40 часов в Аду (СИ) [Люта SkyWalker] (fb2) читать онлайн

========== Типичный счастливый конец фильма ==========

На каждое белое есть своё чёрное;

на каждое сладкое есть своя горечь.

(американская пословица)

Потираю то саднящую коленку, то царапины и синяки (для одного человека их насчитывается что-то очень много!), убеждая себя в предстоящем давно заслуженном отдыхе, и старательно игнорирую шум лопастей, рассеивающий мысли по салону. Мои уставшие напарники, отделавшиеся меньшими, на мой взгляд, травмами, лелеют одну со мной надежду.

Я завёл крепкую дружбу с живыми представителями Баноя{?}[Вымышленный остров в Папуа Новой Гвинее, где и происходят события игры «Dead Island» (2011).]. Симпатичной китайской служащей отеля со смешным акцентом, — то ли Ксин, то ли Шин Мэй — убивающей любым острым оружием как истинный ниндзя; устраивала всем отвал башки на куски. Моим земляком, чернокожим бугаём рэпером Сэмюэлем (приехал с долгожданным концертом для радостной публики, как назло вскорости сменившейся угрюмыми мертвецами), пугающим всех очевидно не толстенными дубинами с гвоздями, а вечно хмурым выражением лица; каждый его удар раздавался хрустом чужих костей. Последней по счету, но далеко не последней по важности, подтянутой привлекательной австралийкой Парной с будоражащим воображение именем и коротким платьем, предпочитающей стычку с неприятелем на расстоянии при помощи стволов разных калибров. Последние не валялись на каждом углу, как внушали фильмы или игры, да боеприпасов было недостаточно для учинения грандиозных фильмовых перестрелок, благо, обстоятельства не вынуждали в отчаянии бросаться огнестрельным оружием во врагов. А бросаться чем попало я любил, главную роль в этом сыграли конечно же годы в «Хьюстонских Техасцах»{?}[Профессиональная команда из Хьюстона по американскому футболу, выступающая в Национальной Футбольной Лиге (англ. Houston`s Texans).]. За последнее время шанс вновь увидеться с кем-то из команды значительно возрос, что искренне радует.

Мы постепенно приходим в норму, тянем улыбки, глазея на пробивающийся сквозь плотные облака солнечный свет, преломлённый миллионами дождевых капель и образующий радугу; на кажущееся бескрайним море, колеблемое ветром. Вертолёт летит в направлении рассветного горизонта. С виду типичный счастливый конец фильма.

Мы может и вырвались оттуда, с «райского острова», готового предоставить королевский отдых со многими удобствами и развлечениями, но искреннее счастье омрачали некоторые обстоятельства. Если бы мы не убивали виновных и не стали свидетелями смертей десятков невинных людей, в том числе Джин — сильной девушки, в момент глобального заражения поставившей себе твёрдую цель: помочь всем нуждающимся и, к несчастью, пострадавшей по их вине.

Джин стала одной из многочисленных жертв, но единственной, по кому мы выразили сожаление, а не с равнодушием безостановочно промчались мимо на рекордных скоростях, выполняя очередное задание. А всё благодаря тому, что она — весомый аргумент! — сыграла не последнюю роль в нашем спасении, когда отвлекла на себя воинственного полковника, обещавшего билет с острова, но в какой-то момент передумавшего в пользу наведения на нас оружия. На тех, прошу обратить внимание, кто выполнял каждую прихоть, выплюнутую недовольным спесивым тоном с несуразнейшим австралийским акцентом. Как я рад, что он погиб, и как я скорблю по той, кто пожертвовала собой ради нас. Перед глазами до сих стоит её фигура с красным расползающимся пятном на груди, а следующей секундой падающая с вертолётной площадки…

Повстречались мы при странных обстоятельствах: её всучил нам, словно товар на базаре, один разнервничавшийся папаша, и она долгое время упрекала нашу группу в эгоизме, упрямилась и истерила. Помимо всего прочего, ей также хватило ума из доброты душевной в одиночку наведаться в полицейский участок, обжитый кем-то с сомнительной моралью, и с лёгким сердцем отдать продовольствие, раздобытое непосильным трудом: в перестрелке с местными головорезами! Ну что ж, она дорого расплатилась, оставшись на недолгую свою жизнь с психической травмой. Всё же несмотря на совершённые глупости она оказалась не такой бесполезной и втягивающей в беды (как будто их не хватало на новогвинейском острове, полном оживших мертвецов или взбесившихся, сразу было непонятно): хорошо знала Баной, тайные тропы, провела к нужным людям, используя местное наречие. Она стала незаменимой. Я от всей души благодарен ей за то, что дышу.

Не поймите меня превратно, до тех пор я крепко хватался за жизнь, мне и друзьям приходилось сталкиваться с тысячей обезумевших, потерявших человеческий облик и ослеплённых жаждой убивать. И жрать. Жрать людей заживо. Чёртовы людоеды, я уверен, что это всё из-за коренных племён грёбаного острова, глупыми традициями и ритуалами спровоцировавших мутацию собственного организма! Веками употребляя в пищу умерших сородичей, они и не догадывались, что в скором будущем выкосят почти целый остров, тысячу невинных людей, приехавших отдохнуть от техногенной атмосферы на яркий и притягательный курорт за порцией свежих приятных впечатлений и снимков. А он, к великому огорчению и ужасу, напротив, стал для них местом последней молитвы в предсмертный час, завершительной сладкой и обманутой мечтой, последним убежищем перед ворвавшимися заражёнными.

Мы были бы в их числе, если бы не пресловутый иммунитет. И благодаря ему мы выбрались.

Закончились ли ужасы? Обещано ли нам долгожданное затишье, покой?

Очень хочется верить. Два дня, ставшие настоящим испытанием силы воли, выдержки и рассудка вымотали основательно. Сначала деятельный (уж не знаю что ему наобещали!), крепкого телосложения пляжный спасатель, Джон Синамой, нашёл нас среди сотен других отдыхающих — что наталкивает на мысли о его исключительных навыках детектива — вытащил из неприятностей, а именно в них мы влипли, когда покинули номер отеля. Тем самым он записал нас в добровольцы в своих планах, в первые сутки казавшихся довольно бесцельными. Мы услужливо выполняли его просьбы и кучки уцелевших, пополняющихся час за часом, стоило выйти за пределы курортной зоны. Мы тащили всё: соки, воду, бензин, консервы, лекарства, плюшевых медведей… Познакомились с прорвой народа, с сияющими глазами принимавших добытое мародёрством с открытым в благодарности ртом. Бегали зайцами от одних пока живых к другим пока живым, заехали в город поблизости, оказавшийся ещё большим осиным гнездом чем отель. Провели время в без конца исходящих поручениях до ночи, твёрдо убедившись в том, что мало кто мог постоять за себя. Жить хотелось всем, а вот рисковать почему-то — единицам. Щуплые мешки, способные только оружием и деньгами «откупаться». Несмотря на пережитые трудности, недавнее событие побило рекорды по всевозможным показателям. Но мы однозначно греемся от мыслей, что не придётся вновь столкнуться с этим ужасающим локальным — Банойского значения — Апокалипсисом.

На протяжении полёта длительностью около часа мы приближаемся к очередному пальмовому острову. Наивно предполагать, что вертолёт не заметят, и мы спокойно приземлимся туда, где о чумной болезни даже не слышали. Тщетно. Внимательные военные неотрывно смотрели на радары и наблюдали по мониторам за любой активностью в северной части Новогвинейского моря (как мне услужливо подсказали меньше прогуливавшие уроки географии). С Баноя поступали тревожные сообщения от уцелевших, как они себя называли, переживших нападение людоедов. Кричали, плакали и молили о помощи по радио. И именно оттуда военные ожидали опасность, которую они незамедлительно ликвидируют по приказу оставившего свои эмоции где-то далеко на время службы начальства.

— Командно-диспетчерский пункт ПНГ — неизвестному воздушному судну, назовите себя! — шипит приёмник. Кевин, до этого ловко взаимодействовавший с приборной панелью, переливающейся разнообразием неясных графиков и изображений, замирает своим пальцем над мигающей кнопкой связи (не сложно ли ему удерживать на весу эти кандалы?). Все замирают. Шуганая Йерема теснее обнимает свои плечи. Проходят напряжённые секунды. — Неизвестное воздушное судно, приём, назовите себя, иначе мы примем соответствующие меры!

— Слышу вас громко и чётко командно-диспетчерский пункт ПНГ. На связи борт военного вертолёта. Опознавательный индекс: TE-С-46168, австралийские воздушные войска. Мы уцелевшие с острова Баной. Шестеро, раненых нет, никто не заражён, просим чрезвычайную посадку — горючее почти на нуле, — знающе выкладывает информацию чудо-пилот, подтверждая выложенную нам «легенду».

Мы познакомились с ним порядка нескольких часов назад, в островной тюрьме особого режима близ Баноя — крайне сомнительного места для остановки изнурённых погоней от мертвецов группы людей. Не забуду как нас там встретили «оранжевые комбинезоны»: слишком сосредоточенными и сверлящими взглядами, не почувствовать их кожей было невозможно. Привычка сглатывать появилась незаметно. А как пожирающе и облизываясь они смотрели на женщин в нашей группе, словами не передать! Неизвестно сколько эти тестостероновые ублюдки были заперты вместе, а перспектива прорываться через заражённых заключённых, ставших после смерти олицетворениями своих тёмных душ, стала тем ещё развлечением. Впрочем, мы немного поиграли в «подай-принеси мальчиков и девочек» (надо признать, что всем нужна еда и вода), чтобы не нарваться на неприятности от их численного превосходства, и вскоре встретили знаковую фигуру в нашем спасении. Заключённого по имени Кевин, оказавшегося ровно там, где нужно и когда нужно. Через слово ругающегося, торопливого, тревожного (ещё бы, я после Баноя так и остался дёрганым!), но при этом стремящегося идти нам навстречу. Сквозь вопли и рычание мутантов он успел рассказать немного о себе — старым добрым американским акцентом — и заверить, что посодействует всеми способами и вывезет с острова. И слово своё сдержал, из-за чего стал намного привлекательнее хмурого уголовника, почти не отличимого от остальных, и заслужил благодарность от каждого.

— Принято. На борту есть военные?

— Нет. Они… — делает паузу, смотря на колени. Их же убили мы. — У.Н.Б.{?}[На жаргоне американской армии «убиты непосредственно в бою» (K.H.A. — Killed in Hostile Action).] Растерзаны заражёнными.

— Принято, TE-С-46168, с кем я говорю?

— Кевин Куази, бывший пилот американских ВС, — без колебаний представился он голосом, совершенно не испытывающим недостаток гордости. И я понял, что этот парень в своё время прошёл через многое.

— Принято, разрешаем посадку в зоне пляжа. Метеорологические условия ухудшаются, а вместе с ними и видимость, будьте осторожны. Оперативная группа на месте вашего приземления окажет необходимую помощь. Выполняйте все их указания, и никто не пострадает.

— Сообщите нужные координаты, командно-диспетчерский пункт. И посодействуйте: с приборной панелью возникли проблемы. — Посредством минутного обмена информацией о состоянии приборов, атмосферном давлении, разрежённости воздуха и силе ветра они достигли понимания, и вертолётное шасси мягко коснулись земли.

— Висем стоять!

— Ни с места!

— Бросите оружие! Сейчас же!

— Мы два раза не будем повторяти!

В этой какофонии звуков можно сойти с ума. Только сходим с вертолёта и ступаем на горячий песок, как нас сразу окружают семь — на одного больше, преимущество! — худотелых темнокожих сотрудников органов правопорядка, в чьих руках весьма интенсивно трясутся штурмовые винтовки класса SR-88. Я с таких настрелялся по сумасшедшим полумёртвым подонкам на Баное. Неплохие игрушки. Не на шутку волнует, что стволы этого оружия теперь нацелены на нас.

Читающийся страх и льющийся пот ручьём на напряжённых лицах полицейских вызывают смех. Чёрт, неужели власти не могут пересмотреть закон об униформе: эти нелепые чёрные береты и болотно-зелёные рубашки только притягивают солнечное тепло, проклятую жару, характерную для тропиков, охвативших все острова Океании. Их широко открытые глаза неотрывно бегают по новоприбывшим шести фигурам и кажется, что любое движение с нашей стороны вызовет панику, и они сразу потянут за спусковые крючки. Опасливо переглядываемся между собой, тая счастливую улыбку за гримасой серьёзности. Сияем от восторга, не слыша звуки окружающего мира: за пределами острова людоедов идёт размеренный старый быт, в котором нет маниакально настроенных индивидов, кидающихся на других людей, чтобы разорвать глотки.

Первым, кто решается прорезать наэлектризованный душный воздух своим басистым голосом в манере возмущающейся и раскованной, так это «однохитовый певец» нашей компашки:

— Вы совсем охренели, что ли?! Мы не зомби! Дружки, мы прошли через ад, долбаные семь кругов ада! И разрезали пополам добрые сотни чокнутых жмуриков. На нас есть кровь этих мерзавцев! Нас кусали и мы были полностью обагрены их кровью, и точно бы давно заразились. Нас же, чёрт возьми, обследовал тот доктор и…

— Моличать! — с жутким английским акцентом выкрикивает один из отряда специального назначения… Вевака, если судить по нашивке на его груди над бронежилетом.

Вевака, мать твою! Я, кажется, знаю, где мы. В одном из немногих городков c аэропортом. Междугородним маленьким аэропортом, построенным японцами во время второй мировой. Удивительно, что он до сих пор действует. Городок стал связующим звеном между Сан-Антонио (моей родиной), столицей Новой Гвинеи (как там её?!) и Баноем. Именно отсюда лайнер доставил нас, некогда туристов, до «Самого райского среди всех райских островов мира», как гласило большинство заголовков. Он очень быстро приобрёл популярность благодаря богачу-выскочке из Эмиратов, которому не приглянулся ни один из тропических островов для его величественного во всех смыслах отдыха, и он решил собственноручно, точнее руками своих тысяч рабочих, создать великолепный курорт. Меня, как и многих других, просто поразило, как за несколько лет дикий участок песка с пальмами преобразился в роскошный кусочек Эдема с пятизвёздочным громадным по своей конструкции отелем с шикарным дизайном. После цепочки неудач по жизни предложение, поступившее от моего агента, о поездке на Баной пробудило во мне непредвиденные интерес и желание. Было приятно, что такого придурка как я до сих пор помнят. Как-никак я часто прожигал дни удовлетворяя низменные потребности, непоправимо вредил организму бесконтрольным употреблением кокаина с алкоголем; был также повинен в смерти молодой, преданной мне фанаткой в автокатастрофе, отсидев по этой причине пять лет в тюрьме. Мало кто мог ценить такого человека (имею ли я право называться им после стольких грешков?) среди своих знакомых. Однако организаторы всё ещё видели во мне спортивный потенциал, жажду побеждать, умелого игрока в футбол, способного выбрать правильную тактику ведения матча. А я делал всё ради денег, славы, внимания, завлечения девушек. В каком-то смысле использовал всех, чтобы заливать и забивать дыру глупости, максимализма и испорченности в своём любимом характере. Я всегда был идиотом.

— Сэм, полегче, — обращаюсь к вспыльчивому другу. Его вполне так можно назвать даже после столь непродолжительного знакомства. Я спасал ему жизнь множество раз, и он платил тем же. То бесконечное кровавое месиво, пережитое вместе, ещё долго будет тревожить нас в сновидениях. Вообще сильно сомневаюсь в том, что сотни застреленных, зарезанных и забитых не только жертв вируса, но и обычных людей, мародёров, какие в панике не успели сделать совестливый выбор, когда-нибудь забудутся. — Уважаемые офицеры, сейчас мы медленно положим своё оружие, только попрошу вас быть спокойнее. Сохраним же человечность. Давайте перестанем тыкать друг в друга пушками. Мы в самом деле не представляем для вас опасности. Доктор Уэст из лаборатории «ГеоФарм»{?}[Корпорация в серии игр «Dead Island», занимающаяся коммерческими научными исследованиями. Владеет сетью лабораторий, в частности, той, которая была расположена в джунглях острова Баной.] проверил нашу кровь. Вы ведь слышали о нем? Он успел что-нибудь вам передать?

Парни-полицейские зашептались на местном наречии. Ток-Писин{?}[Креольский язык, распространён в Папуа-Новой Гвинее, один из официальных, наряду с английским языком и хири-моту (англ. Tok-Pisin).], насколько мне стало известно. Американский английский и эта папуасская разновидность, скажу я вам, вполне себе отличаются, и понимание последней в некоторых случаях становилось для меня непостижимой задачей. Эх, хотелось бы знать намерения офицеров. Стоять с поднятыми руками рядом с транспортом, чудом унёсшим из лап и когтей смерти под названием Баной, и теперь под дулами дрожащих винтовок ожидать вердикта в ходе тарабарщеского общения местных органов, выглядит совсем уж незаманчиво. Когда один из них достаёт рацию, чтобы доложить начальству о нарисовавшейся внештатной ситуации количеством в шесть человек, я опасаюсь самого худшего: что вообще задумали власти против нас, эдакой внезапной «угрозы»? В душе проклинаю свой португальский за его бесполезность в данной ситуации. Хотя что-то знакомое всё же слышу. Едва заметно делаю шаг в их направлении.

— Эй ти, встань на место! — грозно командует один из них. — Медленно кладите оружие рядом с собой, — более спокойным тоном говорит сотрудник полиции Вевака, на лице которого обосновалась жёсткая чёрная щетина.

Переглянувшись друг с другом, мы почти одновременно складываем огнестрельное и холодное оружие перед с собой, скрепя сердце, сомневаясь в их дружелюбных намерениях, и совсем не прельщаемся оказаться беззащитными.

— И рюкьзак. Снимай его! — Недвусмысленно указывает на человека, за спиной которого он и висит. На меня. Почему я единственный выступал в нашей спасательной команде «складом» — не совсем понятно. Если пораскинуть мозгами, то только я носил с собой несколько больше видов оружия, заполнял свободное место аптеками и гранатами. Проявлял более запасливую стратегию и поэтому меньше имел проблем с дикарями на острове, в отличие от моих друзей по несчастью. Хотя должен отметить Парну. Она справлялась с одним лишь револьвером и катаной, а просила о помощи в исключительно редких случаях. Её навыки стрельбы и выживания в экстремальных ситуациях, к большому сожалению, привели её в печально известный Баной, но именно благодаря им она сейчас стоит передо мной целая и невредимая. Она вызывает неподдельное восхищение — совершенно безэмоциональна. Не боится, не волнуется. Нет и намёка на её душевное состояние, кроме стойкости. Что ж, если она уверена, то и мне стоит перестать пессимистично мыслить.

Пока я задерживаю на ней глаза, несколько парней из маленького отряда блюстителей порядка в комбинезонах (больше похожих на жёлтый целлофан) и с масками на лице подходят к нам и складывают всё оружие, бессчётное число раз помогавшее уцелеть на проклятом острове, в мешок, а после проверяют металлоискателем на предмет оставшегося. Кто-то однако же не стесняется обыскивать вручную и, вызывающему среди всех наименьшее доверие — заключённому, наверняка достанется больше внимания, эдакий «осмотр третьей степени»{?}[Здесь: шутливое толкование допроса с пристрастием (дознавательные мероприятия с использованием физического, эмоционального или психологического давления на допрашиваемого). В американской гражданской системе правосудия известен под названием «допрос третьей степени».], однако не это меня волнует. Мне представляется немного вульгарным и пошлым, как Парну буквально лапает тот неотёсанный дрищ в форме. Парна — необычное и удивительно прелестное имя для такой особенной девушки, как она.

Стараюсь вложить в свой голос всю испытываемую ревность вперемешку со злобой:

— Убери от неё руки! — Ко мне оборачиваются присутствующие. — Мы всё вам отдали. Разве мы могли спрятать в разодранных и заляпанных одеждах что-то ещё?! — «Щупач» теряется от выходки с моей стороны и привстаёт, закончив свои грязные поиски.

— Идите за мной! — вновь распоряжается бородатый сотрудник новогвинейской полиции, стоящий рядом всё это время и ни на секунду не сводящий прицел винтовки с наших голов. Среди нас есть заключённый (неизвестно каким поведением отличающийся с правоохраной, и наоборот), так что мы имеем все шансы отправиться в «ад» вслед за ним. Впрочем, всё обходится благополучно: переговоры с кем-то нетерпеливым по рации вынуждают приставленных к нам конвоиров долго на пляже не задерживаться. Хотя кто знает, вдруг здешний полицейский штат просто сахарный, и неминуемый дождик вскоре смешает их с песком. По случаю вспоминается один паренёк в университете по фамилии Шугармэн{?}[Сахарный или сладкий человек (англ. Sugarman).], кто становился объектом шуточек, стоило тому надеть плавательную шапочку.

Придурок, что имел наглость притронуться к Парне, идёт прямо за мной и, не скрывая своей неприязни, с силой упирается стволом SR-88 в мою спину. На просьбы «полегче, приятель», приговаривает что-то вроде «затекнись, кто-то там». Видимо, ругается. А не пойти бы этому мудаку к чёрту?!

Белый песок под ногами плавно меняется на деревянные доски, а затем — на полноценный асфальт. Я так злюсь, что рассматривать местность тропического городка совсем не хочется. Под утренним солнцем, способным растопить любую глыбу льда или согреть бутылку пива за какие-то пару минут, мы отправились — узнав по прибытию — к местному больничному комплексу, разместившись в паре военных внедорожников по типу британских.

Путь до транспорта отнюдь не был простым. Мы будто прогуливались вокруг действующего вулкана: каждый вдох горячего воздуха Вевака наполнял лёгкие сухостью, пробуждая неимоверную жажду. Наивно было думать, что жарче, чем в Мексике, не бывает. Вполне вероятно, мне так только казалось, а я испытывал симптомы посттравматического синдрома, которые сложно считать смягчающими.

Тихим наш поход тоже не назвал бы: как и всегда в подобной ситуации вмешивался взрывной характер Сэма, не терпящего, видимо, неудобств даже в такой щекотливой. В прошлом, очевидно, наш рэпер был слишком крут, чтобы сдержанно сносить неприятности. Он критиковал наш конвой, требовал объяснить ему, куда мы двигаемся. Чёрт возьми, уроженец Нового Орлеана — родины чернокожей общины, чьё наречие и акцент вызывают у меня только приступы смеха, выражался столь же причудливо и придурковато, как и у выходцы из этой части света! Я понимал основную суть его криков и не сдержал тихие смешки. К моему несчастью, поддержать его влезла никто иная, как мисс Мэй. Сложно мне запомнить её китайское имя. Её английский ещё ужаснее моего португальского, и я совершенно терялся в обрывочных крикливых фразах странной дамочки. Мы часто разделялись по двое на Банойском острове, чтобы в максимально короткие сроки помочь всем пострадавшим, так как по нелепым обстоятельствам только мы обладали достаточной храбростью и решительностью для встречи с теми нелюдями (но, конечно же, стоит иметь в виду одну и ту же группу крови, магическим образом сопротивляющуюся вирусу). Когда мы с Мэй оказывались в паре, было крайне сложно согласовывать действия. Она прыгала, махала мечом, кричала что-то нечленораздельное на своём языке. За ней нужен был глаз да глаз хотя бы потому, что она обладала удивительной способностью привлекать к себе внимание и, вопреки своей спецподготовке, не справляться с вытекающими трудностями. Парна — другое дело. Тут уж я сам не был достаточно внимателен и аккуратен, когда плечом к плечу с тобой сражалась такая горячая и страстная женщина. Не сомневаюсь, именно эти качества она прятала за маской холодной расчётливости.

— Ми приехяли, — победно изрекает не иначе как командир отряда трусливых извращенцев.

Трёхэтажный белый больничный комплекс с широкими высокими окнами предстаёт весьма неожиданно, как если бы я увидел сугроб снега. Во-первых, больница слишком выделяется, выглядит вычурно на фоне маленьких одноэтажных лачуг. Полагаю, город успели снабдить средствами для строительства зданий первой необходимости. И не сомневаюсь, что это был тот самый богач из ОАЭ, стремящийся показать приезжающим туристам со всего мира цивилизованность экзотической страны. Ну, или её маленькой части. Во-вторых, причина, моего удивления крылась в простом: я так и не вертел головой с начала нашей поездки, заблаговременно погрузившись в мысли и не отвлекаясь на пустые споры друзей с представителями закона.

Этим бездушным сотрудникам в смешной форме не объяснишь же, что на острове остались наши друзья, и было бы неплохо, если спасатели задействуют вертолёты и корабли, которые прибудут им на помощь. Вспоминая Джона Синамоя с его убежищем в медицинской башне, Штейна и ребят на маяке, монашку Елену, что всеми силами старалась сплотить всех уцелевших в церкви Морсби{?}[Стоит не путать столицу Папуа-Новой Гвинеи — Порт Морсби – и вымышленный город Морсби на Баное.]; Ника и его компанию; населённые деревни в джунглях: их ещё много. Ещё огромное число таких людей как мы. Борющихся, побеждающих. И пора бы им знать, что мы не погибли, и уж тем более не трусливо свалили с острова и бросили их на произвол случая, а просто стали невольными пленниками под надзором вооружённых ребят, которым невозможно ничего внушить. По крайней мере, я стал об этом задумываться по приземлении на пляж Вевака.

Пейзаж пополняется парочкой пожилых, к моему изумлению, светлокожих врачей. Люди в белых халатах для меня всегда делились на три типа: мясники, учёные и врачи. Так что всё же хочу думать, что выбежали из здания больницы именно врачи. А когда они с довольно взволнованной интонацией в голосе представляются иммунологом и вирусологом Вевакского отделения больницы, мои предположения себя практически оправдывают. Говорят они в спешке, просят «добрых парней» с винтовками остаться снаружи, а поскольку у нас изъяли все вещи, и мы не представляем для окружающих опасности, ведут за собой.

Длинный белый, монотонный, вызывающий лишь скуку коридор, в котором снуёт медицинский персонал и пациенты. Недолгий спуск по лестнице вниз. Я даже начинаю наслаждаться тем, что ничего не упирается в спину. Наверняка от этого придурка в качестве напоминания останется синяк. Очередной в моей практике.

Мне никогда не нравились больницы, невзирая на то, что эти полезнейшие учреждения десятки раз исцеляли и спасали от переломов и травм различной степени тяжести. До обстоятельств вытаскивания меня с того света, слава божеству, ни разу не доходило. Ценить врачебный труд стоило, но не находил сил, поскольку слишком часто вживался в роль больного, вдыхал незабываемый резкий, врезающийся в нос с первой минуты пребывания в таких местах, аромат лекарств. Невыносимый, я бы сказал. И это не самое страшное: меня вынуждали ютиться в одной единственной позе, запирали, лишая каждодневных развлечений и занятий. Я был попросту жалок. Как ребёнок, преступивший запрет родителей не ходить на строительную площадку и раскроивший … коленку (слишком часто думаю о себе), и, естественно, наказанный домашним арестом на неопределённое время, пока не добьётся хорошим поведением расположения матери с отцом. Так и здесь: будешь выполнять считаться со сводом правил, и по окончании «лечения» мама и папа, представленные в больнице медперсоналом, выпишут тебя.

Очень бодрит наличие кондиционера, а это значит, я проживу ещё немного, улыбаясь прохладному воздуху. После путешествия в Папуа-Новую Гвинею я понял: жара не для меня. Такая знойная жара. Здесь круглый год температура на улице держится девяносто градусов по фаренгейту{?}[Что равняется 32,2°C.]! Особенно вдоль побережья. Или, может, в Техасе я постоянно имел дело с кондиционерами? Как бы то ни было, опыт проведения отпуска на пальмовых курортах навсегда останется в воспоминаниях как самый наихудший вид досуга. Мне смешно? Я что, уже радуюсь побегу из грёбаного апокалипсиса?

Внутри, среди учёных именуемой «грязным сектором» лаборатории, довольно пусто: лишь трубы, материал похожий на фольгу, и множество ламп, рассованных по стенам и потолку. Выпуклая блеклая ревунья не реагирует бешеным вращением с мерцанием, когда я прохожу мимо, похоже, меня не отправят в карантин. Он представляется мне местом гораздо более худшим палат интенсивной терапии — полный прокажённых, кашляющих, умирающих людей в гнойных волдырях. Совсем нет желания проверять правдивость своих домыслов. Бедно обставленное шкафчиками белоснежное помещение идёт следом. Склянки, микроскопы, колбы различной формы, фантастические и затейливые приборы и мониторы. Идеальная чистота и непередаваемый запах… дыма, но сладкого, плюс ещё несколько растворов, пахнущих фруктовым лимонадом вперемешку с чем-то затхлым и тяжёлым. В последнее время я часто имею дело с «лабораторными крысами» и их «норками».

— Будьте любезны дать мне свою руку, — голос врача дрожит. Такое впечатление, что боится меня. В голове проносится мысль, не шугнуть ли его, поглядеть как он вздрогнет от страха? Ауч. «Старик», кажется, увлекается с тремором и берёт немного больше крови, чем нужно. Её вид вызывает головокружение. — И… извините. Вы, вероятно, встречались с доктором Уэстом. В… своих изысканиях мы часто пересекаемся и помогаем друг другу, так что я… слышал от него об этой видоизменившейся болезни. Вчерашним днём он связался со мной по телефону. Прискорбно, такой способный человек погиб, если верить вашим словам. Честно признаться, его доклад испугал меня до дрожи. В связи с чем прошу прощения за своё ненадлежащее поведение. Я пытаюсь убедить себя, что вы действительно не опасны. Для меня, — он сглатывает. Мне всё-таки стоит попробовать напугать его? Нет. Я слишком устал и мучаюсь от жажды. — Благодарю вас. Очень надеюсь, что ваш вклад поможет создать вакцину. Или… хотя бы понять, какие антитела препятствуют заражению. А сейчас, если вы не возражаете, я бы хотел взять образец с вашего… эхм, одеяния на анализ. — Он берёт какой-то мелкий скребок и ссыпает на чашку петри заражённую и здоровую кровь множества убитых. По всей видимости, излюбленная смесь для всех учёных.

— Только этот образец? Вы разве не собираетесь раздеть нас догола и…

— Вы правы, это обязательно, правда, к величайшему огорчению, скорая весть о вашем прибытии не дала нам основательно подготовиться и в данный момент мы не имеем возможности предоставить вам хоть какую-то одежду. Всё ушло на военные нужды, на Баной. — Он переводит взгляд в сторону предполагаемого положения острова, наверное, и выдыхает. — Мы обязательно придумаем что-нибудь в ближайшее время, а пока вам, невзирая на крайнюю утомлённость, следует выполнить бюрократические требования придирчивой местной полиции. — Он скорее всего улыбается — видно по выцветшим глазам, но напяленная маска скрывает его масляное радушие. — Пройдите обратно в комнату обеззараживания и возьмите вот это. — Учёный протягивает прозрачную маску, похожую на аквалангистскую. — После процесса обеззараживания, дверь откроется автоматически. Тогда и позовёте следующего, — неуверенно мямлит вирусолог. Или иммунолог. Я не запомнил кто из них кто.

Едва затягиваю резинку маски на затылке, как включается аэрозоль и цвет ламп меняется на фиолетовый. Проходит дюжина секунд — специально подсчитывал, гадая, сколько потребуется на полное обеззараживание после вынужденных суток пребывания на карантинном острове. Так ли хороши эти устройства? Убивают 99,9% всех болезнетворных микробов, грибков и вирусов как в рекламе хозяйственных средств? А вышло ли у них «обновление» в связи с недавним Куру-ВИЧ? Эх, вряд ли не узнаю, однако в коридоре за открывающимися дверьми тем временем разворачивается своя драма, смысл которой понятен с первых шумных реплик:

— Мать моя, не верю! Мы только вчера проливали кровь в их глупые пробирки и вот теперь всё повторяется! Что им нужно от нас? Почему бы им просто не поверить нам? Ещё и так долго ждать этих невоспитанных копуш, твою мать! Народ, никто не хочет пить? Я кажется совсем иссох в этой проклятой Гвинее.

— Ето висе закончится. Со временем. Пирошу тебя, потерпи. Мы висе сделали правильно. Они видяти в нас угрозу. Им пиросто нужно убедиться. Дай им виремя.

— Плевать на них. Я засох. Поищу здесь какой-нибудь автомат.

Опять эта парочка. И если чернокожий парень смешит гневным отношением ко всему, что ему не нравится, то китаянка, оказавшаяся секретным агентом под прикрытием, меня только раздражала преувеличенным чувством справедливости, упрямой верой и стремлением ко всему доброму и правильному. Хотя, может, ей сложно осознавать ту свалку аморальности, дикости и кровожадности, в которую превратился прекрасный Баной? Она же, в конце концов, работала там, а смирение с фактом, что теперь того острова не существует, — по крайней мере, в том значении, которое она вкладывает в него — приносит боль.

Внимательно оглядев своих попутчиков в нынешней лишённой радостей повседневности, зло приправленной ожиданием «баловницы счастья» Йеремы (до сих пор не удаётся смириться с опекой спасённой из пещеры дикарки), решаю задержаться на нашем спасителе. Чистая форма, как выделяющая, так и подчёркивающая его подозрительную невовлечённость в инцидент, полный кровожадных мутантов, своим ядовито-оранжевым цветом (меня в своё время обязали носить гадкую серую) кричащая окружению «я преступник, берегитесь!» Однако именно он вызволил нашу группу из неприятностей, составил продуманный план побега, помог с добычей оружия (военный, взламывающий замки?! Странное сочетание, но я решил не придавать тому значения, ведь прохвостка жизнь часто научала разбираться в разных вещах, ведя по самым непредсказуемым дорогам), провёл на крышу девушек безопасным путём и поднял вертушку в воздух, в конце концов! Да он просто душка в среде злоумышленников. Поэтому мне чудится, когда смотрю на него, что кричащая надпись меняется на «Кевин — ваш смышлёный дружок», который явно наслаждается подобием свободы: сидит и дышит спокойно, скользит по сторонам пытливым взглядом, едва скрытым за прозрачными стёклами очков. С виду кажется, он что-нибудь замышляет, но я не даю волю глупым предрассудкам. Хочу верить в хороший исход. Пока судьба обещает именно его.

Присаживаюсь в коридоре у стены и только сейчас понимаю, как нещадно напрягал правое колено, которое когда-то давно врачи по-менторски настояли беречь, ибо оно начинает понемногу жечь. И с каждой минутой ощущение становится всё более неприятным и болезненным. Любезно заготовленная для меня согревающая и давящая на сустав повязка оказывает хоть и мало ощутимое, но воздействие. Остров подкидывал отличный подарок в виде настоящего крепкого алкоголя. Неважно какой, я пил тот, который быстро погружал в притупляющее боль состояние. И его там было предостаточно, чтобы не плакаться маленькой девочкой и не просить своих приятелей по вирусному несчастью передохнуть. В те два дня было жизненно необходимо постоянно двигаться. Дурак! Я уже мог излечиться от подобной болячки, но боялся операции, да и чёртова страсть, моя необузданная страсть к алкоголю, разрушала кости. И так я застрял в неутешительной воронке, где утром делал лечебную зарядку, а вечером ходил заливать пустоту внутри себя, тем самым совершая круг, из которого не вырваться.

— Логан?! — женский голос ласково пробуждает меня от глубоких мыслей. — Нас отпускают. Сказали, что можем расположиться в отеле. Он находится недалеко, в десяти-пятнадцати минутах ходьбы на север от выхода из больницы, как мне объяснили. Полицейские нас конвоируют. — Перевожу взгляд к ближайшей лестнице и замечаю хмыря с подчинёнными хмырями. Морщусь. Почему бы им не отстать от нас? — Хочешь пить? — Парна протягивает стаканчик с водой.

— Я что, спал? Вероятно, переутомился в душном коридоре и задремал. Я много пропустил? — Она улыбается. И выглядит довольной. Вообще не помню, чтобы Парна когда-нибудь на что-то жаловалась. Глоток прохладной воды слегка бодрит и поднимает настроение перед предстоящим походом.

— Помочь подняться? Ты выглядишь неважно, хотя кого я обманываю?! Мы все как будто через мясорубку прошли. Буквально, — она скорее возмущается, чем шутит. Но выходит это крайне мило. — Снова колено?

— Как бы не хотелось признавать — да. — Протягивает ко мне руки. — Знаешь, мне поэтому и нравилось быть именно с тобой в паре: ты никогда не оставишь меня одного.

— А может всё же из-за того, что я единственная придала значение твоей травме и поэтому мы часто ходили пешком, а не бегали?! По возможности брали автомобиль, и я не напрягала тебя вождением, а предпочитала оставлять на заднем сидении?!

— Не могу не согласиться! — заливаюсь смехом, а Парна вновь улыбается. Слегка, потянув уголок губ, как обычно.

— Йерема. — она отводит взгляд.– Её отнимают у нас. У меня.

И почему ты так к ней «прикипела»? Она же незнакомка, практически никто! Мы достаточно уже её опекали.

Мы нашли её в «сердце тьмы» — очаге заражения. В не знающим что такое цивилизация, аэрогриль и американский футбол племени Куруни, застрявшем в палко-каменном веке. Помимо того увлекающемся поеданием человечины, что устрашало до сердца в пятках. Среди них, как нам внушили учёные и крикливый полковник Уайт, следовало найти образец ткани их умерших предков (на брезгливость мне было наплевать: я жаждал поскорее свалить!), необходимый компонент для создания вакцины от смертоносного вируса. Как выяснилось, подобно остальным, боявшимся нос высунуть из-за ограждений, мы не превращались в тех кровожадных ублюдков, и мистер «Голос» конечно же знал об этом дивном свойстве. Группа ботаников, спрятавшихся глубоко в джунглях острова, в частности добросердечный округлый доктор Уэст, научно-популярно объяснили значение нашего иммунитета. Мы особенны — внимание — из-за группы крови и хорошей физической подготовки. Раз у нас было всё от природы, чтобы при любом несчастном случае бездумно не марать ногти и зубы чужой плотью, поручение не заставило себя ждать. Для него мы привлекли познания пешей навигации уцелевшего вождя племени, чёрного, как техасская ночь. Вследствие чего не без затруднений посетили недружелюбное поселение и гробницу погребённых предков папуасов Последняя находилась на вершине горной изматывающей тропы, заставив меня и друзей пожалеть об оставленных в отеле кремов от загара, солнечных очков или хотя бы шляпы. При этом сильно сомневаясь. что не расплавились бы вслед за нами. Мы блестели от пота подобно моделям, рекламирующим спортивные залы и долго приводили себя в сознание водой. Однако трудности на том не закончились. Совместными оставшимися усилиями мы раскачали и откатили в сторону огромный валун, служащий местным аналогом двери, и прошли во внутренние прохладные покои. Затхлая вонь сразу же ударила в нос. Недолгая прогулка в сакральной усыпальнице (с рассованными полуразложившимися трупами в нишах, як!) привела к примечательной находке — лежащей чернокожей соплеменнице проводника в разодранном одеянии, можно сказать, почти голой. Ввиду недопонимания действий вождя, направленных почему-то на попытку её убийства, пришлось вмешаться. С лёгкой руки решительной Парны смертельные чаши весов наклонились не в пользу нападающего, а не иначе как чудом спасённая заплаканная девушка (не приди мы на выручку, она бы погибла от голода, хотя сперва однозначно свихнулась бы от одиночества, брр, ужасы!), Йерема, как она представилась, трясясь всем телом поведала свою страшную историю. Да, на очень хорошем понятном английском, так нетипичном для этого затерянного острова. Я не особенно вмешивался в её дела, а когда вернулись в лагерь, она как-то очень быстро подружилась с нашей грустненькой и больше не такой легкомысленно-доброй Джин. Как оказалось, их свела общая боль — групповое изнасилование. Прямо остросюжетный фильм! Баной был рассадником человеческих грехов, вероятно поэтому на него наслали эту «чуму». Содом или Гоморра{?}[Два известных библейских города, уничтоженные Богом за грехи жителей.] нынешних дней. Кажется, бытовало такое религиозное заблуждение.

— И как бы я ни давила, не могу на них повлиять. Они оставят её у себя до завтрашнего дня, поклялись, что обеспечат всем необходимым, и ни в коем случае не хотят повторить судьбу учёных с Баноя. После некоторых угроз с моей стороны, конечно, они так решили. — За последние несколько минут она слишком часто дарует мне свою привлекательную улыбочку. Ловлю себя на том, что хочу дольше наблюдать за её чарующей мимикой. — Ну что, можешь идти?

Когда мы шлёпаем из больничного комплекса под пристальным взглядом конвоиров, только дружелюбный заключённый Кевин задерживается и о чём-то подозрительно тихо спорит с врачами. Если бы я прислушался, то понял бы причину их пылких разногласий. Но я готовился к предстоящему отдыху и слишком расслабился, чтобы уделить им внимание. Может и зря.

Никто так не глух, как не желающий слышать. Никто так не слеп, как не желающий видеть.

========== Новый сценарий ==========

Погода на улице начинает радовать: небо, теряющее свою идеально-бирюзовую окраску, смешивается с блёклыми серыми и тёмно-синими цветами. Становится пасмурно. Где-то вдалеке слышится гром. Циклон с дождливого Баноя спешит, гонимый ветром, в прибрежный Вевак. Думаю, ливень не заставит себя долго ждать. Прохлада — вот чего мне так не хватает. Стоит только пожаловаться на погодные условия, как они сразу же будут милостивы к тебе. Надо почаще думать о хорошем.

Поездка до участка и выяснение личностей не заняли так много времени, как я ожидал, и потому от последних приятных мгновений дня на душе становится гораздо легче. Предвкушаю постоять пару минут под тёплым душем, закрыв глаза от блаженства, и вскорости завалиться спать на мягкую двойную кровать раскинув руки. Хочу представлять себе всё именно так. Очень надеюсь, что гостиница, в которую нас определили добросердечные чиновники, обладает этими удобствами.Последние два дня отложились в голове непомерно продолжительными, и создаётся впечатление, что я с месяц не видел цивилизации, и тоска по ней только возросла. Ко всему прочему, вышло удобно и приятно, что тюремные камеры местного участка оказались заполнены, и нас, как возможных преступников или подозреваемых, не принудили околачиваться на жёстких лавочках, мучая нескончаемыми вопросами. Интересно, оказала ли такое сильное влияние женская половина нашей компашки в связи с их правоохранительным прошлым? Если да, то я по-особенному отблагодарю их, когда наберусь сил и приду в себя.

Привлекателен тот факт, что нам оставили деньги, а их, как выяснилось, насчитывалось прилично. На острове, грешно отрицать, мы частенько мародёрствовали, во многом благодаря чему заключали сделки с уцелевшими скупыми скрягами, предлагая им своё и покупая новое оружие. Вполне предсказуемо, что уцелевшие набивали цены на еду и снаряжение в условиях всеобщего беспорядка: рассчитывали обогатиться после того, как кошмар останется позади, а покамест запирались подальше от ходячих тварей.

Местный отель предстаёт двухэтажным привлекательным и таким же белоснежным как больничный комплекс зданием, что уже, честно говоря, не удивляет. В отличие от полицейского участка, предложенных номеров достаточно для размещения всего квартета, — Кевина же задержали для допроса, несмотря на наши единодушные протесты и защиту в его оправдание — и мы незамедлительно занимаем их. Думаю, всех перестают заботить прошлые опасения и обещания, данные оставшимся на Баное, в пользу возможности поскорее отдохнуть. Последний беспокойный сон прервался истошными криками одной несчастной, какую заживо пожирали обезумевшие жаждой крови заражённые, далёкие… двадцать часов назад? Как давно это было. Как давно я изнурён. Даже самые тяжёлые тренировки нашей команды не истощали меня подобным образом.

Привыкший к пятизвёздочным отелям со всеми удобствами, где заведена карточная система открытия дверей, я долго ковыряюсь ключом в замке своего будущего номера. Парна справляется со своим за несколько секунд, с явным наслаждением наблюдая некоторое время за моими мучениями. Вздыхает устало матёрым медвежатником, подходит вплотную и отбирает ключи. Пара секунд — и дверь в комнату под номером «12» отворяется. Благодарю её, на что она поднимает ключи перед моими глазами, дразня словно послушную дворняжку, и выпускает из рук — натренированная реакция не подводит, но я едва не роняю их. Соблазнительной походкой в свой номер она завершает игривое и потешное представление. Она в любых замках мастер? Вспоминая Баной (уже который раз?!), не могу упустить все те случаи, когда мы находили бронированные ящики, чьё содержимое было уж очень полезным в борьбе с ходячими безумцами — качественное и надёжное оружие: от ножей до автоматов. Не знаю, какое назначение имели те редкие подарки судьбы — вооружение это правоохраны или заначки коллекционеров, непонятно, — но они оказывали незаменимую помощь в навязанной нам борьбе. Так вот, именно Парна без особого труда вскрывала их, в связи с чем восторгаться ей перестану ещё очень нескоро.

Меткий стрелок. Бесстрашная. Стойкая. Сильная. Отзывчивая. Чуткая. Самим совершенством назвать её будет сложно, я слукавлю. Но не помню ни одну женщину, которая бы приблизилась к этой планке настолько близко. Я влюблён? Усмехаюсь.

Предоставленная мне на день комната (дольше задерживаться не намерен и рвану первым же рейсом в Техас, как только добьюсь хотя бы незначительной помощи банойцам) выглядит вполне уютно для места, из окна которого открывается вид на мёртвый остров. С узорами бурый ковёр, словно запёкшаяся кровь, скрывает пол, кровать из тёмно-вишнёвого дерева стоит у стены по левую сторону от входной двери, справа — проход в ванную комнату. Пара картин с изображёнными на них кораблями, где один плавает в шторм, а второй — в штиль, а также пара тумбочек с торшерами бежевого цвета дополняют образ домашней тёплой обстановки, успокаивающе-приятной. Солнце, ещё не поглощённое синюшными тучами, заливает комнату ярким оранжевым светом сквозь приличных размеров окно в дальнем углу. Что ж, Картер, неплохой номер для отдыха твоего неизмеримо огромного эго, да?

Проверяю мягкость постели и замечаю стационарный телефон. Трудно объяснить, но в душе возникает горчайшая тоска. Лёгкие плотнее сжимают сердце, при этом колко и остро отдаваясь в груди. Прямо сейчас не терпится сорваться и позвонить. Сказать, что вырезал кучу людей, купался в смрадной крови убитых и помоях канализаций, пробегал с двадцаток миль{?}[В переводе на километры — 32,19] по джунглям, если не больше, питаясь только энергетическими напитками и шоколадками, а также фруктами, которые преподносила матушка флора; спас немало человеческих жизней, снабдил их продовольствием, боеприпасами, медикаментами и стал в восхищённых и искренне счастливых глазах этих людей героем. Поделиться тем, что не умер в долбаном аду, наводнённом убийцами и кровожадными монстролюдьми. Пережил. Несмотря ни на что.

Но мне некому звонить.

В моей жизни — полной часто, читай всегда, случайных женщин, быстрых и очень дорогих машин; большинство лицемеров из команды, которые запросто могли подставить и высмеять меня, — никого нет. Родню и меньшинство я не учитываю, я потерял с ними связь так давно, словно в прошлой, не моей жизни. Виной тому стали конечно же мои нахальные выходки, мой «испорченный» характер, которые разве что преданный агент прощал. Он напополам с матерью иногда навещал в те паршивые и безрадостные годы тюремного заключения, терпел наглость и себялюбие. Но он погиб. Там же, на острове. Скорее всего погиб: пол его в небрежных разводах номера залили кровавые лужи, вряд ли посреди ночи он был готов к нападению. Не уверен в том, происходило ли у меня вообще что-то светлое. Травмы, лицемерие, обман, грязные деньги, наркотики, случайные девки, алкоголь, драки. Ничего положительного. Ничего приятного. Ничего хорошего. Потребовалось для осознания всего лишь пара дней на тропическом курорте! Столько лет неведения.

Настроение стало паршивым. Думаю, с завтрашнего дня возьмусь за сценарий новой жизни, а в ближайшее время просто расслаблюсь. Пора уже смыть весь негатив под струями холодного душа и лечь спать. Однако тело не поддаётся, ощутив мягкость, оно набирает вес, притягивается к матрасу и отключает свет. Я пропадаю некоторое время в пульсирующих картинках, не запоминая ни одну из них. Стук чего-то тяжёлого пробуждает сознание. Как минимум, признателен, сосед сверху, за не совсем мягкое напоминание выполнить долг перед гигиеной.

Встаю и снимаю пиджак, насквозь пропитанный потом и кровью — своей и чужой. Последней — в большей степени. В те чудовищные дни некогда было думать о такой мелочи как переодевание. Баной стал в некотором роде полем для американского футбола. Своеобразного жёсткого футбола. Чёртовы сто двадцать ярдов постоянных испытаний. Сумасшедший бег. Спонтанная тактика. Нет времени на обдумывание и второй шанс. Против нас выступала команда, не признававшая никакого другого понятия, как игра на смерть. На кону стояла ни много ни мало жизнь, и для её сохранения необходимо не допускать себе мешкать, отвлекаться и расслабляться.

Небрежно бросаю полосатый коричневый пиджак на спинку кровати и уже готовлюсь снять футболку, как слышу отчётливый звон стекла. С подозрением подхожу к одежде и проверяю внутренние карманы. Надо же, стоит похлопать своему характеру во время недавнего внешнего досмотра полицейскими служащими, так как я, похоже, подарил себе возможность вновь насладиться «Банойским» виски! Внимательно вглядываюсь в бутылку и невольно вспоминаю, что алкоголь был одним из немногих положительных моментов там, на острове. Можетвызванный им постоянный голод я редко унимал энергетиками и яблоками (сейчас невыносимо сводит желудок, я даже на пару яиц и чёрствый хлеб соглашусь), тем не менее мысли о самоубийстве реже лезли в голову.

Стук в дверь столь тихий и внезапный, что не успеваю обратить на него внимание, как на пороге появляется Парна. Назвать её визит неожиданностью будет слишком мягко. Лучший подарок, просто замечательное событие! Она вызывает невольное удивление и волнение, представ в карминовом (вновь оттенок крови) полотенце, и на зарождающуюся у меня на губах реплику быстро находит свой ответ:

— Судя по всему, ты не пробовал уснуть, иначе не сомневаюсь, ты бы поступил схожим образом. — Застываю в ошеломлении. Она ещё мокрая. Только из душа. — Мне бы с кем-нибудь поговорить, а то закрываю глаза и вижу разные неприятные образы… Это что? Виски с Баноя? — резкая смена темы выбивает из колеи понимания.

— Эээ…да, — косясь на правую руку с бутылкой, с некоторым сомнением отвечаю я. — Нашёл в пиджаке во внутреннем кармане. Я бы назвал это ценным сувениром, но боюсь, больше не хочу знать о нём. Как и обо всём алкоголе в принципе. — Она не реагирует на мои слова, спешно подходит к постели и присаживается. Пристраиваюсь рядом, почувствовав напряжение.

— Дашь глотнуть? — Я столбенею: мне казалось, она убеждённая трезвенница. Не отлипает от бутылки в течение секунд пяти — долго — морщится и вновь изображает на лице замечательную довольную улыбку. Протягивает виски мне.

— Не думаю, что вновь хочу к нему прикоснуться.

— Что-то не так? — Она склоняет голову на бок и прищуривается игривой кошкой, вглядываясь в мои глаза.

— Да, решил начать жить по новым правилам, — глубоко вздыхаю, — исключающим спиртные напитки и поощряющим здоровый образ жизни. А к последнему я стремлюсь уже очень давно.

— Если ожидал, что заявление меня не удивит, то крупно ошибся. Сдаётся мне, тебе понравился кровавая безумная карусель под названием Баной: уж слишком легкомысленным ты был, ну, умоисступлённым. Я не права? — Она делает глоток более уверенно: привыкает ко вкусу и токсичному градусу напитка.

— Пожалуй, стоит надеть маску оптимиста и признаться тебе, да, я действительно извлёк оттуда несколько уроков, которые будут мне очевидно полезны, но не могу. Это было чудовищным событием для каждого из нас, и признаться, то я получал кайф от того, что делал, то… буду циничным отморозком!

— Хм. Вот как… — Непонимающе смотрит на меня и обжигает горло виски. — А мне понравилось. Своеобразная разрядка, возможность излить ненависть и презрение. Такой свободы убивать у меня никогда не было и вряд ли ещё будет. — Сказать, что испытываю шок, значит преуменьшить мою реакцию. Но откуда-то изнутри сильное желание согласиться с этой женщиной невыносимо рвётся наружу.

— Не в праве винить тебя, в моей жизни было столько лжи и ненужных людей, что иногда, если честно, я представлял их гнусные и равнодушные ко всему и всем лица вместо заражённых, — приврал я.

На этот раз ответ её удовлетворяет, и она улыбается. Хочется закрыть глаза от наслаждения и довольства своей победой: я заставил её вновь произвести на свет эту не сравнимую ни с чем мимику.

— Вижу, я тебя потревожила, ты вроде не успел принять душ. – Обводит меня бутылкой небрежно, словно пристыдив, и отпивает. — Должна сказать, он был волшебным. Человеческий организм такой забавный: отними у него что-нибудь приятное на определённый срок, и он «запищит» от радости, когда это вернут. Вот так я себя и ощущала, смыв «островную дрянь». –Немного не понимаю, к чему она описала в деталях свой поход в душ. Неужели надеется, что я её представлю там?! Пускай я не против подкинутой идеи для эромечтаний, но темнокожая стройняшка в слабо скрывающем её прелести полотенце обнуляет мои мысли вновь, когда перескакивает на следующую тему: — Говоришь, хочешь жить по новым правилам, придумал ещё что-нибудь кроме трезвости? Не поделишься?

— Хм. –Причмокиваю.– Что ж, моя жизнь настолько бездарна, что любые попытки двигаться дальше будут полезными. Я не рассчитываю заниматься тем, чем раньше. Гонки, женщины, футбол — всё это оставлю позади, тем более после той аварии я потерял все шансы вернуться в профессиональную лигу. Всё из-за того придурка — Брайана. Мы выпили, нанюхались, а потом он начал заливать, какой он во всём лучше меня и предложил соревнование. –Мой, расплывчато воспринимающий действительность, уязвлённый мозг тогда не мог придумать решение более умного, чем ответить на его наиглупейший вызов.К великому огорчению.– Со мной была девушка, фанатка, с которой я познакомился пару недель назад. И авария произошла из-за того кретина. Вероятно, лучше бы он погиб тогда, а не она: мир лишился бы плоского и гнилого в душе человека.

— Полностью с тобой согласна, однако добавила бы, что вас обоих не нашло заслуженное наказание, — торжествующе улыбнувшись, впервые непритягательно, она отпивает пару глотков спиртного. — Хотя вполне возможно в твоём случае Баной выступил жёстким судьёй.

— Что?!

— Я почему-то не удивлена, что мужчины способны на подобные необдуманные поступки. Эпизод из твоей жизни — пример сомнительной гордости. Покрасоваться перед девчонками? Уесть соперника? Хм. — Мне много раз говорили, что женщины — существа странные, способные преображаться до неузнаваемости, как задумано природой. Но за секунду — из предела мечтаний в сварливую склочницу! Я к такому не был готов. — В большинстве своём вы безмозглые мерзавцы, думающие в любой ситуации своим членом. Власть, деньги, секс. Если у кого интересы состоят более, чем из трёх компонентов, то он просто феномен природы! — Если бы в этот миг рядом приземлилась реальная инопланетная тарелка, я был бы меньше потрясён, чем вылетевшим изо рта словам женщины, что зацепила душу крюком обожания с первой минуты знакомства. — Жестокие убийцы, безнравственные насильники, грязные педофилы, жадные политики — мужчины. Всё собрание отвратного и скверного воплощено в них.

— Ты, наверное, в курсе, что оскорбила меня только определив к той отвратительной массе?! Основательно! — возмущаюсь, исказив привычный спокойный тон недовольным гонором. Она заставляет встрепенуться каждую клеточку моего тела в едином порыве воспрепятствовать, доказать обратное. С ней, способной на такую дерзость, не нахожу сил сидеть рядом. Момент упущен, я встаю и отупело дёргаюсь к окну, разглядывая открывающийся пейзаж. А он невзрачен: туристическая зона, в которой, перемежаясь с грядками тропических цветов, в основном ютятся магазинчики и летние кафе. Вид со второго этажа предлагает мало стоящего, с чем можно встретиться глазами. Сморщившись, я быстро соединяю вместе тёмно-оранжевые шторы из плотного материала и разворачиваюсь. — Твой взгляд на мужчин, каким бы он ни был правильным в твоём понимании, узок. Весьма узок. — Мягко сказано!

Я так рассердился на её выходку, что не следил за собой. Совсем не хотел кричать на Парну, но сорвался. Моей целью стало убедить её, что есть мужчины не без достоинств, что среди отъявленных подонков кроются милые парни. Достаточно посмотреть сквозь призму доверия. Долго доносил, что ей наверняка попадался или попадётся такой, кого бы она полюбила. Никто из нас не идеал, но мы всегда можем стремиться к нему, особенно при появлении весомого повода — второй половинки. И я страстно убеждал её в том, что в силах быть достойным парнем, в том, что я один из тех мужчин, в которых она не верит, пусть я ступал на увеселительные и безответственные тропы, приводящие в лучшем случае в тупик, а в худшем — в исправительную колонию…

Довольно продолжительная перепалка грозила перерасти в драку, дай я изнурённости, подпитываемой раздражением, свободу. Останавливала меня также и очень симпатичная спорщица, которая всем хмурым выражениям лица предпочитала усталую улыбку. От злости и отсутствия новых аргументов у меня хрипнет голос, а она… она вместо этого спокойно наказывает:

— Присядь. — Я слушаюсь, а она приставляет палец к моим губам. — Помолчи, — произносит шёпотом.

Но ласковые команды только подкидывают дров в мой, начинающий внутри разгораться, костёр непреоборимого желания. Я не смог удержаться. Голова теперь занята только ей. Только Парной. Отбираю бутылку из её рук и скорее всего против воли целую. Эти выплёвывающие сарказм и ненависть пухлые губы. Невероятное ощущение. И она не сопротивляется моей напористой выходке, наоборот, идёт навстречу! В душе я ликую, я искренне счастлив. И не лгу, не внушаю разуму любезную сердцу неправду. Я не пьян или под кайфом. Я влюблён.

Аккуратные тонкие пальчики, ранее с изяществом нажимавшие на спусковой крючок найденного нами оружия на Баное, теперь проникают под мою футболку и бережно снимают её с покрытого ушибами и царапинами тела, и конечно же кровоподтёками. Видел большую их часть, но заботливые прикосновения Парны вызывают боль в новых для меня местах. Как бы ни были сладки любовные ласки, с травмами они становятся и наполовину горькими. Дело явно ведёт к сексу, но двигаться мумией, чтобы случайно не задействовать саднящие сустав или мышцу, малоприятно, даже просто лежать иногда больно, особенно когда кто-то прыгает на тебе. Любой американский футболист подтвердит. Может я сейчас и готов вытерпеть боль, но вызвавшую её причину — ни в коем случае! Как же ненавижу тех чёртовых раздутых сумасшедших! На дважды долбаном райском курорте психов держали, настоящих психов в смирительных рубашках! Только в несколько иных, с железными оковами, слабо сдерживающими их порывы всё громить. Судя по всему, на острове собрали самых крупных и буйных личностей. Ох, я и настрадался с ними, больше чем на играх много лет назад. Уверен, они бы были первыми кандидатами в пинатели{?}[Позиция игрока в американском футболе, входит в состав Спецкоманды (англ. kicker). Основные требования на поле — пробить по мячу с специальной подставки на земле или с рук Держателя (англ. holder).], если бы их брали в команду.

Довольно скоро привыкаю к боли, она не уходит, нет, но становится терпимее, даже странно-приятной, сладостной, ведь её доставляет ненарочно она. Кажется, соглашусь на многое, если не на всё, что она словчится мне предложить: всем существом хочу стать игрушкой в её руках. Забыв о прошлых разногласиях, благодарю Баной за подаренную возможность повстречать её. Парна треплет мне волосы и усмехается, неужели читает мои мысли? Стараюсь не обращать внимания и плавно опускаюсь по её чёрной шее вниз, ни на секунду не прекращая целовать местами ещё влажное тело. Тем более, что она буквально подталкивает меня руками. Буду откровенным, я никогда не заводил отношения с женщинами экзотического цвета кожи, и это не на шутку возбуждало. Меня, давно смекающего в бесконтрольной отдаче страсти! Дойдя до груди, останавливаюсь, вроде даже краснею, а Парна испускает смешок. Нет, не потешающийся надо мной, счастливый. Грея себя этой мыслью всё старательнее, сдёргиваю полотенце.

Под ним ничего нет.

Ни черта не понимаю! Внутри кровь кипит от негодования. Она испытывала меня! Пришла ко мне практически голой и утверждала, что все мужчины обязаны быть стёрты с лица Земли, так как не удовлетворяют её взгляды и вкусы! Она — долбаный провокатор! В голову молниеносно приходит идея «отомстить» Парне. Показать на что я способен, чего ни одна женщина в мире не сделает — доставить ей искреннее, непритворное удовольствие. Ни одна «игрушка», ни внушающий опыт никогда не смогут дать этой женщине то, чего она действительно хочет.

Однако Парна оказывается проворнее и поворачивает ход дальнейших событий в свою сторону: осёдлывает меня и небрежно отталкивает на подушку. Сопротивляться ей нет ни йоты желания, вдобавок, отсюда я в полной мере могу наблюдать за её обнажённой привлекательной фигурой. Она совсем не торопится, изводит меня, прекрасно зная, что я изнываю от нетерпения.

В этот промежуток времени путём недолгих размышлений я нахожу сходства между своим положением и — положением моих поклонниц. Именно они были готовы на многое ради своего кумира, давая согласие на едва ли не любые безумства, потому мой выбор поразвлечься всегда падал на них. В кровати — да и везде, где менее мягко — я наслаждался их довольными визгами. Сладкими уху разной громкости стонами. Обожал их. Так вот, в текущей ситуации сам примеряю роль фаната и готов стонать от избытка эмоций, когда она вздумает проделать со мной что-нибудь крайне извращённое. Даже если и нет, то после Баноя, оказавшегося щедрым на попытки выдворить меня с этого света в мир более мрачный с беспрестанными угрозами убить или покалечить, секс — или, в моём случае вернее сказать, занятие любовью — воспринимается прекраснейшим подарком, самым удачным антиподом тех насильственных дней, вновь заставляя благодарить богиню судьбы за её превратные старания показать, какими яркими бывают чувства. А не отсутствие их в запале драк. Она — живительный ток и целебное зелье, вызывающие мурашки, она размеренно разливается по телу бодрящим и горячим покалыванием. Парна и есть моя жизнь.

Затерявшись в сравнениях, мешкаю с раздеванием, медлю, чем притягиваю внимание сердитых тёмных глаз, при этом не лишённых задора. Она же не медлит — занимает позицию, изящно извиваясь своими возбуждающими изгибами. Да она, похоже, танцует на мне! Улавливаю в её движениях что-то неотдалённо это напоминающее. Бестия, дьяволица, демонесса. Она заставляет меня гореть. Ей подчиняется всё тело, уже нагревшееся до немыслимо высокой температуры, что, кажется, я способен вскипятить воду одним прикосновением. Я памятую о потребности выспаться, памятую о голоде. Я не могу ни о чём и ни о ком думать кроме неё. Теперь я совершенно точно убеждён, что по-настоящему влюблён.

Минута. Две. Десять. Я не имею ни малейшего понятия сколько это продолжается. Она двигается без остановки, с присущей ей отдачей и страстью. Я всегда знал, что в ней таился зверь. Хочется подтянуть её к себе, поцеловать, одними прикосновениями к разгорячённому телу я не насыщаюсь. Она замечает, чего хочу от неё, замедляет процесс — не побоюсь и не совру! — божественного наслаждения, прижимается ко мне, вплотную смотрит глаза в глаза. Предвкушающе дразнит, горячим дыханием обдаёт губы, щёку, ухо — как умело она обращается с одной из моих чувствительнейших зон! — и не целуя вновь отдаляется, доводя меня до пика блаженства. Сучка. Мне нужно, очень нужно, как ты не понимаешь?! Все мои попытки она игнорирует: уже вошла в раж, увлеклась, забылась в вихре эмоций и страстей, целиком и без остатка наполнивших разум, созданного самой природой для таких разных мужчины и женщины, которых занятие этим прекрасным действом объединяет, заставляет слиться воедино, получая несравненный экстаз.

Проходит ещё время — и я утомляюсь от бездействия, лёжа, в её власти. Не терпится всё взять в свои руки, прекратить её главенство над ситуацией и крепко обнять, чтобы не смогла вырваться; с силой впиться в её губы, затрудняя доступ кислорода в лёгкие. Смеётся. Она изводит меня своим высокомерием, безумно желаю проучить её. Она не оказывает отпора, доверяется мне, спокойно ложится, позволяет выполнять её роль. Я не разочарую её, сделаю так, чтобы она стонала, кричала, издавала эти звуки эйфории, находясь подо мной.

Но… но почему она опять улыбается? Не сводит с меня глаз, будто ставших ярче, насыщеннее, с игривым золотым отливом. Она явно ожидает большего энтузиазма и напора с моей стороны. Что ж, я дам тебе это. Ты получишь в полной мере, почувствуешь, что ощущал я; познаешь страсть, которую питаю к тебе с тех самых пор, как увидел тебя. Нравится? Что не так, ты больше не украшаешь лицо своей милой улыбочкой? Ты напрягаешься. Кажется, или я уже слышу стоны наслаждения? Давай, Парна, просто сделай это громче. Докажи, что обладаешь чувствами.

Но услышанное мною совсем не похоже ни на один из ожидаемых звуков.

Автоматная очередь. Крик. Снова выстрелы.

Второй этаж Вевакского прибрежного отеля «Блаженство» в полной мере прочувствовал тоскливую безысходность и наидосаднейшее ощущение обмана, лживого спокойствия. С этими звуками обрывается последняя ниточка надежды на будущее. Любого светлого будущего.

— Придётся нам закончить это в следующий раз… — более чем печальной интонацией обрекает нашу близость. Парна медленно отстраняется, потупив взгляд. Наспех накинув полотенце, она подходит к окну. Я дышу тяжело, стиснув зубы, блуждаю глазами по остывающему покрывалу. — Логан…

Больше ничего не говори. Прошу… Признателен тебе, Парна. Нам обоим сразу стало понятно что происходит на улице. Незачем мучить и без того известной истиной и произносить её вслух.

Кулаками с огромной силой сжимаю покрывало. Дайте мне чёртов камень, алмаз, что-нибудь неразрушимое! Дайте выместить свою злость, всю обиду и ненависть к осточертевшему вирусу, к проклятому Баною, сумевшему его породить! Когда я в тёплой нагретой страстью и возбуждением постели с женщиной, к которой питаю лучшие чувства, с которой неподдельно счастлив — никто… ничто не должно посметь разрушить эту идиллию, этот баланс! Надежду на нечто хорошее, надежду на возможность жить дальше, оставив страхи и ужас позади! Я приблизился к тому, чтобы предаться мечтам, но нечто, бегающее сейчас по улице с диким воплями и пунцовым ртом, навсегда прекращает все попытки оставаться оптимистом.

Напрасно я начал верить в то, что мы сбежали из адского Баноя. Он всё же сумел догнать нас, обрекая на новые испытания, к которым мы вряд ли сейчас готовы.

***

Сохранённые копии электронных писем Организации (также известной как Консорциум), с подробным изложением планов между Вонг, Андроповым и Госс. Даты засекречены.*

Почта Организации: Новая зараза

От кого: Вонг

Кому: Госс

Тема: Новая возможность

По-видимому, штамм нового и пока ещё не классифицированного вируса широко распространился между горными племенами на острове Баной. Заражённые испытывают симптомы схожие с местной болезнью Куру{?}[Трансмиссивное прионное заболевание (возбудители которой передаются кровососущими насекомыми и клещами) человека сродни губчатой энцефалопатии. Встречается в высокогорных районах Папуа-Новой Гвинеи у племён, практикующих людоедство.] (однако инкубационный период измеряется часами и днями, а не годами), а также рабиес{?}[Или бешенство (устар. водобоязнь, гидрофобия) — природно-очаговое особо опасное смертельное инфекционное заболевание, вызываемое вирусом Rabies.] или коровьего бешенства, но более ярко выраженно и скоротечно. После смерти носителя остаются активными только примитивные функции мозга, превращая жертву в дикое животное, руководствующееся простыми инстинктами, будь то страх или гнев. Носитель набрасывается на тех, кто ещё не заражён. Вирус передаётся через кровь или телесные жидкости, чаще всего во время нападения. Прилагаются фотографии с заражённым субъектом на каждой стадии болезни.

[ред.]Почта Организации: Превращение вируса в оружие

От кого: Госс

Кому: Вонг

Ответ: Новая возможность

Андропов отдал распоряжение захватить несколько заражённых для тщательного изучения вируса. Необходимо выяснить источник вируса и подготовить доклад. Также стоит ответить на некоторые вопросы. В частности, наиболее распространённый механизм передачи. Можно ли управлять механизмом передачи? Какова точная скорость протекания и опасность инфекции? Каков в среднем инкубационный период? Как много проходит времени от первых видимых симптомов до смерти? Только после получения всех данных нужно обсудить целесообразность использования вируса в качестве оружия.

[ред.]Почта Организации: Важность вакцины

От кого: Госс

Кому: Андропов

Тема: Ответ: Новая возможность

Тела больных от первого до третьего показывают признаки клинической бессимптомной второй стадии ВИЧ, а также второй стадии Куру. Кора головного мозга пронизана тысячами крошечных отверстий, будто объедена, что является типичным для любой трансмиссивной губчатой энцефалопатии. Исследователи не приходят к согласию относительно происхождения нового вируса, отмечая, что он может быть как мутацией, так и сочетанием Куру и ВИЧ, выведенным в лаборатории. По предварительным данным небольшой процент людей с отрицательным резус фактором первого типа устойчивы к воздействию нового вируса. Исследователи полагают, что данная резинстенстность поспособствует в создании вакцины в будущем. Это важнейшее условие, так как вирус имеет все шансы стать оружием и использоваться в нуждах Организации. По оценкам польза от такого биологического оружия будет колоссальной{?}[Мотивы изменены НЕ в пользу материального обогащения для гармоничного вхождения в практопическую вселенную.].

[ред.]Почта Организации: Команда в сборе

От кого: Госс

Кому: Вонг

Тема: Вирус КВ

Вирусу «КВ» уделяется первоочередное внимание. Консорциум собрал международную группу для исследований, направленных на изоляцию стабильной формы возбудителя.

[ред.]Почта Организации: Возможная ядерная угроза

От кого: Вонг

Кому: Госс

Тема: Пересылка: Вирус КВ

«КВ» вирус распространяется гораздо быстрее, чем первоначально предполагалось. Разруха в общественной структуре, а также потеря назначенных агентов и исследователей сделали полевые операции проблематичными. Миссия явно находится под угрозой. Правительство Австралии имеет набор протоколов на месте при возникновении подобной тяжёлой пандемии. В худшем случае оно воспользуется чистым термоядерным зарядом для уничтожения всего острова Баной. Произойди такой сценарий, и Консорциум потеряет возможность приобрести весьма выгодное биологическое оружие. Прилагаются фотографии свидетельства беспорядка, в настоящее время охватившего остров.

[ред.]Почта Организации: Срочная видеоконференция

От кого: Андропов

Кому: Госс

Вторичные получатели письма: Вонг, Танака, Жанг, Майерс, Хайнрих

Пересылка: Вирус КВ

Срочная видеоконференция пройдёт в два часа дня по Гринвичу. Явка всех членов исполнительной команды обязательна. Просьба не опаздывать. Необходимо пересмотреть текущие планы и обсудить альтернативы. Успешное создание боевой разновидности Возбудителя КВ{?}[Или Патоген КВ назван так из-за наличествующих в мутирующей прионной болезни Куру штаммов ВИЧ (на самом деле прионы ( англ. Protein Infection — белковое заражение) не мутируют).] в настоящее время выступает высшим приоритетом Консорциума.

[ред.]Почта Организации: Пробуждение «спящего агента» Харона

От кого: Госс

Кому: Вонг

Вторичные получатели письма: Андропов, Танака, Жанг, Майерс, Хайнрих

Пересылка: Вирус КВ

Сводка решений, принятых в ходе видеоконференции:

1) Препятствовать действиям полковника вооружённых сил острова Баной произвести термоядерный удар. Отвлечь от основной деятельности путём заражения его жены, врача в тюремной больнице на Баное Возбудителем КВ.

2) Задействовать Харона, скрытого оперативника, что находится в тюрьме. Он опытный взломщик по высокотехнологичной части и в настоящее время отбывает пожизненное заключение за свою преступную деятельность. Харону поручено обезвредить полковника, а также согласовать действия по поиску стабильного образца возбудителя. Для этой цели он использует завербованных агентов. Возможные союзники включают в себя руководителя исследовательской лаборатории, скрытой в джунглях, вдали от посторонних глаз защитников животных и экологов.

3) Связаться с иммунными к Возбудителю КВ на Баное для помощи Харону в его поисках стабильного образца возбудителя. Майерс организует международную донорскую кампанию, предназначенную для обнаружения и привлечения подходящих кандидатов. Прилагаются фото Харона, полковника Райдера Уайта и доктора Эмили Уайт.

[ред.]Почта Организации: Подкуп доктора Уэста

От кого: Вонг

Кому: Госс

Тема: Пересылка: Вирус КВ

Харон сообщает, что связался с ведущим учёным в исследовательской лаборатории, расположенной в джунглях, и о его согласии сотрудничать. Половина гонорара доктора следует немедленно перевести на ранее предоставленный банковский счёт на Каймановых островах. Прилагается фотография доктора Уэста.

[ред.]Почта Организации: 9 иммунных лиц

От кого: Майерс

Кому: Госс

Тема: Донорская кампания

Международная донорская кампания выявила девять лиц, имеющих иммунитет к Возбудителю КВ. В настоящее время предпринимаются попытки приманить их на Баной различными средствами. Харон прибегнет к помощи прибывшим на остров и будет наблюдать. Прилагаются несколько пригласительных электронных писем.

[ред.]Почта Организации: 4 уцелевших иммунных

От кого: Вонг

Кому: Госс

Тема: пересылка: Вирус КВ

Харон докладывает, что больше половины иммунных прибыли на Баной, но некоторые погибли в результате общественного хаоса, вызванного пандемией. Харон однако же познакомился с иммунной четвёркой, которые пережили конфликт. Ими воспользуются, чтобы найти и заполучить стабильные образцы возбудителя. Прилагаются фотографии Сэмюэля М. Битти{?}[Вольность автора, так как в игровой вселенной у этого персонажа не указана фамилия, а лишь творческий псевдоним: Сэм Би (англ. Sam B), созвучный с зомби.], Сянь Мэй, Парны П. Джексон и Логана Ч. Картера.​

____________________________________________________________________

*Эти данные, переведённые мной с английской википедии, вырезали из игры.

Комментарий к Новый сценарий

Коллаж к главе: https://sun9-62.userapi.com/c846522/v846522769/1f67e7/vnNZZuzKiFM.jpg

========== Перевозчик душ ==========

Пятьюдесятью минутами ранее

Попасть под стражу или в суд — последнее, о чём думают преступники. Кевин хорошо запомнил, как до отбывания срока нарочно изображал удивление толстой папке задокументированных проступков, им совершённых, и выложил заранее отрепетированную речь, чтобы больше походить на случайно попавшегося повесу. Комната для допросов — слишком пустая, монотонная, безжизненная и холодная, вынуждающая всех законоотступников и к ним причисленных испытывать неуют, создавала трудности, но он всё равно рассчитывал выйти победителем. Нынешняя ситуация многим отличалась по сложности от той «грандиозной поимки», и он, чувствуя облегчение, расслабился, прибегнув к одной из известных ролей: самозванца, уверенного и уверяющего других в том, что он нисколечко не увлёкся подражанием.

В кабинете капитана Кевин сидел в ожидании вердикта полицейских недолго: с компьютеров комнаты управления в тюрьме он без затруднений проник в данные об узниках и потёр порочащую его информацию, оставив только «сладкие» подвиги, преступления, которыми он гордился. Не имея достаточно времени и средств для атаки на международные полицейские базы данных, где хранились копии сведений, заблаговременно создал подставной сайт (с маленькой незаметной опечаткой в адресной строке) с изменённой информацией, перенаправляя все любопытные правоохранительные органы на подложный сайт, а за то время, пока обнаружится обман, назначенный на задание агент, он очень надеялся, достигнет «берегов Организации». Теперь фотография Кевина располагалась над делом военного преступника, осуждённого на десять лет; случай достаточно не расхожий, но и не вызывающий у правоохраны столь же много опасений, как истинная широта деяний преступника, о которых, к счастью последнего, были неосведомлены. И срок, к слову, уже подходил к концу за примерное поведение, что несомненно положительно сказалось на его безопасности для окружающих. Всё лучше пожизненного — без права на обжалование. Он попался властям недавно заслугами полицейского с невероятно глубоким прикрытием, который дурил или втирался в доверие — одно и то же — его соучастников. Если бы не он, Кевин никогда бы даже не рисковал быть замеченным и взятым в руки закона. По оглашённой версии средств массовой информации, конечно же, которым предварительно разослали ложные сведения. На самом деле это была очередная многоэтапная операция, вовлекающая множество умелых агентов и финансовых затрат. В планах Организации расчётливость играла роль большую, нежели слепой максимализм.

К тому же, внедрённый тайный агент заблаговременно переоделся в чужую форму, чтобы такая нелепая мелочь, как номер заключённого, не выдала его истинное я. В Банойской тюрьме находилось в заключении достаточно много белых иностранцев, — обстоятельство, облегчающее его замыслы — ведь комплекс считался международным, и в результате тщательного отбора стал Кевин Куази, сгодившийся для маскировки хитрого преступника.

Везение — не принцип его существования. Заранее созданная последовательность событий, просчитываемая, удобная и уютная — вот как он жил и добивался своих целей. Здешние низкоорганизованные полицейские не были хорошо осведомлены о его внешности — сетевой преступник мирового уровня успешно сбивал с толку властей на протяжении многих лет — и с некоторой долей вежливости всё же отпустили к «друзьям» раскаявшегося Кевина под расписку о невыезде. Военные скоро прибудут на материк и возьмут на себя право временно подержать его за решёткой на судне, пока тюремные камеры местного участка полны: в Вевак прибыли опасные злоумышленники, ожидающие транспортировки на островную охраняемому крепость близ Баноя. Правда, в связи со вспышкой эпидемии их пришлось немного задержать здесь, что с ожиданиями начальника полиции крайне расходилось.

Дорога до отеля показалась ушлому стратегу великолепной прогулкой вдоль мест, источающих аромат жизни. Он дышал глубоко и с упоением, наслаждаясь воздухом не только свободы, но и предчувствия неразберихи, паники и страха. Ему нравился подобный запах. Погода также располагала надвигающейся свежестью, — гулял ласковый ветер Зефир{?}[Тёплый и влажный западный ветер, дующий с побережья Атлантического океана (др.-греч. Ζέφυρος — западный).], несущий обильным дождём тучи — так что Кевина можно было назвать самым счастливым человеком в городе. Равнодушный конвоир, не заметивший улыбки сомнительного преступника, молча вёл его к не лучшему, но на данный момент самому удобному месту, где заключённый не доставит неприятностей. По крайней мере вооружённый конвоир пресечёт любую его подозрительную активность. Невзирая на предельную напряжённость, он втайне порадовался жёстким правилам Банойской международной, предусматривающим постоянное ношение кандалов, по виду килограмм на каждой руке, сковывающих движения заключённых и как следствие пресекающих помыслы о побеге и нападении. Кевин зевнул с утомлённым лицом, ещё больше походя на измождённого разборками с зомби потерпевшего, и заверил в том, что предпочтёт сон любой другой преступной деятельности. Впрочем, у полиции имелись более серьёзные намерения относительно него, и нарочитое подозрение из чувства долга вевакский поджарый служащий выражал сведением своих густых бровей, из-за чего Кевин небезосновательно предположил, что у того вскорости появятся новые рытвины морщин. Разумно. Он бы сам не стал доверять человеку в кандалах из тюрьмы особого содержания. Кроме тех случаев, когда этот человек мог оказаться его коллегой.

С враждебным «заходи и сиди спокойно» и тычком дулом винтовки преступник, не добившийся почёта среди местных, зашёл и немного посидел в выделенном номере, умылся, просчитывая скрупулёзно свои будущие действия, и прислушивался. Приставленный охранник за дверью хмыкал, вошкался, стучал каблуками по периодически скрипящему дереву. Кевин раздумывал, если он и поставил бы себе целью заснуть, то не смог бы по причине надоедливого шума.

Совершенно очевидно, что действовать стоило в ближайшее время, ценность которого увеличивалась с каждой прошедшей минутой. Побегу через окно препятствовал третий этаж, оставляя единственный вариант — устранение полицейского. Сообразительности и изобретательности Кевину было не занимать: помогли богатая библиотека и личный опыт участия в нестандартных ситуациях, угрожающих здоровью. Но обстоятельства — усталость и спешка — давили сильнее быстрой смены погоды на гипертоника, вынуждая отдать предпочтение чему-то лёгкому и одновременно действенному. Не было времени конструировать ловушки и придумывать шахматную многоходовочку, что застала бы врасплох подготовленного к различному отклоняющемуся от нормы поведению преступников полицейского. Одна мелкая ошибка — и коварные планы отправятся в слив раковины, перед которой они и вынашивались, или же Кевину грозит смерть… Он внимательно огляделся: стандартный набор мебели, массивная лампа с абажуром, занавески и покрывало цветом его формы. В ванной комнате разнообразия было ещё меньше. Ничего лишнего и потому не оставляющего много вариантов. Он хмыкнул, исполнительно приступая к приготовлениям с пониманием того что предстоит сделать. Прошёлся туда-обратно по номеру, снял очки, разулся и взял отключённую из розетки лампу в руки.

На грохот в комнате караульный отреагировал с присущей его профессии молниеносной реакцией.

— Что там у тебя? — нервно поинтересовался он. — Ты в порядке? — последовал стандартный вопрос.

Но долгое ожидание его не устроило, и он неспешно открыл замок, с поднятым оружием проникая во временное обиталище харизматичного преступника, так страстно убеждающего в своём послушании. Шумела вода, вырывающаяся из крана мощным напором, валялись неряшливо стоптанные грязные кроссовки, куски разбитой лампы устилали дорогу к ванной. Несколько секунд беглого осмотра спальни не выявили преступника.

— Где ты? Покажись! Я не намерен играть в прятки! — Он аккуратно ступал по осколкам и подошёлвплотную к дверному проёму, ожидая нападения оттуда. — Не смей выкидывать никакие трюки, иначе я пристрелю тебя!

Он точно не станет пугливым дитятком долго стоять перед дверью, огрызаясь невидимому сопернику.

Скрытность — вот в чём был хорош Кевин. Худой, неприметный, слишком похожий на других, стоило снять очки. Первое время на тренировках по ускоренной программе инструкторы, среди которых был его лучший друг, настаивали на открытом противоборстве с теми, кто стал бы угрожать Кевину в его миссии на Баное, а недостаток мышечной массы единогласно рассматривали преимуществом в ловкости. Но их надежд он не оправдывал, даже если прилагал все силы, и тогда инструкторы разработали с ним особенную тактику ведения боя.

Кевин выкатился из-под дивана, взял со столика сейф для личных вещей, босиком неслышно подкрался чуть ближе к жертве и прицелился. «Браслеты», прозванные так в тюремном жаргоне не столько в качестве смягчителя, сколько благодаря их форме и подобранности, к которым за три недели он вполне привык, не помешали, наоборот, при случае могли оказать определённую помощь. Бросок — острый край угодил в голову, оставив кровавую рану. Оглушённый караульный подался вперёд и поскользнулся на разлитом по полу жидкому мылу, а при падении ушибся о край ванны. Фантастическое везение для того, кто никогда не сдюжил бы в честной схватке! Однако едва теплящееся сознание всё ещё не покидало жертву. Гнусный нападавший оказался тут как тут и отобрал винтовку из ослабевших рук. Выстрелить — и на шум соберутся вокруг его банойские «дружки». Кевин перевернул огнестрельное оружие и ударил прикладом поверженную цель в лоб. Караульный перестал представлять угрозу.

Постеленное под ноги полотенце позволило с меньшими силозатратами поднять потяжелевшее бессознательное тело и перетащить его за край ванной, которую заблаговременно наполнил преступник. За какую-то минуту он захлебнётся, открыв перед Кевином двери наружу. Если бы была возможность избежать убийств, он бы ей воспользовался, но в этот раз не видел другого выхода. К тому же, он очень расстроился, что в арсенале полицейского не было чего-то менее приметного чем винтовка, с которой он бы совершенно точно не ушёл дальше парадного входа в отель. В коридоре он отдышался, приходя в норму. Дрожь отвлекала на себя часть внимания.

По пути он задержался у каждой двери номеров своих спасителей. С ними, смертельно уставшими, спящими, можно было покончить быстро и продуктивно для дальнейшего плана, но он замер. Мысль о том, что они — те самые герои, исключительные, способные, не ведая того, помогли его козням на острове, заставили помешкать и отвлечься от убийственных замыслов. Как и любому самоуверенному «злодею», ему нравилось состязание, испытания, а также он не был лишён чувства страха. Имелась вероятность, что он не справится с теми, кто без труда разделывался с любым заражённым и не получал серьёзных травм. Они были опасны, и он это знал. Ко всему прочему, приказа об их уничтожении не поступало. В тот миг, когда заскрипел стул и зазвенела посуда ниже этажом, он самонадеянно улыбнулся и прошёл к лестнице, на ходу сочиняя новый план.

Расслабленного охранника, сделавшего перерыв, одолел по-быстрому и довольно нетрудно: в открытой рядом кладовке хитрец взял бечёвку и связал нерасторопного сотрудника отеля, слегка переусердствовав с натяжением узлов. Впрочем, предстояло ещё покинуть пройти мимо приёмной, а значит, требовалось раздобыть оружие для внушения.

Полный, пожилой, приветливый, наверняка податливый мужчина. На более детальный анализ нет ни времени, ни сил — двое суток почти без сна, но в зачастившем напряжении, ненавязчиво ставили успех миссии под сомнение. Действовать сейчас спешно и грубо — идеальный вариант, однако проигрывающий в изобретательности и изящности социальной инженерии.

— Мне срочно нужен телефон. Где он?! — чёткая и холодная фраза из губ мужчины в оранжевой форме заключённого не звучала как обычная вежливая просьба, которые всегда привык слушать вполуха от постояльцев, работник приёмной — Саул Огио. В эту минуту он уже был готов отключать вентилятор из-за начавшейся грозы — редкой гостьи в этих местах — и насладиться естественной прохладой, но неожиданный нервный возглас заставил обратить всё внимание на того, кого недавно приволокли под дулом автоматической винтовки ввиду чрезвычайного положения. Сперва на Баное, теперь здесь. Похоже, это заразно. — Я очень тороплюсь, — пояснил без надобности, словно по тону его было непонятно.

— Не моё дело, но разве вам разрешено покидать комнату без сопровождения?

— Вы совершенно правы, это не ваше дело. — Работник отеля, всегда позитивной настроенный, посмотрел на грубияна сверху вниз, тем не менее предчувствие чего-то нехорошего, должного произойти в следующую секунду, не покидало его. И не зря. — Отдайте телефон и возможно, — ничего не обещающая интонация исказила смысл из просьбы в угрозу, — никто не пострадает. — Саул напрягся аккурат перед тем, как бритый иностранец в очках вызывающий ложное чувство безобидности, — и это несмотря на тюремную форму! — достал из-за спины кухонный ножик и с детским хвастовством покрутил перед собой.

— По причине недавнего шторма пальма упала на линию электропередач. Ремонтная бригада до сих пор устраняет проблему. Извините, но это бесполезная затея, — невпопад лепетал Саул, отвечая словно на обычный вопрос, однако ситуация обязывала найти требуемое где угодно, даже из-под земли достать, но только не отказывать тому, кто имел возможность порезать тебя на человеческое карпаччо! Кевина, судя по всему, его ответ немного озадачил, но он тут же направил взволнованного:

— Что ж. Тогда попрошу отдать мне ваш телефон. И быстро. — До этого совершенно внешне непривлекательный мужчина превратился в глазах мистера Огио в мерзкое подобие человека.

— Кальвин! Кальвин!.. Офицер… — часто дыхание подвело, и крик утонул в горле.

— А, ты, вероятно, зовёшь того охранника в коридоре, — маленький рот нахала приоткрылся в догадке. — Он тебе не поможет. К нашему огорчению, при нём не было того, что мне нужно. — Он вздохнул. — Достопочтенного офицера же, эх, — Кевин чему-то в мыслях улыбнулся, притом мерзко; — сгубила неосторожность.

Нахал либо обманывал, либо оказался достаточно смышлёным, чтобы обратить мышечную массу и ловкость натренированных людей против них. Но кухонный нож был чистым, только из мойки, а рукава оранжевой формы потемнели от воды. Что он сделал с ними?

Ситуация Саула Огио крайне не устраивала, это мягко сказать, но худенького хама легко прихлопнуть, если бы не чёртов нож, с ранениями от которого мучаются и умирают десятки жителей региона в неделю. Рисковать, как и церемониться с такими типами одинаково не стоило, и от ощущения несправедливости внутри прилила энергия, пагубная в своей отваге.

— Отдавай. Мне. Сотовый, — напомнил хам, приблизившись на расстояние удара.

— Полагаешь, я беспомощен против такого рэскола{?}[Криминальный феномен в городах и селениях Папуа-Новой Гвинеи. Представляет собой особую субкультуру и молодёжные банды, занимающиеся убийствами, насилием, похищением людей, грабежами и вымогательством (ток-писин. raskol — бандит, восходит к англ. rascal — плут, шельмец, негодник).] как ты? — Его совсем не прельщали натянутые переговоры с уличной мразью в уважительной форме, если те начинали что-то требовать и грубить. Первым делом он был человеком, и человеком с правами и свободами, а вынужденная роль заложника гоняла кровь от злости. Этому типу было далеко до морали и взаимного уважения, но похоже, ещё и до чувства страха. — Вам стало так душно в крупных городах, что вы к нам теперь набежали?! Помогите! — крикнул в пустой коридор Саул, услышав недостаток твёрдости в голосе. У него и впрямь не было больше приёмов против наглеца, но сдаваться он не намеревался: — Думаешь, никто не откликнется?

— Думаю, да. — Под густой чёрной щетиной едва заметные тонкие губы противно искривились. Саул вынужден был признать, что его нелепая импровизация потерпела крах. — О Баное наверняка всему миру известно, — а если нет, то вскоре так будет, — поэтому все в панике поспешили убраться подальше. Глупцы, бегущие от неизбежной смерти. Полагаю, в твоём гнусном отеле сейчас столько же клиентов, сколько пальцев на моей руке. — Кевин посмотрел на вытянутую ладонь и плавно согнул пальцы, зафиксировав пронзительный взгляд на управляющем. — Даже меньше.

— Боже мой, ты убил их, рэскол?! Что вы за подонки… — последнее слово он произнёс едва слышно.

— Не кипятись старик. Я подшучиваю над тобой. Я не маньяк, если не злить меня. — Играть роль скользкого злодея из кассовых боевиков у него получалось по-дилетантски. — И вообще, я потерял кучу своего времени, распинаясь с тобой. Телефон — живо! — закричал он в нетерпении и, показывая силу и настойчивость, воткнул лезвие в стойку на в нескольких дюймах от трясущихся рук оторопевшего управляющего маленьким отелем.

Испуганный добряк, оказавшийся в ситуации бесполезности словесных переговоров, сдался и резво отдал мобильник. Заключённый забрал нож, выронил из своего похабного рта сомнительное «благодарю» и спешно покинул главные двери: на улице уже медленно моросил дождь. На ходу мелкий воришка для удобства настроил в телефоне виртуальную частную сеть. Внутри такого соединения осуществлялось изменение, шифрование и защита всех передаваемых данных, обязательные для человека с компьютерной безопасностью на «эй ты». Он без труда нашёл в сети написанную коллегой программу с подменой номера и позвонил в Организацию.

Когда капли дождя побежали по экрану телефона, Кевин снял очки и спрятал в карман робы.

— Надо же, время отклика всё уменьшается. Похвально, — первым ошеломил он. — Харон на связи.

— Вы? Отлично!

— Соглашусь. Может ли «Аид»{?}[Или Гадес — бог одноимённого подземного царства по представлениям древних греков. Здесь, однако же, упоминание касается штаба Организации (др.-греч. ᾍδης).] существовать без своего «паромщика»?

— Конечно же нет, — охотно согласился связной. — Вам удалось не просто задержать, а отменить приказ полковника начать термоядерный удар. Похвально. После того, как связь с вами была потеряна, мы опасались мысли о вашей гибели. Военные тщательно патрулируют архипелаг и стараются не допускать утечек информации о покинувших Баной. Общественность уверена, что пока никто выбрался.

— Что ж, мне это только на руку: никто меня и не заподозрил. Надеюсь, — тихо пробубнил он себе под нос. — Я и не из таких передряг выбирался целым и невредимым. Со мной вакцина и пациент ноль — «Пандора», — медленно, с упоением прошептал он последнее слово самому себе, нежели в трубку.

— Живая?

— Да, она под пристальным присмотром врачей, и я уже направляюсь забрать её. Постарайтесь доставить ко мне транспорт к этому времени, если возможно, пока я занят вышеназванным делом.

— Конечно. Где вы находитесь?

— Вевак. Прибрежный городишко близ Баноя.

— Хмм. — В трубке послышался звонкий стук клавиш. «Аид» часто наполнен ими. — Обнаружил вас. Будет сделано. Яхта с нашими агентами уже в пути. Сейчас они в Новогвинейском море. — Снабдив нужной информацией, связной громко подышал, однако любопытство взяло своё, и он спросил: — Как прошло задание? Вы сбросили балласт? В тюрьме, когда вы связались с нами, иммунные с острова не отставали от вас ни на шаг, словно цыплята от гусыни.

— Иммунные помогли мне добыть как вакцину и «Пандору», так и убить полковника. Должен сказать, они прекрасно справились с этим поручением. Глупые туристы с Баноя до сих пор не подозревают меня, — с нераспознаваемой дрожью в голосе докладывал полевой агент. — Сейчас они нашли себе пристанище в отеле и вряд ли помешают. Пусть там и останутся, считай, это проявление моей благосклонности «героям». Если в их маленькие головы всё же закрадётся мысль покорчить из себя смельчаков ещё раз, буду действовать по ситуации и приготовлю для них задачу, с какой они вряд ли справятся.

— Мы в вас не сомневаемся, Харон. Примерно через час ожидайте лодку по координатам, которые я вскоре вышлю. Агенты будут сверяться с вашим местоположением, так что держите телефон при себе.

— И отправимся мы в плавание по реке Стикс{?}[Олицетворение первобытного ужаса» или «река вечной смертельной ненависти», протекающая в Аиде (др.-греч. Στύξ — чудовище).] в царство Аида, сея смерть, — радостно засмеялся он, предчувствуя благоприятный исход событий. На другом конце линии усмехнулись. — Всегда хотел сказать это.

— Я бы хотел задать ещё вопрос. — Молчание в трубке дало ему позволение продолжить. — Насколько удовлетворила вас ситуация на Баное?

— Более чем, необыкновенно. Над некоторыми тонкостями стоит поработать, но его смертельность очевидна.

— Вы собираетесь заразить население здесь?

— Несомненно. Чтобы показать принцип действия «проклятья фараона», мне просто необходимо устроить хаос. Я обязательно «открою этот ящик». Нужно же наказать виновных, отвлечь внимание, воздействовать на власти, — он больше предвкушал, нежели истолковывал план. — Дайте агентам мой номер, чтобы они связались со мной сразу, как подойдут к берегу.

— Обязательно.

— Конец связи, — отрезал Харон и выключил телефон, с остервенением снимая с себя приметную оранжевую рубашку и завязывая рукава на поясе. Проклятый номер заключённого, обезличивающий его порядка месяца, скрылся наполовину, равно как и его подозрительность. Даже если он и походил на участвующего в маскараде или любителя тематических «апельсиновых» вечеринок — хотя в здешних условиях, навряд ли — громоздкие кандалы следовало спрятать от любопытных глаз, и очень кстати рядом висевшие полотенца (по всей вероятности, оставленные кем-то забывчивым или опасающимся осадков) сгодились для этого как нельзя лучше. — Суровый Харон, перевозчик умерших, не повезёт через предательские мрачные воды ни одну душу обратно, туда, где светит ярко Гелиос{?}[Или Гелий (Элей) — бог в древнегреческой мифологии, персонификация солнца (др.-греч. Ἥλιος, Ἠέλιος).]. На вечное безрадостное существование обречены души умерших в тёмном царстве Аида.

Для всех открыты его врата, но никому не дозволено вернуться.

​

========== Продолжение борьбы ==========

Закутавшаяся обратно в полотенце молча неотрывно глядит в окно. Выражение лица её холодное, скрывающее любую эмоцию. Она превращается в Парну, которую я знал на острове. Ту, что больше не дарит мне тёплых чувств и улыбок. Передо мной вновь стоит женщина, какую я едва знаю.

Не успеваю надеть грязную одежду, от которой давно мечтаю избавиться, как наше с Парной внимание привлекает громкий стук в двери, сразу же отлетевшей в стену (мы что, не закрыли её за собой?!). Врывается оставшийся дуэт нашей банойской компании, и в их лица можно даже не смотреть, чтобы догадаться о смятении, творящемся в душах. Небрежно одетые, но чистые — кажется, я один не воспользовался чудесным удобством, как контрастный душ, — мисс Мэй и Сэм кричат в унисон:

— Логан!..

И, несколько удивившись, что мы с Парной почти в неглиже в одной комнате, на пару секунд немеют. Первым истерит певческим голосом Сэм:

— Святые угодники, неужели это вновь происходит с нами, народ?! Мы же… Чёрт! — Он разводит в расстройстве руками, зевает (отчаянно им завидую: может, они успели поспать подольше) и продолжает: — Кто-нибудь видел этого… Кевина? Его либо нет в своём номере, либо он заснул как убитый.

Все смотрят друг на друга, не вымолвив ни слова.

Не прошло и нескольких минут, как выстрелы перестают оглушительно тревожить округу, уступив рычанию и зверскому вою. Ожидаемо. Никого не готовили для подобной угрозы. С ней способны справиться лишь те, кто уже испытал на себе её клыки и кулаки. Кто пережил многочисленные схватки с чудовищами. Мы. Но от осознания того, что надо продолжать борьбу, несмотря на уже, казалось бы, выполненный долг перед другими уцелевшими, угнетает нас четверых гораздо сильнее приговорённых к смерти узников. Мою мысль, быть может, слышат все в комнате, понемногу покорно принимая дальнейшую судьбу. Молчание становится тягучим и нежелательным в данный момент, и я в благодарности улыбаюсь Парне за то, что она негромко произносит моё имя и притупляет тоску в каждом:

— Подойди. — Пристраиваюсь рядом с ней у окна. — Смотри. — Парна указывает на двоих дерущихся мужчин. Один из них в отупелой ярости нападает на другого. Грузно падает на грудь или ключицу, рвёт зубами кусок обычно где помягче, типа шеи или лица, и не разжёвывая падает снова. Придерживает руками вопящую от ужаса и боли жертву, не задаваясь целью обратить, это выходит случайно, главное для заражённых кусать и бить. Уничтожать. Я удивлён, что жертва, весьма окровавленная, сопротивляется так долго. — Он в больничном халате. Это началось там. Там Йерема… — выделила без особой надобности. — Она в опасности.–Аккуратно берёт меня за руку. В опасности все, Парна. В том числе и мы.

Её просьба — недвусмысленная и прямая как автострада –мгновенно будит от жалости к себе, толкнув на дальнейшие действия.

— Ребята, готовьтесь. Нужно немедленно возвратиться в больницу. Может, по пути мы и разузнаем подробности относительно пропажи Кевина.

Переодевание Парны Джексон в её элегантное сиреневое платьице, к слову, на которое я успел достаточно насмотреться и заучить каждую его часть за недолгое путешествие на Баное, не занимает и минуты. Любая вероятность того, что Йереме грозят опасности-неприятности, внушает в неё дикий страх и панику, заметную мне. На острове мы потеряли Джин, теперь мы, и она в частности, обязаны всеми силами защитить несчастную девушку. Необходимо действовать максимально быстро.

Я и не думал, что ответ на наши вопросы будет ждать нас совсем скоро, прямо ниже этажом, в коридоре приёмной отеля, где чрезвычайно взволнованный мужчина прислонил ухо к груди охранника, лежавшего без чувств на цветастом ковре. Беды никогда не приходят поодиночке.

— Что слючилось? — вскрикивает Сянь и семенит к ним с готовностью помочь. Наконец-то она предпочла не надевать драные чулки.

— Он без сознания, но дышит, пульс прощупывается, –объясняет пожилой мужчина подошедшей и поворачивает голову к нам: — Заключённый, что был доставлен сюда конвоиром. Он сделал это с ним.

Мы сперва не находим ответа. Растерянность, сомнения, отвращение. Кевина мы знали немного, но он помог разобраться с сумасшедшим Райдером Уайтом, подставившим под удар очень многих необдуманными действиями; вёл нас по тюрьме и предупреждал об опасностях, увёз с треклятого острова. Этого ли недостаточно, чтобы поверить ему?! Кевин представился военным преступником, нарушившим прямой приказ командира в конфликте в Восточном Тиморе и впоследствии осуждённым на несколько лет. Сомнения в его решимости управлять вертолётом сразу отпали, когда он сказал, что был пилотом. И в данной ситуации вполне достойно права жить сомнение вего искренности. Не спорю, заключённые выворачиваются не хуже змей в руках ловца, пытаясь получить желаемое, — в его случае убежать живым и здоровым из тюрьмы Баноя, — но он ни разу не предпринимал попыток навредить нам! И вот, неожиданно — осечка, подстава. Этому старичку не пристало тоже соврать нам? Не вроде бы, а совершенно точно нужно действовать, искать предателя. Однако мы безмолвно пялимся друг на друга порядка полминуты, прежде чем сообразить, что же делать с поступившей информацией.

— Убьём засранца! — ожидаемо высказывает план действий Парна, которой, очевидно, нравится выносить вердикт мужчинам сразу, стоит им единожды провиниться. Долго ли продержится наш союз перед тем, как она разочаруется во мне?

— Сперва найдём его, — справедливо замечает Сэм, — потому как вся эта чертохрень обогнала нас на полчаса. И хер… — Он ударяет кулаком левой руки по ладошке правой; — узнает лично, как я с самого начала не хотел ему доверять.

— И поплатиться за то, что совершиль, — поддерживает его Сянь, методично расстёгивая пуговицы на рубашке потерявшего сознание молодого сотрудника отеля, облегчая ему дыхательный процесс. Похоже, мягкая аптечка с пузырьками лекарств, лежащая рядом, пострадавшему будет только во вред.

— Постойте! О чём вы? — включается в беседу разнервничавшийся полный мужчина, когда его подчинённый охранник понемногу приходит в себя.

— Вы не слышали того, что… вы не выходили наружу? — спрашиваю его с недоумением.

— Нет, не выходил. Я был здесь с Кальвином и честно говоря побоялся. Я слышал выстрелы, что там?

Сразу не знаешь что и сказать. В голове на полной скорости раскручивается ураган с множеством красочных эпитетов. Сыграв в позабавившие меня игру «переглядки» ещё раз, Парна, на редкость ёмко, вновь отвечает за всех:

— Опасность. Снаружи опасность. Мы разберёмся с ней, только расскажите нам о заключённом, о Кевине, — произносит имя ругательством., едва не выплёвывая, как потерявшую вкус жвачку — Если, конечно, его так зовут на самом деле.

— Он угрожал ножом и взял мой телефон, ехидно улыбался и ничего путного не говорил. Кроме… пожалуй, того, что «о Баное ещё услышат по всему миру». Да, именно так. По радио говорили об эпидемии странного вируса, но военные же разбираются с ситуацией.

Я крепко задумываюсь, а Парна еле слышно хмыкает, осознав нечто недоступное моей соображалке. Другие, однако, видимого значения словам заведующего отелем не придают.

— К сёжалению, им это не удалось, — обрывает его надежды Мэй. — Ми обязаны предотвратить очередную катастрофу, — обращается к нам нахмурившись, обвинительно, и торопится к торговому автомату поблизости. — Поспешим, у нась мало виремени!

— Оставайтесь здесь и забаррикадируйтесь. Берегитесь укушенных: они неожиданно меняют кулинарные предпочтения в пользу сырого мяса, — облокотившись о стену, советую ему с самым серьёзным лицом. — Где у вас тут кухня, мистер… растягиваю, вчитываясь в фамилию на нагрудной табличке; — Огио? Если «Кевин» где-то взял резак, то я бы хотел вооружить своих друзей и себя.

— Там, — повергнутый в шок указывает пальцем в противоположный конец коридора, не отдавая отчёт собственным действиями. Выдвигаюсь без всякого желания, улавливая разговоры позади: — Что происходит? Почему? — растерянный голос управляющего вызывает жалость. Очередной шарж судьбы с посвящением новых адептов в секту страха и повиновения. Не хочу смотреть.

— По Веваку сейчас гуляет эпидемия бешенства или Куру, передающаяся через кровь и слюну, — Парна слово в слово повторяет определение почившего доктора Уэста. Оборачиваюсь.

— Боже милостивый! На улицах… Людоеды! У меня семья в Янгору! — Взглянув на не разбирающихся в географии Папуа Новой Гвинеи новых знакомых, Саул поясняет: — Городок южнее.

— Стало быть, тогда есть шанс… — Прерывается разговор, когда я проникаю в уютную служебную кухню. У нашего бывшего дружка явно шалили нервы, и он спешил, что становится понятно по ряду таких признаков, как разбросанные столовые приборы и посуда. Ни то, ни другое не вселяют и малёхи уверенности в борьбе против воинственных мертвецов, даже если заточить края. Чего уж, я помню неловкие удары ножом ныряльщика по тонкой истерзанной полуголой даме, которая в труху разнесла его и мои бойцовые качества. Но я в конце концов одолел её ценой укусов и ушибов, а также затупившегося лезвия.

К сожалению, мои поиски заканчивается на ножах для масла, и я возвращаюсь к друзьям.

— …если сообщим военным об эпидемии.

Под конец неясной реплики выдаю ножи для масла ранее трудившейся в приёмной Банойского отеля девушке (её форма так и будет напоминать о нём), какая крутится возле торгового автомата с напитками. Она смущённо благодарит меня. С моей внешностью что-то не так? Я вроде одет и всё на мне застёгнуто. Её странная реакция, однако, не вызывает мысли, что она попросту стесняется моего общества.

Разговоры за спиной с уже успокоившимся Саулом всё продолжаются, невзирая на обстоятельства, вынуждающие бежать наружу за гипотетическим виновником. Никогда не подозревал, что буду участвовать в розыске сбежавшего заключённого.

— Чем я могу помочь вам? Я бы вызвал полицию, но связь с нашей частью города потеряна: линия электропередач сдалась перед сильным ветром.

— Мы сами наведаемся в участок. Мистер Огио, скажите, где он находится? Мне бы понадобилась здешняя аппаратура.

Сянь в это время покупает кофе в автомате и разносит каждому по маленькому стаканчику, получив отдельную благодарность. Мой заменитель сна горек и тёмен, как вся моя жизнь, но оживляет усыплённое сознание, каждый момент времени готовое провалиться в спячку и забытье.

— Мистер, мы заберём с собой несколько вещей в качестве оружия? — любопытствует Сэм, прибирая к рукам ветвистую высокую вешалку у входных дверей. — Нам нужно преследовать этого наглого беглеца. — Или беглого наглеца. Вид приодетого в модный сценический образ верзилы Сэма с внушительным железным предметом мебели пробирает меня на смех.

— Прямо как в первый день на острове, да, Сэм? — Тот хмыкает в ответ, пока я нагибаюсь за дубинкой охранника. — Можно? Мне это понадобится, — спрашиваю больше для галочки у пострадавшего с именем Кальвин, так как он всё ещё не соображает кто и что с ним сотворил. Он поправится, я уверен.

— Точно, только вёсел не хватает, — подыгрывает он. — Жаль, у нас отняли оружие. Я соскучился по своей «волшебной палочке».

Палочка, ха. Оружие, какое с характерным треском ломает суставы и кости, дробит загнивающие на солнце мозги и отбрасывает трупы от себя подальше. Рядом с этим широкоплечим гигантом всегда можно быть уверенным в том, что ты в полной безопасности.

Я тоже скучаю по своему острому величественному вакидзаси, которое в умелых руках становится быстрой и избавительной смертью для мутировавших и поехавших умом. Мне не хватает тяжести того лезвия, спасительной, успокаивающей.

С охлаждающей тело тоской я оглядываю женщину, с которой был в постели совсем недавно, но старательно думаю о том, что она единственная остаётся безоружна. Я мог бы отдать ей те ножи, но прекрасно знаю, как хорошо владеет ими китайская шпионка; массивная вешалка досталась Сэму, потому что он олицетворяет собой громилу с большой разрушительной силой, а поднять и орудовать такой тяжестью способен только он. Чего не сказать о стройной чернокожей женщине. Верчу в руках дубинку, но не осмеливаюсь предложить её. «Терпеть не могу тупое оружие, оно для болванов и простаков», — вырвалось из неё однажды, что крайне обидело, когда я довольствовался найденной битой с гвоздями на словно переживших бомбёжку улицах Морсби.

Едва все неуверенно встают перед дверью, ведущей в наводнённый заражёнными Вевак, с ещё пока не определившимися чувствами, мисс Парна Джексон, в очередной раз взявшая на себя командование, приседает на одно колено и бережно достаёт из громоздких полусапожек чёрный нож с гладким остроконечным лезвием. Разрази меня гром, у неё тоже есть «сувенир» с Баноя! Загадка, почему он тогда не пропищал перед детекторами металла (кандалы Кевина, к примеру, поднимали среди конвоиров тревогу в участке). Верно, какой-то особый материал.

— Заприте за нами дверь!

— Готовы? Здесь может быть не так опасно, как на Баное, но внимательно смотрите по сторонам и будьте осторожны! — произносит краткую напутственную речь Парна и толкает двойные двери.

— Что происходит? — еле слышно лепечет проснувшийся окончательно Кальвин, стоит мнепокинуть порог.

Изнутри глухо тарабанящий дождик снаружи набирает громкость. Никого, кто бы осмеливался нападать, не видно. Неспешно отдаляемся от входа в гостиницу по мощёной камнем дорожке под забористые удары ливня. Я не воспротивился представившемуся шансу. Не уделив достаточно времени кровати с душем — в их прямом назначении, конечно — я радуюсь освежающей погоде так же, как некогда получал наслаждение от стаканчика с бодрящим кофе. Закрываю глаза и подставляю лицо стихии. Выходит, вселенная пытается исполнять твои искренние желания, правда, не совсем в ожидаемом ключе, но всё равно приятно.

— Нам в ту сторону, — решительно заявляет Парна, указывая головой направление.

Отвлекаюсь на неё и вижу, как она дрожит. На улице заметно похолодало с тех пор, как мы приземлились. Очевидно мы, нагретые ласковым объятьем кроватей из номеров, — а в случае нас с Парной ещё и друг другом, — с непривычки замёрзли. Заботливый инстинкт невольно проявляет себя в действии: снимаю потрёпанный в боях пиджак и галантно предлагаю возлюбленной (справедливо сказать, что гусиная кожа на мисс Мэй также заметна, но я не придаю значения). Она не отказывает, лишь щурится с едва читающимся подозрением. По покрытому лайкрой шоколадного цвета пиджаку прохладный дождь струится ручьями, но внутри него жар моего тела согреет её. В этой непропорциональной для фигуры одежде Парна выглядит «подопытной» стройняшкой для модельного агентства, хвастающими экзотическими, но больше нелепыми, нарядами на каждом показе. Какое восхитительное облегчение — избавиться от ноши и освежиться под ливнем.

— Тогда идём, — бросаю друзьям фразу, будто от моего решения зависят дальнейшие действия. Сэм, спешно застегнув молнию на своём стильном чёрном пиджаке, двигается первым к больничному центру.

Вокруг зелёный, лаймовый и оливковый цвета кустов и деревьев, которых, вполне вероятно, больше жителей городка. Несмотря на плотную застройку улочек c перемежающимися сарайчиками с пёстрыми многоэтажными жилыми домами, зелень здесь правит повсеместно, снижая видимость. Уменьшая время приготовиться дать отпор. Спереди за кокосовыми и банановыми пальмами слышатся крики и вопли, а чуть погодя мы видим издающую эти напрягающие звуки отчаянья: обезображенная вирусом длинноволосая женщина в платье с завязанными верёвкой руками за спиной. Широко раскрытый рот её клацает кривыми зубами с кровью, медленно стекающей по подбородку. Больно знакомое воздействие вируса, на которое мы успели наглядеться на Баное. Охренительно. Кошмар продолжается, невзирая на наши надежды, злость или расстройства. Марионеткам кошмара наплевать не меньше. Обращённая таращится на нас изучающе всего несколько секунд, а Сэм даже успевает произнести несмело: «Что за чёрт?..», как она испускает рёв, словно мотоцикл, и мчится вперёд, прямо в мою грудную клетку, сбивает дыхание и валит на землю. Я должен быть глубоко признателен божеству, кто спасает каждый раз за последние сумасшедшие пару суток, иначе бы точно разбил себе голову. Весьма часто меня вышибали те ублюдки-переростки из психбольницы, но по счастливой вероятности я приземлялся на мягкое. На этот раз им выступает разросшаяся высокая трава.

Цель она выбирает не случайно: я, похоже, единственный в группе с заплывшим взглядом и заторможённой реакцией, раз вовремя не отпрыгнул как мои хорошие друзья. Ритмичный стук зубов и загородившие обзор мокрые, грязные волосы сразу пробуждают в равной степени как инстинкт жить, так и панику. Оттолкнуть её от себя не выходит: ватные руки едва удерживают «ношу» за плечи, но она слишком тяжела. Боже, Картер, да ты слабак, неужто запамятовал как тягал блины от штанги над собой потяжелее?!

На помощь приходит Сэмюэль: хватает дикарку за связанные руки и шею и проворно оттаскивает, возвращая вертикальное положение. Тут же мисс Мэй с заранее приготовленными ножами для масла — честно говоря, вызывающими лишь улыбку — начинает действовать: терзает и кромсает горло и тело страхолюдины с неутомимой жестокостью, с которой обычно расправляются маньяки в состоянии аффекта. Багрянец брызгает в разные стороны, тёмными каплями окропляя нашу одежду и землю. В её смертоносных руках любая опасность кряхтит и валится мешком. Я может и ошеломлён её свирепостью, но она хотя бы направлена в нужное русло.

— Я спасу тех несчастных, — отрезает Парна, видимо удостоверившись в отсутствии опасности, и устремляется к одноэтажным бамбуковым хибарам, в ненадёжные дверцы которых пытаются попасть мертвецы. Вместо того, чтобы помочь мне подняться. За неё это добродушно делает Сэм, используя шанс упрекнуть:

— Теряешь форму, футболист.

В скором темпе подбегаем к охочей до оказания помощи и живо разделываемся со свежеобращёнными, угрожающими местным гражданам. Больший вклад, конечно, вносит Сэм, прижав к двери своей вешалкой горла заражённых — мягкотелые шеи поддаются напору и слабеют, как сжатые в руках ребёнка бабочки. В таком положении они почти неподвижны и едва ли угрожающе размахивают побледневшими руками. Парна своё острейшее лезвие вонзает под челюстью каждого, заставив замереть навсегда, и вытирает вместе с рукоятью об одежду последнего. Лезвие снова чистое, в отличие от сжимающей его руки. Руки равнодушной убийцы.

— Слишите? — обращается мисс Мэй к жильцам. — Загородите плотнее дивери, не виходите до прихода спасателей!

Полагаю, они и так понимают, но это полезное предостережение.

— Хорошая работа, мальчики и девочки. Но пора бы двинуть: и так много времени потеряли, — на и так нахмуренном круглом лице сводит брови «грозный зомбиубийца», как он однажды себя нарёк. В окружении трупов прозвище Сэма не вызывает улыбки.

Где-то далеко в Новогвинейском море вспышка света поражает небо до земли. Громовой грохот наполняет округу, на время заглушив крики несчастных, попавших в лапы людоедов. Ветвистая электрическая дуга сверкает и рядом, поразив дерево и осветив неширокую дорогу, по которой мы следуем. Психология человека такова, что в крупном и мощном он склонен видеть защиту. В грозу работает обратный закон: чем ты мельче, тем меньше шансов попасть под разряд. Держаться от деревьев подальше в такой ситуации — самое верное решение. Вот почему мне становится жаль бедолагу, что нашёл укрытие под толстенной пальмой.

Зараза, за которую ответственен, судя по всему, Кевин, не показалась бы не столь серьёзной, если бы мы не встретили великое множество паникующих. Перед лицом непредвиденной опасности шестое чувство лукаво нашёптывало людям поддаться страху и стать лёгкой жертвой для бездушных убийц, только и умеющих, что преследовать. Мы сталкивались на пути со множеством людей, убегающих, но неизбежно попадающих в когтистые руки других убийц. Спасти всех было невозможно.

На небольшой улочке с парком, который отличает среди прочих зелёных участков постриженная трава и фигурные лавочки, открывается печальный вид на недавнюю катастрофу: тела либо доедают, либо оные обращаются и теперь беспрепятственно бродят среди подобных. Почему тяжкая участь выпадает нам уже во второй раз? Способны ли мы были предотвратить или смягчить творившуюся обстановку, окажись тут раньше? Внезапно разрезавшие воздух, как недавний гром, выстрелы обращают внимание на сотрудника местной полиции, методично уничтожающего население: и полумёртвое, и живое. Такое положение дел вынуждает Парну открыть рот от возмущения, а я вроде бы сразу прикидываю дальнейшие действия.

— Мэй, можно твои ножи? — прошу вежливо. Она не понимает сути данного вопроса, хмыкает. — Мне бы утихомирить его с расстояния.

Но мисс «горячая притязательность» Джексон уже не слышит о моих намерениях и сконцентрировано направляется к нему с разгневанным лицом.

— Остановись! Ты! Ублюдок! — бранится Парна на ходу, привлекая внимание. — Как ты посмел стрелять в гражданских, сволочь?! — Подходит впритык к ошарашенному и одновременно испуганному сотруднику правопорядка, с виду сильно ударяет в лицо и, пока тот падает на землю больше от неожиданности, нежели от женской напористости, успевает перехватить его винтовку.

Когда смертоносное оружие оказывается в её руках, я зачарованно застываю: не видел никого, кто бы так потрясно с ним обращался. Время будто замедляется, позволяя ей без проблем сносить головы всем мертвякам на поляне небольшого парка и заодно освободить из оков страха находящихся здесь людей. Волшебные секунды прекращаются, когда оружие щёлкает, оповещая стрелка об окончании патронов.

— Глядитье, там дьевочка! — возвещает мисс Мэй с уже не кажущимся мне не смешными ножами для масла.

— Чего встал как памятник? Идём! — будит меня дружище, и я понимаю, что завороженно пялюсь на Парну один. Она тем временем забирает себе из кобуры пугливого недотёпы пистолет, а из карманов — магазин, и вставляет в автоматическую винтовку, небрежно кинув её мужчине на пузо.

— Запомни, ты, кусок трусливого говна, заражённые выглядят как мертвецы, и это от них ты должен защищать людей. Чтобы никогда больше не стрелял в невинных гражданских! Понял меня?! — бранится она протестующим тоном. Пришедший в себя мужчина стыдливо кивает. — Уведи уцелевших в безопасное место и ждите спасателей. А я напишу донос, чтобы тебя осудили. Твоё имя?

Не менее потрясённый её поведением, медленно двигаю к друзьям, когда меня внезапно хватают за ногу.

— Прошу вас, вы сможете помочь мне? — слабо выговаривает местная чернокожая дама с цветастым платком на голове. Шея и плечо её, искусанные человеческими зубами, кровоточат.

— Я… простите, нет, не могу, от этого нет лекарства, — мямлю, безмерно расстраиваясь тому, что всё-таки приходится эту безнадёжную информацию из себя выдавливать.

— Логан, оставь нас, — холодно обращается появившаяся внезапно Парна, словно освоившая основы телепорта, и я выполняю просьбу. — Дорогая, как тебя зовут? Я пришла помочь.

Она никогда не обходит стороной страждущих женщин. Из наших немногословных бесед на острове она поделилась, что родилась на юго-востоке Австралии в племени Куури{?}[Стоит не спутать австралийское племя Куури с созвучной болезнью Куру.], благодаря чему заслужила скверное право издёвок со стороны коллег и знакомых. Девчонку из диких никто не воспринимал всерьёз, отчего совсем нелегко пришлось добиваться каких-то регалий и званий в участке, состоящем в основном из сильного пола. Неприязнь к ним в сердце взрастила в Парне отстранённость и холодность, но в то же время и мягкость, сострадание по отношению к себе подобным. Притязания и обращение с женщинами как с вещью в некоторых регионах заставляли Парну самоотверженно спасать и утешать любую пострадавшую. Особенно от злостных мужчин. За время полицейской карьеры она много неприятного насмотрелась. Нелегко, может быть, объяснить этой незнакомке её бесповоротную судьбу. Раздаётся выстрел. Слишком быстро: я даже не успеваю закончить мысль. Эта женщина бывает столь же страстна, сколь и бессердечна. Понятно почему я влюблён в неё.

— Эй, Картер, — небрежно зовёт Сэм, видимо, чтобы разнообразить обращения ко мне, — посиди с малышкой, а мы сбегаем проверим её дом, тут рядом. Нужно узнать, жив ли её брат.

— А где твои родители, маленькое чудо? — присаживаюсь рядом и смотрю нежно на девочку, сжимающую в руках бежевую игрушку крокодила. Она робко облокачивается о скамейку на траве подле убитых — выстрелами полицейского или зубами с ногтями заражённых — и опускает голову. Не имею представления сколько лет ей: темнокожие мне кажутся моложе своих лет.

— Я всё рассказала «громадню» и хрупкой азиатке, — отзывается о наших напарниках в довольно ироничном ключе, и я улыбаюсь. Про себя. — Их нет здесь, но они наверняка тоже обратились в этих демонов! — Я горестно вздыхаю. — А что вы, мистер? — Оглядываетмои руки. — Вы превратитесь? Тогда держитесь от меня подальше!

Совсем неожиданно она вскрикивает, и я отстраняюсь, пытаясь её успокоить. Что она имеет в виду под «я тоже превращусь»? Осматриваю руки, замечаю порезы и пару отметин от зубов: да, меня кусали, но не иначе как «волшебная первая отрицательная» не допустила развития вируса в наших организмах. Или замедлила реакцию?..

— Нет, не волнуйся, меня не «демоны» покусали, это … другое, совсем с ними не связанное.

— Что с тобой такое? Не пугай ребёнка! — вмешивается неожиданно Парна и отталкивает меня рукой. — Привет, родненькая, держишься? Не страшно? — Она мотает головой. — Вот и умница, с нами тебе ничего не угрожает. Мы иммунны к этой заразе и ни за что не бросим тебя в беде. — Девочка реагирует на Парну с интересом. Тёмные, почти угольные, горящие злобой глаза устанавливают контакт с другими — потерявшими блеск, мутными, не как в спальне. — Ты мне веришь?

— Ага, а вот ему… — Показывает на меня пальцем; — нет. — Скрываемая обида и злость накрывают с головой. Всеми силами Парна не даёт мне шанса оправдаться и выставляет идиотом везде, где ей заблагорассудится.

— Ну, он не такой плохой, как ты считаешь. Он тоже с радостью поможет тебе, чего бы ты ни попросила, правда, Логан? — когда она с чуткой интонацией упоминает меня, немею и не могу ничего вымолвить. Только киваю. — А вот этот крокодильчик, верно, помогал тебе, пока ты не дождалась нас. Как его зовут? — Парна предпринимает попытку потянуть лапку игрушки на себя и замирает: девочка скрывала укус на ноге, несерьёзный, но даже крохотной царапины достаточно, чтобы инфекция начала фатальное преобразование организма. — Понимаю, что спрашивать бесполезно, ты ведь не знаешь свою группу крови, девочка? — Взгляд местной становится тяжелее, и она видится мне гораздо старше, когда со сжатыми губами мотает головой. — Я бы хотела попросить тебя прислушаться к своим ощущениям. Извини, что приходится говорить такое, но ты можешь быть больна, очень больна. Еслипочувствуешь себя хуже, обязательно предупреди окружающих. Они. помогут…

Драматичную ситуацию спасают прибежавшие циничный громадень и стеснительная азиатка.

— Внутри дома никого не было, Даная. По твоим описаниям мы нашли паренька, но он погиб, крошка, извини.

— Тогда уходите! — всхлипывает девчуля. — Если вы не превратились, получается, это вы всё подстроили! Вы виноваты во всём, что тут происходит! — плачет она и усиленно машет рукой в прогоняющем жесте. — Не хочу вас видеть. Я главная героиня собственной жизни, как так получилось, что мне суждено умереть?! Как?! Брат и родители говорили мне, что жизнь каждого в его руках, и она длится сколько захочешь. Почему появились вы и всё изменили?

Если столь расстроенную девчонку и мог кто успокоить, в любом случае, мы среди этого списка не числимся. Надо же, как быстро ей стали понятны правила нового мира, а я вот до сих пор борюсь с ними, даже не зная собственной дальнейшей судьбы. Вдруг всё это зазря? Попросив некогда взбунтовавшегося полицейского стрелка быть поаккуратнее с укушенной, уходим прочь.

Возможно, мы косвенно и виноваты. Незнание объёма говнистости характера бывшего спасителя поставило нас в затруднительное положение, но мы такие же жертвы обстоятельств, чёрт возьми! А эти мысли о вирусе вынуждают седеть от вероятности, что в недалёком будущем сами станем кидаться на людей, рычать или неслышно просить о помощи под панцирем из гнойных взрывоопасных наростов.

В траурном молчании отправляемся к зданию, совсем недалеко расположенному по отношению к этой кровавой поляне. Для места, с которого началась эта эпидемия, больница выглядит на удивление нетронутой снаружи. Разве что отбросить врезавшуюся в торец машину, выбитые стёкла на первом этаже, убитых полицейских… нет, здесь полный бардак и преуменьшить разрушения у меня явно не получается. Друзья от данного зрелища выглядят подавлено.

— Дюмаешь, Йерема ещё жива, он не получил всьё, что ему от неё нюжно? — участливо интересуется мисс Мэй у Парны, но та долго медлит с ответом.

— Я думаю, что Кевин не уйдёт от нас живым в любом случае. Нам вниз, — отвечает она наконец, когда мы входим внутрь лечебного учреждения, на первый взгляд, вроде бы пустого, и оторопевает: автомобиль пробил стену насквозь, застряв в проходе.

Помнится, дорога к лаборатории двух трясущихся старикашек располагается в правом крыле, куда легко попасть вниз по лестнице. Но вот незадача, возникшие условия обязывают идти напрямик к дальнему левому крылу и протопать всю длину коридора. Меня посещает дурацкая мысль о компьютерных играх, где частенько искусственно затягивают с длительностью, пихая на уровень какую-нибудь простую преграду, тем самым вынуждая персонажей совершить обход. Что ж, в реальности барьер, автомобиль, как бы то ни было, нам сдвинуть не под силу, следовательно, мы отправимся длинной дорогой. Как мы полагаем, к месту всех разгадок. Произошедшие здесь некоторое время назад несчастья остались кровавыми следами на каждой поверхности. Невзирая на отсутствие кусачих тварей, в помещении словно стелется по полу ветерок, обездвиживающий, пугающий сильнее.

У заветной распахнутой двери рядом лежит мёртвый охранник, из помещения лаборатории вытекает красная лужа. На этаже погром, какой обычно устраивает бешеный тасманский дьявол в мультиках (эта тварь же водится поблизости, верно?).

Никого живого не наблюдается, что ставит в тупик наши замыслы.

Комментарий к Продолжение борьбы

Коллаж: https://pp.userapi.com/c849320/v849320840/1d8b3a/6Xz9QjshvoU.jpg

========== Несущий смерть ==========

Пятьюдесятью минутами ранее

В больничном центре было немноголюдно: жители, услышавшие новость о прилетевших с Баноя, поспешили домой с ворохом своих болезней. Кто мог двигаться, конечно. В конце концов, местные обратились в клинику с чем-то не столь критичным, если рисковали подцепить заразу страшнее и опаснее той, с которой человечество когда-либо сталкивалось. На фоне нападающих людоедов, не ведающих страха, даже легионеллёз{?}[Острое инфекционное заболевание, обусловленное различными видами микроорганизмов. Протекает с выраженной лихорадкой, общей интоксикацией, поражением лёгких, ЦНС и органов пищеварения.] и лихорадка денге{?}[Острое трансмиссивное вирусное заболевание. Протекает с интоксикацией, болью в мышцах и суставах, сыпью и увеличением лимфатических узлов. Иногда развивается кровоточивость слизистых оболочек.] казались обычной простудой.

— Добрый вечер, мистер. Могу ли я пройти к достопочтенным учёным Хамэ и Резе: они взяли под опеку одну миловидную чернокожую девушку и мне необходимо попасть к ней, — старался быть искренним довольно бледный худой мужчина в очках, белой майке и странно-ярких оранжевых штанах (тюремные кандалы он целесообразно прятал под прилавком), обращаясь к сотруднику приёмной регистратуры. В выходной день он не делил смену с коллегой.

— Извините, мистер, для посещения закрытого научного крыла вам нужен пропуск. И я не в праве его выдавать, учёные на том настояли.

Начало беседы — и частичка ценной информация уже получена. Возмутитель спокойствия заглянул в окошко пристальнее и увидел табличку «охрана» на двери за спиной сотрудника. Умение думать быстро и хорошо подвешенный язык помогли сочинить следующую легенду:

— Та девушка, моя невеста, передала мне важный личный предмет, но он пропал! Разрешите воспользоваться вашими камерами, убедиться в том, что кража произошла здесь! — притворную тревогу повышенным тоном окружающие слышали будто настоящей, если прислушивались с сочувствующими лицами. Стало быть, в здешних стенах ни разу не проходили лекции по распознаванию обманных манипуляций.

— Прошу прощения, но посторонним в кабинет охраны вход воспрещён, — ощущая крайнюю степень неудобства, отказал сотрудник приёмной. Слабость каждого совестливого человека, по мнению всех социальных инженеров, какой стоит часто пользоваться для достижения цели.

— Но я был здесь не так давно. Две минуты, и я поспешу по своим делам. — Сотрудник за стеклянным окошком перестал сводить брови вместе, и на лице, выказывающем твёрдое отрицание, проявилось сомнение. Хитрый обманщик воспользовался переменой его настроения и надавил посильнее: — Эта вещь для нас очень важна, неизмеримо! Невеста бросит меня, если не верну её. Да я попросту дальше жить не смогу, зная, что воришка всё ещё находится здесь. Помогите нам!

Пару часов назад Орманд Сик застал редкое явление в своей рутинной и спокойной работе, когда в вестибюль попали шестеро потрёпанных и грязных людей, сопровождаемых врачами. Среди них он узнал и этого мужчину, слёзный блеск в светлых глазах которого разжалобил Орманда. Деталей такой внеплановой ситуации ему никто не сообщал, но он догадывался о причине. Уже несколько месяцев ходят слухи и находятся подтверждения тому, что среди местных племён возобновились ритуалы с поеданием человечины, а это означало одно: болезнь куру вновь стала представлять опасность, но не только для банойцев, а для всех жителей Океании. Прионная зараза с довольно продолжительным инкубационным периодом, вызывающая стопроцентную смерть носителя и передающаяся различными контактным способами, как естественными, так и искусственными{?}[Механизмы передачи инфекции, при котором возбудитель переносится непосредственно от источника к восприимчивому организму в результате различных взаимодействий, в том числе укуса, а также медицинскими манипуляциями (использование нестерильных инструментов, переливание крови).], не на шутку встревожила островитян. Учёные занимались наблюдением подобных случаев и приводили в лабораторию самых разных людей с подозрением на специфическую инфекцию.

Мистер Сик недолго смог сопротивляться просьбам настойчивого посетителя: он отличался мягким характером, который не позволял отказывать людям в помощи. Такой добрый жест ему ничего не стоил.

— Пройдите ко мне через боковую дверь. Если срочно, то мой коллега из охраны поможет вам.

Про приветливость жителей городка не зря писали в туристических печатных изданиях.

В светлых глазах бритоголового мужчины проблеснул еле заметный огонёк, когда он, довольный, направился в помещение к сочувственному работнику больничной приёмной. За спиной он потирал большим пальцем рукоять кухонного ножа, применить который ему придётся уже через какое-то мгновение. Руки дрожали. Кевин не был «контактным» убийцей, не упивался кровью жертв и не испытывал наслаждения от процесса лишения жизни. Ему по душе были кнопки клавиатур и приборных панелей, прикосновения к аппаратуре и технике, которая по приказу ловких и проворных пальцев действовала по его воле. Но обстоятельства требовали отсутствия свидетелей и нежелательных помех. Он воспользовался замешательством сотрудников в комнате управления и успешно вырубил обоих, тем самым избежав преждевременного кровопролития. Сличил взглядом растянувшиеся на полу поверженные цели, подбирая подходящее прикрытие, и переоделся в менее заметную форму. Только после он влез в систему безопасности (компьютерный спец рассчитывал хотя бы на «плечевое подглядывание» пароля, но халатность сотрудников, отвечающих за видеонаблюдение, сложно не преуменьшить) и разузнал план здания, стерев своё присутствие. Перед уходом двумя резкими движениями перерезал горла этим людям, не задумываясь о чудовищности сделанного: для сохранения рассудка и стирания чувства вины. Обездвиженные тела задёргались, похолодели и стремительно побледнели.

На всё вышеперечисленное не ушло много времени: он был горд собой, воображая, как после похвастается перед отсиживающимися в кабинетах коллегами. Руки его по-прежнему дрожали.

Харон пронёсся мимо редких чернокожих посетителей, в основном пожилых и одиноких, наверняка заявившихся сюда досаждать врачам из-за недостатка внимания, и проник в боковое помещение мужского туалета, хорошо вентилируемое и освещённое. Какое-то время назад он упросил конвоиров отпустить его сюда, но патологическое сомнение, воспитываемое в государственных академиях, сопровождало сбежавшего заключённого до кабинки. Паника прокралась в душу, когда он закрылся и осмотрелся, не найдя подходящего места для схрона. Промедление и возня к тому же побудили задавать стража неудобные вопросы, что посеяло очередное смятение в плане. В конце концов, сославшись на необходимость в кабинке гигиенических средств, Кевин покопался в ящике уборщика и разместил скрываемый под одеждой шприц, не иначе как благодаря настойчивой уверенности в собственном успехе не замеченный стражами порядка при пляжном осмотре. В текущей ситуации, требовавшей намного меньше расторопности, он глубоко выдохнул, забрал ценнейший для интересов Организации инструмент влияния, и возвратился в коридор.

— В чём дело, коллега? Патрулируешь этажи от скуки? — Обернулся высокий сотрудник службы безопасности больницы, услышав шаги, и потянул улыбку. Приставленный в одиночку на целый этаж, он испытывал частую скуку, а на минус первом исследовательском — досадное чувство усиливалось.

— Не совсем, планирую наведаться в лабораторию, — ответил Харон, слабо подражая манере речи ныне убитого. На пару секунд это сбило будущую жертву с толку.

— Смешно, только вот они никого не ждут. Постой-ка. — Недоверчиво сощурился охранник, не узнав подходящего мужчину в их рабочей форме. — Ты же не из наших! Как… хмрхп, хлп… — захлебнулся поступившей в дыхательные пути кровью, не успев огласить опасения незнакомцу, слишком быстро применившему против него нож. Кухонный трудяга из отеля мистера Огио хорошо наточил лезвие.

Слепые, отключённые от сети, камеры, хладнокровно направленные на коридор, не имели возможности ни запечатлеть произошедшую тут трагедию, ни оповестить ранее наблюдающих. Взаимодействие τέχνασμα (хитрости) и χειροτεχνία (мастерства) сделали своё.

— Хорошо, тогда я пройду через тебя, чтобы получить нужное. О, не волнуйся, ты не умрёшь, — обратился серийный убийца к темнокожему мужчине, крепко сжимающему свежую рану на горле; кровь цветом переспелой вишни сочилась между пальцев. Взгляд его был испуганный, как у ребёнка, посмотревшего на ночь фильм ужасов. — Ты ещё успеешь мне пригодится. Даже мёртвым, — зловеще проговорил он умирающему, который сдавался в схватке со смертью и уже свалился на колени, затем на бок, проливая тёмную кровь на совершенно пустой белый и чистый коридор. — Отлично, а вот и пистолет.

Преступник нагнулся за добычей, отмеченной ещё в первое посещение. Планировать убийство — совсем не одно и тоже, что совершать его, а Кевин предпочитал как можно дольше в своей жизни пренебрегать оружием. В связи с этим нервы упрямо натягивались, заставляя озвучивать давно запланированные действия, чтобы не повредиться рассудком. Миссия приближалась к своему «счастливому» концу, оставалось дело за малым: наведаться в лабораторию, хранящую в своих центрифугах пробирки с опасными заболеваниями. К счастью или огорчению большинства, понадобилась ему всего одна, тем не менее не уступающая в своей смертельности перед другими. Электронный замок на двери заранее был открыт из комнаты управления, так что отважный охранник зря строил из себя поборника неукоснительного соблюдения правил, преграждая путь злоумышленнику. Харон схватился за продолговатую ручку и потянул на себя, проникая внутрь узкого предбокса на пути к потревоженным учёным в удушающей лаборатории. Рукоять тяжёлого пистолета успокоила дрожь.

Через комнату обеззараживания он беспрепятственно попал в небольшой коридор с ответвлениями в так называемые «чистые зоны»: моечную, препараторскую, средоварню, помещение холодильной камеры; сообразно правилам, «грязные» располагались в другом крыле через санитарный пропускник. Кевин хорошо это запомнил, поскольку здесь пару часов назад у него и его банойских «друзей» проводили забор крови. Небольшие размеры лаборатории позволили найти предполагаемые цели в светлом помещении приёма и регистрации проб. Он стиснул зубы будто от боли. Высокие потолки, столы с зеркальным покрытием, мириады контейнеров, колб и папок с подписями и очень знакомая техника: анализаторы культур крови, бидистиляторы, электронные весы, инкубаторы общего назначения, автоклавы… Он многократно бывал в лабораториях и в своё время понял принцип действия многих приборов и аппаратов, позволяющих разделять высокомолекулярные органические и неорганические вещества, биологические системы и суспензии на фракции под действием центробежных и электрических полей. Благодаря отцу, благодаря его тяге привить сыну любовь к науке. Кевину стало больно.

— Что-то не так? — отвлёкся вирусолог от стола на вошедшего мужчину в тёмно-синей форме, совсем малость не подходящей ему по размеру. — Зачем вы.? Вы не наш сотрудник. Что вы здесь делаете? — проговорил он суматошно и только сейчас опознал знакомого иностранца, с которым спорил более часа назад. — Это запретная зона!

— Для меня любая зона будет открытой, если мне понадобится туда войти.

За матовым светлым стеклом сложно было понять, что настоящий охранник погиб: это объясняло, почему учёные стали подозревать угрозу только тогда, когда на них направили пистолет. Нахмурившийся иммунолог, стоящий поодаль, воспользовался моментом затишья и ткнул красную кнопку тревоги: сирена молчала.

— Чего вы добиваетесь? — смело заявил господин Хамэ, совершенно не страшась направленного на него оружия.

— Своей цели, уважаемые учёные, раскрывать которую я вам не обязан. Полагаю, будет логически правильным предположить, что вы сейчас заняты прионным заболеванием племенной девушки, а образец её крови точно находится здесь, — издёвка, в которой недвусмысленно была заключена причина его визита, напрягла учёных.

Они переглядывались и упрямо молчали. В стеклянном окошке бытовой комнаты высунулась голова молодого темнокожего лаборанта, внимательно оценивающего обстановку.

— Что там? — тихим обеспокоенным голосом спросили его за спиной.

— Ни у кого из вас же нет первой отрицательной, верно? — не посчитал лишним подстраховаться убийца, раздражённый молчанием. Каждая лишняя секунда, проведённая в помещении, действовала на нервы. Он хмыкнул, заткнул за ремень нож и освободившейся рукой достал из глубокого кармана ценнейшую склянку. Перевёл с тоской взгляд на неё на секунду. С одной стороны, вакцина, представляющая собой поначалу первоочередную цель, буквально «пятое вещество» для Организации, которое наверняка будет находить применение много лет спустя, на деле стала катализатором протекания вируса, довольно мощным, а потому, без сомнения растрата, а тем более потеря её неприемлема! С другой стороны, Харону угрожало крайне много внешних факторов, — как максимум, любопытные свидетели, полиция, военные, банойская четвёрка, — и справиться с ними можно только, пожалуй, заручившись помощью всего пантеона… Насколько здравыми стоит назвать подобные размышления он не понимал, но точно предвидел, если последует первому варианту, смерть, до этого шагающая следом, наступит на пятки. Значит, заручиться чем-то подобным смерти будет как нельзя кстати, всего-то и нужно её умело избегать. А в последнем он преуспевал до сих пор. — Необщительные. Ладно, вы, мистер Реза. — Импульсивность — закономерное побочное действие страха перед провалом. Харон перевёл пистолет на иммунолога. — Берите этот образец и вводите его себе… вместе с кровью ваших недавних пациентов. — Проснувшаяся роль учёного-испытателя отодвинула страх и перспективу неудачи на незримые дали, учащая сердцебиение.

— Вы спятили? Думаете, я введу в себя нечто гипотетически опасное?

— Может, вы слишком храбры или слишком глупы, что равнозначно, мистер Реза. Если в вас дремлет чувство самосохранения, у вашего трясущего коллеги есть на порядок меньше желания мне перечить, — угрожающий перевёл взгляд вместе с пистолетом, вынудив Резу неосознанно обернуться на неподдельно испуганного Хамэ, — а так как я очень спешу, то запросто уберу вас с доро…

— Стойте. Вы, наверное, не знаете к чему это приведёт, — возражал учёный, подаваясь назад. — Чужая кровь в организме не приживается и…

— Спешу напомнить, вы не в том положении, чтобы читать мне нравоучения. Бери. И вводи. Себе. Это.

Целиком съедаемый противоречиями и страхом за своё и здоровье коллеги, он всё же выполнил просьбу безумца: с дотошной бережливостью повязал венозный жгут на правой руке (доктор оказался левшой), протёр кожным антисептиком, набрал в шприц часть образца под наименованием «ж.28.0-» и отвернулся, чтобы ввести под кожу. Ставшие нестерильными инструменты выкинул в контейнер. Реза по окончании рискованной процедуры с презрением, поджав губы, вперился глазами в угрожающего иностранца и тяжело задышал. Хамэ всего на пару секунд заставил себя оторвать взгляд от пистолета и то, что он заметил, не уменьшило панику: его коллега лишь сделал вид, что ввёл себе образцы. Встайне порадоваться за него или переживать сильнее, если вдруг обман раскроется? Хамэ не знал, как бы поступил, а Реза, напротив, угодить вооружённому мерзавцу совершенно точно не планировал.

Любой медицинский сотрудник со средне-специальным образованием знал, что перед началом трансфузии в обязательном порядке необходимо провести пробы на совместимость по группе крови донора и реципиента и резус фактору, а также исследовать на предмет наличия опасных инфекционных заболеваний; помимо всего прочего, при осуществлении переливания использовались только компоненты крови — форменных элементов и плазмы — из-за сложного состава последней. Поступающие, чужеродные для другого организма белки сразу же подвергались уничтожению антителами, а первым органом, что включался в фильтрование и разрушение, становились лёгкие. Кровь забивала их, вызывала отёчность, сопровождая процесс пневмосклерозом. Помимо этого, были и другие неприятные последствия, но, судя во всему, лишённому сострадания ублюдку, переодетому в форму погибшего охранника больничного комплекса, было на это наплевать.

Он так и держал на вытянутой руке, скованной кандалами, чуть дрожащий пистолет и улыбался краем губ, всеми силами показывая своё напускное безразличие. На самом деле он считал в уме примерно до минуты, давая вирусу в качестве подстраховки пройти пару полных кругов по кровеносным сосудам, пусть был уверен, что хватит и одного. Реза разозлился, хотя в его случае лучше всего сказать спятил, так как в его мыслях проскользнуло радикальное в своей опрометчивости рвение обезоружить безрассудного преступника. Более опрометчиво не использовать момент неожиданности и постараться противодействовать тому, кто бесспорно собирается провернуть биологический устракт. В их лаборатории же десятки смертоносных заболеваний, а совсем недавно их «коллекцию» пополнили чем-то не менее опасным новым! Подогреваемый совестью и отказом подчиняться, доктор Реза рванулся к угрожающему самозванцу и небрежно схватился обеими руками за запястье с пистолетом и потянул вниз.

Всё произошло в долю секунды и на деле совершенно отличалось с ожидаемым. Спусковой крючок кольта дрогнул, выпустив пулю в ногу незадачливого нападавшего, и он по-животному взвыл и схватился за ранение, давая Харону время опомниться. Он торжествующе улыбнулся и резким движением вынул из-за спины нож со следами крови предыдущих жертв и нацелился в шею учёному, который, хрипя, осел на землю. Верный смертельный удар, перерезающий такие важные для жизни организма трахею, пищевод и по меньшей мере три артерии. Болезненно, но действенно. Не совсем в стиле гения в области взлома электронных систем. Парализующее бессилие, не дающее что-либо сказать или сделать, поглотило доктора Хамэ. Даже если у него и пробегала мысль нападать, при виде недавней кровопролитной сцены она тут же исчезла, равно как и все другие.

— Полагаю, никаких глупостей с вашей стороны больше не последует, — он больше констатировал, нежели угрожал. Немного отдышался. — Как только носитель будет близок к смерти, оно пробудится. Это поистине уникальное мутировавшее заболевание гораздо легче распространяется в ослабевшем, умирающем теле, поскольку ранение отвлечёт на себя все силы организма и свободно проникнет в мозг, понемногу перестраивая его функции. Сделает из человека бездушную марионетку на поводу у первобытных инстинктов, — со знанием дела выкладывал садист. — Представляете, она отключает все болевые рецепторы и способна игнорировать фатальные для обычного человека раны! — едва ли не восхищался он. — Правда, при обширных повреждениях головы тела тут же падают навзничь, но они, без сомнения, могут стать свирепым противником. Вероятно, неповоротливым и несообразительным, но все мы не без изъянов! — натянутая шутка не вызвала одобрения, наоборот, испугала сильнее, заставляя вжаться в ближайшую стену. — На Баное всё случилось буквально за одну ночь. До начала моего плана осталось примерно полчаса-час, возможно, меньше, так что я побуду здесь, и тебе придётся подождать со мной. — За стеной послышалась возня, в миг привлёкшая внимание человека с уголовной репутацией. — Открой дверь и выведи всех оттуда!

Хамэ повиновался сразу, во избежание рождения в голове маньяка очередной бесчеловечной выходки, и отправился к дальнему концу комнаты, выпустив дрожащего лаборанта Сикорека и Йерему. Он, низкий и неприметный, нелепо контрастировал рядом с высокой и стройной девушкой в небрежно накинутом халате. Кевин облегчённо вздохнул, устремляя взгляд на полуобнажённую носительницу опаснейшего вируса. Плохо прятавшиеся в подсобке обосновались у стены с лабораторными шкафами и холодильниками.

— Пандора, — неестественно романтично, с придыханием, произнёс преступник, — за тобой я и пришёл. Позволь закончить здесь, и мы отправимся с тобой туда, где тебя больше никогда не будут держать в клетке. Обещаю. — На его овальном вытянутом лице появилась блаженная улыбка, которая не изменилась даже после того, как Йерема с раздражением в голосе ругнулась на него:

— Проклятый предатель! Что ты задумал?

— Ад, хаос, как тебе будет удобнее слышать, — буднично ответил он, что отразилось напряжённым испугом на лицах присутствующих. — Я пытаюсь наказать этих людей за то, что они упрятали тебя, моё сокровище. И буду проворачивать это каждый раз, когда кто-то осмелится пойти наперекор моим планам.

— Чудовище! — от безнадёжности воскликнула она, выражая лишь своё отвращение, далеко не надеясь как-то задеть его. Руки её затряслись. — Что ты сделал с моими друзьями?

​— Пока они живы, но не уверен, что это продлится долго, — отвлечённо ответил он, устремляя недовольный взгляд на труп учёного, ранее вколовшего в себя шприц. Он не оживал. — Обманул меня, как видно.

Пистолет снова изменил направление и нацелился на хрупкого чернокожего юношу. Выстрел — пуля застряла в его правой ключице. Лаборант громко застонал и осел на пол, заляпав алым стенку холодильника.

— Твоя очередь. — Сосредоточенный взгляд убийцы устремился на вирусолога. Если бы не наличие пистолета, любой бы подумал, что Кевин мог принуждать всех своим ожесточённым взглядом маленьких глаз. — Делай то же, что я раньше приказал ему. Введи себе этот образец и кровь, иначе паренёк умрёт.

Хамэ проворно отыскал чистый шприц, набрал в него требуемое безумцем и сделал себе тот же укол. Руки дрожали, но он старался бороться со страхом — неведомым или неизбежным? — и лишний раз не сердить вспыльчивого, нежданного и очень опасного «гостя».

— Вводи не всю, — остановил учёного Харон. — Пару кубиков достаточно, чтобы в тебе обосновалась болезнь. Вот, молодец, а теперь — наружу! — властолюбиво приказал начинающему седеть обречённому мужчине.

Доктор Хамэ беспрекословно вышел в запятнанный красным коридор и уставился лицом к противоположной стене, зная, что с ним произойдёт через секунду-другую. Сморгнув навернувшиеся слёзы на почти бесцветных голубых глазах, он прошептал:

— Простите меня, все…

Леденящее нутро дуло пистолета упёрлось в его затылок и выпустило горячую пулю, не сразу оборвавшую его жизнь, заставив помучиться, задыхаться, кашлять и изливать жидкость цвета спелого граната там же, где некогда в муках погибал и хорошо знакомый ему человек. В застывших с сожалением глазах потухла искра жизни, но тело в прошлом учёного заставит встать «проклятье фараона», чтобы бездумно устраивать панику в складном быте людей и убивать их, оставлять искалеченными на земле с таким же вселенским сожалением в глазах на перекошенных в испуге лицах. Волею нечистой судьбы он станет вестником хаоса, из чего давным-давно и состояла мать-земля. Из чего впоследствии начнёт создаваться мир, способный обрадовать Харона.

Кевин, как почитатель древней истории, быстро дал название этому грозному нейродегенеративному прионному заболеванию по причине его происхождения: «проклятье фараонов», так как он не не тяготел к «Вирусу КВ», прозванному Организацией. Фараоново проклятие постигало всякого, кто прикасался к могилам царских особ и мумиям. Заболевание Папуа Новогвинейских островитян на почве пристрастия к людоедству как нельзя идеально подходило к легенде, отчасти являвшейся правдой и породившей множество слухов, суеверий и примет. Он не сомневался, что и эта мутировавшая болезнь, изъятая из мумий, также станет бессмертной легендой, передающейся из уст в уста. Тем более, что рядом находится живая переносчица, увеличивая многократно его шансы на успех.

Харон, ставший не просто перевозчиком душ в царстве тьмы, а ещё непосредственно несущим смерть, вернулся в лабораторное помещение с прилипшей самовлюблённой улыбкой. Йерема сразу отреагировала на него и отпрянула от истекающего кровью юнца в халате, намереваясь если не ударить убийцу, то точно укусить, потому как допускала, что могла быть опасна для окружающих.

— Не стоит. — Смертоносное лезвие кухонного ножа, уже не раз применённое по его непрямому назначению — убивать — упёрлось в грудину прелестной папуаски. Не рассчитав с нажимом, Кевин увидел, как кожа заалела, обнажая свету опаснейшую болезнь: он повредил естественный барьер. Как её ни называй, от страха всё равно сохло во рту. Угнетающая иммунную систему ВИЧ и практически неуничтожимое размножение в организме прионов, полностью замещающих здоровые белки. В одном женском теле. Смертоносная синергия, многократно снижающая инкубационный период и повышающая патогенность. Можно сказать, совершенная. Капли слюны или крови было достаточно, чтобы в лучшем (читай: трагичном) случае уничтожить население целых города или страны. Нутро его тряслось от страха и обожания близости к такой роковой и между тем чарующей женщины, но старался не подавать виду. Однако задышал только через пару секунд. — Думаешь, чтобы вот так близко контактировать с «живой взрывчаткой», я никак не обезопасился? Я ввёл лекарство, Пандора, ты не сможешь заразить меня. Клянусь водами Стикса, что не наврежу тебе, — искреннее обещание, считавшееся нерушимым для греческих богов, было не оценено несведущей в этом коренной океанийки. — Ты мне необходима, но вот тот паренёк — нет, так что не вынуждай меня причинять ему боль. Повернись.

Девушка поджала губы, отошла на шаг назад и подчинилась. Его способность обмануть была под стать гибкому уму, затрудняя задачу предугадать замыслы. Йерема не стала рисковать. Упорство и самопожертвование Мэй и Парны укрепили её в желании сопереживать и в стремлении спасать как можно большее число людей. А нахождение в лапах тлетворного преступника с «клиническим диагнозом уничтожения мира» урезало её возможности и вынуждало быть у него на поводу, покориться. Противиться человеку с холодным оружием и огнестрелом в руках было, мягко говоря, нерационально, что доказал на своём печальном примере вспыльчивый доктор Реза.

Но ей хотелось дать отпор: его власти, злым умыслам, насильственным действиям. Йерема мысленно набиралась отваги напасть, выбить оружие, ударить посильнее в ненавистное, вечно улыбающееся в извращённых ситуациях, лицо. Не по радостным поводам, не в проявления любви, поддержки или наслаждения. Он улыбался садизму, жестокости, убийствам, шантажу, принуждению, низости. Он заслуживал не просто смерти, а мучений, личной камеры рядом с его кричащими в агонии жертвами среди невыносимых условий, лишённым всего, осознающим крах и истязаемого вечность собственными неправильными поступками.

В конце концов, что этот выродок ей сделает? У неё было неоспоримое преимущество: он не хотел нанести ей вред. Не соврал ли он? Стоит ли угрожать собственной смертью? Что он тогда сделает? Нужна её кровь, поэтому он просто задержится здесь подольше, чтобы собрать её и залить все склянки образцами. Выиграет в любом случае, а она ещё не готова расстаться с жизнью. Предчувствуя, что шанс расквитаться с ним ещё будет.

Но больше она всё же боялась. Паники, которая охватит её после того, как он даст отпор. Всплывший из глубины сознания жертвенный инстинкт упрашивал её отступить, поддаться сильному полу, который в случае чего мог ответить с присущей им яростью и обратить ситуацию в свою пользу. Она всю жизнь стремилась бороться против несправедливости, прекратить тиранию и бессознательное использование ради прихоти, но сущность всегда подводила её, заставляла свернуться в клубок, закрыть лицо, перенося тяжести и лишения.

Холодные и сухие руки Харона нежно взялись за запястье Йеремы и окольцевали его железом, спустя секунду — наручник обхватил и другую кисть, издав характерный щелчок. Прислонившись к её левому уху, мужчина прошептал почти сочувственно:

— Прости, но так мне будет удобнее.

Йерема, стараясь не подавать виду, закрыла глаза и заплакала, опустив голову; к большому сожалению, не было возможности смахнуть слёзы из-за натирающих запястья наручников.

Заражение человеческого организма, не сдерживаемого более иммунитетом, произошло в мгновение ока. Трансформация в мешок из мяса и костей, озабоченный лишь одним чистым инстинктом, — утолять голод, нападая на других — вынудила доктора Хамэ, ставшего первым обращённым в Веваке, подчиниться и действовать. Привлечённые на недавний выстрел люди идеально сгодились для его жертв.

— Вам удалось узнать об иммунном ответе доноров на инфекцию? Вы проводили опыты? — громко спросил убийца, глядя на лаборанта как на подчинённого. Сикорек болезненно простонал, прижимая запятнанное багрянцем полотенце к своей ране, прежде чем неохотно ответить:

— Немного. Гипотеза сыра и мало обоснована фактами, но учёные — да простят их боги — предположили, что этот загадочный штамм вируса с Баноя цепляется за мембраны эритроцитов, агглютиногены или резус-фактор, — он прогнусавил и покашлял, прочищая горло, — как известно, отсутствующие в первой отрицательной группе. Однако более правдоподобна версия о том, что у доноров, судя по всему, повреждён или мутировал какой-то ген в ДНК, закодировавший белок-рецептор так, чтобы не образовывать связь c вирусом и тем самым даруя им «приятный бонус», сопротивление патологическим прионам. — Помычав, он продолжил, очевидно желая скорее отвлечься от болезненных ощущений: — Но медицина осведомлена об обратной стороне этого бонуса: подверженность другим инфекциям. По аналогии с серповидно-клеточной анемией, которая сама по себе серьёзное заболевание, но тем не менее обладает устойчивостью к малярии, — студентом-отличником гордо блеснул знаниями Сикорек. Харон в то же время внимательно изучал колбы и пробирки с надписями, не стесняясь вертеть их в руках: ответ его интересовал от слова никак, вполне вероятно, он просто проверял осведомлённость парнишки и в случае чего — убрал бы как свидетеля. — Возможно, эти прионы с большим трудом реплицируются в кровяных тельцах первой группы и поражают носителя постепенно, но проведённые учёными исследования подтвердили неутешительное свойство — такая прионная болезнь вряд ли излечима, но ещё и очень опасна для окружающих: у девушки… — Сикорек уставился на неё; — обнаружены патогены второй стадии ВИЧ и Куру, — он неожиданно закончил и ослабил нажим некогда стерильного полотенца, что принесла ему Йерема. — Если бы мы продвинулись дальше в этой проблеме, учитывая, что имеем образцы так называемых «иммунных», то учёные планировали провести испытания вакцины на мне. У меня первая положительная, — подытожил он.

Очередной блеск в гадких серо-голубых, мёртвых глазах, привлёк отчаявшуюся Йерему. Блеск идеи, которая точно ей не понравится.

— Любопытно. Следовательно, тут у нас «иммунный» и потрясающая возможность испытать на нём действие… как вы осмелились выразиться? «Загадочного штамма вируса с Баноя»? — Харон зло усмехнулся, спрятал оружие в кобуру и поднял перед собой два шприца, наполненных несколькими кубиками алой и желтоватой жидкости. Скривил засохшие губы. — Но сперва разберёмся с тобой, мёртвый обманщик. Допустим, я введу образец поближе к мозгу, тогда прионная хворь быстрее реанимирует его. Как тебя там, доктор Реза? — Перевёл он взгляд холодных глаз вниз. — Извини, инъекции делать не мастак.

Мужчина, с которого мысленно сдирала шкуру Йерема, присел рядом с убитым доктором и просунул иглу шприца по самую канюлю в шею, выдавив через поршень содержимое. Оправдания его поступкам не было, он слепо повиновался засевшему глубоко внутри и взявшему его под управление инстинкту изуверскому, чудовищному. Девушка была уверена, что он заслуживал новых эпитетов, потому как существующих, которые она знала, оказалось недостаточно для описания его сущности. В её племени про таких говорили: «одержим злыми духами», но она всё больше склонялась к тому, что он и есть воплощение всех духов зла, которые не стесняются света белого и разгуливают днём.

— Второй — для тебя, мой дорогой «подопытный». Сделаем всё символично: тебе достанется образец «м.38.0-» Сэмюэла Битти. По секрету тебе скажу: он тоже чернокожий. — Укол подопытный почти не почувствовал, да и силы покидали его, чтобы оказать любое сопротивление тому, смешно и горько думать, человеку, который доказал как в одиночку можно нарушить работу целого предприятия с привлечением множества жертв. Сикорек повздыхал с надеждой на быструю реакцию властей и получение медицинской помощи. По всей видимости, даже хорошо, что он не подозревал о том насколько короток и мучителен продромальный период{?}[Период заболевания, протекающий между инкубационным периодом и болезнью. Симптомы дают понять пациенту и врачу о начале болезни до появления клинических признаков (греч. πρόδρομος — бегущий впереди, предвестник).] у новоявленного заболевания. — Пусть их злые двойники разгуливают тут. Это даст мне больше преимуществ перед…

Вдалеке раздались выстрелы и к ним на этаж высыпали несколько людей и обращённых. За широким матовым стеклом был едва различим проигрыш живых.

— Пора. — Харон спешно вернулся к столу с пробирками и в темпе принялся набирать кровь в новые стерильные шприцы. Свой образец он разбил о половую плитку и для верности раздавил ногой: профессиональная необходимость, выраженная в сокрытии своей личности, хотя бы на время. Напоследок, захватив удобный металлический футляр под забранные инструменты и спрятав их в широкий карман тёмно-синих брюк, он быстро нырнул в коридор и осмотрелся: пока всё было спокойно. Он склонился над остывшим телом охранника. — Я же обещал, что ты будешь полезным, — с издёвкой произнёс преступник и опустошил шприц ему в шею. — Идём, моя милая, иначе не сможем выбраться, — обратился через плечо к девушке, стоящей в дверях.

Удобно расположив нож на рукояти пистолета, он взял Йерему за предплечье и поспешно отправился к ближайшей лестнице. Но не вовремя встретилось сопротивление в виде вываливающихся с верхнего пролёта, обезумевших от страха пациентов больницы, преследуемых своими убийцами — новосозданными доктором Хамэ пожирателями человечины. Количество противников намного превышало скромный дуэт, и это вынудило топать в обратном направлении. Беспрестанно теребя запястье, Йерема добилась того, чтобы на пол соскользнуло племенное украшение — связанный матерью браслетик, который послужит знаком для её друзей.

Тем временем, опасное заболевание — Куру с сочетанием ВИЧ — и безагглютиногенная{?}[Или безантигенная, в составе эритроцитов которой есть склеиваемые вещества белковой природы. Антигены вызывают иммунологическую реакцию организма для выработки антител.] кровь сражались, сливаясь воедино, внутри двух мёртвых организмов (пока третий горел в лихорадке), за победное право оживить их в беспокойстве и голоде, либо умиротворённо упокоить. Еле подрагивающие пальцы говорили о преимуществе первого варианта.

Зефир на улице властвовал повсеместно. Громовержец Зевс метал ослепительные молнии и грозно стучал по небу, распространяя оглушительный гром. Улицы и закоулки травянистого Вевака поразила чума: земля в криках содрогалась от безжалостных убийств и наплыва обезумевших. Гея{?}[Также Хтония — древнегреческая богиня Земли, мать всего живущего и растущего на ней, а также — неба, моря, титанов и гигантов (др.-греч. Γῆ, Γᾶ, Γαῖα — Земля).], должно быть, пребывала в ярости. Местные прозвали бы данные явления муссоном и эпидемией, но в представлениях Харона описание творящегося было гораздо поэтичнее.

Телефон в кармане зазвонил внезапно, и для ответа пришлось остановиться.

— Харон! Приближающуюся к берегам Вевака лодку в данный момент задержали военные. Проверка ничего не выявит, но я хотел предупредить вас о том, что придётся ещё подождать.

Мужчина, эмоции на лице которого было сложно прочитать из-за привычно натянутой маски мнимого спокойствия, глубоко вдохнул.

— Ладно. Я подожду. Они смогут отследить моё перемещение по берегу? Я направлюсь на запад по пляжу и возьму телефон с собой.

— Да. Конечно. Надолго они не задержатся. Вы справились со своей текущей задачей? — завуалированно поинтересовался связной.

— Да, — также ёмко ответил Харон, совладав с порывом сообщить, как же было волнительно и тяжко. В определённых ситуациях. Но гордость и самообладание сделали его голос твёрдым: — Конец связи.

Йерема медленно пятилась назад, но разговор на незнакомом ей языке прекратился неожиданно быстро, и обернувшийся Кевин приметил действия девушки.

— Если предпримешь попытки дословно: сбежать, кричать о помощи, ударить меня или выхватить оружие, я выстрелю в любого ближайшего живого, — выделил он важно интонацией, — человека. И не только оборву жизнь «невинного», но и привлеку внимание к нему заражённых особей, — и, словно бы этого жуткого обещания было недостаточно, добавил: — Он будет умирать неспешно и крайне болезненно. Взвесь свои шансы перед тем, как мы отплывём отсюда.

Пойманная за хитрым умыслом девушка ненадолго задумалась, бегая взглядом по телу садиста, и остановилась на его лице: спокойном и серьёзном, терпеливо ожидающим ответа.

— Проклинать мне тебя можно?

— Да, моя дорогая, это разрешается. — Приветливая улыбка на лице человека, навечно заклеймённом ею демоном, воспринялась с неприязнью. — Наделённая всеми дарами… Причина бед, источник страданий, очаровательная и сообразительная. Исключительная. Ты прямо создана для нового мира, который я сотворю, — пространную реплику девушка не замечала или старательно пыталась, так как считала, что мысли маньяков вроде него — хаотичны и поверхностны, а значит, не несли в себе здравый смысл.

Их путь пролегал через наиболее безопасные участки и вёл к живописному песочно-каменистому пляжу; держался свиду странный дуэт «врача» в кандалах и вооружённого пистолетом «охранника» вдали от скоплений превращённых или обращающихся людей. Йерему в данном случае это устраивало, особенно учитывая, что Харон не имел достаточно опыта в противодействии их атакам, равно как она. Близ моря ветер бушевал неистовее: срывал пальмовые листы тростниковых домов, резал растения и катал разноцветные рыночные брезенты и пляжные принадлежности. Не обращали внимание на это, по всей видимости, только заражённые бешенством, охотно реагирующие на контрастирующий тандем. Харон целенаправленно метил ножом в горло: он прекрасно понимал, что травмы мозга могут оказаться летальными и старался сохранить «нежизнь» бродячих. Каждый мог сыграть решающую роль в его заранее продуманном сценарии.

Ветер чуть стих, но по-прежнему хлестал лица преступника и его заложницы, мешая обзору и морозя подкожное нутро. Заплетённые в толстые локоны волосы девушки жалостливо осунулись вокруг чистого лица, с которого стёрся племенной раскрас. С очередным свистящим порывом, превращающим мелкий дождик в жалящий душ Шарко, Кевин выбросил на влажный песок очки, что он носил в меньшей степени для внешнего вида и в большей — для защиты глаз от компьютерного излучения: сейчас они сильно мешали обзору. Его внимание следом притянул задравшийся вверх подмокший халат на пленённой спутнице. С нежностью, внешне представленной кривой ухмылкой, он обратился:

— Постой-ка, позволь привести твою одежду в порядок, хотя бы как-то защитить от холода.

Кевин опустился на колено и издевательски медленно принялся вдевать каждую пуговицу в своё отверстие, превращая банальное занятие в пытку для и так прошедшей через многое девушки. Когда же он будто невзначай коснулся бёдер, Йерема сжала зубы. Пусть каждый лапающий и пользующийся ею настаивал на том, что этот акт добровольный, после группового изнасилования в родном племени в наказание за её «злые деяния» она зареклась иметь дела и верить любым мужчинам. Даже собственному отцу, обрёкшему её на такое. Но этот гадёныш, как ранее сказал, защитился, ввёл лекарство, которое излечит заражённые клетки сразу, стоит им попасть в его организм. Неуязвимый для неё, отвратительный и властный мужчина. Попытки сопротивляться вынудят его убивать других людей, на что она никогда в здравом уме не согласится. Теперь же рядом с ним она отдавала предпочтение смерти, лишь бы не участвовать в его кровопролитных планах.

— Как хотела бы я видеть одно из трёх: чтобы не было тебя в живых, или другой бы потакал твоим прихотям, а не я, или же чтобы лучший разум был у тебя! Знай, ты погубишь огромное число невинных людей, и этот грех ляжет на тебя тяжелейшей ношей. Будет саднить и болеть, — каждую возможность, обёрнутую проклятием, Йерема растирала меж зубов как песок, и оттого морщилась. — Ни один из твоих богов не простит тебя, и умрёшь ты самой страшной смертью.

— Как это было… эмоционально. — Харон отпрянул от неё и застыл, в мыслях своих желая к ней прикоснуться и утешить. — Пандора, дорогая…

— И хватит глупых прозвищ, — распорядилась на полном серьёзе, отвергая своё должное подчиняться положение.

— Хорошо. Справедливо, — неожиданно мягко согласился он. — Мне следует считаться с тобой. Пойми, я меняю общество. И понимаю рамки разграничения на плохих и хороших. Точнее сказать, в моём представлении нет хороших. Моя задача — постепенно убить всех, кто причастен к этому техногенному миру, который изо дня в день душит всех людей налогами, телесными наказаниями, неоднозначно трактуемыми правилами, жёстким распорядком дня, собственностью, арендой, ограниченными акциями… Список можно продолжать до бесконечности, и это поражает меня. — Дождь утих, словно вслушиваясь в проникновенную речь. — Мне удивительно, насколько люди многих государств погрязли в мнимой свободе, откровенно ненужных безделушках из всемирной паутины, малополезной обществу работе и загрязнении окружающей среды. — Он невесело посмеялся, вдохнул поглубже. — Я хочу вернуть то время, когда Благожелательные Боги покровительствовали людям, большим почётом пользовались герои и мудрецы, семейные ценности выносились на первый план, а в бессовестных поступках никого нельзя было уличить. Время, где трудились для всеобщего процветания, где покой и уют не требовалось покупать за «грязные» деньги, добытые обманом или ещё чем похуже. Счастливое время… — мечтательно задумавшись, Кевин взял Йерему за предплечье и поплёлся вперёд, вдоль по дождливому берегу.

— Ты понимаешь, что твои мечтания несбыточны? Ты сильно преувеличиваешь.

— Да, понимаю, но это не мешает мне приближаться к созданному идеалу. Все мы живём с мечтой в сердце, — убийца стал вдруг нехарактерно приветливым и нежным. — Я не рассказывал тебе о том, как когда-то такая же девушка изменила мир? О появлении Пандоры. Не хочешь послушать? — С утихшей злобой Йерема едва уловимо качнула головой, позволив мужчине продолжить. — Давно, людской род ночью и днём, не переставая губил себя в печали и изнурительном труде. Зло распространялось, оно царило повсюду, поглощая мимолётное добро. Дети не чтили родителей, друг становился не верен другу, гости не сыскивали радушия, не было любви между братьями и сёстрами. Не соблюдали люди клятв, не ценили правды и добра, друг у друга разрушали города. Всюду властвовало насилие. — Девушка задумалась, не так уж различно положение дел тогда и сейчас, но не взялась судить когда было хуже. — Высоко ставили лишь гордость да силу. Богини Совесть и Правосудие покинули людей: взлетели они на высокий Олимп к бессмертным богам, а людям остались только тяжкие беды, и не было у них защиты от зла.

Всё нечестивей становились люди, по этому случаю решил великий тучегонитель Зевс наказать их род. Он послал на землю небывалой силы, всёпотопляемый ливень. Вода в морях и реках подымалась всё выше и выше, под стихией скрылись города и деревни со своими домами и храмами, не видно было уже и башен, метящих высоко в небо шпилями. — Кевин с наслаждением оглядел округу и задержался на зданиях делового района, подчеркнув соответствие погоды со сказанным. — Но уцелели люди после страшного бедствия, более того, Прометей{?}[Один из титанов в древнегреческой мифологии, защитник людей от произвола богов. Двоюродный брат Зевса (др.-греч. Προμηθεύς — радетель, предвидящий).] похитил для смертных божественный огонь, сжалился над ними и научил их искусствам и ремёслам, дал знания.

За подобное своеволие разгневанные боги послали на землю необычное зло. Они повелели славному богу-кузнецу Гефесту смешать землю и воду и сделать из этой смеси прекрасную девушку, которая обладала бы силой людей, нежным голосом и взглядом очей, подобным бессмертным богиням. Дочери и сыновья Зевса отдали ей прекрасные одежды и украшения, наградили неотразимой прелестью, хитрым умом и изворотливостью. Оживили её боги. Назвали Пандорой, так как от всех получила она дары. — Мужчина, любящий древнюю историю, мягко остановил попутчицу и сосредоточенно взглянул в её миндалевидные глаза с застывшими слезами. Она сощурилась. — И Громовержец, прежде наделив творение неуёмным любопытством, послал на провинившуюся землю прямо к несмышлёному брату Прометея, отличившемуся своей дерзостью. Она должна была принести людям гибель, выпустив на поверхность все беды и болезни, спрятанные в «ларце несчастий» или, как его называли раньше, πίθος… Как никто другая на свете ты подходишь этому описанию. И πίθος — сама ты, твоя природа окажет мне колоссальную помощь в искоренении всех червоточин и несовершенств мира. — Йерема смутилась настойчивым комплиментам. Но и не могла не оценить притягательный смысл истории. — Потому как сейчас псевдонаучными и техническими достижениями искореняются мораль, честь и вера. Многие миллионы людей, представляющие просвещённое общество, на самом деле душевно гниют, продолжая тешить себя праведными мыслями и не замечать фальши.

Закончив пересказывать давно известный эпос, Харон наметил очередную жертву для своих «бесчеловечных экспериментов» и в итоге избавился от прямоугольного футляра со всеми образцами крови иммунных. Вакцины-катализатора стало на порядок меньше после безрассудной выходки Уайта, и ещё примерно на столько же — после личных опытов. С оптимистической точки зрения, она всё ещё оставалась, как и оставался шанс внедрять её в будущие планы.

— Ты с помощью меня истребляешь невинных людей, как можешь ты находить оправдания своих гнусных деяний?

— Могу! Йерема, ты ошибаешься, потому как чрезвычайно необходим пример, катастрофа, которая покажет серьёзность моих намерений. Мне нужно толкнуть людей к действиям, показать насколько быстро обернётся против них природа, если не уважать и не почитать её. Если они не уживутся друг с другом и продолжат строить отношения, основанные на деньгах. Мои взгляды радикальны, но мною движет благая идея, мечта. И это далеко не возведение воздушных замков. — Легкомысленно хмыкнул и махнул рукой. — Мои поступки не раз находили отклик борцов с несправедливостью системы. Возможно, ты слышала о гражданской войне в Никарагуа, после которой к власти пришли те, кто искоренил бедняцкие районы и уравнял права всех слоёв населения? Или Кашмирский переворот, в котором я помог людям Инда{?}[Так древние греки называли индийцев (греч. Ἰνδοί).] расправиться с несправедливостью законной власти и убить превышающих полномочия органы правопорядка? Косвенно, с расстояния, разумеется. В моей карьере десятки таких операций. И я не отступлю от своих решений. Я уверен в том, что есть люди, заслуживающие наказания, — в горячих речах мужчины напористости было больше, чем у всех мелькавших по телевизору политиков. Что пугало сильнее — искренности тоже. — Которые причинили боль тебе, безумство которых изменило твою жизнь, подавило тебя, уничтожило. Обещаю, что изменю это. Для тебя. Для всех. Навсегда.

Пандора всерьёз задумалась, виновато опустила взгляд, размеренно повздыхала. Теплящееся маленькое желание быть спасённой выветривалось с леденящими порывами муссона, беспрестанно меняющего своё направление. Серо-голубые глаза мужчины, в которые она всматривалась, были доброжелательно убедительны.

​

Комментарий к Несущий смерть

https://sun9-63.userapi.com/c855328/v855328292/123bb5/l54jBN22kA8.jpg

========== Место происшествия ==========

Уличная свежесть на нижний этаж не поступала, и затхлая вонь недавних насильственных смертей пропитала коридор. В некоторой мере можно сказать, что я привык к зловонию. Не только из-за Баноя. В те далёкие времена, когда расписание тренировок и игр были чаще походов в туалет, в раздевалках и на стадионе поселялась вонь, от которой новички падали в обморок. Я серьёзно: если на одной площадке собирались до пятидесяти игроков, бегающих, сталкивающихся, дерущихся, здешним воздухом лучше не дышать. К запаху пота, пропитавшего одежду, крови и мужской выносливости, выливающейся стремительными толчками за края, неженкам лучше не дышать.

В некогда чистом белом полу больничного этажа ныне не видно отражения, а всё из-за багровых разводов и алых клякс. Картины внезапной и неумолимой разрухи. Кровь и мусор пятнают атмосферу былой стерильности. Но среди беспорядка привлекает внимание одна маленькая вещица, потерянная или оставленная нарочно — надорванный рукодельный браслетик, бусины из ореха и ракушек которого в беспорядке рассыпаны по полу. Подобранное украшение вмиг узнаёт Парна и сосредоточенно сжимает в руке. «Йерема оставила знак, что она ещё жива», — читается в её взгляде. «Она ещё у того мерзавца», — безошибочно можно продолжить мысль.

Контрастный дуэт друзей незаметно и неспешно отдаляется вперёд по коридору, пока я глупо пытаюсь предпринять хоть ничтожную попытку успокоить Парну и поддержать. Однако внезапно раздавшийся испуганный крик портит момент, и мы рвёмся узнать причину. Тело бывшего охранника вблизи оказывается довольно жутковатым, если не сказать зловещим, «существом». Раздувшимся, распластавшимся в крови, с порванной одеждой по швам. Оно тянет на себя ногу Сэма, тот теряет равновесие и звонко ударяется головой при падении. Затем существо наползает на друга, постепенно закрывая его массивное тело своим.

— Помогите мне, чёрт возьми!

— Я пьитаюсь! Но онё… онё!..

Не реагирует. Очередная потеха над человеческим организмом в исполнении вируса бешенства предстаёт нашему взору. Крупные блёклые оранжевые и бежевые пузыри покрывают его «спину», могучие руки-отростки медленно двигаются вверх по телу Сэма, кричащего не своим от страха голосом. Мисс Мэй суматошно пинает и пытается одёрнуть чудовищного заражённого, но сама визжит и отстраняется, как только её кожа соприкасается с выделяющимся «соком» из припухлостей. Судя по всему, у него по сосудам течёт не совсем обычная кровь, а какое-то подобие кислоты. Три очка[1] у чудовища. Если существо умеет плеваться, нас, а тем более Сэма, ждут крупные неприятности. Как бы сейчас пригодилась громоздкая вешалка из отеля! Но её мы оставили где-то на входе в больницу: с ней было бы трудно перемещаться в неширокой приёмной.

Тактика отсутствует: растерянность и непонимание что нужно сделать, граничащие с паникой. Только общая решимость объединяет нас: спасти друга. Внешнее воздействие не оказывает на существо влияния, но оно и не отвечает, что играет на руку. Пока есть время, его нужно использовать и найти слабое место. Только вот где искать? Я хватаю лавочку, но та прикручена к полу. 6:0 в пользу безмозглого создания.

— Я не сброшу его сам! Оно очень тяжёлое, ребят! Спасите! — паника в голосе для Сэма неестественна: всё-таки здоровяк чаще сам вытаскивал напарников из различных передряг.

Парна стремительно работает своим лезвием, — гораздо более серьёзным, чем ножи для масла — нанося удары, но, тем не менее, порезы оставляют неглубокие раны и вроде даже неспешно заживают. У твари ко всему прочему есть и крепкий панцирь! 9:0. Стрелять — не выход: пуля имеет все шансы срикошетить от чудовища или — ещё страшнее — случайно задеть Сэма! Если уж острое холодное оружие не помогает, то дубинку использовать совершенно бессмысленно! Мне нужно подумать, заражённому вселяющему ужас существу — нет: оно уже залезает на грудь Сэма и раскрывает, разрывая кожу, пасть для укуса. С выгнутых зубов течёт белёсая слюна, приземляясь на чёрную куртку.

— Вот дерьмо! Неужели…

— Отвернись!

Парна Джексон ловко оказывается перед мордой чудовища и приседает на одно колено, выстрелив в голодно раскрытую пасть несколько раз. Пули залетают по прямой в горло и обосновываются внутри, повредив жизненно важные для твари органы: она ослабляет хватку и размякает, что позволяет нашему другу отбросить её. Сэм лежит несколько секунд на грязном полу с выпученными глазами и шумно выдыхает.

— Что это был за мудозвон?! — восклицает он с примесью страха в голосе, когда мы с облегчением улыбаемся. — Помните ублюдка Райдера? Или самоубийц? Они смотрелись так же мерзко, как и этот зомби-мутант!

Определённо, схожесть присутствует, но характер атаки принципиально различен по сравнению с любым встреченным нами монстром. Что за игру затеял этот добрый-затем-злой-Кевин? Неужели его рук дело?

— Поднимайся, — протягиваю Сэму мозолистую ладонь; — и смотри под ноги в следующий раз, — ответно бросаю колкую фразу, на которую он слегка показывает зубы под пухлыми чёрными губами, несмотря на видимую охватившую его боль. Кажется, кислота обожгла его горло и грудь, но только поверхностно. Отлично, ведь ран нам и так хватает, а получать опасные или смертельные — совсем нежелательно.

— Пойду-ка найду себе льда. Приложу к ране, что ли: горит сильно, — кряхтя делится Сэм. — Да ладно вам, не смотрите на меня так. На мне ведь всё заживает как на собаке. — И скрывается за дверью холодильной комнаты.

Девушки тем временем заходят в помещения лаборатории, ныне напоминающей место жуткого происшествия. К сожалению, так и есть, ведь здесь появлялся спасший нас сбежавший заключённый. Интуиция вкупе с логикой усердно твердят об этом, — элементарно некому больше! — хотя весомых доказательств нет. Во всяком случае вскоре мы их найдём, так как в дальнем конце помещения сидит с ранением в плече и часто дышит больничный сотрудник; на его молодом лице, покрытом испариной, трясутся губы. Потерпевший. Живой свидетель.

— Они ушли, просто ушли, — шумно выдыхает он, изливая наружу быструю речь рывками, — он убилвсех и забрал её, сволочь!.. Заразил всех и убежал!.. Мне так горячо, так больно!

Девушки с испугом переглядываются. Мы слушали оставленные по всему острову аудиозаписи Роджера Говарда — журналиста с Баноя, ведшего собственное расследование, но эпидемия прервала его. Он перенёс тяжёлые испытания, кочевал от одной группы уцелевших к другой, но, в конце концов, жестокая судьба поставила точку в его приключениях. Вирус. Его укусили. В последних записях он говорил о жуткой боли и галлюцинациях. Бедный парень. Этот — передо мной — тоже.

— Надё помочь йему! Здесь рьядом кушетька, давай отнесём его! — взволнованно советует подруга, имеющая познания в медицине поглубже любого из нас, если не всех вместе. Парна в решительности кивает — и они подхватывают громко стонущего бедолагу под плечи и заносят в подсобное помещение, над дверным проёмом которой отсутствует табличка.

— Горечь, одна сплошная горечь и разрывающая боль. Больно, больно дышать!

— Надё извлечь пулю, иначе он умрёть. Он весь горит и потеряль мнёго крови.

— Мы поможем тебе, слышишь, потерпи и сосредоточься на моих вопросах!

— Я сбегаю за иньструментами и антисептиками. Лекарства тут вряд ли есть, а ти пока сними с него одежду.

— Дьявол, всё горит! Уберите её из меня! Уберите! — за частым дыханием и криками, у стороннего наблюдателя вызывающих лишь страх, следует изумлённая фраза: — Тот… убийца. Он вроде что-то сделал со мной.

С непритворной оторопью я стою в дверях и смотрю за деятельностью девушек, пока самоотверженная китаянка не подходит и мягко не отталкивает в сторону.

— Найди морфин и биньты, онь долго не продержится, ему нюжно помочь! — взволнованно молит она, и к такому «повороту» я оказываюсь готов.

Будучи человеком достаточно околачивающимся в подобных учреждениях, в больницах то есть, я совершенно не интересовался лечебным процессом и медикаментами. Лежал со скукой в глазах и постоянно спал, выписываемые докторами лекарства благополучно забывал после рекомендованного курса. Идиотничал как мог, элементарно не способен был остановить кровотечение или понять, какую таблетку принять при головокружении. Техас разбаловал меня: рядом всегда сновали медики, думали и делали за тебя, так что печься о чём-то никогда не приходилось. Как слава быстро в людей тупоголовых превращала. Наказала меня жизнь.

— Могу я узнать, в каких ёмкостях он содержится или где мне это искать? — Мисс Мэй по-доброму улыбается мне. Думает, я придурок, никак иначе.

— Поищи в окьруге в медициньских шкафах. Этё дольжны быть небольшие ампулы. — Показывает двумя пальцами испачканной алым руки. — Название поможеть тибе отличить его от осьтальных.

Весьма доходчиво, спасибо. Выдвигаюсь к коридору, но не решаюсь ответить вербально, подставляя под удар неподкованного в медицине себя, чтобы не выслушать ещё унизительных нотаций и пояснений. За спиной доносятся всплески яростных криков из глубин лаборатории и звон стеклянного инвентаря, бережно переставляемого утончённой медсестрой Мэй.

Парень, по моим скромным раздумываниям, выступающий лабораторным помощником, страдает в полную силу. Неужели куру настолько болезненная? Понятно тогда, по какой причине в городе Морсби мы часто слышали тонкие крики страдальцев. Их не жрали — они изменялись… От моей расторопности, как и на Баное, снова зависит чья-то жизнь. Почему на меня всё время вешают поручения в духе «возвращайся скорее с неким предметом?» Потому что я бывший спортсмен? Ключевое слово «бывший», друзья мои и приятели. В конце концов, я приехал на остров расслабляться, чёрт побери эту эпидемию!

Живот вибрирует от голода, из тела будто вынули душу, а в нём, давно умершем от усталости, последние силы поддерживают жизнь. Головная боль, тремор, в глазах «мошки», а ещё озноб и артериальная гипертензия. Слышал это название от Кси. Хи… просто Мэй, когда она жаловалась на плохое самочувствие по дороге к отелю. Потом надо будет узнать её полное имя и подробности о том, как с этой грудой симптомов бороться. Я доверял ей обрабатывать свои раны, и она справлялась с этим достойно, однако тайно желал, чтобы этим занималась Парна. Ох, а она ведёт себя так, будто между нами ничего не было. Не хочется признавать произошедшее в отеле сном отчаявшегося рукоблуда.

Наверху набегают ходячие: мёртвые они или сильно изувеченные живые — неясно — хлёсткие удары по голове укладывают их на пол и лишают дальнейших размышлений на сей счёт. Рядом, на стене за стеклом, замечаю яркий пожарный топор, и воспоминания об оружии, с которым я не расставался добрую половину своих противных и мерзких приключений на острове, силком захлёстывают сами собой. Хм, «Феникс». Того умельца, что сделал из этого и так опасного оружия смертноносное при помощи каких-то проводов, изоленты, колючей проволоки и сигнальных ракет, — проклятье, из простых подручных вещей! — давно нет в живых, а такую тяжесть при своих вызывающих опасение симптомах утомления я уже не подниму. Мысль о том, чтобы снабдить безоружного на данный момент друга-силача, тугую голову не посещает. Меня, как послушного, расторопного, а главное умного парня послали с важным поручением добыть лекарство, и я не хочу давать поводов усомниться в себе.

На полках шкафов в открытых кабинетах врачей — беспорядок, в ящиках всё обстоит приличнее. Там же нахожу бинты и несколько ампул с названием, которое ещё могу прочитать, пока деменция не атаковала клетки мозга. Слабоумие — о нём я узнал в журнале самолёта, пока летел на курорт, облюбованный дьяволом. Жаль, нет лекарств которые бы стёрли эти воспоминания.

Сколько я отсутствовал? Чувство времени потерял ещё два дня назад: тогда поход за продовольствием в ближайший магазин заканчивался в сумерках, а поиск пропавших родственников по всей территории отеля «Королевские Пальмы» по ощущениям не отнимал и получаса. Всё спутано, нереально, фантастично как в книжках Кинга, в которых «мир сдвинулся», а с ним и восприятие времени.

Крики парня всё ещё слышатся на отдалении, когда я спускаюсь по лестнице к знакомой обстановке. Сэм невозмутимо ест на лавочке купленные в торговом автомате чипсы и мороженку — по одной вещи в каждой руке. Помню, как он литрами пил лимонад и лопал ящик яблок, чтобы восстановить свои силы. Вместо обещанных тонн кулинарных изысков и отменного натурального алкоголя доставались объедки и дешёвые банки. Наши желудки придётся долго перестраивать и убеждать их в том, что это кризисная мера была временной. Я даже не предпринимаю попыток выяснить, зачем он сидит снаружи и не помогает девушкам, потому как слышу:

— Чёрт! Он превращается!

Приглушённые ругательства я воспринимаю как призыв — и лечу к лабораторным комнаткам. Чернокожий сотрудник, кому сняли верхнюю одежду и привязали к кушетке ремнями и в довесок удерживали сильные руки Парны, выгибается и сопит. Посеревшее плечо, поражённое некрозом, выглядит мерзко. Напряжённое лицо его с испаринами выражает гнев — я бы струсил находиться рядом! Завидую выдержке своих подруг. В смысле, друзей, только женщин, не любовниц, не подумайте дурного, хотя скромничать я бросил ещё в детстве. Ампулу Мэй берёт из моих рук незамедлительно и без лишних движений загоняет в шприц, чтобы следом принести спокойствие в потревоженный вирусом молодой раненый организм. Реакция почти мгновенная: он расслабляется и откидывается на кушетку. Фух, успел вовремя, теперь отчитывать никто не станет. Секундой спустя я понимаю, что поспешил с оптимистичным выводом.

— Держу. Приступай, — распоряжается Парна, когда приподнимает пациента, а подруга-медик кивает и уверенно работает скальпелем на его спине.

Неужто извлекают пулю?! Это место становится синонимом жестокости. Проклятые мы! Без нас здесь было бы куда безопаснее. Всего этого попросту бы не произошло. Всегда чего-то попросту бы не произошло, срань! Вспышки агрессии — в копилку тех же симптомов артериальной гипертензии или переутомления, или обоих сразу.

Секунды спустя — и парень, бывший недолгое время в сонной отключке, вновь голосит. Даже издалека видно, как краснеют белки его широко открытых глаз, и он стремится вырваться из самодельных оков. Атаковать, рвать зубами и остервенело бить не чувствующими боли руками. Сэмюэль появляется неожиданно вовремя и спешно выпроваживает дам, закрывая плотную отворённую железную дверь от себя. Освободившийся от ремней новый ходячий с ходу врезается в возникшее препятствие выступающим носом. Через стеклянный проём видно вздувшееся лицо, обрастающее бледно-коричневой коркой. Как хорошо, что эти чучела не умеют открывать двери. Они ведь умудрялись застревать в туалетных кабинках, открывающихся наружу.

— Онь… мы сделали всё, что смёгли, — тепло обращается к подруге Мэй, но в той сочувствия нет и чайной ложки. Лишь злость, ведущая её в более просторный коридор. Сзади слышно как поменявший человечность на зверство юнец из лаборатории монотонно колотится в железку. Достать нас ему всё равно не удасться.

— И почему-то меня не перестаёт тревожить это его последнее слово. Повтори-ка для парней, Сянь Мэй, что он выкрикивал? — наконец остановившись, выискивающе задаёт вопрос женщина, кто становится в разы привлекательнее, когда изображает на лице сосредоточенность.

— Очкарик. — Бывший офицер сиднейской полиции складывает руки и отрицательно мотает головой, а я напрягаюсь от подтвердившихся догадок. — Паньдёра?

— Угу. — Волна смятения приливает к голове, непонятные мне загадки Парны щипают за живое, желая поскорее узнать, что она подразумевает. — Во время службы мне редко приходилось иметь дело с преступниками подобной величины. Всё местное и мерзкое, осточертевшее своим бездушным постоянством. Но я отчётливо помню, как загнулся с одним делом наш предприимчивый отдел по борьбе с сетевыми преступлениями. Слышали, что говорили по радио в вертолёте?

— Ага, о конченных ублюдках, которые остались гнить в тюрьме, а потом я заснул, — наотмашь сообщает друг.

— А имя? Помните, как настойчиво диктор твердил одно имя?

— Банойский Мясник, Титус, Анхель и ещё свора дикарей, которые первыми полегли в схватке с ходячими, — блещу знаниями, надеясь удовлетворить её своим ответом, но она неутешительно мотает головой.

— Хренов Чирон, помню, как диктор чуть ли не восхищался им, расписывая его грешки, — озаряется Сэм, а я давлю в себе смех. Мисс Мэй в сложившейся ситуации выглядит молчаливо и серьёзно.

— Угу, только Харон. Пока у бедняги лаборанта нездоровая крыша понемногу смещалась, он щедро окатил нас белибердой, однако я вычленила из неё нужную нам информацию. — Она оглядывает всех триумфально. — Этот Кевин и есть Харон.

— По мне лучше Чирон или мудозвон, но с чего это ты взяла, девочка?

— Провела логический ряд от Пандоры. Кому как не шизанутому придёт в голову так называть Йерему? Кому данная тема небезразлична, а на памяти всплывает единственный любитель греческой мифологии, Харон, проклятый перевозчик мёртвых. Думаю, этого достаточно, чтобы связать «эй» и «би». — Гордый вид её казался привычным. Решать загадки, подобные этой, ей приходилось и раньше, в полиции, и я замечаю, как она скучала по всем этим дедукциям-индукциям, мозговой деятельности, иначе говоря.

— Пандора, а, дама с ящиком несчастий. Подонок странно, но метко обронил это слово. Оно его и выдало, — грамотные рассуждения Сэма, однако, быстро пресекаются.

— Теперь, когда есть здравое предположение о том, что Йерема в очень опасных руках, нам немедленно стоит бежать в полицейский участок. Увы, мозги лаборанта, жаждущие сейчас других мозгов, нам не помощники, так что выкрутимся сами. Берите оружие и идём, живо! — властной интонацией распоряжается Парна, а я, вроде бы, даже начинаю отвыкать от мыслей о том, что мы были любовниками.

Путь расчищен и лёгок: как раз для невыразимо усталых людей, чей конец покой не намечен на ближайшее будущее. Участок правопорядка — место назначения далеко не единственное, перевалочный пункт, в котором холодной, как дождь снаружи, женщине необходимо оборудование. Что она задумала? Свои идеи прячет в себе и не сообщает важную информацию, как ненадёжный свидетель покрывает кого-то ради личной выгоды. Остальных такие вопросы, кажется, не тревожат. Я единственный, кому не всё рассказали, или тот, кому это небезразлично?

Рыскающий по приёмной огонь встречает палящим жаром — мы еле успеваем отбежать за стенку. Что это за внезапное представление?

— Назад, твари, вы будешь сожжены! — голос гулкий и едва различимый среди треска и шума огня, а также Вевакского ливня.

— Что. За. Идиот! — рассудительно восклицает Сэм. — Скройся, иначе пожалеешь! Здесь живые люди! — кричит в сторону выхода, но ответа не получает. Парна Джексон предпринимает несколько попыток прицелиться в безумца, сжигающего больницу, но, громко вздыхая, возвращается в укрытие: пламя огнемёта проносится рядом.

— Всё начаться здесь, здесь и закончится! Я не собираюсь выпустить ни одну заражённую тварь отсюда! Достаточно смертей! — улавливаю я общий смысл из слов поджигателя, и внезапная верная мысль посещает сонную, уставшую от мирского всего, голову.

— Я помогу тебе, парень! — подмигиваю друзьям, оповещая о несерьёзности своих намерений, и вываливаюсь из-за угла. — Я здесь по той же причине! Видел как тут врачи кусали пациентов, чуть с ума не сошёл! Позволь выйти, и мы вместе с этим разберёмся!

В ответ молчок, лишь летит очередной сгусток красно-оранжевого вихря, превращающего в пепел половину всего живого и неживого на Земле. Прыгаю к деревянной информационной стойке, сообщающей в ярких фотографиях посетителям «Главной Больницы Борам» о профилактике и лечении различных болезней. На ней, впрочем, не сказано, какие действия предпринимать при нападении поджигателя, и она поддаётся натиску стихийного огня, чернея и загораясь.

— Логан! Чёрт, вернись! — раздаётся за спиной хор голосов, но я двигаюсь в направлении обратном, нежели в том, которое ожидают от меня.

Порог почти преодолён, и до безумца остаётся несколько ярдов[2], судя по звуку вращения металлического клапана и нажимания спускового механизма. Когда стенд с красочными записями начинает жечь руки, я бросаю его в пироманьяка, но он успевает отскочить вбок.

— Уйти! — нервно голосит тот своим странным наречием. Но я уже близко: устало бью по лицу, но ему хватает, чтобы упасть; и отталкиваю ногой подальше старинный огнемёт. Кому в наше время доверяют работать с этим запрещённым агрегатом? Кто он такой? Неужели обычный несведущий земледелец?

— Что будем делать с ним? — споро задаю вопрос первым и оглядываюсь на радостно-удивлённые лица своей группы, не давая им очухаться. Они проворно выскакивают из здания и осматриваются.

— Иди скройся на хрен с глаз наших и не выходи из дома, иначе я тебя прикончу! — ругает Сэм недотёпу, указывает пальцем и резко дёргает в сторону, дублируя приказ убраться. — Мы тут в спасатели заделались, а нас поджигать собрались?!

Затем он подбирает взрывоопасный огнемёт — с потёртой краской опустошённый баллон и змейку шлангов — и кидает в зал объятой пламенем больницы. Достаточно легко одетый для разбушевавшейся погоды мужчина реагирует слёту и убегает со стонами к жилым домикам у пляжа. Спасатели… эх, грёбанные Вестники Апокалипсиса мы, и никак иначе. Чёртовы Лжеправедность, Мор, Голод и Брань. Скорее всего, они связаны с нами, раздумываю я, глядя на шипящую и искрящуюся стихию, пожирающую лечебное учреждение. Вряд ли здешняя пожарная бригада озабочена своими прямыми обязанностями, ибо защитить себя от безумцев в нынешней ситуации кажется более сознательным решением. А на наши плечи легла ответственная миссия, не терпящая промедлений. Прости, строение, всем сейчас не до тебя.

— Ты молодьец, — приветливо улыбается мне Мэй своими ровными красивыми губами, а я с некоторым сомнением признаю, что готов поцеловать их. Любые женские губы, чтобы вновь ощутить толику счастья.

Ориентир под успокоившимся дождём находится быстро — и табличка предлагает свернуть через рынок, чтобы беспрепятственно попасть в участок. Государственные строения первой важности располагаются не так далеко друг от друга в городе, но изнурённость громко орёт в оба уха, а здравый рассудок пытается ей шёпотом отвечать:

«Остановись и отдохни, за каким хером ты вообще плетёшься куда-то? За Йеремой.

Кто она тебе? Она важна для Парны и… вроде какдля нас. Наша подруга.

Парне важна? А какой у тебя интерес к ней? Я люблю её, наверное. Но пока она меня избегает.

То-то же! Бросай всю эту ересь и ложись спать. Но…»

Мысленная перебранка стопорится, когда вижу препятствие на нашем «беспрепятственном пути»: женщину посреди рыночной площадки, такую высокую и толстую, что даже два слепленных Громилы воедино будут уступать ей в силе и мощи. Мне любопытно, гамбургские булки[3]или — сладкие с корицей придали ей характерную внешность? Мисс — сильно сомневаюсь, что миссис, а если так, то мне жаль её ублюдка-избранника — со вместимостью минимум четыре длинных центнера[4] на наших глазах разбрасывает нападающую на неё с палками тройку людей так легко, будто разбирает вещи в комоде. Вмешиваться уже поздно: смельчаки проигрывают с разгромным счётом, и к тому моменту, как мы достигаем небезопасного расстояния до большущей угрозы, их раскидывают по земле либо при смерти, либо бездыханными.

Сэмюэль, безоружный, опускает готовые к борьбе кулаки, прикидывая и свой проигрыш. Пули Парны летят мимо: широченная дама ещё и умеет ловко передвигаться и уклоняться. Теперь же, завидев новых соперников, устремляется к нам. Мэй чрезвычайно быстро бежит к настигающей цели с настроенным на поединок лицом и крепко сжатыми в маленьких ручонках лезвиями, готовыми к уже привычным беспощадности и садизму. Может, она всегда была такой яростной? Её поступок можно назвать предсказуемым и крайне действенным, но только против обычного ходячего, потому как «Центнерам» слишком легко для таких объёмов удаётся перехватить за устремлённую вперёд ногу китаянки и швырнуть в лоток с ямсом. Вроде он, такой я видел в печатной рекламе: внешний вид напоминает смесь картофеля и кабачка, на вкус сладковатый, но в сыром виде не употребляется в пищу. Произошедшую трагедию с одной из девушек нашей группы нарочно игнорирую: эмоций не осталось, внимание постоянно переключается. Но действовать, к великому сожалению, требуется: сжимаю крепко резиновую дубинку и замахиваюсь для броска. Атаковать в открытую — как сам понимаю, да и как показала практика Мэй — слишком глупо: нарвёшься на слаговую[5] ладонь и смятые в некачественный фарш внутренности уже не исправишь хирургическим путём; останется только пойти на корм тварям. Дубинка метко угождает в лицо жирной афрогвинейки, ой, — моя проклятая ограниченность! — папуаски, ввергая в небольшой ступор. Промедления хватает для того, чтобы стрелок справа наметила голову — единственное слабое место тварей, завладевших как чужеродный организм человеческим телом, вынуждая его творить вещи мягко говоря негуманные. Щелчок. Как избито. Перезарядка у мастерицы огнестрела не займёт много времени: быстро, несколько секунд, в течение которых чёртова «Четыре центнера» нас всё равно настигнет. Сэм, запамятовав о храбрости, пятится назад.

— В сторону! — кричит нам, но я инстинктивно намечаю область для рывка вперёд.

Тренер был очень суров и не давал лишний раз отдохнуть; основательно подходил к обучению, заставляя парней, порой, бездумно, на уровне подсознания, совершать действия, приводящие команду к победе. Его программа предполагала разминки для сверхлюдей с неограниченной выносливостью. Он часто шутил, что мы ничего не добьёмся, если будем придерживаться принятых правил, и у меня засвербило. Меня, как человека до зуда в паху любящего спорт, невероятно увлекли испытания, мне хотелось доказать, что сумею пройти все его непростые «девять тренировочных кругов», освоить грёбаные «правила поведения с соперниками» и взять на вооружение «советы по сохранению своей защиты и устранения чужой», став, по его мнению, профессиональным игроком. Непредсказуемая тактика, спонтанные пасы и обводы, обманные манёвры, вытеснение защитников, грубая игра, жёсткая игра, потная и грязная — почти каждый день. На потеху либидо времени и сил не оставалось! Всё ради того, чтобы потом его долбаные излюбленные язвительные насмешки, все его «сосунки», «свинки», «неумехи», и самое гнусное — «калеки», засунуть обратно в горло, заставить задохнуться своей спесью. И выдохнуть спокойно. Распасовщиком[6] я стал именно благодаря упрямству и прихоти поставить его на место. У меня получилось, и он подобрел. Выигрывать чаще не стали, но это помогло «Техасцам Хьюстона» сплотиться, лучше понимать друг друга. Чувствовать поле, мяч, намерения своей и вражеской команды. А самое главное, с тренером можно было поговорить нормально и получить советы.

«Если соперник больше тебя, бросайся ему под ноги: так ты лишишь его опоры, и он упадёт».

Разбегаюсь и толкаюсь своим маленьким, по сравнению с размерами громадины, плечом в район правого бедра — и она, нескладно запутываясь в ногах, падает на утоптанную жителями Вевака ровную землю. Прямо посреди обыденного рыночного пейзажа из десятков деревянных ящиков и лотков с фруктами и овощами, мокрыми от проливного дождя. Парна Джексон перезарядилась, но медлит с выстрелом, понимает, что патронов остаётся мало, да и мысль убить противницу тяжёлым ящиком с ямсом кажется ей вернее. Представитель суровой мужской силы, Сэмюэль, как раз опускает его с размаху на голову «мисс Центнер», тем самым знаменуя победу «великих героев современности» или кого-то подобным.

— А вот и участок. Мы пришли! — ликующе оповещает он и указывает рукой куда-то вперёд.

Наслаждаясь триумфом, успехом сплочённых действий с глупым молчаливым переглядыванием и улыбками, мы втроём забываем о том, что в торговом лотке, подавляя стоны, лежит и часто дышит Ксин Мэй, падение для которой оказалось травмоопасным. Я нахожу по зову и бережно «прибираю к рукам» образец тонкого изящного китайского искусства, если стройную симпатичную девушку можно назвать так.Левая нога её распухла, и маленькая чёрная, с давно оторвавшейся застёжкой, туфля на каблуке свободолюбиво соскальзывает с владелицы, гулко соприкоснувшись с землёй. Мэй хочет указать на это, но я качаю головой из стороны в сторону, и она производит на свет неловкое мычание, затихает, терпя саднящую боль сломанной щиколотки. Однако старается улыбаться мне из благодарности за то, что несу её. Или проявлять симпатию в удачной подвернувшейся ситуации.

Вокруг участка в выдержанном строгом стиле и в серо-синем вестибюле — никого. Тихо, как и в тот момент, когда мы вышли из отеля приблизительно пару часов назад. Темнокожий дуэт скрывается за коридором, полный кабинетов, а я с бережностью, какую прикладывают при работе с хрупкими материалами, сажу очаровательную мисс Мэй у стены (по-видимому, участок избежал участи измалеваться поруганными надписями на вроде «все копы говнюки», в отличие от банойского. Лично бы избил каждого, кто так думал). Открываю по её указанию тут же, рядом, дверки привлекающей взгляд красной медицинской коробки, полной лекарств первой помощи. Внутри находятся болеутоляющее и эластичный бинт, так нужные в данный момент. Два из четырёх, — не хватает холодного компресса и противовоспалительного средства — но вполне сойдёт. Деформированная ножка горячая на ощупь; мои касания болезненные, и она морщится.

— Извини, я весьма груб, просто для меня это непривычно.

— Ничьего, Логан, всё в норьме, сейчас мне нужно отдохнуть, обездвижить ногу в удёбном положении. Могу я тебя попросить?.. — Её пальчик указывает вниз с неприкрытым намёком на то, чтобы я подержал ногу на весу.

— Да, конечно… — остановился и смутился, так как не запомнил чётко её имя. — Извини ещё раз, могу я узнать как тебя зовут, Мэй?

— Менья так и зовуть. Мэй. — Она смеётся, прикрывая лицо частично испачканной в грязи рукой. — Сянь — моя фамилия, так что всё вриемя ти зваль меня правильно.

Снова показываю себя тупицей. Хотя бы гожусь на роль безоплатного и не столь дерьмового клоуна для притягательного женского пола, раз его представительница посмеялась, а это уже полдела на пути к «хорошему знакомству». Улыбаюсь в ответ и замечаю, как потрепали её форму «Банойские каникулы». Точнее, трудовой стаж в приёмной (ненавистная нагрудная табличка с логотипом пальмы неприятно сверлит мозг), помогала делом и советом и приветливо отвечала на прочие вопросы постояльцам роскошного отеля. Я приметил её. Эх, дали бы мне ещё один день, и я бы уговорил её пойти на свидание. После того, как попытал бы удачу ещё разок с чернокожей симпатягой, извиваюшейся на танцполе рядом с прилизанным метросексуалом.

— Давно ты оказалась на Баное по поручению своего славного китайского правительства? — стремлюсь поддержать разговор, когда молчание затягивается, а переглядывания вызывают неловкое чувство стеснения, так нехарактерного для каждого. Через её белую порванную блузкувиднеется нижнее бельё, а я не нахожу в себе рычажков тормоза фантазиям, рисуя её вместо Парны в моей спальне.

— Три месяца. Как раз, когьда стали появляться слухи о том, что курорт привлекает адептов террористической деятельности. Мне выдали задание шпионить за всеми тольстосумами и незьаметно быть в курсе их дел. — Её откровенность обескураживает, и я не нахожу что сказать, лишь крепко озадачиваюсь поднятыми бровями. — О тебе я знаю не больше, чем ты рассказал мне, не вольнуйся. Ты вёль себя слишком непринуждённо для криминального элемента, — она улыбается приветливо и ласково, но мои намерения продолжать разговор безвозвратно утеряны. Она горячая, бесспорно, но китайская остервенелая шпионка-каратистка, следящая за постояльцами под прикрытием работницы отеля, наводит на странные размышления. Вдруг она ещё и подсматривала за всеми нами в номерах? Откуда я знаю, какую свободу в действиях ей предоставляли?

— Какой у тебя размер ноги? — спрашиваю, пытаясь отвлечься, и прицениваюсь то к её ножкам Золушки, то к своим 7,5.[7] У меня почти женский размер, так что приходится заказывать спортивную обувь индивидуально.

— Я дюмаю, у наших стран разьные критерии, но… Чьто ти делаешь? — Развязываю шнурки и хочу примерить обувь тебе, потому как понимаю, что в этих дурацких туфлях ты горазда сломать и вторую ногу! А нам с ещё одного острова сбежать надо, не забыла? Эмоциями передать свои намерения почти удаётся, и Мэй молча наблюдает за мной. Правая нога её охотно пролезает в мягкую и тесную фиксирующую стопу обувь, а мои прелые стопы с довольством чувствуют свободу. — Благодарью тебья.

Странному акту помощи не суждено закончиться: в коридорное помещение влетает ветер от спешно вернувшихся воодушевлённых Парны и Сэма. В тёмных глазах обоих — яркие искры азарта, а в руках — винтовки SR-88. Я смеюсь.

— Подарки от Санты за хорошее поведение, — острит друг и кидает рюкзак рядом со мной, однако насладиться её весом и удобством не выходит: руки всё ещё заняты отёкшей ножкой.

— И вот, держи. — Парна извлекает из-за спины пояс с десятком маленьких кинжалов и опускает на пол. — На твоё счастье в эти края пробрался любитель пометать ножи, провозивший их через таможню, и не указал их в декларации. Изъятые игрушки теперь твои. — Подобная историческая справка к «подарку» озадачивает, но я меж тем доволен её пониманием, где раздобыть нужное.Смелое на первый взгляд утверждение «полицейский участок — второй дом для Парны в любой точке мира» доказывает ориентация в пространстве, занятие надёжных укрытий и безошибочное, словно по карте, нахождение оружейной в лабиринте коридоров на Баное. — В архивных записях тоже нашлись интересные подробности, и их лучше показать. Как ты, милашка Мэй? — сахарно обращается она, кивая на ногу.

— Хорошо. Все благодарья Логану. Полагаю, уже пора наложить шину. — Смотрит на меня. Предугадывая её реакцию, приступаю к делу и хватаю эластичный бинт. Я в этом ноль нулевой, но проявить нежность — и половина успеха гарантирована.

— Полагаю, стоит связаться с военными. У них на корабле есть медицинский отсек и персонал, они помогут с твоим недугом. Возможно, удастся и уговорить их спасти наших друзей с острова, — из её губ последнее предложение выходит слабым ветерком неутомимой неизбежности их судьбы, но в нас ещё теплится надежда на благоприятный исход для всех групп уцелевших. Надеюсь, что групп, а не поредевших одиночек.

— Попробовать определённо стоит, — поддерживаю любимую женщину, с трудом продолжая наматывать бинт неумелыми движениями. Мэй терпит болезненные ощущения, но её советы очень помогают не сделать ещё хуже.

— Чёрт бы побрал военных. На Баное творили какую-то откровенную хрень, разрушили мост, Райдер хотел подорвать всех…

— Не спешила бы с последним. Харону удалось обмануть нас, таким же образом он мог обманывать и может даже шантажировать полковника Уайта.

А ведь он убил Джин. Проступок мерзавца не так-то просто оправдать. Странно, что она не придаёт этому значения. Он обманывал с самого начала, представая перед нами если не хуже «Харона» (почему Парна вообще полагается на слова сбрендившего юнца в больнице?!), то вполне соответствующего ему. Мистер Райдер Уайт или «таинственный голос», изначально и был той самой храбростью и мотивацией для спасателя Синамоя, собравшего нас перед радиоустройством, помнящим Последнюю мировую войну. «Голос» охотно раздавал инструкции, часто проигрывающие белому шуму в битве за чёткость речи. Из первых коротких разговоров мы выяснили, что он был полковником С.О.О.Б. — Сил Обороны Острова Баной — и вещал, что примечательно, с тюремного острова, который, как однажды упомянула Парна, заработал себе прозвище «ада в раю», пряча в стенах самых опасных международных преступников. Поделился слезливой историей об умирающей жене, предательски укушенной заражённым во время святой обязанности помогать раненым в медицинском крыле, и стремлением вылечить её при помощи наших антител. Нас сильно удивило заявление, равно как и просочившаяся в обособленный объект зараза, но полковник поспешил заверить в том, что персонал часто курсировал с Баноя и узнать точно, где возник очаг, невозможно. Ко всему прочему, этот периодически ругающийся подонок раздражал своей настойчивостью и властностью. Мы доверяли ему напополам с неверием в его изящные, будто сочинённые, объяснения. Как бы то ни было, инстинкт самосохранения мотивировал двигаться к полковнику. Как выяснилось гораздо позже, это был опрометчивый шаг.

Мы нашли его и кучку прихвостней на вертолётной площадке тюремной крыши. Рядом с транспортом, отличимым от лелеянных нами представлений — цветом голубой металлик, немаленьким и обещавшим вместить всех хороших ребят. Каждый смаковал в уме этот сладостный момент, забавно думать, но доходило даже до вертолёта, целиком сделанного из шоколада. Тёмная дождливая ночь встретила недружелюбно: выстрелы военных из винтовок не давали подняться из-за укрытий (крайне выгодное у них было положение — сверху!), а нарастающий рёв заражённых пугал неотвратимостью опрометчивой мести. К счастью, вторые напали на первых, позволив разрешить наши недавние с «полковником поверьте мне» разногласия. Я хорошо их запомнил. Бледную жену Райдера Уайта в белом костюме, выставляющим её призраком, с красными белками, вспухшими венами и хватающими воздух зубами; пристёгнутая к больничной коляске она всё равно вызывала опасение, и я ожидал, что она вот-вот порвёт удерживающие ремни и набросится на кого-нибудь. И самого хищного полковника, каждую деталь его потрёпанного вида: запачканную форму, красный берет под погоном, громадный нож на груди и пистолет в не дрогнувшей руке. Он ненавидел нас. Даже шрам на его губе сжался от презрения. У него ещё оставались патроны, в отличие от нас, и через минуту напряжённых переговоров он это наглядно показал.

Пока впустую роптали и ругались, кляня его поступки и взывая к совести, Джин под видом разгневанной жертвы подошла к жене Уайта и незаметно расстегнула ремни. Призрак давно умершей женщины настиг свою первую цель, подорвав священный приоритет военного в обеспечении безопасности родного человека, и вынудил выстрелить. Сперва в жену, на этот раз упокоив навсегда, лишив её такой шаткой и неправдоподобной вероятности вылечиться, что и снесло ему образно крышу, а потом и в нашу подругу… Сильнее забарабанил дождь, подпрыгивая каплями по асфальту и гладкому корпусу ожидающего взлёта вертолёта. Все застыли на месте от шока, онемели, не в силах произнести даже ругательство. Райдер Уайт самым гнусным образом хладнокровно пристрелил человека, гражданскую, выказав личину подонка, коих этажами ниже была напичкана каждая камера. Не узником ли он был в военной одёжке, волком в овечьей шкуре?!

— Признательна, я согрелась, — надменно заявляет Парна и заботливо скидывает пиджак на мои плечи. Ощущаю её тепло, и тупую голову посещает долгожданное осознание. — В любом случае, я — в центр связи.

Она стремглав уходит, а я не способен унять горящее желание последовать за ней. Сэм соглашается остаться с хромой девушкой, тем временем медленно извлекая из моего рюкзака пропитанное ядовитыми травами лезвие вакидзаси и обмотанный колючей проволокой молоток, чтобы распределить меж собой. Уже на полпути в краску вгоняет совесть и больно колет позорно продавшегося за прихоть потрогать чужое тело китайской национальности. Я останавливаю Парну перед помещением центра связи за руку:

— Постой.

Одно слово, а за ним сожаление, что усомнился в ней; стыд от осознания мысленной измены, о слепом подчинении искушению с другой женщиной; раскаяние, что оказался похотливым идиотом, который при удобном случае увлёк бы в неиссякаемую пучину собственных греховных страстей наивную девушку! Парна, как и всегда, стойко держится и смотрит на меня с толикой удивления. Собранная, но проявляет эту симпатию, она не забыла, что мы были вместе, и её забота проявляется в поступках, а не жалких мысленных противоречивых распрях между совестью и вожделением. Возможно, она разглядела такие поступки и у меня? Вдруг я не вёл себя как кусок говна?

— Мне тебя не хватает, — говорю голосом романтичного придурка из многосезонного сериала фразу такую заштампованную и обросшую позорным и смешным клише, что язык в следующую секунду не поворачивается сказать что-либо ещё. Вместо этого в дело вступают рефлексы, реагируя на так надоевший раздражитель, представленный в виде отсутствия её рядом с собой. Парны. О, это имя, которым можно называть роскошные океанские лайнеры, единственные в своём роде модели вручную собранных машин или целые миры! От ощущения близости к ней где-то внизу распаляется огонь. Обожаю прикосновения к её мягкому платью и тёмной коже, люблю гладить её упругие женские формы, в экстазе от её взаимности и похоти, без ума от того, насколько страстно мы целуемся, позабыв обо всём. Не владея собой, хватаю её под бёдра и усаживаю на странную приборную панель, которая неодобрительно пиликает. Явственно ненавижу, когда всё это заканчивается!

— У нас есть ещё незаконченные дела, — тихо говорит она. О, да, есть, у нас с тобой тоже незаконченное дело, которое мы оставили без срока давности в комнате отеля. — Но мы ещё наверстаем упущенное, — шепчет волнительно, вытирая рукой излишнюю влагу на своих губах. — Взгляни пока сюда. — Указывает на компьютер, но я пока ещё слишком возбуждён, чтобы спокойно вникать в яркую информационную цепочку слов и картинок, указанную на плоском мониторе, и мне необходимо успокоиться. Она тоже возбуждена, но женщины не в пример нам внешне выглядят загадочно ровно, привлекательно.

Когда дурман перестаёт гонять кровь и головокружение сходит на нет, различаю портрет нашего бывшего заключённого дружка. Написано на наречии Ток-писин, но что-то улавливаю. Кевин Куази. Военный преступник — и ниже вся та информация, которую он пересказывал нам. Сошлось. Значит, хорошо заучил, либо мы в нём ошиблись.

–Вторую вкладку посмотри. –В этот момент к нам в центр связи подходит Сэм с Мэй на руках, аккуратно вносит через дверной проём и садит её на один из свободных кабинетных стульев.– Почитай вслух. Для всех. Пусть узнают, с кем мы имеем дело.

— Погодите, народ, пока вы тут не начали, меня интересуют два вопроса. — Сэмюэль встаёт посередине комнаты и активно жестикулирует.– Какого чёрта мы забыли в полицейском участке, и как нам это поможет в поиске Хирона? — его раздражённый взгляд бегает то по нашим фигурам, то по технике.

— Это я и собиралась вам показать. Подойдите. –Лукавая улыбка змеится на лице Парны, и у меня не возникает больше ни капельки сомнения в том, что она спасёт Йерему и вызволит нас отсюда.

​_____________________________________________________________________________

[1] Очевидно, Логан подсчитывал очки «голов в ворота» в американском футболе, как раз дающие три — при попадании.

[2] В английской (имперской) системе измерения равен 91.4 см.

[3] Название гамбургера изначально происходит от названия второго по величине города Германии — Гамбурга, откуда многие эмигрировали в Америку.

[4] В американской системе весов равен 50,8 кг, соответственно четыре — 203,2 кг (англ. long hundredweight).

[5] В американской системе мер весов равен 14,6 кг (англ. slug).

[6] Лидер нападения, тактический центр команды в американском футболе, известный как квотербек (англ. Quarterback).

[7] В переводе на российские — 38.

========== Превратности Мойр (1) ==========

Часом ранее

Две пары ног не спеша продвигались по намокшему песку вдоль Новогвинейского моря на запад: чёрные женские ножки с ореховыми браслетами на лодыжках и мужские — в тюремных кроссовках. Рядом на пляже беспокойно колыхались плоскодонки, привязанные к кнехтам верёвкой.

Вдалеке в тёмных лазурно-синих водах кружили ветровые вихри, издавая глухой шум; волны собирались в огромные стремительно несущиеся гребни, становясь оглушительными вблизи, разбивались о прибрежные камни, теряли скорость и превращались в пресные буруны. Стихали ушераздирающие выстрелы, заглушались пронзительные визги и нагоняющие страх нечеловеческие рычания с суши. Шумная водная стихия, слившись с громоподобным треском небесных молний и свистящим ветром, поглощала собой все остальные звуки.

Пока Боги так рьяно возмущались, следовало повременить с отплытием.

Глубоко-синие волны подобнытем, что катили подземные реки Кокитос[1] и Ахеронт[2], умершие души в которых оглашали печальными стенаниями тёмные берега. По мрачным полям царства Аида, заросшим бледными асфоделами[3], носились бесплотные лёгкие тени погибших, также как сейчас по травянистым улочкам Вевака. Они сетовали на свою безрадостную жизнь без света и без желаний. Тихо раздавались их стоны, едва уловимые, подобные шелесту увядших листьев, гонимых ветром. Нет никому возврата из этого царства печали. Стигийская собака прямиком с берегов подземной реки Стикса, в которую был обращён местный житель, станет сеять ужас и смуту в стройные ряды городских граждан, пока несчастный муж, чьей судьбой уготовано стать устрашающим зверем, будет сторожить трёхглавым адским псом Кербером[4] один из действующих выходов с острова и преграждать путь тем, кто пойдёт по следу изобретательного лодочника Харона и его спутницы, непреднамеренной смерти — Пандоры.

Привлекательный и почти пустой пляж тянулся недолго, пока не открыл перед взором беглецов прибрежный ресторан. Его территорию окружали белые деревянные узкие столбы, высящиеся до середины здешних пальм. Шатровая покатая крыша хорошо защищала от непогоды. Но прежде, чем обсудить вытекающие из увиденного мысли, со стороны города к незадачливому контрастному дуэту поспешил сотрудник полиции с винтовкой.

— Постойте! — кричал он и быстро приближался к готовому атаковать Кевину, предпочётшему загородить Йерему собой. — С вами… всё в порядке? — тяжело дышал обеспокоенный крупный полицейский, пока дождливые капли стекали с его чёрной шляпы с полями. — Вы можете пройти со мной, тут рядом есть убежище, если…

Надетая не по размеру форма, железные кандалы, торчащие из-под рукавов, один из которых заведён за спину, явно что-то пряча, вызвали бы подозрение у любого, даже наивного человека, что от подозрительно настороженного мужчины стоит ожидать нечто криминальное и грозное. Поэтому Кевин не воспользовался привычной ложью в щекотливой ситуации.

— Вы один? — задал вопрос в упор, посеяв смятение в близко посаженных глазах нежелательного стража порядка.

— Да, а… Что? К чему вы… — засуетился полицейский, почуяв подвох.

— Извини, Йерема, — сказал едва слышно и поднял пистолет с взведённым курком, пустив пулю в незнакомца первым. Выстрел — ещё один отключённый аппарат из сети под названием жизнь. На забрызганном кровью лице будто бы проступила жалость, но после глубокого вздоха оно приняло привычный вид. Какие бы жуткие дела Кевин ни вытворял, это было необходимо для общего блага, и не стоило жалеть вклинившихся в стройное и целостное полотно плана его Организации. — За то, что мне пришлось убить его.

— О, духи! — шарахнулась она назад и отвернулась, стараясь не смотреть на исход недавно произошедшего.

— Вынужденная жертва, — выронил он апатично и присел, чтобы взять в руки винтовку, в очередной раз убеждаясь в её неудобстве и тяжести, при этом с надеждой бросив взгляд на миниатюрный кольт, патроны в котором исчезали час за часом. Он расстроенно выпустил воздух носом, замотал головой и вынул из винтовки магазин.

–Вынужденная жертва?! Слишком много их уже было, не находишь?! Ты поклялся мне, что не будешь больше никого убивать! — непреклонность испуганной девушки была понятна раскаявшемуся мужчине.

— Знаю, поэтому мне жаль, Йерема. Он создавал риск провала задания и вынудил убить его. Иначе…

–… он убил бы тебя, — безрадостно закончила она. Харон услышал нотку небезразличия во фразе и ухмыльнулся.

— Пройдём внутрь. Желаешь поесть? — спросил он, намекая идти в сторону пляжного ресторана. Замёрзшая молчаливо кивнула.

Крупные капли дождя, стекающие по лицу вниз, и насквозь промокшая одежда вынуждали этих двоих трястись от холода последние полчаса, но пляжное заведение не обещало тепла и защиты от посторонних глаз и зубов, а значит, и покоя. Впрочем, в нём можно было найти еды для изголодавшихся беженцев с Баноя.

— Садись здесь и подожди меня. Я пройду на кухню и посмотрю что съедобного осталось.

Выполненный под внешнее убранство деревянный стул с высокой спинкой был не совсем удобен для Йеремы: руки в наручниках пришлось далеко отводить назад, создавая боль в мышцах, и она расстроенно попыталась встать и найти сидение поудобнее, но резная спинка так просто не позволила ей выбраться. На звуки борьбы со стулом отреагировал ходящий рядом с береговой линией заражённый, когда-то бывший посетитель этого недорого ресторана, и методично, тихо и неожиданно для девушки, приближался. Дождь медленно смывал кровь с неровных краёв его ран — укусов на рёбрах и руках, — пачкая оставшиеся клочки его светлой рубашки и шорт. Рыча, он неловко бросился на жертву c раскрытой растерзанной челюстью, но заметившая опасность девушка вскрикнула и рванулась вбок, падая вместе со стулом на пол. Тупая боль обрушилась на правое плечо, и она завопила, чем, наконец, вызвала интерес у находящегося на кухне Кевина. Он выскочил в открытый всем ветрам зал, где шелестели занавески, сперва отвлёкшие его внимание, затем увидел, как один обезумевший опасно близко наклонился к женщине, чью жизнь необходимо оберегать рьянее, чем свою. Рука уже привычно подняла огнестрельное оружие, а палец потянул за спусковой крючок тогда, когда владелец убедился в том, что поразит намеченную цель. Удивительно, насколько действенными для него оказались пара уроков стрельбы в тире. Хотя он по мере своих способностей обучался всему, что было необходимо в полевых заданиях, потому редко испытывал серьёзные проблемы. Складывал он формулу успеха из простых компонентов — никогда не пренебрегал тренировками и понимал их важность. Снова хлопок — Йерема зажмурилась, ненавидя этот звук по той простой причине, что слышала его уже много раз — и нападавший свалился рядом, недвижимый, более неспособный нанести вред. В его голове зияло пулевое отверстие, окружённое неровными окровавленными ошмётками.

— Он не успел ранить тебя? — встревоженно спросил Кевин, склоняясь над упавшей. Он спешно положил всё оружие на обеденный круглый столик, прежде чем помог встать Йереме.

— Нет, только ушиблась, — поморщилась и стиснула зубы. — Ты… успел вовремя. — Слова благодарности не прозвучали, но она не выражала прежнего презрения или равнодушия, что стоило расценить доброжелательностью. — Ты… мог бы снять наручники? Мои кисти почти онемели. Подкожный «сахар» колет и обездвиживает. — Йерема позвенела цепью оков за спинкой стула.

–Сахар? Так ты описываешь затекание рук? — усмехнулся спаситель. — Извини, я не хотел сделать тебе больно. В этом я точно поклялся.

Найденным в глубоком кармане ключом Кевин открыл замок — и железные путы, сковывавшие движения, упали на деревянный пол. Важная для Организации девушка с удовольствием потёрла кисти израненных холодных рук.

— Ладно. Попытка вторая, — шумно выдохнул он, чуя неуместную комичность ситуации. — Принесу еды, а ты, ну, знаешь. Будь здесь. — Отдалившись на пару шагов, он остановился и бросил через плечо: — Оставил на тот случай, если кто-то вновь окажется поблизости, а я не успею помочь.

На первый взгляд, поступок для завоевания доверия за гранью разумного, но Кевин, проведя за мониторами достаточно времени с чашкой кофе, готов был поручиться, что поведение Йеремы отличалось детской робостью и почти что беспомощностью, опускавшей ей руки и вызывающей слёзы каждый раз, когда возникнет любая степень опасности. Она не причинит ему вреда. К тому же, испуганная и уставшая, она вряд ли сбежит, подумал он, прежде чем исчезнуть из поля зрения за шаткой на вид ресторанной конструкцией с кухней и кассой.

Оставленный арсенал привлёк остекленевшие глаза Пандоры сразу, как только Кевин отвернулся. Прикасаться к железке, выплёвывавшей свинцовые цилиндры и доставляющей жгучую боль, если не мгновенно убивающей, было очень трудно. Она жила среди природных джунглей, полных красок растений и ласкающего уши пения птиц. В таком мироукладе для охоты используешь копья и топоры, луки и деревянные ловушки. Издают они почти бесшумные, природные звуки, не в пример грохоту городских оружий. В последнее время любое разногласие и разборки на улицах решали хлопки подобных «штук», лишающие кого-то жизни или оставляющие калекой. Молодая папуаска никогда не держала огнестрельное в руках и не считала, что даже этот случай должен стать исключением. Пистолет с опаской сбросила на пол внешней стороной ладони, в то время как нож аккуратно положила на коленки, невидимый из-за плотной скатерти.

Кевин вернулся через минуту с широким прямоугольным подносом, заставленным лишь составляющими блюд, предлагаемых здешним меню: отдельно гарниры, представленные рисом и тапиокой[5], пара яиц, овощи и местные фрукты, снятые прямо с деревьев, а также ямсовые лепёшки. Мяса и рыбы, к великому огорчению обоих, не было: стремительно разразившуюся чрезвычайную ситуацию чуткие граждане прочувствовали почти сразу и поспешили по своим домам. Зато традиционно заготовленные десерты — соблазнительные пирожки и пирожные — оставили на витринах в ожидании желающих.

— Вот всё готовое, что удалось найти. — С успевшими заснуть подозрениями Кевин поставил еду на середину стола между ними. — Я могу сходить за… Ну, конечно…

— Сядь и не двигайся! — приказным тоном выпалила Йерема и упёрлась остриём ножа в выпирающий кадык не чуждого играть роль спасателя преступника. Он смиренно выполнил её указания, даже более того, довольно ухмыльнулся, попав в такую ситуацию.

— Занятый подносом, я бы всё равно оказался уязвимым, так что может и предусматривал некоторые сценарии, но надеялся, ты не…

— Замолчи! — холодным нервным голосом перебила Пандора. Где-то рядом сверкнула молния. — Ты забиратель жизней, мучитель; что мне мешает убить тебя прямо сейчас? Ты точно связан со случившимся на Баное и здесь! Ты принёс смерть и сюда для всех этих неповинных людей.

— Можно сказать в свою защиту, что лаборатория «ГеоФарм» ответственна за…

— Не смей оправдываться! — вскрикнула она. — Или я…

— Тогда почему твои руки дрожат? — вмешался в горячую реплику Харон. Многими часами ранее к его виску приставили холодный пистолет, и находился он в руках весьма психически неустойчивого полковника, что породило тогда неконтролируемую тряску в душе взломщика электронных систем. Ныне ситуация не была менее опасной, но стоило за частым дыханием спрятать панику, и пыл собеседницы мог охладиться. — Если ты хочешь убить меня, действуй. Агенты Консорциума всё равно найдут тебя. Они знают, где искать, я указал им ориентиры, так что моя миссия выполнена. Ты достанешься им живой и почти невредимой благодаря мне, — убедительно выкладывал он, будучи немного расслабленным, в связи с чем бесстрастность Пандоры пошла трещинами и начала ломаться.

— Почему ты готов рисковать собственной жизнью ради благополучия моей? — напряжённость в её голосе сменилась заинтересованностью.

–Потому что ты имеешь первостепенное значение не только для Организации, но и для меня. — Сделать следующий вдох у Йеремы вышло с трудом. — Без твоей помощи мы не в состоянии осуществить весь спектр задуманного. Ты — ключ ко всем тем дверям, в которые мы усердно стучимся без ответа уже несколько лет. — Увидев, что девушка успокаивалась, Харон отвёл двумя пальцами остриё лезвия от своего горла в сторону. — Я тебе не враг и не планировал подвергать опасности стольких людей. Мне важно защитить тебя и покинуть остров, а на эту колоритную землю я никогда более не ступлю. Даю слово.

Много ли стоит слово лжеца, доверчивая девушка не раздумывала, а смущённо опустила взгляд. Спустя несколько мгновений она ловким движением подкинула нож, схватившись за его лезвие, и протянула Кевину. Он бережно взял грозную кухонную принадлежность и положил рядом с собой. Искусство убеждения не пришлось применять и наполовину, чтобы заставить необычную папуаску довериться ему. В который раз. Она хоть и отличалась мятежностью, что совсем не удивительно для потерпевшей, но покладистость в ней превалировала, позволяя довольно быстро наладить общение. По меньшей мере, в этот раз он надеялся на взаимно доверительные отношения.

— Может, теперь поедим? Пища хоть и стылая, но я не ел такого целый месяц, пока был в тюрьме, так что я не откажусь приступить прямо сейчас, — последние слова невнятно сказал с рисом во рту. Йерема же внимательно уставилась на свою разноцветную порцию в тарелке, будто желая обнаружить в ней знак, который указал бы что следует сделать.

— Признательна всем тем духам добрым, что позволили отведать плодов и зёрен земных, вскормленных благостным небом, — она закрыла глаза и подняла голову, выражая признательность высшим силам. Кевин прищурившись посмотрел на неё, жуя красный перец.

— Мне тоже стоит сказать что-либо на этот счёт?

— Нет, просто традиция племени. За годы бытования там мне хоть и было скучно, противно, а затем и ненавистно… — Кевин заметно нахмурился и попробовал вмешаться с вопросом, но дождался окончания её реплики. — Всё равно это был мой дом, — в слова не вкладывала и части трепета, какой обыкновенно проступал у каждого ностальгирующего, — а верования, умения и обычаи, что мне прививали с самого детства, останутся на всю жизнь.

— Тебе было плохо в родном племени? Почему? — тактичный преступник отложил почти пустую тарелку и уставился на собеседницу, подперев подбородок скрещёнными руками.

— Слишком личное. Не думаю, что этим следует делиться с таким бесчувственным человеком, как ты, — подчёркивая недовольной интонацией его статус, ответила она, хотя и сразу стала сомневаться в утверждении.

— Что ж, мне бы хотелось узнать подробнее о той жизни, которой ты лишилась. Скорее всего, этих людей заслуженно постигла такая судьба.

Собеседник мимикой явно проявлял повышенный интерес, в связи с чем Йерема размышляла над рациональностью откровенничать на подобную тему недолго:

— В моём… племени женщин считают мусором, отребьем. Когда мне исполнилось шестнадцать, отец отдал меня в уплату долга одному пожилому мужчине, и он пользовался мной, как сам того желал, сделал свой рабыней. Поэтому я сбежала, сбежала в город, — неторопливо повествовала она, большую часть времени опустив взгляд вниз. — Мне всегда хотелось получить образование, иметь представление о мире, в котором живу, понять своё предназначение, а не быть глупой посудомойкой среди затерянных джунглей. Мне повезло найти хороших людей, я закончила школу и выучила местный язык. Я много читала и изучала окружение. Это было чудесное время. Но как бы ни было хорошо вдали от дома, я стала скучать по нему с каждым годом всё сильнее. Мне примнилось, если я вернусь обратно, то смогу поделиться накопленными знаниями со своими близкими, старыми друзьями, могла бы… — Йерема всхлипнула, и мужская рука дёрнулась в сторону женской, но не достигла её.

— Пандора… — сочувственно произнёс он. На нервирующее прозвище не проявили никакой реакции.

— Отец встретил меня недружелюбно. Раздел и привязал к столбу посреди людной поляны. Так духи ему сказали. Наказать меня нужно было за всё то зло, что причинила племени. Я запомнила это ощущение, когда по всем сосудам внутри течёт холодная кровь, а кожа покрывается ледяной коркой. Мысли застывают, а ты потихоньку умираешь от испуга… Трое знакомых мужчин вышли из толпы зрителей ко мне, чтобы… чтобы по очереди!.. — яркое интонационное выделение слов оборвалось; едва видимая слезинка быстро прокатилась по щеке Йеремы и скрылась за ямочкой подбородка. — А потом… потом только жуткое жжение и тянущая боль.

— Можешь не продолжать, — Кевин, оставив мысль утешить подвергнувшуюся насилию девушку, принялся заканчивать с углеводной и сытной порцией гарниров с овощами, затем встал и направился к прозрачным витринам на кассе, — но меня радует мысль о том, что эти парафильные[6] подонки тобой наказаны.

— Кто? С чего ты так решил? — отреагировала не сразу пережившая недавний кошмар и убрала ладони с лица.

— Они заразились от тебя. Хах, да кажется весь Баной заразился от тебя. — Харон целиком съел сладкое пирожное и облизнул пальцы, нисколько не смутившись заявлением. — В тебе «проклятье фараона», ты переносчица. Вряд ли кому-то удалось бы «взаимодействовать» с тобой без риска стать безмозглым истуканом. Ну, как бы это обходительно сказать, обмен жидкостями. Даже находиться рядом с тобой рискованно. Выходит, мы не такие разные. — Уголки его губ растянулись, и он зловеще обнажил зубы. Едва ли эту мимику можно было назвать улыбкой.

Сложно сказать наверняка, какая фраза воздействовала сильнее: её смертельная заразность или непреднамеренное становление убийцей.Как и та самая Пандора, из любопытства выпустившая беды и несчастья из ларца, Йерема вернулась в родное племя с тем же чувством и повлекла за собой череду подобных происшествий, если не тех же самых… Какими ещё — к ужасу достоверными — сведениями располагает этот ухмыляющийся психопат?

Выходит, зря она сопротивлялась?! Напрасно сомневалась, огрызалась, грубила, боролась, потому как она во много раз опаснее его? Убийца посерьёзнее, беспощаднее его мелких, хоть и садистских поступков в больнице. Тогда кто он, если не враг?!

Мысль цеплялась одна за одну, выстраивая длинную цепь догадок, верить которым хотелось на грани отчаяния, лишь бы отвлечься от поганой реальности, ломающейся с треском, словно объятой жадным костром. Костром, единственно обладавшим правом выносить суждения, вершить судьбы, когда-то давно позволившим ещё девчонке Йереме выслушать и о своей через посредника шамана.

Если верить предсказаниям, открывшимся ей во время ритуала «Нахождения себя», судьба найдёт её вдали от родного дома и свяжет с человеком из других земель, с которым, вопреки первому впечатлению, она не будет сильно отличаться, преследуя одинаковые цели. Великиецели. Но придётся заплатить очень дорогую цену. По пятам будет ходить никто иная, как смерть, угрожающая своим присутствием далеко не ей самой. Она убедилась в этом, когда проживала у одной семьи в Морсби. Перестрелки и драки со смертельным исходом, бушевавшие в соседних кварталах, всегда наводили на тревожные мысли о своей природе.

Родной отец, узнав об этом пророчестве, заклеймил её изгоем, позорной, отказался от такой недостойной, по его мнению, дочери и продал, а когда она спустя годы напомнила о предначертании, наказал и упрятал в гробницу предков, чтобы та медленно умирала от голода, в одиночестве, терзая себя осмыслением грехов. Йерема с ужасом поняла, что яростно хотела такого же наказания для своего похитителя.

А эти загадочные слова… упоминание «проклятия фараона». Она слышала о нём из переносного компьютера в банойской лаборатории. Среди прочих оно отложилось в памяти, когда доктор Уэст в который раз приходил к ней с ненормально большим шприцом за дозой свежего «материала нужного в изготовления спасительной вакцины» для её племени. Она была готова поспорить, что их заразили этой хворью откуда-то извне. Ослабленную и отчаявшуюся, её вынудили спрятаться в клетке. Лучше в очередной раз посидеть взаперти, чем стать расходным материалом на лабораторном столе свихнувшегося учёного. Обрадовалась ли она, что его постигла участь превратиться в безмозглого поедателя мозгов? В тот момент она действительно благодарила духов, изумляясь глубине подобных тёмных мыслей.

Человек, что произнёс это словосочетание тогда, был рядом с ней. Мужчиной с радио, о котором так часто разговаривал квартет храбрецов, оказался Кевин. Именно он взял их за руку с Джин и отвёл самым безопасным путём к вертолёту, защищая ценой собственной жизни. Он никогда не хотел причинить им вреда.

— Тебе лучше? Ты не притронулась к еде. Попытайся съесть хотя бы немного, а то мне неловко и дальше будет слушать твой угрюмо бурчащий живот, — добрая шутка явно была произнесена не вовремя, однако не сделала хуже. — Вот пирожные, если хочешь… — она опередила его действия, схватив принесённую тарелку со сладостями; — поесть их… — договорил тихо, присаживаясь напротив.

Йерема расправилась со всеми оставшимися лакомствами на столе, помолчала с минуту и капризно спросила:

— Кто же ты в самом деле?

Какой-то отрешённый огонёк зажёгся в его взгляде, не скрытого линзами очков. Кевин потянул улыбку.

— Полагаю, между нами нет смысла что-либо скрывать, если мы будем сотрудничать. — Упёршись руками о края стола, он вытянулся лицом вперёд. — Я Харон. Сын мрачного Эреба[7] и ночной тьмы — Нюкты, — произнёс таинственно шепчущим тенором.

— Нет, — непонимающе уставилась на него Йерема, поправив намокшие волосы. — Тебя на самом деле зовут Кевин или это ненастоящее имя?

— Что ж, отвечу чистосердечием за твою исповедь. Кевин — имя невымышленное. Властям оно давно известно из-за одного очень заманчивого случая, когда одна моя… — он задумался, усмехнувшись. Вид его граничил с легкомысленностью; — …напарница попалась властям и впоследствии сдала меня из чувства мести. Меня радует и успокаивает тот факт, что она не знала самого важного, — в голосе его, наоборот, звучало сожаление, словно поделиться чем-то личным всё же хотелось. — В общем же, я предпочитаю, чтобы ко мне обращались не по имени.

Харон привычным движением указательного пальца пытался поправить очки, которые давно выкинул где-то на пляже. Видел он хорошо, просто рядом не было никаких мониторов и экранов приборов, в чьи рябящие изображения приходилось подолгу вглядываться. Это оказалось и приятно, и тягостно. Очутившись на картинном тропическом пляже, вдали от привычного гула электричества работающей техники, он не знал как себя вести. С одной стороны, смена обстановки позволила понять, что выполнение заданий не ограничивалось числами и буквами в командной строке или плоскими изображениями с видеокамер; с другой — нестерпимо хотелось вернуться к вращающемуся креслу перед слепящим светом компьютеров.

— Неужели от тебя требовали убить тех людей в научном центре? В джунглях, — произнесла она заинтересованно после молчаливых минут, чем и вывела из тягучих размышлений собеседника.

— Ты и в самом деле всесторонне развита, Пандора, — нервно рассмеялся он. — Задать такой меткий вопрос, который бы раскрыл мою истинную причину прибытия в эти земли… Я поделюсь с тобой этими сведениями когда-нибудь. Поверь, то предприятие не столь невинно при более внимательном рассмотрении. Попробуй успокоить себя мыслями о том, что они были сродни твоим… насильникам. Чёрт, извини за бестактность. — Йерема молчаливо поджала губы.

— А здесь, в городе? Они тоже заслужили это? — тон вопроса не обвинял, а безотчётно приписывал оправдание.

— А здесь всё оказалось сложнее. Не разобравшись с… «проблемами», я вынужден был привлечь … «союзников», — наполненная эвфемизмами реплика, по его представлениям, смягчала пережитую ими обоими реальность. Кевин неотрывно смотрел на неё своими серо-голубыми глазами, ледяными и отталкивающими, но она сопротивлялась желанию отвернуться. — В научных целях, ко всему прочему. И результаты меня приятно удивили.

— Неужели я наказана создавать таких чудовищ? — плаксиво выдохнула она, опустив взгляд на стол.

— Эй, Йерема, не переживай, — мягко успокаивал Кевин. — Надеюсь, что до такой бесконтрольной эпидемии больше не дойдёт. Организация имеет на тебя виды для устрашения, сдерживания насильственных действий со стороны различных политических и военных деятелей, но никак не в качестве биологического оружия.

Папуаска, по чьим венам текла смерть для почти всего человеческого рода, заметно воодушевилась. Оснований верить Кевину было мало, но он знал, как расположить к себе, и эта способность поразительно воздействовала на неё.

— Внимание всем находящимся в Веваке! — Нашедшие приют в ресторанном дворике огляделись. — Спрячьтесь в своих домах и ждите помощи! Военные скоро прибудут в город. Не пытайтесь контактировать с заражёнными! Они опасны и неизлечимы! Вирус передаётся через укусы! Берегитесь! Повторяю, спрячьтесь и избегайте заражённых! Ждите помощи, — раздалось сообщение из уличных динамиков, утратившее свою изначальную громкость по причине проливного дождя и суматохи, устроенной взбешёнными. Голос был знаком как для Йеремы, так и для Харона, а это означало, что «герои» добрались до центра связи. Вот кто способен принести мир в это заражённое хаосом место. И доставить неприятностей на пути тех, чьи мотивы, на первый взгляд, кажутся не совсем правомерными.

Харон потёр пальцами спусковую скобу на раздобытом кольт M1911, подобранном ранее с пола, и поразмышлял над прошедшими днями. Приспосабливаться к неприхотливым условиям, в которые ставил Консорциум, стало обязанностью каждого агента, подписавшегося менять мир. Не пустыми лозунгами или демонстрациями — делом. Он так бы и кочевал от одной преступной группировки к другой, становясь то посредником, то исполнителем в их грязных корыстных делах, пока не привлёк внимание «трёх главных боссов». Они не обещали ему денежный мешок или почестей. Только спросили, хотел бы он помогать им перекраивать мировой порядок на свой манер? Избавиться или изменить всё то, что надоедливыми болезненными уколами саднило горло и грузными лапами сжимало лёгкие? Шанс, что давался единственный раз в жизни, находчивым взломщиком не был отвергнут. А затем сумасшедший ритм порывами сильного ветра носил его по различным точкам планеты, обозначенным на географической карте как набор букв, а на деле представляющим собой смесь культуры, государственного строя и наций небывалых расцветок. Правда, любоваться видами времени почти не оставалось в пользу размещения, выслеживания, получения доступа, кражи и передачи данных, и напоследок побега — бесхитростного просчитанного сценария, удовлетворяющего требовательное начальство. Ни в одной ситуации ему ещё не доводилось с ограниченным боезапасом и без прикрытия сопровождать живую бомбу замедленного действия. Особенно последнее. Однако придавало остроты его неспокойной натуре и тешило самолюбие, но он всё равно скучал по тем двум дням в одной из самых охраняемых и неприступных тюрем мира, когда он провернул свой план без какого-либо снаряжения среди полчищ заражённых и вооружённых взвинченных людей. Кевин раздумывал после задания попросить отпуск. Только бы проклятый муссон не подвёл…

Телефон в брючном кармане надрывно завибрировал, но причина оказалась одной из нежелательных: разрядка батареи. Кевин сосредоточенно вгляделся вдаль бушующего тёмного моря, но кроме едва различимых кораблей военных на горизонте никаких других лодок не увидел. Они не торопились, сидели здесь, в ресторане на берегу, даже более расслабленно, чем стоило бы. Агенты, впрочем, тоже не спешили. Самое опасное задание в карьере заставило внутренние органы будто бы поменяться местами от волнения.

— Лодка найдёт нас по сигналу этого телефона? — полюбопытствовала Пандора и указала пальцем; Кевин кивнул ей с тревожным видом. — Почему тебе не внедрили какой-нибудь чип? В кино, во всяких шпионских боевиках все сверхсекретные агенты имели чип. Командование понимало их местонахождение и даже отдавала приказы! — Харон поплыл в улыбке и засмеялся. — Что-то не так? В чём я не права? — девушка озадачилась, желая понять ошибку.

— На то это и фильмы, Пандора, — усмехнулся он, успокаиваясь: Мом[8] зло шутил над ним, охотно пользуясь напряжённой ситуацией. — Если бы у меня был такой, как ты выразилась, чип, его бы сразу обнаружили сканером и запросто извлекли, лишая любой практической пользы. Все государственные здания, а тем более тюрьмы, оснащены такой техникой. Мне нужно быть «чистеньким», чтобы ни у кого не закрались сомнения в моей законной поимке. Это задание изначально было не из простых, и такими рискующими выдать нас с головой устройствами мы не пользуемся, — опечаленно подытожил он, потерев виски, зажёгшиеся резкой болью. Кофе никогда не приписывали свойств заменять сон, лишь отдалять, обманывать организм до тех пор, пока он не взвоет от необходимого отдыха.

Почти три месяца потребовалось дляисследования новогвинейских племён, поиска среди них заболевших Куру, заражения их ВИЧ и выведения идеального ввируса. Три-четыре недели ушло на наблюдения, испытания и ожидания заключений специалистов, а также поиска потенциальных иммунных, действиями которых затем предстояло руководить из тесной тюремной комнаты управления почти без передышек проклятые сорок часов. Чтобы раздобыть образец, избавиться от учёных и вернуться в укромное лоно мигрирующей по всему земному шару Организации. Впрочем, вместо заразы ему досталась привлекательная переносчица, впервые увидев на экране которую ему пришлось перекроить свои планы. Швы в нём именно сейчас расходились, а Харон не понимал до сих пор, как их хотя бы замедлить, не то что остановить. Но не был бы он настолько уважаемым и важным агентом, если бы не обладал умом, способным вытащить его из любой ситуации победителем. Он огляделся.

На тростниковом одноэтажном домике, расположенном в пределах видимости, скрипела деревянная вывеска с прокатом спортинвентаря, отломанная сильным ветром.

— Нам пора, укроемся там. — Указал рукой за спину Пандоры и встал со стула.

— Кевин, постой, — неуверенно подала она голос, — могу я попросить у тебя об одной услуге?

— Конечно, — с некоторым опасением ответил он, — если «эта услуга» не пойдёт супротив моим целям.

— Я бы хотела кое-куда отойти. Дождись меня здесь, хорошо?

— Ты уверена, что тебе не понадобится моя помощь? — удивление и беспокойство смешались в его душе. — Там всё ещё может быть опас…

— Я буду осторожна, доверься мне… — Йерема не стала дожидаться реакции и, скрипнув стулом по полу, побежала к пляжу, ненавистно въевшемуся песком между пальцев ног.

«Доверься мне» — волшебные слова, способные сработать даже по отношению к нему, заставляли сидеть в нетерпении, сомнениях и догадках: вернётся ли? Пялиться на водную стихию в ожидании корабля не помогало. Взгляд то и дело бегал в сторону убежавшей пленницы, на уме которой явно вертелось то, чего ему разгадать не под силу. Зачем он позволил ей это?! Потому что она была особенной. Сомнения в недоверии новому знакомому проиграли перед уверенностью в наказании сделавших ей больно людей. Очень удобная уловка, которой Харон лично поверил и проникся, ведь как известно, для Мойр не существовало совпадений. Давным давно Клото, сидя за прялкой, искусными молодыми руками изготовила их нити жизни и передала своей более зрелой сестре Лахесис, связавшей их, объединив судьбу. Кевин не мог отделаться от мысли, что третья сестра, старуха Айса, уже занесла ножницы, но до конца не понимал, чья же жизнь была под угрозой.

В городе послышалась последовательная стрельба, заставившая понервничать.

Пандора прошла многие десятки метров, внимательно озираясь, прежде чем остановилась и присела. Почему-то её стала тревожить та пагубная и неминуемая строчка из начертания, о которой и подумать было страшно, но, тем не менее, она заставила в одиночку вести её по всё ещё таящему опасность Вевакскому побережью. Задумчиво уставившись на маленький бережно очищенный от мокрого песка объект, Йерема спрятала его в набедренный мешочек и быстро вернулась. Харон наблюдал за ней почти всё время, вполоборота обхватив высокую спинку стула. Когда Йерема скрылась из видимости, он смятенно встал и намеревался пойти на поиски, как заметил её бегущую обратно.

Новый уровень доверия между ними достигнут. С ней он может быть самостоятельным настолько, насколько всегда хотел. Вполне возможно, что вскоре он будет в состоянии «упасть из гнезда» Организации и отправиться в собственный «полёт».

— Смотри! — указала на море Пандора, и Харон, переведя взгляд сначала на неё, видит странно-радостную улыбку. — Это за нами? — Его задумчивый вид говорил: возможно. — Как скоро мы доберёмся до твоего штаба?

— Ранним утром, когда на небо взлетит богиня зари Эос и алым загорится восток, мы уже будем там, — отрешённо произнёс он и протянул ей руку. — Пойдём отсюда.

Вдалеке тем временем показалась небольшая морская моторная яхта, с трудом прорывающаяся сквозь волны, бьющие наперекор её движению. Им осталось примерно полчаса, чтобы достигнуть песчаных пляжей тропиков. От долгожданного спасения отступников отделяли сотни метров толщи буйной воды и подлая вероятность встречи с квартетом «героев» раньше времени.

Забрав своё снаряжение, олицетворения древнегреческих образов нашли себе укрытие в небольшом домике у строптивого моря. Прямоугольное помещение скрывало в себе стройные ряды цветных водных досок вдоль стен и стеллаж разнообразных мячей, размещённый напротив входа в углу. На единственном, сплетённом из коры пальм, табурете разместилась Пандора, с наслаждением оставив мокрый халат на столе.

— Ну, наконец-то можно подсохнуть, — одобрил идею Кевин и снял с себя чужую рубашку, скидывая её там же.

Стихающий шум дождя, легонько бьющий по деревянной невысокой лестнице, за проходом едва слышался. Внутри хижины проката спортинвентаря было спокойно и тихо, происходящая снаружи возня домика не касалась, лишь виднелось серое нависшее над водой тяжёлое небо, слёз в котором ещё слишком много, чтобы прекратить рыдать на эти земли.

— Разве с ними… я не буду в безопасности? — Взгляд Йеремы, направленный в дверной проём, правильно подсказал Кевину кто скрывался под «ними».

— У них не будет иного выбора, кроме как отдать тебя в руки здешним военным, а уж я бы не стал верить в то, что они разделяют взгляды Организации.

Йерема вздохнула слишком тяжело и показалось, что она рассталась с последней надеждой на спокойную жизнь. Но неужели необходимо решить в пользу кого сделать выбор с учётом катастрофического недостатка сведений?! Смятение и беззащитность вызвали мурашки, и девушка озябла сильнее, единственно желая поскорее избавиться от навязчивых мыслей.

— Тот, кем ты представился, Харон. Кто он? Я слышала о нём, но точно не помню, кого он олицетворяет, — со слабым воодушевлением спросила она. В не свойственной манере черты лица Кевина подобрели и округлились. Это был тот самый вопрос, на который он любил всем отвечать. Присев на колено напротив неё, он вполголоса поведал:

— Бессмертный старец, что беспрестанно перевозит на своей вёсельной лодке души умерших через чёрные подземные реки, и никогда — обратно в царство живых. — Йерема опечалено сомкнула брови и сложила руки.

— То есть он лишь посредник жизни и смерти. Единственный, кто способен передвигаться между мирами, но… — Гримасничая она потёрла ушибленное плечо.

— Можно сказать и так. Но история помнит славных сынов и дочерей, которые путешествовали в Аид и возвращались, — намёк был брошен в сторону уцелевшей четвёрки с Баноя, но Йерема не распознала его.

— Тогда зачем ты взял его имя? Ты же… убиваешь!

— Его имя можно трактовать как эвфемизм и даже синоним смерти, такчто… Да, я подобным грешу. — Складывалось впечатление, что его притягивали безусловно плачевные и страшные вещи.

Пандора задумалась на мгновение, но, осознавая то, что принесла гибель своему племени и станет «тайным оружием» некоей Организации, по заказу которой будет угрожать превращением кого-то в бешеных зверей, покорно приняла его ответ. Тот ли он человек? Заслуживают ли выбранные ими люди понесённого наказания? А если нет, будет ли у неё возможность предотвратить их или сбежать? И куда?.. Ряд безутешных мыслей длился без конца, и отвлечься на мужчину, который поклялся не причинять вреда, показалось решением более верным.

— А Пандора связана с ним какими-либо легендами? — робко полюбопытствовала она, и Харон довольно улыбнулся.

— Насколько я знаю, нет. Но это не помешает нам творить свою собственную историю. — Обнадеживающе посмотрел он в её глаза, сосредоточенно, как гипнолог, внушающий новые истины. — Мы сможем колесить по миру, меняя его по своему усмотрению, сделаем для него столько, сколько позволят наши силы. Твои мечты о том, чтобы повидать другие страны, станут…

Выстрелы повторились. В том, что это их знакомые, сомнений не было: слишком методично и уверенно звучала пулевая очередь. Из чего следовало, они на полпути к ним. Планы менялись. Снова. Харон обречённо уставился на дверной проём.

— Послушай и не перебивай, мне сейчас необходимо тебе кое-что передать. Протяни свою руку и закрой глаза, — мягким взыскательным голосом попросил он, глядя с прежней пристальностью. Со смятением, забравшимся в нутро вместе с глубоким вздохом, Йерема позволила коснуться её. По тёмному предплечью палец Харона прочертил линию. — В этой миссии первостепенная важность отдана тебе, поэтому я обязан передать тебя в руки Организации. — Две линии похожие на перевёрнутую галочку и четыре прямые он вывел на коже «невидимыми чернилами». — Признаю, я оплошал, когда оставил бесстрашной четвёрке жизнь, но они стали образцовыми претендентами на роль выполнения задач Консорциума. — Три вертикальных линии. Пандора молчала, не обращая внимание на прикосновения. — Справиться с ними в одиночку мне было не под силу, но этого и не требовалось. — Снова странная галочка и три линии щекотно нарисованы на израненном верёвками и наручами запястье. — Но сейчас они приближаются, и это становится большой проблемой. — Загадочный знак. — Я… могу не выбраться, Пандора, — голос его, прежде уверенный властный, дрогнул, как пламя свечи перед ворвавшимся в комнату ветром. — На тебя остаётся вся надежда добраться до ближайшего штаба. Там тебя обеспечат всем необходимым. — Загадочный знак с линией. И снова он же спустя пару секунд. — Это телефонный номер. Ты способная и разгадаешь эти символы. — Линия. — Не могу рисковать, давая тебе записку или сообщить на словах. — Процедура «рисования» пошла по второму кругу. — А эта тактильная, осязательная память, останется с тобой надолго. Я верю, что ты запомнишь их. Сосредоточься на прикосновениях. Эти сведения никому более нельзя передать. Даже твои друзья не должны знать. Когда выберешься в безопасное место, вдали ото всех, позвони и произнеси всего одно слово. Танатос[9]. — Он глубоко вдохнул приговорённым, в вену которого поступала смертельная инъекция. — Они всё поймут и заберут тебя. Ручаюсь, они не дадут тебя в обиду.

Поняла?

Череда последовательных наставлений не оставила Йерему равнодушной. Сейчас был тот самый миг, когда стоило всё обдумать. Её друзья шли сюда. Они спасли её от безумных выходок её отца, выслушали, утешили и накормили. Они дали приют от окружающего бедствия, рисковали собой, чтобы уберечь её. И напротив он, чьи действия косвенно или прямо повлияли на ситуацию с её родным островом. Он убийца, обманщик, предатель. Заслуживал ли он сочувствия? Чертил линии и символы, надеясь на понимание. Харон. Разве это имя может принадлежать тому, кто добивался благоденствия для людей?

— Не знаю точно. Не уверена, — испуганно вымолвила Пандора.

— Я уверен в тебе. Убедилась ли ты во мне?

Она открыла глаза, вглядываясь в лицо искренности бывшего врага. Шумы и голос за дверным проёмом не оставляли шансов закончить паре внутри свой важный разговор.

_________________________________________________________________________________________________

​[0] В древнегреческой мифологии богини судьбы (др.-греч. Μοῖραι — доля, участь). Их число сводится обычно к трём сёстрам: Клото́ (Пряха, прядущая нить жизни), Ла́хесис (Дающая жребий, определяющая судьбу), А́тропос или Айса (Неотвратимая, неумолимая, смерть, перерезающая нить).

[1] Также Коцит — одна их подземных рек в царстве Аида в греческой мифологии, прозванная «рекой плача» и река в греческом регионе Эпир (др.-греч. Κοκύτος).

[2] Река в царстве мёртвых, иногда называемая «потоком печали», а также река в эпирской области (др.-греч. Ἀχέρων).

[3] Типовой род растений семейства Асфоделовые. У древних греков существовало мифическое представление о полях (лугах) асфоделей в Аиде, по которым блуждали тени умерших, не совершивших преступлений, за которые отправляли на «поля наказаний», но не настолько героических и праведных для попадания в Элизиум. На этих полях тени подвергались только забвению прежней жизни.

[4] Или Це́рбер — в греческой мифологии трёхголовый пёс, у которого из пастей течёт ядовитая смесь. Он охранял выход из царства мёртвых, не позволяя умершим возвращаться в мир живых (от др.-греч. Κέρβερος).

[5] Или маниоковое саго — зернистый крахмалистый продукт, получаемый из корней маниок. Высококалорийная и легко усваиваемая пища, широко употребляемая в тропических странах.

[6] Сексуальные отклонения, извращения, все виды нетипичного интенсивного и устойчивого сексуального интереса (др.-греч. παρά — за пределами + φιλία — любовь).

[7] В греческой мифологии Эреб (др.-греч. Ἔρεβος — тьма) — олицетворение вечного мрака, родился из Хаоса, также как и его сестра-жена Нюкта (др.-греч. Νύξ, Νυκτός — ночь) — персонификация темноты.

[8] Древнегреческий бог насмешки, злословия и глупости (др.-греч. Μῶμος).

[9] В древнегреческой мифологии олицетворение смерти, проводник душ умерших в иной мир, обеспечивающий безопасный проход (др.-греч. Θάνατος).

Комментарий к Превратности Мойр (1)

коллаж: https://sun9-22.userapi.com/c857420/v857420265/4f614/9pR7grajIyA.jpg

========== Материальные следы (1) ==========

Извлечённый из-за пояса клочок бумаги с неровно написанным телефонным номером прижат к столу тёмной тыльной стороной ладони. Пальцы другой — нервно вводят на клавиатуре цифры, появляющиеся в прямоугольном окошке поиска. На компьютере открыта вкладка: «Спутниковое слежение». Хитро! Значит, пока я искал кухню отеля, а затем и что-то похожее на оружие в ней, Парна без задней мысли раздобыла мелкую, но важную вещественную улику, и теперь применила по назначению. Находчивая будет эпитетом для неё слишком блеклым.

— А это сработает? Чёртов муссон стал причиной помех для всех приборов связи. –Недоверчиво глядит в экран Сэм.– Удивлюсь, если ему удалось кому-то позвонить из такой глуши. — Сянь Мэй косится на него прищурившись, но он не замечает.

Парна нажимает клавишу ввода. Голубая линия ленно ползёт с левого края в правый. «Устанавливаем связь со спутником. Поиск. Ждите».

— Сработает, — раздражённо хмыкает она. — Возможно, придётся подождать чуть дольше. — В нетерпении разминает мышцы шеи.

«Определён оператор связи: «Телеком ПНГ». Владелец: Саул Огио. Опознан индивидуальный номер устройства». Размытые квадраты карты преобразуются в местный пейзаж. Изображение напоминает старые компьютерные игры. Очерчивается бескрайнее море, зеленью обрастает прибрежный участок суши. Рядом на стене висит громадная карта Вевака, о которой сообщает похлопывающий по нашим с Парной спинам Сэмюэль. Зрительное сопоставление даёт некоторую информацию.

— Значит, он недалеко? Всё ещё в городе, как вижу, — заключаю я, устало облокотившись на стол.

Метки чёрными треугольниками помечают места, откуда совершались звонки с телефонного устройства.

— Смотрите! — восторженнооповещает в прошлом опытная офицер полиции, знакомая с подобными приёмами поиска отступников. Заинтересованная Мэй подкатывается на стуле, отталкиваясь одной ногой, Парна отходит в сторону, открывая ей вид. –Здесь 10:32 рядом с… — нажимает мышкой на здание; — отелем совершили звонок. Затем здесь. 11:19. Приняли перед больницей. Исходящий и входящий. Номер неизвестен, зашифрованный сигнал. А как же иначе?! — в недовольном восклицании слышится отвращение. Не как к преступному элементу, а к изворотливому пресмыкающемуся. Складывается ощущение, что она бы придушила его с превеликим наслаждением, будь он рядом.– На это нет времени, а нам придётся додумать путь отморозка самостоятельно.

— Да у него фора ориентировочно час. Чем больше торчим тут, тем дальше он уйдёт!

— Всего три вариантя, куда он можеть сбежать, — спешит поделиться доводами Мэй и складывает руки. Все поворачиваются к ней. — На машине вглубь страны на юг. — Она подъезжает на стуле поближе к карте и указывает рукой. — В аэропорт на юго-востоке или по воде на северь-северо-западь.

— Верно подмечено, куколка, — облокотившись спиной к компьютерному столу, хвалит Сэм. — Разберём варианты? Мне нравится машина, я бы на его месте поймал кого-нибудь на дороге, выкинул на землю водилу и поехал куда глаза глядят. Что не так? — Парна, смотря на него, язвительно улыбается. — Он же уголовник, ему до лампочки должны быть мораль и закон.

— Голосую за аэропорт. Он же отвёз нас на вертолёте, получается, умеет пилотировать такими штуками и найдёт транспорт здесь. А в небе, как известно, преград он не встретит, разве что… — прежде, чем закончить, понимаю ошибку, но меня с укором перебивают:

— Разве что ни у кого не возникнет помех на локаторах, сомнений в намерениях пилота и пути его следования. И… как забыть про погоду? — ехидно подмечает аналитик в платье. — Приму на себя ответственность заявить, что он отплывёт с острова: мороки меньше. Сэм, твой вариант хорош, –она ему улыбается губами и глазами, и у меня в горле горчит от ревности, словно друг на неё претендует, на мою женщину, перенимает её внимание на себя; — но, если «его ребятки» планируют пересечь границы города, то встретятся с серьёзной проверкой, а наш дорогой противник закона слишком уж выделяется на фоне обычных жителей. Тем более, что у него в заложниках весьма особенная девушка, которая вряд ли станет пособничать ему. И этим они будут отличаться от многих, — в речах её отсутствует былое беспокойство, а это значит лишь одно: она верит в победу и видит её уже достигнутой. — Ладно, в любом случае, мы обязательно дождёмся результатов сканирования. Достаточно одного маячка на карте — и мы поймём куда двигаться.

— Если это долго, тогда я схожу взять поесть. Надо кому? Чего-нибудь?

— Здравая мысль, Логан, нам понадобятся силы. Тут трое голодных. –Парна косится на отвлечённого Сэма, удостоенного её иронии. — Принеси всё, что есть. А я… попробую связаться с военными, — безрадостно выдыхает. Парна им не доверяет или изнурена нашими далеко «не туристическими походами»? Всё вместе, Логан, догадки бессмысленны.

Прежде, чем пересечь порог, бросаю взгляд на друзей: Мэй и Сэм объединяются в правом углу перед множеством мониторов, стучат по клавишам и изучают документацию; любимая сосредоточенно крутит различные переключатели и тумблеры с микрофоном в руке. Уже приступила к задуманному. Она никто, если не действует.

Всевышний, благослови торговые автоматы! Кажется, они были созданы для спасения от голодной смерти таких людей, как я. Солёные и сладкие, жирные и вредные, круглые и прямоугольные лакомства устилают все полки за плотным прозрачным стеклом. Один взгляд на них вызывает обильное слюновыделение и экстаз. За сколько исполненных желаний мне предстоит расплатиться перед этой страной? Кто-нибудь считал? А то я был слишком отвлечён от арифметики передрягами и проблемами с перерывами на спасение людей. Поганый обманчивый курорт, куда ты завёл нас? Получим ли медали за то, что вынужденно стали героями?

Старенький автомат с грохотом выплёвывает калорийные, дорогие и немногочисленные продукты. Смятое содержимое пакетиков с жареной картошкой без стеснения запихиваю в рот сразу же, прежде чем заняться пополнением желудков соратников. Набираю продуктов в новообретённый рюкзак и спешу к напиткам. Фруктовые соки и лимонады кажутся мне прекрасным подкреплением сил в наших, иссушенных физической нагрузкой, телах. Приближение к новому штабу отмечается радиопомехами, шумами и голосами, среди которых распознаю незнакомый. Неужели моя главная по связи поняла, как установить соединение с «зеленомордыми»?

— Слышим вас, полицейский участок Вевака. Это военный корабль австралийского флота «Варрамунга». Что у вас случилось? –раздаётся акцент, подозрительно похожий на говор Уайта. Объективно рассуждая, акцент Парны как уроженки того же региона также применим для сравнения, но я давно растерял с ней рядом всю логическую трезвость.

— В городе чрезвычайная ситуация, просим вас предпринять меры для спасения гражданского населения, –спокойный поставленный голос Парны заставляет забыть о голоде. Замечаю во взглядах Мэй и Сэма, отвлёкшихся от своих непонятных занятий, заинтересованность. — Здесь орудует международный преступник, известный как Харон, он выпустил тот же вирус, что и на Баное, и …

— Откуда вы знаете об этом?.. — тревожится по радио мужской голос. — Что происходит? — спрашивает его другой.

— Меня зовут Парна Джексон, и я уцелевшая с острова Баной, перебравшаяся сюда, в Вевак, вместе с пятью другими на вертолёте. Просим помощи и хотим знать, можно ли воспользоваться вашим медицинским отсеком: у нас есть раненая. Повторяю…

— Необязательно, мисс Джексон. Вас хорошо слышно. Мы немедленно свяжемся с вооружёнными сухопутными силами и отправим подмогу. Оставайтесь на месте и ждите группу медиков. Расчётное время прибытия — сорок минут.

— Не пойдёт, мистер «кто бы вы ни были». У Харона в заложниках наша подруга, и мы сейчас же отправимся за ней. А вы лучше займитесь проверкой каждой лодки, в данный момент дрейфующей в море! — резко заявляет Парна и отключает связь. Опускает пасмурный взгляд, шумно выдыхает. — Почитаешь про эту склизкую мразь, а Логан? Мы как раз прервались на полуслове. Хочется послушать чего-нибудь, пока ждём данных со спутника. — На экранах тем временем сигнал часто прерывается, выдавая ошибку, и загружает страницу вновь.

Когда все уминают принесённые закуски на стульях, я с некоторой неохотой пробегаю глазами по давно открытой вкладке. Зачем она это просит? Знать своего врага? Надо полагать, поможет, но промедление сводит все внутренности, вызывает резь в мышцах и суставах, вынуждая исполнить приписанный долг как можно скорее. Помнится, Парна роняла одну фразочку полковнику, когда мы разговаривали с ним впервые на крыше отеля: «лично снесу тебе башку, если ты соврёшь нам». Я разделял её стремления. Собственно, она в какой-то степени выполнила обещание, когда подразнила его выстрелами и вынудила упасть с большой высоты. И вот появляется ублюдок под номером два, который также лишится головы.

— Итак, Харон. Полное имя неизвестно. Дата рождения, пол, рост, вес, бла-бла пропустим… Так, владение языками: английский, эсперанто. Данные неполные, странно. В деле указано разве что… специалист в области всевозможных электронных устройств и оборудования, сетевой взломщик, связан с происшествиями во многих странах мира и сотрудничал со множеством преступных организаций. — Делаю перерыв, чтобы засунуть в рот пару вафель. — Среди прегрешений значатся: торговля оружием, участие в гражданских переворотах, срыв правительственных программ и акций, незаконное вторжение, изменение и кража секретных государственных данных. Чем занимается этот придурок? Не верю, что он один проворачивал всё один.

— Личное мнение, конечно, не порицается, но мне это мешает усваивать информацию, — с недовольством говорит Парна, втягивая через трубочку сок.

— Сраный уголовник. Как он смог обдурить нас? — хмурится вечно сердитый Сэм, разделяя порцию углеводов с мисс Мэй. Ещё бы! Он, не сомневаюсь, сытно позавтракал в больнице, пока остальные были заняты делом.

— Захвачен оперативниками в Папуа. Здесь отсутствуют конкретные данные о том, кем проводилось задержание и при каких обстоятельствах. — Отвлекаюсь на глоток газировки. — Приговорён к пожизненному заключению и доставлен в тюрьму Баноя. Запросы на выдачу[1] не рассматривались в связи с тяжкими международными преступлениями. Странно, что допросы или пытки, или как там добывают информацию, к нему не применялись. Или он такой каменный? Вряд ли. Похоже, он просто взломал досье и изменил данные, есть ли смысл читать дальше? — предполагаю совершенно незаинтересованно, так как понятия не имею о хитросплетении «компьютерных преступлений». Я научен фильмами и играми, где процесс взлома показан нажатием одной кнопки.

— Там есть психологический портрет его личности? — Мотаю головой и успеваю только открыть рот. — Пидорас! — стиснув зубы выплёвывает возлюбленная, и мне становится не по себе. Глубоко подышав, она продолжает: — Если это всё, можно двигаться. Данные пришли. — Сэмюэль с удивлением в раскрытых глазах дёргается к монитору с электронной картой местности.– Он движется на запад по береговой линии. Ждёт лодку. — Если уже не дождался, раздумываю я, но страшусь озвучить мысль вслух. –Срежем через парк по прямой и окажемся на пляже. Не должно быть далеко. — Она бросает многозначительный взгляд на экран.– Я просто хотела сказать вам, если хоть отчасти эта биография верна, при помощи Йеремы херосос способен погубить население целых государств! Его нужно схватить за яйца, и быстро! Готовьтесь, — командует Парна и встаёт со стула. — Я за одеждой и снаряжением. Мэй, тебе принести курточку?

— Да, било би неплохо. –Кивает, и её чёрные шелковистые волосы спадают на лицо. — Ми с Сэмом обнаружили, что здесь есть связь с грёмкоговорителями по горёду. Ми передадим сообщение жителямь и выдвинемся.

— Толково, шпионка, –одобряю её замысел.

— Вообще-то это я придумал, — недовольно хмыкает друг.

— Странно, что полицейские сами не сообщили об опасности жителям. Внутри участка не видно никаких следов насилия. Тогда куда они подевались? — оправданно задаёт вопрос Парна.

— Никуда. На камерах наблюдения видно, что почти весь здешний штат заперся на нижних этажах, рядом с оружейной и клетками заключённых. Они боятся.

Я бы тоже побоялся и вряд ли стал кричать в микрофон о неведомой хрени, угрожающей здоровью! А ещё и раздавать инструкции, не входящие в заученный перечень. Полиции пора задумываться над созданием отдела, занимающегося противодействию проблемам с зомби.

— Трусливые импотенты, –любимая упирает недовольно руки в бока, как всегда не стесняясь забористых выражений.– Хорошо, пусть мнут подошвы, пока мы справимся с их обязанностями.

— Парна, говорить ли о том, что в городе есть пресьтупник?

Она щурится и кусает губу, задумываясь, возможно, о разных вероятностях.

— Нет. Сами разберёмся с ним, иначе породим дополнительную панику. Он занервничает и поменяет планы, а нам стоит настигнуть его, пока этого не произошло. Лучше пусть думает, что далеко оторвался от любых преследователей. — Озвучив несомненно разумный план, с которым никто не посмеет спорить, горделиво замолкает, пока в уголке её рта таится улыбка. — Собираемся в приёмной, как закончите. Удачи, — бросает через плечо и уходит в коридор участка, где, руководствуясь указателями, спешит в раздевалку. Так как причин оставаться я не нахожу, то следую за ней.

Неужели этот гадёныш всё предусмотрел с самого начала? С того момента, как мы взлетели, у него уже всё было схвачено. Остаётся только изумляться тому, как он прошёл полицейские проверки и забрал из закрытой зоны научного центра девушку. Он же в вертолёте ещё швырнул фразу, которая мне крайне не понравилась, но я был таким сонным, что пустил её на самотёк. Зря. Постойте-ка, а он в итоге захаживал в отель, раз угрожал тем мужикам в приёмной и забрал телефон. Было ли у него в планах убить нас?

— О чём размышляешь? — спрашивает Парна, примеряя по порядку тёмные куртки с логотипом правительственных структур. Найдя головной убор, садит его на макушку и игриво скользит рукой по козырьку, пародируя полицейских из стареньких мультиков.

С улицы доносится объявление голосом Сэмюэля. На редкость слаженное и неэмоциональное. Неужели его смутило осознание того, что мисс Сянь (ну и обращеньице!) своим коверканным акцентом посмешит народ? Это могло расслабить напряжённую обстановку. Всем нам нужен покой.

— Плохо себя чувствуешь? — Она находит подходящий размер и ловко застёгивает куртку. Я не могу собраться с мыслями, протираю глаза и глупо смотрю на женщину, форма на которой скрывает всё то, что мне любимо.

— Это так очевидно? — отшучиваюсь я и развожу руками. — Просто задумался над тем, если Кевин… — прекрасно с недавних пор осведомлённый как плохо, нет, сверхпрезрительно Парна относится к беглому заключённому, тут же исправляюсь: –придурок всё заранее продумал, то зачем ему надо было хулиганить в нашем отеле? Взять телефон он мог у любого прохожего.

— Хм. Очень рискованно в форме заключённого бродить в людном районе, знаешь ли, — сияет улыбкой, обнажая зубы. — Он и представить не может, как ему повезло не издать шума, поскольку я бы уделала его голыми руками!

И голой, вероятно, тоже. Возвращаюсь в воспоминания давностью в несколько часов и задаюсь очередным вопросом: почему она пришла ко мне в номер? Теперь эта женщина стала настолько важной, что заставляет меня очертя голову бросаться на любую опасность, лишь бы защитить её, оградить от бед. И она непокорно мчится вперёд, навстречу непредсказуемому преступнику, в её тёмных больших глазах — жажда мести, расправы над тем, кто позволил прикоснуться к девушке, судьба которой так же безутешна, как и её. Если подумать, то моя жизнь до знакомства с ней была неполноценной, неявной, блёклой, надуманной; Парна стала важнейшим компонентом, без которого я больше не представляю себя живым. Когда всё это закончится, обязательно увезу её к себе, в южный и приветливый Сан-Антонио, где покажу свой дом, который, надеюсь, в будущем станет нашим. И позволю сделать с ним всё то, чего взбредёт в её упрямую и умную голову. Чёрт возьми, я ведь готов измениться ради неё!

Минуя меня она энергично выходит из комнаты; в её разуме уже очерчен план действий, сердце бьётся в ярости, ноги несут её убивать. Я обязан оберегать её любой ценой. Слышишь, Картер?! Запомни этот миг! Ты делаешь большие успехи в постижении бескорыстия.

— Идём, герой, настала пора вершить подвиги.

— Да, конечно, — пространно бросаю я, пытаясь не поддаться на искушение уговорить её остаться. Вся эта адовая чертовщина может закончиться прямо здесь и сейчас, нужно только дождаться военных. Они во всём разберутся, убьют заражённых, спасут невинных и накажут виновных. Возможно, даже вызволят из плена Йерему. Чем она привлекла подонка? Если в ней тот же опасный вирус, то тогда ему немного осталось, прежде чем стать безмозглым мешком. Йерема же обратится, да? Все же обратились. Кроме нас…

Но правильнее идти. Этот выбор сложнее понять и вынудить себя следовать ему, так как он совсем нелёгок в исполнении. Но это правильный выбор с возможностью совершить добрые поступки, а Парна любит добрые, правильные поступки. А я люблю Парну, поэтому нехитрый логический ряд приводит меня на единственную дорогу.

В коридоре слышится счастливый женский смех, напоминающий беззаботный детский, и я вижу, как из-за поворота Сэмюэль быстро выкатывает Сянь Мэй на стуле и уводит к главному входу, минуя препятствия из разбросанных папок, макулатуры и личных вещей. Любимая недоумённо косится на них, а я прихожу к мнению, что желаю слышать смех чаще. Хочу спокойствия, чтобы мы выбрались отсюда раз и навсегда. И никогда больше не посещали подобные курорты для отдыха, что навечно останутся в памяти взаимоисключающими. Песчаные пляжи, облитые человеческими внутренностями; тёплый воздух, разносящий вонь гниющей плоти; тихое побережье с рычащими монстрами. От всего этого страстно хочу избавиться.

Уже у выхода, когда мы готовы безудержно мчаться в рвении опередить действия Кевина, совершённые им час назад, я прошу всех остановиться и отложить оружие на минуту. Да, я в курсе текущего постановления: «меньше на месте зависаем — быстрее пидора настигаем», однако я не колеблясь беру за руки девушек своими, взглядом намекаю Сэму сделать то же самое.

— Не совсем так, как это происходило у нас, но главное — добиться телесного контакта. Чувствовать команду, передать им свою энергию.

— Что. Ты. Делаешь. Логан? — растянуто спрашивает Парна, будто издевательски. Сэм тоже не понимает и хмурится, Мэй, кажется, осознаёт происходящее, и я не в первый раз мысленно благодарю её проницательность.

— Ребята, я провёл с вами всего несколько суток и не знаю как выразить признательность за всё то доброе и… самоотверженное, что вы делали. Как минимум, я уже не могу представить себя без вас. Да я попросту бы не стоял здесь сейчас, я жив благодаря вам! — стараюсь говорить уверенно, но голос дрожит. — Мы спасали шкурки друг другу множество раз, ввязывались в неприятности… Как же волнительно! Не совсем верно излагаю… — Никто не перебивает, в молчаливом согласии подтверждая мою уверенность в них и уважение. — Но не знаю как точнее, — мнусь в растерянности, хотя прекрасно понимаю что должен сказать. Я напрасно не репетировал, однако эти слова стоило озвучить перед всеми ещё в ночь первого дня на острове, когда заснули рядышком в церкви. — Мы были в грёбаных перестрелках с бандитами и убивали сотни чудовищ. Наши приключения и опыт многого стоят, разве вы не согласны?! –нащупав важную тему, восклицаю смелее: — Знаете, что самое главное из этого следует извлечь?

— Что мы отменные надиратели зомбиных задниц, –уверенно заявляет друг.

— Вееерно, –с сомнением выдаю я, улыбаясь, — а ещё?

— Что ми уцелели, — гордо утверждает Мэй Сянь.

— Очевидно же. — Поворачивает лицо женщина, зажигающая во мне огонь. — Мы отличная команда.

Ничего не говорю, реакция решает за меня выдать добродушный смех. Каждый ответ был в какой-то степени прав и верен. Каждый пробудил в душе уверенность и надежду на счастливый конец. Какой и должен был произойти, когда мы оторвались от пропитанной кровью тюремной крыши на вертолёте.

— Давайте разделаемся с ним и отлично попируем вместе. Приглашаю к себе, отменно оторвёмся за мой счёт. Договорились? — слишком воодушевлённо предлагаю, вглядываясь в лица намного серьёзнее моего. Они лишь участливо улыбаются. Безотчётная реакция всех, кто не хочет, чтобы их несогласие или сомнение кого-то обидели.

— Обязательно, друг, придём и повеселимся. Ради такого стоит разобраться со всем дерьмом, — как-то невесело отвечает Сэм, разрывая цепь из рук, и подхватывает мной найденный молоток.

— А сейчас за дело. И быстро. Нагоним засранца и убьём его — он даже опомниться не сумеет. –Моя мисс хладнокровие проверяет боеприпасы, поднимает с пола и перезаряжает винтовку.

— Данные со спутьника показали новое месьтоположение. Онь идьёт западнее, совсьем рьядом с морем. Дюмаю, ми сможем найти его в какой-нибудь прибрежной хижине, — обращается Мэй к Парне, кто стала выглядеть довольнее от полученных известий. Она наметила жертву и желает разобраться с ней. Хищница. Ей нет дела до моих сентиментальных придурей.

И вот, двое из нас с огнестрельным оружием, двое — с холодным, мы отправляемся на своё последнее задание. Буду надеяться, что последнее. Встреча с «главбоссом» не предполагает побочных ответвлений. Этому можно было научиться даже из видеоигр.

Заражение началось в прибрежной области, и в основном чернокожие чудики вяло нападают на близлежащие хибары в поисках пока ещё не попавших под его действие горожан. Хорошо, что чудиков мало, и они не способны разжечь такой же «пожар войны», что и на Баное (проклятье, когда я перестану упоминать его?!). Хорошо, что и мы, и полицейские устраняют их один за одним, пока они слепо бродят по округе не видя дальше десятка футов[2]. Вевак и близко не стоит со смрадными переулками и рынками Морсби, где то тут, то там с сиплыми рычаниями заражённые наваливались сразу группами. Несмотря на выеденные мозги и мышцы, они имели все шансы прижать к ближайшей стене и впиться остатками челюсти, пока на твои крики о помощи не отреагирует напарник. Здесь всё проходит намного легче, насколько я могу рассуждать из своего богатого опыта обращения с обращёнными.

Босыми ногами ступаю по хладной земле, голову каждый момент времени мочит вода, пробуждая сознание и не давая отрубиться на месте, в незнакомом неудобстве в поисках давно утраченного покоя и отдыха. Огибаем рынок с левой стороны и движемся строго прямо по некогда оживлённой улице со слишком простой городской архитектурой гаражного типа. Встреченные полицейские держат оборону на входах зданий, приглашают нас внутрь. Люди с высунутыми из окон лицами также манят руками, в испуге поджимая рты. Но мы не потерпевшие, мы виновники трагедии. И мы идём исправлять свои ошибки, приобретающие размах катастрофы для Вевака. Кто сильнее страдает от нахлынувших на головы бед, подобного этому непрекращающемуся дождю: жители города или мы? Вопрос той ещё сложности.

Незадолго до отлёта меня предупредили о Веваке, перевалочном пункте для пересадки на судно, проследующим на курортный остров. Непредсказуемость водной и воздушной стихии должны были на какое-то время оставить в гостях у папуасов, но, к счастью, яхта забрала меня почти сразу после сошествия с трапа аэробуса, чертовски долго летевшего до места назначения.Мне советовали здешнюю кухню, места с красивыми пейзажами и пару достопримечательностей. Как раз одно из них виднеется впереди, на первый взгляд даже не особо различимое среди других зарослей — с коротко постриженным газоном парк. Один из мемориалов погибшим в Последней мировой войне. Место, в котором произошли последние сражения между австралийскими и японскими войсками, вовлёкшими — не иначе — и жителей провинции… Сепик, как утверждает каменная плита на входе. Как по-человечески не обозначать среди противоборствующих сторон виновную. Миролюбивая нация. Символичное место для того, что положить конец войне с преступником Кевином Куази-или-не-Куази, который, по представлениям гения дедукции, устроил или хочет устроить не менее чудовищное бедствие.

Этот мемориальный парк меньше загородного и не столь щедро обставлен техникой и скульптурами, но служит живописным местом для прогулок жителей. И даже сейчас, покамест вирус пополняет список всё новым числом жертв, от посетителей нет отбоя. Во-первых, сразу же заковылявший к нам охранник, скорее всего недавно защищавший парк от таких как он, угрозы; во-вторых, группа легко одетых местных, наряды которых сорвали зубами; в-третьих, наконец, пугало с огромными раздувшимися руками, в беспокойстве снующее рядом с бронзовой статуей трёх воинов в центре — участников Последней мировой. Мне кажется, или над головой появляется красная неровная полоса с названием побочного задания — «убить монстра, угрожающего расправой местным гражданам» или это просто мигрень? К слову о боли: игнорирование коленки не спасает от рези и сопутствующих неудобств. Кажется, она напоминает о себе с большей силой. И это не какое-то там самовнушение, а вполне настоящее побочное действие чрезмерного напряжения. Мне срочно нужны таблетки или алкоголь. Или всё вместе. Поспешно я отказался от своих «наркотиков». Невозможно бросить привычки так скоро.

— Займёмся им, — предсказуемо командует Парна, кивая на упомянутое «в-третьих», и я, чтобы поскорее разобраться с замедляющей нас проблемой, выстреливаю почти весь магазин. Подхватившие друг друга за спины Мэй и Сэм плетутся сзади и прибывают вовремя, чтобы насмотреться на устроенное мною представление.

Что я сделал не так? Однозначно поспешил, предположите вы, и будете правы, потому как стрелял предварительно не пошевелив мозгами и не предупредив никого, да и толком не прицелившись. Итог: как и ранее встреченные «особые» заражённые, он так просто не дался. Для чего ему нужны наросты, я понимаю, когда он приседает и защищается от пулевой очереди, а когда я прекращаю жать на спусковой крючок, подходит и прямо передо мной давит до состояния окровавленного панкейка этими огромными бледно-коричневыми ручищами голову одной из ходячих рядом. Я отскакиваю и на всякий случай отбегаю сердитой собакой. Замахнулся «лаять» на незнакомца, который мне явно не по зубам.

— Ну что ж, он бронированный. Я немного удивлён, — изрекаю гордо, как первооткрыватель.

— Молодец, — то равнодушие, с каким Парна произнесла слово и вздохнула, заставило меня сомневаться в том, что она не насмехалась, — На твоём показательном примере мы подумаем над более смышлёной тактикой боя.

— Стрелять, как видно, не вариант: просадим все патроны, — делает вывод Сэмюэль. — Банойские ублюдки тоже пули не жаловали.

— Его морда однозначно менее всего защищена. Давайте заставим нам её показать, — призывает через плечо Парна.

Тем временем мутировавшее чудовище настигает ближайшую живую цель. Нужно ли говорить, кого?! Едва не лишаюсь винтовки, успевая прижать к себе, когда он пытается буквально расплющить её между своими лапищами в дюймах[3] от моего лица. Полностью понимая смысл его атак, отбегаю в сторону и встречаю другую угрозу, но менее опасную и оттого более предпочитаемую, поэтому в ход идут метательные ножи. Оставаться рядом с тем чудиком без чёткого плана мне становится неловко и страшно, как при первой встрече с самоубийцей или костлявым мясником… или каждым безобразным, представляющим смертельную угрозу. Чёрт возьми, я никогда не избавлюсь от тех жутких образов?!

— Сэмюэль, Логань, отвлеките монстра, чтобы Парна нашла его слабые точки! — раздаётся тонкий женский голосок сзади, но тем не менее сильный и руководящий. Сянь Мэй, приодетая в тёмную полицейскую курточку и более не дрожащая, освобождается от хватки друга, прихрамывая доходит до ворот и вступает в схватку с заражёнными, подоспевшими на звуки стрельбы и громких разговоров, при помощи вакидзаси. Под ловкими неустанными движениями отлетают сперва кисти, а потом и головынеповоротливых нападающих, привыкших, видно, к лёгкой не сопротивляющейся пищи. — Иди! — обращается повторно к Сэму, который жалостливо провожает её взглядом.

Приняв во внимание доходчивое указание, выдыхаю, готовясь действовать максимально серьёзно и расторопно. Очень не хочется вновь подставляться под зубы людоедов: и так слишком много напоминаний осталось. Даже думать о них больно. Задание по уничтожению противников перешло в разряд выполненных, и я как обычно в последнее время спешу браться за следующее. Недавно заметил за собой, что заниматься самодеятельностью и раздумывать над планом мне не свойственно: годы подчинения родителям, учителям, тренерам, врачам и надсмотрщикам (особенно им!), дали о себе знать. Я спортивный игрок, способный придумывать план действий только на игровом поле, а эти испытания показали, что я иногда терялся на такой огромной местности, полной обезумевших, придурков, бандитов и садистов без намёка на мяч, счёт или рогатые ворота. Да и не зря говорится: много поваров портят похлёбку. Посему позволял командовать тем, кто влился в атмосферу дикости раньше меня.

Сэм Би разбегается, стучит чудище по касательной молотком и отпрыгивает в сторону.

— Ну что, мудак, вот он я, иди доберись до меня! — Тварь послушно оборачивается на дразнение. Обижается она или гневается — не ясно: признаки человеческого лица стёрлись, уступив мутировавшей гримасе, напоминающей ожившее дерево.

Лишившись патронов, я вынужден кинуть ножик, но он предсказуемо отскакивает от него зубочисткой от стены. Мои воздействия на него настолько смешны, что Парна этого даже не скрывает и улыбается, а деревянный молоторукий мутант попросту игнорирует. Что же сделать, чтобы не заиметь в такой ситуации какую-нибудь позорную кличку?

— Так не пойдёт. Придётся «раскрыть его», — метафорично предлагает план действий Сэмюэль, но я не понимаю, как это сделать. Показательно пожимаю плечами. — Когда он будет атаковать, хватай его культю, а я — другую!

— Боже мой, ты серьёзно? А нам хватит сил? — Мы с Сэмми не были из разряда хлюпиков (а если подумать в таком ключе, то он, высокий и крепко сложенный, прямо Майкл Оэр[4], отлично бы сыграл бокового защитника!), но размеры ручищ мутанта поражают своими объёмами. — Хорошо, — сокрушённо соглашаюсь, не имея в запасе более приемлемой идеи. Точнее, не имея их у себя вовсе. Как же хочется, чтобы за меня сделали всю грязную работу. Эгоистичная усталость вопит, заглушая остальные мысли.

В тот же миг, будто получив сведения о наших атаках, чудовище группируется в защищённую каменную крепость, закрывая себя лапами римским легионером, и неспешно двигается к главной угрозе — Парне Джексон, несмотря на погоду, источающей боевой жар. Она занимает статичную позицию, как опасная автоматная турель, и готовится выстрелить в ту секунду, когда обнаружит своими сенсорами уязвимую область врага, так как головы всех предыдущих угроз уже снесла. Она пускала каждую пулю по назначению, не понаслышке зная, что такое экономия боеприпасов. На последние Баной был беден, но Парне каким-то образом удавалось много стрелять. Она знала тайный секрет изготовления пуль, что ли?

— Парни?! — с волнением обращается она, предчувствуя надвигающуюся опасность. — Я всё ещё не вижу его морды, — заявляет так, будто мы сами не понимаем.

С Сэмом накидываемся на громилу и начинаем с усердием наносить удары имеющимся холодным оружием. Что самое удивительное, он невозмутим. По каким-то ему известным причинам, он как средний полузащитник выбирает себе мишень в лице моей женщины, «центровой», «разыгрывающей мяч», невзирая на все наши старания. Пинки и ругательства также не привносят изменений.

— Ребята?! — снова кричит она, и во мне почему-то просыпается раздражение. — Я готова, — выдыхает решительно, и я с тревогой в сердце понимаю, что Парна собирается стать приманкой. Надеюсь, отпрыгнет от его дробящих молотов. Или… постой, Логан! Ты обязан не допустить того, чтобы её вообще ранили!

— Идёт, девочка. –Поворачивается к Парне со спокойствием друг-верзила. — Картер, наваливаемся на угрёбка!

Настаёт время тактически-грамотной обороны центрового. Слышится потрясённый стон изо рта Мэй, и мы игроками линии нападения хватаемся за бронебойного, предотвращая атаку — и никакого штрафа за «задержку» или «вторжение[5]», класс! Твёрдый, скользкий и противный на ощупь, он, к счастью, поддаётся на наши потуги. Или… планирует раскрыться для контратаки?!

— Давай! — в один голос с Сэмом кричим Парне, готовой с того момента, когда увидела чудище.

От неё исходит аура ярости и расползается во все стороны, силы приливают к мышцам и дают преимущество в битве. Пули с огромной скоростью поражают нежную человеческую мякоть мутанта, заставляя упасть ничком на землю. Враг повержен. Парна даже не шелохнулась. Ситуация зрелищнее дуэлей в моих излюбленных вестернах. Я завожусь.

— Прекрасно сработано, друг, — получаю похвалу и до меня доходит, что не знаю фамилии человека, с которым участвовал почти в боевых действиях. А может я зря преуменьшаю бедственность «кровавой карусели»?!

— Сэм, раз уж у меня тут наметилась викторина личных вопросов. — Кошусь взглядом на Мэй, которая, хромая, медленно нагоняет нас. — Могу я унять любопытство и спросить твою скрываемую фамилию?

— Битти, друг. Я не скрываю её, просто не афиширую. Сценический псевдоним ко мне прилип, как блохи к собаке.

— Крохотный Сэмми? Да ладно, — усмехаюсь своей нелепой шутке, глядя на великана Сэма.

— Помолчал бы ты, Картер[6]…

— Хэй, помогите мне!.. — слабым голосом кричит местный, перебивая наш шутливый разговор. Темнокожий, но заметно светлее остальных граждан Вевака, лысый мужчина средних лет с трудом выползает из кустарников с длинными раскидистыми листьями; изгрызенная рука беспомощно волочится за ним. Укушенный. — Мне сложно двигаться, мышцы не слушаются, — акцент его подозрительно похож на южноамериканский.

— Тебя укусили, да? Тогда у тебя одна дорога. От этого нет лекарства, — обрекаю его скорбным тоном. Слишком много жизней уже утеряно навсегда.

— Да, приятель, он прав, мы видели, что стало с тем, кто пытался излечиться, — подтверждает мои слова друг, высясь крепкой фигурой над низкорослым мужиком, кажущимся ещё более чахлым. — И ты, можно сказать, счастливчик, если не видел того устрашающего мутанта.

— Вы?.. — захлёбывается он. — Вы же не можете говорить такое всерьёз? Не так ли? — Мы переглядываемся.

— Поверь нам. Мы с Баноя, если тебе это о чём-то говорит. Так что выбирай: хочешь, чтобы мы позаботились о тебе, или — неотвратимая и невыносимая боль, какая со временем превратит в одного из этих чудовищ, — предложила выбор Парна, бесстрастная как всегда. Ну, почти всегда.

— Но… как человеку смириться с таким? — Мотает головой в растерянности. — Оставьте тогда мне, пожалуйста, ваше оружие, чтобы я…

— Ми спешим, и оружие ням горазьдо нужнее, — один из немногих моментов на моей памяти, когда Мэй отказывает помочь страждущим. Глядя в её потухшие узкие глаза, понимаю, это даётся ей нелегко. — Деляй вибор, и мы уходим.

— Да, не обессудь, мы очень заняты! — вставляю и я свою пару центов.

— Хорошо! Хорошо! Сделайте это… — Он жмурится и опускает голову к мокрой лужайке, принимаясь тихо читать молитву, вроде на испанском. Её прерывает пистолетная пуля, не воспроизводя видимого впечатления сочувствия в стрелявшей.

Не знаю, каким Богам ты пробовал молиться, парень, но здешние давно оставили надежды помочь Новой Гвинее. Кто и может разобраться со всем этим, так это только мы, а мы, как известно, далеко не святые.

— Пляж — следующим поворотом направо. Двигаемся с удвоенной скоростью. Сможешь идти быстро, Сянь Мэй?

— Да, я постараюсь. Всё благодаря удёбной обуви.

— Но я всё равно поддержу тебя, даже если ты будешь против, — голосом ласковым, почти пластичным, что его можно помять в ладонях, произносит Сэмюэль. Неужели я был с ней таким же обходительным? Мэй благодарно кивает ему, и они снова становятся сиамскими близнецами, сросшимися где-то в районе торса.

Мягкий оливковый газон парка выводит на мощёную камнем дорожку улицы, но мы торопливо покидаем твёрдую почву ради мокрого, почти студёного, песка. Я и Парна без лишних сомнений перелезаем через низкое металлическое ограждение, отделяющее прибрежную тропу с рыбацкими хижинами и домишками, построенными из местных природных материалов, от береговой линии. «Близнецы» остаются чуть выше уровня моря из-за несамостоятельности Мэй: передвижение по мокрому песку затруднительно, а в её случае ещё и усугубит травму.

Вдалеке, за пальмами, на синем горизонте, виднеются схематичные тёмные силуэты военных кораблей. Отправленных лодок с помощью пока не видно. Вероятно, это и правильно, что с незамеченной ранее и упущенной угрозой — Кевин, я о тебе — мы расправимся сами. Вероятно. Себя в этом ещё стоит хорошенько убедить.

Чуть выше открывается простор, роскошный, неограниченный, не охватываемый взглядом, даже если крутить головой как сова. Небо в Веваке не поддаётся описанию, оно не просто серо-ватное или голубо-перистое, оно словно с солнечным просветом надежды висит над городом, увеличивая его маленькие размеры в несколько раз. Я думал, что влюбился в синеву Галвестона[7], но в здешней — есть нечто притягательное, успокаивающее. Задумываюсь над тем, что оно-то видит всё и всех, а вопрошающих оглушает громом, смысл которого не слишком-то понятен обычным людям. В таком случае, где же найти более сговорчивого свидетеля, а?

Решаем идти параллельно друг другу, внимательно изучая местность: Сэмми и мисс Мэй проверяют и по возможности входят в каждую встреченную хибару с треугольной крышей (как их ещё ветром не разметало?!), надеясь обнаружить преступника с подругой. Дома либо пусты, либо заперты: внутри тихо. Какова вероятность того, что мы их пропустим? Он же не какой-то там придурок, чтобы остановиться на видном месте, а вламываться во внутренние помещения само по себе кажется аморальным и уголовным. Вооружённый разбой и незаконное проникновение в частную собственность… ох. Какие Парна вообще возлагает надежды на успех в поисках?

Поражает действенность сообщения из громкоговорителей. Казалось бы, оповестили жителей спустя приблизительно два или три часа после начала безумия, но они вовремя отвлеклись от своих рутинных дел и заперли дома; или бросились в места, обозначенные как более безопасные, чем их жилище; или доблестные полицейские отряды помогли им найти убежище. В Морсби всё обстояло иначе: монахиня своими сообщениями привлекла не так много народу, несмотря на наши старания с включением вещательных приборов! Эх… Там ситуация была гораздо серьёзнее и не оставляла шансов найти уцелевших, а в подобной — когда каждая прошедшая минута уносит чью-то жизнь под гнусные рычания, хочется поскорее покончить с вевакским бардаком.

Вижу перед собой группу обращённых рядом с невзрачным худощавым чучелом, слабо походящим на человека, и во мне нарастает гнев. Стремлюсь к ним, пока любимая находит собственных врагов, скашивая их пулями. Закреплённые на поясе ножи идут в ход и разят банду нежити во главе с чучелом в грудные клетки, шеи и головы, застревая и оставляя глубокие раны в мяклых телах. Когда трачу весь арсенал, инстинкт заставляет отпрыгнуть в сторону — рядом проносятся две искривлённые человеческие кости и падают на песок. Воздействие это производит скорее психологическое, нежели травматическое: скорость их полёта слишком мала, чтобы ранить. Я бы даже ушиба не получил! Но откуда они? Решаю рассмотреть поближе поражённые тела и попутно собрать метательные ножи. Одно лежащее на спине ещё дёргается: то самое чучело с аккуратными, открытыми округлыми ранами на месте рёбер. Очевидно, растратив свой «метательный запас», мутант лишился костной опоры и свалился наземь. Печальный экземпляр. То, каким образом вирус меняет людей кажется просто омерзительным. Почему он вызывает такие сильные мутации в организме? Многие стали обычными ходячими с зубами и когтями в качестве оружия, вполне безобидные, если сравнить с другими особями. Ох, к дьяволу эти гнусные размышления, где им самое место…

Ритмичная монотонная прогулка по безлюдному и — слава небесам! — беззаражённому пляжу начинает надоедать. Отдалённо окружение напомнило мне книгу, прочитанную ещё в подростковые годы (весь цикл писателя, конечно, отменный и динамичный), где львиную долю повествования занимал пляж. Бесконечный и одинаковый, как этот. Хорошо, что в нашем мире нет ужасных омаров. Ургх! Зато хватает заживо съедающих людоедов. Бррр! Дождь нахально отвлекает от погружения в мысли чуть приятнее реальности.

Парне, как бывшей полицейской, должно быть известно о разрушительных свойствах погоды: некоторые улики и следы легко смываются. Тогда что она пытается найти?

И вдруг, как будто бы в противовес моим скептическим рассуждениям, находим свежий труп.

— Будьосторожен с этим. — Кивает она. — Он может внезапно напасть.

Я вздрогнул. Со своими словами осторожнее, ты же молчала всю дорогу! Впрочем я прислушиваюсь к совету и с опаской приближаюсь к едва ли мёртвому. Почему едва ли, спросите вы? Потому как вы вряд ли бродили по закоулкам многократно проклятого Морсби и отдирали от своих шорт и юбок (слава небесам и тупоголовости заражённых, что одежды, а не кожи!) присосавшихся лежачих. Вы не овиделись. В рядах бродяг, бегунов, громил, жирдяев, самоубийц, психов и мясников встречались и паскудные лежачие, ожидающие, пока вы приблизитесь на расстояние укуса. И если находкой Парны окажется таким, предостережение держаться подальше — не лишнее. Ни на первый взгляд, ни на второй — он не проявляет признаков, какие отличают его от обычного трупа. Ни дёргается, ни тихо мычит. В таком мире подобное странно. Я хочу обратно в свой, не в тот, который навязал наш дружок Кевин.

— Смотри. — Переворачивает Парна руками тело с осторожностью. — Был подстрелен будучи живым. По моим соображениям, дело рук Харона, — довольно празднично замечает она и находит в песке автомат, по всей видимости, ранее принадлежащий полицейскому. — Сучонок лишил нас боеприпасов, ха. Мы на правильном пути.

Тут же перед взором появляется чёрно-белый тандем друзей. Я не их цвет кожи имею в виду. Образ «Инь и Ян» недвусмысленно приходит в голову, символизируя бесконечную борьбу светлого и тёмного, позитивного и негативного. Противоположностей. Не может быть никакой «окончательной победы» одного над другим, нет ничего окончательного, нет конца как такового. Только хренов баланс между ними.

— Как-то вы подозрительно вовремя появились в «ключевой области», — говорю я новоявленным воплощениям одной из японских или китайских философских концепций.

— Тропинка свернула на берег, поэтому мы и здесь. Думаю, так сделали нарочно, чтобы людям удобнее попасть в тот ресторан или кафе. — Сэмюэль тянет руку, указывая вперёд, на белоснежный свод колонн. Вид его самовлюблённый и гордый, как часто бывает у меня. Только в последнее время я не блистаю здравыми идеями.

Достигаем красиво оформленного открытого заведения почти бегом и сразу же замечаем следы недавних посетителей. Больше уверенности, чем сомнений относительно тех, кто нам и нужен. Или Парне, что равноценно при складывании нашей втроём причастности и её. Хотя я могу ошибаться.

— Давяйте осмётримся, — кажущийся мне шепелявым, раздаётся женский голос.

Окинув четырьмя парами глаз приблизительно дюжину столиков, обнаруживаем застреленного заражённого и поднос с тарелками, остатки еды на них выглядят довольно свежими. От построения догадок на этот счёт отвлекает одна деталь, вызвавшая всеобщее молчание. Брошенные на полу наручники. Потрясённое безмолвие распространяется даже на мысли. Смотрю на друзей, сверлю их лбы, силясь увидеть подсказки о том, что захватило их умы, но я совершенно пуст в предположениях. Даже догадываться лень.

— Ещё одна улика, да, девочка? И что она, мать твою значит? — вкрадчиво спрашивает Сэм, петляя вокруг столов.

— Что мы продолжаем идти правильно. Шанс того, что это оставлено Йеремой, очень велик. Но не могла же она его скинуть нам как подсказку к её местоположению? — рассуждает Парна, выходя за рамки собственного понимания ситуации. — Это какая-то бессмыслица!

— Она нашля способь сбежать от него? — гипотеза невероятности прилетает в наши уши от наивной Мэй.

— Или же более неутешительный вариант, — складываю руки, размышляя об уместности своих выводов: — Она переметнулась на сторону врага.

— Бред, зачем ей… она могла его обмануть! — усердно упрямится в своих доводах Парна, и на этот раз я не могу с ней согласиться. Когда это всё началось? Часа два-три назад? Надо же! Какая у Кевина степень в области промывания мозгов? Мы не знаем, а Йерема, дикая девчонка из джунглей, так вообще ни о чём не догадывается. Уж не знаю, какие у них вышли скитания, но в завершении всего мирно кушать в ресторане мне преподносится слишком неестественным для враждебных настроений.

— Выясним у неё сами, когда найдём.

— А лодка-то не из военных, — скептично отмечает неумолимая ненавистница Харона, повернувшись к берегу.

— Похоже на морскую яхту, — уточняет её подруга.

— О чём вы? — спрашиваю, вместо того, чтобы устремить взгляд туда, куда и девушки. По волнам несётся приличных размеров судно. Судя по отсутствию пирсов и причалов, яхта не сможет прибиться близко к берегу. Какой смысл тогда ей двигаться сюда?.. Разве что…

— За нашим дружком, — опережает меня мистер, совсем не крохотный, Битти, загораживая обзор. — Его эскорт прибывает. Гадёныш рядом.

— Выглядывайте его по округе и соблюдайте осторожность! Он вооружён. А уж о его опасности я точно умолчу! — проверяя магазин винтовки, предостерегает Парна. Если оценить воинственность её вида, скажу, что сейчас она выглядит наиболее впечатляющей.

— Пойду в ту невысокую хижину. Если они рядом, то могли укрыться в нечто подобном.

Вывеска на строении из бамбука и пальмовых листьев угрожающе свисает справа от входа. «Прокат спортинвентаря для незабываемого отдыха» гласит она, а я чувствую непередаваемую словами тревогу, пересекая порог. С парализованными мыслями несвойственно сжимаю автомат, как пакет с продуктами. Бдительность решает меня оставить.

____________________________________________________________________________________________________

​[0] В криминалистике — различные изменения в элементах вещной обстановки окружающей среды, возникающие в результате механического, химического, биологического, термического и иного воздействия во время преступной деятельности.

[1] Или экстрадиция (лат. ех — из, вне и traditio — передача) — форма международного сотрудничества государств в борьбе с преступностью, заключающаяся в аресте и передаче одним государством другому лиц, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступления (для судебного разбирательства), либо лиц, уже осуждённых судебными органами другого государства (для исполнения приговора).

[2] В переводе на сантиметры — 304,8.

[3] В английской (имперской) системе мере равен 2,54 см.

[4] Майкл Жером Оэр (р. 1986) — профессиональный игрок в американский футбол, играющий за клуб «Пантеры Каролины», до этого на той же позиции в «Воронах Балтимора».

[5] Нарушения правил в американском футболе: в первом случае игрок держал или тянул игрока команды противника, у которого не было мяча; а во втором — до броска игрок защиты пересёк линию розыгрыша и совершил контакт с игроком линии нападения или между ним и распасовщиком не было игроков.

[6] Основная корпусная деталь машин или механизмов (двигателя, редуктора), коробчатого строения, предназначенная для опоры рабочих деталей, их защиты и размещения запаса смазочного масла. Названа по фамилии английского инженера.

[7] Город в юго-восточной части Техаса, США, на острове Галвестон у побережья Мексиканского залива.

Комментарий к Материальные следы (1)

Коллаж: https://pp.userapi.com/c854528/v854528443/30ae6/9B2Kx-sd3Aw.jpg

========== Красный остров. Разрешение раздора (концовка первая) ==========

— Будь любезна, подыграй мне, — шепчет Харон на ухо Йереме перед тем, как взять со стола добытое ранее оружие. Заняв позицию позади вставшей пленницы, он приставляет правой рукой грязный нож плашмя к её шее, а левой — сжимает пистолет. Глубоко вдыхает и считает про себя. Страх сдавливает лёгкие, царапает словно когтистой лапой.

Смягчающим фактором выступает великое число пережитых стрессовых ситуаций, в последнее время в заключении уж точно, так что они с Кевином, с позволения сказать, «заклятые друзья». Главным всегда было и актуально сейчас держать себя в руках и обороняться словом. Как известно, им можно убить и спасти, и людей за собой повести. Словом можно предать и продать, и купить. Словом, всё, в чём способен ты убедить. Ввязываться в малоосмысленное кровопролитие, за которое велик шанс его не только отсчитают и лишат премии, мягко говоря, он не рассчитывал и потому постарается заболтать неприятных посетителей всеми возможными силами в затянувшемся ожидании спасительной лодки, и очень вряд ли у него снова есть право на ошибку. Один раз, можно сказать, он уже воспользовался им, когда оставил четвёрке жизнь.

Замечаю краем глаз присутствие людей в комнате, но не успеваю разглядеть, как звучит грохочущий выстрел. Правее и выше меня в ярде или двух. В крыше повреждений не замечаю: только несколько капель стылой воды залетают внутрь. В моей же душе поселяется ураган ужаса, унося в свой вихрь всё то, что поддерживает жизнедеятельность. Даже стук сердца не слышен из-за многократно проигрываемого в ушах выстрела. Прятаться некуда — враг прямо спереди! И я в его власти. Внутри разрастается пустота, из-за какой я наверняка стал походить на заурядную оболочку из кожи и костей.

— Бросай оружие на пол, — слышу сухой поставленный голос и невольно подчиняюсь. Ловко перехватывает инициативу и пугает до состояния «выпрыгивания из собственных штанов», умник!

Его бледно-голубые глаза бегают по комнате, как у плотоядного животного.

Кевин… Это действительно ты? Ну, какого чёрта?! Нет, правда, по всем вероятиям, было сверхнаивно полагать, что пропажа заключённого, вирусный устракт[1] и похищение некой «неоднозначной» бабёнки будет не взаимосвязана. Но… ты же был приветлив, ты спас нас, отвёз в Вевак. Мужик, ты подарил мне Вевак! И ты же сделал всё возможное, чтобы отнять его! Выродок! Почему бы тебе было просто не убраться по-тихому, захватив с собой эту замарашку? Зачем всё это?

Стук шагов за хижиной наводит на размышления о том, что остальные члены квартета «борющихся несмотря ни на что» появятся через мгновение.

— Логан, что у тебя?.. — громким шёпотом интересуется Сэмюэль, взяв поудобнее хромающую Мэй. Я хочу предупредить друзей не соваться внутрь, но вооружённый — теперь точно — бывший дружок мотает головой. Направленный на меня пистолет вынуждает замереть. Чувствую, скорее всего из-за паники, как замедляется кровоток. — Помощь нужна? — Появившись вслед за Картером без огнестрельного оружия, они изначально соглашаются на роль послушных марионеток, заложников ситуации.

Йерема вынужденно загораживает своим телом преступника. Неподвижна, апатична. Только влага в глазах, которая, однако, может означать что угодно. Женщины меня поражали не раз загадочными настроем и поведением, и я не собираюсь гадать о её самочувствии. Главное, вот она, живая. Парна будет довольна тем фактом, что мы проделали такой… очередной сложный путь ради пострадавшей девушки не зря.

— Ну, ты и мудила, кусок говна! — ругается Сэм, узнав бывшего приятеля. Харон, впрочем, реагирует на это флегматично.

— И рукопашное оружие тоже. Я хорошо видел, что вы с ним вытворяли на Баное. Мистер Картер, вас попрошу в особенности. — Указывает дулом пистолета на затянутый пояс с ножами. Какая честь! Во избежание новых враждебных действий незамедлительно расстаюсь с недавно обретённым комплектом. Шипя Сэмюэль небрежно отпускает молоток рядом с собой; хмурящаяся Сянь Мэй кидает заляпанное кровью вакидзаси поближе к ногам Йеремы. — Мистер Битти, советую вам поступить также, как и …

— Что за вонючий официоз ты устроил? Думаешь, мы фильмов не видели? Да ты вылитый стандартный плохой парень, от которого уже всех тошнит. И от таких сценок тоже, в которых мы знаем, что произойдёт в следующий…

— Оставим эти нелепости…

— Да пошёл ты! — непреклонен Сэм. — Чтобы мы тут дрожали как запуганные щенки, слушали твою псевдофилософские херопланы по захвату мира и боялись хмурого взгляда?! Не быть та…

— Замолчи! В этом пистолете хватит патронов, чтобы убить всех вас, и ещё половина останется, так что я бы вам порекомендовал остыть… — слегка вышедший из себя преступник напускает умиротворённый вид почти сразу. — А где же четвёртая, мисс Джексон? — Находчивость, натренированная годами в самых различных, в том числе напряжённых ситуациях, как известно, неблагоприятно влияющих на скорость мышления, подсказала Кевину лишить оппонента преимущества в атаке веским: — Покажись, иначе твоим друзьям придётся плохо!

Создав внешнее впечатление того, что она театральная актриса, Парна показывается в входном проёме, как только слышит угрозы. Движениями резкими и стремительными, как будто отрепетированными, сперва выбрасывает на пол винтовку, затем становится рядом с Мэй. Озвучивают мысли Харон и Парна почти одновременно:

— А, вот и вы, мои «ангелы смерти»…

— Ах ты, грёбаный очк… — обрывает она гневный поток нецензурщины, сосредоточивая взгляд и замечая внешне изменившегося Харона. Конкретно в данном случае, отсутствие аксессуара, послужившего причиной сыпать бранью; — очковтиральский обмудок! — выкручивается она. — Отдавай нам Йерему, живо, иначе лишишься головы!

Хрипящий нервный смех вырывается из горла человека, развеселённого угрозами в свой адрес. Пока он отвлечён, Парна рыщет рукой под полицейской курткой и хватается за оружие в кобуре.

— С какой это стати, мисс Джексон? Вы под моим прицелом.

— Ошибаешься. Может, и наоборот, потому что я очень хорошо стреляю, — предупреждающе заявляет Парна и делает шаг вперёд, вытаскивая и направляя пистолет на Харона в ответ. — И меткость моя возрастает рядом с ублюдками, которым нравится беззаконие. Особенно, с такими мудаками мужского пола, как ты! — злостью пропитано каждое её слово. Искренняя, неиссякаемая, страстная. Мне боязно находиться с ней в одном помещении сейчас.

Кевин глубоко втягивает свежий воздух, чувствуя, как учащается сердцебиение. Как вся храбрость и стойкость выветриваются, оставив сознание с паническими мыслями сбежать, провалиться, или, на худой конец, договориться, если остальные замыслы потерпят крах. Порыв ветра, ворвавшийся в помещение, только ещё неутешительнее воздействует на и так неустойчивую твёрдость духа. Пол цепкими холодными лапами морозит кожу ног, поднимаясь всё выше. Прямо сейчас он понимает бестолковость мыслей о собственной неуязвимости, лелеянных самолично наречённой божественной сущностью, потому что ощущает неподалёку присутствие Мороса[2], подводящего смертных к их гибельной судьбе. Харон прячется за папуаской, пропадая из поля зрения тренированного стрелка. Хватит ли у него настойчивости убедить её не применять своё оружие?

— Йерема, слышишь меня, мы спасём тебя от этого ссыкуна. Он тебе больше никогда не навредит. — Замечает Парна лилово-синюю область на правом плече девушки, причина появления которой фактически кроется в её неловкости, но никак не в насильственной природе Кевина. — Не делай резких движений, я во всём разберусь! — Пленная бросает ей всё тот же плаксивый взгляд. Выражение лица нашего бывшего спасителя претерпевает различные эмоции.

Она во всём разберётся? Не мы? Кажется, я улавливаю некий посыл в данной обстановке. Оказавшись внутри этой хижины, мы с Парной стали преследовать разные задачи. Каждый свою. Как бы это соперничество не вылилось в печальное русло. Я хочу оставаться среди живых. Она же жаждет разобраться с Кевином любой ценой. Я бы тоже с ним разобрался, брось он пистолет. О, мы бы разобрались как мужчины, и я бы его живо уделал, как уделывал сотни подобных ему хлюпиков на поле!

— Храбро, но и опрометчиво, мисс Джексон! Прошу вас, бросьте на пол пистолет, или я буду вынужден ранить вашу миловидную подругу, — дрожащий голос его почти незаметен, правой рукой он показательно монотонно водит плотно прижатым лезвием ножа по шее Йеремы. Она закрывает глаза, но веки дрожат. Парна заметно нервничает.

— Не будешь! Лживая сволочь! — упрямая смелая реплика не иначе как шокирует каждого, –кажется, даже того, к кому обращена — вынуждая чуть ли не открыть рты в изумлении. Короткий пистолетный ствол, раздобытый у трусливого полицейского, всё ещё обвиняющее тычет в похитителя. — Она нужна тебе.

— Брехня! — неожиданно уверенно заявляет в ответ Харон. — У меня уже есть образцы заразы, а она мой «золотой билет» отсюда, шанс беспрепятственно покинуть остров.

— Ты не стал бы так рисковать ради обычной девушки. Вызволять её из лаборатории, если бы она была просто запасным вариантом, обузой в твоём идиотском проекте.

— Да, ты изначально вёль себя подозрительно. Пробрался в зякрытое научное крило черезь охрянную систему…

— Ох, это оказалось не затруднительно, — вмешивается он в чужую реплику, не позволяя договорить. — Наивно задаваться мыслью, что я не просчитал все ходы наперёд. Вы же непобедимые убийцы и расчленители, прямо «мясники» с острова Баной…

— Все наши жертвы — обезумевшие монстры, а не обычные люди, — раздаётся чёткая реплика опалённой Мэй.

— Спорно утверждать так, Сянь нюши[3]. — Глаза китаянки округляются, услышав знакомое обращение. — Учитывая, что на первой стадии эта болезнь вполне себе излечима. — У Парны заметно изменяется лицо. Волевой дух срубает на корню, когда она вспоминает всех недавно заразившихся. Их испуганный взгляд, панические крики, как её приговаривающие пули оседают в их головах. В мыслях она пытается убедить себя, что преступник от страха и отчаяния лжёт. — Проанализировав все действия по видеокамерам, я ожидал с вашей стороны некой исключительной самоотверженности в поисках обидчика. А так как мне было нужно устроить здесь испытательный полигон для… своих целей, то предвидел, что вы понесётесь за мной. Заражённые и ваша дорогая подруга были необходимы как сдерживающее средство против вас. Поэтому меня не пугает возможность пролить её кровь, — подчёркивая свои слова, Харон играючи водит острой стороной ножа рядом с щекой и шеей Йеремы. Та еле слышно постанывает.

Человек позади, вплотную грудью прижавшийся к ней, уверял в том, что не намерен навредить. По сути вся эта обстановка предстаёт такой наигранной и лживой, что любой бы на её месте приоткрыл тонкий и прозрачный занавес напущенного фарса, прекратив напрасную, напряжённую словесную перебранку. А она обладает подобной властью. Если Кевин в самом деле не обманывает, а она более чем уверена в нём, то одними движением и фразой может всё прекратить. Просто уведя его руку в сторону и сказав: «Остановитесь». Она способна предотвратить вероятность каждого из этих людей стать жертвой обстоятельств. Спасти всех. Чего девушке так безмерно хочется: никто не приходится ей врагом. Но первобытный страх, занявший позицию где-то между ней и её галантным похитителем ещё более омерзительно и больно сжимает горло, чем окровавленный нож. Невольно она становится той самой Пандорой, о которой ей возбуждённо повествовали. Или была всегда?

Молчание пропитывает воздух. Парна обессиленно роняет пистолет на бамбуковый, истёртый подошвами, пол, вспоминая памятку общения с преступниками. «В заложниках: одна девушка, включая ещё четырёх спасателей-неудачников. Количество придурков: один, мужчина. Его мотивы: сбежать от совершённых злодеяний по превращению в вирусный полигон местного населения. Само собой, вместе с папуаской, которая может быть заразна. Опасность преступления: недопустимо высокая. Характер поведения злоумышленника: властный, с хитрецой, но вежливый, спокойный, в меру угрожающий, ответного насилия не терпит. Требуемые условия: выполнимые. Желание следовать им: нулевое. Находится слишком далеко, чтобы вломить ему как следует».

— Мерзавец конченный…

— Оружие поближе ко мне, попрошу. И ваш нож, — обращается он недоверчиво к Парне, пнувшей легонько свой пистолет. Она садится на одно колено, как делала это перед выходом из отеля, и вынимает лезвие за влажную рукоятку. Свои действия сопровождает обречённым взглядом, готовым передать первенство непримиримой ярости. — Вот, теперь у меня есть всё нужное, чтобы спокойно покинуть это место. — Дарованное облегчение от создания благоприятной для себя обстановки толкает Кевина в сторону от захваченной девушки, со страхом вздрагивающей от его тяжёлого и холодного дыхания.

— Ага, но как-то всё херово вышло со спасением. Твои парни медлят.

— Возможно, подобные подсказки со стороны таких «героев», как вы, мистер Битти, позволят таким «злодеям», как я, принять их во внимание в следующий раз и исключить, — голосом уже не столь уверенным со съеденными окончаниями отшучивается он. — Сейчас мне помешали муссон и вы, мои верные…

— Шавки, — пренебрежительно бросает Сэм, не испытывая неудобств от заряженного пистолета, который совсем не против опустошить в него обойму по тёмному замыслу своего текущего владельца.

А я всё ещё молчу, глупо наблюдая за накалившейся ситуацией, не в состоянии промямлить хоть что-то. По всей видимости, я попал туда, где больше не выступаю главным персонажем. Ну, в той маленькой худой книженции про приключения в прибрежном Веваке. «Как обрести смысл жизни и бездарно просрать всего за пару часов». Ускоренная методика Логана Картера. Этот парень обскакал меня по всем параметрам «главноперсонажества».

— Союзники, — благодарно выдыхает преступник спустя несколько секунд едкого предположения. — Я не питаю к вам неприязни. Вы вдохновили меня. Помогли. Будет жестоко расправиться с вами так хладнокровно.

— Погоди-ка, это мешает тебе убить нас, но не всех жителей Баноя или Вевака?! — возмущённо обвиняет Сэмюэль.

— Да, но ранить вас и вашу подругу я более, чем сумею. Прошу не забывать об этом и не испытывать моё терпение.

— Её зовут Йерема, сексистский осёл, — очередная порция ругательств от Парны отправляется в сторону осточертевшего преступника.

— Не вы ли назвали меня отборным мудаком среди мужчин? — Харон смеётся.

— И назвала бы как-нибудь ещё, потому как мириться с чудовищем, подобным тебе, тем более оставить в живых просто наказуемо.

— Послушайте, я стремилсябыть беспристрастным к вам. Стремился наладить отношения. Мы оказались в совершенно одинаковых условиях на Баное, более того, я же помогал вам, давал советы и инструкции…

— Двуличная мразь. Как я уже уже сказала, лучше бы ты сдох. Уж я найду способ, как этого добиться.

— Да. Не надейся, что ты выберешься с Вевака живым, — со стиснутыми зубами заявляет Сэм, поддерживая в устремлениях мою возлюбленную. Я же не могу понять, почему так спокоен.

Он не стрелял в нас ни разу, не изувечил, не убил. Только припугнул. Даже Йерема кажется целой, несмотря на его показательные игры с ножом. Он просто хочет убраться с острова, так, может, лучше не мешать? Его внешность и мотивы известны миру или будут известны благодаря нам. Кевину не скрыться от следственных служб. Если взаправду оставит нас в живых. Этот парень обрёк себя ещё до того, как попал в камеру. Я своё наказание вполне перенёс, его же, несмотря на творящийся на Баное тюремный беспредел порьянее, не как в бытность мою заключённым, только начинается. Ему вряд ли удастся избежать — скорбной ли? — участи.

Яркий белый свет рыщет снаружи по пляжу, посещая и небольшой домик, где ещё есть возможность развернуться трагедии. Харон, предчувствуя приближающуюся победу, расслабленно выдыхает.

— Возможно, я этого не говорил, но за мной явятся люди, знакомые с жалостью только понаслышке, так что, если вы не дадите мне возможность спокойно покинуть пляж, у вас будут проблемы. И тогда заступиться за ваше помилование я уже не смогу, — показное сожаление в его голосе склизской змеёй заползает в уши и возникает странное желание содрогнуться. В какой-то степени от страха перед предсказанной будущностью.

Но сейчас не время бездействовать. Важно придумать что-нибудь, спастись из положения такого шаткого, что ещё чуть-чуть — и участь крыши доведётся испытать нам. Направить мыслительные процессы с красочных расправ над беззащитными нами на решение сложной задачи избежать поражения. Гадёныш «владеет мячом», и то, как он его «разыграет» в следующую секунду, мне неизвестно, как неизвестно и то, будет ли он его «разыгрывать» вообще, чтобы дать мне шанс «перехватить». Запутывает, как может коварный соперник. Но не будь я распасовщиком, если не принимал бы мгновенных решений. И моя задача как распасовщика, если мои товарищи по команде в растерянности, взять ситуацию в свои руки, показать, как надо действовать, чтобы привести их к победе. Думать мешает монотонный рёв моторного катера вдалеке, воспользовавшегося разрешением тишины. Сосредоточенность словно многократно усиливает слух.

— Сделайте шаг назад. — Дуло пистолета скачет от одного человека к другому, вынуждая подчиниться против воли. Когда очередь доходит до Сэма и меня, мы неловко, как на беду, наступаем на нижние полки стеллажа. Он трясётся и разрывает ровный ряд чистых светлых волейбольных и футбольных мячиков, и те падают с верхних полок и игриво скачут по деревянному полу. — Чёрт возьми! — Ствол возвращается ко мне, я поднимаю руки и сглатываю. Чёртовы мячики! Согласен. Я не нарочно, парень. Его нервы натянуты до предела, не хочется подобными случайностями испытывать и дальше терпение.

Хотя Кевин внешне спокоен, палец на спуске еле подрагивает. Эти четверо, выбранные среди тысяч других, невзирая на свой молящий не внушающий панику вид, всё же вынуждают держаться подальше. На первый взгляд, капризный алкоголик, раздражительный бывший наркоман-певец, хрупкая отличница школы спецназа, а также телохранительница, наличие уязвимостей у которой сложно найти, однако же она лабильна и не гнушается гордыни, звучат не очень грозно. Но стоит поглядеть под другим углом и выяснится, что один бывший спортсмен, впрочем, во всё ещё отличной форме; следящий за своей фигурой громила; мастер заточенного оружия и рукопашного боя по чан-цюань[4]; а также натренированный сотрудник органов правопорядка, для оценки владения огнестрелом которой необходимо придумывать особенные критерии. Каждый из них мог запросто убить даже голыми руками, стоит ему подойти поближе. И Кевин не спешил рисковать своими шансами подвергнуться их агрессии. Он же не повинен в том, что всё-таки погодные условия — муссон — стали тем самым пунктом, предусмотреть капризность которого невозможно. Транспорт для отхода ещё не прибыл, и он вынужден вновь испытывать психику на прочность в компании ненавидящих его людей. Сложно сказать, переживает он по этому поводу или наслаждается положительным исходом его пощады, но совершенно не отказался бы никогда более ни с кем не пересекаться.

Морозные и пустые глаза на бесстрастном лице лихорадочно пытаются найти что-нибудь, за что можно зацепиться, но у него не выходит. Он боится, сканирует нас на предмет опасности. Он в таких же условиях, что и я. Мы оба несчастные души, рискующие жизнями из-за темнокожих экзотических симпатяг. Находимся в их власти, они так сильно нужны — по разным причинам, конечно, — что мы готовы поставить на кон самое дорогое. Как оказалось, мы не такие разные.

— Кто ты?

— Мне кажется, вы уже выяснили это. Не понимаю вопроса. Можно конкретнее?

— Кто ты в своей «банде»? — Харон улыбается краями губ, реагируя на такое грубое и эмотивное обозначение Организации. — Пешка или среди генералов? — издевательски спрашивает Сэмюэль.

— Для чего это вам?

— Хочется узнать. Перед смертью.

— Не стал бы пророчить вам именно такой безрадостный финал, но…

— Твоей смертью, хреносос, — затыкает его Сэм, и безэмоциональное лицо, на котором ещё ни разу не дрогнул ни один мускул, вдруг оживает. Кевина одолевают сомнения, что с миротворческой миссией он скорее всего не справится.

Очередной конфронтации, в которой агент Организации пока не отмечает положительных сдвигов в сторону установления хотя бы нейтральных отношений, судьбой было уготовано прерваться. Два знакомых голоса зовут его:

— Кароно! — раздаётся странное произношение прозвища. — Где вы? — интуитивно понятный большинству язык. Эсперанто.

И хотя он не намерен убивать нас, — за что огромно признателен его глупой привязанности неким идеалам — я, да и наверняка мои друзья, не питают иллюзий насчёт прибывающих парней. Кевин может оказаться прав. Грядёт перестрелка, в который мы явно уступим победителям.

— Я здесь! В хижине! — незамедлительно отвечает обрадовавшийся злоумышленник, готовый к очередному побегу с острова, шагает вперёд и отпускает заложницу, чтобы крикнуть в открытый проём: — Будьте осторожны! Я не один!

Вот онраскрывается. Надо действовать. «Чёртовы мячики» могут ещё спасти положение. Но сперва нужно отвлечь его внимание. На Парну в проходе! Как я могу добиться этого? Сказать что-то? Что-нибудь броское? Бредовое, глупое? Яркое и претенциозное. Любое, что поможет выиграть несколько секунд.

— Парна…вполголоса зову я. — Я люблю тебя, — дыхание сбивается и получается так же неправдоподобно, как и у подростка, впервые признающегося в чувствах. Эти слова способны пробудить в ней реакцию, верно?

Харон скептично щурится, но внимание переключает. Быстрее его, впрочем, переключается Сэмюэль, который непонимающе мотает головой то в сторону Логана, то в сторону смутившейся Парны. Сянь Мэй шумно вдыхает и сводит брови вместе то ли в порицании, то ли в предчувствии чего-то нехорошего. Звезда упоминания застыла, как лёд в морозилке. Никого не покидает ощущение, будто напряжённая ситуация вот-вот разрешится.

И если так случилось, что я не настоящий герой сего романа, настаёт момент претендовать на его роль, совершив смелый и самоубийственный поступок. Рядом три мячика. Три попытки попасть в руку негодяя, в идеале лишив его оружия. Но времени лишь на одну. Босой ногой сделать это вполне просто, учитывая имеющийся опыт не только в соккере[5], но и в пляжном футболе. Вступлению в большую лигу американского футбола предшествовали несколько лет жестоких поединков с шарообразным мячом. Красивая мордашка и множественные нарушения в играх — крайне выгодное сочетание для спортивных агентов и тренеров, втянувших меня в спорт, приравненный к статусу религии. Переучиваться было сложновато, но я справился, сохранив прошлые навыки, предоставившие возможность забраться на вершину горы славы и воткнуть флаг со своим именем. Время, полагаю, ворошить старую память неподходящее, но необходимое для воодушевления, самоконтроля и повышения уверенности в себе. Я чего-то стою.

Стопой правой ноги нащупываю мяч и замахиваюсь для удара. Если траектория пройдёт снизу-вверх в его протянутую дрожащую руку, то никто из друзей не пострадает в случае чего. Я всем своим естеством рассчитываю на это. Глубокий выдох. Поехали. Результат дела оправдывает средства, которыми достигается.

— Вы что, решили попроща… — пресекается предположение Харона, когда мячик точно попадает ему в левую руку. Её выворачивает в сторону, палец не выскальзывает со спусковой дуги, но далее происходит то, что Логан точно в своих мыслях не предусматривал. Мужчина, множество сотен раз — если подсчитывать жертв вируса — доказавший, что он убийца, со стиснутыми от злости зубами в мгновение возвращает пистолет и нажимает на спусковой крючок. Курок бьёт по ударнику, накаливает капсюль патрона, и происходит воспламенение порохового заряда. Звучит выстрел. Затвор от газов отводится назад, и гильза покидает дуло. Пуля летит прямо в человека, стоящего перед шкафом. Женский «ах» тонет в грохоте работы смертельного оружия.

Если бы меня спросили, что ощущает человек, когда в него стреляют, я бы ответил — ничего приятного. Нечто раскалённое и мелкое вонзается под правое ребро и отдаётся резью. Сперва не понимаешь даже, что происходит. Ноги не держат и валюсь вниз, ударяясь о всё тот же треклятый стеллаж. Рука, инстинктивно желая дотронуться до раны, ощущает тёплую кровь. И только потом наступает жжение. Огонь, остановить который отчаянно жаждешь больше всех удовольствий мира. Впервые отведя взгляд от серьёзного ранения, смотрю по сторонам, но только один человек замечает моё осложнённое положение, тот, кто роняет скорбную слезу, приговаривающую меня к неизбежному.

Всего секунда, но Парна пользуется ей, чтобы настигнуть преступника, так долго держащего их на мушке, и обезоружить его. Дёргается и Сэм, но полицейские рефлексы девушки острее реагируют на подвернувшийся шанс, и он уступает, становясь лишь зрителем со сбивчивым дыханием.

«Приёмы борьбы против правонарушителя с пистолетом. Избежать нахождения на линии огня. Сделано. Обездвижить руку негодяя и попробовать лишить возможности выстрелить путём захвата оружейного затвора и отведения в сторону. Есть».

Он держит пистолет в левой руке, но это не мешает Парне перехватить инициативу: выкрутить кисть Харона и нанести полукруговой удар локтем ему по лицу. Огнестрельное падает на пол с глухим звуком.

«Одна маленькая победа. Приёмы борьбы против правонарушителя с ножом. Провален».

Харон сводит брови и стонет от боли, но задействует игнорируемую нападающей на него Парной правую руку, чтобы нанести размашистый удар лезвием в её плечо. Разъярённая женщина отскакивает и задевает стоящие в углу доски, но не успевает избежать ранения, стискивает зубы и мычит. Йерема, воспользовавшись заминкой в драке, пригибается и закрывает лицо руками.

«Главное, не дать ему снова добраться до пистолета».

Его рукахоть и пульсирует от боли, но он не упустит шанса вооружиться чем-то более серьёзным против бывшего офицера полиции. Он продолжает отгонять соперницу резкими полукруговыми движениями ножом. Сердцебиение каждого преодолевает порог свыше ста восьмидесяти ударов в минуту. Внутрикаждого — пустота, заполняющаяся гневом к своему визави и жаждой жить. Парна лишь ждёт момент, следит за его действиями для того, чтобы вовремя перехватить его нервно извивающуюся руку. «Вот он». Лезвие ножа, отведавшего и её кровь, проносится опасно близко к тёмной коже слева-направо, и она перехватывает кисть ненавидимого беззаконника обеими руками, пинает правым коленом под дых. Харон наклоняется и роняет лезвие, а она опускает на него мощный удар локтем по затылку, рукой опрокидывая на пол. Водные доски по принципу домино валятся у стены. Харон шлёпается спиной и прерывисто дышит, он испытывает страх и боль и больше ни на йоту не напоминает того человека, кто руководил ситуацией какую-то минуту назад. Он жалок, но конкретно в ней не пробуждает сочувствие. Наоборот, главенство над ним вызывает презрение. Униженный и избитый, он пытается отползти и встать, но Парна снова наносит удар — ногой в рёбра, и проигравший битву замирает, хватаясь за саднящие места, а победительница использует это время, чтобы прибрать к рукам оружие и занести над его грудью.

Парна нашла себе подходящего соперника, достойного, способного ранить её. На меньшее для этой женщины я даже не рассчитывал. Кто такие худенькая девушка с завязанными руками, ползучий мутант, громадная и жирная бабёха или огнемётчик по сравнению с международным опасным законоотступником, легкомысленно засветившимся для всего мира и имеющим за спиной длинный список злодеяний? Правильно, никто.

— Даже не пытайся что-то сказать, преступная гнида, — ледяным голосом произносит Парна, освобождая из патронника первую гильзу. Пуля устремляется в середину груди, заставив Харона дёрнуться. Громко и прерывисто застонав, он начинает часто дышать, когда втораяпуля вонзается рядом, в его сердце. Он затихает, а Йерема жмурится и роняет вторую слезу, едва слышно всхлипывая. — Надеюсь, ты попадёшь в место более жуткое, чем Ад, потому как везти тебя туда уже некому.

Последние обрывки фраз её едва слышно, когда вокруг происходит череда событий, запущенных будто по цепной реакции после смерти Кевина. Заворожённые дракой и её исходом, Сянь Мэй и Йерема не сразу реагируют на ранение Логана, а Сэм — на подоспевающих спасателей Харона. Азиат с коротким хвостиком на макушке, будучи немного настороженным выстрелами, вскрикивает:

— Кароно, вы в порядке? — успевает он спросить, поднимаясь по невысокой лестнице, когда Сэм подбирает пистолет, изъятый можно сказать навсегда Парной, застреливает того в грудину. Рядом слышится возбуждённый громкий ропот и крик на незнакомом языке, во время которого женщина, избавившая мир от опасного злодея — по её мнению — командует всем в комнате:

— Прячьтесь за досками!

Очередь из пистолета-пулемёта с лёгкостью прошивает некрепкие бамбуковые стенки хижины на уровне пояса. Пять человек с разворошенными последними событиями душами, смиренно прижатые к полу, избегают казни отчаявшегося стрелка. Когда магазин недруга опустел, Парна подползает поближе к дверному проёму, заваленному досками, и поясняет:

— Твой Харон мертвее динозавров, и ты будешь следующим! Если ты, конечно, вообще понимаешь меня.

Ответом доносится лишь раздражённое рычание, но это не помогает определить врага. Затем он пополняет боезапас, судя по механическим щелчкам, но стрелять вновь не спешит. Парна поворачивается и поднимает руку в жесте, призывающем замолчать, и все слушаются. Только потерявший много крови Логан в окружении обеспокоенных девушек трудно дышит, чем и привлекает Парну. Именно сейчас она замечает его состояние, и её нижние веки начинают сокращаться. Она поджимает губы и понимает, что медлить с принятием решения нельзя: на счету минуты, в течение которых жизнь мужчины, к кому питает если не влюблённость, то симпатию, стремительно покинет его.

Неожиданный возглас наполняет округу. Английский язык с ярко различимым акцентом местных жителей:

— Что здесь происьходит?

И Парна понимает, что сейчас её выход.

— Сэм, прикрой меня! — Не дожидаясь его реакции, женщина выпрыгивает из укрытия и бегает ищущим взглядом по открывающейся пляжной местности. Рядом — никого, чуть дальше — несколько перевёрнутых плоскодонок, совсем вдалеке — четырёхместная лодка неприятелей, на которой они прибыли за Хароном. «Рычащего спасателя» не видно. Парна переводит взгляд направо, на здешних полицейских, прячущихся за разросшейся растительностью араукарий и саговых пальм, и жестом свободной руки обращается к ним, предупреждая о наличии врага. В следующую секунду за лодками выскакивает ещё один азиат, на этот раз коротко постриженный, и вскидывает свой пистолет-пулемёт, целясь в Парну. Реакция её не подводит: она припадает на песок, наводя оружие на него в ответ.

Выстрелы наполняют округу смесью громыхающих отвратительных звуков, вновь забирающие жизнь живого человека. Сложно определить, чья пуля поставила решающую точку в судьбе азиата: навыки стрельбы каждого позволили попасть по нарушителю спокойствия. Неважно кем он был, важно то, сколько ещё багрянца прольётся на эти земли, и так изрядно пострадавшей от различных катаклизмов: бури, бешеных мертвецов, сошедших с ума полицейских и перестрелок с преступниками. Сколько крови ещё впитает в себя этот несчастный красный остров? Сейчас он не отличим от Баноя.

Мелкий дождик смачивает порезанное ножом в поединке плечо Парны, она роняет на мокрый песок пистолет и в сдающемся жесте поднимает ладони. Полицейские недоверчиво обращаются к ней:

— Мы слишали вистрелы. Вы не расскажете нам, что здесь произёшло? — насторожённость в голосе быстро пропадает, когда сотрудники правоохраны, очевидно из тех, кто не трусливо прятался в подвале участка, оценивают порез. — Вам нюжна помощь?

Парна благодарит их за понимание поворачивает голову в сторону хижины, повествуя обо всём, во что им предстояло ввязаться. Получившие указания стражи правопорядка, готовые оказать содействие, устремляются к домику. Внутри него тем временем, стараясь не замечать окружающие опасности, Йерема, косясь на мёртвого Кевина, усиленно рвёт на части медицинский халат, чтобы обеспечивать Сянь Мэй чистыми тряпками, пока та с расстроенным видом прижимает огнестрельное ранение. Усилия обеих ничтожны перед надвигающейся смертью. Побледневший и обессилевший Логан только и жаждет, чтобы боль прекратилась.

Парна наблюдает издалека за тем, как раненого вытаскивают под руку двое темнокожих полицейских во главе с хромающей Мэй и относят к лодке, которая, в их случае, способна принять на борт троих. Думать над тем, кто отправится за медицинской и не только помощью к военным, долго не приходится (вот так фунт, большинство больничных сотрудников пали перед вирусом, когда как меньшинство скрывается по городу!). Сэмюэль тяжело передвигает ногами вслед за группой и отходит поближе к Парне, робко кладёт руку на плечо и сочувственно глядит в потерявшие блеск янтарные глаза, затуманенные не то скопившейся яростью, не то скорбью.

— Он выкарабкается, — не веря собственным словам, мямлит он. Она зажимает плечо и упрямо молчит.

Время полдень, а сил и возможности ощутить что-либо — свежий воздух, радость и облегчение от завершившегося конфликта, предчувствия окончания всех ужасов и начала умиротворённого спокойствия — не находится ни в ком. Эти несколько дней на поверку вышли долгим и утомительным промежуточным этапом в жизни каждого.

Йерема выходит из домика последней, в небрежно накинутой влажной и холодной мужской рубашке, она будто вынужденно плетётся за печальной процессией. На лице её та же тоска, которую испытывала, будучи замурованной в гробнице предков. Она осознаёт опасность принятия столь пассивного решения, всю его ошибочность и трагичность, но не имеет возможности обернуть время вспять, чтобы попытаться всё исправить. Железным холодным лезвием у горла это событие будет напоминать всю жизнь о мужчинах, судьбы которых изменило её бездействие.

— Иди с ними. Там безопасно. Военные не знают о твоей природе и не навредят тебе. Когда муссон немного успокоится, я сразу приплыву, не волнуйся, — Парна не даёт ответить грустной папуаске, ставшей не то подругой, не то кем-то ближе, целует в щёку и нежно обнимает. Йерема всё равно не находит сил вымолвить и слово. Покорно поддаётся и следует к лодке, уже обращённой к неспокойному морю стараниями Вевакских полицейских и подсаживается к двум другим пассажирам.

— Мне приходилось управлять такой, — успокаивает она взволнованную Сянь Мэй, силы которой иссякают из-за долгих попыток остановить кровотечение, и заводит мотор, негромким рёвом сопровождающий их на пути к военным, медикам, а значит, и спасению.

В области раны образуется вихрь: он крутит, саднит и горчит, игнорирует мои мольбы прекратить, гонит кровь наружу, освобождает место для смерти. Мэй застревает перед взором: со всей силы прикладывает руками к огнестрельной жуткой на вид — я смотрел — дыре в животе какие-то тонкие салфетки, не унимается, постоянно вторит одно и то же, непонятное и тем самым пугающее:

— Тромбёбразование не наступает, плёхая свёртываемость, травматический отёк затянулся… — старается шептать она, но у паники свой минимум громкости.

От неё уже воротит, мне хочется видеть Парну, если это мои последние мгновения. Я хочу ощущать рядом человека, который на время заставил почувствовать не таким куском говна, каким всегда был, а мужчиной — желанным и привлекательным.

Подарки от врагов опасны — приходит ко мне запоздалая мысль, имеющая к реальности самое прямое отношение. Кевин привёзнас сюда, в Вевак, — тоже кстати, тот ещё пример благодетели! — косвенносвёл нас вместе, косвенновёл к такому исходу, в котором я рискну всем ради этого подарка… Интересно, почему она сделала для меня исключение? Я не был в её вкусе: староват, нагловат, надменен, имею преступное прошлое, задирист и своенравен. Она всё разузнала обо мне за короткое знакомство и однозначно бы никогда не завела отношения теплее ледяных с подобными типами: за карьеру насмотрелась на засранцев вдоволь, чтобы впредь приглядываться только к особам женского пола или какими-нибудь церковным святошам. По крайней мере, мне так показалось из её отнюдь не восторженных откликов о крутящихся рядом воздыхателях. Я влюбился в самую «шипастую чёрную розу».

Ответ приходит спустя время. Ей нравилось моё внимание, попытки ухаживания, приставания — по началу. То, что я ей интересовался, хотел — и не только поцеловать, — мечтал о ней. С моей стороны всё было настолько неприкрыто, что её это забавляло. Возможно, она не дала мне шанс, не проявила ответную симпатию, а использовала, как делаетэто уверенная в себе девушка, и, думаю, однозначно не почувствует никакой вины. Жар порождает череду бредовых предположений. В худшие моменты моей жизни она до сих пор наводняет разум, отравляет его своим присутствием, смеётся надо мной и вытирает ноги. Она поселяется во мне, терзает и рвёт, как эта рана. Физическая и моральная боль соприкасаются, объединяются. Посреди моря, под холодным дождём, я горю. Мне видятся образы. Не явные, не существующие, но такие реальные, осязаемые и желанные.

Ночью, близ Бриллиантовых бунгало, я сижу на помосте свесив ноги и наблюдаю, как в воде подо мной плещется Парна. Смывае пот, грязь и чужую кровь. Она вызывающе голая, пленительная.

Волны врезаются в борт катера, качка усиливается, и в рану будто попадает ещё одна пуля, вулкан боли извергается, заливая жаром тело.

В оранжевом закате на лодке мы плывём через густые джунгли, но мотор глохнет, оставляя нас в неловком положении наедине друг с другом, посреди неширокой грязной реки. Парна быстро смекает чем стоит заняться, медленно снимая платье.

Новая порция тряпок и ободряющих криков: «держись, мы спасём тебя, ты справишься». В разном порядке, и разной громкости от одного и того же человека. Только проклятая Йерема молчит, ради которой мы через столько прошли, сидит на отдалении, испуганная. Ненавидеть не хватает сил, глаза застилает новое видение, заставив потянуть лёгкую улыбку.

Я моюсь перед раковиной в просторной комнате общественного туалета с оголённым торсом. Благодаря зажжёным восковым свечам я вижу своё отражение, а значит и раны с грязью, полученные в многочисленных схватках с заражёнными. Где-то сбоку резко открывается дверь (скорее всего, в фантазии вмешивается скрип катера), она сбивает с толку, и от испуга я роняю мочалку. Парна неслышно подходит, поднимает её и проводит ею по моей груди, игриво выжав оставшуюся воду в оттопыренные пальцем шорты. Я мгновенно возбуждаюсь.

Становится трудно держать себя в сознании, хочется спать, хочется ощущения мягкой постели и тепла одеяла. Крики мешают сосредоточиться.

Она стягивает меня снизу за ногу к себе. Я падаю и барахтаюсь в воде, кашляю, а она заливается смехом. Я с силой обнимаю её и жадно целую.

После того, как она освобождается от нижнего белья и выкидывает в речку, начинает неспешно раздевать меня. Мне холодно, но не подаю виду.

Намеренно царапает мне спину и хватает за руку, ведя за собой по тёмным комнатам. На белом балконе, выполненном в римском стиле, она включает магнитофон.

Кровь уже не течёт. Сердце работает тихо и почти неосязаемо, голова становится ватной. Подражать живому трудно. Лучше тонуть в сновидениях.

По очереди забираемся на лестницу к бунгало и занимаем кровать на всю ночь. Она прыгает на меня ещё на полпути. С ней мокро и жарко.

Воздух вокруг не такой горячий как днём. На сидениях лодки нам неудобно, но мы двигаемся навстречу друг другу. Поцелуи и объятия спасают от вечерней прохлады.

Зажигает тряпку и кидает молотов в образовавшуюся толпу на улице далеко внизу и слишком откровенно улыбается. Она выпила. Такая доступная и желанная. Не медля ни секунды, пользуюсь ситуацией, чтобы овладеть ей прямо здесь

Рана всё чаще напоминает о себе, каждую секунду, если быть точнее. Всё более настойчиво, что-ли, — как бы правильно слово подобрать? — досаждает, мучит. Мне начинается казаться, что Мэй не спасёт меня, как бы ни убеждала в обратном. Никто не спасёт. Обычно я оптимистичен, но сейчас мне не верится в успех. Боль — главный спонсор утраты моей веры, помеха трезвомыслию. Я похоже сбрендил.

Как же так, Картер?! Ты без боли не обходился, она была по жизни всегда. Ты же помнишь все ушибы, ссадины, сотрясения и переломы на играх или на поле битвы, неважно? Помнишь, как жаловался, что тебе мало, и ты стал искать новые ощущения, жаждал вернуть адреналин, помутнение в глазах, онемение или резь?! Всё вместе. Казалось, что ты ко всему привык. Но тут на глаза как раз попалась новость о гонщиках, сумасшедших ребятах, ставящих себе целью не разбиться на сложнейших городских и загородных трассах, и задача эта была чаще невыполнимой. Ты составил их ряды или они отвергли такого новичка как ты, припоминаешь? Ты разве не вылетал через лобовое стекло, не смотрел на расцарапанные локти и не заливался смехом?! Может, это всего лишь твоё воображение. Ты не останавливался бредить. Те чудаки давно бы погибли, если бы продолжали заниматься тем, чему посвятили жизнь. И ты вслед за ними. Не веришь? Что ж, у тебя остались воспоминания об одной любопытной паре, Кэти Джексон и Рэй Картер[6], и, всё у них, на твой взгляд, было замечательно. Хочешь знать, будет ли всё хорошо у тебя, Картер, с твоей Джексон?

Всё, что у тебя остаётся, так это мечты. Отдыхай.

​_________________________________________________________________________

[1] Акроним — устрашающий акт (англ. terror — ужас, устрашение и act — действие).

[2] Или Морус. В греческой мифологии существо надвигающейся гибели (др.-греч. Μόρος, — погибель, возмездие).

[3] В Китае на официальных церемониях к женщинам принято обращаться «госпожа» следом после фамилии.

[4] Также «Длинный кулак» — общее название стилей ушу. Они ведут бой на дальней дистанции, используя как стремительные перемещения по принципу «один шаг — один удар», так и сочетания ударов рук и ног, с частой сменой уровней атаки и высоты стойки. Широко применяются удары ногой в прыжке.

[5] В США и Канаде употребляется термин соккер, так как футболом называют американский футбол и канадский футбол (англ. soccer сокращ. от association football с добавлением суффикса -er)

[6] Персонажи гоночной серии «FlatOut2» разработанные финской студией «Bugbear». В данном случае я ссылаюсь на другое своё, связанное миром с этим, творение, где эти персонажи вступили в романтические отношения.

========== Выбор стороны ==========

Погода, словно получив желаемые жертвы, успокаивается. Моторная тёмно-синяя лодка, под стать волнам за бортом, вгрызается в толщу воды, пробираясь к кораблям военных, застывших на горизонте плоскими вырезанными картинками. Путь моторки пролегает далеко правее яхты, опасно близко подплывшей к береговой линии и едва не застрявшей на отмели. Отзывчивая Сянь Мэй, отчаянно поддерживающая в сознании раненого, возможно даже не замечает мужчину, перегнувшегося через высокий борт на верхней палубе и сжимающего в руках нечто похожее на пистолет. Йереме кажется, что он собирается выстрелить, и её сердце замирает. Как тогда, когда выпущенные на волю металлические цилиндры забрали жизнь одного человека, поставившего своей целью доставить её в Организацию, и тяжело ранили другого, пришедшего вызволить её из плена. Но шума не последовало, как и убийств. Духи и вправду достаточно насладились случившимся. Тот мужчина спустя долгие секунды исчезает из видимости, поворачивает яхту и уплывает в ту же сторону, в которую её по пляжу когда-то, целую жизнь назад, волок Кевин. Или Харон. Йерема пока не определилась с тем, кем он стал для неё за это короткое однодневное знакомство. Он был законопреступником, которого убили по его заслугам. Парна убила, считавшая его жизнь не ценнее — земляного червя, но Йерема не думает, что её самосуд оправдан. Не считает её доводы верными. Кевин говорил о себе совершенно другое.

Уже у корабля со спустившейся платформы на них смотрят с недоумением и подозрением. Сянь Мэй уверенно напоминает о разговоре в полицейском участке, и это обстоятельство разглаживает морщины на встревоженных лицах военно-морских сил. Получившего пулю, Логана, немедленно увозят на каталке в лазарет, и с тех пор Йерема его больше не видит. Для печали не остаётся места, и возникает ощущение, что она больше не сможет горевать. Сянь Мэй, напротив, дрожит и плачет. Их помещают в отдельные невзрачные и тесные каюты, и она лишается встреч с уже двумя членами спасательной команды имени Баноя. Замёрзшее в непонимании сердце не чувствует «тепло» или «холод» событий. Почти не бьётся. Молчит.

Заботливая Парна и взбалмошный Сэмюэль прибывают на корабль днём позже и навещают Йерему. Вид их такой же напряжённый и обречённый, как на окроплёном кровью пляже вчера, и они немногословны. А во что её посвящать? Все, кого она когда-либо знала, мертвы. А те, кто остался жив, заняты собственными заботами. Друзья очень скоро покидают каюту, пока она на жёсткой кушетке, так и не притронувшись к еде и воде, выводит на левой руке те странные символы, цифры, что должны привести в место, в котором её никогда не будут держать в клетке. Скоро, очень скоро, она уверена, военные прознают о том, что в ней находится опасный вирус и запрут, используют, уничтожат. А там… Танатос. Есть в этом слове что-то жуткое и заманчивое. «Что оно значит на самом деле?»

Тем же вечером расстроенная Парна снова наведывается к Йереме. Обещает позаботиться о ней и поэтому зовёт с собой. Под тёмным небом, тихим и больше не проливающим влагу, на палубе они в последний раз встречают Сэмюэля. Его состояние им не понять. Он машет рукой, пока девушки спускаются на воду в лодке, а третий, военный, отвозит их к примечательному берегу, зазывающему редкими огоньками уличных фонарей. Остров Каириру. Очередной остров. «Теперь всё будет нормально? Мне не придётся больше готовить себя к новому бедствию?» Через минуту негодования Йерема приходит к мнению, что зря задаётся такими вопросами, ведь она единственная может стать тому причиной. Надо смиряться с подобной судьбой. Любой назвал бы её чудовищем, но только Кевин видел в ней кого-то другого, только Парна хочет её защитить. Оба этих человека грызлись дикими животными за право быть с ней, пока один из них не проиграл. «Насколько это может быть справедливым, правильным, достойным?» — гадает она.

Уже внутри крайне непримечательной гостиницы, напоминающей Йереме о хижинах родного племени Куруни, после душа расплакавшаяся Парна зовёт её к себе на кровать. Она лежит в льняной чистой и просторной рубашке и не может сдержать слёз. Плачет обо всех бедах, по всем усопшим и забытым. Своё горе Йерема выплакала в гробнице предков; тогда было достаточно времени, чтобы пустить слезу по каждому обвинительному слову и каждой грубой выходке в её адрес. Слабый ветер стучит по бамбуковым ставням, и это единственный раздающийся звук снаружи среди тишины одинокого и почти безлюдного острова. В нерешимости Йерема составляет ревущей компанию, и Парна обнимает её. Обещает, что ни за что не отдаст никому, просит остаться с ней и умоляет не покидать. Громкие эмоции. Но она уже когда-то слышала подобное.

«Клянусь водами Стикса, чтоне наврежу тебе».

Йерема понимает свою ошибку. Она ещё способна ощущать. Роняет слезу, и они плачут обе. По одной и той же причине, по совершенно разным людям. Минуты спустя Парна успокаивается и тянет губы Йеремы к своим, ей хочется почувствовать их вкус, ощутить поддержку и убить в себе одиночество, в безмолвном шоке та не сопротивляется, но вскоре приходит понимание. Предназначение должно связать её с человеком, чьи устремления будут едины с её. Вряд ли цели Парны совпадали с задачами Кевина, если она хладнокровно вычеркнула его из списка живых. Настороженная её поведением Йерема отстраняется и беспрепятственно уходит, направляется к администратору гостиницы и просит доступ в сеть.

Несколько запросов в обозревателе позволяют ей за короткое время обнаружить нужную информацию, до этого бережно перенесённую на бумагу, и она боязливо выдыхает. В несложных геродиановых символах скрывались знакомые цифры, набрать которые в ближайшем телефоне становится трудной задачей. Пройти к аппарату, позвонить и сказать то странное кодовое слово проще простого. Но не заставить себя принять изменения, неизменно последующие за её решением; горько расставаться с тем, что связывало её с этими людьми и местами, тяжко отвергать свою прошлую бытность, имеющую сейчас едва ли больший смысл, чем наветы отца. Она сидит минуты, многие минуты на скамейке, болтает ногами и бездумно смотрит перед собой сквозь открывающийся пейзаж. Он знаком ей — каждый листочек, кустик и травинка, каждая капля и камешек напоминает ей дом — опротивевший с самого детства, когда мир немилосердно доказал, что она никчёмная единица среди великого многообразия живых существ. Она сидит до тех пор, пока что-то внутри не поворачивается, вынуждая несмело проследовать к телефонной будке. Выходят на связь через полтора гудка — времени мало на то, чтобы даже вздохнуть — и у Йеремы сбивается голос. Молчание на другой линии только усиливает дрожь.

— Тана… Танатос, — робко произносит, но в ответ нервозный мужчина обращается куда-то в сторону, но она не различает слов, потому что язык незнакомый:

— Коллеги, по всем вероятиям, Аид официально перестал существовать.

— Меня слышно? — испуганно спрашивает Йерема, пытаясь понять, набрала ли нужный номер.

— Да, слышно. Скажите, где вы находитесь, и я подберу вас, — отрывистый и резкий недружелюбный голос доносится из трубки. «Хорошо, что он знает английский. Кевин это предусмотрел».

Яркие алмазы крупных звёзд на чёрном бархатном небе освещают ей путь к новой жизни. К транспорту, который приведёт в Консорциум. Она нетерпеливо топчется на причале и как только видит ту самую бело-синюю невысокую яхту, прыгает в Новогвинейское море. Внезапное ощущение загрязнённости, обременяющей её, и презренное прошлое, осевшее на теле, заставляют папуаску окунуться, смыть с себя тяжёлое совестное настоящее, чтобы принять грядущее. При ней есть только один важный предмет, но он не должен пострадать от воды, впрочем, она из лишней бережливости всё же отрывает с бедра котомку и сжимает между зубами, прежде чем начать плавание. Она не зря вернулась за ней на пляж, она знала, что эта вещь пригодится. Слепо и непреклонно Йерема гребёт вперёд, рассекая тёмную воду своими гибкими руками.

Мужчина на яхте, ранее отчаянно переживавший смерть своих близких друзей, замечает отсутствие на слабо освещённом причале целевой девушки и глушит мотор. На скорости в семь узлов судно под действием инерции проскальзывает несколько морских саженей[1] вперёд, прежде чем постепенно замирает и разносит вокруг дрожащую волну. Ругаясь про себя, мужчина, оставшись с недавних пор на борту в одиночестве, берёт фонарь и выходит к носу яхты, чтобы в привычную природную тёмную тишь вторгнуться нахальным светом электрического устройства. Громкий всплеск воды неожиданно слышится с кормы, и он идёт туда, но опасается ловушки, — не только потому, что он человек предусмотрительный и расчётливый, но и морально истощённый последними событиями. Агент Консорциума не может унять дрожь в руке, занесённой над боевым пистолетом. «Пациентка 0» горазда схитрить и запросто привлечь помощь со стороны, чтобы разделаться с немногочисленным представителем стращающей — по мнению мировой общественности, не правдивому и на четверть — организации. Когда он впервые увидел её, то жаждал больше всего на свете выстрелить. Убить и потопить её моторный катер вместе с теми уцелевшими отбросами, которые расправились с его друзьями. Но она важна. Важна настолько, что Кевин пожертвовал своей душой ради её благополучия. Не облажался ли он? Откуда ему знать, вдруг эта девка тоже приложила руку к бесславной гибели ещё двоих агентов?! Она залезает по лестничному трапу и становится перед ним, почти обнажённая, в дурацких порванных кожаных тряпках и чёрной рубашке, явно неженской. Мокрая и испуганная. Несмотря на внешний контраст, они в чём-то похожи. Йерема выплёвывает на тесную кормовую палубу свой мешочек и тихо произносит:

— Я одна. — Поднимает руки, пытаясь расположить к себе возбуждённого незнакомца. — Я одна, — повторяет она, страшась. Костюм на мужчине чернее ночи за бортом.

Он отпихивает её и шарит в тёмно-синей воде светом карманного прибора, выискивая признаки кого-то живого, не моргая. Йерема тем временем бережно прибирает к рукам личные вещи.

— Стоишь ли ты того? — громко рычит на неё, глотая окончания то ли из-за особенности акцента, то ли — сломленного состояния. — Стоишь ли ты жизней трёх славных людей? Времени, потраченного на твои поиски?

Самодовольный низкий женский голос на эсперанто из спутникового телефона перебивает его импульсивность:

— Не смей ставить под угрозу выполнение миссии. Многое и так уже поставлено на кон, направляйтесь в условленное место.

–Иди вперёд. В каюту, сюда, там есть всё необходимое. — Толкает он девушку в спину и тычет пальцем направление. Спускайся и сиди тихо, пока мы не приплывём. Не смей ко мне подходить, если не хочешь, чтобы я воспользовался этим. — Он показательно вынимает из широкого кармана непромокаемой куртки электрошок. — Меж тем нужно доставить нас к месту назначения, чёрт бы тебя побрал! — плаксиво вытягивает он и направляется в рулевую рубку.

«Не злой. Расстроенный. Отчаявшийся, — думает про себя Йерема, успокаиваясь. — Его нервозность имеет под собой основание. Те мужчины и Кевин ему явно важны, и сложно изображать из себя безразличного, когда узнаёшь об их гибели. У папуаски с ядом вместо крови хватает своих бед и не менее чудовищных, но это не значит, что в её сердце не находится места состраданию. Пусть выражает боль удобным ему способом».

Йерема не осматриваясь снимает мокрую рубашку и прячется под одеяло, сохранившее запах мужчины в составе спасательной группы. Мёртвого. Ей всё равно. Молчит и досадливо потирает в руках мешочек с ценными вещами. Как дочери колдуна, ей известны растения, помогающие говорить с духами и умершими, но при себе нет всех нужных для ритуала компонентов. Какую-то часть трав она жевала в пещере, проливая влагу на стылые каменные ступени. Время, проведённое там, всё равно былотомительно долгим, вопреки тому, чего она желала добиться от них. Её тянет поговорить. Но было не с кем уже давно и столько же ещё предстоит. Йереме нужно обсудить своё решение. Она предчувствует далёкое путешествие, скучное и в общем-то привычное, и терпит. Голод совсем не мешает. Терпит ради момента, что позволит убедиться в правильности своего решения. Она блуждает в размышлениях, ставших подобием развлечения, и разыгрывает разные сценарии, в одном из которых, и самом желанном, человек с глазами бессмертного древнегреческого божества, преднамеренно ставший его воплощением и оберегавший её от напастей, оказывается рядом. В сети ни слова не было сказано о том, что Харон состоял в пантеоне немилосердных, тёмных богов, и потому она только сильнее прониклась к крайне одинокому и грустному «старику».

В маленьком иллюминаторе напротив чёрные очертания острова уступают место такого же цвета морю, и больше не меняются. И так следующие десять часов при лёгкой качке судна супротив волн. Она отдаляется на рекордное расстояние от родины, но не задумывается об этом.

Тот всклокоченный человек не появляется до тех пор, пока яхта не достигает крупного индонезийского портового города — Джайапура; её проклятием будет вечно причаливать к берегам островов. Со впалыми щеками и бледно-красными белками глаз он наведывается к Йереме следующим днём. На слабо понятном английском он вкратце раздаёт инструкции, всучивает невзрачные штаны и зовёт за собой. С представительным владением хватает Йерему за предплечье и пересекает с ней мосты и живые улицы со здоровыми и обременёнными повседневными хлопотами людьми, не ведающими о том, кто она и какая катастрофа способна развернуться, укуси она кого-нибудь укусит. Изнурённый мужчина поглядывает на неё, выказывая страх, — на его округлом носу собирается пот — и Йерема невольно вспоминает всех тех, кто смотрел на неё просто как на человека, а не как на проклятие или жертву. «Четвёрка с Баноя, друзья, Кевин…» Неужели она теперь обречена видеть вокруг только испуг или беспокойство?

Внутри обветшалого старого и неприметного здания в одном из окраинных районов города винтовая деревянная лестница приводит её во временный штаб Консорциума.

— Коллеги, ребята, друзья! Мы здесь, — оповещает нервозный конвоир здешних постояльцев.

В широком коридоре со скрипящим полом и стенами с ободранными обоями открыто множество дверей, покрытых бледной состарившейся краской. В правом дальнем углу за светящимися приборами и парой мониторов в наушниках сосредоточенно сидят двое: мужчина и женщина. С умеренным любопытством они поворачивают светловолосые головы и внимательно рассматривают пришедших. В левой части коридора из проёмов высовываются смуглая полная девушка и худой блондин с затейливой круглой чёлкой. Они также пытливо уставляются на Йерему. Межполовую идиллию в этот момент меняют вышедшие из одной комнаты три фигуры. Низкая и полная плачущая брюнетка в красном деловом наряде с юбкой, сдержанный худосочный и высокий лысеющий мужчина в светлых джинсах и рубашке и такая же высокая поджарая и нахмурившаяся шатенка в брючном синем костюме. Все немолоды и настолько бледные, будто никогда не выходили на улицу.

— Отлично сработано, Майерс. Можешь отдохнуть, — участливо кивает лысеющий мужчина в направлении недавнего рулевого. Снова непонятная речь, схожая с испанской, которой владел Мануэль, учитель Йеремы.

Названный Майерсом спешит в одну из открытых дверей, но не успевает зайти, как к нему с вопросом обращается смуглая брюнетка. В пренебрежительном отвергающем жесте утомлённый ночной переправой машет ей ладонью и закрывается в комнате. Высокий мужчина из триумвирата переводит взгляд на папуаску, согласившуюся — из любопытства? — проследовать в Консорциум.

— Мистер Кевин Бэрристер, Харон, передал сведения о вас. Он убедил с нами сотрудничать? Если так, то он погиб не напрасно. — Йерема слышит знакомое имя и прозвище, имеющее отличия с английским произношением, и её губы дрожат, хотя не знает, что сказать на это.

— Вот ты какая. Причастная ко всем произошедшим трагедиям и живое биологическое оружие, Йерема из рода Коритойя… — начинает говорить женщина в синем костюме, и голос её отдаёт ледяным спокойствием. Девушка по-прежнему не понимает язык даже старательном вслушиваясь, но обращение вызывает приступ злости:

— Нет! — коротко протестует она. — Прошу вас, не называйте меня так, не связывайте меня с этим человеком семейными узами. Он чудовище пострашнее этого вируса.

Обращающиеся к ней на эсперанто люди, с серьёзными, подтянутыми чертами лица понимают свою ошибку. Папуаска знает только английский, которым плохо или не владеют они сами.

— Зовите меня пожалуйста Йерема. Или… — делает паузу и чувствует, как замедляет ход её сердце, — Пандора.

Мужчина со смешной чёлкой громко и — несомненно — крепко ругается, бьёт кулаком в стену и прячется с поля зрения в тёмной комнате. Парень за монитором, интуитивно догадываясь о сказанном робкой папуаски, изрекает фразу, непонятную никому из присутствующих:

— Вполне может быть, что Майерс ошибся насчёт «ликвидации Аида».

За своих строгих коллег вмешивается в разговор плаксивая азиатка:

— Йерема, дорогуша. — Утирает она слёзы на морщинистом лице платком, и англоговорящая папуаска в удивлении приоткрывает рот, понимая знакомые слова. Быть среди такого внушительного количества иностранцев ей ещё не приходилось. — У тебя остался кто-нибудь в живых из родни и близких? — Йерема поджимает дрожащие губы и сводит брови вместе на переносице в размышлениях о том, насколько смел и тактичен вопрос в данной ситуации. Она стала едва ли не последней уцелевшей со всего Банойского острова, потеряв совершенно все связи, которые когда-либо заводила. Молчание позволяет печальной азиатке медленно продолжить: — Если ответ положительный, ты обязана с этого момента прекратить общаться с ними. Навсегда. Если ты приняла решение остаться, — мягко посвящает в местные ожесточённые порядки женщина и дублирует свой монолог на эсперанто, чтобы оповестить заинтересованных остальных. «А есть ли иной выбор? Скажи нет, и любой в коридоре достанет шприц с успокоительным или чем-то посерьёзнее, обездвижит и введёт меня в лучшем случае недолгий сон. Никто, даже самый совестливый, не откажется от ядовитой крови, способной и устрашить, и убить врагов».

Йерема вспоминает четвёрку — если их численность вправду сохранилось — и Мануэля, её учителя по английскому, который позволил жить в его доме в Морсби. Его судьба для неё стала неизвестной, когда он переехал на большой остров Папуа преподавать в школах, и с тех пор словно исчез в густом тумане. Все остальные, кто-либо знавшие её, — мертвы.

— Никого, — с безнадёжностью выдыхает она и опускает голову.

Азиатка поправляет короткие пышные волосы и собирается далеко не обходительно ответить «хорошо», но вовремя останавливается. Пережитое горе потери трёх важных агентов — друга и семьи — душит её последние сутки, превращая из материально обеспеченной и властной, бессердечной и дальновидной главы Консорциума в растрескавшуюся и ничейную куклу.

— Что ж. Кевин рассказывал о нас? Об Организации? — Пандора собирается ответить, но пожилая женщина опережает её: — Зная его, могу угадать, что он обещал обращаться с тобой бережно. Знай, я не откажу тебе в гостеприимстве, если такова была его воля. Мы не запрём тебя в клетку, но тебе следует… — запинается она, подбирая слово, — ты должна воздержаться от попыток напасть на нас. У насесть лекарство, и ты не сможешь нам навредить. — Смуглая брюнетка в углу хмыкает, словно понимает что повествует её начальница, и её это забавляет.

— Да, конечно… и признательна, — несмело роняет Йерема. — Я не предприму против вас ничего враждебного. — Воспользовавшись паузой, женщина в красном костюме снова переводит своим коллегам содержание разговора. Они обсуждают что-то тихо и серьёзно, но Пандоре неизвестно ни слова. — Но если я узнаю, что вы будете использовать меня как оружие массового поражения, — угрожающим тономпредупреждает она, — то всеми силами постараюсь сделать так, чтобы вы не получили ни капли моей крови для такой омерзительной цели! — Сжав кулаки, оглядывает присутствующих, ожидая реакции и до сих пор не свыкнувшись, что в этом коридоре её понимает одна женщина — в красном как воспаление костюме, болезненно улыбающаяся сквозь слёзы.

— Не волнуйся, лаовай[2], дитя, поставленные перед нами цели исключают неуправляемое распространение этой заразы, — «успокаивает» она, однако словно совершенно не отрицая повторной пандемии, а затем привычно разъясняет всем нахмуренным людям в коридоре напыщенную речь новоприбывшей. Это наполняет помещение расслабленными вздохами и смехом. Пандоре не приносит утешения их поведение.

— Верно, вы всё же оказались такими, как мне рассказывали, — решает она задобрить незнакомцев. — Признательна вам за понимание.

— Не за что, дитя. — Женщина вытирает лицо досуха и внезапно с мольбой устремляет свой взгляд. — Скажи мне, кто убил их? — интонационно выделяет, вызывая одну единственную ассоциацию с двумя стрелками, которые приплыли вызволять её с Кевином из пушистых лапок героев, по ошибке принятых за когти злобных хищных тварей. На глазах азиатки вновь выступают слёзы. День, когда она прилетела сюда, должен был закончиться по-другому, иначе, не так, как распорядилась судьба. По меньшей мере, она этого не заслуживала.

Йерему парализует. Она вновь попадает в ситуацию, когда среди друзей ей приходится выбирать врагов или смириться с тем, как её друзей выставляют врагами. Единственная более-менее здравая мысль посещает её, интуитивно претендуя на достоверную:

— Это сделал Логан, но он уже получил своё.

Пара за мониторами недоверчиво щурятся. Страстно желающая отомстить убийцам женщина долгое время молчит. Свою речь она не переводит, но по возникшему напряжению все понимают, о чём только что состоялся диалог. Скрипит вращающийся стул.

— Лгунья, — произносят двое по очереди из дальнего угла комнаты на эсперанто. — Со спутников видно, что это сделала бывший офицер полиции. Майерс её выбрал: Парна Джексон. — Йерема перестаёт дышать, волнуясь за благополучие оставленной в отеле размякшей подруги. — По крайней мере, одного. Юшеня.

Чувствительная азиатка закрывает глаза и разворачивается по направлению к комнате, из которой выходила. Перед тем, как пропасть для всех за дверью и не показывать более своё горе, она бесстрастным голосом бросает дуэту в наушниках:

— Пусть тогда Майерс с ней и разберётся. Как отдохнёт. — Реплика вызывает всеобщее шушуканье вокруг, и Йереме становится неуютнее. Шанс того, что с ещё ней кто заговорит, только что испаряется. Но, по крайней мере, она обсудила хоть что-то, терзающее душу последний день.

Незначительно лысеющий мужчина улыбается, паутинка морщин рисуется вокруг губ. Он начинает болтать с Йеремой, в речи которого она понимает слова: «пройдём, сюда и располагайся». Наверное. Потому как, судя из его поведения, она не делает ничего такого, чего он не ожидает. Уверенная и спесивая женщина в синем костюме стоит сложив руки. Её тонкая наблюдающая за всем фигура становится последней, которую видит Йерема, прежде чем заходит в просторную комнату, на первый взгляд лишённую мебели.

Окно с облезлой рамой открывает вид на высокое тёмно-серое здание, примыкающее довольно близко, чтобы загораживать свет и создавать ощущение опускающегося сумрака. Она замирает у подоконника, едва дыша, вглядываясь в естественный цикл, не нарушаемый болезнью, патогеном, ею самой. Под ней расстилается каменным рвом оживлённая, шумная улица, полная торговцев и рабочих, идущих с разных сторон навстречу друг другу, словно течения цветной реки, переливающейся в сиянии Небесной звезды. Потребовалось так столь долго находиться среди катастрофического упадка, чтобы осознать всю прелесть мира. Девушка с опущенным взглядом не ведёт счёт времени. Уличная музыка, шумная гудящая техника и громкие голоса снаружи комнаты не отвлекают её. Свыкается. Пребывает в безмятежном безмыслии. Последние дни заставили поменять в корне всю её суть. Вывалили сведения, принять и смириться с какими некоторые люди не способны всю жизнь, когда как, а её вообще обрекли проходить этот этап в одиночку. Пандора задумывается над тем, действительно ли пострадали после взаимодействия с ней люди, и отразится ли на ней как-нибудь ещё то показательное наказание. Она гладит живот по кругу. Ни привычной тянущей боли, ни отвращения к себе или своим соплеменникам. Никаких ощущений.

— Я вхожу, — звучит елейный женский голос спустя несколько последовательных стуков. Скрипящая дверь впускает коридорный свет и обнажает собранную пышненькую смуглянку, которая недавно внимательно вслушивалась в диалог между Йеремой и начальством, и надевает резиновые перчатки. Включает свет тыльной стороной ладони. — Есть ранения? Что-то беспокоит?

— Нет, — говорит задумавшаяся девушка и подкрепляет ответ для ясности машущими перед собой руками.

— Дай посмотреть. — Показывает раздевающие движения, чёрная длинная чёлка падает ей на лицо, закрывая обзор. Глубоко вздохнув, папуаска нехотя выполняет просьбу, вновь оставшись перед чьим-то взглядом в опротивевшем племенном одеянии, снять которое она планировала уже в ближайшее время. Быть в нём хуже, чем оказаться голой. Женщина, судя по всему медик, раз на её левом бедре трясётся белая коробка с красным крестом, крутит за плечи новую союзницу Консорциума, удовлетворившись внешним осмотром, а напоследок берёт пробу слюны. — Голодна? — спрашивает она с укором.

— Не особенно. Нет. — Йерема устало мотает головой. — Я почти не двигалась, а на яхте мне предоставили…

— Стой. Больше не понимаю, — уверенно заявляет она и выставляет ладонь, но у Йеремы закрадывается мысль, что та кажется слишком осведомлённой. В коридоре, как ей привиделось, та понимала диалог. — Если захочешь, — подносит ко рту руку на манер ложки; — мы там. — Оттопыривает большой палец и указывает на дверь.

Она уходит, а Йерема валится на разместившийся в центре комнаты коричневый, цвета кокоса, диван и снова мнёт в руках кожаный мешочек. Ей уже давно пора разобраться во всём, но она медлит, словно боится откроющейся тайны. Вспоминает сказки, в которые верила с глубокого детства: там у персонажей всё получается. Они проходят через массу препятствий благодаря тому, что проявляют лучшие качества, свои навыки. И добираются до главного логова Зла, побеждая его — иногда без особого труда — и устанавливая Мир в разобщённом и разногласном обществе. Но кто в её сказке представляет Зло? В голову не приходит ничего, кроме одного варианта — её самой. Но как тогда поступать? Неужели для неё должна существовать другая, своя сказка?! В этом случае не терпится ознакомиться с её содержанием. Тёмные глаза опаснейшей девушки оживают: она знает кто подскажет. Благодаря тому, что она умеет на краткое время приоткрыть Завесу, очерчивающую границы между видимым и невидимым и скрывающую мир живых от мира мёртвых, ей становится радостно. Во многих других культурах такое явление прозвали некромантией, в её понимании это всегда было и есть таинство, беседа двух душ. Пандора вскакивает и проскальзывает к двери, открывает её с размахом, сразу привлекая внимание находящихся за ней членов Организации. Коридор тем временем пополняется двумя парнями в расцвете молодости, о чём ясно говорят многочисленные прыщи на лицах.

— Мне всё же кое-что нужно. Можете мне помочь?

К тому времени, когда город Джайапура уже близится к сумеркам, а голоса за дверью совсем стихают, на полу с закрытыми глазами сидит Пандора, обнажённая, со скрещёнными ногами перед целым набором ритуальных предметов. Высокое и гордое пламя — единственное освещение в комнате — венчает широкую белую свечу, волнуясь изгибами перед мелким плавящимся фрагментом заушника очков. По обе стороны от свечи лежат неглубокие металлические миски с налитой водой из ванной комнаты и насыпанной землёй из цветочного горшка соответственно; на плоском блюдце прямо перед вспотевшей чернокожей девушкой в племенных украшениях, совершающей ритмичные ритуальные движения, покоится фаланга мизинца. Винного цвета жидкость тоненькой линией растекается по внутреннему кругу посудины, узкое лезвие складного ножа, поставленного на край, кидает на неё пепельную тень. Чуть поодаль стоит пустая чашка, испускающая странный горький аромат. Пандора двигается верхней частью тела из стороны в сторону, влево и вправо, наклоняясь вперёд и назад с вытянутыми руками, на одной из них беспокойно подрагивает прижжённый обрубок мизинца. Через стиснутые губы она издаёт на длительном выдохе носовые низкие звуки, — словно монотонно работающий механизм — заставляющие вибрировать воздух вокруг. Голос порождаемый в её трахеях и бронхах выходит молящим мычанием, единственным звуком, способным призвать мёртвых, как наставлял ей отец. Когда у обнажённой девушки начинает кружиться голова от вращательных движений телом и затекать руки, она останавливается, складывает ладони друг на друга под грудью и учащённо дышит. Проходит несколько мгновений, когда она слышит знакомый мужской голос, и с усмешкой выдыхает.

— Пандора, — он звучит в её голове ясно. Словно кто-то взаправду находится рядом. — Ты…

— Да, это я вызвала тебя, — горделиво заявляет она, и траур, заготовленный в виде наскоро вымазанных в воде и земле волос, вмиг рушится мимолётной улыбкой на её губах.

— Ты нагая, — обращает он внимание на внешний вид. — Ты выглядишь так по-дикарски девственно обворожительной, — голос медленный и плавный, совсем не идущий ему. Пандора открывает затуманенные глаза и переводит взгляд налево от себя — к маленькому стеллажу с редкими книгами, где поблизости вырисовывается желтоватый прямоугольник двери.

— Ты говоришь мне то, что я хочу услышать, — c возмущением обращается она к вызванному духу. Анестетический и тонизирующий эффект на нервную систему ритуальных растений позволили добиться глубоко изменённого состояния сознания девушки, при котором появление сверхъестественных существ не кажется чем-то нереальным. Даже если они фактически светопроницаемы.

— Тогда почему же тебе не нравится то, что ритуал подразумевает возможностью управления ходом контакта?

— Ты про устанавливаемую связь между живым и умершим? — Всё ещё держа локти напряжёнными на уровне груди, она бросает печальный взгляд на отсечённую ножом фалангу пальца. — Мне бы хотелось осознавать, что это — не игры разума, а ты — в действительности Кевин, которого знаю, а не просто жалкие наркотические фантазии.

— Как императивно ты относишься к многовековому ритуалу своих предков. Я бы не сталставить под сомнение весь процесс. — Призрак привычным движением поправляет очки, с улыбкой отметив их наличие. На это действие его, однако, наталкивает рядом сидящая девушка.

— Человек логики и здравого рассудка говорит о существовании магии.

— Я разносторонний человек, — педантично поправляет дух Кевина делает шаг вперёд по направлению к свече. — Кстати говоря, почему на мне тюремная роба? Я был уверен в том, что вызванная душа одета в то же самое на момент смерти тела. Судя по правдивым представлениям из фильмов, — глумится он.

— Я лучше всего запомнила тебя таким, — объясняет вспотевшая девушка и вызывающе улыбается, сглатывая. — Ты был очень любезным в тюрьме.

— Тебе плохо? — интересуется призрак, наклоняясь. Приглушённый свет не позволяет разглядеть её суженные зрачки, но ему это и не требуется.

— Семена бетелевой пальмы[3]. Ничего особенного. Это её воздействие. Без неё я не смогла бы увидеть тебя.

— Всё из этого тебе понадобилось для вызова? — шевелит беззвучно губами Кевин, а его голос воспроизводится в сознании Пандоры.

— Хочешь, чтобы я рассказала магию ритуала, которую ты и так знаешь, потому что сидишь в моей голове? Это дико, — вытягивает она последнее слово и отклоняется назад, едва не падая. Призрак мечется к ней, по соображениям и воле девушки в попытке предотвратить её падение, но неуверенно проносится прозрачными руками сквозь живое тело. Ярый звонкий женский смех наполняет комнату и ищет куда бы проникнуть ещё.

— Тише, — советует он. — Тебя могут услышать, и тогда… — Девушка с помутнённым сознанием оборачивается на дверь, с согласием хмыкает и замолкает.

— Ты прав. — С затаённым дыханием прислушивается к редкому шуму в коридоре.

— Ты в силах наколдовать мне непрозрачность? Снять проклятые наручники… от них я мечтал избавиться последний месяц, и эту жуткую робу… Тюрьма — не совсем то место, в которое я бы предпочёл с наслаждением окунуться в воспоминаниях. Может, хотя бы цвет другой, а не этот потусторонне-голубой? — Внимательно оглядывает себя дух Кевина, пытаясь поторговаться с вызвавшей его дочерью колдуна.

— Мне почему-то кажется, что это моё желание, — улыбается она развязно и снова сглатывает. Полость рта её покраснела. — Могу, — лукаво произносит и закрывает глаза, поднимает подбородок, пытаясь сосредоточиться.

— У тебя получилось, — без тени радости оповещает призрак. — Ты сняла с меня наручники. Хоть что-то. Στην αναβροχιά καλό και το χαλάζι (При засухе и град хорош).

— Что это значит? — Секунды назад расслабленная, она вдруг напрягается и переводит на него взгляд.

— Что я доволен малым.

— Я не знаю этого языка. — С подозрением мотает головой. — Это пословица?

— Да. Она греческая. Выходит, у нас есть доказательство, что мои слова не ересь. — Он самонадеянно улыбается. — Магия существует. Я не изумлён твоими способностями. — Пандора смущается и каменеет, кажется, даже мысли застывают. «Я больше не пишу сценарий беседы в своём разуме?» — Для народа, кто многими поколениями жил в гармонии с природой на одной земле, кто впитал всю волшебную энергетику и соблюдал священные традиции и табу, открываются все тайны этого мира. — Вызванная сущность похаживает взад-вперёд с заведёнными за спину руками. — Вы их постигаете всякого рода церемониями и обрядами, общением с духами и сверхъестественными силами. Для колыбельных цивилизаций, живущих по небесным законам, прямо под пристальным божественным взглядом…

Правой рукой Пандора бездумно нащупывает нож. Упоминание привязанности её к этому миру, дому, заглушает речи мёртвого, и сознание вынимает наружу все страхи и переживания. Она — Куруни, но сейчас ей хочется иметь как можно меньше связей с ними. С враждебной неприязнью она оглядывает запястья, лодыжки и грудь, намереваясь избавиться от пропавших лицемерием и жестокостью украшений. Девушка заносит подобранное лезвие перед собой, вызывая неподдельный ужас у Кевина. Он сразу же прерывает свои мечтательные размышления:

–…изначально не может быть ничего неосуществи… Не говори мне, что ты пытаешься принести себя в жертву!

Лезвие проскальзывает внутрь колец из тоненьких верёвок, освобождая девушку из племени Куруни от сковывающих её как пленницу связанных ракушек, ягод и камней, собранных рядом с поселением.

— Нет, — мямлит она, явно наслаждаясь процессом. — Ты просто напомнил мне, что я всё ещё необразованная папуаска, родословная которой берёт своё начало из места, полного мерзостей и обмана.

Нож проворно разрезает браслеты на запястьях и устремляется в узкое пространство между шеей и бусами.

— Что ж, у меня и имеются некие разногласия с тобой на этот счёт, но поскольку я не имею возможности повлиять на твоё помутнённое сознание, то вынужден просто молча наблюдать за процессом.

Лезвие складного ножа неаккуратно задевает кожу девушки, и тоненькая струйка крови дорожкой медленно стекает по шее прямо на грудь, как смола с европейской ольхи. Действительно ли он разглядывает или по загаданным представлениям Пандоры, остаётся под вопросом, но она улавливает некую нотку извращённого удовольствия на лице Кевина, когда он, улыбаясь, наблюдает за этим странным действом.

— Так как это происходит и для чего тебе все … устройства? — спрашивает о тонкостях проведения ритуала после того, как провожает разнообразие катящихся по дощатому полу частей бус и браслетов.

— Необходимо обнажиться, чтобы не вызвать подозрений, ничего не скрывать во избежание проклятия духов; иметь при себе личную вещь покойного, — Кевин догадывается о чём речь и хмыкает; — сосредоточиться на нём, представлять перед глазами, полностью очистив голову от иных мыслей. Также подготовить священные элементы, — указывает размашисто рукой; — чтобы контакт состоялся в этом мире, благоприятной среде, а мёртвые не забрали твою душу обманом к себе, в царство тьмы. — Дух покойного улыбается и складывает руки. — Мир сна. Конечно же, такому смелому ритуалу необходима жертва — плоть вызывающего, обязательно невосполнимая. — Он щурится и несогласно поджимает губы. — Чтобы тот понимал всю безрассудность подобного действа. Наш мир и населённый духами различен настолько, насколько сами того не осознаём, связываться с ним опасно и в какой-то степени запрещено. Нужно уважать покой мёртвых и не вмешиваться. Впрочем, отчаянных и охочих до разговора с духами — единицы. Они не только боятся потустороннего гнева, но и не хотят стать изгоями в племени, коими становятся все, кто совершает ритуал.

— Ну, а если этого недостаточно, то в ход идут психоактивные вещества из растений. Я понял. В этом что-то есть, — загадочно улыбнувшись, Кевин плетётся по комнате, изучая расставленные на полу ритуальные принадлежности и обстановку.

— Не уходи далеко. — Полупрозрачный дух откликается и останавливается. — Твоё нахождение здесь зависит от меня: пересечёшь определённую область, и снова придётся вызывать тебя. Мы тесно связаны сейчас.

— Как и в тот момент, когда я одел на тебя наручники, — воспроизведённая Кевином мысль кажется Пандоре интересной, и она с удивлением понимает, что точно не додумалась бы до такого сама. — Я был узником не Баноя. — Его дух поворачивается к ней лицом. — Я был привязан к тебе.

— Это тебя и погубило, — печально бормочет она и опускает голову.

— Меня настораживает другое. Ты знала о том, что я погибну, — от его стального голоса она начинает дрожать.

— Подозревала и боялась, но никак не… — инстинктивно оправдывается девушка, хотя поначалу действовала из чёткой уверенности в том, что случится несчастье. Поведение невинной жертвы, однако, так быстро не выветривается из подкорки. — Надеялась, что я ошиблась. Это была подстраховка. Интуиция.

— Интуиция? Хочешь сказать, интуиция склонила тебя предусмотреть самый отвратительный финал? Или ты и вправду знала, что это произойдёт, потому как сбегала за принадлежащей мне вещью? — Испуганные округлившиеся глаза девушки заставляют его остановиться. — Ладно, я вижу, что эти вопросы доставляют тебе неудобства. В своих проблемах нельзя винить человека постороннего. Το στανιό και τη βία ο θεός τα ‘δωσε (Бог дал силу, он дал и насилие.). То, как мы ей распорядились, лежит ответственностью на нас самих.

— Я бы не смогла такое придумать. Ты настоящий… неужели… — Пандора ощущает внутри расширяющуюся пустоту, от которой становится сложно находиться в одном положении. Она меняет позу на более расслабленную, не покидая пола. Долго смотрит вниз перед собой, а затем ощущает ноющую и невыносимую боль в левом мизинце. Отрезанном мизинце. Действия отвара из кавы-кавы[4] и наркотиков постепенно утихают.

— Я бы порекомендовал тебе в следующий раз изменить правила ритуала, если он, конечно же, ещё будет, потому что быть частью света белого мне ещё, боги свидетели, хочется. Ощущать себя живым, хотя бы так, суррогатно, прельщает. — Проступившая самонадеянность Кевина, которую Йерема помнит по Веваку, вынуждает её ещё сильнее отвергнуть все россказни, сопутствующие ритуала вызова души. Он подходит к свече, впуская в свой холодно-голубой цвет немного тёплого оранжевого. — Так вот, посоветовал бы тебе, исходя из своих бесстрастных умозаключений, удалить некие излишние параметры запуска этой, так сказать, программы. Конкретно, я предлагаю убрать все эти миски — раз. — Сложенными ладонями Кевин указывает на причудливый «сервиз» рядом с девушкой с затуманенным сознанием. — Почему? Ты говорила о священных элементах, но взгляни на себя внимательно — и ты сможешь отыскать их все. Объясню, если непонятно.

Огонь — прикоснись к себе, чувствуешь жар? — Она кивает. — Духи этим обманутся, они не имеют способа посмотреть внутрь тебя и удостовериться, действительно ли в тебе разведён костёр.

Вода. Я так понимаю, касаться темы жидкостей мне больше не стоит.

Воздух. Скажи что-нибудь, и ты воспроизведёшь маленький природный ветер, гуляющий по округе.

Земля. Ей приписывается твёрдость и плодородие, так понимаю. Рискну предположить, что способность давать потомство будет фактором превалирующим над намерением услужить обрядам раздобыть горстку почвы. Во-вторых, твоя жертва. Исключено. Калечить себя — не выход. Твоя кровь сейчас — самый ценный ресурс, которым может владеть Организация.

Пандора обдумывает его рекомендации с долей скептицизма, так как верит в племенные обычаи. Они появились не просто так.

— И как тогда задобрить духов и избежать проклятия?

— Осмелюсь намекнуть, что обнажённые женщины могут задобрить кого угодно. — Она со всей серьёзностью внимательно смотрит на вызванную сущность, как будто ни разу не слышала о шутках и не знает как на них реагировать. — Я, вероятно, ещё бы попросил не жечь мои вещи, но тебя ведь это не остановит, смышлёная богиня огня — Махуика[5]?!

Пандора заинтересованно подаётся вперёд и изгибает бровь.

— Может, ты и сам понимаешь, но я должна высказаться. Это странно. То, что ты мне рассказал — очень странно.

— Я волнуюсь за тебя, а твоё здоровье важно для Организации. Если ты будешь потихоньку отпиливать от себя части тела, они рано или поздно это заметят и, боюсь, проживание на воле тебебудет заказано. Если ты уже не создала им проблем. — Он свёл брови вместе. — Не знаю, насколько они сейчас «обескровлены» вестью о моей гибели.

— Не только твоей.

— Γαμώτο (Чёрт). Вонг… — Кевин складывает руки лодочкой у носа. Реальный он вероятно бы вздохнул, но призрак лишён этого жизненно важного рефлекса. — Тебе здесь нравится? Где вы?

— Джайапура. Тут дряхло и много иностранцев. — Он добродушно смеётся в её мыслях: вероятно, хочет отвлечься от недавней новости. «Получается, неупокоённые или вызванные ритуалом души не имеют возможность связываться с другими?..»

— Хм. Хотел бы я быть здесь. Портовый и красочный туристический уголок. — Вдумчиво призрак пытается заглянуть за окно. — Это временный штаб, я говорил тебе, что мы не стоим на месте. Постоянно в движении, как надёжный механизм.

— Этот механизм точно не создан для убийства людей? — сквозящее сомнение не ускользнуло от его чуткого слуха. Хотя вся хитрость могла заключаться в том, что имея непосредственную связь с вызвавшей, дух знал и понимал заранее, что она скажет в следующий момент. В таком свете загадкой представляется он. Поэтому затянувший ответ девушка ждёт с внутренней дрожью.

Кевин сосредоточенно устанавливает с ней зрительный контакт. Наркотическое воздействие бетелевой пальмы заставляет его выглядеть для Пандоры неосязаемой материей ледяного цвета, от одного взгляда на которую начинают бегать мурашки.

— Нет, — ожидаемо произносит он. — Жертвы всегда неизбежны в тех условиях, в которых мы добиваемся своих целей. Миротворцы в наше время — слово довольно поэтическое. На деле это такая же вооружённая армия, гасящая конфликты при помощи принудительных действий — будь то демонстрация или блокада, уничтожение военных объектов и инфраструктур, группировок — и вправе открыть огонь. Мы преследуем цели разного характера, но всегда они умещаются в одну короткую миссию предприятия — установление порядка и пресечение войн. Когда у нас появилась ты, мы, можно сказать, наконец, одержали победу, — признание агента Организации выглядит и защитным, выгораживающим их, так и извиняющимся, впрочем, Пандора доверяет каждому звучащему в голове слову.

— Вы можете устроить хаос с одной моей лишь каплей крови. Если ты говоришь, она — ценный ресурс, то что вам мешает выгодно продать его на рынке? — Он дарит ей такую щедрую улыбку, будто она сумасшедшая.

— Будь ты на моём месте, спала бы ты спокойно после того, как продала какому-нибудь состоятельному выскочке или государственной армии, — не подозревая об их будущих намерениях — вирус, способный споро превратить человека в алчущего крови зверя? Я — ни в коем случае. — В сдающемся и одновременно потешающемся жесте он поднимает полупрозрачные руки на уровень груди и машет ими в отрицании. — Убедившись лично, как быстро и беспощадно он губит людей пострашнее войн и стихийных бедствий, я бы никому не доверил использовать тебя.

— Даже… Организации? — смело спрашивает она, поражаясь тому, что её на это наталкивает.

— Хм. Απ’ έξω κούκλα κι από μέσα πανούκλα (С лица — кукла, а внутри — чума).

— Не засчитаю это за ответ, потому как не понимаю тебя.

— Я сам не знаю ответ. «Перуанский синдром[6]» не позволяет мне мыслить здраво.

— Я всё больше не понимаю тебя, мне кажется, я просто засыпаю. У нас изначально было мало времени, забыла предупредить, — грустно выдыхает она, сердечно расстроившись, — но мне понравилось говорить с тобой.

— Взаимно, Пандора.

— Мне хочется выходить с тобой на контакт чаще, — подкрепляет свою решимость, совсем не смущаясь выданного им прозвища, наоборот, насладившись его звучанием.

— Хм. Теперь, когда ты мне об этом напомнила, я могу предложить некую альтернативу. — Она неосознанно внимает подавшись вперёд, хотя голос идёт изнутри. — Если так подумать, то это ещё больший суррогат нынешнего положения дел, но…

— Говори, даже если это самая последняя глупость!

— Существует одна продвинутая программа с искусственным интеллектом, основанная на поведении человека в социальных сетях. С помощью неё люди получают возможность продолжить общение с давно умершими через их цифровые копии. Может, это и похоже на бездушный чат-бот, однако же во многом он имеет преимущества.

— Ты поможешь мне с установкой? — девчачья непоседливость задала решительный вопрос едва Кевин закончил своё описание.

— Конечно. Возьми мой планшет-трансформер оттуда. — Пандора с грацией и скоростью хищной кошки оказывается у стеллажа и хватает указанную вещь.

— Графический пароль. — Она с опустошением глядит на вызванного духа, страстно желая вернуть ему телесность, осязать его. Он улыбается и раздаёт подробные инструкции. Защитный экран пропадает, являя рабочую поверхность с кучей программ.

— Ещё одно доказательство, что я настоящий, — болезненный тон со счастливой усмешкой.

— Знаешь, у меня есть идея. Она обрадует нас обоих. — Призрак старается изобразить на своём лице, медленно растворяющемся в тёмном и душном воздухе, искреннюю заинтересованность.

— Если ты вызовешь меня снова, прошу, прислушайся к моим советам, иначе в следующий раз я подговорю армию злых духов защекотать или… как мы там на тебя можем ещё воздействовать? — Шутка в этот раз вызывает у Пандоры усталый, но довольный смех.

— Как будто ничего не произошло… словно вчерашнего дня не было… — Дурман отступает, пробуждая ясность в мутных тёмных глазах. — У меня есть мысль как вернуть тебя.

— Боги всевышние, неужели волшебные церемонии, человеческие жертвоприношения и воскрешение из мёртвых? Ты не врачеватель Асклепий, подобно ему тебе не удастся поднимать из мо… — пресекается взволнованный голос внезапно поразившей его мыслью: — Постой, скажи, что ты не имеешь доступа к моему телу, иначе взаправду найду способ как на тебя воздействовать.

— Говоришь так, будто у тебя связи в загробном мире, — снова она хихикает, явно забавляясь ситуацией.

— Кто знает. Без тебя я даже не знал, что умер. Там пустота, Пандора. Мне… грустно снова стать ничем, — тоска настоящая, ненаигранная, серьёзная и безнадёжная обрушивается на разум девушки, вынуждая забыть о глупых шалостях. Времени почти не остаётся на беседу, образы и представления о которой она создавала весь долгий и одинокий путь до Консорциума.

— Попробую сделать так, чтобы этот ужас не произошёл. Только мне нужно лучше подготовиться. И ещё больше… устройств, как ты сказал. Надеюсь у меня получится.

— Уповаю на тебя. Безмерно благодарен.

— Я тебе тоже.

Пандора, поддавшись неестественному порыву, направляется к исчезающему подобию человека, который ещё вчера был жив. Неуверенно стремясь поцеловать в губы призрака Кевина, она окончательно размывает его бестелесный облик. Шмыгнув носом, она печально произносит последнюю фразу на сегодняшний день в пустоту комнаты:

— Прощай, Кевин.

​_______________________________________________________________________________________

[1] Единица длины в английской системе мер и производных от неё, равная 6 футам или 0,304 м.

[2] Пренебрежительное понятие, означает либо иностранца, либо того, кто не понимает или плохо понимает по-китайски и с трудом ориентируется в обычаях и порядках повседневной жизни Китая.

[3] Типовой вид древовидных растений семейства Пальмовые. Семена содержат алкалоид ареколин, способствующий усилению слюноотделения и дополнительно возбуждает нервную систему, вызывая лёгкий наркотический эффект.

[4] Также перец опьяняющий — растение; вид рода Перец семейства Перечные. Экстракт из корней обладает успокаивающим действием, и его традиционно принимают для расслабления без нарушения ясности ума.

[5] Богиня огня у маори, коренного народа Новой Зеландии.

​[6] Или «Лимский синдром», при котором похитители проникаются сочувствием к своим жертвам и их потребностям. Название синдрому дал случай с захватом японского посольства в Лиме, Перу (с 17.12.1996 г. по 22.04.1997 г.)

Комментарий к Выбор стороны

https://pp.userapi.com/c857628/v857628996/ab4f/mXIRrey7_Xs.jpg

Вынуждена сказать о политике Организации (или в данном случае Харона) не продавать вирус сторонним людям. В игровом оригинале всё обстоит довольно расплывчато (учитывая ещё и просмотренный Escape Dead Island, в котором все мозги сломают относительно как существования Организации, так и мстительных целей Харона), лично я поддалась собственному замыслу и несколько перекроила угадываемый и шаблонный мотив в непотребной денежной наживе ради чего-то более “утопического”. Не уверена, что вторая часть серии (если выйдет) растолкует мои сюжетные терзания.

========== Горесть победы ==========

— Здравствуй, Логан… — несмело приветствует чернокожая женщина. Она печальна и слегка напряжена. — Вот я и пришла тебя навестить, поэтому позволь высказать всё накипевшее. Тем более, что с тех пор, как ты находишься здесь, ты лишён возможности узнавать произошедшие события. — Женщина поправляет короткий чёрный топ, показывая символьные татуировки, делает паузу. — Начну со свежих. Они самые яркие, крышесносящие, так сказать. Не успела я начать охотиться на некую Организацию, как её члены уже много раз доказали мне, что хотят перехватить пальму первенства в столь серьёзном состязании своими властными пакостными ручонками. Спешу утешить: никаким образом — пока — они не навредили мне. Кроме навязчивой паранойи и мании подозревать всех и вся в округе, они, к счастью, дальше не ушли. Если в этом была их цель, то пока они удачно справляются. Не знаю, намереваются ли свести меня с ума или вынуждают сдаться, или… чего ещё можно добиться?! — она восклицает это громко, не стесняясь. — То есть, придя сюда к тебе, к слову, я рискую. Но понимаю, что, скорее всего, шанса увидеться с тобой ещё раз не будет… Ты хотя бы дома. Я же не успела побыть основательно у себя, в Оз[1], на юге Сиднея, как обнаружила погром. Да, опять. Может, я не говорила тебе, но тогда, много лет назад, когда прищучила одного миллионера-отморозка, растлителя малолетних[2], я жутко разозлила его громил: они вломились домой в моё отсутствие и устроили такой кавардак, что пришлось привлечь друзей из участка — кто относился ко мне хорошо: те два человечка, которым было похер на цвет кожи, пол и мою родословную, а не мудил-сексистов с упрямой предвзятостью… — Женщина укорила себя за ворошение малоприятных воспоминаний и вернулась к основной мысли. — Разница состояла лишь в том, что эти безалаберные придурки из Организации имели принципы. Они пришли с определённой целью, которую жаждали мне сообщить. Предупредить, что с ними шутить не удастся. Оставили надпись в гостиной, большущую такую, во всю стену. — Парна широко разводит руками изображая примерные размеры. — На языке мест, где я родилась. На авабакале. «Остерегайся нас и беги». Ты, наверное, спросишь, откуда им, нахрен, знать его? И я отвечу, что они просто срамные зазнайки, кому нравится выпендриваться. Да, у них есть глаза и уши, и мускулы, и ещё чёрт знает какие части тела, которыми они руководят с любой точки земного шара. Но это тот самый «перебор», что видишь на телеэкранах в дешёвых, мистических трепет-фильмах. Эх, заболтала тебя, к тому же заставила поволноваться, — она почти расстроилась, но концу предложения вернула прежнюю презрительную интонацию: — но это ещё не всё. С сожалением сообщаю, что это не весь кошмар, а моя история, кажется, нескоро закончится. — Женщина поправляет квадратную сумку на плече и устало присаживается. — После предупредительного выстрела в стену в паре метров поблизости я мигом покинула дом и сразу же позвонила Сянь Мэй и Сэму. Конечно, я должна была предостеречь их, ведь понимала, по моим стопам, а значит, и моих друзей, нацелилась вездесущая Организация. Не знаю, ждали ли последние нарочно, когда я свяжусь с ними, но именно после звонка они забыли такое понятие как «оседлый образ жизни». Они настороже и возможно в бегах. Как и я сейчас. И до сих пор не понимаю, почему приехала сюда к тебе. — Парна осматривается по сторонам, улыбаясь хорошей погоде. — По моим следам точно идёт охотник со снайперской винтовкой. Ещё я часто замечаю подозрительные блики в окнах и скрывающийся с верхних этажей силуэт, где бы я ни находилась. Может, это и паранойя, но ведь, как известно, о наличии меткого стрелка ты узнаешь только тогда, когда его пуля окажется в твоём теле. — В голосе её не слышится тревоги и страха, а в глазах, может показаться, даже кроется озорство. — Моя наблюдательность по прошествии лет только обострилась. Сомневаюсь, что его послали убить меня. Следить. Но для чего? Когда узнаю об этом и хоть с кем-нибудь разберусь из их «ублюдочной шайки», особенно со своим преследователем, дам тебе знать. Поверь, сообщу тебе первому.

Парна мешкает, внимательно вглядываясь в одну точку вдалеке. Взгляд её рассеянный, задумчивый и пустой одновременно. Затем она возвращает глаза обратно, расположившись поудобнее.

— Смешно вспоминать, как я хотела первая напасть на их след. Когда тебя увезли на лодке, я, невзирая на ранение… Спешу сказать, со мной всё в порядке. Остался шрам, но пока не будем об этом. Адреналин, пелена ярости, одержимость… они поддерживали меня в сознании. Я исследовала тела убитых азиатов, если ты их помнишь, вернулась в ту треклятую хижину, чтобы уничтожить вирус, которым хвастался мудозвон. Знаешь, а он был прав. Сцапал остатки в шприце у полковника, пока мы разбирались с ним. Представляешь?! А мы не заметили, — интонирует она с обидой. — На него стоило наставить пистолет прямо там. Уайт хотел убить его. Жаль, я не смогла быть достаточно безэмоциональной, проницательной, чтобы догадаться о рве, каньоне грязи, находящимся в Хароне вместо его доброжелательной души. Тогда бы… — Парна отворачивается, кладёт ладони на щёки и принимается растирать лицо. — Я вынула образец и растоптала ботинками. Стучала ногами просто без остановки, прямо перед его мёртвым телом. Я давным-давно доказала своё превосходство над ним, но мне этого было мало. На моём платье осталась его «ядовитая» кровь, и я испытала какое-то глубокое дикое, первобытное, непонятное мне самой до конца, возбуждение перед поверженным противником. Мне хотелось удостовериться, что совершенно точно победила… Не помогло… Сэмюэль. Сэм остановил этот цирк. Взял мягко за плечи и отвёл к убежищу в подвале школы. Он теперь всегда мил и обходителен. В его речах нет этой праздной пылкости и раздражительности. Знаю, звучит невероятно, но ты бы удивился. Точно говорю. — Парна складывает ногу на ногу и едва улыбается краями губ. — В убежище, пока меня перевязывали и пытались успокоить, я рассматривала людей. Знаешь, а там были укушенные. У меня кровь кипела. Я горела, взрывалась, не знаю, как получше описать. Помню хитрую лисью и едкую ухмылку этого гандона, когда он сказал, что вирус излечим. Он врал? Вдруг это была капля правды в ванне лжи, что он выливал из своего поганого рта?.. Понимаю, мне, вероятно, не стоит по этому поводу волноваться. Момент давно упущен, но меня не покидает чувство, что я… обязана была спросить его. Я испугала его, и он мог ответить же, правда?.. Тогда бы я попыталась спасти тех людей, сказать, что они будут жить, утешить их. Но… Я такая дура, Логан… — Расстроенная прижимает к себе колени и отряхивает малиновые капри. — Организм, уставший и обессилевший долго ненавидеть мне не позволил: вырубилась на матрасе, а привидевшийся сон я бы точно отправила в банку отборнейшего паскудного бреда на свете. Мне приснилась эта хижина и этот идиот. С той же ухмыляющейся рожей, с тем же оружием, с теми же намерениями. Он убил всех до одного. Всех, кроме меня. Воткнул нож мне под рёбра и пустился со мной в пляс. — Парна вспоминая это снова застывает телом и взглядом, содрогается. — Да, Логан, я танцевала с ним во сне, кажется, что часами. Медленно кружились в обнимку. Нелепо, да? Все девять — или сколько я там спала? — часов видела этот сон. То ли он снова и снова повторялся, то ли длился столько времени. Меня не успокаивает ни один из сценариев. В сновидении менялись декорации, словно в театре: задняя, передняя и боковые стенки одного помещения с глухим грохотом падали и становились другим, вычурным, ярким, пёстрым. И везде его рожа прямо перед глазами. Казалось, что это он управлял показным беспорядком. Когда я привстала со спального места, Сэм смотрел на меня не отрываясь. Он, очевидно, понял, как эти сны тревожили меня. Я не могла отделаться от мыслей, что это была его весточка из другого мира. Что он нанёс непоправимый урон, всегда будет рядом. Со мной, во мне… Пеленой гнева и слепой одержимостью, которые управляли мной в Веваке. Я страстно хотела разделаться с ним и, выходит, плевала на всё на свете. Чёрт, прости меня, прости, что подвела тебя…

Женщина пряча слёзы смотрит вдаль, вслушиваясь в прекрасное пение соловьёв в округе, уместившихся на здешних цветущих мимозах и можжевельниках. Слишком хорошая погода, чтобы находиться здесь. Ветер ласкающе касается верхних крон невысоких деревьев и проносится рядом с Парной, колыхая короткие чёрные локоны. Она неосознанно поправляет их.

— Затем я занялась следствием, намеревалась выяснить, кем были эти парни. Хоть я уже давно не служила в полиции из-за того паскудного увольнения, какое меня до сих пор грызёт и воротит, но… это было необходимо. Для успокоения. И знаешь что? Наверное, догадываешься. Они — никто. В Международных гражданских реестрах и уголовной полиции о них нет записей ни по ДНК, ни по отпечаткам пальцев, их будто не существует, словно ещё вчера они плавали в стеклянной колбе в лаборатории безумных учёных! Я уверена, там они и вербуют рабочую силу. Их вооружение, пистолеты-пулемёты, указывает на китайское производство, что довольно гармонично сочетается с их национальностью. Но такая маленькая зацепка, как ты понимаешь, не заставит ни одного здравомыслящего последовать в громадную страну с населением в пару миллиардов человек выяснить подробности. Даже такую упёртую личность, как я. — Она чешет плечо и делает несколько глубоких последовательных вдохов-выдохов. — Заводов, производящих такой тип вооружения и фирм, продающих его, — что почти одно и то же — очень много. Это тупик, Логан! При них не было ничего, что способно сойти хоть за мало-мальскую улику, а яхта уплыла сразу, когда запахло чем-то серьёзным. К тому моменту, как по моим описаниям составят портрет Йеремы, она уже будет на другом конце земного шара. Ух, как же я жажду трусливую задницу того капитана засадить за решётку. В тёмную подвальную одиночку самой защищённой тюрьмы. Я буду бороться. Обязательно. Не сдамся ни под каким предлогом.

Парна потирает подбородок, снова тяжело вздохнув, и меняет положение затёкших ног.

— Затем, после чуткого вмешательства в работу местной полиции, — спасибо им за предоставленные полномочия и информацию — мы с Сэмом отправились к тебе, Мэй и… — делает долгую паузу, — Йереме. Не знаю как, но я угадала с кораблём, а на палубе меня уже ждала цветастая красно-белая фигура подруги. Она была в относительном порядке и много-много обнималась. Радовалась, что всё закончилось, что мы уцелели, спаслись, но её тяготило твоё состояние. Мы стали единым организмом ещё на Баное, Логан, неудивительно, что угроза потери одного из важных «органов» подорвало наш уклад жизни и самообладание. К тебе не пускали, отмалчивались «соблюдением стерильности», но я на всякий случай накричала на каждого из них, чтобы они ни за что не подходили к тебе со своими вивисекторскими замашками и попытками изучить внутренности. Тебя кусали, вот почему они изолировали тебя. Под предлогом своенравногоповедения меня тоже изолировали, пока Мэй и Сэм пытались достучаться до капитанов, генералов, полковников и ещё хреновой горы высшего командования и воззвать к их разумности, убедить спасти уцелевших. Мы были готовы по памяти указать места лагерей и убежищ даже на топографической карте! В конце концов, когда меня выпустили, то лично вызвалась вернуться туда, лишь бы помочь многим сотням, — ах, если бы это число всё ещё было таким или большим! — оставшимся на том кровавом проклятом острове. Поспрашивала, кто имеет потенциальный иммунитет к вирусу. Даже пара-тройка добровольцев сгодилась бы, чтоб с успехом провести спасательную операцию. Но нет. Нас, как гражданских, попросили не вмешиваться. Однако пометки на карте приняли, смутно пообещав разобраться. Ситуация на Баное их беспокоила не меньше нашего, но вполне вероятно, что они ждали очередного приказа взорвать там всё к херам. Не зря же рядом следовал авианосец с грозными острыми штурмовиками.

Парна смотрит по сторонам, сглатывает и делает передышку, разглядывая вдалеке людей в несветлой одежде.

— Я проведала Йерему. Обречённая на безрадостное будущее, привлекательная папуаска. Создавалось впечатление, что она была печальнее всех нас вместе взятых. Я понимала её как никто другой. Её семья обезумела и упрятала в пещеру высоко в горах, деревенских жителей вытеснили людоеды, а город охватило запустение и разбои. А ещё этот пустоголовый выродок, что издевался над ней, держал в заложниках. Если не упоминать подозрительное поведение учёных… Она, я в большей степени убеждена, потеряла всё на свете, если не преуменьшить её тяготы. Вот уж точно самый несчастный человек на целой Земле. Я уверила, что дам всё, чего она ни захочет, смогу приютить её. Не только Йереме в тот момент нужна была поддержка. Я хотела залатать «дыру» и в своей душе. Убедила состав флота отпустить её без утомительных медицинских процедур, которым подвергли нас: очень помогла в этом деле её «сохранность». На ней были только царапины! Забрала бедняжку сразу же перед тем, как передала контакты Сэму и Мэй, на ближайший остров, чтобы переночевать в тишине и спокойствии. Вдвоём. Не знаю что на меня нашло, но тоска зацепилась за меня в тот миг, когда увидела твоё состояние, и продолжала душить. Можно миллионами способов сравнивать это ощущение с капканом, железной хваткой замораживающим внутренности… Но вывод один: его достаточно ощутить лишь раз, чтобы понять, как он обременительно и паскудно. Я разревелась как девчонка, не сдержала себя. И она заплакала вместе со мной. Представляешь? Как это было жалко, должно быть, видеть двух коренных океаниек, лежащих и рыдающих на кровати! Я именно так себя и ощущала. Жалкой. Мне хотелось успокоения, я была слишком раздавлена прошедшими днями, и душа излила переживания наружу. Я ощущала себя такой растроганной, глупой. Не уверена, стоит ли тебя посвящать в произошедшее после, но… Я поцеловала её… — Парна жмурит глаза. — Сомневаюсь, что Йерема поняла мои мотивы, так как почти сразу же сбежала прочь из спальни. Это можно назвать самым беспечным моим поступком: я позволила ей уйти. Да, именно так, Логан. Она исчезла. Не знаю, зачем прятала от тебя этот факт столь долго. Мы отдали так много сил и энергии, чтобы спасти её, а она пропала. Возможно, вышла на улицу — и там её схватили. Не знаю, как иначе могло это произойти. — Женщина закрывает лицо ладонями и мотает головой. — Склонна утверждать, блядская харонская шайка постаралась, так что наши трудности только начинаются. И пока её похищали, жёстко и насильно — иначе эти бесчеловечные выблядки не умеют — я лежала и размышляла над тем, какую татуировку мне набить следующей. Рядом со шрамом. Твоё имя… или хера, который забрал твою жизнь. — Парна водит по выпуклому месту на плече. Ей одновременно приятно и спокойно от знания, что оставивший его мужчина умер от её руки, но и паскудно, что судьба потребовала жизнь другого — кто ей нравился. — Своим безрассудством я напоминала мебель, потому наверное и валялась всю ночь и плакала на жёсткой бамбуковой кровати. Выбрала себе наказание за все глупости и ошибки по безрассудству допущенные, за всё, что закончилось не так, как должно.

Парна садится в позу лотоса, прибирая к рукам морковного цвета мяч из дублёной кожи в форме дыни, который лежит рядом на траве. Она мнёт его с двух сторон изо всех сил, высвобождая негативную энергию.

— Не знаю, твой ли это был мяч или просто фирменный из магазина, лицом которой ты теперь являешься. Да, они будут толкать спортивный инвентарь под красивым лозунгом и твоей мордашкой. Это в память о тебе и всё такое. Людям полезно узнать о почившем герое. Особенно о жившем в их родном городе. Думаю, тебе бы понравилось. Это и есть тот самый повод снова окунуться в бассейн славы и обожания, о котором ты так распалённо вспоминал. — Женщина, чьё лицо теперь украшает улыбка без единого намёка на радость, вновь отвлекается на мелодичные звуки соловьиных песен и задерживает взгляд на высоком строении. — Это вроде Башня Двух Америк. С её вершины «видно как Северную, так и Южную», как зазывает плакат. Очень высокая, её хорошо видно даже отсюда, а я довольно далеко от города. Возможно, ты бы устроил мне экскурсию по Сан-Антонио. Приятно побывать здесь и убедиться, что это не захудалая дыра. Да, мне понравилось, и я не стану критиковать. — Широко улыбается Парна. — Об Америке слухи разные ходят. Сама я знаю только общие детали. Так что мне бы пригодился гид. — Она выдыхает воздух, отнявший, по ощущениям, все силы. — Мне было бы важно твоё общество…

Она облизывает губы, в молчании гладит чистую после недавнего дождя травку, щекочет об неё ладонь. Хмыкает.

— Я заметила здесь много коренного населения. Близость к индейским прериям отразилась на жизни приезжих и жителях вашего дружелюбного Техаса. Праздники, оформления улочек и зданий, блюда… То, что успела заметить. Уверена, что ты, парень с причёской пауни[3] и специфическими тату, проникся их духом. Мне нравится, когда в человеке есть что-то такое же родовое, дикое. Вряд ли твоими предками были индейцы, но я могу ошибаться. Мы можем быть не такими разными, «грязный, праздный завоеватель». — Женщина с яркими племенными татуировками, подчёркивающие её близость к «колыбельным обществам», кладёт мяч перед собой, водя по нему пальцем. — Ты мне совсем не снишься. Только пидорский преступник с располагающими чертами лица. А мне бы хотелось ещё раз тебя увидеть. Нам дали слишком мало времени друг на друга, но его его хватило, чтобы сказать о своих чувствах. Я часто возвращаюсь к тому мгновению, который поставил точку в твоих мечтах. Те три слова прозвучали робко, но так убедительно. Я не смогла ответить тебе тогда. Не могу ответить и сейчас. Что не подразумевает мою бесчувственность, ты мне не безразличен. Совсем нет. Для сохранения твоей самоуверенности ты должен кое-что узнать. Ты мой первый мужчина за… примерно год. Ты забавно шутишь. — Парна загибает пальцы левой руки. — Чудесно целуешься, прекрасно изображаешь «сексуальное бревно». — Она смеётся, на неё оборачиваются омрачённые люди поблизости. — Ну, и пылко любишь, — почти неслышно и несмело произносит она. — Довольно необычно, когда за два дня испытываешь столь широкий спектр ощущений. Думаю, у нас это взаимно. Опасность породила страсть. — Парна облизывает губы и затем кусает их. — Но самое необычное в тебе, пожалуй, то, что ты стал первым на моей памяти мужчиной, который не раздумывая отдал за меня жизнь. — Она загибает последний палец на руке и всматривается в образовавшийся кулачок. Затем разжимает его. — Как минимум, я планировала оторваться на вечеринке, и ты бы понял, что я умею быть не только сдержанной и морозной машиной для убийств, но ещё и расслабляться. Жаль, твоя вечеринка так и не состоялась…

Парна возвращается взглядом к мячу для американского футбола.

— Если бы мне позволили написать на нём что-нибудь, я бы определённо предложила такую надпись: «Люди не запомнят как ты играл. Люди запомнят как ты выиграл». А ты выиграл, Логан. Благодаря тебе мы одержали победу. Благодаря твоей жертве мы спаслись и лишили мир троих опасных недотёп-террористов. Отомстила ли за тебя? Не уверена. Я постараюсь разделаться со всеми, пока моё сердце бьётся в ярости. Им точно несдобровать. Они ответят за тебя по всей строгости. — Возвращает мяч на место. — Ладно, мне пора идти. Сомневаюсь, что смогла надолго запутать «своего охотника». После девятичасового перелёта я прибежала сюда быстрее ветра: он бы не смог догнать меня, только если не воспользовался сверхскоростным истребителем. Но лишний раз не хочу подставляться под объектив видеокамер, бинокля или, тем более, прицела. Вдруг приказ о моей ликвидации уже поступил, а я прилипла тут на одном открытом месте, где меня видно со всех сторон, и подвергаю свою жизнь опасности. Как обычно. Но на этот раз у меня есть план. Они думают, я безмозглая жертва, а я тем временем приведу их в ловушку. Пожелай мне удачи.

Парна привстаёт с постриженной травы, последний раз всматриваясь в серую маленькую каменную плиту, рядом с которой разложено великое разнообразие цветов. Перед тем, как отвернуться и уйти, она роняет:

— Прощай, Логан.

***

Телефонная трель звучит сигнализацией для вора — пугает до паники крайней неожиданностью и заставляет ждать худшее за худшим. Парна отодвигает мясной салат и нехотя берёт трубку, готовясь положить в первые секунды, пока не отследят сигнал, а внушающий спокойствие располагающий голос на другой линии только усиливает желание:

— Парна, выслушай меня внимательно. Я знаю, что ты в разъездах и избегаешь общения с кем-либо, меняешь то телефон, то РМРА[4], даже одежду, надеясь потеряться для возможных преследователей и служб. Во многом по перечисленным причинам было сложно отследить тебя и твоё положение. К счастью, у нас есть передовое оборудование и специалисты. — Только Парна тянет большой палец, чтобы отменить звонок, как следующие слова заставляют прислушиваться, нет, не снизить бдительность, заострить внимание на всём вокруг: на своём дыхании, сердцебиении, голосах и звуках. На мираже покоя и людях, миражу поддавшихся. Мужчина в трубке точно знает её положение и состояние. — И благодаря им удалось понять, что ты ведёшь войну с противником, намного превосходящим тебя по численности и оснащённости, и ты неизбежно проиграешь, если не послушаешь меня. Я знаю, через что тебе пришлось пройти, знаю что и кого ты потеряла, но ты потеряешь намного больше в ближайшее время, если продолжишь. Я молю тебя остановиться. Сложи свои мечи, Парна, сложи свой щит на землю, они тебе не понадобятся. По крайней мере, пока. Позабудь о войне, что ты ведёшь в одиночку, — слушая тихие наставления, не замечая за собой она складывает на землю незримые грозное и острое оружие, что тотчас применит по назначению при мало-мальской опасности, и щит, смягчающие и отражающие боль, злость и сожаления. — Я не могу оставаться безучастным к твоей судьбе, поэтому предложу всю возможную в рамках моей должности помощь.

Если бы он следующим словом не представился, Парна бы так и не поменяла подозрительного своего отношения к звонившему, чей характер речи подходил только одному типу — маньяку. И если это очередная проклятая шутка от Организации, с них станется, она незамедлительно сменит тактику во вред маскировке и в пользу обнаружения шпионов, которые, как Парна убеждена, окружают её в любой обстановке, прячутся в любой тени. Если не наблюдают за её беспокойным сном, то слушают за стенкой.

— Это Аркадиус. — Сухость в горле не мешает Парне сглотнуть. — И я твой самый лучший друг и помощник сейчас. — Поначалу голос казался совершенно незнакомым, но по мере разговора всё больше обращался к ускользающей мысли, маячащей где-то далеко и блёкло чтобы прислушаться. И мысль эта служит ещё одним подтверждением, что сметливость уступила безрассудному гневу. Недогадливости в отношении человека, с которым провела несколько лет службы и личной жизни. Прошлого, какому отдала крайне ограниченную циничную роль опыта, только и всего. И звонок от олицетворения прошлого опыта некоторое время не давал свыкнуться, не разрешал внутренние противоречия между безусловным доверием в условиях недоверия ко всему и всем и одновременно жаждой покоя, какому поддались окружающие, почему-то не ведающие о пакостях Организации или не признавшие их серьёзности. — Я помогу тебе, только приезжай домой, в Сидней. Я обеспечу тебе безопасность. И обещаю, дам возможность поквитаться с теми, кто отнял у тебя столь много.

Если раньше и были сомнения, прислушиваться ли к собеседнику — и речи не идёт о том, чтобы ценить его усердия и увещевания, — то шанс отомстить, вершить справедливость, ложится на языке воздушным тортом Павловой.

— Я напишу номер и время прибытия рейса.

Аркадиус не смог не улыбнуться.

​_____________________________________________________________________________

[1] Также Оззи (сокращ. от Aussie) жаргонное название Австралии коренными жителями.

[2] Подробности истории освещены в новелле Марка Морриса «Dead Island».

[3] Больше известная как ирокез, названная в честь племени Ирокезов, на самом деле не соответствует действительности, так как те выщипывали себе волосы, оставляя либо маленький вихор, либо косу на затылке. Племя Пауни, напротив, вздымали скальповую прядь в высокий и узкий гребень наподобие той, что сегодня носят «панки».

[4] Расширенный модуль распознавания абонента, применяемый в сотовой сети.

Комментарий к Горесть победы

Кому интересно, за историей про миллионера-отморозка, упоминаемой Парной, прошу в переведённую мной новеллу (https://ficbook.net/readfic/5941867) в главе “безопасное место”.

География рассказа для тех, кто прочитал, и кому любопытно: https://pp.userapi.com/c841223/v841223641/a619/s_FdrH6a69o.jpg

Идеи, что терзали меня больше пяти лет, нашли своё написательное отражение. Как же я счастливо-несчастна!.. И продолжила рисовать иную концовку, размышляя над ней всё время. После того, как знатно повредила восприятие после прохождения самой новой игры в серии, подзадержалась с написанием; надо было всё обдумать. Хорошо, что победа на моей стороне оказалась. Шведские разрабы, вы намутили из сюжета чухню.

========== Разрешение раздора. Мнимый выбор (концовка вторая) ==========

Комментарий к Разрешение раздора. Мнимый выбор (концовка вторая)

Для честности множественности концовок выкладываю другую.

— Будь любезна, подыграй мне, — шепчет Харон на ухо Йереме перед тем, как взять со стола добытое ранее оружие. Заняв позицию позади вставшей пленницы, он приставляет правой рукой грязный нож плашмя к её шее, а левой — сжимает пистолет. Глубоко вдыхает и считает про себя. Страх сдавливает лёгкие, царапает словно когтистой лапой.

Смягчающим фактором выступает великое число пережитых стрессовых ситуаций, в последнее время в заключении уж точно, так что они с Кевином, с позволения сказать, «заклятые друзья». Главным всегда было и актуально сейчас держать себя в руках и обороняться словом. Как известно, им можно убить и спасти, и людей за собой повести. Словом можно предать и продать, и купить. Словом, всё, в чём способен ты убедить. Ввязываться в малоосмысленное кровопролитие, за которое велик шанс его не только отсчитают и лишат премии, мягко говоря, он не рассчитывал и потому постарается заболтать неприятных посетителей всеми возможными силами в затянувшемся ожидании спасительной лодки, и очень вряд ли у него снова есть право на ошибку. Один раз, можно сказать, он уже воспользовался им, когда оставил четвёрке жизнь.

Замечаю краем глаз присутствие людей в комнате, но не успеваю разглядеть, как звучит грохочущий выстрел. Правее и выше меня в ярде или двух. В крыше повреждений не замечаю: только несколько капель стылой воды залетают внутрь. В моей же душе поселяется ураган ужаса, унося в свой вихрь всё то, что поддерживает жизнедеятельность. Даже стук сердца не слышен из-за многократно проигрываемого в ушах выстрела. Прятаться некуда — враг прямо спереди! И я в его власти. Внутри разрастается пустота, из-за какой я наверняка стал походить на заурядную оболочку из кожи и костей.

— Бросай оружие на пол, — слышу сухой поставленный голос и невольно подчиняюсь. Ловко перехватывает инициативу и пугает до состояния «выпрыгивания из собственных штанов», умник!

Его бледно-голубые глаза бегают по комнате, как у плотоядного животного.

Кевин… Это действительно ты? Ну, какого чёрта?! Нет, правда, по всем вероятиям, было сверхнаивно полагать, что пропажа заключённого, вирусный устракт[1] и похищение некой «неоднозначной» бабёнки будет не взаимосвязана. Но… ты же был приветлив, ты спас нас, отвёз в Вевак. Мужик, ты подарил мне Вевак! И ты же сделал всё возможное, чтобы отнять его! Выродок! Почему бы тебе было просто не убраться по-тихому, захватив с собой эту замарашку? Зачем всё это?

Стук шагов за хижиной наводит на размышления о том, что остальные члены квартета «борющихся несмотря ни на что» появятся через мгновение.

— Логан, что у тебя?.. — громким шёпотом интересуется Сэмюэль, взяв поудобнее хромающую Мэй. Я хочу предупредить друзей не соваться внутрь, но вооружённый — теперь точно — бывший дружок мотает головой. Направленный на меня пистолет вынуждает замереть. Чувствую, скорее всего из-за паники, как замедляется кровоток. — Помощь нужна? — Появившись вслед за Картером без огнестрельного оружия, они изначально соглашаются на роль послушных марионеток, заложников ситуации.

Йерема вынужденно загораживает своим телом преступника. Неподвижна, апатична. Только влага в глазах, которая, однако, может означатьчто угодно. Женщины меня поражали не раз загадочными настроем и поведением, и я не собираюсь гадать о её самочувствии. Главное, вот она, живая. Парна будет довольна тем фактом, что мы проделали такой… очередной сложный путь ради пострадавшей девушки не зря.

— Ну, ты и мудила, кусок говна! — ругается Сэм, узнав бывшего приятеля. Харон, впрочем, реагирует на это флегматично.

— И рукопашное оружие тоже. Я хорошо видел, что вы с ним вытворяли на Баное. Мистер Картер, вас попрошу в особенности. — Указывает дулом пистолета на затянутый пояс с ножами. Какая честь! Во избежание новых враждебных действий незамедлительно расстаюсь с недавно обретённым комплектом. Шипя Сэмюэль небрежно отпускает молоток рядом с собой; хмурящаяся Сянь Мэй кидает заляпанное кровью вакидзаси поближе к ногам Йеремы. — Мистер Битти, советую вам поступить также, как и …

— Что за вонючий официоз ты устроил? Думаешь, мы фильмов не видели? Да ты вылитый стандартный плохой парень, от которого уже всех тошнит. И от таких сценок тоже, в которых мы знаем, что произойдёт в следующий…

— Оставим эти нелепости…

— Да пошёл ты! — непреклонен Сэм. — Чтобы мы тут дрожали как запуганные щенки, слушали твою псевдофилософские херопланы по захвату мира и боялись хмурого взгляда?! Не быть та…

— Замолчи! В этом пистолете хватит патронов, чтобы убить всех вас, и ещё половина останется, так что я бы вам порекомендовал остыть… — слегка вышедший из себя преступник напускает умиротворённый вид почти сразу. — А где же четвёртая, мисс Джексон? — Находчивость, натренированная годами в самых различных, в том числе напряжённых ситуациях, как известно, неблагоприятно влияющих на скорость мышления, подсказала Кевину лишить оппонента преимущества в атаке веским: — Покажись, иначе твоим друзьям придётся плохо!

Создав внешнее впечатление того, что она театральная актриса, Парна показывается в входном проёме, как только слышит угрозы. Движениями резкими и стремительными, как будто отрепетированными, сперва выбрасывает на пол винтовку, затем становится рядом с Мэй. Озвучивают мысли Харон и Парна почти одновременно:

— А, вот и вы, мои «ангелы смерти»…

— Ах ты, грёбаный очк… — обрывает она гневный поток нецензурщины, сосредоточивая взгляд и замечая внешне изменившегося Харона. Конкретно в данном случае, отсутствие аксессуара, послужившего причиной сыпать бранью; — очковтиральский обмудок! — выкручивается она. — Отдавай нам Йерему, живо, иначе лишишься головы!

Хрипящий нервный смех вырывается из горла человека, развеселённого угрозами в свой адрес. Пока он отвлечён, Парна рыщет рукой под полицейской курткой и хватается за оружие в кобуре.

— С какой это стати, мисс Джексон? Вы под моим прицелом.

— Ошибаешься. Может, и наоборот, потому что я очень хорошо стреляю, — предупреждающе заявляет Парна и делает шаг вперёд, вытаскивая и направляя пистолет на Харона в ответ. — И меткость моя возрастает рядом с ублюдками, которым нравится беззаконие. Особенно, с такими мудаками мужского пола, как ты! — злостью пропитано каждое её слово. Искренняя, неиссякаемая, страстная. Мне боязно находиться с ней в одном помещении сейчас.

Кевин глубоко втягивает свежий воздух, чувствуя, как учащается сердцебиение. Как вся храбрость и стойкость выветриваются, оставив сознание с паническими мыслями сбежать, провалиться, или, на худой конец, договориться, если остальные замыслы потерпят крах. Порыв ветра, ворвавшийся в помещение, только ещё неутешительнее воздействует на и так неустойчивую твёрдость духа. Пол цепкими холодными лапами морозит кожу ног, поднимаясь всё выше. Прямо сейчас он понимает бестолковость мыслей о собственной неуязвимости, лелеянных самолично наречённой божественной сущностью, потому что ощущает неподалёку присутствие Мороса[2], подводящего смертных к их гибельной судьбе. Харон прячется за папуаской, пропадая из поля зрения тренированного стрелка. Хватит ли у него настойчивости убедить её не применять своё оружие?

— Йерема, слышишь меня, мы спасём тебя от этого ссыкуна. Он тебе больше никогда не навредит. — Замечает Парна лилово-синюю область на правом плече девушки, причина появления которой фактически кроется в её неловкости, но никак не в насильственной природе Кевина. — Не делай резких движений, я во всём разберусь! — Пленная бросает ей всё тот же плаксивый взгляд. Выражение лица нашего бывшего спасителя претерпевает различные эмоции.

Она во всём разберётся? Не мы? Кажется, я улавливаю некий посыл в данной обстановке. Оказавшись внутри этой хижины, мы с Парной стали преследовать разные задачи. Каждый свою. Как бы это соперничество не вылилось в печальное русло. Я хочу оставаться среди живых. Она же жаждет разобраться с Кевином любой ценой. Я бы тоже с ним разобрался, брось он пистолет. О, мы бы разобрались как мужчины, и я бы его живо уделал, как уделывал сотни подобных ему хлюпиков на поле!

— Храбро, но и опрометчиво, мисс Джексон! Прошу вас, бросьте на пол пистолет, или я буду вынужден ранить вашу миловидную подругу, — дрожащий голос его почти незаметен, правой рукой он показательно монотонно водит плотно прижатым лезвием ножа по шее Йеремы. Она закрывает глаза, но веки дрожат. Парна заметно нервничает.

— Не будешь! Лживая сволочь! — упрямая смелая реплика не иначе как шокирует каждого, –кажется, даже того, к кому обращена — вынуждая чуть ли не открыть рты в изумлении. Короткий пистолетный ствол, раздобытый у трусливого полицейского, всё ещё обвиняющее тычет в похитителя. — Она нужна тебе.

— Брехня! — неожиданно уверенно заявляет в ответ Харон. — У меня уже есть образцы заразы, а она мой «золотой билет» отсюда, шанс беспрепятственно покинуть остров.

— Ты не стал бы так рисковать ради обычной девушки. Вызволять её из лаборатории, если бы она была просто запасным вариантом, обузой в твоём идиотском проекте.

— Да, ты изначально вёль себя подозрительно. Пробрался в зякрытое научное крило черезь охрянную систему…

— Ох, это оказалось не затруднительно, — вмешивается он в чужую реплику, не позволяя договорить. — Наивно задаваться мыслью, что я не просчитал все ходы наперёд. Вы же непобедимые убийцы и расчленители, прямо «мясники» с острова Баной…

— Все наши жертвы — обезумевшие монстры, а не обычные люди, — раздаётся чёткая реплика опалённой Мэй.

— Спорно утверждать так, Сянь нюши[3]. — Глаза китаянки округляются, услышав знакомое обращение. — Учитывая, что на первой стадии эта болезнь вполне себе излечима. — У Парны заметно изменяется лицо. Волевой дух срубает на корню, когда она вспоминает всех недавно заразившихся. Их испуганный взгляд, панические крики, как её приговаривающие пули оседают в их головах. В мыслях она пытается убедить себя, что преступник от страха и отчаяния лжёт. — Проанализировав все действия по видеокамерам, я ожидал с вашей стороны некой исключительной самоотверженности в поисках обидчика. А так как мне было нужно устроить здесь испытательный полигон для… своих целей, то предвидел, что вы понесётесь за мной. Заражённые и ваша дорогая подруга были необходимы как сдерживающее средство против вас. Поэтому меня не пугает возможность пролить её кровь, — подчёркивая свои слова, Харон играючи водит острой стороной ножа рядом с щекой и шеей Йеремы. Та еле слышно постанывает.

Человек позади, вплотную грудью прижавшийся к ней, уверял в том, что не намерен навредить. По сути обстановка представляется такой наигранной и лживой, что любой бы на её месте приоткрыл тонкий и прозрачный занавес напущенного фарса, прекратив напрасную напряжённую словесную перебранку. А она обладает подобной властью. Если Кевин в самом деле не обманывает, а она более чем уверена в нём, то одними движением и фразой может всё прекратить. Она способна предотвратить вероятность каждого из этих людей стать жертвой обстоятельств. Спасти всех в помещении. Чего ей безмерно хочется, ведь окружающие ей не враги, даже вопреки нынешнему положению.

— Кевин, прошу, остановись, — молит Йерема шёпотом, прикоснувшись к притворно угрожающему ножу.

— Что ты пытаешься сделать? — осторожно и тихо обращается её на ухо Харон, но из-за небольших размеров хижины его слышат все.

— Не убивай их, я пойду за тобой, только не причиняй им вред, прошу, — последнее слово съедается голодным волнением, сломавшим Йереме голос. Она поворачивается к своему похитителю, не чувствуя заметного противодействия и, принимая во внимание его уязвимость перед нацеленным оружием Парны, загораживает собой.

— Что, чёрт возьми?! — единый смысл доносится от уцелевшего квартета по очереди разными словами.

С любовной нежностью, какую себе позволяют лишь люди, давно знающие друг друга, Йерема, эта хренова бедная пленница, управляет действиями похитителя, несносного преступника, держащего нас на прицеле! Кто-нибудь такое предусматривал вообще? Когда-либо? Где-либо? Эмоции распирают изнутри, желают вырваться наружу и излиться в просторную комнату хижины, как переваренная кипящая каша. Мне хочется вырасти в размерах или уменьшить этих двоих, взять каждого в свою руку и закричать: «Какого дьявола вы здесь устроили?» Уставлюсь на Йерему и скажу: «мы вообще-то пришли вызволять тебя». Затем переведу взгляд на Кевина и закончу фразу: «и по возможности прикончить тебя или засадить обратно в тесную клетку!» Чепуха! Такого не бывает! У меня горячка.

Кевин прищуривается, вглядываясь в тёмно-зелёные глаза, сперва ошибочно определимые под тинистые, замутнённые, без капли разумения, шокировавшей его девушки, в ту единственную область на застывшем округлом лице, в зеркала, способные показать искренность намерений. Он умеет читать эмоции, и сейчас она не пытается обмануть или воспрепятствовать его действиям. Она спасает его из сложной ситуации, в которую он загнал себя сам, ну и конечно же муссон, ведь дождь не намеревается закончиться ни сегодня, ни завтра, ни вообще когда-либо. Смывать кровь ему предстоит ещё долго.

Лёгкие увеличиваются в размерах, сердце гулкими стуками отдаётся в голове, показательно дрожат руки. У него остаётся шанс выбраться с острова живым. Как он и рассчитывал. Едва заметно качает ей головой в ответ.

Кевин, приятель, ты сам не понимаешь, что она делает? Чёртова папуаска и для тебя выглядит сверх меры необычной, верно? Но почему и ты смотришь на неё так доверительно, словно вы давние друзья? Ох, я не понимаю. Где ты нашёл манипулятор мозгами и заставил её слушаться тебя? Как иначе объяснить её поведение? Я окончательно теряю связь с реальностью.

— Йерема. Ми пришли спасти тибя, что ти задумяла? — не понимая её мотивы, спрашивает потрясённая Мэй.

— Да, какого хрена ты вытворяешь? — солидарен с ней Сэм.

— Отойди и дай мне выстрелить в этого мудака! Это просто, Йерема, послушайся меня, — убеждает Парна.

Вместо того, чтобы дать ответы или прислушаться, не такая уж и несчастная заложница следует к вооружённой Парне, всё ещё закрывая собой её цель, и берётся рукой за затвор взведённого пистолета. Мотает головой из стороны в сторону. Взгляд её цепляется за браслетик на запястье, который она сбросила с себя в больнице, чтобы друзья нашли её. Теперь это неважно.

— Дай мне оружие, Парна, — с равнодушием, безрадостно просит она. — Он не выстрелит, если вы не станете угрожать ему. Поверь мне. Сделай, как я тебя прошу, и никто не пострадает.

Во мне кипит так много ярости и негодования, что я предпочитаю стиснуть зубы, сдерживая порыв произнести что-нибудь такое же неподобающее, как мои друзья, повышая шансы навлечь на нас беду. Не навлекла ли уже своими действиями «мисс внезапность» на нас печальный рок? Хотя я совершенно не сознаю, как развернулись бы события, если всё происходило ровно так же, как во всех виденных мною фильмах в сценах с заложниками. Союзников, обязанных нам жизнью и при этом имеющих бронетранспортер, у нас вроде бы нет, а Николай вряд ли починил свой говнолёт, чтобы явиться в последний момент и упасть на голову вооружённому предателю. Неужели Йерема делает нечто… правильное? Чертовски неожиданное, но… спасительное. Мы поменялись с ней ролями?

— Что ты… Йерема, почему? — лицо Парны теряет форму, «раскисает», обвисает, уголки её дрожащих губ тянутся вниз. Она словно плачет без слёз от обиды, рвущей её нутро. — Он же злодей, убийца, тот, кто скорее всего причастен к ситуации на Баное! — повышает голос, ослабляя давление на спусковой крючок. Такие неопровержимые доводы способны заставить задуматься и одуматься любого человека, по её мнению.

— Это сделала я. Я тоже убийца, — неожиданно заявляет Йерема, поддерживая изумление людей в хижине. Несколько секунд все усиленно обрабатывают реплику, стараясь состыковать происходящие события в единое целое.

— И ты хочешь последовать за Кевином, извините меня… — кладу ладонь на грудь, поняв ошибку; — подонком, чтобы продолжать вытворять подобные ужасы? — не могу держать себя в руках и кричу на псевдопленницу.Преступник за ней ехидно искривляет губы.

— Нет. Он и его… — осекается Йерема, желая сохранить его откровенности в тайне, — придумали мне другое назначение. Миру больше не придётся сталкиваться с подобным насилием, — наивное утверждение заставляет почти всех улыбнуться.

— Он обманывает тебя, как ты не можешь понять? Ты — оружие для его… где бы он ни состоял! — пытается докричаться до неё Парна, но Йерема по-прежнему безэмоциональна.

— Они выкачают из тебя кровь и выбросят на свалку, а сами тем временем заразят этой куру — или чем там — весь мир! Ты должна понять это! — взбешённо восклицал Сэм. — Самое невероятное безумие на свете — довериться ему!

— Ещё будут догадки и препирательства? Кто-то хочет остаться калекой? — устав от словесных распрей, угрожает Кевин. Йерема оборачивается на него и мотает головой.

— Хорошо, — сдаётся Парна и позволяет упрямице взять пистолет. — Сделай мне приятное, застрели его сама, — шепчет так, чтобы было слышно лишь им двоим. — Иди с нами, умоляю тебя.

«Какой к чёрту у неё может быть выбор?» — хочу спросить я возмущённо, но молчу, наблюдаю за действиями Йеремы с пистолетом в руке. Голова услужливо рисует самые мрачные из последствий: перво-наперво воображение представляет себе то, как она стреляет в Парну — и оно ужаснейшее, потому как с её потерей я никогда не смирюсь; пустит пулю в меня — нелогично и странно, но подсознательный страх за собственную жизнь никто не отменял, инстинкт самосохранения, все дела; выстрелит в Кевина, что будет самым наилучшим исходом для всех, как считаю; наконец, последним образом соображаловка не исключает вариант самоубийства незадачливой папуаски, но этот исход также фантастичен, как и её готовность переметнулся на сторону врага. Неужели такое возможно? Выходит, я прав?

Пандора экзотической статуей замирает на месте, а у четвёрки создаётся впечатление, что она даже зрачками не двигает и не дышит. Лишь Парна, стоящая строго напротив, замечает, как мечется её душа. Земля словно начинает расходиться аккурат между ног, заставляя сделать выбор в пользу кого-то одного, вынуждая не провалиться в вечную темноту со своим пугливым смятением и несостоятельностью. Если это будет шаг вперёд к четвёрке, к тем, кто продолжит оберегать её, смогут ли они защитить от нападок учёных, военных или всех вместе? Шаг назад на первый взгляд кажется неочевидным, неправильным и аморальным, но тот мужчина не даёт поводов сомневаться в нём, он также заинтересован в её целостности и обещает найти применение её проклятой крови, что будет совсем кстати в осложнившемся положении. Может, он прибыл как раз вовремя, чтобы показать, насколько она пандемически опасна и заберёт подальше, в некое «надёжное место» для окружающего мира и самой себя. Обе стороны заинтересованы в её благополучии, но выбор сделать необходимо.

Что же в Кевине есть такого? Определённо он обаятелен. Его поведение, манера говорить и мимика. В нём нет этой страстной увлечённости убивать. Каждая жертва была призывом к чему-то, попыткой повлиять, устранить в целях сохранности анонимности его Консорциума, нужных ему людей и его самого. Она глядит в маленькие бледные глаза в попытке прочесть эмоцию и замечает страх. Он тоже жертва обстоятельств? До какого порой вздора доводят ассоциативные рассуждения! В её же друзьях нет ни двойственности, ни искорки лицемерия и власти, они просто сражаются за добро и желают принести мир всюду, до чего дотрагиваются. Прискорбно, что не всегда это получается.

Цели двух сторон не так и отличаются друг от друга, знали бы они это.

Мнимый выбор, если честно. Зажмурившись Йерема шагает назад. Парна, желавшая взять несносную ситуацию в свои руки, лишается шанса отобрать пистолет из неуверенной хватки Йеремы и исполнить то, что спланировала ещё не войдя внутрь хижины. Теперь, чтобы проделать такой манёвр, она будет вынуждена подставить под удар чью-то жизнь, возможно, даже свою. Самоуверенная женщина упускает шанс свершить истинно правильное в текущей ситуации действие. Раздраженная собственным бессилием Парна хочет зарычать, но только глубоко вдыхает.

— Внизу у рукоятки есть защёлка, поверни её слегка, — Харон угадывает намерения Йеремы, с любопытством рассматривающей и вертящей в руках огнестрел, и подсказывает, как освободить пистолет от магазина. — Да, вот здесь. — Она следует совету, ловит откреплённую деталь и суёт Кевину в карман, нагибаясь в этот раз за брошенными автоматами. — У них он просто выдёргивается, потяни вниз, — спокойным и непринуждённым голосом Кевин раздаёт указания, словно следит за новичком в стрелковом клубе и совершенно не имеет понятия о том, что находится между ногой нападающего и мячом, устремлённым в ворота другой команды. Рядом с теми, кому не терпится переломать ему все кости при любой подвернувшейся возможности. Предельная близость к смерти и умелое ускользание из её лап донельзя повышает уровень адреналина, храбрости и собственного превосходства довольного манипулятора. — И проверь боезапас у них в карманах, будь добра. — Пандора кивает головой и послушно щупает куртку Парны. Не обнаружив посторонних предметов, она перемещается к Мэй. — Нет, этих двоих пропусти. Они предпочитают не пользоваться огнестрельным, — со знанием дела утверждает хозяин ситуации, дрожащие губы его норовят оскалить зубы в приторно-лиходейской улыбке.

Внутри него призма, ловящая и отражающая свет в различные стороны, нет, он будто целиком состоит из фосфора, слепит, раздражает своим удовлетворённым, победным сиянием ярче стадионных софитов. Накрыть бы его чёрным трупным пакетом и дубасить молотком до кашеобразного состояния, чтобы не останется ни единого намёка на его вытянувшиеся в довольной ухмылке губы и противного блеска в светлых глазах. Я хочу сказать что-нибудь, но на языке ждёт своей очереди только нецензурная брань.

— Не верю ни своим ушям, ни глазям, Йерема… — затихающий голос Мэй не в силах выражать эмоции. Лицо немеет, привычная добродушная улыбка исчезает, когда она понимает, что не властна над ситуацией. Вновь обратиться к аргументам, уговорить Йерему кажется Сянь Мэй малоосуществимым, а если действовать активно и решительно, в открытую, то это только разозлит уже преждевременно наслаждающегося своим триумфом мерзавца.

— Да ты, очевидно, шутишь над нами, куколка! — сердится Сэмюэль. — Что ты за подонок такой? Втёрся в доверие к молодушке, затуманил её мозги и стоишь с улыбкой? Ты просто ничтожество… — он презрительно высказывает недовольства медленно и чётко, словно объясняет маленькому ребёнку, что так поступать нельзя. Сэм кажется единственный, кого не пугает находиться на мушке.

— Как вы думаете, мистер Битти, какой свободой в ругательствах и унижении моего достоинства вы располагаете, прежде чем я выстрелю? — нервной речью, торопящей слова, угрожает Харон и наклоняет голову вбок, нацепив кривую улыбку на равнодушное лицо. Парна испытывает к нему крайнюю степень омерзения, её разве что не трясёт, она сжимает кулаки, сдерживаясь от опрометчивого поступка.

Колкое заявление вынуждает утихомирить пыл и проглотить все недосказанности. Тишина впервые наведывается в хижину и решает задержаться. Сюда же заглядывает яркий свет широкого фонаря, завидев который Кевин заметно воодушевляется:

— Возможно, уже давно пора поставить зазнаек на место, наказать за плохое поведение.

Он приподнимает кольт на уровень головы и прицеливается в Сэма. Тот замирает в нерешительности и испуге, язык мгновенно становится тяжёлым и прилипает к гортани, даже не пытаясь помочь своему обладателю примириться с вооружённым психом. Сэмюэль сглатывает, и этот горловой звук отражает всеобщее напряжение.

Только не это, мужик, ради всего святого в мире, прошу тебя, не вычёркивай никого из жизни нашего славного квартета. Мы же так много пережили вместе, ты представить не можешь! Не стреляй! Неужели я сказал это в уме? Адская канитель, а ведь я даже не помогу своему другу? Не успею предотвратить трагедию?

Йерема рядом тяжело дышит. Она могла бы встать напротив и загородить намеченную цель, но понимает, что это способно повлечь за собой другие разрушительные последствия. То, что она уже сделала, изменило их судьбу, вмешиваться ещё раз, значит поставить под сомнение жизненные законы. Духи заставят её поплатиться за это, она знает. Йереме в данный момент хотелось верить Кевину, но губы уже предостерегающе шептали:

— Нет, не надо, — плаксиво выдавливает она, но выстрел, вопреки просьбе, всё же оглушает её.

Она закрывает ладонями уши. Верещат в отрицании женские голоса. Сэм валится на этажерку с дрожащими мячиками позади, дыша так тяжело, как будто выныривает из глубокого водоёма. Пуля едва не задевает его ухо и прошивает бамбуковую стенку хижины проката спортинвентаря.

— Следующим не промахнусь, — хитрец улыбается так широко, что обнажает зубы, едва не смеётся.

— Кароно! — звучат картавые мужские голоса с пляжа, встревоженные выстрелом.

— Я здесь, в хижине! Будьте осторожны, со мной заложники! — предостерегает своих друзей агент на незнакомом большинству языке.

— Сраный ты угрёбок, как же ты меня напугал, — внезапно приливает губительная смелость на Сэмюэля.

— Чёрт возьми, заткнись ты уже! — доносятся с двух сторон до Сэма женские упрёки. Только тогда он слушается и начинает смиренно молчать, что в жизни у него, наверняка, выходит крайне редко. Йерема приоткрывает глаза и рот в радостном удивлении.

Мне же хочется улыбнуться. Не подвёл, промазал! В таком убийце, как он, есть сострадание? Может я и вычеркнул его из списка союзников, но не рано ли вписываю в перечень злейших недругов? Безусловно, если ещё придётся иметь дела с мразями и ублюдками, предпочту, чтобы мне противостоял только он. Воу, ну и откровения. Не ожидал от себя такого. Глубоко выдыхаю напряжённый воздух и ощущаю болезненное сердцебиение. И почему меня не тревожит скорое появление его дружков? Потому что мы встретим их полным командным составом, а это чертовски поднимает боевой дух?!

— Полагаю, мы всё между нами уже выяснили, — сочувственно смотрит Харон на не отошедшего от страха чернокожего верзилу, жмущегося у стены. — Отойдите дальше, дайте проход моим коллегам! — группа беспрекословно выполняет указание, медленно ступив назад. Кроме Сэма, тот и так почти слился с этажеркой в одно целое. — Моё время здесь подходит к концу, так что… — Он страстно желает произнести «Пандора», выданное прозвище, позлить четвёрку, но вовремя осекается: — Йерема, — ласково обращается к спутнице, — одевайся и выходим.

Она молча кивает и послушно накидывает невысохший больничный халат, нерешительно прибирая к рукам и позаимствованную Кевином у мертвеца тёмно-синюю мужскую рубашку. На несколько секунд она задумывается над последствием своего выбора, но мотает головой и прогоняет подозрения. Ничего тревожного и ужасного не произошло. Она поступила правильно. Она спасла их. Снаружи уже слышно тяжёлое дыханиемужчин, бегущих в направлении домика, пострадавшего от огнестрельного оружия.

— Поверить не могу, — голос у Парны такой печальный, что кажется, будто она плачет. — Дорогая моя, не смей манипулировать собой. Убей, уничтожь его при первой возможности! — грустная интонация, однако, не исключает серьёзность её гневного настоя. — Лучше останусь во мнении, что ты заранее спланировала осточертенно смелую диверсию и устранишь его проклятую шайку, члены которой по локоть в крови, изнутри! — на конце реплики в проходе образуются два азиата средних лет в непромокаемых куртках с капюшонами, в руках у них — высоко поднятые пистолеты-пулемёты. Они переглядываются с Хароном, приветствуют друг друга, кивнув головой. Смятение квартета вмиг усиливается.

Ловко переложив нож в руку с огнестрелом и привычно подхватив девушку в халате за плечо, Кевин двигается к выходу, напоследок остановившись перед Парной.

— Я позабочусь о ней, мисс Джексон, — хитро ухмыляется он, — будьте уверены, что она не пропадёт со мной.

Парна еле сдерживается, чтобы не ударить его или хотя бы не плюнуть. Никто и никогда в жизни не вызывал в ней ненависти сильнее этого бритого уголовника, даже педофил Джеффри Лукас[4], из-за которого она потеряла работу, сместился на второе место. Так как тот недоделыш уже умер. Смерть этого — станет следующей целью в её жизни.

— Хочу, чтобы тебя акулы съели и не подавились, мерзость, — тихо ипоследовательно выговаривает Парна, наконец обличив свою ненависть в довольно безобидное напутствие. При учёте её пылкости, конечно же.

— Эх, не взаимно. Вы мне симпатичны, — почти огорчившись, кидает Харон. — Мы уходим, друзья, — постановляет он на эсперанто и медленно бредёт к выходу, к мокрому пляжу и катеру на кровавом берегу, который, разрезая пенистые синие волны, выведет его с зелёного архипелага, где он пробыл уже слишком долго.

______________________________________________________________________________

[1] Акроним — устрашающий акт (англ. terror — ужас, устрашение и act — действие).

[2] Или Морус. В греческой мифологии существо надвигающейся гибели (др.-греч. Μόρος, — погибель, возмездие).

[3] В Китае на официальных церемониях к женщинам принято обращаться «госпожа» следом после фамилии.

[4] Подробности о персонаже можно прочитать в официальной новелле Марка Морриса «Dead Island».

========== Дарованные жизни ==========

Комментарий к Дарованные жизни

Именно эта концовка имеет продолжение в виде следующих книг.

Он только уходит со своим эскортом и заложницей за порог (хмурые ребята, лица которых не разглядеть, не забывают властолюбиво проводить нас дулами своих пистолетов-пулемётов), как сразу посеянные им «семена» всходят. Семя раздора, несомненно, зреет в Парне: я чувствую, как мысленно она водит Кевина по ею сооружённой камере пыток, выжимая из него жизненные соки. От подробных представлений меня даже передёргивает. Сейчас она разве что не гнёт руками автомат без боеприпасов, сопит, ненавидит, думает, как поступить дальше. Однако это цена — любить такую страстную женщину, терпеть её яркие проявления чувств. Возможно, она огорчена поступками Йеремы, но, как обычно в последнее время, выражает гнев. Парна не понимает её выбор — а кто понимает вообще? — и злится. По хорошему, мне бы поступить также.

Печаль овладевает хрупкой Сянь Мэй, которая выглядит ещё более беззащитной, чем за стойкой в приёмной отеля. Она подобно другим омрачена действиями Йеремы и не находит внутри себя ни крохи оптимизма, чтобы прийти в норму. Вероятно, ещё мешает боль в подвёрнутой или сломанной лодыжке, но я располагаю лишь предположениями. Напрямую спросить будет нетактично, учитывая всё ещё не сошедшую улыбку с лица. Она ведь ещё на мне?

Страх по-прежнему виден и в резких действиях Сэмюэля, и в его испуганном мечущемся взгляде. Ещё бы, его чуть не застрелили! Плохо представляю, что такое словить пулю в текущих условиях, как минимум очень больно! Кто-нибудь оказал бы первую помощь? Мэй — медик отличный, но без инструментов и лекарств никто не протянет дольше положенных минут, в течение которых необходимая для жизни кровушка, какую я и так не раз проливал на нерайском острове Баной, не покинет организм. А ещё грязь, инфекции, гной, уфф, лучше не думать об этом. Кевин может тот ещё отморозок и хладнокровный убийца, но я безмерно радуюсь, что ни одна из его пуль не угодила в нас, когда мы все нелепо втиснулись в треклятую хижину. Точнее я, вынуждая остальных проследовать за мной. Теперь у меня навсегда сформируется привычка заглядывать за проёмы и углы.

В завершении хочу сказать, что во мне посадили самое благостное, доброе семя — облегчения, спокойствия. Я в восторге, мы остались живы! Я думал, момент, когда душа уходит в пятки, — полковник Райдер Уайт постарался со своими импульсивными выходками с оружием! — уже никогда не испытаю. Но засранец, ранее рассекавший перед нами в оранжевой робе, кажется, решил повторить его выходку (несмотря на то, что был перепуган больше нашего). Благодаря чему я буду вдвойне взвинчен по части нахождения на мушке, и в следующий раз, точно не стерплю, сделаю нечто крайне глупое и опрометчивое. Вы, верно, спросите, почему ни одна из перестрелок в прогнивших в бедности районах Баноя не вызывала схожих опасений, и я с уверенностью скажу, что Парна показывала по истине волшебную меткость и скорость (чего скромничать, она научила достойно держать огнестрельное в наших с Сэмом ручищах: помощь нужна и таким ангелам-хранителям, как она). Помешанные мерзавцы — рэсколы вроде, — падали один за одним либо от её выстрелов в голову, либо от привлечённых на шум ходячих. Так что такие ситуации с вооружёнными «злодеями» реально опасны и непредсказуемы, в отличие от кучки худотелых неумех, стреляющих в воздух и падающих на лопатки из-за отдачи автоматов и дробовиков.

Это опасное обстоятельство завершилось. В нашу ли пользу?

— Ну что, двинем? — Сэм первым озвучивает давно засидевшийся на наших языках вопрос, призывающий действовать. Он подбирает с пола молоток, а вакидзаси меняет владельца и отправляется к нашему свирепому лидеру.

— К военным, — раздражённый голос Парны раздаётся следом. — Любым способом, хоть самостоятельно переплыть проклятое море, но нужно добраться до корабля. Быстро!

Мне становится интересно, когда её решительность уступает сомнениям, ведь даже в нынешней ситуации она не отпускает воздушный шарик вероятности спасти Йерему, а заодно и весь мир, крепко держит его за верёвочку, когда другие просто хотят давно отдохнуть. Я хочу. Или эгоизм во мне снова занимает главенствующее положение и плюёт на нужды остальных? Подыграю ей, хотя организм растерял все физические и моральные силы. Перекидываю правую руку мисс Мэй Сянь себе за шею и берусь за её тонкую талию. Моя очередь позаботиться. В этот раз во мне нет ни капли возбуждения или похоти. Сейчас я не пустоголовый любовник, а уцелевший, и я, чёрт возьми, жажду попасть домой, но прекрасно знаю, что до него ещё тысячи миль пути. Кораблями и самолётами, через врачей и специалистов, лаборантов и оперативников спецслужб. И это только малая часть того, что могу навскидку перечислить своим уставшим внутричерепным веществом. Трудности не кончились, а книжонка об опасных приключениях на Баное пополнится дополнительными материалами в виде прибрежного Вевака. Может, в самом деле написать автобиографическую книгу? Нет, лучше пригласить специалиста. Я же займусь какими-нибудь неизящными набросками, повеселю читателей. С её помощью засияю я со своей славой ярче Атланты или Нового Йорка ночью. Ведь она мне ещё важна?

— Есть причял совсем рьядом с тем местём, где мы сёшли с вертолёта, — поясняет Мэй, но, кажется, нашему лидеру по умолчанию давно всё известно. Я же карту так подробно не изучал и в очередной раз просто доверюсь словам знающих девушек, сведущих вероятно во всём в последнее время.

— Нужна машина, — непроизвольно вырывается из меня, когда примерно оцениваю расстояние. Мэй такой путь пешком явно не преодолеет. А под «Мэй» я ещё подразумеваю и себя.

Парна Джексон за вместо ответа устремляется на выход. Жалобно трещат деревянные ступени под её громоздкими полусапогами на платформе, а затем утопают в мокром песке. У берега, где виден выразительный след причалившей-отчалившей лодки ребят Харона, она останавливается и смотрит вперёд. Долго, выискивающе, сосредоточенно. Серость погоды скрывает преступников. При взгляде на неё просятся на ум нелепые сравнения. Полагал, она станет кидать камни, падать на колени и швырять песок, выть в горизонт, но я похоже насмотрелся слишком много дурацких мелодрам. Она изящно срывает повязанный браслетик, который нашла в больнице, — ввиду сильного расстройства или отказа спасать её? — и швыряет в прибывающие волны. Они, может, и стараются содействовать нам в поимке «Кевина и Ко», несут их против движения, гонят на берег, но попытки их слабы и неощутимы, как и наши возможности сейчас. Добраться до военных — самая здравая мысль, но как привести план в действие — тот ещё ребус.

Сэмюэль подходит к Парне неслышно и неожиданно, и она вздрагивает.

— Они убьют её, как тот отморозок покончил с Джин. — Она хватается за лоб. — Убьютбез сожалений…

— Будем надеяться, что нет. И у нас есть время им помешать. — Беззастенчиво он заковывает её в своих объятьях, и Парна безвольно поддаётся. Ревную ли я? Должен ли быть на его месте? Не знаю.

С каких пор он проявляет участие ко внутреннему состоянию других? Банойско-вевакская «мясорубка» пробудила в нём альтруизм? Ох, я же углубляюсь в себя. Я надеялся, да что ж там, был уверен, что обрёл пассию в отеле и уже, можно сказать, определился в дальнейших планах. Решительно настроился угробить себя — в худшем сценарии, конечно, — ради этой женщины, если потребуется. А потом случилась она. Хижина. Она разделила меня и её на двоих совершенно разных людей, которые просто случайно встретились. Ей нужны Харон и Йерема, мне нужно домой и отдохнуть. С этого момента мне мнится, что наши пути разошлись. И не ошибся в своих горьких суждениях.

— Валим с невзрачного надоевшего берега, — хмуро восклицает Парна, в этот раз заставив двинуться наш короткий пассажирский состав, снова застрявший ненадолго на месте.

— Мы безоружны, — вмешиваюсь со своей редкой разумной репликой.

— Стало быть, с удвоенной внимательностью смотрим вокруг и не позволяем себя никому ранить, — раздражается она, что, к сожалению, укрепляет взгляды на наши текущие отношения. Видится мне, она заражена одной идей. Идеей настолько нездоровой и крупной, что на личное благополучие решает глубоко наплевать. Сколь бы сильно я ни желал иного, её мнение будет первенствующим, решающим. Любовь — чувство взаимное, двустороннее, не получив ответа от одного из участников, она не имеет право так называться.

Проглотить её слова трудно.

Ты уверена, что тебе нужна моя помощь? Может, необходима поддержка? Хочешь, и я обниму тебя? Предложения, которые уже не озвучу.

— Недалеко пролегает шоссе, мы однозначно найдём себе подходящий транспорт, — как-то пессимистично обнадёживает Сэм, не выражая никакой радостной эмоции. Обсуждение на том заканчивается. Все предпочитают молча идти по пунктам заданного распорядка действий Парны, будто изначально приписаны следовать за ней. Только с недавних пор почему-то мне начинает данное правило не нравиться. Впрочем, о мнениях и не спрашивают. Задача первая: найти машину. Что ж, пошли.

В городе на отдалении слышен шум попавших в беду или кричащих о её последствиях. Этот фоновый кошмарный звук преследовал меня весь долгий день в Морсби. Каждый раз громкий рёв вынуждал оборачиваться и проверять наличие любой угрозы за спиной. Мне всегда казалось, что все завывания и крики звучали поблизости. Тогда же казалось, что гусиная кожа останется со мной навсегда и ребристыми шрамами испуга покроет всё тело.

Совсем быстро промелькнувшая набережная с неровной серой плиткой выводит к дороге, по которой изредка проскакивает забитый вещами выцветший старенький седан или купе. Можно заметить и какие-то неказистые местные внедорожники, вызывающие у американского туриста, меня, интерес. Заглядевшись на такую машину, что не останавливается перед активно махающей рукой с автоматом Парной, и медленно скрывается за серпантином дороги, я наступаю на стекло. Картина, конечно, вызывает логическое отторжение: люди настолько напуганы ситуацией, что инстинкт убежать движет ими глубоко на уровне подсознания и нарочно пренебрегает внешними, видимыми источниками угрозы. Да, Парна с оружием архиопасна, даже без патронов. Но вернёмся к стеклу. Режущая боль появляется кстати к ноющей коленке, гудящей голове и истощённому моральному духу. Кажется, я стал лучше представлять состояние изнурённого и раненого Джона МакЛейна, пусть он и был невольно заперт наедине со смертельно опасной бандой в небоскрёбе. В общем, в ситуации многим отличной от моей. Пожалуй, теперь я испытал максимум из курортного городка, который изначально должен был стать нам прибежищем. Как бы сейчас ни ненавидел Кевина, я слишком устал проявлять сильные эмоции. Произошедшее в хижине проката на берегу отняло у меня всё хорошее. Стоит всерьёз опасаться за своё состояние. Что литература, что фильмы (тот же упомянутый «Крепкий Орешек») представляют читателям и зрителям персонажей, наделённых завышенной выдержкой. Преодоление ими трудностей, их «железобетонность», становится тем более неправдоподобным, чем глубже погружаешься в сюжет. Если кто вдруг посмеет сказать, что я не стерпел тяготы и лишения, вою как маленькое чадо, то я им спокойно — совсем нехарактерным для меня сейчас тоном — отвечу: «переживи Баной, придурок, да попробуй избежать смерти в спасительном Веваке, а я на тебя посмотрю». Попутно же не стоит давить такими обстоятельствами, как гибель хорошей приятельницы, предательство союзника, безрассудная страсть к едва знакомой женщине, отношения с которой постоянно претерпевают состояние в духе «есть ли — нет ли»? Думаю, да, будет слишком жестоко.

— Какому придурку угораздило здесь бить телевизоры? — Сэм озадаченно разглядывает узкий тротуар. Наверное, тому придурку, который бы не поверил пройдённым мною милям, убитым ходячим, и умчал на высокой скорости к границе города, насмехаясь над моей никчёмностью.

Спустя секунды зоркий Сэм замечает алый ручеёк, берущий начало от моих ног и идущий до побережья, до низменности, моря, которое надо переплыть любыми способами. Торопливо кровь огибает разноугольные тёмные и светлые осколки, придавая атмосферности пейзажу погрязшего в гибельном хаосе Вевака.

— Слетели с крыш автомобилей. Многие же пытаются свалить отсюда поскорее и забрать с собой своё барахло. Не знаю, стоит ли мне упоминать, что я осуждаю их поступок… — судя по интонации, ей самой это давно надоело. Но почему она так считает? Неужели её условная неуязвимость затуманивает разум или она уверена, что это обязательно мародёры?! Помогать другим, может, благородно и правильно, но переживание за собственную шкурку заставляет людей бежать или прятаться. Это инстинкт. — Или ими воспользовались, как оружием. Идёмте дальше! Здесь нет того, что нам нужно! — командует Парна, следуя витиевато по улочкам городка, вдоль дорог которого нагромождены маленькие и несомненно уютные одноэтажные домики. Любой домик — царство покоя и комфорта, и я не хочу загадывать, когда мне удастся посетить их.

— Логан, ты ранен?.. — тихо спрашивает такая же уставшая, как и я, Сянь Мэй, ковыляя рядом. С сочувствием она сводит брови и тянет уголки губ вниз. — Тебе нюжно оказять помощь, как только приберём к рукям аптечьку.

Киваю ей в ответ, не говоря ни слова. Может, она вызывает во мне меньше симпатий, как только я определился с тем, кого сажать в первый класс своего «сердечного самолёта», но её миловидность и обеспокенность моим состоянием кажется бесконечно привлекательной. Сосредоточиться на ней было бы желательно, но неразумно, потому как поиск надёжного автомобиля с медицинскими препаратами и прямой рейс домой по значимости конечно же выигрывает.

В один момент Парна, идущая впереди с Сэмюэлем, вдруг прислушивается и останавливает нас с Мэй вытянутой рукой. За несколько следующих минут мы неспешно преодолеваем пару проулков и выходим к центру города, заставленному невысокими зданиями с кабинетами и магазинами. Люди до сих пор не попадаются; с редкими ходячими — хороший знак — справлялась неутомимая в битвах (но точно менее опасная, если рассматривать даже одну Мэй) темнокожая половина нашего дуэта.

— Постойте, я на секунду, — моя бывшая и нынешняя (или наоборот) женщина аккуратно пригибается и проходит сквозь куст с узкими резными листьями и белыми роскошными цветами к насаженным пальмам и скрывается за следующим проулком.

Кто-то ругается на ток-писин. Требует, сердится, или, вероятно, расстраивается? В любом случае, отменный полицейский-следопыт уже знает, к кому идёт и как ей действовать, потому что она с напускной серьёзностью поднимает автомат, конечно же лишённый боеприпасов. Неужели Йерема сама догадалась обезоружить нас или всё было обговорено с этим преступным хмырём заранее? Слишком сложный вопрос, отвечу на него, когда буду в настроении. Однако о каком настроении может идти речь, если по прибытии домой я свихнусь? Ожидаю, что свихнусь. Неподготовленный человек, всё такое. Утомление после ведения боевых действий и болевыми травмами, нервное перенапряжение. Так себе и представляю целый штат психологов и психотерапевтов на пороге. Главное, симпатичных. В противном случае…

— Замерли вы, говноеды, иначе я вам башку снесу! — слышится издалека гнев женщины, от которой я также понемногу схожу ума. Вызвана ли эта увлечённость ею тоже неким последствием «боевого истощения»?

Сэм бодро бежит вслед за Парной. Немыми переглядками с Мэй мы решаем занять позицию у застеклённого с первых этажей здания, чтобы дождаться разрешения возникшего конфликта. Поступать так же необдуманно, как и в хижине проката спортинвентаря, когда я вломился внутрь и по сути подставил друзей под удар, больше не планирую. Успокаивает, что разумные мысли не покидают меня в этом лишающем всех и всего месте. Меланезия. Проклятая Меланезия.

— Быстро вали от автомобиля и бросай пистолет на землю! Автомат выплюнет в тебя за секунду пуль пять-десять, пока ты тянешь за спуск. Если ты вообще успеешь прицелиться в мою сторону, а не испробуешь мордой пыль и грязь, — смелым и убедительным тоном рявкает Парна, получая в ответ плаксивое и тихое мычание от молодых людей.

Падает на асфальт какой-то тяжёлый предмет. Представляется это довольно комично, но держу эмоции при себе: сил хватает только на «буксировку» раненой китаянки и на самомотивирование двигаться в условиях безнадёги. И только на это.

— Вот так-то лучше. А теперь живо бегите в укрытие и больше никогда не играйте в преступников. Тошнит от вас! В городе шныряют полицейские и военные уже на пути сюда, так что не смейте шалить и запритесь дома. — Слышится топот убегающих юнцов, обозначающий конец конфликта, после которого можно являть в проулок усталые лица и двигаться к своим лидерам. Да, наверное, немного спутал понятия. У нас же демократия. Ведущим группы может стать каждый сознательный человек. К примеру, я был им, когда проследовал в хижину и подставил всех под удар. Плохой из меня командующий. А сейчас вообще оставляю кровавые следы по вине собственной неаккуратности и невнимательности. Что это за собой повлечёт?

— Вокруг херовы зомби, а они угрожают своим согражданам? Никогда не понимал их. На Баное этих упырей было предостаточно, и меня даже радует, что мы со всеми разобрались. С большинством бандюгов, по крайней мере, — негодует Сэм, почёсывая мокрый лоб под банданой. Изнурённый взгляд его в следующую секунду подсказывает, что всем по-настоящему нужен отдых, а не только мне. Но он, вроде бы, доволен тем обстоятельством, что машина у нас появилась. Нужно лишь попросить испуганного владельца уступить её нам.

— Сэр, мистер.– Стучит Парна по переднему стеклу. — Одолжите, пожалуйста, ваш автомобиль, у нас есть раненые и нам нужно доехать до пирса. Мы, конечно, не те раздолбаи с оружием…

— Но цели у нас те же, — вставляет за неё Сэм. — Надо к военным, сообщить им об общемировой угрозе и по возможности предотвратить её.

Чернокожий мужчина средних лет опускает дверное окошко и озирается на каждого по очереди. Явно замученный вид наш вызывает лишь опасения, но он невозмутим. Очевидно, на него тоже пришлась часть тех приключений, что испытали мы, его винить не приходится.

— Ми не даём вам никаких гарянтий, но вы тёчно найдёте свою машину на пирсе, — мягким и уверенным голосом обещает Мэй. Я бы ей не поверил и укатил бы подальше при удобной подвернувшейся ситуации. Как эта.

— Да, конечно, я верить вам. В это сумасшедшее время, если вы меня ещё не убить, получается, вы добрые человек, — говорит он на смешном местном диалекте английского и улыбается, выходя из чёрного внедорожника. Несомненно, дорогого. У человека с золотом в кармане есть и золотое сердце?! Этот мир ещё не просран. Надо спешить и предотвратить его смерть и подобных ему людей. — А я попробую переждать это в здешних высотках, как было сказать по громкоговорителям.

— Правильная мысль, сэр, — добродушно улыбается тот, кто ранее и выступал наказывающим прятаться голосом. — Здесь должно быть безопасно, мы зачистили всё по пути сюда.

— Признательны вам, мистер, — говорит каждый из нас. — Живо в машину! — заканчивает за всех Парна.

Сэмюэль прикасается к плечам моей любимой и просит сесть на пассажирское сидение. Та недолго отказываясь всё же поддаётся. Надо взять данный приём на будущее, если мне предстоит убедить в чём-то Парну, а не слепо плестись и выполнять её прихоти. Она, наконец, смотрит вниз и примечает мои порезы, помогая забраться на задние сидения. Да, раны пришлись на обе ноги. Хотя бы следы для мифических преследователей закончатся здесь, и греть этим голову больше не придётся. Мало ли кто мог напасть на наш кровавый след. Прошу, Парна, дорогая, спроси, как я себя ощущаю. Если тебе не всё равно, прошу. Ладно. Мимики беспокойства достаточно. Думаю, твою чувственность, мы тоже наверстаем в будущем. Эх, будущее, на которое так много уготовано. В равной ли степени хорошего и плохого?

Интересно, занёс ли я заразу в открытые раны? Или это ничто по сравнению с вирусом-болезнью Куру, истребившей почти всё население острова сопоставимого размером с каким-нибудь американским городком на вроде Остина или Далласа? Найдёт ли это развитие… Я упорно отрицаю возможный грядущий мировой апокалипсис, так как вряд ли смогу встретить его достойно. Есть ли смысл готовиться к нему?!

— Поищи в бардачке медикаменты, Сэм!

— Ничего нет, кроме карты местности и воды, — ровным голосом отвечает он и выкидывает через открытую дверь красную повязку со лба, впитавшую столь же много пота, сколь и крови с грязным дождём. Сэмюэль, может, и стирал её в осквернённом Новогвинейском море, но никакие чистящие средства, готов поставить на это, не избавят головной убор от неприятных воспоминаний.

Он кладёт руку на рычаг переключения передач. Парна громыхает дверью справа и, не пристёгиваясь, складывает руки с недовольным видом — по всей вероятности! Нам с Мэй вполне уютно на задних сидениях, немного душно по сравнению с вечно свежим воздухом промокшего городка Океании, но сидеть здесь — несоразмерно лучше беготни на понемногу отказывающих ногах. Совсем кстати переданная по рукам вода из бардачка машины освежает сухие глотки.

Неспешно автомобиль трётся колёсами об асфальт, мимо проносятся живописные зелёные улочки с аккуратными цветниками и жилые разноцветные деревянные домики. Ноги болят: их даже банальными салфетками нельзя обработать! Сумасшедшее время. Молчание только заставляет усерднее сосредотачиваться на ранах и становится, мягко говоря, невыносимо. Симпатичная моська с заправленными грязными чёрными волосами утешительно мне улыбается. Рука Мэй ободряюще трёт плечо. Не помогает. Настало время включить телевизор на канал «Откровения с Логаном Картером». В текущем выпуске терзающий всех вопрос, что никто не осмеливается произнести. На долгое время мы затихаем, копошась в ярких и контрастных плёнках памяти. Пытаясь найти утешение или обдумать последствия?

— Ребят, группа? — робко зову всех. Хмыкают с передних сидений в заинтересованности. — Может, поделимся соображениями о том, что произошло, ну в…– намеренно молчу. Не хочу давать пищу мозгу для воспроизведения мрачных фрагментов ненавистной…

— А что думать, Логан? Нас, так сказать, одурачили, обхитрили. Кевин оказался слишком обольстительным злодеем, чтобы наша дорогая Йерема им не соблазнилась. Мне противно об этом думать, — Парна испускает короткий безрадостный смешок. — Хочется оказаться на её месте и убить его. О, как же я устала вспоминать и озвучивать имя этого педика! — восклицает она и сжимает руки в кулаки, но тут же хватается за сидение, когда водитель резко поворачивает.

Её ответ уже возможно предугадывать. Я либо стал тонко разбираться в женской психологии, либо прекрасно осведомлён во внутреннем мире Парны. И пока в её мыслях другой мужчина, не я. Я ревную.

— Мне вот кажется, что ещё не всё потеряно. Йерема не так глупа. А твоим советом… — глядит Сэм на Парну и ловит её рассерженный взгляд; — она воспользуется. Она точно нужна им невредимая, так что я бы переживал за целостность шаткой шайки. Девчонка прекрасно «кусается и лягается», — ухмыляется он. Его белые зубки почти блестят в отражении стекла заднего вида. –Помню, Моуэн о ней так отзывался, когда они отбивались от группки зомби. Он к ней боялся подходить, — с улыбкой рассказывает Сэм, объезжая мусор и ходячих на дороге.

— А её преисполненный надежды взгляд ты видел? Она хотела пойти с ним. Обещал ей луну с неба достать что-ли? Он убедилпойти с ним по какой-то другой, неизвестной мне весомой причине. Какой, интересно, чёрт возь. — поднимает руки в сдающемся жесте Парна и не успевает договорить негативные умозаключения.

— И наручники, — добавляет важную деталь Мэй, перебивая. — Всё било им сплянировано для покупки её доверья?

— Если и так, то он чертовски смелый ублюдок. Может, у него и первая отрицательная, но он же дохляк! Он долго не прожил бы будучи укушенным, скорее всего. Так рисковать можно только, если ты нечеловечески уверен в своей победе, либо латентный самоубийца. Когда доберусь до психологического портрета этого мудилы, вычислить его местоположение и цели для меня станет несложно. Надеюсь, что несложно.

— Слишком сильно он полёжился на свою пленницю. — Мягко стучит пальчиком по подбородку Сянь Мэй. — Я согласна с Сэмом, Йерема что-то замишляла. Поэтому мы о ней ещё услишим. И не что-то огорчающее. А ты, Логан, чьто дюмаешь?

Вздрагиваю. Пессимистичное мнение выкладывать не хочу, но зачинщику темы не пристаёт отказать другим в собственных рассуждениях. Ведь они всегда должны быть у человека, желающего узнать мнение? Или я это ляпнул чтобы отвлечься от болей?

— Что ж, — выпускаю воздух из лёгких, — если вдруг кто хочет услышать моё мнение, то оно невесёлое. — Я прямо так и ощутил, что на меня оборачиваются с осуждающими взглядами. Будто их предположения изобиловали счастьем и позитивом. Конечно же, нет. Но я не уверен в своих суждениях. — Считаю, что он убедил распространять её заразу по миру. Сотрудничать с ним. — Парна ожидаемо хохочет, на выдохе произнося «бред». — Думаю, Йерема слишком запугана для того, чтобы её можно было уговорить на что угодно. Она — непаханная земля, он лишь вовремя оказался рядом, воспользовался своим «плугом» и «посеял нужные семена», — вдруг вспомнил нелепые сравнения с Кевином-фермером из всё того же проклятого места.

Все хохочут. Я присоединяюсь. Хоть какое-то обезболивающее.

— С каких пор ты заделался в комики, Логан? — прыснул Сэм.

— Как-то пошло звучит. Надеюсь, что всё иначе, — Парна прокашливается и успокаивается. — Потому что в твоей версии, довольно мрачной, к слову, нам придётся бороться с ходячими повсеместно, пока гордые и жестокие жопы начальства Харона отсиживаются в своих убежищах. Эх, напоминает эти унылые постапокалиптичные фильмы, где всё так же алогично. — Мотает головой Парна и печально выдыхает.

— Приехали, — сообщает наш водитель, неторопливо останавливая внедорожник.

— Вот и посмотрим, кто в итоге окажется прав. Чья позиция вернее. — Парна ловко открывает дверь и покидает салон первой, ловит свежий морской ветер взъерошенными локонами. Дождь успокаивается. Одичалый пирс, без единого человека и нечеловека на нём, с белмолвной грустью ожидает посетителей. Лодки и рыболовецкие шхуны покачиваются рядом в ритме приходящих волн. Какая-то из них отвезёт наш коллектив к австралийским военным на корабль с забавным названием. Кстати говоря, вдалеке видно что-то крошечное и приближающееся, не группа ли медиков, посланных сердобольным командиром? Надеюсь, на это. Ну не ребята Харона же возвращаются, передумав оставлять нас в живых.

— Смотрите!

Все обращают внимание на море, я смотрю вниз. Ступни всё ещё кровоточат, даже голова кружится, но пока терпимо. Я не умираю. Второй пункт в списке дел разрешается вычеркнуть: приехали на пирс. Приступаем к третьему: добраться до военного корабля. Уж там нам подбросят новых заданий, я уверен.

— Мэй, Логан, давайте произведём небольшую «рокировку»! — Активно жестикулирует Парна, вертит пальцами раздавая указания. — Я подхвачу Мэй. Сэм, поддержи Логана, чтобы он не свалился. Тут скользко, да и…

Мы вышли менее смышлёными и старательными, чем вы, да? Я прикрывал тебя, когда мог, бросался на каждого, кто смел нападать. На тебе царапины с трудом можно сосчитать. Я видел тебя обнажённую. Ох. Не то чтобы по-чёрному завидую и желаю каких-нибудь неприятностей: это будет низко, по-скотски, по отношению к каждому из нас. Мне хочется… справедливости.

— Немного осталось, мужик. Скорее всего, на корабле будет обезболивающее, — обнадёживает Сэм, но мои замутнённые глаза, очевидно, его пугают.

Влажное и гладкое покрашенное белым дерево тянется добрую сотню футов[1]. Волнорез из крупных камней параллельно пирсу успокаивает нервные порывы надвигающейся с шумом водной стихии. Дальнейший путь идём в обнимку, внимательно рассматривая подходящий редкий транспорт (кажется, многие уже воспользовались шансом свалить на другой, безопасный, остров, если в Меланезии ещё остались такие). А какой всё-таки нам нужен?

— Никто не умеет управлять лодками, верно? — озвучиваю мысль, на редкость оказавшуюся злободневной в данной ситуации. Кто молчит, кто мотает головой. Моуэн, я скучаю по тебе, дружище. Преувеличиваю. Прости, что вспоминаю о тебе, когда ты понадобился, но ты бы помог сейчас. Ты был хорошим… приятелем.

На Баное, как только мы покинули курортную зону и город, проредив их как в бывших отдыхающих, так и в жителях соответственно, не особенно-то ощущая себя ребятами из службы спасения или спецназом, призванным установить порядок, с лёгкой длани драматической судьбы отправились вглубь острова. В густые джунгли, куда еле пробивался солнечный свет и кружили бесчисленные мухи. С переменным успехом мы достигли жилища Моуэна, эдакого прототипа Боба Марли — чёрного, с длинными локонами, сигаретой в зубах и спутанными мыслями, которые он озвучивал с самым серьёзным лицом. Всегда подозревал, что за солнечными черепашьими очками он скрывал красные белки глаз. Кто ещё в здравом уме, игнорируя кровоподтёки и следы пота пробеганных миль от вооружённых секирами, дубинами и огнестрелом людей, скажет: «ваш браток с радио ошибся, ничем не могу помочь». И пошлёт к учёным с призывом «там началась зараза!», а мы как несмышлёные болванчики отправимся в ещё более глубокие джунгли в поисках белых халатов в очках. Почему-то с твердокаменными убеждениями правильности своих поступков.

Позднее, увидев нашу добросовестность и отвагу, наше превозмогающее все трудности и лишения упорство, рождённые однако жаждой неблагородно улететь со сраного острова, Моуэн воодушевился и созрел для своего истинного поручения, перед этим извинившись за прошлую несловоохотливость и скепсис. В нашей судьбе он сыграл важную роль, так как знал водный путь до островной тюрьмы как свою ладонь, тем самым лишая риска взлететь на воздух от разбросанных вокруг места лишения свободы мин! Непростым парнем оказался этот Райдер Уайт, да?! Спрятался позаковыристее Принцессы Персик[2]! Серьёзно, я разрывался в присуждении первого места по смертоносности между напичканным мёртвыми людоедами и живыми безумцами бетонным тюремным лабиринтом, и этими синими беспокойными толщами с чёрными ёжиками на поверхности, от малейшего касания шестом готовыми лопнуть и отправить нас на дно к Морскому дьяволу чёрт пойми где… День клонился к вечеру, и все очень устали и хотели покинуть этот ад, нежели думать над такими вроде бы ставшими обыденными вещами.

Пока, как известно, наш баснословный квартет выполнял прихоти головорезов, насильников — неблагоприятных для обоих полов — и ещё кем-то похуже продавцов наркотиков, мы оставили Йерему и Джин (и их потерянную честь) на храброго охранника Моуэна. Поручение достать оружие отринувшим совесть заключённым даже в условиях экстренной людоедской ситуации показалось нам крайне сомнительным. Мы медлили, спорили, и в конце концов пришли к согласию удружить им. Тем временем по несчастливой случайности произошла трагедия, наводнив их убежище в тюремной столовой. По возвращению мы встретились с единственными не пострадавшими, и я замер. Глядел неотрывно на эту Йерему как на Роя Салливана[3], как на богиню удачи, на многократно обманувшую смерть. На неуязвимую… и довольно пространно воспринял рассказ в духе «потасовка между заключёнными за право владеть — ещё не полученным на руки, прошу заметить! — оружием привлекла внимание неживых и всех убили». Кроме наших знакомых, потому что Моуэн пожертвовал собой ради сломленных девушек. Он погиб героем, а мы не озаботились ни обговорить это, ни даже элементарно вздохнуть, только без задержек проследовали к очередному судьбоносному месту, лифту, ведущему к сектору, где прятался Уайт, к спасению…

— Нюжно найти кого-нибудь разбирающегося тёгда, — проницательно реагирует Мэй.

Нам необходим «бог из машины», жизнь! Уже прошло достаточно времени для нового желания?

— Эй, кто-нибудь здесь есть? Нам нужен… э… рулевой, чтобы попасть на корабль к военным! Срочно! — пробует на удачу крикнуть Сэмюэль. Ко всеобщему удивлению, с левой стороны, со старого туристического катера противного лимонного цвета с зелёной полосой отзывается темнокожий мужчина с косматой бородкой и показывается нам со светлокожим юнцом. Если они говорят на чистом английском и согласятся помочь, я начну приносить жертвы здешним богам.

— И вам привет. Мы собираемся отправиться, как только вернутся наши друзья с продовольствием. Думаю, вы не поместитесь, –надменно даёт понять хозяин лодки на чистом английском. Худосочный паренёк рядом с ним молчит.

Всё не в силах быть таким же гладким как это покрытие пирса; хотя бы одно моё требование выполнено. Однако ещё есть запасной вариант: Парна. Она зарекомендовала себя последней надеждой и крайней мерой в различных сложных ситуациях. Знала бы, что мне критически её не хватает. От обиды грызу губы.

— Мы с Баноя. Если это тебе ни о чём не говорит, то мы просто с силой отберём твою лодку. Тебе лучше поверить, что это дело мировой важности! — Для убедительности Парна ребром ладони водит по рукояти новой огнестрельной игрушки, выглядывающей из кожаной кобуры — трофей добытой в ходе конфликта с автоворишками в подворотне. В этот раз над её серьёзностью не смеюсь: там точно есть боезапас. Но она же им не воспользуется, чтобы прикончить наш шанс на побег?

А эти её словечки возьму на вооружение. Вероятно, я теперь знаю универсальный пропуск в любую точку мира. «Я с Баноя, почтенные дамы и их кавалеры, если вам это о чём-то говорит, так что пропустите!»

— Ребята! Не стоит угрожать. — Сдержанно поднимает он ладони вверх и сразу же опускает.– Мы понимаем. Вы на вертолёте прилетели ранним утром, да? — Наши лица внезапно освещают обрадованные улыбки. — И в больнице в этой с вами та неразбериха произошла? — Он указывает неопределённо в ту сторону, откуда мы приехали. Киваем головами, ожидая, чем закончится данное странное, но приятное совпадение. Он так осведомлённо вещает. Неужели всё о нас знает? — Жаль, что я об этом только слышал и вам не верю, — хитроумно заканчивает он и вынимает свой винчестер, когда притупляет наше чувство бдительности. Всех, кроме Парны, я хотел сказать. — Многим сейчас нужно сбежать из города. Найдите себе другой транспорт!

Оп, а вот и ситуация, когда я… мы снова оказываемся под прицелом оружия. Обещал себе не паниковать и предоставить всё знающему человеку. Она справится, я доверял ей задачу вытащить нас из любой ситуации, доверяю и сейчас. От таких мыслей уверенность окутывает тело тёплым и сухим покрывалом. Как же хочется под ним оказаться!..

— Ах ты!..

— Не надо Сэм. — Она смотрит на него прищурившись и мотает головой. — Хорошо. — Парна даже не пытается снова прикоснуться к пистолету, хотя отлично понимает, что в руке с ним чувствует себя намного спокойнее. — Если не верите, я вам расскажу, у нас же очень много времени, –саркастично произносит и облизывает губы, — каково это обойти пешком весь Баной, вырезать всех бандитов-отребьев, наслаждаться гибелью чванливых капиталистов и членов городского совета Морсби, спасать живых людей, вырезать сотни обезображенных вирусом бывших людей, только и думающих, если вообще в состоянии думать, чтобы впиться в твою кожу и урвать кусок. Продолжайте считать, что мы жалкие трусы, а в кармане у нас бутафория, –с брезгливостью воздействует на чувства заносчивого незнакомца. Голос её важный ни разу не задрожал.– Но понимаете ли, вы нужны нам, сделайте доброе дело, возьмите нас, а потом возвращайтесь за своими друзьями. Видите лодку? — Показывает она пальцем на воду. — Я связалась с военным кораблём «Варрамунга», и оттуда прибывают медики. Совсем недавно один очень опасный преступник из Банойской тюрьмы, ранее представлявшийся другом, похитил нашу подругу — переносчицу болезни. Капля её крови может устроить такой апокалипсис. Я даже вам больше скажу: из-за неё это, скорее всего, произошло на Баное и в Веваке. Доставьте нас к военным, и мы постараемся не допустить ещё один «Вевак» и «Баной» где-нибудь в другом месте земного шара.

Я был готов похлопать, но одна рука упирается в друга-бугая, мешая эмоциям претвориться в реальность. Почему она таким же образом не заставила Кевина убрать оружие и сдаться?! Как, чёрт возьми, он ушёл от неё? Если бы я оказался на его месте, пистолетное дуло я бы направил на себя, а не вперёд. У неё бы точно получилось, так что же помешало? Потому что была разгневана — сразу приходит на ум. Хочется узнать иной вариант развития событий того переломного момента в наших жизнях.

— Я отдам своё оружие, если вам будет спокойнее. Просто заберите нас отсюда. Среди нас есть раненые, и помощь не помешает. — Парна размашисто указывает рукой на меня и Мэй. Мужчина, с недоверием надкусывающий то одну щёку, то другую во время проникновенного женского монолога, расслабляется и опускает длинный ствол винчестера.

— Вы и правда не похожи на местную шпану рэсколов. Если всё так всеохватно, как вы говорите, то я передам парням и девчулям подождать на пирсе, пока мы с вами разберёмся. Располагайтесь, — зовёт он приветливо рукой, хотя ранее она при помощи ствола угрожающе намечала наши сердца и другие важные органы грудной клетки. Божество здешнего острова, готовься принять мои дары.

На маленьком катере размещаемся на кормовых скамьях. Мелкий паренёк быстро отвязывает его от столбика (моряк во мне родился на речном челноке в Сан-Антонио и умер на яхте, следующей на Баной), приносит бинты и обеззараживающие средства, даже выдаёт неказистые шлёпки. Мужчина поворачивает ключи зажигания, крутит стартер и запускает двигатель, попутно пытается связаться со своим знакомыми по увесистой на вид квадратной рации. Через минуту те радостно отвечают, что нашли всё нужное, а он озадачивает их сменившимся планами и на всякий случай сообщает, что с военными им не будет ничего угрожать. Когда судно начинает несоразмерно своим габаритам громко верещать двигателем и устремляет острый нос к горизонту, куда обычно уплывают герои после пережитых неприятностей, я позволяю себе расслабиться. Однако же и наш мистер злодей решил отплыть туда же. Нестандартный конец для типичного фильма про нашествие зомби, не так ли? Все уцелели. Все важные фигуры истории, я имею в виду.

Хотя допускаю неправоту относительно выданных ролей остальных погибшим людям — третьего-и-далее плана. Они прошли свой боевик, свои драмы и повороты сюжета, но жёсткосердечные сценаристы написали им единственный плохой конец. Я не прав по поводу Джин, Моуэна и Райдера с его женой (Дана или Эмили её звали?). Их неоспоримая важность в нашем приключении, их жертва позволила нам продвинуться дальше, привела к более-менее благополучной развязке. С такой позиции мне всё больше хочется, чтобы происходящее взаправду оказалось выдумкой. Когда оставляешь взгляд на экране будь то фильма или видеоигры, то радуешься движухе, проблемам и трудностям, валящимся на героев, словно нападающие соперника на пасующего за линией розыгрыша. Поменять роль наблюдателя на тех персонажейи лично испытать движуху вышло малоприятным опытом. Я не просто истощён физически, как на тех же тренировках на стадионе, меня рассматривали лакомой целью: пытались обмануть, сожрать и убить. И по кругу. Два дня подряд. Я вышел победителем, но какой ценой? Кажется, что потерял себя.

Шум отвлекает, заполняет уши, словно воск, тягучий и плотный, мешает наслаждаться как видами на море, так и на свою прелестную женщину. Сейчас она беседует со здешним недоверчивым капитаном и, кажется, упорно добивается от него извинений, попутно пересказывая наши приключения. Он, что не удивительно, внимательно слушает. Сэм ставит целью немного отдохнуть и смыкает веки, силясь нагнать сновидения. Если ему это посчастливится, игнорировать все прожитые ужасы и дребезжащее судно с плеском шумной воды, я поставлю ему выпивку. Нет, много выпивки. Он же пьёт, верно? Мэй устраивается поудобнее на импровизированной подушке-плече Сэмюэля, глядя куда-то наверх. Заметив мой изучающий взгляд, она приоткрывает рот, может, завести разговор, может и что-то спросить, но я мотаю головой. Кричать нет сил, а двигатель шёпот не приемлет. Сейчас лучше поразмышлять. Например, над тем, как стоило повести себя в хижине, чтобы события приняли более счастливый оборот. Настаёт время подумать над иным развитием сюжета, в котором душегубы окажутся повержены, а я заполучу Парну — во всех смыслах — на своей вечеринке, покамест мы медленно бороздим успокаивающееся после бури море, принявшего много крови.

Как же стать героем?! Парна частенько обращалась так ко мне в шутку ли, серьёзно ли, неважно. Гораздо важнее, что она скорее всего отдавала себе отчёт в том, какое воздействие на меня оказывает, играя на ненавистном ей эгоизме. Моём эгоизме. Возможно она видела, как я кичился и грубил сотрудникам питейного заведения, носильщикам, другой прислуге (иначе говоря, вел себя мудаком), она наблюдательная до невозможности, а подталкивая в спину «давай, действуй, герой» тем самым передавала тайное сообщение: «я была свидетелем твоих грешков, но даю шанс исправиться, ты же постараешься ради меня?» Да, мэм, чёрт возьми! Она принуждала соответствовать типажу героя один пронизывающим-слушайся-меня-взглядом, который в случае неповиновения обещал нечто намного страшнее перспективы оказаться безоружным в толпе людоедов. Именно так я мог добиться её и не только расположения: действовать решительно, храбро встречать любую опасность, спасать нуждающихся и обеспечивать их всем необходимым. Ещё я и исходил из здравого рассуждения пользы добрых дел для себя: я сдерживал и уменьшал окружающую остров опасность и притом заимел множество хороших приятелей, друзей даже, готовых поделиться питанием, оружием и крышей.

Исходя из вышеизложенного напрашивается только один вывод: мне необходимо было совершить самоубийственный поступок, и всё для того, чтобы накрепко сосредоточить внимание Кевина на себе — если он прятался за заложницей — и позволить Парне высвободить свой гнев, разобраться с ним. Не только потому, что их дуэль была бы интересным зрелищем. Раньше я бы задался вопросом, с чего бы доверять ей такую важную задачу, но не после того, как она хладнокровно пристрелила потерявших рассудок Афрана, шамана Опе и десятки отморозков, посмевших притронуться к Джин. В каждой из перестрелок я клялся никогда не переступать ей дорогу. И, как понимаете, остался не только жив, но и вознаграждён ею за верность.

Кто как не Парна должна покончить со всеми неприятностями в лице Кевина или, как бы она выразилась, хитрожопого уголовника?!

Итак, зная действенный способ разрулить ситуацию, возвращаемся в прибрежную хижину. Хотя стоит упоминания сказать, что первым делом мне конечно же следовало было заглянуть за угол, тогда возможностей представилось побольше да и жизнью друзей рисковать не пришлось (прости меня, Сэм). Увы, такой исход потерян по вине моей врождённой — или приобретённой на стадвадцатиярдовом зелёном поле — тупоголовости. Вследствие которой я лишился достойного аргумента, оружия, повысив уверенность у мистера вседозволенность. Как я мог так оплошать?! Самобичеванием займусь позже, а сейчас — соберись! Мы вчетвером стоим перед Кевином и заложницей на расстоянии достаточном, чтобы ловким движением любой конечности выбить того с равновесия. Моя женщина целится в голову ненавистного ей мужчины, но мешает нажать спуск заложнциа — Йерема. Как заставить его выползти на «стрельбище», а не прятаться за «мишенью»? Если буду долго тискать сосцы, к нам наведаются два помощника Злого Санты — Фреда Клауса — и возьмут ситуацию под контроль своих ПП, которые однозначно устроят «Полный П» нашей скудоумной ГГ — группе гореспасателей.

Подговорить Йерему. Возможные исходы: обмякнет и не послушается, разозлит Кевина, который определённо выстрелит в подстрекателя. Припугнёт как Сэма или в самом деле покалечит? Нет, не хочу, не сработает.

Пообщаться с «мистером боевиком», отвлечь его. Вероятные события: не дастсебя заговорить, одурачить, проигнорирует оскорбление и не станет церемониться. Определённо выстрелит, как натянутая рогатка. Мы все в комнате — резина на рогатке. Последствия такого стресса я знаю.

Воспользоваться окружающей средой? Ресурсы: мячи, до которых легко дотянуться рукой, если отойти чуть назад (чтобы он не заметил!), и кинуть в него. Чего я добьюсь этой глупостью? Безрассудство. Доски — слишком далеко, ножи — слишком внизу. Любое моё шальное действие он пресечёт своей смертоносной игрушкой. Я видел, как он с ней обращался.

Я в самом деле бесполезен? Или пришлось бы рисковать собой, чтобы покончить с ним? Ценой своей жизни лишить его права на существование? Дьявольская сделка.

В любом случае я бы не застал грядущую перепалку, не был бы свидетелем развязки. Не реалистичным кажется и то, что Кевин или его парни не выстрелили бы. В таких условиях с раздражёнными и сломленными людьми всегда присутствует жертва, как обязательный элемент жанра. Джин тому подтверждение. Посему я отказываюсь узнать иной конец.

Йерема, твой поступок по существу спас нас?..

Рядом военный серо-голубой эсминец напоминает космические корабли из известных фантастических фильмов не только своими размерами, разумеется, но и многочисленным высящимся вокруг мачты мощным вооружением — радиоэлектронным, радиолокационным, ракетным и минно-торпедным — будто они этими орудиями ведут галактическую войну. После словесных переговоров нам скидывают верёвочную лестницу и подтягивают наверх, на борт к командному составу корабля в чистых и глаженных чёрных формах с белыми фуражками. Рядом же носятся матросы и младших чинов экипаж в белых фланелевых рубашках. Мне сходу так и хочется сказать им что-нибудь колкое по поводу опрятности в условиях суматохи за бортом, но боюсь, что по мне зарядят из той пушки наверху, способной пробивать по ощущениям танков пять в ряд. А затем я вижу его за противоположным бортом — авианосец огромных размеров с множеством серо-голубых остроносых истребителей, готовых вылететь или уже вернувшихся с операции по бомбёжке Баноя? Не твоего ума дело, Логан, просто успокойся и попроси отдыха, пока кто-нибудь из нашего квартета не устроит тёплую беседу с деловитыми капитанами. Или кто они там?

— Так это вы, распавшаяся шестёрка с Баноя, прилетевшая на вертолёте? У вас замученный вид, сперва пусть вас накормят, а потом вы всё расскажете, — произносит среднего возраста стройный вытянутый мужчина с чисто выбритым лицом. Он заносит руки за спину и предельно сосредоточенно вглядывается в нас.

С этими людьми мы будем в безопасности. Наконец-то. Мы справились!

Спустя пару часов после сытного, кашеобразного на вид, странного обеда мы вступаем в долгий разговор с заинтересованным молчаливым начальством; к счастью, подробные и живые описания проделок и подвигов на Баное снимают подозрения в наших намерениях или заразности. По правде говоря, они всё же в целях безопасности просят проследовать за ними в специализированную лабораторию, раздают чистую одежду, герметично упаковав нашу, словно в химчистке, затем показывают душевые и определяют в общую жилую каюту на шесть мест. Время ранее, чтобы лицезреть полуголых матросов, и это радует. Но какие это может доставить неудобства тем, кто последние дни едва ли держится на ногах? Меня устроит любое ложе. Парну, впрочем, отсутствие отдыха не волнует так же сильно, как уже посапывающих Сэма и Мэй, которой повязали укрепляющий бинт (главное, чтобы полученная травма не сделала из неё опиатозависимую психичку, мучающуюся от периодических болей, как и я). Нахмуренная, и в то же время опечаленная, Парна в светлой обтягивающей майке и широких мужских штанах (выбор одежды на корабле оставлял для дам желать лучшего) подпирает плечом стену перед входом в каюты и задумчиво разглядывает коридор. В животе неприятно зудит, когда я приближаюсь, так как перед глазами настырно вскакивает Сэм, у кого возмутительно быстро и успешно удаётся утешать. Я в себе не столь уверен. Атмосфера романтике не благоприятствовала, пусть мы единственные бодрствующие в отсеке.

— Почему не хочешь прилечь?

— Хочу подумать. Желательно одна. — Вот это я примерно и ожидал. Не я её нынешнее лекарство.

— Знаешь, главное, что стоит извлечь из всего пережитого: мы сохранили команду и будем играть, будем бороться.

— Одного старания мало для победы, Логан, — выразительно грустно произносит она, носом, почти плача.

— Эй, не смей так расстраиваться, — решаю подкрепить словесную нежность мягкими действиями — обнять её, обхватить за спину. Я удивлён — она поддаётся. Может, ей просто нравится обниматься? Глупая мысль. — Ты сильная и не должна переживать о том, что случилось. Мы поможем тебе, я помогу. — Она еле слышно всхлипывает. — Мы найдём их и предотвратим подобные происшествия, — никогда не думал, что мне придётся утешать её такими словами. Обычно она излучает стойкость и воодушевляет других. Я прекрасно знаком с таким типом людей, для них есть малознакомый термин «горящие сердца с внутренним источником питания». Иногда он барахлит и на помощь приходят окружающие. Сейчас я ей нужен.

— И как, интересно, ты поможешь мне в этом? — Вытирает выступившую слезинку и смотрит выжидающе. Ой, она умеет быть женственной и эмоциональной: в груди становится жарко и колет сердце.

— Ну, вдруг тебе нужен человек с разящим пинком и отличным броском. А ещё я могу быстро и долго бегать. Если потребуется догнать и сбить противника с ног — я к твоим услугам. — Она смеётся, но без того яркого и искрящегося довольства, в которое я влюбился. Вынужденно, как кашель, вызванный комом в горле.

— Это не игра, Логан. Всё стало настолько серьёзным, что, боюсь, Баной и Вевак был только разминкой перед форменным адом, который устроит Харон с Йеремой. Даже я могу оказаться бессильной. И это пугает меня, — ненадолго притихает, смотря в сторону, затем в её глазах появляется тревога. — Боже, да я уже бессознательно допускаю их сотрудничество! Проклятье… — в отчаянии ругается она.

Я не нахожу что ответить, но, думаю, настаёт подходящий момент для невербальной поддержки, поцелуя. Я думаю неверно, о чём незамедлительно доносит до меня Парна, когда без лишней нежности отталкивает и идёт к койкам — на самый верх — и ставит ногу на ступеньку. Устроившись под покрывалом, она небрежно бросает шёпотом прощание, тем самым закрывая двери обсуждения различных тем и ложного утешения на замок:

— Приятных снов, Логан.

***

— Вирус разрушительной силы. Не могу отрицать, что он повергает в трепет и меня, — стеснённая деловым юбочным костюмом, старается глубоко дышать женщина азиатской внешности.

— Лично видел результат его применения, мэй нюй. С ним следует обращаться самым бережным образом, — с лёгкой опаской предупреждает тот, кто за прошедшую пару дней преобразился до неузнаваемости, представ ухоженным, вдвойне обходительным и потому очень лукавым.

— А с ней что? Она действительно та, о ком ты говорил, Харон? — лысеющий мужчина с причудливым акцентом кивает головой в направлении Йеремы и видит её застывший, обращённый в одну точку, взгляд.

— Совершенно верно. Уэст брал у неё анализы и испытывал на лабораторных обезьянах. Я видел собственными глазами, как они взбесились в считанные минуты и стали рвать друг друга. — Азарт в тоне сменяет безразличие: несложно догадаться, что оружие-вирус, не угрожающее его здоровью, интересует куда меньше. Ахнувшая азиатка вмешивается с подробностями, несмотря на свою впечатлительность.

— А затем рвать друг друга стали уже коллеги Уэста… Если заострять внимание на том, что его больше нет, то очень, нет, чрезвычайно любопытно, — с малой долей довольства доносит женщина европейской внешности и складывает руки. Прямолинейный характер дополняет строгий брючный костюм, облегающий высокую стройную фигуру.

— Как думаете, коллеги, подойдёт ли вирус в качестве решения нашей следующей задачи?

Мужчина оглядывается на женщин по обе стороны от него, не отрывающих взгляда от желтоватой вакцины в колбе, добытой невероятным трудом (читай: хитростью), можно сказать, единственного агента.

— Майерс, хотя и не будет против, должен раздобыть больше доказательств от своей датской зазнобы, — в лаконичном повелительном тоне она всё же дала понять, что не против повторного испытания. — Пока же пусть Каскад доставит его к индонезийским коллегам Уэста и хорошенько доисследует. Прежде всего стоит лучше понять принцип работы нового биооружия. Сомневающихся попрошу пересмотреть отчёт Харона.

— Всецело согласен с вами, мадам,

— Хорошо потрудился, агент, — бросает как бы между прочим, блёкло и сухо в сравнении с восторгом коллег ранее.

— Ваша похвала дорогого стоит, — подлизывается он, едва не склоняясь в знак почтения.

— Харон, ты доставил в штаб не какую-то тривиальную «бомбу», ты доставил возможность расправляться с врагом любой численности, пусть среди главных её недостатков числится случайный фактор заражения, в том числе нас самих при небрежном обращении. Но самое важное, ты доставил почти неисчерпаемый источник.

Йерема рассматривает оскалы всех четверых, общающихся на непонятном эсперанто, и её не покидает ощущение, что они походят на хищников, облизывающих клыки перед тем, как напасть на свою жертву.

— Кстати говоря, мы с коллегами не отказались бы послушать историю твоего успеха целиком.

________________________________________________________________________________________________

[1] Или 30,48 метров.

[2] Персонаж видеоигр, известна в первую очередь как «дама в беде» в серии игр «Mario» (англ. Princess Peach Toadstool — Принцесса Поганка Персик).

[3] Рой Кливленд Салливан — американский инспектор по охране национального парка Шенандоа в штате Вирджиния, известный тем, что в период с 1942 по 1977 год был семь раз поражён молнией и остался в живых.