Фундамент оптимизма [Лев Викторович Бобров] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

мало-помалу потеряли для нее свое очарование. Этому способствовали именно социальные и экономические потрясения, среди которых и тот первый удар стихийной циклической силы, и многие, последующие, включая «великую депрессию» 30-х годов XX века и «самый глубокий спад с 30-х годов», как назвал канцлер ФРГ Г. Шмидт кризис, настигший Запад в 70-е годы.

«Именно идеологическое назначение социального прогнозирования привлекает к нему надежды реакционной буржуазии, стремящейся противопоставить свои футурологические концепции теории научного коммунизма, — предупреждает советский социолог Э. Араб-Оглы в книге „В лабиринте пророчеств“. — По аналогии с печально знаменитой интерпретацией истории как политики, опрокинутой в прошлое, они рассматривают футурологию как политику, опрокинутую в будущее. Их цель не в том, чтобы предвидеть будущее, а в том, чтобы повлиять на настоящее».

Не потому ли нас назойливо убеждают в том, что человечество «заблудилось» в лабиринтах истории? Что научно-технический прогресс, развитие от низшего к высшему — иллюзия. Что поступательного движения нет. Что время как бы остановилось…

На обложке американского «Бюллетеня ученых-атомников» изображены часы. Их стрелки приближаются к двенадцати. Дескать, еще немного — и пробьет полночь. Журнал — рупор ученых, предупреждающих мир о грозящей ему ядерной катастрофе, — как бы напоминает: на исходе последний час. Того и гляди наступит ночной мрак, который может оказаться вечным…

Но отчего же мрак? Двенадцать часов — разве это обязательно полночь? А почему не полдень? Солнечный полдень, самый разгар работы, за которой последует отдых накануне нового трудового дня?

Стрелки на обложке журнала замерли в неподвижности. Время как бы остановилось, движенья нет… Но не слишком ли мрачная символика в эпоху разрядки?

Можно остановить время на бумаге. Но можно ли удержать ход истории, повернуть прогресс вспять?

Время, вперед!

Это было недавно… Это было давно…

В год 7208-й декабря 20-го дня произошло знаменательное событие: время как бы сдвинулось на пять с половиной тысячелетий.

В тот день, как и всегда, на Красной площади, у торговых рядов, обступавших Кремль, спозаранку толпился московский люд. Внезапно базарную разноголосицу четким ритмом пронизала барабанная дробь. Услышав знакомые «позывные», москвитяне хлынули к Кремлю.

Напрягая голос, насколько хватало мочи, дьяк прочитал очередной царский указ. Повелевалось отныне и присно лета счислять не «от сотворения мира», а «от рождества Христова», причем не с 1 сентября, как раньше, а с 1 генваря. Так 20 декабря 7208 года внезапно превратилось в 20 декабря 1699 года.

Реформа календаря, исстари принятого на Руси, произвела настолько сильное впечатление, что заслонила собой другое, не менее знаменательное нововведение: тот же указ предписывал заменить куранты Спасской башни, на циферблате которых имелась лишь одна стрелка (часовая), более современными, с двумя стрелками — не только часовой, но еще и минутной.

Это было недавно — с тех пор не прошло и трех веков. А что значит триста лет в масштабах истории? Миг… Миг, каким бы календарем мы ни воспользовались — космологическим ли, геологическим или антропологическим. От «сотворения мира», если под таковым разуметь образование солнечной системы и планеты Земля, нас отделяет примерно 5–6 миллиардов лет. А от «рождества сына человеческого», если дозволено будет так назвать появление гомо сапиенс (человека разумного), чуть ли не сто тысяч лет.

Чтобы зримо представить себе соотношение этих трудно воспринимаемых величин, «сожмем» шкалу времени: примем 5-миллиардный возраст старушки Земли за один год. Тогда период, за который обезьяна превратилась в человека, — приблизительно 600 тысячелетий — станет коротеньким часовым интервалом. А дорога длиною в 1000 веков, которую прошел человек разумный, обернется 10-минутной дистанцией.

Что же касается тех 275 лет, которые отделяют нас от петровских преобразований старого российского летосчисления, то в нашем масштабе они к впрямь покажутся мгновением. Что-то около полутора секунд. Сущая мелочь, пустяк по сравнению с вечностью!

То-то, должно быть, охотно извлекаются подобные сопоставления в качестве дежурного «аргумента» теми, кто проповедует «бренность земного бытия», со всеми его эволюциями и революциями, научно-техническим прогрессом и проч., и проч. Дескать, попытки улучшить окружающий нас мир — не что иное, как «суета сует и всяческая суета». Вздор!

Это было давно. Давным-давно — накануне 1700 года. С тех пор минуло целых 275 лет. Иначе говоря, примерно 100 тысяч суток. 2 миллиона 400 тысяч часов. Астрономических. А представляете, сколько это будет рабочих часов, человеко-часов? В миллионы, десятки миллионов раз больше! Срок гигантский, если мерить его не веками, а вехами свершений разума и рук