Повелитель воронов (ЛП) [Грейс Дрейвен] (fb2) читать онлайн

Грейс Дрейвен - Повелитель воронов

Перевод: So-chan

Сверка: Solitary-angel

Редакция: Лайла

Художественное оформление: Solitary-angel

Перевод осуществлён специально для сайта World Selena:  https://www.worldselena.ru

Аннотация

На что бы вы пошли ради свободы? Это вопрос, который ставит рабыню, Мартису из дома Ашеров, на опасный путь. Она заключает сделку со своими хозяевами, священниками Конклава: шпионить за колдуном-отступником Шилхарой из Нейта в обмен на свободу. Священники хотят, чтобы Мартиса разоблачила предательство колдуна и передала его в руки правосудия. Рискованное занятие, но она принимает условие сделки без колебаний... пока не влюбится в потенциального врага.

Шилхара из Нейта, Повелитель воронов, отчаянный человек. Бог, называемый Скверной, вторгается в его разум, соблазняя обещаниями безграничной власти, если тот поможет ему обрести господство над миром. Шилхара борется против влияния Скверны и ищет способы уничтожить бога. Когда же Конклав подсовывает ему Мартису в качестве ученицы, он прекрасно понимает, что распахивает двери своего дома шпиону. Теперь он ведёт войну на два фронта — против бога, жаждущего завладеть им, и ученицы-предательницы.

Эта книга посвящается моим редакторам — Лоре Гэсвей и Мэл Сандерс. Леди, без вашей помощи я бы не смогла написать слова «Конец». Спасибо за потраченное время, терпение и советы, но больше всего я признательна за вашу замечательную дружбу.

Моей сестре, Ким Сэйри, которая прочла почти все мои работы и была одной из самых восторженных поклонниц. Спасибо, сестрёнка.

И последнее, но не менее важное, восторженное спасибо Луизе Галле, увидевшей сердце этой книги и подарившей ему красочную жизнь в своей потрясающей картине «За гранью Нейта».

Глава 1

— Склонись предо мной, Повелитель воронов, и я сделаю тебя властелином королевств.

Шилхара из Нейта застонал и согнулся пополам, сжимая живот от дикой боли. Из носа хлынула кровь и окрасила алыми крапинками истёртые плиты балкона. Столь знакомый и коварный глас бога окутывал разум. Пронзённый лучами желтушной звезды Шилхара сжался в дрожащий комок у края осыпающегося парапета, борясь со злом, которое священники сочли давно побеждённым.

Бог искушал, рисуя перед глазами образы сколь же фантастические, столь и ужасающие: кровь стекает ручьями по алтарю, несметные полчища маршируют по опалённой солнцем пустыне, море голодных боголепно стелются по земле. Магия хлынула сквозь тело Шилхары — колоссальная сила, порождённая ненавистью. Неудержимая. Ужасающая. Опьяняющее ощущение власти над войском и людьми, распластавшимися у его ног. Жертвы приносились во славу бога, а Шилхара был вторым после него.

— Ты станешь несокрушимым императором, несравненным колдуном, — напевал бог свою дьявольскую песню.

Шилхара сжал зубы от боли, раскалывающей череп.

— И рабом бога-попрошайки? — С губ выступила кровь. — Я не склонюсь.

Мягкий смех эхом разнёсся в его голове.

— Ты склонишься, аватар. Ты ведь всегда мне подчинялся.

Бог внезапно освободил его мучительным рывком, который чуть не стёр кости Шилхары в порошок. Он вскрикнул и рухнул на колени. Видения и голос исчезли, оставляя невидимый шлейф. Солёная кровь обожгла горло; пот и моча пропитали одеяния. Жёлтая звезда над головой пульсировала ядовитым светом.

Шилхара упал на пол балкона.

— Помогите, — взмолился он в пустоту.

Слуга обнаружил его несколько часов спустя, когда восходящее солнце загорелось пламенем на горизонте. С помощью Гарна Шилхара поднялся на ноги. Великан сочувственно всматривался в лицо мага. Шилхара коснулся носа, проведя ногтем грубую линию по корке от ноздри до подбородка.

— Кровь?

Слуга кивнул и подтолкнул своего господина к комнате. Шилхара не обратил на жест никакого внимания и уставился на звезду, подвешенную в небе, точно лунный камень с кошачьим глазом на невидимом шнуре. От центра звезды не исходило истинного света, лишь мутная дымка окутывала небо в стремлении поглотить его.

— Гарн, ты видишь звезду?

Гарн покачал головой, грубоватое лицо выражало насторожённость. Руки делали в воздухе замысловатые пасы, и Шилхара вздохнул: его подозрения подтвердились. И хотя любой, кто обладал крупицей интуиции, мог ощутить присутствие бога, лишь одарённые видели его физическое проявление. Несомненно, сейчас священники Конклава носятся в ужасе по своей приморской крепости от осознания того, что в конечном счёте их прославленные предки не смогли победить бога Скверны.

С подозрением относясь к действиям Шилхары и возмущаясь его отказом присягнуть им на верность, священники — самолюбивые клирики, не способные почесать задницу, не произнеся заклинания, — теперь обратят на него свой злобный взор. Тем не менее, парящая за его спиной злобная сила, проникающая в сознание, дабы соблазнить несказанной властью и поклонением, делала Конклав никчёмной помехой.

Шилхара с отвращением теребил испачканные одеяния. Присутствие Скверны сохранилось в запахе его пота, одежды, даже волос. Он дважды сплюнул, избавляясь от вкуса.

— Этот паразит превратил меня в беспомощного младенца — я обмочился.

Он сорвал с себя испорченную одежду и бросил в ноги влажной кучей. Голый и дрожащий в прохладном предрассветном воздухе он жестом приказал Гарну отойти в сторону и произнёс заклинание. Ворох грязных тряпок вспыхнул, оставляя на каменных плитах круг почерневшего пепла.

Уголки губ Гарна неодобрительно опустились. Шилхара улыбнулся. Он знал этот взгляд. Нищие не уничтожают хорошую одежду ни при каких обстоятельствах.

— От неё разило Скверной, Гарн. — Также, как и от него. — Такая сила оскверняет всё, к чему прикасается.

Шилхара удалился в свою комнату, радуясь теплу полыхающего в углу камина. Гарн принёс воды для умывания и разложил на кровати чистую поношенную рубашку и штаны. Шилхара направился прямо к умывальнику, отчаянно пытаясь смыть Скверну. Он потянулся за губкой, руки всё ещё дрожали от шока, вызванного нападением бога.

В голове снова раздался коварный шепоток:

— Признай меня, слуга возрождённый.

Шилхара утробно зарычал. Он не мог отрицать такого обольщения, более искусного, чем умелая рука раскрашенной шлюхи. Бог завлекал видениями империй у его ног и безграничной силой на кончиках пальцев. И более великие мужи становились жертвой подобного искушения, и сих мужей было немало.

Лёгкое прикосновение Гарна к плечу вернуло Шилхару на землю, и он прогнал искушающие мысли. Кровь из носа упала на руку и потекла по костяшкам пальцев.

— Будь покоен, Гарн, я ещё не сломлен.

При этих словах глаза слуги с подозрением сощурились, но он отступил и позволил хозяину принять ванну.

Вода стекала по рукам и туловищу Шилхары, пока он отдавал распоряжения.

— Подготовь комнату на третьем этаже — без дыры в крыше.

Гарн озадаченно выгнул брови.

— Я жду гостя.

Брови слуги-великана взлетели ещё выше.

Реакция Гарна позабавила Шилхару. Никто не приезжал в Нейт. Репутация поместья как обители тёмного мага-ворона держала всех желающих подальше, и Шилхара поддерживал эту репутацию, не желая развлекать недалёких аристократов или убивать молоденьких колдунов, которые решили прославиться, бросив вызов пресловутому Повелителю воронов.

Что ж, обстоятельства изменились. Как бы Шилхара ни презирал эту мысль, но он нуждался в помощи Конклава. Ничто не застраховано от Скверны, даже бог. Священники отвечали ему полным презрением, но они могли использовать друг друга для достижения общей цели — победы над Скверной. Как известно, Конклав закрывал глаза на Повелителей воронов и их запрещённые искусства, если мог извлечь выгоду из этой практики. Шилхара хотел заручиться поддержкой послушника Конклава, писца, сведущего в древних книгах и знающего забытые, тайные языки. Убийство бога требовало магии гораздо более древней и тёмной, чем ритуал Конклава, и такие знания часто были похоронены в мёртвых языках и древних свитках. Несмотря на строгость Конклава, его писцы не имели себе равных в умении перевода. Шилхара не сомневался, что в случае необходимости ему сделают исключение на запрет изучения тёмных тайн.

Когда он закончил мыться, утро принесло с собой яркий солнечный свет, струящийся через открытое окно. Нестройное карканье ворона приветствовало новый день, за ним последовала симфония подобных «трелей». Из апельсиновой рощи вырвалась чёрная мантия вороньих крыльев. Закрыв собой небо, она повернула на север, дабы обогнуть поместье.

Маг улыбнулся. Он пошлёт письмо с вороном. Священники раскудахтаются, гадая и дивясь, почему Повелитель воронов, всегда отвергавший их предложения и настойчивые требования в верности, вдруг попросил о помощи. Они ответят, с нетерпением ожидая возможности разместить в его доме шпиона.

Он отвернулся от окна — звезда Скверны всё ещё низко висела над горизонтом — и сел за письменный стол. Его поверхность была погребена под свитками, чернильницами и сломанными перьями. Найдя целое перо, Шилхара вытянул из-под груды рукописей кусок чистого пергамента и обмакнул перо в ближайшую чернильницу. На мгновение кончик завис над бумагой. Шилхара ухмыльнулся и вывел:

Старые боги не умерли. Ваш демон проснулся…

Глава 2

Внимательно разглядывая длинную дорогу, ведущую к поместью Нейт, Мартиса никак не могла решить дилемму, в какой же роли она здесь выступает: подмастерья или жертвы. Струящийся по окутанной туманом тропе запах проклятой магии щекотал её ноздри.

— Я всё же оставлю выбор за тобой, Мартиса, но как только ты вступишь на этот путь, обратной дороги не будет.

Она посмотрела на своего хозяина, на продетую сквозь пальцы серебряную цепочку. Безупречно огранённый лазурит, ловивший солнечные лучи и рождающий радуги в её глазах, стал клеткой для осколка её души. Нахлынули воспоминания. В семь лет она до смерти перепугалась сурового священника с клювовидным носом, который окинул её ледяным, оценивающим взглядом и выкупил у голодающей матери за горсть монет. Она кричала в агонии, когда он поработил её с помощью магии — гарантия, что она будет служить дому Ашера до самой своей смерти, или пока Камбрия не продаст её и не передаст секрет камня новому хозяину… или пока она не обретёт свободу.

Её решимость окрепла. Страх — роскошь для отчаявшегося. Есть вещи, за которые стоит умереть, даже если усилия тщетны.

— Я не переменила своего решения, ваше преосвященство.

Она не опустила глаз, когда Камбрия, верховный епископ Конклава, впился в неё испытывающим взглядом, и его высеченное точно в камне лицо показалось особенно неприятным в лучах послеполуденного солнца. Что бы он ни увидел в её глазах, ответ его удовлетворил. Камбрия кивнул трём своим слугам, которые держали лошадей. Один из них поднёс огромного ворона на предплечье. Перепрыгнув на протянутую руку Камбрии, ворон расправил тёмные крылья, пока хозяин нежно водил пальцем по птичьей спине.

— Михей — мой лучший соглядатай. Он станет посланником между нами. Рощи Шилхары кишат воронами. Чужака не заметят. Если тебе будет что сообщить, спой колыбельную Нантери, и он прилетит. Птица доставит твоё сообщение.

Ворон недовольно каркнул, когда епископ поднял руку и отправил его в небо. Он полетел на юг, над корявыми солнечными дубами, охраняющими дорогу Нейта, к звезде Скверни.

— Оставайтесь здесь и присматривайте за лошадьми, — приказал Камбрия слуге. — По доброй воле звери на эту тропу не ступят. Я должен вернуться не более чем через два часа. — Епископ нахмурился, искра гнева мелькнула в его серых глазах. — Сомневаюсь, что Шилхара совершит глупость, но если я не появлюсь в назначенное время, призовите моих братьев. Они знают, что делать.

Слуга поклонился. Возможно, Мартиса пожалела бы об их участи. Облачённые в тяжёлые ливреи дома Ашеров, они будут ждать в безжалостную летнюю жару возвращения своего господина, но ответная жалость в глазах слуги подавила её порыв. Он и остальные могут потеть, как мулы, зато находясь в гораздо более безопасном месте.

Камбрия похлопал её по плечу.

— Идём, Мартиса. Скоро стемнеет, а я не хочу задерживаться.

Просачивающийся холодок проник в её многослойную одежду в тот же момент, как они ступили на дорогу, а воздух окутал аромат тёмной магии. Мартиса оглянулась, почти ожидая, как клубящиеся туманы, ласкающие её лодыжки, скроют от взора залитую солнцем равнину.

Море покачивающейся травы, что купалась в естественном свете, никуда не делось, маня её бежать как можно дальше от тьмы и опасной миссии. Она отвернулась, прежде чем поддалась соблазну.

Камбрия усмехнулся.

— В этом весь он. Шилхара найдёт способ отпугнуть посетителей и заблудившихся путешественников, если те слишком близко подошли к Нейту.

Они продолжили путь — камень странно заглушал шаги — под густым навесом солнечных дубов. Мартису всегда восхищали эти величественные гиганты с распростёртыми ветвями и густой листвой. Многие зажиточные усадьбы высаживали подобные деревья вдоль парадных аллей, готовя взоры гостей к ещё более величественным домам.

Однако дорога к Нейту оставляла иное впечатление. Величавые дубы дарили передышку от жары, но создавали полумрак. Чёрные изувеченные ветви изгибались над головой, сплетаясь в причудливом танце, словно каждое дерево пыталось вырвать противника с корнем.

Свет же подавляли не только дубы, но и всё, что росло под ними. Слабые солнечные лучики пронзали мрак в нескольких местах и исчезали на полпути к земле, потушенные низкорослым кустарником, облачённым в серые листья и грозные шипы.

Мартиса обняла себя, ища успокоения и тепла.

— Это тёмное место, — прошептала она.

Будто подчёркивая её слова, из кустарника вырвалась худощавая призрачная фигура и прижавшейся к земле тенью юркнула в лесные глубины. Мартиса ахнула и поспешила встать поближе к епископу.

— Что это было?

Она вглядывалась в лесную мглу, боясь того, что может увидеть.

Голос Камбрии, обычно сильный и уверенный, стал приглушённым. Он пожал плечами.

— Кто знает? Леопард. Лисица. — Он нахмурился. — Что-то более противоестественное. Шилхара — тёмный маг, а его наставник, первый Повелитель воронов, много… экспериментировал. По этим лесам могут бродить разные ужасы.

Он заметил её дрожь.

— Поместье — твоя лучшая защита, Мартиса. Никогда не ищи убежища в лесу.

От этих слов по её коже побежали мурашки.

Остаток пути прошёл без происшествий, хотя Мартиса не могла избавиться от ощущения, что за ними следят: то ли тень леса, то ли изуродованные деревья.

Лес уступил место затопленному солнечным светом голому двору с полуразрушенными металлическими воротами. Горячий ветер с равнины рассеивал неестественный холод, пронизывающий лес.

Ворота покачивались и скрипели на ветру, точно кости на виселице. Ржавая цепь и замок ударяли по металлу с диссонирующим лязгом.

На скалистом участке с засохшей травой раскинулись остатки огромной усадьбы. Западная половина дома превратилась в руины, словно её разнесла рука великана. Осколки камня и мрамора усеивали двор, скелет винтовой лестницы вёл в никуда. Истлевшая ткань развевалась на ветру, цепляясь за расколотые ступени.

Мартису окружало уныние и смерть.

Она отвернулась от руин и скользнула взглядом по уцелевшей части усадьбы. Изящные арки и шпили, резко очерченные на фоне заходящего солнца, отражали эпоху, предшествовавшую царствованию людей, когда те, кто построили Нейт и проложили к нему дорогу, ещё не исчезли со страниц истории.

У Мартисы расширились глаза, когда из руин западного крыла, словно восстав из выжженной земли, внезапно появилась фигура. Несколько минут назад никто не таился среди этих обломков, ведь приближающийся к ним гигант не смог бы долго скрываться от людских глаз. Облачённый в тунику с нейтанским гербом, он изящным шагом пересёк двор, несмотря на неуклюжее телосложение и рост. Лысина незнакомца сверкала в дневном свете.

С приветливой улыбкой он махнул огромными ручищами, чтобы гости отошли в сторону и он смог открыть ворота. Мартиса поняла его странный язык жестов и бессловесные команды. Немой. Почему-то в этом жутком месте, забытом живым миром, это её не удивило.

Цепь и замок спали, и ворота открылись с пронзительным визгом. Камбрия шагнул во двор, Мартиса держалась подле него. Епископ не обратил внимания на слугу, но она застенчиво улыбнулась и кивнула. Тот улыбнулся в ответ.

Великан обогнал епископа, направляя гостей в уцелевшую часть поместья. Они остановились перед резной дверью, выдержавшей напор стихий. Между грудями Мартисы пробежала струйка пота.

Она застыла в порыве самобичевания. Перед глазами вспыхнул образ камня души в руке Камбрии, и она предостерегла себя. До сих пор они увидели лишь тени в лесу, руины и немого раба. Ничего страшного. Но она не могла избавиться от неустанно шепчущего голосочка: «Ими всеми правит ворон-колдун, и скоро он будет править и тобой».

К её облегчению, когда они вошли в дом, на них ничто не напало.

«Крылатый Берсен, когда ты стала такой трусихой?»

Она покраснела, устыдившись своего страха. Для этого дела нужны храбрецы. Внутренний голос снова стал над ней насмехаться: «Но кто из них был бы также заинтересован в исходе дела?».

Они прошли из пустого вестибюля в более просторную комнату, залитую приглушённым солнечным светом. Мартиса моргала, пока глаза не привыкли к полутьме, и ахнула.

У неё перехватило дыхание от погребённого под пеленой пыли блёклого великолепия главного зала. Почерневшие балки парили над головой, перекладины пересекались в густой паутине, поддерживая высокий потолок. Вдоль стены тянулся огромный камин, на его полке стояли резные фигурки мифических зверей, переплетённые в вечном бою. Когда-то это было величественное место, гораздо большее, чем поместье Камбрии — место, построенное для королей и их воинов-защитников.

Как низко пал великий! Под ногами хрустел хрупкий тростник. Немногочисленная мебель посерела от грязи, гобелены проела моль. Свет просачивался сквозь окна, покрытые слоем грязи, создавая ложный мрак. Хотя стены всё ещё стояли, зал выглядел таким же заброшенным, как и руины западного крыла.

Слуга наклонился, услужливо отряхивая подушки и табуретку. В воздухе закружилось облако пыли. Камбрия с отвращением скривил губы.

— Нет, не желаю здесь сидеть. — Он собрал полы одежды и огляделся по сторонам. — Не лучше крестьянской лачуги. Хотя, чего я ожидал?

Мартиса уставилась на епископа, поразившись его хамству. Она перевела взгляд на слугу и увидела, как исчезает его улыбка, сменяясь пустым, выжидающим взглядом. Она сама прекрасно знала этот взгляд — и часто одаривала им своего господина.

Камбрия нахмурился и отшвырнул табуретку в сторону.

— Ну! — огрызнулся он. — Не тяни время, смерд. Я не собираюсь задерживаться на радость твоему хозяину. Приведи его!

Слуга пожал плечами и исчез в коридоре, тускло освещённом сальными свечами в изогнутых бра. Их пламя мерцало, когда великан проходил мимо.

— Наглый слуга наглого мага-падальщика. — Голос Камбрии сочился отвращением. — Видишь, что происходит, когда подбираешь уличную шваль? — Он коснулся её руки. — Тщательно выбирай слова и держи язык за зубками, пока он напрямую к тебе не обратится. Шилхара любит ловушки. У него острый язык, и своими речами он выпотрошил не одного незадачливого противника в беседе. Ты ему не ровня.

Мартиса опустила голову и скрыла улыбку. Камбрия выбрал её для этого задания из-за её способностей, среди которых числился талант помалкивать и оставаться незаметной. Его предупреждение позабавило её и обнажило намёк на беспокойство от предстоящей встречи. Как интересно, что люди не всегда восхищаются собственными чертами в других.

Вновь появился немой слуга в сопровождении тонкой тени, вырисовывающейся на фоне слабого света коридора. Камбрия застыл рядом с ней, когда из тени вышел хозяин дома. Мартиса резко втянула в себя воздух, очарованная первой встречей с Повелителем воронов.

Живой огонь в закопчённой комнате, горевший холодным, неподвижным пламенем. Длинные алые одеяния кружились у его лодыжек, словно окровавленный дым. Выше многих мужчин, худощавый, чёрные волосы заплетены в тугую косу, лежащую на плече. Строгий стиль подчёркивал загорелое лицо, не красивое и не доброе, но словно высеченное из того же камня, что устилал двор. Чёрные глаза и орлиный нос напомнили о сходстве с кочевниками-курманами, которых Мартиса иногда видела на рынках, где они торговали коврами и оружием. Её живот сжался от ужаса, когда он посмотрел на неё и Камбрию со злобой в глазах.

— Как вижу, вы не заблудились. А жаль. Чем обязан чести вашего благородного присутствия, ваше преосвященство? Я ожидал лакея Конклава. Вместо этого ко мне явился сам верховный епископ.

Его глубокий голос резанул по ушам, прерывистый и грубый, словно он выдавливал слова из разорванного горла. Презрение окаймило приветствие, и уничижительная полуулыбка изогнула губы.

Лицо Камбрии застыло. Антипатия между двумя мужчинами разлилась по комнате, просачиваясь в стены и полы.

— Всё ещё правишь своим убогим клочком земли, Шилхара? — Насмешливый взгляд Камбрии пронзил слугу. — С армией из одного человека.

По комнате пронёсся грубый смех мага.

— Король грязи, Повелитель воронов. Каким будет мой следующий титул, ваше преосвященство? Как всегда, Конклав не может прийти к окончательному решению.

Глаза епископа загорелись.

— Жаль, что тебе не свернули шею много лет назад.

За годы служения Камбрии и дому Ашеров Мартиса ни разу не видела епископа на грани потери контроля. Теперь его совет держать язык за зубами обрёл смысл. Даже ему трудно сохранять спокойствие рядом с колдуном.

Тёмные глаза Шилхары сузились, загорелое лицо побледнело. Любопытное заявление Камбрии пролило кровь.

— Это свидетельство воли и долголетия греха, ваше преосвященство. Оно не исчезает так легко.

Каменное лицо Шилхары вдруг расслабились, но инстинкты Мартисы подсказали ей оставаться начеку. Гибкий и проницательный, из него получится смертоносный враг. Внезапно цена свободы показалась Мартисе слишком высокой, и она пожелала вернуться домой, в привычное тепло и уют кухни.

Подозрение блеснуло в обсидиановых глазах, когда маг тщательно рассмотрел её. Он обратился к Камбрии, не отводя от неё взгляда, и растущий страх перед ним мгновенно сменился неприязнью.

— Никогда не говори, что император не может быть милостив. Вы проделали долгий путь. Гарн подаст чай. Можете поведать о своём путешествии и зверушке, привезённой мне на потеху.

Глава 3

Шилхара восхищался искусными лжецами. Он сам был из их числа. Этот талант — одно из немногого, что он мог вынести в Камбрии Ашеровском. Так почему же верховный епископ Конклава, мастер вымысла, соткал столь плохо слаженную историю?

Гости пили чай в уютном кабинете. Девушка, крохотное серое создание, примостилась на краешке стула. Для ученицы она слишком стара, а также не заинтересована в своём будущем учителе. Её взгляд блуждал по комнате, ненадолго задержавшись на столе с зельями, а затем на беспорядочно сложенных в углу свитках. Воспитанница? Едва ли! Это не бедный родственник, зависящий от щедрости Ашера. И всё же, Камбрия выбрал её ученицей Шилхары не просто так, а Шилхара никогда не недооценивал коварного священника.

Тишина в комнате сгущалась, пока Камбрия не нахмурился, устав притворяться, что наслаждается чаем.

— Ну? Она пойдёт? Ты просил ученика. И я его привёл. Мартиса — хорошая девочка, послушная и умная. Она сослужит добрую службу.

Шилхара побарабанил пальцами по столу.

— Я просил чтеца с крепкой спиной и знанием тайных языков. Ты же привёл… свою воспитанницу. У неё нет ни длительной подготовки, ни явного дара, ни намёка на какой-либо талант. — Он щёлкнул большим и указательным пальцами по заострённому перу и стал смотреть, как оно катится по стопке пергамента. — У меня есть послушная собака и умный слуга. Какой прок мне от этой девицы?

Он ожидал шпиона, но не обделённого магией.

Епископ напрягся.

— Если тебе были нужны рабочие руки, то не следовало обращаться в Конклав, — огрызнулся он и тяжело вздохнул. — Мартиса — опытный писец и переводчица, и у неё есть дар. Её обучали в Конклаве. Ищейки чуют её магию. Мы поместили её в комнату со священниками, но собаки сразу же ринулись к ней. — Он замолчал, посмурнел. — Несмотря на репутацию практикующего падальщика, ты всё же прославленный маг. Светила считают, что если кто-нибудь и пробудит дар Мартисы, то это —ты.

Шилхара изучил свою новую ученицу. Она ответила ему пристальным взглядом, но непритязательное лицо осталось спокойным. Вряд ли. Он имел дело с лакеями Конклава, но не с теми, которых подбирает и привозит его самый ненавистный соперник.

— Занятная головоломка, не спорю, но у меня мало времени, чтобы забавляться превратностями благословения даром. Мне нужен ученик, способный к сложным переводам и простым заклинаниям, которые занимают больше времени, чем я могу сейчас себе предоставить. Как и у Конклава, моя первоочередная задача — победить Скверну.

— Разве? — Вопрос Камбрии был полон скептицизма.

Шилхара ухмыльнулся. Он поспорил с Гарном, сможет ли епископ не озвучить свои подозрения.

— Даже такой маг-падальщик как я может протянуть руку помощи. Или в своих сомнениях вы озвучиваете позицию всего Конклава?

Голос Камбрии стал лукавым:

— Конечно, бог говорит с тобой, искушает всевозможными обещаниями, если ты только присягнёшь ему на верность, в которой отказываешь Конклаву?

Беззаботность Шилхары бесследно испарилась. Если бы Камбрия знал, какие сны мучают его по ночам, какой шёпот его соблазняет даже при свете дня, то беспокойство Конклава сменилось настоящей охотой на ведьм.

Мартиса хранила молчание с тех пор, как впервые вошла в его владения, ничем не проявляя своего нрава. Если он откажется от неё, это ещё больше встревожит священников.

— Мартиса из дома Ашеров. — Он улыбнулся, когда она напряглась. — Его преосвященство говорил за вас на протяжении всей встречи. Вам нечего добавить? Или же вы страдаете тем же недугом, что и мой слуга, и вам отрезали язык?

Он проследил за её взглядом до Гарна. Слуга ободряюще кивнул ей. Шилхара мог бы подумать, что девушку легко запугать, если бы не её спокойное поведение.

— Нет, сир, я не немая. Но ведь невежливо перебивать беседу?

Он замер, услышав её вопрос.

«Крылатый Берсен, что за великодушный бог благословил эту женщину таким голосом?»

Утончённый и чувственный, он обволакивал точно шёлк.

Контраст между сладкой речью и невзрачной внешностью поражал. До этих слов Мартиса словно растворилась в окружающей обстановке, всеми позабытая. Теперь же она сияла, приковывая внимание любого. Он взглянул на Камбрию, который одарил его самодовольной улыбкой.

Шилхаре не понравилось, что его застали врасплох, и он напал:

— Я бы не осмелился преуменьшать манеры леди и не стал соблазнять выдрессированную собаку забыть про команды «апорт» и «сидеть».

Она сжала челюсть и опустила взгляд, но он заметил искры гнева в её глазах. Не такая покорная, как может показаться, но его новая ученица превосходно контролировала эмоции. Поведение давнего слуги. Камбрия действительно привёл ему шпиона.

Он положил локти на стол. Переговоры состоятся.

— Я беру твою воспитанницу, — он замолчал, — на три месяца, не более. Если не выясню, какой дар в ней заключён, то отправлю восвояси. Незачем кормить лишний рот дольше необходимого.

Камбрия нахмурился.

— Шесть месяцев, и я плачу за её содержание.

Звякнули монеты; священник положил небольшой бархатный мешок на стопку пергамента. Девушка заметно вздрогнула и покраснела до корней волос.

— Четыре, — сказал Шилхара, — и я забираю всю сумму.

Он взвесил мешочек на ладони, не обращая внимания на насмешливую улыбку епископа.

Камбрия встал, стряхивая воображаемую пыль с одежды.

— Что ж, сойдёмся на этом. Четыре месяца.

Он не стал терять времени на прощание, забота о подопечной ушла в прошлое.

Мартиса неловко поднялась со стула и повернулась к Камбрии.

Шилхара тоже встал и прислонился к краю стола. Епископ нахмурился от такого нарушения этикета. Повелитель воронов выгнул бровь.

— Вы верховный епископ Конклава. Я не клялся вам в верности, ваше преосвященство. Вы не более чем такой же маг, как и я.

Мартиса отшатнулась, испугавшись убийственного взгляда Камбрии. Тонкие линии малинового света обвили его подёргивающиеся пальцы.

— Никогда не сравнивай себя со мной, ворон-колдун! — В угасающем свете его лицо казалось худым точно у скелета, а серые глаза почернели от ненависти.

Шилхара ждал, его руки покалывало защитной магией.

«Ну же, старик, — подумал он. — Дай мне повод отправить тебя в небытие».

Камбрия глубоко вздохнул и высокомерно вздёрнул подбородок, прежде чем повернуться спиной и прошествовать к двери.

Шилхара не смог удержаться от последней издёвки.

— Не попрощаетесь со своей любимой воспитанницей, ваше преосвященство?

Вопрос остановил верховного епископа. Он повернулся к Мартисе, учтиво обхватил её ладонь и сухо кивнул.

— Да прибудет с тобой удача, Мартиса.

Пылкость пожелания поразила Шилхару, но больше всего его удивила реакция Мартисы.

Её рука дёрнулась в ладони епископа, тонкая улыбка дрогнула.

— Да будет ясна луна над вашим челом, го... сир.

У неё расширились глаза из-за досадного промаха, и Камбрия поморщился. Шилхара ухмыльнулся.

Епископ уставился на него.

— Я оставляю вас. Ты ведь будешь держать Конклав в курсе любых изменений в действиях Скверни? Корифей чувствует, что может тебе доверять, хотя я не могу понять, с чего бы.

Шилхара пожал плечами.

— Наверное, я внушаю доверие.

Епископ ухмыльнулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Гарн попытался его проводить, но Шилхара остановил слугу.

— Не беспокойся. Он найдёт дорогу самостоятельно и не оценит твоей помощи. В конце концов, он верховный епископ Конклава. Он может о себе позаботиться.

Гарн пожал плечами и указал на Мартису, которая с тоской смотрела на дверь. Шилхара обошёл стол, огибая стулья и груду свитков, пока не остановился перед девушкой. Она встретилась с ним взглядом, её лицо оставалось безмятежным.

Очевидно, что Камбрия выбрал её не для того, чтобы соблазнить его на ересь. Не красавица по самым невысоким стандартам, она напоминала ему коричневую и скучную самку павлина. Одежда хорошего качества, но плохо подогнана по фигуре, словно её одолжили; она висела на хрупком теле, точно пустой мешок из-под зерна. Бледное лицо обрамляли пряди тусклых рыжеватых волос. А вот глаза сами по себе могли заинтересовать — цвета чистой меди, в веере тёмных ресниц — но они никак не спасали положение. В целом, невзрачное созданием, которое останется незамеченным в толпе.

Иное дело — голос. Способный усыпить вивернов и заставить мужчин боготворить его владелицу, он околдовал Шилхару. Поразительное несоответствие между голосом и неказистыми чертами интриговало. Может, её дар в богатых переливах тембра? Он сразу же отбросил эту мысль. Такой талант слишком очевиден. Мартиса Ашерская — воспитанница, слуга и информатор — обладала даром. Однако никто до сих пор не понял, в чём он проявлялся.

— Зачем ты здесь?

— Вы послали за мной, господин.

Тепло обволокло его чресла, и Шилхара несмотря на сопротивление закрыл глаза, наслаждаясь мелодичными звуками.

— Господин. Это обращение срывается с твоих уст так легко, словно ты пользовалась им всю свою жизнь.

Его догадка попала в цель. Лёгкое беспокойство промелькнуло на её лице, прежде чем скрыться за маской равнодушия.

— Вы предпочтёте иное обращение?

— Нет. — Он подал знак Гарну. — Нет необходимости вести себя неподобающе.

Он распахнул дверь.

— Гарн проводит тебя в твои покои. Поужинаешь в опочивальне.

Какая жалость, если ему придётся убить её в порыве самообороны. Мир станет скучнее, лишившись такого потрясающего голоса. На лице девушки застыл многострадальный взгляд, словно она терпела его одной лишь силой воли. Шилхара нахмурился.

— Ложись сегодня спать пораньше. Мы встанем с восходом солнца. Ты начнёшь отрабатывать своё пропитание, а я познакомлю тебя с Каелем. Мне любопытно, что ты подумаешь о нашем втором домочадце. — Он проигнорировал неодобрительный взгляд Гарна. — Доброго вечера.

Он закрыл дверь и прошёл по затемнённым коридорам, ведущим вглубь поместья. Лестница — близнец той расколотой в западном крыле, что была выставлена на милость ветрам и солнцу — устремлялась ввысь, во тьму. Шилхара уверенно поднялся и махнул рукой. Колдовской огонь зажёг факелы, и по стенам до самых покоев побежали тени.

Дверь качнулась на скрипучих петлях. Гарн оставил окно на балкон открытым. Прохладный вечерний ветер кружил по комнате, уняв гнетущую жару дня. Кровать заправлена, кувшин на тумбочке полон, хукка готов для вечернего выкуривания. Шилхара жил скудно, но был благодарен за немого слугу. Этот человек стоил больше, чем весь Нейт.

Он скинул душную алую мантию, оставшись в простой белой рубахе и любимых тёмных брюках.

На рабочем столе лежали щипцы, которыми он помешивал тлеющие угли в жаровне у холодного очага. Крошечные искры взметнулись в воздух, когда он выбрал угольную щепку для хукка.

Вскоре ноздри наполнил пьянящий аромат табака и цитрусов. Тишину комнаты нарушило лишь ритмичное бульканье воды в чаше и шёпот ветра в кроне деревьев на улице. Дым клубился призрачными узорами вокруг головы, пока Шилхара потягивал трубку, глядя в окно.

Вид из его спальни разительно отличался от того, каким он приветствовал редкого посетителя Нейта. Апельсиновые деревья, отяжелевшие от спелых плодов, ровными рядами прорезали землю, простираясь до каменной ограды. Смертельные чары защищали рощу от незваных гостей. Не раз они с Гарном вытаскивали и хоронили незадачливого вора, который взобрался на стены и встретил свою погибель.

За рощей плоская равнина переходила в бесконечные сумерки, и по мере того, как темнело небо, звезда Скверни становилась всё ярче.

Голубоватый дым струился изо рта Шилхары, пока он наслаждался маталом и изучал горизонт. Хотя бог и не подошёл к южным границам, он ощущал его близость, невидимый взгляд, алчный и дикий.

Шилхара уловил какое-то движение в роще. Призрачная фигура скользила в темноте, исчезая и вновь появляясь. Она мчалась прямо к дому. Призрака сопровождал монотонный звук, похожий на рой саранчи. Шилхара отбросил трубку хукка и вышел на балкон. Волосы на затылке встали дыбом.

Белая собака, или то, что когда-то было собакой, подняла огромную морду и приковала Шилхару к месту своими светящимися жёлтыми глазами. Эта тварь с уродливым черепом и пастью, полной мечевидных клыков, затмевала ростом самую крупную ищейку магов. Скелет покрывали пёстрые лоскуты шерсти и шершавой кожи.

Шилхара утонул в этих пылающих глазах. И снова образы павших королевств и преклонившейся толпы заполонили его разум. В глубине души он испытывал невиданную эйфорию от вида цитадели Конклава, разрушенной до основания и сгинувшей в море. От криков священников, за которыми велась охота до их полного уничтожения. Он облизнул губы и почувствовал на языке привкус железа. Скверна вливал в него силу, предлагая дары, даже когда требовал его порабощения.

Бог не шептал в разуме, как раньше, а говорил сквозь пасть белого кошмара, удерживающего взгляд Шилхары.

—Выходи, аватар. Ты не узнаёшь меня, сын лжи?

Голос, глухой, как в пустой могиле, вознёсся над жужжанием насекомых и вывел Шилхару из оцепенения.

Он бросился прочь от парапета. Вбежав в комнату, налетел на прикроватную тумбочку. Кувшин с грохотом упал на пол, забрызгивая всё водой и осколками керамики. Схватив припрятанные в углу арбалет и болты, Шилхара поскользнулся в луже.

Ярость выжгла его дух, очистив от чар Скверни.

— Сегодня вечером Нейт кишит незваными гостями. — Он вложил болт в паз и направился к двери.  — Но я всегда радушный хозяин.

Он чуть не сбил Гарна со ступеней, ведущих в большой зал. Гигант забалансировал на краю, сжимая в руке масляную лампу, пока Шилхара не оттолкнул его к стене и не протиснулся, выкрикивая приказы и перепрыгивая через две ступеньки за раз.

— Запри дверь девушки и оставайся в доме с Каелем.

Коридоры первого этажа были черны как в гробнице, но Шилхара ни на секунду не замедлился, подпитываемый гневом и лихорадочным желанием противостоять богу на своих условиях.

Он пинком распахнул заднюю дверь и увидел поджидавшего его мертвенно-бледного пса. Чудовище скользнуло к нему, воняя хуже, чем трупы, оставленные на солнце. Шилхара сглотнул желчь и прицелился в существо.

— Чего ты хочешь?

Раздражающий гул внезапно стих, и Скверна заговорил сквозь зубы собаки:

— Того же, что и ты, аватар. Почитания, уважения, власти…

— Тогда я тебе не нужен. Ты здесь бог, а не я.

Пёс склонил голову набок. Из гниющего уха потекла струя червей. Они извивались в скользкой куче у ног Шилхары. Он не думал, что тварь способна улыбаться, но, как оказалось, ошибся. Массивные челюсти вытянулись, обнажая изогнутые клыки, сверкающие серебром в угасающем свете.

— Ещё как нужен, Повелитель воронов. Тебе не интересно, почему я называю тебя аватаром? — Призрачный голос изменился, стал маслянистым и уговаривающим. — Я знаю твой разум, колдун, и твой дух. Твоя ненависть к священникам — к мужчинам, которые плюют в отродье шлюхи — жжёт точно пламя. Сдайся мне, и я удостоверюсь, что их уничтожат во имя тебя.

Шилхара нажал на курок. Болт с глухим стуком врезался псу в глаз, и животное рухнуло о землю. Пепельная кожа и мех растаяли, обнажив груду костей и гнилых червей. Даже они вскоре растворились вместе с выпущенной стрелой, оставив лишь клуб маслянистого дыма на клочке испорченной травы. Маг нетерпеливо отмахнулся от дыма и обратился к сгущающимся теням рощи:

— Я ненавижу многое и многих, но никто не стоит того, чтобы подчинять тебе свою волю. Тебе придётся предложить мне что-нибудь получше горстки мёртвых священников. — Он сплюнул смесь крови и слюны. — А до тех пор, держись подальше от моих мыслей и моей рощи.

Звезда ответила ему, зловеще пульсируя за россыпью сланцевых облаков. Он повернулся к дому. В дверях стоял Гарн, вглядываясь в темноту.

— Разве я не сказал оставаться внутри?

Слуга указал на ноги, которые не переступали порога. Шилхара усмехнулся, несмотря на события вечера и усиливающуюся мигрень.

— Ты жалкий слуга, Гарн. Ты когда-нибудь запомнишь своё место?

Гарн безразлично пожал плечами и открыл дверь своему хозяину. Шилхара оглянулся.

— Сомневаюсь, что это поможет, но сегодня я укреплю защиту на стенах. — Он указал на потолок. — Она пыталась выйти из комнаты?

Гарн покачал головой и прислонил щеку к руке. Шилхара закатил глаза.

— Отопри ей дверь, иначе она подумает, что мы сделали её пленницей.

Заверив, что остался здоров и невредим после столкновения со Скверной, Шилхара отправил Гарна спать. Бросив последний взгляд на рощу, он закрыл за собой дверь и вернулся в покои.

Гарн погасил угли в жаровне и унёс хукка. Беспорядок, который учинил Шилхара, выбегая из комнаты, был убран. На столе стоял графин со сладким вином.

Он положил арбалет и стрелы на место и налил щедрую порцию вина в кубок, осушив его в два глотка. Это не помогло заглушить головную боль, поэтому он налил себе ещё и подошёл к окну. Его владения выглядели обманчиво мирными. Лишь шорох спящих ворон шептал ему в ответ. Он вспомнил слова Скверни.

Тебе не интересно, почему я называю тебя аватаром?

Конечно, ему было интересно, и подозрение посеяло в душе неизгладимый ужас. Шея болела так же сильно, как и голова, и он повёл плечами. Шпионы Конклава, собаки-демоны, боги–паразиты — как раз то, что нужно во время сбора урожая.

— Я устал от этой ноши, — пробормотал он.

Звезда мерцала. Шилхара поднял кубок к небесному лику бога в насмешливом тосте.

— За Шилхару, повелителя ничего.

Глава 4 

Огромные вонючие кучи окружали Мартису. Прогорклый запах заполнял ноздри с клубящимся дуновением воздуха и бил по лицу, пока она не подавилась. Запах и жар ударяли по голове и плечам, а затем холодная влага коснулась шеи. Прикосновение вырвало её из беспокойного сна. Она перевернулась и открыла глаза, чтобы увидеть морду, покрытую колючей серой шерстью и рваными шрамами, от одного вида которых могло вывернуть наизнанку. Каель, ищейка Шилхары, коснулся её мокрым чёрным носом и принюхался.

— Крылатый Берсен! — Она отшатнулась и натянула одеяло на голову. — Каель, от тебя несёт мертвечиной. Ты опять извалялся в свинарнике?

Пёс заскулил и уткнулся носом в одеяло. Мартиса выбралась из постели, желая оказаться как можно дальше от источника отвратительного запаха. Пёс последовал за ней, когда она поспешила к окну и распахнула ставни.

Бледный утренний свет раскрасил край окна, резко отбрасывая последние предрассветные тени. Спавшие в апельсиновой роще вороны проснулись, раскачивая поникшие ветви, перепрыгивая с насеста на насест и борясь за место в желанных верхушках.

Каель присоединился к ней. Он встал на задние лапы, опершись на подоконник. Мартиса посмотрела на него с опаской, когда он возвысился над ней. Очень крупная особь, больше любого кобеля, которого она видела в Конклаве. Беломордый, уже не в расцвете сил, он всё равно оставался грозным зверем. Она видела, как ищейка охотился в землях Нейта, с лёгкостью загоняя самую быструю добычу длинными размашистыми прыжками. Он убивал быстро и эффективно, отчего по рукам Мартисы несколько часов бегали мурашки. Когда-то, давным-давно, таким же образом ищейки магов охотились и убивали одарённых.

Еёпервое знакомство с магической ищейкой двумя неделями ранее отняло у неё добрый десяток лет жизни. В своё первое утро в Нейте она застыла как вкопанная посреди уютной кухни Гарна, пока Каель медленно описывал вокруг неё круги. Огромный, как пони, но с кошачьей грацией, он прокрался на кухню и направился прямо к ней, постукивая чёрными когтями по каменному полу. Тёмные глаза покраснели в ту же секунду, как он увидел её, и стали следить за каждым движением. Серая шерсть на изогнутой спине вздыбилась колючей дугой, похожий на хлыст хвост предупреждающе зашлёпал по рабочему столу слуги.

Мартиса молча взмолилась, чтобы Гарн оттащил от неё ищейку. Тот извинился и хлопнул в ладоши. Каель неохотно последовал за великаном к двери, ведущей во внутренний двор, но всё же несколько раз оглянулся на неё своими блестящими красными глазами.

Когда Гарн вернулся, Мартиса прислонилась к столу, чтобы не упасть.

— Вы держите ищейку магов, — произнесла она слабым голосом. Он кивнул. Она глубоко вздохнула и выпрямилась, чувствуя первые признаки гнева. — Это «домочадец», о котором говорил твой хозяин.

Гарн снова наклонил голову.

«Бессердечный ублюдок».

Она зарычала себе под нос, подражая Каелю. Мартиса не ожидала, что Шилхара поверит заверениям Камбрии. Вражда между ними слишком велика. Но существовало множество менее экстремальных способов проверить, является ли она одарённой. Не требующих, чтобы смертоносная ищейка магов обнюхивала её юбки.

Она предала лицу безмятежный вид.

— Теперь он удовлетворён?

Гарн пожал плечами, взгляд был ледяным. Мартиса чувствовала, что его недовольство направлено не на неё. Он жестом предложил ей сесть и подал завтрак.

С того дня она быстро привыкла к новой жизни. Каель, несмотря на первоначальную настороженность, принял её. Движимый любопытством, он преследовал её по всей усадьбе, пока она выполняла многочисленные поручения Гарна в течение дня, и Мартиса привыкла к его молчаливой, хоть и вонючей компании.

Она ни разу не видела Шилхару, хотя и чувствовала его присутствие в каждой щели и закутке. До сих пор она встречалась с ним только раз, но его образ горел в её мыслях. Он напоминал ей пойманный вихрь, яростно кружащийся на месте, но готовый вырваться в любой момент и опустошить близлежащие земли. Камбрия поручил ей нелёгкую задачу. За свободу придётся бороться изо всех сил.

Свежий ветерок пронёсся из открытого окна, рассеивая едкий душок Каеля. Пылинки затанцевали по спирали, прежде чем опуститься мерцающей сетью на шерсть пса. На рассвете, среди слегка окрашенных солнцем облаков, звезда Скверны потускнела. Она никогда не оставалась неподвижной. Вчера омыла своим мутным жёлтым светом южный горизонт. Сегодня утром воспарила на востоке, почти полностью скрывшись в огненном восходе солнца.

Каель тихо зарычал. Его глаза снова покраснели. Он тоже смотрел на звезду, и его мех встал дыбом. Никто не знал, что привлекало ищеек в магии, но они чуяли отблески чар так же, как обычная собака чует добычу. Первый раз Каель отреагировал на Мартису со сдержанной враждебностью, типичной для обученной ищейки, когда её впервые подводят к одному из одарённых. Но на Скверну он реагировал совершенно по-иному. Животное излучало ненависть и звериную враждебность. Губы оттянуты назад, обнажая клыки длиной с палец. Мартиса не сомневалась, что если бы бог принял более земную форму, то Каель выпрыгнул бы из окна в попытке выследить его и разорвать на части.

Если бы он был обычным псом, а не ищейкой магов, Мартиса, возможно, погладила бы его по спине, чтобы успокоить. Но ей не хотелось прикасаться к псу, опасаясь, что ей откусят руку за самонадеянность. А ещё, от него несло хуже, чем из нужника.

— Ну же, мальчик, — сказала она и отошла от окна. — Гарн, наверное, уже гадает, куда я запропастилась. — Её живот жалобно заурчал, и Мартиса поклялась, что густые брови Каеля подпрыгнули в предвкушении. — Я тоже не хочу остаться без овсянки.

Она быстро умылась и надела позаимствованное платье со шнуровкой, обноски от жены Камбрии, которая постоянно обновляла гардероб. Убрала волосы в тугой пучок и закрепила двумя деревянными заколками.

— Унылое и простое как картошка, — пробормотала Мартиса, разглаживая перед юбки. Она явилась не соблазнять, а предавать. Её красота или отсутствие оной не играли ни малейшей роли в этой игре. Но та может никогда не начаться, если она не будет чаще видеть Шилхару.

Гарн оставил для неё наполовину полную масляную лампу, столь необходимую для ориентирования в тёмных коридорах Нейта. Мартиса зажгла лампу и жестом показала Каелю на выход. Проходящий через второй этаж усадьбы коридор утром был столь же тёмен. Лампа давала единственный свет, и от её слабого свечения тени разбегались по потрескавшимся стенам и волнистому полу, накладываясь друг на друга.

Замечание Камбрии о том, что Нейт ничем не лучше крестьянской лачуги, было нетактично, но недалеко от истины. Это поистине бедный дом, несмотря на его размеры и ветхое величие. Мартиса перепрыгнула через дыру в полу и приподнялась на цыпочки, когда доски застонали под ногами. Пыль покрывала каждую поверхность. Остатки паутины рваными кружевами развевались из потолочных балок, лаская её голову, когда она проходила под ними. У Мартисы бежали мурашки по коже, и она старалась не зацикливаться на возможности, что у неё в волосах мог застрять паук.

Шилхара — аристократ, у которого из всего ценного остался лишь древний род? После того, как в детстве Мартисы далёкие земли охватили засуха и голод, многие знатные семьи были вынуждены просить милостыню и распродать свои владения, дабы прокормить себя. Неужели подобное несчастье привело семью Повелителя воронов к разорению?

Это единственное, чем она могла объяснить его надменность. Казалось, он рождён править — если не страной, то хотя бы вотчиной, долом. По отношению к Камбрии он вёл себя нагло, как будто считал себя ровней не только епископу, но и корифеям. По её опыту, только тот, кто родился в благородной семье и с огромным богатством, проявлял подобное поведение. Мартиса презирала таких людей.

Ей придётся умерить свою неприязнь к магу-ворону. Он ничем не отличался от любого другого землевладельца или высокопоставленного священнослужителя, и до сих пор не причинил ей никакого вреда, кроме нескольких ехидных замечаний. Тем не менее, в нём было что-то по своей сути опасное. Конклав не всегда движим паранойей; инстинкт предупреждал её вести себя осторожно, хотя ей чесалось надрать ему уши за высокомерие.

Он смущал её больше, чем кто-либо. Она привыкла к заносчивому поведению знати и не должна была испытывать ничего сильнее обычного презрения слуги к его господам. Но при первом же взгляде на него в её душе вспыхнуло пламя. Её лицо, без сомнения, горело от самого жаркого румянца, который когда-либо украшал женщину, лишённую невинности. Таким чувствам здесь не место. Она — рабыня, он — изгой. Она в Нейте, чтобы шпионить за ним, и если обещание в его взгляде на что-либо намекало, то он заставит её пожалеть, что она когда-либо пересекла порог его дома.

Его алые одеяния, яркие и приковывающие взгляд в доме, окрашенном в оттенки серого и выцветшего коричневого, дразнили её воспоминания. Совершеннейшая красота, неотразимая сила в скульптурном лице с выпирающими скулами и крючковатым носом. Как и Камбрия, он излучал власть своей осанкой, бросал вызов своими тёмными глазами. Даже Мартиса, не состоявшаяся одарённая, чувствовала это. Должно быть, ищейки взбесились, когда впервые почуяли его. Он был отступником и, возможно, еретиком. Если он столь же грозен, как верит каноник, и столь же слаб к искушению Скверны, как они подозревают, то клирики опасались не зря.

Вид шаткой деревянной лестницы, ведущей на первый этаж, заставил её позабыть о раздражении к хозяину Нейта. Мартиса остановилась и позавидовала мягкой поступи Каеля, когда он прошёл мимо неё и спустился по лестнице, перепрыгивая две ступеньки за раз. Провисшие и сломанные, они являли собой смертельную ловушкой. Но она не имела права жаловаться. Вместо этого, два раза в день Мартиса делала глубокий вдох, молилась от всего сердца и ступала на коварный путь.

Под ногами всё застонало и затрещало. Она успокоилась, зная, что гораздо более крупный Гарн поднимался по этой лестнице бесчисленное количество раз и ещё жив. Но, возможно, она не настолько удачлива. Перила чуть не раскололись от её хватки. Она представила себя, как спотыкается и летит головой вниз через сломанные перила. Она будет бесполезна Камбрии как соглядатай, если Шилхара обнаружит её мёртвой на полу большого зала. И она не думала, что он обрадуется. В зале её ждала сгнившая мебель, обугленные стены и холодный очаг. Заброшенный и жуткий, да, но не усеянный трупами как частью декора. Насколько ей известно. Она не хотела задумываться, какие странности таятся в этом месте.

Мартиса облегчённо вздохнула, добравшись до подножья лестницы. Каель ждал, неодобрительно рыча от её медлительности. Она пожала плечами.

— Я и вполовину не так проворна, как ты, Каель. — Она сморщила нос от запаха, исходящего от меха. — И в половину не так вонюча.

Он снова зарычал и повёл её на кухню.

Возможно, Гарн не особо интересовался уборкой остальной части поместья, но кухня была его гордостью. Незапятнанная и лаконичная, она практически сверкала. Никаких немытых кастрюль или засохших тарелок в раковине; никакого расхаживающего скота или растянувшихся у очага охотничьих собак.

В потёртых шкафах у дальней стены хранилось наборы поколотых тарелок и стопки горшков с чашами. С самой нижней балки возле деревянного умывальника рядом с цепочками чеснока свисали метёлочки сушёного шалфея и розмарина. На столе у единственного окна неглубокая чаша с уложенными в аккуратную башню апельсинами разделяла общее пространство с буханками охлаждающегося хлеба. Стол для готовки, щербатый и поцарапанный от усиленного использования, сиял мягким блеском, который достигается лишь честными усилиями.

За недели, проведённые в Нейте, восхищение Мартисы немым слугой росло как на дрожжах. Даже Бендевин, поварихе Ашеров, должно напомнить, как стоит ежедневно полировать стол для готовки. Никто ведь не обрадуется щепке в еде. В отличие от большей части усадьбы, здесь воздух не поседел от пятнышек пыли, и вся комната благоухала богатым ароматом каши, что кипела в железном котле, подвешенном над низким очагом. Рот Мартисы оросила слюна.

— Прекрасного утра, Гарн, — сказала она в знак приветствия. — Завтрак пахнет просто великолепно.

Он одарил её радостной улыбкой, помешивая кашу в кастрюле. Но улыбку сменило отвращение, стоило Каелю пробежать мимо него и занять привычное место под столом.

Мартиса не стала ждать указаний Гарна, а направилась в холодный подвал, расположенный в углу. Встроенный в кухонный пол и открываемый люком, глубокий подпол ломился от стеклянных банок с заготовками, плит солёного бекона и ветчины, мисок яиц и кувшинов масла, сливок и молока. Мартиса взяла масло и молоко и поднялась по ступенькам, радуясь, что хотя бы эти не скрипят.

Как только она поставила свою ношу на стол, Гарн принёс две тарелки каши. Мартиса вздохнула с облегчением, не увидев третьей порции. Но ведь она неизбежно будет встречаться с Шилхарой, и часто. Тем не менее, она предпочла отсрочить их встречу как можно дольше, и её не прельщала мысль, как эти пронзительные чёрные глаза будут наблюдать за ней, пока она завтракает.

Этим утром её удача иссякла. Как только Гарн поставил чашу с апельсинами и котелок с чаем, дверь открылась, и пожаловал сам Повелитель воронов. Застигнутая врасплох его внезапным появлением, Мартиса уставилась на него, замерев с ложкой на полпути ко рту. Взъерошенный и насупившийся он не пожаловал ей взгляда, а прошаркал к столу, где рухнул на скамейку напротив неё. Сложил руки и со стоном опустил лоб на раскрытые ладони.

Гордый, величественный маг, которого она встретила днями ранее, был превращён в человека, который, возможно, всю ночь напивался вином. От него не несло спиртным. На самом деле, его запах дразнил её ноздри: цитрусовые и дым табака. Длинные чёрные волосы, аккуратно заплетённые в косу, когда он впервые приветствовал её с Камбрией, раскинулись по плечам и по столу спутанным саваном. Он словно спал в своей одежде. Простые бриджи и белая рубашка представляли собой одни складки, а ступни были босы.

Мартиса бросила взгляд на Гарна. Не удивившись неожиданному появлению Шилхары в растрёпанном виде, слуга поставил перед ним чашку и дополнительный чайник и сел рядом.

«Это их обычный утренний ритуал, который был нарушен моим появлением?»

Она вернулась к трапезе и постаралась не смеяться, представляя себе верховного епископа вместо себя и всю глубину его оскорбления. Она подозревала, что маг-изгой не оказал бы особого приёма высочайшему клирику. Ему вместе с хозяином поместья и слугой подают трапезу на кухне.

— Чему ты так улыбаешься?

Вопрос Шилхары испугал Мартису, и она чуть не подавилась чаем. Она схватила салфетку, которую ей протянул Гарн, чтобы прикрыть рот и заглушить кашель. Чёрные глаза мага пронзали в ярком утреннем свете кухни. Лёгкая щетина затеняли щёки, подчеркивая волевой подбородок.

Она прокашлялась.

— Я думала о высшем епископе, господин. Ничего важного. Простите.

Чёрная бровь приподнялась, и её взгляд зачарованно упал на его рот, когда губы Шилхары изогнулись в слабой улыбке. Какое суровое лицо. Какие прекрасные губы. Предательский жар опалил уши Мартисы, и она потупила взгляд.

— Я представлю, как Камбрия возразил бы против твоего последнего замечания. Он ни за что бы ни счёл, что мысли о нём не важны.

Она не могла устоять перед искушением, снова взглянуть на мага. Открытая рубашка обнажала гладкую коричневую кожу и нечто, что она пропустила при их первой встрече, то, что было скрыто за официальными одеяниями. Верёвка белой сжатой плоти обвивала шею, пересекая впадину горла и исчезая за затылком. Шрам от гарроты. Мартиса потрясённо уставилась на него. Когда-то в своей жизни Шилхара из Нейта пережил попытку удушения.

Он упёр подбородок в руку. Веселье, что на короткое время смягчило его строгие черты, исчезло.

— Для молодой женщины, находящейся под защитой богатого домовладения, вы чрезмерно раскаиваетесь над различными пустяками.

Случайное подозрение с наводящими вопросами и замечаниями стало угрозой для её выдержки, ведь Мартиса не привыкла к столь пристальному вниманию. Камбрия либо слишком переоценил её способность преодолеть привычки рабыни, либо сильно недооценил наблюдательность Шилхары.

Острый ум блеснул в его тёмных глазах.

«Раскрыл ли он игру ещё до того, как они с епископом сели за стол переговоров? Неужели маг дожидается, когда я выдам себя, чтобы использовать мои слабости против меня?»

Она сжала ложку и медленно вздохнула. Нервно делить трапезу с леопардом.

— Моя семья высокого статуса, но бедна, — соврала она. — Когда я приехала жить в Ашер, то быстро научилась почтению. Я лишний рот и не хочу быть обузой, особенно епископу и его супруге.

Шилхара потянулся за апельсином, не торопясь с выбором.

— Ах, госпожа Ашер. Покаяние Камбрии за не исповеданные грехи. А то меня гложело, женат ли он до сих пор на той карге Дела-фе. — Его ухмылка подчёркивала небрежный тон. — Если бы он был более умён и менее скуп, то отыскал бы способ убить её. Богатство супруги привлекательно. Безумие — не особо.

Мартиса лишилась дара речи от столь хладнокровного, но правдивого заявления. Она уставилась, как Шилхара счищает апельсиновую кожуру своими длинными проворными пальцами. Это правда, жена Камбрии безумнее, чем заключённая в клетку фалина, но Мартису поразило, что кто-то признал сей факт вслух. Она хотела задушить эту женщину собственными руками, обычно после того, как Дела-фе приказывала выпороть её по несуществующему поводу.

Мартиса подняла взгляд на Гарна, который подмигнул и спокойно продолжил есть.

— Хочешь апельсин?

Она уставилась на протянутый Шилхарой плод, удивляясь, какой смертоносный обман возможен в невинном на вид апельсине. Шилхара же смотрел на Мартису с неугасающим пристальным вниманием.

«Крылатый Берсен, я становлюсь такой же подозрительной, как и Конклав».

Подавив вспышку паранойи, она выхватила апельсин из его руки, пробормотав «спасибо».

— Тебе не нравятся апельсины? — Его вопрос прозвучал больше с любопытством и забавой, чем с обидой. — В моей роще растут одни из самых сладких на свете.

— Вы не похожи на земледельца, — заметила она, не сумев удержать сомнения в голосе. Она всё ещё находила эту идею странной: печально известный маг, не присягнувший на верность Конклаву и балующийся тёмными искусствами, зарабатывал себе на существование столь приземлённым и тяжёлым трудом.

Его глаза расширились. Даже Гарн перестал пить чай.

— Так наши животы сыты, а потолки этого дома целы. — Сарказм сочился с его языка. — А что? Думали, я целыми днями валяюсь на диване, читая фолианты, и бормочу заклинания, пока Гарн кормит меня виноградом?

Она должна была понимать, что можно, а чего нельзя. Двадцать два года рабства должны были заткнуть ей рот и принести извинения за свою дерзость, но какой-то маленький демон заставил её ответить подобным образом, несмотря на воспитание и инстинкты.

— Это объяснило бы пыль.

Гарн захлебнулся чаем и дрожащей рукой поставил чашку на стол. Его лицо и лысина приобрели впечатляющий розовый оттенок, а глаза наполнились слезами. Мартиса не знала, это слёзы смеха или удушья, но была слишком уязвлена, чтобы её это заботило. Унижение выжгло себе путь от её груди до затылка. Она склонила голову, глядя на свою уже остывшую кашу, словно та могла раскрыть ей все тайны древних.

Визг воронов прервал тишину на кухне. Мартиса сидела неподвижно, ожидая за свою дерзость жалящей пощёчины или тумака, от которого у неё посыплются искры из глаз.

«Да что со мной такое?»

Стук сердца отдавался в ушах. Шилхара — опасная неизвестность. Он может вообще не прикасаться к ней, а просто превратить в жирного сочного червяка для ворон, гнездящихся на его деревьях. Он этого не сделал. Когда она всё же нашла в себе мужество поднять глаза, то обнаружила, что Шилхара разглядывает её задумчивым взглядом.

— Вы совершили неразумный поступок, Мартиса Ашеровская, — негромко произнёс он. — Вы меня заинтриговали.

Глава 5

Утро не добавило ей миловидности. Облачённая в обвисшие тунику и юбки, с волосами, подобранными в тугой пучок, обвитыми обрывками паутины, новая ученица Шилхары ни капли не изменилась с их первой встречи. Когда Шилхара приплёлся на кухню, ослеплённый утренним светом, то был поражён увидеть там незваного гостя. Лишь потом он вспомнил. Ответ конклава на его просьбу о помощи. Он не знал, смеяться ли ему во весь голос или сыпать проклятьями под нос.

«Что, во имя Берсена, мне делать с помощницей, которая не может ни сотворить простейшего заклинания, ни поднять корзину апельсинов?»

Он пригубил чай и стал рассматривать её поверх края чашки.

«Проклятые священники. С них убыло бы обременить меня обществом прелестной мордашки? Женщины с щедрыми бёдрами и грудью, в которой можно утонуть? Красавицы, с которой можно предаться страсти в тёмном коридоре, пока она суёт нос в мои секреты и плетёт интриги, как меня предать? Вместо этого они прислали обычную, робкую, бесталанную девицу. В лучшем случае, её присутствие станет докучливой помехой, в худшем — опасным препятствием».

Тем не менее, она не показалось такой убогой, как в первый раз. Она застала его врасплох своей репликой о пыли, явив блеск остроумия, а вслед за ним впечатляющий румянец. Она заставила его задуматься и улыбнуться. Одно это привело его в замешательство.

Шилхара не мог припомнить, когда в последний раз одаривал кого-то улыбкой, в которой не сквозила издёвка, но за каких-то десять минут шпионка Камбрии чуть не заставила его разразиться хохотом своим замечанием и взглядом, который бросила на него, когда он предложил ей апельсин. Он не верил, что она смогла бы выразить больше подозрения или страха, если бы он протянул живую гадюку.

— Ты собираешься его есть? — Он указал на нетронутый фрукт.

Девчонка напряглась, как будто готовясь к чему-то неприятному. Он обратил внимание на её руки, когда она неохотно потянулась за плодом. Костяшки красные, натёртые, как и у него. Или у Гарна. Она трудилась в доме Камбрии. Не избалованная воспитанница, а служанка, выполняющая грязную работу.

Она почистила апельсин с кропотливой ловкостью и попробовала с неописуемым изяществом. Медленно вонзила зубы в кусочек, либо из осторожности, либо от удовольствия, и её движения приковали его внимание.

Шилхара покачал головой.

«Боги, прошло слишком много времени с тех пор, как у меня была женщина».

Он ухмыльнулся, когда её глаза расширились после первого кусочка.

— Какой сладкий!

— Я не хвастал попусту, говоря, что мы собираем лучшие фрукты. Апельсины из Нейта всегда пользуются спросом на рынке.

Он не разделял её восторгов. Апельсины были основным продуктом его питания и окончательно ему приелись. Каждый раз, отправляя в рот кусочек, он подавлял в себе рвотные порывы. Он ел и давился ими, но верил, что когда-нибудь сможет к ним привыкнуть и избавиться от воспоминаний, связанных с этим фруктом.

Мартиса прикончила апельсин с большим аппетитом, но отказалась от добавки. Она похвалила Гарна за кашу, и те двое обменялись тёплыми улыбками. Их простое товарищество ставило Шилхару в тупик. Это был не брачный танец мужчины и девицы, а скорее признание давно разлучённых, но в конце концов воссоединившихся друзей. Он отметил мгновенную привязанность Гарна к девушке. Мартиса появилась, чтобы пробудить чувства раба. Шилхара сощурился. Они ничего не знали о ней, кроме как со слов Камбрии. Но Мартиса Ашеровская не просто девица со смущённым румянцем и мелодичным голосом. Она шпион на задании, иначе её бы здесь не оказалось. И он сотрёт её в порошок, прежде чем позволит использовать Гарна против него самого.

Шилхару мучил соблазн поведать ей о происхождении Гарна: как он гнил в тюрьме Прайма за то, чтов прямом смысле слова переломал пополам обидчика о колено, как какую-то деревяшку, — но он передумал. Его не прельстила мысль, что разъярённый Гарн сорвёт ему голову с плеч и перебросит её через весь двор за то, что он раскрыл незнакомке его прошлое.

Ехидное замечание об их привязанности зависло на губах, но Шилхару остановил неприятный запах, поднимающийся из-под стола.

— Крылатый Берсен! Что это за вонь?

Он выгнул бровь и уставился на Мартису. У неё округлись глаза.

— Это не я. Я обмылась сегодня утром.

Гарн толкнул своего хозяина и указал в сторону ног. Шилхара наклонился взглянуть под стол и чуть не поперхнулся. Под столом развалился Каель, и от него несло хуже, чем от наполовину сгнившей собаки, которая напала на Нейт по приказу Скверны. Шилхара толкнул Каеля мыском сапога, и ищейка недовольно зарычала.

— Пошёл вон, Каель. Марш отсюда.

На второй раз толчок был сильнее. Каель сладко потянулся, прежде чем покинул облюбованное местечко, и выскользнул через открытую дверь во внутренний двор.

Шилхара проследил взглядом за своим псом, прежде чем перевёл внимание на Мартису.

— Гарн сказал мне, что моя ищейка подтвердила историю Камбрии. Ты одарённая.

Она побледнела и опустила глаза, чтобы скрыть эмоции.

— Да. Гарн нас познакомил.

Её необыкновенный голос звучал уныло, скрывая богатство чувств, как и её потупленный взгляд. Его это не одурачило. Она разозлилась, что он использовал Каеля.

— Каель — ценный член моей семьи, Мартиса. Я доверяю его мнению больше, чем кому-либо другому. Независимо от желаний конклава и щедрости Камбрии, который отправил мне в ученицы собственную воспитанницу, если бы Каель не признал тебя, ты бы здесь не осталась.

Она встретила его взгляд, глаза цвета меди были непоколебимы и решительны.

— Епископ заплатил за четыре месяца моего содержания.

Гнев испепелил последние остатки сна.

«Она посмела бросить мне вызов!»

Он оскалил на неё зубы и едва успокоился, когда она съёжилась. Тем не менее, не желая опустить взгляд.

— Да, заплатил, — признал Шилхара. — И когда я отошлю обратно его наглую воспитанницу, то приложу записку, в которой будет сказано, что непомерная стоимость каши и местных апельсинов заставила меня возместить расходы, придержав при себе всё его серебро.

Напряжение на кухне стало настолько густым, что его можно было резать ножом. Гнев Шилхары рос, пока Мартиса не выдохнула, принимая поражение. Её голос звучал монотонно, а взгляд был пустым и спокойным, когда она сосредоточилась на точке над его левым плечом.

— Я повела себя дерзко. Прошу прощения, господин.

— Что-то я сомневаюсь в искренности твоих извинений. — Она удивлённо уставилась на него. — Но кажется, мы начинаем понимать друг друга.

Он понаблюдал, как она стала играть с ложкой, прочерчивая узоры в застывшей каше.

— У тебя паутина в волосах застряла.

Она похлопала себя по волосам и скривилась, когда пальцы тронули остатки паутины, свисающей с заколок.

— Забудь об этом, Мартиса. Прихорашиваться не обязательно. Твоя внешность здесь никому не интересна.

Тень боли или смущения исказила её черты, прежде чем она потупила взгляд. Он ранил её, хоть и непреднамеренно. Просто в Нейте никто не соблюдал формальностей. Он и Гарн одевались не лучше, чем слуга самого низкого ранга в богатом доме. Он даже не удосужился побриться или обуться, прежде чем спустился на завтрак этим утром. Его замечание о паутине в её волосах было пустой болтовнёй. Она восприняла его слова как оскорбление. Шилхара решил не объясняться.

— Гарн. Тебе придётся какое-то время обходиться без неё. Я задолжал моей новой ученице занятия. Любопытно, чему Конклав её научил.

Великан сердито взглянул на своего господина и резко вскочил со скамьи. Шилхара оказался не достаточно проворен и остался без чайника на столе и чашки в руках. Слуга подошёл к раковине и с грохотом уронил в неё отнятую посуду.

Возможно, Шилхара дал бы ему нагоняй, если бы напротив не сидела Мартиса. Она выпрямилась до негнущейся спины. И без того бледные черты лица стали пепельно-белыми, с таким вниманием она ждала его дальнейших указаний.

— Пусть Гарн отведёт тебя в большой зал. Я буду ждать тебя там. Ты обучена Конклавом, но бессильна. Посмотрим, что пробудит твою магию.

Чувство вины червём проело ему сердце. Он не врал. Если она не убежит с криками обратно в Ашер, как он надеялся, то он всерьёз намеревался пробудить её дар и заставить его проявиться. Ей просто могут не понравиться его методы.

Он оставил её с Гарном на освещённой солнцем кухне и вернулся в свою комнату, чтобы одеться. Часть его желала задержаться на кухне, погреться в утреннем тепле и насладиться запахом поднимающегося теста, которое Гарн замешивал для ежедневной выпечки. Кухня была своего рода святилищем, так же, как когда-то — его спальня. С пробуждением Скверны его покои всё меньше оставались убежищем, и всё больше становились полем брани между ним и падшим богом. Ему нужен сон, настоящий сон; а не короткие передышки, в которых он наполовину бодрствовал, приготовившись к неизбежному вторжению бога.

Прикосновение Скверны было пленительным и опьяняющим, он заманивал его обещаниями неизмеримой власти, уважения, мести, даже когда заставлял истекать кровью и биться в конвульсиях. Он больше не ублюдок портовой шлюхи, а правитель империй, бессмертный маг. С обещаниями шли требования. Полное подчинение чужой воле, абсолютное преклонение перед гнусным блудодеем. Насколько сильно его оскорбляло второе, чтобы противостоять искушению первого?

Шилхара закрыл дверь и подошёл к открытому окну. Вдалеке пульсировала звезда.

— Всё ещё здесь? — тихо поинтересовался он — Разве тебе больше нечем заняться? Казнить кого-нибудь? Разрушить города?

Резкая вспышка боли в висках заставила его поморщиться. Смех Скверны всколыхнул его до костей.

Мне не хватает только тебя, аватар.

Он захлопнул ставни, погрузив комнату в темноту. Хрупкое дерево ни разу не остановило кошмаров, но иллюзия скрывала существование бога, притаившегося на горизонте.

— Вынужден отказать, — пробормотал он и произнёс заклинание, которое залило комнату колдовским светом.

Пальцы нервно погладили шрам, опоясывающий шею.

«Ах, вернуться бы в более простые времена!»

По крайней мере, тогда его палач был служителем в доках, не ведавший милосердия к голодающим ворам. Теперь у него Конклав на кухне и Скверна на пороге, и каждый хочет уничтожить его с особой изощрённостью.

У него нет времени на раздражение. Нужно собирать урожай апельсинов и ехать на рынок, заключить сделки с курманами и ремонтировать дом. Работа честного человека сама себя не сделает — не то, чтобы он был особенно честным человеком.

Мартиса ждала его возле холодного очага, окружённого мерцающим блеском пылинок. Она выглядела почти неземной, стоя так царственно и сдержанно — бледная королева, увенчанная паутиной и коричневой шерстью.

Она поклонилась.

— Господин.

Шилхара ожидал жалоб за задержку, но она промолчала, её лицо осталось спокойным, когда он обошёл её по кругу, вдыхая аромат — сон и весеннюю мяту.

— Заклинание левитации?

 — Какое именно? Мизантханэзе или Хоурлис?

Он резко остановился перед ней, заинтригованный.

— Оба.

Её чары были безупречны, акценты идеальны, а интонация голоса безукоризненна. Левитация Мизантханэзе должна была поднять её над его головой; а Хоурлис — к потолочным балкам, и всё же, даже после нужных слов, она осталась твёрдо стоять на земле. Если бы не реакция Каеля, Шилхара счёл бы, что она просто начитана, но обделена даром.

Должно быть, она догадалась об его сомнениях.

— Возможно, ваша ищейка ошиблась.

— Собаки никогда не ошибаются, особенно моя, — огрызнулся он.

Он продолжил кружить вокруг неё. Она была маленькой, лёгонькой. С ясной речью и умом, руками посудомойки и знанием Конклава.

«Какой дар скрыт в этом противоречивом создании?»

Его версия Хоурлис, молчаливый жест поднял её в воздух без предупреждения. Ноги Мартисы качнулись вверх, поток воздуха перекрутил её на спину, когда Шилхара поднял руку и отправил её в полёт к потолку.

По залу разнёсся испуганный визг. Мартиса молотила руками и ногами, подвешенная высоко под потолком. Он мельком увидел стройные белые ноги и спутанное бельё, когда она задрала ногу и потянулась к одной из балок крыши. Её волосы вывалились из булавок, длинная коса закачалась в воздухе.

— Заклинание, чтобы спуститься, Мартиса?

Она перестала барахтаться, но дышала громко и тяжело.

— Что? — переспросила она, задыхаясь, её голос истончился до писка, когда она проплыла над ним.

— Заклинание, чтобы спуститься?

— Я ничего такого не помню! Пожалуйста, опустите меня.

Он ощутил её ужас, но не был намерен так быстро сдаваться.

— Думаю, нет. Ты разочаровываешь меня. Опытный маг помнит заклинания постоянно, даже во время опасности.

— Я не маг!

Шилхара постучал пальцем по нижней губе.

— Но ты же обучена Конклавом. Если ты знаешь левитацию на двух языках, то и заклинание спуска знаешь, как минимум на одном? Тебя не учили сохранять самообладание?

Он прочертил полукруг в воздухе. Мартиса ахнула, медленно поворачиваясь так, что теперь она смотрела на него сверху вниз. Её лицо стало ярко-красным, глаза огромными. Она потянулась к нему, хотя он стоял слишком далеко.

— Господин, — взмолилась она. — Умоляю. Спустите меня на землю, и я процитирую все заклинания, когда-либо написанные в «Аркане Хоурлис».

Она зажмурилась, с губ сорвался слабый дрожащий вздох. Чувство вины проснулось в Шилхаре, но он подавил его с безжалостной решимостью. Если бы она выяснила правду о том, что он во власти Скверны, Конклав привязал бы его к ближайшему столбу и поджёг бы с плясками да прибаутками — всего лишь после нескольких часов или дней пыток.

— Подумай, Мартиса. Что такое спуск?

Он завершил заклинание левитации, и она упала на пол. Свист юбок сопровождала кричащая попытка прочесть спасительное контрзаклинание. Он возобновил левитацию за мгновение до того, как она разбилась бы об пол.

Лишь её прерывистое дыхание нарушало тишину большого зала. Шилхара наклонился посмотреть ей в глаза. Они были черны от ужаса, зрачки затопили медь.

— Это должно было сработать. У тебя упрямый дар.

Его ладонь зависла над её животом. Он осторожно опустил её на землю, пока она не легла в море юбок и спутанной косы.

Мартиса перекатилась на бок, подальше от него, и спрятала лицо в ладони. Её мучили сильные судороги. Она притянула колени к груди и стала жадно глотать воздух. Шилхара отвернулся от того, что сотворил.

«Берсен, смилуйся над нами обоими; пусть этого хватит, чтобы отпугнуть её».

Он подождал, пока она успокоится, и осторожно отступил, когда она поднялась и встала перед ним. Её голова была склонена, как в молитве.

«Она молится?»

Он решил, что могла бы — за его безвременную и мучительную кончину, без сомнения. Он моргнул, когда она подняла голову.

В этот момент она напомнила ему о статуях Астрис, которые он видел дюжину лет назад. Его наставник отвёз его на восток в провинцию Кюау, где правили женщины. Они преодолели узкие проливы до главного порта, минуя Пять королев, что охраняли водные врата. Шилхара не сводил глаз с древних правительниц, с их гордых, решительных лиц, которые не тронули ни время, ни погода. Это была тихая сила, рождённая сильной душой, которую никогда не сломить. Мартиса с мрачным, властным взглядом напомнила ему королеву.

— Я вспомнила заклинание.

Отвращение к нему исказило застывшие до этого черты.

«Неплохо, неплохо».

Ему не удалось запугать её, чтобы она убралась восвояси, но он сможет подтолкнуть её к нужному решению через ненависть — если только она первым делом не погрузит нож ему в спину. Она оказалась сильнее, чем он ожидал, и гораздо упрямее, чем предполагал. Должно быть, Камбрия предложил ей целое состояние за месяцы страданий в Нейте. Шилхара намеревался заставить её отработать каждую монету.

— Да, ученица. И это было напрасно, скажи же? Завтра мы попробуем снова. — Он ухмыльнулся от её непроизвольной дрожи. — Я так понимаю, ты помогала Гарну. Какое утешение, что даже не умея сотворить простейшее заклинание, ты хотя бы можешь доить козу.

Её руки дёрнулись, прежде чем расслабиться. Ему стало любопытно, сможет ли она побороть искушение врезать ему по челюсти. Судя по переплетённым и сжатым до белых костяшек пальцам, она справилась с задачей.

— Да, учитель. Я работала со скотом всю свою жизнь: с коровами, свиньями, козами... и в частности — ослами. 

Глава 6 

Очередное утро, очередной урок — хуже, чем все остальные вместе взятые.

«Ненавистная, презренная свинья!»

Если Повелитель воронов пытался запугать её своим злым колдовством, тактика сработала. Её сердце всё ещё грохотало в груди от испуга. Из многих уроков, что он ей давал до сих пор, этот стал вершиной кошмаров. Если он хотел прогнать её, его попытка провалилась. Терзавшее Мартису чувство вины рассеялось как дым. Она поклялась найти доказательства и обличить Шилхару в качестве еретика. А когда священники сложат дрова для его костра, она вызовется зажечь первый факел. Если его решат обезглавить, она предложит заточить топор.

Желчь с непрекращающимся ужасом обжигала горло. Она ввалилась на кухню, споткнувшись о обросшего шерстью пса, который как не кстати разлёгся у двери. Пёс предупреждающе зарычал и огрызнулся. Мартиса едва ли заметила.

«Ублюдок! Высокомерная, безжалостная тля с издевательской улыбкой!»

Крылатый Берсен, она бы всё отдала, чтобы пробудить свой дар и посмотреть, как ему понравится, если на него натравят вопящего кровожадного демона. Такому, естественно, не бывать, но она хотя бы утешилась картинкой в голове.

Гарн вытирал со стола последние остатки завтрака. Увидев её состояние, он замер, перекинул через плечо мокрое полотенце и повёл усадить на скамейку. Мартиса отмахнулась от его помощи. Ей и так хватило, что Шилхара увидел, как она визжит от ужаса, и не хотелось, чтобы ещё Гарн решил, что она хрупка как принцесса. По крайней мере, юбки скрывали дрожащие коленки.

Он кружил над ней, пока она благополучно села, и слабо улыбнулся.

— На сей раз демоница-губительница. Он изгнал её прямо перед тем, как та прыгнула на меня.

Голубые глаза Гарна потемнели от сочувствия. Он погладил её по плечу и ушёл рыться в содержимом одного из шкафов. Вернулся великан уже с маленькой чашкой, наполненной бледно-зелёной жидкостью, и жестом предложил выпить.

Мартиса предусмотрительно принюхалась к таинственной смеси и закашлялась, когда ноздри опалили мощные и знакомые пары огня Пелеты. Напиток гарантировал, что вскроет внутренности пьющего и одурманит его разум ко второй чашке, а поклонники сего пойла с любовью называли огонь вульгарным названием «драконья моча». По мнению Мартисы, такое описание было в самую точку. Она пробовала огонь Пелеты всего раз, и тогда её чуть не вывернуло наизнанку. С тех пор она даже не смотрела в его сторону. Теперь, когда душевное равновесие пошатнулось, она была только рада забыться.

Мартиса вздохнула, закрыла глаза и залпом выпила содержимое. Потрясённое лицо Гарна размылось перед её взором, когда алкоголь, словно раскалённое добела пекло, прожёг ей горло и желудок. Она захрипела и наклонилась вперёд, пока лоб не коснулся коленей. Недавний испуг начисто выбило из памяти. Сейчас Мартиса могла сосредоточиться исключительно на том, как дышать.

Только она подумала, что её кишки сгорят в этом диком пламени, как жар сменился приятным теплом. Её захлестнула сладостная эйфория, а вот пол перед глазами подозрительно накренился. Мартиса медленно выпрямилась и оказалась лицом к лицу с Каелем. Его большая затупленная морда с густыми бровями казалась огромной. Он уставился на неё напряжённым, хищным взглядом, которым ищейки магов смотрят на одарённых. Попав под одурелую власть огня Пелеты, Мартиса забыла об осторожности и нежно дунула в нос собаки. Каель попятился, фыркая и качая головой от недовольства. Мартиса захихикала. Она его прекрасно понимала. От терпких паров огня, будь он в чашке или в дыхании человека, сворачивалось молоко.

Каель заскулил, пятясь ещё сильнее, когда Мартиса протянула к нему руку.

— Ну давай, мой большой мальчик, — пропела она. — Я не причиню тебе вреда.

Она улыбнулась под смех Гарна. Медленно встала и икнула. Комната вращалась по наклонной оси. Мартиса схватилась за край стола, чтобы не упасть.

— Господин отослал меня обратно к тебе, Гарн. Дай мне ножницы и сумку, — невнятно пробормотала она. Слова едва скатывались с опухшего и толстого языка. Огонь разливался по её телу, бурля в крови. Гарн заставил её сесть и принёс кусок хлеба. Мартиса удивлённо моргнула, потому что на мгновение ей показалось, что великан обзавёлся братом-близнецом. Её рука тупо двигалась перед ними, прежде чем Гарн толкнул ей хлеб прямо в ладонь, где он снова стал единым, целым куском. Она ела медленно, всё ещё сытая после завтрака, но пьянее торговца вином в конце рыночного дня.

Дверь из большого зала на кухню открылась, впуская хмурого Шилхару. Он резко остановился, стоило ему понять состояние своей ученицы. Мартиса попыталась встать, но огромная ладонь Гарна удержала её на месте.

Маг заплёл волосы в косу и повязал платок на голове. Он был облачён в рабочую одежду более ветхую, чем всё, что у неё было, а ведь Мартиса рабыня. Она улыбнулась ему в пьяном восхищении, несмотря на более ранние кровожадные мысли. Даже в поношенном, он представлял собой притягательного мужчину, стоя на залитой солнцем кухне Гарна. Слишком аскетично, чтобы быть привлекательным, но что-то в его лице и уверенной манере держать себя поражало в самое сердце, словно он управлял королевством, а не жалким подобием поместья.

Улыбка Мартисы погасла. Он только что натравил демона на неё и стоял, изогнув губы от веселья, в то время как она читала пустые заклинания в тщетных попытках остановить невнятно бормочущую мерзость. О да, она не только зажжёт первый факел, но и прикатит тележку с запасными, чтобы поделиться с зеваками.

Его лицо вытянулось от раздражения.

— Ты что здесь устроила? Работы больше нет? Мы вам тут не рабы, Мартиса, несмотря на щедрый вклад епископа в ваше содержание.

Ах, как же ей хотелось отплатить ему едкой остротой, от которой у него отсохнет язык, и он заткнётся, щедро одарив презрением всех в пределах слышимости, но она была слишком пьяна, чтобы сформулировать хоть какую-то мысль, а уж тем более словесно пикироваться с Шилхарой. На помощь пришёл Гарн, столь взволнованно замахав руками, что Мартиса не успевала за ним уследить.

Глаза Шилхары округлились от немого монолога Гарна.

— Вылакала в один присест? — Гнев смешался с презрением в его голосе. — О чём ты только думала, идиотка? — увещевал он. — В этой чашке хватило бы на целую лошадь.

Он был также резок и со своим слугой:

— А ты чем думал, налив ей столько?

Мартиса пожала плечами. Огонь Пелеты также расплетал лжецам языки.

— Я была слишком напугана, чтобы думать, — пробормотала она. — Гарн просто пытался помочь мне успокоиться.

Вина промелькнула в глазах Шилхары, но так быстро, что Мартисе она показалась галлюцинацией, вызванной действием огня на одурманенные чувства. Он нахмурился на Гарна, который нахмурился в ответ и широко развёл руками.

— Оставь, Гарн, — огрызнулся он. — Я не в настроении.

Мартиса уставилась на двух мужчин в замешательстве. Молчаливый разговор между ними был пропитан напряжённостью. Она дивилась уверенной, почти бранящей манере поведения слуги и терпению её переменчивого господина к такому обращению с ним. За подобную дерзость Камбрия оголил и высек бы её во дворе.

Шилхара удалился тем же путём, что и пришёл, на ходу бросая приказы через плечо:

— Заставь её доесть хлеб. Это убережёт её от рвоты. Я сейчас вернусь. — Он задержался и посмотрел на неё сотвращением. — От тебя больше неприятностей, чем ты того стоишь.

Подобное заявление он подчеркнул столь сильным хлопком двери, что в раковине Гарна громыхнули тарелки и чашки.

Сосредоточив все силы на том, чтобы не расстаться с содержимым желудка, Мартиса тихонько жевала хлеб на скамейке. Высокая фигура Гарна плыла перед глазами, пока он занимался своими делами. До сих пор как шпионка она терпела неудачу за неудачей. Её попытка обжиться в доме Шилхары как можно незаметнее обернулась катастрофой. Прошло чуть более двух недель, а она всего лишь помогала Гарну по хозяйству и подвергалась ежедневным пыткам Шилхары. Она ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы раскрыть компрометирующие сведения о маге. Ворон-посланец Камбрии будет изнывать на деревьях, ожидая её сигнала, пока у него не побелеют перья.

Мартиса откусила ещё кусочек хлеба и побледнела, почувствовав, как внутри у неё всё сжимается. Камбрия может пребывать в ярости, но это не его пугали демонами, поджигали огнём или подбрасывали к крыше поместья без малейших шансов на спасение, кроме сомнительного милосердия колдуна.

Дверь, ведущая в большой зал, снова раскрылась. Вернулся Шилхара.

Он сунул ей под нос кубок.

— Пей, — приказал он.

Серебряная чаша с искусно выгравированными узорами курманов холодила ладонь. Мартиса поднесла кубок ко рту и заколебалась. Поверх края чаши она встретила взгляд Шилхары, гадая, действительно ли он сейчас протянул ей укрепляющее средство. Его чёрные глаза светились раздражением и даже угрозой.

«Злобный негодяй!»

Мартиса почти сожалела о том, что всё больше узнавала о его нраве. После пыток в главном зале она поняла, что он не станет её травить. Иначе ему не с чего будет смеяться. Она прищурилась, не сводя с него глаз, — опьяняющее действие огня придало храбрости, — и осушила содержимое кубка.

Холод в горле и горечь на языке, лекарство погасило раскалённые угли в желудке и даже сумело одним глотком подавить тошноту и очистить разум. Мартиса уставилась на чашу, а затем на Шилхару, поражённая тем, как быстро подействовало на неё зелье.

— Что в нём было?

Его взгляд насмехался над ней.

— Всевозможное зло, ученица. Ты действительно хочешь это знать?

— Нет.

Он выхватил у неё чашу.

— Ты достаточно оправилась, чтобы работать. — Он обратился к Гарну: — Когда она закончит с делами, приведи её в рощу.

Шилхара покинул их, не оглянувшись.

Двор выглядел не лучше, чем остальная часть поместья. Окружавшая его стена обвалилась в одном углу; другие части были отремонтированы смесью битого кирпича и кусков дерева. Как и весь регион, Нейт страдал от летней засухи, и голые участки земли, когда-то взбитые копытами скота в жидкое месиво, теперь расползлись по двору потрескавшимися, рябыми узорами высохшей грязи. На ветру стучала бельевая верёвка, частично скрывая от взора огромную тягловую лошадь, которая кормилась сеном со стоящего рядом стога, и чёрную козу, с энтузиазмом жевавшую край сохнущей рубашки. Свиноматка и три её поросёнка, изгнанные из своего хлева ещё более грязным Каелем, разлеглись по периметру двора под кудахтанье свиты кур.

Несмотря на полуразвалившийся вид, Мартиса улыбнулась. Как и в случае с Гарном, это было что-то нормальное в столь странном, забытом месте.

Остаток утра она выполняла поручения. Подоила козу, покормила кур и собрала яйца, принесла вёдра с водой из колодца для стирки и помогла Гарну развесить чистое бельё на верёвке. Только когда великан сделал знак остановиться и показал, что она должна следовать за ним в рощу, она вспомнила о своей миссии, и у неё пересохло во рту.

Они вернулись в дом и прошли по лабиринту тёмных коридоров, пока не достигли дальней части особняка и резной двери, состарившейся до чёрного налёта. Мартиса прищурилась от яркого солнечного света, когда Гарн открыл дверь и мягко вытолкнул её наружу. С этой выгодной позиции она могла обернуться и разглядеть задний фасад особняка. Окна выходили на юг, и она нашла свою комнату в дальнем конце здания. В покоях под ней оставалось открытым только одно окно. Занавески, флаги из выцветшей лазури и ржавчины, развевались на ветру, хлопая, точно юбки курманских танцовщиц.

Она снова повернулась к роще. Апельсиновые деревья покрывали поле аккуратным узором, их ветви гнулись от спелых фруктов. Тёмно-зелёные листья скрывали птиц, гнездящихся в ветвях, и лишь случайные отблески солнца падали на чёрные клювы. Где-то в этом шелесте крыльев ждал от неё знака ворон Камбрии.

Она впервые вошла в рощу. До сих пор её вылазки ограничивались внутренними помещениями и двором. Она лицезрела рощу из окна каждое утро и вечер, любуясь стройными рядами деревьев и вдыхая аромат апельсинов, витающий в благоухающем воздухе.

Гарн повёл её в рощу, уверенно шагая по лабиринту плодового сада. Мартиса старалась не отставать. Каждая тенистая тропинка ничем не отличалась от другой. Даже поместье больше не служило ориентиром.

Они завернули за угол и остановились перед ящиками с апельсинами и высокой лестницей, прислонённой к податливым ветвям. Верхушка лестницы исчезала в листве, но Мартиса заметила пару сапог, балансирующих на одной из перекладин. Гарн тихо свистнул, сапоги зашевелились. С лестницы спустился Шилхара и посмотрел на них. Мартиса судорожно сглотнула, мысленно упрекая себя за подобную реакцию на его появление.

От работы в утреннюю жару он был весь покрыт бисеринками пота, и смуглая кожа блестела на солнце.

Рубашка прилипла к спине и груди, давая ясно различить поджарые, жилистые мышцы и плечи, играющие силой, рождённой тяжёлым трудом. Розовый румянец украсил выступающие скулы, капелька пота скатилась по шее, скользнув по белому шраму, прежде чем исчезнуть под открытым вырезом.

Он провёл рукавом по лбу и поправил мешок на плече, наполовину наполненный апельсинами. Лестница скрипнула под его весом, когда он спустился на последнюю ступеньку. Мартиса потупила взгляд, надеясь, что на её лице не отразилось восхищение.

«Что со мной, раз я желаю мужчину, который чуть не убил меня всего несколько часов назад?»

— Она тебе помогла или только мешала?

Мартиса вскинула голову.

«Мешала?»

Ногти впились в ладони. Её много в чём можно справедливо упрекнуть: невзрачности, застенчивости, иногда — трусости, но никогда в лени или некомпетентности. Она сжала руки в кулаки, сдержавшись, чтобы не наброситься на него. Она рабыня с похищенной душой, овладевшая искусством покорности в раннем возрасте, но что-то в Повелителе воронов заставляло её забыть о годах дрессуры и низком положении в обществе. Он был не более высокомерным или властным, чем любой другой землевладелец, но каждое его слово пробуждало в ней гнев.

Гарн взмахнул руками, лысая голова закивала в такт энергичным жестам. Мартиса почувствовала себя оправданной. По крайней мере, хоть кто-то остался доволен её работой.

Маг хмыкнул и пошёл рыться в пустом ящике. Принял ли он молчаливую оценку Гарном или нет, комплимента не последовало.

Когда он вернулся, она напряглась.

— Высоты не боишься?

— Нет, — тихо ответила она, стараясь придать своему лицу безмятежное выражение. — Абсолютно.

— Хорошо. Поможешь мне в роще, пока Гарн готовит обед. Надень сумку. — Он подождал, пока она поправит лямку на плече. — Если я правильно помню, епископ выращивает оливки.

«Когда это Шилхаре доводилось бывать у Камбрии в Ашере?»

Она никогда не видела его там, а ведь служила поместью и его хозяину с семи лет. Но он прав. Оливковые рощи Ашера во много раз больше маленького сада Шилхары.

— Он по-прежнему гонит послушников Конклава на жатву, чтобы не оплачивать их труд? — Его губы изогнулись в лёгкой усмешке, которая сменилась неохотной улыбкой. — Он скряга, но хитёр. Если я буду использовать ту же технику, Гарн сможет кормить меня виноградом весь день.

Мартиса сильнее сжала зубы, на этот раз чтобы подавить смех. В чём бы ни заключались его проступки, Повелитель воронов был прекрасно осведомлён о скупости верховного епископа. Каждый сезон сбора урожая Камбрия приводил послушников в свои рощи. Он пользовался предлогом, что они могут практиковаться в заклинаниях движения, чтобы стряхнуть с деревьев плоды и собрать их в расстеленную для этих целей ткань.

— Этот обычай сохранился.

Шилхара фыркнул.

— Я так и думал. — Его лицо потемнело. — Мне не нравится эта практика. У магии своё место в мире, но это не средство к беззаботной жизни. И признаёт это Камбрия или нет, но заклинания повреждают деревья. Здесь я этого не потерплю. Мы собираем урожай тяжёлым способом — как это делают неодарённые — с лестницами, сумками и больными спинами. — Он окинул её взглядом. — Ты хило выглядишь, ученица. Сомневаюсь, что от тебя будет толк.

Она напряглась, возмущённая его предположением.

— Я сильнее, чем кажусь, господин, и прекрасно выполняю распоряжения.

Он не выглядел убеждённым.

— Посмотрим. — Он хлопнул Гарна по плечу и пошёл за другой лестницей, лежащей на земле рядом с ящиками. — Я беру её, Гарн. Дай знать, когда обед будет готов.

Гарн похлопал Мартису по руке и зашагал к дому. Она застыла под грозным взглядом Шилхары.

— Ты завоевала доверие моего слуги. Не злоупотребляй им.

Страх холодом пробежало по её венам. Предупреждение было едва ли завуалированной угрозой, зловещим обещанием смертельного возмездия, если она воспользуется Гарном. Испытывал ли Шилхара какую-либо привязанность к своему слуге или требовал его верности любой ценой, Мартиса понимала, что её общение с Гарном играло ключевую роль для выживания в Нейте.

— Я не злодейка. Гарн мне тоже нравится.

Его холодный взгляд не потеплел.

— Не забывай об этом и о чувстве самосохранения, которое может в тебе и теплится.

Она сглотнула и поспешила за ним, когда он взял вторую лестницу и понёс её к дереву дальше по ряду. Он прислонил лестницу к поникшим ветвям, и стая ворон взлетела в небо, злобно каркая от того, что их выгнали из затенённого убежища.

— В сумке найдёшь пару перчаток. — Он поднял руки, показывая потёртые перчатки с редеющими заплатками и пятнами на ладонях. — Апельсиновые деревья увиты шипами длиной с твои пальцы, и они ужасно острые.

Она полезла в сумку и нашла такую же поношенную пару. Они оказались слишком велики, но не настолько, чтобы не дать двигаться пальцам. Шилхара подошёл и встал перед ней, и Мартиса почти забыла, как дышать. Находясь так близко от него, она испытывала множество ощущений: запах цитрусовых и цветов апельсина, смешанный с мускусным жаром пота, спокойный ритм его дыхания, когда он помог поправить перчатки, и, прежде всего, покалывающий поток его дара, льющийся из него, как вода из быстротечного ручья.

Шилхара затянул кожаные ремешки, удерживающие перчатки на запястьях. Его движения замедлились, когда Мартиса провела кончиком языка по пересохшим губам. Она покраснела от его прикованного взгляда, который стал расчётливым.

— Я заставляю тебя нервничать. — Хриплый голос был тихим, почти ласковым.

У неё не было причин лгать, кроме гордости, а это плохая причина.

— Да, господин. — Она опустила глаза и увидела его шрам. — Говорят, вы опасный и могущественный маг.

Над её головой раздался тихий взрыв смеха.

— А ещё говорят, что я воскрешаю мёртвых, разговариваю с духами и ем младенцев на завтрак.

Он приподнял её подбородок кончиком пальца, чтобы она взглянула ему в глаза. Он был так близко, что она различила тонкие морщинки, расходящиеся веером от его чёрных глаз и впадин под щеками. Его чувственные губы изогнулись в насмешливой улыбке.

— Во что ты веришь?

— Я верю в то, что обо всём нужно узнавать самой, а не полагаться на слухи.

Проблеск одобрения промелькнул в его глазах, прежде чем он опустил руку и отошёл от неё. Мартиса вздохнула с облегчением. Повелитель воронов ошеломлял, пугал, раздражал и очаровывал. Стоя так близко к нему, когда её чувства переполнялись силой его дара и самой его мужественностью, было трудно думать.

Она напряглась от его прикосновения к локтю, а затем последовала за ним к лестнице и выбранному для неё дереву. Вспыхнувшая искра тепла угасла. Голос у него стал бесстрастным, поучительным — как у учителя, преподающего урок ученику.

Шилхара взял один из апельсинов, свисавших гроздьями с низкой ветки, и полез во внешний карман сумки. Он вытащил пару маленьких ножниц.

— Аккуратно обрежь плод. Если предпочитаешь срывать руками вместо ножниц, обхватывай вот так. — Он продемонстрировал как нужно, осторожно скручивая и снимая апельсин с ветки, оставляя кусочек стебля и завязь. — Тебе всё равно придётся срезать стебли ножницами, иначе они проткнут оставшиеся плоды и испортят их. — Он отрезал ножницами оставшийся стебель. — Теперь ты.

Апельсины были холодными на ощупь, и она сделала, как было велено, скручивая и снимая один апельсин осторожным рывком.

Шилхара протянул ей ножницы.

— Используй эти. У меня есть лишняя пара.

Когда к его удовлетворению она продемонстрировала своё умение, он перешёл к следующему уроку, подняв её сумку, чтобы Мартиса смогла увидеть завязки внизу.

— Когда сумка станет слишком тяжёлой, потяни за шнурок. Дно откроется, и фрукты выкатятся на землю. Я бы предпочёл, чтобы ты отнесла их к ящикам, а не бросала, но ты потратишь слишком много времени, расхаживая по рядам, поэтому просто спустись и собери их в кучу у дерева. — Его глаза сузились. — Не открывай сумку, когда будешь стоят высоко на лестнице. Ты повредишь плоды, если позволишь им упасть с такой высотой.

— Где мне лучше всего начать?

И снова на его губах заиграла насмешливая улыбка.

— Так близко к вершине, как сможешь дотянуться. Ты точно не боишься высоты?

Он снова подначивал. Его утренние уроки добавили ей седых волос, но даже если он и внушил ей внезапный страх высоты, Мартиса не доставит ему удовольствия его продемонстрировать. В некоторых моментах ей приказывала гордость, рабыня она или нет.

Она сжала ножницы напряжёнными пальцами.

— Совершенно уверена.

— Хорошо. Тогда нет причин откладывать. Поднимайся по лестнице, если сможешь залезть в этих юбках.

Она молча протянула ему ножницы и бросила апельсин в сумку. Через несколько мгновений её юбки обернулись вокруг ног, точно импровизированные бриджи, концы были надёжно заправлены в платье.

На этот раз его улыбка была неподдельной.

— Обожаю практичных женщин. — Он вернул ей ножницы и ушёл. — Помни мои инструкции, — бросил он через плечо. — Скрути и осторожно потяни; срежь стебли; не урони плод.

«Иначе что?», — испытала она искушение спросить в редкий момент неповиновения.

Шилхара продолжил идти.

— Или я добавлю специальный поворот к завтрашнему уроку заклинаний, ученица.

Выпавшие из рук ножницы чуть не пригвоздили её ногу к земле. 

Глава 7 

Ворон приземлился на подоконник и стал наблюдать, как Шилхара облачается в наряд. Льющийся в комнату свет тенью вырисовывал силуэт птицы на стене, создавая чёрное пятно на фоне апельсиновых деревьев и летнего неба.

Не обращая внимания на незваного гостя, Шилхара стряхнул кровь и остатки сна. Свет резал глаза, но не давал упасть на кровать в надежде забыться на несколько часов дремоты без кошмаров. Скверна пытал его всю ночь зловещими снами о мире, склонившемся перед господством бога. В этих видениях Шилхара вёл жизнь короля, наполненную опьяняющими и порочными наслаждениями. Несметные богатства, покорные его воле армии, искусные любовницы, готовые воплотить сладострастные фантазии, всяческая роскошь и желания, удовлетворяемые щелчком пальцев. Всё — ценой его человечности. Сильнее всего манило безграничное волшебство. Способность передвигать горы, поворачивать русла рек, достичь практически бессмертной жизни — величайший дар, предлагаемый божеством, и он изливал поток столь заманчивой силы в тело спящего мага.

Вкуси же то, что я могу предложить тебе, если ты подчинишься моей воле.

Голос затих, сменившись новым кошмаром, от которого Шилхару пробил озноб. Он стоял на бесконечном пляже, только вместо крупинок песка землю устилал пепел. Лишённое звёзд и луны небо сливалось в столь же чернильно-чёрный океан. Лишь тусклый свет Скверны давал хоть что-то различить взору, и отражение звезды плясало перламутровыми дорожками на гребнях волн. Ровный ветер не доносил брызг морской воды или запаха рыбы, а лишь одну вонь сожжённых костей. Он трепал волосы, мягко рассыпая пепел по ногам, лаская их прикосновениями прохладных пальцев мертвеца.

Океан перед ним тянулся до безбрежного горизонта. Над головой не кружили чайки, из воды не выпрыгивала рыба, по волнам не раскачивались корабли. Столь же чётко осознавая, что представший перед ним мир не явь, Шилхара понимал, что если сойдёт с берега в воду, то не коснётся дна, а утонет в огромном колодце жидкой черноты.

Волны беспрерывно накатывали и отступали в своей безмолвной колыбельной. Их музыку неожиданно прервал хребет тьмы, восставший из глубин. Фигура погрузилась под воду и вновь всплыла. Киты не плавали в этих безжизненных морях. Шилхара знал, что бороздит волны и бродит по мёртвым берегам. Бессмертный и безжалостный левиафан, чья разинутая пасть поглощала души. Тварь подплыла ближе под мерный плеск волн и ровный шум ветра.

Ужас приковал Шилхару к месту. Он ждал. Поджидал на пляже из пепелища кремированных останков существ, некогда бродивших по миру живых. Ожидал, когда монстр всплывёт на поверхность, широко раскроет чёрную пасть и засосёт его в вечное небытие.

Скверна вновь зашептал в его снах.

Вкуси или вкусят тебя.

Шилхара проснулся на окровавленной подушке. Руки покалывало от прикосновения бога. Его пронзило острое желание спуститься на кухню и стащить немного драконьей мочи Гарна. Только мысль о выражении лица слуги и внимающего взгляда ученицы удерживала его от подобного поступка. Он не испытывал ни малейшего желания объяснять, откуда у него кровь на лице и почему руки трясутся так сильно, что он с трудом удерживает кубок.

Шилхара закончил с омовением и уставился на ворона, который всё ещё наблюдал за ним.

«Большая птица. Больше, чем те, что обычно гнездятся в тенистом пологе рощи».

— Кыш! — прохрипел он и махнул рукой. По пальцам пробежала молния. Глаза ворона вылезли из орбит, птица каркнула последний раз в своей жизни и превратилась в неаккуратную кучку дымящихся перьев и обугленных костей.

Прижимая горящую руку к груди, Шилхара уставился на тлеющий холмик на подоконнике. Скверна оставил на нём свою метку. Заклинание, нежный призыв, который должен был уговорить птицу улететь, а не принудить, обернулось ужасным злом. Шилхара поднёс руку к глазам. Покрытые твёрдыми мозолями и чернильными пятнами его пальцы и ладонь теперь обладали искорёженной силой, которая делала его магию непредсказуемой.

Он зарычал.

«Да чтоб тебя! Неконтролируемая и неизвестная сила мне бесполезна».

Теперь, если он решит наложить заклинание, то, независимо от последствий, бог сделает его магию бессмысленной.

Тем не менее, он не стал отрицать пробежавшую по жилам волну эйфории. Пальцы дёрнулись, и с их кончиков посыпались искорки света. Такая сила более соблазнительна, чем красивая и готовая на всё женщина. Шилхара знал свои слабости. И бог тоже.

Он опустил руку и подошёл к окну. Тёплый утренний ветерок развеял над рощей опалённые чёрные перья.

— Мои извинения, друг. Убийство не вхо…

Запах магии — но не его волшебства и не Скверны — защекотал ноздри. Он знал его, столь знакомый и ненавистный. От птицы несло Конклавом. Шилхара резко провёл рукой по останкам, счищая карниз от мусора, который полетел на землю тонким чёрным дождём.

Ещё один шпион священников. Его ученица вполне могла привезти птицу с собой, или та месяцами пряталась среди его ворон, иногда улетая домой поболтать со своими хозяевами. Муки совести об уничтожении птицы утихли.

Он оделся и спустился на кухню. Как обычно, на столе его ждали чай и апельсины. Гарн и Мартиса сидели друг напротив друга и вели беседу, состоявшую из жестов и лиричного голоса ученицы. Шилхара остановился в дверях, обрадовавшись тому, что остался незамеченным.

И хотя ему не нравилось, что эта девушка обжилась в его доме, он восхищался шпионкой Камбрии. Упорная и решительная, она терпела его утренние уроки без колебаний. Её дар так и не проявился, но она не убежала в ужасе. Шилхара ненавидел признавать неудачу, но подумывал отказаться от утренних тренировок. До сих пор они ничего не добились, кроме того, что мысль о них вызывала у него тошноту.

Самое удивительное, Мартиса оказалось хорошей сборщицей апельсинов. Недостаток силы она восполняла скоростью и аккуратностью. Ему пришлось лишь раз объяснять ей, как правильно собирать плоды. Жара, жалящие муравьи и редкие осы, напившиеся перебродивших апельсинов, её не останавливали. Через неделю она собирала урожай почти так же быстро, как Гарн, но портила меньше.

Он восхищался игрой солнечного света в её рыжих волосах и тембром удивительного голоса. Она редко улыбалась и никогда лично ему, но его часто забавляли её короткие вспышки остроумия. Невзрачная служанка, затерявшаяся в полумраке кабинета, медленно исчезала, а вот появившаяся на её месте женщина с каждым днём очаровывала его всё больше.

Камбрия оказался хитрее и проницательнее, чем он ожидал. В этой девушке сокрыто нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Внешне угрюмая шпионка, но он никогда не судил о книге по её обложке. Мартиса обладала чем-то особенным, чем-то, что Камбрия мог использовать, дабы уничтожить своего самого ненавистного врага. Хитрость в том, чтобы обнаружить её тайное оружие быстрее, чем она успешно загонит его в угол проклятой изменой, которая приведёт к «торжеству» справедливости Конклава.

Первым его заметил растянувшийся под столом Каель. Пёс лениво рыкнул в знак приветствия, но не встал, довольствуясь тем, что лежал под ногой Мартисы, которая старательно чесала его пузо каблуком.

— Обленившаяся дворняга, — пробормотал Шилхара, садясь за стол рядом с Гарном.

Он посмотрел на Мартису, которая приветствовала его вежливым взглядом, и тихо добавила: «Господин».

— Ты окончательно испортила моего пса.

Каель недовольно фыркнул, и Мартиса перестала его гладить. Она настороженно посмотрела на Шилхару.

— Простите, я не понимаю.

Апельсины в вазе лежали такие яркие, сочные и неаппетитные. Он взял один и неторопливо снял кожуру по непрерывной спирали.

— Если ты ещё раз хоть за что-то извинишься, я утоплю тебя в колодце. — Он подавил смешок, когда она побледнела. — Мартиса, должно быть, ты несёшь ужасное бремя вины за прошлые грехи. Я не слышал, чтобы хоть кто-то извинялся так же часто, как ты, при малейшем поводе.

Он бросил дольку апельсина в рот и подавил рвотные позывы, когда на язык брызнул сок.

Мартиса покраснела, но ничего не ответила. Шилхара проглотил кусочек и отпил чая, чтобы прочистить рот от жёлчи. Он заглянул под стол и нахмурился. Пёс не обратил на него внимания и перекатился под ногу Мартисы в явной просьбе возобновить ласку.

— Ты его балуешь. Теперь моя ищейка магов целыми днями валяется со свиньями и выпрашивает ласки у женщины. — Гарн фыркнул в чашку, и Шилхара изогнул бровь. — Не то, чтобы я винил его за последнее.

— Я в замешательстве, господин. Вы сейчас о бессильных мужчинах или кобелях?

Он чуть не подавился второй долькой апельсина и выплюнул её на пол. Из глаз брызнули слезы, и лицо Мартисы расплылось. Гарн усмехнулся. Ученица пристально смотрела на него своими медными глазами. На мгновение Шилхара уловил в них насмешливый огонёк, прежде чем тот погас.

— Разве это имеет значение? Зачастую разница отсутствует.

Он дал ей доесть овсянку, пока они с Гарном обсуждали поездку на ярмарку в Восточный Прайм.

— Соберём всё, что у нас сейчас есть, и доставим Форсу за день до открытия рынка. Он попытается выбить плату за хранение. — Шилхара налил себе ещё чаю. — Можно подумать, что после стольких лет на рынке он ещё не догадался, что я крепкий орешек.

Гарн стал водить руками в воздухе, будто рисуя затейливые узоры, а Шилхара смотрел и отвечал.

— Мартиса поедет с нами. Вы двое закупите припасы, пока я буду вести переговоры с нашим жадным купцом. Чем быстрее управимся, тем лучше. Нужно собрать ещё один урожай, и я не хочу, чтобы мои плоды сгнили на деревьях прежде, чем мы успеем до них добраться.

Он подождал, пока Мартиса съест последнюю ложку.

— Ты когда-нибудь была в Восточном Прайме?

— Только в раннем детстве. Он слишком далеко от Ашера, чтобы рассматривать его как торговую площадку. Верховный епископ отсылает своих комиссионеров в Кальдерес, хотя это более маленький город и рынок.

— Который всё же славится предметами роскоши и богатыми покровителями. — Он начертил Кальдеранский купеческий символ на исцарапанной столешнице. — Через десять дней мы отправимся в Восточный Прайм, и ты поедешь вместе с нами. Подготовься к дороге. Возможно, ты забыла, но Прайм — портовый город. Он крупнее и менее благороден, чем Кальдерес. Там заправляют невольничьими рынками, а хозяева публичных домов постоянно охотятся за девушками. Как только пересечём городские ворота, держись поближе к Гарну.

Шилхара помрачнел, придя в недоумение от её внезапно помрачневшего вида.

— И это не просьба, Мартиса. Это приказ.

Она встала освободить место и оступилась, сжав свободной рукой край стола так сильно, что побелели костяшки пальцев. Затем зашаркала к раковине, двигаясь скорее, как полумёртвая старуха, чем как здоровая девушка. Серая бледность омыла лицо, и Мартиса не смогла скрыть дрожи, повернувшись к Шилхаре.

— Мне подождать вас в зале на утренний урок?

В памяти всплыл образ уничтоженной вороны. Как-то раз Шилхара испытывал Мартису огнём. Жестокая как по назначению, так и по исполнению практика, но заклинание он контролировал полностью. Его ученица пришла в себя после пережитого, пошатываясь от потрясения, но обгорел у неё только подол платья. И хотя он чувствовал, как магия ослабевает, прикосновение бога всё ещё оставалось в его руках, заставляя пальцы судорожно сжиматься. Несмотря на все подозрения в адрес Мартисы, Шилхара не желал, чтобы его ученицу постигла та же участь или что похуже. Если ему придётся убить её, он сделает это сам, твёрдо контролируя магию.

Она терпеливо стояла перед ним, ожидая ответа. Он окинул её взглядом. Мартиса всегда держалась прямо, со спокойным достоинством, которым он восхищался. Сегодня утром она ссутулилась, правое плечо клонилось чуть ниже левого.

— Думаю, сегодня мы обойдёмся без занятий. — Её глаза расширились от удивления. Даже Гарн озадаченно уставился на своего господина. — Ты шаркаешь, точно старуха. Почему не сказала Гарну, что занемогла после сбора урожая?

Румянец, расплывшийся от шеи до самых щёк, прогнал болезнетворную серость. Мартиса кинула косой взгляд на Гарна, и тот неодобрительно нахмурился.

— Я не думала, что это так важно. Моя работа от этого не пострадала.

Шилхара поднялся и встал прямо перед ней. Ученица напряглась и поморщилась. Ему понравился её запах, она благоухала солнцем и розовым мылом.

— Нет, пока что. Но это лишь вопрос времени. Ты ничем не поможешь мне при сборе апельсинов, когда едва можешь ходить и держать спину.

— Я спра... — возразила она, прежде чем захлопнуть рот в мятежном молчании. — Что вы от меня хотите, господин? — наконец спросила она.

— Можешь смотреть мне в глаза, а не на мои ступни.

Она встретила его взгляд с отрешённым видом. Шилхара покачал головой.

— Ты можешь обмануть других, но не меня. — Он бросил через плечо Гарну: — Она всё равно нужна мне сегодня в библиотеке. Соберём урожай завтра. В кладовке есть свечи?

Слуга кивнул и начал убирать остатки завтрака со стола. Гарн махнул рукой в сторону Мартисы и нахмурился ещё сильнее. Шилхара вздохнул и посмотрел на неё.

— Гарн считает тебя хрупким созданием, заслуживающим деликатного обращения.

Он слабо улыбнулся, когда она подняла ладони, демонстрируя множество мозолей, волдырей и пару шрамов.

— Это не нежные женские ручки. Я не нуждаюсь в особом обращении. — Она оглянулась и подмигнула Гарну. — Хотя я ценю заботу Гарна.

Шилхара уставился на слугу. Великан пожал плечами, нисколько не смущаясь очевидной дружбы с марионеткой Конклава. Лицо Мартисы выражало те же чувства, что и лицо великана, в её глазах на мгновение мелькнуло неповиновение, будто призывала Шилхару попробовать запретить им общаться.

Он обошёл её и направился к двери, ведущей во двор.

— Никто в Нейте не заслуживает особого обращения, но мне нужно, чтобы ты работала в полную силу. Сегодня ты явно не в состоянии это сделать. — Он махнул ей следовать за ним. — Идём. У меня есть средство облегчить боль.

Страх и любопытство играли на лице Мартисы, но она последовала за ним, держась на расстоянии, когда они пересекали двор и пробрались сквозь ряды розовых кустов Гарна, прежде чем оказались перед небольшим флигелем, пристроенным к южной стене поместья.

Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте кладовой. Шилхара нашёл свечи в коробке у двери и зажёг четыре штуки. По приказу Шилхары Мартиса вставила две свечи в канделябры, которые занимали место на длинном столе в центре комнаты. Сам Шилхара закрепил свои две свечи в оставшиеся выемки и подождал, пока Мартиса осмотрится.

Пропитанная запахами цветов апельсина и оливкового масла кладовая служила его настоящим источником денег. Каждый сезон они с Гарном ломали спины, продавая тележку апельсинов на оживлённой рыночной площади Восточного Прайма. Этого хватало, чтобы прокормить их обоих. Но наибольшую прибыль приносило масло нероли и дистиллированный петигрен^[1]. Предметы роскоши в небольшом количестве, востребованные богатыми аристократами, за них заламывали высокую цену на рынке.

Загипнотизированная рядами баночек и графинов, заполнивших всё пространство на столах и полках, выстроенных вдоль стен, его ученица свободно расхаживала по комнате, время от времени касаясь пустого дистилляционного чана или декоративного флакона духов, созданного привлечь женское внимание. Стол занимал канделябр с подсвечниками, миски, ситечки, ступки и пестики. Высушенные травы свисали с низких балок опустошёнными петлями, а под ногами хрустела россыпь оранжевых цветов.

— Вы создаёте духи. — Её словах окрасились тоской.

— Среди прочего. Мы собираем цветы с определённого количества деревьев в конце весны, вместе с листьями и молодыми веточками. Масла и петигрены идут по более высокой цене, чем сиропы и эликсиры, но последние хорошо продаются. Осенью мы снова соберём урожай. Он уже не такой хороший и качественный, но люди всё равно покупают.

— Мадам Дела-фе всегда пользовалась ароматом цветов апельсина. Мне не нравилась эта женщина, но запах я любила.

Шилхара поднял руку, когда Матиса напряглась и приоткрыла губы, чтобы принести набившие оскомину извинения.

— Ты скрасила моё утро этими знаниями, Мартиса, но твои извинения утомительны.

Он не стал распространяться об удовольствии, которое получил, узнав, что сумасшедшая жена Камбрии покупает его духи.

В углу стоял большой потрёпанный шкаф. Дверцы убрали, обнажив полки, заставленные маленькими баночками и глиняными горшочками. Он взял одну и поставил на стол рядом с Мартисой.

— Раздевайся, — приказал он.

Он нахмурился, когда её глаза заполонил дикий ужас. Он заслужил дурную славу, сотворив много такого, что сделало его изгоем среди соседей, знакомых и могущественных священников, которые стремились его контролировать. Но он никогда не насиловал женщин и не собирался начинать.

Её чудесный голос оборвался в мышиный писк, когда она взмолилась о пощаде, вжавшись спиной в стол.

— Пожалуйста, — прошептала она, подняв руку, чтобы отогнать его. — Умоляю!..

— Мартиса. — Он постарался, чтобы его голос звучал спокойно, и указал на баночку, которую взял с полки. — Это мазь, чтобы облегчить боли в спине. — Он ждал, не двигаясь, пока его слова просочатся в её охваченный паникой разум. — Ты же не думаешь, что если бы я хотел тебя принудить, то уже не сделал бы этого? Даже Гарн, несмотря на твою дружбу с ним, не остановил бы меня. Он бы не смог.

Она уставилась на него всё ещё огромными от страха глазами, но её дыхание замедлялось с каждым его словом. Шилхара заметил, что, пока она сжималась в комочек перед ним, её свободная рука за спиной шарила по столу в поисках оружия. Он одобрительно склонил голову. Может, она и напугана, но не сломлена. Она будет сопротивляться, несмотря на подавляющее превосходство.

— Примешь ты мою помощь или нет, для меня это мало что значит. Можешь продолжать собирать апельсины в благородных муках, насколько тебя хватит. Решай сама. День проходит впустую.

Несколько напряжённых мгновений протекло в молчании. Мартиса глубоко вздохнула и расслабилась. Напряжение медленно покинуло мышцы.

— У меня болят спина и плечо.

— Догадываюсь.

Он жестом попросил её повернуться к нему спиной и вытащил пробку из банки.

— Эту мазь делает Гарн, не я. Если бы я его не знал, то подумал бы, что он творит её заклинанием. Настолько она эффективна. — Он продолжил поддерживать беседу, когда Мартиса повернулась к нему спиной и начала расшнуровывать тунику и юбку. — Хитрый ублюдок с рецептом. Отказывается раскрывать свои тайны. Думаю, в один прекрасный день мне придётся пытками вытрясти из него секрет приготовления.

Мартиса опустила одежду и опёрлась на согнутые руки. Голос у неё был жеманный.

— Этого должно хватить.

Он мог бы рассмеяться, если бы его не отвлекло открывшееся перед ним зрелище. Её затылок, потемневший от работы на улице до медового цвета, резко контрастировал с кожей плеч цвета слоновой кости. Закутанная в шерстяные обноски, фигурой Мартиса была притягательна, точно картофелина. Но стоило ей снять одежду!..

Изящная линия спины переходила в тонкую талию и нежный изгиб бёдер. Две неглубокие ямочки отмечали поясницу, соблазняя прижать палец к впадинкам. Шилхара не был скульптором, но внезапно он понял, почему люди с подобным талантом вдохновлялись запечатлеть красоту в камне.

Безупречная спина в настоящий момент была испорчена деформированной рябью мышц, изгибающихся ниже правой лопатки. Ещё один бугор вздувался там, где шея соприкасалась с плечом.

Неподвижная, точно мраморная колонна, Мартиса напряглась ещё сильнее под его молчаливым взглядом. Она зашипела от боли и машинально потянулась помассировать плечо противоположной рукой. Шилхара мельком уловил изгиб груди, прежде чем девушка вспомнила о своём положении и вернула руку на место. Он усмехнулся, заметив, что она покраснела до корней волос.

— Твоя скромность напрасна. — Он шлёпнул по её спине холодной мазью, не обращая внимания на вздох. — За всю свою жизнь я повидал больше голых сисек, чем целая Гильдия кормилиц.

Его пальцы чертили круги по её спине и плечу, массируя целебной мазью. Напряжённая мышца под лопаткой поначалу не поддавалась, и Шилхара удивился, как Мартиса умудрялась целыми днями собирать урожай, не произнеся ни слова жалобы.

— До того, как моя мать заболела оспой, она работала в борделе, обслуживающем аристократов. Мне перепадала монета-две за то, что я выполнял мелкие поручения и доставлял сообщения гуриям. Для гурии обнажиться — лёгкий и эффективный способ показать товар потенциальному клиенту.

Мартиса слегка повернула голову. Её косой взгляд не скрывал любопытства.

— Сколько вам было лет?

— Шесть или семь. Ничего особо не изменилось, когда я подрос, а моя мать работала в доках. — Он продолжил массировать спину, поднимаясь к тугому бугру на плече. Он улыбнулся, когда Мартиса медленно расслабилась под его руками. — А ещё послушницы в оплоте Конклава. — Он вжал ладонь в тугую мышечную ленту, и Мартиса взвизгнула. — Вот будь у тебя три сиськи, мне было бы любопытно взглянуть.

Её смех заполнил маленькую комнату, прежде чем оборвался кашлем. И этот звук больше чем шелковистое скольжение её кожи под ладонями околдовал Шилхару. Он никогда раньше не слышал её смеха. Лиричный, как и голос, смех превратил её из павы в лебедя. Стоя у неё за спиной, он видел только туго стянутые волосы и гибкую спину. Он мог заглянуть ей через плечо и разглядеть ложбинку между грудей, прижатую к скрещённым рукам, но не лицо. Желание повернуть её и снова увидеть, как она смеётся, было почти непреодолимым.

Его ловкие руки скользнули к талии, пальцы прижались к бокам, большие остановились в ямочках, которые дразнили его с момента, как она обнажила спину. Волна жара охватила Шилхару. Гладкая кожа, пахнущая цветами и теплом. Мартиса стояла достаточно близко, чтобы стук её сердца отозвался в его груди, когда он прислонился к её спине. Она не двигалась, точно добыча, пойманная в силки. Дышала короткими вдохами, шею и плечи покрывал розовый румянец.

Шилхара попятился, выходя из оцепенения от осознания её страха. Он вытер руки о подол рубашки и закрыл банку с мазью.

— Мы закончили. Одевайся.

Он поздравил себя холодностью в голосе.

Мартиса дёрнула тунику и верх платья одним рывком, завязывая шнуровку и не глядя на него.

Шилхара подвинул к ней банку.

— Вот. Я подозреваю, что твои ноги чувствуют то же, что и спина, но ты можешь позаботиться о них сама, чтобы мы не забыли, кто здесь господин, а кто нет.

Шилхара вложил в свои слова изрядное количество презрения, разозлённый краткой потерей контроля. Мартиса повернулась к нему, лицо её ничего не выражало, глаза блестели в полумраке кладовой.

Она сжала банку.

— Спасибо, господин.

Он направился к двери.

— Отнеси в свою комнату, а потом встретимся в библиотеке. Гарн покажет, где это, если ещё не знаешь. Пришло время использовать тебя для цели, которая удерживает тебя под моей крышей.

Шилхара вышел из кладовой и направился к дому, сетуя всю дорогу на ленивых собак, наглых слуг и назойливых богов.

Всё зло от женщин.

Глава 8

Мартиса потянулась между ветвей, усеянных шипами, и срезала гроздь апельсинов. Они упали ей на ладонь, достаточно тяжёлые, чтоб рука прижалась к ближайшему шипу, и он, пронзив перчатку, вонзился в костяшки пальцев.

— Ой!

Она одёрнула руку от зловещего шипа, торчащего из ветки. Шип обломился, оставив острую боль в пальцах. Мартиса бросила апельсины в сумку и сняла перчатку, чтобы осмотреть рану. Красный булавочный укол, а ощущение, будто в неё вонзил клыки Каель. Она уставилась на дерево. Сбор урожая апельсинов — грязная, болезненная работа, иное дело уборка оливок. Её кололи, жалили и кусали различные насекомые, ползающие или летающие вокруг и в самих деревьях. Вороны стали одной напастью. Не проходило и дня, чтобы она не вытирала их экскременты со шляпы.

Хвала милостивому Берсену за библиотеку. Мартиса с нетерпением ждала обеда и последующих часов. Провести остаток дня и вечер среди пахнущих плесенью томов и переводов с мёртвых языков предпочтительнее, даже если в борьбе за рукопись приходилось вступить в схватку со случайным пауком.

На поля шляпы плюхнулось мокрое пятно. Прямо над ней сидел ворон и смотрел своими чёрными глазами-бусинками. Мартиса отогнала птицу свободной рукой. Ворон взмахнул крыльями и отпрыгнул в сторону, но отказался уступать насиженное место.

— Повелитель воронов, — пробормотала она. — Скорее, господин муравьёв, или владыка ос, или хозяин птичьего помета.

Она натянула перчатку на больную руку и посмотрела на ворона. Шилхара мог не одобрять использование магии для сбора урожая оливок, но учитывая, что Мартиса сейчас балансировала на краю шаткой лестницы, зажатая между усыпанными длиннющими шипами ветвями, идея воспользоваться колдовством казалась весьма заманчивой.

Она уставилась на ворона. Время в Нейте пролетело незаметно. Прошло больше месяца, а она ни на шаг не приблизилась к поиску доказательств предполагаемых преступлений Шилхары. Камбрия с нетерпением ждал вестей. Мартисе было нечего рассказывать, только что все эти дни над поместьем висела звезда Скверны, а маг старательно игнорировал её присутствие. Епископу, возможно, интересно узнать, что теперь его слуге предоставлен доступ в библиотеку, но это пока мало что давало, кроме того, что ей поставлена задача найти ритуал убийства, который мог бы уничтожить бога. Всё лучше, чем ничего.

С сотнями, если не тысячами ворон, обитающих в роще, невозможно сказать, поблизости ли где-то вестник Камбрии в ожидании условного сигнала. Если бы только епископ выбрал другой способ позвать Михея. Хотя Мартиса одарена голосом, который гипнотизировал толпу, она не могла взять ни одной ноты. Ашеровские служанки умоляли её не раскрывать рта вместе с ними, когда они валяли шерсть, давили оливки или выполняли бесконечные поручения в огромном поместье. Да и охотничьи псы всегда поднимали вой, стоило ей затянуть песню.

Она пожала плечами. Это Камбрия придумал спеть птице, чтобы призвать её, а она — послушная рабыня. Мартиса спустилась на две ступеньки и заглянула под ветки. Роща была тиха и пуста. Шилхара собирал апельсины в другом углу сада, а Гарн готовил обед. Она одна, если не считать ворона, любезно оставившего ей подарочек на шляпе. Мартиса понадеялась, что птица пробудет на этой ветке достаточно долго, чтобы услышать первые звуки её колыбельной. Достойная месть.

Она снова взобралась на дерево, на этот раз радуясь укрытию. Опёршись на лестницу, прочистила горло и спела первый припев колыбельной Нантери. Как и предсказывала, ворон быстро покинул свой насест и улетел. Ни одна птица не вернулась занять освободившееся местечко. Мартиса допела колыбельную, морщась от фальшивых нот, срывающихся с губ, и стала ждать. Михей всё не прилетал. Она попробовала снова, чуть громче. Ворон-посланник так и не объявился. В третьей попытке Мартиса почти выкрикивая слова. Где-то вдалеке завыл Каель.

На середине второго припева, почти охрипнув от усилий, Мартиса не расслышала, как к ней подкрались, пока ветви вокруг неё не задрожали. Она вскрикнула от удивления, когда лестница ударилась о поддерживающую её ветку.Листья зашелестели и раздвинулись, обнажая острые пыльные черты Шилхары. Его глаза расширились от изумления и ужаса. Он взобрался на дерево и балансировал на толстой ветке прямо под ней. Благодаря росту он смотрел ей прямо в глаза, не задирая голову, и Мартиса покраснела от ужаса, написанного на его лице.

— Что это, во имя святого Берсена?! — прорычал он.

Если от смущения можно умереть, Мартиса не сомневалась, что не выживет в следующие несколько минут.

— Я пела.

Его брови поползли наверх, теряясь где-то у линии волос.

— Пела. Так это теперь называется? Казалось, кто-то мучает кошку.

— Я думала, что смогу работать быстрее, если буду петь.

Она вытерла пот со лба перчаткой и пожалела о случившемся. След от цитрусового сока, который она оставила на коже, обжёг дикой болью. Каель продолжал завывать. В доме резко хлопнула дверь.

— Это Гарн идёт выручать нас из лап демона, который, по его мнению, явился по наши души.

Поддерживающая Шилхару ветка резко скрипнула, когда он слегка передвинулся и наклонился к самому носу своей ученицы.

— Поведай мне, Мартиса. — Лист ударил ему в глаз, и он раздражённо сорвал его с ветки. — Как так вышло, что женщина, благословлённая голосом, способным заставить мужчину кончить, поёт настолько ужасно, что можно напугать мертвеца?

Она была спасена от необходимости отвечать на столь странный вопрос быстрым топотом бегущих ног. Шилхара ненадолго исчез из виду, наклоняясь поприветствовать их «спасителя». К сожалению, его ответы на невысказанные вопросы Гарна звучали громко и отчётливо.

— Это ты слышал Мартису. Она… пела.

— Поверь мне, я не шучу. Можешь опустить тетиву.

Следующий возмущённый ответ заставил её улыбнуться.

— Нет, я её не бил! Эта она мучила меня своим отвратительным воплем!

Мартиса скрыла улыбку, когда он снова появился перед ней, излучая свирепое недовольство.

— Не пой. — Он ткнул в неё пальцем, подчёркивая серьёзность своего заявления. — Ты напугала мою собаку, моих птиц и моего слугу своим воплем. — Шилхара выдержал паузу. — Тебе даже удалось напугать меня.

— Простите, госпо... — Она осеклась, когда он нахмурился ещё сильнее.

— Не пой, —повторил он.

Она кивнула. Он в последний раз предупреждающе посмотрел на неё, прежде чем спрыгнуть с ветки и проворно слезть с дерева.

«Ну-у и…», — подумала Мартиса. Её миссия закончилась полным провалом и унижением. Она не знала, как Камбрия ожидал от неё донесений, когда его посланник даже не прилетел на её зов. С другой стороны, если у Михея есть хоть капля птичьих мозгов, то он улетел вместе с остальными воронами с первой же пронзительной нотой.

Её мыслями владел грубый комментарий Шилхары относительно её голоса. Самый ужасный комплимент, который ей когда-либо доводилось слышать, и всё же от него по сердцу разливалось приятное тепло. Чаще всего она до смерти боялась подобных ремарок, даже от самых благородных особ. Обычно они сопровождались бездушным наблюдением об огромной потере, что её лицо никак не соответствовало голосу.

Она никогда не питала иллюзий относительно своей внешности. Один раз её одурачили, заставив поверить, что красота это не самое главное, и эта ошибка стоила ей разбитого сердца. Мелкие замечания по поводу её невзрачности, целенаправленные или непреднамеренные, причиняли меньше боли после стольких лет, но всегда задевали. Мартиса была благодарна, что Шилхара, настолько резкий и безрассудный, каким он вёл себя временами, всего лишь раз прокомментировал её внешность. По сей день она сомневалась, правильно ли поняла его случайное замечание о том, что ради них не стоит прихорашиваться. Даже если он и считал её такой же невзрачной, как и все остальные, то держал своё мнение при себе.

Она замерла, потянувшись к очередной грозди апельсинов, и покачала головой, пытаясь вытрясти из неё воспоминания о кладовой. Насилию не требуется красота. Резкий приказ Шилхары раздеться чуть не довёл её до слепой паники. Лишь очевидная незаинтересованность в его глазах и наполовину скучающая, наполовину раздражённая нота в грубом голосе успокоили тогда Мартису. Он так втирал мазь в её спину своими сильными пальцами, разминая напряжённые, ноющие мускулы, что Мартиса чуть не растеклась бесформенной лужицей на полу.

У него хорошие руки. Изящные, искусные. Это руки учёного, за исключением грубых мозолей, покрывающих подушечки пальцев, что ужесточали кожу ладоней. Он ослабил боль в мышцах, которые до этой поры не использовали в суровых условиях сбора урожая апельсинов, всё время развлекая её анекдотами из своего прошлого. У него тяжёлое детство, но он говорил о нём и о своей матери будничным тоном так, словно каждый шестилетний ребёнок жил в борделе и служил посланником для гурий и клиентов, которых они обслуживали. Шилхара даже заставил её смеяться. Это был непочтительный юмор, сухой и часто саркастический.

Мартиса нахмурилась и срезала апельсины с ветви с большей силой, чем это было необходимо. Он очаровывал её, манил так, как ни один мужчина до этого. Даже её прежний любовник Балиан, которого она когда-то думала, что любит. Ощущение, что Шилхара стоит рядом, массирует её кожу своими грубыми руками, гипнотизировало. Её первый страх испарился, заставив осознать, что она наедине с ним в тёмной душистой кладовой.

Это осознание сменилось гудящим напряжением, которое танцевало по спине, когда его руки опустились на её талию, а пальцы мягко сомкнулись на коже. Он нагнулся, вжимаясь грудью в её спину, и она утонула в бесчисленных ощущениях — дымная сладость табака и оранжевого цветка, шёпот ткани, воздушный поток, щекочущий ухо, когда он приближался. Хвала Берсену, он отступил, покончив с массажем, иначе она могла бы испытать искушение откинуться назад в его тепло, забыв о своей цели в Нейте и о множестве причин, по которым должна презирать его.

Загадка. Для всех, кроме, может быть, Гарна. Сын проститутки, бедный помещик, обученный Конклавом, маг дурной репутации вместо доброй славы, диковинное сочетание противоположных ролей. Красноречивый и вульгарный, скорый на колкость или оскорбление. Его методы проявить её дар были ужасными и экстремальными. Мартиса испытала облегчение, когда он объявил их уроки бесполезными. Строгий надзиратель, он упрекал, когда она делала что-то не так, но с той же готовностью показывал правильный способ выполнить задание. Он работал с ней и Гарном от рассвета до заката и даже позже, когда она увлеклась переводами и исследованиями в библиотеке при свечах. Никто не ставил под сомнение, кто правит этим поместьем, но Шилхара работал так усердно, если не усерднее, чем они, и никогда не ставил себя выше домашней рутины.

Даже сейчас он находился у апельсинового дерева неподалёку, вероятно, отмахиваясь от ос и уклоняясь от птичьего помета, собирая фрукты и проклиная её за то, что она своей колыбельной прошлась по его ушам словно скалкой. Образ заставил её улыбнуться и прогнать соблазнительный жар в животе.

Она была спасена от дальнейшего глубокого копания в себе громким лязгом. Гарн позвал всех на обед. В ответ у неё заурчало в животе. Мартиса быстро завершила работу и вышла из сада, снимая шляпу и вымыв лицо и руки у колодезного насоса.

Голубые глаза слуги сверкнули, он активно жестикулировал, стоя в дверном проёме кухни. Привыкшая к языку жестов Мартиса покраснела и вздёрнула подбородок.

— Ты преувеличиваешь. Моё пение было не настолько ужасным.

Великан фыркнул от несогласия и подтолкнул её к столу.

Она села и разлила чай для всех, когда вошёл Шилхара. Его лицо, всё ещё влажное после быстрого омовения, было мрачнее тучи. Он занял своё обычное место напротив неё. Мартиса ожидала дополнительного кислотного комментария о её пении, но он обратился только к Гарну.

— Нам нужен дождь. Засуха длится слишком долго. Некоторые из молодых деревьев сбрасывают листья. Если так продолжится, осенью у нас будет мало цветов.

Обычно доброжелательное лицо Гарна столь же потемнело, как и у Шилхары. Он закончил выкладывать обед на стол и сел. На кухне воцарилась глубокая тишина, пока съедаемая любопытством Мартиса не нарушила молчание:

— Что это будет означать для рощи?

Шилхара наполнил свою тарелку сыром, хлебом, кусочками копчёной свинины и маленькими помидорами из сада.

— Плохой урожай на следующий год. — Он подвинул вечную миску с апельсинами к слуге. — Слишком много опавших листьев означает меньше цветов. Чем меньше цветов, тем меньше фруктов. Меньше фруктов на продажу, меньше денег. Мы голодаем. — Он надел знакомую насмешливую полуулыбку. — Хорошо, что я маг-падальщик. Мы продаём нашу магию, как гурии — тела.

Мартиса не ответила. Все знали об отвращении Конклава к магам, которые обменивали свои дары на деньги. Присвоенный Шилхарой «титул» Повелителя воронов не был комплиментом.

Она была рада выпить чаю и послушать, как он беседует с Гарном, планируя их поездку в Восточный Прайм. Мартиса больше не пялилась, пока он ел. В первый раз, когда он сел с ней и Гарном пообедать, она уставилась на него, когда он уплёл буханку хлеба, половину небольшого колеса сыра, целую курицу, пять варёных яиц и миску оливок.

Она ожидала, что он будет есть за обедом больше, чем за завтраком, но он удивил её. После рабочего дня в роще у неё разыгрывался дикий аппетит к обеду, и это при том, что за завтраком Гарн откармливал её кашей. Она не знала, как Шилхара умудрялся работать после таких крошечных завтраков. Его скудная трапеза из чая и двух апельсинов по утрам не смогла бы удержать на ногах и ребёнка. Он восполнил нехватку еды во время обеда. Неудивительно, что его слуга пёк хлеб на целую армию и держал курятник, полный гнездящихся кур.

— Ты нашла что-нибудь о божественных ритуалах? — Он засунул в рот помидор и принялся жевать.

Она остановилась, намазывая масло на кусочек хлеба.

— Лишь несколько упоминаний, и ни в одном не говорится о победе с помощью магии. Далатианские летописи упоминают бога, уничтоженного неверием. Но для этого потребовались несколько поколений и появление нового бога.

Шилхара вонзил нож в кусочек свинины.

— Поколений? Роскошь времени, которым мы не располагаем. Я сомневаюсь, что Скверна будет ждать ещё несколько сотен лет, прежде чем захватить мир.

Мартиса кивнула.

— До того, как я приехала в Нейт, в южных провинциях ходили слухи о странных эпидемиях. Зерновые гибнут без видимой причины, в отдалённых районах — голод.

Шилхара нахмурился.

— Нетерпеливый бог опасен.

Он сложил руки и посмотрел на неё поверх кончиков пальцев.

— Старайся. Моя библиотека обширна. Там должно что-то найтись.

Рёв разочарования прокатился по глотке Мартисы, но она проглотила его. Ей поручили нелёгкую задачу. Его библиотека была необычайна. Комната полок, простирающихся от пола до потолка, переполненная томами, свитками и пачками рукописей с вкладными листами. Некоторые выглядели почти новыми, в то время как другие рассыпались под пальцами, будучи настолько древними, что у них поблёкли чернила, превратившись в простые тени на пожелтевшем пергаменте. Она не сомневалась в том, что в этой горе знаний скрыта жемчужина, но поиски были грандиозными и пугающими. У Мартисы уникальный талант запоминать каждую деталь, которую она когда-то читала, каждый разговор, который слышала. Но она одна среди тысяч документов.

Шилхара помогал ей ночью, закачивая вечером с работой в роще. Иногда они ужинали в библиотеке, а Гарн собирал для них книги с самых высоких полок, пока она и Шилхара изучали страницы архаичных слов в поисках той единственной церемонии, которая могла бы им помочь. Несмотря на всю силу дара, Шилхара не обладал ни её навыками перевода, ни памятью. Он расшифровывал тексты намного медленнее, чем она. Временами он пронзал её удивлённым взглядом, когда она направляла его на конкретную страницу определённого гримуара для получения дополнительных сведений. До сих пор их усилия остались бесплодны, и Мартиса также, как и Шилхара, была разочарована отсутствием прогресса.

Старайся.

Она сердито уставилась в тарелку.

— Мартиса, опусти нож. Моё сердце мечтает вырезать больше, чем парочка человек. Пожалуйста, займи своё место в очереди.

Она поражённо уставилась на Шилхару. Тёмные глаза озорно поблёскивали. Затем Мартиса опустила взгляд на свою ладонь, обхватившую нож для еды в смертельной хватке. Он упал на стол с грохотом. Она прочистила горло и проглотила извинения, когда её учитель сощурил взгляд.

— Я не …

— Ты не что? Не мечтаешь о том, как снять кожу с моей шкуры и пригвоздить её к дверям моей камеры? — Он грубо, скрипуче рассмеялся. — Ты лучше всех скрываешь свои мысли. — Он выдержал паузу и опустил взгляд. Тембр его голоса изменился, сгладился и стал глубже. — Но у тебя выразительные губы. То, что ты прячешь в глазах, раскрывается в устах.

Желудок Мартисы словно описал сальто. Она облизнула нижнюю губу. Его глаза стали чернее самой запретной магии. Мартиса сделала глубокий вдох, занервничав из-за своей реакции на его слова, как и самих слов.

— Я буду стараться.

— Даже не сомневаюсь. — Он перевёл взгляд на Гарна. — Выдвини большой сундук в углу у южного окна и открой. Она может просмотреть гримуары.

Он перевёл взгляд обратно на неё. Его голос снова стал хриплым.

— Мы попробуем что-то новое сегодня вечером. У меня есть книги из Ивехвенна. Старые тома с записями об Пустошах и их древней магии. Возможно, нам это не поможет, но стоит попробовать.

Чай во рту Мартисы отдал горечью. Она тяжело сглотнула.

— Ивехвенна? Твердыни лича?

Он кивнул.

— Того самого. Пожиратель душ гораздо больше интересуется душами неудачливых путников, чем чтением. Он не льёт слёз над пропажей.

Мартиса изо всех сил старалась не разинуть рот от удивления. Она выросла, слушая страшилки про Пожирателя душ из Ивехвенна и несчастных путников, ставших жертвами его ненасытного аппетита. То, что Шилхара по доброй воле вошёл в крепость лича и остался невредим — необычное свидетельство его хитроумия и силы дара.

Неудивительно, что духовенство его боится. Такой молодой маг владеет столь грозной силой, что нелегко подобрать ему равного, не то, чтобы более сильного.

Шилхара осушил чашку и встал из-за стола.

— Я потратил достаточно времени. — Он посмотрел на Мартису. — Гарн покажет, где я храню эти книги. У тебя могут заболеть пальцы. Грязь лича всё ещё не выветрилась с их страниц.

Он оставил её с предупреждающим напоминанием.

— Только не пой в библиотеке. И нигде либо ещё. Если я тебя услышу, то позабочусь о том, чтобы ты осталась настолько же немой, как и Гарн, до конца своего пребывания в Нейте.

Она подняла руки в капитуляции.

— Никакого пения. Клянусь.

Остальная часть обеда прошла быстро и без происшествий. Мартиса помогла Гарну убрать еду и вымыть посуду.

— Гарн! — окликнула она. Он остановился, расставляя всё по местам в холодном подвале. — Роща — это ведь больше, чем источник дохода? Шилхара любит эти деревья.

Безмолвный, но искусный в выражении своих мыслей и мнений, великан положил длинные руки на дверь кладовой и уставился на неё в мрачном одобрении. Даже если бы он не кивнул и не подтвердил её предположение, она знала, что права. Шилхара ценил свою маленькую апельсиновую рощу так, как другой мужчина будет дорожить любимой женой или ребёнком. Мартиса нахмурилась, странно обеспокоенная этим наблюдением. Ей ещё предстояло обнаружить его ересь, но она уже нашла его слабость.

Тревожная мысль оставалась с ней, когда она направлялась в библиотеку, где её внимания ожидали новые книги. Многострадальный вздох отозвался эхом в огромной комнате, разительно отличаясь от её реакции при первом визите сюда. Библиотека Камбрии в Ашере была обширной, но меркла по сравнению с библиотекой Нейта. Только хранилище Конклава могло сравняться с ней по размеру и разнообразию, учитывая, что последнее обслуживалось сотнями священников и послушников.

Узкие окна, окружённые книжными полками, фильтровали свет с юга и востока. Ночью она часто отвлекалась от чтения блеском звёзд и луны, когда они висели, как драгоценности, в оконной раме ночного неба, и радовалась, что не видела Скверну из этого уголка дома.

Комната оказалась не такой пыльной, как большая часть усадьбы, но далеко не убранной. Гримуары и свитки были разбросаны по полу и беспорядочно сложены на полках. Два стола в центре почти провисли под весом книг. Из открытых сундуков вываливались отдельные страницы. У Мартисы ушло два дня, чтобы сообразить, как правильно организовать поиск, а не утонуть в море пергамента.

Подошёл Гарн и указал на сундук в углу возле южных окон. Он отпёр его ржавым ключом, и из сундука поднялось облако пыли. Мартиса закашлялась, а Гарн прикрыл рот кромкой туники, пока вытаскивал стопку гримуаров и складывал их на полу.

Мартиса уставилась на обложку первого тома, очарованная изогнутыми символами, выгравированными на потрескавшейся коже. Она узнала письменность, мёртвый язык далёких северных стран, граничащих с отдалёнными Пустошами. Одна из её наставниц в Конклаве, древняя жрица и писец из тех далёких стран, научила её читать на раннем хеленесийском.

«Никогда не забывай эти знаки, Мартиса, — наказывала она пронзительным голосом. — В живых осталось так мало людей, которые могут читать на старом северном наречье. Слишком много знаний утеряно».

Гарн навис над ней, глядя на книги больше с отвращением, чем с восхищением.

Она махнула ему уходить.

— Ступай, Гарн. Шилхара, наверное, уже гадает, куда ты запропастился. — Она опустилась на колени перед томами. — Со мной всё будет в порядке.

Она не слышала, как он ушёл, слишком очарованная знаниями, скрываемыми в книгах. Её руки неприятно покалывало каждый раз, когда она касалась страниц. Слабая тошнота заставляла живот сжиматься, но этого было недостаточно, чтобы заставить её отказаться от знания. Она заняла более удобное место на полу и ушла с головой в чтение.

Умирающее солнце отбрасывало длинные тени на её колени. Мартиса подняла голову впервые за несколько часов, чувствуя боль в шее и начало головной боли. Библиотека приобрела сюрреалистический оттенок, серебристый с восходом луны и последним блеском пылинок.

— Облачённая в лунный свет женщина воистину прекрасна.

Шилхара стоял над ней, подкравшись бесшумно, как и всегда. Тени утопали во впадинах под скулами и сильнее очерчивали изгиб носа. Он смотрел на неё с блеском в глазах.

— Ты старалась, Мартиса? — Его голос, слишком хриплый, чтобы звучать лаской, поглаживал её кожу.

Она протянула ему книгу.

— Я справилась, господин. Кажется, я нашла вашего убийцу-бога.

Глава 9  

— Что значит, половина ритуала пропала?!

Шилхара хмуро уставился на разложенные перед ними листы бумаги. Сквозь библиотечные окна струилось лунное мерцание, вальсируя с отблеском свечей. Мартиса сидела подле своего учителя, потирая от раздражения переносицу. Этот жест привёл Шилхару в замешательство. Его ученица обычно так старательно скрывала свои эмоции, а сегодня уже два раза выказала своё разочарование в нём. Сначала зажатый в кулаке нож за обедом, теперь вот это. Он не знал, рассмеяться или отчитать. Но не мог упустить шанса подразнить.

— Ты потеряла дополнительные листы? Я не потерплю подобного разгильдяйства, Мартиса.

Он услышал, как она заскрежетала зубами.

— Нет, господин. Нечего было терять.

Она потёрла виски. Было уже за полночь, а они двое изучали этот фолиант с тех пор, как Шилхара вернулся в библиотеку и обнаружил Мартису на полу в окружении книг лича.

— Как вы можете сами убедиться, из книги выпадают страницы. — Она указала на доказательство своих слов. — Переплёт древний, нити сгнили. Чудо, что книга до сих пор не развалилась. — Она нерешительно покосилась на Повелителя воронов. — Возможно ли, что несколько страниц выпало, когда вы укра... в смысле, позаимствовали книги?

Шилхара откинулся на спинку стула и выругался.

— Невозможно. Наверное. Уж больно не хотелось задерживаться, чтобы насладиться особенным гостеприимством пожирателя душ. Те страницы, как и другие, скорее всего, до сих пор пылятся в библиотеке Ивехвенна. — Он ухмыльнулся. — И, обычно, я осторожный вор.

Мартиса покраснела и потупила взгляд.

— Я не хотела вас оскорбить.

— Ах, очередные извинения. У тебя внушительный арсенал примирительных фраз. Я не знаю рабов более смиренных, чем ты.

Выразительные губы Мартисы вытянулись в тонкую линию.

«А у неё довольно красивый подбородок и лебединая шея».

Шилхара ранее этого не замечал.

«Уловка лунного света», — подумал он. Омытая лучом серебристого сияния, льющегося через окно, она напомнила ему мотылька — бесцветного при свете дня, но эфемерного ночью.

Он бросил мрачный взгляд на бумаги, исписанные строками древнего текста. За годы в Конклаве он хорошо овладел транскрипцией и переводом, но его навыки не шли ни в какое сравнение с мастерством Мартисы. Вместо того, чтобы днями и ночами корпеть над учёбой, он был слишком занят, устраивая потасовки с другими послушниками в тёмных коридорах и терроризируя учителей непредсказуемой силой своего дара, вызывая тем самым хаос в оплоте Конклава.

— Прочти ещё раз с самого начала. Здесь должно хватить сведений.

Её слабый вздох был полон неохотного согласия. Шилхара пообещал себе, что будет слушать внимательно и не поддастся колдовским чарам её голоса, когда Мартиса прочтёт отрывок в третий раз.

— В весну чёрной луны до того, как Пустоши покрыли земли между горами Кора и ледяным морем, тринадцать королей собрались на кургане Гладиа, дабы изничтожить ложного бога Амонса. Из этих тринадцати, лишь один явился из земли солнца. Бирдисан. Связанные кровью и светом, они поклялись…

Шилхара застонал и поднял руку, прерывая её.

— Боги, побереги наши уши от бардовских виршей. Мы просидим до рассвета, прежде чем почивший писец перейдёт к сути. — Лёгкая улыбка Мартисы рассеяла усталость в её чертах. — У тебя прекрасный голос, Мартиса, но я хочу спать. Давай покороче.

Он начал зажимать пальцы, отмечая ключевые моменты.

— Несколько тысяч лет назад дюжина магов-царей собрались убить одного ложного бога, который до жути напоминает родню Скверны. Они прибегли к клятве на крови, самому сильному и смертоносному ритуалу. Один из королей, Бирдисан, вызвался на роль мученика и пожертвовал собой в ходе ритуала. Но как?

Мартиса пожала плечами.

— Нужны потерянные листы.

— Озвучь то, чего я не знаю.

Он побарабанил пальцами по креслу и тихо выругался. Ему придётся вернуться в Ивехвенн и найти те страницы. Если повезёт, они до сих пор там, где он их уронил, в руинах библиотеки лича. И если повезёт ещё больше, он выберется из той крепости во второй раз, живым.

Вместе со своей ученицей.

Она массировала поясницу.

— Какой бы ритуал ни использовали короли, у них получилось. Амонс не упоминается в более поздних историях. Нет и развалин храмов, построенных в его честь, даже на севере.

Шилхара заметил, что она старается скрыть зевоту ладонью. Под её глазами чернели тёмные круги, а веки, несмотря на все усилия, полуприкрытые. За последние две недели он взвалил на неё множество работы, прибавляя всё больше и больше обязанностей, ожидая, что она не выдержит. Мартиса не просто не сбежала, но и вносила значительный вклад в существование его поместья. Он был одновременно рад и раздосадован.

— Мы направляемся в Ивехвенн.

Его заявление было встречено недоверчивым взглядом.

— Мы? — пропищала Мартиса.

— Именно, мы. — Шилхара выгнул бровь. — Я не знаюдревнехеленесийский, а из этой книги пропало несколько страниц. Из других, скорее всего, выпало ещё больше. Мне нужно убедиться, что мы заберём нужные страницы. Меня не прельщает повторная вылазка в логово пожирателя душ. И демоны меня побери, я не собираюсь к нему на огонёк в третий раз.

Мартиса судорожно сглотнула.

— Но как пройти незамеченным мимо пожирателя?

Шилхара поднялся со стула. Мартиса поспешно последовала его примеру.

— Я могу накрыть нас обоих заклинанием скрытности. Эти чары одурачат некроманта.

— Я слышала, он обладает великой силой и чует живого, как волки — кровь.

— Всё верно. Я не знаю, существовал ли когда-либо более смертоносный хищник.

Его манило прикоснуться к ней, легонько провести пальцами по гусиной коже на её руках.

— А если он нападёт?

— Тогда мы расчистим себе путь боем.

Мартиса развела руками.

— Я не воин и не маг. От меня мало толку в драке.

Его грубоватый смех прохрипел от усталости.

— Мне не нужен дюжий боец, а моя магия сильнее, чем у скопища священников. Если ты знаешь хеленесийский и умеешь на нём быстро читать, то будешь мне очень полезна.

— А если вашей магии окажется недостаточно? — Её голос зазвенел от ужаса, а глаза приобрели тёмный оттенок.

Её поведение оправдано. Всем служителям Конклава рассказывали о тех редких, но чрезвычайно могущественных и злобных силах, величаемых личами или пожирателями душ. Мартиса прекрасно понимала, что произойдёт, если лич Ивехвенна их схватит. Шилхара был благодарен ей за это знание. Ему не надо объяснять опасность и разжёвывать все риски их затеи.

Он выдержал её взгляд.

— Я оборву твою жизнь прежде, чем он тебя коснётся. — Мартиса вздрогнула от столь откровенной констатации факта, и по какой-то необъяснимой причине Шилхаре захотелось смягчить свои слова: — Есть судьба хуже быстрой смерти.

— Полагаю, мне не позволено вежливо отклонить ваше предложение? — Она одарила его слабой улыбкой.

— Ты можешь отказаться, но тогда тебе придётся покинуть Нейт. — Этот выбор быстрее, чем любой жестокий урок, который он мог ей преподать, оценит её решимость. — Если мне нечего дать тебе на перевод, то я не нуждаюсь в твоих услугах и отсылаю обратно к епископу.

Мириады эмоций промелькнули в её глазах: страх, принятие, искра гнева и, самое главное, решимость.

— Когда мы выезжаем?

Она зауважал её ещё сильнее. Она смертельно напугана, но готова сопровождать его. Смелая женщина, и достаточно мудрая, чтобы признать свой страх. Это сохранит ей жизнь.

— Завтра.

— Так скоро?

— Я хочу заполучить эти страницы как можно скорее. На следующей неделе мне нужно продавать урожай на рынке. Прятки с пожирателем душ не входили в мои планы.

Он потушил три из четырёх зажжённых свечей на столе. Оставшийся свет создал слабый ореол вокруг него и Мартисы.

— Убери книги и бумаги. Разберёмся с ними по возвращению.

Выйдя в коридор, он передал ей свечу. Единственная точка света во мраке, пламя мерцало и плясало, придавая Мартисе облик призрака из-за широко распахнутых медных глаз.

— Отдохни, если сможешь, и соберись налегке. Захвати сменную одежду, не более. Жду тебя во внутреннем дворе за час до рассвета.

Она протянула ему свечу.

— Разве вам она не нужна?

Темнота скрыла его удивление.

— Я привык ходить тёмными путями, Мартиса. Тебе свет нужен больше, чем мне.

Она кивнула в знак благодарности и поднялась по лестнице. Он слышал, как скрипят половицы, пока она осторожно пробиралась в свои покои. Свеча действительно нужна ей больше, чем ему. Он мог осветить путь колдовским огнём, но даже этого не нужно. Он прожил в Нейте почти двадцать лет и мог пройти по его извилистым коридорам с завязанными глазами, ни разу не наступив на погнутую или сломанную доску.

Мучившая его в библиотеке сонливость прошла, как только он дошёл до своей спальни. Поднявшаяся высоко в небо яркая луна серебрила балкон и комнату. Звезда Скверны зависла поверх всего, заливая своим гибельным светом рощу и плоские равнины. Шилхара чувствовал близость бога, его хищный взгляд. Лучше не спать. Он мог только догадываться, какие ужасы поджидают его в некогда мирной дремоте.

— Тебе больше нечего делать, кроме как досаждать мне во сне и осквернять мою магию? — Он вспомнил слова Мартисы. – А как же накликать мор? Уничтожать деревни? Воскрешать мёртвых гончих?

Он подготовил хукка, хотя привычное время вечернего ритуала уже давно прошло, и попытался не обращать внимания на пустой смех, заполнивший его разум.

Осквернять? Я думал, ты оценишь небольшой вкус власти. Моё предложение безгранично, если примешь.

Шилхара сделал затяжку, наблюдая за тем, как след от дыма выплыл в окна призрачными завитками.

— Твой небольшой «вкус власти» лишил меня магии на целый день. Я не заинтересован в том, что не могу контролировать.

И снова смех бога заскрежетал в его черепе.

Мы очень похожи, колдун. Поклонись мне, и ты станешь могущественнее всех магов. Твой дар покажется детской палкой по сравнению с настоящим клинком, и ты будешь владеть им, обладая мощью бога.

Сладкий вкус табака матал обжёг глотку. Так заманчиво. Шилхара не мог сопротивляться уговорам Скверны. Его дар — благословение, единственное, что делало его полноценным, равным тем, кто в противном случае плевал бы на него на улицах. Проявившись во время, когда он задыхался и корчился в хватке своего палача, дар изменил его жизнь, позволил вырваться из кишащей мерзостями грязи и жестокости доков Восточного Прайма.

Конклав, уже настороженно относящийся к силе его дара и мастерству, с которым он развил свои навыки, пришёл бы в ужас, прими он предложение Скверны. Священство и сам маг прекрасно понимали, что Конклав станет первой жертвой приобретённой божественности Шилхары. Его глаза были закрыты. Сладостные образы знаменитого оплота, обращённого в руины, и священников, в частности епископа Ашера, заключённых в темницу, либо встретивших кончину на плахе, проигрались перед его мысленным взором.

Как ты не понимаешь? Один щелчок пальцев, и с моей помощью всё это воплотится в реальность. Всё равно, что прихлопнуть назойливого комара.

Голос Скверны ласкал и умасливал, и Шилхару убаюкало в его объятиях. Память о сне заменила фантазию о разрушении Конклава. Безлунное небо над чёрным океаном, мёртвые воды рассекает левиафан. Шилхара распахнул глаза, отчаянно желая удостовериться, что луна и её спутницы-звёзды по-прежнему царят в ночи. Роща спокойно спала. Живые и плодоносящие деревья служили заветами его воли дабы выжить и победить.

Его губы сжались в презрительную усмешку, когда божья звезда замерцала.

— Мягко стелишь… — Маг выдохнул завитки дыма в направлении звезды. — Как будто без тебя не хватает льстивых бездельников. Ты разглагольствуешь о мечах, царях, богатствах и неизмеримой власти. Но цена... — Он покачал головой. — Меня зовут магом-падальщиком. Поддавшись тебе, я превращусь в омерзительного клеща, вздувшегося на крови мира.

Кто же знал, что ты так благороден.

Шилхара рассмеялся, его смех был столь же неискренен, как и у бога.

— В чём благородство, стать марионеткой в руках лжебожества? — Смех внезапно прервался. — Я уничтожу тебя!

Скверна принялся глумиться.

Серьёзно? И кто станет жертвой? Выступишь в роли убийцы? Или мученика? И что ты будешь творить, Шилхара из Нейта, став нищим, всеми отвергнутым... и свободным?

Шилхара отложил хукка и закрыл ставни. Его покои погрузились во внезапный мрак, напоминая склеп.

— Ты задаёшь неправильный вопрос, — произнёс он в абсолютной темноте. — Лучше поинтересуйся, чего я не натворю?

Глава 10 

Если она сумеет пережить это путешествие, то Мартиса намеревалась убить своего бывшего господина в момент, когда станет свободной.

Она прошествовала мимо Гарна, поджидавшего её во внутреннем дворе. До недавнего времени, всю свою неприязнь она хранила для Шилхары и его неортодоксальных методов обучения, но Повелитель воронов ещё ни разу её не обманул. Она знала с самого начала, что он беспощадный учитель, и ожидала худшего.

А вот Камбрия изначально слукавил. Он предупредил о переменчивом характере и остром языке Шилхары, его силе и репутации, но преуменьшил её роль в качестве шпиона. Приключения не входили в план.

Делай то, в чём тебе нет равных. Наблюдай, слушай и запоминай каждую деталь. Он выдаст себя. Ни один человек, даже Шилхара, не сможет скрывать свои секреты вечно.

— Ха! — хмыкнула она со злостью, игнорируя недоумённый взгляд Гарна. Пока Повелитель воронов прекрасно скрывал всё, что может обрушить молот правосудия Конклава на его голову. Никаких доказательств влияния на него Скверны, и ни малейшего интереса к небесному присутствию бога. Если только Конклав не запрещает сбор апельсинов и кражу книг, то тогда да, Шилхара — покойник. В противном случае, у неё ничего нет.

Ничего, кроме сосущего ощущения под ложечкой и жёлчного страха, поднимающегося в горле при мысли о прятках в цитадели лича. Риск приехать и жить в Нейте стоил возвращения души. Но встреча с личем? Камбрия и словом не обмолвился о бесстрашной целеустремлённости Шилхары и наличии у него в соседях пожирателя душ.

Его тягловая лошадь встала рядом с ней и стала трепать шаль Мартисы лёгким дыханием. Та похлопала коня по шее и почесала шерсть за ремнём уздечки. Спокойный гнедой мустанг совсем не походил на норовистых скакунов Камбрии. Осёдланный и увешанный мешками с припасами, включая арбалет и пару длинных ножей, он также ждал Шилхару.

Мартиса взглянула на Гарна.

— Как думаешь, он ещё спит?

— Я не ложился спать, ученица. Имей немного терпения.

Стоя спиной к кухонной двери, она не заметила его появления. Как обычно, он двигался беззвучно. Мартиса поклонилась, чтобы скрыть смущение.

— Доброе утро, господин.

Шилхара окинул взглядом её шаль, длинную тунику и самодельные бриджи. Он не единственный, кто сегодня не сомкнул глаз. Мартиса провела оставшиеся часы до рассвета, кроя юбку и перешивая её в нечто, напоминающее клетчатые штаны, пригодные для верховой езды.

Шилхара был одет в свою обычную поношенную рубашку, потёртые чёрные штаны и сапоги. Его волосы, без привычной косы, спадали шелковистым водопадом за широкие плечи, обрамляя измождённое лицо. Несмотря на потрёпанный вид и усталость в глазах, в нём чувствовалась аура аристократа — мощный, наглый, уверенный в своём месте в мире. Мартисе иногда было трудно поверить, что он сын низкорожденной гурии.

Она отвела взгляд, испытывая неловкость от приятного покалывания, танцующего от ступней до поясницы. Она находила его привлекательным с момента первой встречи и даже после, когда он делал всё возможное, чтобы она в ужасе убежала из Нейта. Теперь, привыкнув к его поведению и убедившись в его честности по отношению к обитателям поместья, её ещё больше тянуло к нему. Она скрестила руки и молча укорила себя за подобные чувства. Надо играть свою роль, достичь цели. Цена её свободы росла с каждым днём.

— Что за мрачные мысли гнетут тебя в столь ранний час, Мартиса? — Его хриплый голос вырвал её из задумчивости, и она выпрямилась. — Ты что, уснула на ходу? Я дважды спросил, готова ли ты выезжать.

Извинения вертелись на кончике её языка.

— Я готова, господин. Лишь гадала, сколько продлится наше путешествие

— Большую часть дня. Мы разобьём лагерь в трёх милях от Ивехвенна, а к крепости доберёмся за час или два до захода солнца. В Нейт вернёмся утром.

День и ночь наедине. Даже больше, если она рассчитывает вернуться из крепости живой. Беспокойство воевало с тревожным возбуждением.

— Тогда не стоит медлить.

Его губы изогнулись, но он не ответил. Мустанг замер, когда Шилхара взял поводья, проворно перекинул их на широкую спину лошади и погладил коня по холке.

— Ты разжирел от равнинной травы, Комарик. Это путешествие пойдёт тебе на пользу.

У Мартисы округлились глаза.

— Комарик? Вы назвали своего коня Комариком?

Она уставилась на эту мускулистую и ширококостную гору, с таким обхватом груди, что ни каждый на него сядет, и высотой как минимум семнадцать ладоней в холке.

Комарик махнул своей огромной головой в её сторону, словно ставя заданный вопрос под сомнение. Из-за того, что он смотрел на неё сверху вниз восседая на жеребце, его облик стал более надменным.

— Стрекоза показалась мне неуместной.

В горле Мартисы забулькал предательский смех.

— Нет, — сказала она, отрывая взгляд и с усилием сдерживая смех. — Я полагаю, нет.

В глазах Шилхары промелькнула искра — так быстро, что Мартиса едва её заметила. Она усмехнулась и нежно провела рукой по мягкому носу Комарика.

— Большой мальчик… никто в жизни не догадается, как тебя зовут.

Гарн коротко усмехнулся и дал знак, что посадит её на спину Комарика. Но стоило слуге обхватить талию Мартисы, как Шилхара остановил его.

— Отпусти её, Гарн. Ты не поедешь с нами. Она должна сделать это без посторонней помощи. — Он наклонился и протянул руку. — Обхвати мою ладонь, Мартиса. Используй её в качестве опоры.

Она уставилась на изящную ладонь. Её пальцы задрожали в предвкушении магического покалывания, которое передастся от его прикосновения — его дар был настолько силён, что струился сквозь пальцы. Мартиса сжала его ладонь и тихо ахнула, тело будто пронзила молния, в следующее мгновение она оказалась за спиной Шилхары. Мартиса уверенно приземлилась на круп Комарика и сразу же поехала в бок, скользя в другую сторону. Дабы не упасть, ей пришлось вцепиться в рубашку и руку Шилхары.

— Глупая женщина, — огрызнулся он. — Усядься, пока ты не стащила нас обоих с этой клячи.

— Я пытаюсь.

Наконец, ей удалось сесть прямо. Шилхара хмыкнул, когда Мартиса обняла его за талию и крепко сжала. Ведомая единственным желанием — удержаться на месте, а не свалиться на землю, маячившую далеко внизу, — она действовала инстинктивно, не задумываясь о последствиях.

— Для такой малышки, у тебя хватка покрепче, чем у Гарна. Ты переломаешь мне все рёбра.

Он повёл плечами, чтобы она ослабила хватку.

Мартиса отпустила своего учителя и чуть не рухнула с Комарика во второй раз.

Разочарованный рык Шилхары разнёсся по всему двору.

— Держись за меня. Просто не души как змея.

— Мне очень жаль.

— Естественно. — Он хмуро посмотрел на неё через плечо. — Теперь ты готова?

— Да.

Мартиса смахнула влажные пряди волос, прилипшие ко лбу. Даже холодным утром она умудрилась вспотеть от усилий самостоятельно взобраться и удержаться на коне. На этот раз она легонько обхватила бока своего учителя, чувствуя, как напрягаются его мышцы, когда он повёл Комарика через двор. Гарн шёл подле них, кивая после каждого поручения Шилхары.

— Проверь юго-западный угол рощи. Мне показалось, одно из деревьев заболело. Если его нельзя спасти, то спили и сожги. — Они подождали, пока Гарн отопрёт ворота внутреннего двора. — Завтра мы вернёмся. Если этого не произойдёт, пусти Каеля по нашему следу.

Гарн нахмурился на последних словах. Как и Мартиса. Если удача на их стороне, они вернутся в безопасный Нейт и найдут Каеля на обычном месте под кухонным столом.

Она улыбнулась, несмотря на страх.

«С каких пор я начала думать, что Нейт безопасен?»

Мартиса попрощалась с Гарном, сжав его протянутую ладонь, когда они проехали через ворота. Перед ними, окутанные призрачным плащом тумана, простирались владения Нейта. Лишь кончики высокой равниной травы поднимались над мглой, трепеща, точно светлячки, словив яркий краешек восходящего солнца. Шилхара направил Комарика по пологой тропе, обвивавшей усадьбу полукругом, и привёл их к закрытому двору, усыпанному кладбищем битого камня. У ворот Шилхара произнёс несколько кратких слов. Замок щёлкнул и проскользнул по удерживающей его цепи, пока не лязгнул о металл. Петли мучительно запели, и ворота отворились. Ещё одно заклинание, и Мартиса увидела, как ворота закрылись за ними. Цепь ожила точно змея, скручивая и перекручивая себя вокруг прутьев, пока замок не захлопнулся с громким щелчком.

Более волнистый туман застилал главный тракт, перекатываясь тонкими приливами, которые разбивались об окаймляющие дорогу солнечные дубы. Капли росы свисали с корявых ветвей, как драгоценные камни, иногда падая на шерсть Комарика или плечи Шилхары. В отличие от капризных скакунов епископа, обозный конь поплёлся по дороге, отбивая чёткий ритм копытами.

— Господин, — прошептала Мартиса. — Могу я спросить вас кое о чём.

— Почему ты шепчешься? — Голос Шилхары, который никогда не был пронзительным, казалось, звучал громом в беззвучной мгле.

Вопрос застал её врасплох. Почему она шепчет? Они не выскользнули из Нейта, точно воры. В этих полуразрушенных руинах просто нечего красть. И всё же, нависшая над лесом своеобразная тишина чуть ли не требовала говорить более приглушённым тоном. А ещё Мартиса не могла избавиться от ощущения, что за ними наблюдают.

Она попробовала говорить громче:

— Почему Комарик не боится этой дороги? Епископу и мне пришлось идти в усадьбу пешком, потому что его кони встали на дыбы у начала тракта.

Его презрительное фырканье чуть не потонуло в тягостной тишине.

— Я мог бы бросить ремарку по поводу искусственной селекции лошадей и хозяев, но это старческое нытье и не ответ на твой вопрос. — Он наклонился вперёд и похлопал Комарика по шее. — Он привык. Первый раз я привёл его сюда, когда ему был всего год, и мне пришлось использовать успокаивающее заклинание, чтобы въехать на территорию Нейта. Проклятая магия — сильный сдерживающий фактор.

Он не преувеличивал. Даже сейчас, в сопровождении мага, который наложил подобную магию на лес, Мартиса не могла избавиться от тревоги. В воздухе повис аромат тёмной магии, порождающей демонов и затрагивающей узы силы.

Шилхара усмехнулся от её облегчённого выдоха, когда они выехали из тени аллеи на открытую равнину. Купаясь в бледном утреннем свете, среди редеющего тумана возник океан травы. Равнина раскинулась перед ними, уступая пологим холмам и плато, усеянным оливковыми и апельсиновыми рощами. Шилхара остановил Комарика и сделал глубокий вдох. Его талия поднялась под её руками, тёплая на ощупь.

— Когда Конклав изгнал меня в Нейт, я думал, что буду скучать по морю. Но оно есть и здесь, просто здесь волны из травы.

— Море — единственное, чего мне не хватало, когда я покидала оплот Конклава, — призналась Мартиса. Ритм прилива служил утешением вбесконечные годы тренировок.

Он взглянул на неё через плечо.

— Близость к морю была единственным спасительным преимуществом оплота.

Он пустил Комарика рысью, направляя его на восток, к восходящему солнцу и обители пожирателя душ. Больше они не говорили. Страдавшую от нехватки сна Мартису укачало в седле. Убаюканная покачивающейся походкой Комарика, она вскоре задремала, прижавшись щекой к спине Шилхары. Солнце согревало её плечи, а другой жар разливал тепло по груди. Она прижалась к нему, вдыхая пряный аромат табака матал и наслаждаясь почти забытым ощущением мужского тела.

Ей показалось, что она закрыла глаза всего на мгновение, когда резкое движение плечами и окрик: «Мартиса!» — заставили её проснуться. Она прищурилась затуманенным взором на простор белой рубашки и сдула длинную прядь чёрных волос Шилхары, прилипшую к её нижней губе. Над ней ярко и жарко светило солнце. От утренней прохлады не осталось и следа. Она потёрла горячую щеку, влажную от того места, где она прижалась лицом к его спине.

— Как долго я спала? — Её голос был почти таким же хриплым, как и его.

— Три часа. Может быть, чуть больше. — Он открыл один из тюков, привязанных к спине Комарика, и протянул ей бурдюк с водой. — Вот. Пей вволю. Тут недалеко есть ручей. Мы остановимся, напоим Комарика и наполним бурдюки.

Вода была прохладной и безвкусной, но на пересохшем языке казалась сладостней вина. Шилхара отмахнулся от бурдюка, когда она протянула ему.

— Спасибо, что дали мне поспать. Я устала сильнее, чем ожидала.

— Естественно, если перешивать гардероб в последнюю минуту.

Она рассмеялась и посмотрела на свои импровизированные бриджи. Его юмор никогда не переставал её удивлять. Хорошо, что она пожертвовала ночью сна. Попытки оседлать Комарика в юбке ни к чему бы ни привели.

— Твоё пение можно использовать как отдельную разновидность пытки, но у тебя прекрасный смех. — Его голос смягчился до шелковистого рокота. — Тебе надо почаще смеяться.

Мартиса покраснела от неожиданного комплимента.

— Спасибо. Вы иногда заставляете меня смеяться. — Она поспешила поправить себя, чтобы он не понял её замечания превратно: — Не над вами, конечно.

— Нет, конечно, нет. — В его голосе звучало веселье.

Она замолчала, довольная тем, что покачивается в такт лёгкой походке Комарика и осматривает окрестности. Спина Шилхары закрывала большую часть обзора спереди, но Мартиса всё равно восхищалась окружающими их равнинами и слушала шёпот травы, когда лошадь пробиралась через море голубых стеблей и семян. Вскоре равнина сменилась более холмистым ландшафтом, трава поредела, а оливковые деревья встали рядами на низких холмах. Стада овец и коз заполнили склоны, их отдалённое блеяние доносил горячий ветер, плывущий по земле.

Шилхара указала на место, затенённое рощей.

— Там протекает ручей. Если засуха не иссушила его, мы устроим привал.

Удача не покинула их. Ручей, бурлящий поток ледяной воды, вытекавший из растаявших снегов Драморинских гор, петлял по извилистой тропинке мимо сливовых деревьев, прежде чем повернуть на юг. Комарик ускорил рысь без всяких уговоров, страстно желая напиться и попастись на сочной траве, растущей у кромки воды.

— Тпру! — крикнул Шилхара. Конь остановился, нетерпеливо перебирая копытами, ожидая, когда хозяева спешатся и освободят его от припасов. Шилхара накинул поводья на шею животного и шлёпнул его по крупу.

— Давай, парень! — сказал он. — Наслаждайся, пока можешь. Мы не задержимся здесь надолго.

Мартиса нашла удобное местечко в густой тени молодой сливы и принялась опустошать мешки. Сосредоточившись на том, чтобы развернуть и разложить еду, которую Гарн упаковал им в дорогу, она не замечала действий Шилхары, пока до её ушей не донёсся всплеск, сопровождаемый цветистой цепочкой ругательств. При виде этого зрелища у неё перехватило дыхание.

Шилхара последовал за Комариком к ручью. Присев на корточки у берега, снял рубашку и облил водой плечи и руки. Ручейки прочертили блестящие дорожки на коже, потемневшей до гладкого орехово-коричневого оттенка за дни, проведённые под южным солнцем. Волосы прилипли к широкой спине и изогнулись вдоль рёбер. Несколько влажных прядей упали вперёд и обвились вокруг предплечий. Он был худощавым мужчиной с тонкой талией и длинными мускулистыми руками, но в высоком жилистом теле сокрыта дюжая сила. Она видела, как он с лёгкостью перетаскивал тяжёлые ящики в телегу Гарна. Он произносил заклинания, которые могли бы поставить на колени менее могущественного мага, и за один день мог собрать апельсинов намного больше, чем она и его слуга вместе взятые.

Она сглотнула, во рту пересохло, словно от пыли, когда он набрал в ладони воды и вылил себе на голову. Дрожь сотрясла его тело, но он повторил этот жест ещё дважды, прежде чем вытереть лицо сброшенной рубашкой. Шилхара был прекрасен — этюд гибкой грации и едва сдерживаемой силы.

Когда он поднялся, она сделала вид, что роется в пустых мешках.

— Что упаковал нам Гарн? И самое главное, есть ли вино?

Повернувшись к нему, она приняла безмятежный облик. Мартиса понадеялась, что её учитель не заметит, какое впечатление произвёл на неё, окутанный блеском воды и солнца. Её усилия были почти напрасны. Он уселся рядом с ней, так и не надев рубашку, открыв взору Мартисы каждый мускул на плечах и груди. Пятна света плясали на его лице и руках, смягчая строгие черты лица. Его волосы свисали по спине, мокрые и гладкие, как тюленья шкура.

— Мартиса? Ты не сводишь с меня глаз.

Он посмотрел сначала на неё, а потом на смятый винный бурдюк в её руке. Омертвев от страха, что он заметил, какое гипнотическое произвёл на её впечатление, она протянула ему вино и стала лихорадочно соображать, что бы сказать.

«Шрам!»

Она залюбовалась Шилхарой, почти не обратив внимания на белый воротник сморщенной кожи, обвивавший шею. Но теперь, когда его пытливый взгляд пригвоздил её к месту, то нашла готовое оправдание, каким бы грубым оно ни казалось.

Она коснулась собственного горла.

— От чего он?

Шилхара глотнул вина, а потом положил руки на расставленные колени. Винный бурдюк повис между пальцами.

— Я впечатлён. Ты продержалась несколько недель, прежде чем тебя одолело любопытство.

«Не совсем».

Ей было любопытно, но лучше уж он сочтёт её снующейнос не в своё дело, чем она признает, что не могла оторвать глаз от того, как он купался в ручье. И учитель ничуть не облегчал задачу, сидя тут перед ней с голой грудью. Мартиса отодвинулась, чтобы разобрать завёрнутые в ткань припасы. Еда была простая. Хлеб, варёные яйца, оливки и неизменные апельсины. У Шилхары скривилась верхняя губа, когда цитрус подкатился к нему.

— Мне было одиннадцать, когда я его получил. — Он провёл пальцем по морщинистому шраму. — Наказание за воровство.

Мартиса ахнула.

— Вы были совсем ребёнком!

— Я был вором, и хорошим. Большинство дней. Но голод ослабляет, замедляет. Я был недостаточно быстр, и меня поймали.

Он протянул ей вино и потянулся за яйцом. Мартиса с болью в груди наблюдала, как явственнее проступают морщинки вокруг его губ.

— Что вы украли?

Наверняка что-нибудь ценное. Кошелёк богача, зеркало тщеславной женщины, украшенное драгоценными камнями, кусок бесценного шелка из лавки неповоротливого торговца.

— Апельсин.

Бурдюк выпал из её дрожащих пальцев. Винная лента подобно струйке крови потекла по траве. Шилхара схватил бурдюк и заткнул его пробкой, прежде чем пролилось бы ещё больше жидкости.

— Смотри, что творишь, девчонка! Мне это вино не задаром досталось.

В его окрике больше не слышалось привычной резкости. Ошеломлённая его словами, Мартиса вытаращила глаза.

— Кто-то душил вас из-за апельсина?

Ей стало дурно. Столь безжалостное возмездие по отношению к ребёнку, который просто хотел есть. Обстоятельства её собственного детства бледнели в сравнении с этим. Её продали, но хозяин обошёлся с ней достаточно честно. Будучи рабыней, она испытывала острое, как бритва, презрение, но никогда — голод. У неё скрутило живот.

Шилхара оторвал кусок хлеба от буханки, которую развернула Мартиса, и откусил. Он прожевал кусок, не отрывая взгляда от её лица. Прежде чем заговорить, запил еду ещё одним глотком вина:

— Прибереги свою жалость для более достойной жертвы. Я выжил, потому что мой дар гораздо более сговорчивый, чем твой. Он проявился, когда меня душил палач, и я обмочился перед толпой матросов, шлюх и одного или двух священников Конклава, — последнее он произнёс с испепеляющим презрением.

— Что именно произошло?

Он пожал плечами.

— Я почти ничего не помню, кроме того, как отчаянно боролся за каждым вздох. Внезапно мне показалось, что кто-то поднёс факел к моей крови. Только этим факелом был я сам. После уже ничего не помнил, пока не очнулся в доме священника Конклава. Похоже, мой дар создал столб священного огня. Я ушёл живым и невредимым, если не считать этого красивого ожерелья и голоса, который всё же поёт лучше твоего. Но палач сгорел, вместе с частью причала.

У Мартисы отвисла челюсть.

— Крылатый Берсен, неудивительно, что Конклав вас боится. Такой дар, взращённый годами обучения и практики, непостижим.

— Так вот почему ты здесь?

Она моргнула.

— Что?

Губы Шилхары снова скривились, но на этот раз усмешка была связана не с ненавистным апельсином.

— Так вот почему ты здесь? — повторил он вопрос. — В Нейте? Конклав боится меня?

Ветер подхватил пряди его высыхающих волос, хлестнул ими по лицу. Несколько прядей взметнулись к ней, лаская щеку.

Мартиса напряглась, а потом взяла яйцо, разбила и очистила скорлупу. Она заглянула в пристально взирающие на неё полуночные глаза, сдерживая дрожь пред проницательным взглядом, взывающим открыть все свои секреты.

— Я здесь, потому что вы попросили об ученике, господин.

Он фыркнул.

— О, да. И вечно услужливый Конклав прислал мне нерадивого послушника.

Мартиса ощетинилась от его насмешки. Если бы не она, он бы до сих пор куковал в своей библиотеке, разбирая стопки непонятных томов в бесполезной попытке разыскать свой драгоценный ритуал. Она впилась в яйцо с такой силой, что у неё щёлкнули зубы.

Кривая усмешка смягчила насмешливый взгляд. Губы дрогнули.

— Выскажись, Мартиса. Я не хочу постоянно оглядываться до самого конца путешествия, потому что ты достаточно зла, чтобы всадить мне нож между лопаток.

Больше не заботясь о том, что он сочтёт её нахалкой, Мартиса выхватила у Шилхары из рук бурдюк, откупорила и выпила. Сладкое и крепкое вино придало ей ещё больше уверенности, чтобы выплеснуть своё разочарование.

— Вы просили послушника, который мог бы творить мелкие чары и переводить с древних языков. — Она ткнула в него недоеденным яйцом. — Чары выше моих способностей, но не ваших. На самом деле, я не нужна вам как маг. А что касается древних текстов? Я лучше, чем большинство первосвященников, умею расшифровывать. И это не пустое бахвальство.

Она сердито взирала на него. Пусть только посмеет снова насмехаться над ней.

— Не пустое бахвальство, — повторил он. Его чёрные глаза оценивающе заблестели. — Тогда докажи. Помоги мне найти те страницы. Переведи и дай средство уничтожить Скверну.

— А зачем, по-вашему, я здесь, господин?

Она задумалась, как он отреагирует, если она швырнёт в него яйцом.

Шилхара изогнул бровь.

— Не оскорбляй меня. Что бы ни заставило тебя добровольно отправиться в логово пожирателя душ, оно не имеет ничего общего с необходимостью доказывать свой талант — особенно мне.

Он жестом попросил её вернуть ему бурдюк с вином.

— Доедай поскорей. Мы что-то засиделись.

Она не стала спорить, разрываясь между облегчением от того, что он не стал копаться глубже в причинах её пребывания в Нейте, и разочарованием от потери чувства товарищества, которое ненадолго расцвело между ними. А ещё Мартиса никак не могла решить, испытала ли она облегчение или разочарование, когда Шилхара натянул на себя рубашку.

Они быстро расправились с обедом и упаковали оставшиеся припасы. Мартиса вымыла руки в ручье и ополоснула лицо. Ледяная вода прогнала сонливость, так манившую растянуться на прохладной траве и подремать до самых сумерек. Когда она вернулась к месту, где они разбили временной лагерь, Шилхара уже привязал к седлу сумки и оружие.

Он вскочил на спину Комарика и снова протянул ей руку.

— На этот раз без особого энтузиазма, Мартиса. Я не хочу приземлиться задницей в грязь.

Её вторая попытка вскарабкаться на Комарика оказалась куда более успешной, чем первая, и они отправились в Ивехвенн размеренным шагом. По пути Шилхара занимал её тем, что указывал на разные фермы и рассказывал об их владельцах. Он был хорошо знаком с окрестностями: кто что выращивал и какая обычно царила в этих краях погода, ведал, где лучшие охотничьи угодья и самые коварные речные стремнины, где росли самые сладкие апельсины — естественно, не такие хорошие, как у него, — и самые сочные оливки. Особенно хорошо Шилхара разбирался в делах и характере местных землевладельцев. Для человека, который активно избегал гостей и практически вёл жизнь отшельника, он знал очень много о своих соседях.

Мартиса внимательно слушала, наслаждаясь рассказом и грубым тембром его голоса. Она практически забыла о цели их путешествия, пока они не поднялись на небольшой пригорок и не оглядели долину внизу.

Шилхара указал на изящное строение посреди долины.

— Ивехвенн.

Охваченный красными лучами послеполуденного солнца Ивехвенн сиял, как драгоценный камень на ложе из зелёного бархата. Замок — скромное строение с высокими изящными шпилями и изогнутыми арками из перламутрового камня — переливался всеми цветами радуги. Вдоль садовых дорожек выстроились деревья, чьи ветви клонились до самой земли от тяжести всевозможных плодов. Каскады воды из фонтанов орошали цветы, распустившиеся пышными гроздьями всевозможных оттенков. Трава в долине зеленела и густела, не тронутая засухой, опалявшей землю позади неё.

Мартиса лишилась дара речь от открывшейся перед ними картины, до боли впившись пальцами в бока Шилхары.

— Как красиво! Кажется, что оно нереально.

— Так и есть. Но все неодарённые видят Ивехвенн именно таким. Такова сила ловушки. Приглядись.

Пока он вёл Комарика вниз по склону, Мартиса щурилась и моргала. Усыпанные драгоценностями замок и сады колыхались пред её взором, словно мираж в полуденном зное. Живописная и соблазнительная на первый взгляд, иллюзия рассеялась, обнажив чёрный, искривленный пейзаж. Как и Нейт, Ивехвенн представлял собой руины. Только в отличие от дома Шилхары, здесь пахло смертью. Фруктовые деревья и цветы, пышно разросшиеся под властью иллюзии, были не более чем уродливые, сгнившие ветви и спутанные сорняки. Неровные следы давнего пожара оставили шрамы на северном фасаде замка, словно в него несколько раз ударила молния, и он сгорел. В одном крыле обрушилась крыша. Оставшееся цеплялось, как древняя кожа за скелет искорёженных стропил. Полосы травы исчезли, превратившись в потрескавшуюся землю и расколотый камень.

Более того, от гнетущей тишины долины Мартису пробил озноб. Даже в поражённом засухой и выбеленном солнцем Нейте пел хор жизни. Жужжание насекомых, непрерывное карканье везде снующих ворон, блеяние и фырканье скота на ферме — всё это делало Нейт живым. Даже лес, покрытый проклятой магией, обладал своей жизнью. Здесь всё было по-другому. Ивехвенн выглядел нарывающим гнойником, который опустошал землю вокруг него, пока не осталось ничего, кроме плоского неба и зла, которое никогда не дремлет.

— Спокойствие, ученица. Я бывал здесь раньше и вышел целым и невредимым. Этот раз не станет исключением.

Шилхара крепко сжал вожжи внезапно занервничавшего Комарика. Мартиса оторвала пальцы от рёбер Шилхары и сделала глубокий вдох. Она не хотела терпеть ужасную смерть от рук пожирателя душ. Страницы, ради которых они рисковали своими душами, должны быть достойны опасности.

Они всё медленнее и медленнее спускались по склону холма, пока Комарик не прижал уши к голове и отказался сделать дальнейший шаг.

— Отсюда пойдём пешком. — Шилхара подождал, пока Мартиса спустится со спины мустанга, и последовал за ней. — Я не стану силой загонять животное в Ивехвенн. Комарик никуда не уйдёт.

Он отвязал и зарядил арбалет, привязал колчан с болтами за спину и засунул два длинных ножа в ножны за пояс. Мартиса вытерла влажные ладони о брюки. Никогда ещё охота за сокровищами не была такой смертоносной. Она посмотрела на стоящего перед ней Шилхару, вооружённого до зубов. Несмотря на уверенный тон, он не хотел рисковать. Сильная магия — его величайшая защита, но лишний острый нож или даже два никогда не помешают.

Шилхара поднял арбалет.

— Он бесполезен против лича, но бандиты, которых он заманил в свою паутину, тоже опасны, если ещё живы. В Ивехвенне нас может поджидать не только пожиратель душ.

— Как будто его одного мало. — К собственному удивлению, Мартиса сорвалась до пронзительного визга.

Бесстрашная улыбка Повелителя воронов придала ей смелости.

— Считай это испытанием. — Он дотронулся до ножа. — Знаешь, как обращаться с этой штукой?

Она покачала головой, отчаянно желая дать другой ответ.

— Скот я закалывала, а вот людей — нет.

Шилхара пожал плечами.

— Разницы особо никакой. И всё же ты представляешь большую опасность для меня и для себя, если я доверю тебе оружие.

Он наклонился и вытащил маленький кинжал, спрятанный в сапоге.

— Вот. Найди место, куда его засунуть. Тебе лучше вооружиться чем-нибудь. — Он наклонил голову, и его ухмылка стала шире. — Если ничего не поможет, ты всегда можешь запеть.

В любое другое время Мартиса рассмеялась бы над его шуткой, но в этот раз лишь слабо улыбнулась. Она взяла нож и пустой мешок для сбора урожая, который ей протянул Шилхара.

— Я думала, мы просто пришли за бумагами.

Он накинул поводья на шею Комарика и направил коня обратно к холму.

— Именно. И молись всем богам, чтоб эти бумаги всё ещё были в библиотеке, а не использованы ныне почившим вором, чтобы подтереть себе задницу. — Он сделал ей знак следовать за ним в долину. — Там могут быть и другие книги, тома, ценность которых ты можешь быстро определить. Тебе будет легче нести их в мешке.

Как только они достигли развалин сада, Шилхара остановил её.

— Дай руку. — Он нетерпеливо вздохнул, заметив её нерешительность. — Мне нужно прикоснуться к тебе, чтобы сработало заклинание плаща.

Она вложила свою руку в его ладонь и ахнула. Вибрация силы в его пальцах поднялась вверх по её руке и сосредоточилась в груди. Мартиса чуть не отдёрнула руку. От напряжения в рёбрах пришлось схватиться за бок. Что-то проснулось, некое осознание, но независимое от её контроля. Ощущение пронзило тело, ища и хватаясь за заклинание, которое связывало её с Шилхарой. Прежде чем она успела усомниться в его присутствии, ощущение исчезло, как будто кто-то захлопнул и запер дверь.

Тёмные глаза мага задумчиво заблестели.

— Ну-ну. Какую тайну ты только чуть не раскрыла? — Тёплые и пленительные, его пальцы сжали её ладонь.

— Даже не знаю. — Она потёрла место над грудью. — Я никогда не испытывала ничего подобного. — Почти умершая надежда робко зажглась в сердце. — Может, это мой дар?

Она сжала пальцы Шилхары, и трепет при входе в крепость лича сменился нарастающим возбуждением.

Он пожал плечами.

— Возможно. И он не мог выбрать худшего времени, чтобы проявить себя. — Он отпустил её ладони, оставив после себя покалывание в руке и ореол золотого света на кончиках пальцев. — Сосредоточься на бумагах. Когда мы доберёмся до Нейта, у нас будет достаточно времени, чтобы узнать, что именно вызвало моё заклинание.

Они шли по извилистой тропинке через сады, избегая колючих чёрных лоз, усеивающих дорожки. Ноздри Мартисы дрогнули. Здесь витал запах старой смерти. Не вонь разлагающегося трупа, а сухой, удушливый запах осквернённой могилы и только прах мёртвых приветствовала незваного гостя. Она вздрогнула, когда они прошли мимо мужчины, лежащего у разбитого фонтана. Превратившись в пугало из хрупких костей, обмотанных шерстяными лохмотьями, скелет уставился на них пустыми глазницами. Челюсть отвисла, руки вцепились в череп, как будто он всё ещё кричал.

Шилхара схватил её руку. Тёплый шёпот коснулся уха:

— Приготовься, Мартиса. Таких, как он, в Ивехвенне множество.

После этого она следовала за ним по пятам, несколько раз наступая на пятки, пока Шилхара не бросил на неё угрожающий взгляд. Мартиса до боли сжала зубы, лишь бы те не стучали от страха. Закутанная в защитное заклинание, сопровождаемая могущественным и хорошо вооружённым магом, Мартиса никак не могла избавиться от желания сбежать. У спокойно пасущегося на склоне холма Комарика было больше здравого смысла, чем у них.

Темнота хлынула как кровь из входа в крепость. Большие двери, всё ещё сохранившие остатки былой красоты под расщеплённой древесиной, косо свисали со сломанных петель. Шилхара подул на пальцы. Три точки зелёного колдовского огня поднялись из его рук и поплыли в воздухе перед ним. Они расширялись и сливались, образуя полыхающий факел.

Он остановился в дверях.

— Смею предположить, мне не нужно напоминать, чтобы ты держалась рядом. — Он не смотрел на неё, говоря это, но веселье в его голосе напомнило ей, что она практически его обнимает. Мартиса залилась краской и попятилась. — Если разделимся, я, возможно, никогда тебя не найду, а ты, возможно, никогда не выберешься отсюда. Залы и комнаты этого замка ведут не только в комнаты.

Несмотря на летнюю жару, по рукам Мартисы побежали мурашки. Они вошли в замок, ведомые парящим факелом Шилхары и его воспоминаниями о первом набеге на Ивехвенн. Мартисе захотелось заткнуть рот, когда по коже заструилось прикосновение и прогорклый запах чёрной магии. Колдовской свет не столько прогонял тьму, сколько удерживал на расстоянии. В этой части замка крыша всё ещё сохранилась, и Мартиса почти ничего не видела, кроме зелёного свечения. Когда они двинулись вперёд, она мельком заметила покрытый толстым слоем пыли кафельный пол, усеянный непонятным набором предметов: бурдюками, свёрнутыми одеялами, потухшим факелом, оружием всех видов. Вещи, брошенные давно сгинувшими со свету путешественниками.

Они миновали троицу путников у лестницы. Как и их несчастный двойник в саду, все трое растянулись на полу клубком костей и истлевшей одежды. Сломанные игрушки, выброшенные злобным ребёнком. Защищённые от стихий, на их телах сохранились следы мумифицированной плоти, которая тянулась тонким пергаментом над черепами, окружёнными спутанными волосами. Тень предсмертного крика отпечаталась на иссохших лицах.

Снаружи замок казался скромных размеров, но, как сады и сама долина, всё это было иллюзией. Внутри он превратился в бесконечный лабиринт. Мартиса потеряла счёт коридорам, по которым они прошли, и лестницам, по которым поднялись. Они проходили через залы, то утопающие в тени, то купающиеся в красном свете заходящего солнца. Шилхара ни разу не замедлил шаг, не остановился, чтобы проверить своё местоположение. Казалось, он так же хорошо знаком с лабиринтом Ивехвенна, как и с лабиринтом Нейта. Мартиса уже собралась спросить его, сколько им ещё идти, когда он замер у приоткрытой двери.

Она чуть не врезалась ему в спину. В какой-то момент их блужданий она схватила его сзади за рубашку, чтобы не потерять. Он потянул за одежду, пока она не ослабила мёртвую хватку.

— Библиотека, — прошептал он. — Если нам повезёт, бумаги там, и мы сможем убраться отсюда до наступления темноты.

Тогда она чуть не оттолкнула его в сторону. Блуждать по этому проклятому склепу при свете дня и так малоприятно. Она собиралась убраться от этого замка как можно дальше, пока солнце не село.

Шилхара выгнул бровь.

— Мои извинения, ученица. Я стою у тебя на пути.

Он поклонился в шутливом извинении и жестом пригласил её пройти в библиотеку.

Хотя ей очень хотелось найти бумаги и сбежать из Ивехвенна, Мартиса осторожно переступила порог. Висевший рядом с ней колдовской факел отбрасывал изумрудную дымку на покрытую пылью роскошную комнату. Она глубоко вздохнула, поражённая видом огромных книжных шкафов, набитых, несомненно, тысячелетним знанием.

— Не стой и не пялься, женщина. Или ты собралась здесь заночевать?

Мягкое предостережение Шилхары положило конец оцепенению, и Мартиса принялась обыскивать комнату. Библиотека превратилась в руины, мебель была перевёрнута, а свитки — рассыпаны по полу. Пергамент разбросали беспорядочными узорами, заткнули в углы, зажали между стульями и столами. Наверняка здесь порыскал кто-то ещё, помимо Шилхары. Она не думала, что он был бы так небрежен с подобными трудами. Она озадаченно посмотрела на него. Он пожал плечами.

— Я не похож на воров, которые обыскивали это место. Во-первых, я пережил этот опыт, а во-вторых, я знаю, что богатство не всегда измеряется монетой. Те, кто обычно отваживается на Ивехвенн, интересуются книгами только как источником топлива для костра. Это святотатство не моих рук дело.

Он положил арбалет на стол так, чтобы до него можно было легко дотянуться, и присел рядом с ней, перебирая бумаги.

— Просто собери их в кучу. Уверен, я оставил их здесь, и судя по тому, как выглядит эта комната, тот, кто заявился сюда после, не был заинтересован в хорошем чтении.

Мартиса сложила пергамент, голые руки горели от запаха магии лича. Как только они доберутся до ручья у сливовых деревьев, она искупается и сожжёт одежду, которая сейчас на ней. Распоряжение Шилхары захватить дополнительный комплект теперь обрело смысл.

Сумка почти заполнилась и отяжелела на плече. Шилхара встал и помог ей подняться.

— Солнце почти село. Нам нужно уходить.

Она уже собиралась сказать ему, что у неё нет ни малейших возражений, как ледяной страх внезапно сковал кожу, сделав неподвижной. Библиотека поплыла перед глазами, её стены искривились и покрылись трещинами. Что-то поджидало их снаружи. Что-то зловещее. Прожорливое. Мартиса схватила Шилхару за руку. Его строгие черты, омытые зелёным колдовским светом, были напряжены.

— Что-то приближается, — прошептала она.

Его ноздри раздулись, чувственные губы вытянулись в оскал.

— На нас открыли охоту.

Он поднял арбалет, схватил Мартису за запястье и бросился к двери.

Ужас словно подарил её ногам крылья, и она легко подстроилась под его длинный шаг. Они остановились на лестничном пролёте. Из дальнего конца чёрного коридора, клубясь бело-кровавым пятном и поднимаясь к ним по лестнице, мчался призрачный туман.

Шилхара выругался и повернул в обратную сторону, вывернув руку Мартисы, когда он помчался через площадку к другой лестнице. Он резко затормозил, так как ступени полетели вниз, и на первый этаж обрушился каскад из гниющих досок. Бежавшая за ним Мартиса в последний момент повернулась боком, безуспешно пытаясь не врезаться в своего учителя. Она потеряла равновесие. Мартиса ударилась об пол, и по её бедру прокатилась волна боли.

— Нет! — взревел Шилхара, рухнув на пол вместе с ней. Инерция вынесла её через зазубренный край балкона, и её крик эхом разлетелся в пещерообразной темноте. Нож и арбалет Шилхары полетели вниз, последний проскользнул по плечу Мартисы и с грохотом ударился об пол первого этажа.

Боль в бедре была просто слабым покалыванием по сравнению с агонией, разрывающей плечо и спину. Мартиса повисла в воздухе, удерживаемая одной лишь железной хваткой Шилхары. Он сидел на полу, упёршись одной ногой в сломанный пилястр, чтобы она не утащила его за собой с площадки.

— А я и не подозревал, что ты так много весишь, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Мартиса почти не слышала его. Темнота внизу зияла, как открытая пасть, готовая поглотить её. Призрачное облако остановилось на площадке, перекатываясь и поворачиваясь обратно. Словно почувствовав беспомощность своей жертвы, оно набрало скорость. Мартиса чувствовала его голод, жажду самой сути жизни. Её и Шилхары.

Её запястье и предплечье горели, натёртые грубой ладонью Шилхары, так как она медленно выскальзывала из его хватки.

— Отпусти, — прошептала она. — Ты обещал мне быструю смерть.

Раздроблённые кости на камнях предпочтительнее того, что планировал с ней сотворить пожиратель душ.

Шилхара сжал её так крепко, что у неё онемели пальцы.

— Не утомляй меня, — прорычал он. — У тебя бумаги и знания, чтобы перевести их.

Если бы она не висела в воздухе и не столкнулась лицом к лицу с неминуемой гибелью от долгого падения или жадного аппетита лича, то рассмеялась бы. Её спаситель поспешил заявить о мотивах спасения, и они не имели ничего общего с благородством.

Лич подплыл ближе, неся с собой зловонный запах зла. За его туманной формой искривились и расплавились стены и площадка. Шилхара выругался и произнёс знакомое заклинание, которое, как надеялась Мартиса, он никогда больше на ней не использует. Магия подбросила её вверх, достаточно сильно, чтобы сердце ушло в пятки. Она замахала руками в воздухе. Шилхара немедленно вызвал заклинание спуска, и она упала к нему с развевающейся туникой, сумкой и волосами. Он ловко поймал её и так же быстро вырвал из своих объятий.

Его руки ощупали её бока.

— Сумка. Не потерялась. – Его и без того хриплый голос осип от облегчения.

«Да кому нужны эти бумажки?», — хотелось ей закричать. Они не выберутся из Ивехвенна. Пожиратель душ почти рядом, окутывает их туманом холодного, гнилостного воздуха. Она вскрикнула, когда Шилхара притянул её к себе и крепко обхватил за талию.

— Держись и не сопротивляйся.

Он не дал ей времени на расспросы. Агония пронзила тело Мартисы, в глазах потемнело. Она выгнулась навстречу ему, её пальцы вцепились в его руки, когда он чуть не переломал ей ребра в сокрушительных тисках. Замок поблек, став серым и туманным. Яростный вопль ударил ей по ушам. Когда она пришла в себя, то обнаружила, что всё ещё находится в удушающих объятиях Шилхары, но уже в другой комнате.

— Что?.. – сорвалось с её губ, прежде чем он прервал её:

— Ещё не безопасно. Лич следует прямо за нами.

Встревоженная странным тоном его голоса, Мартиса подняла голову. Пепельно-серый под бронзовой кожей, губы вышелушены почти до белизны. Кровь тонкой струйкой потекла из левой ноздри и рассекла верхнюю губу.

— Ещё раз, — приказал он.

На этот раз она была более подготовлена, хотя боль и сокрушительный вес заклинания почувствовались одинаково мучительными. Они переместились в переднюю, окружённую останками мертвецов. Ещё больше крови хлынуло из носа Шилхары, капая с подбородка. Он споткнулся, вцепившись в Мартису как для равновесия, так и для того, чтобы протащить её за собой через узы заклинания.

— Прекрати. — Она вытерла рукавом его нос, пытаясь остановить алый поток крови. Её усилия оставили пятно на его щеке и красное пятно на её рубашке. — Ты убиваешь себя.

Она читала о заклинании, которое он использовал. Его называли полусмертью, оно из чёрной магии и запрещено Конклавом. Чрезвычайно сложное, но очень удобное в таких трудных ситуациях, как эта, и оно, как известно, убивало магов, которые его использовали.

Его глаза глубоко запали на бледном лице.

— Лучше смерть, чем рабство.

Это замечание поразило её сильнее, чем если бы он сжал кулак и ударил её. Мартиса знала, что он имеет в виду лича, но его короткая декларация заключала в себе все мотивы, все причины и оправдания того, почему, прежде всего, она оказалась здесь с ним.

Шилхара сделал глубокий вдох, в котором булькнула кровь.

— Ещё раз. Я смогу повторить его ещё раз.

Мартиса сомневалась в этом, но даже ослабленный собственными заклинаниями, он намного сильнее её. Самое большее, чем она могла помочь, это устоять на ногах и поддержать его, когда он упадёт после третьего раза. А это неизбежно будет. Немногие маги когда-либо накладывали полусмерть несколько раз, и ни один из них не устоял на ногах после этого.

Третий раз заставил её закричать. С таким же успехом она могла упасть со второго этажа замка. Они переместились во внешний двор под сумеречное небо. Шилхара рухнул на неё. Пошатнувшись от удара заклинания, Мартиса не устояла под его весом, но сумела опустить их обоих на колени. Маг безжизненно выскользнул из её объятий, залитый кровью и более холодный, чем закоченевший труп.

Позабыв о собственной боли, Мартиса осторожно положила его на пыльную землю. Её пальцы трепетно пробежали по его запачканному рту и стали влажными, когда она прижала их к его груди и алым остаткам рубашки.

— Не смей пока умирать, ублюдок. — Её голос дрожал так же сильно, как и рука.

Внемлила ей лишь околдованная тишина.

Тени заколыхались и заскользили по двору, когда солнце опустилось за холмы, окружающие долину. Инстинкт боролся с состраданием. Внутренний голос кричал убираться отсюда. Бежать, немедленно. Комарик ждал её на склоне холма, и жертва Шилхары помогла ей выиграть время. Мартиса снова коснулась его лица, измождённого и безжизненного в странном лунном свете. Может, он и мёртв, но она не могла его оставить. Не здесь, в этой мрачной яме, где время и ветер превратят его тело в высохшую скорлупу, отвергнутую самой землёй, на которой оно лежало.

Мышцы, уже поражённые заклинанием полусмерти, протестующе горели, когда она поднялась и просунула руки ему под мышки, чтобы поднять. Она протащила его мимо увядших садов, настороженно поглядывая на разрушенное логово лича. Шилхара сказал, что существо преследовало их по пятам после того, как они в первый раз сбежали от него через астральные двери заклинания. Мартиса содрогнулась от воспоминания о его яростном вопле, когда пожиратель душ сообразил, что его жертва сбежала. Она молилась, чтобы он всё ещё скрывался в крепости, выискивая ускользнувшую добычу.

Её молитвы были напрасны. Намереваясь вытащить Шилхару со двора на относительно безопасный склон холма, она слишком поздно заметила призрачную дымку пожирателя. Существо ударило, перекинув Мартису через дорожку невидимыми руками. Она врезалась в мёртвое дерево с такой силой, что перед глазами заплясали чёрные точки. Грубая кора разорвала тунику и оцарапала спину зазубренной лаской.

Она покачала головой и попыталась встать, пошатываясь, когда двор накренился и закружился перед глазами. Окруживший её туман преобразился, приняв гротескные очертания человека и паука. Щупальца ледяного облака выползли из тени раздутого живота и обвились вокруг лодыжек и запястий Мартисы. Она дёрнулась, цепляясь за тонкие отростки, которые накрепко обвили руки.

Образы последних жертв, павших перед голодом лича, маячили в сознании. Мартиса понимала, почему на их истлевших лицах застыло такое мучительное выражение. Ей тоже хотелось кричать, снова и снова, пока это усилие не согреет её леденящую кровь и не напомнит, что она всё ещё жива, дышит и держит свою жизненную суть. Клочья тумана тянулись вдоль её рук — тонкие волоски на лапах паука, когда он приближался к своей пойманной добыче. Её крики застряли в закрытом рту, и она отвернула голову от змеящейся линии, вьющейся к её ноздрям. Все усилия были тщетны. Лич проник в неё, вливаясь в её тело и дух со злой целью.

Мартиса закричала, тонкий стон потонул в миазмах, пропитавших каждую пору её тела. Ощущение опустошения ослабило конечности. Если бы она не была связана в паутине лича, то рухнула бы оземь. Холод тёк по венам, заменяя тёплую кровь, пока лич питался ею. Сердцебиение затихало, заглушённое пронзительным визгом, который, казалось, исходил от сотен голосов. Серые, колеблющиеся тени трепетали перед её взором, колотя кулаками по невидимым стенам — воспоминания и останки людей, высосанные досуха, пребывающие в вечном отчаянии.

«Только не так, — подумала она. — Только не так».

Всё, чем она рисковала, придя сюда — шанс на свободу, жизнь без ошейника раба, даже, возможная смерть, но быстрая, — рассеялось как дым в лапах бессмертного паразита.

Туман сгущался, питаясь силой её духа и нарастающим отчаянием. Мартиса вспомнила Камбрию, его самодовольное лицо, когда он провёл перед её глазами камнем с душой, последней приманкой, заставлявшей её выполнить его приказ. Лич не получит её целиком. Верховный епископ Конклава обладал частицей её духа. Невидимая и сковывающая цепь, разорванная только её смертью или жертвой Повелителя воронов.

Сквозь непрозрачный, окутавший её саван она увидела распростёртого на выжженной земле Шилхару, истекшего кровью от собственного заклинания. Лич не тронул его, и необъяснимое горе перемешалось с безнадёжностью. Он мёртв, пал при попытке спасти их от алчной пасти чудовища, которое теперь пожирало Мартису. Гнев и желание остаться свободным спасли его.

Лучше смерть, чем рабство.

Эти слова эхом отозвались в её застывших мыслях, действуя как катализатор, чтобы освободиться от удушающей хватки лича. Она не хотела умирать, но этот ужас был намного хуже. Белый огонь сжёг леденящий холод, который втащил её в бездонную утробу лича. Она не умрёт. Только не так.

— ТОЛЬКО НЕ ТАК!

Вырвавшийся из забитого вонючим дымом горла протест принадлежал не ей. Более глубокий, объемлющий, он поднялся из какого-то тайника силы, неся с собой странную разумную силу, которая пробудилась от прикосновения маскирующего заклинания Шилхары. Мартиса снова закричала, на этот раз с триумфом, когда её дар вырвался из каждой поры. Он струился волнами янтарного света, окружая бледный туман. Она почувствовала потрясение лича, его удивление от столкновения с неизвестной мощью. Он перестал осушать её, выскользнув изо рта и носа ледяными клубами дыхания.

Мартиса съёжилась перед безумной силой, хлынувшей из её тела. Её ярость подпитывала неистовство, и она плыла по течению, инстинктивно чувствуя, что то, что она вызвала в последнем крике отчаяния, действовало по собственной воле. Она атаковала пожирателя душ, крепко схватив извилистый туман. Пленённые души порхали, как мотыльки в рассыпающейся темнице, а её дар снова и снова ударял по личу, разрывая его, как волчья стая злобно дерёт овцу. Клетка, наконец, сломалась, раскололась под бесконтрольной местью её магии. Заключённые в ловушку на бесчисленные столетия призраки пролетали мимо и сквозь Мартису. Она ахнула, ведь прикосновение каждого оставляло на ней след впечатлений и воспоминаний. Воры и заблудившиеся путешественники, бродячие кочевники, даже пленники, привезённые в Ивехвенн понести безжалостное наказание за свои преступления, — краткие проблески их сущности, окна жизней, оборванных ужасающе рано.

Тонкий визг возвестил об окончательном уничтожении лича, прежде чем туман заклубился сам по себе и взорвался дождём пыли, которая каскадом обрушилась на её волосы и плечи. Больше не ослеплённая путами лича Мартиса могла ясно различить внутренний двор. Она стряхнула пыль, содрогаясь от отвращения. Внутри неё пульсировал только что пробудившийся дар. Ошеломлённая агрессивной силой, которой обладала, она упала на колени и осторожно подняла руку, глядя на неё, как на новую конечность. Янтарный свет померк. Наполовину она испугалась того, что её дар снова исчезнет, а наполовину — что тот может обернуться против неё. Многие необученные умерли из-за неконтролируемой силы их таланта.

До её ушей долетали слабые звуки, скорее стоны, чем слова. Мартиса с трудом поднялась на ноги и, прихрамывая, подошла к распростёртому телу Шилхары. Она опустилась на колени рядом с ним, застонав от боли в костях. Едва уловимое дыхание коснулось её лица, когда она наклонилась. Восторг пронзил её, сменившись ужасом, когда он снова перестал дышать.

Когда она подняла его на руки, его голова поникла. Из носа к ушам потекли струйки крови. Мартиса убрала со щеки прядь пропитанных кровью волос.

— Господин, — тихо позвала она. — Останься со мной.

Она наклонилась ближе, прижавшись носом к его носу. Её сознание сжалось и обострилось, сосредоточившись на его полуоткрытом рте, хрупком вздымании его груди в её объятиях. Её дар зашевелился, пульсируя в такт сердцебиению. Его губы были мягкими, с привкусом соли и железа.

— Останься, — прошептала она у его уст и закрыла глаза.

В отличие от бурной реки, которая хлынула и поглотила лича в своём гневе, её дар теперь тёк ленивым потоком, соединяя её с Шилхарой в поцелуе и прикосновении рук к его прохладной коже. Слабый стук сердца отдавался в ушах, становясь всё громче и сильнее, пока она удерживала его. Её чувства были переполнены — кровь и жар, ненависть и одиночество, и, прежде всего, дар более могущественный, чем у неё, сдерживаемый неумолимой волей. Она упала в него, дышала вместе с ним, схватила его твердокаменный дух, стоящий на краю пропасти, и обняла.

Стремительный калейдоскоп серого света закружился вокруг Мартисы, отбрасывая её обратно в реальность грязи, измученных мышц и запаха крови. Она открыла глаза и сразу же нашла взглядом Шилхару. Его лицо уже не было таким бледным или усохшим, а грудь поднималась в медленном, устойчивом ритме. Мартиса поморщилась, в её голове словно пронёсся табун скачущих лошадей. Щекотка под носом заставила опустить глаза. Кровь капала, стекала на Шилхару. На этот раз её кровь. Она вытерла нос пыльным рукавом и вытерла его, насколько это было возможно.

Шилхара открыл глаза — обсидиановые озёра, поймавшие и поглотившие звёздный свет в своей пучине.

— Что ты такое? — прохрипел он.

Не заботясь о том, что они находятся в проклятой долине, или о том, что он, скорее всего, живьём содрал бы с неё кожу за этот поступок, Мартиса обняла своего учителя и звонко рассмеялась от облегчения. 

Глава 11 

Она переменилась. Загружая вместе ящики с апельсинами в ветхую тележку, Шилхара уловил запах Мартисы на сухом ветерке, кружившем над рощей. Его ноздри дразнил аромат цитрусового масла с мылом, а ещё слабый мускусный запах девичьего тела. В паху медленно разлился жар. Прошли месяцы с тех пор, как он овладевал женщиной и вкушал удовольствия плоти. Но ни одна, с кем он в своей жизни делил ложе, не источала столь же восхитительное благоухание, как работавшая с ним бок о бок миниатюрная ученица. Её волосы и кожу окутывал резкий ичистый запах магии, напоминающий воздух перед грозой.

Все одарённые так пахли, когда у них впервые проявлялся дар. Шилхара наклонился к ней и жадно вдохнул полной грудью. Мартиса замерла, склонившись над ящиком, и с подозрением уставилась на своего учителя. Тонкая струйка пота скатилась по её подбородку с прядей, прилипших к виску. Воображаемый вкус соли защекотал язык.

— Теперь ты пахнешь как новоодарённая.

Она резко выпрямилась. Шилхар вовремя отпрянул, избегая удара макушки о его подбородок. Медные глаза ученицы сияли на солнце, и в их глубинах брезжила робкая надежда.

Мартиса поднесла ладони к носу и сделала вдох.

— Вы уверены? Я чувствую только запах апельсинов. — Уголки рта опустились. — И Каеля.

— Я уверен. Этот запах ни с чем не перепутаешь. От меня разило несколько месяцев.

Не неприятный и не навязчивый, это знак, предупреждающий каждого служителя о местонахождении новоиспеченного мага в оплоте; он заставлял ищеек Конклава сходить с ума в загонах, когда новоодарённый проходил мимо клеток. Запах Мартисы был не таким уж сильным, но Каель прицепился к ней сильнее, чем лишай, с тех пор, как они вернулись из Ивехвенна, и его глаза загорались алым пламенем каждый раз, стоило им с псом оказаться в одном помещении. Даже сейчас Каель дремал возле фургона, высунув язык и тяжело дыша от полуденного зноя.

— Духи бы мне не помешали, но я больше не чувствую дар, как в замке лича.

Шилхара не был настроен столь пессимистично. Сила могла укрыться за тенью души или уснуть, чтобы восстановиться, но дар её не покинул. Последствия от прикосновения этого дара остались с ним, как и сама сущность Мартисы. Тепло, напоминающее шёлк и воду, омывало его изнутри, придавало энергии и подпитывало дар. Он чуть не погиб в крепости, спасённый одной лишь милостью своей ученицы и её неизведанным талантом.

Он наклонился втащить в повозку ещё один полный ящик, но Гарн чуть не вырвал у него ношу из рук. Шилхара зарычал на слугу, крепко вцепившись в апельсины, но Гарн тянул на свою сторону.

— У тебя какие-то проблемы? — Он отобрал ящик и бросил его в кузов телеги. Апельсины вылетели из ящиков и покатились по битым доскам. Мартиса заботливо потянулась к Шилхаре, но тут же отдёрнула руку под его предостерегающим взглядом. — Перестаньте. Я не калека!

Наложение заклинания полусмерти было актом отчаяния, самым верным и быстрым способом вырваться из когтей лича. Такая мощная магия требовала свою цену.

Им удалось преодолеть обратную дорогу до Нейта, где Шилхара рухнул на пороге своего дома в лихорадке и бреду. Два дня мучительных мышечных спазмов и рвоты кровью в тазик с обитыми краями приковали его к кровати. Только после целой недели в постели он ощутил в себе достаточно сил, чтобы возобновить сбор урожая в роще и подготовиться к их отложенной поездке на рынок. К сожалению, его слуга никак не желал отказывался от роли няньки.

Он проигнорировал короткие и явные жесты Гарна. Фраза «ослиная задница» не требовала особенного переводческого таланта. Сдавленное хихиканье Мартисы затихло, когда Шилхара слабо улыбнулся.

— Пойдём. Продолжим твоё обучение.

Он не стал дожидаться, пока она последует за ним, а быстро отдал распоряжения Гарну, возвращаясь в поместье.

— Раз я настолько немощен, можешь закончить с погрузкой в одиночку. А у меня ещё незаконченные дела с ученицей. — Каель поднялся потрусить за Мартисой, но остановился, когда Шилхара грозно указал на него пальцем. — Не пускай его за нами. От него несёт.

Пёс оскалил зубы и обиженно заполз под телегу.

Шилхара повёл Мартису в библиотеку. Драгоценные бумаги, добытые из Ивехвенна с помощью смертоносного заклинания и чистой удачи, лежали аккуратными стопками на столе. Шилхара ещё не успел ознакомиться с документами, но Мартиса уже начала переводить. Рядом с древними текстами лежал листок с записями, внесёнными аккуратным почерком.

— У нас не будет урока в большом зале? — Её голос дрогнул.

Шилхара озадаченно склонил голову набок. Эта женщина вступила в схватку с пожирателем душ и оборвала его существование, словно погасила пламя свечи, но до сих пор боялась его уроков. В душе проснулось сожаление, досадное и столь нежеланное. Он не без причины был к ней суров после её приезда в поместье. Однако она выдержала все испытания, которые он для неё заготовил.

Храбрая и удивительная. Эта смиренная покорность всего лишь притворство. Может, Мартиса и боится занятий с ним, но она уже достаточно освоилась в Нейте, чтобы демонстрировать проблески более сильной личности.

Она напряглась, когда он приблизился. Шилхара стоял так близко, что поля её шляпы упёрлись ему в грудь. Он снял шляпу и бросил ту на пол, отчего выбившиеся из причёски пряди волос остались торчать тёмно-рыжим ореолом. Взъерошенная и загорелая от работы в роще Мартиса выглядела почти хорошенькой.

— В зале недостаточно светло. Мне хочется посмотреть, что произойдёт во время занятий, поэтому мы воспользуемся этой комнатой.

— Прошу вас, господин. — Он нахмурился, услышав жалобный тон в голосе. — Не вызывайте очередного демона.

Её глаза были опущены, скрытые изгибом тёмных ресниц. Шилхара указательным пальцем подделточёный подбородок и поднял лицо. Взгляд умолял, впервые она взмолилась о милосердии. Ему стало дурно.

— Мартиса, — прошептал он, поглаживая её подбородок кончиком пальца. Тоньше драгоценного бархата и такая же тёплая, кожа нагревалась от его прикосновений. — То, что я хочу вызвать, находится внутри тебя. Оно уничтожает демонов.

«И спасает магов».

— Разве ты не хочешь ощутить свой дар снова

Волнение затмило страх.

— Вы можете это повторить? — Она поджала нижнюю губу. — Остальные уроки не помогли.

Он почувствовал, как она сжала челюсть.

— Я не правильным способом пытался пробудить твой дар. — Его палец скользнул ниже, завис над ложбинкой у основания шеи, прежде чем упереться в хрупкую линию ключицы, выглядывающую из-под верха туники. — И, думаю, это к благу. Может, я и не увидел, что твоя сила сотворила с личем, но всё, что может уничтожить пожирателя душ, опасно и могущественно. Не хотелось бы разделить схожую участь.

Он танцевал со смертью, пока пожиратель душ питался ею. Её дар, враждебный, разумный и полный решимости уничтожить угрозу для своего носителя, быстро расправился с личем. Напротив, та же самая неистовая сила спасла Шилхару, мягко влившись в тело и душу, точно прохладная вода в пересохшую землю, переливаясь жизнью и плодородием, зеленью и солнцем в роще. И вся эта сила была пронизана очаровательной женской сущностью, обладавшей подобной мощью. Она притянула его обратно в мир живых, когда он балансировал на краю тьмы, вернула его дух, дав силы, чтобы помочь ей вернуть их обоих домой.

Больше, чем любопытство, заставило мага искать её дар во второй раз. Он жаждал её прикосновения, чистого сияния. Такого не похожего на осквернённую тень, оставленную насилием Скверны во снах.

— А что вы будете делать?

Он встретился с ней взглядом. Её пульс бился под его пальцами быстро и лихорадочно.

— Я хочу выманить твой дар, но мне нужна твоя помощь. Ты когда-нибудь была связана узами провидца?

Она попыталась отпрянуть.

— Нет! Уж лучше раздеться догола.

Брови Шилхары поползли вверх. Он остановил её, положив руку на талию в лёгкой хватке. Образы её обнажённой спины и его смуглых рук на бледной коже заиграли в сознании.

— Если предлагаешь и то, и другое, я с радостью приму предложение.

Она покраснела. Слабая улыбка приподняла уголки губ, несмотря на её протесты. Он понимал нежелание Мартисы. Связь провидца — агрессивная и менее сильная форма того, что сотворил с ней лич, и как в свою очередь с ним расправился её дар. Но Шилхара не сомневался: иные методы не заставят её дар проявиться снова. Не считая нападения.

Он опустил руку и сделал шаг назад.

— Твой выбор, ученица. Я ничего не получаю от своих усилий. Моя магия в любом случае не пострадает. — Он направился к двери. — Нам нужно собрать урожай, чтобы попасть на рынок. Ты зря тратишь моё время.

Он уже почти был в холле, когда она его окликнула:

— Постойте. Пожалуйста. — В её глазах промелькнуло настороженное согласие. — Я хочу попробовать.

Как он и подозревал, она не настолько доверяла ему, чтобы сразу согласиться на его предложение, но не могла устоять перед очарованием своего дара. Она рискнёт попасть под действие жестоких чар, лишь бы снова вызвать свою магию.

Он приблизился и вдохнул её аромат.

— Когда-то я был связан узами провидца с верховным епископом. — Давний гнев заставил кровь закипеть в жилах. — Я уже год был в конклаве. Два священника привязали меня к стулу и заткнули рот кляпом.

Лицо Мартисы расплылось перед картиной уродливого воспоминания. Он вспомнил мучительный огонь, бушевавший в черепе, когда Камбрия попытался разрушить его эмоции и мысли. Он все ещё чувствовал удар кулака епископа по голове, когда связь оборвалась, и последовавшую за этим темноту, вкус грязи во рту, когда проснулся на холодном полу с крысой, застрявшей в его спутанных волосах.

— Вас принудили. — Её соблазнительный голос захрипел от сочувствия, смешанного с отвращением.

Шилхара провёл невидимую линию по тонкой ключице.

— Неужели ты настолько наивна и веришь, будто священники выше всего этого? Ты была послушницей. Естественно, не раз наблюдала и переживала подобное.

— Нет, ничего подобного. Насмешки, розги, голодовки — согласна. Но насильственная связь — никогда. — Она склонила голову набок. Медные глаза вопрошали — Но почему? Первосвященники обычно не утруждаются тратить своё драгоценное время на низшие чины

«У неё такие маленькие косточки, а обнажённая кожа шеи блестит от тонкой плёнки пота».

Шилхара провёл языком по нижней губе.

— У нас с Камбрией особые и давние отношения. Мы ненавидели друг друга ещё до нашей встречи.

— Что особенного в ненависти?

Его пальцы впились в её плоть — первый слой беззвучно вызванного заклинания. Сила слабой вибрацией закружилась по его руке.

— Слова его рабыни.

Она побледнела.

— Его воспитанницы. И я не хотела проявить неуважение, господин. — Она опустила взгляд на его пальцы. — Вы уже начали соединять нас. — Она на мгновение закрыла глаза. — Это не похоже на прикосновение лича.

— Каким оно было?

— Холодным, пустым. Словно падение в сухой колодец.

Шилхара почувствовал шевеление, щупальце осознания, взывающее к его собственному дару в знак признания.

— Связь провидца — совсем другое. Мучительно, если орудуют грубо. Но у нас нет необходимости в таких мерах.

Ему понравилась её улыбка.

— Вы по-своему добры. — Её голос стал невнятным, так как заклинание имело такое же мощное воздействие, как и огонь Пелеты.

Он обнял Мартису за талию, чтобы не дать ей упасть.

— Нет. Я просто осторожен. Твой дар отзывается на ласку, а не на побои. Я не хочу кончить, как лич.

Чуть ли не опьянев от этой связи, Мартиса покачивалась в его объятиях, держась одной рукой за талию, а другой за шею. Её веки опустились, губы приоткрылись. Шилхара притянул её к себе, оборачивая руки вокруг тонкого стана. Ему хотелось покачаться вместе с ней, погрузиться в омут тепла, окутывающий его, когда он погрузился в сущность Мартисы. Он прижался к её юбкам, возбуждённый слиянием духа и воли, когда она открылась ему. Зрение затуманилось, окружение превратилось в море янтаря и рубина. Их сердца забилось в унисон, пока единый пульс не отозвался эхом в его голове.

Сила хлынула в его душу.

Его магия восстала волной, питаемая источником дара Мартисы. Он застонал, утопая в сильнейшем ощущении чистой жизни, пронизанном женской грацией.

Если бы лжебог с самого начала использовал такой метод обольщения, он принял бы Скверну и с улыбкой исполнил его просьбу. Вместо этого приманка заставила его отступить, несмотря на обещания мести и безграничного господства. Дар Мартисы, однако, не давал обещаний, только усиливал его дар и ничего не требовал взамен.

— Откройся мне, Мартиса. Впусти меня глубже.

Он не был уверен, произнёс ли эти слова вслух или только подумал. Его жажда пересилила доводы разума. Мартиса повиновалась, широко раскрыв эфирную дверь, которая защищала дар, и позволила его духу полностью проникнуть внутрь её души.

Шилхара брал, питался, впитывал силу её магии, пока у него не закружилась голова. Едва слышный всхлип достиг его ушей, почти задушенный его жаждой заполучить ещё больше её жизненной энергии. С трудом переводя дух, он едва пришёл в сознание. Открывшаяся перед ним сцена оборвала его сердце.

Мартиса повисла у него на руках, точно сломанная кукла. Голова поникла, из ноздрей текла кровь, щёки побледнели. Белки глаз выглядывали из-под ресниц. Драгоценный свет окутывал обоих, обжигая кожу.

Ужас нахлынул, прогоняя всепоглощающее чувство гармонии. Резкая вспышка боли в глазах заставила поморщиться, когда он разорвал связь между ними. Мартиса забилась в конвульсиях. Свет померк, оставив на одежде Шилхары следы малинового мерцания.

— Мартиса!

Он с силой тряхнул её, не обращая внимания на то, что голова ученицыдёрнулась вперёд и назад. Боль в глазах усилилась, когда он произнёс простое заклинание пробуждения, чтобы привести девушку в чувство. Она застонала и подняла ослабевшую руку, чтобы стереть следы крови с лица. Шилхара молча воздал хвалу богам, которые никогда прежде не слышали, чтобы он произносил их имена всуе.

— Что произошло? — Ослабевший голос стал усладой для его ушей.

Он поднял её на руки.

— Ты щедрее со своим даром, чем гурия, которой показали полный кошель, — огрызнулся Шилхара.

Мартиса напугала его. Истекая кровью и почти теряя сознание от их связи, она пробудила в нём ещё больше нежеланной вины. За свою жизнь он сделал много такого, что другие сочли бы отвратительным, и никогда не испытывал угрызений совести. Но эта женщина спасла ему жизнь.

Он вышел из библиотеки и поднялся по лестнице на третий этаж. Слабый свет, просачивающийся из дыры в полу, освещал коридор, ведущий к её комнате. Шилхара пинком распахнул дверь и остановился. Скромная и тщательно прибранная спальня выглядела чем-то чужеродным в пыльном лабиринте усадьбы. Даже кухня Гарна не шла ни в какое сравнение.

Маленькая кровать, придвинутая к стене, была аккуратно застелена, ни одна морщинка не портила гладкую поверхность одеял. Ни одна пылинка не танцевала в солнечном свете, заполняя пространство. Личные вещи были спрятаны. Ни гребней, ни украшений, ни других женских безделушек не лежало ни на столике у кровати, ни в сундуке у изножья.

Когда Шилхара положил её на кровать, Мартиса открыла глаза. Несмотря на суровое испытание, взгляд был полон восторга.

— Я всё ещё чувствую дар, но очень устала.

Он заглянул в кувшин рядом с умывальником. Пусто.

— Так и должно быть. Твой дар может напасть, если его вынуждают проявить себя, но он очень покладист, когда с ним обращаются ласково. По крайней мере, со мной.

Остаточная энергия от связи все ещё текла через него. Её дар укрепил его. Пальцы покалывало и искрило белым светом от всего, к чему он прикасался. Любое заклинание, которое он мог сотворить, стало бы в десятки раз сильнее обычного. В отличие от предложения Скверны, дар Мартисы всё ещё позволял ему контролировать свою возросшую магию.

Шилхара нахмурился, когда Мартиса снова потёрла щёки.

— Ты делаешь только хуже. Я пришлю Гарна с водой и эликсиром, чтобы восстановить твои силы и помочь уснуть.

Она попыталась встать, но сдалась, когда он положил руку ей на плечо. Сущность Мартисы затопила чувства Шилхары, несущиеся потоком дара в самое его существо. Он ощущал её запах на своей одежде, а вкус во рту. Его желание возросло, и теперь он хотел обладать не только её силой, но и самой Мартисой. Он напрягся при мысли раздеть ученицу и взять на нетронутой постели, насладившись её теплом и даром, быстро бегущим в его крови и по телу.

Он сощурился.

Мартиса съёжилась при виде его взгляда.

— А как же урожай?

Всё ещё борясь с возбуждением, которое она пробудила, Шилхара отошёл от кровати как можно дальше.

— Сейчас ты так ослабла, что будешь только путаться под ногами. Кроме того, все прошлые года мы и без тебя неплохо справлялись. С первыми лучами солнца будешькак новенькая. Я ожидаю поутру встретить тебя, готовую отправиться вместе с нами в Восточный Прайм.

Мартиса перекатилась на бок, и его взгляд упал на изящные изгибы, которые она продемонстрировала, когда он массировал её больную спину. Шилхара протянул руку и тут же отказался от своей затеи. Если он сейчас не уйдёт, то останется здесь до рассвета. Похоть и магия ревели в нём, усиливаясь с каждым мгновением, пока он задерживался в этой комнате. Он рывком распахнул дверь, но на полпути в тёмный коридор услышал, как Мартиса его окликнула:

— Вы научите меня пользоваться даром?

Он помолчал, сжав переносицу большим и указательным пальцами.

— Да. — Она нашла способ отомстить за его уроки. — До сих пор ты была не слишком толковой ученицей. По крайней мере, теперь у нас есть с чем работать.

Её тихая благодарность последовала за ним по коридору. Она может пожалеть об этом. Его готовность учить её была продиктована не только великодушием, но и эгоистичным любопытством. Яростный, но нежный, почти независимый от Мартисы в своих реакциях дар очаровал его. Шилхара рискнул бы предположить, что ни один священник или послушник Конклава никогда не имел и не сталкивался ни с чем подобным. А любое знание, которое он может получить в тайне от священников, радовало вдвойне.

— Ты действительно понимал, кого ко мне отсылаешь, Камбрия?

Ему внимал лишь скрип половиц под ногами.

Глава 12 

Ещё до рассвета Мартису разбудил встревоженный внутренний голос, который кричал ей проснуться. Она на мгновение съёжилась, высматривая широко распахнутыми глазами любое движение в темноте. Вокруг царила тишина, и лишь полоска лунного света пробивалась сквозь открытое окно. Мартиса осторожно встала, стараясь не поднимать лишнего шума. Холодный ночной воздух был тяжело влажным от росы. Мартиса накинула шаль на плечи и на цыпочках подошла к окну. Её манил настойчивый голос. Он требовал, чтобы она выглянула на улицу.

В эти самые тёмные часы ночи в объятом дремотой Нейте царила тишина. Апельсиновые роща — не более чем силуэт, обрамленный серебром, — неподвижно возвышалась под ночным покровом неба, усыпанным сверкающими звёздами. Одно лишь тошнотворное «око» Скверны, парящее над южном горизонтом, портило умиротворяющий пейзаж. Звезда вспыхнула раз, другой и, наконец, третий. Мартиса отвела взгляд и провела пальцами по рукам в тщетной попытке убрать ползущие по коже мурашки, как вдруг движение под кронами деревьев заставило её замереть.

Чёрный дым волнами поднимался над землёй, быстро и уверенно проносясь по роще в направлении дома.

«Лич!»

Ужас пронёсся по венам Мартисы. Дар вырвался наружу, заставив пошатнуться, когда её поглотила магия. Свет выстрелил из пальцев и отскочил от стен, прогоняя притаившиеся в углах тени. Он погас так же быстро, как и появился, но дар не исчез, и Мартиса изо всех сил старалась взять свою силу под контроль, дабы уничтожить предполагаемого врага.

Петли недовольно завизжали, когда она захлопнула ставни, погрузив спальню в кромешную тьму. Мартиса тяжело дышала. Мурашки сильнее побежали по коже. Она здесь больше не одна.

— Кто ты? — выпалила она.

Шипящий смех скользнул по её коже. Дар бушевал, пытаясь вырваться на свободу.

Ей молвил голос, лишенный всякой человечности:

— Более интересный вопрос — кто ты такая?

Мартиса подскочила к окну и судорожно распахнула ставни. Лунный свет окрасил её гостя иллюзорным венцом. Она завизжала, звук разнёсся по всему поместью и заставил ошарашенных ворон взмыть с веток в испуге.

Перед ней предстал человек — нет, человекоподобное чудище. Высокий и исхудалый, его гладкая белая пятнистая кожа сродни тельцу личинки. Длинные вытянутые руки спускались так низко, что ладони касались колен. Три уродливых перста заканчивались чёрными когтями, согнутыми в смертоносные когти. Растопыренные пальцы ног имели столь же устрашающий вид. Когти заскрежетали по полу, так только существо подползло ближе.

Мартиса не могла оторвать взгляда от самой отвратительной детали в облике. Отсутствии лица. Чистый холст обесцвеченной кожи, рассечённый невероятно широким ртом. Тонкие серые губы кровоточили всякий раз, как тварь улыбалась, обнажая двойные ряды зазубренных зубов.

Скверна — бог в физической оболочке. Создание из ночных кошмаров. Одно его присутствие оскверняло комнату. Мартиса подняла дрожащую руку и начертила в воздухе защитный знак. Ничего не произошло, хотя её дар откликнулся на заклинание.

Скверна засмеялся странным трескучим хохотом.

— Глупое создание. К чему сопротивление? Ты не можешь тягаться с богом. — Он медленно, но уверенно загонял её в угол. — Раньше тебя здесь не было, но вот ты выдала себя. Твоя суть смешивается с его сущностью. Разные, но идеально подходящие. — Безликая голова склонилась в недоумённом жесте. — Кто ты, раз сумела очаровать самого Повелителя воронов?

Мартиса пятилась, тяжело дыша, и застонала, уткнувшись спиной в каменную стену. Она в ловушке. В плену тысячелетней мерзости. Застыв от ужаса, она потеряла контроль над своим даром, и тот хлынул из неё бурной рекой хаоса. Воздух исказился. Заложило уши. Ставни сами захлопнулись, а затем с грохотом ударились об стены. Дверь спальни распахнулась, и Мартиса краем глаза заметила Шилхару без рубашки и с безумным взглядом, прежде чем снова обратила своё внимание на бога.

Поражённый магией, наполнившей комнату, Скверна замер на мгновение, прежде чем его швырнуло в противоположную стену с такой силой, что в воздух полетел целый град раздроблённых камней. Химерный образ недочеловека растворился в извилистом чёрном тумане, который кинулся на неё.

Шилхара заслонил собой Мартису от лжебога. Отойдя от стены, она придвинулась к своему учителю.

Маг бесстрашно и язвительно обратился к Скверне:

— Я всегда считал богов непостоянными, недостойными даже жертвенного цыплёнка. — Он вопросительно поднял руку. — Зачем ты здесь?

Скверна подплыл к магу. Мартису чуть не стошнило при виде призрачных рук, скользнувших вверх по ногам учителя, поглаживая их отравляющей лаской.

— Меня не так легко сманить, чародей. — Голос бога эхом отдавался из каждого угла комнаты. — Но мне стало любопытно. Твоя сила возросла, если уже не очистилась. Это существо — источник, из которого ты питался. Я одобряю.

— Как это радует моё сердце! — ответил Шилхара, и в каждом его слове сквозил сарказм.

— Я жду тебя, чародей, и я очень терпелив.

Туман развернулся вокруг его ног и скользнул обратно к окну, пока не утёк за край. Мартиса и Шилхара наблюдали, как дымка превратилась в серую ленту, заструившуюся тонкой спиралью в небо, и исчезла.

— Поздравляю. Тебя приметило само божество.

Всё ещё не оправившись от последствий визита, Мартиса глубоко вздохнула и задрожала всем телом.

— Меня не интересует подобная слава. Это был Скверна?

— В одном из своих проявлений, да. Полагаю, его привлёк твой дар. Ты испытывала новообретённые силы?

Мартиса повернулась к своему учителю. Луна осветила его профиль, подчёркивая выступающий нос и острые скулы. Его волосы почти отливали синевой, струясь по обнажённым плечам чёрным водопадом. Бриджи низко висели на узких бёдрах, обнажая худощавый мускулистый торс. Даже борясь со страхом, Мартиса не могла не восхититься этим мужчиной. Он был прекрасным. Запретным.

Она отвела взгляд, сосредоточив его на стае ворон, вернувшихся на свой насест.

— Нет. Я спала и проснулась от ощущения... чужого присутствия.

— Теперь тебе ведома правда. Изгнанный бог, который когда-то сокрушил мир и был заточён Конклавом в темницу, больше, чем звезда в небе, и он решил поселиться в Нейте.

— Но почему? Что такого в этом поместье, что задержало его? И почему он ждёт тебя?

У неё возникли обоснованные подозрения, а его лукавый взгляд словно призывал её копать глубже.

— Даже боги не всесильны, особенно низшие. Они могут презирать слабых смертных, которые поклоняются им, но всё же нуждаются в лакее.

Мартиса не могла представить себе Шилхару из Нейта в роли чьего-то приспешника. Даже бога.

Он повернулся к ней, проводя пальцами по воздуху. С их кончиков сорвались искры.

— Ага, я так и думал! Твой дар всё ещё начеку и готов к бою.

Мартиса не отрицала его наблюдение. Освободившись, дар боролся с ней за контроль. Она вызубрила все заклинания, которым обучил её Конклав, но ещё не умела должным образом использовать свою силу. Чистая удача благоволила ей в те несколько раз, когда ей удалось воспользоваться своей магией.

— Иногда я ощущаю его, как нечто обособленное. Самостоятельное.

— Подозреваю, так оно и есть. Ты наложила заклинание, которое перебросило Скверну через всю комнату?

— Не намеренно. Я просто не хотела, чтобы эта отвратительная тварь прикасалась ко мне, и мой дар отреагировал.

— Это ещё мягко сказано. — Он наклонил голову с озадаченным взглядом. — У тебя особый талант.

Он сделал один жест, безмолвный призыв. Свечение заструилось из его ладони эфирной рекой. Мартиса приняла теперь уже знакомый жар, пробудившийся в ней, когда её дар ответил на его прелюдию. Янтарный свет встретил серебро, сплетаясь в объятиях любви. Её свет перешёл на его ладонь и поднялся вверх, пока плечи и лицо Шилхары не засияли от нежного свечения.

Мартиса сделала глубокий вдох, потрясённая образами, промелькнувшими перед её мысленным взором. Яркие сцены, как её обвивают гладкие смуглые ноги, запах мужского возбуждения щекочет ноздри, а гибкое тело прижимается к груди. Толчок. Овладевание. И когда провокационные видения окутали её сердце, она лучше поняла этого человека. Сильная, израненная душа, наполненная в равной мере ненавистью, страстью и почти погибшей надеждой. Её дар стремился слиться, жаждал дотянуться и прикоснуться к нему. Ведь она разделяла подобную печаль.

Шилхара закрыл глаза, лицо напряглось в экстазе. Как и в библиотеке, Мартиса страдала от медленной потери силы, истощения, вызванного её связью с магом. Ей хотелось рухнуть на пол, свернуться калачиком и заснуть на несколько дней.

Внезапно Шилхара бросился к ней и сжал её руки до синяков, выводя из оцепенения, вызванного колдовством.

Его чёрные очи блестели от гнева и отчаяния.

— Держи дар под контролем, Мартиса, или я заберу его у тебя, и ничего не оставлю.

Угроза подействовала, как ушат ледяной воды на голову. Она сосредоточилась, борясь со своим упрямым даром, пока тот, наконец, не уступил её воле и не разорвал связь с Шилхарой. От этого усилия у неё закружилась голова, и она ухватилась за своего учителя, дабы устоять на ногах.

Мартиса замерла, когда он наклонился к ней. Её голова откинулась назад, губы приоткрылись, когда он прижался к ней, щекоча щёки своим дыханием. Если поцелует, она сдастся. Её желание, усиленное явной привязанностью дара, пересилило бы здравый смысл. Мартиса понимала, что поможет ему задрать юбки и позволит овладеть ею, как ему заблагорассудится. Стоя у окна, лёжа на кровати. Чего бы он ни пожелал, лишь бы одарил полной мерой страсти, которую скрывал под слоями холодной насмешки и презрения.

Его нижняя губа коснулась её нежно, подразнивающе.

— Почему ты здесь? — Он произнёс эти слова ей в рот, его язык быстро скользнул по её верхней губе.

Она подавила стон.

— Потому что ты захотел.

Худые бедра прижались к ней, эрекция вжалась в тонкую кожу, словно уговаривая встать поудобнее. Она повиновалась, охнув от удовольствия, когда ощутила его меж бёдер.

— Нет более правдивых слов. — Резкий голос превратился в прерывистый шёпот. Его язык скользнул по её губам. Она встретила его кончиком своего, впервые пробуя на вкус. Как и с запахом, онапочувствовала апельсины и пряности табака матал.

— Пожалуйста, — взмолилась Мартиса.

Её мольба подействовала как катализатор. Шилхара прижал её к себе. Его язык скользнул между её губ, пленяя рот крепким поцелуем. Мартиса встретила его пыл с ответным жаром, беря глубже, посасывая его язык и скользя своим языком по его зубам и нёбу.

Дар извивался, желая освободиться. Столь же отчаянно желая ощутить и вкусить Повелителя воронов, Мартиса не обратила на него внимания. Обнажённая спина учителя согревала её ладони, искушая гладкой кожей, мускулистыми выступами и впадинами.

Он занимался любовью с её ртом, поглаживая и посасывая, толкая языком и имитируя движение бёдрами.

Мартиса потёрлась бедром о его бедро, чуть всхлипывая, и грубая ладонь приподняла юбку и скользнула вверх по ноге.

Она горела ради него. Опасность шпионажа, сомнительная этика предательства одной жизни ради свободы другой и мотивы жадного до власти мага — будь всё оно проклято. На один-единственный обжигающий миг Мартисе захотелось лишь одного: ощутить на себе и внутри себя вкус Шилхары из Нейта.

Его рука скользнула под её ягодицы. Она запустила ладони в его волосы и крепче прижала к нему ногу, протестующе застонав, когда он внезапно напрягся и прервал поцелуй.

Его губы распухли, лицо исказилось от неутолённого желания, но глаза стали холодными и непроницаемыми, как чёрный лёд. Мартиса моргнула, сбитая с толку внезапным отказом.

— Я недооценил верховного епископа. Он знал меня лучше, чем я мог себе представить, когда привёл тебя в Нейт.

Он отпустил её и сделал шаг назад. Поражённая, Мартиса оступилась. Она уставилась на своего учителя, ошеломлённая столь внезапным поворотом событий.

— Господин, я…

Не обращая на неё внимания, он направился к двери с таким невозмутимым видом, словно они только что обсуждали погоду.

Она изумлённо смотрела ему вслед.

Шилхара остановился на пороге.

— Тебе нужно тренироваться. Твой дар нуждается в твёрдой руке. Начнём по возвращению с Восточного Прайма. — Его голос, ровный и далёкий, не выдавал эмоций.

Сгорая от смущения, Мартиса разгладила ткань юбки и поплотнее укуталась в шаль. Если он решил игнорировать страсть, которую они только что разделили, то она сделает то же самое.

— Спасибо, что прибежали мне на выручку.

Морщины омрачили его лоб и исчезли.

— Твоим визгом можно воскресить мертвеца. Я поражён, что Гарн и Каель ещё не подоспели.

Словно по команде, слуга и собака ворвались в открытую дверь. Шилхара отпрыгнул в сторону, чтобы его не затоптали.

— Ты слишком долго возился, — протянул он.

Гарн оглядел комнату, размахивая маленьким топориком в руке. Оружие в его массивной ладони напоминало детскую игрушку. Каель обнюхивал периметр помещения, его глаза горели ярко-красным, когда он втягивал носом воздух и недовольно фырчал.

— Скверна, — сообщил Шилхара своему слуге. — Кажется, на этот раз он ошибся спальней. — Он взглянул на Мартису. — Тебе не обязательно спать здесь сегодня. Есть и другие комнаты.

Она покачала головой, испытывая ту же неловкость в его присутствии, как и в первый день по приезду.

— Со мной всё в порядке. — Она улыбнулась великану. — Гарн, ты мой герой. На месте Скверны, я бы выпрыгнула из окна, когда ты ворвался в дверь.

Он улыбнулся и сделал ей знак рукой.

— В этом нет необходимости, — ответила она. — Я буду чувствовать себя виноватой, зная, что спала в удобной кровати, в то время как ты растянулся на полу под моим порогом.

Она посмотрела, как Каель обнюхивает пол и углы. Она не хотела оставаться одна. В те несколько минут в объятиях Шилхары она забыла весь ужас от личной встречи со Скверной. Теперь воспоминание вызвало у неё прилив страха.

— Я бы хотела, чтобы Каель остался со мной, если не возражаете.

Брови Шилхары поползли вверх, а нос сморщился от отвращения.

— Ты можешь выдержать эту вонь?

Мартиса улыбнулась, несмотря на унижение от того, что он отверг её.

— Уж лучше она, чем свидание с притаившимся Скверной.

Шилхара вернулся в центр комнаты и, создав зелёную сферу колдовского света, направил её в угол, где она осветила интерьер жутким изумрудным сиянием. Затем маг захлопнул ставни на окне и наложил на них заклинание.

— Если Скверна нанесёт ещё один визит, я узнаю. Эти обереги должны защитить тебя до утра.

Мартиса поклонилась.

— Благодарю вас, господин.

Он фыркнул.

— Возвращайся в постель. Скоро рассвет.

И с загадочным взглядом вышел из комнаты.

Гарн улыбнулся, похлопал Мартису по плечу и последовал за Шилхарой, прикрыв за собой дверь.

Мартиса положила шаль на сундук и с унылым вздохом присела на край кровати. Каель, глаза которого всё ещё отдавали алым, подошёл и плюхнулся на пол. Она наклонилась почесать его за ушами.

— Крылатый Берсен, как же от тебя несёт, но я рада твоей компании.

Она легла и стала считать трещины на потолке. Глаза защипало от непролитых слёз.

«Идиотка».

Никто не виноват в её тупости, кроме неё самой. Сбитая с толку предательским даром она поверила, что Шилхара жаждет её так же, как и она — его. По крайней мере, он был честен в своём отказе, в отличие от её последнего любовника. Эта мысль не убавила ни боли, ни унижения.

Мартиса коснулась своего лица, провела пальцами по носу, губам, изгибу подбородка. Подумала о Камбрии.

— Вы сделали правильный выбор. Он никогда не подумает соблазниться такой женщиной.

Она рассмеялась, и смех её прозвучал горько в зелёной полутьме.

Мартиса снова проснулась на рассвете. Она скатилась с кровати, вялая, и едва раздирая глаза. Каель ушел, чтобы она закончила с утренним омовением. Когда Гарн встретил её на кухне и на языке жестов объяснил, что они позавтракают по дороге в Восточный Прайм, она едва смогла пробормотать «доброе утро».

Они нашли Шилхару в роще, где он привязывал Комарика к оглоблям. Телега была заставлена ящиками с апельсинами, так что за облучком оставалось немного места для человека.

Шилхара поймал взгляд своей ученицы. Горячий румянец, вспыхнувший на шее и лице, заставил Мартису съёжиться. Бровь мага приподнялась, но он не стал насмехаться.

— По прибытию в Восточной Прайм ты ни на шаг не отойдёшь от Гарна, пока я буду торговаться с купцами. — Он похлопал Комарика по крупу и обошёл повозку, направляясь к Мартисе. — Никуда не ходи одна. Мы будем далеко от доков, но бордели не ограничивают свою охоту причалами. Не считай себя неприметной. Я бы тебя заметил, Мартиса. И другие тоже.

Маленький огонёк надежды вспыхнул и погас, когда его пристальный взгляд пронзил её.

— От этой одежды остались одни лохмотья. Когда доберёмся до места, я дам тебе несколько монет. Купи ткань, чтобы пошить себе новое платье, а то сейчас ты похожа на жертву атаки воронов.

Мартиса сжала руки в кулаки от его язвительного тона. Ехидный ублюдок, который приветствовал её и Камбрию, когда они прибыли в Нейт, вернулся во всём своём высокомерном великолепии. Даже Гарн перестал грузить еду на облучок и бросил хмурый взгляд на своего господина.

Мартиса стиснула зубы и выпалила, забыв об осторожности:

— А разве так я не лучше сливаюсь со здешним окружением?

Она махнула рукой в сторону особняка.

Гарн фыркнул, а Шилхара сощурился. На мгновение в его взгляде промелькнуло восхищение. Оно исчезло так же быстро, как и появилось, сменившись знакомой ухмылкой.

— Я с удовольствием верну тебя Камбрии. Мнится мне, верховный епископ будет удивлён увидеть на пороге свою... любимую воспитанницу.

Он больше ничего не добавил, лишь приказал Каелю вернуться в дом. Гарн помог Мартисе взобраться на повозку, а сам занял место возницы. Телега покачнулась, когда Шилхара запрыгнул в кузов и нашёл свободное место среди ящиков с апельсинами.

Он обхватил руками согнутые колени и откинул голову на поперечный брус. Рябь воздуха окружила его, прежде чем исчезнуть. Он закрыл глаза, омытый заклинанием, которое защитит его от кочек. Мартиса наблюдала за ним краем глаза, но отвернулась, когда он открыл глаз и бросил злобный взгляд на Гарна.

— Даже не надейся, будто я не догадался, что ты планируешь проехаться по каждой колее и выбоине лишь бы досадить мне.

Гарн, насвистывая, многозначительно устремил взгляд в небо. Несмотря на меланхолию, Мартиса скрыла смешок за ладонью.

Они держались хорошо проторённых троп, следуя по трактам, ведущим к побережью и широко раскинувшемуся Восточному Прайму. Гарн обращал внимание Мартисы на разные интересные места. Выступ чёрной скалы, извергнувшейся из равнины зубчатыми вершинами, круг из стоячих камней с остатками свежего очага в центре, крутой зеленеющий склон Феррин Тора — священной земли, где более тысячи лет назад собрался древний Конклав и победил Скверну. Теперь холм превратился в мирное пастбище для овец, дремавших в утреннем зное. Мартиса подозревала, что никто, кроме священников, не помнит о великой битве, которая когда-то здесь развернулась.

Гарн указал на север и постучал себя по груди. Его голубые глаза потемнели от лёгкой тоски по дому.

— Ты вырос на севере?

Он кивнул.

«Интересно».

Гарн был дружелюбен с ней с того самого момента, как она пересекла ворота внутреннего двора, но она ничего не знала о его прошлом: есть ли у него семья, как он оказался в Нейте, даже, сколько ему лет.

— Ты далеко от дома, Гарн. Как давно ты служишь в Нейте?

Он перекинул поводья в одну руку и поднял свободную ладонь, показывая сначала пять пальцев, а потом три. Восемь лет. С точки зрения рабства, восемь — не такой уж большой срок. То, как два таких разных человека встретились и сумели ужиться в относительной гармонии, озадачивало её. Шилхара, часто молчаливый и недружелюбный, явно не из тех, кто ищет компании. Гарн, хотя и помогал магу и заботился о нём, никогда не проявлял подобострастия. Эти двое скорее вели себя как друзья и равные, чем как хозяин и слуга. Если бы Шилхара не храпел у них за спиной, она могла бы спросить, как Гарн поступил на службу в Нейт.

Гарн оглянулся через плечо на спящего чародея. Мартиса сделала то же самое. Храп прекратился, и на этот раз Шилхара открыл оба глаза.

— Мы с Гарном сидели в одной камере. — Его губы дрогнули. — За преступления, о которых лучше не рассказывать. Я вышел на свободу с помощью нескольких угроз и удачных взяток местному судье. Гарна же ждала встреча с палачом. Мне нужен был слуга. Ему нужно было жить. Я выкупил его из рабства и отпустил на свободу. С тех пор он всегда со мной.

Ошеломлённая этим откровением Мартиса уставилась на своего учителя, а потом на Гарна. Великан подмигнул и щёлкнул вожжами, чтобы Комарик пошёл быстрее.

Шилхара спас Гарна, освободил только потому, что мог. Мысли Мартисы путались. Её представления о нравственности, искуплении и справедливости поколебались.

«Как я могу пожертвовать этим человеком ради собственной свободы? А разве у меня есть выбор?»

Она сидела тихо, погружённая в думы, пока Гарн не протянул ей одну из медовых лепёшек, приготовленных им на завтрак. Хотя у него больше не было языка, он всё ещё мог напевать. Она узнала мелодию из своего детства, племенную песнь, которую затягивала кухарка-курманка в Ашере, когда месила тесто. Воспоминание заставило Мартису улыбнуться.

Залитая солнцем кухня Бендевин очень напоминала кухню Гарна, но там постоянно бурлила жизнь. Запахи пекущегося хлеба и булькающего рагу, спор и смех слуг, а над всем этим шумом спокойное пение Бендевин за работой.

Веки Мартисы отяжелели. Убаюканная монотонной мелодией и уверенной походкой Комарика она прислонилась к руке Гарна и задремала.

Её разбудил сильный толчок, и Мартиса выпрямилась. Гарн улыбнулся и похлопал её по плечу, прежде чем спрыгнуть с облучка.

— Что случилось? Почему мы остановились?

— Потому что Гарн уже несколько часов отбивает яйца и хочет отлить.

Шилхара перепрыгнул на освободившееся место.

Мартиса покраснела не столько от его резкого замечания, сколько от внезапного появления.

— Ой!

— Возможно, ты тоже хочешь облегчиться. Ступай, мы без тебя не уедем.

Она последовала его совету и слезла с телеги. Когда Мартиса вернулась, Шилхара всё ещё занимал место Гарна. Слуга улыбнулся и прошёл мимо неё, чтобы заползти в кузов.

— Ты собираешься пустить корни или всё же поедешь с нами?

Шилхара нетерпеливо махнул рукой, и Мартиса уселась на облучок.

— Пошёл! — щёлкнул вожжами Шилхара.

Молчание между ними висело тяжёлой тучей в отличие от молчания между ней и Гарном. Мартиса примостилась на дальнем краю, мёртвой хваткой вцепившись в перила, дабы не упасть. Взгляд Шилхары насмехался над ней.

— Нам ещё далеко? — Она хотела спросить Гарна, нельзя ли ей перелезть к нему в кузов.

— Ещё час или около. — Он вёл себя гораздо спокойнее с ней, чем она с ним, особенно после ночного ужасного побега. — Наш небесный друг больше не объявлялся?

Эту тему она могла обсудить, не сгорая от очередного румянца.

— Хвала Берсену, нет. И я надеюсь, что больше никогда в жизни не удостоюсь подобного визита. Лича мне более чем хватило.

— Скверна в чём-то похож на пожирателя душ.

Прядь волос выбилась из её косы и упала на лицо. Мартиса заправила непослушные волосы за ухо.

— Мы изучали Скверну на втором курсе Конклава. Великий обольститель. Низший бог, связанный с миром своей зависимостью от людского рода, дабы достичь абсолютной власти. Написано, что он ждал возрождения аватара даже во время заточения.

Шилхара ничего не высказал, но Мартиса почувствовала внезапное напряжение в его позе.

— Аватар перерождался множество раз и встречал смерть, так и не узнав о своей роли в плане Скверны.

Конклав всегда охотился за аватарами. За многие поколения, прошедшие после изгнания Скверны, священники четыре раза находили избранника и уничтожали его с беспощадной эффективностью. Все остальные, рождённые как сосуд для божества, избежали смертного приговора. Никто не взошёл на сказочный престол безграничной власти с божьей милостью.

Обстоятельства изменились. Освобождённый от магических уз, наложенных так давно, Скверна искал аватара с тем же рвением, что и Конклав. Верховный епископ подозревал, что Шилхараподходил на эту роль. У Мартисы возникли свои подозрения, и она понимала, почему Камбрия пришёл к подобному выводу. Могущественный, отверженный и несговорчивый Шилхара питал глубокую личную неприязнь к Камбрии и более общую к Конклаву. Он не делал из этого секрета. Если он аватар, то Скверне не нужно более выискивать, а Конклаву грозит катастрофа.

— Как думаете, аватар возродился? — Она пожалела о своём вопросе, когда учитель обратил на неё злобный взгляд.

Его грубый голос смягчился, в каждом слове слышалась тихая угроза.

— Нет. Разве ты обнаружила в тех бумагах что-то, указывающее на обратное?

Мартиса возблагодарила богов, что ей не придётся лгать, особенно, когда маг сверлил её череп своим чёрным взглядом.

— Ничего, кроме подробного описания ритуала. — Её голос оставался бесстрастным. — Южный король Бирдисан пожертвовал собой, дабы уничтожить Амонсу. Он был самым сильным из королей-магов, собравшихся здесь. Он сыграл ключевую роль.

— Я просмотрю твои записи по возвращению. — Шилхара нахмурился и перевёл взгляд обратно на дорогу. Мартиса с облегчением сглотнула. — Если ты всё правильно истолковала, то эти записи вызывают беспокойство. В ту эпоху южные провинции едва ли были цивилизованными, и ни в одной из них не правили короли. Если только тебя не учили по книгам, которых я никогда не видел, то в Конклаве нет записей о том, чтобы в далёких землях правил Бирдисан. Даже если они ничего не знали о древнем Амонсе и его уничтожении, то сохранились бы записи о южном короле, который встретил свою смерть на севере.

Они достигли Восточного Прайма, всё ещё пытаясь расшифровать смысл перевода древнехеленесийских писаний. Мартиса потянулась, потирая ноющую от боли поясницу. В воздухе пахло морем, и она слышала вдали шум прибоя.

Раскинувшись на вершинах, продуваемых всеми ветрами скал, и спускаясь к гавани, Восточный Прайм шумел и вонял в лучах утреннего солнца. Корабли всех размеров и мастей украшали воду. Одни пришвартовывались у причалов, другие плыли по волнам с частично развёрнутыми парусами, степенно входя в бухту. Ветхие хижины цеплялись за скалы и тянулись вдоль извилистых переулков, змеящихся от доков. На самых высоких утёсах, точно полированные драгоценные камни, сверкали храмы и особняки из розового мрамора, окружённые скульптурными садами и первозданными лужайками.

Шилхара вёл Комарика по узким улочкам с искусной лёгкостью. Люди отскакивали с их пути, напуганные мрачным лицом возницы и внушительным ростом Гарна, когда он встал во весь рост. Главная дорога постепенно спускалась к берегу и заканчивалась открытым полем, устланным от края до края палатками, прилавками и толпами.

Шилхаре пришлось кричать, чтобы Гарн смог его расслышать в рёве рынка.

— Спускайся. Возьми Мартису и сними комнату на постоялом дворе, где мне не придётся сражаться с крысами за сон. Я отгоню телегу к стойлу Форса. Он ждёт, что обчистит меня на этом урожае. Встретимся на общей площади.

Он порылся в мешочке на поясе и протянул Гарну пригоршню монет. Мартиса слезла с повозки и стал ждать рядом со слугой. Она понадеялась, что в таверне, которую он выберет, будет конюшня. Так она сможет поспать в защищённом уголке, где никто её не заметит и не станет приставать.

Словно прочитав её мысли, Шилхара наклонился через облучок.

— Ты будешь жить в одной комнате со мной и Гарном, Мартиса.

Затянувшееся смущение было забыто рождённой благодарностью. Мартиса улыбнулась своему учителю, не обращая внимания на то, что он отстранился от неё, как будто её счастье заразительно.

— Благодарю вас, господин.

Он нахмурился.

— Не отходи от Гарна. Я не буду сражаться со сворой работорговцев, дабы спасти одну неосторожную девицу, если ты уйдёшь одна. — Он хлопнул вожжами по крупу коня. — И купи себе приличную ткань для одежды.

Повозка покатила вперёд, скрипя колёсами по изрытым колеями дорогам, ведущим к рынку.

Вскоре они с Гарном расплатились за комнату, еду и три тюфяка на ночь. Затем быстро вернулись на рынок. А к тому времени, как добрались до крайних палаток базара, Мартиса устала, вспотела и хотела пить после пробежки за Гарном, но она быстро забыла о столь мелких неудобствах среди управляемого хаоса и красок процветающего рынка города.

На различных прилавках продавалось всё: от зерна и оружия до птиц и фруктов. Один купец чуть не оглушил её восторженным рассказом об изысканности шелков и хлопка, привезённых из Мерцающих земель. В подвешенных на шестах клетках пронзительно орали разноцветные попугаи, а торговцы едой жарили баранину на открытом огне позади лавок и продавали ломтиками вместе со стопкой тёплых лепёшек. Аппетитный аромат горячего мяса смешивался с менее приятными запахами немытых тел и рыбы. Также в толпе, словно тени, мелькали тощие карманники с ловкими пальцами, срезая увесистые кошели. Нищие делили грязные дороги с едва прикрытыми гуриями, и каждый надеялся заработать монету жалостью или похотью.

Гарн крепко держал Мартису за руку. Она надеялась, что он знает их конечную цель, потому что сама она вскоре заблудилась, не ориентируясь и не видя границ рынка. К счастью, великан расчищал дорогу, куда бы они ни двинулись, и вскоре они оказались в более тихой части базара.

Гарн ухмыльнулся и сделал знак «слава богам!». Он изобразил, как пьёт из фляжки.

Измученная долгой поездкой и просто радуясь тому факту, что стоит там, где её не раздавит толпа, Мартиса с удовольствием приняла его предложение.

— О да. Всё, что угодно, Гарн. У меня во рту сухо как в пустыне.

Он подвёл её к прилавку под навесом, где продавались дыни и фруктовые напитки. Продавец узнал Гарна и приветствовал улыбкой.

— Гарн, а я всё гадал, куда же ты запропастился. Я ожидал тебя увидеть на прошлой неделе.

Он подмигнул Мартисе и поклонился.

Она взяла инициативу:

— Не могли бы мы купить у вас два напитка?

Купец поспешил выполнить их пожелание, раздавив дыню в миске, пока она не стала похожа на розовую кашицу. Он добавил мёд и вино и разлил по деревянным кубкам. Сладкий и освежающий напиток смочил пересохшее горло.

Когда Гарн повёл Мартису обратно в хаос рынка, она мельком заметила алые одеяния. Толпа расступилась ровно настолько, что она увидела Шилхару, стоящего у прилавка, где продавались яркие шелка, стопки ковров и арбалеты. Поглощённый разговором с двумя купцами, он её не заметил. Курманы, судя по одежде и позе. Черноволосые и более низкорослые, чем прибрежные народы, они носили свободные штаны, жилеты и остроносые башмаки, типичные для горных кочевников. Стоя слишком далеко, чтобы подслушать их разговор, она наблюдала, как они разговаривают с Шилхарой на смеси театральных жестов и резких восклицаний.

Она потеряла их из виду, когда Гарн потащил её через толпу к другому прилавку, где были выставлены глиняные кувшины и стеклянные фляги разных размеров. Как только они вошли в палатку, великан отпустил её и сделал знак продавцу. Мартиса стояла рядом и зачарованно наблюдала, как Гарн торгуется, обмениваясь с купцом жестами, ворчанием и короткими звуками.

Прикосновение к плечу заставило её подпрыгнуть. Она резко обернулась, едва не задев человека, стоявшего так близко от неё.

— Мартиса! Какая встреча.

Если бы земля разверзлась у её ног, она бы охотно прыгнула в пропасть. Улыбающийся ей мужчина был потрясающе красив, настолько, что женщины и мужчины останавливались обернуться на него. Густые светлые волосы касались мускулистых плеч. Глаза в ореоле густых ресниц были ярче вод горного озера, но светлее дождевой лужи. Скульптурное лицо без единого изъяна, словно создавшие его божества выбрали один момент, дабы благословить человека совершенной красотой.

Восемь лет назад он был сбывшейся мечтой, удивительным даром для наивной девушки, чьё положение и внешность лишали её возможности познать такие вещи, как любовь и дружба с мужчиной. Но грёзы померкли перед реальностью. С тех пор она стала старше, мудрее, и обнаружила тщеславного, пустого человека за потрясающей оболочкой.

— Здравствуй, Балиан.

Её холодное приветствие превратилось в писк, когда он поднял её и заключил в восторженные объятия. Всё ещё шатаясь от столь неожиданного проявления чувств, она снова взвизгнула, когда Гарн чуть не сломал обе руки Балиану, вырывая её у него.

Взволнованный внезапным нападением Балиан едва не выругался, но тут же побледнел, увидев спасителя Мартисы.

— Ах, прости. Я не знал, что ты здесь со своим мужчиной.

Её так и искушало не разубеждать его. Столкнувшись с очевидной защитной позой Гарна и предупреждающим взглядом, Балиан перебросится с ней парой фраз и растворится в толпе. Красавчик — да. Храбрец — отнюдь нет.

И всё же любопытство взяло верх над разумностью. Мужчина, который познакомил её с чувственными удовольствиями плоти и изливал в уши ложь о вере и обожании, не слишком высоко взлетел за все эти годы. Когда-то Балиан служил конюхом в Ашере, но он лелеял огромные надежды, как отправится в путешествие и разбогатеет. Его одежда, такая же поношенная, как и у неё, доказывала, что он не преуспел в своём начинании.

— Гарн — мой друг. — Она коснулась руки великана. — Всё в порядке. Я его знаю.

Гарн колебался, но медленно отступил на достаточное расстояние, чтобы дать ей поговорить без посторонних ушей, но всё же успеть броситься на помощь в случае необходимости.

Балиан настороженно смотрел на Гарна, готовясь пуститься наутёк, если великан внезапно повернётся к нему. Поняв, что тот не обращает на него ни малейшего внимания, Балиан одарил Мартису игривой улыбкой.

— Ты совсем не изменилась, Мартиса. Всё ещё служишь Ашеру?

— Да, но на лето меня отправили в другой дом.

Он заглянул ей через плечо и огляделся с притворным любопытством.

— Ни мужа, ни детей, цепляющихся за юбки? А, погоди. Тебе ведь нельзя выходить замуж.

Мартиса смотрела на него, не сводя глаз. Балиан всегда знал, как ужалить.

— А ты, Балиан? Ты оставил Ашер, чтобы разбогатеть.

Он покраснел под её насмешливым взглядом, который, как она знала, пришёлся бы по вкусу Шилхаре.

«Что я когда-то находила в этом слабом, высокомерном павлине?»

— Неужели мир оказался недобрым?

Светлые черты лица стали уродливыми.

— Поласковее, чем с тобой. Я всё ещё свободный человек. — Он выдержал паузу, одарив её тем же презрительным взглядом, которым она одарила его. — Иногда я не понимаю, зачем вообще разделил с тобой ложе.

В своё время такие слова могли её ранить. Теперь она не чувствовала ничего, кроме лёгкого раздражения от его бахвальства.

— Ты переспал со мной, потому что «у меня тело красивее, чем у самой дорогой гурии и голос, который заставил тебя кончить». По крайней мере, кажется, это были твои слова. Ты хвастался перед друзьями в пьяном угаре. В то время ты еле ворочал языком.

Её резкий ответ и отсутствие реакции лишили его дара речи. Вскоре он пришёл в себя и сделал предположение, которое превратило его оскорбление в ложь.

— Ты всегда скрывала свои лучшие качества. — Он ухмыльнулся, глядя на её длинные юбки и многослойную тунику, как будто видел тело под ними. — И никогда не находила во мне недостатка. Пойдём со мной. У меня комната неподалёку и вино, контрабандой вывезенное из Карансета. Можем возобновить старую дружбу.

Мартиса представила себе эту сцену. Дешёвый кабак возле причала, где комнаты разделены тонкими, точно пергамент, стенами и кишат крысами. Сначала он возьмёт её быстро, как всегда предпочитал. У стены или на кишащем вшами тюфяке, перепачканном следами его прошлых совокуплений. Губы Мартисы скривились от отвращения, и ей захотелось глотнуть огня Пелеты, дабы избавиться от внезапного кислого привкуса во рту.

— Нет, спасибо, — отрезала она и ушла.

Возмущённое рычание за спиной заставило её улыбнуться.

— Такая женщина, как ты, не должна быть такой разборчивой, Мартиса.

Она снова повернулась к нему.

— Такой мужчина, как ты, не должен целиться так высоко, Балиан.

— Сука! — рявкнул он достаточно громко, чтоб Гарн услышал.

Тот рванул вперёд, едва не сбив Мартису с ног в своём рвении добраться до обидчика. Её бывший любовник взвизгнул от страха и скрылся в кишащем море людей. Мартиса схватила великана за тунику, прежде чем тот последовал за своей добычей.

— Отпусти его, Гарн. — Он уставился на неё. Его молчаливый гнев был очевиден. Она взяла друга за руку и крепко сжала. — Такие слова причиняют боль, только когда слетают с уст хоть что-то значащего для тебя человека.

Он сделал ей знак. Мартиса уловила суть вопроса и покачала головой.

— Когда-то он был очень важен для меня. Больше — нет. — Она снова сжала его ладонь. — Пойдём. Разве нам не нужно закупить припасов? Не хочу, чтобы твой хозяин подвесил меня над углями за то, что я отвлекаю тебя от дел.

Балиан исчез из её мыслей, когда она последовала за Гарном по рынку и стала наблюдать, как он договаривается с купцами о ценах и количестве товара, лишь качая головой, кивая или приподнимая бровь. К тому времени, как они добрались до общей площади, где намеривались встретиться с Шилхарой и перекусить, Гарн купил мешки с мукой, кувшины с оливками и мёдом, бочонок солёной рыбы, две маленькие бочки вина, пару коз и новые ножницы — всё будет погружено в телегу к концу дня. Он даже сбил цену на шерсть и моток ниток, которые она выбрала.

Под общей площадью имелась в виду кормчая под открытым небом. Столы и скамейки устилали травянистую зону, не защищённую от солнца. По периметру выстроились прилавки, где продавались всевозможные яства, эль и вино, а многие купцы и пивовары расхаживали между столиками и продавали свои товары посетителям.

Дразнящие ароматы жареной баранины и свинины, смешанные с дрожжевым запахом хлеба, дразнили ноздри Мартисы. Её желудок заурчал, и ему вторил желудок Гарна.

— Я умираю с голоду. — Она оглядела длинные ряды столов, ища высокого неприступного мужчину в алом одеянии. — Надеюсь, господин не заставит нас ждать до вечера.

Оглядев толпу, Гарн указал на столик возле края. Его безошибочный и непочтительный жест «ослиная задница» дал понять, что он заметил Шилхару. Мартиса рассмеялась и подтолкнула его к прилавкам с едой.

— Пожалуйста, принеси нам поесть, а то я уже готова вгрызться зубами в стол. — Он заколебался, и она успокоила его: — Со мной всё будет в порядке. Общая площадь безопаснее, чем сам рынок. Здесь даже гуляют семьи с маленькими детьми.

Гарн оглядел толпу зорким оком и в конце концов кивнул. Мартиса проводила его взглядом, когда он направился к прилавку, где продавали цыплят и баранину на вертеле.

Сама Мартиса двинулась в сторону безошибочного алого одеяния, пробираясь сквозь трапезничающую и пьющую толпу. Увиденное заставило воздух замёрзнуть в её лёгких. Метнувшись за спину крупного мужчины, который изо всех сил старался уговорить молоденькую служанку таверны распустить завязки корсажа, Мартиса спряталась в его тени и взмолилась, дабы сидящие за столом и Шилхара не заметили её.

Чародей сидел по одну сторону стола, очищая яблоко кинжалом из сапога. Напротив него устроился Балиан с приятелем, тот пил из пивной кружки и хрипло смеялся над рассказом спутника.

Мартиса проворчала себе под нос:

— Повезло как покойнице.

Ей всё равно, даже если Балиан будет оскорблять её в лицо. Она не возражала, если он сделает это в присутствии Шилхары. Помимо унижения от того, что прежний любовник напичкает уши мага подробностями её многочисленных изъянов, он мог разоблачить ложь Камбрии, что она его воспитанница. Мартиса понимала, что Шилхара не поверил ни единому слову верховного епископу. Никто не обвинял чародея в излишней доверчивости, но пока он не поймает её на лжи или не узнает правду от кого-то другого, Мартиса намеревалась упрямо цепляться за свою легенду.

Она обошла влюблённую парочку и проскользнула мимо группы женщин, пока не нашла угловую скамейку вне поля зрения своего учителя, но стоявшую достаточно близко, чтобы подслушать разговор.

Матери часто предупреждают детей не задерживаться у дверей или окон, ибо услышанное может им сильно не понравится. Эта мудрость тяжело легла на сердце Мартисы, когда она уловила середину разговора.

Балиан залпом допил вино, вытирая капельки с уголка рта.

— Невзрачная моль, и до жути стеснительная, пока не затащишь её на конюшню или тюфяк. Она могла высосать мужчину досуха языком да так, что узришь небеса. И была готова трахаться ночи напролёт. И тело у неё было что надо. Если бы я не увидел девственную кровь на члене в первый раз, то подумал бы, что она шлюха Конклава.

Мартиса на мгновение закрыла глаза, надеясь, что её не стошнит. Она уже давно отказалась от иллюзии, что Балиан заботился о ней. Но услышать, как он растаптывает её гордость перед своим другом и на глазах у Шилхары — унижая, низводит до простой сучки в разгар течки, — было невыносимо.

Шилхара молча оседлал скамью, повернувшись боком к своим товарищам по столу. Сосредоточенный, как проситель во время молитвы, он чистил яблоко, пока длинная спираль кожуры не упала на землю. Суровое лицо не выдавало никаких мыслей.

Спутник Балиана наполнил кружки из ближайшего кувшина.

— Многие женщины могут трахаться как ласки, приятель. Красивые женщины. А у тебя есть лицо, созданное соблазнять их.

Балиан раздулся от комплимента, напомнив Мартисе лягушку-быка в брачный период.

— Верно, но у них нет её голоса. Мой член наливался от одного её слова. А когда она стонала... — его глаза закатились в экстазе, — О боги, я чуть ли не кончал каждый раз.

К горлу подступила жёлчь. Приятель Балиана что-то ответил, но слишком тихо, и она не расслышала. В то время, как бывший любовник, напротив, громко высказал своё мнение:

— Просто трахай их в темноте, приятель. Можешь представить любое лицо, какое захочешь, пока это делаешь.

Мартиса молилась, чтоб отсутствие реакции Шилхары означало, что он не понял, кого оскорблял Балиан. Она в этом сомневалась. Балиан воспевал её голос и, насколько ей известно, упомянул её имя ранее. Шилхара не дурак.

Маг сжал яблоко. Разрезал его на ломтики и положил их на стол. Вытер нож о штаны, повернулся и с быстротой атакующей змеи вонзил смертоносный кончик в тыльную сторону ладони её бывшего любовника, лежащую на столе.

Потрясённый вопль боли пронёсся по общей площади, прервав все разговоры. Балиан вскочил на ноги и снова заревел, когда движение потянуло руку. Он уставился на окровавленную ладонь, а затем на Шилхару безумным взором.

— Яйца Берсена! Ты, тупой ублюдок!

Шилхара тоже поднялся, схватил Балиана за запястье и с безжалостной ловкостью выдернул нож. Ещё один мучительный вопль разорвал воздух. Шилхара провёл окровавленным лезвием по рукаву рубашки ошеломлённого прохожего.

— Прости, — произнёс он своим спокойным скрипучим голосом. — Я не заметил твоей ладони.

Ледяное выражение лица противоречило искренности слов. Мартиса была потрясена увиденным и протиснулась сквозь растущую толпу, окружавшую стол. Балиан снял с себя рубашку. Несмотря на кровь, капающую с пальцев, он оставался красив, отчего многие женщины в толпе ахнули. Его друг оторвал полоску ткани от рубашки и перевязал руку товарищу.

Балиан достал из ножен на поясе охотничий нож и здоровой рукой помахал им перед Шилхарой.

— В гробу я видел твои извинения. Я тебя кастрирую.

Шилхара улыбнулся, и толпа дружно втянула воздух.

— Прямо на месте?

— Брось это, парень. Ты только что бросил вызов Повелителю воронов! — раздался голос позади Мартисы.

Балиан побледнел, но не отступил.

— Мне всё равно, будь ты даже лорд навозной кучи. — Он плюнул Шилхаре под ноги. — И ты трус, раз пользуешься магией, чтобы выиграть бой.

Шилхара искренне рассмеялся. Он снял мантию и бросил её на стол. Балиан последовал за ним, держась на расстоянии, когда маг вышел на свободное пространство сразу за краем общей площади. Толпа двинулась за ними, смыкаясь вокруг сражающихся и образовывая импровизированную арену. Зажатая между вспотевшей торговкой рыбой и мужчиной почти такого же роста, как и Гарн, Мартиса усиленно орудовала локтями, стараясь лучше разглядеть схватку.

Солнечный свет блеснул на металле, когда Шилхара ловко повернул кинжал в руке.

— Тебе стоит послушаться мудреца, который заговорил с тобой, мальчик. Прими мои извинения, хотя можешь им не верить, и убирайся. Мне не нужна магия, чтобы выпотрошить тебя от глотки до яиц.

Он повернулся спиной к Балиану с явным пренебрежением. Мартиса присоединилась к хору предупреждающих криков, когда Балиан взревел и бросился на мага с поднятым кинжалом. Шилхара развернулся в последнюю минуту, искусно обошёл атаку противника и ударил ладонью между лопаток соперника. Балиан влетел в толпу, чудом не задев никого ножом. Зрители зааплодировали. Возбуждённые растущей жаждой крови они вытолкнули Балиана обратно на импровизированную арену.

Шилхара с отвращением покачал головой.

— Колоссальная глупость, скрытая за смазливым лицом. По крайней мере, боги иногда бывают справедливы.

И снова маг искал смерти, повернувшись к ней спиной. И опять Балиан бросился на него. Вместо того, чтобы отступить в сторону, Шилхара развернулся и встретил атаку напрямую, нанеся наотмашь такой удар, что тот отбросил голову Балиана назад и сбил с ног. Он ударился об землю, поднимая за собой облако пыли.

Шилхара встал над ним.

— Ты начинаешь меня раздражать.

Балиан перекатился на ноги и выплюнул комок крови. Разбитая губа и распухшая челюсть не остановили его, и он с трудом встал. Ещё три рывка. Шилхара уворачивался и отражал каждую атаку пинками, оплеухами и ударами кулаком — но не ножом, — и Балиана зашатало. Окровавленный и покрытый синяками он смотрел на Шилхару единственным ещё не заплывшим глазом.

— Я тебя хорошенько порежу, колдун. — Его слова звучали невнятнее, чем у пьяницы.

Шилхара закатил глаза к небу, словно взывая к богам.

— Ты всё время только разглагольствуешь, милая мордашка.

Балиан снова бросился на мага, и Мартиса выкрикнула очередное предупреждение. Шилхара с мрачным лицом, явно устав от издевательств над своим противником, сбил того с ног. Балиан упал на спину в грязь. Прежде чем он успел вздохнуть, Шилхара выхватила нож из его руки и прижал коленями плечи. Бывший любовник Мартисы захныкал, когда маг оседлал его. Вооружившись обоими ножами, Шилхара прижал своё оружие к яремной вене, а отобранный клинок — к щеке.

— Толпа почти угадала, парень. Ты бросил вызов Повелителю воронов, но сражался с ублюдком портовой шлюхи. Я бился в грязи, когда ты ещё ходил с лентами вожжей матери.

Мартиса затаила дыхание, когда он сильнее прижал нож к шее. Над лезвием вздулась полоска крови. Несмотря на то, что Мартиса ненавидела Балиана, она не желала видеть его смерть. Не по такой причине и не от руки мужчины, который представлял наибольшую угрозу её сердцу.

— Пожалуйста, господин. Не делайте этого.

Её голос, тихий и умоляющий, разнёсся над шумом толпы. Шилхара встретил её взгляд, чёрные глаза бесстрастны. Нож вошёл глубже. Балиан застонал от ужаса. Резкий запах мочи внезапно наполнил воздух. Шилхара продолжил пристально смотреть на неё.

— Пожалуйста, — повторила она. — Он того не стоит.

Тень человечности вернулась в его глаза. Он моргнул и сосредоточил своё внимание на поверженном сопернике.

— Обоссался, что ли? Теперь тебе ведом запах настоящего страха. — Он повернул кинжала Балиана так, чтобы острие указало вниз, и на щеке павшего появилась впадина. — Эти раны и порезы заживут в мгновение ока, и ты снова станешь воплощением девичьей фантазии.

Его улыбка померкла.

Что бы Балиан ни увидел в глазах Шилхары, оно заставило его извиваться и корчиться, несмотря на угрозу смерти. Он заскулил, когда Шилхара сильнее вжал нож в шею.

— Оставлю-ка я сувенир. Чтобы внутреннее уродство не было замаскировано внешней красотой.

Мартиса вскрикнула одновременно с Балианом:

— Нет!

Не обращая на неё внимания, он обратился к павшему сопернику:

— Одно движение, и я перережу тебе глотку. Умри красивым или живи честно. Что выбираешь?

Толпа зашипела и застонала, когда Шилхара медленно вырезал полумесяц на правой щеке Балиана. Избитый, униженный и израненный Балиан лишился чувств.

Закончив, Повелитель воронов встал и бросил нож так, чтобы тот воткнулся в землю рядом с головой соперника. Жалость и раскаяние не смягчили его голоса.

— Не волнуйся, мальчик, — произнёс он. — Никто не заметит, если будешь трахаться в темноте.

Глава 13

Нейт нуждался в дожде. Роща пеклась в сухом зное заходящего солнца, деревья сбрасывали листву, словно слои одеяний, требуя больше воды. Если погода в ближайшее время не переменится и не принесёт долгожданной прохлады, урожай на следующий год пострадает, а возможно, полностью погибнет.

Шилхара стоял у входа на балкон и курил из шланга стоящего у ног хукка. Привычка успокаивала, удерживала от того, чтобы в отчаянии пинать мебель ногами или швырять об стену хрупкие предметы. Надо воздать хвалу, что колодец не пересох. Шилхара не смыкал глаз ночь напролёт, размышляя, есть ли способ приказать невидимым потокам под землёй разлиться и достичь корней измученных деревьев.

Если бы только пошёл дождь.

Если бы только Скверна погасил свою звезду и убрался восвояси.

Если бы только явился Конклав и забрал свою шпионку до того, как она пошатнёт его самообладание и заставит совершить единственную роковую ошибку, обрекающую на смерть.

Сейчас эта девица в библиотеке, строчит заметки, ожидая, когда он спустится к ней, чтобы они смогли вместе поразмыслить над тем, что сотворила толпа давно почивших королей, дабы изничтожить давно сгинувшего бога, и как это может помочь ему и преосвященству расправиться со Скверной.

Он выпустил струю дыма в воздух, манипулируя ею кончиком пальца, пока та не стала напоминать спиральную эмблему Конклава. Водоворот жизни к центру вечности, символ милости безжалостных, алчных каноников, забывших истинное назначение данного им дара. Символ рассыпался на мелкие клочки, растерзанный непрерывными летними ветрами.

Шилхара не верил, что Конклав преуспеет в своём стремлении убить Скверну. Судя по описанию из хрупкого пергамента, Бирдисан и его собратья-короли были людьми высокого положения и знатности. За исключением светила, лидера Конклава, Шилхара не мог припомнить ни одного священника, который смог бы исполнить роль Бирдисана и его товарищей: ни одного, обладающего силой и навыками сразиться с богом и одержать победу.

Бирдисан. Это имя раздражало. Он видел или слышал его ранее, но не помнил где. Матриса, при всей своей начитанности и превосходной памяти, была с ним незнакома. Он мог не доверять ей полностью, но ни на мгновение не сомневался в её способностях. Если она не знает, это означает, что имя действительно малоизвестно.

Шпионка Конклава оказался более полезной, чем он ожидал, и более привлекательной, чем ему хотелось.

Он мельком примечал её на рынке Восточного Прайма, когда она следовала за Гарном от прилавка к прилавку. Она могла проскользнуть незамеченной в толпе, но он отчего-то без труда находил её взглядом множество раз. Он никогда не видел её такой беззаботной и непринуждённой, как когда она ходила по купеческим лавкам с его слугой и осматривала столпотворение вокруг себя — по крайней мере, до тех пор, пока не вышла на общую площадь и не услышала, как бывший любовник поносит её в самых грубых выражениях.

Краем глаза Шилхара наблюдал, как она крадётся к его столику, и в её потемневших глазах читается безымянный ужас. Сам Шилхара чистил яблоко, терпеливо дожидаясь её и Гарна. Он не слушал разговор мужчин, сидевших напротив него, не заботясь болтовней пьяных хвастунов. Именно пристальный взгляд Мартисы заставил его обратить на них внимание.

Замечания Балиана и побелевшее от стыда лицо Мартисы привели его в бешенство. На мгновение ему показалось, что этот болван оскорбляет лично его, а не его ученицу. Гнев, смешанный с немалой долей ревности и собственническими чувствами, взревел в жилах. Острие ножа в руке этого вульгарного ублюдка охладило пыл. А шрамы и кровавые подтеки доставили Шилхаре немалое наслаждение.

Мартиса, явно потрясённая увиденным, почти весь день молчала, изредка бросая на него многозначительные взгляды. Гарн же не был таким тихим. Он тоже стал свидетелем драки и начал энергично размахивать руками, желая знать, что случилось. Короткое «он оскорбил мой дом» его удовлетворило.

В ту ночь в таверне, пока Гарн спал у двери их комнаты, а Мартиса дремала на тюфяке неподалёку, Шилхара разжёг курительную трубку и принялся успокаивающе потягивать дым у окна. Под ним медленно темнел Восточный Прайм, лампы гасли, таверны закрывались, а домочадцы ложились спать. В заливе корабли укачивало колыбельной приливов и отливов.

Он поздравил себя с заключённой с Форсом сделкой. Торговец умел заговаривать зубы, но также мог по достоинству оценить качество продукции Шилхары и спрос на неё. И хоть пришлось расщедриться перед магом, Форс все равно выручит огромную прибыль от продажи апельсинов из Нейта.

Тяжёлый вес кошеля на поясе успокаивал Шилхару. Он преуспел, и хотя кошель значительно полегчает, когда он расплатится с купцами, с которыми Гарн заключил сделки, они смогут пережить следующий сезон. У его репутации свои преимущества, а у дара — своя награда, но ни то, ни другое не заставит пищу появиться на столе. Только каторжный труд, воровство или благословение кровью знатного рода. Шилхаре знакомо первое и второе, но к третьему он относится с презрением.

Шорох одеял заставил его перевести взгляд на спящую Мартису. Она села, но тут же встала, заметив его у окна. Блуждающий луч лунного света очертил тень стройных бёдер и изгиба груди под корсажем, прежде чем она завернулась в свою длинную шаль и подошла к нему. Её босые ступни сияли в темноте оттенком слоновой кости. Он находил их красивыми. От неё также хорошо пахло — сном и теплом.

Он указал на звезду Скверны, которая теперь висела над заливом.

— Курманы больше не водят стада к Брекенским водопадам, — тихо произнёс он. — Их тронула Скверна. Реки засолены, а сами водопады загрязнены. Гибнут посевы, деревья, домашний скот. Люди покидают селения в поисках пищи и убежища в крупных городах.

Мартиса покачала головой.

— Я ничего не понимаю. Скверна надеется снова править миром. Но над чем властвовать, если все будут мертвы, а земли опустошены?

— Это называется осадой, ученица. Моришь голодом своих врагов, низводишь до такой степени, что обещание куска чёрствого хлеба покажется манной небесной. С достаточной толикой терпения можно сломить человека до такой степени, что он выполнит все, что ты прикажешь. — Он вдохнул дым матала. — Эффективно, хотя и неоригинально.

— Как думаете, Конклав найдёт способ остановить бога?

— Сомневаюсь. Величайшая слабость священства — тщеславие. Они будут рыскать по своим библиотекам в поисках заклинания, которое убьёт божество, но не смогут повторить то, что использовали их предки. В распоряжении Скверны было более тысячи лет, чтобы решить, как он расправится со своими противниками, если они попытаются повторить старый трюк. Священники не станут искать решения за пределами своих стен. Они — Конклав, хранители всех знаний и тайн, которыми стоит обладать. — Он ухмыльнулся с издёвкой. — По крайней мере, тех, что они сочтут нужным.

Мартиса потёрла кончик косы между пальцами. Шилхара представил себе, как эти рыжие волосы свободно ниспадают на плечи и спину.

— Вы расскажете им, что обнаружили в Ивехвенне?

— Да, но услышат ли они? Я не поклонник Конклава, и это чувство взаимно. Чтобы слышать, нужно доверие или, по крайней мере, уважение.

Он сделал затяжку, ожидая узнать истинную причину, по которой Мартиса присоединилась к нему у окна.

Её медные глаза, потемневшие до цвета обсидиана в холодном свете луны, отражали благодарность и остатки стыда.

— Сегодня, на рынке…

Шилхара поднял руку и Мартиса осеклась.

— Когда мне было девять, моя мать каждую неделю обслуживала богатого купца. — Его губы сжались в презрительную усмешку. — Он снисходил до того, чтобы спуститься в грязь пристани и заплатить за час её времени, иногда за целую ночь. Она всегда отсылала меня, когда он являлся в нашу комнату. — Он указал трубкой на Мартису. — Пойми, я родился в семье гурии, вырос в окружении других гурий и сам чуть не начал продавать собственное тело.

На лице Мартисы не отразилось презрения к его откровению.

— Я не был наивен относительно природы её профессии. Она не защищала моё детство. — Давнее отвращение, смешанное с яростью, опалило его душу. — Купец был странным и постоянно искал мою мать. В последний раз, когда она вытолкнула меня за дверь, я спрятался в нише, а затем прокрался обратно. — Трубка грозила переломиться у него в пальцах. — Он заставил её ползать на четвереньках голой, ходить за ним по пятам и целовать пол там, где ступала его нога. — Мартиса ахнула и зажала рот рукой; её глаза сияли от жалости и ужаса. — Он не брал её, не прикасался и не позволял прикасаться к нему. Он получал удовольствие, слушая, как она обзывает себя последними словами, твердя, что недостойная мразь, которой повезло дышать с ним одним воздухом.

Шилхара помедлил, разрываясь между желанием стереть мерзкий образ из своей памяти и попыткой сдержать рвотные позывы. Лёгкое прикосновение к его руке успокоило бурлящие чувства. Пальцы Мартисы легли на его рукав в безмолвном утешении. Буря в душе улеглась.

— Он кончил на пол и заставил её вылизать излитое семя, а потом помочился на неё, прежде чем уйти.

Мартиса сжала его предплечье.

— Ни один ребёнок не должен стать свидетелем такого, — прошипела она в темноте. — Ни одна женщина не должна так страдать. Это было чудовище, а не человек.

Прошлое нельзя изменить, но Шилхара почувствовала, как с его груди соскользнула удушающая тяжесть. Он отомстил десятилетиями ранее, свершив не знающее пощады уличное правосудие. Но только сейчас почувствовал, как скорёжилась отвратительная тень этого воспоминания. Он не задавался вопросом, почему после стольких лет решил довериться женщине, которой управлял Конклав. Историей подкреплял свою точку зрения, однако, это обернулось нехарактерным для него откровением. Он доверил ей выслушать, а не судить. Она ответила ему ободряющим пожатием. Этого было достаточно.

— Чудовища так же уязвимы, как и люди. Я проследил за купцом, когда он ушёл. — Маг набил рот дымом и выдул его в окно, наблюдая, как он змеится и рассеивается в воздухе. — Убийство накладывает отпечаток на душу. Но я не ношу шрама, отняв его жизнь.

Мартиса убрала руку, и Шилхара тут же почувствовал себя безгранично одиноким.

— Он заслужил, что бы ты с ним ни сотворил. И даже более.

Он хранил молчание, не отводя взгляда от покачивающихся в заливе кораблей.

— Вы знали, что Балиан говорил обо мне.

— Догадался. Мужчины не склонны воспевать голос женщины, если вместо этого могут поговорить о её груди. Он должен быть уникальным, чтобы о нём упоминать. А твой голос уникален.

— Вам не следовало этого делать.

— Чего? Избивать его до крови? — Шилхара пожал плечами. — Я люблю хорошую драку, хотя он оказался слабым соперникам. Твой любовник мог бы и научиться парочке приёмов на ножах.

Её омрачённые грустью глаза вспыхнули.

— Он не мой любовник!

По причинам, на которых он не стал заострять внимание, Шилхара обрадовался, что мерзкий Балиан в прошлом.

— Обрела крупицы мудрости?

— Они приходят с возрастом и опытом.

— Истинно. Должно же существовать хоть какое-то вознаграждение за седины и скрипучие кости.

Он ухмыльнулся, и Мартиса тихо рассмеялась. После этого они почти час молча стояли у окна, пока Мартиса, прикрывая ладонью зевок, не пожелала ему спокойной ночи.

Теперь вид открывался не на море, а на равнины и деревья, и Шилхара наслаждался хукка в одиночестве. Когда-то он был рад такому уединению, но теперь все переменилось. Он скучал по моментам дружбы, чувству товарищества, которое не мог ощутить даже с Гарном, несмотря на приветливую натуру последнего.

События на рыночной площади продолжали играть в памяти. Шилхара с наслаждением всадил кинжал в руку Балиана, надеясь, что сломает кость и перережет сухожилия. Хотя он презирал этого мужчину из-за его оскорблений, он не мог изгнать образы, которые возникли в его сознании: он на месте Балиана, обнажённая Мартисой с распущенными волосами, омытая солнечными лучами. Она опускается перед ним на коленях, и её рот принимает его в глубокой ласке. Шилхара прижал ладонь к растущей эрекции.

Мартиса постоянно его удивляла. Ничем не примечательная на первый взгляд, она являла собой этюд в контрастах. Шарахалась от собственной тени, но в одиночку противостояла пожирателю душ, дабы спасти своего учителя. Он бросился к ней на помощь, когда Мартиса закричала так громко, что от её воплей могла обрушиться крыша, только чтобы стать свидетелем того, как её дар отшвыривает Скверну на другой конец комнаты. Шилхара больше не считал её от природы покорной. Спокойная, да, она умело скрывала эмоции, когда хотела. Но опущенный взгляд не значил, что Мартиса признавала его превосходство, а скорее скрывал тот факт, что она иногда мечтала выбить ему зубы.

И она служила в Нейте. Даже зная его репутацию и то обстоятельство, что она останется наедине с двумя мужчинами в изолированном поместье без надежды на спасение, если они решат причинить ей вред, Мартиса явилась к нему в личине фальшивой ученицы. Должно быть, Камбрия пообещал ей золотые горы за такие риски. Первым делом Шилхара заподозрил алчность, но недели, проведённые в её обществе, доказали ошибочность его суждений. Мартиса заинтересована быть глазами и ушами епископа, но сманили её не деньги.

Это его радовало. Женщина, не обеспокоенная его бедностью и непосильным трудом по поддержанию их существования, прекрасно вписалась бы в быт Нейта. Эта мысль растаяла, точно снег. Он с отвращением отшвырнул хукка.

Один поцелуй, достаточно крепкий, чтобы испепелить его разум до последнего уголка и воспламенить кровь, заставил его мечтать о невозможном и даже нежеланном будущем. С Гарном и Каелем в Нейте больше нет свободного места. Случайные гурии, выкупленные на одну ночь, достаточное женское общество.

Глаза закрылись. Он сказал себе, что остаточные эффекты её дара — пронзающие душу и плоть — вызвали это объятие. Но Шилхара не верил в собственную ложь. Он поцеловал её, потому что желал и восхищался ею. Жаждал большего, чем просто её эфирной сущности, задерживавшейся на его языке, когда её дар исчез. Он поцеловал её импульсивно, прельстившись соблазнительным изгибом губ и лёгким ощущением женского тела в своих руках. Он ожидал, что Мартиса не выдержит натиска. Нежность не в его характере, а он так отчаянно хотел попробовать её на вкус. Но она не отпрянула от грубых объятий, а ответила со страстью, равной его собственной. Только тихий внутренний голос удержал Шилхару от того, чтобы подвести её к кровати, спустить штаны и овладеть Мартисой.

«Шпионка! Камбрия хочет заманить тебя в ловушку».

Шилхара потушил угли в хукка. Он всегда прислушивался к этому голосу, спасавшему его бесчисленное количество раз. Кроткая девушка, которая ничего не упускает и запоминает каждую деталь, вполне может уличить его в ереси, что гарантированно приведёт к суду Конклава, особенно если Мартиса станет не просто ученицей, а любовницей. До сих пор Шилхаре везло, что его столкновения со Скверной разворачивались лишь в спальне — комнате, куда Мартиса ещё не ступала. Он заметил скрытое подозрение в глазах, когда она спросила, считает ли он, что Аватар возродился. Если она когда-нибудь станет свидетельницей его одержимости Скверной, он будет обречён. И ради собственной защиты её придётся убить. Шилхара содрогнулся от такой перспективы.

Солнце все ещё заливало запад красно-оранжевыми полосами, но коридоры Нейта уже погрузились во тьму. Шилхара прошёл сквозь их тени, направляясь в библиотеку.

Вырисовываясь силуэтом в свете свечей, Мартиса склонилась над страницей с записями, яростно царапая пером.

Когда он вошёл, она подняла глаза и робко улыбнулась.

Она протянула ему пачку пергамента.

— Я нашла больше о ритуале, о том, что питало его силу. Холм, на который заманили Амонсу, был священной землёй, очагом древней магии, сохранившейся за пределами Пустоши.

Шилхара подтащил табурет и сел. Его ноздри дрогнули. Цветок апельсина и мята. Гарн снова «позаимствовал» его запасы и подарил Мартисе духи. Губы Шилхары изогнулись. Его слуга просто сама любезность.

Он взял листок и просмотрел написанное.

— Феррин Тор — одно из таких мест. Местные пастухи клянутся, что овцы, которые едят растущую на холме траву, приносят самых здоровых ягнят с прекраснейшей шерстью. Есть что-то новое о Бирдисане?

— Всего крупица, но я не могу вникнуть в смысл. — Она протянула ещё два листа из стопки. — Каждый раз, когда Бирдисана описывают как призывающего силу против Амонсы, рядом с его именем стоит вот этот символ. Ни у кого из других королей-магов нет такого знака — или подобного, если уж на то пошло. Ближе к концу, когда Бирдисан умирает, символ больше не появляется.

Шилхара прочитал переведённый текст и нахмурился. Как и имя, символ — сцепленная пара кубиков, разделённых линиями напополам, — выглядел знакомо.

— Я где-то его видел. На стене храма или в качестве жреческой татуировки. Ты не узнаешь?

Она покачала головой.

— Нет. Могу только предположить, что это не хеленесийский. Они предпочитают более изогнутые конструкции. Этот же знак квадратный и сильно угловатый. Письменность Мерцающих народов представляет собой ряд квадратов и линий. Я умею читать и говорить на четырёх диалектах Мерцающих земель, но никогда не сталкивалась ни с чем подобным, поэтому не решаюсь сделать сравнение.

Шилхара уставился на символ.

— Бирдисан здесь описывается как король с юга. Я думаю, что это больше, чем совпадение. Символ и невоспетый король — отсылка на дальние земли.

Он прочитал дальше. Один отрывок привлёк его внимание, фраза, почти незаметная в витиеватыхописаниях ритуала. Бирдисан «поглотил» бога ещё до начала ритуала. Беспокойство поползло по его душе на паучьих лапках.

Шилхара поднялся со своего места.

— У меня есть несколько фолиантов по Мерцающим землям. В основном малоизвестная поэзия. — Он поморщился. — Ужасные вирши, но моему наставнику они так нравились, и он собрал всё, что смог достать. Может, стоит их пролистать.

Следующие три часа они работали молча. Лампа Мартисы потускнела. Испытывая тошноту после прочтения нескольких страниц слащавых од плаксивым, избалованным барышням, Шилхара отложил книги в сторону и потёр глаза. Мартиса все ещё склонялась над столом, что-то записывая. Она остановилась, отложила перо и размяла затёкшую кисть.

— Что-нибудь ещё? — спросил Шилхара.

— Ничего стоящего, если только вас не интересуют генеалогические древа. Я перевела как минимум про двадцать поколений предков трёх королей. — Она устало улыбнулась. — Делать детей они явно любили.

Шилхара потянулся и встал.

— Когда у тебя дюжина жён и несколько сотен наложниц, можно рассчитывать на ораву отпрысков. — Он подошёл и встал перед ней. — Вернёмся к работе завтра. Ты готова к уроку?

Лицо Мартисы было гораздо менее восторженным, чем когда они впервые занялись её даром.

Она вздохнула.

— Да, хотя, боюсь, это будет пустой тратой вашего времени. Что хорошего в даре, если с его помощью нельзя наложить заклинание?

Он понимал её разочарование. Они учились контролировать её дар с момента их возвращения из Восточного Прайма. Мартисе теперь удавалось призывать и направлять свою магию. Однако Шилхару озадачивал тот факт, что ни одно из заклинаний, которое она пыталась применить, не работало. Декламация безупречна, исполнение — не хуже, чем у него, но ничего не происходило. Они испробовали все виды. Магию движения. Мартиса все ещё не могла левитировать. Магию огня и воды. Весело горевшее в камине библиотеки пламя даже не шелохнулось, когда она попыталась его усилить. Вода не перелилась из кубка. Шилхара даже поощрял её петь, готовясь к неизбежным страданиям, просто на случай, если её голос стал лучше, а дар заключался в пропевании заклинаний. После нескольких нот он остановил свою ученицу, убедившись, что, какой бы магией ни управлял её дар, точно не пением.

Она встала посмотреть ему в лицо, её плечи поникли от усталости.

— Не дуйся, — произнёс он. — Это тебе не к лицу.

Колкое замечание вывело её из меланхолии. Взгляд опустился в пол, но плечи остались напряжены, как будто она сдерживала желание влепить ему пощёчину.

Шилхара улыбнулся.

— Сегодня вечером мы попробуем что-нибудь другое.

Она изумлённо уставилась на него, когда он достал кинжал из сапога и провёл острым лезвием по ладони. Кровь стекала струйками по руке, скользила между пальцами и капала на пол.

Он протянул измазанную ладонь.

— Исцели.

Не обращая внимания на кровь, Мартиса сжала его руку. Её мозолистые ладони были тёплыми и нежными. Он слушал, как она произносит одно исцеляющее заклинание за другим, закрыв глаза. Она так сосредоточилась на попытке вызвать колдовство, которое сможет исцелить его рану, что потеряла контроль над своим даром. Тело Шилхары мгновенно наполнилось жаром. Чистая магия просачивалась в его поры, в дух, несмотря на боль в руке и капающую с пальцев кровь. Его дар рос, питаясь её силой.

Зачарованная в той же мере, что и Шилхара, Мартиса подняла его руку и положила себе на грудь. Сердцебиение под окровавленной ладонью эхом отдалось в его голове. И хотя на этот раз Шилхара не поддался очарованию, он все равно восхитился тем, как дар преобразил её. Внешность не изменилась. Тот же острый подбородок и маленький нос, рыжеватые волосы и бледные губы. Но все подчёркнуто, приукрашено и прекрасно в потоках магии.

Он почти поддался искушению провести рукой по её тунике и обхватить маленькую грудь. К счастью, жжение в ладони помогло сохранить ясную голову, так что Шилхара смог подавить желание и отдёрнуть руку, оставив красное пятно на её коже и разорвав связь между ними. Напряжённый и прерывистый стон Мартисы произвёл на него колдовской эффект. С таким же успехом она могла протянуть руку и погладить его член.

Мартиса открыла глаза и увидела, что его ладонь все ещё кровоточит. Её плечи поникли.

— Ничего не вышло.

— Нет. Несмотря на то, что твой дар может прихлопнуть богов и личей, точно мышей кошачьей лапой, он не работает с заклинаниями.

Он уставился на кровь на своей ладони и пятно на её коже. Помеченная территория, притязание, не важно, что она, сосредоточившись на исцелении, сама положила туда его руку. Внезапно его охватило жгучее желание заявить, что эта бледная женщина с прозаическими чертами лица и необыкновенным духом принадлежит ему.

Испугавшись своих чувств, Шилхара развернулся и направился к двери.

— Мы закончили, — бросил он через плечо.

— Но ваша рука... — жалобно пропищала она.

Он замер, но не обернулся.

—…все ещё кровоточит. Ты не смогла её исцелить. Иди спать, Мартиса.

Он вышел, хлопнув за собой дверью. Редкие шлепки капель крови, окропившие пол, обозначили его путь на первый этаж. Дверь, соединявшая большой зал с кухней, влетела в стену. Владения Гарна были чернее склепа, но Шилхара безошибочно отыскал путь к шкафу, где хранился огонь Пелетты, принесённый слугой. Он сметал чашки с полок, пока не нашёл огромный кубок и не налил себе щедрую порцию спиртного. Шилхара громко и злобно выругался, когда ударился коленом о скамью, и сел.

Огонь оправдал своё название, выжигая дорожку от рта к желудку. На глаза Шилхары навернулись слезы.

— Яйца Берсена, — прохрипел он и опрокинул кубок, чтобы сделать ещё один глоток расплавленного пойла. Он осушил и снова наполнил чашу до краёв, не заботясь о том, что утром будет пытаться выцарапать себе глаза от боли.

Шарканье в дверях предупредило, что у него компания. Он поднял бокал раненой рукой, ножка кубка скользнула меж пальцев.

— Привет, Гарн. — Распухший язык изо всех сил пытался сложить звуки в цельные слова. — Хочешь выпить?

Звон катящихся по полу чашек и шипение полена, зажжённого в очаге, нарушило ответную тишину. Колеблющийся свет отбросил ореол на стол, за которым восседал Шилхара.

Он прикрыл глаза и выругался.

— Ты ведь не можешь просто посидеть в темноте со мной?

Когда его глаза привыкли к свету, он опустил руку и посмотрел на сидящего напротив Гарна. Слуга указал на раненую руку, кровь на столе и кубок.

Шилхара провёл рукавом по столешнице.

— Испытание для моей ученицы. У неё ничего не вышло. — Он поднял кубок и произнёс тост за женщину наверху. Гарн начал было подниматься, но замер от резкого окрика Шилхары.

— Не беспокойся. Я позабочусь о ране, как только поднимусь в спальню. Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал.

Он осушился кубок и снова потянулся за бутылкой, но Гарн вырвал её из его рук и убрал обратно в шкаф.

— Я ещё не закончил! — рявкнул Шилхара. Лицо Гарна было красноречивее всяких слов. Больше его господин не возьмёт в рот и капли.

Шилхара бросил в него кубок.

— Отлично. Я не стану претендовать на твоё.

Он медленно поднялся, с облегчением выдохнув, когда комната закружилась всего раз. Гарн наблюдал за ним. Смесь беспокойства и лёгкого веселья исказили грубоватые черты лица.

— Я хочу, чтобы ты отправился в Восточный Прайм. Привези девушку из храма Луны. Мне все равно, как она выглядит, только чтобы была миниатюрной и определённого роста.

Он показал рукой. Рост был такой же, как у Мартисы.

Все признаки веселья исчезли с лица Гарна. Его глаза сузились, и из ярко-голубых стали серыми. Он покачал головой, в ярости рассекая руками воздух и недвусмысленно демонстрируя отказ.

Собственный гнев пересилил опьянение, и Шилхара скрестил руки на груди.

— Я тебя не прошу, Гарн. Я приказываю.

Двое мужчин долго сверлили друг друга взглядом. Наконец, Гарн издал низкий гортанный рык, пинком отшвырнул чашки в сторону и на всякий случай потушил пламя. В безжалостной темноте слуга демонстративно хлопнул дверью, покидая кухню.

— И тебе спокойной ночи, ханжа ты этакий! — крикнул ему вслед Шилхара.

Он же не виноват, что шпионка Камбрии связала его по рукам и ногам. Лучше уж тогда на деньги епископа купить гурию на ночь. Никаких обещаний сердца, запутанных эмоций и уязвимости. Чисто деловая сделка, в которой услуги шлюхи облегчат всепоглощающее желание обладать женщиной, посланной его предать.

К тому времени, как он, пошатываясь, добрался до двери, огонь Пелетты уже полностью овладел его разумом. Дезориентированный действием алкоголя и кружащейся темнотой Шилхара сначала вошёл в буфет, а затем врезался в стену, прежде чем сумел доковылять до большого зала.

— Гарн, ты идиот, — пробормотал он, держась за шаткие перила. — Я убью тебя, когда увижу. Той свечой, которую ты задул.

Пьяный и все ещё истекающий кровью, он сумел пробормотать заклинание колдовского света, подняться по лестнице в свою комнату, не свернув шеи, и рухнуть в постель. Шилхара стал стягивать с себя одежду, запутавшись в рукаве, пока не разорвал рубашку, чтобы освободиться. Потолок кружился, и Шилхара, превозмогая тошноту, прикрыл глаза. Сон быстро овладел им, вместе с красочными сновидениями, искажёнными присутствием Скверны.

Мартиса, обнажённая и уязвимая, перед ним, и он берет её мириадами способов. Его член скользит в её рот, лоно, меж ягодиц. Он застонал во сне, неповреждённая рука скользнула под одеяло, чтобы схватить основание возбуждённого члена и погладить.

Голос божества витал в мыслях, точно змеиный шёпот.

Она будет твоей. Используй её так, как тебе заблагорассудится. Выбрось, когда надоест. Бесчисленное множество других будут твоими. Властвуй и пользуйся. Я могу воплотить это в явь для тебя.

Холодно-соблазнительные, образы стали ярче. Подобострастная и молчаливая, Мартиса никогда не встречалась с ним взглядом, пока он брал её, никогда не отвечала на ласку и не просила поцелуя. Воспоминания вторглись в манипуляции божества с его желаниями. Мать, униженная гадом. Пустота в её глазах. Запах мочи.

Последнее разрушило власть Скверны над его снами. Шилхара замер, рука все ещё сжимала член.

Желудок скрутило от сочетания агрессивного прикосновения бога и чрезмерно сильного огня Пелетты. Кровь хлынула из носа. Он рассмеялся, невнятно и хрипло.

— Строишь из себя владельца борделя? Воистину, воплощение божественного чуда.

Мучительная боль пронзила переносицу, как будто кто-то вонзил остриё копья в череп. Шилхара свернулся калачиком, тяжело дыша и держась за голову. Пот лился с тела, пока боль спускалась, царапая конечности.

Я устал от твоих насмешек, маг. И твоих упрёков. Если не уступишь, мне плевать. Есть и другие способы.

Боль внезапно исчезла. Шилхара лежал, дрожа и гадая, не умер ли он на самом деле. На мгновение перед закрытыми глазами промелькнули очертания Ивехвенна и лицо Мартисы, истончившееся от потрясения и сострадания.

«Останься со мной».

Он снова заснул и проснулся задолго до рассвета. Рот будто забит ватой, голова — полна осколков, а рука безбожно ноет. Постельное белье было усеяно пятнами крови. Щурясь от безжалостного утреннего света, Шилхара скатился с кровати и поплёлся к ночному горшку, опорожнить мочевой. Потом умылся холодной водой в тазу и оделся, мучимый смутными воспоминаниями о ссоре с Гарном и том, как во сне распутствовал с Мартисой.

Несмотря на пульсацию за ушами, он наложил исцеляющее заклинание на раненую руку. Ожидая только ослабить боль и предотвратить попадание инфекции, он поразился, увидев, что рана затянулась и исчезла. Остатки дара Мартисы все ещё жили в нем. Он никогда раньше не обладал умением полностью исцелять с помощью магии. Подозрение укоренилось и возросло.

Спустившись, он обнаружил на кухне Мартису и Каеля. Рухнув на скамью, Шилхара застонал и стиснул зубы от запаха каши и масла. Мартиса встала из-за стола и принесла ему подогретый чайник с чаем. Рядом с чайником появилась ненавистная ваза с апельсинами. Желудок скрутило, и Шилхара отодвинул злосчастные фрукты в сторону.

— Убери их, пока меня не стошнило.

Он молча благословил свою ученицу, когда она заменила их чашкой.

— Желаете чего-нибудь ещё? — В её голосе звучало сочувствие.

Чай выплеснулся через край, пока он дрожащей рукой наливал его из чайника.

— Только если предложишь новую голову вместе с чаем. Моя вот-вот лопнет.

Она улыбнулась, потом вздрогнула, когда Каель залаял от утреннего кукареканья петуха во дворе. Шилхара чуть не выронил чашку в попытке заткнуть уши.

— Вон отсюда! — зарычал он на пса, мгновенно заставив того замолчать. Каель поплёлся к двери и лёг, глядя на хозяина обиженным взглядом.

Мартиса коснулась руки Шилхары.

— Сегодня утром я обнаружила чашки на полу, а огонь Пелетты на другой полке. У вас ещё осталось то зелье, что вы мне давали?

— Как только я допью чай и смогу ходить по прямой, то отправлюсь в кладовую.

Он ответил на её невысказанный вопрос.

— Я отослал Гарна в Восточный Прайм. Он вернётся днём. А пока тебе придётся взять на себя его обязанности. Я буду работать в роще один. И мне нужно, чтобы ты приготовила комнату на втором этаже. У нас сегодня гостья.

Желудок скрутило ещё сильнее при мысли о том, что Мартиса узнает о цели визита.

Её брови удивлённо поползли вверх, но она не стала допытываться.

— Я всё подготовлю к приезду.

Осуждающее лицо Гарна промелькнуло перед глазами, сопровождаемое волной раскаяния. Шилхара зарычал в чашку. Она всего лишь служанка и прислужница Конклава. Он не обязан ей ни верой, ни объяснениями.

Посещение кладовой за дозой оживляющего эликсира вернуло ему человеческий облик. Работа в роще одарила успокаивающей передышкой. Сбор урожая и уход за деревьями — трудная, бесконечная работа, но он был рад заняться делом. Роща поддерживала его жизнь, отражала, как далеко он поднялся и что преодолел.

Он выбрал ближайшие к дому деревья. Все окна поместья были открыты, позволяя лёгкому ветерку проникать в комнаты и иногда слышать, как Мартиса упрекает Каеля за какую-нибудь крохотную неосторожность, ведь пёс неустанно следовал за ней по пятам, пока она выполняла свои многочисленные обязанности. Шилхара молчал. Было некое чувство гармонии в том, что он слышал её голос в своём доме, знал, что она перемещается по его поместью в качестве его временной хранительницы. Шилхара представил себе, что было бы, если бы она жила здесь постоянно и стала его любовницей.

Он бы прервал работу, взял её за руку и увёл в их общие покои, где бы они занялись любовью на весь день. Мартиса бы смотрела на него с улыбкой, прикасалась заботливыми руками и ласкала своим чарующим голосом.

Шилхара выругался и срезал гроздь апельсинов, чуть не отрезав себе пальцы. Такая домашняя идиллия ему не по душе. Ему и так неплохо в Нейте в компании Гарна и Каеля. Однако когда Мартиса позвала его на обед, он охотно к ней присоединился.

Тарелка супа, которую она поставила перед ним, благоухала овощами и травами. Занятая тем, что ставила на стол хлеб, масло и чайник, она не услышала его одобрительный вздох.

Она протянула ложку.

— Мне показалось, что на сегодня это лучшее блюдо. Есть ещё вино, если хотите рискнуть.

При мысли о вине желудок сжался, но Шилхара сумел опустошить половину кастрюли супа и умять буханку хлеба. Мартиса больше не смотрела на него широко раскрытыми от изумления глазами. Она привыкла к его аппетиту и тихонько потягивала суп, пока он за обе щеки уплетал обед.

Она снова наполнила его чашку чаем.

 — Я приготовила комнату через две двери от вашей. Это единственное место, где ещё можно спать. Я оставила кувшин с водой и ткань, если ваша гостья захочет обмыться по прибытии. Также протёрла зеркало, хотя с трещиной ничего не поделаешь.

Он хмуро уставился в чашку, испытывая непреодолимое чувство вины.

«Она мне ни жена, ни любовница. Просто ещё один слуга в доме. Как и Гарн. Будет ли она так любезна, если выяснит, что гостья — гурия, привезённая мне для ночных забав?»

Мартиса как раз убирала со стола, пока Шилхара допивал чай, когда Каель внезапно разразился очередным лаем.

— Я убью проклятого пса.

Скрип повозки возвестил о возвращении Гарна. Шилхара приготовился к ещё большему неодобрению слуги и не был разочарован. Великан вошёл в кухню с грозовой тучей осуждения на обычно приветливом лице.

— Гарн, с возвращением! — Весёлое приветствие Мартисы только ещё больше омрачило его лицо. — Почему вы не вошли через парадную дверь?

Шилхара услышал недоумение в её голосе. Его глаза расширились, когда слуга провёл свою спутницу на кухню. Тихий вздох Мартисы усилил его собственное удивление.

Гарн привёз не просто гурию. Шилхара уставился на самую прекрасную женщину, которую когда-либо встречал. Длинные чёрные волосы, искусно уложенные и заколотые шпильками с драгоценными камнями, были зачёсаны назад и спадали на спину густыми локонами. Гладкая медовая кожа молила о ласке. Тонкий нос, ярко накрашенные губы изогнуты в соблазнительную улыбку, делающую акцент на изящные скулы. Зелёные глаза искусно очерчены чёрным карандашом, что подчёркивало их экзотическую форму. От её миниатюрного скульптурного тела у мужчин текли слюни. Множество ярко-прозрачных шарфов драпировало фигуру. Если не считать роста и изящного телосложения, она была полной противоположностью Мартисы. И, должно быть, эта девушка стоила целое состояние.

Гурия поклонилась, сложив маленькие ладони, словно в молитве.

— Для меня огромная честь быть призванной служить вам, повелитель Нейта. — Голос у неё был прелестный, высокий и нежный.

До его ушей донёсся сдавленный стон. Когда Шилхара отвёл взгляд от гостьи, Мартиса была занята тем, что убирала со стола посуду. Голова опущена, лицо отвёрнуто. Привычная грация покинула её, и она сложила миски с неуклюжим грохотом. Он посмотрел на Гарна, чей грозный взгляд обещал испепелить его на месте.

Шилхара кивнул гурии в знак приветствия и жестом пригласил Гарна отойти вместе с ним в дальний угол кухни.

— Ты что, с ума сошёл? — прошипел он шёпотом. — Я послал тебя в храм Луны за гурией, которая точно не заразна оспой. Ты что сделал, попросил самую дорогую проститутку в борделе?

Ехидная улыбка Гарна подтвердила его подозрения.

Шилхара покраснел.

— Ты наглый ублюдок. Меня так и подмывает погрузить её в телегу и заставить тебя везти её обратно. Но ведь именно этого ты добиваешься? Ну, сегодня вечером можешь просто сидеть на кухне и пережёвывать мысль о том, как я на верху резвлюсь, пуская на ветер наш двухмесячный запас провианта.

Он не думал, что на языке жестов можно произнести дерьмовое-оправдание-ублюдка-портовой-крысы, но каким-то образом Гарн справился. Последовавший за этим рык Шилхары был прерван Мартисой, которая обратилась к гурии:

— Я — Мартиса, адане, слуга и ученица в этом доме. Давайте покажу подготовленную для вас комнату.

У Шилхары внутри все горело, как от её вежливого обращения с гурией, так и от того, что она привела в порядок комнату, не зная, для чего та предназначена. Низкое рычание Гарна подчеркнуло его отвращение. Слуга прошёл мимо женщин и вышел из кухни. Гурия улыбнулась и кивнула Шилхаре, когда Мартиса повела её к лестнице. Мартиса даже не взглянула на него.

Оставшись один на кухне и чувствуя себя полным ничтожеством, Шилхара побежал в рощу и выместил своё разочарование на укрытых в деревьях осиных гнёздах, замораживая или сжигая их заклинаниями, от которых у него начала раскалываться голова.

Когда подали ужин, он сел за стол и уставился на кулинарный «шедевр» на своей тарелке. Только его еда была кошмаром, почти несъедобной смесью свинины, сожжённой до куска чёрного угля, и водянистой зерновой каши со вкусом куска дерева. Гарн сидел на скамье как можно дальше от своего господина, стараясь не свалиться с края, и уставившись на него так, словно тот насекомое, которое он хочет раздавить ботинком и размазать по полу. Мартиса не поднимала глаз с тарелки. Она методично поела, расспросила гостью о поездке в Нейт и замолчала.

Лишь одна гурия, представившаяся Аньей, не относилась к Шильхаре как к парии. Она улыбнулась, похвалив древнюю красоту Нейта, уют выделенной ей комнаты и заботливость его слуг.

Прежде чем сдаться, Шилхара размазал ножом жалкое подобие еды на тарелке. Он встал и встретился взглядом с Аньей.

— Когда закончишь, иди в свою комнату. Встретимся там.

Вернувшись в свои покои, он приготовил хукка и выкурил чашу до последней капли.

Мартиса…

Улыбающаяся девушка, вышедшая из кокона осторожной пассивности, дабы посмеяться и пошутить вместе с ним, коснуться его руки и предложить огонь своего поцелуя, исчезла. Вместо неё напротив него восседал осколок льда и ел свой ужин, как будто мир за тарелкой перестал существовать. Она не поднимала головы, чтобы не увидеть жалость во взгляде Гарна, но сам Шилхара видел глаза слуги, и его грудь сжалась.

— Ты — Конклав, — пробормотал он сквозь струйку дыма. — Служишь воле священников. Я твой учитель. Ты моя ученица. Ничего более.

Если он повторит эти слова достаточное количество раз, то может начать верить в это.

Он сбросил одежду, принял ванну и переоделся в свободную тунику. Босиком прошествовал в гостевую, приготовленную Мартисой. Увидев его, гурия улыбнулась. Задрапированная в прозрачные шелка, она откинулась на кровати в позе, которая была заготовлена для того, чтобы показать свои немалые прелести с наибольшей эффективностью. Девушка поднялась, подошла к нему, соблазнительно покачивая бёдрами, и положила тонкие руки на плечи.

— Чего желаешь? Сегодня я всецело твоя.

Она была мягкой и гибкой в его объятиях. Несмотря на беспокойство и громкое неодобрение его действий со стороны остальных членов его маленькой семьи, в нем пробудилось желание. Шилхара обнял гурию, скользнув руками по спине и обхватив округлые ягодицы.

Неожиданный запах сурьмы и киновари ударил ему в ноздри. Шилхара ожидал цветок апельсина и мыло. Он замер. Длинные волосы Аньи касались его рук, и он представил себе, что они рыжие, а не чёрные. Она пошевелилась в его объятиях, мягко касаясь его паха, раздвигая ноги так, чтобы его член прижался к шелку, покрывающему её лобок. Низкий стон застрял у него в горле, когда маленькая ладошками скользнула между ними, чтобы обхватить. Ловкие пальцы играли с его эрекцией, яйцами, лаская через длинную тунику.

Он уткнулся носом ей в шею, оставляя следы поцелуев на подбородке. Её округлые и твёрдые ягодицы заполнили его руки. У неё пышные изгибы, мягкие груди и умелые пальцы. И все же холодок пробежал по его телу — отстранённость, как будто его разум действовал независимо от тела и наблюдал за их игрой с будничной скукой. Его член возжелал её, а разум — нет.

Разочарованный, ища огня, который охватил бы пламенем конечности, когда он сжимал в объятиях другую, Шилхара отстранился. Ему пришла в голову мысль, которая могла заставить гурию взирать на него удивлённо. Неважно. Ей платили за то, чтобы она доставляла ему удовольствие, повинуясь любой прихоти.

Прислонённое к стене треснувшее зеркало было огромным — роскошь, купленная предыдущим повелителем Нейта несколько поколений назад. Несмотря на повреждения, оно все ещё впечатляло и отражало свет свечей в чистой поверхности. Он проигнорировал озадаченное выражение на лице Аньи и повернул её лицом к зеркалу.

Они составляли поразительную пару, оба темноволосые и раскрасневшиеся от жара объятий. Он возвышался за её спиной, высокий и аскетичный. Напротив, она была маленькой и чувственно красивой. Она напомнила ему о благоухающих цветах, цветущих на побережье оттенками розового, оранжевого и ярко-пурпурного. Озадаченный взгляд сменился тревогой, когда Шилхара махнул рукой, и воздух вокруг неё задрожал.

Он положил руки ей на плечи.

— Я не желаю тебе зла. Это временно. Смотри.

Его рука скользнула по её лицу, оставляя за собой серебристую ауру. Она мерцала вокруг гурии, преображая, осветляя волосы Аньи до красновато-коричневого оттенка, изменяя черты лица, пока её красота не исчезла, и она предстала странно неказистой в ярких шелках. Гурия коснулась своего лица. Её глаза, теперь уже медные, а не изумрудные, расширились от ужаса. Она всхлипнула.

Шилхара погладил её волосы.

— Тише, женщина. Это не более чем маска. Иллюзия. Она исчезнет через несколько часов или ранее, если я разрушу чары.

Её плечи облегчённо опустились, а изменившиеся глаза на мгновение закрылись. Когда она открыла их и улыбнулась, весь его сдерживаемый голод вырвался на свободу. Она была Мартисой. Шилхара обхватил руками тонкий стан и притянул к себе. Его загорелые руки лежали на её украшенном драгоценными камнями корсаже, и ему не терпелось сорвать с неё одежду. Анья встретилась с ним взглядом в зеркале.

— Она ведь не знает, правда? Что ты её жаждешь? Больше всех остальных.

Она повернулась к нему, и он приложил палец к её губам.

— Тсс. Ничего не говори. Есть красота, которую не может воссоздать даже моя магия.

Она выгнулась в его объятиях, гибкая и грациозная, пока он снимал с неё шелка и позволял стянуть с себя тунику. Её руки были натренированы касаться только нужных мест и только так, чтобы доставить наибольшее удовольствие. Он погладил её грудь, ягодицы и скользнул пальцами по гладкому изгибу бритого лобка. Он не целовал её в губы, а она — его. Он знал неписанные законы гурий. Своими губами они могли поражать или ужасать воображение, но никогда не целовали в губы мужчин — или женщин, — которым служили.

Он подвёл её к кровати и лёг. Она поднялась над ним, наклонилась и стала ласкать языком и руками, поглаживая и облизывая. Несколько минут он терпел её прикосновения и смотрел, как длинные каштановые волосы струятся по его животу и бёдрам, пока она проводит дорожку из поцелуев к члену. Первый всплеск желания, когда он изменил её черты, угас. Он неплохой иллюзионист, но этого недостаточно. Гурия могла носить лицо Мартисы, но не стать ею. Она иначе пахла и ощущалась, по-другому двигалась. Даже молчание не помогало, и фантазия, которую он пытался разыграть в этой комнате, рухнула.

Шилхара подтянул колени и мягко оттолкнул голову Аньи от ослабевшей эрекции.

— Довольно, — сказал он и притянул гурию к себе, чтобы она легла рядом. — Я погиб.

Разочарование, похоть, желание — все это бурлило в крови, но не из-за женщины, разделившей с ним ложе. Шилхара уставился в потолок, гадая, не спрятал ли Гарн свою уже изрядно опустевшую бутыль огня Пелетты. Если он не может найти удовлетворения в доступном теле гурии, то обретёт забвение в очередном приступе пьянства.

Он перевёл взгляд на Анью, когда она приподнялась на локте и нависла над ним. Чем дольше он смотрел на неё, тем меньше она походила на Мартису, хотя заклинание все ещё действовало. Её глаза переполняло сочувствие, но душа за ними не принадлежала его милой.

— Можно ли мне молвить?

Он кивнул.

Она взяла его за руку и прижала ладонь к своей щеке.

— Она — больше, чем эта маска. Ты жаждешь того, что не может создать ни колдовство, ни мастерство гурии. Твои иллюзии и мои навыки здесь тщетны. Я не та, что тебе нужна.

Её слова утопили его во всей глубине отчаяния. Шилхара закрыл глаза, борясь с ужасом. Анья поцеловала ему ладонь. Он открыл глаза и провёл пальцем по её идеальным губам.

— Если ты проболтаешься, я отрежу тебе язык. — В его речах не было и следа злости, хотя каждое слово он произнёс серьёзно. Мартиса овладела им, а ведь даже не оказалась в его покоях. Он погиб, и Анья отправится на свидание со смертью, так как он не позволит своему унижению стать предметом смешков и пересудов на рыночных площадях.

Брови Аньи удивлённо изогнулись.

— Я бы не завоевала титул прайма, если бы трепала каждому встречному о происходящем в спальне.

Если фиаско неудавшегося желания ещё не убило эрекцию, то заявление Аньи по поводу её высокого статуса в храме окончательно его добило.

Шилхара застонал в агонии.

— О боги, во сколько ты мне обошлась?

Она назвала сумму, и он застонал ещё сильнее. Поднявшись, он оделся, разрушая иллюзию, и велел Анье накинуть шелка. Она ждала его у двери, пока он задувал свечи и гасил один из светильников. Шилхара взял оставшуюся свечу, вывел гурию в коридор и повёл вниз по лестнице, на первый этаж. Остановившись перед закрытой дверью комнаты, примыкающей к кухне, он резко постучал и стал ждать. Дверь открылась. На пороге их приветствовал обнажённый Гарн с широко раскрытыми глазами и дубинкой в руке.

Шилхара ухмыльнулся.

— Ну разве не чудесная картина? А я-то думал, что это мой дурной нрав и репутация отгоняет посетителей от Нейта.

Он не дал Гарну времени переварить его внезапное появление. Вместо этого Шилхара притянул Анью к себе и толкнул её через порог.

Глаза Гарна стали круглыми, как обеденные блюдца. Анья присвистнула, её восхищенный взгляд отметил все его щедрые достоинства.

Шилхара скрыл веселье за нахмуренными бровями.

— Вкуси её по полной. Она — твой ужин на ближайшие два месяца. — Его глаза сузились. — И если ты ещё когда-нибудь подашь мне помои, как сегодня, я вздёрну твою тушу на самом большом апельсиновом дереве и позволю воронам ободрать её до костей.

Он зашагал обратно в кухню, слабо улыбаясь. По крайней мере, один из них насладится столь дорогим подарком. Улыбка погасла. Он намеревался провести одинокую ночь в своих покоях, выкуривая чашку табака и проклиная ученицу, унизившую его перед гурией.

Шилхара всмотрелся в темноту лестничного пролёта третьего этажа и задался вопросом, спит ли сейчас Мартиса. Тени сгустились за его спиной, цепляясь за ноги, когда он поднялся по лестнице и прошествовал по коридору к своей опочивальне.

Глава 14 

Мартиса заправила выбившуюся прядь в косу и приготовилась спуститься к завтраку. Она надеялась, что никто не заметит её опухших глаз. С другой стороны, она ожидала увидеть на кухне только Гарна с Каелем. Хозяин дома явно занят другим.

Снаружи серело небо, воздух набух от запаха дождя. В любой другой день Мартиса обрадовалась бы надвигающейся буре. Нейт и соседние землевладения выжжены засухой, отчаянно нуждаясь в ливне. Но сегодня погода вторила её настроению, и Мартиса захлопнула ставни, дабы не лицезреть хмурого неба.

Желудок крутило узлом, грудь сжимало от невыносимой боли.

— Он всего лишь твой путь к свободе, — пробормотала Мартиса. Эту мантру она повторяла себе всю прошлую ночь, тихо плача в постели. Её усыпила вера, что Повелитель воронов не вполне заслужил свою репутацию. Как же она ошиблась! От его изощрённой жестокости выбивало последние крупицы дыхания, что напомнило о предупреждении Камбрии по прибытию в Нейт.

У него острый язык, своими речами он выпотрошил не одного незадачливого противника в беседе. Ты ему не ровня.

В какой-то степени епископ оказался прав. Шилхара вспорол её ножом, не произнеся ни слова. Даже грубые оскорбления Балиана меркли в сравнении с молчаливым презрением мага.

Он целовал её, словно умирающий от голода. Не нежным поцелуем, который заверял в своих чувствах и просил согласия, а тем, что завоёвывал и требовал ответной страсти. Она с радостью отдалась ему, припала к стройному телу, раздвинула бедра, стремясь ощутить его тяжесть. Она вписывалась в каждый изгиб и впадинку, словно боги создали её специально для него. От него пахло сладким вином и летними апельсинами. Её сердце утонуло в тепле его близости и ощущении мозолистых рук.

Сначала Мартиса винила в произошедшем силу своего дара и странную магическую связь, высвобожденную Шилхарой. Он верил в это так же, как и она, наставляя обуздать чрезмерно своевольный талант. Однако ей пришлось изменить своё мнение, когда они попытались исцелить его руку. Связь дара оборвалась, сила подчинилась растущему контролю, но всё ещё чёрные глаза Шилхары горели пламенем, когда он положил свою окровавленную ладонь ей на грудь. Его пальцы дёрнулись, скользнув вниз, как будто собираясь обхватить её грудь.

Едва осмеливаясь поверить, что Повелитель воронов может найти её желанной без благословения дара, Мартиса затаила дыхание и стала ждать. Он сбежал.

Она разрывалась между тем, чтобы упрекнуть себя за упущенный момент и жалким облегчением. В конце концов, он отверг её — и дал это понять столь жестокосердным способом. Он скорее заплатит за удовольствие женщине, одарённой поразительной красотой, нежели возьмёт то, что Мартиса предлагала ему даром.

Или, может, он вообще не думал о ней как о женщине.

Это заставило её остановиться. Шилхара мастак на хитрые оскорбления и многозначительные намёки, хоть словом, хоть действием. Но по её опыту он обычно предпочитал более прямой подход. Если бы он не хотел её, считая недостойной, разве просто не сказал бы об этом? Словами, которые не оставляли места для сомнений или вопросов? Может, он послал за гурией, изнывая от похоти, а видел в Мартисе не более чем дополнительную пару рабочих рук в роще?

Гнев испепелил её меланхолию. Она не знала, что бесило больше: что он отверг её, считая недостойной его высоких запросов, или что она безлика, как домашняя утварь, поэтому, принимая решения, Шилхара не брал её в расчёт.

Она зарычала, резко расправила юбки и вздёрнула подбородок. Он не стоил её слёз и уж тем более привязанностей. Его действия напомнили ей, почему она вообще оказалась в Нейте, и вовсе не для того, чтобы стать его любовницей.

Она прошествовала на кухню, не обращая внимания на запах жареной ветчины и яиц с маслом, и замерла.

Гарн с безошибочным видом мужчины, всецело довольного жизнью, сидел за столом рядом с гурией. Его большая ладонь выводила невидимые спирали по спине Аньи, иногда останавливаясь, чтобы поиграть с её густыми волосами, каскадом рассыпавшимися по его пальцам. В резком утреннем свете гурия была так же прекрасна, как и в свете вечерних свечей. Она улыбнулась и провела рукой по рёбрам и животу Гарна, скользя ещё ниже. Поглощённые друг другом они не замечали чужого присутствия.

Потрясённая увиденным Мартиса прочистила горло. Парочка отскочила друг от друга, как подростки, пойманные с поличным в нише коридора. При виде Мартисы Гарн покраснел, но Анья лишь улыбнулась и жестом пригласила её к столу.

— Мартиса! Доброе утро. Присядь ко мне. У Гарна мастерские пальцы, но я всё ещё его не понимаю.

Она подмигнула и рассмеялась, когда великан покраснел ещё пуще от её намёка и поднялся снять с огня сковороду с шипящим беконом.

Несмотря на мрачное настроение, Мартиса улыбнулась. Гурия была дружелюбна и беззаботна, единственно фальшивые в ней — алая краска на губах и чёрная подводка глаз. И хотя образ обнажённого Шилхары в объятиях этой женщины заставлял желудок сжиматься от ревности, Мартиса не смогла её возненавидеть. Ей платили за услуги. Эмоции не входили в сделку. Но помимо этого, Анья казалась доброй, она нежно улыбалась и кланялась в знак уважения, как будто Мартиса была хозяйкой дома, а не служанкой.

Так почему же гурия, которой заплатили за ночь с Шилхарой, лапает на кухне Гарна?

Анья похлопала по месту, которое освободил Гарн, в знак приглашения.

Мартиса кивнула.

— Позволь мне сначала помочь Гарну.

Гарн протянул ей чашку и отмахнулся. Она заняла его место, пока Анья разливала чай по чашкам. Мартиса перевела взгляд на слугу, который присел на корточки у очага, наполняя тарелки ароматной стряпней.

— Наверное, я смогу снова навестить Нейт по собственной воле. Если судить по запаху, из Гарна такой же великолепный повар, как и любовник. Может, мне стоит заплатить ему за столь чудесный вечер?

Сбитая с толку подтверждением того, что Анья провела ночь с Гарном, а не с Шилхарой, Мартиса уставилась на неё круглыми точно у совы глазами.

— Но мне показалось, что Шил... господин отправил за тобой, чтобы ты доставила ему удовольствие.

Анья оценивающе посмотрела на Мартису поверх края чашки.

— Мне тоже так показалось. Но иногда этого, — она провела рукой по лицу и корсажу, — недостаточно, или даже не оно истинно желанно.

Принимая во внимание дивную красоту гурии, Мартиса сочла такой вариант событий маловероятным, но громкий скрежет двери внутреннего двора помешал ей расспросить Анью подробнее. Гарн поставил тарелки на стол, открыл дверь, и на кухню тут же влетел Каель. Ищейка магов не обратил внимания на Анью и заполз под стол, заняв привычное место у ног Мартисы. Гарн выглянул наружу, качая головой. Он дал знак Мартисе.

— О, нет.

Анья посмотрела на Гарна, потом на неё.

— Что случилось? И что он сказал?

— Облака начинают рассеиваться и удаляться. Если дождь и начнётся, то не здесь.

— Нет! — взревел кто-то, отчего все трое и собака подскочили на месте.

Мартиса и Анья встали из-за стола, чтобы догнать Гарна, который бросился в главный зал. Над потолком раздавался быстрый грохот. Одетый в одни лишь брюки, с безумными глазами и перекошенным от ярости лицом Шилхара бежал вниз по лестнице. Он преодолел последние несколько ступенек, перемахнул через перила и ловко приземлился на пол. Затем рванул по коридору, ведущему в рощу. Небольшая свита последовала за ним, Каель бежал впереди.

На улице Шилхара резко остановился. Грозовые тучи медленно отступали, местами редея и открывая вид на широкое и безжалостное голубое небо. Мартиса стояла рядом с Гарном и Аньей. Она взглянула на Каеля. Глаза ищейки магов вспыхнули красным.

Шилхара поднял кулак к небу.

— Ты моя!

Он стал рыскать взглядом по земле, отбрасывая с дороги ветки, пока не нашёл длинную крепкую палку.

— Что он делает? — Дрожащий голос Аньи отразил беспокойство в широко распахнутых глазах, когда она встретилась взглядом с Мартисой.

Мартиса ничего не ответила, лишь наблюдала, как Шилхара очерчивает палкой широкий круг вокруг себя. Защитный круг. Маг намеревался обратиться к настолько опасным силам, что они могли поразить самого призывающего. Этот мужчина играл со своей жизнью так же беспечно, как дети — с игрушками.

— Гарн, нам нужно вернуться в дом.

Встревоженный её тоном, слуга увёл обеих женщин под навес над крыльцом.

Лёгкий ветерок кружился в облаках, вздымая волосы Шилхары, пока они не обернулись вокруг его тела и не закрыли лицо извивающимися чёрными змеями. Стоя в центре круга, он поднял руки ладонями вверх. Барьерный круг загорелся кольцом белого пламени. Мартиса тяжело вздохнула, её дар проснулся.

Набухшие дождём и разорванные молниями обсидиановые облака кипели на востоке. Ветер усилился и обрушился на рощу гремучей бурей. Апельсиновые деревья склонились к земле, словно просители перед злым божеством.

— Что он творит? — Слова Аньи унесло в поднимающемся водовороте ветра. Она сжалась в комок за спиной Гарна с круглыми, испуганными глазами. Каель взвыл. Мартиса ловила косу, которая хлестала её по плечу.

Пришлось вцепиться в предплечья гурии для того, чтобы устоять на ногах и ради успокоения.

— Он вызывает бурю! — Её крик прозвучал не громче шёпота в завывании ветра. — Это убьёт его, Гарн!

Он крепко сжал её локоть. Мартиса не сопротивлялась. Несмотря на свои слова, она понимала, что пытаться остановить Шилхару бесполезно. Прерывать его на середине призыва так же опасно, как и пытаться направить бурю в их сторону.

У неё скрутило живот. Шилхара — очень сильный маг. Она видела мощь его дара и железную волю, с которой он управлял своими заклинаниями, но только подобный богу мог обуздать силу и непредсказуемость погоды. Несколько великих магов, которым удалось на короткое время подчинить природу своей воле, стали легендой, и все они, за исключением одного, встретили ужасную смерть.

— Пожалуйста, — прошептала она и вознесла молитву всем богам, которые могли её услышать, чтобы им с Гарном не пришлось хоронить останки Шилхары в роще, ради спасения которой он рисковал жизнью.

Пыль поднялась в песчаном тумане, окутывая рощу и весь Нейт. Мартиса почти потеряла Шилхару из виду среди удушливого облака. Его губы шевелились, произнося древние слова, неслышные, но ощущаемые в земле, удерживающей его на месте. Земля грохотала, вторя раскатам грома, а ветер остро пах приближающимся потопом.

Шилхара хлопнул в ладоши. Яркий сапфировый свет вырвался между его пальцев и дугой устремился в небо. Мартиса ахнула и заткнула уши, когда воздух вокруг неё сжался от внезапной мучительной тишины. Как и она, Гарн с Аньей зажали уши руками. Гурия кричала. Свет метнулся к линии шторма, сжал грозовую тучу в расколотые объятия и потащил к роще. Облака громоздились одно на другое, борясь с неумолимым притяжением заклинания.

Разветвляясь всё ближе к роще, молния била в землю белыми и алыми копьями. Выжженная от долгой засухи трава вспыхнула пламенем. Апельсиновое дерево раскололось под ударом стихии, превратившись в огненный столб.

Над головами прогремел гром, и облака начали вращаться, приближаясь к Нейту, пока не повисли над домом и рощей точно вдовья вуаль, а ветер заныл против магии Шилхары. Вспышка молнии пронзила подбрюшье бури, и небо разверзлось.

Склонившаяся по ветру роща мгновенно покрылась серыми полосами дождя. Пересохшая и потрескавшаяся от долгих месяцев обжига на безжалостном солнце, измученная жаждой земля текла реками. Сапфировый свет медленно исчез в тёмных облаках, последний клочок заклинания призыва. Мартиса с замиранием сердца смотрела, как Шилхара опускает руки. Дождь струился по его обнажённой груди и плечам, когда он упал на колени в грязь, низко опустив голову.

— Он это сделал, — произнесла Анья слабым голосом.

Мартиса бросилась под ливень, Гарн с Каелем следовали за ней по пятам. Гарн догнал её и первым добрался до Шилхары. Слуга осторожно положил руку на плечо мага и сжал его. Шилхара поднял голову, и Мартиса судорожно вздохнула. Она молилась, чтобы падающий дождь скрыл её слезы, когда она встала перед ним и встретилась с его чёрным взглядом. Его осунувшееся лицо блестело от дождя. От него пахло серой, волосы мокрыми прядями прилипли к щекам и шее, но выражение лица было почти блаженным.

Мартисе хотелось кричать. Нет — вопить! Обзывать его идиотом. Втемяшить упрямцу, что горстка деревьев не стоит его жизни.Признаться в любви и нежелании горевать о мужчине, укравшем её самое ценное сокровище — сердце.

Вместо этого она протянула ему руку.

— Может, уйдём с дождя, господин? — Её голос звучал мягко, почти теряясь в барабанной дроби дождя. — Сегодня утром будет чай, тёплый огонь в кухонном очаге, празднование и воспевание Берсена за то, что вы остались в живых.

На этих словах Гарн сжал плечо хозяина, а Каель заскулил.

Шилхара на мгновение уставился на протянутую руку Мартисы, прежде чем обхватить её холодными пальцами. Он с трудом поднялся на ноги. Гарн кружил возле Шилхары, точно заботливая наседка, пока маг не отмахнулся от него.

— А ты, ученица? За что ты благодарна крылатому богу?

На мгновение в его глазах вспыхнула грозовая молния. Он посмотрел на Анью, которая всё ещё стояла под навесом, потом снова на Мартису.

Она колебалась, не понимая его вопроса. Неужели он думает, она не радуется вместе с Гарном, что от него не осталась дымящаяся оболочка, сожжённая молнией? Или он почувствовал её возросшую надежду, что это Гарна, а не его, Анья ублажала прошлой ночью?

Она уклонилась от невысказанного вопроса.

— Вы в целости и сохранности, а ваша роща напилась воды.

От её слов его губы изогнулись в невесёлой усмешке. Они шли бок о бок к дому, ведомые Гарном и Каелем. Шилхара остановился оглянуться на обуглившиеся остатки сгоревшего дерева.

Анья отступила от порога, чтобы дать им пройти. Она изумлённо уставилась на Шилхару.

— Я слышала истории. Ты известен, как один из величайших магов из когда-либо рождённых. Но это? — Она покачала головой. — Призыватель молний?

Она низко поклонилась, точно подданная королю.

Шилхара убрал мокрые волосы с лица и заставил её выпрямиться.

— Ты придаёшь этому слишком большое значение, адане. Это всё равно что ублажить женщину, не более.

Мартиса не согласилась, стараясь не смотреть на него с таким же благоговейным взглядом, как у гурии. Дважды он вызывал мощные заклинания, которые, как известно, убивали призывателей, и оба раза выжил. Несмотря на промокшую одежду и заляпанные грязью колени, он величественно стоял перед ними. Остаточная сила его дара, смешанная с яростью бури, мерцала, отбрасывая бледное сияние. Даже Гарн смотрел на мага почти с благоговением.

Шилхара взирал сердито на их ошеломлённые лица.

— Ну и? Убирайтесь с дороги. Я хочу стянуть мокрые тряпки. А ещё моя ученица обещала мне чай.

В узком коридоре возникла неразбериха, так как Анья постаралась не столкнуться с группой мокрых людей и собакой, но они чудом разошлись. Гарн направился на кухню, Анья и Каель последовали за ним. Шилхара прошёл за Мартисой к лестнице. Она остановилась, ожидая, что он пойдёт впереди, чтобы она последовала за ним как полагается слуге. Однако с каждым мгновением выглядевший всё более раздражённым Шилхара нетерпеливо махнул рукой, с которой стекали лужицы воды.

Мартиса поднялась по лестнице, туфли хлюпали при каждом шаге. Спину покалывало. Шилхара шёл с ней вплотную, достаточно близко, чтобы она ощутила исходящий от него магический запах серы, смешанный с запахом табака.

На площадке второго этажа она увеличила дистанцию между ними и поднялась на третий этаж.

Его голос остановил её на полпути.

— Мартиса. — Его глаза блестели в темноте, а от его тона у неё перехватило дыхание. — Высуши волосы у кухонного очага.

Они уставились друг на друга, и Мартиса погрузилась в глаза цвета полуночи без звёзд, притянутая соблазнительной силой его присутствия.

Она кивнула.

— Как пожелаете, — прохрипела она.

Она продолжила подниматься, ощущая спиной тяжесть его взгляда.

Пальцы дрожали, когда она сняла промокшую одежду и бросила её мокрой кучей в изножье кровати. Шилхара пожирал её взглядом на лестнице, его чёрные глаза тлели страстью. Неужели Гарн единственный насладился талантами Аньи? В отличие от своего слуги Шилхара чуть ли не дрожал от напряжения и выглядел так, словно не спал несколько дней.

Высуши волосы у кухонного очага.

Она быстро высвободила мокрые пряди из тугой косы. Это была не просьба. Если бы он сказал ей сбросить одежду на лестнице, она бы не колебалась.

Когда она вернулась, одетая, с распущенными и влажными волосами, на кухне было полно народу. Сгорбившись на скамье и положив локти на стол, Шилхара пил чай и тщательно набивал трубку табаком. Он взглянул на неё, отметил её волосы и вернулся к своему занятию. Он был одет в свой обычный наряд: поношенную белую рубашку и некогда чёрные, а ныне серые брюки. Гарн, высушенный и переодетый, возился по хозяйству, разводя огонь в очаге и убирая остывший завтрак. Анья прислонилась к дверному косяку и смотрела, как дождь заливает двор ровной серой пеленой.

Мартиса стояла у огня и сушила волосы, когда Гарн жестом велел ей разогреть еду. Желудок сделал сальто под рёбрами. Меньше всего ей хотелось есть.

Шилхара перевёл взгляд на гурию.

— Анья, не так ли?

— Да.

Он встал и подошёл к Мартисе, наклонился к очагу, поднёс к огню соломинку и раскурил трубку. Потрескивание разгорающегося табака слилось со звуками полыхающих дров, когда он затянулся табаком. Пряный аромат матала наполнил кухню.

— Дождь может идти весь день. Я не могу позволить себе ещё одну ночь. Так что либо Гарн погрузит тебя на мою лошадь и отвезёт обратно в Восточный Прайм под проливным дождём, либо ты останешься и сочтёшь сегодняшний вечер дружеским визитом.

Его брови опустились, черты лица помрачнели. Ничуть не смутившись грозного вида, Анья одарила его дружелюбной улыбкой, а Гарна — ещё более соблазнительной.

— Я останусь. Мой дом счёл бы за честь, если бы вы приютили меня в такую непогоду. — Она улыбнулась Гарну, и тот покраснел. — Я бы хотела, чтобы ваш слуга научил меня языку своих рук.

Мартиса подавила улыбку и встретилась с озорным взгляд Шилхары.

— Он человек многих талантов и говорит красноречиво, когда ему не изменяет рассудок.

В раковине зазвенела посуда, и Гарн отвернулся скрыть смущение.

Смешинки смягчили суровый взгляд Шилхары и углубили морщины, прорезавшиеся от носа до уголков рта.

— Оставь посуду, Гарн, — приказал он. — Перемоешь позже.

Гарн перестал греметь посудой, его голубые глаза засветились надеждой. Шилхара многозначительно посмотрел на Анью.

— Хорошенько воспользуйся погодой и компанией Аньи.

Когда они ушли, в кухне воцарилась тишина, слышен был только храп Каеля под столом, потрескивание огня в очаге и ровный стук дождя на улице. Мартиса рискнула взглянуть на Шилхару из-под опущенных ресниц. Он наблюдал за ней с загадочным выражением лица, скрытым за дымкой матала.

Она прочистила горло.

— Ты хорошо поступил с Гарном. Анья очень красивая. И добрая.

Он наклонил голову.

— И дорогая. Гарн может голодать из-за неё, как и я, но я задолжал своему слуге.

Мартиса вспомнила замечание Аньи о щедрости Шилхары. Надежда боролась с укором. Он для неё под запретом, смертельное препятствие в миссии и к конечной цели. Сердце не всегда покорно, и она лелеяла тайную надежду, что он не нашёл облегчения меж бёдер Аньи прошлой ночью.

Дым из трубки дразнил ноздри, пока Мартиса смотрела на гребень в руке и нервно вертела его в ладони.

— Я думала, он привёз её для тебя.

— Так и есть. — Его глаза хранили тысячи тёмных тайн. — У тебя волосы всё ещё не обсохли.

Понимая, что он больше ничего не расскажет об Анье, Мартиса подняла гребень, чтобы показать, что выполнит его приказ, и села, скрестив ноги у огня. На улице шёл дождь, и воздух в кухне остывал.

Свет, окутавший Шилхару, когда он вошёл в дом, померк. Мужчина в поношенной одежде и с трубкой табака мог сойти за обычного бедного крестьянина, который отдыхал в редкий день и пережидал непогоду, но этот крестьянин обладал необычной силой и пугал подозрительных священников, которые пытались взять его под свой контроль — или убить в случае необходимости.

— После такого ты войдёшь в легенды. Анья вернётся в Восточный Прайм и расскажет всем, кто захочет слушать, что она здесь видела. Пойдёт молва.

Вздох отвращения вторгся в успокаивающие звуки кухни.

— О, да. Вместо борьбы с бурей, будут говорить, что я в одиночку сразился с небесным войском, дабы спасти покрытое ржавчиной сокровище, которое не смог бы продать на рынке, даже если бы захотел. — На этот раз его насмешливая улыбка была направлена не на неё. — Спасение потерянных сокровищ от жадных богов намного интереснее, чем спасение апельсиновых деревьев от засухи.

Он наклонился высыпать пепел из трубки в очаг. Его влажные волосы чёрными прядями рассыпались по её коленям. Пальцы так и манило прикоснуться к переплетённым прядям.

— Могло быть и хуже. Я мог бы привезти её в Нейт осенью, во время забоя свиней. Если бы ты всё ещё была здесь, я бы заручился твоей помощью. Мы бы отправили прекрасную гурию Гарна домой с рассказами о том, как я упивался кровавым ритуалом, который включал в себя принесение в жертву свиньи и секс с моей наложницей-ученицей.

Мартиса рассмеялась, её переполняла эйфория. Он назвал Анью — гурией Гарна. Окрылённая этим открытием, она не могла удержаться, чтобы не поддразнить:

— Скорее всего, они заставят тебя принести в жертву наложницу и трахнуть свинью.

Его смех вторил ей эхом, гортанный и соблазнительный. Он вернулся к столу и поднял чашку с чаем как дань уважения её остроумию.

— Ты прекрасно знаешь простой люд.

Он сел на скамью так, чтобы его лицо было частично обращено к ней.

Мартиса закончила расчёсывать волосы, разделив пряди на три толстые части, чтобы сделать привычную косу. Но остановилась по его команде.

— Не надо! — Его грубый голос звучал хриплее обычного, и он уставился на неё с тем же голодным взглядом, что и на лестнице. — Оставь распущенными.

Она опустила руки. Волосы волнами легли на колени. Она протянула ему гребень.

— Не хотите воспользоваться?

Он посмотрел на гребень, потом на неё.

— Ты меня расчешешь.

Невысказанный вызов повис между ними. Если осмелишься.

Если бы он только знал, что предложил ей осуществить одно из её самых больших желаний — прикоснуться к нему, почувствовать шелковистость волос под своими ладонями. Она покинула своё место у очага и села на скамью позади него. Осторожно освободив спутанные волосы, она расчесала колтуны, стараясь не тянуть слишком сильно. Он тихо сидел под её присмотром, напоминая спящего льва, греющегося на солнышке.

Как только волосы стали гладкими, Мартиса провела по ним расчёской для чистого удовольствия. У него красивые волосы, прямые и чёрные, ниспадающие до пояса. Они растеклись по сильной спине и широким плечам, пропитав рубашку влагой до прозрачной тонкости. Мартиса скользнула рукой, оценивая их тяжесть, и погладила затылок лёгкими движениями гребня.

С плеч Шилхары сошло напряжение, и он опустил голову, молчаливо приглашая её продолжать. Он глубоко вздохнул, расслабляясь под её прикосновениями. Сама же Мартиса не могла разделить его безмятежность. Она полыхала пламенем, вспоминая те моменты в библиотеке, когда он дал ей почувствовать вкус горящей в нём страсти. Он был воплощением её мечты, яркой и переменчивой звездой в зимнем небе.

Тишина в кухне напоминала затишье перед очередной бурей. Даже Каель больше не храпел под столом. Мартиса отложила гребель на стол и встала. Шилхара не пошевелился, и ей показалось, что он уснул. Она потянулась к чайнику и поймала на себе его взгляд из-под тяжёлых век.

— Я поставлю ещё чаю, — сказала она.

Она чуть не выронила чайник, когда он молниеносным движением схватил её за запястье.

— Назови моё имя.

Она уставилась на тонкие пальцы, сжимавшие запястье.

— Господин?

— Нет. Не обращение слуги к хозяину. Моё имя. — Греховный жар окутывал его хриплый голос.

Её охватило желание. Крылья Берсена, она жаждала этого мужчину. Их удерживала вместе одна его хватка на её руке, но казалось, что все её эмоции — вся её страсть — сосредоточились в узком запястье, расходясь всё более широкими кругами, пока не охватила всё её существо. Он был бурей. Столь же смертоносный, как молния, и столь же непредсказуемый. Она стояла перед ним совершенно очарованная.

Она ни разу не произносила его имени — ни перед ним, ни перед Гарном. Даже в собственных мыслях. Обращение к нему как к хозяину — последний барьер, который она воздвигла меж ними, единственный, что ещё устоял, и он приказал ей опустить его. Мартиса не колебалась и вложила в свой голос всю силу своего желания:

— Шилхара.

Он сильнее сжал её запястье. Глаза закрылись, и Мартиса впервые заметила, какие же у него густые ресницы.

— Я дал ей твоё лицо. — Он произнёс эти слова сквозь сжатые губы, как будто признание причиняло ему боль.

Пустой чайник с грохотом упал на стол. Мартиса изумлённо уставилась на мага.

— Что?

Его хватка усилилась, внезапно ослабев от её болезненного вздоха.

— Гарн привёл женщину, которую я не хотел. На мгновение я изменил её внешность, придав ей лик моего желания. — Его глаза открылись, выдавая вожделение. — Этого оказалось недостаточно.

У Мартисы подогнулись колени. Ошеломлённая, она рухнула на скамью рядом с ним.

— Господин ... — она покачала головой, — Шилхара…

— Раздели со мной ложе.

Тишина затянулась, нарушаемая только барабанной дробью дождя. Другой рукой Шилхара так крепко сжал чашку, что у него побелели костяшки пальцев. Греющийся лев проснулся и смотрел на неё, словно на добычу в высокой траве.

Их разделяли скалы и пропасти, такие глубокие и широкие, что в них можно было падать целую вечность. Мартиса же беспечно сошла с самой высокой из скал.

— Да, — ответила она.

Он шумно вздохнул с ликующим возгласом. Его смуглые пальцы отпустили её запястье, скользнули по тыльной стороне ладони и переплелись с белыми пальцами. Он потянул её к себе и некрепко обнял.

Каель тихо фыркнул, когда они вышли из кухни. Шилхара поглаживал ладонь Мартисы большим пальцем, пока вёл по лестнице на второй этаж. Нежное и ободряющее движение, оно никак не мог унять бешеный трепет в животе Мартисы, словно испуганных птиц заперли в крохотных клетках.

Трепет сменился тошнотой, когда она последовала за ним по коридору второго этажа.

— Пожалуйста, — тихо взмолилась она. — Только не в комнату Аньи.

Он мог бы пригласить её на кухню, в библиотеку, даже в грязную рощу под мрачным небом, и она бы охотно согласилась. Но только не сюда.

Она чуть не врезалась ему в спину, когда он остановился у своих покоев. Мартиса с трудом сглотнула. Его спальня. Бастион уединения, который не принимал никого, кроме Гарна, и то только ради уборки, омовения или подачи ужина. Гарн предоставил ей полную свободу передвижения по поместью, за исключением личных покоев хозяина. Вход в опочивальню был под запретом, и Гарн лично накажет Мартису, если она нарушит это правило. Голубые глаза великана напоминали лёд, когда он наложил этот запрет. Это был единственный раз, когда Мартиса испугалась Гарна, и она так и не переступила черту, несмотря на свою миссию.

Как и её непреклонная официальность в обращении к нему, это был барьер Шилхары от неё.

Последний бастион пал, когда маг открыл дверь.

Прохладная и влажная от воздуха, что просачивался сквозь щели в оконной раме, комната пахла дождём и пряностями, старым шёлком и возбуждающим ароматом, присущим одному хозяину Нейта. Остановившись на пороге, Мартиса ничего не увидела в полумраке, кроме смутных очертаний кровати и стола.

— Входи, Мартиса. — Голос Шилхары почти свистел в темноте, когда он потянул её руку. — Здесь нет пожирателей душ.

«Нет, — промелькнуло у неё в голове. — Только похититель сердец».

Она позволила ему провести себя в спальню. Пол под ногами был мягким, и туфля потонула в ворсе. Шилхара отпустил Мартису и пробормотал заклинание. Угли в жаровне, стоявшей в дальнем углу, с шипением разгорелись. Огонь стал ярче, освещая комнату тёплым янтарным сиянием. Мягкий свет обнажил святилище былого великолепия и хаоса учёного. Обтрёпанные на концах и местами истёртые, ковры покрывали пол и драпировали каменные стены. Их некогда яркие цвета выцвели от солнца и времени, а нити сжевала моль. Мебель была расставлена в беспорядке, стол и стул завалены свитками и гримуарами. В одной стороне спальни большой сундук и жаровня вместе с потрясающим, богато украшенным кальяном. Перед входом на балкон большую часть пространства занимали огромная смятая кровать и умывальник с тазом и кувшином.

Дверь захлопнулась за Мартисой с решительным щелчком. Когда Шилхара повернулся к ней, в его глазах плясали отблески пламени. Его мозолистые ладони гладили её руки.

— Дверь не заперта и не охраняется.

Он был честен в своём желании. Никаких цветистых речей и нежных уговоров. Он соблазнил её своей прямотой, а теперь заверил, что не остановит, если она решит уйти. Так символично. Он мог заставить её остаться без особых усилий даже с широко распахнутой дверью.

Мартиса провела пальцем по его губам, их дразнящая мягкость искушала запечатлеть поцелуй. Времени для этого более чем достаточно. Она хотела насладиться этими мгновениями, близостью с человеком, которого презирал Конклав и любила их шпионка.

Шилхара высунул язык и попробовал кончики её пальцев. Он стоял неподвижно под её изучающим прикосновением, единственной реакцией на её блуждающие ладони стало лишь то, что он крепче сжал её руки. Она погладила его подбородок и шею, исследуя неглубокую впадину между плечом и ключицей, прежде чем двинуться по широкой груди. Его маленькие соски заострились под рубашкой, когда она провела большими пальцами по их чувствительным кончикам.

Он был великолепен, этюд жилистой силы и гладкой кожи, дымчатого тепла и мужественности. Она внимательно всмотрелась в его суровое лицо, ещё более строгое из-за игры теней на подбородке и орлином носе.

— Не возражаю, если станет темнее.

Ей было трудно встретиться с ним взглядом. Он не Балиан. У Шилхары из Нейта больше характера в мизинце, чем у Балиана во всём теле, но она всё равно высказала своё сомнение. Маг предпочёл её гурии, одарённой необыкновенной красотой, но Мартиса хотела убедиться: он понимает, что даже в мягком, более лестном свете, исходящем от горячих углей жаровни, она всё ещё простая, непримечательная Мартиса.

Шилхара посмотрел на неё сверху вниз так, что она покраснела.

— Умеешь же ты задеть.

Она резко втянула воздух.

— Нет, это не входило в мои намерения. Я только…

Он приложил палец к её губам. Она задержала дыхание, когда он сжал её руку, скользнул ею вниз по своей груди и напряжённому животу, прежде чем обхватить её пальцами выпуклость на штанах. Они оба застонали, когда она нежно провела ладонью по твёрдому члену и погладила пальцами яйца. Он был горячим в её руке, соблазнительное сочетание твёрдости и мягкости.

— Я знаю, что вижу, — прошептал он ей на ухо и прижался к её ладони. — Знай, что я сдерживаю. Вот что ты творишь со мной.

Мартиса бы рухнула на пол, если бы он не поддержал её, обхватив рукой за спину. Она припала к его рту, губы нашли друг друга. Он раскрылся навстречу её ищущему языку, позволяя проникнуть и изучить. Их языки переплелись, отдавая столько же, сколько и беря. Шилхара был вкуснее летнего вина и первых плодов весеннего урожая.

Поцелуй стал глубже, слияние языков имитировало медленное движение бёдер Шилхары. Его руки блуждали по телу Мартисы, скользя вниз по спине и обхватывая ягодицы. Его пальцы оставляли за собой огненные следы, и Мартиса застонала.

Его пальцы затеребили завязки её туники, дёргая до тех пор, пока охваченный собственным бессилием он не отстранился. В полумраке острые скулы раскраснелись, а губы распухли от поцелуя.

— Я хочу узреть всю тебя, Мартиса, и у меня нет терпения ждать. Насколько сильно тебе дорог этот наряд?

Не будь она такой благоразумной, а юбка с туникой недавно пошитыми, то с радостью помогла бы ему сорвать одежду. Вместо этого она улыбнулась, покраснела и расправилась с узелками с впечатляющей скоростью. Юбка упала на пол. Туфли скользнули в угол, а Шилхара помог стянуть тунику через голову. Мартиса осталась стоять, прикрытая одними распущенными волосами и тёплым пламенем очага.

Она не думала, что это возможно, но глаза Шилхары потемнели ещё сильнее. Он приподнял прядь её волос и перебросил через плечо, обнажая грудь и нежный изгиб талии. Он ничего не сказал, но его взгляд, чёрный и тлеющий, когда он прошёлся от макушки до пальцев ног, говорил о многом. Она взглянула на перед его штанов и увидела мощь эрекции, плотно прижатой к ткани.

Набравшись мужества, Мартиса откинула волосы, давая ему возможность полностью рассмотреть её. Она подняла руки ладонями вверх.

— Извини, — поддразнила она. — Никакой третьей груди.

Он моргнул, а затем рассмеялся над её напоминанием об их разговоре в кладовой. Мартиса улыбнулась, обрадовавшись, что снова заставила его смеяться, даже сейчас, в этот момент напряжённой близости. Его смех сменился обольстительной улыбкой. У Мартисы перехватило дыхание, когда он закрыл небольшую брешь между ними. Его пальцы прочертили дорожку по её ключицам, задержались на впадинке у горла, прежде чем очертить линию между грудями. Её соски напряглись в ожидании его прикосновения.

— Меня больше впечатляет качество, чем количество.

На этих словах даже его улыбка исчезла. Он обвёл контуры каждой груди пальцами и, наконец, обхватил их ладонями. Мартиса выгнулась в его тёплых ладонях.

— Ты безмерно прекрасна, — прошептал он ей в губы.

Этот поцелуй был не похож на предыдущий. Яростнее и жёстче, он требовал, чтобы она уступила его желанию утолить пронизывающую его потребность. Он ласкал её груди, скользя грубыми подушечками больших пальцев по соскам снова и снова, пока она не начала извиваться в его руках и стонать ему в рот. Он погрузился в её рот, посасывая язык. Его руки покинули её грудь, прочертили изгиб талии и скользнули по бёдрам, чтобы крепко прижать к себе. Мартиса застонала, когда его член прижался к её лону. Волна жара спиралью вырвалась из центра её бытия. Она хотела почувствовать его внутри себя, прижаться к его обнажённому телу.

Она поцеловала его, вцепившись руками в рубашку. Пара разорвала поцелуй, тяжело дыша.

— Насколько сильно тебя дорога эта рубашка? — спросила Мартиса.

Шилхара ухмыльнулся и стянул одежду через голову, снова соблазняя Мартису видом своей груди и живота. Штаны последовали за рубашкой, и он предстал перед ней, отполированный янтарём и золотом. Гладкий и подтянутый, загоревший на солнце и мускулистый от работы в роще. Доказательство его желания вздымалось из гнезда тёмных кудрей между ног.

— Тебе нравится?

— О да, — вздохнула Мартиса и ушла с головой в море страсти, когда Шилхара прижал её к себе, кожа к коже.

Он сводил с ума её разум и тело. Руки и язык, шелковистое прикосновение волос к соскам, длинный палец, скользящий глубоко во влажное лоно, низкие, резкие стоны, вырывающиеся из горла. Его член прижался к внутренней стороне её бёдра, и Мартиса раздвинула ноги, страстно желая прижать его к себе.

— Кровать, — прошептала она между страстными поцелуями.

— Слишком далеко.

Он наклонился, втянул сосок в рот и довёл её до безумия танцем своего языка на чувствительном кончике.

Колени Мартисы снова подогнулись, и на этот раз Шилхара последовал за ней на ковёр, поглаживая и изучая её формы языком, пока она не растянулась под ним. Несмотря на прохладный, насыщенный дождём воздух в комнате, Мартиса изнемогала от жары. Пот струился между её грудей, и Шилхара слизывал его, прежде чем припасть губами к груди.

Мартиса застонала, настолько возбуждённая его соблазнительным прикосновением, что заёрзала на ковре. Шилхара прижал её к себе, прокладывая дорожку из поцелуев по животу, остановившись окунуть язык в неглубокую впадинку пупка. Дойдя до её бёдер, он замер.

— Откройся для меня, Мартиса. — Он похотливо провёл языком по нижней губе. — Я жажду ощутить твой вкус.

Где-то в той части сознания, которая всё ещё была способна думать, Мартиса задавалась вопросом, слышит ли половина округи её крики и стоны. Шилхара пытал её своим языком, пальцами, ища сосредоточие её страсти, нежно посасывая то место, которое заставляло её охать и изгибаться под ним.

Он только ускорил темп, когда её спина оторвалась от пола. Жар сконцентрировался между бёдер под ласкающим ртом Шилхары и распространился по всему телу. Кровь бежала по жилам, горячая и пузырящаяся. Пальцы Мартисы впились в мокрые от пота плечи, а ноги задрожали. Она вскрикнула от нахлынувших ощущений и прошептала его имя.

Потрясённая оргазмом Мартиса едва могла отдышаться, когда Шилхара внезапно навис над ней, обхватив руками её голову. Чёрные волосы окутали её шелковым пологом. Губы Шилхары блестели, глаза сверкали. Его голос был гортанным, осипшим.

— Дверь всё ещё не заперта.

Она ошеломлённо уставилась на него. Даже сейчас, когда его губы блестели от её влаги, а член мягко упирался в лоно, он предложил ей остановиться и погасить огонь между ними.

Она провела ладонями по его дрожащим рукам, скульптурным бицепсам и мускулистым предплечьям. Одна рука легла ему на бедро, а другая обхватила член. Он пульсировал в её руке. Струйка семени увлажнила пальцы, и Мартиса обвела кончик, покрывая гладкую головку. Он резко вдохнул.

— А кровать всё ещё слишком далеко, — сказала она, притягивая его к себе. Она подняла ноги, скользнула ими по его бёдрам и сомкнула лодыжки на спине.

Уговоры больше не потребовались. Он оседлал её, глубоко погружаясь с низким стоном, пока яйца не упёрлись в изгиб её попки. Мартиса вторила его звукам, наслаждаясь его полнотой внутри себя, скольжением и растяжением, сокращением внутренних мышц, когда она сжимала его член. Он заполнил её, словно недостающая половинка, касаясь каждого чувствительного места, пока Мартисе не показалось, что она сгорит от страсти.

Он задал быстрый темп, беря достаточно сильно, передвигая по ковру своими толчками. Мартиса держалась, приподняв бедра, чтобы дать ему войти ещё глубже. Её зубы щёлкнули в диком поцелуе, и она почувствовала вкус крови.

Он прервал поцелуй.

 — Произнеси моё имя, Мартиса, — прорычал Шилхара, но она не испугалась. Его бёдра врезались в её плоть, член пронзал естество, и она наслаждалась его яростным обладанием. В несколько коротких часов он принадлежал ей также, как и она ему, и поэтому Мартиса могла сказать, как много он значит для неё, нежно произнеся его имя.

Всё своё вожделение, истому, запретное желание — она вложила в голос:

— Шилхара.

Он лишился дыхания, издав мучительный стон, и его глаза закатились. Мартиса прижала его к себе, когда он вздрогнул, почувствовав внезапную пульсацию члена, его оргазм сопровождался влажным жаром, когда он кончил.

Шилхара склонился над ней, грудь тяжело вздымалась, пока он пытался перевести дух. Мартиса обхватила его бёдра ногами, чтобы сохранить их связь, не желая расставаться. Он медленно опустился на неё, стараясь не раздавить.

Его волосы упали ему на глаза, и Мартиса нежно откинула их назад. Глаза Шилхары были закрыты, а дыхание замедлилось до ровного ритма.

— Дверь всё ещё не заперта? — поддразнила она.

Он не открыл глаз, но перекатился на бок, увлекая её за собой. Его рука скользнула по её бедру и обхватила ягодицы, притягивая ближе.

— Да. А кровать определённо всё ещё слишком далеко.

Мартиса гладила его руку, наслаждаясь ощущением тела, прижатого к ней от плеча до лодыжки. Они оба были скользкими от пота. Она усмехнулась, затем поморщилась от жгучей боли, вспыхнувшей в пояснице. Она протянула руку назад и коснулась этого места.

— Ой!

Шилхара пораженно уставился на неё, застигнутый врасплох её вскриком.

— Что случилось?

Она зашипела, когда жжение усилилось.

— Курманские ковры далеко не так мягки, как их нахваливают.

Шилхара подвинулся так, чтобы она легла на него, и приподнялся заглянуть ей через плечо. Когда он снова откинулся на спину, на его лице играла смущённая улыбка.

— У тебя там впечатляющая ссадина от ковра.

У Мартисы округлились глаза.

— Неужели? Я даже не почувствовала, как это произошло.

Улыбка Шилхары стала самодовольной.

— Правда? — Он легонько шлёпнул её по ягодице, стараясь не задеть больного места. — Ложись на недосягаемую кровать. У меня есть мазь. Она облегчит боль и поможет зажить ране.

Он медленно выскользнул из неё, когда она оторвалась от него, оставив после себя перламутровую струйку на бедре. Мартиса свела колени.

— Белье. Если я лягу на кровать...

Он встал и уставился на неё со смесью раздражения и удовольствия.

— Мартиса, кровать и всё постельное бельё будут полностью уничтожены к утру.

Её охватило приятное тепло. Он ещё не закончил с ней. Она улыбнулась. Хорошо. Она тоже ещё не закончила. Даже сейчас, когда её бедра увлажнились от его семени, а внутри всё ещё пульсировало, она жаждала его. Хотела, чтобы он вошёл в лоно, в рот, принимая и отдавая.

Шилхара подошёл к сундуку у кровати и откинул крышку. Медленный жар желания омыл кожу Мартисы, пока она смотрела на него. Длинные ноги и небольшие упругие ягодицы дополняли тонкую талию и широкие плечи. Взгляд, брошенный им через плечо, дал ей понять, что он поймал её любующуюся его обнажённым телом.

— Собираешься стоять вот так весь день?

Она подошла к кровати и растянулась на животе. Каркас заскрипел под весом Шилхары, когда он сел на край и поставил на стол маленький кувшин. Мартиса положила голову на сложенные руки.

— Прости, — сказала она.

Он погрузил пальцы в мазь.

— Очередные извинения. И что теперь?

Она захихикала от его раздражения и втянула воздух сквозь зубы, когда холодная мазь коснулась больной спины. Дискомфорт длился лишь мгновение, сменившись теплом, которое облегчило боль, когда Шилхара нанёс мазь на ссадину. Его руки творили чудеса во многих отношениях.

— За что ты извиняешься? — поинтересовался он.

Она прикрыла зевок рукой, убаюканная ласковыми движениями, которые он кругами выводил на её спине.

— За ссадины. Теперь я не могу лежать на спине.

Круговое поглаживание прекратилось. Шилхара фыркнул.

— Во-первых, эта ссадина — моя вина, а не твоя. Во-вторых, твой Балиан, несмотря на всё своё бахвальство, явно не обладал ни воображением, ни умом, когда учил тебя плотским утехам. — Она машинально приподняла ягодицы, когда его рука скользнула меж её бёдер и обхватила лобок. Он поцеловал её в плечо, в то время как его пальцы дразнили. — Мне не нужно, чтобы ты лежала на спине, Мартиса, если ты только не собираешься любоваться вместе со мной звёздами.

Глава 15

Шилхара приставил лестницу к книжным шкафам и выругался, когда на его голову обрушился дождь из пыли. Он зажмурился и отмахнулся от облака.

— Мартиса права, — пробормотал он. — Мы тонем в пыли.

Он взобрался по лестнице к самой верхней полке и стряхнул затейливо сплетённую паутину, покрывавшую ряд гримуаров. В библиотеке Нейта хранились книги и свитки, от которых отказался Конклав. У Повелителей воронов подобных предрассудков не было. Рукописи о магии Пустоши соседствовали с подробными описаниями ритуалов жертвоприношений и вызовов демонов.

Сегодня Шилхара искал фолианты о чёрной магии, запретных заклинаниях и призывах, проклятиях и одержимости потусторонним. Несмотря на предположения Конклава и репутацию падальщика, сам Шилхара едва ли баловался запретным. Проклятие, нависшее над дубами у входа в Нейт, и смертоносные чары, окружавшие каменную ограду рощи, — единственное злое колдовство, которое он извлёк из этих пыльных книг и использовал для своих нужд. И они высосали из него всю силу. Тёмные заклинания, мощные и эффективные, требовали высокой и постоянной цены.

Пальцы пробежались по корешкам, кожу покалывало, когда он касался страниц в кожаном переплёте. Обложки, гладкие и выцветшие, истёртые от времени, были сделаны из кожи, о происхождении которой не хотелось строить догадок. Найдя нужный фолиант, Шилхара спустился и устроился у окна. Где-то в этих загадочных пассажах таился ответ на загадку дара Мартисы.

В её талантах не было ничего тёмного. Он никогда не чувствовал себя более живым и очищенным, чем когда она делилась с ним своим даром. Не говоря о могуществе. Последнее дало ему первое представление о том, где он может разыскать сведения о природе её дара. Подобное сильно жаждут, и не всегда доброжелательные силы.

В окна лился солнечный свет, по лазурному небу плыли облака. Не осталось и намёка на бурю, которую он вызвал два дня назад. Даже грязь в затенённом дворе подсохла. Шилхара невидящим взглядом уставился на лежащие перед ним книги, погрузившись в соблазнительные воспоминания о часах проливного дождя, проведённых с Мартисой в опочивальне.

Разделив с ней ложе, он лишь сильнее разжёг свой голод, и даже сейчас возбуждался от воспоминания о её обнажённом теле, омытом светом свечей, и ощущении слияния. Ссадина на спине не помешала ему овладевать ею снова и снова весь день и всю ночь. Она искусно заставила его задыхаться в безумном экстазе, когда оседлала и объехала.

После любовных ласк, когда они отдыхали вместе, покрытые бисеринками пота, тяжело и прерывисто дыша, он прижимал её к себе и удовлетворял своё любопытство, задавая многочисленные вопросы о жизни в Ашере.

Он поднял её руку и провёл пальцем по загрубевшей ладони.

— Это не рука изнеженной женщины. И ты не заработала эти мозоли в Нейте. Камбрия не слишком высокого мнения о менее удачливых родственниках?

Мартиса проследила взглядом за движением его пальцев и пожала плечами.

— Он не обращал на меня особого внимания и чаще бывал в Конклаве, чем в Ашере. Иногда он вызывал меня в оплот, если хотел, чтобы я перевела что-то лично для него, но это случалось нечасто. В Ашере обо мне заботилась его жена.

Шилхара представил, какой «заботой» окружала безумная Дела-фе тех, кто подчиняется её воле. Он также вообразил, как пригвоздил бы эту женщину к ограде своего дома кинжалами после нескольких удачных бросков.

— Не сомневаюсь. Лишь удивлён, что у тебя не осталось следов от хлыста на спине. Даже самый послушный слуга не избежит злобы этой женщины.

— Она искусна в обращении с хлыстом и умеет пустить кровь, не оставив шрамов.

— Талант, которым, как я уверен, она хвастается перед всеми своими друзьями-аристократам.

Ягодицы Мартисы идеально лежали в его ладони, и он провёл рукой по округлому изгибу.

— Чем ты занималась в Ашере?

Лишь едва заметное напряжение намекнуло на тревогу, вызванную вопросом. Голос Мартисы звучал спокойно, и она даже слегка улыбнулась.

— Тем же, что и в Нейте. Я драила, стирала, изготавливала мыло, заботилась о домашнем скоте, собирала оливки, работала с прессом и подавала блюда на званых вечерах. А ещё была писцом епископа.

Она что-то недоговаривала. Камбрию, возможно, не заботило, как Мартиса жила в Ашере, но она для него ценна — не как обычный слуга.

— Сколько тебе было лет, когда ты стала послушницей Конклава?

Она ласкала его так же, как и он её, проводя рукой по его ноге и бедру. Шилхара наслаждался её прикосновением. Обнимать её приятно. Это так правильно, естественно.

— Мне было двенадцать, — ответила Мартиса. — Верховный священник посетил Ашер и привёз с собой ищейку магов. Зачуяв меня, пёс рванул поводок.

Её пальцы щекотали место, где она провела ладонью по его подбородку, прежде чем положить её на щеку.

— В Конклаве о тебе никогда не говорили. Ни священники, ни послушники. По крайней мере, не упоминали имени. Ходили слухи о студенте, изгнанном под угрозой смерти. Это был ты?

Её медные глаза отражали тусклый свет жаровни.

— Что? Мне не воздают хвалу на утренней молитве? — Его губы скривились. — Они сочли меня слишком опасным, чтобы выпустить на свободу, и сослали сюда, в Нейт, к Повелителю воронов.

— Ты как-то упоминал первого Повелителя. Ты унаследовал его титул?

— Титул, репутацию и сам Нейт. — Он прижался щекой к её руке. — Не заблуждайся. Я пережил оскорбления и дурную славу. Конклав думал, что отослал меня к магу-падальщику, который использует меня в качестве приманки для демонов. У моего наставника были другие планы.

Её глаза на мгновение закрылись. Когда же Мартиса снова взглянула на него, в янтарных омутах вспыхнул затаённый гнев, смешанный с сочувствием.

— Я понимаю, почему ты их ненавидишь — священников.

Если бы она только знала, насколько глубоко это чувство. Шилхара отогнал мрачные думы и успокоился тем, что ласкал её тёплое тело. По праву он должен презирать и её. Она — орудие Конклава, послана в Нейт шпионить за ним и вполне может преуспеть в своём начинании, но он её не презирал. Отнюдь, и переполнявшие её эмоции заставили его уклоняться от этих мыслей быстрее, чем от размышлений о боге.

Её губы раскрылись под его губами, мягкие и податливые. Она не красавица, как гурия Анья, но храбрая и остроумная девушка, начитанная и исключительно наблюдательная. Она подходила ему как никто другой. После того, как она вернётся в Ашер, он ещё долго будет помнить её — и тосковать.

Шилхара зарычал и перевернул Мартису так, чтобы она села на него верхом. Её волосы окутали его душистыми волнами. Быстрое движение бёдер, и он оказался внутри неё, медленно погружаясь в тугой гостеприимный жар.

Глаза Мартисы засверкали, дыхание сбилось.

— Ты видишь звёзды, Шилхара из Нейта?

Он обхватил её бедра руками, а она объезжала его, позволяя задавать темп, пока не обезумел от желания. Шилхара притянул её к себе и целовал до тех пор, пока они оба не задрожали, лишившись дыхания. Он погружался в неё снова и снова, отчаянно желая стать ближе и сделать своей. Его жажда была настолько сильной, что дар пробудился сам по себе, вызванный не действием заклинания, а яростью страсти. И её магия ответила на зов.

Дар Мартисы, освободившись от недостаточного контроля, вырвался наружу. Предательский янтарный свет окружил тела, и Шилхара вдохнул его полной грудью. Сам её дух наполнил его суть. Её сила проистекала из терпения, решительности и сострадания, окутанного дымкой лёгкой меланхолии — и любви к нему. Оргазм обрушился на Шилхару, как штормовой прилив, протекая по чреслам подобно горячей реке, отчего он выгнул спину со стоном, чуть не сбросив с себя Мартису. Она удержалась и последовала за ним на небеса. Её тихие крики затихли вместе с его голосом, когда она рухнула ему на грудь.

У Шилхары дрожали руки и ноги, конвульсивная дрожь сопровождалась чёрными точками перед глазами. Он поднял руку и увидел вокруг своих пальцев ореол света и прижал их к спине Мартисы. Неразборчивый шёпот заклинания утонул в её волосах. Мартиса вздрогнула и подняла голову, чтобы посмотреть в его глаза.

— Что ты сделал?

Он потёр большим пальцем гладкую кожу на том месте, где была ссадина.

— Исцелил твою спину.

Она отвела руку назад и коснулась места, которое он ласкал. Глаза расширились, Мартиса одарила его блаженной улыбкой.

— Ты удивительный. Спасибо. — Взгляд на мгновение потемнел. — Знаешь, я тебе завидую. Не столько из-за силы, сколько из-за того, что ты можешь управлять ею по своему желанию. Я бы хотела, чтобы мой дар вёл себя также.

Шилхара ничего не сказал, только погладил её по волосам, когда она положила голову ему на плечо и заснула, всё ещё ощущая его внутри себя. Он обнял её изо всех сил.

Он был совершенно измотан. Даже дар не мог полностью восполнить энергию, которую у него отняла буря и часы любовных утех. Ему нужно поспать. А ещё снова овладеть ею, и когда она опустошит его настолько, чтобы хватило на добрый десяток жизней, он отправится в библиотеку проверить страшную правду. Он понял, кто она. Дар Мартисы — не благословение, а проклятие.

Громкий треск в одно из окон библиотеки вывел Шилхару из задумчивости. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как взмахнули крылья и ворон рухнул на землю. Он покачал головой.

— Каелю понравится птичье мясо.

Книга, которую он снял с верхней полки, лежала на столе неоткрытой. Руны украшали кожаный переплёт, таинственные символы жалили пальцы, когда Шилхара провёл по контурам. Пожелтевшие страницы затрещали, когда он распахнул книгу и приступил к чтению. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти нужные отрывки, и он прочёл их с горьким торжеством.

— Ах, Камбрия, ты даже не представляешь, что мне передал?

Известие опустошит Мартису. Шилхара провёл рукой по волосам и тяжело вздохнул.

Он нашёл её за работой в углу двора вместе с Гарном. Она развешивала свежевыстиранную одежду и бельё на верёвках для просушки. Частично скрытая влажными одеялами Мартиса не заметила появления Шилхары, пока он не заговорил:

— Ученица, ты нужна мне в главном зале.

Она выпрямилась, судорожно выдохнув.

— Ты меня испугал.

Её робкая улыбка погасла при виде его мрачного лица. Она кивнула и вытерла влажные руки о юбку.

Окрашенная бледным светом и пылинками, она стояла перед ним в большом зале с застывшим лицом, ожидая его приказаний. Он прочёл мрачную решимость в её глазах. Она ожидала от него неприятного урока. Сожаление скрутило желудок Шилхары ещё сильнее. Он практиковал рассчитанную жестокость по отношению к ней в этом зале, когда она только приехала. Его попытки отпугнуть её потерпели неудачу, но страх, который он внушил, остался, даже несмотря на разделённую близость.

Он не знал, как её успокоить, особенно когда его целью было огласить ей жестокую правду.

— Призови свой дар, Мартиса.

Её брови поползли вверх, но она сделала, как он велел. Шилхара мог наблюдать, как она тысячу раз вызывала свой дар, и всё ещё не уставал от этого зрелища. Он никогда не видел, чтобы дар проявлялся таким образом — мерцающее сияние, которое охватывало носителя целиком и манило к себе.

— А теперь? — Даже её голос изменился, резонируя чувственностью, от которой по спине Шилхары разлился жар.

— А теперь я хочу, чтобы ты разбила стекла в этих окнах. — Он указал на высокие окна, покрытые многолетней грязью. — Ты знаешь заклинание. Конклав всегда учит ему новичков.

Мартиса нахмурилась.

— Ты уверен? — Её вопрос свидетельствовал озамешательстве.

— Не сомневаюсь.

Заклинание было простым, безобидным упражнением. Его использовали для того, чтобы познакомить самых юных послушников с искусством контроля и манипуляции и дать осознать собственную силу. Но даже оно оказалось за пределами возможностей Мартисы. Она повторила заклинание дважды, но в оконном стекле не появилось ни единой паутинообразной трещинки. Её плечи сгорбились от поражения.

— Бесполезно. Ничего не изменилось. Заклинания не работают с моим даром.

Шилхара обошёл её, и стук каблуков эхом отдался в комнате.

 — Они работают, но не так, как мы думали. — Он произнёс то же самое заклинание, и стекло треснуло в трёх окнах. — Простое заклинание разрушения. Хорошо для мелких проказ, но не более.

Он взял её за руку. Её дар пронёсся сквозь него, увлекая её сущность за собой, так что она запела в его венах. Он был переполнен силой, которая заставила его собственный дар гудеть в ответ. Шилхара отпустил руку Мартисы, прежде чем поддаться её очарованию и начать питаться её даром и душой.

— Смотри.

Шилхара ещё раз повторил заклинание. Мартиса заткнула уши руками, когда сокрушительная волна закрутила воздух вокруг них. Последовал взрыв, и все окна в зале разлетелись вдребезги, обрушивая во двор ливень осколков. Разбитые радуги зацепились за зазубренные осколки, всё ещё прикреплённые к оконным рамам. Зал залил солнечный свет. Снаружи завыл Каель, и Шилхара услышал, как распахнулась дверь в кухню. Мартиса уставилась на него, как на сумасшедшего.

Он дважды хлопнул в ладоши и произнёс одно резкое слово. Гарн вбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как стёкла поднялись в воздух, соединились и встали на свои места. Окна выглядели нетронутыми, если не считать запёкшейся на поверхности грязи. Зал вернулся в удручающую полутьму.

— Гарн.

Слуга материализовался рядом с ним, глядя на отремонтированные окна. Он взглянул на Шилхару

— Возвращайся во двор. Мне нужно кое-что сообщить Мартисе. Наедине.

Гарн на мгновение заколебался, переведя взгляд на потрясённое лицо Мартисы, затем поклонился и удалился. Пальцы Мартисы сцепились меж собой, костяшки побелели на фоне тёмных юбок. На лице застыл пустой взгляд, не сочетающийся с напряжёнными руками.

— Этого, — Шилхара махнул рукой в сторону окон, — не должно было случиться. По крайней мере, не так, как ты видела.

Она нахмурилась.

— Я ничего не понимаю. Ты очень могущественен. И тебе это должно быть по плечу.

— На самом деле, нет. Это заклинание разрушения может лишь покрыть стекло трещинами. Сама его природа ограничивает эффекты, независимо от силы мага. Второе заклинание сложнее. Восстанавливать всегда сложнее, чем разрушать. Колдовство должно было вызвать кровотечение. Но у меня ни царапинки. — Он поднял руки, чтобы Мартиса увидела мерцание своего дара на них. — Сила твоего дара, направленная через меня, изменила эти заклинания.

Она моргнула и подняла руки, которые больше не светились так, как его.

— Мой дар дал тебе силу?

Нутро Шилхары болезненно сжалось от вновь вспыхнувшей надежды в её глазах.

— У тебя редкий дар, Мартиса. Последний известный одарённый с твоим талантом — женщина с побережья, родившаяся более четырнадцати столетий назад. Курманы называют таких одарённых бидэ цзиана. Дарители жизни. Эта дарительница жизни встретила свой несчастный конец в объятиях возлюбленного, ворона-мага, который когда-то жил недалеко отсюда.

Мартиса нахмурилась. Шилхара почти слышал, как она мысленно перебирает множество архивов, которые читала и переводила, историю Конклава и перечни с разнообразнейшими талантами одарённых.

— Я никогда не слышала и не читала о… — как ты их назвал? — бидэ цзиана. Священники никогда не рассказывали о них.

— Они легенда и настолько редки, что многие считают их существование мифом. У Конклава никогда не было дарителя жизни, который бы вступил в ряды священников. — Шилхара ухмыльнулся. — А то, что Конклав не знает и не признаёт, — либо выдумка, либо просто не имеет значения.

Он старался говорить ровным тоном, ничем не выдавая растущего смятения в душе.

— Твой дар — не благословение, Мартиса. Не для тебя. Заклинания, которые ты выучила и запомнила, никогда не сработают. — Её потрясённый вздох прервал заявление, но Шилхара продолжил, безжалостный в правде и полный решимости защитить её, независимо от того, как сильно она может пострадать от его честности: — Ты всего лишь сосуд, и ничего более. Источник, которым пользуются маги вроде меня. Твоя сила усиливает магию других.

Губы Мартисы сжались в тонкую линию, глаза потемнели.

— Откуда ты это узнал? — прошептала она.

Она постарела у него на глазах, осунувшись от его слов.

— Обыскал библиотеку. У меня есть несколько фолиантов о чёрной магии. В них говорится о колдунах-воронах, которые поработили бидэ цзиана и питались их силой, как пиявки — кровью. Один из них стал пожирателем душ Ивехвенна.

Мартиса побелела и покачнулась. Шилхара протянул руку, чтобы поддержать её, но она отпрянула от его прикосновения.

Жёсткая как кнут, она зарыла руки в юбку и медленно задышала. Мартиса уставилась в пол, потом на него.

— Меня сейчас стошнит, — решительно заявила она и бросилась мимо него на кухню.

Оставшись в одиночестве в главном зале, Шилхара спрашивал себя, почему ему не хочется праздновать свой триумф над Конклавом и Камбрией в частности. Его шпионка ничего не увидела, что могло бы осудить его как предателя или еретика. А даже если бы вышло наоборот, сейчас это не имело значения. Скверна мог хоть распивать с ним чай на кухне и обсуждать, как они собираются переделать мир по своему усмотрению — начиная с медленных пыток и смерти каждого священника Конклава. Теперь он держал ключ к молчанию Мартисы. Какую бы награду Камбрия ни пообещал за голову Шилхары, маг сомневался, что она стоит того, чтобы пожертвовать своей душой.

Выйдя во двор, Гарн остановился у корыта для умывания и уставился в одну точку за углом дома. Безошибочно узнаваемые порывы рвоты перекрывал визг, блеяние и фырканье скота, снующего по загону. Шилхара подошёл к Гарну и ответил на его отчаянный вопрос.

— Оставь её в покое, Гарн. Она только что узнала жестокую правду.

Мужчины подождали, пока Мартиса не вышла из-за угла. Бледность придавала её глазам запавший вид. Она мрачно встретила взгляд Шилхары.

— Что сообщишь епископу?

Шилхара выдержала её взгляд.

— Гарн, где вино, которое мы купили на рынке?

Гарн сделал знак, и Шилхара взял Мартису за руку. Её пальцы были ледяными в летнюю жару. На кухне Шилхара открыл прохладный погреб и вернулся с небольшим кувшином.

— А разве огонь не был бы лучше? — Мартиса сохраняла спокойствие, но в её чувственном голосе отдавались пронзительные нотки.

— Возможно. — Он взял с полки буфета бутылку огня Пелеты и протянул ей. – Прополощи рот, но не пей. Мне нужно, чтобы ты сохраняла последовательность и ясность мысли. Вино вполне подойдёт.

Он подождал, пока она ополоснёт рот смесью воды и огня и сплюнет всё в помойное ведро у двери. Один только вкус крепкого пойла вернул румянец на её щеки, и она выпрямилась. Они поднялись в его комнату. Он жестом пригласил её сесть на кровать, разлил вино по бокалам и подал ей. Она осушила бокал в два глотка и протянула за добавкой.

Подняв брови, он снова наполнил бокал, подтащил единственный стул и сел напротив неё, держа в руке свой кубок. Мартиса смотрела на него с опаской не меньшей, чем при их первой встрече. Они снова стали врагами.

— Есть множество вещей, которые я собираюсь рассказать Камбрии Ашеровскому. И ни одно из слов нельзя произнести в приличной компании. — Она слабо улыбнулась. — Порабощение и использование другого мага для получения силы — одна из самых тёмных практик. По закону Конклава, любой маг, пойманный за подобным, подлежит смерти.

Он наклонился вперёд, упёршись локтями в бёдра. Лёгкий румянец, вернувшийся к её щекам, снова поблёк.

— Ведь это рабство, как никакое другое.

— Так и есть. И неопределимое влечение для мага, который контролирует цзиану. Вкус власти более чем соблазнителен. — Он прищурился, когда Мартиса сглотнула и отвела взгляд. — Для такого могущественного мага, как я или Камбрия, твой талант стоит больше, чем корабль, груженный золотом до самой ватерлинии.

Он сухо усмехнулся.

— Всё это время ты служила его дому, обучалась в Конклаве, но он так ни о чём не догадался.

— Но ты либо расскажешь ему, либо оставишь меня себе. — Горечь обострила её слова.

Есть много причин, по которым он хотел бы оставить Мартису себе. Её дар — не одна из них. Когда звезда Скверны висит в небе за окном, а голос бога обещает силу, способную поставить королевства на колени, её дар — лишь небольшое искушение.

— Хотя я и соблазнён, но не нуждаюсь в таком даре, а вот Камбрия, может быть. С твоей помощью он сможет контролировать Конклав. Ему не придётся ждать, пока умрёт корифей и Святой престол соберётся избрать следующего главу. Он просто узурпирует власть. Я сомневаюсь, что законы Конклава или какая-то воображаемая мораль помешают ему паразитировать на тебе. — Его губы сжались в презрительную усмешку. — Человек, поносивший магов-падальщиков, сам станет воплощением павших.

Мартиса встала и подошла к окну. Обрамлённые изогнутой аркой и освещённые солнечным светом, её черты были погружены в тень.

— И что теперь?

Он нахмурился, услышав глухие нотки в её голосе, как будто в ней умерло нечто большее, чем надежда на дар.

— Конклав и так стоит у меня за порогом, и это с благоразумным корифеем, который не питает ко мне недоброжелательности. У меня нет ни малейшего желания помогать епископу становиться всё более важной фигурой. — Он допил вино и встал. Мартиса не отступила, когда он подошёл к ней. — Я могу научить тебя скрывать дар. Не просто контролировать, а прятать. Настолько, чтобы священники никогда не почувствовали его присутствия. И я хороший лжец. Мне не потребуется много времени, чтобы убедить Конклав, что я не смог распознать твой талант.

Пустой взгляд Мартисы оборвал ему сердце.

— Ты можешь использовать меня, и я не смогу тебя остановить.

Её волосы были такими мягкими, когда он погладил её косу.

— Чем этот день отличается от любого другого?

Она закрыла глаза.

— Мне страшно.

Он погладил её щеку. Шилхара ненавидел её страх, но он сохранит ей жизнь.

— Так и должно быть. У порабощённых бидэ цзиану силой отнимали дар. Секс, пытки — всё, что их хозяева находили необходимым для проявления силы и использования в своих интересах.

Глухой смех, граничащий с истерикой, вырвался из горла Мартисы. Слёзы потекли по щекам, и она закрыла рот рукой. Смех перешёл в мучительные стоны. Шилхара обнял Мартису, движимый непривычным желанием защитить и утешить. Он погладил её по спине, и её слёзы потекли по его груди. Ей было хорошо в его объятиях даже в горе.

Он не помнил, когда в последний раз плакал, но понимал её слезы. Они порождены гневом и разбитыми мечтами, разочарованием и бессилием. Он молча обнимал, пока она не икнула и не выпрямилась.

Дрожащими руками Мартиса вытерла остатки слёз.

— Естественно, у богов прекрасное чувство юмора.

Боги для него не более чем удобное средство, с помощью которого он проклинал повседневные неурядицы. Только Скверна выше этой философии, и Шилхара ненавидел своего соблазнителя.

— Они только и знают, что насмехаться над людьми, ученица. Никто из них не стоит даже одного коленопреклонения. — Её нижняя губа задрожала под его большим пальцем. — Позволь мне дать тебе средство защитить себя, Мартиса.

Она нежно поцеловала его большой палец и вздохнула.

— Многие сказали бы, что я буду дурой, если доверюсь тебе.

— И многие были бы правы. Я вру хорошо и часто.

Веселье осветило её мрачное лицо.

— Ты никогда не лгал мне.

— Разве нет?

— Не в тех вещах, что имеют значение.

В нём росло желание. Не такое яростное, как раньше, но такое же сильное и глубокое. Если не считать Гарна, Каеля и матери из далёкого прошлого, до этого момента он не был склонен проявлять заботу.

Он подвёл Мартису к кровати и медленно занялся с ней любовью, рассказывая руками то, что слишком боялся раскрыть в глубине своего сердца. Потом он прижался к ней и зарылся лицом в её душистые волосы. Снаружи на деревьях кричали и хлопали крыльями вороны, а Гарн фальшиво напевал песенку, подметая заднее крыльцо. Шилхара провёл целый день с Мартисой и ни о чём не жалел.

Теперь их уроки станут серьёзнее. Будь он проклят, если увидит её сломленной на колесе рабства, и будь он проклят ещё больше, если даст Камбрии шанс заполучить ещё больше власти. Он с улыбкой отдаст свою душу на растерзание, если понадобится остановить епископа.

Нестройные песни воронов затихли, и Шилхара погрузился в сон, наслаждаясь теплом Мартисы. Она пошевелилась, скользнула ногой по его икре. Её голос, холодный и слегка вызывающий, полностью разбудил его.

— А что защитит меня от тебя?

Он крепко прижал её к себе и ущипнул за плечо.

— Ничто.

Глава 16  

Миссия в Нейте обернулась оглушительным провалом. Устроившись на табурете во дворе, Мартиса доила одну из новых коз и гадала, что же ей теперь делать. Гарн сидел рядом и чинил уздечку Комарика. Шилхара заперся в кладовой, разливая по бутылочкам духи из цветков апельсина.

Из отведённого времени ей оставалось провести в поместье бесцельно три недели, не считая переводов для Шилхары, да и то, это слабое оправдание. Ворон Камбрии так и не прилетел на её зов, а ведь Мартиса тайком пропела колыбельную ещё трижды. Доклад Конклаву вряд ли многое бы изменил. Она могла лишь доложить о поездке в Ивехвенн, что само по себе не секрет и не преступление. Если Шилхара и пытался каким-то образом предать Конклав, то тщательно скрывал свои замыслы.

Мартиса прервала дойку. Повелитель воронов купил её молчание знанием о её даре. Она содрогнулась при мысли о том, что талант раскроют остальным. Нынешнее рабство ничто по сравнению с участью бидэ цзиана.

Шилхара предложил ей способы эффективно скрывать то, что Мартиса мысленно обрекла проклятием. Каждое утро, вместо того чтобы поощрять талант творить магию, они старались подавить его, загнать обратно в глубокие тайники, в которых он спал до нападения лича. За альтруизмом Шилхары скрывались более личные мотивы. Конклав под властью Камбрии без колебаний нападёт на него. Нынешний корифей — честный человек, приверженец верховенства закона, он на стороне справедливости, рождённой судом и доказательствами. Он может подозревать Шилхару в гнусных деяниях, но не осудит без оснований. Камбрия же не связан подобной моралью.

Мартиса жалела, что явилась в Нейт. Пробыв рабыней большую часть своей жизни, она привыкла к низкому статусу, но никогда не теряла надежды получить свободу, контролировать свою жизнь и вернуть частичку души, запертую в сверкающем камне.

В то время, когда она заключала сделку с Камбрией, цель казалась ясна, по крайней мере, так она себя убедила. Тихий всхлип застрял в горле. Поначалу предать Шилхару было легко. Но всё изменилось. Даже не ведая истину о даре, она не могла его передать в лапы Конклава. Может, для него она всего лишь удобная игрушка, но для неё Шилхара значил гораздо больше. Мятежный маг, отказавшийся от ярма Конклава, жил как нищий изгой, пугал, наставлял, защищал и видел в ней нечто большее, чем просто пару полезных, покорных рук. Когда он разделил с ней ложе, то всё равно что надел кандалы Камбрии на её запястья. Он никогда не узнает о её чувствах, и Мартиса покинет Нейт, так и не признавшись ему в любви. Её свобода не стоит его жизни.

Рывок за косу оторвал взгляд Мартисы от слепого созерцания земли. Козочка довольно жевала кончик волос. Мартиса выдернула локоны из пасти козы и перебросила их через плечо.

— Нет, меня ты кушать не будешь, девочка моя. Ты уже прогрызла дырки в двух одеялах Гарна. До меня твои зубки не доберутся.

Внезапно воздух вокруг Мартисы закружился вихрем, и вслед из-за солнечных дубов налетел порыв холодного ветра. Каель предостерегающе рявкнул. Козочка жалобно заблеяла и убежала под навес.

Мартиса поднялась с табурета.

— Что это было?

Гарн пожал плечами. Великан был заинтригован, но не прервал своего занятия.

Дверь в кладовую распахнулась, и на пороге появился Шилхара, он вытирал руки о тряпицу. Его тёмные волосы были собраны в тугую косу, отчего форма глаз казалась более миндалевидной. Взгляд устремился за ограду двора.

— У нас гости. — Гарн поймал брошенную ему тряпку. — Гарн, они приехали на пони. Тебе придётся их встретить.

Мартиса хотела поинтересоваться, что за гости к ним прибыли, но промолчала.

По дороге на кухню Шилхара бросил ещё несколько распоряжений:

— Постелите во дворе одеяло и подушки, какие найдёте. Сегодня будем обедать на улице. — Он поманил Мартису пальцем. — Пойдём со мной.

Войдя в дом, он впился в неё любопытствующим взглядом.

— Умеешь заваривать крепкий чай?

— Да, а что?

— Хорошо. Подготовь несколько чайников и вынеси их на улицу, куда Гарн подаст обед. — Он прищурился. — Что ты знаешь об обычаях курманов?

«Ах, так вот кто наши гости».

— Немного. Кухарка Ашеров была курманкой. — Она стала загибать пальцы: — Не бери еду левой рукой, обязательно касайся сердца, когда благодаришь кого-то, и если ты женщина, не смотри в глаза мужчине, если только не хочешь, чтобы он решил, будто ты в нём заинтересована.

Шилхара выгнул бровь.

— Прекрасно. Ты знакома с важными моментами. Особенно с последним. Наши гости знают, что у жителей равнин и прибрежных регионов другие традиции. Но я бы предпочёл проявить осторожность. Не хочу ещё в одной драке доказывать, что ты моя. И в отличие от твоего Балиана, курманы очень хорошо владеют кинжалами.

Он оставил её на кухне, а Мартиса смотрела вслед, ошеломлённая и согретая его замечанием.

Ты моя.

Он мог иметь в виду только то, что она служанка в его доме, и он не отдаст её влюбчивому кочевнику. А ещё Мартиса не верила, что Шилхара бросит курманам вызов. Она не Анья. И всё же, она цеплялась за надежду, что это собственническое заявление было скорее продиктовано эмоциями, а не разумом. Мартиса отругала себя за подобные мысли. Что бы маг ни имел в виду, это не имело значения.

В отсутствие Гарна она успела заварить три больших чайника чёрного чая и достать из погреба несколько буханок хлеба, солёную баранину, сыр, оливки и апельсины. Остаток времени она потратила на то, чтобы добежать до своей комнаты, вымыть лицо и руки и привести причёску в порядок.

По возвращению Гарн встретил её на кухне, и они вдвоём собрали еду и питьё, а также захватили два больших одеяла и несколько пыльных подушек. Выйдя во двор, Мартиса заметила Шилхару. Тот разговаривал с двумя мужчинами в типичных курманских нарядах: коричневые шаровары, рубашка с ярким, расшитым бисером жилетом и туфли с острыми носами. Гости были ниже Шилхары ростом, коренастые, со смуглыми лицами и аккуратно подстриженными бородами. Волосы и глаза такие же чёрные, а ещё у них одинаково выступали носы и скулы. Если в жилах Шилхары не течёт кровь курманов, то Мартиса была готова проглотить туфель.

Отбрасываемая разрушенными стенами тень предоставляла широкое пространство для прохлады. Гарн расстелил одеяла и разложил подушки, а Мартиса расставила еду в центре и нарезала хлеб. Краем глаза она наблюдала за Шилхарой и курманами. Она узнала старшего из мужчин: Шилхара разговаривал с ним на рынке Восточного Прайма.

Курман снял с плеча свёрток и положил на землю. Осторожно приподняв связывающую свёрток ткань, мужчина достал арбалет и протянул Шилхаре. Со своего места Мартиса поняла, что это искусно изготовленное оружие. Должно быть, Шилхара заказал его на рынке взамен того, что потерял в Ивехвенне. Скорее всего, оплачено деньгами епископа. Мартиса улыбнулась от этой мысли.

Обрывки разговора долетали до неё по ветру, пока она ждала вместе с Гарном у одеял. Бендевин, повариха Ашеров, научила её языку курманов — курманджи. Более гортанный, чем отрывистая речь равнин, курманджи труден для изучения и не имеет письменности. Оба курмана говорили на смеси скорострельных слов и ярких пасов руками. Шилхара легко отвечал им, очевидно свободно владея языком.

Он вышел победителем из витиеватого диалога, унося с собой арбалет. Гарн окинул мага восхищённым взглядом.

Шилхара передал оружие слуге.

— Прекрасная работа, не находишь? Как закончишь подавать обед, отнеси арбалет в мои покои. Позже я проверю его в действии. Ах да, принеси ещё хукка. — Его лицо помрачнело. — Мартиса, Гарн позаботится о наших гостях. Ты же служишь мне и только мне. И смотри мне в глаза. Так они поймут, что ты не просто служанка, но и моя любовница.

— Как хочешь, но я не думаю, что они заметят... — она замолкла, поражаясь самой себе. Она никогда раньше не спорила с Шилхарой и не подвергала сомнению его указания. Быстрый взгляд подтвердил, что он удивлён не меньше её.

— Ну и ну, — ответил на это Шилхара, но не стал её упрекать. — Статус в племени курманов определяется стадами овец, которыми владеешь, жёнами и воспроизведённым потомством. Юношам приходится много трудиться, дабы обзавестись женой-курманкой. Некоторые предпочитают заполучить женщину вне племени.

Он подошёл ближе, но не прикоснулся к ней. Гости с интересом наблюдали за их разговором.

— Не стоит себя недооценивать, Мартиса, — тихо добавил Шилхара. — Возможно, в Ашере ты была тенью. Но не в Нейте. И если это возможно, постарайся держать рот на замке.

Повелитель воронов вернулся к курманам и повёл их в тенистое место, которое Мартиса с Гарном приготовили для трапезы. Компания уселась полукругом на подушки и преломила хлеб между собой. Мартиса последовала обычаям курманов, не встречаясь ни с кем взглядом, кроме Шилхары. Она стояла подле него, подливая чай и наполняя тарелку едой. Она была в своей стихии, ведь служила Камбрии за столом десятки раз. Только теперь на неё обращали внимание. Курманы наблюдали за ней, пока она ухаживала за своим господином, и младший из мужчин попытался поймать её взгляд.

Мартиса притворилась, что не поняла его намерений, когда тот заговорил с Шилхарой о ней:

— Твоя женщина хорошо тебе служит. При нашем прошлом визите её здесь не было.

Шилхара бросил в рот оливку и прожевал:

— Мартиса прибыла в Нейт в начале лета. Посланница Конклава.

Его заявление породило ошеломлённое молчание, пока старший гость не собрался со словами:

— Значит, ты пребываешь в мире со священниками?

Шилхара коротко рассмеялся.

— Я никогда не ведал с ними покоя. Тем не менее, мы договорились действовать сообща, дабы избавить землю от лжебога. Мартиса помогает мне в этом начинании. Кроме всего прочего.

Он легонько провёл пальцами по её икре и протянул чашку, дабы она снова её наполнила. Гости закивали, признавая его молчаливое право на эту женщину.

Старший снова заговорил:

— Брекенские водопады всё ещё полны крови. Они пропитались запахом гниющей рыбы. Люди напуганы.

Мартиса могла только представить себе ужасающую сцену, которую он описал. Даже если неодарённые не могли видеть звезду, Скверна давал знать о себе во всех дальних землях.

Пальцы Шильхары ласкали её кожу, когда она протянула ему полную чашку чая.

— Дальше будет только хуже. Разразится эпидемия, а плодородные поля внезапно оскудеют.

Мужчины продолжили трапезу в полном молчании.

— Сарсин прислал тебе приглашение, — неожиданно прервал тишину старший курман. — У него есть кое-что для тебя. Это может помочь тебе в твоём стремлении победить бога.

Брови Шилхары заинтересованно поползли наверх.

— Я польщён его приглашением. Мы уже давно с Кардуком не курили вместе.

Мартиса старалась не таращиться на мага. Шилхара — отшельник и никогда прежде не выказывал довольства посетить кого-либо, в Нейте, либо за его пределами. И всё же, его голос потеплел от искреннего удовольствия, даже нетерпения, при мысли о поездке к этому Кардуку.

— Ты можешь сегодня же проводить нас домой. — Курман взглянул на Мартису. — Возьми свою женщину, если хочешь, или Кардук будет рад предложить тебе одну из своих наложниц на одну-две ночи.

Мартиса взмолилась, чтобы лицо не выдало её мыслей. Шилхара не принадлежал ей, и, несмотря на эту маленькую пьесу для курманов, она не принадлежала ему. И всё же она надеялась, что он не бросит её в поместье и не станет искать утешения у одной из женщин хозяина дома.

Он ничего не ответил на это предложение.

— Сегодня меня устроит. Я велю слуге заготовить провизию и нагрузить лошадь.

Они допили остатки чая и закурили хукка Шилхары. Сидя позади мага, Мартиса воздала мысленную хвалу богам, когда они закончили курить, и Шилхара предложил гостям экскурсию по роще с демонстрацией образцов своих духов. В животе у Мартисы заурчало. Она умирала с голоду. Улыбка Гарна выдала, что он услышал жалобные стоны её живота.

Перед тем как трое мужчин скрылись в кладовой, Шилхара повернулся к ней.

— Как много ты поняла из разговора? — тихо поинтересовался он.

— Большую часть. Я помогу Гарну собрать вещи.

Она не спросила, возьмёт ли он её с собой. Ей была ведома гордость.

— Предоставь это Гарну. Я скажу ему, что нужно подготовить. Собери свои вещи и захвати тёплую одежду. В Драморинах холодно даже в разгар лета.

Мартиса изо всех сил старалась подавить благодарную улыбку, угрожающую поднять уголки губ.

— Это не займёт много времени. Я всё ещё могу помочь Гарну.

Его взгляд скользнул по её волосам, глазам и губам.

— Ты очень хорошо справляешься с ролью, которой тебя почти не учили. Мне кажется, за нашей трапезой ты показала себя больше курманкой, чем некоторые курманские женщины. — Глаза хитро заблестели. — Мездар и Пейан одобрили твоё внимание ко мне, и я подозреваю, Пейан может предложить приданное за тебя.

По спине Мартисы побежал холодок страха. Она не знала, кто из них Мездар, а кто Пейан, и ей было всё равно. Она уставилась на Шилхару, пытаясь разгадать выражение его лица. Он мог быть безжалостен при желании, и не колеблясь проявлял эту черту характера. Но попытка продать? Он не смог бы избавиться от неё, даже если бы захотел, но чтобы остановить его, ей бы пришлось раскрыть правду о своём рабстве.

Веселье смягчило его жёсткие черты. Он провёл пальцем по её шее. Мартиса наклонила голову в бессознательном приглашении. Он улыбнулся.

— Ты, очевидно, думаешь обо мне хуже, чем Гарн. — Его прикосновение оставило горячие следы на её коже. — Ты не моя, чтобы тебя продавать, Мартиса. И даже если бы было иначе... ну, скажем так, мне не нужны ни овцы, ни ковры.

Он резко отступил, а Мартиса замерла, едва не протянув руки, чтобы вернуть его к себе.

— Ступай. Тебе ещё многое нужно сделать до отъезда.

Взволнованная его лаской и словами Мартиса церемонно поклонилась и побежала помогать Гарну убирать остатки обеда. Она задержалась на несколько минут на кухне, быстро поела, и вспорхнула наверх по лестнице.

Её интересовали курманы. Полукочевой народ, большую часть года проводивший на высоких перевалах Драморинских гор, они спускались на равнины для торговли во время сезона сбора урожая, либо когда погода в горах становилась слишком суровой. Кухарка Ашера была изгнанной курманкой, хотя статус изгнанницы, казалось, никогда не беспокоил эту женщину. Она соблюдала традиции, которые приносили ей пользу, и отказалась от тех, которые сочла бессмысленными. Мартисе надо было сказать спасибо Бендевин за то, что научила основам курманджи.

Мартиса сложила и засунула в сумку свою самую тяжёлую тунику и юбки, а также шаль и шерстяные чулки, которые не надевала с прибытия в Нейте. Она жалела, что у неё нет более плотной защиты, и понадеялась, что Гарн уложит побольше одеял.

Странное молчание нарушило её сосредоточенность. Бесконечное карканье и крики ворон на апельсиновых деревьях стали в Нейте неотъемлемой частью жизни, так что Мартиса больше не замечала гомона. Теперь же уши резала тишина. Послеполуденное солнце лилось в открытое окно, и Мартиса прикрыла глаза рукой от яркого света. На первый взгляд роща выглядела так же, как и в любой другой день, — зелёная, плодородная, нежащаяся в тепле. Ещё один пристальный взгляд, и сердце Мартисы ушло в пятки.

Земля покраснела от крови. Алые реки стекали по стволам деревьев и собирались у их подножий. Извилистые ручьи лились по земле, рисуя жуткие узоры. Сливаясь вместе, они тянулись к дому. Казалось, в роще произошла резня.

— Крылья Берсена. — Мартиса выбежала из комнаты и чуть не сбила с ног Гарна по дороге на кухню. — Гарн, Шилхара в кладовой с курманами?

Она была уже в дверях и на полпути через двор, прежде чем он успел кивнуть. В кладовой царили сумрак и прохлада, пахло оранжевыми цветами и табачным дымом, что задержался на одежде.

Шилхара удивлённо поднял на неё взгляд. Мартиса неуклюже поклонилась.

— Мартиса? — Его тон был скорее встревоженным, чем раздражённым.

— Господин, — она почти задыхалась. — Роща. Вам лучше увидеть это своими глазами.

Она прижалась к дверному косяку, когда Шилхара прошёл мимо неё с мрачным лицом. Курманы удивлённо уставились друг на друга, а потом на спину Шилхары. Мартиса обратилась к ним на медленном курманджи, стараясь не смотреть ни одному в глаза.

— Если последуете за мной, я отведу вас туда, куда ушёл господин.

Они пошли за ней без вопросов. Шилхара и Гарн стояли рядом, глядя на рощу, из которой сочилась кровь. Курманы ахнули за спиной Мартисы и затараторили на курманджи. Шилхара повернулся, уперев руки в бока. Холодный огонь горел в его прищуренных глазах.

Он обратился к курманам сквозь стиснутые зубы:

— Я с нетерпением жду возможности узнать, чем Кардук может мне помочь изничтожить эту тварь.

Когда они вернулись в зал, Гарн сделал знак Шилхаре. Повелитель воронов захлопнул дверь.

— Я ничего не могу с этим поделать. Деревья не пострадали. Бог просто даёт знать о своём присутствии. Он спугнул птиц, что само по себе неплохо. К сожалению, запах привлечёт любого хищника на многие мили вокруг. Я наложу заклинание на рощу, дабы приглушить запах, но на сегодняшнюю ночь Каель останется в доме. Я не хочу, чтобы он грызся с падальщиками, которые взберутся на стены в поисках трупа. Запри скот в главном зале. Разберёмся с беспорядком позднее.

Он провёл курманов через кухню в кладовую и снова заговорил на гортанном горном наречии, обсуждая дополнительную сделку по продаже духов. Даже после того, как бог посеял хаос в роще, переговоры не прекратились.

Мартиса вернулась в свою комнату закончить сборы. Встревоженная видом и запахом из рощи она зажгла фонарь и захлопнула ставни, дабы не видеть кровоточащих деревьев. Затем вышла во двор и помогла Гарну погрузить на Комарика вещи в дорогу, включая новый арбалет. К тому времени, как Шилхара решил выезжать, всё было уже готово.

***

Мрак главного тракта окружил их, когда они двинулись по тропе к Нейту. Мартиса сочувствовала курманам. Как и ей, им стало неуютно под корявым пологом солнечных дубов. Они постоянно всматривались в лес, вглядываясь в притаившиеся змеевидные тени. Мартиса почти почувствовала слабую улыбку Шилхары, когда вместе с кочевниками одновременно выдохнула от облегчения в конце дороги.

Неподалеку свободно паслись два крепких пони с косматой шерстью. Мездар или Пейан — она все ещё не знала, кто есть кто, — свистнул, и пони потрусили по направлению к своим хозяевам. Рядом с Комариком они выглядели игрушечными, и Мартиса поразилась, как легко они несли взрослых мужчин по извилистым горным тропам.

Процессия двинулась к Драморинам, Мартиса ехала позади Шилхары на Комарике. Её устраивало молчать и слушать разговор мужчин. Она провела большую часть своей жизни в такой роли и многому научилась. Угрюмый и расстроенный загадочным посланием бога Шилхара оживился, пока болтал с курманами. Он был знаком с теми, о ком они говорили: кто кому приходился двоюродным братом, кто был отцом ребёнка, чей родитель умер от какой-то болезни, и кто женился на женщине из другого племени.

В сумерках компания разбила лагерь у подножия гор. Молодой курман исчез в кустах со стрелами и арбалетом. Мартиса помогла Шилхаре и старшему мужчине в лагере. Она собрала хворост в окрестностях и в какой-то момент наткнулась на Шилхару. Маг водил Комарика среди клочков нежной травы.

— А куда делся молодой?

Шилхара уставился на кустарник.

— Пейан? Ушёл на охоту. Если он вернётся с пустыми руками, я попробую раздобыть дичь, но что-то я подозреваю, сегодня мы наедимся до отвала.

Мартиса добавила ещё несколько веток в общую кучу хвороста и ахнула, когда Шилхара выхватил половину из её рук.

Она попыталась вырвать хворост обратно.

— Подожди! Разве курманы не считают, что сбор дров — женская доля?

Для лучшего баланса он забрал ещё два куска дерева.

— Мартиса, рожать детей — вот женская доля. Мы бы с Гарном каждую ночь сидели в темноте, если бы ждали, пока какая-нибудь случайная путница соберёт для нас хворост.

— Но…

— Ты действительно веришь, что эти двое будут спорить, как я обращаюсь со своей женщиной?

Его женщиной. Ей слишком нравилось, как это звучит.

— Я думала, мы должны следовать их обычаям.

— Так и есть. Но я буду счастлив указать им на их идиотизм, если они предпочтут подождать и отморозить себе яйца, пока ты соберёшь достаточно дров для приличного костра.

Шилхара прав, и он более знаком с этими людьми, чем она.

— Благодарю вас, господин.

— Мы здесь одни, Мартиса.

— Спасибо, Шилхара.

Шилхара одобрительно кивнул и жестом пригласил её следовать за ним. Вернувшись в лагерь, они обнаружили, что Пейан разделывает связку кроликов на ужин. Вскоре разожгли костёр, и насаженная на вертел дичь стала жариться над огнём. Мездар развёл небольшой костёр сбоку, дав ему низко прогореть, пока не остались одни угли. Он постелил на них небольшой металлический лист и раскатал лепёшки из зернистой кашицы, размещённой в миске.

Устроившись рядом с Шилхарой, Мартиса почувствовала, как у неё потекли слюнки. Хлеб энджита. Она много раз наблюдала, как Бендевин готовит энджиту на кухне Ашеров. Слуги нетерпеливо выстраивались в ряд с тарелками в руках, когда курманка пекла хлеб.

Шилхара наклонился ближе.

— Когда будешь пить чай, прикрой чашку рукой, чтобы остальные не видели, как ты пьёшь.

— Я не заметила, чтобы ты делал так в Нейте.

— Чашку прикрывают лишь женщины.

Ешь последней, пей незаметно, не раскрывай рта больше положенного. Как рабыня Мартиса была знакома с некоторыми из этих ограничений. Судя по всему, жизнь курманок не сильно отличалась от её участи.

Во многом их ужин напомнил ей застолье в Ашере. Ничего общего с роскошными пирами, которые Камбрия устраивала для своих собратьев-священников или приезжих сановников, но она занимала на званых вечерах такое же место. Мартиса держала рот на замке, слушала и запоминала. Она могла бы остаться незамеченной, как в Ашере, если бы Шилхара постоянно не теребил кончик её косы, пока разговаривал, ел и пил чай со своими спутниками. Она была благодарна, что мужчины не стали растягивать трапезу. От запаха жареного мяса и тёплого хлеба у Мартисы скрутило желудок, и она усилием воли заставала себя не наброситься на еду, когда только смогла поесть.

Мездар разжёг костёр, и мужчины приготовили трубки для вечернего ритуала. Мартиса прикрыла зевок рукой и закуталась в шаль. Несмотря на тепло огня, воздух стал холоднее. Чувствуя себя непринуждённо в компании курманов, Шилхара не отрывал глаз от табака, которым набивал свою трубку.

— Иди спать, Мартиса. Я ещё кое-какое время пободрствую. Это разбойничий край, и мы будем нести вахту по очереди. Расстели одеяла рядом с моими. Так будет теплее. И не снимай обувь. Я скоро лягу.

Она уже привыкла к тому, что он спит рядом с ней. Даже лёгкий храп на ухо успокаивал, и всегда была возможность, что когда он проснётся, то захочет, чтобы она возлегла под него. Либо же взобралась сверху. Мартиса покраснела от чувственных образов, промелькнувших в голове.

Она приготовила постель, как он велел, забралась под одеяло — не снимая туфель — и заснула. Сон прервался, когда Шилхара лёг рядом и прижался к ней. Он положил руку ей на талию и просунул ногу между её ног сквозь тяжёлые юбки. Его вздох защекотал ухо.

— Гораздо лучше, если бы ты была голой, но и так сойдёт.

Они встали ещё до рассвета. Пейан, дежуривший последним, уже заварил чай и разогрел остатки энджиты к завтраку. Солнце только-только показалось из-за горизонта, когда они отправились в деревню курманов.

Пока они ехали по горным перевалам, воздух становился всё холоднее и разрежённее. Солнце стояло высоко и ярко, но Мартиса плотно закуталась в шаль и прижалась к спине Шилхары. Комарик шёл ровным шагом, тяжело дыша. В отличие от него, горные пони не страдали от последствий подъёма в горы и быстро поднимались по тропе. Снежные хлопья сыпались с закраин на изрытые колеи. Резкий ветер стонал тихую панихиду, проносясь сквозь покрывавшие склон высокие вечнозелёные деревья.

Шилхара внезапно остановился. Мартиса выглянула из-за его руки, ожидая узреть препятствие на пути. Дорога оказалась свободна, курманы с любопытством наблюдали за ними.

— Что случилось?

— Ты дрожишь так сильно, что у меня стучат зубы. — Он отодвинул ногу назад и развязал один из мешков у седла. — Спускайся.

Она соскользнула со спины Комарика. Шилхара последовал за ней и достал одеяло.

— Вот. Укройся.

Только Мартиса успела натянуть одеяло на плечи, как Шилхара поднял её и снова забросил на спину Комарика, на этот раз на переднюю часть плоского седла. Одной рукой она вцепилась в гриву лошади, другой — в одеяло. Шилхара запрыгнул ей за спину, прижался и взял поводья.

— Уже лучше, — сказал он и свистнул ожидавшим курманам.

Мартиса не могла не согласиться. Тепло одеяла и тела Шилхары проникало сквозь одежду и прогревало до самых костей. Она прижалась к его груди.

— Так хорошо.

Весёлый рокот завибрировал возле её уха.

— Я так рад, что ты одобряешь.

Его рука скользнула под одеяло, прошлась по её животу и обхватила грудь. Мартиса втянула воздух, когда его пальцы стали дразнить сосок через шаль и тунику. Окружавший жар обжигал.

— Согласен, — прошептал Повелитель воронов ей на ухо. — Так хорошо.

Он перестал дразнить, когда Мартиса так сильно дёрнулась в седле, что едва не сбросила их обоих на землю, но оставил руку на груди, довольствуясь тем, что просто держит её. Мартиса была готова сорвать с себя одеяло и шаль. Прикосновение Шилхары вызывало пульсирующую боль меж бёдер. Она слегка улыбнулась, почувствовав, как он твёрдо прижался. Не только на неё подействовали его поддразнивания.

Он потёрся подбородком о её макушку.

— Сегодня вечером будет пир. Курманы ищут любой повод для праздника. Приезд гостей — прекрасное событие. Мужчины едят отдельно от женщин, так что ты не будешь сидеть со мной.

Опять же, разделение не только ролей, но и близости.

— Разве курманки — парии своего народа?

— Не торопись с выводами. Со стороны может показаться, что так и есть, но курманки пользуются большим уважением. Они владеют собственностью независимо от мужей. Приданое мужчины — подарок для невесты — покупается у его матери и передаётся матери невесты. Ей принадлежат стада, ковры, даже дома. Женщины также выбирают сарсина.

Мартиса была так ошеломлена его откровениями, что обернулась.

— Никогда о таком не слышала. Женщина владеет собственностью? — Она даже не пыталась скрыть зависть. Что такое традиция есть после мужчины по сравнению с правом иметь что-то своё, независимое ни от отца, ни от мужа?

— Согласись, народ равнин мог бы чему-нибудь научиться у этих горных дикарей? — сардонически произнёс Шилхара.

Она повернулась лицом к дороге и уставилась на курманов, ехавших впереди. Даже высокородная аристократка не могла претендовать на право владеть землёй или поместьем. Имущество всегда переходило к ближайшему живому родственнику мужского пола.

«Может, — подумала Мартиса, — быть курманкой не так уж плохо».

— Кто станет тебе прислуживать, если мы будем сидеть раздельно?

— Будь я местным, мне бы прислуживала одна из жён. Поскольку я гость, это сделает матриарх. Ты тоже гость. Хотя за тобой не будет ухаживать матриарх, ты не должна прислуживать на празднике.

— Мне комфортнее служить, а не быть обслуженной.

Затянувшееся веселье окрасило его голос:

— Говоришь, как прирождённый слуга. — Следующие слова он произнёс более сдержанным голосом: — Это родственники моего отца.

Мартиса уставилась на его ладони. Они крепко сжимали поводья.

— Я это подозревала. При нашей первой встрече я подумала, что в твоих жилах течёт кровь курманов. Он будет на празднестве?

— Нет. Он умер, когда мать ещё носила меня под сердцем. Его клан не ведал обо мне, пока я не достиг двадцатилетия. Они приехали в Нейт торговать с моим наставником. Некоторые заметили сходство, задали правильные вопросы. Трудно не заметить курманский нос и скулы.

Она провела большим пальцем по костяшкам его пальцев.

— Мне очень жаль.

Он пожал плечами, уткнувшись ей в спину.

— Это давняя история. По отцу, которого никогда не ведал, не скучаешь.

Между ними воцарилась уютная тишина, и Мартиса вскоре задремала, завернувшись в кокон из одеяла и покачивающегося тепла Шилхары. Она проснулась, когда они наконец въехали на окраину деревни. Расположенное высоко в горах в окружении сосен поселение раскинулось на плоской поляне. Чёрные шатры с яркими знамёнами в красно-жёлтых тонах делили пространство с более постоянными домами из грубого камня, крытыми сплетёнными ветвями, смешанными с высушенной на солнце грязью. Крыши же выделялись больше всего, они были куполообразными, с отверстием в центре, из которого ленивыми спиралями вырывался дым.

По центру деревни бродило несколько овец, дети бегали наперегонки с собаками, соревнуясь, кто быстрее спугнёт кудахчущих кур. Женщины в красочных одеяниях выговаривали малышне за проказу, не отходя от кухонных очагов или сидя за ткацкими станками удверей.

— Ге-е-ей! — Пейан пустил своего пони рысью, оповещая о прибытии громким возгласом.

Вся деревня, как единое целое, бросилась им навстречу. Комарик терпеливо стоял, пока множество рук гладили его шею и холку. Шилхара спешился и помог Мартисе. Его тоже хлопали по плечам и спине, и среди оживлённой болтовни Мартиса несколько раз услышала «курр» — ласкательное, как она поняла, от слова «сын».

Как Пейан и Мездар, курманы были смуглыми, темнее Шилхары, но с такими же чёрными волосами и глазами. Их лица были шире, а глаза более миндалевидными. Многих украшал такой же орлиный нос, как у него, и такие же выдающиеся скулы, но не рост. Шилхара возвышался над самым высоким деревенским жителем в толпе.

Женщины носили такие же жилеты, как и мужчины, но более яркие рубашки, а юбки драпировали множеством лазурных, шафрановых и алых цветов. Тёмные волосы были заплетены в замысловатые косы и украшены расписными бусами.

Все взгляды внезапно устремились на Мартису.

Непривычная к такому вниманию, она покраснела и неуклюже поклонилась. По крайней мере, она не заикнулась, приветствуя на курманджи:

— Да будет ясна луна над вашим челом. Для меня большая честь преломить с вами хлеб.

Её слова вызвали ещё более оживлённый гомон, вместе с несколькими восхищенными охами.

— Какой чудесный голос! Ты певица? — воскликнула девушка в толпе.

Шилхара побледнел. Мартиса постаралась не рассмеяться при виде его испуганного лица.

— Нет, простите. Я плохо пою.

В толпе раздались разочарованные возгласы, и Шилхара облегчённо выдохнул. Он усмехнулся, увидев, как Мартиса возмущённо нахмурилась.

Курманы проводили их в самое сердце деревни. Они возбужденно обсуждали долгожданный праздник за ужином и призывали Шилхару поделиться вестями с равнин. Внезапно присутствующих накрыла тишина, и толпа расступилась.

К ним приблизилась величественная фигура. Одетый точно так же, как и другие: в расшитый жилет и коричневые штаны, — мужчина выделялся среди остальных. Высокую шляпу, что добавляла высоты миниатюрному росту, украшал рубин размером с яйцо малиновки. Жизнь и солнце прорезали глубокие морщины на смуглом лице, наполовину покрытом белой бородой, доходившей до колен. Мартису поразило достоинство, спокойная сила и властность этого человека.

Шилхара встретил мужчину на полпути и низко поклонился, сложив руки, словно в молитве.

— Это большая честь для меня, сарсин.

Сарсин хмыкнул. В уголках тёмных глаз появились морщинки, а рот, почти скрытый бородой, изогнулся в улыбке.

— Рад, что ты приехал, курр. — Он взглянул на Мартису. — Ты привёл свою женщину?

— Да. Она хорошо служит мне и прекрасно согревает в холодную ночь.

Мартиса напряглась. Она делала больше, чем просто разливала чай и грела постель. А затем также быстро расслабилась. Бендевин иногда упоминала о том, как высоко ценят курманку, которая ухаживает за своим супругом и ублажает его в постели. Мартиса судила о своих достоинствах по учёности, но в глазах курманов Шилхара только что сделал ей самый высокий комплимент.

Мужчины пожали друг другу руки, и сарсин повёл Шилхару прочь от толпы. Маг крикнул Мартисе через плечо:

— Иди с женщинами. Они покажут тебе деревню и отведут в дом, в котором мы переночуем. Увидимся позже вечером.

Мартиса смотрела ему вслед, нервничая, но твёрдо решив произвести хорошее впечатление на его сородичей. Она стояла в кругу женщин и детей, которые задавали ей множество вопросов. Курманджи летел так быстро, что ей пришлось попросить повторить вопросы. Когда в разговоре наступило затишье, курманка с седыми волосами протиснулась вперёд.

— На сегодня достаточно. Они проделали долгий путь и хотят отдохнуть и искупаться.

Она посмотрела на Мартису, и та с энтузиазмом кивнула.

Жилище, к которому привела её женщина, было одним из самых больших каменных домов в деревне. Мартиса последовала за женщиной внутрь, и её сразу же обдало теплом. Дом представлял собой огромную комнату, освещённую пламенем, весело пляшущим в углублении в центре. Пол покрывали ковры, смягчая поступь. Вдоль стен выстроились кувшины и сундуки, а несколько овечьих шкур служили постелью. Дым от огня поднимался к потолку и исчезал в отверстии, через которое просачивался столб солнечного света. Мартиса переступила через множество подушек и прошла мимо связок чеснока и сушёного перца, свисавших со стропил.

Её спутница указала на огонь. Она заговорила на равнинном языке с акцентом, а не на курманджи:

— Тебе принесут чай и воду для ванны. Ты уже поела?

— Ещё нет.

Женщина прошлась по комнате, поправляя шкуры на кровати и проверяя содержимое некоторых кувшинов. Она вернулась к Мартисе и смерила её оценивающим взглядом.

— Я — Дерсима, четвёртая супруга Кардука. Мой брат был отцом Шилхары.

Мартиса скрыла своё удивление очередным поклоном.

— Я — Мартиса из дома Ашера. — Она сделала паузу. Кем ей представиться? Шилхара уже объявил её своей женщиной, но это скорее заявление, чем официальный титул. Она остановилась на чём-то подходящем для момента. — Я служу в Нейте.

Дерсима пронзила её проницательным взглядом и хотя была не выше Мартисы, ей всё же удалось посмотреть на неё сверху вниз. Мартиса сразу же узнала это выражение лица.

— Ты не такая, как я ожидала.

Сколько раз в жизни она слышала подобные слова?

— Иногда я умею удивлять.

Мрачные черты Дерсимы смягчились намёком на веселье.

— Подозреваю, его ты тоже удивила. — Она поправила подушку и направилась к двери. — Отдыхай. Шилхара вернётся позже. Мой муж захочет поговорить с ним, а Кардук может быть многословным.

— А Шилхара похож на отца?

Её вопрос застал Дерсиму врасплох. Она обернулась. Свет очага отразился в неподвижном взгляде.

— Да, но у Шилхары более старые глаза, у Терлана никогда таких не было. Он более жёсткий человек, более тёмный. Ты обнимаешь тень.

Она нагнулась и выскочила из низкого дверного проёма, прежде чем Мартиса успела задать ещё вопросы.

Она недолго оставалась одна. Три девицы постучали и вошли в дом, неся принадлежности для ванны, тарелку с едой, крепкий котелок с водой и чайник. Когда они уходили, Мартиса пробормотала слова благодарности. Оставшись одна в доме, она поставила чай и котелок на огонь и принялась за еду. Здесь не было курманов, чтобы отчитать её за то, что она принялась за трапезу до возвращения Шилхары.

Еда состояла из мелко порезанного барашка, чечевицы и перца. Мартиса использовала плоскую энджиту как ложку и выпила половину чайника, чтобы охладить острый огонь перца на языке. Потом проверила воду в котле, расплела косу и быстро разделась, дабы принять ванну. Свежий воздух с улицы пах снегом, но в доме было тепло, и Мартиса неспешно намылилась и смыла дорожную пыль с тела.

— Чтобы меня встречало такое зрелище каждый раз, когда я захожу в дом.

Она заметила Шилхару у входа, чёрные глаза сверкали от восхищения. Мартиса опустила руки, давая разглядеть себя во всей красе.

— Ребёнку борделя, я думаю, такое зрелище вполне обычно.

Он медленно приблизился к ней, его взгляд ласкал её с каждым шагом.

— Истинно. — Он вывел изящный узор на её обнажённой груди и животе. — Но ты не обычная женщина, даже если у тебя всего две груди.

Он вызвал у неё смех, хотя и согревал кровь своей близостью и прикосновениями.

— Ты поговорил с сарсином?

Мартиса ахнула и выгнулась дугой, когда он наклонился, взял её сосок в рот и принялся сосать. Она зарылась мокрыми руками в его волосы и застонала, не обращая внимания на то, что, скорее всего, намочила перед его туники.

Шилхара в последний раз поцеловал кончик соска, прежде чем отойти. Свет от костра подчёркивал цвет острых скул и блеск глаз.

— Пока да. Это было скорее официальное приветствие, чем разговор по делу. Сегодня вечером он снова захочет поговорить со мной. Кардук любит трепать языком.

Мартиса захихикала.

— В точности как сказала твоя тётя.

— Ты говорила с Дерсимой? Это женщина бросает вызов богу. Она четвёртая из шести жён и самая могущественная в доме Кардука. Управляет остальными.

Он говорил о тёте с любовью и большим уважением. Мартисе нравилось видеть эту его сторону — Шилхару, свободного от привычного презрения. Она бросила мокрую тряпку на край котла и потянулась за другой, чтобы вытереться. Шилхара отобрал у неё тряпку.

— Нет. Заканчивай принимать ванну.

— Но еда…

Чёрная бровь изогнулась дугой.

— Я поем, пока ты моешься.

Взгляд, которым он окинул её, обольщал, и Мартиса ответила на невысказанный вызов. В уединённом доме курманов не было ни слуг, ни господ. Ему было приятно просто наблюдать за ней, ей — что он так себя ведёт.

Остальная часть омовения прошла медленно и томно. Шилхара сидел, скрестив ноги на одной из подушек, и ел оставшуюся еду на тарелке. Мартиса скрыла усмешку, когда Шилхара настолько увлёкся движением тряпки по её бедру, что чуть не сунул руку в огонь вместо того, чтобы схватить ручку чайника. Она простая Мартиса, но в такие моменты чувствовала себя более красивой и чувственной, чем все Аньи в мире. Она упивалась падением в искушающую страсть. Он здесь сарсин, а она — наложница, выступающая для его услады.

Его лицо напряглось, когда она провела высохшей тряпкой по внутренней стороне бедра, почти до лона. Он отшвырнул пустую чашку и потянулся к ней, обхватив икру. Мартиса бросила тряпку и стала ждать.

Он быстро встал, положив руки ей на бедра.

Она принялась играть со шнуровкой на его тунике.

— Курманки купают своих мужчин?

Мозолистые руки прочертили дорожку от бёдер к талии, к внешнему изгибу груди.

— Иногда. Если супруга этого пожелает. Привилегия брака.

Шилхара озадаченно улыбнулся.

Один из шнурков развязался меж её пальцев.

— Я хочу искупать тебя.

Он перестал улыбаться.

— Но почему?

Такой осторожный человек, несмотря на свою прямоту. Её сердце заныло в груди, а тело горело от желания. Она опечалит его, когда покинет Нейт.

Кончик пальца прошёлся по изогнутой переносице.

— Потому что к тебе приятно прикасаться, на тебя приятно смотреть. Мужчина, который делает это, — она положила его руку себе на грудь, позволяя почувствовать чувствительную вершинку соска. — И это... — Она провела той же рукой между ног и раздвинула бедра, так что его пальцы скользнули во влажное лоно.

Глаза Шилхары закрылись, и он застонал. Эти чудесные пальцы творили свою магию, проскользнув в неё, чтобы гладить и дразнить. Язык вторил пальцам, когда он откинул её голову назад и поцеловал.

На несколько минут Мартиса растворилась в его прикосновении, прежде чем пришла в себя и оттолкнула руку. Шилхара зарычал в знак протеста, но не остановил её. У обоих перехватило дыхание.

— Я не прошу многого, — выдохнула она.

Его взгляд обнажил её душу.

— Ты просишь всё. — Он продолжал пристально смотреть на неё, в глубине глаз клубились тени. Плечи приподнялись при глубоком вздохе. — Как пожелаешь.

Эйфория, переплетённая с желанием. Мартиса стянула с него одежду, отбросив с таким энтузиазмом, что Шилхара рассмеялся. Она остановилась, когда он предстал перед ней обнаженный, омытый мерцающим светом низкого пламени костра. Полированная кожа бледнела ниже тонкой талии, широких плеч и выше длинных ног. Он был прекрасен, и пальцы Мартисы покалывало от желания отдать дань уважения настоящей мужской красоте.

Оставшаяся в котле вода была ещё тёплой, и она намочила новую тряпку. Шилхара стоял неподвижно для медленных манипуляций, шумно втягивая воздух, когда ткань скользнула между его бёдер и легонько погладила яички. Мартиса не торопилась, наслаждаясь видом блестящей от капель воды кожи. Шилхара покачнулся на ногах, когда она намылила его и провела по рёбрам, впадине позвоночника и тугим ягодицам. Довольный вздох вырвался из горла, когда она обвила скользкими пальцами член и погладила.

Руки Шилхары сжались в кулаки. Лицо, раскрасневшееся от жара огня и пламени, пробужденного в теле, вытянулось в острые углы. Голос приобрёл резкую скрипучесть.

— Заканчивай скорее, а то мы измажем кровать мылом.

Мартиса тихонько рассмеялась и полила его водой, чтобы смыть мыло. Он был мокрым, блестящим и возбуждённым. Мартиса бросила тряпку в котёл. Её губы трепетали у его подбородка.

— Кровать слишком далеко.

Дыхание Шилхары участилось ещё сильнее, когда она изучила его тело своим ртом, губами и языком, играя с сосками, путешествуя по животу, выступающему углу бедра, вниз к стройным, мускулистым бёдрам. Шилхара зарылся руками в её волосы и принялся массировать голову дрожащими пальцами. Опустившись перед ним на колени, Мартиса встретилась с его тёмными глазами и сомкнула губы на кончике члена. Шилхара первым отвёл взгляд, откинув голову назад, задыхаясь от удовольствия, когда она взяла его полностью, по самое основание.

Он был одарён, как и любой другой мужчина, но подходил к её рту так же идеально, как и к лону, словно был создан для неё и только для неё одной. Мартиса наслаждалась тугой кожей члена на языке, чувствительным гребнем, проходящим по всей длине. Его запах, аромат мыла и мускуса, наполнил ноздри, когда он мягко погрузился в её рот. Мускулы на длинных бёдрах дрожали под руками, и дрожь усилилась, когда Мартиса потянулась погладить яйца.

Из горла Шилхары вырвались глубокие стоны. Следуя за лёгким нажимом его рук, Мартиса принялась сосать сильнее, быстрее вращая языком по стволу и головке. Она позволила ему почти выскользнуть изо рта, а затем снова и снова брала по самое основание. Из горла Шилхары вырывались бессвязные звуки, руки сжали волосы. Два глубоких толчка по всей длине члена, и он заполнил её рот.

Мартиса пила, ощущая солёный привкус на языке. Она продолжала сосать, осушая, пока размягченный член не выскользнул изо рта, а колени Шилхары подогнулись. Он рухнул перед ней, опустив голову, задыхаясь сильнее, чем запыхавшаяся лошадь. Он отодвинулся положить лоб ей на плечо. Остаточная дрожь сотрясала тело. Мартиса провела рукой по шелковистым волосам, влажным на висках от пота.

— Я доставила тебе удовольствие?

Шилхара медленно поднял голову и посмотрел на неё. Яркий румянец играл на его скулах. Зрачки поглотили светлую черноту глаз.

— Доставила удовольствие? Ты уничтожила меня.

Он с трудом поднялся на ноги и потянул её за собой к кровати. Они растянулись на мягких шкурах.

— Ты согреешь меня, — сказал он и опустил на себя. Мартиса растянулась на его теле, проведя пальцами ног по икрам и раздвинув бёдра, чтобы прижать член к лону. Она хотела его. Её бедра были скользкими от желания, но она могла подождать. Он измучен её вниманием, и ей доставляло удовольствие лежать рядом, целуя крепкую шею и пробуя губы на вкус. Его язык кружил с её языком в томной игре, зубы нежно покусывали нижнюю губу.

— Ты такая влажная для меня, — прошептал он ей в губы.

— Как же иначе? — Она щёлкнула языком по уголку его рта. — Ты прекрасен на ощупь и на вкус. — Её искренняя страсть ничуть не уменьшилась. Он был её любовником, и она желала его больше всего на свете.

Мягкий толчок дал понять, как её слова подействовали на него. Он перевернул её на спину и склонился над ней.

— Ты тоже прекрасна на вкус, и у меня достаточно времени, чтобы тебя побаловать.

Он взял её так же, как она взяла его, используя губы и язык, чтобы довести до безумия. Она растаяла в его объятиях, выкрикивая его имя, вцепившись в плечи и прижав ноги к его рёбрам. Пульсация между ног не утихла, когда он поднялся над ней, перевернул на живот и поставил на четвереньки. Он ничего не сказал, только раздвинул коленями бедра и обхватил шею сзади одной рукой.

Мартиса застонала, выгибая спину в знак одобрения. Он молча взобрался на неё, твёрдый член погрузился, пока не стал каменным. Она наслаждалась этим ощущением: полнотой, растяжением, когда член входил и выходил из неё. Внутренние мышцы сжали его, пытаясь удержать, и Шилхара зарычал. Он сильнее обхватил шею и вошёл быстрее и глубже, пока Мартиса не показалось, что она чувствует его в горле. Без ухаживания и ритуалов любовный акт стал обладанием, первобытным притязанием мужчины над желанной женщиной.

Последний толчок, и Шилхара победоносно застонал. Поток жара пульсировал глубоко в лоне Мартисы. Рука, державшая сзади за шею, ослабла и медленно скользнула по плечу. Шилхара осторожно уложил их на бок, поддерживая интимную связь, уютно устраиваясь. Его сердце бешено билось за её спиной.

— Не будь мы почётными гостями, то пропустили бы сегодняшнее пиршество. — Его слова звучали отрывисто, пока он переводил дух.

Довольная тем, что лежит и наслаждается ощущением его в себе и вокруг себя, Мартиса согласилась.

— Я была бы очень рада остаться здесь и позволить праздновать без нас. Но они захотят, чтобы мы присутствовали. Особенно ты.

Шилхара провёл рукой по изгибу её бедра, пока не обхватил ладонью грудь. Он уткнулся носом в макушку Мартисы.

— Там будет еда и хорошая компания, а ещё такой вязкий эль, что слипнутся губы, и много танцев. Вот курманы подивятся, почему я могу передвигаться только на четвереньках. Ты выпила из меня все соки.

Мартиса усмехнулась.

— Мы так шумели, что вряд ли тебя спросят, почему ты не прыгаешь вокруг костра.

Он рассмеялся и похлопал её по бедру, прежде чем откатиться в сторону. Поток влажного тепла омыл бедра Мартисы, когда Шилхара выскользнул из неё, и она поблагодарила, когда он бросил ей одну из сухих тряпок. К тому времени, когда один из курманов пришёл позвать их на праздник, они уже были одеты, а Мартиса только что закончила заплетать волосы Шилхары.

Деревня собралась вокруг двух больших костров, мужчины у одного, женщины у другого. Шилхара кивнул ей, прежде чем мужчины увели его прочь. Женщины охотно приняли её в свой круг. Мартиса обрадовалась, что немного знает курманджи, и вскоре присоединилась к беседе, которая неизбежно касалась мужчин, детей и сплетен. Для неё оказались новы разговоры о собственности и политические спекуляции. Поскольку курманки владели землёй и жильём и избирали сарсина, то обсуждали между собой и такое. Мартиса была очарована и завидовала.

Ночь выдалась ясной и холодной, и дыхание Мартисы клубилось перед лицом облачком, но еда была на редкость хороша, эль вязок, как и предупреждал Шилхара, а танцы дикими. У неё кружилась голова, пока выучила шаги и хлопала в ладоши с женщинами, танцующими широким кругом у костра. Краем глаза она заметила Шилхару, грациозного, как всегда, в круге с мужчинами. Он встретился с ней взглядом поверх костра, и в его глазах вспыхнул огонёк, предвещавший продолжение их игры позже вечером. Ей хотелось, чтобы эта ночь длилась вечно. Здесь, в высоких горах, в окружении чужого народа, она была просто Мартисой. Не из Ашера, а из Нейта. Клейма рабства не существовало, и родственники Шилхары приняли её как женщину, добровольно связанную с ним.

К окончанию праздника ей стало жарко в одежде, она опьянела от слишком большого количества выпитого эля. Шилхара подошёл, когда она пожелала спокойной ночи остальным женщинам.

— Кардук хочет снова поговорить со мной. Возможно, он знает что-то, что поможет нам победить Скверну. — Его лицо помрачнело. — Курманам требуется вечность, чтобы закончить разговор. Обычно он включает в себя ритуальное воскуривание трубки, эль, ещё одну трубку и снова эль. — Он слабо улыбнулся. — Мне повезёт, если я увижу постель к рассвету. А ты возвращайся и поспи. Мы уезжаем завтра, и я хочу, чтобы хоть один из нас отдохнул.

Мартиса жаждала прикоснуться к нему, но слишком многие на неё смотрели, а курманы не проявляли прилюдной привязанности ни к кому, кроме детей. Вместо этого она ограничилась поклоном.

— Я буду ждать.

Она проводила его взглядом, прежде чем направиться к их дому. Мартиса сложила угли в очаг для костра, сбросила одежду и забралась под одеяла, которые Шилхара ранее сбросил с кровати. Через несколько мгновений она уже спала.

Сильный запах табака пробудил её от глубокого сна. Одурманенная сном и остатками эля Мартиса перекатилась на бок. Высокая фигура Шилхары вырисовывалась в свете очага. Он сидел и курил трубку.

— Ты вернулся, — пробормотала Мартиса. — Который сейчас час?

Угли в трубке затрещали, когда он набрал полный рот дыма. Она разглядела лишь резкие очертания лица, но глаза в отблесках огня горели красным пламенем зверя.

— Самый тёмный. Ложись спать. Я скоро буду.

Мартиса нахмурилась, гадая, лишил ли её эль рассудка. Голос Шилхары звучал эхом Скверны и был пустым и холодным, точно склеп.

Глава 17 

— Должно быть, ты сегодня хорошо выпил. Какой трезвый мужчина станет рассиживаться в холодной темноте, когда его женщина спит одна в тёплом доме?

Длинная тень Дерсимы легла на ноги Шилхары. При ярком свете луны он не смог разглядеть её лица, но судя по тону голоса говорила она в шутку, слегка поддразнивая.

— Сколько шимиинархи ты сегодня осушил?

— И даже близко недостаточно. — Он похлопал по земле рядом с собой. — Не хочешь присесть, тётя? Разделить со мной трубку? — Он поднял кожаный мешочек и чашу. — Здесь хватит архи, чтобы опьянить нас обоих. — Его голос был едва слышен, он охрип от слишком большого количества дыма и бушевавшего в душе хаоса.

Дерсима приняла приглашение и устроилась рядом с Шилхарой. Она благодарно кивнула, когда тот передал ей трубку. Лунный свет полностью лёг на её костлявое лицо, отчего Шилхара заметил проницательный взгляд родственницы даже сквозь дымку матала, который она выпустила из трубки.

— Что тебя беспокоит, племянник? Я ожидала, что сейчас ты находишь удовольствие меж бёдер Мартисы. Она прогнала тебя с ложа?

Маг осушил архи в чашке, больше не морщась от кислого вкуса, и налил себе ещё из кожаного мешочка. Перебродившее кобылье молоко — не огонь Пелетты, но сойдёт.

— Мартиса никогда мне не отказывала.

— А если бы отказала?

Шилхара усмехнулся в чашку. Грозная тётушка задушит его собственной косой, если он даст неверный ответ.

— Я не заинтересован силой брать то, что могу купить или что мне дали бесплатно.

Дым клубился мутным ореолом вокруг головы Дерсимы.

— Тогда, что выгнало тебя на улицу?

— Могу задать тебе тот же вопрос.

Она пожала плечами.

— Кардук сейчас занят со своей первой супругой, так что я свободна до рассвета.

Он скрыл усмешку за очередным глотком. Может, она и четвёртая супруга сарсина, но Шилхара подозревала, что именно Дерсима определяла, при каких условиях и когда Кардук пользовался её благосклонностью.

Шилхара обменял чашку на трубку.

— Я не люблю сожалений и угрызений совести, — ответил он.

Дерсима одарила его лукавой улыбкой.

— И чем же это отличает тебя от остальных?

Непривыкший к подколкам, равным ему в мастерстве, Шилхара выгнул брови.

— Ты всегда такая прямолинейная?

Она усмехнулась и отпила из чаши.

— Ты унаследовал эту черту не от своего отца. — Она пристально на него посмотрела. — А теперь скажи, что ты здесь делаешь? И не трудись скрыть правду. Кардук всё выболтает, если я спрошу.

«Ничего удивительного».

Шилхара пожал плечами.

— Размышляю о божественности, разрушении и жертве.

Он похлопал тётю по спине, когда она поперхнулась. Она уставилась на него слезящимися глазами и оттолкнула руку.

— Прекрати.

— Прощу прощения.

Он неторопливо затянулся трубкой и встретился взглядом с тётей.

— Большинство мужчин думают о том, какого пони продать, какую невесту взять или какую кость выкинуть в азартной игре.

Шилхара откинул голову назад и уставился в звёздное небо. Звезда Скверны следовала за ним, паря высоко над деревьями в ореоле тусклого света. А чуть выше, словно издеваясь с вышины, на ложе из мерцающих огней ярко сияло созвездие Аль-Зафира.

— Я не большинство.

— Нет, не большинство, хотя я видела, как ты играешь в кости с лучшими. — Дерсима подмигнула.

Даже когда Повелителя воронов одолевали самые мрачные думы, Дерсима всё равно умела его развеселить.

— Если завтра найдётся время до отъезда, я сыграю пару партий. Деньги мне всегда пригодятся.

— Ты избегаешь моего вопроса, курр.

Да, так и есть, и не без причины. Сведения Кардука задели его душу за живое. Ему нужно сделать выбор. Выбрать малое зло или большое.

Прежде чем ответить, Шилхара ещё дважды затянулся.

— Я думал, что Бердихан — не более чем демон курманджи.

При упоминании этого имени Дерсима изобразила защитный знак перстом.

— На момент смерти он уже не был человеком. Любой курман, что пожертвует своими жёнами и детьми ради магии — демон. Племена не успели вовремя изгнать его. И по правде говоря, его стоило убить.

Дерсима потянулась за трубкой.

— Почему он тебя беспокоит? Бердихан и его подлые дела почти позабыты. Из-за него ты не спишь?

Шилхара задумался, как много поведать тёте. Дерсима умеет держать язык за зубами. А ещё у неё железная воля. Ничего, кроме пыток, не заставит её говорить, да и то, возможно, даже в таком случае она не откроет рта. И всё же, другая его часть, что полагалась на благоразумие, верила обещанию хранить тайну.

— Мы с Мартисой нашли рукописи из Ивехвенна.

У Дерсимы округлились глаза.

— Ты что, совсем лишился рассудка? Что ты забыл в замке лича? Да ещё потащил с собой эту девочку?

Тётя неодобрительно уставилась на него.

— Хочешь услышать остальное или нет?

Её губы сжались, но она прикусила язык. Шилхара заметил, как челюсти сжали стержень трубки. На рассвете он будет стоять у дверей сарсина и требовать компенсации, если его упрямая тётушка переломает зубами его любимую трубку.

— Я взял с собой Мартису в качестве переводчицы. Рукописи написаны на древнем хеленесийском. Я на нём не читаю, она — да. — Он допил чашу архи и отставил в сторону. Желудок крутило, и он не хотел, чтобы от выпитого мутило ещё сильнее, чем уже есть. — Мы наткнулись на отрывки, в которых описывалась смерть древнего бога по имени Амонса. Он был пойман и уничтожен группой северных королей-магов. Им помогал «король с юга». Мужчина под именем Бирдисан.

Он использовал хеленесийское произношение, вытягивая гласные и делая ударение на первый слог.

— И ты думаешь, это был Бердихан? — Она ещё раз вывела в воздухе защитный знак.

— Я в этом уверен. В то время в дальних землях не было королей, только вожди и сарсины. Но сарсин, правящий несколькими племенами, как Бердихан, в глазах северных лордов считался бы королём. И имена достаточно схожи.

— Значит, Кардук не рассказал ничего такого, чего бы ты уже не знал? — Дерсима фыркнула. — Старый болтун. Возможно, он просто хотел найти предлог затащить тебя в гости.

Шилхара улыбнулся. Дерсима могла жаловаться на мужа, но он слышал в её голосе нежность.

— Возможно, я бы обнаружил эту связь со временем с помощью Мартисы. Но время не на нашей стороне. Скверна становится сильнее. Конклав теряет терпение. — И бог теперь почти каждую ночь вдыхает в его сны свои алчные фантазии. — Кардук показал, что я упустил очевидное. — Он начертил в воздухе таинственный символ, стоящий в рукописях рядом с именем Бердихана. — Зафира.

Дерсима посмотрела на небо, и Шилхара проследил за её взглядом. Они оба уставились на созвездие, выгравированное в ночной темноте в виде лабиринта звёзд, разделённых двумя дорожками — полное совпадение с символом в хеленесийских манускриптах.

— Бедная Зафира. — Дерсима вернула трубку Шилхаре. — Вот. Докуривай последнее. С меня хватит. — Она энергично вытерла руки о складки юбки. — Трагическая история. Предпочитаю думать, что она любила его и охотно отдавала свою силу. Но судьба бидэ цзиана всегда связана с насилием, а не с согласием. Подозреваю, Бердихан принёс её в жертву так же, как и других своих спутниц.

Дым от трубки заполнил рот Шилхары, теперь уже не пряный, а едкий. Архи угрожающе булькал в животе. Бердихан использовал свою жену-дарительницу жизни, дабы попытаться обуздать бога и править миром. История вполне может повториться.

— Что расскажешь Конклаву по возвращению в Нейт?

Ничего, если это сойдёт ему с рук, что маловероятно. И хотя идея ненавистна обеим сторонам, ему понадобится их помощь, а священникам — его знания, дабы победить Скверну. Вопрос в том, готов ли он умереть ради этой попытки или пожертвовать другими ради шанса выжить. Он представил себе, как Мартиса мирно дремлет в доме за его спиной, ожидая любовника, который собирается её уничтожить.

Если бы Дерсима сейчас могла прочесть его мысли, то выпотрошила бы кухонным ножом.

— Твои думы мрачны. Знание, которым ты сейчас обладаешь, сильно тебя тревожит. Разве плохо ведать способ, как изничтожить падшего бога?

— Это полезное знание. Теперь я должен решить, что мне делать.

— Ты считаешь себя умным человеком?

Тёмные глаза Дерсимы отражали звёздный свет.

— Да.

— Это правда?

Он усмехнулся в ответ на её вопрос.

— Зависит от обстоятельств. Правда для кого?

— Для тебя

— Всегда. — Его всё больше интриговал ход её расспросов.

Она встала, и он тоже.

— Человек с ясным взглядом в собственную душу всегда примет мудрое решение.

Шилхара быстро коснулся её руки.

— Меня больше заботит не мудрость, а выгода… для меня.

Она обхватила пальцами его костяшки.

— А женщина, которую ты привёл с собой? Она просто ночное удовольствие или нечто большее?

Мартиса. Шпионка и любовница, слуга и хранительница огромной, неиспользованной силы, она была когда-то не более чем помехой на его пути. Теперь же она краеугольный камень, на котором он должен сделать свой самый судьбоносный выбор.

— Она больше, чем первое, и меньше, чем второе.

— Это не самый лучший ответ, племянник.

— А ты задаёшь слишком много вопросов, тётя.

Дерсима улыбнулась.

— Я пошла спать. — Дыхание клубилось облаком прямо перед её лицом. — Холодно, и в последнее время у меня ноют все кости. — Она похлопала его по руке. — Не задерживайся слишком долго. Другие могут проснуться и увидеть. Не хочу, чтобы меня спрашивали, почему мой племянник такой олух.

Он улыбнулся и поклонился.

— Спокойной ночи, тётя.

Её тихий смешок затих, когда она пересекла открытую площадь и исчезла в самом большом из каменных домов. Шилхара несколько мгновений смотрел ей вслед, прежде чем вернуться в дом, который делил с Мартисой.

Она лежала так же, как он её оставил, растянувшись на спине и перекинув руку через то место, где он спал. Её волосы волнами рассыпались по шерсти, несколько прядей скользнули по щекам и шее.

Шилхара не хотел будить её раньше времени. Разговор с Кардуком вызвал у него дрожь в руках и желание немедленно увидеть её. Он хранил тишину, но её разбудил запах матала. Раскрасневшаяся от сна и жара очага Мартиса повернулась к нему с сонным взглядом. Он почти отвернулся и был благодарен, когда она повернулась на другой бок и снова заснула. После этого Шилхара сбежал.

Мысли кружились, пока он чистил трубку и раздевался. Огонь в очаге горел низко, и он подбросил углей в попытке согреть остывающую комнату. Бердисан из хеленесийских хроник не был героем, лишь человеком, одержимым жаждой власти, который увидел возможность достичь её любой ценой. Бердихан из рода курманов отправился на север не для того, чтобы помочь кролям-магам, а чтобы забрать силы Амонсы себе. Он привёз с собой одну из своих жён, дарительницу жизни и жертву своей всепоглощающей жадности. Он потерпел неудачу в попытке одновременно контролировать бога и убить королей. Амонса был уничтожен.

Шилхара сосредоточился на последнем. Действия Бердихана, какими бы своекорыстными они ни были, ключ к триумфу королей. Могущественный маг, ставший ещё сильнее благодаря жертве бидэ цзиана, держал Амонсу в плену достаточно долго, чтобы короли смогли его уничтожить. Когда-то эта стратегия сработала. Она может победить снова. Но будет ли цена прежней?

Голый и замёрзший, он опустился на корточки рядом с Мартисой, восхищаясь тем, как её обычно бледные щёки порозовели от жара очага. Когда-то он видел её такой невзрачной. Но не теперь. В красных тенях, отбрасываемых низким пламенем, она стала для него прекрасней всего в мире.

Воспоминание о её голосе, когда она увела его с порога смерти в Ивехвенне, эхом отозвалось в сознании.

«Останься со мной».

Эта мольба взывала к какой-то внутренней нужде, обещанием вкусить нечто, чего он никогда прежде не испытывал. Она вытащила его из бездны, приманив своей любовью. А теперь его манило отплатить ей предательством.

Он приподнял прядь её мягких волос, позволив им просеяться между пальцами каскадом красновато-коричневых волн.

— Ты должна была позволить мне умереть.

Глава 18

С первыми лучами солнца, позолотившими верхушки апельсиновых деревьев, Мартиса тихо поднялась одеться. Всё ещё согретая теплом Шилхары она резко втянула прохладный воздух, который внезапно коснулся обнажённой кожи. Одеяла зашуршали, когда она провела ногой вдоль его бедра и сползла с кровати. Движение заставило её поморщиться. Прошлой ночью у Шилхары проснулся ненасытный аппетит. Он не причинил ей боли, но грубые ласки напоминали о себе синяками на бёдрах и ломотой в мышцах.

Она оглядела его силуэт под одеялом. Он лежал на животе, лицо частично скрыто сгибом руки. Ещё слишком темно, чтобы разглядеть черты. Она представила, как он хмурится даже во сне. С тех пор как они вернулись из деревни курманов, Шилхара превратился в котёл тихо бурлящих эмоций, которые высвобождались только в темноте, когда она лежала под ним.

Измученный ночью любовных ласк, он притянул её к себе и быстро заснул. Его сон не был мирным. Жестокие кошмары заставляли мага метаться по постели, и дважды Мартиса едва избежала удара, когда он набросился на неё, сражаясь с каким-то невидимым демоном. Она подумала, не уйти ли в свою комнату, где она смогла бы поспать, не подвергаясь угрозе получить синяк под глаз, но отказалась от этой мысли. Какие бы мрачные думы ни преследовали Повелителя воронов в его ночных кошмарах, она не бросит его одного.

Наконец он успокоился. Тишину время от времени нарушало лишь бормотание проклятий и негромкий храп. Мартиса облегчённо выдохнула и прижалась к Шилхаре. Сон дался ей нелегко. Она размышляла о его беспокойстве, едва заметных переменах в поведении с тех пор, как они вернулись в Нейт.

Первую перемену она заметила в утро, когда они упаковали вещи и попрощались с курманами. Она не спросила, о чём он говорил с сарсином, а Шилхара промолчал. Это молчание длилось почти всю дорогу до Нейта. Даже пребывая в прекрасном расположении духа, Повелитель воронов никогда не отличался весёлым нравом, теперь же он стал ещё более замкнутым. Не считая моментов, когда он объявил об обеде или проинструктировал, как лучше всего разбить лагерь, Шилхара держался отстранённо, едва замечая её присутствие.

Мартиса привыкла, что её игнорируют. Но только не он. Его действия могли причинить боль, если бы он постоянно не прикасался к ней на обратном пути. Она ехала впереди, и он крепко сжимал её, пока вёл Комарика домой. В ту единственную ночь, которую они провели на открытой равнине, он нёс вахту, пока она спала. Проснувшись, Мартиса обнаружила, что он проводит большим и указательным пальцами по её косе, словно по ниточке чёток.

Следующим днём они вернулись в Нейт, но Шилхара оставался молчаливым и рассеянным. Даже страстно овладевая ею ночью, он почти ничего не сказал, хотя взирал на неё тёмными глазами с полыхающим внутри пламенем. Теперь он спал, не замечая её движений. По крайней мере, она так думала.

— Тебе не нужно ходить на цыпочках. Я не сплю.

Платье выскользнуло из пальцев Мартисы при звуке его голоса. Она наклонилась поднять его, и снова поморщилась.

— Прости. Я старалась не шуметь.

— Я сделал тебе больно.

Она помолчала. Неужели он заметил, как она вздрогнула в темноте? Какое у него острое зрение. Он уверенно расхаживал по неосвещённым коридорам Нейта, но она думала, что это не более чем естественная грация в сочетании с знанием собственных владений. Но его проницательные чёрные глаза почти ничего не упускали.

Мартиса улыбнулась и накинула тонкое платье на голову.

— Тогда я этого не заметила. Да и, наверное, подарила тебе парочку синяков.

— Иди сюда. — Его голос был не менее властным из-за тихой хрипоты.

Зашуршали одеяла, он сел.

Терпеливо стоя между его раздвинутыми коленями, Мартиса изучала суровое лицо Щилхары в бледном свете, медленно заполнявшем комнату. Тёмные круги легли под его глазами, выдавая усталость, что въелась глубже мышц и костей. Его тёплые пальцы потянули платье, приподнимая подол, пока её ноги снова не оказались на холодном воздухе. Мартиса тихо ахнула от его прикосновения, струйка жара пробежала по коже, когда он погладил синеватые отметины на бёдрах и внутренней стороне.

— Я не хотел.

Вновь пробудившееся желание пронзило Мартису, когда Шилхара легонько поцеловал то место, где голень переходила в бедро.

— Знаю.

Он уткнулся лбом ей в живот.

— Произнеси моё имя.

Мартиса проглотила ком в горле. Происходило нечто ужасное. Переменчивый колдун, укротивший бурю, высмеявший бога и плюнувший в лицо Конклава, сидел перед ней, точно усталый путник, ищущий поддержки в её объятиях.

— Шилхара.

Волосы потекли сквозь её пальцы чернильным каскадом, когда она погладила его по голове. Слово соскользнуло с её языка, и она насладилась его звуком. Она любила его имя, этот изящный перелив на устах и мелодичный отзвук в ушах. На древнем прибрежном языке оно означало «непобедимый», и мужчина, носивший это имя, соответствовал ему во всех смыслах.

Она обхватила его подбородок, наклонив лицо так, чтобы заглянуть в глаза. Его щёки покрывала лёгкая щетина, а губы припухли от страстных поцелуев прошлой ночью. Он вздохнул, когда она легонько провела большими пальцами по скулам.

— Ты плохо спал и преследовал демонов во сне. Что тебя беспокоит?

Слабая улыбка изогнула губы мага и растворилась.

— Мне не нужно спать, дабы преследовать демонов, Мартиса. — Длинные пальцы нежно скользнули по её бёдрам. — Тебе не о чем беспокоиться. В моей жизни достаточно кошмаров.

Он уронил подол её платья.

Только не таких. По крайней мере, с тех пор, как она стала делить с ним ложе. Он часами не мог уснуть, но когда засыпал, то крепко, и был неподвижен в её объятиях, точно сама смерть. Прошлая ночь оказалась совсем иной, и Мартиса почувствовала, что слова сарсина, в чём бы они ни заключались, тяжело давят на думы Шилхары. Предостерегающий блеск в его глазах подсказал ей не продолжать разговор.

Несколько мгновений она стояла в его объятиях, успокоенная тем, что просто гладит его волосы, пока он прижимается щекой к её животу. Грохот кастрюль и стук входной двери на первом этаже возвестили о прибытии Гарна на кухню.

— Мне нужно спуститься и помочь. Вчера он обжёг руку о горшок, и несколько дней пальцы в бинтах будут плохо его слушаться. Тебе что-нибудь нужно?

Она не хотела расставаться.

Складки платья приглушили его смешок.

— Ты можешь даровать мне спасение?

Этот странный вопрос вызвал у неё ещё один приступ страха.

— Нет.

— Тогда обойдёмся чаем. — Он отстранился от неё, легонько шлёпнув по заду. Мрачный юмор ожесточил улыбку. — Увидимся с Гарном на кухне. И скажи ему, что я хочу взглянуть на ожог.

Они с Гарном почти закончили с завтраком, когда Шилхара наконец-то спустился. Чисто выбритый, но всё ещё измождённый, он занял своё обычное место и, не говоря ни слова, выпил три чайника. Гарн искоса взглянул на Мартису, и та покачала головой. Шилхара задумчиво уединился в своём внутреннем мире. Он был мрачен, в глазах собирались грозовые тучи. Апельсины лежали в миске нетронутыми — ещё одна странность. Лишь раз он отказался от ритуала поедания двух апельсинов, и то из-за того, что его желудок всё ещё бурлил от воздействия огня Пелетты.

— Ты не хочешь апельсинов?

Чёрные глаза сверкнули.

— Не сегодня. — Он взглянул на Гарна, который возился с огнём. — Гарн, покажи мне руку.

Осмотрев ожог и произнеся заклинание облегчающее боль, Шилхара объявил, что рана заживает. Он уже перебинтовывал руку, когда вмешалась Мартиса:

— Ты ведь можешь меня использовать, дабы ускорить процесс?

Она заметила озадаченное лицо Гарна.

— Нет.

Она в изумлении уставилась на Повелителя воронов широко раскрытыми глазами. Он откровенно лгал. Они оба прекрасно знали, что сочетание её дара и его умений смогут исцелить руку.

«Почему бы ему не помочь своему самому верному слуге?»

— Но…

— Мартиса! — Его голос, хоть и испорченный удавкой, сумел прогреметь по комнате. — Ты забываешься. Я сказал «нет».

Возмущение его удивительно бессердечным отношением к Гарну почти преодолело двадцать два года рабства. Мартиса стиснула зубы, чтобы лишние слова не сорвались с языка, и наконец выдавила:

— Простите меня, господин.

Лёгкие горели от желания кричать на него. Мартиса упёрлась взглядом в пол, приняв застывшую позу слуги перед хозяином. Тишина кухни стучала в ушах, напряжённая и гудящая от молчаливого гнева. Она вздрогнула, когда Шилхара внезапно схватил её за руку и потащил к двери, ведущей в главный зал.

— В библиотеку. Сейчас же.

Он повёл её вверх по лестнице и дальше по коридору, крепко сжимая запястье. Мартиса бежала за ним, чтобы не отстать. Дверь библиотеки с грохотом хлопнула о стену, и Шилхара втолкнул свою ученицу в комнату. Холодный огонь вспыхнул в его глазах, когда он закрыл за собой дверь.

— Твой дар опасен для всех, Мартиса. Если Гарн узнает о твоём особом таланте, моя готовность держать язык за зубами будет ничего не значить. Конклав сделает всё возможное, дабы заполучить необходимые сведения. — Он беспокойно расхаживал перед ней. — Я могу противостоять любым связям с провидцами, которым может подвергнуть меня священник Конклава. Они ничего не добьются и вполне могут убить нас обоих в процессе. Но Гарн не одарённый и не обладает силами, чтобы противостоять узам провидца. Как думаешь, если они не смогут допросить хозяина, то не станут мучить слугу? Немота не защитит его секреты. И где ты окажешься, если они узнают отвоём?

Её лицо вспыхнуло. Всё это время, живя с Шилхарой и Гарном, она должна была понять, что у Шилхары есть веские основания позволить своему слуге и другу страдать от раны.

— Прости меня, Шилхара.

Его лицо смягчилось.

— Не нужно извиняться. Я не виню тебя за сострадание, только за твою неосторожность. — Он подошёл к столу, где её записи были аккуратно сложены рядом со старыми страницами, которые они спасли из Ивехвенна. — Если Конклаву придётся использовать провидца на Гарне, то только для того, чтобы собрать сведения обо мне, а не о тебе. Но если они обнаружат в его воспоминаниях намёк на твой талант, то начнут рыть. — Он бросил на неё потеплевший взгляд уголком глаза. — У тебя нет таких причин подозревать Конклав, какие есть у меня. Иначе я бы поразился твоей осторожности.

Плечи Мартисы облегчённо опустились.

— Меня больше беспокоит Гарн. Я бы никогда намеренно не заставила его страдать.

— Я знаю.

Древний пергамент зашуршал под пальцами, когда Шилхара осторожно перевернул его и уставился на строки.

— Хеленесийцы вознесли в герои того, кто хотел их облапошить.

Мартиса подошла и встала рядом с Шилхарой, озадаченная его загадочным высказыванием. К этому времени текст на хеленесийском уже прожёгся на её веках. Она десятки раз перечитывала документы, пытаясь найти в истории Амонсы хоть какую-то зацепку, которую можно применить для борьбы со Скверной.

— Не знаю, помогли ли мне эти бумаги. Древний Конклав, который первым изгнал Скверну, использовал очень похожий ритуал, но этого не хватило, чтобы убить его. Может, короли смогли уничтожить Амонсу, потому что он был не так силён.

Следующее заявление Шилхары поразило Мартису:

— Без этих бумаг сведения Кардука были бы бесполезны. — Он слабо улыбнулся на её широко раскрытые глаза. — Когда курманы были многочисленнее и могущественнее, ими правил один сарсин. Он занял этот пост путём братоубийства, а не избрания.

Мартиса заинтриговано ждала дальнейших слов. Она мало что знала об истории курманов, но находила её захватывающей даже без связи с хеленесийскими документами.

— Этот сарсин был могущественен и на короткое время объединил племена под своей властью. Кроме того, в магии он был столь же искусен, как и любой епископ Конклава, и не боялся призывать тёмные силы. Но таких даров ему оказалось мало. Он искал большего любыми средствами, посылал шпионов в дальние земли, дабы выведать секреты других народов. Он даже пожертвовал двумя своими супругами и полудюжиной детей ради большей власти.

— Боги.

Мартиса содрогнулась при мысли о таких чудовищных поступках.

Шилхара перевернул ещё один лист пергамента, остановившись на последней странице, описывающей смерть Амонсы. Длинный палец провёл по загадочному символу рядом с именем Бирдисана.

— Такова была его цель. Стать богом. Он ничем не отличался от лича Ивехвенна, если не считать того, что им двигало страстное желание править миром. Пожиратель душ был движим страхом смерти и принял гораздо худшую судьбу.

— Тогда почему он помог северным королям победить Амонсу?

— Для него ничего не осталось. Племена восстали, изгнав его вместе с оставшимися жёнами со своих земель. Им некуда было идти, кроме как на север. То, что сарсин искал большую часть своей жизни, он нашёл в изгнании и случайно.

Мартиса потёрла мурашки на руках.

— Курманы должны были убить его, а не изгнать.

Шилхара мрачно и невесело усмехнулся.

— Ты не одинока в этом мнении. Его звали Бердихан, и он обманул королей, заставив их поверить, что он странник-пилигрим, человек великой силы, который добивается их доброй воли, помогая уничтожить Амонсу.

Мартиса ахнула и выхватила у Шилхары стопку пергаментов. Она перелистала страницы и выложила те, где упоминалось имя Бирдисана.

— Бердихан. Бирдисан. Я это упустила. У хеленесийцев нет заднеязычных звуков. Например, имя Камбрия они запушит как Самбрия. Я должна была догадаться.

Он пожал плечами.

— Не понимаю, как. Ты путаешься в предложении, когда говоришь на курманджи, откуда тебе провести параллель между двумя языками? У курманов никогда не было письменности. Тебе не с чем было сравнивать.

Она оценила его поддержку, но всё равно проклинала себя за недогадливость. Один документ заставил её задуматься.

— В этом отрывке говорится, что он поглотил бога. Могу только предположить, что это было добровольно.

— Так и есть. Бердихан считал себя достаточно сильным, дабы не только обуздать божество, пока короли создают ловушку, но и овладеть его силой.

— Стать богом и уничтожить королей.

— Да. Но в этом отношении он переоценил свои силы и ум. Короли знали, что он задумал.

— И всё же, в этих пассажах его помнят героем, а не предателем. Почему?

Губы Шилхары изогнулись в слабой улыбке.

— Люди не стали бы превозносить королей, если бы поняли, что последних чуть не провели.

Впечатлённая Мартиса встретила его взгляд. Шилхара была проницательным наблюдателем человеческой природы. Один только этот талант делал его грозным соперником даже без магии. Она пролистала пергамент до последней страницы, на которой был изображён символ рядом с именем Бирдисана.

— Кардук что-нибудь знает об этом символе?

— Нет.

Она остановилась и пристально посмотрела на Шилхару. Ничто в поведении его не выдавало. Он спокойно встретил её взгляд, повернувшись всем телом и расслабив широкие плечи. Но инстинкты трепетали от беспокойства. Повелитель воронов лгал. Он что-то знал об этом символе и решил скрыть от неё.

Пока она придержала свои подозрения при себе.

— Что скажешь Конклаву?

Едва заметное изменение в позе свидетельство об облегчении, когда она оставила тему символа.

— Всё, что я тебе только что сказал. Какое бы омерзение мы ни питали друг к другу, я нуждаюсь в священниках, а они нуждаются во мне, если хотят победить Скверну.

Конклав определённо мог использовать Шилхару в ритуале. Он был не только талантлив, но молод и физически силён. Магия и сила зависят друг от друга в ритуальных заклинаниях. Однако Мартиса не верила, что Конклав доверится Повелителю воронов настолько, чтобы пригласить на убийство бога.

— Они откажутся от твоей помощи.

— Нет, не откажутся.

Она помогла ему сложить пергамент, размышляя вслух о ритуале.

— Самый сильный священник должен действовать как Бердихан и сдержать Скверну, дабы другие смогли его уничтожить. — Она озадаченно покачала головой. — Некоторые из молодых епископов достаточно могущественны, чтобы справиться с подобным, но я не знаю ни одного, кто готов принять мученическую смерть.

Брови Шилхары поползли вверх.

— Не будь такой самоуверенной. Всегда найдётся идиот, готовый пожертвовать собой ради известности и славы. Бессмертие через мученичество не так уж редко.

Он накрыл её руку своей ладонью, а она продолжила возиться с пергаментом.

— Достаточно. Мне нужно написать письмо корифею. Уверен, Гарн сможет занять тебя до полудня.

Странное беспокойство не покидало Мартису. Он что-то утаивал. Она слышала это в его голосе, чувствовала в напряжении тела.

— Шилхара…

— Позже, Мартиса.

Он выскочил из библиотеки, оставив её следовать за ним, испытывая тошноту от страха.

Отвлёкшись от мыслей о своём разговоре с Шилхарой, Мартиса почти словом не обмолвилась с Гарном, пока помогала ему по хозяйству. Желудок продолжало крутить от беспокойства. Шилхара ненавидел Конклав и не скрывал своего отвращения. Если быть честной, она понимала его чувства. Но если он захочет разделить участь Бердихана? Мыльная пена капала с рук, пока Мартиса сжимала грязную тарелку и невидящим взглядом смотрела на воду. Инстинкт самосохранения Шилхары слишком отточен, чтобы он добровольно отдал свою жизнь за такое дело, но маг вполне мог поддаться искушению отомстить. Может, он и не умрёт ради мира, но не примет ли смерть из-за собственной ненависти?

— О боги! — пробормотала Мартиса. — Что ты задумал, Шилхара?

Она явилась в Нейт с целью предать его, отправить на смерть. Но это тогда, когда соблазн свободы пересиливал совесть, и когда Шилхара из Нейта был не более чем средством для достижения цели. С тех пор всё изменилось. Даже если бы он никогда не обнаружил её дар или она стала бы свидетелем сотни предательских поступков с его стороны, Мартиса бы не предала. Своевольный и уничижительный, но в то же время щедрый и верный себе, Шилхара завладел её сердцем и заставил полюбить себя.

— Ты должен жить ради меня, — тихо произнесла она. — Не делай мою жертву напрасной.

Она поговорит с ним и будет умолять, если понадобится, если таковы его планы. Её надежда на священников. Шилхара мог предложить себя на роль Бердихана, но Конклав — не северные короли. Они не доверяют Повелителю воронов. Мысль о том, что они вообще позволят ему участвовать в ритуале, казалась неправдоподобной. О ключевой роли в сем действе не могло быть и речи.

В полдень Мартиса и Гарн отобедали на кухне без Шилхары. Уединившись в кабинете на первом этаже с самого утра, он не вышел из комнаты, соблазнившись восхитительным ароматом супа. Гарн поставил на поднос глубокую миску с похлёбкой, две буханки хлеба и кувшин вина. Отчаянно желая ещё раз поговорить с Шилхарой, Мартиса тут же вызвалась отнести поднос.

Дверь кабинета была приоткрыта, и по тёмным стенам коридора пробегали струйки света. Мартиса подняла поднос с едой на плечо и постучала, дабы объявить о своём присутствии, прежде чем переступила порог. Она увидела Шилхару, но не за письменным столом, а возле маленького окна, выходящего на рощу. Сухой западный ветер доносил запах пыли и цветов апельсина. Он кружил по комнате, перебирая невидимыми руками пергаменты на столе и играя с тёмными волосами Шилхары, прежде чем исчезнуть в нежном вздохе.

Мартиса, возможно, и не придала бы этому значения, если бы не приветливое тепло, которое принёс ветер. В комнате стоял ледяной могильный холод, напомнивший ей кладбище Конклава или что-то похуже — те короткие мгновения перед вызовом демона. Страх пробежал у неё по спине.

Откуда-то из лабиринта коридоров и комнат дома донёсся вой, достаточно громкий, чтобы поднять мёртвых. Шилхара продолжал зловеще стоять у окна. Мартиса попыталась сглотнуть ком в горле, но во рту у неё пересохло, точно в колодце. Инстинкт кричал ей бежать, бросить поднос и мчаться в безопасное место. Верхняя губа покрылась испариной, несмотря на леденящий холод, льющийся через дверной проём. Она молилась, чтобы он заметил её присутствия и боялась того, что сможет увидеть, когда маг наконец-то повернётся к ней лицом.

Она отступала к теням коридора шаг за шагом. Гарн! Она должна предупредить Гарна. Она не представляла о чём именно, только ведала, что все они в неминуемой опасности, и хозяин Нейта каким-то образом стал самой большой угрозой для них.

Её крик эхом разнёсся по коридору, когда невидимая сила внезапно ударила её в спину, толкая в комнату. Ей удалось вывернуться как раз вовремя, чтобы не разбить нос о край двери. Поднос вылетел из рук и перевернулся через край, разбрызгивая суп и вино по всей поверхности. Мартису тянуло вперёд на шатающихся ногах, пока бёдра не влетели в рабочий стол. Она ухватилась за край стола, пытаясь удержаться на скользком полу.

Невидимая рука внезапно перестала толкать. Мартиса бросилась к двери, от ужаса у неё подкосились ноги. Треск дерева, влетевшего в раму, ударил её по ушам. Она поскользнулась в луже и влетела в резную поверхность двери. Когда Мартиса повернулась к своему противнику, Шилхара уже покинул своё место у окна и медленно подошёл к ней. Освещённый красными лучами солнца, он выглядел не более чем стройной зловещей тенью.

— Мы снова встретились, служанка.

Мартиса ахнула. Пот ручьями стекал по её рёбрам, несмотря на жёсткий холод, покрывавший кожу. Он больше не хрипел. Характерный для его голоса скрежет сменился глубоким тембром, гладким, точно шёлковый удушающий шарф. Кто бы или что бы ни заговорило с ней, это был не Шилхара из Нейта.

— Шилхара? — Вопрос затих на сдавленном вдохе, когда соперник подошёл ближе, и Мартиса смогла хорошо рассмотреть его черты.

Всё то же жёсткое лицо, которое она знала и любила, все острые грани и неумолимые углы приняли скелетообразный вид. Выдающиеся скулы выделялись высоким рельефом, подчёркивая углубившиеся впадины под глазами. Он выглядел истощённым, лишённым жизни и духа. Его взгляд заставил её прижаться к двери и крадучись двинуться вдоль стены. Белки глаз исчезли, сменившись твёрдой чёрной радужкой, из глубин которых на неё смотрело нечто нечеловеческое и древнее.

Шилхара, или существо, обитающее в его теле, взирало на неё с немигающим любопытством, как гадюка, готовая к атаке. Зубы Мартисы застучали, с губ сорвался слабый всхлип. Он склонил голову набок, раздувая ноздри, словно пытаясь уловить запах её ужаса. Его действия напомнили ей о том, как действовал Скверна, когда впервые объявился в её комнате в виде белой и безликой мерзости.

Он не отставал от неё, пока она скользила вдоль стены в тщетной попытке сохранить дистанцию между ними.

— Он жаждет тебя. — Длинные пальцы потянулись к её ключице. Она вздрогнула от прикосновения. — Но почему? В тебе нет красоты, которую стоило бы воспевать. — Он наклонился, глубоко дыша ей в шею. — И всё же в тебе есть что-то особенное, аппетитное. Что-то бесстрашное.

Ужас почти затмил все разумные доводы, и Мартиса отпрянула — точнее попыталась, но её удержали на месте. Дар, спрятанный в глубоких тайниках души, исказился и отреагировал.

Сила, которая толкнула её в комнату, теперь приковала к стене. Сердце колотилось о рёбра. Поверх согнутого плеча Шилхары она увидела окно, апельсиновую рощу за ним, затенённую летним солнцем, и тусклую звезду, которая всё ближе приближалась к горизонту.

Скверна овладела им, человеком, чьи амбиции и желания совпадали с волей падшего бога. Мартису чуть не стошнило. Её представления о рабстве здесь, в Нейте, не раз обращались в пепел. Но это превзошло всё остальное. Она никогда не знала такой формы порабощения, странной и ужасающей.

Тонкий и дрожащий голос взмолился о пощаде:

— Пожалуйста. Отпусти его. Он не будет служить тебе добровольно.

Бог тихонько рассмеялся ей на ухо, и нежный смех поднял тонкие волоски на затылке.

— Я не согласен. Шилхара из Нейта своенравен и упрям, но также честолюбив. Всё, чего он жаждет: власть, уважение, контроль — я могу ему дать. Он это знает. Со временем он полностью обратится ко мне.

Когда Шилхара выпрямился, Мартиса изо всех сил постаралась прижаться спиной к каменной стене. Его измождённое лицо снова заполнило её взор. Напряжённый, страстный любовник, который выгибался под её ласкающими руками прошлой ночью, исчез, подавленный злом, чья улыбка никогда не достигала мёртвых чёрных глаз.

Он провёл рукой по своему телу.

— Как видишь, он уже почти мой.

Отвращение скрутило желудок.

— Цена за такое вознаграждение слишком высока.

— Не для него. Через меня он получит власть над миром, богатство и бессмертие. И у меня будет величайший аватар, когда-либо рождённый, более сильный, чем те, что были до него. Тот, кто поведёт мои армии и победит всех передо мной.

Ужас Мартисы смешался с потрясением. Крылатый Берсен! Шилхара — возрождённый аватар. И он это знал. Естественно, он знал. От слёз отчаяния и ярости у неё поплыло перед глазами. Более слабый человек вполне мог бы служить Скверне, но не Повелитель воронов. Мужчина, отказавшийся поклониться Конклаву, не станет подчиняться богу, как марионетка.

Её губы скривились, когда она посмотрела в мёртвые глаза бога. Это не существо, достойное обожествления, а всего лишь паразит с единственным желанием — подчинить мир своим мелким прихотям.

— Ты ошибаешься. — Она обрела крупицу силы в возрождённом спокойствии. — Он не сдастся тебе. Ты утолил его искушение и обратил на мгновение, но это не на долго. — Она встретилась с тёмным, холодным взглядом змеи, не дрогнув. — Освободи его. Ты лжив и не достоин ни поклонения, ни рабства Шилхары.

Что-то мелькнуло: неуверенность, сомнение, — и в одержимом взгляде мага промелькнула тень. Он набросился на неё, сжимая пальцами горло, и поднял с пола. Не было времени даже закричать. Мартиса повисла в воздухе, задыхаясь и цепляясь за руку, которая медленно выдавливала из неё воздух.

Он был сверхъестественно силён, легко удерживая её, не обращая внимания на ногти, впивающиеся в его руку окровавленными бороздами. Её ноги брыкались в отчаянной попытке обрести хоть какую-то опору, а перед глазами плясали чёрные пятна. Её усилия были вознаграждены, когда нога наткнулась на что-то мягкое. Равнодушное выражение лица Шилхары не изменилось. Сила удара, который должен был бы поставить его на колени, не возымела никакого действия, так как он был наполнен божественной силой.

Он медленно усилил хватку, рот изогнулся в искривлённой холодной улыбке.

— Тебе удостоена честь стать моим первым осуждённым еретиком.

Зрение посерело. Измученные от отсутствия воздуха лёгкие горели в груди. Где-то в затухающих потоках сознания Мартиса слышал топот бегущих ног, отчаянный лай собаки. Стена позади неё завибрировала, когда дверь затряслась на петлях от безжалостного стука. Гарн и Каель прибежали спасти их обоих.

«Слишком поздно, — прошептал её разум. — Слишком поздно».

— Пожалуйста, — взмолилась она в полной тишине. — Помоги мне.

Бог не ответил, но внемлил её дар. Высвободившись из-под её контроля, он хлынул, омывая её и Шилхару янтарным сиянием. Мощная сила ударила её головой о стену, когда Шилхара ослабил хватку. Невидимые руки оторвали его от пола и швырнули через всю комнату. Он врезался в стол с такой силой, что чуть не опрокинул его.

Мартиса рухнул на пол, задыхаясь от спазмов. Она попыталась сделать один-два драгоценных глотка воздуха, прежде чем перевернулась на спину. Потолок кружился над ней в мерцающем потоке, а стук в дверь отдавался в ушах чудовищным биением сердца. Она легла на бок и увидела Шилхару.

Прислонившись к перевёрнутому столу, он выглядел как сломанная кукла. Голова опущена, плечи поникли, как будто Скверна внезапно перерезал нити, которые держали в плену его марионетку. Кровь стекала из носа и струилась по губам. Капли брызнули на руки, смешиваясь с кровью, сочащейся из ран, которые она нанесла.

Мартиса судорожно втянула воздух и поползла к нему в ужасе от того, что Скверна всё ещё держал его в своей власти, но отчаянно желая добраться до него. Вздох облегчения обжёг ей горло, когда Шилхара поднял голову и медленно моргнул. Его глаза, налитые кровью и почти скосившиеся, снова стали человеческими. Слезы капали с щёк Мартисы, смешиваясь с кровью на его руках. Она коснулась его носа, губ и поцеловала в лоб. Попыталась заговорить, возблагодарить более милосердных богов за то, что он снова цел, но онемела, так как потеряла голос после удушения.

Шилхара ошеломлённо уставился на неё. Его губы приоткрылись. Внезапно те немногие силы, что он ещё сохранил, сошли краской с кожи. Его рот открылся в гримасе боли, и он схватился за чресла. Мартиса попятилась, когда он перевернулся на бок и скорчился в позе эмбриона, задыхаясь в бессловесной агонии. 

Глава 19 

Чёрная боль пронзила тело, глубоко впиваясь когтями в рёбра, череп и особенно в спину и пах. Задыхающееся лицо Мартисы поплыло перед глазами. Шилхара никак не мог до конца осознать, что женщина, ласково гладившая его вспотевшее лицо, едва не вбила ему яйца в глотку.

— Отойди от меня, демон, — прохрипел он.

Мартиса с облегчением опустила плечи, услышав его ругань. Слёзы прочертили блестящие дорожки на её бледных щеках. Красные следы от пальцев Шилхары обвивали шею ужасным воротником. И всё же она нашла в себе мужество приблизиться к нему после того, что он только что с ней сделал.

В дверь колотили, пока магическая защита не ослабла. В комнату, готовые к бою, ворвались Гарн с дубинкой и ощетинившийся Каель с алыми глазами. Пёс, оскалив зубы, настороженно подошёл к Шилхаре. Он не узнавал своего хозяина, широкие ноздри дёргались от запаха Скверны в воздухе.

Слишком обессиливший, чтобы уклониться от возможной атаки, Шилхара рявкнул Гарну:

— Убери его, пока он не решил вонзить в меня зубы.

Гарн оттащил Каеля, стараясь держаться подальше от щёлкающих челюстей, а пёс всеми силами сопротивлялся, не давая вышвырнуть себя из кабинета. Как только Гарн захлопнул за собой дверь, Каель поднял такой вой, что Шилхара поморщился.

Спокойно лежа на боку, позволяя боли растекаться по всему телу, Повелитель воронов уставился на Мартису. Она сидела подле него, во взгляде читалась смесь страха и сострадания. Гарн присел рядом, качая головой. Великан аккуратно ощупал Шилхару, проверяя наличие ран.

Он отмахнулся от прикосновений слуги.

— Я сейчас встану. Проверь Мартису. Я только что пытался убить её.

У Гарна округлились глаза от её растрёпанного вида и темнеющих синяков на шее. Она смущённо улыбнулась и попыталась заговорить. Последовавшее за этим карканье заставило всех вздрогнуть. Гарн сочувственно хмыкнул. Он показал, что вернётся с напитками для них обоих и тряпками, чтобы смыть кровь с Шилхары. Затем слуга встал и протянул руку, помогая Мартисе. Она отказалась, энергично покачав головой. Брови Шилхары поползли вверх, когда она повторила те же пасы руками, что и Гарн. Последний ухмыльнулся и с поклоном покинул комнату.

Шилхара, столь же довольный, как и великан, улыбнулся несмотря на остатки боли, пульсирующей в мышцах.

— Ты не смогла бы проявить большего знака дружбы, чем этот. Даже если бы спасла ему жизнь.

Мартиса покраснела и показала ему, что очень любит Гарна.

Шилхара заставил себя сесть и дрожащей рукой вытер кровь из носа и рта. От металлического привкуса в горле скрутило живот, и Шилхара сплюнул на пол. Мартиса подвинулась, чтобы сесть перед ним, и тяжело вздохнула в знак извинения.

Он что-то проворчал и прикрыл рукой пах.

— Кто бы подумал, что из такой крохи может выйти столь грозный противник? — Он поморщился. — Мне повезло, что рёбра остались целы. Ты частенько швыряешь своих любовников?

Мартиса попыталась засмеяться и замолчала. Потёрла горло.

Шилхара легонько провёл пальцем по одной из отметин на её шее.

— Это я должен просить у тебя прощения. На протяжении жизни я воровал и убивал, но мало об этом сожалею. Если же я уничтожил твой волшебный голос...

Он был груб с ней и смертельно опасен. Оставил отметины на её теле во время занятий любовью, и вот снова, когда попытался задушить. Две стороны потускневшей монеты. Под рёбрами образовался тугой узел. Её пребывание в Нейте подошло к концу. Новая атака бога и последовавшая одержимость — худшая и самая долгая до сих пор — укрепили решение, которое Шилхара обдумывал последние два дня. Ради их же безопасности он отошлёт Мартису назад к епископу раньше назначенного времени и прикажет Гарну отправиться в Восточный Прайм.

Теперь Мартиса знала его секрет, и не имело значения, поведает ли она о нём всему миру. Он выиграл битвы против Конклава и в конечном счёте проиграл войну — и женщину, которую полюбил.

Она коснулась его руки, переплетая их пальцы. Шилхара уставился на её натёртые костяшки, на поломанные обагрённые его кровью ногти. История может увидеть в нём героя, как в Бердихане. Никто не узнает, что он пожертвовал собой не ради мира, а ради этой женщины.

Повелитель воронов потянул её за руку.

— Приблизься.

Мартиса на мгновение заколебалась, затем медленно придвинулась, пока не оказалась почти у него на коленях.

Он погладил её по шее.

— Я могу вылечить их с твоей помощью. Но мы сделаем это сейчас, пока Гарн не вернулся.

После того, что только что сотворил с ним её дар, Шилхара рисковал, прося её призвать магию. Он надеялся, что её дар почти как разумное существо отреагировал на присутствие Скверны внутри него, а не на него самого. Мартиса кивнула и закрыла глаза. Через несколько мгновений воздух засиял янтарным светом. Змеевидные усики магии обвились вокруг запястий Повелителя воронов в любовной хватке, так непохожей на ту воинственную силу, которая ранее швырнула его через всю комнату. Очищающее и спасающее колдовство потекло в его руки и распространилось по всему телу. Сила её дара смыла Скверну и наполнила его сущностью Мартисы — ровным пламенем, которое горело низко, но сильно, и окутывало его душу мягкими объятиями.

Очарованный соблазнительным ощущением жизни Шилхара наслаждался их глубокой связью. Мартиса неподвижно сидела подле него, смежив веки, прежде чем встретилась с ним взглядом. Запутавшимся опухшим языком Шилхара произнёс простое исцеляющее заклинание, которое заживляло не более чем царапину. С силой её дара заклинание стало намного могущественнее. Синяки исчезли, а напряжённые мышцы и сухожилия под пальцами расслабились.

— Довольно, — сказал Шилхара и убрал руки.

Мартиса глубоко вздохнула и снова закрыла глаза. Янтарные усики размотались с рук и запястий, волнообразно уходя от него и сливаясь в точку света, сосредоточенную на груди Мартисы. Точка дважды пропульсировала, прежде чем исчезнуть в ткани её туники.

Шилхара одобрительно кивнул. Теперь она хорошо владела своим упрямым талантом и подавляла его с меньшими усилиями. Продолжив практиковаться, она без труда скроет его от священников, дабы они никогда не заподозрили проявление её дара.

Без её утешающей силы в крови боль от ран вернулась. Шилхара пошевелился и выругался, когда крошечное движение вызвало резкую агонию в боку. Мартиса потянулась к нему, но Шилхара отмахнулся.

— Давай посмотрим, помогло ли это заклинание твоему голосу. Постарайся поговорить.

— Спасибо, — произнесла Мартиса и улыбнулась, когда слова не прозвучали бессвязным карканьем. Её голос отдавал небольшой хрипотцой, но не хуже, чем при обычной простуде.

— Ты и так плохо поёшь, — поддразнил он. — Не знать мне покоя, если ты ещё и говорить будешь, как я.

Её тихий смех успокоил его. Она не ненавидела и не боялась, даже теперь, когда он чуть не убил её. Отчаяние грозило поглотить Шилхару. Он будет оплакивать её даже после своей смерти. Если бы обстоятельства сложились иначе, он бы сражался, чтобы удержать её, убил бы Камбрию, если это необходимо, лишь бы вырвать её из его лап, и столкнулся бы с гневом Конклава за убийство их самого могущественного епископа. Но судьба сыграла с ним дьявольскую шутку. Он будет ничуть не лучше Бердихана или даже Скверны, если пожертвует своей бидэ цзиана ради возможности пережить ритуал убийства бога. Яростный гнев наполнил сердце Шилхары. Он неблагороден, просто эмоционально привязан к Мартисе, и второе, конечно, более жалко, чем первое. Он добровольно откажется от Мартисы и уничтожит себя ради её спасения. Как она однажды сказала? У богов прекрасное чувство юмора. Воистину.

Он прогнал упрёки. Нет нужды думать, каким слабым дураком он стал. Мартиса снова протянула руку, когда он неуверенно поднялся на ноги. И снова он отмахнулся от неё.

— Не надо, я прочувствовал глубокое уважение к твоим ногам. Сможешь помочь, как только я буду уверен, что ты не собираешься окончательно меня кастрировать.

Она покраснела.

— Разве ты не можешь исцелить себя так же, как исцелил моё горло?

Мысль о том, что её рука, согретая магией дара, обхватит его яйца, обычно приводила Шилхару в возбуждение. Теперь же, с постоянной болью в паху, распространяющейся на спину и вниз по ногам, он нашёл эту идею менее привлекательной.

— Ты доверяешь мне больше, чем я тебе. Как бы мне это обычно ни нравилось, думаю, тебе лучше пока держать руки подальше от моего члена, Мартиса.

Прямолинейность заявления сделала его отказ безболезненным. Лёгкая улыбка промелькнула на губах Мартисы, прежде чем исчезнуть.

— С тобой всё в порядке, Шилхара? — Тёмные воспоминания затуманили её взор. — Боги... твои глаза…

Горло обожгла жёлчь, смешанная с остатками крови. Он поднял руки и нахмурился, поняв, как сильно они дрожат.

— Теперь ты знаешь, почему звезда парит над Нейтом.

Мартиса сложила руки перед собой. Белые костяшки пальцев контрастировали со спокойным голосом.

— Ты — возрождённый аватар.

— Да.

Возвращение Гарна помешало ему сказать больше. Слуга принёс поднос с двумя дымящимися чашками и стопкой мокрых полотенец. Одну чашку он передал Мартисе, другую — Шилхаре вместе с полотенцем.

Мартиса выхватила полотенце из рук Шилхары.

— Ты достаточно мне доверяешь? Можно мне смыть кровь? Обещаю не пинаться.

Когда он кивнул, она поставила чашку на пол и принялась вытирать кровь. Ткань холодила щёки, и её прикосновение успокаивало. Шилхара стоял неподвижно, не отводя взгляда от того, как Мартиса вытирает засохшую кровь с его носа и подбородка. Полотенце болталось у уголка его рта. Прислушиваясь к каждому её вздоху, Шилхара наклонился, когда Мартиса привстала на цыпочки и поцеловала уголок рта.

— Никто не должен страдать от такого рабства, — прошептала она ему в губы. — Я бы взяла на себя это бремя, если бы могла.

Молния пронзила его душу. Такая преданность! Мартиса — сострадательная женщина, но это больше чем проявление сочувствия. Любит ли она его так же, как он её? Видит ли в нём нечто иное, помимо угрозы, которую узрел Конклав? Будет ли скорбеть по их разлуке в таком же безмолвии? Боль в её глазах стала ответом на его вопрос.

Он погладил её висок большим пальцем.

— Этот долг я не могу и не буду возвращать. — Тот же самый палец прижался к её губам, когда она попыталась поспорить. — За всё нужно платить, Мартиса.

Он взял у неё полотенце и осторожно вытер руки.

— Не забудь про чашку. Моё заклинание сделало большую часть работы, но я могу заверить, зелье Гарна полностью тебя исцелит.

Его чашка была наполнена чаем, заваренным чернее чернил и густо подслащённым мёдом. Простое, но эффективное восстанавливающее средство. Шилхара поднял чашку в знак уважения другу. Тупая боль в груди усилилась. Скоро он потеряет и Гарна, а это почти так же больно, как потерять Мартису.

Довольный тем, что пациенты пьют его варево, Гарн начал прибираться в кабинете. Он безуспешно попытался прогнать Мартису, когда она принялась помогать ему. Шилхара, слишком измученный, чтобы просто смотреть, похромал к перевёрнутому столу. Пергамент разбросало по всему полу, большая часть была забрызгана чернилами. Он взял один лист, письмо к корифею. Внизу письма расплылось чернильное пятно, но его можно было прочесть.

Ваше преосвященство, я предлагаю вам возможность убить меня и уничтожить Скверну одним ударом. Как вам такое предложение?

Шилхара, повелитель Нейта

Послание было сухим, песчинки всё ещё оставались на бумаге. Он стряхнул их и свернул пергамент в тугой свиток. Гарн сделал жест, когда перешагнул через лужи вина и супа в направлении к двери.

— Я вполне здоров, хотя теперь сомневаюсь, что смогу оставить потомство.

Он слегка улыбнулся, увидев, как покраснела Мартиса.

Как и Гарн, она смотрела на него с нескрываемым волнением.

— Скверна…

— Подождёт своего часа. Вряд ли ты узришь его снова.

Он проследит, чтобы она вернулась в Ашер до того, как Скверна нанесёт ему новый визит.

Шилхара замер в дверях.

— Я буду в своих покоях. Когда закончите с Гарном, кто-нибудь принесёт мне чашу огня.

Мартиса сжала полотенце, испачканное вином.

— Тебе нормально оставаться сейчас одному?

Шилхара фыркнул.

— Я не ребёнок, Мартиса, и уже много лет не нуждаюсь в матери.

Он оставил их в кабинете и захромал в свою комнату. Уединившись в покоях, Шилхара застонал и снова обхватил руками пах.

— Крылья Берсена, женщина. Не думал, что умру евнухом.

На мгновение он пожалел, что отказался от предложения исцелить его её даром, и остановился на простом заклинании, которое притупило боль между ног. Рубашка была испорчена, окровавлена на груди и местами порвана ногтями Мартисы. Шилхара снял её и бросил на кровать. Израненные руки всё ещё дрожали как свидетельство жестокого контроля бога над ним. Шилхара зарычал и вышел на балкон. На фоне голубого неба звезда Скверны сияла теперь ярко-белым.

— Доволен собой, Скверна?

Бог на этот раз промолчал, но звезда торжествующе запульсировала. Шилхара нахмурился. Скверна становился сильнее с каждым днём. Несмотря на всю свою мощь и мастерство, маг не думал, что сможет долго сопротивляться. Если не сдастся богу добровольно, Скверна в конце концов возьмёт его измором. Однако если он позволит богу овладеть собой, то сможет сохранить некоторый контроль над телом и Скверной на короткое время — достаточно долгое, чтобы закончить ритуал, который заманит бога в ловушку, убив его и Шилхару в придачу.

Камбрия наконец-то узрит его смерть, но не при тех обстоятельствах, как ему хотелось бы. Вместо преступника, казнённого за предательство или ересь, Шилхара примет смерть героя-мученика.

Его не волновали ни героизм, ни мученичество, ни срыв планов Камбрии. Он хотел жить, собирать урожай апельсинов, быть хозяином в Нейте без угрозы Конклава за порогом, наслаждаться близостью Мартисы до самой своей смерти от старости, вместо того чтобы внезапно его поразило проклятое благородство.

Но ничему из этого не суждено сбыться, если он будет стоять и смотреть, как Скверна наливается силой, пока не поглотит его и мир, который лжебог стремится завоевать. Несмотря на то, что могли бы подумать другие, или как бы его описала история, Шилхара был своекорыстным человеком. Скверна ничем не отличался от лича Ивехвенна, и Шилхара предпочитал умереть с нетронутой душой, а не существовать в оболочке, потерявшей свою человечность.

«Ты можешь остаться в живых, — прошептал лукавый внутренний голос. — Ты каждую ночь сношаешься с бидэ цзиана. Используй её по назначению».

Неделями ранее он мог бы пойти на такое, не задумываясь, когда Мартиса была всего лишь инструментом Конклава, стремившимся предать его. Всё изменилось.

— Я жалок, — пробормотал он. — Я осуждаю себя и рискую целым миром ради женщины.

Он вернулся в свою комнату. Письмо к корифею лежало на кровати, наполовину развёрнутое, рядом с испачканной рубашкой. Шилхара перечитал короткое послание, прежде чем свернуть его и превратить в сферу света размером не больше напёрстка. Вернувшись на балкон, он вызвал ворона с одного из деревьев и поместил шар под крыло заколдованной птицы. Блестящие чёрные перья легли на место, когда он погладил ворона по спине.

— Конклав, — приказал Повелитель воронов. — Корифей.

Птица каркнула, прежде чем взлететь, направляясь к побережью и крепости Конклава.

Он ожидал, что через несколько дней священники будут у его порога. Возможно, корифей не потрудится ответить, а просто объявится со своей свитой, чтобы обсудить планы.

За спиной раздался тихий стук в дверь.

— Шилхара? — донёсся до балкона голос Мартисы.

— Пока что. Я на балконе.

Она приблизилась лёгким шагом. Взъерошенная и раскрасневшаяся после того, как помогла Гарну внизу, она улыбнулась и протянула ему кубок.

— Как?..

— Яйца? Больно, но, по крайней мере, я больше не задыхаюсь. Как твоё горло?

Она коснулась шеи.

— Хорошо. Гарн заставил меня выпить немного огня, и это помогло.

Шилхара наклонил кубок и осушил половину содержимого. Напиток обжёг внутренности, оставив после себя приятную эйфорию. Шилхара тяжело задышал и протёр слезящиеся глаза.

— Ничто так не убивает и не причиняет боль, как драконья моча. — Он поставил кубок на перила. — А ты знаешь, что солдаты используют огонь Пелеты, чтобы уберечь боевые раны от яда?

Он подозвал её ближе и притянул к себе. Спина Мартисы была тёплой, и от неё пахло оранжевыми цветами. Он уткнулся носом ей в шею.

— Теперь тебе есть что рассказать епископу.

Мартиса напряглась.

— Ты, конечно, знала, что я догадался о цели твоего приезда сюда в тот же день, как ты прибыла?

Он поцеловал её в висок.

— Да, но я бы не призналась, если бы ты прижал меня этим вопросом ранее, — спокойно ответила Мартиса.

Она повернулась в его объятиях, медные глаза настороженно встретили его взгляд.

— Мне нечего сказать епископу.

Шилхара погладил её по спине и пропустил длинную косу меж пальцев.

— Даже если и так, это неважно, Мартиса. Только ты и я будем знать о твоём даре. Твой секрет в безопасности.

Она прижалась к нему мягкой грудью. Летнее солнце ласкало её запрокинутое лицо.

— Даже если бы у меня не было секрета, я не стала бы рассказывать епископу о том, что видела сегодня.

Декларация верности изменилась. Шилхара закрыл глаза и обнял Мартису. Он должен чувствовать себя победителем. Он одолел шпиона и Камбрию в своей маленькой игре. Но в результате потерял женщину.

Он посмотрел на неё сверху вниз.

— Какой награды ты лишаешься за своё молчание?

Её взгляд скользнул в сторону.

— Ничто не стоит человеческой жизни.

Шилхара усмехнулся.

— Прекрасная невинность. Люди жертвуют другими ради власти и богатства, еды, а иногда просто ради забавы.

Она посмотрела на него мрачным взглядом.

— Ради чего мы жертвуем собой?

Её вопрос застал его врасплох. Он не ответил, только поцеловал в лоб.

— Что означает этот символ, Шилхара?

Упорнее ищейки магов с жаждой крови она не желала отказываться от мысли, что он знал о символе рядом с именем Бердихана. Слава Берсену, что они не обсуждали это ночью. Он не смог бы устоять перед искушением посмотреть на созвездие Зафиры, как делал это много раз с тех пор, как они вернулись из лагеря курманов.

— Даже не знаю.

Она сощурилась.

— Ты лжёшь.

Шилхара усмехнулся. Ему очень нравилось, когда она проявляла такую свирепость. Он наклонился к ней и провёл языком по нижней губе.

— Докажи, — прошептал он.

Она страстно ответила, когда он поцеловал её. Он наслаждался ощущением её тела в своих объятиях. Если бы он оправился от воздействия Скверны и эффективного сопротивления Мартисы, то увёл бы её в постель и занимался с ней любовью весь остаток дня и всю ночь.

Он застонал, когда она отстранилась и пронзительно посмотрела на него.

— Постой. Что значит, тебе всё равно, если я расскажу епископу, что ты аватар?

Он возвёл глаза к небу.

— Вот и вся моя сила обольщения. — Мартиса даже не улыбнулась. — Первая попытка Конклава уничтожить Скверну привела лишь к долгому изгнанию. На этот раз они должны положиться на аватара, дабы победить бога.

Понимание поразило её, стремительно и сильно. Её глаза потемнели и стали почти такими же чёрными, как у него.

— Нет! — Она схватила его за руки. — Пусть Бердиханом будет кто-нибудь другой. Корифей или Камбрия. Они так же сильны, как и ты. Такие же могущественные. Это цель Конклава, а не твоя!

Шилхара отмахнулся от неё.

— Но это моё искупление. — Он поднёс её пальцы к губам и расцеловал костяшки. — Что ты увидела, когда смотрела мне в лицо час назад?

Её ладонь задрожала в его руке.

— Нечто бездушное.

Он наклонил голову.

— Подходящее описание. Конклав много раз обвинял меня в подобных прегрешениях. Теперь они правы. — Он отпустил её руку. — У меня нет желания становиться пешкой, Мартиса. Я умру до того, как это случится, и уничтожу Скверну вместе с собой.

Она склонила голову.

— Как же мне хочется быть любимой тобой, — тихо призналась она. — Может, тогда я смогла бы заставить тебя прекратить это безумие.

Её заявление едва не поставило его на колени. Именно потому, что любил, он выбрал этот путь, но признаться ей в этом значило бы только усилить её сопротивление или ещё хуже — заставить её совершить какую-нибудь глупость, которая скомпрометирует их обоих. Шилхара на мгновение закрыл глаза и произнёс величайшую ложь в своей жизни:

— Я не люблю тебя. Ты восхитительная женщина, лучше всех людей, кого я знал, не считая Гарна. Но это не важно.

Едва слышный стон повис между ними, пока его не унёс послеполуденный бриз. Мартиса сложила руки на груди.

— А если я признаюсь, что люблю тебя?

Частичка Шилхары, самая крохотная частичка, что хранила его человечность и способность любить, содрогнулась.

— Нет.

Он приподнял её голову, проведя пальцем под подбородком. Слёзы текли по бледным щекам Мартисы и капали емуна руку. Шилхаре они казались горячей раскалённой сталью.

— Приготовь свои вещи. Я возвращаю тебя твоему истинному господину.

Шилхара снова крепко её поцеловал. Он заберёт воспоминание о её вкусе с собой на смертный одр.

Мартиса кратко ответила на его поцелуй, прежде чем сбежала с балкона. Как только дверь за ней закрылась, Шилхара вошёл в свои покои с недопитым кубком огня Пелеты, надел новую рубашку и приготовил хукка.

Мягкий вкус табака приглушал резкость алкоголя, и Шилхара курил длинными затяжками. Он медленно выдохнул облако дыма, бормоча при этом загадочные слова. Дым клубился и кружился целенаправленными узорами, превращаясь в туманную копию лица Мартисы. Призрачный образ повис в воздухе перед Повелителем воронов, и он проследил взглядом его очертания.

— Моя Зафира. Ты стала моим приговором.

Глава 20

— Откуда нам знать, что тебе можно доверять? — раздался вопрос Камбрии сквозь звон чайных чашек и шелест мантий.

Облачённый в красное Шилхара непринуждённо сидел в библиотеке среди собравшихся епископов Конклава.

Он откинулся на спинку кресла и ухмыльнулся.

— Ниоткуда.

Пар от горячего чайника обжёг пальцы Мартисы, когда она снова наполнила чашки. Группа священников, включая всемогущего корифея, прибыла в Нейт менее двух часов назад, а епископ и маг уже заняли стойку и приготовились к словесной дуэли.

Камбрия повернулся к невысокому лысеющему священнику, сидящему рядом с ним. Он был моложе Камбрии и не так импозантен, с круглым жизнерадостным лицом и пронзительными глазами, которые прожигали человека насквозь своим пристальным взором. Мартиса лишь однажды была так близка к корифею, и её охватил благоговейный трепет.

Епископ почтительно коснулся лба.

— Ваше преосвященство, вы хотите возложить судьбу мира на этого изгоя, поверив сказкам его родственников-дикарей?

БровиШилхары поползли вверх. Он лениво провёл кончиком пальца по краю чашки.

— Я и твой родственник, дядя. Ты тоже дикарь?

Сдавленные вздохи прервали вопрос Шилхары. Мартиса чуть не уронила полупустой чайник на колени младшего епископа. Гарн с улыбкой спокойно намазывал маслом ломтики хлеба у импровизированного буфета, наскоро приготовленного для этой встречи.

— Никогда не называй меня так!

Костлявые руки сжались в кулаки. Камбрия перегнулся через стол, словно собираясь прыгнуть на Шилхару и ударить.

— Камбрия! Сейчас не время для семейных ссор. — Приказ корифея заставил всех перевести внимание, а Шилхару — выпрямить спину.

Мартиса рассеянно кивнула и взяла у Гарна одну из тарелок с хлебом. Мысли путались.

«Епископ — дядя Шилхары?»

Вряд ли она испытала бы большее потрясение, если бы маг объявил, что Камбрия на самом деле женщина.

Они кровные родственник и ненавидят друг друга с яростью, свойственной только заклятым врагам. Мартиса немного понимала враждебность Шилхары. Конклав плохо с ним обращался, хуже, чем с большинством посвящённых, и Камбрия — виновник этой жестокости.

Шилхара лишь намекал на мотивы епископа, побудившие того запугивать послушника, и Мартиса нашла такое поведение странным. За двадцать два года рабства в доме Ашеров она никогда не лицезрела и не подвергалась такой жестокости со стороны своего хозяина. Камбрия был справедлив в определённой степени, резок, когда необходимо, и большую часть времени не интересовался жизнью своих слуг. Отчего же он так жестоко поступил с сыном сестры?

Обойдя стол вместе с Гарном, Мартиса поставила еду в центр, чтобы до неё было легко дотянуться. Налила ещё чаю. Напряжение в библиотеке понемногу спало. Ей было легко в знакомой роли. Едва видимая и никогда не слышимая, она могла наблюдать каждое действие, слышать каждое слово и запомнить всё до мельчайших деталей. Камбрия допросит её, как только они останутся наедине, заставит пересказывать каждую фразу, произнесённую любым человеком, участвующим в разговоре.

Корифей взял угощение и указал бутербродом в сторону Шилхары.

— Я знаю тебя с детства, Шилхара. Неконтролируемый, мятежный, волевой мальчик с отточенным инстинктом выживания. Взрослым ты ненамного изменился, за исключением контроля. Теперь ты неплохо держишь себя в руках. Ритуал северных королей мог сработать, особенно с центральной ролью добровольного мученика. Я хочу знать, почему ты решил стать мучеником?

Шилхара отодвинул чашку и встретил острый взгляд корифея.

— Я перерождённый аватар.

Подавив слабый стон отчаяния, Мартиса закрыла глаза. Он проклял себя этим признанием.

Камбрия хлопнул ладонями по столу.

— Я так и знал! — торжествующе воскликнул епископ. — Сколько раз, ваше преосвященство, я говорил вам об этом? Мы приютили гадюку на груди, и теперь он предал нас.

Шилхара закатил глаза.

— Скажи мне, дядя. — Он подчеркнул обращение и улыбнулся, когда глаза Камбрии вспыхнули яростью. — Как я предал Конклав? Я обратился к тебе за ученицей, дабы сыскать способ изничтожить бога. — В первый раз Мартиса увидела сходство между двумя мужчинами в неприкрытом презрении Шилхары. — Мартиса гораздо лучше переводит, чем шпионит. Ты попусту растрачиваешь её таланты. — Она отвернулась, когда он взглянул на неё. — Вместе мы нашли для тебя действующий ритуал и идиота, готового и желающего совершить жертвоприношение.

— Он лжёт, — отрезал Камбрия.

— Верь во что хочешь. Используй ритуал или нет, используй меня в нём или нет, но решай сам, чтобы я знал, готовиться мне к смерти или к жатве. У меня скоро зацветут апельсины.

Мартиса покачала головой. Неудивительно, что Конклав скрежетал зубами. Он не выказал ни малейшего почтения, ни малейшего подобострастия. Прагматичен до крайности, даже перед самыми могущественными людьми в дальних землях. Тот факт, что те же самые люди собрались в Нейте вместо того, чтобы вызвать его в оплот, во многом говорил об их согласии иметь дело с Повелителем воронов на его условиях.

— Ты уверен, что ты — аватар? — Пристальный взгляд корифея мог бы поджечь одежду.

Шилхара не съёжился.

— Если нет, то Скверна зря потратил время, обрабатывая не ту марионетку. Четыре дня назад бог полностью овладел мной, и я чуть не убил подопечную епископа. — Мартиса покраснела, когда дюжина глаз внезапно уставилось на неё. — Он хочет меня и сам назвал своим аватаром.

Камбрия потёр виски.

— Ваше преосвященство, он обратится против нас во время ритуала.

— Я могу напасть на тебя сейчас, и ты не сможешь остановить меня.

Епископ не обратил на него внимания.

— Используйте кого-нибудь другого.

Лидер Конклава посмотрел на своего епископа с разочарованным вздохом.

— Кого, Камбрия? Вызовешься добровольцем? — Он поднял бровь, когда Камбрия побледнел.

Шилхара рассмеялся.

— Ваша светлость, вы уже больше двадцати лет пытаетесь прибить или повесить мою тушу на ближайшем дереве. Теперь я предлагаю себя на блюдечке с голубой каёмочкой, а вы отказываетесь? Недостаёт кровавых забав?

Корифей переплёл пальцы и обвёл взглядом каждого из священников, сидевших перед ним.

— Нравится вам это или нет, но Шилхара — ключ к ритуалу. Совсем как Бердихан до него. Он силён, чтобы удержать бога внутри себя на достаточное количество времени, а мы смогли выполнить свою часть ритуала, и физически вынослив, чтобы выстоять против нашей атаки, пока бог не умрёт. Больше всего Скверне нужен Шилхара. Не нужно прилагать усилий, чтобы заманить бога.

Камбрия всё ещё сопротивлялся:

— Мы должны передать его Святому престолу.

— У нас нет времени, а половина престола уже здесь. Теперь, голосуем. Если да, то мы встречаемся в Восточном Прайме, а через два дня — на Феррин Тор. — Он пристально посмотрел на Шилхару. — Ты можешь так долго бороться со Скверной? Или мне нужно заколдовать тебя до беспамятства?

Маг усмехнулся.

— День или два — ерунда. Месяц, и мне, возможно, понадобится отдых.

Корифей поднял руку.

— Отдайте свой голос. Да — за ритуал. Нет — против. Я говорю — да.

Хор «да» последовал за его заявлением, даже Камбрия угрюмо проголосовал последним.

Мартиса уставилась на свои ноги. Её едва не стошнило. Шилхара сам огласил себе смертный приговор, и священники его подписали. Как иронично, что единственный человек, который больше всего хотел видеть его мёртвым, неохотно дал своё согласие.

Два дня. Если бы они только длились вечность.

Она подняла глаза и увидела, что Шилхара наблюдает за ней своими тёмными глазами, глубокими, полными тайн и теней.

— Пожалуйста, — прошептала она одними губами. Он покачал головой, прежде чем встать вместе с остальными священниками, когда поднялся корифей. Он в последний раз взглянул на неё, прежде чем уйти вместе с корифеем.

Камбрия не удалился вместе с остальными, а вместо этого загнал Мартису в угол возле окон. Гарн топтался поблизости, якобы для того, чтобы убрать со стола и забрать остатки закусок. Епископ не носил никаких украшений на своих серых шёлковых одеяниях, кроме камня души на серебряной цепочке. В сердце Мартисы проснулось жуткое неопределимое желание, за которым последовало отчаяние. Она отказалась от возможности жить как свободная женщина, вернуть ту часть себя, которую у неё отняли в детстве. Будь у неё такая возможность, она поступила бы также, дай ей это возможность защитить Шилхару от Конклава, но осознанность выбора не уменьшала боли.

— Ты потерпела неудачу.

Мартиса перевела взгляд с голубого камня на лицо Камбрии.

— Да, ваша светлость.

У неё не было оправданий или извинений.

Уголки губ епископа недовольно опустились.

— А ты хоть пыталась?

Она пыталась. В первое время.

— Да. Я пела вашему ворону. Он так и не прилетел. Я была свидетелем одержимости, но Шил... — она замолкла, заметив, как сощурились глаза Камбрии, — Маг послал сообщение корифею прежде, чем я успела бы связаться с вами.

Движение пальцев, ласкающих камень, гипнотизировало. Мартиса не скрывала своего желания. Они оба знали, как много значит для неё этот камень. Измождённое лицо Камбрии смягчилось, и он опустил руку.

— Все вышло не так, как я надеялся. И для тебя тоже, я полагаю.

— Нет, — просто ответила она. Её потеря не шла ни в какое сравнение с тем, с чем столкнулся Шилхара.

— Меня не удивляет, что Шилхара знал о твоей цели. Но я поражён, что он позволил тебе остаться здесь так долго. — Седая бровь приподнялась, когда он окинул её задумчивым взглядом. — И тебя не подвергли пыткам. Только чуть похудела, чуть загорела на солнце.

С её телом все в полном порядке, а вот сердце разбито вдребезги. Она теребила складки юбки.

— Я принесла небольшую пользу с хеленесийскими фолиантами. И помогла собирать урожай.

Камбрия плотнее закутался в мантию.

— Конклав вознаградит тебя за твоё открытие, но я не освобожу тебя. — Мартиса внутренне напряглась, но выражение лица осталось равнодушным. — Мне нужны твои навыки. И смерть Шилхары никогда не должна стать героической. Готовься. Мы выезжаем в Восточный Прайм через час.

Она посмотрела ему вслед и ахнула, когда тяжёлая ноша опустилась на её плечо. Рядом стоял Гарн, его голубые глаза светились сочувствием. Сосредоточившись на Камбрии и сокрушительном подтверждении продолжения рабства, она забыла, что он все ещё оставался в комнате вместе с ними. Великан успокаивающе похлопал её по плечу.

Его руки рисовали в воздухе узоры, губы шевелились в беззвучных словах. Несмотря на грусть, Мартиса улыбнулась.

— Его убийство нам не поможет, Гарн. Правосудие Конклава быстро и беспощадно. Ты умрёшь, а меня, скорее всего, продадут кому-нибудь похуже. — Она пожала плечами. — Он не так уж плох. Судьба раба никогда не бывает лёгкой, но моя намного лучше, чем у большинства.

Она похлопала его по руке.

— Мне нужно собрать вещи.

Она будет скучать по Гарну и Каелю. Они, как и Шилхара, стали её семьёй. Комок в горле мешал говорить.

Ей удалось выдавить из себя вопрос:

— Ты проводишь нас до ворот?

Он кивнул и снова похлопал её по руке. Мартиса оставила его приводить в порядок библиотеку и вернулась в свою комнату.

Едва она успела захлопнуть дверь, как из тёмного угла появился Шилхара. Из его пальцев потекла воздушная рябь. Она веером растеклась по комнате, охватывая всё пространство, пока не ударилась об стены. Уши Мартисы протестующе дёрнулись. Он вызвал заглушающее заклинание. Никто за дверью их не услышит, даже крика.

Его глаза сверкали на побелевшем от ярости лице.

— Я знал, что ты не воспитанница Камбрии. — От этих слов, ледяных и резких, по рукам Мартисы побежали мурашки. Она отступила, когда он подошёл к ней. — Служанка, да. Особенная и образованная. Но рабыня?

Он взорвался от ярости и пнул единственный табурет так, что тот проехал через всю комнату и врезался в противоположную стену. Две ножки раскололись с оглушительным треском.

— Почему ты мне ничего не сказала? — прорычал маг. Следы от удавки на его шее натянулись, кожа покраснела так, что кольцо рубцовой ткани выделялось бледной полосой.

Мартиса уставилась на Шилхару, ошеломлённая его гневом. Почему её статус сейчас имеет значение?

— Я не видела причин для этого…

— Не видела причин? — Она поморщилась от резкого презрения в его голосе. — Да их было не счесть.

Он прижал её спиной к ближайшей к окну стене. С болью в сердце осознавая, что ей осталось провести с ним всего несколько минут, Мартиса ничего не боялась. Она нежно коснулась его лица.

— Почему ты сердишься?

Её ласки творили своё волшебство. Шилхара закрыл глаза и прижался лбом к её лбу. Густой веер его ресниц упирался в щёки. Она погладила жёсткий подбородок, провела пальцами вниз по шее к белому удавочному шраму.

Он выпрямился и открыл глаза, но не отступил.

— Он предложил тебе свободу, не так ли? — Его глаза сузились до щёлочек. — Ты не алчная и не честолюбивая. И не хладнокровная. Но ты порабощена. Что ещё могло побудить тихую, мягкую женщину передать мужчину его врагам? —Шилхара не дал ей возможности ответить. — Ты не могла оторвать глаз от безделушки, которой он щеголял; Камбрия не мог удержаться, чтобы не продемонстрировать, как сильно ты оплошала. — И снова его голос стал резким и холодным. — Я знаю, что это за украшение. Оковы души.

— Да.

Она осталась стоять у стены, когда он отошёл и начал расхаживать по комнате.

— Мартиса, я же говорил, моё молчание относительно твоего дара дано добровольно. — Он остановился и в отчаянии широко развёл руками. — Почему ты ничего ему не написала? Хоть что-нибудь? Я бы отложил отправку письма корифею, дав тебе время отправить доклад Камбрии.

Мартиса потёрла глаза тыльной стороной ладони.

— Я не знала, что ты планируешь написать корифею и поделиться своими секретами. — Он нахмурился, когда она подняла руки, чтобы оправдаться. — Я хочу спать по ночам, Шилхара. Какова бы ни была цена, я не смогу с чистой совестью, продав чужую жизнь.

Он сократил расстояние между ними. Мартиса прижалась к тёплым рукам, обхватившим её за талию. Его дыхание щекотало ей горло.

— Любую жизнь? — прошептал он ей на ухо.

Её глаза закрылись, и она обвила его руками, прижав к себе так, что почувствовала каждый напряжённый мускул.

— Особенно твою. Ты значишь для меня больше, чем кто-либо другой. — Его волосы казались шёлком под её пальцами, и она вдохнула аромат апельсинов. — Ты меня не любишь, но я люблю тебя. Я никогда не предам.

Шилхара поцеловал её, дразня и уговаривая языком. От него пахло отчаянием и ежевичным чаем Гарна. Тёплые руки скользнули по её спине и ягодицам. Мартиса протестующе застонала, когда он прервал поцелуй. Одна рука поднялась к её лицу. Длинные пальцы стали ласкать щёки, переносицу.

— Будь я богачам, то выкупил бы тебя у него.

Его мрачная улыбка отразила её столь же мрачные мысли.

— Камбрия из Ашера не продаст тебе изодранное одеяло, даже если ты будешь самым богатым человеком в мире.

— У верховного епископа есть рваные одеяла?

— Я так не думаю. — Его сердце учащённо билось под её рукой — сердце нищего короля. — Почему ты не сказал мне, что епископ — твой дядя?

Он напрягся, и его соблазнительный рот сжался в тонкую линию.

— Потому что я никогда не думаю о нём, как о родственнике. Он всего лишь брат моей матери.

Мартиса не согласилась. Шилхара мог заявлять, что их ничего не связывает кроме крови, но между этими двумя произошло нечто гораздо большее — нечто тёмное и болезненное.

— Почему вы ненавидите друг друга?

Шилхара посмотрела поверх её головы.

— Мы оба виним друг друга в её смерти. Он ненавидит меня, потому что я — причина, по которой он не позволил ей вернуться в лоно семьи. Она вышла замуж за дикаря-курмана против воли старших и опозорила имя Ашеров. Я ненавижу его, потому что его гордыня обрекла её на короткую и жестокую жизнь. — Его губы скривились. — Конечно, это лишь первая причина в длинной череде.

Мартиса тихо застонала, прижимаясь губами к сморщенной коже его шрама.

— Камбрия был среди священников, которые наблюдали, как тебя душат?

— Да.

Она внутренне содрогнулась от такой бессердечности. То, что тот человек мог стоять и смотреть, как ребёнок некогда любимой сестры борется в руках палача, потрясало до глубины души. Жизнь иногда диктует суровые решения. Собственная мать продала её в рабство, но из-за отчаяния и необходимости прокормить шестерых детей. Камбрия, богатый сверх всякой меры, не испытывал подобных затруднений. Неудивительно, что Шилхара ненавидел дядю.

Его чёрные глаза торжествующе сверкнули, когда она сказала ему:

— Ты превзошёл его на каждом шагу. — Этот свет померк, когда она продолжила: — И всё же в конечном счёте ты дашь ему то, чего он больше всего жаждет.

Её пальцы впились в руки Шилхары. Острые черты лица расплылись перед глазами.

— Пожалуйста, умоляю, не жертвуй собой. — Она поцеловала его непреклонный рот, и её голос дрогнул: — Лучше, пусть в этот мир явится бог, чем ты умрёшь.

— Дорогая, я уже мёртв.

Шилхара поднял её и заключил в объятия, которые грозили переломать ей ребра. Он целовал глаза, нос, рот, не обращая внимания на слезы, от которых блестели его губы. Мартиса попыталась призвать свой дар, предложить последнюю связь и забрать хотя бы частичку его духа себе. Волна силы восстала в ней, веки защипало от теплоты необычного света, струящегося по телу.

Шилхара опустил её на пол, схватил за запястья и отвёл руки от лица, резко оборвав связь с даром.

— Нет.

Мартиса вздрогнула, удивлённая горячностью его отказа. Он одарил её грустной улыбкой.

— И не думай, что я не поддамся искушению принять то, что ты предлагаешь. Но ты не можешь призвать свой дар — если хочешь сохранить его в тайне от своего господина и его хозяев.

Он благоговейно поцеловал её ладонь.

— Я отошлю Гарна в Восточный Прайм. Он прибудет через день или около того после тебя. Если он тебе понадобится, отправляйся в храм Луны. — Её брови поползли вверх. Шилхара усмехнулся. — Прекрасная Анья оказалась достаточно милостива, чтобы предложить ему временное убежище.

— Он не покинет тебя добровольно.

Шилхара пожал плечами.

— Он уйдёт, даже если мне придётся переломать ему обе ноги и самому бросить на Комарика. Он может вернуться в Нейт через неделю, если захочет. — Тёмные глаза впились в неё. — Ты тоже могла бы вернуться, будь ты свободна.

Мартиса вытерла слёзы со щёк.

— Свободна я или нет, но через неделю здесь меня не будет ничего ждать. — Она вцепилась в его алую мантию, потёртые нити порвались под её пальцами. — Я буду умолять на коленях. Не делай этого.

Шилхара оторвал её пальцы от робы и коснулся губами её губ. Прощальный поцелуй.

— Твой хозяин ждёт тебя во дворе. Я не буду тебя провожать.

Он повернулся и зашагал к двери, остановившись, когда она протянула умоляющую руку и позвала его по имени.

— Шилхара…

Его широкие плечи остались напряжены, но он не обернулся.

— Да пребудет с тобой удача, ученица.

Дверь закрылась, возвещая об их расставании.

Глава 21

Тишина нависла над Нейтом, смешиваясь с последними лучами света, когда день сменился ночью. Шилхара пересёк двор, огибая кладбище раздробленного камня и сорной травы. Сухие ветки и осколки хрустели под сапогами, когда он прошёл сквозь железные ворота. Они приветствовали его тонким воем скрипучих петель, легонько покачиваясь на горячем ветру, дувшем с окрестных равнин. Плащ развевался за спиной Шилхары, рваные концы нежно коснулись перил и ступеней разбитой лестницы.

Пока он жил здесь, в этой части Нейта всегда было тихо. Призраки строителей поместья мирно отдыхали, не потревоженные ходом времени и судьбы, превратившей это место в развалины. Разрушенный или нет, но Нейт — его дом вместе с проклятым лесом, сломанными стенами и апельсиновой рощей, полной драчливых ворон. Имение и прилегающие к нему земли — его убежище, вдали от кишащей грязи и нищеты причалов Восточного Прайма и холодной жестокости древней приморской крепости Конклава. Его душа всегда обретала успокоение в Нейте, острые края горечи притуплялись уединением этого места, открытого всем ветрам. До сих пор.

Шилхара остановился окинуть взором тенистый дубовый лес и полоску дороги, прорезавшей прямой шрам через его сердце к широкой равнине вдали. Гарн уже на пути к Восточному Прайму ведёт Комарика и телегу, груженную домашним скотом: единственным истинным богатством Нейта — через колышущийся океан травы. Каель энергично виляет кончиком хвоста, напоминающим хлыст — к его неухоженной шерсти нацеплялись семена травы — пока пёс семенит рядом с фургоном.

Шилхаре не пришлось ломать ноги Гарну, чтобы заставить его уйти, хотя дело чуть до этого не дошло. Грусть слуги при отъезде Мартисы сменилась замешательством, когда Повелитель воронов приказал ему упаковать всё ценное и отправиться в Восточный Прайм. Замешательство сменилось недоверием и яростью, когда великан поинтересовался, каковы истинные планы мага относительно священников.

Двое мужчин сидели за кухонным столом напротив друг друга. Шилхара отхлебнул из чаши огонь Пелеты, смакуя, как медленно жидкость обжигает его глотку и рёбра.

— Ты уже слышал о настоящих планах, Гарн. Через два дня я встречаюсь с Конклавом на Феррин Тор. Мы уничтожаем бога и спасаем мир.

Он пожал плечами и допил остатки огня. От запаха алкоголя на глаза навернулись слёзы, и он поднял теперь уже пустую чашу к своему слуге.

— И я умру героем, — прохрипел Шилхара.

Гарн сжал чашку чая в огромной ладони. От крепкой хватки поверхность чашки расцвела узорами трещин. С покрасневшим лицом он начал жестикулировать свободной рукой.

Шилхара отодвинул чашу и бутылку с огнём Пелеты на дальний конец стола.

— Мы нагрузим телегу и запряжем Комарика. Ты отправляешься в город. Возьмёшь с собой Каеля. Я уже договорился, что ты остановишься у своей подруги-гурии Аньи на неделю, а то и дольше, если захочешь. — Он улыбнулся, глядя на раскрасневшееся лицо Гарна. — Должно быть, ты настоящий зверь в постели. В ответном письме Анья выразила нетерпение по поводу твоего визита.

Гарн не ответил на улыбку, только хлопнул огромными ручищами по столу с такой силой, что тот закачался, и начал отчаянно жестикулировать.

Онемение в сердце Шилхары, возникшее после отъезда Мартисы со священниками, усилилось. Огонь клокотал в животе. Он потерял любимую, а теперь и славного друга. Гарн был скорее его компаньоном, чем слугой — тот понимал его потребность в одиночестве, но помогал скрашивать годы уединения своим тихим присутствием. Шилхара ценил его преданность и был благодарен ему за это. Как ему, портовой крысе, удалось зародить такую веру в слуге, ставшем ему другом?

— Ты не можешь остаться и не можешь помочь. Не здесь. Если ты мой друг, как говоришь, то окажи мне последнюю услугу. Как доберёшься до Восточного Прайма, найди Мартису. Проследи, чтобы с ней всё было в порядке.

Ещё один сердитый взмах руки, и лицо Гарна побледнело и обратилось в мольбу перед неумолимой волей Повелителя воронов.

Шилхара нахмурился. Ответ прозвучал резче, чем хотелось бы.

— Я силен, Гарн, но не непобедим. Я всего лишь человек. Ты не видел, какой опасности я подверг Мартису под влиянием бога. Вопрос не в том, овладеет ли мной Скверна, а когда овладеет. Я не лучше приманки лича и не буду жить как марионетка. Я хочу, чтобы ты ушёл до заката.

Упрямое сопротивление Гарна поразило Шилхару, и тот в конце концов был вынужден наложить на него гейс^[2]. Слёзы разочарованного гнева и горя текли по щекам великана, когда он стоял у нагруженной повозки и в последний раз смотрел на своего господина и друга.

Шилхара стиснул зубы, с трудом выговаривая слова.

— Я говаривал это бессчётное количество раз. Из тебя никудышный слуга. — Он сжал предплечье Гарна на прощание, словно пытаясь предотвратить объятие, которое могло переломить ему ребра. — Живи долго, друг мой. Живо хорошо.

Как и в случае с Мартисой, Шилхара не стал смотреть, как силуэт Гарна исчезает за горизонтом, а вернулся в свою комнату и принялся изучать полуденные тени, простирающиеся через апельсиновую рощу. Он выкурил две чаши хукка, прежде чем вышел пройтись по внутренним границам Нейта.

Огромная волна энергии пронеслась через Шилхару, когда он снял проклятие с дерева. Тёмная магия, больше не истощавшая его силы, била в крови, как штормовой прилив. Пошатываясь от внезапного наплыва силы, он тяжело задышал. Чёрная молния вырвалась из пальцев, опалив сухую траву у ног.

Освободившись от искажающего проклятия, которое удерживало посетителей на расстоянии от Нейта, лес засиял убывающим солнечным светом. Какая бы тьма ни наполнила его через час, сейчас закат, и ничего более. Шилхара сжал руки в кулаки, подавляя остаточные волны магии. Он нуждался в каждой её частице, которую мог собрать. Если такие средства требуют оставить парадный вход поместья без охраны, так тому и быть.

Шилхара покинул двор и вернулся в дом, шагая по пустым коридорам, пока не дошёл до двери, ведущей в рощу. Призрачное эхо преследовало его — манящий голос Мартисы, стук кастрюль и сковородок с кухни Гарна, отрывистый скрежет когтей Каеля по полу. Шилхара на мгновение остановился и прислушался. Тишина.

Он вздохнул и направился к роще. Как и лес у входа в Нейт, стены сада защищали мощные заклинания. И снова Шилхара ощутил пьянящий прилив силы, сняв чары. Теперь целые шайки воров могли взобраться на эти стены и обчистить его деревья. Гнев пронзил душу при этой мысли, прежде чем он подавил эмоции.

Дом приветствовал его прохладным полумраком и всепроникающим одиночеством. Шилхара закрыл дверь в свои покои и вышел на балкон. Низко вися в густеющем индиго наступающих сумерек, сегодня звезда Скверны сияла ярче всего. Повелитель воронов уставился на небесное проявление бога и обратил его магию в себя. Его мысли, эмоции, каждый аспект души были закрыты, заперты за эфирной дверью защитных петель и магических замков.

Скверна прорвётся, но не раньше, чем Шилхара заключит лжебога в скорлупу своего тела и свяжет со священниками, которые намеревались его изничтожить. Перед мысленным взором предстало бледное лицо Мартисы. На краю ночного горизонта вместе с сёстрами-звёздами неуклонно поднималось созвездие аль Зафира.

Шилхара улыбнулся. Он поступил правильно, не рассказав ей о символе. Он заслужил пожертвовать собой ради мира. Никто не узнает, что Повелитель воронов сделал это ради себя и одной невзрачной рабыни.

Звезда бога запульсировала в знак признания их связи. Шилхара широко раскинул руки и посмотрел в лицо избранной им судьбы.

— Теперь мне стать шлюхой для тебя, Скверна? — прошептал он.

После этих слов он не помнил ничего, кроме мучительной боли, как будто огромная рука разломала каждую кость в его теле и раздавила остатки каблуком сапога. Темнота взорвалась в глазах, и он ослеп. Древняя злоба, порождённая тысячелетиями спящей ненависти, наполнила его, колотя в дверь, охраняющую душу.

Шилхара моргнул и увидел перед собой не апельсиновую рощу и не небо цвета индиго, а унылый пейзаж знакомого кошмара. Он снова оказался на чёрных берегах мёртвого мира, лицом к лицу с безжизненным океаном. В разломе посеребрённых волн поднималась и опускалась массивная тёмная фигура, выделяясь на фоне безлунной ночи. Монстр подплывал всё ближе, чтобы утащить в пучину.

Шилхара откликнулся на безмолвный призыв, нырнув в прибой. Прохладные волны лениво закружились у его ног, и он стал бороться с толчками и притяжениями, словно плыл не по воде, а по крови. Шёпот сзади заставил его обернуться, и он зашагал по воде, чувствуя приближение левиафана за спиной.

На куче пепла и обгорелой кости стоял призрак в белом платье. Он поднял руку, призывая к себе. Поверх глухого ритма волн, плещущихся в лицо, раздался женский голос — мольба, сплетённая из побеждённого света звёзд.

— Сойди на берег, любовь моя.

Шилхара хотел ответить, поплыть обратно, но прилив неуклонно тащил его прочь от берега и последнего бледного остатка надежды. Вода сомкнулась над головой, увлекая вниз, в зияющую пасть ожидающей твари.

Охваченный вихрем безумия, он сомкнул очи, но тут же распахнул. На этот раз Повелитель воронов снова стоял на балконе, глядя на странный, искажённый пейзаж. Он видел слои движения и цвета, изменение пространства и времени, словно сквозь завесу грязной воды. Его зрение, изменённое богом, показывало теплоту лета, лишённого жизни. Золотое стало выцветшей желтизной, зелёное — тусклым пеплом. Сумеречное небо не более чем серой тенью, усеянной болезненным блеском умирающих звёзд.

Сладко-ядовитое приветствие эхом отдалось в голове:

— Добро пожаловать, аватар. Я так долго ждал тебя.

Шилхара ответил голосом чистым и свободным от шрамов, нечеловеческим в своей чёткости:

— Я пришёл по доброй воле. Священники Конклава хотят уничтожить нас на Феррин Тор.

Бог рассмеялся.

— Тогда мы сыграем в их партию. Они обманули меня тысячу лет назад. Но не в этот раз.

Шилхара смотрел, как вороны устраиваются на ночь в роще. Скверна замер, и он ощутил божью длань.

— Я вознагражу тебя, аватар. Мир у твоих ног, царства под твоими перстами, вечная жизнь за пределами воображения. — Ужасный холод обжёг вены. — Но сначала — наказание за неповиновение.

Руки Шилхары поднялись, словно натянутые струны. Магия, более могущественная, чем вся сила, которой он когда-либо обладал, заревела в теле. Из ладоней вырвался белый огонь, каскадами рассыпаясь по земле и проникая в деревья. Апельсиновая роща — доказательство его триумфа над целой жизнью лишений и невзгод, то дорогое, что он окружил величайшей заботой, взорвалась столбом пламени из обуглившихся деревьев и кричащих птиц. За защитной дверью измученная душа Шилхары закричала от муки.

Глава 22 

— Я не собираюсь оплакивать мужчину, который ещё не умер.

Мартиса потёрла опухшие глаза. Несмотря на подобное заявление, всю ночь она попеременно то плакала, то расхаживала по комнате. Мартиса отчаянно нуждалась в озарении, решении, или даже в чуде, лишь бы вызволить Шилхару из ловушки, в которую он сознательно себя загнал. К тому времени, как первые рассветные лучи проникли в крошечное окошко её коморки на чердаке, она уже почти обезумела от отчаяния.

Участвующие в ритуале священники покинули Восточный Прайм ещё до рассвета. Камбрия вызвался добровольцем до оглашения списка избранных. Мартиса знала, что в порыве епископа нет ни благородства, ни смелости. Шанс узреть, как родной племянник и заклятый враг умрёт от рук Конклава, стоил риска столкнуться со Скверной.

Солнце поднималось всё выше, окрашивая черепичные крыши соседних домов огненными оттенками красно-оранжевого. Видимая из окна полоска моря отражала те же ярко-алые полосы на поверхности воды. Рассвет был любимым временем дня Мартисы, и при других обстоятельствах она бы остановилась полюбоваться красотой света. Но сегодня ей предстояло угнать лошадь, проделать долгий путь и спасти любимого мужчину.

Камбрия отклонил её просьбу присоединиться к сопровождению на Феррин Тор.

— Ты нужна мне здесь. Если потерпим неудачу, ты должна предстать перед корифеем на Конклаве. Он будет последней преградой против бога. Твоё пребывание в Нейте может ему помочь. — Он пристально посмотрел на неё, тонкие губы нахмурились от подозрительности. — Ты просишь потому, что тоскуешь по ублюдку-магу?

Этот ублюдок-маг только что добровольно принёс себя в жертву. Хотя Камбрия и решил принять участие в ритуале, Мартиса сомневалась, что он также готов принять смерть, как Шилхара, если бы столкнулся с подобными обстоятельствами.

— Нет, — ответила она, гордясь тем, что голос остался холодным и бесстрастным. — Всё дело в простом любопытстве.

Будь это в её силах, епископ никогда не прознает о её связи с Шилхарой или о том, что маг обнаружил её дар. Она обязана ему не меньше, чем самой себе. Его душа не обретёт покоя, если Камбрии удастся узурпировать власть в Конклаве с её помощью.

Мартиса поправила платье, надела туфли и сделала глубокий вдох для храбрости. Как только Камбрия обнаружит, что она не только открыто пренебрегла его приказом не покидать Восточный Прайм но и «позаимствовала» одну из ценных лошадей, её будет ждать жестокая порка. Но она склонится перед плетью и будет терпеть каждый удар, если сможет хоть как-то помочь Шилхаре.

В доме царила тишина из-за малого штата городских слуг, не привыкших к присутствию господина. Почти все слуги Ашеров последовали на Феррин Тор. Никто не заметит, если она ускользнёт и исчезнет на день или два.

Гораздо меньшее, чем поместье в Ашере, городской дом Камбрии был не менее роскошным. Мартиса бродила по идеально прибранным комнатам и залам с изысканным убранством. День и ночь по сравнению с ветхим убожеством Нейта, но будь у неё выбор, она бы предпочла преодолевать коварный путь из паутины и дыр в полу, чтобы добраться до уютной кухни Гарна.

Мартиса прошла через кухню по направлению к конюшне. Месившая тесто Бендевин окликнула её и нахмурилась. Высокая и худая, как грабли, кухарка обладала характерными чертами курманского народа. Чёрные волосы с проседью и такие же тёмные глаза оттеняли орлиный нос и высокие скулы.

— И что подняло тебя ни свет ни заря?

Мартиса промолчала.

— Меня ждут кое-какие дела. Уйду на весь день. Я тебе нужна?

Кухарка хотела было ответить, но её прервал стук в дверь, ведущую в сад за домом. На кухню заглянул белобрысый мальчик.

— Простите, мим. Я от Салдина. К вам посетитель.

У Бендевин расширились глаза. Она взглянула на Мартису, но та пожала плечами. Повариха последовала за мальчиком в сад, строго наказав Мартисе:

— Жди здесь. Я хочу знать, что ты задумала.

Бендевин осталась стоять на пороге, загораживая выход, ведущий в конюшню. Мартиса нетерпеливо постукивала пальцами по рабочему столу, поднимая в воздух маленькие облачка муки. Она испытывала искушение оттолкнуть женщину с дороги и убежать, но это лишь разозлит кухарку. Та сохранит её секреты и, возможно, даже протянет руку помощи.

Пальцы Мартисы начертали извилистые линии в россыпи муки. К собственному удивлению, она изобразила загадочный символ рядом с именем Бердихана из хеленесийских свитков.

— Что это значит, Шилхара? — прошептала она.

Поглощённая попытками разгадать загадку упрямого молчания мага, Мартиса не услышала шагов Бендевин, пока та не заговорила рядом с ней.

— Глупая девчонка. Пытаешься навлечь на себя беду? — Бендевин протянула руку через плечо Мартисы и быстро стёрла символ. — Я слышала, что в Повелителе воронов течёт курманская кровь, но мне хотелось верить, что он поделится иными знаниями о своём народе, а не дурным знаком.

При этих словах у Мартисы скрутило узлом желудок, а сердце бешено заколотилось. В душе зародилось зерно призрачной надежды.

— Ты знаешь этот символ?

Бенедевин пожала плечами:

— Я росла у курманов, конечно, я его знаю. — Она спешно начертила в воздухе охранный знак. — Узор из звёзд. Жители равнин не видят ночного неба так, как курманы. Для вас созвездие Локона — часть Быка и Змеи. Для нас оно стоит особняком. На курманджи мы называем его аль Зафира.

Мартиса судорожно втянула воздух. Её представление о звёздном небе сформировано учением Конклава, а Конклав не учит обычаям горных племён. Без Бендевин она никогда бы не увидела аль Зафиру.

Она повторила рисунок в муке.

— А что оно значит?

Бендевин пожала плечами.

— Ничего, кроме небольшой неудачи. Эти звёзды названы в честь супруги древнего сарсина. Её муж был магом, как священники. Зафира встретила печальный конец от его рук. Она была той, что мы называем бидэ цзиана.

— Дарительница жизни, — задыхаясь произнесла Мартиса.

Глаза Бендевин слегка расширились.

— Да. В старых легендах говорится, что сарсин пытался заполучить силу бога и использовал её для этого. Они оба погибли. В наши дни ни одна курманка не называет свою дочь Зафирой. — Бендевин нахмурилась и положила тяжёлую ладонь на плечо Мартисы. — Лучше присядь. Ты белее молока.

Мартиса стряхнула её руку. Горло сжалось от очередного приступа рыданий, но это были слёзы гнева и разочарования. Если бы она могла взобраться на крышу и закричать от ярости, то сделала бы это.

Признание Шилхары шёпотом звучало в голове.

Я тебя не люблю.

Её руки сжались в кулаки. Да будь он проклят! Он посмотрел ей в глаза своим холодным, сардоническим взглядом и с этими словами отвернулся от шанса выжить.

— Лжец! — рявкнула она и выскочила за дверь.

Крик: «Постой!» — остался без внимания. Мартиса бежала через сад к ближайшей конюшне. Она оступилась при виде слуги, ведущего знакомого мужчину по пыльной дороге к задним воротам.

— Гарн! — воскликнула Мартиса.

Слава богам. В своих страданиях из-за избранной Шилхарой судьбы она совсем забыла, что маг собирался отослать своего верного слугу в Восточный Прайм ради его безопасности. Гарн встретил её на полпути, когда она подлетела к нему. Мартисе показалось, что он задушит её в своих объятиях, и она стала сопротивляться, пока друг не ослабил хватку. Великан выглядел измождённым, глаза запали и потускнели на бледном от горя лице. Мартиса подозревала, что выглядит точно так же.

Гарн всё ещё обнимал её одной рукой, отчаянно размахивая свободной. Мартиса поймала его пальцы, останавливая неистовую жестикуляцию.

— Со мной всё в порядке, Гарн. — Она обхватила ладонями его широкое лицо и улыбнулась. — Рада видеть, что Шилхара не переломал тебе ноги, дабы заставить покинуть Нейт.

Скорбь на лице Гарна сменилось гневом. Он издал утробный рык, пока рассказывал о произошедшем.

Мартиса вздохнула. Гейс был очень сильным. Скованный силой заклинания, сопротивляясь каждому шагу в пути, Гарн оставил Нейт с Каелем в довесок.

Мартису поразила вспышка озарения.

— Неужели Шилхара наложил запрет только на твоё возвращение в Нейт?

Великан кивнул, в голубых глазах блеснуло любопытство.

Она понизила голос, чтобы стоящий рядом слуга не услышал:

— Думаю, я смогу спасти Шилхару, но мне нужно украсть лошадь.

Едва эти слова слетели с губ, как Гарн потащил её к конюшне.

Мартиса побежала, не отставая от размашистых шагов. Когда они подошли к дверям конюшни, она потянула его за руку.

Великан остановился, его глаза светились надеждой.

— Внутри может быть главный конюх или слуги. Тебе придётся отвлечь их, пока я вывожу лошадь. Подозреваю, твой рост сыграет в этом определённую роль, но у меня такого таланта никогда не было.

Они вошли на конюшню, вспугнув голубей, которые отчаянно махая крыльями взлетели к тёмным стропилам. Внутри было тепло и резко пахло лошадьми и кормом, промасленной кожей и навозом. Все денники, кроме трёх, пустовали, и две лошади вытянули шеи над калиткой стойла, чтобы поближе рассмотреть посетителей. Одна лошадка приветливо фыркнула, и Мартиса узнала пегую кобылу, которая отвезла её в Нейт из Ашера.

Из открытой двери сквозь мрак пробивался свет, но не проникал ни на чердак, ни в денники в дальнем конце ряда стойл. Мартиса проверила ближайшие углы и прислушалась.

— Здесь кто-нибудь есть? — крикнула она. Лишь пегая кобылка ответила ей очередным фырканьем. Она взглянула на Гарна, сияющего в мерцающем столбе кружащейся пыли, освещённом утренним солнцем. Он попеременно наблюдал за дверью и сеновалом.

— Пока нам везёт. Здесь нет никого кроме нас. Камбрия выехал ещё до рассвета. Не удивлюсь, если главный конюх вернулся домой насладиться завтраком. Следи за дверью, пока я седлаю кобылу.

Лошадь оказалась покладистой и крепкой. Её длинные ноги покроют большую часть пути за короткое время. Она ткнулась носом в руку Мартисы и фыркнула от удовольствия, когда в ответ ей быстро почесали за ушами. Мартиса уже взнуздала кобылу, оседлала и вывела из стойла, когда предупреждающе скрипнула дверь.

Мартиса замерла и заглянула под шею кобылы. Главный конюх, жилистый мужчина с копной седых волос и кусочками яичницы в бороде, смотрел на неё с укором. У него было время только на один вдох, прежде чем из темноты показалась гигантская рука и ударила конюха. Мужчина с глухим стуком упал в облако пыли и соломы. Мартиса уставилась на Гарна, когда тот вышел из укрытия и наклонился проверить, дышит ли конюх.

Гарн отвлекал не так деликатно, как представляла Мартиса. Она поморщилась.

— Он мёртв? — спросила она громким шёпотом и вздохнула с облегчением, когда Гарн покачал головой.

Он жестом попросил её поторопиться и взвалил лежащего без сознания мужчину на плечо, как будто тот был полупустым мешком с зерном. Мартиса вскочила в седло и потрусила к выходу. Она потянулась к Гарну и коротко пожала протянутую руку.

— Свяжи его и заткни рот кляпом, а потом убирайся отсюда. Ты приехал в Восточный Прайм на Комарике? — Он снова кивнул. — Хорошо. Я буду гнать во весь опор. Комарик не такой быстрый, но мы можем встретиться позже на Феррин Тор. — Гарн нахмурился и рубанул рукой воздух. Мартиса покачала головой: — Нет, Шилхара поставил гейс на Нейт. Магия не помешает тебе отправиться в Тор.

Глаза великана посветлели. Он ухмыльнулся и похлопал кобылу по крупу. Мартиса вцепилась в поводья и жёсткую гриву, когда животное галопом выскочило из конюшни.

Они проехали через ворота и без всяких происшествий оказались в самом центре города. Мартиса замедлила шаг лошади, ведя её по извилистому лабиринту узких улочек, скользких от слизи и заваленных мусором.

Несмотря на то, что кобыле не терпелось размять ноги, Мартиса не давала ей перейти в галоп, пока они не выехали из города на открытую равнину. Она не поддалась желанию пуститься вскачь, отчаянно стремясь добраться до Тора. Скакать во весь опор — ещё не значит загнать лошадь до смерти, но так далеко не уехать. Она не будет особо полезна Шилхаре, если кобыла рухнет от усталости, и ей придётся идти пешком до самого Тора или ждать Гарна с Комариком.

Мили высокой травы пролетели мимо них, пока они неслись на запад к священному кургану. Мартиса дважды останавливалась дать кобыле передохнуть и напиться из ручьёв, прорезавших тенистые тропинки от заснеженных вершин Драморинов к южному побережью, и сорвала пригоршню плодов со сливового дерева. Она вспомнила ещё один жаркий летний день, когда отдыхала в тени развесистой сливы и любовалась поцелуем солнца на бронзовой коже Шилхары.

Мартиса поняла, что находится рядом с Тором ещё до того, как заметила вдалеке крутые склоны. Обсидиановый свет резанул по небу, оставляя в синеве рваные раны и окрашивая облака маслянистым сиянием. Когда она подъехала ближе, кобылу начало трясти. Копыта протестующе врезались в землю, и лошадь встала на дыбы, так что Мартиса пришпорила её, уговаривая двигаться дальше.

Ближе к Тору небо потемнело, превратившись в фальшивую ночь. Чёрные тучи, гротескные и зловещие, нависали над головой, заслоняя багровый диск солнца, опускавшегося всё ниже к горизонту. Высокий пронзительный ветер пронёсся по равнине, пригибая траву, пока она во всю прыть приближалась к цели. Лошадь вскинулаголову, взвизгнув от страха. Мартиса изо всех сил постаралась удержаться в седле, когда поводья вырвало из рук, и кобыла рванула вперёд.

Небо накренилось, скрывшись в ворохе юбок и хлёстких ударов жёсткой травы. Мартиса слетела с седла, ударившись о пыльную землю так сильно, что у неё щёлкнули зубы. Жгучая боль расцветала вместе с железным привкусом крови. Копыта кобылы отбили удаляющееся стаккато, так как животное умчалось в безопасное место.

— Чтоб тебе пусто было, нет!

Мартиса с трудом поднялась, испытывая боль от падения и долгой езды. Она сплюнула кровь и отряхнула юбки. Ветер яростно завывал, и ей захотелось выть вместе с ним. Так близко. Тор уже в пределах видимости — всего несколько минут верхом и добрых полчаса шагом. Страх смерти теперь стал спорным вопросом. Если удастся пережить ритуал с Шилхарой, Камбрия убьёт её за то, что она потеряла его лошадь.

Она бросилась к Тору, сражённая магической бурей, сорвавшейся с его вершины. Ветер рвал одежду, сушил глаза. У подножья кургана она обнаружила слуг и лошадей, сгрудившихся в безопасном пределе защитного круга. Никто не смотрел в её сторону, испуганные взгляды были прикованы к вращающемуся столбу света, вырвавшегося из вершины Тора.

Мартиса отошла как можно дальше от слуг, стараясь не привлекать к себе внимания, пока поднималась на курган.

Подъём оказался круче, чем выглядел, и гораздо опаснее. Струящаяся с вершины магия заморозила дёрн, превратив поверхность в скользкую полосу льда и грязи. Мартиса выкрикивала проклятия, дважды теряя равновесие и скатываясь вниз по склону. Вытирая грязь со щёк, она поднималась на онемевших руках и мокрых коленях.

Задыхаясь и дрожа от холода, она добралась до вершины и обессиленно прижалась к стоячему камню. Развернувшаяся перед ней сцена заставила её отползти за укрытие.

Камни, древние часовые, поднятые не человеческими руками исчезнувшей расы, окружали вершину Феррин Тора гранитной короной. Внутри их кольца дюжина священников Конклава противостояла чёрному торнадо в центре. Превратившись в бледные призраки с пустыми глазами, они покачивались в ревущем водовороте. Копья алого света вырывались из поднятых ладоней, привязывая их к земному воплощению Скверны. Среди них стоял Камбрия с широко раскрытыми глазами, остекленевшими от магии ритуала.

Мартиса прикрыла рот рукой и застонала. Тринадцать магов сражались со Скверной на этом высоком и древнем месте, двенадцать внутри круга, а один внутри самой бури. Шилхара находился в самом центре вихря. Она видела лишь проблески его сурового лица, скрытого облаками, измождённого и лишённого человечности из-за полного подчинения лжебогу. Он казался выше, чем раньше, сравнявшись ростом с Гарном, и его глаза стали такими же чёрными, как у рептилии, когда он напал на неё в Нейте. Ветер не сбивал Шилхару с ног, и он наблюдал за усилиями священников с ледяной триумфальной полуулыбкой. Повелитель воронов окончательно стал сосудом для Скверны.

Отчаяние и гнев, смешанные со страхом, ослабли настолько, что Мартиса покинула безопасный камень и пересекла периметр ритуала. Дар бурлил в её теле, враждебный, отчаянно стремящийся вступить в бой со злобной силой, заполняющей пространство внутри круга.

Мартиса медленно подошла к одному из священников, женщине, которую знала по годам, проведённым в Конклаве. Епископ даже не дёрнулась, когда она коснулась её руки. Горячие и острые молнии магии пронзили пальцы Мартисы. Её дар забурлил в ответ, забился против её воли. Она сдерживала его, проводя рукой по предплечью женщины, пока не достигла каскада алого света, льющегося из ладони.

Свет, связывающий священников с богом — путь к Шилхаре. С судорожным вздохом Мартиса взглянула на своего возлюбленного, пойманного в ловушку вихря, и коснулась алого потока.

Дар пробил барьер контроля, погрузив эфирные когти в магическую связь и забрал её душу с собой, мчась к пилястру из мерцающего обсидиана.

Изумрудный и перламутрово-жёлтый, серебристый и ржавый слились в безумном калейдоскопе. Мартиса задохнулась от порыва ветра, душа с мучительным толчком отделилась от тела, когда дар ударил по чёрному шпилю и разрушил стену мира.

Она с глухим стуком ударилась обо что-то мягкое. Ни по руке, ни по спине не пробежала дрожь боли. Мартиса перекатилась и вскочила на ноги. Холодная грязь растеклась по лицу и испортила одежду. Она стояла на пляже, не похожем ни на один из существующих в живом мире. Серый песок скользил по ногам. Лёгкий, как пепел, он пах погребальными кострами. Позади к бесконечной ночи, освещённой лишь двенадцатью красными звёздами, тянулись утёсы, высеченные из истерзанной скалы. Впереди простирался океан. Чёрные волны накатывали на безмолвный берег.

Это было мёртвое место, тюрьма исчезнувших воспоминаний и небытия, вечности, что тянулась без меры дня. Бездушная тишина пожирала саму себя, как змея заглатывает свой хвост. Мартиса оказалась в чреве бога, и где-то в этой омерзительной тюрьме её ждал Шилхара.

В безлунном небе ярко светило двенадцать точек света. Плоское море, накатывающее с исчезающего горизонта, внезапно раскололось на бурлящие волны. Мартиса успела заметить изогнутую фигуру и массивный спинной плавник выше шпиля храма, прежде чем он ушёл на глубину. Что-то плавало в мёртвых водах, титан, бьющийся в ярости. Волны вздымались выше стен замка. Пение древних заклинаний наполнило тяжёлый воздух, и в ответ раздался пронзительный смех.

Краем глаза Мартиса заметила выступ скалы, поднимающийся из воды недалеко от берега. В красном свете звёзд вырисовывалась фигура. Она сидела на камне и смотрела, как волны плещутся у ног.

— Шилхара!

Мартиса выкрикнула его имя и подпрыгнула, когда призрачное эхо отразилось от скал за спиной. У неё перехватило дыхание, когда вода внезапно вспенилась, оставив за собой след из белых пик, так как тварь в воде устремилась на поверхность.

Мартиса мчалась вдоль кромки берега параллельно водной тропе левиафана, пока не оказалась прямо перед скалистым выступом береговой бухты. Шилхара не смотрел на неё, только на далёкий горизонт.

— Шилхара! — крикнула она ещё раз, и он хотя бы бросил на неё скучающий взгляд. Мартиса отчаянно замахала руками. — Мой господин, плыви к берегу!

Этот Шилхара — душа человека, пока ещё несъеденная богом. Он смотрел на неё человеческими глазами, очами, полными твёрдой решимости и смирения с собственной смертью. Она одарила его до боли знакомой горькой улыбкой.

— Тебе недостаточно того, что ты сжёг мою рощу дотла, Скверна? Будешь мучить меня этой иллюзией? — Как и в случае с Мартисой, его голос отдавался эхом в узилище бога.

Он отвернулся от неё.

Мартиса на мгновение закрыла глаза, сердце заныло от сочувствия. Добровольного подчинения воли оказалось недостаточно. Бог наказал Повелителя воронов, уничтожив самое дорогое — деревья. Такая мелкая жестокость — признак низших существ, недостойных молитвы, а тем более — поклонения. Ненависть к Скверне поразила её.

Напуганная до глубины души вероятным исходом событий Мартиса всё равно была рада быть здесь с мужчиной, для которого её жизнь оказалась дороже собственной. Она любила его. За него стоило умереть.

— Господин! — позвала она. — Я не иллюзия.

Шилхара не обратил на неё внимания. Мартиса сжала руки в кулаки и недовольно зарычала.

«Будь проклят этот упрямый ублюдок, мне придётся плыть к нему».

Она сбросила туфли и убрала подол платья за пояс. Вода плескалась у ног — ни холодная, ни тёплая. Только ощущение маслянистой сырости, как будто прилив плескал на берег не воду, а кровь. Это море не пахло солнцем, солью или рыбой, и, вероятно, ни один корабль не бросал якорь в его водах. В этом океане не было ничего, кроме плавающего в глубине левиафана.

Сделав глубокий вдох, Мартиса вошла в воду, не сомневаясь, что попала в жидкий саркофаг.

Чёрные волны били в лицо. Она держала рот плотно закрытым, боясь случайно проглотить божественную сущность и навсегда запятнать душу.

Что-то огромное двигалось под ней, возбуждая подводное течение. Мартиса ощутила его присутствие — гигантское существо, наблюдавшее из чёрной бездны. Она поплыла сильнее. В этом неестественном мире она не устала от напряжения и вскоре добралась до выступа, на котором сидел Шилхара, небрежно обхватив колени руками.

— Шилхара, помоги мне подняться.

Она протянула руку. Он раздражённо взглянул на неё.

— Чего ты хочешь от меня, Скверна?

Мартиса хлопнула ладонью по скользкому камню.

— Хватит упрямиться, глупец! Я не бог и не иллюзия.

Она изо всех сил старалась уцепиться пальцами за камни, не сомневаясь, что уже сейчас чудовище с огромным плавником рвётся из глубин, и его огромная пасть, испещрённая рядами острых зубов, широко раскрыта.

— Да чтоб тебя, Шилхара. Я — Зафира.

Цепкий водоворот потянула её за ноги, когда Шилхара выдернул Мартису из безжизненного моря. Он пристально посмотрел на неё, и она увидела первую яркую эмоцию на его лице с тех пор, как попала в иную реальность.

Он отпустил её руку, словно обжёгшись от прикосновения.

— Как мне не повезло. Ты слишком рано обнаружила значение символа.

Не обращая внимания на промокшую одежду и холодный приём, Мартиса обхватила Шилхару руками и крепко прижала к себе. Подобно воде и берегу, он пах погребальным костром. Она увидела свои руки сквозь его спину и вздрогнула. В этом мире его душа приняла такую же физическую форму, как и её, но теперь она исчезала. Подобно священникам, он становился призраком, опустошённым богом, и держался за свою жизнь всё более слабеющей хваткой.

И всё же Мартиса почувствовала тяжесть его рук, когда он обнял её, ярость его поцелуя. У него был вкус не апельсинов и чая, а ужасного отчаяния. Её дар, утихший после того, как магия перебросила её через барьер реальности, пробудился. Мартиса сдержала магию, накапливая силу. Она поймала губы Шилхары в поцелуе, наслаждаясь объятием.

— Глупая женщина — прошептал маг ей в губы. — Ты сделала мою жертву бессмысленной.

Ученица вернулась.

Прогремел над волнами издевающийся и полный злобы голос Скверны.

— Смысл есть, — возразила она. — Ты будешь жить.

Она хотела добавить ещё что-то, но Шилхара внезапно ослаб в её объятиях, содрогнувшись, когда копьё красного света от далёких звёзд ударило ему в спину. Глаза закатились назад, рот открылся в беззвучном крике. Мартиса закричала вместе с ним, пытаясь удержать, когда у него подогнулись колени. Призрачное существо, плывущее под волнами, ударило огромным плавником о скалу, и разъярённый вой Скверны оглушил Мартису.

Она опустила Шилхару на мокрый камень, держа, точно ребёнка. Берсен! Сила священников и их заклинаний. Они атаковали как один, обратив единую силу против Скверны и мага, который удерживал лжебога в своём теле, становясь хрупким от напряжения.

Если бы мир и время позволили, Мартиса бы зарыдала, когда Шилхара открыл глаза. Все звёзды, отсутствующие в фальшивой ночи, сверкали в его чёрных очах.

— Я проклял день, когда ты появилась в Нейте. — Он повернул лицо и поцеловал её ладонь. — И проклял день, когда ты уехала.

— Позволь помочь тебе. — Она убрала прядь волос с его щеки, любуясь его глазами, прикосновениями. — Мне не нужно твоё благородство, Шилхара. Оно тебе не к лицу.

Он долго и пристально вглядывался в её лицо.

— Ты вполне можешь умереть здесь, со мной. Ни Бердихан, ни Зафира не выжили.

Она пожала плечами, изо всех сил стараясь скрыть ужас, который Шилхара всё равно раглядел в её глазах.

— Бывают смерти и похуже.

Шилхара притянул Мартису к себе и снова поцеловал. На этот раз она ощутила горькую сущность боевой магии. Священники будут продолжать уничтожать его. Пока он удерживает бога, а бог удерживает его, Конклав будет атаковать до тех пор, пока Скверна не падёт и его аватар вместе с ним.

— Я не позволила смерти забрать тебя в Ивехвенне, и сейчас не отдам.

Его чувственные губы, истончившиеся от боли, изогнулись в слабой улыбке.

— Что случилось с печальной мышкой, которая, переступив порог Нейта, пугалась собственной тени?

— Тогда я тебя не любила. — Мартиса погладила его по щеке. — И я до сих пор пугаюсь собственной тени.

Малиновый свет пролился на море. Выступ содрогнулся под ногами Мартисы и Шилхары, когда водяное чудовище ожесточённо ударилось о скалу. Шилхара задрожал в руках Мартисы. Она помогла ему встать, приняв на плечи весь его вес, когда он пошатнулся.

— Я умираю, — прохрипел Шилхара.

Мартиса обняла его за талию и пристально вгляделась в осунувшееся лицо. Его тёмные глаза, сияющие звёздами несколько мгновений назад, потускнели.

— Тогда останови это, — взмолилась она. — Используй меня. Используй мой дар. Я не сделаю твою жертву напрасной. Не трать свою жизнь попусту. — Она прижала ладонь к его щеке. — Позволь мне любить тебя. Этого будет достаточно.

Шилхара рассмеялся глубоким, глухим смехом.

— Нет, Мартиса из Ашера. — Нимб кровавого света окутал его жутким сиянием. Руки на её плечах напряглись. — Я очень жадный человек. Мы могли бы прожить на тысячу лет больше, чем этот извращённый бог, и всё равно этого будет недостаточно.

Он наклонился к ней, дразня губы.

— Откройся мне, бидэ цзиана. Впусти меня.

Мартиса задрожала от страха и радостно рассмеялась. Её дар, ударившись о ворота воли, вырвался на свободу и устремился к мужчине в её объятиях в потоке живого янтарного света.

Она провалилась в темноту.

Глава 23 

Она встретит свою погибель в его объятиях и от его руки. Шилхара крепко сжал Мартису и с жадностью принял добровольную жертву, собирая магию в своей хрупкой душе и испытывая ярость на бога за его действия. Это было не соитие по любви, а мерзкое и паразитическое насилие. Власть бога над ним была ограничена, и самая могущественная часть его существа оставалась нетронутой. Шилхара не просто овладел Мартисой, а поглотил её. Он чуть не выронил её из своих объятий, отшатнувшись при мысли о том, что делает с женщиной, которая спасла его, причём не раз, а дважды.

Эта простая, непритязательная девушка обладала даром более могущественным, чем сотня солнц, и этот дар нёсся через тело Шилхары подобно необъятной, незамутнённой реке. Он взял то, что она предложила, потому что Мартиса предложила ему то, что никто другой никогда не давал — надежду. Его магия окрепла благодаря её поддерживающей силе, наполнив душу так, что Шилхара больше не видел ни моря, ни скалы через прозрачные руки. Он больше не страдал от сокрушительной мощи лжебога и спаянной воедино ненависти священников.

Вода забушевала, когда тварь в глубине забилось об скалу, отчего осколки камня посыпались в волны. Звезды в вышине, воплощения священников, вспыхнули ярче, соединяя магию воедино и готовясь снова напасть на Скверну.

Шилхара смотрел на умиротворённое лицо Мартисы, на её закрытые глаза. В этом осквернённом месте она нежно сияла в ореоле янтарного света. Он любил её до безумия, до одержимости и даже до самопожертвования. Он не Бердихан и не обречёт её на участь второй Зафиры. Он лишит её дара, но она будет жить. Даже если придётся уничтожить Скверну, Конклав и самого себя — она будет жить.

Он поглощал её магию, как голодный человек яства на пиру. Внезапно позвоночник пронзила агония, и Шилхара вскрикнул. Священники обрушили на него объединённые силы Конклавы, а через него — на бога. Несмотря на невыносимую боль, Шилхара схватил их силу, направил её, укрепил и отточил, пока магия не запульсировала в его ладони, точно пылающее копьё. Он швырнул его точно гарпун в чёрную тень, колышущуюся прямо под поверхностью воды. Потрясение Скверны и внезапный ужас ударили по Шилхаре также сильно, как и атака священников. Брызги липкой воды взметнулись в небо, когда из волн в судороге выпрыгнуло существо — огромный, напоминающий угря монстр с тёмной скользкой чешуёй. Безглазая голова заслонила собой небо, а зияющая пасть, пронзённая магическим копьём, могла проглотить луну.

Скверна закрутился в воздухе от боли, а затем набросился на Шилхару. Маг вызвал заклинание щита, используя остаточную магию Конклава и непрерывный поток дара Мартисы. Угорь ударился о магическую защиту и рухнул в воду, накрывая безжизненный берег приливной волной вышиной со скалистый холм.

Божество пронзительно закричало от гнева.

Предатель!

Священники Конклава залили океан алым светом. Шилхара, радующийся триумфу и пронизанный болью, рассмеялся.

— Ты не заслуживал веры! — крикнул он.

Левиафан вспенил воду в нарастающей панике.

Ты мой аватар!

Шилхара мрачно улыбнулся.

— Я — твоя погибель и твой палач.

Внезапно вокруг них воцарилась тишина. Море стало гладким, как стекло. Скверна злобно зашептал, осознав произошедшее.

Ученица.

Шилхара обнял обмякшее тело Мартисы, содрогаясь от её лёгкости и прозрачной кожи. Её жизненная сила угасала с потерей дара. Он больше не мог ждать. Теперь бог понял в чём источник его величайшей силы.

— Моя женщина, — прошептал маг. — Моё оружие.

Алый свет становился всё ярче и больше, и Шилхара завладел им, сплетая нерушимую паутину, выпивая магию не только из Мартисы, но и священников. Туманная тьма выплыла из-за расплывчатого горизонта и устремилась к нему по поверхности океана. Шилхара напрягся, зная, что бог обратил на него всю свою волю и силу. Скверне нужно уничтожить Мартису и самого Шилхару, дабы освободить себя из темницы, коим для него стало тело Повелителя воронов.

Шилхара стиснул зубы, когда тьма обрушилась на него. Невидимые когти зацарапали кожу. Он ничего не видел, только слышал какофонию воплей и завываний демонов, пока Скверна пытался его уничтожить. Шилхара отбивался, заковывая бога в эфирные цепи и обескровливая темноту досуха. Последний умоляющий визг пронзил уши, прежде чем чёрное облако треснуло, точно стекло, и взорвалось дождём обсидиановых осколков. Повелитель воронов рухнул на камни.

Он проснулся, лёжа на спине, и увидел склонившееся грубое лицо Гарна и его полные слёз глаза. Влажный холод просачивался в спину и ноги. Прерывистые стоны страдания и отчаяния привели Шилхару в сознание. Он попытался заговорить, но смог лишь откашляться полным ртом крови. Гарн осторожно перевернул его на бок, чтобы маг смог сплюнуть.

— Мартиса. — Он изо всех сил старался дышать. — Гарн, найди Мартису.

Великан убрал влажные волосы с виска Шилхары и сделал знак, прежде чем уйти. Шилхара не шевелился. Грязная и ломкая от тающего инея трава под ним неприятно холодила. Он увидел белые фигуры, распростёртые на земле. Вокруг него лежали священники, их некогда девственно чистые одеяния пропитались грязью и кровью. Некоторые корчились и стонали от боли. Другие пугающе не шевелились.

Зрение затуманилось, и Шилхара сощурился, отчаянно пытаясь разглядеть ещё одну фигуру — миниатюрную девушку в платье из коричневой шерсти.

— Пожалуйста, — впервые в жизни искренне взмолился он. — Пусть она будет жива.

Его молитва была услышана, когда взор заслонила пара покрытых грязью ботинок и перепачканный подол. Мартиса упала на колени рядом с ним. Такая же грязная и окровавленная, как и он сам, она смотрела на него, как и Гарн, широко раскрытыми глазами, полными слёз, но и ликования.

— Ты выстоял, — сказала она. Её рука скользнула по его лицу в лёгкой, как пёрышко, ласке. — Ты победил бога, Шилхара.

Он потянул её на себя и перекатился так, чтобы она легла на него сверху. Каждая мышца и кость в теле протестующе закричала, но он не обратил внимания на боль. Мартиса замёрзла, перепачкалась в грязи и, к счастью, выжила. Он обхватил её лицо ладонями и крепко поцеловал, не обращая внимания на вкус крови. Она ответила на его поцелуй с отчаянным пылом, просунув язычок в рот и посасывая нижнюю губу.

Слёзы прочертили серебряные дорожки на её грязных щеках, когда они в конце концов прервали поцелуй.

— Я буду каждый день оставлять в храме подношение богам. Ты герой, а не мученик.

Он презрительно фыркнул.

— Я ни тот, ни другой, и хочу остаться прежним Шилхарой. Не преуменьшай своей роли. Без тебя я бы не дожил до того, чтобы воспевать о поражении Скверны.

Мартиса вытерла струйку крови из-под носа.

— Я просто рада, что всё закончилось.

Шилхара не мог с этим не согласиться.

— Ты можешь призвать свой дар?

Она нахмурилась, на мгновение закрыла глаза, а потом снова открыла. Кривая усмешка говорила сама за себя.

— Нет. Он исчез.

Они оба знали, что исход будет таковым, и в случае её уникального дара такой финал благословение. Тем не менее, он помнил восторг в её глазах, когда дар впервые проявился, и скорбел по его потере.

Шилхара погладил её по спине.

— Ты поверишь, если я скажу, что мне очень жаль?

Мартиса провела пальцем по его губе и поцеловала. Ни тени осуждения не омрачило её взора.

— Да. Но зачем жалеть? Моя жертва ничуть не больше твоей. Я освободилась от ярма и прожила целую жизнь без подобной силы. Я справлюсь. Главное — ты. Цел и непобедим. Меня это вполне устраивает. — Она снова его поцеловала, и в её взгляде читалась такое же горе, как и у него. — Я слышала тебя на пляже. Мне очень жаль, что так вышло с твоей рощей. Скверна выбрал страшное наказание.

Невзирая на всё счастье текущего момента, в сердце заныла тоска. Его роща. Сердце Нейта, и в прошлом сердце самого Шилхары. До встречи с Мартисой. Эта мысль облегчила печаль. Он потёр кончик её косы между большим и указательным пальцами.

— Он не забрал того, что для меня дороже всего на свете.

Её глаза заблестели, став почти такими же чёрными, как очи Шилхары в тени истинной ночи.

— Я люблю тебя — прошептала Мартиса.

Он обнял её, поцеловал и вдохнул аромат, почти скрытый под резкими запахами мокрой шерсти и крови. Скверна не отнял у него любимую, в отличие от Камбрии. Но ненадолго. Нет, если он не будет бездействовать.

Над ними навис Гарн, явно занятый созерцанием звёзд. Великан опустил взгляд, когда Шилхара поднял руку. Слуга помог им встать. Его глаза остекленели от слёз, но он одарил Шилхару блаженной улыбкой и жестами.

Мир накренился вокруг своей оси, Шилхару пошатнуло. Желудок резко скрутило, и его чуть не вырвало. Одежда вся промокла и замёрзла. Но всё это меркло перед нескрываемым счастьем Гарна. Маг похлопал великана по руке и в шутку нахмурился.

— Ничтожный, непослушный слуга. Мне казалось, я наложил на тебя гейс.

Ещё один жест, и Мартиса невинно заморгала, когда Гарн указал на неё.

— Твой запрет мешал ему явиться в Нейт, но не на Феррин Тор.

После этих слов недовольство Шилхары стало неподдельным.

— Обычно я не допускаю подобных оплошностей.

Слуга и ученица одновременно пожали плечами.

— Ты был рассеян, — признала она.

Снова послышались стоны выживших, а также ржание лошадей и грохот повозок, когда слуги Конклава начали взбираться на курган, чтобы помочь своим господам.

У него не было времени. Даже теперь, после исчезновения дара, Конклав не должен узнать про присутствие Мартисы во время ритуала. Ни одна ложь, какой бы искусной она ни была, не убедит священников, что она явилась сюда как зритель, стоит им увидеть её, стоящей рядом с ним. Они почувствовали изменение в его силе, характерный прилив мощной магии, не принадлежащей ему. Он презирал священнослужителей, но никогда их не недооценивал.

Шилхару разрывало желание удержать Мартису рядом, увести её прочь. Обратно в Нейт, где он будет править безраздельно и сможет отстоять своё право сделать её своей. Но даже он не мог разорвать цепь, которая связывала её с Камбрией. Ей придётся вернуться.

— Убирайся отсюда, Мартиса, — резко произнёс Шилхара.

Сбитая с толку внезапным изменением его настроения, она изумлённо уставилась на него.

— Тебя не должны здесь найти. Никто не должен узнать, что ты участвовала в ритуале. Священники почувствовали усиление моей магии, но они не знают причины. Если задержишься, они обо всём прознают.

Она покачала головой и попятилась, словно желая помешать ему силой заставить её спуститься с холма.

— Я не могу бросить тебя здесь. А что, если священники…

— У меня есть Гарн для защиты, и в данный момент они не сильнее меня. Я смогу отбиться, если понадобится. Благодаря тебе. — Он повернулся к своемудругу, избегая его сочувственного взгляда. — Уведи её, слуги не должны её заметить. Если нужно убить одного из них, чтобы украсть лошадь, сделай это.

Гарн кивнул и коснулся кинжала в ножнах на поясе.

Мартиса стояла перед ним с дрожащими устами, зарывшись руками в юбки.

— Пожалуйста — прошептала она одними губами.

Он не осмелился утешить её, не осмелился подойти. Если обнимет, то не отпустит. Следующие слова резанули, точно ножи, и его сердце облилось кровью.

— Ты не моя, — тихо произнёс он. — Возвращайся домой, Мартиса... из Ашера.

Глава 24 

— Я продал тебя.

Эти слова отдались в ушах Мартисы словно раскат грома. Она уставилась на Камбрию, восседающего за письменным столом напротив неё. Короткие два месяца после поражения Скверны не были славными. Высокий, надменный епископ, которому она служила почти всю свою жизнь, сгорбился, ослаб телом и духом. Только глаза остались такими же колючими и бесчувственными.

Сердце Мартисы глухо застучало в груди. В кабинет епископа её позвал слуга со скучающим видом, поэтому она не придала происходящему значения. Камбрия часто звал её, давая поручения выполнить перевод или шпионить за священниками, которые останавливались у него в гостях. Епископ застал её врасплох своим известием.

Она сцепила руки за спиной, чтобы скрыть дрожь.

— Простите, ваша светлость, — тихо произнесла Мартиса. — Я не понимаю.

Скрип пера прорезал тишину, так как Камбрия вернулся к работе над стопкой лежащих перед ним документов.

— Что тут непонятного? — ответил он, даже не поднимая головы. — Мне предложили за тебя цену, от которой я не смог отказаться. — Последнее он произнёс кислым тоном. — Ты сегодня же соберёшь свои пожитки и покинешь поместье. Один из моих слуг отвезёт тебя в Ивеньи. Остаток пути проделаешь с караваном. Камень души уже у твоего нового хозяина.

Мартиса упала на колени. Её камень души в руках неизвестного. Она хотела освободиться от рабства Камбрии, но не при таких обстоятельствах.

Её голос дрогнул:

— Пожалуйста, господин. Умоляю вас, позвольте мне остаться. Ашер — мой дом. Безусловно, я все ещё могу быть вам полезна.

Камбрия обмакнул перо в маленькую чернильницу, ничуть не тронутый мольбой.

— Теперь у тебя другой дом, и я всегда могу найти слугу с такими же навыками, как у тебя. Может, не такого сообразительного, но достаточно умелого, чтобы справиться с поставленными задачами. — Он наконец поднял взгляд, и на его морщинистом лице отразилось раздражение. — Я занят, Мартиса. Собери пожитки и убирайся отсюда.

Еле поднявшись с колен, Мартиса неуклюже поклонилась и пятясь вышла из комнаты. Охваченная страхом перед неизвестным будущим, она направилась в коморку, которую делила с одной из служанок Делафэ. В комнате было душно. Даже лёгкий ветерок, проникающий через открытое окно, не спасал от жара полуденного солнца. Сегодня боги даровали ей маленькую милость. Никто не стал свидетелем её беззвучных рыданий.

Она сидела на краю узкой кровати и невидящим взглядом смотрела на кусок голубого неба в клетке окна. Не считая бесполезных лет в редуте Конклава, Мартиса большую часть жизни провела в Ашере. Она знала ритм здешней жизни, даже главного дома. Как старый петух кукарекает перед восходом солнца и год за годом избегает топора Бендевин. Как скрипят и трещат балки в летний полдень, когда садится солнце и остывает воздух. Как во внутреннем дворе распевают женщины под ритмичные шлепки по мокрой шерсти.

Многие слуги знали Мартису с детства, и хотя некоторые считали рабыню недостойной их внимания, всё равно эти люди были знакомыми, привычными. Она будет скучать по ним так же сильно, как и по тем, с кем успела сдружиться. Даже если бы Мартиса обрела свободу, то всё равно попросила бы остаться. Она любила Ашер и просто мечтала о праве уйти, если захочется. Она все ещё рабыня, но теперь у неё даже нет права остаться. Она встала и начала вытряхивать содержимое маленького сундучка, стоявшего у изножья кровати.

Дверь в комнату распахнулась, и вошла Бендевин. Усыпанное мукой заострённое лицо осунулось. Мартиса бросила на кухарку быстрый взгляд, шмыгнула носом и продолжила запихивать скудные пожитки в потёртый мешок.

— Я только что узнала. Почему ты мне ничего не сказала, девочка?

Мартиса пожала плечами:

— Мне самой только сообщили. Кто тебе сказал?

Бендевин пристально посмотрела на Мартису, уперев руки в бока. Тёмные глаза подозрительно заблестели.

— Джарад. Он отвезёт тебя в Ивеньи и передаст караванам.

Стараясь не разрыдаться, Мартиса прочистила горло и сунула тунику в котомку.

— А он знает конечную цель моего путешествия?

— Нет. В это время года караваны обычно передвигаются по северным дорогам, но это всё, что я знаю. — Лицо Бендевин помрачнело. — Ты можешь сбежать. Я помогу. За моими родственниками всё ещё остался должок. Они предоставят тебе безопасное убежище.

— А что хорошее из этого выйдет, Бендевин? Епископ уже передал мой камень души новому хозяину. Я связана телом и духом с другим владельцем. — Она осеклась от горечи на лице Бендевин и похлопала ту по руке. — Но всё равно, спасибо. — Ком боли в груди нарастал. — Ты была моей самой близкой подругой, даже матерью, в которой я нуждалась. Мне будет тебя не хватать больше всех.

Бендевин неловко похлопала Мартису по руке в ответ.

— Заканчивай и иди на кухню. Я приготовила тебе еду в дорогу. Не нравятся мне караванные привалы. Путешественникам подают чёрствый хлеб и прогорклое мясо. У меня хоть пища приличная.

Когда Мартиса вошла на кухню, её уже поджидала небольшая толпа провожающих. Все плакали и обнимали её, благословляя защитными оберегами и маленьким, дурно пахнущим амулетом от зла. Бендевин протянула тяжёлое полотенце, завязанное в мешок, который выпирал со всех сторон.

— Там энджита, немного курицы, сыр и несколько яиц. А ещё сливы и фляжка абрикосового вина. — На последних словах у Мартиса поползли брови на лоб. Бендевин фыркнула. — У епископа его три бочонка. Он не обсчитается стакана или двух. Старый скряга должен тебе.

Мартиса в последний раз обняла Бендевин. Эта женщина отвела её, окровавленную, в полузабытье в свою комнату, выходила и сохранила тайну поездки в Феррин Тор. Ей даже удалось дать взятку старшему конюху, чтобы тот помалкивал о происшествии в деннике, хотя Гарн оставил ему в подарок шишку размером с куриное яйцо.

Бендевин хмыкнула и нежно вытолкнула Мартису за дверь. Джарад ждал во дворе с двумя лошадьми. Одной из них была пегая кобылка. Мартиса слабо улыбнулась и похлопала кобылу по шее.

— Рада снова видеть тебя, девочка.

Поездка до Ивеньи прошла коротко и тихо. Джарад хранил молчание, спросив лишь раз, не нужна ли вода или отдых. Когда они добрались до деревни, он помог слезть с кобылы, снял с седла котомки и попрощался.

Не более чем пыльная стоянка для отдыха торговых караванов, Ивеньи кипел в полуденном зное. Мартиса стояла возле обветшалого постоялого двора среди ярко раскрашенных повозок и телег, гружённых всевозможными товарами. Купцы, кочевая группа из людей разных кланов, племён и городов, смешались вместе. Некоторые сбились в группы заключить выгодную сделку, другие играли в кости, ожидая, пока их соотечественники закончат трапезу в доме или навестят друзей.

На постоялом дворе собралось три разных каравана. Мартиса понятия не имела, который из них отвезёт её в новый дом. Она решила отыскать караванных вожатых и расспросить, как вдруг к ней подошёл небывалый красавец. Облачённый в сверкающие одеяния всех цветов радуги, он блестел в лучах солнца, переливающихся в многочисленных нитях бусин на его наряде. Закалённый временем и солнцем, он посмотрел в широко раскрытые глаза Мартисы тяжёлым проницательным взглядом.

— Мартиса Ашеровская? — Она кивнула. — Вы поедете с моим отрядом. Я отведу вас к вашему фургону.

Он не стал дожидаться, когда она последует за ним. Мартиса взвалила на плечи котомку, схватила еду и поспешила догонять.

— А куда вы меня отвезёте?

Слабая тень жалости в явно суровых глазах заставила её сжаться.

— Это место мало кто посещает, и гостей там не жалуют.

Они пробирались между фургонами и телегами, проходя мимо толпившихся у костров групп женщин, которые, мгновенно прервав разговор, провожали Мартису с купцом заинтересованным взглядом. Вокруг с криками и смехом носились дети. Мартиса увернулась от неприветливого пса, норовящего цапнуть её за пятку.

Караван-вожатый остановился перед фургоном, в который была запряжена серая в яблоках лошадь. Выкрашенный в бледно-синий и бордовый цвет фургон был на удивление роскошным. Широкие окна свободно пропускали прохладный ветерок, раздвинутые парчовые шторы открывали вид на толстые ковры и многочисленные подушки. В таких условиях путешествовали богачи.

Мартиса полюбовалась фургоном и взглянула на купца.

— А почему мы остановились?

Он посмотрел на неё, словно на сумасшедшую.

— Это ваш фургон.

Мартиса изумлённо уставилась на вожатого и снова посмотрела на фургон. Рабы не ездят в таких роскошных повозках. Чаще всего они вообще идут пешком. Её поездка в Нейт и обратно верхом на лошади была вопросом скорости и удобства для Камбрии, а не жестом доброты. Что за рабовладелец тратит огромные деньги на жалкую собственность?

Мартиса попятилась.

— Должно быть, произошла ошибка.

Звякнули бусы, предводитель каравана пожал плечами.

— Можете ехать внутри или идти рядом. Меня это не волнует. Мне уже заплатили.

Он снова пожал плечами и ушёл.

Не желая выставить себя большей идиоткой, Мартиса открыла дверь и осторожно поднялась на две ступеньки. В полутёмном помещении её окружила выцветшая роскошь. В воздухе витал аромат каких-то экзотических духов. Она бросила котомку и узелок с едой в угол и устроилась на подушках, пока караван собирался вместе и готовился к отъезду.

Лёгкий ветерок ворвался в широкие окна, принеся с собой аромат позднего анемона и первые запахи осени. Трава становилась всё выше и гуще по мере того, как они удалялись от побережья вглубь дальних земель. Вдалеке горизонт затеняли зубчатые силуэты Драморинов. Родичи Шилхары уже начали спускаться к равнинам на зимовку.

Последние дни всё напоминало Мартисе о её возлюбленном. Она скучала по нему. Тосковала до тех пор, пока истома не загорелась жарким огнём в сердце. Она не получила ни единой весточки ни от него, ни от Гарна с тех пор, как покинула Феррин Тор, да и не ожидала услышать. Шилхара осторожный человек, и если Камбрия когда-нибудь заподозрит, что его враг испытывает какие-то чувства к его скромной рабыне, епископ убьёт её. Он пойдёт на любой шаг лишь бы причинить боль Повелителю воронов.

И всё же, молчание Нейта тяжело давило на разум. Недели тянулись так медленно. Мартиса гадала, думает ли Шилхара о ней так же, как она о нём. Она не сомневалась, что он любит её. Он был готов пожертвовать собой, чтобы защитить её. Такая преданность не свойственна внезапным порывам и капризам души, так что Мартиса понимала: Шилхара также постоянен в своей преданности и привязанности, как и в своей ненависти.

Внезапное осознание этого факта облегчило грусть. Она больше не принадлежит Камбрии из Ашера. Если только Шилхара каким-то образом не сумеет оскорбить и сделать врагом её нового хозяина — а зная Шилхару, такой исход вполне вероятен, — она сможет послать ему весточку. Пару коротких, сухих строк. С подсказкой о её местонахождении, если он захочет её найти.

Воодушевлённая своим будущим планом, Мартиса принялась за еду, собранную для неё Бендевин. Съела яйца с хлебом и выпила немного вина. Монотонный пейзаж, ритмичный скрип колёс, крепкая выпивка, и сон сморил её. Зевая, Мартиса задвинула занавески на окне, погрузив фургон в полумрак. Она свернулась калачиком и заснула на мягких подушках, вспоминая, как Шилхара собирал урожай в роще, а яркое солнце освещало его длинные тёмные, как вороново крыло, волосы.

Её мучили сны. Образы мертвецов, распростёртых на морозной земле. Шилхара на чёрном берегу, склонившийся перед заклинаниями священников и гневом бога. Дар, утекающий из Мартисы потоком янтарной крови, оставляя глубоко в душе пустоту.

Её разбудил резкий стук костяшек пальцев по дверце фургона и столь же резкое:

— Женщина из Ашера.

Сбитая с толку внезапным пробуждением Мартиса всмотрелась в темноту. Пока она спала, опустилась ночь.

— Да? — ответила она хриплым голосом.

— Твоё путешествие подошло к концу. Собери вещи и быстро.

Мартиса разгладила складки на юбке, переплела косу, как смогла, и собрала вещи. Когда она открыла дверь, караван-вожатый её уже поджидал. Его суровое лицо приобрело жуткий вид в свете факела, который он держал в руке. Позади него тянулась вереница фургонов. Возницы рассматривали её со своих высоких сидений, а женщины и дети выглядывали из-за занавесок и дверей фургонов.

— Остаток пути придётся пройти пешком. На эту дорогу никто не ступает. Даже лошади.

От последних слов сердце Мартисы забилось всё чаще, пока кровь не загремела в ушах. Мартиса отошла от двери фургона. Справа от неё под серебряным светом луны в шепчущем танце колыхалось море высокой травы. Слева на равнине, впитывая лунный свет в тени, простирался чёрный лес искорёженных деревьев. Линию между ними прорезала длинная угрюмая тропа, окутанная ещё более густой тьмой.

Мартиса прижала котомку к груди и постаралась не закричать от радости. Вместо этого она улыбнулась предводителю каравана и рассмеялась, когда его брови изогнулись дугой. Он осторожно попятился и протянул факел.

— Вот. Пригодится. — Он всмотрелся в извивающиеся тени древнего тракта и начертил пальцами защитный знак. — Да будут добры к тебе боги. Тебе понадобится их помощь в этом проклятом месте.

Мартиса взяла факел с благодарным кивком и сияющей улыбкой.

— Они уже меня одарили.

Лес, который когда-то пугал своими цепкими деревьями и крадущимися тенями, теперь приветствовал её как родную. Мартиса чувствовала его шипящее ободрение, признание её присутствия в момент, как она поставила ногу на дорогу, ведущую в Нейт. Свист и крики, скрип колёс и грохот гружёных повозок постепенно стихли, пока она шла по тёмной аллее к поместью. В редком подлеске мелькали извилистые тени, текучие ленты тьмы не отставали даже при её темпе. Она больше не боялась. Теперь тени обратились в стражей, сопровождавших одного из своих домой.

Факел отбрасывал ореол бледного света, проглоченного клубящимся туманом, ласкающим лодыжки. В лесу пахло сыростью, мхом и еле уловимым запахом пепла.

Вдалеке показались знакомые колдовские огни. Похожие на необычных светлячков зелёные огоньки двинулись ей навстречу.

Свет стал ярче, открывая взору две знакомые фигуры.

— Гарн! Каель! — Мартиса бросилась к ним, едва не выронив факел.

Гарн крепко обнял её. Он ни капли не изменился за эти два месяца — великан с лысой головой, сияющей под бледной луной, и голубыми глазами, потемневшими в призрачном сиянии колдовского света. Каель заскулил в знак приветствия. Когда Мартиса наклонилась обнять пса и почесать за мохнатыми ушами, его длинный точно плеть хвост энергично завилял.

Мартиса поднялась и сморщила нос.

— Боги, от тебя несёт ещё хуже, чем с нашей последней встречи. Неужели никто и никогда тебя не искупает?

Гарн забрал у неё пожитки, с одобрением принюхиваясь к содержимому с едой. Он схватил Мартису за руку и почти потащил по дороге к особняку, взволнованный её появлением. К тому времени, как они добрались до ржавых ворот внутреннего двора, Мартиса задыхалась.

Сияющий в лунном свете Нейт был таким, каким она его помнила: древняя развалина, прекрасная и царственная в своём упадке. Здесь в воздухе витал запах золы и горелого дерева, и счастье Мартисы померкло.

— Роща. Я чую то, что от неё осталось?

Глаза Гарна заблестели от слез. Пальцы быстро сплели узоры слов.

— Так много было потеряно. — Она кивнула на молчаливый ответ Гарна. — Ты абсолютно прав. Мы не только потеряли, но и многое обрели.

Мартиса последовала за ним через ворота в поместье, остановившись только раз, чтобы бросить быстрый взгляд на главный зал, место жестоких уроков и страшных откровений. Гарн повёл её к лестнице, жестом показывая, что господин ждёт её в своих покоях.

Внезапная нервозность смешалась с восторгом, и Мартиса вытерла ладони об юбку, прежде чем поднялась по шатким ступеням на второй этаж. Колдовские огни освещали ей дорогу, ведя по чёрному коридору, пока она не достигла двери Шилхары. Она была открыта, и Мартиса бесшумно вошла в спальню.

Здесь она познала и разделила любовь. Как и остальная часть Нейта, это было святилище дряхлеющего величия, и правил им суровый нищий король с огромной силой.

Шилхара стоял на привычном месте, лицом к окну, ведущему на балкон. На нём была новая мантия из роскошного бордового бархата. Тонкий пояс из серебра и драгоценных камней обвивал узкую талию. Очерченный тёплым мерцанием зажжённых свечей, он возвышался стройный и высокий. Руки Мартисы покалывало от желания прикоснуться к его широким гордо поднятым плечам.

То ли она оказалась не такой бесшумной, как думала, то ли он почувствовал её присутствие, но Повелитель воронов протянул руку, и у Мартисы перехватило дыхание при виде камня души, свисающего на цепочке, которую он держал в своих длинных пальцах.

— Полагаю, это твоё.

Его загрубевший голос резонировал по комнате, вызывая мурашки на руках. Он занимался с ней любовью этим голосом так же искусно, как и своими руками. Она следовала его зову, как зачарованная, притягиваемая к нему так же сильно, как к серебристому сапфиру, содержащему часть её души.

Она остановилась перед ним, протягивая руку. Цепочка упала на ладонь сверкающим водопадом, голубой драгоценный камень оказался тёплым и тяжёлым. Мартиса крепко сжала кулон пальцами.

Профиль Шилхары, позолоченный в лунном свете, льющемся черезокно, был невыразителен. Он повернулся к ней, и она ошеломлённо уставилась на него, забыв о своём сокровище. Как и в случае с Камбрией, его лицо несло на себе печать ритуала. Морщины в уголках глаз стали глубже, а скулы резче, придавая строгим чертам измождённый вид. Но удержало взгляд Мартисы совсем другое — волосы. Белая прядь тянулась по всей длине от макушки до самых кончиков.

Мартиса протянула руку и погладила шёлковые волосы. Пальцы коснулись щеки.

— Когда она появилась?

Его губы изогнулись в слабой улыбке.

— Несколько недель назад. Однажды утром я проснулся с этим доказательством моих преклонных лет. Я ещё не решил, то ли это последствие ритуала или поданного накануне ужина.

— Тебе идёт. Выглядишь почти цивилизованно, — поддразнила она.

— А я ведь дикарь-курман, — поддразнил он в ответ, и его улыбка стала ещё шире.

Она подняла кулон.

— Камбрия сказал, ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.

Улыбка перетекла в самодовольную усмешку.

— Тебя выкупил корифей. Одна из моих наград за спасение мира и прочее. Епископ не посмеет отказать своему настоятелю.

— Он не знал, что это ты.

— Нет. Если бы он узнал, то повесил бы тебя на стропилах конюшни раньше, чем я успел бы тебя вытащить из петли.

Она вздрогнула. Умереть, спасая любимого человека, — это одно. Умереть ради мелкой мести — совсем другое.

Мартиса осторожно протянула ему кулон.

— А ты не хочешь оставить его себе?

Он небрежно отмахнулся от её предложения.

— Я сражался с богом, чтобы сохранить свободу, Мартиса. С чего бы мне желать обзавестись рабом?

Её пальцы снова сомкнулись на драгоценном камне, и она прижала его к груди.

— Я никогда не смогу отплатить тебе за это. Я проживу десять жизней, служа тебе, и даже так не покрою свой долг.

Шилхара прищурился.

— Нет никакого долга. Я отнял твой дар, чтобы спасти себя.

— Ты не взял ничего, что я не отдала бы тебе добровольно. А взамен ты подарил мне свободу. В моих глазах одно всегда гораздо ценнее другого.

В животе у Мартисы бешено порхали бабочки. Шилхара был так красив. Стоя так близко, освещённый светом свечей и сиянием луны, он казался упавшей звездой — потускневшей, но не погасшей. По сравнению с ним она чувствовала себя грязной и невзрачной.

— Пожалуйста, скажи, что Конклав дал тебе что-то ещё, помимо меня. В противном случае это плохая плата за столь большой риск и столь огромный успех.

Он пожал плечами.

— Мне предложили другое поместье на юге, где выращивают оливы, и титул барона в придачу — в обмен на верность Конклаву, естественно. — Верхняя губа презрительно приподнялась. — Я отказался. Нейт — мой дом. Апельсины — мой урожай. Я сторговался на саженцы и рабочую силу, чтобы мне помогли их высадить в течение следующих двух лет. А ещё — на достаточно толстый кошель, который прокормит нас, пока я не начну собирать урожай.

Мысли Мартисы путались. Он попросил так мало. Конклав достаточно богат и благодарен, чтобы вознаградить Повелителя воронов всем, что он пожелает. Огромное поместье, владение флотом кораблей, титул епископа, если захочет. Вместо этого он попросил себе чересчур образованную рабыню, полевых рабочих, апельсиновые деревья и кошель с деньгами.

— Я всегда думала, что ты захочешь стать королём.

Низкий смешок Шилхары стал лаской для её ушей. Он протянул руку ей за спину и перекинул косу через плечо. Веки Мартисы наполовину опустились от нежного прикосновения его пальцев, когда он погладил волосы.

— Да, но королевство по моему выбору. И я выбираю Нейт.

— А разве не понадобятся годы, чтобы вернуть рощу в прежнее состояние?

— Всего несколько лет. Я не одобряю использование магии при сборе урожая, но без колебаний использую её, дабы оживить деревья.

Его пальцы соскользнули с косы и заплясали по ключице с таким лёгким касанием, что Мартиса вздохнула. Они тянулись вниз по центру её груди, ненадолго задерживаясь на ложбинке, прежде чем остановиться на руке, сжимающей камень. Темнота его глаз стала ещё глубже.

— Ты свободна. Я прочитаю заклинание, которое сломает камень и вернёт тебе часть души. Ты сможешь объехать мир, увидеть вещи, которые когда-то были тебе запрещены. — Он поднял свободную руку, большой палец скользнул по её подбородку, а пальцы изогнулись вдоль шеи. — Ты больше никому не принадлежишь.

Глаза Мартисы закрылись, и она качнулась к нему. Пусть она больше не рабыня, но она не свободна, и ему не нужны ни цепи, ни камень души, чтобы привязать её к себе. Она открыла глаза и встретилась с его чёрным взглядом.

— А если я захочу остаться здесь? С тобой?

Рука на шее напряглась, пальцы впились в кожу. Голос прозвучал почти утробно из-за силы чувств:

— Тебе всегда найдётся здесь место, если ты этого желаешь.

Шилхара глубоко вздохнул, когда она обняла его за талию и притянула к себе. Он — сочетание жилистых мышц и длинных костей, мягкой ласки бархата и пряного запаха матала. И он принадлежал ей — так же, как и она ему.

Мартиса откинула голову назад и улыбнулась, вглядываясь в угрюмые, но такие любимые черты.

— Место в качестве кого? Слуги?

Шилхара опустил голову, и прядь седых волос, заработанных суровой жертвой и непоколебимой преданностью, защекотала щеку.

— Соратницы, — прошептал он ей в губы. — Любовницы. — Он прикусил её нижнюю губу, и его рука соскользнула с макушки, чтобы обхватить затылок. — Возлюбленной жены.

Он дразнил уголок её рта мягкими прикосновениями и лёгкими покусываниями. Она пощекотала его верхнюю губу кончиком языка, прежде чем отодвинулась, чтобы увидеть глаза.

— А ты будешь любить меня хотя бы день? Год? Всю жизнь?

Она знала, что он скажет, но хотела услышать, как он озвучит ответ своим прекрасным, надломленным голосом.

— Намного дольше, — прошептал он, и его глаза засияли от бури эмоций, которые он сдерживал до сих пор. — Дольше царствования лжебогов и назойливых жрецов. Дольше аль Зафиры, когда померкнет её яркая звезда.

Он поцеловал Мартису и вдохнул свою жизнь ей в рот, сердце, душу — так же, как она вдохнула свой дар в него, когда они стояли в пустой душе умирающего бога.

Мартиса яростно ответила на поцелуй, обнимая так крепко, что у неё заныли руки, а кулон, который она сжимала в руке, впился Шилхаре в спину. Когда они прервали поцелуй, она прижалась лбом к его лбу.

— Так долго не любят.

Проворные пальцы принялись теребить завязки платья.

— И даже этого времени было бы мало.

— Я была бы счастлива и сегодняшнему дню.

Шилхара раздвинул вырез, обнажая нижнее платье и бледную кожу грудей под тонкой тканью. Румянец желания окрасил его острые скулы, в глазах зажёгся огонь. Грубая подушечка пальца погрузилась в ложбинку у горла, дразня и соблазняя.

— Тогда мне лучше начать. — Тембр его голоса стал более глубоким. — День умирает, пока мы тратим время на разговоры.

Мартиса выгнулась в его объятиях.

— А кровать слишком далеко.

Короткий смешок, прерываемый лёгким покусыванием мочки уха, заставил её рассмеяться.

— Как всегда, дорогая. Как всегда.

КОНЕЦ

Примечания

1

Петигрен - это эфирное масло, содержащееся в листьях, ветках и не зрелых плодах цитрусовых деревьев.

(обратно)

2

Гейс (в переводе с ирландского табу) — распространённая в древности разновидность запрета-табу в Ирландии.

Налагаемый человеком на себя самостоятельно, в виде смертельной клятвы, либо некоей высшей сущностью или достаточно могущественным чародеем обет или обещание, нарушение которого влечёт за собой гибельные последствия, либо обязательство сделать то, что было приказано кем-то другим.

(обратно)

Оглавление

Грейс Дрейвен - Повелитель воронов

Аннотация

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4 

Глава 5

Глава 6 

Глава 7 

Глава 8

Глава 9  

Глава 10 

Глава 11 

Глава 12 

Глава 13

Глава 14 

Глава 15

Глава 16  

Глава 17 

Глава 18

Глава 19 

Глава 20

Глава 21

Глава 22 

Глава 23 

Глава 24 

*** Примечания ***