Горький вкус любви [Miss Spring] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Горький вкус любви
Глава 1
Дверь камеры со скрипом отворилась и дежурный равнодушным, сухим голосом произнёс: — Северцева, на выход! К тебе адвокат. — Маша, повинуясь, вышла из камеры. — Лицом к стене! — он захлопнул дверь камеры. — Прямо по коридору! — последовало следующее указание. Они прошли несколько дверей-решёток и, наконец, вошли в камеру, которая была предназначена для встреч подозреваемых с адвокатами. За столом сидел мужчина, которому Мария про себя «дала» что-то около 50 лет. Он выглядел представительно, и, несмотря на возраст, вызывал симпатию. Его волосы уже окрасились сединой и отливали «чистым серебром», как и борода в форме «короб», придававшая внешнему виду мужчины некий шарм. Он обладал серо-голубыми глазами, взгляд которых был особенно глубок и излучал мудрость. Маша пожалела, что не была художницей. «С таких, как он, только портреты рисовать!» — пронеслось у неё в голове за то короткое время первого взгляда. Кроме всего прочего, все черты лица незнакомца были правильными, ровными, что придавало гармонию общему виду. Его внешность была поистине аристократической, благородной, он был похож на русского дворянина 19 века. Когда её завели внутрь, то дежурный снял наручники, ушёл, а мужчина встал и сказал: — Меня зовут Дмитрий Михайлович Воронцов. Я буду вашим адвокатом. Присаживайтесь, пожалуйста! — и Воронцов указал на стул, стоявший напротив него. Девушка выполнила просьбу: — Мария Матвеевна Северцева. Выходит, ваша подзащитная. — произнесла она легко улыбнувшись. — Выходит, что так. — улыбнулся в ответ Дмитрий. Ему с первого взгляда понравилась эта девушка, которая имела силы улыбаться и иронизировать, даже находясь в СИЗО. Она не была похожа на других заключённых. А их Дмитрий Михайлович повидал немало за свою успешную адвокатскую практику. Мария была красивой девушкой с миловидными и аккуратными чертами лица. В деле было написано, что ей 25 лет. Северцева обладала густыми каштановыми волосами, отливавшими медным оттенком, особенно, когда на них попадал свет. Лицо украшала небрежная градуированная чёлка, которая придавала натуральность внешнему облику. Волосы были острижены коротко, под каре, и завивались красивыми, крупными прядями, которые выглядели как салонная укладка. «Но плойки в колонии запрещены, да и обвиняемым, как правило, не до укладок. Значит, природа постаралась» — сделал про себя выводы адвокат, рассматривая Марию. В этот момент их взгляды столкнулись. Её серо-зелёные глаза излучали невероятную надежду. Взгляд почти сиял, что было нонсенсом для тюрьмы. — Итак, подзащитная, я ознакомился с вашим делом, но хотел бы теперь всё услышать от вас. Из первых уст, так сказать. — произнёс Воронцов и облокотился спиной на стул, в ожидании рассказа Северцевой. — Я вашему желанию препятствовать не могу. — начала Маша.***
6 лет назад Маша Северцева сошла с поезда «Выборг-Москва» на Ленинградском вокзале. Летнее солнце согревало красавицу-столицу, было невыносимо много людей и девушка сначала даже растерялась. Постояв пару минут как истукан рядом с платформой и мешая проходить всем, кто шёл навстречу, она сумела взять себя в руки и двинулась вперёд. В Москву Маша приехала с конкретной целью и конкретным желанием — поступить на журфак МГУ. Она с давних пор грезила этой мечтой и её тётя Ангелина Георгиевна решила поддержать племянницу, оказав посильную помощь: дав деньги на первое время и купив билет на поезд до столицы. Первым делом девушка отправилась на метро до капсульного отеля, который был ею забронирован на 2 дня, чтобы успеть за это время найти квартиру, которую можно снять до заселения в общежитие. Квартира нашлась довольно быстро, да ещё и не далеко от ВУЗа. Одна комната, чистенькая, светлая. Маше вполне хватало. Адаптация в Москве прошла быстро. Девушке понравилась динамичная жизнь огромного мегаполиса, всё было интересно и многое ново. Да, Москва резко отличалась от привычного и уютного старинного Выборга с его мощёнными брусчаткой улочками, церквями и знаменитыми строениями, с его капризным климатом. Но всё же, столица её Родины была очаровательно-прекрасной. Через 5 дней после того, как Северцева подала документы в приёмную комиссию, начались экзамены. Предстояло сдать русский язык, литературу, английский и пройти два дополнительных испытания: сочинение на предложенную тему и редакционное задание, которое подразумевало под собой составление плана статьи. Маша ужасно волновалась, почти не спала ночами перед экзаменами, читала учебники по десятому кругу, статьи из разных научных и научно-популярных изданий, про себя повторяла всю, как ей казалось, важную информацию и твердила как мантру «У меня всё получится». За ту неделю, что шли экзамены, она похудела сразу на 3 килограмма, потому что почти не могла нормально есть. Все её мысли занимал университет. До последнего, творческого испытания оставалось пол часа. Абитуриенты толклись в душном коридоре около назначенной аудитории. Воздух был спёртый, дышать нечем, лето разыгралось в тот день не на шутку, выдав в конце июня 32°С. Девушки обмахивались тетрадками, у кого-то предусмотрительно был припасён веер, каждую секунду мелькала очередная бутылка воды, поднесённая к губам владельца. Маша перебирала в голове исторические факты, снова вспоминала статьи из различных изданий, которые она выучила почти что наизусть, и тихонько шептала молитву, которой её научила тётя Геля, оперевшись на подоконник. — Ну, в конце-концов, куда-нибудь, да возьмут! — сказала рыжая девушка с россыпью веснушек на лице, которая стояла рядом с Северцевой. Кажется, её звали Люба. Она обращалась к двум другим девушкам, поступающим с ними. — Да, я вот ещё подала документы в РУДН* и ВШЭ**. Думаю, куда-то пройду. — согласилась с мнением Любы Наташа. Она тоже приехала поступать в Москву издалека: Наталья родилась и жила в Омске. — Маш, а ты? — послышался вопрос и девушка очнулась от своих мыслей, перекрывавших диалог стоящих рядом. — Не, я никуда больше не подавала. Только сюда. — Ты что, дурочка? А если не возьмут? — ужаснулась Оля, слушавшая диалог Любы и Наташи. Эта красивая девушка с длинной, до пояса косой и фантастического цвета аквамарина глазами, приехала в Москву из Рязани и тоже подавала документы и в другие ВУЗы, и на другие факультеты, желая испробовать все возможности задержаться в столице. — Я только сюда хочу поступать. Это моя мечта. — твёрдо ответила Мария, а в душе испугалась: «Может и правда надо было подстраховаться?!». Но паниковать было поздно. — Так, поступающие, заходим! — раздался зычный женский голос и дверь в аудиторию распахнулась. Вся толпа общим потоком протолкнулась туда. Когда появилось свободное время после сдачи экзаменов, Северцева нашла работу официанткой в кафе около дома, обеспечив себе пусть небольшой, но стабильный заработок. — Когда начнётся учеба, не вздумай подрабатывать! Я вышлю тебе деньги! — кричала в трубку тётя Геля, которая была весьма обеспокоена жизнью любимой племянницы. — Если начнётся, если. — подчеркнула, смеясь, Маша. — А ты чего хихикаешь? И вообще, есть повод волноваться? Ты плохо сдала экзамены? Почему если? — встрепенулась Ангелина Георгиевна на том конце провода. — Ну нет, экзамены вроде сдала хорошо. Просто, человеку свойственно сомневаться… — Ты должна быть уверена в себе! Сколько раз тебе говорила! Всё получится, если ты этого хочешь! — Мне б твою самоуверенность, тёть Геля. — хмыкнула Мария. — Учись, пока я жива! — гордо ответила тётя. В середине июля Северцева побежала в университет, где уже были вывешены списки поступивших. С трудом протиснувшись сквозь толпу переживающих и нервно рвущих на себе волосы, таких же, как она, абитуриентов, девушка пробралась к заветным спискам и начала выискивать свою фамилию среди всех, у кого она начиналась с буквы «С». За те несколько минут, что она двигала пальцем вниз, сердце несколько раз переставало стучать, а все звуки окружающего мира разом исчезли. И вот, наконец, её взгляд споткнулся о строку: Северцева Мария Матвеевна. Маша верила и не верила своему счастью. На глазах навернулись слёзы, а в голове заиграла музыка Вивальди. Она поступила! Получилось! Прошла! На бюджет! — Машка, Северцева! — раздалось рядом. Люба стояла с сияющими глазами и обращалась к ней. — Ну что, ты есть в списках? — Да! Я поступила, представляешь? — закричала девушка, пытаясь быть услышанной среди гомонящей толпы. По её щекам катились слёзы. — Чего ж ты дурёха ревёшь? Радоваться надо! — весело закричала в ответ Любовь и они обнялись. — Медникова, Северцева! — рядом появилась Наташа Фомина, а за ней протиснулась Оля Соболева. — Ну что, девчонки? — Поступили! — почти хором «выдали» Маша и Люба. — Тогда, айда гулять! Мы тоже! — подмигнула Наталья и они начали выбираться из толпы. В тот день, девушки много гуляли по Москве, сходили в парк Горького, были на Красной площади, на ВДНХ, пообедали в кафе и счастливые, попрощались до конца августа. Наташа и Оля уезжали в родные города, пока была возможность, а Люба с родителями летела на море и затем хотела остаток каникул провести у бабушки на даче. Маша же не планировала возвращаться в Выборг, решив продолжать работать и откладывать деньги, чтобы первое время обойтись без помощи тёти. Время понеслось стремительным потоком. Лето быстро пролетело в работе, мечтах и прогулках по Москве. Из откладываемых денег Северцева брала немного и тратила их на походы в музеи. Ей нравилось посещать такие места, любоваться картинами, скульптурой… Часами бродить по тихим залам и наполняться волшебным светом, исходящим от произведений искусства. Затем, наступила осень и вместе с ней учёба. Втянуться в ритм оказалось непросто, поначалу всё давалось тяжело, но Маша не унывала, понимая, что «вода камень точит». Немного терпения, усердия, силы воли и всё получится! На факультете царила творческая атмосфера. Все и преподаватели, и студенты просто «горели» одним, общим делом. Даже самые инертные личности и те не могли не заразиться неизлечимой любовью к журналистике. Северцевой не было скучно ни на одной лекции. Всё было интересно, всё хотелось узнать, опробвать самой и она как губка стремилась впитывать любую новую информацию, и, конечно, первая бралась за любые задания, даже самые сложные. Преподавательский состав кафедры очень полюбил старательную девушку с горящими, на их специальность, глазами, широким кругозором и хорошим чутьём. На общих кафедральных заседаниях, при обсуждении первого курса, который неизменно, из года в год, считался самым трудным, все сходились во мнении, что у студентки Северцевой большое будущее и надо бы стараться не отбить её желание постигать науку. Кроме всего прочего, Маша с боевой готовностью взялась за подготовление дебюта первокурсников совместно с профкомом университета и просто пропадала в репетиционном зале, когда выдавалось свободное время. В общежитие она возвращалась поздно, часто училась ночами, но на лекциях не спала. Да, усталость часто подкатывала, но девушка гнала её прочь, не давая молодому организму выдохнуть. Её устраивала такая жизнь. Она была вдохновлена, хотелось успеть всё на свете, парить от счастья и казалось, что оно никогда не закончится. В этом бешеном ритме она прожила пол года, затем, на новогодние праздники съездила в Выборг. Ангелина Георгиевна безумно радовалась успехам племянницы, с восторгом слушала её рассказы и переодически вздыхала: «Доведёт тебя такая жизнь, детка! Не бережёшь ты себя совсем!». Но Маша только отмахивалась. Кого же может «довести» счастливая и насыщенная жизнь? Первую в жизни зимнюю сессию Северцева сдала блестяще. Да иначе и быть не могло, об этом твердили все на кафедре. Наташа и Оля, которые получили таки несколько четвёрок вздыхали и поражались, как Машка всё успевает… Люба твердила, что гордится тем, что у неё такая подружка. Незаметно наступила весна. Девушки ещё больше погрузились в учёбу, потому что новый семестр принёс и новые предметы в их жизнь, которым приходилось уделять много времени, сил и внимания. И всё-таки, по выходным они выбирались в город, много гуляли, Мария «затаскивала» подружек на выставки, они умудрялись «урвать» билеты на концерт и в театры, если были подешевле. Пусть даже на самых дальних рядах, но зато на какие спектакли! Однажды, Северцева задержалась в университете допоздна, в очередной раз помогая профкому. Было 10 вечера, когда она торопливо бежала в общежитие. Ведь надо было успеть в душ и подготовиться к контрольной по экономике. Злосчастная экономика была одним из предметов, которые Маша, в силу своего истинно гуманитарного склада ума, плохо усваивала, но «упасть в грязь лицом» она точно не могла, а значит, надо бороться и грызть гранит науки. Сквер неподалёку от общежития, который как раз пересекала девушка, практически пустовал. Ещё в самом его начале она встретила несколько влююблённых парочек, которые целовались на лавочках или уже прощались у последнего фонаря в сквере. Сейчас же Суворина пробежала мимо двоих парней, выпивающих пиво и громко смеющихся. Внезапно, сзади раздался свист. Мария обернулась и увидела тех самых двух парней, которые подходили ближе. — Стой, красавица! Что ты одна ходишь в такое время? — сказал один из них. По интонации было слышно, что он уже прилично выпил. Маша приняла решение ничего не отвечать, лишь ускорила шаг, направляясь к общежитию, до которого было уже не так далеко. — Эй, остановись, милашка! Мы вообще-то с тобой разговариваем! — присоеденился второй парень и девушка услышала, как их шаги тоже ускоряются. Где-то в душе уже закрался страх и паника, но она старалась сохранять спокойствие. Ускоряя и ускоряя шаг, Северцева, в итоге, побежала. Судя по окликам и шуму сзади, преследователи погнались за ней. Но, к сожалению, если сравнивать шпильки, на которых была девушка и кеды парней, то плоская подошва последних явно выигрывала. Хотя, Мария старалась ободрить себя как могла и почему-то именно в этот опасный момент, вспомнила про апорию Зенона Элейского об Ахиллесе и черепахе. «Может и правда, Ахиллес не догонит и эти парни меня не догонят?» — думалось ей. В то же время она не понимала, почему именно Зенон пришёл ей в голову в такой момент! Когда нормальные люди думают о том, как спасти себя, а не о таких спорных вещах. Внезапно, одна из ног девушки словно перестала слушаться, Маша почувствовала, что теряет равновесие и падает. В ту же минуту она так же почувствовала, что влетела во что-то или в кого-то. Она подняла голову и увидела над собой лицо незнакомого молодого человека. «Только не это!» — подумалось ей. Северцева, поначалу, решила, что он имеет какое-то отношение к тем двум парням, бежавшим за ней. — Девушка, что случилось? — вполне вежливо, мило и даже обеспокоенно поинтересовался молодой человек. Секунду подумав, Маша решила «будь что будет» и торопливо проговорила: — Помогите мне, пожалуйста! За мной гонятся двое парней, мне страшно! Сделайте что-нибудь, я прошу вас! В эту же минуту послышались шаги за спиной и она поняла, что её преследователи близко. — Милая моя, ну что же ты так опаздываешь, я жду тебя уже пол часа! — внезапно произнёс её новый знакомый и крепко обняв девушку, поцеловал её в лоб. — Прости, пришлось задержаться в университете! — пролепетала Мария, поняв суть импровизации. — Парни, какие-то проблемы? — обратился её спаситель к двоим преследователям, остановившимся на расстоянии нескольких метров от них. Те тут же ушли, сделав вид, что ничего не было. — Всё в порядке! — прошептал молодой человек на ухо Северцевой, которая так и стояла прижавшись к нему и боясь пошевелиться. Она разомкнула объятия и отошла в сторону. Шпилька на правой ноге была безнадежно сломана. — Спасибо вам большое! — с восторгом произнесла девушка. — Вы меня просто спасли! Даже не понимаю, зачем эти двое за мной увязались, но мне, пожалуй, впервые в жизни было так страшно! — За такой красавицей невозможно не увязаться и в какой-то степени я их понимаю… — с улыбкой и хитрым прищуром ответил парень. Наконец, Маша получила возможность его рассмотреть. Молодой человек был высоким, хорошо сложен, с приятной внешностью. Его волосы пшеничного цвета отливали золотом под светом фонаря, а глаза были цвета тёмного шоколада. — Разрешите, я вас провожу? — предложил спаситель. — Может для начала познакомимся? — засмеялась девушка. — Точно. Я же не представился! Тимур Звонарёв. — Мария Северцева, очень приятно! — Ну что, Мария Северцева, вам куда? Показывайте. — и они двинулись в сторону общежития. Правда, через несколько шагов-мучений для Маши, Тимур подхватил её на руки и нёс до конечной точки их «прогулки». — Вот здесь! — проруководила девушка, показав, где её поставить на землю. — Может вас в комнату занести? — с готовностью солдата поинтересовался Звонарёв. — Нет, туда уж я сама! Вы и так помогли, спасибо большое! Благодаря вам я цела, невредима и даже успеваю подготовиться к завтрашней контрольной по экономике! — улыбнулась Мария, уже стоящая на своих двоих. — А что вы делаете завтра, Маша? Кроме контрольной по экономике? — Пока не знаю, появятся ли дела в профкоме после пар… — смутившись ответила она. Ей и хотелось продолжить знакомство с симпатичным парнем, и в то же время, она помнила о своих обязанностях. — Тогда, я не сильно обнаглею, если попрошу телефончик? — осмелился спросить Тимур. — Думаю, это будет моя благодарность за спасение. — снова улыбнулась Маша и вбила свой номер в контакты, в протянутый парнем телефон. — У меня пары завтра заканчиваются в 14.40. — добавила она и пошла к подъезду общежития. — Спокойной ночи, Маша! — послышалось за спиной. — Спокойной ночи! — обернувшись, сказала девушка и нырнула внутрь здания.Глава 2
В комнате, где кроме Северцевой, жили её подружки Наташа, Оля и Люба, которая хоть и была москвичкой, но напросилась у куратора курса в общежитие, чтобы всегда быть в центре самых интересных событий студенческой жизни, в этот вечер проявилось резкое оживление, когда Маша рассказала девушкам о произошедшем с ней. — Машка, как же романтично! — вдохновлённо произнесла Наталья, лежа на кровати и закинув ноги на стену. — Могло бы быть трагично! — усмехнулась «главная героиня» всей истории, намазывая масло на хлеб. — Ты даёшь, конечно! Зачем так задерживаться в этом профкоме? — недоумевала Ольга. — Да подожди ты с профкомом! — вмешалась Люба. — Маш, а он симпатичный? На кого он похож? Может на кого-то из наших преподов? — На Марлона Брандо! — смеялась Северцева, «уминая» бутерброд. После пережитых волнений у неё крайне обострилось чувство голода. — Эй, ну я серьёзно! — обиделась Медникова. — Любаша, да ни на кого он не похож, кроме самого себя! Он очень симпатичный и милый… — мечтательно призналась таки Маша. — Тогда не прощёлкай свой шанс! Может это судьба твоя! — посоветовала Наташа. На следующий день, в конце 4 пары, Маша получила сообщение от вчерашнего знакомого, который интересовался сможет ли она погулять с ним. Девушка согласилась под дружное одобрение подружек, сидящих рядом. Все пол часа до окончания пары, десятый ряд в аудитории шушукался и наперебой давал Северцевой советы по поводу свидания. Когда девушки покинули корпус университета, выйдя на улицу и вдохнув свежий апрельский воздух, то Мария сразу же заметила в некотором отдалении, на аллее, Тимура, ожидающего её. — Я пошла! — с улыбкой сказала она подругам и лихо сбежав вниз по ступенькам, направилась к парню. Он стоял с красивым букетом розовых роз и сразу же расплылся в улыбке, увидев девушку. — Здравствуйте, Маша! Прекрасно выглядите! — Спасибо! — она слегка покраснела. — Я не сильно опоздала? — не нашла ничего лучше спросить. — Нет, что вы, я только пришёл. Это вам! — и Звонарёв вручил ей букет. — Так неожиданно… — растерялась Мария. За ней ещё никогда и никто не ухаживал. Всё было необычно, ново и она очень стеснялась. — Как контрольная по экономике? — поинтересовался парень, видя её смятение. — Вроде, хорошо. Трудных заданий не было, надеюсь на хорошую оценку. — пытаясь совладать собой ответила девушка. — Маш, предлагаю вам пойти на прогулку, а то стоим здесь, на радость зрителям. — усмехнулся Тимур и протянул ей руку. Она обернулась, посмотрев на застывших на крыльце подруг и вложила свою ладонь в его, а затем они пошли вдвоём, оставляя университет за плечами. С того самого дня парочка почти не расставалась. Тимур обворожил Машу своими манерами, галантностью, умением предусматривать любые мелочи, устраивать сюрпризы, радовать её. Он встречал девушку из университета и днём, и вечерами, когда она задерживалась в любимом профкоме, приглашал на ужины в ресторан, дарил красивые букеты цветов, часто присылая их даже в общежитие, ювелирные украшения, духи от которых Мария пыталась отказываться, но так и не смогла переубедить парня. Жизнь превратилась в сплошную сказку. Северцева не могла нормально сосредоточиться на учёбе, так как теперь все её мысли всецело занимал ОН. Преподаватели на летней сессии попытались отнестись снисходительно и закрыли глаза на огрехи студентки в последнем месяце обучения первого курса. Её предыдущие достижения и блестящий старт, помогли «вытащить» сессию на должный уровень. В июне Тимур предложил Маше переехать к нему и она согласилась. Девушка решила, что учёба так будет меньше страдать, так как она теперь будет проводить время рядом с любимым дни напролёт. Когда закончилась летняя практика, она предложила Звонарёву посетить тётю в Выборге, а заодно и познакомиться. Однако, Тимур отказался под предлогом навалившихся дел по бизнесу, но снабдил Марию большим количеством подарков для Ангелины Георгиевны и передавал привет. — Ну, а чем он хоть занимается, твой Тимур? — любопытствовала тётя, посмотрев фотографии. — Не знаю, он как-то не любит особо говорить о своём бизнесе… Что-то связанное с торговлей, но я не вникала. — пожала плечами Маша. — Дорогая моя, я тебе поражаюсь! — всплеснула руками тётя Геля. — Ты переехала жить к мужчине, о котором ничего не знаешь? — Ну тёть… Ну может он не хочет посвящать свою девушку в подробности деловых дел… Это нормально. — Нормально это было в Викторианскую эпоху, в Англии! Где идеальный вариант избранницы был: ничего не вижу, ничего не слышу, а ещё лучше ничего не говорю! — возмущалась Ангелина Георгиевна. — А в адекватных отношениях принято друг другу доверять, милая моя! — Тётя, всё! Закрыли тему! Может позже он решит мне рассказать о себе побольше. Я не хочу это обсуждать. Ангелине Георгиевне не надо было повторять несколько раз, она всё понимала с первого. Этим Северцевой её тётя всегда и нравилась: она была необыкновенно мудрым, чутким человеком, идеально чувствовала собеседника и никогда не «давила». Никакого насилия в воспитании племянницы она никогда не проявляла, старалась объяснять почему нельзя то или иное, всегда пыталась решать проблемы разговорами и обсуждением, слышать ребёнка, а не просто заставлять слушать себя. Тётя Геля была авторитетом и примером для Маши, на неё хотелось быть похожей. К августу девушка вернулась в Москву, Тимур был очень счастлив, и, как признался, сильно скучал. В последние дни жаркого лета они отправились в Казань, много гуляли по красивому, величественному городу и однажды, когда они ужинали в ресторане, заиграл скрипач. Он исполнял «Историю Любви» прямо около их столика и пока Северцева наслаждалась исполнением одной из самых красивых мелодий, Тимур обошёл столик и встал перед ней на одно колено. В его руках была распахнутая коробочка с очень красивым и нежным колечком из белого золота. В середине кольца сиял бриллиант. — Маша, милая моя, я благодарен судьбе за нашу встречу. Ты стала для меня всем, заменила весь мир. — волнуясь произнёс Звонарёв. — Выходи за меня замуж! — на машиных глазах навернулись слёзы. Разве можно представить большее счастье для девушки, чем получить предложение от любимого человека? — Да! Конечно да! — воскликнула она и парень надел красивое кольцо на её тонкий пальчик. Когда они вернулись в Москву и началась учёба, Мария, стараясь не забрасывать университет и параллельно готовясь к свадьбе, воодушевлённо позвонила тёте в Выборг. — Смотри не обожгись, детка. — вздохнула Ангелина Георгиевна. — Ну тёть, ты чего? — расстроилась девушка. — Ничего. Не к добру он тебе. Предчувствие у меня плохое! — продолжала сетовать тётя. — Тёть Геля, да, он не идеал, но я люблю его! С ним я так счастлива! Я даже не предполагала, что может быть такое счастье! — Что же, каждый должен набить свои шишки сам… — Вот я их и набью. Потом как-нибудь! — усмехнулась Северцева. — Как бы пожалеть не пришлось. Больно упадёшь. — в который раз предостерегла тётя. — Мы расписываемся через две недели. Приедешь? — Как я могу не приехать на твою свадьбу, детка? Ты у меня одна. Свадьба была очень красивой, в просторном, светлом ресторане на берегу озера. Гостей было не особо много, друзья Тимура, подруги Маши и её тётя-единственный близкий человек. Но тем не менее, праздник прошёл довольно весело и шумно. Однако, вскоре после свадьбы их жизнь резко поменялась. Тимур стал много и сильно выпивать, где-то гулял, пропадал ночами. Первое время Северцева, которая оставила свою фамилию во избежании путаницы с документами в университете, пыталась находить оправдание супругу, она сама себе придумала, что так, скорее всего, делают все мужчины, что нужно давать свободу мужским поступкам и желаниям. Наверно, если он так поступает, значит так надо и положено. Около двух месяцев Мария проживала эти переживания сама, никому не рассказывая, на людях делая вид, что всё хорошо, однако в итоге, не выдержала. Это была середина декабря. Маша с подружками вышла после лекции по тележурналистике. Идти домой не хотелось вообще, хотя Тимур знал, что у жены пять пар в этот день и наверняка был уже дома. — Ой, а у меня же шаром покати… Надо продуктов купить. — озвучила Оля свои мысли вслух. — Может кто-то со мной в магазин сходит? — Давай, у меня такая же ситуация. — согласилась Наташа. — Хотя так неохота сейчас обед готовить. Голова после пар просто трещит от избытка информации. — Девчонки, а может в кафе? Пообедаем? — предложила Люба. — Давай! — согласились подруги. — Маш, а ты? С нами или к супругу в тёплое гнёздышко? — улыбнулась Медникова, «подколов» Машу. — Нет, с вами. Надо же когда-то отдыхать от семейных дел. — ответила девушка, через силу выдавив улыбку. Они довольно быстро добрались до ближайшего уютного кафе, которое часто посещали, когда в расписании были «окна» или после пар. Подруги расположились за столиком около окна, сделали заказ и начали болтать, обсуждая предстоящую сессию, преподавателей и многое другое. Северцева задумалась, глядя в окно на падающий большими хлопьями снег и почти не участвовала в разговоре. — Машка, ты чего такая кислая? — не выдержала Люба, которая давно заметила изменения в настроении подруги. — Да так, всё нормально… — попыталась «замять» тему Мария. — Да где ж нормально то? Ты второй месяц сама не своя ходишь! Рассеянная стала, на лекциях совсем спишь! Что случилось, выкладывай! — девушка глубоко вздохнула, поняв, что ей никуда не деться после такого нажима. Да и излить душу давно хотелось хоть кому-нибудь. Тёте она опасалась рассказывать о своих семейных передрягах, чтобы не слышать в трубке: «Я же предупреждала!». Собравшись с силами, Северцева всё рассказала подружкам. — Вчера опять вот вернулся домой под утро. Лег рядом, а от него алкоголем разит за километр… — Маш, а ты с ним говорила? Может у него что-то случилось? Проблемы по бизнесу? — предположила Оля. — Я попыталась как-то, пару раз… Он так на меня сорвался, мол, что я пристаю к нему всё время, свои проблемы он решит сам… И я больше не пытаюсь даже. Он вообще стал другим. Злой, нервный, огрызается часто. Даже в постели всё совсем по-другому… Он там как будто на мне своё зло вымещает и всё. Ни нежности, ни ласки. Как раньше уже не бывает. — сквозь набегающие слёзы поведала Маша. — Даже не знаю, что тебе посоветовать… — Люба была крайне озадачена тем, что рассказала подруга. — Может тебе забеременеть? — выдвинула свою версию Наталья. — Ты совсем с дуба что-ли рухнула? — покрутила у виска Ольга. — Какая беременность, когда он так груб с ней всё время? — Может это его смягчит! — упрямилась Фомина. — Девочки, ну дети это прекрасно, и я, конечно, хочу родить от Тимура и уже давно, но… У меня же учёба. Это дико затруднит всё: и сессии, и вообще тормознёт успеваемость к чёртовой бабушке! — высказалась Северцева, которая по-прежнему стремилась держать планку, заданную в самом начале. В этот же момент, подруги услышали какой-то шум около входа в кафе, оглянулись и увидели Звонарёва, который ругался с администратором. — Тимур? — выкрикнула Маша. Он сразу же «подлетел» к их столику. — Почему ты не отвечаешь на звонки? — нервно спросил он, даже не поздоровавшись с её подругами. — Я не слышала… Мы болтаем тут. — мягко ответила девушка. — Болтает она… Ты дома должна быть вообще-то! Пары закончились! Я тебя там жду сижу, ужинать хочу! — громко высказал ей муж. — Но… Я же отправила тебе смс. — пыталась оправдаться Мария. — И я звонил тебе, чтобы сказать, чтоб ты ехала домой! — он схватил её за руку и буквально вытащил из-за стола. Затем схватил её вещи и «поволок» за собой. Северцева успела крикнуть девушкам, что перезвонит и вскоре, дверь кафе за парой захлопнулась. — Слушайте, ну это ни в какие ворота… — потрясённо произнесла Люба. — Он же таким не был… — Если это семейная жизнь, то я замуж не хочу. — сказала Оля, которая тоже была в шоке от произошедшего. За ней как раз ухаживал парень с 3-го курса и любовь настигала девушку с головой. В машине Маша отвернулась от Тимура и смотрела в окно, не отвечая на его вопросы. Когда они приехали домой, завязался скандал, и она не выдержала, высказав всё как есть. — Я вообще не знаю, брак у нас с тобой или просто сожительство! — выкрикнула девушка. — Тебе штампа в паспорте мало? — вскипел Звонарёв. — А что, семья это только штамп в паспорте? Это прежде всего взаимопомощь, поддержка, доверие, забота, нежность! У нас нет ничего из вышеперечисленного! Я устала уже! Ты постоянно напиваешься, пропадаешь ночами где-то, мне ничего не рассказываешь! — высказалась Мария. — Значит не считаю нужным! — Ну тогда чего ты сейчас меня из кафе вытащил? Шёл бы себе напиваться очередной раз! Я хоть чуть-чуть развеяться хотела, устала сидеть одна в четырёх стенах! — Ты моя жена! И ты будешь делать то, что я тебе сказал! — заорал Тимур. — Ты должна приходить домой и готовить мне ужин, а не шляться где попало! — Северцева заплакала и убежала в ванну. Спустя 10 минут, входная дверь хлопнула. Тимур ушёл. Маша проснулась от того, что её кто-то тормошит за плечо. Она села в постели и начала озираться. — Вставай, поехали! — послышался голос мужа. Девушка глянула на экран смартфона: 01.56. — Тимур, 2 часа ночи, куда поехали? — сонно произнесла она. — Я сказал «поехали», значит встала, собралась и поехала. Все вопросы потом. — жёстко ответил Звонарёв. В полудрёме Мария натянула джинсы, набросила свитер, собрала волосы в гульку и надев сапоги с пуховиком спустилась с Тимуром вниз, они сели в машину и долго куда-то ехали по улицам города. Автомобиль затормозил в одном из московских дворов. — Выходи! — скомандовал муж. Когда они покинули машину, он закрыл её на сигнализацию и взяв Машу за руку повёл куда-то в проулок. — Будешь стоять здесь. Если вдруг увидишь ментов, или черный «BMW» с номером 678 77, которые заезжают в этот двор, сразу звони мне, поняла? Я не отвечу, сброшу, но всё пойму. Ясно? — Ясно… — пролепетала Северцева, которой пока что ничего не было ясно, но раз надо было помочь горячо любимому супругу, то она была готова на всё. Около получаса девушка простояла на холоде, никого из перечисленных Звонарёвым не появилось, а вскоре он сам вернулся, быстро посадил её в машину и они поехали обратно. — Тимур, что это было? — допытывалась Мария, пока они ехали. — Потом всё, домой надо быстро доехать. — резко ответил муж. Когда они приехали домой, Звонарёв сразу прошёл на кухню, держа в руках какой-то пакет, а потом он выложил из него несколько пачек денег, какие-то драгоценности и несколько монет. — Тимур… Это что? — пребывая в шоке проговорила Маша. — Это наша добыча. — как-то просто ответил он. — Добыча? — девушка боялась мыслей, которые в большом количестве роились в её голове. Она даже опасалась высказать их вслух, но всё же выдавила из себя: — Ты это украл? — Звонарёв в ответ только многозначительно посмотрел и улыбнулся. — Осталось удачно сбыть, ну, а деньги наши. За вот эту монетку нам тысяч 100 дадут, не меньше… — алчным тоном произнёс он. — Но как? — еле произнесла Мария. От шока она почти ничего не могла сказать. — Это же криминал, это… Это воровство! Как? Зачем? Тимур, это неправильно… — Неправильно? Меня убить могут, я в долгах как в шелках! — закричал Тимур. — Откуда долги? И зачем ты вообще их набрался? — Из-за тебя! Ты во всём виновата! Это ты меня втянула в это всё! До твоего появления в моей жизни, я этим никогда не занимался! — Ещё скажи, что я тебя заставила брать долги и обворовывать людей! — возмутилась Северцева. — Да, ты! — Что? Да как ты можешь… — Могу! Я могу! А украшения, которые я тебе дарил, духи? А рестораны, букеты? Подарки твоей тёте, поездка в Выборг, Казань и так далее по списку? А свадьба? Когда я был холост, ничего из этого мне не было нужно! — Но я же не просила тебя об этом… — из машиных глаз снова покатились слёзы. Она вдруг остро почувствовала себя виноватой в том, что происходило с её любимым человеком. Было больно. Больно слышать, что все его беды из-за неё. В то же время Мария совсем не понимала, в чём же именно её вина. Но она несомненно была. — Прости меня… — наконец произнесла она. — Получается, что из-за меня ты ломаешь себе жизнь? — Вот именно. И ты хочешь, чтоб меня убили? — Ты что, ты с ума сошёл? Я люблю тебя! Так сильно люблю, Тимур… Я всё это время места себе не находила, не зная, что с тобой происходит. Я сильнее никогда никого не любила и не полюблю, слышишь? Я люблю тебя любым, кем бы ты ни был… — В таком случае, будешь теперь меня всё время страховать, поняла? — По ночам? — Посмотрим, может и не только по ночам. — Но ведь я буду соучастницей… — дошло, наконец, до отдалённых уголков её подсознания. — А ты как хотела? Толкнуть меня на такой шаг и остаться в стороне? — спросил муж. — Нет, я всё поняла. Я помогу тебе. — тихо ответила Маша. С тех пор она постоянно ездила с Тимуром и была его «страховкой». Иногда он брал с собой ближайшего приятеля Игоря, который, как оказалось был таким же вором, как и её муж. Северцева потеряла покой и сон. Совесть в прогрызала душу изнутри, ум подсказывал, что она идёт не по тому пути, что надо было сразу уходить, но сердце… Тимур так прочно засел в нём с самой первой их встречи, когда она упала в его руки там, в сквере у общежития, что предать его, бросить, особенно в такой тяжёлой ситуации было невозможным для неё. До Тимура у неё была лишь парочка школьных увлечений-симпатий, но они не привели даже к первому поцелую и не превратились в первую любовь. Мария ждала этого крышесносного чувства, о котором читала лишь в романах, мечтала о том, как это произойдёт и думала, какой счастливой она будет, когда встретит ту самую любовь. А ещё, девушка надеялась, что она и станет единственной на всю жизнь. Ещё в детстве, совсем маленькой, она запомнила фразу своей бабушки, которая рано умерла, но отличалась удивительной мудростью: «Самая счастливая женщина та, которая всю жизнь любила только одного мужчину». У самой бабушки так и произошло. Во время войны, она случайно встретила машиного деда — человека много старше её, который выручил и спас машину бабушку от неминуемой гибели, связанной с наступлением немецкой дивизии на посёлок, где бабушка жила. После великой Победы он вернулся за ней, женился и увёз в Ленинград, а затем их семья перебралась в Выборг, где уже родилась машина мама, тётя Геля, а затем и сама Маша. Таким образом, пример бабушки всегда стоял у Северцевой перед глазами. Ей так и хотелось: один раз и на всю жизнь…Глава 3
Прошёл почти год с тех пор, как Тимур посвятил Машу в то, чем он занимается. Ту зимнюю сессию она сдала с трудом: недосып, постоянные нервы и стресс сказались на уровне знаний не лучшим образом. Однако, ей удалось получить хорошие оценки. Но вот летом уже не повезло. По основам редакторского дела и культурологии преподаватели поставили тройки, нисколько не сожалея об этом. Девушка почти не посещала их лекций, не была на семинарах, не приносила заданий. Северцеву вызвали в деканат. — Мария, вы понимаете, что это значит для вас? — сетовала зам.декана, которая как и все преподаватели, возлагала большие надежды на юную студентку. — Понимаю… — потупив взгляд в пол ответила Маша. Ей и самой было невыносимо стыдно, обидно и грустно от того, что так получилось. После обоих экзаменов она рыдала до звёздочек в глазах на плече у Любы. — А мне кажется, не понимаете! Что это такое? Две тройки в одной сессии! Это же позор! Вы лучшая студентка курса! Как можно? На предыдущих двух сессиях профессора закрывали глаза на ваши провалы, но сейчас… Посмотрите! Лист посещаемости. Один, второй… Здесь же сплошные «Н-ки»! — негодовала Глафира Игнатьевна. — Простите, я постараюсь исправиться… — пробубнела девушка. Она не знала, что говорить, ведь оправданий ей не было. — Маша, может у вас в семье что-то случилось? Вы скажите мне! Я постараюсь договориться с преподавателями, объяснить вашу ситуацию, все мы люди… — смягчилась зам.декана. — Нет, нет… — замотала головой Северцева. — Всё хорошо. Простите, я виновата. — и она ушла. А что было говорить? Не рассказывать же, что она ночами покрывает вора мужа, а потом сбывает с ним краденное на чёрных рынках. Сколько раз Маша пыталась поговорить с Тимуром, чтобы всё это закончилось. Сколько раз она умоляла его прекратить воровство, оставить… Но он был непреклонен и категоричен. Почти всегда вспоминал о том, что это она, его жена, является виновницей такого образа жизни, и говорил, что если он решит завязать, бросить, то его убьют ещё быстрее, чем убили бы кредиторы, с которыми он всё никак не мог рассчитаться. На третьем курсе Мария и вовсе стала самой отстающей. Не приносила заданий в творческие мастерские, пары либо не посещала вовсе, либо спала на них крепким сном младенца, на семинарах совсем не активничала, стала затаиваться на самых дальних рядах, чтоб преподаватели её лишний раз не видели. А зимнюю сессию третьего курса не сдала вовсе. По предметам одна за одной двойки, зачёты не зачтены. Северцеву отчислили за неуспеваемость. Маша долго не могла прийти в себя, поддержки от Тимура не было. Он нисколько не сожалел, что жену выгнали из университета, а наоборот, был рад, что больше её мысли не будет занимать всякая «ерунда». Тёте Геле девушка признаться так и не смогла. Для неё у племянницы всё было хорошо, всё по-прежнему. А спустя ещё год, Маша узнала, что беременна. Эта новость будто бы снова зажгла огонь, потухший внутри неё после отчисления из университета, она была счастлива. Девушка представила, как здорово они будут жить, когда их будет трое, надеялась, что Звонарёв, наконец, бросит воровство и возьмётся за ум. Может быть рождение ребёнка сподвигнет его на это? Она улыбалась при мысли, что родит от любимого, несмотря ни на что, человека. Словно на крыльях Северцева прибежала домой и с трудом дождалась вечера, чтобы рассказать о своём счастье Тимуру. — Я хотела с тобой поговорить, у меня очень хорошая новость. — осмелилась она, когда они закончили ужинать. — Какая? Ты нашла для нас новый «объект»? — безынициативно отозвался супруг. — Нет, лучше. Лучше в 100 раз! — Ты прям вся сияешь… Что стряслось то? — Ты скоро станешь папой, Тимур. У нас будет ребёнок! — радостно «выпалила» Мария. — Что у нас будет…? Какой ребёнок, к чёрту? — внезапно «вскипел» муж. — Наш… Ребёнок… — опешила она. — Наш ребёнок! Ты рехнулась что-ли?! Что в этом такого прекрасного? Что ты скачешь от радости? Ничего хорошего в этом нет! — кричал Звонарёв. — Тимур, но как же… Ты же мечтал о сыне, помнишь? — Какой сын? Это ещё одни долги! Ребёнок-это крайне дорогое удовольствие! Я ещё старые долги не оплатил, в которые ты меня вогнала своей любовью! Теперь этот ребёнок… Нам на ноги надо встать! Или ты хочешь, чтобы меня убили?! Ты меня вообще любишь или это только пустые слова? Все эти твои клятвы, слёзы, признания… Это ничто! — Люблю, конечно… — глотая слёзы тихо ответила Маша. — Я очень тебя люблю… — А если любишь, то не будь дурой, делай аборт! Иначе одна с этим ребёнком останешься после моей смерти, в которой вы оба будете виноваты: ты и твой сын! Или кто там… — Я не знаю, срок маленький ещё. Всего 4 недели. — сказала упавшим голосом девушка. — Тем более! Не больше часа провести в больнице и никакого геморроя! Завтра же запишись на аборт! Ясно? — Северцева только кивнула. Она слишком любила этого человека, чтобы позволить ему умереть. «А может это и не любовь вовсе? Но чем таким он меня держит, если я готова все сделать ради его блага?» — думала девушка, сидя в очереди в абортарии. Было страшно, больно, всё время хотелось плакать. Но она пришла к мнению, что это единственный верный выход из ситуации. Тимур детей не хочет и против её беременности, уйти она не может. Куда идти? В неизвестность? Образования нет, найти нормальную работу с высокой зарплатой, чтобы содержать ребёнка она не сможет. Ехать к тёте? Этого Маша боялась, пожалуй, больше, чем аборта. Всю жизнь Ангелина Георгиевна положила на то, чтобы вырастить достойную личность, хорошую девушку, а теперь она приедет и мало того, что сама несолоно хлебавши, так еще и с ребёнком! Нет, этого тётя ей не простит… Её размышления прерваламедсестра: «Северцева, проходи!» — крикнула она громким, бездушным голосом. «Ну вот и всё.» — промелькнуло у Марии в голове и она пошла в операционную. Дальше всё было как в тумане. Обеспокоенные лица врачей, они почему-то бегали, звали других коллег, кричали что-то про давление и кровь… В итоге, девушка потеряла сознание. А когда пришла в себя, врач пришедший с ней поговорить сказал: — К сожалению, во время операции возникли непредвиденные осложнения. Боюсь, что забеременеть теперь будет сложно… Вы не сможете иметь детей. — видно было, что врачу самому трудно говорить такие слова, глядя на мертвенно-бледную Машу. Она ничего не ответила. Только отвернув голову в сторону тихо заплакала. За любовь пришлось платить слишком большую цену. Так пролетело ещё 3 года. Северцева по-прежнему помогала мужу, не один раз проходила свидетельницей по разным делам, но Тимуру всегда удавалось выйти чистым из воды. В её душе поселилась пустота, а от сердца будто был отломлен кусок, но Маша была рада, что хотя бы брак удалось сберечь и что рядом он — Тимур, ради которого она пожертвовала всем. Ей часто снился по ночам их нерождённый сын, её факультет, студенты, поступление, экзамены… Девушка плакала, просыпаясь в темноте и уже ничего не хотелось. Муж был по-прежнему холоден и не особо то ласков с ней, но она изо всех сил пыталась любить за двоих. Однако, в один прекрасный день всё переменилось. Одним холодным ноябрьским днём, Звонарёв будто «оттаял». Стал проявлять к жене больше внимания, нежности. В доме снова появились цветы, которые он стал дарить с завидным постоянством, а в машином израненом сердце-надежда. Их отношения стали почти такими, как в период ухаживаний за девушкой и Мария всей душой стала верить, что всё позади. Тимур убедился в её верности и преданности, понял, что никого лучше и ближе нет, что она-единственная. Однажды, в начале декабря, к ним в гости пришёл Игорь. Они поужинали втроём, выпили немного, парни даже пожалели девушку и отпустили спать, сказав, что всю посуду вымоют сами. А на следующий день, Игорь предложил съездить в гости к одному коллекционеру, его хорошему знакомому. Иван Горшевин был достаточно молод, для коллекционера, но умён, обходителен и мил. Он со всей душой отнёсся к гостям, угостив их невероятно вкусными блюдами и напитками. Они сидели в большой гостиной, обставленной предметами искусства и антикварными вещицами, и пили кофе из красивых чашек с позолотой, когда Маша заметила среди всех вещей на полке трёх нефритовых слоников. — У вас так красиво! Столько старинных и необычных вещей… — заметила она, но её взгляд был устремлён на фигурки. — В правильном направлении смотрите, Машенька! — усмехнулся Иван, поймав её взгляд. — Самая красивая и вот уж действительно редкая вещь в моей коллекции сейчас-это слоники. Таких слоников делают только в Индии. Ручная работа, очень тонкая и в единственном экземпляре! С трудом достал. Моя гордость! Девушка улыбнулась и весь вечер не сводила взгляд с фигурок. Они действительно были сказочно красивы. Когда Горшевин вышел на кухню за тем, чтоб поставить ещё кофе, Игорь шепнул Маше: «Иди посмотри! Иди, не бойся!» — и девушка, повинуясь влекущему интересу поддалась и рассмотрела слоников поближе, даже взяв одного из них в руки и повертев во все стороны, но потом вернула на место, в то же положение, в каком была фигурка. В тот вечер, Северцева неожиданно для себя очень много выпила и почти не помнила дороги домой. Проснувшись утром, она морщилась от головной боли и вообще мало что могла вспомнить. Тимур ухаживал за женой и шутил, что брал замуж благовоспитанную барышню, а получил пьяную страховщицу. В этот момент в дверь позвонили: — Следователь Ларионов, могу войти? — представился рослый мужчина лет 40, когда Тимур открыл дверь. — Проходите. А в чём дело? — поинтересовался Звонарёв. Маша вышла из спальни. — Здесь проживают Мария Матвеевна Северцева и Тимур Павлович Звонарёв? — спросил следователь. — Да, это мы. — подтвердил Тимур. — В таком случае, я могу войти? — Проходите. Ларионов последовал за Марией на кухню и там объяснил: — Коллекционер Горшевин Иван Владимирович был ограблен прошлой ночью и тяжело ранен. Он сейчас находится в больнице в тяжёлом состоянии, но придя ненадолго в себя смог сказать, что накануне у него в гостях были вы и некий Игорь Жаринов. Это правда? — Да, Игорь-мой друг, он пригласил нас в гости к Ивану, мы там были вчера, отлично посидели и уехали в половине двенадцатого. — ответил Звонарёв. — Прям ровно в половине? — засомневался следователь в точности показаний. — Да, вот смс от такси, что оно прибыло. Посмотрите на время. — и Тимур протянул ему телефон с смской. — Ну что же, хорошо. Но теперь я хочу побеседовать с каждым из вас отдельно. Допрос был быстрым, потому что Маша честно сказала, что почти ничего не помнит, а Тимур мало что мог рассказать, кроме подробностей ужина. Кроме всего прочего, выяснилось, что украли у Ивана именно нефритовых слоников. Следователь уходя, проинформировал супругов о том, что они ещё будут вызваны в полицию для дачи новых показаний, если таковые имеются. Когда за ним захлопнулась дверь, Тимур сказал: — Плохо дело… Они и нас могут начать подозревать… — Но у нас же алиби есть! — возразила жена. — Так себе алиби… Да и следствию лишь бы виновных скорее найти… Знаешь, Машка, пока нет подписки о невыезде, тебе надо ехать к тётке в Выборг. Я уж тут как-нибудь сам разрулю, а потом за тобой приеду, как всё утихнет. — выдвинул вариант решения проблемы Звонарёв. — Подожди, а как же ты? — Марию сковал страх. Только сейчас, в эту минуту, ей стало действительно страшно и за себя, и за мужа. — Я разберусь как-то, не в первый раз. А ты у меня глупенькая, мало ли что случится. Вдруг они решат всё на тебя повесить? Увидят дурочку наивную и всё? А поездка домой тебя убережёт, пока ты можешь нормально передвигаться и покидать город. — аргументировал он. — Хорошо. Наверное ты прав. — в тот момент у Северцевой в голове только лишь пульсировал страх. Липкий, противный страх, что с ними может что-то случиться. Она не думала ни о чём, не пыталась даже логически мыслить. Да и голова, всё ещё не протрезвевшая, крайне плохо «варила». Билеты в Выборг оказались лишь на следующий день. Тимур велел жене ехать одной, ради безопасности и отправил её на такси в 12.00. Всё было хорошо и Маша уже подходила к своему вагону, как вдруг столкнулась со следователем Ларионовым и несколькими милиционерами. Дальше всё было очень призрачно и зыбко. Ей предъявили обвинение, надели наручники и увезли в отделение. Там следователь выложил одни за одним факты, которые «говорили» против Марии. На месте преступления были найдены отпечатки пальцев, которые Ларионов нашёл и в базе, где они хранились после того, как девушка неоднократно проходила свидетельницей по разным кражам, что тоже было не лучшим показателем для неё. Кроме того, Иван, который во время проблесков сознания в реанимации мог давать показания, вспомнил, что именно Маша проявляла неподдельный интерес к слоникам. А позже, одну из фигурок, аккуратно завёрнутую, нашли в мусорной урне на вокзале, как раз недалеко от платформы, где останавливался поезд «Москва-Выборг». Девушка чувствовала лишь отчаяние. Все её оправдания звучали по-детски, всё, что она пыталась говорить, все доводы, следователь опровергал и направлял против неё. В СИЗО «Матросская тишина», куда Северцеву перевели на время следствия, её навестил, наконец Тимур. — Машка, умоляю, скажи, что это ты украла слоников. Признайся, я прошу тебя! — Тимур, ты что с ума сошёл? Я буду говорить правду! — пришла в ужас Мария. — Умоляю, ради нас! Ради нас скажи, что это ты. Мне чуть-чуть осталось, чтоб отдать долг. Останутся деньги, я подкуплю следователя, судью и ты будешь на свободе! — настаивал Звонарёв. — Я так не могу, Тимур. Я же не виновата! — Ты слышишь, что ты говоришь вообще? Это из-за тебя всё произошло, по твоей вине я стал вором и теперь, когда осталось чуть-чуть, ты не можешь хоть раз пожертвовать собой ради меня?! — закричал парень. — Никогда ты меня не любила! — Зачем ты так говоришь? — Маша начала плакать. — Зачем, ты же знаешь, что ты всё для меня… — Так докажи! — Ладно. — выдохнула девушка. — Я сделаю это. Только обещай мне пожалуйста, что этот случай-это последняя кража в нашей жизни. Мы перестаём воровать после этого, договорились? — Разумеется! Я отдаю долги и всё! — пообещал Тимур.***
— Я вашему желанию препятствовать не могу, но рассказывать мне нечего. Это я украла слоников. — спокойно произнесла Северцева, потирая запястья рук от наручников, которые оказались слишком жёсткими. Воронцов пристально посмотрел на неё и почуял неладное. — Ну, тогда расскажите мне, пожалуйста, как именно вы их украли. Вот прямо с возникновения плана кражи. Как вышли на коллекционера, как втёрлись в доверие, как пробрались в дом уже после скажем «официального ухода» с мужем и другом… Как ударили, чем. И так далее. — попросил адвокат, решив проверить свою интуицию. — Я не помню… — «стушевалась» Маша. — Да и какая разница? Я признаю вину. Я украла слоников. — Ну как это какая разница? Вам всё равно скоро предстоит всё это рассказать следователю и в подробностях. Вы украли вещь и не помните, как это сделали? — Дмитрий Михайлович бил в самую цель. — Да не помню! И ничего больше говорить не буду! — взорвалась подзащитная. — Откажитесь от моего дела, оно заранее проиграно, потому что я виновна! Всё! — она вскочила со стула и начала колотить в дверь. Дежурный отреагировал быстро. — Уведите меня! — выкрикнула ему Мария, как только дверь открылась. Дежурный удивлённо взглянул на адвоката. Воронцов удручённо кивнул, тем самым разрешая сделать то, о чём просила Маша. — Но я не прощаюсь! — громко сказал он вслед девушке. Воронцову пришлось крепко задуматься над данной загадкой. Он перечитывал дело раз за разом, и не мог найти подвоха, однако знал, чувствовал, что он есть! Что-то было не так и в поведении девушки, которая казалась ему совершенно безгрешной и в само́м деле. За свою адвокатскую практику он повидал многое. Когда-то давно, Дмитрий Михайлович для себя решил, что не станет заниматься частной практикой, а будет государственным адвокатом. Он не понимал, к чему зарабатывать какие-то «несусветные» деньги, когда государство вполне неплохо платило. Всё, что хотелось и надо было приобрести, он приобрёл: дом, машину, стабильность, уважение, признание и жену, которая развелась с ним после 21 года, прожитого в браке, устав ждать когда Митя, как она его называла, перестанет, наконец, работать бесплатно. Её совсем не устраивало, что помимо денег, получаемых от работы государственным адвокатом, он лишь иногда брался за частные дела (в виде исключения), и преподавал в МГЮА уголовно-процессуальное право. Но Митя даже и не думал что-то менять, а так как Нонне Борисовне совсем не хватало того, что уже есть, мадам Воронцова гордо ушла к тому, «у кого есть мозги», как она выразилась. Дмитрий Михайлович сразу понял, что у её нового возлюбленного есть не мозги, а деньги. Если он «клюнул» на ловушки, которые умело расставляла Нонна, то мозги, вполне вероятно, у него отсутствовали. Как, впрочем, и у самого Воронцова в молодости. Он не стал удерживать жену. Любви давно не было. Да её вообще не было в этом странно долго продлившемся браке. Замуж Нонна Борисовна выходила исключительно по расчёту. И тщательно всё расчитав, она увидела в молодом, импазантном и интеллигентном юноше неплохого адвоката с успешной карьерой, а для себя любимой-красивую жизнь. Перебрав все возможные способы «окольцовки» глупых и доверчивых, Нонна выбрала старый как мир вариант. Молодёжная вечеринка, крепкий алкоголь, утренний сюрприз ничего не помнящему Мите, исчезновение, а затем «явление Христа народу» через 2 месяца с потрясающей новостью про следы волшебно проведённой ночи в виде будущего наследника. Дмитрий Михайлович, будучи хорошо воспитанным, беспрекословно принял на себя ответственность, на что и был расчёт Нонны Борисовны. Они поженились, стали жить у родителей Воронцова, которые приняли взбалмашную и капризную невестку. Молодой Дима ещё тогда понимал всю сущность этой особы, ставшей его супругой, но он никогда не хотел, чтобы его дети росли без него. Ребёнок, кстати, так и не родился. Вероятно потому, что никакой беременности не было. Но тогда это всё назвали страшным словом «выкидыш» и уж конечно все жалели юную девушку, которую постигла такая участь. Прошло 5 лет, затем 7, после 10… Митя стал Дмитрием Михайловичем, а Нонна-Нонной Борисовной. Дмитрий успел несколько лет поработать заграницей, по настоянию жены, вернуться и стать, всё-таки, защитником от лица государства. Они переехали в новый, построенный Воронцовым дом. Этот дом стал его отдушиной и отрадой. Дмитрий очень много времени уделял постройке «крепости». Сам построил беседку рядом с домом, мангал, высадил растения, цветы, разбил прудик, где поселились красивые, цветные рыбки, активно работал с дизайнерами над интерьером комнат, и, наконец, он был готов — дом его мечты. За эти 10 лет Нонна успела сделать много абортов и от мужа и нет. Первое время, когда это случалось и Дима узнавал об этом, он невероятно злился, ругался с женой, у него не укладывалось в голове, как раз за разом, женщина может так обходиться с собственными детьми. Он сильно переживал, выпивал… Почему то именно Воронцов испытывал вину перед этими нерождёнными созданиями и не мог смириться с тем, что происходит. Наверное, ещё от того, что искренне мечтал о детях и ему даже было всё равно его ли это ребёнок или чужой. Он готов был воспитать любого. Но этого не случилось. Потом он уже просто смирился с тем фактом, что вовремя не «включил» голову, когда начинал строить жизнь. Развод с Нонной, который был вторым для Дмитрия Михайловича, прошёл гораздо легче, чем когда-то, в далёкой и уже недосягаемой юности, первый. Таким образом, господин Воронцов был свободен от уз брака уже 4 год. И вот сейчас, он познакомился с его новой подзащитной Машей Северцевой, которая не была похожа ни на его бывших жён, ни на женщин, с которыми Воронцов периодически заводил недолговечные, ничего не значащие романы, ни на каких либо обвиняемых, которых защищал Дмитрий. Такая, какая есть. Ничего из себя не строила, пыталась улыбаться, и самое главное-не просила о помощи совершенно никаким образом. Всегда люди, находясь под стражей, уповают на спасение и видят единственный свой шанс на свободу в адвокате! А тут поди ж ты «откажитесь от моего дела, я виновна и точка». И решайте, Дмитрий Михайлович эту головоломку как хотите. Вечером того же дня, Воронцов встретился со своим старинным другом-Эдуардом Владимировичем Титовым, который, дослужившись уже до звания майора юстиции, распутывал и не такие клубки тайн. — Понимаешь, тут явно что-то не то. — поделился своими размышлениями Дмитрий. — Я чувствую, что она не воровала. Не такая эта девочка, другая она. Я то по-настоящему виноватых повидал немало, но она… Совсем другая. — Ты все факты сопоставил? — внимательно посмотрев на друга, спросил Эдуард. — Конечно. — Пальчики проверял? Данные запрашивал? — Да её это пальчики. Её. — Значит ты что-то упустил. Ищи, если хочешь помочь. — сделал вывод Титов, откинувшись на спинку стула и отпив немного кофе. — Хочу, только она этого не хочет. — с какой-то долей грусти произнёс адвокат. — Дим, я тебя сто лет знаю. Чем тебя так зацепила эта девчонка? Ну не хочет она, чтобы ты её защищал, пусть официально откажется да и всё. — Знаешь, в ней есть что-то такое… Неубиваемое! Она чем-то живёт, даже там, в СИЗО, за решёткой… А вот чем? Я понять не могу. Да и дело это странное. Хотелось бы понять, где правда, а где ложь. Вдруг я прав? — Ищи, Дим. Что-то должно быть. Были у меня подобные случаи. Носом надо землю рыть, если действительно хочется докопаться до правды. Если совсем худо будет, приходи, помогу чем смогу. А если сам выйдешь на след, тоже приходи. Мне теперь тоже хотелось бы понять. — усмехнулся Титов. И Воронцов стал рыть. Он отодвинул все остальные дела, не требующие такого пристального внимания и сосредоточился на деле о нефритовых слониках. И спустя неделю, его старания были вознаграждены. Он всё-таки нашёл загвоздку. Отпечатки пальцев на полке, где стояли слоники, как и на тяжёлом бронзовом подсвечнике 18 века, которым коллекционера ударили по голове, были очень идентичны и все только с одной, правой руки. Отпечатков пальцев с левой руки не было вообще, ни единого, в отличие от слоника, найденного в мусорном баке на вокзале. Дмитрий Михайлович вновь пошёл на встречу со своей загадочной подзащитной. — Добрый день, Дмитрий Михайлович! — в этот раз Маша поздоровалась первая и явно чувствовала себя более спокойно, чем в первый раз. — Добрый день, Маша, присаживайтесь! — пригласил адвокат. Они присели за тот же стол. — Маша, я детально разобрал ваше дело и пришёл к выводу, что… — Надеюсь, вы пришли к выводу, что, всё-таки, стоит отказаться от этого дела и что оно проигрышное? — прервала Воронцова девушка. — Да нет… Я буду защищать вас в суде, если дело до него дойдёт, и хотите вы этого или нет, вас оправдают! Уж я все для этого сделаю, поверьте! Улики сфабрикованы! Тут всё шито белыми нитками, Мария Матвеевна. Вы не виновны и это видно невооружённым глазом. — почти не повышая голоса выложил свои аргументы Дмитрий. Его голос, интонация, манеры были образцом сдержанности и дар убеждения исходил исключительно от его позиции, которую он занимал. Маша подумала, что никогда ещё не видела таких сдержанно-благородных мужчин, которые при этом умели быть достаточно настойчивыми в своих стремлениях. «Аристократическая внешность, аристократический характер…» — проскочило в её мыслях. — Я виновна, Дмитрий Михайлович. Слоников украла я. И даже если вы докажете обратное, выиграв дело в суде, последним словом я скажу, что виновна и меня осудят. Сменят адвоката, заслушают дело вновь и осудят! — закричала в ответ Северцева. — Дмитрий Михайлович, — сказала она уже более спокойным тоном — мне не нужен адвокат. Даже такой хороший, как вы. Меня вытащат без помощи защиты. — Кто вас вытащит? — в этот раз Воронцов повысил голос, что делал крайне редко. — Любимый человек. — улыбнувшись ответила девушка. — Пока что я виновна, и точка. Разрешите идти? — шутя спросила она. — Идите, Маша, но я опять не прощаюсь. — вздохнул Дмитрий Михайлович. Дверь камеры за подзащитной и дежурным захлопнулась, а адвокат всё ещё сидел напрочь убитый ма́шиной верой.Глава 4
Он снова решил встретиться с Титовым. — Ну что, как там твоя упрямая подзащитная? — спросил Эдуард. — Моя упрямая подзащитная, продолжает упрямиться, несмотря на наличие фактов, подтверждающих её невиновность, хоть пока и не полностью. — ответил Воронцов. — Таки нашёл что-то? — Конечно. Есть одно несоответствие. — Титов вопросительно кивнул. — Пальчики. — Не её? — Её. Но, в отличие от фигурки, на которой всё в порядке, пальчики с полки и с подсвечника, которым ударили коллекционера-крайне идентичны и все с одной руки. А такого не может быть. — поделился Дмитрий. — И правда, не может… А Мария твоя, что говорит? — Да ничего она не говорит внятного! Упёрлась, что мол она украла игрушки эти коллекционные и всю тут! — Игрушки… — протянул майор. — Ничего ты, Воронцов, в дорогих вещицах не смыслишь… — Судьба этой девочки сейчас дорогая вещица! А не слоны эти, носороги… Будь они неладны! — вспыхнул адвокат. — Ну и? Дальше то что? — Отказывается от защиты, говорит, что её вытащат и без меня. Пока неофициально, видимо не знает, что можно «отделаться» от адвоката, написав заявление. — И кто ж её вытащит? — с иронией в голосе спросил Титов. — Хотел бы я знать, Эдя. Говорит, что любимый человек. — А кто у нас любимый человек? Ты пробил его? — Да нет… Муж, наверное. — Воронцов, ау! Чего сидим? — привычки Эдуарда Владимировича были давно знакомы Дмитрию. Если он нападал на след, если проявлялись какие-то ниточки в деле, то всё. Титов становился крайне энергичен и неуправляем. — Да подожди ты! — отмахнулся Воронцов. — Я вот что думаю, если пальчики на полке и подсвечнике идентичны, то это может быть и подстава… — Разумеется, Шерлок ты мой! И подстава очень тонкая. Нужно подключить хорошего спеца с техникой, чтоб перенести пальчики с предмета, допустим, на другой. Это реально, хотя некоторые юристы пытаются опровергать. — Я вообще впервые с таким сталкиваюсь… — задумчиво произнёс Дмитрий Михайлович. — Не впервые. Ты всего Конан Дойла перечитал первым из наших. Там подобное дело было, сейчас уж не припомню название рассказа. — Ну, то Конан Дойл, а это реальность! — Голь на выдумки хитра, а преступники тем более. Вспомни, как нам говорил Иванюк, что преступления в 18 веке было раскрывать гораздо проще. А то преступники с каждым годом становятся всё хитрее и опаснее, и преступления извращённей. — напомнил Титов рассуждения их преподавателя. — Так, теперь надо… — Теперь надо узнать побольше о её близком окружении и прежде всего об этом чудесном и заботливом супруге! — Сейчас, я позвоню. — и Воронцов было достал телефон, чтобы сделать звонок, но друг его прервал: — Воронцов, пока ты позвонишь… Я сам! На меня быстрее среагируют. — через пол часа информация из самых разных источников была у друзей. — Нет, с ума сойти просто! — Титов был возмущён до глубины души. — Это же тот Фигаро, который по многим кражам коллекционных ценностей у нас проходит, а всегда чистеньким остаётся! Наши ребята его лет 10 засадить не могут! — Да уж, мерзость ещё та… — Дмитрий Михайлович отбросил в сторону документы, которые они распечатали. — О, смотри! А Фигаро-то наш развёлся с Северцевой ещё когда она в КПЗ находилась. — Как это возможно? — Возможно, если захотеть. Для таких как он вообще многое возможно. — ответил Эдуард, просматривая остальные бумаги. — А самое интересное узнать хочешь, Дим? — с видом торжествующей справедливости спросил друг. — Ну? — Воронцов раскурил трубку. Он любил курить и исключительно трубку. Эта привычка, которая завелась совершенно случайно, придавала его виду ещё больше аристократичности. Когда мужчина нервничал, он вообще не выпускал трубки из рук. Вот и сейчас, узнавая одну горькую правду, за другой, адвокат совсем разволновался. — Он женился неделю назад, на некой Илоне Зотовой. — Чего-чего? — Дмитрий выхватил из рук майора бумаги и быстро глянув возмутился. — Но Маша уверенно заявляет, что он её вытащит! Значит она ничего не знает? То есть, девчонка там сидит, верит этому мерзавцу, а он женился? — Получается, что так. — согласился Титов. — Ты думаешь о том же, о чём и я? — Конечно, Воронцов! Всё ясно как белый день. Его подстава, мужа! А она, дурочка, видно сильно любит его… — И верит. Слушай, так может он её заставил так говорить? Знал, что её осудят, если она на процессе последним словом, поперёк адвокату, скажет, что виновна. А потом с него взятки гладки. «Извини, дорогая! Не получилось тебя вытащить. Сиди смирно, авось УДО дождёшься»? — предположил Воронцов. — Слушай, а так и есть. Пазл сошёлся. — Вот тварь… — внутри у адвоката всё клокотало. — Никогда никого не бил, а ему бы врезал и не церемонился… — Так, спокойно! — попытался уравновесить порывы друга Эдуард. — Есть только один выход, чтобы открыть Маше глаза на её мужа и заставить изменить решение. — Какой? — Рассказать о том, что он женился. — Ты с ума сошёл? Знаешь, я долго не мог понять, что её заставляет не падать духом, улыбаться, надеяться даже в СИЗО. Что за неведомая сила? Как будто стержень какой-то внутри, который не даёт сломаться, потухнуть огоньку в её глазах. И вот сейчас я понял-любовь. Любовь к этому подонку. Когда она говорила, что её вытащит любимый человек, это звучало как Бог! Понимаешь? А видел бы ты при этом её взгляд… Будто ангела увидела, не иначе. Я не смогу. Это её убьёт. — покачал головой Воронцов. — Ты пойми, это единственный реальный способ её спасти! Если ты хочешь, конечно, ей помочь. А то она так и будет верить в смелого и сильного спасителя Тимура! — Я то хочу, очень хочу… Необыкновенная эта девочка, не такая, как все. — Опять я это слышу. Ты никак влюбился, брат? — с прищуром посмотрел на друга Титов. — Да ну что ты, в самом деле! Просто очень хорошая девочка. Я её адвокат, хочу её защитить. И вообще влюбляться в подзащитных нельзя. Законом не положено. — усмехнулся Дмитрий. — «Наука знает очень много гитик, одна любовь не знает ничего»… — процитировал в ответ майор. — Нет для любви никаких законов, мой друг, нет. — Так ладно, ты лучше скажи, что думаешь, как поймать этого Фигаро? — перевёл тему Воронцов. — Этот вопрос мучает наших оперов уже давно. Я думаю, время пришло и его надо взять, как говорится «на живца». Ждать пока наш Фигаро попытается сбыть слоников на чёрном рынке, можно, конечно, долго. Хотя и эту версию проработаем и поставим своих людей. Знать бы, где именно он обычно сбывает. А вот у меня есть более интересный способ. Знаком я с одним старичком… Антикваром. Он скупает всякую вот эту ерунду коллекционную. Можно через него попробовать. Надо ребятам сказать, пусть наш антиквар выйдет на Тимура. Если всё сделаем правильно, при продаже слонов его и повяжем. А ты у Маши попытайся узнать на каких рынках он обычно сбывает краденное. Если она вообще в курсе происходящего. — разложил всё по полочкам Эдуард. — То есть ты возьмёшься? — Да, это я беру на себя. А ты сделай то, что я тебе сказал. Скажи Северцевой правду. Обязательно! — настоятельно порекомендовал Титов, уходя. На следующий день, Воронцов вновь отправился к подзащитной. Но как только она вошла в камеру, адвокат забыл, что хотел сказать. На лице и руках Маши были синяки, ссадины, царапины. — Что с вами? — забеспокоился Дмитрий. — Ничего страшного, с сокамерницами не сошлись во мнении… — произнесла девушка и присела на стул. — Вас бьют? Вы говорили дежурному? — Дежурный сам всё увидел и меня перевели в карцер на 7 суток. — она закашлялась. — Вы простыли. — заметил Дмитрий Михайлович. Что-то у него внутри щёлкнуло, будто сердце защемило, когда он узнал как плохо Северцевой сейчас. — В карцере не тропики. — грустно усмехнулась Мария. — Ну ничего, я справлюсь. Главное, что я знаю, что меня вытащат. — Я обещаю, разберусь с тем, что происходит и добьюсь вашего перевода в одиночную камеру. — пообещал Воронцов. — А теперь, давайте поговорим о деле. Маш, а может можно, я к вам «на ты» буду обращаться? — внезапно спросил он. Девушка пожала плечами. — Как вам удобно. — Маш, скажи, ты знала, что твой муж вор? Если да, может знаешь каналы по которым он сбывает краденное? — Дмитрий Михайлович, да, мой муж вор. И я его уже 4 года прикрываю, потому что безумно люблю! И ни за что не буду свидетельствовать против него, никогда! Я ничего вам не скажу! Пусть лучше я сяду в тюрьму, но он будет на воле! — Маша опять закашлялась. — Надень что-нибудь потеплее потом, когда вернёшься в камеру. — посоветовал адвокат, видя, что девушка который раз приходит к нему беседовать в футболке. — У меня нет тёплых вещей. — ответила Северцева. — А что ж твой муж их не привёз и не передал тебе? — Он занят. Можно я пойду? — Иди. — Воронцов вздохнул. Тяжело спасать человека, который спасаться не хочет. В тот же день он попал на приём к начальнице колонии и настоял на том, чтобы Северцевой отменили наказание в виде карцера и перевели в одиночную камеру для дальнейшего содержания. А на следующий день, он передал ей посылку в которой были тёплый свитер, джинсы, перцовые пластыри и таблетки от кашля, разрешённые в СИЗО. Ещё через день он вновь встретился с Титовым. — Ну, как там твоя просто очень хорошая девочка? — с иронией спросил друг, придя на встречу. — Эд, мне сейчас не до шуток. — О… Воронцов! Последний раз тебе было не до шуток, когда Нонна Борисовна тебя охомутала своей мифической беременностью… — усмехнулся майор. — Ты, мне помнится, тогда сказал, что хоть ребёнок ещё не родился, ты его очень любишь. — Титов, хоть я никогда и никого не бил, предполагаю, что рука у меня тяжёлая! — Ладно, ладно! Всё. Не буду больше. Ты ей рассказал правду? — Нет. Не смог я. Начал было издалека разговор об этом суженом, ряженном… Маша пресекла все попытки, сказав, что пусть лучше она сядет, но этот будет на свободе! — видно было, что Дмитрий злился, хоть он старался это не показывать. Спустя паузу он произнёс: — Понимаешь, она так искренне говорила об этом, что я просто не смог ничего сказать. Каково ей сейчас будет узнать, что человек, ради которого она готова отдать свободу, её предал? — Воронцов… — протянул Эдуард. — Ну что мне с тобой делать? Самому пойти, что-ли, к ней и всё рассказать? — Не вздумай! Ты это сделаешь так неосторожно, что ранишь её сильнее, чем возможно. Я сам скажу. — Когда? Чем дольше ты молчишь, тем больше вероятность, что она сядет, Дима! — Послезавтра. Я планировал снова к ней пойти, заодно узнаю как там дела, всё ли в порядке. В последний раз вот, обнаружил, что её избили сокамерницы, а дежурный за это ещё и в карцер поместил. — Вот уроды, когда же они начнут разбираться в беспорядках, а не тупо брать как виновного первого, кто под руку попадётся… — посетовал Титов. Через день, Воронцов вновь пришёл в СИЗО, однако, ему отказали во встрече с подзащитной. Он вновь оказался в стенах кабинета начальницы изолятора-Юрцевой Галины Кирилловны. — Галина Кирилловна, в чём дело? Почему мне отказано в свидании с подзащитной? Насколько я знаю, количество встреч адвоката и подзащитного никак не регламентируется. — высказался Дмитрий Михайлович, который был крайне недоволен отказом. — Дмитрий Михайлович, Северцева, минувшей ночью, пыталась повеситься в своей камере. Сейчас она находится в сан.части. — адвокат побледнел. — Её удалось спасти? Она в сознании? — Слава Богу да! — выдохнув, сказала Галина Кирилловна. — Всё это произошло, после визита её подруги. Лучше бы не пускали! Только проблемы одни от этих подруг… — Что за подруга к ней приходила? — спросил Воронцов. — Медникова Любовь Сергеевна. — посмотрев где-то, ответила Юрцева. — Галина Кирилловна, вы же меня не первый день знаете. Разрешите мне поговорить с Северцевой. Я, кажется, понимаю в чём дело. — Дмитрий совсем не понимал в чём дело, но очень хотел увидеть Машу. — Ну, только из уважения к вам, Дмитрий Михайлович! Вы ведь все дела выигрываете, стольким людям помогли уже. — Ну, не преувеличивайте моих достоинств, я далеко не все дела выигрываю. Было несколько дел, которые я проиграл, особенно в юности. Но, хорошо, что их было всего лишь несколько за мою 25-тилетнюю практику. — улыбнулся Воронцов. Вскоре, он оказался у машиной кровати. Она была мертвенно-бледной, на шее виднелся небольшой след. — Здравствуй, Маша. — адвокат присел на стул рядом. — Ну и зачем ты это сделала? Что случилось? — обеспокоенно спросил он. — Вы знали? — тихо задала вопрос девушка, даже не поворачивая головы и не смотря на него. — О чём? — Вы знали о том, что Тимур развёлся со мной и женился на другой? — по её щекам потекли слёзы. — Тебе подруга сказала? — Вы знали и ничего мне не сказали! — наконец сев в кровати и повернувшись к нему, закричала Мария. — Я не мог тебе сказать, Маша. Ты слишком его любишь. Я знал, что это убьет тебя. — попытался оправдаться Дмитрий Михайлович. — Я жить теперь не хочу, понимаете? — отчаянно произнесла Северцева глядя в его серо-голубые глаза. В её взгляде теперь было столько боли, разочарования и пустоты, что Воронцову впервые в жизни захотелось убить, а не спасти человека: её бывшего мужа. Пожалуй, впервые за свою адвокатскую практику, он так близко к сердцу принял историю подзащитной, хоть и сам не понимал почему. Внезапно, машины тихие слёзы переросли в рыдание. Она всхлипывала, дрожа всем телом и закрыв лицо руками. Дмитрий не выдержал: он подсел ближе и обнял девушку, желая хоть как-то её успокоить. — Ну что ты такое говоришь, девочка. Ты же красавица, умница… Никогда не поздно начать жизнь с чистого листа. Маруся, он не достоин ни тебя, ни твоих слёз. Слышишь? — он гладил её по спине, прижав к себе, и больше всего на свете желал, чтобы она не плакала. Вскоре Северцева затихла. Его голос, который она слышала сквозь пелену боли, окутавшую её сознание в тот момент, был спокойным, удивительно бархатным. Но несмотря на это, в нём явно прослушивались металлические, типично мужские нотки. И всё же, это был какой-то удивительный, очень красивый голос. — Я готова вам всё рассказать. — произнесла она, высвободившись из его рук. — Спасибо вам, Дмитрий Михайлович. — Подожди, рано меня благодарить. Рассказывай всё в подробностях, я запишу. — Дмитрий Михайлович выслушал всю историю со слониками, и в его голове выстроилась чёткая картина произошедшего. — Маша, — он взял подзащитную за руку. — я обещаю, он будет наказан. Слышишь? А ты пообещай мне, что больше никогда не будешь пытаться сделать такую глупость. Жизнь-это подарок. — Обещаю. — и она слабо улыбнулась. На следущий же день Тимура взяли. Он повёлся на уловку, которую придумал Эдуард, с участием старого антиквара. Машу отпустили. Когда она вышла из ворот «Матросской тишины», вдохнула воздух и печальным взглядом окинула всё вокруг, то увидела Дмитрия Михайловича Воронцова собственной персоной, который стоял около чёрного джипа. — Дмитрий Михайлович, спасибо вам огромное! — девушка пошла к нему, неся в руках чемодан, с которым её взяли на вокзале. — Это моя работа. Куда ты теперь, Маш? — спросил мужчина. — На вокзал, наверное… Я возвращаюсь в Выборг. — тут она снова начала кашлять, но Воронцов заметил, что характер кашля изменился. Из более поверхностного он перешёл в глубокий грудной. — Погоди… — он дотронулся ладонью до её лба. — У тебя явно температура и достаточно высокая, Маш. Ты говорила о том, что простужена в сан.части? — Нет, им как-то не до моих жалоб было. Да и врач пришёл всего один раз, когда меня только перенесли туда из камеры. — Бардак какой-то. Ну, ты никуда не едешь. Нельзя тебе в таком состоянии сейчас ехать в поезде. — безапеляционно сказал Дмитрий. — Но… Мне нужно домой. У тёти инфаркт, Люба рассказала. — попыталась воспротивиться девушка. — За ней есть кому поухаживать кроме тебя? — Да, за ней ухаживает подруга. — Ну вот видишь. К тому же, я не думаю, что тебя, насквозь больную, пустят в кардиологию к человеку в постинфарктном состоянии. Так что, пока тётя обойдётся без тебя, это точно, за ней там в больнице явно надлежащий уход, а ты… — А я поеду… — прервала его Мария. — Ко мне. — закончил он за неё. Маша удивлённо взглянула на него и потом замотала головой: — Нет, это неудобно. Я сейчас позвоню Любе… — Люба уехала в командировку. Я с ней говорил два дня назад, чтобы кое-что прояснить. Так что поедем. Поживёшь немного у меня, а потом, я лично посажу тебя на поезд до Выборга. — и Воронцов открыл перед ней дверь своего джипа. Видно было, что девушка сомневалась и замешкалась, но потом она, всё-таки, села в машину. Они добирались больше 3 часов с учётом знаменитых московских пробок. Наконец, джип въехал в раскрытые Дмитрием ворота и перед Машей предстал великолепный двухэтажный дом, который выглядел очень большим, окружённый красивым садом, с достаточно широкой прилегающей к нему территорией. — Ну вот, Маш. Это моя отрада и моё холостяцкое жилище. — сказал мужчина, когда они выбрались из машины. Она огляделась по сторонам и усмехнулась: — Всем бы такое жилище! У вас очень красиво. Прямо дом мечты, не иначе. — Я его и строил как дом своей мечты. Пойдём занесём вещи, а потом я обязательно тебе всё покажу. — Устроите экскурсию? — Да. Только вот на свежем воздухе не долго, потому что тебе сейчас лучше находиться в тепле. — заботливо заметил Воронцов и они пошли в дом. Как только они вошли в большую и просторную гостиную, куда попадали гости после прихожей, откуда не возмись, опрометью выбежала собака и кинулась к адвокату. — Баффи, ну привет, привет, мой дорогой! — он потрепал животное по голове. Собака была достаточно большой, имела красивый, смешанный окрас белый с тёмными и рыжими пятнами, и очень добрые, грустные глаза. — Вот, познакомься Маш. Это Баффи. Мой самый верный и преданный друг. — Какой красавец! А что за порода? — Каракачанская овчарка. Её ещё называют болгарской овчаркой. Не особо распространённая, но очень красивая. И окрас видишь, разноцветный такой, необычный. — Можно погладить? — спросила девушка. — Только осторожно. Баффи у нас мальчик своенравный, чужих не любит, часто не принимает. — предупредил Воронцов. Мария присела на корточки и позвала пса, который всё это время не отходил от хозяина: — Баффи… — животное обернулось, как будто только обнаружило машино присутствие. Начало обнюхивать гостью и, в итоге, лизать в щёку. — Хороший мальчик… — заулыбалась Северцева и погладила Баффи по голове. Тот радостно завилял хвостом. — Надо же, такое я вижу впервые. Он даже, на тот момент, жену мою не сразу воспринял, когда мне его подарили друзья ещё щенком. А к тебе чуть ли не с первой минуты, да ещё и с поцелуями. — удивлённо произнёс Дмитрий. — Я очень люблю собак. — поднявшись с корточек сказала Маша. — У нас в Выборге, во дворе, когда я маленькая была, жила собака Динка. Я её очень любила, играла с ней, как и все дети с нашего двора. А потом её кто-то отравил и она умерла. Я тогда так плакала… Упрекала тётю. Я часто просила забрать её домой, а она отказывалась. Ну я и винила её в смерти Динки. Мол, если бы она согласилась, этого бы не произошло. Всё детство мечтала о собаке, но так и не дождалась. — А я вот и не мечтал особо. Даже не задумывался. Но однажды друзья принесли это чудо. Теперь не знаю, как жил без него раньше. Знаешь, придёшь домой и не так уж тебе одиноко в такой огромной холостятской берлоге. — усмехнулся Воронцов. Они положили вещи и он стал показывать гостье дом. Сначала снаружи: большой сад, пруд, беседку, мангал, рассказывая о том, как всё это задумывал и воплощал, а затем уже внутри. Первый этаж на котором располагалась большая гостиная с камином, достаточно просторная кухня, библиотека, служебные помещения, кладовая и несколько санузлов и второй, который заняли три спальни (хозяев и две гостевые), санузлы, гардеробная, зимний сад и кабинет. Затем, Дмитрий угостил девушку вкусным обедом. — У вас очень красивый дом. Даже не верится, что это всё вы сами продумывали, Дмитрий Михайлович. — высказала восторг Маша. — Почему? — с улыбкой взглянув на неё, спросил мужчина. — Ну как-то… Обычно этим женщины занимаются… Редко встретишь мужчин, которые прям горят идеей обустройства семейного очага. — Нет, я горю. — снова улыбнулся он. — Я ещё в юности это задумал и пообещал себе, что у меня будет дом. Такой, каким я его видел в мечтах. Я ещё там, на заднем дворе хочу баню построить. Настоящую такую, русскую баню! У меня бабушка в деревне жила, в Брянской области. Я туда каждое лето ездил к ней. И вот у неё была баня по-чёрному. Я невероятно любил это дело! Это знаешь такой… Лучший антистресс! Когда напаришься так, что сил уже ни на что нет, но в душе хорошо, легко… И потом, обязательно, во время отдыха после парений-травяной чай с липовым мёдом. — Вы так красиво описали, что мне захотелось уже в баню! — засмеялась Северцева. — Я только в сауне была. — О, ты много упустила. — Верю. Ну ничего, может выпадет ещё случай. Вы вкусно готовите. — заметила она, потому что тот факт, что у мужчины-холостяка на редкость вкусная и домашняя еда, её удивил. — Ну, это не я готовил. Скрывать не буду. Это мама. Родители были накануне в гостях и конечно, мама не могла удержаться, чтоб снабдить сына разнообразной едой. — Здорово. Мамина еда, наверно, самая вкусная в мире. — улыбнулась девушка. — Это точно. А я готовить тоже умею, но мои блюда гораздо проще, конечно. — сказал Воронцов. — А где вы научились? — Ещё в университете. Да и жизнь вообще многому заставила научиться.Глава 5
Всё было хорошо, но к вечеру у Маши резко поднялась температура до 39°. Воронцов дал ей жаропонижающее, но оно почти не помогло. Ближе к ночи у неё началась лихорадка с лёгким бредом, во время которого она звала Тимура и повторяла, что не виновата. Дмитрий просидел около девушки всю ночь, делая всё, что возможно, для облегчения её состояния. Он понимал, что нужно бороться с температурой, не давая ей ползти вверх. К утру, температура сдала позиции и, наконец, упала до 38°, а в 9 приехал врач-хороший знакомый Воронцова, который был обязан ему своей свободой. — Маш, познакомься! — сказал Дмитрий, когда они с доктором зашли в спальню, где лежала девушка. — Это мой знакомый, очень хороший врач Илья Николаевич. — тот кивнул. — Маша, очень приятно. — тихо произнесла Северцева, которая была в конец измотана прошедшей ночью. Илья осмотрел её, а потом, когда он позволил хозяину дома вернуться в комнату, вынес вердикт: — Острый бронхит у вас, барышня. Хорошо бы конечно ещё рентген сделать, но, думаю, пока обойдёмся без него. Тем более вы в таком состоянии, сейчас ехать в Москву… Лучше будьте дома. — Точно не надо? Может лучше перестраховаться, Илюш? — забеспокоился Воронцов. — Пока нет. Попробуем справиться без рентгена. Я пришлю своих завтра с утра, пусть возьмут анализы, посмотрим, что они нам покажут. А пока пропишу вот эти лекарства, — говорил врач, выписывая названия в лист назначений — и среди них вот этот антибиотик. Это обязательно. Ну и, традиционно, как можно больше горячего питья, витамины и постельный режим. Надеюсь, с этим вы справитесь. — приспустив очки на нос, сказал и Илья и посмотрел на адвоката. — Я проконтролирую. — кивнул тот с абсолютной серьёзностью. Когда врач уехал, Дмитрий заглянул снова к Маше и сказал: — Я съезжу в аптеку, куплю всё необходимое и вернусь. А ты поспи. Ночь тяжёлая была. — А как же вы? Вы же всю ночь со мной пробыли. — слабым голосом спросилаСеверцева. — На том свете отосплюсь. — усмехнулся в ответ мужчина и ушёл. Этот день Маша плохо помнила. Она себя нехорошо чувствовала, много спала и просыпалась только когда Дмитрий приходил к ней, чтобы дать лекарства или напоить либо горячим чаем, либо отваром шиповника. Когда вечером девушка очередной раз проснулась, на улице было уже темно. Дмитрий Михайлович сидел в кресле около окна. Его освещал лишь свет напольной лампы, стоящей около кресла. Адвокат был сосредоточен и внимательно читал какие-то документы, делая пометки ручкой на полях. Мария смотрела некоторое время на него, не замечавшего её пробуждения и думала о том, что же заставляет этого человека так заботиться о ней? Зачем она сдалась ему, одна из многих? Почему он решил вдруг не отпускать её, заболевшую так некстати бронхитом, в Выборг, куда ей, собственно, и дорога? Неужели и вправду существует ещё добро и человечность на этой планете, стремительно катящейся в пропасть? — Маруся, — из глубины размышлений о создавшейся ситуации и человечестве в целом, её выдернул мягкий голос Воронцова — ну что, как ты себя чувствуешь? — он отложил в сторону документы и присел рядом на край кровати. — Кажется, уже лучше. — улыбнулась она. — Спасибо вам большое, Дмитрий Михайлович. Возитесь со мной, как с маленькой. Свалилась я на вашу голову, как снег. — Прекращай. Что ты в самом деле. Есть хочешь? — Нет, спасибо. Вы бы шли отдыхать, всю прошлую ночь не спали из-за меня. — Знаешь, ты вот за меня не волнуйся. Я привык не спать ночами и довольно давно. Есть такие дела, над которыми приходится сидеть сутки напролёт. Так что для меня это нормальная практика. — успокоил её мужчина. — Всё равно, я вам очень благодарна и вашему другу тоже. Он так быстро приехал, сорвался… — Да, в чём-то мне очень помогает моя деятельность. — Вы его защищали? — Спас от срока. Грозило 15 лет. Он владелец своей клиники и несколько лет назад попал в очень плохую ситуацию. Долго я тогда ломал голову над этим делом. — И судя по результату, успешно. — Да. Его подставил самый близкий человек-его брат. Этот бизнес им достался от отца, Илья, как старший, унаследовал больший процент доли в клинике, пост управляющего и главврача. А его младший брат-Олег, был его заместителем и имел меньший процент, соответственно. Оба врачи, причём врачи хорошие. Не тот случай, когда природа на детях отдыхала. Ну вот, в какой-то момент, младшему надоело подчинённое положение и он, путём подставы, решил избавиться от Ильи. Сделал так, чтобы пациент, которого лечил Илья умер. — Какой ужас… — произнесла поражённая историей Северцева. — Не понимаю, отказываюсь понимать, как люди могут так поступать с самыми близкими? — по её щекам покатились слёзы. — Ну вот… Хотел хоть как-то отвлечь тебя, а ты плачешь. — грустно заметил Дмитрий, понимая, что сам того не желая, заставил Машу очередной раз вспомнить о бывшем муже. — Я больше не буду, простите. — сказала она, вытирая слёзы. — Наверное, вы очень сильный человек. Я не смогла бы выслушивать спокойно такие истории за много лет работы. — Ну, я думаю ты бы привыкла. Хотя я, конечно, и привык, но меня подобные истории наталкивают на размышления о жизни, о людях. Бывает и так, что дело уже выиграно, а я всё ещё думаю неделями о нём. Но, чего уж скрывать, гораздо больше по-настоящему виновных людей, Маш. Вот здесь действительно трудно защищать человека, когда знаешь, что он убийца, например. — И как вы… — Ещё в юности решил, что каждый имеет право на ошибку, грех. Каждый может оступиться. — Но ведь не все просто оступаются… Бывают ведь преступники, которые совершают преступление хладнокровно и не единожды? Тогда как? — Каждый имеет право на защиту и каждый в ней нуждается. В этом благородная цель адвокатской деятельности-суметь если не оправдать, то помочь человеку. Прежде всего человеку, а не преступнику. Хотя, конечно, не скрою, порой и мне приходилось бороться с собой, когда попадались люди, которых и людьми то трудно назвать… Это вопрос трудный, Маш. Из ряда глобальных. — Мария внимательно слушала мужчину и думала о том, какой он мудрый. Ей было интересно говорить с ним о таких, «глобальных вещах». Хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался. Однако, в то же время, она чувствовала, что хочется спать, хоть и отчаянно боролась с собой. — О, Маруся, да ты совсем спишь. — её состояние проследил и Воронцов. — Дайте мне чашку кофе, и я проснусь. — улыбнулась девушка. — Ты что, зачем? Какой кофе на ночь глядя. Если хочешь спать, спи. Сон-лучшее лекарство. — Мне так тётя всегда говорила в детстве, когда я болела. — Ну, это известный факт. Тебе нужны силы. Сейчас, я принесу тебе молока с мёдом и будешь засыпать. — заботливо произнёс Дмитрий Михайлович и пошёл к двери. В этот момент, в комнату ворвался Баффи и почти с разбегу прыгнув на кровать, подобрался к Маше и начал её лизать в щёку. — Нет, ну ты посмотри! Не пускал его в комнату, чтоб не будил тебя и он всё-таки пробрался, так ещё и самым наглым образом прыгнул на кровать… Баффи, ты что творишь? — но пёс будто бы не слышал нотаций хозяина, продолжая вылизывать девушку, которая в ответ его гладила и трепала за ухом. — Так, понятно, меня тут никто не замечает. — усмехнулся мужчина. — Пошёл за молоком. Однако, когда он вернулся с кружкой тёплого молока с мёдом, то обнаружил крепко спящих в обнимку Машу и Баффи. Воронцов замер и несколько минут смотрел на эту картину, поймав себя на мысли, что лишь с появлением этой девушки в его доме стало, почему-то, по-настоящему уютно. Он почувствовал, как внутри него разливается тепло при виде этих двух спящих. «Опасное тепло» — заметил про себя Дмитрий. После ухода из его жизни Нонны Борисовны, он зарёкся заводить какие-то серьёзные отношения, а уж тем более любить кого-то по-настоящему, кроме родителей, Баффи и своей работы. Мимолётные интрижки, которые трудно было назвать романами, по причине их недолговечности, да, были. Была даже одна барышня, которая готова была видеть его в любой момент, даже после продолжительной «разлуки». Но всё это было пустым, ничего не значащим, однодневным. Не согревало душу, не трогало сердце… «Да и не найдётся та, которая могла бы тронуть сердце» — решил про себя Воронцов, выйдя из зала суда после развода. И вот теперь на его пути повстречалась Маша. Он сам захотел привезти её в свой дом, сам захотел помочь ей, чем возможно. И смотря на то, как она спит обняв его собаку, которая вообще редко кого принимала дружелюбно, понимал, как с ней легко и просто. «Нееет, опасные мысли. Опасные» — одёрнул себя адвокат и вышел из комнаты. В течении пяти следующих дней состояние Северцевой колебалось как качели от улучшения к ухудшению и обратно. Дмитрий волновался за девушку, постоянно был на связи с врачом, заботился о Маше, как мог. В итоге, приехавший на пятый день Илья, сказал, что анализы его не очень радуют, как и результаты осмотра, поэтому к лечению придётся подключить капельницы. Как только поступило назначение от Ильи, Воронцов тут же уехал и через час вернулся с лекарством, а затем начал подготавливать капельницу на глазах у удивлённой девушки. — Вы что, сами её собираетесь ставить? — спросила она, наблюдая за его вполне уверенными действиями. — Конечно. Ты мне не доверяешь? — спокойно ответил Дмитрий. — Нет, почему. Просто я не знала о ваших навыках в области медицины. Мне всегда казалось, что ставить капельницы это сложно и человек, не относящийся к мед.работникам не делает этого. — Северцева попыталась смягчить свои слова как могла, чтобы не обидеть мужчину. — Я научился ставить капельницы ещё в юности. — решил объяснить он. — Бабушка, про которую я говорил тебе раньше, что жила в деревне в Брянской области, сильно заболела. Мне было 16 тогда. Родители не могли постоянно быть с ней рядом и оставили меня. Как раз было лето. Врачи прописали бабушке капельницы, а там на всю деревню был всего один фельдшер, даже медсестры не было. Он пришёл, показал мне как это делается, я несколько раз в его присутствии с рекомендациями попробовал и научился. Без всяких мед.училищ, ставил их бабушке сам. Ну вот, готово. — слушая историю, Мария почти не заметила, как и ей Воронцов поставил капельницу. — Практически не больно. — улыбнулась она. — Талант не пропьёшь. — усмехнулся в ответ Дмитрий. — А потом что было? Бабушка выздоровела? — Нет, бабушка умерла, но уже осенью и с той поры моё детство окончательно закончилось. — грустно ответил он. — Простите. — Да ну, что ты… Так давно это было, что сейчас уже не верится. Но я до сих пор помню её дом. Старенький такой, слегка покосившийся от времени и от того, что за ним несколько лет никто не следил, после смерти деда… Но красивый. Голубые ставни, резные наличники на окнах и цветущая яблоня около окна комнаты, где я жил, когда приезжал к бабушке. Тёплые воспоминания. Нет уже того дома, бабушки, и того Мити тоже нет, но воспоминания живы. — Вы больше никогда там не бывали? — После смерти бабушки нет. Родители продали дом, потому что понимали, что не смогут постоянно за ним ухаживать. — Грустно, когда вот так исчезают из твоей жизни места, которые были тебе дороги. — заметила Маша. — Зато теперь у меня есть вот этот, собственный дом и он мне тоже очень дорог. — в этот момент у Воронцова зазвонил телефон и он ушёл поговорить. Прошло 3 дня. Северцевой становилось лучше и лучше на глазах. Температура больше не повышалась, общее состояние нормализовалось. После того, как Дмитрий Михайлович почти всю прошлую неделю не покидал дом, стараясь находиться всё время рядом с девушкой, он смог, наконец, спокойно уехать на целый день в Москву, чтобы продолжить заниматься новыми делами. Несмотря на то, что собирался он довольно тихо, Маша проснулась в это время и спустилась вниз. — Машенька, разбудил тебя, да? — виновато спросил Воронцов, увидев её сонную на лестнице. — Нет, я сама. — улыбнулась она, потирая глаза и избавляясь от остатков сна. Он быстрым движением взглянул на наручные часы. — В такую рань… Не спится? — Не знаю. Выходит, что не спится. А вы уже уезжаете? — Да, Маруся. Сегодня точно надо ехать, меня ждут двое подзащитных, у них скоро суд и надо бы обсудить общую стратегию поведения и дачи показаний. Да и в Адвокатскую палату надо заглянуть. Дела накопились. Так что, вы с Баффи на хозяйстве сегодня, а я буду к вечеру. Справитесь? — Думаю да. — в этот момент к её ногам подбежал пёс и Маша, погладила его. — Да, Баффи? Справимся? — Дмитрий улыбнулся и со спокойной душой поехал в Москву. Он вернулся лишь к вечеру. Маша услышала, как машина подъезжала к дому и спешно накинув куртку и тёплый пуховый платок, который ей ещё давно сунула в сумку тётя Геля, когда она приезжала в Выборг погостить, выскочила во двор, чтобы открыть ворота. Но Воронцов уже сам открывал их. — Беги в дом, тебе нельзя на холоде быть! — распорядился он как-то буднично, но в то же время строго. Странно это прозвучало для Маши, как будто это совсем привычное дело: он приезжает домой, а она выбегает в платке открыть ему ворота. Но девушка не послушалась и не ушла в дом, а когда он въехал на участок, кинулась закрывать ворота. — Что ж ты такая упрямая, а? И непослушная? — пытаясь быть строгим, но в то же время улыбаясь, спросил Дмитрий, выйдя из машины. Она подошла к нему. — Ну уж, какая есть! — ответила Северцева тоже улыбнувшись. Мужчина посмотрел на её лицо, освещённое светом фонаря и обрамлённое белым платком. На выбивающиеся пару прядей отливавших медью, падал снег, он видел её улыбку и глаза, которые после СИЗО стали совсем другими, как гаснущие искорки костра, но оставались такими же красивыми. И снова «опасное тепло» заёрзало где-то глубоко внутри души адвоката. — Пойдём в дом, погуляли и хватит. — ласково попросил он, снова заставив затихнуть это странное ощущение. Когда они вошли, Воронцов сразу почувствовал гамму невероятных запахов, доносившихся с кухни и наполнявших гостиную. Он втянул носом воздух, а Маша, успевшая уже снять верхнюю одежду и обувь, улыбнулась и сказала: — Мойте руки, будем ужинать. — и тут же скрылась в глубине дома. Баффи подбежал к хозяину, навернул вокруг него пару кругов и убежал за девушкой. «Будем ужинать» — эту фразу Воронцов слышал от женщины так давно, что даже не сразу успел понять, что он думает по этому поводу. Когда он прошёл в гостиную, первое, что бросилось в глаза-это чистота. Да, в доме адвоката никогда не было грязно, он просто не мог этого допустить, но эта чистота была особенной. Было заметно сразу, что не так давно сделана уборка. Когда, наконец, Дмитрий достиг кухни, то там его ждал накрытый стол, на котором красовались аппетитные блюда. — Машенька, что ж ты наделала… — восторженно произнёс мужчина. — Вам не нравится? — Кому же не понравится чистый дом и вкусный ужин. Спасибо тебе большое, но, всё-таки, ты болеешь. Я Илье обещал бдить твой постельный режим и покой, а ты тут дом убрала на раз и столько стояла у плиты… — Главное, чтобы не зря. — улыбнулась девушка и положила ему салат. — А за меня не волнуйтесь, я себя хорошо чувствую. Капельницы сотворили чудо. Как ваши подзащитные? — перевела она тему. — Для их ситуации довольно неплохо. Надеюсь, что суд для обоих пройдёт хорошо. Кстати, сегодня звонил Илья, через пару дней поедем к нему в клинику. Хочет лично убедиться, что процесс выздоровления идёт хорошо, да и рентген, всё-таки, надо сделать. На следующий день, Дмитрию позвонил Титов и предложил встретиться. — Ты мне так и не рассказал, как там Маша. Уехала домой? — спросил майор. — Нет, Маша домой не уехала. — закуривая любимую трубку, спокойно ответил Воронцов. — Она совсем плохо себя чувствовала, сильно заболела в СИЗО и я привёз её к себе. — Вот это поворот, господин адвокат! — хитро улыбнулся Эдуард. — За последние четыре года единственной женщиной, переступившей порог твоего дома кроме матери, была домработница. — И та недавно уволилась. — О чём я и говорю. Ну признайся уже, что влюбился в девочку Машу. Хватит темнить. — Да ну что ты заладил: влюбился, влюбился… После всего, что было в моей жизни, подобное относится к области фантастики. Ты же знаешь, я вполне прекрасно довольствуюсь мимолётными романами и живу холостяком, которого переодически атакует прошлое в виде Нонны Борисовны. — возразил другу Дмитрий. — Донимает? — Да ну, донимает она своего нынешнего супруга. А на мне так, переодически отыгрывается… Это даже забавно. Я никак не могу привыкнуть к тому, что каждый день не слышу её речей. Всё же 21 год, как никак. — Ну прошлое прошлым, а Маша Северцева-это настоящее. — настаивал на своём Титов. — Маша Северцева-замечательная, но несчастная девушка, которой один урод обломал крылья. — Дмитрий выглядел настолько спокойным, мирно куря трубку, что его друг подумал: «Может и правда не влюблён?». — Знаешь, вот тот её светящийся взгляд, — продолжал Воронцов — потух тогда, когда она узнала о предательстве своего мужа, чтоб ему… И всё. С тех пор, даже когда она улыбается, видно, что в глазах боль. Так что, даже если чисто теоретически предположить, что я бы мог влюбиться в эту девочку, то вряд ли она впустила бы меня в своё сердце. — Но ты бы этого хотел. — пристально смотря на него, сказал майор. — Титов, угомонись. Мне искренне жаль её и просто хочется сделать для неё что-то хорошее. Что ждало бы эту девочку сейчас в Выборге? Тётя, лежащая в больнице с инфарктом и жалеюще-ругающая Машу? Безысходность? Воспоминания? Пустая боль? У меня она хоть немного сменила обстановку, почувствовала, что нужна кому-то. Просто очень жалко, что у такой хорошей девочки, так сломана судьба… И главное за что? За любовь? За её верность? — Да уж, девчонке не позавидуешь. Где она вообще нашла этого Тимура? — Знаешь, я не спрашивал. Не хочу тормошить её, лишний раз делать больно… Захочет-сама как-нибудь расскажет. — Ну, может и правильно. Слушаю я тебя, и думаю, как же хорошо, что мы с моей Алиской близки. Она мне доверяет, несмотря на то, что девочка. Знаешь, я же сына хотел всегда, а родилась дочка. Теперь я жизни своей без неё не мыслю. Если бы, не дай Бог, Алиса связалась с таким подонком, я не знаю, что сделал бы… Убил бы, наверно! — при этих словах Эдуард сжал кулаки. — Ну, ну… Чего ты разбушевался? — улыбнулся Воронцов. — Твоя Алиса умница, выросла в любви, ласке и главное, с отцом. С прекрасным отцом. А Машку, как я понял, только тётя воспитывала. — Да, ты прав. Да и у неё сейчас на уме только учёба и карьера. Представляешь, на радио устроилась подрабатывать, чтобы быть ближе к профессиональной среде. — усмехнулся Титов. — У них там на журфаке это как-то поощряется даже. — Ничего себе, молодец какая. Смотрю я на вашу с Ленкой семью, и думаю, какой я идиот был в юности… Столько ошибок наделал. Так глупо прожил жизнь, что никого рядом. Ни любимого человека, ни детей… Один пёс, и того друзья подарили. — грустно заметил Дмитрий. — Слушай, ну что за пессимизм, Воронцов? Тебе всего 46 лет. О какой прожитой жизни ты говоришь? У тебя всё ещё может быть впереди и семья, и дети, и счастливые дни с ними! — Да поздно уже сходить с намеченного курса… Поздно, Эд. — Никогда не поздно быть счастливым, поверь мне. Люди вон и в 70 пары себе находят и доживают в любви и радости! — Обнадёжил. До 70 не так уж долго ждать. — усмехнулся Воронцов. — Можно не ждать, а уже сейчас позволить себе вернуться в юность. Ты вспомни, каким ты был сумасбродным, когда в Эллу влюбился! Тебе же крышу сносило и всё было ни по чём. Ни её родители, ни наша всеми любимая строгая мораль. Помнишь, как лазил по пожарной лестнице к ней на балкон с букетом в зубах, а я тебя страховал внизу? — напомнил о прошлом Эдуард. — Да помню конечно… Но того Митьки Воронцова больше нет и не будет. — Зато есть Дмитрий Михайлович с кучей преимуществ перед Митькой! — И главное, с большим жизненным опытом, который не позволит ему больше наделать глупостей. — иронично заметил Дмитрий. — А вот это можно немного и подвинуть… А то Дмитрий Михайлович так боится сглупить, что не сделает ничего. Ты подумай над тем, что я тебе сказал. И присмотрись к Марии Северцевой. Не просто так вы встретились. — подмигнул ему друг.Глава 6
После встречи с Эдуардом, Дмитрий много думал над его словами и их разговором. Хоть он усиленно протестовал против оптимистично настроенного и совершенно беззаботного Титова, но его мысли были наполнены раздумьями на животрепещущую тему. Около часа ночи, Воронцов понял, что не может заснуть. «Ну спасибо тебе, дружище. Умеешь ты встряхнуть…» — мысленно отругал он майора и закутавшись в любимый махровый халат, тихо вышел из комнаты. Из окон на первом этаже струился лунный свет, дом пребывал в покое и полной гармонии. Баффи спал в своём уголке в гостиной. Дмитрий направился в кабинет. Там он зажёг лампу около стола, бра на стене, взял любимый томик поэзии и закурил трубку. Он часто так делал, когда ему не спалось. С детства пристрастившись к чтению литературы, Дмитрий Михайлович пронёс любовь к книгам через все прожитые годы и собрал достаточно большую библиотеку. Часы тихонько тикали, отсчитывая минуты, за окном, к которому мужчина повернулся лицом, хлопьями падал красивый снег, и в этой оглушительной тишине, стихи воспринимались особенно остро. Хотя, все мысли адвоката были далеко за пределами рифмованных строк. Внезапно, он почувствовал, что в комнате не один. Дмитрий повернулся в кресле лицом к двери и увидел Машу. Она стояла на проходе и смотрела на него. — Марусь, ты чего не спишь? Случилось что-то? — спросил он, положив на стол книгу. — Нет, всё в порядке. Бессонница просто. Вышла воды выпить и заметила свет из вашего кабинета. — пожав плечами, объяснила девушка. — Мне тоже не спится. Решил вот почитать, мысли успокоить. Да ты проходи, садись на диван. Чего мёрзнуть в коридоре. — и он жестом указал на кожаный диван стоящий у стены, на которой горели бра. Северцева присела. — А что читаете? — Стихи. Люблю поэзию. — Чьи? — Ну в данный момент, я взял сборник. Тут произведения разных авторов, разных эпох. — Я тоже очень люблю поэзию. Тётя приучала с самого детства к книгам и особое внимание уделяла поэзии. Нравилось слушать как она читает мне, потом мы с ней учили стихи. Верлена, Волошина, Антокольского, Киплинга, Гарсиа Лорки… — Какой не избитый список. — заметил Воронцов. — Ну, всеми любимых и известных Есенина, Пушкина, Блока, Ахматову, мы тоже читали и любим. — с улыбкой заметила Мария. — А самый любимый твой поэт? — Ходасевич. А из женщин-Друнина. — Очень интересный выбор. Они довольно непопулярны. — снова удивился Дмитрий. — Поэтому, наверное, к ним особое отношение. Про Есенина и Ахматову из каждого утюга слышно, хотя они, безусловно, великие, и стихи у них прекрасные. А ваш любимый поэт? — Юрий Левитанский и Вероника Долина. И хоть большинство её стихов-это тексты её же песен, но я люблю их больше читать, а не слушать. — У вас тоже довольно оригинальный выбор… — оценила Северцева. — Мне у Левитанского больше всего нравится «Сон о забытой роли», а у Долиной «Дитя со спичками». — Достойные познания в поэзии… Многих удивляют эти имена, многим они неизвестны. — поделился Воронцов. — А ты вот так, с наскоку, ещё и произведения назвала. Снимаю шляпу. — Маша улыбнулась. — Мне кажется, если человек действительно любит поэзию, то эти имена его не удивят. А почитайте мне что-нибудь из вашего сборника. — попросила она. — Что? — А вы наугад откройте. Что выпадет, то и читайте. Мы таким способом гадали с тётей. Задавали интересующий вопрос и либо открывали наугад, либо на загаданную страницу. — Ну, давай попробуем наугад. Только вот пледом тебя накрою, а то замёрзнешь совсем. — улыбнулся Дмитрий Михайлович и взяв плед, накинул его на машины плечи, а затем, снова сев в кресло, взял книгу и раскрыл её на первой попавшийся странице. — Стихи Евгения Евтушенко читать будем. — объявил он. Северцева с готовностью кивнула, облокотившись на подлокотник дивана, подпёрла подбородок рукой и приготовилась слушать.— красивый голос Воронцова затих и воцарилась тишина. Оба молчали, задумавшись. В конце-концов Маша сказала: — Вы восхитительно читаете стихи. Я поражена. Правда. — Да ну, перестань. — отмахнулся мужчина, которому, на самом деле, были приятны её слова. — Нет, я серьёзно. Я очень много слышала стихов в исполнении разных актёров, актрис, других известных людей… Но вы по-особенному читаете, и это талант. В поэзии ведь так много зависит от чтеца, от того, как произведение преподнести. Спасибо вам. — Маш, ты меня совсем засмущала, но это тебе спасибо за такой искренний восторг. — отметил Дмитрий. — Дмитрий Михайлович, а почитайте мне ещё пожалуйста. — попросила девушка. Воронцов стал читать стихотворение, за стихотворением, но через какое-то время, когда очередной раз взглянул на Марию, заметил, что она спит, уронив голову на подлокотник дивана. «Ну вот, а говорила, что хорошо читаю. У хороших чтецов не засыпают» — усмехнулся про себя Дмитрий. Он тихо встал, подошёл к Северцевой, накрыл её пледом, упавшим с плеч и замер, наблюдая, как она спит. И снова в душе затеплилось, заёрзала необыкновенная нежность к этой прекрасной девушке. «Ну и откуда такие чувства, Воронцов? Откуда это всё? Совсем ты спятил. Неужели действительно влюбился в эту девочку?» — мысленно отругал себя мужчина, упрямо отрицавший очевидное. Прошло пару дней, как-то вечером, Маша очередной раз позвонила любимой тёте, узнать о её здоровье и просто поговорить. — Не переживай, Машуня, у меня все в порядке. Врачи говорят, что динамика хорошая. К тому же, совершенно волшебным образом, какой-то фонд позаботился о пациентах этой больницы. Меня перевели в отдельную палату, представляешь? Так здесь хорошо. И к тому же прикрепили отдельную медсестру. Она очень обо мне заботится. — поделилась Ангелина Георгиевна. — Что за фонд такой? — удивилась девушка. — Ты ничего не путаешь, тёть Геля? — Ну ты совсем меня за дурочку держишь? Мне зав.отделением так и сказал: из благотворительного фонда поступили деньги. Вот так вот. — Надо же, действительно чудеса. Но я очень за тебя рада. — их разговор продлился ещё некоторое время, а затем, Маша спустилась вниз. Дмитрий Михайлович вызвался приготовить ужин этим вечером. — Ну что, как там твоя тётя? — поинтересовался адвокат, выглядящий достаточно мило в кухонном фартуке, у плиты. — Уже лучше, врачи делают хорошие прогнозы. — ответила Северцева, садясь за стол. — Ну вот видишь как хорошо. Слава Богу. — Да. Представляете, её перевели в отдельную палату и к тому же приставили отдельную медсестру. Чудеса какие-то. Для нашей районной больницы-это вообще нонсенс. Однако, тётя про какой-то благотворительный фонд рассказывает, мол деньги оттуда. — Вполне возможно. Ты же не знаешь, вдруг правда фонд… — Да я вообще не знала, что у нас какие-то такие фонды есть. Не слышала даже никогда! — удивлялась Мария. — Ну, вот теперь услышала. Мне кажется, везде существуют благотворительные фонды и это правильно. Надо же помогать людям, которые попали, например, в такую ситуацию, как твоя тётя… — говорил Воронцов, как-то быстро отвернувшись и став активно мешать рис, который в этом не нуждался. — Дмитрий Михайлович, вы что-то от меня скрываете? — Что? Нет. — он быстро глянул на девушку. — Что мне от тебя скрывать? Разве только показания своих клиентов. — Вы как-то странно себя ведёте. — не отставала Северцева. Но через паузу поражённо произнесла. — Это вы? — Что я, Маш? — немного нервно спросил Дмитрий. — Это ведь вы оплатили тёте отдельную палату и медсестру. Так? Ну посмотрите на меня. — попросила она. Мужчина вздохнул, повернулся и взглянул ей в глаза. — Вы. — констатировала Маша. — Даже если я, — признался, наконец, Воронцов. — это та же благотворительность… Мне просто хотелось помочь, сделать доброе дело. Ангелина Георгиевна ведь одна там. — Дмитрий Михайлович! — девушка всплеснула руками. — Что, Маруся? Ещё скажи, что я плохо поступил. — усмехнулся он. — Вы хорошо поступили, я очень вам признательна и благодарна, но это неправильно… — сетовала Мария. — Что ж тут неправильного? — Я и так перед вами в неоплатном долгу. Вы столько хорошего делаете для меня… Мне очень неудобно за это всё, правда. — видно было, что она действительно чувствует себя неловко. — Прекращай. Я правда искренне хочу помочь и тебе, и твоей семье. И делаю это по собственной воле. Это мои решения и они не обсуждаются. Понятно? — Спасибо вам… — ещё раз произнесла Северцева. — Давай ужинать. Уже готово. — улыбнулся Дмитрий и положил ей на тарелку кусочек курицы, запечённой в духовке на соли и рис, аппетитно пахнущий карри. Девушка тут же попробовала. — Ну как? — не вытерпел он, внимательно наблюдая за тем, как Мария пробует приготовленное. — Вкусно. — ответила она искренне. — Ну, ты прости, что так просто… Ты то готовишь какие-то чудеса, от вкуса которых голову потерять можно. А я так примитивно тебя кормлю. — скромно заметил Воронцов. — Ну почему примитивно? Рис просто верх кулинарного искусства! Дайте рецептик! — улыбнулась девушка, говоря всё это вполне серьёзно. — Машка, какая же ты… — восхищённо произнёс адвокат, наблюдая за тем, как она с аппетитом уплетает ужин, приготовленный им. — Какая? — Настоящая! С тобой так просто. Всегда говоришь правду, искренняя… — Не всегда… — улыбаясь заметила Северцева. — В тюрьме то я долго врала вам. — Ну, там обстоятельства другие были. Я имею ввиду в повседневной жизни. — Я с детства такая. Люблю говорить правду. Тётя, правда, говорила, что нельзя так, совсем не хитрить. Но я не понимала. — Дмитрий всё так же, улыбаясь, слушал её и наблюдал. — А вы чего не едите? — спросила Маша. — Вкусно же! — и только мужчина взял в руки вилку, как тут раздался звонок его телефона. Он посмотрел на экран, нахмурился. — Извини! — произнёс обратившись к девушке и ответил на звонок. — Алло! Да, здравствуй, — холодно обратился он к звонившему или звонившей. В его голосе даже появился металл, что было настолько нетипичным для Воронцова. — Нет, это исключено! Еще не хватало! Я занят, ты по-русски понимаешь? Даже не думай, подыщи другую кандидатуру! Мне наплевать, слышишь? И вообще, хватит меня доставать! Мне это надоело! Нонна, ну сколько можно, прекрати всю эту канитель раз и навсегда, и вообще, мне сейчас неудобно говорить! Все! — он решительно нажал на кнопку отбоя. — Прости, но просто это уже невыносимо! — адвокат посмотрел на Машу извиняющимся взглядом. — Это ваша жена? — спросила она, а он сразу уловил перемену в её интонации. — Нет, это моя бывшая жена. — мужчина сделал акцент на слове «бывшая». Прости, ты не могла бы мне дать холодной воды? — попросил он. Волнение и раздражение, которые его охватили, были очевидными. — Вот, пожалуйста. — Северцева быстро подала ему воду. Он залпом выпил стакан, а затем произнёс. — Извини, но после разговора с ней… Это невыносимо! — повторил Дмитрий Михайлович. — Прости, я не сдержался, вероятно, я был груб с ней, но… — Бывает. — усмехнулась девушка. Она подумала, что тоже сейчас вряд ли говорила бы с Тимуром приветливым тоном. — А она… — было начала Мария, забыв все правила этикета, но он прервал её: — Маш, я не хочу о ней говорить. — Затем он смягчился. — Давай будем ужинать! Дико голодным становлюсь, когда нервничаю. — уже улыбаясь сказал Воронцов. Маша поняла, что эта тема запретная, но ей показалось, что не просто так всегда уравновешенный и сдержанный Дмитрий Михайлович так разнервничался. «Если бы ему было на неё наплевать, то он бы говорил абсолютно спокойно и равнодушно. Значит любит её до сих пор» — решила про себя девушка. После ужина Северцева поднялась в свою комнату и увидела несколько пропущенных. Она перезвонила и услышала голос Любы. — Маш, привет! — Любаша, привет! Куда ты пропала? — Ой, Маш, меня в командировку направили от издательства и она затянулась. — объяснила подруга. — Прости, что не смогла тебя встретить. Ты в Выборге? — Нет, я в Москве. — В Москве? — удивилась Медникова. — А где же ты живёшь? — Пока что у Дмитрия Михайловича, он был… — Твоим адвокатом, я знаю. Подожди, я что-то пропустила? — Нет, ты в неправильном направлении думаешь. — усмехнулась девушка. — Это долгая история. — Послушай, давай встретимся? — Да, я очень бы хотела тебя увидеть, но давай я тебе позвоню, как в следующий раз соберусь в Москву. Дом Дмитрия Михайловича находится примерно в 40 км от города, поэтому… — грустно заметила Маша. Ей очень хотелось увидеть подругу. — Ладно, ты мне там стенографируй, как только будешь в городе. — Хорошо, надеюсь это случится скоро. На следующее утро Северцева проснулась позднее обычного, адвоката уже не было дома, несмотря на выходной день. Лишь записка: «Вернусь к обеду. Позавтракай». На кухне Мария обнаружила свежие сырники, которые хоть и успели немного остыть, но оказались удивительно вкусными. После завтрака она затеяла небольшую поддерживающую уборку в доме и занялась обедом. Пока делала эти домашние дела со смехом подумала о том, что их с Воронцовым быт наладился до какой-то семейной степени. А так же о том, что он, наверное, был хорошим мужем, и это странно, что они развелись с женой. В этот момент, она услышала, как открываются ворота и по уже сложившейся традиции, быстро накинув куртку пошла во двор, чтоб встретить Дмитрия. Баффи радостно виляя хвостом побежал за ней. Когда джип заехал, а Маша закрыла ворота, из машины вышел Воронцов, и, неожиданно, следом, никто иная, как Люба Медникова. Северцева даже затормозила от такого сюрприза и распахнутыми от удивления глазами смотрела на подругу. — Машка, ну что ты застыла как истукан? — весело сказала Люба, подошла и обняла её. — Я просто в шоке… — Мария глянула на Дмитрия Михайловича. Тот стоял и улыбался своей искренней и доброй улыбкой и слегка лукавым взглядом. — Я случайно встретил Любу в городе и предложил ей поехать к нам в гости. Подумал, что ты, наверное, соскучилась по ней. — Спасибо большое, Дмитрий Михайлович! — улыбнулась Маша, интуитивно чувствуя, что всё это волшебство произошло не просто так. Воронцов показал Любе дом и всю территорию, проведя экскурсию как вежливый хозяин, а потом он сопроводил девушек в зимний сад, где они расположились на диване и могли поговорить наедине. Сам же мужчина, решив поухаживать за девушками, отправился сварить кофе. — Ну, Машка, рассказывай! Как ты здесь очутилась в такой сказке то? — спросила Люба. Северцева вкратце поведала ей историю её переезда в дом адвоката. — Ничего себе… Мне казалось, такое только в кино бывает. — усмехнулась Медникова. — Да, я очень ему благодарна. Дмитрий Михайлович добрый, замечательный человек… — Маш, а может не просто так всё это, а? — Что не просто? — не поняла сначала Мария. — Мне кажется, что он в тебя влюблён. — Ты серьёзно? — девушка с ироничной улыбкой посмотрела на подругу. — Стал бы он за тобой так ухаживать, так заботиться о тебе… — Да ну что ты в самом деле! Он просто очень хороший человек! — Маш, а он тебе совсем не нравится, как мужчина? — осторожно начала прощупывать почву в обратном направлении Люба. — Ну, я не задумывалась как-то. — пожала плечами Маша. — Ну мало ли, может как-то, где-то… Первые признаки любви… Ты же знаешь… — Любаша… Я про любовь теперь мало что знаю. — тяжело вздохнув произнесла Мария. Подруга сразу поняла, что она имеет ввиду то, как ошиблась в Тимуре. В этот самый момент Воронцов подошёл к двери зимнего сада, которая была приоткрыта, но услышав слова девушки про любовь, замер, хотя и не желал подслушивать. — Ну ты же любила его. — Любила… и… заплатила за это такой ужасной болью, что и вспомнить страшно. И если это и была та самая, настоящая любовь, то я пережить такое никогда никому не пожелаю. И себе тоже больше не желаю. — упавшим голосом произнесла Северцева. — Маш, ну не все же такие как он. Не каждый мужчина будет заставлять тебя страдать. Появится тот, кто подарит счастье. А Дмитрий Михайлович, по-моему, не только адвокат хороший, но и мужчина. — Любаша, я ему очень признательна. Он благородный, милосердный, прекрасный человек. Я его безгранично уважаю, и я перед ним в таком неоплатном долгу за всё, что он для меня сделал и продолжает делать… Но не более того. — разоткровенничалась Маша. Воронцов нахмурился. Отчего-то его затронули её слова и слышать их было больно. Да, именно больно. Он почувствовал разочарование и крушение надежды, которую явно ощутил лишь сейчас, когда Маша сказала о том, что он ей безразличен как мужчина. Эта надежда, видимо, незримо существовала где-то внутри, поселившись ещё тогда, когда он увидел девушку в СИЗО. И сейчас она разбилась, как разбивается любимая фарфоровая чашка. Он взял себя в руки и занёс поднос с кофе и конфетами в зимний сад. — Ну вот, барышни, кофе готов, угощайтесь! — приветливо произнес Дмитрий, опустив поднос на столик. Северцева стала помогать ему выставлять чашки на стол и они столкнулись взглядом. Его серо-голубые, глубокие как море, глаза, внимательно смотрели на неё. Мария не выдержала, отвела свои и взяла с подноса кофейник. — Всё, больше не буду вас беспокоить, общайтесь! — произнёс Воронцов, когда поднос был пуст и взяв его, удалился. — Ой, Машка… Он так на тебя смотрит, что даже у меня мороз по коже! — понизив голос произнесла Люба, которая обратила внимание на то, как их взгляды встретились. — Не придумывай, Любаша! — улыбнулась девушка. — А я вот всё равно думаю, что это не просто так. Он ведь меня не случайно встретил в Москве. — Маша вопросительно вскинула брови. — Да, Маш. Вчера, после нашего разговора, он позвонил и предложил мне приехать сюда. Думаю, он услышал про то, что ты хочешь меня видеть, но пока не можешь и сделал это для тебя. — Это в его стиле… — улыбнулась Мария. — Но всё это по доброте душевной. Я думаю, он относится ко мне почти как к дрчери, к тому же, он любит свою бывшую жену. Так что, твоя версия несостоятельна. Давай лучше, расскажи мне, как у тебя дела? Что за издательство? — Один небезызвестный тебе журнал. Помнишь, к нам в конце второго курса приходил их представитель? — Да ладно! Ничего себе! — Да, я же тогда прошла у них творческий конкурс, ну и до конца учёбы появлялась там, выполняла кое-какие задания, наблюдала за работой сотрудников… А вот, после учёбы меня взяли в штат. Теперь есть своя колонка, дай Бог через пару лет свою рубрику дадут. — поделилась Медникова. — Любаш, ну это такой старт… Каждый только мечтать может! Я очень за тебя рада! — улыбнулась Мария. Они бесконечно долго говорили с Любой в тот день и в конце-концов, зашедший к ним Дмитрий Михайлович, предложил, чтобы Люба осталась у них ночевать и не ехать в Москву на ночь глядя. На следующий день, он отвёз Медникову обратно в город и встретился с Эдуардом, которому был нужен по делу. Титов предлагал ему взяться за нового подзащитного, помочь архитектору, которого обвиняли в обрушении балкона строящегося дома. Воронцов согласился, а затем, когда они обсудили рабочий вопрос, майор опять поинтересовался Машей. Дмитрий решил сдать позиции и честно поделиться с другом тем, что чувствует. — Ну я же говорил! С первой встречи ты в неё влюбился! — торжествующе произнёс Эдуард. — Да ты пойми, дело то не в том, когда это произошло… Я вообще не понимаю, как мог влюбиться… Она совсем девчонка. — Да какая разница! Любви все возрасты покорны… Действуй, Воронцов! — Легко тебе сказать… Машка то ко мне ничего не чувствует. — он быстро пересказал диалог девушки с подругой, который случайно услышал. — Ну, это ещё не факт, что она подруге сказала правду. — выслушав всё, сделал вывод Титов. — Но даже если так! Митя Воронцов всегда мог покорить любое женское сердце. — весело добавил он. — Митя да, а Дмитрий Михайлович давно никого не собирается покорять. — Значит соберётся! А насчёт Маши, мой тебе совет: для начала введи её в своё окружение. — Что ты имеешь ввиду? — Ну, может это и глупости, конечно, но недавно мы болтали с Алиской и она мне выдала такой интересный факт из области психологии: если мужчина знакомит женщину со своими друзьями, ближним окружением, то женщина автоматически считает, что они стали более близки с этим мужчиной. Ну, понимаешь? — Ты хочешь сказать, что Маша меня плохо знает и поэтому ничего не испытывает? Да ну, это смешно. — не поверил словам друга Воронцов. — Ну, ты сам посуди. Есть два вида влюблённости, которые известны человечеству: с первого взгляда, когда влюбляются в неизвестную совсем персону; не с первого, когда влюбляются, лишь узнав человека получше. Мне кажется, у вас точно второй вариант. — усмехнулся майор. — Не знаю… Может ты и прав, конечно… — Конечно я прав. Потом ещё спасибо мне будешь говорить. Позови самых близких к себе, давно ведь не собирались все вместе! Ты же знаешь, наша компания хорошая, Машку твою никто не покусает. Посидим, поговорим… А там гляди и женим тебя потихоньку. — Эдуард подмигнул другу. — Тебе всё шутки шутить. Ладно, я всё обдумаю, а потом позвоню тебе и скажу. — согласился с его доводами Воронцов.
Глава 7
Дмитрий подумал над идеей друга, и решил, что это довольно-таки неплохое предложение. Утром, за завтраком он озвучил новость о приходе гостей, его друзей, Маше. — Это очень здорово! — обрадовалась она. — Только… — тут девушка запнулась. — Что? — Дмитрий Михайлович, давайте я уеду к Любе, чтобы не мешать вам. А вы хорошо проведёте время с друзьями. — решилась сказать то, что думала Мария. «Здравствуйте, пожалуйста!» — подумал Воронцов. «Ради тебя же стараюсь». А вслух сказал, взяв её за руку: — Машенька, не говори глупости. Я очень хочу, чтобы ты познакомилась с моими друзьями. Да и они будут рады, поверь. Они все очень хорошие люди. — В этом я не сомневаюсь. — улыбнулась она в ответ. — Вы точно уверены, что это будет удобно, если я останусь? — уточнила ещё раз Северцева. — Абсолютно. — уверил её мужчина. — Тогда надо придумать меню и накрыть стол! — загорелась идеей встречи гостей Маша. — Погоди, может из ресторана закажем доставку да и всё? — Не уверена, что в ресторане готовят вкуснее, чем дома. Это же так здорово, готовить для гостей! Я всё беру на себя! — Воронцов понял, что от этой затеи её не отговорить. — Ну, хорошо. Если ты настаиваешь. — девушка тут же сбегала на второй этаж и вернулась с листиком и ручкой. Они начали составлять меню. — Таак… И на десерт я сделаю грушевый пирог с миндальным кремом по рецепту тёти Гели… — подвела итог Мария. — Маш, тебе не кажется, что гости лопнут? — улыбаясь, спросил Дмитрий. Потому что она «накатала» список блюд больше, чем люди обычно готовят на Новый Год. — Да ну нет, не думаю. Здесь всё гармонично. Сколько человек будет? — Ну, думаю человек 10. Мои друзья, некоторые с жёнами и мужьями. — На 12 человек, ну это со мной и вами, такой список-более, чем хорошо. — убедительно произнесла Северцева. — Ладно. Но! Тебе придётся смириться с тем, что у тебя будет неумелый подмастерье. — вздохнув, сказал мужчина. — Какойподмастерье? — не поняла она. — Я. А то нехорошо получается, что гости мои, а наготавливать всё это будешь ты. Так что, я в твоём полном распоряжении, готовить будем вместе. — решительно прозвучало от Воронцова. — И даже не смей отказываться! — добавил он, увидев, как девушка мотает головой. — А первое, что я сделаю, это куплю всё для вот этих кулинарных чудес. Пиши список, я пошёл собираться в магазин! — и он ушёл наверх. Следующие пару дней для них пролетели незаметно. Маша со всем энтузиазмом взявшаяся за подготовку к приходу гостей, сделала в доме уборку, а затем стала колдовать над блюдами для стола. Совместное приготовление было забавным и весёлым. Не обошлось даже без такого по-детски глупого занятия, как обсыпание друг друга мукой. Дмитрий Михайлович «отпустил» себя и на время перестал быть серьёзным адвокатом, а стал тем Митькой из своей юности, каким его помнили друзья. Он почувствовал, что с этой девушкой ему не страшно быть другим, но в то же время самим собой. Они как дети соревновались кто быстрее нарежет овощи, кто дольше продержится и не заплачет от лука, кто красивее украсит блюдо… Но чем меньше времени оставалось до прихода гостей, тем больше Северцева волновалась. В какой-то момент, она задумалась: «Стоп. Почему ты так хочешь понравиться его друзьям, Маша?». Сама от себя не дождавшись ответа, она попыталась просто сбросить важность, но не получалось. Позже выяснилось, что волновалась девушка зря. У Дмитрия Михайловича действительно оказались прекрасные друзья, в обществе которых совершенно не чувствовалась разница в возрасте, разделявшая Марию с ними. Вообще, оказалось, что некоторые из жён его друзей немногим старше Северцевой: разница составляла около 7 лет. Хотя были и женщины, одного возраста с Дмитрием и его друзьями — они были из тех крепких пар, которые сложились ещё в университете. — Димка, у тебя в этот раз какой-то совершенно волшебный стол! — восхитилась Татьяна, сокурсница Воронцова. — Ты когда это всё успел? — Это не я, Танюша. Это всё Машенька, как фея наколдовала. Она потрясающе готовит и каждый день удивляет меня своими талантами в этой области. — улыбаясь и посмотрев на Машу, сидящую рядом ответил Дмитрий. — Маша, неужели это всё придумали и приготовили вы? У Дмитрия Михайловича такого разнообразия и вкуса блюд давно не наблюдалось. — поразился Степан Каштанов, адвокат по авторскому праву. — Ну почему же, я не одна старалась, Дмитрий Михайлович мне помогал в приготовлении и весьма активно. — ответила Северцева. — Благодаря Маше я теперь буду знать ряд новых рецептов и блюд. Пополню свою копилку рецептов «из топора» такими изысками. — усмехнулся Воронцов. — Маша, а поделитесь со мной потом рецептиком форшмака? Я впервые пробую такой вот вариант. Даже никогда бы не сказала, что это форшмак. — попросила Ольга, жена Александра Гришина, прокурора, с которым, несмотря на полную противоположность профессий был очень дружен Дмитрий. — А это форшмак по финской технологии. Там он готовится и подаётся горячим. Есть ещё жаренный форшмак. Это рецепт моей бабушки. Я ведь из Выборга, там до Финляндии рукой подать. Это мы, русские, привыкли, что форшмак-традиционно холодная закуска из сельди, относящаяся к еврейской кухне. А на самом деле, он имеет гораздо больше вариантов и история его длиннее, чем мы думаем. Это блюдо родом из Пруссии. — рассказала Северцева. — И я с удовольствием поделюсь с вами рецептом. — она улыбнулась. Вечер проходил замечательно, и особенно интересно Маше было слушать воспоминания сокурсников Дмитрия о их молодости и годах учёбы. — Димка, а помнишь как ты сорвал контрольную по криминалистике? — усмехнувшись, вспомнил Пётр, одногруппник Воронцова, возглавляющий нынче свою юридическую консультацию. — Помню, конечно. Меня же потом по собраниям затаскали, хотели чуть ли не отчислять из университета. — усмехнулся Дмитрий Михайлович. — Сорвал ты, зато отдыхал весь поток. — засмеялся Титов. — Мы тогда в кино сбежали, кажется на «Самую обаятельную и привлекательную» — вспомнила его жена Елена. — Да нет, погоди… Это был фильм «Прости» с Андрейченко! — попытался опровергнуть её слова Сергей, который тоже учился с ними, а теперь возглавил юридическую службу в Финансовом Университете при правительстве РФ. Пока друзья начали оживлённо спорить, на какой же фильм они тогда сбежали, Маша улыбаясь, тихо сказала сидящему рядом Воронцову: — А я даже не подозревала, что вы ещё тот хулиган были. — Ой, Машенька, это ты ещё не всё обо мне знаешь. — потянувшись за бутербродом, иронично заметил мужчина. — Вот погоди чуть-чуть, сейчас эта орава ещё разговорится, и я буду стремительно терять респектабельность в твоих глазах. — Мария усмехнулась и тут же услышала со стороны новую информацию. — А вспомните, как он ворвался на вступительный экзамен! Воронцов, ты помнишь, своё фееричное появление? — спросила Марина, жена Степана Каштанова, открывшая не так давно своё детективное агентство. — Мариша, я проспал тогда! — Дмитрий Михайлович… — поразилась Северцева. — вы же сама пунктуальность! По вам часы можно сверять! — Маша, знали бы вы этого пунктуального до второго курса! — засмеялась Татьяна. — А на вступительный экзамен он явился просто феерично! Представьте, самый разгар, все сосредоточенно пишут ответ, кто-то списывает не дыша, в аудитории звенящая тишина и тут резко открывается дверь, влетает Митька, экзаменаторы в абсолютном шоке, потому что испытание уже минут 40 как идёт, он пылко извиняется, умоляет его пустить, ко всеобщему удивлению, ему делают поблажку, и тут в довершении ко всему, он спотыкается перед подъемом на ряды и плюхается прямо под ноги к зам.зав кафедрой! — однокурсники стали смеяться и вспоминать свои впечатления от появления Воронцова на экзамене. — Экзамены вообще твой конёк был… — с улыбкой произнёс Сергей и вспомнил другой случай. После этого, друзья Дмитрия вспомнили ещё несколько историй и в конце-концов, он, улыбаясь сказал: — А я всё набираю и набираю очки в глазах Маши от ваших воспоминаний… — Ну почему же, — засмеялась девушка — мне интересно узнать каким вы были раньше. — Дмитрий Михайлович взглянул на Эдуарда, а тот мимикой показал, что вот мол, как я был прав в том, что эта встреча нужна. — Но, всё-таки, Танечка, ты вроде недавно из Флоренции вернулась. Давай лучше, расскажи, как там этот славный город. — перевёл тему Воронцов. — А я пойду, шашлыками займусь. — Я помогу! — вызвался Пётр и мужчины ушли во двор к мангалу. Татьяна начала в подробностях описывать Флоренцию, делясь впечатлениями. — А в галерее Уффици ты была? — спросила у неё Елена. — Да, правда на третьем же зале я была уже готова свалиться от усталости с ног, но всё равно, мне очень понравилось. — А я, если честно, не понимаю этого. — отозвался Сергей. — Подобные музеи занимают слишком много времени в поездках. Я больше люблю гулять по самому городу, посещать исторические места, здания, ратуши, замки… Мне кажется, так впечатлений от страны и её истории можно получить гораздо больше. — А разве искусство не имеет прямой связи с историей? — осмелилась спросить Мария. — Тем более во Флоренции, где на протяжении стольких лет правящую позицию занимал род Медичи. — все замерли, обратив пристальное внимание на девушку. — А они, как известно, были очень избирательными коллекционерами, привлекали к своему двору лучших из лучших и считались главными покровителями талантливых людей в области искусства. Один тот факт, что они почти что вырастили Микеланджело в своей семье уже о многом говорит. А живопись, как и архитектура, всегда была отражением исторических событий происходящих в то время. Взять хотя бы тот период, когда их коллекция была спрятана во время наступления на город войск папы Римского, а знаменитый Давид Микеланджело пострадал от рук захватчиков. Скульптура уже сама по себе хранит следы исторических событий, которыми город был охвачен достаточно долгое время. — Вы меня переубедили. — поражённо ответил Сергей. — Откуда у вас такие серьёзные познания истории Италии? — Интересовалась. — ответила Северцева. — По-моему, история это одна из самых интересных вещей на Земле. Тем более, я очень люблю искусство, и если более конкретно, то искусство эпохи Возрождения, а тут всё взаимосвязано, как видите. Чтоб лучше понимать творцов того периода, нужно знать, что окружало их. — Маша, а если вас так интересует искусство Возрождения, — заговорил Степан — ответьте мне пожалуйста, Микеланжело или Леонардо да Винчи? Лично для вас. И почему? Мария увлечённо начала высказывать свою точку зрения, приводя аргументы и углубляясь в историю живописи, не замечая, как в дом вернулся Воронцов, замерший у входа в гостиную и внимательно слушавший её. — Маш, вам надо быть искусствоведом. — со всей серьёзностью заметила Елена. — Воронцов, где ты встретил такую умницу и красавицу? — сказала она, обращаясь уже к хозяину дома. — Леночка, там где встретил, там уже нет. — улыбнулся он. — Шашлык скоро будет готов, мы с Петькой неплохо постарались! После того, как было подано горячее, затем на десерт машин бесподобный пирог с грушей, у кого-то возникла идея посмотреть старую хронику институтских времён, хранившуюся у Воронцова. Он подключил свой домашний кинотеатр, проектор и Северцевой предоставилась уникальная возможность взглянуть на молодого Дмитрия Михайловича, Митю. Про себя она отметила, что с возрастом он стал выглядеть даже интереснее. На экране проплывали ценные кадры: их курс перед сдачей экзаменов в коридоре, дурачатся, волнуются, шутят; они же в аудитории перед лекцией, рассказывают свою точку зрения на Римское право; все вместе на летних каникулах где-то за городом, на пикнике… Маша словно оказалась среди этих людей в СССР, там, где они легко и непринуждённо обсуждают планы на грядущую жизнь, говорят о том, что их ждёт на будущем 4 курсе, смеются, где молодой Митя играет на гитаре. — Кстати, Дим, давно ты нам не играл! — вспомнила Татьяна. — Где твоя подруга семиструнная? — Танюш, да как-то… Давно её в руки не брал. — Ну и что? Талант и навыки пропил? — спросил Каштанов. — Может быть. — усмехнулся Дмитрий, отпив глоток вина. — А вот ты, Стёпка, кстати и можешь нам сыграть. Ты самым первым из нас научился, развлекал всех, потом подсадил на это и… — И обучал игре на гитаре. — поддержал его слова Титов. — И первой обучил Маришку, да? Да так, что она за тебя уже на 2 курсе замуж выскочила. — все заулыбались, включая саму Марину Каштанову. — А по-моему, неплохо получилось. Благодаря гитаре она со мной уже 26-й год рядом. — невозмутимо ответил Степан. — Ладно, тащи семиструнную, сейчас что-нибудь споём! Дмитрий принёс гитару, кто-то предложил переместится с дивана вниз, к разожженному камину. Все расселись в кружок и раздался гитарный перебор, а затем красивая мелодия. Машины глаза скользнули по лицам окружающих и столкнулись с глазами Воронцова.— он не отводил взгляд, девушка тоже смотрела на него.
— Северцева почувствовала, как ей хорошо и уютно в этой компании. Рядом потрескивал огонь, песня своими прекрасными словами, разливала какое-то ностальгическое тепло по светлым, советским временам, в комнате чувствовалось полное единение мыслей и сердец собравшихся. Ольга с Александром и Эдуард с Еленой сидели обнявшись, Марина аккуратно взяла под руку мужа, игравшего на гитаре и это выглядело невероятно трогательно и романтично. Маша с нежностью подумала, что вот ведь, бывает так в жизни… Раз и навсегда. Оторвавшись от мыслей, она снова поймала взгляд Дмитрия и улыбнулась. Ей показалось, что за этот вечер он стал ближе и роднее, как будто она уже знала его целую жизнь. Гости разошлись ближе к полуночи, Воронцов пошёл провожать их, а Мария осталась убирать со стола. — Воронцов, я теперь понимаю, почему тебя она зацепила. — сказал Эдуард, прощаясь с другом. — Умница, красавица, а готовит просто… — Да уж, влюбился твой друг на старости лет, как мальчишка. — усмехнулся Дмитрий. — Ты смотри, не прощёлкай! Она ни на одну из твоих дамочек не похожа. Такие редко встречаются. — подмигнул майор и они попрощались. Адвокат вернулся в дом. Девушка почти закончила уборку, Баффи в конец утомлённый повышенным вниманием к себе, лежал в своём уголке и был совершенно инертным. — Всех проводили? — спросила Маша выглянув из кухни. — Да, всех. Ты очень понравилась моим друзьям. А твои кулинарные шедевры они теперь долго будут мне припоминать при любой возможности. Спасибо тебе за это застолье. — поблагодарил её мужчина. — Это вам спасибо за такой душевный вечер. Мне у вас очень спокойно и хорошо. — улыбнулась Северцева. — Как будто дома. Воронцову было очень приятно слышать эти слова от неё. Он подумал, что всё идёт достаточно неплохо и рано опускать руки в деле покорения ма́шиного сердца. Спустя несколько дней после прихода гостей, Маша с Дмитрием съездили в клинику к Илье, где финальный осмотр показал, что она совсем здорова. Когда Северцева, наконец, до конца осознала эту новость, где-то в отдалённых уголках её души начала нарастать тревога и тоска. В тот же день, вечером Мария не могла уснуть, думая о том, что будет дальше, в этот момент телефон «ожил» оповещая о том, что пришла смс. Девушка открыла сообщения. «Ты не сможешь спокойно жить. Я превращу твою жизнь в ад!» — было написано в послании. Северцева уставилась в экран смартфона и перечитала два предложения раз семь. Лёгкие мурашки, конечно, пробежали по коже, но особо сильно сообщение не пугало. «В конце концов, кто-то же мог просто ошибиться номером и никаких тайн» — решила она и легла спать.
Глава 8
Когда через пару дней, девушка сообщила о своём окончательном выздоровлении тёте, Ангелина Георгиевна сказала: — Это замечательно, детка! Я очень рада за тебя. Думаю, хватит тебе жить в чужом доме, испытывать гостепреимство Дмитрия Михайловича, собирайся потихоньку домой. Тем более, ты выздоровела, меня тоже выписывают через 5 дней. — Правда? Это очень хорошо. — «промямлила» Мария, которая хоть умом и понимала, что тётя права, но загрустила при её словах. Ей было слишком хорошо в доме адвоката. После разговора с Ангелиной Георгиевной, девушка посидела в тишине, справилась с эмоциями и пошла к Воронцову. Он сидел в кабинете, сосредоточенно читая очередное дело. — Дмитрий Михайлович, можно? — Да, Машенька, конечно, проходи. — он отложил документы. Мария присела на кожаный диван, на котором не так давно уснула, слушая стихи, которые читал ей Воронцов. — Дмитрий Михайлович, я звонила тёте, её выписывают через 5 дней. — начала она. — Так это же замечательно! Хорошо, что она выздоравливает. — спокойно отозвался мужчина. — Да, это прекрасно. И… Я поеду домой. Теперь моё состояние не помешает перенести дорогу в поезде до Выборга и ухаживать там за тётей уже дома. — грустно улыбнулась Северцева. Дмитрий молчал. Ему безумно хотелось остановить девушку, оставить её в Москве, но он не мог придумать весомого повода, чтоб она осталась. Повисла пауза, Мария смотрела на него почти что жалобно. Её глаза будто бы просили его быть посообразительнее, придумать что-то… В этот самый момент, у Воронцова зазвонил телефон. — Прости. — сказал он девушке. — Мама? Что? — Дмитрий Михайлович буквально побелел, от того, что услышал. — Да, сейчас еду! Да, мама, понял! — с тревогой в голосе сказал он и нажав отбой, тут же вскочил с места. — Прости, Маруся, отца увезли в больницу… Я должен мчаться. Потом договорим, хорошо? — Конечно… Дмитрий Михайлович, может быть надо с вами? — встревожившись спросила Маша. — Нет, Машенька, будьте с Баффи дома. Я полетел. — всё это он говорил уже на ходу, спускаясь вниз по лестнице. Девушка бежала за ним. — Только вы осторожно на дороге! — крикнула она Воронцову, когда тот был уже на пороге. Он, обернувшись, улыбнулся и ушёл. Дмитрий вернулся ночью, часа в 2. Северцева не могла заснуть, маясь в неведении и как только услышала тихо заезжающую во двор машину, тут же спустилась вниз. Он выглядел совершенно уставшим, не сразу заметил её, лишь когда прошёл в гостиную. В его глазах читалось одно — боль. Мужчина бессильно опустился на диван, а Маша присела рядом с ним. — Дмитрий Михайлович, что с отцом? — решилась спросить она. — Инсульт… — тяжело ответил Воронцов и закрыл лицо руками. — Пока что он в реанимации. — вздохнув и посмотрев куда-то в даль, продолжил он. — Очень поздно привезли, прошли уже почти сутки, как всё случилось. Мама не сразу поняла, что дело серьёзное, думала просто приступ гипертонии… — девушка немного растерялась. Она не знала, что и сказать. Обычные слова типа «всё будет хорошо», «будем надеяться», «он справится», «врачи помогут», как то мельчали, да и она понимала, что такие слова не облегчат боли. В какой-то момент, Мария просто осторожно обняла мужчину за плечи. Она знала, что порой обычное прикосновение гораздо сильнее слов. Он всё понял. Продолжая смотреть в небытие, дотронулся и сжал её руку, лежавшую на его плече. Через 5 дней борьбы и страшной агонии, Михаила Алексеевича Воронцова не стало. Это как раз было за день до машиного предполагаемого отъезда, о котором они с Дмитрием так и не поговорили. Всё это время Северцева не знала, что ей делать, разрываясь между желанием остаться и пониманием того, что это будет выглядеть странно, ведь её никто не просил, а она и так слишком долго жила на попечении доброго адвоката. В тот день, Воронцову позвонили из больницы, когда они поужинали и Маша мыла посуду. Девушка помогала Дмитрию Михайловичу все эти 5 сумасшедших, полных надежды и тревоги дней тем, что тоже дежурила в реанимации около его отца. Как раз во время ужина они обсуждали улучшение состояния Михаила Алексеевича в последние сутки, что давало право надеяться на хороший исход. Однако звонок из больницы разрушил абсолютно всё. — Да, это я. — услышала Северцева, пока мыла посуду. А затем, голос Дмитрия изменился. Он стал таким, как у человека, который сорвался и летит в пропасть: полным отчаяния, боли и желания умереть. — Когда? — глухо произнёс мужчина. Ему что-то быстро проговорили в трубке и затем он положил телефон на стол. — Что с Михаилом Алексеевичем? — спросила Маша, хотя уже знала, чувствовала ответ. — Умер отец. Пол часа назад. — Воронцов с трудом сдерживался и это было слышно. Он уронил голову на руки. Мария почувствовала какое-то опустошение, сердце болезненно сжалось. Она тихонько подошла, села рядом и погладила мужчину по голове, ничего не говоря. По её щекам покатились солёные слёзы. Девушка чувствовала его боль. Они так и сидели вдвоём в его большом доме, куда так внезапно пришло несоизмеримое горе. В конце концов, Дмитрий поднял голову, взял её за руку, гладившую его, поднёс ладонь Маши к своей щеке и посмотрев на неё, совсем потемневшими, до тёмно-синих, глазами, проговорил: — Маруся, не уезжай завтра, я не справлюсь один. — она кивнула и обняла его. Следующие дни были очень тяжёлыми. Подготовка к похоронам, во время которой пришлось более пристально следить за Ириной Костантиновной-мамой Воронцова. Мария оставалась с ней, помогала по дому, пыталась говорить, слушала её счастливые воспоминания, окрашенные болью потери. Перед глазами девушки вставала, как в реальности, история крепкой и дружной семьи, история маленького мира Воронцовых… Ирина Константиновна рассказывала, как они с мужем познакомились, как просто и без всяких торжеств расписались в ЗАГСе и потом разошлись по рабочим местам, как праздновали свадьбу в маленькой комнатке общежития, куда молодая Ира переехала к мужу, как получили первую жилплощадь во владение, как родился сын-их самая большая награда… Северцева слушала внимательно и часто не могла сдержать слёз. Настолько искренними и тёплыми были воспоминания Воронцовой о любимом и единственном муже, с которым они прожили в браке 51 год. Все эти дни до и после похорон, Дмитрий Михайлович проводил, в основном, уединившись в кабинете и совсем редко выходя из него. Даже Баффи, который пытался хоть как-то высказать хозяину своё сострадание, он не пускал туда. Маша старалась не беспокоить его, не заходила сама, хотя пару раз мельком видела, когда дверь была приоткрыта, что он сидит среди множества фотоальбомов и всё время курит свою любимую трубку. Пропал тот самый Воронцов, с которым девушка познакомилась в СИЗО. Теперь это был напрочь убитый горем человек. Даже выражение лица и глаз поменялось. Теперь там всё чаще угадывалось что-то детское: страдание и боль, но того, молодого Митьки, беззаботного студента, у которого впереди целая жизнь. «Не мудрено, » — думала Мария — «все мы, сколько бы нам ни было лет, остаёмся детьми, а особенно, когда теряем самое дорогое-родителей». Прошла неделя после похорон, а Дмитрий Михайлович, всё так же продолжал вести затворническую жизнь. В Адвокатской палате ему дали временный отпуск, забрав текущие дела, телефон он отключил, не отвечая даже друзьям. Однажды ночью, Северцеву разбудил звонок. Это была Ирина Константиновна. Девушка очень удивилась, отчего же она звонит ей, а не сыну, но ответила. Воронцова объяснила, что ей очень плохо с сердцем, а у Дмитрия отключен телефон. Маша тут же подорвалась и помчалась в кабинет. Адвокат спал сидя в кресле, на столе всё так же были разложены фотографии Михаила Алексеевича. — Дмитрий Михайлович! — она подошла к нему и решительно подёргала за плечо. Мужчина проснулся. — Что случилось? — каким-то чужим, непохожим на свой, охрипшим голосом спросил он. — Дмитрий Михайлович, ваша мама звонила. Ей очень плохо с сердцем. Надо ехать! — Подожди… — он потёр глаза. — Почему она тебе звонила? — Может потому, что вы телефон отключили? Собирайтесь, поехали! Я вызову скорую, обещала Ирине Константиновне. — и девушка «испарилась» из его кабинета. Они собрались достаточно быстро и доехали до Москвы тоже быстрее обычного, учитывая, что ночью дороги разгружены. У Воронцовой уже была скорая, врачи диагностировали сердечный приступ. Маша с Дмитрием провели у Ирины Константиновны всю оставшуюся ночь и только утром, когда она сама попросила их уйти, покинули её квартиру. Утреннее солнце залило улицы города, снег блестел под светом этого зимнего, негреющего светила. Люди спешили на работу и по делам, Воронцов смотрел на всё печальным взглядом. — Спасибо тебе, Маруся. — произнёс он, когда они вышли из подъезда и оказались во дворе, около его машины. — Если бы не ты, с мамой могло быть всё хуже. — Дмитрий Михайлович, я, конечно, может и не права, и, наверное, не имею права этого говорить, но вы поступаете неправильно. — он внимательно посмотрел на неё. — В чём? — Вам очень плохо, вы потеряли близкого и дорогого человека, пожалуй, самого дорогого в своей жизни, я всё понимаю, всё чувствую… Но… Вы слышите только свою боль. Это неправильно и эгоистично по отношению к Ирине Константиновне. Уйдя в себя, вы не замечаете насколько плохо ей. Она лишилась самого ценного-любимого человека. Да, у неё есть вы, но ведь понятно же, что у детей всегда своя жизнь и это, наверное, правильно, таков жизненный закон. А у неё был только Михаил Алексеевич, с которым они провели не много, не мало, пол жизни! Человек, с которым она узнала что такое настоящее счастье, рядом с которым случилось всё, что она когда-либо испытала. Это как лишиться частицы себя… И сейчас, когда это произошло, она даже не видит поддержки от родного сына. А ведь она женщина, она слабее, несмотря на то, что кажется сильной. Простите, что я это говорю. Просто… Оплакивая отца, не потеряйте мать. Мёртвому вы уже не поможете ничем, кроме молитвы о нём и памяти. Обратите внимание на живых. — девушка замолчала. Дмитрий сделал пару шагов и сел на лавочку, стоящую у подъезда. Маша тоже опустилась рядом. — Ты права, Маш. — наконец вымолвил Воронцов. — Я только сейчас, кажется, понял, насколько ты права. Какая же ты мудрая, девочка… — он вдохнул морозный февральский воздух. — Я действительно совсем ослеплён горем так, что забыл о главном-о том, что не только я потерял отца, а и мама потеряла мужа, опору, любимого человека. — он замолчал. Было видно, насколько тяжело ему даются слова об отце. Малейшее воспоминание ранило душу снова и снова, как ранят мельчайшие осколки, коснувшиеся кожи. — Надо жить. — как-то особенно, но в то же время просто, сказала Северцева, взяв его под руку и заглянув в глаза. — Я постараюсь, Машенька. — кивнул Воронцов, а в мыслях промелькнуло: «Разве что ради тебя». Прошло несколько дней. Состояние Ирины Константиновны ухудшилось, превратившись в предынфарктное, и маму Дмитрия положили в кардиологию. Маша и Дмитрий Михайлович ездили в больницу каждый день, навещали и заботились о Воронцовой. Женщина полюбила Марию всей душой, ей очень нравилось разговаривать с ней по душам, делиться драгоценными моментами своей жизни, извлекая воспоминания из шкатулки памяти, шутить над чем-то, слушать Машу и её умозаключения или рассказы о себе. Как-то раз, когда Северцева с Дмитрием уже уходили вечером, прощаясь с Ириной Константиновной, и её сын пошёл вниз прогревать машину, а Маша ещё задержалась в палате, заканчивая наводить порядок в лекарствах, Воронцова взяла девушку за руку и сказала: — Машенька, спасибо тебе большое. — За что? — опешила Северцева. — За твою заботу, за доброту, за участие, за Митьку моего спасибо. Я же не слепая, понимаю, что это ты его вытащила из того состояния. Я видела сына до и после похорон-он сам выглядел не лучше покойника. — ответила женщина. — Ирина Константиновна, да ну что вы такое говорите… Просто Дмитрий Михайлович очень тоскует по отцу, он любит его… — Но факт остаётся фактом. Если бы не ты, разве взял бы он себя в руки? Мужчины, моя милая, в таких ситуациях как дети. Если их не успокоить, не дать им силы своими словами, вниманием, заботой, не подтолкнуть к жизни, то… Вряд ли они перестанут плакать и жаловаться на судьбу. Им нужен кто-то рядом, чтобы понять, что надо лететь дальше. А Митя… Он любит тебя. Только это его и удержало на краю пропасти от падения. А он бы упал, уверяю тебя как женщина, которая знает его на девять месяцев раньше, чем он сам себя. — Маша поражённо смотрела на мать Дмитрия. — Ирина Константиновна, я всего лишь с ним поговорила и напомнила о том, что жизнь продолжается. И то, он не до конца ещё оправился от потери… Я же вижу. Так что, моей заслуги здесь нет. — Не отрицай очевидное, Машенька. Просто будь с ним рядом, тогда он способен будет многое перенести. — Северцева лишь улыбнулась, не став вступать в спор с Ириной Константиновной. Про себя она подумала, что, возможно, женщине просто очень хотелось, чтобы её сын, наконец, нашёл своё счастье, вот она и восприняла всё так, выдавая желаемое за действительное. Сама девушка была уверена, что никакая не любовь, а лишь то, что Воронцов почувствовал обыкновенное человеческое тепло, которым Маша постаралась его окружить так же, как он окружил её после СИЗО, помогло ему начать выходить из того состояния. Когда они приехали домой, Дмитрий Михайлович отказался от ужина, сославшись на дела, и отправился в кабинет. Однако, помня переживания его матери, Северцева разогрела еду и направилась к нему с подносом. Войдя в кабинет, она застала ту же картину, что и раньше: мужчина сидел над фотографиями и письмами отца. — Дмитрий Михайлович, вот. — она аккуратно поставила поднос с ужином на стол, чтобы не задеть то, что там лежало. — Маруся, я же сказал, что не хочу есть. — Существует слово «надо». Вы заработаете гастрит, с таким образом жизни. — убеждающим тоном сказала Маша. — К тому же, Дмитрий Михайлович, вы мне обещали. — её умоляющий взгляд не мог не подействовать на него. Воронцов вздохнул, придвинул поднос и сказал: — Хорошо, я поем. — А я пока чай сделаю. — радостно произнесла девушка и исчезла в коридоре. Дмитрий подумал, что она теперь играет роль такой же неведомой силы, которая удерживала её саму в СИЗО. Каждый раз, когда на него накатывала волна боли, он видел перед собой ма́шины глаза, каждый раз, когда от горя не было сил держаться, и казалось, что рухнуло абсолютно всё, чем он жил, он вспоминал её улыбку, слова, вспоминал, какой сильной была она и понимал, что стыдно не выдержать, спасовать. А главное, его теперь удерживала на плаву надежда, что рано или поздно, машино сердце залечится от ран и она заметит рядом его: мужчину, который по-настоящему полюбил эту девушку. Вскоре вернулась Мария, принеся чайник с двумя чашками. — Спасибо тебе большое, Маш. — произнёс адвокат, наблюдая, как она убрала посуду после ужина и наливает ему чай. — За всё, что ты делаешь для меня и для мамы. Это правда, очень ценно. Если бы не ты, не знаю, как я справился. Прости, что сорвался твой отъезд в Выборг. — Дмитрий Михайлович, вы сделали для меня гораздо больше. Я не могла вас бросить в такой ситуации… — Ничего я особенного не делал, выполнял свою работу. А вот ты… Сдался я тебе такой? — О чём вы говорите? — присев и посмотрев на него, спросила Северцева. — Вы мне жизнь мою не дали доломать, спасли меня от тюрьмы, где я бы точно не выдержала и не справилась, столько заботы, добра и теплоты подарили, забрав к себе в дом, вылечив, тёте моей помогли… Я вам настолько признательна, что словами никакими не передать! Как же я могла не помочь и не поддержать вас в таком горе? — высказалась девушка. Воронцов улыбнулся. — Дмитрий Михайлович, а расскажите мне о своём отце. — внезапно попросила она, взглянув на фотографии Воронцова-старшего. — Что же тебе рассказать? — откликнулся мужчина, немного удивлённый её просьбой. — Всё что захотите. Если захотите, конечно. Ваши воспоминания или истории связанные с ним, всё, что угодно… Я немного уже слышала от Ирины Константиновны… — Маша думала, что он откажется, но Дмитрий наоборот с радостью начал вспоминать много интересных случаев, характеризующих его отца, какие-то мудрые слова и наставления, которые давал ему Михаил Алексеевич и много-много другого. А ещё, Воронцов читал ей письма. Тёплые, полные отцовской любви строки, которые обращались к сыну. Это были письма, которые отец Дмитрия Михайловича писал ему каждый год, складывая в коробочку. Таким образом, он решил увековечить какие-то свои мысли и советы, да и просто слова любви, чтобы после его ухода, Мите осталась такая вот частица, вместе с памятью о папе. В одном из писем Михаил Алексеевич писал сыну о своих размышлениях насчёт жизни и смерти, под впечатлением от ухода той самой митиной бабушки, его матери. «…К сожалению, никто не вечен и жизнь не длится долго. Такой промежуток, действительно миг, который даётся нам на сравнительно небольшой срок… Только сейчас я, сын, это так ясно понял. Надо наслаждаться каждой минутой, жить не спеша, но в тоже время спешить, чтобы успеть многое узнать, многое попробовать, сделать и главное-оставить после себя частицу. Боль потери перенести невероятно тяжело, но эти потери делают нас сильнее, Митька. Я верю, что уходящие от нас близкие люди всегда незримо остаются рядом и уж точно знаю, что мама не хотела бы видеть, как я раскисну и забуду о вас: тебе, моём любимом сыне и самом надёжном друге, и о драгоценной Иришке, благодаря которой моя жизнь наполнена радостью и смыслом». — Вот видите, Дмитрий Михайлович, ваш отец считает так же, как и я… Это горько, но жизнь продолжается. — заметила Маша, выслушав отрывок из очередного письма. Воронцов помолчал, куря трубку, а затем кивнул, решительно сложил письма и фотографии в коробку и сказал: — Да. Всё будет хорошо. У меня есть мама, которая очень нуждается в поддержке, защите и любви. Да и к работе надо вернуться, я позволил себе слабость и этим предал людей, которые мне верили и рассчитывали на мою помощь. — Будем надеяться, что ваши коллеги, которые занялись этими делами, справились достойно. — ободрила его Северцева. — Но это очень хорошо, что вы приняли решение вернуться к работе. Она поможет. Спустя несколько дней Дмитрий откликнулся на предложение Титова, который крайне переживал за друга и поехал к нему на встречу, однако, не за рулём. На душе было так горько, несмотря на приложенные усилия, что хотелось выпить. Адвокат поступал таким образом очень редко, всего пару-тройку раз в жизни, но сейчас это была необходимость, как ему казалось. — Воронцов, ты что себе думаешь? Я же нервничал! У тебя такое горе, а лучший друг никакого доступа не имеет! — высказался майор, который не понаслышке знал, как сильно его друг любил и ценил своего отца. — Ладно, Эд, прости. Я был не в состоянии кого-либо видеть и слышать… С мамой тоже беда приключилась, по моей вине. — и он коротко поведал Эдуарду о событиях после похорон. — Хорошо, что Маша рядом и хоть как-то тебя поддерживает, а то, чувствую, психолог бы понадобился… — сделал вывод майор. — Дим, мне очень жаль Михаила Алексеевича, но так нельзя. Ты же себя заживо похоронишь. Подумай о будущем… — О каком? Я его не вижу, будущего никакого, Эд! — резко ответил Воронцов, одним глотком выпив виски, который они этим вечером потребляли. — Ты в упор продолжаешь не замечать вариантов с участием Маши? — Маше я не нужен! Я остался для неё на уровне благодетеля, который спас её из тюрьмы, на уровне хорошего адвоката! Она сама всё время подчёркивает то, что помогает из чувства благодарности. Понимаешь? Благодарность и уважение никогда не приравнивались к любви! — Ну ты прям хочешь, чтоб она всего через полтора месяца после того, что с ней случилось, после предательства, боли, которые она пережила, взяла и сразу влюбилась в тебя! Не может так быть, Воронцов, время нужно! А ей, которая вообще мужикам теперь не верит, тем более. — высказался Титов. — Это я, Эд, не верю, что она сможет оттаять. — заупрямился Дмитрий, который в конец устал после всего, что произошло в его жизни за столь короткий срок. — Да и полюбить меня тоже. Между нами пропасть в много лет. Как в той песне: «Жаль, что опоздала ты ко мне на жизнь». — Так, Воронцов, мне категорически не нравятся такие настроения! — начал раздражаться Эдуард. — Я знаю другого Диму! Решительного, уверенного в себе мужчину, для которого нет преград, если он хочет завоевать женщину! Вспомни и ты его, будь добр! — настаивал друг. — Я понимаю, тебя слишком подкосила смерть отца, ты устал. Но надо проявить где-то терпение, где-то настойчивость и всё будет, Дим. Никто не обещал, что будет легко. Или тебе кто-то обещал? — усмехнувшись, спросил майор. — Нет. — улыбнулся Воронцов и снова выпил виски. По дороге домой он думал над их разговором, потом вдруг попросил таксиста остановиться, вышел из машины, вдохнув воздух посмотрел на ночную Москву, а когда сел обратно, назвал другой адрес. Он решил пустить всё на самотёк и поехать к Яне. Она была именно той женщиной, которая ждала Воронцова всегда, в любой момент, и долгое время надеялась, что он оценит это. Но для него Яна всегда оставалась просто вариантом — одной из многих, с кем он не чувствовал себя счастливым, но мог провести время. Хотя бы в эту ночь, под воздействием виски и окутанный лаской любовницы, Дмитрий забылся, но ненадолго. Как только он закрывал глаза, то видел ма́шин образ, её лицо, глаза, улыбку…Глава 9
Он вернулся домой рано утром, уйдя от Яны пока она спала, во избежании лишних причитаний и вопросов. В доме было тихо, он осторожно закрыл дверь, снял верхнюю одежду, прошёл в гостиную и тут же наткнулся взглядом на ма́шину фигуру. Девушка спала в гостиной, одетая, положив голову на стол. Рядом стоял отпитый стакан воды и лежали смятые салфетки. Его «выдал» Баффи, который отчего то начал лаять на хозяина. Маша проснулась, подняла голову, непонимающе оглянулась и потом увидела Дмитрия Михайловича. Её глаза были заплаканы, виднелась потёкшая чёрными струйками тушь. — Прости, я не хотел тебя разбудить… — произнёс первое, что пришло в голову, слегка удивлённый всем увиденным мужчина. — Слава Богу, что вы живы. — медленно произнесла девушка, глядя на него. — Ты… Подумала что со мной что-то случилось? — задал он абсурдный вопрос, окончательно опешив от её фразы. — Да. — как-то обречённо сказала она. — У вас был отключен телефон, Эдуард сказал, что вы уже распрощались и разъехались по домам, Ирине Константиновне я звонить не захотела, чтобы не волновать почём зря… — Северцева всё это говорила, а её губы начали дрожать и глаза наполняться слезами. — Я начала звонить в больницы, но везде отвечали, что не привозили и аварий с участием такси не было. Я не знала, что думать, хотела ехать в Москву, потом поняла, что это бесполезно… — она сдерживалась, чтобы не расплакаться и это было видно невооружённым взглядом. — Маруся… — начал было Воронцов, сердце которого дрогнуло, но она его прервала. — Я понимаю, что всё это звучит как претензия, но нет, я ни в коем случае вас ни в чём не обвиняю, я не имею на это права… — Маша замолчала, мысли сбивались в комок. Всю эту бессонную ночь, она слишком много всего передумала и теперь уже не совсем соображала, о чём говорить и о чём молчать. — Просто, я очень испугалась за вас. Дмитрий смотрел на неё, на взъерошенные и слегка примятые каштановые волосы с медным отливом, на зелёно-серые озёра заплаканных глаз со взглядом полным отчаяния, и чувствовал себя последним идиотом, который заставляет страдать любимую женщину. — Я не думал, что ты так сильно будешь переживать… — отчего то «ляпнул» он. — Действительно, чего мне переживать? — Северцева «вскипела» от этих его слов. Почему, она и сама не могла потом понять. — Всего лишь человек, который стал мне близок и дорог пропал! Да ещё и в совершенно ужасном психологическом состоянии! Я же думала, что вы в больницу попали, что произошло что-то страшное… Я всю ночь вас искала! — высказала напрямую она, уже абсолютно не стесняясь и достаточно резко. — Машенька, — он опомнился, взял её за руку — прости меня. Я не должен был так поступать с тобой. Я виноват. Прости, дурака… — искренне попросил Воронцов, глядя в её глаза. Мария, как будто, резко остыла. Помолчав минуту, она сказала: — Это вы меня простите, я не имею права. Я пойду спать. — и высвободив руку из его руки, убежала наверх. Дмитрий Михайлович стоял поражённый, словно громом. Он ругал себя, но другая мысль, которая выделялась яснее и чётче, мешала в полной мере испытать угрызения совести: он вспоминал ма́шины слова «…человек, который стал мне близок и дорог…» и это вызывало улыбку на его губах и вселяло невероятную надежду! Он ей дорог! Маша поднялась в спальню и прежде чем уснуть, решила завести будильник. Когда она взяла в руки телефон, раздался звонок, номер не определился. Она немного помедлила, но ответила. — Я слушаю! — в трубке раздался непонятный шум, тяжёлые вздохи, а потом металлический голос произнёс: — Я сделаю всё, чтобы ты сдохла! — и раздались гудки. Северцева в ужасе отбросила телефон на кровать. Всё это время, ей приходили смс, подобные тому, которое она обнаружила незадолго до смерти отца Дмитрия, и которому не предала тогда значения. Однако, в этот период Марии было не до того, чтобы обращать внимания на них, или тщательно анализировать и успеть испугаться. На передний план вышли переживания за Воронцова и его маму. Но сейчас, когда смски превратились в звонок, ей стало не по себе. Кто и за что мог ей угрожать, было совершенно неясно. Девушка всё же сумела совладать собой и отогнать мрачные мысли, а потом провалилась в глубокий сон после бессонной ночи, проведённой в крайнем стрессе. Когда она проснулась, Дмитрия Михайловича уже не было дома. Делать особо ничего не хотелось, потому что она ощущала «разбитость» и слабость, но всё-таки, девушка решила испечь пирог, расшевелив себя таким образом. После этого она взяла в библиотеке Дмитрия книгу, выбрав роман Артура Хейли «Отель». На улице почему то пошёл ливень, что было так не типично для середины февраля, Баффи грустно смотрел на неё, будто жалея Машу. Книга не читалась. Северцева поняла причину своей апатии: её же мысли. Она всё время перебирала в голове ситуацию с внезапным исчезновением Воронцова. В неё вселилось чёткое чувство того, что она для него ничего не значит и это было ужасно обидно осознавать. «Тех, кто значим и дорог, не оставляют вот так, без объяснения, без предупреждения» — думала Мария. Так с ней поступал Тимур, и она точно знала, что для мужа была никем. Игрушкой, которой можно было манипулировать. Вот и Дмитрий не посчитал нужным сказать ей о том, что не приедет ночевать домой. Правильно, кто она такая? Что о себе возомнила? Просто не самая удачливая девушка, которой он из благородства и по доброте душевной помог, не более того. Однако, эти выводы не приносили облегчения, наоборот, где-то на дне души копошилось совершенно непонятное ощущение… Боль? Отчего? На пустом-то месте? Он — взрослый мужчина, который всего лишь оказал посильную помощь, ничего не обещая, он со своими травмами и наверняка, со своими тараканами в голове, да и к тому же любящий бывшую жену. «Я к нему ничего не чувствую. Тогда что за странное ощущение, не дающее покоя? Что за обиды, Мария?» — спрашивала сама себя Северцева. Она маялась в таких размышлениях до вечера, понимая что ходит по кругу, но будучи не в силах это прекратить. Совершенно рассеянно приготовила ужин и, наконец, Воронцов вернулся. Она даже не успела выйти к нему во двор, как обычно. Он уже появился в доме. — Добрый вечер, ужин готов, мойте руки! — пытаясь вести себя как обычно, сказала Маша, однако, Дмитрий сразу прочувствовал её настроение и лёгкий металл в голосе. Он прошёл в кухню и застыл, смотря за тем, как она ловко управляется у плиты. Даже сейчас, когда она стояла к нему спиной, он чувствовал искры, летящие от неё. «Неужто ревнует?» — проскочило в мыслях у адвоката. Он подумал, чтобыл бы счастлив, если бы это было так и сам себе улыбнулся. Как же хотелось подойти к ней, обнять крепко-крепко, поцеловать и развеять всю её нервозность, все подозрения… Мужчина отошёл в прихожую, взял какой-то конверт и вернулся на кухню, сев за стол. Северцева быстро накрыла стол и подала ужин. Рагу было хоть и вкусным, но вообще недосоленным. — Вкусно? — спросила девушка, ещё не попробовав сама. — Очень. — ответил Дмитрий, решив лишний раз её не расстраивать такой мелочью, надеясь незаметно досолить блюдо потом. — Дмитрий Михайлович, оно же пресное! — поразилась Маша, попробовав рагу. — Что же вы молчите? — Да я… Не заметил как-то. — Давайте я вам досолю! — спохватилась она, схватив солонку. — Я сам, сам… — попытался остановить её Воронцов, но Мария упрямилась. — Нет, давайте я! — они тянули солонку, каждый на себя, девушке удалось её наклонить в направлении тарелки и в какой-то момент крышечка сверху отлетела и соль посыпалась горой на рагу в тарелке адвоката. Они успели остановить этот поток, но большая часть всё равно успела оказаться на рагу с одного краю. Северцева побледнела, расстроившись. — Дмитрий Михайлович, возьмите мою тарелку! — предложила она. — Да ну, Марусь, тут же с краю, я сейчас отодвину, ничего страшного. Только не расстраивайся! — поспешил успокоить её мужчина. — Ну что вы со мной как с маленькой? — обиделась вдруг Маша. — Я виновата, я должна исправить ситуацию! — она поставила перед ним свою порцию блюда, забрав его тарелку себе. — Ладно. — с иронией согласился Дмитрий Михайлович, и с сложив руки на груди посмотрел на девушку. Она под давлением его взгляда, взяла вилку, немного замешкалась, но в итоге пересешала соль со всем объёмом и начала есть рагу. — И как? — спросил в свою очередь он, продолжая смотреть на уже поморщившуюся от солёного вкуса Марию. — Вкусно. — сделав спокойное выражение лица, мужественно ответила она. И отправила в рот ещё одну вилку. — Досолить не нужно? — уже откровенно шутя, задал он вопрос. — Не, хватит. — серьёзно ответила Северцева и тут Дмитрий не выдержал, рассмеявшись, а девушка вслед за ним. Они долго смеялись, а когда, наконец, остановились и Маша, уже улыбаясь, налила себе воды, он сказал: — Маш, я тут… Вобщем вот. — понимая, что мысль не клеится, он протянул ей конверт. — Что это? — непонимающе, Мария открыла его. Там лежали два билета в Большой театр на балет «Жизель». — Это… — Я тебя приглашаю в театр, и очень надеюсь, что это хоть немного искупит мою вину перед тобой. — наконец объяснил мужчина. — Большой театр? — продолжала удивляться Маша. — Это было совсем не обязательно, вы… — Я виноват, не спорь. Ни один адвокат меня не оправдал бы. — усмехнулся Воронцов. — А это наказание в виде обязательных работ по решению суда? — улыбнулась девушка. — Нет, это попытка подкупить пострадавшего, чтобы до суда дело не дошло. — они снова рассмеялись. — Ну тогда, можно считать, что подкуп сработал. Я с удовольствием пойду с вами в театр. Спасибо. В субботу к назначенному времени Северцева была готова. Для похода в театр она выбрала чёрное атласное платье а-силуэта, длиной по колено, и бежевые туфли лодочки. Её образ гармонично дополнил красивый, но не яркий макияж и серебряные украшения, доставшиеся девушке от тёти. Когда Мария спустилась вниз, Воронцов уже ожидающий её в гостиной, встал, смотря восхищённым взглядом. Сам мужчина был одет в светло-серый костюм, который ему очень шёл и удивительным образом гармонировал с его внешностью лишь подчёркивая аристократичность и элегантность адвоката. — Ну что, едем? — спросила Маша, спустившись и подойдя к нему. — Ты очень красивая. — всё так же восхищённо произнёс Дмитрий Михайлович. Хотя его взгляд всё мог сказать за него. Девушка слегка покраснела, смутившись. — Поехали, но я буду вынужден смотреть отнюдь не на сцену, иначе тебя просто украдут! — Дмитрий Михайлович, — засмеялась Северцева, всё так же смущаясь его комплиментов. — я не Елена Прекрасная и Парисов сейчас днём с огнём не сыщешь! — Всё равно, Менелай, наученный горьким опытом, должен быть начеку! — снова пошутил Воронцов и они вышли из дома, а затем отправились в Москву. — Ты ходила раньше на балет? — спросил Дмитрий, когда они выйдя из машины, направлялись к зданию театра. — Ходила, правда давно, ещё в Выборге с тётей на «Щелкунчика». Мне понравилось, хотя знаю, что не все любят балет. — Отец обожал и часто водил маму, а потом и меня пристрастили. Ну, это как минимум красиво! А в Большом смотреть особое удовольствие. — в этот момент, ему позвонили и адвокат слегка сбавил темп шага, разговаривая по телефону, а Маша пошла вперёд. Внезапно, она почувствовала, как Воронцов схватил её за руку, обернулась, ничего не понимая, но он резко её обнял и оттащил куда-то в сторону. Всё произошло в какие-то доли секунд. За спиной она услышала рёв и шум мотора, а повернув голову, увидела, что по тому месту, где она только что стояла, промчался на огромной скорости мотоцикл. Девушку пробрала дрожь, и лишь потом она почувствовала, насколько сильно Дмитрий обхватил её руками и крепко прижимал к себе. — Ты в порядке? — спросил он. — Вроде… Что это… Что это было? — произнесла Северцева. — Идиот какой-то это был. — выдыхая и отпуская Марию, ответил адвокат. — Я увидел, как он мчится, потом понял, что ты можешь пострадать… Как ты не услышала вообще его? — Не знаю, он как чёрт из табакерки выскочил! Я же посмотрела по сторонам, прежде чем переходить дорогу, его не было! — оправдалась она. — Слава Богу, что всё обошлось. Страшно представить, что было бы… Ладно, всё, пойдём в театр, а то опоздаем. — Маша кивнула и хотела было идти, но мужчина её остановил. — Только, позвольте, барышня! — и он взял её под руку. — Так мне будет спокойней. — она улыбнулась и парочка пошла на балет. Прошло несколько дней, за которые Маше опять приходили смс с угрозами и поступали звонки с неизвестных номеров, но она не отвечала, решив, что кто-то просто играет, издевается над ней. Они встретились с Любой в кафе, куда Северцеву привёз Воронцов, отправившийся в Адвокатскую палату по делам. Девушки общались, обсуждая все новости и события, накопившееся за это время, когда к их столику подошёл официант. — Вам просили передать. — сказал он, и поставил перед Марией небольшую коробочку. — Кто? — удивилась девушка. — Не знаю. Курьер принёс. — и официант ушёл. — Машка, что же это такое? Подарок от тайного поклонника? — улыбаясь спросила Медникова. — Да какой поклонник, Любаша. — усмехнулась в ответ девушка, и сама с интересом рассматривала коробочку. — Ну, открывай! Хватит её вертеть уже! — от нетерпения Люба заёрзала на стуле. Маша снова усмехнулась и открыла крышку, но тут же вскрикнула и, от испуга, непроизвольно сбросила коробочку рукой со стола. Оттуда на пол вывалился труп крысы. Люди, обернувшиеся посмотреть что случилось, пугались. Кто-то из женщин завизжал. Северцева онемела и с широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на пол. — Машка, что это? — медленно произнесла Медникова, пребывая в глубоком шоке. Но Мария ничего не могла ответить: ей было очень страшно, внутри всё дрожало. Прибежавшие на шум официант и администрация спорили о том, что делать с крысой и как её убрать. Другая официантка принесла воду, которую попросила Люба, начавшая приводить подругу в нормальное состояние. — Машуль, успокойся, всё… Её уже убрали. На, попей водички… Чья-то дурацкая шутка. Может подростки какие-то на спор решили напугать нас… Такое сейчас повсеместно, дети современные просто невыносимы… — безостановочно говорила с ней Медникова. Маша отходя от стресса осмотрелась по сторонам и тут её взгляд упал на крышку от коробочки, которую она так и держала в руке. На её внутренней стороне была наклеена какая-то бумажка. Северцева развернула её и прочла: «Я сделаю всё, чтоб ты сдохла так же, как эта паршивая крыса, либо заставлю тебя всю жизнь страдать. Ты заплатишь за предательство Тимура!». Девушку затрясло ещё сильнее, из глаз брызнули слёзы. — Любаша, это не случайность… — плача проговорила она и дала подруге крышку с запиской. — Маш… — Люба поправила выбившеюся рыжую прядь. — Может это сам Тимур из тюрьмы пытается мстить? — Я не знаю, Любаш… — Мария успокаивалась, но страх не отступал. — Но зачем? За что? Почему не оставить меня в покое? — Ну ты же понимаешь, какой он гад! — удручённо произнесла Медникова, отбросив крышку на стол. — Может, стоит рассказать Воронцову обо всём? — Да ну, у него без меня проблем хватит. Только работа закипела, да и от смерти отца он всё ещё не оправился… Не надо. — Зря ты так. Он то имеет большой опыт в разных криминальных делах, всё же адвокат. Мог бы подсказать хоть как реагировать и стоит ли реально этого бояться. — высказала своё мнение Люба. Северцева начала обдумывать её слова. Подруги поговорили ещё какое-то время, потом Медникова ушла, так как ей необходимо было зайти в редакцию, а Маша дождалась, пока за ней приедет Воронцов и они поехали домой. — Маруся, что случилось? — внезапно спросил Дмитрий, который то и дело поглядывал на сидящую рядом девушку. — Ничего, с чего вы взяли? — как можно спокойнее ответила она. — Вижу. Чувствую, если хочешь. Ты сама не своя. Что такое? — снова ласково поинтересовался он. — Да нет, всё хорошо, просто устала… — опять попыталась соврать Мария. — Ты мне не доверяешь. — грустно заметил мужчина. — Да ну, нет… Просто, это так… — слов не хватало, чтобы придумывать отговорки, тем более, волнение и страх снова начали нарастать в душе Северцевой. На глаза наплыли слёзы. Дмитрий Михайлович, увидев это, встревожился: — Машенька, тебя кто-то обидел? — он пытался следить за дорогой, но в то же время, внимательно наблюдал за девушкой, улавливая малейшие изменения её мимики. В итоге, она не выдержала и рассказала всё: и про смс, и про звонки, и про крысу, и, вспомнила про мотоциклиста. — Понимаете, я тогда не связала этот случай со звонками и смс, а сейчас думаю, может и это не случайно? Может быть меня намеренно хотели сбить? — Воронцов нахмурился. Ему не нравилось то, что происходило. — Почему ты сразу мне не сказала? — строго спросил мужчина. — Я… Как-то не придала значения. Да и некогда было об этом думать, вы же понимаете-период такой, Михаил Алексеевич ушёл… Одно, второе… — оправдывалась Мария. — Маш, — они встали в пробке, Дмитрий посмотрел на неё и взял за руку — я хочу, чтоб ты знала: что не происходило бы в моей жизни, ты можешь на меня расчитывать и довериться мне. Я никогда не пропущу мимо ушей твои просьбы или слова и всегда готов помочь, выслушать и поддержать. Даже в те моменты, когда мне самому плохо. Для тебя у меня всегда найдутся силы и время. — Маша смотрела в ставшие, за это время, родными, серо-голубые глаза адвоката и почувствовала себя абсолютно защищённой. Как будто кто-то взял, и поместил её в самое безопасное место на огромной планете. Ей стало так хорошо и спокойно, как никогда раньше не было. — Спасибо… — впечатлённая его словами, ответила она. — Ничего не бойся, я всё сделаю, чтобы найти того, кто это делает. В этот же вечер он созвонился с Титовым. — Слушай, ну это всё как-то… Очень нетипично для реального преступника. — сказал майор, выслушав историю во всех подробностях. — Как будто единственная цель, которую ставит перед собой этот человек: просто запугать Машку и всё. — Эд, меня это не устраивает. Маруся, во первых, до ужаса напугана, а во вторых, если бы хотели просто напугать, вряд ли применяли бы наезд и эти угрозы… Как бы ничего не случилось. Мотоциклист тогда на такой скорости мчался, даже думать не хочу, что с Машей было бы, если б я её не оттащил. — сказал Воронцов. — Ладно, давай подумаем. Кто может мстить за Тимура? — Сам Тимур. — предположил адвокат. — Не думаю… Сидит наш Фигаро в Ивановской области, да и вряд ли станет мстить, тем более так. — опроверг Титов. — Ты пока скинь мне скриншот смсок, пожалуйста. Хочу глянуть. — Сейчас, я это предусмотрел. — усмехнулся Дмитрий. — Готово. Кстати, может тогда это Игорь? Ну помнишь, друг Тимура? — Воронцов, забыли об Игоре. Смски писала женщина. Зуб даю! Стиль типично женский. — выпалил Эдуард на том конце провода, рассмотрев полученный скриншот. — Ну и какая женщина… Подожди, а может это… — Илона. Новая жена Тимура. — продолжил за него майор. — Да, только она, наверно, и может. — Сто процентов она. Мстит за мужа. — Титов, я надеюсь, больше Машу она не побеспокоит? — поинтересовался Воронцов. — Дим, ты же понимаешь, у нас на неё ничего нет. — Я понимаю. Но я не хочу, чтобы она причинила Маше и малейшего вреда. Ты же знаешь, что у таких женщин может быть в голове! Я за Машу переживаю. Подумай, ты же у нас сила, закон! — Ладно, давай я пока что просто поставлю своего человечка за Илоной последить немного. И заодно убедимся, правы мы или нет. — вздохнув, предложил выход Титов. — Ну, давай, буду признателен. — Только Машке пока ничего не говори, ладно? Она и так напугана, не хочется, чтобы ещё больше боялась, да и лишний раз напоминать ей всё это… Она из-за свадьбы Илоны и Тимура чуть жизни не лишилась. — Я же не вчерашний, Эд. Конечно, не буду ей ничего говорить.Глава 10
Спустя неделю Титов позвонил Дмитрию, и предложил встретиться, чтоб поделиться новостями. — Вобщем, правы мы с тобой были. — Илона как-то себя проявила? — обеспокоился адвокат. — Ты даже не представляешь себе как. — мрачно произнёс майор, отпив кофе. — Ну не томи уже. — Мне вчера доложили, что она купила в магазине «Компонент-реактив» на Энтузиастов серную кислоту. — Подожди, это то, о чём я думаю? — нахмурился Воронцов. — Да, Дим. Я предполагаю, что она хочет Машку покалечить использованием этой кислоты. Это по-женски. Мстить, так мстить. — было видно, как Титов напряжён. Теперь он уже не относился к ситуации так легко. — И задержать вы её по-прежнему не можете… — Разумеется. Понимаешь, чтобы было что предъявить, её надо ловить во время совершения преступления. Тут только так. Сам подумай. — Ты совсем спятил? Хочешь, чтобы я спокойно сидел и смотрел, как она в Машку кислотой плещет? Нет. Никакого совершения преступления. — жёстко ответил Дмитрий. — Дима, ты имеешь юридическое образование и должен понимать, что даже если мы её задержим, то это будет ненадолго! У нас реально нечего ей предъявить: смс поступали с неизвестного номера, который принадлежит не ей, звонки отследить уже не можем, мотоцикл видел только ты, номера не запомнил, крысу эту с коробкой вместе и то, выбросили! Если её не взять при совершении преступления, то она может и дальше спокойно запугивать Машу, а потом сделать какую-то гадость, причинив вред её здоровью или жизни! Ты этого хочешь? — обрисовал ситуацию Эдуард. — Я не хочу, чтобы её взяли ценой того же самого, ма́шиного здоровья! Серная кислота-это же мгновенные ожоги! — Ну кто позволит ей в самом деле плескать кислотой? Ты прям совсем обижаешь, господин адвокат. Мы всё продумаем, наш человек успеет подменить флакончик с кислотой на обычную воду, благо и то, и то прозрачное. И всё. Важно только, чтобы Илона не догадалась ни о чём. — объяснил майор. Воронцов взглянул на него недоверчиво, но в то же время, он понимал, что это единственный выход из положения. — Хорошо, а если ваш человек не сможет или не успеет? Тогда как? — Воронцов, операция будет лично под моим контролем. У меня промахов быть не может, сработаем чисто. Тем более, я переживаю за Машу не меньше, чем ты. — убеждал друга Титов. — Ладно, давай попробуем. Но если с машкиной головы упадёт хоть волос, я лично тебя прибью. — спокойно, но жёстко произнёс Дмитрий. — Ох, посмотрите люди добрые, что любовь то делает! — иронично заметил майор. — Не волнуйся. Твоя Маша будет цела. И кстати, ей ничего не говори. Узнает, может сорвать нам операцию своей неестественностью, страхом… Да и мало ли какие сюрпризы будут. А Илона должна видеть, что всё так, как она задумала. — Нет, ну ты точно с ума сошёл! Ты представляешь себе, что она переживёт, пока ты свою операцию проведёшь? — Дима, угомонись! Так надо. Неужели ты сам не понимаешь? Кому как не тебе знать все эти тонкости! — Ты меня в гроб сведёшь… — уныло заметил адвокат, а его друг понял, что он согласен на все условия. — А как же мы узнаем, когда именно Илона решит это всё провернуть? — Я думаю, она должна как-то выманить Машу в определённое место. Потому что просто ходить за ней по пятам и незапланированно плескать, может быть рискованно. Мне кажется, в таком деле действуют расчетливо и обдуманно. — Вы же продолжите слежку? — Ну конечно, господин адвокат! И машин телефон, наверное, будем прослушивать. Так надёжнее будет. Подождём. Прошло три дня. Воронцов не находил себе места. Это было невероятно трудно: знать, что Маше может грозить опасность, находиться рядом и быть не в состоянии что-либо сделать. Ему даже начала сниться эта ситуация: Илона, плещущая в Северцеву кислотой, Титов, который разводит при этом руками и извиняется, говоря, что не получилось подменить бутылёк. Дмитрию казалось, что ещё чуть чуть и он сойдёт с ума, не выдержит, расскажет всё Маше, а потом… «Будь, что будет! В конце концов, можно взять и переехать жить в Питер». Однако, когда он был в Москве, собираясь ехать к очередному подзащитному в СИЗО, ему позвонил Эдуард. — Дим, ну всё, Илона объявилась. — Когда? — волнуясь, спросил адвокат. — Только что. Причём не одна, с сообщниками. Только что Маше позвонили, представились, что из полиции и сообщили о ДТП с твоим участием, и о том, что ты получил тяжёлые травмы. Попросили приехать на якобы место происшествия. Сейчас вышлю тебе адрес, если можешь, приезжай. Только без самодеятельности, помнишь? Держи себя в руках. — попросил друг. — Это как получится. Встретимся там. — резко ответил Воронцов и тут же развернул машину. Северцева мчалась по указанному капитаном полиции адресу, не помня себя. Он сказал, что Дмитрий Михайлович попал в ДТП, что он в тяжёлом состоянии. Ей не хотелось в это верить, сердце будто выскакивало из груди, в висках стучало. «Хоть бы с ним всё было хорошо…» — думала девушка — «Главное, чтоб он был жив, остальное совсем не важно. Всё можно исправить, если человек жив. Со всем можно справиться». Когда она добралась до указанного места, никакого ДТП не увидела. Девушка стала озираться по сторонам. — А вот и Маша. — сказал Титов. Они с Дмитрием сидели в служебной машине рядом с местом, которое выбрала Илона. — Вы точно заменили пузырёк? — спросил Воронцов. Сейчас он был крайне напряжён и серьёзен. Хотелось закурить трубку, но он понимал, что в данный момент не время. — Да точно, точно. Не волнуйся. — попытался успокоить его майор, который и сам нервничал из-за сложившейся ситуации, но не показывал этого. — Не волнуйся… — недовольно пробурчал Дмитрий. Он готов был в любую секунду выбежать из машины и накинуться на Илону, которую уже ненавидел. Маша услышала, как её окликнули и обернулась. Перед ней стояла молодая девушка, примерно её возраста, блондинка в чёрных очках. — Вы ведь Мария Северцева? — переспросила незнакомка. — Я. А вы… — Я та, чью жизнь ты разрушила! — «прошипела» блондинка. Северцева опешила. — Вы меня с кем-то путаете… Я вас не знаю. — шокированно произнесла она. — Мне сказали, что здесь, по этому адресу произошло ДТП, что Дмитрий Михайлович Воронцов пострадал. — Быстро же ты переключилась! Конечно, решила себе мужика постарше и побогаче найти? — не унималась незнакомка. — Что вы говорите? Кто вы? — недоумевала Мария. — Я кто? Я та, кто умеет любить по-настоящему, в отличие от тебя! Из-за тебя, тварь, Тимур в тюрьме сидит теперь! А ты тут, на свободе, жизнью наслаждаешься? — блондинка совсем рассверепела. — Вы Илона? — поражённо спросила Маша. — А, догадалась? Да, это я! Я обещала тебе испортить жизнь и я это сделаю! Я сделаю всё, чтоб ты страдала до конца своих дней! На, получай! — закричала она, подошла ближе, а дальше, для Маши всё было как в замедленном кино: Илона резко махнула рукой и ей в лицо выплеснулась какая-то жидкость. Северцева даже не успела увернуться. В этот же момент, откуда-то появилась полиция, они надели на Илону наручники, появился Титов, подойдя к ней и что-то говоря. Машу бесконечно затрясло, ноги стали подкашиваться и ей показалось, что она теряет сознание. Тут она услышала голос Дмитрия: «Маруся!». Он подошёл к ней и сразу же обнял. Его сильные руки будто удержали её. Мария прижалась к нему, дрожь не проходила, а только нарастала, и девушка, неожиданно для самой себя, расплакалась. — Машенька, хорошая моя, не плачь, всё в порядке. — звучал его нежный, бархатный голос у неё над ухом. Воронцов крепко держал её, ласково гладил по голове и целовал в лоб. — Всё закончилось, слышишь? Больше она тебя не тронет. — Северцева старалась взять себя в руки, но предательские слёзы продолжали катиться из глаз. Казалось, что все переживания прошедших недель нашли выход именно сейчас. — Дим, Маш, всё хорошо? — послышался где-то за спиной Маши голос Эдуарда. Дмитрий Михайлович посмотрел на друга и взглядом показал, чтобы тот ушёл. — Ладно, мы поехали, созвонимся тогда! — сразу понял обстановку майор, оставив их одних. — Маруся, поехали домой, а? — заглянув ей в глаза с нежностью спросил адвокат. — Я очень испугалась… — разомкнув объятия, не в тему сказала Мария. — Больше всего за вас, когда мне позвонили и сказали, что случилось ДТП и вы в тяжёлом состоянии. — она уже почти успокоилась, но эти слова произносила с явным волнением. — Ну со мной же всё хорошо. Вот он я, стою рядом жив и здоров. — ласково успокаивал Северцеву мужчина, который осторожно вытер слёзы с её лица. — Поехали, тебе нужно отдохнуть, ты сегодня много пережила. — и Дмитрий приобняв Машу за плечи, повёл в машину. Ночью ей опять не спалось, видимо сказывался стресс. Девушка мерила шагами комнату, освещаемую светом луны. Раздумывая над всем, что происходило с ней в последние 3 месяца, Мария поняла, что Воронцов стал для неё не просто адвокатом, благодетелем. Она не может уже воспринимать его лишь с благодарностью. Маша остро ощутила как сильно привязана к этому мужчине. Ей было в радость готовить для него, говорить с ним, ждать с работы, ей хотелось быть рядом, для неё было важно его здоровье и жизнь теперь… А главное, Северцевой совсем не хотелось уезжать в Выборг и расставаться с ним. Совсем. «Неужели это любовь?» — пронеслось в её голове. Но эта мысль показалась девушке не самой лучшей. Ей нельзя в него влюбляться. Дмитрий Михайлович просто хочет помочь, явно воспринимает её почти как дочь и любит бывшую жену. Да и вообще, наверняка, его не интересуют девушки ма́шиного возраста. Уезжать не хочется, но придётся. Сбежать, чтобы не совершать ошибок, не страдать… Этого ещё не хватало… Мало она мучилась от любви к Тимуру? Теперь ещё из-за Воронцова? «Кому сказать, не поверят!» — подумала девушка. Через два дня, они съездили к Титову, Маша дала необходимые показания и ушла встретиться с Любой, а Дмитрий решил поговорить с другом, пока было время. — Ну что, Илона как себя ведёт? Вину признала? — поинтересовался адвокат. — Ведёт, разумеется, вызывающе. Такие дамочки не покоряются. — усмехнулся Эдуард. — А вину… Пока упирается, но куда ей деться? Против неё слишком много доказательств и главное: пузырёк с её пальчиками. — Ей же в купе светит… До 13 лет? Правильно? — Правильно. У нас же и угрозы, и подготовка покушения, попытки покушения и в итоге совершение покушения… Влипла Илона Звонарёва по полной. Не хуже муженька. И за что таким как он, настолько верные жёны? Машка ради него хотела свободой пожертвовать, эта мадам сильно рискуя, отомстить решила… И всё ради этого Фигаро! — удивился Титов. — Кстати, Маша уже оправилась от этого всего? Сильно напугана была? — Да конечно сильно. Плакала, переживала. Пришлось дать ей успокоительное. Ну вроде уже ничего, главное, её больше никто не запугивает. — ответил Воронцов. — Собирается в Выборг. — Ты откуда знаешь? Она сказала? — Нет. Случайно увидел, как она смотрела билеты на поезд. А я не имею права её удерживать. — Дмитрий погрустнел. — Удерживать не имеешь, а вот сделать так, чтобы она не захотела уезжать, можешь. — Даже не уговаривай меня признаваться ей в любви. Она столько пережила за эту зиму, что только моих признаний не хватало. Не хочу я её пугать таким напором. — Да ну кто говорит о признаниях, дружище? — весело спросил Эдуард, которому было забавно наблюдать за влюблённым другом. — Ты подумай, что её кроме любви заставило бы остаться в Москве? — Профессия. Но она вроде не закончила журфак, бросила… Не говорила почему, но мне кажется из-за Тимура. — Так она тоже училась на журфаке? Прям как моя Алиска. Тогда надо подумать… Может ты поможешь ей работу какую-то найти… Ну вот, помнишь, говорил тебе, что Алиса на радио устроилась. — Можно попробовать, хотя радио это… — тут же начал думать Воронцов. — Погоди, помнишь, ты пару лет назад защищал ресторатора? Ну тот, скандальный случай? — Помню, конечно. — У него же жена занимает пост программного директора радио «Весна». Помнишь, как они были благодарны тебе за выигранное дело? Обратись к ней, явно что-то получится. Она не последний человек в их профессиональных кругах, может помочь! — осенило Титова. — Точно. Хорошо, что ты о них вспомнил. Спасибо, в который раз выручаешь советом. — поблагодарил сообразительного друга Дмитрий Михайлович. В конце недели, когда он очередной раз приехал домой и они сели ужинать, Маша сказала: — Дмитрий Михайлович, я решила послезавтра ехать домой, в Выборг. — Уже? — насторожился мужчина. — Да, чего тянуть. Мой отъезд был делом времени и отложился только из-за горя, которое случилось… — она поковыряла вилкой салат. — А теперь, меня здесь ничего не держит, да и вашим гостеприимством я уже откровенно злоупотребляю. — по её лицу скользнула грустная улыбка. — В Москве мне делать нечего, она меня не приняла. Поэтому, поеду к тёте, работу мне она обещала найти. — А если я предложу тебе остаться? — с надеждой в голосе спросил Воронцов. — Это очень мило с вашей стороны, но… — Северцева хотела было возразить, как адвокат перебил её. — Я тебе предлагаю остаться и работать в Москве. — Работать? — уныние сменилось удивлением. — Кем? — Насколько я знаю, у тебя неоконченное высшее, журфак. Так ведь? — Да. — Одна моя знакомая, работает программным директором на радиостанции «Весна». Так вот, я с ней сегодня разговаривал и она готова принять тебя в штат. Они вводят рубрику «Философия жизни», им нужна ведущая. Моя знакомая хочет предложить эту должность тебе. Если ты хорошо проявишь себя, то она поможет тебе восстановиться в ВУЗе, потому что в журналистике не последний человек. Будешь работать на радио и учиться дальше. Жить будешь у меня, я слишком привык к твоим кулинарным шедеврам, и, кажется, не смогу без них больше. Как тебе такой вариант? — Маша слушала слова Дмитрия как сказку и не могла поверить, что это реальность. Он предложил ей то, о чём девушка уже и мечтать не смела! — Вы волшебник…? — скорее утверждая, чем спрашивая, произнесла Мария. — Нет, только учусь. — усмехнулся в ответ адвокат. Мария не выдержав, вскочила, оббежала стол и подбежав к Воронцову, обняла его. — Спасибо вам! — едва её девичьи пальчики успели коснуться его, как Дмитрий, вздрогнул, точно от удара током и почувствовал озноб, во рту у него моментально пересохло. «Господи, что же такое со мной творится, если совсем невинное касание вызывает подобную реакцию? Можно представить, в каком жалком состоянии я окажусь, если решусь поцеловать ее» — пронеслось в голове у адвоката. Маше было невдомёк, что творилось с мужчиной, пока она обнимала его, но ей самой не хотелось размыкать объятий, хоть в конце концов и пришлось. — Машенька, я давно попросить хотел… Говори мне «ты», меня твое «вы» как-то деморализует, я чувствую себя почти дряхлым старцем… — усмехнувшись, сказал он. — Я попробую, только перестроиться надо. — смущённо улыбнулась Северцева. — Ты чай будешь? — тут же спросила она. — У тебя неплохо получается перестраиваться. Буду. Мария убрала со стола посуду, отправив её в посудомойку и начала заваривать чай. Воронцов, подперев подбородок рукой сидел за столом и в который раз наблюдал за ней, укравшей его сердце. Непреодолимо сильно хотелось тихо подойти к любимой женщине сзади и, просто обняв, молчаливо мерить свое счастье ее дыханием, знать, что она только его, одна в целом свете… Ничего больше было не нужно! Только этот дом и она-надёжный тыл. Возвращаться, спешить с работы сюда и чувствовать неземную благодать. Северцева обернулась, поставила чашки и сказала: — Дмитрий Ми… — тут же осеклась. — Дима. — поправил он её, а девушка смущённо заулыбавшись, исправилась: — Дим, а завтра же выписывают Ирину Константиновну? Правильно? — Да. Завтра, если ты не против, мы её встретим из больницы в 3 часа, завезём домой, а потом поедем к Кагарлицкой на радио. Ну, той самой знакомой. — объяснил мужчина. — Ну как я могу быть против? Я сама хотела это предложить.Глава 11
На следующий день, после того как они забрали Ирину Константиновну, уже достаточно хорошо себя чувствующую и счастливую, от того, что Маша и Дмитрий вновь приехали вместе, направились на радиостанцию. Джип Воронцова остановился около высокого здания, где находился офис «Весны». Дмитрий Михайлович вышел, подал Марии руку и на мгновение, как бы нечаянно, прижал её к себе, отчего у нее все внутри задрожало. — Мы не опаздываем? — спросила она, стараясь «нивелировать» ситуацию. — Нет, всё хорошо. Идём. — он взял её за руку и они направились к зданию. Лариса Станиславовна Кагарлицкая была миловидной, миниатюрной женщиной средних лет. Её золотые волосы, собранные в причёску поражали красотой и пышностью, а фигура-хрупкостью. При этом, стоило ей только заговорить, как подчинённые, так некстати вошедшие в кабинет во время её беседы с Машей, бледнели и «вылетали» оттуда со скоростью света. — Никаких правил этикета… — сетовала она, снова став милой и приветливой. Северцева сразу поняла, что для её начальницы, такт и воспитание являются одними из самых главных критериев. — Маша, Дмитрий Михайлович мне в общих чертах обрисовал ситуацию. — при этих словах, девушка пожалела о том, что Воронцов оставил их беседовать одних и удалился в коридор. Она волновалась и его поддержка сейчас не помешала бы. — Но, всё-таки, хоть я и не хочу расспрашивать вас детально, ворошить прошлое, ответьте мне, это ваша вина, что вас отчислили из ВУЗа? — Моя. — честно признала Мария. — Я, к сожалению, наделала много глупостей и в том числе, умудрилась довести ситуацию в университете до критической. — Что же, хорошо, что вы искренни со мной… Просто мне необходимо точно знать ситуацию, прежде чем пытаться её исправить. — задумчиво произнесла Кагарлицкая. — Мы с вами поступим так: поработаете у меня, я научу вас всем тонкостям работы на радио, это не трудно. А ближе к сентябрю, я думаю, смогу договориться, чтобы вас приняли обратно. Не обещаю, но может быть даже на 3 курс. — Спасибо вам большое! — с сияющими от радости глазами ответила Маша. — Пока не за что. — улыбнулась Лариса Станиславовна. — Маш, мы хотим открыть новую промежуточную рубрику в нашем эфире, которую планируем назвать «Философия жизни». Но пока думаем над форматом. Основная идея была в том, что хотелось бы как-то несложно, но при этом глубоко преподносить какие-то рассуждения о жизни, судьбе, любви… Что-то такое, заставляющее задуматься. Понимаете? В этом смысл. — попыталась объяснить программный директор. — Но пока формат не определён, поэтому, я думаю, вы приступите к работе недели через две-три. — Извините пожалуйста, — робко произнесла Северцева. — а может быть преподносить всё это в виде историй? Ну, знаете, выделять определённую тему, идею, а потом на основании её, находить истории из жизни людей известных или неизвестных, которые будут в чём-то подтверждать эту идею, а может опровергать… Ну, не знаю как более доступно объяснить… — Подождите, я кажется, понимаю вас. Много ведь историй берущих за душу, и эти истории со смыслом… А что, это мысль! — Да, и из этих вот историй и будет складываться философия жизни. Она будет вполне реальна. Это будет философия всех людей: их опыт, их ошибки, разочарования, радость. — дополнила свою идею девушка. — Машенька, мне уже нравится то, что вы будете нашим сотрудником. Нам как раз не хватает свежего взгляда. — с улыбкой произнесла Лариса Станиславовна. — Тогда… Может быть вы и будете формировать каждую из программ? Или доверите это нашей редакции? — Маша растерянно пожала плечами. — Давайте я попробую. Я просто никогда не делала этого. — Тем интереснее будет посмотреть, что у вас получится. Давайте так, вы подумаете, определите тему первого эфира, напи́шите мне, а я передам это в редакционный отдел. Они подготовят свой текст, вы свой, я сравню и определимся. Хорошо? — предложила выход Кагарлицкая. — Да, я поняла. — кивнула Северцева. — Ну и заодно ознакомлю всех с предложенным форматом, составим программу, подумаем над деталями… Всё равно недели две у вас точно есть свободных, Машенька. Тогда созвонимся потом. Мария вышла из кабинета программного директора в смешанных чувствах. Ей было и страшно, и радостно от предвкушения нового жизненного этапа. — Ну что, Марусь, всё хорошо? — Воронцов, всё это время ожидающий девушку за дверью, поднялся со стула. — Да, у меня есть две недели свободы и первое задание. — ответила она. — Что-то ты не рада этому. — пытаясь понять, что она испытывает и внимательно смотря ей в глаза, заметил адвокат. — Нет, я очень рада, но мне страшно. — призналась Маша. — Вот это новости… Чего же тебе страшно, хорошая моя? — ласково и с улыбкой спросил Дмитрий. — Боюсь, что не справлюсь, что это всё закончится, что… Что это всё слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Машенька, — он взял её за руку. — теперь у тебя всегда всё будет хорошо. Поверь мне и ничего не бойся. Я рядом. — Я не устану тебя благодарить за всё. — с улыбкой произнесла девушка. Спасибо тебе. Ты не представляешь, что делаешь для меня. — она с восторгом посмотрела на мужчину. — Ну тогда и ты сделай мне сегодня маленькое одолжение. — лукаво взглянув в её глаза, сказал Воронцов. — Какое? — Согласись, пожалуйста, поужинать со мной в одном прекрасном ресторане. — Я же планировала запечь индейку с сухофруктами… — растерялась Маша. — Ну, давай будем надеяться, что она не улетит из нашего холодильника. — усмехнулся адвокат. — Поехали! Дмитрий привёз её в небольшой, но очень уютный грузинский ресторан и увидев, что Мария замешкалась, смотря на бесчисленные названия грузинских блюд в меню, всё заказал сам. — Хозяин этого ресторана, прямо-таки, настоящий джигит. Прекрасный человек, мы когда-то с ним познакомились случайно и с тех пор меня всегда рады видеть в его заведении. — рассказал девушке Воронцов. — Здесь и правда очень вкусно всё, голову потерять можно. — Только не говори, что этого джигита ты тоже когда-то защищал. — усмехнулась Северцева, оглядываясь по сторонам и рассматривая интерьер ресторана. — Нет, я защищал его друга, а он безумно переживал за него и присутствовал на заседании суда. Волновался ну прямо как герой Фрунзика Мкртчяна за героя Вахтанга Кикабидзе в фильме «Мимино». — пояснил с улыбкой адвокат. — А после того, как дело было выиграно и его друг оправдан, они настойчиво приглашали меня отметить победу здесь, как я теперь понимаю, но тогда я отказался. Не этично это, как по мне. — А потом? — А потом я пришёл сюда со знакомыми через какое-то время после процесса. Уже и думать забыл о друге своего подзащитного, но он увидел меня мельком в зале, подошёл, горячо поприветствовал и угостил от себя нас таким божественным ужином… Приглашал заходить ещё, и, разумеется, я уже не смог отказаться-так вкусно здесь готовят. Прихожу периодически, хотя ярым фанатом грузинской кухни никогда не был. — Заинтриговал. — улыбнулась Северцева. — Здесь атмосферно. — в этот момент им принесли часть блюд. Официант, поставив кувшинчик с вином, следом ловко выставил на стол тарелки с пхали — закуской из овощей, грецких орехов и большого количества прянностей; бариджани — рулетиков из баклажана с пикантной сырной начинкой; надуги — закуской из свежего творога, завёрнутого в тонкий сыр сулугуни; двумя хачапури по-аджарски в виде лодочек из теста с сырной начинкой и сырым яйцом внутри и оригинальной закуской джонджоли — маринованными цветами странного растения «клекачки колхидской». — Дим, ты с ума сошёл? Столько закусок! — поразилась девушка, когда официант ушёл. — Ты всё должна попробовать! Это правда безумно вкусно! Грузинских блюд много не бывает! Ешь, потом будет шашлык! — настойчиво порекомендовал Воронцов. — Ты меня закормишь и я не смогу выйти из этого ресторана, потому что не влезу в двери. — засмеялась она. Все принесённые блюда были действительно очень вкусными, как и вино. Пока они ужинали, Мария сказала: — Знаешь, я хотела с тобой поговорить. Подумала тут, что мне надо всё же съездить и навестить тётю Гелю. Пока есть возможность и время, отпущенное Кагарлицкой. А то я планировала приехать, один раз отменилось, второй раз сорвалось… Как-то неудобно получается. — Я сам хотел об этом поговорить с тобой и предложить поехать, пока ты не начала работать. Действительно, тётя скучает, наверное. Да и после болезни человек. А если я попрошусь поехать с тобой? — внезапно спросил мужчина. — Ты? В Выборг? — удивилась она. — А что, в Выборг пускают только тех, кто там родился? — усмехнулся он. — Нет, я просто удивилась… — Покажешь мне свой родной город? — Покажу. — улыбнулась Северцева. — Уж я покажу так, как ни один экскурсовод. — Ну и отлично! Давно мечтал там побывать. Заодно и с твоей прекрасной тётей познакомлюсь. — А как же твоя работа? Ты же трудоголик! — Маруся, я хоть и трудоголик, но сто лет уже не был в отпуске. Ну, ту паузу после смерти отца, я не учитываю, конечно. Поэтому, я взял отпуск на 3 недели. Старые дела все закрыты, новых ещё не брал. — А, то есть ты заранее всё просчитал? — снова улыбнулась Мария. — Конечно. Ты не могла бы не согласиться. — улыбнувшись в ответ сказал Воронцов. — Тогда сейчас вернёмся домой, соберём вещи, а завтра с утра выедем. Завтра же будем в Питере, переночуем, а потом уже и до Выборга доберёмся. — быстро разложил по полочкам весь план действий адвокат. — На машине поедем? — снова удивилась Маша. — А что? Ты против? В этом есть своя романтика. — Да нет, я не против, просто никогда не ездила в дальние путешествия на машине. — О, значит для тебя будет новый опыт. Но можешь не переживать, я вожу осторожно и внимательно. Доедем в целости и сохранности. — В этом я не сомневаюсь. С тобой мне вообще не страшно даже во Владивосток на машине. — усмехнулась Мария, а Дмитрий с нежностью посмотрел на неё. Было приятно, что он заслужил её безграничное доверие, раз она готова с ним уехать даже на другой край России. Ранним утром следующего дня, они выехали из Москвы, направившись в Санкт-Петербург. Маша быстро уснула рядом с Ворнцовым, так как мало спала ночью, да и когда они покидали столицу, было ещё темно. Он заботливо накинул на неё плед, захваченный с собой и выключил музыку, чтобы не мешать сну девушки. Проснулась Северцева, когда уже было около 11 утра из-за того, что какая-то машина на трассе, проезжая мимо них, громко засигналила. — Где мы? — сонно спросила она, озираясь по сторонам. — Всё ещё на пути к Питеру. Разбудил тебя этот идиот, да? — расстроенно спросил Дмитрий. — Мне всё равно уже надо просыпаться, а то ты за рулём, а я нагло сплю. А ведь пассажир должен разговаривать с водителем, приободрять его. — Я не из тех, кто заснёт за рулём и потеряет контроль, Маруся. Тем более у меня слишком ценный груз. — улыбнувшись, ответил он. — Хотел, чтобы ты как можно дольше поспала. — Да я выспалась, всё в порядке. — Тогда вот, возьми кофе. Мы не так давно проезжали заправку, я захватил один на всякий случай. Не прогадал. Он даже остыть не успел. — Спасибо большое! — Маша с удовольствием отпила глоток бодрящего напитка из стаканчика. — Так, ну если с водителем положено разговаривать, то давай говорить. — Давай. О чём? — Может расскажешь о себе побольше? — спросил Воронцов. — Ты обо мне вон уже сколько узнала и от друзей, и от мамы, а я о тебе, скажем, совсем мало. — Только из моего дела, которое читал и всё. — озвучила за него девушка. — Да. Я, конечно, не настаиваю, но мне было бы интересно. — Имеешь право. В конце концов, у тебя живёт какая-то дамочка, о которой почти ничего неизвестно, это как минимум странно. — мужчина засмеялся. — Машенька, я не это имел ввиду. — Я знаю, шучу просто. Тебе прям с самого детства рассказывать? — Да как захочешь. — пожал плечами он. — Я родилась в обычной семье. Моя мама Евгения Георгиевна, была учителем начальных классов; папа Матвей Викторович работал инженером холодильного оборудования на заводе. Из того что я помню в детстве, мы жили хорошо, спокойно и очень счастливо. Родители никогда на моей памяти не ссорились, папа вообще был очень спокойным человеком, которого трудно вывести из себя. Мама, наоборот, импульсивная, активная, заводная. Не знаю, как они совпали, такие разные, но смотрелись вместе гармонично и считались довольно крепкой парой. Папа рассказывал, что влюбился сразу же, как только впервые увидел маму. Он возвращался с работы, в городе только прошёл дождь, было множество луж, а она шла по ним босиком, неся в руках босоножки, в её мокрых волосах отблескивало закатное солнце и она улыбалась всем прохожим. Просто в тот день мама сдала последний экзамен перед выпуском из университета и была безумносчастлива. Вот такой папа увидел её, оказавшись одним из прохожих, кому она улыбнулась, и влюбился. Мама говорила, что он увязался за ней и проводил до дома. Она, конечно, не полюбила его с первого взгляда, но папа был терпелив, ухаживал за ней, поддерживал, когда она только начинала работать в школе и ей, молодой, неопытной студентке было очень страшно… Вобщем покорил своей преданностью и готовностью быть рядом. Я родилась через 4 года после свадьбы и была желанным ребёнком, хотя папа хотел мальчика, как практически все мужчины. Но он смирился и я стала его любимицей. Баловал меня, мы часто дурачились с ним, было много своих шуток, приколов каких-то, которые понимали только я и он. Но, в мои 8 лет сказка о крепкой семье закончилась. Я тогда мало что понимала, просто в какой-то момент, папа ушёл из дома, сказав, что поживёт у друга, а потом через время мама стала собирать свои вещи. Они ругались с тётей Гелей, спорили, та ей говорила, что мама совершает ошибку… Всё оказалось просто и сложно одновременно. Мама полюбила другого. Он был иностранец, датчанин и забирал её к себе. Но только её, без ребёнка. Поэтому она оставляла меня с отцом и тётей, её сестрой. — Подожди, как оставляла? — не выдержал Дмитрий. — Она смогла бросить тебя маленькую? — Любовь оказалась для мамы важнее. Я до сих пор помню день её отъезда. Такси ждало внизу, мы вышли проводить. Ну как, вышли… Провожать шла тётя Геля, а я не захотела остаться в квартире. Мама обняла сестру, затем меня и плакала, говоря, что обязательно заберёт и мы будем жить в большом и красивом доме. В итоге, тётя не выдержала, сказала, что хватит мучить ребёнка, что она и так стыд потеряла и мама вытирая слёзы села в машину. Мне тогда было очень обидно, такси начало ехать, я вырвалась из рук тёти Гели, которая меня обнимала за плечи, побежала вслед за машиной, кричала маме, чтобы она взяла меня с собой, что я не хочу долго ждать… В итоге упала, тётя меня подхватила, повела в квартиру… Мама уехала. — Тебе, наверно, больно об этом вспоминать? — адвокат чувствовал вину за то, что попросил девушку рассказать о себе и этим самым потревожил её воспоминания. — Сейчас нет. Это вообще стало таким далёким и недосягаемым для меня, будто произошло в прошлой жизни и вовсе не со мной. А тогда было больно. Я около года каждый день ждала у окна, что вернётся мама. Вернётся и заберёт в свой большой дом… Да даже если бы не в дом, хоть в сарай-мне было безразлично, только с ней быть. Но мама не вернулась. Я больше её никогда не видела и даже не знаю, как она сейчас живёт и жива ли вообще. Первое время она присылала письма, иногда звонила, а потом пропала с концами. — А отец? — Отец оказался однолюбом, но слабым человеком. Не мне его судить, я сама хороша в СИЗО была, но… Он начал пить, быстро не стало того Матвея Северцева. Ему уже была безразлична я, он даже на работу наплевал. Спился и погиб от рук собутыльников в пьяной драке. Так мы с тётей остались совсем одни. — Сколько же ей лет было? — поинтересовался Воронцов. — Она на 4 года младше мамы, ей было 31. Сейчас ей 48. У неё тогда намечалась свадьба, она наконец встретила человека, с которым ей было хорошо, она была счастлива и влюблена. Но, мама поломала жизнь не только отцу и мне, своим отъездом, но и своей сестре. Жених тёти Гели испугался трудностей с ребёнком, который почти был на грани переходного возраста и сбежал, отменив свадьбу. Тётя так замуж ни за кого и не вышла. С тех пор она боялась довериться мужчинам, боялась, что они не примут меня или же я не смогу смириться с тем, что её внимание не будет доставаться лишь мне, безраздельно. Свою жизнь она отдала любимой племяннице. — заключила, вздохнув, Маша. Дмитрий вздохнул, он не мог найти никаких подходящих слов, чтобы хоть как-то выразить свои мысли. Ему было бесконечно жаль Северцеву, оставшуюся так рано без самых близких и родных людей: родителей. Он не мог понять ма́шину маму, как не старался. — А как ты с Тимуром познакомилась? — Достаточно смешно, на свою беду… — усмехнулась девушка. Затем она в подробностях рассказала адвокату про их знакомство со Звонарёвым, про то, как всё изменилось после свадьбы, как он пренебрежительно к ней относился, как она узнала о том, что он вор, про отчисление из университета и про ребёнка. — Когда я пришла в себя, врач сказал мне, что во время операции возникли осложнения и… — ма́шины глаза наполнились слезами. — И что вероятней всего, больше детей у меня быть не может. — продолжила она, пару раз глубоко втянув воздух, и заплакала. Воронцов снова молчал, но в этот раз потому, что очень злился. Он снова хотел изничтожить Тимура, который так обошёлся с Машей, его Машей. На языке адвоката вертелись одни бранные слова. — Останови, пожалуйста, машину. — услышал он тихую просьбу. Джип мягко затормозил, съехав на обочину и девушка тут же выскочила из него. Дмитрий вышел следом, не желая оставлять её одну в таком состоянии. Мария стояла спиной к дороге, закрыв лицо руками, но то и дело вдыхая воздух и пытаясь успокоиться. — Машенька, — мужчина подошёл к ней сзади и приобнял за плечи — прости меня. Я зря стал расспрашивать тебя о прошлом. — она развернулась к нему лицом и уткнулась носом в его крепкое плечо, ничего не отвечая. Воронцов всё понял и крепко обнял её, прижав к себе. — Маруся, солнышко, врачи иногда тоже ошибаются. Надо верить. — прошептал он ей на ухо, гладя по спине. Дмитрий чувствовал, насколько девушке больно и плохо, понимал, что все слова будут казаться нелепыми и неверными сейчас. — Прости, я… больше не буду. — Северцева подняла на него взгляд. Он ласково вытер слёзы с её лица. — Если бы я мог, я бы сделал всё, чтобы тогда в парке ты упала в мои руки и ничего бы этого не произошло. — искренне произнёс адвокат, глядя в ей глаза. Ему очень хотелось поцеловать её в этот миг, но приходилось сдерживаться. — Если бы да кабы… — грустно улыбнувшись, ответила Северцева. — Всё нормально, это жизнь и у каждого она своя. — Воронцов опустил руки и Маша направилась к машине.Глава 12
Какое-то время они проехали молча, а потом она сказала: — Ты прости ещё раз, что я не сдержалась. Просто… Каждый раз думаю, что уже приняла случившееся, но каждый раз так больно… как впервые. — Ну что ты, я же всё понимаю. И мне, правда, очень жаль, что я разбередил тебе душу. — Да ну, ничего ты не бередил. Я об этом никогда не забываю, да и вряд ли когда-то отпустит… И потом, это я решила тебе рассказать об этой части своей биографии, поэтому ты тут не при чём. — успокоила его Мария. — Ты, лучше, если можешь и хочешь, порассказывай ещё о себе. Есть же то, чего я не знаю? — Сейчас прозвучало, будто мы много лет в браке и ты пытаешься уличить меня во лжи. — усмехнулся мужчина. Маша засмеялась в ответ. — Не в этом случае. — Так, ну, про моё детство мама, наверное, много рассказывала. Я был достаточно хулиганистым, шаловливым мальчишкой, любил доставить родителям хлопот и заставить их понервничать. — Надо же, как люди меняются! — иронично заметила Северцева. — Ни за что не сказала бы, что ты был шаловливым. — Надо отдать мне должное, я хорошо учился в школе. — улыбаясь, продолжил Дмитрий. — Ну, выговоры за поведение и драки в коридорах на переменах, я не считаю. Мама часто ругала меня, жаловалась отцу, что мол вот, снова подрался с кем-то, опять классный руководитель вызывает в школу, а отец спокойно отвечал, читая газету: «Главное, что двоек нет. Ума наберётся, а мудрость придёт с годами». — Я бы тоже волновалась, если бы сын драчуном был. — Я дрался не просто так, я по делу. Девчонок защищал. — усмехаясь, пояснил Воронцов. — Так ты ещё и дон Жуаном был? — Не совсем. Я предпочитал просто быть обходительным и вежливым с прекрасной половиной класса. Просто как-то сразу заметил, что на девочек это действует безотказно. И списать дадут, и староста, тоже девочка, лишний раз прикроет. — Маша засмеялась. — А чего ты смеёшься, разве нет? — весело спросил адвокат. — Ну, вообщем, счастливое детство вот такого оболтуса. Ну, потом, закончил школу с серебряной медалью, до золотой не дотянул немного, алгебра подвела. Поступил в МГУ на юридический. О моём фееричном появлении на вступительных ты слышала уже. Но универ быстро расставил всё по своим местам и приучил быть более обязательным, самостоятельным… — А срыв контрольной как же? Подозреваю, что не только это было в твоей биографии. — посмотрев на него с хитрым прищуром, напомнила девушка. — Это было, да. Но, кстати, контрольную я тогда тоже сорвал по делу, так сказать. Из-за девушки. — признался Дмитрий. — Какой ты влюбчивый! — На самом деле нет! Но это была первая любовь. Ну, такая, знаешь, по-настоящему сильная и чистая. Та самая, которая бывает только раз в жизни. Её звали Элла, она была очень красивой и очень гордой девчонкой, неприступной. — И ты её решил покорить? — Конечно. Я сразу понял, что она будет со мной и активно начал заниматься тем, чтобы заставить эту крепость рухнуть под тяжестью моего обаяния. — улыбаясь, рассказал Воронцов. — Вот поэтому и контрольную сорвал, чтобы обратить на себя внимание, показать, какой я смелый, крутой что-ли… — Помогло? — поинтересовалась Мария. — Помогло, но не только это. Я и букеты ей таскал, и стихи сочинял, и на экзаменах помогал, и даже конспекты за неё писал! Но больше всего мне помогло то, что я её защитил как-то перед преподавателем. Её отчитывали за пропуски и грозили отчислением… Я вмешался, хотя Элла была виновата. Но мне тогда было всё равно, хотелось её огородить от любых неприятностей. Вот это на неё произвело особое впечатление и в конце концов, она согласилась сходить со мной в кино. Я был на седьмом небе, честно. — Ну, видимо благородство и рыцарство у тебя в крови. — Да какое там рыцарство, всё любовь… На тот момент, я впервые настолько сильно полюбил кого-то. Крышу сносило. Потом и Элка, наконец, меня разглядела и к моему великому счастью, влюбилась. Мне кажется, мы были самыми безумными влюблёнными в мире! Сбегали с лекций, гуляли в парках часами, брали билеты в кино на несколько сеансов подряд и целовались на последнем ряду до одури! Я думал, что всё будет просто, раз мы любим друг друга, но… Судьба подкинула испытание в виде её родителей. — Они были против? — Да. А родители у Эллы были суровые. Семья с высоким положением, папа дипломат, мама зам.зав.кафедрой онтологии и теории познания на философском факультете, кстати, тоже МГУ. Дед военный, генерал, бабушка профессор искусствознания. — Боже, как всё серьёзно. — поразилась Северцева. — Вот это тебя занесло… Покорил, так покорил. — Сам в шоке был, но я отступать то не привык. Да и всё равно мне было, кто там у неё папа, кто дед… Хоть боги древнегреческие! — продолжал свой рассказ Дмитрий. — В общем, её родители стали ограждать дочку от общения со мной как могли, но для меня это не было помехой. На их беду и моё счастье, окно её комнаты находилось как раз рядом с пожарной лестницей. Я по этой лестнице несколько месяцев лазил к ней в окно и на ней же прятался, если грозила опасность встретить родителей Эллы. — На лестнице? — ахнула Маша, с удивлением слушая романтическую историю. — Ну да. А что, это невероятно удобно было. Представь, я лез к ней, Титов, кстати, страховал меня внизу, я залезал в окно, которое Элла всегда предусмотрительно открывала, был с ней, а если вдруг шли её родители или бабушка, я быстро ретировался на лестницу у окна и стоя там на ступеньке, ждал, пока Элка подаст знак и я снова смогу вернуться в комнату. Пару раз я чуть не навернулся, но всё обошлось. — И долго же вы с ней так скрывались? — Нет. Через 3 месяца Элла героическим образом поставила папе дипломату жёсткий ультиматум, заставив принять её выбор. Родители сдались и мы недолго думая, поженились. — То есть у тебя две жены? — Было. — уточнил Воронцов. — Только вот с Эллой я был по-настоящему счастлив. Мы жили прекрасно, каждый день как праздник, каждый месяц медовый… Сказка, да и только. — И что же случилось в вашей сказке? — спросила девушка. — Элла забеременела. — как-то грустно ответил мужчина. — Ты не хотел ребёнка? — Да ну, что ты. Очень хотел! Я от радости, думал, взлечу, не имея крыльев. Но нам не повезло, беременность была внематочной. Врачи её вовремя не определили, тогда таких технологий, как УЗИ не было. Случилось то, что должно было случиться: разрыв, кровотечение… В общем, это были какие-то страшные дни для всей семьи, её родители винили в случившемся меня, Элка вообще не хотела никого видеть, у неё произошли два нервных срыва… — было видно, что Дмитрию тяжело вспоминать о прошлом. — С той поры, наше счастье закончилось. Элла находилась в постоянном состоянии депрессии. Врачи ей сказали, что детей теперь точно не будет. Она пыталась несколько раз свести счёты с жизнью, но её спасали то я, то родители… Наши отношения рушились, как карточный домик. Её папа принял решение отправить дочь в Крым, в университете она взяла академ. Я остался, так как надо было учиться. Целый год она провела там, я хотел к ней приехать, но Элка просила меня не делать этого, не отвечала на мои письма, редко звонила. В итоге, когда она вернулась, я понял, что моя семейная жизнь закончилась. Элла попросила развод, сказала, что больше не любит меня и после всего того, что произошло не может со мной жить. — Как же ты это пережил? — произнесла Маша. — Так страшно… — Не знаю, Марусь. После таких событий, как-то сразу резко взрослеешь. Вот и я повзрослел, перестал быть оболтусом и романтиком. Стал жить скучнее, правильней и проще. — А Элла? Каково тебе вообще было видеть её в университете? Вы же наверняка сталкивались? — Элла перевелась в крымский университет и там уже заканчивала обучение. Мы не виделись очень много лет. — ответил Воронцов. — А потом встретились? — Да, несколько лет назад я ездил во Францию на пару дней, к давнему приятелю на свадьбу. Встретил её. Она вышла второй раз замуж за дипломата, одного из молодых и перспективных, работающих с её отцом. Они жили долгое время в Женеве, теперь во французском Бресте. Европейские врачи сотворили чудо и сейчас Элла счастливая мама двойняшек Лилли и Дмитрия. — Дмитрия? — переспросила Северцева. — Это… — Да, в память о первой любви. Она сказала, что ей приятно, что он тоже Дима. Мы долго разговаривали тогда, вспоминали наше прошлое… Элка ругала себя, говорит, что когда разводилась, на самом деле любила. Просто запуталась, да и родители насели на неё со своими нравоучениями, с тем мнением, что если бы не я, то её судьба сложилась бы по-другому. Ну, что Бог не делает, всё к лучшему. Значит, так было надо. — вздохнув, сказал адвокат. — Тебе было тяжело её видеть? — Не знаю, Машенька… Наверно, как у тебя, уже всё стало очень далёким. — горько усмехнулся он. — Но знаешь, я придерживаюсь той же точки зрения, что и твоя любимая Друнина. Как там у неё…:— процитировал адвокат. — Наверно, это самая правильная стратегия. — улыбнулась Мария. — А второй твой брак? — Второй брак-это какая-то насмешка судьбы. — усмехнулся Дмитрий. И поведал о появлении в его жизни Нонны Борисовны. — И она никогда не сожалела о том, что избавилась от детей? — с ужасом спросила девушка, выслушав историю про вторую жену адвоката. — Не знаю, Марусь. — пожал плечами Воронцов. — Мы с Нонной так и не стали близкими людьми и я не смог понять мотивов её поступков, если они вообще были. Я очень мечтал о ребёнке, был готов воспитать любого, даже если бы этот ребёнок был не от меня, но Нонна предпочитала решать данный вопрос радикально. Боялась испортить фигуру, боялась сидеть в декрете… Она же актриса. Пусть и театральная, но там, на подмостках, для неё кипит жизнь, а на реальную времени и желания уже не остаётся, видимо. — Никогда не понимала, почему так… Одним Бог даёт ребёнка за ребёнком, хотя женщины не желают рожать, а другим, кому хочется-нет… — грустно произнесла Северцева. В этот момент, она увидела, что они достигли цели и уже въезжают в Санкт-Петербург. — Ну вот, первая точка нашего маршрута. — сказал Дмитрий. — Никогда не была в Питере. — Подожди, Выборг так близко и ты никогда не приезжала в Питер? — Так получилось. Но я всегда мечтала. — улыбнувшись ответила Маша. — Значит, мечты сбываются! Они заселились в отель, где адвокат предусмотрительно забронировал два соседних номера и отправились на вечернюю прогулку по городу. В Питере было по-мартовски холодно, периодически шёл мелкий снег, но это не мешало парочке совершить длинный марш-боросок. Они погуляли по Дворцовой площади, увидели Зимний дворец, Адмиралтейство, откуда пошли по большому, шумному и парадно-красивому Невскому проспекту к Казанскому собору, затем очутились на Большой Конюшенной улице. — Стой, вот здесь мы обязательно должны затормозить! — сказал мужчина, когда они шли по аллее. — Почему? — улыбнулась Мария. — Здесь находится самая старая пышечная в городе! Ты должна попробовать эти пышки! — Ты уверен? — она посмотрела в ту сторону, куда указывал Воронцов и увидела очередь. — Абсолютно! Если повезёт, эта очередь разойдётся минут через 15, но ты не пожалеешь, что мы ждали. — и он потянул её ко входу в пышечную. Внутри было совершенно просто, даже немного запустело. Атмосфера сильно напоминала 70-е годы Советского союза. Но когда девушка попробовала горячую, ароматную пышку присыпанную сахарной пудрой, то её восторгу не было предела. Дмитрий с удовольствием наблюдал за её эмоциями, отразившимися на лице, пока она ела. — Вкусно? — с улыбкой спросил он. — Очень! — чуть ли не промычала Северцева, не ожидавшая ничего особенного. — Я не понимаю в чём секрет! Вроде бы обычный пончик в масле, но это просто… Волшебство! — А я говорил. — кивнул адвокат, тоже откусывая кусочек. — В детстве, мы несколько раз ездили с папой в Ленинград и обязательно заходили сюда. Он всегда брал пышки и грушевый компот. Веришь, с детства ничего вкуснее не ел! — Знаешь, это, наверное, потому, что в детстве всё кажется лучше. — Да не то что лучше, Марусь. Скорее значительнее. — Может и значительнее. — улыбнулась она. — Просто сейчас, я могу себе позволить если не всё, то многое. Это перестало быть событием. Ну, в детстве, если отец говорил, что мы поедем в Ленинград, или что он купит мне мяч, например… Как я ждал этого дня! Как праздник, как чудо, как Новый Год! А сейчас нет уже такого ощущения… Наверно, жизнь меня избаловала или просто старею. — усмехнулся Воронцов. — Да нет, Дим. Просто с возрастом другие вещи стали более значительными. Такие как семья, друзья, работа и своего рода долг перед подзащитными… — Может ты и права. — проницательно посмотрев Маше в глаза, ответил он. — Ну что, может ещё по одной? — Да. — согласилась девушка. Дмитрий отправился к стойке сделать заказ, а она чуть громче весело произнесла ему вслед. — И компот! — от этого у него на душе стало невероятно тепло. Мужчина почувствовал, что Мария абсолютно «его человек», что она стала ему настолько родной, будто он знает её всю жизнь. Перед ней не надо было кого-то изображать, стараться быть лучше, с ней он мог быть самим собой и это самое прекрасное ощущение, которое когда либо испытывал адвокат. Последний раз так он себя чувствовал рядом с Эллой, пожалуй, единственной сильной любовью в его жизни. Кроме того, Маша была первой из женщин, кому хотелось открыть душу. Спокойно, без утайки, рассказать о себе всё, что она захочет знать. Быть абсолютно искренним и честным. С ней он снова чувствовал себя живым, как много лет назад, в детстве и юности, до трагической истории с первой женой, после которой что-то внутри надломилось. Выйдя из пышечной, парочка отправилась к Спасу на Крови, находящемуся рядом. — А ты знаешь, что Спас на Крови в буквальном смысле, утопает в легендах? — спросил Дмитрий. — Ну, я знаю некоторые из них, но все ли, вот это вопрос. — И что же ты знаешь? — Историю о крестах, спрятанных в канале Грибоедова во время революции; про длительную реставрацию храма в советские годы: его долго реставрировали, обнесли лесами и местные шутили, что когда леса, наконец, снимут, закончится советская власть. И едва в 1991 закончилась реставрация и леса были убраны, случился августовский путч и СССР рухнул… — начала вспоминать Мария. — Ещё знаю про икону, располагающуюся под крышей храма, на которой проступили роковые для российской истории годы: 1917, 1941, 1953. И что сейчас, якобы, проступают и другие даты, которые могут предвещать иные трагедии. Больше ничего. — Ну, тебе знакомы почти все легенды, так не интересно. — в шутку обиделся Воронцов. — А ты хотел напустить таинственности под вечер? — засмеялась девушка. — Ну, раз «почти», то рассказывай, чего я не знаю. — Есть такой факт, от которого у меня мурашки по коже каждый раз: говорят, что через 20 лет после войны, в главном куполе храма, обнаружили застрявший немецкий артиллерийский снаряд. Внутри купола находится мозаика звёздного неба и изображён Иисус Христос, который держит книгу с надписью «Мир Вашему дому». Так вот снаряд застрял как раз над словом «мир». — Ничего себе… — у Северцевой тоже побежали мурашки. — И не разорвался? — Представляешь, нет! 20 лет он там находился. — Ну, этот факт, Дим, стоит всех легенд, которые я знаю. — поражённо произнесла она. Храм на Машу произвёл особое впечатление, они долго ходили внутри и осматривали мозаику, витражи, всё шикарное внутреннее убранство, а после того, как вышли, мужчина предложил ей пойти и поужинать в ресторан, а затем они до глубокой ночи любовались разводом мостов.
Последние комментарии
1 час 22 минут назад
1 час 25 минут назад
1 час 31 минут назад
1 час 43 минут назад
1 час 52 минут назад
1 час 57 минут назад