1 глава
Тусклое, бледное, с затуманенными чертами и невыразительным носом лицо всё быстрее обретало оттенки жизни. Шутовская одежда в сочетании с отчаявшимся взглядом выглядела несуразно, и лохматые волосы, будто в знак протеста, никак не укладывались под колпак. Иголка продолжала мелькать в руках Кукловода, иногда он пересаживался за другой столик и делал стежок на швейной машинке, иногда бегал на противоположный конец подвала к ящику за лупой или новыми нитками. Одиноко висящая над столиком лампочка начинала покачиваться от каждого его малейшего движения, а вместе с ней танцевало и освещение, которое, пару минут спустя, исчезло совсем. Отсутствие свечей немного погрызло безработную совесть, холодно развеяло разыгравшееся вдохновение и отправило спать.
Ватная нога Шута часто покачивалась из-за ветра, иногда проходившего через щели в потолке, из-за дыхания спящего Кукловода, из-за пробегающих по столу и под столом крыс, в конце концов она просто покачивалась, Шут был достаточно нервным и за период своей жизни, хоть и пока не столь продолжительной, уже успел взять эти действия в привычку. Желание пожестикулировать руками ему приходилось в себе убивать из-за непрочных швов на кистях, а изъяны недоработанного лица изрядно ограничивали в мимике. Тем не менее вышитые зигзагом глаза привыкли к темноте и уже могли чётко наблюдать происходящую вокруг прогрессию – репетицию спектакля. Множество сделанных из абсурдных кусков ткани кукол обыгрывало какую-то сценку, без помощи Кукловода. До Шута доносились чьи-то выкрики, мотивы песен, а иногда и оторвавшиеся от какого-нибудь чрезмерно порывистого актёра клочки ниток.
2 глава
Утром Шута разбудил стук сердца, умирающего скоропостижным творческим отчаянием. Кукловод с охапкой кукол, репетировавших этой ночью, спускался вниз по скрипучей лестнице, предварительно стремительным ударом захлопнув ветхую дверцу. Он положил актёров на место, а сам сел на табуретку в самом тёмном углу подвала и начал щёлкать зажигалкой, наблюдая за то потухающим, то снова появляющимся огнём. Так прошло утро.
После полудня Кукловод продолжил корректировку шута. Исправив какой-либо шов, он начинал смотреть на новую куклу, будто говоря: "На тебя последняя надежда". Стук сердца хозяина больше не резал Шуту уши своим отчаянием, но колко пробирал до мурашек больным смирением. Даже когда в швейной машинке в десятый раз застряли нити, лицо Кукловода ни на миг не потеряло спокойствия. К вечеру Шут был помещён в облезлый ящик к остальным актёрам.
Этой ночью репетиций не происходило. Вероятно, прошлая постановка не взошла на пьедестал всеобщего признания. Это даже немного обрадовало Шута, потому что с написанием нового сценария увеличивался шанс того, что он получит роль, а может, и несколько. И наутро ему действительно дали одну из самых многофигурирующих ролей. Вся постановка завязывалась, развивалась, кульминировалась и развязывалась вокруг него. В этот же день состоялась премьера. Премьера, навсегда вошедшая в историю кукольного театра как самая задушевная игра бездушных актёров. Овациям и аплодисментам не было предела, а вскоре про "прекраснейшего Шута" начали сочинять песни, легенды и оды. А ещё через пару мгновений он проснулся.
Ящик был пуст. Подвал тоже. Шут вскарабкался на лестницу и прислонился к дверце. С улицы доносились гудки машин, шуршания колёс и постукивания каблуков. Кто-то чему-то восхищался в рядом расположенной парфюмерии, какая-то девушка спорила по телефону. До спины Шута коснулось нечто тощее и холодное. Обернувшись, его глаза столкнулись с мучительным взглядом исхудавшей острозубой крысы. Шут закричал и упал на пол; крыса, испугавшись, убежала под стол. Весь оставшийся день он провёл в ящике.
К вечеру вернулся Кукловод. Его руки помимо кукол держали охапку свечей, стопку разноцветных листов фетра и метровый рулон ситца. Он осветил всё пространство вокруг стола и начал рисовать шаблоны крохотных платьев, рубашек и галстуков. Куклы в ящике бурно обсуждали реалии прошедшего дня.
– За ночь переделать половину сценария и, даже не записывая, запомнить! Наш Кукловод – истинный гений! – восхищался скрипач.
– Без нашего таланта импровизационной игры он бы мало чего достиг сегодня, – фыркали плюшевые овцы.
На следующий день начались работы по созданию новой постановки. Шуту наконец отвели роль, хоть и незначительную, однако её было достаточно, чтобы он смог раскрыть глубины своей харизматичности. Во время выступления он не только не допустил ошибок, но и спас ситуацию во время неловкой паузы из-за забытой королём реплики верхом своего остроумия. Толпа ликовала, а некоторые требовали бенефис Шута. Кукловод наконец улыбнулся, что весьма уникальное явление. А через несколько мгновений Шут вновь проснулся в пустом ящике.
3 глава
В соседней парфюмерии велись переговоры, наполненные возмущённостью. Настроение более негодующее было разве что у девушки, вновь спорящей с кем-то по телефону. Шут теперь часто мог проверять голоса за дверкой – крысы его не трогали и даже побаивались.
Кукловод вернулся сегодня довольно рано. С собой он принёс кукол, новую зажигалку и чувство страха. Страха, что всё закончится, не начинаясь. Его глаза были полны искусства прошлой ночью, когда он создавал дебютировавшую сегодня постановку. Его глаза были полны предчувствия и надежды до её создания. Его глаза были полны порванных ниток, пытающихся сплестись вновь, каждый раз, когда его сценарии не получали должного почтения. Но сегодня его глаза были бездонны и мертвы. Всю ночь он щёлкал зажигалкой.
К пяти утра глаза Шута обрели бодрость звезды Сириус. Убедившись, что все находящиеся в комнате души спят, он начал бродить по подвалу. Ватные ноги вели его то к маленькой игольнице, то к полке со специями, то к зелёным стеклянным бутылкам на полу, то к мусорке. В последнее он раньше не заглядывал, по мизофобным соображениям. Однако любопытство превзошло его чистоплотность и заставило забрести ватные ноги на стенку коробки с мусором. Обычный хлам: нитки, скомканные шаблоны, поломанные зажигалки. Шут спрыгнул обратно и пошёл к двери. Тётенька со спорящим телефоном была на удивление спокойна, а парфюмерия ещё закрыта. Но совсем рядом ощущалось чьё-то отчаянное негодование. Шут посмотрел на улицу из всех дверных щелок и не обнаружил ничего подозрительного. Ватные ноги начали двигать назад к ящику и поворачивать за собой голову. Взгляд Шута остановился на овечке. Она стояла на третьей ступеньке и смотрела ему в глаза. Шут видел её в первый день своего появления, но больше они не встречались.
– Август! Это ты? Где ж ты был? – Шут спустился к третьей ступеньке и ожидал ответа. Август указал взглядом на мусорку и продолжил пристально смотреть на Шута.
– Как? Это.. то есть.. Тебя? Туда! За что? – сознание Шута не привыкло видеть овечек, живущих на мусорке, и всеми силами пыталось понять происходящее. Он знал, что кукла может временно быть непригодна, как он, но это исключительно дело времени и сценария. Тем не менее, каждая сценка без его присутствия рвала его ватное сердце на кусочки, и теперь он попытался представить, что чувствует актёр, зная вечность своей непригодности. Если все разочаровывающие его надеющуюся душу сны отдавались в нём чем-то, сравнимым с уколом, то придумать сравнение мусорке он не мог. А кукол, как и людей, настигает страх, когда они смотрят в глаза чему-то несравнимо бездонному. Поэтому Шут не мог держать взгляд на глазах Августа, а лишь смотрел себе в ноги и мямлил несуразные слова сожаления.
4 глава
Сознание Шута продолжало бредить актёрскими мечтами и разочаровывать его восприятие реальности. Падать духом ему не позволял лишь Август: последний месяц они были неразлучны. Они придумывали собственные постановки, делали себе "реквизит" из хлама в мусорке, передразнивали голоса из парфюмерии, ставили ловушки для крыс, но весьма безобидные. Кукловод последние дни занимался написанием нового сценария, сегодня должна состояться премьера. В основе лежала классическая трагедия с красивым началом и драматичной смертью главных героев – придумывать что-то своё Кукловод перестал, люди отказывались принимать самобытные постановки. После последней неудачной премьеры ему пришлось прекратить борьбу с клишированными сценками и смириться с поражением. Он выкинул все предыдущие сценарии, перешил костюмы и отвык щёлкать зажигалкой. Его любовь к куклам охладевала, и участники актёрской труппы всё чаще летели в коробку с мусором.
Шут лежал в ящике и ждал возвращения хозяина. Кукловод вернулся радостным, но его улыбки давно забыли суть искренности. Он подшил костюмы, включил радио на минимальной громкости и начал создавать новую постановку. Шут видел, как над потолком летают плюшевые овечки, как руки Кукловода машут что-то очень красивое, как пауки убегают то в один угол, то в другой. Незаметно Шут осознал, что находится в руках Кукловода. Тот положил куклу к остальным, отошёл на середину подвала и посмотрел издалека, затем вернулся, взял Шута и бросил в коробку с мусором. По потолку продолжили летать овечки, пауки запаниковали, но Шут теперь разглядывал это с трудом – мешали слёзы на аккуратно вышитых глазах.
5 глава
Даже чертёж ракеты мечтает о космосе – актёр тем более не может жить без ролей. Он ни не может, он боится такой жизни. Каково быть жонглёром, которому навсегда закрыты двери цирка? Шут муторно осознавал происходящее, но явно знал, что будет делать.
Колдунья с фиолетовой шляпой жила в мусорке уже неделю, из-за оторвавшейся руки. Плащ укрывал этот изъян, однако актриса из-за травмы стала плохо справляться с ролями.
Много последующих дней Шут с Августом осваивали швейную машинку. К концу недели дубликат руки был готов. Колдунью поместили в актёрский ящик. Прощаясь, Шут посвятил её в свои леденящие кровь планы.
Кукловод организовал сценку с участием Колдуньи. Начало премьеры очаровало всех присутствующих, однако концовку никто не увидел. Отравленная игла под плащом Колдуньи навсегда лишила мира гения кукольного театра. Беспризорных актёров отвезли на горящую свалку.
Оглавление
1 глава
2 глава
3 глава
4 глава
5 глава
Последние комментарии
1 день 10 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 18 часов назад
2 дней 22 минут назад
2 дней 28 минут назад