Запах скорости (СИ) [trashed_lost] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

— Пошел на хуй!

— Юра…

— Я сказал, отъебись, Витек! Сложно оставить меня в покое, хоть ненадолго?

Хлопаю дверью, щелкаю замком в ручке. Сую наушники в уши, врубаю плеер на полную громкость, плюхаюсь на кровать. Неужели Виктор не понимает, что мне нужно побыть одному?

У кого-то в девятнадцать вся жизнь еще впереди, у меня — уже в прошлом. Кто я такой? Юрий Плисецкий, двукратный чемпион России, Европы по фигурному катанию, победитель Гран-при. Подающий надежды, талантливый-преталантливый, ледяной тигр России. Казалось бы, живи да радуйся, тренируйся да заваливай дальше своих соперников…

Еще года четыре назад так и было. А потом — сплыло.

Понавылезло их из юниоров, молодых да ранних: более быстрых, более выносливых, более гибких. И, как я ни старался, меня начали оттеснять: сначала серебро, потом бронза… Я возмутился, поднажал, снова взял пару золотых медалей на соревнованиях. А потом все — бесповоротно и безоговорочно оставили позади.

молчать убегая от этих дней забывая кто ты стиснув зубы сильней

Я не мог с этим смириться. И до сих пор не могу. Не хочу, чтобы на меня смотрели с жалостью: вчерашний победитель, который не может достойно уступить дорогу. «Юрочка, такова судьба любого спортсмена, особенно в катании…» — пытался вчера заливать Яков на тренировке, но я его оборвал.

«Я не любой».

Почему не сделать громче этот ебаный телефон?!

твой взгляд прожигает меня словно порох

прожигает как порох

Я способен на большее, я знаю. Мне мало катка, взлетел бы в небо, дал бы кто крылья. Посмотрел на новое поколение «подающих надежды» недавно: все грязно, неаккуратно, недокруты, перекруты, шмякаются об лед, как куски говна. Зато носятся как угорелые. За это теперь медали дают?

На стене напротив фото с последнего Гран-при. Я там еще рожи корчил, не хотел в камеру смотреть. Знал бы, что потом будет, лыбился бы, как последний идиот.

стою как нищий на коленях у ворот Иерусалима как император Рима

Через месяц — чемпионат. Еле вывез ради этого седьмое место в Кубке России, слажав во второй части произвольной. Яков ни ругать, ни хвалить не стал, у него сейчас другие фавориты. Спросил, что мне делать, чтобы подняться выше по таблице, — пробуркал что-то невнятное. Понятно, надежды никакой, придется самому продумывать тренировки и новые челленджи. В этом я мастер — создавать себе трудности.

Витя опять стучится. Сквозь музыку не слышу, вижу только, как дверь дрожит. Достал, блять, даже дома покоя нет от него, мозги канифолит круглосуточно. «Я твой старший брат, я должен за тобой присматривать…» Мне уже девятнадцать, сука, я совершеннолетний! Когда ж ты сгинешь-то отсюда, а?!

еще немного пороха и ты просишь меня на бис

— Юра, тебе сегодня в колледж надо? Не забыл?

— Не надо.

— Доиграешься ведь, что тебя отчислят.

— Я сказал, не надо, что тут непонятного?!

Похоже, сегодня мне спокойно в своей комнате полежать не удастся. Придется выйти на улицу, пошляться где-нибудь несколько часов, пока Витя не свалит на свою вечернюю трень. Может, даже купить пива. В колледже сегодня пары, но похуй. Не хочу. Настроение — ниже плинтуса.

Встал, по-быстрому распихал вещи по карманам: кошелек с мелочью, телефон. Вышел в прихожую, натянул кеды. Виктор стоял в полутемном коридоре, в майке и трениках, опершись плечом на стену.

— Скажи хоть, во сколько домой придешь.

Молча стянул с вешалки куртку, снова заткнул слуховые проходы наушниками и вышел, не закрыв дверь на ключ.


На дворе гребучая поздняя осень, темнеет рано, кругом слякоть и сырой туман. Вывалившись из подъезда, просто побрел куда глаза глядят, вглубь жилого массива. Не хотелось ровным счетом ничего. Жизнь как будто потеряла смысл, все краски посерели. Проходящие мимо люди казались пустолицыми манекенами.

Я хотел побеждать, а победы ускользали у меня из-под носа — мне все время чего-то не хватало, чтобы быть сильнее своих соперников. Я не представлял будущего без фигурного катания: я занимался им с детства, я видел себя чемпионом — я был им!.. Осознание того, что будущее, не успев наступить, уже превращалось в прошлое, вызывало почти физическую боль. В моей голове мне по-прежнему было пятнадцать, и я не хотел, не мог принимать свое поражение.

и ветер уносит обрывки фраз вспышками мертвого солнца и пылью окутает нас

Холод пробрался под легкий бомбер, я крепче стиснул руки в карманах. Был бы жив дедушка, было бы все иначе…

Кто-то сзади дотронулся до моего плеча, и я резко обернулся, дернув наушники за провод. Передо мной стоял какой-то пацанчик в «абибасовской» куртке и серой шапке.

— Юра?