Сила страсти [Надежда Бер] (fb2) читать онлайн

Сила страсти

1. Доктор

Солнце садится за дальнюю сопку. Вечер опускается на землю. По деревенской улице устало бредут два вола за своим хозяином. Весь день животные трудились на пашне и теперь возвращались домой. А их хозяин — красивый парень, ростом высок, в плечах широк, темно-русый чуб набок, рубаха потом пропитана, но он молод и силен, шагает бодро, а как же, в деревне девушки на него глядят, любуются: Силантий Маркер с пашни идет, самый завидный жених села Чертогово…

Впереди пылит дорога, конная повозка едет навстречу Силантию. «Кого это принесло к нам в деревню?» — подумал он и присмотрелся.

Тарантасом управляет смуглый немолодой мужчина в городском костюме. На сидении — девушка в черном одеянии. Возле бревенчатого здания лечебницы мужчина натянул вожжи, и конь остановился. Мужчина ловко соскочил на землю и галантно подал руку своей спутнице. Но не успела она покинуть тарантас, как конь вдруг шарахнулся и поскакал, девушка, испуганно взвизгнув, упала обратно на сиденье, судорожно ухватившись за поручни. Чего испугался конь, почему понес, Силантий не понял, но быстро среагировал, не позволил повозке промчаться мимо, ухватился за оглоблю, задержал на ходу коня. Сила-то не меренная, недаром он Силантием зовется. Захрипел конь, бьет копытами землю, но Сила крепко его держит.

Тут же народ сбежался, охают, ахают, удивляются, силой Силантия восторгаются.

Силантий взглянул на юное создание в тарантасе — девушка совсем молоденькая, глаза темно-зеленые, огромные, волосы черные под платком слегка растрепались. Она с ужасом и благодарностью уставилась на своего спасителя. Просто богатырь былинный перед ней. Взгляды их встретились.

— Роксана, детка! Ты не ушиблась? Что болит? — взволновался приезжий мужчина, принимая из тарантаса испуганную девушку.

— Все хорошо… — пролепетала она.

Мужчина перевел взгляд на Силантия.

— Благодарю Вас, молодой человек! Позвольте представиться. Доктор Прайс, к Вашим услугам. Герман Иванович.

Доктор протянул свою руку Силантию, и тот, растерявшись, вытер свою ладонь о рубаху, прежде чем обменяться рукопожатием с доктором.

— Силантий — произнес парень.

— Ты храбрый и сильный, Силантий, — похвалил его врач, обнимая за плечи девушку, — ты спас мою Роксану.

— Ваша дочь? — спросил Силантий.

В глазах доктора мелькнул хищный блеск, а губы дрогнули в злобной усмешке.

— Роксана, моя жена — произнес он, обозначив свои права на юное создание.

Рот у Силантия непроизвольно приоткрылся, и он проговорил:

— Жинка? Вот как… Ну я… это пошел…

И Силантий глянул на Роксану разочарованно, она же, густо покраснев, опустила голову. Парень отправился дальше по улице, вслед за волами, которые неспешно шагали в сторону своего дома. Отойдя на приличное расстояние от собравшейся толпы, Силантий пробормотал недовольно:

— Жинка, она такая молодая. Старый козел…

Он думал никто его не слышит, но тут рядом возник его закадычный друг — шустрый Микола.

— Эй! Сила! Народ гутарит, ты опять отличился?

Силантий только рукой отмахнулся.

— Доктор новый в лечебницу приехал. Где он раньше был? Когда половина деревни от холеры помирали…

Сила был раздражен и недоволен, но рассказать другу в чем причина его недовольства не мог, да и сам не очень понимал. Увидев перепуганную девушку, он успел подумать: «Вот та, что судьбой мне послана!» А она оказалась замужем за стариком. Почему так жизнь несправедлива?

Тем временем, санитар Поликарп прибежал навстречу доктору и увлек приезжих в дом, где раньше жил врач Антон Антонович, который во время эпидемии, заразившись, умер, а больные жители села остались без медицинской помощи.

— Располагайтесь, господин доктор! Не сомневайтесь, здесь чисто. Жена моя все помыла, почистила — тараторил услужливый Поликарп. В лечебнице он числился и санитаром, и дворником, истопником.

Жена его Галина тоже пришла, принесла пирог и молока парного, на стол накрыла.

— Называйте меня Герман Иванович, без господина. Не принято нынче такое обращение — усмехнулся доктор.

— Как прикажите, Ваше благородие… Извиняюсь, Герман Иванович.

Доктор тщательно помыл руки в рукомойнике, прежде чем за стол сесть, пригласил и Поликарпа.

— Расскажи-ка, милейший, про парня того, что коня усмирил, про Силантия. Кто он такой?

— Силантий… он второй по силе силач в деревне.

— Второй? А первый кто?

— Знамо дело, кто. Его отец Остап Маркер — первый, а Сила — второй…

Поликарп, довольный вниманием нового доктора, начал свой неспешный рассказ про Остапа Маркера.

— Жил Остап Маркер на зависть всем соседям хорошо, в достатке. Хозяйство крепкое, хата богатая. Была у него жена работящая, да трое сыновей — помощников…

— Почему была, а сейчас?

— Пришла к нам в село зараза эта проклятая — холера, как смерть с косой и пошла косить народ. Сначала жена Остапа заболела, а за ней два младших сына. Унесла холера их души. Овдовел Остап. Было у него три сына, остался один, старший, первенец Силантий, самый крепкий, самый здоровый. С тех пор и живут Остап и Сила вдвоем в своей хате. Тяжело без бабы, конечно…

— Холера с китайской стороны приходит. Часто ли наши крестьяне с тем берегом контактируют?

Поликарп растерялся, не совсем понимая значение последнего слова, но мужик он был сообразительный, ответил:

— А-то как же! На Пасху целая ватага с той стороны приходила.

— Зачем?

— Ясно дело, в гости к друзьям, такой праздник китаёзы не пропускают. Наши тоже к ним шастают. Выпить да закусить все любят. Да и так, дела всякие, торгуются, меняются…

— А вот это напрасно — произнес доктор.

— Так уж повелось — пожал плечами санитар.

Поужинав и обсудив предстоящие дела в лечебнице, Поликарп с женой ушли. Доктор, откинувшись на спинку стула, внимательно посмотрел на Роксану. Она скромно сидела в уголке и помалкивала.

— Садись, поешь — великодушно пригласил доктор жену за стол.

Она послушно уселась напротив мужа. Запах пирога давно привлекал ее, но есть без разрешения мужа, она права не имела.

— Ты что, думаешь я не заметил, как ты смотрела на молодого крестьянина? — спросил доктор.

Она опустила глаза.

— Я не смотрела, я просто испугалась.

— Не ври мне, Роксана!

Он повысил голос, и она, втянув голову в плечи, замолчала.

— Вот так, лучше не спорь со мной, женщина. Быстро ешь и застели постель, буду отдыхать с дороги… Завтра много дел с утра.

В углу стоял дорожный сундук с вещами, привезенными с собой. Роксане нужно разобрать все это добро и обживаться на новом месте…

2. Горькая участь вдовца

Тяжела, печальна участь вдовца. Остался Остап без жены. Некого стало за волосы оттаскать в минуты раздражения, плеткой отстегать за провинность. Остап бил жену свою Матрену в воспитательных целях, без злости, не в полную силу, понимал, что запросто может зашибить до смерти ненароком. Однако, нравилось ему это состояние — женский страх, покорность, власть над нею, когда она ползала в ногах, просила прощения. «Жена да убоится мужа своего» — так еще дед ему объяснял, читая Писание.

Как Остапу не хватало жены! Плетка висела на почетном месте, да кого ж ей отстегаешь? Сына единственного, так ему это, что слону дробина, да и силы у Силантия с каждым годом все больше, и Остап подозревал, что не совладать ему уже с наследником.

Бабских дел по дому выше крыши — коров подоить, свиней накормить, еду приготовить, воды наносить, стирка, опять же — это уж вовсе позорно: белье на реке полоскать с бабами. Приходится вдову Русакову нанимать, да невыгодно это, затратно.

А как не хватает жены в постели, нет рядом мягкого теплого тела, которое можно помять среди ночи… Жена и дети умерли ранней осенью. Зимой Остап очень тосковал. А весна наступила — пора поле пахать, боронить, семенами засевать. Как говорится: «Умирать собирайся, а рожь сей». Да и не собирался Осип помирать, жизнь хороша…

— Дядька Остап! К нам пойдем. Мамка борщ сварила! — крикнул с порога Микола.

Долго уговаривать не пришлось, сватья Оксана на ужин приглашает. Борщ! Всколыхнулась душа. Слюнки потекли. «А какие борщи Матрена варила! Наваристые, аж ложка стоит. А я еще, дурак, упрекал ее, сватью Оксану в пример ставил. Ты, говорил, Матрена, простодырая, продукты не бережешь, транжира. Скупость — не глупость. Поесть бы сейчас того борща от Матрены. У Оксаны борщи пожиже, экономная баба, прижимистая»

— Здоровеньки булы, сваты! — говорит Остап, входя в хату Головнюков.

Назар, с детства Остапу друг, и живут они по соседству, и сыновья их Сила и Микола дружны.

— Здоров був, Остап. Проходь, сядай на лавку.

Сватья Оксана суетилась у печи, ей помогала дочь Ганна. На большой широкий стол, укрытый белой скатертью, поставили пышный хлеб, сало, миски с борщом. Хозяин графин с горилкой достал. Пришли сыновья русоволосый и крупный Силантий и чернявый низкорослый Микола, сели за стол.

— Пашню засеяв, пора и горилки испить…

Выпили, крякнули, обсудили погоду и новости. Молодежь на вечёрки ушли, а старики остались, продолжая разговоры.

— Хорошечно у вас… А у нас с Силой, пусто в хате, — пожаловался Остап.

— Без жены и хата ваша осиротела. Раньше-то, бывало, только солнце весеннее пригреет, Матрена выходит стены умазывать да подбеливать, и так каждый месяц. Чем хата белее, тем хозяйка милее. А сейчас посерела, потемнела хата без хозяйки-то — сказала Оксана.

Остап нахмурился, про беленые стены он как-то не задумывался, не замечал. «А ведь и правда, облупилась местами известка, нету прежней белизны. Надо бы Силантия поднапрячь, или Феклу нанять, пусть подмажет и побелит»

— Жениться тебе надо, Остап, вот и все дела — посоветовал Назар.

— Само собой, надо, — вмешалась Оксана — без женщины, что за жизнь? Вдова Русакова, чем не жена? Работящая, чистоплотная…

— Вот, глупая баба! За каким лешим Остапу старая корова, когда он может и телушку огулять! — заржал во весь голос Назар.

— Фу, ты! Охальник! — фыркнула Оксана, свела свои широкие черные брови в одну линию.

— Это ваш, бабий век короткий, а мужик, в любом возрасте жених… Давай выпьем, сват!

Горилка разгорячила кровь, Остап глянул на сватью. Оксана — круглолица, черноброва, над верхней губой усики пробиваются, бока расплылись, лоб низкий, волосы черные редкие. К тому же частенько сватья на мужа голос повышает. Как Назар это терпит? Давно бы плетью отхлестал, была бы как шелковая. Но не в этом дело, пусть живут, как хотят. А вот дочь их Ганна, в мать пошла, значит, такая же будет, и на вид неприглядна и нрава строптивого… Давненько дело было, когда у Оксаны дочь родилась, Остап с Назаром сговорились, что поженят детей: Силу и Ганну, с тех пор и стали они сватами друг друга называть. Быстро время летит, и теперь, Ганна в пору входит — невеста, а ведь Силантий — хлопец видный, за него любая красавица с радостью пойдет. А ему придется на Ганне жениться. И Остап даже пожалел сына. Отказаться нельзя — друг Назар обидится, да и приданное за Ганной хорошее, это важно. А то, что нрав строптивый, так пусть Силантий ее воспитывает, для этого плетка в их доме на почетном месте и висит…

Напившись горилки, Остап к себе ушел, в свою хату, плюхнулся на кровать, и опять пожалел, что нет у него жены, даже сапоги с него стянуть некому, пришлось самому утруждаться…

Прежде чем уснуть, вспомнил про вдову Русакову, хороша была Фекла в молодости, вышла замуж за Никиту Русакова, нарожала девок, в живых трое остались, все девахи ничего такие, справные и работящие. А четыре года назад муж на войне погиб и стала Фекла солдатской вдовой. Тяжело без мужского плеча, Фекла с дочерями за всякую работу берется — и у Назара батрачат на сезонных работах, и Остапу помогают с домашними делами. Да что проку, на жизнь хватает, а вот приданное у девок скромное. Кто их возьмет? Старшие дочери Акулина и Любава в пору вошли, а женихов нет, младшая Настя мала еще… А сама Фекла, хоть в самом соку, баба, но и правда, для замужества старовата.

3. Вечёрки

Закадычные друзья Силантий и Микола, а за ними Ганна, пришли на вечерние посиделки, и сразу вся молодежная компания оживилась, девушки заулыбались, песню затянули звонкую, гармонист Лешка мелодию заиграл веселую, а озорная Ганна сразу в пляс пустилась, с нею на круг Акулина вышла, старшая дочь вдовы Русаковой. Коса у Акулины русая, глаза синие, фигура красивая, стройная, крепкая, движения плавные. Силантий залюбовался, эх, хороша Акулина, а вот, жениться придется на Ганне, родичи сговорились, а его не спросили. Раньше он не волновался по этому поводу, ну невеста и невеста. Сколько себя помнил Сила, семьи Маркеров и Головнюков дружили, и породниться хотели. Но когда Силантий повзрослел, то он на других девушек стал посматривать. Вот на лавочке сидят сестры Акулины — Любава и Настя, семечки щелкают и хихикают, на парней поглядывая. Тоже миловидные девчонки.

Лешка устал, поставил гармошку на лавку. Девушки зашумели.

— Ну, Леш, чего ты?! Поиграй еще!

— Цыц! Сороки! Отдохнуть надо.

Перешли на разговоры, лениво перебрасываясь шуточками, обсуждали новости села.

— Слыхали, новый доктор приехал?

— Не только слыхали, та и бачили! — сказал Микола, и подтолкнул локтем друга — верно, Сила?!

— Угу…

— Шо, угу?! Расскажи обществу, как жинку докторскую спас… Как доктор тибе руку тряс.

— Ну, так Сила, как всегда, прославился и даже жинке той понравился — хихикнула бойкая Любава, а Ганна подозрительно на нее глянула.

— Шо ты брешешь, Любка?

— Что сразу брешешь? Что люди говорят, то и повторила. Жена у доктора дюже молодая, только дикая, пугливая, молчит, зашуганная какая-то, — заявила Любава — так про нее Галина Поликарпова сказывала у колодца.

— Роксана ее зовут, она уже тяжелая, бабы заметили — сообщила Акулина.

Услышав это, Силантию почему-то нехорошо стало, большие зеленые глаза — испуганные и жалобные, не выходили из ума. Красивая, тоненькая, хрупкая, как тростиночка. Девчонка совсем, а рядом этот старый холеный мужик, обнимает ее, и Силе это неприятно, хотя какое ему дело? Она — чужая жена, чего на нее заглядываться. Да еще и беременная, старый козел ей ребенка заделал. «И чего я на него взъелся? Он муж — вот и заделал, но почему так обидно и жалко ее?»

— А откель доктор приехал? — поинтересовался Лешка — гармонист.

— Доктор этот, Герман Иванович, на Тибете был, там врачевать учился у монахов — рассказала Любава.

— Доктор старый или как?

— Не молодой, но мужчина интересный, сразу видно, ученый, городской. А глаза такие, прямо всех насквозь видит — говорила Любава, а все слушали ее, рты раскрывши…

Лешка, тем временем, отдохнул и заиграл плясовую. Микола, желая поразмяться, вышел станцевать вприсядку возле Любавы. А Силантий покинул компанию, решил поразмыслить в одиночестве о своем непонятном состоянии, почему тоскливые мысли тревожат его душу?

Полная луна освещала окрестности, Силантий, прислонившись к тыну, задумчиво всматривался в сторону реки, что протекала неподалеку. На том берегу начиналась китайская сторона…

— Сила, а ты чего ушел? Скучно стало? — голос Акулины отвлек от мыслей, девушка приблизилась к нему. Слишком близко. Глаза в ночи сверкали, дыхание ее слегка участилось. Ее близость Силу взволновала, он догадывался, что Акулина давно по нему сохнет.

— Потанцевал бы со мной… Али невеста не велит, Ганна, приревнует? — спросила она насмешливо.

— Кто она такая, шоб ревновать… — ответил он хрипло, кажется, дышать трудно стало. А руки сами потянулись к Акулине, когда ее талия оказалась в его объятиях, она сказала игривым тоном:

— Ты что делаешь, Сила?

Но он не ответил, прижал девичье тело к себе, и она сама потянулась за поцелуем. Жадно и страстно сминал он ее губы, а руками сжимал стан, так что чуть косточки не затрещали.

— Подожди, раздавишь. Сила есть, ума не надо — пошутила она, пытаясь отстраниться, когда их губы разомкнулись. Но не тут-то было, вырваться из плена его рук непросто.

— Пусти, Силушка.

— Не пущу, сама ведь хочешь меня — прохрипел в ухо, а ладонью сжал ее грудь, так, что Акулина жалобно ойкнула.

— Не надо, Сила…

— Що не надо? Дразнишь мине? Не люб? — обиделся Силантий, сама с ним заигрывает, а потом оттолкнуть решила, так не пойдет. Желание у Силы разыгралось, кожа у девушки гладкая, а волосы цветами какими-то пахнут, хотелось гладить, трогать ее, тискать грудь упругую.

— Люб, конечно, люб, Силушка. Но не здесь же, увидит кто — прошептала она взволованно.

— Пойдем куда подальше.

— Нет, нет… не сейчас, не сегодня.

— А когда? — спросил он раздраженно.

— Завтра… приходи завтра к старой иве. Не сердись, Сила.

Это было так неприятно, зачем ждать? Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Хотя сам тоже волновался, не знал, как далеко могут зайти их любовные игры.

Акулина все-таки выскользнула из его объятий, пригладила волосы, оправила платье и поспешила обратно в компанию молодежи. Через несколько минут и Сила вернулся на лавочку. Гармонист выводил плавную мелодию, и парочки танцевали, притаптывая дорожную пыль. Микола прижимал в танце Любаву, которая что-то говорила ему на ухо. «Похоже, друг Микола в Любку втюрился» — хмыкнул Силантий.

— Сила, пошли плясать!

Ганна схватила его за руку.

— Не-а, не хочу.

— Ну, Сила, що такой бука? — обиделась Ганна.

А Силантию совсем не хотелось касаться Ганны после того, как держал в руках соблазнительную Акулину. И подумал, что со временем ему предстоит спать с Ганной в одной кровати, есть за одним столом, и эта мысль совсем ему не понравилась.

4. Старая ива

Тонкую фигурку Силантий издалека заметил. Роксана шла от реки, несла корзину с бельем, на голове платок светлый повязан, черная прядь волос из-под него выбилась, платье прямого кроя намокло по подолу и ноги облепило, животик под тканью обозначился. «Значит, правду гутарят, тяжелая Роксана». Корзину с трудом тащит. Первая мысль, помочь бы ей, да нельзя, она чужая жена, что люди скажут? Роксана Силантия увидела, смутилась, бледные щеки румянец покрыл, а длинные ресницы затрепетали. Чуть заметно кивнула в знак приветствия и, голову опустив, мимо прошла. А Сила сам не свой, забыл, куда следовал. А шел он по воду, малоприятное занятие, возле колодца вечно бабы с коромыслами толкутся.

— Ой! Силушка идет! Батькин помощник, пора тебе Силантий жениться, чтобы по воду жена ходила. Как вы там с отцом, горемыки, живете-то?

— Та ни што, живем помаленьку — отвечает он.

А бабы не унимаются.

— Такие два мужика, сильные да здоровые, да без женской ласки…

— Ты, Сила, бери воду-то, нам не к спеху.

Бабы у колодца пока всем кости не перемоют, не расходятся.

— А ты правда думаешь, что Маркеры без ласки живут? Вдова Русакова вкруг их хаты вертится…

— Так ведь по хозяйству помогает.

— Так и я про хозяйство говорю! И сама Фекла, и дочери ейные. Акулину давно пора замуж пристраивать, ежели засидится в девках, дорогу Любаве загородит. Вот и крутится Акулька возле Силы.

— Ну и зря старается, не по зубам ей Маркер-младший. У него Ганна в невестах. Головнюки — богатые, родни много. А Акулька кто? Сирота. Бесприданница.

— Зато гарна дивчина, все при ней. Такие хлопцам глянутся…

Силантий уже к дому с ведрами подходил, а обсуждение его судьбы все еще продолжалось у колодца.

Образ хрупкой Роксаны из головы не уходил, почему-то подумал, она наверно, как пушинка легкая, если на руки ее взять. Сила рассердился сам на себя. Зачем о несбыточном мечтать? Выкинуть из головы раз и навсегда. Лучше про Акулину вспомнить, она-то вон какая, и красивая, и ладная, и мужа у нее нет, и давно в Силу влюбленная.

По улице спешила к хате Маркеров Фекла Русакова. Женщина она крепко сложенная, энергичная. В руках корзинка с пирожками. Кормить нужно мужиков беспризорных, женихи завидные, что старший, что младший. Прибежала, пирожки на стол поставила, рушником укрыла, и в хлев метнулась — корову доить…

Вечерело, Силантий двигался вдоль реки на место свидания. Раскидистая Ива скрывала от посторонних глаз Акулину, которая с волнением ожидает парня. Захрустели ветки под ногами Силы.

— Акулина, вот ты где заховалась.

— Пришел Силушка…

— А як же.

Он сгреб ее в охапку, целовать начал румяное лицо.

— Подожди, Сила. Давай поговорим…

«А я гутарить сюда пришел» — подумал он, усмехнувшись.

— Опять, ждать, чего еще?

— У тебя же невеста, Ганна. А я, кто для тебя, Силушка? — допытывалась Акулина.

— Я Ганну не выбирал, родичи сговорились. Но она мне не жена… Не хочу ее. А ты кохана, Акулина.

Услышав признание в любви, Акулина расслабилась и позволила более откровенные ласки. И только старая ветвистая ива стала свидетельницей греховного падения молодой девушки…

5. Плетка

— Пора нам, Сила, сватать Ганну, да и к свадебке готовиться. Шоб усе путем було. Глядишь, в Покров и сойдетесь.

Остап подумал, что пришло время свадьбу собирать. Все ведь давно решено, но сын повел себя странно.

— Не хочу жениться. Ганну не хочу.

— Що? — удивился Остап.

— Ганну не люблю. Я другой дивчине обещался.

— Яка така друга дивчина? Отвечай, шельмец!

Остап плетку схватил, вот и пригодилась, принялся охаживать сына по спине, по ногам. Тот уворачивался сначала, потом, получив несколько ударов, рассердился, вырвал плетку из рук отца и переломил ручку через колено.

— Все! Хватит!

Остап был растерян и зол. Кончилась его власть над сыном? Плетка, как символ его власти сломана.

— Как ты посмел, гаденыш?!

— Прости, батька. Только я не маленький уже, сам решаю с кем жить — заявил Силантий.

— И кто она? Кого в жены хочешь?

Показалось, что отец смирился, сел на табурет и готов обсудить с Силой его желания.

— Акулину хочу.

— Гарна дивчина Акулька, только приданого нет. Ганна не така красива, да богата. А що мы Назару скажем? Що, дружбе край? Наши отцы вместе с Малороссии приехали, мы с Назаром с малолетства дружим, вы с Миколой росли, как братья. Ганна тебя столько лет ждет. А мы, значит, к Русаковым заявимся Акульку-бесприданницу сватать? Ты, Сила, якой головой думаешь? Верхней, али нижней? — спросил Остап, нахмурив мохнатые брови.

— Но я обещал Акулине, не могу ее пидмануть — возразил сын.

— Таки ты ее спортил?! — сообразил наконец Остап и по выражению лица Силы стало ясно, что не ошибся.

— Ах ты ж, паскудник! А она гулящая, девка бесстыжая! Так рази на таких женятся? Слухай меня, Сила! Женишься на Ганне.

— Нит!

— На Ганне! Я сказал! А с Акулькой я сам разберусь…

— Нит! Хватит, батька, указывать!

Силантий на своем стоял, разгневался, вышел из хаты. У плетенного забора встретил Миколу.

— Эй! Сила! Шо робишь? Айда на тот берег, у Юна «борозда», лепех поедим, водки выпьем.

— Ага — согласился Силантий, лишь бы уйти от отца подальше. На правом берегу в китайской деревне жил их друг Юн…

— А вы шо в хате шумели с дядькой Остапом? Аж на улице слыхать…

— Спорили, кому свиней кормить — соврал Силантий.

— Так нишо, потерпи трошки. Женишься на Ганке, она ж вам свиней покормит и галушек наварит, и будете жить, як люди. Не дело человеку бабские дела робить. Нехай жинка крутится… — рассуждал Микола, а Сила посмотрел на друга искоса. «А ведь прав отец. Скажу Миколе, что не стану на его сестре жениться — рассердится и раздружится со мной»

У реки парни остановились, закатали штанины выше колена и вброд пошли на другую сторону, река в этом месте мелкая, говорили, курица вброд перейдет.

В деревне их встречал низкорослый китаец Юн.

— Ни хао! (Здравствуй) — сказали гости, а Юн расплылся в приветливой улыбке, поклонился слегка.

— Сторовеньки пулы — ответил. Произношение у него хромало.

Друзья рассмеялись.

— Здоровеньки булы! Балда ты, Юн…

Появление в деревне Силантия всегда событие, все бегут смотреть белого богатыря. Девушки, прикидываясь, что им все-равно, украдкой поглядывают, переговариваются. Юн в семье старший сын, у него много сестер. Отец семейства, седой беззубый, деловито расспросил юношей о здоровье их родичей, пока его жена на стол собирала. Сестры поодаль сидели, перешептывались.

— Вот из кого жены хорошие получаются — заметил Микола тихо — их и плеткой стегать не надо, они и так послушные. Слова против не скажут.

Силантий ухмыльнулся.

— Ну, так выбирай любую, да и сватай — посоветовал он другу.

— Не-а… бакшиш (выкуп) надо платить…

— Эх ты, жадюга — хмыкнул Сила и подтолкнул локтем Миколу.

Пока молодые люди пили гаоляновую водку, закусывая лапшой и лепешками, Остап сидел в своей хате, обдумывая последние событие: плетка — свадебный подарок деда, поломана, а Сила вышел из подчинения.

— Здравствуй, Остап Петрович! — с порога произносит Фекла Русакова — я вам блинов напекла, вот принесла. Угощайся, Остап.

— Проходь, Фекла. Погутарить надо.

Вдова насторожилась, чтобы это значило, разговоры какие-то.

— Сама видишь, тяжело одному, думаю, жениться бы мине.

Фекла согласно головой закивала, как китайский болванчик, и платок на голове поправила. Вот, сейчас Остап ей предложит сойтись.

— Отдай за миня Акулину.

Улыбка с лица Феклы сползла.

— Що дивишься? Думаешь, стар для нее. Так старый конь борозды не портит.

— Так тебе бы кого постарше, Остап. Молода еще Акулька…

— Молодая, справная дивчина, в пору давно вошла да женихов-то нет. Честь не сберегла, как бы деготь на ворота не намазали. А я попрекать не стану, позор прикрою…

Фекла пятнами покрылась от гнева.

— Да ты чего говоришь-то! Акулька моя — честная девушка!

— Та не шуми ты, Феня. У нее у самой поспрошай…

— Ну, знаешь ли, Остап! Корову свою сам дои! Хватит с меня… Я к нему со всей душой, помогаю, а мне в ответ такую гадость про дочь… Если я вдова, то и дочерей моих порочить можно?!

Разозлилась Фекла, хлопнула дверью и домой поспешила, глотая соленые слезы…

6. Акулина

Акулина, подоткнув подол, мыла в избе пол. Вдова Фекла, вернувшись от Остапа, схватила старый мужнин ремень и огрела им старшую дочь по ляжкам.

— Ай! Мама! Ты чего дерешься?

— Говори, с кем согрешила? Люди про тебя болтают.

Акулина побледнела, отшатнулась.

— Врут люди… Кто сказал?

— Остап Маркер к тебе сватается.

— Дядька Остап?

— Да. Дядька Остап, знает, что ты порченная, и согласен на тебе жениться — устало произнесла Фекла и опустилась на лавку, отбросила ремень — говори, кто тот паскудник, что тебя обесчестил?

— Неправда это! Враньё! — сквозь слезы крикнула Акулина и выбежала из дома.

— Акулька! Вернись! Куда побегла?!

Одернув юбку, поправив растрепанные волосы, Акулина направилась на место молодежных посиделок. Раздавались гармонные переборы, Лешка на своем посту. Звонкий девичий голос исполняет частушки.

— Ой! Милка моя, какая интересная,

Ко мне ходила ночевать,

А замуж вышла честная! У-у-х!

Девчонки пляшут. Акулина беглым взглядом окинула присутствующих, Силантия среди них не было, а именно с ним она хотела поговорить. Как он смел рассказать все своему отцу? Сила обещал посватать ее, Акулину…

— А что ты сегодня без брата пришла? — спросила она у Ганны, присев рядом на лавочку.

— Так они с Силой на тот берег ушли, там сегодня праздник, думаю, до утра не вернутся. А ты чего спрашиваешь? Какое тебе дело до брата моего?

— Да никакого — дернула плечом Акулина — просто спросила. Нельзя?

Ганна хмыкнула, зыркнула на Акулину черными глазами, и промолчала, заметила, что сестры Русаковы на них внимание обратили и прислушивались. Ганна подумала: «Что-то дерганная сегодня Акулька, но лучше не связываться, я сегодня одна, а сестер трое»

Акулина расстроена была: Силушка китайскую водку пьет, а его отец слухи про нее распускает, порочит девичье имя…

С утра пораньше Акулина в огород вышла, на грядках ползала, траву рвала, а сама в сторону реки глядела, как увидела Силантия с Миколой, так прополку бросила и за коромысло с ведрами схватилась. В это время Любава на крыльцо вышла, потянулась лениво.

— Ты, куда, Акулька? Моя очередь по воду идти — удивилась сестра.

— Я сама схожу — сказала Акулина и к колодцу поспешила, знала, что путь Миколы и Силы будет мимо пролегать. Она все правильно рассчитала: они встретились, когда она шла с ведрами на коромысле от колодца.

— Здорово, Акулина! Дай воды напиться — обрадовался Микола возможности утолить жажду.

Акулина приостановилась, и пока Микола жадно пил из ведра, она подала знак Силе, что ждет его на их месте вечером, тот чуть заметно кивнул.

«Сегодня все решится. Или панна или пропала. Пусть Сила скажет, что меня ждет? Или свадьба с ним, или позор на всю деревню?» — подумала она.

После огородных работ вдова и дочери баню истопили. Акулина мылась старательно, сосредоточенно и думала, может, это последний раз. Она загадала: если Сила откажется от нее, жить Акулина не будет, пойдет на реку и утопится. Другого выхода она не видела. Выйти замуж за старика не хотела, а остаться незамужней — вековухой позорно.

— Ты чего такая сегодня? — спросила Настенька, младшая сестренка, добрая и приветливая.

— Какая такая?

— Сама не своя, о чем грустишь?

— Все хорошо, Настёна, я просто устала немного. Я прогуляться схожу…

А сама подумала: «Не поминайте лихом, мама и сестры», вздохнула и с замиранием сердца, поспешила к старой иве, и там она сразу попала в объятия Силы.

— Силушка, любимый… — прошептала она, постанывая в его руках.

— Кохана моя, Акулина — говорил он, добираясь до заветного места, чтоб удовольствие получить от любви…

Акулина не прерывала процесс, пусть любимый будет доволен, она старалась быть для него желанной. И только когда он успокоился, получил разрядку, сел, прислонившись спиной к дереву, тогда и девушка задала свой вопрос:

— Что ты рассказал отцу про меня?

Силантий замялся. Не знал, как объяснить ей, что отец прав, не может, Сила жениться на Акулине. Все отвернутся от них: Головнюки и вся их многочисленная родня, по любому придется брать в жены Ганну, так уж устроен этот мир: приходится поступать не так, как хочешь, а как нужно… Хотя кому нужно?

— Я сказал ему, что хочу жениться на тебе…

— Правда? А он?

Акулина смотрела на парня с надеждой. Сила вздохнул печально.

— А он против… Не можем мы с тобой пожениться.

— Ты женишься на Ганне? Да?

— Я должен… Но ты можешь выйти за моего отца, и никто ничего про нас не узнает…

Акулина встрепенулась. Все. Надежды рассыпались. Сила женится на Ганне.

— Зачем тогда обещал?!

— Акулина, пойми… так нужно… я же правда хотел быть с тобой.

— Все, Сила. Прощай. Больше ты меня не увидишь. Никогда.

Она смахнула его руку со своего плеча, и поднялась. Слезы стояли в глазах.

— Акулина! Подожди, куда ты? — услышала она позади, но Акулина бежала прочь, возможно, она хотела, чтобы любимый догнал ее, остановил, сказал, что никому не отдаст… Но никто ее не преследовал. Наверное, Сила испытал облегчение, неприятный разговор состоялся, она, конечно, обиделась, но подумает, успокоится и все как-нибудь устроится…

Солнце село за дальнюю сопку. Акулина брела вдоль берега реки. Река Чертоговка мелководная, но есть в ней углубление, тихий омут. К нему и отправилась печальная девушка. Решиться на такое страшно, но она собралась с силами, и ступила в воду, шаг, другой, третий, вода прохладная, как уйти на дно, если тело не захочет покинуть этот мир? «Обратного пути нет» — говорила себе Акулина, ощущая, как намокает ее платье…

7. Утопленница в аду

— Какая красавица к нам пожаловала, а что такая мокрая? Утопилась? — спросил Дьявол с рогами, красными горящими глазами, длинными волосами, руки и ноги мохнатой шерстью покрыты.

Акулина испугалась, ее мокрое тело дрожало, а Дьявол улыбнулся, длинные клыки свернули.

— Не бойся, у нас не замерзнешь. Мы тебя обогреем. Покажись нам во всей своей красе.

Он приблизился к ней вплотную и платье на ней порвал, одним движением рванул, ткань с треском расползлась. Обнаженную девушку окружили черти, они ростом ей до пояса, с хвостами, поросячьими носами, радостно захрюкали, копытцами затопали. Дьявол же обошел ее со всех сторон, осмотрел каждый участок тела, ухватил ее влажные волосы, потянул на себя, языком прищелкнул.

— Хороша! Даже жалко такую кожу портить… Но надо.

Он оглянулся на чертей.

— Эй вы, бездельники! Угли совсем остыли, подкиньте дровишек, будем нашу красавицу поджаривать — распорядился Дьявол.

Вспыхнул ярким пламенем костер, освещая мрачное помещение, стены неровные, потолок низкий, дым заполонил пространство.

— Иди в костер, Акулина, иди, не упирайся.

Дьявол, держал ее за волосы и толкал в огонь, она упиралась, мычала, потом голос прорезался, и она крикнула во все горло:

— НЕТ!!!

И Дьявол исчез, растворился…

Акулина лежала боком на широкой лавке, совершенно голая, ее длинные волосы спускались вниз с лавки до пола. Ее трясло от пережитого ужаса, и она боялась пошевелиться.

— Кажется, милая барышня очнулась? — услышала она мужской голос.

Она вздрогнула, подняла голову, потом села на лавку и увидела перед собой мужчину в белом халате. Черные волосы, смуглая кожа, прямой нос, пронзительный хищный взгляд.

— Где я?

— В больнице. Я доктор, Герман Иванович. А тебя как звать?

— А… Акулина. А почему…

Она вдруг застеснялась, попыталась прикрыть свою наготу волосами. Доктор криво усмехнулся.

— Почему ты голая? Видишь ли, твоя одежда промокла, когда ты пыталась утопиться. Это была глупая затея. Мне пришлось вытаскивать тебя из воды, поэтому и я одет несколько… фривольно.

Тут она заметила, что халат у него на голое тело надет, и ноги, обутые в тапочки, у мужчины покрыты густой растительностью. Она резко покраснела. Мужчина налил в стакан прозрачную жидкость и подал девушке.

— Выпей.

— Что это? Спирт?

— Угадала, выпей. Тебе нужно изнутри прогреться и расслабиться.

Она послушно глотнула горячительного напитка, закашлялась, но вскоре приятное тепло разлилось по телу. Доктор тоже хлебнул «лекарства» и снова уставился на Акулину.

— Итак? Молодой человек воспользовался юной девой, а жениться отказался.

— Откуда Вы знаете? — пролепетала Акулина.

— Все просто. История стара, как мир. Не ты первая, не ты последняя. Добавить к этому беременность. И все. Дева идет на берег моря, прыгает со скалы… печальный финал.

— Я не беременна, — возразила девушка, прикрывая грудь руками.

— Кто из нас доктор? Ты беременна. И прекрати закрываться. Я все уже видел. У тебя прекрасное тело. Уничтожать его — это преступление.

Акулина открыла рот, информация о беременности ошеломила ее.

— Беременна, нет! Зачем Вы мне помешали?

Слезы покатились по ее щекам.

— Ты не знала? Ну что же ты так переживаешь, голубушка? Все поправимо. Срок небольшой, я избавлю тебя от этой неприятности. Но это завтра, все завтра… Тебе нужно выспаться, Акулина, обдумать свое положение…

— Что тут думать, меня ждет позор. Все будут показывать на меня пальцами, обзывать гулящей, а теперь еще и нагулянный ребенок, и зачем вы меня вытащили…

— Затем что ты дура — рявкнул доктор — ты видела утопленников? Знаешь, как они выглядят, когда рыбы съедят их глаза, а тело разбухнет. Очень некрасивая картина, ты хочешь, чтобы твой любимый увидел тебя такой?

Герман злобно ухмылялся, смотрел на девушку пристально. Она представила страшную картину, и совсем сникла.

— Что же делать теперь?

— Успокойся, Акулина. Ты слишком хороша, и даже не успела этой жизнью насладиться. Телом своим красивым воспользоваться. Жаль, красота эта ненадолго, быстро угасает, от работы тяжелой, от родов…

Доктор закурил, прищурил глаза, и Акулина совсем оробела.

— А что делать? Полежи-ка ты здесь, в больнице. Матери твоей я скажу, что ты серьезно больна, при смерти. Так ты узнаешь, кому нужна, а кто рад избавиться от тебя — предложил он.

Крестьяне в больницу обращались только в крайних случаях, а уж чтобы лежать, так это только если совсем деваться некуда… Во время эпидемии они тут пачками умирали, а сейчас больничные койки пустые. Акулина подумала выбора нет, идти домой ночью, с запахом спирта, в порванной мокрой одежде, признаться, что хотела утопиться, а потом ее трогал посторонний мужчина и она сидела перед ним совершенно голая, даже любимый Сила не видел ее такой. «На какое дно ты упала, Акулина? Но убивать себя тоже нельзя, там страшно. Дьявол, черти, костер. Выхода нет».

Доктор потушил сигарету в пепельнице и протянул девушке руку.

— Пойдем.

— Куда? — пролепетала она, подняв на него испуганный взгляд.

— В палату…

8. "Черная вдова"

В тот поздний вечер возвращался доктор Прайс с вызова, у сельского старосты сын приболел. Увидев девичью фигуру на берегу реки, у Германа подозрение возникло, что неспроста девица ночью одна на это место пришла, не купаться, и поспешил за нею.

В реке, видимо, от нахлынувших на Акулину переживаний, девушка потеряла сознание и упала прямо в руки доктора. Закинув на плечо безвольное тело, Герман унес Акулину в лечебницу, освободил от мокрой одежды, обратив внимание на соблазнительные формы ее налитого тела. Даже мужские желания всколыхнулись вмиг, но доктор умел сдерживаться, ведь дома его ждет молодая жена…

Роксана не ждала мужа, она спала безмятежным сном, положив руку на округлившийся живот. Доктор, обуреваемый страстным желанием, откинул с нее одеяло, принялся покрывать тело поцелуями. Жена встрепенулась, пробормотала:

— Не надо, прошу Вас… это вредно для ребенка.

— ЭТО не вредно для моего сына — проговорил муж, устраиваясь поудобнее между ее ног.

Роксана, пытаясь скрыть свое отвращение к процессу, молча вытерпела активные действия мужа.

— А вот поднимать тяжести тебе нельзя. Не смей больше ходить на реку стирать белье, как простая крестьянка. Это будет делать жена Поликарпа, я ей заплачу… Нечего тебе по деревне шастать, чтобы мужики на тебя глазели. Поняла?

— Да, как скажите.

— Вот и хорошо. А теперь спи. Спокойной ночи — произнес доктор и тут же уснул.

А Роксана уснуть не могла, от мужа исходил запах спирта, табака и какой-то еще, речной что ли. Она боялась доктора. Словно красивую вещь Герман купил Роксану, заплатил ее матери хорошие деньги и увез из родного села.

Мать уговаривала:

— Не плачь, Сана, Герман — богатый мужчина, с ним не пропадешь. А если в нашей деревне останешься, что тебя ждет? Замуж все равно никто не возьмет.

Людская молва жестока и безжалостна. Вот сказала одна баба, что на Роксане лежит проклятие «черной вдовы» и все, кто такую возьмет в жены, кому же умирать охота? Родословную изучили дотошные бабенки, все факты сопоставили: бабушка Роксаны — красавица необыкновенная, видно, кому-то дорогу перешла. Замуж трижды выходила и всех трех мужей похоронила. А когда мать Роксаны второй раз овдовела к тридцати годам, тут уж сомнений нет — проклятие работает, значит, и Роксане не миновать этой участи. На том и поставлен был крест на ее женской доле.

Появление в их доме доктора Прайса бабушка и мать восприняли, как благодать. Мало того, что замуж бедняжку позвал, так еще и денег дал.

— Что с того, что немолодой. Мой третий муж на двадцать лет был старше. И ничего — говорила бабушка — а доктор человек культурный, ученый, в черном теле тебя держать не станет…

Так и покинула Роксана родные места, как и следует примерной жене, за мужем.

9. Неизвестная болезнь

Фекла Русакова не спала всю ночь, Акулина дома не ночевала. «Неужели правду сказал Остап, гулящая она девка, ой, беда! Что будет, как слухи по селу расползутся…» — переживала Фекла. А утром к ним в дом постучал санитар Поликарп.

— Ты, Фекла, не волнуйся, только Акулина твоя в больнице лежит.

Фекла обмякла, на лавку плюхнулась.

— Как в больнице, почему лежит? Умерла?

— Да нет, живая пока. Но шибко больная.

— Неужто холера вернулась?

— То мне неведомо. На холеру вроде не похоже. Доктор говорит, неизвестная болезнь, может, заразная. Так что к ней пока нельзя. Дай Бог и выздоровеет.

— Как же выздоровеет, если болезнь заразная да непонятная. Ой, горе мне, горе!

— Не реви, Фекла! — прикрикнул Поликарп — доктор Акулину лечить будет. Вот как только определит, что за болезнь, так и лекарство ей даст…

«Если раньше не помрет» — подумал Поликарп и ушел.

Фекла сидела на лавке, выла-завывала и думу думала. «Может, оно и к лучшему, коли помрет Акулинушка. Мертвые сраму не имут. Может, это расплата за грех, что честь не сберегла».

Любава нервно губу покусывала, у нее свой интерес: замуж за Миколу охота, а старшая сестра все еще незамужняя, даже не просватана.

И только младшая Настенька искренне под образами молилась за здравие рабы божьей Акулины.

— Мама, свечку бы в церкви поставить — проговорила она тихо, и Фекла встрепенулась.

— Правильно, Настя, говоришь… В церковь надо. Пусть все видят, как мы за здоровье нашей Акулины молимся. Собирайтесь, девки. Все трое пойдем.

Деревня гудела, Акулина в больнице при смерти лежит, не то тиф, не то холера, не то чума непонятная. Вдова Русакова с дочерями в церкви поклоны бьют. Неужто опять смерть с косой пришла? Узнал про это Силантий, загрустил и забоялся. Микола страху нагнал.

— А я ведь у нее воду пил из ведра, помнишь, Сила? А она уж тогда больная была… глаза шальные, лицо в пятнах. Ты не заметил?

— Не-а, не заметил…

— Ганна говорит, Акулька на вечёрки приходила, не в себе. Лихорадило ее.

Тут Силантий и призадумался, не подхватил ли он заразу от Акулины там у ивы. Услышал разговор и Остап.

— Сила, про што Микола говориши?

— Акулина больная, при смерти.

Пригорюнился Остап. Вот только размечтался на молодой красивой девке жениться, а она больная оказалась, что же не везет так? И со вдовой Феклой поссорился, никто им теперь еду не приносит. Приходится к сватье Оксане обращаться за помощью.

«Смертельно больная» Акулина проснулась на рассвете. Железная панцирная койка, серое постельное белье. На Акулине застиранная больничная рубаха. Девушка опустила ноги на пол, села, осмотрелась, почувствовала, как тошнота поступила кгорлу, под кроватью стоял таз, он пригодился. «Похоже, я и правда захворала» — подумала Акулина.

Дверь отворилась и вошел доктор.

— Как себя чувствуете, больная? — спросил он и ухмыльнулся — тебя вырвало? Это хорошо. Придет санитар, уберет. А ты лежи, не вставай с кровати. Все уже знают, что ты при смерти.

— Знают?

— Да. Сейчас я пойду к старосте. А после вернусь, и мы поговорим, что с тобой делать дальше.

Он снова ушел, а она легла в кровать, укрывшись серым войлочным одеялом. Санитар Поликарп вошел в палату, вынес таз, вздохнул печально.

— Эх, грехи наши тяжкие. Такая молодая, выживет ли…

Акулина притаилась. Лежать в кровати, ничего не делая, для крестьянской девушки, это непросто. Но что делать? Уйти? Ей даже нечего одеть. Ее одежду доктор сжег при санитаре в целях дезинфекции, ужасное расточительство.

Доктор вернулся и принес ей поесть, она с жадностью накинулась на еду.

— Аппетит, вижу, хороший… А что ты решила с ребенком? Избавить тебя от него, или оставишь? — спросил он.

Акулина вздрогнула, принять такое решение, снова совершить страшный грех, но она опустила голову и прошептала:

— Избавьте, умоляю.

— Не стоит драматизировать, Акулина. Я знал, что примешь такое решение. Выпей эту настойку, и все будет кончено… Одной проблемой меньше.

Акулина дрожащей рукой взяла пузырек с лекарством.

10. Выздоровление

— И все-таки кто посмел отказаться от такой девушки? — поинтересовался Герман.

Акулина не хотела раскрывать имя любимого.

— Он бы не отказался, если бы не его отец. Он заставляет жениться на другой.

— Запомни, детка, если мужчина любит, он не откажется, и найдет способ быть вместе с любимой. При условии, что он мужчина и он, действительно, любит ее.

— Неужели Сила не любил, обманывал — пробормотала Акулина, опустив голову.

— Значит, твой возлюбленный — Силантий. Я почему-то так и подумал. Вижу, глубоко запал тебе в сердце этот парень. Любовь коварна — за сладкие минуты счастья расплата горькая… Ты думаешь, что достигла дна? Упала низко, не подняться? Когда нечего терять, то нечего бояться…

За время нахождения в больнице, Акулина много думала о своей незавидной участи. Произошло переосмысление: жизнь несмотря ни на что все-таки лучше смерти. И что бы кто ни говорил за твоей спиной, нужно жить.

Через несколько дней она «выздоровела». Доктор сообщил ее матери, что опасность для жизни миновала, и Акулину можно забрать из больницы. Фекла долго благодарила его, принесла одежду дочери и повела ее домой. Похудевшая, задумчивая Акулина сидела тихо за столом, молчала.

— Слава Богу, ты вернулась, сестра! — обрадовалась Настя.

— На вечёрки с нами пойдешь? — спросила Любава.

Акулина головой покачала.

— Какие ей вечёрки. Дома пусть сидит, сил после болезни набирается — заворчала мать.

— Ну да, сиди-сиди… А знаешь, Сила Ганну сосватал. Свадьба будет осенью, после Покрова. Ганна радостная ходит — сообщила Любава.

Сердце жалобно ёкнуло. Фекла взглянула на дочь настороженно.

— Так ведь это давно понятно было, что поженятся они.

Акулина сидела с каменным лицом, словно ей это не интересно совсем.

Сестры на улицу ушли, а Фекла на Акулину внимательно посмотрела.

— Жалеешь, что я не умерла? — спросила Акулина прямо.

Фекла глаза вытаращила.

— Что ты говоришь, дочка?

— Я же мешаю вам: и тебе, и Любаве. Я — позор семьи. Так?

Теперь, когда она почти умерла, говорить правду не боялась и не стеснялась. Зачем притворяться и лгать? А Фекла дар речи потеряла.

— Скажи лучше, Остап Маркер все еще хочет меня в жены?

— Не знаю — пробормотала Фекла.

— Так спроси у него. Или мне самой к нему пойти?

— Я спрошу… а ты что, согласна?

— Согласна.

11. Чужая невеста

Остап был доволен, жизнь наладилась. Фекла вернулась, принесла поесть, корову подоила и предложила постирать белье.

— Не злишься уже, Фекла? — спросил Остап.

— Нет, я и не злилась. Просто не в духе была… Акулина, дочка моя любимая болела.

— Здорова ли Акулина?

— Слава Богу, поправилась дочурка, очень я этому рада.

— А як же наш разговор, отдашь за меня Акулину?

Фекла призадумалась.

— Если обижать мою кровинушку не станешь… отдам.

Остап расплылся в довольной улыбке, усы расправил.

— Не обижу…

После сенокоса решено было вечер собрать, скромный, некогда да ни к чему праздники праздновать: жених немолод, невеста хворая.

— Эта наглая девка Акулька выйдет за дядьку Осипа? И она будет жить в хате Маркеров? — удивилась Ганна, когда узнала новость.

— Да, а шо такого? — ответил ей Микола, держа за руку Любаву.

— Эй! Что ты имеешь против моей сестры?! — прикрикнула Люба — сама ты наглая.

— Шо ты казала, дурында?

— Ухи прочисти, если оглохла…

Микола остановил их перепалку.

— Не ругайтесь, дивчины! Пойдем, Любава, плясать.

Любава показала язык Ганне, и пошла танцевать с Миколой. А Ганна сердито насупилась. Она хотела спросить у брата, почему на деревенские посиделки не пришел Силантий, все-таки он жених Ганны, она бы с удовольствием сплясала с ним. Пусть все девушки завидуют…

А Силантию не до посиделок было. Под сенью раскидистой ивы он встречался с Акулиной.

— Поговорить надо, Акулина — сказал он, уговаривая девушку встретиться.

— О чем нам говорить? — вскинула голову Акулина.

Но все-таки согласилась прийти на свидание.

— Акулина, прости…

— Ты чужой жених, Сила. А я выхожу замуж за твоего отца. Все изменилось.

— И как мы будем жить теперь? Под одной крышей.

— Замечательно будем жить. Правда, твоей Ганне это не понравится — усмехнулась Акулина.

— Не вспоминай ее — скривился Сила, он был недоволен, мысль о том, что его отец будет спать с Акулиной оказалась очень неприятной. Как это он раньше об этом не подумал?

— Я уже говорил, я не хочу Ганну… но нельзя отказаться. Я должен.

— Я понимаю, должен, значит, женись. Скоро я буду твоей мачехой, Силушка.

Она обвила своими руками плечи парня, он наклонил голову, и Акулина поцеловала его в щеку.

— Я хочу тебя, Акулина, — прошептал он, прижимая к себе девушку, но она отстранилась.

— Нельзя, сынок… Когда мужчина любит, то никому не отдаст любимую. Если он мужчина, и, если он любит — повторила она слова доктора. Сила растерялся.

Акулина же выскользнула из его объятий, и скрылась в темноте ночи.

«Что она этим хотела сказать? Что я не мужчина или то, что не люблю?» — подумал Силантий, если разобраться, наверно, не любил, Акулина первая с ним заигрывать начала, а он что, дурак отказываться? Девица красивая, соблазнительная. Он ведь хотел с ее помощью забыть Роксану, и почти забыл. Юная Роксана не показывалась на улице, из-за беременности муж запретил ей заниматься тяжелыми работами: носить воду, стирать белье, все это делала Галина, жена санитара Поликарпа.

А Ганна? Что Ганна, он ее с детства знает, на глазах выросла, сестра лучшего друга не вызывала никаких эротических фантазий. И даже было понятно, какая она будет через двадцать лет, стоит посмотреть на ее мать. Но за Ганной стоит многочисленная родня и слово, данное отцом. Если бы младшие братья были живы, можно было бы это обязательство и на другого перекинуть. Например, средний брат Иван, похоже, нравился Ганне больше всех, он из них самый веселый был, а младший Лекся забияка, с ним Ганна ссорилась постоянно… «Эх, братья, где же вы? Почему так рано ушли? Оставили меня одного» — с грустью подумал Силантий…

12. Семья Маркеров

За праздничным столом, на почетном месте восседал довольный Остап, рядом скромно опустив глаза, молодая невеста. Назар Головнюк выпил самогонки, крякнул смачно и крикнул:

— Горько!

Остап с удовольствием облобызал Акулину. Новоиспеченная теща Фекла счастлива, что пристроила старшую дочь, и пусть муж староват, зато небеден. Сестра невесты Любава тоже веселая, сидит рядом с Миколой и лукаво хихикает, пока парень под столом ее коленку поглаживает. Зато Ганна сердито хмурит брови и выговаривает тихо своему жениху:

— Сила, мне не нравится, что эта дурында будет моей свекровью.

Силантий чуть заметно морщится.

— Еще не поздно отменить нашу с тобой свадьбу.

Этот навязанный родителями брак совершенно не привлекал его, и Сила рад был от него отказаться, но Ганна возмутилась:

— Что ты такое говоришь, Сила? Отменять свадьбу из-за этой выскочки, ни за что! Просто нам нужно жить отдельно, своей хатой — заявила Ганна.

Сила понял, что Ганна ни за что не откажется от свадьбы.

— Чтобы жить своей хатой, ее построить нужно — фыркнул он.

— Ты же мужчина, ты и построй! — произнесла она требовательно.

«Оно мне надо?» — подумал он. «Капризная балованная девчонка». Если к Акулине Сила испытывал физическое влечение, то Ганну, как женщину не воспринимал. Три брата Маркеры и Микола с Ганной росли, как одна семья. Микола самый старший, Сила самый сильный в их компании, а девчонка Ганна — самая младшая, вечно за ними таскалась, участвовала в мальчишеских забавах, знала все их секреты.

— А куды ж ее денешь? — говорил Микола — родичи мне голову отвернут, если што с малявкой случится.

И потому их ватага мирилась с присутствием девчонки в их рядах. Подружки завидовали Ганне, у нее такая защита. Сила видел в ней сестру, а спать с сестрой как-то не хотелось.

И Силантий грустил, время его свадьбы приближалось. А тут еще Акулина в их доме поселится, и он каждый день будет видеть ее, и даже слышать, как отец с женой в постели забавляется.

***

День выдался жаркий с самого утра. Силантий с голым торсом в сарае косы и серпы точил, кожа его лоснилась, движения уверенные, быстрые. Вжик-вжик… Он не услышал, как сзади к нему подошла Акулина, жадным взором окинула сильную фигуру парня, скинула с себя рубашку и прижалась к спине Силы своей упругой грудью.

— Силушка — прошептала ему на ухо, он вздрогнул, повернулся к ней, увидев ее обнаженную грудь, обомлел. На Акулине была только юбка, голова подвязана платком, как и полагается замужней женщине.

— Ты с ума сошла! Батька увидит нас…

— Не бойся, Силушка, он ушел с Назаром на рыбалку, мы все успеем. Возьми меня, хочешь ведь?

— Хочу, Акулина — он резко потянулся к ней, желание вспыхнуло моментально.

— Не спеши, Сила, не так — она отстранилась, перехватила его руки.

— А как? — удивился он, не понимая, что хочет от него Акулина.

Она же положила его ладонь на свою грудь.

— Не торопись, приласкай меня, погладь, вот так…

Она провела своей рукой по его груди, и нежно поцеловала правый сосок, потом левый. И Сила задрожал всем телом от ее прикосновений.

На сеновале Акулина уложила своего любовника под себя, предоставляя ему возможность ласкать ее грудь и гладить спину, сама же, усевшись сверху плавно покачивалась в такт движениям. Неземное наслаждение испытал в тот день Силантий с Акулиной.

— Хорошо ли тебе, Силушка? — проворковала она.

— Дюже добре… — глухо проговорил Сила.

— Наслаждайся, милый, Ганна тебя так не порадует — хмыкнула Акулина, проводя рукой по животу Силы, и легонько целуя его плечо. Он лежал расслабленный и довольный. Напоминание о невесте напрягло его, он повернулся к Акулине лицом и уставился в ее голубые глаза.

— Послушай, кто тебя научил этому? Неужели отец? Там, под старой ивой ты так не делала, не умела…

Она промолчала, усмехнувшись, не ответила на вопрос.

Ревность взыграла в Силантии, это что же получается, там, под ивой, он сорвал цветок ее невинности, а сейчас этой прелестью наслаждается другой мужчина. Лапает упругую грудь, гладит гибкую спину. Платок в порыве страсти сбился, она сняла его, косы распустились, и волна шелковистых волос рассыпалась по плечам, упала на грудь Силантию. Верно сказала Акулина: если любишь нужно хватать свою женщину в охапку и бежать с нею хоть на край света, хоть за край, за границу, к морю, в тайгу, да куда угодно, лишь бы вместе…

Остап вернулся домой с ведром рыбы.

— Эй! Жинка! Принимай улов. Порадуй нас ухой наваристой.

Муж радостно шлепнул жену по попе, пригладил усы. Акулина скромно улыбнулась, слегка покраснела. Взялась чистить рыбу. Остап сказал сыну:

— Завтра на пашню с утра поедем, жатву зачнем…

— Как скажешь, батька, — пробасил Силантий, отводя в сторону взгляд. Стыдно было перед отцом. И сам на себе злился, почему не настоял на своем тогда, зачем отказался от Акулины? Сам отдал, а теперь жалел, вспоминая, в каком экстазе бился с ней на сеновале…

Дел по дому у молодой жены много: двух мужиков накормить, обстирать, обиходить, коров подоить, свиней накормить… да и много всего. Фекла дочку наставляет:

— Как женится Сила на Ганне, приведет молодуху, ты старшая в дому будешь, спуску Ганне не давай, всю тяжелую работенку на нее скидывай, пусть поворачивается. А-то девка она вредная, бойкая без меры, будь с ней построже…

— Уж я постараюсь, мама, — кивнула головой Акулина и криво улыбнулась. «С этой заносчивой девчонкой я разберусь».

Ночью Акулина лежала в кровати с Остапом, и вспоминала тот день, когда доктор вручил ей пузырёк с настойкой.

— Твой любимый Силантий, землепашец, что он может? Закинул семя, и ушел другую осеменять. А ты ведь даже удовольствие не получила? Ведь так?

Она опустила голову.

— А сейчас ты страдаешь, думаешь, избавиться от плода — это грех… Не страдай, не мучай себя, пойми, любовь должна приносить наслаждение. Сними рубаху — приказал он.

— Зачем? — растерялась Акулина.

— Я хочу тебя осмотреть, прослушать. Я все-таки врач. Чего ты боишься? Тебе терять уже нечего.

Усмешка доктора показалась ей дьявольской, как у того монстра во сне.

Она послушно разделась, действительно, чего стесняться? Он все видел, и трогал ее.

— Оставь стыд в прошлом, он не приносит счастье, уж поверь мне, детка. Не бойся.

И тогда доктор проделал с ней такое, отчего у нее голова закружилась. Нет, он не проник внутрь, как это делал Сила под ивой, но ее обнаженное тело буквально горело от желания и страсти. Но на самом пике возбуждения, доктор внезапно прекратил свои ласки, Акулина застонала…

— И это только начало, крошка. А ты хотела убить себя, ничего в этой жизни, не испытав — назидательно произнес Герман — а теперь выпей настойку, и жди. Скоро нежеланный плод покинет тебя, и ты будешь свободна…

13. Свадьба

Ганна в свадебном венке, разноцветные ленты украшают его, платье нарядное, сапожки красные. Невеста сияет, жених мрачноват, он так и не нашел причину отказаться от женитьбы, и вот он за свадебным столом и вынужден целовать Ганну. Гостей полная хата, даже Юн из-за реки пришел со своим отцом, он же тоже друг Назара и Остапа. Пили-гуляли, песни пели, частушки.

— пела звонким голосом Любава.

А Микола плясал вкруг нее вприсядку.

Свекровь Акулина улыбается снисходительно. Сваты Назар и Оксана довольные — дочку с рук сбыли, хоть и видела теща, что жениху Ганна не очень нравится, но как говорится, стерпится-слюбится.

Гости напились, подрались, как водится. Чем ближе ночь, тем грустнее Сила. Но дело сделано, назад пути нет, только в койку. Ганна зарделась. Первая брачная ночь, такое событие для девушки. Конечно, мать и старшие подруги объяснили, что приятного будет мало, особенно, в первый раз. Не обманывали опытные женщины. Сила причинил ей боль и к стене отвернулся, уснул сном праведника. А Ганна лежала тихо, и слезы по щекам катились: кончилась беззаботная девичья жизнь. Внезапно она ощутила дикое одиночество и тоску, а еще предательство. С детства была она любимицей у отца, у матери, брат — защитник, его друг — жених. Оказывается, муж неласков, братец с Любкой отплясывает, не иначе жениться на ней хочет, знает ведь, что Ганна сестер Русаковых терпеть не может, как будто других девок на деревне нет. А родители? Отдали с рук на руки, и рады. Сундук с приданным перенесли, скотину со двора на двор перегнали. Теперь родители будут жить без нее, Ганны. Со временем приведет Микола молодую жену в дом и жизнь продолжится. А Ганна должна жить в чужом доме, раньше тетка Матрена, царство небесное, ее звала дочкой, хорошая была женщина, добрая, а сейчас там Акулина…

Отгремел свадебный пир, началась жизнь будничная семейная. Косы вокруг головы обмотаны, чтоб не мешали работу женскую выполнять. В придачу к мужу Ганна получила свекра и свекровь.

— Что нам сегодня сношенька наготовила? — говорит Остап.

— Борщ сварила — ответила Ганна, накрывая на стол.

Остап во главе стола, Сила и Акулина садятся по обе стороны от него, молодая свекровь смотрит на Ганну насмешливо, Силантий настороженно. Остап первый пробует еду, морщится.

— Ганна! Етить колотить! Опять пересолила, неумёха!

Бросил в раздражении ложку.

— Да як же так, я же не… — Ганна попробовала, покривилась. Посмотрела виновато на мужа, на свекра, заметила торжествующий взгляд Акулины.

— Это все она! Соль в чугунок подсыпала! — выкрикнула Ганна, указывая пальцем на свекровь.

— Цыц! Нече на зеркало пенять, коль рожа крива — стукнул свекор по столу кулаком, аж посуда подпрыгнула. Все притихли, у Ганны слезы на глазах заблестели.

— Пересолила, значит, влюбилась — пошутила Акулина — давайте сало с хлебом поедим сегодня.

— Мы это вчера ели — проворчал Остап, Акулина принялась сало тонкими кусочками резать.

— Ничего… Научится готовить, какие ее годы. Не серчай, Остап.

— Я умею, я все умею, а ты, змея, мешаешь мне — рассердилась Ганна, смотрит на мужа с надеждой, что он заступится. Но он молчит, берет кусок хлеба, запивает молоком.

— Вот и покажи нам умения свои в свинарнике, и коров доить — теперь твоя забота. А на кухне пусть Акулина хозяйничает, у ней лучше получается — распорядился хозяин — надоела сухомятка.

Акулина кинула на Ганну быстрый насмешливый взгляд. Та взглянула злобно. Не поела, ушла кормить свиней. Пока свиньи, дружно хрюкая и чавкая, опустошали колоду, Ганна успела наплакаться вдоволь. Что придумать, чтобы вывести на чистую воду свекровь, она не знала…

— Не ругай ее, Остап, ей трудно привыкнуть к чужой семье. Дома-то родители ее баловали, вот и тяжело ей теперь — сказала Акулина мужу.

— Да, ты права, изнежили ее Головнюки. А еду готовить, сватья Оксана сама не умеет, вот и дочь не научила — произнес Остап — а, помнишь, Сила, какие борщи нам покойная Матрена варила?

Силантий головой мотнул. Грустное воспоминание. Как не стало Матрены и двух ее сыновей, опустела хата, осиротел Силантий… Обстановка в доме с приходом в него Ганны была напряженная, Ганна постоянно жаловалась на Акулину Силантию, просила заступиться за нее.

— Она ко мне придирается, Сила, почему ты молчишь?

— А что я скажу? Она ничего плохого про тебя не говорит. Наоборот, за тебя заступается. А что готовишь ты плохо, так то, не ее вина. Она — жинка отца, старшая женщина в доме и не спорь с нею — отвечал Сила, и Ганна обижалась. Бегала жаловаться к родителям, но тесть с тещей только плечами пожимали. «Чужая семья — свои порядки. Привыкнешь».

14. Беременность

Через несколько дней пришла в гости Фекла, принесла последние новости села.

— Вчера у доктора сын родился. Его женушка разрешилась от бремени.

Силантий прислушался. Разговоры о Роксане волновали его. В хате были Остап и Акулина. Ганна на улице с хозяйством управлялась. Фекла расположилась за столом, пила чай с баранками, разговаривала с хозяевами.

— Больно уж она хлипкая у него… Доктор ее сильно бережет, она ничего по дому не делает.

— Так ей и делать нечего. Ни скотины нет, ни огорода — хмыкнул Остап.

— А зачем это доктору? Он не крестьянин. И жена у него, как барыня. Воду носить, белье стирать, полы мыть — это все Галина, жена Поликарпа делала. Доктор ей платил хорошо. Да, только захворала она чего-то и некому стало этой барыне прислуживать — сообщила Фекла.

— Так желающие в деревне найдутся. Или, ты сама хочешь наняться? — спросила Акулина.

— Да, я бы не против. Ходила я к нему, к доктору.

— И что, он взял тебя в прислуги? — поинтересовался Остап.

— Нет… Опоздала. Он с той стороны китаянку привез, молоденькую. Она и будет с дитенком нянькаться, и прислуживать.

— Ясно дело, купил по дешевке девку, — проговорил Остап.

— Как это купил? — удивилась Акулина.

— А пошто бы и нет? Там, этого добра навалом.

— Доктор на ту сторону ездил к одному больному богатею, вылечил его. Тот и отблагодарил за лечение — объяснила Фекла.

— Стало быть, не удалось тебе, Феня, грошей подзаробить, — усмехнулся Остап.

— Не вышло — вздохнула Фекла.

— Скоро мне твоя помощь понадобится — заявила вдруг Акулина.

— А тебе-то зачем, у вас Ганна есть, что вдвоем не справляетесь? — хмыкнула Фекла.

— Пользы от Ганны маловато, а я… ребенка жду.

— Что?! Вот радость-то доченька!

— Шо?! Понесла… и молчала — оживился Остап.

— Я сегодня только поняла, не успела сказать — Акулина засмущалась.

Силантий удивленно взглянул, что-то защемило внутри. «Чей ребенок?»

Ночью перед сном, Акулина распустила свои косы, и сидела расчесывала роскошные волосы гребнем. Остап смотрел на нее, любовался. Новость про беременность обрадовала, он снова станет отцом.

— Тяжелое не подымай, по воду не ходи. Пусть Ганна работает…

— Ох уж эта Ганна. Сегодня Зорьку подоила кое-как, я проверила, вымя не выдоено, силенок что ли не хватает? Пришлось передаивать. А Ганка еще и огрызается: не глянется, вот и дои сама.

— Осторожнее, Зорька — строптивая корова, как бы не лягнула тебя. Ты береги себя, женушка…

А Силантий снова выслушивал жалобы Ганны, она шептала ему, что Акулина придирается.

— Сила, почему ты не любишь меня? — обиженно шипела она — Акулька со свету меня сживает, а тибе и дела нету.

— Не выдумывай, никто тебя не сживает. Акулина в тяжести. Не лезь к ней…

— Шо? Акулька тяжелая?

Ганна прикусила губу. Вот еще неприятность. «Если Акулина беременна, то всю работу она теперь точно на меня скинет». Сила отвернулся к стенке. Нытье жены раздражало его. «Придумала, любовь какую-то. Що це таки, эта любовь? Человеку это не нужно. Такие разговоры неинтересны мужикам. Это бабы рассказывают про любовь сказки, песни про нее поют, дуры, потому что». Только почему Сила не может забыть Роксану, он и видел-то ее два раза. Потом доктор жену в доме запер, и она даже на улице не появлялась. Зато Сила внимательно слушал разговоры про Роксану, душа рвалась к ней. А тело тянулось к Акулине, а жить приходится с Ганной. Как несправедлива жизнь…

***

Роксана кормила грудью своего младенца, смуглый мальчик, хорошенький. Доктор назвал его Стефаном.

— Мой сынок, какой же ты родной — говорила молодая мать, целуя малыша в макушку.

Двери отворились. Вернулся с «того берега» Герман. За ним в дом проникла миниатюрная девушка — китаянка. В руках узелок с вещами, на голове платок, бедное пальтишко. Раболепно поклонилась хозяйке.

— Кто это, Герман? — спросила Роксана, рассматривая девчушку.

— Ее зовут Айлинь, она твоя служанка — пояснил доктор — господин Вэйдун заплатил за лечение, и в знак благодарности подарил ее.

— Подарил… — повторила Роксана тихо и подумала: «Хозяин получил новую игрушку. Возможно, и я теперь буду не нужна».

— Не волнуйся, Сана. Девушка здорова, я проверил. Послушная, все умеет, будет тебе прислуживать — сказал Герман — ты понимаешь, как я забочусь о тебе?

— Да, я понимаю — ответила Роксана.

Доктор тщательно вымыл руки с мылом, и принял на руки ребенка.

— Иди ко мне, Стефан. Наследник. Вырастешь, в университет отправлю, выучишься на врача…

15. Бандиты

Зимой Остап отправил Силантия в город, продать зерно и мясо, купить кое-какой инвентарь для предстоящей посевной, на базаре.

— Пора тебе, сын, самому на базар ездить. Назар с тобой будет, да и другие наши мужики поедут. У Потапа ружье есть, от лихих людей — защита. Смотри там у меня, рот не разевай.

Раньше Силантий с отцом на ярмарках бывал, а нынче один поехал. Поехал довольный, надоели домашние перебранки Ганны с Акулиной. А в городе совсем другая жизнь, можно на людей посмотреть и себя показать. А еще с другом Тимохой встретиться. Тимофей раньше в их деревне жил, а потом он в город подался, и не жалеет, на фабрике работает.

***

Живот у Акулины уже округлился слегка, на Ганне вся работа была. Вот и в субботний день Ганна мыла пол, а Акулина наблюдала.

— Слушай, белоручка, кто так моет, в углах-то не промочила и под порогом. Не выставляй «свекровкины зубы». Перемывай давай.

Ганна зло сверкнула глазами, швырнула тряпку в ведро, кое-как прополоскала и бросила на пол, создав лужу.

— Эй! Тряпку отжимать надо! Пол сгноишь!

Ценные указания свекрови вконец разозлили Ганну.

— Отцепись от меня, мерзавка! Шо прилипла, как банный лист к ж…

— Ты совсем с ума сошла, дурочка?

— Сама ты дура, Акулька!

И в Акулину полетела тряпка, но свекровь увернулась, тряпка пролетела мимо. Шмякнулась прямо на стол, на скатерть белую с вышивкой причудливой. Половая тряпка на столе — это было святотатство какое-то, что обе женщины на миг застыли, первой отошла от потрясения Акулина.

— Ах ты ж гадюка полоумная! Все Остапу расскажу!

Акулина хотела пройти к дверям, но поскользнулась в луже, взмахнув руками, упала на пол, взвизгнула громко.

В это время вошел в дом Остап, дрова принес. С грохотом поленья повалились на пол у печи.

— Что за шум, бабы?

Ганна затараторила:

— Я не виновата, она сама упала.

Акулина стонала, пытаясь подняться.

— Ах, ты, етить колотить! Акулина, вставай!

Остап принялся поднимать ее с пола. Неловко подхватив, помог сесть на кровать, Акулина ойкала и держалась за живот.

— Она меня толкнула…

— Ах ты ж, мерзавка Ганна! — Остап схватился за плетку.

— Я не толкала — попробовала оправдаться Ганна, но тут же получила плетью по спине. Она, разревевшись убежала, благо, родительский дом по соседству.

На разборки явилась сватья Оксана, брови грозно сдвинула, руки в боки уперла.

— Остап! Ты што же творишь? Мы вам зачем дочку отдали, изгаляться? Плетями бить?!

— Не лезь, Оксана, это наши дела семейные! — гаркнул Остап.

— Вот вернется Назар, тогда и погутарим по-семейному. Это ты Матрену, царство небесное, поколачивал, кто за нее заступится? А у Ганночки родители есть!

Акулина вдруг застонала, закричала:

— Остап! Живот… ой, не могу… больно!

Муж кинулся к ней.

— Шо, где болит?

— Да притворяется она, змея подколодная, — заметила Оксана — а ты и веришь ей, Остап. Лучше ее плеткой отстегай, сразу полегчает.

Акулина, побледнев, сползла на пол…

***

Силантий вернулся в деревню ни с чем. Уже на подъезде к городу напали на них бандиты, Потап, который с ружьем, попытался отстреливаться, да где там, его окружили, ружье отняли, по голове ударили, он в снег упал. Назар сказал Миколе и Силе:

— Хлопцы, не дергайтесь. Жизнь дороже…

Бандиты забрали их коней, сани с товаром, и уехали. Потап с трудом очухался от удара, ему помогли подняться…

В город пострадавшие крестьяне явились пешком, остановились у Тимохи, комната у него была в бараке для рабочих.

— Эх, вы, деревня, кой черт вас понесло в город в такое время? Это, наверно, анархисты на вас напали, а если бы беляки, так они бы вас не отпустили, забрали бы в свою армию.

— Кто же знал, што так выйдет… — кряхтел Назар.

— А хуже всего, японцы, те лютуют, мама не горюй, могли бы убить, — объяснял обстановку Тимофей, разливая в кружки чай, чтобы дрожащие и замерзшие крестьяне отогрелись — но ничего, живы остались и то хорошо.

— Что же за жизнь така пошла?

— А вот такая теперь жизнь, дядька Назар. Я вам так скажу, в партизаны нужно вам идти, бороться надо. Собирается у нас отряд из рабочих и крестьян…

— Да ты шо, Тимоха, не можно нам в партизаны, у нас же хозяйство, семьи. Не-е.

— Ну, не можно, так не можно. Только когда к вам в деревню беляки или япошки пожалуют, не обижайтесь, земляки… — усмехнулся Тимофей.

— Та не дай Боже — крякнул Назар — помоги нам подводу какую найти, до дому доехать.

Так и вернулись они в село пустые…

***

Пришел домой Сила, а там неприятность. Акулина ребенка потеряла после ссоры с Ганной. Грустная, печальная, под глазами темные круги. Остап темнее тучи. Коня любимого, бандиты отняли, товар, потом крестьянским добытый, забрали. Хорошо хоть сын единственный живой вернулся.

— Тимоха говорит, война кругом. В партизаны зовет — проговорил Силантий.

— Не вздумай, Сила, какие партизаны? Тода точно убьют…

— А где Ганна?

— Ганна в родительской хате сховалась. Из-за нее Акулина дитенка потеряла, жинка твоя на нее драться кинулась, я ее и отстегал слегка — пожаловался Остап, а Силантий заметил:

— Ты заставил меня на ней жениться, вы с дядькой Назаром это придумали, моего согласия не спросили. Ты сказал, нельзя с Головнюками ссориться. И шо? Все-равно поругаемся из-за нее.

— Кто же знал, шо она такая негодна жинка. Прости, сынку — повинился Остап.

«Может, ушла жена и не вернется. Останется у родителей» — понадеялся Силантий.

Пришли сваты: Назар и Оксана. Привели с собой Ганну. Уселись за стол. Начали переговоры о примирении сторон. Сила молчал, он ведь с Ганной не ссорился. Назар и Остап пришли к соглашению, что Ганна возвращается к мужу, слушается свекра, а тот не смеет бить ее ни кнутом, ни руками.

— Иначе, конец нашей дружбе, Остап — заявил Назар.

А Оксана добавила:

— Ганночка ребеночка носит. Беречь ее надо.

Силантий поперхнулся. Только что он мечтал, что Ганна от родителей не вернется, а тут опять новость. Ребенок? Остап только крякнул и виновато взглянул на Акулину. Грустная Акулина тоже молчала, на стол накрыла и в уголок села.

Семейный совет закончился, сваты ушли. Ганна осталась. Семейная жизнь продолжилась. Тихо стало в хате, перебранки закончились, вместо бурных ссор воцарилась молчаливая взаимная ненависть.

— Может, и правда мне отделиться, свою хату отстроить? — спросил Сила у отца.

— Може, и так — кивнул Остап — не могу я Ганну бачить (видеть). Дитё нерожденное вспоминаю. Лучше и правда, вам отделиться…

Акулина месила тесто, Ганны не в хате было — к родителям ушла на жизнь пожаловаться. Остап в хлеву чистил, Силантий вошел в хату, снег с валенок отряхнул. Взглянул на Акулину, поближе подошел, прикоснулся к ее плечу.

— Жалко, что с дитенком так… получилось — проговорил хрипло.

— Это был твой… ребенок, Сила.

— Мой? — удивился Силантий — но ты же не знаешь точно.

— Я уверена, твой, второй уже — горько усмехнулась Акулина.

— Ты о чем? Не понял.

— Я уже была беременна, тогда, летом, когда ты меня бросил. Я вытравила плод. Теперь наказана за это.

— Почему ты не сказала? — растерялся он.

— Что бы это изменило? Я тогда утопиться хотела…

Силантий был поражен услышанным. В сенях раздались тяжелые шаги отца. Сила в горницу ушел, чтобы Остап не увидел их рядом. Акулина продолжала месить тесто.

16. Японский офицер

После посевной решили начать стройку. Выбрали место, недалеко от лечебницы. Пригласили батюшку, чтобы благословил строительство. Много любопытных собрались смотреть, как батюшка Варфоломей молебен совершает. Маркеры новую хату строить задумали. Ганна беременная ходит, гордо выпячивая живот, не иначе хотят, чтобы новый Маркер в новой хате народился.

Среди толпы Силантий заметил Роксану, тоже вышла полюбопытствовать. Личико бледное, глаза большие, голова платком укутана, платье темное, длинное. Взгляды их встретились на миг, и она испуганно отвернулась, а Сила почувствовал, как сердце тревожно забилось.

День стоял хороший, солнечный. Ничего не предвещало беды. Неожиданно на улице возник конный отряд, впереди офицер, гарцующий на породистом коне.

— Японцы! — ахнула толпа, и попыталась было разбежаться, но не тут-то было. Конные солдаты окружили народ.

Офицер, холеный и надменный обратился с речью. Переводчик прокричал:

— Крестьяне! Господин офицер приветствует вас и сообщает, что отныне вы — подданные его Величества Императора Страны восходящего солнца.

— Чаво-чаво?! — крикнул Поликарп, на него направили штыки, и он попятился — а чо я, ничего.

— Что не понятно? Все жители села обязаны заплатить налог, натуральный…

Народ зашушукался.

— И главное! Если кто в партизаны уйдет, вся его семья подлежит расстрелу.

Все знали, они не шутят, в селе Петровка все дома сожгли вместе с людьми.

Офицер с высоты осматривал столпившийся народ, его взгляд остановился на Роксане, очень уж она отличалась от крестьянок.

— Налог следует платить мясом, птицей, мукой и прочими продуктами. А кто предоставит девушку для услуг, тем обещаю льготы и привилегии… А вот и первый взнос.

Он указал саблей в сторону Роксаны и к ней кинулись два солдата. Народ в испуге расступился, оставив Роксану в одиночестве.

— Нет! — воскликнула она, когда ее подхватили под руки. Она затравленно оглядывалась по сторонам. Офицер хищно ухмылялся в предвкушении.

Силантий ужаснулся и хотел было вырваться вперед, рискуя нарваться на японские штыки, но беременная жена крепко вцепилась в его руку. В это время сквозь толпу прошел доктор и обратился к офицеру на японском. Тот удивленно посмотрел на него, между ними завязался разговор. Офицер сверху вниз взирал на доктора, а тот отвечал уверенно, с достоинством, словно на равных. Наконец, офицер подал знак солдатам и Роксану отпустили, муж взял ее за руку и увел в сторону лечебницы.

Офицер снова осмотрелся и выбрал в толпе новую жертву. Как ни старалась спрятаться за спинами земляков Настя Русакова, а хищный взгляд японца вычислил и указал на нее.

— Взять. Уведите в сельскую управу.

Закричала Настенька:

— Мама! Мамочка!

Солдаты грубо ухватили ее за руки, вытащили из толпы. Ринулась на выручку Фекла.

— Ироды проклятые! Отпустите Настеньку! Дочка!

Удар прикладом по виску, она как сноп, рухнула на землю. Бабы взвизгнули, заплакали. Вперед выступил батюшка Варфоломей.

— Остановитесь! Кара небесная настигнет вас…

Японцы божественной кары не боялись, у них своя религия. Несколько штыков одновременно впились в тело батюшки, и он застыл навечно, кровь текла на песок. Народ замер в немом ужасе. А бедную упирающую Настю волокли в здание сельской управы. Туда же направил своего коня офицер. А по улице бодрым строевым шагом прошагал пеший японский отряд. И приехала полевая кухня. Село заняли японцы.

Потом начался «сбор налогов» для Империи. Верещали поросята, кричали куры, гоготали гуси. Солдаты входили во все дома и хватали все, что считали нужным. Конфискованное имущество грузили на подводы, увозили…

Девки запрятались в подвалах, зарылись в сено в ожидании ночи, чтобы в темноте убежать в лес.

В лечебнице лежали два раненных японских солдата.

— Зачем ты вышла из дома? Кто тебе разрешил? — злился доктор на Роксану, она, опустив голову просила прощения.

— Простите, я виновата.

— Ты чуть не стала японской подстилкой. И я должен тебя простить? Я, как могу оберегаю тебя, а ты все по-своему делаешь — выговаривал он — тебя отпустили ради меня, потому что я — врач, и японцам нужна медицинская помощь.

Тут же в лечебнице, в маленькой каморке сидела няня-китаянка с ребенком. Это она предупредила хозяина о прибытии японцев.

— Айлинь, как китаянка, японцев издалека чует — сказал доктор — я и пошел тебя искать. Как можно быть такой дурой? Иди, сына кормить пора…

Ранним утром, когда еще солнце не встало, из сельской управы выползла Настя, и неслышно пробралась мимо дремлющего конвоира. Порванная одежда, растрепанные волосы, шатающейся походкой побрела она к омуту, туда, где пыталась утопиться Акулина. То, что не удалось совершить старшей сестре, осуществила младшая. Воды реки Чертоговки приняли ее поруганное юное тело.

17. Смена дислокации

Утро было тихим. Даже оставшиеся петухи не кукарекали. Словно вымерла деревня. По сельской пыльной дороге проскакал гонец с донесением, остановился возле сельской управы. Адъютант разбудил офицера. Он прочел донесение, отдал приказ:

— Меняем дисклокацию. Объявляйте сбор.

Сам ловко вскочил на коня, поехал к лечебнице.

— Господин доктор. Мы уходим, Вы едите с нами. Ваши услуги нам нужны.

— Рад служить Империи.

— Прекрасно. Кстати, где Вы научились говорить по-японски?

— Изучал язык в университете.

— Вам час на сборы. Поторопитесь, док…

Как только офицер уехал, доктор посетил санитара Поликарпа и его жену. Затем поспешил домой, где, притаившись сидели Роксана с ребенком и служанка-китаянка.

— Быстро собери мои вещи — приказал он — я уезжаю.

— Куда? — испугалась Роксана.

— Японцы уходят из деревни, меня забирают с собой. Им нужен врач.

— А как же мы? Что нам делать?

— О вас позаботятся Поликарп и Галина, я хорошо им заплатил. Как только появится возможность, я вернусь. Твое дело ждать. Береги сына — это главное. Поняла?

— Да, поняла.

Доктор взял на руки Стефана, а Роксана кинулась собирать чемодан, китаянка суетилась, помогала ей. За окном раздавался звук трубы, означающий сигнал сборов. Японский отряд построился. К лечебнице приехала подвода, раненых солдат усадили в нее, туда же закинули ящик с медикаментами.

— Ну все, жена. Давай прощаться.

Доктор оставил на губах Роксаны следы страстного поцелуя, потом резко отстранил ее, взглянул строго на китаянку.

— Служи своей хозяйке, Айлинь. Поняла?

— Да, господин.

Она поклонилась. Доктор, прихватив свой серый плащ, взял чемодан и быстро вышел прочь. Его конь, был запряжен в тарантас. Санитар Поликарп украдкой перекрестил отъезжающего доктора. Офицер подал команду, конный отряд поскакал за ним. Пешие солдаты ровными рядами пошагали по улице, подняв клубы пыли.

Сельские жители наблюдали за этой процессией из окон, выйти на улицу боялись.

В доме Русаковых, у гроба Феклы сидели Акулина и Любава, закутанные в черные платки.

— Одни мы теперь с тобой, Любка, ты да я. Жить у нас будешь, Остап не против. Нельзя тебе в доме одной оставаться. Опасно.

В избу вошел Остап, перекрестился. Сообщил:

— Ушли супостаты из деревни. Слава Богу… Прощайтесь с матерью, мы с мужиками на погост ее понесем. А вам там делать нече. Вдруг кто из япошек остался, идите огородами в нашу хату, там ждите.

Любава горько зарыдала, Акулина ее обняла. Пришли Назар, Сила и Микола, подхватили гроб, на погост понесли, там поджидала свежевырытая могила. Акулина и Любава в хату Маркеров ушли крадучись, там поставили на стол скудную закуску. Оксана и Ганна присоединились, принесли горилки. Мужчины вернутся, нужно помянуть Феклу.

— Надо было Тимоху послушать и в партизаны пойти, чтобы с оружием деревню защищать — сказал Сила.

— Плетью обуха не перешибешь. Что партизаны? Кучка крестьян. А у японцев — армия — возразил Назар.

— Если все так говорить будут, то кто же их прогонит? — не сдавался Сила.

— Молодой ты, Сила, глупый.

— И ничего он не глупый, правильно гутарит — подержал друга Микола…

Любава поселилась в доме Маркеров, помогала Акулине по хозяйству, Ганна береглась, тяжелой работой не утруждалась. Хозяйство заметно поредело, не стало поросят, количество курей уменьшилось, японцы увели со двора лошадь, много продуктов увезли… Но пережив потрясение, деревенская жизнь входила в свое привычное русло, крестьяне, перекинув через плечо косы отправились на покос, женщины шли за ними с граблями и вилами.

Домик, где жила Роксана чисто прибран. В садике под окнами цветочки расцвели, двор чисто подметен, а дальше огородик небольшой, где зелень посажена, и картошка растет, иначе чем питаться зимой? Вот и хозяин уехал, надолго ли? А вдруг навсегда, не вернется, война ведь вокруг бушует. Страшно стало Роксане. Мужа она боялась, стеснялась. А вот нет его, и что? Крестьяне по недоброму глядят — муж ее японцам продался, судачат. Защиты нет, за ним она, как за стеной жила, что скажет, то и делай. А сейчас с ребенком на руках, да со служанкой-китаянкой осталась. Роксана подумала: «А почему это Айлинь не уйдет на ту сторону реки, к своим родным… Наверно, она там не нужна, если ее за долги богачу отдали, а тот девчонку доктору подарил». Роксана неопытная, пугливая. Детство ее хорошим было, бабушка и мать ее баловали, хорошо одевали, в школу сельскую она ходила, чтобы грамотной быть. Отца родного она не помнила, он давно умер, а мать вторично замуж вышла. Отчим добрый мужик, хозяйственный, заботливый, не обижал жену, Роксану дочкой называл, игрушки из дерева выпиливал: лошадок, слоников, собачек… Но, как говорится, добрых-то и Богу надо. Заболел и умер отчим. Вот с тех пор и пошла молва, что все женщины их рода — черные вдовы.

Роксана вздохнула горько, вспомнив родное село. «Вот бы умчаться туда, вернуться в дом родной к бабушке и маме». Да далеко тот дом находится. На повозке ехать до города, а там на страшном гудящем, стучащем и дымящем железном поезде, и опять на подводе. А там и село ее красивое среди лесов раскинулось на берегу извилистой реки.

Закряхтел, запищал маленький Стефан, проснулся, проголодался. Роксана, грудь освободила, взяла ребенка на руки, и он, довольный ухватился за сосок, наелся, и решил пошутить — покусать материнскую грудь своими маленькими острыми зубками.

— Ах, ты проказник… больно.

Он заулыбался, демонстрируя два нижних зубика, прищурился хитро. Смуглая кожа, черные волосики, темные глазки. На Германа похож.

Служанка Айлин похлебку варила и потихоньку напевала протяжную песенку, кто бы знал о чем.

Дверь распахнулась, и Галина вошла в дом, произнесла строго:

— Вы чего на крючок не запираетесь? Злой сейчас народ, мало ли кого занесет!

Китаянка захлопала глазенками.

— Чего моргаешь, Линь китайская? Трудно на крюк закрыться, ась? Ты чего делаешь?

Так много вопросов враз Айлинь осознать не могла, и потому ответила на последний:

— Еда.

— Ну-ну, еда — это хорошо. Вари свою хрень. Потом в огород иди, картошку прополоть надо.

Айлинь головой закивала послушно, а Галина обратилась кРоксане:

— Я бельишко ваше возьму, на реке постираю.

— Да я сама могу, не трудно — попыталась поспорить Роксана.

— Нет уж, сиди дома с дитём, а то застудишься еще. Ты нам здоровая нужна… Эх, жизнь наша.

Галина собрала грязное белье в корзину, мыло в нее закинула и на речку поспешила. Служанка, поклонилась хозяйке.

— Еда готов. Огород пойду?

— Да, иди Айлинь в огород — кивнула головой Роксана, она чувствовала себя неловко: Галина и китаянка на нее работают, а она, как барыня сидит.

Она закрыла дверь на крюк, права Галина, не любят деревенские жену доктора, чужая, непонятная…

Стефан поиграл, да и спать захотел. Только уложила его Роксана в люльку, как в дверь постучали. «Может, Галина с реки вернулась. Нет, не тот стук, не условный»

— Кто там? — спросила тихо.

— Это я, Силантий — раздался голос из-за двери.

Роксана чуть слышно ахнула. Силантий ей во снах являлся с того дня, как впервые его увидела, в окно она за ним наблюдала, когда он с пашни возвращается. А тут он к ней пришел, зачем? Если муж узнает… Нельзя открывать… но хочется. Сердце затрепыхалось, как у зайца.

— Я тетку Галину шукаю (ищу) — произнес нежданный гость.

Рука сама собой к крюку потянулась, Роксана отворила дверь, и только тут сообразила, что даже платок на голову не накинула, смутилась жутко. Силантий на пороге стоял, поздно было за платком метаться.

— Здравствуй — он жадным взглядом окинул ее фигуру, черные косы, смущенное лицо.

— Здравствуйте, Силантий. Вам Галина нужна?

Он растерялся, забыл зачем ему тетка Галина, ведь к нему на Вы редко кто обращался. Он стоял перед Роксаной и молчал, хотелось слышать ее голос, видеть ее. Роксана вскинула на него взор своих зеленых глаз, и он понял, что молчание затянулось.

— Дядька Поликарп казал она до вас ушла…

— Галина на реке стирает, Вы туда за ней идите.

— Да, я пойду…

Ей хотелось его остановить, а ему не хотелось уходить.

— Роксана… — хрипло произнес он — как ты тут одна? Тебе може помощь нужна, ты скажи, я ведь все для тебя… сделаю. Ты только скажи…

Ее глаза распахнулись.

— Чем же Вы мне поможете, Силантий? Мужа японцы забрали, а все на меня, как на врага смотрят.

— Никто тебя не обидит — заверил ее Сила.

— Спасибо Вам… но идите же… Вам ведь Галина нужна — проговорила она, голову опустив.

В горнице ребенок заплакал, и Сила очнулся, вспомнил, что дело у него до Галины срочное.

— До свидания, Роксана, пойду я…

— До свидания, Силантий — пролепетала она.

Он вышел, а Роксана направилась к ребенку, сама не своя, лицо горит, сердце в бешенном ритме стучит. Покачала люльку, Стефан успокоился.

«Я ведь все для тебя сделаю, ты только скажи» — звучало в голове.

— Что я могла бы сказать? Увези меня отсюда, верни меня в родное село, Силантий… Нельзя. У меня муж и ребенок. А у него жена беременная. Мы не можем быть вместе…

18. "Красный Беркут"

Встреча с Роксаной произвела на Силу такое впечатление, что он обо всем на свете забыл — вернее, забыл о своей жене Ганне. К Силантию в сарай, где он чинил сельхозинвентарь прибежала теща Оксана.

— Сила, иди к Галине Поликарповой, позови ее к нам, вроде Ганна рожать собралась, схватки у нее. Беги поторопись — сказала она зятю, он и побежал…

Галина в деревне повитухой была, потому и понадобилась она Силантию. Галину встретил на улице, она шла от реки и несла корзину с бельем.

— Добрый день, тетя Галя. У Ганны схватки, теща тебя зовет.

— Здорово, Сила! Так вроде рано еще… Но, если схватки, пойдем.

Она передала свою корзину китаянке, что из двора вышла…

Пришли к хате Маркеров, а Ганна уже сидит, как ни в чем не бывало все прошло.

— Так я и говорю, рано ей рожать — сказала Галина — чего всполошились-то?

— Худо ей было, думали, все, началось — оправдывалась Оксана, а Силантий осерчал.

— Зачем меня гоняли по деревне?

Галина ощупала живот беременной Ганны, и заявила:

— То предвестники были. Готовится ваш сынок на выход, через пару недель будем принимать, глядишь, к Ильину дню родится.

Но до Ильина дня Ганна не доходила. Пришел Остап с улицы, сказал:

— Бабы, прячьтесь, гутарит народ, что опять к нам конный отряд скачет…

Тут Ганну и прихватило с испугу? Только успела Акулина Ганну в баню увести, а Любава тетку Оксану кликнуть, а роды уже начались, и повитуху не позовешь, на деревне опять вооруженный отряд появился, девки по сараям запрятались, мужики отправились узнать кто приехал, чего надо? Опять крестьянское добро отнимать будут?

Возле сельской управы народ столпился. На высоком крыльце командир партизанского отряда Тимофей Беркутов ведет речь:

— Земляки! Японские интервенты вторглись на нашу землю! Мужики! Доколе будем терпеть, как враги землю нашу топчут, насилуют сестер и дочерей наших, убивают стариков и детей, жгут села и грабят?!

Остап и Назар пришли на сход.

— Та это же Тимоха, про што гутарит?

— Ясно дело про что. В партизаны велит идти — ответил им Поликарп.

— Красная армия неуклонно движется к нам, сметая на своем пути беляков. Но мы не можем ждать, это наша земля, наши села и города, и нам предстоит прогнать интервентов…

— Интеренты, это хто? — уточнил Назар.

— Насильники — пояснил Поликарп.

— Мужики! Не дело отсиживаться по своим норам! Говорить, моя хата с краю, я ничо не знаю, своя рубашка ближе к телу! Записывайтесь в наш отряд «Красный Беркут» — вдохновенно агитировал Тимоха.

— А ружья дадут? — спросил Лешка-гармонист.

— И ружья дадут и сабли, и танки пришлет нам республика! Прогоним супостатов и заживем лучше прежнего…

Сила не сомневался, Тимоха прав, все правильно говорит. В глазах его стоял тот японский офицер, что тетку Феклу и попа велел убить, а над бедной Настей надругался. Через несколько дней труп девушки всплыл, и ее тихо схоронили, Акулину и Любу к телу не пустили, ни к чему молодым женщинам на такое смотреть… Силантий в мечтах своих видел, как он убивает этого холеного гада. Он первый записался в партизаны, за ним друг Микола, Лешка-гармонист и другие парни. А мужики постарше сомневались, головами качали:

— Эх, война-война. Паны дерутся, у холопов чубы трещат.

— А как же уборочная, кто урожай собирать будет?

— А если сожгут поля наши, то и собирать нечего будет! — ответил на это Тимоха.

Вечером того же дня Тимофей с Миколой и Силой горилку пили и карту боевых действий изучали, рассматривали, где японцы сосредоточились, а где белые с зелеными ошиваются.

— Когда в поход пойдем, командир? — спросил Микола.

— Завтра отправимся в казармы, оружие получите, а там и в бой — ответил Тимоха.

— Я жениться хочу, разреши свадьбу сыграть? А-то когда еще вернемся в село.

— Ух ты! Микола! Ради такого дела, можно и задержаться на денек. Если на свадьбу пригласишь, конечно! — хохотнул командир.

— Тогда я к невесте побегу!

— Беги, жених — разрешил Тимофей.

Микола убежал к Любаве, а Тимофей с Силой остались за столом.

— Давай еще по одной, Сила — Тимофей налил горилки.

— Давай.

— Слушай, Сила, правда, что от вас доктор к японцам служить пошел?

— Ну…

— Что ну? Надо с семьей предателя разобраться, чтоб другим неповадно было.

Силантий похолодел.

— Семья-то при чем?! Его японцы силком увезли, им медик нужен…

— А чего ты за него заступаешься? Он предатель! А ты знаешь, как япошки с семьями партизан поступают? Не знаешь. А я тебе скажу: младенцев на штыки поднимают, женщин в ямах живьем закапывают…

— Но мы-то не японцы — супостаты. Чем доктора жинка виновна, молодая совсем…

— А! Сила! Я понял, тебе его жена нравится. Так?

Силантий смутился, был он силен, но простодушен, врать у него плохо получалось, и Тимофей быстро сообразил, что к чему.

— Молодая, говоришь? Красивая? Так давай ее к нам в отряд возьмем. Поварихой будет.

Силантий скривился: Роксана — повариха, чушь какая.

— Тимоха! Не трогай ее, ребенок у нее грудной, какой отряд, какая повариха.

— Ладно, Сила, ты мне друг. Нехай живет твоя зазноба. Давай еще по одной и расходимся…

— Давай за сына моего сегодня рожденного — предложил Силантий.

— Молодец, Сила, как назовешь наследника?

— Ильей…

— Ну, за Илью Силантьевича!!!

Выпили горилки, разошлись. Силантий домой направился, где ждала его Ганна с младенцем.

— Ты пьян, Сила! — возмутилась Ганна.

— Обмывал сына, имею право — буркнул муж — послезавтра я в партизаны ухожу.

— Как уходишь?! Ты что оставишь меня одну?! С маленьким ребенком? — захныкала Ганна.

— Ты не одна, с тобой отец и Акулина. А я не трус, чтобы дома отсиживаться, когда другие воюют.

— Ты просто не любишь меня, Сила, тебе все-равно до меня — расплакалась жена и ребенок запищал, маленький, сморщенный, как старичок…

Оксана Головнюк была расстроена: сын единственный Микола на войну собрался и жениться срочно надумал. Сказал, хочу, чтоб Любава меня, как жена ждала.

— Да рази так делается? Шоб ни сватовства, ни помолвки, ни венчания!

— Цыц, глупая баба! — прикрикнул на нее Назар — ты не видишь, что ли, как все поворачивается? Яко тебе венчание? Попа нет. Война, будь она неладна. Готовь угощение, свадьба завтра.

Оставшиеся куры лишились голов и пошли на праздничное блюдо. Скромная была свадьба. Командир Тимоха и его новые партизаны напились горилки, Леха на гармошке играл, Любава, стыдливо глаза опустив, рядом с Миколой сидела, сбылась мечта, вышла замуж, да только грустно все, уходит муж в партизаны, а вернется ли? Жить Любаве предстоит в доме Головнюков со свекрами Назаром и Оксаной.

19. Прощание с Роксаной

Неспокойно было Роксане, зачем приехали вооруженные люди в деревню? Галина сказала, что молодых мужиков в партизаны забирают.

— А вы сидите тут, не высовывайтесь. Мало ли чего…

Сама она убежала и больше в тот день не показывалась, не приходила и на следующий. В деревне тишина, какая-то зловещая. Ночью, когда китаянка Айлинь мирно посапывала на лавке, а маленький Стефан заснул в своей люльке, Роксана не спала. Стук прозвучал, как выстрел. Роксана вскочила, выглянула в окно. Увидела лицо Силантия, сердце заколотилось бешено. Накинула на плечи шаль, тихо выскользнула в сени, открыла дверь. Полная луна освещала двор.

— Силантий, зачем Вы пришли так поздно?

— Попрощаться. Ухожу в партизаны, завтра с утра — Силантий говорил хрипло, отрывисто.

Запах спиртного ударил в нос. Роксана испугалась. Что на уме у пьяного мужчины?

— У Миколы — друга моего свадьба, все там… А я к тебе пришел сказать: дождись меня… Мы врагов победим, и я к тебе вернусь, заберу тебя, и мы уедем.

— Почему?

— Потому что люблю. Как первый раз увидел, так и влюбился. Глупый был, женился, но не могу я с ней жить. О тебе мечтаю.

— У меня муж…

— Он тебя не любит, я знаю. Мы сбежим.

— Куда нам бежать?

— Да это неважно, страна большая. Муж твой не найдет нас. Не бойся, жди меня, и береги себя…

Роксана подумала, что возможно это пьяный бред. Глаза у него сверкали, говорил он быстро, словно боялся, что его остановят, не дослушают. Но его слова звучали так искренне, что она хотела верить. Вместе с ним они уедут из этой убогой деревни, где никому она не нужна, и если Силе все-равно куда бежать, то она мечтает вернуться туда, где ей было хорошо, где прошло ее детство …

Близость любимой женщины волновала, будоражила кровь, но даже помутненное горилкой сознание, не позволило ему поцеловать ее, даже прикоснуться — это же Роксана, нежнейшее создание, он боялся напугать ее своей пылкой страстью.

— Ты мне веришь?

— Да, верю — проговорила она.

***

Утром отряд новоиспеченных партизан построился в колонну, на коне гарцует лихой командир Тимофей Беркутов. Микола успокаивает свою молодую жену Любаву, она рыдает на его плече, шепчет:

— Не уходи, Микола, как же я без тебя?

— Не реви, Люба. Я скоро вернусь. Разобьем япошек, и вернусь.

Ганна не вышла Силантия провожать, злая была на мужа. Надула губы.

— Бросает меня с ребенком.

Недоношенный мальчик, завернутый в одеяло, на печи «допаривался». Акулина сказала:

— Не бросает, а на войну идет.

— Ага, он на войну, его там убьют, а я одна с дитём останусь.

— Тьфу, ты, дура, Ганка, накаркаешь — рассердилась Акулина и поспешила на улицу, где Остап по-отцовски советовал сыну:

— Ты, Сила, если воевать пошел, зря в пекло не лезь, головой думай. Жизнь свою береги, ты теперь отец семейства… А об нас не переживай, дай Бог, проживем как-нибудь.

Акулина узелок вынесла.

— Сила, вот пирожки тебе в дорогу.

— Угу… давай.

Пирожки были в заплечный мешок заброшены.

— Отряд!!! Стройсь! Шагом арш! — командует Тимоха, и будущие воины бодро пошагали вдоль по улице, в сопровождении босоногих мальчишек и лающих собак. Жены и матери, переговариваются, слезы утирают…

Галина пришла в дом к Роксане, села на лавку, голову опустила.

— Что там, Галина Митрофановна? Что случилось? — взволновалась Роксана.

— Поликарп с партизанским отрядом ушел — Галина всхлипнула.

— Не переживайте, вернется — попробовала утешить ее Роксана.

— Дай-то Бог, дай Бог. А теперь, пока он партизанит, нам самим надо будет и дров заготовить, и сено перевезти, и картофель накопать… Эх, жизнь наша.

Пришлось и Роксане в сельскую жизнь включаться, вместе с Айлинь они помогали Галине, как могли, ведь не успеешь глазом моргнуть, как зима придет. А Стефан уже на ножки встал, сам ходить начал, и за ним глаз да глаз нужен, такой подвижный мальчик.

Однажды вечером Айлинь поклонилась хозяйке.

— Госпожа, разреши на реку идти. Праздник.

— Праздник? — растерялась Роксана — иди.

Айлинь опять поклонилась и убежала. Пришла Галина, молока принесла.

— Куда Линь китайская рванула? Тоже на реку побежала. Эх, молодежь.

— Говорит, праздник какой-то, я не поняла.

— Как стемнеет, так по реке фонарики поплывут. Девушки с китайской стороны их запускают в реку.

— Зачем?

— Желания загадывают. Видно, и Айлинь чего-то загадала…

— Интересно. Вот бы посмотреть.

— Ой! Да чего там смотреть, каждый год одно и тоже… Праздник «Ткачихи».

— Кто она такая Ткачиха?

— Сказка такая китайская… Жил был бедный Пастух — юноша сирота, увидел он девушку прекрасную, она в реке купалась. Пастух ее одежду спрятал и отдал, когда она согласилась замуж за него выйти. А девушка та непростая — младшая дочь Царя небесного и звали ее Ткачиха, потому как очень красивую небесную ткань она на своем ткацком станке ткала. Полюбила Ткачиха Пастуха и вышла за него замуж. Жили они счастливо семь лет, пока Царь не спохватился, а где же дочь моя любимая?!

— Что же он семь лет не замечал, что дочери нет?

— Видимо, не замечал. Говорят, на небе время медленно движется. А у Царя еще шесть дочерей было. Ну слуги царские на Землю спустились, Ткачиху забрали на небо, а у нее на Земле уж двое деток народились: мальчик и девочка. Пастух на волшебной корове хотел было догнать жену свою, да не тут-то было. Царь на небе реку из звезд провел, как черту, которую перейти невозможно, млечный путь, та река зовется. И остался Пастух на Земле с детьми, а Ткачиха на небе ткет туман из звездной пыли и плачет по детям и мужу. Тогда дожди идут.

— Печальная история.

— Но потом Царь сжалился над ними, и разрешил им встречаться один раз в году. Тогда они приходят к реке, к ним на помощь сороки прилетают, чтобы построить «сорочий мост», на том мосту и встречаются Ткачиха и Пастух.

— Интересная сказка.

— Вот и бегают в этот день девушки к реке, с фигурками птичьими, свечки поджигают, по воде пускают, песни поют… Такой у них праздник Ткачихе посвященный, чтобы она счастье женское дала.

Галина рассказала китайскую легенду и посмотрела на Роксану.

— А тебе, если дюже любопытно, сходи на реку-то, посмотри. Я с мальчонкой посижу, поиграю со Стефаном, глядишь, он и уснет.

— Правда? Я ненадолго. С пригорка посмотрю и вернусь — обрадовалась Роксана, платок накинула, кофту теплую.

— Сходи, проветрись… — сказала ей Галина и вслед добавила тихо — совсем еще девчонка. Впору в куклы играть, да кораблики по реке пускать.

Деревенские девушки стайкой к реке пробежали, а Роксана, прислонившись к березе, на пригорке стояла, смотрела на реку. Один за другим загорались огоньки и неровными рядами плыли по течению под протяжную песню, что исполняли девичьи голоса на том берегу. И Роксана загадала: «Пусть вернется Силантий и заберет меня с сыном, увезет ко мне домой». А внутренний голос говорил: «Как не стыдно тебе, Сана, мечтать о чужом муже?»

***

Приготовились к зиме, как могли: дров заготовили, сена для коровы запасли, накопали картошки.

— Как-нибудь перезимуем — проговорила Галина — надо нам с вами в один дом перебираться, так экономнее будет с дровами. Пока мужики наши не вернулись.

Роксане эта идея жить одним домом с Галиной не понравилась, вдруг, Сила вернется, а она у Галины живет, но умом понимала: так и теплей и безопасней.

— А где наша Айлинь? Куда ускакала?

— Отпросилась родню навестить — ответила Роксана.

— Как это родню навестить?! Ты что, Роксана, отпустила ее на ту сторону? — заволновалась Галина.

— Да. А что такого? Думаете, не вернется?

— Вернется, кому она там нужна. Лишний рот.

— Тогда в чем дело?

— Так ведь на той стороне сегодня с утра в гонг били, мужики шумели, Духа смерти отгоняли.

— Дух смерти?

— Да, кто-то умер там… Боятся эпидемию, это неспроста. Так же два года назад шумели, когда холера у них свирепствовала. А Дух смерти, он такой, его с одного места прогонят, он в другое летит, а куда ж ему податься? К нам в деревню и приходит. Недаром муж твой Герман Иванович не одобрял, когда народ на ту сторону бегает.

— Сам же ездил туда — возразила Роксана.

— Так ему, как доктору не положено больным в помощи отказывать. Клятву давал — рассудила Галина…

20. Роксана — вдова?

Разведка донесла, где расположился отряд ненавистного японского офицера. Партизаны «Красного Беркута» напали внезапно. Офицер только успел проснуться, попытался схватить свой кинжал, но Сила был проворнее, резко ударил штыком в грудь, вынул и снова пришпилил офицера, кровавые пятна расползлись по нательному белью, офицер хрипел, дергался в конвульсиях, а Сила продолжал наносить штыковые удары.

— Вот так тебе, самурай хренов, не будет тебе воинского рая, подыхай, как бешенная собака.

Знал Силантий, что воин, погибший с оружием в руках, прямиком в японский рай направляется, потому и не позволил до кинжала дотронуться.

Силантий прекратил наносить удары и взял самурайский кинжал, покрутил в руке, запихнул за голенище сапога.

— Хорошая вещь, дорогая. Где-то и наган должен быть — осмотрелся Сила, нашел оружие, прихватил. Плюнул в сторону поверженного врага и вышел из комнаты.

В соседнем помещении Тимофей допрашивал переводчика.

— Господин командир! Прошу не убивайте, я ничего не сделал, я всего лишь переводчик — бормотал тот. Увидев вошедшего Силу, высокого здорового окровавленного, испугался не на шутку.

— Командир, разреши вопрос задать… этому? — кивнул в сторону переводчика Сила.

Тимофей кивнул.

— Доктор с вами был, где он? — спросил Сила.

— Доктор Герман… умер.

— Точно, умер?

— На похоронах не был, не видел. Но в списках умерших он числился. В лазарете села Покровка много солдат с тифом лежали, и доктор тоже — объяснил переводчик.

Тимоха усмехнулся.

— Везет тебе, Сила. Зазноба твоя овдовела, путь свободен…

За окном раздавались выстрелы. Прибежал Лешка-гармонист.

— Миколу убили!

— Как убили?! — у Силы дыхание перехватило — где он?

Выбежал на улицу. В дорожной пыли лежал друг закадычный Микола. Мужики вокруг, шапки сняли, головы опустили. Сила упал на колени, склонился над Миколой.

— Микола, друг, не умирай…

Казалось, Микола так шутит, прикинулся мертвым, и сейчас как вскочит и заржет, как конь. Но не шутка то была, потерял Сила друга и заплакал.

Командир Тимоха пустил переводчика в расход, и тоже вышел на улицу к отряду.

Решено было похоронить Миколу в родном селе. Тимофей выделил лошадь и телегу, предоставил Силе отпуск, с ним поехали в родные края Поликарп и Лешка на побывку. Под Силой конь хороший, в бою добытый.

— Я вперед поскачу, на разведку — сказал он друзьям и погнал коня галопом, недалеко уже родное Чертогово.

Возле хаты своей остановил коня, выбежала на встречу Ганна с ребенком на руках.

— Сила! Вернулся, живой!

Силантий ловко с коня спрыгнул.

— Здравствуй, Ганна.

— Илюша, папа приехал к нам.

Ребенок застеснялся, к матери уткнулся.

— Вырос сынок. Здорово, Илья — проговорил Сила, как себя вести с малышом, он не знал, растерялся даже. Тут к нему Любава выбежала, радостная.

— Сила! Приехал! А Микола… Микола, где?

Помрачнел Силантий, глаза опустил.

— Нет больше Миколы, Люба. Убили его.

Любава глаза округлила, не дошло до нее.

— Ты врешь, Сила, как это убит, нет, скажи, что неправда?!

Но когда Оксана пришла и новость узнала, тут уж такой вой начался, Сила хотел уши заткнуть и убежать куда глаза глядят. Все жители села пришли с Миколой прощаться, гроб с телом прибыл, усталая лошадка с трудом везла телегу с грузом.

На кладбище Сила, Лешка и Поликарп выстрелили из ружей своих в воздух. Не стало у Любавы мужа, у Ганны брата, у Назара и Оксаны — сына.

Потом поминали, еды мало стало, голодный год.

— Ты, Сила насовсем или как? — спросил отец.

— Тимоха на побывку отпустил, на посевную.

— Може, хватит воевать, а Сила? Дома-то делов много… Гутарят, прогнали япошек?

— Нам еще атамана Степанова одолеть надо — сказал Сила — мы ж теперь Республике служим.

— Эх, война-война… Республика, к нам из города уполномоченного прислали, тоже нам про республику талдычил. На сельской управе флаг повесил красный, с синей заплатой, теперь опять налог платить надоть для республики…

— Потерпеть нужно, еще немного, разобьем белых, и полегчает — уверил Сила — а у вас что тут нового?

— Так шо у нас? Голодно. Осенью не успели урожай собрать, дожди начались. Болезни опять свирепствовали, с той стороны зараза яка-то пришла. Многие болели, помирали… А недавно дохтур вернулся в село.

— Как вернулся? Он же… умер — удивился Силантий.

— Та нет. Живой, пришел пешим ходом, грязный, оборванный, обросший. Мы его сразу-то и не признали. Ну бродяга-бродягой. А это он — Герман Иванович. Так что лечебницу опять открыли, уполномоченный из городу лекарства привез, коня с двуколкой доктору выделили, Галина при нем санитаркой…

Сила огорчился, он-то думал, свободна Роксана, хотел к ней ночью пойти, а тут доктор живой. Обманул переводчик, гад…

— Жалко его, доктора-то. Постарел, поседел — продолжал Остап — пришел, сыночка увидеть хотел, а помер мальчик ихний, до году не дожив. Галина говорит, дюже убивался доктор по ребеночку.

— Так что же, умер у них сын? — уточнил Сила.

— Так я же говорю, захворал мальчик и помер. А все эта, китаянка виновата, нянька ихняя, бегала на ту сторону, подхватила заразу, сама-то ничего, оклемалась и к своим умотала, вроде как замуж вышла…

— А жена доктора, она как? Жива — здорова? — не удержался спросил Сила про Роксану. Заметил, как настороженно на него Акулина посмотрела и на Ганну взгляд перевела.

— Жинка-то его ничего, жива, а уж здорова ли не знаю, сильно уж тоща, в чем душа держится…

Ганна весь вечер прижималась к мужу, истосковалась, видимо. Сила насмелился, наконец, взять на руки ребенка, и тот притих у него на коленях, чувствуя торжественность момента. Акулина на стол ставила, поглядывала искоса на Силантия и Ганну.

— Скорее бы ты вернулся домой, Сила, и все бы наладилось… — вздохнул Остап.

— Хату бы строить начали, как мечтали — подговорилась Ганна, укладывая свою голову на плечо мужа. Сила чуть заметно сморщился, что не ускользнуло от цепкого взгляда Акулины, она усмехнулась.

У Силантия не было желания строить хату, он мечтал о Роксане, увидеть бы ее хоть разок. А планы строить бесполезно, на войне он это понял, чуть замешкаешься, не успеешь убить врага, так и получишь пулю в лоб или штык в сердце. У Силантия уже была отметина от удара саблей — шрам на плече левом.

Ночью, пришлось с Ганной спать ложиться, уйти к Роксане не удалось… А с утра решено на пашню ехать, пахать пора, и сеять…

21. Возвращение доктора

Доктор, действительно, заразился от больных солдат и попал в лазарет села Покровка, там работал Карл Вернер, институтский приятель Германа. Конечно, это было опасно, но доктор Вернер вписал фамилию Германа в списки умерших, и японский отряд ушел в поход без врача.

Герман, восстановив здоровье, на зиму остался работать в лазарете в качестве медбрата, помогал доктору Вернеру. А как пригрело солнышко весеннее, Герман простился со своим коллегой.

— Спасибо, Карл, буду вечно тебе благодарен, но мне нужно к семье пробираться, там у меня ребенок маленький и жена… молодая, глупенькая. Как бы не случилось чего.

— Понимаю, Герман, не стану задерживать — сказал Карл — семья — это важно, это то, что держит нас на земле в такое грязное кровавое время.

Закинув вещевой мешок за плечо, отравился доктор Прайс в путь, по лесам, скрываясь от всех: белые, красные, зеленые, японцы, все, кто с оружием, опасны. В результате в Чертогово он явился грязный, оборванный, простывший и голодный… Пришел, но дом был пуст, на двери замок, тишина. Его охватило волнение. Постучал в окно дома Поликарпа, выглянула Галина, отпрянула в испуге.

— Это я, Герман Иванович — проговорил он хрипло.

Галина охнула, разбудила Роксану. С осени они одним домом жили. Герман вошел в дом, бросил мешок на пол, встретил испуганный взгляд жены, она зябко куталась в черную шаль.

— Где Стефан? — спросил отрывисто и резко.

Роксана заплакала.

— Умер Стефан, за одни сутки сгорел, ангелочек наш — проговорила Галина — не смогли вылечить.

— Не уберегла, значит. И к чему, такая жена никчемная? — спросил он устало.

— Простите, я правда, никчемная. Отпустите меня — проговорила жена.

— Куда отпустить?

— Я домой хочу…

— Ты совсем дура? К маме захотела? Думаешь, там рай земной? Кругом война, голод, разруха. А она… к маме! — он грустно рассмеялся — не глупи, Сана.

— И правда, Герман Иванович, не слушайте ее, она после смерти сыночка, сама не своя, говорит глупости какие-то. Мужа держаться нужно! Куда мы без мужиков-то… — затараторила Галина.

— Я домой пойду, а ты, Роксана, собирайся и возвращайся на свое место — перебил ее доктор.

— Там не топлено, Герман Иванович. Дров-то мы мало заготовили, вот и живем в одной избе. Поликарпа на войну забрали — отчиталась Галина.

— Все-равно…

Тогда Галина засуетилась, побежала печь в их доме топить, Роксану за водой послала. Доктора нужно было помыть, накормить и спать уложить. Он ведь устал, голоден и болен, и еще он потерял сына — наследника.

Доктор несколько дней провалялся в постели с температурой, потом встал, переоделся в чистое, и отправился в сельскую управу, сдаваться новой республиканской власти. Уполномоченный встретил его доброжелательно, сказал, что жизнь в селе входит в мирное русло, и потому школа и больница — важные объекты должны работать. Лечебницу вновь открыли, лекарства добыли, Галина санитаркой устроилась. А Роксана ходила грустной тенью, занималась домашними делами, служанки у нее теперь не было, Айлинь, вскоре после смерти Стефана, убежала на ту сторону реки. Как сказала, Галина, сколько волка ни корми, все равно в лес глядит.

Роксана не знала радоваться возвращению мужа или огорчаться, она так переживала потерю сына, а тут еще чувство вины, которое внушил доктор. Еще она вспоминала Силантия, его обещание, что он вернется и заберет ее. Муж прав, даже если он отпустит ее, она не сможет никуда уйти или уехать…

Доктор выглядел сильно постаревшим, и он видел состояние жены, ее молчаливую покорность.

— Роксана, детка, пойми, я взял на себя ответственность, и не намерен от тебя отказываться.

— Я не нужна Вам. Я не сберегла Стефана, от меня нет пользы.

— Прекрати, Сана, к чему эта самокритика? Я погорячился. Ты не виновата. Это я должен был вернуться к вам раньше, и возможно, спас бы нашего мальчика. Моя вина… Я привез тебя в эту глухомань в надежде скрыться от мясорубки, что происходит сейчас в стране. Мечтал, будем жить здесь на краю географии тихо и спокойно, воспитывать детей, и переждем смутное время. Когда-то же это закончится… Но война не заканчивается, прошлое не вернется, а чего ждать от будущего не понятно. Нельзя дважды войти в одну реку, понимаешь?

Роксана, опустив голову, прослезилась. Доктор взял ее за подбородок, приподнял лицо.

— О чем ты плачешь, Сана? Ты молода и неопытна, тебе нужна защита и поддержка. Кто тебе это даст, если не я, твой муж? Будь послушной девочкой, и выкинь глупые мысли из своей головы — говорил он проникновенно — я всегда буду заботиться о тебе. По крайней мере, пока жив.

Он слегка приобнял ее за плечи, погладил исхудавшую фигурку в черном…

А потом приехал Сила на побывку, об этом Роксана узнала от Галины. С замиранием сердца она ждала его появления, он ведь обещал! Даже втихаря вещи в узелок собрала на случай побега. Но он не приходил к ней, она видела, как он идет мимо с пашни, с ним его отец и Акулина. Да, он женатый человек, у него ребенок… Вспомнив о ребенке, Роксана тихонько плачет в уголке. «Напрасно я размечталась, что он готов бросить все ради меня, с какой стати?» Ночью, на постели рядом с мужем, Роксана мечтала о Силантии, пока Герман крепко спал.

22. Беженцы

Закончился отпуск, и партизаны вернулись в отряд.

— Что, Сила, встретился со своей зазнобой? Как она, ждала тебя? Переспали? — поинтересовался Тимофей у Силантия.

— Нет. Живой доктор, обманул он япошек и сбежал от них. Так что Роксана — не вдова.

— А ты и испугался старого мужа! Может, его к стенке поставить, как пособника интервентов? — предложил Тимоха.

Силантий плечами пожал.

— Хотя, сейчас не до него, и не до любви, Сила. Первым делом, надо атамана Степанова разбить. Приказ пришел: выступаем в составе объединенных отрядов против белых… А уж потом, разберемся с остальными врагами, и зазноба будет твоей! — заверил его Тимоха.

Силантий кисло улыбнулся, надоело ему воевать. Не так все радужно было, как Тимофей обещал. Хотелось вернуться к земле, побыл дома и понял, как соскучился. Даже перебранки Ганны с Акулиной не раздражали. Месть японскому офицеру он осуществил, а война оказалась более продолжительной, чем хотелось. И не сбежишь, дезертиром объявят. Они теперь не просто партизаны, а солдаты Республики…

***

Прошел год. Бои продолжались с переменным успехом. Но красные все-таки уверенно теснили белых, те бежали за границу, сдавались, или погибали.

На селе новая власть требует уплаты налогов. Молодые мужики на войне, землю бабам пахать приходится. Остап с женой и снохой совладать не может, каждый день собачатся. Как вдруг Акулина притихла, успокоилась, Ганна удивилась, что это свекровь не портит кровь? А та ходит, улыбается загадочно и помалкивает. А ночью Акулина прижалась к мужу, положила его ладонь на свой живот, и прошептала:

— Остап, ребеночек у нас будет.

— Ух ты, Акулина, роди мне сына, женушка. Береги дитенка нашего.

— На этот раз все получится. Я уверена.

Остап развеселился, оживился, помолодел. Очень нового сына хотелось. Старший-то уже отошел от родителя, воюет, изменился, ожесточился…

***

Акулина заметно располнела, живот округлился. Остап четко следил за женой, и Ганне внушение сделал, чтобы не перечила старшей женщине, иначе даже сват Назар ей не поможет.

Акулина гордо свой живот носила, однажды на улице Галина встретилась ей, посмотрела на беременную наметанным глазом и сказала:

— Зря Остап на сына надеется. По всем приметам, девчонка будет.

Акулина ласково погладила живот.

— Может, ошибаешься? Остап говорит, Маркеры только мужиков делают.

— А Русаковы только баб рожают — хохотнула Галина и дальше пошла.

Акулина улыбнулась, подумала: «Это уж кого Бог даст» и придерживая рукой поясницу, пошагала вдоль по улице. У колодца увидела Роксану, хрупкая молодая женщина в черном, только что наполнила ведра водой и собиралась подцепить их на коромысло.

— Добрый день, Роксана — приветливо улыбнулась Акулина.

— Здравствуйте — скромно ответила ей Роксана.

— Давно хочу поговорить с тобой.

— О чем?

— О Силантии. Он ведь не чужой мне человек, сын моего мужа — заявила Акулина и заметила, как вспыхнуло лицо Роксаны, затрепетали длинные ресницы.

— Не подумай, что плохого, ты очень даже хорошенькая и скромная. Потому и понравилась Силе… И я его понимаю. Не повезло ему с женой, вот и смотрит на сторону — Акулину забавляло смущение молодой женщины.

— Не понимаю о чем Вы — пролепетала Роксана.

— Ой да не нужно притворяться, я же на твоей стороне. Просто будь осторожна, если узнает Ганна, тебе не поздоровится, она у нас баба с характером, отмутузит будь здоров.

— Но у меня ничего с Силантием нет, в чем ей меня подозревать?

— Ну, так уж и нет? Я-то давно поняла, что он в тебя влюбленный. И она поймет, если не дура… А как дойдет молва до Германа Ивановича?

Взгляд у Роксаны испуганный, не ожидала она такого разговора.

— Будь здорова, Роксана. До свиданица — Акулина слегка поклонилась и поплыла дальше, на губах ее играла ухмылка.

— До свидания — произнесла Роксана, глядя растерянно вслед.

«Что же это? Неужели по деревне слухи про нас с Силой ходят? Мы с ним почти два года не виделись, он и думать про меня забыл. Не дай Бог и правда до Германа дойдет»

Пришла домой грустная, поставила на лавку ведра, и хоть тревожные мысли одолевали ее, грустить некогда, пора готовить ужин, придет муж, нужно его кормить. Она быстро растопила печь, поставила кашу варить…

Ночь пришла, а Германа все нет. И подозрительное движение в селе началось, собаки лают, топот лошадиный. Условный стук в окно, пришла Галина, запыхалась.

— Что такое?

— Худо дело, белые в село пришли.

Роксана ахнула.

— Сельскую управу заняли, а Герман Иванович с их командиром в больнице о чем-то гутарят… Ох, не к добру это, Сана, не к добру.

— Что же делать?

— Сиди тихо, лампу выключи и закройся.

— А ты? Останься со мной — попросила Роксана.

— Нет, я огородами побегу к Маркерам, предупрежу. Там ведь Акулина на сносях…

Галина убежала, а Роксана, закрыв дверь на крюк сидела ни жива не мертва, пока условный стук не прозвучал. Муж.

— Сана, открой, это я.

Вошел, серьезный, озабоченный.

— Вещи в сундук собери, самое нужное. Тарантас я приготовил. Перед рассветом, уходим. На ту сторону.

— Зачем? — испугалась Роксана — тебя белые забирают?

— Белые части уходят в Китай. Командир, мой знакомый. Мы едем с ними.

— Я не хочу с ними — замотала головой Роксана — пусть они уходят, мы-то здесь при чем?

— Ты, глупая, Сана, придет советская власть, житья нам не даст. Уходить нам надо, одним опасно, за границей тоже неспокойно. А с вооруженным отрядом доберемся до Харбина, там наших много, как-нибудь устроимся… Ну что ты сидишь? Мне самому вещи складывать? — грозно сдвинул брови, и Роксана опустила плечи.

— Я соберу, да, конечно. Но поезжайте, один, я не хочу за границу. Я боюсь…

— Кого? Я — твой муж, твоя защита! Без меня ты пропадешь! Делай, что я говорю — голос звучал угрожающе. Она принялась скидывать в сундук одежду. Три года назад они приехали сюда с этим сундучком, за это время кое-каким имуществом обжились, и теперь снова ехать, зачем, куда? На чужбину? Душа ее противилась отъезду. Роксана собиралась, а муж, наскоро поев каши, унес поклажу в тарантас и лег спать.

— Нужно отдохнуть перед поездкой. Завтра будет утомительный день — сказал он.

Она села на лавку, вытерла слезы, подумала: «Может, сбежать от него? Но куда, к кому? Кто меня пустит? Кому я нужна, в деревне я чужая». Так она и уснула на лавке.

Стук в окно разбудил и ее, и Германа.

— Доктор, мы выходим. Собирайтесь.

— Я готов, — ответил Герман в окно.

Роксана смотрела на мужа сонными глазами.

— Идем, бери свой узелок…

Она глупо хлопала глазами, тогда он одной рукой подхватил узел, а другой — вцепился мертвой хваткой в ее запястье. Муж поволок ее на выход. На улице лицо охладило свежестью. Герман накинул жене на плечи пальтишко с капюшоном.

— Я не хочу, Герман, оставьте меня, пожалуйста. Без меня Вам будет легче.

— Прекрати ныть!

Тарантас выехал за ворота, узел закинут в него.

— Садись.

— Нет, пожалуйста… Оставьте меня.

23. Заря нового дня

— И куда это Вы, доктор Прайс, собираетесь? Ни свет ни заря, при полном параде.

Из темноты ночи раздался голос, и Роксана увидела Силантия, сердце радостно подпрыгнуло. «Приехал, не забыл!»

— Силантий? Какая встреча! Чем обязан? — произнес доктор — а я, знаете ли, спешу на вызов, работа у меня такая.

— С вещами на вызов? Это правильно, мало ли что понадобится — усмехнулся Сила, заметив дорожный сундучок и узел в тарантасе — только вынужден Вас огорчить, Герман Иванович. Вы арестованы.

— И за что это, интересно?

— Пособничество японским интервентам — ответил Сила.

— Вот как? А может, потому что тебе понравилась моя жена? Конечно, теперь в твоих руках сила и власть, ты же с наганом. А ордер на арест, имеется? — спросил доктор.

— Само собой. Бумага есть.

Сила похлопал себя по нагрудному карману.

— Желаете прочитать? Да только тут темно, пройдемте в хату, все-равно поездка Ваша отменяется.

Силантий шагнул к доктору, тот отступил и, ловко ухватив рукой Роксану, приставил к ее шее нож.

— Не подходи ко мне, иначе я ее убью! Ты же за ней пришел, не за мной, ведь так?

Роксана жалобно пискнула, промелькнула мысль, что придется прощаться с жизнью. Муж, который все время утверждал, что он ее защита и опора, угрожает ей ножом.

— Отпусти ее, доктор.

— А то, что? Что же ты не стреляешь, Сила? Я же пособник, враг, а она — жена врага? Стреляй! Убей нас обоих — говорил Герман, отступая назад в темноту проулка, где буйно цвели кусты сирени. Роксану он крепко прижимал к себе, как щит.

— Уходи, а Роксану оставь! Стрелять не буду, обещаю — сказал Сила.

— Забирай!

Доктор резко толкнул от себя жену, а сам скрылся за углом. Роксана не успела ничего понять, как оказалась в руках Силантия. Раздался выстрел… в воздух. Роксана в испуге прижалась к Силе.

— Все хорошо, не бойся.

Лошадь, запряженная в тарантас, дернулась. Силантий подхватил Роксану на руки, она и правда, как пушинка, успел подумать, усадил ее в повозку, сам запрыгнул на сидение, взял вожжи.

— Поехали! Но-о-о, пошла!

Тарантас быстро покатил вдоль по улице… А село вдруг ожило, наполнилось звуками, со всех сторон лаяли собаки, раздавались одиночные выстрелы, лошадиный топот, крики и устрашающее гикание наступающих партизан. Белый отряд уходил к реке, красные их преследовали.

Остап и Назар, вооружившись вилами и топором, выглядывали из-за тына, пытаясь понять, что происходит. Женщины: беременная Акулина, Любава и Ганна с ребенком прятались в сарае.

— Смотри, кажись, докторский тарантас проехал — сказал Назар.

— Похоже, он… Где стреляют-то? Вроде, к реке уходят — рассуждал Остап.

Мимо хаты Маркеров промчалась повозка, за ней скакал боевой конь, на котором Силантий приехал в село со своим отрядом.

А на востоке занималась заря нового дня. Для Роксаны начиналась новая непонятная жизнь.

— Сила, куда мы едем? — спросила она наконец, отойдя от испуга.

— В город, — ответил Силантий — не волнуйся. Я же обещал забрать тебя. Помнишь?

— Конечно, помню. Но тебя так долго не было, я думала, ты забыл про меня.

— Прости, раньше не мог. Хорошо, что успел. Куда хотел тебя увезти твой… доктор?

— В Китай, он хочет убежать за границу.

— Ну, пусть попробует. Думаю, наши ребята его поймают — усмехнулся Сила.

— И что с ним сделают? — спросила она.

— Не знаю, суд решит… Если на месте не прикончат.

Роксана опечалилась. «Прикончат? За что? Жестоко это».

Силантий свернул с дороги в лес к небольшому озеру.

— Пусть лошади отдохнут. Травы пощиплют. Дорога дальняя — сказал Сила.

Природная тишина, птички щебечут, кузнечики стрекочут, кони фыркают, наслаждаясь свежей травой и чистой водой.

Роксана сидела молча.

— Чем опечалилась, Роксана? — спросил Сила, присев рядом с нею, не решаясь обнять грустную женщину — что-то не так?

— Ты приехал, чтобы арестовать Германа?

— Не нужен мне он. Я за тобой приехал, а про арест сказал, чтобы он отстал от тебя.

— А ордер?

— Нет никакого ордера, я его обманул, а он и поверил — рассмеялся Сила, а она снова загрустила. Все обман. Видимо, она много сказок начиталась. Силантий виделся ей героем — сильным, смелым и правдивым, и главное, великодушным. А он просто лжец. Захотел чужую жену и забрал, обманом. И пусть доктор не был идеальным мужем, и хорошим человеком, но она знала его требования и если исполнять их, то иногда он был добр. А что ее ждет с Силой?

— Что будет дальше? — спросила она с тревогой.

— Мы будем жить в городе… Что тебя тревожит? Ты жалеешь доктора?

— Но он все-таки мой муж, и по-своему, заботился обо мне. Не понимаю, в чем провинился? Японцы его силой забрали, он ради меня с ними поехал, а потом сбежал от них…

— Роксана, о чем ты говоришь? Он тебя чуть не зарезал! А если бы увез в Китай… я не знаю… мог и продать тебя.

— Продать? Как это можно…

— А так… несладко там перебежчикам живется. Надо на что-то жить. А белые молодые женщины дорого стоят.

Роксана растерялась. «Боже, как ужасен мир» Она почувствовала себя неким тепличным растением, ничего о жизни не знающем.

— Ну, что ты, Сана, неужели пожалела, что уехала со мной? — Сила тоже был огорчен, его любимая, о которой он три года мечтал, не рада своему избавлению от постылого мужа?

— У тебя есть жена и сын — заметила Роксана.

— Да, но я разведусь. Я узнавал. Тимофей сказал, сейчас это просто делается.

— Тимофей? Кто это?

— Командир нашего отряда… Не волнуйся. Все будет хорошо. Верь мне — он наконец, осмелился взял ее за руку, наклонился поцеловал каждый ее пальчик.

Этот жест вызвал в нейтепло и нежность. Она несмело прикоснулась к его склоненной голове, провела ладонью по волнистым волосам.

— Я верю, тебе, Сила.

Он поднял свое лицо, встретил нежный и доверчивый взгляд зеленых глаз и улыбнулся простодушной улыбкой.

Они продолжили свой путь, солнце стояло в зените, утренняя прохлада сменилась жарой, Роксана сняла свое пальтишко, легкий ветерок обдувал ее лицо, лошадка устало тянула тарантас.

Город, разрушенный гражданской войной, встречал путников неприветливо. Роксана озиралась по сторонам. Еще три года назад, когда они приехали сюда с Германом, все здесь выглядело гораздо приличнее. А дом, куда привез, ее Сила представлял собой деревянный барак. Во дворе Силантий привязал лошадей к коновязи. Роксана сама выбралась из тарантаса, взяла в руки свой узелок, осмотрелась, взгляд упал на трех молодых людей, хулиганского вида. Один из них, рябой, фуражка на глаза надвинута, из-под нее рыжий чуб виднеется, взгляд нахальный, папироска во рту.

— Смотрите, пацаны, какую кралю к нам занесло! Вот бы такую…

— Тощевата вроде — ответил его товарищ, белобрысый.

— Та ну, хороша Маша, да не наша — хихикнул третий, здоровяк.

Роксана смутилась, а к парням обратился Силантий:

— Слухай сюда, Рябой! Если ты или кто из твоих дружков на мою жену косо взглянет, или словом ее обидит, я тебе башку сверну, ты меня знаешь. Понял, Ряба?

— Понял, Сила. Мы чо, мы ни чо. Пошутили просто…

— Шуткуйте про кого другого, шутники.

— Больше не будем. Зуб даю — пообещал Рябой.

— Вот и молодец. С тебя и спрос, в ответе за нее, пока меня дома нет.

— Заметано, командир.

Силантий взял дорожный сундук, но тут же здоровяк подоспел, услужливо принял ношу, и внес в барак.

— Идем, Роксана. Выше голову. Никого здесь не бойся. Запомни, ты жена Силы Маркера, и пусть только попробует кто рыпнуться — сказал Силантий.

Комната выглядела печально, неухоженная, грязная, заставленная каким-то хламом. Кровать, топчан, стол с табуретками, шифоньер, неприглядного вида железная печурка. Сундучок сиротливо притаился в углу, на него Роксана положила свой узел… Сила заметил ее разочарованный взгляд.

— Извини, прибраться не успел. Торопился в Чертогово, за тобой… Ты располагайся, я сейчас нам еды добуду.

— Мне бы умыться с дороги, можно?

— Да, можно, я сейчас воды принесу, и мыло у нас есть. Это комната Тимофея, ну я тебе говорил. Он нам ее уступает.

— А сам, где он будет жить?

— В казарме перекантуется, он ведь холостой.

Роксана, получив в свое распоряжение таз и ведро воды, разделась, вымыла свое тело с мылом, и переоделась в чистое, стало легче дышать. Пока мылась, никто не входил в комнату, потом Сила постучал в дверь.

— Можно?

— Да.

Он принес горячий чайник, хлеб и кусок сала.

— Вот все, что добыл. Но ты не переживай, голодать не будем, завтра получу паек.

Она протерла стол от пыли, в шкафчике нашлись две железные кружки и заварка. Сели за стол друг напротив друга…

Роксана волновалась, что будет потом, после ужина? Ложиться с ним в постель, она была не готова. Он понял.

— Если ты не хочешь меня, скажи.

— Не знаю… я очень устала — она виновато опустила глаза.

— Да, тебе нужно отдохнуть, ложись на кровать, а я на топчане устроюсь.

Он вышел на улицу, присел на скамейку, закурил. «Ерунда какая, я как желторотый пацан стесняюсь прикоснуться к женщине, о которой мечтал три года. Тимофей комнату свою отдал, завтра спросит, ну, что? Как твоя зазноба? А что я скажу, не было ничего? Конечно, придется соврать» — вздохнул Силантий, но он очень боялся обидеть Роксану, она сама должна захотеть близости. Вернулся в комнату, Роксана спала на кровати. Сила часто оставался ночевать у Тимохи, он поспешно разделся и, укрывшись одеялом, улегся на самодельный топчан. Уснуть долго не мог, ворочался, трудно спать в одной комнате с женщиной, к которой тянет.

Роксана тоже не спала, а притворялась, слышала, как ворочается и вздыхает Сила, потом все-таки усталость взяла свое и она погрузилась в сон…

24. Пробуждение

Роксана проснулась, когда через мутное окно в комнату попыталось заглянуть солнце. Вспомнила вчерашний день, села на кровать и осмотрелась. Силантия не было. Комната выглядела совсем печально, настроение упало. «Как я тут буду жить? Не представляю… Хотя такое же чувство было, когда Герман привез меня в Чертогово. Но доктор был законный муж. А Силантий, он мне кто? И я ему зачем? Уехать бы домой, к маме с бабушкой. Только это пустые мечты, ехать в поезде пять суток. Молодая одинокая женщина в дороге — легкая добыча для всяких бандитов»

На столе под кружкой лежал газетный обрывок, на полях записка карандашом написанная: «Роксана. Я вернусь к вечеру. Твой Сила»

— Вот так, коротко и ясно: твой Сила. Вернусь к вечеру. А что, мне до вечера делать? — прошептала она — надеюсь, хулиганы сидят во дворе вечером, а утром спят. Надо бы в уборную сходить.

А тут еще предательски живот заурчал, в шкафчиках не густо: немного крупы, чай, соль.

За дверями в коридоре послышались торопливые шаги, и визгливые женские крики.

— Ах, ты шельмец! Вот поймаю тебя и надеру, как сидорову козу!

— Ты чего шумишь, Матвеевна?! — другой голос раздался.

— Мишка, паразит, еду ворует, а мне ж парней кормить, скоро с ночной разгрузки вернутся!

— Та много ж тот Мишка скрадет…

Кто эти визгливые женщины, что обсуждали какого-то Мишку, Роксана не знала. Она по-быстрому сбегала в уборную, во дворе никого не было, а когда вернулась в свою комнату, услышала стук в дверь. Она насторожилась, открыла. Круглолицая женщина, рыжеватая с веснушками, в руках миска с дымящейся картошкой.

— Здрасти! Я Лизавета Матвеевна, соседка.

— Здравствуйте. Меня зовут Роксана. Проходите.

Матвеевна вплыла в комнату и торжественно водрузила миску на стол.

— Картошки вот тебе принесла, здесь ведь еды нету, а ты голодная, небось.

— Спасибо, но не надо было, я не голодна.

— Ой! Не голодна она! Да ты прозрачная вся! Сила должен тебя хорошо кормить, а то ветром унесет — хохотнула женщина — да ты не тушуйся! Я тебе все тут покажу, кухня у нас есть, плита там стоит, ты готовить-то умеешь?

— Да. Умею…

Их разговор был прерван появлением второй женщины — бледной худышки, она принесла соленых огурцов на тарелочке.

— Здорово! Чего одну картоху жевать, с огурчиками повкуснее. Меня тетя Маша зовут.

— Роксана.

— А я чайник поставлю — сказала Матвеевна и убежала на кухню с чайником.

Роксане неудобно стало, что эти незнакомые тетки ее кормить пришли.

— Сила на службу уехал, а ты тут одна, не знаешь никого, вот мы и пошли знакомиться. Ты садись поешь, пока картошка горячая…

— Мне бы тут прибраться, помыть, а где воды взять не знаю.

— А вот это правильно! Как можно жить в такой холостяцкой берлоге, молодой женщине. А вода у нас в колодце, в соседнем дворе справа. Ведро в кладовке найдешь — объяснила тетя Маша.

Так женщины-соседки ввели ее в курс дела, и она уже знала, где кастрюля, где плита… Подкрепившись, Роксана повеселела, теперь она знала, чем она сегодня займется, нужно привести в порядок эту унылую каморку. Она схватила ведро и направилась было в соседний двор, как столкнулась со вчерашним хулиганом, которого Сила называл Рябым.

— Давай ведро — сказал он и ухватился за дужку.

— С какой стати? — она потянула ведро на себя, что за хулиганы пошли, ведра у людей воруют среди бела дня.

— Я сам тебе воды принесу, давай, чего ты в него вцепилась? — буркнул Рябой, и она, растерявшись, отдала столь ценную вещь…

В этот день она узнала, что хулиган Рябой — это сын Лизаветы Матвеевны и зовут его Родион. Он вернулся со станции, где ночью разгружал вагоны. Жить на что-то надо. В этом бараке жили фабричные рабочие, но фабрику закрыли, кто смог уехали к родичам в деревню, а кому ехать некуда, остались и перебивались случайными заработками…

Силантий пришел вечером, открыл двери и тут же закрыл, не туда попал.

— Сила, ты что? Проходи — сказала Роксана, улыбаясь.

— Что это?

— Я прибрала здесь.

Сила оглядел помещение удивленно. Стекла в окне казались прозрачными, и комната стала светлой и уютной, исчезла паутина в углах, на окне появились белые занавески, а на чисто вымытом полу лежал полосатый половик. Силантий разулся и поставил сапоги в угол возле порога.

— Как хорошо здесь стало… Это ты все сама сделала?

— Воды Родион принес, половик Матвеевна дала, а занавески тетя Маша подарила. Садись за стол, Сила. Я сварила кашу. Нашла крупу в шкафчике — сказала Роксана.

— Вот это здорово! — обрадовался Сила — а я паек получил, принес.

— Как хорошо, Сила, поедим…

На столе чистая скатерть, Роксана наполнила миски, себе поменьше, Силе побольше. Он заметил.

— А что так?

— Мне много не надо… А ты мужчина.

— Я не хочу, чтобы ты голодная была.

Роксана села напротив него, застучали ложки. Мужчина и женщина посматривали друг на друга. Оба думали об одном и том же, кровать была аккуратно заправлена. А на Роксане — чистое симпатичное платье. Платье хотелось с нее снять, а кровать примять. И Роксана поняла его желание, смутилась, щеки порозовели.

— Мы ведь вместе? Ты будешь, моей? — спросил он, с надеждой глядя в зеленые глаза.

Она, опустив голову, кивнула. Сама расправила кровать, чистое белье притягивало взгляд. Сила скинул с себя гимнастерку, приблизился к Роксане со спины, она неспеша расстегивала пуговки на платье, он вынул шпильки из ее волос, и они упали на спину тяжелой волной, ему не терпелось поскорее получить доказательство ее любви, но он вспомнил урок Акулины. «Не торопись, Сила, приласкай…» И он не спешил, помог освободиться от платья, она осталась в нижней сорочке — тонкие лямочки, на груди кружевная вставка. Роксана повернулась к Силантию лицом, увидела шрам на плече, ее глаза расширились.

— Что это, Сила? Шрам? Ты был ранен?

— Да…

Неожиданно она прикоснулась губами к шраму, поцеловала нежно, а мужчину, словно током ударило. Он опустил лямки ее сорочки с плеч, его взору предстала аккуратная небольшая грудь с розовыми сосками. Сорочка падает к ее ногам, а Сила подхватывает Роксану на руки.

— Пушинка моя, Сана…

Она уже лежала на кровати полностью обнаженная. Губы сомкнулись в нежном сладостном поцелуе, а рука его бродила по ее молодому упругому телу, он ласкал тонкую талию, плоский живот, бедра. Прервав долгий поцелуй, Силантий припал губами к соблазнительной груди, одной рукой приподнимая Роксану за талию, заставляя слегка прогнуться, а другой — гладил внутреннюю часть бедер, постепенно раздвигая ее ноги и прикасаясь к влажным складочкам, наконец, Роксана, как цветочный бутон под солнцем раскрылась, впуская его естество в себя, при этом тихо простонала, он втиснулся внутрь, наблюдая за ее лицом.

— Тебе не больно, Сана?

— Ты такой… он большой — глухо проговорила она.

Сила был внутри, а Роксана кусала губы.

— Сила, пожалуйста…

Она нетерпеливо заерзала под ним, требуя движения, обвила ногами его талию. Тогда он начал двигаться, сначала медленно, постепенно темп наращивался, все быстрее и быстрее. Его нетерпеливое рычание, ее тихое постанывание, потом она почувствовала, как все внутри наполняется им и, кажется, взорвется, они одно целое, она не смогла сдержать громкого стона. «Как стыдно, а если соседи услышали мой крик» — подумала она, обнимая руками его спину, прижимаясь, как можно ближе.

— Силушка, милый…

— Сана, любимая. Теперь ты вся моя, не отдам никому.

После бешенного темпа, наступила разрядка, а после нескольких завершающих толчков, он неохотно покинул ее лоно, откинулся на подушку, прижал Роксану к себе, она прилегла на его грудь, слушая, как его сердце колотится.

— Ты устала, пушинка? Я боялся, что раздавлю тебя.

— Сила… А что, если вдруг я забеременею — озвучила она свое опасение.

Он слегка отодвинулся, пытливо взглянул в ее лицо.

— Никаких «если» и «вдруг» — сказал он строго.

Роксана удивилась, широко распахнула глаза и смотрела на него недоуменно.

— Но… это может произойти.

— Это обязательно произойдет, ты родишь мне сына. Я очень хочу ребенка.

— Правда?

— Конечно… А ты разве не хочешь? — спросил он.

Она немного растерялась, не знала, хочет ли. Слишком тяжела была утрата, когда она потеряла Стефана. А сейчас, такое заявление: родишь мне сына. Герман тоже хотел наследника. Все мужчины одинаковы?

— Хочу, но… а если это будет девочка?

— Нет. Маркеры делают мальчиков — улыбнулся он — и сейчас мы этим и займемся. У нас получится замечательный парень.

Он ловко подхватил ее и усадил на себя сверху. Она видела восторженный взгляд, направленный на нее снизу вверх. Сила, придерживал ее за талию, регулируя плавные движения… Нет, мужчины не одинаковые, ощущения были совсем другие, мужа она боялась, стеснялась, когда он рассматривал ее тело, ласкал, она чувствовала себя игрушкой в его руках. Его оценивающий взгляд говорил: а не переплатил ли я за это? Конечно, он ведь помог ее матери деньгами, и смотрел на Роксану, как на ценное приобретение. Да, заботился. Хорошо одевал, тяжелой работой не загружал: не для того куплена лошадка, чтобы заездить ее. От нее требовался наследник, она его родила, но не уберегла, не сохранила, чем разочаровала мужа… А с Силантием она вдруг желанной женщиной себя почувствовала, и даже робкая совесть замолчала, перестала ныть: «Он ведь чужой муж». Ночь эта была страстной.

— Разве тебе не нужно отдохнуть? Завтра, на службу? — спросила Роксана, восстанавливая сбившееся дыхание, когда «наездница» приняла горизонтальное положение.

— Мне? Нет… Я забыл сказать, что на завтра мне дали увольнительную… Так что вся ночь наша, и день — сказал он — а вот ты, точно устала. Отдыхай, моя пушинка…

Она послушно уснула в плену его крепких рук.

25. Письмо

Роксана открыла глаза, в постели она находилась одна, приподнялась. Силантия в комнате не было. «Где же он? Неужели ушел? Говорил, весь день со мной пробудет» Почему-то стало обидно и одиноко, как быстро она привязалась к нему, словно всем телом приросла.

Дверь отворилась, и на пороге появился Силантий, в руках сковородка.

— Проснулась, моя пушинка? Сейчас буду тебя кормить.

Он поставил сковороду на подставку, умопомрачительный запах жаренных макарон распространился по комнате, и Роксана сглотнула слюну.

— Ты сам приготовил?

Он улыбнулся, сел рядом с нею на кровать, поцеловал, проводя рукой по обнаженной спине.

— Если честно, макароны поджарила Матвеевна.

— Но я сама могу приготовить… неудобно напрягать соседей — проговорила Роксана.

— Что тут неудобного? Она же понимает, у нас есть дела поважнее — рассмеялся Сила.

Она вспыхнула. Краска стыда залила ее лицо.

— Ты, думаешь, она слышала нас… ночью?

— Может, и не слышала, но все знают, дело молодое — хмыкнул он, покрывая ее лицо жадными поцелуями. Она пыталась поначалу прикрываться одеялом, но так настойчивы были ласки, что она раскрылась и обхватила его плечи руками, и тоже принялась целовать его, и снова любовь и страсть охватили их…

Потом они ели макарошки, поглядывая друг на друга, голодными глазами.

— Скажи. Почему ты вышла замуж за доктора?

— Я не хотела, но… жили мы бедно, папа умер. Герман увидел меня на улице, и попросил моей руки у мамы. Пообещал помочь деньгами, и она согласилась…

Роксана опустила голову, рассказать про «черных вдов» она не осмелилась. Вдруг Сила испугается, и откажется от нее. «А если и правда, проклятие существует. Наверное, лучше, что Сила — чужой муж. Тогда, возможно, смерть не будет ему угрожать» — подумала она.

— О чем ты задумалась, Сана? — спросил он, заметив, как тень омрачила ее лицо.

— Я… Хочу написать письмо маме и бабушке. Они ведь ничего обо мне не знают… А я о них, как они там без меня живут? — произнесла она.

— Письмо? Я выпрошу в штабе у писарчука чистую бумагу, и принесу тебе — сказал Сила — и что же ты напишешь своим родным?

Она задумалась. «А правда, что я им напишу? Что родила ребенка и похоронила его. Что доктор хотел увезти меня в Китай. И теперь я живу с чужим мужем в бараке. Наверное, мама и бабушка огорчатся»

— Я еще не придумала…

— Напиши, что у нас все хорошо — посоветовал Сила — разве не так?

— Да, ты прав, все хорошо — она улыбнулась, действительно, зачем огорчать родных? Все же хорошо: она не уехала на чужбину, осталась на родине, ушла от старого мужа, и нашла нового, он молод, силен, красив, что еще надо?

А Силантий продолжил свою речь.

— Недавно Тимофей собрал нас в штабе, привел мужика. Он фотограф.

— Какое странное имя — улыбнулась Роксана.

— Да. Тимоха сказал, что фотограф снимет нас на карточку для газеты. Мужик приволок такую штуку — ящик на трех ногах, построил нас и говорит: смотрите, сейчас вылетит птичка. Мы уставились на его ящик. А никакой птицы не было. Обманул, гад. Хотели его побить. Командир сказал, что мы дураки, нет никакой птички, это так говорят, чтобы мы головами не вертели и глазами не моргали, иначе портрет не получится.

— И что, получился портрет? — спросила Роксана.

— Ага. Получился. Все как настоящие, правда, я не похож. Лешка и Поликарп похожи, а я нет. А командир сказал, что вылитый я… — рассуждал Сила — но это я к тому, что давай я найду этого мужика, и он сделает наш с тобой портрет… Вышлешь карточку в письме родным, и они тебя увидят.

— Как здорово ты придумал! Ты правда, это сделаешь для меня?

— А што? Запросто. Хочешь?

— Да — она кивала головой.

— А где живут твои родственники? — поинтересовался он.

— В Сибирской губернии, село Березовое. Там так красиво, роща березовая, река широкая… — вздохнула Роксана — я так скучаю по родным местам.

Силантий обнял ее, она положила голову ему на плечо. Так хорошо, он разговаривал с нею, спрашивал о ее делах. Доктор никогда не вел с ней длинных разговоров, обычно, он ей приказывал, она выполняла. Или объяснял жене, чем она ему обязана, без мужа она бы пропала. Видимо, в силу возраста, он считал ее глупой и неразумной, о чем с нею говорить? Он университет окончил, а она четыре класса. Она и чувствовала себя девчонкой несмышленой и абсолютно никчемной…

Силантий выполнил свои обещания: принес несколько чистых листов бумаги и чернила; договорился с фотографом. И через несколько дней, они шли по улицам города. Силантий в черной кожанке, штаны-галифе, сапоги начищенные. У Роксаны красиво уложенные волосы подвязаны шарфиком, она облачилась в свое самое нарядное платье, сверху — пальто приталенное. Она опиралась на его руку, спину держала ровно и голову вниз не опускала. Фотограф встретил их в маленьком домике с вывеской «Фото»

— Боже мой! Какая пара! Давно я не видел таких красивых лиц! — восхитился мужчина, возможно, он всем своим клиентам так говорил, но лесть была приятна, и Силантий расплылся в улыбке.

— Сделайте наш портрет.

— Разумеется! Дайте-ка я подумаю, какую композицию составить — задумался фотограф, разглядывая клиентов.

— Пожалуй, так. Молодой человек садитесь на стул, а девушка стоит рядом, руку на плечо, вот так, прекрасно, смотрите, сейчас вылетит птичка, улыбайтесь…

Это было так волнительно позировать перед камерой.

— А еще я предлагаю вам сделать второй снимок, в полный рост и оба сморите друг на друга, как бы вполоборота, держась за руки, очень красиво получается, так романтично…

Они вышли из фотостудии, и Сила признался:

— Я так в поле не уставал, как сегодня из-этого фотографа. Встаньте так, сядьте этак…

— А я так волновалась… интересно, что там получится.

— Через неделю узнаем.

И они отправились в обратный путь домой. Иногда они встречали знакомых Силы, с ним здоровались и с любопытством смотрели на его спутницу…

Письмо написать было непросто. Как найти нужные слова, как выразить то, что она счастлива и любима. «Здравствуйте, дорогие мои мама и бабушка! С приветом к вам ваша дочь и внучка Роксана…». А что писать дальше она не знала. К тому же оказалось, что почта в городе не работает, ее разбомбили. Но Силантий уверял, что скоро все наладится, так что рано или поздно ее письмо уйдет по адресу. Через неделю он принес фотоснимки, и они очень понравились Роксане. Одну из карточек она вложила в письмо. При написании обратного адреса, она засомневалась.

— Сила, как ты думаешь, как написать? Роксана Прайс или Маркер?

— Конечно, Маркер — ответил он.

Она подумала, правильно, если муж новый, то и фамилия должна быть новая, и вывела аккуратными буквами: Роксана Маркер.

А Силантий подумал: «Я тоже мог бы подарить отцу свою карточку, но там же Ганна». Он уже было совсем забыл про нее, но она ведь законная супруга, а Роксана нет… Решил обсудить тему развода с командиром.

— Тимофей, слушай, что нужно, чтобы с Ганной развестись?

— Ну, сначала, надо спросить ее — может согласна на развод.

— Я разумею, она не согласится — покачал головой Сила.

— Тогда — суд. Все-равно разведут, не переживай — успокоил его Тимофей — только сейчас не до того. Скоро нам в поход. А как вернемся, тогда и разберемся с разводом.

— Надолго уходим?

— Думаю, надолго.

Сила помрачнел. Придется оставить Роксану одну.

— Пиши доверенность на свою Роксану, чтобы довольствие за тебя получила, пока мы в походе. Я подпишу — Тимоха хлопнул друга по плечу — не пропадет без тебя твоя зазноба. Матвеевна — баба ответственная, присмотрит за ней.

Домой он пришел грустный, как сказать Роксане, что уезжает надолго.

— Что случилось, Сила? — заметила его состояние она и насторожилась.

— Ничего такого, Сана. Просто, я в поход ухожу на днях, и точно не знаю на сколько…

— Это опасно?

— Нет, что ты, ничего не опасно — уверил ее Сила.

— Не обманывай, Сила… Я боюсь за тебя…

— Просто жди меня, и все. Возьми документ. Если задержимся, ты в штабе довольствие получишь за меня. Только одна не ходи, позови с собой Матвеевну, или Родиона, пусть тебя проводят…

Роксана прижалась к нему всем телом. Хотелось плакать. «Опять разлука»

26. Ранение

Отряд «Красный Беркут» ушел в поход добивать беляков, а Роксана осталась одна в комнате. Барак жил своей жизнью: женщины Матвеевна и тетя Маша шумели, вечно голодный мальчишка Мишка воровал еду, хулиган Рябой с компанией приставали к приличным людям, стреляли папироски и ходили на заработки на рынок или на станцию грузчиками.

Почту открыли, и Роксана в сопровождении Лизаветы Матвеевны, унесла на почтамт свое письмо для матери и бабушки, на обратном пути на рынок завернули: жизнь все-таки входила в мирное русло, и торговля там шла довольно бойкая. Роксана подумала, что не мешало бы ей продать вещи своего мужа, которые лежали в дорожном сундуке: пальто, костюм-тройка, несколько рубашек. Вещи доктор приобретал хорошие, добротные, за них можно было получить приличные деньги или выменять на продукты.

Пришло время довольствие за Силантия получать, продуктовый паек. Это дело было важное. Матвеевна отправила с ней «группу сопровождения»: Родион Рябой и друг его здоровяк Колян шли за Роксаной следом до штаба, и обратно по очереди несли мешок с пайком, а Роксана шагала налегке и спину прямо держала, как Силантий велел. Потом все обитатели барака за общий стол собрались: угощение на славу получилось.

Фотография, где они вдвоем с Силантием, была в самодельную рамочку вставлена и на стене висела, как украшение. Роксана с тоской взирала на нее, думала: «Где же ты, Сила? Что там с тобой на этой войне проклятой?» Медленно и тоскливо тянулись зимние дни. Солнце поздно просыпалось и рано спать ложилось, так и Роксана поступала, иначе при лампе сидеть, только керосин зря жечь. Иногда вечерами с соседками на кухне сидели у печи, рассказы рассказывали, чай пили… В городе радостно проводились митинги в честь присоединения к Советской России, все говорили об окончательной победе над белым движением, а у Роксаны неспокойно на душе было. Оказалось не зря.

Однажды на пороге возник Тимофей Беркутов. Осмотрел удивленно свою бывшую берлогу, отметил про себя: «Вот что значит, женская рука. Порядок и уют»

— Здравствуй, Роксана.

— Здравствуйте — она попятилась от дверей, в глазах появился страх — Что с Силантием?

— Ранен… Тяжело ранен. Но ты не переживай, его вылечат — попытался успокоить ее командир.

Она опустилась на лавку, слезы на глазах выступили.

— Где он?

— В Покровке, в госпитале.

— Я могу поехать к нему?

Тимофей осмотрел ее хрупкую фигурку, головой покачал. «Чем она Силантию поможет?»

— Зачем тебе? Его вылечат, и он сам вернется…

— Нет, пожалуйста! Я должна быть рядом.

«Может, и правда, должна. Если не выживет Сила, то хотя бы проститься успеет» — подумал он.

— Хорошо. Завтра обоз пойдет в Покровку. Я тебя отправлю туда…

Утром следующего дня Матвеевна привела ее к штабу, Тимофей выписал на складе тулуп, валенки, шапку-ушанку. Дорога долгая, а зима холодная. «Как бы не застудилась девка»

Роксана уселась в сани, груженные мешками, и угрюмый возница повез ее в село Покровское. Несколько саней следовали за ними, пара вооруженных всадников сопровождали…

***

Доктор Карл Борисович Вернер критически посмотрел на прибывшую из города девушку, она была хрупкая, в дороге замерзла. «Боже мой, дитё. Ее саму лечить надо, а она приехала за мужем ухаживать» — подумал он и сказал:

— Ну что же, голубушка. Муж Ваш в рубашке родился, если бы пуля чуть правее прошла… Но так все обошлось, думаю, жить будет. Сейчас главное, уход за ним. А у нас больных и раненных много, а медперсонала не хватает…

— Я все что надо, делать буду. Мне бы только выздоровел Силантий — заверила она.

— Ну-ну, приступайте. Медсестра подскажет, что нужно.

Силантий открыл глаза, затуманенным взором посмотрел на Роксану, не понял, наверное, пригрезилась она. Снова устало закрыл глаза.

— Силушка, как ты? Это я, Роксана.

Снова открыл глаза.

— Сана, ты? Откуда?

— Приехала из города, к тебе…

Роксана старательная сиделка была, и за мужем ходила, и медсестрам помогала, быстро обучаясь премудростям ухода за больными. Доктор Вернер к ней привык, и мнение свое изменил.

— Тебе бы, Роксана, на медсестру выучиться. Из тебя хорошая сестра милосердия выйдет. Я ведь думал, ты забоишься, брезговать будешь, а ты ничего, смышленая и заботливая. Повезло мужу твоему, быстро на поправку пошел — похвалил ее врач.

— Спасибо Вам, Карл Борисович — поблагодарила его Роксана при выписке.

Силантия выписали из больницы, и они уже вдвоем вернулись с обозом в город. Тимоха и друзья радостно встречали Силу, соседи рады были. Ну а дальше? Эйфория прошла, жив остался, а служить в армии уже не мог. А чем заняться на гражданке он не знал, потерялся в жизни. И нашел типичный мужской выход из ситуации: самогонка. Уходил, вроде, как работу искать, а возвращался пьяный. И Роксана не знала, что с этим делать. Как с пьянством бороться? На, что жить?

Вечером она, приготовив скудный ужин, ждала с нетерпением Силу, его не было. Без него садиться за стол не хотела, главное, мужика накормить, а самой уж что останется. В дверь постучала Матвеевна.

— Что, Роксана, не пришел еще Сила? Эх, беда-беда. Такой мужик хороший, а туда же, запил. А тебе ведь тут почтальон письмо принес, пока тебя дома не было. Держи. От матери?

Роксана обрадовалась.

— Да! От мамы.

— Ну не буду мешать — сказала Матвеевна и ушла.

Роксана углубилась в чтение. Постепенно, лицо ее омрачалось. Мама сообщала, что бабушка год назад умерла. Год был очень голодный. Многие знакомые тогда ушли в мир иной.

Роксана прослезилась, и продолжила читать. Дальше мать написала, что сама она замуж вышла, мужчина хороший встретился, бывший военный, раненный, правда, на ногу хромает, но помогает ей с домашними делами, одной ведь тяжело. Еще она очень рада за дочь, что муж у нее есть, новый, молодой, карточка ей понравилась…

Роксана расплакалась, как все поменялось с тех пор, как она то письмо писала… Мужа привел какой-то новый друг-собутыльник. Силантий на топчан свалился и сразу уснул… Роксана выключила лампу и тоже легла спать, есть не стала. Завтра утром мужа кормить надо будет.

А с утра он снова извинялся, что так получилось. Напился, больше не будет.

— Не могу я так, Сана, прости. Что делать не знаю. А самогонки выпью, так и жизнь не такой поганой кажется — говорил он, оправдываясь. — Знаешь, что я думаю? В деревню нужно вернуться. Здесь делать нечего, а там земля прокормит, и скучать некогда. Как ты думаешь, Сана?

А что она могла думать? Мужик под откос катится с пьянкой этой. А деревня? Да, деревня — это выход… для него. Там у него отец родной, сынок растет и жена законная. Роксане там не место, это понятно. Она ему только мешает.

— Да, ты прав, Сила — кивнула она головой, пряча от него слезы.

— Решено. Вернемся в село. Хату построим, жить будем отдельно, не пропадем… Я сегодня схожу еще в одно место, мне обещали, можно подзаработать. А вечером все обсудим.

Он ушел. А она все обдумав, приняла свое решение.

27. Похмелье

На рынке шла бойкая торговля. Роксана позвала с собой Матвеевну, и та помогла ей выгодно продать вещи старого мужа.

— Вот, видишь, как хорошо выручили за них! А-то ты ведь отдала бы все за бесценок. А вещи хорошие, добротные. И жить вам на что-то надо — говорила Матвеевна, возвращаясь с рынка.

— Силантий и без меня проживет, в деревню он возвращаться собирается.

— Как в деревню, зачем?

— Там у него родня, земля. Скоро посевная, рабочие руки нужны, вырастит урожай, с голоду не пропадет…

— Не поняла, а ты? — спросила Матвеевна.

— А я решила, в Сибирск поеду, маму навещу, устроюсь куда-нибудь работать. В больницу, например, санитаркой. На медсестру выучусь, как мне доктор Карл Борисович советовал.

— Ты что же, Силантия бросаешь? — удивилась женщина.

— Простите, Лизавета Матвеевна, обманула я Вас, никакая я не жена Силантию. Любовница просто. А в деревне у него жена законная и сынок подрастает, третий год мальчику…

— Эх ты, Сана-Роксана. Ты думаешь, я слепая, ничего не понимаю. Про твою историю, мы с Машей давно знаем, еще до того, как Сила тебя привез. Тимоха по пьяни рассказал про друга своего Силу. Что женился он не по любви, отец приказал. А Сила в чужую жену влюбился и страдал. Потом поехал, чтобы отнять любимую у мужа старого. Тимоха ему даже комнату по дружбе уступил, сказал, такая любовь один раз в сто лет бывает, помочь надо человеку.

Роксана удивилась:

— Так вы все знали? Осуждали меня?

— Да нам-то какая разница, законная ты или нет! Главное, Сила тебя любит, и раз он тебя женой называет, значит, так оно и есть. К тому же девка ты хорошая, скромная, не вредная. А что же теперь? Куда ж ты поедешь, одна, даль такую?

— Раньше я боялась… а сейчас, думаю, чего бояться? Война закончилась, добрых людей больше, чем плохих, познакомлюсь в поезде с приличными да семейными, и буду возле них держаться — рассуждала Роксана — авось и доберусь до мест родных.

— А Силантий как же?

— У него своя жизнь, своя семья. В деревне я чужая. Там все Ганну жалеют. А я даже забеременеть от него не сумела. Мешаю ему только…

— У тебя же тоже мальчик был? Умер.

— Вы и это знаете? — загрустила Роксана — был у меня сынок. Стефан. А я его не сберегла.

— Потому и забеременеть не можешь, не отпустила ты своего сына, вину в себе носишь. Вот и не принимает твое тело ребенка, боится новой боли — рассудила Матвеевна — отпусти, прости себя…

***

Утром Силантий проснулся с тяжелой головой, опять жуткое похмелье. Подумал: «Хватит пить, за ум нужно браться» Поплелся на кухню, увидел там тетю Машу.

— Доброе утречко, Сила. Что опять головушка болит?

— Болит, тетя Маша. Не угостишь ли рассольчиком огуречным? — попросил Сила и тетя Маша, хитро усмехнувшись, ответила:

— Угощу, почему нет.

Выпил рассол, немного полегчало.

— Роксану не видели? Куда она с утра пораньше девалась?

— Видела. Ушла на станцию, Родя Рябой ее провожать пошел, чемоданчик понес.

— Какой чемодан? Зачем на станцию? — Сила был ошарашен этим сообщением.

— Так уехала она. С нами простилась. Тебе письмо на столе оставила. Пропил ты, Сила, свою жену — заявила тетя Маша.

Хмель, как рукой сняло. Как уехала, зачем, почему? Кинулся в комнату, в шкаф заглянул — вещей ее нет, не врет, значит, тетя Маша. Записка на столе ровным аккуратным почерком написана…

28. Остап

Остап в город собирался, нужно новый плуг к посевной купить, да и много чего, керосин и тот закончился. Акулина заказы делает, что с города привезти, дочка у нее на руках сидит, головой вертит, прошлым летом родилась — хорошенькая, головушка светлая кучерявая, глазки голубенькие, Настей назвали. И хоть мечтал Остап о сыне, полюбил дочурку всем сердцем. И Акулина, как матерью стала, так успокоилась, с Ганной ссориться перестала.

— Отец, возьмите меня с собой город — попросила Ганна — хочу с мужем поговорить и разлучнице в глаза бесстыжие посмотреть.

Остап плечами пожал.

— Ну не знаю, подумаю.

— А что тут думать?! Имею право мужа в семью вернуть! Если не возьмете, значит, Вы на ее стороне, и мне нечего в Вашей хате делать, уйду к родителям, а Илью к вам не пущу. Вот! — заявила Ганна, и на улицу вышла.

— Правильно, Остап, возьми Ганну в город — усмехнулась Акулина — только в гляделки она играть не станет, вцепится в волосы Роксане, скандал устроит, опозорит Силантия перед людьми. Я думаю, какой бы Сила не был, а он твой сын единственный, так зачем тебе ссориться с ним из-за Ганны?

Остап крякнул. «Умные мысли говорит баба, один Сила сын, а сноха — она даже не дочь»

— А как да уйдет она к Головнюкам? Поссоримся с Назаром — засомневался Остап.

— Ну и что? На пашне нам Лешка-гармонист поможет. Справимся. Что тебе, за Головнюков держаться, они ж только о себе и думают — рассудила Акулина.

Лешка-гармонист, получив ранение в бою, вернулся в село и к Любаве посватался, оказалось давно он на бойкую девку поглядывал, да боялся Миколу, а как овдовела Любава, решил, что настал его час. Любава ушла от Головнюков, и у Лешки поселилась. Акулина тут же сообразила, что лучше им с Лешкиной родней скооперироваться, чем от Головнюков зависеть…

Ганна вернулась в хату с Ильей, чернявый мальчик, на свата Назара похожий.

— Что решили, отец? Берете меня в город?

— Нет. Дел по дому много. А с Силой я сам поговорю по-мужски. Глядишь, и верну его домой, жди.

— Да знаю я, как Вы с ним поговорите! Я Вам не нужна! Акулина только и ждет, чтобы от мине избавиться — Ганна бросила на свекровь злобный взгляд. Акулина чуть заметно усмехнулась, промолчала.

— Цыц! Балаболка! Пошто споришь?! Я казал, сиди дома, жди! И Акулину слухай. Она старшая, не перечь.

Ганна насупилась. Все не так в жизни. Муж бросил, свекровь — змея, свекор за жену всегда заступается. Мать Оксана после смерти Миколы изменилась, ходит сама не своя, не от мира сего. На жалобы дочери только грустно головой кивает и все. В деревне жалеют брошенную Ганну, сочувствуют, да что толку от их жалости? Хотела разлучницу за космы оттаскать, чтобы знала бесстыжая бабенка с кем связалась, да и тут не получается: отказал свекор, не берет с собой в город.

***

Остап приехал в город, сдал на сборочный пункт зерно, получил справку об уплате продналога, и поехал к бараку, где Силантий жил.

— Здорово, Силантий!

— Батька! Здоров будь! Приехал, по делам или как?

Остап осмотрелся: чистая комната. Маловато, конечно, места для семьи, а так ничего.

— Мне без дела кататься туда-сюда не с руки — проворчал Остап — поеду завтра на базар, плуг новый покупать, да так по мелочи.

— Понятно, ну проходь, садись. В ногах правды нет.

— На ночь-то можно ли у тебя остаться? Или прогонишь батьку?

— Чего мне тебя прогонять? Вон топчан свободен, переночуешь, сейчас лапши поедим.

— Поедим, это хорошо. А твоя-то где?

— Придет…

— Хотела на нее Ганна посмотреть, да косы повыдергивать, но я не взял ее с собой. Акулина отговорила. Нече, говорит, Силантия позорить.

— Правильно сказала. Разводиться я с Ганной буду.

— Что же, не вернешься в деревню?

— Не-а. Я на «железку» работать устроился. В деревню не вернусь. Ганна и Головнюки мне жить спокойно не дадут, не хочу.

— Это, твое последнее слово? Не вернешься?

— Не вернусь.

— Ну, Ганна, ладно. Знаю, не люба тебе. А сын? Илья?

— Сыну, как положено, деньги высылать буду.

— На хрена ему деньги, ему батька нужон — фыркнул Остап.

Сила сердито на отца посмотрел.

— Так если Ганне ребенка растить трудно, пусть мне отдаст. А што? Пущай Илья у меня живет. Так ей и передай.

Остап грозно глазами вращать принялся.

— Ишь ты, прыткий какой! Ты очумел што ли?! Кто ж тебе дитенка отдаст? У него в деревне два деда, бабка, мать какая-никакая, а ридная. Растет у нас на молоке и сметанке, такой справный хлопчик. А тут што? Комнатушка с куричью жопу. Ты на работе. А мальчонке с мачехой сидеть? Больно нужон он твоей полюбовнице?

Сила, голову опустив, спросил:

— Ну и шо ты от меня хочешь, батька? На две части мне разорваться? Роксану не брошу, хоть што говори…

— И що ты в своей крале нашел? Хлипкая больно, ветер дунет, унесет. Рази такая родит тебе здорового ребенка? Или беременна поди уж?

Сын отрицательно покивал головой.

— Задурила те голову… И що ей с доктором не жилось?

— Про него что слышно? Не объявлялся, в деревне? — спросил Сила.

— Видели его на той стороне, у господина Вэйдуна. А потом вглубь ушел за белыми. Он не пропадет. Врачи, они везде нужны.

Открылась дверь и на пороге возникла Роксана. Увидела Остапа, смутилась.

— Здравствуйте, Остап Петрович.

— Вот она, явилась, божья милость. Разлучница! Не стыдно ли в очи бачить? Вот ведь, вроде и поглядеть не на што, а мужа из семьи увела? Як так? — строго вопрошал Остап, и она, густо покраснев, не знала, что ответить. Оправдываться не имело смысла, а грубить старшим она не умела…

29. Железная дорога

В то утро, когда Роксана ушла с чемоданом на станцию, и Силантий узнал про это, все перевернулось в голове, ужас наполнил все его существо, больше он ее не увидит? Уехала! Помчался со всех ног на станцию, летел над землей, только бы успеть. Метался по ЖД вокзалу. Увидел ее тоненькую фигурку, налетел как вихрь, схватил в охапку.

— Сана! Ты что? Куда ты собралась? Не бросай меня!

— Сила? Зачем ты пришел? Я тебя не бросаю, отпускаю. Поезжай домой в деревню, к семье, там твое место…

— Нет, что ты говоришь? Без тебя мне жизни нет. Какая деревня, если ты туда не хочешь, то и я не поеду. Прости меня! Я виноват, обещаю, пить не буду. Работу найду, не пропадем. Роксана, поверь, пожалуйста.

Взгляд просящий. На глазах ее слезы выступили. Снова хотелось верить. Рябой подошел к ним, чемоданчик в руках.

— Роксана, поезд пришел. Пойдем в кассу, за билетом?

Силантий сердито зыркнул на него.

— Рябой, неси домой чемодан. Роксана никуда не едет.

— Понял… Ну я пошел… домой?

Роксана тихо кивнула головой. Рябой скрылся в толпе. Силантий обнял ее, прижал к себе, вдохнул запах любимой женщины.

— Ты не пожалеешь… Пойдем.

Они шли по улицам города не спеша, держась за руки.

Барак готовился к их приходу. На кухне Матвеевна и тетя Маша стол общий накрыли, наскоро еды наготовили.

— С возвращением, Роксана!!!

Она скромно улыбнулась, прижимаясь к плечу своего мужчины.

— Садитесь за стол, отметим возвращение твоей жены, Силантий. Только учти, еще один такой загул, мы тебя пьяного свяжем и в деревню твою увезем, сдадим отцу, живи там, как знаешь. А Роксане мы другого мужа найдем, получше — заявила Матвеевна.

— Еще чего! — возмутился Сила.

— А! Не нравится?! А зачем ей такой муж, который пьяный каждый вечер приползает? — засмеялась Матвеевна.

— Все, не буду больше. При всех обещаю! — заверил общество Силантий.

Соседи болтали, смеялись, ели приготовленную еду.

— Здорово, соседи! Да у вас тут весело, смотрю! — раздался знакомый голос Тимофея.

— Тимоха!!! Здоров будь, командир!

Все обрадовались приходу Тимохи, зашумели. Усадили его за стол.

— На железнодорожной станции рабочих набирают. Пойдешь туда работать, Сила? Я договорился.

— Пойду, конечно!

— А меня возьмут?! — заинтересовался Рябой.

— Будешь хорошо себя вести, возьмут…

Силантий оживился, развеселился, кажись, работа нашлась.

— На «железке» зарплата хорошая, не пропадем — сказал он Роксане, когда они вернулись в свою комнату. Она грустно улыбнулась.

— Ну что ты, милая, не веришь мне? Саночка моя, как же ты меня напугала сегодня. Не могу я тебя потерять.

— Но ты же в деревню собирался, а я не могу туда поехать с тобой. Разве не понятно? Если ты к своей родне едешь, то мне и дорога — на родину.

— Прости, дурака, не подумал. Мозги затуманились.

— Сила… Можно тебя попросить?

— Что ты хочешь, для тебя все что угодно…

— Я хочу пойти на медицинские курсы. Выучусь, буду медсестрой работать. Доктор Вернер говорил, что у меня получится…

Силантий помрачнел.

— Ты думаешь, что я не смогу нас прокормить? Зачем тебе работать? Да еще в больнице… это тяжело. Заразно.

— Понятно, я так и думала, тебе это не понравится…

Она устало отстранилась от него, заправила выбившийся локон за ухо.

— Сана, ну что ты, обиделась? Если хочешь, то иди, учись… Я не буду запрещать.

— Правда? Отпустишь? — спросила она, внимательно вглядываясь в его голубые глаза.

— Отпущу, лишь бы ты довольна была.

— Спасибо.

Они обнялись крепко и страстно…

***

Вернувшись с занятий, Роксана увидела в комнате Остапа и выслушала его неприятную речь, о том, что она разлучница и непригодная для его сына женщина. Стало обидно. «А что я хотела услышать от его родни? Хорошо еще, что Ганна не приехала. Быть бы мне побитой»

— Батька, перестань. Не ругай ее. Она не виновата, я сам ее выбрал, я влюбился и у мужа ее забрал — сказал Силантий, обняв женщину — а она меня с того света вытащила, когда я в госпитале в Покровке еле живой валялся. Водилась со мной, как с дитём малым…

Остап сердито сверкнул глазами в сторону Роксаны, и рукой устало махнул.

— Ай! Да делайте вы что хотите. Вам жить, вам решать… Кто теперь старших слушает.

Потом они сидели за столом, ужинали, за окном стемнело.Роксана постелила гостю на топчане, он быстро уснул и захрапел.

Силантий с Роксаной лежали на кровати, прислушиваясь к храпу родственника.

— Не обижайся на батьку, Сана. Он не со зла, так полагается, надо же поругать непутевого сына и его женщину — шептал он ей на ухо — приедет домой, отчитается, что воспитательную работу провел.

— Но он прав. Не подхожу я тебе в жены, Сила.

— Прекрати, Сана, ты же знаешь, что это не так. Ты для меня создана.

Утром Остап был более добродушен, с Роксаной разговаривал спокойно, по-деловому, а сыну рассказал про дочку свою Настеньку, какая девочка растет, захотелось похвастать. Силантий денег отцу выдал.

— Купи на базаре детям подарки. Илюхе моему и Насте.

Остап уехал на рынок. Роксана облегченно вздохнула, проводила Силу на работу.

Все хорошо у них было, мать пишет, живет с новым мужем нормально, жизнь наладилась… Роксана окончила курсы и устроилась на работу в городскую больницу. Силантий обещания выполнял, в пьяные загулы не уходил, работал на железной дороге. Мечтал о ребенке. И Роксана мечтала подарить ему сына, но каждый месяц наступали «эти дни», и мечта не сбывалась…

30. Развод

По осени приехал Силантий в деревню родную, остановился возле хаты беленой. Кажется, ничего не изменилось за шесть лет, подсолнухи у тына цветут, куры в земле роются, свиньи хрюкают. Только нет в той хате мамы и братьев.

— Силантий! — обрадовалась Акулина, она первая его увидела, вышла детей на обед позвать, а тут он, Силушка стоит, на родную хату любуется.

— Здорово, Акулина — сказал он.

— Остап, Ганна!!! Сила приехал! — крикнула Акулина.

Дети тут как тут прибежали, откуда-то из-за тына вынырнули: чернявый Илья и маленькая Настя. Уставились на незнакомого дядю, спрятались за юбку Акулины.

Из мешка Сила достал паровоз игрушечный для Ильи.

— Держи, сынок.

Потрепал лохматую головушку мальчика, подумал: «На Миколу похож». Сестре досталась кукла.

Вышел отец, руку подал, поздоровался. Ганна разрумянилась, заволновалась, мужа законного давно не видела.

— Здравствуй, Ганна.

— Сила, ты вернулся? — в глазах надежда теплится. Но муж головой качает.

— Нет, Ганна, разводиться приехал. Пойдем со мной в управу, бумагу подпишешь, что на развод согласная.

— Ничего я не согласная — рассердилась Ганна — Илюша, дай-ка мне игрушку. Нам от этого дяди подачек не надобно.

Она попыталась отнять у мальчика паровоз, но ребенок заревел:

— Моё-ё-ё!!!

— Ганна! Зачем мальчонку расквилила, пущай играет! — прикрикнул Остап. Илья тут же сообразил, что дед на его стороне и убежал от матери на приличное расстояние.

— Опять я у Вас виноватая?! — взвизгнула Ганна.

Акулина на Силу посмотрела и руками развела. «Вот так и живем».

— Идите в хату, нече на улице гаркать, вон уже и народ собирается послухать, как вы ругаться будете — сказал Остап и повел Силу в дом, Ганна недовольная за ними.

В хате разговор состоялся неприятный, но необходимый Силантию.

— Прости, Ганна, жить с тобою все одно не буду. Так и так нас разведут, давай по-хорошему разойдемся. Сыну буду помогать, денег тебе высылать, не пропадете — уговаривал Сила.

Ганна сидела, насупившись, потом злобно на свекровь зыркнула.

— Шо? Рада?

Акулина плечами пожала, спорить не стала. А вскоре Силантий и Ганна шли рядом по улице в сторону сельской управы. Односельчане из-за заборов выглядывали, здоровались, обсуждали:

— Куда это Сила с Ганной пошли? Неужто вернулся Силантий к семье?

— Та нет, не иначе разводиться идут…

Бумага на развод у Силантия готовая была, Ганна в управе подпись свою на той бумаге поставила, а уполномоченный печатью пришлепнул и сказал:

— Все, граждане, свободны.

Словно гора с плеч у Силантия упала, свободен! Четыре года мужем числился, знать бы как оно все в жизни повернется, ни за что бы не женился, но времени вспять не повернешь, что сделано, то сделано.

— Скажи, Силантий, что со мной не так? Почему я тебе не люба? Чем, твоя Роксана лучше? — спросила Ганна, вопрос этот давно ее мучил.

— Так ведь сердцу не прикажешь, Ганна. Може, и ты кого встретишь и замуж выйдешь.

— Сердце у него, тоже мне! Зачем тогда женился?!

— С батькой спорить не хотел… Думал, все так живут, ни о какой любви не помышляют, и я как-нибудь да проживу. Мне ведь тебя еще в детстве в невесты назначили, кто ж меня спрашивал…

Да уж, выйти удачно замуж — мечта каждой девушки. Хорошие женихи на дороге не валяются, за них еще побороться нужно, жениху и его родне понравиться. Но это пусть девки-бесприданницы изворачиваются. А Ганне «повезло» — жених готовый достался, с детства договоренность. И Ганна принимала это как данность. Она любимая дочка, семья зажиточная, родня многочисленная, все у нее самое лучшее, и наряды, и украшения, приданное приличное, ну и жених соответствующий — первый парень на деревне. А то, что Сила ей никаких особых знаков внимания не оказывал, как невесте, она как бы и не замечала: никуда не денется, влюбится и женится, привыкнет… Кто же знал, что разлучница коварная чары на него напустит, и уйдет от Ганны муж по праву ей принадлежащий…

Покидав в узел кое-какие вещички, ушла Ганна в родительскую хату.

— Остальное, потом заберу. В хозяйстве и моя доля есть. Да и приданное, у нас все описано: чего и сколько я в ваш дом принесла.

После бурных эмоций, тихо стало в хате.

— Как бы нам не заскучать тут с тобой, Остап, — пошутила Акулина — я уж к ней привыкла.

— Ништо, будем жить втроем.

— Илюшку жалко. Я ведь с теткой Оксаной у Ганны роды принимала, первая его на руки взяла. Отпустит ли его теперь к нам Ганна?

— Сам прибежит, не переживай. Ганна позлится, да и перестанет — сказал Остап — ты, Сила, погостишь у нас али как?

— Переночую, а завтра с утра подвода в город идет. Мне же на работу.

— Ну да… Не тоскуешь по селу, по крестьянской жизни?

— Бывает. Но и в городе люди живут.

— Живут, в бараке на несколько семей — хмыкнул Остап — одна кухня, один нужник на всех. Может вернешься, хату построим, да и живи здесь, со своей… Роксаной.

— Не-а… Не вернусь. Роксана тоже работает, в больнице медсестрой.

— Та ну! Во дела! Баба должна в хате сидеть, за хозяйством глядеть…

— Так какое ж у нее хозяйство? Ни свиней, ни курей, ни огорода — возразила Акулина — вот и бегает на работу, только как бы, Сила, кто не увел у тебя «красоту» такую.

Акулина рассмеялась. Остап хмыкнул. Сила нахмурился.

— Не уведут. Пусть только попробуют.

***

Вернулся в город, радостно показал Роксане документ о разводе.

— Все, Саночка, свободен! Теперь и мы с тобой можем пожениться.

Роксана улыбнулась, провела рукой по его небритой щеке, и сказала:

— А зачем нам торопиться? Походи пока свободным.

— Не хочу я свободным быть… от тебя. Пора тебе мою фамилию принять, а то, шо це таки: Роксана Прайс? Мне это не нравится. Тебе тоже нужно печать штампануть, доктор твой в бегах.

— Но он ведь, за границей живой. Как я с ним разведусь?

— Тимофей посоветовал паспорт твой «потерять», и он тебе новый сделает, чистый.

Тимофей Беркутов, из армии уволившись, милицию городскую возглавил, звал к себе Силантия, да тот отказался. «Хватит с меня, Тимоха, наслужился, буду простым работягой»

Роксана задумалась, мысль о «черных вдовах» не оставляла ее: а вдруг и правда это все, боялась за Силантия, потому и не думала о замужестве. Силантий обиделся: «Не хочет замуж за меня Роксана, а вдруг и правда, кто другой ей нравится. Она ведь каждый день на людях, а там в больнице мужиков полно. Роксана-то красивая у меня…»

— Не поняла, Сана, говорят, Сила тебя замуж позвал, хочет законным браком с тобой жить, а ты отказываешься? — удивилась Матвеевна — что так?

— А зачем, Лизавета Матвеевна? Детей у нас нет. Может, еще и бросит меня, и что опять разводиться.

— Вот ты дуреха! Кто же от законного брака отказывается?! Любит он тебя! Такая любовь раз в сто лет бывает.

— Так уж и раз в сто лет. Кто посчитал? — рассмеялась Роксана — любит он не меня, а ту глупую девчонку в тарантасе, которую он спас, а она смотрела на него, как на героя сказочного, богатыря былинного. Увидел он себя в моих глазах такого распрекрасного, да и влюбился… сам в себя.

Матвеевна посмотрела на нее с опаской.

— Чудно ты говоришь, Роксана. Я ничего не поняла. Ты сама-то любишь его?

— Люблю, конечно…

Прошел год, жили Сила и Роксана дружно, мирно. Мечтать о ребенке перестали, просто наслаждались друг другом. Как известно, мечта, как только ее отпускают на волю, крылья свои раскрывает во всю ширь, взлетает ввысь и вдруг исполняется. Так и желание Силы осуществилось, когда Роксана, вернувшись с работы, улыбнулась загадочно и к Силантию на колени уселась. Обняла за шею, поцеловала в щеку, приласкалась, как кошечка игривая.

— А давай, Силушка, поженимся.

Он удивленно взглянул, недоверчиво. Потом улыбнулся, хитро подмигнул.

— Давай… Надумала, наконец? Поняла, что нельзя такого ценного жениха упускать? Да?

— Поняла. Что наш сынок должен твою фамилию носить — ответила.

— Сынок? Какой сынок? — растерялся Силантий.

— Который внутри меня. Маркер. Как ты и хотел. Или раздумал уже?

Сила сначала дар речи потерял, а потом уж обрадовался. Брак они через месяц оформили, свадьбу даже сыграли скромную вместе с соседями. А Тимофей фотографа позвал, чтобы карточка на память у молодоженов осталась. Фотографию ту, супруги Маркеры выслали родне: маме в далекое село Березовое и папе в Чертогово. Пусть любуются.

После рождения сына, молодой семье вторую комнату в бараке выделили. Мальчика назвали Леонтий. Здоровый, хорошенький малыш получился. Видимо, отпустила Роксана вину за смерть своего первенца, простила себя.

31. Неожиданное решение

Прошло время, подрастал Леонтий, мальчику четвертый год. Роксана и Силантий по-прежнему жили в бараке, занимая в нем две смежные комнаты. Оба работали, праздники с соседями отмечали на общей кухне. И все было хорошо, да начались приграничные волнения, разговоры пошли, что не иначе Китай войной пойдет. И Силантий заволновался. Неспокойно стало в городе, давно ли война закончилась, только начали жить мирно, спокойно, и что опять? Парторг на собрании обстановку в мире обрисовал, рассказал, что новое китайское правительство неправильную политику ведет против Советов, а недобитые белогвардейцы, что как крысы в норах прятались за границей, а теперь головы подняли, диверсии устраивают…

— Но, главное, товарищи. Красная армия всех сильней и отпор всяким врагам достойный даст, мало не покажется. Поэтому без паники! Работаем на благо страны и народа…

«Короче, если говорят без паники, значит, спасайся, кто может» — подумал Силантий, что такое война, он знал хорошо, и если почти девять лет назад, будучи совсем молодым, он без лишних раздумий ринулся вслед за Тимохой в партизанский отряд, то теперь, ему очень дорога была мирная семейная жизнь. В задумчивости глава семейства вернулся после собрания домой. Роксана сидела за столом и читала письмо, а по щекам ее текли слезы.

— Что такое? Плохие новости? От матери? — спросил он.

Роксана кивнула.

— Соседка пишет, что мамин муж Каллистрат Иванович, умер.

— Жалко, конечно, а что болел он?

— Нет. Утонул на рыбалке, лодка перевернулась.

— Вот беда, но что же ты плачешь? Ты его даже не знала — произнес он, боясь обидеть впечатлительную супругу, но в то же время ему непонятны были ее слезы.

— А сама мама заболела, поэтому письмо соседка пишет под диктовку: «Как похоронила я Каллистрата, так и сделалось мне худо, Роксаночка. Развалиной себя чувствую. Похоже, и моя очередь пришла на тот свет собираться. Калистрат которую ночь снится, к себе зовет. Утром встаю кое-как, руки-ноги дрожат. Работать не могу. Врачиха мне больничный выписала, говорит, нервенное это у тебя. А пройдет ли это непонятно, а кто же трудо-дни зарабатывать будет, чем зимой кормиться? Огород сажать как, не знаю… Лучше и правда, лечь, да и помереть, не маяться. Жалко мне, Роксана, доченька, что не повидаю тебя больше на этом свете, одна ты у меня кровиночка, и внука своего единственного не приласкаю никогда. Прости меня за все. Твоя мама…»

Роксана прочла отрывок из письма и вытерла слезы.

— Неужели все так плохо, и мама умрет, а я никогда ее больше не увижу — сказала она — Сила, я должна поехать к ней.

Силантий молчал в задумчивости, Роксана смотрела на него выжидающе, что он скажет? Подумала, может, он не расслышал? Повторила:

— Я же могу поехать к ней? Да?

Он вернулся из своих мыслей в реальность и ответил:

— Да, конечно, нужно поехать к ней… А где Лёнька?

— Лёня?… Он с Мишкой играет… во дворе.

— Я пойду покурю — сказал муж и вышел на улицу.

Роксана была удивлена поведением мужа, нисколько ей не посочувствовал, не утешил, бесчувственный чурбан. «Да, конечно, нужно поехать» и все? Роксана снова расплакалась, уже не зная от чего, на мужа обиделась, маму жалко, себя тоже жалко. Калистрата вспомнила, что так неосторожно порыбачил. «Что же это за напасть такая? Мама третий раз овдовела. Так же и бабушка троих мужей схоронила. Вот и не верь проклятию. Оно и правда, существует»

А Силантий вышел на улицу, закурил. Весна. Журчат веселые ручейки. Сосед Мишка соорудил из дощечки кораблик с парусом, и показывал мелкому Леонтию, как пускать кораблики по ручью. Ребенок был очень увлечен этим процессом, что даже отца не заметил.

— Лёнчик! — крикнул Сила.

— Папка! Папка пришев! — обрадовался малыш и кинулся по лужам к Силантию. Естественно, забрызгал штаны на резинках и пальто.

— Эх ты, грязнуля, вот мамка тебе задаст — сказал Силантий, подхватывая сына на руки.

Домой они вернулись вместе: отец и сын. Леонтий виновато шмыгал носом, глядя на мать, в ожидании взбучки за грязную одежду, но она упорно молчала. Поставила еду на стол, молча села напротив мужа. Лёнька вертел головой, смотрел то на одного родителя, то на другого, было странно, что оба молчат. Наконец, Силантий произнес:

— Я вот, что решил, Сана. Все вместе к твоей матери поедем. Напиши ей, пусть помирать не торопится, внука дожидается.

Роксана удивилась, не ожидала она такого решения от мужа.

— Что значит, вместе поедем?

— А что такого? Соберем вещички, да и переедем в Сибирскую губернию. Я в колхоз пойду, руки крестьянскую работу помнят. Ты в больничку устроишься, есть там больница-то?

— Да, конечно, есть. Село большое — пробормотала Роксана, не веря такому счастью, она давно мечтала о родине.

— Ну вот… захочешь — работай, а нет, дома сиди, за матерью ухаживай, огород сажай. Проживем и там — заявил Силантий уверенно — ты ведь хочешь мать увидеть, а одну я тебя отпустить не могу.

— А как же твои родные?

— Да, батьку повидать надо будет. Я, пожалуй, в Чертогово съезжу, а ты тут вещички собирай, письмо матери накатай… Леонтий со мной поедет. Вот дед обрадуется. Лёнчик, хочешь в деревню с папкой прокатиться?

— Ага! Хочу!

На том и порешили. Переезд…

32. Шпион

Пробуждение было приятным для доктора Прайса. На широкой кровати рядом с ним лежала миниатюрная китаянка, совершенно обнаженная. Он проснулся, потянулся и шутливо шлепнул девушку по попе.

— Сюли, просыпайся, крошка.

Девушка Сюли уснула поздно, как служанка она занималась уборкой, стиркой, готовкой. А ее господин любил утренний секс, и хлопок по попе означал, что нужно обслужить доктора, чтобы он доволен был. Она проснулась, сонно похлопала глазами и улыбнулась.

— Доброе утро, господин.

— Доброе… давай, поработай, малышка, — ухмыльнулся мужчина, закинул руки за голову, наблюдая за действиями своей служанки.

Пять лет назад он приобрел юную девушку в одной деревне, в очень бедной многодетной семье, и привез ее в город. Он снимал двухэтажный домик, на первом этаже — клиника, где он вел платный прием пациентов, на втором этаже — жилые комнаты. Работы у служанки много, но Сюли была довольна. По крайней мере, это лучше, чем обслуживать пьяных мужиков в третьесортном борделе, чем занималась ее старшая сестра. Иногда они с ней встречались в городе, и та жутко завидовала Сюли.

— Повезло тебе, мелкая, твой хозяин — мужчина немолодой, чистый, ты при нем, считай, как жена. Даже не бьет тебя. Счастливая ты — вздыхала сестра…

Сюли, потянувшись медленно и плавно, опустила свои руки на волосатую грудь господина и, повертев попкой, принялась массировать его тело, постепенно переходя на живот и ниже. Когда ее пальчики остановились на его причинном месте, его орудие было уже в полной готовности. Она, лаская его, припала к головке, облизывала, принимая естество в рот. Доктор все более возбуждался, распалялся, наконец, подхватил служанку, повалил на кровать, лицом вниз, приподнял ее попку и резко вошел сзади, Сюли охнула, протяжно взвыла, знала, что нравятся господину такие звуки, тот крепко сжимал ее талию, потом его рука перешла к ее промежности, гладил, тискал, быстро двигался внутри, раздавались пошлые шлепки, стоны, все закончилось фееричным извержением. Доктор с довольной улыбкой прикрыл глаза, помял девичью грудь, и снова шлепнул аппетитную попку. «Сеанс окончен».

— Все, крошка, иди приготовь кофе.

— Слушаюсь, господин — пролепетала она и проворно покинула кровать, поспешила на кухню варить кофе и готовить завтрак.

Доктор лежал расслабленный, солнце робко пробивалось сквозь занавески…

В то предрассветное утро, когда Силантий отнял у него жену, доктор затаился в кустах у реки, видел, как происходил бой между белым и красным отрядами. Белые уходили за реку, красные преследовали, стреляли, догоняли, рубились на саблях. Доктор ждал… Когда все стихло, перешел реку, осторожно пробирался по китайской стороне, вышел к богатому дому господина Вэйдуна.

— О! Мой друг, господин Доктор! Приветствую Вас! — обрадовался богач.

Доктор поклонился по восточному обычаю.

— Здравствуйте, господин Вэйдун.

Вскоре доктор восседал в гостевой комнате среди ярких подушек в обществе хозяина. Служанки приносили еду, кланялись и исчезали.

— Мне так жаль, что мой подарок, та девчонка, что жила у Вас оказалась негодной и неблагодарной тварью — удрученно произнес хозяин — она должна была служить Вам и Вашей семье, а она сбежала с пастухом. Но они оба наказаны, мои слуги настигли их и убили. Девчонка умирала в муках.

Доктор свободно владел несколькими восточными языками, знал он и китайский. Он поклонился хозяину дома, выражая тем самым свою благодарность.

По «великой дружбе» господин Вэйдун продал доктору коня втридорога, зато и оружие придачу дал.

— Опасно нынче на дорогах — сказал хозяин.

Отдохнув, набравшись сил, доктор Прайс отправился в путь. Встречать вооруженных бандитов не хотелось, они могли убить, ограбить, коня отнять. Но он наткнулся на остатки белого отряда, того самого, с каким и хотел уйти в Харбин. Знакомый командир был ранен, и отряд задержался в дороге. Доктор оказал помощь белому офицеру, и дальше они продолжали путь вместе…

Город, который и до этого был наполовину русским, наводнили эмигранты. Некоторое время доктор скитался по непонятным квартирам, перебивался, но постепенно обзавелся новыми полезными знакомствами, занялся частной лечебной практикой. Жизнь вошла в свое привычное русло. Доктор водил знакомства с русскими офицерами, состоял в обществе «Белая Россия», и однажды познакомился с господином Крысиным, тайным агентом…

Ближе к вечеру, служанка доложила:

— К Вам господин Кри-син.

Вид у господина Крысина невзрачный, неприметный, взгляд цепкий.

— Здравствуйте, Герман Иванович!

— Приветствую Вас, Альберт Викентьевич. Прошу, проходите. Чем порадуете?

Крысин примостился на кресле, осмотрелся, нет ли посторонних ушей, и выдал интересующую доктора информацию.

— Ваша жена обнаружена, Герман Иванович. Сменила фамилию, выйдя замуж за Силантия Маркера, и живет с ним в городе, работает в больнице медицинской сестрой.

Доктор удивился.

— Роксана работает? В больнице? Неожиданно. Хотя что удивляться? Разве крестьянин может обеспечить свою жену. А чем же он занимается? Все еще служит красным?

— Нет. После ранения из армии уволен. Сейчас рабочий на железной дороге.

— Значит, женушка моя при живом, так сказать муже, замуж выскочила. Хороша! Я ее недооценивал, из девочки-глупышки выросла стерва. Продолжайте, Альберт Викентьевич.

— Имеется сын — Леонтий, возраст около четырех лет. Живет Роксана Маркер с мужем и сыном в фабричном бараке… Вот, пожалуйста, их фото. У местного фотографа добыл.

Крысин подал доктору конверт, в котором лежала фотография. На коленях у Силантия сидит круглолицый мальчик и удивленно смотрит в объектив, а рядом стоит молодая элегантная женщина, обнимает мужа за плечи. Тонкие черты лица, красивая прическа, приталенное платье с кружевным воротничком. Глаза у доктора хищно сверкнули.

— Сын, значит, у них. Моего ребенка загубила, а этому крестьянину нового родила.

Доктор достал из сейфа деньги, рассчитался с Крысиным.

— Какие будут дальнейшие распоряжения, Герман Иванович?

Доктор задумался, осмысливая полученную информацию, и сказал:

— Я, думаю, крестьянин, который забрал чужое, достоин смерти. А вот неверная жена должна попросить прощения, поэтому нужно доставить ее сюда. А дальше я разберусь, что с нею делать.

— Это сложная задача, господин Прайс. Убить крестьянина — не вопрос. Но перевозить через границу женщину? Там сейчас войска сосредоточены, боевая готовность номер один. Зачем это Вам?

— Что непонятного? Хочу видеть свою жену — заявил доктор.

— А ребенка куда?

— Он меня не интересует… но, чтобы Роксана была послушной, ребенок пригодится в роли заложника.

— Понятно… но это дорогая… операция, Вы же понимаете, как я и мои люди рискуют.

— Конечно… получите аванс, Альберт Викентьевич.

Получив деньги, довольный Крысин, исчез. А Герман Иванович, напевая какую-то веселую песенку, поднялся на второй этаж. Там его ждал вкусный ужин, а затем ванна с морской солью и расслабляющий массаж… «Да, день прошел хорошо» — подумал доктор, ущипнув свою служанку за пятую точку.

33. Поездка в деревню

Ганна от любопытства не знала, что делать, выглядывала из-за забора к соседям, что там у них происходит? Кто-то приехал что ли? Вот Акулина в погреб метнулась, обратно корзину несет — соленья, варенья в ней. Не выдержала Ганна, засунув гордость в карман, возвысилась она над забором, окликнула бывшую свекровь.

— Акулина! Що там у вас за переполох? Чаво ты мечешься? Гости у вас што ли?

— А твое какое дело, что у нас делается?

Акулина приостановилась, глянула на Ганну насмешливо, и сообщила:

— Силантий в гости приехал, сынишку привез на погляд. Такой милый хлопчик. На Силу похож.

Ганна недовольно сморщилась. «Вот гадина, назло мне говорит! Сынишка, милый хлопчик, а мой Илюша, не милый стал?», а вслух сказала:

— Ишь ты, про отца вспомнил. А свою-то, мымру не привез што ли?

— Не-а, не привез. Попрощаться приехал. Уезжает в дальние края.

— Шо?! Как уезжает?! Куда? А деньги для сына кто присылать буде?

Акулина рукой махнула.

— Некогда мне тут с тобой лясы точить.

И в хату побежала, на стол собирать, гостей угощать. А Ганна нахмурила свои черные брови. «Не иначе от алиментов сбежать хочет! Ну, Сила, ну погоди!»

Остап на колени младшего внука посадил.

— Наша порода, Маркер растет, похож на моего отца, твоего деда, Сила.

Настя рядом крутится, интересно ей на племяша посмотреть. Силантий книжки ей из города привез. Осенью девочка в школу пойдет. Акулина прибежала с улицы, на стол угощения ставит.

— Ты што так долго ходила? За смертью тя только посылать — ворчит Остап.

— Так Ганна прилипла как банный лист к… Кто приехал, да зачем?

— А тебе край с ней судачить?.. Ганна-то наша того, вроде замуж собирается — сообщил Остап.

— За кого это? — насторожился Силантий.

— Так учитель новый в деревню приехал Виктор Афанасьевич, лысый, в шляпе, при очках. Вот он за Ганной ухлестывает — сказала Акулина — хитрый жук. Илюшка-то в первом классе учится, так он Ганну в школу вызывает, вроде как про учебу сына поговорить, а у самого на уме совсем другое. Баб в деревне не проведешь, все примечают. Удивляются, и чем это Ганна его привлекла, мог бы какую дивчину посватать. Женихов-то в деревне мало, а тут образованный, да при шляпе…

Рассуждения Акулины прервала сама Ганна, резко раскрыв дверь ворвалась в хату.

— Здоровеньки булы, родня бывшая! Що это ты удумал, Сила? Куды решил смотаться? А деньги на сына? Уедешь и с концами!

— Здравствуй, Ганна, не шуми. Привез я тебе денег. И не в Америку я уезжаю. Устроюсь, буду высылать — сказал Силантий.

Ганна скривилась, недовольно посмотрела в сторону мальчика, сидящего на коленях у деда.

— Как Илья? Здоров ли? — поинтересовался Сила.

— Шо ему сделается, растет. А тебе што? У тебя вон, новый наследник. А мой-то сыночка — не той породы, не Маркеров — фыркнула Ганна.

— Ты говори, да не заговаривайся, Ганна! — прикрикнул на нее Остап — никто от Ильи не отказывается.

Ганна хмыкнула и хату покинула.

— Вот ведь, вредная бабенка — сказал Остап.

— Не может она Силу простить, вот и злится — заметила Акулина.

— А что за человек этот учитель? Если на Ганне женится, не будет ли сына обижать? — спросил Сила.

— Та нит! Если што прознаем… не поздоровится учителю — крякнул Остап.

Внук, тем временем, съел предложенную ему ватрушку, и начал вертеться на коленях, играть захотел. Настя увела его на улицу.

— Настя, присматривай за ним — наказала Акулина дочери.

— Ну, давайте отметим встречу или расставание, даже и не знаю — предложил Остап, разливая по стопкам горилку.

— Вот только не понимаю я тебя, Сила. Взрослый мужик, а куды поехал? К теще, в примаки? Хорошо тебя Роксана окрутила, веревки из тебя вьет. Это ведь она придумала, тебя от родни подальше увезти, верно я говорю?

— Нет, батька, я сам так решил.

— Ага, решил он — усмехнулся Остап — она только глазищами зелеными на тебя зыркнет, ты тут же и решил, как ей угодить. А баб надо в строгости держать. Вот так.

Остап продемонстрировал свой внушительный кулак. Акулина глаза опустила, а сама чуть заметно ухмыльнулась. Остап продолжал свою речь:

— Зря ты, Сила, плетку в подарок не принял. Не мешало бы твою Сану и припугнуть, чтоб знала свое место… Может, не поедите никуда? Возвращайся в деревню, тут ведь родина твоя, где родился, там и сгодился…

— Не понравится там, вернусь. Хоть мир повидаю, посмотрю, как люди в других краях живут — заявил Силантий.

— Письма-то хоть нам пиши — попросила Акулина.

— Ну я писарчук, так себе, а Роксана напишет…

***

Роксана написала письмо матери, сообщила, что приедет скоро с мужем и сыном, соседский парень Мишка то письмо на почту унес, а Роксана чемоданы собрала: один большой, с железными уголочками, на ключ его закрыла, другой поменьше, с которым прошлый раз сбежать хотела, ну и узел еще приличный получился. Жалко, конечно, кой какое добро нажили. Что-то соседям раздала, что-то осталось, придут другие люди, им пригодится.

Вечером на кухне сидели, соседки горевали, привыкли к Роксане и Силе, жалко, соседи хорошие. Родя Рябой пришел, мать проведать, он женился и жил отдельно теперь.

— Какой-то мужик мутный про вас спрашивал, Роксана.

— Какой мужик? Что спрашивал?

— Та не знаю, какой-то в ватнике, кепке, вроде как рабочий, а руки-то белые, интеллигентные. Говорю же мутный, у вас тут в бараке, говорит, живет мужик Сила с женой, так тот ли это Сила, что в Чертогове жил? Я его односельчанин… Ну врет же точно, я сказал: не-а, это не наш.

Роксана заволновалась, предчувствие какое-то. В ту ночь уснуть не могла. Сила с малышом в деревню уехали, а Роксана при своем хрупком телосложении ночью мерзла одна, и только, прижавшись к горячему телу мужа, засыпала спокойно. Укутываясь в тонкое одеяло, ватное она в узел упаковала, ворочалась и думала, как там сынок с Силой? Внезапно к горлу подступила тошнота. «Знакомое ощущение. Неужели снова?» С волнениями, что связаны с переездом, она перестала следить за своим циклом, а тут спохватилась. Села на кровати, потрогала грудь набухшую. Вроде точно, беременная. Не знала, радоваться или нет. «Хоть бы мама дождалась. Одного внука мечтает увидеть, а тут еще и второй на подходе. Хорошо бы девочка»

34. Березовое

За окраиной города, в полуразрушенном здании мельницы, господин Крысин ожидал своих нанятых подельников. Не самому же таким грязным делом заниматься, поэтому заплатил двум уголовникам, и они отправились на дело: крестьянина убить, его бабу с ребенком похитить. А дальше, как совсем стемнеет — переход границы и дорога на Харбин.

Господина Крысина сопровождал поручик Лакеев, они поджидали уголовников вдвоем, сидели, курили, рассуждали о былых временах.

— Кажется, идут — насторожился Крысин, прислушался.

— Точно, идут… — подтвердил Лакеев, выглянув в окошко.

Две мужские фигуры вели женщину в черном плаще с капюшоном.

— А ребенка-то не видно — заметил Лакеев.

— Ну и черт с ним — буркнул Крысин — нам меньше хлопот, главное, баба. А этим уродам мы денег меньше заплатим, еще надо узнать убили они мужика или нет.

— А зачем им платить? Можно их просто в расход, на что они нам — прошептал поручик.

Мужчины вошли, и тут Крысин сообразил: не те мужики!

— Граждане диверсанты, бандиты и белоэмигранты! Сдавайтесь! Вы арестованы! — раздался зычный голос Тимофея Беркутова.

На Крысина и Лакеева направлены три ствола: два мужика и худенький юноша в женском плаще оказались милиционеры, а к ним присоединился и сам начальник Беркутов.

— Товарищи, за что же арестованы? Мы просто путники, в город идем. Вот решили отдохнуть — заявил Крысин, поднимая руки — у нас и документы имеются.

— А мы вас и проводим до города, гражданин… Крысин. Давно я Вас поймать желаю, а тут такая удача! — рассмеялся Тимофей.

Поручик Лакеев, сообразив, что они разоблачены, попытался убежать, но был подстрелен метким выстрелом. Крысин сник. «Так глупо попался. Хотел деньжат подзаработать, и вот, арестован» — подумал он обреченно и сдался милиционерам…

Тимофей Беркутов был доволен: поймал «Крысу», не иначе медаль дадут и в звание повысят. Бдительные граждане фабричного барака заприметили двух подозрительных типов возле их дома и в милицию сообщили. Мужиков задержали, устроили допрос с пристрастием, хотели на них несколько «глухарей» повесить по «мокрым делам». Тут они и раскололись, что нанял их мужчина вида приличного, денег пообещал, указал на мужика, чтоб его убили, а его жену с ребенком похитили. Только ни мужика, ни бабы наемники не обнаружили… По приметам Беркутов сообразил, а не Крысин ли нанял этих идиотов? И зачем это Силантий с женой тайному шпиону «Белой России» понадобились? Вопрос! Но ничего, главное, поймали Крысу. А за что его расстрелять, статья найдется…

***

Силантий и Роксана про это не знали: поезд увозил их к далекому городу Сибирску. Леонтий в восторге был от путешествия: стук колес, виды за окном, проводник в форменной одежде, мальчик со всеми, кто поближе сидели, познакомился, всем пассажирам понравился. А Роксана побледнела, есть ничего не могла, часто в туалет бегала.

— Да, что с тобой, Сана, заболела ты что ли? — заволновался Силантий.

— Не заболела… мутит меня — ответила она и добавила шепотом, чтобы соседи не слышали — беременная, потому что.

Силантий глаза округлил, заулыбался широко.

— Вот так новость… На новом месте — новый сын будет?

Роксана покраснела, толкнула мужа локтем в бок и шепнула:

— Не кричи, люди на нас смотрят… И вообще, это девочка.

А Силантий, все еще глупо улыбаясь, слегка понизил голос:

— Та нет, Сана, это сын…

«Вот ведь самоуверенный какой. Сказал, что Маркеры мужиков делают, и стоит на своем… Скорее бы уж приехать домой. Этот бесконечный стук колес в голове отдается, и духота…» — думала Роксана.

— Я тебе воды принесу, хочешь? Ты, Сана, полежи лучше — советовал муж, и суетился возле нее…

***

«Дом, милый дом» — с волнением приближалась Роксана к новым воротам своего родного дома. А Каллистрат и, правда, был мужик хозяйственный: крышу перекрыл, заборы починил, баню новую срубил, жить бы да радоваться. Силантий тащил на плече узел, в руке большой чемодан. Леонтий, с детским рюкзаком за спиной семенил вслед за родителями. Люди с любопытством из окон выглядывали, удивлялись. Многие уже в курсе были, что к Софье Черновой дочь с зятем приезжают.

— А мужик-то у Роксаны, смотрите, какой красавец — высокий, здоровенный, а того старого, куда девала? Не иначе, помер — рассуждали бабы.

Хозяйским глазом осмотрел Силантий тёщино хозяйство: двор большой, огород за ним виднеется. Дом добротный, крестовой — три комнаты, кухня. «Ничего так, жить можно» — сделал вывод зять.

Соседка тетя Валя, тут как тут прибежала.

— Софья, вставай давай! Хватит валяться, твои приехали, встречай зятя.

Софья Андреевна, кряхтя и охая, с постели поднялась с помощью соседки.

— Мама, мамочка! Здравствуй! Как ты тут?

Роксана, чемоданчик под порог поставила и к матери кинулась, обниматься.

— Саночка, дочка — расплакалась мать, обнимая дочь дрожащими руками. За десять лет постарела мать, поседела, а тут еще болезнь, она никого не красит.

Женщины плакали, соседка уголком платка слезы утирала. Силантий с сыном у порога остановились.

— Здравствуйте — произнес Сила, обращая на себя внимание.

— Здравствуйте! Проходите в избу, что под порогом стоять? — заговорила певуче соседка — меня тетя Валя звать, это я вам письма писала, как Софьюшка захворала. А ты посмотри-ка, Софья, какой внучок у тебя славный мальчик.

Силантий подтолкнул Лёню к бабушке. Леонтий робко приблизился. Подумал: «Какая бабушка старенькая-престаренькая. Вот у деда в деревне бабушка Акулина — молодая, веселая, ватрушками угощала. А тетя Настя — девочка, скоро в школу пойдет. А тут все старые»

— Здравствуй, Сила, здравствуй, Лёня — проговорила бабушка слабым голосом — да ты не бойся, внучок, я просто приболела немного, а теперь, как вы приехали, я и выздоровею.

— Ну это да. Мама тебе укол поставит, враз вылечит — заявил малыш авторитетно, все присутствующие улыбнулись, а Силантий подтвердил:

— А то! Наша мама все может…

И началась у семьи Маркеров новая жизнь, Роксана первым делом в местную больницу направилась к врачу, что Софью лечила. Оказалось, врач молодая, только после института, и сама не понимала, чем женщину лечить. Роксана к главврачу на прием пришла, на работу попросилась. Тот обрадовался, опытная медсестра нужна, устроилась она на работу, маму сам главврач лечить взялся и в стационар ее положил. Вскоре Софья Андреевна на поправку пошла. А летом старушка уже на огороде усердно работала и за внуком присматривала.

Силантий к председателю колхоза пошел. Колхоз «Красный богатырь» на возвышенности располагался, вдаль поля его широкие простирались. А в низине — центр села Березовое, там и райсовет, и школа, и больница, и прочие учреждения работали, потому как недавно село получило статус районного центра. Также там было и Зерновое училище, где специалистов сельского хозяйства готовили.

Председатель колхоза Тит Титович встретил Силу хорошо, документы его просмотрел.

— Да ты, Силантий Остапович, геройский мужик, красный партизан, в армии служил и рабочим был на станции. Само то, тебе в нашем «Красном богатыре» работать! Ты как, в технике разбираешься?

— Ну, как… у нас пашня, большая была. Молотилка, сенокосилка там…

— А как насчет, трактора? — перебил его председатель. Силантий обалдел, но вида не показал: тракторы, он на железнодорожных платформах видел — новые, блестящие, только с завода. Тогда еще думал: это ж сколько на таком железном коне земли можно перепахать!

— У нас в колхозе есть один, «Фордзон». Второй покупать будем, в счет будущего урожая нам заем дают. Такую технику кому попало не доверишь, а, ты мужчина взрослый, семейный. Тракторист Василий тебя научит… А теорию в училище пройдешь, там как раз курсы трактористов начинаются, корочки получишь. Как тебе такая мысль?

Силантию эта мысль понравилась: тракторист на селе, считай, первый человек. Но председателю своего восторга показывать не стал, надо же знать себе цену. Кивнул головой, по-деловому ответил:

— Я согласен, Тит Титович.

— По рукам, Силантий Остапович!

Мужчины обменялись крепким рукопожатием. Решение принято. Силантий стал учеником тракториста, а потом и трактористом, как пришел в колхоз новый железный конь, как проехал на нем Сила по колхозной улице, все мальчишки за ним бежали, так Силантий гордость сам за себя ощутил. Больше всех радовался Леонтий: папка — тракторист!

Тёща тоже голову высоко держала: вот так вам всем, злопыхателям и сплетницам, Роксана — «черная вдова», никто ее замуж не возьмет, а вона, какой у дочери муж, всем на зависть. И сама дочка специальность имеет нужную, в больнице работает.

С Роксаной они разговоры вели о жизни.

— Ты прости меня, Сана, что за доктора тебя замуж отдала. Я же как лучше хотела. Кто же знал, что увезет он тебя куда-то на конец света, вдаль несусветную — говорила мать.

— Не вини себя, мама. Зато я там Силантия встретила. Видимо, судьба… Вот и ребеночек у меня завелся — Роксана погладила свой выпирающий животик — Лёня на Дальнем Востоке родился, а этот здесь появится. Надеюсь, девочка…

— Да нет, Сана, вроде опять мальчик, прав твой Силантий. Сын.

Силантий с работы, уставший пришел, в мазуте, но довольный, скинул рубаху, в бочке вода за день нагрелась, ополоснулся. Роксана полотенце вынесла.

— Ох, и чумазый ты у меня, Сила.

— А что поделаешь, Сана, работа такая… Давай, мы письмо напишем батьке, как мы тут устроились.

Хотелось Силантию похвастаться, что у него теперь трактор в распоряжении, вот отец удивится!

***

В положенный срок Роксана родила мальчика. Силантий привез ее на санях в больницу, снег уже выпал, сдал в родильное отделение, а сам возле больницы круги нарезал, чтоб не замерзнуть. Санитарка баба Шура в окно за ним наблюдала, потом сжалилась, в вестибюль запустила. Чаю налила.

— Замерзнешь ведь, чего ты тут крутишься? Ехал бы домой.

— Не-а, баба Шура, мне знать надо, как там у Саны, кто у нас родился, и…

Его перебила акушерка, вышла важная и серьезная.

— Что, папаша, еще здесь дожидается?

Сила чуть кружку с чаем не выронил, уставился на акушерку.

— Как там, что?

— Не что, а кто. Сын у тебя родился, здоровенький.

— Вот хорошо! А Роксана? Она-то как? Когда их забрать можно домой?

— Шустрый какой! Домой! Пусть полежит, дня три. Такого богатыря родила, весь в отца. Домой топай, нечего тут болтаться — распорядилась акушерка и ушла.

— Ну вот, видишь, сын, все нормально — сказала баба Шура.

— Так я и говорил, сын! Поеду домой, тёщу обрадую…

На следующий день в тесной колхозной конторе Силантия с сыном поздравляли и даже подбросили пару раз и один раз поймали… Мальчика обмыли.

Сына назвали Арсением. К выписке из больницы, дом вымыли, вычистили. Сила колыбель смастерил. Взял в колхозе лошадь с санями, за женой и сыном поехал. Привез довольный.

— Спасибо, любимая, за сына.

— Вот, упрямый ты, Сила. Все тебе сыновей подавай. Маркер — с улыбкой сказала жена.

— А я што, я ничего. Это традиция такая — ухмыльнулся Силантий, разглядывая нового наследника.

35. Заключительная глава. Граница

Китаянка Сюли взволнованна, вторую ночь не приходит доктор Прайс домой. Являются его пациенты, служанка кланяется им, извиняется, что доктора сегодня нет. А потом пришел хозяин дома за арендной платой. Сказала ему: придет господин, заплатит. А утром к ней прибежала сестра после ночной смены.

— Сюли, где твой доктор?

— Не знаю…

— А я знаю! Я разговор подслушала, у нас в борделе два пьяных мужика разговаривали. Убили твоего доктора!

— Как убили?! Кто, за что?! — Сюли уставилась на сестру, глаза округлив, насколько это возможно.

— А так… Зарезали, русские. Отомстили за что-то! У русских свои разборки. Уходить тебе надо. Ты знаешь, где у него деньги лежат?

Похоже, сестра уже все продумала, пока шла к ней. Сюли знала, где деньги. В сейфе. И даже видела какие цифры нажимает господин, когда открывает его. Он-то думал, она совсем глупая, а Сюли все знает, все примечает. Но взять деньги, своровать, она боится. Полиция поймает ее и в тюрьму посадит.

— Бери деньги, и бежим, дурёха! А то придут полицейские, все тут опечатают, ни с чем останешься. Зря ты что ли его обслуживала пять лет? Ну что ты глаза таращишь, Сюли?!

Сестра встряхнула ее, и Сюли очнулась из забытья, сложно было осознать, что доктора больше нет. Она ринулась к сейфу, набрала шифр, и дверца его плавно открылась. Сестра ахнула.

— Ух ты! Да с этими деньгами мы с тобой заживем, как люди! Уедем отсюда в центр, квартиру снимем, приоденемся. Еще глядишь и замуж выйдем!

Деньги поместили в холщевый мешок, Сюли наскоро похватала кое-какие вещи, оделась, и закрыв дверь дома, две девушки помчались на станцию…

Вскоре возле клиники доктора Прайса остановилась полицейская карета. Кто убил Германа Ивановича доподлинно неизвестно, но если в городе существовало общество «Белая Россия», то в противовес ему там действовала подпольная группа «Красная Россия». Списки членов общества белых попали в руки красных, и несколько человек из этого списка лишились жизни, в том числе и доктор. Так и закончился жизненный путь доктора Прайса, видимо, на свете нет такого места, где можно спрятаться от смутного времени…

***

В тот год, когда Сила и Роксана переехали, летом в Чертогово явились пограничники и закрыли границу на замок, вернее сказать, на колючую проволоку, они протянули ее вдоль по берегу и не велели переходить государственную границу, потому как дипломатические отношения с Китаем разорваны. А как порвать многолетние дружеские отношения? Поэтому жители обеих деревень, по мере надобности приходили на берег реки и общались через проволоку.

Осенью школьный учитель сделал предложение Ганне, и она согласилась выйти за него замуж. Хотелось пожить настоящей семейной жизнью и хозяйкой себя чувствовать. Учителю домик выделили отсельсовета, там молодожены и поселились, Илья с ними.

Настя училась в первом классе. Жили Маркеры втроем, иногда получали письма от Силантия. Читала их Акулина вслух, а Остап и Настя слушали внимательно.

— «Здравствуйте наши родные отец, Акулина и Настя. С теплым приветом к вам Силантий, Леонтий, Роксана и сватья Софья Андреевна. Сообщаем вам нашу главную новость: 9 ноября у нас родился мальчик Арсений…» Вот, Остап, у тебя еще один внук появился.

— Молодец все-таки Силантий — крякнул Остап довольно.

— Смотри, а это ладошка Лёни — показывает Акулина мужу листок с обведенной карандашом детской рукой, а Настя тоже заглядывает, со своей ладонью сравнивает…

Солнце село за дальнюю сопку. Зимний день закончился. Ночь за окном, метель. Деревня засыпает. А в окне хаты Маркеров — свет, горит лампа и Акулина читает письмо из далекого края…

Конец

Оглавление

Сила страсти

  1. Доктор

  2. Горькая участь вдовца

  3. Вечёрки

  4. Старая ива

  5. Плетка

  6. Акулина

  7. Утопленница в аду

  8. "Черная вдова"

  9. Неизвестная болезнь

  10. Выздоровление

  11. Чужая невеста

  12. Семья Маркеров

  13. Свадьба

  14. Беременность

  15. Бандиты

  16. Японский офицер

  17. Смена дислокации

  18. "Красный Беркут"

  19. Прощание с Роксаной

  20. Роксана — вдова?

  21. Возвращение доктора

  22. Беженцы

  23. Заря нового дня

  24. Пробуждение

  25. Письмо

  26. Ранение

  27. Похмелье

  28. Остап

  29. Железная дорога

  30. Развод

  31. Неожиданное решение

  32. Шпион

  33. Поездка в деревню

  34. Березовое

  35. Заключительная глава. Граница