Истории, пожалуй, круче, чем у вашего браузера [сборник] [Петр Ингвин] (fb2) читать постранично, страница - 32


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

искала выход: — А зачем возить станции на полигон? Разве на заводе места мало?

— Излучение и помехи, — выдал Пашка фразу, услышанную в цеху. — Испытывать разрешено исключительно за пределами населенных пунктов.

Мама обернулась к отцу:

— А твой Сталин на мелочи вроде излучения даже внимания не обратил бы.

— За такие слова, Дрина, он на тебя обратил бы.

— Вот-вот, и это тоже, Дрюня, спасибо за аргумент.

— Спокойной ночи, — окончательно сказал Пашка.

Квартира вновь погрузилась в тишину.

— Пашенька, — остановила мама, — тебе завтра делать судьбоносный выбор. Ты слышал мои аргументы, скажи, разве я не права?

— Наверное, права, мама.

В один миг отец будто постарел на сто лет — обмяк, ссутулился, взгляд потускнел.

— То есть, сынок, считаешь, что я не прав?

Пашка помотал головой:

— Ни в коем случае не считаю, папа. Ты тоже прав.

Лица родителей застыли, как у мраморных изваяний.

— Так не бывает! — вырвалось у обоих.

— К сожалению для меня — бывает. — Пашка удрученно развел руками. — Простите, завтра тяжелый день, я пошел спать.

— Какой же выбор ты сделаешь? — не выдержала мама.

— Еще не знаю. Не люблю крайностей. До утра времени много, подумаю.

Когда дверь за ним закрывалась, вслед дружно раздалось:

— Сынок, никого не слушай, поступай, как подсказывает совесть!

Пробуждение


Миниатюра

Доброе утро, Солнышко, вставай. Мир ждет твоего появления, замерев в нетерпении — ему так долго было плохо без тебя. А мне, твоему мужу, особенно. Потому что мир без тебя — дом без жильцов. Корабль без экипажа. Альпинист без страховки. Пока ты нежишься в полудреме, а возродившаяся Вселенная наполняется желанием петь, я поделюсь очередным потоком сознания, что носился в туманной поутру голове, пока твои ресницы не улыбнулись рассвету.

«Последнее танго в Париже» Бертолуччи делал в тридцать два года, а «Мечтателей» — в шестьдесят три. Первый фильм опустошающе трагичен и безысходен, от него веет отчаянием. Второй, столь же шокирующий и провокационный, пронизан неявной, но однозначной надеждой. Несмотря ни на что. Пусть и грешит излишней орнаментальностью, в отличие от минималистского первого. Возраст, видимо, сказался. Точнее, опыт. Автор хочет верить в лучшее — но людей теперь знает больше, чем раньше. Но раньше-то, если вспомнить, вообще в грош не ставил! Выходит, когда все было хорошо, ему хотелось кричать от отчаянья, а теперь, когда все лучшее в прошлом, он хочет на что-то надеяться?

Вот и у остальных так же, ага. Но. Видящий вперед — не остальные. Имеющий, что сказать — вне толпы. Он над толпой. Он — в полете. Особенно, если он не только имеющий, но и умеющий сказать. Сверху всегда видно лучше. Имеющий-умеющий сказать склеивает разрозненную реальность в нечто неожиданное, но логичное. Шокировать нелогичностью — это низ лестницы, а перевернуть мировоззрение, показав изнанку истины — облака, в которые она уходит.

И все же — в отношении изменений — почему?!

Нет, сам маэстро, на мой взгляд, не изменился. Перемены во взглядах — технические. Кинорежиссер остался тем же гениальным жизнелюбивым хулиганом, который с удовольствием играет в мизантропию. Да, всего лишь играет, иначе не смог бы неоднократно создать нечто столь поразительное и пронзительное. К чему веду? Возраст в творчестве — ни при чем. Можно многое сказать в двадцать три и прославиться, а можно — после восьмидесяти, и с тем же результатом. Правда, молодых ценят выше. Несмотря на наивно-детскую «усталость» от еще не познанной жизни. Умиляются их отстраненностью, цинизмом и показушной прожженностью в делах сердечных. Еще и учатся на теориях, подкрепленных лишь смертью. Никак не счастьем. Хотя последнее было бы более резонно.

Ни в коем случае не говорю, что, к примеру, Отто Вейнингер или Михаил Лермонтов — не гении. Но. Судьба не дала им узнать, что есть полноценная жизнь на самом деле. Их взгляд на отношения — потребительский взгляд ребенка, который требует от мамы всего и сразу. Им не понять, каково это — быть той самой мамой, которая «должна». Взглянуть на мир глазами родителя им не дано — в силу того, что для этого надо сначала стать родителем, взрастить, выпестовать, научить, направить…

Дети всегда знают лучше «как надо». Опять-таки — увы.

Люди в возрасте снисходительны к ярлыкам, которые развешиваются на красках жизни и оттенках взаимоотношений. Чем старше становишься, тем (вопреки логике) больше любишь людей. Наверное, потому что лучше понимаешь. И уже — к тому времени — умеешь прощать, увидев, как прощали тебя. Поняв, что без этого любви не бывает.

А дальше справедливо-естественный вывод: чем сильнее любишь всех людей, тем лучше умеешь любить одного. Того, который рядом. Того, без которого не можешь жить.

Вот об этом я и хотел поговорить с тобой, любимая.

Ты меня понимаешь?

Книжный бал