2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
нами с Готье, ни он, ни я не собирались отступать и убегать.
Я так соскучилась по общению, пусть и такому примитивному, что разве не парила от радости.— Готье? — тихо позвала я, в глубине души тая надежду — услышит.Рыцарь вскинул голову и начал озираться по сторонам.— Вы меня видите? — я переместилась к окну — может быть, так мой силуэт хоть немного станет явным.— Не вижу, но слышу, — ответил Готье, выпрямив спину. — Как такое возможно?— Я не знаю, — ответила я, уставившись глазами на подол своего платья. — Я впервые могу с кем-то разговаривать и не понимаю, как это получается.— Вы призрак? — спросил он, кося глаза то в одну, то в другую сторону.— Да, — почти неслышно ответила я.Замолчали. А что на это скажешь? Я попыталась ухватиться за гардину, но мои пальцы прошли сквозь ткань, даже не пошевелив ее. Опустив плечи, я обернулась и посмотрела в окно на территорию графства.Сколько хватало глаз вокруг крепости простирался лес. Вековой и зловещий, сейчас он виделся темной громадой, несокрушимым препятствием для решившихся на действие беглецов, буде такие статься. Преградой, которую не одолеть. Сплелись высокие кроны, перевились колючие ветки — не разобрать где какая, свету солнечному не давая пробиться. Корни толщиной с бревно топорщатся из-под земли, норовя сделать подножку. Неприветливый лес. Древний. В таком неуютно и откровенно страшно: озираются случившиеся путники, сбиваются в плотную стайку, спина к спине. Влажный мох под ногами скользит, силясь утопить сапог в буром перегное. И спешат путники, под ноги смотрят внимательно, боясь угодить в волчью яму или наткнуться на берлогу древолога. А лес обманчиво тих: слышно, как поскрипывают грибные ножки, как опутывает лоза стволы дубовые. И воздух влажный, туманный, ягодами ядовитыми пропитанный. Тяжело дышится.Случалось видеть тела заблудившихся, из лесу деревенскими вынесенные. Лица их без кровинки, губы синюшные, пальцы черные, скрюченные посмертно в охранный знак. И зря отмахивался Жюблен от жалоб селян — дескать, дурное в лесу творится, раз сердца у мужиков здоровых в одну минуту разрываются. Да к тому же наступает лес, разрастается, надо бы вырубить, отвоевать немного землицы.А ведь и правда наступает — с каждым годом все ближе, тянутся лозы, сплетаются ветки, вот-вот к озерцу прорастет. Благодатно ведь корни водицею напоить. А там — и до самого замка рукой подать.И все же дела мало было до Жюблена и проблем его. Уже не беспокоили россказни деревенских, за кружкой эля шепотом друг другу пересказанные. Какая беда б не сталась, заслужил муженек. И может статься, за меня лес мстить идет. Тянется, стараясь подмять, зарастить зеленью пышной, почти что черной в темноте, лживую и порочную натуру его и всех предков и потомков.Сизый предрассветный туман окутывал стволы, поднимаясь к колючим еловым лапам. Выше. И еще выше.Наверняка влажный он, холодный, вдохнешь — и зубы заломит. Туман, пропитанный травами душистыми, ягодами еще недозрелыми, цветом полей лавандовых и водным духом свежим. Хочется улечься на полянке у подножья того самого леса — не страшно, совсем не страшно теперь даже под сенью его прогуляться, и пить туманы, и росы пить, только подальше от замка, много дальше от Жюблена. Не вспоминать. Не видеть галереи картинной осточертевшей, откуда свысока смотрят предки муженька, вечно злорадствующие — застывшие губы так и кривятся, насмеяться наивности не могут. Ведь глупая была. Влюбилась. Поверила.Скоро солнце встанет, и время тает — дивное время общения. Страшно, что эта ночь единственная, особенная в своей атмосфере… прозрачности? Или наоборот, видимости. Грусть эту странную, сполна сегодня затопившую, — подальше. Прочь.— Нуар? Вы тут? — позвал граф, словно почувствовал мысли мои глупые.Отвлекшись на крик ночной птицы, что растревожил тишину за окном, я не сразу услышала вопрос. Потом откликнулась:— Да.Обернулась и встретилась с ним глазами.— Кажется, я начинаю вас видеть, — Готье криво усмехнулся. — Нуар, — повторил мое имя, и вправду я ощутила нечто странное.Посмотрела на свои руки — они начали приобретать очертания плоти и крови, а не легкую, привычную мне дымку.— Нуар, — позвал рыцарь еще раз, — что с вами произошло?Вновь отвернувшись к окну, я тихо принялась рассказывать свою историю.
* * *
Это казалось странным, но с каждым разом, когда я произносил ее имя, она становилась видимой. Поначалу я смог различить только светлый силуэт у окна, но по прошествии времени и с каждым моим тихо произнесенным «Нуар» девушка приобретала все более явственные черты.
Закончив свой рассказ, она по-прежнему стояла у окна, освещаемая предрассветными лучами. Выражение грусти, печали на ее лице больно резануло по сердцу. Оно и немудрено — совсем еще девочкой ее сосватали французскому графу
Последние комментарии
8 часов 26 минут назад
1 день 7 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад