Тотем Человека [Анатолий С. Герасименко] (fb2) читать постранично, страница - 110

момент, когда я их увидел, Стокрылый шагнул к Черному и нагнулся. Одной рукой Стокрылый с силой отвел ладони Черного от лица, а другой дал ему пощечину.

Черный смотрел на Стокрылого — долго, целую секунду, а может, и того больше. Затем Черный улыбнулся. Черный поднялся на ноги и воздел руки к небу. Черный закричал, как разъяренная кошка — я никогда не слышал, чтобы так кричали люди — и бросился на Стокрылого.

А потом прямо в них ударила молния. Ослепительно-голубая пустота расколола мир пополам: выжгла мозг, тысячевольтным током прошла по каждому нерву. Взорвался гром — то был отец всех громов, великий, страшный и беспощадный. Вселенная лопнула перед самым моим лицом, грохот скомкал меня, перемешал внутренности, раздробил каждую косточку в истерзанном теле и швырнул меня на землю.

И все кончилось.

Остался только дождь, проклятый, вечный, грузный, ледяной. Я лежал на спине с открытым ртом, и пил этот дождь, и не мог напиться. «Дина! — позвал я, не слыша собственного голоса. — Ди-на…» Надо мной возникла Дина. Это был, наверное, самый счастливый момент в жизни. Она сказала что-то, беззвучно двигая губами. «Что?» — заорал я. Она, исказившись, прокричала слово в самое ухо, и на этот раз я услышал: «…лния». Дина подала руку, и я кое-как встал. У Дины был такой вид, будто она полдня валялась в известке, а потом упала со скалистого обрыва, причем приземлилась опять-таки на кучу известки. У меня вид был не лучше. Ливень омывал нас, оставляя на одежде белесые потеки. Дина посмотрела туда, где до катастрофы был автомобиль, Стокрылый — и Черный. Ахнула и побежала. Я поплелся следом.

Автомобиль стоял, как стоял раньше. Во всяком случае, повреждений на нем заметно не было. Подле него лежало дымящееся черное бревно. Очки чудом не расплавились и тускло блестели на обугленном лице — то был Стокрылый. Рядом лежал Черный, почти голый, в лохмотьях джинсов, с багровыми полосами через всю грудь. Дина упала рядом с ним, обняла, прижалась. Черный застонал и стал махать в воздухе руками. Он что-то пытался сказать — косноязычно, непонятно. Я встал над ним, хотел поймать его за обожженную руку, но он задергался, глядя куда-то вверх, и я понял, что он ничего не видит. Потом он опять застонал. Дина гладила его по голове, не давала вставать, успокаивала.

— Что стоишь, — бросила она мне, — «Скорую» вызывай!

Дождь превратился в сплошную стену воды. Я начал хлопать по карманам, понимая уже, что потерял телефон. Вокруг меня собирались прихожане Стокрылого, живые, здоровые, ничего не понимающие. Кто-то заплакал, бросился к обгорелому мертвецу; кто-то принялся громко молиться на латыни. «Телефон, — сказал я громко, — Дайте телефон, в „Скорую“ позвонить!» Мне протянули сразу несколько трубок, но это было уже не нужно, потому что я услышал совсем рядом завывания сирены и увидел синие всполохи проблескового маячка. Прихожане медленно собирались вокруг трупа Стокрылого. Дина лежала на земле рядом с Черным. Тот успокоился, только водил лицом, словно искал кого-то, и о чем-то тихо спрашивал Дину. Дина так же тихо отвечала, обнимая его, прижимая руки. Черного то и дело сотрясала дрожь. Я снял куртку, встал на колени и укрыл его. Надо было пойти встретить «Скорую» и показать водителю, куда ехать. Надо было посмотреть, как там Саша. Надо было…

— Кто это? — спросил Черный, глядя невидящими глазами в мою сторону.

— Это Тим, — сказала Дина. Она обвила его ноги своими, держала за плечи — и все равно Черного били сильные судороги.

— Тим, — сказал Черный и взмахнул рукой. — Не вижу ничего… Тим?

— Привет, — произнес я. Честно говоря, это было все, что я готовился ему сказать.

— Привет, — сказал он. — Дай руку…

Я поймал его ладонь и сжал. От запястья до самого плеча по руке змеились красные линии, похожие на водоросли. Знаки молнии — вот как это называется. Знаки молнии.

— Живой, — сказал Черный и улыбнулся. Я хотел спросить, о ком он говорит — о себе или обо мне, но тут он перестал улыбаться и запрокинул голову. Я сказал: «Черный», — но меня отодвинули в сторону, и кто-то в синей врачебной форме наклонился над Черным, а кто-то другой в синей врачебной форме стал копаться в своем чемоданчике, а кто-то третий в синей врачебной форме подкатил носилки. Черного подняли и положили на эти носилки, а я все звал: «Черный, Черный» — и продолжал повторять его имя, когда помогал затащить носилки в машину, и потом, сидя в машине, все звал и звал его — пока не понял, наконец, что Черный меня не слышит.

Эпилог

В больницах всегда пахнет смертью. Даже в маленькой районной поликлинике — вотчине хирургов-алкашей и толстых медсестер — даже здесь кто-нибудь когда-то умирал. А если и нет, то здесь все готово к смерти. Каждая больничная койка мечтает стать катафалком.

У Саши я пробыл совсем недолго, она все еще была без сознания. Тем более, в палате круглосуточно дежурил Боб — а сейчас я был вовсе не нужен Бобу, Бобу раздавленному, Бобу смятенному, Бобу,