Назола (СИ) [Олеся Булатовна Луконина] (fb2) читать онлайн

  Назо́ла - ж., назо́л - м.: "тоска, досада, огорчение", нижегор., ряз., назо́лить "досадить", укр. дозо́лити - то же. Вероятно, родственно лит. žalà "вред", žalingas "злобный", лтш. zalba "ущерб; повреждение", др.-исл. galli "вред, ошибка", датск. galle "вред, боль"

  (Этимологический словарь русского языка Макса Фасмера)

  Назола - горе, грусть, зазола, зуда, кручина, надоеда, надоедала, печаль, приставала, смола, тоска. "Пташки поют, мне, молоденьке, назолушку дают..."

  (Словарь русских синонимов)

  * * *

  Этот парень был неуловимо похож на кого-то хорошо Тёме знакомого. Он поклялся бы, что точно видел его где-то, но где?

  Потом Тёма сообразил, где, и чуть не прыснул со смеху.

  Белобрысый, курносый и длинноногий, тот был просто копией разудалого Трубадура из старинного мульта про Бременских музыкантов. Даже рубаха на нём была почти такая же допотопная, с воротником типа "апаш", винтажная, можно сказать, и джинсы - мешковатые, клёшами, как у "битлов". Единственной приметой того, что парень - не пришелец из совковых семидесятых, были кожаные напульсники на запястьях. Да и светлые волосы его были коротко, не по-битловски, острижены.

  Откуда тут взялось этакое простодырое чудо?

  Тёма ещё раз окинул "чудо" намётанным взором. Этому бы чуду да на такое литое тело - брендовую майку, чёрную или тёмно-синюю, чтобы подчеркнуть пшеничный - явно натуральный - цвет его волос и золотистый оттенок загорелой кожи. А ещё ему бы джинсы в облипочку на узкие бёдра, с прорехами, чтоб коленки торчали! Ну а кроссы... Тёма пригляделся и снисходительно определил: кроссы, так и быть, пусть останутся те, что уже имелись: изрядно поношенные, но фирменные "рибоки".

  Вот так бы вот его одеть - и прямо слюни-слюни! А ещё лучше - вообще раздеть...

  Чудо, кстати, выглядело ровесником Тёмы или на год постарше, то есть лет на девятнадцать-двадцать. Идеально выглядел, в общем.

  Тёма решительно захлопнул макбук и наконец поднялся из глубокого кожаного кресла, в котором вольготно раскинулся. Мягко ступая по кремовому паласу просторного холла, подошёл к Трубадуру со спины.

  - Ищешь кого, чувак?

  Чувак вздрогнул и уставился на него изумлённо: видимо, он и впрямь раньше не заметил Тёму за высокой спинкой кресла, стоявшего в углу. Уставился и улыбнулся, словно извиняясь. Глаза у него оказались серо-голубыми, а улыбка - искренней. Тёма озадаченно моргнул, невольно отвечая на эту улыбку.

  - Ищешь кого, спрашиваю? - настойчиво повторил он, чуть нахмурившись.

  Чёрт, Трубадур оказался ещё и обаятельным, гад такой!

  Чудо такое.

  - Продюсера ищу, - легко отозвался Трубадур. - Галицкого Андрея Филипповича. На ресепшне сказали, он наверху в студии, кастинг у него тут. Привет, кстати.

  Итак, явившееся из прошлого века чудо было вежливым, а также знало слова "ресепшн", "кастинг", и искало Галицкого.

  Чёрт, да это был прямо-таки знак! Перст, можно сказать, судьбы.

  - Кстати, привет... - медленно проговорил Тёма, сощурившись и безо всякого стеснения встречая пристальный взгляд парня. Стесняться ему было нечего: цену себе он знал, и цена эта была не просто высокой, а запредельной. Как ещё можно было оценить изящество его стройного смуглого тела, волну тёмных кудрей, зелень глаз в тени пушистых ресниц и, самое главное, талант?! - Меня зовут Артём.

  - Рост, - парень, снова простодушно заулыбался. - Ростислав то есть. Прохоров.

  И весело протянул Тёме руку.

  "О..." - мысленно произнёс Тёма. Только одно это дурацкое "о" и пришло ему в голову, когда он смотрел в смешливые яркие глаза парня, неловко пожимая протянутую ладонь, тёплую и крепкую. Уличная привычка, машинально отметил он. Правильные пацаны всегда здороваются за руку!

  Этот самый Рост, между прочим, прозывался совершенно правильно: он был выше Тёмы почти на голову и килограммов на пять-семь тяжелее. То, что надо.

  Кто надо!

  Тёма изогнул бровь и лениво осведомился:

  - Ты на проект пришёл, что ли? На кастинг к Галицкому? Так ты этажом промахнулся. Студия на шестом. Вот там дурдом настоящий сейчас творится, а здесь, - он небрежно обвёл рукой пространство холла, - тишина и покой, как видишь.

  Он не стал упоминать, что именно поэтому сюда и поднялся.

  - Я не на проект, - Рост отрицательно качнул своей белобрысой головой. - Подружка - вот та к Галицкому пришла, а я обещал её встретить. Тогда я на шестой спущусь, поищу её, - спохватился он. - Она волнуется, дурочка такая.

  Вот как. Подружка, значит. Волнуется, значит.

  - Что тебе там делать, в этом бедламе? - Тёма пренебрежительно скривил губы. - Мобильники для чего придумали, по-твоему? Она перезвонит, как освободится, подружка твоя, а ты ей скажешь, чтоб поднялась на восьмой, вот и всё. Кстати, она правильно делает, что волнуется, - Тёма усмехнулся, с удовольствием глядя, как растерянно заморгал Рост. - Вряд ли Галицкий её возьмёт. Я тебе один секрет открою - ему для проекта нужен парень.

  Он склонил голову к плечу, дожидаясь реакции Роста.

  - Откуда ты знаешь? Ты что, тоже на кастинг пришёл? - тот сдвинул брови.

  Тёма ещё немного помолчал, предвкушая грядущий эффект, и наконец ответил:

  - Нет. Это просто мой проект, то есть он создаётся под меня и для меня, понимаешь? Андрей Галицкий - мой отец.

  Разочарование больно укололо его: ожидаемого эффекта не последовало. Рост даже глаза свои голубые не округлил в почтительном изумлении.

  - А почему же вы с отцом сразу не отсеиваете девчонок, чтобы они не психовали и не надеялись попусту? - вот что спросил он, резко и сердито.

  Ого! Кусается, чудо-то!

  У Тёмы даже в животе похолодело от предчувствия игры.

  Он до дрожи обожал, когда потенциальный партнёр оказывался крепким орешком. Это предвещало шахматную партию, схватку, поединок! В котором Тёма ещё никогда и никому не уступал. А чем азартнее была схватка, тем слаще становилась победа. Но такие поединки случались у него редко.

  Конечно, подыскивать партнёров Тёме случалось и в клубах, и в Сети, на соответствующих сайтах знакомств и в чатах. Но это было слишком просто и потому уже поднадоело. Не говоря уже о том, что в каждом из встреченных там парней Тёма подозревал интерес в первую очередь не к себе, а к деньгам и связям отца.

  - Тебя что, так сильно беспокоит моральное состояние твоей подружайки? - он снова демонстративно скривился, нарочно употребив это уничижительное словечко. - Ей же не пять лет, я надеюсь? Надо учиться держать удар. А с практической точки зрения... Не рубишь ты фишку, чувак. Сам посуди, зачем сразу отсеивать девчонок, если их можно употребить для других целей? В другой проект, например. Или массовкой в клипак. Да мало ли для чего! Отец всегда говорит, что и в куче навоза можно найти жемчужину.

  Голубые глаза Роста неожиданно стали похожи на льдинки - серые, холодные и колючие.

  - Люди не навоз, знаешь ли, - негромко, но с силой произнёс он.

  "Знаешь ли"?!

  Блядь, Тёма знал!

  - Ты так считаешь? - вкрадчиво осведомился он и прищурился. - Ну-ну, чувак, мне нравится твоя младенческая наивность, но я тебя разочарую. Люди - навоз, и ещё какой.

  Он ожидал, что Рост вспылит, но тот лишь усмехнулся как-то устало:

  - А ты, конечно, жемчужина. Или сразу бриллиант?

  Тут Тёма сперва опешил, потом вспыхнул, а потом разозлился - оттого, что покраснел из-за ехидных слов какого-то лоха, провинциального Иванушки-дурачка!

  Он открыл было рот, чтобы поставить зарвавшегося Трубадура на подобающее место, но тут в кармане у Роста затрезвонил сотовый, и тот выхватил трубку, поднося её к уху.

  - Машка! - выпалил он, отворачиваясь от Тёмы. - Я тебя на восьмом жду. Заблудился слегонца. Поднимаешься или мне к тебе спуститься?

  Невидимая Машка проорала так, что слышно было даже Тёме:

  - Подниму-усь!

  Через несколько минут, прошедших в натянутом молчании, дверцы лифта раздвинулись, и из него вылетела раскрасневшаяся девица в красном же топе, кожаной короткой юбке и на каблучищах. Грива медно-рыжих волос развевалась за её спиной, как знамя.

  Лошадка!

  Её пухлые, ярко накрашенные губы беспомощно задрожали, когда она увидела Роста.

  - Ро-остик! - всхлипнула она и всем своим нехилым телом с разбегу врезалась в парня, повиснув у него на шее. Тот даже не пошатнулся, крепко обняв её за плечи. - Меня не взя-али!

  - Да знаю, знаю, Машка, - вздохнул тот, утешительно чмокнув её в рыжую пушистую макушку. - Забей, пошли.

  - Откуда знаешь? - Машка отстранилась, вытаращив на него изумлённые синие глаза.

  - Да вон, особа, приближённая к императору, - Рост насмешливо кивнул в сторону Тёмы, - мне любезно сообщила, что Галицкому в проект нужны только пацаны. Так что без шансов, разве что ты того... сменишь гендер. Чтобы понравиться наследному принцу.

  - Вот ещё! - выдохнул Тёма, буквально задымившись от злости.

  Приближённая особа! Наследный принц!

  - Вот ещё! - выпалила и Машка, сжав кулаки. Метнула на Тёму удивлённый взгляд и вдруг, шмыгнув носом, озабоченно спросила, снова повернувшись к Росту: - Тогда ты сам, может, попробуешься, если тут нужны парни? Ты же поёшь!

  "Так он ещё и поёт!" - вдруг вспомнил Тёма грудничковый анекдот про двоечника Вовочку и почему-то развеселился:

  - Он поёт?

  Машка развернулась к нему, машинально утёрла нос ладонью - Тёма едва не поморщился - и горячо закивала:

  - Классно! Классно поёт! У него свои песни! Ты... вы бы только слышали!

  - Я б послушал, - пробормотал Тёма и понял, что да, послушал бы. Прямо сейчас!

  - Обрыбишься, - невозмутимо отрубил Рост, продолжая ехидно ухмыляться. - Я-то уж точно не жемчужина. Пока, Артём Андреич, будь здоров, расти большой, успехов тебе в поисках жемчужин. Возьми пару уроков.

  - У кого? - ляпнул Тёма, попавшись на удочку.

  - У японских ныряльщиц. Или у ассенизаторов. На твой вкус, что поромантичнее. Гудбайте, ваше высочество!

  И он без церемоний потащил к лифту хихикнувшую Машку.

  "Подожди!" - чуть было не крикнул Тёма ему вслед, но гордо промолчал. Не пристало Артёму Галицкому бегать за каким-то плебеем, который к тому же только что над ним посмеялся!

  Активный тезаурус плебея, впрочем, впечатлял, - надо же, гендер! японские ныряльщицы! - но парень оказался не только чересчур начитанным, но и чересчур наглым. В игнор!

  Об этом своём гордом игноре Тёма, впрочем, почти сразу пожалел, но было уже поздно. Наглый Трубадур вместе с кобылицей-подружайкой растворился в туманной дали. Тёма спустился в отцовскую студию и хмуро просмотрел все записи сегодняшнего кастинга претендентов... на роль жемчужин.

  Вот же привязалось гнусное словцо!

  Претенденты глупо кривлялись, и голоса у них были... никакие.

  - Не слепые, ни глухие, вообще никакие, - уныло пробурчал Тёма в ответ на вопросительный взгляд отца и сморщился, словно случайно проглотил дольку лайма из коктейля.

  Отец сдержанно кивнул в знак подтверждения, быстро, но внимательно просматривая биржевые сводки за соседним компом. Сам он на кастинге не присутствовал, это была забота менеджера, а дальнейший отбор - забота Тёмы. Чутью сына Галицкий-старший всецело доверял, и Тёма это доверие ценил, как ничто другое.

  Он промотал записи туда-сюда, чтобы найти Машку. А, вот же она, в самом конце.

  Машка, кстати, совсем неплохо смотрелась на фоне остальных убожеств. Только движения не мешало бы поставить. А голосок у неё оказался и вовсе неплохой, с удивлением признал Тёма. Возможно, она и насчёт Роста не ошибалась!

  И вообще - Роста следовало искать как раз через неё!

  Если вообще следовало.

  Нужен ли был ему этот Иванушка-дурачок, Трубадур и нищеброд? Явный натурал? Наглец, острый на язык, который при случае и в морду готов был въехать с лёгкостью - в этом Тёма совершенно не сомневался! Да ещё и моралфаг вдобавок!

  "Нужен", - вот всё, что Тёма мог себе на этот вопрос ответить. Нужен, потому что было в этом парне, помимо симпатичной физиономии, крепкой фигуры и несомненной харизмы, ещё что-то такое... настоящее. "Тру".

  "Тру" Трубадура!

  И это "тру" Тёму нехило завело.

  - Где анкета вот этой... лошадки? Марии Макаровой? - спросил он отца, и тот непонимающе поднял брови:

  - Тебе зачем?

  - Запал я на неё, - сварливо буркнул Тёма. - Нет, правда, где анкета?

  - На ресепшне, полагаю, - рассеянно отозвался отец. Поднялся и подошёл к нему, внимательнее вглядываясь в монитор с Машкиной записью. - А она неплохо держится, не вульгарна, и голосок есть... И фигурка на уровне, и мордашка. Репертуар вот только оставляет желать.

  - Слушай, пап, она мне нужна, - решительно заявил Тёма, подымаясь из-за компа. - Ты её пристрой куда-нибудь, а?

  - Зачем она тебе? - уже серьёзно повторил тот, закрывая файл и поворачиваясь к сыну.

  - Она пришла с парнем, - нехотя пояснил Тёма. - И этот самый парень обозвал меня наследным принцем и брильянтом, посоветовал брать уроки у ассенизаторов и технично свалил в закат... Пап, если ты будешь смеяться, я обижусь!

  Отец, широко улыбаясь, потрепал его по плечу:

  - А я-то уж начал надеяться, грешным делом... на грядущее появление наследных внуков.

  - Па-па!

  - Всё, всё, молчу! - Галицкий весело поднял руки ладонями кверху, демонстрируя, что сдаётся. - Возьми её анкету на ресепшне. И если разыщешь девицу, скажи просто, чтобы пришла ещё разок. Пригодится, правда. В хозяйстве.

  Он опять усмехнулся.

  Тёма только махнул рукой, поспешно направляясь к дверям. Мать когда-то говорила, что он, мол, желает получить всё и сразу. А кто не желает?! Сама-то она всегда жадно хватала то, что считала лучшим. А вот он, Тёма, для неё лучшим не оказался.

  Тряхнув головой, он отбросил некстати включившиеся воспоминания и спустился к стойке администраторши Светочки. Сейчас он заполучит Машку, а через неё - Трубадура.

  Машки Тёма не опасался. Он готов был дать голову на отсечение, что она для Роста - не "такая" подружка. В смысле, что Рост с ней не спит. Это было очевидно после его шуточки про смену гендера и после братского чмока в макушку. Между этими двумя не чувствовалось той химии, что неизбежно чувствуется между партнёрами по постели.

  Так что Машку следовало отыскать - и срочно, хотя бы в том Мухосранске, откуда эта парочка заявилась.

  Мухосранск оказался Кинешмой - вот названьице-то! Какая-то дыра то ли под Архангельском, то ли под Костромой. Следовало бы это прогуглить, - Тёма не терпел непоняток, - но... попозже. Сейчас важным было то, что Машка училась здесь, в Москве, в каком-то колледже связи, проживала, как явствовало из анкеты, в общаге при этом же колледже, а значит, и она, и Рост были очень даже досягаемы!

  Номер Машкиного сотового тоже значился в анкете, и Тёма немедленно его набрал.

  - Алё! - жизнерадостно отозвалась Машка. Так жизнерадостно, словно это и не она горько ревела тут каких-то полтора часа назад. Тёма даже позавидовал такой незамутнённости. Здорово, наверное, быть всегда свежим, как молодой редис, и незатейливым как грабли. Копирайт, О"Генри.

  - Где вы сейчас находитесь, Мария? - поинтересовался Тёма, вертя в пальцах её анкету.

  - Мы гуляем! - всё так же жизнерадостно доложила Машка. - Гуляем по Арбату! Сейчас кофе будем пить! А кто это?

  Тёма чуть было не рявкнул: "Дед Пихто это!", потому что мгновенно вскипел, как чайник, от этакой детской доверчивости. Она не знает, кто ей звонит, но моментально докладывает, где находится! Кофе она будет пить... Кинешма непуганая!

  Но она сказала самое главное: "Мы гуляем". Мы! Значит, Рост всё ещё с нею.

  - Это Артём Галицкий, - сказал Тёма с усталым вздохом. - Андрей Филиппович ещё раз просмотрел запись вашего кастинга и хотел бы с вами встретиться. Лучше бы сегодня. У вас будет для этого время?

  Ликующий Машкин вопль просто оглушил его, и он, страдальчески закатив глаза, быстро отвёл трубку от уха.

  - Правда?! Нет, правда?! Ой, мамочка! Мы сейчас же, сейчас же приедем!

  Отбой.

  Мамочка, значит...

  Саркастически усмехаясь, Тёма перезвонил. "Абонент временно недоступен", - проквакал механический голос в трубке.

  Тёма горячо понадеялся, что сия пылкая кобылица на радостях не раздолбала несчастный телефон вдребезги. Как-никак, она была единственной ниточкой, - ничего себе ниточка! - связывавшей его с Ростом. И ещё он надеялся, что Рост приедет вместе с нею.

  Рост приехал. Они с Машкой телепортировались с Арбата, не иначе, потому что не успел Тёма хорошенько прошерстить социальные сети в поисках Машкиного профайла - а через неё, понятное дело, профайла Роста - как оба уже вывалились из бесшумно поднявшегося лифта. Машка так сияла, что Тёма невольно заулыбался ей в ответ. Хотя перед этим поклялся себе хранить вид невозмутимый и ироничный. Как у отца.

  Он почти величественно, впрочем, указал ей на дверь студии:

  - Прошу. Андрей Филиппович ждёт вас.

  Машка явно заробела, ойкнула, умоляюще покосилась на Роста, который ободряюще ей подмигнул. И, наконец, тихонько поскреблась в дверь и исчезла за нею.

  Рост остался стоять посреди холла. Беспечная улыбка, с которой он провожал Машку, враз растаяла, и его физиономия сразу стала настороженной и даже суровой.

  Тёма хмыкнул, плюхаясь на огромный кожаный диван у стены, и очень доброжелательно похлопал по нему ладонью:

  - Ты чего там, пророс и заколосился, что ли? Она нескоро вернётся, папа будет обговаривать с нею формальности. Садись сюда, не бойся.

  - Чего мне бояться? - совершенно предсказуемо взъерошился Рост. Ещё немного потоптался, подошёл к дивану и пристроился на самом краешке.

  Тёма оглядел его со скучающей, как сам надеялся, улыбкой и раскрыл было рот, чтобы поддеть парня по поводу такой смешной настороженности, но Рост его опередил.

  - Ты зачем это всё выкомариваешь? - жёстко спросил он, в упор глядя на Тёму сузившимися глазами. - Машка же вам не нужна, сам сказал. Так чего ты ей голову морочишь? И отцу своему? Передо мной-то хоть не виляй, скажи прямо.

  Да уж, Ростислав Прохоров никакого удовольствия от игр в "кошки-мышки" не получал и признавал только лобовые атаки, как советский истребитель. Спасибо, не добавил: "Будь мужиком"!

  Тёма покривился, но ответил почти чистую правду:

  - Она - самая годная из сегодняшних претендентов, Машка твоя, Мария Александровна Макарова, девяносто пятого гэ-рэ, студентка колледжа связи... видишь, я всё про неё запомнил.

  Колючий взгляд Роста нисколько не смягчился, вот ни капельки. Упёртый, зараза!

  - Отец её пристроит - найдёт куда, если она реально хочет петь, - примирительно добавил Тёма. - И если она не дура, то ухватится за этот шанс. Но ты прав, у меня есть и свой интерес. Я хочу, чтобы ты тоже прошёл кастинг для возможного участия в проекте. Пожалуйста, пойдём в студию, и ты споёшь.

  Голос его против воли прозвучал просительно. А ведь он собирался логически доказать этому упрямцу, в чём преимущества такого предложения, а не канючить!

  - Какого хрена ты в меня вцепился, как репей? - помолчав, хмуро осведомился Рост. - Ничего себе мотивация: "Я хочу"! Мне до одного места, чего ты там хочешь, принц наследный. Я, может, и петь-то не умею! И... - он чуть помедлил, всё так же остро, исподлобья, глядя на Тёму. - Я натурал, извини.

  "Извини-и!"

  Тёма невольно ухмыльнулся. Это было так умилительно: моралфаг его обламывал, хамил и одновременно просил за это прощения! Прелесть какая.

  Моя прелесть... Копирайт - Горлум.

  - А ты принципиальный, да? Прямо как волонтёр у метро с флаерами: "Скажи наркотикам "нет"! И вообще перестань разговаривать с наркотиками... Супернатурал выискался! - Тёма вдруг почувствовал, как горячо становится щекам, и опять разозлился. - ЧСВ свое пригаси! До одного места ему, подумаешь! Нужно мне это твоё место! Решил, что я на тебя запал, что ли?!

  В его голосе зазвенели нотки неподдельной обиды.

  - А что, нет? - Рост явно смешался, и Тёма ощутил неимоверное облегчение, одновременно скручивая эмоции в узел. Он переламывал ход этой партии, потому что Трубадур, чудо и упрямая зараза Ростислав Прохоров оказался совестливым!

  Теперь надо было только не переборщить...

  - Я в тебе вижу потенциального партнёра для дуэта, вот и всё! - горячо заявил Тёма - опять же почти чистую правду.

  Рост беспомощно взъерошил обеими пятернями свой белобрысый "ёжик":

  - Да ты даже не слышал, как я пою! Машка гонит, она вообще свистунья та ещё!

  - Вот именно! - торжествующе подтвердил Тёма. - Сам сказал! Не слышал и поэтому хочу послушать. Пошли. Пошли-пошли!

  Он вскочил, ухватил Роста за руку повыше запястья, с удовольствием ощутив силу мускулов под гладкой загорелой кожей, и заставил подняться. Рост, опомнившись, легко отнял руку, но Тёма успел повернуть её ладонью к себе и заметить свежие извилистые шрамы пониже локтя, уходившие под полосу напульсника.

  Ого!

  Оба они оказались совсем рядом, лицом к лицу, и Тёма испытующе уставился в голубые глаза Роста, хмурые и смущённые.

  - Вены резал, что ли? - растерянно спросил он дрогнувшим голосом. Да быть того не могло, чтобы такой вот правильный и простой, как горбушка хлеба, парень - и... что?

  - Консервы открывал, - лучезарно ухмыльнулся тот. - Пошли уже. Настырный ты, как... пиявка.

  Тёма на "пиявку" не обиделся. Всё равно первый раунд был за ним. А дальше... он надеялся сохранить преимущество. Очень сильно надеялся.

  И, к счастью, была ещё Машка. Тёма не сомневался, что она ответит на все его вопросы насчёт Роста.

  * * *

  Про этого наследного принца, про Артёма Андреича, бабуля сказала бы: "Вот ещё назола!". И это слово объясняло всё, что Рост чувствовал по отношению к нему. "Назола" было как "назло" и "назойливый", а ещё - "зола".

  "Тоска-кручина, подколодная змея, догорай, моя лучина, догорю с тобой и я..."

  Гибкий, как хлыст, горький и тёмный, как крепкий кофе, изломанный и хитрющий - вот каким он был, Принц! Рост чувствовал это так ясно, словно знал его всю жизнь, а не три часа.

  Рост вообще чуял людей. Вот то, что кем-то и откуда-то было ему дано. Чутьё, благодаря которому - он чуял и это! - к нему приходили его песни. Хотя Машка сто тысяч раз в сердцах обзывала его бревном и поленом бесчувственным, а он в ответ только весело угорал. Он всегда угорал, собственно, потому и являясь этим самым бесчувственным поленом. "А чего мне, плакать, что ли?" - ухмыляясь, вопрошал он Машку.

  У самой Машки слёзы всегда были наготове, впрочем, как и смех. Машка вообще была ясной, как... дождь.

  Вот и с Принцем Росту тоже всё сразу стало понятно. Если бы они встретились сопляками где-нибудь в школе, такой пацан регулярно огребал бы от него люлей - только в путь. Потому что Рост выпендрёжников с выебонами на дух не переносил. Вне зависимости от их сексуальной ориентации.

  Ну, а если всё же учесть, что Принц оказался тонким-звонким пидорасом, явно и беззастенчиво положившим на Роста глаз... то вообще не следовало сюда возвращаться.

  Со времён своего уличного детства Рост люто ненавидел гопарей с их погаными тюремными "понятиями", в том числе касавшимися лиц "не такой" ориентации - "петухов", "опущенных", с которыми реальный пацан и за руку здороваться не должен. Для гопарей и Фредди Меркьюри стал бы "петухом опущенным". Рост жил по правилам братской рокерской тусовки, где считалось, что это личное дело каждого - как ему трахаться и с кем. Но это было и личным делом самого Роста, если на то пошло! Так что поважать Принца не стоило - даже ради Машки. Но кто ещё прикрыл бы эту доверчивую дурынду, чтобы её не облапошили?

  Рост досадливо вздохнул и хмуро покосился на сияющую дурынду, которая едва головой в потолок от счастья не врезалась, когда они с Принцем вошли в студию. Потом он так же хмуро покосился на Галицкого-старшего, восседавшего в своём кресле с лёгкой снисходительной полуулыбкой на чеканном лице - восседавшего, словно на троне. И наконец - на Принца, который так старательно копировал скучающую полуулыбку отца, что это было бы смешно... если бы сквозь эту натянутую маску не пробивалось столь же яростное детское нетерпение, что и у Машки.

  Вот оно что! Эти два чудовища были в чём-то отчаянно схожи! - осенило вдруг Роста. Что и подкупило его в Принце... чтоб того приподняло да пришлёпнуло, как опять же сказала бы бабуля.

  Рост тяжело вздохнул, мысленно почесал в затылке и пробурчал, ни к кому конкретно не обращаясь:

  - Гитару бы.

  Гитара, которую Принц немедля выволок откуда-то из угла, оказалась вусмерть расстроенной балалайкой, предназначенной, видать, исключительно для упражнений приходивших на пробы претендентов... но Росту и не на таких дровишках приходилось играть. Он поднялся на пятачок сцены к микрофонам и привычно её настроил.

  - Палка-палка, два струна, я хозяин вся страна, - вполголоса прокомментировал из своего кресла Андрей Филиппович, за что сразу же удостоился негодующего взора от сыночка, а Рост расхохотался. Ей-Богу, Галицкий-старший был толковым мужиком!

  Рост пару раз задумчиво провёл пальцами по струнам, а когда наконец взял первый аккорд и перебором начал играть мелодию, то с удовольствием увидел, как у Машки округляются её синие глазищи, и как она привычно уже зажимает себе рот обеими ладонями. Она знала наизусть все его песни.

  И эту, конечно, тоже.

  - Жаль, подмога не пришла, подкрепленья не прислали.

  Нас осталось только два, нас с тобою наебали.

  Все братушки полегли, и с патронами напряжно.

  Но мы держим рубежи, мы сражаемся отважно.

  Пушка сдохла, всё, пиздец, больше нечем отбиваться,

  Что ж, закурим, брат-боец, нам от смерти не съебаться.

  Жаль, подмога не пришла, подкрепленья не прислали.

  Что ж, обычные дела, нас с тобою наебали.

  Рост посмотрел уже не на Машку и не на Галицкого-старшего, а на Принца. И поразился. Глаза у этого стервозного выпендрёжника вдруг стали совершенно Машкиными - обалделыми и... беззащитными.

  Он чуть передохнул, прижал струны ладонью, тряхнул головой и начал другую песню.

  - Не успели все разлить, а полжизни за кормою,

  И ни с лупой, ни с ружьём не найти ее следы;

  Самый быстрый самолёт не успеет за тобою,

  А куда деваться мне - я люблю быть там, где ты.

  Вроде глупо так стоять, да не к месту целоваться;

  Белым голубем взлететь - только на небе темно;

  Остаётся лишь одно - пить вино да любоваться;

  Если б не было тебя, я б ушёл давным-давно.

  Всё, что можно пожелать - всё давным-давно сбылося,

  Я ушёл бы в тёмный лес, да нельзя свернуть с тропы;

  Ох, я знаю, отчего мне сегодня не спалося -

  Видно где-то рядом ты, да глаза мои слепы.

  Так что хватит запрягать, хватит гнаться за судьбою,

  Хватит попусту гонять в чистом море корабли:

  Самый быстрый самолёт не поспеет за тобою -

  Но, когда ты прилетишь, я махну тебе с земли...

  * * *

  Когда за Ростом и Машкой закрылась дверь студии, Тёма так и остался стоять возле микрофонов, машинально сжимая в руке гриф гитары, которую сунул ему Рост перед уходом.

  Он всё равно не знал бы, о чём с ним сейчас говорить. По спине у него всё ещё бежал мороз, а затылок будто горел.

  - Пап... - еле вымолвил он. - Это что вообще было?

  Отец задумчиво повертел в руке валявшуюся возле компа флэшку:

  - Дворовая романтика... но не только. Он обещал подумать, твой Ростислав Прохоров... но он подпишет контракт, не сомневайся. Ему хочется, чтобы эти его песни слушали - и не только девчонки в общагах. И... - Галицкий побарабанил пальцами по краю стола, - в соответствующей обработке, естественно, они могут рвануть на всю страну. Этакий народный язык, простенькая, но цепляющая мелодийка и заряд эмоций... Ниша рокопопса сейчас мало кем занята, вы оба молоды и можете быть популярными несколько лет... Чёрт, я даже не ожидал! - он всё так же задумчиво усмехнулся и внимательно взглянул на притихшего Тёму: - Не боишься, что этот самый Рост перетянет на себя всё одеяло в вашей связке?

  Тёма молча качнул головой, проглотив реплику о том, что многое бы отдал за то, чтобы Рост оказался под его одеялом.

  Очень многое.

  Почти всё.

  ...Не вытерпев, Тёма позвонил Росту на следующий же день, благо, номер своего мобильника тот всё-таки оставил в студии, хоть и не стал заполнять официальную анкету.

  Тёма долго обдумывал этот разговор и свои возможные реплики, но едва заслышав в трубке голос Роста, послал все заготовки туда, куда солнце не заглядывает, и выпалил то, что вертелось на языке:

  - Давай встретимся, и ты скажешь, что решил. Не по телефону.

  И затаил дыхание.

  - Папа тебя здороваться не научил, что ли? - хмыкнул Рост, и Тёма прямо-таки воочию увидел эту насмешливую ухмылку. - Привет. Давай, только учти, что на пафосные кабаки у меня бабла нету, а за твой счёт я там сидеть не собираюсь.

  - Ну, в гей-клуб я тебя точно не приглашаю, - натянуто улыбнулся Тёма. - Давай просто по Арбату прошвырнёмся, если тебе там нравится. Не бойся, юбку я не надену.

  Он опять будто наяву увидел, как Рост закатывает глаза, и фыркнул уже искренне.

  На Арбате всё было как всегда - музыка, картины, хэнд-мейд и разнообразные личности, на фоне которых Тёма даже в юбке не выделялся бы. О чём он ехидно сообщил Росту, едва тот к нему подошёл.

  Сам Рост на сей раз натянул белую футболку с Баттерсом Стотчем из "Южного парка" на выпуклой груди, а вот джинсы на нём остались те же: "трубадурские", мешковатые, совковые. Тёма указал на них пальцем и так же ехидно попенял:

  - А чего штаны не переодел? Ходишь, как... гопник.

  Улыбка Роста была прямо-таки наиневиннейшей, когда он потихоньку запел:

  - Я начал жить в трущобах городски-их, и добрых слов я не слыха-ал... когда ласкали вы детей свои-их, я есть проси-ил, я замерза-ал.

  - Трепло! - простонал Тёма, не в силах удержаться от смеха.

  - Я дембельнулся на днях и только позавчера вернулся, - сказал вдруг Рост очень серьёзно. - У Машки в общаге кантуюсь. Так что тряпки у меня только те, что из армейки привёз.

  Смех застрял у Тёмы в горле.

  - Ты демобилизовался из армии? - медленно проговорил он, во все глаза уставившись на беззаботную физиономию Роста, и вдруг цепко ухватил его за запястье, разворачивая к себе: - Там тебя и разукрасили?

  - Ага, - преспокойно откликнулся Рост, выдёргивая свою руку из его пальцев. - Забей. Тебе всё равно никогда не служить.

  - А почему ты у Машки в общаге? - не унимался Тёма, пропустив подколку про "не служить" мимо ушей. Забить он попросту не мог, какое там забить! Даже самый животрепещущий вопрос о том, подпишет ли Рост контракт с отцом и войдёт ли в проект, отступил на второй план. - Решил в Москве остаться? Ты же из Кинешмы, как и Машка?

  Отчего-то он был в этом абсолютно уверен, хотя мало ли где могла познакомиться эта буйнопомешанная парочка! Тем не менее, у Тёмы создалось впечатление, что они знают друг друга чуть ли не с пелёнок.

  Он и Кинешму, кстати, нагуглил. Дыра дырой: четыреста километров от Москвы, восемьдесят тысяч жителей, стоит на Волге. Была полностью разрушена во время татаро-монгольского нашествия на Русь. Из достопримечательностей - куча церквей да музей "Кинешемский валенок". Самый что ни на есть подходящий городок для Роста с Машкой!

  Тёма отогнал возникшее в голове видение: Рост в богатырском шлеме и кольчуге отбивается палицей от толпы татаро-монголов, будто Боромир от орков, и требовательно на него уставился в ожидании ответа.

  - У меня в хате давно живут другие люди, - терпеливо объяснил Рост, чуть сдвинув брови. - И вообще я туда и не собирался, да. Хотел здесь, в Москве, устроиться куда-нибудь, где общагу дают, работать и поступить заочно в универ... ну или в технарь какой-нибудь.

  - Хотел? - Тёма опять выхватил главное для себя в этом обстоятельном ответе - глагол прошедшего времени.

  Рост помолчал, внимательно глядя не на него, а на какого-то псевдоиндуса в оранжевом тюрбане, сидевшего на грязном коврике, к которому они, разговаривая, подошли. Индус дудел что-то заунывное на деревянной дудке, а из тыквы-горлянки перед его смуглыми голыми коленками торчала змеиная голова - якобы кобры. Народ вокруг восторженно и испуганно ахал.

  Вот дурачьё.

  - Хотел, да, - наконец отозвался Рост, по-прежнему не спуская глаз с "кобры".

  - А сейчас не хочешь? - Тёма потянул его за локоть, нетерпеливо оттаскивая прочь от паршивого индийского коврика. - Чего ты сейчас хочешь?

  Рост на миг прикусил губу и тихо ответил:

  - Если твоему отцу... тебе... понравились мои песни, я бы хотел, чтобы и другие их услышали.

  Итак, отец оказался прав!

  Побудительный мотив этого простофили всё-таки был таким же простофильским. Не славы, не бабла ему хотелось, а чтобы люди его песни услышали! Люди! Такое вот дурачьё, что толкалось вокруг! Быдло, которое с лёгкостью схавает любое дерьмо!

  Но это стало уже неважным. Трубадур всё-таки попался, несмотря на всю свою независимость! Воистину, у каждого есть цена, за которую его можно купить.

  - Поедем сейчас в студию, подпишешь контракт! - с жаром выпалил Тёма, снова вцепившись Росту в локоть. - Поедем!

  Но он тут же осёкся, сообразив, что, во-первых, отец сегодня в студию не собирался, следовательно, ни о каких формальностях и речи быть не могло. А во-вторых, он, Тёма, опять принялся канючить и клянчить, будто забыл, что из них двоих именно он - звезда, знающая себе цену! А не какой-то кинешемский валенок!

  - Ладно, завтра, - пробормотал он со вздохом, подталкивая Роста к ближайшей уличной кафешке. - Давай вот тут посидим, ладно? Отметим это дело, хотя бы кофе закажем...

  Ликование так и бурлило в нём, хотя он понимал, что болтает, как сорока. Или как Машка!

  Неожиданная мысль прошибла его холодом, и он с тревогой уставился в голубые смешливые глаза Роста:

  - А ты не передумаешь?

  Тот, осмотревшись, присел на тонконогий стульчик, облокотился на пластиковую голубую столешницу и спокойно ответил:

  - Я долго всё обдумываю вообще-то. Особенно когда это важно. Но если уж обдумал, то не виляю потом. Я хочу попробовать, получится ли у нас.

  Он сказал: "У нас"!

  Тёма готов был воспарить в серое арбатское небо, каксвязка ярких гелиевых шариков в руках у лоточника, остановившегося рядом с их столиком. Но всё же спросил с прежней тревогой, тоже плюхаясь на стул:

  - Точно? Не скипнёшь? Обещаешь?

  Рост закатил глаза, но ответил так же степенно:

  - Да будет слово ваше: да, да, нет, нет, а что сверх этого, то от лукавого.

  Он прыснул, озорно покосившись на онемевшего Тёму и махнул рукой пробегавшей мимо официантке в белом фартучке:

  - Два капучино, девушка! Ты же будешь капучино, а, Артём Андреич?

  Не слушая его, Тёма подскочил и проворно потянул за серебристую цепочку, блестевшую на его крепкой загорелой шее. Ну вот, блин! Из-под выреза белой футболки выскочил и закачался потемневший от времени нательный крестик.

  Жизнь осложнялась прямо на глазах!

  - Молишься, постишься, слушаешь "Радио Радонеж"?! - простонал Тёма, едва за голову не схватившись.

  Если этот правильный упёртый супернатурал окажется ещё и православнутым, Тёме останется только самому уйти в монастырь. В женский, бля!

  Рост неторопливо заправил крестик обратно и ухмыльнулся до ушей:

  - Иногда... когда шибко нагрешу, - и откровенно заржал, рассматривая вытянувшуюся от расстройства Тёмину физиономию. - Чувак, это я у бабули Евангелие читал, написано круто, а память у меня хорошая. И крестила меня она же, бабуля. Не ссы, я тебя десятью заповедями грузить не буду.

  - Вот спасибо! - скорбно проворчал Тёма. - Круто написано, значит? Если по твоим песням судить и по... - он покрутил в воздухе рукой и сбивчиво закончил: - По всему остальному судить, ты чёртову уйму книг успел прочитать.

  Не меньше самого Тёмы, а ведь тот читал ещё и на английском! И всегда гордился тем, что его собственный тезаурус и общая эрудиция на порядок шире, чем у среднестатистического большинства!

  Рост прищурился:

  - Есть такое, чувак. Могу, умею, практикую.

  И опять заржал, зараза белобрысая!

  Тёма длинно выдохнул, решив на это внимания не обращать, и сам помахал официантке:

  - И две порции круассанов с сыром!

  Стресс следовало заесть, коль уж нельзя было его запить.

  Рост наконец перестал хохмить и принялся уплетать принесённые круассаны. Тёма последовал его примеру. В голове у него теснилась уйма разнообразных соображений, одно из которых он немедленно озвучил:

   - Тебе надо срочно сменить имидж!

  Рост поперхнулся круассаном:

  - То есть?

  - То есть хватит щеголять в допотопных шмотках, - снисходительно разъяснил Тёма, скользя взглядом по его простецкой футболке и поношенным джинсам. - Ты уже не "in the army now" и не в своей Кинешме. Ты в столице нашей Родины и скоро станешь звездой. Кончай ходить, как... - он запнулся.

  - Как гопник, - любезно подсказал Рост.

  - Типа того, - неопределённо кивнул Тёма. На нём самом красовалось новое шмотьё от Келвина Кляйна, в сине-фиолетовой гамме, с цепочками, подвесками и разрезами. - Ты же сложен... - "как бог", подумал он, а вслух сдержанно проронил: - Неплохо сложен. Тебе пойдёт всё в обтяжку, облегающее, чтоб тело побольше выглядывало... и, конечно, брендовое.

  - Пидорское, в общем, - бухнул Рост и тут же прикусил язык, вспыхнув, а потом внезапно побледнев. Тёма тоже почувствовал, как кровь отливает от лица. В ушах зазвенело, словно Рост его ударил, хотя то, что он ляпнул, было совершенно предсказуемым.

  - Чёрт, прости, - быстро проговорил Рост, прежде чем Тёма успел что-то сказать, и крепко сжал его запястье. Ладонь у него была тёплой, как и запомнилось Тёме. - Сказанул точно как гопарь какой-то, а ведь мы им всегда морды били. Я дурак. Прости.

  - Сам признался, - строптиво пробурчал Тёма, радуясь тому, что Рост продолжал держать его за руку. Тот был явным кинестетиком, как и сам Тёма, и не чурался прикосновений, какой бы смысл в них ни вкладывал. И на его глупой обмолвке и вспыхнувшем чувстве вины нужно было сыграть, причём прямо сейчас! - Короче, ты не выёживайся, денег я тебе одолжу, у нас их скоро будет знаешь сколько? Пошли, прошвырнёмся по "Галерее", что ли, подберём тебе что-нибудь человеческое.

  - И вместо листьев денежки засеребрятся там, - пробормотал Рост, отпуская его руку и хмурясь. - Не люблю я одалживаться.

  - От-дашь, - отчеканил Тёма, тоже нахмурившись. - Давай доедим и пойдём. Расплатись тут сам, если ты такой... щепетильный.

  На языке у него вертелось ещё одно предложение - на сей раз касавшееся места обитания Роста, но он решил не перегибать палку. Приручать этого упрямца следовало постепенно, очень мягко и незаметно. С привлечением Машки, если понадобится.

  Он не сомневался, что Машка желает Росту только самого лучшего. Он, Тёма, и являлся для Роста самым лучшим, только тот ещё этого не понимал!

  В общем, решил Тёма, вставая из-за столика, будет день - будет и песня.

  Песня.

  Ему отчаянно хотелось петь песни Роста.

  * * *

  - Не коси меня косой, не втыкай в ладонь гвоздь,

  Настоем цикуты ты меня не глуши,

  Ты мой светлый разум, я те - чёрная кость,

  Так сбегай в честь пропоя нашей чистой души.

  Сколько я ни крал, а всё руки пусты,

  Сколько я ни пил, а всё вина как с куста,

  Хошь ты голосуй, хошь, иди в буддисты.

  А проснёшься поутру - всё вокруг пустота.

  Так не пили меня пилой, не тычь бревном в глаз,

  Брёвен здесь хватит на порядочный дом,

  А душа - святая, она клала на нас,

  Так что пей, не ёрзай, мы с тобою вдвоём...

  Когда звукарь Дэн дал отмашку, Рост опустил микрофон, чувствуя, что весь взмок, будто кирпичи таскал - новая майка, чтоб её, липла к спине.

  Он вдруг сделал то, чего сам от себя не ожидал, но что ему хотелось сделать всё время, пока они пели - протянул руку и на миг стиснул пальцы Тёмы, в которых, как и у него был зажат микрофон. И выдохнул, глядя в его изумлённо заблестевшие глаза, где будто бы метались тени:

  - Спасибо.

  Пресвятые угодники, разъеби всё через коромысло, этот Принц, голубой ломака и неженка, понимал его песни так, что Рост теперь не представлял, как раньше и пел-то их без него!

  Глаза Принца заблестели ещё сильнее. Он так тяжело дышал, будто не пел вместе с ним, а тоже грузил кирпичи. Хотя грузчик из него был бы тот ещё!

  Рост хмыкнул. Взял у радостно подлетевшей Машки бутылку с минералкой и выпил сразу до половины, а потом машинально протянул Принцу, но тут же спохватился - побрезгует ведь. Однако тот уже пил так жадно, словно грузил пресловутые кирпичи как минимум в Сахаре.

  Рост показал Дэну "ок" большим и указательным пальцем и повернулся к Андрею Филипповичу, как всегда, смотревшему не на них самих, а на запись в мониторе.

  - Ну как, босс?

  Босс-продюсер действительно оказался мужиком классным, в своём деле рубил, как надо, готовя для них релиз первого альбома по всем фронтам - Интернет, радиостанции и ТВ. Для выступления в ТВ-программе они сейчас и репетировали.

  - Могли бы и лучше, - сдержанно проронил Андрей Филиппович и усмехнулся на предсказуемый вопль сына: "Ну па-па!". И прибавил: - Тёма, не возгудай. Там будет живой звук, лажа не прокатит. Работайте, парни.

  Да, работёнка была ещё та, но Рост чувствовал себя абсолютно, полностью счастливым. Дело было даже не в том, что на его банковской карте теперь лежала сумма аванса, казавшаяся ему огромной, не в том, что впереди, как заверял Галицкий-старший, их ждали ещё большие гонорары и звёздная слава... а в том, что его, Роста, простые песнюшки, которые он орал под гитару на выпускном, в армейке, у Машки в общаге, после обработки их командой Галицкого, да ещё и спетые вместе с Принцем, стали чем-то совершенно...

  ...напрострельным.

  Рост не мог подобрать другого слова. "По-за шкуре мороз", - сказала бы бабуля.

  Они стали чем-то большим, чем просто песни, и Рост страшно жалел прежде всего о том, что бабуля их так и не услышала.

  Рост по-прежнему обретался в Машкиной общаге. Только теперь в отдельной комнате, за которую он получил возможность платить. И в которую всё равно, едва он там появлялся, набивалась чуть ли не половина общажных обитателей.

  Принц, кстати, достал его до печёнок воплями о том, чтобы он прекратил валять дурака и переселился в особняк Галицких на Каширке, где простаивала уйма пустых гостевых комнат. Но этакое для Роста было совершенно неприемлемым. Членом семьи Галицких в каком-то непонятном качестве - то ли приёмыша, то ли подкидыша, то ли предполагаемого бойфренда Принца - он становиться не желал.

  Однако как раз сегодня он собирался в гости на эту самую Каширку - опять же Принц вынудил его дать слово, что он там переночует, чтобы поутру вместе отправиться в студию и довести запись до ума.

  Судя по пронзительному взгляду зелёных глаз Принца, тот об этом опрометчивом обещании не забыл и теперь зорко от слеживал, не улизнёт ли Рост вместе с Машкой.

  Рост не улизнул, а засунул Машку в такси и сам со вздохом сел в "лексус" Галицких рядом с Принцем, который аж подпрыгивал от нетерпения. Вёз их шофёр Арам - Андрей Филиппович предупредил, что задержится допоздна на деловой встрече.

  ...Родовое гнездо Галицких впечатляло, что и говорить: мини-студия в цокольном этаже, библиотека, солярий, тренажёрный зал и сауна! Тут разместилась бы, наверное, вся Машкина общага.

  - Прямо санаторий какой-то, - пробормотал Рост, поспешно захлопывая дверь сауны, будто опасаясь, что Принц его туда втолкнёт. - Для ветеранов попсни. И вы тут вдвоём обитаете?

  Тёма безразлично пожал плечами:

  - Что, пролетарская кровь взыграла? Хочешь экспроприировать экспроприаторов? Так у нас, если что, куча народу живёт и кормится: тот же Дэн-звукарь, экономка Пална, Арам...

  - А дворецкого что же, нету? - язвительно поинтересовался Рост. - Себастиана какого-нибудь?

  Девицы в общаге как-то крутили эту занятную анимешку - "Тёмный дворецкий".

  - Смешно, смешно. Я оценил, - величественно обронил Принц. - Хватит уже придираться, пошли лучше выпьём чего-нибудь, чтобы расслабиться, и поедим. Пална на кухне всегда что-нибудь вкусненькое оставляет после ужина.

  - Чего мне расслабляться, я и не напрягался, - соврал Рост.

  В кухне, понятное дело, располагалась модерновая барная стойка и высокие табуреты, а также уйма всяческих прибамбасов, как в программе "Кулинарный поединок". И окно там было во всю стену со светившимися за ним цветными московскими огнями.

  Рост загляделся на огни и прямо-таки завис. Всё же ухайдокался он на этих записях будь здоров. Встряхнулся он только, когда Тёма со стуком поставил на мраморную стойку перед ним высокий бокал и круглое блюдо, нагруженное какими-то вкусно пахнущими штуковинами:

  - Алё, гараж! - улыбка его тоже была усталой. - Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!

  Странно, но оба они наизусть помнили всякие мемы из древних совковых фильмов - выходило, что и Принц эти фильмы знал и любил.

  Они молча уплетали штуковины, оказавшимися мясными рулетиками. Рост понемногу тянул коктейль - "дайкири", как гордо сообщил Принц - и больше налегал на еду.

  - Боишься, что я спою тебя, что ли? - невинно осведомился Принц, сам едва пригубив свой бокал, хитрюга несчастный.

  - Ты уже спел... меня, - немедля отозвался Рост, и тот, сообразив, довольно рассмеялся. - Послушай, я вот не понимаю, - Рост помедлил и выпалил то, что давно вертелось на языке, пристально глядя в потемневшие глаза младшего Галицкого: - Почему ты так здорово мои песни понимаешь?

  Принц моргнул, а потом отставил бокал и даже встал с табурета. И Рост, слегка опешив, тоже поднялся.

  - А что, я не должен, что ли? - звенящим от напряжения голосом вымолвил Тёма. - Понимать?

  - Не пыли, а? - добродушно попросил Рост. - Просто ты живёшь по-другому, - он обвёл рукой стеклянно-никелированно-кожаное великолепие вокруг. - Эта кухня, знаешь, как две мои хаты в Кинешме. Тебя, небось, всю дорогу экономки всякие няшили, Арам в школу на "лексусе" доставлял и всё такое... если ты туда вообще ходил, в школу-то, - спохватился он.

  - Ходил, представляешь? - процедил тот, вздёрнув острый подбородок. Тонкое лицо его будто окаменело.

  - Не представляю, - честно сообщил Рост. Он и вправду не мог даже предположить, что этот звездун с капризно изогнутыми бровями и надменным ртом сидел когда-то за партой, зубрил уроки, как все, получал двойки, как все... Да он просто не мог быть, как все!

  А песни у Роста были как раз для всех.

  - Ты же звёздный мальчик, помнишь, у Уайльда? - всё так же искренне продолжал Рост, не зная, как ещё объяснить своё удивление по поводу такого вот... проникновения Принца в его песни и не желая его обидеть. - Ты небось и тусил-то только по клубнякам крутым, а если на улицу выходил, то по бутикам прошвырнуться, и снова в лимузин. Папа тебя от всего отгородил... я не говорю, что это плохо, - заторопился он, видя, как глаза Принца ещё больше темнеют, угрожающе сужаясь, - просто я не понимаю, как ты понимаешь... меня.

  Ёпт. Он больше не мог выдавить ни слова и залпом допил свой бокал.

  - Там ром, между прочим, - бесцветным голосом сказал Тёма, не отрывая от него пронзительного взгляда. Рост даже поёжился. - А ты его как воду, - он прерывисто вздохнул и криво усмехнулся: - Тебя послушать, так я в космосе живу, нихуя не знаю, ни боли никакой, ни горя, ничего, только, прыгаю, как стрекозлик, по клубнякам, мужикам подставляюсь!

  После каждой фразы он судорожно вбирал в себя воздух.

  - Эй! Я такого не говорил! - ошарашенно запротестовал Рост.

  - Но думал! - бешено проорал Тёма, полыхнув глазами, и Рост, сдавшись, умолк. Такое... торнадо требовалось просто переждать. Пересидеть в подполе. - Мне легко, что ли, жить - пидором в этой грёбаной стране, блядь?! Когда каждый дуболом в Думе, каждая сука в подворотне лает, что я - не человек! А что я им сделал?! Что... я... им... всем... сделал?!

  Он задохнулся.

  Рост попытался поймать его за локоть, но Тёма отпрянул.

  - Я однажды в гостиницу возвращался, - продолжал он очень тихо и быстро, так что Росту пришлось напрячься, чтобы разобрать хоть что-нибудь. - Мы с папой были тогда в Новосибе. Столице Сибири! А я ногами шёл, не в "лексусе" сраном ехал, представляешь? Гулял! Хотелось город посмотреть, что тут такого? Весна была, и метро ещё работало, и людей полно было на улицах, я же не идиот... - он коротко рассмеялся, и Рост похолодел. - Не идиот, зато пидорас, на мне же это прямо написано! Ну, меня и поймали. Так мне и надо.

  - Кто? - выпалил Рост, подходя к нему на шаг.

  Тёма ёрнически развёл руками:

  - Правильно ориентированные граждане, кто. Настоящие патриоты. Сибиряки-гвардейцы. Немножко, правда, бухие, и гопники вдобавок, но зато правильно ориентированные. Таких государство любит. Затолкали в подворотню на глазах у других... тоже правильно ориентированных, хотя я вырывался и даже орал, не до гордости стало, представляешь? Но никому не всралось какому-то пидору помогать. А потом они меня просто придушили чуток, чтоб не орал и не брыкался, и оралку заткнули. Шарфиком.

  - И что? - сердце у Роста больно сжалось.

  - И всё, - Тёма дёрнул худым плечом, повернулся к стойке и тоже залпом осушил свой бокал с "дайкири". Помотал головой и отрывисто закончил, глядя вниз: - Всё... и ничего. Пей, не ёрзай, мы с тобою вдвоём... сам же написал... - голос его снова упал до шёпота. - Забей. Просто забей.

  - Тёмыч... - позвал Рост, и тот вздрогнул всем телом, вскинув потрясённые глаза. Рост никогда не называл его так, только дурацким ироническим "Принцем" или совсем уж высокопарным и не менее ироническим "Артёмом Андреичем". - Тёмыч, пожалуйста... скажи мне, что там было.

  Тёма ещё какое-то мгновение глядел на него остановившимся взглядом, потом сглотнул и отвернулся. Грудь его часто вздымалась.

  - Ничего из того, что могло было быть. Из того, что они... обсуждали. Бутылку мне в задницу затолкать, например. Или выебать всей кодлой по кругу. Вот прямо удивительно, почему по их понятиям тот, кто ебёт, пидорасом не считается, - губы его растянулись в болезненной усмешке. - Но они не успели, хотя штаны с меня содрали. Проехала какая-то тачка, они подумали, что это менты, и разбежались. А я очухался и влетел в подъезд рядом. Тот не на коде оказался. Стал колотить в квартиры. Никто не открыл, только посылали. Тогда я совсем очухался и понял, что должен выкарабкиваться сам. Потому что сам виноват, что такой вот... пидор гнойный. Ну я и выкарабкался. Вышел, как Волк в "Ну погоди", помнишь, майку на коленки натянул? - он даже хмыкнул. - Нашёл свои джинсы. Мобилы и денег там уже не было, конечно. Попросился позвонить в метро, от ментов. Папа приехал. Я ему сказал, что меня просто... просто ограбили. Что я заявление подавать не буду и что я никого не запомнил. Я ведь и вправду не запомнил, и потом... это же позорище какое... - он запнулся. - Ро-ост?

  Рост обнял его так крепко, что почувствовал, как сильно колотится у него сердце под рёбрами. Тёма трепыхнулся было, но затих, уткнувшись ему в плечо подбородком

  - Мне твоя жалость не нужна, - прошептал он сорванным голосом. - Я тебе только потому рассказал, что ты спросил, как это я так понимаю тебя и всё твоё, я, такой вот пидор зажравшийся... вот я и рассказал. Со мной много всего было, про что никто не знает, даже папа. И не узнает никогда. Ро-ост?

  - Я тебя и не жалею, - с силой вымолвил Рост. - Я жалею, что не был там с тобой и не встретил этих сучар. Я бы их... поискал.

  Тёма чуть отстранился, чтобы всмотреться ему в лицо. Глаза его стали громадными, и у Роста опять больно и остро зашлось сердце. Он соврал - ему было жалко Тёму до зубовного скрежета. Тот снова оказался прав: Рост никогда раньше и не задумывался о том, что балованный наследный принц вынужден существовать изгоем - за гранью, куда его загнала даже не природа, но люди... а папа, всесильный и богатый, ничем не мог ему помочь.

  "Я сам виноват, что такой вот..."

  - За бугор никогда не хотел свалить? - глухо спросил Рост. - Учиться или ещё что?

  Тёма глубоко вобрал в себя воздух.

  - Мне, может, и придётся... - невнятно отозвался он. - Я год прожил в Германии, когда мне двенадцать было... неважно, - он снова мотнул встрёпанной головой, крепко сжимая предплечья Роста. - Если б я остался там, я бы тебя никогда не встретил, так что... всё к лучшему.

  Рост проглотил слюну. Он понятия не имел, что на такое ответить.

  - Я тут подумал, на тебя глядя, как нам проект назвать! - наконец заявил он с почти неподдельным энтузиазмом.

  Их "звёздный" дуэт всё ещё не имел названия, Андрей Филиппович пенял им на это, требуя немедленного мозгового штурма. А то что за дела, песни есть, певцы - тоже, но нет самого главного, имени.

  - Представляю себе... - с мрачной настороженностью изрёк Тёма, и Рост облегчённо засмеялся:

  - "Торнадо"!

  - Ахуеть! - после паузы провозгласил Тёма, растягивая губы в нерешительной улыбке, а Рост торжественно возразил:

  - Нет. Это хорошее название, но моё лучше.

  Они всё ещё смеялись, когда в холле отворилась входная дверь, и бодрый голос Андрея Филипповича позвал:

  - Ау, вы где там? Я арбуз привёз!

  И тогда Рост отпустил Тёмины плечи и отступил на шаг.

  - Арбуз - это круто, - громко отозвался Тёма, тоже отступая к дверям, но продолжая смотреть на Роста - непонятно и напряжённо. - А мы тут... название, между прочим, придумали. Для нас.

  - "Раздолбаи"? - весело осведомился Андрей Филиппович, проходя в кухню с огромным полосатым кавуном в руках. - С языка сняли. Сам хотел предложить, но надеялся - а вдруг всё-таки додумаетесь?

  - Па-па! - привычно возопил Тёма, а Рост расхохотался.

  Андрей Филиппович название одобрил, и все втроём они кое-как умяли хрусткий алый арбуз, перемазавшись соком. А потом Тёма повёл Роста в предназначенную для того гостевую спальню.

  - Я не понимаю, почему ты не можешь жить тут, - горячо воскликнул он, когда Рост с невольным одобрением оглядел вовсе не шикарную, как думал раньше, а просто очень уютную комнату: с диваном, застеленным полосатым пледом, полосатыми же занавесями на окнах и большим телевизором на стене. - Глупо ютиться в общаге, мы же - одна команда!

  - Посмотрим, - неопределённо отозвался Рост. Он всегда так говорил, когда уже принял совершенно противоположное решение, но обижать собеседника не хотел.

  - Угу, посмотрим, сказал слепой... - сумрачно проворчал Тёма и, к некоторому удивлению Роста, отступил в коридор без дальнейших возражений. - Спокойно ночи, малыш. Не бойся, я тебя сегодня насиловать не буду. Разочарован?

  - Ах, ты-ы... - Рост сделал движение к двери, но Тёма уже отпрянул и, насмешливо зафыркав, растворился в полутьме коридора.

  Помывшись и аккуратно развесив свои шмотки на изогнутой спинке венского стула, Рост с удовольствием растянулся на свежих простынях и отрешённо уставился в потолок, украшенный лепниной.

  Он не мог не думать о Принце.

  О Тёмке.

  Когда же тот наконец поймёт, что он, Рост, совсем другой? Что надежды и смысла преследовать его нет?

  По Росту и раньше сохли - девчонки. В школе, в общаге у Машки. И с каждой из них в принципе он мог бы и замутить. Но Тёмка-то девчонкой не был! И Рост не знал, как, какими словами объяснить ему такое очевидное! Такое, не требующее объяснений вовсе. Такое... нормальное.

  Он с прежней острой болью вспомнил Тёмкин задыхающийся рассказ.

  А ночью к нему пришла песня.

  - Девять тысяч церквей

  Ждут его, потому что он должен спасти,

  Девять тысяч церквей

  Ищут его и не могут его найти,

  А ночью опять был дождь,

  И пожар догорел, нам остался лишь дым,

  Но город спасётся,

  Пока трое из нас продолжают говорить с ним...

  Смотри, Господи, крепость и от крепости страх,

  Мы, Господи, дети у тебя в руках,

  Научи нас видеть Тебя за каждой бедой,

  Прими, Господи, этот хлеб и вино,

  Смотри. Господи, вот мы уходим на дно,

  Научи нас дышать под водой...

  * * *

  Через пару дней Тёма позвонил Машке и торжественно пригласил её в пафосный псевдо-японский кабак. Она не отнекивалась, как Рост, а восторженно взвизгнула.

  - Ой! Только я не умею этими их несчастными палочками есть! - возбуждённо протараторила она. - Ты меня научишь?

  - Куда я денусь, - с деланной обречённостью вздохнул Тёма, начав, тем не менее, улыбаться. Машка действовала на него, как какой-то... эндорфин.

  В чинной, псевдо-японской благодати среди расписных бамбуковых ширм, иероглифов и кланяющихся официанток в кимоно Машка смотрелась как расписная миска наваристого борща среди фарфоровых блюд с суши. Она с живейшим интересом озиралась по сторонам, едва уместив под низким столиком свои длиннющие ноги в высоких алых сапогах, вертелась и щёлкала палочками - до тех пор, пока Тёма на неё не прицыкнул. Тогда она перестала вертеться и виновато заулыбалась.

  - Ты сколько уже в Москве живёшь? Год? И по сию пору не научилась палочками есть? - пробурчал Тёма, взяв её за руку и терпеливо показывая, как надо их держать. - Тебя что, по сушильням ни разу не водили, пускай у тебя даже денег на них и нет? Извини, - спохватился он.

  Но Машка не обиделась.

  - Я лучше в "Маке" поем или шаурму в ларьке куплю, - рассудительно объяснила она. - Не хожу в кабаки, даже если мужик и приглашает. Потому что я знаю, чего ему от меня взамен надо. А мне этого не надо. Тем более за суши за какие-то.

  - А чего ж тебе надо-то, а, Мария Александровна? - слегка опешил Тёма.

  - Я влюблюсь, замуж выйду и буду спиногрызов рожать, - весело доложила Машка и прыснула, увидев, как Тёма ошеломлённо заморгал.

  "Кинешма!" - подумал он даже с каким-то уважением.

  - Но со мной же ты в кабак пошла, - ехидно поддел он.

  - Так тебе же от меня ничего не надо, - улыбнулась та виновато и доверчиво.

  Кинешма и есть.

  - Ошибаешься, Мария Александровна! - с удовольствием возвестил Тёма. - Я тебя сейчас буду спрашивать про Роста, а ты будешь отвечать, - добавил он, дождавшись, когда официантка поставит перед ними заказ и удалится, откланявшись. - Всю правду и ничего, кроме правды.

  Машка, чуть не высунув от напряжения язык, наконец подцепила палочками ролл "Калифорния", шлёпнула его на свою белую тарелочку и только тогда подняла на Тёму глаза, ставшие неожиданно серьёзными.

  - Тебе ничего не светит, если ты про это хотел узнать, - тихо проговорила она. - Без шансов, Тём.

  - Да уж, ты не станешь рубить собаке хвост по кусочкам, - выразительно произнёс Тёма, рассеянно пристраивая палочки рядом с тарелкой.

  Есть ему сразу расхотелось, хотя он сегодня не обедал. Машка, конечно, не ошиблась: ему прежде всего надо было узнать именно "про это". Он до сих пор чувствовал тепло объятий Роста, а при мысли о возможном сексе с ним ему хотелось носиться по потолку и стенам, нарезая круги - до такой степени съезжала крыша.

  - Какой ещё хвост? - заморгала Машка, с сожалением уставившись на него. - Тём... ты не сердись.

  - Какой-какой, сякой, - досадливо буркнул Тёма. - И я не сержусь, просто ты предвзято судишь, вот и всё. Откуда тебе знать, что без шансов? Рост что, уже пробовал с парнями, что ли? Если даже и пробовал, то уж тебе точно не докладывал.

  - С ума ты сошёл, что ли? - с искренним изумлением пролепетала Машка, растаращив глазищи. - Зачем ему пробовать с парнями? У него девчонок знаешь, сколько было!

  Она даже залилась жарким румянцем до самого выреза своей лимонно-жёлтой кофтюльки.

  Вот же... дитя природы!

  - И сколько? - тщательно скрывая свой интерес, обронил Тёма.

  Машка сосредоточенно сдвинула брови, явно намереваясь как следует подсчитать:

  - Ну-у... Когда он вернулся домой, ну, к нам в Кинешму, ему было шестнадцать. Мы...

  - Стоп! - Тёма в полном недоумении вскинул руку. - Не тарахти. Откуда вернулся? У него в паспорте место рождения - ваша эта самая Кинешма! И прописка!

  - Ну да, - Машка опустила взгляд в тарелку, машинально возюкая ролл в соевом соусе. - Он тут... то есть там и родился, когда они с мамой ещё у бабушки жили... ну то есть когда его мама жила у его бабушки, то есть у своей мамы и родила его, - она наконец справилась и с роллом, и со сложным логическим построением, и облегчённо вздохнула. - Наши квартиры в одном подъезде, и мы вместе в садик ходили, а потом в школу. А когда ему двенадцать сравнялось, они уехали.

  - Куда? - спросил оторопевший Тёма. Ему казалось, что он узнал о Росте всё, внимательно изучив его документы. Ан нет!

  Парень этот был как матрёшка: с виду простой, но со множеством загадок.

  - В Бердск, это под Новосибом, - тяжело вздохнула Машка. - Там его мама вышла замуж за своего козлину. За Ростикова отчима то есть.

  "Ага, начало что-то вырисовываться", - подумал Тёма.

  - Позволь, я сам расскажу, что было дальше, - со вздохом предложил он. - У Роста не сложились отношения с этим отчимом, тот... что? Пил? - он дождался Машкиного кивка и продолжал: - Пил, скандалил...

  - Бил его, - поёжилась Машка, - пока он не вырос и не начал сдачи давать.

  - Но его мамаша, - угрюмо закончил Тёма, тоже вперившись взглядом в свою тарелку, - этого козлину обожала, будто Джульетта Ромео, ну, или думала, как же это она без мужика останется, и бросать его не собиралась. А когда Росту стукнуло шестнадцать, он сам всех бросил.

  - Точно, - подтвердила Машка, снова энергично кивнув. - Только это его бабушка, баба Фрося, туда поехала и забрала его. Заявление в опеку написала. Она у него знаешь, какая боевая была! Она и не знала, как ему там плохо, он всё скрывал, но однажды... просто не смог. В общем, он с нею уехал. А у его мамы, у тёти Томы, там родились ещё мальчик и девочка, близняшки... и Рост стал совсем лишним. А я так рада была, когда он вернулся, ты не представляешь!

  Тёма представлял.

  - Мы же с садика дружим! - на Машкиных губах расцвела нежная и ясная улыбка. - Он приехал и в нашу школу опять пошёл, в наш класс, и всё у него стало хорошо! Он, знаешь, в Бердске в этом из дому сбегал... на улицах болтался. Тусил в Новосибе с рокерами, у них и петь научился, и на гитаре... И с ролевиками всякими ещё! И его даже на учёт там ставили, как неблагополучного...

  "Я начал жить в трущобах городских, и добрых слов я не слыхал..." - вспомнил Тёма. И ещё: "Мы гопарям всегда морды били". И ещё: "Я бы их поискал..."

  Новосиб, значит.

  - А за что его на учёт?! Только за то, что он из дома удрал? А что ему ещё оставалось делать, если его там так гнобили? - вспыхнул он и даже кулаки сжал, но тут же опомнился. - Извини. Просто... почему вы, бабы, все такие... - он закусил губу. - Извини ещё раз.

  - Да ничего, - Машка философски подпёрла щёку кулаком, как роденовский "Мыслитель". - Такие дуры, хотел ты сказать?

  Он хотел сказать - "суки".

  - Дальше что было? - угрюмо поторопил он.

  - Бабушка умерла в прошлом году, зимой, - просто разъяснила Машка. - Баба Фрося, Ефросинья Семёновна. И тогда тётя Тома приехала - на похороны... и чтобы решить, что делать с квартирой.

  Вот уж что Тёму совершенно не удивило!

  - Она продала хату? - мрачно предположил он, вспомнив слова Роста о том, что у него дома, мол, теперь живут другие люди, и потому он кантуется у Машки в общаге.

  - Она её сдала, когда Рост в армию ушёл. Ему как раз восемнадцать стукнуло, когда мы ЕГЭ сдали и школу закончили. Ему повестка пришла, и его мама сказала - почему бы ему не послужить, а она пока квартиру сдаст, потому что им деньги очень-очень нужны и они же одна семья. Они сюда, то есть в Кинешму, переехать не могли, тут однушка, а там трёшка, в Бердске-то. А размениваться хлопотно очень.

  - И он послужил... - процедил Тёма, снова мгновенно вскипев. - В армии убивают, между прочим, даже если не на войне! Что у него с рукой?

  - Н-не знаю... - промямлила Машка, явно соврав, и поспешно зачастила: - Ну вот, Рост вернулся, и оказалось, что его мама квартиру всё ещё сдаёт... и тогда он приехал ко мне. Ему просто больше некуда было.

  - Блядь! - с чувством выпалил Тёма. - Какого хуя он всех не погнал из своей хаты, он же там прописан?! Молчи, я скажу - мамаше в её ебенях всё ещё позарез нужны деньги, её драгоценный козлина забухался вконец, деток и козлину надо чем-то кормить... а Росту зачем хата? Он и так счастливый, у него Москва под боком, четыреста кэ-мэ, пускай устраивается там, пашет на стройке или машины моет... нам, блядь, любые дороги дороги! И он согласился, Трубадур хренов, конечно же, согласился! Потому что это же ма-ать, мать её!

  - Хорошо, что я пришла к вам на кастинг тогда, - проговорила вдруг Машка дрогнувшим голосом, вертя в руках палочки. - Хорошо, что он пришёл меня встречать. Хорошо, что он встретил... тебя.

  В синих глазах её, которые она вскинула на Тёму, стояли крупные слёзы.

  Сказать, что Тёма с ней был целиком и полностью согласен, - значило ничего не сказать.

  - Не реви. Давай уже поедим, что ли, - предложил он, неловко похлопав её по круглому локтю, - Поедим и перейдем ко второй части Марлезонского балета, то есть нашего познавательного разговора... Эй, ты куда столько соуса льёшь, тундра! Это же васаби!

  - Ага, - покладисто согласилась с "тундрой" Машка, глядя на зелёную лужицу, щедро нашлёпанную ею в тарелку, и осторожно потыкала туда роллом. - У, жжётся...

  Тёма в очередной раз закатил глаза и подумал, что Рост это постоянно делает, общаясь с ним.

  Рост, Рост, Рост... он не выходил у него из головы ни на минуту!

  Некоторое время они молча жевали, а потом Тёма разлил по чашкам вкусно пахнущий жасмином чай из пузатого чайничка и решительно произнёс:

  - Итак, переходим к вопросу "про это". Кстати, ты ещё девчонок Роста не подсчитала. Хотя мне, если честно, плевать, сколько у него их было. Хоть сотня!

  - Нет, что ты! - засмеялась Машка, встряхнув рыжей гривой. - У него...

  - Говорю, плевать, - нетерпеливо оборвал её Тёма. - Мне даже неинтересно, почему последняя из них его из армии не дождалась.

  Машка предсказуемо ойкнула и распахнула глаза:

  - А ты откуда про неё знаешь? Он тебе рассказал?

  - Нет, - выдержав паузу, Тёма небрежно объяснил: - Яснее ясного, что какая-то шмара у него была, но его не встречала, значит, не дождалась.

  - Светка Копасова, - с готовностью подтвердила Машка и засунула в рот очередной ролл. - Они гуляли весь одиннадцатый класс. Потом он ушёл в армию, а она поступила в какой-то универ в Питере, и... привет.

  - Забудем об этой несчастной дуре, пусть она себе все ногти до локтей изгрызёт, когда наши песни будут в чартах! - Тёма сделал величественный жест рукой, наслаждаясь тем, как зачарованно Машка ему внимает. - Поговорим лучше о сексуальности... с точки зрения статистики. Так вот, спектр человеческой сексуальности очень широк, уважаемая Мария Александровна, у неё множество оттенков. Природа сама закладывает в свою программу некую опцию с таким расчётом, чтобы от трёх до пяти процентов человеческой популяции были геями. Это постоянное соотношение, доказано! Понимаешь? И существует теория, по которой ещё девяносто процентов особей являются перевоспитанными под влиянием социума бисексуалами... а "совсем" гетеросексуалов - тоже весьма низкий процент.

  - Ты это вообще к чему? - Машка сосредоточенно наморщила лоб. - Мне вот всегда только пацаны нравились, я в какой процент попадаю?

  - Да я не про тебя, - досадливо покривился Тёма. Ну и вот, чему она, спрашивается, так благоговейно внимала?! Он чувствовал себя преподом, безуспешно вдалбливающим урок нерадивому ученику.

  - Но и сам ты тоже... - пожала плечами Машка, подцепляя следующий ролл уже двумя пальцами, для удобства. - Спектр спектром, но ты сам-то хоть один разочек пробовал с девчонкой, м?

  - Да при чём тут я?! - свирепо взвился Тёма, напугав официантку в кимоно, проворно собиравшую посуду с соседнего столика. - Я тебе пытаюсь втолковать, тундра ты кинешемская, что Рост может быть бисексуален и сам этого не подозревать! Рост! Не я и не ты!

  Машка рассеянно облизнула пальцы и подпёрла щеки уже двумя кулаками, опершись локтями на стол - теперь не как роденовский Мыслитель, а как какая-нибудь крестьянка над колыбелью первенца. Просто в полном разгаре страда деревенская, копирайт - Некрасов!

  - Тебя не теория сексуальности волнует, ты практически хочешь знать, встанет ли у Роста на одного-единственного парня - на тебя! - произнесла она очень чётко. - И ты хочешь это проверить!

  Вновь настала очередь Тёмы ошеломлённо моргать.

  - Ты прямая, как... рельс, - резюмировал он с глубоким вздохом. - Допустим. И что?

  - Осторожнее, - очень серьёзно сказала Машка. - Осторожнее со своими проверками, Тём, пожалуйста. Рост, он, знаешь... может сто раз примерять, но если уж отрезал - всё, конец. Назад дороги не будет. Меня, если честно, вот правда, честно, не колышет, что ты к нему вот так ... и если он будет с тобой, если вы будете парой, меня это тоже ни разу не дёрнет, но...

  - Мы с Тамарой ходим парой, проходимцы мы с Тамарой, - через силу усмехнулся Тёма. - Главное, чтобы человек был хороший, а Тамара он или, к примеру, Федя - неважно? Да ты прямо воплощение толерантности, Мария Александровна!

  Машка даже не улыбнулась. Глаза её стали глубокими и совсем печальными.

  - Да, ты хороший, - негромко подтвердила она. - Очень. И Рост... он самый лучший! Я его люблю, он мне как брат, и всегда был. Но у вас с ним - так, как ты этого хочешь - ничего не получится. Прости.

  - Посмотрим, - коротко ответил Тёма - ответил совсем как Рост.

  Сердце у него болезненно забилось.

  "Посмотрим", - сказал слепой.

  * * *

  - Мы баловались тем, чего нет у богов,

  Теперь наше слово - сумма слогов,

  Время отчаливать от этих берегов,

  Теперь меня не остановить.

  Пускай я в темноте, но я вижу, где свет.

  Моему сердцу четырнадцать лет

  И я пришел сказать, что домой возврата нет.

  Теперь меня не остановить.

  Последняя песня, которую Рост принёс только сегодня, всё ещё стояла у Тёмы в ушах, когда он вернулся домой из студии. Он бесцельно походил туда-сюда по своей комнате, вертя в руках "йо-йо", глупую игрушку, купленную на Арбате, во время очередной прогулки с Ростом и Машкой.

  Он понял, что хочет немедленно, сию же секунду снова видеть Роста, и, даже не колеблясь, достал мобильник и нажал номер быстрого набора.

  - Приезжай к нам на Каширку, а? Ну пожалуйста! - попросил он с отчаянным пылом. - Я хочу это петь ещё... но только вместе с тобой! У нас же тут студия в цоколе, ты же видел! Не записываться, а просто попеть! И переночуешь. Пижамную вечеринку устроим, а, Рост? Ро-ст!

  Вот идиот, зачем он это ляпнул?! Сейчас Рост скажет - что я тебе, мол, пиндосовская школьница, что ли?

  - У меня нету пижамы, - кротко откликнулся Рост после нескольких секунд неловкого молчания, и Тёма облегчённо вздохнул. - Но... я бы попел ещё, да. Эта штука... эта песня... она всё время у меня в голове крутится, я не могу уже!

  В голосе его прозвенело искреннее волнение.

  Тёма тоже уже не мог. Он прямо-таки изголодался по Росту, хотя расстался с ним всего каких-то два часа назад!

  - Я позвоню Араму и скажу, чтобы он тебя забрал! И привёз! - сообщил он и быстренько нажал на "отбой", пока Рост не начал возражать.

  Рост и не возражал - он приехал, вывалившись из "лексуса" вместе с улыбающимся Арамом, который обычно бывал невозмутим, как египетский саркофаг или, того круче, мумия. Рядом с Ростом все и всегда начинали лыбиться, даже мумии!

  Тёма согнал эту лыбу с собственного лица, ухватил Роста за плечо и потащил вниз, в свою мини-студию, аж приплясывая от нетерпения и радости.

  - Мы так давно здесь, что мы забыли - кто мы.

  Теперь меня не остановить.

  Пришли танцевать, когда время петь псалмы -

  Теперь меня не остановить.

  Я сидел на крыше, видел, как оно есть:

  Нигде нет неба ниже, чем здесь.

  Нигде нет неба ближе, чем здесь.

  Теперь меня не остановить.

  Они напелись практически до хрипоты и полного изнеможения, и это было так похоже, чёрт подери всё, на полёт в небеса.

  На бешеный и жаркий, тоже до полного изнеможения, секс.

  Тёма глядел в сияющие глаза Роста, и ему хотелось плакать. В голове почему-то вертелось гётевское: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!" Чёрт, да у них впереди были сотни таких мгновений, так почему же?!

  Рост машинально утёр лицо краем своей любимой белой футболки с мордой Стотча из "Южного парка" - таки на Келвина Кляйна Тёме не удавалось его подсадить.

  - Хорошо бы Андрей Филиппович ещё арбуза привёз, - протянул он сипло и мечтательно.

  Этот невинный телёнок, валенок кинешемский, дитя природы, ничем не искушённей Машки, конечно же, и не подозревал, как выглядит сейчас: в этой собственноручно задранной до ключиц футболке, с заголившимся животом и грудью, растрёпанный и взмокший, точно как после секса...

  - Ом мани падме хум... - пробормотал Тёма, не в силах отвести от него глаз. - Ом мани падме хум...

  - Чего-о? - захлопал глазами Рост, и Тёма только рукой махнул:

  - Того! Это мантра. Буддистская. Медитирую я так. И, между прочим, папа сегодня не вернётся, у него какая-то там загородная вечеринка с нужными людьми.

  Он опасался, что Рост, заслышав этакое, непременно насторожится, ибо ни разу ещё с Тёмой наедине на ночь не оставался, но тот лишь неопределённо протянул:

  - По-онял... - и жизнерадостно предложил: - Слушай, а тогда давай закажем какую-нибудь китайскую жрачку напополам и сядем "Евроспорт" или "НБА-ТВ" смотреть! Упс... - он виновато покосился на Тёму, - ну или чего ты сам всегда смотришь по телику.

  Тёма любил, когда Рост чувствовал себя виноватым. Он тогда становился хоть немного, но управляемым. Почти что ручным.

  - По-твоему, геи должны смотреть только "Телевизионный дамский клуб", что ли? Логику включи! Я, наоборот, должен просто абажа-ать... - он жеманно пропел это слово, - абажа-ать пыриться на голые накачанные то-орсы... кстати, твой тоже ничего! - добавил он почти беззаботно.

  Рост закашлялся и возмущённо покраснел:

  - Иди ты!

  Боже, каким же наслаждением было его дразнить! И каким же аппетитным он становился, когда вот так вот краснел до ушей...

  Кинешемский валенок. Трубадур. Чудо.

  - Но на самом деле, - заговорщическим шёпотом продолжал Тёма, упиваясь каждым словом, - на самом деле, я хочу тебе признаться... и об этом будешь знать только ты один...

  - Может, не надо, а? - безнадёжно простонал Рост.

  - Надо, Федя, надо, - злорадно протянул Тёма. - Кому мне ещё признаться, как не тебе, и пусть моя тайна умрёт вместе с тобой! Ита-ак: я... люблю... смотреть каналы "Моя планета" и "Зоопарк"!

  Рост ещё пару секунд поморгал, а потом заржал, шлёпнувшись прямо на ковёр студии и привычно ероша обеими руками свои соломенные вихры:

  - Извращенец! Подсматриваешь за кайманами?

  - И ещё за бурозубками! Они такие сексуа-альные! - заявил Тёма, специально скосив глаза к носу, и тоже захохотал.

  Все демоны, обуревавшие его, отступали рядом с этим парнем. Они, конечно, не уходили насовсем, а лишь затаивались в ожидании, но, боже, Рост прогонял их хоть ненадолго! Хоть на чуточку!

  Китайская еда была заказана и съедена, и Тёма с Ростом валялись рядом на огромном кожаном диване в гостиной, перещёлкивая каналы, угорая над увиденным и соприкасаясь плечами. Тёму так и подмывало стянуть с Роста или хотя бы с себя пропотевшую майку как раз под предлогом того, что она, мол, пропотевшая... но он никак не решался.

  В памяти у него колом застряли предостерегающие Машкины слова, которыми эта самая память будто подавилась:

  "Осторожнее со своими проверками"...

  Господи, да он сам до усрачки боялся всё испортить, даже эти вот текущие дурацкие минуты с дурацким ржанием над дурацкими передачами!

  "...может сто раз примерять, но если уж отрезал - всё, конец..."

  Но должен же был Тёма хоть что-то выяснить! Хоть самым невинным образом!

  Обречённо и самозабвенно, словно идя в кавалерийскую атаку, он содрал с себя сиреневую брендовую майку и ухарски зашвырнул её за диван.

  Рост перестал угорать и воззрился на него так же озадаченно, как только что пялился на брахиопода-удильщика, вывешивающего на морском дне отросток-приманку.

  - Мне! Жарко! Просто! Жарко! - проскандировал Тёма, не выдержав этого взгляда, и отвернулся. Он сам себя не узнавал. - Штаны снимать не буду, не беспокойся. Ни с себя, ни с тебя.

  Сейчас Рост скажет: "Охуел ты, что ли?".

  Или: "С чего мне беспокоиться?"

  Или: "Ну ты и придурок озабоченный!"

  Рост сказал:

  - Без проблем.

  Нет, ну вы поняли, да?! Конечно, у него-то какие проблемы?! Проблемы тут были только у Тёмы, который весь уже на нет извёлся, придумывая, как половчее выяснить, может ли он этой беспроблемной заразе понравиться!

  В сексуальном смысле, а не как друг, товарищ, брат или брахиопод-удильщик!

  Тёма с искренней завистью покосился на беспечно рассевшегося на дне морском брахиопода и одним духом выпалил:

  - Я приглашал Машку в кабак, чтобы выспросить всё про тебя, и выспросил. Она тебе ничего не говорила?

  Рост помолчал, сдвинув брови. На ощупь нашарил на диване пульт и отключил звук у телевизора, на экране которого продолжали беззвучно мельтешить какие-то каракатицы. И наконец негромко отозвался:

  - Нет. Не говорила.

  - Вот не ожидал, - кое-как улыбнулся Тёма. - Думал, проболтается тебе сразу, как только из кабака вернётся.

  Рост стремительно сел на диване, по-индейски поджав под себя босые ноги и продолжая смотреть на Тёму. У того даже холодок побежал между лопатками от этого взгляда.

  - И что же она тебе рассказала? - сдержанно осведомился Рост. - Давай, выкладывай, раз уж начал, я-то всё равно всё про себя знаю, - он хмыкнул.

  - Про твоего отчима... - пробормотал Тёма. - Как тебя на учёт ставили в Новосибе. Как ты там с рокерами тусил и петь начал. Как ты в Кинешму вернулся. Про твою девчонку, которая тебя из армии не дождалась. И про то, почему ты в своей хате теперь жить не можешь.

  Рост с силой потёр ладонями затылок.

  - Ну, Машка молодец. Ничего не упустила... из моей биографии.

  - Это я её допрашивал как надо, с пристрастием, - буркнул Тёма. - Ты на неё не злись.

  - А что мне на неё злиться, - повёл широким плечом Рост. - Она вообще болтушка.

  - На мать ты тоже не злишься, конечно, - угрюмо бросил Тёма, и Рост спокойно кивнул:

  - Я ей навсегда должен.

  "Ом мани падме хум..."

  Тёма продолдонил про себя эту мантру трижды, но всё-таки не выдержал и взорвался:

  - Ты ей должен?! За что? Ты что, просил себя рожать?! Ты... ты обурел, что ли, такое говорить?! Ты... ты... - он даже заикаться начал. - Она тебя на какого-то мудилу променяла, а ты!

  - Но она моя мать, - проговорил Рост всё так же спокойно и вдруг вскинул руку, накрыв ладонью Тёмины губы. - Чш-ш, тихо, тихо, ты, балдень... ну чего ты раздухарился?

  Он совершенно обезоружил Тёму этим детским "чш-ш", словно успокаивал капризулю перед витриной с игрушками, этим почти нежным "раздухарился" и "балденью"... но, главное, прикосновением своей твёрдой ладони к Тёминым возмущённо раскрывшимся губам.

  Тёма так и замер, а Рост тут же отнял ладонь и добавил с прежней непривычной мягкостью:

  - Твоя мама тоже не живёт с тобой и с отцом. Можешь сказать, почему?

  Тёма собрался было проорать, что ни хера он не может и не хочет, но откашлялся и хрипло выдавил:

  - Тоже смоталась с каким-то мудилой и живёт за бугром. В Финляндии. Бросила отца и, соответственно, меня. Мне тогда было одиннадцать. Большой уже мальчик, сиська не нужна, что да, то да. Но я думал, что она, родительница моя, всё-таки вернётся или хотя бы позвонит, когда я... когда...

  Он резко умолк и сжал губы, чтобы с них, не дай Бог, не сорвалось лишнего.

  - Когда..? - напряжённо выдохнул Рост.

  - Никогда, - отрезал Тёма. Жар, нахлынувший на него не так давно, мгновенно спал, и его даже начало знобить, будто бы он голяком выскочил из сауны на крыльцо, в промозглый осенний холод. - Знаешь такое слово? Никогда. "Каркнул ворон: nevermore". Никогда не прощу. А ты... ты святой или идиот. Ну или то и другое одновременно. Святые идиоты тоже бывают. Блаженные. Юродивые. Я не такой.

  Они оба помолчали. На экране телевизора морские сине-зелёные глубины сменились рыжими просторами выжженной африканской саванны. В этой саванне буйволица беззвучно и свирепо отбрасывала льва громадными изогнутыми рожищами. К её косматой ляжке испуганно прижимался маленький буйволёнок. Счастливый дурачок.

  Рост стащил с дивана толстое клетчатое покрывало и закутал в него Тёму чуть ли до самых ушей, как в кокон.

  - Тебя колошматит всего, - объяснил он. - Сиди и не рыпайся.

  Тёма и не рыпался. Он чувствовал эту мелкую мерзопакостную дрожь всем телом - от пяток до макушки. Он хотел попросить, чтобы Рост опять его обнял, но не осмелился... и потом, было бы слишком унизительно о таком просить.

  Хотел бы - обнял бы сам.

  - Ты меня совсем не хочешь? - вместо этого спросил Тёма нечто даже более унизительное. Более чем! И увидел, как у Роста стремительно округляются глаза. Ему самому отчаянно захотелось зажмуриться, но отступать он уже не мог. - Да, мы с Машкой и это обсуждали. Вернее, я её спрашивал об этом.

  - И что она сказала? - как ни в чём не бывало, поинтересовался тот, словно это и не у него сейчас чуть глаз на колени не выпал.

  - Что ты не по этой части, что она была бы очень рада за нас, но у меня шансов - ноль целых и ноль десятых, - монотонно отрапортовал Тёма и сглотнул, ещё сильнее стягивая на плечах покрывало.

  Рост повертел своей белобрысой башкой:

  - Херасе, разговорчики в строю. Ну, в общем-то, всё верно она сказала.

  - Конечно, кто бы сомневался! - бросил Тёма. Ему вдруг опять стало жарко - до того, что лоб покрылся испариной, и он раздраженно скомкал покрывало, сдёргивая его с плеч. - Ты ведь такой правильный и совершенно натуральный, а я такой совершенно противоестественный, порочный и грязный извращуга! Ещё бы ты меня хотел!

  - Пошёл бы ты, ёжик... да помылся, - фыркнул Рост; как ни странно, абсолютно доброжелательно фыркнул. - Ты... - он запнулся, и Тёма непроизвольно затаил дыхание. - Ты... неописуемый.

  Боги... Да это же был практически комплимент!

  - Но... - продолжал Рост, стремительно сбивая Тёму с неба на землю, как вьетнамские партизаны - американский "фантом".

  - Но? - шевельнул Тёма пересохшими губами.

  - Но ты не являешься для меня объектом сексуального влечения, - безжалостно закончил Рост. Прямо как комментатор "Моей планеты", живописующий причуды половой жизни членистоногих!

  Он виновато покосился на вытянувшееся, наверное, лицо Тёмы и сбивчиво добавил:

  - Я же тебе объяснял, что я натурал. И Машка, получается, тоже объясняла. Ты не услышал, что ли? Или не понял? Не поверил?

  - Не поверю, пока не убе... бля... - процедил Тёма. - Идиотский глагол! В общем, я должен сам в этом убедиться.

  Рост обхватил голову руками и протестующе замычал.

  - Кстати, о Машке! - запальчиво продолжал Тёма, не слушая его мычания. Он нашёл логический довод ослепительной красоты! - Она для тебя является объектом сексуального влечения?

  - Нет! - гаркнул Рост, слетая с дивана. - Блядь, Тёмыч, ты задолбал!

  - А почему? Ты же натурал, - вызывающе прищурился Тёма, словно прицеливаясь, и тоже поднялся, встав напротив него, как в боксёрском поединке. - Она половозрелая особь женского пола! Так какого же хуя?!

  - Она мне сеструха, мы выросли вместе! - проорал Рост, отступая к дверям. На его скулах ходили желваки, потемневшие глаза сверкали. Тёма почувствовал, что сам завёлся до предела: Рост сейчас выглядел, как чистый динамит, чистый концентрированный секс. - К чему ты гнёшь, долбоёб?!

  - К тому, что это просто табу! Оно у тебя в голове, только и всего, - выговорил Тёма почти по слогам. - Ты просто вбил это табу в свою упрямую башку, вот и всё! То же самое табу у тебя в отношении меня. Если бы ты только попробо...

  Всё-таки Рост двигался как настоящий танцор. Или боец. Тёма и глазом не успел моргнуть, как он оказался рядом и так встряхнул его за плечи, что у Тёмы лязгнули зубы, и он поперхнулся последним словом. Зачарованно глядя в яростные глаза Роста, он понял, что вот-вот получит в морду. Но это было совершенно неважным. Ничто не могло быть сейчас важнее ладоней Роста, крепко сжимавших его голые плечи.

  - Тёмыч... - вымолвил Рост сквозь зубы. - Послушай уже меня наконец. Если б мы с Машкой оказались на каком-нибудь сраном необитаемом острове, я бы её, конечно, когда-нибудь трахнул. Я вообще люблю это дело, если что. И... - он на миг сжал губы, - я любился с девчонками по-всякому, и нету в этом всяком ничего грязного или дурного... но, блядь, Тёмыч! Это же были девчонки! А ты - нет. У меня на тебя никогда не встанет. Никогда! Понимаешь, блядь? Ne-ve-more!

  Он немилосердно встряхивал Тёму после каждой фразы, а тот, кроме свинцовой солёной горечи, - только потом он обнаружил, что до крови прокусил себе язык, - чувствовал дикую иррациональную радость от того, что на его плечах теперь синяками останутся отпечатки пальцев Роста.

  Рост, видимо, подумал о том же, потому что вдруг разжал свою свирепую хватку, отпрянул и невнятно выругался. Он, как и Тёма, тяжело дышал.

  - Только не уходи! - взмолился Тёма, отбросив всякую гордость. - Слышишь?! Не уходи!

  - Куда я уйду... - проворчал Рост, блеснув глазами, и Тёма решил, что он сейчас закономерно скажет про свои песни или про контракт.

  Но тот сказал:

  - Ты же мой друг, ты, дурак.

  И исчез за дверью. Ступеньки лестницы, ведущей наверх, в спальни, заскрипели под его быстрыми шагами.

  Тёма бухнулся на ковёр и вгрызся зубами в костяшки пальцев, чтобы хоть немного прочухаться.

  - Ты мой друг, - повторил он слова Роста и горько оскалился, - мой друг... а друзей не ебут.

  Ладно, Ростислав Прохоров. С тобой придётся действовать по-другому, только и всего.

  * * *

  - Мается, мается, то грешит, то кается,

  То ли пыль на поле, то ли отчий дом,

  Мается, мается, то заснет, то лается,

  А все не признается, что все дело в нём.

  Вроде бы и строишь, а все разлетается,

  Вроде говоришь, да все не про то.

  Ежели не выпьешь, то не получается,

  А выпьешь - воешь волком

  Ни за что, ни про что...

  - Да это же про меня! - полудурашливо, полуобиженно заявил Тёма, когда Рост отложил гитару. - Мой портрет, ну сознайся же! Сознайся, пра-ативный! - и прыснул, а Рост привычно воздел глаза к потолку студии, будто бы его украшали, как минимум, фрески Микеланджело нашего Буонаротти.

  На самом деле, как бы Тёма ни ёрничал сейчас, горло у него болезненно сжималось, и в глазах щипало. Он уже понял, что все свои взрывные и жаркие эмоции, которые Рост всегда держит в железном кулаке, выплёскиваются, выхлёстываются у него песней.

  И он так видел его, Тёму!

  Напрострел.

  - Мается, мается, то заснет, то лается,

  Хоть с вином на люди, хоть один вдвоем,

  Мается, мается, бог знает, где шляется,

  А все не признается что все дело в нём.

  Может, голова моя не туда вставлена,

  Может, слишком много врал и груза не снесть,

  Я бы и дышал, да грудь моя сдавлена,

  Я бы вышел вон, но только там страшней, чем здесь...

  Тёма не знал, сможет ли он вообще это спеть после того, как композитор, Илья вместе с Дэном обработают новую песню в общей музыкальной стилистике их проекта, "убрав бардовость и подлив попсы", как говорил отец. Эта песня оказалась слишком больной и слишком "его". До того, что дух захватывало.

  Шутливо замахнувшись, он потыкал Роста кулаком в твёрдое плечо:

  - Колись давай!

  - У тебя мания величия, - довольно ухмыльнулся Рост, - переходящая в манию преследования и обратно. Но да... когда она пришла, я думал про тебя, долбоёб ты хренов.

  Он всегда говорил про свои песни именно так: "Она пришла". Будто бы каждая из них была живой девчонкой - шалавистой, непутёвой, яркой, нежной, красивой до одури, и каждой из них Рост отдавался так же самозабвенно, как отдавался бы такой вот красаве. Отдавался и брал. И отдавал своих девчонок ему, Тёме. Делился так же щедро, как поделился бы едой, деньгами, временем, силой, самой своей жизнью.

  - Польщён, - Тёма глубоко вздохнул. У него даже в боку закололо. - Польщён тем, что стал твоей Музой. Но, чёрт, Рост, я не представляю, как я буду это петь! Смогу ли.

  - Лучше тебя мои песни никогда и никто не споёт, - сказал Рост тихо, серьёзно и даже сурово. - Я сам не спою так, как ты.

  Тут Тёма совершенно охуел. Он постоял, поморгал и снова хрипло выдавил дурацкое:

  - Польщён...

  И поспешно скрылся в подсобке, примыкавшей к студии, где можно было переодеться и где у них стоял кофейник. Он чувствовал, что в спину ему упирается не только взгляд Роста, но и отцовский обеспокоенный взгляд.

  Отец всегда за него волновался, Тёма это знал. Волновался, но Тёме своего волнения не показывал, и за это Тёма тоже был отцу благодарен.

  А Рост, конечно же, немедля просунул голову в подсобку:

  - Ну чо-о ты? - протянул он растерянно.

  - Через плечо, - буркнул Тёма сварливо, колдуя над кофейником. Привычные действия успокаивали. - Ты меня раздел перед всем миром, ты, зараза, наизнанку вывернул... и хочешь, чтоб я это пел! - он покосился на виноватое и смущённое лицо Роста и, поколебавшись, выпалил: - Ты и вправду обо мне вот так вот думаешь?

  Рост молча кивнул, и Тёма, чувствуя, как у него в груди всё холодеет от восторга, решил не педалировать тему, а свернуть на другую:

  - Как у тебя это получается? Как они к тебе приходят, песни эти, а, Рост? Как это вообще происходит с тобой?

  Простецкая физиономия Роста стала необычайно задумчивой и вместе с тем какой-то беззащитной.

  - Я сам всё время гадаю, откуда меня так... накрывает, - пробормотал он, в замешательстве ероша свои вихры. - Я не знаю. Не знаю, Тёмыч, хоть убей. Это как... полёт. Я взлетаю, понимаешь?

  Тёма понимал, ещё как. Понимал и отчаянно, до дрожи, завидовал этому парню, простому, как хлеб или вода, которого вдруг вот так "накрывало".

  Ему самому не было этого дано.

  - Амфетаминчиками не пробовал закидываться? - с вымученной усмешкой осведомился он. - Вставляет ещё круче, говорят.

  По изумлённому выражению, появившемуся на лице Роста, Тёма понял, что зря задал этот вопрос, и махнул рукой:

  - Ладно, ладно. Постимся, молимся, слушаем "Радио Радонеж", другой допинг нам нахуй не нужен. Кофе хоть будешь, валенок кинешемский, дитя природы, брахиопод-удильщик?

  - Зас-сранец! - с чувством констатировал Рост, ухватил Тёму за шкирку и растрепал ему волосы, связанные сзади в аккуратный хвостик. Тёма, не подавая виду, балдел от каждого такого касания, от этой наивной щенячьей возни. Он правильно раскусил Роста - тот действительно был кинестетиком, сенсориком, ему неосознанно нравилось прикасаться к людям, тормошить их и тискать. Для самого Роста в такой возне не было никакого сексуального подтекста, но Тёма от неё просто чумел.

  Он и сам то и дело касался Роста: проводил пальцами по голой руке, покрывавшейся мурашками, по щеке или по шее, ерошил ему вихры. Он знал, что Росту это нравится - тот приручался в прямом смысле слова, совершенно не подозревая об этом.

  Ещё Тёма с Машкиных слов знал, что у Роста давно не было секса, наверное, с тех пор, как его кинула дура, уехавшая в Питер, по которой он, видимо, какое-то время сох. А потом у него была только армия и работа в проекте - опять без всяких подружаек. У самого же Тёмы тоже не было партнёра - ни постоянного, ни случайного - почти полгода. О последнем, завершившемся разрывом и достаточно поганом романе он старался не вспоминать.

  Они с Ростом оба были свободны, так какого же рожна?! Роста, упрямого, гениального, сексуального, как чёрт, остолопа, не понимавшего своего счастья, следовало просто к этому счастью подтолкнуть.

  Чем Тёма и собирался заняться в самое ближайшее время.

  - Мается, мается, тропка все сужается,

  Хоть с вином на люди, хоть один вдвоем.

  Мается, мается, глянь, вот-вот сломается,

  Чтоб ему признаться, что дело только в нём...

  * * *

  Тёма тщательно готовил операцию, которую собирался провернуть с ничего не подозревавшим Ростом. Готовил, как какой-нибудь фельдмаршал Маннергейм, заглушая шёпот дурацкой совести твёрдым голосом рассудка. Ясно же было, что после всего Рост будет ему, Тёме, только благодарен! За то, что тот снял с него ржавые моральные оковы!

  Пусть и не совсем честным и чистым способом. Но снял же! "Долго в цепях нас держали, долго нас голод томил..." типа.

  - Давай в клубняк смотаемся, - небрежно предложил Тёма Росту пятничным вечером, после очередной изматывающей записи в студии.

  - Не ходок, - лаконично и с некоторой настороженностью откликнулся тот.

  Тёма демонстративно вздохнул:

  - Я же тебе не в гей-клубе предлагаю оттопыриваться, балбес! В обычном притоне для нормальных, - он намеренно подчеркнул последнее слово, заранее зная, что оно гарантированно взбесит Роста.

  - А кто тут ненормальный? Или нормальный? - предсказуемо ощетинился тот, попавшись на удочку. - Просил же не говорить так никогда! Ещё раз услышу - вломлю, чесслово!

  - Това-арищ сержант, вы всё обеща-аете и обеща-аете! - хихикнул Тёма и ловко увернулся от карающей длани Роста, поймав эту самую длань и крепко сжав обеими ладонями. - Ну пожалуйста, давай расслабимся чуть-чуть. Чего ты брыкаешься? Выпьем, музыку послушаем. Я прикольное место знаю. Поехали, а? Ну Ро-ост!

  Он воззрился на хмурое лицо Роста - воззрился невинно и умоляюще. На отце этот взгляд был им отработан пятьсот миллионов раз и действовал безотказно - даже на такого твердокаменного зубра, каким являлся Галицкий-старший! А уж такому телёнку, как Рост, и вовсе не суждено было с Тёмой справиться.

  - Вот пристал, - буркнул "телёнок", начиная давать явную слабину. - Может, Машку тогда вызвоним?

  - В другой раз, - дипломатично, но решительно отказал Тёма. Машки только не хватало на его военной или хирургической - непонятно, какой - операции!

  "Подлой", - мрачно подсказал внутренний голос, но Тёма немедленно отвесил ему яростного пинка, чтобы тот заткнулся. Что за хуйня, в самом-то деле! Хватит заниматься самоедством! Всё, что он задумал, было только к лучшему для Роста!

  Тёма же любил его!

  Последняя, такая простая и естественная мысль сразила его наповал. Он уставился на Роста во все глаза, позабыв дышать. Ноги у него подкосились, как чужие.

  Это чувство, равного которому он не испытывал никогда - этот лютый мучительный голод, эта болезненная жажда, это смятение - на разрыв аорты... выходит, всё это и было любовью?!

  - Рост... - шёпотом позвал Тёма, глядя в его непонимающее лицо, в распахнутые голубе глаза под светлым чубом, который тот, по своему обыкновению, нещадно теребил. - Рост...

  - Эй, чувак, ну ты чего? - заботливо и уже с некоторой тревогой спросил тот, беря его за плечо. - Чего загоняешься-то так? Ну, пойду я, пойду в этот твой клубняк, не парься только!

  - Я не... парюсь, - выговорил Тёма более-менее внятно, прижав локтем прыгающее сердце.

  Он должен был сделать то, что спланировал! Он потом объяснится с Ростом. Он признается, что это всё затеял, пропади оно пропадом, только ради него, из любви к нему! Рост поймёт, в каком Тёма был отчаянии! Он простит! И... и ведь уже к утру они оба окажутся в раю, в том раю, который Тёма им обоим устроит!

  Он чувствовал себя Богом.

  И последним подонком впридачу.

  - Поедем тогда, - сглотнув, сипло произнёс он.

  И они поехали.

  Клуб назывался "Калебас", но в той тусовке, где Тёма раньше крутился, - теперь ему казалось, что это было сто лет назад, в эпоху до-Роста, - его резонно называли "Расколбас". Там и вправду был годный ди-джей, улётный музон, правильный танцпол и качественное пойло. Не гей-клуб в чистом виде, но "нетрадиционно ориентированных" среди посетителей хватало. Тёма только надеялся, что Рост не удерёт сразу, ибо сам он, потрясённый своим открытием истинных к нему чувств, навряд ли бы смог его удержать.

  Но Рост не удрал и, судя по всему, даже не подумал об этом ни разу. Физиономия у него, едва они вошли внутрь, стала и охреневшей, и насмешливой, и взбудораженной одновременно. Это было до того умилительно, что Тёму опять кольнули угрызения совести по поводу спланированного им предприятия. Но отступать он уже не мог и не хотел. Чего ради? Он же всё бесповоротно решил!

  Танцпол, болтовня, выпивка, снова танцпол, и снова болтовня с какими-то левыми полузнакомыми чуваками, которые, конечно же, пялились на Тёму и Роста с пониманием: интересно, взбесился бы Рост, сообразив, в чём подоплёка этих взглядов?.. Танцпол и музыка, бьющаяся в крови, шалые глаза Роста, блаженная его лыба - Боже, как удачно Тёма додумался начать с этого паршивого "Калебаса"! Вряд ли где-то ещё Рост завёлся бы вот так легко, с пол-оборота!

  Тёму и самого уносило, как на доске серфинга: он поймал волну, выпитое пойло горячило кровь, как и взгляд хмельных горящих глаз Роста.

  - Споём, может? - выдохнул тот прямо ему в ухо, заглушив пульсацию музыки, и указал на концертный пятачок перед танцполом, где зачастую выступали приглашённые владельцем клуба звездульки разной величины.

  - Нам же нельзя! - Тёма повис на его твёрдом плече, чувствуя, как эта дикая идея махом сбивает с ног и его. - Запрещено контрактом!

  - А мы не своё! - отрывисто выпалил Рост, всё так же шало и широко лыбясь. - Мы... да хоть Шнура, что ли, забацаем! Знаешь Шнура?

  ...И они забацали на пару и Шнура, и Хоя, и Фредди, и "Битлов". Это было такое сверкающее, безбашенное, свирепое удовольствие, что Тёме казалось, будто он бредит. Горячечный бред - биение музыки, рёв толпы, всполохи света, плечо Роста, упиравшееся в его плечо, их голоса, слившиеся воедино, сплетённые, переплетённые, словно тела...

  "...Гори огнём. Приходи, жатва..."

  Эти две фразы из кинговской "Тёмной Башни" - той её части, где на ведьмовском костре сжигали любимую девчонку Роланда-Стрелка - торчали у Тёмы в голове и в горле рефреном к каждой песне, что они пели с Ростом.

  Гори огнём!

  Приходи, жатва!

  Гори огнём, весь этот грёбаный мир!

  Гори...

  -...Мы их всех поимели! - гаркнул Тёма, снова упоённо повисая на плече Роста, пока лифт возносил их всё выше над "Калебасом", оставляя далеко внизу свет, огни и пьяный гомон. - Эй, чувак, ты хоть понял, что мы поимели их всех?!

  Он залился счастливым смехом, выдёргивая наконец из кармана небрежно наброшенной куртки бутылку с пепси. Отпил пару глотков и сунул бутылку Росту.

  В мозгу у него словно что-то мягко повернулось, и эйфория нахлынула прибоем.

  Только теперь это была уже чисто химическая эйфория. Вернее, грязно химическая.

  Коктейль из нескольких одуряющих и нескольких возбуждающих таблеток - "сердечек", "игрушечек" - плавно упал на выпитый алкоголь. Сердце застучало, а в паху закололо. И это всего от двух глотков!

  Тёма внимательно всмотрелся в лицо Роста, пытаясь контролировать навалившуюся блаженную одурь. Он не мог позволить себе одуреть. У него в кармане были ключи - ключи от квартиры наверху, которые ему любезно одолжил один из прежних знакомцев по клубу, ключи от рая, который Тёма собирался разделить с Ростом.

  - Всё сразу не пей, - поспешно скомандовал он, отводя горлышко бутылки от губ Роста - тот пил так жадно, словно нашёл родник посреди пустыни.

  Рост нехотя опустил бутылку и прыснул:

  - В глотке пересохло... во мы наорались-то...

  Он непроизвольно провёл языком по губам, покачиваясь; глаза его хмельно сверкали.

  - Мы круты, - слабым голосом подтвердил Тёма, завороженно пялясь в эти глаза. - Господи, Рост...

  - Чего? - тот ещё раз глотнул из зажатой в руке бутылки и свободной рукой обхватил Тёму за шею. - Блядь, мы боги, бро!

  Он уткнулся влажным лбом в лоб Тёмы, тоже покрытый испариной, и блаженно вздохнул, а Тёма, наконец решившись, запустил обе руки под его футболку, с лихорадочным восторгом шаря ладонями по крепкому литому телу.

  Сука-лифт дёрнулся и остановился, двери услужливо раздвинулись. Тёма, скрипнув зубами, уронил руки и судорожно нашарил одной из них ключи, а второй - руку Роста, который уже явно не соображал, что происходит, не протестовал, не возгудал и ни о чём не спрашивал. А послушно, как телёнок на бойню, шагнул за Тёмой к двери ближайшей к лифту квартиры.

  На какую ещё, нахуй, бойню?! В рай, в ра-ай!

  Голова у Тёмы звенела и кружилась, и он не препятствовал Росту снова прикладываться к волшебной бутылке, пока сам, не выпуская его запястья, кое-как провернул ключ в замке.

  Замок щёлкнул, дверь гостеприимно открылась, и они ввалились в полутёмную прихожую, где стало абсолютно темно, едва Тёма захлопнул эту самую дверь за своей спиной и машинально сунул ключи обратно в карман.

  - Это мы вообще где? - подал голос Рост.

  Голос был удивлённым, но вполне расслабленным. Роста ничто не беспокоило, не настораживало.

  "...ничто не мучит, не тревожит... и сердце вновь горит и любит - оттого, что не любить оно не может..."

  Отлично.

  - В гостях, - коротко отозвался Тёма.

  - А темнотища такая почему? - не унимался тот.

  - Потому что мы играем в жмурки, - объявил Тёма. Его собственный голос дрожал и срывался от возбуждения. - И я тебя поймал!

  И он действительно прижал Роста к стене, обхватив его обеими руками так крепко, как только мог, и услышал его недоумённый хмельной смешок. И, притянув к себе его встрёпанную голову, впился бешеным поцелуем в его смеющиеся губы.

  Бутылка с отравой выскользнула из пальцев Роста и мягко ударилась об пол. Это оказалось последним, что услышал Тёма сквозь гул крови в ушах. Он буквально втолкнул Роста в стену, раздёргивая и задирая одежду на нём и на себе, чтобы прижаться телом к телу, кожей к коже - без всяких преград.

  Горячая гладкая кожа, твёрдость мускулов, нежность и сладость губ.

  Стон родился где-то глубоко в груди Роста - дрожащий и хриплый, и от этого стона в голове у Тёмы словно что-то взорвалось. Он целовал и целовал Роста так, будто пил его и хотел выпить до дна, не отрываясь даже, чтобы глотнуть воздуха. Он с сумасшедшим восторгом почувствовал, как шершавые ладони Роста скользят по его голой влажной спине, обжигая её... и спускаясь всё ниже. Он инстинктивно выгнулся, вжимаясь пахом в твёрдое бедро Роста.

  И тут рука Роста взметнулась вверх, и пальцы запутались в Тёминых волосах, оттягивая назад запрокинутую голову.

  - Что?! - выдохнул Рост ему в губы. Даже в темноте прихожей Тёма ощутил его взгляд - расфокусированный, беспомощный, плывущий - и прямо-таки физически почувствовал, как Рост изо всех сил пытается очнуться. Вынырнуть из чёрного манящего омута, где так сладко и неотвратимо тонули они оба.

  Вынырнуть из рая!

  Несмотря на острую боль в затылке, - Рост намертво сжал в пригоршне его волосы, - Тёма снова торопливо потянулся к его изумлённо раскрывшимся губам. Но губы эти вдруг плотно сжались, а ладони Роста обхватили Тёмины скулы, зажав лицо, будто втисках.

  - Что... ты... мне... подсыпал? - язык у Роста заплетался, и каждое слово падало камнем, а голос стал совершенно ледяным. - Только... не ври!

  И Тёма не смог соврать.

  Отчаянно глядя Росту в глаза и уже с оборвавшимся сердцем понимая, что всё пропало, всё рухнуло, что больше никогда... он выпалил:

  - Просто таблетки! Чтобы ты... забалдел... и чтоб захотел... меня. Немного таблеток! Совсем немного! И я ведь тоже пил! Рост!

  Рост даже не выругался.

  Он лишь отшвырнул Тёму в угол прихожей, легко, как котёнка. Заскрежетал замок, входная дверь распахнулась, в квартиру на миг упала полоса света с лестничной площадки.

  Дверь снова захлопнулась, и навалилась тьма.

  - Рост! - заорал Тёма, давясь слезами.

  За дверью загромыхал лифт.

  * * *

  - Андрей Филиппович? - Рост покрепче сжал в руке мобильник - пальцы были словно чужими, а кончики их занемели. Грёбаная отрава покидала его кровь слишком медленно. - Я оставил карточку и пин-код от неё на ресепшне. Я разрываю контракт. Там ведь значится пункт про форс-мажор. У меня... форс-мажор. Все мои песни - ваши. В счёт долга... тех денег, что я уже потратил. И ваших расходов.

  - Подожди! - властно перебил его продюсер. - Что случилось, Ростислав?

  - Пусть ваш сын вам расскажет, - помолчав, сдавленно проговорил Рост и нажал на "отбой".

  ...Смотри, Господи, крепость и от крепости страх,

  Мы, Господи, дети у тебя в руках,

  Научи нас видеть Тебя за каждой бедой,

  Прими, Господи, этот хлеб и вино,

  Смотри, Господи, вот мы уходим на дно,

  Научи нас дышать под водой...

  * * *

  Спустя три недели Галицкий-старший остановил "лексус" возле очередной стройки на столичной окраине, пристально всматриваясь в лица суетившихся там работяг - граждан солнечного Узбекистана в перепачканных спецовках. Стройка была не особо великой, видимо, возводился обычный коттедж для каких-нибудь нуворишей.

  - Да вот же он! - едва слышно выдохнула Машка, подпрыгнув на заднем сиденье и ткнув пальцев в стекло. Голос её внезапно обрёл силу. - Ну, я ему сейчас покажу!

  Она дёрнула ручку и выметнулась прочь из машины, прежде чем Галицкий успел хоть слово произнести. Оступаясь и скользя по ржавой грязи, - накануне тут, видимо, прошёл дождь, - она догнала спустившегося из строительного вагончика светлоголового парня в такой же замурзанной, как у всех тут, куртке и, ухватив его за плечо, рывком развернула к себе.

  И принялась бешено трясти - на глазах у изумлённо вытаращившихся узбеков.

  - Ты! Скотина! - выкрикивала она, захлёбываясь гневными слезами. - Как ты мог! Ничего не сказал! Ушёл! Вещи бросил! Не позвонил! Отключил телефон! Я тебя!.. - она задохнулась и уронила руки, продолжая сверлить Роста беспомощным и негодующим взглядом.

  Тот сперва быстро оглянулся на "лексус", из которого уже вышел Галицкий, а потом взял Машку обеими ладонями за щёки и неловко чмокнул в мокрый нос:

  - Извини, Маш. Так получилось. Я бы... ещё чуток тут... покувыркался и тебе позвонил, честно!

  Осунувшееся лицо его было непривычно неулыбчивым. Шмыгнув носом, Машка ещё раз ткнула его кулаком в грудь и обернулась к Галицкому:

  - Андрей Филиппович?

  Рост тоже глянул на него - устало и сумрачно. Брови его сошлись к переносице над запавшими серьёзными глазами.

  Галицкий кивком указал на машину:

  - Могу я с тобой поговорить?

  Немного поколебавшись, Рост тоже кивнул. Скользя по грязи, подошёл к одному из строителей в зелёной каске - очевидно, бригадиру - и что-то коротко пояснил. А потом развернулся и пошёл к автомобилю. Машка неотступно следовала за ним по пятам, вцепившись ему в рукав, словно опасалась, что Рост сейчас снова пропадёт, растворится в воздухе цементной пылью.

  Рост открыл дверцу и влез на заднее сиденье, хмуро оглядев свои заляпанные грязью сапоги. Галицкий терпеливо дождался, когда Машка устроится рядом с Ростом, по-прежнему не выпуская его локтя.

  Рост машинально пригладил её растрёпанные рыжие патлы и посмотрел прямо на Андрея Филипповича:

  - Вы меня как нашли?

  Вместо Галицкого отозвалась Машка - всё тем же звенящим от слёз, но уже почти весёлым голосом:

  - Это я! Я тебя вычислила, зараза ты белобрысая, Колобок несчастный! Куда тебе ещё было идти, если у тебя денег нет, и общагу ты бросил? Ты же сам когда-то собирался на стройке работать. Ну мы и стали всякие стройплощадки объезжать! - она покосилась на бесстрастное лицо Галицкого и шёпотом прибавила: - Почти неделю ищем.

  - Артём мне всё рассказал, - медленно проговорил Галицкий. - Он поступил с тобой подло, и ты имел полное право сделать то, что сделал.

  Рост опустил голову, глядя на свои исцарапанные руки.

  - Дальше должно последовать "но", - с усилием вымолвил он и криво усмехнулся.

  Галицкий тоже отвёл взгляд, невидяще уставившись на деловито урчавший поодаль маленький жёлтый экскаватор.

  - Но я бы не стал тебя искать и донимать, если бы всё не было очень серьёзно, - отрывисто сказал он и, помолчав, добавил. - Если бы всё было просто капризами моего избалованного принца... ты же раньше так его называл? Принц! - он через силу улыбнулся и снова посмотрел на Роста. - Он ничего толком не ест, не выходит из дому, лежит в своей комнате, огрызается или отмалчивается... пускай, но он... - Галицкий глубоко вздохнул и потёр ладонью лоб. - Больше всего я боюсь, что у него рецидив, а он и слышать не хочет про обследование.

  - Рецидив? Обследование? - Рост вскинул голову. - Какое ещё обследование?

  - Он тебе что-нибудь рассказывал про то, что жил в Германии, когда ему было двенадцать? - быстро поинтересовался Галицкий, подавшись к нему.

  Рост нахмурился:

  - Да, когда я спросил, не хочет ли он уехать за бугор. А что?

  - Он там лечился, в клинике гематологии. Острый лимфобластный лейкоз. Рак крови.

  Рост впился в Галицкого потрясённым взглядом:

  - Что?..

  - Тогда мы успели... и наступила ремиссия, - всё так же ровно продолжал тот, вслепую нашаривая в "бардачке" сигареты. - Я закурю? - он обернулся к Машке, и та молча кивнула, тихонько поглаживая запястье Роста. - Но я боюсь, что... симптомы вернулись. Не все, но некоторые. Ему нужно немедленно обследоваться в отделении гематологии. Но он не хочет и слышать об этом! Последние три дня он из своей комнаты даже не спускается... и дверь запер. Понятно, что ещё день, и я вынес бы дверь и вызвал "скорую". Но очень сложно спасать человека, который... не хочет жить. Он... он сказал мне: "Вот и слава Богу... а то я сам не решался"...

  Галицкий торопливо затянулся сигаретой и снова беспомощно потёр ладонью лоб.

  - Рост... - отчаянно прошептала Машка, сжимая его руку.

  - Я понял, - коротко ответил Рост и распахнул дверцу машины. - Предупрежу Малхаза, что сегодня не вернусь.

  Галицкий и Машка неотрывно на него смотрели, пока он толковал с бригадиром. Рост спиной чувствовал эти взгляды.

  "Вот..." - остро и больно стучало у него в голове. Только одно это слово: "Вот".

  "Вот и слава Богу... а то я сам не решался"...

  Вернувшись к "лексусу", он уселся на прежнее место, хлопнув дверцей, и Галицкий завёл мотор, а потом так резко взял с места, что Роста с Машкой вдавило в велюровое сиденье, а из-под колёс брызнула грязь и щебёнка.

  - Чтоб вы знали, - выпалил Рост, упёршись локтем в спинку переднего сиденья, - я с ним спать всё равно не собираюсь!

  - Ро-ост! - охнула Машка, и он свирепо отмахнулся:

  - Я не знаю, как с ним говорить и что говорить! Я, блядь, не психолог, а он не дурак и сам всё понимает! Да я его просто придушу, долбоёба! Жить он не хочет! Захочет, как миленький! - он умолк, раздувая ноздри, и выдернул свою руку из Машкиных ладоней. - Отстань, женщина! Хорош меня наглаживать, я тебе не кошка!

  Андрей Филиппович едва заметно улыбнулся, глядя на них в зеркало.

  - Послушайте, - снова заговорил Рост, передохнув. - Он рассказывал, что его мать не объявлялась с тех пор, как уехала в Финляндию. Действительно не объявлялась или вы её к нему не пускали?

  Он поймал в зеркале испытующий взгляд Галицкого.

  - Ты не это хотел спросить, верно? - спокойно отозвался тот. - Ты хотел спросить: неужели она не рвалась к Тёмке, когда с ним такое случилось? Нет. Не рвалась. Но объявилась позже, когда стало ясно, что всё обошлось... и я не допустил её к нему больше, ты прав. А он не узнал этого.

  - Как же так?! - вскрикнула Машка. Глаза её опять переполнились слезами.

  - Лия - она просто такая... бабочка, - мягко пояснил Андрей Филиппович, уставившись перед собой на дорогу. - И любит только порхать. Радоваться, наслаждаться жизнью. И ещё - себя. Вот и всё. Горе, болезни, проблемы - это не для неё. Она бежит от них и выжидает, когда они сами решатся. Кем-нибудь сильным. Я, конечно, забаловал Тёмку, каюсь, он тоже привык получать всё, что захочет... но он - не такой.

  - Андрей Филиппович, - тихо попросил Рост, коснувшись его плеча, - не сейчас... но потом, когда-нибудь... вы всё равно скажите ему, что она его искала. Потому что ему до сих пор очень больно, - он дождался неохотного кивка Галицкого и прибавил решительно: - А теперь расскажите мне про эту болячку, про этот самый лимфобластный лейкоз. Потому что я должен знать.

  ...Они попали в обычную вечернюю пробку и подъехали к особняку Галицких уже в сумерках. Светилась только пара окон на первом этаже, в комнатах, где жили Дэн с Арамом, да фонари над крыльцом и вдоль садовой дорожки.

  Окно Тёминой комнаты не светилось.

  - Если он тебе не откроет... - начал было Андрей Филиппович.

  - Я и стараться не стану, - легко отозвался Рост, толкнув дверцу машины. - В окно влезу, вон как раз под ним крыльцо и козырёк. И створка у него приоткрыта на "гребёнку", снять - раз плюнуть.

  Машка сперва только рот раскрыла, а потом нервно прыснула. Андрей Филиппович раздумчиво произнёс:

  - Тогда я предупрежу Арама, чтобы тот полицию ненароком не вызвал, - он достал из кармана мобильник. - И мы с Марией поедем куда-нибудь, погуляем. Часика на полтора-два. Позвоните, как управитесь с акробатическими этюдами и боксёрскими поединками. И... - он запнулся, тревожно посмотрев на Роста.

  - Я аккуратно, - с прежней лёгкостью пообещал Рост, открывая калитку и слыша, как позади заурчал мотор "лексуса".

  Он вовсе не чувствовал никакой лёгкости. Всё, что он чувствовал - это боль, смятение и бессильную ярость на суку-судьбу, которая не оставляла Тёмке никаких шансов по всем фронтам - даже с ним, Ростом! И он действительно не знал, что будет говорить и делать после того, как вскарабкается на козырёк крыльца и влезет в окно к этому засранцу.

  Чтоб он был здоров!

  Никогда ещё эта бабулина присказка не казалась ему такой правильной.

  Очутившись на козырьке, Рост осторожно просунул пальцы в щель между пластиковыми створками и откинул крючок-"гребёнку". Распахнул окно и спрыгнул в полумрак комнаты, нетерпеливо разведя в стороны зашуршавшие полоски жалюзи.

  Он едва опрокинул торчащую как раз возле окна совершенно бессмысленную штуковину - декоративный светильник на высокой ножке в форме то ли страуса, то ли фламинго. Вид у этого фламинго всегда был какой-то очумелый.

  В точности, как у Тёмы, который сидел на своём незастеленном диване, одетый всё в ту же майку и джинсы, что были на нём в клубе, сидел, обхватив руками острые коленки и вжавшись лопатками в стену. И таращился на Роста громадными глазищами, под которыми чернели синяки.

  Увидев его, Рост мгновенно понял, почему Андрей Филиппович толковал про симптомы. Тёмка выглядел как узник какого-нибудь концлагеря после освобождения союзниками.

  - Так, - не позволяя себе паниковать, сказал Рост и порылся в кармане куртки, где у него лежали два пирожка: один с капустой, а другой с яблоками. Он купил их в обеденный перерыв, чтобы перекусить на стройке. - Вот. Ешь давай.

  Тёма моргнул своими длиннющими ресницами, простиравшимися теперь чуть ли не на полщеки - из-за осунувшейся физиономии - и, слегка заикаясь, вопросил:

  - Ты мне приглючился или как?

  - Или как, - отчеканил Рост, усевшись рядом и пихнув ему в руки пакет с пирожками. - Ешь, говорю.

  Продолжая ошалело на него пялиться, Тёма осведомился слабым голосом, но достаточно задиристо:

  - Чего ты раскомандовался?

  - Всыплю, - мрачно пообещал Рост, разламывая пирожок напополам и пихая Тёме под самый нос. - На пенёк ты уже сел, пирожок - вот он, так что давай, хавай и не галди.

  Пирожок приплюснулся в кармане, но офигительно благоухал, Рост даже сам слюну сглотнул. Тёма машинально откусил раз, другой, запихал в рот остатки и схватил следующий. Рост сурово взирал на это. На душе у него стало чуть-чуть полегче - жрать этот засранец, выходит, всё-таки хотел! Если это симптом, то хороший же?!

  - Чёрт! - спохватившись, Рост вскочил с дивана. Он что-то слышал про то, что с такими болячками, какая была у Тёмки, требуется полная стерильность. - У меня же руки грязные... да я вообще инфекция ходячая!

  Тёма ухватил его за запястье и потянул обратно, глядя на него снизу вверх своими глазищами:

  - Сядь. Ты... - он запнулся. - Пожалуйста.

  - Я на стройке работаю, - пояснил Рост, неловко усаживаясь. - Твой отец с Машкой меня там сегодня нашли.

  - Так я и думал! - Тёма вспыхнул мгновенно, как пороховой заряд, разом превратившись в себя прежнего, и Рост обрадовался такой метаморфозе несказанно. - Пожалел! Ты меня пожалел, блядь! Опять пришёл талдычить, что я твой друг?!

  - Да! - заорал и Рост, сам немедленно взъярившись. - Ты мой друг, и я тебе сдохнуть не дам!

  Он снова вскочил с дивана, и этот упёртый засранец, конечно, тоже последовал его примеру. Глаза его просто пылали в полумраке, как у волчонка:

  - Нам от смерти не съебаться - сам же пел!

  - Съебёмся, не ссы, - охрипшим голосом заверил Рост, подхватывая его под острые локти. - Я с тобой пойду в эту клинику, если ты хочешь. И останусь с тобой там - на сколько надо. Пока ты не пройдёшь всю эту мутотень. И пока не выяснится, что с тобой всё в порядке. А с тобой всё в порядке. Ты просто сам загнался, балдень!

  - Потому что ты ушёл! - надрывно пробормотал Тёма, пытаясь отстраниться. - А я... я без тебя... я же тебя...

  Он осёкся и прикусил нижнюю губу.

  Губы его и без того были воспалены и искусаны, и, глянув на них, Рост сразу вспомнил всё то, что произошло тогда в чужой прихожей. То, что он вообще мог вспомнить, конечно. И, вспомнив, впервые с тех пор не ощутил ни стыда, ни злости. Только пронзительную щемящую печаль.

  - Был бы ты девчонкой... - вырвалось у него непроизвольно, и он сам закусил губу.

  - Я сделаю операцию, хочешь? Есть же технологии, - едва слышно, но очень твёрдо, как давно продуманное, выговорил Тёма, по-прежнему неотрывно глядя ему в лицо, и Рост сперва онемел, а потом схватился за голову и зарычал:

  - Да ты охуел!

  Тёма утвердительно кивнул, зыркнув на него исподлобья, и покачнулся, вцепившись ему в плечо. Рост, скрипнув зубами и свирепо выматерившись, неловко подхватил его на руки, пинком распахнул дверь и поволок его вниз по лестнице - в кухню, не переставая цедить сквозь зубы самые смачные уличные ругательства.

  - Если ты будешь со мной вот так таскаться и возиться, - прошептал Тёма, роняя взлохмаченную голову ему на плечо, - да ещё и в клинике если... все решат, что ты такой же, как я... пидор.

  - Насрать! - выдохнул Рост, осторожно опуская его на стул. - Насрать мне, кто что скажет, подумает и сделает! Щас ты у меня будешь жрать! - он рывком распахнул дверцу холодильника. У него болело в груди, так, как никогда не болело, он даже не представлял себе, что сердце может так болеть и не разорваться к херам. - Суповой набор!

  - Че-го? - Тёма смотрел на него так, словно дырку хотел прожечь своими глазищами.

  - Ты! - рявкнул Рост, выныривая из глубины огромного холодильника с полными руками снеди: сыр, ветчина, паштет, творог, йогурты и апельсины. - Ты суповой набор! Ты у меня щас всё это съешь и не лопнешь, деточка!

  Тёма подпёр ладонями подбородок, начиная неудержимо и счастливо лыбиться.

  - Я болен! - провозгласил он возмущённо.. - Со мной так нельзя!

  - Ага, болен ты! - Рост накромсал ветчину и сыр прямо на столе огромными кусками и откупорил йогурт. - Дитер Болен! Жри давай, ипохондрик хренов!

  - Я папе позвоню, - срывающимся от смеха голосом пригрозил Тёма.

  - А я - Машке, - буркнул Рост, выдёргивая из кармана мобильник. - А то я прямо не знаю, чего с тобой сделаю!

  ...Андрей Филиппович и Машка возникли на пороге так быстро, что у Роста появилось подозрение, что катались они вовсе даже неподалёку. Они тоже нагрузились всякой едой, при виде которой Тёма обречённо взвыл: "Па-па!". Машка же, увидев тощего и бледного Тёму, раскудахталась за целый курятник и засуетилась вокруг, пока Рост не поймал её за руку и силком не усадил на стул.

  А потом все наелись, выпили чаю и притихли. Андрей Филиппович потушил верхний свет и разжёг камин. Отблески настоящего живого огня заплясали на стенах кухни... и стало как на Новый год, хотя на дворе был самый что ни на есть август.

  Тёма посмотрел на Роста и вполголоса заявил:

  - Только не говори, что к тебе за всё это время ни одна песня не пришла!

  Рост помолчал под устремлёнными на него со всех сторон взглядами, а потом отрывисто проговорил:

  - Одна уж точно пришла. Про тебя, ты... назола!

  И взял у Машки притащенную ею гитару, глядя в Тёмины нестерпимо просиявшие глаза.

  - У всех самолётов по два крыла, а у меня одно,

  У всех людей даль светлым-светла, а у меня темно,

  Гости давно собрались за стол - я всё где-то брожу,

  И где я, знает один лишь тот, кто сторожит баржу.

  В каждой душе есть игла востра, режет аж до кости;

  В каждом порту меня ждет сестра, хочет меня спасти -

  А я схожу на берег пень-пнём и на них не гляжу,

  И надо мной держит чёрный плащ тот, кто сторожит баржу.

  Я был рыцарем в цирке,

  Я был святым в кино;

  Я хотел стать водой для тебя -

  Меня превратили в вино.

  Я прочёл это в книге,

  И это читать смешно:

  Как будто бы все это с кем-то другим,

  Давным-давным-давно...

  А тот, кто сторожит баржу, спесив и вообще не святой;

  А тот, кто сторожит баржу, красив неземной красотой.

  И вот мы плывём через это бытьё, как радужный бес в ребро -

  Но, говорят, что таким, как мы, таможня даёт добро.

  05.12.2014

  Примечание: использованы песни Бориса Гребенщикова "Подмога", "Самый быстрый самолёт", "Не коси", "Мается", "Псалом 151", "Никита Рязанский", "Стерегущий баржу".