Чёрный лёд (СИ) [Skybreaker] (fb2) читать онлайн

Чёрный лёд

Глава 1. Роно

Первым появилось осязание. Влажная теплота окружала его тело. Он балансировал в ней словно в невесомости. Вверх и вниз, влево и вправо, вверх и вниз, влево и вправо, снова и снова. Сложно сказать, сколько это продолжалось. Вечность или чуть больше.

Однажды единое ощущение тепла и влаги в центре разделилось. Где-то в отдалении он ощутил легкое покалывание. Чувство принадлежало ему, но место, откуда это новое ощущение исходило, было еще не знакомо. Он сконцентрировал свое внимание на нем и отправил туда свое растущее сознание. Оказавшись в центре нового ощущения, он вскоре обнаружил, что и оно поделилось на несколько отдаленных друг от друга теплых точек. Каждая из них двигалась в пространстве по отдельности, но он ясно ощущал, что они принадлежали одному целому. Сделав мысленное усилие, у него получилось сложить все точки воедино. Тепло от всех точек собралось в шар, но быстро распалось. Он попробовал сделать это снова, и на этот раз все получилось несколько лучше. Он проделывал это одно простое действие много раз, пока не овладел им до конца. Теперь он мог формировать большой шар тепла и удерживать его столь долго, сколько пожелает. Эта новая способность ненадолго стала смыслом его существования. Он еще не знал, как это называется, но если бы знал, то с полной уверенностью мог бы сказать, что складывать пальцы в кулак было приятно.

Позже выяснилось, что кулаков у него было несколько, и всеми из них он мог управлять. Сжимать и разжимать, складывать их друг с другом и разводить в стороны. Какое-то время спустя появился еще один центр ощущений, где-то снизу по отношению ко всем остальным. Ощущение, исходившее от него, было все тем же пульсирующим теплом, но управление отличалось. Было похоже на то, как если бы у него появился еще один большой палец, который он мог прижимать к своему телу. Так у него появилась еще одна конечность, название которой ему было еще неизвестно — хвост.

Тренировки не проходили даром, и всеми конечностями он управлял теперь так, как будто они были с ним всегда. После некоторых экспериментов он узнал, что двигая конечностями в определенной последовательности, от нижних к верхним, все его тело двигалось в пространстве. Он мог совершать обороты вокруг своей оси, но постепенно возвращался в исходное положение. Что-то удерживало его на одном месте. И время покинуть это место еще не пришло.

Вторым появился слух. Плотный низкий шум наполнил пространство вокруг него и не прерывался ни на мгновение. Время от времени новые звуки появлялись в его мире: стуки, скрежеты, глухие удары, свисты и всхлипывания. Все они накладывались один на одного и перебивали друг друга. Они проникали в его сознание и заводили там хороводы, кружились, ударяясь о стенки, отскакивали, подпрыгивали, исчезали и появлялись снова. Звуки наслаивались друг на друга, формируя пласты. Какофония становилась сложной и многогранной. Затем наступил решающий момент. Тот самый, когда звуки перестали быть непохожими друг на друга и стали повторятся. Хаос стремился к порядку, как и все во вселенной. Звуки отсортировывались по признакам. Высокие к высоким, низкие к низким, громкие к громким, тихие к тихим, противные к противным, приятные к приятным. Среди всех приятных звуков особенно выделялась одна группа. Их он слышал чаще всего в своей жизни. Кто бы ни был источником этих звуков, он знал, как ими правильно пользоваться. Мягкие, нежные, ласкающие слух, они заполняли собой пустоту в существовании и наполняли ее ощущением спокойствия и безопасности. Отчего так ужасно было лишаться их. Впервые это произошло, едва он успел освоиться с ушами.

Мир вдруг пришел в движение, его подбрасывало и кидало из стороны в сторону. Тщетные его попытки обрести равновесие не увенчались успехом. Все его тело сжалось и напряглось. Надежности больше не было, ее место заняли тревога и предчувствие надвигающейся опасности. Продолжалось это недолго. Вскоре приятные звуки вернулись снова, но лишь для того, чтобы вскоре исчезнуть. Их сменили другие. Кажется, он уже слышал их раньше, но не мог вспомнить, когда именно. Где-то в его фонотеке точно должны были находиться такие, но он не мог их там отыскать. Так или иначе, их схожесть с чем-то, что он слышал раньше, успокаивала его. Эти новые звуки были не такими нежными и мягкими, однако внушали доверие. В них чувствовалась сила, надежность, уверенность и такая важная для маленького и хрупкого мира стабильность. Звуки эти сопровождали его в течение долгого времени и стали для него родными. В мире из звуков и телесных ощущений он чувствовал себя, лучше не придумаешь. Будь у него выбор, он предпочел бы задержаться в нем подольше.

Третьим появилось обоняние. Он сам не понял, когда это произошло. В один момент та теплая влага, что его окружала, приобрела новые свойства. Ему не с чем было сравнить его новые ощущения и не с чем их сопоставить. Но ему они нравились. Звуки то прибывали, то исчезали, в то время как запах оставался с ним всегда. Он стал его верным спутником.

Четвертым появился вкус. Околоплодная жидкость была частью его мира всю его недолгую жизнь, и он не обращал на нее никакого внимания. Она свободно проникала в его рот и вытекала обратно, не вызывая никаких ощущений. Пока однажды он не попробовал ее на вкус, и его представление о мире вокруг пополнилось еще одной характеристикой. Мир был соленым и немного кислым.

И, наконец, пятым появилось нечто невероятное. Мощный поток света разрезал реальность на несколько частей. Трудно было сориентироваться в новых образах и найти в них точку опоры. Зрительные образы поступали к нему изо всех направлений сразу и формировали цельное сферическое изображение в 360 градусов. Сначала он видел лишь свет, пробивающийся через вязкую жидкость. Потом он начал видеть линии и изгибы. Они двигались и извивались, перемещались в пространстве, было сложно за ними уследить и различить очертания. В конце концов, переменчивые образы выстроились в цельную картину мира, и он понял, что видит свое тело. Две пары четырехпалых лап с тремя крупными пальцами спереди и одним сзади и длинный кожистый хвост — вот чем он был сейчас и что знал о себе. Он также обнаружил что-то необычное за своей спиной. Длинный отросток соединял его спину со сферической оболочкой, в которой он находился. Вот, что не давало ему сдвинуться с места и обрести свободу.

Была и другая картина реальности. Она была похожа на первую, показывала мир, но не столь подробно, всего лишь узкий прямоугольник прямо перед ним и ничего больше. Однако было у такого способа смотреть на мир и свое преимущество. Он мог направить взгляд на одну точку, сконцентрироваться на ней и рассмотреть ее как следует. Таким образом, он смог узнать подробности о своих лапах и хвосте, разглядеть суставы на пальцах, морщинистые складки в местах изгибов, рифленую поверхность своих ладоней, свой гладкий темно-серый живот. Немного практики и он смог переключаться между двумя типами зрения моментально. Со временем он смог связать то, что он видел своими глазами с тем, что он осязал. Так он обрел осознание себя, как кого-то, у кого есть лапы, хвост, место для глаз и ушей, а еще тот отросток на спине.

Жизнь его текла равномерно и однозначно. Лишенная забот и тревог, она проходила для него практически незаметно. Большую часть своего времени он проводил во сне. Сны его не отличались сложностью. Он плыл в темном океане и когда в его сон проникал очередной звук, он поворачивал в его сторону, пытался его догнать, узнать, что было его источником. Но стоило ему приблизиться, и каждый раз звук растворялся в бесплатной черной воде. Рано или поздно он узнает, что за ними скрывалось. Вскоре судьба подарила ему такую возможность.

Все началось, как маленький апокалипсис. Жидкость, окружавшая его все это время, начала уходить. Уши его свалились ему на плечи и повисли на них. Холод прошелся по всему его телу, кожа начала быстро сохнуть и сжиматься. Очень хотелось вернуться обратно в жидкое тепло и никогда не знать такого стресса. Позже трубка, примыкающая к его спине, вдруг оторвалась и осталась где-то сверху. А он опустился на лапы и оказался на гладкой поверхности все еще немного мокрой и очень липкой. Сил стоять хватило ненадолго. Попытка сделать первый шаг провалилась. Резкий спазм сжал его грудную клетку и выдавил из нее всю воду, что в ней оставалась. Кашель выбросил из легких все остальное. Первый вдох наполнил его грудь воздухом и обжег ее изнутри. Ощущение было не из приятных. Во внешнем мире для него уже давно придумали определение — боль. Он столкнулся с ней впервые, но сразу понял для себя, что близких отношений он с ней заводить не хочет. Выдох принес облегчение. Еще несколько вдохов были болезненными и хорошенько размяли его легкие. Процесс дыхания запустился и далее проходил в автоматическом режиме. Теперь можно было приступать к дальнейшим действиям.

Лапы не слушались. Управлять ими было намного сложнее без поддерживающей жидкости. Он подтянул к себе сначала правую, потом левую, попытался опереться на них, но быстро упал. Он сделал это снова, и у него получилось простоять на них несколько секунд, и снова упал. Тогда он попробовал проделать то же самое с задними лапами, но что-то с этим было не так, держаться на них было крайне неудобно, и даже хвост не помогал. Было решено начинать с передних и подтягивать задние.

Помогая себе хвостом, он поднялся на трясущихся лапах и смог наконец оценить обстановку. Сфера, служившая ему домом, утратила свою форму, нависла над его головой и стала подпирать по бокам. Нужно было выбираться. Он сделал два нетвердых шага вперед и уперся в стенку лицом. Странные звуки исходили снаружи. Они отличались от всего того, что он слышал раньше, но были удивительно знакомы. Структура их отличалась большей выразительностью и резкостью, но тональность практически не изменилось. Он слышал те нежные и мягкие звуки, что дарили ему безопасность и тепло и те твердые, что символизировали стабильность. Они звали его. Его родители звали его снаружи. Он приподнялся на задних лапах, опираясь на хвост, навалился передними лапами на стенку и разорвал ее. Запах новой жизни ударил в его обонятельные центры, 4 глаза ловили множество новых образов, которым еще нужно было дать определение. Два больших существа стояли прямо перед ним, их большие черные глаза искрились радостным блеском.

— Роно. Мы назовем его Роно, — пропел мелодичный меццо-сопрано его матери.

Глава 2. Дом

Большие и грозные с виду существа оказались настоящими добряками. Они обласкали сына, едва он покинул свое прежнее укрытие. Произносили беспорядочные звуки снова и снова. Он не мог разобрать их смысл, но четыре буквы, которые повторялись чаще остальных, он быстро связал с собой. У него появилось имя — Роно.

Звуки речи теперь воспринимались совершенно иначе. Он слышал их намного отчетливее, чем до своего рождения. Они быстро связывались друг с другом в фонемы, фонемы в слоги, а слоги в слова. Вскоре он знал уже несколько слов. Имя, родители, мама, папа, дом и несколько других. Нужно было время, чтобы уяснить их значение. Он быстро научился разбирать отдельные слова, но не мог понять их смысл, пока не видел эти вещи собственными глазами.

Родители Роно оставили его без своего внимания на несколько минут, и он воспользовался данной ему свободой, чтобы исследовать место, которое его родители назвали «Домом». Дом был большой и округлый. Очень напоминало его прежнее жилище, разница была лишь в размерах. Ну, и еще в паре деталей. Верхняя часть купола переливалась, пропуская свет. Стены и пол были выложены чем-то темным, твердым, ребристым по фактуре. Смотреть особо было не на что. Никаких предметов в помещении не было. Он лишь на секунду задержался, чтобы ощупать лапой поверхность черной плитки и быстро двинулся дальше. Внимание его привлекла круглая черная, выдержанная в общей стилистике, дверь.

Роно подобрался поближе к своему новому открытию и пытался понять его предназначение. Он лишь пару мгновений назад появился на свет, но уже чувствовал, как внутри его растет и вовсю пускает корни любознательность. Познавал этот мир Роно с помощью тех инструментов, что дала ему природа. Он дотронулся до него своей лапой, шершавая поверхность круга подалась вперед и поделилась на четыре равных треугольника с общей вершиной в центре, в круге появилось крестообразное отверстие. Он убрал лапу, и круг снова стал абсолютно гладким. Было принято решение идти до конца. Он оперся на хвост, приподнялся на двух задних лапах и всем своим весом надавил на дверь. Дверь, по принципу своей работы больше напоминавшая клапан, раскрылась, и Роно попал в новое помещение.

Он оказался в небольшом тамбуре, разделяющим две двери. Там было значительно холоднее, чем внутри. Кожу его покалывало, лапы скользили по гладкой поверхности, легкая судорога прошла по всему его телу. Любой другой на месте Роно уже задумывался о том, чтобы повернуть назад, но только не он. Любознательность толкала его вперед.

Вторая дверь не отличалась от первой, но была толще. Потребовалось больше сил, чтобы ее открыть. Он буквально провалился сквозь нее и уткнулся лицом в твердую холодную поверхность. Минуту спустя он стер липкий холодный снег со своих глаз и огляделся. Обстановка снаружи отличалась от того, что он видел дома. Под лапами больше не было черной плитки, земля была белой и неприятно покалывала лапы. Кожу стягивало и сжимало, мышцы его сводило, дышать приходилось учиться заново. И все же было не так уж и плохо. Он сделал несколько шагов и, наконец, смог посмотреть по сторонам. Необъятное синее небо свалилось ему на голову и прижало его к земле. Зрелище было ошеломляющим. И это было объяснимо. Его мир увеличивался в размерах экспоненциально. Сначала был лишь шар, способный вместить его тело и немного жидкости. Потом был дом, который уже казался чем-то невообразимым огромным. И Роно, не проведя там и двух минут, теперь увидел это. Мощный поток зрительной информации требовал времени, чтобы его обработать, осознать, привыкнуть к нему.

Роно двигался медленно, движениям его мешала кожа, сжавшаяся вокруг еще не окрепшего тела. Своими четырьмя глазами он видел все, что его окружало со всех четырех сторон света и сверху. В черном небе горели огни. Вдруг в окружающей белизне он разглядел едва различимое черное пятно на поверхности. Оно было крошечным и норовило исчезнуть и потеряться навсегда, стоило лишь отвести от него глаза. Роно еще не освоился со всеми возможностями своей зрительной системы. Ему было трудно одновременно удерживать все четыре глаза открытыми. Хотелось выбрать что-то одно. И сейчас он выбрал передние два глаза, чтобы сконцентрироваться на небольшой черной точке, которая казалась лишней в этом мире, сотканном из белых ниток.

Еще одним явлением, с которым он столкнулся сам того не желая, был ветер. Он пошатывал Роно из стороны в сторону, затрудняя его путь, но в целом относился к нему дружелюбно и скорее пытался помочь, подталкивая его сзади. Звуки ветра проникали в его ушные каналы и заполняли их своим свистом. Гул в ушах стоял просто невыносимый. Сосредоточившись на своих ушах, Роно стал осваивать управление ими. Оказалось, что он мог по своему желанию открывать и закрывать ушные каналы. Функция была крайне полезной в условиях завывающего ветра.

Черная точка становилась все ближе, увеличиваясь в размерах. Роно все еще не мог разглядеть, что она из себя представляла, но уже точно знал, что собирается добраться до нее, во что бы то ни стало и выяснить, что это такое. Все тайны Вселенной меркли в сравнении с тем, как ему хотелось узнать происхождение небольшой черной точки. Все дело было в ее черном цвете. Как она могла, как посмела проникнуть в этот мир и запятнать его?

Оставалось всего несколько шагов. Перед ним на тонкой ножке стоял матовый черный шар. Гладкая поверхность его почти не пропускала свет, из-за чего было сложно понять, что скрывается у него внутри. Недолго думая Роно подобрался к нему на расстояние вытянутой лапы и положил ее сверху на шар. Внезапно подошвы его лап ощутили сильную вибрацию. Что ее вызвало? Шар? То, что он до него дотронулся?

Вибрация расходилась во все стороны, но сильнее всего она ощущалась где-то позади. Роно открыл вторую пару глаз и заметил нечто странное и совсем не там, где ожидал это увидеть. С воздуха к нему быстро приближался какой-то объект. Из маленькой точки он быстро превратился в крупный шар. Чуть позже стало ясно, что шар был скорее трубкой с круглым передним краем. Мгновение спустя трубка вдруг распрямилась и вытянулась во все стороны. В небе вырос большой круглый диск, который опускался, покачиваясь на потоках ветра. Его зеркальная поверхность отражала землю и только едва различимые контуры выдавали его присутствие в воздухе. Роно стоял и смотрел на него словно завороженный. Ему не хотелось уходить. Он смог бы разглядеть в отражении себя, если бы этот диск подлетел к нему поближе.

Внезапно на его поверхности образовалась трещина, и что-то белое высунулось наружу. Сильный удар сбил Роно с лап на землю, он перекатился несколько раз и оказался в нескольких метрах от точки, где еще недавно стоял. Оглушительный треск и хруст ворвался в открывшиеся от испуга ушные каналы Роно. Во льду торчала метровая белая палка, верхняя часть ее все еще дрожала после удара. Окажись он в месте, куда она угодила, и его день рождения превратился бы в день преждевременной кончины. Зеркальный диск тем временем куда-то исчез.

В нескольких метрах от него началось движение. Большое крепко сложенное существо покрытое мехом вскочило на лапы и подбежало к Роно. В очертаниях этого существа Роно узнал одного из своих родителей. Времени для обмена любезностями не было. Его отец подцепил Роно ртом и по зигзагообразной траектории рванул прямо к дому. Движения его были резкими и импульсивными, но четко направленными, в них чувствовалась сила и грация, пока еще недоступные его сыну. В считанные секунды они добрались до входа в жилище. Черная с внутренней стороны дверь снаружи оказалась светлой, практически белой. Она сливалась с окружающей белизной и хорошо маскировала вход в жилище.

Отец Роно опустил его на пол и придавил сверху массивной лапой. Голова Роно оказалась зажатой между двух крепких когтей, длинных и острых, как две наточенные сабли. Он пытался освободиться и дергался из стороны в сторону, но еще один коготь поджал его возле хвоста, лишая возможности убежать. Отец его был явно зол и что-то громко и быстро говорил, срываясь на крик.

— Дом… никогда не покидай дом… Опасность… Белый лед… Кхроки, — голос его звучал грозно. Плитка на полу и стенах резонировала и возвращала звук с удвоенной силой. Весь его дом вторил голосу отца и отчитывал его за несанкционированную вылазку.

Роно пока что еще плохо владеющий родным языком не знал, что ответить и просто лежал, с молчаливой стойкостью принимая свой выговор. Вскоре все закончилось. Отец убрал свою лапу с его тела, прижался лицом к его мягкому животу в знак примирения и помог ему подняться. Беспечное поведение сына разозлило отца, и в то же время наполнило его Оро нежностью. Сын его был не из трусливых.

40 глаз расположились на небольшом удалении и наблюдали за произошедшей сценой.

— Идите, поздоровайтесь со своим братом, — сказал отец Роно, отступая в сторону.

В следующие несколько минут Роно узнал, что он был не единственным ребенком у своих родителей. 9 братьев окружили его со всех сторон, обнюхивали, трогали лапами, пытались укусить, лезли ему в уши и под хвост. Кто-то пытался произносить слова, кто-то бормотал что-то нечленораздельное, кто-то не издавал ни звука, но усиленно сопел и норовил засунуть свой хвост ему прямо в рот. Несколько раз его стукнули прямо по голове чем-то тяжелым. Ему это нравилось, было по-настоящему весело. Позже к их компании присоединилась мама. Малышня быстро окружила ее и активно исследовала. Кто-то повис на ее хвосте и ни в какую не хотел его отпускать. Другие столпились возле ее передних лап и пытались ухватиться за свисающие с головы уши. Мама не злилась и не пыталась никого остановить, и все же закрыла свои ушные каналы. Для ее острого слуха шума было многовато.

Пол и стены завибрировали. По дому раскатился звучный голос отца.

— Пора есть, — скомандовал он.

Мать отвела свой выводок к месту, которое служило кухней в их жилище. Мебели никакой в доме не было. И только отсутствие привычной черной плитки на полу указывало на его особое назначение. Обеденное место представляло собой небольшое углубление в полу с гладкими покатыми стенками из ярко-синего льда. В центре его было отверстие. Для чего оно служило, новорожденным гуррам еще предстояло выяснить.

Каждому из детей присвоили свое место и рассадили по кругу. Роно досталось место прямо напротив мамы. По бокам от него расположились его братья. Справа от него сидел крупный малыш. Пожалуй, слишком крупный для своего возраста. Он превосходил остальных своих братьев по размеру и скорее напоминал подростка. По левую лапу не сидел, а стоял чрезвычайно активный детеныш. Только тяжелый взгляд матери смог прижать его к полу. Место рядом с мамой пустовало.

Отец ненадолго отлучился. Он нырнул в незнакомую Роно дверь и вернулся оттуда с едой во рту. На обед у них был длинный кольчатый червь. Тело его состояло из колец, которые плотно примыкали друг к другу.

Глава семейства встал на задние лапы в центре дома. Освещаемый светом, который проходил через прозрачный купол над его головой, он готовился дать своим детям первый в их жизни урок. Он подхватил червя передней лапой, и тот растянулся на 2 метра и болтался в воздухе, будто маятник.

— Это пфор. Он живет в белом льду и питается фухсой.

— Пфор и фухса, — проговаривали про себя дети. По выражению их лиц было понятно, что они понятия не имеют, что такое фухса. Нужно было зайти с другой стороны.

— Вот здесь у него рот, — отец наклонил верхнюю часть пфора в сторону детей и показал им его черный беззубый рот.

— Рот, — дети хором повторяли незнакомые слова за отцом и сразу их запоминали. Казалось, что рот — это и есть вся его голова.

— Во рту у пфора находится язык с острым наконечником, — отец вытащил изо рта червя длинный язык. На его конце красовался один единственный острый зуб, — с его помощью он вырезает лед и пропихивает его в пищевод. Лед проходит через все его тело и с силой выбрасывается на поверхность, — отец провел свободной лапой ото рта к другому концу, показывая путь, который приходится пройти льду, и подождал несколько секунд, пока дети запоминали новые слова.

Роно с восторгом слушал отца и не пропускал ни единого его слова. Отец для него был сейчас кем-то вроде божества, которое знает все секреты мира. И он не хотел ничего упустить. Уши его были направлены в сторону отца, а ушные каналы полностью открыты.

— Пфоры выбираются на поверхность лишь иногда, чтобы отложить яйца. В этот момент они особенно уязвимы, и мы можем их ловить. Если пфор сбежит в свою нору, мы уже не сможем его достать. Под землей они передвигаются намного быстрее, чем на поверхности.

Отец взялся за одно из колец в центре пфора и немного потянул его вверх. Два близлежащих кольца разомкнулись, и под ними показались небольшие крючкообразные лапы. 16 загнутых лапок опоясывали темно-красное тело.

— С помощью этих лапок пфоры отталкиваются от стенок своих тоннелей и быстро скользят по ним. На поверхности эти лапки практически бесполезны. Но подо льдом становятся их преимуществом. И запомните вот еще что. Если пфор уйдет под лед, но вы схватитесь за его заднюю часть, никогда не подставляйте под нее свое лицо. В минуты опасности червь этот выходит за пределы своих возможностей и нарезает лед, как никогда в своей короткой жизни. Осколки льда он с силой выплевывает из своего хвоста. Если такой осколок попадет в глаз, на один глаз у вас станет меньше.

Дети закрывали свои глаза по очереди, пытаясь понять, каково это жить без одного глаза. Предостережения отца они воспринимали очень серьезно. Выживание было важной частью их генома и любая крупица информации, которая помогала выживать, плотно закреплялась в их памяти. Тот же, кто не мог быстро усваивать новую информацию, был обречен на преждевременную смерть.

— Мы едим пфора целиком. Только его лапы не имеют никакой питательной ценности. Их можно выбрасывать в отверстие перед вами.

Отец шел вокруг рассевшихся детей и матери. Одной лапой он прижимал пфора к полу, и ртом отрывал от него куски, передавая каждому его порцию. Когда еду получили все, он занял место рядом с мамой и начал есть. Сначала отец, потом мать. Потом право есть получили все дети. Они смотрели за движениями отца и матери, копируя их. Кольца червя раздвигались, лапки отрывались и выбрасывались в центр. Они скользили вниз по ледяной воронке и падали прямиком в отверстие.

Роно наслаждался своей первой трапезой в жизни. Он прекрасно схватывал информацию и хорошо усвоил все, что говорил его отец. Лишь два вопроса не давали ему покоя. Куда вело это отверстие в центре перед ним? И еще тот случай за пределами дома. Что там было такое?

Глава 3. Песнь единства

Три недели прошло с тех пор, как дети появились на свет. Все это время они усиленно постигали местную науку жизни. Главным способом узнать что-то о мире была игра. Малыши часто бегали наперегонки, играли в салки, устраивали дружественные потасовки. Иногда заходили слишком далеко и кусали друг друга до боли, бились хвостами, опрокидывали друг друга на землю, и одна лишь врожденная ловкость спасала их от серьезных травм. Мама все это время была лишь сторонним наблюдателем и не вмешивалась. Лишь изредка она могла дать ценный совет или направить. Но никогда не останавливала попытки детей проверить физические возможности и лимиты их тел. Серьезную травму получить в домашних условиях было практически нереально. Если же кто-то все-таки умудрится и сократит свою жизнь в белых льдах, значит у Омо и Ромо на него есть особые планы, и нечего из-за этого переживать. Философия гурров была проста и понятна. Все жили ровно столько, на сколько они были способны. Когда способность жить уменьшалась, наступала смерть. С этим невозможно было спорить, этому невозможно было противиться, а, следовательно, и переживать по этому поводу не было смысла.

У гурров, как известно, было пять конечностей. Передние лапы украшали внушительных размеров пальцы с не менее внушительными когтями. Три пальца смотрело прямо, и один обособленно упирался назад. При помощи когтей они могли забираться на стены — сложнее обстояли дела со спуском. Часто малыш, забравшийся под самый потолок беспомощно висел там, пока силы не покидали его, после чего падал на пол.

Своими когтями они также могли резко тормозить и менять траекторию своего движения. Стоит отметить, что кожа на лапах сама по себе была жесткой и шершавой, как наждачная бумага, что способствовало хорошему сцеплению с поверхностью. Покрытие лап и когти прекрасно дополняли друг друга. В качестве вспомогательного, но важного придатка выступал хвост. Он у них был своего рода пятой лапой. Длинный — при желании им можно было легко дотянуться до собственной головы. Гибкий — его можно было свернуть в рулетку размером с лапу. Очень сильный — он являл собой сгусток мышечной энергии и оканчивался когтистым наконечником в виде булавы. Хвостом дети чаще всего наносили друг другу удары и изредка помогали себе на резких поворотах во время догонялок. На него также можно было опереться, чтобы встать на задние лапы и вытянуться во весь рост.

С органами чувств было немного сложнее. На голове продолговатой овальной формы разместились четыре глаза. 2 верхних глаза буквально смотрели во все стороны и отслеживали приближение хищников. Неограниченное поле зрения было их достоинством, вот только качество получаемой картинки хромало. Детали было трудно разглядеть. Лучше всего они реагировали на движение. И 2 передних глаза, которые, наоборот, имели ограниченный угол обзора, но повышенную резкость и светочувствительность. С их помощью можно было разглядеть даже крошечную деталь на расстоянии до километра. Еще они могли видеть в темноте.

Можно было подумать, что гурры во всем полагались на свое унифицированное зрение, но это было далеко от правды. По своей природе они были аудиальными существами и необычайно тонко ощущали мир вокруг себя при помощи слуха. Многие слова и названия в их языке были звукоподражательными. Взять, к примеру, название червя «пфор». Свое имя он получил благодаря характерному звуку «пфор», с которым тот протискивался сквозь узкие тоннели во льдах. Стоя на поверхности, можно было услышать, как под лапами размеренно передвигаются пфоры.

Или «фухса», получившая название за звук, который она издавала при выдыхании. Она выпускала обогащенный кислородом воздух с шипящим звуком фух-сааааа. Улавливать самые мельчайшие звуки им помогали невероятно сложные по устройству уши. Двумя длинными эластичными отростками-проводами они крепились к черепу. Эластичность позволяла им проделывать интересные вещи. Когда уши были нужны сверху, они подтягивались ближе к голове. Когда же требовалось послушать, что там происходило под лапами, они растягивались и опускались до самого льда. Непосредственно уши или те их части, которые улавливали звуки, были цилиндрической формы и по длине лишь немного уступали голове. На конце у них была мембрана способная закрываться и открываться по желанию своего хозяина. Для улавливания звуков из-подо льда она закрывалась, и ухо прижималось к земле. Для прослушивания окружения мембрана держалась открытой. Был и промежуточной вариант в ее работе. Оставляя небольшое круглое отверстие в мембране и направляя ухо прямиком на источник звука, гурр фокусировался и различал сотни мелких деталей в одном единственном звуке.

Если уши улавливали вибрации воздуха, то в лапах у них скрывались специальные сенсоры, способные улавливать мельчайшие колебания подо льдом. Тончайшая кость в основании ладони утыкалась в лед, и по ней вибрации прямо по скелету передавались в мозг, где расшифровывались и получали толкование. Эта способность была жизненно необходима, так как большая часть опасностей исходила откуда-то снизу.

За обоняние и восприятие вкуса у гурров отвечал рот. В нем располагались все необходимые рецепторы, разбросанные по ротовой полости. Зубов для пережевывания пищи у них не было. За узкими черными губами прятались такие же черные пластины снизу и сверху. Работа челюстей напоминал работу тисков, в которых можно было крепко что-то зажать, а для того чтобы добыча не вырвалась были предусмотрены зазубрены, направленные в сторону горла. В горле имелись сходные пластины. Когда пища попадала в горло, оно крепко сжималось, спрессовывало все до единой субстанции и проталкивало ее дальше в пищевод. Пищеварительная и дыхательная системы у гурров работали по раздельности.

Воздух поступал в вертикальную щель, расположенную по центру шеи. За свою способность издавать звуки речи она получила название «говорло». Он проходил через длинное дыхательное горло, нагревался и попадал в легкие. Горло было поделено на несколько секций с клапанами. Такая система не допускала попадания в легкие посторонних объектов. Регулируя открытие и закрытие клапанов, гурры могли издавать самые разнообразные звуки на выдохе. Речь их часто напоминала музыкальную композицию. Самые искусные из гурров выстраивали предложения таким образом, чтобы все слова и звуки в них сочетались друг с другом наилучшим образом, образую композицию.

За прошедшие три недели речь малышей значительно прогрессировала, а словарный запас пополнился сотнями новых слов. Мама, соблюдавшая нейтралитет во время игр, оказалась хорошим наставником. Она знала многое о мире вокруг и щедро делилась с детьми своими познаниями. Была она и арбитром, если дело доходило до споров и конфликтов. Она помогала малышам найти друг с другом общий язык и разрешить разногласие, не прибегая к насилию. Маленькие гурры быстро усваивали уроки и вскоре поняли, что верно подобранное слово может быть намного действеннее крепкого удара.

От мамы они узнали, что папа проводит большую часть времени на охоте с другими отцами. То, что где-то рядом жили какие-то «другие» стало для всех большим открытием. Им не терпелось посмотреть на них. Малыши объединялись в группы по двое или трое и ходили за мамой в течение дня, чтобы расспросить ее о других и попроситься их увидеть. Мама лишь обещала, что скоро это случится и не давала больше никаких комментариев.

Отца порой не было дома по несколько дней. Когда он возвращался, то осматривал всех детей и радовался их успехам, рассказывал им истории об окружающем мире и говорил, что, когда придет время, он возьмет их с собой и научит охотиться. Часто при этом он поглядывал на Роно, весь вид которого говорил о том, что он хотел, чтобы это время наступило поскорее. Отец знал, что Роно не спит и всегда следит за тем, как он собирается на охоту. Знал он и то, что он несколько раз пытался снова открыть дверь, ведущую наружу. Знал и поэтому соорудил на ней и всех остальных дверях специальные замки, которые можно было открыть, лишь обладая высоким ростом. Таким образом, жилище их теперь можно было покинуть, только если один из взрослых того пожелает.

В один из дней отец не ушел охотиться как обычно, и на завтрак подали ка́ну. У родителей было приподнятое праздничное настроение, которое передавалось детям. День обещал быть интересным.

Перед детьми на полу лежали ярко-голубые плоды, покрытые острыми иголками шипов со всех сторон. Шипы были очень острыми: не стоило и говорить, что до них лучше не дотрагиваться. Роно подобрался поближе и втянул сладкий запах. Пахло, во всяком случае, лучше, чем выглядело.

— Чтобы не пораниться, нужно надавить вот сюда, — мама вытянула длинный коготь и нажала на небольшую выпуклость в основании плода. От нажатия тот раскрылся и показал нежную мякоть. Сладкий запах многократно усилился. Теперь тот же самый трюк предстояло повторить детям.

Не обошлось без травм. Некоторые все же умудрились пораниться. Иголка, воткнувшись в кожу, отделялась от плода и становилась независимым источником боли. Каждая из них содержала небольшую дозу парализующего нейротоксина. Укола единственного шипа было достаточно, чтобы парализовать кисть. Уколовшись несколькими можно было утратить контроль над целой конечностью. Большая доза яда вызывала паралич внутренних органов и скорую смерть. Впрочем, ни один гурр в истории не познал такой смерти. Приобретенная устойчивость к токсину передавалась из поколения в поколение.

Роно без труда справился с чисткой плода и внимательно наблюдал за своими братьями. Его крупный сосед поранил палец, но лапу его все никак не парализовало. Судя по всему, для его комплекции требовалась более сильная доза. Роно стало интересно, как это работает, он аккуратно вырвал шип и уколол им себя в заднюю лапу. Первые несколько секунд он не чувствовал никаких изменений, как вдруг место укола стало терять чувствительность. Яд расползался по лапе во все стороны, лишая ее нервные каналы способности передавать импульсы. Потребовалось всего около полуминуты, чтобы лапа полностью утратила работоспособность. Роно обдумывал результаты своего эксперимента, ожидая, когда он снова сможет управлять всеми конечностями своего тела.

Тем временем, родители наблюдали за своими детьми со стороны. Они прекрасно знали, что для детей будет лучше, если они справятся с каной сами. Жизнь в долине белых льдов была чередой опасностей и преодолений. Все начиналось в раннем детстве и заканчивалось лишь вместе со смертью. Они готовы была помочь, только если ситуация выйдет из-под контроля. К счастью, все дети справились самостоятельно.

Мякоть каны была очень сладкой, а еще очень липкой. Вязкий темно-синий сок обволакивал рот, губы и с трудом сглатывался. Всего несколько глотков ее сока было достаточно, чтобы наполнить живот ощущением сытости и подпитывать организм энергией весь день. В этом и заключалось главное достоинство каны. Ради этого можно было и помучится с ее очисткой.

Когда все доели и избавились от опасных отходов, отец встал на задние лапы и церемонно заговорил:

— Сегодня великий день. До настоящего момента каждый из вас был частью нашей небольшой семьи. Сегодня вы станете частью чего-то более значимого. И пусть значимость эту вы сможете оценить лишь со временем, запомните сегодняшний день, как важный шаг на вашем пути.

Он встал на четыре лапы и подал маме сигнал. Вместе они начали выстраивать детей в колонну. Процедура выполнялась впервые, поэтому потребовала времени. Отец шел первым, за ним расположились дети, мама была замыкающей. Такой походной колонной они подошли к одной из дверей в доме и остановились перед ней. Пока отец открывал замок, дети шептались и переговаривались.

За дверью их ждал узкий продолговатый коридор с низким сводом. Над головой у папы оставалось всего несколько сантиметров. Каждые несколько метров по бокам попадались двери, но отец продолжал двигаться строго прямо. Путь в несколько десятков метров казался невероятно долгим, а закончился он обычной черной дверью, прямо как у них дома. Отец прошел через дверь и придерживал ее в полуоткрытом состоянии, пока мама не показалась снаружи. Походная колонна разбилась, и дети сгрудились возле отца. Изумление овладело ими. Не считая Роно, никто из детей раньше не видел ничего более масштабного. Помещение было в десятки раз больше их дома. Количество дверей в нем не поддавалось подсчетам. Из каждой двери прибывали новые семьи. Они останавливались возле дверного проема, будто ожидая чьих-то дальнейших указаний. Дети во все глаза разглядывали других гурров. Будучи представителями одного вида они все выглядели примерно одинаково, не считая небольших расхождений в размерах.

В центре зала расположился гигантский черный объект сложной формы. В основе ее лежал овал, но контур его был волнистым. Поверхность его была испещрена тысячами отверстий от совсем уж маленьких размером с глаз и до больших размером с голову взрослого гурра. В промежутках между дырами блестела зеркальная глянцевая поверхность. Словно проросший в белом льду огромный черный гриб, он притягивал взгляды к себе и выглядел таинственно.

Раздался громкий протяженный звук, источник которого невозможно было обнаружить. Он будто бывыходил из каждого отверстия по раздельности и из всех них сразу. Зал наполнился высокочастотным звоном, на фоне которого зазвучал тяжелый старческий голос.

— Семья моя! Сегодня мы собрались здесь, чтобы исполнить песнь единства. Голоса молодых пусть присоединятся к нам и дополнят наш хор. Через пение мы узнаем друг друга. Молодые пусть станут старыми, а старые молодыми. Тишина пусть станет звуком, а звук тишиной. Через песнь мы обретем единство друг с другом.

Родители выстроили своих детей в шеренги и сами шли по бокам. Они подвели их вплотную к черному предмету и остановились. Старческий голос продолжил:

— Каждому из вас при рождении было даровано имя. Произносите же имя свое громко и четко до тех пор, пока оно не утратит свой смысл, чтобы затем оно могло обрести его вновь. Имя мое Марак, — старик повторял свое имя снова и снова, пока оно не слилось в одно слово без начала и конца. Мгновение спустя к нему присоединились другие.

Родители Роно помогли каждому своему сыну встать точно напротив небольшого черного отверстия и сами заняли свои позиции. Уши они закрыли и плотно прижали к поверхности черного изваяния. Дети последовали их примеру. Мама начала первой. Ее звали Лона. Имя нежное, летящее, хорошо отражавшее ее натуру.

Отца звали Касп. Краткий закрытый слог своей лаконичностью отражал мировоззрение своего обладателя. Отец их никогда не разбрасывался словами понапрасну.

По порядку дети называли свои имена: Роно, Борд, Весси, Кой, Рарр, Кугу, Авгу, Рандо, Манчи, Дарут, Клош.

Сотни разных имен ритмично произносились своими носителями, через отверстия проникали внутрь, накрывали и окутывали друг друга. Звуковые волны наслаивались друг на друга. По извилистым тоннелям, проходящим один через другой, звуки стремились к центру и слева направо уходили по кругу, закручиваясь в спираль. Сталкиваясь, разные имена встраивались друг в друга. Имя из тысячи звуков звучало где-то в центре. Сознание бежало по трубам вместе с имена своих владельцев. Встречая на пути чужое имя, оно задерживалось на мгновение и запоминало его. Каждый тембр голоса со всеми его мельчайшими особенностями звучания крепко и навсегда отпечатывался в памяти. Каждый член большой семьи теперь знал, как звучат голоса его братьев и сестер. Старые говорили голосами молодых, а молодые голосами старых. Успевшие пожить во льдах члены семьи вкладывали в произношение своих имен опыт, которым они успели обзавестись. Голоса молодых звучали свежестью и жаждой открытий. Смешиваясь, они превращались в песнь длиною в жизнь. Композиция жизней и судеб играла всем многообразием тональностей и оттенков. Каждый гурр узнавал себя в голосах других. Семья стала единой.

Глава 4. Прародители

Несколько недель миновали с тех пор, как звучала песня единства. Дети подросли и стали покрываться первичным мехом. При рождении кожа гурров была темно-серая, постепенно она светлела, а после начинал бурно расти мех. Происходил этот процесс неравномерно, из-за чего дети были похожи на тех, кто мех теряет, а не приобретает его. Взрослых гурров покрывал густой белый мех, который прекрасно защищал от холода и сильного ветра. Момент, когда юный гурр, полностью покрывался мехом, означал его переход в статус подростка.

Произошли и другие изменения. После единения детям дали право перемещаться по сети из пещер в дневное время суток самостоятельно, чем они активно пользовались. Двери наружу всё еще оставались закрытыми. Последний факт досадовал Роно. Однако получив возможность исследовать хитросплетение подземных коридоров и пещер, он не слишком грустил. Оказалось, что их дом, где они появились на свет и жили, был всего лишь маленькой ячейкой в большой сети помещений, соединенных друг с другом подледными ходами. Большая часть из них выполняла функцию жилищ. Каждое из них занимала одна семья, состоящая из женской и мужской особей и их потомства,если оно у них было. Пожилые гурры не заводили детей и концентрировались на социальных функциях.

Были и другие помещения. Несколько кладовых с продовольствием. Был зал для совещаний, где старейшие гурры собирались для решения насущных вопросов. Этот зал большую часть времени пустовал и не представлял из себя ничего примечательного. Единственное интересное, что в нем было это покрытие из черной плитки, как у Роно дома. Плиткой этой, как выяснилось позже, было выложено множество стен и полов в помещениях по всему поселению.

Музыкальный зал с гигантским музыкальным инструментом был еще одним помещением, куда дети заглядывали не слишком часто. Тангурр, служивший верой и правдой не одному поколению гурров, использовали лишь в особые дни для ритуальных песнопений. Его призванием было объединять их всех и наполнять их сознание общими идеями.

Было еще несколько помещений, куда детей не пускали, и о предназначении которых им ничего сказано не было. Они были особым предметом интереса и любопытства в детских умах. Но за неимением возможности туда проникнуть многие просто переставали о них думать.

Куда дети ходили чаще всего, так это учебные классы. Это были большие и светлые помещения со скошенными пологими стенами, в которых были вырезаны ступени. Благодаря такой ступенчатой структуре они вмещали большее количество детей. Взрослый гурр же занимал место в центре и рассказывал всей аудитории что-то, в чем он разбирался лучше всего. Отдельных учебных дисциплин не было. Каждый взрослый выступал перед детьми и в меру своих способностей старался стать для них хорошим наставником. Чаще всего учителями выступали старейшие гурры, которые освобождались от охоты и собирательства, и проводили большую часть времени подо льдом. Для охоты их физических возможностей уже не хватало, но умы их были все еще светлыми и могли поделиться опытом с подрастающим поколением.

И абсолютным фаворитом среди подрастающих гурров была игровая комната. По размерам она превосходила все другие помещения и имела самый высокий потолок из всех. В высшей точке он достигал 25 метров. Как следовало из его названия, служило это помещение для игр. Но играми они были лишь в умах младшего поколения. Старшие гурры вкладывали в эти игры более глубокий смысл. Они имитировали условия, с которыми гурры сталкивались в окружающем мире и подготавливали их тем опасностями, что тот скрывал. Сама по себе она представляла сжатый до размеров комнаты внешний мир: барханы из прессованного белого снега в ней чередовались с ледяными пустотами.

Игр всего было несколько. Догонялки с простыми правилами. Из всей гурьбы случайным образом выбирался один вода, который должен был догнать одного из своих братьев и дотронуться до него лапой или любой другой частью тела. Тот, кого догоняли, становился новым водой. Того, кто уже водил однажды, больше не догоняли. Охота велась за теми, кто не водил ни разу. Игра велась до тех пор, пока каждый не побывал водой хотя бы один раз, кроме самого последнего. Он становился победителем и получал овации. Гурры выражали свое почтение особым способом. Они все поворачивались лицом к победителю, склоняли головы и ритмичными ударами хвоста отстукивали по льду 9 раз: число 9 занимало особое место в культуре гурров, посколькоу именно столько дней было в их неделе. Кроме того, количество их глаз (4) складывалось с количеством конечностей (5), и тоже получалась девятка.

Догонялки с правилами посложнее тоже были. 10 гурров становились охотниками и формировали отряд. Трое изображали добычу. Охотники создавали кольцо по периметру площадки. Их задачей было сжать кольцо и не дать добыче выбраться. Задачей трех, наоборот, было выйти за пределы кольца и добраться до края площадки, тогда они считались спасшимися, и трогать их было больше нельзя. Они чередовались от раза к разу. Никто не играл одну и ту же роль больше двух раз подряд.

Третьей в списке, но не менее значимой, была игра в прятки. Ее особенность состояла в том, что прятки начинались внезапно прямо посреди игры в догонялки. Кто-то из взрослых громко кричал «Кхрооок!», и молодым гуррам давалось лишь 3 секунды, чтобы найти себе укрытие. Те, кто не мог спрятаться за отведенное время, выбывали. Зачастую случайность и удача определяли победителей и проигравших в этой игре. Но если вероятность смещалась в отрицательную сторону, и кто-то из детей проигрывал чаще, чем выигрывал, им уделяли особое внимание и проводили с ними дополнительные занятия. Способность быстро находить себе укрытие была основополагающей для выживания на поверхности.

Следующая игра не была игрой в прямом смысле слова. В сущности своей это была борьба. Двое соперников помещались в круг и боролись друг с другом, пока один из них не окажется на спине или за пределами круга. Гурры поднимались на задние лапы и толкали друг друга в плечи и грудь. В ход также шли удары хвостом и когти. Дрались гурры с подачи взрослых скорее неохотно, пытаясь не навредить друг другу. Больше всех драться нравилось самым сильным и крупным из детей. Одним из силачей был Борд, брат Роно. Он родился на свет всего полминуты спустя после появления Роно и сразу приковал к себе внимание родителей своими внушительными для новорожденного размером. Сам того не подозревая, он и подарил Роно шанс бежать из дома в день появления на свет. Внутри круга Борд не оставлял никому шансов. Одного лишь беглого взгляда на него и его противника было достаточно, чтобы понять всю несправедливость системы подбора. По хорошему Борд должен был бороться с двумя сразу, чтобы уравнять силы.

Цель всех игр была простой, как кусок льда. Они должны были выявить сильные и слабые стороны детей. Сильные стороны предстояло довести до совершенства, а слабые сгладить. Сильными сторонами Роно были скорость, ловкость и врожденная смекалка. В догонялках он часто оказывался в числе последних выбывших. Из 10 игр в прятки он не находил себе укрытия лишь в 2. Немного недоставало ему силы в борьбе и он старался компенсировать это своим умом. Однажды он чуть было не победил Борда. Они сошлись в поединке. Роно пятился назад, хвост его уже свешивался над чертой круга, задние лапы уткнулись в черту, Борд наступал спереди. В критический момент Роно сделал рывок вперед и нырнул головой между передних лап брата. Он хотел поднять его своей спиной и перекинуть через голову. Но сил немного не хватило и брат сел на него сверху. Бой был проигран, но заставил Борда быть осмотрительнее.

9 дней в неделю дети просыпались, завтракали все вместе и покидали свой дом. В первой половине дня они посещали занятия, после чего отправлялись играть и проводили там время до позднего вечера. Родителей они почти не видели.

Больше всего Роно нравилось учиться. Получая новые знания, он испытывал неподдельный восторг. Особенно сильно ему нравились истории старейшины Марака, голос которого все слышали в день единства. Марак был старейшим из гурров в поселении. Ему было 35 лет. Не все молодые гурры были способны сходу понять сколько это. Некоторые озадаченно смотрели на свои пальцы, хвост, на других своих братьев. Но все сходились в одном — это было много.

Марак был крупным представителем своего вида. Говорили, что давным-давно во времена своей молодости он был одним из лучших охотников в племени и никогда не возвращался с охоты без добычи. В силу возраста он обладал практически неисчерпаемыми знаниями обо всем на свете и методично передавал их детям.

Все гурры от природы обладали феноменальной слуховой памятью. Каждый звук вплоть до мельчайшего шороха они запоминали один раз и до конца своей жизни. Все произнесенные речи хранились в их памяти в неизменном виде, благодаря чему слова, сказанные сотни лет назад, передавались потомкам без искажений. Такая память на звуки помогала гуррам в охоте. Большая часть обитателей внешнего мира предпочитали оставаться в укрытиях и покидали их лишь по острой необходимости. Чаще всего для пропитания и размножения. Гурры нашли способ обхитрить свою добычу. Они подражали голосам местных живых существ и выманивали их из своих укрытий. Выбравшегося из укрытия ждали сильный удар и быстрая смерть. В мире из снега и льда быстрая смерть была высшей формой милосердия. И об истории этого жестокого мира детям и поведал Марак. Для этого он использовал те же самые слова, что и десятки поколений живших до него. Устами Марака говорили его предки.

Гурры верили в то, что мир состоит из двух частей. Белый лед был местом, где они рождались, находили себе пару и заводили детей, охотились и пели свои песни. Это был мир живых. Черный лед, который показывался сверху каждый раз, когда наступала ночь, был миром мертвых. После смерти гурры не умирали, а совершали переход из одного мира в другой. Первых из живших гурров звали Омо и Ромо. Жили они так давно, что никто уже точно не может сказать, когда это было. По легенде они подарили жизнь тысячам гурров, которые заселили белый лед и стали родоначальниками тысяч семей. На пятидесятом году жизни Омо не стало. Тяжелое горе овладело Ромо после ее ухода. Он не хотел ни есть, ни спать, ни делать что-либо. Жизнь опостылела и перестала интересовать его. Целыми днями он сидел в своем доме с закрытыми глазами, перебирая в памяти все слова, которые когда-либо были сказаны Омо. В его голове ясно звучал ее голос. И от этого ему становилось лишь хуже. Тысячи его детей и внуков тщетно старались утешить его и подбодрить. В мире не существовало слов, которые были на это способны. Так проходили недели, пока из миллиона слов, которыми они обменялись с Омо, он не вспомнил данное им обещание.

Случилось это в то время, когда они ждали свое первое потомство и были еще очень молодыми. Вся жизнь еще была впереди, они строили много планов и намечали себе цели. Жизнь виделась им сонмом возможностей. Они вместе ходили по льду, вместе охотились, вместе ели, вместе спали, все делали вместе. Другой компании у них не было. Однажды Омо долго не могла уснуть. Что-то тревожило ее и заставляло переворачиваться с одного бока на другой. Ромо сквозь сон почувствовал что-то неладное и обратился к ней, чтобы узнать в чем была причина ее беспокойства. Оказалось, что в Омо произошли перемены, которые внешне были незаметны. Готовясь к появлению новой жизни, Омо незаметно для себя стала все больше думать о смерти. Вопрос о том, что будет с ней в конце, зародился в ее разуме и не давал ей покоя.

— Скажи мне, что будет с тобой, когда меня не станет? — спросила она у него тихо-тихо, почти не дыша. Голос Марака помолодел и стал женским. Приятнее голоса дети никогда не слышали. Лишь голоса их матерей могли соревноваться с его красотой.

— О чем ты говоришь? Мы всегда будем с тобой вместе, и никогда не оставим друг друга, — уверенно ответил Ромо. Голос Марака снова сделался мужским, но сменил тональность.

— Ты не понимаешь. Посмотри на всех других существ. Они появляются на свет, живут и умирают во льдах. Тела их застывают и превращаются в лед, а после разбиваются на тысячи мелких частиц и ветер стирает следы их существования. Однажды нас тоже не станет. И что с нами будет тогда?

Слова Омо заставили Ромо задуматься. Несколько минут они сидели в полной тишине, и только ветер почесывал вход в их жилище.

— Я не знаю, что с нами будет, когда мы умрем…, - на этом слове голос его дрогнул, — но я точно знаю, что смерть для нас не станет концом. Мы отличаемся от всех, кто живет в белых льдах. Мы говорим, мыслим, чувствуем, у нас есть Оро. Наши тела — вместилище для Оро. Как наши дети растут в своих оболочках, так и наши с тобой Оро созревают. И когда наши тела больше не могут вынашивать Оро, они распадаются и исчезают. Но Оро живет вечно. Оно бессмертно. Так что когда тебя не станет, ты продолжишь жить, просто в другой форме, — Ромо говорил эти слова и радовался. Стройная теория казалась ему правдой.

— Я не хочу жить вечно в другой форме без тебя, — Омо становилась только грустнее.

— Глупая. Если тебя не станет первой, тебе придется лишь одно мгновение провести одной. В бескрайней вечности ты даже не заметишь его. И потом я присоединюсь к тебе. Мы разделим с тобой вечность на двоих.

— А что будет с нашими детьми? Как они справятся без нас с тобой? — не успокаивалась Омо. Она была прирожденной матерью, думала не только о себе, но и о своих детях.

— Мы присмотрим за ними вместе. Мы не оставим их одних. Мы будем наблюдать за ними со стороны и укажем им правильный путь, — обнадеживающе сказал Ромо.

— Ты обещаешь?

— Обещаю.

Омо осталась удовлетворенной таким ответом и уснула крепким сном.

Воспоминания о том разговоре дали Ромо сил и он прожил остаток своей жизни, обучая поколения своих детей и внуков тому, что успело узнать его Оро. Он встретил свою смерть счастливым.

Омо ждала его в черных льдах, как они и договаривались. Увидев его, она вспыхнула ярким светом. Бесконечная радость переполняла ее бестелесное существование. Их любовь переродилась. Так в черных льдах появились два первых источника света. Они снова были вместе и наблюдали за своими детьми. Когда те умирали, они встречали их и помогали отыскать своих партнеров в вечности. Пока те жили, они освещали их путь. Днем они светили для тех, кто был жив, а по ночам отправлялись в вечность, чтобы проведать тех, кого не стало.

***

Все в доме Роно спали. День был долгим и принес новые знания, которые нужно было переработать. Один Роно не мог уснуть. История, рассказанная Мараком, посеяла в его голове много новых вопросов. Что такое черный лед? Что такое вечность? Как Омо и Ромо появились на свет, если у них не было родителей? Как они перемещались по черному льду, если у них больше не было лап? Как Омо смогла разглядеть Ромо в безграничной тьме, если у нее не было глаз? Или они у нее были? Как они общались друг с другом, если у них больше не было говорлов? Что они едят, в конце концов? Роно решил для себя, что задаст все эти вопросы Мараку во время их следующей встречи. Однако ни на следующий день, ни на день после, ни на день после этого такой возможности так и не представилось. Марак постоянно был чем-то сильно занят и наотрез отказывался отвечать на вопросы любопытного Роно.

Глава 5. Биология видов

На завтрак снова давали кану. Похоже, намечалось что-то особенное.

— «Неужели они снова пойдут петь?», — думал про себя Роно. Ему в целом петь понравилось, но это очень выматывало. Песнопение длилось несколько часов и заканчивалось, когда уже мало кто мог держаться ровно на лапах. Выбирая между пением и обычным днем с уроками и играми, Роно предпочел бы последнее. Судя по тому, как переглядывались между собой его братья, их посещали схожие мысли.

Дети значительно подросли. Перемены ощущались не столько в их внешнем виде, сколько в их манерах и движениях. Детская неуклюжесть сменилась грацией и ловкостью. Опасные плоды быстро очищались одной лапой, а другой свежая мякоть отправлялась в рот. От удовольствия хвосты их барабанили по полу за спиной.

В это утро папа тоже присутствовал на завтраке, вся семья была в сборе. Прекрасное чувство единения расплывалось по всему телу. Еще немного и Роно предложил бы сам отправиться петь в музыкальный зал. Но тут отец поднялся и сказал то, чего от него никто не ожидал:

— Сегодня я покажу вам сокровищницу нашего племени. Я лично приложил много усилий для ее пополнения и сегодня поделюсь ее богатствами с вами, дети мои.

О сокровищнице никто из детей раньше никогда не слышал. Подгоняемые любопытством они быстро глотали остатки фруктов и избавлялись от мусора.

Роно думал про сокровищницу и о том, что его отец приложил усилия к ее наполнению. Что он вообще знал о своем отце? Не так уж и много. Он знал, что отец регулярно отправлялся на охоту с другими отцами, что на охоте часто его что-то задерживало, и он мог не возвращаться домой даже по ночам. От Марака и других взрослых на уроках он узнал, что отца уважали в племени за его знания и умения. Он считался лучшим охотником, и его стараниями племя никогда не нуждалось в еде. Именно он придумал хранить добычу в специальных кладовых и засыпать ее колотым льдом. Так она дольше сохраняла свои свойства и оставалась пригодной в пищу. Благодаря нему, племя вышло на новый уровень развития и смогло осесть на одном месте на длительный срок. Прежде они никогда не задерживались на одном месте дольше нескольких лет. Да и такие случаи были редкостью. В белых льдах постоянно происходила миграция видов. В поисках еды добыча гурров покидала одни укрытия и занимала другие. Гурры же вынуждены были следовать за ней. Главной причиной задержаться на одном месте было рождение детей. От появления на свет и покрытия плотным мехом их отделяли 6 месяцев. В это время племя предпочитало оседать и оставаться в укрытиях. Так проще было следить за детьми, и шансы на выживание потомства возрастали. Будучи непокрытыми мехом маленькие гурры были неприспособленны к выживанию во внешней среде. Дети не знали другой жизни, поэтому не могли оценить нововведения по достоинству. Но все, кто ее знал, прониклись глубочайшим уважением к Каспу. Благодаря его, на первый взгляд, незначительному вкладу, гурры избавились от постоянного страха остаться без еды и смогли сконцентрироваться на других вещах. У них появилось больше времени для интроспекции, философии, творчества. Слабо развитая их культура получила толчок к развитию.

Пройдя несколько длинных коридоров, Касп остановил детей перед дверью, которая раньше для них была под запретом. Внутри было пусто. Дети разочарованно зашептались. Они ожидали чего-то более впечатляющего от места, покрытого тайной. Касп прошел в середину комнаты, наклонился вперед и одним движением открыл люк в полу. Зазывающим жестом хвоста он пригласил детей войти. Перед ними в полу открылся проход похожий на вход в чью-то нору.

— Я пойду первым, а вы следуйте за мной, — бросил отец и скрылся в тоннеле.

Дети мешкали. Страх неизведанного был частью их биологической программы. Тогда Роно просочился сквозь ряды своих братьев и прыгнул в неизвестность лицом вперед, как это сделал отец. Тоннель сделал несколько оборотов вокруг своей оси и закончился тусклым светом. Он сделал несколько шагов вперед, и за его спиной друг на друга посыпались братья. Касп тем временем шел вдоль бесконечно длинного коридора и открывал небольшие люки на потолке. Через люки в тоннель маленькими порциями поступал свет. Для того чтобы гурры могли видеть в темноте им все же требовалось немного света. Кромешная тьма лишала их способности видеть, и при всей сложности своего устройства их зрительная система не могла ничего этому противопоставить.

По меньшей мере, на километр вытянулся перед ними скудно освещенный коридор. Сокровищница без единого следа сокровищ. Пока что было не понятно, чем так гордился их отец.

— Взгляните, дети! Перед вами уникальная в своем роде коллекция живых существ. Мы собирали ее несколько лет с целью лучше изучить и понять жизнь во всем многообразии ее форм. Коллекция призвана показать вам, какие обитатели живут на поверхность и под ней. Она ознакомит вас с их сильными и слабыми сторонами, поможет выслеживать и убивать добычу, поможет защищаться от тех, кто достаточно силен, чтобы дать сдачи. Она станет вашим пропуском во взрослую самостоятельную жизнь. Так что смотрите внимательно и осмысливайте каждое мое слово. С памятью у нашего рода проблем никогда не было. Однако вы должны научиться использовать полученные знания правильно. В огромном множестве знаний нет никакой пользы, если все, на что вы способны — это бездумно пересказывать услышанные слова. Вы должны не только запоминать слова, но проникать в их суть, позволять им становится частью своего «Я». Вы должны быть способными применять свои знания в нужный момент, отыскивая необходимое в недрах памяти, уметь находить правильное решение среди нескольких вариантов…, - отец сделал паузу, глядя на растерянные взгляды детей. По всей видимости, он слишком увлекся.

Касп, как ранее было сказано, говорил лишь по делу и всегда был донельзя лаконичным. Однако когда дело доходило до тем, которые были ему интересны, в частности до его коллекции или нововведений в жизни общества, его было не остановить. Вот и сейчас он попытался за один раз научить детей тому, чему обучался всю свою жизнь. Конечно, для них это было слишком сложно.

Он подошел к стенке тоннеля и навалился на нее двумя лапами. Неожиданно для всех кроме него, стенка пришла в движение или, точнее, какая-то ее часть. В стене был вырезан прямоугольник, который и провернулся под давлением мощных лап. С обратной его стороны покрытое толстым слоем льда скрывалось неизвестное существо. Формой оно напоминало шар, и лишь сверху торчал заостренный шип.

— Это «всух». Всухи проводят свою жизнь за тем, что выжидают своих жертв под слоем льда. Стоит лишь наступить лапой на место, где он скрывается, и в лапу вонзится острый шип, — отец резко ударил хвостом по земле, и все вздрогнули, — когда шип протыкает кожу, он выпускает заостренные когтеобразные отростки, которые впиваются в плоть и не дают освободиться. Если ничего не сделать на данном этапе, далее следует инъекция яда. Яд всухов растворяет мягкие ткани в считанные минуты, давая возможность всуху всасывать их в себя.

Дети были ошарашены подобным открытием. До сих пор внешний мир они представляли, как место, где происходят невероятные приключения и открытия, где охота напоминает веселую игру, в которой они, гурры, всегда выходят победителями. Теперь они узнали, что порой кто-то охотился и на них.

— Однако это не значит, что нужно паниковать. Всухи заселяют обширные территории и зарываются в лед плотными рядами. Если начать метаться и побежать в сторону, вы почти наверняка угодите другими лапами на остальные ловушки. И если освободить одну лапу нам еще под силу, то освободить сразу несколько конечностей уже невозможно. Если же упасть животом на нескольких всухов, вас уже ничего не спасет. Поэтому ваши действия при попадании в ловушку всуха такие. Первое — успокойтесь и не торопитесь. Времени у вас есть около 10 секунд. Второе — забудьте про боль. Настоящая боль появится, если всух введет свой яд. Первичная боль от прокола в сравнении с этим ничто. Третье и основное — чем больше вы сопротивляетесь, тем глубже и сильнее проникают отростки. Ни при каких обстоятельствах не тяните лапу вверх. Сначала расслабьте ее и аккуратно сжимайте центральную часть ладони несколько раз. Это позволит ослабить хватку всуха. Когда вы почувствуете, что она ослабла, плавно без резких движений, поднимайте лапу вверх. Следите за тем, чтобы при этом лапа оставалась в горизонтальном положении и не отклонялась в стороны. Если вы все сделаете правильно, спасение вам гарантировано. Есть вопросы?

— Что если мы не успеем, и он сможет ввести яд? — озадаченно спросил Борд.

— В таком случае лучшим решением будет подождать, пока яд растворит мягкие ткани в ладони и доберется до кистевого изгиба. Тогда вам останется только порвать кожу на запястье, чтобы освободиться. Вы больше не сможете использовать эта лапу для ходьбы, но вы будете жить. Впрочем, лучше до этого не доводить.

Дети замотали хвостами вверх-вниз в знак согласия. Им прекрасно жилось с полным набором конечностей.

— А есть способ узнать о том, что впереди подо льдом находятся всухи до того, как наступишь на одного из них лапой? — задал вопрос последний из появившихся на свет братьев Клош.

— Прекрасный вопрос. Молодец, Клош! Способ такой действительно есть. Если не уверены, что вас ждет впереди, подайте туловище вперед, наклоните голову и прижмите уши ко льду. Хвостом начинайте равномерно стучать по льду. Вы услышите, как жидкий яд всухов начнет булькать внутри их мешковатых тел, — отец изобразил нужный звук, — и также вы почувствуете лапами, как вибрация распространяется в толще льда неравномерно, натыкаясь на препятствия себя на пути. Используйте такой прием всегда, чтобы узнать, что находится под поверхностью. Это не раз спасет вашу жизнь.

Отец закрыл нишу с всухом и пригласил всех проследовать дальше. Словно гид в музее естествознания он открывал перед детьми новые отсеки и рассказывал про их содержимое. Один экспонат, другой, третий, от количества новой информации голова шла кругом.

Обитатели белого льда условно делились на активные и пассивные виды. Пассивными были растения и некоторые виды животных. С растениями было все просто. Они росли, питались и размножались в пассивном режиме, находясь на одном месте. Они в буквальном смысле врастали в лед и не собирались его покидать. Большая часть растений была фотосинтезурующей. Солнечного света было в избытке. Углекислого газа на поверхности было не очень много, но хватало. Что касается воды, то ее было неограниченное количество. В твердой форме, но все же. За миллионы лет растения на планете научились впитывать в себя солнечное тепло, аккумулировать его и использовать для растопки льда. Таким образом, они получали необходимую для питания воду и освобождали место для дальнейшего роста. Часто подо льдом скрывались настоящие заросли, не имевшие конца и края.

Второй группой растений были паразитирующие. Они существовали за счет первой группы. Прикреплялись к их корням и высасывали жизненную энергию из них. Никакой полезной функции при этом они не выполняли. Само их существование казалось лишенным смысла. Но кто сказал, что жизнь всегда должна была нести какой-то смысл? Порой жизнь была просто жизнью, не больше и не меньше.

Другое дело, те растения, что жили друг с другом в симбиозе и дополняли друг друга своими лучшими свойствами. Кхари, например, объединялись с бунгрой. Кхари росла у поверхности и во время цветения раскладывала свои лепестки на белом льду. Огромные зеленые лепестки впитывали в себя больше солнечного света, чем им было нужно. Снизу к ним присоединялись бунгры. В данном тандеме они выполняли роль стебля, который уходил глубоко под лед и добывал из него жидкую воду. Вместе они формировали единое полноценное растение. Возможно, однажды они и были единым растением, пока в какой-то момент и по какой-то причине не разделились на две равнозначные части.

Симбиоз не всегда происходил между двумя растениями. Часто растения пользовались услугами других животных. Взять, к примеру, глык. Его можно было увидеть издалека. Он формировал круглую в полметра диаметром прорезь во льду. Посреди белоснежных просторов, она так и кричала «Посмотри на меня. Приди ко мне. Нажми на меня». Целью такого призыва был обмен. Животные приносили к красным цветам остатки костей, хрящи и шкуры. Нужно было сбросить объедки в центр красного цветка. Если пища подходила, цветок громко проглатывал его и закрывался. С внешней стороны его красного рта росли желтые плоды. На вкус они были похожи на сладкую кану, сдобренную хорошей порцией толченых костей. Процесс обмена в своей сути напоминал обряд жертвоприношения, но в отличие от последнего, он действительно работал. Все было честно. Ты мне — я тебе.

Были и те, чей способ питания иначе, чем экзотическим, было трудно назвать. Гурры звали их фпомами. Они выстреливали вверх на высоту до 100 метров черный шар, прикрепленный тонюсеньким полупрозрачным отростком. Несмотря на свою невзрачность, отросток этот был необычайно крепок. Три взрослых гурра с одной стороны и три с другой не могли разорвать его на две части. Шар этот привлекал внимание мелких воздушных хищников, которые летали по небу в поисках пищи. В этом и заключалась главная хитрость. 9 раз из 10 фпомы выпускали съедобные шары без привязи. Они были питательными и вкусными. Десятый шар отличался. Стоило плоду оказаться во рту, как он тотчас же увеличивался в размерах, заполняя собой весь рот, после чего выплюнуть его было невозможно. Несчастная жертва фпома металась по воздуху во все стороны, пытаясь освободиться, а после обессиленная падала и разбивались об лед. После чего начинался процесс затягивания. Несколько минут тело тащилось по льду, оставляя за собой кровавый след, пока не падало в лунку. Одной удачной охоты в месяц фпому было достаточно для благополучного существования. В тех же плодах, которые не были привязаны, содержались семена в плотной оболочке, которую было невозможно переварить. Выходит так, что большую часть времени хищники прикармливались и служили им для распространения семян, а иногда и сами становились обедом.

Размножались растения, в основном, через плоды и семена. Животные ели плоды, глотали семена и после выводили их естественным путем. В чуть более редких случаях растения сами выстреливали семенами вверх, где вступал в игру ветер и помогал им рассеяться по территории. Пару слов стоит уделить одному интересному растению. Звали его смерт. Название свое он получил не по звукам, которые он издавал. В основе его имени лежала сама смерть. С ее костлявой помощью он и размножался. Смерт подошел к своему делу крайне изобретательно. Все начиналось с того, что он селился подо льдом и готовил свою ловушку. В процессе жизнедеятельности смерта подо льдом образовывался воздушный карман, прикрытый тонким слоем льда сверху. В небольшое отверстие он просовывал отросток с красным гребнем сверху. Этот гребень привлекал внимание мелких хищников. Они подходили к нему и не успевали его даже обнюхать. Тонкий лед проламывался, и животное падало вниз на острые, как иглы, шипы. Смерть наступала мгновенно. В следующие несколько дней смерт активно начинял свою жертву мелкими семенами. Они проникало в кровь, мясо, внутренние органы. Он также выделял особое вещество, которое препятствовало разложение и заодно усиливало аромат свежей крови. На запах прибегали другие хищники. Они поедали мясо, и в своем желудке переносили его семена, позволяя потомству смерта покорять новые территории.

К интересным растениям можно было также причислить шулла. По трубковидному отростку он выводил на поверхность круглые шарики-семена с дырчатой структурой. Они почти ничего не весили и легко подхватывались ветром, который разносил их по округе на многие километры, отдаляя от своего родителя. Бывало, что путешествовали они недели и месяцы, прежде чем ветер затихал или они натыкались на какое-то препятствие. Тогда они могли остепениться и вступить во вторую фазу своего существования — врасти в лед.

Отец с упоением рассказывал детям о бесчисленных видах растений и получал от этого истинное удовольствие. Слова текли и не собирались заканчиваться. Главное, что они были должны запомнить — это то, что растения не могли ползать, ходить, бегать и летать, но могли убивать и были не менее опасны, чем другие существа. Относиться к ним нужно было уважительно, не забывая про меры предосторожностей.

— Помните, дети, память — это еще не все, — этими словами он часто заканчивал свои предостережения, подчеркивая, что нужно вещи не только помнить, но и обдумывать. Бесчисленное количество знаний без понимания не стоили ничего.

Видя, что дети стали уставать и нуждаются в отдыхе, Касп решил прервать занятие и вернуться к нему завтра. Переполненные новыми знаниям, дети во главе с отцом вернулись домой. Наперебой они рассказывали маме о том, что они успели узнать в тот день. Роно то и дело прокручивал слова отца, представляя разнообразные формы жизни, останавливаясь на тех их особенностях, которые представляли опасность.

Глава 6. Пробел в коллекции

Продолжим, на чем остановились, — начал новое занятие Касп, — на прошлом занятии мы изучили растения. Мы также говорили о том, что есть активные и пассивные виды живых существ. Сегодня мы поближе познакомимся с активными видами, рассмотрим их особенности, сильные и слабые стороны, научимся защищаться от них и нападать на них.

Первым к детальному рассмотрению был представлен грук. Название ему было дано на основе скрипяще-шуршащего звука его передвижения по льду. Звук этот можно было сравнить со скрежетанием резины по мокрому стеклу. Грук имел слизкое продолговатое тело с двумя серповидными лапами спереди. Лапы были острыми и твердыми. Они крутились в плечевых суставах с поразительной скоростью. С их помощью грук вырезал себе панцирь изо льда и крепил его себе на спину. В моменты критической опасности, он мог полностью прятаться под ним. Но больше всего груки выделялись своей скоростью. Их тело выделяло огромное количество слизи, которая сводила трение к нолю. Цепляясь бешено вращающимися лапами за лед он мог развить невероятные 120 километров в час. Грука, который успел разогнаться, уже никто не мог догнать. Мясо грука было жестким, плотным, похожим на резину, но очень питательным. По питательности оно уступало лишь сладким плодам каны. Грук был ценной добычей и прославлял тех охотников, которым удавалось его поймать. Охотились на него обычно группами, пытаясь зажать его в кольцо, лишая возможности набрать скорость. Ловить его нужны было со спины, где лапы-серпы не представляли опасности. Его следовало прижать к земле и с силой растоптать его хвост. В хвосте у него был центр нервной деятельности. Без него он не мог жить.

— Запомните, дети, никогда не позволяйте груку провести лобовую атаку. В ней мы не можем ему ничего противопоставить. Если он окажется у вас под брюхом, лапами он быстро вспорет ваш живот со всем его содержимым, и выжить после полученных травм уже не получится, — Касп не церемонился и всегда особое внимание уделял тем моментам, от которых зависела жизнь его отпрысков.

Следующие несколько видов были похожи друг на друга и, судя по всему, были родственниками. Они произошли от единого предка, но в какой-то момент общая дорога дала отростки и пошла в разных направлениях. Объединяло их общее строение тела и расположение внутренних органов. А рознило расположение конечностей, коих было 12. Отсюда и получили оно свое название двенадцатилапы. У первого из двоюродных братьев все они крепились к нижней части тела и служили для бега. 12 лап внизу создавали прекрасную тянущую силу, и по скорости передвижения он стоял на втором месте после грука. Догнать его было практически невозможно. Уязвимостью было быстрое истощение. Он был создан для спринтерских забегов, а не длительных марафонов. Через 1.5–2 километра скоростного бега обессиленный он падал на лед и сливался с ним, мимикрируя под окружение.

Второй брат иначе распорядился своими конечностями. Он предпочел бежать медленнее, но дольше. 6 лап крепились снизу, а 6 сверху. Сами по себе лапы были толще и массивнее, чем у первого. На шести крепких лапах он мог пробежать несколько километров. После чего он переворачивался, и второй комплект из 6 лап нес его дальше еще несколько километров. Пока они лапы бежали, другие могли отдохнуть. Таким образом, он мог пробегать десятки километров в день.

— 12 лап — это как раз, чтобы накормить всю нашу семью, — шутливо заметил Дарут.

— Верно, сын. И если учесть его тело, еды с одного убитого хватает, чтобы питаться несколько дней. Это ценный образец.

— А как мы его поймаем, если он может бегать так много и не уставать? — спросил Роно, которого интересовала практическая сторона вопроса.

— В момент, когда он меняет стороны. Тогда он становится уязвимым для нападения. Нам лишь нужно пробежать за ним несколько километров, — пояснил отец.

Последний из трех пошел по собственному пути. Конечности он пустил по оси своего тела. Это позволило ему равномерно отталкиваться от поверхности вокруг себя. Таким образом, он прекрасно перемещался в подледных ходах, и покидать их не изъявлял никакого желания. Покидал он их раз в год, чтобы найти партнера для размножения, быстро спариться и обратно ускользнуть под лед.

Вслед за отцом дети продвигались вглубь коридора. Где-то вдали виднелась стенка. Коллекция видов, казавшаяся бесконечной, все же имела конец.

Отдельного упоминания заслужил колун. Передвигался он на двух вытянутых лапах. Туловище было круглым. На длинной шее росла пропорционально маленькая голова с огромным клювом. При помощи такого клюва колун раскалывал лед, пробивался сквозь его толщи и добирался до сочных корневищ. Он был одним из немногих подвижных животных, которые предпочитал растения мясу. Впрочем, отец не советовал тратить на него свое время, так как мясо у колуна было мало и на вкус оно больше напоминало растения, которыми он питался.

В отдельную категорию отец выделил летающих существ. Было их всего несколько видов, каждый со своими особенностями. Цык-цыки, например, выделялись на общем фоне своей способностью роиться и нападать общей массой на добычу. По отдельности они не представляли никакой опасности. Но, объединившись, они могли за минуту растерзать даже крупного гурра. В распоряжении у них были рты полные игольчатых зубов. Касп советовал избегать больших скоплений цык-цыков и всегда держаться группы. Летучие кровопийцы не рисковали нападать на превосходящего по силам противника.

На цык-цыков охотились большеглоты. Это были огромные летучие машины для заглатывания и переваривания пернатой пищи. Они поднимались высоко в небо, обычно на километр, высматривали стаи своего любимого корма снизу и, когда замечали подходящую цель, нападали на нее. Пикируя, они достигали скорости в 300 километров в час. Подлетая к стае, они разевали свои огромные рты и одним махом заглатывали половину стаи. К счастью, для всех остальных, другая пища их не интересовала. Так что их можно было не опасаться. Охотились на них крайне редко, так как их поведение и места обитания были плохо изучены. Тот экземпляр, что удалось добыть для коллекции, нашли совершенно случайно во время одной из вылазок на поверхность. Быстрое расследование показало, что погибший большеглот не рассчитал расстояние до земли и не успел во время затормозить. Огромная голова-рот его была смята, и только внутри шевелилось несколько чудом уцелевших цык-цыков. Смерть в тот день решила обойти их стороной. Когда рот приоткрыли, они поспешили убраться оттуда.

Не менее интересным видом были бдыщи. Полуметровый клюв клиновидной формы с трудом перемещался на трех хлюпеньких ногах. Три крыла расположенные в верхней части тела также казались не слишком благонадежными. Полет их бросал вызов законам физики. Не иначе как чудо случалось каждый раз, когда тяжеленный клюв отрывался от земли и поднимался в воздух. На высоте в 100–150 метров крылья отключались, и клюв под действием силы тяжести вонзался в лед со звуками взрыва. Их целью было пробить лед и добраться до питательной растительности. Чаще всего у них все получалось с первого раза. Но иногда попыток было несколько. Неизменным было лишь то, что дважды в одну и ту же точку они не попадали.

Коллекция подходила к концу. В голосе Каспа чувствовалось волнение и какие-то странные леденящие нотки. Он подвел своих учеников к последней нише и открыл ее. На пьедестале изо льда стоял черный матовый шар. Все, кроме Роно, видели его впервые. Он уже видел данный предмет ранее и запомнил его надолго. В своей первой вылазке на поверхность он с ним уже сталкивался. С тех пор прошло много времени и воспоминания о нем погрязли в ворохе новой инфморации. Но теперь в памяти освежился день его рождения и слова отца, которыми он ругал его принеся домой. Кхрок. Этот шар был связан с Кхроком. По цепочке в памяти всплыли их игры в тренировочной зоне. «Кхрооок!» кричал кто-то из взрослых каждый раз, сообщая об опасности. Дети должны были незамедлительно спрятаться.

— Это Кхрок, — сказал отец и дети отпрянули на метр назад. Это произошло машинально. — Не бойтесь, он не опасен и не причинит вам вреда. В сущности это не сам кхрок, а то, что однажды может им стать. Взрослую особь, к сожалению, мы не смогли изловить для коллекции.

— Но, а что это такое черное и круглое? — слова сами вырвались из Роно, опережая его сознание.

— Это яйцо кхрока, — отец подошел поближе и постучал по нему большим когтем. По звуку было понятно, что внутри что-то есть. — Слышите? Внутри яйцо наполнено густой вязкой жидкостью. Она защищает яйцеклетку от повреждений и сохраняет ее жизнеспособность долгие недели и месяцы. Мы не знаем сколько именно. Это яйцо находится у нас почти полгода. С тех пор оно не претерпело никаких изменений. Мы предполагаем, что оно не было оплодотворено.

Воцарилась неловкая пауза. Дети еще ничего не знали про оплодотворение и не понимали, о чем говорит их отец.

— Понимаете. Для того чтобы появилась жизнь нужны двое — мужская и женская особь…

— Как ты и мама? — с невинным видом спросил Клош.

— Да, как я и мама, — после небольшой паузы ответил отец. Хвост его зашатался из стороны в сторону. Он вступил на скользкую дорожку. — Мужская особь дает часть себя для размножения, а женская особь часть себя, они объединяются, и получается новая жизнь.

Дети быстро учились. В головах их быстро складывалась общая картина.

— То есть мы тоже будем размножаться когда-нибудь?

— Да, когда подрастете вы тоже будете это делать. — отвечал Касп без прежнего энтузиазма.

— А где мы возьмем женскую особь? — Роно вдруг понял, что никогда не видел женских особей кроме своей мамы и других матерей. Все его братья были мужскими особями. Все остальные дети в поселении тоже были мальчиками.

— Придет время и вы все узнаете, — уклончиво ответил Касп и поспешил вернуть тему разговора в нужное русло. Голос его стал строгим и жестким. — Так вот Кхроки — наши злейшие враги. Я расскажу вам историю, которая переходит от отца к детям в нашем роду.

Голос отца вдруг сделался чужим. Он был хриплым и низким. Вероятно, это был голос первого рассказчика истории, который жил многие поколения назад. Судя по всему, ему удалось дожить до почтенного возраста. Спокойная, взращенная годами мудрость в нем перемешивалась с холодной яростью. Голос из прошлого начал свой рассказ.

«Это был тяжелый год. Сильнейшие ветра прогнали всех живых существ с территории, где мы жили. Я никогда раньше не встречал такого сильного ветра. Силы его было достаточно, чтобы поднять в воздух взрослого гурра и швырнуть его на десятки метров. 3 охотника из нашего поселения умерли таким образом: ветер подхватил их и сбросил с обрыва.

Все существа, что жили в округе, мигрировали. Никто не мог тягаться с силой того ветра. Мы тоже решили уйти. Но дети наши были слишком малы и слабы. Они могли бы не пережить этого похода. Тогда мы решили ждать. Несколько недель мы питались всем, что могли найти в округе. Но еды было очень мало и становилось все меньше. Когда третий день подряд я вернулся к своей семье ни с чем, мы поняли,что времени у нас больше не осталось. Мы взяли с собой остатки провизии и покинули наше поселение.

Нас было пятьдесят. Мы построились в круг. Взрослые сформировали внешнее кольцо, дети все еще не готовые к сильным морозам шли в центре. Так мы защищали детей от сильного ветра. Хотя нам не помешал бы кто-то, кто защитил бы от него нас самих. Когда ветер обрушивался на нас, мы хватались друг за друга и держались до тех пор, пока ветер не отступал. Так нам удавалось идти. Несколько долгих недель мы скитались по белым льдам. Гладкая равнина окружила нас со всех сторон. Мы шли, сами не зная куда. Запасы еды быстро заканчивались, борьбе с ветром и морозом отнимала много сил, ужасный голод мучил каждого из нас. Никогда раньше и ни за что ни один гурр не стал бы есть другого, но в тот момент нашей истории мы были близки к этому, как никогда. Я ясно помню, как шел позади своего друга, и темные мысли посещали меня. Я думал о том, как здорово было бы отделить его ногу от тела и съесть. Воспоминания эти приносят мне боль, и я делюсь ею с вами лишь для того, чтобы вы лучше ценили то, что у вас есть сейчас.

Несколько суток в пути показались мне величиной гораздо большей, чем вся моя жизнь. И вот на пятый день без сна и без еды, нам повезло. Маленькая выпуклость показалась возле линии горизонта. Маленькая выпуклость, которая вскоре превратилась в огромную скалу. Она могла укрыть нас от ветра и послужить хорошим убежищем. Так мы думали в тот момент. Варианта лучше у нас все равно не было. И мы направились к скале. Лапы подкашивались, сил почти не оставалось. Лишь благодаря нашим предкам мы смогли дойти до места. Ночь тогда была спокойной и тихой, лишь небольшой ветер гулял по равнине. В его походке мы слышали голоса Омо и Ромо, и всех наших близких, кого уже не было с нами. Они убеждали нас идти дальше и не останавливаться. Скала, тем временем, продолжала расти. И вот мы добрались до места.

Вблизи скала была огромной, размерами она превосходила все наши представления. До встречи с ней мы жили в равнинной местности и никогда ничего подобного не видели. Лишь иногда мы сталкивались с охотниками из других селений, которые рассказывали нам о скале. В народе ее прозвали Черным когтем. Говорили, что она была старой, как сам мир, и являлась обломком черного льда, который сорвался с небес и вонзился в белый лед, как коготь вонзается в плоть.

Пройдя вдоль подножия скалы, мы нашли проход. Поверхность давала трещину, которая уходила вглубь скалистой породы. Это было идеально место, чтобы укрыться от вездесущего ветра. И вот мы выбрались на залитую солнечным светом поляну. Она была окружена скалой со всех сторон. Там было тихо и спокойно, ни единого намека на ветер. Лучше места для убежища сложно было придумать.

После нескольких дней изнурительного похода все очень устали. Сон и смертельный голод — два обуревающих чувства, что соперничали друг с другом в наших Оро. Если бы не голод, мы могли бы лечь спать и больше не проснуться. Лишь он заставлял нас бодрствовать и из последних сил цепляться за реальность.

Женщины и дети остались на поляне. У отвесной скалы они устроили небольшое место для отдыха. Они разговаривали с детьми и пели им песни, чтобы отвлечь их от усталости и голода. Я и еще несколько охотников отправились на поиски пищи. Долго искать не пришлось. Скала была испещрена пещерами, в которых водилась живность. Идя по следу из звуков и запахов, мы забрели вглубь одной из пещер. Небольшое животное, напоминавшее грука без панциря, проползло мимо нас. У дальней стены оно остановилось. Прикрепленные к стене, перед ним гроздьями нависали созревающие яйца светло-коричневого цвета. Я кинулся на существо, пытаясь прижать его к земле и раздавить его хвост, но оно выскользнуло и скрылось. Сил на погоню больше не оставалось. Зато у нас остались его яйца. Они были небольшими и не представляли большой питательной ценности, но их было много. Этого было достаточно, чтобы спасти всех от голода.

Изголодавшиеся гурры набросились на еду, словно одичалые. Не говоря ни слова, не произнося ни звука, они заглатывали яйца одно за одним, пока на земле не осталось ни следа. Когда еда закончилась, все собрались в одну группу и легли спать. Спали они тогда крепко, все четыре глаза были плотно закрыты, как и ушные каналы.

Я проснулся посреди ночи от крика полного боли. Моя подруга Анка билась в конвульсиях на льду, в груди у нее торчала белая костяная игла, лужа крови собиралась прямо под ней. Из последних сил она тянулась лапой ко мне, чтобы разбудить. Сиплый беспомощный крик ее до сих пор снится мне по ночам.

Я быстро вскочил на лапы. Стрелы свистели в воздухе и входили в мягкую плоть моих соплеменников, как когти в мякоть спелой каны. Когда все было кончено, я многократно вспоминал события той ночи, прокручивал их в голове и сделал следующее наблюдение. Стрелы били метко и никогда не промахивались. Первая игла вонзалась прямо в грудь, вторая попадала в голову. Третяя и четвертые стрелы попадали в лапы и хвост. В них уже не было необходимости. Эта чрезмерная жестокость свидетельства о сильной ненависти и желании истязать свою жертву.

Не в силах кому-то помочь я бежал и скрылся в ущелье. Верхними глазами я успел заметить, как небо заслонили десятки летающих дисков. Это были Кхроки. Они парили над поляной и продолжали выпускать иглы. Я стоял в ущелье и смотрел, как мои родные погибали, захлебываясь собственной кровью, не в силах помочь себе и близким. Они не пощадили даже детей. Всех убили в ту ночь, кроме меня одного. Долгие годы я пытался найти этому объяснение, но так и не смог. Надеюсь, что когда черный лед заберет меня в свои просторы, Омо и Ромо откроют мне свой замысел.»

Дети еще полчаса назад ничего не знавшие про Кхроков, преисполнились к ним глубокой многовековой ненавистью. Окажись кхрок перед ними, они без промедления набросились бы на него и терзали бы его своими когтями до тех пор, пока он не истечет кровью. Жажда отмщения затуманила их разум. И только вернувшийся голос Каспа заставил их выйти из этого транса.

— Кхроки селятся на вершине скал и опускаются на землю лишь для того, чтобы забрать свою добычу. Охотятся они группами по 2–3 особи. Пока одна забирает добычу, остальные прикрывают ее с воздуха. Поэтому поймать кхрока непросто. Настолько, что пока никому это не удавалось. Все, что мы можем — это не приближаться близко к скалам, чтобы не провоцировать их. Но даже на таком расстоянии они время от времени прилетают сюда поохотиться. Часто в качестве приманки они используют свои неоплодотворенные яйца или туши мелких зверей. Будьте бдительны и не торопитесь бежать к падали, если вы не знаете, как она умерла. Не ходите близко к скалам и старайтесь держаться наростов и возвышенностей, чтобы быстро спрятаться, если в небе появится кхрок. Контролируйте глазами все, что происходит вокруг вас, и обращайте внимание на каждую даже самую маленькую серую точку в воздухе.

— Если я увижу кхрока, то обязательно убью его, чтобы пополнить коллекцию, — мужественно и с большой долей гордости заявил Борд. В бою ему не было равных. Из всех братьев он был больше всех одарен физически.

— Хвалю тебя за отвагу, сын, но я хочу, чтобы вы все мне пообещали, что ни при каких обстоятельствах не будете мериться силами с кхроками до тех пор, пока мы не придумаем, как лишить их преимущества. Вы меня все услышали?!

— Да! — нехотя дети сдались под напором отца.

Так и закончилось знакомство детей с учебной программой, которую для них подготовил отец с соплеменниками. Теперь их учителем должна была стать сама жизнь.

Глава 7. Первая охота

Роно ждал этого дня полгода. Люк, ведущий на поверхность, должен был открыться в тот день, а они с братьями должны были отправиться на первую охоту в их жизни.

Завтрак мало кого интересовал в то утро. Еда машинально раздавливалась и отправлялась в пищевод. Ее вкус, цвет, запах и даже ее происхождение никого не волновали. Сегодня еда была просто источником энергии для предстоящего похода. Будь у них выбор, добрая половина отряда отказалась бы от завтрака, лишь бы только поскорее отправиться наружу.

Лона с гордостью смотрела на своих детей. Тела их покрылись густым светло-голубым мехом. Подобная раскраска прятала гурров в красках ледников. По размерам они приближались к своему отцу. Борд приблизился к нему больше всех. Однажды он перерастет своего отца. Все остальные молодые гурры тоже были рослыми и сильными. Это было потомство достойное своего отца и матери.

Вскоре с едой было покончено, остатки были выброшены, а дети построены в одну шеренгу. Касп раздавал указания перед выходом на поверхность.

— Слушайте меня внимательно. Охота — древнейшее и наиболее значимое ремесло нашего племени. Она нас кормит и позволяет нам вести оседлый образ жизни. Однако она же и убивает, если проявить к ней неуважение и вести себя беспечно. Поэтому четко следуйте моим указаниям и не откланяйтесь от плана…, - добрых полчаса отец давал наставления, пока наконец семейство не покинуло свой дом в полном составе.

План был очень прост. Гурры строились в походную колонну. Первые четверо были разведчиками. Это были самые быстрые и ловкие члены группы. Впереди шли Касп, Роно, Кой, Весси. Разведчки отделялись от колонны на несколько сотен метров и выслеживали добычу. После чего они должны были окружить ее с фронта и погнать в направлении центрального отряда. Последний должен был расправиться с ней, применяя боевые навыки. В этот отряд входили Борд, Рарр, Кугу, Авгу и Рандо. Замыкающая четверка была отрядом поддержки. В него вошли Манчи, Дарут, Клош и Лона. Они отвечали за безопасность отряда и постоянно следили за угрозой с земли и воздуха. Кроме того, они были подстраховкой для боевого отряда. Часто раненные звери вырывались из лап бойцов и убегали. Замыкающий отряд был последним препятствием на пути беглецов и должен был остановить их и прикончить. Таким образом, у каждого члена отряда была своя роль.

Рысью двигались гурры по сверкающему льду. Ромо был в зените и излучал яркий белый свет. Омо расположилась за западным горизонтом и отдавала краснотой, свет ее был мягким и нежным.

Вдруг Касп застыл на месте. Уши его напряглись и вытянулись вперед, фокусируясь на отдаленном источнике звука. Он втягивал воздух ртом и шевелил челюстями так, словно разжевывал воздух и проглатывал его. В действительности же он анализировал его ароматические свойства. Он взял след. Разведчики отделились от колонны и побежали вперед. Отец бежал быстро, даже не пытаясь сдерживать свои силы. Логика его была незамысловата: если дети не поспеют за ним, хороших охотников из них не выйдет.

Удача благоволила им. На поляне в километре от них скользил на брюхе крупный представитель рода груков. Его заинтересовали заросли, скрытые подо льдом. Он двигался по кругу, пытаясь вырезать лунку во льду, чтобы добраться до питательной растительности. Одной лапой он вонзился в центр, а другой самозабвенно выскабливал борозду.

— Роно, ты пойдешь со мной. Кой, Весси, вы обходите грука с правого фланга. Прижимайтесь ко льду и не шумите. Зрение у груков слабое, но слух отменный, не хуже нашего. Малейший шорох привлечет его внимание. Держитесь на удалении и действуйте лишь по моему сигналу. Все понятно?

— Да, — дружно ответили братья и по дуге начали огибать грука справа.

Роно по пятам следовал за отцом. Двигались они тихо, но быстро, ни на секунду не упуская грука из виду. Медлительность его действий была обманчивой. Стоило ему набрать скорость, и его уже никто не мог бы догнать. Действовать следовало аккуратно. Через 10 напряженных минут они зашли груку в тыл и по команде Каспа погнали его в направлении отряда бойцов.

Грук, увлеченный своим занятием, заметил нападающих, когда до них оставалось всего около 50 метров. Путь назад ему был отрезан, и единственным выходом стало для него бегство вперед, где его поджидала засада.

Отряд бойцов во главе с Бордом пришел в движение. Кольцо должно было сомкнуться, не дав груку выбраться из ловушки. Тот, в свою очередь, не хотел умирать и яростно цеплялся за лед заостренными лапами, наращивая скорость. Он дернулся влево, но путь ему перекрыли, потом вправо, но и там ему преградили дорогу. Оставалось идти напролом в направлении, где его ждал Борд. Тот знал, что острые лапы грука являются опасным оружием, но отсупать не собирался. Он храбро стоял, чуть наклонившись вперед, ожидая столкновения. Однако и не собирался он подставляться под острые лапы. У него был план. Когда до грука оставалось всего несколько метров, он сделал несколько быстрых шагов вперед, поменял передние лапы местами с задними, сжал свое тело подобно пружине и с огромной силой приложился булавчатым хвостом по груку. От удара панцирь его раскололся на части, а его самого отбросило на несколько метров в сторону. Мгновение спустя массивная лапа Борда прикончила его, размозжив его хвост. Он подарил ему быструю смерть. Это было в духе его племени. Гурры охотились на других живых существ и убивали их постоянно, но делали они это лишь для того, чтобы добыть себе пропитание. В них не было безосновательной жестокости, и они никогда не подвергали своих жертв ненужным страданиям.

Весь отряд собрался возле поверженного грука. Это был крупный представитель своего вида, хорошая добыча. Несколько дней их семья не будет нуждаться в пище. Первая охота прошла удачно.

Остальные семьи тоже охотились, подготавливая подрастающее поколение к самостоятельной жизни. Это была главная и самая важная проверка самостоятельности в их жизни. Гурр, который не умел охотиться, считался заведомо мертвым гурром.

На третье утро после охоты семья Роно поднялась рано утром. После завтрака все направились с музыкальный зал. Касп почтительно перекинулся взглядами с отцами других семейств. Вся многочисленная семья гурров застыла в ожидании указаний. Знакомый старческий голос Марака разнесся по залу.

— Гурры, познавшие радость охоты, я поздравляю вас. Отныне, вы больше не дети. Теперь вы будете сами добывать себе пропитание, и отцы ваши смогут больше времени проводить со своими семьями. Гурры, чьи дети познали печали охоты и потеряли на ней своих детей и братьев, я соболезную вам. Мы запомним имена погибших и будем нести память о них до конца своих дней. Их опыт послужит для нас ценным уроком. И чтобы их смерть не была напрасной, мы воспользуемся их опытом, чтобы не повторить их ошибок. Запомните же имена павших — Сталк, Гунф и Лант.

Роно знал этих детей и не раз играл вместе с ними в игровой комнате. Они были хорошими ребятами. Мысль об их смерти отрезвляла. Белый лед нельзя было считать местом для прогулок, где еда сама бежит тебе в лапы. Малейшее неуважение к его силе вела к гибели. Сталк, Гунф и Лант послужили тому доказательством.

Вся многочисленная семья окружила тангурр в центре зала. Каждый встал напротив своего отверстия, ожидая начала песни.

— Они умерли, потому что не проверили, что скрывалось подо льдом. Они умерли, потому что им недоставало терпения и внимательности. Они умерли, потому что они были слишком самонадеянны и не послушались наставлений родителей. Мы, оставшиеся в живых, будем жить помня о вас, — таков был текст песни в тот день. Голоса гурров, слившиеся в хоровом пении, повторяли его снова и снова, проникаясь глубочайшим смыслом каждого слова. Смерть представала перед ними чем-то осязаемым. Казалось, что действия Сталка, Гунфа и Ланта призвали ее в этот мир, и прогнать ее можно было, не повторяя допущенные ими ошибки. Урок был крайне доходчивым.

Гурры использовали песнопение лишь в практических целях. Композиции, создаваемые ими, были нравоучительными и образовательными. В них не было и нотки развлечения и праздного веселья. Они пользовались тангурром лишь в тех случаях, когда что-то нужно было запомнить раз и навсегда. Среди тысяч звуков, слов и фраз, хранящихся в их бесконечной памяти, громче всего звучали песни. Они постоянно звучали на задворках сознания и не нуждались в напоминании. Песни были своеобразными ориентирами. К ним всегда было можно обратиться, если путь в жизни был потерян.

Следующие недели проходили в охоте и собирательстве. Несмотря на то, что гурры предпочитали мясо, они также питались растениями, и если подвижная добыча ускользала от них, они обращались к той, что убежать не могла в принципе. Они собирали корневища, цветки, плоды всевозможных растений, которые селились под белым льдом, окрашивая его в мутно-зеленый цвет. Роно с братьями совершали успехи и быстро учились. Природная обучаемость способствовала этому. Нельзя было преуменьшать и заслугу их родителей в этом. Будучи лучшими охотниками в поселении, они передавали детям премудрости и хитрости охоты, которые постигли за годы своей жизни. После охоты они проводили время дома, обмениваясь наблюдениями и впечатлениями, тем самым, укрепляя полученные навыки.

В свободные от охоты дни гурры все еще собирались в игровой комнате и веселились день напролет, гоняясь друг за другом и сходясь друг с другом в поединках. Несмотря на то, что они перестали считаться детьми, они все еще оставались ими. Роно веселился с другими детьми, но ощущали и изменения, которые происходили в нем. По мере того, как он больше узнавал о мире вокруг себя, у него больше появлялось вопросов, на которые никто не мог дать ему ответы. Несколько раз он обращался с этими вопросами к матери и отцу, к Мараку и к другим взрослым, но те лишь уклончиво уходили от ответов или давали ответы, но столь расплывчатые, что полезной информации в них было мало. Никто не мог точно сказать, почему белый лед был белым, а черный черным, почему ветер, будучи невидимым, обладал силой, способной сбивать с лап, и почему материал, из которого был сделан тангурр, отличался от всего, что они могли видеть на поверхности. Никто не решался сказать, почему им нужно было дышать и почему дыхание поддерживалось само по себе, когда они спали. Почему предметы падали по направлению к белому льду и никогда к черному. Почему другие живые существа не умели разговаривать, но так легко обманывались и выходили наружу, стоило лишь спародировать их голоса. Что слышали они в голосах своих сородичей и как их воспринимали? И даже на вопрос о том, почему растения зеленые, никто не мог сказать ничего вразумительного, не говоря о тысяче других вопросов, которые были у Роно.

Всех остальных не слишком интересовали эти вопросы и ответы на них. И все предложения поискать ответы на них вместе, отметались. Лишь Клош поддерживал любознательность брата и вместе с ним пытался докопаться до истины. Вместе они атаковали взрослых, засыпая их все новыми и новыми вопросами, вместе прорабатывали разные гипотезы. В конечном счете, образовался длинный список вопросов без ответов. Интеллектуальное изыскание и желание обладать знаниями были скорее побочным продуктом разума, который мешал спокойно и счастливо жить, довольствуясь пищей и крышей над головой. Пытливый ум помог гуррам запомнить виды растений и животных, понять их сильные и слабые стороны, научится маневрировать среди разнообразия опасностей и создать примитивное общество, но после всех своих достижений столкнулся с невидимым барьером из тайн.

— Скорее всего, старшие знают ответы на эти вопросы, но по какой-то причине скрывают их от нас. Наш отец точно должен знать ответы на эти вопросы, ведь он знает практически все о животных и растениях белого льда, — поделился однажды Клош своими соображениями с братом.

— Точно, наверняка ты прав. Возможно, они считают, что эти знания будут опасными для нас, если мы получим их сейчас, — вдохновенно ответил Роно, идея брата пришлась ему по нраву — Знаешь, я думаю, что они хотят, чтобы мы сами догадались до всего и нашли все ответы самостоятельно, когда придет время. Поэтому они молчат и избегают прямых ответов. Поэтому они отводят глаза и стараются сменить тему каждый раз, когда мы что-то у них спрашиваем. Что-то из того, о чем им запрещено нам говорить. Все сходится.

Объяснение было простым и вместе с тем гениальным. В то же самое время буйный подростковый ум не мог принять тот факт, что ему нельзя было чего-то знать прямо сейчас. Ответы хотелось получить как можно скорее. И Роно и с Клошем стали думать, как их заполучить пораньше. Если другие их братья не торопились получить ответы, то это было их решение. Пусть продолжают жить в своем маленьком мире, не зная ничего кроме охоты и поедания ее трофеев. А они с Клошем узнают ответы раньше, чем их братья, и будут смеяться над их невежеством.

После долгих раздумий и обсуждений, было принято решение доказать взрослым, что они уже готовы узнать истину. Для этого они хотели выбраться на поверхность, пока остальные будут спать, и самостоятельно добыть пищу на завтрак. Такой подвиг точно не должен был остаться незамеченным. Их отвагу и самостоятельность должны были признать и открыть им тайны. План был готов. Осуществить его решили в ночь после охоты, когда родители и братья будут спать особенно крепко.

Глава 8. Ночь, которая изменила всё

Следующие несколько дней Роно и Клош вынашивали план ночной вылазки. Они не общались друг с другом днем во время охоты, но чувствовали, что оба думали об этом постоянно.

Охота выдалась долгой и изматывающей. 2 суток они гоняли туда-сюда двенадцатилапа, ту его разновидность, что бежит на шести лапах, а когда устанет, меняет сторону и продолжает бежать. Им достался невероятно упорный экземпляр, который боролся до конца за свою жизнь и вновь и вновь ускользал от целой семьи из 12 охотников. Проще было оставить его и переключится на другую добычу, но чем больше усилий они вкладывали в поимку двенадцатилапа, тем сложнее им было отказаться от этой затеи. Жаль было потраченных усилий. Кроме того, были задеты честь и гордость целой семьи. Они не могли позволить себе сдаться в последний момент.

Под конец вторых суток он сдался. Они нагнали его в тот момент, когда он собирался в который раз поменять сторону, и взяли его в кольцо. Бежать ему было некуда. Вкус победы был горьким в прямом смысле слова. Сил веселиться не оставалось, а мясо двенадцатипала было жестким и сильно горчило. Его едва хватило, чтобы покрыть расходы энергии на его отлов. Сон накрыл всех тяжелой непроницаемой завесой, уснули все быстро и спали непробудно. Все, кроме Роно. Еще за ужином глаза его были готовы закрыться. Но мысли о предстоящей охоте и о том, что она ему сулила, помогли ему справиться с сонными позывами. 30 минут он лежал в тишине, слушая дыхание своих родителей и братьев. И когда он убедился в том, что все крепко спали, он поднялся.

Его напарник спал. Клош лежал на спине с открытым ртом, завалившись правом боком на Дарута. Тела и конечности братьев лежали между Клошем и Роно. Словно шагая по тонкому льду, под которым расположились ядовитые всухи, Роно ставил лапы в открытые места и подбирался к Клошу. Одно неловкое движение могло стать причиной его падения в груду братьев. Этого ему никак не хотелось допустить.

Подобравшись к Клошу, Роно несколько раз ткнул его в плечо, в левую лапу, в правую лапу, в лицо, в бок, в спину, снова в лицо, в правую заднюю лапу и левую заднюю лапу, он ущипнул его за хвост, но итог был один — Клош спал, позабыв обо всем на свете. Никакая ночная охота его не интересовала в помине.

Начались торги с собой. Идти одному или остаться, охотиться или спать, снискать славу и уважение взрослых, или выспаться и проснуться безызвестным как прежде. Выбор был очевиден. Он преодолел завал из братьев, поднялся на задние лапы, открыл замок на двери и в несколько движений оказался снаружи. Несколько мгновений он постоял у двери, прислушиваясь. Боялся, что отец снова пойдет за ним и сорвет его планы. Но никто не шел.

Теперь можно было действовать дальше. Нужно было решить, куда податься и на кого охотиться. По ночам на поверхность вылезали разные маленькие хищники. Для их питательной ценности у гурров не было придумано определения. Иными словами, проку с такой поимки было не слишком много. Наесться ими было невозможно. С другой стороны, претендовать на нечто большее в одиночку он не мог. И дело было не в разнице сил, а в скорости. Победоносной стратегией в его поселении было кольцо. Один он мог рассчитывать лишь на точку в этой фигуре. И точка эта грозила завершить не успевшую начаться историю об охотнике-одиночке Роно. Нужно было разработать план.

Так как подвижная добыча, очевидно, обладала рядом преимуществ перед Роно, он решил попытать удачу с растительной пищей. Он знал, что в нескольких километрах от дома есть большие заросли фухсы. Они росли, покрытые толстым слоем льда, но он мог попытаться проломить этот лед в особо тонких местах. Лучше он, в любом случае, ничего не смог придумать. Берегись фухса, ты станешь завтраком для моей семьи!

Бежал он рысью, разрезая морозный спертый воздух своим горячим дыханием. Небо было ясным. Предки смотрели на него с небес. И это внушало уверенность. Он ускорился и помчался быстрее навстречу ничего не подозревающей фухсы. Вдруг на удалении в несколько сотен метров он заметил небольшую точку на поверхности. Было не ясно, живой это объект или не живой. Она ни разу не двинулась с места, но формой выделялась на общем равнинном фоне. Роно замедлился.

Движение. Крохотное, едва уловимое, но оно произошло. Точка двинулась и преодолела полметра, затем остановилась на месте и зашаталась. Приблизившись, Роно понял, что встретился с груком. Вероятно, тот также решил полакомиться фухсой. В честной схватке у Роно было мало шансов одолеть грука. Подкрасться незаметно на пустой равнине также не представлялось возможным. Что ж, фухсы должно было хватить на них двоих. Не обязательно было ссориться. Роно решил обойти грука стороной.

Погода начала портиться. Откуда ни возьмись, налетели тучи и замазали черное ясное небо густой серой краской. Началась буря. Сильнейшая и единственная на памяти Роно. Он никогда ничего подобного не видел. Поднялся сильный ветер, сшибающий с ног, снежная пыль начала вихриться, крутясь по поверхности льда. Порывы становились все сильнее. Предков больше не было видно, они покинули Роно, оставив его во власти погоды. Вокруг не было видно ни зги. Он не знал, в каком направлении находится дом. И все же стоять на месте было нельзя. Если он остановится, на утро его найдут под слоем из снега, без добычи, без дыхания, без жизни. Он побежал что есть сил в направлении, которое, как ему казалось, должно будет привести его домой. Несколько минут он отчаянно бежал, натыкаясь на преграду из острых ледяных осколков и снега, силы быстро покидали его. Стихия обрушивала на него воздушные массы снова и снова. А дома все не было видно. И вот что-то показалось в паре метров от него. Что-то, что при детальном рассмотрении оказалось груком. Он тоже его заметил и был настроен решительно. Серповидные лапы его закрутились колесом, и он пошел в лобовую атаку. Роно успел отпрыгнуть в сторону и что есть мочи двинулся в сердце шторма. Он бежал без оглядки несколько минут и вдруг провалился в пустоту. От неожиданности подвернул лапу и сделал несколько кувырков через спину. Мышцы горели и изнывали от напряжения, кости побаливали от ударов об лед. Но на несколько сотен метров вперед было спокойно и тихо настолько, что это внезапное умиротворение казалось нереальным.

Грук не заставил себя долго ждать. Как и Роно, он неожиданно для себя прорвал внутреннюю стенку циклона. В конце поток ветра закрутил его и повалил на бок. На своем ледяном панцире он заскользил по льду. Лапы его продолжали крутиться и пытались зацепиться за воздух. Роно только-только успел перевести дыхание и смотрел, как грук останавливается в нескольких метрах от него, продолжая барахтаться лежа на боку. Попытаться раздавить ему хвост, пока есть такая возможность? Или попытаться убежать? Яростно вращающиеся лапы грука внушали страх. Роно побежал, но не успел он сделать несколько шагов, как в метре от его головы раздался звук крошащегося льда. Белая костяная игла с хрустом вошла в него и мелко дрожала. Кхрок! Со всеми его хлопотами он совсем забыл следить за воздухом.

Он метнулся в сторону, и еще одна игла вонзилась в лед перед ним, а затем и другая. В отчаянье он остановился и издал протяжный крик. Это был крик война, который готовился храбро принять свою смерть. Крик, в котором за железными нотами смелости, можно было расслышать ужас и сожаление. Со спины приближался грук. Роно напряг каждую мышцу своего тела, готовясь отразить его атаку. И тут произошло то, чего он никак не ожидал.

Между Роно и груком на лед рухнул кхрок. Огромный диск несколько метров в диаметре плоский и кожистый, он с громким шлепком приземлился на лед. По всей видимости, он даже не пытался притормозить и смягчить падение. Роно замер от неожиданности. Он никогда не видел кхрока так близко. Но жизнь была дороже. Он сделал резкий рывок в сторону, но со всех сторон с неба стали сыпаться кхроки. Они шлепались об лед и поднимались, образуя непреступный барьер. Бежать было некуда.

Первый приземлившийся кхрок уже распрямился. Опираясь на две лапы-подпорки, которые отделились от его живота, он возвышался над Роно, загородив своим округлым телом половину небосвода. Роно по сравнению с ним казался крошечным зверьком, подпертым скалой. Внутренняя поверхность его тела была зеркальной. Она состояла из тысяч маленьких чешуек, которые ловили и возвращали свет обратно. Изображение получалось размытым, но читаемым. На животе своего врага Роно впервые в своей жизни увидел свое отражение. Вдруг от середины живота вверх поползла трещина. Чешуйчатая грудь разделилась на две части и из нее показалась белая костяная игла. Роно попятился назад и ткнулся в живот другому кхроку, который подобрался к нему сзади. Бежать было некуда. Тогда он ринулся вперед на предводителя кхроков, но не успел до него добежать.

Кхрок повалился на лед в направлении Роно. Костяная игла воткнулась в лед и пробила спину кхрока изнутри. Он повис на ней и весь дрожал. Черная вязкая кровь стекала вниз по стреле, образуя кровавое пятно на чистом льду. На спине Кхрока стоял Касп и дышал паром. Грудь его ходила ходуном. Было видно, что он преодолел большое расстояние за короткое время, чтобы оказаться здесь и сейчас. Он успел. Он спас своего сына. Весь вид его излучал облегчение. Вдруг кхроки заверещали. Они издавали высокочастотный писк, который невозможно было вынести. Он проникал в самую глубь черепной коробки и медленно царапал ее изнутри. Секунду спустя в сторону Каспа полетели десятки стрел. Они вонзались в его тело одна за другой, но он все продолжал стоять и смотреть на Роно. Когда стрелы закончились на нем живого места не оставалось. Тело его было покрыто стрелами со всех сторон. Они пронзали его лапы на сквозь и уходили глубоко в тело. В местах попадания начала сочится светло-голубая, в один цвет с мехом, кровь.

Кхроки с шумом взмыли в воздух, поднимая столбы ледяной пыли. В той части сознания, которая все еще воспринимала действительность, Роно видел, как десятки круглых дисков поднялись в воздух и полетели прочь. Тела их приняли форму V, половинки которой складывались пополам и выполняли функцию крыльев.

Роно окоченел и не мог двинуться с места. Он смотрел на отца, пронизанного десятком длинных игл, и не мог поверить своим глазам. Он сделал нерешительный шаг вперед, потом еще один. На подкашивающихся лапах он добрался до отца. Он уже видел смерть других существ раньше, но не смерть гурра. И он знал, что его сородичи после смерти попадают в черный лед и продолжают жить там вечной жизнью, но в тот момент это не имело никакого значения. Он не хотел, чтобы отец его покинул. И не мог этого допустить. Поднявшись на задние лапы, он ухватился за одну из игл и попытался ее достать. Отец издал свистящий хрип.

— Не надо. Оставь, — слова его шли откуда-то из глубины груди и давались ему с трудом. Его легкие были пробиты. А того воздуха, что в них оставалось, было недостаточно для длинных фраз. — Скажи… Скажи всем… Что это… Была моя идея… Коллекция, — кровь хлынула из его рта и разговорного отверстия, глаза перестали двигаться, тело его обмякло и опало под собственной тяжестью. Стрелы, проходящие насквозь, предотвратили падение. С согнутыми в коленях лапами, он продолжил стоять, передние его глаза остановились на Роно, а верхние выглядывали предков в черном небе. Буря закончилась, оставив после себя две смерти, которые можно было избежать, если бы только он не решил пойти на эту проклятую охоту.

Роно не произнес ни звука. Его горло парализовало, воздух никак не мог пробиться через закрытые клапаны. Он стоял в полуметре у отца, не решаясь дотронуться до него, не решаясь даже дышать. Так он простоял до самого рассвета. Он смотрел на отца и на черное небо, пересчитывая светила предков и пытаясь найти там новый источник света. Он представлял, как невидимое Оро его отца покидает тело, бредет по воздуху извилистыми тропами, пока наконец не наталкивается на проход к черным льдам, который был не доступен живым и открывался лишь после смерти. Представлял, как Ромо и Омо встречают отца по ту сторону, даже несмотря на то, что их не было видно в небе. Это было не важно. Они должны были быть там. В конце концов, он отыскал новую белую точку среди бескрайного черного льда. Это отец смотрел на него. Сомнений быть не могло. Он переродился и стал светом, как и все его предки. Роно вцепился в эту мысль, как в последнюю возможность сохранить рассудок.

Глава 9. Несколько лет спустя

Зачем ты его ударил? Он ведь ничего плохого не сделал! — вступалась за сына Сора, — Просто отошел от своей группы на несколько метров (на самом деле почти на двести). Ему было любопытно, что там находится. Вот он и пошел туда посмотреть. Обычное детское любопытство. Ты ведь и сам когда-то был ребенком. Ты должен понимать это и реагировать спокойнее.

— В том то и дело что я был ребенком. Но теперь я больше не ребенок! Мы создали правила, свод законов, которым каждый в племени должен следовать. Или ты уже забыла об этом? Ребенок это или не ребенок, законы едины для всех. Если каждый будет поступать, как ему вздумается и игнорировать их, начнется хаос. Хаос — лучший друг смерти. Стоит ему образоваться, как смерть не заставит себя ждать. Ты этого хочешь? — не унимался Роно. В голосе его чувствовалась непоколебимая вера в силу закона.

— Он всего лишь отделился от группы на несколько минут. Не нужно так драматизировать. Ничего бы не случилось.

— А если бы случилось? Почему ты так уверена в том, что ничего не могло случиться? Если думать, что ничего никогда не случится, то что-то случится обязательно. Так устроен этот мир. Что-то случается непременно каждый раз, когда ты меньше этого ожидаешь. Мы не можем предугадать наверняка, мы не знаем будущего, которое нам уготовано. Для этого и существуют законы. Благодаря законам тебе даже думать ни о чем не нужно. Просто не делай того, что запрещено, и все, будешь цел и невредим в подавляющем количестве случаев. Если же что-то плохое случится, то, по крайней мере, ты будешь знать, что не по твоей вине, и ты сделал все возможное, чтобы плохого не допустить. Нарушение закона равносильно тому, что ты сам приближаешь дату возможной трагедии. И нет разницы, мелкое это преступление или крупное. Если ты нарушил закон, значит должен понести за это наказание. И мы не делаем ни для кого исключений. Все равны перед лицом закона. Ты, я, старейшина Марак, мои братья, мои дети. Никому не избежать наказания. Так что не нужно меня останавливать. Я отведу его в «мыслительную». Пусть посидит денек и подумает там о своем поведении. Это пойдет ему на пользу.

— Ладно, ладно. Ты прав, не горячись. Просто мы все еще не успели привыкнуть к законам, к наказаниям, к этой мыслительной… Может половины дня будет достаточно? — Сора пыталась смягчить наказание для сына.

— Исключено! — отрезал Роно.

— Но, может быть, мы хотя бы дадим ему поесть перед заключением?

— Никакой еды с настоящего момента и до освобождения! Сытый желудок притупляет мыслительный процесс и делает его заторможенным. Мы не можем этого допустить. Иначе цель наказания не будет достигнута, и оно потеряет смысл. Ты этого хочешь?

Сора сдалась и с грустью посмотрела на сына. Она все еще считала, что он не заслужил наказания. Но не могла ничего противопоставить Роно с его законами и правилами. Когда дело доходило до слова закона, он становился предельно жестким и неуклонным.

— Пойдем за мной, Моа, — голосом больше напоминавшим крик приказал Роно сыну.

Дети расступились, и дали Моа пройти. Он шел с опущенной головой и избегал прямого зрительного контакта с отцом. Ему не хотелось, чтобы тот на него кричал и отчитывал его при всех. Он и так уже достаточно получил. Правый бок все еще саднило после удара отца. Удар был не сильным и в большей степени педагогическим, но последствия все еще напоминали о себе.

Вместе они подошли к двери. С детства Роно они успели претерпеть некоторые изменения, и он принял в этом непосредственное участие. Старые двери убрали и на их место поставили новые. Круглую глыбу льда нужно было сначала протолкать вперед около полуметра, после чего откатить в сторону. Справиться с этим мог лишь сильный взрослый. Сора не могла открыть дверь в одиночку. Даже Роно с трудом удавалось это сделать. И тем сильнее была его уверенность в ее надежности.

Они прошли через несколько длинных коридоров и оказались перед еще более крупной дверью.

— Добрый день, Роно и…? — он оборвал фразу в нерешительном вопросе. У гурров была феноменальная память на звуки, но не на зрительные образы. Для того, чтобы вспомнить имя, он должен был сначала услышать его голос.

— Моа, — отец ответил за своего сына. На время наказания гурры лишались права голоса и считались недостойными того, чтобы с ними вели разговоры законопослушные граждане.

Гок — начальник охраны мыслительной не утруждал себя такими мелочами. Его дело было простым. Стоять возле двери в мыслительную и следить за тем, чтобы никто не проникал туда без его ведома, и никто оттуда не выходил. С этой задачей он справлялся прекрасно. Крупное его тело и сильные мускулы идеально подходили для того, чтобы открывать-закрывать массивную дверь и внушать страх каждому, кто осмелится покинуть ее без разрешения. Надо сказать, что необходимость в Гоке была скорее психологическая. Так как дверь саму по себе никто кроме него открыть все равно не смог. А зная, что Гок стоит у порога, никто и не пытался.

С шумом и хрустом дверь подалась и открылась. Гок отошел в сторону, пропуская Роно вперед вместе с сыном.

Исходя из названия, можно было догадаться, что главным предназначением мыслительной было мышление или, вернее, осмысливание произошедшего. В ней не было ничего, что могло бы хоть как-то ослабить мысль, прервать ее или, что еще хуже, пустить ее на развлечения. Комната была крошечной. Открытая дверь занимала половину от ее объема. Оставшейся половины едва хватало, чтобы там находились сразу два гурра. Задняя половина Роно так и находилась в дверном проеме.

— Подними голову и посмотри мне в глаза, — обратился Роно к сыну строгим голосом, — Ты знаешь, почему ты оказался здесь. Тебе не стоило отходить от группы на такое большое расстояние. Ты знаешь закон, который запрещает делать это, но ты ослушался и подверг опасности себя, меня и всю свою семью. Теперь я хочу, чтобы ты подумал о своем поведении хорошенько и рассказал мне в деталях, почему мы ввели такой закон и почему его нельзя нарушать. Я хочу, чтобы ты обдумал последствия и дал обоснование закону, через который ты переступил. У тебя есть сутки на это.

Роно кивнул Гоку и тот принялся затягивать дверь обратно в проем. Через несколько минут все было кончено. Он не считал свой поступок жестоким по отношению к сыну. Наоборот, он был твердо уверен в том, что тот пойдет ему на пользу. Уверенность в этом дарила покой его Оро. И сутки его потекли в привычном ритме. Он проконтролировал учебу детей, сам провел несколько уроков для подрастающего поколения нескольких семей, побыл наблюдателем во время игр, позаботился о том, чтобы все поели перед сном, и лег спать с чистой и ясной головой. Чего не скажешь о Моа.

Каждый ребенок является материальным воплощением чистой энергии. Жизнь в нем струится и переливается всеми красками, она фонтанирует, бьется о стенки, выплескивается наружу, заставляя молодое и неопытное существо двигаться, изучать, исследовать. И пяти минут взаперти без движения уже достаточно, чтобы ввергнуть ребенка в отчаяние. Не говоря уже о целых сутках. Для Моа эти сутки субъективно равнялись неделям и месяцам.

Первые несколько минут он ощупывал лапами и хвостом свою темницу. Света в ней и, правда, не было. Даже ночное зрение, данное гуррам природой, в ней не работало. Для него требовалось хоть немного света, чтобы тот мог отразиться от глазного дна и пройти через сетчатку еще раз, давая больше информации.

Стены темницы были гладкими и холодными. Лишь дверная прорезь цеплялась за ладони и говорила о том, что из этого помещения был выход. Ухватиться за плоскую дверь было невозможно. Моа пытался несколько раз и все-таки сдался. Открыть дверь изнутри у него не было шансов. Даже если бы было за что потянуть, он не смог бы сдвинуть ее с места. Он крепко встрял. Придется отбывать все наказание целиком.

Мысли бегали по голове, как корки — небольшие маленькие хищники, которые жили подо льдом и выбирались на поверхность ночью для охоты. Он думал обо всем на свете, но только не о том, о чем нужно. Думал о своих братьях, которые были снаружи, играли, учились, ели, вели свою привычную жизнь, как ни в чем ни бывало. Интересно, думали ли они о нем хоть немного, скучали без него? Вряд ли.

Думал о маме. Мама у них была подарком небес. Она была очень доброй в отличие от строгого не в меру отца и всегда была готова поддержать и прийти на помощь, встать на твою сторону. Если бы не она, сосуществовать с отцом было бы непосильной задачей. Хотя она говорила как-то, что он не всегда был таким. Что-то случилось в его прошлом, что навсегда изменило его. Но он никогда не делился с семьей своей историей и вообще все свои переживания отец держал всегда при себе. На поверхности у него был один лишь лед и ничего больше. Ни в день, когда они пели песню единства, ни в день, когда они впервые вышли на охоту всей семьей, в его поведении не ощущалось ни доли волнения, ни радости. Он как будто не мог радоваться вообще. Механизм радости был сломан и нуждался в починке. Но его,видимо, это не беспокоило.

И эти законы. Только они познакомились с семьей, и прозвучала песня единства, как их собрали снова в музыкальной зале, и старый Марак озвучил им текст новой «Песни Законов». Текст ее был следующим:

«Гурру не навреди: не убей, не предай, не укради.

Убивай лишь для пропитания.

Грукам и кхрокам смерть при любых обстоятельствах!

Законы едины для всех. Неповиновение закону влечет за собой наказание. Тяжесть наказания определяется советом старейшим на основании фактов.»

Вот и вся песня. И если бы все было так просто. Новые законы стали появляться, как из рога изобилия. Буквально каждую неделю появлялся новый закон и их созывали в музыкальный зал, чтобы спеть песню и прочно закрепить его в наших Оро.

— Всегда уважай и слушайся старших, в особенности отца. Не спорь.

— Не покидай свой дом в одиночку.

— «Сначала сделайте двери полегче, потом запрещайте их открывать» — думал про себя Моа, вспоминая данный закон.

— Не ешь больше, чем тебе нужно. Делись едой с теми, кому повезло меньше в охоте.

— Не вступай в контакт с незнакомыми видами растений и животных.

— Не ешь незнакомую пищу и т. д. и т. п.

Законов всего было около сотни, и список их неуклонно рос.

В целом законы лишь что-то запрещали, но не разрешали делать. Моа быстро это понял. Можно было не знать все законы, достаточно было не делать ничего, кроме того, что точно было разрешено.

Отдельной группой были законы, касающиеся охоты. Сводились они к тому, что все должны охотиться, держаться группы, не отставать и не отделяться и подчиняться приказам лидера.

Вот и получается, что Моа пошел наперекор закону, когда решил отделиться от группы. Причем сделал он это ненароком. Он просто увидел странный темный предмет в отдалении и решил проверить, что это такое. И из-за такой мелочи он должен был сидеть словно в заточении, в этой сжатой комнатушке 2 на 2 метра, ожидая своего освобождения.

Время. Никогда раньше он не задумывался о том, как много его было, когда себя было нечем занять. В темной пустоте его течение ощущалось физически. Он кружился на месте, разминая конечности, которые начинали коченеть без движения. Несколько раз он пробовал лечь спать. Сон мог стать прекрасной возможностью скоротать время. Но ничего не выходило. В комнате было слишком холодно и сыро, и неудобно. Так он часами топтался на одном месте, вращаясь вокруг своей оси то в правую сторону, то в левую. Он перебрал в своей памяти практически все что только мог. Все слова, которые были услышаны им в жизни, он заново воспроизводил и прослушивал снова. Таким образом, он вновь посетил уроки Марака и других старейшин, посетил коллекцию, собранную еще дедом, мысленно пробежался по всем ее экземпляром, пока не добрался до самого последнего — Кхрока.

— «Грукам и кхрокам смерть при любых обстоятельствах!» — всплыло в его памяти будто сигнал к началу охоты. Если с кхроками было еще все понятно, то чем не угодили им груки было не понятно. Они казались вполне мирными и никогда не нападали на них первыми. С другой стороны гурры нещадно их истребляли, даже когда их запасы продовольствия были полными. Он не мог понять такой жестокости и смириться с ней. Никакой закон не мог объяснить чистому детскому Оро, почему он должен убивать кого-то просто так.

С кхроками дела обстояли немного иначе. Он знал историю противостояния их племён. «Жили ли кхроки в племенах? Над этим можно было подумать.» И даже так ему трудно было проникнуться ненавистью к существам, которые никого из его близких не тронули. Поговаривали, что дед его был убит кхроком, но он не знал деда и не знал кхрока, который его убил. Его лично это не касалось. Да и вообще уже много времени прошло с тех пор, как кхрока видели в последний раз. Груков стало меньше, они держались подальше от территории обитания гурров, и кхроки, лишенные своей добычи, тоже решили держаться подальше. Убивать гурров, которые всегда держались в стаях, для них было рискованно и, очевидно, накладно. Вот и получается, что врагами гурры и кхроки были лишь в историях, которые передавались из поколения в поколение. Моа не знал, как он поступит, если ему повстречается кто-то из врагов его племени, но он сомневался, что захочет кого-то убивать. Он вообще еще никого не убивал в своей жизни и не знал, какого это отнять чью-то жизнь. И не был уверен в том, что это что-то, чем ему понравилось бы заниматься.

Он также задавался вопросом, куда деваются все остальные после смерти. Вот гурры умирают, им открывается путь в черные льды, они превращаются в свет и обретают вечную жизнь. А груки? А кхроки? А большеглоты? Малыши корки? И еще сотня другая живых существ, которые обитали неподалеку. Марак как-то говорил что-то об этом. Моа порылся немного в своей памяти и припомнил его слова в точности.

«Наши Оро — вот что отличает нас от всех живущих в белых льдах существ. Наши тела и Оро существуют слажено, как один организм, при жизни. А когда мы умираем, Оро отделяется от тела и обретает свободу. Иначе, куда бы делись все те знания, что мы накапливаем за свою жизнь и носим с собой? Ведь для чего-то нам была дана способность запоминать каждое слово, что мы услышали? То-то же. Это же ясно, как чистый лед, что мы накапливаем все это множество знаний, чтобы потом в нашей вечной жизни мы могли обмениваться историями друг с другом. Другие существа Оро не обладают. Это ясно по тому, что они не повторяют одни и те же звуки несколько раз подряд. Мы знаем, как общаются между собой многие живые существа, которых мы встречали. Мы следили, мы наблюдали, мы научились им подражать, и мы точно знаем, что у них нет речи. Они не могут обмениваться мыслями друг с другом. А следовательно у них нет и Оро. Вот почему лишь мы достойны черных льдов и лишь нам открыта туда дорога после смерти.»

Эта теория многое объясняла, но все же не отвечала на вопрос о том, что случается с другими после смерти. Моа не мог представить, что кто-то может жить, испытывать желания и эмоции, даже на примитивном уровне, а потом просто исчезнуть и перестать существовать, как будто его никогда не было. Для себя он решил, что все остальные, наверное, просто остаются в белых льдах и перерождаются здесь. Чтобы у гурров всегда было, на кого поохотиться. Все казалось логичным.

Он рассуждал и рассуждал, откапывая в своей памяти спорные фразы, услышанные им когда-то, и пытаясь найти им обоснование. Иногда получалось и вполне неплохо, иногда он сталкивался с тем, что не все вещи поддавались объяснению. В какой-то момент он сам перестал себя понимать и начал проваливаться в сон. А потом комната затряслась с такой силой, что он едва мог удержаться на ногах. Дрожь продолжалась несколько минут, а потом исчезла, как будто никогда и не существовала. Немногими минутами спустя дверь в комнату начала открываться. Наверное, сутки прошли, и отец пришел освободить его.

— Быстрее выходи! — раздался крик отца, едва дверь приоткрылась на несколько сантиметров. — Быстрее! — отец поторапливал полусонного, туго соображающего Моа, который не понимал, что происходит.

— Предки ниспослали нам дар!

Глава 10. Дар предков

Все поселение было снаружи. Сотни гурров покинули свои дома и выбрались на поверхность, чтобы стать очевидцами ранее невиданного невероятного зрелища. Не иначе, как равнина раскрыла огромную пасть и сделала выдох. От самого льда и до неба висели клубы водянистого пара зеленого цвета.

— Пойдем! — голос старейшины Марака вывел всех из транса.

Вся огромная семья сдвинулась с места и побрела в сторону столбов пара. Никто не произнес ни слова. Все хотели лишь одного — посмотреть на дар предков. Никогда в своей жизни они не видели ничего подобного и ни о чем подобном не слышали. Когда чудо случилось, им хотелось растянуть пьянящее чувство благоговения.

Ветер медленно размазывал пар по воздуху, превращая его темно-зеленые оттенки в салатовые. Приблизившись к месту падения «дара», гурры обнаружили кратер кислотно-зеленого цвета. Чем бы этот дар ни был, он приземлился прямо в заросли фухсы. В стенках кратера виднелись расплавленные корни и стебли, из которых сочился зеленый сок. Струи быстро замерзали и превращались в зеленые лучи, направленные в центр кратера, на дне которого светился пульсирующим белым светом шар.

Все застыли в нерешительности. И даже Марак, самый опытный из всех старейшин, не знал, что делать. Лишь бремя старейшины заставило его что-то предпринять. Он велел всем оставаться наверху, а сам заскользил по покатому склону вниз, притормаживая хвостом. Он остановился в одном метре от шара. В глаза били яркие сгустки света, их пришлось зажмурить. Подойдя к шару в плотную, он нерешительно положил на него свою лапу, и крик боли поднялся со дна кратера. Остальные гурры вздрогнули, но остались стоять на месте. Нордический их темперамент исключал панику.

Шар был раскаленным и нанес Мараку травму, о которой никто из гурров никогда раньше не слышал. Прикоснувшись к шару голой ладонью, Марак получил самый настоящий ожег. Лапу его саднила острая боль, которая становилась меньше, стоило ему поставить лапу на лед. И все же он не был в обиде. Ему выпала честь приветствовать личного одного из своих предков. Раненая лапа заживет. А шрам будет служить доказательством его особой роли. Но что было перед ним? Из-за яркого света он с трудом мог разглядеть сам предмет. Ясным было лишь то, что он был круглой формы.

Приглядевшись, Марак увидел, что шар не стоит на льду, а парит в нескольких сантиметрах над ним. Он понял. Это не был дар. Сам предок спустился к ним с черного льда.

— Меня зовут Марак. От лица всех гурров я приветствую тебя, великий предок, — обратился он к шару, но тот никак не отреагировал.

— Ты спустился к нам, чтобы сообщить что-то важное? — не сдавался старейшина. Но шар не подавал никаких признаков жизни.

— Ты можешь передвигаться? — Марак попрыгал на месте, и шар попрыгал тоже, повторяя его движения.

— «Понятно. Он не может говорить со мной в таком облике. Но может показывать» — рассудил Марак.

Сотни гурров во все глаза наблюдали за редчайшим и, вероятно, единственным подобным событием в своей истории. Живой установил контакт с мертвым. Эпос в чистом виде. Истории об этом они будут передавать на тысячи поколений вперед.

Нужно было решить, что делать дальше. Оставаться в кратере было небезопасно. Приземление предка могло привлечь внимание других животных. И даже кхроки могли бы прилететь сюда, завидев подобное. После некоторых раздумий Марак вновь обратился к шару:

— Я приглашаю тебя в наше поселение. Уверен, что тебе будет интересно посмотреть поближе, как мы живем. И кроме того там нам будет удобнее общаться, — Марак развернулся и начал подниматься по сколькому склону, но шар остался на месте.

— Пойдем со мной, — старейшина сделал зазывающий жест хвостом, и шар сдвинулся с места.

Гурры, стоящие на самом краю кратера, расступились, и дали Мараку пройти. Прямо за ним, не касаясь льда, следовал сгусток белого света. Марак с предком шли первыми, а за ними подобно паломникам тянулись все остальные.

Гостя проводили в музыкальный зал. Это было самое большое помещение в поселении, вмещающее всех его жителей одновременно. Марак вышел ко всем с объявлением:

— Я знаю так же мало, как и вы все. Это уникальный случай. Никогда раньше предки не спускались к нам смертным и не одаряли нас своим присутствием. Мы с вами стали свидетелями воистину исторического события. Не думаю, что должен это говорить, но скажу все равно. Окажите нашему гостю радушный прием. Пусть он видит, что может гордиться своими потомками. Однако не стоит его касаться. Судя по всему, мир предков отличается от нашего, — он сделал паузу, пытаясь найти подходящее слово. У него не получалось. В их языке не было такого понятия, как горячее или жаркое. Тогда он решил зайти с другой стороны.

— Физический контакт с предком вызывает боль. Очевидно, что живые не должны касаться мертвых. Вот, что будет, если вы дотронетесь до него, — Марак протянул вперед обугленную черную ладонь, и все сразу поняли, чем чреваты будут прикосновения к предку. Как бы сильно им не хотелось его потрогать, боль испытывать не хотелось никому.

— И еще кое-что. Я не уверен в этом, но, похоже, что наш достопочтенный предок не может говорить. Во всяком случае, в силу своих особенностей он не может произносить те звуки и слова, что можем произносить мы. Однако он отвечает на движения. Вы и сами это видели. Поэтому мы с другими старейшинами подумаем о том, как нам с ним лучше общаться. А до тех пор, пока мы не найдем удобный и понятный для обеих сторон понятный язык общения, пожалуйста, не подходите к предку и не пытайтесь вступать с ним в контакт. Это лишь запутает всех. Когда способ общения будет найден, мы все пообщаемся с ним и узнаем, для чего он прибыл к нам. А пока что прошу всех разойтись по своим домам.

Моа был немного разочарован. Ему хотелось поближе посмотреть на предка. Однако нужно было делать, что велит старейшина. К тому же, если бы не случившееся, он бы все еще отбывал свое заключение в темнице без окон и дверей. Жаловаться было грешно.

Все разошлись по домам, и там всеобщее молчание сменилось на бурные потоки речи. Все делились друг с другом своими впечатлениями, описывая всё в ярких красках и с разных ракурсов, высказывали друг другу свои предположения и теории о том, для чего предку понадобилась опускаться в белые льды, а также выражали свои надежды на то, что он принес им добрые вести.

Были и те, кому данное событие внушало плохие мысли. Все же никогда раньше предки и живые не общались вот так открыто. Кроме того, предок обладал свойством причинять боль и забирать жизнь. Стоило вспомнить, что одни своим прибытием он уничтожил огромные заросли фухсы, и поранил Марака, когда тот решил до него дотронуться. Эта его способность к уничтожению и причинению боли пугала многих. Своими мифами они многие поколения выстраивали положительное мнение о предках, следящих за ними с черного льда, когда же сам предок снизошел до них, они не знали, чего от него ожидать, и это щекотало нервы. Миф стал реальностью, а в реальности могло произойти все, что угодно.

Кое-как Сора смогла уложить детей спать. Долгое время после отбоя они все еще пытались разговаривать друг с другом, и ей пришлось использовать весь свой материнский авторитет, чтобы добиться тишины в доме. Отец семейства, тем временем, ушел и не возвращался домой всю ночь.

Взрослые, входящие в совет старейшин, собрались в зале для совещаний. Их было двенадцать, исключая предка — тот особняком болтался в воздухе и не участвовал в дискуссии. В совет входили, как следует из его названия, старейшие из гурров. Роно был самым молодым членом совета и вошел в его состав отчасти благодаря репутации своего покойного отца, отчасти благодаря собственной решимости и желанию участвовать в политической жизни общества. Его предложение ввести законы, ограничивающие права молодежи и наделяющие правящую верхушку большей властью, было сочтено гениальным и встречено с огромным восторгом. Было понятно, что, несмотря на свой юный возраст, он обладал редкой дальновидностью. Сам Роно не имел никакой задней мысли. Власть и слава его интересовали в меньшей мере. Он лишь хотел добиться того, чтобы его собственные дети были в безопасности и не повторяли его ошибок. В законах он видел возможность избавить детей от вздорных мыслей и направить их в нужное русло. Ведь, как он считал, имея четкие установки о том, что следует и чего не следует делать, будет меньше соблазнов подвергать себя опасности и совершать необдуманные поступки.

Темой внеочередного собрания был предок. Сам виновник ночного совещания избрал Марака своим путеводителем по племени и следовал за ним, куда бы тот не подался. Вот и сейчас он повис в воздухе в метре от него. Такая избирательность коробила всех оставшихся. Каждый из них, за исключением младшего Роно, считал себя не хуже Марака, и хотел бы оказаться на его месте. Своим видом, конечно, это никто не показывал. Напряженность ощущалась на уровне подсознания и исчезла бы вовсе, если бы предок не выделял никого и относился ко всем одинаково. Впрочем, мотивы предка все еще оставались не ясными.

Правила проведения собраний были просты. Слово давалось каждому обычно в очередности старшинства, от самого старшего к младшему. Говорить могли все, ограничений по времени не было. В том случае если следующему в очереди нечего было сказать, он передавал слово дальше. Запрещалось друг друга перебивать и нарушать очередность. Если кто-то из членов испытывал острое желание высказаться вне очереди, он должен был поднять хвост вверх. В ту ночь с поднятыми вверх хвостами сидели все. Первым слово взял Марак.

— Я понимаю, что экстраординарность происходящего вызывает много вопросов у всех нас. Но давайте не будем действовать импульсивно и торопиться. Каждый получит право высказаться. Опустите хвосты. Будем говорить по очереди, как и всегда.

В первую очередь, на мой взгляд, стоит установить способ общения с предком. Тогда мы сможем от него получить ответы на свои вопросы.

Все дружно щелкнули хвостами об лед в знак согласия. Марак продолжал:

— Судя по тому, что мы видели, предок не может говорить в привычном понимании этого слова. Отвечать он может лишь при помощи движений. Поэтому предлагаю установить простые ответы обозначающие «да» и «нет» и задавать ему лишь те вопросы, на которые он сможет ответить односложно. Великий предок, если ты согласен с этим, сделай один прыжок вверх. Если не согласен, сделай два прыжка. — Марак подпрыгивал вверх, показывая ответы, которые должен был давать предок, выражая свое согласие или несогласие с чем-либо.

Предок подпрыгнул два раза вверх и вызвал волну удивления.

— Попробуем еще раз. Если ты согласен, делай один прыжок вверх. А если не согласен, то два. Вот так.

Предок снова подпрыгнул дважды. Видимо, что-то было не так.

Горн, десятый из старейшин, поднял хвост, и Марак передал ему слово.

— Великий предок, — обратился Горн к сгустку света, — тебе не понравился способ общения, что предложил тебе Марак?

Предок не пошевелился.

— Тебе понравился способ общения, что предложил тебе Марак?

Снова ничего не произошло. Горн удрученно передал слово дальше. Он надеялся выставить Марака в плохом свете, но сам остался в дураках.

Третьим взял слово Бун.

— Может быть, он не понимает, что мы ему говорим?

Многие думали о том же, но не рисковали высказывать такое предположение вслух. Все же предок однажды был гурром и должен был говорить на общем языке.

— Мы не знаем, на каком языке говорят предки. Быть может, в черных льдах они используют другой язык для общения друг с другом, — такое предположение имело смысл, но не давало никакого решения существующей проблеме. Бун передал слово следующему в очереди.

— Возможно, он просто нас не слышит? Ну, знаете, у него ведь нет… ушей, — пытаясь не обидеть великого предка заговорил Васк. Достопочтенный предок, ты слышишь меня?

Шар подпрыгнул один раз на месте.

— Так тебе все-таки понравился способ общения, предложенный Мараком?

Ничего не произошло.

— Ты слышишь меня? — повторил свой вопрос Васк, и шар подпрыгнул один раз. — Но а ты понимаешь, что я тебе говорю?

Шар подпрыгнул один раз, остановился на секунду и потом подпрыгнул на месте еще дважды.

— Я не понимаю, что это значит. Ты понимаешь наш язык или не понимаешь его?

Предок подпрыгнул один раз.

— Понимаешь?

Предок снова подпрыгнул один раз.

— Или не понимаешь?

И снова предок подпрыгнул один раз.

Все крепко призадумались. Хвост поднял Роно. Васк уступил ему слово.

— Может быть, великий предок, ты хочешь сказать, что понимаешь нас лишь частично?

Предок не прыгал.

Решение задачи откладывалось. Роно передал слово, но никто не торопился его брать на себя. Затянувшееся молчание прервал Марак:

— Я думаю, что мы слишком много хотим от нашего гостя. Неизвестно сколько он пробыл в черных льдах и неизвестно через что он прошел. Наверное, ему требуется время, чтобы прийти в себе, освоится, обвыкнуться. Кто когда-нибудь выходил на длительную охоту знает то чувство дискомфорта, что испытываешь, когда возвращаешься домой. Кажется, что радость должна бить через край, но ты чувствуешь какую-то неловкость, зажатость, скованность, как будто тебя силой заставляют быть счастливым. Твоя подруга хочет получить от тебя подробный рассказ о твоих приключениях на охоте, а ты с трудом выдавливаешь из себя пару слов. На охоте мы почти не общаемся друг с другом, поэтому по возвращении домой так сложно начинать это делать снова. Быть может, наш гость испытывает нечто подобное. Он был там сверху, лишь Омо и Ромо знают сколько долго, он привык к другой обстановке, компании, другим разговорам или молчанию. И сейчас, когда он оказался снова среди смертных, возможно, ему просто не так легко понять нас, наши заботы, логику нашего мышления. Давайте дадим ему время освоиться и после вернемся к попытка установить контакт.

Пусть и без сильного энтузиазма, но все согласились с Мараком. Было уже поздно, хотелось спать, диалог с предком не складывался. Лучшим решением было оставить собрание и вернуться к нему позже снова. Был Марак прав или нет, это можно было выяснить позже. На том и разошлись.

Глава 11. Контакт

Ни на следующий день, ни на день после, ни на тот, что шел следом, контакт не получилось установить. Так прошел целый месяц. Жизнь в племени продолжалась в прежнем темпе. Гурры высказывали свое желание пообщаться с предком, но когда Марак им снова и снова говорил, что тот не выходит на контакт, они лишь понуро опускали головы и откланивались. Постепенно все смирились с тем, что предок не говорит и стали воспринимать его как данность. В общем и целом, многие считали его присутствие хорошим знаком. Они даже полагали, что присутствие его стало приносить им удачу. На охоте стало попадаться больше добычи, никто уже давно не болел и не умирал. Наступила ясная полоса, и естественным было считать, что это все предок постарался.

Сам предок преследовал Марака по пятам и не отделялся от него ни на минуту. Он проводил с ним круглые сутки и выступал наблюдателем в бытовой жизни старейшего гурра. Казалось, что он внимательно смотрел и слушал, хотя ни глаз, ни ушей у него не было. Порой он отвечал на заданные вопросы. Двойным прыжком, когда логично было бы сказать «да» и одним, когда нужно было отвечать «нет». Иногда ответы совпадали с тем, что от него ожидали «увидеть». Но при попытке уточнить его ответ, он переставал двигаться вовсе.

Каждый день в течение месяца старейшины собирались в зале для совещаний, пытаясь найти способ разговорить предка и выяснить у него хоть что-то. Миссия их была крайне важной, поэтому от охоты они себя освободили. Один раз, правда, они снарядили небольшую экспедицию на место приземления предка, надеясь найти там какие-то зацепки, которые они упустили из виду. Но не нашли там ничего примечательного, кроме ростков фухсы, которые начали заполнять кратер. В итоге за целый месяц изысканий они так ничего и не добились от предка.

— Что если он не хочет с нами разговаривать? — высказал свое предположение Кофф. По старшинству он был предпоследний, немногим младше Марака, но выглядел старше его на десяток лет. — Я имею в виду, что если он не хочет говорить именно с нами, но заговорит с кем-то другим, кто есть в племени? Быть может, мы совершили ошибку, когда оторвали его от племени и решили, что лишь у нас получится общаться с ним?

Хвост Буна поднялся вверх.

— И почему он тогда прицепился к Мараку? Если бы он хотел общаться с кем-то другим, то уже давно оставил бы его и отправился в музыкальный зал или в чей-то дом. Мы ведь не ограничивали его в передвижениях.

В доводах Буна была своя логика. Но на этом она заканчивалась. Он передал свое слово, и его подхватил Марак. Он говорил вдумчиво и размеренно.

— Я размышлял, почему он выбрал именно меня. И я думаю, что причина тому в том, что я был тем, кто встретил его на белом льду. Поэтому он ухватился за меня, как за спасителя, который укажет ему путь в мире, который он давно покинул. Но даже так, несмотря на эту великую роль, отведенную мне, судя по всему, я не тот, кто сможет поговорить с предком. По крайней мере, не сейчас, — он тяжело вздохнул. — Я вижу смысл в том, чтобы дать другим членам нашего племени возможность пообщаться с ним. Хуже от этого точно не станет.

— Как знать, — возразил ему Шом, — мы ведь не знаем, с чем пожаловал нам предок, какие вести и знания он принес. Что если он сообщит всему племени нечто такое, что вызовет переполох? Ведь мы не можем знать этого наверняка.

— Точно так же он может рассказать благие вести, которые обрадуют все племя. А держа его возле нас, мы лишаем племя возможности их услышать. И чем дольше это будет продолжаться, тем больше нас будут потом винить в этом. Уже сейчас некоторые члены племени косо поглядывают в нашу сторону. «Великие» старейшины уже целый месяц молчат и не приносят никаких новостей — вот, что я читаю в их взглядах, — высказал свое мнение Васк.

— Да, чем дольше мы будем отмалчиваться, тем ниже будет падать наш авторитет, — согласился Роно.

— А ты думаешь, что если мы приведем его к остальным, и он заговорит, наш авторитет сразу поднимется? Заговорит он не благодаря нам, а вопреки. Мы так и останемся теми, кто целый месяц бил баклуши и не сделал ничего полезного, — холодным мрачным голосом озвучил свое мнение Фрой. Он говорил редко и чаще всего был настроен пессимистично.

— Мы так с вами ни к чему не придем. Предлагаю провести голосование. Пусть оно решит, как нам поступить, — вмешался Марак. — Кто за то, чтобы дать предку общаться с остальными — поднимите хвост вверх.

Раз, два, три, четыре, пять. Пять хвостов поднялось вверх. И шесть — Марак поднял свой хвост. Секунду спустя к нему присоединился Роно. Итого семь против пяти. Голосование прошло успешно.

— Значит решено. Завтра утром соберите всех в музыкальном зале. Охота может подождать денек. Скажите, что все смогут обратиться к предку с вопросом. Пусть подумают, как следует. И раз уж мы не знаем, сможет ли предок отвечать на нашем языке, пусть используют такие вопросы, на которые можно ответить либо «да», либо «нет». Заодно посмотрим, как и на что он будет отвечать вообще, — подытожил результаты собрания Марак.

Ночь выдалась долгая. Многие гурры не спали, обдумывали вопросы, которые хотели бы задать предку. А раз вопрос можно было задать лишь один, следовало отмести все самые неудачные и выбрать лучший. А из этих лучших позже выбрать самый лучший. Задача была непростая.

Не выспавшиеся, но на удивление бодрые и радостные, гурры с утра пораньше взяли семьи и направились в музыкальный зал. Поторапливать никого не приходилось. Все стремились попасть туда, как можно раньше. Семья Моа в полном составе вошла в переполненный зал. Все уже были на месте и выстроились в очередь, ведущую прямиком к предку. Толпа мерно гудела и шепталась. Волнение было сильнее, чем во время исполнения песен единства и законов. Они все рисковали получить ответы на вопросы, которые беспокоили их сильнее всего на свете. Как тут было не волноваться.

Марак, который стоял возле самого предка, заговорил во всеуслышание:

— Приветствую вас всех в это утро, мои дорогие собратья. Прежде чем мы начнем, я хочу вас предостеречь. Благодаря вашему слуху, вы все можете подслушать вопросы своих собратьев. Но задумайтесь, стоит ли это делать? Каждый из вас в своем Оро уже долгое время вынашивал какие-то вопросы, вы потратили время, чтобы выбрать самый важный из них. Это ваш вопрос, самый сокровенный и важный для вас. И даже если кто-то задаст тот же самый вопрос предку, от этого этот вопрос не потеряет свою значимость. Но наверняка многих их собственный вопрос, произнесенный кем-то другим, смутит и испугает. Услышав свой вопрос из говорла другого гурра, вы подумаете, что он глупый и праздный. А если предок на него не ответит, вы и подавно передумаете его задавать. Но правда в том, что роль может сыграть не только вопрос, но и личность вопрошающего. Так что лучше не подслушивайте. Но а если услышите свой вопрос, не торопитесь отказываться от него, если он для вас действительно важен.

Подходите, задавайте свои вопросы по одному в порядке очереди. Если мы досчитаем до пяти, но ответа не последует, значит, вам не повезло. Не расстраивайтесь и отправляйтесь в конец очереди. Желаю всем удачи.

Подслушивали все без исключения. Никакие предостережения не смогли сдержать любопытство гурров. Подобное событие происходило в их истории не каждый день, чтобы отказать себе в удовольствии узнать, какие вопросы волнуют братьев, родителей и даже старейшин.

Детей волновали вопросы, связанные с миром и их местом в нем. Они задавали вопросы простые в своем исполнении, но сложные в поиске ответов на них:

— Почему лед иногда белый, а иногда голубой?

— Почему у нас 4 глаза, но 2 уха?

— Почему у меня так много братьев?

— Почему кану дают так редко?

— Почему мы поем так редко?

— Почему все мои братья мальчики?

— Почему днем небо голубое, а ночью черное?

— Как появился черный лед?

— Когда я умру, я тоже попаду в черный лед?

— Почему дует ветер, но его не видно?

— Откуда берется мороз?

— Сколько лет я проживу?

Взрослые довольно часто повторяли вопросы детей. Это были те, кто в глубине своего Оро все еще оставался ребенком. Те, чья детская любознательность выжила в поединке с суровой действительностью. Но чаще их волновали более насущные вопросы.

— Нужны ли законы?

— У вас тоже были законы раньше?

— Как убить кхрока?

— Как истребить кхроков?

— Можем ли мы победить кхроков?

— Сколько нужно гурров, чтобы убить одного кхрока?

— Кто такие кхроки?

— Кхроки умеют разговаривать?

— Ты общался с моими родителями в черных льдах?

— Сколько лет можно жить на одном месте?

— Как стать лучшим охотником в племени?

— Смогу ли я после смерти смотреть на своих детей?

— Почему ты причиняешь боль, если до тебя дотронуться? Все предки такие?

— Как дольше прожить в белых льдах?

— Как истребить всех груков?

— Почему ты спустился сейчас?

— Как умер мой отец?

— Почему нужно умирать?

— Есть ли возможность вернуться в белые льды и прожить еще одну жизнь здесь?

Надо сказать, что далеко не все или, что более точно, почти никто не понял призыва задавать вопросы, рассчитанные на два варианта ответов «Да» или «Нет». Но, что более вжано, они задавали их со всей искренностью. Желание жить лучше, а умереть позже руководило вопросами взрослых гурров. Многие хотели узнать способ убить ненавистных груков и кхроков и желательно поскорее. И не в последнюю очередь их интересовало, что с ними будет после смерти. Хоть они и слышали по сотне раз миф о восхождении в черные льды после смерти, сомнения все равно терзали их Оро.

Моа шел одним из последних. Его вопрос, простой и наивный, ни кем еще не был произнесен. И хоть предок еще никому не ответил, надежда подогревала его волнение. Подойдя к предку, он остановился. Слова не хотели покидать его говорла. Марак одарил его успокаивающим ласковым взглядом. И Моа спросил:

— Почему, чтобы жить самим, нам нужно постоянно забирать чужие жизни?

1, 2… 5 секунд прошли, но ответа не последовало. Он обернулся и медленно побрел к остальным, кто так же не получил ответа на свой вопрос.

Последним к предку подошел Роно. Он колебался, но, наконец, спросил:

— Можно ли забыть что-то, если сильно этого хочешь?

И на это предок тоже ничего не ответил.

Несмотря на то, что ответов они не получили, многие чувствовали себя лучше некуда. Они испытали нечто вроде катарсиса. Вопросы, томившие и стенающие их долгие годы, были сказаны вслух. Они освободились от них, сбросив тяжкое бремя. Сами ответы были не так важны. Более того, многие даже боялись получить на них ответы, ведь ответ мог не совпасть с тем, как они привыкли думать.

И вот зал окатил благодушный голос Марака:

— Я выслушал ваши вопросы и будто прикоснулся к вашим Оро. Благодарю вас за это. Вы оказали мне большую часть. Мне стало понятнее, чем вы живете, ради чего и ради кого. Я знаю ответы почти на все вопросы, что вы мне задали, но не уверен в том, что вы готовы их узнать. Знание — величайшая сила во Вселенной и самая разрушительная вместе с тем, если оно достается разуму, который не может с ним совладать. Вы узнаете ответы, но не сейчас. А пока что я постараюсь как можно проще изложить цель своего визита.

Гурры удивленно озирались и смотрели друг на друга. Лица их небогатые на эмоции выражали крайнюю степень удивления. Они слышали голос Марака и он исходил из направления где тот стоял. Но складки говорла его не двигались, и сам он выглядел ошарашено. Кто же тогда говорил? Вскоре все стало ясно — предок позаимствовал голос старейшины и говорил с его помощью. Сам Марак молчал, словно утратив способность говорить. Предок продолжил:

— Начну с того, что представлюсь. Имя мне Ксаф. Я прибыл сюда не просто так. У визита моего есть важная миссия. Я спустился, чтобы возвестить вас о прибытии истинных богов и создателей всего сущего.

Понимаю, что слова мои могут прозвучать странно. До нынешнего дня все вы читали, что есть две формы существования сознания — гурр, который ходит по белому льду, и предок, который мерцает белым светом в долинах черного льда и освещает путь тем, кто все еще борется за свое существование там снизу. Однако истина куда более глубока и многогранна, как это обычно и оказывается. Белый лед являет собой лишь один из великого множества миров, разбросанных по черному льду. Число миров в его владении настолько велико, что вы не сможете его осознать. Не сомневайтесь и не задумывайтесь об этом. Просто поверьте мне на слово.

Не во всех, но в очень многих из миров, обитают свои «гурры». Они отличаются от вас внешне, но в своей сути похожи больше, чем вы можете представить, уж поверьте. Вся жизнь во Вселенной стремиться к одному и тому же — выживание и размножение, разнятся лишь способы. Кому-то Боги даруют Оро, как вам, например. И вы можете мыслить и передавать слова из поколения в поколение. Кто-то живет лишь для того, чтобы поддерживать стабильность экосистемы и ресурсы для развития владеющих Оро. Взять к, примеру, двенадцатилапов… Впрочем, это не так важно.

Носители Оро — вот величайшие из творений создателей. Они создали Оро, как бессмертную сущность, которая рождается в сознании смертного существа, и продолжает жить после его смерти. Получив опыт смертного, вечные находят в своем существовании особое значение и ценность. Я сам когда-то был смертным. В жизни смертного я познал все радости и горести, страдание и воздаяние. Когда меня не стало, я обрел невиданный ранее покой и просветление. Единицам удается достичь его еще при жизни. Но сейчас не об этом.

У Оро есть особое предназначение. Вы знаете, что предки освещают ваш путь на этом льду. И точно так же они освещают бескрайние просторы черного льда. Это нужно для того, чтобы в черных льдах можно было ориентироваться. Таким образом, создатели могут путешествовать по черному льду от одной яркой точки к другой.

Миллионы лет носители Оро рождались и умирали, их Оро отправлялись в черный лед и освещали самые темные его закутки. Однако с недавних пор все изменилось. Черный лед прекратил свой рост и обратил его вспять. Это значит, что в каждое мгновение времени пространства в черных льдах становится лишь меньше, а расстояние между предками сокращается. Это значит, что места там для тех, кто собирается умереть в ближайшем будущем, может не хватить. Иными словами, Оро после смерти не обретут вечную жизнь, а исчезнут раз и навсегда.

Напряжение возросло до предела, пока кто-то не выдержал:

— И что же нам делать? — выкрикнуло сразу несколько гурров. Остальные их поддержали, щелкая хвостами об лед.

— Не паникуйте. Именно поэтому я здесь. Создатели в курсе об образовавшейся проблеме и хотят найти для нее решение. В настоящий момент они путешествуют по черным льдам от одного мира к другому и общаются со своими созданиями. Они по-настоящему обеспокоены проблемой перенаселения, которую они же и создали, и ищут способы ее устранения.

После короткой паузы, которая приравнивалась тяжелому вздоху, Ксаф продолжил:

— Боюсь, что найти безболезненное для всех решение у них не получилось. Нет ни единой возможности остановить уменьшение черного льда. Забирать вечную жизнь у тех, кто ее получил, они также не решаются. Понимаете, забрать жизнь у смертного — меньшее из зол. Смертные рано или поздно погибают, так или иначе. Но забрать жизнь у вечного — это преступление против самой вечности. Поэтому наши великие творцы приняли решение — сократить число носителей Оро. Путешествуя от одного мира к другому, они пытаются понять, кому можно оставить Оро и допустить к вечной жизни, а кого от этой привилегии стоит избавить в силу его недостаточной развитости. Таким образом, вам, гуррам белого льда, дается возможность доказать самим создателям, что именно вы достойны носить Оро при жизни и после смерти. На подготовку вам дается один год. Через год ровно прибудут создатели, чтобы посмотреть, чего вы достигли.

Радоваться гурры не торопились. Они были, прямо скажем, шокированы полученными новостями. Какие еще создатели? Черный лед огромен? Другие носители Оро? Освещать черный лед, чтобы создатели могли там перемещаться? Доказать, что достойны жить вечно? Что это вообще все значит? До сих пор они жили в четкой и гармоничной структуре, которая была выверена многими поколениями. Живешь себе спокойно в белых льдах, стараешься, как можешь, чтобы прожить дольше, а когда приходит время умирать, встречаешь смерть храбро и радостно, поскольку впереди тебя ждет, ни много ни мало, вечная жизнь. Все предельно просто. Теперь же у них могли отнять Оро и вместе с ним жизнь после смерти. И что с ними тогда всеми будет? Как они смогут продолжать жить и радоваться жизни после этого? Привычный белый лед, оплот стабильности и надежды, дал трещину в одно мгновение.

— Я вижу, что вы растеряны. Но право. Давайте посмотрим на положительные стороны в данной ситуации. В первую очередь, вы одни из первых сможете встретиться с создателями. Это великая честь для вас. И, кроме того, у вас есть целый год, чтобы подготовиться и поразить их своими успехами. И еще у вас есть я, бессмертный Ксаф, который поможет и направит вас. Вместе мы добьемся многого, уверяю вас.

Энтузиазма у гурров не прибавилось. У них в смертной жизни и так хватало своих проблем. А теперь им еще нужно было решать новые, доказывать что-то кому-то, о ком они еще недавно и слыхом не слыхивали. Они с радостью бы отказались от данной им чести, если бы была такая возможность. Но на кону было слишком многое. Каждый из гурров хотел после смерти поглядеть на жизнь своих потомков. В этом они находили величайшее утешение. Похоже, что выбора у них не оставалось.

Глава 12. План действий

Хвосты поднимались и опускались со скоростью звука. Пожалуй, это было самое оживленное собрание за всю историю.

— 1 год, всего один год. И мы должны показать создателям, что мы достойны вечной жизни.

— Я думаю, что не стоит волноваться. Все-таки год — это долгий период. К тому же мы ведь не знаем, насколько сильно мы должны их впечатлить. За последние несколько лет мы добились неплохих результатов. У нас есть коллекция, чтобы обучать детей за закрытыми стенами и не подвергать их опасности. И у нас есть законы, которые также защищают многих от самих себя, то есть от глупостей, которые можно совершить, не подчиняясь законам.

— Я согласен с Буном. Времени еще много и не стоит пороть горячку. Однако я сомневаюсь в том, что создателей впечатлит наш уровень развития. Что их вообще может впечатлить? Что способно впечатлить тех, кто создал то, что испытывает впечатление?

— Ксаф, как много ты знаешь о создателях? — обратился к нему Марак.

— Не так уж и много если подумать. Я знаю, что они существуют с первого мгновения существования черного и белого льдов. Они всемогущи и всеведущи. Нет такой задачи, которую они были бы не способны решить, нет такого задания, которое они не могли бы выполнить, нет такого вопроса, на который они не знали бы ответа, нет такого…

— Замечательно! Похоже, что нет ничего, чем мы могли бы произвести на них хоть какое-либо впечатление. У нас нет шансов!

— Подожди, Васк. И не перебивай предка, когда тот говорит. Держи свои эмоции под контролем. Великий предок, продолжай, пожалуйста.

— Я больше не буду, — Васк виновато понурился.

— Нет такого обстоятельства, которое им не известно и нет такой судьбы, которую они не могли бы предсказать.

— Уважаемы предок, мы все поняли, что создателям мы и в подметки не годимся. Но что в таком случае мы, простые гурры, можем сделать, чтобы заслужить вечную жизнь?

— Никогда и ни за что вы не сможете сделать ничего, что могло бы поразить всеведущий интеллект создателей, — начал было Ксаф, вызвав волу негодования, мотиватор из него был не бог весть какой, — однако вы можете постараться и сделать все, что будет в ваших силах. Этого будет достаточно. Я вам в этом помогу. Перво-наперво стоит подумать о то, в чем вы по-настоящему сильны и развить эти идеи.

Тут старейшины стали перечислять свои достоинства:

— Мы отлично запоминаем слова и песни.

— Мы хорошо воспитываем наших детей.

— У нас прекрасный слух. Ничего от него не ускользнет ни на льду, ни под ним.

— У нас есть жилища и хранилища для еды.

— А еще коллекция.

— И законы.

— И мы отличные охотники.

Все напрягли свои Оро, пытаясь выудить в памяти свои сильные стороны, но больше ничего не находили. Возможно, и того что было хватит? Ксаф молчал. Тело его по обыкновению парило надо льдом и излучало ослепительный свет. Молчание его, наоборот, повергало во тьму. Казалось, ситуация была безнадежной. Через несколько минут размышлений он все-таки заговорил снова:

— Хорошо, я думаю, что у нас есть с чем работать. Возьмем, например, песни. В этом гуррам и правда нет равных. Однако до сих пор вы не использовали даже близко потенциал, дарованный вам создателями. Вы ограничились своим поселением. Но могли быисполнить песню единства для всех гурров, которые живут в белых льдах.

— Для всех? — прервал его Васк, который еще недавно обещал больше так не делать, — но мы даже не знаем, сколько всего гурров проживает в белых льдах.

— О, в этом я могу вам помочь. Сверху мне было все прекрасно видно. По моим подсчетам, учитывая всех недавно рожденных, вас здесь проживает всего 22 тысячи 583 особи.

Гуррам с трудом давались большие числа.

— Это как 22 ваших поселения сейчас и еще половина, — видя всеобщее затруднение, добавил предок, — если бы вы могли создать тангурр побольше, чтобы все могли спеть песнь «единства», объединяющую всех гурров, это было бы большим достижением.

— Прости, Ксаф, но как это вообще возможно? Даже если мы создадим такой огромный тангурр, то как мы соберем всех остальных? Мы живем на расстоянии друг от друга и сходимся лишь во время поиска подруг, чтобы найти себе партнеров для жизни и для рождения потомства. Как мы убедим всех собраться в одном месте и в одно время? — высказал свои сомнения Роно.

— Да, и еще где мы соберем столько чернолита, чтобы сделать из него тангурр подобных размеров? Мы с трудом сделали тот, что есть у нас в поселении. И лишь потому, что наткнулись на залежи чернолита, когда строили себе жилище.

— Я помогу вам с этим. Сверху я видел многое. Я знаю, где взять достаточно чернолита и у меня есть идея о том, как собрать всех вместе.

В следующие несколько минут предок рассказывал старейшинам о месторождении чернолита, скрытого подо льдами в 10 километрах от их дома. Его нужно было добыть. Это была непростая задача, поскольку его сковывал толстый прочный лед. Одно поселение потратило бы на это несколько лет. И его нужно было доставить. Тащить тяжелые куски на себе было непросто. А перетащить такие объемы на расстояние в 10 километров было еще сложнее. После их все нужно было обработать, и лишь после этого приступить к созданию инструмента. Настройка его была такой сложной, что на это уходило еще полгода. 7, может быть, 8 лет — на такой срок они могли бы рассчитывать при удачном раскладе.

— Работа пойдет намного быстрее, если вы будете работать все вместе. Я имею в виду, все 22583 гурра. Поэтому для начала нужно собрать всех вместе.

— А еда? Крыша над головой? Как мы будем жить все вместе? — спросил у предка Марак. С тех пор, как предок стал говорить его голосом, ему было неловко вмешиваться в обсуждения. Откровенно говоря, он чувствовал себя не на своем месте.

— Мы создадим город.

— Что такое этот «город»?

— Можно сказать, что это увеличенное по размерам поселение. В нем каждому хватит места для жизни, — Ксаф говорил об этом так легко и весело, как если бы они каждый день строили города. — Я расскажу вам как это сделать. А всех вместе мы соберем, если у нас будет общая цель. Предоставьте это мне. А пока давайте пройдемся дальше по списку. Вы говорите, что вы отличные охотники. Отличные то отличные, против этого я ничего не могу возразить. Но не лучшие. Есть те существа, которые могут соперничать в этом с вами.

— Мерзкие кхроки, — прозвучал голос Роно, пропитанный ненавистью.

— Да, кхроки. Кроме того, это не единственная причина, почему вы должны считать их за своих соперников. Есть еще один немаловажный фактор. У них тоже есть Оро.

— Быть такого не может! Вздор! — выкрикнул Роно с силой ударив хвостом по льду.

Все остальные тоже разделили его чувства, и пришли в негодование. Им хотелось рвать и метать. Как такое могло случиться, что существа, ненависть к которым они взращивали поколениями, обладали Оро. Немыслимо!

— Но как? Ведь они не умеют мыслить, не умеют говорить. Мы ни разу не слышали, чтобы они общались между собой. Как это возможно? — вступил Марак. Его голос, который больше не принадлежал ему одному, вызывал двоякое ощущение.

— Да, мы ни разу ничего такого не слышали, хотя сталкивались с кхроками неоднократно. — поддержали его остальные.

— Они общаются между собой такими звуками, которые недоступны для вашего восприятия. Поэтому вы никогда и не слышали, как они разговаривают.

— А ты? Как ты можешь их слышать?

— Предки лишены тел и вместе с тем ограничений, которые они несут. Я наблюдал лично, как разговаривают кхроки, речь их отличается от нашей, но они точно говорят. Сомнений быть не может. У них есть Оро.

Гурров сместили с пьедестала почета. Они всю жизнь считали себя самыми умными, единственными в своем роде, они всегда гордились своим феноменальным слухом, который позволял им проделывать трюки, которые другими и не снились. После слов Ксафа они не утратили свой разум и не стали слышать хуже. Однако они утратили свою уникальность, которой так гордились. Это было намного больнее.

— Предок, ты хочешь сказать, что создатель подарил им Оро?

— Да, все именно так. Но немного сложнее. Понимаете, создатели не даровали Оро всем по отдельности. Они создали Оро, безукоризненный и совершенный интеллект, не знавший себе равных. То была сущность по уровню знаний не уступающая самим создателям. И все же, несмотря на свое могущество, был в ней и изъян. Ее существование было лишено всякого смысла. Вот смотрите, вы рождаетесь и постоянно познаете мир от самого своего рождения и до самой смерти и даже после нее. Но если вы родились и уже знаете все на свете, чем вы будете заниматься? Ради чего жить? Тернистый путь к знаниям, который вознаграждает тебя за ошибки и победы, вот что наполняет жизнь смыслом. У Оро не было такого смысла. Поэтому оно разделилось на маленькие части и распространилось по мирам черного льда. Каждое существо, обладающее потенциалом, получило свою часть Оро. Сделав это, Оро утратил свою цельность, но вновь обрел способность изумляться новому.

Новостей для одного дня было более чем достаточно. Сложно было переварить и справиться с такой информацией.

— Тем лучше. Если у нас есть Оро и у них есть Оро, значит мы должны истребить их и показать, что только мы достойны им обладать, что наше Оро имеет больше прав на существование. Просто подумайте об этом. Ну, есть у них Оро. И что с того? У них нет ни нашего развитого языка, ни наших домов, коллекции, законов, ни наших хранилищ для пищи и наших песен. Они в своем развитии недалеко ушли от обычных животных. А еще их тела. Вы все его видели. Кхрока в нашей коллекции. Да они же просто не приспособлены для нормальной жизни. Они с трудом перемещаются по льду. Если бы не их способность летать, мы бы расправились с ними в два счета. Все что их спасает это то, что они живут высоко и летают над нашими головами, стреляют в нас, пока мы не можем их достать. Ведут себя как жалкие трусы. Истребили целое наше племя, пока все спали. Разве так ведут себя те, у кого есть Оро? Где моральные принципы? Где честь, достоинство, отвага, что являются проявлениями разума? Их нет! И все тут!

В общем, я не знаю какое там Оро им досталось, но очевидно это была его самая маленькая и дефективная часть. Иначе быть не может. Мы истребим этих проклятых кхроков, присвоим себе часть их Оро, и покажем создателям, чего мы стоим на самом деле. — Роно говорил быстро, хлестко, чеканя слова. Голос его был полон решимости и кровожадной враждебности. Настрой его был заразителен и быстро передался другим гуррам.

— Подождите. Не нужно так торопиться. Есть и другие способы доказать свое превосходство. Не обязательно для этого убивать их. Кроме того… — заговорил было предок, но гул голосов оборвали заткнул его. Порядок старшинства оборвался. Гурров больше не интересовали условности этикета. Они хотели вернуть себе свою уникальность. Ярость Роно не утихала.

— Не обязательно убивать говоришь? А как ты думаешь, что сделают создатели, когда прилетят сюда? Они прилетят, чтобы выбрать, кого из нас двоих убить. Это очевидно. Или ты думаешь, что значит «лишить нас права на вечную жизнь»? Вечно живет лишь наше Оро. Если нас лишат права на вечную жизнь, то и на жизнь в белых льдах у нас прав не останется. А жизнь без Оро — жалкое существование. Уж, лучше смерть! И если выбирать, кому эту смерть подарить, то я выбираю кхроков. И я не вижу причин, почему я должен считать как-то иначе. Ты ведь сам гурр или был им когда-то и должен понимать наши чувства. Так что нет никаких не обязательно. Мы должны и убьем их, это наш долг перед самими собой, перед нашими предками, что ждут нас в черных льдах и перед нашими детьми, которые должны будут туда последовать после нас. Мы убьем их ради нашего будущего.

Старейшины одобрительно защелками хвостами об лед. Они поддержали Роно единогласно. Все жаждали войны.

— Но вы не можете решать это за всех. Многие погибнут, в том числе много гурров, если вы решите объявить кхрокам войну. Подумайте, стоит ли решать все насилием. Подумайте о ваших детях, ваших подругах. Спросите их мнения об этом хотя бы.

— Многие погибнут и что с того? Пока у нас есть Оро и вечная жизнь в черных льдах, мы не боимся умирать. Мы даже окажем услугу кхрокам, подарив им вечную жизнь, пока создатели не рассудили иначе на их счет. Все от этого останутся только в выигрыше, — волю Роно было не сломить. — А ты, Ксаф, если будешь и дальше молоть эту чушь про ненасильственные способы, мы тебя запрем где-нибудь подальше и скажем, что ты покинул нас так же быстро, как и пришел к нам. По какой-то причине ты не покидаешь Марака. Вот и будешь вместе с ним заперт в мыслительной или еще где похуже. Может быть, ты и наш предок, но нам лучше известно, что творится на белых льдах и как нам лучше жить и поступать. Вот и решать будем мы.

Предок больше ничего не сказал в тот день. Он излучал все тот же яркий непроницаемый свет, но казалось, что мерцание его изменилось, в нем поубавилось былой радости.

На следующий же день старейшины собрали все поселение в музыкальном зале и озвучили им вести, которые узнали от предка. Они опустили некоторые подробности. К примеру, они не сказали остальным о том, что у кхроков есть Оро и что те общаются между собой. Они посчитали, что такое знание никак не пригодится гуррам на войне. Лучше пусть враг их будет неразумным и немым, как это было всегда. Пусть ненависть не встречает преград и не знает сомнений.

Они сказали лишь то, что им нужно объединится с другими гуррами, построить большое поселение и тангурр и истребить кхроков, чтобы раз и навсегда доказать предкам, что они лучшие охотники в этих белых льдах и других таких нет. Всех это вполне устроило. Гурры верили в то, что объединившись, они смогут без проблем одолеть кхроков, им ничего не угрожало, и обстоятельства были на их стороне. Только дети были слегка напуганы. Их Оро еще не окрепли настолько, чтобы ненависть их стала фундаментальной.

Предок не одобрял действия своих потомков, однако, как и обещал, рассказал лучшее место для построения города и также выдал местоположения других поселений. После чего Марака вместе с Ксафом все-таки закрыли. Из уважения к Мараку их поместили не в «мыслительную», а в одно из подледных помещений, которое раньше использовали для хранения еды, и которое долгое время уже пустовало. Предварительно туда лишь установили дверь потяжелее. Старейшины решили, что так будет безопаснее. Не хватало еще, чтобы предок стал распускать свое говорло или что у него там и поведал все детали племени. На такой риск накануне величайшей в истории войны они не могли пойти. К тому же предок уже сделал все, на что был способен. Он рассказал им, что их ждет в дальнейшем и помог найти решение. Больше от него ничего не требовалось. Марак такому решению не противился и сопротивления не оказал, однако и не выступил за него. Как и предок, он склонялся к пацифистскому варианту развития событий. Он не хотел войны и убийств ради убийств. Он был убежденным сторонником идеи об убийстве лишь во имя пропитания. Однако, как показала практика, большинство уважали и прислушивались к мнению старейшин, только если оно соответствовало их собственным убеждениям и взглядами. Следовало ему пойти вразрез, и старость сразу же становилась глупой, отсталой от жизни и ничего не смыслящей в современных реалиях, а, стало быть, и неспособной принимать разумные решения.

Роно так и сказал ему перед заточением:

— Марак, мы бездействовали столетиями, и посмотри, к чему это нас привело. Сотни гурров погибли от игл кхроков, и тысячи могут погибнуть в будущем, лишенные права на вечную жизнь. Ваше поколение не смогло справиться с проблемой. Значит, это сделаем мы. Оставайся тут с предком и ни о чем не беспокойся. Мы обо всем позаботимся.

Глава 13. Общий сбор

Действовать нужно было быстро. До прибытия создателей оставалось чуть меньше года, время поджимало. Старейшины это прекрасно понимали, но не могли друг с другом договориться о порядке действий. Драгоценные несколько дней были потрачены на бесконечные собрания и споры, после которых, наконец, они решили разбиться на группы, у каждой из которых было свое направление деятельности. Обеспечение, переселение, строительство, война. Роно вошел в военную группу. Из всех старейшин он был наиболее воинственно настроен и выказывал яркое желание уничтожить всех кхроков на белом льду. Помимо прочего, у группы военных действий была и особая задача — идеологическая работа, которую им нужно было провести, чтобы собрать все гурров вместе, убедить их действовать слаженно и подчиниться общей цели. Если у них не получится это сделать, о строительстве города можно будет забыть, как и о победе в войне. Они должны были в лепешку разбиться, но настроить всех на объединение. Для этого им нужно было отыскать поселения других гурров и выступить перед ними, привлечь на свою сторону других старейшин, чтобы за ними последовали остальные. Перед каждой из групп стояла грандиозная цель, но желание победить кхроков и войти в историю были сильнее страха провала. Все рвались в бой.

Роно, Буну и Ригу в составе своей группы нужно было обойти без малого 21 поселение. От 50 до 100 километров пролегали между ними. День или полтора в пути, знакомство с поселением, разговор со старейшинами. На одно поселение они отводили 2–3 дня. Они планировали справиться за 1.5 месяца со всем. За это время остальные группы должны были привести поселение в точку сбора и начать строительство. Таким образом, три члена военной группы планировали провести в своем собственном поселении последнюю ночь. Это была их возможность провести время со своими подругами и детьми, ведь еще не скоро собирались они увидеть их вновь.

Роно не сомневался в правильности своих действий. Сомнения и ненужные переживания были ему чужды. Он все для себя решил в ту ночь, когда он лежал рядом со своим убитым отцом. Еще тогда он твердо для себя решил, что кхроки заслуживают одной лишь смерти. События, которые произошли позднее, прибытие предка, планируемая встреча с создателями, лишь усилили его убежденность в том, что кхроков нужно было истребить. В кхроках он видел главную угрозу и проблему. Когда кхроков не станет, гурры наконец смогут зажить спокойно. Им не нужно будет больше следить постоянно за небом, ожидая удара с воздуха. Им не нужно будет больше избегать скал. Они станут полноправными властителями всего белого льда. Мысль об этом разжигала его решительность.

Дети облепили отца со всех сторон. Сора тоже была там. Его подруга. Она была единственной, кто поддержал его и понял, когда отца его не стало. После этого долгое время он не мог ни с кем общаться, дружить, довериться кому-то. Ни Лона, его мать, ни Клош, которого он считал лучшим другом, никто ему был не нужен. Тем более Клош. Если бы только он не спал в ту ночь и исполнил свое обещание пойти вместе с ними, все могло бы быть иначе. Долгое время он винил Клоша в том, что случилось. Потребовалось еще большее время, чтобы избавиться от этих мыслей, однако дружба с ним была потеряна навсегда. Когда пришла пора покинуть поселение и начать самостоятельную жизнь, Клош вместе с другими братьями покинули поселение. Больше он их никогда не видел. Сам он не захотел никуда уходить. Он видел свой долг в том, чтобы продолжить дело отца и занять его место.

Сор пришел из другого поселения к ним. Он был сильным, смелым, умным и мудрым не по годам. Мудрость его заключалась в терпении и деликатности. В первый месяц его пребывания в поселении они с Роно не общались. Новоприбывших поселили в отдельный дом, где они жили как одна семья, охотились и вместе принимали пищу. Впервые с Роно они заговорили во время экскурсии по коллекции. Роно с гордостью показывал коллекцию своего отца и особое внимание уделил последнему экземпляру — кхроку, погибшему от лап Каспа. Сор тогда сказал, что он тоже ненавидит кхроков, потому что они убили его мать и сделали несчастным его отца. С тех пор Роно и Сор стали хорошо ладить. Они обнаружили между собой много общего. Помимо ненависти к кхрокам, они оба увлекались биологией и анатомией живых существ, были хорошими охотниками, но предпочитали работать своей головой, оба они любили предаваться размышлениям и хотели создать лучший мир, в котором не будет изъянов. Так они сблизились, образовали прочную связь, а потом наступил период схождения.

Омо и Ромо с каждым днем подходили друг к другу все ближе на небосводе, пока в один день не объединялись друг с другом. Их встреча происходила каждые пять лет и длилась две недели. В течение этих двух недель в гуррах происходили необратимые изменения. Хвост Сора в ту пору стал сильно болеть и Роно целый день провел рядом с ним, пытаясь отвлечь и уменьшить его боль, но ничего не получалось. Когда день миновал, из фертильного отверстия в основании живота появилась яйцеклетка. Она была непригодна для оплодотворения и несла в себе лишь одно сообщение — Сор был готов стать матерью для детей. С тех пор его стали называть Сорой. А Роно открылась правда, которую родители скрывали от них.

Все гурры рождались на свет мужскими особями, и лишь некоторые из них превращались в женских в период схождения. Отношения друг с другом и семьи они строили не на любви. Такого понятия у них не было. Они строили союзы, основываясь на великом чувстве дружбы, надежности, преданности и верности, которую та несла. Общие интересы, взгляды на жизнь и цели — вот, что было основой для долговечного союза, в котором рождались и воспитывались дети. Таков был механизм, который сложился и развился эволюционно. В суровых условиях льдов они не могли полагаться на обманчивые страсти и строили семьи лишь с теми, в ком были уверены целиком и полностью. Любовь и излишняя эмоциональная привязанность могла сослужить лишь плохую службу там, где дети уходили из дому, едва им исполнялся один год, а мужья погибали на охоте раз за разом.

Первые несколько лет совместной жизни Роно и Сора посвятили себе. Вместе они охотились, а в свободное время обсуждали все на свете. Вместе они добывали новые экземпляры для коллекции и следили за сохранностью добытого ранее. Вместе они изучали внутренности живых существ, находя в них все новые и новые чудеса, вместе они обучали новое поколение гурров, рожденных в период схождения. Когда же наступил следующий период схождения они были готовы к тому, чтобы завести своих детей. Природа подарила им семеро крепких малышей. И вот все семеро вместе с Мамой окружали Роно, допытываясь у него о том, что там происходит на собраниях старейшин. Все они были расстроены тем, что отца не будет дома долгое время. Он был единственным и главным источником информации для них. И несмотря на строгость и жесткость отца, дети тянулись к нему и хотели заполучить его внимание и признание.

Моа тоже был там. Он, как и все не хотел, чтоб отец уходил, но больше его беспокоила цель его похода. Война. Он не представлял, что это такое и к чему это может привести, но даже так ему было ясно, что множество бессмысленных убийств и смертей не могли привести к чему-то хорошему.

— Отец, скажи, а нам, в самом деле, обязательно убивать всех кхроков и груков? Почему мы не можем жить так, как живем сейчас и все? — спросил он у Роно.

— Ты не поймешь этого, потому что слишком мал. Так что не задавай вопросов, веди себя хорошо и слушайся мать. Твой отец сделает все остальное.

— Ладно, — Моа отступил. Он не хотел досаждать отцу накануне его отбытия.

Прощальный вечер прошел очень быстро. Дети толпились вокруг Роно, просили его поиграть вместе с ним, рассказывали ему о своих успехах и достижениях. Сора тоже была там. Она ласково смотрела на своего друга и детей и знала, что будет скучать. Она верила в Роно и знала, что он вернется домой целым и невредимым, но все равно немного переживала. После преобразования в женскую особь Сора стала более чувствительной к подобным вещам. Видимо, мать детей должна была обладать повышенной восприимчивостью к угрозам, чтобы вовремя уберегать от них своих детей и друга. Но сейчас ее Оро говорило, что все будет в порядке, и она успокоилась.

Роно покинул дом рано на рассвете. Бун и Риг следовали за ним по пятам. Им нужно было двигаться быстро, чтобы к концу дня прибыть в первое поселение. По пути они вкратце обсудили план действий. Изначально они подумывали взять с собой Марака и предка в качестве доказательства своих слов, но после ряда размышлений отказались от этой идеи. Марак двигался бы слишком медленно. Все-таки возраст его уже не подходил для затяжных марафонов. А после некоторых расхождений с предком рассчитывать на его поддержку не представлялось возможным. Они могли и должны были полагаться лишь на свои силы и еще на то, что падение предка не могло остаться незамеченным. Наверняка другие тоже видели его, но не отважились подойти поближе.

Бун и Риг были вдвое старше Роно, но даже не думали от него отставать. Они были в самом расцвете своих лет. В том моменте, когда от молодости они взяли силу и ловкость, а от старости мудрость и дальновидность. Оба они были отличными охотниками и воинами, имели стратегическое мышление, лаконично выражались и всегда знали, чего хотели, вместе с ними Роно чувствовал себя намного увереннее.

Омо и Ромо бродили по небу, подходя друг к другу на близкое расстояние и разделяясь снова. Период схождения закончился несколько месяцев назад и с тех пор они отдалялись друг от друга все больше. Роно думал о том, какого это — приближаться к своему другу лишь раз в пятилетие. Было ли это для них большим сроком? Или, быть может, в рамках вечности подобная разлука казалась мимолетной? Кто знает.

Путешествие проходило спокойно. Несколько раз путь им преграждали подледные всухи, но они без особых усилий обходили их по касательной. Ледяная равнина казалась безжизненной. Основное движение происходило под ее поверхностью. Лишь ветер перекидывал туда-сюда смерзшиеся комья снега. Уже начало смеркаться, когда они подобрались вплотную к первому поселению. Оно отличалось от того, к чему они привыкли у себя дома. Вход преграждала плетеная зеленая дверь, свитая из корневища фухсы. Она была плотной и прочной, а также очень легкой. Ничего подобного они никогда раньше не видели. По всей видимости, гурры в этом поселении были не так просты, как можно было предположить. Роно аккуратно приоткрыл дверь и крикнул вглубь тоннеля:

— Приветствую! Нас зовут Роно, Бун и Риг. Мы пришли поговорить!

Какое-то время ничего не происходило, и Роно уже набрал воздуха побольше, чтобы прокричать приветствие снова, как дверь перед ним распахнулась и навстречу ему вылезла крупная голова, обтянутая зеленой тканью. Головной убор прочно сидел на макушке и спускался по затылку вниз, доходя до середины лопаток. Трое путешественников несколько удивились подобному виду своего далекого родственника, но не утратили своей решимости.

— Нас зовут… — Роно стал повторять приветствие.

— Я знаю. Роно, Бун и Риг. Я слышал. Меня зовут Карш. У нас все спят, так что потише. О чем говорить хотите? — привратник, очевидно, видел уже десятый сон и был разбужен внезапным визитом, отчего пребывал не в лучшем расположении духа.

Бун и Риг встали по обе стороны от Роно. Риг заговорил первым:

— Мы хотим построить поселение для всех.

— И объявить войну кхрокам и грукам, — дополнил его Бун.

Они произнесли эти слова и ожидали увидеть одобрительную реакцию со стороны их нового знакомого. Тот же в свою очередь усомнился в том, что он на самом деле проснулся.

— Вы что хотите? Какое еще поселение на всех? Война? Ребята, я думаю, что вы обратились не по адресу. Ступайте-ка вы туда, откуда пришли, а мне завтра на охоту вставать рано. Я пойду посплю. — он собрался уходить и чуть было не захлопнул дверь прямо перед носом у Роно.

— Предок спустился с небес. Мы несем его волю. Проводи нас к старейшинам своего племени, мы будем говорить с ними, — жестко и резко произнес Роно, лишая Карша права на возражения.

— Предка… Да, мы видели, как что-то упало прямо с черного льда. Значит это и правда был предок… Мы предполагали это, но не были уверены… Простите, я не хотел проявить неуважение. Пожалуйста, проходите и располагайтесь. А со старейшинами лучше поговорить завтра. У нас выдались тяжелые несколько дней, все крепко спят. Я пока отведу вас в комнату, где вы сможете отдохнуть и поспать, и принесу вам поесть.

Троица проследовала за проводником вглубь поселения. Внутри их встретили точно такие же плетеные двери, как и снаружи. На этом ее применение не ограничивалось. Она выстилала пол длинным ковром и была строительным материалом для стен. Роно подумал, что ему показалось. Но нет, стены тоннеля тоже были сделаны из зеленой ткани. Это было очень необычно.

Их проводили в комнату для отдыха и оставили одних. Спустя несколько минут Карш вернулся с угощениями. Перед гостями расположились три порции странного зеленого блюда желеобразной консистенции. Они не решились сразу притронуться к еде. Карш помолчал немного, после чего подумал, что стоит дать пояснения:

— Это «муак», наше лучшее блюдо. Мы готовим его из перемороженных внутренностей животных и сока фухсы. Попробуйте, очень вкусно.

Вкус был таким же странным, как и все в этом поселении. Роно в два захода проглотил весь муак, не особо пытаясь распробовать его.

— Спасибо за угощение. Когда мы сможем увидеть старейшин?

— Завтра утром я разбужу вас и провожу к ним. А пока что отдыхайте.

Он ушел, закрыв за собой дверь. За дверью он провел какие-то манипуляции, шурша веревками. Их закрыли на замок.

Глава 14. Жизнь и смерть

Племя Моа готовилось к переселению. Процесс этот был сложный и масштабный, многие путались и не знали, что им нужно делать. Старейшины и сами не знали этого, но не подавали виду.

Было решено проводить переселение в несколько этапов. Они не могли просто вывести всех на равнину и жить под открытым небом. В первую очередь был разработан макет будущего города. Инноваций в нем не было. У них попросту не было нужной квалификации, чтобы построить нечто столь превосходящее то, к чему они привыкли. Они даже количество жителей будущего города произносили с трудом. Не говоря уже о том, чтобы вести расчеты и прикидывать, сколько квадратных метров потребуется для каждого члена. Они просто увеличили их собственное поселение в несколько раз и надеялись, что этого будет достаточно. В конце концов, если каждая семья позаботится о доме для себя, то никто не останется без дома. Определенная доля логики в этом присутствовала.

Потом они подсчитали всех взрослых мужчин в поселении и поделили их на три равные группы, которые должны были работать посменно. Пока одна группа работала, другая охотилась и добывала пищу для всех, а третья отдыхала. Затем они менялись. Итого жизнь всех взрослых мужчин поделилась на три равных по времени этапа — путь на стройку, стройка, охота, отдых. Отдыхом чаще всего пренебрегали. Ради вечной жизни после смерти можно было немного и пострадать. К тому же общая цель сплотила гурров. До этого у них никогда не было подобного уровня слаженности. Все семьи жили хоть и вместе в одном поселении, но мало общались между собой и чувствовали себя разобщено. Принадлежность к большому поселению они ощущали лишь во время песнопений, общих сборов и разделения еды. Последнее происходило по принципу коллективного накопления. Всю добытую еду семьи отправляли в хранилища и забирали часть необходимую для пропитания своей семье. Остальную часть могли взять те, кому меньше повезло в охоте. Таким образом, они добились того, что еда всегда была у всех. И вот теперь занятые одним большим делом они перешли на новый уровень взаимодействия.

Строительство шло по плану. Жилые дома появлялись один за другим. Когда домов стало достаточно, часть племени переселилось на стройку. Там они поделились на внутренние смены охоты и строительства. Процесс пошел намного быстрее. Теперь им не нужно было тратить время на дорогу туда и обратно, и это время можно было вложить в строительство. По мере увеличения числа домов население нового города тоже увеличивалось. Гурры объединялись в целые караваны по 70-100 особей и перебирались на новое место жительства. Кхроков все не было видно. От этого напряжение во время таких переходов только возрастало. Неустанно верхние глаза гурров следили за воздухом. Казалось, что в любой момент в нем появятся серые точки быстро увеличивающиеся в размерах, но их все не было и не было. Месяц спустя половина племени уже обустраивалась на новом месте.

Семья Моа не торопилась перебираться. Возможно, дело было в том, что они жили в той части поселения, которая была дальше всех остальных от дороги в новый город. Или, что более вероятно, их удерживали на месте некие силы, внутренние позывы, которые подсказывали им, что если они все равно будут потом еще долгие годы жить на новом месте, то нечего и торопиться. Они хотели вдоволь насладится последними днями на старом месте, которое было так дорого для их Оро.

Дети пользовались тем, что половина домов опустела, и устраивали самые масштабные игры в своей жизни. Игровой площадкой для них служила добрая часть домов, где раньше жили другие гурры. Теперь они бегали по длинным подледным коридорам и прятались в пустующих домах, пытаясь застигнуть друг друга врасплох и напугать. Ничего веселее в жизни они еще не делали.

С позволения других старейшин Марака с предком выпустили из заточения и отправили жить в его дом. С момента своего заточения он стал менее разговорчивым и погрузился в себя. Говорили, что это предок на него так воздействует. Контакт с миром мертвых и все такое. И скоро слухи стали становится чем-то большим, чем просто слухи. Марак, всегда державшийся бодро и стойко вопреки всему, стал сдавать позиции. Он меньше двигался, меньше говорил, меньше общался со своими сородичами. Большую часть времени он проводил у себя дома, спал, общался с предком на ему одному известные темы, впадал в долгие размышления, и все повторялось по кругу. Ел он плохо, а ворчал все больше. Сора, видя перемены, что происходили со старейшим из гурров, направляла к нему своих детей проведать и поговорить с ним, поиграть. Она думала, что таким образом, они смогут вдохнуть в него немного жизни и развеселить его. Но это мало чем помогало. Дети были поглощены своими играми, а Марак не привносил в них никакого веселья. В скором времени они перестали к нему ходить. Лишь один Моа наведывался к нему каждый день и пытался вывести его на разговор. Он хотел получить у старейшины ответы на множество своих вопросов, но старец молчал, предок тоже не произнёс ни слова. Так прошло еще 2 недели, пока Марак наконец не заговорил:

— Ты очень похож на своего отца в детстве, Моа. Он в твоем возрасте тоже был очень любопытным и задавал мне много вопросов. К моему сожалению, я не мог дать ему ответы на многие из них, поэтому часто просто делал вид, как будто у меня есть дела важнее детского любопытства. Сам же я раздумывал над этими вопросами в одиночестве, но так и не мог найти на них ответы. Сейчас я смог их найти, но ответы не сделали меня счастливым. Порой я думаю, что лучше бы я умер в неведении… — голос его стал совсем тихим и прерывистым, — Предок был прав. Знания — это ужасная сила, особенно, когда они попадают в разум, неспособный их принять.

Война, которую затеял твой отец, не имеет смысла. Мы всегда жили в мире и гармонии с другими обитателями белых льдов, мы убивали лишь для того чтобы выживать самим, но никогда ради мести или личной выгоды. Нарушив такой порядок вещей, он лишь подаст плохой пример подрастающему поколения и сделает нормой то, что не должно было стать ей никогда и ни при каких обстоятельствах, — верхние глаза Марака закрылись, он фокусировался на одной точке перед собой, цепляясь за жизнь.

Воспользуйся знаниями с умом, не дай войне случится, — Марак произнес эти слова, и его не стало. Жизнь и смерть поменялись местами.

Моа не шевелился. Будто загнанный под лед, он не знал, что ему делать. Его Оро не хотело верить в то, что старейшина умер.

— Мне жаль, но он мертв, — раздался голос не так давно принадлежавший Мараку и только ему, — Действительно жаль. Он был невероятно способным. Если бы только у него было больше времени, он бы многого достиг. Но так уж случилось, что старые стареют, пока молодые взрослеют, и однажды старость берет свое. Так устроен этот мир. Не расстраивайся, Моа. Марак прожил длинную жизнь, которую можно было бы назвать счастливой. Здесь не о чем жалеть.

Моа смотрел на светящийся шар, и в Оро его звенела скорбная нота.

— Прости. Если хочешь, я не буду больше использовать голос Марака.

— Нет, оставь все как есть. Мне кажется, что он не возражал бы.

— Он попадет теперь в черный лед и будет там жить вечно, да?

— Да, — после секундной задержки ответил Ксаф.

— Хорошо. Мне нравился Марак. Я надеюсь, что он будет счастлив.

— Что ты думаешь о войне, которую начал твой отец? Что бы ты стал делать, если бы у тебя появилась возможность все исправить?

— Я согласен с Мараком и думаю, что в ней нет смысла. Но я не знаю, как можно переубедить отца и всех остальных. Я не смогу на них повлиять.

— Ты не сможешь это один. Но я могу тебе помочь.

— Как?

— Я дам тебе знания, конечно. Но для этого нужно, чтобы ты согласился впустить меня в свое Оро и стать со мной единым целым. Таким образом, я смогу передавать тебе знания не только словами, но и в виде звуковых и зрительных образов. Так будет намного быстрее и эффективнее.

— Вы с Мараком тоже так делали?

— Да, мы заключали с ним такое же соглашение.

— Хорошо, я согласен. Если это необходимо.

Моа ощутил странное шевеление в черепной коробке, по телу его прошла волна напряжения, как будто кто-то ощупал его с ног до головы крепкими пожатиями, после чего он почувствовал нечто новое. Теперь предок, находящийся в паре метров от него излучал не только свет, но и тепло. Он чувствовал, как оно переливалось в пространстве и волнами окатывало его.

— То, что ты чувствуешь — это наша с тобой связь. Чем сильнее она, тем больше тепла ты ощущаешь. Чем слабее, тем меньше, соответственно. Связь двусторонняя. Это своего рода энергетический обмен. Понимаешь, я как бы создал для нас свой участок пространства, в котором мы можем обмениваться мыслями. Но стоит нам его покинуть, и мы больше не сможем этого делать. Поэтому нужно держаться рядом друг с другом.

Сознание Моа озарил яркий образ. Он увидел их с предком со стороны, вокруг них сформировалась ярко-желтая сфера с обведенным черным контуром окружностью. И он услышал голос в своей голове. Голос предка сказал ему, что так выглядит их связь.

— И что теперь? — сказал Моа, но не услышал звука собственного голоса. Он обратился к предку при помощи мысли.

— Мы пойдем к кхрокам. Я буду твоим переводчиком.

— Переводчиком? Что это значит?

— Я буду переводить с твоего языка на их и обратно. Таким образом, вы сможете друг друга понимать и общаться друг с другом.

Моа источал неуверенность:

— Предположим, что мы и правда сможем общаться друг с другом с твоей помощью, — недоверчиво начал Моа, — Но о чем мы с ними будем говорить?

— Я чувствую твое сомнение. Не переживай. Мы найдем, о чем с ними поговорить. Главное установить контакт. И здесь у нас с тобой есть небольшая трудность. Дело в том, что я еще не знаю их язык. Мне нужно время, чтобы его выучить. И сколько на это уйдет, я точно не знаю. В среднем 2–4 недели в зависимости от сложности языка. Я бы мог подключиться к сознанию кхрока напрямую и узнать все тонкости языка практически мгновенно, но я не могу сделать этого без разрешения. А для того, чтобы его получить, мне нужно знать язык. Так что придется немного подождать.

— Я не понимаю. То есть ты предлагаешь отправиться к кхрокам, не имея возможности общаться с ними? Да они нас просто убьют. Это все равно, что совершить самоубийство.

— Не убьют. Поверь мне на слово.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

— Просто я знаю это. Доверься мне и следуй за мной.

Моа не верил в слова предка и с трудом принимал их. Предок чувствовал это через их ментальную связь, но не говорил об этом. Это не было тем, на чем следовало акцентировать внимание. Им предстояло совершить еще немало дел.

— Что мы будем делать с Мараком? — спросил Моа.

— Оставим его здесь. Кто-нибудь найдет его и совершит обряд воздаяния. Не переживай по этому поводу. Марак прожил достойную жизнь и уйдет с почестями. Сейчас же мы должны исполнить его последнюю волю и не дать войне произойти.

Братья Моа обнаружили тело Марака у него дома. Предка и Моа нигде не было видно. Они обыскали все соседние дома и долго звали его, но на зов так никто и не пришел. Сора пыталась его найти самостоятельно, подо льдом и на поверхности, но так никого и не нашла. В конце концов, она оставила попытки. Как известно, матери гурров не любили своих детей в прямом смысле этого слова. Любовь отсутствовала в лексиконе и биологии гурров. Слишком сильная эмоциональная привязанность к детям, которые проводят в родном доме чаще всего один год, а потом покидают его, была бы мучительной. Поэтому природа не наделила их способностью любить. Она испытывала легкое переживание и надеялась, что с ее сыном все будет в порядке, но не более того. У нее было еще шестеро детей, о которых следовало позаботиться, и предстоящее переселение.

Предок не соврал. Марак получил обряд воздаяния достойный своей жизни и уважения, которого он добился в племени. Ночью, когда предков было особенно хорошо видно, его вынесли на равнину. Сотни гурров обступили его тело вокруг и устремили свои взоры в черное небо. Они знали, что Марак уже находится там, среди предков, и наблюдает за ними. Все, что им нужно было сделать — это выразить свое почтение. Своими сильными хвостами они сделали девять громких ударов по льду. Каждый из них видел своего Марака в ночном небе. Каждый из них в своем Оро сказал свои собственные прощальные слова старайшине. После чего они развернулись и ушли. Считалось, что белый лед даровал физическое тело гуррам и после смерти должен забрать его обратно. Разлагалось ли оно само под воздействием внешних сил или становилось частью других живых организмов — это не имело значение. Тем или иным способом, белый лед забирал то, что принадлежало ему.

Глава 15. 21 поселение

— Ловко ты придумал сказать, что мы пришли передать волю предка, — обратился Бун к Роно. Риг молчал, но своим видом выражал ту же мысль.

— Иначе они не стали бы нас слушать. И даже так не обольщайтесь. Придется потрудиться, чтобы они прислушались к нам. Достаточно только посмотреть, как они живут, — Роно указал в сторону плетеной зеленой двери, — и сразу становится понятно, что мы очень отличаемся друг от друга. Откровенно говоря, мы недооценили их. Я сам думал, что мы многого добились и намного обогнали другие поселения, но, по всей видимости, я заблуждался. Так или иначе, на нашей стороне два преимущества. Предок и вера в истинность их решений. И то, что объединяет всех гурров на белом льду — жгучая ненависть по отношению к кхрокам. Если мы правильно разложим факты, уверен, что у нас получится переманить их на нашу сторону.

— Мы с Буном поддержим тебя и подтвердим все твои слова. А пока что давайте попробуем восстановить силы и поспать. День был не простым. Чтобы проявить настойчивость на переговорах, нам потребуется много энергии.

Троица спала ночью плохо. От каждого постороннего шороха верхние глаза открывались и оценивали обстановку, потом закрывались снова. Сон от этого не прерывался, но становился менее крепким.

Утром послышался шорох, который разбудил их. Карш принес им завтрак. На этот раз блюдо больше походило на привычную еду. Им подали три длинных пфора. Угощение было излишним. Чтобы наесться каждому было достаточно и трети от одного червя. Судя по всему, в поселении хотели оказать гостям роскошный прием, или, что больше похоже на правду, показать им, как они преуспели, что могут позволить себе расточительство в еде.

Привычного отверстия в полу не было. Твердые лапки пфоров они сложили в кучу, рядом положили недоеденные части. Они не привыкли есть больше, чем им было нужно, и сейчас не собирались нарушать собственные правила. Карш посмотрел на все это с неудовольствием, но ничего не сказал.

Их повели сквозь все поселение. Оно было необычным. Повсюду их встречали зеленые плетеные двери. И более того многие стены были сделаны из той же ткани из нитей большего диаметра. Целые стены. Немыслимо. Надо полагать, они образовали свое поселение на месте крупных зарослей фухсы и приспособили то, что осталось, под свои нужды. По пути им встречались гурры этого поселения. Всех их отличали одежды из фухсы. Чаще всего это был головные уборы разных форм и размеров. Иногда попадались шарфы, браслеты и пояса. Было не понятно, для чего они служили. Гурры с их густым и плотным мехом не нуждались в дополнительной защите от холода. Вероятно, одежда выполняла социально-различительные функции.

Комната для совещаний, куда их привели, больше была похожа на музыкальный зал своими размерами. Потолок в несколько метров высотой, свободное пространство около сотни метров в длину и пятьдесят в ширину. Там их уже ожидало все поселение. Наверное, их хотели поприветствовать, как особых гостей. Смутное чувство тревоги появилось у Роно и его компаньонов. Карш вывел их на небольшое возвышение в дальнем конце зала и удалился. Толпа гурров, собравшаяся в зале, притихла и чего-то ждала. Вдруг в глубине зала открылась еще одна дверь и из нее в сопровождении свиты вышел гурр, облаченный в ткань с лап и до головы. Лишь небольшой участок лица его и кончик хвоста виднелись из-под ткани. Все остальное было закрыто. Он шел по залу под бурные пощелкиванияхвостами. Публика приветствовала своего правителя. Он поднялся на импровизированную сцену, поклонился подданным и призвал их к тишине. Щелканье хвостов тут же прекратилось.

— Я Йоф Третий, — величественно и гордо произнес тот, чье говорло было скрыто под тканью.

Роно, Бун и Риг представились. Они были несколько растеряны и не знали, к кому обращаться. К Йофу или ко всем гуррам поселения сразу. Так что они встали вполоборота и обращались как бы ко всем.

— Уважаемый Йоф Третий, мы не знаем, какие у вас тут порядки и я не хочу показаться грубым, но мы думали, что поговорим с вождями или, вождем племени, — он быстро поправил себя, — наедине.

— У нас не принято хранить друг от друга секретов. Наше общество строится на безоговорочном доверии к вождю, которого невозможно будет достичь, если он будет что-то скрывать от своего народа. Вы можете говорить все, что хотите при всех, мы будем рады вас выслушать.

Троица переглянулась между собой. Что ж, выбора у них не оставалось:

— Достопочтенный Йоф Третий и вы все, мы пришли сюда, чтобы передать вам волю самого предка, который не так давно спустился с небес по счастливой случайности оказался недалеко от нашего поселения. Вы наверняка помните, видели это своими глазами или, по крайней мере слышали. Громкий удар, ледотрясение, а после зеленая дымка, которая образовала в воздухе плотную завесу.

Йоф кивнул, и по толпе пробежала одобрительная волна. Они знали, о чем была речь.

— Предок спустился с предупреждением, — Роно, не размениваясь на формальности, рассказал историю, которую поведал им предок, внеся в нее некоторые изменения. В частности, это предок наказал им убить всех кхроков и груков, чтобы доказать свое превосходство над ними. Строительство города и создание огромного тангурра были попутными второстепенными задачами. Уничтожение врага ставилось во главу угла.

— Хорошо, мы выслушали вас. А кто будет править в новом городе? — произнес Йоф ровным голосом, будто бы и не слышал новостей о создателях и о том, что, возможно, в скором времени все гурры утратят свое право на вечную жизнь после смерти.

— Простите? — озадаченно переспросил его Роно.

— Вы собираетесь построить новый город и объединить всех под одной крышей. У каждого племени есть свои правители, которые привыкли править в своих землях. Как вы собираетесь удовлетворить всех из них?

— Мы, право, не задумывались об этом, — Роно немного опешил, но быстро понял, куда клонит Йоф Третий, — однако я думаю, что мы выберем самого достойного, справедливого и умного правителя из всех.

Он говорил это, глядя на Йофа в упор, ясно давая понять, что самым умным, справедливым и достойным правителем вполне мог стать он. Власть их не интересовала. Они преследовали лишь одну цель — победить кхроков.

— Я вижу, что мы друг друга отлично пониманием, — ласково отвечал Йоф, — но что скажут остальные правители поселений?

— Мы не можем вам этого сказать, я не стану это скрывать и лукавить. Мы еще не общались с другими поселениями и не знаем, что происходит в них, но мы можем уверять вас в том, что выбор нового правителя или правителей будет осуществляться максимально честным способом и наверняка у такого честного правителя, как вы, будет весомое преимущество.

Йоф погрузился в размышления ненадолго и вновь заговорил.

— Что думаете, мои верные подданные? — он обращался к своему народу, — вы хотите объединиться с другими поселениями, чтобы раз и навсегда уничтожить кхроков и сохранить свое право на вечную жизнь?

— Дааа! — хором закричали все присутствующие в зале гурры и Роно, Буна и Рига едва не сбило с лап образовавшейся звуковой волной.

— Тогда мы пойдем с вами и будем воевать вместе с вами. Но у меня есть несколько условий.

— Конечно, — соглашался Роно с видом деланной покорности.

— Мы хотим, чтобы наша часть города была построена по нашим лекалам. Вы видели, как мы живем. И мы не хотели бы это менять. Пусть в нашей части города стены и двери будут сделаны из фухсы. Мы возьмем это на себя. Вам лишь нужно будет не мешать нам. Это первое.

И второе. Я хочу, чтобы после избрания меня в правители, все стали носить одежды из фухсы подобно нам. — закончил короткий список условий Йоф. Похоже, что он не сомневался в том, что новым правителем города станет именно он.

— Мы принимаем ваши условия, — не раздумывая ответили трое посланцев.

— В таком случае мы прибудем на место через 3 недели. И еще 3 недели нам потребуется на строительство своей части города.

— Договорились, мы будем ждать, — выдохнул с облегчением Роно.

Йоф предлагал задержаться в их поселении еще на день другой и посмотреть, как они живут, но гости отказались. Однако попросили Йофа кое-о-чем другом — выделить одного из лучших своих подданных, чтобы тот отправился вместе с ними в путешествие в качестве доказательства воли Йофа и подтверждения того, что его поселение согласилось присоединится к городу.

Йоф со своей легкой лапы выдели им уже знакомого Карша. Тот был не слишком доволен, потому что уже давно хорошо не спал, но отказываться не стал. Все вместе они отправились в путь незамедлительно. Впереди их ждали еще 2 десятка других поселений, куда они должны были наведаться. Выходя из каждого последующего поселения, их группа становилась больше на одного члена.

Второе поселение на их пути встретило их богатым убранством помещений. Гурры там видели особую ценность во всем, что сверкало и блестело. Они украшали свои дома осколками камней, которые находили во льдах, осколками панцирей других существ, кристаллизованными растениями и цветами и даже конечностями других животных, которые под воздействием сильных морозов и ветров превращались в подобие стекла. Чем дольше жил гурр в этом поселении, тем больше его дом обрастал украшениями. В домах самых старых жителей не было видно голого места на стенах. Естественно, они попросили все это сохранить и перенести с собой на новое место. Больше их ничего особо не беспокоило. Материализм завладел ими на все времена.

Третье и четвертое поселение были похожи между собой. Они располагались относительно близко друг к другу. Их жители регулярно обменивались друг с другом продуктами, полезными вещами и детьми, которые продолжали род. За несколько поколений они стали друг другу практически родственными. Потребовалось убедить одно поселение присоединится к городу, и второе приняло такое же решение автоматически. Друг без друга они уже не могли представить свою жизнь. Кроме того, их опыт ведения дел и обмена товарами подсказывал им, что от близости других племен они только выиграют.

Пятое поселение было надледным. По крайней мере, половина его находилась на поверхности и была прикрыта большим куполом из льда и снега. Такое решение строительства было обусловлено чрезвычайной плотностью льда. В какой-то момент они сдались и решили оставшуюся часть возвести на поверхности. Из-за такого решения им пришлось отказаться от индивидуальных домов. Все жили на большой территории вместе друг с другом. Свои личные зоны они огораживали небольшими валунами из льда. На площади в 300 квадратных метров можно было наблюдать около трех десятков кругов, в которых ютились гурры. Когда они услышали, что в новом городе у каждой семьи будет свой собственный дом со стенами, они согласились на переселение не раздумывая.

В каждом без исключения поселении они находили нечто особенное. Мысль о том, что они являются передовым поселением и многим превосходят всех остальных, разбилась в пух и прах. В каждом были свои особенности, свои мудрецы, свои изобретатели, ученые, новаторы, свои двигатели культуры и прогресса, которые толкали его вперед. В каждом был свой аппарат власти, который руководил действиями всего поселения. Роно, Ригу, Буну и всем, кто присоединялся к их миссии, пришлось пережить за месяц настоящий культурный шок, который произвел на них неизгладимый эффект. Казалось, что всю свою жизнь они просто спали и только после встречи с другими культурами смогли выйти из сна и увидеть мир таким, какой он был на самом деле, со всеми его премудростями и тонкостями, со всем его мельчайшими деталями и механизмами. И если раньше, они видели главный смысл объединения в создании мощной армии, то теперь они больше задумывались о том, что им даст культурный обмен и каких высот они смогут добиться все вместе. Это воодушевляло их и заставляло двигаться вперед.

Реакция на рассказ о предке, создателях, строительстве города и войне в большинстве случаев была одинакова и оттого предсказуема. Гурры не удивлялись подобному раскладу. Мысль о войне разжигала их готовность на перемены. Единственное, что они не хотели утратить то, что для них было важно. Вечная жизнь, победа над кхроками, знакомство создателей — это были далекие и расплывчатые цели, которые меркли на фоне желания сохранить ту жизнь, к которой они привыкли. Обладая отличной политической чуткость, Роно готов был пойти на уступки и обещал всем, что у них останется их самобытность. Дать такое обещание ему ничего не стоило. Уж если они собирались построить целый город с ноля, и каждое поселение отстраивало свою собственную его часть, то им ничего не мешало сделать ее по своему усмотрению. Главное, чтобы были созданы все необходимые пути сообщения с другими поселениями, и все они были объединены одной системой проходов. Иначе в этом городе не было бы никакого смысла. Но это была небольшая проблема.

Прошло чуть больше месяца. Надо сказать, они многого добились за прошедшее время. Уходили втроем, а вернулись в составе группы из 24 гурров. Это уже о чем-то да говорило. Встретили их в новом городе, как настоящих героев, накормили, расспросили обо всех их путешествиях и отправили отдыхать.

Сора была радостна при встрече, но казалось, что ее что-то беспокоило. Так оно и было. Она не хотела портить праздничный вечер, но все-таки поведала своему другу о смерти Марака и загадочном исчезновении предка и Моа. Безмятежное легкомыслие, подогретое чувством собственного превосходства, тотчас же сменилось на гнев. Он уже начал было сомневаться в том, что война необходима, но видят предки, они сами напросились. Ошибки быть не могло. Кхроки отняли у него отца, а теперь и сына. Пощады не будет. Война неизбежна.

Глава 16. Кхроки и груки

По бело-голубому настилу перемещались две точки, регулярно сливаясь с поверхностью. Путь их лежал в края, которые гурры уже давно решили избегать. Они направлялись к Черному когтю — главному гнездилищу кхроков. Скалу они заметили еще издалека. Все черные объекты в краях, где все состоит из белого льда, моментально приковывали внимание. Черная точка появилась и мозолила глаза, но не торопилась увеличиваться в размерах. Идти нужно было долго. Моа был молод и энергичен, для него это не составляло труда, и все же он предпочел бы прогулку короче. Предок не известно за счет чего передвигался в принципе, но судя по всему усталости не испытывал и не знал ее, как явления.

Они передвигались молча. Некоторая неловкость повисла между ними. Моа в силу своего юного возраста не знал о чем говорить с существом столь древним. Предок сам по себе не спешил начинать разговоры. Этого и не требовалось. Сейчас у них была другая цель, к ней они и шли, все остальное имело мало значения.

Моа не раз слышал легенды Черном когте, но одно дело слышать, а другое дело видеть. Раньше он представлял скалу поменьше. Чаще всего он думал о ней как о большом камне, который лежал на льду, и по размерам был в 10–15 раз выше среднего гурра, не более. На деле скала уходила ввысь на несколько сотен метров и своим массивным черным силуэтом оказывала психологическое давление на всех тех, кто не привык к подобным видам.

— У нас есть какой-то план? — заговорил Моа. Тишина вблизи такого места пугала его. В голосе предка он искал успокоения.

— Смотри внимательно и скоро все увидишь.

— Куда смотреть? — непонятливо переспросил Моа.

Вскоре он понял, о чем говорил Ксаф. От верхнего края скалы оторвались с два десятка мелких точек, которые увеличивались в размерах на глазах. Пропустить такое зрелище он не смог бы при всем желании. В то же мгновение острое желание развернуться и побежать изо всех сил накрыло его. И он почти было поддался инстинкту, когда ровный голос предка в его голове приказал ему успокоиться и не делать никаких резких движений.

«Мы должны встретить кхроков с достоинством и показать, что настроены невраждебно. Веди себя спокойно и не поддавайся панике. Если все сделаешь правильно, ничего не случится. Я гарантирую», — прозвучал голос предка прямо в сознании.

Кхроки опускались все ниже. В первой фазе полета они сворачивались в трубки, что позволяло им развивать высокую скорость пикирования. Когда до льда оставалось метров сто, они распрямляли свои большие дископодобные тела и медленно планировали, опускаясь так до самого льда. Лучше всего они себя чувствовали в воздухе. С посадкой и перемещением по льду у них были явные проблемы.

Моа смотрел во все глаза. Если бежать ему воспрещалось, то смотреть никто не запрещал. Вся его мыслительная энергия была сосредоточена в обработке зрительной информации. Он улавливал каждое небольшое движение кхроков, каждое покачивание в порывах ветра, он видел их всех и сразу, и мог рассмотреть каждое колыхание на их переливчатых зеркальных животах. Он видел, как в маленьких чешуйках отражается изогнутый горизонт. Это было завораживающе. Была в этом какая-то особая красота. Близость предполагаемой смерти наполняла реальность повышенной значимостью.

Кхроки упали все разом и размазались по льду. Звук их приземления был похож на громкий шлепок. Они медленно поднялись на непропорционально тонких лапах, выглядящих не слишком надежно. Бежать стало некуда. Плотная стена из кхроков окружила Моа с предком.

«Не волнуйся и просто смотри» — где-то в тумане сознания прорезался голос Ксафа.

Кхрок приближался. Он неловко протягивал одну лапу вперед, потом другую, потом подтягивал свое округлое тело. Двигался он медленно, но уверенно. Бояться ему было нечего. Все обстоятельства были на его стороне.

Подобравшись на расстояние в несколько метров, он остановился. Тело его стало разделяться на две половины. Моа слышал об этом раньше и знал, что за этим должно последовать. Все его существо кричало ему «Беги, спасайся, выживи, во что бы то ни стало!!!».

«Не нужно» — заглушал голос разума предок.

Из прорези в теле кхрока показалась белая костяная игла. Она смотрела прямо на Моа. Он ощутил зудящее напряжение в промежутке меж четырех своих глаз. Одно попадание — одна смерть. Однако игла опустилась ниже и после совсем выпала на лед. Она была длинная и острая, но без своего хозяина-орудия она не представляла опасности.

Кхрок, лишившийся своего единственного оружия, весь дрожал. Прорезь в его теле вибрировала. Рваные ее края сходились и расходились друг с другом. Казалось, что он выдыхает воздух через плотно сжатые губы. При этом от него не исходило ни единого звука.

— «Что он делает?» — спросил мысленно Моа у Ксафа.

— «Пытается нам что-то сказать» — спокойно ответил тот.

— «Но я ничего не слышу».

— «Ты и не сможешь, пока он не настроится на твою частоту. Зато я слышу. Кажется, он пытается сказать, как его зовут. Дай мне минуту».

Моа переключил внимание на остальных кхроков. Все они обнажили стрелы в своих телах и направили их в сторону незваных гостей. Очевидно, их вожак сделался уязвимым, лишив себя оружия, и все остальные были нужны там, чтобы его прикрывать. Под прицелом двух десятков заостренных игл Моа чувствовал себя крайне некомфортно. Он не знал, чем занимается предок, но надеялся, что он разберется с этим поскорее.

— «Понятно, да, да, хорошо, ясно, мне тоже, я тоже, да, мир, Моа», — сознание предка транслировало разные слова в общее инфаполе, но они не были адресованы непосредственно Моа. Неужели он говорил их кхроку?

Минуту спустя предводитель кхроков опустился до самого льда и подхватил свою иглу. Она спряталась в его теле, словно никогда не покидала его, и они начали готовиться к отлету. Для взлета им требовалось пространство. Медленно они растягивались по льду, набирая дистанцию меж собой. Когда условия для взлета стали подходящими, они быстро и мощно замахали крайними складками своих тел. В воздух поднялась снежно-ледяная взвесь, Моа прищурил глаза и старался не дышать. Когда кхроки уже были высоко в небе, снежная пыль, наконец, осела и можно было увидеть, как два десятка летающих дисков, делая размеренные симметричные взмахи, удалялись в направлении верхушки скалы.

— «Что это было? Вы разговаривали?» — Моа спешил узнать, что происходит.

— «Да. Он сказал что его зовут Сииэ. А меня он назвал Ууукутуком. Я не уверен, что это значит. Но мы получили приглашение войти»

Войти? Куда войти? Что это вообще все значит? У Моа было множество вопросов, но он стеснялся задавать их предку. Ксаф постоянно говорил таким тоном, как будто сама суть вопроса ему не понятна, ведь все и так было предельно ясно. Моа не хотел перебарщивать с вопросами, чтобы предок не счел его несмышленым и не пожалел о том, что именно его взял с собой.

Что-то появилось у самого основания скалы. Несколько блестящих точек отразили солнечные лучи и двигались прямо на них, наращивая скорость с каждым пройденным десятком метров. Моа не верил своим глазам. Только они избавились каким-то чудом от кхроков, как теперь груки торопились встретиться с ними. Они тоже хотят поговорить или что им нужно?

«Они проводят нас внутрь» — Ксаф прочитал мысли Моа и ответил на его вопрос до того, как он его сформулировал.

Их было пятеро. Они разогнались до предельной скорости, а теперь изо всех сил пытались ее сбросить. Моа инстинктивно стал поглядывать в сторону, готовясь сделать решительный рывок на уклонение. Но этого не потребовалось. Отряд груков, построенный по принципу клина, остановился в нескольких метрах от них.

Моа просто наблюдал и не вмешивался со своими пустыми вопросами. Он впервые видел, как груки действовали в группе и впервые слышал, как грук общается. Не то постанывая, не то издавая какой-то свист, он явно обращался к ним с предком.

Череда слов снова пронеслась в голове Моа. Судя по всему, предок и с ним смог найти общий язык. Продолжался диалог между расами не более двух минут. После чего груки развернулись в обратную сторону и медленно стали набирать скорость.

— «И что теперь?»

— «Мы должны проследовать за ними. Они покажут нам свой дом»

— «Я не понимаю, груки что теперь выполняют указания кхроков?»

— «Ты и правда не понимаешь. Нет никаких «кхроков» и «груков» по отдельности. Есть только «кхроки» или только «груки», как тебе больше нравится. Они принадлежат к одному виду. Скоро ты все и сам увидишь».

Моа пребывал в легком шоке, но решил, что задавать вопросы себе дороже и пока лучше взять тактическую паузу, чтобы все обдумать. К тому же груки двигались стремительно и совсем не собирались притормаживать. Ему приходилось вкладывать все силы в бег, чтобы не отставать от них.

Они приблизились к скале. Вблизи она выглядела еще более внушительно. Казалось, что она вот-вот упадет кому-нибудь на голову, и его больше никто не вспомнит. Но она стояла ровно, как и миллионы лет до этого.

Груки выстроились в колонну. Двое зашли за спину, чтобы не дать никому передумать, трое остались впереди. Через узкий проход в скале они могли пройти только таким строем. Цепочка вытянулась вперед и проскочила расщелину в скале за минуту. Она была узкой, но не очень длинной. Перед ними открылась поляна, застланная снежным ковром.

«Неужели та самая, где многие поколения назад кхроки безжалостно убивали гурров?», — думал про себя Моа. Предок слышал его мысли, но не торопился как-либо это комментировать.

Миновав поляну, они зашли в пещеру. Моа, конечно, и раньше жил подо льдом и замкнутые пространства были ему привычны, но одна мысль о количестве горной породы, нависающей у него над головой, заставляла его трепетать. Голова его вжималась в плечи, как будто это ему поможет, если что-то пойдет не так и на голову ему начнут падать камни. Через несколько минут он привык и перестал бояться. Груки чувствовали себя уверенно. Значит, им ничего не угрожало.

От входа в пещеру вглубь тянулся узкий петляющий проход. Потолки были низкие. Моа приходилось подгибать лапы, чтобы не тереться о внутренности скалы головой. В какой-то момент он почувствовал, как низ его живота коснулся пола. Еще чуть-чуть и ему пришлось бы пробираться ползком. Но тоннель закончился быстрее, чем это произошло.

Внутри пространства стало заметно больше. Можно было сделать глубокий вдох, перевести дыхание и осмотреться. Воздух отдавал сыростью, висел густым и плотным облаком, обволакивая все вокруг себя. В центр помещения, где они оказались, падал свет. Где-то высоко-высоко, куда уходили внутренние своды пещеры, было видно небольшое окошко, из которого медленно сочился свет. Его было достаточно, чтобы осветить большую часть внутренней территории. Кроме того, вместе с ними был предок, который своим ярким сиянием освещал все остальное.

Вход, через который они пришли, был одним из десятков других. Куда вели все остальные, стоило только догадываться. Моа обратил внимание на широкие постаменты круглой формы, расставленные по пещере то тут, то там. На одном из таких постаментов лежал огромный кхрок, к которому прижался относительно маленький грук. Видеть их вместе в подобном положении было по меньшей мере странно. Не так давно Моа считал, что кхроки питаются груками. Он и сейчас так думал и предполагал, что это какая-то часть ритуала, предшествующего поеданию.

Сопровождающие провели гостей в центр и остановились. В лучах света они застыли на одном месте. Вдруг света стало значительно меньше, что-то сверху заслонило его. Моа поднял свою голову вверх и напряг свои дальнозоркие глаза. Он увидел, как с самого потолка вниз по одному спускаются кхроки. Их было трое. Они медленно планировали и грациозно приземлились один за другим, каждый на свой постамент.

«Я буду говорить с ними» — сообщил Ксаф посредством ментальной связи.

«У меня бы не получилось при всем желании» — ответил ему Моа по их закрытому каналу. Он начал привыкать к тому, что происходило нечто невероятное, страх отошел на второй план, и вперед вышла смелая любознательность.

Кхрок, что был по центру, выбросил костяную иглу перед собой. Теперь он мог говорить. Моа, как и прежде, ничего не слышал и лишь следил за движениями двух половин его округлого тела. Каждая из них, то поднималась, то опускалась вниз, временами они смыкались друг с другом, чтобы разомкнуться снова. Наблюдать за этим было очень интересно. Если бы только он мог понимать, о чем они говорят.

Предок внимательно слушал своего собеседника, но молчал. По крайней мере, Моа не слышал его мыслей, как это было ранее. Когда кхрок закончил говорить, а от предка ничего не было слышно, ему стало немного не по себе. Казалось, что предок покинул его, оставив свою оболочку здесь на растерзание кхрокам.

— «Мне нужно время, чтобы понять, что он мне говорит. Я все еще не говорю на их языке и только начинаю его изучать», — знакомый голос прервал молчание. — «Если я все правильно понял, он предлагает нам пожить вместе с ними некоторое время, чтобы лучше узнать друг друга и заключить мирное соглашение».

— «И что ты собираешься ответить?»

— «Я сказал, что мы согласны. Что же еще?»

Жить с кхроками, заключить мирное соглашение — все это было на грани абсурда.

Глава 17. Борьба за власть

С момента исчезновения Моа прошло три месяца. Первое время все шло гладко. Все были поглощены работой, строили свою часть города по образцу прошлых поселений. Те, у кого получалось лучше и быстрее, помогали остальным. Связи между жителями города налаживались. Происходил обмен культурным и интеллектуальным опытом. Оказалось, что в гуррах разных поселений было много различий, которыми они могли дополнить друг друга и многому научить. Все складывалось крайне удачно. Сложности начались, когда город был достроен. Появились первые трения.

На всеобщем собрании старейшин, куда пришли 263 старейшины из бывших обособленных поселений, была озвучена следующая мысль. Город стал первым и важнейшим созданием в истории гурров. Он стал центром объединения их жизней, культур, планов и целей. И если ранее их поселения не имели каких-либо названий, то такое монументальное сооружение, как город, должно было его получить. Мудрейшие сошлись на том, что материя не вечна, и лишь названия могут жить в веках. Следовательно, нужно было дать городу название, чтобы и через тысячи лет его вспоминали, произнося вслух его имя. Мысль эту встретили положительно. Трудности начались тогда, когда стали предлагаться варианты названия города. 263 члена городского совета высказали 263 предложения, каждое из которых отличалось от предыдущего. Выбрать что-то одно не представлялось возможным. Каждый считал свой вариант наилучшим и отказывался идти на уступки. Начались отчаянные споры, которые не утихали несколько дней. Наконец было предложено предоставить возможность выбирать всем остальным жителям города. Глупость такая была отвергнута единогласно. Название должен был выбрать высокопоставленный и всеми уважаемый член общества — один из старейшин.

Незначительное и вполне ожидаемое, казалось бы, событие, показало, как сложно принимать общественные решения, не имея четкой иерархии. Если они с названием для города не могли определиться, то как они будут управлять целым городом? Это был вопрос, с которым требовалось разобраться в ближайшее время. Они не могли пойти воевать, пока их собственное общество находилось в разладе.

Так начался процесс выбора названия для города, смысл которого был намного шире и перетекал в выбор действующей власти. Гурры понимали, что выбор названия был всего лишь символом. Выбирая название, голосующие будут выбирать в том числе старейшину, который им импонирует больше всего. Стало быть, для того, чтобы получить наибольшее количество голосов, им необходимо было заполучить расположение избирателей.

Старейшины разошлись по своим районам города и провели внутренние голосования. Через неделю в каждом районе был избран свой победитель. Всего 22 победителя из 22 районов. Несмотря на все свои возражения, Роно стал победителем своего района. Он не стремился к абсолютной власти. Его больше всего интересовала война против кхроков и груков. Это была цель номер один в его списке дел. Возможно, именно поэтому он сдался, когда жители его района вместе с другими старейшинами избрали его на роль своего представителя. Он надеялся, что это позволит ему поскорее миновать официальную часть и приступить к той, где кхроки будут гибнуть десятками от его лап.

Когда внутренние голосования были окончены, победители от районов отправились в главный зал для совещаний. Найти общий язык было намного проще, когда число «языков» уменьшилось более чем в 10 раз. Кто-то сам по себе не хотел брать на себя ответственность и становится лидером целого города. Кому-то достаточно было и прежнего места в совете старейшин. Они предоставили свои варианты имен города, но кандидатуры свои на пост лидера поснимали. Роно не знал, как ему поступить, но не решился отступить. Он думал о тех, кто возложил на него свои надежды, о племени, где он родился и вырос, о своем отце, которому было бы приятно узнать, каких высот добился его сын. Возможно, он и сейчас наблюдал за ним из черного льда и радовался его успехам.

Осталось 13 упертых кандидатов. Теперь им предстояло выбрать одного единственного. Было проведено независимое голосование. Правило было всего одно. Нельзя было голосовать за себя. Каждый кандидат должен был проголосовать за одного из соперников. Жульничество исключалось. По очереди они произносили вслух имена своих кандидатов. Из 13 голосов имя Роно повторили три старейшины. Таким образом, он стал новым правителем, а город обрел свое название — Всегурро́н.

Не все были довольны подобным исходом.

— Я считаю, что это несправедливо, — заговорил представитель 14 ого района. — У Роно было преимущество. Его знали все, поэтому и проголосовали многие за него.

— Поддерживаю. Если бы мы лучше знали достоинства друг друга, мы могли бы принять более взвешенное решение. Я, например, уже 15 лет являюсь членом совета старейшин своего племени. Между прочим, самого большого из племен, численностью в 2004 гурра. — говоря эти слова он, конечно, имел в виду, что могли выбрать его.

— А я, между прочим, являюсь правителем своего племени в третьем поколении. Мой дед правил, мой отец правил и я правил своим племенем практического с самого своего рождения. Я как никто другой знаю о том, что такое власть и как с ней следует обращаться, — высказался уже знакомый Йоф, который не отказался от своего королевского облачения даже после того, как утратил свой статус.

— А я лучший охотник своего племени и могу дать фору каждому из вас по части охоты и собирательства.

— А я живу на свете дольше вас всех.

— А я…

Гурры не замолкали. Наперебой они доказывали друг другу, что была совершена ошибка и будь у них время, чтобы получше представиться, они могли бы занять пост правителя.

Роно прервал всеобщие споры своим заявлением. Ему было тошно смотреть на взрослых гурров, которые спорили друг с другом и перебивали друг друга:

— Остановитесь! Послушайте! Я никогда не стремился заполучить этот пост. Все чего я хотел это объединиться и пойти войной на наших главных врагов — кхроков и груков. Не забывайте об этом! И получив эту власть я воспользуюсь ей для того чтобы пойти войной на них. Я буду сражаться там наравне со всеми и, в любой момент отправлюсь к предкам. Так что пост мой освободится в любое время. Но а если я выживу, то сам оставлю свой пост по окончании войны. У вас же будет время, чтобы познакомиться друг с другом и назначить лучшего правителя в следующий раз. Но а пока что я попрошу всех представителей районов стать моими глазами и ушами, стать моим говорлом. Докладывайте мне регулярно о происходящем в своих районах и передавайте мои приказания для всех. Первым моим приказанием будет привести ко мне всех, кто отвечает за создание тангурра. Было бы неплохо исполнить песнь единства перед началом военных действий, — Роно отдал свой приказ и почувствовал, как по телу расходятся приятные импульсы. Несмотря на внутренние противоречия, власть ему нравилась.

Гурры разошлись по своим районам, разнося известия о новом правителе города Всегуррон. Жители еще несколько дней обсуждали новое название. Кому-то оно нравилось, у кого-то вызывало смутные чувства, кто-то мог бы предложить сходу 10 названий получше, но спустя время все его приняли и перевели внимание на прочие вещи. Количество слухов и сплетен, что расходились по городу, было пропорционально его жителям.

После обеда к Роно прибыло два десятка специалистов по тангуррам, которые должны были построить самый большой и совершенный инструмент в истории. Новый правитель наделил их широтой полномочий и разрешил набирать себе в помощь неограниченное число помощников. Сотворение городского тангурра было приоритетной задачей, которую нужно было выполнить в самое ближайшее время. Двух мастеров он попросил остаться. К ним у него было особое поручение.

Мастера с честью приняли на себя возложенную на них ответственность и отправились строить. Работа кипела. Пятая часть населения всего города была задействована в построении тангурра, который должен был объединить их всех. Часть добывала нужные материалы из-подо льдов, часть занималась проектированием, часть непосредственным строительством. Тангурр при всей своей сложности был прост в теории. Для каждого жителя города было предусмотрено свое отверстие. Их делалось изначально больше с заделом на будущее. В нынешней версии тангурра планировалось сделать около 30 тысяч входных отверстий. Проходя через них звук усиливался и дробился на части количеством равным числу отверстий минус 1. То есть, проникая через одно из 30.000 отверстий, звук должен был добраться до 29.999 получателей. Достичь этого удавалось благодаря особому резонирующему материалу, из которого изготавливался тангурр — чернолиту, а также технологии внутренних каналов, которые не пересекались друг с другом.

Спустя месяц и одну неделю плотной работы тангурр был окончен. Роно доложили об этом первому. Он созвал представителей от районов и объявил день, когда будет исполнена песня единства.

То был воистину великий день. Строительство единственного и самого большого города, где помещались все гурры, само по себе было огромным достижением, которое раньше гуррам и не снилось. Однако тот факт, что гурры собрались под единой крышей, еще не означал, что они готовы были морально жить друг с другом в одном коллективе, разделять общие цели и жертвовать своими амбициями ради всеобщего блага. Общество все еще оставалось разобщенным. Песнь единства должна была изменить это и положить начало высшему уровню социальных взаимодействий — общине. Психология гурра была устроена таким образом, что жил он в масштабах той семьи, членов которой он знал. В большинстве случаев речь шла о его собственной семье. Он жил, чтобы выжить самому и обеспечить выживание своим кровным родственникам. Все остальные жители поселения и члены других семей интересовали его постольку поскольку. Далекие и обезличенные они были лишь статистами и выполняли второстепенные функции. Рядового гурра мало волновало, как там поживал его далекий сосед, болел ли он или пребывал во здравии, нуждался ли он в еде или был сыт, собирался ли уйти на покой или только начинал строить планы на будущее. Все это были где-то далеко-далеко вне зоны его интересов. Песнь единства вносила в подобную картину мира одно важное нововведение. Когда гурры через пение знакомились друг с другом, они переставали быть друг для друга безликими тенями и становились знакомыми, обретали форму, материю и личность. После пения они готовы были рисковать своими шкурами не только ради своих ближайших родственников, но и ради всего коллектива в целом. Это разительно меняло жизнь поселения в лучшую сторону.

Будущие члены единой общины собрались в музыкальном зале рано утром. Традиционно они позавтракали канной и были полны сил. Расположившись вдоль стен, они ждали сигнала к началу действия.

Роно стоял в центре тангурра, где его никто не мог видеть. Как Марак в свое время, он произносил торжественную речь. Звуки ее подхватывались тангурром и достигали каждого горожанина. Он как будто был в одном месте, и в тысячах сразу. Каждый гурр слышал его так хорошо, как если бы он обращался к нему лично. Это создавало необычное ощущение мистического общения с высшей силой. Правитель города в какой-то степени и был такой силой для всех. Недостижимый, величественный, монументальный.

— Жители Всегуррона, я приветствую вас всех! Нам действительно есть чем гордиться. За последние несколько месяцев мы добились того, о чем наши предки могли только мечтать. И я бы сказал еще более нескромно. Мы превзошли их мечты! Мы построили великий город, аналогов которого нет и не было в нашей истории. Мы сотворили непревзойденный тангурр. При других обстоятельствах мы могли бы расслабиться и жить счастливо вплоть до самой смерти, зная, что еще не скоро наши потомки забудут наши достижения. Но обстоятельства непросты. Через 3 месяца и 9 дней прибудут создатели, которые должны будут оценить наши достижения. И я боюсь, что они могут счесть их недостаточными. Мы то, может быть, стали лучшими строителями в белых льдах, стали лучшими по части создания тангурров. Но разве в природе выживает лучший строитель? Лучший создатель тангурров? Нет, в природе выживает тот, кто лучше всех добывает пищу. И пока что еще есть существа, которые могут в этом состязаться с нами.

Мне больно об этом говорить, но в поединке один на один они превосходят нас и скоростью, и силой. Но это не повод отчаиваться! Природа не наделила нас скоростью груков и не дала нам воздушное превосходство кхроков. Но она дала нам нечто лучшее. Она наделила нас Оро. Каждый из вас согласится. Способность осознавать себя, общаться и жить вечно среди предков — это дар, оценить который может лишь тот, кто им обладает. Именно поэтому сейчас, когда этот дар могут у нас забрать, мы должны проявить всю нашу храбрость, чтобы защитить его и сохранить. И для этого мы должны убрать тех, кто может встать у нас на пути. Мы должны уничтожить кхроков и груков, раз и навсегда доказав себе, предкам, природе и самим создателям, что Оро досталось нам не по ошибке. Слышите? Не по ошибке! Мы, гурры, жители великого Всегуррона, получили Оро, потому что мы были, есть и будем самыми достойными в белых льдах!

Зал затрясся от оглушительных криков ликования, которыми гурры встретили речь своего нового лидера. Зеркальный ледяной пол сотрясался от безудержных ударов тысяч хвостов. Они вняли каждому его слову и криками своими выражали свое согласие с каждым из них. Они, гурры, получили Оро не просто так и не собирались отдавать его без боя. Они готовы были убивать, ломать, кромсать и стирать в мелкую ледяную пыль всех, кто готов был бросить им вызов. «Кхроки и груки, вы доживаете последние свои дни, скоро вас не станет!» — вот, что выражали эти крики.

Позволив всем эмоциям выплеснуться, Роно продолжил:

— Подойдите к тангурру и пойте. Произносите свое имя до тех пор, пока оно не потеряет свое значение, чтобы потом обрести его снова, — он повторил слова, которые сам услышал, будучи ребенком, во время своей первой песни единства. Быстро промелькнул и так же быстро исчез призрачный образ Марака.

Многотысячная толпа обступила тангурр. Каждый занял свое место, и песня полилась. Имена влетали в тангурр, кружились в нескончаемом вихре звука, сплетались и расплетались, находили своих адресатов снова и снова. Попадая во входное отверстие каждое имя дублировалось многократно, доходя до ушей каждого жителя Всегуррона без исключений. Все их Оро были заняты этим процессом целиком и полностью. Они растворялись в нем без остатка. Напади на них сейчас кхроки, и никто не смог бы им ничего противопоставить. Процесс распознавания и запоминания тысяч имен отнимал всю энергию своего носителя, не оставляя ему ресурсов ни для каких других мыслительных функций. Все они впадали в особую форму транса, где Вселенная лишалась всех своих физических свойств, и оставался лишь звук. Чистый, прозрачный, знакомый и родной звук голосов членов одной общины, одной большой семьи. Теперь они были едины.

Глава 18. Груки

Груки оказались на удивление гостеприимными хозяевами. Они выделили для Моа и Ксафа небольшую отдельную пещеру, где они могли есть и спать. Сначала к ним приставили охрану, но позже убрали ее. Отношения их становились лучше изо дня в день, доверие росло, а вместе с ней падала необходимость в постоянном контроле.

Первое время они с предком просто слонялись без дела. Ходили по внутренним лабиринтами пещер, изучали все, наблюдали за жизнью груков и кхроков со стороны. Сами груки мало обращали на них внимание. Они были заняты своей рутиной. Кроме того, Моа догадался, что не все из них были особенно счастливы их визиту. Так что они с Ксафом старались не накалять обстановку и помалкивали.

Ксаф тем временем изучал язык груков и постепенно его навыки коммуникации росли. При каждой удобной возможности он останавливался возле группы груков, прибывшей в пещеры для отдыха, и заводил с ними примитивный разговор на простые темы. Моа не знал, что именно они обсуждали, но догадывался, что речь шла о погоде и охоте. Может быть, потому что в его собственном племени об этих двух вещах чаще всего и шли разговоры.

Моа тоже учился говорить на языке груков. Это было непросто. Он кардинально отличался от родного привычного языка. Но с помощью Ксафа ему удалось понять его логику и приспособиться. Язык груков состоял в основном из глаголов, и в нем не было времен. Сложно было понять порой, о каком времени говорит грук без временных указателей. Происходило ли действие вчера, сегодня или только будет происходить в будущем — это можно было определить лишь по косвенным признакам. Скажем, если грук приползал домой с добычей и говорил «Идти охотиться» было понятно, что он уже побывал на ней и вполне успешно.

Говоря об охоте. Питался Моа тем, что добывали груки. В первые несколько дней это была фухса, потом еще фухса, фухса, и еще раз фухса. Были в этой череде и свои исключения, но они также представляли собой растительную пищу. Моа сильно удивлялся этому. Он всегда считал, что груки были первоклассными охотниками, которые могли настигнуть любую добычу. Все же они были самыми быстрыми существами в белых льдах. Но вновь и вновь они приносили им на обед растительную пищу. Наконец, он утратил свое терпение и спросил у одного из них, с чем это связано.

— Почему снова фухса?

— Нравится фухса?

— Нет. Не нравится.

— Не нравится фухса?

— Нет. Или да. Да.

— Нравится фухса?

— Да, нравится.

— Радоваться.

Диалог окончился провалом.

На следующий день была совершена новая попытка.

— Есть мясо?

— Нет.

— Почему?

— Не охотиться мясо.

— Не понимать. Не можете ловить мясо?

— Не охотиться мясо.

Пока Моа перебирал в голове знакомые гручьи слова, носитель языка удалился.

— Они не едят мясо. Вообще, — пояснил Ксаф, — Я наблюдал за ними долгое время, пока еще был в черных льдах и знаю это наверняка. Они травоядные и питаются исключительно растительной пищей.

— Почему ты сразу не сказал мне об этом?

— Хотел посмотреть, как ты сам справишься с разговором.

— Подожди…, - Моа ушел в себя на какое-то время, — А что насчет всех тех убитых гурров… Зачем?

— Ты должен сам узнать ответ на этот вопрос.

— Но почему? Если ты знаешь ответ на него, почему ты не можешь сказать мне об этом сам? Вечно ты говоришь какими-то загадками. У меня такое чувство, как будто ты что-то скрываешь от меня.

— Потому что ответ, который находишь сам, важнее тысячи вопросов с готовыми ответами.

— Вот опять. Даже сейчас ты говоришь загадками.

— Послушай, Моа. Я могу и дам однажды тебе ответы на все вопросы, которые ты мне задашь. Но в моих ответах не будетникакого смысла, если ты не будешь в них верить. Поэтому я хочу, чтобы ты научился сам докапываться до истины и подвергать свои убеждения проверке. Вот сегодня ты узнал, что груки и кхроки не питаются мясом. Ты поверил в это?

— Если честно, то нет, — задумчиво ответил Моа, начиная понимать, о чем говорит Ксаф.

— И это нормально, что ты не веришь. Ты всю жизнь думал иначе. Естественно, что тебе сложно поверить в то, что расходится с твоими убеждениями. Поэтому наблюдай, изучай, исследуй жизнь груков и кхроков, и скоро ты сам узнаешь, что они и, правда, мясо не едят. Ты должен верить не в слова, а в факты. Изучай факты, анализируй их и ты узнаешь «Зачем» они сделали то, что сделали.

После завтрака они отправились в главный зал. У груков было свое название для этого места. Звучало оно «Бхфгуаррд» и означало что-то вроде «собираться вместе». Это было главное и самое большое помещение внутри пещер. То самое, где неделей ранее они приняли приглашение погостить в пещерах. Это было место, куда кхроки могли спускаться и проводить тут время. Случалось это, впрочем, нечасто. Однако здесь все еще был тот кхрок, который лежал вместе с груком на постаменте. Они лежали так все время, что Моа с Ксафом пребывали здесь, и неизвестно, сколько лежали до этого. Они не знали, почему они там лежат и чего ожидают, но предполагали, что это связано с чем-то важным. Свободные груки подносили им еду и проводили с ними время после охоты. Моа с Ксафом тоже проводили там время. Это была хорошая возможность пообщаться с кхроком. Возможность для Ксафа, но не для Моа. Моа по-прежнему ничего не слышал. А вот Ксаф мало того что слышал, но и делал успехи в освоении языка кхроков. Он говорил, что он был идентичен языку груков с той лишь разницей, что произносился на такой высокой частоте, которую он не мог расслышать.

Они сидели там добрую половину дня, общаясь с груками о погоде, охоте и прочих мелочах, вместе ожидали неизвестно чего, и в целом чувствовали себя счастливыми. Груки оказались хорошими ребятами. Моа даже стал привыкать к такой жизни и научился получать от нее удовольствие.

Привычный ход времени нарушило событие, которого, как оказалось, они и ждали все время. Груки принимали пополнение. Рано утром еще до рассвета их с предком подняли и позвали в главное помещение. Там кхрок, до этого лежавший пластом, приподнялся на лапах. Под животом у него все это время скрывались с полторы сотни яиц. Половина из них активно шевелилась, другая подавала лишь незначительные признаки жизни. И все же жизнь в них была. Первый, второй, третий — на свет стали проклевываться маленькие груки. Они были не больше когтя Моа, всего 7–8 сантиметров в длину, тела их были полупрозрачными и слизкими. Вылупившись из яиц они норовили убежать от родителей куда подальше. Вот здесь то и вступали все собравшиеся зрители. Все вместе, груки, Моа, Ксаф, они обступили постамент вокруг и следили за тем, чтобы ни один новорожденной не покинул его пределы. Это было непросто. Маленькие груки быстро учились использовать свои крючкоподобные лапы для ускорения. И все же они справлялись с натиском новорожденных. И это было весело, поскольку напоминало игру. Давно уже Моа так не веселился.

Число нераскрывшихся яиц быстро уменьшалось, и вскоре под брюхом у кхрока ползали десятки маленьких груков. Пять яиц так и не раскрылись. После чего произошло нечто странное. Моа не сразу поверил своим глазам. Отец-грук, будто ледокол, расталкивающий льдины, пробрался к оставшимся яйцам и одним махом проглотил их. Никто никак не отреагировал на это. Никто этому даже не удивился. Казалось, что ничего особенного не произошло.

Предвосхищая его вопрос, Ксаф дал комментарий:

— «Он их не съел, как ты подумал. Он просто подержит их немного у себя, пока шумиха не утихнет. Позже он вернет их обратно матери».

— «Это меняет дело» — Моа успокоился.

Весь многочисленный выводок молодых груков под присмотром родителей и остальных взрослых поместили в просторную отдельную пещеру. Там они должны были расти и созревать, набираться уму разуму. Им туда приносили еду, отец приходил к ним и проводил время вместе с ними. С матерью-кхроком дела обстояли несколько иначе. Она продолжила лежать пластом на постаменте. Ее друг вернул ей невылупившиеся яйца. Так что ее работа по высиживанию продолжалась. Длилось это еще две недели. За это время груки заметно подросли и составляли уже половину от размера взрослых. Они все больше и больше нуждались в еде. Так что все племя груков было занято охотой, чтобы прокормить новые рты. Однако они не выглядели при этом уставшими или сердитыми. Груки работали для всеобщего блага и ожидали с нетерпением, когда последние пять яиц раскроются. Случилось это так же неожиданно для Моа, как и в первый раз.

Все были приятно взволнованы и как будто немного напряжены. Только отца семейства не было нигде видно. Моа не понимал, куда он запропастился и высматривал его в толпе, переживая о том, что отец пропустит такое событие. Но он так и не появлялся. Мать-кхрок, как и в первый раз, приподнялась на лапах, и все смогли увидеть преобразившиеся яйца. Они увеличились в размерах раз в 10 и потемнели. Моа не терпелось посмотреть на новорожденного кхрока. Тот не заставил себя долго ждать. Через плотную упругую оболочку сначала пробилась одна лапа, потом другая. Двигая ими вверх и вниз, он проделал для себя отверстие, через которое смог выбраться. Маленький кхрок был точной копией своей матери в миниатюре. Он так же неуверенно стоял на передних лапах, поддерживая свое округлое серое тело. Все-таки кхроки рождались для покорения воздуха. Для передвижения по льду их тела были неприспособленны.

И вот пятеро кхроков ползали под присмотром у всего племени. Отец их так и не появился. Зато все остальные образовали плотное кольцо вокруг постамента, и каждый из присутствующих груков норовил пробраться поближе. Они так наседали сзади, что вскоре вытеснили Моа и Ксафа из переднего ряда. Моа такое поведение показалось грубым, но проявлять свое недовольство он не стал. Он уже понимал, что не все в чужой культуре является тем, чем кажется на первый взгляд. Что для него было грубостью, то для них нормой и наоборот. Во всяком случае, груков меньше всего в тот момент волновали нормы этикета. Они волнами наваливались на постамент и откатывались назад. Рты их открывались, они издавали странные скрипящие звуки на грани слышимости. Моа обратил внимание на то, что малыши кхроки что-то пытались сказать или говорили. Трудно было понять, учитывая, что он не мог их услышать. Ксаф молчал и не давал никаких пояснений.

Давление на постамент нарастало, груки напирали интенсивно, продолжая кричать. Никаким другим словом Моа не мог описать те звуки, что они издавали. Это был высокий протяжный крик. Кхроки тем временем пришли в движение и описывали круги по внутреннему радиусу. Продолжалось это несколько минут, как вдруг все крики остановились. Кхроки встали на одном месте, каждый поравнялся с одним из груков. Те же груки, которые остались по сторонам, подались назад и отступили. Выглядели они не то расстроенными, но то разочарованными. Итого пять груков стояли напротив пяти маленьких кхроков. Они общались о чем-то между собой. О чем именно Моа мог только догадываться.

«Они выбрали себе партнеров до конца жизни. Теперь они связаны. Каждый кхрок выбрал себе грука по частоте его голоса. Теперь они смогут общаться друг с другом на больших расстояниях и никогда друг друга не потеряют, пока смерть не разлучит их. Прекрасно. Это прекрасно».

Теперь стало понятно, почему груки так отчаянно пытались пробиться вперед. Каждый из них хотел быть выбранным, хотел получить себе партнера для продолжения рода. Оставшись без пары, они спешили удалиться. Может быть, в следующий раз повезет.

Новое поколение груков и кхроков расло не по дням, а по часам. Всего за месяц груки выросли до размеров взрослых и стали ходить на охоту. Кхроки расли еще быстрее. Они потребляли какое-то невообразимое количество пищи. Все племя работало на их рост в прямом смысле этого слова. Они только и делали, что приносили им еду и убывали снова, чтобы принести добавки. Мать кхроков обучала своих дочерей науке полета. Моа с предком каждый день приходили в главный зал посмотреть на это зрелище. Кроки по очереди поднимались в воздух и старались продержаться налету как можно больше времени. Сначала они часто сталкивались друг с другом и налетали на стены и шлепались о каменный пол. Но, как известно, все приходит с опытом. Постепенно у них стало получаться все лучше и лучше. Груки-партнеры были там, чтобы разделять со своими подругами их «взлеты» и «падения», как бы банально это ни звучало. Они больше не кричали. Рты их открывались, но слышно ничего не было. Между собой они общались на ультразвуковой частоте.

Ксаф, следует отдать ему должное, не терял время даром и придумал способ для Моа понимать речь кхроков. Все дело было в том, как открывалась телесная щель кхроков во время произнесения тех или иных звуков. Понаблюдав за ними некоторое время, Ксаф понял, что каждому звуку соответствует своя форма отверстия меж двух сомкнутых половин. Таким образом, внимательно наблюдая за движением двух половин и их соприкосновениями, можно было читать по «губам», что говорили кхроки. На обучение ушло не так много времени. И вскоре Моа уже отлично понимал, о чем общались кхроки между собой. Как оказалось, кхроки тоже понимали, что говорит Моа и им не требовалось для этого даже смотреть на его говорло. В действительности, глаз у кхроков не было вообще. Ксаф объяснил, что они ориентировались в пространстве при помощи отраженного звука. Это прозвучало невероятно, но Моа, прошедший за последние несколько недель через череду невероятных событий, стал относится к подобным вещам намного проще. Ему стало легче принимать на веру вещи, в которые раньше он ни за что не поверил бы.

Он даже и подумать не мог о том, сколько невероятного еще ожидало его впереди.

Глава 19. Гурры

— Ты веришь в его слова? «Я буду сражаться там наравне со всеми и, в любой момент отправлюсь к предкам. Так что пост мой освободится в любое время. Но а если я выживу, то сам оставлю свой пост по окончании войны.» — он процитировал недавние слова Роно точной копией его голоса, — Думаешь, он на самом деле будет на передовой и станет рисковать собой, когда у него будет большая армия? Думаешь, он, в самом деле, оставит свой пост после войны?

— Не знаю. Трудно сказать. Я недостаточно хорошо знаю этого Роно. Но у меня нет причин не доверять ему. До сих пор он сдерживал каждое свое обещание. Мы получили свою часть города и живем здесь точно так же, как жили раньше. При этом теперь мы можем больше торговать и обмениваться знаниями с другими поселениями. Разве это не здорово?

— Да, все это очень здорово.… Но подумай, кем ты стал. Раньше ты был членом совета старейшин. Ты мог влиять на жизнь всего поселения. А теперь что? Жалкий приспешник, мнение которого никого не интересует? Пойми, что весь этот выбор названия города и выбор единого правители были тщательно спланированной игрой. Ведь как оно раньше было. Прежде у нас были советы старейшин. Был главный старейшина, но он никогда не принимал решения в одиночку. Решения принимались в составе совета. А теперь у нас появился глава, лидер, правитель. Или ты думаешь что он прежде чем решить что-то будет спрашивать мнение каждого из 263 старейшин? Да на это весь день уйдет. Никто не будет тратить столько времени. Большую часть из нас просто отметут и выкинут, заставят заниматься охотой и сортировкой еды. Вот и вся наша с тобой дальнейшая судьба.

Его собеседник призадумался.

— Ты думаешь, что нас просто оставят в стороне?

— Я не думаю. Я в этом убежден. Если бы ты стал правителем племени, то кого бы ты впустил в свой ближайший круг?

— Вероятно, тех, кому я больше всего доверяю.

— Верно. И кому ты доверяешь больше всего?

— Жителям своего племени и членам своего совета старейшин.

— Вот именно. И мы с тобой, прошу заметить, не являемся ни теми, ни другими. Мы с тобой так же важны для этого Роно, как и объедки после еды. Могу поклясться, что если ему придется выбирать, кем жертвовать в войне, он, не раздумывая, пустит в расход тех, кто ему дорог меньше всего. То есть нас.

— Что же ты предлагаешь? Убить его? — голос его превратился в шепот.

— Нет, конечно. Это слишком рискованно и противоречит нашим правилам. Кроме того, убив его, мы с тобой ничего не добьемся. Его место займет следующий. И не факт, что кто-то из нас. Действовать нужно хитрее. Для начала нужно узнать о нем как можно больше. Найдем его братьев по рождению, поспрашиваем их как бы невзначай, узнаем больше о его детстве и взрослении, выясним его сильные и слабые стороны.

— И что потом?

— Используем свои знания, разумеется. Войдем в круг его приближенных, завоюем доверие. И когда он меньше всего будет ожидать этого, подставим его.

— Предположим, что у нас получится это сделать. Но даже так это не гарантирует нам того, что тебя или меня изберут после этого новым правителем.

— А нам и не нужно становится новыми правителями. Достаточно получить себе место в правлении. Правит пусть кто-то другой. Пусть берет на себя все риски и всю полноту ответственности за ошибки. Мы же с тобой будем править из тени.

— Ты гениален, как и всегда, Шукк. Мне нравится твой план. Нужно будет расположить к себе всех претендентов на место правителя. Убедить их в том, что мы не метим на первое место, что мы лишь хотим подыграть лучшему из них, позволить достойнейшему взять на себя правление. И пусть они грызутся и борются за власть сами. Гениально!

— Начинаешь соображать, друг мой.

***

Роно засосала работа. После песни единства он планировал сразу же взяться за военные сборы. Но жители Всегуррона думали иначе. Каждый день они приходили к нему с тем или иным обращением. Будучи правителем, он выступал в роли мирового судьи, который должен был выслушивать и разрешать споры. Если кто-то в поселении не мог поделить что-то друг с другом, они отправлялись к Роно, чтобы тот сказал свое веское слово и разрешил конфликт. И если поначалу это удачно сочеталось с его врожденным чувством справедливости, то спустя несколько дней такой работы, он уже начинал сожалеть о том, что он не занял какой-нибудь другой пост, где он мог бы больше заниматься тем, что ему интересно — разрабатывать военную стратегию и отрабатывать тактические действия со своими войнами. В статусе правителя были свои «подледные всухи», и если ты не хотел стать их жертвой, приходилось выполнять свои обязательства и держать марку.

На сегодня это было уже двадцатое разбирательство. Оно выделялось среди прочих тем, что в нем были замешаны две семьи из двух разных районов города. Их представителя явились к Роно и отстояли в очереди с самого утра. Он не мог не выслушать их.

«Что ж, быстро разберемся с ними, потом можно будет заняться войной».

— Что у вас случилось, горожане Всегуррона?

— Достопочтенный Роно, понимаешь, мы живем в разных районах города, но рядом друг с другом. Наши дети играют друг с другом и вместе учатся. И все бы хорошо. Но они носят свой мусор к нам, как будто мы должны его убирать за ними. Я говорил им много раз, чтобы перестали это делать. Но они продолжают.

— Вы, в самом деле, так поступаете? — обратился Роно к ответчику.

— Да, — спокойно сказал тот. Видимо, он чувствовал себя правым.

— И почему же вы так поступаете?

— Потому что они берут нашу еду. Я несколько раз видел, как они заходили в наше хранилище и брали оттуда запасы еды. Нам не жалко. Наше племя хорошо охотится. Но в таком случае пусть поработают и на наше благо, и позаботятся о мусоре.

— Зачем вы берете еду у них? — обратился Роно к истцу.

— У нас выдалась тяжелая неделя, добычи было мало, наши дети голодали, поэтому мы одолжили немного еды у них. Мы потом все обязательно вернем.

— Вы не могли потерпеть неделю и поддержать товарища в беде? Гурры поколениями делятся друг с другом едой в трудные времена, тем самым помогая друг другу выживать и образуя круг взаимопомощи. Сегодня вы помогаете, завтра вам помогают. Вы что вчера появились на свет?

— Уважаемый правитель, если бы это была всего неделя. Они берут нашу еду уже все четыре недели и, кажется, не думают о том, чтобы стараться больше в охоте.

— Он говорит правду? — Роно вперил тяжелый взгляд прямо в ответчика. Тот не в силах выдержать его отвернул голову в сторону.

— Значит так. Когда вернете еду, можете неделю носить им свой мусор. Но а пока вы не научились лучше охотиться, занимайтесь мусором, чтобы быть полезными и не жалуйтесь. Вот мое решение.

— Слушаюсь, — разочарованным тоном сказал истец. Не на такое решение он рассчитывал.

— Спасибо, — голос ответчика звучал радостнее.

— Теперь можете идти. Скажите Гоку, чтобы больше никого ко мне не впускал, кроме ученых. Он знает, о ком я говорю.

Случай этот заставил его задуматься кое о чем впервые. Если не все гурры были одинаково хороши в охоте, то, возможно, не все они были созданы для того, чтобы охотиться? Быть может, будь у них возможность, они могли бы найти себе другое занятие и в нем добиться больших успехов? В конце концов, охотится всем больше не обязательно. Один хороший охотник может обеспечить двоих не охотящихся. А если у них получится выращивать фухсу прямо в городе, как предлагал Йоф с его гуррами, то потребность в охоте станет еще меньше.

«Ладно, хватит на сегодня городских забот. Подумаю об этом в другой раз»

Роно облегченно потянулся. Целый день ему нужно было оставаться грозным и справедливым правителем. Теперь же, когда он оказался один, он мог позволить себе приятные вольности — размять мышцы, походить, попрыгать, постучать хвостом. После целого дня в сидячем положении это было блаженством. Никогда раньше он не мог подумать, что когда-нибудь устанет от простого сидения в одном положении.

Массивная дверь подалась вперед с характерным визгливым скрежетом. Ученые прибыли. Роно надеялся, что они задержатся хотя бы немного, но в то же самое время был рад им. Ему не терпелось узнать, выполнили ли они его поручение.

Возглавлял делегацию ученых старейшина Дрем из 17 ого района. Он был по-настоящему умен. Глядя на него, Роно часто посещали мысли о том, что Дрем отлично поладил бы с его отцом, если бы тот был жив. Так же, как и покойный Касп, Дрем понимал, что память — это еще не все. Он многое знал. Но достоинство его было не в этом. Он не просто помнил самые разнообразные факты, он мог комбинировать их друг с другом, рождая новые идеи и изобретения, словно они нисходили до него с небес. Под его руководством другие ученые тоже как будто становились умнее, начинали использовать весь свой потенциал и блистали умом. Роно был счастлив, что ему повезло найти такого умного гурра и направить его таланты на всеобщее благо.

Две недели назад он дал им задание. От его выполнения во многом зависел успех их военной компании. Дело обстояло так, что у кхроков над гуррами было два преимущества. Они могли летать и атаковать их на расстоянии при помощи своих костяных игл. Роно не надеялся, что Дрем с остальными научит гурров летать, но было бы неплохо, если бы он дал им возможность лучше обороняться и нападать на кхроков. Он также просил их придумать что-то для упрощения поимки груков, но в целом с ними проблем было меньше всего.

— Приветствую вас, ученые гурры. Приятно вновь видеть вас в моей обители. Надеюсь, что так же приятно будет слышать новости от вас.

— Приветствуем тебя, правитель Роно, — обратились они к нему хором.

— В последние две недели мы много работали и, думаю, что мы сможем приятно тебя удивить.

Началась демонстрация новейших разработок.

Ученые гурры принесли с собой несколько крупных мотков и стали разматывать один из них. И вот они встали полукругом, каждый из них удерживал во рту свой отрезок рулона тонкой ткани. Это и тканью трудно было назвать. Она лишь наполовину состояла из переплетенных между собой крест-накрест нитей, а на другую половину состояла из воздуха между ними. Роно пока не понимал, что это такое, и чем бы это могло пригодиться на войне.

— Мы назвали это сетью, достопочтимый правитель. Кажется, что она не слишком прочная, но уверяю вас в обратном. Арун, покажи, пожалуйста.

От группы ученых отделился крупный гурр, отошел подальше и со всего разбегу врезался в незанятый участок сети. Стоявшие рядом ученые лишь немного пошатнулись. Сеть приняла на себя удар и остановила Аруна, хотя в нем были хорошие 200 килограммов чистого веса. Ученые, что были по краям, зашли свалившемуся на лед Аруну за спину, и взяли его в кольцо. Сеть теперь окружала его со всех сторон. Бежать было некуда.

— Как видишь, уважаемый Роно, специальная форма плетения устроена таким образом, что нагрузка распределяется равномерно. Так что для того, чтобы порвать сеть с разбегу в нее должно врезаться около 20 гурров одновременно. Как ты понимаешь, это невозможно. И если это невозможно для гурров, то для груков и подавно.

— Великолепно, Дрем, великолепно. Вы меня очень порадовали. Выражаю вам свою благодарность.

— Не торопись, достопочтенный Роно. Это еще не все. Помнишь, ты рассказывал мне, как в детстве игрался с шипами каны и проверял, как быстро яд начнет действовать? Мы применили эти знания и создали оружие, что поможет в охоте на кхроков. Арун, будь так добр, помоги продемонстрировать его.

В дальнем конце зала разместили двухметровый диск, посаженный на длинную жердь. То был макет кхрока. При должном умении можно было представить, как они завис в воздухе и готовится атаковать.

Дрем достал иглу кхрока из длинного свертка. Роно это сильно удивило.

— Это духовая игла. Мы назвали это так. С одной стороны мы помещаем отравленный шип каны острым наконечником вперед. А с другой стороны нужно выдохнуть изо всей силы, чтобы шип выстрелил. Давайте лучше посмотрим на него в действии. Один раз увидев, ты сразу поймешь, как он работает.

Дрем поместил отравленный шип в иглу и протянул ее перед Аруном. Тут обхватил ее своим говорлом, сделал глубокий вдох и, что есть сил, выдохнул сжатый воздух прямо в отверстие. Игла вылетела и на большой скорости вонзилась в импровизированного кхрока. Роно не мог поверить своим глазам. Он сорвался с места и подбежал к макету. Шип торчал прямо в центре. Пришлось приложить усилия, чтобы извлечь его оттуда. На 2–3 сантиметра вошел он в плотную ткань. Если бы на ее месте был настоящий кхрок, он бы точно получил свою дозу яда.

— Невероятно. Вы превзошли все мои ожидания. Это же просто фантастика какая-то. Вы использовали орудие кхрока против него самого. И чем больше кхроков будет гибнуть, тем быстрее будет пополняться наш запас вооружения. Чудесно.

— О, Роно, спасибо тебе. Мы все очень ценим твою похвалу. И у нас есть еще одна вещь, которую мы хотим тебе показать.

Аруна не нужно было просить дважды. Он с готовностью заменил собой макета кхрока.

«Что происходит?» — думал про себя Роно.

Сверху на спину ему набросили какую-то накидку. С расстояния трудно было понять, из чего и как она сделана.

— Попробуй сам, — Дрем указал Роно на духовую иглу.

— Ты хочешь, чтобы я использовал ее на Аруна? — поразился тот.

— Все верно. И не бойся. С ним ничего не случится.

Роно хоть и сомневался, но все же долго не стал думать. Он сжал осторожно основание иглы своим говорлом и вложил в выдох весь воздух, который были способны извлечь его легкие. Игла попала точно в цель. Арун лишь немного вскрикнул от неожиданности. Роно подумал было, что шип уже отдает свой яд его телу. Но он ошибался. Подойдя ближе, он увидел, что шип отскочил и упал на лед. Дрем поторопился объяснить их изобретение.

— Мы сделали основу из ткани, и в нее вставили пластины из прессованного корневища фухсы с тонкой пластиной из чернолита внутри. Корень фухсы поглощает удар, а чернолит останавливает его. У нас не было возможности испытать его в бою, но мы более чем уверены, что он остановит даже попадание иглы кхрока.

Роно был готов созвать весь народ, чтобы спеть песнь во славу ученых. Радость переполняла его. Война, к которой он шел столько времени, теперь была реальной как никогда. С таким вооружением они не оставят кхрокам и шанса.

Глава 20. Кхроки

Кхроки очень быстро учились летать и еще быстрее росли. Вчерашние малютки отъелись до половины размеров Моа, который сам уже достиг половой зрелости. Места в пещере им становилось маловато. И грукам прокормить все прожорливое пополнение становилось трудновато. Пришло время охотиться самостоятельно. Шестеро груков-партнеров попрощались со своими кхроками и те улетелеи вверх, туда, откуда пробивался свет. Заслоняя своими круглыми телами лучи света, они летели к своей новой жизни, в которой их не ограничивали замкнутые стены. Лишь оказавшись на открытом пространстве, кхрок обретал свободу.

Моа с предком тоже пригласили наверх. Кхроки, стоящие во главе поселения, хотели показать им их жизнь. Без этого знакомство с обычаями и культурой было бы неполным. Взрослый кхрок спустился в центр пещеры, чтобы поднять Моа наверх.

— «А ты?» — он спросил у Ксафа.

— «За меня не переживай» — ответил тот и начал медленно подниматься в воздух.

Переживать за бессмертное существо, которое умело летать помимо всего прочего, было, по меньшей мере, нецелесообразно. Моа больше переживал за себя смертного. Вся его жизнь находилась в лапах кхрока, который поднял его над твердым каменным полом пещеры все выше и выше с каждым взмахом половин своего тела. Груки, которые собрались снизу, чтобы проводить своих гостей, уменьшались в размерах, как и надежда не повредить себе ничего в случае падения.

С высоты пещера выглядела иначе. Постаменты, на которых высиживались яйца, больше не казались такими большими. Вскоре их закрыла большая тень, отбрасываемая кхроком. Чем выше они поднимались, тем больше становилась тень. Лишь края пещеры все еще были освещены. Затем тень поглотила и их. Единственным источником света временно стал Ксаф. Он плавно поднимался вверх, следуя за Моа, и через ментальную связь распространял ощущение тепла и безопасности.

В какой-то момент страх ушел и уступил место восторгу. Его лапы и хвост болтались в воздухе, тело утратило ощущение собственной тяжести, он летел. Если бы он когда-нибудь рассказал об этом своим братьям, ему никто не поверил бы, но факт оставался фактом вне зависимости от числа верующих в него. Над его головой усиленно работал кхрок, делая вдвое больше взмахов, чем обычно, а под ним толпились малюсенькие груки, которым не хватало лишь маленьких белых платочков для создания драматической атмосферы. А он единственный из живущих гурров пусть и с чужой помощью, но летел. День определенно стоил того, чтобы его запомнить надолго.

Поднявшись сквозь круглый проход, они оказались на плоской поверхности. Кхрок бережно опустил Моа на пол из скалистой породы, после чего приземлился сам. Они оказались в просторном помещении. Намного более просторном, чем предполагал Моа. Узкая полоска света находилась где-то вдалеке и, судя по всему, была краем скалы.

Потолок в помещении был высоким, около 25 метров в высоту. Так что кхроки могли передвигаться по воздуху и никому не мешать. По полу были расставлены такие же постаменты, как они видели внизу. На каждом из них восседал кхрок. Это были их персональные места для отдыха и приема пищи. Услышав, что пришли гости, кхроки стали подниматься и, создавая воздушные потоки, поднялись в воздух. Как и при недавних событиях, они окружили Моа с Ксафом, и их предводитель вышел вперед. Как и в прошлый раз, он сначала выплюнул на землю костяную иглу, показывая свои благие намерения, после чего заговорил.

— Прилетели удачно. Рады видеть вас, Ууукутук и дитя гурров.

— Спасибо за подъем, — ответил ему Моа.

— Знать наш язык. Хвалить.

— Да, Ксаф обучать меня. Теперь уметь говорить язык ваш.

— Боюсь, что еще не совсем уметь. Еще много нужно учить.

— Буду рад учиться еще.

Ксаф тоже поприветствовал кхрока, и их проводили на отведенные для них места. Они получили свои собственные постаменты, на которых им разрешалось лежать, спать и есть. Никаких других удобств у кхроков не было. Никаких других удобств им и не требовалось.

Моа считал, что он уже достаточно знает о кхроках, но он ошибался, конечно. Одно открытие следовало за другим. В первую очередь его все еще удивляло то, что кхроки не питаются мясом, как он всегда считал. Это было то, с чем ему было сложнее всего смириться. Костяные иглы, которые убивали гурров нещадно, изначально не предназначались для убийств. Кхроки использовали их, чтобы протыкать толстый слой льда и высасывать через них сок. Зубов или костяных пластин для пережевывания пищи у них не было, поэтому сок был основой их рациона. Поверить только, самые грозные охотники белых льдов на поверку оказались собирателями сока. Но почему тогда? Для чего все эти кровавые расправы над его соплеменниками? Моа не решался задать этот вопрос напрямую и не хотел показаться грубым. Поэтому он просто наблюдал за жизнью кхроков и пытался в своих наблюдениях найти ответы.

Популяция кхроков была немногочисленна. Их всего было 26 и еще пять молодых недавно появившихся на свет. Всего 31. Ничтожно мало. Сначала он думал, что остальные кхроки живут где-то еще или отправились добывать пищу. Через неделю пребывания у кхроков никто так и не прилетел. Число их оставалось несменным. Стало быть, 31 кхрок был всем, чем они могли похвастаться. Глядя на сотни пустующих постаментов, Моа становилось не по себе. Что же случилось с ними? Где все остальные? Постепенно он узнал всю правду. Ответ крылся в груках.

Груки, несмотря на все свое количество, очень редко доживали до половозрелого возраста. Чаще всего они погибали в белых льдах и не в последнюю очередь благодаря гуррам, которые выслеживали и убивали их регулярно. Лишившись же своего избранного еще при рождении партнера, кхрок до конца своей жизни влачил одинокое существование. Партнера они выбирали один раз и навсегда сразу после рождения. Второго шанса не было. Оставшийся без партнер кхрок жил среди своих в обществе, но никогда уже не мог размножаться, и вынужден был провести бездетную жизнь. Это продолжалось не одно столетие. Так популяция груков и кхроков медленно редела. Будучи существами неплотоядными, они не хотели причинять никому вреда и не хотели идти на кровопролитие. До тех самых пор пока гурры не перешли черту и не пробрались в их собственные пещеры и не лишили их целого поколения. В ту злополучную ночь их терпение было втоптано в лед, раздавлено и обесценено. В ту ночь они познали ярость родителей, которые утрачивают своих детей по вине чужаков. Они убивали всех и вся, никого не жалея. Лишь одному гурру они позволили уйти нарочно, чтобы тот предупредил остальных никогда больше не приближаться к их скале. Однако это не слишком помогло. Гурры продолжали методично истреблять груков, добывая их в себе в пищу, а тщетные попытки кхроков убивать всех, кто это делал, приводили лишь к тому, что смертей становилось все больше.

Кхроки долго размышляли, что им следует предпринять в такой ситуации. Тогда они предприняли попытку вступить в контакт с гурром, но он их не услышал. Более того, они потеряли своего предводителя в ту ночь и ослабли еще сильнее. Жизненная энергия покидала их. Все, что им оставалось — это поддерживать угасающую жизнь всеми силами. Когда же они заметили приближающихся к их скале гостей, они ухватились за свой последний шанс установить контакт и воззвать к милосердию своих угнетателей. Моа был для них последней надеждой к спасению.

Проведенное с кхроками время положительно сказывалось на способности общаться с ними. Предводительница кхроков, которую звали Сииэ, поднатоскала Моа, и его речевые навыки вышли на новый уровень. Почему же этого не случилось ранее? Дело было в том, что груки и кхроки хоть и принадлежали к одному виду, обладали разными интеллектуальными и речевыми способностями. Груки общались на примитивном языке. В то время, как кхроки, развили свою речь достаточно глубоко для того, чтобы обсуждать науку и развивать философию. По натуре своей они были мыслителями. В конечном счете, большую часть своей жизни они проводили на вершине мира, откуда могли наблюдать за суетливыми заботами всех тех, кто жил внизу. В таких обстоятельствах мысль рождалась и развивалась по наитию. Моа общался с кхроками и постигал все лучше образ их мышления.

Они были на самом деле удивительными созданиями. В своих познаниях они многократно обогнали гурров. Может быть, потому что им не требовалось столько времени тратить на охоту. Может быть, потому что жизнь на скале и близость предков способствовала более ясному мышлению. Но точно было то, что они понимали этот мир намного лучше, чем гурры.

Однажды они отвели Моа на край скалы. Ветер безжалостно хлестал ее плоскую макушку. Моа потребовалось проявить немалую бдительность, чтобы не свалится вниз. Но все это меркло в сравнении с видом, который открылся ему оттуда. Белоснежный горизонт полукруглой формы огибал белые льды со всех сторон. Это поразило его до глубины Оро. Он никогда раньше особенно не задумывался об этом, но если бы задумался, то сказал бы, что они живут на плоской поверхности. Снизу пластина белого льда, сверху пластина черного льда. Где-то посередине копошатся все те, кому довелось родиться в этих краях. Так он представлял себе это. И вот еще одно ошибочное представление было разрушено.

— «Выходит, что и черный лед охватывает нас со всех сторон?» — спросил Моа у предка.

— «Да, так и есть» — безмятежно ответил он.

— «И это значит, что он намного больше белого льда?»

— «Все верно. Черный лед охватывает множество миров подобно белому льду»

Это был тот раз, когда Ксаф завел вновь речь о создателях.

Он рассказал кхрокам о безграничном черном льде, предках, Оро, создателях. О том, что когда они прибудут, останутся лишь одни носители Оро и кому-то придется забыть о вечной жизни, утратить разум.

— Вечная жизнь после смерти. Забавно, как ты говоришь об этом вот так, — заговорила Сииэ, — Мы никогда не видели черных льдов, никогда не видели предков, что там живут и, тем более, никогда не грезили о том, что однажды и мы будем жить там. Мы приняли тебя за Ууукутука, духа ветра, что способен говорить на нашем языке, поэтому и приняли тебя. Наши предания гласят, что был день, когда грук, как вы их зовете, заговорил с ветром, а тот ответил. Между ними завязался разговор, а после крепкая дружба. Но ветер не мог постоянно быть на льду, а грук не мог от него оторваться. Тогда ветер подарил груку возможность летать и так появились мы, кхроки. Ты что-нибудь знаешь об этом? — он обратился к Ксафу.

— Ничего. Кем бы ни был этот Ууукутук, это точно не я.

— Теперь я понимаю, что мы ошиблись. И вот ты говоришь о том, что не имеет никакого значения для нас так, словно это должно быть иначе. Воистину жизнь имеет чувство юмора.

Нам не нужна вечная жизнь после смерти. Признаться, само это понятие мне представляется нелепым. Подумай только, если после смерти нас ждет еще одна жизнь, но более высокого порядка, то зачем нам первая жизнь? Почему бы просто не начать сразу с вечной жизни? Для чего все эти игры в выживание, если потом ты все равно будешь жить вечно? Нет, нам не нужна вечная жизнь. Она сделает существование наше бессмысленным и бесцельным. Мы хотим лишь того, чтобы наши потомки могли продолжать жить, как это делали мы, и развивали то, чего достигли мы. Вот наша вечная жизнь. Большего нам не нужно.

Что же до Оро, как ты его называешь, то пока от его обладания мы получили одни лишь страдания. Быть может, не будь у нас разума, мы бы не были такими мягкотелыми и уже давно защитили бы себя от гурров. В итоге же разум нам позволил понять трагедию, но не предотвратить ее. И какой тогда в нем смысл?

Остальные кхроки поддержали свою предводительницу. Грудные щели их приоткрылись наполовину, и в прорези между двух половин ясно читалось «Да». Она часто выражала мнение всего своего племени и говорила от его лица. И делала она это со всей ответственностью. Сииэ не принимала решения за всех. Она буквально знала мнение каждого члена своей семьи и готова была спрыгнуть со скалы, не раскрываясь до самого столкновения со льдом, если бы хоть один из них думал иначе.

— Это хороший ответ. Но судьбу вашу будут решать создатели, — отвечал ей Ксаф.

— Создатели значит. Что это за создатели такие, что обрекают свои творения на страдания? Если они такие всемогущие, то почему они не могли создать мир так, чтобы в нем всегда хватало места для всех и чтобы не приходилось потом избавляться от всех неуместных? Или они не столь всемогущие, как ты их описал, или не столь милосердные. А, может быть, и не столь всезнающие, раз допустили такой огромный просчет.

— Аккуратнее, пожалуйста, говоря о создателях. В каждом их поступке есть глубинный смысл, даже если на поверхности его не видно. Нужно обладать великим разумом, чтобы судить об их поступках и их последствиях.

— Мы бы хотели таким разумом обладать и до сих пор мы только и занимались тем, что развивали его во всех направлениях. Но, как видишь, это не помогло нам.

— Я понимаю, что судьба ваша вам кажется неблагосклонной. Однако посмотрите на вещи под другим углом. Вы многим превосходите гурров и в прямом сравнении выигрываете их по уровню развития. Так что, скорее всего, удача будет на вашей стороне, когда создатели будут выбирать между вами двумя.

— Ты хочешь, чтобы мы лишили целую расу разумности ради своего выживания? Думаю, что ты недостаточно хорошо нас знаешь. Мы никогда не пойдем на это. И я знаю, что говорю. У нас было время, чтобы подумать об этом. Даже на пороге вымирания мы не стали жестокими и не хотим таковыми становиться. Заберите у нас Оро и просто оставьте нас в покое. Я повторю то же самое, оказавшись перед лицом создателей.

Ксаф не торопился с ответом, и Моа решился вмешаться:

— Почему вы не можете просто улететь в другое место и поселиться там? — спросил он у Сииэ.

— На то есть несколько весомых причин. Привычка — первая из них. Мы привыкли к этому месту и полюбили его. Перелет на другое место будет означать потерю нашего дома. Пусть мы и обретем новый дом, не так просто смириться с потерей старого. Вторая причина состоит в том, что мы слишком слабы для такой авантюры. Для переселения на другое место нужны силы, физические и духовные, которых у нас нет. И последняя причина, но не по значимости — мы не знаем, куда нам переселяться. Мы облетели все окрестные льды и нигде не видели подходящего места для жизни. Другой такой скалы попросту не существует.

— Существует, — прервал ее Ксаф, — примерно в трех сутках лету отсюда есть другая скала не хуже этой, она пустует уже тысячи лет и готова к тому, чтобы ее заселили. Если бы вы только захотели, я бы проводил вас туда.

— Даже если все так, как ты говоришь, мы не в силах осуществить такое путешествие. Дни нашей молодости ушли.

— Тогда вы умрете. Разве смерть и исчезновение всего вашего вида недостаточно веская причина для того, чтобы хотя бы попытаться?

Сииэ молчала. Две половины ее огромного во все тело рта были крепко сжаты, по ним пробегали напряженные волны. Казалось, вот-вот несколько новых слов вырвется оттуда, но слова не появлялись.

— И что же делать? — Моа усиленно думал. Пожив с кхроками, он чувствовал персональную ответственность за их судьбу. Ему не давало покоя, что его родное племя привело их к такому шаткому положению. Он не приложил к этому усилий лично, но чувствовал вину за действия своих родных. Он хотел помочь, хотел, чтобы кхроки и груки продолжили жить, — вы говорили раньше что-то про мирное соглашение, что хотите его заключить с нами, да? Вы все еще хотите этого? Я могу попробовать поговорить со своим отцом и убедить его прекратить войну. Он упрямый и непреклонный, как глыба льда, но в глубине своего Оро он хороший гурр. Это должно сработать.

— Боюсь, что мы опоздали. Гурры здесь, — оборвал его Ксаф.

Он еще ничего не видел, но начинал слышать отдаленный ритмично повторяющийся шум. Он нарастал и становился объемным. Это был топот огромных походных колонн, что приближались к Черному Когтю.

Глава 21. Война

Роно спал тревожно. Верхние глаза его часто открывались и оценивали обстановку. Со всех сторон его окружали дети. Они жались друг к другу во сне и в целом выглядели безмятежно. Сора прижилась к нему спину и положила на него свой хвост. Она всегда так делала, но в ту ночь это не помогало успокоить его растревоженное предстоящей войной Оро.

Роно снилось, как он идет по белому льду, прорываясь сквозь заслон из ветра. От горизонта до горизонта не было ничего на десятки километров вокруг. Вдруг он заметил размытую фигуру далеко впереди. Шаг его постепенно превратился в бег. Погоня за призрачной фигурой привела его в место, которое он никогда раньше не видел. Он уперся в обрыв и стоял на его краю. Впереди его встречала беспросветная тьма. Как ни пытался, Роно не мог разглядеть, что в ней скрывается. Из всех его чувств один лишь слух оставался достаточно надежным, чтобы на него можно было полагаться. Он вслушивался в звуки, которые доносились до его ушей прямиком из бездны и безуспешно пытался установить их природу. Шум то нарастал, то становился тише. Казалось, будто нечто огромное ударяется в скалу и отступает, чтобы разбежаться и ударить с удвоенной силой. Внезапно кто-то толкнул его с силой в спину, и он сорвался с обрыва. Черный блеск стал последним, что он смог разглядеть.

Проснувшись посреди ночи, он больше не ложился спать. Через несколько часов он поведет двадцатитысячную армию в бой. Когда война будет окончена, и все кхроки с груками истреблены, вот тогда он сможет выспаться. Он был в этом уверен.

***

Три разведчика продвигались впереди целой армии. Их троих было достаточно, чтобы все многотысячное войско могло двигаться вперед уверенно, не беспокоясь об угрозах, что ждали их подо льдом или с воздуха. Никаких других мер предосторожностей не было принято. Топот должен был привлечь внимание кхроков заранее. Роно знал это, и наслаждался этой мыслью. Пусть слышат, как смерть марширует.

Как истинный предводитель своего войска, Роно шел первым. За ним шли все остальные. Гурры построились в четыре колонны. В первых рядахшли войны — главная боевая единица армии. Они были облачены в защитные накидки и несли с собой духовые иглы с запасом шипов каны. Каждый был способен всадить в кхрока добрую сотню ядовитых шипов.

За ними шли охотники постарше. Защиты и оружия у них не было. Они довольствовались тем, чем снабдила их природа и были готовы пустить в ход свои длинные острые когти, чтобы добить кхроков, которым не посчастливится упасть на лед рядом с ними.

Следующими шли, медленно переставляя лапы, старейшины. Если бы они могли, то с радостью послушали бы рассказы о войне от своих соплеменников после ее окончания, но их мнения никто не спросил.

В последних рядах шли матери с детьми. Их взяли на войну по двум причинам — создать массовость и внушить кхрокам страх и чтобы они могли лично наблюдать триумф своего племени. В итоге каждый до последнего гурр вышел на войну в тот день.

Первый в цепочке разведчиков остановился и поднял хвост вверх. Идущие за ним остановились и сделали то же самое. Роно поднял хвост вверх, призывая всех остановиться. Инертная волна торможения прошла по толпе и та замерла. Вдалеке раздался крик:

— Приближаются! Они приближаются!

Кхроки не стали оттягивать неизбежное и на полном ходу приближались к войску противника.

— Приготовиться! — отдал команду Роно.

Стоящие за его спиной солдаты зарядили духовые иглы и направили их в небо. Они наполнили легкие воздухом и на время забыли о том, что такое дышать.

— Ждем! — выкрикнул Роно. Он знал, как важно выбрать подходящий момент для атаки.

— С ними ребенок! — закричал фронтовой разведчик.

— Выстрел! — скомандовал Роно, и сотни ядовитых шипов со свистом взмыли вверх и стали вонзаться в планирующих кхроков. Их раскрытые тела были отличной мишенью.

— Заряжай! — отдал еще одну команду Роно и только теперь своими глазами увидел, что в лапах одного из Кхроков был его сын.

— «Эти твари сначала похитили моего сына, а теперь они будут использовать его как щит. У вас ничего не выйдет» — внутренний голос полный ярости разжигал Роно изнутри.

— Целься по флангам. В центр не стрелять! Выстрел!

Поток шипов разделился на две части, минуя центр, где находились Моа и Ксаф.

Еще одна дробь шипов угодила прямо в кхроков. Тела их вздрагивали и пульсировали от пронзительной боли. Они с трудом поддерживали себя в горизонтальном положении, но продолжали спускаться. Костяных игл не было видно.

— Не расслабляйтесь и продолжайте стрелять. Мы не знаем, что они задумали! — обратился к солдатам Роно.

Гурры видели, что кхроки не оказывают никакого сопротивления и колебались. Однако длилось это недолго. Очередной приказ развеял все сомнения, и духовые иглы засвистели снова. Последняя очередь вывела из строя нескольких кхроков. Не дотянув самую малость до льда, они попадали на лед, не в силах больше терпеть боль и сопротивляться восходящим потокам воздуха. Те, что остались висеть в воздухе, делали это неуверенно, раскачиваясь из стороны в сторону, готовые перевернуться на ребро в любой момент и рухнуть вниз.

Сииэ опустила Моа на лед, и они вместе с Ксафом рванули в направлении своих.

— Стреляйте в центрального! — раздался приказ Роно.

Бурный поток из шипов обрушился на Сииэ. Обмякшее тело ее повисло на двух тонких лапах. Кхроки были парализованы и не представляли больше угрозы. Однако все были напряжены. Они ожидали вторую волну нападения в любой момент.

— Не трогайте их! — кричал изо всех сил Моа. Его жалобный голос пролетел над целым войском, — Не надо! Они ничего вам не сделают! — он кричал умоляющие, пока солдаты окружали павших кхроков с флангов.

— Моа, я рад тебя видеть. Я думал, что ты умер… что кхроки тебя убили, — Роно подался вперед, чтобы поприветствовать сына, но импульс его разбился о холодное равнодушие.

— Не подходи ко мне! Ты чудовище!

— Что ты говоришь такое? Я чудовище? — не веря своим ушам Роно пошатнулся, — Я спас тебя из лап нашего врага. Почему ты зовешь меня чудовищем?

— Ты что сделал? Какого врага? Они ничего плохого мне не сделали. В отличие от тебя! — Он показал на шипы, торчащие у него в задних лапах.

Солдаты наблюдали за разразившейся семейной драмой, и Роно знал об этом. Он чувствовал всю тысячу острых взглядов на своей спине.

— Тише! — он крикнул на Моа с такой силой, что уши того вжались в череп, — Ты сам не понимаешь, что ты говоришь. Они что-то с тобой сделали. Мы это еще выясним. А пока что успокойся. Ты в безопасности. Все остальные, будьте начеку. Возможно, это засада!

— Нет! Нет никакой засады. Кхроки что сюда прилетели это все кхроки что есть. Их больше нет. Мы довели их до этого. Их почти не осталось. Они на грани вымирания, понимаешь? А груки это те же самые кхроки, но только они не умеют летать и ползают по льду. Кхроки и груки это один и тот же вид! — Моа трещал, тщетно пытаясь втолковать своему отцу, что кхроки не представляют опасности.

— Я вижу, что ты помешался, сын мой, — взгляд Роно сделался жестким и каким-то чужим, — Это ты его надоумил? — он бросил этот вопрос с силой в адрес Ксафа.

— Он говорит правду, Роно. Кхроки и гурры единое целое, они разумны и не хотят причинять никому вреда. Они хотят мира. Тебе стоит послушать своего сына и забыть о своей гордости.

— Да что ты говоришь. О, великий защитник кхроков, прошу прощения. Ксаф, значит. ПРОШУ ВСЕОБЩЕГО ВНИМАНИЯ! СЛУШАЙТЕ ВСЕ! — Роно заорал так сильно, что все существо его сотрясалось. Мне наконец все стало понятно. Долго я думал, почему предок внезапно спустился с черного льда. Вся эта история с создателями и Оро, которое у нас они могут забрать. Глупцу ясно, что все это лишь фальшивая игра. Все гурры знают уже тысячи лет, что предки — вот наши единственные настоящие создатели. Никаких других создателей быть не может. И вот появляется он, Ксаф, что считает себя умнее других и говорит так, как будто знает все на свете, говорит, что нас создал кто-то другой, говорит что есть другие носители Оро. ГОВОРИТ ОТКРОВЕННУЮ ЧУШЬ! ЗАДУМАЙТЕСЬ! Почему он оказался здесь? Не потому ли что другие предки выгнали его из черных льдов за его вздорные мысли? ЗАДУМАЙТЕСЬ! Он не посланник черных льдов. Он изгнанник! ВОТ ОН КТО! Его выгнали из черных льдов, лишили вечной жизни, а теперь он пытается убедить нас в том, что нас тоже ждет такая участь. На мой взгляд, внимать словам этого безумца и лицемера все равно что предать собственный род. ЧТО ВЫ СКАЖЕТЕ?

Тысячи гурров молотили хвостами лед, давая понять, что они согласны со своим правителем. Все до единого.

— Ты слышал их, Ксаф? Тебе не удастся нас обмануть, больше не удастся. И ты не будешь больше дурачить голову своими выдумками моему сыну. Моа, иди сюда!

— Не пойду! Отец, ты не слышишь сам себя. Твой ум затуманен. Ты не видишь ничего кроме своей ненависти. Кхроки разумны, как и мы, и они не заслуживают смерти. Пожалуйста, не совершай ошибку и не убивай их. Скажи всем, чтобы они оставили их и ушли. Они не собираются воевать.

Солдаты окружили кхроков со всех сторон и в любой момент были готовы прикончить их.

— Разумны? Откуда ты вообще знаешь это? Потому что он тебе сказал? — Роно презрительно посмотрел на Ксафа, — Ты веришь этому предателю?

— Я знаю, потому что я жил там с ними, потому что я общался с ними, я выучил их язык и могу говорить с ними. Мы не можем слышать их речь. Но мы можем смотреть, как они открывают рты, и по тому как складываются их створки понимать, о чем они говорят. Я могу показать тебе это. Мы с Сииэ можем поговорить, чтобы все это видели… Мы можем…

— Достаточно! С меня хватит этой чуши! Я услышал, все что было нужно, и теперь я знаю, что он промыл тебе мозги. Но ничего. Мы разберемся с ними а потом поможем тебе. Скажи мне только, где все остальные? Они ждут, пока мы придем к их скалам, чтобы стать для них легкой добычей, как и тысячи лет назад?

— Ты не слышишь меня, отец. Здесь все, кто у них есть. И груки скоро должны прибыть. Больше никто.

— Ясно, ты не хочешь говорить мне правду. Тогда нам больше не о чем разговаривать. Схватить их и связать!

Солдаты подбежали к Моа и набросили на него сеть. К предку они не решались подойти. Предостережение Марака о той боли, что причиняет прикосновение предка, было все еще сильно в их памяти. Они просто набросили на него сеть и встали на нее лапами. Теперь они не могли никуда деться.

— Отлично! А теперь убить всех кхроков!

Моа кричал изо всех сил, мечась в сети из стороны в сторону, он набрасывался на переплетенные веревки, пока силы не оставили его. Обессиленный и отчаявшийся, заброшенный на дно самой глубокой впадины, он лежал на льду, осознавая, что крика не было, его спертое говорло не пропустило ни звука. Все это время он кричал лишь в своем воображении.

Барахтающиеся на льду кхроки были легкой добычей. Солдаты запрыгивали им на спины и топтали их лапами, прыгали по ним, выдавливая их внутренности наружу. Они не скупились не жестокости, рвали плоть своих врагов когтями, ртамы отрывали от них целые куски и хвостами своими выбивали из кхроков последние капли жизни. Последнего оставшегося в живых кхрока перевернули на спину, тело его тряслось, огромный рот его открывался и закрывался снова и снова. От этого зрелища стало мутить, у многих гурров, стоявших поблизости, начала болеть голова. Наконец, кто-то воткнул в него духовую иглу и тот успокоился. Когда каждого кхрока без исключения растащили по частям, Роно объявил:

— Гурры, мы победили в битве, но война только начинается. Впереди нас ждет еще много сражений! Запомните ярость, что есть в вас сейчас, сохраните ее и покажите мне снова, когда мы доберемся до Черного когтя. Ни один кхрок сегодня не должен остаться в живых. И ни один грук!

Хвосты гурров колотили в лед, окрасившийся в цвет кхрочьей крови. Он был черным.

— Все за мной! — Роно отдал приказ о выдвижении и вся армия, воодушевленная своей победой, сорвалась с места и направилась в сторону скалы, с которой все однажды началось, и на которой все должно будет закончиться.

Груки появились на горизонте. Они быстро приближались и были настроены решительно.

— Уходите! Уходите! — кричал изо всех сил Моа, — Ксаф, пожалуйста, умоляю тебя, сделай хоть что-нибудь! Скажи им, чтобы они уходили отсюда как можно скорее!

Ксаф не говорил ничего. Подгоняемый стражниками, он медленно плыл по воздуху, накрытый сетью из корней фухсы.

Груки не сопротивлялись. Сбросив все панцири, они сделались полностью уязвимыми. Прижимаясь друг к другу голыми телами и ощущая тепло друг друга, они приняли смерть, как единое целое.

Толпа, вкусившая вкус расправы над противником, ликовала. Они подошли к Черному когтю в полной готовности уничтожить любого, кто встанет у них на пути. Немного успокоившись, они выжидали, когда враг атакует. Роно приказал всем стрелкам зарядить духовые иглы и приготовится к обороне. Но враг никак не собирался атаковать. Что-то было не так.

Роно отдал приказ окружить скалу, а сам с группой из 200 солдат отправился в самый центр. Их встретила все та же пустая белоснежная поляна и черные пустоты пещер. Вокруг было тихо. Ни единого признака присутствия врага не было видно. Тогда они отправились на поиски. Постепенно подтянулись и остальные. Несколько сотен гурров прочесывали лабиринты пещер до позднего вечера, пока наконец не выбрались все на поляну. Никто никого не видел. Пещеры некогда полнившиеся кхроками и груками опустели и растеряли все признаки жизни.

Роно не мог понять, в чем дело, ярость переполняла его. Он отправился к Моа и Ксафу, чтобы еще раз спросить, куда подевались все остальные кхроки и груки, но в ответ получил лишь молчание.

— Можете молчать сколько угодно! Мы все равно найдем всех остальных и убьем!

— В этом нет необходимости. Вы и так всех уже убили, — медленно проговорил Ксаф, — поздравляю с победой, — слова его, как камни сорвавшиеся со скалы, тяжелыми ударами ложились на лед, — надеюсь, что теперь ты доволен, Роно.

Правитель гурров не был доволен. Он планировал истреблять своих клятых врагов сотнями, а получил всего несколько десятков, которые даже не дали никакого отпора. И все же день уже подходил к концу, солдаты устали и бездумно ходили взад-вперед, все были голодны и хотели спать.

— Кхроки и груки сбежали! Они испугались нашей мощи. Наша армия оказалась настолько сильной, что один ее вид заставил их бежать, не оглядываясь. Мы непременно найдем их всех до последнего и еще возьмем свое. Сейчас мы вернемся домой и отпразднуем нашу победу. Вы это заслужили!

По перепачканному кровью льду гурры добрались домой и уснули сном победителей.

Глава 22. Начало и конец

Моа утратил веру в свое племя. Иллюзорное представление о гуррах, как о справедливых и добрых существах, рассыпалось на мельчайшие осколки. Теперь он видел реальность такой, какой она была на самом деле, а не такой, как ему хотелось ее видеть. Он смотрел на гурров, которые праздновали победу и ему становилось дурно от этого зрелища. Он раз за разом вспоминал кровавые ошметки, размазанные по обширной территории, и не мог понять, почему то, что вселяло в него первобытный ужас, для всех остальных служило поводом для праздничного настроения. Что изменилось в них и заставило быть такими? Или они были такими всегда и это он не замечал этого? Он молчал и с каждым днем все глубже погружался в себя. Общение с другими его не интересовало. Он не хотел общаться с теми, кто убивал его друзей, не испытывая никаких угрызений совести и даже не задумываясь о том, что это могло быть ошибкой. Члены его семьи, его бывшие знакомые и друзья, все они были запятнаны кровью. Они были убийцами, с которыми он не хотел иметь ничего общего. Последняя надежда была на Ксафа, но он так и не появлялся. С тех пор, как его изгнали из племени, его больше никто не видел.

Все видели отстраненность Моа, но не обращали на нее никакого внимания. Он был таким же изгоем в их глаза, как и Ксаф, который после недавних событий слыл в племени предателем целого рода. Некоторые даже хотели, чтобы Моа изгнали из племени вместе с ними, чтобы он не портил всеобщую атмосферу, но Роно приказал оставить его дома на перевоспитание. Он считал, что его дурные мысли можно изгнать из него. Думал, что они пройдут бесследно. Нужно просто лишить его главного источника неверных мыслей и со временем он снова станет одним из гурров и будет мыслить, как они. Время шло, но этого не происходило. Вскоре про Моа все забыли и то, что с ним происходило, перестало всех хоть сколько-нибудь волновать. У племени были дела поважнее. Политическая, экономическая, технологическая жизнь его развивались не по дням, а по часам. Собранные в одном инфополе гурры беспрестанно общались друг с другом, делились своими идеями, развивали и улучшали их, их понимание себя и жизни росло вместе с их амбициями. После сокрушительной победы над кхроками и груками они возомнили себя властителями белых льдов. Сдерживающий фактор, что раньше мешал их гордыне расти, исчез, а вместе с ним исчезли и все стопоры. Теперь ничто не мешало им объявить себя повелителями всего белого льда и присвоить себе все его богатства. От былой сдержанности и скромности не осталось и следа.

И все же Роно был несчастлив. Зияющая дыра в его Оро становилась все больше. Легкая победа не могла удовлетворить его потребность в отмщении. Он желал большего. Каждый день он отправлял отряды гурров на поиски бежавших кхроков и груков, и каждый раз они возвращались ни с чем. Это доводило его до кипения, он стал раздражительным и часто вымещал свою злобу на подданных. Все чаще он мог позволить себе крикнуть на подчиненного и едва сдерживал себя, чтобы кого-нибудь не ударить. Гурры начали побаиваться его и сторонились, не желая вызвать на себя его гнев, и это злило его только сильнее. Он не мог понять, почему никто не разделяет его желание добиться абсолютной справедливости. Он не мог понять, почему все удовлетворились так просто, растоптав две жалкие кучки врагов. Это и сражением нельзя было назвать. Война, которая закончилась за один день, не могла называться войной, а, следовательно, не могла быть поводом для гордости. И все же других, казалось, такой расклад более чем устраивал. Даже другие старейшины снова и снова повторяли Роно, что как правитель своего народа он очень преуспел. Его военные успехи снискали ему славу и уважение среди подданных, и что ему пора успокоится и подумать о будущем. Но он не мог этого сделать. Знал, что это нужно, но не мог, как бы он ни старался. В итоге его одержимость, которая мотивировала его жить все эти годы, теперь отнимала всякую радость у этой жизни. Потеряв врага, он лишился смысла жизни и безуспешно пытался обрести его вновь.

В это же время жители Всегуррона активно развивали его инфраструктуру. Каждый день они приходили к Роно, чтобы согласовать с ним нововведения. Порой, наблюдая за их энтузиазмом, Роно испытывал что-то вроде привкуса былой жизни, но это чувство проходило так же быстро, как и появлялось. Чисто механически он выслушивал предложения лучших ученых умов и бездушно соглашался со всеми из них. Пусть себе делают все, что угодно, лишь бы это только не навредило никому.

Из цепких лап апатии его вырвали новости, которые принес отряд разведчиков:

— Уважаемый Роно, тебе это будет наверняка интересно. Мы видели Ксафа неподалеку от Черного когтя.

— И что он там делал? — взволновано спросил Роно командира отряда. Несколько раз он думал, что совершил ошибку, изгнав его из города. Он мог и наверняка обладал сведениями о том, где скрывались оставшиеся кхроки с груками.

— Мы не знаем, повелитель, — растеряно ответил тот, — мы хотели проследить за ним, но он скрылся меж скал и больше мы его не видели.

— Ладно, можете идти, — бросил Роно, и в голове его промелькнул набросок будущего плана.

— Скажите на выходе, чтобы ко мне привели моего сына, Моа.

Разведчики быстро покинули приемные покои. И уже через 10 минут к нему привели Моа. Он стоял перед ним, но мыслями был в другом месте. Глаза его застыли в одном положении и не двигались. Голова его была много повернута в сторону, он не хотел смотреть на своего отца, боялся говорить с ним, боялся, что, как и всех остальных, он заразит его своей жестокостью, и он превратится в того, кого стал презирать.

Отец смотрел на сына с жалостью и отвращением. Он хотел видеть перед собой война, а не нытика, чей вид вызывал лишь неприязнь. Но сейчас он должен был сыграть роль друга:

— Вижу, что говорить ты не настроен. Понимаю. Я знаю, что ты злишься на меня и обижаешься, считаешь, что я чудовище. Но ты должен понять, что если бы мое мнение не разделяло большинство, то никто бы и не пошел за мной. Так что это не мы все виноваты в твоих страданиях, а ты сам. И все же я хочу тебе помочь. Я говорю это, как твой отец, а не как правитель. Я хочу, чтобы мои дети были счастливы и жили счастливо, даже если они не разделяют моих взглядов. Так вот, как ты знаешь, мы изгнали Ксафа из нашего племени, — при упоминании Ксафа Моа едва уловимо пошевелился, уши его повернулись в сторону Роно.

— Наши разведчики засекли его возле Черного когтя. Не знаю, впрочем, что он там делал. Однако то, что он не ушел далеко от нашего города, заставило меня задуматься о том, что что-то влечет его сюда, удерживает его здесь. Понимаешь, куда я клоню? Я думаю, что ты тот, кто удерживает его здесь и не дает уйти. Я также вижу, что ты сам не свой в последнее время, ты отстранился от меня, матери, даже от своих братьев, с кем так любил играть в детстве. Ты чувствуешь себя здесь лишним. Я прав ведь так?

Моа по прежнему ничего не говорил, но вид его выдавал высокую степень заинтересованности.

— И вот перед нами встает задача. Есть предок, которого изгнали, но который хочет быть вместе с моим сыном. И есть ты, кто хочет быть вместе с изгнанником. Как правитель, я не могу отменять свои решения и вернуть Ксафа сюда. Этого не поймут. Если я буду менять свои решения, как в голову взбредет, то с ними перестанут считаться, мой авторитет будет подорван. Я не могу этого допустить. Поэтому дорога сюда Ксафу заказана.

Но есть и другой путь. Решение такое тяжело принимать отцу, я знаю, что твоя мать будет не в восторге, однако я понимаю, что порой нужно думать не только о своих чувствах и желаниях. Порой эгоизм нужно оставить в стороне ради тех, кто тебе дорог. И вот глядя на тебя, разбитого и несчастного до глубины твоего Оро, я предлагаю тебе выбор. Ты хочешь отправиться к Ксафу и жить вместе с ним?

Моа не верил своим ушам. Он посмотрел на отца, проверяя, серьезно ли тот говорил.

— Если ты уйдешь вслед за предателем, мы не сможем тебя больше принять к себе обратно. Тебе придется забыть о том, что когда-то здесь был твой дом. Но ты сможешь быть с тем, кто тебя понимает. Если это сделает тебя счастливым, то пусть будет так. Я приму любой твой выбор. Ну, что скажешь? — Роно оценивающе смотрел на сына.

— Ты правда позволишь мне уйти? — Моа впервые за две недели выдавил из себя несколько слов.

— Да, я говорю это совершенно серьезно.

— Тогда я уйду, — он смотрел на отца, и взгляд его пылал решимостью.

— Хорошо. Но только никто не должен знать, что это я тебе предложил это сделать. Пусть все выглядит так, как будто ты совершил побег.

— Согласен, — не раздумывая ответил Моа. Второго шанса может и не быть. Он должен был воспользоваться возможностью, которую ему дают, — Что мне нужно сделать?

— Завтра у нас будет день песни победы, как ты знаешь. Как и всегда, мы соберемся все в музыкальном зале. И когда все подойдут к тангурру, чтобы начать петь, не пой. Притворись, что поешь, можешь даже пошевелить своим говорлом, но не произноси ни звука. Пройдет несколько минут и ты увидишь, что все погружены в песнь. Когда это случится, можешь уходить из музыкального зала и отправится в восьмой район. Я попрошу охрану не закрывать плотно дверь, ведущую наружу. Ты сможешь пройти через нее и бежать к Черному когтю. Если ты еще не передумал?

— Не передумал.

Остаток дня Моа провел, как на иголках. Мысли пожирали его. Он беспокоился о том, как будет добираться в одиночку до Черного когтя и о том, что он будет делать, если не найдет там Ксафа. Неизвестность также пугала его. До сих пор он жил со своей семьей, в обществе, где члены заботились друг о друге. И он не знал, сможет ли он выжить там в одиночку, даже если с ним будет бессмертный предок. Но он точно знал, что никогда уже не будет счастлив в собственном доме и если снаружи его будет ждать смерть, то он примет ее без тени сомнения.

В последний вечер он смягчился и посмотрел на своих братьев и мать по-иному. Глядя на то, как они играли и общались друг с другом, он больше не видел в них убийц. Он видел в них тех, кто ошибся и выбрал неверный путь. Ему хотелось подойти к ним, поговорить, сказать, что ему будет их не хватать, но он так и не решился это сделать. Никто не должен был догадаться о том, что он спланировал побег.

Утром по традиции все ели Кану. Моа запихивал ее в рот, не жалея. Он не знал, когда в следующий раз ему представится возможность поесть, и нуждался в запасе сил. В музыкальном зале их встретила речь отца, преисполненная напыщенной гордости за их военные успехи. Он практически не слушал, что он говорил. Только отдельные слова влетали в его голову и не находя питательную среду вылетали оттуда обратно. Все прошло в точности так, как и говорил Роно. Когда все начали петь, он не пел, и когда все погрузились в песенный транс он спокойно покинул музыкальный зал и отправился в конец восьмого района, где его ждал выход на поверхность.

Вкуснейший запах чистого воздуха встретил его снаружи. Омо и Ромо весело блестели высоко на небосводе. День для побега был выбран крайне удачно. Не теряя ни минуты, он стал набирать скорость и через пару мгновений на всех порах мчался в сторону Черного когтя. Все страхи и сомнения он оставил в Всегурроне, который так и не смог стать для него родным.

Скала встретила его леденящей тишиной. Один только ветер сновал по пещерам, издавая какие-то звуки. Моа отправился в пещеры и осмотрел их все до единой. Он потратил на это несколько часов времени, постоянно взывая к Ксафу, но тот так и не появлялся. Наконец, он вернулся в главный зал, где когда-то они с груками ловили малышей, не давая им свалиться с постамента. Место это хранило в себе множество воспоминаний, который причиняли боль тем, что никогда не претворятся в явь.

Моа поднял голову вверх, наблюдая за тем, как Ромо поравнялся с отверстием в скале, свет его был ослепительным, и ему пришлось закрыть глаза. Свет согревал его и дарил ощущение спокойствия. Даже если ему придется жить здесь в одиночестве, он не будет несчастен. Когда он открыл глаза вновь, то увидел, как Ромо спрыгнул с небосвода и собирался приземлиться Моа прямо на голову. Когда ощущение невероятного прошло, он осознал, что это Ксаф спускается с верхнего этажа к нему. Какое же это было счастье — встретить старого друга.

— Прости, что не пришел раньше. Я видел, что ты приближаешься к скале, но хотел доделать последние дела, чтобы мы могли отправиться в путь.

— Ничего. Я очень рад тебя видеть.

— Я тоже. И у меня есть хорошие новости для тебя. Если ты позволишь, я покажу их тебе.

Моа дал свое согласие и по ментальному каналу связи Ксаф показал ему, как он проведал оставшихся в живых груков и кхроков на новом месте их жительства. Скала была такой же непреступной и темной, уходящей прямо в небо, но отличалась от Черного Когтя своей формой. Моа увидел, как пятеро кхроков и груков располагаются в новых пещерах, готовые начать новую жизнь там, и Оро его наполнилось блаженным чувством облегчения. Все эти две недели после окончания войны он переживал, что молодые кхроки и груки не смогут преодолеть такой путь и погибнут по дороге. Но они выжили и были готовы начать жизнь заново. План, составленный за мгновение до начала трагических событий сработал. Взрослые кхроки и груки отдали свои жизни, чтобы позволить младшим сбежать. Не оказывая никакого сопротивления, они намеренно растянули свою погибель во времени, обескураживая своих губителей и внушая в них ложное чувство предосторожности. Пока они втаптывали их в лед и ожидали нападения из засады, решившие жить кхроки и груки мчались в направлении, что указал им Ксаф.

— Я рад, что с ними все в порядке, — преисполненный радости и надежды сказал Моа, — Что мы теперь будем делать?

— Отправимся к ним, я полагаю.

— Ты сделал здесь все, что хотел?

— Да, я связался с создателями. Они прибудут сюда через 3 недели. Так что нам нужно поторопиться, чтобы добраться до наших друзей до их прибытия. Кроме того, на хвост тебе сел отряд из разведчиков. Они отстают всего на три километра. Нам нужно оторваться от них.

— Тогда поспешим. И еще я хочу, чтобы в дороге ты рассказал мне все, что ты знаешь о создателях и все-все остальное. Я готов получить эти знания, теперь меня ничто не останавливает. Так что пойдем, и на этот раз приготовься отвечать на мои вопросы.

— Договорились, — весело ответил Ксаф, и вместе с Моа они направились к выходу из пещер.

Конец.

Оглавление

Глава 1. Роно

Глава 2. Дом

Глава 3. Песнь единства

Глава 4. Прародители

Глава 5. Биология видов

Глава 6. Пробел в коллекции

Глава 7. Первая охота

Глава 8. Ночь, которая изменила всё

Глава 9. Несколько лет спустя

Глава 10. Дар предков

Глава 11. Контакт

Глава 12. План действий

Глава 13. Общий сбор

Глава 14. Жизнь и смерть

Глава 15. 21 поселение

Глава 16. Кхроки и груки

Глава 17. Борьба за власть

Глава 18. Груки

Глава 19. Гурры

Глава 20. Кхроки

Глава 21. Война

Глава 22. Начало и конец