Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ) [Волосинка на губе] (fb2) читать онлайн
Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Anima mate - родственные души.
Весна 1995
Стены Хогвартса — живые.
Ей всегда так казалось. Даже сейчас, когда для всех учеников пробил комендантский час, Гермиона уверена, что её осуждают эти камни, которые ровной кладкой обосновались здесь много веков назад. Их не обманешь. У них есть уши. Они видели всё. Они знают всё. Даже то, что прилежная ученица решила принять приглашение друзей и посетить вечеринку, наплевав на правила.
«Вечеринка перед последним заданием кубка огня?»
— Ну и чушь! — вырвалось обрывисто. На одном дыхании. Устремилось прямо в эти чёртовы стены. Пусть они знают, что она против.
Тогда почему идёт? Мерлин…
Быть может, из-за того, что Гарри и Рон наконец помирились. Или из-за того, что она больше не чувствует никакой вины перед Виктором, с которым они остались в дружеских отношениях. Или из-за того, что ей наконец хотелось повеселиться со всеми, влиться в эту волну радости перед летними каникулами…
Но и сомнений столько же. Если застукают? Если сюда явятся профессора и директор?
Чёрт, это было сложно для неё, все эти противоречия. Она варилась в этом и не могла прийти к единому решению уравнения в своей голове.
На восьмом этаже было тихо. Она поглядела по сторонам, нервно подумав, что вот сейчас выйдет из-за угла Филч и прервёт её сомнения, отведёт к Макгонагалл, и Гермионе не придётся пересекать эту стену. Но в коридоре было всё так же тихо…
Она трижды прошлась мимо молчаливо осуждающих её стен и заметила, как появилась огромная резная дверь, а за ней уже слышалась приглушённая музыка.
«Я просто хочу убедиться, что Гарри и Рон не натворят глупостей… Лишь это!»
Как только она переступила порог, в голову полетели розовые искры. От испуга Грейнджер прикрыла лицо руками. Но после того, как сбоку послышался до боли узнаваемый смех, она впечатала локоть прямо в рёбра Фреда.
— Я чуть с ума не сошла! — выкрикнула она, пытаясь перекричать музыку.
Здесь не меньше тридцати человек со всех факультетов и школ, в основном старшекурсники. Многие собрались маленькими компаниями и о чём-то беседовали. Царило веселье и пахло тыквенным соком.
Всё ради чемпионов.
— Джордж проиграл мне пять галлеонов! — Уизли взял её под руку и повёл в сторону. — Он уверял, что ты не придёшь. Но я знал, что ты не оставишь нашего брата без присмотра…
— Фред! — улыбка предательски выползла наружу. Эти два негодяя видели её насквозь.
Они шли к столику, где по бокам, на круглых диванах, сидели, казалось, все её знакомые, включая чемпионов кубка огня. Рон нервно притоптывал ногой и не сводил глаз с Крама, явно пытаясь придумать, как можно завязать разговор. Странный, а ведь недавно называл его врагом.
— Джинни? — прошептала Грейнджер, садясь рядом с девушкой, которая разговаривала с Делакур.
Француженке с первого дня удалось расположить к себе практически всех в школе. Она была добра, приветлива, а её акцент придавал ей ещё больше шарма. Гермиона испытывала колкую ревность каждый раз, когда Рон открывал рот при виде Флер, особенно после её поцелуя на озере. Но она отлично это скрывала.
Свою симпатию к другу она признала ещё год назад, но так и не решалась раскрыть себя. Гарри знал об этом и верно хранил её секрет. Лишь Уизли оставался слепцом…
— Bonjour, Гермиона, — Делакур привстала с места и поцеловала её в обе щеки. — Ты будешь участвовать?
Грейнджер нахмурилась и посмотрела по сторонам, не поняв её вопроса. Неужели что-то связанное с заданием кубка огня?
— О чём ты? Я только что пришла и…
— О древней магии, — воодушевлённо перебила Джинни. — Флер рассказала, что во Франции очень часто пользуются этим заклинанием. Ради шутки, конечно же, — последние слова она произнесла тише, быстро взглянув на Поттера, словно оправдываясь.
— Я всё ещё ничего не понимаю, — ответила она и ещё больше задумалась над словами «древняя магия» и «заклинание». И пришла к выводу, что ей это не нравилось.
— Oui, Джиневра права, — засмеялась Флер. — В нашей школе делают это для смеха. Мне показалось, что сегодняшний вечер идеальный для этого. Многие за.
Гермиона наклонила голову в ожидании продолжения объяснения. И Флер, заметив это, резко вскочила на ноги и захлопала в ладоши, привлекая всеобщее внимание.
— Тише музыку, s’il vous plaît!
Только когда света в комнате прибавилось, Гермиона заметила его. Он стоял в углу вместе со своей свитой и что-то обсуждал с Блейзом. Клочья света от тусклого пламени свечи неравномерно выбеливали остроскошенные скулы Драко. Как обычно серьёзен. Как обычно надменен.
Он всегда чувствовал, когда на него смотрят, Грейнджер была в этом уверена. Иначе как он мог уловить на себе её взгляд и пренебрежительно скривить лицо, выплевывая одними лишь губами до хруста в позвонках знакомое слово.
Боже. Ей хотелось запустить в него по меньшей мере несколько петрификусов. Просто чтобы Малфой оказался предметом в этой комнате и не нагнетал обстановку своим ядом, который капал с его змеиных клыков.
Игнорировать. Просто игнорировать…
— Кто желает присоединиться к нам в игру, прошу встать в круг! — продолжила Делакур. — Игра очень простая. Мы будем искать свою любовь!
Близнецы присвистнули, падая рядом с Гарри на диван.
Гермиона уже хотела раскрыть рот, как на её руку легла рука Джинни и крепко сжала. Она посмотрела на подругу, которая, нахмурившись, приблизилась к ней и на ухо прошептала: «пожалуйста, я не хочу одна».
Француженка, жестикулируя, начала объяснять, что в этом нет ничего страшного, что всего через несколько лет на их руках появятся имена, или слова, или цветы, которые будут касаться их вторых половинок. Лишь маленькая подсказка, которая ни к чему не обязывала.
Гермиона, конечно, читала об этом, так в семнадцатом веке развлекалась молодёжь. Но главная причина этой забавы — тем самым можно было спастись от брака, который навязывали родители своим выбором. Как иммунитет. Как шанс выйти за того, кого действительно полюбишь. Но, дьявол. Это было сотни лет назад и теперь казалось бредом.
— Соулмейты… — закончила Флер.
Диван рядом с Гермионой прогнулся под тяжестью чьего-то тела.
— Седрик? — улыбнулась Грейнджер. — Неужели ты хочешь в этом участвовать?
С Диггори всегда легко найти общий язык. Он добр и интеллигентен. А ещё один из немногих, кто поддержал Гарри, когда кубок выбрал его.
— А ты нет? — он засмеялся, и девушка невольно засмотрелась на морщинки у уголков его глаз. — Это забавно. Тем более в будущем я хочу жениться раз и навсегда. Почему не воспользоваться подсказкой? Жить долго и счастливо…
«Долго и счастливо…»
Об этом мечтали разве что девушки, но, поглядев на Седрика, Грейнджер не удивилась. Он романтичен в душе и мягок. У него определённо будет долго и счастливо, несмотря ни на что.
Она скользнула взглядом в сторону Рона, который, казалось, покраснел и вжался в диван, наблюдая за всеми. Ей не нужен дар прорицания, как у профессора Трелони, чтобы определить его смущённость и неловкость. Парни в пятнадцать лет совершенно не умеют говорить напрямую… Наверное, как и она.
Не время и не место.
Крам вежливо отказался, как и его друзья из Дурмстранга, объяснив это тем, что им нельзя иметь татуировки и прочие знаки на теле по правилам школы. Ребята освободили места на диванах.
Ученики собрались в круг. Кто-то отсеялся, кто-то согласился, подхватив эту волну интриги и азарта. Теперь в круге сидело около пятнадцати человек включая Гермиону, которая для себя ещё ничего не решила.
Безвредная магия. Не более. Пара слов, и всё кончится. Быть может, сегодня день такой? Всему говорить «да» и видеть во всём хорошее? Львиная кровь кипела и требовала от неё храбрости. Разве можно бояться любви?
— А что же наши слизеринцы, струсили? — хором спросили близнецы.
Чего никто не ожидал, так это того, что Паркинсон, обойдя стол и наступив при этом на ногу Рону, усядется рядом с Седриком, скрестив руки на груди.
— Почему бы и нет? — невозмутимо рявкнула она, глянув Фреду в лицо. — Блейз, Драко?
А вот её спутники были совсем не в восторге от этой идеи. Гермиона не смотрела на Драко. Она его чувствовала. Чувствовала его отвращение ко всему. Чувствовала его брезгливость быть среди тех, кого он взаимно ненавидел. Но и уйти не мог, потому что пришли его друзья из Дурмстранга. Грейнджер была уверена, что он не хотел казаться трусом в их глазах.
— Неужели молодые люди не хотят поучаствовать и узнать о своей родственной душе? — засмеялась Делакур, присев на край столика.
— Малфой боится, что это будет Филч, — уронил Забини. Подойдя к ним, он сел слева от Гарри, не обращая внимания на гогот окружающих от так удачно брошенной шутки.
— А ты сел рядом с Поттером, чтобы наверняка? — выстрелил в ответ Малфой.
«Они стоят друг друга», — подумала Гермиона.
Змеи есть змеи. Кусают даже за собственный хвост.
И почему-то именно сейчас сердце начало разгон. Она смотрела на Рона, который запрокинул голову и смеялся, ухватившись за живот. Гермиона знала, что через секунды из его глаз брызнут слёзы, потому что он всегда смеялся так, до боли в рёбрах и влаги на щеках. Его улыбка очаровывала, сковывала по рукам и ногам, заставляя Гермиону сидеть на месте.
Будет ли это Рон?
Это всего лишь игра. Дурацкие символы на коже, которые пропадут сразу же, как она узнает своего соулмейта. Ничего страшного, ничего не обязывает. Ничего, правда ведь?
Она думала об этом во время того, как Флер доставала палочку. Она думала об этом во время того, как все мгновенно затихли, глядя на француженку. Она думала об этом, ловя на периферии взгляда белую макушку, чей владелец занял место, которое освободил Крам. Она думала об этом, когда услышала слова:
— Anima mate, — Флер повела палочкой вокруг себя, указывая на каждого сидящего.
Ничего не происходило, лишь розовое свечение на кончике древка. И как только Делакур закончила круг, указав в последнюю очередь на себя, то выдохнула.
Звуки пропали.
В выручай-комнате никогда не было так тихо.
— И? — не выдержала Пенси.
— Всё, — гордо кивнула Флер. — Магия свершилась.
Вновь молчание.
— И? — опять уточнила Паркинсон.
— Мы узнаем это через пару лет, — вздохнула француженка. — Магия должна накопиться в нас и проанализировать наши чувства. Быстро не будет, pardon.
— Салазар, а разговоров-то было, интриги! Я-то думал будет кровь… жертвоприношения, — Забини закатил глаза и потянулся к кубку с соком. — Может, сыграем в другие, более интересные игры?
— Это шуточная магия, её не нужно воспринимать всерьёз, — лукаво ответила Флер.
Грейнджер почувствовала, как вспотела ладонь Джинни, которая до сих пор крепко её сжимала. Она повернула голову на подругу. Та, будто очарованная чем-то, смотрела вперёд. Гермиона мазнула взглядом в этом направлении и растянула губы в улыбке. Это Гарри. Он, отодвинувшись от Блейза, что-то рассказывал Рону и близнецам. Ну конечно, это Гарри.
Не она одна скрывала чувства.
— Джинни? — осторожно позвала Гермиона, и Уизли моментально одёрнула свою руку.
— Извини, я задумалась…
Гермиона улыбнулась, мягко и устало. Ей непривычно всё это. Она не умела вот так, наплевав на правила, просто расслабиться, чётко ощущая в себе синдром отличницы. Но глядя на друзей, на то, как им весело, в груди зарождалось тепло. Оно растекалось по телу и успокаивало.
— Седрик? — Флер остановилась рядом. — Ты не проводишь меня до озера? Я не знаю, как быстро выйти из замка.
Диггори поднялся с места, указав рукой к выходу. Интеллигентен и добр…
— Конечно, идём.
Паркинсон, совершенно не стесняясь быть услышанной, бросила им в спину:
— Вот и первая парочка нашлась…
Блейз, приземлившись рядом с Пенси, закинул на её плечо руку и потрепал за кончики волос. Та сразу же скинула с себя его ладонь.
— Бесишься, что он не тебя пошёл провожать в подземелья? — издевательски громко, чтобы так же услышали все, спросил он.
Грейнджер не выдержала. Она отвернулась от слизеринцев, не понимая — как можно вот так огрызаться друг на друга и одновременно дружить? Она никогда этого не поймёт.
— Это же безвредно? — шепнула Джинни. — Ну, я имею в виду… Если у меня появится имя или что-то ещё на коже, я ведь правда могу этого не придерживаться?
«Ты боишься, что это будет не Гарри?» — так и не сорвалось с губ.
— Конечно, — успокоила её Гермиона. — Ты ведь слышала Флер, эта идиотская игра совершенно безвредна. Много столетий назад девушки и парни, прикрываясь соулмейтами, пытались избежать нежелательных помолвок. Родители, боясь последствий, соглашались с выбором детей, но потом, когда стало известно, что эти знаки ничего не несут и что можно встречаться с другими, это заклинание перестали воспринимать серьёзно. А потом стали использовать только ради шутки.
Джинни сглотнула и прокашлялась.
— Да, я это поняла, просто… — она смутилась. — Просто вдруг это будет не тот, кого бы я хотела видеть.
— Проигнорируй это. И магия исчезнет. Это всего лишь подсказка, с кем ты будешь счастлива на всю жизнь. Как беспроигрышная лотерея.
Гермиона никогда так не убеждала.
Бывала ли такая любовь на всю жизнь?
— Ты в это веришь?
Она не ответила. Их удачно отвлекли Фред с Джорджем, которые достали карты и принялись раскладывать их на столе, созывая всех играть в волшебный гвинт.
Она не ответила, но очень над этим задумалась. Влюбиться с грохотом, раз и навсегда. Каково это?
Её окружало столько примеров. Например, родители, которые столько лет вместе. Будет ли так же у неё? Наверное, сейчас такой возраст, когда начинаешь об этом задумываться, но не особенно серьёзно. Лишь только мечтать и предаваться надеждам, глядя в глаза того, кто нравится. Верила ли она этому? Скорее, да. Ведь дружба могла перерасти в нечто большее?
Через полчаса студенты Дурмстранга начали прощаться первыми. За ними поочерёдно выходили по несколько человек, чтобы не попасться профессорам и Филчу целой толпой. Гермиона и Джинни шли одними из последних, выбрав путь по южной части замка. Идти дольше, но вероятность найти укрытие за гобеленами или в пустых кабинетах увеличивалась в разы.
— Флер очень милая, — тихо сказала Джинни, пока они спускались по лестницам. — Пригласила нас с Роном во Францию.
Сердце пропустило удар. Обидный и болезненный. Грейнджер крепче сжала древко, сделав вид, что пропустила реплику подруги мимо ушей. Она гасила в себе эту дурацкую ревность, зная, что она сделает только хуже.
— Я шучу, — прыснула Джинни. — Прости, но твоя симпатия к моему брату очевидна для всех, кроме него.
Гермиона ощутила, как в груди отлегло. Подавив улыбку, она не сдержалась:
— А как же Гарри?
Джинни шумно втянула носом воздух в тот момент, когда они повернули в коридор, ведущий к входу в гостиную. И тут же остановилась, погасив палочку. То же сделала и Грейнджер, когда звук шагов в метрах от них ударил по перепонкам. Из-за поворота появился тусклый свет.
Дьявол. Кости в теле застыли. Именно в этом коридоре не было укрытия, лишь голые стены. Бежать бесполезно. Она уже мысленно представила, что скажет Макгонагалл в оправдание, как в уши влился неприятный голос.
— Какого чёрта? — зло прошептал Драко. — Позади идёт Филч, я сдам вас ему, если он меня поймает! Отойди!
Что страшнее? Филч или Малфой, которого точно поймают в этом коридоре? Зная его, он всё расскажет Аргусу.
До гостиной оставалось несколько метров. До спасения — несколько считанных метров…
Мерлин, нужно решать скорее. Нужно спасти долбанного слизеринца, чтобы он не проболтался.
Гермиона толкнула Джинни вперёд.
— Быстро! — шикнула она. — Иди!
Уизли непонимающе посмотрела на Гермиону, но всё же зашагала к общежитию. Драко пытался обойти её, но Грейнджер крепко схватила его за рукав рубашки и потянула за собой. Вести его в гостиную Гриффиндора было бы провалом.
— Какого хрена, Грейнджер? — выдавил он, но голос не повысил. Знал, что его могли услышать.
— Здесь негде укрыться, а если тебя поймают, то поймают и всех нас. Так ведь, Малфой? Ты же всех нас сдашь!
Самое болезненное здесь и сейчас, аккуратно шагая на носках, то, что Гермиона слышала все эти проклятия от него и ничего не могла сказать в ответ. Терпела его:
«Грязнокровка».
И:
«Убери от меня мерзкие руки».
И:
«Я оглушу тебя, если не отпустишь!».
Она резко остановилась, найдя нужное место, и с неимоверной силой толкнула Малфоя к углублению в стене, услышав шумный сиплый выдох из его лёгких. Ей до безумия страшно. Но адреналин уже начал своё действие. Она сделала шаг вперёд и ладонью закрыла ему рот и нос, подтолкнув в сторону, к узкому проёму, где их скрыла бы тень.
— Погаси чёртов люмос, Малфой! — едва слышно шепнула она прямо в свою ладонь. А там, за её пальцами, его кривящиеся губы, на удивление мягкие. Господи. Она ненавидела себя за эту мысль.
Вдалеке послышались шаги, и свет, который тускло выделял их лица, погас. Но за эту последнюю секунду она успела увидеть в его зрачках своё отражение. Испуганное и совершенно не понимающее — какого чёрта она это сделала. В голове поплыло. Мысли метались одна к другой, и словить фокус оказалось самым сложным во всём чёртовом мире.
Места так мало, что ей пришлось вдавливать своё тело в его. Он мотал головой, пытаясь скинуть с себя руку, но Грейнджер вцепилась намертво, как загнанный зверь, дыша через рот. Их лица в сантиметрах друг от друга. В груди у Гермионы — раскаты грома. Она вдыхала аромат и щурилась от осознания того, что парфюм Малфоя до отвращения приятен. Он пах травами и морем. Он пах молниями в её груди. Именно там всё это и оседало. Впитывалось, сволочь такая, в самые лёгкие.
Она отсчитывала каждый шаг старика, ровно так же билось сердце Малфоя. Господи, она чувствовала его грудью.
Сдать его Филчу — равносильно подписанию приговора всем.
Секунды жирели как в замедленной съемке. У него кончался в лёгких воздух, его выпаривала путём кипения Грейнджер от всей этой уродливой ситуации. Она почувствовала, как поползла по её форме его рука, как грубо он взял её ладонь и наконец скинул со своих губ. Шаги ближе. Он выдохнул, чётко, почти механически, прямо ей в лицо, всем этим морем и травами. А потом грубо вытолкнул в коридор прямо под ноги Филчу.
«Ублюдок, какой же ты чёртов ублюдок!»
— Так-так-так, — старик повернулся на месте, осветив её лампой. — Грейнджер!
Он схватил её за ворот и поставил на ноги, заглядывая в лицо.
— С кем вы тут прячетесь?
Господи боже.
— Я одна… одна…
Она старалась смотреть куда угодно, но не туда, где стояла секундами ранее. Он всё ещё там. Спрятан, в отличие от неё.
Всему хорошему рано или поздно приходит конец. И имя ему — «Драко Малфой» и её чувство справедливости, которое нужно блокировать, когда она видела его.
Односложные ответы никак не расстраивали старика. Филч радовался, что поймал хоть кого-то, это легко было увидеть по его кривой ухмылке.
Гермиона шла следом за мужчиной, глядя по сторонам на стены. Сегодня они узнали ещё одну тайну. Позорную и отвратительную, которую она пообещала себе забыть — но прежде сделать в голове пометку:
«Никогда не помогать Малфою…»
Уже у входа в кабинет Макгонагалл Гермиона поднесла ладонь к лицу, заправляя прядь волос за ухо. И, как назло, ощутила этот приятный и одновременно до боли отвратительный аромат трав.
========== Глава 1. Послевоенные шрамы ==========
— Малфой! Опусти палочку, чёрт возьми!
Гарри кричал, но слова не долетали до Драко, они теряли смысл и звук. Пламя, которое окружало их, ударило жаром. А затем слишком внезапно ударило ещё кое-чем. Густым, липким, как будто бы прилипающим к каждой стенке каждого сосуда — болью.
Тупой и безрукой. Мрачной и поглощающей.
Он повернул голову на девушку, которая, привстав на одной руке, пыталась в страхе закрыть лицо. Гермиона дрожала, ей было страшно от творящегося вокруг кошмара. Вот только у него различие с ней в том, что Малфой к кошмарам привык. Они его больше не удивляли.
— Я ненавижу тебя! — хриплым стоном, на одном дыхании. Грейнджер плакала — он был уверен, что она догадывалась: это конец. Конец ёбанного мира.
И его.
И её.
Всё рушилось. Пора.
Драко, хромая, сделал пару шагов в сторону и вытянул палочку вперёд. И с издёвкой, с кривой кровавой улыбкой, произнёс:
— Авада кедавра….
***
За несколько месяцев до…
Звуки дождя, тарабанящие окно купе, смешивались с монотонным стуком колёс о рельсы. Это напоминало грустную мелодию, которая тоскливо накрывала её с головой. Гермиона посмотрела на профиль Гарри. Он пытался справиться с кольцами головоломки, которую подарила ему Джинни перед отъездом. Даже несмотря на мелкую моторику рук, Грейнджер уловила тремор в пальцах друга. Последствия войны навсегда оставили неизгладимый отпечаток на всех них.
У Гарри был самый заметный.
В Мунго его уверили, что эта бесконечная дрожь в руках вскоре пропадёт, когда в голове станет спокойней, когда красочные картинки ужасов потеряют цвет и станут чёрно-белыми, тусклыми, а потом и вовсе пропадут. Но Гермиона была уверена, что одному ему с этим не справиться. Никому не справиться с адом в голове. Невозможно так быстро вылечить душу, которая испытала на себе слишком много для одного человека.
Война оставила шрамы.
Оставила смерть, кровь, пепел падших, и вся эта уродливая смесь впитывалась в кожу, в поры, оседая там навсегда. Напоминая о себе каждый чёртов день.
Гарри заметил на себе взгляд и, продолжая перемещать звенья головоломки, взглянул на неё.
— Нужно побриться, да? — он улыбнулся, проведя рукой по густой щетине на лице. — Сделаю это завтра…
Она сглотнула. Сжала корешок книги, отвернулась к окну и будто между прочим добавила к его словам:
— Я могу помочь тебе, — голос не дрогнул. Ни на децибел звука, чтобы не выдать сочувствия. Но он заметил. Конечно, он заметил…
— Боишься, что я порежу своё лицо? — слишком грубо. Но через секунду Гарри устало выдохнул, отложил металлические кольца на столик и потёр переносицу. — Прости, я нервничаю…
«Как и я».
Гермиона улыбнулась в ответ, потому что хотела сохранить в себе те осколки вменяемости и контроля, которые были с ней на протяжении жизни. Но сейчас в ней было лишь битое стекло, которое стёрлось в порошок, впивалось под кожу и ранило до крови и боли. И как с этим справиться?
Она отложила книгу в сторону, плавным движением поднялась на ноги и села рядом с другом. Взяла его руку в свою, чувствуя дрожь, и крепко сжала, ощущая, как в ответ стиснул её пальцы Гарри.
Они сидели молча, совершенно не стесняясь своих чувств. Знали, что их никто не увидит. Не застанет их надлом, их слабость, ведь в поезде они были одни. Совершенно одни ехали в Хогвартс за день до начала учёбы.
Это была идея Кингсли. Он говорил, что на вокзале Кингс-Кросс первого сентября будет огромная толпа журналистов, жаждущих откусить от героев войны кусок сенсации, эксклюзива. Выдрать из их ртов хоть какие-то реплики, чтобы после эти слова красовались на первых страницах газет. Многие смаковали то ужасное время, прикрываясь сочувствием. Все четыре месяца после битвы за Хогвартс ни на секунду не утихали разговоры. Враг повержен, но гиены остались, в этом была их суть. Отвратительная и жирная, как отожравшаяся гнилью крыса, которая хотела ещё и ещё.
— Думаешь, им там весело? — тихо спросил Гарри, обводя большим пальцем маленький шрам на её руке.
Гермионе хотелось закрыть глаза. Хотелось спрятать от друга подступающие слёзы, чтобы не выдать себя. Она быстро-быстро закивала, бормоча что-то невнятное, вроде:
«Конечно. Они наверняка гуляют по Парижу».
И:
«Наверное, Рон как всегда ругается с Джорджем за право выбирать маршрут».
И:
«Флер обещала Джинни познакомить её с главным редактором французской волшебной газеты».
И ещё:
— Мерлин, Гарри, я… — споткнувшись, она наконец уронила первую слезу.
Он грустно улыбнулся, высвободил пальцы из её руки и крепко обнял за плечи, притянув к себе. Они вновь делили боль на двоих.
Это случилось в июле.
Все завтракали в доме Уизли с тяжёлым молчанием. Место Фреда было свободным, то и дело кто-то из семьи поглядывал туда и сжимал зубы, отворачиваясь. Гарри стоял облокотившись о плиту и пил кофе, когда сверху спустилась Джинни. Все ощущали напряжение между ними уже больше недели, но никто ничего не говорил.
Когда Джинни появилась в проёме двери, Гермиона всё поняла. В ту секунду, глядя в глаза подруги, которая одной рукой потирала предплечье и виновато смотрела на Гарри, Грейнджер всё осознала. Так же, как и все сидящие за столом.
Вот он. Конец.
Она остановилась напротив Гарри и склонила голову. Он, вытянув руку, обхватил её предплечье и немного приподнял, чтобы прочесть буквы, вытесанные на гладкой коже. Игра, в которую они сыграли несколько лет назад, начала своё действие. Губительное или спасительное для многих — зависит от того, под каким ракурсом посмотреть.
Гарри улыбнулся, притянул Джинни к себе и обнял. Кухню накрыло рыдание и слова Джинни:
— Прости…
Гермиона помнила, как семья начала покидать кухню, оставляя их наедине. Помнила, как Молли вытирала слёзы. Видела, как Рон, взглянувший на неё, покачал головой. Всё это осталось в памяти; даже то, что сказал Гарри Джинни в последний момент:
— Всё будет хорошо, — шептал он. — Всё будет хорошо…
После, когда Гермиона была с Джинни, та говорила, что если бы не эта чёртова война, если бы не смерти, которые ворвались в их жизни, то, возможно, всё было бы по-другому. Возможно, чувства между ними не пропали бы. Возможно, на её руке красовались бы слова Гарри. Но всё сложилось так, как должно было сложиться. Они остались друзьями и самой настоящей семьёй друг для друга. И эти буквы на её коже просто-напросто подсказали верный безболезненный путь. Оборвали то, что могло стать ошибкой.
Грейнджер помнила, как Джинни пыталась справиться с ситуацией. Говорила, что эти слова можно проигнорировать. Говорила, что они пропадут, но в то же время её речь была неуверенной, словно она пыталась загладить свою вину. Гарри уверял её, что так будет лучше, что так должно было быть. Просто всё у них сложилось иначе. Сложилось, что Гарри не говорил по-французски, и не его слова были на её предплечье.
В августе Флер и Билл пригласили семью Уизли во Францию, погостить у семьи Делакур. Посмотреть Париж, перевести дух. Так и случилось — Гарри и Гермиона несколько дней назад проводили их в путешествие. И почему-то Гермиона осознала, что Джинни больше не вернётся. Не вернётся туда, где всё напоминало о войне. Господи, у неё кости в теле стыли, когда думала о том, что ничего не будет прежним. Оставалось научиться жить с этим.
Жить дальше. Гарри без Джинни, а Гермионе — без Рона…
— Пообещай мне, — начал Гарри, вырывая её из липких мыслей, — что этот год будет хорошим. Давай постараемся?
Она смотрела на то, как его сильно дрожащая рука поправляла ворот рубашки. Гермиона сглотнула и растянула губы в улыбке, выдавливая из себя самую отчаянную ложь в её жизни:
— Конечно, давай постараемся…
***
На вокзале в Хогсмиде, когда Гарри помогал Гермионе выйти из вагона, ребят окликнуло хриплое приветствие.
— Я уж было подумал, что вы не приедете.
Гарри резко обернулся и засмеялся, зашагав навстречу мужчине.
— Аберфорт!
Они пожали друг другу руки. Гермиона обошла друга и приобняла Дамблдора.
— С завтрашнего дня никаких имён! — грозно, но слишком фальшиво произнёс старик. — Минерва мне все мозги съела про профессиональную этику.
Грейнджер, засмеявшись, сделала шаг назад и прочистила горло.
— Прошу прощения, профессор Дамблдор.
Мужчина сощурился, смакуя услышанное, и наконец добавил:
— Мерлин! Это звучит ещё ужаснее…
Пока они шли в Хогсмид, обсуждая мелочи и новое назначение Дамблдора на должность профессора по защите от тёмных искусств, Гермионе на секунду, всего на единственную секунду, стало легче. Она вдохнула влажный воздух полной грудью и мысленно заставила себя расслабиться.
Последний день лета, последний день перед началом учебного года, в котором она должна постараться всё наладить и научиться жить дальше.
В «Кабаньей голове» было людно. Гермиона сильнее натянула капюшон мантии на лицо, то же самое сделал и Гарри, пока они шли через трактир к кухне. Там работали пара эльфов в аккуратных маленьких костюмчиках. Увидев хозяина, они сразу же заулыбались, поприветствовав его и гостей.
— Работайте, работайте, мы будем у меня, — Аберфорт раздал указания и открыл дверь, пропуская Гарри и Гермиону внутрь комнаты.
Здесь всё так же, как она помнила, когда они вернулись в Хогсмид после поисков крестражей. Даже напольная лампа, стоящая на двух ножках, всё так же кренилась вбок. Гермиона скинула с себя мантию и присела на край дивана, пока Гарри пытался достать из дорожной сумки подарок, приготовленный для Дамблдора.
— Записная книжка? — удивился старик, когда распаковал подарочную обёртку. — Но зачем она мне? Ну… спасибо, Гарри.
Гермиона заулыбалась. Она предупреждала друга, что Аберфорт не поймёт смысла подаренного.
— Ты уже запомнил имена учеников? — спросил Поттер. — Список, который тебе дала Макгонагалл?
Мужчина нахмурился и через секунду приподнял брови, похлопав большой ладонью по корешку книжки.
— Ах, вот оно что! — хрипло засмеялся он. — Надо же, запомнил, что моя память на имена всегда подводит? Так и запишу, — он раскрыл книжку и достал из внутреннего кармана пиджака ручку. — Мистеру Поттеру назначить отработку на две неде…
— Аберфорт! — возмутился Поттер, но не сдержал смеха.
Она по привычке мазнула взглядом в сторону, надеясь увидеть рядом Рона, который, запрокинув голову, смеётся до слёз из глаз. Но рядом было пусто. Точно так же, как у неё внутри. Гермиона не слушала рассказы Дамблдора, не слышала и то, как в комнату вошёл домовик, неся поднос с напитками. Она всё так же смотрела на то место, где должен был сидеть Рон…
Голова стала тяжёлой. Ей казалось, что шея вот-вот разломится к чертям. Болело где-то в затылке, и эта пульсация словно создавала шум в сознании. Словно создавала помехи, не позволяющие воспринимать происходящее вокруг. Она посмотрела вниз, на то, как до крови содрала кожу на пальцах. И будто бы этого было недостаточно, ковыряла вновь и вновь, поддевая ногтем сухую кожу.
Господи.
К этому нельзя привыкнуть. Нельзя вот так привыкнуть к тому, что у тебя выдрали огромный кусок жизни и оставили ни с чем; без каких-либо подсказок о том, как это всё наладить.
— Гермиона? — Гарри подошёл к ней, заглядывая в лицо. — У тебя кровь…
Смутившись, она спрятала пальцы в кулак и выдавила улыбку.
— Я увлеклась, прошу прощения.
— Нет. У тебя кровь, — он достал платок и протянул ей. И только тогда Гермиона ощутила на губах горячую влагу, которая медленно ползла к подбородку.
Она вскочила и прошагала в ванную, вновь игнорируя всё вокруг. Закрыв за собой дверь, прижалась к ней головой и зажмурилась, так сильно, чтобы в глазах появились искры. Чтобы в голове перестало шуметь.
«Я поеду во Францию с семьей…»
Голодная головная боль накрывала её как цунами. Била волнами сбоку, внутри, по диагонали. Била и била, без права на защиту. Страдай, Гермиона, лакай эту боль…
«Езжай, я не против, Рон… Наверное, так даже лучше».
Наученная опытом, она знала, что никто, кроме неё самой, не поможет со всем справиться. Никакие слова «всё будет хорошо», никакие убеждения, только она сама. Своими силами и зубами будет выгрызать путь вперёд, пусть даже стреляют в неё непростительным — справится.
«Ты справишься, Гермиона?»
— Я справлюсь, Рон… — шепнула она в изгиб локтя, зарываясь в него лицом, пачкая мантию кровью. Пусть.
Через несколько минут Гермиона вернулась в комнату посвежевшей от холодной воды. Она умылась и немного подрумянила щёки, чтобы не выдать себя. Не выдать свою слабость и то, как ей на самом деле тяжело.
Вскоре пришёл Хагрид, и они все отужинали жирной отбивной, которую к их приезду мариновал сам Аберфорт. Они сидели за столом совсем как в старые добрые времена ордена, с весёлыми разговорами и улыбками на лицах. Вот только Гермиону совсем чуть-чуть не дотягивало до идеального состояния внутренней радости, потому что её не было. Она умерла вместе с войной.
***
Утром следующего дня Гермиона позволила себе поспать подольше, зная, что студенты прибудут в школу к полудню. Они встретились с Гарри в общей гостиной. Она не сдержала улыбку, заметив на его гладковыбритом подбородке пару кусочков туалетной бумаги.
— Доброе утро, — она села напротив и заметила в руках Гарри «Пророк».
— Поверить не могу, — зашипел он, передавая ей газету. — На аукцион Малфоев распродали все билеты за считанные часы. Падальщики есть падальщики…
Она нахмурилась и перевела взгляд на колдографию на первой странице газеты, где были представлены множество предметов и книг, а рядом, за трибуной, стоял мужчина.
«Последний лот уходит за тридцать пять тысяч галлеонов!» — гласил заголовок.
Она быстро пробежалась взглядом по строчкам и даже не заметила, что у неё скривился от отвращения рот. Гарри прав. Люди как падальщики сбежались к ещё неостывшему трупу семьи Малфоев и откусывали по кусочку, дорогому и отвратительному, растаскивая всё их имущество.
Она помнила Драко в зале суда, когда Люциуса приговорили к десяти годам Азкабана. Гермиона помнила, как ни один мускул на его лице не дрогнул. Помнила, как старший Малфой кричал имя сына, привлекая его внимание. И помнила, как Драко, даже не взглянувший на него, вышел из зала.
Ещё она помнила похороны Нарциссы, женщины, которая спасла Гарри жизнь, а после поплатилась за это. Волан-де-Морт выстрелил в спину Драко, когда они уходили с поля боя. То, как мать, прикрывшая своим телом сына, рухнула вниз, Гермиона тоже помнила.
Малфоев наказали по всей строгости. Люциус был в тюрьме, имущество их семьи растащили на аукционе, оставив фамильный дом пустым, а на палочку Драко наложили запрет на множество заклинаний.
— Думаешь, он вернётся в школу? — спросила она Гарри.
Но он в ответ промолчал, отвернувшись к окну. В жизни слишком много вопросов, на которых не существовало ответов. Гермиона скомкала газету и бросила её в камин. Поднявшись, протянула руку и положила её на плечо Гарри.
— Идём завтракать…
Они не находили слов, когда молча спускались в пустой Большой зал, здороваясь с преподавателями. Они не находили слов, когда завтракали. И так же не находили слов, когда расходились по своим делам. Гарри решил полетать на метле, а Гермиона пошла к станции вокзала, желая поскорее увидеть друзей.
Хагрид рассказывал о новом щенке, которого приобрёл в Косом переулке. Он уверял, что тот вырастет ещё больше Клыка. Она кивала, делая вид, что ей правда интересно. Пыталась влиться в разговор, но, чёрт возьми, как же у неё плохо получалось. Гермиона прикусила губу, пожевывая омертвевшую сухую кожу. Но даже когда ощутила вкус крови на языке, остановиться не могла. К крови она привыкла. Пришлось.
Она всё думала — наказан ли Драко за всё, что сделала его семья? И решила, что наказан. Слишком сильно. Точно так же, как и все они. Как и все тысячи и тысячи людей, которые потеряли слишком многое в этой войне. Ей не хотелось злиться на него. Ей не хотелось вообще испытывать к нему чувства. Ей всё равно на его поступки. Ей безлико, ей никак.
Гудок поезда послышался совсем рядом, и воодушевленный Хагрид встал со скамейки, поправляя своё пальто. Отряхнув пыль с полов одежды, он заулыбался и замахал рукой, когда состав со скрипом остановился на перроне.
Гермиона слышала радостный смех и крики из открытых окон вагонов. Даже видела, как младшекурсники махали ей из окна. Она улыбалась, отвечая им тем же. Пора надевать маску и скрывать свои эмоции. Пора пытаться жить дальше, даже если обманывая себя этим.
Пора.
Невилл сжал в объятиях так крепко, что пару позвонков у неё на шее неприлично громко хрустнули. Полумна аккуратно положила ему руку на плечо и спокойно подметила:
— Достаточно, Невилл, а то ещё немного, и свернёшь Гермионе шею.
Он отстранился так же быстро, и его значок на мантии зацепился за волосы Грейнджер.
— Ой, прости, Гермиона! — он обернулся на небольшую группу младшекурсников. — Прошу всех за мной!
Гермиона и Полумна пропустили его вперёд и наконец посмотрели друг на друга. Лавгуд заплела косы и выглядела с такой прической на пару лет моложе; и всё так же чудна в своём взгляде.
— Невиллу очень идёт быть старостой, — заметила Гермиона.
Лавгуд кивнула и улыбнулась, обходя чемоданы.
— А кто в этом году староста от девушек? — поинтересовалась она.
Грейнджер не успела ответить, как слева от них послышался женский голос, который так же призывал младшие курсы следовать за ней.
— Пенси Паркинсон, — к ним подошёл Блейз, отвечая на их вопрос. Он небрежно облокотился о перила, отделяющие перрон. — Очень всем нам сочувствую…
«Он всегда был таким высоким?»
Этот разительный контраст между маленькой Полумной и высоким Забини бросался в глаза так очевидно, что Грейнджер невольно задумалась — никогда прежде она не замечала рост подруги. В их компании не было таких высоких парней.
Семья Забини избежала наказания, так как держалась в стороне от войны. Мать Блейза забрала его и уехала в Италию, тем самым создав себе алиби и защиту от последствий. Гермиона не ожидала, что он вернётся в школу. Не ожидала и увидеть здесь многих детей пожирателей смерти. Они как ни в чём не бывало вернулись в школу.
Паркинсоны заплатили немаленький штраф за то, что поддерживали Волан-де-Морта. Но проведя расследование, в министерстве поняли, что Пенси не принимала метку и не разделяла мнение своей семьи. Макгонагалл сама настояла на её реабилитации в качестве старосты школы, тем самым дав ей второй шанс.
Гермиона обернулась на Пенси, которая уводила толпу младших курсов к причалу, и поняла, что слизеринка этим шансом пользовалась и, кажется, неплохо справлялась.
— Забини! — к ним подошёл Дин. Он разделил девушек и слизеринца, встав между ними, и, обернувшись на Полумну, резко спросил. — Он вас достаёт?
Блейз поднял руки вверх и отступил на шаг.
— Я всего лишь хотел подружиться, — улыбнулся он, оголив ряд ровных зубов.
— Поздновато у тебя возникло это желание! — рявкнул в ответ Томас и тихонько подтолкнул Полумну вперёд, шагнув за ней.
Гермиона ждала.
Чего — и сама не знала.
Но этот вопрос возник в голове так резко и так громко, что она отодрала его от стенок черепа и выплюнула в лицо Блейза совершенно не задумываясь о том, что он мог подумать.
— Постой, — она вытянула руку, останавливая парня, но не касаясь его. — Ты не знаешь, а Малфой приехал?
По выражению его лица Грейнджер поняла, насколько этот вопрос был не в её стиле. Насколько это глупо звучало. Она уже пожалела об этом, когда увидела, как уголок губы Забини пополз вверх. Уже хотела развернуться и уйти, как он ответил:
— Он вышел из вагона первым.
Она ушла с вокзала быстрым шагом, но решила идти к школе самым долгим путём — лишь бы продлить своё одиночество и осознать, что сейчас произошло.
Она нашла ответ в воспоминании. В самом больном отсеке мозга, который отвечал за всё плохое в её жизни. Гермиона нашла там его взгляд. То, как она лежала на полу, придавленная Беллатрисой, которая рвала кожу на её предплечье, старательно выводя позорные буквы. Она нашла взглядом его глаза. В этой серой бездне, от которой невозможно было отвернуться, Грейнджер разглядела нечто вроде сочувствия.
Драко стоял в той гостиной с опущенной головой и смотрел на неё с такой болью в глазах, что Гермионе на тот момент показалось, что это он лежал наполу и испытывал ужас.
Она правда думала, что ей показалось…
Быть может, если бы она увидела его сейчас, то посмотрела бы на Малфоя так же. С такой же ответной болью. С досадой и сочувствием. С тем, которое заслуживал каждый прошедший ужасы войны. Он потерял всё. Только вот в отличие от него, у неё остались родители. Живые и здоровые.
За исключением одной детали.
Родители до сих пор не помнили её.
Макгонагалл отменила её обливиэйт очень аккуратным способом, пообещав, что память вернётся. Но с одним условием.
Время.
Гермиона должна была ждать сколько потребуется, даже если на это уйдёт целая жизнь. Её заклинание было настолько мощным, что Минерва бы похвалила её в другом случае. Похвалила бы за такую чистую работу — Грейнджер не оставила ни крупицы воспоминаний. Ничего, что напоминало бы о ней. И отмена заклинания ухудшалась этим фактом. Нужно было время, чтобы отец и мать вспомнили про дочь.
Всё лето она провела в Норе, изредка появляясь у своего дома, заглядывая в окна в надежде увидеть маму, которая пытается найти её. Но родители занимались своими делами, обсуждали работу и другие мелочи, в которых не было места Гермионе.
Она будет ждать…
***
— Урок понимания? — Невилл, жуя тост, тыкал табелем расписания в Гарри. — Это как?
Гермиона поспешила ответить за друга:
— В этом году будут уроки по психологии. Для тех, кто… столкнулся с трудностями.
За столом стало тихо. Друзья смотрели друг на друга и понимали, как это отвратительно звучало. Назвать войну «трудностями».
— Они послали из министерства психолога, чтобы вправить нам мозги? — грубо поинтересовался Симус. — Они в своём уме? И что мы должны делать? Водить хороводы, держась за ручки с отпрысками пожирателей?
— Симус! — оборвал его Гарри.
— А я не прав? Одна уже стала старостой, осталось Малфою подтереть зад! — он сказал это намеренно громко и тут же поплатился за это. На его затылок приземлилась газета, сжимаемая крепкой рукой Аберфорта.
— Словечки подбирайте, молодой человек, — Дамблдор кивнул, поздоровавшись с учениками, и прошёл дальше.
Дин прочистил горло, разбивая тяжёлую тишину, повисшую над столом. Он посмотрел на Гарри и спросил:
— Ты в этом году будешь играть в квиддич? — заметив, как Гарри кивнул, он добавил: — Ты купил себе новую метлу?
— Нет, я буду на школьной. Наравне с другими командами, — улыбнулся он, подметив возмущение Томаса. — Что, уже не веришь в мои силы?
— Ещё чего! Ты лучший ловец, которого я знаю!
Невилл засмеялся и толкнул его локтем в бок.
— И много ловцов ты знаешь лично?
Разговоры рассеивались. Улыбки чаще появлялись на лицах. Гермиона завтракала с ощущением того, что, возможно, есть надежда на возвращение к нормальной жизни. Всё будет отстраиваться заново, как эта школа, как каждый из них. По крупицам. Им всем предстоял долгий путь. Осталось пройти его и выйти на свет, где будет ожидать то самое, то забытое…
…счастье.
Урок «понимания» поставили последним. Он проходил, как ни странно, на открытом воздухе, прямо во дворе школы, где собрались последние курсы всех четырёх факультетов. Психологом оказалась немолодая женщина лет пятидесяти, с очень вьющимися рыжими волосами, которые она закалывала в большую шишку на голове. Симус хохотнул при виде неё и сказал, что у неё две головы, и если зарыться в волосы, наверняка найдётся лицо.
Первые полчаса Люсиль Майнд рассказывала о том, чем они будут заниматься в течение года. Уроки будут непостоянными, раз в несколько недель, но её кабинет всегда будет открыт для общения. Гермионе это напоминало собрание анонимных чего-то там, где каждый рассказывал о своей проблеме. Вот только ни один из учеников не хотел говорить. Люсиль пыталась вывести на разговор хоть кого-то, выбирая случайных учеников и интересуясь, что они чувствуют, есть ли у них злоба. Но в ответ так ничего и не дождалась.
— Что ж, благодарю всех за внимание, — она взмахнула палочкой, призвав доску к себе, и мелом начала вычерчивать таблицу. — У вас будет домашнее задание на этот месяц, хочу, чтобы вы работали в парах. Нужно написать эссе на тему, которую я вам сейчас задам.
Мел противно скрипел по сухой доске. Буквы складывались в слова, и Грейнджер даже пришлось немного прищуриться, чтобы понять этот размашистый почерк.
«Что мне нужно сделать для того, чтобы понять тебя?»
— Этот вопрос вы зададите своему партнеру, которого я вам назначу. Хочу, чтобы вы, работая вместе, обсудили то, что чувствуете, а свои выводы обозначили на бумаге, — она замолчала, развешивая списки прямо на доске. — Урок закончен, всем хорошего дня.
После её ухода все подскочили с мест, окружая доску. Кто-то подпрыгивал, пытаясь разглядеть своё имя, кто-то даже вздыхал и смеялся. Гарри и Гермиона дождались на своих местах, пока толпа не рассосётся, чтобы посмотреть своего партнера без помех. И когда это им удалось, Грейнджер несколько раз прочитала фамилию напротив своей, не веря глазам.
— У тебя кто? — спросил Гарри и сам посмотрел на список. — Что ж, тебе повезло…
— Повезло? — переспросила она. Найдя его фамилию и фамилию напротив, Гермиона прикусила язык. — Да, мне повезло…
Они оба обернулись, когда, явно намереваясь привлечь их внимание, кто-то прокашлялся.
— Я очень занята, — сказала Пенси. — Надеюсь, ты не будешь донимать меня слишком часто?
Паркинсон стала ещё красивее. Её каре было уложено аккуратно, с пробором на бок. На чистом бледном лице идеальный макияж — красные полные губы и чёрные стрелки, выделяющие зелёные глаза. На слизеринку хотелось смотреть.
— Не буду, — Грейнджер выдохнула, наконец отвернувшись от её лица. — Напиши мне записку, когда у тебя будет свободное время.
Паркинсон не ответила, развернулась и направилась в школу, оставив после себя шлейф сладких духов и недопонимания: какого чёрта сейчас было?
Поттер поправил очки и выдохнул, на одном дыхании произнеся:
— Ну и где его носит?
«И правда», — подумала она, поняв, что партнёр Гарри сегодня отсутствовал на занятиях целый день.
Долгопупс, поправив лямку сумки на плече, растолкал их и встал у доски, проговаривая имена, ища себя в списке.
— Гарри! — воскликнул Невилл, ткнув пальцем в его фамилию. — Твой партнер Малфой!
***
В совятне было мало птиц. Грейнджер сунула письмо для Джинни в клюв школьной совы и погладила её по макушке. Птица расправила крылья, оттолкнулась от жёрдочки и скрылась в окне.
Этим летом Грейнджер помогала восстанавливать эту пристройку, которая несколько месяцев назад была разрушена в битве. Она вместе с волонтёрами собирала школу по кусочкам. В числе тех, кто вызвался помочь, были Джинни, Рон и Джордж, которые не задержались здесь больше двух дней.
Джинни впала в истерику прямо на том месте, где умер брат. Мадам Помфри никогда не видела такого нервного срыва, даже её зелья не помогли Джинни успокоиться до конца. Её ничего не брало. Слёзы не прекращались, пока её не увели из школы и не отправили домой вместе с Джорджем. Рон пробыл здесь на день дольше, но Гермиона отчётливо видела, что ему чертовски плохо. Здесь всё ещё пахло пеплом и смертью.
Сейчас на стенах у входа в школу висели памятные таблички с именами павших здесь людей, которые ценой собственной жизни сражались за мир и справедливость. Каждый день кто-то приносил цветы, оставляя их в напольных вазах. О них помнили. О них скорбели.
Эта несправедливость застряла в её сердце острой занозой, и каждое воспоминание заставляло рану кровоточить. И ничем это было не залатать, нет таких лекарств. И никакой психолог ей не поможет. Смерть висела над Грейнджер, целуя, сука такая, в самый лоб, напоминая о себе.
Бойся меня.
Плачь обо мне.
Ненавидь меня.
Я здесь. Рядом с тобой.
Наверное поэтому их расставание с Роном произошло при обоюдном согласии. Жутко забавно получилось. У них вышло точно так же, как у Гарри с Джинни, только на месяц позднее. Слишком много всего навалилось, вытеснило это чувство, которое когда-то звалось для неё любовью. А любила ли она по-настоящему? Успела ли?
Они признались друг другу с чётким пониманием, что второе мая для них могло оказаться последним днём. Они не успели ощутить это тёплое чувство. Прощупать его. Чёрт возьми, им было некогда. Они оплакивали усопших.
В первый день августа Рон взял её за руку и увёл на поляну, где стояли старые качели. Они сели вместе; железные звенья, нагретые солнцем, скрипели при каждом движении. Уже тогда Грейнджер знала, о чём он будет говорить.
«Я поеду во Францию с семьей…»
Это было правильным решением. Для обоих. Просто он озвучил его первым.
«Езжай, я не против, Рон… Наверное, так даже лучше».
Она была бы эгоисткой, если бы попросила его остаться. Им было жизненно необходимо восстановить силы и привести мысли в порядок. Рону было легче с семьей. Грейнджер было легче в школе.
«Ты справишься, Гермиона?»
Этот вопрос бил под дых, потому что она не знала ответа. Лучшие друзья, которые так и не успели побыть любовниками, но успели наглотаться дыма войны, чтобы понять — их признание в любви было слишком запоздалым. Слишком не в то время, чёрт возьми…
Гермиона отряхнула мантию от прилипшей к ней пыли и ругнулась — задумалась и не увидела, как наступила в совиный помёт. Она вздрогнула от неожиданно раздавшегося грома за окном. Скоро начнётся дождь. Пора возвращаться, но прежде девушка скользнула взглядом по поляне и остановилась на гремучей иве, которая, склонив ветви, не шевелилась как обычно.
Профессор Стебель всё лето провела в попытках спасти дерево от гибели. Но ветви ивы обломались и висели будто только на честном слове. Гермиона запереживала, что дерево умерло и решила спуститься, чтобы проверить.
Жёсткие, твёрдые шаги тонули в лужах и издалека напоминали гриппозное хлюпанье. Она обещала себе выпить бодроперцовое, когда вернётся в спальню. Дождь промочил её одежду, и теперь она противно липла к коже. Уже на подходе к поляне Гермиона заметила, что что-то не так. Вход под дерево был открыт, и его не окружали ветви, оставив огромный лаз на виду.
Как только она сделала к иве последний шаг, тут же отшатнулась, потому что из прохода появилась белоснежная макушка, а затем и весь парень.
Малфой ещё не заметил её и, выйдя наружу, сделал два хромых шага.
Господи. Почему именно сейчас?
Ветер, проходящий по шее острым лезвием, заставил её шмыгнуть носом, тем самым выдав своё вторжение. Малфой резко развернулся и в оцепенении замер.
Она не видела его с зала суда. И казалось, сейчас видела будто впервые в жизни. Эти округлившиеся от испуга глаза. Ещё никогда не удавалось вот так их рассмотреть. Гермиона чувствовала, как изнутри всё закипало. Как появлялась откуда-то непонятная злоба, разбавленная растерянностью. Её уставший мозг нашёл самое лучшее решение. Самое идиотское:
— Привет…
Он повёл плечом, словно скидывая с себя её голос. Скривив рот, Драко сделал несколько шагов в её направлении и обошёл Грейнджер сбоку. И только в этот момент она чётко рассмотрела, что Драко хромал на правую ногу. Гермиона вытянула руку и ухватилась за его рукав — быстро, не обдумывая вопрос.
— Ты поранился?
И прежде, чем она успела проглотить рваный вдох, увидела, как Малфой вырвал свою руку и резко поднял её вверх, распрямляя пальцы.
Неимоверная сила отбросила её назад, прямо в ствол ивы. Это заставило сложиться пополам. Она выхватила палочку, болезненно вытягивая руку вперёд. Но не успела ничего сделать, потому что Драко, даже не взглянув на неё, уже сложил злые буквы в злющие слова:
— Никогда не трогай меня, Грейнджер! Никогда!
О таком голосе детям говорят: не подходи, не говори. Таким голосом запугивают людей, обещая, что если не отдадут кошелёк, то в живот упрётся лезвие ножа. Таким голосом говорят монстры…
Она его встретила. И это был уже не тот Малфой, с острым языком и ядом. Это был некто напоминающий его, только в тысячу раз страшнее. И инстинкты подсказывали Гермионе держаться от него подальше.
«Ты справишься, Гермиона?»
— Да…
========== Глава 2. почти не затягиваются. ==========
В Большом зале на удивление почти не слышно разговоров. Грейнджер смотрела на чистый пергамент перед собой, но на периферии взгляда заметила, как Гарри всё так же не мог справиться с головоломкой. Металлические звенья побрякивали в хаотичном порядке, создавая почти приятную мелодию.
Странно, но никто не повышал голос, даже смех старались глушить. Будто всем стыдно сидеть здесь и продолжать жить, когда несколько месяцев назад на этих местах лежали трупы. Да, Гермиона думала, что это стыд. Обоюдный молчаливый стыд, который витал в воздухе. Изменится ли это, она не знала. Но каждый здесь ещё не научился идти вперёд, оставаясь одной ногой в прошлом.
Неделя прошла слишком быстро. Гермиона взяла курсы сверх нормы, понимая, что на девяносто девять процентов она знала эти предметы, и справиться с загруженностью ей удастся с лёгкостью. Чёрт возьми, то страшное время поисков крестражей с Гарри и Роном вне школы оказалось полезнее учебной программы. Она уверена, что будь сейчас экзаменационный тест, у неё были бы одни зачёты. Жуткий плюс, который подкинула война.
Грейнджер поморщилась, пытаясь перевести мысли, сделав лишний, ненужный вдох, чтобы расслабиться. Утопив кончик пера в чернилах и поднеся к сухому пергаменту, она тут же уронила каплю, оставив уродливую кляксу на бумаге. Всё из-за Пенси, которая слишком неожиданно и слишком громко уронила сумку на пол, усаживаясь напротив неё. Поттер даже бровью не повёл, пытаясь справиться со своей игрушкой.
— Я написала тебе список, ожидаю получить от тебя такой же, — слизеринка толкнула лист бумаги от себя прямо к Гермионе. — Салазар, не верится, что я это сейчас скажу!
Вот теперь Гарри поднял взгляд, и Гермиона потянула уголок губы вверх, заметив, как Паркинсон нервно заёрзала на скамейке и слишком быстро, не глядя в глаза, продолжила:
— Здесь всё, что просила наша мадам «я вижу ваши мозги насквозь». Подсказка: нет.
Грейнджер притянула бумагу и пробежала взглядом по аккуратному красивому почерку. Читая про:
«Последствия войны оставили неизгладимый отпечаток на всех, включая меня».
И:
«Я не разделяю взглядов родителей, желаю поскорее обо всём забыть и жить дальше».
Грейнджер сложила листок вдвое и подняла тяжёлый взгляд на Паркинсон.
— Ёмко, — подметила она и услышала, как Гарри хмыкнул себе под нос. — Но смею заметить, что мадам Майнд настаивала на личном общении партнёров по заданию.
Пенси облизнула нижнюю губу и прикусила её верхними резцами. Красная помада ещё больше выделила белоснежные зубы девушки. Грейнджер невольно задумалась, останется ли на них красный след.
— Мне очень льстит, что сама героиня войны хочет пообщаться со мной на тему прошлых событий, — оттачивая каждое слово и выделяя гласные, ответила она. — Но если ты не заметила, то я староста школы. У меня дьявольски мало времени.
«Прошлых событий?» — подумала она, начиная злиться. Мерлин. Как можно назвать войну «событием»? Гермиона поймала дикий ужас от этих слов и осознала первый сигнал защиты слизеринки. Пенси даже не хотела вслух произносить истинное значение её определения «прошлого события».
Звук металла привлёк девушек. Они обе посмотрели на Гарри, который с сильной дрожью в руках пытался отделить кольца друг от друга. Грейнджер почему-то подумала, что Паркинсон это раздражало — судя по её сведённым к переносице бровям.
— А мне льстит, что ты, несмотря на всю свою занятость, успеваешь сейчас со мной разговаривать, Пенси, — Гермиона неискренне улыбнулась. — Я вижу тебя насквозь. У тебя есть то же самое, что есть у меня, и поэтому ты не откажешь мне в нашем будущем приятном общении…
Грейнджер видела, как начинала вариться в своей злости Паркинсон. Слизеринка смотрела то на неё, то на руки Гарри, и в конце концов слишком грубо задала свой вопрос:
— И что же есть у нас с тобой общего, Гер-ми-она?
Попалась.
— Синдром отличницы, — ответила Грейнджер, наслаждаясь маленькой победой, потому что даже по взгляду Пенси стало ясно: она проиграла.
— Салазар! — она резко ударила ладонями по столу и поднялась на ноги, грубо выхватывая из рук Гарри головоломку. Быстро-быстро перебирая её пальцами, она отделила кольца друг от друга и так же резко всучила их обратно Поттеру. — Завтра после ужина в библиотеке!
Наверное это был самый громкий смех Гарри и Гермионы, который случился в этом зале после «прошлых событий». Быть может, она ошиблась. Быть может, был шанс жить дальше. Она думала об этом, хватаясь за живот, который сводило судорогой от смеха. Она думала об этом, замечая, что руки Гарри перестали дрожать. Господи, она об этом думала и очень на это надеялась…
***
Аберфорт не потерял свой стиль опаздывать везде и всегда. Студенты пользовались отсутствием преподавателя и занимались своими делами. Гермиона потрогала свой лоб, на мгновение запаниковав, что не удалось избежать простуды. Она сглотнула слюну, затопившую язык, и ощутила колючий дискомфорт в горле. Гланды болезненно сжались, а потом снова распухли. Воспалительный процесс начал свой отсчёт.
Гарри встал со своего места и прошёл к задним партам. Грейнджер думала, что он решил поговорить с Дином и Симусом, но когда услышала обрывистый злющий голос, то резко развернулась.
— Мне глубоко поебать, что там хочет эта мозгоправка, — Драко даже головы не поднял на Гарри. — Можешь так и написать в этом треклятом эссе.
В классе стало тихо. Гермиона невольно сжала палочку, предположив, что сейчас самое время обороняться. Она привыкла к этому ощущению. К угрозам в голосе. Это стало неотъемлемой частью их жизней. Но, вопреки всему, Гарри пожал плечами, развернулся и спокойно ответил:
— Понял, так и напишу.
Казалось, не только все присутствующие остались в недоумении, но и сам Малфой, который перестал водить пером по бумаге. Гермиона знала, что ругань с кем-либо в школе для Гарри теперь считалась бесполезной тратой времени и нервов. Зачем, если это можно проигнорировать?
Окна резко захлопнулись от появившегося в дверях Аберфорта.
— Я вижу, вы уже подружились. Раз так, то начнём, — он прошёл мимо рядов, оставляя за собой густой запах терпкого табака. Казалось, даже от бороды исходил дым только что выкуренной сигареты. — Кто назовёт мне сложных существ, с которыми можно столкнуться и против которых не действует ни одно заклинание? — он выдержал паузу и закатил глаза, когда Гермиона подняла руку. Но он решил дать шанс ответить другому студенту. — Лес рук. Так и думал… Мистер Малфой?
Головы синхронно обернулись на Драко, который всё так же, не отрываясь от пергамента, вырисовывал линии. Молчание затягивалось. Кто-то даже шикнул в его сторону. В последнюю секунду, когда Дамблдор уже хотел спросить другого человека, Малфой ответил:
— Вампиры.
Гермиона заметила, как он скривил рот, будто что-то проговаривая себе под нос. Длинная чёлка закрывала весь лоб и падала на глаза, не давая возможности увидеть его взгляд. Она подавила в себе желание обстричь эти пряди к чертям, тем самым наказав его — чтобы не было больше возможности прятаться за волосами. Грейнджер хотела видеть, что он чувствовал. Видеть, что ему плохо, что он страдал, так же, как она. Как и они все.
— Похвально, — заключил профессор, вычерчивая на доске тему урока. — Быть может, вы ответите, как с ними можно бороться?
— Никак, — скучающе продолжил он. — Либо сдохни, либо превратись в такого же урода.
Гермиона не выдержала. Она подняла руку и, не дождавшись, встала с места, отвечая на вопрос чётко и без запинки.
— В случае столкновения с вампиром, простой человек или волшебник не сможет ему противостоять, это может сделать только такой же бессмертный, — она скребанула ногтем по кутикуле, ощущая оторванный кусочек кожи. — Можно только бежать или аппарировать.
Дамблдор кивнул и попросил всех открыть учебник на нужной странице. Грейнджер на секунду обернулась, чтобы просто посмотреть. Просто убедиться, что он всё так же сидел уткнувшись лицом в пергамент. Но её взгляд впечатался в его глаза как в бетонную стену. Со всего размаху.
Его взгляд — нечитаемый. Пустой. Он никакой. Безликий и безрукий. Словно стекло — прозрачный. И от этого Грейнджер стало так жутко, словно она посмотрела в чёрный капюшон смерти. Что могло произойти, чтобы Драко стал таким…
…мёртвым.
Она видела смерть. Она чувствовала её кожей. Она чувствовала страх каждой забившейся пеплом порой. Она знала, что такое война, боль и потери. Но даже у неё не было такого взгляда, как у Малфоя. Сердце тяжело забилось, и Гермиона чётко поняла, что эти серые стеклянные глаза видели и заглядывали туда, куда ей даже и не снилось.
***
«Гермиона, у меня всё хорошо, как и у всех нас. Париж такой красивый, жаль, что ты не видишь его моими глазами, и я…»
Она резко свернула письмо. Сколько раз она его прочла? Десять? Двадцать? Сдерживаясь от желания взять красную ручку и перечеркнуть все грамматические ошибки Рона, только для того, чтобы стало легче. Будто наказывая его за это.
Но легче не было.
Конечно, она радовалась, что семья Уизли проводила своё путешествие с Делакурами. Конечно, она радовалась, что Рон подружился с их семьей, особенно с младшей сестрой Флер, которая показывала ему достопримечательности.
Чёрт…
Это огромное жирное «но» витало в воздухе.
Её эгоизм и зависть к лучшему другу, которого она когда-то нежно любила. Зависть, что Рон налаживал свою жизнь быстрее неё. Гермиона будет гореть в аду за такие мысли, но ничего с собой поделать не могла. Дьявол, ей тоже хотелось этого «у меня всё хорошо». Но оно не наступало. Оно там, где-то впереди, и идти до него семимильными шагами, через дебри и лес. Грейнджер кусала кожу на пальце и не могла прекратить. Отвратительная привычка стала её постоянной спутницей.
— Приятного аппетита, — Пенси села напротив. Размяв шею, она вытянула руку вперёд, тыча ею в лицо Гермионы. — Будешь мои?
Гермиона склонила лицо, осмотрев маникюр на ногтях Паркинсон, а потом покачала головой и заметила:
— Спасибо, откажусь. Слишком дорогой деликатес, боюсь, не расплачусь.
Пенси подавила смешок и скрестила руки на груди. Совершенно не стесняясь, она осматривала гриффиндорку, сидящую напротив — лицо, волосы, одежду.
— Ты изменилась, — наконец сделала она вывод. — Остра на язык, уверена. Я почти подумала, что ты из Слизерина.
— Не переживай, до твоего уровня я не дотягиваю, — ответила взаимностью Гермиона и также улыбнулась.
— И какой же мой уровень?
Грейнджер подняла руку над головой, показывая, насколько Пенси «выше». Паркинсон же в свою очередь удивилась и чуть склонила голову в благодарности. Они сидели молча, теперь взаимно осматривая друг друга. И Гермионе почему-то казалось, что это молчание не напрягало.
Ей не хотелось с ней ругаться, не хотелось смотреть предвзято. Она даже подумала, что сегодня не услышит ни одной колкости от слизеринки. Наверное так ощущался возраст. Ощущались перемены в принятии новой жизни. Она ни за что не подумала бы, что девушке напротив было во время войны легко. Они все, все столкнулись с этим жирным, тяжёлым надломом, после которого жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов.
Так и случилось. Девушки начали разговор издалека, с домашнего задания по травологии. Они проверяли друг друга, удивляясь (совсем незаметно), что их ответы совпадали. Грейнджер была права. У Паркинсон тот же синдром отличницы. До этого дня она никогда не замечала стараний Пенси на уроках, а ведь она была одной из лучших учениц Слизерина.
— Тогда тебе останется сдать только практику по З.О.Т.И и закрыть табель на отлично, — сказала Гермиона, листая «Пророк» и не замечая, что ответа не последовало. Она посмотрела на Паркинсон, которая, отвернувшись к окну, явно была недовольна. — Что такое?
Пенси хмыкнула. Надменно так, разбивая их идиллию, которая только что наладилась.
— Практику, говоришь? — она достала палочку, направляя её прямо в лицо Гермионы. — Петрификус тоталус!
Грейнджер мгновенно метнулась в сторону, пытаясь защититься хоть как-то от такой неожиданности, и чуть не упала со стула. Но в ту же секунду поняла, что из древка Пенси не было выстрела.
— Они лишили нас практически всех заклинаний! — зло выплюнула Паркинсон. — За что? За то, что я дочь пожирателей смерти? Гадство! Я даже не разделяла их интересы! И теперь из этой палки, — она кинула её на стол, — я могу выстрелить только люмосом. Ну или залить тебя агуэменти. Выбирай!
Слизеринка поставила локти на стол и зарыла пальцы в волосы, немного почесывая голову. И покачала ею из стороны в сторону, будто извиняясь за свой неприкрытый психоз.
Гермионе стало не по себе. Вот она, расплата. Вот о чём она предполагала, когда думала, что война не пощадила никого. Все расплачивались по-своему. Каждый сейчас смотрел на мир разбитыми глазами. Сквозь трещины — щурясь, без возможности разглядеть это дурацкое «у меня всё хорошо»…
— Прости, — сорвалось с губ Грейнджер, привлекая внимание Пенси. Та подняла голову, вскинув бровь.
— Извиняешься? — ухмыльнулась она. — За что? Это мои родители были на «той» стороне, и ты здесь ни при чём.
Гермиона повела плечом.
— Родителей не выбирают. Выбирают сторону, а ты была…
Пенси не дала ей закончить, оборвав:
— Я была нигде. Ни на той стороне, и ни на вашей, — слова больные. Как и её взгляд. Как и эта её секундами ранее идеальная причёска, которая сейчас была взлохмачена. И на идеальном лице совсем не идеальные эмоции…
— Пенси, — осторожно начала Грейнджер, — у тебя не было выбора. Ты не могла пойти против родителей. Что ты могла сделать? Выйти на поле и стрелять авадой в собственных мать и отца? Или перейти на «ту», как ты говоришь, сторону и смотреть, как убивают твоих сокурсников? У тебя не было чёртового выбора…
Когда-то они обсуждали это с Гарри, сидя в спальне у Джинни. Дети пожирателей были связаны по рукам и ногам, без собственного выбора. Их заперли в подвале школы, оставили слушать то, что происходило наверху. Как же им наверное было страшно — расслышать крики собственных родителей и друзей с других факультетов. И как же страшно, если эти крики пересекались. Кто кого убивал? Друзья родителей или родители друзей? Отвратительные обстоятельства. Ужасная гнилая война отобрала слишком много, чёрт возьми. Даже выбор…
Они вновь погрузились в молчание. Гермиона задумалась. А ведь и вправду. Задание, что дала мадам Майнд, помогло им понять друг друга. Немного. Всего каплю. Но всё же…
«Что мне нужно сделать, чтобы понять тебя?»
«Поговорить», — подумала Грейнджер.
Они вышли из библиотеки вместе. Плечом к плечу. И уже на лестнице, прежде, чем разойтись, Пенси вдруг спросила:
— Что у Поттера с руками? Почему они так дрожат?
И этот вопрос — искренний. Гермиона видела, что Паркинсон действительно интересно. Не для издёвки, а банальный вопрос, чтобы утолить любопытство.
— Последствия… — только и могла выдавить Грейнджер, — войны…
Их лестницы разъехались в разные стороны, но Пенси всё ещё смотрела на неё, пока ехала вниз. И через секунду она выкрикнула:
— И не думай, что мы теперь друзья, Грейнджер!
Гермиона облокотилась о каменные перила и посмотрела вниз не скрывая улыбки.
— Ещё чего, Паркинсон!
«У меня всё хорошо», — она повторила фразу Рона, просто убедиться, так ли это…
***
Гермиона плотнее закуталась в пальто и сильнее натянула шапку на уши. На трибунах квиддичного поля было ветрено. Невилл, сидящий рядом, нервно притоптывал ногой, глядя на трибуну напротив, где на самых верхних скамейках расположились Полумна и Блейз, что-то радостно обсуждавшие.
— Ты только посмотри! — зашипел Долгопупс.
И Гермиона посмотрела. Смотрела на то, как Забини трансформировал свой шарф в зелёный плед и передал его Лавгуд. Грейнджер даже по губам не нужно было уметь читать, чтобы увидеть, как широко открылись глаза Полумны, и она, забирая плед из рук слизеринца, сказала «спасибо».
— Они просто делают задание, Невилл. Они просто партнёры по заданию, — пыталась убедить друга Гермиона. Но, кажется, у неё плохо получалось, потому что Долгопупс достал из кармана бинокль и направил его на «партнёров».
Боже.
Это чистая, неприкрытая ревность.
Со стороны Гермионе казалось это забавным — наблюдать за Невиллом, за тем, как он всеми способами пытался ещё сильнее себя разозлить. Полумна не ответила на его признание взаимностью, но пообещала подумать. Слишком добрая душа, чтобы оборвать на корню все попытки Долгопупса.
— Мерлин! — ругнулся он. — С ума схожу! Почему к ней приставили его! Он же бабник! Он, он…
— Невилл, — Гермиона положила ладонь на его плечо. — Это просто задание.
Но он вскочил, вдавливая бинокль в глазницы, и хрипло вскрикнул.
— Вот гад! Он сел ближе к ней! Годрик! Чёртов Забини сел ближе!
Гермиона подавила улыбку и прикусила губу, лишь бы не расхохотаться. Мазнув взглядом вперёд, она попыталась рассмотреть, что же там такого неприличного увидел Невилл. Но её взгляд прошёл дальше, и она уловила вдалеке, на высокой поляне, белую макушку, которая подошла к иве…
Господи. Опять…
Теперь и Грейнджер встала на ноги, с силой выдернула бинокль из рук Невилла и посмотрела на эту чертову иву, игнорируя голос друга.
— Видишь, что он подсел к ней ближе? Ты видишь?
— Да…
Она лгала. Ей плевать на Забини. Ей хотелось убедиться, что не показалось.
Драко остановился у дерева за несколько метров до размашистых ветвей, которые, почувствовав вторжение, начали бить по земле.
Пальцы вжались в металл бинокля. Она стала совершенно дикой в своём желании увидеть — что же будет дальше. Как он пройдёт в лаз, если на его палочке лежал запрет на заклинание, даже такое простейшее, чтобы остановить гремучую иву?
Ей просто необходимо убедиться в отрезке воспоминания, когда она отлетала назад от удара неизвестной силы. Как он мог её отшвырнуть от себя без произнесения заклинания, и, чёрт возьми, без палочки в руках?
Сердце ломилось в рёбра. Во рту пересохло. И Грейнджер замерла в ужасе, когда наконец он сделал это…
— Как? — прошептала она.
Невилл сбоку напрягся.
— Он трогает Полумну? Скажи мне, что он сделал?
«Он сделал невероятное».
Драко оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не видел, и поднял руку, махнув ей в сторону. Ветви ивы мгновенно затряслись и через секунду опустились на землю, а Малфой, чуть нагнувшись, прошёл в лаз, скрываясь под деревом.
Гермиону начало потряхивать. Совсем не от холода. Она отдала Невиллу бинокль и зашагала к лестницам.
Вопросы зияли в её голове уже даже без вопросительной интонации, просто как констатация факта:
Драко умел пользоваться невербальной магией…
Страх внезапно осел на плечи, обнял за шею тугой хваткой, сжимая её горло до хрипа. Ей показалось, что всё кончено. Страх заползал в лёгкие, запрещая воздуху проникать внутрь. Она чувствовала подступающую паническую атаку. Уже на последнем пролете лестницы Гермиона забралась в угол, сев на пол и прижав колени к себе.
Она дышала в сжатые ладони пытаясь вдыхать углекислый газ; забить им лёгкие, чтобы не сорваться с петель. Чтобы не полететь вниз — к истерике.
Грейнджер остро ощутила укол воспоминаний.
Ощутила боль на руке, и даже шрамированные буквы зашевелились в позорном «грязнокровка». Казалось, она услышала смех Беллатрисы. Жуткий, скрипучий смех прямо над ухом.
Её пробила дрожь. Зубы стучали друг об друга.
Вот оно, её последствие. Наказание войны. Жуткий подарок из прошлого — ощущение, что ничего не кончено. Гермиона полагала, что Драко что-то задумал.
Зачем ему ходить в визжащую хижину?
И самое главное:
Каким способом Малфой получил дар невербальной магии, той, запретной, которая давалась единицам? Как?
Пальцы в крови. Она ковыряла и ковыряла, даже не думая прекращать. Ей проще ощутить эту боль, перевести душевную в физическую. Так легче… Так легче для неё.
Она поднялась со второй попытки и быстрым шагом направилась в школу, не обращая внимания ни на кого, совершенно наплевав, что Гарри и друзья будут ждать её после тренировки по квиддичу, с которой она сбежала.
Уже в спальне Грейнджер трясущимися руками открыла чемодан и достала из него свою бисерную сумочку, молясь всем богам, чтобы найти в ней то, что было просто необходимо сейчас.
Она нырнула рукой по самое плечо, шурша и громя в сумке весь свой порядок, который там наводила. Цокнув языком, достала палочку, решив, что проще будет так.
— Акцио, подслушка!
Указательный палец на левой руке безжалостно кровил, оставляя на бусинах сумочки следы. К чёрту. Ей не до этого. На дне сумочки послышался треск — кажется, что-то разбилось — и наконец в руку влетело то самое. То необходимое.
Чёрт возьми, она благодарила Джорджа и Фреда, которые снабдили их во время поисков крестражей всеми своими улучшенными волшебными примочками.
В её руке два небольших уха. Улучшенное устройство, которое брало на большие расстояния. В прошлом они ей не понадобились, но сейчас… сейчас катастрофически необходимо знать, что задумал Малфой. И не дай Бог, если это окажется отвратительным ужасом…
Она злилась.
Очень сильно.
На себя. На Малфоя. На долбанную войну, которая сделала её параноиком. Иначе для чего ей было возвращаться на поле, просить у Невилла бинокль, прикрываясь тем, что просто хотела увидеть из окна спальни русалок, выплывающих на причал озера?
Злилась за свою ложь.
Злилась и за то, что уже битый час стояла в совятне и каждую минуту проверяла, вышел ли Малфой из-под дерева.
Злилась на то, что, быть может, ей и не стоило так переживать и раскручивать рулетку сомнений. Быть может, он просто ходил в хижину для уединения.
Чушь.
Всё разбивалось одним лишь фактом — невербальную магию нужно регистрировать. Его бы не допустили до учёбы. Его бы не вернули в Хогвартс, зная, что все запреты на его палочке бесполезны.
Драко был сыном пожирателя смерти.
А Люциус был правой рукой Волан-де-Морта.
Перенял ли младший Малфой устои отца? Или же как Пенси — оставался в стороне?
Блядские вопросы!
Без блядских ответов, которых у неё не было!
Когда уже начало заметно темнеть, а Гермиона от холода перестала чувствовать пальцы на ногах, она сделала последнюю попытку заглянуть в бинокль. И тут же поймала эту хромую походку. Боже. Драко отошёл на приличное расстояние и вновь махнул рукой, запуская иву.
Она вела бинокль вплоть до школы, глядя на то, как он, хромая, медленно подошёл к ступеням Хогвартса и скрылся в дверях. И только после этого сделала глубокий вдох и побежала вниз. Плевать на то, что, возможно, она встала в кучу помёта. Плевать на то, какой растрёпанной сейчас выглядела. Плевать.
Гермиона оглушила гремучую иву и, нагнувшись, забралась внутрь, ощущая, как закладывало уши по мере погружения вниз. Люмос на кончике не дрожал. Она, вытянув палочку вперёд, старалась идти беззвучно, просто на случай, если в хижине кто-то окажется, и Грейнджер придётся отбиваться.
Господиблятьправый.
Ей казалось, что он до сих пор там. Ей фантомно ощущалось присутствие Волан-де-Морта, который руководил своей армией во время битвы из хижины. Гермиону затошнило. В глотке противно зачесалось и стало кисло.
— Гоменум ревелио, — шепнула она и наконец выдохнула, поняв, что в хижине никого нет…
Целых десять минут ушло на то, чтобы понять, что вообще он здесь делал. Но, к её удивлению, в доме пусто. Кроме старых стульев со сломанными ножками, ничего не было. Пустые комнаты. Лишь стены пошатывались, создавая зловещий скрип. Ни-че-го.
Внимание Гермионы привлекла пыль на полу в середине гостиной. В самом центре комнаты было натоптано и стёрто, словно здесь кто-то сидел. Наверняка Драко был только здесь, потому что таких следов в других комнатах Грейнджер не нашла.
Девушка достала из кармана ухо-подслушку и повертела головой, прикидывая, где его можно спрятать. Место нашлось у окна, под самым подоконником — в небольшой щели ухо удачно скрылось от чужих глаз. Дело сделано. Осталось дождаться, когда Малфой придёт сюда в следующий раз.
Было ли возможно, что к нему сюда кто-то приходил? Гермиона не знала, но не подавляла в себе желание выяснить это.
На ужин она опоздала. Войдя в Большой зал, машинально посмотрела влево, на слизеринский стол. Драко сидел на самом краю, слушая Блейза. Она шла прямо, но какого чёрта не сводила с него глаз? Неужели теперь так будет всегда? Осторожность и какое-то предчувствие, которое обосновалось внутри неё и уходить не желало.
Что он скрывал?
***
Парвати и Падма отвлекали Гермиону своим смехом. Сёстры делили с ней спальню и, кажется, совершенно не желали ложиться спать, обсуждая «Ведьмины сплетни», каждый раз охая, когда перелистывали страницу журнала.
Грейнджер, не выдержав, зашторила на своей кровати ткань, пропадая во мраке, и заглушила пространство. Наконец-то стало тихо, как в вакууме.
Весь вечер она не выпускала из рук это треклятое ухо, которое уже успело нагреться в её ладони. Каждый раз, когда на неё никто не смотрел, она подносила прослушку к уху и прислушивалась. Каждый раз ничего не было слышно.
Она рехнулась. Точно рехнулась на своей зацикленности, что от него стоило ждать какой-то подвох. «Господи, да что за кошмар», — проскакивало у неё в голове с периодичностью в десять секунд, не позволяя думать трезво, но и не вымещая из мыслей злость.
Почему он хромал, только когда его никто не видел.
Почему ходил в визжащую хижину.
И как он научился пользоваться невербальной магией?
Грейнджер выдохлась. Загнала себя же в ловушку и исчерпала все свои ресурсы, посадив батарейку. Она ощущала усталость, которая давила на неё сверху, придавливая к кровати. На глазах будто свинцовые пластыри, веки стали неподъёмными, и раскрывать их становилось тяжелее. Гермиона повернулась на бок, притягивая к лицу ухо и оставляя его рядом с собой на подушке. Сделав глубокий вдох, незаметно для себя она провалилась в сон.
Ей снилась мама. Такая родная и любимая. Гермиона плакала. Чувствовала сквозь сон, как мокла подушка под щекой, как щипало глаза и как закладывало нос. Но и просыпаться не хотела. Мерлин, как она скучала. Если это возможность увидеть родителей только во сне, то Грейнджер будет рада спать целыми сутками, лишь бы услышать мамино:
— Привет, милая…
И папино:
— Ты уже позавтракала?
Но сейчас, именно сейчас мама ни о чём её не спрашивала. И голоса отца она не слышала. Гермиона слышала лишь чей-то сдавленный крик. Вновь и вновь. До хрипа из глотки.
Она распахнула глаза от страшного предчувствия. Липкий страх остался на кончиках ресниц вместо слёз. В этой кромешной тьме Гермиона нашла ухо с третьей попытки и дрожащей рукой поднесла его к голове.
Она вздрогнула и отбросила его от себя. Так не мог кричать человек. С таким криком могли только умирать.
Внутри сжалось, заело и треснуло. Она вскочила на ноги и своим шорохом чуть не разбудила соседок. Руки дрожали, но она крепко держала ухо у своего, глотая и впитывая этот крик.
— Блядство, как же больно…
Господи. Только сейчас Гермиона поняла, что это был Драко. Только по голосу, почти осипшему.
Сердце билось тяжело и яростно, и внезапно спровоцированный приступ адреналина заставил Грейнджер ринуться вперёд, схватив одну лишь мантию со стула, накинуть её на голые плечи и выбежать из спальни. Рвануть вниз, не успев осознать, что делает.
На наручных часах полтретьего ночи. Маленький кожаный ремешок на кисти сдавливал кожу, пока она прижимала к своему уху прослушку и слушала крики Малфоя, спускаясь по лестницам. Даже если её застанут профессора или Филч — плевать. Драко нужна была помощь…
Она хрипела от холодного воздуха улицы, пока бежала вперёд, зажевала щеки до боли и скользила по мокрой траве, чуть былоне теряя тапочки. Кожа покрылась мурашками, но Гермиона не ощущала дискомфорт. Ей было жарко, так жарко, что капли пота стекали по ложбинке позвоночника, пока она оглушила иву.
Сквозняк туннеля под землей вонзал острые иглы в оголившиеся бёдра Грейнджер, пока она семенила вперёд. Палочка была наготове. И когда она вошла в подвал хижины, то задрала голову вверх, чётко услышав очередной крик.
Голые пятки стучали по лестницам, пока она бежала вверх, перебирая в голове сюжеты, которые сейчас должна увидеть. И каждый из них был ужасным.
Шагнув в гостиную, Гермиона даже не сразу поняла, что происходит. Драко сидел на коленях в согнутом положении, полуголый, в одних брюках. Он держался за руку, на которой чернела метка. Он царапал её ногтями, скуля от боли.
— Малфой? — она сорвалась к нему. Присев на корточки, положила ладонь на его плечо и сразу убрала. Настолько его кожа была горячей.
Это была ошибка.
Фатальная.
Мощная, как и удар магии, полетевший в неё…
Грейнджер, не удержавшись, упала вниз, разбивая лицо об пол. Она почувствовала, как лопнула губа и как сильно защипало на скуле и в носу. Гермиона перевернулась на спину и даже не успела притянуть пальцы к повреждениям, как её лицо грубо схватил Драко.
Она сжала палочку в надежде выстрелить в него петрификусом, но древко вырвалось из её кулака и отлетело в сторону.
Вот теперь ей стало по-настоящему страшно.
В этой кромешной тьме, где свет луны выделял угол комнаты, бросая на них тени, Малфой выглядит жутко. Сгорбившись над ней, одной рукой он сжимал подбородок Гермионы, вторую поставив слева от её лица. Казалось, она слышала, как он скрёб ногтями по дощатому полу.
Её грудь быстро-быстро вздымалась, изо рта вырывалось горячее дыхание, которое доставало до его длинной челки, колыша её в стороны. Драко осматривал лицо Гермионы с ненавистью в глазах. Брови сведены в гримасе ярости, а пальцы всё сильнее сжимали челюсть. Он провёл рукой по её губам, размазывая кровь по скулам, и подушечкой большого пальца намеренно задел ранку на губе, вонзив в него ноготь. Гермиона не сдержалась и замычала.
— Больно? — прохрипел он. — Как и мне, когда ты трогаешь меня своими блядскими руками.
Только сейчас, сквозь весь этот пиздец, Грейнджер поняла двусмысленность их позы. Он — между её разведённых ног, прижимает к полу, когда на ней одна майка и белье. Господи. Ей стало так противно, что скопившаяся молочная кислота в мышцах заставила её дёрнуться в попытке скинуть его с себя. Но в ту же секунду тело сковало знакомым, но почти забытым ощущением. Заклинанием петрификуса.
«Он даже вслух это не произнёс…»
Драко в последний раз посмотрел ей в глаза и встал с пола, оставив её в этой замершей позе. Она видела перед собой только потолок. Слышала всё вокруг, даже собственное сердце, которое билось о внутреннюю стенку рёбер.
— Грейнджер, ты в своём репертуаре, — сказал он, и Гермиона услышала шорох ткани. Он подошёл к ней и посмотрел сверху вниз, натягивая на себя белую рубашку, пачкая её кровью с исцарапанного предплечья. — Узнала мою маленькую тайну и прибежала проверить, не натворю ли я здесь дел?
Она видела его лицо, видела, как он пытался скрыть боль. Внимание само, как рыба пастью за крюк, зацепилось за его глаза. Очень тёмные в этом полумраке, практически чёрные, злые, как у бойцовской собаки.
Он молча застёгивал манжеты, хмуря брови, и заправлял рубашку в брюки. Размяв шею, он склонил голову и присел перед ней на корточки.
Боже.
— Если ты думаешь как все… — он сделал паузу, — что я пожиратель смерти и хочу продолжить дело этого безносого ублюдка, то я тебя разочарую, Грейнджер. Я его блядски ненавижу.
Теперь его лицо стало невозмутимым. Глаза — непробиваемые, уставшие, с тёмными синяками под ними. Он осмотрел её с головы до ног и остановился на нижней части тела. Гермионе стало неловко. У неё не было ни времени, ни даже мысли потратить хоть мгновение на то, чтобы одеться, когда она решила сюда прибежать. И чем в итоге всё закончилось?
— Салазар, тебе что, десять? — он перевёл взгляд обратно на её лицо. — Трусы в сердечках?
Поднявшись, Драко развернулся, чтобы уйти. Но перед тем, как он спустился в подвал, Гермиона чётко услышала его громкую усмешку.
— Если захочешь всем рассказать обо всем, что узнала — валяй. Мне без разницы, где сдохнуть…
Первая слеза ошпарила кожу, пока она слушала, как он спускался вниз.
«Просто дура…»
Она ненавидела себя сейчас. Ненавидела свою гриффиндорскую кровь, которая принуждала помогать всем на своём пути. Малфой помощи не достоин. Не достоин внимания ни на секунду её времени. Гермиона сделала очередную ошибку, предположив, что его нужно спасти. Малфой справлялся сам, как оказалось.
Не было в этой хижине ни подтекста. Ни злых умыслов. Он приходил сюда изгонять внутренних демонов, которых у него было в переизбытке.
Как и у них всех. Просто Малфой умело это скрывал.
Скрывал в своих безжизненных пустых глазах. И душа у него за этими серыми стёклами такая же пустая и изломленная. Таким взглядом — только оставлять ожоги. От такого взгляда нужно отворачиваться, чтобы не попасть в ловушку и не сгореть с ним за компанию.
Её тело расслабилось, скинув с себя заклятие. Грейнджер облизнула губу, на которой уже появилась запекшаяся корочка крови. Ей не холодно. Ей, блять, никак. Опять…
К её удивлению, в школу она вернулась так же незамеченной. Еле-еле перебирая ногами, добралась до душевой. Боль била по всему телу не хуже долбанного взгляда Малфоя. Уже под струями горячей воды Гермиона осела на холодный кафель усталой куклой с гнущимися в разные стороны конечностями. Жёсткой мочалкой она с силой соскабливала с себя верхний слой кожи, до которого дотягивался блядский взгляд Малфоя.
Забыть.
Стереть.
И подумать обо всём завтра.
Нет. Некоторые шрамы не затягиваются. Не у всех. Не у тех, кто от этого избавиться не хотел. И это их проблемы. Не её. Не её, Мерлин…
***
Первые дни после случившегося ей ловко удавалось скрывать синяки на лице под толстым слоем тональника. Бадьян справился со своей задачей на сто процентов, затянув трещинку на губе, оставив после небольшой розовый шрамик.
Шрамом больше. Шрамом меньше. Какая разница? Всего лишь напоминание, что не стоило нырять с головой туда, где её не ждали.
Они с Пенси сдали эссе одними из первых, удовлетворённо согласившись друг с другом, что поняли всю суть задания. Паркинсон сдержала обещание, данное тогда на лестнице — что в их отношениях не будет перемен. И подругами они не стали. Так… знакомыми, которые теперь здоровались и изредка обращались по имени.
Гарри каждый день пропадал на поле для квиддича. Только Грейнджер знала причину, почему ему в воздухе легче. В воздухе его руки не дрожали. И когда он тянулся за снитчем, пальцы ровно ложились на золотой мяч. В воздухе Гарри чувствовал себя «нормальным».
Вторая неделя сентября оказалась на удивление тёплой. Даже профессор Стебель назвала это аномалией. Ученики предпочитали оставаться на улице подольше и нехотя возвращались в холодные стены замка.
Грейнджер так же пользовалась этой возможностью. Сидя во дворе, расстелив мантию на траве, она читала книгу, которую ей послала Джинни. Дурацкий любовный роман. Почти на каждой странице Гермиона закатывала глаза от всей несуразицы и клишированных ситуаций, в которых оказывались будущие возлюбленные.
Она не понимала логику девушки, по уши влюбленной в своего начальника — тот вообще не цеплял Гермиону. Он казался ей холодным, злым и надменным. Автор ярко выделял его образ богатого и красивого мужчины. Ей хотелось хохотать от этого. В жизни так не бывает! Но она признавалась себе, что этот роман её действительно отвлекал от ненужных мыслей, заставлял улыбаться, по-идиотски так…
Внезапно она услышала щелчок у себя над головой и посмотрела вверх, где над ней на балконе появилась рука, сжимающая сигарету. И всё оборвалось. Она запомнила каждую складочку кожи на этих длинных пальцах, пока они застёгивали манжеты на рубашке.
Гермиона потянула носом, на удивление чувствуя вишнёвый запах дыма. Она даже не знала, что сигареты бывают со вкусом. Ей больше не хотелось смотреть вверх. Не хотелось, чтобы он её заметил.
— Мария вздыхает, когда Чарли берёт её руку в свою ладонь и целует в каждый пальчик, прикусывая нежную кожу… Салазар… Грейнджер, серьёзно?
«Твою мать…»
— Что такое, Малфой? Ожидал, что Чарли толкнёт Марию, и она разобьёт себе лицо? — не обдумывая, резко ответила она.
Её окутало облако дыма. Она закатила глаза и махнула рукой, отгоняя от себя запах. Сигарета между его пальцев опять зашипела, он сделал глубокую затяжку.
— Ожидаю, что к Чарли подойдёт старуха-директриса и вышвырнет его из школы, — слишком ровным и бесцветным голосом.
Гермиона задрала голову, прищурилась. Драко, облокотившись о балкон, смотрит на неё сверху. Опять…
— Может, Марии ясно дали понять, что Чарли хочет сдохнуть, и она с удовольствием не будет ему мешать?
Малфой погасил окурок прямо о стену и оттолкнулся от перил.
— Что ж, тогда это весьма неплохая книга.
Гермиона с ним молча согласилась. Вот именно такими и должны быть романы. Без розовых соплей и облаков. Чтобы с острыми чувствами. Чтобы болело. Да, именно такими должны быть эти дурацкие романы.
Вот только Грейнджер уверена, что заканчиваться они будут далеко не «и жили они долго и счастливо и умерли в один день…»
Комментарий к Глава 2. почти не затягиваются.
Соскучились по Пенси? :)
Арт к главе от Надин: https://vk.com/photo-195288379_457239764
Мне приятно будет увидеть ваши отзывы. Благодарна каждому!
========== Глава 3. И если ты захочешь их вылечить ==========
Гермиона неохотно шла в последнюю теплицу. Ей вообще не хотелось идти на урок травологии. Головная боль подавляла её энергию с самого утра. Грейнджер была уверена, что в душном помещении ей станет ещё хуже. Она аккуратно толкнула стеклянную дверь носком ботинка и вошла внутрь, сразу обратив внимание на повышенные тона знакомых голосов среди собравшихся рядом с длинным столом учеников.
— Я оставила учебник здесь! — Паркинсон ткнула пальцем в книгу перед глазами Гарри. — Я первая заняла это место!
— Встань рядом, в чём проблема? — Поттер отодвинул её учебник чуть левее от себя.
Пенси сжала кулаки, медленно выдохнула через нос и подвинула учебник обратно.
— Я. Первая. Сюда. Пришла! — прорычала она, толкая Гарри плечом.
«Отличное начало дня», — подумала Гермиона, так и застывшая на месте. Она сомневалась, нужна ли помощь Гарри в отвоевании этого злосчастного места. Что за детский сад?
Но вместо Грейнджер вмешался Забини, подходя к подруге и опуская руку на её плечо. Как всегда чересчур тактилен.
— Пенс, так и скажи Поттеру, что только на этот отрезок теплицы не попадает солнце, — он улыбнулся, пальцем поддев её подбородок, — и ты не хочешь, чтобы твоя кожа пострадала.
В помещении мгновенно стало темнее. Профессор Стебель вошла в теплицу, палочкой призывая жалящий плющ вырасти вверх, окутать стёкла и тем самым заблокировать лучи солнца.
— Что ж, думаю сейчас проблем с местами не останется, — весёлый голос женщины сгладил острые углы. — Прошу, садитесь.
Грейнджер встретилась взглядом с Гарри и улыбнулась в ответ. Идти вглубь теплицы бесполезно, там уже было занято. Она решила остаться за отдельной партой у входа. Ей даже нравилось, что проведёт занятие в одиночестве и под приятный сквозняк через открытую дверь.
— Опоздавшие! На этот раз прощаю, — Стебель посмотрела сквозь Гермиону на вход. — Займите место рядом с мисс Грейнджер.
Это приобретённый дар — чувствовать спиной некоего плохого, от которого хорошего не стоило ждать. Вообще не стоило. Она заблокировала дыхание, потому что в нос уже заполз знакомый запах вишнёвого дыма. Господи. Это отрава — хуже яда. На периферии взгляда, пока доставала учебник, она увидела, как Малфой сначала упёрся ладонями о стол, а потом сел, опустив голову на руки, практически ложась на парту.
Теперь смотреть на него можно было спокойно, он всё равно не увидит. Чёрт. Ей не хотелось этого. Ей правда не хотелось, но взгляд сам приклеился к белой макушке мокрых волос. Драко зачесал их назад, словно минутами ранее вышел из душа. Стебель начала урок, который Гермиона могла даже не слушать — знала наизусть. И вместо этого…
…она всё так же кренила голову в бок, глядя на соседа. Словно видела его впервые. Так близко. Точнее, близко и без последствий быть откинутой магией.
На нём не было мантии и жилета. Одна лишь белая рубашка, которая плотно обтягивала плечи и руки. Гермиона посмотрела на предплечье и округлила глаза; чуть было не сорвалась что-то сказать, но с силой прикусила язык. Она заметила проступающие сквозь рубашку капли крови. Именно там, где должна быть метка.
Грейнджер сжала зубы, пытаясь убедить себя, что ей абсолютно всё равно, пусть даже Малфой всё зальёт здесь собственной кровью. Но получалось плохо, с таким громадным трудом, что мозг вот-вот не выдержит нагрузки. Гермиона нагнулась к школьной сумке и потянулась к косметичке, быстро найдя в ней нужный бутылёк. Левой рукой она сделала то же самое, что и Гарри в начале урока — медленно отодвинула от себя зелье бадьяна в сторону Малфоя, намеренно задев его рукой.
Сердце замерло ровно в тот момент, когда Драко поднял голову, встречаясь с ней взглядом. Его зрачки были расширены до максимального предела, будто он словил наркоманский приход. Боже. Грейнджер просто не могла оторвать глаз. Он абсолютно сломлен. Малфой первый перевёл взгляд на бутылёк и вопросительно приподнял бровь.
— Твоя рука… — шепнула она.
Драко склонил голову и посмотрел на предплечье, на пятнышко крови, туда же смотрела и Гермиона. Как вдруг багровое пятно начало медленно рассасываться, пока и вовсе не пропало. Малфой повернул голову, вновь встречаясь с ней глазами, впитывая в себя каждое изменение на лице Грейнджер, каждую эмоцию, совсем как губка. И в конце концов наклонился ближе к ней, останавливаясь у самого уха, перерезая ей артерии своими острыми словами:
— Я тебе говорил отвалить от меня, — шёпот злой, гортанный. Кожа Грейнджер покрылась мурашками. — И, кажется, ты согласилась со мной.
Она не шевелилась. Как вообще можно? Когда говорят голосом монстра. Ей даже всё равно на то, что если повернуть голову, можно кончиком носа задеть его щеку. Гермиона неотрывно смотрела на долбанный рукав, который вновь начал пропитываться кровью.
— Что с тобой? — не выдержала она. Просто не могла. Во рту сухо, голова болела просто неимоверно.
— Какая же ты тупая, Грейнджер! — выплюнул он очень громко.
Гермиона подняла голову в надежде увидеть, что весь класс смотрит на них. Но к её сожалению, в их сторону вообще никто не смотрел. Профессор Стебель показывала всем что-то на доске, даже Гарри скучающе глядел в окно.
Господи…
— Ты заглушил нашу парту? Как? Как ты это делаешь?
Малфой закинул ноги на парту, достал пачку сигарет и зубами выудил одну; щёлкнул пальцами, и кончик сразу вспыхнул. Сделав глубокую затяжку, он выдохнул дым прямо ей в лицо.
— Да что с тобой! — она замахала руками перед собой, пытаясь рассеять дым. — Как ты научился невербальной и беспалочковой магии? Что с твоей рукой? Что ты делаешь в хижине? Почему тебе так больно?
Дым от сигареты ударился о невидимую преграду, созданную Малфоем. Кольца рассеивались прямо у стеклянного потолка.
Драко поднялся с места и потушил сигарету о раскрытый учебник Грейнджер, топя в её глазах свой ненавистный взгляд. Здесь и так невыносимо жарко, но от всей ситуации становилось ещё хуже, как в аду.
— Если ты ещё раз подойдёшь ко мне, — он положил руку на спинку её стула, — если ты ещё раз заговоришь со мной, Грейнджер… Клянусь, я…
— Убьёшь меня? Расскажешь отцу? — хмыкнула она. Увидев, какую реакцию создали её слова, Гермиона поняла, что ей это нравилось. Нравилось отвечать тем же. Вызывать у него те же эмоции, что он вызывал у самой Гермионы. Ненависть взаимна.
Драко сощурил глаза. Смотрел на её лицо, словно запоминая, анализируя, куда ударить больнее. И это у него получилось. Гадство, отлично получилось.
— Мой отец хотя бы помнит меня, Грейнджер. А твой?
Его щека горячая…
Такая же, как и её ладонь, мощно ударившая Драко. Стул, который упал на пол, создал больше шума, чем озлобленная, сильная пощёчина.
Вот теперь на них смотрел весь класс.
Смотрел на то, как они, стоя в нескольких сантиметрах, уничтожали друг друга взаимностью и агрессией. И прежде, чем Малфой развернулся и вышел из теплицы, Гермиона успела увидеть. Успела разглядеть в его глазах акул. Такие же, наверное, плавали в море. Злые, голодные и одинокие…
***
Гермиона приклеила идиотский детский пластырь к пальцу, который постоянно отклеивался. Конечно, она была в этом виновата. По привычке скребла ногтем по кутикуле, по розовой поверхности ткани. Она смотрела на смайлики, которые украшали этот кусочек пластыря. Смотрела на бесконечные улыбки и пыталась повторить, прежде чем войти в директорский кабинет. Губы растянулись в улыбке, и Гермиона ступила на лестницу, которая начала двигаться вверх. Слова Малфоя болью ударили в сердце. И ей катастрофически необходимо было узнать новости.
Здесь всё так же, как было при Дамблдоре, за исключением множества плакатов разных команд по квиддичу с подписями игроков. Гермиона прошла к столу и посмотрела на портрет Дамблдора, который, улыбнувшись ей, качнул головой.
— Добрый день, директор… — поздоровалась она в ответ и сразу же улыбнулась, потому что Альбус уже закрыл глаза и удобно устроился в кресле, чтобы поспать.
— Гермиона? — Минерва появилась в дверном проёме и сразу зашагала к ней. Положив руку на плечо, она аккуратно потрепала её за мантию.
Грейнджер всегда ощущала от Макгонагалл эту материнскую любовь ко всем студентам. В груди стало тесно, сердце пропускало удар за ударом.
— Не желаешь чаю? — поинтересовалась директор и палочкой призвала поднос.
— Благодарю, с удовольствием.
Первые минуты разговора были совсем не по той теме, которую хотела задеть Грейнджер. Они обсуждали занятия и успехи Гермионы, говорили о Гарри и его вечной занятости на квиддичном поле. Макгонагалл даже поинтересовалась о семье Уизли. Тёплый разговор и тёплая улыбка напротив немного успокоили Гермиону. Но сердце по-прежнему было неспокойно.
— Вы… — она запнулась. — Вы не получали новостей из Лондона?
Женщина поставила чашку обратно на столик и сложила руки в замок, печально посмотрев на Гермиону.
— Я бы в ту же секунду послала тебе патронуса, — помотала она головой. — Твой обливиэйт был очень сильным. Я сделала всё, что смогла, отменив его. Нужно время…
— Да, я очень вам благодарна, но… — голос дрогнул. — Если бы я знала, что родители не пострадают. Что их не найдут, что всё будет в порядке, я бы оставила хоть одну крупицу воспоминаний обо мне, я бы сделала всё…
Минерва подалась вперёд, обнимая девушку за плечи, будто сдерживая, защищая от подступающей истерики. Гермиона думала, что не выдержит. Не выдержит сердце, которое разламывалось на рваные куски, такие, что ничем не склеишь. Потому что тревога вгрызалась в каждую вену, артерию, кость, даже в голосовые связки, которые дрожали при каждом звуке. Ей было страшно. Страшно, что родители так и не вспомнят её.
— Ну-ну, тшш… — женщина погладила её по плечу. — Всё обойдётся. Просто нужно время. Может, ты хочешь слетать к ним, проверить? Я могу дать тебе разрешение на аппарацию.
Она быстро замотала головой.
— Нет-нет, спасибо. В другой раз. Боюсь, что сорвусь и постучу в дом, — улыбнулась Гермиона, вытирая слёзы. — Что они подумают про меня, увидев на пороге?
— Ты в любое время можешь их навестить, просто скажи мне, и я сниму для тебя ограничение.
Грейнджер сделала глоток липового чая, ощущая, как он приятно грел горло. Ей хотелось задать ещё один вопрос. Ей хотелось рассказать всё. И какое из этих желаний было сильнее — она не знала; и боялась совершить ошибку.
— Могу я задать ещё один вопрос? — и увидев, как Макгонагалл кивнула, развернувшись к ней и внимательно слушая, Гермиона решилась: — Малфой… он… зачем он вернулся в школу? По нему видно, что это его угнетает. Он часто пропускает занятия и… — Гермиона покраснела, заметив удивлённый взгляд напротив. — Простите, наверное, это не моё дело.
Но Макгонагалл ответила.
— Думаю, он вернулся сюда за тем же, зачем и все мы… За вторым шансом.
«Вот только использовать этот шанс он не хочет…»
***
Второй урок «понимания» состоялся через несколько дней. Последние курсы заняли место в Большом зале, кучно сев в круг.
Гермиона смотрела почти на каждого здесь присутствующего, замечая, как многим некомфортно. Ученики сели не в последовательности своих факультетов, смешиваясь в этом круге. Даже Гарри сидел на другом конце с Невиллом, а Грейнджер, опоздав, удалось сесть на свободное место рядом с Паркинсон и Забини. И чёрт, рядом с Блейзом был Драко.
— Я прямо предвкушаю сегодняшнюю битву умов, — Блейз нагнулся и посмотрел через Грейнджер на Пенси. — Ты готова, котик?
Гермиона плечом ощутила, как слизеринка тяжело вздохнула.
— Ещё раз так меня назовёшь при всех, клянусь Салазаром, я подсыплю слабительного в твою фляжку.
Забини моментально распрямился.
— Понял, котик. Прости, котик, больше так не буду.
Грейнджер захохотала, пытаясь поймать Пенси и удержать её на месте, усаживая обратно. На удивление, место, которое ей досталось, оказалось очень удачным, даже несмотря на то, что через одного сидел тот, кого она видеть не желала. Гермиона всегда поражалась дружбе слизеринцев. Змеи жалили в собственный хвост и при этом оставались в отличных отношениях.
— Грейнджер? — в её бок ткнулся локоть Блейза. — Почему Долгопупс так на меня смотрит?
Гермиона посмотрела вперёд, где Невилл, сложив руки на груди, неотрывно смотрел на слизеринца, зло и с прищуром. Знал бы Забини истинную причину, да вот только друга не хотелось выдавать.
— Ты ему понравился, — вдруг ответил Драко. — Пригласи на свидание. Своди в Хогсмид.
Это была первая шутка, услышанная от него. Гермионе хотелось повернуть голову, чтобы увидеть выражение его лица, но обида была сильнее. Ей не хотелось больше проявлять к нему интерес. Это всегда заканчивалось ужасно. Но чёрт, как же язык чесался ответить и нагрубить, вступиться за Невилла.
Ей вообще не удавалось рядом с Малфоем включать логику. Словно она с хрустом ломалась и оседала пеплом под ногами. С Малфоем вообще было не то что сложно, с ним было катастрофически никак.
— А вот и мегера приперлась, — Паркинсон закатила глаза, когда в центр круга вышла мадам Майнд. — Сейчас будем дружно делать вид, что у нас всё хорошо…
Люсиль всем своим видом показывала, что являлась маглорождённой. Синие джинсы, толстовка с логотипом английской музыкальной группы на груди. Грейнджер даже узнала марку кроссовок. Точно такие же носила мама…
— Всем добрый день, — она прокашлялась и стала ходить из стороны в сторону. — С прошлым заданием справились не все, но я очень рада, что вы постарались найти общий язык. В связи с этим, сегодня мы сделаем такое же задание, только устно и прямо здесь…
Гермиона встретилась взглядом с Гарри, который палочкой ткнул себя в висок, словно выстреливал из пистолета, и откинулся назад. Она улыбнулась, кивнув ему в ответ, что ощущала себя так же.
— Я поменяю вам партнёров, вызывая по двое сюда, — Майнд указала рукой рядом с собой. — Хочу, чтобы вы, глядя друг другу в глаза, объяснили свои чувства и ощущения, с которыми сейчас сталкиваетесь. И прошу, пожалуйста, выбирайте выражения! Итак, начнем!
Она подняла к глазам папку и проскользнула пальцем по фамилиям.
— Мистер Долгопупс и… — она задумалась и наконец нашла нужную фамилию. — Мистер Забини! Прошу, выходите сюда.
Гермиона услышала, как обречённо ругнулся Блейз, посмотрела на то, как он неохотно поднялся с места, и в этот самый момент её взгляд встретился с обжигающим свинцом напротив. Драко смотрел на неё без единой эмоции. Даже бровью не повёл. Гермиона разорвала контакт первой.
К чёрту.
К чёрту Малфоя!
Выдохнуть-вдохнуть.
И снова выдохнуть.
Она не будет тратить нервы. Точно не на него. Не на того, кто эти нервы жрал на завтрак, обед и ужин — сырыми.
Выдохнуть эту ненависть из себя.
Абсолютно всё равно…
В Ы Д О Х Н У Т Ь.
— Прошу, Невилл, начните первым. У вас есть что сказать Блейзу?
Майнд отошла от парней на пару шагов в сторону. В зале стало тихо, лишь шёпот Пенси отвлёк слух Гермионы:
— Началось…
Долгопупс заметно нервничал, стоя там, среди десятков взглядов. Он склонил голову вниз, казалось, даже сгорбился, когда Блейз уверенно стоял прямо, лишь рассматривая свои ногти на руках.
— Я… — начал Невилл, — я не знаю, что сказать…
— Не страшно, вы можете ещё немного подумать, — успокоила его женщина. — Тогда вы, Блейз. Хотите что-то сказать вашему партнёру?
Малфой сбоку хохотнул. Гермиона закатила глаза и очень захотела ему врезать. Слишком не вовремя он стал таким «живым».
— Классные туфли, Невилл, — сказал Забини, и весь зал начал хохотать.
Долгопупс резко поднял голову, словно поняв, что над ним издевались. Но на лице Забини не было эмоций, которые показались бы издёвкой. Он сказал это серьёзно.
— Блейз, давайте по существу, — поправила его Майнд. — Я наблюдала за всеми вами во время этих трёх недель, и у меня сложилось впечатление, что между вами возникло недопонимание.
Забини нахмурился.
— У меня нет никаких недопониманий с Долгопупсом. Мы даже не общались толком…
— Быть может, в этом и проблема? — продолжила Люсиль. — Быть может, вы намеренно не замечаете это ваше «недопонимание»?
— Что за чушь! — прошипела Паркинсон. — Блейз и мухи не обидит.
Гермиона напряглась. Ей самой не нравились эти уроки «понимания». Зачем вот так натравливать учеников друг на друга? Вытаскивать из них клешнями то, о чём не хотели говорить? Она знала, что Невилл ни за что не будет говорить о таких вещах, тем более при полном зале свидетелей. Эти методы казались ей странными.
— Ну хорошо, — сказал Блейз. — Прости меня, если я тебя чем-то задел…
И это тоже было искренне.
Долгопупс поднял взгляд и обернулся. Грейнджер сразу поняла, на кого он посмотрел. И дьявол, зачем? Это же так очевидно…
Полумна, сидящая среди пуффендуйцев, мило улыбнулась, поймав взгляд Невилла. Даже, казалось, хотела поднять руку и помахать, но в этот момент Долгопупс резко развернулся и выплюнул в лицо Блейза:
— Просто не делай то, от чего могут пострадать другие!
— Чего? — переспросил слизеринец. И как только посмотрел за спину Невилла, туда, куда он секундой ранее смотрел, в его голове всё сложилось. — Ах, ты про это…
— Про «это»? — возмущенно перебил его Невилл. — Как ты смеешь говорить так!
К удивлению всех, Блейз сделал два резких шага вперёд. Положив руку на плечо Долгопупса, он зашептал. Но, к сожалению, в этом огромном зале слишком хорошая акустика.
— Мы можем поговорить об этом наедине. Я вижу, что для тебя разговор не из приятных…
И также, к удивлению всех, Невилл кивнул.
— Хорошо. Давай…
Пока они расходились на свои места, Люсиль начала хлопать, призывая всех делать то же самое. Гермионе хотелось закрыть уши. Какое унижение, господи.
Забини сел на место и негромко сказал:
— Ну вот, я пригласил его на свидание. Ты доволен?
Пенси засмеялась. Драко лишь слегка улыбнулся… или же Гермионе показалось.
— Продолжим. Гарри Поттер и…
И пока Майнд искала в списке фамилию, Грейнджер почувствовала, как напряглась Паркинсон.
— Если она вызовет меня… Клянусь, если вы засмеетесь… — она перегнулась, чтобы взглянуть на Забини и Драко, — нашей дружбе конец!
— …мисс Паркинсон!
Пока Грейнджер смотрела на удаляющуюся спину Пенси под хохот Блейза, становилось ещё больше не по себе. Откуда Майнд всё знала? Неужели ей докладывали? Или же в этом замке стены действительно видели всё? Оставалось лишь спросить их секреты…
Она пыталась сделать спокойное лицо, но не удавалось. Потому что на сто процентов была уверена кто будет её «партнёром». И если это окажется так, то Гермионе проще встать и уйти прямо сейчас.
— У меня с Поттером нет никаких разногласий! — сразу же начала Паркинсон, как только вышла на середину.
— Я в этом не уверена, юная леди, — улыбнулась Майнд. Её улыбка была неприятной. — Вы были грубы с Гарри, и не только с ним. Вы можете сейчас исправить эту ситуацию…
— Что поделать, если у меня такой характер! — перебила её девушка.
— Сучий, — прошептал Блейз.
Гарри поднял руку, сделав шаг вперёд.
— У меня нет никаких претензий к Паркинсон. Поэтому мы можем сразу закончить и…
Майнд подняла папку чуть выше, покачав ей из стороны в сторону.
— Нет-нет. Мисс Паркинсон должна попросить прощения.
«Что?»
Грейнджер была на пределе. Как бы она не относилась к слизеринке, Люсиль не должна была заставлять её извиняться. Зачем извинения, если они неискренние? Что вообще происходило? Казалось, напряжение в зале только росло.
— Вы староста школы и должны показывать пример. Не сочтите за наглость, но, кажется, значок на вашей груди — это второй шанс?
Гермиона увидела, как Гарри снял очки и потёр переносицу. Увидела, как его руки при этом задрожали. Ему также было неприятно стоять в центре. Он ненавидел это внимание.
— Пенси, садись на место, — резко сказал Гарри. — Мы закончили!
Майнд вскинула брови.
— Мистер Поттер, мы закончим, когда услышим от мисс Паркинсон извинения…
Гарри посмотрел на Люсиль в упор и ровным голосом произнёс:
— Я сказал, мы закончили. Садись на место, Паркинсон… МЫ. Закончили.
Пока Пенси шла обратно, стуча каблуками, Майнд вновь захлопала, вот только аплодисментов в зале стало меньше. Никому не захотелось продолжать…
— Мисс Грейнджер!
— Лучше беги отсюда, — прошептала Паркинсон, садясь рядом с ней. — Эта мегера больная. Её саму нужно лечить!
Гермиона почувствовала вязкую горечь на языке. Голова автоматически повернулась в сторону, чтобы просто убедиться, чтобы увидеть, что он тоже понял, какой айсберг надвигался на них. Но в этот момент Малфой сидел спокойно, закинув ногу на ногу и сложив на груди руки. Он смотрел вперёд, на женщину, и в его взгляде был какой-то азарт. Грейнджер это не понравилось. Это была катастрофа. Надвигающаяся блядская катастрофа.
— И мистер Малфой! Прошу, выходите сюда.
Эта фамилия, как удар под дых, заставила её резко встать и чуть сгорбиться. Грейнджер ковыряла палец на руке, чтобы успокоиться, чёрт, просто вздохнуть, сформулировать речь. Но где логика, когда дело касалось Малфоя? Верно. В самой глубокой яме.
В самой глубокой яме, наполненной дерьмом.
— Нет! — резко и громко сказала она. — Я не буду в этом участвовать.
Люсиль сложила руки на груди. Её лицо слегка вытянулось от удивления.
— Прошу прощения? — переспросила она.
— Это я прошу прощения, но какого дьявола здесь происходит? — выплюнула наконец Гермиона, почувствовав облегчение.
Все зашептались. Но это было только начало. Гермионе плевать, что подумают.
— Я смею высказаться за себя и за тех, кто считает ваш «подход к пониманию» не совсем правильным.
Майнд, сощурившись, сделала пару шагов вперёд.
— Я вас слушаю, — слишком спокойно, и эта уродливая улыбочка вновь поплыла по её губам.
— Смею заметить, что вы предвзяты к некоторым ученикам. Это становится очевидно, если посмотреть на вас со стороны.
— И чем же я…
— Я не закончила, мадам Майнд. Раз уж вы просите высказаться, не перебивайте меня!
Блейз сзади присвистнул.
— Дайте угадаю, вы сейчас попросите Малфоя извиниться передо мной?
— Верно, — слишком быстро ответила она.
И Драко, и Гермиона синхронно хмыкнули.
— Ещё бы. Ваша предвзятость к факультету Слизерин слишком очевидна. Как вы сказали, вы наблюдали за нами. Только вот плоховато. Почему вы просите только слизеринцев начинать разговор, когда Гарри и Невиллу дали подумать? К чему эти показательные выступления? — Гермиона говорила на одном дыхании, и с каждым словом её голос становился всё громче. Точка кипения была достигнута. — А эти ваши слова о Паркинсон и её «втором шансе» выглядят как шантаж!
— Как вы смеете обвинять меня в этом? — возмутилась женщина. — Как вы смеете сомневаться в моих методах?
— Вы могли бы приглашать к себе в кабинет по парам и в спокойной обстановке использовать свои «методы». Не все хотят говорить о проблемах открыто. И не все хотят говорить о них вообще!
Грейнджер дышала через рот. Она слышала, как сердце стучало уже где-то в спёртой глотке. Голова кружилась, и злость преобладала над ней. Впервые за долгое время она испытывала такие эмоции. Было ли это защитой перед Майнд, чтобы избежать разговора с Малфоем при свидетелях, или же защитой всех здесь присутствующих, чтобы избежать этого цирка — она не до конца понимала.
— Вы говорите за себя, мисс Грейнджер, — она посмотрела на Драко. — Давайте спросим самого мистера Малфоя. Вы хотите выйти сюда и высказаться?
Гермиона в испуге перевела на него взгляд. Ей показалось, что он сейчас встанет, и вся её речь пойдёт коту под хвост. Но Драко сидел, лишь покачав головой. Грейнджер выдохнула, почувствовав, как кровь вновь подступила к лицу.
— Что ж, это решать не вам, молодые люди. Министерство прислало меня, и они не сомневаются в моей терапии, — громко продолжила Люсиль. — Вы должны выйти сюда и высказаться, тем более, большинство здесь присутствующих хранят обиду и злость на мистера Малфоя. Это на его предплечье до сих пор чернеет метка пожирателя. Уверяю, если мы услышим, что думает по этому поводу мистер Малфой, мы сможем понять его. Всем просто нужны ответы…
Гермиона сделала шаг вперёд, зло рассмеявшись.
— Нужны ответы «всем» или «ВАМ»?
— Я чувствую в вас скрытую злость, мисс Грейнджер…
— А по-моему, это у вас скрытая злость на детей пожирателей! — выкрикнула Гермиона, и в зале пронёсся шёпот. Это было открытое обвинение. — Вы выплескиваете свою злость на слизеринцев, прикрываясь благими намерениями, унижаете их перед всеми, заставляя прилюдно извиняться!
Гермиона почувствовала руку Пенси на своём запястье, которая тянула её вниз. Казалось, она шептала что-то про: «сядь». И: «хватит».
— Салазар, завали свой рот, грязнокровка!
Грейнджер оцепенела на месте. Она видела боковым зрением, как поднялся с места Малфой.
Вот и айсберг.
Вот и катастрофа.
И плавать она не умеет…
— Драко! — прошипел Блейз. — Что ты творишь?
— А что я творю? Называю вещи своими именами. Грязнокровку — грязнокровкой. Этого ведь и ждёт от меня наш психолог, как от пожирателя смерти?
Почти все гриффиндорцы встали с мест. В руках Гарри была палочка.
В руках Грейнджер была кровь из раненого, убитого её ногтем пальца.
— Каких признаний вы от меня ждёте? — он ядовито, премерзко улыбнулся. — Что я убивал людей?
— Малфой! — выкрикнул Гарри.
— Что такое, Поттер? Мне ясно дали понять, что все ждут от меня ответов, чувств и всей этой поеботы… — он смотрел на Майнд злобным взглядом, каким смотрят загнанные охотником звери. Таким зверям нечего терять, они будут биться до смерти, откусывать по кусочку от протянутой руки. — Но я смею вас разочаровать. Мне плевать на всех здесь присутствующих и на то, что они обо мне думают. Мне плевать на ваши занятия, в которых вы обещаете «освобождение». От чего? От всего дерьма в голове? Кому от этого польза? Вы лишь заставляете вспоминать всё то, что мы пытаемся так сильно забыть! Так что да, мне поебать на ваши занятия. Идите на хер!
— Раунд… — прошептал Блейз.
— Да, и ещё! — он ткнул пальцем в Люсиль. — Ваш муж прислал мне бумаги, чтобы я подписал разрешение на продажу кресел из мэнора на аукционе. Так вот, у одного там ножка шатается. Подложите под неё вашу ебучую папку с фамилиями!
Драко развернулся и перешагнул скамейку. Гермиона заметила, как первый шаг получился откровенно хромым, но последующие вышли ровными. Она слышала, как Майнд кричала ему в спину вернуться и продолжить занятие, слышала весь шум в зале, который поднял Малфой, и боже, слышала своё сердце, которое в такт её шагам бежало за ним следом.
Она поймала его за рукав уже во дворе школы. И попыталась остановить, но чёртов Малфой слишком силён. Он легко выдрал свою руку из захвата.
— Что ты сделал? — в висках долбило. Ей хотелось кричать. Но слова давались почти шёпотом, словно она охрипла. — Ты хочешь вылететь отсюда?
— С превеликим удовольствием! — ответил он, не глядя ей в глаза. Куда угодно, только не на неё.
Гермионе больно. С Малфоем всегда так. Он всегда всё разрушал до основания. Божеправый… Зачем?
— Так какого дьявола ты сюда вернулся? Здесь все пытаются жить дальше, но только не ты!
Драко попытался обойти её, но Гермиона была слишком зла. Слишком чувствовала, как адреналин шпарил вены. Она толкнула его в грудь, останавливая.
— Как только из моего дома вынесут всё подчистую, растащат, как тараканы, последнюю мебель, даже грязные тряпки домовиков, я уеду отсюда. И поминай как звали…
Её колотило от злости. От ярости, обездвиженности собственных мыслей, которые сжигал Малфой каждым своим словом. Её трясло. Даже зубы стучали. Последнее выражение, что он бросил, оставило наибольший отпечаток.
— Как понять, «поминай как звали?» Ты хочешь что-то сделать с собой?
Вот тогда-то он на неё и посмотрел. Вонзил острый взгляд прямо внутрь. До костей. И слишком спокойно ответил:
— Я уже сделал…
Грейнджер смотрела на его удаляющуюся спину и давила стон в глотке, потирая своё предплечье окровавленным пальцем.
В Ы Д О Х Н У Т Ь.
***
Суббота началась с грозы, сильной и громкой. Даже стёкла в окнах дрожали, заставляя некоторых на завтраке вздрагивать. Гермиона жевала тост и не чувствовала вкуса. Эти несколько дней после разговора с Малфоем слились в один смазанный отрезок времени.
Она бесилась. Очень сильно бесилась. У Слизерина вычли пятьдесят баллов за поступок Малфоя, когда с Гриффиндора сняли всего десять. Майнд подкрепила своё решение тем, что Гермиона выбирала выражения, а Драко пользовался и матом, и ныне запрещённым словом «грязнокровка». Как бы она ни пыталась доказать Минерве, что её поступок соизмерен поступку Малфоя — было бесполезно. Директор объяснила, что Майнд вправе вычитать баллы по собственному желанию, и Макгонагалл не имела над ней авторитета, потому что психолог был прислан и закреплён Министерством.
Невилл с Блейзом, как ни странно, поговорили. Многие наблюдали за их разговором, сидя за столом во время ужина, когда парни стояли в стороне и спокойно обсуждали разногласия. Долгопупс после сел за стол в явно подавленном настроении. На все вопросы о том, что случилось, он в конце концов ответил: «она ему тоже нравится…».
Друзья старались поддержать его, хотя каждый понимал, что от Невилла ничего не зависело. Полумна чётко дала понять, что не разделяла его чувства. На это было жалко смотреть. Видеть, как Долгопупс провожал взглядом Лавгуд, а та, ничего не подозревая, мило улыбалась ему в ответ. После этого все на курсе старались не начинать разговор с Невиллом, который бы касался Когтеврана или, не дай бог, Полумны.
Пока Грейнджер глотала апельсиновый сок, стараясь протолкнуть внутрь застрявший сухой кусок тоста, решила пойти к Гарри и выгнать его с поля. Дождь набирал обороты, и ей не хотелось, чтобы он простудился, даже несмотря на то, что его форма была под защитным заклинанием.
Уже на подходе к полю, плотно прижимая к себе трансформированный из палочки зонт, Гермиона заметила неладное.
Около десяти человек с разных курсов в формезапасных стояли в начале поля, и по мере приближения к ним, Гермиона начала слышать громкие голоса.
Пенси стояла спиной к ней, что-то выкрикивая Гарри. Её волосы облепили лицо, приклеиваясь к щекам и скулам. Грейнджер быстро подошла к ней и поднесла зонт, закрывая слизеринку от дождя.
— О чём вы опять ругаетесь? — поинтересовалась она, заметив, как Гарри, часто-часто дыша, выдыхал пар изо рта.
— Ко мне подошла команда, которая должна была в это время летать! Но заметив нашего героя войны, занявшего поле, никто из них не осмелился его выгнать! Может, он подругу послушает? Скажи ему, Грейнджер! Это не его поле!
Гермиона обернулась, взглянув уже на промокших до нитки игроков.
— Идите в раздевалки и высушитесь, сегодня нелётная погода.
Один мальчик с третьего курса Когтеврана заулыбался Гермионе, словно видел перед собой звезду. Она помнила, как он подходил к ней и просил автограф. Пока ребята бежали к раздевалкам, она подняла палочку и высушила одежду Пенси и её волосы.
— Я уже заканчивал! — сказал Гарри. — Если бы знал, что сюда придёшь ты со своими претензиями, ушёл бы сразу!
— Я вообще не понимаю любовь к этой игре! — не могла успокоиться староста. — Ненавижу эти метлы! — она пнула прямо по прутьям метлы Поттера.
Гермиона не понимала озлобленности друга к Паркинсон. Неужели они действительно так сильно начали ругаться, что у него не выдерживали нервы? У того, кто эти нервы щепетильно берёг?
— Поттер, в тебе что, играют амбиции? — не успокаивалась Пенси. — Стой. Или гормоны? Что ты вымещаешь всё в физические нагрузки? Так напиши своей рыжей, пусть она тебя успокоит…
Гермиона вздрогнула от того, что он сделал резкий шаг вперёд.
— Гарри!
Он стоял вытянув дрожащую руку вперёд, едва не касаясь горла Паркинсон, оставляя пальцы в считанных сантиметрах от её кожи. Гермиона слышала, как Пенси сглотнула. Господибоже…
Но в ту же секунду Гарри сильно зажмурился. По стёклам очков скатывались капли дождя; он с силой сжал кулак. Бесполезно. Он всё так же дрожал. Поттер развернулся и ушёл с поля, не сказав больше ни слова, оставив девушек одних. И только тогда Гермиона повернулась к слизеринке и без прикрас высказала всё то, что хотел сказать Гарри.
— Какая же ты дрянь, Паркинсон, — плотно сжав губы, она отодвинула зонт к себе. — Ты могла выбрать любое ругательство, но сказала про Джинни?
Грейнджер развернулась, чтобы уйти, но Пенси поймала её за руку.
— Ты же знаешь, что полёты ему важны! — продолжила Гермиона, и теперь уже окончательно покинула поле.
***
Вечером после ужина никто не расходился. Их большая компания, усевшись за столом Гриффиндора, обсуждала будущий поход в Хогсмид. Полумна помогала домовикам, передавая им подносы с остатками еды. Эльфы смущались от доброты девушки. Так же, как смущался и Невилл, сидящий рядом с ней.
— Я уже договорился с Аберфортом! — Симус смачно откусил яблоко, нагнувшись над столом, чтобы все услышали. — «Кабанья голова» в нашем распоряжении в следующую субботу! Так что, Гермиона, ты только скажи, и мы всё устроим!
Грейнджер ничего не поняла и уточнила, что он имел в виду. За него ответил Дин:
— Твой день рождения, конечно!
— Но он же в пятницу, — всё ещё не понимала она.
— Но поход в Хогсмид в субботу. Поэтому мы можем отметить на следующий день.
Гермиона неуверенно засмеялась. Ей точно не хотелось ничего отмечать.
— Вы и отметьте, но только без меня. Настроения вообще нет. Тем более, я хочу в этот день сходить за перьями, и…
— Поттер?
Восемь голов повернулись в сторону нарушителя их разговора. Паркинсон стояла переминаясь с ноги на ногу. Очень было заметно, как ей некомфортно.
— Можно тебя на секунду? — вновь спросила она, и теперь уже семь голов обернулись на друга.
Гарри не ответил. Он просто встал, перешагнув скамейку, отвесил подзатыльник Симусу, который ляпнул какую-то ерунду, и они вдвоём отошли немного в сторону. Пенси намеренно встала к ним спиной, видимо, чтобы не смущаться ещё сильнее. Гермионе почему-то казалось, что её щёки горели.
За столом все молчали, лишь Симус хрустел яблоком, уничтожая его до основания. Гарри спокойно слушал девушку, кивая головой, и на том моменте, когда Грейнджер поймала его улыбку, в груди стало тепло. Она забыла, как он мог очаровательно улыбаться. Такие улыбки у него редкие. И не дай Мерлин, если Паркинсон сломает и это. Поттер в последний раз что-то ей ответил и проводил взглядом, после чего вернулся и сел на место.
За столом все молчали.
Семь голов были повернуты на него.
— Ну! — не выдержал Дин.
— Что ну? — переспросил Гарри. — Пенси просто…
— Пенси? — удивился Симус. — Пенси?
Гарри вздохнул, игнорируя шпильку друга.
— Пенси предложила мне тренировать команду запасных. Нашла в этом выгоду для обеих сторон. Я буду летать когда захочу и совмещать это дело с полезным.
— И-и-и?.. — протянул Финниган.
— И дальше это не твоё дело, — оборвал Гарри.
Уже направляясь к гостиной Гриффиндора, Поттер рассказал Гермионе всю версию разговора. Рассказал, как Паркинсон неумело извинилась за слова. Говорила, что ничего не имела в виду и не хотела обидеть. Просто подстегнуть, но не ожидала такой реакции. Гарри даже удивился, когда увидел её такой растерянной.
Паркинсон вновь удивила Гермиону…
***
На следующий день так и произошло. Гарри в первый раз стал тренером запасных игроков. Когда Невилл вернулся в гостиную, то передал Гермионе впечатления от увиденного. Рассказал о том, что Поттер гонял команду четыре часа вместо положенных двух, а ребята не хотели уходить с поля, чтобы продолжать тренировку с таким тренером как Гарри.
— Он очаровал всех, — заключил Невилл.
Гарри не вернулся ни через час, ни через два. Пропустил даже обед и пришёл только на ужин. Грейнджер заметила, как дрожь в руках после полётов немного поутихла. Ей это не могло не нравиться.
Она устроилась в углу дивана, бросив рядом с собой сумку и читая очередной роман, присланный Джинни. У камина сидели Парвати и Падма, доделывая домашнее задание. Гермиона чувствовала, как начинали слипаться глаза. Но, к её удивлению, книга становилась только интереснее. Она изо всех сил старалась держать веки открытыми, пока на её плечо не опустилась рука.
— Мне нужно с тобой поговорить…
Грейнджер подняла голову, встречаясь с встревоженными глазами Гарри. Ей это не понравилось. Она отложила книгу и пошла следом за другом, который уводил её к выходу из общежития.
— Тут такое дело… — и решив, что проще показать, он задрал рукав и вытянул руку.
Сначала Гермиона ничего не поняла, заметив лишь какую-то грязь на предплечье, пока не уловила очертания букв. Она резко схватила его за руку и потащила в ванную. Заперев её с внутренней стороны, Грейнджер обернулась. Под белым холодным светом ламп она различила слова, которых там быть не должно.
— Это?.. — запнулась она.
— Та идиотская игра, которую устроила Флер давным-давно! — выдохнул Гарри. В его голосе чувствовалось уныние. — Чёрт, я думал, у меня ничего не появится, ведь у Джинни был не я…
Гермиона подняла его предплечье ближе к лицу.
— «Если я сейчас сяду на метлу, то ты проиграешь мне. Ведь я всегда сверху»? — на последних словах Гермиона не сдержалась и засмеялась. — Господи, Гарри, ну это же удача! Она разделяет твою любовь к полётам…
Поттер вырвался из её полуобъятий и опустился на кафель, зарыв пальцы в волосы.
— Когда это появилось? — Гермиона села рядом, просунув руку под его плечо, и вновь притянула предплечье, пальцем обводя чернильную надпись.
— Сегодня… Недавно, — обречённо ответил он. — Я летал с командой и почувствовал, как жжёт руку. Я сначала подумал, что это от прилетевшего бладжера. Но когда пошёл в душ… Чёрт, это можно стереть?
— Можно. Если серьёзно подумаешь об этом, то надпись пропадёт, — ответила она и увидела, как Гарри закрыл глаза, задумываясь. — Подожди!
Гермиона толкнула его в бок, приводя в сознание.
— Погоди так делать. Это же весело, — успокоила она его. — Это кто-то из твоей команды, я уверена! Я видела там двоих семикурсниц. Кажется, их звали…
— Камилла и Диана…
Ему нужно было идти дальше. Он обязан идти вперёд — так думала она. Пусть с Джинни не получилось, но Гарри найдёт свою любовь. Уже была подсказка… оставалось дождаться, когда какая-нибудь девушка произнесёт это выражение в разговоре с ним. Всего лишь соулмейт. Всего лишь та, ради которой Гарри будет очаровательно улыбаться…
Гермионе вправду этого хотелось.
Очень хотелось.
Хотелось, чтобы на него смотрели не как на героя войны, а как на друга, как на любимого. Он больше всех их взятых этого заслуживал. Чёрт возьми, Гарри обязан был идти дальше. Чёртов второй шанс, господибоже…
— Просто подожди. Хорошо? — спросила она, заглядывая в его глаза. — Просто дождись, когда она тебе это скажет, а потом сам решишь, что с этим делать. Ведь ты будешь знать, что с этой девушкой у тебя всё будет хорошо.
— Я пока не готов… Слишком не до этого, — он вытянул руку вперёд ладонью вниз. Пальцы дрожали. На это даже смотреть больно.
Гермиона просунула пальцы сквозь его, крепко сжимая их в замок. Они есть друг у друга. Их дружба вечна. Ведь если у тебя есть хотя бы один человек, которому ты действительно можешь доверять, на которого можешь положиться, то неважно, как часто будут вонзать нож в спину, как часто будут неудачи — ты не пострадаешь…
…потому что у тебя есть кому доверять.
Они прошли через многое, и это многое хотелось поскорее забыть. Они будут помогать друг другу в этом несмотря ни на что.
Осталось просто подождать…
— Пойдёшь спать? — спросила она, положив голову на плечо Гарри.
— Чертовски устал, а завтра у Слизнорта контрольная. Не уверен, что я на неё проснусь.
Гермиона поднялась на ноги и потянула друга вверх.
— Я разбужу тебя и дам списать, — улыбнулась она, заметив, как он стягивал вниз рукав толстовки, пряча слова за тканью.
— Я очень на это надеюсь!
Когда Гермиона подошла к дивану, чтобы забрать вещи и подняться в спальню, Парвати остановила её.
— У тебя… сумка кричит.
Она недоуменно посмотрела на подругу, которая указывала на раскрытую школьную сумку. Грейнджер взяла её в руки и поднесла к уху. И как только услышала приглушённый крик, уронила к ногам.
Сердце ушло в пятки.
Она совсем забыла. Боже. Забыла про прослушку, которую в ту ночь так и не забрала из хижины…
Драко опять больно…
Гермиона сгребла вещи и быстро побежала в спальню. Закрыв за собой дверь, она вытащила ухо из сумки и бросила его на пол, вытягивая палочку. Сжечь и забыть.
Сжечь.
Забыть.
Выдохнуть.
Кончик древка дрожал под глухой крик из уха. Господи. Так умирают. Так кричат, когда умирают… она помнила эти звуки войны.
Сжечь.
Забыть.
Выдохнуть.
«Он сам просил не трогать его!»
Сжечь.
Забыть.
Выдохнуть.
«Тогда почему кричит так, будто ему нужна помощь, Мерлин!»
Все мысли утонули в желудочном соке, как только перед глазами появилась та самая картинка…
…на которой Драко скрёб руку ногтями и с кровавой пеной у рта извергал нечто похожее на хриплый крик.
Выдохнуть…
…и сорваться с петель.
Бежать, не разбирая дороги. Вниз по лестницам любимой школы. Вниз по лестницам, которые пережили многое. Бежать сквозь стены, которые видели многое. Видели смерть. И ей не хотелось, до боли в сердце не хотелось, чтобы эти стены опять увидели нечто подобное.
Она неслась через поле даже не чувствуя, как липла одежда от холодных капель дождя. Ива уже обездвижена. Ей оставалось лишь войти внутрь и споткнуться об удалённый, приглушённый крик в тоннеле.
Она поднималась по лестнице ощущая, что стояла на обрыве перед истерикой. Но весь этот страх отпустил, когда Гермиона поняла, как сильно сжала зубы. До хруста, до сведённых скул, почти вдавливая одну челюсть в другую. Нет. Чувств не осталось. Лишь механические движения, работающие по инерции, потому что перед глазами открылась ужасающая картина. Такая, которую она и представить себе не могла.
Драко, сидя на коленях в одних брюках, правой рукой пытался порвать светящиеся нити с предплечья левой. Грейнджер сначала ничего не поняла, но догадка вспыхнула в сознании слишком резко. Так же резко, как она побежала вперёд, накидываясь на него сверху. И обняла так крепко, притянув его левую руку к себе, что казалось, будто теперь они стали одним целым.
Она дышала в загривок Малфоя, держа его одной рукой за талию, а второй ногтями впиваясь в горячую кожу запястья. Вжимая грудь в его вздымающуюся спину, через которую она чувствовала, как ранено билось его сердце.
Выдохнуть…
— Я с тобой, Малфой… Я с тобой… Ты не один… Я здесь…
Впервые она чувствовала, как это не важно. Не важно помнить о том, как сильно они друг друга ненавидели. Важно только то, что она предотвратила его смерть. Вот только что. Не дав ему порвать нить непреложного обета.
Вот и всё, что было важно…
— Отпусти, — хрипло попросил он, пытаясь высвободиться.
— Ни за что…
Грейнджер ощутила, как от напряжения лопались сосуды в её голове. Куча вопросов нацелены в висок, совсем как кончик палочки, совсем как чёртов выстрел непростительного, прямо в подкорку, ни на грамм меньше:
Зачем ты это делаешь?
Что с тобой происходит?
Кому ты дал обет?
Почему ты только что чуть не убил себя?
Что здесь делаю я?
— Обещай, что ничего не сделаешь? — шепнула она прямо в его ухо.
— Я мог бы убить тебя прямо сейчас даже не шевеля губами!
Гермиона толкнула его в спину грудью, сильнее стискивая в объятиях.
— Обещай!
— Я уже дал когда-то обещание, — чернота в его голосе густая. — Видишь, что из этого вышло…
Гермиона прислонила лоб к его затылку. Ей хотелось плакать. Она никогда не чувствовала себя такой обессиленной и сильной одновременно, как сейчас, сжимая пальцы на его теле.
— Просто обещай…
Драко расслабился под её весом, и Грейнджер тихонько отстранилась, отползая назад к стене, облокачиваясь на покачивающуюся опору.
Малфой сделал то же самое, сев напротив.
Между ними кусочек выбеленной светом луны комнаты. Видны лишь их ноги, направленные в центр гостиной. Она слышала, как тяжело он дышал. И думала, что Драко слышал и её.
— Надо же, сегодня ты одета.
— Надо же, сегодня ты не разбил мне лицо.
Гермиона нутром чувствовала, что он ухмыльнулся, пусть даже его лица не было видно.
— Можем это исправить, — вновь послышался его голос из темноты.
— Разбить мне лицо?
— Раздеть тебя.
По её коже пронеслись кусачие мурашки. Тело ещё немного колотило, а ладони до сих пор ощущали фантомный жар его кожи.
— Какой же ты подонок, Малфой.
Он не ответил, подтянув ноги к себе, теперь уже скрываясь в темноте полностью. Так даже спокойнее, так не видно монстра. Они всегда прячутся в темноте. Там их место. Законное и справедливое.
Грейнджер услышала, как что-то щёлкнуло, а затем на секунду появилось очертание его лица, выхваченное огоньком от прикуренной сигареты. Она опять пропахнет дымом до ужаса сладких вишневых сигарет.
— Почему ты хромаешь? — наконец набравшись храбрости, задала она первый вопрос.
— Сразу с козырей зашла? — он злился. Оправданно злился, ведь она зашла на чужую территорию, которую охраняла злющая собака в его лице. — Поверь, я никогда не позаимствую твоё плечо, чтобы поплакаться.
Уж так сложилось, что Гермиона не в силах просто взять и выдохнуть. Не в силах сжечь ухо, через которое слышно, как этот ублюдок убивал себя. Не в силах просто взять и отступить, закрыть глаза на происходящее. Не в силах отвернуться.
Она притянула колени к себе, обнимая их руками; ей просто нужно за что-то держаться. Просто уловить какую-то опору, чтобы не упасть вниз, в ту жижу смердящей ненависти к себе, которая кричала и кричала:
Сжечь.
Забыть.
Выдохнуть.
Гермиона не в силах сделать этого.
Не зная всей его истории и того, с чем столкнулся Драко во время войны, Грейнджер не могла не думать об этом. Пострадали все, даже те, кто носил метку. Даже тот, кто сидел напротив неё. Гермиона вздрогнула от того, что в другом конце комнаты Малфой протяжно и хрипло застонал. Шорох и глухой удар об пол были последними каплями.
Чёрт возьми, Грейнджер не в силах это игнорировать.
Она стрельнула люмосом вверх, освещая комнату. И увидела, как он, завалившись на бок, лежал спиной к ней и держался за предплечье.
Шаги осторожные.
К таким подходить только так.
Она присела рядом с ним, до боли прикусив губу, просто потому что не могла представить, какую боль он испытывал. Вся рука содрана от его ногтей, но он всё пытался и пытался её царапать. И как только его палец поймал светящуюся нитку обета, которая по мере растяжения проявлялась ярче, тогда-то Грейнджер и плюнула на все осторожности.
Она перевернула его на спину, удивляясь тому, что он вообще не сопротивлялся; совершая ошибку за ошибкой; фатальной. Гермиона легла рядом с ним и обняла, опуская свою ладонь прямо на чёрную метку.
Гермиона всегда думала, что метка будет ощущаться выпуклой или шершавой, как чешуя змеи на ней. Но кожа гладкая, и если закрыть глаза, то можно представить, что там ничего нет. Драко замер, будто осознав, что сейчас она делала.
Фатальная. Фатальная ошибка.
Сердце ёкнуло, как ужаленное острым клыком змеи. Она едва сдержала сдавленный вздох между чёртовых губ, когда он резко поднялся и навис над ней, прижимая её кисти к полу своими руками.
— Знакомые декорации? — зло выплюнул Малфой. — Ты, я, эта ёбанная хижина?
Гермиона задёргалась под его телом. Бесполезно.
— Давай я тебе объясню, как делать не надо? — он сжал пальцы на её кистях. Наверное завтра там будут следы. — Я ненавижу тебя так сильно, что моё желание сдохнуть уходит на второй план, когда я вижу тебя.
Она видела, как подлетела к нему сигарета. С каким наслаждением он сделал глубокую затяжку. А затем нагнулся ещё ближе, чтобы выдохнуть в её лицо весь этот ядовитый дым.
— Меня не волнует твоё лицемерное беспокойство обо мне. Меня вообще ты не волнуешь. Я ждал, что ты сдохнешь ещё тогда, в моём доме, когда психанутая тётка вырезала это, — он повёл ногтем по шрамам на её руке. — Блядство. Я стоял там, смотрел на тебя и хотел, чтобы ты сдохла…
— Нет! — первая слеза ошпарила её висок, скатилась к уху и заползла внутрь.
Он лгал. Гермиона помнила, с каким взглядом он смотрел на неё. И это точно было сочувствие.
— Сочувствие? — будто переспросил он. И Грейнджер стало страшно. Он шарил в её голове, а она даже не чувствовала этого. Боже. — Ты только это запомнила в тот день? Что ж, я отлично постарался.
Всё, что он делал, сейчас было похоже на жертвоприношение. Вот жертва, пришпоренная руками и ногами к полу. Вот алтарь — грязный пол визжащей хижины. И его острые слова — вместо клинка в сердце. Осталось умаслить рогатого, но Грейнджер сразу поняла, что дьявол в этом аду один, и это Малфой, впивающий в её кожу литые свинцом лапы.
— Не советую больше ко мне подходить, — он взглядом повёл сигарету к её лицу. Тлеющий кончик остановился в сантиметрах от глаза Грейнджер. Едкий дым разъедал белок. — Это тебе мой первый совет. И последний.
Сигарета зашипела рядом с её ухом, прижигая пол. И она не сдержалась. Потянула руки к лицу, их больше ничего не удерживало. Гермиона плакала, осознав, что вновь обозналась. Перепутала направления, спутала цели.
Он вновь оставил её одну, также лежа. Также разбито. Так же предательски подло.
— Пошёл к чёрту, Малфой! Я ненавижу тебя! Ненавижу!
Но крики летели в пустоту.
В глотку засело, словно огромная кость, осознание. Разодрало слизистую, упёрлось в стенки глотки, затопило желчью, и больше в голове не было никаких иллюзий. Больше не хотелось спасать. Не хотелось даже смотреть в сторону того, кто этого не хотел и не заслуживал. Не хотелось сказанного ранее «я здесь… я с тобой», потому что
всё кончено.
Пусть пытается умереть.
Она не будет этому мешать.
Сжечь.
Забыть.
Выдохнуть.
Комментарий к Глава 3. И если ты захочешь их вылечить
Вот и первый пошел) У Гарри появилась надпись.
Блейз, Пенс две булочки. Обожаю их.
Ну, а Драко еще кусается. Еще не ручной…
Арт к главе: https://vk.com/photo-195288379_457239778
========== Глава 4. пути назад не будет. ==========
Она почесала нос и сразу же сморщилась от едкого запаха бадьяна, который так и не выветрился с самого утра, когда Грейнджер окунала в него свои истерзанные пальцы. Раны на кутикулах зажили, а вот в груди так и не срослось. Не перестало болезненно ныть и напоминать о досадном поражении.
Слизеринцы спасают себя сами.
Ей стоило повторять это каждый раз, когда думала, что Малфой нуждался в её помощи. Гермионе правда жаль. Жаль своих нервов и надежд, что все поменялись после войны. Нет — он остался прежним. Чёрным злым пятном в её жизни, маячившим где-то на горизонте. Но почему-то именно это тёмное пятно было самым ярким. Наверное потому, что как бы Драко не прятал в себе огонь, дым от него всё равно был заметен.
После той ночи прошло пару дней. И за всё это время, когда слизеринец попадал в радиус её взгляда, не происходило ничего. Малфой не смотрел на неё, даже не поворачивал головы. Он вёл себя как обычно. Будто бы и не было тех пришпоренных к полу кистей. Не было брошенных ненавидящих угроз. Не было его боли, которую она увидела. Не было его удаляющейся спины и её слёз на щеках. Всё испарилось, рассеялось как туман.
В никуда…
— Он не может так просто взять и прийти в башню старост когда ему вздумается! — Невилл, ссутулившись, навис над партой Блейза и Паркинсон. — Я понимаю, Пенси, что он твой друг, но он должен заниматься в своей гостиной!
Гарри громко вздохнул. Грейнджер улыбнулась и покосилась в сторону начинающейся истерики Долгопупса. Аберфорт как всегда задерживался, и Невилл этим прекрасно пользовался.
— Салазар, ты можешь говорить не так громко? — Пенси уронила лицо на руки. — Голова и так раскалывается!
— Скажи своему другу, чтобы он занимался у себ…
— Невилл! Я сижу в метре от тебя, буквально! — Забини откинулся на спинку стула и вальяжно вытянул ноги. — Ты можешь сказать всё мне в лицо.
Послышался смех, и Долгопупс смутился. Желваки на его челюсти плясали. Он явно был зол.
— Вы вчера горланили всю ночь! Смею предположить, запах, который витал сегодня утром в гостиной, был явно от огневиски!
Блейз повел плечом и зажмурился, потянулся за своей фляжкой, сделал глоток и потом уже выдохнул.
— В школьных правилах нет запрета на посещения башни сокурсниками старосты для того, чтобы делать уроки, — Пенси выхватила фляжку у друга и допила содержимое.
Их ночь явно была бурной, настолько, что приходилось опохмеляться.
— Уроки и алкоголь разные вещи! — не успокаивался Невилл.
— Ну подумаешь, мы с Пенси и Драко вчера пригубили по паре фужеров, — Блейз широко улыбнулся. — Зато выполнили все задания на пару занятий вперёд.
Гарри засмеялся. Гермиона пихнула его локтем в бок еле сдерживаясь, чтобы самой не захохотать, потому что Долгопупс был уже на пределе.
— Сразу бы и сказал, что тоже хочешь выпить, я бы вообще не возражал! — закончил Забини, и теперь уже Гермиона не сдержалась.
— Распитие алкоголя в стенах школы запрещено! — зашипел Невилл.
— Как и секс до свадьбы, — протянул Блейз.
Хохот прервал Аберфорт. Он громко прокашлялся, когда появился в дверях кабинета. Окинув всех взглядом, остановился на Долгопупсе, который до сих пор стоял у парты слизеринцев.
— Невилл, раз ты уже стоишь, пожалуйста, отодвинь все парты к стенам, а всем остальным встать и разделиться по парам, — сказал Дамблдор и сразу же нахмурился, когда увидел, что пары сформировались так, как ученики сидели за партами. — Нет, остановитесь. Гарри! Выйди вперёд.
Поттер взглянул на Гермиону, и она непонимающе пожала плечами. Гарри начал обходить левитирующие парты, которые аккуратно плыли к стенам.
— В том году ты создал отряд Дамблдора, — профессор положил руку на его плечо, — отлично постарался. Но, к сожалению, не все успели освоить заклинания в связи с тем, что некое недоразумение по имени Долорес оборвала своими правилами всю школьную программу. Поэтому сегодня мы это исправим. Разделитесь по парам так: те, кто уже знает заклинание патронуса с теми, кто не практиковал его. Гарри, — он отвёл его в сторону, — ты за старшего. Мне нужно срочно сходить в «Кабанью голову».
— Но профессор… — Поттер застыл на месте. — Я не…
— Справишься. Я быстро вернусь.
Гермиона смотрела на то, как все молча замерли, когда Аберфорт вышел из кабинета. Гриффиндорцы стояли напротив слизеринцев и сверлили друг друга взглядами. Никто не решался выйти и выбрать себе пару для практики. Почти все понимали, что со стороны львов патронус был освоен, и им придётся учить этому бывших врагов. Детей пожирателей смерти. Не все обиды были забыты.
До неё до сих пор доносились отрывистые разговоры об предвзятом отношении к змеям. Мало кто верил, что дети были ни при чём. Нужно было что-то делать…
— Блейз, — Грейнджер сделала шаг вперёд, привлекая всеобщее внимание.
Забини повернул голову, и она невольно посмотрела на Драко, который стоял рядом с ним облокотившись о парту и перекатывая в руке палочку. Он не смотрел. Не смотрел на неё. Тем легче.
— Будешь со мной? — она уже знала ответ. Забини, широко улыбнувшись, сделал пару шагов в её сторону.
— Вы слышали Дамблдора? — громко произнёс Гарри. — Вперёд!
Шорох шагов гриффиндорцев и первые пары. Пока все разбредались по кабинету, Пенси и Драко так и остались стоять на месте. Их обходили стороной. Гермиона уже хотела предложить Пенси присоединиться к ним, но Поттер её опередил.
— Малфой, Паркинсон, я буду с вами.
— Какая честь, — съязвила Пенси. — Какой в этом смысл, если на наши палочки наложен запрет?
— На это заклинание нет запрета, так что иди сюда, — резко ответил Гарри. — Малфой, для тебя отдельное приглашение нужно?
Он молчал. Грейнджер мазнула взглядом в их сторону и ударилась о его безразличие. Малфой всё так же крутил в руках древко. Вряд ли в этом чёрном пятне найдётся что-то хорошее, чтобы создать патронус. Она была уверена в этом.
Гарри не стал повторять дважды и просто-напросто отвернулся, начав объяснять Пенси основы. Гермиона с силой заставила себя повернуться к Блейзу, но в самый последний момент она увидела, как Драко поднял на неё взгляд.
— Какие-то все сегодня психованные, — проговорил Забини, пытаясь перекричать уже первые попытки вызова заклинания. — Кто у тебя?
Грейнджер замерла и посмотрела на него в недоумении. Слизеринец же мотнул головой на её палочку.
— Патронус. Кто у тебя?
Проще показать и сразу начать с практики. Гермиона так и сделала.
— Экспекто патронум!
Но ничего не произошло. Кончик древка на пару секунд осветился серебристым огоньком и сразу же потух.
«Как же…»
В голове вспыхнули самые счастливые моменты из её жизни. Родители, друзья… И она вновь вычертила руну и произнесла заклинание.
— Может, палочка сломалась? — вставил Блейз, так же ожидавший, что вторая попытка будет удачной.
Он был прав. Сломалась. Вот только не палочка, а сама Грейнджер. Пополам. По диагонали. Насквозь — сломалась.
Она перевела тему. Объясняла Забини простым языком, как проще вызвать патронуса, а у самой в голове пусто. Всё лопнуло и утекло. Мёртвая тишина, и ничем её не заполнить.
Гермиона с досадой пожёвывала губу, наблюдая за первой попыткой Забини и ожидая, что у него ничего не выйдет. Но как только из его палочки вылетела гарпия, махнув крыльями над их головами, она пришла в себя.
— Моя матушка позаботилась о том, чтобы это заклинание я выучил ещё два года назад. Когда… сгущались краски, — Блейз провёл рукой сквозь свой патронус, и он рассеялся.
— Так почему ты ничего не сказал? Я бы встала в пару с кем-то ещё!
— Например, с Драко?
Блейз посмотрел через её плечо, растягивая губы в полуулыбке. И чёрт…
Горло превратилось в высохшую трубу. Грейнджер нащупала во рту немного влаги и протолкнула её внутрь языком. Сглотнула. Слишком громко для всех. Слишком выдавая себя. Ноготь указательного пальца проехался по сухой коже, сдирая кутикулу куда-то вниз, прямо с кровью.
— Например, с Тео, — наконец ответила она, ища взглядом Нотта.
Гермиона обошла Забини и толкнула его плечом. Не сильно. Так, чтобы показать свою обиду. И сразу же пожалела об этом. Ей всегда удавалось сдерживать эмоции. Но только не тогда, когда дело касалось его.
Она остановилась напротив спорящих Гарри и Пенси совершенно не разбирая их речь, потому что спина горела от чьего-то взгляда. Она ощущала это кожей. Вновь ощущала своё позорное поражение у него на глазах. И ничего с этим сделать не могла.
— Чёрт возьми, ты невыносима! — рявкнул Гарри. — Я показал тебе! Это простейшая руна! И ты обвиняешь меня!
Пенси, почесав через рубашку предплечье и явно раздражённая, сложила руки на груди и закатила глаза.
— Хреновый из тебя учитель, Поттер. Как вообще ты обучал отряд Дамблдора с такими успехами?
Господи.
Он обернулся и повёл рукой, показывая на гриффиндорцев, которые с лёгкостью демонстрировали заклинания, наглядно показывая свои навыки.
— Вы же помирились, — Грейнджер попыталась их усмирить. — Давай я буду с Пенси, а ты возьми…
Она обернулась, чтобы указать на Малфоя, но на том месте, где он сидел, оказалось пусто. Только Блейз, усевшись прямо на парту, смотрел на своих сокурсников.
Её раздражало такое наплевательское отношение к школе. Он курил, где хотел, уходил, когда хотел. Чёрт возьми, зачем он вообще вернулся?
Поттер кивнул и пошёл к другим слизеринцам, оставив девушек одних.
— Можешь не стараться, — выдохнула Паркинсон. — У меня ничего не выходит.
Гермиона села на парту позади неё и расслабила плечи, вспоминая, как ей удалось вызвать свой первый патронус.
— Попробуй подумать о детстве. О счастливых моментах с родителями…
Паркинсон обернулась к Грейнджер и вздёрнула бровь.
— О том, как мать заставляла меня учить французский и итальянский день и ночь? Или о том, как мой отец сидел в гостиной и читал книгу, а я играла на рояле до мозолей на пальцах, пока его чёртова книга не закончится? Или…
— Прости… — перебила её Грейнджер, виновато посмотрев в глаза девушки. — Я не знала…
Паркинсон не ответила, отвернулась и пошла в сторону Блейза. Слишком много острых углов у чёртовых подводных камней, на которые она натыкалась.
Ей стало жарко. Она почувствовала, как капля пота сбежала по ложбинке спины. И как чесалось предплечье, тоже чувствовала. Прямо там, где уродливый шрам, доставшийся от Беллатрисы. Трудно дышать. Гомон чужих голосов топился в ушах и барабанил в перепонки. Она вскочила с места и быстро направилась к выходу из кабинета. На воздух.
Дышать.
Она спустилась до балконного коридора, в котором гулял сквозняк. Здесь никого. Только она и её бешено бьющееся сердце.
Гермиона остановилась посередине коридора. Уперевшись пятками в пол, она вытянула палочку вперёд.
«Ты уже позавтракала, милая?» — зазвучал голос мамы в голове.
Она прикрыла глаза, удерживая эту картинку в голове, и произнесла:
— Экспекто патронум!
Кровь остановилась, обжигая расплавленным железом щёки. Пустота коридора так и осталась безмолвной. Неживой. Безликой. Грейнджер сломалась. Очень сломалась…
— В твоей голове пусто.
Она вздрогнула и резко обернулась на жжёный голос. Он стоял прислонившись к стене и смотрел прямо ей в глаза. Точно таким же взглядом, как в хижине — тяжёлым.
— Да что ты знаешь! — резко выдавила она сквозь сомкнутые губы.
Малфой оттолкнулся от стены и сделал первый шаг к ней. Она уловила его хромоту, а затем походка стала нормальной. И когда он остановился рядом, плечом к плечу, повернув на неё голову, сердце Грейнджер пропустило удар.
— Знаю только то, что в тебе не осталось счастья. Теперь ты хоть как-то понимаешь меня…
Лучи солнца ложились на твёрдые скулы под правильным углом. Они будто вжаты в его озлобленное лицо. Драко смотрел прямо в глаза. В душу. В самую черепную коробку. И это жутко. Грейнджер даже пошевелиться не могла, и взгляд отвести тоже. Это сделал он. Малфой просто-напросто пошёл дальше, оставив её одну наедине с мыслями.
В Гермионе ломалось всё: прямая осанка, контур плеч и стержень характера. И ей не больно от этой изломанности, будто бы Малфой лишь подчеркнул это и сделал осязаемым.
В ней ничего не осталось…
***
На этой неделе мадам Майнд, видимо, прислушавшись к возмущениям, решила приглашать старшекурсников по одиночке к себе в кабинет.
Сегодня была очередь Падмы, которая, вернувшись в гостиную Гриффиндора, плакала вот уже полчаса.
— Знаешь, что спросила эта дрянь у моей сестры? — прошептала Парвати, посмотрев на Гарри и Гермиону. — Каково ей было наблюдать смерть подруги от укуса оборотня! Она просила её описать всё в подробностях!
Поттер сжал кулаки, пряча дрожащие пальцы. Гермиона ещё крепче обняла Падму. Все были на грани, но Майнд будто казалось этого мало. Она ещё больше подливала масла в огонь, заставляя вспоминать ужасы прошлого.
— Я вчера говорил с Забини, — Гарри смотрел на огонь в камине. — Она спросила, почему его мать не присоединилась к пожирателям. И хотел бы он сам стать пожирателем, как его знаменитый друг. Я просто поверить не могу, что министерство послало сюда эту…
Друзья замолчали. Слов ни у кого не находилось.
— Н-надеюсь, — Падма подняла голову и вытерла слёзы, — надеюсь, что Малфой ей сейчас устроит то, что устроил на той неделе…
Ладони вспотели только от его фамилии. Гермиона чуть отстранилась от подруги и переспросила:
— Малфой сейчас у мадам Майнд?
Патил быстро закивала и потянулась за кружкой, стоявшей на журнальном столике перед диваном. Грейнджер переглянулась с Гарри. Они явно думали об одном и том же.
Малфой сорвёт терапию.
Как бы Гермиона его не ненавидела, но гадкая улыбка поползла вверх. Ей нужно подготовиться к тому, что Майнд вызовет её, и сделать то же самое, что и он. В этом она была на его стороне.
Ближе к ужину, закончив домашнее задание, Грейнджер решила сходить на поле, чтобы подождать Гарри и вместе пойти в Большой зал. Уже спускаясь по лестницам, она заметила, как быстро, чуть не спотыкаясь, бежала вверх Пенси.
— Что случилось?
— Драко в больничном крыле! — её голос был испуганным.
Когда лестница Паркинсон поравнялась с лестницей Грейнджер, Гермиона на миг замерла. Просто смотрела, как слизеринка перебегала на её пролёт и ровнялась с ней.
«Слизеринцы спасают себя сами».
Она повторила это один раз. Ещё один. И ещё. Выжгла бы эту фразу на внутренней стороне век, чтобы моргать и напоминать себе об этом. Гермиона обернулась, глядя на то, как Паркинсон, перешагивая через две ступеньки, всё больше отдалялась.
Нет.
Нет.
Нет…
Ей всё равно.
Ей правда всё равно.
Она была уверена, что будет бороться с мыслями до самого конца. Но дьявол! Грейнджер сдалась по собственной воле. Это её наказание. Это её интерес к этому сгустку черноты. Именно в нём она ощущала возможность ответить себе на многие вопросы.
Именно в Малфое таились её разгадки.
Пусть он и пытался оттолкнуть, её магнитило обратно, как бы Гермиона на себя за это не злилась. Но по собственной глупости одной ногой наступила в капкан ещё тогда, когда в первый раз пошла в хижину. Её лодыжка до сих пор была зажата в тисках, болела и ныла. И чтобы освободиться, Драко должен сам открыть свой же железный капкан, в который она угодила…
Грейнджер остановилась прямо у входа в больничное крыло, потому что на первой койке увидела его. Увидела, что Пенси сидела рядом и просто смотрела на друга. Он спал.
Паркинсон подняла голову и, встретившись с Гермионой взглядом, устало прикрыла глаза. Она ничего не сказала, когда Грейнджер тихо подошла к койке. Тёмные круги под глазами Малфоя особенно чётко выделялись на фоне белой подушки. Даже во сне на его переносице виднелась мелкая морщинка.
— Что с ним? — спросила она дрожащим шёпотом. Наверное, нервы.
— Помфри сказала, что простое переутомление, — с таким же надломом ответила Пенси.
— Он был у Майнд…
Как только до Паркинсон долетела эта фамилия, её рука с силой сжала край одеяла.
— Она ненормальная! — чуть громче произнесла Пенси, и мадам Помфри шикнула в их сторону из-за своего стола.
— Согласна.
Слизеринка хмыкнула. Поморщившись, она с отвращением прошептала:
— Да что ты говоришь? Вас эта стерва не трогает. Только на нас и срывается. Знаешь, что она вчера предложила Блейзу?
Гермиона молча стиснула пальцами изголовье кровати.
— Она предложила ему выпить сыворотку правды…
— Это незаконно! — Грейнджер даже сделала шаг назад от этой дикости.
— Незаконно, — согласилась Пенси. — Вот только если ты по доброй воле её примешь и всё расскажешь, то будет по правилам. Блейз не дурак, отказался. Она сказала, что доложит в министерство об отказе от терапии.
— Это какая-то чушь!
— О нет, Грейнджер, это последствия действий наших родителей, — Паркинсон отвернулась, поглядела на профиль Драко. — Наш факультет даже вздохнуть боится. Ты не видишь дальше собственного носа и не знаешь, что происходит. Да и зачем тебе, ты же героиня войны…
— Пенси, я…
— Блейзу приходится приходить ко мне в башню старост, чтобы сделать долбанное домашнее задание! Знаешь, почему? — она вновь повернулась на Гермиону, и теперь в её глазах застыли слёзы. — Потому что в библиотеке каждый раз кто-то уничтожает его готовое задание. Каждый раз кто-то из нас в своей тарелке находит дохлых червей. И каждый раз, когда кто-то из нашей команды по квиддичу выходит на поле, то летает на сломанной кем-то метле! Вот последствия, Грейнджер…
Гермиона отвернулась и встретилась взглядом с мадам Помфри, которая невольно слышала слова Пенси. Женщина, положив руку на сердце, с сочувствующим лицом пыталась делать вид, что заполняла какие-то бумаги. Но, чёрт возьми, каждый здесь присутствующий видел, как плохо у неё получалось.
Как плохо получалось у Пенси держать себя в руках и не расплакаться.
Как плохо получалось у Гермионы делать вид, что ей не хочется сорваться и уйти.
Как плохо получалось у всех жить дальше.
— Ему хуже всех нас взятых… — продолжала Паркинсон, аккуратно положив руку на его ладонь. — Я понятия не имею, что пережил Драко, что делал с ним отец и что делал Волан… что делал с ним этот урод! Но он вернулся другим. Со мной и с Блейзом он ведёт себя так же, как и всегда, но я чувствую, вижу, что что-то не так. Я ненавижу себя за то, что сейчас тебе скажу, но ты просто обязана услышать!
Паркинсон поднялась с места и встала рядом с Гермионой.
— Гойл видел, что делал с ним лорд. Сколько Круцио Драко пережил за один вечер только потому, что недостаточно хорошо что-то там выполнял. Грег, видимо, почувствовал свою скорую смерть и развязал язык, когда нас заперли в подвале, — она наклонилась к её уху и прошептала: — Гойл сказал, что ему хватило раза увидеть, что делал Волан-де-Морт с Драко, чтобы потом ещё неделю блевать от отвращения! Вот что ты должна знать, когда в следующий раз будешь орать на него, Грейнджер!
***
Отвратительный горький запах жёлтоговарева в котле щекотал нос. Все в кабинете заткнули ноздри салфетками. Слизнорт задал сварить зелье короткой потери памяти. Грейнджер уже пожалела, что не встала рядом с Гарри и Невиллом у окна. Парни почти высовывались наружу, чтобы отдышаться, а ей приходилось стоять с Полумной в самом начале кабинета.
— Держи, — Лавгуд протянула ей круглую баночку, больше похожую на бальзам для губ. — Помажь под носом. Так легче.
Гермиона даже не стала уточнять что это, и ногтем загребла восковую субстанцию, щедро размазав её под крыльями носа.
Запах мяты, до слёз из глаз едкий, ударил в ноздри. Уж лучше так, чем эта тухлая горькая вонь зелья.
— Профессор Слизнорт! — Невилл вытянул руку, и старик улыбчиво разрешил ему задать вопрос. — А зачем нужно это зелье, если можно воспользоваться заклинанием Обливиейт?
— Чем же ты слушал, Нувелл?
— Невилл, сэр, — поправил его Долгопупс и сразу же смутился.
— Заклинание Обливиейт очень тяжело сказывается на памяти, его нельзя применять к человеку дважды. Если в первый раз можно попробовать вернуть воспоминания, то во втором случае это будет сделать невозможно!
Гермиона старалась не слушать. Она знала эти основы и не хотела вновь вспоминать о том, что сделала с родителями. От них до сих пор не было вестей.
Полумна смотрела на неё исподлобья. Грейнджер узнала этот взгляд, сожаление буквально читалась в глазах. Ей хотелось отвернуться, но не хотелось быть грубой с подругой. Гермиона делала вид, что мешала в котле уже готовое зелье. Чёрт бы побрал это задание, лишь бы побыстрее закончить.
Жарко. Чертовски жарко.
Она стащила с себя кофту — опять в меловой пыли на локтях. Отряхнув шерстяную ткань, Гермиона поморщилась; жёсткие ворсинки прошлись по ранкам на пальцах. Услышав, как возле задних парт профессор отчитывал Симуса и Дина, она повернулась, чтобы понять, что они натворили. И именно в этот момент её взгляд уловил белую макушку на другом конце кабинета.
Он смотрел.
Смотрел так, что в венах закипала кровь.
Это какое-то проклятье.
Капкан на лодыжке сильнее прокусил кожу, до кости. До самых внутренностей. Гермиона опять в ловушке. В этом жжёном свинце. Хотелось выругаться, но в голове всплыли слова Пенси, и Грейнджер прикусила язык.
Она была однажды в мэноре. И эти воспоминания были одними из самых ужасных в её жизни. Гермиона помнила в мельчайших подробностях узор паркета на полу в южной части дома. Помнила протухшее дыхание Лестрейндж. Помнила, что эта ненормальная вырезала согласные на её руке с особым усердием. Это был один день в проклятом месте, а Малфой жил там всю жизнь.
Он был среди убийц и психопатов. Он видел всё. Он слышал всё. Он чувствовал всё.
Редкий человек сохранил бы рассудок в этом богом забытом месте. И Малфой, казалось, был одним из них. Храбрился… Гермионе жаль его, даже больше себя. Он остался один. Всегда в тени. Всегда где-то сзади, за спинами, за взглядами, которые его не достанут.
Ей определённо жаль…
***
Пальцы Гарри, прикрывавшие её глаза, немного дрожали, но она лишь смеялась, вытянув обе руки вперёд. Он вёл её сам, обещая, что ей понравится. Гермиона услышала, как в метре от неё открылась дверь, и они вошли внутрь.
— Готова? — шепнул Гарри.
И она кивнула.
Он резко убрал руки, и Гермиону ослепили разноцветные вспышки из множества палочек.
— С днём рождения! — хором, почти синхронно, раздалось со всех сторон.
Грейнджер сделала вид, что сильно удивлена. Забавные. Она уже три дня назад заподозрила неладное. Все друзья эти дни шептались в её присутствии, и как только она к ним подходила, они неумело меняли тему. Она ожидала сюрприза, но не такого, чёрт возьми.
Здесь все. Не только Гриффиндор, но и остальные факультеты, включая Слизерин. Выручай-комната превратилась в одну большую гостиную в пастельных тонах и с множеством мягких пуфов, кушеток, диванов и стульев. Играла магловская музыка, в руках у присутствующих были кубки, а на лицах — улыбки.
Её тут же окружили, наперебой поздравляя, так, что Гермиона не успевала благодарить. Щёки болели от судороги. Гарри, приобняв, повёл её от одной группы ребят к другой.
«Счастья, здоровья, любви».
И так каждый раз.
Слизеринцы немного смущались, очевидно, не понимая, почему их пригласили. Но Грейнджер была рада им. После разговора с Паркинсон в больничном крыле она всё рассказала Гарри. Он был зол. Они оба не хотели, чтобы война продолжалась после её кончины. Пора было остановить эту вражду. Со всех достаточно страданий.
— Ты же не против, что я их пригласил? — Гарри сел напротив неё, когда им удалось остаться наедине. Он протянул Гермионе кубок, чокнувшись с ней.
— Конечно, нет! Я только за, ты же знаешь.
После первого глотка огневиски с вишнёвым соком она узнала, что Симус и Дин целую неделю выкупали в пабе Аберфорта по бутылке, готовясь к вечеринке. Дамблдор запретил ученикам праздновать в «Кабаньей голове», объяснив это тем, что его уволят. Гермиона была уверена, что старику просто не хотелось возиться с пьяными старшекурсниками. Поэтому лучшим решением оказалась Выручай-комната.
— Господи, кажется, Невилл сегодня напьётся, ты только посмотри! — Гермиона указала в тёмный угол, где Блейз сидел рядом с Полумной и что-то рассказывал, подкрепляя слова жестами. Чуть в стороне от них, рядом с Дином, стоял Невилл и неотрывно смотрел на парочку.
— Дин сказал, что будет отвлекать его, но, видимо, плохо получается. Бедный Невилл… Зато посмотри, как смеётся Полумна рядом с Забини.
Лавгуд завороженно слушала Блейза, теребя в руках причудливые бомбошки со своего платья, и через мгновение заливисто засмеялась. Гермиона слышала это даже через громкую музыку. На это приятно смотреть. Страшное позади. Они все в расцвете сил и заслужили такие моменты.
— А пришли все слизеринцы? — Грейнджер обвела взглядом толпу.
— Пенси сказала, что Драко остался в спальне, — ответил Гарри.
По-хорошему, нужно было бы сменить тему в такой день. По-хорошему, Гермионе следовало бы сейчас развлечься с друзьями. По-хорошему…
— Ты заметил, что Малфой…
— Пользуется магией без палочки?
«Ведёт себя странно», — хотела сказать она, но друг её удивил.
— В первый же день, когда он на травологии уронил учебник. Но он отлевитировал обратно на стол. Я тогда с ним взглядом встретился и всё понял.
— Он вообще не переживает, что Макгонагалл или профессора об этом узнают! — ей стало обидно. Резко и чётко в сознании.
— Я бы сказал, что он осторожен, — не согласился с ней Гарри. — Он не сделал ничего провоцирующего. Я почему-то ему верю. Он не плохой, каким себя выставляет. Иногда думаю, что если бы тогда во дворе школы он не кинул бы мне палочку, то Волан-де-Морт не убил бы Нарциссу. Я виноват перед ним…
Гермиона поставила кубок на столик и взяла его за руку.
— Гарри, ты ни в чём не виноват.
Сколько раз они говорили ему это. Сколько раз говорила Молли. Но он только кивал и отворачивался. Гермиона чувствовала, какой груз лежал на его плечах. Такой тяжёлый, что всё отдавалось в руки. Ей было больно от того, как он мучился чувством вины.
Как сильно напрягались плечи Гарри, когда речь заходила про войну. Хотела бы она хоть чуть-чуть перенять на себя эту тяжесть, облегчить его мысли. Просто потому что безумно любила. Безумно дорожила им.
— Ну и что у вас за кислые лица?
Пенси появилась вовремя. Сев рядом с Грейнджер в кресло, она даже не спросила разрешения. На узком сиденье обе девушки еле как умещались. Паркинсон закинула руку на спинку кресла, чтобы лучше удержать равновесие. Её бедро оголилось чуть больше, когда она скрестила ноги. Гарри невольно глянул на бледную кожу и, сделав пару глотков, отвернулся.
— Спорим, что Лавгуд по итогу выберет сутулого? — Паркинсон чокнулась с Гермионой бокалом и посмотрела в сторону Забини и Долгопупса.
— Его зовут Невилл, — поправил её Гарри.
— А меня Пенси, а не Паркинсон, да, Поттер?
Их взаимные колкости загоняли Грейнджер в тупик. Она сидела между ними и чувствовала это напряжение. Проведи рукой, и почувствуешь этот тяжеленный канат, который висел между ними.
— Почему ты думаешь, что Полумна будет с Невиллом? — Гермиона перевела тему, пытаясь сгладить углы.
— Потому что это проклятье Забини, — выдохнула Паркинсон. — Его обожают многие, и многие хотят. Но ему на них плевать. Но когда дело касается её… — она опять посмотрела в их сторону. — Дело плохо.
— Почему? — уточнил Поттер.
— А ты не видишь? Он влюблён. По уши. Мне даже жутко от этого. Я говорю вам точно, она разобьёт ему сердце, как бы он ни старался. Жалкие попытки…
Гарри мотнул головой, допил виски и размял руки. Ничего хорошего в этом не было…
— Ты даже за друга порадоваться не можешь, — он вновь повысил голос. — Эта такая особенность характера, пытаться всё загадить?
— Гарри! — Гермиона попыталась его успокоить.
— Я говорю правду в лоб. Жаль, что тебе не нравится. Лучше так, чем лесть в ушах, от которой потом гноя не выкачать.
— А ты попробуй хоть раз побыть любезной, — Гарри встал с места и посмотрел на слизеринку сверху вниз. Его рука с силой сжала железную ножку кубка. А потом он указал на неё пальцем и добавил: — Хотя, не нужно. Оставайся такой же стервой, чтобы легче было обходить тебя стороной.
— Господи, Гарри! — Гермиона попыталась встать, но Пенси её удержала. Они смотрели, как Поттер уходил в сторону мини-бара. — Да что с вами обоими?
— Взаимная не симпатия? — едко ответила Паркинсон. — Кстати, с днём рождения.
Грейнджер повернула голову влево, и лицо Пенси оказалось в нескольких сантиметрах от её. Красная помада даже не размазалась на пухлых губах, а ведь это не первый её бокал. Сколько в этой красоте яда…
— Спасибо.
Они с минуту сидели молча, всё так же плотно прижавшись плечами друг к другу. Грейнджер могла бы занять освободившееся место, но почему-то ей было комфортно. Пенси вызывала доверие. Гермионе нравилась её язвительность. Иногда это казалось очаровательным. Иногда — до изнеможения надоедающим. Но в этом была вся Пенси. В острых иголках, к которым Грейнджер уже привыкла.
— Кто это? — вдруг спросила Паркинсон, и уточнила: — Рядом с обидчивым шрамоголовым.
Гермиона посмотрела туда, куда ушёл Гарри, и заметила подошедшую к нему девушку.
— Это Диана. Загонщик в запасной команде.
Поттер, уронив подбородок на грудь, смущённо улыбался, пока Диана что-то ему говорила. Даже касалась пальцами его локтя. Вот это наступление. Вот это загонщик…
— У него совершенно нет вкуса, — подчеркнула Пенси. — Давай пить, раз уж у тебя день рождения. Уверена, ты никогда не напивалась до беспамятства, святоша Грейнджер.
Гермиона приподняла бровь.
— Это вызов?
— Это предложение…
Предложение Паркинсон началось весьма невинно. Они присоединились к игре, которую устроил Забини — нужно было с помощью палочки вычертить рисунок загаданного слова. Затем начались игры, в которых Гермиона отказалась участвовать, оставшись наблюдать со стороны, и опять же вместе с Пенси. Они хохотали над тем, как Дин и Тео выполняли «действие», танцуя на столе, что быстро подхватили все остальные, переместившись на импровизированный танцпол в центре комнаты. Гермиона уже не могла больше смеяться, ей очень хотелось в туалет.
— Ты пойдешь со мной? — голос не слушался. Язык заплетался.
— Тебе что, пять лет, Грейнджер? — Пенси отмахнулась, оставшись смотреть на то, как парни приглашали девушек на медленный танец.
Грейнджер на мгновение взбесилась. Нагнувшись к Паркинсон, она прошептала в самое ухо:
— Не смотри ты так на него, возьми и пригласи сама! Он же тебя сюда пригласил!
Ответ она не услышала. Протискивалась сквозь ребят к выходу, пока её за локоть не поймал Симус.
— По карте никого нет на этаже ниже, так что можешь идти спокойно, — он свернул карту мародёров и любезно открыл дверь.
Как только она вышла, вдохнула свежий воздух полной грудью. Из-за столпотворения в Выручай-комнате было душно, да и алкоголь повысил градус в теле.
Она взглянула на часы — полвторого ночи. Выйдя из туалета, ей вдруг резко захотелось спать. Школьный режим давал о себе знать; и вино, смешанное с огневиски, тоже. Голова приятно кружилась. Ей так и не удалось напиться до беспамятства. Придётся сделать Паркинсон проспоренный доклад по нумерологии.
Грейнджер спокойно шагала по пустынному этажу. Оставалось пройти один длинный коридор до общежития, когда она услышала стук каблуков. Ни с чем не спутать. Мадам Майнд в последнее время обзавелась красивой обувью, которую меняла каждый день. Стук её каблуков каждый в этом замке выучил наизусть.
Гермиона поняла, что ей осталось только идти обратно. Она так и решила, а обернувшись, увидела на другом конце коридора свет лампы Филча и в растерянности остановилась.
Тупик. Её точно поймают. Чёрт возьми, она влипла, в самое пекло. Майнд только и ждала, чтобы на ней отыграться.
Кисть руки обожгла горячая ладонь.
Её толкнули куда-то в бок. Гермиона ударилась спиной об стену и почувствовала, как чужая рука зажала ей рот. По позвонкам скрёб страх. Она наблюдала за тем, как с обеих сторон приближались те, кто мог увидеть, как Малфой придавливал её своим телом прямо к стене. Ужасное положение, которое со стороны могло показаться неприличным.
Грейнджер дёрнулась. Бесполезно.
Он дышал ей куда-то в шею.
— Тихо, они нас не увидят, — шепнул Драко.
От его пальцев пахло сигаретами. Горькой вишней. Это какой-то кошмар. Она спала? Потому что как бы ни отпихивала его ладонями в грудь, он оставался на месте. И будто бы этого мало, Малфой втиснул бедро между её ног, тем самым лишая равновесия. Ей только и осталось ухватиться за его плечи и стиснуть пальцы на свитере, впиться ногтями сквозь шерсть и услышать, как он почти беззвучно зашипел, ещё сильнее прижимая её к стене.
— Ох, мистер Филч, доброй ночи, — Майнд остановилась в паре метров от них, освещая палочкой пространство перед собой. Лампа старика выбеливала тёмные углы.
Грейнджер почти плакала. Потому что не могла понять, как они не видели их прямо у себя под носом.
— И вам доброй ночи, мадам Майнд, тоже решили прогуляться? — хрипло засмеялся он.
И от этого смеха у Гермионы покрылась мурашками кожа. Испарина на лбу только усугубляла положение. Хотелось почесаться. Хотелось закричать. И взвыть. Но ей только и оставалось смотреть в его глаза напротив. На то, как он со скотской ухмылкой смотрел в ответ.
Она чувствовала, что краснела. Чувствовала, как румянец заливал щёки. Эта поза. Эта ситуация. Этот блядский Малфой.
«Я польщён, Грейнджер. Ты покраснела», — в её голове его голос слишком громкий. Она вздрогнула от неожиданности и замычала прямо в его ладонь.
«Тише, ты же не хочешь, чтобы нас услышали? Я ведь могу и убрать заглушающее и дезиллюминационное, и мы появимся перед ними во всей красе».
«Я убью тебя!» — ответила она ему в мыслях.
«Будь любезна».
Филч и Майнд неторопливо о чём-то говорили и, как назло, не слишком спешили покинуть коридор.
Но как только они отошли на достаточное расстояние, Драко опустил колено, возвращая ей равновесие. Гермиона отодрала его ладонь от своих губ, а когда в коридоре вновь стало темно, Грейнджер не сдержалась и отпихнула его к противоположной стене. Ещё и ещё. Толчки грубые, прямо в грудь.
— Спятил? — всё ещё шёпотом.
— Ты так благодаришь за своё спасение?
Она не видела его лица, оно было в тени, но Малфой явно улыбался. Это чувствовалось в голосе.
— Я просто решил заглянуть к тебе на вечеринку и так удачно заметил, как ты идёшь.
Злоба копилась, жгла корень языка, чтобы в конце концов Гермиона могла выблевать её прямо ему в лицо. Одним выдохом. Так и произошло.
— Ты сказал держаться от тебя подальше, — зарычала она, не сдерживаясь, тыча пальцем прямо в его грудь. — Я так и сделала! Ты сказал, что ненавидишь меня, и это, кстати, взаимно! А сейчас помогаешь мне? Ты рехнулся? Ты больной?
Адреналин бил по впадине под горлом, крутился язвенным узлом; мерзкая ситуация, которая не давала ей покоя.
— Что с тобой не так? Что с тобой не так, Малфой?
Сначала она почувствовала, как он пытался в темноте найти её. Затем его рука резко сжала плечо — слишком сильно, до взвизга из её горла. И потом эта рука повела её обратно к той проклятой стене, вновь впечатывая спиной.
— М-малфой…
— Считай спасение подарком на твой ёбанный день рождения, Грейнджер! Мы квиты.
Она выдохнула через рот прямо в его лицо, чувствуя на влажных губах его дыхание. Чёрт возьми.
Господи…
— Что ты наделал, Малфой… — без сил выдавила она. — Что ты наделал… Ведь ты только больше заставляешь меня держаться ближе и видеть в тебе что-то хорошее…
Он резко отшатнулся назад. Люмос на его палочке вспыхнул, и Гермиона прищурилась. Улыбка на его лице выглядела как лопнувший шрам, уродливой и ненастоящей.
— Ты очень заблуждаешься на мой счёт, — в голосе Малфоя прозвучало нечто очень странное. Нечто такое, что ассоциировалось с красным отблеском пожара на поле сражений, стонами убитых и запахом крови. — Я очень плохой человек. Ты будешь самой тупой, если не отстанешь от меня. Не пачкайся… Салазар, не порть в себе то светлое, что осталось…
Мысли так и остались раздробленно лежать одна на одной, пока Малфой уходил. Гермиона стояла и смотрела вперёд, в темноту, туда, где не чувствовалось больше его присутствия. Остался лишь неуловимый запах вишнёвых сигарет на губах и огромная дыра где-то в груди.
Боже…
***
На следующее утро редкие старшекурсники спустились на завтрак, остальные остались переживать своё похмелье в спальнях. На удивление, никого не поймали. Симус и Дин подошли к этому ответственно и выпускали всех группами, проверяя по карте, нет ли на этаже профессоров, решивших устроить ночное дежурство.
Гарри жевал тост и делал пометки в тренерском дневнике, когда севший напротив них за соседний слизеринский стол Блейз начал аплодировать.
— Я впечатлен! Вчерашняя вечеринка поменяла моё отношение к гриффиндорцам. Вы не зануды, беру свои слова назад!
— Салазар, Блейз, хватит хлопать! — Пенси пихнула его плечом. По её виду было заметно, что до беспамятства она вчера всё-таки добралась.
Гермиона улыбнулась. К её удивлению, когда она легла в кровать, то провалилась в сон в ту же секунду, без лишних мыслей и воспоминаний…
— Гарри!
Паркинсон вновь цокнула языком и обернулась на подошедшую к Поттеру Диану. Та явно была не в духе.
— Камилла только что сказала мне, что ты поставил её загонщиком в основной состав на предстоящий матч!
Оказалось, когда Диана злилась, то начинала немного картавить. Совсем незаметно, но всё же.
— Да, потому что она в совершенстве овладела техникой нападения, — спокойно ответил ей Гарри и вежливо улыбнулся.
Грейнджер видела, как Паркинсон, схватившись за плечо Блейза, переступила скамейку, чтобы сесть лицом к ним. И теперь оба слизеринца предвкушали… казалось, истерику?
— Я думала, ты поставишь меня! — вновь возмутилась она. — Это нечестно! Я раньше Камиллы стала играть!
— Мерлин, — Пенси закатила глаза. — Тебе же ясно дали понять, что Камилла лучше тебя усвоила технику. Хочешь выйти на поле и подвести команду?
Диана резко обернулась и сделала шаг вперёд. Блейз сразу же поднялся на ноги, огораживая подругу.
— У выродки пожирателей смерти не спрашивали мнения!
Паркинсон на это только лишь усмехнулась, а вот Гарри тоже поднялся.
— Диана, ты отстранена от тренировок на месяц, — твёрдо заявил он. — Я не потерплю такое отношение к…
— К выродке? — она с шоком в глазах смотрела то на Гарри, то на Паркинсон. — Как ты можешь защищать её, когда её родители…
— Закрой рот, Диана, — Гермиона не выдержала. — Из него льётся слишком много грязи!
Пенси только усугубила ситуацию, вставив своё слово:
— Минус двадцать очков с Когтеврана за сквернословие в сторону старосты.
Блейз обернулся к подруге.
— Дважды.
— Минус сорок очков с Когтеврана за сквернословие, спасибо, Блейз.
Диана ушла с перекошенным от злости лицом под обоюдное молчание. Гарри сел на место и прикусил губу, закатав под столом рукав, на котором чернели слова его соулмейта. Грейнджер нагнулась к нему и прошептала:
— Ну, это явно не она…
— Идиотская затея. Сегодня же сделаю так, чтобы метка пропала, — с досадой сказал он.
Блейз подсел к ним за стол и налил себе кофе, по-свойски схватив край дневника и притянув к себе.
— Хорошая схема защиты, — подчеркнул он. — Я бы добавил сюда пару агрессивных толчков противников, но…
— Но ты давно не играешь в квиддич, — улыбнулся Поттер и забрал дневник обратно, вновь зачеркивая ручкой неудавшиеся схемы.
— Как и ты, — согласился Забини и немного погодя добавил: — Но знаешь что?
Гермиона быстро схватилась за чайник и наполнила кружку кофе, чтобы как-то закрыть лицо, сделать вид, что пьёт — потому что к ним подошёл Малфой и сел рядом с Пенси.
— Что? — повёлся на провокацию Гарри.
— Если я сейчас сяду на метлу, то ты проиграешь мне.
Секунда растянулась и замедлилась. Ровно настолько, чтобы Грейнджер успела выплюнуть кофе и увидеть, как Гарри уронил ручку и встал с места, хватаясь за грудь.
— Нет! — его голос ломался в ужасе. — Нет-нет… Блять, нет!
Господибоже…
— Что такое, Поттер? — Паркинсон засмеялась. — Боишься продуть Забини?
Гермиона даже не знала, как реагировать на то, что Блейз сейчас сказал. Она смотрела на ошарашенного друга, у которого уже начал дёргаться глаз. Даже тремор в его руках прекратился.
Пенси поднялась с места. Всё с таким же с отличным настроением она положила руку на плечо Блейза.
— Да нет, посмотри на него. В таком состоянии…
У Гермионы замерло сердце и вспотели ладони. Просто какой-то абсурд. Но Паркинсон продолжала:
— Если я сейчас сяду на метлу, то ты проиграешь мне, — она сделала паузу, за которую, казалось, у Поттера перед глазами пронеслась вся жизнь. И она добила его последней фразой, которую они произнесли хором:
— Ведь я всегда сверху…
Секунда…
Вторая…
Конец всего мира…
Свист Забини и очередные аплодисменты — теперь уже и от него, и от Малфоя. Драко поравнялся с Паркинсон и взял её за руку, поднимая вперёд и закатывая рукав свитера. На коже чернели буквы:
«Ведь я всегда сверху».
Забини вынес вердикт:
— Вот и первая парочка объявилась. Чёрт, где моя фляжка?
========== Глава 5. Если я приму твою протянутую руку ==========
Комментарий к Глава 5. Если я приму твою протянутую руку
ВНИМАНИЕ! В главе присутствуют сцены пыток. 18+
Самым сложным в следующие дни для Гермионы было выловить Гарри и без свидетелей спросить, просто поинтересоваться…
— Как ты? — она стояла под зонтом, переминаясь с ноги на ногу и глядя на то, как друг, наплевав на сильный дождь, зашнуровывал кеды. — Гарри?
Сколько он уже маялся? Минуту? Его пальцы тряслись, и вряд ли от холода. Он был растерян вот уже второй день. Грейнджер убрала заклинание зонта и присела на корточки, мягко отодвигая его руки в сторону. Со шнурками она справилась за секунды.
— Спасибо…
Они распрямились и просто замерли. Он смотрел, как её волосы мокнут, а она следила, как на его лице появлялась робкая улыбка.
— Ты простынешь, — его рука потянулась в карман, и Гарри достал палочку, чтобы наколдовать зонт. Он встал плотнее к ней, чтобы острые капли ливня прекратили стрелять в голову обоим.
— Я выпила бодроперцовое, для профилактики, — ответила ему улыбкой Гермиона и схватила под руку. — Пойдём на ужин, он скоро закончится. Уверяю, там уже никого нет.
— Я не прячусь.
— Я знаю…
Пока они шли с поля, Грейнджер задумалась: насколько сильно эта шутка, что они провернули на четвёртом курсе, повлияла на друга. Свела его с той, от которой у него появлялись злость и раздражение в голосе. Пока он раскатывал рукава, она заметила, что буквы никуда не исчезли. Гермиона не хотела быть бестактной и спрашивать, почему он ещё не стёр метку. Ей хотелось, чтобы Гарри сам рассказал, если захочет.
Как только они вошли в школу, Гарри высушил сначала её одежду, а затем свою, открыл дверь Большого зала и пропустил Гермиону вперёд. Когда она сделала шаг внутрь, то резко поняла, что шум голосов стих, и многие смотрели на вошедших друзей. Поттер выругался, но всё же прошёл к своему столу и сел с самого края.
Пока она накладывала себе и Гарри картофельное пюре с говяжьей отбивной, краем глаза заметила, что за гриффиндорским столом все головы повернуты в их сторону. Боже, детский сад.
— Я сегодня была у Хагрида, он какой-то странный. Быстро вывел меня из хижины, наплёл что-то про то, что занят… — она делала всё, чтобы отвести тему и внимание Гарри от этих заинтересованных пожирающих взглядов. — Думаю, он опять выкупил какое-то незаконное существо.
Поттер сделал глоток горячего чая и поднял голову; Грейнджер видела, куда он смотрел. Слизеринский стол так же шептался и поглядывал на него.
— Думаешь, это очередной дракон? — не отступала она.
— Думаю, всем намного интереснее я и Паркинсон, — сказал он громко, заставив учеников стыдливо отвернуться, — чем какой-то дракон.
Гермиона прикусила язык. Чувствуя, как набухала слизистая, противно жгла и пульсировала, она не ответила на выпад друга и решила просто дать ему спокойно поужинать. Грейнджер разделяла его возмущение. Новость о том, что Гарри и Пенси стали соулмейтами друг друга была ошеломляющей.
Почти каждый оглядывался, шептался, сплетничал по этому поводу. Пытался разглядеть метку на руке, переходя личные границы. Было отвратительно. Поттер поссорился даже с Дином, который ляпнул невзначай:
— Ты можешь бросить её и отомстить за все предыдущие годы…
Гарри еле сдержался. Но вовремя вмешался Невилл, нагрубив Дину в ответ. Всё только накалялось. Каждое появление Поттера и Паркинсон на совместных занятиях превращалось в цирк. Дебильные хихиканья с обоих факультетов и шёпот, который был громче крика. Всем было интересно, что же будет дальше.
Но Гарри и Пенси на контакт не шли. После того, как слова были произнесены и карты раскрыты, слизеринка ушла ничего не сказав, эту обязанность взял на себя Блейз:
— Салазар! — он закатал рукав, где была чистая кожа. — Надеюсь, у меня будет не Долгопупс. Но даже если будет так, то мы с ним вашу парочку точно не перебьём. Это же…
— Ужас, — закончил за него Драко. — Бедная Пенси…
Грейнджер в тот момент чуть не сорвалась и не оглушила этого подонка. Но Поттер был до сих пор в шоке и никак не реагировал на колкие реплики. Через мгновение он также молча покинул зал.
— Ты можешь быть хоть на чуть-чуть повежливее? — она подалась вперёд, глядя Малфою в глаза. — И ты… Блейз… Господи…
Гермиона ушла в общежитие. И всю дорогу думала над тем, как быстро Драко выводил её из себя. Как так у него получалось — одновременно заставлять себя ненавидеть, а в те минуты, когда они наедине, быть… честным и…
…более мягким.
Её раздражало его двуличие к ней. Он отталкивал её, и в то же время сам появлялся, тогда, когда Гермиона не ждала этого. Сам напоминал о себе.
«Смотри. Я помог тебе. Но ты должна держаться от меня подальше».
Больной…
Или же больна была она сама. Тот интерес к нему, который возникал у Грейнджер, не давал ей покоя. Ей нужно было разгадать эту головоломку. Сложить последний пазл в мозаику, чтобы выдохнуть и успокоиться, понять, что ничего «особенного» Малфой из себя не представлял. Гадство. Какое же долбаное гадство…
— Передай, пожалуйста, хлеб, — послышалось сбоку, и Гермиона вынырнула из воспоминаний.
Пока она тянулась к корзинке, перед их столом появились трое слизеринцев.
— Тут такое дело… — начал один из них. — Мы хотели спросить у тебя.
Гарри рывком выхватил корзинку из её рук и оскалился.
— Если вы хоть слово скажете про Паркинсон, то я за себя не ручаюсь!
Черноволосый парень, который не успел озвучить вопрос, поднял обе руки вверх и замахал ими.
— Нет! Ты не понял, мы хотели спросить… мог бы ты ещё раз с нами попрактиковаться в заклятии патронуса?
Поттер опустил подбородок на грудь и покачал головой.
— Чёрт, простите. Я не так понял… — он выдохнул и потянулся к своей сумке, вынимая тренерский дневник. Раскрыв его, пролистал пару страниц в календаре. Его уши горели. — Давайте завтра? У меня днём тренировка, а вечером мы можем встретиться у профессора Дамблдора в кабинете.
— Хорошо, — воодушевленно ответил слизеринец, и парни вернулись за свой стол.
Поттер отодвинул от себя тарелку и скомкал салфетку, обессилено выдохнув слова:
— Спасибо, что не спрашиваешь…
Грейнджер улыбнулась, потянулась к чашке и весело ответила другу:
— А что спрашивать? Я давно знаю, как вызывать патронус.
Впервые за пару дней Гарри засмеялся…
***
Она любила октябрь. Этот вечный дождь, мелодии грома и раскаты молний над головой. Замок со стороны превращался в нечто настолько масштабное, что казалось, она спала. Гермиона до сих пор не могла к этому привыкнуть. Потрясающая красота.
Грейнджер медленно шла в совятню, заметив, что лестница была уже практически отремонтирована. Новая кладка отличалась цветом и ровной фактурой камня. Домовики до сих пор восстанавливали Хогвартс.
Поднимаясь и уже запыхавшись, Гермиона услышала голос. Очень узнаваемый.
— Что б вам худо было… — Пенси резко обернулась, когда Грейнджер, появившись в проёме, прокашлялась.
Совы ухали и шуршали крыльями. Гермиона заметила в руках слизеринки разорванное надвое письмо с фамильным гербом, которое она быстро спрятала за спину.
— Привет, — Грейнджер поздоровалась почему-то предположив, что ответа не услышит.
— Привет…
Вот так они и стояли посреди совятни под звуки птичьих разговоров. Паркинсон смотрела куда угодно, но не на гриффиндорку, а Гермиона смотрела под ноги. Было неловко.
— Возьми неясыть, — Пенси указала рукой на молодую серую сову. — За все годы я поняла, что они самые быстрые…
Гермиона достала из сумки письмо для семьи Уизли и отдала в клюв птице.
— Спасибо, — она погладила её по макушке, и сова вылетела из арочного окна.
Пенси уже на выходе вдруг резко остановилась и обернулась. Её волосы немного завились от влажности.
— У него пропала надпись?
Можно было не уточнять, о чём она спрашивала. Грейнджер лишь покачала головой и заметила, как Паркинсон нахмурилась.
— Как от неё избавиться?
— Ты должна просто подумать об этом и отпустить ситуацию, буквы сами исчезнут.
Пенси сделала решительный шаг в её сторону, закатывая рукав зелёного свитера. На предплечье всё так же чернели слова. Её рука подрагивала.
— Я всю голову сломала! — громко проговорила она. Досада чувствовалась в каждом слове. — Сколько бы я ни думала, надпись не пропадает!
Грейнджер посмотрела ей в глаза и вздохнула. Разговор был очень личным.
— Ты хочешь правдивый ответ?
— На тысячу процентов, Грейнджер!
— Если метка не пропадает, то ты сама этого не хочешь, — она заметила, как Пенси открыла рот, но не дала ей вновь заговорить. — Это древняя магия. Она изучала тебя много лет и послала того, с кем ты будешь счастлива. Слова не пропадут, пока ты сама серьёзно этого не пожелаешь…
Паркинсон опустила руку и облокотилась о стену, запрокинув голову назад. Её рот скривился в какой-то искаженной, ненастоящей улыбке. Злой и отчаянной.
— Салазар, это же чушь! Я и Поттер! — она говорила это будто сама себе. — Скажи ещё, что существует рубиновая омела, о которой вечно талдычит Лавгуд! Не бывает предрешённой любви!
— Пенси, я говорю лишь то, что знаю…
Слизеринка оттолкнулась от стены и прежде, чем быстро покинуть башню, бросила:
— Посмотрю на тебя, когда твоя рука расцветёт словами, от которых тебе станет так противно, что легче будет отрезать руку сектумсемпрой!
Гермиона смотрела, как девушка удалялась вниз по лестнице. Ей бы хотелось ответить Пенси, что она знала, каково это. Хотелось бы также закатать рукав и показать ей уродливые шрамированные буквы позора. Хотелось бы…
Но «грязнокровка» её личная боль. Ничья больше.
Она оставалась в совятне ещё минут десять, чтобы дать время Паркинсон уйти подальше, чтобы не идти дыша ей в спину. Гермиона насыпала совиных печений в кормушки, подлила воды в поилки и на прощание почесала голову чёрному филину, который оказался спокойней всех птиц. Он благородно ухнул и вновь закрыл глаза.
Грейнджер ступала в резиновых сапогах прямо по лужам, щедро утопая их в глубине. Шлёпая по воде как в детстве, она будто выплескивала из себя накопившиеся переживания. Так даже было веселей, пока Гермиона не замерла, заметив его спину.
Малфой стоял у стены школы, прямо у памятных табличек павших здесь людей. Грейнджер знала наизусть их расположение, потому что сама лично вывешивала их.
Люпин.
Нимфадора.
Снегг.
Фред.
Лаванда.
Драко стоял у таблички своей матери.
Ей не стоило вот так красться к нему. Не стоило. Но ноги сами ступали вперёд. Малфой лишь немного повернул голову, чтобы увидеть, кто нарушил его покой. Гермиона могла поклясться, что он ухмыльнулся. Она ещё раз обвела взглядом латунные таблички и имена на них, и как только остановилась на последней, то ахнула.
— Кто это сделал? — теперь Гермиона подошла к нему вплотную. Достала палочку и направила на табличку, которая была запачкана жёлтой краской.
Когда Грейнджер хотела произнести очищающее заклинание, она не заметила, как на её ладонь опустилась его горячая рука.
— Не надо, я сам…
За эту секунду она обожглась о его глаза, в которых не было больше того старого Малфоя, которого Гермиона помнила. Перед ней стояло нечто напоминающее оболочку Драко, внутри которого одна лишь копоть сдавленной боли.
Он подошёл к стене и вытянул руку вверх, всей ладонью стирая краску. Шепнул, и краска с руки пропала. Малфой вновь поднёс руку и стёр остатки; и вновь что-то прошептал. И почему-то ей казалось, что шептал он только ради неё. Если бы он сделал это молча, то напугал бы её, ведь магия должна рождаться из палочки…
Напоследок Драко обвёл выгравированные буквы пальцами, и Грейнджер увидела, как ветви куста, что рос внизу, поползли вверх и окутали табличку, будто защищая. Из зелёных бутонов показались, рождаясь на глазах, красные лепестки. Ещё мгновение, и они раскрылись в прекрасные розы.
— Очень красивые, — почему-то произнесла она.
Наверное, подходящий момент. Наверное, это то, что нужно было сказать именно сейчас. Наверное, это говорят, когда не находят других слов. Наверное…
Драко обошёл её стороной, и ей резко захотелось схватить его за руку. Просто такой момент. Просто скорбеть в одиночестве очень больно. Но Грейнджер решилась лишь позвать его по имени.
— Драко?
Он остановился. Гермиона даже заметила, как его руки сжались в кулаки. Господи…
— Ты всё ещё ходишь в хижину? — спросила она.
Драко молчал. Она кусала губу и ломала брови, чуть ли не выла внутри себя от досады.
— Ты ведь можешь пользоваться Выручай-комнатой. Так проще, и из школы не нужно выходить…
Гермиона вздрогнула от того, насколько резко раздался его хохот. Стальной и хриплый. Малфой развернулся всем телом и сделал шаг к ней, и сейчас это её напугало. Она отступила, поняв свою ошибку. Он заметил её страх и удовлетворился этим. Теперь Малфой смотрел сверху вниз.
— Комната не впускает меня, Гер-ми-о-на, — издевательски протянул он. — Вся школа отрыгивает моё присутствие. Разве ты не видишь? — он смотрел сквозь её плечо, на табличку. — Я как раковая опухоль. От меня нужно избавиться. Это школа и делает…
У неё щемило в позвонках от его тона. От его драматизма, от того, как кровь неслась по венам, разгонялась, нагревалась и злилась вместе с ней. Война закончилась, так почему в его глазах она до сих пор идёт? Гермиона скосила уголок губы, роняя ему в лицо ухмылку.
Шаг вперёд и в пропасть.
— Ты слишком перегибаешь, — сказала она твёрдым тоном. За глотку кусала чистая лютая злость. — Все мы через это прошли и многое потеряли. Каждый из нас пытается жить дальше, вот только ты замер на месте. Почему, Малфой?
Он на мгновение застыл. Его лицо кривилось в гримасе. Зрачки расширились, ломали радужку.
— Что ты сказала? — в дурманящих серых глазах закипал знакомый до боли свинец, грозясь обжечь до мяса. — Все мы через это прошли?
Голова закружилась, когда она почувствовала вторжение; Малфой пользовался легилименцией. Она чувствовала, как он шарил в её голове. Как ходил по воспоминаниям, как смотрел на всё это, божеблятьправый… Она видела, как они с Роном и Гарри были в лесу, видела, как врывались в банк Гринготтс. Видела, как она вместе с Роном уничтожала крестраж. И всё это видел Драко.
— Чёрт, Грейнджер, ты жила как в сказке.
Гермиона с силой отпихнула его от себя. И только хотела открыть рот, выругаться или уйти, в конце концов; потому что почувствовала себя преданной, будто все прочитали её личный дневник, как в это же мгновение Драко схватил её за рукав и прижал к себе, выжигая на сетчатке её глаз свой ядовитый взгляд.
— Предлагаю сравнить твоё «все мы через это прошли»… с моим…
Перед глазами поплыл туман…
Гермиона упала на колени, не удержав равновесия. Подняв голову в надежде увидеть школьный двор, сердце ёкнуло, когда перед ней оказалась едва узнаваемая гостиная.
— Вижу, узнала мой милый дом? — Драко стоял позади и также смотрел вперёд, на то, как маленький он забегал в комнату, преследуемый…
— Добби… — шепнула она, когда вслед за хозяином появился эльф.
Мальчик лет пяти заливался смехом, пытаясь укрыться за креслом, пока Добби, шлепая босыми ногами по паркету, нёсся за ним.
— Не догонишь, не догонишь! — кричал мальчик.
Его белые волосы были в полном беспорядке. Он шепелявил от того, что не хватало передних молочных зубов. Он так счастлив.
— Сейчас начнётся самое интересное, вставай, Грейнджер! — сказал Драко, и девушка наконец поднялась.
— Хозяин, вы такой быстрый! Я не успеваю за вам…
Грейнджер вскрикнула от того, с какой силой домовик отлетел назад, ударившись о решётку камина. Он поджал уши и ноги, пока на него надвигался Люциус, стуча перед собой тростью. Гермиона пыталась подбежать к Добби, но ничего не вышло, магия воспоминания держала её на месте.
— Х-хозяин… — эльф плакал только от взгляда на чёрную трость в ожидании наказания.
— Папа! Мы просто играли! — мальчик подбежал к Люциусу, но он его тут же оттолкнул.
— Я тебе говорил, что в этом доме никаких игр с прислугой! — он был взбешён. — За это ты будешь наказан!
И мальчик вжал голову в плечи, закрываясь руками от удара летевшей на него трости. Но удара он не почувствовал, потому что спиной его загородил подбежавший к нему Добби. Глухой удар и сиплое дыхание эльфа устремились прямо в макушку мальчика. Ещё раз. И ещё. Мальчик плакал, маленькими ручками ухватываясь за руки Добби, который всё стоял и держался над ним, принимая удары на себя.
— Как ты смеешь касаться его! — кричал Люциус. — Драко! Вставай!
Мальчик дрожал, а Добби из последних сил улыбался ему, помогая подняться на ноги.
— Убери от него руки! — Малфой пнул домовика и тут же вытер туфлю об ковёр. — Держи!
Он передал трость сыну, который ничего не понимал. Приняв, он едва не уронил её от тяжести.
— Бей, — резко произнёс Люциус.
— Что? — переспросил мальчик, а у самого всё тело дрожало. Его трусило из стороны в сторону.
— Бей, я сказал!— заорал Люциус и обхватил своей ладонью руку сына. Сжав и трость, и ладонь мальчика, он ударил Добби.
Мальчик гортанно рыдал, не вкладывая в удар силу. Он зажмурился, потому что на уровне его взгляда — огромные, полные отчаяния глаза его единственного в этом доме друга.
Гермиона отвернулась, щёки ошпарили слёзы. Она смотрела на взрослого Драко, который всё ещё наблюдал за этой сценой, и лишь его верхняя губа дёргалась в отвращении. Всё затихло…
— Идём дальше? — он перевёл на неё взгляд и кивнул куда-то за спину.
Она узнала его. Именно таким он был в первый день их встречи в Хогвартсе. Но что-то не сходилось. Он слишком разнился с тем мерзким собой.
Двенадцатилетний Драко лежал в своей кровати, а рядом, сидя в кресле, что-то читала Нарцисса.
— Сказки Барда Бидля, — прошептала Грейнджер, узнав корешок книжки.
Она улыбнулась сыну и закинула ногу на ногу. Синяя туфля свесилась с её ступни, и Нарцисса игриво ей подёргивала, а камушки на носке переливались в свете пламени камина.
— Я промотаю до самого интересного, — Драко взмахнул рукой, и в эту же секунду в дверь вломился Люциус.
Он еле стоял на ногах и явно был пьян.
— Я говорил, ему нельзя читать эту детскую ересь! — он держался за косяк двери. — Иди за мной!
Мальчик ухватил мать за руку, его глаза округлились. Он шепнул ей:
— Не уходи. Не уходи, мамочка, прошу!
Нарцисса, улыбнувшись ему нежно, по-матерински, поправила одеяло и поцеловала в лоб. Мальчик плакал. Перед тем, как выйти из комнаты, мать заглушила её, и Гермиона закрыла глаза, потому что уже не могла смотреть, как за закрытой дверью трость Люциуса вновь вздымалась вверх.
— Драко, хватит, прошу… — она смотрела на него, но Малфой, скрестив руки на груди, продолжал смотреть вперёд, где картинка вновь менялась.
Её отшатнуло назад, и она впечаталась спиной в грудь Малфоя. Он чуть нагнулся, взял её за плечи, и у самого уха издевательски прошептал:
— Все мы через это прошли, помнишь?
За столом сидели пожиратели, а во главе сидел Волан-де-Морт. Все молчали, пока он на парселтанге общался с Нагайной. Этот шепелявый на выдохе шёпот — самое отвратительное, что удавалось ей слышать.
Головы всех присутствующих опущены, никто не осмеливается поднять её. Как только шёпот смолк, Тёмный Лорд поднялся с места.
— …
Гермионе сначала показалось, что она ослышалась, но этот звук будто был вырезан. Она смотрела на то, как Волан-де-Морт подошёл к последнему стулу, на котором сидел…
— Кто там? — спросила Грейнджер.
— Я не в силах тебе это показать…
Тёмный Лорд занёс руку и ударил в это чёрное пространство. Там явно сидел человек, но почему-то видение Драко скрывало его в тумане. Звук пощёчины вышел таким сильным, что до сих пор стоял в ушах.
— Люциус! — Волан-де-Морт яростно посмотрел в сторону хозяина дома. — Почему твой сын и… — звук вновь исказился, — до сих пор не овладели невербальной и беспалочковой магией?
Люциус быстро вскочил на ноги, склонив голову в поклоне. Его пальцы дрожали, пока он сжимал трость.
— Мой лорд… Мы вместе с Беллатрисой предпринимаем все усилия, чтобы обучить их…
Волан-де-Морт взмахнул палочкой, и стул Драко двинулся вместе с ним прямо к Тёмному Лорду.
— Вставай! — велел он.
Драко резко поднялся. Его руки тряслись. Он смотрел в пол.
— Твой отец говорит правду? — спросил он, растягивая каждую гласную, словно издеваясь.
Гермиона дрожала. Воспоминания были такими чёткими и ясными, будто всё происходило наяву.
— Да, мой лорд, — робко ответил Малфой.
— Что ж, тогда проверим, — он резко замахнулся в сторону стола, и все с криком пригнулись. — Круцио!
Сначала Грейнджер услышала приглушённый звук падающего тела, а затем разрывающий лёгкие крик.
Это была Нарцисса, которая корчилась на полу от ужасающей боли. Гермиона даже слышала, как хрустели её зубы, раскалывающиеся от плотно сжимающейся челюсти. Драко кричал. Он умолял Тёмного Лорда прекратить пытку.
— Так забери у меня палочку! — тот лишь смеялся в ответ.
Малфой стоял замёрзшей статуей глядя на мать и пытаясь сфокусироваться. Но ничего не выходило. Лишь перевёрнутый стул, на котором сидела Нарцисса, слегка вибрировал от его попыток. Драко не мог выхватить палочку у ублюдка.
— Хватит, пожалуйста! — Гермиону трясло. Она даже не заметила, что до сих пор стояла в полуобъятиях Малфоя, который навис своей грудью на её спину.
— Мы все через это прошли! — засмеялся он, поддев её подбородок пальцами и развернув голову вперёд.
Гермиона сглотнула. На полу лежал Драко и тёмное пятно тумана. Он — полуобнаженный, в одних брюках. На его бледной коже краснели гематомы и порезы. Сверху нависала Беллатриса и хохотала. Господи…
— Как у моей сестры мог родиться такой выродок, который не может научиться простейшему! А ты! — она смотрела на туманное пятно. — Ты ещё хуже! Круцио!
Драко даже не кричал, когда его тело прошибала боль. Грейнджер видела, как он только корчился, сжав зубы.
А над ухом вновь его шёпот:
— А теперь самое вкусное, Грейнджер… смотри и запоминай, как мы все через это проходили…
Она сощурилась. Здесь темно. Впереди, подсвеченный лампой над головой, сидел Драко. Грейнджер резко захотелось отвернуться, потому что на нём было одно бельё. Но Малфой, стоящий за спиной, развернул её обратно.
Его руки связаны за спиной.
Его рот был испачкан в крови, и только потом она поняла, что верхняя губа сшита с нижней… красными нитками.
Её резко начало тошнить.
Горечь ползла по пищеводу и царапала глотку. Её трясло. Ей плохо. А позади — Драко, крепко обнимающий её за талию. Он скрестил руки у неё на животе и, будто успокаивая, качал из стороны в сторону.
— Ну-ну… ещё же ничего не началось. Ты же тоже через это проходила, так ты сказала?
В воспоминании появился Люциус, который втолкнул маленькую домовую эльфиху внутрь. Она очень молода. Маленького роста. Ещё ребенок…
Люциус усадил её напротив сына и заклинанием связал её ноги и руки. Эльф улыбалась. Было заметно, что она под империусом.
— Надеюсь, это твоя последняя попытка, — сказал он Драко и вышел из камеры.
Грейнджер помнила это место. Когда их схватили охотники и притащили в мэнор, то после держали именно здесь. Но сейчас это помещение больше похоже на место пыток. Под стулом Малфоя — кровь и чернота. Его трясло. Он весь в поту и синяках. Он вздрогнул, когда дверь темницы со скрипом открылась и появилось тёмное пятно тумана. Силуэт человека, не более.
— Ты не услышишь, так что я процитирую, что мне тогда сказали, — раздалось у неё из-за спины. Он всё ещё её обнимал. Наверное просто для того, чтобы она не отвернулась. — Мне приказали убить эту эльфу без слов и без палочки. Ну как видишь, говорить я тогда не мог…
Сначала у него выгнулась грудная клетка. Грейнджер услышала хруст и до боли прикусила губу, потому что увидела, как его стопа отделялась от щиколотки. Пришедшая в камеру тень просто-напросто её отрезала…
Боже…
Она слышала, как он мычал не размыкая губ, а затем раздался влажный звук, и кожа, пройдя сквозь нитки, лопнула; рот Малфоя распахнулся. С таким звуком умирают от боли. С таким звуком приходит смерть…
Драко хрипел. Распрямив ногу, он посмотрел на свою культю и замотал головой. Он кричал, надрывая глотку. Тень вновь нависла над ним, и на второй ноге тоже появился порез. Господи.
— Нет-нет… Нет! Прошу! — орал он. И в самый последний момент, перед тем, как вторую ногу чуть ли не постигла та же участь, он затих и перевёл взгляд на домовика. — Авада кедавра!
И Грейнджер упала в обморок.
***
Глаза жгло. Гермиона просыпалась тяжело; солнце, проникающее в больничное крыло — острое, холодное, неживое. Здесь тихо. Мадам Помфри, увидев, что девушка очнулась, быстро подбежала к ней и потрогала лоб.
— Лихорадка спала, — выдохнула она.
Грейнджер попыталась привстать на локтях, но её тут же удержали тёплые руки женщины.
— Рано, — подчеркнула она. — Ты спала три дня. Тебя сильно лихорадило, милая.
Три дня.
Вот цена правды, которую она узнала.
Гермиона помнила всё в мельчайших подробностях, и от этого становилось ещё хуже. Лучше такое забыть, как страшный сон. Ей стыдно. Ей до боли стыдно.
Она и представить не могла, через что он прошёл. Мерлин. Это было отвратительно. Теперь ей была ясна причина его хромоты. Сколько же его нога заживала, будучи полностью оторванной? Дьявол…
Со стороны послышались шаги. Первое, что она увидела — Гарри и Полумна, замершие в проёме, заметившие, что она очнулась.
— Гермиона! — Поттер быстро подлетел к ней и сел на стоящую рядом табуретку. — Как ты?
Но тут же встал, уступая место Лавгуд. Та же вежливо отказалась, подчеркнув, что:
— На Гермиону удобнее смотреть сверху, — сказала она загадочным тоном, к которому все за столько лет уже привыкли. — Я рада, что тебе лучше…
Гарри ругал себя, полагая, что подруга простыла под дождём, когда пришла к нему на поле. Гермиона же успокаивала его, объясняя, что это простое переутомление. Без подробностей. Без всех ужасов, что увидела.
Поттер рассказал ей все последние новости. Под руководством Аберфорта ему удалось обучить патронусу восьмерых слизеринцев. Ещё рассказал то, что в школе дико ненавидят Майнд, которая всё так же приглашала к себе учеников. Но кто-то выходил из её кабинета воодушевленным, говоря, что терапия подействовала и стало легче. Большинство же выходили в слезах. Очередь до Гарри ещё не доходила, но он её очень ждал, чтобы высказать всё то, чего жаждала психолог.
Друзья уходили подгоняемые мадам Помфри.
«Вашей подруге нужен отдых», — стандартная фраза женщины, после которой в больничном крыле никого не оставалось.
Гермиона осталась наедине со своими липкими мыслями. В голове громкий марш: кошмар, кошмар, кошмар. Она замотала головой в поисках признаков его присутствия здесь. На тумбе лежали сладости и цветы, явно не его стиль. Стиль Малфоя — загноить душу и уйти, оставив болезни делать своё — добивать. Так он и сделал. «Высказался», оставив Грейнджер размышлять над всем самостоятельно.
Картинки в глазах настолько живые, свежие, что смазывались слезами, которые вновь и вновь проступали, смешивались с болью и скатывались вниз. Этот крик Малфоя, гнущий кости, разбавлялся безумием, о котором она даже не подозревала. Господи, что же с ним происходило во время войны…
Все голоса пожирателей смерти смешивались в голове в нечто однородное, которое воняло как мокрая псина. Гнило и просачивалось в поры, как трупный запах. Ей хотелось в душ. Отмыться жёсткой мочалкой. Стереть с себя все крики Драко, которые она впитывала пока смотрела воспоминания.
Грейнджер проебалась.
Сильно и вязко.
Она и представить не могла, что творилось на «той» стороне. Правда оказалась ужасной. Гермиона повернулась на бок, стараясь скрыть подступающую истерику от мадам Помфри. В груди болело — наверное, это сердце, которое перестало биться ещё тогда, когда Драко произнёс последние слова. Боже.
Ей стыдно.
Как попросить прощения у него? Скорее всего, она даже в глаза его заглянуть не сможет.
Стыдно…
Уже поздней ночью, когда мадам Помфри пришла проверить её, Гермионе удалось уговорить женщину — она чувствовала себя хорошо, да и не терпелось вернуться к себе в спальню.
Спускаясь по лестницам, освещая путь люмосом, Грейнджер заметила встречное движение. Когда движущиеся лестницы соединились, гриффиндорка подавила вздох. Встреча, которой хотелось бы избежать.
— Смею доложить старостам или преподавателям, что вы в столь поздний час возвращаетесь в гостиную.
— И вам доброй ночи, мадам Майнд…
Гермиона уже хотела было перейти на следующую лестницу, как женщина крепко схватила её за рукав. В её лицо не хотелось смотреть. Вообще лучше было не разговаривать с ней. Грейнджер смотрела в пол.
— Завтра днём я жду вас у себя в кабинете.
Она кивнула в ответ, и совсем на секунду перед глазами мелькнуло нечто узнаваемое. Голова резко заболела, потому что эти воспоминания были не из приятных. На Майнд были те же туфли, что были на Нарциссе, когда Драко показывал ей видения.
Ошибки быть не могло. Тёмно-синие атласные туфли с прямоугольной пряжкой, инкрустированной камнями.
— Эти туфли… — вырвалось у Гермионы.
Стало до жути холодно.
Насквозь.
Майнд вытянула стопу вперёд, поводила ей то влево, то вправо. В свете люмоса камни блестели. Красиво…
— В единственном экземпляре, как и вся моя новая коллекция, — ухмыльнулась женщина.
Значит, ошибки быть не могло.
— Эти туфли Нарциссы Малфой, — произнесла Гермиона, подтверждая догадку. — Как вы могли?
Неконтролируемая обида жгла в подкорке мозга. Грейнджер наблюдала за реакцией Люсиль, а та, в свою очередь, ядовито улыбалась, всё ещё оценивая красоту теперь уже своей обуви.
— Я по праву выкупила их на аукционе, не вижу в этом проблемы, мисс Грейнджер. Я вижу проблему лишь в том, что вы нарушаете правила и возвращаетесь в спальню ночью. Где вы были?
«В аду», — хотела ответить она, но, обойдя Майнд, спустилась и вышла в коридор не ответив женщине.
Омерзение от Майнд окутало с головой. Гермиона начала готовиться к завтрашней терапии уже сейчас…
***
Магловедение стало обязательным занятием для всех учеников. В этом году предмет вёл добродушный профессор Калим Фаранзи. Трудно было не расположиться к нему симпатией. Его улыбка на контрасте с тёмной кожей буквально ослепляла. Добивало всех и то, что он был весьма неуклюж. Каждый раз спотыкаясь или ударяясь ногой о парту, он ругался на иранском языке. Дин с Симусом пытались запомнить слова, чтобы потом найти в библиотеке перевод и пополнить свои словарные запасы, но Фаранзи всякий раз пользовался новым словом, и парни не могли с точностью запомнить ругательства.
— Рад всех вас видеть, господа и дамы, — профессор развёл руки в стороны, поприветствовав учеников. — У вас на партах я оставил предметы из мира маглов. Кто первый опишет их свойства, тому достанется приз! Предлагаю сегодняшний урок сделать весёлым для всех нас.
Теодор поднял руку.
— Но профессор, среди нас есть маглорождённые, и они справятся быстрее…
— Ох, не волнуйтесь, мистер Нотт, маглорождённые и полукровки будут помогать мне проверять задание.
Гермиона выдохнула. Ей вообще сегодня не хотелось идти на магловедение. Для неё эти уроки были проще простого, лишь тратой времени, которое она могла бы провести в библиотеке.
— А какой будет приз? — Симус вышел вперёд. — Вдруг я тоже захочу участвовать?
Профессор Фаранзи подошёл к своему столу, все внимательно следили за его действиями. Двумя пальцами он защипнул красную ткань и поднял её вверх, широко при этом улыбаясь и глядя на класс. Но их реакция была не той, которую он ждал.
— Фломастеры? — Финниган скептически приподнял бровь. — Детские фломастеры?
Ученики загудели.
— Это волшебные фломастеры! Я немного изменил их свойства. Скрестил, так сказать, магию с магловским предметом! — Калим воодушевленно поднял цветную упаковку и достал красный фломастер. — Вы только посмотрите!
Он подошёл к доске и отодвинул первую панель, за которой мелом было вычерчен рисунок. Неуклюжий и кривой, но по длинным ногам и по длинному туловищу был едва узнаваем силуэт животного. А затем он прислонил к доске лист бумаги и поднёс к нему кончик фломастера.
— Я не умею рисовать, как вы видите, — начал он, — но умею воображать! Я всегда любил лошадей. Ваше воображение станет реальностью в поразительно точном рисунке!
Он начал чертить фломастером линию, кривую, намеренно, но вскоре эта линия сама выравнивалась, выгибалась в нужную сторону. Ещё штрих, и точное сходство с мощной челюстью лошади появилось на листе. Всего несколько секунд — и на бумаге возник красивый рисунок коня с развевающимися гривой и хвостом.
— Я в деле, — громко сказал Блейз. — В моей голове такое воображение…
Хохот оглушил кабинет, и все быстро зашагали к своим партам, рассматривая предметы.
— Но я тоже хочу участвовать! — не успокаивался Симус.
— На этот случай у меня есть альтернатива! — профессор подошёл к нему и закинул руку на плечо. — Вас здесь четверо. Для вас я разделю всех на четыре группы, которые вы будете потом проверять. Если ваша группа победит, то и вам достанутся эти замечательные фломастеры!
Гарри досталась правая половина слизеринцев, Гермионе — левая. Симус и Шарлотта поделились так же, только с гриффиндорцами.
Они вчетвером сидели рядом с профессором и обсуждали развлекательное шоу, которое посмотрел Калим этим летом. Грейнджер слушала вполуха. Она смотрела на то, как Малфой нехотя крутил в руках степлер. Ей хотелось, чтобы он посмотрел на неё.
Пока весь класс был занят разглядыванием предметов, они вчетвером решили сыграть с профессором в монополию, которую он любезно достал из шкафа. Игра выдалась спорной. Они смеялись и ругались, и даже те, кто закончил с главным заданием, начали подходить к ним и наблюдать.
Ей удалось отвлечься…
Она до последнего тянула, проверяя по партам задания и сравнивая ответы с предметами. Гарри и Симус втянулись в гонку за фломастерами быстро и проверили свои группы буквально за четверть часа.
Она остановилась у парты Блейза, взяла в руки одноразовый фотоаппарат и бегло прочитала ответ Забини.
«Уверен, что эта чёрная шкатулка выступает в роли урны для праха. Даже имя выгравировано — «Кодак».
Гермиона улыбнулась и поставила жирный минус напротив умозаключений Слизерина. Но вот второй и третий пункт Блейз угадал с точностью. Батарейки оказались «бутарейками для заряда магловских приборов». Раскладной карманный зонт — «зонт, очень ненадёжный». С четвёртым предметом он вновь ошибся. Точилка для карандашей ассоциировалась у Блейза со «сломанным перстнем, где можно прятать порошок».
Когда очередь дошла до Малфоя, Грейнджер подняла лист и горько выдохнула.
«Какая-то хрень».
«Ещё одна херня».
«Салазар, это предмет для пыток?»
«ХЕРНЯ».
Она посмотрела на заданные ему предметы. Проще простого. Они проходили их на первом курсе. Хотя, судя по Драко, он вряд ли вникал во всё это…
— Ты закончила? — с другой стороны класса спросила Шарлотта, отдавая Фаранзи проверенные листы.
Гермиона покачала головой. Ей нужно проверить ещё пять человек.
— Ох, — Калим сипло выдохнул через нос, поправляя очки и вчитываясь в листы. — Кажется, у нас есть победитель! Но если у вас, мисс Грейнджер, окажутся все четыре попадания, то будет два победителя!
— И кто же выиграл? — ей правда интересно.
Профессор широко улыбнулся.
— Староста школы…
— Невилл? — улыбнулась она в ответ. Ну конечно же это Долгопупс.
— Мисс Паркинсон! — поправил её Фаранзи.
Гермиона отмотала несколько минут назад, вспомнив, как Гарри, склонившись над партой, хмурился. Его лицо — удивлённое, он что-то черкал на листе, а потом вновь вздыхал и заносил перо, приговаривая себе под нос «всегда сверху…»
К сожалению, её группа лидировала только по двум угаданным Блейзом пунктам. Вряд ли это победа, но она с чистой совестью оставила листы у профессора на столе, попрощалась и вышла за дверь. Для неё сейчас начнётся самое сложное.
Майнд…
Грейнджер остановилась прямо посреди коридора, и в её спину чуть не впечаталась младшекурсница. Гермиона извинилась и отошла в сторону, села на каменный выступ и просто смотрела вперёд.
Вновь эти голые холодные стены.
Она на секунду подумала — быть может, лучше вообще не появляться на пороге кабинета психолога. Лучше вообще не ходить. Изначальный план был прост: прийти и ответить на все вопросы дерзко и коротко, игнорируя всё. Но почему же именно сейчас появилось чувство тревоги?
Гермиона поставила локти на колени и зарыла пальцы в волосы, массируя голову. Чёрт возьми. Она устала…
А в ноздри заполз уже до боли узнаваемый аромат.
Гермиона резко выпрямилась и ударилась локтем о каменный подоконник.
— Чёрт…
Малфой хмыкнул. Сев рядом, он закинул ногу на ногу и смотрел, как она потирала локоть.
— Приложи что-то холодное, — скучающе произнёс он.
— Например, твоё сердце?
Они молчали, и Грейнджер стало неловко. Это первая их встреча после…
После того ужаса, что она увидела.
Гермиона копалась в сумке, делая вид, что что-то искала. Глупо, но лучше так, чем сидеть молча.
— Твоя реакция… — произнёс он. Грейнджер бросила сумку и распрямилась, поглядев на него. — Вновь упадёшь в обморок?
— Вряд ли ты покажешь мне ещё что-то столь…
Он усмехнулся.
— Отвратительное?
— Драко, я…
— Не нужно, Грейнджер, — он откинулся на стену и даже не посмотрел на неё. — Не нужно этой снисходительности…
Господи. Она вновь злилась. Он всегда так. Из крайности в крайность.
— Зачем ты сидишь здесь? — грубо вырвалось у неё.
Драко смотрел вперёд какое-то время, а потом повернулся к ней. И на развороте, буквально на долю секунды, проскользнуло его настоящее лицо. Разбитое горем, держащее в серых глазах сто литров боли. Всего мгновение — и это настоящее лицо снова сменилось маской безразличия.
— Ты идёшь к Майнд? — спросил он.
Она кивнула. Но прежде, чем он вновь что-то сказал, Гермиона оборвала его.
— Её туфли… — произнесла она. — Я не уверена, но это же…
— Эта сука скупила весь её гардероб, — надлом такой сильный, что вена на его виске стала отчётливее. — Лучше бы я сжег мэнор. Лучше бы я всё уничтожил, чтобы эти коршуны не клевали ещё тёплый труп моей семьи.
Голос его — сломленный. Хриплый, будто пачку сигарет за раз выкурил, и жизни в нём всё меньше и меньше. Это чувствовалось. Это было видно.
— Малфой, — процедила она глядя перед собой, на проходящих мимо учеников, которые оборачивались на них. — Зачем ты здесь?
— Сижу, — просто ответил он. — Или я потерялся и ищу выход. Или пытаюсь найти ответы. Или мне хочется кого-то убить…
Грейнджер засмеялась, и её смех был на грани истерики.
— Убийцы не говорят о своих планах…
Она повернула голову, посмотрела на его профиль. Об острые скулы можно порезаться. Он болен… душевно болен. Его жаль…
— Ты в задании написал, что это предмет для пыток, — сменила она тему. Драко непонимающе посмотрел на неё. — На уроке магловедения, — уточнила Гермиона. — Это всего лишь щипцы для завивки ресниц…
Гермиона поднялась с места и взяла сумку. Поправив свитер, посмотрела на парня сверху вниз. Эти их короткие диалоги стали почти привычными. Они никогда не приходили к единому знаменателю. Это был просто обмен взаимными колкостями, которые казались ей лейкопластырями. Через боль — лечили, в каком-то извращённом смысле. Кто болен из них больше?
Она уходила не оглядываясь…
***
Этот кабинет когда-то был складским помещением. Гермиона помнила, как на втором курсе они с Гарри и Роном прятались здесь от Филча. Сейчас же тут стол и удобные, на удивление, кресла напротив. Сев в одно из них, она почти утонула.
Майнд заваривала чай. Грейнджер ловила отвратительные флешбеки, и всё это время ждала надвигающуюся пытку. Люсиль обошла стол, в руках её была фарфоровая чашка. Мизинец криво отгибался в сторону. Она с причмокиванием сделала первый глоток и села в стоящее рядом кресло. Гермиона невольно посмотрела на её ноги. Чёрные бархатные туфли покрыты пылью… и это добило её. Это какое-то блядское кощунство.
— Как ты себя чувствуешь на этом курсе? — протянула Майнд.
— Вполне себе, — резко ответила она. Ей вообще не хотелось говорить. Она чувствовала, что дальше — глубже.
— Я слышала, вы отлично коммуницируете с факультетом Слизерин. Вы вместе с мистером Поттером обучали их патронусу.
Грейнджер держалась из последних сил. Настенные часы отвратительно клацали каждой секундой. Точно так же клацало в голове болью.
— Да, — коротко ответила она.
— Мисс Грейнджер, я понимаю, что вы героиня войны, но мне необходимо убедиться в вашем психологическом здоровье.
Гермиона засмеялась. Честно, это у неё вырвалось резко. Абсурд.
— О моём психологическом здоровье? — переспросила она. — Для чего, позвольте спросить?
Майнд сделала глоток и поставила чашку на стол. Скрестив пальцы, она повернулась к Гермионе. На её лице — вежливая улыбка, которая на вид не стоила и гроша. Абсолютно фальшивая.
— Всё верно. Я так понимаю, вы хотите в будущем работать на министерство? — уточнила она. — Я составляю психологический анализ для тех, кто пережил все этапы войны. Чтобы в будущем это не сказывалось на работе…
Гермиона стиснула края подлокотников. Эта стерва ей угрожала.
— Сказывалось на работе? Поясните.
Прозвучало резко, но ей всё равно.
— Чтобы во время ответственных решений у вас не было срывов. Чтобы это не сказалось на будущей работе и той ответственности, которая ляжет на вас. В анкете, которую вы заполняли на пятом курсе, вы писали, что хотите стать министром магии, — она улыбнулась, премерзко. — Вы понимаете, что на министре магии лежит огромная ответственность? Он должен подходить к работе со свежей головой, без каких-либо срывов…
— У меня никогда не было срывов! — огрызнулась она в ответ.
Палец болел от жестокости ногтя. Она ковыряла уже зажившую рану. Её бесило всё. Эта ситуация. Эта женщина. Эти голые намёки.
— Ну как же. Три дня назад вы упали в обморок прямо во дворе школы после общения с мистером Малфоем. Он вам угрожал?
— Что? — с ужасом переспросила она. — Что за чушь! Он не угрожал мне!
— Видите ли, я стала свидетельницей того, как он взял вас за грудки и плотно прижал к себе, после чего вы упали…
Господиблятьправый….
— Всё было не так!
Грейнджер передёрнуло от усмешки этой женщины. Она больная. Майнд будто наслаждалась этой пыткой. Больная! Больная стерва!
— Честно говоря, я считаю, что стоит усилить контроль над всеми, кто был причастен к пожирателям смерти, — протянула она, вытягивая носок туфли и рассматривая её. — Стоит усилить контроль, чтобы не было больше таких инцидентов, в которых честные ученики падали бы в обморок.
Гермиона вскочила с кресла. Кулаки болели от того, как сильно она их сжимала.
— Вы говорите чушь! — рявкнула она. — Дети пожирателей смерти ни в чём не виновны! Они не принимали участия в войне!
— А как же мистер Малфой? — парировала женщина, улыбаясь.
— Мистер Малфой понёс наказание. С него достаточно! — она развернулась к двери и остановилась тогда, когда рука схватилась за ручку. — По моему мнению, изолировать нужно вас. Вы прибегаете к отвратительным методам. Вы только усугубляете обстановку, мадам Майнд!
Гермиона посмотрела на её туфли.
— Миссис Малфой никогда бы не позволила этой обуви так запачкаться. Вы носите её только потому, что хотите удовлетвориться в своих амбициях, которые никогда не сбудутся. Вы чувствуете удовлетворение, когда своими ногами втаптываете что-то, принадлежащее семье Малфоев? Или вы хотите быть похожей на неё? — Грейнджер улыбнулась, глядя на обувь, выстроенную в ряд у стены. — Раз уж мы здесь откровенничаем, то вот вам моя правда: вы никогда ею не станете. Даже если выкупите всю её одежду и атрибуты дома. Вы, мадам Майнд, фальшивка. Подобие той, которая считает, что от её мнения зависит всё. Вы отвратительны и не профессиональны. Запишите это в свой протокол!
Дверь захлопнулась. В груди мокло. В голове — пусто. Гермиона впервые за долгое время чувствовала, что выговорилась…
========== Глава 6. ты не сможешь ее забрать. ==========
— Гермиона, ты не будешь этого делать!
Гарри дышал через рот, стараясь сдерживать злость. Но получалось чертовски плохо. В кабинете Макгонагалл много народу, все ощущали напряжение, которое вот-вот лопнет. Грейнджер стояла перед директором вот уже пять минут, пытаясь переговорить, перекричать Поттера.
— Я сделаю это, — твёрдо сказала она и услышала возмущение почти всех здесь присутствующих. — Я не хочу подставлять директора!
— Минерва, — Хагрид вышел чуть вперёд, задев плечом подсвечник, который упал, привлекая к себе внимание. Он засуетился, извиняясь, и поднял свечу. — Эта женщина переходит все границы! Вчера она мне посоветовала не делать поблажки слизеринцам, но я ведь не делаю! Это переходит все границы.
Вновь шум. Невилл пытался всех утихомирить, но факультет львов уже давно завёлся, сразу после того, как Гермионе назначили отработку. Мытьё полов всей школы. В одиночку.
— Она будет делать это целый год? — вновь недоумевал Гарри. — Мадам Майнд действительно переходит все границы. Назначает наказания, которые кажутся невыполнимыми!
Минерва подняла руку. Голоса стихли, и женщина устало выдохнула.
— Я понимаю ваше возмущение и полностью его поддерживаю. В нашей школе творится произвол. Я абсолютно против терапии и всех психологических процедур мадам Майнд, — она подняла пергамент с большой печатью Министерства. — Но каждый раз она руководствуется этой бумагой из комитета по здравоохранению учащихся Хогвартса.
— Да мы с ней рехнёмся быстрее! — вознегодовал Симус. Но сразу потупил взгляд, когда понял, что выругался не совсем вовремя. — Прошу прощения…
— Кингсли уверял меня, что пытается с этим разобраться. Но дело в том, что комитет выступает отдельной от министерства юрисдикцией, созданной сразу после окончания войны, дабы избежать в школьных заведениях по всему миру повторных инцидентов… К другим школам также приставлены психологи, и их учебные заведения не подают жалоб, потому что их всё устраивает. Поэтому министры других стран не поддерживают инициативу Кингсли убрать приставленных психологов из школ.
Гермиона нахмурилась. Она впитывала слова как губка, но зациклилась на том, чего понять не могла.
— Прошу прощения, — проговорила она. — Вы сказали «избежать подобных инцидентов». Что это значит?
Но вместо Макгонагалл ответил Гарри.
— Чтобы вовремя пресечь, если вдруг кто-то захочет повторить путь Волан-де-Морта….
В кабинете стало тихо. Только звук шаркающей по пальто Хагрида ладони Полумны, отряхивающей воск от недавно упавшей свечи.
— Нам нужно от неё избавиться, — произнёс Гарри глядя на директора.
Все с ним сразу согласились и принялись высказываться, предлагать варианты.
— К концу недели Кингсли приедет в Хогвартс. Я планирую устроить собрание и путём голосования решить, как нам поступить, — Минерва сложила руки в замок и немного склонила голову, выглядывая из-под очков. — Я с этим разберусь. Обещаю.
✘
Майнд коршуном кружила вокруг облепивших Гермиону однокурсников. Люсиль смотрела с балкона вниз, на то, как Грейнджер с помощью левитации управляла сразу тремя мётлами. Они облизывали пол, оставляя мокрые следы, кружились в такт движениям палочки, пока сама хозяйка магии сидела на ступеньках вместе с друзьями.
— Она просто в бешенстве! — хохотал Невилл, глядя вверх на женщину.
Гермиона пожала плечами.
— Она не уточняла, как мне мыть полы. Я просто поступила логично.
Ребята смеялись и злорадствовали, но быстро перевели тему на обсуждение какой-то ерунды. Грейнджер заметила, как со стороны лестниц к ним быстрым шагом приближался Блейз. Он был взвинчен и растерян.
— Гарри, на пару слов, — он даже не стал ждать ответа, а сразу потянул его за предплечье, помогая подняться со ступеньки, и отвёл в сторону.
Грейнджер не слышала, о чём они говорили, но через секунду Поттер повернул к ней голову, о чём-то переспрашивая Блейза.
— Гермиона, можно тебя? — выкрикнул он.
Она хлопнула по плечу Дина, который всё так же шутил про Майнд, обошла парней, а когда почти поравнялась с другом, Забини не выдержал и сорвал хриплый голос, как с петель.
— Мне нужна карта мародёров, я отдам сразу же!
Судя по волнению в голосе, что-то случилось. Сердце пропустило удар, и ей показалось, что это «что-то случилось» равнялось «что-то случилось с Малфоем». Она вернулась к хохочущим ребятам. Подхватив школьную сумку, на ходу вытащила карту и раскрыла её.
Но Драко был в гостиной Слизерина вместе с Тео. Гермиона почему-то выдохнула. Просто выплюнула из своих лёгких не случившуюся истерику.
— Где она? — спросил слизеринец, заглядывая в карту.
Три головы склонились над волшебным пергаментом в её руках. Блейз водил длинным пальцем по карте, выискивая нужное имя. И когда кончик фаланги поймал Пенси, он уточнил:
— Что это за место?
— Старый музыкальный класс, которым давно не пользуются. Мы на первом курсе занимались там, помнишь? — ответил он на вопрос Блейза.
Тот хлопнул Поттера по плечу.
— Спасибо, буду должен, — и уже развернулся, но Гарри остановил его.
— Что-то с Паркинсон?
Забини посмотрел вверх. Не нужно следить за его взглядом, чтобы понять, кого он проклинал.
— Мне сказали, что Пенси выбежала от неё в слезах. Салазар, я убью Майнд, если у Пенси начнётся приступ астмы…
Сказанное замерло в воздухе страшными словами, потому что…
— Кажется, она не шевелится, — Гермиона смотрела в карту. — Её точка зависла на месте…
Они трое переглянулись. Достаточно секунды, чтобы сорваться и побежать на третий этаж. Швабры попадали на пол, и одна чуть не прилетела Дину по голове. Они бежали вверх, и Грейнджер заметила, что в руках у Гарри крепко зажата палочка. Так было всегда. Такие последствия оставила война. Когда кто-то из них бежал, это всегда означало что-то кошмарное. Что-то, к чему нужно было готовиться, с протянутой рукой вперёд, крепко сжимающей древко…
Как и сейчас, Блейз со страхом отшатнулся, потому что Поттер оттолкнул его от двери и вышиб её заклятием. Старая кабинетная пыль мгновенно окутала порог серым облаком. Они откашлялись и вдруг услышали мелодию рояля.
Так они и стояли в проёме, глядя в пустой класс, где посередине, у огромного арочного окна, стоял рояль, за которым играла Пенси. Мелодия музыки настолько грустная и завораживающая, что Грейнджер не сразу заметила, что девушка плакала. Она смотрела перед собой, и её взгляд был нечитаемым. Совершенно.
Верхние пуговицы на рубашке расстегнуты почти до груди. Галстук лежал рядом, на сиденье. Гермиона никогда не видела такую сломленную слизеринку. Опустошенную. Наверное, был бы здесь дементор, он бы пролетел мимо, не тронув, не посмотрев на Паркинсон. Настолько она была пуста. Настолько всё казалось больным в ней.
И эта мелодия…
Услада для ушей, в то же время рождающая несоизмеримую тоску, которая заставляла всё внутри сжиматься, а сердце — плакать.
Блейз сделал к ней аккуратный шаг. Ещё и ещё, пока не остановился позади подруги и не положил руку на её плечо. Паркинсон в последний раз занесла пальцы над клавишами и оборвала музыку, захлопнув крышку.
— Что с тобой? — голос Гарри ровный, как рельса, и такой же тяжёлый.
Пенси сглотнула и отвернулась к окну, прикрыв глаза.
— Спроси меня то, что бы я не хотела тебе говорить даже под угрозой смерти, — сказала она и перевела взгляд на Поттера. — Давай же!
— На четвёртом курсе… — замешкался он, но подошёл ближе. — Тогда… в ту ночь… это ты меня поцеловала, Пенси?
Гермиона встретилась взглядом с Забини, понимая, насколько этот разговор не для их ушей. Но ноги словно приклеились к полу. Они ждали ответа, как и сам Гарри, сжимающий кулаки. Пенси встала с места, придерживаясь за крышку рояля и отворачиваясь от всех, будто прячась. Но всё же ответила:
— Ты сказал тогда: «кто бы ты ни была, я хочу ещё…»
Божеправый…
— Она дала тебе сыворотку правды? — Гарри расставил все точки над «и». — Чёрт возьми, она перешла все границы!
Блейз опустился на сиденье, склонив голову. Гермиона чувствовала, как в горле разбухал ком. Сколько же эта ненормальная могла выспросить у Паркинсон того, чего она не хотела бы говорить? Дьявол…
— Она предложила мне чай, я вообще не хотела его. Но она расспрашивала и расспрашивала меня, я отнекивалась, старалась уводить разговор в другую сторону, пока у меня не пересохло в горле, и я совершенно забылась… — она замолчала. Забини взял её за руку. — Стало так легко после чая…
Майнд превзошла Амбридж. Превзошла своими мерзкими уловками и тактикой. Только теперь весь гнев был направлен на слизеринцев.
— Она спрашивала о том, что вообще не касалось её долбанной терапии? — холодным тоном, от которого даже в дрожь бросило, спросил Гарри. Он был взбешён. — Что-то личное, не для её блядского ума?
Блейз посмотрел на Поттера совершенно не удивившись грязным словам, скорее тому, что Гарри, казалось, не сбавлял обороты, а только разгонялся.
Гермиона видела её реакцию. То, как мгновенно покраснели щёки. То, как в уголках глаз собирались слёзы. Слёзы у Пенси Паркинсон!
— Не отвечай! — резко вмешалась Гермиона. — Гарри, она ещё под сывороткой! Не отвечай, Пенси!
Поттер будто только сейчас понял свою ошибку. Быстро кивнув, он пошарил по карманам, неловко дёргаясь на месте.
— Вот, держи, — он достал половинку шоколадки, завернутую в фольгу, и с нескрываемой дрожью в руке положил её рядом с Пенси на рояль. — Люпин говорил, что сахар быстрее ослабляет действия зелий.
Грейнджер увидела, как сильно Паркинсон сжала челюсти. Её пухлые губы сложились в тонкую полоску, будто она зубами зажала их с внутренней стороны. Бесполезно. Она начала говорить… потому что вопрос был задан.
— Про родителей, про их долг Волан-де-Морту, про то, почему я не стала пожирателем. Хотела бы я убить кого-то. Хочу ли я закончить то, что начал он. Сколько наша семья заплатила штрафов в пользу министерства… Знаю ли я какие-то секреты… Салазар, она спрашивала даже про то… — Паркинсон замычала. Слёзы полились из глаз, она еле держалась, — про то, сколько у меня было партнё…
— Силенцио!
Рот Пенси склеился, и Гарри убрал палочку в карман. Он отвернулся от слизеринки, не смея глядеть ей в глаза.
— Прости меня… Мерлин, я не должен был спрашивать…
Он вышел из музыкального класса, осторожно закрыв за собой дверь. Паркинсон тронула свой рот и вытерла слёзы. Пихнула бедром Блейза, чтобы тот поднялся, и вновь села за рояль.
Грустная мелодия вновь заползла в уши, оседая горьким послевкусием. Забини взялся за плечо Грейнджер и повёл к выходу. Уже в коридоре Гермиона остановилась, потому что чуть в стороне заметила Гарри, который сидел на полу. Он поднял голову и проговорил:
— Идите, я прослежу, чтобы к ней никто не заходил, пока не спало действие сыворотки…
Блейз сделал пару шагов в его сторону и сел рядом. Молча. Просто откинулся спиной на стену и запрокинул голову, прикрыв глаза. Гермиона сделала то же самое, только с другого бока от Поттера. Она просунула руку между ним и стеной и обняла его плечо.
Вот так они и сидели, слушая невообразимо тоскливую мелодию, рождаемую пальцами той, что сломалась. Треснула по швам. Они подождут. Они не оставят её одну. Они защитят её.
Молча…
✘
Гермиона смотрела в окно, пока Хагрид суетился с чайником возле очага. Дождь беспощадно ударял по яблоням в его небольшом саду. Разлагающиеся яблоки дремали в пожелтевшей траве и примятых листьях.
Они ждали Симуса.
Гарри постукивал ногой и щёлкал фалангами пальцев. За столько лет она так и не привыкла к этим клацающим звукам. Хагрид напевал под нос какую-то песню. Конечно, его настроение всегда поднималось, когда друзья заходили в гости. Но сегодня не тот случай, когда Гарри и Гермиона готовы были разделить его радость.
Она потянулась к ручке окна, чтобы закрыть его, потому что дождь начал наглеть и разгоняться. И как только Грейнджер высунулась наружу, чтобы ухватить створку, которой ветер стучал по внешней стене, замерла. Она успела уловить два последних его шага, прежде чем он замер и посмотрел на неё.
Малфой выдавил болезненную ухмылку, но от этой ложной мимики ей не хотелось злиться. Она оборвала их взгляды первой, всё пытаясь дотянуться до ручки, но не выходило. Но это не главное. Главное то, что Малфой взмахом руки направил створку прямо в её руку. Медленно, чтобы не ударить… и молча продолжил свой путь.
Надо подумать…
…подумать об этом потом.
— Чай готов, — весело сказал Хагрид, совершенно не замечая угнетённого настроения гостей.
Она вернулась за стол, всё ещё не отпуская из головы только что произошедшее.
«Малфой до невозможности непонятен».
— Что тебе непонятно? — переспросил её Гарри, и Грейнджер испугалась, что не заметила озвученных вслух мыслей.
Она отмахнулась и потянулась за чашкой чая, обжигая губы о фарфоровый край. Бергамот пополз по горлу, ошпаривая слизистую. Мгновенно стало жарко, то ли от кипятка, то ли от мыслей о Драко… Хагрид оставил их одних, чтобы покормить животных. Он ушёл, стуча вёдрами с кормом.
Дверь в хижину распахнулась, и на пороге появился взъерошенный Симус, мокрый от дождя. Он отогнул полы куртки и достал аккуратно сложенную мантию-невидимку, отдавая её Гарри.
— Как всё прошло? — почти хором спросили они Финнигана.
Он поднял руку вверх, требуя паузы. Отобрав у Грейнджер чашку и не заметив, насколько горячим был чай, выпил всё залпом.
— Достал!
В следующие полчаса они обсуждали то, что готовили вот уже несколько дней. После того случая с Пенси, Гарри хотел сам ехать в министерство и требовать отстранения Майнд, пока к нему не подбежал Симус и не сказал, что есть новости.
Новости оказались ценными. Его тётка, работающая в буфете министерства, сообщила, что услышала очень интересный разговор.
Люди не обращают внимания на тех, кто для них не важен, является лишь фоном; и они остаются незаметными — например, кассир или продавец кофе. Но такие проходные персонажи, порой, оказываются очень ушастыми и внимательными, особенно когда дело касается их самих.
Тётка Симуса, Катерина, ненавидела Майнд, пытавшую любимого племянника расспросами и сомнительной терапией. И пару дней назад, утром, гонимая мыслями о своей неприязни к этой женщине, она услышала разговор.
Двое мужчин, один из которых называл другого «мистер Майнд», подозрительно тихо шептались у её стойки, за которой не было видно саму Катерину, отдыхавшую на табурете, скрывшись от глаз. Она успела быстро всё записать, слово в слово, и отослать племяннику, чтобы тот передал это директору.
«— Расскажите, как вам удалось поставить свою супругу в школьный состав?
— Всё очень просто, так же, как вам удалось занять место в администрации.
— И сколько голосов вы подделали?
— Достаточно, чтобы Люсиль стала психологом в Хогвартсе…»
Гарри был взбешён. Как и Грейнджер.
Нести эту записку Макгонагалл было разумно, но Поттер решил сделать по-своему. Ему нужны были более весомые доказательства. Именно сегодня Симус отправился в Хогсмид, попросив разрешения на аппарацию у директора под предлогом того, что любимая тётка слегла с болезнью. Катерина же любезно предоставила свой почерк в письме, сообщив, что ждала племянника у себя.
Финниган, взяв у Поттера мантию, встретился с тётей в министерстве, которая и провела его к кабинету Майнда. План был прост: найти доказательства услышанному.
Маркус Майнд работал в управленческом комитете по здравоохранению учащихся Хогвартса, и все документы должны были быть в его офисе. Грейнджер была уверена, что он держал их именно там, поближе к себе, чтобы перестраховаться.
Ну а дальше начался спектакль. Тётка ворвалась в его кабинет, неся перед собой поднос с различными сладостями и чайничком. Открыв нараспашку дверь и не обращая внимания на ругань Майнда, она бросилась к столу, удачно споткнувшись и уронив всё содержимое подноса прямо на него.
Пока Маркус шипел от боли, пока Катерина кряхтела над ним, извиняясь, Симус был уже у стола.
Кабинет опустел. Майнд вывел тётку, а сам вышел в уборную, оставив Финнигана одного.
— Тебя никто не заметил? — спросил Гарри.
— Нет, я вышел из кабинета так же тихо, как вошёл, — он сел в глубокое огромное кресло Хагрида. — Но вы даже себе представить не можете, что ещё я нашёл!
Он кинул на стол кожаный дневник.
— Эти ублюдки продавали нас! — закончил он.
Гермиона схватила дневник и раскрыла его. Поттер навис сверху, заглядывая ей через плечо.
— Это же… — охнула она.
— Это все наши «сеансы» у этой ненормальной! — зарычал Симус. — Я не читал. Мне хватило только первой страницы…
Грейнджер бегло пробежалась взглядом по тексту. Ей стало отвратительно. Она читала собственные ответы на вопросы Майнд. Пролистав страницу, обнаружила ответы одной пуффендуйки, листнула дальше — ответы Блейза, а на следующей увидела имя Пенси…
Гарри протянул руку и захлопнул дневник.
— Увидели цифры под каждым «интервью»? — Симус облокотился о колени, зарывшись руками в волосы. — Это сумма галлеонов! Этот ублюдок переписывался с «Пророком», «Ведьмиными сплетнями» и другими журналами, обсуждал суммы, за которые можно продать, цитирую, «школьные секретики»!
— Господи… — Гермиона прикрыла рот. — Господи боже…
Она со злостью вновь распахнула дневник. На последней странице — в ряд несколько имен и разные суммы напротив. Её начало тошнить. Кислота скапливалась у основания горла, пока она читала всё это ублюдство.
Полумна Лавгуд — 150;
Невилл Долгопупс — 45 40;
Падма и Парвати Патил — 140;
Элеонора Рубен — 100;
…
…
…
Блейз Забини — 200;
…
…
…
Пенси Паркинсон — 400;
…
Грейнджер чувствовала этот пороховой запах войны в каждой строчке, в каждом имени. Она чувствовала боль, через которую они проходили. Чувствовала трупный запах мышьяка, который до сих пор не выветрился. Чувствовала мысли, которые дырявили голову острыми воспоминаниями о сражении. В глазах застряли слёзы. В сердце — предательство.
— Как они посмели! Как, чёрт возьми, они посмели продавать нас? Продавать нашу боль? Наши секреты, как какой-то скот… мы боролись за них… мы…
Гарри Поттер — 2000;
Рон Уизли -?
Джинни Уизли -?
Гермиона Грейнджер — 2000;
И последнее имя, самое дорогое…
Драко Малфой — 3500;
Ненависть окутала их, как мокрым одеялом. Так же тяжело. Так же противно. Так же не скинуть.
Они сидели молча, каждый в своих мыслях и глядя на тетрадь, лежащую чёрным пятном на белой скатерти.
— Завтра приедет Кингсли с комитетом здравоохранения, — произнёс Гарри. — Думаю, пора это прекращать… Мне нужно зайти к мадам Помфри, кое-что проверить.
Всё решится завтра…
✘
Они не спали. Сидели в гостиной общежития всю ночь, обсуждая план. Гарри был в каком-то мысленном ступоре, почти ничего не говорил, только смотрел на дневник. Никто из них не читал его. Никто не позволил себе эту мерзость. Им достаточно было того, что они увидели мельком. Там, внутри, было всё. Страшно представить, что Майнд поила всех «волшебным» чаем, выспрашивая секреты. Судя по тому, о чём почти проговорилась Пенси — вопросы были личными.
Утром Гарри и Гермиона вызвались вместе с Макгонагалл встретить делегацию. Люсиль подошла к мужу и коротко поцеловала его в губы, совершенно не стесняясь посторонних. Ну конечно. У таких мерзких людей нет личных границ…
— Доброе утро, могли бы вы все подписать бумаги? — Макгонагалл передала папку в руки Кингсли. — Простая формальность, нужно отметить, что вы вошли в стены школы.
Конечно, это была ложь.
Поттер рано утром попросил директора ему подыграть, попросив дать время на то, что он всё скоро объяснит. Макгонагалл даже не спрашивала подробностей. Она доверяла ему беспрекословно. Фальшивый бланк был частью плана, который уже начал свой разгон.
Вспотели ладони. Кружилась голова. Кусок в горло не лез, пока все вокруг с аппетитом завтракали. Гермиона сидела на краю, ближе к преподавательским столам, вместе с Гарри и Симусом. Они также не прикоснулись к еде.
Она слышала обрывки разговоров профессоров и четырёх человек из комитета. Они любезничали на банальные темы. Кажется, говорили про погоду.
Люсиль сидела рядом с мужем, пила кофе и болтала ногой. Это движение действовало на Грейнджер как красная тряпка на быка. Она заводилась. Она чувствовала, как леденели кости. Туфли Нарциссы с запачканными носками болтались из стороны в сторону. Этой стерве Майнд, казалось, было весело.
Когда внутри у Гермионы сжался корсет внутренностей, она занервничала. И это заметно. Гарри смотрел в тарелку, пока с силой не отпихнул её от себя, а потом резко поднялся на ноги.
Началось.
Пока Поттер перешагивал скамейку, она встретилась с взволнованным взглядом Финнигана, который сдвинулся на освободившееся место. Наверное, тоже ощутил, что лучше держаться вместе. Так проще пережить весь этот надвигающийся пиздец.
Именно он сейчас и начинался.
Она смотрела на спину Гарри и слышала чётко и ровно, как слева весь стол замолк. Она догадывалась, что однокурсники узнали, что они что-то готовят. Гриффиндорцы повернули головы на трибуну, за которую встал Гарри.
Он сжал руки на краях и посмотрел вперёд на всех присутствующих. Он делал это для них. Для всех. Опять…
— Минуточку внимания, — громко выкрикнул он, обернулся на профессорский стол и посмотрел на Кингсли. — Думаю, сегодняшний визит вашего комитета был спровоцирован мной и всеми здесь присутствующими.
— Всё верно, мистер Поттер, — Маркус кивнул ему. — Но, думаю, мы обсудим всё в кабинете директора.
Гарри скривил рот, еле сдерживаясь.
— Мы обсудим всё здесь, перед всеми, чтобы каждый мог сказать своё мнение. Так ведь вы хотели с самого начала, мадам Майнд?
Люсиль хмыкнула.
Она, блять, хмыкнула…
Грейнджер еле сдержалась, чтобы не запустить в неё оглушающим. Её обожгла мерзость скомканных в ухмылку губ Майнд. Женщина поднялась с места и обошла преподавательский стол.
— Хорошо, я полностью с вами согласна, — кивнула она. — Это дело касается меня напрямую.
«Ещё бы».
— Если вы позволите, — сказал Гарри ей в лицо, — я буду общаться с учащимися.
Она развела руки и убрала их за спину.
Атмосфера в Большом зале давила на плечи так сильно, будто обрушилось небо.
— Я, как и большинство из вас, — начал он, глядя в зал, — не согласен с «методами» мадам Майнд.
— Говорите, пожалуйста, за себя! — перебила его Люсиль, ровняясь с ним чуть сбоку.
— Большинство из нас против вашего присутствия здесь.
Она выдавила смешок.
— Это не вам решать, а комитету, который голосовал за меня.
Гарри растянул губы в улыбке, поворачивая на неё голову.
— К этому мы вернёмся позже, дайте мне закончить! — чуть громче произнёс он последнее слово и поправил рукой очки.
У Грейнджер сжалось сердце от того, что дрожь в его руках стала ещё сильнее. Боже.
— Ваше присутствие в школе не только ошибка, но и грубейшее нарушение. Меня возмущают ваши методы, которые, по вашим словам, должны были помочь ученикам, пережившим войну, восстановить психическое равновесие… Но вот в чём нонсенс, мадам Майнд, — он облокотился на тумбу, сжав пальцы в замок. — Вы всё только усугубляете. После такого психолога, как вы, нам понадобится ещё психолог.
— Мистер Поттер! — её муж поднялся с места, ударяя ладонями стол. — Как вы смеете?
Кингсли не реагировал, совершенно. Сидя рядом с Макгонагалл, он о чём-то тихо с ней разговаривал. И чем дольше Минерва шептала ему на ухо, тем сильнее он заводился.
— Ещё как смею, — Гарри вновь повернулся лицом к залу. — Уверен, что Майнд спрашивала каждого из вас вещи, которые совершенно не касались её ума. Спрашивала что-то личное, то, что вы точно не желали ей рассказывать, — он грустно улыбнулся. — Откуда я знаю? Отсюда…
Он потянулся к мантии и достал из кармана дневник Маркуса. Мадам Майнд, увидев его, округлила глаза и обернулась на мужа.
Трое мужчин из комитета внимательно слушали, а Гермионе хотелось кричать. Хотелось, чтобы это поскорее закончилось.
— Узнаете этот дневник, мистер Майнд? — Поттер чуть обернулся, тряся тетрадкой в воздухе, будто натравливая, заводя. — Это же ваш дневник?
Маркус обошёл стол. Его лицо больше не выглядело спокойным и надменным. Оно было красным, покрывшимся потом.
— Я не знаю, что это за дневник, — он встал рядом с Люсиль. — Понятия не имею.
— Разве? — уточнил Гарри. — А по-моему, это ваш почерк…
Он достал палочку, взял бланк, который заполняли часом ранее, и сделал то, что когда-то сделал Том Марволо Реддл. Гарри вытянул магией фамилию и имя Майнда в воздух. Теперь перед ними парило в воздухе:
«Маркус Майнд. С правилами ознакомлен…»
— Я оставлю это для примера, а теперь, — Гарри раскрыл с отвратительным пренебрежением дневник и взмахнул палочкой, выуживая текст. Каждое слово. Каждую букву из дневника. Они поплыли вверх, открываясь взору каждого здесь присутствующего.
«Гарри Поттер страдает ПТСР, его руки настолько дрожат, что он едва справляется с вилкой… выглядит весьма смешно. Не такого героя войны я себе представляла».
«Гарри Поттер, состоящий ранее в отношениях с Джинни Уизли, вернулся в Хогвартс в подавленном состоянии. В школе говорят, что их разрыв был болезненным, и он, пытаясь забыть любимую, всё время проводит на метле… выглядит жалко».
Гарри посмотрел на Гермиону. Она с силой прикусила внутреннюю сторону щеки и кивнула ему. Он перелистал страницы и вновь достал магией текст.
Гермиона отвернулась, когда слова появились в воздухе.
«Гермиона Грейнджер проявляет агрессию. Мне удалось разглядеть её уродливый шрам, который оставила ей Беллатриса Лестрейндж. Думаю, я смогу его незаметно сфотографировать…»
— Что вы делаете, мистер Поттер? — позади один из мужчин не выдержал.
— Показываю вам записи мадам Майнд, которые она вела втайне от нас.
Взмах.
«Гермиона Грейнджер проявляет агрессию к Драко Малфою. Думаю, я смогу ещё больше натравить их друг на друга, как и остальных на других слизеринцев».
— Это самое приемлемое, что я могу показать вам, — Гарри смотрел в зал, сжимая в руке тетрадь. — Как видите, эти записи вёл сам Маркус Майнд, переписывая письма Люсиль. Почерк не сложно сравнить, он один и тот же.
— Это чушь! — выкрикнул он. — Это грубая ложь!
Но ему не дали договорить. Кингсли и трое из комитета уже стояли около трибуны. И стояли они рядом с Гарри.
— Ещё я узнал, что у мадам Майнд нет профессионального образования. Она не имеет права быть здесь психологом. Вчера я попросил мадам Помфри послать сову в университет колдомедицины. Сегодня утром получил ответ. У них не числилась и не заканчивала курсы эта женщина, — он смотрел на Люсиль. Смотрел с ненавистью.
— Да как ты смеешь! Я давно поняла, что ты повернулся умом после войны. Посмотри на себя, твои руки дрожат, у тебя психические отклонения, ты выдумываешь!
Раздался шум.
Такой громкий. Скрипучий. Это отодвигались скамейки. Весь зал встал на ноги. Абсолютно каждый из учеников поднялся, словно им дали команду «фас». Они готовы были защищать Гарри.
Гермиона поднялась с места самой последней. Она взяла стакан воды. Стук каблуков её ботинок чеканил пол. Она шла прямо к Люсиль, которая вжалась в бок мужа, скрестив руки на груди. Её голос был шершавым.
— Выпейте воды, мы всего лишь хотим разобраться, — самым наигранно-убедительным голосом из своего арсенала произнесла Грейнджер и протянула ей стакан.
Майнд даже не посмотрела на неё. От шока она выхватила стакан, чуть расплескав воду, и выпила всё до последней капли.
— Теперь и ваши руки дрожат, — Гарри глядел на её крепко сжимающую руку стакан и чуть улыбался. Она и вправду дрожала. — Мы все боролись за свободу, а вы своим появлением очерняете всё, что мы делали. Вы ненавидите всех слизеринцев, и неважно, были ли они детьми пожирателей смерти. Вы их презирали. Вы собирали сплетни, а ваш муж продавал нас подороже.
— Место он тоже подделал! — выкрикнул Симус.
Гарри подошёл к ней ближе, но оба супруга сделали шаг назад. Чувствовали, что их схватили за шиворот.
— Вы незаметно поили многих сывороткой правды, чтобы собрать «школьные секретики», — взмах палочкой, и все охнули от того, что видели днём ранее Гарри и Гермиона.
Фамилии и цифры напротив них. Все.
— Ты поила моих учеников сывороткой правды? — Минерва сжала палочку. Она была в шоке.
Грейнджер, улыбнувшись, посмотрела на Майнд и проговорила:
— Точно так же, как напоила сейчас вас я…
Глаза Люсиль округлились. Она посмотрела на стакан в своих руках и затряслась. Обернулась, чтобы уйти, но путь ей перегородили ученики, подтянувшиеся вперёд.
— Отвечайте, Майнд! — грозно потребовал Кингсли.
Секунда.
Вторая.
И она лопнула.
— Я ненавижу их всех! — она смотрела на слизеринский стол. — Презираю этих выродков! Их родителей. Тебя! — Майнд ткнула пальцем в сторону Гарри. — Как ты можешь их защищать!
Её ненависть выплескивалась с каждым словом, всё больше заставляя зал гудеть. Гермиона чувствовала болезненное облегчение, но ком в горле только рос. Сколько же подобных ей людей…
И сквозь эту злость, прожилку яда, сквозь всю эту желчь и ненависть, зубастую агрессию, Гарри нашёл в себе силы промолчать и отступить назад, просто уйти из Большого зала.
Всё кончено.
Всё кончено…
Макгонагалл дала разрешение на аппарацию нескольким аврорам. Они арестовали семью Майнд прямо у профессорских столов под бурные выкрики учеников и негодование взрослых.
На следующий день вышла огромная статья в «Пророке».
«Непростительная алчность Маркуса и Люсиль Майнд. Правда, которую раскрыли ученики школы Хогвартс».
Гарри и Гермиона читали эту газету сидя в библиотеке. Грейнджер закончила домашнее задание и распрямилась на стуле. Они молчали. Просто не осталось слов. Гарри закрасил чернилами лица на колдографии. Люсиль он подрисовал рога.
Дневник, что вёл Маркус, сожгли, вырвав из него только страницы с ценами и фамилиями. Гарри не позволил никому больше прочесть эту мерзость. На этой неделе должен состояться суд, ну а к ним в школу пришлют нового психолога, после того, как сформируют новый комитет здравоохранения путём открытого голосования. Честного голосования.
— Поверить не могу, что наши «приключения» в этих стенах продолжаются, — засмеялась Гермиона. — Только вот приключения давно перестали быть детскими. Хорошо, что всё закончилось…
— Я отправил тёте Симуса цветы, — улыбнулся он. — Без неё бы мы не справились.
Она поднялась с места и зашла за огромный стеллаж с книгами в поисках учебника, который потребуется к следующему уроку зельеварения. Грейнджер достала книгу и посмотрела сквозь образовавшийся проём прямо на Гарри. Он её не видел. Сняв очки, он потёр переносицу и размял руки, хрустя пальцами.
Разбитый полностью. Казалось, даже не дышал. На него невозможно смотреть без боли в сердце, настолько он опустошён. Гермиона не знала, как вылечить его раны. Не знала, с какой стороны подойти к этому. Впервые — не знала.
Гарри вздрогнул от того, что перед ним упала пачка фломастеров. Тех самых, что выиграла Пенси на викторине магловедения. Грейнджер смотрела на это округлившимися глазами. Смотрела на то, как Паркинсон села напротив ничего не понимающего друга. Смотрела на то, как она сняла с плеча сумку и сбросила её на пол, протянула ему чистый лист пергамента и спокойным будничным тоном сказала:
— Рисуй.
Гермиона замерла, чувствуя себя шпионом, подсматривающим сквозь эту щель.
— Не понял, — он чисто механически потянулся к фломастерам и раскрыл пачку.
— Теперь я буду тебя спасать, Поттер, — ухмыльнулась Пенси, обнажив ровный ряд зубов. — Достаточно с тебя. Рисуй.
Гарри поднял бровь и издевательски посмотрел на неё. Вытянул руки вперёд ладонями вниз. Тремор заметен. Сложно не увидеть это.
Паркинсон достала красный фломастер. Не обращая ни на что внимания, она вложила его в ладонь Гарри и сжала своей рукой, а потом поднесла к пергаменту.
— Рисуй.
Он растерялся. Это заметно. Сглотнув, вытер свободную руку о брюки. Всегда делал так, когда они потели. Гарри нервничал.
— Я не знаю, что рисовать, — обречённо пробормотал он.
Пенси приподняла голову, будто задумываясь над чем-то, и цокнула языком, возвращая взгляд в зелёные глаза напротив.
— Я люблю оленей…
И это звучало так двояко, что Гермиона чуть не выронила учебник. Ей срочно нужно уйти. Ей точно не стоило слушать. Не стоило смотреть. Не стоило…
Но боже. Этот эффект, который производила на Поттера Пенси, был впечатляющим. Завораживающим. Непередаваемым.
И Гарри начал рисовать. Он вывел дрожащую линию, которая тут же превратилась в извилистую, ещё секунда — и появились рога, а вскоре и тело. Паркинсон несмело убрала свою руку и смотрела на него, пока Поттер вырисовывал её «я люблю оленей».
Грейнджер листала учебник. Её щёки горели. Она ненавидела себя за то, что позволяла себе остаться и быть свидетелем этой картины. Она читала текст и совершенно не понимала смысл, потому что перед глазами мелькала лёгкая улыбка друга.
Чёрт возьми.
Паркинсон невероятна.
— Как ты понял, что это я тебя поцеловала в ту ночь? — прилетело прямо в помеченный зигзагом лоб Гарри.
Как пуля.
Навылет.
Он, не прерывая процесса, не глядя на слизеринку, точно так же без осечки ответил:
— Из всех девушек тогда только ты пользовалась красной помадой. Это я понял только глядя в зеркало.
Гермиона сделала шаг назад, вжимая голову в плечи и ругая себя за собственную глупость. Ей нужно уходить. Но голос Пенси отрезвил её, словно пощёчиной.
— Не замечала за Грейнджер, что она любит подслушивать…
Вот тогда-то она побежала, извинившись перед ними с красным лицом.
✘
Середина октября наступила так же быстро, как и первые зачётные задания первого учебного семестра.
Слизнорт ворковал над двумя котлами на преподавательском столе. В классе душно и жарко. Гермиона чувствовала, как противно чесалась вспотевшая шея, а ещё чувствовала на себе взгляд.
Она ударилась о его галечный холодный оттенок глаз прямо напротив себя. Малфой за её столом работал в паре с Забини. Помешав зелье в котле своей палочкой, он приказал ложке продолжать крутиться.
Грейнджер игнорировала его. Правда, пыталась. Но кожа шипела от его простреливающего насквозь взгляда. Она не выдержала.
— Что? — шепнув, посмотрела вперёд, не заметил ли Слизнорт.
Драко смотрел на её руку, крепко сжимающую ложку над котлом.
— Ты сейчас капнешь… — он приподнял бровь.
Гермиона нахмурилась и только сейчас поняла, что на её пальце проступила кровь и уже скатывалась к ногтю. Она резко убрала руку и сунула палец в рот. Взяв ложку в другую руку, она продолжала работу над зельем как ни в чём не бывало. Малфой хмыкнул. Она неотрывно обсасывала палец, чувствуя горечь на языке. И ничего другого не нашла, как ответить ему:
— Спасибо…
Он больной.
Да. Именно это она думала, когда смотрела на него. Тёмные круги под глазами стали ещё заметнее. Острые скулы, о которые, казалось, можно было порезаться, проведя по ним рукой, чётко выделялись. Весь его вид был болезненным. Грейнджер смотрела на его расстёгнутые верхние пуговицы, заметив, как под воротником ползла капля пота. И будь проклята жара в классе и эта капля, Гермиона следила за ней, пока та не скрылась под тканью.
Он её, конечно же, поймал — своим возмущённым взглядом. Уколол в ответ ядовитой полуулыбкой. Он знал, что привлекателен. Конечно же, знал. Наверняка думал, что и она попалась в эту ловушку, о которой говорили многие девушки в школе.
Гермиона хотела думать, что она «не такая». И: «это другое, как вы не понимаете».
Простой интерес?
Она прикусила губу. Господи. Какой интерес может быть к капле пота на его шее? Этот диссонанс ударил её где-то внутри острыми крыльями мотыльков, разрывающих солнечное сплетение. Гермиона ненавидела себя. Ненавидела, потому что сравнивала Драко и Рона.
Она начала это делать тогда, когда вернулась в школу. Сравнивала Рона с парнями, которые проявляли к ней интерес. С прошлыми отношениями всё было кончено ещё на тех качелях, той ночью, когда было произнесено:
«Я уезжаю с семьей во Францию».
Гермионе пытливо хотелось узнать, каково это — понять, что рядом с ней будет кто-то другой. Не милый с хриплым смехом и россыпью веснушек на лопатках, не с вечными шутками и заботой. Не с именем Рон…
Каково это?
Она чувствовала флирт со стороны. Чувствовала, как на неё смотрели. Она знала это. Парней легко угадать. Парней, но не его…
Малфой — нечто иное.
Он будто соткан из защитного слоя балаклавы. Ему не нужно это, она знала.
Знала только потому, что он показал свой ад внутри. Такие шрамы почти не затягивались. Даже если суметь их вылечить — Малфой этого делать не хотел. У него просто не осталось сил на другое. На светлое и лёгкое. Потому что в его жизни ничего лёгкого не было. Чёрт возьми, она и это теперь знала.
Она перевела на него взгляд полный настоящего твёрдого льда, который вот-вот начнёт таять от собственной же печки в голове. Осталось только подкинуть дрова… Драко закатил глаза в ответ на очередную шутку Блейза, совершенно игнорируя её взгляд, будто не хотел смотреть в ответ. Но дьявол… ей хотелось.
— Мистер Малфой, не могли бы вы продемонстрировать классу, как переливать зелье из котла в котёл?
Слизнорт вовремя обрубил нить мыслей в её голове. Грейнджер смотрела, как Драко обошёл парты и остановился напротив котлов. Она видела, какое внимание он вызывал. Осторожное. Наверное, так бы она его описала.
Малфой зачесал чёлку назад, открывая лоб, и быстрым движением закатал рукав. Один, второй — и вокруг разнёсся шёпот. Он ничего не понимал, глядя на класс. Увидев, куда они смотрели, только потом он сделал то же, что и все.
Драко мазнул взглядом по собственной метке на предплечье, чернеющей кляксой безумца, который её оставил. Как проклятый подарок, от которого не избавиться даже после его смерти.
Он с хрипотцой усмехнулся и наконец оживился. Взяв пробирку и палочку, он продемонстрировал то, как легко ему справиться с таким заданием.
Колокол оповестил о завершении урока зельеварения, оставаясь приглушённым биением эха в ушах. Грейнджер не выдержала. Она ушла сделать то, что должна. То, что нужно, чтобы сбросить груз вины.
Хотя бы попытаться…
✘
Холод в хижине пересчитывал кости. Грейнджер сидела в углу на скомканной мантии, но даже так ощущала прохладу пола и гуляющий повсюду сквозняк.
Ей казалось, что он не придёт. Не сегодня. Было ли вообще у Малфоя расписание появлений здесь? Каково ему было приходить сюда, лежать на полу, загибаясь от боли, и выть хором со стенами этого дома?
Невыносимо.
Огонёк свечи, которую она принесла с собой, мелко подрагивал. Оставаться в темноте она не хотела. Львиная храбрость делала шаг назад перед этим страхом. В руках банка, стекло которой уже нагрелось от крепкой хватки ладони. Мадам Помфри сказала: должно помочь…
Усталость давила на глаза, она плотнее закуталась в куртку, подгибая ноги под себя. Голова плавно убаюкивалась движущейся стеной, и веки опускались.
«Ещё немного, и уйду…» — подумала она перед тем, как уснуть.
Гермиона проснулась только потому, что когда вытянула ногу вперёд, ощутила жгучую боль покалывания затекших мышц. Зашипев под нос, сощурилась в темноте, потому что свеча давно погасла. Она потёрла кожу под джинсами.
За окном шёл дождь, бил по дырявой кладке шифера. Ей нужно время, чтобы нога прошла, чтобы встать и уйти. Она уже поняла бесполезность своей идеи. Но скованная глубоким ощущением чего-то неуловимого, Грейнджер шарахнулась в сторону, вытянув палочку вперёд.
— Люмос!
Он прикрыл глаза рукой и невнятно ругнулся под нос. Судя по сонному голосу, Малфой так же спал…
Гермиона видела, как он, прислонившись к стене, вытянул вперёд ноги, на одной из которых не было ботинка и носка. Поперечный шрам бледной рваной полоской окружал щиколотку. В груди защипало от ярких воспоминаний.
— Тебе в школе не сидится? — спросил он. — Здесь, знаешь ли, такое себе удобство…
Она поднялась на ноги, шипя от всё ещё болевшей ноги, и подошла к нему, вытянув руку с баночкой.
— Держи, мадам Помфри сказала, что должно немного сбавить боль.
Драко смотрел на свою стопу. Смотрел на пол. Куда угодно, но не на её руку. Судя по взгляду, он был недоволен.
— Так тебе просто эта старуха и отдала мазь? — сдался он.
— Я ничего не уточняла. Лишь описала, для чего нужна она.
Малфой согнул ноги, впечатывая локти в колени. Зарылся пальцами в волосы. Его голые предплечья, выглядывающие из-под закатанных рукавов, бледнели в этом полумраке. От него пахло табаком и безвыходностью.
— Какой в этом смысл? — спросил он. — Нога перестанет болеть, но не перестанет другое.
Эта откровенность добила её, ударила под дых, заставив сесть рядом с ним. Будто в этой хижине концентрировалось всё его неприкрытое злорадство. Но броня уже в дырах, осталось поковырять до внутренностей. Грейнджер не садистка. Она не умела мучить людей, поэтому молчала. Поэтому просто положила баночку рядом с ним.
Люмос стал немного тускнее. Гермиона сделала это ненамеренно. Но яркий свет здесь совсем лишний, он слишком сильно выделял уродство этого дома.
Рядом с ним письмо. Чёрный конверт разорван пополам, Драко его даже не вскрыл. Прямоугольная печать Азкабана чёрной глазурью переливалась в свете палочки. Его отец писал письма, которые он не читал.
— Какой непреложный обет ты дал? — бросив взгляд на его лицо, она поняла, что он не ответит.
Но Драко хмыкнул, потянувшись рукой в карман и доставая мятую пачку. Прикусив зубами, он вытянул чёрную сигарету.
«Сегодня другие», — отметила она, заметив цвет фильтра.
Огонёк на кончике воспламенился без палочки, ну конечно…
Он сделал глубокую затяжку, зажав сигарету всеми пальцами, нахмурил брови и… чёрт бы его побрал, как это выглядело эстетично и красиво. Густой молочный дым окутал пространство горько-сладким запахом. Это ваниль… совершенно не подходящий ему вкус. Ему не идёт. Парадокс, который она заметила.
— Скажем так, у меня есть обязательства, которые я должен выполнить, — ответил он, давясь в очередной затяжке.
Ей не хотелось думать плохо. Не хотелось быть одной из тех, кто, услышав фамилию Малфой, думал только о том, что ничего хорошего рядом с ними быть не могло. Гермиона прикусила щеку, сдерживая очередной вопрос, на который он всё-таки ответил.
— Думаешь, что я кого-то убью? — дым облизывал его губы. — Не переживай. Только себя, если не избавлюсь от обета…
Ей казалось, что в его голове с месивом белых волос на скальпе почти не осталось мозгов. Грейнджер ненавидела вот это вот: желание всё проебать. Свою жизнь, своё будущее. Даже не попытавшись исправить что-то.
— Исправить что, Грейнджер? — он вынырнул из её мыслей и склонил голову, растягивая ухмылку, прикусывая заострённым кончиком клыка нижнюю губу.
Ей хотелось бросить на него последний, самый злой взгляд. Но не решилась. Гермиона поднялась и просто ушла. Потому что ответа на его вопрос у неё не нашлось.
✘
В пятницу днём им с Невиллом и Полумной удалось занять последний столик в баре Хогсмида. Они ждали Гарри, пока он заканчивал тренировку с командой. Улицу обжигало солнце, и от этого у Гермионы болела голова. Слишком привыкла к дождю.
Невилл счастливо рассказывал Полумне о его дополнительных занятиях у профессора Стебель. Казалось, Лавгуд действительно интересно. Она задавала вопросы и вникала в разговор. Но только не Грейнджер — её сливочное пиво кисло оседало на языке, хотелось спать.
Да, ей кисло. Так же, как внутри.
Колокольчик на двери издал трель, оповещая о новых посетителях, и Гермиона на секунду замерла, ожидая, что за спинами Пенси и Блейза появится Малфой… но слизеринцев было всего двое.
— Отлично! Мы к вам, — Забини, подойдя ближе, снял пальто и помог Пенси, забрав её белую куртку.
Невилл закатил глаза, глядя на Полумну, которая расплылась в улыбке при виде Забини.
— Мы ждём Гарри, — сказал Долгопупс, тонко намекая, что места нет.
Но Блейз отодвинул стул, помогая подруге сесть рядом с Гермионой, и весело, не обращая внимания на возмущение Невилла, ответил:
— В тесноте, да не в обиде.
Грейнджер скрылась за бокалом. Делая очередной глоток, почувствовала на щеке взгляд Паркинсон. Глянув в ответ, заметила как Пенси склонилась в её сторону. Запрокинув ногу на ногу, она почти шёпотом произнесла:
— Его нет.
Полумна приняла от Блейза только что сложенную из салфетки розочку и переспросила:
— Нет кого?
Пенси хмыкнула. Забини ответил:
— Драко. Он в Лондоне. Бросает львам остатки мяса.
Повисло какое-то натянутое молчание. Все смотрели на него, и он, закатив глаза, уточнил:
— Подписывает бумаги для треклятого аукциона вещей из мэнора.
Паркинсон не растерялась. Она принюхалась и разбила напряжение своим:
— Лавгуд, вкусно пахнешь. Никогда бы не спросила, но какая к чёрту разница сейчас. Что это за духи?
Лицо Полумны на секунду вытянулось в удивлении. Потянувшись за сумкой, она достала маленький прозрачный флакончик.
— Я делаю их сама, спасибо, что заметила, Пенси.
Невилл восхищенно смотрел на неё, и Грейнджер уловила в его взгляде влюблённость.
— Ты делаешь духи? — спросил он. — Я не знал, это потрясающе, Полумна!
— Правда? — переспросила она и протянула ему флакончик. — Вот, послушай их…
Долгопупс, аккуратно касаясь её пальцев, забрал духи и просто-напросто поднёс их к уху.
— Салазар… — засмеялся Блейз.
Но весь их хохот и не случившуюся обиду прервал Гарри, появившийся на пороге. Он быстро нашёл компанию, и по мере приближения, вопросительно осматривал слизеринцев, но всё же ничего не сказал. Он лишь помахал письмом в руке.
— Джинни послала письмо! — так воодушевленно произнёс он, что Грейнджер даже почувствовала сбоку от себя повышенную температуру тела Пенси, которая только росла.
Он отдал колдографию в руки Полумны, чтобы все посмотрели, и стал зачитывать письмо.
— Гарри, у нас всё хорошо, Флер помогла мне устроиться в спортивную колонку. Приступаю уже со следующей недели. Ускоренно подтягиваю свой французский…
Лавгуд отдала колдографию дальше по кругу — Невиллу. Гермиона улыбалась, пока слушала речь Гарри, но заметила на себе взгляд Долгопупса. Он быстро перевёл взгляд и ругнулся от того, что Блейз вырвал у него карточку.
— Мама с папой улетели в Румынию к Чарли, они тоже передают вам привет…
Гермиона вновь ощутила колкий взгляд. Ей стало не по себе. Блейз передал фото Пенси, и Грейнджер наклонилась к ней ближе, чтобы вместе посмотреть. И как только взгляд распознал все краски, всю суть на колдографии, её сердце сжалось.
— Посылаю с письмом для тебя колдографию. И пожалуйста, покажи её Гермионе только тогда, когда Рон напишет ей сам, — Гарри тише зачитывал последние строчки и почти шёпотом добавил: — потому что мой братец нашёл свою любовь…
Сливочное пиво кислое. Так же кисло внутри.
На карточке трое.
Джинни мило улыбалась в камеру, а рядом стоящий Рон обнимал за талию Габриэль Делакур. На его предплечье высечены чёрные буквы.
«Что-то на французском», — подумала Грейнджер и сделала глоток.
Комментарий к Глава 6. ты не сможешь ее забрать.
Фух. Избавились от этой мигеры 😄 Буду благодарна вашим мнениям. Спасибо каждому за поддержку ❤️
========== Глава 7. Не сможешь обернуться назад. ==========
— Осталось несколько сервизов, — старый гоблин склонился над пергаментом, зачеркивая свои же кудрявые буквы.
Драко прикусил сигарету и ощутил жжёную горечь фильтра на губах. Он смотрел на горбатого уродца напротив, который вообще не обращал внимания на хозяина дома. Малфой знал, что гоблину интереснее цифры. Проценты, что оставят неплохие золотые от продаж.
Мерзость.
Его голос оттолкнулся эхом от этих мёртвых стен. Здесь почти пусто. Здесь никак.
— Что-то осталось в подвале? — спросил Фисштех, отрывая взгляд от бумаг. — Понимаю, что здесь всё проверяли, но мне нужно удостовериться. Вдруг вы умолчали о тайных комнатах в этом поместье.
Драко выдохнул яд из лёгких прямо в недоразумение напротив.
— Хотите проверить подвал? — он растянул губы в улыбке, выжигая напалмом чёрные глаза гоблина. — Дом в вашем распоряжении.
Он игрался с ним. Просто назло. Просто хотел вывести из себя этого ушлого работника банка.
Малфой перестал считать, сколько денег отдал за «прошлое». За грехи, которые совершила его семья. Его отец…
Драко смотрел вперёд, на огромный портрет в золотой раме, стоящий у стены. Люциус, крепко сжимая трость, кивнул ему. Дёрнулся глаз, и дёрнулось где-то внутри. Малфой думал, что это рвотный позыв, и погасил его очередной порцией едкого дыма, заполняя им все внутренности. Он чувствовал, как дым полз по глотке, обжигая слизистую. Вот бы сдохнуть от вишнёвого яда.
— А я проверю! — ответил гоблин, явно выдавая свою растерянность. Или страх. Драко не знал, могли ли эти мелкие ублюдки бояться. Да и ему откровенно похуй на это. — Оставайтесь здесь! И хочу предупредить, что в Гринготтсе знают, что я нахожусь у вас…
Салазар…
Драко закатил глаза на эту недоугрозу. Он привык к ним. Привык, что при взгляде на него ничего хорошего не ждали. Он наблюдал, как Фисштех развернулся и неуклюже отдалился к лестницам, но остановился у портрета. Запрокинув голову, он поглядел оценивающе и вдруг спросил:
— Это работа Пуджинса? — и отогнул край портьеры, скрывающей картину, ища подпись. — Точно он! Великолепный художник… — он сделал заметку в папке и, развернувшись к Малфою, добавил: — Думаю, её тоже можно продать на аукционе…
Драко готов был отдать её даром. Готов лично вручить тому, кто согласится принять портрет отца. Просто посмотреть на этого безумца, который пожелал бы иметь в своём доме символ боли и смерти.
Он бросил окурок прямо в камин и потянулся за следующей сигаретой, слушая, как гоблин спускался вниз. Драко прикинул в уме — сколько понадобится времени Фисштеху, чтобы понять, насколько это было плохой идеей.
Там не было ничего, кроме пепла, засохшей крови и намагниченного запаха от бесконечных убивающих. Быть может, и крики можно было услышать. Фантомные воспоминания всего уродства, что там происходило.
Драко ненавидел этот дом. Он его презирал. Презирал за то, что вековое поместье принимало — относительно недавно — нового гостя. Принимало и позволяло ему творить все зверства. Исполнять его планы. Заставляло подчиняться. Он ненавидел этот дом.
Проклятое наследие, от которого не избавиться.
Ещё больше он ненавидел человека напротив, который также, как и эти чёртовы стены, не сделал ничего, чтобы предотвратить это. Драко подошёл слишком близко к масляному полотну, чтобы уловить движения неживого отца напротив. Тот чуть отстранился, будто боялся его. И правильно делал. Потому что Малфой отлепил бумажный фильтр от губ и с самой счастливой (ложной, больной) улыбкой потушил окурок прямо в правый глаз Люциуса.
Толстый слой краски зашипел и расползся. Драко вновь поджёг сигарету даже не шевеля губами. И вновь потушил, только теперь о другой глаз.
Он оставил бы на этом полотне множество дыр, да вот сигарет на это жалко. Он просто-напросто провёл пальцем по шершавой поверхности холста, оставляя заклятьем ровный глубокий сквозной порез.
Уничтоженным.
В ноге стрельнуло болью. Опять.
Драко прикусил внутреннюю сторону щеки (она сплошь в продолговатых ранах) и привычно, за прошедшие два дня, схватился за карман, чувствуя выпуклость баночки. Хотелось поскорее размазать это облегчение на ногу и вновь забыть о боли на несколько часов.
Грейнджер была права.
Эта вонючая мазь действительно помогала.
Грейнджер…
От её имени в голове случилось замыкание. Слишком не в том месте он о ней вспомнил. Слишком символично для этого блядского места. Чёрт его дери…
Драко смотрел на пол, на паркет, где лежала Грейнджер. Именно здесь, под его ногами, она страдала от действий его безумной тётки, и не только её…
Он блокировал воспоминания. Зарёкся ещё в тот самый день, что больше не вспомнит об этом. Не вспомнит её:
«Сделай это, Малфой… пожалуйста…»
Он сделал то, что Грейнджер просила. Всего пара часов из её памяти стерлась подчистую.
Быть может, ему следовало применить обливиэйт и на себя, но Малфой слишком горд, чтобы так трусливо убегать от воспоминаний. Ему нравилось чувство ненависти. К отцу, к Волан-де-Морту. К себе.
Это питало его разум. Он выжидал, когда же этот чёрный мыльный пузырь наконец лопнет, и Драко уничтожит себя сам.
Он пытался.
Не получалось.
Авада кедавра не брала его, как бы он этого не желал. Сперва нужно было избавиться от непреложного обета, который не позволял ему даже поднести острый нож к горлу. Даже уйти по-магловски не получалось.
Он в блядской ловушке.
— Там оказалось пусто, я ничего не нашёл, — вырвал его из мыслей гоблин, появившийся в дверном проёме. — Подпишите, пожалуйста, бумаги.
Драко брезгливо выдернул твёрдую папку из его когтистых лап. Оставил размашистую подпись прямо на всём листе, как вызов, и так же брезгливо отдал обратно.
— Мерлин! — вскрикнул Фисштех. — Что случилось с картиной?
— Оставил подпись будущему владельцу, — ответил Драко и аппарировал из этого душного болота.
***
Здесь пахло так же, как и в первый раз, когда Драко посетил Косой переулок: карамельными яблоками и магией. Она концентрировалась по всей улочке. Здесь, казалось, можно было найти всё. Но то, что ему нужно, находилось дальше. Туда, куда не ступали хорошие люди. Себя таковым он перестал считать уже давно.
Лавка «Горбин и Бэрк», втиснутая между двумя кирпичными зданиями, с улицы выглядела узкой. Внутри же, намеренно расширенная магией, она была намного больше. Малфой вошёл внутрь, игнорируя громкий рык чучела тигра слева от себя. Он клацнул зубами, вытянув морду и пытаясь прикусить посетителя. В детстве Драко его боялся. Даже прозвал это чучело «лютым» — в честь переулка.
— Мистер Малфой! — Дублин Твинс склонился перед ним, выныривая из-за витрины. За год он постарел ещё сильнее, словно это место высасывало его силы. Концентрация чёрной магии на квадратный метр здесь была невероятной.
Он всегда таким был — трусливым продавцом, который поддерживал Тёмного Лорда, но так и не решился принять участие в битве. После окончания войны перешагнул на другую сторону, сторону победителей, ругая Волан-де-Морта и отвергая прошлые взгляды. Лицемерный до мозга костей.
— Мне нужна любая книга с информацией о непреложном обете, — Драко проигнорировал его любезность, даже не посмотрел на него.
Старик нахмурился, сморщив лоб, и оглядел книжную полку.
— Помню, был томик, как раз о непреложном обете, но его давно нет, и…
— Так найди мне его! — рявкнул Малфой. — И чем быстрее, тем лучше!
«Для меня», — подумал он.
Дублин сделал запись на пергаменте, внося заказ. Его губы дрожали. Драко знал, чего он хотел.
— Сколько?
— Видите ли, мистер Малфой, — начал старик дрожащим голосом, — в связи с тем, что ваша семья… то есть вы… Мне страшно из-за последствий сотрудничества с вами и…
— Сколько? — переспросил Малфой, закатывая глаза.
Драко злился. Сильно, так, что даже в горле запершило.
— Пятьсот галлеонов, как задаток… — сощурился тот, будто ожидая гнева.
Малфой готов был отдать всё, лишь бы узнать ответ на главный вопрос: как избавиться от непреложного обета.
У него остались сбережения. С помощью Фисштеха Нарцисса создала анонимный счёт в банке, на который перечислила большую сумму, чтобы исчезнуть вместе с сыном, когда война закончится. Но вот… она кончилась… а бежать некуда и не от кого. И Нарциссы больше нет.
Драко кивнул на банковскую книжку, лежащую на прилавке. Дублин засеменил к ней, раскрыл её и вписал сумму. Малфой достал палочку и коснулся кончиком напротив своего имени. Теперь в банке знали, что нужно перевести деньги на счёт Твинса.
— Завтра они будут у тебя, но начни искать эту книгу уже сейчас! — Драко рычал. Прямо как тот тигр на входе.
Он направился к выходу, но остановился у раскрытой пасти, извергающей рык. Драко подумал — сколько пройдёт времени, если он не избавится от обета, и его голова будет висеть так же, чучелом зверя?
Хотелось есть, а ещё хотелось напиться. Блейз обещал ему неплохой виски, когда вернётся. Сегодня суббота, можно запереться у Пенси и ни о чём не думать, погрузиться в пьяную бездну и слушать, как Забини пытается утихомирить Долгопупса. Почти нормальные выходные, почти нормальных людей.
Голод прижимал всё сильнее.
Драко накинул капюшон мантии и зашёл в первый попавшийся трактир на Косой аллее. Поморщился от вычурного дизайна помещения, который отбивал аппетит своими яркими жёлтыми красками.
Он сел за бар, заказал воды и фирменное блюдо дня. Судя по меню, сегодня жаркое. Людей много, они занимали всё пространство. Кто-то за столиками, кто-то стоял у длинной стойки бара и у подоконников. Смех разносился то тут, то там. Фоновый шум, не более.
— Ангра, старик!
Драко боковым зрением заметил мужчину, вошедшего в трактир, которого поприветствовал ещё один старик, сидевший прямо позади Малфоя за круглым столом.
— Марк! — захохотал вошедший, разведя руки в стороны, и направился к нему.
— Вчера виделся с Хагридом в Хогсмиде, и он как всегда проболтался. Тебя, возможно, назначат новым психологом в Хогвартс?
Вот тогда Малфой обернулся, заслышав такие знакомые места и имена, глядя на них прямо из-под капюшона. Оба мужчины, не замечая его, обнялись и сели за столик. «Новый» психолог был лет шестидесяти, низковатого роста и с залысиной между рыжих кудрявых пучков волос. Лицо казалось очень добродушным. Драко хмыкнул и отвернулся. Майнд изначально была такой же — миловидной ведьмой. Но под её гладкой кожей оказалась гнилая кровь.
— Ой не знаю, не знаю, — запричитал Ангра. — Минерва написала мне на той неделе, что хотела бы видеть меня на месте психолога. Сказала, что лично порекомендовала меня в министерстве. Хотелось бы думать, что это не по старой дружбе, а из-за моего профессионализма.
Они засмеялись. Малфой жевал на удивление сочное мягкое мясо; он не ожидал, что в такой вшивой забегаловке так вкусно готовят. За спиной говорили о ерунде. О погоде, о семье и, кажется, о новой итальянской команде по квиддичу.
Становилось жарко. Сидеть в плотной мантии становилось всё сложнее. Драко чувствовал, как потел. Чёрт возьми, сними он сейчас капюшон — испортит аппетит не только себе…
— Не говори, — за спиной вновь раздался голос психолога. — Я был в глубочайшем шоке, когда вышла статья! Эти Майнды оказались волками в овечьих шкурах. Как можно поступать так с детьми! Моё сердце до сих пор болит за этих ребят…
— Слышал, что по итогу они отделаются увольнением и большим штрафом.
— Не нам решать, как наказывать этих двоих, — выдохнул Ангра. — Если меня утвердят, я не допущу, чтобы ученики подвергались тому, что им приходилось проходить с этой бесчестной женщиной…
Драко закатил глаза. Запахло добротой в голосе «нового» психолога. Или же он бесился от того, как сильно прилипала рубашка к спине.
— В любом случае, я сочту за честь работать и приносить пользу в стенах школы. Волнительно вернуться туда после стольких лет, вспомнить, как мы с Минервой играли в квиддич, вспомнить все портреты на стенах, проказника Пивза… И как же я соскучился по тыквенным кексам!
Всё.
Заебало.
Драко погасил в себе злость, откинув капюшон. Провёл рукой по волосам, зачесывая их назад, и ощутил облегчение. Теперь можно выдохнуть и…
— Мерлин! — прямо на него, не отрываясь, смотрел бармен. — Это он! — вдруг закричал он. — Это пожиратель смерти! Это Малфой!
Бармен тяжело задышал. Вытянув руку вперёд, он тыкал пальцем позора. Драко прожевал это блядски вкусное мясо, желая только одного — доесть без последствий.
Не получилось. Последствия начались в ту же секунду. Шёпот, который быстро превращался в гул голосов, выкриков и ругательств. Он слышал что-то вроде:
«Убийца!»
И:
«Позор!»
И:
«Тебе место в Азкабане!»
Ничего нового…
— Убирайся отсюда, выродок! — теперь бармен был не так любезен, как минутами ранее, принимая заказ. Казалось, даже его глаза покраснели.
— Я не доел, — спокойно ответил Малфой, насаживая на вилку кусочек мяса.
Этот ответ не устроил хозяина забегаловки, и он тут же показал, как сильно был недоволен. Тарелка полетела на пол, отброшенная этой же рукой, этим же позорным указательным пальцем. Раздробленный на куски воздух вокруг накалился. Позади раздался скрип отодвигаемых стульев. Малфой был уверен, что и их палочки нацелены в его спину.
Он взял салфетку, вытер уголки губ и, придерживаясь за барную стойку, поднялся с места. Он смотрел прямо в глаза мужчины и уже знал, что победил. Бармен отвёл взгляд в сторону. ОН боялся.
Драко оставил на стойке пару золотых.
— Мне не нужны твои грязные деньги, пожиратель! Убирайся!
Наследие, от которого не избавиться…
Драко вышел через задний двор, подумывая купить сигарет, чтобы заполнить никотином полупустой желудок. В этот же момент он услышал, как дверь за ним распахнулась. Он уже знал, что будет дальше…
В спину прилетел тяжёлый удар чьей-то ноги. Малфой был уверен, что если он воспользуется магией, то его упекут в Азкабан — за то, что сочтут опасным, не исполнившим условий, напавшим на «мирных» людей. Правда, увы, не на его стороне. А оказаться рядом с отцом — это хуже, чем умереть.
Удар, словно бомбарда, взорвался у него между ног. Его скрючило пополам, и он повалился на землю. Чей-то кулак врезался в челюсть, как товарный состав. Его били и раньше, но так — никогда. Так — ещё никогда… Малфой попытался встать и через звон в ушах услышал чей-то хохот. Ублюдские замечания. Он не желал мириться с этим. Ударив под дых со всей силы в чей-то мягкий живот, он услышал сдавленный хриплый выдох. С локтя удалось достать до чьего-то лица.
— Выблядок! — следом полетел удар в его живот. Уклониться не получилось. Он слаб от предыдущего. Колени впечатались в мелкие камни брусчатки. Больно, сука, и так несправедливо… голосов вокруг всё больше. Звуки стали влажными; может, они всё ещё били его, Драко не знал. Его уже нет. Он уходил туда, где нет мысли, и проснулся в воздухе. Земля неслась к нему, чтобы влепить большой мокрый поцелуй…
***
Сознание вынырнуло из черноты под едкий запах нашатыря. Перед глазами плыло. Голова раскалывалась, как всё тело. Драко увидел перед собой мужчину и узнал его.
— Очнулся! Мерлин! Как я рад! — он встал с колен и отошёл от дивана на пару шагов назад, показывая, что ничего плохого не желал. — Меня зовут Ангра Варис, и я …
— Наш новый психолог, — приподнялся на локтях Малфой. — Я слышал…
Узкая комната, заваленная книгами, была наполнена мягким светом свечей. Драко осмотрелся, ощупал живот.
— Я дал вам костерост. Пожалуйста, ничего не подумайте, но я влил его, пока вы были без сознания. И ещё…
— Бадьян, — вновь перебил он старика, чувствуя знакомый горький запах лекарства на губах и во рту.
— Бадьян, — повторил за ним Ангра и улыбнулся. — Я как чувствовал, что стоило пойти за вами, когда увидел, как несколько мужчин вышли сразу после вас. Я уже передал в аврорат сведения о нападении. Вам нужно будет явиться в министерство, чтобы дать показания.
Драко хмыкнул на эти слова. Конечно, он никуда не пойдёт. Там ему тоже не рады.
Он чувствовал на себе взгляд. Старик осматривал его с осторожностью, как музейный экспонат. Это даже раздражало. Слишком резкий перепад от агрессии к дружелюбию за день. Это настораживало.
— Я у вас дома? — Малфой посмотрел в окно, за которым лениво шёл дождь. Уже стемнело.
— Да, я отнёс вас к себе. Мы в доме напротив, где случилось нападение. Всё же я рекомендую вам обратиться в министерство. С вами поступили очень подло. Это несправедливо.
Драко оборвал его, хрипло засмеявшись.
— Я уже у вас на сеансе? Хотите поговорить со мной о несправедливости, мистер Варис? — он поднялся, чувствуя острую боль в рёбрах. — Мне пора.
Ангра поднял руки. Его лицо вытянулось в недоумении.
— Что вы, что вы… Я ни в коем случае не анализировал вас. Я хотел помочь.
Малфой схватил мантию с кресла и натянул её, зашипев от боли. Напоследок он посмотрел в лицо старика — тот был слишком добр с ним. Слишком не с тем, от кого стоило ждать благодарности.
— До свидания, мистер Варис.
Ангра схватился за грудь.
— Вы хотите аппарировать в таком состоянии? Вы сможете?
— Бывало и похуже.
И, не глядя на мужчину, Драко схватился за палочку, чтобы исчезнуть.
***
Драко ковырял вилкой мясо в тарелке, на которое теперь и смотреть не мог. Он игнорировал обеспокоенные взгляды напротив. Блейз и Пенси смотрели на него коршунами и явно ждали объяснений.
— Упал, значит? — спросил Блейз.
Малфой качнул головой.
— И потом ударился об дверную ручку, — закончила за другом Паркинсон.
— А потом на тебя упал шкаф…
— Всё верно, — согласился Драко. — Не удержался и ухватился за шкаф.
Забини закатил глаза и чуть ближе наклонился к столу, добавив:
— Вот только все твои шкафы в мэноре давно продали…
Он не знал, почему эти двое до сих пор с ним. Сидели тут с перекошенными лицами, осматривая его разбитую губу и расплывающуюся под глазом гематому. Он не знал, почему их дружба так крепка до сих пор, и почему они не отвернулись от него.
Быть может, потому что когда-то двенадцатилетний Блейз сказал ему:
«Твои приёмы запугивания на мне не сработают, говнюк».
Или потому что Малфою нравилось, что с ним не церемонились и не пытались выслужиться из-за фамилии. Блейз просто с ним дружил. По-честному. На равных.
И Пенси…
Ядовитая змея, которой также не удалось очароваться Драко в более глубоком смысле. Он как-то пытался (поспорил с Блейзом) сделать намёк, выпад в её сторону, чтобы ощутить свою силу, но после её:
«Не люблю блондинов…»
…отношения стали сугубо дружескими. Он чувствовал в ней «своего парня» — с её колким языком и пробивным характером. В ней было от мужчины больше, чем во многих учащихся здесь. Обмануться можно было лишь её привлекательностью, такой же холодной и острой.
Они не бросили его и не отвернулись даже после всего произошедшего.
Паркинсон взяла на себя все обязанности по организации похорон Нарциссы, пока Драко таскали по судам. Она сделала всё, как он хотел, чтобы попрощаться с матерью.
Когда гроб опускался в землю, их было трое. Пенси плакала беззвучно, уткнувшись носом в грудь Блейза, пока за их спинами стоял Малфой. Они не проронили ни слова в тот день. Драко закрыл фамильный склеп и больше туда не возвращался. Было стыдно, больше, чем больно. Не мама должна была там лежать… Не она…
Когда началась «ревизия» в мэноре после окончания судов, обязавших Малфоев оплатить долг, Забини увёз его в Италию.
Он просто взял его за руку и аппарировал прямо из зала суда в своё фамильное поместье, окружённое гектарами виноградников. Блейз спрятал Малфоя ото всех. От газет, от гнева и ненависти, летевших в него.
Они пили.
Много.
Часто.
Пили и выблёвывали.
Пили и выблёвывали…
Блейз — вино…
Драко — свою жизнь.
Пенси прервала их алкогольный трип своим появлением. Оглушила обоих и мощным ударом кулака привела в чувства. Ровно в челюсть…
— Больно? — спросила она и уже протянула руку к лицу Драко, но тут же откашлялась и убрала её обратно.
— В следующий раз я пойду с тобой, — Блейз улыбнулся. — Подстрахую. Вдруг шкаф опять упадёт…
— Устанешь страховать, — хмыкнул Малфой и перевёл взгляд на поднимающуюся Пенси. Она убрала пряди волос за ухо и оглянулась назад.
Блейз присвистнул.
— Он на тренировке, зря ищешь, — Забини посмотрел на Драко, пару раз вздёрнув брови, откровенно намекая на очевидное. — Может, тебе пора исполнить это твоё: «если я сейчас сяду на метлу, то ты…»
— То ты закроешь свой рот! — рявкнула Паркинсон. — Иначе в следующий раз не узнаешь, когда королева мозгошмыгов придёт в башню старост…
Драко пытался разделить настроение друзей, но получалось, честно говоря, так себе. Ему больно. Мышцы задеревенели, а на местах, куда сыпались удары, чувствовалось жжение. Такое тупое и острое. И ещё голова…
Он чувствовал, что скоро опять начнётся агония. Время уходить туда, где можно кричать без последствий. Где его отчаяние никто не услышит.
Друзья не знали о его секрете. Не знали многого. Он бы и не смог рассказать. Никому не смог. Слишком тяжёлая ноша для чужих плеч. Или же просто ему не хотелось во встречном взгляде видеть жалость, бьющую по коленям. Не хотелось быть слабым. Он никогда им не был.
Пока он выходил из замка, чувствовал сковывающую руку нить. Она напоминала ему, что время подходило всё ближе… время его обещания.
Когда это случилось?
Драко помнил, что в его проклятом доме, во время собрания пожирателей смерти. Тёмный Лорд, Беллатриса и его родители были свидетелями этой сделки. Именно так её прозвал Волан-де-Морт.
Сделка на его душу.
На его подчинение.
Этот ублюдок создавал армию. Любил — в самом извращённом смысле этого слова — эксперименты. Драко стал первым, второй же человек не прошёл испытания.
Он помнил его шепелявое:
«Прими это через боль! Чувствуешь эту силу внутри?»
Малфой чувствовал.
Каждый день чувствовал на себе круцио, зверства и кровь, которая не успевала засохнуть. Его пытали, чтобы наконец в нём родилось то, чего так желал их повелитель.
Магия, которую можно вершить без палочки и одной лишь силой мысли. Волан-де-Морт хотел иметь рядом с собой только лучших солдат. Оружие в его руках.
Зелья, что в него вливали перед пытками, ускоряли процесс принятия этой чёрной магии. Его поил через силу собственный отец.
«Ты обязан, Драко! Обязан быть сильным!»
Получалось хреново.
Яд, который попадал с зельями внутрь, поднимал температуру тела до возможного максимума. Шпарил огнём вены и разум. Он не знал — ему больно потому, что яд медленно убивал его или от того, что его пытали.
Он ненавидел себя и собственную жизнь, в которой ничего хорошего не было. Ничего, что он делал бы по собственной воле. С самого детства отец вкладывал в его голову устои, мнение и цели, которые были правильным для Малфоев…
Чистая кровь. Вечное превосходство фамилии и власть, которую они получат, находясь с Тёмным Лордом.
Драко смеялся. Сейчас максимальная власть для его отца — лечь спать на тонкий дырявый матрас Азкабана, в то время, когда ему позволят. Он желал ему смерти. Такой же мучительной, как и жизнь Драко.
Он остановился у ивы, которая редкими ветвями, что остались после войны, пыталась спугнуть чужака, ступившего на её территорию. Драко сделал затяжку, понимая, что в пачке осталась последняя сигарета — новых ему не удалось купить. Он смаковал дым на языке, облизывал зубы, чувствуя горькую слюну со вкусом вишни. И мысленно шептал заклятие, наблюдая, как ива, будто сгорбившись, опускала ветви на землю.
Уже в подвале он заметил какой-то подвох. Здесь пахло Грейнджер…
Почти неуловимо, мягко…
Запомнить запах её шампуня удалось ненарочно. Слишком часто она попадала в его личное пространство. Как заноза, угодившая под ноготь. И больно, и избавиться без физической силы невозможно.
Он пытался её напугать.
Угрожал.
Отталкивал.
Но, чёрт возьми, Грейнджер была не занозой, а долбанным стволом дерева, вонзившегося в него с корнями.
Он замер, когда вошёл в комнату на первом этаже. Даже зажёг люмос, потому что ему казалось, что это мираж.
«Какого хрена…» — заклокотало во рту, так и не выскользнув наружу.
Два кресла, явно из чьего-то общежития. Судя по потёртости и расцветке — Гриффиндор. Даже маленький столик рядом с этим импровизированным «удобством». Драко хотел уйти, потому что ему откровенно не нравились эти перемены. Для чего это здесь? Драко привык к пустоте, точно такой же, как у него в душе. Так было комфортней. Так было правильно. И только он хотел подняться на второй этаж, из-за спинки появилась голова.
— Грейнджер… — не выдержал он.
Он погасил люмос, погрузив комнату во тьму, лишь из окна полоска света облизывала одно из кресел. Будто показывала путь, куда ему нужно сесть. Ему не хотелось. Ему не хотелось так. С ней.
Не хотелось показывать свою боль. Не хотелось, блять!
— Осталось завести собаку и купить в этот дом ковёр в кредит, — произнёс он, но всё же подошёл ближе, глядя на книгу в её руках. Очередной магловский роман. — Почти идеальная семья, купившая домик на последние деньги. Чувствую себя одним из Уизли.
— Не льсти себе, — ответила она, раскрывая книгу. — Не хочется приходить сюда и сидеть на полу.
Салазар…
— Так не приходи.
Малфой повалился в кресло, закинув ногу на ногу, и потёр переносицу. Болела голова, и скоро станет хуже.
— Кто тебя так? — её вопрос прозвучал таким тоном, что, казалось, ей было плевать. Но Драко знал, что это ложь, которую она так плохо скрывала. Грейнджер заноза — он помнил об этом. Врезалась под кожу всё глубже.
— Грейнджер, я совершенно не намерен тебя здесь терпеть. У меня нет сил, чтобы выпихнуть тебя отсюда. Уйди сама…
Руку обожгло, и он прикусил губу. Чёрт возьми, как не вовремя. Это убивало его сейчас.
Он ненавидел её за это.
Ненавидел за глупость. За львиную кровь, которая текла в её венах. За её помощь, которую он не просил.
Он завидовал. Зло и громко. Завидовал её жизни. Её обычной жизни, которую она тратила сейчас на него. На бесполезный разговор. На бесполезное времяпрепровождение.
Ей бы жить счастливо дальше, а она смотрела назад. Оглядывалась на его ещё полуживой труп. Непростительная глупость.
— Грейнджер… Спрошу единственный раз, просто, чтобы убедиться в твоей невменяемости. Зачем ты здесь?
«Со мной», — так и осталось за кадром.
Гермиона ковырнула пальцем уголок книги. Томик был порядком уже затёрт. Она думала. Слишком громко, мать её, думала. Проще залезть в её голову, но он не успел, потому что прилетел ответ:
— Не хочу, чтобы ты что-то сделал с собой…
Он засмеялся. Горько, задымленными лёгкими.
Чушь, что она сейчас сказала, откровенно смешила его. Как же бесило это всё. Он ненавидел это! Ненавидел. Даже она пыталась вмешаться в его жизнь и изменить её. Сделать так, как хотела Грейнджер. Как, думала, будет правильно. Вновь не спрашивая его мнения.
Дьявол.
Ногти уничтожали обивку подлокотников. Хотел бы вцепиться так же в её горло, чтобы обозначить, как он зол…
— У тебя проблемы с памятью? — голос стал ниже. Он смотрел вперёд, в окно, на редкие звёзды. — Или ты слепая? Я тебе всё показал, кто я и кем являюсь.
Гермиона громко захлопнула книгу и положила её на столик рядом с собой.
— Ты не плохой.
Малфой резко вытянул руку в её сторону, чтобы магией оттолкнуть кресло к стене. Она с вскриком схватилась за подлокотники, чтобы не упасть, удержать равновесие. Теперь Грейнджер в тени. Видны лишь ноги.
Почти один. Почти ничто.
Он знал, что Гермиона видела в оскале его злющих глаз всю ненависть на тот абсурд, что она сказала.
«Не плохой».
Он поднялся с места и диким зверем, хромая, направился к ней. Её колени мгновенно вжались в мягкую обивку кресла. Ей страшно.
Хорошо…
Он размял шею и наклонился, впечатывая ладони в кресло по бокам от Грейнджер, и даже не испугался, что из темноты на него нацелилась палочка. Вот она. У кадыка. Вжималась в кожу.
— Я ненавижу это в тебе, — шепнул Драко. — Всегда ненавидел, — он наклонился ближе, ощущая острие древка на шее. — Твою гуманность ко всем. К убогим и слабым. Вот только я, Грейнджер, не тот и не другой.
В лёгкие заплыл запах, сладкий и мягкий. Долбанный запах от её волос. До тошноты неприятен. Драко вытянул руку, резко хватая её за затылок и вжимая пальцы в кудрявые волосы. ОН потянул их на себя, чтобы Гермиона поднялась, встала напротив. Вышла на свет.
Теперь они на равных.
К его глотке приставлено оружие. А в его руках её страх, дрожащий на кончиках пальцев.
Он осмотрел её лицо как в первый раз. На острых скулах — веснушки, на сухих губах — недосказанность.
Она полная его противоположность. Целая, не разбитая. Как горный хрусталь — редкая, сохранившая рассудок после войны. И Драко просто не мог понять, не мог принять тот факт, что ей не всё равно. А должно быть, чёрт возьми, должно быть!
— Не заставляй делать тебе больно, — он потянул её голову назад, открывая шею и чувствуя, как древко сильнее впилось в горло, видя, как перекатывались на горле сухожилия. — Но если ты по-другому не понимаешь…
— Не сделаешь, — резко ответила она, рукой хватаясь за затылок, вжимая пальцы в его руку.
И всё произошло быстро.
Он уже был там. В её голове. Драко умело заходил без спроса. Умело пачкал всё грязью. Он отыскал её родителей, их внешность. Нашёл и спокойно, почти мёртво, произнёс:
— Ошибаешься…
И Грейнджер закричала. Уронив палочку, попятилась назад, зарываясь пальцами в волосы. Сгорбившись, она качала головой.
— Нет! Это не правда! — кричала она. — Это мираж…
Драко стоял в её видении, в ложном мире, который он только что создал. Он исполнил свою угрозу. На полу двое — её отец и мать. Бледные и мёртвые.
— Это неправда, — резко распрямилась она, глядя прямо в его глаза и ломано улыбаясь. — Ожидала от тебя большего… — но в уголках глаз заблестели слёзы.
Больная… Больная Грейнджер…
Голова болела. Словно стучало молотом прямо в висках. Совсем не вовремя, чёрт возьми. Фантазии больше не осталось, и Драко, вынырнув из её сознания, отшатнулся. Это началось…
— Уходи…
Она будто не услышала, сделав шаг вперёд.
— Я сказал убирайся!
И наступил конец его терпению…
Кресла взорвались от его бомбарды, тараня деревянными ошмётками всё вокруг. Его тело, ноги. Он не отвлекся на глухой звук падения. Не отвлекся и на сдавленный стон.
Малфою всё равно. Ему глубоко всё равно. Он отвернулся к окну, потянулся к пуговице на мантии, чтобы расстегнуть её и наконец снять. Жарко, как в ёбанном аду. И как только его рука скользнула к карману, он почувствовал неровность. Почувствовал что-то, чего не должно было там быть — кроме сигарет. Он вытянул сложенную вдвое бумажку.
Крылья носа раздулись. В груди сердце таранило рёбра. Его дыхание стало горячим. Он облизнул губы, и сильная судорога прошибла тело, когда Малфой прочитал несколько слов, написанных до боли узнаваемым почерком:
«Тик-так, Драко… тик-так».
Ладонь обожгло огнём сгоревшего зловещего послания из прошлого, и он наконец сломался.
Так же ломался и внутри, начиная с предплечья, сдавливающего руку. Он кричал от адской боли, срывая рубашку, вырывая с корнями пуговицы.
Нитка обета светилась белым, мерцала. Он дрожащей рукой потянулся к полоске, пытаясь её зацепить. Пальцы прошли сквозь. Ещё и ещё. Из гортани вырвался хриплый крик. Наверное, если бы сейчас на небе была луна, можно было бы подумать, что он обращался в зверя, настолько всё было нечеловечно.
Ногти скребли кожу, прямо по метке, пытаясь ухватить нить. В голове мутнело. Он упал на спину, выгибаясь всем телом. Это хуже круцио. В тысячи, тысячи раз хуже…
Лучше бы круцио.
Лучше бы умереть.
Он выпустил из лёгких воздух — словно огонь обжёг выдохом внутренности. Сокращающиеся мышцы обещали ему в будущем страшные муки. К этому не привыкнуть.
Но он почувствовал холод на своей щеке и замер от:
— Как… как тебе помочь? — его скулы обрамили руки. — Как?
Глаза распахнулись, встречаясь с лицом, перекошенным в страхе. Грейнджер, склонившись над ним, осматривала его беглым взглядом. Голова больше не билась об пол, потому что лежала на её коленях.
«Больная, больная Грейнджер…»
Его крышка гроба под названием «уберечь её от своей боли» заваривалась. И кое-где, для прочности, забивалась гвоздями.
Он не один.
И это чёртовый проёб.
Даже не так. Это куда хуже, чем ошибка. Как если бы слово «проёб» можно было бы материализовать в раковую опухоль. Она сжирала, плевалась метастазами по всему телу, выкручивала из головы остатки вменяемости, всё хорошее, что осталось. Вот оно — на ладони. Маленькой горсткой. И в это вляпывалась Грейнджер. Чистая Грейнджер с грязной кровью внутри.
Когда-то он остерегался смотреть на неё, чтобы не запачкаться только от одного взгляда на грязнокровку. А теперь… теперь эта девушка пыталась ему помочь…
Здесь нет здравого смысла.
Он давно кончился.
Драко изо всех сил пытался выговорить простое:
— Оборви её…
И для пущей серьёзности схватил её руку и положил на своё предплечье.
— Оборви нить, Грейнджер!
Карие глаза округлились. Она вырвала руку, будто ошпарившись.
— Это невозможно! Ты умрёшь!
Зубы клацнули, прикусывая язык. Горечь заполнила рот, и он выплевывал её с:
— Это лучше, чем позволить ей завладеть мной…
— К-кому?
Фатальной ошибкой…
— Подойди, сын…
Люциус бледен. Его щёки облепляли исхудавшее лицо, словно тряпку натянули на череп. Рядом с ним, заложив руки за спину, стоял Волан-де-Морт, глядя на всё своими красными рубинами глаз. А сбоку от него тот человек, с которым его сейчас сошьют воедино. Нитью, что невозможно порвать.
Драко сжал челюсти. До хруста. Встал напротив них и услышал стук каблуков позади. Он знал, что это мать. По её неуверенному шагу он понял, что ей страшно…
— Руку! — приказал Лорд.
Драко вытянул ладонь, обхватывая мягкую руку, знакомую, в прошлом когда-то дорогую. Их пальцы переплелись в замок. В её покрытых чёрным лаком ногтях он видел своё отражение. Запуганное.
Белая нить окутала оба запястья, взвилась змейкой вокруг кистей, вживляясь в кожу. Это почти не больно. И когда Малфой поднял взгляд, встречаясь с голубым небом в глазах, она произнесла:
— Когда всё закончится, ты будешь подчиняться мне. Совсем как в детстве, Драко…
— Об этом не было уговора! — вдруг выкрикнул он и упал на колени от прилетевшего сильного Круцио Лорда, но его ладонь всё так же крепко сжимала чужая рука.
Непреложный обет состоялся.
Теперь его жизнь в руках той, что носила смертельное имя…
«Мортифера»… — так и не произнеслось вслух.
Это всё, что он мог сказать Гермионе. Непреложный обет запрещал ему говорить о ней больше. Показывать её. Рассказывать о ней. Запрещало даже убить себя, пока обещание не исполнится.
— Что ты должен сделать? — испуганно спросила Гермиона. — Что ты пообещал?
Он ничего не обещал. Никогда. За него всё решили.
Он посмотрел вверх, сквозь потолок, в небо, а оно гадко засмеялось ему в лицо.
Боль с лязганьем захлопнула на нём очередной ржавый капкан. Вонзилось зубьями в тело, жуя, перемалывая кости, как труху. В ушах — звон от голоса Грейнджер. Она что-то кричала. Тормошила его, пытаясь вернуть в сознание.
У него хриплое дыхание, как у собаки, бродячей и такой же хромой, убитой жизнью. Боль отступила, обещая скоро вернуться. Малфой поднялся, сел и осмотрел себя.
На предплечье — порезы от собственных ногтей. Прямо по метке. Содрал бы её к черту, вместе с ниткой, уплывая в вечное забвение.
Драко видел, как Грейнджер подогнула под себя ноги, шипя от боли, и заметил рваный порез на джинсах, из которого сочилась кровь.
— Я тебя ранил? — дебильный вопрос.
Они сидели в щепках бывших гриффиндорских кресел. Наверно, задело… Сидели в опьяняющем отчаянии. Но даже так ему не хотелось извиняться за это. Он предупреждал. Чёрт возьми, он предупредил её.
— Что ты должен сделать? — она прикрыла ладонью рану, продолжая уничтожать своим «расскажи-мне» взглядом.
Малфой достал из брюк смятую пачку, совершенно не надеясь обнаружить в ней целую сигарету. Но, к удивлению, нашёл бонус в её цельности. Как похвала за то, что справился с очередным днём.
Он закурил, сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие горькой вишней и глядя на Грейнджер; на грани скул и россыпь веснушек, на сжатые челюсти, вызов в глазах и нескрываемый интерес к его истории. И на мгновение, всего на секунду, ему показалось, что именно она могла встретить правду не осуждая его.
И он эту правду озвучил:
— Я должен жениться.
Комментарий к Глава 7. Не сможешь обернуться назад.
❤️❤️🩹
========== Глава 8. Потому что я сожгу все мосты за тобой. ==========
Комментарий к Глава 8. Потому что я сожгу все мосты за тобой.
Не хотела делить эту главу на две части из-за напряжения 😁
Приятного чтения 😈
Наверное, это стоило считать ошибкой ещё тогда, когда он впервые встретил её. Впервые замер от восторга, и с таким же грохотом, уже позднее, его настигло разочарование. Колкое, больное и отвратительное.
Она появилась в его жизни внезапно. Тем горячим летом, окутавшим шестилетнего Драко, ворвалась та, которая в будущем станет его погибелью…
— Мортифера, познакомьтесь, это наш сын Драко Люциус Малфой… — гордо вздёрнув подбородок, сказал отец, и девочка, того же возраста, что и Драко, вышла из-за спины Нарциссы.
Маленький мальчик рассеянно взглянул на мать и тут же увидел в её взгляде страх. Но это чувство не передалось ему, потому что Драко вдруг понял, насколько красива была девочка.
Её длинные взлохмаченные чёрные волосы крупными локонами свисали ниже спины, и бледное лицо контрастировало на угольном фоне кудрей. Но самым притягательным для взора были её глаза. Настолько голубые, что, казалось, светились изнутри.
Мортифера улыбнулась ему, приподняла руку, чтобы заправить локон за ухо. И Драко ненароком засмотрелся на её ногти, покрытые чёрным лаком. Маленькие руки девочки украшал маникюр. В голове были десятки вопросов, которые он хотел задать, но не успел, потому что Люциус вновь привлёк его внимание.
— Покажи нашей гостье дом и комнату рядом с твоей, — он посмотрел на девочку и кивнул. — Ваша комната уже готова.
Драко смотрел, как выходят родители из гостиной, видел, как мать оборачивалась, глядя на него, и как грубо подталкивал её отец. Драко заметил, что прежде, чем скрыться за дверьми, Нарцисса покачала головой и что-то прошептала. Он не разобрал. Тогда, чёрт возьми, он не разобрал её слов…
— Большой дом, — неожиданно произнесла девочка, осматриваясь вокруг. — Здесь всё так дорого…
Её голос был звонким, и акцент ей очень шёл. Малфой прокашлялся. Дал ей время освоиться и только потом спросил:
— Кто ты такая?
Мортифера развернулась на пятках, подняла руки вверх, будто потягиваясь.
— Ваша гостья, ты не слышал своего отца?
Драко улыбнулся. Просто не мог не сделать этого. Лицо девочки было очень красивым в ответной улыбке. Она, подпрыгивая, подбежала к нему и встала совсем рядом, ему пришлось сделать шаг назад. Мортифера вглядывалась в его лицо так тщательно, что Драко почувствовал, как начали гореть щёки.
— Ты такой милый, — сорвалось с её губ так быстро, что Малфой поспешил ответить:
— Ты тоже…
Девочка расхохоталась, вытягивая указательный палец прямо на него. Чёрный ноготь выделялся на светлой коже ребёнка. Драко смутился, будто она его стыдила. Он просто не знал, как реагировать на это…
Так началась их история. История, которую он хотел бы переписать, вычеркнуть из своих воспоминаний. Ему стоило разглядеть, что шептала Нарцисса, выходя из гостиной. Ему стоило увидеть, как её губы складывались в ужасное:
«Дьявол…»
Но тот маленький Драко, очарованный новой гостьей, по-детски влюблённый, не знал, что ждало его впереди. Он просто не мог себе этого представить.
Как оказалось, Мортифера была дочерью влиятельных знакомых их семьи, которые попросили Люциуса оставить её в мэноре на целое лето. Драко не вникал в это. Просто не мог, потому что всё своё свободное время он посвящал ей…
Мортифера рассказывала ему о путешествиях, о том, как она с родственницей посетила множество стран за несколько лет. По-доброму дразнила, что оказалась на год старше Драко. Он не обижался, наверное, потому, что она стала первым другом в его жизни…
Странности начались позже, когда Мортифера совсем освоилась в доме и начала вести себя по-другому.
Однажды, после завтрака, когда они гуляли по зелёному лабиринту в саду, глядя на красивых павлинов, она спросила его:
— Тебе нравятся павлины?
— Очень! — ответил Драко. — У моей бабушки патронусом был павлин! Я тоже, когда вырасту, хочу, чтобы моим патронусом стал павлин!
Мортифера задумалась, присела на скамейку, болтая ногами взад и вперёд. Похлопала рядом с собой, приглашая его сесть рядом.
— А кто красивее, я или павлин? — спросила она и повернула голову на Драко.
Мальчик, совершенно не ожидавший такого вопроса, совершенно смущённый её близостью и дружбой, просто не мог, просто постеснялся ответить правду. Побоялся, что она вновь его засмеёт.
— Павлины, — сказал он и перевёл взгляд на птицу, гуляющую перед ними. Драко чувствовал, как вспотели ладошки, и наверняка его щёки залил румянец.
Эта девочка стала для него кем-то большим. Подругой, о которой он не мог и мечтать в этих огромных стенах дома, давящих на него со всех сторон. И он не мог признаться в своей симпатии, потому что боялся нарушить их дружбу. Он помнил, как отец бил его за дружбу с домовиками. И теперь он опасался, что и с Мортиферой будет так же…
Он вскочил на ноги и вытащил из кармана кусочек хлеба, который прихватил из кухни, когда они собирались в сад, и подошёл к птицам. Драко отщипывал немного от мякиша и кидал павлинам, слушая, как позади него напевала какую-то мелодию девочка. Напоследок он провёл рукой по мягкой макушке птицы, которая совсем не боялась прикосновений хозяина.
— Я пойду, — улыбнулся он. — Скоро придёт учитель по зельям, мне нельзя пропускать урок…
— Конечно, — Мортифера запрокинула голову, подставляя лицо под лучи солнца. — Увидимся позже…
В то утро учёба совершенно не шла. Северус, которого нанимал Люциус для занятий с сыном, был зол на ученика. На маленького шестилетнего мальчика, который проходил второй курс зелий. Учитель ругался и шлёпал указкой по рукам, потому что Драко всё время отвлекался, пытаясь заглянуть в окно, разглядеть знакомые очертания тёмной фигурки. И когда занятие закончилось, он так с ней и не встретился, потому что девочка заперлась у себя в комнате.
Вечером, когда он спустился к ужину, в Драко прилетел мощный удар пощёчины.
— Люциус! — подорвалась мать к сыну и так же напоролась на его гнев, отлетев в сторону.
Драко, крепко сжимая зубы, ощущая на языкекровь от прикушенной щеки, вжался в стену, глядя на разъярённого отца. Он не мог понять, что он натворил, раз Люциус с таким презрением смотрел на него.
— Что ты наделал? — кричал он. — Что ты сделал!
— Я н-не понимаю, отец… — заикался мальчик. — Я ничего не дел…
Драко не смог договорить, потому что Люциус схватил его за шиворот и аппарировал. Мальчик сложился пополам от первого в жизни перемещения. Рвота застряла в горле, в носу. Слёзы наполнили глаза. И только после удара тростью по спине, он вытянул руки вперёд, падая на что-то мягкое.
Знакомый запах проник в нос, в горло, оседая горечью. Драко метнул руки к глазам, чтобы протереть их, и почувствовал тёплую, вязкую субстанцию на них, на лице, которое растёр. Он отвёл пальцы и закричал.
Кровь была везде. На ладонях, на штанах, об которые он их судорожно вытирал. И как только Драко поднял голову, запечатлев картину в голове, он начал рыдать. Совсем как девчонка. Просто потому что перед ним лежало десять тушек павлинов со скрюченными шеями, с общипанными перьями, с открытыми, разорванными клювами.
— Зачем ты это сделал! — грубо прилетело в спину.
Мальчик подорвался с места, упал на колени перед отцом, пытаясь ухватить его за мантию.
— Я не делал этого, папочка, не делал! — рыдая, выкрикивал Драко.
Люциус брезгливо выхватил из маленьких рук подол мантии и взглянул на птиц.
— Эти волшебные создания приучены только к хозяевам, к остальным они не подходят. Кто бы стал бегать в этом саду за птицами?
— Это был не я! Не я!
Крик застрял в его горле, как кость. Драко сложился пополам от ударов, считая их про себя. Он знал, что после пяти отец всегда останавливался… но сейчас, после седьмого, восьмого раза, трость прилетала по спине ещё раз и ещё. До хриплых, мокрых выдохов из его рта.
Поздно ночью, лёжа в кровати под действиями лечебных зелий, он не мог уснуть. Был словно в дурмане. В глазах двоилось, а из-за звона в ушах он не распознал вторжения. Он его почувствовал, вздрогнув и прошипев от боли, вжался в подушку. Холодная ладонь легла на его щеку, и сквозь зажжённую свечу он увидел её.
— Тебе больно? — Мортифера поставила свечу на прикроватную тумбу, легла рядом с ним и обняла поперёк тела.
Её голова улеглась на плечо Драко, и он мог распознать сладкий запах шампуня. Девочка осторожно гладила его поверх одеяла.
Сердце тарабанило в грудь. Наверняка она чувствовала это. Ему было до ужаса страшно, потому что догадка, всплывшая в голове, стала такой осязаемой, такой тяжёлой, что он не выдержал и вновь заплакал.
Мортифера хмыкнула, услышав стоны мальчика. И не отрываясь, всё так же поглаживая его по рукам, спокойным и ровным голосом спросила:
— Теперь павлинов нет. Значит, я самая красивая?
«Дьявол…»
Вот, что сказала мать…
Вот, что он только что понял.
Вот, кого он подпустил к себе.
Вот, кем она являлась.
Её голова чуть приподнялась, голубые глаза в темноте казались чёрными. Зловещими. Она как в первый день осматривала раненое лицо Драко. Склонив голову, вырвала из себя самую очаровательную улыбку и прошептала:
— Ты же не будешь делать то, что меня расстроит? Я же всегда буду для тебя самой лучшей, Драко?
— Да, — ответил он, словно захлопнул дверь ада с внутренней стороны, замуровывая себя с этим дьяволом.
Он пытался отдалиться от неё. Множество раз. И каждый заканчивался провалом. Драко, осознавший, какой злой была эта девочка, старался больше времени проводить с Нарциссой. Мортифера однажды, раскусив его игру, спросила:
— Кто красивее: я или твоя мама…
Стон захлебывался в выдохе. Страх окутывал с головой. Он видел в её оскале-улыбке намёк. Такой очевидный и угрожающий, что Драко, совершенно не задумываясь, ответил:
— Ты. Ты красивее…
Мортифера стала его тенью. Его болезнью, которая распространялась с бешеной скоростью, поглощая каждую клетку его тела. Она мутировала в нём раковой опухолью. Давала метастазы. Не вылечиться. Не выдохнуть. Не выжить.
Драко перестал спать. Он отдалился от всех в доме — от родителей и слуг, обмениваясь с ними короткими фразами. И от Добби…
От единственного домовика, который любил его. Был добр с ним. Драко понял, что лучший выход — не давать девочке ничего, что могло бы её разозлить.
В конце августа, на ужине, когда домовики разносили подносы, Драко сделал то, о чём жалел ещё много лет, пока его сердце не стало чёрствым и не забыло эту ситуацию навсегда.
Малфой намеренно уронил салфетку, когда Добби подходил к нему, чтобы подлить воды. И как только тот её поднял, улыбнувшись хозяину, Драко вскочил с места.
— Как ты смеешь нич… — он сглотнул, — ничтожество! Как ты смеешь царапать меня своими когтями!
Все за столом затихли. Люциус уже держал палочку в руке.
— Ты поцарапал моего сына? — спросил он и посмотрел на Драко. — Он поцарапал тебя?
«Прости. Прости меня, Добби…»
— Да, и я больше не хочу, чтобы этот эльф ко мне подходил! Никогда!
Когда Драко взглянул в глаза Добби, то увидел, как сильно тот испуган и обескуражен. Он схватил стакан и выплеснул на него воду.
— Убирайся!
Драко сел на место, взял вилку, крепко сжимая в руке, и уставился в тарелку. Ему было стыдно. Катастрофически обидно за этот фарс. Он не мог посмотреть ни на мать, ни на Добби, всё ещё стоявшего сбоку. Люциус сделал всё сам. Он кинул в эльфа круцио и сказал убираться с глаз. Ужин был испорчен, так же, как и мысли Драко, которые сжирали его сожалением.
В тот же вечер Мортифера словила его за руку, когда Малфой хотел закрыться в своей комнате.
— Я вижу тебя насквозь. Ты так защитил его от меня? Он твой друг?
Он проглотил выдох, быстро-быстро качая головой. Ломано улыбнулся и произнёс что-то невнятное, типа:
— Что ты такое говоришь?
И:
— Я не общаюсь со слугами!
Но с каждым словом глаза Мортиферы загорались ещё большим азартом. Её рука всё крепче сжимала его ладонь, а улыбка становилась шире, оголяя белые зубы.
— Я поняла… Мой Драко решил дружить с каким-то грязным домовиком!
— Нет! — он схватил её за плечи. — Нет! Я дружу только с тобой!
— Тогда почему ты так дрожишь, Драко?
Мерлин…
— Мортифера? — на пороге появился отец, которому впервые в жизни Драко был так рад. — За тобой пришли.
Уголок губы Драко дрогнул. Короткий смешок был нервным, заметным для неё. Девочка приподняла бровь и дёрнула его за руку ближе к себе. Нагнувшись к уху, она оставила прощальное:
— Я запомню это. В следующий раз, когда мы встретимся, будет ещё веселее, правда?
Щёку обжёг поцелуй. Короткий и звонкий. Это было впервые, когда его поцеловала девочка. Впервые, когда Драко ощутил двоякое чувство омерзения и довольства.
Знакомство, которое случилось тем летом, стало роковым. Глядя на то, как девочку уводили за руку из их дома, он желал, чтобы она никогда не возвращалась. Желал, чтобы это знакомство было дурным сном.
Тогда шестилетний Драко ещё не знал, что это только начало. И дьявол из его жизни никуда не уходил…
***
Драко не смотрел на Грейнджер. Он вообще не открывал глаз, просто сидел, откинувшись на стену, напряженный её молчанием, её копошением где-то в углу напротив. Она, спрятавшись в тени, шипела и залечивала рану. Она вообще ни слова не произнесла после открывшейся для неё правды.
Что вообще говорят, когда слышат о том, что кому-то нужно жениться, и этот кто-то очень этого не хочет?
Поддерживают как-то?
«Смирись…»
«Со временем всё уладится…»
«Просто расторгни помолвку».
Наверное, эти слова слышат нормальные люди от таких же нормальных. Только вот они с Грейнджер совершенно не подходили под это описание.
Малфою не хотелось ставить определение их с Гермионой, господибоже, взаимоотношений. Ему не хотелось хоть как-то делить свои переживания. И, честно признаться, он жалел, что в приступе агонии рассказал свой секрет. Рассказал, и теперь…
— Жалеешь? — послышалось с другого конца комнаты. — Что рассказал мне обо всём?
Он хмыкнул, пожал плечами. Вряд ли она увидит всю иронию на его лице.
— Я рассказал тебе самую малую часть из всего. О чём жалеть? — правдоподобно сорвалась с губ ложь.
Почти идеально. Почти.
Гермиона зажгла свечу, и её лицо тут же появилось напротив. Свет облизывал его, делая черты острыми, кривыми. Она прекрасно справлялась с эмоциями, скрывая их, когда восстанавливала мебель, которую он взорвал. Малфой следил за её мягкими движениями, взмахами руки и палочки, следил, как кресло росло в размерах, как щепки со всех сторон ползли на место, воссоединяясь в нём.
Хотелось курить. Хотелось спать и хотелось вновь взорвать то, что она так тщательно восстанавливала. Просто потому, что находясь рядом с ней, появлялись новые, ненужные эмоции, на которые не хотелось тратить силы и нервы — потому что их не осталось. Он измотан.
Драко проговаривал про себя заклинание и аккуратно, совсем как учил Северус, вполз внутрь головы Грейнджер. И сразу же напоролся на острые вопросы:
«На ком он должен жениться?»
«Почему не может рассказать об этом…»
И самый главный, который заезженной плёнкой крутился внутри неё:
«Почему он не хочет этого…»
И её сердце, бьющее прямо в виски. Так громко, что он вышел из её мыслей так же тихо и незаметно, как вошёл. Невыносимо больше слушать биение такого живого, чистого сердца… Своё уже давно так отчаянно не бьётся. Так… лежит где-то в груди, полуживое.
Не бьётся и не слышно.
— Как ты думаешь, — сказал он, глядя в окно на зубастые звезды. — Кто или что может родиться у двух самых омерзительных психов в мире? У двух убийц, не знающих пощады и с огромным желанием разрушения? У кого вместо крови по венам течёт безумие, такое ядовитое, что невыносимо даже стоять рядом с ними. Что родится у этих двоих? Нечто ещё более ужасное, впитавшее в себя гены этих уродов и умножившее это в десятки раз…
Гермиона замерла. Он чувствовал её взгляд на своей щеке. Горячий и прямой.
— К чему это ты?
«Просто отвечаю на твой вопрос…» — подумал он.
— Больше не приходи сюда, — произнёс он. — Не помогай мне, чёрт возьми, не говори со мной, не смотри на меня, Грейнджер. Мне противно. Так сильно, что ты себе представить не можешь. Нравится так унижаться? Ходить хвостом за тем, кто, по-твоему, нуждается в помощи или…
— Ты в ней нуждаешься, — резко оборвала она его злую речь. Поднялась на ноги, отряхивая джинсы, и посмотрела прямо в темноту, где сидел он. — Не будь мудаком, Малфой.
Он засмеялся, глядя ей в глаза. Встал с места и вышел на свет, чтобы она в полной мере увидела, распознала его эмоцию.
— Я всегда им был, Грейнджер.
Наверное, ему стоило бы привыкнуть к неожиданностям с её стороны. Стоило всегда быть начеку. Потому что невозможно вот так привыкнуть к этой девушке, которая так сильно поменялась после войны. Шла вперёд, прямо на острое предупреждение:
«Не влазь, убьет».
Она вырывала эти таблички с корнями. Так же, как сейчас, останавливаясь в паре шагов напротив него, приподнимая голову, заглядывая в глаза.
— Ты так пытаешься оттолкнуть всех от себя, что у тебя правда это получается. Только вот если бы ты всегда был мудаком, Малфой, ты бы не помог тогда, на чемпионате, не предупредил бы меня о пожирателях. И тогда… — она сглотнула. Драко заметил, как перекатывались её сухожилия на шее, — в мэноре. Ты тоже помог мне.
Он напрягся, сжал кулаки. Брови сломались к переносице.
«Не может быть…»
— Ты что-то помнишь? — он старался выровнять голос.
— Конечно, помню, — ухмыльнулась она. — Ты же отвлёк Лестрейндж, и она прекратила пытать меня…
Малфой горячо, через рот, выдохнул. Сердце на миг ожило и почему-то забилось от страха, что обливиейт тогда не сработал. Но, боже… Грейнджер ничего не помнила…
— Тебе показалось, — грубо. Как выстрел непростительного.
— Может быть, — кивнула она, развернулась и, не сказав больше ни слова, покинула хижину.
Блядство.
Какое же блядство.
***
Драко понял, что мир перевернулся, когда с трибуны увидел Поттера, склонившегося над телом Диггори и вырывал из лёгких:
— Он вернулся! Волан-де-Морт вернулся!
Уже на вокзале, покидая Хогсмид, он слышал шёпот сплетен о том, что Гарри сошёл с ума. Так же сходил с ума Малфой, по мере приближения к Лондону. Потому что за день до этого он получил сову с рваным клочком пергамента, на котором явно наспех было выведено почерком матери:
«Не возвращайся домой, беги!»
Он вернулся. Это стало таким очевидным, когда на вокзале его встретила мать, которая нервно пыталась держать себя в руках. Получалось так себе. Глаза были красными от слёз, а губы, покрытые толстым слоем помады, искусаны до крови.
— Уходи, улетай в Италию к Забини, — говорила она. — Не возвращайся домой!
Драко чувствовал дрожь её рук. Чувствовал, как сильно потели её ладони. Чувствовал её страх и истерику. Он просто не мог себе позволить оставить её одну. Не мог убежать без неё. Нарцисса была единственной, кого он любил больше собственной жизни. Единственный свет в его жизни.
— Он в мэноре? — спросил Драко не уточняя. И видя, как мать кивнула, выругался под нос.
Через много лет Драко думал, что именно тогда им с Нарциссой и стоило бежать. Вместе, без вещей и без денег. Скрыться в другой стране, на островах, где угодно, лишь бы отгородиться от того, что их ждало.
Когда они вернулись в дом, всё начало рушиться. Прошлая жизнь, уставы, будущее…
Лорд сделал из их дома своё поместье, свою личную пыточную. Место, где сгущалось всё самое уродливое, что мог бы представить себе человек.
Нарцисса не подавала вида, как она была довольна, что Волан-де-Морт совершенно не обращал внимания на Драко. Даже когда они виделись на собраниях, Лорд не смотрел в его сторону. Лишь однажды, когда кто-то из присутствующих пожирателей крикнул в сторону Драко злое:
— Щенкам здесь не место!
Лорд отрубил тому пальцы, вежливо улыбнувшись Люциусу, будто попросив прощения за своих приспешников.
— Пусть учится, у меня есть на него планы… — прошипел Волан-де-Морт, и Драко почувствовал, как холод его взгляда прошёлся по всему телу.
Это чудовище во главе стола вместе со своей змеей было самым страшным, что мог себе представить Малфой. Крики, которые доносились из подвалов, таранили перепонки своим отчаянием. Мэнор пропитывался кровью и болью. Пропитывался чёрной магией, намагничивал воздух внутри. Сгущал тучи над головой.
Драко ждал, когда начнётся учебный год. Наверное, впервые в жизни он так хотел вернуться в школу. Ждал, когда они с Нарциссой покинут поместье. Мать должна была отправиться во Францию в их второй дом. Тогда бы стало легче. И дышать, и жить со всем этим.
Но он забыл, что его жизнь та ещё сука. Она любила играть и заводить в самый тёмный тупик, подбрасывая ещё больше дерьма.
Так и случилось.
Так начался его собственный ад.
— Мой Лорд! — Беллатриса ворвалась в столовую, где за огромным столом проводилось очередное собрание. Она тащила за собой человека в кандалах и с мешком на голове.
«Очередная жертва», — подумал он тогда.
Но, чёрт возьми, как же он ошибся…
— Мой Лорд! Я нашла! — заулыбалась она, обнажая гнилые зубы. — Я нашла!
Рубины глаз Волан-де-Морта округлились. Он вскочил с места, приподняв руки вверх, будто восхвалял старания Беллы.
— Всем выйти отсюда! — крикнул он. — Малфои, останьтесь!
Шорох шагов, таких несмелых, но быстрых — и вскоре стало тихо. Лишь сопение из-под мешка раздавалось в гостиной.
Драко взял за руку мать и отвёл чуть назад, оставив впереди отца. Закрыл Нарциссу своей спиной, опасаясь худшего.
Белла ударила острым носком туфли прямо под колено пленника, чтобы он упал на пол. Грязная мантия на нём пачкала всё вокруг. И когда Волан-де-Морт подошёл к человеку, сорвав мешок с головы, Драко замер.
Первое, что он увидел, как чёрные волнистые пряди волос упали на плечи, обрамляя руки. Потом — как перепачканное лицо поднялось прямо на Тёмного Лорда и как светлы были голубые глаза. Такие же ужасающе прекрасные, как он помнил…
Господи…
— Здравствуй, дочь… — Волан-де-Морт вскинул палочку, приподняв девушку левитацией.
Мортифера, прикусив губу, смотрела на него с ненавистью. Сжимала пальцами подол мантии, но было такое ощущение, будто эти пальцы хотели бы сжать глотку напротив.
Драко не мог себе представить, что их встреча состоится вновь. Теперь уже в новом статусе. Теперь он знал, в кого пошла уродливость её души. В такого же ублюдка, как и она.
Малфой чувствовал, как сжимались внутренности, до уехавших позвонков. До почти летального исхода. Он словно падал, и крыльев у него не было. Оставалось ждать, когда тело превратится в мокрое месиво из мяса и костей. Так даже лучше…
— Она отлично пряталась, мой Лорд, — Беллатриса склонила голову в поклоне. — Но я поймала чертовку! Поймала!
Смех тётки разнесся вокруг как гром. Но Лорд будто не слышал её, глядя на своё творение как в первый раз. Затем он повернулся к Люциусу.
— Я знаю, что однажды ты уже приютил Мортиферу, — он подошёл к Малфою, тот склонил голову. — В этот раз она вновь станет вашей гостьей.
— Да, мой Лорд, — ответил Люциус. — Мой дом — ваш дом.
«Ублюдок», — прошипел про себя Драко.
— Беллатриса, — Лорд обернулся. — Приведи свою дочь в порядок…
Нарцисса ошарашенно посмотрела на сестру, которая уже волокла девушку по коридору. Драко почувствовал, как мать сильнее сжала его пальцы. Никто из них не знал, что у Беллы была общая дочь с Волан-де-Мортом.
Мир рухнул.
Когда-то сказанные слова матери всплыли в уме:
«Дьявол».
И он вернулся. Вот он. Кричал, шипел на собственную мать и дёргался от круциатуса, прилетевшего в него для успокоения. Наглядная любовь к своему ребёнку… и кого из них жалеть, Драко не знал. Да и жалость закончилась ещё тогда… в детстве.
Она игнорировала его. Везде, где бы они не встречались. Мортифера даже не смотрела на Драко. Была словно в себе. Нарцисса была уверена, что девушку чем-то накачивали, и крики из подвалов были из её легких. Что с ней делали, Малфой не знал. И не хотел спрашивать.
Её волосы всегда закрывали лицо, но в моменты, когда девушка убирала локоны за уши, Малфой замечал на бледной коже свежие синяки и порезы. Голубые глаза стали почти прозрачными, как стёкла. Неживыми. Она была в каком-то трансе.
Однажды, в августе, в поместье прилетели новые волшебники, которые захотели вступить в ряды пожирателей. Прилетели за собственными метками. Это было похоже на какое-то больное воображение психа. Лорд подзывал по очереди людей и ошпаривал их руки заклятием.
Отец тогда сказал:
— Ты скоро тоже её получишь, сын…
Тошнота подступила к горлу. Но Драко сдержался. Из последних сил, но сдержался.
— Мортифера!
Голос Лорда стал на тон ниже, когда он произнес её имя. Будто обозначил всё значение этого имени в жутком голосе.
Драко начал оглядываться, понимая, что девушки нигде нет. И когда почувствовал, как сильно его пихнули в плечо, вздрогнул от понимания того, что совершенно не слышал, как она подошла сзади…
Мортифера была в чёрных брюках и в чёрной водолазке. Всё в ней было чёрное. Даже ногти, длинные, заостренные к концам. Она как тень двигалась к своему отцу, закатывая рукав.
Стоящий сбоку мужчина лет тридцати вдруг засмеялся. Негромко, быстро шепнув кому-то:
— Я слышал, у неё даже палочки нет… что за нелепость…
Только вот на эту «нелепость» остановилась Мортифера. Чуть обернувшись, чтобы запечатлеть того, кто это сказал. Её взгляд был сквозным выстрелом прямо в глаза этого мужчины. Он быстро заткнулся, опустив подбородок на грудь.
Она не дрогнула, когда в кожу вживлялся туман краски татуировки. Она не смотрела на Лорда. Она смотрела только на то, как змея на её предплечье проявляла форму. Драко заметил улыбку на её лице. Совсем незаметную, еле уловимую, но до жути отталкивающую.
Мортифера не поклонилась Волан-де-Морту, она просто развернулась, всё ещё глядя на метку, и пошла обратно, прямо на Драко. Он было сделал шаг в сторону, чтобы дать ей возможность пройти не касаясь его. И она прошла, всё ещё очарованная шевелением змеи на коже, но в её спину прилетел очередной смешок пожирателя.
Она остановилась буквально на секунду, а потом продолжила путь к выходу из гостиной…
Лорд уже подозвал к себе другого человека. Все слушали речи благодарности волшебника, удостоившегося чести пожирателя смерти, как вдруг случилось то, чего никто не ожидал.
Малфой видел всё как в замедленной съёмке.
Сначала он почувствовал брызги на своей щеке, глазах, и во рту зажгло горечью. Ржавой. Так пахла смерть. Многие закричали. Драко, всё ещё ведомый шоком, повернул голову в сторону, запечатлев, как мужчина, стоящий рядом с ним, схватился за горло и упал на колени, харкая кровью на мраморный пол.
Мортифера стояла позади него с ножом в руках, хрипло дыша и вновь занося острие вверх.
Малфой слышал, с каким хрустом нож вогнался в череп до самой рукоятки. Малфой видел, как расширились зрачки мужчины. Малфой видел смерть. Он ощущал её кожей.
Девушка нагнулась к трупу и разжала пальцы мужчины, забирая у того палочку. И прежде, чем уйти, она бросила в его мёртвую спину:
— Вот видишь, палочка у меня есть.
Все ждали реакции Волан-де-Морта, пока каблуки ботинок Мортиферы отдалялись всё дальше и дальше. Драко чуть было не падал, ощущая, как скапливалась слюна во рту, как она смешивалась с чужой кровью. И когда Лорд начал смеяться, хлопая выходке дочери, Малфой сорвался, убежал в ванную комнату — выплёвывать лёгкие, разъеденные кислотой ужаса.
Она впервые заговорила с Драко прямо за день, когда он должен был отправиться в Хогвартс.
Была ночь. Он не мог уснуть и глядел в окно, на то, как дождь избивал своими дротиками землю. Дверь скрипнула, и он метнулся к палочке, выстреливая люмосом вверх, а после наводя острие древка на заспанную девушку. Она, игнорируя эту угрозу, залезла на кровать, прямо как в детстве, улеглась сверху одеяла и обняла его за талию.
Он не знал, почему не мог ничего сделать. Не знал, откуда появился внезапный страх, парализующий всё тело. Он боялся её до жути. До слёз из глаз.
Когда-то она убила животных. Теперь убивала людей…
Что ей стоило сделать с ним то же самое?
Она дочь психов… точно такая же, копия родителей.
— Ты скучал по мне? — прошептала она.
Драко молчал. Он даже вздохнуть не мог. Когда Мортифера подняла голову, он невольно сглотнул.
Она была красивой. Вздёрнутый нос, гладкая кожа, чёрные ресницы, и глаза… такие голубые, чарующие, что совершенно невозможно было бы другому человеку догадаться, что за этой миловидной внешностью скрывался монстр.
Мортифера потянулась вперёд, поцеловав его в щеку. Не отстранившись, оставила ещё поцелуй, и ещё, двигаясь к губам. Драко замычал, попытался отстраниться, как вдруг ему в подбородок вжался кончик палочки.
— Не дёргайся, — как плетью. Она смотрела ему в глаза, словно искала в них ответы. И через несколько секунд засмеялась, чуть отстраняясь, облокачиваясь на подушку. — Ты ещё не готов… ты такой ещё мальчик. Такой же, которого я встретила много лет назад. Заплаканный, слабый, никчёмный…
— Уходи! — вырвалось из его груди, прямиком из испуганного сердца.
Девушка ушла. Плотно закрыла за собой дверь, оставив его наедине с ужасом.
Она была права. Тогда Драко был ещё не готов. Совершенно не представлял, что через год и на его предплечье появится метка, и он попытается убить человека.
Характер станет бетонным, таким же холодным и непробиваемым. И мир перевернётся с ног на голову. И предплечье, помимо метки, будет сковывать нить обета.
«Наше спасение», — так говорил Люциус. Как гарант того, что Волан-де-Морт с ними ничего не сделает, скрестив две семьи воедино.
И скольким мутациям подвергнет его Лорд в восемнадцать лет, пытаясь создать идеального солдата, способного подчинить себе невербальную и беспалочковую магию.
Сколько боли он переживёт, чуть не умерев от этого.
Сколько раз его глазные яблоки будут протыкать иглами, вживляя в него мутагены. И после, через боль, пытаться взрастить в нём магию мысли.
И когда Драко будет готов, Мортифера взмахом палочки отделит его стопу от ноги, хохоча при этом, видя, что у него получилось-таки убить домовика.
Он стал первым, кто прошёл испытания. Первым и единственным.
Сама же Мортифера не смогла с этим справиться. Её магия была слабой и бесполезной для её отца.
И теперь, когда казалось, что всё кончилось, для Малфоя наступал последний этап перед тем, как ему придётся выбрать:
Смерть от нарушения непреложного обета.
Или жизнь вместе с той, кого он ненавидел.
«Как только война кончится, наши семьи объединятся», — сказал Волан-де-Морт, сшивая нитью руки Драко и Мортиферы.
Прошло полгода после окончания войны. И сколько Малфою осталось жить, он не знал. Сколько ещё ему отведено времени и успеет ли он найти разгадку, как избавиться от обета и оборвать эту связь. Казалось, надежды не было. Оставалось просто ждать.
Она нашла его. Подбросила записку в карман…
Мортифера где-то рядом. Где-то на горизонте его конца…
Оставалось просто ждать…
***
— Что подарить на свадьбу?
Драко поперхнулся от реплики Блейза. Сердце на секунду ёкнуло. Он посмотрел на него вопросительным взглядом и уловил то, куда смотрел друг. И моментально выдохнул, понимая, что он имел в виду совершенно не Драко…
Пенси сидела за слизеринским столом чуть дальше от них, делая домашнее задание. И каждую минуту поднимала голову, будто задумавшись, заглядываясь на Поттера в окружении гриффиндорцев. Кажется, они обсуждали квиддич.
Забини был в восторге. Они оба видели, что Поттер тоже поднимал голову и, замечая её взгляд, быстро отворачивался. Даже отсюда было видно, как горели его уши.
— Думаешь, у них что-то было? — не успокаивался Блейз. — Как быстро растут чужие дети…
Драко улыбнулся. Для него было самым главным знать, что Паркинсон никто не сможет навредить. Знать, что кто-то мог бы её защитить, несмотря на её бойцовский характер. Судя по тому, что Поттер столько раз одерживал победу, он вполне неплохой вариант.
В остальном ему было плевать. Он не хотел вмешиваться ни в чью жизнь. Не хотел делать таких же ошибок, как его отец, который решал за него. Драко никогда не станет навязывать своё мнение друзьям.
— Мистер Малфой?
Малфой обернулся на мужской голос и сразу же нахмурился, вспоминая, при каких обстоятельствах они виделись в последний раз.
— Мистер Варис, — поприветствовал он. — Вы всё-таки получили эту должность.
Ангра залился краской, махнул рукой и подошёл ближе.
— Ещё вчера прибыл. Вот, хожу по школе, предаюсь приятным воспоминаниям.
Блейз привстал и вытянул руку для рукопожатия.
— Блейз Забини, — представился он.
Варрис схватился обеими руками за ладонь Забини и быстро-быстро её затряс.
— Приятно познакомиться, я Ангра Варрис, ваш новый психолог, — он широко улыбнулся. — Надеюсь, мы поладим.
Блейз вопросительно приподнял бровь, посмотрев на Малфоя. Тот же просто промолчал.
— Вижу, ваши раны уже начали затягиваться, вы обратились в минист…
— Мне пора, — перебил его Драко. — Ещё увидимся, мистер Варрис…
Он поднялся с места и поспешил выйти из Большого зала, но его тут же догнал Блейз.
— Расскажешь об этом?
Малфой закатил глаза. Ему совершенно не хотелось об этом говорить. Он воспользовался тем, что всегда срабатывало.
— Достань мне сигареты, — и вышел во двор школы, оставляя его за дверью.
Конец октября окутывал дождём и холодным ветром. Он вышагивал по лужам не заботясь о том, что мог заболеть. Какая разница, если он одной ногой в могиле? Усевшись в закрытой беседке в ожидании Блейза с сигаретами, он подумал — тот наверянка потребует за услугу ответы. Тут Драко увидел, как к нему подлетел маленький сыч, к лапке которого был привязан мокрый конверт.
Он осушил его, проведя рукой по взбухшей бумаге. Письмо было подписано как «аукцион». Драко закатил глаза, понимая, что сейчас увидит очередные бумаги, которые нужно подписать.
«Мистер Малфой, уведомляем вас, что оставшуюся мебель заберут через неделю. Пожалуйста, подготовьте дом к перемещению наших работников.
Подготовьте винтажные столовые стулья, ковры, подсвечники и столовые сервизы…
…подготовьте кровать…
…на которой мы проводили с тобой тёмные ночи…»
Малфой подорвался с места и выронил письмо, оно упало на землю. Воздух в лёгких замер. Они лопались, как бумажные пакеты, от сковывающего ужаса.
Он вновь будто падал. Падал. Падал… И дна в этой бездне всё нет и нет. Как бесконечное мучение, как дополнительный круг ада, подброшенный этим дьяволом.
Он смотрел, как дождь мочил бумагу. Сделал выдох и трясущейся рукой поднял письмо, дочитывая роковое послание:
»…ты помнишь, как нам было весело? Как ты любил брать меня на этой кровати, Драко? Время идёт. Жду, когда стану твоей женой…
Ты же не будешь делать то, что меня расстроит? Твоя М.»
— Ты будто мертвеца увидел, — сказал Блейз, вошедший в беседку, осушая одежду магией.
Забини был прав. Только мертвецом был сам Драко. Оставалось рыть себе могилу голыми руками…
***
— Макгонагалл такая довольная ходит по школе, — шепнул Симус, перегибаясь к парте Гарри и Гермионы. — Думаете, это из-за нового психолога?
Он игриво подёргал бровями, явно намекая на нечто большее.
Грейнджер засмеялась и покачала головой.
— Это её старый друг, они вместе учились на Гриффиндоре, играли в одной команде…
— А может быть ещё кое-где играли… — не успокаивался Финниган.
— Мерлин, Симус, отвернись со своими намёками! — Гарри схватил его за голову и развернул в обратную сторону.
Прошло несколько дней после появления Ангры. Никто не решался ходить к нему на консультации после всего случившегося с Майнд. Все боялись повторения и открыто не доверяли ему. Но, вопреки всему, этот улыбчивый старик ходил по школе, здороваясь с каждым, не навязываясь, вступал в диалоги и завладевал вниманием, рассказывая смешные истории из прошлого своей учебы здесь.
Младшекурсники хохотали над его шутками. Старшекурсники, те, кто столкнулся с войной, наблюдали с расстояния. Гермионе он нравился, да и учителям тоже, судя по тому, как они разговаривали с ним за столом в Большом зале. Он очаровал и их. Минерва, склонив голову и явно смущаясь, обрывала разговоры, когда Варрис нахваливал её игру в квиддич.
Даже Почти Безголовый Ник по получасу останавливался рядом с мужчиной, вновь и вновь рассказывая сплетни и новости. Грейнджер была уверена, что нужно время, и ученики к нему потянутся. Идти самой на разговор с психологом ей не хотелось — она считала, что не было нужды. Все проблемы можно было решить самой.
— Мистер Долгопупс, — Дамблдор вошёл в класс. — Раздвиньте, пожалуйста, парты.
Гермиона заметила, как Гарри начал нервничать. Она знала, что Аберфорт сегодня будет смотреть на успехи учеников, которые должны были освоить заклинание патронуса. Он ощущал ответственность за слизеринцев, которые обратились к нему за помощью, чтобы он научил их этим чарам. Грейнджер толкнула его в плечо.
— Ты хорошо постарался, не переживай…
Дамблдор дал время на подготовку и разогрев, скрывшись в комнате, прилегающей к классу. Гермионе удалось вызвать выдру. Она выдохнула, понимая, что тогда просто перенервничала. Выдра кружила вокруг неё, словно плавая в воде, игралась с чужими патронусами, даже с гарпией Блейза.
Гарри подходил к тем ребятам, которые просили его помочь. Наставлял их и терпеливо помогал, переходя от одного к другому. Но когда он, улыбнувшись, хлопнул по плечу Тео, отходя от него к следующему, то на секунду замер. Прислонившись к парте и глядя на свои туфли, Паркинсон сидела молча и ничего не предпринимала.
— Не получается? — осторожно спросил он, вырывая девушку из мыслей.
Пенси задрала подбородок и вытянула палочку вперёд.
— Экспекто патронум!
Из кончика древка вырвался слабый свет. Этого было недостаточно, чтобы чары материализовались в настоящий патронус.
— Ничего, это уже неплохо, ты моло… — он запнулся, потому что Пенси взглянула на него, оголив зубы в улыбке, — ты молодец…
Гермиона почувствовала, как её за рукав тянет Забини.
— Что ты будешь дарить им на свадьбу? — спросил он, глядя на парочку. — У них метки. Они созданы друг для друга, так чего ждать, да?
— Ты иногда ведёшь себя как… — начала она, но не договорила, потому что почувствовала знакомый запах горьких сигарет. Склонив голову вниз, она заметила сбоку его туфли.
— Как старая занудная сваха, — закончил за неё Малфой.
Она прикусила язык. Просто не смогла больше ничего сказать, застрявши между двумя слизеринцами. Её спас Гарри, удачно подошедший к ним.
— Малфой, тебе нужна помощь?
Гермиона почти заскулила, вспоминая слова Драко о том, что помощь он никогда не попросит. Вспоминая их последний разговор, после которого она старалась всё меньше думать об этом. Выходило так себе.
Малфой втянул носом воздух, сощурившись.
— Не знаю, какое счастливое воспоминание выбрать… — протянул он. — Первую встречу с Волан-де-Мортом. Или смерть Нарциссы?
Словно удар под дых.
Это было ужасно.
Но Гарри пожал плечами, игнорируя его выходку. Он задумался и вдруг сказал:
— Может, тебе нужно развеяться?
Забини поднял палец и набрал в лёгкие воздух, чтобы что-то сказать. Но Поттер прервал его:
— Нет, Блейз, это не алкоголь, не наркотики и не…
— Шлюхи? — ухмыльнулся Малфой.
— Да, не они, — Гарри продолжил. — Как насчёт того, чтобы полетать, один на один? Выпустим снитч и вспомним старые-добрые?
Драко задумался, потёр переносицу.
— Не уверен насчёт добрых, но почему бы и нет.
К вечеру Забини собрал в свой банк кучу ставок. Грейнджер еле сдерживалась, чтобы не отчитать его, стоя на трибуне с друзьями. Собралось немало человек. Старшие курсы, даже Ангра, стояли внизу поля, прыгая на месте, пытаясь согреться.
— Гермиона? — Полумна подошла сзади, задев её за плечо. — Я ничего не пропустила?
Блейз, услышав знакомый голос, даже растерялся. Обернулся, улыбнулся ей и освободил рядом с собой место.
— Вставай рядом со мной, здесь отличный вид, — он вытянул руку, предлагая девушке спуститься со скамьи. — И рядом не холодно…
Господи…
Грейнджер ощущала смущение и ощущала чью-то злость позади себя. Это явно был Невилл. Но свисток Дина привлёк внимание всех.
Гермиона посмотрела вниз. Из раздевалок одновременно вышли двое. Она забыла, как Малфой выглядел в форме. Как плотно она сидела на теле. Какими широкими были его плечи, обтянутые спортивной водолазкой с защитными вставками.
Азарт в её голове начал разгон. Грейнджер закусила губу, желая, чтобы Гарри одержал победу и согнал спесь с этого злющего парня. Они пожали друг другу руки, вспышка осветила часть трибуны. Камилла фотографировала всё, что попадалось под руку, на колдофотоаппарат. Кажется, будут хорошие снимки.
Игроки взлетели вверх. Всё казалось таким неправильным, таким масштабным для двоих лишь ловцов. Они зависли в воздухе, посмотрели на Дина, и тот выпустил снитч.
— Гарри, вперёд! — закричал Симус, когда Поттер сорвался за золотым мячом.
Его тут же бортанул Малфой, прямо в бок, и ехидно улыбнулся в ответ.
Гермиона крепко сжала перила. Голоса, свист и выкрики двух фамилий сливались в нечто неразборчивое. Все шумели и хлопали, подгоняли игроков, которые всё выше и выше поднимались в небо. Свист пролетавших мётел всё отдалялся.
Грейнджер повернула голову, чтобы посмотреть на счастливые лица — в надежде понять, что всё двигалось вперёд. Что страшное позади, и стоило жить дальше. Она смотрела на радостного Долгопупса, который уже не уничтожал взглядом Блейза, а хлопал вместе с Симусом, глядя вверх. Она смотрела на слизеринцев, на Пенси, которая срывала горло, что-то крича. Гермиона улыбнулась, вдруг поняв, что хотела бы узнать, за кого она болела. Сейчас. В обстоятельствах, которые открылись…
Грейнджер заметила, как Забини, совершенно забыв об игре, непрерывно смотрел на Полумну, которая, запрокинув голову, загадочно улыбалась.
«Всё кончено, — подумала Гермиона. — Пора жить дальше».
Наверное, это правильный шаг. Правильное решение. И со спокойнейшим сердцем, с греющей теплотой в груди, Гермиона вновь посмотрела вверх. Посмотрела и открыла рот от шока.
Крики смолкли.
В воздухе Малфой, схватившись за горло Гарри, явно пытался задушить его. Грейнджер проглотила вдох, потому что палочка Поттера падала вниз. А затем…
…затем начали падать оба парня.
Она не помнила, как вытянула руку. Не помнила, как произносила заклинание. Она помнила только собственные слова, которые стали пророческими:
Всё кончено…
***
Их не впустили в больничное крыло.
Ни в первый час, ни во второй, заставляя перебирать в голове самое ужасное. Самые страшные мысли. Она слышала плач Пенси. Навзрыд, прямо в грудь злющего Блейза, который сжимал плечи подруги и с силой прижимал к себе.
Ещё слышала сплетни ребят, которые столпились у лестницы.
Ей плохо.
Откровенно плохо.
Грейнджер не выдержала, поднялась на ноги и громко, яростно, срывая связки, выкрикнула:
— Вышли все! — она посмотрела на каждого. — Вам не стыдно хоронить их, ничего ещё не зная?
Невилл взял всё в свои руки и увёл толпу. Грейнджер оглушила коридор, на всякий случай. Они остались втроём. Просто замерли, глядя друг на друга. И каждый перебирал в голове свою правду.
— Зачем он это сделал? — дрожащим голосом спросила Гермиона слизеринцев. — Господи! Если бы я не успела. Если бы… вы слышали этот хруст? Зачем Малфой столкнул их с метлы?
Пенси, вытирая слёзы, сделала шаг вперёд. Её лицо вдруг исказилось в гримасе.
— Драко этого не делал!
— По-твоему, мы все слепые? — выкрикнула Гермиона, чувствуя, как дрожал голос. — Он душил его!
— Но он не скидывал Поттера! — сорванным, хриплым голосом встрял Забини.
Ей хотелось зажать себе голову и заорать — приступ тошноты и начинающейся истерики уже стояли на пороге. Ещё чуть-чуть, и она упадёт с панической атакой.
Всё далеко не кончилось.
Чёрт возьми, остались те, кто желал им зла.
Он не менялся. Он был прав. Малфой всегда был мудаком, и не дай бог — теперь ещё и убийцей.
Грейнджер возненавидела его с новой силой. До судорожного дыхания. До белых костяшек на сжатых кулаках. Она ненавидела его.
Дверь распахнулась, и Макгонагалл вышла вместе с Аберфортом.
Гермиона метнулась к ней.
— К-как он? Как Гарри?
Директор положила руку на её плечо. И в эту секунду Грейнджер чуть не упала в обморок.
— Он без сознания. Сотрясение, разрыв лёгкого, перелом ноги и руки, — женщина посмотрела на Блейза и Пенси, которые так же ожидали ответов. — Мистер Малфой пришёл в сознание. Он сломал ключицу, получил сотрясение и…
Она прикрыла глаза.
— Что? — Пенси схватила директора за руку. — Что с ним, не молчите же!
— Его стопа… Помфри делает всё, чтобы ткани срослись обратно… прогнозы неутешительные. Драко может потерять ногу.
Мысль ужасающая. Окутывающая с головой. Мокрая насквозь и насквозь разорванная, как его нога. Память резанула воспоминанием — как стопа отделяется от ноги, как Драко кричит, привязанный к стулу…
Пенси резкотрансформировала платок в какой-то тканевый пакет и отбежала в сторону, чтобы склониться и выблевать всё услышанное.
— Вы можете идти, им нужен отдых, — произнёс Аберфорт.
Гермиона обессилено упала на скамейку, глядя на то, как Забини, обняв Паркинсон, уходил вместе с профессорами. Она поймала взгляд Минервы, которая, обернувшись к ней, так по-матерински сочувствующе на неё смотрела.
Это больно.
Чертовски.
Она потеряла счёт времени, глядя в одну точку, забившись в угол. Спрятавшись за колонной, она наблюдала за больничной дверью. Ей хотелось выдрать её с корнями, чтобы забежать туда и собственноручно задушить его.
Грейнджер напоролась на собственную доброту, которая скатилась в глупость. Напоролась острыми кольями прямо в живот. В ноги, в кости, в голову. Всюду. Насквозь. По диагонали. Поперёк. Везде были предупреждения.
Только почему она не прислушивалась к ним?
Малфой сам предупреждал её, говорил о том, какой он монстр.
А ей казалось это пылью в глаза…
Дура. Дура. Господи, какая дура!
Надо было сразу сказать Макгонагалл о том, что ему не место здесь. Не место. Рассказать о его даре, чтобы его вышвырнули за ворота. Оставили подыхать где-то там… за чертой…
Он сам ведь хотел?
Сам хотел сдохнуть!
Так почему Гарри?
За что он хотел утащить его с собой…
Гермиона задержала дыхание, когда увидела, как дверь открылась и оттуда вышла Помфри, как аккуратно она её прикрыла за собой. Грейнджер поняла, что женщина пошла в свою комнату и вернётся проверять больных чуть позже…
У неё есть время. Есть, и она им воспользуется.
Девушка сняла туфли и, выглянув из-за колонны, на носочках подкралась к двери. Оглушила пространство, чтобы Помфри не услышала скрипа, и вошла внутрь.
Они лежали рядом, справа в ряду, отделённые ширмой.
Гарри, перемотанный почти всем телом. Закутанный в одеяло, с голым торсом, он лежал хрипло дыша. Гермионе больно от этого звука. Больно, понимая, как трудно давался вдох уцелевшим лёгким.
Она нагнулась к другу, рассматривая его совсем близко, осторожно касаясь его щеки пальцами. Обвела ссадины, нашла в волосах кусочек травы и через стон сняла его, крепко зажав в кулаке.
Посмотрела вперёд, на ширму, за которой лежал тот, кто это сделал.
Шаг.
Второй.
И вот она смотрела на него с неприкрытым отвращением.
Драко спал. Или делал вид — ей всё равно. Его нога загипсована. Пахло костеростом и едкими мазями. Она тихо подошла к нему, остановилась у изголовья и совсем не испугалась, когда его веки открылись, и их взгляды встретились.
— За что? — прошептала она. — За что ты это сделал?
Его вдох вышел хрипящим, когда он раскрыл рот, но не произнёс и слова. Он просто молчал. Это словно ударило её кулаком насмешки. Грубой насмешки с его стороны, хоть его лицо и не выражало никаких эмоций.
Воздух пропитывался гнилью его молчания, оседал ржавой пылью в её легких. Она давилась этим. Давилась, и не могла больше выдерживать.
— Я тебя так сильно ненавижу, ты себе представить не можешь. Ты мне омерзителен. Ты ужасный, Малфой. Когда тебя выгонят из школы, надеюсь, я никогда тебя больше не увижу.
Она посмотрела вниз, на его ногу. Провела взглядом до голого предплечья с меткой. И без жалости добавила:
— Ты достоин этой метки. Ты превзошёл себя.
Она было отвернулась, как в спину хрипло прилетело:
— Как хорошо, что ты это поняла, Грейнджер…
Палочка влетела в кулак. Она чувствовала, как дрожала рука, как кончик древка упёрся прямо в кадык мерзавца.
— Сделай это…
Слеза ошпарила щеку. Она поймала её губами, облизнув с них соль. Сил не осталось. Ни на что. Ни на ненависть. Ни на месть. Ей стало просто его жаль — как жаль бездомную псину, которая злюще кусала всех, кто пытался её накормить и пригреть. Такие псины дохнут в одиночестве. Сами. Забившись в какой-нибудь угол.
Так же будет с ним.
Она обошла ширму и села на табурет рядом с Гарри, осторожно взяла его за руку. Погладила пальцы и почувствовала, как высохшие от слёз глаза начали закрываться… хотелось спать. Хотелось очутиться там, где всего этого не существовало…
***
Гарри пришёл в себя через пару дней. Гермиона неслась в больничное крыло со всех ног, получив его патронус. Олень просто влетел в окно библиотеки, ткнулся носом ей в плечо и рассеялся.
Она перебирала в голове те слова, что хотела сказать, чтобы отвлечь его от боли. Рассказать ли ему новости, что Рон и Джинни намеревались приехать в Хогвартс после того, как Симус послал им письмо? Гермиона успокоила их, рассказав, что мадам Помфри обрадовала хорошей вестью — лёгкое Поттера срослось, так же, как и кости. Оставалось ждать, когда он очнётся.
Сейчас.
Сейчас её друг лежал в больничном крыле, и он открыл глаза.
Грейнджер не чувствовала собственного сердца, пока шла по лестнице, пропуская по две ступени. Она выбила руками двойные двери, вошла внутрь и тут же остановилась.
Драко стоял к ней спиной прямо у койки Гарри, который хрипло стонал. Наверное, это нервы. Наверное, это ночи без сна, но она сорвалась, выстреливая в него заклятием.
— Флиппендо! — выкрикнула Грейнджер, отбрасывая Драко в сторону.
Ему удалось мягко приземлиться, словно он воспользовался левитацией.
«Неужели Малфой хотел добить?»
— Гарри! Он что-то сделал тебе? — быстро спросила она, осматривая друга.
Поттер покачал головой и потянулся рукой к горлу, он всё ещё не мог говорить. Гермиона схватила стакан и наполнила его водой, протягивая другу. Тот, закатив глаза или же прикрыв их, она не разобрала, взял стакан и отпил немного. Девушка воспользовалась этой паузой и вновь двинулась на Малфоя, который с загипсованной ногой, уже одетый в форму, поднимался с колен.
— Не смей к нему подходить! Никогда!
В отличие от Гарри, Драко в ту же ночь после происшествия отправили в Мунго. Мадам Помфри очень переживала за его травму ноги (нанесенную поверх старой травмы). Сегодня он вернулся. Об этом гудела вся школа.
Драко ухмыльнулся, ухватился рукой за ширму, чтобы удержать равновесие. Потянулся за костылями и прежде, чем опереться на них, презрительно посмотрел на неё.
— Отошла с дороги, — прошипел он, вытягивая костыль, задевая её колено.
— Ты рехнулся? — недоумевала Гермиона. — После всего у тебя остается наглость быть таким…
Малфой засмеялся. Прямо в тот момент, когда поравнялся с ней и повернул голову к её лицу, выжигая свой взгляд на её глазах.
— Мудаком? — он растянул губы в ухмылке, прикусывая верхним клыком нижнюю губу. Она помнила об этой его привычке. — Мы уже говорили об этом. И кажется, ты уверяла меня, что я таким не являюсь. Поменяла мнение?
Ещё как поменяла… господи…
Гермиона ощущала, как начинала закипать кровь, как по венам разносился адреналин. Как злость окутывала с головой.
Он псих.
Долбанный сукин сын.
Грейнджер, игнорируя то, как Гарри пытался привлечь её внимание, всё больше распалялась. Стояла назло Малфою прямо перед ним. Чувствовала то, что раньше подавляла в себе. Чувство неудовлетворенности от несостоявшейся мести.
Она не будет делать ему больно физически. Нет. Не опустится до его уровня. Она сделает больно иначе. Убьёт его словами.
— Поверить не могу, что твоя мать прикрыла тебя собственной спиной.
Вот оно.
Вот это чувство.
В его моментальной ошарашенности. Оно там. На дне его зрачков. Расширялось, ломая кости. Вбивая гвозди в самое больное — в крышку его гроба. Гермиона занесла последний удар.
— Как она могла защитить такого урода, как ты? Или же ты сделал это сам? Подставил её, как Гарри? Толкнул её?
Грейнджер глухо выдохнула, когда Драко притянул её к себе за воротник. Так близко, что почти касаясь губами губ — настолько он наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза. Так близко, что можно с лёгкостью распознать, какие сигареты он сегодня курил.
Лучше бы задохнулся никотином.
В Драко полетела подушка, которую кинул в него Гарри. Малфой успешно её взорвал, не произнеся ни слова.
Так они и стояли в белом снеге пуха, который окутывал их обоюдную злость.
Душно.
Душно от обоюдной ненависти.
Душно от холодного, солдатского взгляда напротив.
От того, как сильно сердце колошматило грудь. Грейнджер казалось, что она слышала треск костей. И своих, и чужих. Ещё чуть-чуть, и останется одна лишь труха на их месте.
«Ненавижу», — вывела она медленно губами, чуть касаясь его сухих губ, в трещинах, пропитанных горьким никотином и вишней. И оттолкнула от себя ровно тогда, когда в крыло зашла Помфри, прерывая их фантомный ядовитый поцелуй.
— Что тут за бардак вы устроили, ребята? Мистер Малфой, как вы себя чувствуете?
Но парень обошёл Гермиону. Опираясь и на костыли, и на здоровую ногу, он вышел из больничного крыла.
Она отвернулась от женщины, пытаясь собраться с мыслями, а Помфри протянула Гарри зелье.
— Для связок, — сказала она и помогла ему выпить, улыбаясь на то, как парень морщился от кислого вонючего зелья. — Зато голос восстановишь быстрее, ну-ну. Допивай!
Когда она закончила осмотр, то оставила друзей вдвоём. Поттер потянулся за стаканом воды и быстро-быстро выпил его залпом, пока Грейнджер подсаживалась к кровати на табурет. Он смотрел на неё нечитаемым взглядом, и только когда его брови свелись к переносице, а на лице появилось сожаление, Гарри произнёс:
— Гермиона, — вырвался из его рта хриплый шёпот. — Ты совершила ужасную ошибку…
Во рту стало сухо. Она потряхивала ногой, наблюдая, как друг взял палочку и вытянул на неё.
— Прости, что так, но это лучше показать… Легилименс!
Гермиона вскрикнула от того, как оказалась парящей в воздухе над квиддичным полем. Это воспоминание Гарри. Она смотрела его глазами.
Крики с трибуны, поворот головы. Поттер помахал ребятам, как вдруг снитч пролетел совсем рядом. Он сорвался вперёд, глядя на Драко, который также улыбаясь и вжимая руки в рукоятку метлы, летел с большой скоростью к снитчу.
Гарри почти поймал его, когда услышал за спиной мычание. Резкий поворот головы, и руки в перчатках обхватили горло. Гарри ничего не понимал, пытался ударить Малфоя по локтям, чтобы сбить хватку. Он видел слёзы в его глазах, слышал:
— Уходи! Не трогай меня! Не трогай!
Поттер среагировал моментально. Палочка оказалась в руке, и через мгновение он пробил стену в голове Драко, увидев, как его преследовали галлюцинации. Тёмный туман в форме человека замахивался чем-то, что напоминало острый кинжал. Оно вонзило его в бедро Малфоя, сидящего на стуле. Ещё и ещё. Слизеринец пытался оттолкнуть туман, цепляясь за его шею и пытаясь задушить.
Гарри вынырнул из бреда Драко и уронил палочку. Малфой смотрел пустым взглядом, отпустив его шею.
— Наверное, лучше упасть, — он повёл головой вниз, — чтобы всё прекратилось…
— Что ты говоришь? — он не успел спросить, потому что чисто механически схватил падающего человека и тоже соскользнул с метлы, теперь уже летя вниз вместе с Драко.
Гермиона резко поднялась с места, схватилась за грудь от острого ощущения, что она всё ещё падала с высоты. Её мутило.
На лбу проступил пот. Она села прямо на кровать друга, зарыв в волосы руки, массируя виски. Чтобы переварить всё то, что увидела.
— Он не толкал меня, — шепнул Поттер. — Он хотел умереть… я лишь пытался его поймать.
Господиблятьбоже…
Что она наделала?
— Он приходил сюда извиниться за это, пока не вошла ты…
Гарри бил её по больному.
— Я просто представить не могу, что было в его прошлом… что с ним делали…
Мясорубка мыслей таранила голову Грейнджер. С жестяным лязгом перемалывала с костями и мозгом, превращая всё в фарш. Господи, что она наделала…
И как с этого дна всплывать, если плавать она не умела?
Наговорила столько ужасных вещей, что за такое не прощают. Особенно он… особенно Малфой…
Она выливала всё это на него как бетон. Замуровывала Драко в своей ненависти. Неоправданной. Несправедливой. Как это исправить?
Она осталась с Гарри до вечера, вплоть до того, как мадам Помфри его выписала. Они пришли в общежитие, и первое, что сделал Поттер — прекратил любые сплетни. Рассказал как было дело, немного изменив детали: Драко чуть было не сорвался, а он пытался его поймать.
Это было как болезнь. Слова передавались из уст в уста. Гуляли по школе табуном. Поттер вместе с Малфоем целый час были у директора, чтобы объяснить — что произошло на поле. На этом настоял Гарри. Он крепко пожал ему руку и сказал, что ни в коем случае не держал обиду.
Малфой лишь кивнул, и когда проходил мимо Гермионы, то даже не взглянул на неё. Она слышала, как клацали костыли по коридору школы, как всё дальше он отдалялся. И Грейнджер просто не выдержала, сжираемая совестью. Сорвалась за ним.
— Драко!
Она схватила его за рукав, но парень тут же выдрал свою руку.
— Как мило, теперь я Драко? Не убийца матери? Не убийца героя войны?
Она с силой прикусила губу.
— Не передать словами, как я виновата. Я не знала всей картины… я видела, как ты схватил Гарри за шею. Потом… Господи… Прости.
Это было не больно. Не больно просить прощения. Это было освобождением от мук сожаления своего поступка. Потому что оно — колючее сожаление — самое больное в жизни. От него всегда нужно избавляться. Любым путём.
— Как я могу загладить свою вину? Малф… Драко, я виновата…
Он смотрел. Спокойным, но каким-то надломленным взглядом перед собой. Не на неё, от чего стало не по себе. Грейнджер ждала чего угодно — проклятий, криков, толчков плечом, но ничего этого не произошло. Драко вновь ломал все стереотипы о нём.
— Просто больше не подходи ко мне. Не приходи в хижину. И мы будем квиты, Грейнджер…
Гермиона вдруг поняла. Догадка, вспыхнувшая в голове, стала такой яркой, таким отчётливым решением, что невозможно было промолчать.
— Я помогу тебе.
Два месяца. Два долбанных месяца — вот сколько Малфою понадобилось, чтобы вывернуть её наизнанку. Тысячу раз поменять к нему отношение, тысячу раз пожалеть об этом и столько же для того, чтобы замуровать в себе понимание, что ему нужна помощь, пусть даже он её не просил.
Зло приходило в норму быстрее, чем добро, вот только Малфой злом не был. Он старался избавиться от прошлого любыми способами.
Избавиться от воспоминаний и того, что окутывало его предплечье.
Избавиться от той, которая беспощадно отрубила ему ногу, втыкала в плоть ножи, мучила его. Избавиться от собственного тирана-отца, отделиться от него и от фамилии. Избавиться от всего зла, что присутствовало в его жизни.
Одному ему не справиться.
Он просто-напросто попытается умереть ещё раз…
И дай бог, чтобы Грейнджер не попала под его горячую ладонь и не упала вместе с ним. Но она постарается.
Она правда постарается.
Грейнджер спасёт его.
— Поможешь мне? — ухмыльнулся он и наконец посмотрел ей в глаза. — Я тебе уже сказал, как ты можешь помочь мне.
Гермиона покачала головой, посмотрела на его рукав и добавила:
— Я помогу избавиться от непреложного обета.
***
Почти всё время она проводила в библиотеке в запретной секции, которая стала доступной для неё в любое время. Героине войны были открыты многие двери, чем она удачно и пользовалась.
Она собирала информацию практически отовсюду. С древних тёмных рун, с запретной магией, изучала всё, что могло коснуться непреложного обета. Сон потерялся. Гермиона лежала в кровати с открытыми глазами, перебирая в голове информацию.
Даже сидя в Большом зале во время ужина, она читала книги и свитки.
— Это тебе!
Грейнджер чуть отодвинулась от того, что её плечо задело прикосновение Паркинсон, которая бросила коробку конфет прямо перед Гарри и Гермионой.
Поттер вопросительно приподнял бровь.
Пенси же старалась даже не смотреть на него. Скрестив руки на груди, она добавила:
— У тебя много поклонников на Слизерине, и меня попросили передать тебе конфеты. Надеюсь… ты их любишь…
Гермиона с силой ударила носком туфли по колену смеющегося впереди Симуса. Шикнула на него, стараясь делать вид, что не слушала разговор.
— Спасибо, — Гарри схватил коробку и повертел её.
Грейнджер скосила взгляд на сладости и сразу же узнала упаковку. Это очень дорогие конфеты. Сомнение в том, что это был не общий подарок, а инициатива Паркинсон, сразу же поселилось в мыслях.
— Как ты себя чувствуешь? — добавила она, глядя на него сверху вниз.
Поттер вытянул руки и быстро-быстро начал сжимать пальцы.
— Почти восстановился. Спасибо, что спросила, Пенси…
Кажется, Гермиона услышала, как слизеринка сглотнула, услышав своё имя. И тут же развернулась, зашагав обратно к своему столу.
Гриффиндорцы зашептались. Кто-то подшучивал над Гарри, но он сам казался задумчивым. Несколько секунд смотрел на коробку конфет, как вдруг встал с места и перешагнул скамейку, направившись к столу слизеринцев.
Гермиона смотрела ему вслед вместе со всеми друзьями. Видела, как он остановился в конце стола и что-то начал говорить Паркинсон. Судя по широкой улыбке Блейза, который совершенно по-идиотски кивал под каждое слово Гарри, это было что-то личное…
— Я всё ещё не могу поверить! Паркинсон и Гарри! — удивленно проговорил Дин. — Охренеть…
Гермиона была согласна. Гремучая смесь. Но, чёрт возьми, как она была рада за друга.
Вечером Гермиона вышла из душа, натянув на себя домашние штаны и футболку. Когда она вошла в спальню, то Парвати, глянув на неё, вдруг сощурилась.
— Ты запачкалась? — спросила она, указывая на Грейнджер.
Сначала она ничего не поняла. Даже подошла к зеркалу, проверяя лицо, шею оттянув ворот футболки. Вот тогда-то она и замерла.
Либо Парвати права, и она зацепилась рукой за что-то грязное, либо…
Нет.
Нет.
Этого не может быть.
Выдох обжёг губы, когда Гермиона уловила взглядом отчётливые буквы, выстроенные в строчку на предплечье. Она резко обернулась к подругам и убрала руку за спину.
— Твой соулмейт проявился! — завизжала Падма. — Покажи! Покажи, Гермиона! Что там написано?
Грейнджер подбежала к креслу, схватила кофту и быстро натянула её на себя, скрывая послание.
Она нервно улыбнулась. Губа дёрнулась вверх, как какой-то тик. На внутренней стороне век уже отчётливо выжглось первое слово на её руке. И она очень жалела об этом. Просто потому, что много думала об этом.
Гермиона не хотела знать, что за послание вытатуировалось на предплечье. Не хотела обязывать себя ожиданиями, когда кто-то произнесёт слова и окажется её судьбой. Тем напоминанием, что с ним она будет счастлива.
Она жалела об этом.
Жалела, что сыграла в игру Флер.
Грейнджер прекрасно понимала, что надпись можно стереть, когда очень захочешь этого. Можно забыть, как страшный сон, и просто встречаться с тем, кем хочется.
Просто сейчас…
Совсем — не вовремя. Совсем не этого хотелось.
Она солгала подругам о том, что очень устала, зашторила балдахин на кровати и заглушила пространство, оставаясь с мыслями наедине.
Сердце.
Бедное сердце…
Бейся уже, блять, работай!
Гермиона попыталась заставить метку исчезнуть. Она напряглась, думая об этом.
«Просто пожалуйста… пропади…»
Кончик палочки осветил тёмное пространство. Гермиона согнула локоть и медленно, боже правый, медленно закатала рукав, вырывая из горла выдох…
Теперь она знала всё. Теперь буквы сложились в слова. Теперь ей ни чем не выкурить из головы эту фразу. Господи…
Как же не вовремя…
Совсем не о том хотелось думать…
Совсем не до любви…
***
На травологии Гермиона стояла рядом с Тео, который оказался недурным собеседником и партнёром по заданию. Они по очереди передавали друг другу перчатки, учась отделять шипы от жалящего плюща.
Тео высокий, и ей приходилось немного задирать голову, когда она просила его о чём-то. Ей не удалось сдержать улыбку, когда Нотт в очередной раз так удачно пошутил. Не удавалось не расслабиться в его присутствии. Не удавалось избежать взглядов в их сторону.
Подруги всем всё рассказали. Похвастались о том, что у неё появилась метка, ещё за завтраком. Грейнджер сохраняла молчание, не желая об этом разговаривать. И теперь на уроке все эти взоры, направленные на них, были оправданы. Все ждали, когда же Тео произнесёт то самое. То заветное, написанное на её руке.
— Они смотрят, потому что мы громко смеемся, — шепнул он, наклоняясь чуть ближе к ней. — Или потому, что я слышал о новостях о тебе…
Гермиона задрала голову, встречаясь с ним глазами. Она сжала губы и закатила глаза. Парень понял её намёк и вскинул руки.
— Понял. Не будем об этом…
— О чём?
Между ними встал Блейз, распихнув их плечами. Закинув руку на шею Нотта, он притянул его к себе.
— Не разбивай мне сердце, дружище, не говори, что и вы стали соулмейтами…
Гермиона схватила оторванный шип со стола и несильно ткнула им в кардиган Блейза. Тот театрально ахнул, пытаясь увернуться от второй попытки.
— Я просто поинтересовался! — хохотнул он, и тут же стал извиняться перед профессором, но всё равно получил наказание. — Потом поговорим.
Когда они вновь остались наедине, Тео, записывая результаты в тетрадь, не отрываясь от текста, спросил:
— Какую курсовую ты выбрала для выпуска?
— Трансфигурация, а ты? — она смотрела на его кудрявую макушку, пока он не поднял взгляд.
— Зелья. Слизнорт меня обожает, — засмеялся он в ответ.
— Он обожает любого одарённого ученика, не обольщайся, Тео.
Он выпрямился и, подперев стол бёдрами, развернулся к ней. В его взгляде читалось удивление.
— Вот это было больно. В самое моё сердце, прямым выстрелом! Как ты можешь так ранить?
Это был флирт. Самый что ни на есть настоящий, неприкрытый флирт.
Она чувствовала это. Чувствовала на себе его взгляды. Чувствовала, как он прощупывал почву под ней. Девушки такое сразу замечали. А здесь Тео даже не старался изворачиваться. Это было приятным дополнением урока. Мимолетным весельем, которым Грейнджер воспользовалась. Отвлеклась.
— Внимание всем! — профессор Стебель похлопала в ладоши. — Запомните, мы отделяем шипы от плюща, так как эти два составляющих имеют разные магические свойства. Если сорвать жалящий плющ и добавить его неочищенным в зелье, самое малое, что может произойти, это отравление. В худшем случае — смерть.
Гермиона делала вид, что слушала профессора. Даже глядела в пергамент и записывала то, что уже знала, игнорируя взгляд Нотта. И когда она вписала это на лист, перечитав и проверив на ошибки, вдруг нахмурилась.
Прочитала ещё раз.
И ещё.
Пока всё не поняла.
Грейнджер подняла взгляд, ища за огромным столом того, кому этот взгляд предназначался…
Малфой стоял с Забини и, кажется, вообще ничего не делал. Просто крутил в руке стебель, рассматривая его.
«Два составляющих имеют разные магические свойства…» — крутились слова профессора.
Гермиона застыла, и взгляд её остекленел. В такт сердца и шуму в классе, мысль крутилась и крутилась, а Малфой, будто почувствовав на себе взгляд, сразу нашёл того, кто так испепелял его.
Стало трудно дышать.
Колокол предупредил о конце занятия, и Грейнджер, бросив всё, быстрым шагом обошла ребят и схватила холодную кисть, крепко сжимая на ней пальцы.
Он не сопротивлялся.
Он не задавал вопросов.
Он просто следовал за ней.
Гермиона вывела их из теплицы, свернула за угол и резко обернулась.
— Два составляющих имеют разные магические свойства… — чётко выговорила она каждое слово.
Малфой нахмурился, и она принялась разжёвывать всё, что только что сказала.
— Непреложный обет на твоей руке обвивает метку пожирателя… — она улыбнулась. Так ломано. Словно сказала невероятную новость.
Он не реагировал.
— Два составляющих имеют разные магические свойства, Малфой! Твоя метка и непреложный имеют два разных свойства!
— И?
Господи…
— Неужели ты не понимаешь? Чтобы избавиться от обета, сначала нужно избавиться от метки! Разделить их, как шипы от плюща!
Драко на всё услышанное реагировал совершенно не так, как бы ей хотелось. Он смотрел вниз, на свою руку, которую она до сих пор крепко сжимала. Гермиона мысленно ударила себя по лбу и извинилась, отпуская его кисть. Малфой же прошёл дальше, спиной прижался к стене теплицы и достал из пачки сигарету, прикусив её зубами.
Грейнджер это раздражало. Она выхватила её и сжала в руке.
— Ну и что ты молчишь?
Всё ещё не глядя на неё, он ровным голосом ответил:
— Это какой-то бред.
Хотелось обнять его. Сильно. Удавкой. Уничтожить в нём этот сарказм в голосе. Он даже не пытался вникнуть.
— Вечером встречаемся в хижине. Я попробую раздобыть информацию по этому, — она замолкла. Драко всё ещё не смотрел. Не реагировал. — Попробуй только не прийти!
Гермиона оставила его наедине, обещая себе не оборачиваться, не натыкаться на его безразличие. Забежала в теплицу, забрала вещи и поняла, что в руке всё ещё лежала его сигарета. «Вишня», — подумала она, когда поднесла её к носу. Положив сигарету между страниц, она запихнула учебник в сумку.
Она обещала.
Обещала ему помочь…
***
На выходе из школы, уже после ужина, она встретила Пенси, которая спешила на улицу.
— Ты куда? — спросила Паркинсон. — Помни, что не должна попадаться после отбоя.
— А ты куда? — улыбнулась Гермиона, когда они вместе вышли на развилку. — На поле?
Паркинсон махнула ей рукой, игнорируя вопрос, отворачивая краснеющее лицо. Гермиона бежала со всех ног. Сумка забита книгами и вещами. Она взяла с собой термос, понимая, что проведёт за чтением и поиском чего-то полезного в фолиантах долгое время.
Когда она поднялась из подвала хижины наверх, в гостиную, то на секунду задержала взгляд на том, что второе кресло тоже восстановлено. Это сделал он?
Он, в свою очередь, сидел в нём спиной к ней, выдыхая дым из лёгких. Рукава школьной рубашки закатаны, и Гермиона посмотрела на метку, вспоминая, зачем она здесь. Бросив сумку на пол, она взяла мягкую подушку с кресла и уселась рядом с вещами.
— Я буду читать одну половину книг, ты вторую. Так будет быстрее.
В спину прилетело облако дыма. Её волосы опять пропахнут сигаретами, к которым она уже привыкла. Могла поклясться, что уже стала зависимым пассивным курильщиком. Невозможно не стать им, находясь в такой близости с Драко.
— Поясни мне ещё раз, о чём ты, — он опять на неё не смотрел.
Будто намеренно избегал прямого контакта. Это и раздражало, и успокаивало. Лишало ненужных эмоций, с которыми она ещё не определилась.
Ей было стыдно за ненависть к нему. Неоправданную и такую злющую.
Но теперь…
Чёрт его знает, что теперь.
Гермиона задрала голову, глядя вверх, на его профиль, находя что-то в гранях этих скул, в сжатых челюстях, в длинных пальцах, зажимающих сигарету, подносящих её ко рту.
Даже звук, с которым шипел в тишине уголёк, казался запатентованным им.
Никто не курил так, как Малфой.
С таким скотским безразличием ко всему. Словно его мир сужался и превращался в коричневую сигарету, которая давила лёгкие вишнёвым ядом.
Он повернул голову, вновь выдыхая всеми лёгкими прямо ей в лицо. Белки жгло от дыма, но она держалась. Не моргала. Терпела.
— Мне повторить вопрос? — спросил он, и только тогда Гермиона разорвала их взгляды.
— Когда мы искали с Гарри и Роном крестражи, — начала она, игнорируя его недовольное мычание, — я ломала голову над всем. Когда мы были в банке, в ячейке у Беллатрисы, я схватила фолиант, единственный, который был там. Думала, там что-то важное. Так и оказалось.
Гермиона предалась воспоминаниям.
— В книге описывались легенды. Как избежать смерти, как выжить от яда. Всё описанное там было похоже на собрание старинных небылиц, написанных кем-то от руки. Решения этих задач сводились к бреду — повыть на луну, закопать кости отравленных крыс. Словно легенды из магловского мира времён салемских ведьм. Но что меня привлекло, там говорилось и о дарах смерти. Только вот мантия была шляпой, воскрешающий камень — эликсиром, а палочка — посохом.
— Можно уже к сути? — прервал её Драко.
Грейнджер вздохнула и продолжила.
— Ещё там говорилось о некоем обещании, которое закреплялось красной нитью из шерсти рогатой овцы. Нить пропитывали её кровью и обвязывали между теми, кто давал друг другу обещание. Если кто-то срывал нить — тут же умирал. Если кто-то не исполнял обещания, то и его настигала та же участь. Но самое главное, там было описание того, как можно было избежать этого наказания. Не исполнять обещание и избавиться от красной нити.
Кресло под ним заскрипело. Гермиона на периферии взгляда видела, как он поворачивался к ней всем телом, заинтересовавшись рассказом.
— Нужно было перевязать эту нить на другого человека, тем самым избавляя себя от бремени…
— Это какой-то бред. Кто бы стал брать на себя чьё-то обещание под угрозой смерти?
Грейнджер повернулась на подушке, скрестила ноги и теперь смотрела в его глаза, которые так заинтересованно изучали её.
— Что если взять за основу эту легенду и попробовать сделать это?
Драко скривил рот.
— Грейнджер! Кто будет брать на себя моё обещание?
— Такое же тёмное существо, которое пропитано злостью? — неловко улыбнулась она. — Например, акромантулы, которые водятся здесь, в лесу.
— Те гигантские пауки? — непонимающе переспросил он и нахмурился, явно раздражаясь.
— У них тёмная энергия, они тёмные существа. Можно попробовать перенести нить обета на лапу одного из них. Что стоит попробовать?
Малфой засмеялся, облокотившись на ручку кресла.
— Что стоит? Например, жизни? Риск быть съеденным его собратьями — перспектива так себе.
Они молчали, каждый думая о своём. Гермионе тоже этот план казался опасным, но что если эти легенды правдивы и в магическом мире?
— Хорошо, допустим. Но ты говорила, что эта метка, — он вытянул перед её лицом руку, — нужно сперва избавиться от неё. Вот с этим могут быть проблемы.
Она покачала головой в несогласии.
— Странно, что ты не знаешь, что множество пожирателей удачно избавлялись от них. Аврор, который работал с подсудимыми во время слушаний, рассказывал нам с Гарри, что метку просто-напросто перерисовывали. Разбавляли туман чернил и делали другой рисунок. Это же магия, Малфой. Чары. Их можно подправить.
— Но мне нужно от неё избавиться, по твоим словам.
— Всё так же, как и с первым планом. Нужно перенести чернила на кого-то другого. Сделать тому какую-то татуировку, — она посмотрела на змею на предплечье, — в другом стиле…
Горячий чай в термосе приятно обжёг горло, которое от разговоров пересохло. Ей казалось, что они с Малфоем так много ещё никогда не разговаривали. Без криков и ругани. Без взаимных уколов. Она налила в стаканчик чай и, поднимаясь с места, протянула ему. Пора было возвращаться в школу. Вряд ли они смогут придумать сегодня что-то ещё. С этими мыслями нужно переспать.
Уже у порога, поправляя лямку сумки, она нечаянно задрала рукав. Обернулась, заметив что к чаю он так и не притронулся. Закатив глаза, она сказала:
— Только вот знаешь что… я совершенно забыла, чем разбавляют чернила. И что их делает чёрными для нанесения татуировок, — она облизала губы. — Помню, на первом курсе об этом говорили, как дополнительная информация про чернила, которые существуют. Но именно это я и не запомнила.
Малфой молчал. И Гермиона уже даже не хотела ждать ответа, просто потянулась к ручке двери, видя своё предплечье. Схватившись за неё, ей в спину вдруг прилетело то, чего она так боялась.
— Два лепестка моли, — сказал он. — И сжечь всё к чертям.
Дыхание перекрыло. Выбило воздух из лёгких, когда она очертила взглядом буквы на своей коже, которые только что были произнесены позади неё. Колени начали дрожать, когда она несмело обернулась, ища себя в его глазах. И нашла.
— Что ты сказал?
Драко смотрел на неё, прикуривая очередную сигарету. Выдохнул дым и повторил:
— Двумя лепестками моли разбавляют чернила для татуировок, а затем их поджигают, Грейнджер.
Да.
Именно.
Точно…
«Два лепестка моли. И сжечь всё к чертям».
Комментарий к Глава 8. Потому что я сожгу все мосты за тобой.
Прошу обратить внимание на этот ПВП (История идет после того, как Гермиона встречает Пэнси идущую на поле для квиддича).
Я не стала вставлять этот мини в основную сюжетку, пусть Гарри и Пэнси получат отдельную историю. Хоть и маленькую, но все же:
https://ficbook.net/readfic/10790135
Арт от Надин к главе у меня в группе:
https://vk.com/wall-195288379_3014
Поделитесь вашими впечатлениями ❤️ Благодарю за каждый отзыв. Это правда приятно и придает сил.
========== Глава 9. Возьми меня за руку и уведи ==========
Комментарий к Глава 9. Возьми меня за руку и уведи
Рекомендую последнюю сцену в хижине читать под трек Thunder RY X
Это было внезапно. Как удар в живот. Резкое и острое понимание ситуации. Грёбанной ситуации, которую Грейнджер совсем не ожидала. Не с ним. Не с ним, чёрт возьми!
Она бежала из визжащей хижины со всех ног, лишь бы не оставаться там ещё на несколько секунд дольше. Лишь бы не дать ему понять, что сейчас произошло. Сказала ли она ответную фразу, которая должна быть высечена у него на предплечье?
«Её не было», — тут же подумала она, когда вспомнила закатанные рукава его рубашки. Только застывшая метка и белая гладкая чистая кожа.
Ничего.
На улице выл ветер, так же выло внутри, превращая дрожь в теле в судороги. Челюсти сводило, и от сведённых к переносице бровей начал болеть лоб. Вся рациональность улетучивалась, оставалось какое-то пустое пространство, заполняющееся начинающимся смехом. Гортанным. Злым и рваным. Больше походившим на смех психически нездорового человека.
— Два лепестка, — заходя в школьный двор, выдохнула она, и изо рта вылетело облако пара, — моли…
Почему она не вспомнила об этом? Почему даже не подумала, что рецепт чернил, который она забыла, совсем прост? Он у неё на руке.
Божеправый.
Рецепт для чернил татуировок у неё на предплечье.
Рецепт долбанных чернил, который произнёс Малфой.
Это казалось бредом. Гермиона смотрела на себя в зеркало в ванной и — внезапно — увидела там человека. Обычного. Не героиню войны, готовую к любым испытаниям и боли, к вечной гонке на выживание, а обычного человека с обычными проблемами.
Словно она заболела простудой — такой ей казалась ситуация с Малфоем, возникшая часом ранее. Это не страшно. Это просто злая ошибка старинной игры, и нужно просто выздороветь. Ей всего-то стоило подумать об этом, и слова на руке пропадут. Сотрутся. Но почему же такое ощущение, что она больна этим по самые лёгкие?
Грейнджер выкрутила кран холодной воды до упора. Струя ударилась о дно гладкой раковины, разбрызгивая капли. Она выдохнула и подставила предплечье под воду. Потому что просто горело. Обжигало. Слова будто вновь и вновь произносились у неё в голове.
«Сотрись», — думала она.
«Уйди».
«Не вовремя. Не с тем…».
Не с тем…
Гермиона, раздув крылья носа, набрала полную грудь воздуха и зашипела от рези на коже от ледяной воды. Буквы под густым слоем струи расплывались и искажались, дрожали. Но не пропадали…
Глухой хохот разбился о стены ванной, когда девушка осела на пол, вытянув ноги. На покрасневшей коже чернели те же буквы, складывающиеся в слова. Бред. Долбаный, чёртов бред!
— Я же не хочу этого! — шипела она, осматриваясь вокруг. Словно тот, кто виноват в том, что метка всё ещё на руке, где-то здесь. — Почему он?
Это было эгоистично, но Гермиона совершенно не видела себя с ним. Это было даже смешно представить. Два совершенно чужих друг для друга человека. Словно они параллели, которым не суждено пересечься. Ни в одном из существующих миров.
Но…
Всегда существовало это самое но.
Вся обида, которая была у неё к нему, давно улетучилась, как послевоенный пепел. Она уже не ненавидела его. Помогать Малфою избавиться от метки и обета — это одно, но другое дело:
«Это всего лишь подсказка, с кем ты будешь счастлива на всю жизнь. Как беспроигрышная лотерея».
Боже…
Собственные слова, сказанные Джинни на четвёртом курсе, наотмашь ударили по щекам, заставляя краснеть.
Она и Малфой.
На всю жизнь.
Счастлива.
Беспроигрышная, мать её, лотерея…
Невозможно представить, насколько она сломлена. Насколько она выдохлась. Насколько это не вовремя. Строить «счастье», когда её жизнь ещё не пришла в норму. Слишком много ран, которые ещё не затянулись. Малфой не тот пластырь, который смог бы всё это перекрыть. Он сломлен ещё больше.
Они оба больны. И вряд ли это тот самый «беспроигрышный билет» в лотерее под названием «счастье».
«Сотрись…»
***
Утром Гермиона сделала тугой высокий хвост, не желая лишний раз трогать лицо. Откровенно говоря, чесалось всё тело. Но она знала — это всё в голове. Всё идёт оттуда. Всю ночь она скребла ногтями предплечье, которое напоминало о себе, и этот зуд перешёл на все открытые части. Шея, щёки, лоб. Ей хотелось содрать с себя кожу, как водолазный костюм.
Даже галстук пришлось немного распустить и расстегнуть верхние пуговицы. Гермиона хотела пойти к мадам Помфри за мазью от чесотки, но вовремя поняла, что виновата сама. Слишком много об этом думала.
Она не будет говорить Драко о том, что он произнёс кодовые слова. Не будет показывать предплечье. Метка пропадёт. Грейнджер позаботится об этом. Ведь таковы же условия этой старой игры? Всё в её руках. Гермиона может контролировать это. Может ведь? Счастья с ним она не видела.
Дверь распахнулась слишком неожиданно. Она не успела среагировать и ударилась плечом. Зашипев от боли, она потёрла ушиб.
— Мерлин! Гермиона! — Невилл выглянул из-за двери и подорвался к ней. — Прости меня!
— Всё в порядке, я сама виновата, — натянув улыбку, она увидела, как за другом появился Ангра. — Доброе утро, мистер Варрис.
Мужчина округлил глаза, когда понял, что сделал Невилл, и тут же охнул.
— Мисс Грейнджер, простите нас, мы так заговорились с мистером Долгопупсом, что навеселе чуть не выбили дверь.
Ей стало неловко от внимания. Гермиона распрямила плечи и подняла упавшую сумку. Невилл и вправду выглядел воодушевлённым, явно был в приподнятом настроении. Она не ожидала, что он воспользуется услугами школьного психолога. Осадок после Майндов ещё витал в воздухе, и это недоверие перескочило и на Варриса.
— Ангра, — Невилл обернулся к мужчине, — благодарю вас за разговор, до встречи.
Грейнджер, не ожидавшая такого неформального обращения, вскинула брови и кивнула Варрису на прощание, уходя дальше по коридору вместе с другом.
— Ангра? — повторила она, обернувшись, чтобы убедиться, что они отошли на приличное расстояние.
— Он просто бесподобен! — улыбнулся Долгопупс, чуть не подпрыгивая. — Ты… ты, скорее всего, знаешь, что у меня есть проблемы с моей…
— Ревностью, — закончила за ним Гермиона и прикусила язык, потому что Невилл напрягся.
— Да, с ней. Я сидел как-то в коридоре и смотрел во двор, на Полумну, она с домовиками убирала листья. Я и не заметил, как разорвал половину тетрадей, — он открыл перед Гермионой дверь,пропуская её вперёд. — В этот момент ко мне подошёл Ангра и спросил про какую-то ерунду… Знаешь, даже не помню, что он сказал. Но после нескольких слов меня словно прорвало, и я… рассказал ему обо всём, что держал в себе. Будто резко содрал пластырь. И мне стало так легко. Я будто бы… я…
— Выговорился.
Невилл улыбнулся, ссутулившись ещё немного, словно вспомнил что-то важное, сокровенное, и кивнул.
Не нужно было продолжать. Даже без слов было ясно, что Ангра ему помог. Всё оказалось очень просто. Ему нужно было выговориться. Стоило ли ей сделать то же самое? Пока не накопилось внутри и не разорвало все внутренности?
Выговориться…
Они сели за стол, здороваясь с друзьями. Тут на плечо Гермионы опустилась рука, и она резко обернулась, ожидая увидеть Гарри, но это был не он.
— Привет.
Теодор растянул губы и поприветствовал всех, кто обратил на него внимание. Он завёл ладонь за голову, почесывая затылок, и откровенно мялся.
— Ты что-то хотел спросить? — помогла ему Грейнджер.
— Ты идешь в пятницу к Слизнорту? — теперь он посмотрел прямо ей в глаза, и вся его растерянность словно улетучилась.
И как только она хотела ответить, вдруг заметила, как у дверей в Большой зал Гарри поймал за руку Пенси. Слизеринка выхватила её, что-то быстро ответила и ушла к своему столу. Гарри, проводив её взглядом и сжав кулаки, направился к ним.
— Да-да, я иду, — ответила Грейнджер, пододвигаясь на скамейке, чтобы Гарри сел рядом.
— Поттер, — поприветствовал Тео.
— Нотт, — прилетел ответ.
Слизеринец, казалось, ещё что-то сказал, прежде чем уйти — вроде о том, как ей идёт эта прическа — но она не придала словам значения. Гермиона забыла как дышать от только что увиденного. Она нагнулась к Гарри и тихо прошептала:
— Подними воротник.
Поттер резко вжал голову в плечи и откашлялся, одной рукой поднимая воротник рубашки, второй же наливая себе апельсинового сока. Сквозь шумные разговоры, он, будто бы в замедленной съёмке, повернул к ней голову.
Они сидели близко-близко, соприкасаясь бёдрами и плечами. Можно было рассмотреть каждую пору на его лице, отпечаток пальца на стекле очков и бордовый засос на шее, который теперь был спрятан под воротником.
Гермиона пыталась.
Она правда пыталась. Напрягала все мышцы лица, которые сводило, выталкивая улыбку наружу. Только лишь по глазам Гарри всё было ясно.
— Доброе утро… — не выдержала она и вновь посмотрела на его шею.
— Доброе… — Поттер повёл плечом, как бы скидывая с себя её взгляд, и потянулся за вилкой.
Гермиона даже не заметила, как стала наблюдать за его движениями, пока жевала тост. И только после нескольких долгих секунд осознала: его руки не дрожали.
Господи.
— Гарри… — шёпот сорвался с губ.
Он замер.
Ей всё равно — как, с кем, в каких обстоятельствах. Ей всё равно. Только само осознание, что он нашёл чудо-таблетку, заставляло её улыбаться. Если счастлив он, то счастлива и Гермиона. В горле жгло. Она склонила голову к нему на плечо. Всего на пару мгновений, но этого достаточно. Даже не нужно слов. Он всё поймёт. Она рада за него. Очень сильно.
«Это всего лишь подсказка, с кем ты будешь счастлив на всю жизнь. Как беспроигрышная лотерея».
Теперь эти слова приобрели и другой смысл. Только вот этот смысл касался не её.
***
Малфоя она увидела на последнем уроке нумерологии. Гермиона поздоровалась с компанией, но только он проигнорировал её. Блейз что-то спросил про домашнее задание, Пенси делала вид, что рассматривала свои ногти, а Драко…
Он перекатывал между пальцами коричневую сигарету. И чёрт возьми, Гермиона была уверена, что у неё вкус вишни.
Ноль эмоций. И ноль внимания к ней.
Это раздражало.
Её план казался идеальным. Что стоило попробовать? Почему он молчал?
— Ты решил? — остановилась она у их парты и посмотрела на Малфоя сверху вниз. — Про метк…
Резкий рывок, и Драко уже на ногах. Сигарета в его кулаке беспощадно сдавлена и разломана пополам. Остатки сухого табака осыпались на парту.
— Я тебе говорил держаться от меня подальше? — прорычал он, глядя прямо в душу, выжигая там всё напалмом.
Она заметила тёмные круги под его глазами. Кажется, он опять не спал. Гермиона не удивилась его агрессии. Она к ней привыкла.
— Эй! — Блейз потянул его за рукав. — Дружище, полегче…
Он вырвал руку, всё так же уничтожая взглядом Гермиону, и скривил рот.
— Я против, — выдохнул он. — И больше не подходи ко мне со своими блядскими предложениями. Ты поняла меня, Грейнджер?
— Предельно, — ухмыльнулась она.
Ухмыльнулась только потому, что маскировала свою злость за его поведение, которое всё-таки влияло на неё.
С Малфоем всегда так. Из крайности в крайность. От агрессии к нормальному разговору. От ненависти до…
Она не продолжила мысль. Просто не смогла, вспомнив слова на предплечье. Нет. Нужно быть полной идиоткой, чтобы надеяться, что у них, господибоже, у них будет «счастливо».
Он, как уличная собака, скалится, но не кусает. Не подпускает к себе. И в то же время, когда они наедине, может быть совершенно другим. Спокойным и сдержанным.
Они абсолютно разные. Гермиона думала, что старинная игра, которая находит пары, просто сломалась. Невозможно представить их вместе. Тем более, на его руке нет слов, которые должна была произнести она. Может, не время? А может, это просто наказание. Её. Личный ад, из которого нужно выбраться.
Гарри, сидящий рядом, маскировал кашлем смех. На периферии взгляда она уловила в его руках кусочек пергамента, явно записка. Она посмотрела вперёд, на слизеринскую часть аудитории, на то, как Паркинсон делала вид, что что-то поднимала с пола, а потом перевела взгляд в их сторону, на Поттера.
Их пара удачно сошлась, как бы ни старалась Пенси делать вид, что ничего не происходит. Грейнджер раскусила её игру в два счёта. Поймав взгляд слизеринки на себе, она, не стесняясь, растянула губы в улыбке. Всего лишь дразнила, невинно подшучивала. Поймав в ответ вздёрнутую бровь и ехидную ухмылку девушки, Гермиона подумала — до чего забавная.
Урок проходил почти спокойно, почти… до того момента, когда Гермиона заметила, как Драко, схватившись за голову, склонился над партой. Он запустил пальцы в волосы, его спина быстро вздымалась, и всё это происходило беззвучно, под монотонную речь преподавателя. После он подорвался с места, сделал пару хромых шагов и вылетел из аудитории.
Грейнджер знала.
Ему вновь больно.
Грейнджер знала, куда он пошёл.
Боже…
Никто не обратил внимания на его уход, лишь её гложила мысль о том, как ему сейчас невыносимо. Как он будет рвать глотку от крика и раздирающей боли.
Обрывки воспоминаний картинками всплывали в голове. Такими яркими, кровавыми и ужасными, что кожа покрывалась мурашками. Они накладывались одна на другую, и это было отвратительно.
Грейнджер видела лишь малую часть, и боже, сколько же она ещё не знала. Ей казалось, что даже сейчас она слышала звук, с которым нож впивался в его бедро, как в расплавленное масло, с чавканьем выдирался и заносился вновь.
Тошнота подступила к горлу.
Какой ад он прошёл. Что с ним делали?
Как же его калечили и ради чего? Ради создания идеального солдата в армию Волан-де-Морта?
«Ублюдок», — всплыло в голове.
Драко был одиноким в этом ужасе. Тонул в нём из года в год. От тирана отца, а затем от Волан-де-Морта, удушенный одеялом долга…
Раньше Гермиона видела войну только с одной стороны. Со своей, совершенно не задумываясь, что могло происходить там… он был прав. Никто через это не проходил. На всех война сказалась по-разному. Кто-то сейчас «выздоравливал», а Драко был смертельно болен.
Грейнджер должна помочь ему оборвать непреложный обет. Она не позволит больше никому умереть. Война закончилась. Хватит. С них достаточно…
Вечером, когда они с Гарри остались одни в гостиной общежития, доделывая домашнее задание, Гермиона решилась спросить.
— Каково это?
Поттер поднял голову и вздохнул. Ему не нужно уточнять, о чём речь. За столько лет дружбы все разговоры были прозрачными, иногда они даже договаривали друг за другом.
Он отложил пергамент и размял плечи, поднимаясь с пола и присаживаясь рядом с ней на диван. На руке с закатанным рукавом свитера всё ещё чернели буквы, и Гарри провёл по ним пальцем, будто обводя каждое слово.
— Тянет, — ответил он. — Очень сильно тянет к ней. Я даже представить не мог, что я и Пенси…
Поттер улыбнулся.
— Джинни писала мне, что после того, как Рон и Габриель произнесли эти слова, их невозможно было разлучить. Это… это… — он задумался, — будто ты чувствуешь её даже спиной. Я знаю, когда она появляется в Большом зале, чувствую, когда она приходит на поле. И это…
— Замечательно? — продолжила она. Даже пальцы на ногах сжались от этого трогательного описания.
— Охерительно, — поправил Гарри. — Настолько, что хочется приклеить её к себе. Хочется постоянно быть рядом. Хочется… — он вдруг замолк, — извини…
Гермиона приобняла его за плечо, несильно ткнув в бок локтем.
— Я рада за тебя, — прошептала она, глядя на огонь в камине.
— А ты? — он повернул голову. Грейнджер чувствовала, как он наблюдал за её реакцией. — Ты нашла его?
— Нет, — ложь была произнесена слишком быстро. — Наверное, он не из школы…
Треск поленьев уютно разбавлял тишину. Гарри вернулся к домашнему заданию, а Гермиону не могла покинуть одна мысль. Быть может, ответ — почему её так заботил Малфой — был в словах Гарри? Её просто тянуло к нему, как друзей, которые нашли свои родственные души. Только как друзей…
«Нет. Это чушь какая-то».
Никаких счастливых лотерейных билетов не существует…
***
— Сделай ему больно, ради меня, Драко…
Мортифера стояла у окна к нему спиной. Её волнистые волосы небрежно разбросаны по плечам. Она ковыряла ногтем оконную раму и глядела прямо вниз, на двух пожирателей, которые ходили в саду и что-то обсуждали. Драко выглянул из-за её плеча на мужчин и закатил глаза.
— Зачем?
Она моментально развернулась, обняла Малфоя за талию, вжалась носом в его грудь и несколько раз притопнула по паркету.
— Мне скучно! — прямо в его рубашку, пачкая помадой белую ткань. — Ну сделай! — клянчила она, как ребёнок, становясь от этого ещё ужасней. Такие просьбы, таким тоном. — Ты же знаешь, что мне не удаётся! А мне скучно!
Драко сжал кулак. Ему вообще не хотелось здесь находиться — в собственном доме, полном людей, которых он не мог уже терпеть. Он взял её за плечи и буквально отодрал от себя, заглядывая в океан её глаз.
— Возьми свой любимый нож и сама сделай ему больно, — ответил он, будто они говорили о хлебе, который нужно нарезать. Настолько подобная ситуация была банальной в этих стенах.
— Он смотрел на меня! — шипела она. — Я чувствовала этот блядский взгляд на себе!
«Салазар».
Драко отступил на пару шагов, всё ещё разглядывая её лицо. Как такое было возможно, что под чистой гладкой кожей скрывалась гниющая кровь? Такая ядовитая, что хватит уничтожить всех на этом свете.
— Не хочу, — повторил он. — Мне тоже скучно это делать.
Он видел, как она закипала. Видел венку, которая проступила на её лбу. Видел, с какой силой она сжала свою палочку и вытянула её вперёд.
— Авада кедавра!
Зелёный луч ударил прямо в грудь Драко, прямо туда, где осталась её помада, и рассыпался на искры.
Он засмеялся самым наглым образом, заставляя девушку ещё больше выходить из себя. Драко сделал шаг вперёд. И ещё один, пока между ними не осталось несколько сантиметров и одно дыхание на двоих. Он положил ладонь на её щеку, и, как только большой палец очертил полные губы, Малфой произнёс:
— Авада кедавра, — подушечка пальца загорелась зелёным светом. Он скользнул ею по шершавой коже губ, словно размазывая непростительное, как помаду, которую она стёрла о его рубашку. — Ты же знаешь, что мы не можем друг друга убить…
— Ты забыл, что должен играть по моим правилам и не расстраивать меня? — она вновь отвернулась к окну.
— Мы уже не дети, Мортифера, — скучающим тоном ответил он ей в спину. — Мне нужно идти. Развлеки себя сама.
Дверь захлопнулась, и, пока он спускался к отцу, в груди осело чувство, что этим самым он только лишь распалил её желание уничтожить того пожирателя. Драко осточертело её видеть. Осточертело чувствовать исходящую от неё энергию смерти. Осточертело всё здесь…
Душно.
Страшно.
Одиноко.
Он отправился с отцом в банк только потому, что так легче. Легче дышать, чем в вязком болоте мэнора, заполненном чужими людьми и той, которую он предпочёл бы забыть. Люциус горделиво хлопнул его по плечу, думая, что сын учится семейному «ремеслу». Инвестиции всегда были в приоритете у старшего Малфоя. Только сейчас деньги уходили на распоряжения Волан-де-Морта.
Блядство…
— Можем присмотреть тебе трость.
Слова прилетели как выстрел. Отец обернулся, ожидая ответа, скосил взгляд на ногу сына. От этого Драко захотелось свернуть ему шею собственными руками.
Совсем недавно нога перестала гноиться, кость срослась, но ступать на неё всё ещё было адово больно. Их семейный лекарь дал неутешительный прогноз: Драко будет хромать время от времени, и с этим, к сожалению, ничего нельзя было сделать. Не существовало ни одной волшебной мази, которая избавила бы его от боли в отсечённой волшебным клинком ноге.
«Трость? — подумал Драко. — Быть ещё больше похожим на тебя? Лучше сдохнуть от боли при ходьбе, чем иметь хоть что-то, что будет напоминать о тебе…»
Он проигнорировал его слова и шагнул в камин, перемещаясь в мэнор. Его тут же встретил домовик, раскланявшийся перед хозяином. Сперва Малфой ничего не заметил, но когда подошёл ближе, увидел красную гематому на щеке эльфа.
Что ж. Мортифера и правда развлеклась.
— Х-хозяин… — шёпот ударился в спину. Драко обернулся к домовику. — Миссис Малфой просила передать, что не сможет посетить собрание сегодня вечером… она… — всхлип, — приболела…
Сердце пропустило удар. Упало и разбилось где-то внутри гниющего нутра. Этот домовик, Глори, всегда был закреплён за матерью. Он её обожал, потому что какой бы холодной ни была Нарцисса, она была добра к нему. И теперь его слова показались каким-то злым предзнаменованием. Он сорвался по лестнице вверх. Позади, из камина, уже начали прибывать пожиратели во главе с отцом, шумно хохоча над чем-то.
Он громко постучал в дверь её спальни. И сглотнул, потому что за дверью слишком хрипло ответили:
— Я приболела…
Ложь. Утром Нарцисса была в порядке. Он прекрасно видел из окна, как она сидела в любимой беседке, окружённой жёлтыми розами.
В его кулаках скапливалась молочная кислота, въедаясь в мышцы и вызывая адскую боль, подобную пыткам, когда он стоял у кровати матери и видел её «приболела».
— Я просто споткнулась, милый, — она протянула к нему руку, замечая, как сын часто-часто задышал через нос, распаляясь сильнее. — Я просто упала с лестницы…
Левая рука Нарциссы перемотана, и можно почувствовать запах костероста. Он посмотрел на прикроватную тумбу и заметил зелье, которое подтвердило догадки. Губа припухла, а в уголке заметна засохшая кровь. Кожа на рассечённой брови ещё не до конца срослась от бадьяна.
— Я убью её… — зарычал он, сдерживая гортанный стон. — Клянусь, я убью её!
Нарцисса нахмурилась и чуть приподнялась, взяла его за руку и потянула на себя, чтобы Драко присел на кровать. В её глазах застыли слёзы.
— Драко, я правда…
Она не договорила.
Он даже не стал дослушивать её, а влез в голову легилименцией, наплевав на приличия. Он искал. Шерстил и прочесывал каждую секунду сегодняшнего дня.
Вот она, напевая под нос, магией ухаживает за розами. Вот её беседка, где она пьет чай. Вот Нарцисса входит в дом, когда домовик докладывает ей об уходе сына и мужа. Драко знал, что мать всегда старалась находиться в спальне, пока их не было дома. Чёрт возьми, прятаться в собственном поместье… спальня… и стук в дверь…
«Миссис Малфой? — Мортифера стоит в проёме. — Вы могли бы мне помочь кое с чем в гостиной?»
Драко стиснул зубы до скрипа. Он смотрел, как мать неуверенно сглотнула, но всё же вышла из комнаты, потому что невозможно отказать дочери Тёмного Лорда. Они направились к лестницам.
«А с чем у тебя возникла проблема, Мортифе…»
Малфой с криком вынырнул из воспоминания, когда Нарцисса от сильного толчка в спину полетела вниз.
Время застыло. Уходило, убегало, растворялось — остался лишь он сам в своей бурлящей ненависти к этой суке. К той, что сделала это с самым дорогим для него человеком.
«Убью».
«Я убью её».
— Драко! — голос Нарциссы дрожал, но как же крепка её хватка на запястье сына. — Ты же знаешь, мы не можем идти против… — она замолкла. Не нужно уточнять, всё предельно ясно.
Малфой выдернул руку с каким-то бешенством. Не понимая ни одного слова. Как можно такое прощать? Как можно закрывать на это глаза, как …
«Мне скучно», — бархатным голосом в его голове.
«Ты забыл, что должен играть по моим правилам и не расстраивать меня?»
Отвращение к себе, к этой ситуации, к его жизни жирело. Но и страх окутывал с головой — животный и блевотный. Блядство. Какое же это блядство! Ведь он даже не в силах сделать ей больно. Навредить или убить. И ещё хуже — изгнать из жизни…
Он виноват.
В этом.
Во всём.
В том, что Нарцисса лежала переломанная в кровати из-за его отказа «поиграть» с Мортиферой.
Это его жизнь, превращённая в ад. И в этой жизни Мортифера встала костью поперёк глотки, медленно ползущей вниз, прорезающей путь до кишок, пока он не будет харкать кровью. Он обречён. Он захлебнётся в этом.
Драко смотрел на мать, которая всё ещё пыталась делать вид, что ничего не случилось. Смотрел на её страх в глазах, смотрел на её боль. Смотрел. Смотрел. Смотрел.
Чтобы выжить в этом аду, нужно играть по правилам дьявола. Малфой больше никогда не позволит ей причинить боль Нарциссе. Единственному человеку в этом доме, которого он любил…
И время отмерло.
Ускорилось, будто кто-то отпустил натянутую пружину.
Он в последний раз посмотрел на мать и вышел из комнаты, запечатав её охранными заклинаниями, оглушая её, чтобы она ничего не услышала. Чтобы, господибоже, хоть в этих десятках квадратных метров она чувствовала себя в безопасности.
Каждый его шаг пропитан ненавистью. Каждый вдох — горечью. Он зол. Дико и беспамятно.
Драко вошёл в большой холл, где, казалось, собрались почти все приближённые пожиратели Тёмного Лорда. Он направился прямо к цели, боковым зрением ловя дьявольский взгляд — словно выстрел непростительного.
— Ты! — закричал Драко, когда развернул мужчину к себе. — Ты смотрел на неё?
Люциус пытался подойти к сыну, и Драко взмахнул рукой, останавливая его. Все замолкли. Почти тридцать человек в комнате уставились на Малфоя, который дышал гневом в сторону пожирателя, на которого утром указала Мортифера.
А тот улыбался, оголяя гнилые зубы. Он ещё молод, но начал гнить уже сейчас.
— Мелкая дрянь крутила своей задницей вокруг меня, а что?
Фатальная. Фатальная ошибка.
Знали бы все здесь присутствующие, кем являлась эта девушка, чьей дочерью она была — вряд ли бы в этих стенах говорили такие яркие фразы.
Смех Мортиферы донёсся из угла. Люциус, теперь поняв обстановку, сделал пару шагов назад, будто давая разрешение сыну сделать всё, что угодно. Только вот разрешения Драко никогда у него не спрашивал.
— Крутила задницей? — переспросил Драко холодно, с едкой ухмылкой на губах. — И ты смотрел на неё?
Мужчина оглянулся на девушку, пожал плечами, всё ещё улыбаясь. Кто-то его подбадривал, мол, тоже не прочь поглазеть. Забавные. До чего забавная дичь. Такую нужно отстреливать, а лучше взрывать на охоте.
— Конечно! — вздёрнул бровь пожиратель. — Ты сам-то видел эти обтягивающие кожаные штаны? Как они здорово на ней сид…
Он не договорил. Просто не успел.
— Что ж… — произнёс Малфой, направляя силу заклинания в нужный ему эпицентр. — Бомбарда.
Сознание, как хрупкое стекло, раскололось, треснуло и лопнуло под душераздирающие крики пожирателя, упавшего на колени, схватившегося за собственное лицо. За пустые глазницы, из которых хлестала кровь.
— Теперь ты на неё больше не посмотришь, — нагнулся Драко к мужчине, хватая его за плечо, стискивая пальцы на мантии, будто это не плечо, а горло той, ради которой он это сделал. Малфой отшвырнул его, и тот повалился на пол. Он развернулся и зашагал через толпу, расталкивая недоумевающих пожирателей. Он остановился прямо напротив Мортиферы. — Довольна?
— Драко…
— Ты довольна? — закричал он, срывая глотку.
— Драко, чёрт тебя дери! — Блейз острой пощёчиной вырвал его из сна. — Салазар! Ты меня напугал! Ты кричал, будто в бреду!
Малфой с сильной одышкой приподнялся на локтях, оглядывая их с Блейзом спальню. За окном ещё темно, ветер разбивался о стекло и выл, будто от боли.
В горле ещё чувствовались осколки хрипа, остатки ужаса воспоминаний. Драко уронил голову на подушку, игнорируя недовольный трёп друга, который уже успел улечься обратно к себе в постель. Только вот у самого Малфоя больше нет желания спать. Нет желания вновь погружаться в ночные кошмары и переживать это вновь.
«Сука! Сука! Сука!»
Это преследовало его. Наступало на пятки даже после смерти Волан-де-Морта и окончания войны. Ничего не кончено. По крайней мере, для него.
Ёбаный непреложный обет не позволял Малфою даже покончить с собой. Тёмный Лорд, шипяще, как змея, сразу обозначил, что Драко не сможет ничего с собой сделать. Так же, как будущие супруги не смогут навредить друг другу до и после свадьбы. Волан-де-Морт будто чувствовал между ними напряжение. Больной ублюдок…
Единственное, что ему доступно, это ждать срока, после которого он умрёт от неисполнения непреложного обета. Только вот когда этот срок наступит? Ведь точной даты никто не обозначал. Свадьбу планировали после окончания войны, после того, как Тёмный Лорд станет правителем волшебной Великобритании.
Но он мёртв. Война окончена. А нить обета до сих пор на Драко. И она стягивала руку каждый грёбанный день ещё сильнее, посылая по телу невообразимую боль — как напоминание, что уговор нужно исполнить.
Мортифера чувствовала то же самое, и всеми способами пыталась ему об этом напомнить. Записки стали приходить чаще.
Где она сейчас?
Кого пытает?
Он не видел её с мая. Она не участвовала в битве. Люциус как-то говорил, что Волан-де-Морт очень дорожил ею, что она нужна ему для чего-то особого… Для других заданий.
Да и толку от неё в битве за Хогвартс было бы мало. Её магия, к сожалению или к счастью, была очень слабой. Смертельное заклятье она могла наслать только с очень близкого расстояния, находясь почти в паре шагов от жертвы, и оно не всегда срабатывало. Круциатус тоже был слабым и выходил не каждый раз, за что она часто получала наглядный пример от Беллатрисы, которая безуспешно пыталась научить её. Испытания ядами для невербальной и беспалочковой магии она тоже не прошла. Всё было без толку. Дефектная Мортифера…
Но Волан-де-Морт будто не замечал этой «погрешности» в собственной дочери. Драко ломал голову, как и почему Тёмный Лорд терпел это. Было глупо полагать, что это от большой любви к собственному дитя, потому что он не скупился на наказания — заточения и пытки за её бесчисленные убийства пожирателей ради развлечения.
Она была безумна.
Безумней Беллатрисы и ещё более жестокой, чем Волан-де-Морт.
Мортифера была предвестницей смерти. Её имя говорило само за себя.
Смертельная, фатальная, летальная…
Ей доставляло удовольствие мучить, пытать и убивать. Она любила делать это холодным оружием, по-магловски.
Драко помнил, что в те минуты, когда Мортифера надевала на себя маску обычной девушки (это всегда звучало смешно), то рассказывала ему о своём детстве. Говорила о путешествиях в компании женщины, которая называла себя знакомой её отца. Рассказывала, что именно она научила тогда ещё маленькую девочку держать рукоять ножа — крепко.
«Палочка может сломаться, а вот сталь — никогда», — говорила она ему.
И он помнил, как блестели её глаза, с каким восторгом она рассказывала, как могла легко отделяться кожа от мышц и сухожилий, если выбрать правильный наклон ножа.
В горле стало кисло. Драко сдержал рвотный позыв, пытаясь подумать о чём-то другом…
Но, блядскийбоже, как же плохо выходило…
Он посмотрел на прикроватную тумбу и щёлкнул двумя пальцами, чтобы сжечь то, что там лежало. Чёрный конверт с печатью Азкабана моментально вспыхнул. Скорее всего, его принес Блейз, забирая почту из совятни. Он не винил за это друга. Он не виноват в том, что Малфой сам не рассказывал о Люциусе никому из друзей. И они, будто чувствуя это, не лезли в душу с расспросами.
Драко желал отцу смерти. Самой мучительной и долгой.
Он ненавидел его.
Чёрт возьми, как же сильно ненавидел.
Глаза увлажнились, когда в сознании всплыл крик Нарциссы. Он помнил, как шёл между отцом и матерью по мосту, и когда все трое увидели, как зелёный луч летел прямо на них, Люциус спрятался за спину сына, а Нарцисса загородила летевшую смерть собой.
Да… Драко желал отцу самой отвратительной смерти.
***
— Ну, ты идёшь? — Пенси нетерпеливо ударила каблуком туфли по полу гостиной Слизерина.
Её аккуратно уложенные волосы контрастировали с белой курткой. Драко даже заметил след от красной помады на воротнике. Он впервые видел подругу такой взволнованной. Вряд ли это из-за ночного урока по астрологии, ради которого нужно было делать макияж.
Он совсем забыл, что записывался на дополнительный усложнённый курс в этом году. Видимо, совсем крыша поехала, что предметы он выбирал наугад.
Блейз подшучивал над друзьями, что сейчас он будет спать, а не стоять под холодным сквозняком астрономической башни. Толкнув Теодора плечом, он словно хотел усилить эффект раздражения, на что Нотт стрельнул ответной шуткой, чтобы друг уже прекратил всё это:
— Поймать тебе звезду с неба?
Забини склонил подбородок и приподнял бровь, растягивая губы в ехидной улыбке.
— Ну если только пиз…
— Блейз! Твою мать! — зашипела Пенси.
Хохот прилетел в спину, когда они втроём уже выходили из общежития. Тео стряхивал с рукавов пальто невидимую пыль, Пенси на ходу смотрелась в маленькое зеркало, а Драко недоумевал.
— Мерлин! Ладно Пенси, но ты, Нотт, как девка, серьёзно. Ты с кем-то там встречаешься?
Тео не отреагировал, но реплика смутила Паркинсон. Она думала, что удачно проигнорировала эти слова, но Малфой слишком хорошо её знал. Забини вчера не мог успокоиться, рассказывая, как застал Поттера ждущим Пенси из башни старост.
Если бы в Хогвартсе была газета, то фотография героя войны и ядовитой слизеринки не сходила бы с первых полос. И почему-то Малфой уверен, кто был бы редактором этих сплетен.
Как только они поднялись на самый верх башни, Драко почувствовал еле уловимый запах корицы.
— Возьмите чай, чтобы согреться, — Полумна появилась откуда-то сбоку. Палочкой она заставляла парить в воздухе большой поднос с кружками, испускающими пар.
— Благодарю, — Теодор улыбнулся и взял чай. — Тебе от Блейза привет.
Лавгуд немного сощурилась, будто не расслышала. Но в тот самый момент, когда она отвернулась, чтобы опустить поднос на стол, Малфой заметил на её щеках ямочки. Он никогда не обращал на них внимания, до того момента, пока Забини не рассказал, как Полумна прекрасна, когда они появляются.
Салазар.
Слишком сладко. И чай, и вся эта дружеская обстановка.
Облокотившись о перила и глядя на тёмный лес, он слышал, как позади него профессор Синистра уже начала занятие. Сегодня они будут смотреть на редкое явление, которое происходило раз в тысячу лет.
Падение зелёной кометы.
— Профессор, мы могли бы сфотографировать комету, когда её увидим. Было бы здорово запечатлеть это событие.
Этот голос Драко не хотел слышать ещё больше.
Везде. Везде была Грейнджер.
Ему даже поворачиваться не нужно, чтобы увидеть, как девушка стояла в первых рядах у телескопа, с тетрадью в руках, что-то записывая. Вся её дотошность была при ней ежесекундно. Особенно в учёбе. Чёрт возьми, что сейчас вообще можно конспектировать?
— Когда она делает высокий хвост, я прямо с ума схожу от её скул.
Драко прикрыл глаза и опустил голову. Эти слова, сказанные Ноттом, как безмозглый жук убивались о стенку его черепной коробки, потому что в них не было никакого смысла.
— Серьёзно? Хочешь поговорить о её скулах и причёске? — Драко повернул голову к Тео, который, оперевшись бедрами о поручни и сложив руки на груди, смотрел на группу учеников.
— О красоте можно говорить всегда, — ответил ему Тео, встречаясь с ним взглядом. — Тем более сейчас, глядя на звёзды. Ты так не считаешь?
«Нет».
— Красота двулична, Нотт, — Драко развернулся и повторил его позу. Группа из двадцати человек заняла почти всё пространство в башне, выстроившись в очередь, чтобы посмотреть в телескоп.
Сейчас он видел, о чём говорил друг. Грейнджер стояла вместе с Гарри и Полумной. Толстовка на ней — как мешок, слишком большая по размеру. Зато ноги в джинсах выглядели очень худыми. Она несуразна. Пышный хвост развевался по ветру. Несколько прядей выбрались и теперь противно лезли ей в рот. А Гермиону это будто не смущало. Она внимательно слушала профессора, кивая головой и делая записи.
— Говоришь как романтик, — подметил Тео. — Не ожидал от тебя такого сравнения.
— Это всего лишь опыт.
— Мерлин, — Нотт подавил смешок. — Опыт? И кто же она, та красавица, что тебя так подвела? Что сделала не так? Не обнимала тебя на ночь?
«Ещё как обнимала».
— Не говорила, что любит?
«Говорила».
— Что она сделала не так? — не успокаивался он.
Драко оттолкнулся от перил, сделал шаг и развернулся к Нотту лицом. Положив руки на плечи, он сделал вид, что отряхивал с них что-то, и глядя в глаза, без намёка на улыбку и с холодной сталью во взгляде, наконец, ответил:
— Вошла в мою жизнь.
Ветер облизнул сухие губы. Малфой чувствовал кусающийся холод за воротником, но взгляда от Тео не отводил. Сейчас он был полностью открыт. Честен и спокоен. Что Нотт сделает с этой его неприкрытой уродливой правдой?
— Ну ты и дебил, — закатил глаза Тео, отходя от него. — Идём, хочу посмотреть в телескоп.
Что и следовало ожидать.
Малфой покачал головой, пропустил его вперёд и вновь опустил локти на перила. Наверное, Тео прав. Наверное, Драко полный дебил, и всё это просто нелепая шутка. Наверное, ему бы хотелось так считать. Чёрт возьми, наверное…
— Внимание, все смотрим на небо! — выкрикнула Синистра.
Кто-то подбежал к перилам, кто-то остался на месте и смотрел вверх. А Драко не спеша повёл взглядом, пока не нашёл яркую зелёную точку, которая медленно, слишком медленно, ползла по чернильному небу, будто приветствуя соседние звёзды.
В руках на автомате появилась сигарета. Хотелось отравить лёгкие свежей порцией вишневого горького никотина. Он медлил. Макгонагалл уже отчитала его за то, что Драко позволял себе курить в стенах школы. Старуха говорила ему делать это там, где его не увидят те, кто посчитает это правильным примером. Долбанная чушь.
— Можешь курить.
Малфой на периферии взгляда заметил то, от чего Теодор так сходил с ума. Скулы Грейнджер выбеливались в свете её тусклого люмоса, когда она встала рядом с ним.
— Здесь всем почти по двадцать, а сама профессор Синистра уже докуривает вторую сигарету, — продолжила Гермиона. — Поэтому ты можешь курить, всем плевать.
Он лениво посмотрел в сторону, лишь бы не видеть её лица. Смотрел на лес, на зелёную комету, ползущую по небу, на собственные руки в перчатках.
— Думаю, на следующей неделе можем пойти в лес, — Грейнджер ухватилась за перила, когда подул сильный ветер. — Я скоро доварю чернила для татуировки и можем приступать.
Драко не смотрел на Гермиону. Он её чувствовал.
Её взгляд на себе. Её ожидание ответа. Его реакции, которой не было. Ему никак. Безлико.
Малфой прикусил клыком нижнюю губу, почти до выбеленной боли. Он чувствовал, как хрустела плоть под зубами. Хотелось до крови. Хотелось…
— Драко?
«Блять».
— Кто тебе сказал, что я согласен, Грейнджер? — прикушенная губа сменилась фильтром. Кончик сигареты моментально вспыхнул, заставив её быстро подойти вплотную.
— Что ты делаешь? — шепнула она. — Ты же можешь воспользоваться зажигалкой! Здесь столько народу, твою магию могут увидеть!
Сигаретный пепел осел на деревянном выступе перил серой корицей, как и испорченное настроение Малфоя.
Её голос раздражал. Её поведение тоже. Всё её внимание к нему — тем более.
— Но мы же с тобой договорились тогда, в хижине, — добавила Гермиона, когда поняла, что его невербальную магию никто не заметил.
Драко чуть было не подавился дымом.
— Договорились? — переспросил он и посмотрел ей в лицо. Румянец от холода окутал её щёки. Или же она, так же, как и он, кипела от злости. — Мы с тобой ни о чём не договаривались. Ты мне рассказала про магловские легенды, в которые я не верю и тебе не советую!
— Но от татуировки можно избавиться и…
«Заткнись. Заткнись. Заткнись».
— Говори правильно, Грейнджер, — он выдохнул струю дыма ей в лицо и отвернулся. — От метки пожирателя.
— Да как угодно! — прорычала она в ответ. — Что с тобой? Почему тебя бросает из крайности в крайность?
Злость окутала его. Горло жгла обида и горечь вишни.
— Из крайности в крайность? — он развернулся к ней лицом. — Кто бы говорил. Ты недавно проклинала меня, ненавидела. Как же там было? Ублюдок?
Когда он перестал замечать, насколько близко они подходили друг к другу во время обоюдной агрессии и словесного потока из колкостей? Настолько, что даже можно было почувствовать запах шампуня и разглядеть бледные веснушки на её носу? Так близко, что Грейнджер приходилось задирать голову вверх, чтобы встретиться с ним глазами.
Он не привык к помощи. И принимать её не умел.
И не хотел, если честно.
Слишком болезненное недоверие. Слишком болезненное прошлое. Слишком часто он ждал подвоха от всего нового. А Гермиона была такой. Новым опытом. Новым персонажем в его жизни, который появился слишком внезапно и раскручивал события вихрем, не давая шанса привыкнуть к себе.
Грейнджер добра к нему, в её понимании, а Драко знал, что те, кто проявлял к нему доброту, потом горько расплачивались за это. И жизнью, и болью. Больше он этого не хотел.
Ветер беспощадно играл с её волосами. Пряди летали из стороны в сторону, задевая ресницы и губы. Как это могло не раздражать её? Малфой чуть было не поднял руку с зажатой сигаретой, чтобы избавить её лицо от непослушных прядей, танцующих на её скулах, но спасение в виде Теодора вовремя оборвало то, что Драко потом посчитал бы ошибкой. Никакого телесного контакта с ней…
— Полумна разлила новую порцию из своего термоса. Он у неё что, заколдован? — он протянул кружку Гермионе, а из второй хотел сделать глоток сам. Но Драко выхватил её из рук Нотта и обжёг губы чаем.
— Спасибо, Тео, — сказала она, но смотрела не на Нотта, а всё ещё диким взглядом на Малфоя. — Я пойду к Гар…
Она сделала шаг и тут же замерла. Поттер стоял рядом с телескопом и смотрел на то, как в него заглядывала Пенси. Грейнджер растерялась.
— Я подожду… — она оглянулась по сторонам, — вон там.
— Какого хрена? — прошипел Нотт, когда она отошла от них к Лавгуд. — Я только хотел с ней поговорить! Тобой только детей пугать!
Малфой почувствовал внутри голодную тварь. Хотелось ещё. Хотелось высвободиться от сковывающей по рукам и ногам боли, отыгравшись на ком-то. И почему-то именно после Грейнджер наступало сытое облегчение. Потому что ему нравилось показывать собственную тьму, пугать её этим? Только вот она совсем не боялась. Львиная ли это кровь или же её глупость — он не знал.
В висках долбило отчаянием и неудовлетворенностью.
Драко докурил сигарету и сжал окурок в кулаке, проговаривая заклинание про себя. Когда он разжал руку, перчатка немного дымилась, но вскоре кожа на ней съёжилась и соединилась, снова став как новая. Вот бы и с собственной душой так поступить. Отчистить, отстирать от воспоминаний и долга, вернуть на место и жить дальше, вычеркнув всё, забыв, как плохой сон.
— Ты никогда так не заведёшь новых друзей, Драко, — подчеркнул Тео и отошёл к своей цели.
А Малфой и не пытался завести друзей. Он с ранних лет выработал иммунитет к этой прихоти. Точнее, его отучили. Выбили силой. Надрессировали, как собаку.
Отец всегда говорил не подпускать к себе недостойных. Не подпускать неравных. А лучше вообще оставаться одиноким, верным только самому себе. Никакой любви не существовало, не существовало и дружбы, так он говорил. На собственном примере показывал.
А потом появилась Мортифера.
Уничтожала всё, что нравилось ему. Павлины, домовики, проявляющие к хозяину чуть больше симпатии, чем к ней.
Она была одержима ревностью. Безумной и отчаянной.
«Ты только мой, Драко».
И:
«Навсегда».
И:
«Ты же не будешь расстраивать меня?»
Не будет.
Никогда так больше не делал после случая с Нарциссой. Всегда удовлетворял желания Мортиферы, какими бы ублюдскими они ни были.
Быть в клетке, пока она пытала жертву? Драко был там.
Слушать то, как она хвасталась ему умением владеть ножом? Драко хвалил её.
Трахать её, как она просила? Драко делал это.
«Ты же не будешь никогда ни к кому привязываться, кроме меня, Драко?»
Не будет.
С самого детства он был наедине с собственными демонами, пока в его жизни не появилось настоящее воплощение ада.
Он просто не умел быть тем, кто принимал помощь и был любезен с кем-то — потому что всегда, если это случалось, Мортифера уже сидела у камина и чистила любимый нож. И больше никогда в своей жизни Малфой не встречал того, кто сблизился бы с ним так, чтобы Мортифера не чувствовала угрозы.
Может, поэтому Драко так выводила из себя Гермиона? Потому что ему мерещилось свечение стали ножа Мортиферы где-то позади неё?
Может, это было простейшей защитой — делать всё, чтобы не подпускать её ближе.
«Ты же не будешь расстраивать меня?»
Не будет.
***
Блейз поймал его утром, когда Драко вошёл в общежитие Слизерина.
— Как ночка? — он поиграл бровями. — Ей всё понравилось?
Малфой упал на диван и кинул в друга подушкой. И Пенси, и Блейз думали, что он стал «большим мальчиком», и все его ночные скитания заканчивались в чьей-то постели. Но вот только вместо кровати был пол старой хижины, а вместо женского тела — раздирающая боль, с которой он пытался справиться.
Они не знали, что он ходил в хижину, и их предположение о его любвеобильности играло Малфою на руку. Не приходилось ничего объяснять и оправдываться.
Драко поймал взглядом размазанную каплю крови на рубашке на месте предплечья. Спрятав руку от друга, через секунду он поднялся на ноги уже с чистейшей тканью.
Сон выдался каким-то отвратительным ужасом после ночного урока по астрономии. Он видел зелёную комету, которая с невероятной скоростью летела в него, а он стоял, разведя руки в стороны, выжигая на сетчатке глаз зелёный свет, принимая горящий пламенем приближающийся шар как вынужденную смерть. Необходимую… пока… пока чья-то маленькая ладонь не обхватила его руку и не дёрнула на себя, вырывая из сна и мнимой смерти. Он проснулся в поту и с растерзанной собственными ногтями рукой. Метка кровила, и змея на ней будтолакала эту кровь.
— Идёшь завтракать? — Блейз поправлял галстук, глядя в зеркало.
Малфой потёр переносицу и покачал головой.
— Мне нужно отправить письмо в министерство. Да и аппетита нет.
Забини пошутил что-то про восстановление сил и бурную ночь, но Малфой его не слушал. Ему не до этого. Нужно успеть отправить письмо и сходить в Хогсмид за сигаретами до начала занятий, но вряд ли он успеет сделать второе.
В руке — школьный конверт с вполне взрослым содержанием. Драко оставил подпись на разрешении забрать из мэнора вещи для аукциона. Поскорее бы это кончилось. Он даже серьёзно задумался, чтобы продать дом. Фамильную ценность. Чтобы избавиться от тяжести и всего того, что там происходило. А лучше сжечь его адским пламенем.
Уже подходя к совятне, проклиная ноябрь из-за ужасно холодных дождей со снегом, Драко остановил маленький сыч. Он приземлился прямо перед ним на каменные лестницы совятни.
Нет. Нет. Нет.
Волосы на затылке встали дыбом. От холода предчувствия сдавило грудную клетку, и Драко вытянул дрожащую руку, забирая из клюва свиток.
Ноздри раздувались, как у быка, пока он откровенно дышал через рот, выдыхая пар собственного страха.
«Тебе ведь так же больно, как и мне, Драко. Если ты собрался умирать, я этого не желаю. У нас осталось мало времени. Мы должны пожениться».
Его будто топили в ледяной воде, а он просто позволял себе глотать её и тонуть.
Сделать это — всё равно что развязать руки Мортифере в её желаниях. Таким она сделала обет. Он будет подчиняться её извращенным прихотям. Убивать и мучить, всё, что она захочет.
Господиблятьбоже.
Лучше сдохнуть.
Малфой не помнил, как схватил маленькую сову. Он очнулся только от того, как птица громко запищала, выгибая шею и раскрывая клюв. Он чувствовал ладонью её маленькую тушку, как она пыталась высвободить крылья.
— Откуда ты прилетел? — зарычал он, поднося сыча ближе к лицу. — Где она?!
В ответ лишь писк.
— Легилименс!
Драко дрожал. Он пытался проникнуть в сознание птицы, пытался разглядеть, откуда она прилетела, где скрывалось чудовище. Даже зная, что это бесполезно.
— Легилименс!
Писк стал невыносимым. Птица билась в истерике. Проникнуть в воспоминания сыча не удавалось, и Малфой злился сильнее.
— Легилименс!
«Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!»
Казалось, ещё секунда, и он переломит ей шею. Всего одно движение. Просто сжать кулак до хруста и избавить птицу от мучений.
Пощёчина была внезапной. Как молния, хлестнувшая по коже.
Драко видел только то, как разжал руку и как аккуратно птицу забрали женские руки. Ему оставалось только сделать пару шагов назад, схватившись за выступ лестницы, и осесть на ступень, чтобы отдышаться и придти в себя. Обжечь глаза раскалёнными пальцами, растирая их. Господи…
— Ты чуть не убил его!
Её голос стал привычным.
— Господи, ты сломал ему крыло! — Грейнджер усыпила птицу магией, чтобы ещё сильнее не навредить ей. — Ты с ума сошёл?
Давно и с грохотом.
Шорох шагов по мокрой траве и снова тишина. Драко поднял голову и заметил, что Грейнджер отдалялась к хижине Хагрида. Наверняка отдаст сыча ему, чтобы вылечить.
Сигарета гнила в дрожащих пальцах, тлела, сгорала, ни разу не тронутая. Ему не хотелось. Впервые не хотелось дышать никотином. Сейчас дым вонял как мокрая псина. Как же хреново. Как же хреново, господи…
Жизни в себе он чувствовал всё меньше и меньше. Она утекала сквозь огромные трещины разбитых рёбер. И ничем эти дыры не залатать. Он навеки прогнил изнутри. Занавес. Аплодировать никто не станет…
***
Он пропустил занятия, запершись в спальне и оглушив её.
Вышагивая туда-сюда, схватившись за голову, как в бреду, он умолял себя успокоиться.
Выходило так себе.
Вообще не выходило.
Он только распалялся в желании уничтожить всё вокруг.
Перед глазами её облик. Она стоит и молчит. Просто ждёт. Так всегда делала. Выжидала, словно загоняла свою жертву в тупик, а потом разделывалась с ней. Драко уже был в углу. Чёрт возьми, как было плохо. Малфой ругался вслух, как психопат, разговаривая сам с собой. Он остановился только тогда, когда начало жечь предплечье. Он задрал рукав, разглядывая нить обета, которая светилась на коже.
— Сдохни! Умри! — выплевывал он гнев на белую нить.
Разряд раскалённой боли прошиб позвоночник, заставляя его выгнуться назад и упасть на колени. Малфой кричал, срывая глотку в мокрый хрип. Слёзы просачивались через сжатые веки, обрывались из уголков, скатываясь по щекам.
Боль.
Он рыдал, вгрызаясь зубами в запястную кость.
Боль. Дикая. Адская. Беспощадная.
«Пожалуйста. Хватит!»
«Мне больно! Пожалуйста…!»
Он не знал, кого умолял о пощаде. Он просто молился. Кому угодно, лишь бы отпустило. Лишь бы не выкручивало наизнанку, не ломало рёбра.
И в голове, во всей черноте происходящего, во внутреннем пекле, всплыли мягкие слова, такие неожиданные, что Драко расслабил на секунду плечи от отпустившей агонии. Словно эти слова — спасение. Как толика надежды…
«Я помогу тебе избавиться от непреложного обета».
Грейнджер…
И чуть громче.
— Грейнджер…
Дверь позади открылась, и Блейз, увидя друга на полу, в поту, подорвался к нему.
— Драко? Чёрт возьми, что с тобой случилось?
Случилось.
Грейнджер случилась.
— Где она? — Малфой приподнялся на локтях, грубо откидывая от себя протянутую руку Блейза. — Где Грейнджер?
Забини отошёл на шаг, всё ещё не понимая, что происходит. Он уставился на него вопросительным, взволнованным взглядом.
— Где, блять, Грейнджер? — вырвался рык из сухой глотки.
— Мерлин! Да что с тобой? — Забини поймал гневный взгляд и добавил: — Последними были зелья. Она задержалась у Слизнорта… вроде как…
Малфой сдался. Просто потому что не мог убить себя. Просто потому что попытаться избавиться от обета — это лучше, чем испытывать ежедневную боль. Просто потому что…
Грейнджер сказала, что поможет…
Чёрт, она ведь нашла разгадки с крестражами, дьявол, у неё ведь должно получиться?
Боль.
Драко застонал, чуть не падая, когда наступил на ногу, в которую тут же стрельнуло болью. Блядство. Он шёл сквозь взгляды, с опаской смотревшие на взъерошенного парня, у которого в глазах закипала ярость.
Он чуть ли не с ноги выбил дверь кабинета, привлекая внимание двоих. Чёрт возьми, в голове всплыло долбанное замечание Нотта.
Гермиона сидела за партой вместе с Тео, выписывая в тетрадь что-то из книги.
— Я прерву вашу прелюдию, — чуть ли не засмеявшись от собственной шутки, сказал он. — Грейнджер, надо поговорить.
Гермиона издевалась. Отвернув лицо обратно к тетради, она продолжала списывать из учебника. Тео, как дебил, смотрел то на неё, то на него. Совсем не вовремя.
— Грейнджер!
— Ты сам сказал, что не хочешь, — не отрываясь от письма, процедила она. — Передумал?
Резкий рывок, и его пальцы сжали её предплечье и дёрнули наверх.
— Драко! — Тео кинулся к нему, чтобы скинуть руку. Но он застыл, потому что Гермиона вскинула ладонь, останавливая его.
— Всё в порядке, — успокоила она Нотта. — Я сейчас вернусь.
Малфой даже не удосужился отпустить её. Он потянул её за собой, за дверь. И когда они оказались в коридоре, он толкнул её к стене и сделал несколько шагов назад. Просто чтобы не стиснуть руки на её шее — за эту дерзость, когда он лично пришёл к ней в миг своей уязвимости.
Драко пытался отдышаться. Сглотнув ком в горле, он смотрел на то, как Грейнджер ногтем ковыряла палец.
Она нервничала не меньше.
Долбанный абсурд.
— Сегодня, — сказал он. — Начнём сегодня.
Теперь она не издевалась. Он поймал в её выражении какое-то сопротивление, но оно было мимолетным. Драко мгновенно забыл о нём, потому что теперь Гермиона, ломая брови, сделала крошечный шаг вперёд.
— Тебе больно? — вопрос аккуратный, лишённый насмешки.
— Пиздецки, Грейнджер…
Она думала. Слишком громко думала. Пробежала взглядом по его лицу, будто искала ответы. Увы, он не способен рассказать обо всём.
«Просто помоги».
— Вечером, там же, — коротко ответила Гермиона, отталкиваясь от стены. И прежде, чем зайти в кабинет, уронила на него полный сочувствия взгляд. — Просто потерпи ещё немного…
***
У неё тряслась челюсть. Зубы стучали друг о друга. Это не от холода. Это от какого-то животного страха. Гермиона даже не чувствовала ветра, который кусал кожу, проникая сквозь расстёгнутую куртку. Это нечто большее.
Она шла, нет, бежала к иве со всех ног. В бархатной сумочке — отвар чернил и перо ворона, которое она купила сразу же, когда посетила догадка с татуировкой.
Её не покидало ощущение, что она должна помочь ему, и не только потому, что обещала, а потому что хотела избавить от мучений. И потому что тянуло. Чёрт возьми, тянуло.
Во всех мелких стычках с Малфоем нутром она чувствовала облегчение. Будто он был необходимой дозой, после которой наступало забвение. Освобождение от мыслей. Она списывала всё на родственные души, закреплённые заклинанием Anima mate, произнесённое несколько лет назад. Всё из-за этого. Не более. Ведь нужно быть конченным человеком, чтобы в ярости, выплёвываемой в лицо, искать наслаждение. Она никогда не была мазохисткой.
Никогда.
Но как же тянуло.
Она много думала об этом, жертвуя сном. Лежала в кровати с полностью зашторенным пологом, освещая пространство лишь тусклым люмосом, чтобы вновь и вновь читать выгравированные на предплечье слова.
Они так и не пропали, как бы Гермиона этого ни желала. Слова вычерчивались на руке и ни на тон не побледнели. Она знала правила игры. Но почему даже после её чёткого желания стереть надпись это не происходило? Она хотела этого.
Или нет?
Или же Грейнджер настолько привыкла к вызовам судьбы, что это казалось ей очередным препятствием, которое нужно решить.
Как же было сложно.
Гермиона поднялась из подвала наверх, отряхивая куртку от дождя. Каждая ступенька давалась очень сложно, будто она несла за спиной огромный вес. В гостиной тихо, но свечи, расставленные по углам, уже тускло мерцали. Драко сидел в кресле и читал книгу. Её книгу. Дурацкий роман, который прислала Джинни в одну из недель.
— А где Блейз? — поинтересовалась она, оглядываясь по сторонам.
— В Хогсмиде, выбирает подарок, — ответил он, захлопывая роман.
Грейнджер неуверенно переступила с ноги на ногу.
Драко выглядел расслабленным, совершенно не таким, каким она видела его несколько часов назад. Там, у кабинета зелий, он пах отчаянием и смертью. В его глазах была боль, невозможно было не узнать её.
— Хорошо, — она стянула с себя куртку и положила её на подлокотник кресла. — Подождём его.
Малфой повернул голову на неё и вопросительно осмотрел.
— Зачем нам ждать Блейза?
Гермиона расчистила маленькую тумбу от пыли, достала чернильницу и перо. Осмотрела всё вокруг, будто готовясь к ритуалу.
— Ну как же, мы ведь на него будем переносить татуировку? Или ты позвал кого-то другого?
Короткий резкий смешок. Драко поднялся на ноги, обошёл кресло и сел прямо на подлокотник, расстегивая рубашку. Гермиона хотела отвернуться, но кого она обманывала. Что она там не видела?
Дьявол.
— С чего ты вообще решила, что я кого-то посвящал в то, что сейчас произойдёт? — он выдернул рубашку из-под брюк и потянулся к манжетам. — Татуировка будет на тебе, Грейнджер.
— Что?
Драко улыбнулся, склонив голову, всё ещё расстегивая пуговицы на манжетах. И когда оковы были сняты, он повернулся к ней и, глядя чуть исподлобья, вновь заговорил.
— Ты сама это предложила. Разве нет?
Он как вампир, тянул из неё кровь литр за литром, с собственным превосходством, ощущая себя победителем.
Такого уговора не было. Грейнджер думала, что татуировку они перенесут на кого-то другого, но не на неё, Мерлин!
— Не думаю, что ты вправе торговаться, Малфой, — она сглотнула.
— Теперь уже Малфой? — ухмыльнулся он, стягивая с себя рубашку и поднимаясь на ноги. При этом он не сводил с неё глаз. Господи. — Неужели ты думала, что я о своём недуге кому-то рассказывал? Мои друзья ничего об этом не знают. Лишь одна надоедливая гриффиндорка сунула свой нос куда не надо и узнала мой небольшой секрет. Сама виновата.
Она не выдержала первая. Не выдержала этого напряжения в его глазах. Слишком неожиданно. Слишком не при таких обстоятельствах…
Гермиона прокашлялась, отошла ко второму креслу и села в него. Склонившись к сумочке, она делала вид, что что-то там искала. Но нашла его туфли, которые приблизились почти вплотную к креслу. Резкий рывок головы вверх, и она смотрела на него снизу. На то, как Малфой медленно, будто заранее давая ей понять, что намерен сделать, упёрся ладонями в подлокотники, заставляя Гермиону отклониться назад, практически вжаться в спинку.
Господиблятьбоже.
Она не смотрела в глаза. Куда угодно, но не в них. И это не страх. Это простая защита. И почему-то зрение запечатлело длинные полосы шрамов на его груди и боках. Она знала их происхождение. От чего-то стало стыдно.
— Ты покраснела, — заключил он.
— Ты полуголый и навис надо мной, — стрельнула она правдой, но добавила: — Покраснела от холода, пока шла.
— Не обольщайся, ты не в моём вкусе.
Она сглотнула слюну и чуть было не оттолкнула его от себя, когда Малфой ещё сильнее наклонился, чтобы… чтобы просто взять с тумбы перо. Господи…
Он отошёл на пару шагов назад, развернулся и оглядел комнату, остановив взгляд на разбитом зеркале. Взмах руки, и комнату заполнил звон стекла, скрябающего по полу. Осколки зеркала, разбросанные вокруг, поплыли обратно, склеиваясь друг с другом, туда, где и должны находиться.
Гермиона рассматривала его спину. Поджарый торс и округлые дельты на плечах. На предплечье — метка, и ни намёка на что-то другое. Да, определённо, у него не было кодовой фразы соулмейта.
Тянуло.
Она моментально прикусила язык от мыслей, отвлекая себя. Это какая-то шутка, чёрт возьми.
— Ответь мне, — он посмотрел на неё прямо в зеркало, не оборачиваясь, — зачем ты помогаешь мне, что ты хочешь взамен?
— Ничего! — ответ был слишком быстрым. — Ничего не нужно, просто… просто я всегда сую нос не в свои дела, ты прав, — солгала она, просто чтобы сменить вектор разговора. — И я не хочу, чтобы ты умер.
Гермиона чувствовала, как начало щекотать в голове. Нет. Нет. Нет. Она подорвалась с места.
— Не смей проникать в мою голову!
— Тогда скажи мне правду, Грейнджер, — он развернулся и подошёл ближе, складывая губы в узкую полоску. Он раздражён. — Ничего «просто так» не бывает! Я, блять, не вчера родился!
— Мне ничего от тебя не нужно, Малфой! — она толкнула его в грудь от обиды. — Я просто пытаюсь помочь! Уж представь, что не все предлагают свою помощь в обмен на что-то!
Молчание окутывало их. Сердце стучало в висках. Она видела, как часто вздымалась его грудь. Как сильно он себя сдерживал от злости.
— Тогда раздевайся, Грейнджер.
И будто кто-то перекрыл путь к кислороду. Она подавилась от его слов. От двусмысленности, которую сама же и придумала. Чёртова метка на предплечье! Это всё она. Она тянула…
Господи.
От его взгляда стянуло в районе позвонков. Мурашки покрыли шею. Дыхание медленно возвращалось, хотелось жрать воздух большими кусками, настолько внезапно ударила одышка.
Татуировку можно перенести на другого человека. Потом перенести и на следующего. Она убеждала себя, что так и сделает. Храбрилась, не желая отступать. Никогда так не делала. Не сейчас. Не при нём.
— Отвернись, — гордо выскользнуло изо рта.
Малфой хмыкнул, оголив кромку белых зубов. Закатив глаза, он всё-таки отвернулся.
Есть выход. Есть. Вот он. Послать всё к чёрту и уйти, сломать всё то, что сама же и построила.
Но…
Грейнджер не сломала и не ушла. Отвернувшись, она потянулась пальцами к пуговицам на рубашке, которые предательски быстро подчинялись. Одна. Вторая, третья. Заколдованная метка Малфоя даст много магических чернил. Что рисовать? Что она вообще делала? Господи.
Отец однажды подшучивал над ней. Говорил, что очень ждёт её переходного возраста, пирсинга на лице и татуировок на теле… вот только его не было.
Оно наступило сейчас.
Она уронила улыбку, посмеявшись про себя, когда в спину прилетел вопрос.
— Что у тебя написано на предплечье, не могу прочитать. Не видно.
Резкий оборот головы и прижатая к груди рука, чтобы закрыть слова, которые он однажды произнёс. Малфой всё так же стоял к ней спиной, но смотрел на неё через отражение в зеркале. Боже.
Гермиона осталась полураздетой, но оставила один рукав надетым, скрывая от его глаз метку. Вторую половину рубашки она натянула на грудь.
— Что будем рисовать на тебе? — он обернулся, игнорируя её безмолвное возмущение, но не смотрел на неё, когда подошёл к тумбе, открывая чернильницу и заглядывает в неё, убеждаясь, что смесь на месте.
Как же всё быстро происходило. Ей казалось, что она спала. Это какой-то сон, не иначе. «Что будем рисовать» — это обозначение вообще с ними не вязалось.
— Не… не знаю, — тихо ответила она.
— Меня раздражает твоя неуверенность. Ты сама предложила! — он почему-то завёлся, потирая рукой висок. — У меня мало времени. Мы должны закончить быстрее, до того, как…
Она смотрела на него с ожиданием. С тем, что он продолжит мысль. Но в ответ молчание.
— Ты чувствуешь, когда у тебя будет приступ? — решилась спросить она.
— Да, Салазар! И он скоро случится. Давай быстрее закончим, и ты уйдёшь уже отсюда.
— Тебе очень больно?
— Грейнджер! — он обошёл её со спины, остановился сзади, и вытянул собственную руку с меткой вперёд. — Что будем рисовать?
Тянет…
— Моли… — ответила она резко. — Нарисуй мне цветы моли…
Ей казалось, что Малфой усмехался. Она чувствовала это даже стоя к нему спиной. Наверное, именно так на его лице это и выглядело — косо, быстро, как падающая звезда. И она не успела загадать желание, потому что проглотила рваный выдох губами, когда Драко подошёл к ней вплотную. Нос обжёг запах сигарет и дерева. Этот парфюм словно был создан для него.
Господибоже.
Его голая грудь касалась её спины каждый его вдох. Она чуть повернула голову, когда Драко приподнял её левую руку, согнув в локте, и прижал свою с меткой.
— Помнишь заклинание? — ударилось шёпотом в затылок.
Гермиона кивнула.
— Санкторо кверти, — произнесла она.
Заклинание для волшебных татуировок, способных шевелиться на коже.
И у Грейнджер перехватило дыхание.
Перехватило.
Дыхание.
Драко просунул правую руку с зажатым в пальцах пером так, будто обнимал её за талию, тем самым плотнее прижимая к себе, задевая предплечьем ткань топа. Он потянулся к собственной метке и оставил на волосах Гермионы слова, как шёпот:
— Санкторо кверти…
Гермиона не могла оторвать взгляда от того, как кончик пера коснулся змеи, как Драко приподнял его и вытянул чернила, больше похожие на туман. Он тянул их и тянул, а она боковым зрением заметила, как чернильница подплыла прямо к его руке, чтобы он смешал этот туман с чернилами.
Это завораживало.
Прямо как в песнях — стягивало на уровне рёбер, что-то там выкручивало, стискивало, взрывало мурашками. Она сглотнула вдох и не могла пошевелиться, словно загнанная лань перед дулом ружья охотника.
Боже.
Гермиона чувствовала жар его тела. Спиной, плечом, рукой, затылком. Всем. Казалось, он что-то говорил прямо в её ухо. А она не слышала. Не слышала, господи.
— В последний раз спрашиваю, уверена? Если нет, туман приклеится ко мне обратно… я пойму…
Она отмерла и кивнула, не понимая причину улыбки на лице. Вздохнув, только сейчас спросила:
— Мерлин. Ты рисовать вообще умеешь?
Шею защекотало дыхание. Он оценил шутку. И от этого ей почему-то стало тепло. Грейнджер думала, что эта невероятная ситуация казалась правильной.
Она там, где нужно.
Она там, где можно…
Тянет…
— Моли, значит? — слова закончились взмахом пера.
Гермиона испугалась, когда острый кончик коснулся её предплечья. Это не больно. Это не описать как… как… приятно.
Она наблюдала, как на коже появлялись уверенные штрихи, ровные, загибающиеся. Драко обмакнул перо в чернильницу и снова занёс над её рукой. Кончик чёрного пера задевал её плечо. Она пыталась. Она правда пыталась сдержать стон.
Горячий выдох в затылок:
— Грейнджер…
— Продолжай, это просто… — выдохнула она, — просто непривычно…
На чёрных стеблях появились распущенные цветы моли. По четыре лепестка на каждом бутоне. Цветов всё больше и больше, они окутывали предплечье, как букет. Она не выдержала прикрыв глаза.
— Осталось немного чернил, — тихо сказал он. — На бутон не хватит…
Грейнджер безумно хотелось сглотнуть. Сухое горло, сухой ком, сухое осознание того, что сейчас происходило. Но она не успела, потому что ощутила последнее касание, как точку. И весь волшебный миг испарился, когда она раскрыла глаза.
— Готово…
Стало холодно. Невыносимо. Жар его кожи куда-то пропал, будто он почувствовал, что нужно дать ей время рассмотреть всё, побыть одной. Гермиона склонила голову, рассматривая красивый рисунок, глядя на то, как бутоны моли, будто на ветру, мелко подрагивали.
Она повертела рукой, осматривая всё это, и подумала, что получилось красиво, до того момента, пока не нашла то, чего там не должно быть: прямо у сгиба локтя маленькая буква «М».
— Ты рехнулся? — она вынырнула из неги. — Ты оставил свою подпись?
Драко, сидя в кресле и вдыхая в себя сигаретный дым, даже не посмотрел в её сторону.
— Оставалось немного чернил, — ответил он. — Я просто подписал свою картину. Если так раздражает, можешь представить что «М» — это не Малфой, а Моли…
Гермиона хотела рявкнуть что-то в ответ, но вовремя остановилась, потому что Драко сделал то, чего она не ожидала.
Он сжал окурок прямо в кулаке, сгибаясь пополам.
Осознание происходящего наступило мгновенно. Гермиона поняла, что сейчас происходило. Драко согнулся от боли, сполз с кресла и упал прямо на колени. Она подлетела к нему, вновь обжигая ладони о его раскалённую кожу.
— Что мне сделать?
— У-уходи… — прохрипел он, заваливаясь на бок.
Грейнджер трясло. Она нависла над ним с огромным страхом, что этот приступ окажется последним в его жизни. В голове тут же выстроился план того, что нужно сделать. Нужно позвать мадам Помфри. И чем скорее, тем лучше. Она натянула рубашку, но когда попыталась подняться, кисть обжёг крепкий захват.
— Не смей… н-не смей никого звать. Мне никто не поможет от этого блядского непреложного! Ты же сама это знаешь!
Её трясло семью баллами по шкале Рихтера от его душераздирающего крика, от его выгибающейся грудной клетки. От звука, с которым он клацал зубами, прикусывая язык. Господи.
Страшно.
Страшно что-то не сделать.
Гермиона видела, с какой силой он кусал нижнюю губу, как кожа белела, ещё чуть-чуть, и он прокусит её.
— Драко, как мне помочь? — пальцы дрожали, она оглядывала комнату, словно ища ответы. Везде, но не в его глазах.
— Ух-ходи… я сам… блять! Уходи, Грейнджер! Мне просто нужно отвлечься…
Под её пальцами горячая кожа. Жар, идущий от грудины. Белое-белое лицо с уродливой гримасой боли.
Она не могла оставить всё так.
Не могла смотреть на это и ничего не делать.
Наверное, ей стоило послушать его. Уйти, оставить Малфоя одного. Но она не уходила. Потому что чертовски любила заходить за грань. Зная, что это всё превратится в кровавый компот, разорвёт — но всё равно делала по-своему.
Грейнджер нашла своё отражение в бездне его глаз. Там холодно и страшно. И он там один, смотрел на неё вверх, отчаянно пытаясь оттолкнуть от себя, чтобы не дай Бог её не затянуло в этот ад.
Так нельзя.
Так, чёрт возьми, неправильно.
В этой комнате они одни, придавленные его проклятием. И ей не выбраться… нет…
Тянет…
Вот так по-больному всё и происходит.
В ненависти и отчаянном поступке, который совершила Грейнджер.
Она обхватила его скулы и поцеловала, как выстрел непростительного. Поцеловала, просто потому что больше не могла слышать этот крик, и этим эгоистично дала себе волю. Драко мычал, пытался мотать головой, но её руки крепче сжимали лицо.
Секунда. Две ли.
Гермиона не знала, сколько прошло.
Тянет…
И…
Его смертельные стоны, кажется, замолкли. Или же её просто выбросило на другую планету, укутанную вакуумом, где не существовало ничего. Но нет, Малфой действительно замолк. Господи, он замолк, и вдруг ответил на поцелуй со вкусом шока на губах и застывших костей в теле, как будто сам не понимал, что делал.
Тянет. Господи. Тянет.
К нему. В него. Навылет.
Она ахнула от того, что ударилась затылком, не понимая, как изменилось положение их тел. Малфой привалил её к полу настолько, насколько это возможно, обхватил её шею, длинными пальцами сжимая, как в тот раз, и поцеловал глубже, нависая сверху. И зашипел от того, когда она укусила его за губу.
Это конечная её ненормальности.
В голове проскользнуло ненормальное: плевать. Плевать. Ведь тянет. Чёрт побери, тянет. К нему. В него. Навылет, боже.
Драко будто почувствовал, как тяжело ей дышать от его удавки-пальцев, но руку не убрал, а зарычал в самые губы, укусив в ответ. Он злился.
Тянет…
И всё прекратилось.
Так же быстро, как и началось.
Облегчение и больше нет давления на тело.
Гермиона села, и кашель разорвал горло, когда она вдохнула воздух. Посмотрела по сторонам, в темноту комнаты, понимая, что не заметила, как погасли свечи. Она слышала его. Он в углу.
— Уходи… — он дышал так же часто, как она. — Убирайся! Ты не имела права это делать! Убирайся, Грейнджер, или я клянусь… я не отвечаю сейчас за себя. Что ты наделала? Что, блять, ты наделала?
Тянет.
Голова в тумане. Она не помнила, как одевалась. Не помнила, как выбиралась из-под ивы. Не помнила, как добиралась до школы.
Она помнила только его сухие горячие губы, которые дарили ей ответный, полный ненависти поцелуй.
И свою ошибку, которую так поздно поняла…
Тянет?
Комментарий к Глава 9. Возьми меня за руку и уведи
Буду благодарна вашим отзывам. Всем огромное спасибо за теплые слова
Потрясающий арт от Флёры к сцене с татуировкой:
https://vk.com/photo-195288379_457239842
========== Глава 10. Из тьмы на дневной свет. ==========
Комментарий к Глава 10. Из тьмы на дневной свет.
Все еще в поиске песни, которая будет ассоциироваться с этой работой. Принимаю варианты ;)
Вскрик вонзился в горячий воздух раскалённым молотом.
Громко.
Страшно.
Глаза заслезились. Во рту чувствовался горький привкус крови.
Горло сжимало, как высохшую резиновую трубу. Она пыталась проглотить кровавую слюну, но не получалось. Словно в горле застряла кость. Упёрлась острыми концами в слизистую… ещё одно движение, и раздерёт до мяса.
Впрочем…
Гермиона смотрела на свои голые ноги, на окровавленную руку со свежей раной в виде позорных букв.
ГРЯЗНОКРОВКА
Её трясло. То ли от холода, то ли от того, с какой силой она сжимала в руке нож.
«Как… что… происходит?»
Вдох-выдох. И снова вдох. Без рваного выдоха. Одно сплошное задержанное дыхание под чужие мокрые хрипы, которые становились всё тише… и тише… и тише…
Кто-то вошёл в комнату… и кто-то произнёс:
— Понравилось?
Гермиона открыла глаза слишком медленно. Слишком привыкла к таким снам. Они были редкими, но красочными, и всё такими же пугающими. Сил дёргаться от испуга совсем не осталось. Из неё будто выкачали жизнь.
В комнате ещё темно, она слышала, как посапывала Парвати. Движения аккуратны, чтобы не потревожить сон подруг. Босые ноги встретились с холодным дощатым полом. Гермиона взмахом палочки призвала ванные принадлежности. Маленькие наручные часы показывали половину шестого утра. Самое лучшее время для того, чтобы побыть одной и занять ванную подольше.
Ей холодно. Холодно даже под горячим душем. Холодно от того, что она смотрела вниз, растирая пену по телу, и каждый раз спотыкалась о моли, чернеющие на предплечье. Они закрылись, прячась от воды. От каждой падающей капли на стебли или закрытые лепестки, цветы качались из стороны в сторону. Одна лишь буква «М» была чёткой и замершей на коже.
М значит Малфой…
Господи…
Она сошла с ума.
Гермиона не могла понять, что чувствовала по этому поводу: волнение, стыд, сожаление, интерес… просто не понимала.
Наверное, впервые.
Она привыкла каждому своему действию давать оценку.
Но вчера её будто отключили. Выдрали из розетки и выкинули в окно за ненадобностью.
Начиная с того, что Грейнджер дала ему разрешение перенести татуировку на себя, заканчивая…
…поцелуем.
Мерлин.
Так не должно быть. Так горячо… так вынужденно… чёрт возьми, не должно было быть!
Гермиона думала, что заразилась его отчаянием. Вот только не от предчувствия смерти, а от зависимости к нему.
Вот так просто.
За короткий срок.
Это всё магия родственных душ. Не иначе.
Тянет, потому что должно тянуть.
Тянет, потому что легче.
Всё плохо. Охренеть как плохо…
Она намыливала голову, стараясь не потеряться, стараясь скомбинировать свои чувства и привести их в порядок, выстроить в одну линию с началом и концом. Логически сложить всё в столбик. Прописать в сознании, что вчерашняя ночь была простой ошибкой. Простым порывом, какие бывают в дурацких фильмах. Там, где главные герои думают не головой, а сердцем. Но какое, к чёрту, сердце?
Она и Малфой?
Всё плохо…
Гермиона помнила его лицо, перекошенное болью, она помнила его закатившиеся глаза, его отчаяние и безысходность. Вот что она помнила… а дальше…
Охренеть.
…а дальше своё желание послать всё к чертям, к тем самым, что у неё на предплечье. Потому что вытянуть его с того света ей хотелось больше всего. Именно в ту минуту, в ту секунду, когда, казалось бы, он отталкивал её, Грейнджер тянуло к нему обратно.
Как.
В том злом поцелуе не было чувств. Это было как простой порыв ветра, который сложил её пополам, склонил к его лицу, чтобы помочь ему избежать боли. Чтобы помочь отвлечься. Ведь этого он хотел…
Плохо.
И это удалось. Насильно заставив его переключить внимание на себя, разжечь агрессию к её поступку и выдернуть из Малфоя боль. Ей удалось.
Так же, как удалось избавить его руку от метки пожирателя.
Грейнджер облизнула губы, прикусив клыком нижнюю губу, точно так же, как делал он. Улыбнувшись, почувствовала, как внутри что-то разгоралось. Как азарт. Нет, это не влюблённость. Это простое желание обладать. Тянет не потому, что хочется, а потому что надо. Так прописана магия соулмейтов. Без какой-либо заявки на серьёзность. Простое желание удовлетворить себя в его нахождении где-то рядом. В его взгляде на себе. И чем жёстче этот взгляд, тем лучше. Так не казалось, что это правильно. Так не казалось, что он тоже это чувствовал.
Всё охренеть как плохо.
***
Хагрид помахал рукой, когда Гермиона подошла к его хижине. Лесник уже сменил плащ на меховую дублёнку, которая пропитывалась сейчас утренним дождём.
— Доброе утро, Гермиона, — он подхватил одной рукой сразу два полена. — Ты сегодня прямо спозаранку.
Она нагнулась, чтобы поднять оставшееся полено с земли, и направилась за другом в дом.
— Мне не спалось…
В лицо ударил спёртый воздух и едкий дым. Хагрид бросил поленья у камина и забрал из её рук последнее, бросив его прямо в печку.
— Как у тебя душно, — Грейнджер раскрыла окно, втягивая носом свежий воздух.
— Всё ради этой прекрасной девочки, — улыбнулся Рубеус, и Гермиона проследила за его взглядом. Прямо в корзинку, стоящую на столе. — Когда ты её принесла, она была такой испуганной и слабой, а сейчас посмотри на неё.
Девушка сделала пару шагов к столу, заглядываясь на маленького сыча, которого она выдрала из рук Малфоя. Ещё чуть-чуть, и птица бы умерла… Ей даже думать об этом не хотелось.
Два больших глаза, утопленных в пышной шапке перьев, маленький бледно-жёлтый клюв. Совершенное спокойствие птицы, когда огромная рука Хагрида погладила её голову, поразило Гермиону.
— Эта малышка быстро идёт на поправку, — по-доброму засмеялся лесник. — Хорошо, что ты её принесла сразу ко мне.
Гермиона помнила, как ворвалась к нему в хижину и придумала первое попавшееся оправдание — птица влетела в стену совятни и упала на землю. Говорить, что это сделал с ней Драко, совсем не хотелось, за что она потом себя долго упрекала.
Хагрид открыл маленькую баночку на столе и тремя пальцами загрёб несколько личинок.
— Ты моя хорошая, кушай… кушай… — он кормил её так бережно и аккуратно, что у Гермионы от этой милой сцены зачесалось под рёбрами. — Как у тебя дела?
Грейнджер села за стол, облокотившись о него, и, подперев рукой подбородок, всё ещё глядела на эту картину. Но после того, как Хагрид взглянул на неё, она поняла, что вопрос предназначался ей.
— Всё хорошо, спасибо, — заученной фразой ответила она. — Я хотела тебя кое о чём спросить…
Рубеус закончил кормить птицу и отошёл к очагу, чтобы согреть чайник, попутно что-то напевая под нос.
— Ты не знаешь, в лесу ещё остались акромантулы?
Гермиона знала, что во время битвы за Хогвартс Тёмному Лорду удалось склонить на свою сторону несколько десятков этих существ. Многие из них пали тогда, но кто-то убежал обратно в лес.
— Я их давно не видел, — спокойно ответил он. — Кентавры говорят, что выжившие акромантулы ушли дальше в лес. Вряд ли кто-то из них вернётся.
Это плохо.
— А в каком направлении они ушли? — с надеждой поинтересовалась Гермиона, тут же придав своему лицу безразличие. Ей не нужны лишние вопросы, и она сразу добавила: — Мне просто для школьного проекта.
Лесник распрямился, прихватив закипевший чайник с собой. Другой рукой взял две кружки. Одну огромную — для себя, другую маленькую — ту, что из сервиза, который подарила Хагриду миссис Уизли специально на случай гостей… человеческого размера.
— На юг, к горам. Знаю, что там были подземные пещеры, — ответил он, разливая чай в кружки, попутно улыбаясь сычу, который не сводил с него глаз. — Идеальное пристанище для акромантулов.
— Ах вот оно что… — она подула на пряный чай, выжигая эту информацию как очень важную. — Поняла…
Хагрид спрашивал о ерунде. О правильной такой, как учёба, друзья, родители. Обо всём, чем обыкновенно интересовались нормальные друзья. И это отвлекало. Ненадолго, но всё же. Когда Гермиона посмотрела на настенные часы, то поняла, что скоро все спустятся к завтраку. Она быстро извинилась и уже хотела уйти, но её остановил вопрос Хагрида.
— Как думаешь, как можно назвать эту малышку? — он подставил палец к сычу, который сразу же клюнул его. — Я уже всю голову сломал.
Это случилось так же быстро, как и её желание видеть на своей коже рисунок. Она просто-напросто дала имя птице, которая была невольной крупицей в её истории… В их с Малфоем истории.
— Назови её… Моли…
Лесник даже распрямился, хмуро оглядывая Гермиону. Он покачал головой, что-то пробубнив.
— Ох… нехорошо это… — наконец сказал он. — Ничего хорошего эти цветы не приносят… Ты же знаешь, что когда они должны отцвести, чёрные стебли выбрасывают яд прямо в бутоны и красят их своими чернилами, — он задумался. — Не хочу, чтобы эту прелесть постигла та же участь… Может быть, назвать её Пёрышко?
Гермиона сглотнула ком размером с Лондон.
— Да… назови её Пёрышком…
***
Малфой не появился ни на одном смежном уроке.
Гермиона почему-то выдохнула.
И это скорее не трусость, а простейший стыд перед тем, кого она насильно поцеловала. Уловить в его взгляде гнев и отвращение было несложно. Господи… Почему она готова и в огонь, и в воду, когда дело касалось друзей, а когда под угрозой она сама — это сталкивало её в овраг собственной беспомощности. Что с этим делать? Как дальше быть?
«Привет, как ты себя чувствуешь?»
Или:
«Раз твои приступы проходят после поцелуя, может, тебе взять это на заметку?»
Она чуть не поперхнулась, когда эти поистине идиотские мысли возникли в голове. Да. Она точно рада, что не встретила его сегодня. Это давало ещё немного времени, чтобы подумать, как дальше идти на контакт. Отступать от своей затеи она не желала.
На периферии взгляда она увидела, как к их с Гарри и Невиллом парте подошли Паркинсон и Тео. Пенси настойчиво смотрела только на неё, так же, как и Нотт.
— Долгопупс, сегодня ты дежуришь ночью, надеюсь, не забыл? — Пенси теребила значок старосты, будто пыталась чем-то себя занять. Но заметив, как лицо Невилла вытянулось, она закатила глаза и ударила ладонью по столу. — Ты опять забыл? Я подменяла тебя на той неделе! Сейчас твоя очередь! У меня есть… дела.
Тео старательно пытался не засмеяться, перелистывая учебник, лежащий на столе, но внимательно слушая.
— О, Мерлин, — Невилл уронил лицо на ладони. — Я правда забыл. Хотел сегодня ночью пойти в теплицы, помочь мадам Стебель…
Смешок Блейза за соседним столом выдался громким.
— Нет, Забини, — сказал Долгопупс. — Это не то, о чём ты подумал! Сегодня полнолуние, и нужно собрать секрецию тинтового растения, а иначе…
— Да понятно! — рука Пенси взлетела вверх, останавливая его речь. — Делай с этим что хочешь, но сегодня дежуришь ты!
В эту же секунду Теодор коснулся кончиком палочки запястья Гарри и добавил:
— Вот, сделай себе такую же пометку, как он.
И как только все обратили внимание на то, куда указал Тео, Гермионе показалось, что сидящий рядом Поттер замер, уставившись на Паркинсон.
— Сделать красный крестик на руке? — спросил Невилл. — Зачем?
— Чтобы не забыть, что ты должен что-то сделать, — быстро ответила Паркинсон, развернулась и, уже уходя, пробубнила под нос: — А иначе зачем вообще рисовать какие-то крестики… на теле…
Гарри тут же начал собирать вещи, меняя тему, а потом быстро попрощался со всеми, оставив Гермиону и Тео наедине.
— Что это с ним? — поинтересовался он, присаживаясь на парту.
— Не знаю, — пожала она плечами.
Гермиона смотрела на него снизу вверх, на то, как у него появлялась ямочка на одной щеке, когда он улыбался.
Уже больше недели они с Тео проверяли домашнее задание по зельям друг у друга. Сначала это было простым вызовом. Шуточным. Нотт уверял, что найдёт у неё ошибку в задании, потому что Слизнорт не давал этой темы на уроке. Но как же он удивился, когда Гермиона нашла ошибку у него.
Теперь каждый раз после зелий они проверяли друг у друга задания. Теодор даже не пытался скрыть свой интерес к ней, прикрывая всё дружеской вуалью. Это не напрягало. Он каким-то образом умел не переходить черту. Чувствовал грань, за которую нельзя переступать. Он балансировал между флиртом и замаскированными под это шутками.
Вот в кого нужно было влюбляться.
Вот тот человек, с которым легко.
Так и должны чувствовать себя молодые люди? Беззаботно. Дурачась, пихая друг друга плечом, отбирая перо и мешая писать в тетради. Чувствовать на себе взгляд. Тёплыйи взволнованный. Говорить о ерунде. Смеяться, надрывая живот. И чувствовать себя от этого только лучше.
Вот как должно быть.
Без ада в глазах. Без страха туда упасть, в этот котёл, наполненный болью. Без ненависти в словах. Без надрыва и без отталкиваний. Без слёз и без сломанных словами костей. Без блядского запаха вишнёвых сигарет…
Без. Без. Без!
Без лёгких, привыкших к этому магнитному воздуху, пропитанному дымом. Без страха за то, что когда-нибудь нить оборвётся прямо на нём. Без этой склизкой неприязни к нему, потому что, боже, чувствуешь себя будто бы всё правильно . Как будто бы во всём мире нет воздуха лучше, чем там… в старой визжащей хижине. Потому что рядом. Потому что с ним.
Как же эгоистично и не похоже на неё. Как же от этого ломало.
Словно азарт внутри её головы треснул, переломился, вылился в некую жижу настоящего интереса, такого чёрного, вязкого, как мазут. И единственное, что ей хотелось — узнать, что же на самом деле скрывалось под всей этой ненавистью. Каким был настоящий Малфой…
И почему… почему же так хочется? Так тянет задыхаться, утопая в вишнёвом смоге, зная, что её промёрзшим лёгким уже ничего не поможет…
***
— Вы не идёте в башню старост?
Драко закрыл глаза, игнорируя вопрос Нотта. Хотелось спать и чуть больше хотелось сдохнуть.
— Ну, у Пенси образовались в последнее время новые планы… — стрельнул в ответ улыбкой Блейз. — А Долгопупс вряд ли пригласит меня к себе.
Тео подавил смешок, падая рядом с Забини на диван. Камин отапливал общежитие как бешеный. Ноябрь в этом году выдался слишком дождливым и холодным.
— Я слышал, он ходит к Варрису на сеансы восстановления душевного равновесия, — сказал Нотт. — Я чуть со смеху не упал, когда увидел на доске объявлений, что Варрис, цитирую: поговорим о том, о сём. Выпьем горячего шоколада и залечим раны. Ты себе можешь представить? Он ещё более чокнутый, чем Майнд.
Блейз помотал головой.
— Не знаю. По мне, так забавный мужик. Со своими мозгошмыгами в голове, но вроде приятный.
— Мозгошмыгами? — переспросил Нотт, чуть наклонив голову и приподняв бровь. — Я смотрю, ты тоже нашёл, с кем поговорить «о том, о сём»…
Блейз поставил локти на колени и повернул голову на друга.
— Что-то не нравится? — голос огрубел, как и атмосфера. — Я гляжу, ты тоже нашёл, с кем проводить время, да, Тео? Грейнджер так хороша?
В голову стрельнула её фамилия. Драко с силой сжал зубы от удушения воспоминаний.
С момента последней их встречи прошла пара дней.
Тупых, скомканных, заляпанных дней, в которых Малфою не хотелось делать ничего из того, что потенциально можно было бы сделать. Угрохать себя, например. Просто потому, что её поступок выбил почву из-под ног, и в полости головы всё ещё крутилось тускло-ядовитое чувство, замкнувшее кольцо где-то у изгиба шеи. Словно она накинула на него удавку. Прямо на последний позвонок. Потянешь — и наверняка хрустнет, к чертям собачьим, пополам.
И сейчас, спустя пару дней и тонну сигарет, Малфой и вправду решил, что виноват во всём сам.
Подпустил, ослабив бдительность.
Салазар, какая же идиотка.
Как она вообще посмела это сделать? Как, чёрт возьми, ей удалось настолько забыть о чувстве самосохранения? И как, чёрт возьми, он её тогда не убил?
Драко чувствовал боль, чувствовал лопатками старый, прогнивший пол хижины, чувствовал онемение сердца от пронизывающего электричества агонии. Чувствовал до того момента, пока его не коснулись чьи-то сухие, солёные от слёз губы.
Он видел всё, потому что лежал с раскрытыми глазами. Видел её расширенные зрачки и её уверенность в своём действии. Жаль, что она не видела обратного. Всё, что последует за этим.
Его отвращение.
Его испуг.
Его ненависть к этому. К ней. К поцелую, который хотелось содрать шершавой бумагой, до крови, до мяса, лишь бы не чувствовать её запах на себе.
И самое худшее из этого — боль притупилась. Вмиг. В тот самый момент, когда он взял на себя инициативу. Впился в ответ, как зверь, который хотел разгрызть артерию, почуяв запах крови.
Немыслимо.
Невообразимо.
Нелепо и абсолютно безвкусно.
Как будто это был не поцелуй, а какой-то выпуск агрессии. В неё. Внутрь. От себя…
— Драко?
Он резко раскрыл глаза. Посмотрел на Блейза, который уже сидел в одиночестве. Он даже не слышал, когда ушёл Нотт.
— Это не моё дело, но… — замялся друг. — Как ты это сделал?
Он смотрел прямиком куда-то вниз. На его закатанный рукав рубашки, где должна привычно находиться выжженная чёрная метка. Но предплечье пустое, гладкое, без единого намёка на прошлый позор.
— Свёл… — просто ответил он. — Нашёл в книге.
Блейз округлил глаза и растянул губы, выбеляя улыбку.
— Я рад за тебя, дружище! — он хлопнул его по плечу. — Забудь о прошлом, к чёрту его!
— К чёрту, — улыбнулся Драко.
Блейз огляделся. Убедившись, что их никто не услышит, нагнулся ближе к нему и шёпотом спросил:
— Тут это… Тео спрашивал, что у тебя с Грейнджер. Ты её как-то за руку схватил и увёл. Было непохоже, чтобы она брыкалась. Вот он и хотел знать, что у тебя с не…
— У меня с ней абсолютно ничего нет. Можешь ему так и передать. Я просто передал ей просьбу Макгонагалл, — солгал он. Почти идеально. Почти…
Забини прищурил глаза, вглядываясь в него.
— Ну, да… — протянул он. — Вот и я про то же… ты же её не выносишь… с какого курса?
Продолжать было бессмысленно. Малфой отрубил разговор, словно топором маленькую щепку, у которой не было шанса.
— Пойду покурю…
Забини махнул рукой, совершенно неудовлетворённый. Драко знал, что вскоре друг опять попытается возобновить разговор, а он вновь попытается его оборвать. Таков Блейз. Ему нужно знать всё. И в подробностях, если дело касалось женщин.
Он вышел из общежития, игнорируя то, как запуганно с ним здоровались первокурсники, которые сталкивались с ним у входа.
Его сторонились. Боялись.
И все старались это не показывать, потому что школьные правила гласили о долбанной толерантности после войны к таким, как он. К таким, чьи родители были на «неправильной» стороне. А его боялись ещё больше, потому что он был непосредственным участником…
Он ненавидел пресмыкающихся лицемеров. Которые молчали, но в любой удобный случай могли воткнуть в него нож. И ещё раз. И ещё. Столько раз, сколько захочется, пока дыхалка наконец не порвётся от недостатка воздуха в лёгких, так как там будет только гнев и ненависть к нему.
Чёрт…
Он остановился только тогда, когда в лицо ударил сильнейший ветер. Здесь никого. Здесь пусто. Астрономическая башня идеальное пристанище одинокого, курящего человека. Можно выветрить мысли.
Драко прищурился, прикусив фильтр сигареты, и мысленно поджёг её. Втянул грудью вишнёвый дым. Странно, но это единственное, за что он не ненавидел Мортиферу. Это она научила его курить.
«Можно ненавидеть мир, — говорила она. — Но ненавидеть мир с полными лёгкими дыма ещё прекраснее».
В тот день он взял протянутую сигарету. И чуть было не выблевал из себя весь обед, потому что было отвратительно. Глотку обожгло, когда он резко втянул в себя дым.
«Всему тебя учить нужно… смакуй это. Растягивай. Как будто ты наблюдаешь за своей жертвой из укрытия. И всё то время, пока ждёшь, у тебя есть только это…»
Тогда она закинула сигарету в зубы. Драко видел, как она поднесла зажигалку к лицу. Как блеснул огонёк в отражении её чёрных лакированных ногтей. И Мортифера сделала глубокий, длинный вдох.
«Вишнёвые?» — спросил он тогда.
«Мой любимый вкус…» — ответила она, делая очередную затяжку.
У него потянуло по ту сторону рёбер от воспоминаний, обжегших память. И ничего с этим он поделать не мог.
— Мистер Малфой?
Драко обернулся через плечо и заметил в дверях Ангру, который, закутавшись в меховое пальто, чересчур нелепо выглядящее на нём, подошёл ближе к Малфою.
Варрис остановился рядом, схватившись за перила, и уставился вперёд, на тёмный лес.
— Когда я учился на первом курсе, — начал мужчина, — мы с друзьями запускали отсюда бумажных птиц. Просто спорили, чей журавль или голубь долетит до леса.
Драко хмыкнул. Они делали с Блейзом и Теодором то же самое, когда были маленькими. Наверное, это школьная традиция, переходящая из поколения в поколение.
Малфой потянулся за пачкой, раскрыл её и протянул Ангре. Тот, приподняв бровь, улыбнулся в знак благодарности, выудил сигарету и прикурил её от палочки.
— И чья же птица победила? — спросил Драко чисто из вежливости.
— Всегда побеждала Минерва и её «полярная утка», — он растянул губы, выдыхая дым из носа, прищурившись от никотина. — Подумать только, ей понадобились недели, чтобы сконструировать из трёх листов пергамента утку размером с ладонь. Я только спустя годы понял, в чём секрет её победы.
Драко успел прикусить язык прежде, чем вырвалось «и в чём секрет». Потому что Варрис сам же и ответил. Он пристукнул пальцем по тлеющей сигарете, сбрасывая пепел.
— Она смазывала листы пергамента лаковым покрытием, чтобы с бумагой ничего не произошло, — сказал он, вжав голову в меховой воротник от острого, неожиданного порыва ветра. — Она была умнее всех уже тогда.
Это звучало как слова влюблённого, и Малфой чуть сощурился. Блейз бы это точно оценил, но не он. Малфой в любовь не верил.
— Обычно я сюда прихожу подумать, — Ангра не докурил. Потушил окурок о железо перил и с помощью заклинания уничтожил остатки. — Видимо, вы тоже пришли подумать, а я вас так бестактно прервал. Прошу прощения.
— Вы изучаете меня? — слишком резко спросил Драко, поворачиваясь к мужчине. — Составляете… что вы там составляете обычно? Личное дело?
Варрис завис на секунду, а потом хрипло засмеялся, от чего у Малфоя внутри вспыхнул костёр раздражения. Что в этом смешного, он не понимал.
— Нет, — ответил он, натягивая перчатки. — Конечно, нет. Я занимаюсь не тем, что делала мадам Майнд. Я вообще не веду записи.
— И что же вы ведёте? — не успокаивался он, ища выход своей раздражённости.
— Веду разговоры, мистер Малфой. — он улыбнулся, поправляя волосы, которые от ветра слетели на другой бок, открывая лысину. — Иногда лучшее лекарство — это поговорить с кем-то. Вы не считаете?
Драко отвернулся.
— Я не болен, чтобы искать лекарство.
— А я и не настаиваю на своей кандидатуре для разговора, — мужчина кивнул и пошёл к выходу. Но через пару секунд остановился, чтобы закончить мысль. — Может, вы найдёте собеседника лучше, чем я, мистер Малфой.
Драко хотел достать ещё одну сигарету, потому что его раздражение достигло пика. Пачка оказалась пустой. Он долго рассматривал золотую бумажную фольгу внутри неё. И дёрнул двумя пальцами за краешек, доставая бумагу.
«Найти того, с кем поговорить».
Чушь.
Пальцы ловко складывали форму по памяти. Из-за того, что фольга была небольшой по размеру, приходилось труднее.
«Найти собеседника, чтобы что?»
Чтобы сказать ему, как горело внутри от безысходности? От того, что невозможно эту безысходность преодолеть?
Последний уголок загнулся неохотно. Пришлось придавить ногтем, чтобы сделать загиб. Драко поднял фигурку на ладони и вытянул руку. Прикрыл глаза, проговаривая заклинание, и сдул маленькую птичку в небо.
Он сложил из фольги золотого павлина. Всегда запускал в небо только павлинов, давая им шанс на полёт. Птицам, что не умели летать. Павлинов из собственного сада, что у него когда-то жили.
Малфой наблюдал, как блестела на солнце маленькая фигурка, подхваченная ветром, ускользающая вдаль. Вряд ли она долетит до леса. Возможно, рухнет вниз на половине пути в озеро, будет медленно тонуть в густой тине и грязной воде, пока не коснётся дна. Того самого, где находился сам Драко.
Идеальный итог для тех, кому не суждено прожить долгую жизнь. Не суждено долететь до леса и затеряться в густой листве спасения. Стать чем-то общим с новым неизвестным миром.
Тёмный лес…
Может, Грейнджер права? Может, там он найдёт своё спасение. В смерти, которую подарят ему акромантулы. Просто прийти к ним. Просто упасть. И пусть делают, что хотят. Плетут из него кокон, высасывая последние соки. Он и так наполовину мёртв.
Он засмеялся себе под нос, когда подумал о ней.
Опять.
Губы обожгло от воспоминаний. Драко даже думать не хотел, что бы сделала Мортифера, увидев ту немую сцену в визжащей хижине. То, как целовала его Грейнджер, то, как остервенело он ей отвечал…
Долго ли она прожила бы после этого?
Он давно привык чувствовать себя игрушкой в руках Мортиферы. И ей совершенно не нравилось, если этой игрушкой завладевал кто-то другой. Но её здесь нет…
И Грейнджер ещё жива…
Малфой нашёл странное спасение от боли. Спасение в ненависти, разрывающий лёгкие, когда он с ней. Как это работало, он тоже не знал. И вряд ли ему хотелось проверить это ещё раз, но мысли всё ещё возвращались ко всему этому пиздецу. Будто она накинула на него железную удавку, и Драко чувствовал, как шея нагревалась от не успевшего остыть металла цепи.
***
Драко встретил её в четверг. Во время ужина.
Он совершенно измотанный вернулся в школу после очередного приступа, перенесённого в одиночестве. Там, лежа на полу, он запрещал себе думать вообще обо всём. Просто крепко сжимая челюсти, надеясь, что зубы не треснут от напора, Малфой мог думать только о том, когда это всё прекратится.
Когда боль ушла, появился голод.
Так было всегда.
Слишком много затраченной энергии для того, чтобы выжить и справиться с приступом. Нить на руке всё так же не обрывалась. Как бы он ни тянул за неё. Больше не было метки пожирателя, но и непреложный обет не стал от этого слабее… чёрт…
Сил не хватило даже на то, чтобы развернуться и уйти, когда он заметил, как за их столом сидела огромная смешанная компания из всех факультетов. Кто-то склонился над столом, прямо над газетой.
Блейз сразу бросился в глаза, как зачинщик всего этого недоразумения. Драко поймал обрывок фразы, когда подошёл ближе, чтобы наконец поужинать.
— Я говорю, что они проиграют! — довольно улыбался Забини, глядя на Поттера, который сидел напротив Пенси и пытался делать вид, что не смотрел на неё. Господи…
Драко игнорировал всех, даже тех, кто с ним здоровался. Даже Грейнджер, сидящую слева от Поттера.
Малфой сразу потянулся за кубком, чтобы налить себе сока, чтобы разбавить вкус крови от прикушенной щеки у себя во рту.
— Драко, скажи ему! — Блейз сел рядом с ним и подвинулся, приглашая Лавгуд сесть рядом. Девушка отказалась, и у друга дёрнулся уголок губы. — Скажи, что «чёрные дельфины» победят в этом матче.
Ну конечно. Чемпионат Европы по квиддичу…
— Уверяю тебя, — перебил его Гарри. — Я читал о новом капитане «диких гарпий». Она просто великолепна! Поймает снитч за несколько минут.
Паркинсон от «великолепности» Поттера с силой поставила кубок на стол. Гарри добавил:
— Её муж бывший чемпион… это он её тренировал, наверное.
Эффект достигнут. Пенси закатила глаза, перелистывая газету. Кто-то начал расходиться, поняв, что накал разговора уже спал и все остались при своём мнении. Кто-то просто продолжил есть.
Драко чувствовал на себе взгляд.
Сразу захотелось хлебнуть вместо сока виски, чтобы расслабиться и не посмотреть в ответ с презрением. С расслоенной мыслью о том, как этот взгляд он не выносил.
Он жевал мясо под чужие разговоры, слыша каждого и одновременно не слыша ничего. В голове вакуум. Всё, что происходило, казалось каким-то несуразным. Словно он смотрел на это через стекло. Отдельно от всех здесь присутствующих, которые жили дальше в своих заботах. А он на другой стороне, где ещё ни черта не кончено. Где пахло смертью за спиной.
И вдруг он не выдержал. Просто не мог. Просто лицо горело от раздражения, от прямого взгляда на него.
Грейнджер смотрела в упор, сидя напротив. Малфой поднял голову, облизывая губы, с тем же прямым взглядом на неё. Чтобы просто сломать Гермиону, чтобы та отвернулась, поняв свою ошибку. Нельзя смотреть бешеным псам в глаза. Они почувствуют твой страх и укусят.
Она теребила край рукава, из которого на секунду появился край татуировки, но тут же манжет был натянут почти до середины кисти. Малфой хмыкнул. Просто не мог сдержаться. Ему нравилось, что ей не по себе от этого. Что эти цветы она скрывала, как нечто неприличное. Нечто запрещённое для чужих глаз. Потому что он весь такой. Общение с ним должно вызывать стыд… не более.
Ещё он помнил свою подпись. Помнил момент, как оставлял букву своей фамилии на сгибе её локтя. Как напоминание о том, что связываться с ним не стоило. Это было спонтанным решением. Драко был уверен, что она сведёт татуировку в скором времени. Найдёт способ, чтобы смыть этот позор с себя.
А ещё помнил запах её волос.
Сладкий, пудровый, как от детского шампуня.
Помнил её острые плечи и линию позвонков на спине. Помнил её мурашки на теле, когда он прикасался своей грудью к её лопаткам. Ему этого хотелось, но лишь для того, чтобы напугать. Нельзя в этом найти что-то возбуждающее. Этого просто не могло быть. Грейнджер должна была ощутить отвращение от своей помощи, которую предложила. Он на это надеялся. Чтобы она поняла, куда вступила одной ногой. Как шанс больше так не поступать. Не очаровываться своей добротой и способностью помогать всем нуждающимся.
В ней он не нуждался.
Драко не сразу услышал голос Тео, который был направлен на Грейнджер, потому что взгляд всё ещё сконцентрирован строго на ней. На каждом её движении, выдохе, в попытке выбить из неё эту смелость вот так смотреть на него.
— Гермиона? — чуть громче произнёс Тео, и наконец она дёрнулась, будто выныривая из транса, и посмотрела на него. — У тебя тут… волосы.
Он указал на свой рот. Гермиона повторила его жест, чтобы убрать прядку, прилипшую к лаковым от прозрачного блеска губам. Смущённо улыбнулась и стянула резинку с кисти на левой руке. Её движения быстрые, резкие, отточенные. Она прикрыла глаза, чуть опрокинув голову, и завязала тугой хвост на затылке. Малфой слышал, как прокашлялся Нотт, и закатил глаза, возвращаясь к своей тарелке.
— Тебе очень идёт такая прическа…
За этим отрезком их стола вдруг сразу стало тихо. Даже Блейз, чуть наклонив голову от реплики Тео, не знал что сказать. Он старался скрыть дебильнейшую улыбку, и Нотт ударил его по плечу, добавив:
— Я что, не прав?
Гермиона в последний раз стянула резинку и, игнорируя взгляды, повернулась к Теодору.
— Спасибо, — ответила она, глядя прямо ему в глаза.
И теперь в её взгляде нет того, что испытал на себе Малфой. Этот взгляд лёгкий и почти безвкусный. Там нет чувств, от которых рот наполнялся ядом. Грейнджер смотрела на Нотта со вселенской благодарностью за комплимент, словно впервые услышала похвалу.
Как. Же. Сука. Раздражает.
И последнее, что добило его прежде, чем он встал и ушёл — Гермиона добавила:
— Мне приятно, Тео…
***
— Не сильно заметно?
Блейз стоял лицом к зеркалу, рассматривая себя и прихлопывая по мантии на груди. Секундами ранее он спрятал туда свою фляжку, предварительно зачаровав её, увеличив магией ёмкость внутри.
— Надеюсь, это не конская моча из бара Аберфорта, которую он называет огневиски? — поинтересовался Драко, надевая чёрную тонкую водолазку.
— Обижаешь! — возмутился Блейз. — Я заказывал посылку из самой Франции. Мать послала мне три бутылки отменного виски, который делает её новый муж.
Драко засмеялся. Подойдя к зеркалу, остановился рядом с другом, рассматривая себя в зеркале. Чёрная водолазка ещё больше оттеняла бледность и синяки под глазами. К чёрту. Сегодня он хотел напиться прямо на вечеринке Слизнорта. Слушать скучные разговоры на трезвую голову совершенно не входило в его планы.
— Я утром разговаривал с Варрисом, он мне намекнул, что хочет забрать Слизнорта сегодня вечером. Старики пристрастились играть в карты в баре у Дамблдора. Говорят, они делают большие ставки.
Малфоя новость не удивила. Он слышал об этом ещё пару недель назад, когда ходил в Хогсмид для аппарации в мэнор. Краем уха он зацепил разговор профессора Дамблдора и Варриса, которые обсуждали тактику игры в магический покер.
— Главное, чтобы об этом не узнала старуха, — Драко протянул руку, сделав пару движений пальцами. Блейз без слов понял, чего он хотел, достал фляжку и вручил ему. — Ей хватило скандала с Майнд, а если всплывут азартные игры, боюсь, её хватит удар.
— Может, Макгонагалл играет вместе с ними? — воодушевленно спросил Забини, встречаясь взглядом с Малфоем и тут же понимая, что это бред. — Ну, да…
Алкоголь полз по пищеводу, дразня и обжигая. Малфой согласился со словами об «отменном» виски, который так хвалил Блейз. Такое нужно пить смакуя во рту, чтобы распознать каждый слой алкоголя и заложенный в него вкус.
Драко чувствовал горькую корицу и цедру лимона. Наверное, виски назывался так же невъебенно замороченно, что можно язык сломать, быстрее было опьянеть.
В дверь постучали, и Тео появился в проёме даже не дождавшись ответа. Блейз присвистнул, разглядывая этого молодого парня, сейчас больше походившего на богатого пижона.
На Тео бордовая рубашка. Малфой подумал, что верхние пуговицы расстегнутся уже через несколько минут, потому что невыносимо сжимали горло. Он видел, как Нотт оттягивал воротник, будто не хватало воздуха.
— Дай угадаю, — Забини отобрал фляжку у Драко и кинул её Тео. — Это всё для мисс «тебе очень идёт эта причёска»?
Тео присосался к виски, сделав несколько больших глотков. Блейз возмутился и насильно вырвал фляжку у него из рук.
— Полегче, а то наблюешь своей Грейнджер под ноги.
Господи.
А ведь вечер только начался…
— Там Пенси уже на иголках, — Тео открыл дверь. — Пойдёмте уже.
Когда друзья вошли в кабинет, где проводился вечер, то сразу стало ясно, что Слизнорт в этот раз расстарался. Повсюду были развешаны украшения, играла музыка, а в середине стоял шикарный круглый стол с множеством блюд. Драко сразу заметил её.
Грейнджер сидела за столом вместе с девушкой из Когтеврана, имя которой он не помнил. Он знал лишь, что она играла на третьем курсе в квиддич, пока не упала с метлы, закончив так и не начавшуюся карьеру вратаря.
Слизнорт пожимал руки каждому, приглашая садиться за стол. Когда очередь дошла до Малфоя, старик осмотрел его с ног до головы.
— Вы плохо себя чувствуете? — поинтересовался он.
— Просто не выспался, — банальной фразой ответил он.
Их всего пятнадцать человек — лучших учеников на последнем курсе. Гораций ещё на первом уроке заметил успехи Малфоя, восхищаясь его способностью варить зелья не заглядывая в учебник. Знал бы он, что сам Снегг, в перерывах между заговорами и переворотами, обучал его с самого детства. Вот только свой навык Драко показал лишь в этом году. Наверное, так было легче избавиться от мыслей, перекидывая внимание на учёбу.
Странно, что от Гриффиндора пришла одна Грейнджер.
Драко отодвинул стул, помогая сесть Пенси, и занял место рядом с ней, всё время успокаивая себя тем, что в кармане Блейза есть спасение от предстоящего нудного разговора.
Он был прав. Общение тянулось как резина. Пресно и скучно. Профессор восхищался талантами своих учеников, рассказывал истории из своего прошлого, от которых хотелось не только закатывать глаза, а просто выть от потребности в алкоголе. Один Блейз пытался вывести весь этот ужас, подшучивая и проявляя всё своё итальянское очарование.
Спустя примерно час в кабинет вошёл Ангра. Драко и Забини молча переглянулись, кивнув друг другу. Что ж. Они оказались правы в своих предположениях. Слизнорт откланялся, извинившись перед всеми и сказав, что они могут закончить ужин и весело провести время без его старческих рассказов, а кабинет в полном их распоряжении. А у него появились «срочные дела».
Когда дверь за ним закрылась, Блейз оглушил комнату и закрыл её заклинанием.
— Я думал, не дождусь… — он отклонился на стуле, снимая с себя мантию и забирая из кармана фляжку. — Настало время настоящей вечеринки!
Паркинсон хмыкнула, но протянула ему бокал, допив из него сок.
— Все, кто хочет сбежать, делайте это сейчас, — сказала она и поморщилась, когда сделала первый глоток.
— Но… — та самая когтевранка с натянутыми до переносицы очками подалась вперёд, — алкоголь в стенах школы запрещён!
Драко подавил улыбку, потому что Нотт и Забини в ответ хором произнесли их излюбленную фразу:
— Как и секс до свадьбы…
Но это произвело обратный эффект. Девушка поднялась на ноги и обернулась к двоим парням из её факультета.
— На выход!
Малфой хмыкнул. Ей правда стоило остаться в команде по квиддичу. Такой приказной тон мог убедить любого.
Их примеру последовало ещё четыре человека. В кабинете осталось четверо слизеринцев, Грейнджер и двое девушек из Пуффендуя, одну из которых он помнил. Она тайно была в него влюблена, посылая открытки каждый Валентинов день. Кажется… Лиза.
— Что ж, нам больше останется, — Забини поднялся и нагнулся над столом, предлагая виски и разливая его по бокалам. И когда очередь дошла до Гермионы, она вытянула руку, накрывая свой фужер. — Не понял…
Чего и стоило от неё ожидать… везде правильная, аж в рёбрах сводило.
— Салазар, Грейнджер. Ты всегда такая сухая? Я думала, ты смелее…
Провокация Пенси не дала эффекта. Гермиона ковыряла ложечкой в мороженом. Оно уже растаяло и смешало вкусы. До чего раздражающая.
Блейз расчистил перед собой скатерть, положил на неё палочку и посмотрел на каждого.
— Тогда давайте поиграем?
Лиза, которая молча сидела почти весь вечер, взяла слово. Улыбнувшись, она добавила в виски газированную воду.
— Смысл играть в «правду или действие»? — она покачала бокалом, смешивая коктейль. — Вы четверо всё друг про друга знаете.
Забини громко хохотнул и ударил Теодора по плечу.
— Как же ты ошибаешься… Я вот, например, буквально вчера узнал, что моему другу, — он посмотрел на Нотта, — нравятся высокие хвосты…
Пуффендуйки ничего не поняли, но поняли все остальные, глядя теперь то на Гермиону, то на Нотта. Драко же всё больше распалялся, чувствуя в атмосфере ещё большее чужое смущение.
— Хорошо, — вдруг сказала Гермиона.
И сквозь этот тон, сквозь вновь приклеивающийся к нему взгляд, он ощутил подвох. Не мог не чувствовать его, глядя на её чуть прищуренные глаза. Она смотрела ровно на него, будто вызывая на дуэль.
Интересно…
— Только условие, — Тео взял со стола фляжку и склонился к ней. — мы все пьём.
Грейнджер, не обрывая взгляда, кивнула, двигая к нему бокал.
— У меня тоже условие. Мы говорим одну лишь правду…
— Конечно, правду, — подорвался Блейз, раскручивая древко. — Я принёс с собой кое-что для этого.
Рядом с крутящейся палочкой на столе появился маленький мутноватый стеклянный шарик. Все знали, что это. В эту игру играли все факультеты на каждом курсе, и подобные шарики для «правда или действие» продавались в Косом переулке чуть ли не на каждом шагу. Дымка внутри становилась красной, если человек говорил ложь, зелёной — если правду.
— О, Лиза, — Блейз размял шею. — Правда или действие?
— Правда! — слишком быстро ответила она, схватив со стола шарик.
Блейз усмехнулся ещё раз, распалённый азартом, и задал свой вопрос:
— Кто тебе нравится из школы?
Малфой закатил глаза, зная, что сам Забини рассказывал ему о том, что Лиза положила на него глаз. Он же ему эти открытки и передавал. Просто сам факт, что Блейз услышит сейчас, вызывал у него детский восторг. Дела сердечные и всё, что с ними было связано, оказывали на него самый пышный эффект.
— Д-драко…
Она раскрыла ладонь с зелёным шариком под бурный свист Блейза, который гоготал как полный дурак.
Малфой вежливо улыбнулся ей в ответ и отсалютовал бокалом — просто ради приличия уважить девушку, хотя знал, что из этого ничего не выйдет.
Пока пуффендуйка раскручивала древко, Драко сделал глоток, поднял глаза и вновь встретился с этим взглядом…
Стреляющим внутрь. Ему хотелось залезть ей в голову и послать к чертям куда подальше, но он сдержался, ощущая расслабление, которого достиг со вторым бокалом. Это даже забавно.
Наблюдать за тем, как она смелела рядом с ним каждый раз. Что она вообще думала после того, что произошло в хижине? Ведь они больше не говорили. Не встречались, и она не приходила туда. Струсила? Или послушала его совет не приближаться к нему?
Тео выбрал действие и теперь пел гимн Хогвартса стоя на стуле. Всем весело… кажется…
И это «кажется» вновь разбилось о кофейный взгляд. И это похоже на ловушку. Почему — он не знал, но каждый раз, когда Грейнджер моргала, у Малфоя ёкало где-то в груди. Просто от недостатка этого выжженного взгляда на себе.
Он уверял себя, внушал, что это банальный азарт. Азарт узнать, что же будет дальше. Дойдёт ли она до черты или остановится и развернётся, когда почувствует страх?
Страха у Грейнджер нет. Он атрофирован.
— Драко? — голос Тео с боку разбил мысли. — Правда или действие?
— Правда.
Шарик в руке уже нагрет чужими ладонями. Он ощущал его вибрацию. Ощущал, как этот магический предмет будет реагировать на его слова. Он знал секрет. Кожа выделяла пот постоянно, и стекло, пропитанное зачарованным веществом, распознавало реакцию меньше чем за секунду и быстрее вздоха давало ответ.
Он знал, что тот спросит. Он уже в его голове. Даже не удивился, ведь Тео всегда нравилось соревноваться с ним. Этого стоило ожидать ещё тогда, когда он схватил её за руку и потащил из кабинета. Стоило ожидать вопросов, которые последуют.
— Тебе нравится Гермиона?
И тогда она сглотнула.
Вот оно…
Округлила глаза, услышав своё имя, словно испугалась. Всего секунда. Секунда, которой достаточно шарику, чтобы распознать правду в ответе Драко.
Он поставил локти на стол, посмотрел на Грейнджер, перекатывая шарик между пальцами. Растягивая момент настолько, чтобы обрезать нить напряжения в самый нужный момент.
— Никогда. Ни в прошлом, ни в будущем нет такого варианта, когда бы мне понравилась такая, как она…
Вот она правда.
Вот этот зелёный цвет стекла.
«Лови, Грейнджер. Я предупреждал…»
Отвлекающий бубнёж Блейза не срабатывал. Драко заметил, как покраснела её шея. Как лицо, не источающее ни единой эмоции, так и оставалось холодным. Непроницаемым. Как дёрнулось её горло — тоже заметил. Он уверен, что ком в её глотке совсем как этот блядский шарик.
«Дыши этим, Грейнджер. Вот какой я.
Вот каким стал…
Жри мою ненависть к твоей доброте, с костями и органами.
И держись… держись подальше для своего же блага».
Этого мало. Слишком. Драко крутанул палочку, останавливая её невербально там, где нужно. Там, где хотелось жёстче и находчивее. Чтобы переебало пополам. Чтобы искры из глаз. Потому что он знал, что она приняла этот вызов.
Как игра в поддавки. Никто не выиграет, но сам факт порчи нервов на лицо.
Гермиона выбрала действие, как будто хотела оградить себя от его вопроса, который явно будет полон подвоха. Забавная. Пенси махнула рукой, привлекая внимание.
— Попроси её показать метку!
За это мгновение, когда предложение Паркинсон дошло до Грейнджер, она сдалась, посмотрев на слизеринку ошарашенно.
— Нет! — резко ответила она.
Гермиона смотрела по сторонам треснутым, как стекляшка, взглядом, пытаясь натянуть свитер до пальцев. Драко не слышал ничего, кроме собственного сердца, которое билось в агонии. Его ломал сам факт того, что Грейнджер так бережно скрывала. Салазар. Это победа. Это самая что ни на есть победа. Пусть она почувствует на себе то, когда кто-то узнаёт твой секрет. Так же, как поступила она с ним, вверглась в его жизнь, как ураган, совершенно не спросив разрешения.
Да. Это его победа.
— Покажи слова на своей руке, — довольно попросил он, делая глоток. — Давай же, покажи нам всем свой маленький секрет, который ты так прячешь. Это же так приятно, когда все узнают то, что ты скрываешь…
Гермиона сковырнула ногтем кожу на большом пальце. Смотрела она теперь куда угодно, но не на него. Блейз стрелял шутками про то, что соулмейт Грейнджер оказался Филчем. Всем весело, но не ей.
Это полнейший кайф, который затапливал его с головой. Смотреть на то, как её убивало всё это. Ломало пополам, выкручивало. Смотреть на то…
…на то, как Грейнджер глубоко вздохнула, повернулась телом к нему и с нечитаемым взглядом, с разъезжающимися в какой-то больной улыбке губами, сказала:
— Хорошо, — кивнув, поднялась на ноги. — Чёрт возьми, хорошо…
Драко довольно прикусил клыком губу, когда она вытянула над столом руку, попутно беря бокал. Назло ей он смотрел в сторону, сделал пару глотков виски и услышал, как Блейз, встав рядом с ней, прочитал буквы у неё на предплечье.
— Два лепестка моли… и сжечь всё к чертям…
Это было похоже на щелчок.
Прямо в районе его затылка.
Прямо там, где сейчас скапливались мурашки. Прямо, блять, там…
— И кто же произнёс эту фразу? — спросил Блейз, садясь на место.
— Я не знаю, — спокойно ответила Гермиона, глядя вперёд, на его застывшие в теле кости. — Наверное, он ещё не объявился…
Вдох.
Выдох.
В проигрыше оказался он сам. Прямо тогда, когда её взгляд обжёг его с полным пиздецом в глазах.
Вдох. Выдох.
Казалось, он видел позади неё блеск стали любимого ножа той, кто эти слова с кожей вырежет и бросит собакам. Казалось, он забыл, как нужно дышать. Казалось, он чувствовал кровь на прикушенной губе. Казалось, сука, казалось…
— Спасибо за компанию, — Гермиона сделала последний глоток из бокала и распрощалась со всеми, быстрым шагом покинув кабинет, пропитанный её откровением. Его полнейшим провалом…
Вдох.
Выдох.
Скрип отодвигающегося стула и пара хромых шагов прямо за дверь.
Вдох.
Выдох.
И снова вдох, улавливая запах блядского пудрового шампуня…
Шаг в шаг, прямо за ней, как злющая собака, раздразнённая кровавым куском.
Рывок, и пальцы сложились прямо на стеблях моли, которые он сам же и нарисовал…
Дверь какого-то старого кабинета, в который он толкнул её, громко захлопнулась. Запечаталась и склеилась всеми защитными заклинаниями, которые он произнёс про себя как в бреду. Чтобы никто не увидел. Чтобы она не сбежала.
Чтобы…
Чтобы схватить её руку, загнуть рукав и выжечь на сетчатке зрачка эти буквы. Эти долбанные буквы, сложенные в слова, которые он когда-то произнёс.
Вдох.
Выдох.
Существуют неудобные люди.
Вот они и есть эта пара крайне неудобных друг для друга людей.
И кислород между ними усваивался слишком неудобно в лёгких, потому что общий.
Так было всегда.
Так и должно было оставаться!
— Ты сама это сделала? — он смотрел на слова на её руке, игнорируя то, как Грейнджер пыталась выдрать руку. Держал крепко, до будущих синяков. — Я спрашиваю, ты сама это сделала?
— Это сделали все мы на четвёртом курсе! — прорычала она в ответ, наконец выдёргивая из его хватки руку и потирая там, где были чужие пальцы.
— У меня нет ответных слов! — выкрикнул он, словно не веря до сих пор в происходящее.
Во рту сохло. От горечи. От гнева. Сохло под рёбрами, в районе сердца. Казалось, у него будет приступ. Невозможно быть её родственной душой! Этого просто не могло быть!
— У тебя их нет, потому что на тебе непреложный обет, — резко ответила она. Как порыв внезапного ветра. — Ты должен жениться, поэтому слов на твоём теле не будет, пока твою руку обвивает нить… пока ты принадлежишь… другой…
Он сделал шаг назад.
Не веря своим ушам. Вновь и вновь повторяя про себя только что услышанное. Смех рождался где-то внутри. Гортанно и зло. Он впился пальцами в волосы, зачесывая их назад. И на полном серьёзе спросил её:
— Салазар, Грейнджер… ты что на это надеешься?
Это как пощёчина для неё. Обидная и живая.
Она молчала. Выстрадано и вымучено. Казалось, думала о том же: вытрахать мозг взаимными упрёками и оскорблениями, но по итогу они молчали, варясь в этом.
— Мне так же хреново, — вдруг сказала она. — Меня тянет к тебе из-за этого, — рука вновь в воздухе, направленная словами прямо на него. — И я так же не желаю и не вижу с тобой…
Наверное, она хотела сказать «счастья».
— Будущего…
Будущего для него не существовало. Оно было только в одном варианте: смертельном.
Он поискал её глаза, растворённые в рое мрака, и когда нашёл их блеск, спокойным, почти холодным тоном ответил:
— Ты лезешь ко мне только из-за этого, — он указал на её руку. — Значит, тебе нужно всего-то освободить меня от непреложного, чтобы твоя метка пропала. И тогда мы разойдёмся…
— В разные стороны… — закончила она за него.
Он выстроил в своей голове обоснование всего этого. Как защиту. Конечно, метка появилась у неё потому, что они проводили время вместе, и из-за врождённого желания Грейнджер всем помогать, слова выгравировались на её предплечье. Стоило только позволить ей помочь, и они пропадут… так ведь?
Виски окутывала боль.
Блять, как не вовремя.
Он чувствовал на себе взгляд, когда пятился назад, чтобы облокотиться о парту. Чтобы согнуться пополам в раздирающей боли. Она смотрела на Драко как парализованная. И это только распаляло его.
— Не смей… не смей делать то, что сделала тогда…
Он услышал в темноте лишь тяжёлый вздох. Лёгкие шаги и хлопок двери. И ни слова. Грейнджер ушла молча, оставляя его наедине с собственным демоном. С собственной болью.
Какой же это пиздец…
Вдох.
Выдох.
Комментарий к Глава 10. Из тьмы на дневной свет.
Буду благодарна увидеть и прочесть ваше мнение в отзывах.
Карты раскрыты. 😈
========== Глава 11. Возьми меня туда, где я буду в безопасности ==========
Комментарий к Глава 11. Возьми меня туда, где я буду в безопасности
Это одна из моих любимых глав.
Надеюсь она вам она так же полюбится ❤️
Приятного чтения.
Гермиона плотнее закуталась в жилетку. Её колотило от встречи, которая должна состояться через час.
Она увидит родителей впервые за долгое время и даже сумеет поговорить… вот только как…
Как начать разговор с теми, кто тебя не помнил? Что говорить матери, которая будет смотреть на неё как на пациента? На девушку, которая просто пришла сделать чистку зубов? Господи, как ей плохо от этих мыслей. Как не разреветься и не выболтать всё то, что так накопилось. Как же она скучала, до боли в сердце скучала.
— Я… — Гарри прочистил горло, — я могу пойти с тобой.
Гермиона натянула самую милую улыбку, покачала головой и стукнулась плечом о плечо Поттера, пока они направлялись в Хогсмид быстрым шагом.
— Нет, всё будет хорошо, жди меня у Джорджа. Я вернусь быстро…
Гарри обернулся, и Грейнджер сделала то же самое. Чуть позади шли Блейз и Пенси. Слизеринка встретилась взглядом с Поттером и приподняла бровь, улыбаясь в ответ.
— Кажется, у вас всё хорошо, — подметила Гермиона.
Поттер хмыкнул и пожал плечами.
— Я не могу привыкнуть к ней. Это как всё время ждать взрыва. Она непредсказуемая.
Гермиона слышала, как Полумна уверяла Блейза, что «инь и янь» Пенси и Гарри сложились. Забини потом ещё сделал маленькую пометку у себя в тетради, чтобы найти значение этого выражения.
У всех всё налаживалось. Рождалось что-то новое. Расцветало и жило своей спокойной жизнью. Вот только она стояла в тупике. И даже если обернуться назад — выхода не было, словно его смылоприливом, а дорога потерялась. Оставалось лишь ждать, когда же в этом тупике с обратной стороны кто-то вырежет дверь. Но, казалось, этот «кто-то» не торопился…
Даже сейчас «кто-то» шёл впереди не спеша. Любой другой в его походке не увидел бы ничего необычного. Но Грейнджер знала, что если присмотреться, правой ногой Драко делал шаг уже, чем левой, скрывая свою хромоту.
Сколько же мелочей было в нём, которые она начала подмечать.
То, как он курил сигарету, и если брал из пачки ещё одну, Гермиона знала, что скоро ему будет больно. Очень больно. Так он просто разжижал свои лёгкие и нервы перед приступом.
То, как он прикусывал клыком губу, сдерживая улыбку, или то, как Малфой смотрел на неё.
Господи.
Не время и не место думать о таком дальше…
Когда они вышли на площадь, со всех сторон послышались хлопки аппарации. Блейз и Пенси, догнав Драко, о чём-то договаривались. Взявшись за руки, они вместе исчезли с площади.
— Встретимся в магазине Джорджа? — Гарри повернулся к ней.
Она кивнула, и он тоже исчез.
«Так… соберись…»
Гермиона сделала глубокий вдох. И ещё один. Прикусила внутреннюю сторону щеки и крепко сжала палочку, представляя место, где ей нужно оказаться.
Хлопок, и она резко нагнулась, прячась за мусорным баком, осторожно выглядывая из-за него. Внутренний двор частной клиники родителей был пуст. Она знала, что мусор выбрасывали под вечер, и это лучшее место, чтобы быстро долететь до клиники.
Сколько она себя помнила, мама с папой открыли ей мир в детстве, избавив от ненужного страха перед зубными врачами. Всё, что они делали, было безболезненно, с любовью и родительской нежностью…
Господи. Как не расплакаться прямо здесь?
— Доброе утро, я к миссис Грейнджер, — Гермиона подошла к стойке администратора, протягивая страховой полис, который был в идеальном состоянии. Она им почти никогда не пользовалась. Для неё медицина теперь была другой. Полис был лишь чуть подправлен магией. Она изменила имя. — Я Джинни Уизли. Записывалась к десяти утра.
Пока тучная женщина с узкой полоской накрашенных розовым губ искала запись на компьютере, у Гермионы сжалось сердце, когда позади послышался знакомый голос. Она обернулась и вцепилась в стойку, чтобы не упасть.
— Не ешьте два часа, — сказал отец, провожая пожилую даму к выходу, — и не забывайте пользоваться нитью.
«Папа…»
Джон любезно открыл женщине дверь и пропустил её, попрощавшись. А когда обернулся, то взглядом встретился прямо с Гермионой, у которой от этого колени свело.
— Доброе утро, — сказал он, подходя к стойке. — Новый пациент?
Его улыбка была такой тёплой, Грейнджер дико по ней скучала. Скучала по тому, как возле глаз при этом у него появлялись морщинки. Пересчитала бы их с удовольствием только для того, чтобы узнать, что в нём изменилось за эти месяцы.
— Так точно, мистер Грейнджер, — солдатским тоном произнесла администратор. — Первое посещение. Создаю карту.
— Что ж, Глория, позаботься о том, чтобы мисс ни в чём не нуждалась, — он в последний раз взглянул на Гермиону и, кивнув, пошёл обратно в кабинет.
Только когда дверь за ним закрылась, Грейнджер заметила, что стояла с вытянутой вперёд рукой, словно хотела его остановить…
Господи…
Он всё ещё не помнил её. Не узнал даже. А ведь всегда, когда Гермиона приходила к ним на работу, папа подолгу сидел с ней на диване, пока не появлялся очередной пациент. Комок в горле только рос…
— Доброе утро. Мисс Уизли?
Гермиона обернулась только со второго раза, когда молодая девушка ещё раз позвала её. На бейджике значилось, что она ассистент.
Даже в удобном кресле невозможно было расслабиться, пока девушка, ассистирующая матери, готовила инструменты. Когда на железном столике всё было готово, она сказала, что доктор сейчас подойдёт и вышла за дверь, оставляя Гермиону наедине со своим страхом и нетерпением.
Когда же дверь распахнулась, Грейнджер схватилась за ручки кресла и сильнее вжалась в подушку на подголовнике. Боковым зрением она видела, как мама села на круглый стульчик на колесиках и придвинулась ближе.
— Доброе утро, мисс Уизли…
Гермиона сглотнула слюну, затопившую язык, и наконец повернулась, встречаясь глазами с мамой… господи, как плохо. Как першило в горле и как хотелось оттолкнуться, вытянув руки, и повиснуть у неё на шее. И плакать. Плакать. Плакать. Просить прощения за всё. За долбанный необходимый обливиейт. За то, что она тем самым спасала их. За то, что выдрала из их жизней кусок размером с Лондон.
— Д-доброе утро, — получилось тихо.
И дальше началось её молчание под монотонное жужжание машинки. Да и говорить с открытым ртом, пока мама делала чистку, было невозможно. Джин всегда была болтливой. Гермиона слушала о последних новостях, политике, о том, в каком хорошем состоянии у неё зубы, особенно после того, как Грейнджер кивнула на вопрос — пользуется ли она нитью.
«Пользуюсь, мам. Ты сама меня приучила…»
— Вы, наверное, уже в университете учитесь? — спросила Джин, когда промывала рот. — Сплёвывайте.
Гермиона нагнулась над смывом и выплюнула пенную воду.
— Нет, в следующем году поступаю, — ответа, лучше этого, не нашлось. Она вновь легла на кресло и открыла рот.
— Это так здорово, — улыбнулась Джин, аккуратно повернув лицо Гермионы к себе. — Молодость так прекрасна. Новые друзья, новые знакомства, любовь…
Боже.
Грейнджер чувствовала дрожь в теле. Это как выброс адреналина. Просто потому что этот разговор был для неё самым лучшим, на что она могла рассчитывать. А хотелось другого…
С криком вырывать из себя всё, что скопилось за эту разлуку. Хотелось говорить, говорить и говорить. Говорить о том, как кончилась война. О том, как ей больно от потери друзей. О том, как же она скучала по ней и отцу. О том, как сожалеет.
— Вам больно? — Джин моментально убрала зеркальце изо рта Гермионы, когда увидела слёзы на её щеке.
«Да, мам. Мне очень, очень больно».
— Нет, — Грейнджер наспех вытерла щёки. — Просто… лампа сильно светит. Глаза очень чувствительные.
Господибоже…. Как больно.
— Ох, — улыбнулась Джин. — Осталось совсем чуть-чуть.
— Да, совсем. Чуть-чуть, — повторила за ней Гермиона и легла на место.
Оставшиеся десять минут прошли в молчании, за которым Гермиона вновь и вновь вспоминала то, как уничтожала воспоминания родителей о себе. Крупицу за крупицей, не надеясь вновь их увидеть. Ей было нужно, чтобы они пропали. Чтобы спасти их. И вот теперь, когда всё кончено…
Она сидела перед мамой, которая её не помнила. Совершенно.
Но надежда есть. Макгонагалл отменила наложенный обливиейт. Оставалось только ждать. Хуже было бы, если бы кто-то наложил поверх заклятия Гермионы ещё одно такое же. Восстановить память второй раз невозможно.
Повторный обливиейт опасен. И память больше не вернётся.
Уже тогда, когда Джин провожала Гермиону к двери, она сделала то, зачем сюда и собиралась. Ей хотелось бросить бомбу. Чтобы ускорить процесс. Хотя бы попытаться. И в тот самый момент, когда мама отворачивалась, попрощавшись с ней, Гермиона окликнула её:
— Мам?
Шаг Джин стал тише, и женщина остановилась, обернувшись к ней.
— Вы что-то сказали? — лицо не вытянулось в испуге или в гримасе. Оно было таким, будто ей и вправду послышалось.
— На самом деле меня зовут Гермиона… — Грейнджер сжала ручку входной двери. — Просто… было бы здорово, если бы вы были моей мамой… До свидания.
И вышла на улицу, ускоряя бег, сворачивая за угол и склоняясь вниз, будто пробежала марафон. Было чертовски больно. И эта резь сохранялась до самого прибытия в Косой переулок. Даже когда она входила в магазинчик «Всевозможные волшебные вредилки», её всю колотило.
Гарри аккуратно спросил, как всё прошло, а она так же легонько пожала плечами. Без единого слова. Они встретились взглядами и вымученно улыбнулись. Он крепко сжал её плечо и, кажется, сказал, что «всё наладится». Гермионе хотелось в это верить.
Джордж вернулся из Франции ещё в понедельник, возобновив работу в магазине. Казалось, отдых был хорошим решением. Он поправился, щёки больше не облепляли его лицо, словно кожу натянули на череп. Он чаще улыбался и подшучивал над клиентами, пока они втроём ходили по магазинчику.
— Там уже толпа собралась, — Джордж тыкнул пальцем в окно, за которым стояли зеваки, пришедшие посмотреть явно не на фейерверки на стойках. — Могу вывести вас через чёрный ход.
Гарри закачал головой в несогласии.
— Какая разница. Интерес скоро утихнет, и мне не хочется больше скрываться…
Гермиона согласилась с ним. Тем людям просто нужно было увидеть их. Убедиться. Это было как ещё одним доказательством, что война закончилась. Больше нечего бояться. Просто нужно жить дальше.
Джордж с Дином вынесли на улицу два ведра, наполненных фейерверками, прикрепив к стеклу магазина объявление о скидке на эти товары. Это было решением Уизли — пока Гермиона и Гарри стояли у толпы, он будет продавать товары, у которых скоро закончится срок годности. Идеальный маркетинг.
Люди кинулись к ним как только они вышли на улицу. Окружив Гарри и Гермиону, они улыбались, трогали их за руки, говорили слова благодарности и восхищения.
— Гарри! — выкрикнул какой-то мужчина. — Подпиши мне, пожалуйста, газету!
Поттер улыбнулся, принимая из его рук ещё и откуда-то взявшееся перо, и оставил вместо подписи просто своё имя.
— И мне! И мне, пожалуйста!
Это длилось больше пяти минут. Гарри и Гермиона поочередно передавали друг другу газеты, клочки пергаментов, даже книги, оставляя на листах свою подпись. Ей даже удалось расписаться на чьём-то карманном зеркальце.
Она посмотрела вперёд, на мужчину, который пожал ей руку, и взглядом мазнула дальше его головы. На той стороне улицы невозможно было не заметить его. Гермиона его словно почувствовала. Это было странным ощущением. Чего-то непонятно-неприятного. Малфой стоял замершей статуей. С накинутым на голову капюшоном мантии, он смотрел прямо на неё. И в этом взгляде был… ужас?
Людей становилось меньше. Кажется, кто-то даже входил в магазин Джорджа после автографа, попутно спрашивая его, что приобрел сам Гарри Поттер. Джордж, естественно, называл самый дорогой товар.
Гермиона закатила глаза, взглянув на Уизли. И чуть было не уронила книгу на землю, но резко — и безуспешно — попыталась её поймать. В тот самый момент, когда книга должна была упасть, её подхватили чьи-то руки. Грейнджер подметила, насколько длинными были чёрные лакированные ногти девушки.
— Держите, — она распрямилась, уставившись на Гермиону с обаятельной улыбкой.
— Спасибо…
Грейнджер смотрела на девушку и не могла оторвать взгляда от прозрачно-голубых глаз. Ей было стыдно вот так рассматривать её перед собой, настолько она была привлекательна. И когда их руки соприкоснулись, Гермиона вновь обратила внимание на её маникюр. Острый ноготь чуть задел её указательный палец, и в это самое время раздался взрыв.
Сердце упало в пятки. Через секунду послышался смех Джорджа, который решил запустить фейерверк, чтобы наглядно показать свой товар.
— Прошу прощения! — выкрикнул он, а потом посмотрел на разорвавшийся снаряд. — Странно, я его даже не поджёг…
Гарри отпрянул от Гермионы, мгновением ранее притянув её ближе к себе и обняв, защищая. И под смех и чью-то речь, Грейнджер обернулась, чтобы увидеть ту самую девушку. Но её уже не было. Как и Малфоя на той стороне улицы.
***
Пальцы впивались в холодное горло, пытаясь надавить на внутренний кадык. Но всё бесполезно, как и всегда… Сил навредить ей не хватало.
— Ты с ума сошла? — прорычал он, сидя прямо на ней. — Пришла туда, чтобы угрохать Поттера?
Про Грейнджер он не думал. Чёрт возьми, старался…
Мортифера расслабилась, вытянула руки вверх по полу, запрокинув голову назад, словно открывала шею, давая разрешение на всё, что у него в голове.
Она знала, что в ней…
Сильное, стылое желание убить её.
— М-м, — простонала она, выгибая грудную клетку. — Сожми сильнее… как же я соскучилась по этому. Только ты знаешь, как мне нравится…
— Закрой рот!
Он распрямился, поднялся с её тела, брезгливо вытирая руки о мантию. Посмотрел по сторонам собственной гостиной в меноре, просто чтобы понять, что в неё можно кинуть. Но здесь до ужаса пусто.
Девушка, всё ещё лежа на полу, перевернулась на бок и, подперев голову рукой, также осмотрелась.
— Здесь ничего нет, — насмешливым тоном произнесла она. — Ну же, Драко… не сердись. Я просто хотела посмотреть на этих героев, что убили моего папашу. Я Гарри даже руку пожала, представляешь!
Салазар. Больная! Долбанная больная!
Малфой молча сел на единственное кресло в этом помещении. Здесь даже голос отдавался эхом. Он впился пальцами в волосы, быстро-быстро соображая. И никак не получалось сконцентрироваться на чём-то одном.
— Просто решила тебя навестить, — продолжила она, отталкиваясь рукой от пола. Встав на четвереньки, медленно подползла к нему и остановилась у самых ног. Драко смотрел на то, как её длинные ногти царапали брючину. Она игралась. — Ты же мне не отвечаешь на письма. Кстати, тебе от Люциуса привет.
— Чтоб он сдох, — зло вырвалось у него.
Мортифера нагнула голову, чтобы заглянуть снизу вверх в его глаза, и от этого стало ещё более жутко. Вся её наигранность — это всего лишь фарс. Оставалось ждать, когда она выкинет какую-то херню, граничащую с ужасом.
— Он желает нам скорейшего бракосочетания, — она пальцем повела вверх по колену, по бедру, пока ладонь Драко не схватила её руку и не откинула от себя. — Я спрашивала его, общается ли он с тобой, но он писал, что ты не отвечаешь ему, так же, как и мне. Как это понимать, Драко? Ты забываешь о своей семье?
Он засмеялся со стиснутыми зубами. Хрипло, почти до истерической грани, за которую вот-вот перейдёт. Поставив локти на свои колени, он чуть нагнулся вперёд, прямо к её лицу, и почти шепотом выдохнул:
— У. Меня. Нет. Семьи, — и обхватил её подбородок, рассматривая, будто впервые. — И свадьбы у нас не получится, Морти…
Её всегда раздражало, когда сокращали её имя. Она заводилась от этого, будто кто-то принижал её. Как ребёнка. Зрачки девушки мгновенно расширились, и в эту же секунду пять острых, как бритва, ногтей впились в его щиколотку.
Блять.
Малфой был уверен, что она заклинаниями натачивала свои десять маленьких клинков. Он видел, помнил, как не находя рядом ножа, Мортифера одним лишь движением пальца разрезала сонные артерии, выкалывала глаза, а после подолгу рассматривала ногти, восхищаясь ими. Господи. Больная…
— Ты меня очень расстраиваешь, Драко… — зашипела она, стискивая когтями кожу. — Ты — мой. Забыл?
Первое, что ему хотелось, когда кончилась война, рассказать о Мортифере министерству во время суда. Но Драко не мог из себя достать ни одного слова. Даже письменно. Настолько защищал её непреложный обет. Он не мог показать Мортиферу в воспоминаниях, рассказать о ней. Не мог причинить ей боль и не мог убить её. Беспомощен во всём. А если они поженятся, то она возьмёт над его силой верх.
«Будем убивать и мучать вместе…»
Так она хотела.
— Ты больная, — зарычал он, впиваясь в подлокотники пальцами.
— Спасибо, — улыбнулась она и резко убрала руку. — Тебе же тоже больно? Если мы не исполним непреложный обет, умрём вместе. А я этого не желаю…
— Умрём вместе, — повторил он, злюще улыбаясь. — Разве не романтично?
Мортифера чуть наклонила голову, поднося к лицу руку, глядя на то, как на кончиках ногтей ещё блестела его кровь. И в эту же секунду запустила в рот сразу два пальца, закрывая в блаженстве глаза.
Мерлин…
От этой картины у Малфоя разошлись волны по всему телу. Такие горячие, будто кипяток. Во рту стало кисло. Рвота вот-вот поползёт по пищеводу вверх.
Он чувствовал, как к вискам подступала боль. Медленно, из-за чего у него было время увидеть, как она открыла глаза, хватаясь за голову.
— Сейчас начнётся… — заскулила она. — Ты… ты тоже это чувствуешь?
«Да», — так и осталось непроизнесённым.
Потому что стены отрикошетили крик. Её и его. Он сложился пополам, пытаясь дышать через стиснутые зубы, слыша её стоны, мокрыми глазами видя, как она тянула руку к нему.
Нет.
Только не это.
Ощущение мерзкое, страшное. Оно ползло по стенам, прямо на потолок, чтобы сорваться на их головы и придавить в обоюдной боли. И почему-то именно в этот момент. Именно сейчас Малфой вспоминал то, что не должен…
Он вспоминал спасительный поцелуй Грейнджер. Её губы на своих губах. То, как она забрала боль одним лишь касанием… господи…
Воспалительный процесс его мыслей начал разгон. Он жёгся. Стучал по голове с внутренней стороны, просто потому что Драко поверить не мог, что Грейнджер удалось обезвредить кусачую боль собой. Так нельзя. Не с ней. И он схватил вытянутую руку Мортиферы, толкая её на пол, придавливая своим телом, впиваясь в её губы.
Просто, чтобы доказать себе — любой поцелуй способен избавить от кандалов рези и агонии внутри.
Секунда.
Вторая.
Ничего, кроме омерзения, он не ощущал. Это чувство стало даже больше, чем боль, которая не прекращалась. Он со смачным звуком разлепил их губы, отползая назад, клонясь в бок, падая.
Ничего не закончилось.
И поцелуй не спас…
Они лежали на полу, глядя прямо в потолок. Белый, как мразь, ровный, как их восстановленное дыхание. Сколько прошло времени? Минуты? Часы? Боль ещё ощущалась в кончиках пальцев, как ужасное послевкусие.
— Так соскучился по мне, что решил трахнуть прямо во время этого? — уверенно хмыкнула она.
Её даже касаться не хотелось. Потому что уберёшь руку, и она будет в чужой крови и смерти. Вот из чего состояла Мортифера.
Драко молчал. Сил не осталось.
— Я не могу аппарировать в Хогвартс, — вдруг сказала она. Даже в Хогсмид, меня отбрасывает назад…
Сердце сжалось от её слов, и он согнулся, чтобы сесть и посмотреть на неё сверху вниз.
— Чужаков не пускает. Защита, — ответил он. — Найди себе жертв в другом месте.
— Но там ты…
Он поднялся и щёлкнул пальцами, магией стряхнув с одежды пыль. Сделал шаг прямо к её голове. Вот бы поднять ногу и с силой размозжить ей череп. Сделать так больно, как она делала Нарциссе.
Мортифера распахнула глаза, и в этом цвете океана она казалась такой умиротворённой. Пока не шевелилась. Пока не говорила. Пока было неизвестно, какой монстр скрывался внутри неё.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — протянула она. — Твоя ненависть ко мне только заводит. Но ты же знаешь, что я твоя судьба…
И именно сейчас, именно в этот момент, из него само вырвалось, как факт, как жирная точка:
— Или же моя судьба моли…
— Что ты говоришь? — она поднялась и встала напротив него, так близко, что он чувствовал запах её любимых вишнёвых сигарет. — Я не расслышала.
В его ответе будет ноль смысла для неё. И будет ли смысл для него?
Он развернулся, чтобы аппарировать, но его кисть крепко обхватила её рука.
— Я даю тебе ещё немного времени, Драко, — голос бесцветный, но с оттенками злости и крошки стекла. — Скоро я приду. И мы исполним долг.
Он вырвал руку, но прежде почувствовал вложенную в ладонь твёрдую бумагу. Когда он повернулся, Мортифера исчезла, оставляя его наедине с тем, что вручила ему на память.
На ней трое.
Он помнил тот день.
Прямо перед битвой за Хогвартс.
В тот день Нарцисса настаивала на колдографии. Будто чувствовала смерть. Сына ли, свою ли. Или же их обоих. Сделала «просто на память», так она сказала, прежде чем подойти к нему и положить ладонь на щеку. И прежде, чем вспышка осветила комнату, сбоку Драко стало резко холодно. Мортифера успела в самый последний момент.
Даже на снимке Драко с опаской оглядывался на ту, кого ненавидел. Даже в этом кадре Мортифера отобрала у него последний взгляд на мать…
Ей осталось отобрать только его жизнь…
В Хогвартс Драко вернулся на следующий день. Ленивый воскресный вечер ощущался в каждом, кого он встречал, пока шёл в общежитие Слизерина. Такой он помнил школу на первых курсах. Было легко дышать здесь. Не чувствовался напалм раскалённых стен от заклятий и пепла от сожжёных тел, которые витали здесь с прошлой весны.
Кажется, всё налаживалось.
Будто и не было этих ужасных лет.
Он даже немного завидовал. Завидовал их жизни, которая давала всем второй шанс. Вот только не ему. Будто он проклят всеми богами и всеми способами. Вот его участь — на ладони.
Малфой упал на кровать, вдыхая одиночество. Глядя на колдографию в руке, он пытался соскрести ногтем лицо Мортиферы. Оставить на фото лишь двоих. Себя и Нарциссу. Не выходило. Монстр на карточке заезженной плёнкой из раза в раз хватал его за руку, привлекая к себе внимание.
Он думал, что бы она сделала вчера, если бы он не взорвал фейерверки и не отвлёк внимание, не схватил бы её за шиворот и не аппарировал в менор.
Скорее всего, ничего.
Мортифера признавалась ему, как ей нравился Поттер. Она видела в нём силу и ставила на то, что именно он одержит победу в битве с её отцом. Волан-де-Морта Мортифера считала слишком уверенным в своей победе, а потому слабым. Слепцом.
«Молодость всегда выигрывает у старости, Драко».
Его мгновенно окутал пот. Что она могла сделать, если бы знала про него и Гермиону? Закончилось бы её рукопожатие простым желанием потрогать героев? Драко искал в себе ответ на вопрос: почему же его это заботило. Наверное потому, что Грейнджер вложила в него крупицу надежды? Надежды на то, что можно освободиться и возможно… Возможно, это и был тот самый второй шанс для него?
Это трудно признать, но признать надо.
Малфою нужна помощь. Малфой сам не справится…
Ему надоело бегать… он выдохся…
***
Гермиона любила вторники. Любила две пары по нумерологии, после которых было «окно», когда можно ещё раз повторить всё то, что только что узнала, решить задания и насладиться тем, как мозг напрягался от счёта. Но сегодня всё шло не по плану.
Она сидела в библиотеке с закатанным рукавом и рассматривала на своём предплечье слова, при этом листая фолиант, который купила в Косом переулке.
«Древние мировые традиции в играх».
Ей это не давало покоя. Почему только у неё есть фраза, а у Малфоя нет? Да, возможно, это было из-за непреложного обета и того, что он должен жениться на другой. Но почему в книге этих нюансов нет? Она бегло читала короткий абзац, посвященный заклинанию «Anima mate», который призывал соулмейтов. И только больше от этого злилась.
«…не всегда бывает, чтобы у двоих людей одновременно возникали фразы на руках. Обычно, если это происходит, тот, кто узнал свою родственную душу по произнесённым словам — ощущал влечение к партнеру в два раза больше, так как у другого фразы ещё нет…»
— И это всё? — она с досадой захлопнула книгу.
«Можно смыть метку мыслью… просто сильно этого пожелать…»
Гермиона прищурилась, прожигая взглядом предплечье. Обводила каждую букву, проговаривая про себя, как ей хотелось, чтобы она пропала. Как бы, чёрт возьми, хотелось не чувствовать сумасшедшее влечение к… нему.
Её раздражало, что желание помогать ему граничило с желанием касаться. Быть в поле его зрения. Быть той, кто этот ядовитый взгляд впитывал. Это болезнь, и она распространялась с бешеной скоростью.
Гермиона никогда до этого не рассматривала Малфоя как того, с кем можно было бы ощущать то, что ощущали эти проклятые парочки… Он другой. Он зима, холодная, белая-белая. Он лёд, хрустящий под ногами, дающий трещины. Вот-вот провалишься в прорубь и утонешь, захлебываясь в этой отраве…
Грейнджер даже не знала — он ей нравился только потому, что это метка на руке вела её к нему, или потому, что он действительно привлекателен.
Бред.
Ей всегда нравились милые парни. Типа Рона или Теодора… Те, с кем чувствуешь тепло, чувствуешь взаимную симпатию. Слышишь своё имя из их уст, а не горелое выплёвывание фамилии. Ей нравились те, с кем было легче…
С Малфоем они даже поговорить не могли без взаимных упрёков и убитых нервов. Это просто невозможно, чтобы старая древняя игра выбрала для неё Драко в качестве того, с кем она будет счастлива…
На ненависти счастья не построишь.
Но как же жжётся в груди от постоянного поиска себя в его глазах…
Боже.
— Я тут подумал…
Гермиона резко распрямилась на стуле, глядя вперёд и понимая, как тихо к ней подкрался Тео. Он снял с себя галстук и небрежно засунул его в карман, оставив концы свисать по бедру. Он зачесал назад волнистые волосы и огляделся по сторонам.
«Ну вот же он, Гермиона… тот самый, с кем легче…»
— Меня не было на четвёртом курсе во время этой игры, — он указал пальцем на её предплечье, которое всё так же лежало на столе. — Может, это я должен сказать эти слова?
— Попробуй, — улыбнулась она, очаровываясь отсутствием стеснения у него и полной уверенностью.
Глаза Нотта чуть расширились, когда Гермиона так просто согласилась с ним. Он присел на край стола и поставил одну руку прямо на закрытый фолиант, нагибаясь к ней чуть ближе. Улыбка Грейнджер всё шире. Это даже мило.
— Два лепестка… — он вытянул шею, глядя на её руку и читая слова, — моли. И сжечь всё к чертям!
Гермиона встала из-за стола, вырвав из-под руки Тео книгу, и сложила её в сумку. Он спрыгнул на пол, догоняя её. Они шли на выход молча и замедлили шаг только в коридоре.
— Ну? Ты что-то почувствовала? — с надеждой поинтересовался он.
Она остановилась, поворачиваясь к нему лицом. Ветер плясал в их волосах. Открытый коридор на этом этаже всегда был полон сквозняков. Гермиона качнула головой, чуть сдвигая брови к переносице.
«Нет, Тео… и мне правда жаль, что это не ты…»
Ей жаль. Чертовски. Потому что есть ложками снег она устала. Он не заканчивался в Малфое. Он был целиком из льда…
— Попытка не пытка, — он растянул губы. — Всё равно я привык говорить в лицо. Так вот, Гермиона. Ты мне нра…
Она прикрыла глаза и потянула носом.
Это произошло так же быстро, как очередной поток ветра принёс запах дыма. Чёртового дыма, горького… и вишневого.
Дыхание замерло. Она просто не могла выдохнуть обратно эту отраву… потому что нравится… боже, нравится… И удары сердца не считает. Грейнджер повернула голову прямо туда…
Малфой стоял оперевшись спиной о колонну. Он сложил руки на груди и даже не смотрел на них. Но он всё слышал. Он слышал, Гермиона знала это. В его зубах сигарета… тлела и разгоралась от очередного глубокого вдоха.
Грейнджер готова была до крови прикусить губу, лишь бы уголок не пополз вверх, обличая её улыбку. Сделала это лишь затем, чтобы никто не видел. Нельзя! Нельзя улыбаться при виде того, кто этого не достоин. Не заслужил и не старался. Но она всё-таки посмотрела и ударилась взглядом о лёд в его глазах.
Там её собственное отражение, и именно этого она и хотела…
И Грейнджер в глубоком заносе.
Грейнджер. В глубоком. Заносе.
Стоя на месте, она чувствовала это притяжение в сторону холода. Его льда. Коснись его сейчас вспотевшей рукой — приклеишься. Намертво.
Она чувствовала его желание поговорить. Даже без слов, только по его позе, ей был понятен мотив нахождения Малфоя в этом коридоре. Он шёл за ней. К ней.
И это напряжение лопнуло, когда раздался осторожный голос сбоку.
— Гермиона? — Тео коснулся пальцами тыльной стороны её ладони, обращая на себя внимание. — Не ходи…
Она выдохнула. Чёрт знает, что ответить ему. Нужно ли вообще отвечать? По выражению лица Нотта Гермиона понимала, что он недоволен. Недоволен, как нагло прервал Малфой его…
…признание.
Она сглотнула и моментально покраснела. Тео, милый, добрый Тео этого не заслуживал. Её не заслуживал. Не заслуживал её душу, так стремящуюся в другую сторону от него. Туда, где не ждут. Там, где кости стынут.
— Извини, давай позже договорим? — попросила она, касаясь его локтя так же осторожно. — Мне нужно…
А что нужно — не договорила, потому что сама не знала. Сделав два робких шага к Драко, она обернулась к Тео и уронила улыбку, ту самую, которую роняют чисто из вежливости. Чисто в качестве извинения.
— Прервал что-то важное?
Гермиона вдруг подумала, что он смотрел так, как смотрели бандиты из папиных боевиков. Смотрел с превосходством, что ему удалось уничтожить столь личный разговор. Смотрел прищурившись, даже глаз не отводил.
Гермиона, пожёвывая нижнюю губу, презрительно оглядела его уставшими глазами. Но тут же почувствовала, что энергия неслась обратно к ней, рождая взаимный огонь внутри. И хотелось дальше стоять здесь, глотать его ядовитые слова, отвечать на них с такой же агрессией. Хотелось, господи, хотелось.
— Что ты хотел?
— Я согласен на твой план с акромантулами, — он потушил сигарету прямо о колонну. — И чем быстрее, тем лучше.
Последнее он выговорил с ноткой какой-то нервозности. Будто забылся и снял маску притворства.
— В пятницу, — сказала она, оглядываясь по сторонам, убеждаясь, что их никто не слышал. — В пятницу вечером, после уроков, скажешь Блейзу или Пенси, что полетишь в менор. Или куда ты обычно летаешь…
— Что за конспирация? — нахмурился он, складывая руки на груди.
— Затем, что я не уверена, что акромантулов мы найдём за пару часов… можем вернуться ночью.
Край его губы дёрнулся. Скорее от того, что он маскировал улыбку. Но через секунду его лицо стало по-идиотски расслабленным. Дразнящим. Драко чуть нагнулся к ней и шёпотом, у самого уха, оставил не только мурашки, но и едкое заключение их разговора:
— Не думаю, что меня хватит на всю ночь, Грейнджер… с тобой…
И она, чуть повернув голову к его лицу, тем же шёпотом с насмешкой добавила:
— Как жаль, а ведь у меня было столько надежд…
И чёрт возьми, он коротко усмехнулся, распрямляясь, и в этот момент у Грейнджер отлегло от груди.
С ним она как на американских горках: сидела одна в вагончике, а он, стоя внизу, регулировал скорость. Следил за её реакцией и жал рычаг до предела, чтобы её сердце напоролось на острые сколы рёбер. Но как же это нравится, боже…
Тянет…
***
Все остальные дни, вплоть до четверга, Малфой вообще не смотрел на неё. Ни на смежных уроках, ни в Большом зале. Даже случайно встретившись в коридоре, Драко проходил мимо и не реагировал на неё. Словно и не было уговора между ними.
Грейнджер поджимала губы, злясь на саму себя. На своё желание быть рядом с ним. Ей было смешно от того, что к нему она ничего не испытывала в романтическом плане, кроме постоянной тяги и уже привычным упрёкам. Но даже этого он ей не давал. Это копилось в ней. Она чувствовала, что вот-вот взорвётся, если не получит спасительную порцию яда. В любом виде. Взгляда или слов. Да даже удару в плечо она была бы рада.
Гермиона изо всех сил держала себя, чтобы не прийти в хижину и просто назло не усесться в угол, глядя на то, как он корчится от боли. Просто затем, чтобы убедиться, что ему тоже невыносимо, но только в другом смысле. Это было эгоистично и неправильно. Она никогда такой не была. И эта перемена её пугала.
Ей нужно было срочно помочь ему избавиться от непреложного, чтобы с чистой совестью стереть с себя метку, которая так усложнила ей жизнь. Чтобы не сжимало лёгкие. Чтобы это чувство неудовлетворенности не вязало, как хурма, под языком.
Она потёрла переносицу, вновь вспоминая то, что не должна. Тот дикий и рваный поцелуй. Язык, который впивался в её рот, как бешеный, чуть не доставая до самых гланд. Лишь бы выплеснуть из себя боль. Господи. Когда это всё прекратится!
Подперев подбородок кулаком, Гермиона дырявила спину Малфоя, который сидел впереди вместе с Пенси. Роковое расположение парт, которое выводило её из себя. Почему он сел именно перед ней?
— Мисс Паркинсон, ответите на этот вопрос? — Слизнорт, улыбнувшись, отошёл от доски, на которой только что вывел тему урока.
«Малые яды».
Гермиона уже мысленно пересказывала виды ядов, пока Пенси, подглядывая в учебник, всё ещё перечисляла их. Но она каждый раз обрывала себя, слыша, как Драко впереди неё кашлял. Ей это сразу не понравилось. Он подносил кулак ко рту, хрипло прочищая горло, и когда Гермиона чуть нагнулась в сторону, заметив на ребре ладони кровь, то почувствовала дикий страх. Такой сильный, что тело словно окаменело.
Малфой извинился, поднялся на ноги и вышел за дверь.
Гермиона чувствовала давление на виски. Чувствовала, как сжимались кулаки, которые удерживали её ноги, прижимая к стулу. Всё её тело буквально кричало ей:
«Сиди на месте!»
Но этот гидравлический пресс под названием «тянет» давил и давил, не оставляя шанса. Грейнджер под ним расплющивалась, как пластилин. Без единого шанса.
Она даже не заметила, как хлопнула за ней дверь. Не заметила быстрый шаг, сменяющийся на бег. Не заметила, как глаза бегали по коридорам в поиске его фигуры, не заметила, как резко остановилась, когда увидела Малфоя, прислонившегося к стене, чуть не падающего, удерживающего себя одной рукой.
Гермиона открыла дверь какого-то кабинета, заглядывая в него и убеждаясь, что там никого не было, а после подбежала к нему и, обнимая за талию, резко и без оттенков произнесла:
— Сюда!
Драко отпихнул её в сторону, когда двери запечатались его же заклинанием. Она услышала характерное оглушение комнаты и, совершенно не обидевшись на эту грубость, отошла чуть назад.
— Со мной всё в порядке! — прорычал он, вытирая кровь, которая пошла носом, и глядя на свою руку. — Блядство…
— У тебя сейчас будет приступ? — испуганно спросила, подчиняясь панике.
— Да, если ты не уйдёшь отсюда. Приступ от твоей гиперчувствительности ко мне! — он распрямился, вновь и вновь поднося руку к носу, достал платок и прижал его к лицу.
Она чувствовала себя неуютно. Чувствовала несправедливость к себе. Это она отдувалась за двоих! А он совершенно не видел этого!
— Раньше крови не было, — сказала она, всё ещё стоя рядом с дверью.
Малфой хмыкнул, отстранил платок и поморщился.
— Видимо, мне осталось совсем чуть-чуть.
От этого Гермиона застопорилась, как от выплюнутой в лицо воды.
— Не говори так…
Он смотрел на неё хмурым взглядом, как на идиотку. Смотрел на то, как она сжимала своё предплечье. И вдруг шагнул к ней.
Боже.
— Ты делаешь большую ошибку, помогая мне, — ещё шаг. — Оборви свои чувства доброты и симпатии ко мне сейчас же, пока не стало поздно.
«Уже поздно».
Грейнджер ощущала, как сильно вжалась лопатками в дверь, глядя на то, как он всё надвигался и надвигался на неё. Глядя на его безразличие. И давилась этим.
В глотке ком. И сглотнуть не получалось. Обида жгла и увеличивалась в размерах, как раковая опухоль. Больно. Ей скотски больно.
— Раз такой умный, залезь мне в голову, Малфой. Посмотри, что ощущаю я!
И её смелый шаг вперёд.
Они стояли так близко, что Гермионе пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. С такой же злостью.
Но теперь он смотрел на неё с холодным и отстранённым видом, будто заранее устав от этого разговора.
Больно.
Обидно.
До скрипа зубов.
Гермиона резко обхватила его жилет, сжимая в пальцах шерстяную ткань.
— Ну же, — зарычала она. — Загляни в мою голову!
Она не плакала. Нет. Просто глаза затмила мутная плёнка, когда Малфой вторгся в мысли, кладя свою руку поверх её. В висках рвало от каждой картинки, которую он просматривал. От каждой мысли, которую он нескромно читал. Считал каждую мурашку на её теле, когда дело касалось его. Малфой просто узнал всю правду. Так же резко, как в тот вечер у Слизнорта, когда он увидел её метку.
Иллюзия распалась, когда он вновь отпихнул её от себя, с корнем вырывая себя из её головы и дыша ртом, потому что из носа вновь текла кровь.
— Это ложь. Это всего лишь чары, Грейнджер, — сказал он. — Это всё твоя метка!
Гермиона слабо улыбнулась, топя в этой полуулыбке горечь. Как будто она этого не понимала.
— Твоя тяга ко мне фальшива, — он с трудом посмотрел ей в глаза, а потом вновь отвернулся. — Не строй надежд по поводу меня.
— Надежд? — вырвалось у неё сквозь едкий смех. — Какие надежды, когда мы несовместимы? Думаешь, мне легко? Я помогаю тебе только потому, что меня влечёт к тебе из-за этого!
Взмах руки и закатанный рукав. Белизна кожи с чёткими словами, которые оба знали наизусть.
— Но почему ты целовал меня так, как будто хотел этого?
Воздух в комнате намагничивался. Можно резать без ножа. Можно чувствовать кожей это напряжение.
— Ты просто помогла мне унять боль, — быстро ответил он, словно ещё секунда, и она подумает, что он сомневался. — Каким-то чудом твои блядские губы помогли мне…
Ложь!
Ей захотелось сказать что-нибудь ещё — погрузить палец в его рану, и в свою тоже…
— Тебя не тошнит от собственного лицемерия? — она подошла к нему. Опять. Глядя прямым взглядом, как на мишень. — Я не слепая, Малфой. Я чувствую, что тебе это тоже…
— Не говори! — он схватил её за воротник, прижимая к себе вплотную. Лицом к лицу, смешивая дыхания. — Не говори, что мне это тоже нравится! Это не так.
Кажется, она нащупала в нём слабое место, как бы он ни старался это скрыть. Все эти перепады настроения. Вся агрессия и злость — тоже чувства. Было бы проще поверить ему, если бы он вообще не реагировал на всё это.
Но все её мысли разбились о его честное:
— Грейнджер, — он убрал руку, разглаживая её воротник. Глядя ей в глаза, он отошёл на безопасное расстояние. — У меня атрофировано чувство влюблённости. У меня его просто забрали… уже давно. Вряд ли оно вернётся.
Гермиона выдохнула бесшумно, безлико, и внутри мерзко стянуло от этой ситуации без выхода и входа. Без решения.
— Ты как-то показал мне мою ошибку, когда я сказала, что «мы все через это проходили», — она повернулась к двери. — Теперь ты видел, что испытываю я к тебе. И я не знаю, кому из нас хуже… Мне, которую тянет к тебе, как к магниту, или тебе, так сильно сопротивляющемуся этому, но в то же время понимающему, что я именно та, кто твою боль заберёт…
Гермиона достала палочку, отперла дверь и понеслась по коридору обратно в класс. Сев на место и извинившись перед профессором, она обернулась от слабого касания к спине.
— Ты в порядке? — Теодор взволнованно смотрел на то, как по её щеке бежала слеза.
— В полном, — ответила она, наспех вытирая лицо.
Она чувствовала мелкую дрожь в теле, ей зябко.
«Долго и счастливо» с ним никогда не будет. Гермиона это чётко понимала. Этот сбой в старинной игре привёл двоих только к обоюдному разрушению. Невозможно разжечь огонь на выжженной земле. Драко был пуст. Он просто не знал, каково это, и дал ей это понять.
Чувство обреченности окутало её с головой. Как будто внутри всё было разъедено и уничтожено неизвестной болезнью. Как будто её тело осталось там, перед ним, а душа сейчас витала здесь — бессмыслено, с огромной зияющей дырой в груди.
***
Драко стучал ногой по полу. Нервы давно сдали. Он смотрел в камин, ощущая какое-то предчувствие. Хорошее ли, плохое ли — он не знал. Просто думал, что сегодня должно произойти нечто серьёзное. Нечто… дальше он не задумывался. Просто не мог. Запрещал себе об этом думать. Да и сомнения, что он выйдет во двор и там его будет ждать Грейнджер, никак не улетучивались после их вчерашнего разговора.
Всю ночь он не мог сомкнуть глаз.
Он всё прокручивал и прокручивал в голове её мысли. Драко видел себя со стороны, взглядом Грейнджер. Видел, как часто она искала его в толпе, чувствовал, как ускорялось её сердце при виде него. И чёрт дери, как это неправильно. Не для них. Их жизни параллельны. Настолько, как вода с огнём.
Гермиону можно было понять. Метка на руке заставляла её тянуться к нему, даже если она не хотела этого. Они оба оказалисьзаложниками ситуации.
Малфой до сих пор не знал, как к ней относиться.
Как к бывшему врагу? Да и была ли она им? Как к другу? Нет. Херня. Полная херня…
Но он знал, что слова, сказанные ею, были правдой.
С самого детства его ограничивали от собственного выбора, а потом… потом он просто смирился. Привык и считал, что так и должно быть.
«Ты не будешь общаться с тем, кто ниже тебя по статусу», — говорил отец.
«Ты будешь только моим, Драко…» — шептала в ухо Мортифера.
Наверное, его это устраивало.
Наверное, чувствовать полным сердцем ему было страшно. Так же, как и в детстве, бояться за тех, кто проявит к нему симпатию. Он помнил, как Люциус наказывал таких. А думать о чувствах он даже не хотел. Мортифера была единственной в его жизни. И не дай бог ей отказать.
Да, Драко не умел чувствовать.
Зато умел притворяться.
Имитировать симпатию к человеку. Конечно, у него были друзья, как Пенси и Блейз, которые были с самого начала, но даже им он многое не рассказывал, опять же боясь за их жизни. Легче было одному. Всегда легче.
Он простое подобие человека, доживающего свои дни…
— Драко!
Он лениво повёл в бок головой, встречая злой взгляд Тео.
— Поговорим? — он встал напротив него, оглядываясь по сторонам. — Вчера я не мог тебя найти, где ты был?
«В аду…»
— Сейчас нашёл, говори, что хотел, — отмахнулся он от Нотта, как от назойливой мухи.
Тео был предсказуем и горяч сердцем. Вспыльчив и ревнив. Желание соревноваться с Малфоем было у него всегда. Учёба, достаток — он отдал бы всё, что угодно, если вдруг чувствовал, что отставал в позициях. Так же и сейчас. Это было даже смешно…
Грейнджер…
Драко к ней ничего не чувствовал… или старался не чувствовать. Но она каждый раз напоминала о себе.
— Ты можешь от неё отстать? — распалялся Тео, глядя в равнодушное лицо Малфоя.
— Скажи это ей, — усмехнулся Драко, всё ещё сидя на диване. Разговаривать так он не привык, считая эту позицию — смотреть снизу вверх — заведомо проигрышной.
Тео почти рычал, сжимая палочку.
— Ты довел её вчера до слёз! Когда она вернулась в кабинет…
Он не удивился. Если только совсем чуть-чуть. Он слышал её дыхание, прежде чем Гермиона ушла. Оно было рваное, на грани истерики. Наглядный пример того, что нужно держаться от него подальше.
— И? — спросил Драко, зная, что взбесит этим «благородного принца» ещё больше. — Вызовешь меня на дуэль?
Он покосился на палочку в руке Нотта.
— Будем стрелять друг в друга люмосом?
На палочки всех детей пожирателей смерти был наложен запрет на боевую магию. Дискриминация, которую посчитали справедливой в министерстве.
— Тебе это нравится, да? — резанул Тео, откидывая палочку на диван. — Нравится доводить всех? Что она тебе такого сделала?
На этот вопрос много ответов, и вряд ли Драко озвучил бы хоть один. Он поднялся на ноги; кожаный диван скрипел от каждого его движения. Они стояли в метре друг от друга, игнорируя шёпот вокруг.
И это сложно поддавалось объяснению, но Малфой хотел этого надрыва. Хотел, чтобы на него накричали, чтобы его ненавидели. Может, даже ударили. Ему хотелось почувствовать жизнь. Ту самую. Обычную. Там где дерутся, чёрт возьми, из-за девчонки.
— Что такое, Нотт? Бесишься, что Грейнджер вертит перед тобой задом, но не даёт?
Драко даже не увернулся, когда в него полетел первый удар. Он просто повалился обратно на диван, прижимая руку к челюсти. Кажется, он слышал треск. Хорошее попадание, но хотелось ещё.
Чтобы переебало. Вывернуло наизнанку.
Нотт подорвался вперёд, хватая его за грудки, и, стянув на пол, уселся сверху. Замахнулся вновь, но замер. Драко закатил глаза.
— Что бы ты ни делал, она смотрит на меня… Поэтому бесишься?
Тео часто-часто заморгал, сжал губы, но всё ещё не решался ударить.
Малфой только начал.
Он только почувствовал адреналин. Он с лёгкостью мог бы скинуть с себя Нотта невербально, разоблачить себя, но травить ядом оказалось приятнее. Хотелось испытывать ненависть на себе, словно он наказывал себя.
— Наш маленький Тео влюбился в грязнокров…
Шею стиснули пальцы второй руки, и теперь Нотт опечатал кулак прямо в нос Драко. Ржавый привкус осел в глотке. Малфой выдохнул с новой порцией брызжущей крови, которая запачкала футболку Тео.
Но самое главное — взгляд свой не обрывал. И теперь эта позиция не казалась проигрышной. Драко смотрел снизу вверх как победитель. Как тот, кто сумел сдержаться, заставив Нотта проиграть, выпуская агрессию наружу. Бить его по-магловски.
— Вы, блять, с ума сошли?! — откуда-то появившийся Блейз подбежал к Тео, заламывая его руку назад, оттаскивая на ковер. — Вам что, моча в голову ударила? Ебанаты!
Драко чуть привстал, вытер рукавом мантии нос, размазывая по ней кровь. Слишком много крови за два дня…
Тео грубо отпихнул от себя Забини и быстро ушёл из общежития.
— Тебя же могут отстранить! — всё ещё не успокаивался Блейз. — Салазар, вставай!
Драко схватился за протянутую руку, и они вместе, под общее молчание всех присутствующих, ушли в их спальню. Он посмотрел на часы, отсчитывая в голове, за сколько он переоденется и выйдет во двор.
— Ничего не хочешь сказать? — Блейз стоял над ним коршуном, пока Малфой умывал лицо в раковине.
— Просто он меня не так понял, — хмыкнув, он аккуратно вытерся полотенцем, ощущая нудную боль в переносице. Кажется, цел…
— Что могло его вывести из себя? Он из всех нас был самым спокойным!
«Грейнджер», — хотел ответить он, но не решился. Наверняка Нотт потом сам расскажет.
— Мне пора, я в Хогсмид. Может, останусь в меноре, — вспомнив указания Гермионы, он тут же поморщился.
Забини молчал. Просто наблюдал, как Драко переодевался и открывал шкаф, погружаясь в муки выбора верхней одежды.
— Чёрное, — вдруг послышалось из-за спины. — Надень чёрное пальто, чтобы эти твари из министерства думали, что у тебя всё хорошо, как бы они ни старались загадить твою жизнь.
Малфой улыбнулся, следуя его совету. Глянул в зеркало, рассматривая нос. Немного покраснел. Лишь губа с короткой ранкой в уголке была доказательством минувшей сцены. Живучий…
Удары Тео были сильными, злющими. Но даже после этого Драко чувствовал себя почти отлично. Эта боль не сравнится с той, что он испытывал во время приступов.
Уже у выхода из спальни Блейз поймал его за рукав. Он обернулся, заметив его беспокойство.
— Не переживай, Тео просто решил поиграть в любовь…
— С тобой, идиот?
Драко сделал шаг и пару раз приподнял брови.
— Не ревнуй.
И получил тычок в спину. Блейз с хохотом проводил его до самого выхода из слизеринского общежития, обещая, что всё уладит и до Макгонагалл эта драка не дойдёт. Драко пожал ему руку и поспешил уйти.
Он опаздывал уже на добрых десять минут.
Ему вообще казалось, что Грейнджер не будет на месте. Особенно после вчерашнего разговора. Но каково было его удивление, когда выйдя за стены школы, он сначала увидел светлую толстовку и натянутую на неё коричневую куртку, а потом и её лицо, когда Гермиона обернулась. И кажется, чёрт возьми, она облегчённо вздохнула.
Вместо приветствия он смог сказать только:
— Когда ты полюбила высокие хвосты? — он указал на её прическу.
— Мы идём в лес, не хочу, чтобы волосы цеплялись за ветки.
Драко пожал плечами и, указав направление рукой, проговорил:
— После вас…
Первое.
Он не знал, как вести себя рядом с ней. Особенно после того, как вчера раскрылись все карты. Когда больше нечего было скрывать.
Второе.
Грейнджер вела себя так, будто ничего не случилось. Шла, попутно рассказывая план — им придётся идти на юг, к горам. Говорила, что, по её расчётам, идти предстояло больше часа в одну сторону. Говорила, что взяла с собой термос, и если он замёрзнет, то не должен стесняться попросить её поделиться чаем. И добавила:
— Я не буду притворяться, что мне не приятно идти с тобой. Это не так. Увы, мы знаем почему это происходит. Поэтому давай постараемся этот долгий путь хотя бы не ругаться.
Это было самое долгое её предложение, которое она сказала без запинки, почти на одном дыхании. И именно в этот момент Драко ощутил какое-то спокойствие, идя позади неё, наблюдая за тем, как подпрыгивали в такт каждому шагу убранные в хвост волосы.
— Я не против…
Они обошли поле для квиддича, и Драко даже заметил в воздухе Поттера, который играл со своей командой. Слышался смех.
— Нам нужно держаться в тени, — Гермиону кренило влево, она держалась поближе к стене трибуны, чтобы её не заметили с высоты. — Зайдя в лес нужно первые минуты идти без люмоса.
— Нас не заметит Хагрид? А если ему расскажут кентавры? — вдруг поинтересовался он, до этого вообще не задумываясь, как они будут искать существ. Идея казалась ему плохой.
— Они живут ещё дальше. Мы даже до них не дойдём. А к Хагриду они приходят раз в месяц за продовольствием. Я выбрала сегодняшний день как безопасный, и сегодня полнолуние, — она резко остановилась, запрокидывая голову назад.
Третье.
В детстве он всегда немного завидовал «золотой» троице. Их приключениям. Тому, что этим троим доставалось всё самое интересное. Маленький Малфой хотел знать, каково это — бродить втайне ото всех.
И вот теперь.
Когда ему уже двадцать, и детство далеко осталось за плечами, он наконец осуществит ту самую детскую прихоть.
Когда они вышли на поляну в нескольких метрах от леса, Грейнджер неожиданно оглянулась на него. Приблизилась, схватила за рукав и, ничего не объяснив, громко выкрикнула:
— Бежим!
Четвёртое.
Он побежал.
Логически понимая, что этот открытый участок они должны преодолеть быстро, чтобы их никто не заметил. Бежал, ощущая под толстой тканью рукава её руку. Хоть она и в перчатках, но он чувствовал тепло. Или же просто себя в этом убеждал.
Руки Мортиферы холодные…
Он резко выдернул из захвата локоть, когда такое сравнение вспыхнуло у него в голове. Они за несколько быстрых шагов преодолели последние метры, прячась за густыми деревьями, и только тогда остановились.
— Да-да, — сказала она, закатывая глаза. — Я помню, что тебя нельзя трогать.
«Дело не в этом…»
Глаза ещё не привыкли к темноте, ночь только усугубляла видимость в лесу. Драко слышал хрустящие шаги впереди себя, и они направлялись прямо на него.
— Дай руку, — попросила Гермиона. Он видел только её силуэт. — Я дам тебе зелье.
Он ощутил в ладони холодный пузырёк, который успел остыть в её сумке. Он даже не спрашивал, что там, потому что слышал, как Грейнджер откупорила, кажется, такой-же пузырёк и глотнула содержимое.
— Это «кошка»… — сказала она, и Малфой увидел, как перед ним возникли два светящихся зрачка, действительно, как у кошки.
— Где ты выучила расширенный курс по зельям? — поинтересовался он и проглотил горькое зелье. Пару раз моргнув, Драко заметил, как всё вокруг становилось чётче. Почти в чёрно-белом свете.
Снегг рассказывал о таких зельях, которые давали способность видеть в темноте на недолгое время или же слепцу видеть очертания предметов.
— Заказала учебник в Министерстве.
Коротко и ясно.
— Зелья хватит минут на пять, я ещё не отработала его до совершенства, — быстро выговорила она, направляясь вглубь леса. — Но этого хватит, чтобы отойти от школы не замеченными.
— Откуда ты знаешь, что нас не заметили? — Драко всё так же шёл позади неё.
— Мы бы об этом сразу же узнали. Макгонагалл послала бы мне патронуса.
Голова немного кружилась от восприятия новых оттенков. Белый снег под ногами казался светящимся, деревья — серыми, а на небо Малфой даже смотреть не хотел, потому что задрать голову и потерять равновесие не входило в его планы.
Они шли молча. Как она и говорила, уже через несколько минут Драко заметил, как начало восстанавливаться зрение, как тускнели яркие цвета и вскоре совсем пропали.
— У тебя тоже всё? — прервал он молчание, глядя ей в спину, на то, как она остановилась и достала из кармана палочку.
— Люмос! — она обернулась, чуть не спотыкаясь о корень дерева. — Кстати, хотела спросить. А как ты вызываешь люмос или другое заклятие невербально? Откуда появляется заклинание, если нет концентрирующей точки?
Малфой поднял руку перед собой, ладонью вверх, и мысленно проговорил то, что ей было так интересно. В ладони мгновенно вспыхнул светящийся шарик размером со снитч. Он плавал по руке, и Драко засмотрелся на это, совершенно пропустив тот момент, когда Гермиона появилась перед ним. Её лицо осветилось. Она смотрела на шарик с таким восхищением, что это испугало, и Малфой резко сжал кулак.
— Будем идти с твоим светом, — сказал он, отходя от неё дальше, потому что в нос впился пудровый запах волос, будь он проклят.
Он не знал, делала ли Грейнджер это намеренно — нарушала то, что он считал личным пространством. Лезла к нему и задавала вопросы. Это метка заставляла её или же она сама всегда была такой навязчивой?
— А каково это, обладать такой магией? — не успокаивалась она.
— Опасно, — честно ответил он. — Нужно всегда контролировать мысли. Вдруг ты со злости кого-то захочешь убить, и это произойдёт, даже если ты не смотрел на этого человека.
Гермиона поёжилась, палочка в её руке подрагивала. Она несмело оглянулась на него.
— А ты…
— Убивал ли я? — продолжил он за неё. — Ты видела, что да. Это была моя первая и последняя жертва. Та домовая эльфа была дальней родственницей Добби…
— Боже… — она выдохнула пар изо рта. — Господи…
Он молчал. Не хотел говорить об этом. Она никогда не поймёт его. Не поймёт всю отчаянность сознания в тот момент, когда отрубают ногу, когда сшивают рот, когда Мортифера заносит свой нож, чтобы всадить в плоть… нет, Грейнджер никогда не поймёт его. И она, будто услышав эти мысли, сказала:
— Я бы никогда не смогла убить человека…
Драко замер. Остановился прямо на месте, глядя ей в спину. Гермиона услышала, что снег под его ногами больше не хрустел, и обернулась, приподняв палочку, чтобы разглядеть его лицо.
— Что такое?
— Ты в этом уверена? — бесцветным голосом. — Даже если бы этот человек сделал тебе нечто ужасное? Не смогла бы?
— Никогда! — быстро ответила она. — Я бы не смогла потом жить спокойно…
Малфой кивнул, продолжая идти за ней. В голове рой воспоминаний, но ни ему, ни, тем более, ей, не нужно их ворошить…
Чем дальше они уходили вглубь леса, тем сильнее одолевал холод. Грейнджер иногда доставала волшебный компас, сверяясь с маршрутом, не сбились ли они с пути. Но судя по тому, как она довольно кивала сама себе, Драко был уверен, что идут они в правильном направлении.
— На обратном пути попытаемся аппарировать в Хогсмид, — прервала она тишину. — Я думаю, что мы будем далеко от школы, и у пещер можно… а-а!..
Драко рванул вперёд, просто от неожиданности того, что люмос затух прямо под её крик.
— Грейнджер! — в ответ тишина. — Грейнджер, блять, не молчи!
— Я споткнулась… — шуршание под ногами.
Драко поднял руку и вызвал светящийся шарик, глядя на то, как Гермиона, развалившись прямо на снегу, смотрела вверх.
— Удобно? — поинтересовался он. — Ты не вовремя разлеглась.
— Дай мне насладиться моментом, пока нас связывает моя метка, — подразнила она его, улыбаясь. — Когда мы перекинем нить на акромантула, всё будет кончено. И я больше не наслажусь твоей компанией.
— Чувствую сарказм, — он потянул к ней руку, чтобы помочь встать.
— Он и есть, — она отказалась от помощи и сама поднялась на ноги, отряхивая колени и бёдра от снега.
Бодрость в её голосе не внушала Малфою ничего хорошего. Он не обманывался надеждами. И давно в них не верил. Никакого: «надейся на лучшее, готовься к худшему» для него не было. Драко надеялся на худшее, и к нему же готовился. Так всегда легче справиться с болью от неудачного результата.
Грейнджер говорила, что нужно просто перетянуть нить со своей руки на лапу паука, и всё будет кончено. Звучало слишком легко.
Не для жизни Малфоя.
У него никогда так не бывало.
Всегда через пот и боль. Всегда через слёзы и надрывное отчаяние.
Всегда так, ни на сантиметр меньше.
Время летело быстро. Он сверился с наручными часами, замечая, что шли они больше часа. Больше часа — ни разу не поругавшись. Может, это магия леса? Может, то, что происходит в лесу, в нём и остаётся? А когда выходишь за его переделы, все чувства (настоящие чувства) возвращаются, разбивая иллюзию примирения?
— Стой! — резко зашипела она. — Видишь?
Драко присмотрелся к её руке, туда, куда она указывала. И вправду. Едва заметные, но всё же виднелись большие камни, в середине которых было большое отверстие, подходящее на вход в пещеру.
— Хагрид говорил, что чем ближе к зиме, тем акромантулы становятся ленивее. — Гермиона аккуратно шагала вперёд. — Они объедаются и впадают в спячку, так что это даже нам на руку.
— Тебя это заводит, да? — шепнул он ей в спину, когда они подошли ближе к пещере. — Это чувство опасности?
— А тебя нет? — она посмотрела через плечо.
— Я от него устал…
Гермиона сглотнула, и повеселевшее лицо тут же вытянулось, словно она не хотела обидеть его. Салазар…
— Я пойду первым, — он обогнал её, но Грейнджер держалась рядом, поймав ритм его шага.
— Загни рукав. Ты как-то можешь призывать нить? Я помню, что она светилась у тебя, и помню, что ты её обхватывал.
Малфой быстро закатал рукав. Посмотрел на чистую руку, до сих пор не привыкнув, что метки пожирателя больше нет. Прикусил щеку с внутренней стороны, просто потому, что и в этом она помогла.
Он прикрыл глаза, концентрируя внимание на предплечье, там, где обычно появлялась нить. Драко ощущал её на коже, даже если её не было видно. Он поднёс правую руку и провёл пальцами по предплечью. Ещё раз.
И зарычал от того, что без приступа это сделать не получалось. Провёл пальцем ещё раз, чуть надавливая ногтем, и в ту же секунду прямо на коже сверкнула тонкая нить. Малфой, как безумный, прищипнул её, боясь вновь потерять.
— Отлично. Идём, только тихо. Перекинем на любого, кто первый попадётся.
Как только они зашли в пещеру, послышался приглушённый звон капель где-то впереди. Гермиона чуть погасила люмос, чтобы света хватало только на то, чтобы видеть перед собой на пару метров. Драко слышал её быстрое дыхание, видел на периферии взгляда то, как она смотрела по сторонам. Вряд ли боится, гриффиндорцы не знают этого… скорее, просто осматривается.
— Вон! — она схватила его за рукав и указала пальцем вперёд.
Драко присмотрелся, замечая сначала четыре лапы, вытянутые на земле, а потом уже огромную тушу. Ублюдски страшные существа.
— Возьми его за лапу, — шепнула она, нагибаясь вместе с ним к существу.
— Типа, поздороваться?
Он услышал нервный смешок, который она погасила прямо в перчатку. Он согласен. Нервы на пределе. Оставалось стрелять шутками, лишь бы не трястись на месте. Вблизи огромный паук ещё и мерзко вонял тухлятиной.
— Может, он сдох? — намекая на запах, спросил Драко.
— Это секреция, которую они выделяют, Годрик, ты вообще слушал уроки Хагрида?
Пальцы осторожно коснулись шероховатой лапы. Он поморщился от того, что ощутил и твёрдые волосины, которые больно кололи кожу.
— Давай я, — Гермиона потянулась к его предплечью, пробуя зацепить нить из его пальцев, которую он всё ещё держал. И когда она начала медленно-медленно стягивать её вниз, к кисти, к ладони, расширяя её, чтобы обхватить лапу акромантула, Драко глухо выдохнул. Просто потому, что, кажется, получалось… — Ещё чуть-чуть…
Гермиона резко, но осторожно, убрала руки от существа. Обхватила локоть Драко, и они вместе тихо разогнулись, не сводя с него глаз.
И это невероятно. Малфой смотрел на то, как лапу акромантула обвивала светящаяся нить. Смотрел на свою руку и опять на паука. И не верил своим глазам.
— Получилось, господи, удалось! — зашептала она дрожащим голосом.
И Малфой наконец посмотрел на Грейнджер, когда повернулся к ней. Её лицо освещал люмос. И этот момент стал ни на что не похожим, словно его выкинуло из этой вселенной. Словно он ощутил дикое облегчение, скинув с себя обет. Словно он открыл глаза…
Сердце забилось с бешеной скоростью, ударяя в рёбра. Казалось, у него даже челюсти стучали. Он уверял себя, что от холода… но этот холод растворялся в её глазах. Она топила снег, разбивала лёд. И это оказалось для него открытием. Господиблятьбоже… что они делают?
Что делает он со своей жизнью?
В которой, кажется, начался второй шанс…
— Я хотел сказать тебе… — он замолк, когда на её лоб капнуло нечто, похожее на… — Не двигайся!
Драко завёл её за свою спину, разжигая шар света в руке, и услышал её выдох, когда над головами засветились десятки пар глаз…
— К выходу! — Гермиона потянула его за собой, и он поддался, но они резко остановились, когда выход перекрыли два паука, вползших в пещеру.
— Я взорву их! — громко сказал он, пока Гермиона стреляла отпугивающим пауков заклинанием.
— Только не трогай того, на котором нить!
Их головы синхронно повернулись туда, где лежал акромантул, но вместо него теперь на них ползли уже четыре паука.
— Которого из них? — выкрикнул он, потянув её за собой к выходу. — Гадство, они все на одно… блять, на что они там…
Он концентрировался, стараясь расчищать дорогу. Глушил летящих в них пауков. Кажется, и вправду кого-то взорвал. Здесь жутко воняло и слышался скрежет твёрдых клыков, которыми их пытались задеть акромантулы.
Им удалось обезвредить двух пауков, закрывающих выход из пещеры (одного Драко убил зелёной вспышкой). Гермиона буквально перепрыгнула через них, при этом всё ещё держась за его локоть. Они побежали в сторону, вдоль пещеры, оборачиваясь на полчище, которое ползло за ними. Топот лап слышался отовсюду. Даже снег под ними не хрустел, а просто шелестел, словно расплёскиваясь.
— Попробуем аппарировать! — она остановила его и прикрыла глаза.
И только Малфой стрельнул в паука убивающим, перед глазами всё поплыло, и через секунду они оказались на узкой улице. Он узнал это место в Хогсмиде.
Гермиона отошла к дому, прижалась к нему спиной. Поставив руки на колени, только теперь она позволила себе глотать воздух огромными порциями. Драко хватало просто стоять. Осознавать то, что сейчас произошло.
Хотелось курить. До жути хотелось заглушить дымом сорванные к чёрту нервы. Это того стоило. Тысячу раз стоило.
Но как-то всё легко…
Теперь он смотрел вверх, на небо. Сквозь чёрные облака ночи. Смотрел на то, как медленно начал падать крупный снег. И стало так тихо, что можно было различить песнь ветра вдалеке.
Пальцы дрожали, когда он достал из пачки сигарету. Первую за день. Хотел бросить. Огонёк вспыхнул на кончике, и он втянул в горло вишню. До упора, до ощущения натяжения лёгких, и почувствовал мгновенное облегчение.
Гермиона распрямилась и молча смотрела на него, без стеснения разглядывая. Пусть. Сегодня ей можно. Сегодня ей можно всё…
Драко никогда бы не подумал, что именно она спасёт его жизнь. Как бы он в этом не хотел себе признаваться, но Грейнджер сделала это… вот так просто. Без вопросов.
— Я в школу, — Драко выдохнул дым и развернулся. Сделав три шага, остановился и, обернувшись через плечо, спросил: — Идёшь?
Он успел уловить край её улыбки, прежде чем возобновить шаг. Теперь он слышал, как хрустел снег под ногами, когда она шла позади него. Скоро они вышли к иве, глядя на школу за озером. Хогвартс ночью особенно красив. Драко остановился у самой воды, пока Гермиона догоняла его.
Малфой поднял руку и закатал рукав, осматривая предплечье.
Всё кончено…
Дьявол…
Всё кончено…
— Узнает ли об этом Мортифера? — спросил он сам себя, не заметив, что сказал это вслух.
— Мортифера? — переспросила Гермиона, подходя ближе. — Это твоя невеста?
Не порть. Не порть этот вечер, Грейнджер…
Драко не ответил, дав понять, что эта тема запретна. Она и не настаивала.
— Теперь и ты сможешь избавиться от своего проклятья, — хмыкнул он, всматриваясь в гладь озера, которое уже начало покрываться тонкой коркой льда у самого мелководья.
Гермиона пожала плечами, сложив руки на груди, и поёжилась. И всё, что он мог сейчас — отблагодарить её, согрев одежду заклинанием. Она сразу повернула голову в его сторону, едва улыбаясь.
— Спасибо… — и вновь посмотрела вперёд. — Вот видишь, мы можем не цапаться, как дворовые собаки…
— Наверное… — ответил он просто механически.
— И… Драко? — она повернулась к нему, но он не сделал того же. — Если у тебя что-то сложно, веди себя так, как будто тебе сложно. Не веди себя всё время сильно… так можно остаться одному.
— Ты опять со своими советами?
— Нет. Это простое наблюдение. Одиночество ни к чему не приводит.
Она небольно задела его взглядом, прежде чем отвернуться. И, наверное, часами ранее он отругал бы её за этот непрошеный совет. Наверное, взбесился бы и ушёл. Наверное, еще сильнее бы ненавидел.
Наверное…
— Теперь тебе не придётся спасать меня от боли, Грейнджер. Целуешься ты так себе…
— Господи, Малфой! — она пихнула его в плечо, пряча лицо. Потянулась руками к хвосту на голове, стягивая резинку крепче.
«Ты видел её скулы?» — всплыло голосом Нотта в голове.
И только сейчас он их заметил. Просто раньше не присматривался. Не хотел. Сейчас же, в свете луны, под падающие хлопья снега, её лицо выглядело взрослым, привлекательно острым.
Гермиона вдруг охнула, когда что-то нашла под ногами, нагнулась и подняла нечто узнаваемое для него. Стряхнула снег, и Драко замер, глядя на то, что у неё сейчас в руках.
— Ну какой идиот здесь мусорит?
В её ладонях павлин, что он запускал с астрономической башни. Тот самый, из фольги пачки его сигарет. Он не долетел до леса… упав здесь… именно на это место, где нашла его она. Из всех, кто десятки раз проходил мимо по этой тропе, павлина нашла она…
И всё это отозвалось в груди натяжением. Болезненным. Беспощадным. Так резко, что невозможно было подготовиться к этому. Малфоя прошибло этим чем-то — желанием сделать что-то.
И он сделал…
Чёрт, просто сделал…
Шаг к ней.
Потянул её плечо на себя, чтобы она взглянула на него. И, чтобы Гермиона не успела ничего понять, стянул резинку с волос. Просто потому что так ей лучше…
«Я тот самый идиот, Грейнджер».
— Тебе лучше с распущенными, — он сжал резинку в кулаке.
Имелось в виду:
«Не делай больше этот хвост».
Слышалось:
«Не показывай больше ему свои скулы».
На секунду она растерялась. Всего на мгновение, но Малфой успел увидеть в этой растерянности, в её глазах, себя.
Живого, целого, настоящего…
Грейнджер чуть запрокинула голову, подставляя лицо под мягкие хлопья, которые, не успев коснуться кожи, тут же исчезали. Наверное, это её дар — топить снег вокруг себя. Сглаживать углы и искать в самом конченом человеке крупицу света…
Драко протянул руку в простом желании коснуться её руки, которая всё ещё сжимала его павлина из фольги. Но вовремя остановил себя, просто зависнув на месте.
Магии не случилось. Не случилось тех самых «бабочек», про которые рассказывал Забини. Драко ощущал одну лишь благодарность. Быть может, в другой жизни было бы по-другому. В другой, где не было общего кровавого прошлого, не было Мортиферы и не было войны.
Сейчас…
Сейчас хотелось просто выдохнуть и жить дальше. Не существовать…
— Что это там? — она вытянула шею, заглядывая ему через плечо.
Малфой обернулся…
«Доказательство того, что не существует для меня второго шанса…»
Блядство. Какое же блядство…
Гермиона догадалась сама, грубо стиснув ладонью его предплечье, заслоняя его своей спиной.
— Но у нас же получилось! Получилось же!
Они оба смотрели на то, как из темноты леса медленно, боже правый, медленно ползла змейкой светящаяся нить.
— Бомбарда! — Грейнджер вытянула палочку, стреляя по приближающейся нити. — Экспульсо!
Она вела его спиной к озеру, уводя дальше от приближающейся к нему участи.
— Конфринго! — не успокаиваясь, выкрикивала Гермиона. — Драко! Взорви её! Сделай хоть что-нибудь!
Малфой сдался. В нём больше ничего нет. Вся радость, которую он испытал за короткие полчаса, мгновенно улетучилась. В нём ничего не осталось. Даже страха.
В нём всё ломалось: игла позвоночника, контур плеч, стержень характера, который до недавнего времени боролся. Драко горбился, потому что больше не мог. Отодвинул от себя Гермиону, которая всё ещё пыталась что-то сделать.
Нить теперь плыла по воздуху, прямо на уровне его талии. Остановившись у его руки, обтянула пружиной рукав пальто и утонула в нём. Он почувствовал жжение на предплечье.
Непреложный обет вновь с ним.
Он подумал, что нужно было успеть убить себя за эти счастливые тридцать минут. Надо было просто подумать… просто представить в голове свой образ и мысленно проговорить убивающее. Надо было…
Потому что невозможно не знать, что сейчас случится.
Да…
Та боль, которую он хотел забыть, уже била виски.
Блядскийбоже… за что.
Он не мог дышать, его словно выбрасывало на отмель. Он как тупая рыба, хватал ртом воздух, не чувствуя облегчения. Так нельзя. Чёрт возьми, после всего… Нельзя!
В ушах гудел её голос, она придерживала его почти всем своим телом. Кажется, звала по имени.
— Как мне помочь тебе, Драко? — голос её дрожал. Наверное, Грейнджер испугалась крови, которая снова начала течь из носа. — Я всё сделаю, как мне помочь тебе? Мне жаль, мне так жаль…
Выдох.
Последний.
Перед прыжком в бездну.
Он распрямился, с силой сопротивляясь боли, просто затем, чтобы взглянуть ей в глаза. Чтобы она поняла, что ему поможет.
Простое желание избавиться от боли. Простое желание забыться.
— Уходи, — он, хромая, обошёл её, направляясь к иве.
— Драко!
Шаги отдавались резью по всему телу. Он вытер лицо рукавом, размазывая кровь по рту, щеке.
Слышал, как Гермиона плелась следом. Слышал, как рвано она дышала. Глупая. Ослепшая от своей метки. От своего желания помочь. И всё их почти выстроенное нормальное общение распадалось пеплом. В нём вновь ненависть к себе. К ней. К тому, что она этого не заслуживала. Не заслуживал столь чистый человек пачкаться об того, кто обречён.
Взмах руки, и ива опустила ветви вниз.
— Уходи! — хрипло уронил он напоследок.
— Я помогу! — не успокаивалась она.
Господи, не могла…
Он будто ошпарился от её слов, отстранился. Не на сантиметр, не на два. На целую бесконечность. Гиблую бесконечность только для него одного.
— Не веди себя всё время сильно! — повторила свои слова Гермиона. — Я помогу тебе…
Буквы, расставленные не в алфавитном порядке, резали полость его рта, когда он без запинки выдыхал:
— Одного поцелуя будет недостаточно, Грейнджер…
Вот оно.
Округлившиеся глаза.
Что в них?
Испуг? Отвращение? Именно этого он и добивался. Когда уже повернулся к проходу под деревом, в спину ударило прямое попадание. Прямо в рёбра. Прямо внутрь.
— Всё хорошо, — сказала она ровным тоном. — Ты можешь меня использовать…
И всё начинает гнить. Пора.
К чёрту всё.
Он старался.
Драко крепко схватил её за руку, стиснув кисть в тисках, и вошёл под иву. Вёл её за собой как на казнь. Сама виновата. Сама. Он предупреждал. Он старался. Он хотел, чтобы она не видела в нём монстра.
Они оба знали, что сейчас произойдёт. Оба знали, что им нужно.
Малфой давно знал, что чувства — просто кусок ёбанной уязвимости, как опухоль, растущая в груди. Его отучили от этого. Но вот Грейнджер, кажется, неизлечимо больна. Что бы она делала, не будь на ней этой метки? Он об этом не думал. Наверняка последовала бы его совету держаться от него подальше, чтобы эта опухоль не разрасталась.
А что по итогу?
Вот он, грубо толкающий её к шершавой хилой стене.
Вот стон, бьющий из нутра её легких.
Он не умел влюбляться. Не умел любить. Ненавидеть проще. Ненавистью, как бензином, можно заправляться. Похуй. На всё. На себя, на эту боль живущую у основания черепа, на кровь, которая лилась из носа. Похуй.
— Грейнджер, я буду грубым, — он смотрел прямым выстрелом ей в глаза, когда стягивал с себя пальто.
— Хорошо, — хрипло, почти тихо.
— Я могу в приступе душить тебя…
Порвал пуговицы на рубашке.
На них тоже похуй.
— Хорошо… — сглотнула она, снимая с себя куртку.
— Я хочу сильно, — рычал он, наблюдая за тем, как быстро она снимала с себя толстовку. — Я хочу так, чтобы не чувствовать боли…
Клацнула пряжка ремня. Как последнее предупреждение.
В груди мокло, когда она кивала, облизывая губы. И сердце впитывало кровь, как салфетка.
Малфой обернулся почти не в себе от рези во всём теле, от приступа. Посмотрел под ноги на своё пальто. Прикрыл глаза, трансформируя ткань в подобие плотного пледа и ровным, как гадство, голосом приказал:
— На пол!
В её глазах — вызов. На щеках — намёк на румянец. Гермиона в два шага преодолела расстояние и села прямо на плед, глядя снизу вверх. И вот опять… Драко не чувствовал в этой позиции выигрыша.
Гермиона легла, потянулась к пуговице на джинсах. Пальцы не слушались. Расстегнуть удалось только со второго раза. Но вот сняла их быстро, словно не давая себе шанса передумать.
Уже поздно.
Для неё. Для него. Для них.
Поздно.
Возбуждение шпарило вены, и без того бежавшую лаву по ним. На ней обычное серое хлопковое бельё. Без намёка на игривость и сексуальность. Мортифера обожала кружева. Обожала пошлость, граничащую с грехопадением. Драко злился на себя от этого сравнения.
Он смотрел на моли на её руке, которые колыхались будто от ветра. Смотрел на свою подпись в сгибе локтя. И понял. Слишком поздно понял, что пометил её давно. Собой. Как бы ни старался, Грейнджер давно пропиталась его ядом.
И это до жути приятно. Он лицемерно менял свои рассуждения. Раньше пользовались им, сейчас пользуется он. И это чувство, тягучее и липкое, как мёд, на который вот-вот выступит аллергия. Но ты не можешь отказаться, потому что уже находишься в наркоманской коме. В поисках очередной дозы, которая у тебя под носом.
Вот она.
Приятного аппетита.
Она красивая и нет одновременно. Или же чувство прекрасного у Малфоя давно уничтожено? Но это заводило сильнее, до боли в паху. Он сел перед ней на колени и дёрнул за щиколотки ближе к себе, шире разводя ноги, замечая, как сильно контрастировала выступившая влага на сером белье.
— Тоже хочешь? — он оставил укус на её колене. — Тебя это возбуждает? Моя грубость. Мое отвратительное поведение к тебе? Скажи, Грейнджер?
Она застонала, выгибая грудь, глядя сквозь полуоткрытые веки на всё то злорадство, что от него исходило.
— Да…
Господибоже…
Может, она больна больше, чем он. Может, они оба нашли друг в друге понимание. Как два безнадёжно и смертельно больных…
Её кожа горячая, как кипяток. Или же просто у него онемели от холода руки. Он стиснул руки на её бёдрах до мелких морщинок, выдирая из неё новый сытый вздох.
И прежде, чем кинуться к её губам, Драко поймал на себе её взгляд. Вырывающий с мясом. И, наверное, именно с этим взглядом он окончательно понял: они полностью, безоглядно проебались. Друг в друге. Боже…
— Высунь язык, Грейнджер, — шепнул он, давя пахом в её промежность. — Высунь чёртов язык…
Гермиона сглотнула и подчинилась. Приоткрыв губы, высунула кончик языка, который он тут же прикусил. Под её стон укусил сильнее, толкаясь вперёд, даже через брюки ощущая, как всё горело у неё.
Драко одной рукой стиснул её горло. Обжёгся вновь об неё, зарычав.
И вот оно…
Мгновенное расслабление в области головы, там, где концентрируется вся его боль от приступа — затихает. Блаженно. Хочется ещё. Хочется больше.
Он поставил локоть сбоку её головы, не разрывая недопоцелуй, а второй рукой потянулся к брюкам, спуская их вниз. И распахнул глаза от того, что почувствовал, как Гермиона всунула кончик пальца ноги между его ремнем и потянула вниз, помогая освободиться от брюк вместе с бельём.
О Боже. О господи боже…
От её наглости его прошибло мурашками. И это было на грани судороги, вдоль позвоночника, прямо там, куда опустились её руки, впиваясь ногтями, прижимая ближе к себе.
Он быстро снял с неё бельё. Глядя в глаза, на то, как лопались последние нити, которые удерживали её на плаву, погрузил в неё сразу два пальца.
Она закатила глаза, запрокидывая голову назад, ударившись об пол, вырывая из себя полувскрик-полухрип, когда Драко вытащил пальцы, чтобы вновь вогнать внутрь.
— Ты уже готова… — и чёрт его знает, кому он это говорил. Себе или ей…
Её кожа горела. Она как печка.
Малфой больше не мог терпеть. Сменив пальцы членом, приставил головку и резко вошёл в неё, сразу начав двигаться быстро. Грейнджер громко дышала, он ловил её дыхание губами, сжимал её челюсть до боли, лишь бы она смотрела только на него. Он впитывал её сорванные стоны ушами, губами, кожей. Сжирал всё это, как изголодавшаяся псина. Двигался быстро, как таран, заставляя дышать громче, кусая её рот, целуя глубоко и мокро.
Целует. Целует. Целует.
Забываясь в пудровом запахе её шампуня. Забывая боль, которая отступала. Забывался в её глазах, в расширенных зрачках, в которых видна её бездна.
Трахал с оттягом, разгоняясь и вновь замедляясь, будто наказывая и себя, и её. Растягивая удовольствие, лишь бы в башке не пекло.
Поцеловал в шею, прикусив её, ощущая языком мурашки. Гермиона цеплялась пальцами за его плечи, царапая проступающие лопатки, позвоночник. Он всё ей позволял.
Прикасался к ней так, как никогда в жизни не прикасался к Мортифере. Потому что Мортифера ему не нужна, а в Грейнджер есть спасение.
Дикое безвластное спасение.
Быть может, на двоих.
Быть может, на кого-то одного…
Он не знал.
Они не нужны друг другу по-настоящему, всё это испарится, когда с их предплечий уйдёт проклятье. Но на этот считанный миг, хотя бы сейчас, Грейнджер забирала себе его боль, его тяжесть, стирала губами по коже воспоминания, помогала ему очиститься и забыть.
Он отстранился на руках, сел на пол, вытягивая ноги, и дёрнул её на себя, усаживая сверху. Так ещё глубже. Так ещё плотнее.
Драко чувствовал запах крови. Своей — на её губах. Даже это у них общее. И даже это её не смущало. Гермиона начала двигаться сама, цепляясь за его шею. Стонала, закатывая глаза. И тогда он поднял руку, провёл пальцами по её блядским губам, чуть надавливая на них, вторгаясь внутрь. И смотрел на то, как эти пальцы она обсасывала, проходясь шершавым языком по подушечкам. И это конечная. Конечная его терпения. Он провернул руку, сгибая палец, подхватывая её за небо, и потянул вверх, чтобы она поднялась.
И даже сейчас она просто подчинялась.
Он потянул её к стене, пришпоривая руки над головой. Свободной рукой огладил скулы, те самые, что так любил Тео. Подавил улыбку на губах — и в этом плане он его обогнал. Она здесь. Перед ним. Извивалась, текла от прикосновений. Мычала и заводилась сильнее.
— Плохая девочка…
Очень плохая…
Он подхватил её за бедро, закинув его себе на талию. И вновь толкнулся в неё. Гермиона свела брови и открыла рот, беззвучно дыша.
Губительна.
Для него.
Для себя от своей слепоты.
Драко убрал руку, отпуская её кисти. Сжал пальцами грудь прямо сквозь ткань белья. Оно тонкое, он чувствовал твёрдые соски. Чувствовал биение её сердца. Оно такое же бешеное, как она сама.
Он ускорился. Яростно, как животное. Дико, как ублюдок.
Чувствовал, как сжимали член её мышцы. Она готова. Чёрт возьми, готова.
— Поцелуй меня, — хрипло, прямо ей в губы. — Хочу, чтобы ты целовала меня, когда кончаешь…
Они кончили почти одновременно, с разницей в несколько секунд. Она сорвала в его губы хриплый, надтреснутый стон. Он изливался в неё пульсирующим ритмом. Горячо. А потом осторожно поставил на пол, придерживая. Ощущая дрожь в её ногах.
Отвернувшись, дал ей время прийти в себя, одеться.
Он надел брюки на голое тело, сел в кресло, ощущая спиной холод кожи. Призвал в руку сигареты. Молча. Чтобы не разбивать тишину. Наблюдал за тем, как медленно она одевалась, стоя спиной к нему, словно стыдилась посмотреть в глаза.
Гермиона нагнулась, что-то поднимая с пола, и Драко даже не дёрнулся от того, что в её руке оказалась колдография, выпавшая из кармана пальто. Между ними и так уже не было тайн… почти.
— Это она? — спросила Грейнджер и увидела, как он кивает, выдыхая дым. — Но… кажется, я видела её в Косом переулке…
Гермиона подошла ближе. В свете луны, падающем из окна, он заметил чуть сведённые к переносице брови. Она думала. Громко.
— Ты как-то спросил меня… — она посмотрела в глаза, — кто может родиться у двух психопатов…
Драко чувствовал надвигающийся конец. И ничего не делал. Втянул затяжку, заглушая отвращение от будущих вопросов, на которые он не сможет ответить.
— Ты сказал… Мортифера. Так её зовут?
Он молчал. Непреложный обет не позволял ему никаких действий. Гермиона будто чувствовала это. Глядя на его предплечье, она просто-напросто поставила точку:
— Она дочь Волан-де-Морта и Беллатрисы?
«Что же мы наделали, Грейнджер…»
Комментарий к Глава 11. Возьми меня туда, где я буду в безопасности
К этой главе два потрясающих арта от Флёры и Нади Поляковой. Можете увидеть у меня в группе.
========== Глава 12. Избавь моё безжизненное тело от боли…. ==========
Ноги ещё дрожали. Гермиона не задумываясь села в кресло напротив Драко, который всё ещё курил, так и не ответив на её вопрос.
Это было очевидно.
То, как он дёрнул бровью. То, как он перестал втягивать в лёгкие дым. На секунду, но всё же. Этого было достаточно, чтобы убедиться в своих словах.
Мортифера была дочерью одних из самых отвратительных людей в мире. На колдографии, которую она всё ещё сжимала в пальцах, Малфой с опаской оглядывался на девушку. В животе стрельнуло какой-то неприятной болью. Наверное, это колкая злоба. Или же неприкрытая ревность — очевидно, из-за метки — та самая, которой Гермиона не желала и не испытывала никогда в своей жизни.
Грейнджер притянула к груди колени, натягивая на них толстовку. Джинсы она так и не надела. Не успела, увидев на полу карточку, на которой шевелились трое…
— Ты не можешь о ней что-то рассказать? Я права? — она сглотнула. Хотелось пить. Голова гудела от последних событий.
Он молчал, глядя в окно, в которое ударял ветер. Наверное, за ночь выпадет много снега, который растает к утру.
— Она опасна? — очередной вопрос из сухих губ. А совсем недавно он прикасался к ним… целовал… боже…
— Грейнджер. Это не твоё дело, — резкий ответ прилетел незамедлительно. Драко смотрел на неё. Его лицо искажалось от света свечей, которые он успел зажечь, Гермиона даже этого не заметила. — Я найду способ разорвать непреложный обет и забуду обо всём, что меня связывает с…
«С ней», — мысленно договорила она за него.
— Если она может навредить кому-то, мы обязаны рассказать это министерству. Если кому-то грозит опасн…
— Кажется, с тобой всё в порядке, как и с Поттером? — рявкнул Драко. — Она… — он зажмурился. Будто вытягивая из себя слова. Резко повёл головой, пытаясь сказать что-то. — Другая…
Мысли жалились. Кружились в голове, как рой ос. Жужжали и кусались. Гермиона глотала вопросы, которые не успели срываться с её уст. Мучить его ими было бесполезно. Как она поняла, он не мог рассказать о Мортифере и…
…и показать.
Господи.
— Боже… — ахнула она, прижимая руку ко рту. — Боже! Это она? Она отрубила тебе ногу в тех воспоминаниях, пытала тебя? Господи… Драко…
Грейнджер энергетикой чувствовала, как напрягся Малфой в метрах от неё. Как замерла гримаса ярости и отвращения на его лице. Сердце застучало где-то в висках. Она ещё раз посмотрела на колдографию. На девушку, которая невероятно красива и мила даже на снимке. И просто представить не могла, как она была способна вытворить всё это.
— Не лезь в это, Грейнджер… — он потушил сигарету о подлокотник, щелчком швырнул фильтр куда-то в угол и поднялся на ноги, застегивая рубашку. — Не применяй противозачаточные чары. Я уже всё сделал.
Просто правдой. Просто в лоб.
— И всё? — Гермиона быстро поднялась на ноги, ощущая через тонкие носки холодный пол. — На этом мы разойдёмся?
Внутри неё раздувалась неконтролируемая обида. Она тяжело упиралась в лёгкие, от неё стягивало внутренности, и Грейнджер не могла себя сдерживать.
Как после всего он мог вообще ничего не почувствовать? Чёрт возьми, у неё была крупица надежды, что после того, как они занимались сексом, он ощутит то же самое, что и она, чтобы ей стало легче. Чтобы не тянуло так катастрофически к нему. Чтобы он забрал свою половину, убрав с её плеч груз. Но он…
Он просто одевался, пока она смотрела ему в спину. На то, как он натягивал пальто, как искал палочку, которая ему и не нужна вовсе!
— Ты рассчитывала на объятия после? — ухмыльнулся он даже не смотря ей в глаза. — На то, что мы будем лежать, говоря о всякой ерунде, ты будешь выводить пальцами на моей груди ведомые только тебе узоры, а я буду курить в потолок?
Вот тогда он обернулся, осматривая Гермиону с ног до головы, задерживая взгляд на голых ногах, торчащих из-под толстовки.
— Это бывает только в твоих книгах, которые придумали такие же идиотки, мечтающие о вечной любви. Её не существует. Это всего лишь болезнь, Грейнджер.
Удар словами пришёлся прямо под дых. У Гермионы свело скулы, настолько сильно она сжала челюсти, чтобы не ответить ему.
— Возможно, это всё даст тебе Нотт, — сказал он уже у порога в подвал. — Я тебе этого точно не дам… Я уже говорил, эти чувства у меня атрофированы.
— Ты просто не умеешь! — шаг вперёд. — Ты… просто нужно время.
Драко растянул губы в кривую уродливую улыбку. Всё в ней неприятно. Видна боль и отчаяние. Он сжимал косяк двери, глядя в темноту перед собой.
— Время? У меня нет времени. Оно давно кончилось.
Он ушёл, спустившись громким шагом вниз, оставляя её наедине со всем, что варилось внутри. Опять. Опять одной всё это разгребать. Давиться в собственных чувствах, которые ударной двойной дозой вливались в её кровь.
Она задыхалась. Отступала назад, еле перебирая ногами, пока икрами не коснулась края кресла. И упала в него, выдыхая воздух из лёгких. Настолько всё это настолько.
Малфой прав.
У них так не будет. Они неправильные. Даже после всего, что здесь произошло, Гермиона не чувствовала смущения, не чувствовала волнующей влюблённости. Не чувствовала ничего здравого, кроме непреодолимой тяги к нему. Это всё…
Даже секс был злым, словно они вымещали друг на друге свою боль. Одно лишь сплошное удовлетворение. Она вспомнила первый раз с Роном, то, как было после. Они топили себя в искренних чувствах, пока не остыли… Но всё же это было мягко, плавно, взаимно…
Но здесь…
Гермиона сковырнула указательным пальцем сухую ранку на большом, нервно притоптывая ногой. Глухие звуки ударов пятки об пол звучали в такт сердцебиению.
«Думай, думай…»
Как бы ни пыталась, она не могла.
Все мысли сводились к тому, что ей хотелось догнать его и обнять. Вся её обида улетучилась в ту секунду, когда он ушёл. Дьявол, это какая-то насмешка над её чувствами. Гермионе было обидно, что не удалось разорвать обет. Что нить просто-напросто приплыла обратно к хозяину. Каково же было ему? Жениться на психопатке и родственнице? На собственной сестре… В горле рос ком. Её затошнило.
Гермиона ни о чём не жалела. Не жалела, что решилась на это путешествие в лес. Не жалела, что была с ним эти часы, и кажется, боже, кажется, что эти минуты с ним были самыми лучшими за последнее время. Грейнджер дышала полной грудью рядом с Малфоем. Конечно, из-за эффекта родственных душ, но всё же это было прекрасно.
Колдографию он так и не забрал. Гермиона около часа сидела и рассматривала её. Пыталась прочувствовать все эмоции на ней. Страх Нарциссы, которая косо смотрела на сына, и Драко, который с округлившимися глазами оборачивался назад. Рассматривала Мортиферу, которая со счастливой улыбкой, граничащей с безумием, подлетала к Малфою, дёргая его за рукав. Зная всю (почти всю) историю этой карточки, стало жутко и холодно.
Грейнджер вспомнила тот миг, когда Мортифера протянула ей книгу в Косом переулке. Кажется, она даже говорила с Гарри, что-то про «я тобой восхищаюсь». Мерлин…
На что способна эта ненормальная?
Гермиона была уверена, что если встретит её ещё раз, то палочка будет в руке. На всякий случай. Просто будет готова ко всему от той, кто с хохотом отсекает ноги…
Когда она уходила из хижины, колдография была аккуратно оставлена на кресле, где он сидел. Гермиона поняла, что она ему дорога — по тому, как была загнута. Если её сложить, то на ней останется одна Нарцисса, другая же сторона была исцарапана.
На входе в школу её поймал Невилл, который делал ночной обход, оштрафовал за возвращение после комендантского часа, и проводил до общежития. Ей удалось придумать, что рано вернулась из Лондона, решив не оставаться там ночевать. Друг улыбнулся и сбавил всего десять баллов, слишком мягко пригрозив, что это в первый и последний раз.
Было ли у неё с Драко в первый и последний раз?
***
Гермиона встретила Драко в понедельник после занятий, когда пришла в Большой зал после того, как Гарри послал ей патронус.
Каково было удивление, когда увидела за столом слизеринцев большую компанию старшекурсников из разных факультетов. Когда она выпала из жизни и не заметила, как все сдружились? Как Дин бросал в Блейза бумагу. Как Гарри и Пенси сидели рядом. Как Симус с Парвати обнимались. Полумна, сидевшая между Невиллом и Забини, что-то вязала.
— Гермиона, сюда! — Тео поднялся со скамьи и указал на место рядом с собой.
Пока Грейнджер шла к компании, здороваясь с теми, кого сегодня не видела, то ощущала на себе взгляд. Драко сидел слева от того места, куда она уже садилась. Теперь она была зажата между двумя парнями. С одним был секс и обязательства, скреплённые меткой, а с другим — дружба и его безответные чувства…
— Вот скажи мне, — Симус перегнулся через стол, чтобы посмотреть Гермионе в глаза, — почему Паркинсон добавляет очки Гарри за какую-то там смекалку, а Невилл вычитает у тебя баллы за несоблюдение комендантского часа? Когда всё так поменялось?
Грейнджер даже не услышала вопроса. Её ладони вспотели, когда бедра коснулась нога Малфоя, который, кажется, незаметно придвинулся ближе. Она ощущала тепло даже через его брюки. Драко смотрел в газету, не обращая ни на кого внимания. Она вообще не понимала, как его «приняли» гриффиндорцы. Наверняка не без участия Гарри, который сделал всё, чтобы поменять мнение о Малфое после падения с метлы и того, что он увидел в его воспоминаниях.
— Это время перемен, дружище, — ответил за неё Блейз. — Кто бы мог себе представить, что после всего, что произошло, мы будем сидеть все вместе. Вон, даже у Поттера с Пенси любовь…
— Я убью тебя, — прошипела Паркинсон и ударила его ногой под столом.
— Да ладно тебе, — хохотнул Дин, глядя на слизеринку. — Только дурак не увидит, что между вами происходит.
Это казалось каким-то сном. Что вообще сейчас происходило? Гермиона чувствовала, как бешено бьётся её сердце. Чувствовала, что должна втянуться в эту атмосферу, но гадство, как же плохо получалось. Всё, о чём она могла думать, так это о желании повернуть голову и взглянуть на него… Обжечься о холодную гладь стального озера в его глазах.
— Слушайте, — Блейз смотрел вниз, распутывая клубок, помогая Полумне, — у нас команда мечты из самых красивых ребят в школе, — он сделал паузу и нагнулся, чтобы взглянуть на Невилла. — Ну, почти. Давайте в пятницу завалимся в Хогсмид и отметим наше перемирие. Остался последний год, и мы разойдёмся. Может, до конца зароем топор войны и забудем прошлое?
Все замолкли. Через несколько секунд Гарри разрядил обстановку:
— Полумна, ты хорошо на него влияешь.
И сквозь этот смех, сквозь разговоры, Гермиона ощутила жар. Потому что Малфой, будто назло, приподнимал ногу на носок и перекатывал её на пятку, тем самым задевая бедром её юбку, которая задиралась всё выше и выше.
— Прекрати! — чуть нагнулась и шепнула она ему.
Драко, не отрываясь от чтения, таким же шёпотом ответил:
— Странно, когда об этом просил я, ты не послушалась.
Господибоже…
— Потому что я не собака, Малфой! — она резко, но совсем немного отодвинулась от него, навалившись на Тео. — Ой, прости…
Пока Нотт улыбался и отодвигался, чтобы дать ей больше места, Грейнджер могла поклясться, что слышала усмешку Драко. Вот только на её слова, или же он подумал, что она послушалась его совета и обратила внимание на Тео? Какой же кошмар. Грейнджер абсолютно не могла собраться с мыслями.
— Приветствую, молодые!
Все головы обернулись на Ангру, который подошёл к ним. Ученики поздоровались с психологом, а Невилл даже уступил своё место.
— Ох, я не хотел навязываться, — но он всё же сел.
— Мистер Варрис, а расскажите ещё что-нибудь со времён вашей учебы здесь, — Долгопупс сел напротив, завороженно на него глядя.
Старик что-то пропел под нос, постучал по нагрудным карманам и сложил руки на стол, сцепив пальцы в замок.
— Вы наверняка уже узнали все школьные секреты, — по-доброму начал он. Голос с хрипотцой было приятно слушать. Гермиона даже подумала, что он неплохо поёт. — Кстати, у вас во время турнира трёх волшебников на балу появлялась рубиновая омела?
Полумна даже вязать прекратила.
— Вы хотите сказать, что звон рубинов и вправду существует? — взволнованно спросила она. — Я думала, это легенда…
— Значит, не появлялась, — продолжал Ангра. — Кто-то говорит, что это легенда, а кто-то утверждает, что слышал звон рубинов. В любом случае, это прекрасная сказка, в которую хочется верить. Омела указывает на пару, которой суждено быть вместе.
— Это неинтересно, — отмахнулся Забини. — Мы уже в подобное на четвёртом курсе поиграли… — он кивнул в сторону Гарри и Пенси.
— Что ж, а про то, как школа вознаграждает самого нуждающегося? Про это слышали?
— Выручай-комната, что ли? — Невилл пожал плечами и одарил улыбкой Лавгуд.
— Нет. Это не совсем так работает, — старик прочистил горло и чуть приподнял взгляд, словно предаваясь воспоминаниям. — Самому нуждающемуся ученику в самую отчаянную минуту Хогвартс дарит то, что он так желает. Это какой-то предмет. Никто не знает, что это, ведь у каждого он разный. Но суть в том, что он спрятан в любом кабинете, в любой комнате, уборной, подвале или под лестницей. Где угодно. Никто никогда не знал, где это «необходимое» появится.
Гермионе стало интересно. Она никогда не слышала о такой легенде, а ведь знала историю Хогвартса от «а» до «я».
— И это правда? — спросила она.
— Я был одним из избранных.
Все зашептались, ближе нагибаясь к столу, чтобы услышать продолжение. Ангра улыбнулся от того, что эффект был достигнут.
— Я был отличником. Обожал учиться и уже на втором курсе понял, что хочу пойти в колдомедицину. Все усилия направлял в эту стезю. Не сказал бы, что у меня было много друзей. Скорее те, кто притворялся ими и подшучивал. Всегда найдётся тот, кто усложнит тебе жизнь… И на последнем курсе у меня украли вступительную работу, мой реферат, который я готовил почти два года. Его просто-напросто сожгли.
— Наверняка кто-то из слизеринцев, — шепнул Дин и тут же замялся, когда на него укоризненно посмотрели остальные ребята.
— Не знаю, — ответил Варрис. — Но факт, что я оставил её на тумбе у кровати, а когда вернулся, то там остался лишь пепел и краешки пергамента. Меня бы ни за что не приняли без неё в колдомедики. Я так отчаялся, что заперся в старом кабинете нумерологии и просто плакал. Как мальчишка, навзрыд. Всё моё разочарование копилось и копилось. Я никому ничего плохого не сделал, за что было так издеваться надо мной? Над тем, что я годами создавал? — старик глубоко вздохнул, выпустив воздух из сомкнутых губ. — Я тёр и тёр глаза, сидя в том кабинете, а когда открыл их, то прямо на полу, — он вытянул дрожащие руки вперёд, указывая перед собой, — лежала моя работа. Написанная моим почерком. Целая…
— Может, её не сожгли? — спросила Пенси.
— Нет, я видел остатки пергамента. Это точно была она. Я побежал к Минерве, и она-то мне и рассказала, что это подарок Хогвартса… Что и до меня были такие случаи. Школа даёт то, в чём нуждается самый отчаянный… словно даёт второй шанс.
Гермиона почувствовала, как наклонился Малфой, заглядываясь через её плечо на Ангру. Она была уверена, что он зацепился за слова «второй шанс».
— И как это получить? — бесцветным голосом спросил Малфой.
— Я не знаю, по какому признаку выбирает Хогвартс. Это остаётся ещё одной загадкой. Вы даже не можете себе представить, сколько в школе тайн, — мягко улыбнулся он. — Что ж, спасибо за приятную беседу, мне пора.
Варрис попрощался и поспешил уйти. Гермиона молча смотрела на то, как все возбудились от его рассказа.
— Я очень нуждаюсь в деньгах, милый Хогвартс! — Симус сложил ладони, словно в молитве, и закрыл глаза.
— Ты перепутал школу с Гринготтсом, — шикнул Блейз.
Гермиона нуждалась в умиротворении, которое давно покинуло её.
Она поднялась на ноги и быстро, пока никто не заметил, побежала за Варрисом, настигнув его у лестницы.
— Мистер Варрис! — она прыгнула на ступени, которые уже отъезжали в сторону. Старик схватил её под локоть, чтобы она не упала. — Спасибо! Я… я бы хотела проконсультироваться у вас.
— Тогда давайте в моём кабинете?
Они молча продолжили свой путь. Она не знала, как завязать с мужчиной разговор. Прежде Гермиона не предпринимала попыток с ним поговорить, но сейчас была необходимость. Её немного сковывало от смущения. И от лёгкости мистера Варриса, даже походка которого выглядела так, словно он парил над землей. Всё в нём было спокойно и приятно.
Кабинет показался ей маленьким, с кучей домашних растений, кажется, фиалок разных цветов и форм. Даже поющие лилии в горшках поприветствовали песней хозяина. Ангра нежно провёл ладонями по бутонам и сел за стол, предлагая ей занять место напротив.
Кресло было таким мягким и глубоким, что Гермионе захотелось уснуть в нём. Она села на край, чтобы не сбиться с мыслей.
— Я по поводу своих родителей…
Варрис кивнул, внимательно её слушая. И Грейнджер всё рассказала. Все свои переживания и о той выходке в клинике родителей, когда назвала маму мамой.
— Вы поступили очень находчиво, мисс Грейнджер. Я не часто сталкивался с отменой обливиейта, но это всегда было сложным процессом. Долгим, я бы даже сказал. Тот триггер, который вы вбросили своей матери, был хорошим шагом. Есть шанс, что миссис Грейнджер будет часто вспоминать этот момент, и что-то в её памяти отзовётся. Ещё не было от неё новостей?
Гермиона покачала головой.
— Не унывайте, я уверен, что память вернётся. Остаётся ждать. Было бы хуже, если бы обливиейт был повторным. Тогда бы все попытки свелись к нулю…
— Да, я в курсе про повторное заклятие. Но я сделала это один и единственный раз. Быть может, мне стоит повторить? В смысле, что-то сказать маме или отцу?
Старик задумался. Он стучал пальцами по столу, глядя в окно.
— Вот что я могу вам посоветовать. Вы можете повторить, но не в скором времени. Боюсь, мистер и миссис Грейнджер посчитают, что вы не в своём уме.
— Да-да, — закивала она. — Вы правы…
— А как дела у вас? — Ангра покосился на руки, которые Гермиона безжалостно ковыряла ногтями. Она сразу сжала их в кулаки. — С вами всё хорошо?
«Нет».
— Да. Просто очень скучаю по ним.
Как ему сказать, что она была проклята заклинанием, которое служило поиску любви? Как сказать, что её партнер ненавидел даже думать о том, что есть возможность быть с ней. Что он не верил в любовь и был сам проклят непреложным обетом. Что, возможно, скоро умрёт?
И как только она осмыслила последнее предложение в своей голове, её прошибло мурашками.
Малфой скоро умрёт, если не женится…
А если это случится, то что будет с ней?
Грейнджер перевела пустой взгляд на Ангру, быстро попрощалась с ним, поблагодарив, и вышла из кабинета.
Её трусило.
Она чувствовала возрастающую тревогу в груди. Чёрт возьми, совсем не вовремя. Сердце колотило в рёбра, в лёгкие, оставляя там гематомы отчаяния. Её прошиб холодный пот. Всё, что оставалось — добежать до туалета и запереться в кабинке, сесть на пол и найти в сумке картонный пакет.
Вдох.
Выдох.
Паническая атака, как старая подруга, окутала её плечи. Она всё сильнее давила на них, на грудь, заставляя сердце работать на износ.
Что будет с ней, если он умрёт?
Что если метка с её руки не пропадёт, и после его смерти ей останется всю жизнь тосковать, искать его в чужих взглядах и никогда не удовлетворяться ими? Боже…
Это не эгоистично — думать, в первую очередь, о себе, потому что он не оставил ей ни шансов, ни намёков, ничего. Обрубил все пути и выходы к нему и, блять, от него. Вроде бы «нельзя», но и не отпускал от себя. Сидя там, в Большом зале, она чувствовала его бедро, как он касался её…
Эгоистичный ублюдок.
Они идеальная пара неидеальных людей.
Шаг навстречу — и два назад. И эта бесконечная гонка, не имеющая конца.
Её колотило.
Гермиона натёрла глаза до красных вспышек. И, как назло, в голове мелькали яркие картинки, имеющие звук… имеющие вкус… имеющие её.
Горькая вишня на губах. Шёпот в губы, грубый и властный. Его толчки на грани закатанных глаз. Его грязный от крови рот, возбуждённо просивший смотреть на него… Дышать в него, чувствовать его.
Господиблятьбоже…
И в этой агонии, сквозь ускоряющуюся паническую атаку, Гермиона действительно хотела отмотать время назад, на пару суток, чтобы не давать ему разрешения. Чтобы не давать разрешения на всё. Потому что Малфой — как таран. Без пощады.
На несколько лет назад, чтобы не принимать участия в этой долбанной игре. Чтобы в будущем руку не разрезало буквами, которые после произнесёт он.
На двадцать лет назад, чтобы не родиться…
Вот настолько она отчаялась.
Но всё это перечеркивает одно лишь:
ТЯНЕТ…
Тянет низ живота, от его взгляда и запаха. Тянет мысли к нему. Тянет руки и ноги в его сторону. Тянет неебически сильно, как бы она не сопротивлялась. Она наркоманка, а он доза.
Быть может, стоило попробовать? Попробовать всплыть с этого дна? Попробовать переключить внимание, а потом приказать метке исчезнуть?
Гермиона поднялась на всё ещё немного подрагивающие ноги. Умылась холодной водой, глядя на себя в зеркало, на уставшее лицо. И решила действительно попытаться. Попытаться побыть с тем, с кем легче.
Ей срочно нужно было поговорить с Тео…
***
В среду вечером Драко всё-таки согласился сам с собой, что это ему не померещилось.
Боли не было вот уже пять дней. После того, как Грейнджер сказала:
«Всё хорошо, ты можешь меня использовать».
Боль не возвращалась, словно Гермиона вколола ему обезболивающее. Но вот только он всё ждал, когда его действие закончится. Или же это перед концом смерть с косой давала ему передышку?
Выходя тогда ночью из хижины он всё для себя решил. Он просто будет ждать, когда же станет так больно, что откажет сердце, и всё это кончится. Другого выхода не было. Не сработал даже план одной из умнейших ведьм. Он не винил Гермиону. Наверное, даже был благодарен за возможность хоть на полчаса почувствовать забытое нечто. Забытую надежду на будущее.
Драко решил «доживать» свои дни. Даже участвовал в общих собраниях «новой» команды, как говорил Блейз. Большая компания старшекурсников из разных факультетов, которые, забыв прошлое, пытались создать новое будущее. Малфою показалось это забавным. Он наблюдал за компанией и вдруг понял: они не притворялись.
Ни один из тех, кто был на «правильной» стороне не бросал ни одного плохого слова в сторону слизеринцев. Было ли это влиянием Поттера… Может быть. Или же все быстро повзрослели и поняли, что не хотели идти по стопам родителей, а война ни к чему хорошему не приводит.
Менялось всё.
Даже Грейнджер, которая поменяла вектор своих предпочтений. Два дня, как она ходила рядом с Ноттом. Драко даже обрадовался, что девушка вправила себе мозги и поняла, что бесполезно пытаться спасти мёртвого.
Тео, на следующий день после того, как ударил его, извинился. Говорил, что вспылил, приревновал.
Извинился бы он, узнав что делал Драко с Гермионой? Извинился бы он, если бы Малфой рассказал, какой вкус у её губ. И с каким голосом она кончает?
Наверное, это простая жадность.
Или же Драко рехнулся вместе с Грейнджер.
Может, его немного удивило, что она вела себя после случившегося как обычно. Не краснела перед ним, не увиливала. Даже взгляд не прятала. Его это задело. Совсем чуть-чуть. Просто хотелось совершенно не так. Хотелось, чтобы Гермиона больше не делала этого. Не смотрела так, как смотрела и сейчас. С этим жалостливым взглядом. С этим «я знаю твою тайну». Может, поэтому он просто её немного подразнил тогда в Большом зале, трогая её бедро. Слушая, как застревали её вдохи в горле.
Драко бесило, что с ней он забывался.
Забывал, что стоит на краю обрыва. Забывал, что повязан с убийцей. Забывал о приближающейся смерти. Гермиона ослепляла его другой жизнью, в которую он давно не верил…
— Малфой! Малфой! — Блейз, закутанный по пояс в полотенце, вбежал в комнату, зажимая пальцами предплечье. Подбежав к нему, он вытянул руку. — Мне мерещится? Скажи, что не мерещится!
Драко чуть отстранился на кровати и прищурился, глядя на то, как на смуглой коже, прямо у выемки возле кисти, появлялись чернила.
— Салазар! — шепнул Забини не своим голосом. — Это то, о чём я думаю? Что, блять, это за язык? Какие-то чёрточки! Это буква?
Они оба склонились над его рукой, наблюдая, как появился кружок, а от него…
— Лучи? — спросил Малфой. — Поздравляю, Забини, твоя родственная душа — это солнце!
— Стой, стой! Это не всё! — он отпихнул его и сел рядом. — Внутри тоже что-то появляется…
— Мерлин. Это лицо в солнце? — Драко дразнил его.
— Две точки и улыбка. Две точки и улыбка, Малфой! — почти пищал он. — Как это понять? Ждать, что она скажет «солнце» или «солнце улыбается»? Что за бред?
— С чего ты решил, что это «она»? — Малфой еле сдерживался. — Твои стычки с Долгопупсом такие горячие.
Забини сморщил лоб, а потом резко поднялся, всё ещё разглядывая метку, и шагнул к своей кровати.
— Ну, Невилл так изменился за лето… подрос и похудел…
— Меня сейчас вырвет, — не выдержал Драко и кинул в друга подушку.
— Ты первый начал, — Забини поймал её и бросил обратно, заваливаясь на кровать. — Я так взволнован. А у тебя появилась метка?
Улыбка спала с лица, и Драко отвернулся, промычав «нет, ещё не появилась». Но казалось, Блейзу было всё равно, он сейчас зациклен на своей метке.
Что бы он сказал, если бы узнал, что Малфой соулмейт Грейнджер? Наверное, что-то по типу:
«Это как есть соль с сахаром».
Или:
«Это как лёд и пламя».
Или что-то из романтично-лиричного:
«Вы как солнце и луна, никогда не встретитесь».
Вот только они встретились. Видимо, при затмении. Всего на пару секунд, но с таким громадным последствием.
Может, это то, про что говорил Ангра? Про второй шанс, который давала школа? Про презент… хотя, для него даже выручай-комната не открывалась. Вряд ли Малфой был в любимчиках у Хогвартса.
Было ещё одно большое жирное «но». Грейнджер узнала о Мортифере. Ему даже говорить не пришлось. В её уме всё само сложилось, просто, как дважды два.
Когда она произнесла её имя, у него будто свалился груз с плеч. Будто и не он один теперь хранил эту тайну. Но какой ценой это встанет для Гермионы, если Мортифера узнаёт обо всём?
Пока они в школе, она в безопасности. Пока никто не знал о них, она в безопасности.
Чёрт.
Ещё секреты.
Ещё куча ебучих секретов, словно ему было их мало.
Если бы он в ту ночь смог ответить на её вопрос — опасна ли она — Малфой бы сказал «нет», если никому не было дела до Мортиферы. Потому что она любила играть со своими жертвами. Она не убивала поголовно всех. Ей нравилось травить свою жертву, медленно подкрадываться к ней, а затем истязать.
Чего только стоило одному пожирателю попасть в её немилость.
Драко помнил тот день, как и все, в которых присутствовала она.
В меноре уже начали шептаться о том, что Мортифера совершенно непредсказуема. Не стоило смотреть на неё. Дышать в её сторону. Попадаться ей на глаза. Все понимали её ценность для Волан-де-Морта, потому что он никак её не наказывал за убийства соратников.
И вот, в одно из многих собраний, кто-то из пожирателей решил угодить девушке. Малфой даже не помнил, как его звали.
— Я принёс вам презент. Заказал специально для вас из восточной Европы, — он поднялся со стула и направился к Мортифере, сидевшей рядом с Лордом. Он достал маленький кинжал в кожаном чехле. Увидев, как её глаза загорелись, он положил нож и поклонился Волан-де-Морту, а потом вернулся на место.
Она захлопала в ладоши, задрыгала ногами, как ребёнок. Драко помнил, с каким отвращением и страхом смотрели на неё. На её безумие, пока она брала в руки кинжал. И как только она сорвала чехол, послышался взвизг и громкий клацающий звук полетевшего на стол лезвия.
— Это… — заговорила она, отодвигаясь на стуле, — это серебро?
Пожиратель, который презентовал кинжал, поднялся на ноги. Его руки дрожали. Он ничего не понимал.
— Да, это волшебное серебро, инкрустированное не огранёнными алмазами для прочности… и…
— Заткнись! — она вскочила на ноги, ударяя кулаками по столу. — Никакого серебра в этом доме! Ты понял ме…
Она завизжала. Выгнула спину и воспарила в воздух, брыкаясь, дёргая ногами и руками. Её бил круциатус отца.
— Ты… — он скривил лицо, сверкнув красными глазами, — ты должна поблагодарить за подарок, а не устраивать истерики во время собрания… Круцио!
Драко злорадствовал. Он прятал улыбку за кулаком, наблюдая, как она корчилась в воздухе, пока Беллатриса не отвела её в подвал, откуда вопли продолжились.
Но самое страшное было после…
Мортифера ничего не забыла.
Конечно, нет.
Ещё в детстве она рассказывала, что у неё ужасная аллергия на серебро. Она покрывалась волдырями и чувствовала удушение.
Через пару дней, когда Волан-де-Морта не было в меноре, а Люциус с другими поверенными пожирателями продумывали план налёта на орден, Мортифера вошла в комнату с маленькой кастрюлей в руке.
— Петрификус тоталус! — выстрелила она прямо в спину того самого, проявившего к ней внимание.
Мужчина так и замер на стуле, а все остальные отпрянули в стороны. Лишь Люциус остался за столом вместе с Драко, из первых рядов наблюдая за её действиями.
— Странно, но твой домовик, прямо перед своей смертью, рассказал, что ты знал, как я ненавижу серебро… — она одной ногой повернула стул к себе лицом. Застывшее тело даже не пошатнулось, лишь зрачки бегали туда-сюда. — Давай я тебе наглядно покажу, что испытываю от серебра.
Она занесла кастрюлю над головой и с огромным удовольствием в глазах перевернула её донышком вверх. Сначала Драко не понял, что так медленно выливалось из неё, пока не услышал такой громкий стон пожирателя, что, казалось, он по-настоящему кричал. Кожа на его голове зашипела, когда её коснулось расплавленное серебро. Медленно-медленно оно обволакивало всё лицо, шпаря и выпуская дым с запахом горелых волос и кожи.
В тот день домовики вынесли из менора всё серебро.
Горелый запах оставался в комнате ещё пару дней.
Но зато он остался жив…
— Убивать сразу не так интересно, — говорила она. — Я с ним ещё поиграю…
Может, убить её серебряным клинком? Но как это сделать, если обет не позволял ему даже замахнуться на неё. Чужими руками?
«Всё хорошо, Драко. Ты можешь меня использовать».
В горле зачесалось.
В груди загорелась какая-то надежда, но он её сразу погасил. Это могло не сработать. И это может быть опасно для Грейнджер. А если нет?
Если нанять кого-то убить Мортиферу?
Но как её найти? Ей всегда удавалось прятаться. Беллатриса рассказывала Нарциссе, что это один из талантов Мортиферы. Прятаться у всех на глазах. Поэтому её так ценил Волан-де-Морт. Она была скрытым оружием. Которое так и не пригодилось…
Однажды Грейнджер удалось избежать гнева Мортиферы. Но какой ценой…
Малфой помнил, как он наблюдал за тем, как пытала Лестрейндж Гермиону. Помнил её хриплые крики. Он не знал, что было с ним в тот момент, когда в голову пришла идея избавить её от мучений. Он не знал, зачем отвлёк тётку от пыток. Но помнил, как это заметила Мортифера.
— Так нравится грязнокровка? — спросила она, когда подошла к нему, пока Грейнджер уводили обратно в подвал. — Это школьная солидарность или ты на её стороне?
— Я не на её стороне, просто устал слушать вопли. Она ничего не расскажет.
Мортифера не поверила ему. Драко в последствии убедился в этом, помня, что она сделала Гермионе, после чего ему пришлось стереть у неё память. Просто за то, что он проявил к ней внимание. А что будет, когда она узнает о их сексе, о том, что они друг другу предназначены, и что он спасается от боли в объятиях Грейнджер?
Драко даже улыбнулся, представив это. Представив, как рвёт её ревность. Как копится в ней злоба. И как она убивает себя от невозможности достать Грейнджер. Как Мортифера становится разбитой, расцарапанной собственными когтями от ярости, со сломанными костями и желчью, бьющейся в венах на шее. Уничтожит ли она сама себя от этого?
Это всего лишь мысли…
***
Уже утром Драко почувствовал что-то не то. Голова раскалывалась, а кончики пальцев онемели. Это означало только одно: скоро прострелит очередная порция боли и никуда от неё не спрятаться. Если только не в…
Он пропустил завтрак, просто потому что ничего не лезло в горло, кроме обезболивающих зелий. Но даже они, скотство, не помогали. Даже на сигареты не оставалось сил. Втягивать воздух грудью тяжело и больно.
Уйти в хижину и ударить себя по голове, чтобы отключиться?
Или вновь попытаться спрыгнуть с башни?
Или…
Малфой вышел в коридор, сразу заметив идущую к нему Грейнджер. Идущую с Тео…
Он встретился с ней взглядом, и она сразу замолкла, просто продолжая кивать, пока Нотт что-то ей рассказывал. До них несколько метров. До его спасения несколько чёртовых метров…
«Ты можешь использовать меня, Драко».
Блядство!
И как только до этой дебильной парочки осталось пару шагов, Драко со второй попытки удалось проникнуть к ней в голову и оставить сообщение.
«Тот кабинет… срочно…»
Кажется, она обернулась.
Кажется, ему показалось.
Он спиной чувствовал на себе её удаляющийся взгляд.
Нога гудела, идти прямо становилось труднее. Он держался за стены, пока направлялся к тому самому кабинету, где Грейнджер показала ему, что чувствует.
Надеялся ли Драко, что она прибежит вновь спасать его? Надеялся ли он, что Гермиона окончательно и бесповоротно сошла с ума? Так же, как он. Пополам…
Малфой ворвался в кабинет и закрыл дверь. Огляделся по сторонам и только сейчас заметил, как здесь пыльно. Сколько здесь на задних партах старых котлов и склянок. Может, напороться на стекло, перерезать себе вены? Мысли о суициде всё чаще посещали его. Вот только как. Как убить себя…
«Ты можешь использовать меня, Драко».
Блядь. Блядь. Блядь.
Он подорвался к окну, ему не хватало воздуха. Раскрыв ставни, улёгся животом на подоконник и высунул голову наружу, дыша морозным ноябрём.
Вдох-выдох.
В ушах загудело сильнее.
Кровь в венах закипала, и скоро он достигнет той самой точки, когда можно прокусить язык от боли и всё равно не почувствовать. Как вдруг…
Толчок, и его потянули назад.
Даже сил не нужно, он сам откинулся спиной на стену, в которую вжала его Гермиона.
— С ума сошёл? Ты что, хотел спрыгнуть?
Малфой смотрел ей в глаза прицельно прямо, болезненно и убийственно. Не так, как смотрел месяцами раньше до всей этой их «общей» тайны. Не так, как смотрел годами — с ненавистью к грязной крови. И даже не так, как смотрел, когда она обещала, что поможет. Он смотрел так, будто весь мир сконцентрировался на двух точках. В её зрачках, где не было боли. И где легко. Где можно выдохнуть и расслабиться.
Вот бы сейчас вынести всё из головы — скальп, череп, мозг…
Убить кусачую собаку-память в себе.
И начать всё сначала.
Так и произошло.
— Помоги мне, Грейнджер…
Гермиона ломала брови и хмуро смотрела в ответ. Даже не так — бросала взгляды, как кости той самой собаке-памяти. Блядство. Просто блядство — всё время рядом с ней…
И Грейнджер помогла. Опять.
Сильнее толкнула его в грудь, прижала к стене, встала на носочки, обнимая за шею, и поцеловала. Сначала — легко касаясь, с открытыми глазами, словно пробуя, чтобы потом сорваться и впиться зубами, губами. Прижимаясь сильнее, оставляя выемки ногтей на шее.
Они рычали.
Этот поцелуй, отчаянный, злой и дикий, сквозь боль и жар в груди. Малфой утопил пальцы в её волосах. В распущенных, густых волосах, пахнущих детским шампунем.
Они пачкали друг друга чем-то своим.
Он её — вишневым дымом.
Она его — пудровым парфюмом.
Он её — собственной болью.
Она его — необходимым спасением.
Вот так всё это и происходило.
Вот так они рушили мир, который был до них. В котором оставляли прошлое, разделяя это настоящее на двоих, зная, что будущего не существует. Только не для них.
Драко даже не чувствовал, как быстро пытался расстегнуть пуговицы на её рубашке. Не чувствовал, как она потянулась ладонью к его паху, к ширинке, чтобы резко дёрнуть молнию вниз.
Блядскийбоже.
Боли больше не было.
Вместо неё — тягучее, жаркое возбуждение. Крышесносное влечение и простое желание кончить.
— Малыш Нотт знает, чем ты сейчас занимаешься? — он повёл её к парте. — Знает, что делает твой рот?
Гермиона сбивчиво задышала, глядя на него снизу вверх. Опять. Её щеки алые, а губы красные от его укусов.
— Что? — переспросила она, хотя всё прекрасно слышала.
Наверное, это в нём никогда не закончится. Желание разозлить. Чтобы переебало, лопнуло всё вокруг.
— Он знает, что ты изменяешь ему со мной? — он толкнул её к парте, скользя ладонями под юбку, задирая её вверх, ухватываясь за задницу.
Интересно, какого цвета у неё трусы сегодня.
Усадил на парту резким рывком вверх, разводя колени в стороны, вжимаясь в неё пахом.
— Он так безответно в тебя влюблён, мне даже неудобно, — засмеялся он сквозь зубы, нащупывая ту самую точку невозврата. И остановиться не мог. Провёл пальцами по её бедру вверх, останавливаясь у края белья. Белые…
— Тебе больно? — вдруг шёпотом спросила она.
Грейнджер толкнула его в грудь, спрыгнула с парты, вытирая тыльной рукой губы, будто размазывая по лицу. Просто в желании его унизить. Драко хмыкнул и отошёл к окну, наблюдая, как она застёгивала рубашку.
— Раз тебе помогают поцелуи, — заговорила она ровным тоном, но он чувствовал её злость, — на них и остановимся.
— Как жаль… — он смеялся, видя, как это её бесило. — Может, составить расписание, чтобы ты одалживала мне свои губы? А то вдруг Тео уже занял все твои часы…
— Какой же ты мудак, Малфой…
Дверь за ней захлопнулась. Драко облегченно выдохнул, доставая пачку сигарет. Теперь можно покурить, вытравить из лёгких её запах.
Её сладкий запах…
«Какой же я мудак…»
***
В пятницу после уроков Блейз потащил его в Хогсмид. Они ровной колонной по несколько человек из «новой» компании шли в бар, чтобы просто посидеть и развеяться. Забини говорил, что Невилл отчитывал сегодня Пенси за то, что в башне старост ночевал чужой человек. Говорил, что Гарри даже не отнекивался и признал свою вину. Долгопупс вычел у него баллы, а после Паркинсон начислила их обратно.
Драко слушал эти сплетни вполуха. Он шёл и прожигал взглядом спину Грейнджер, которая хохотала, укрываясь от летящих в неё снежков Тео. К их игре присоединились другие, а вскоре Малфоя покинул и Блейз. Закрывая Полумну от Симуса, он выкрикнул ей:
— Беги, а я буду отстреливаться!
Драко злился. Злился на свою зависть. На то, что у него никогда не получалось так расслабляться. Злился на свою палку в позвоночнике, которая заставляла его всегда держать плечи. Злился на отца, который не поощрял такие развлечения и вскоре выбил из него желание играть в любые игры. Чёрт возьми, злился на себя, что скидывал всю вину на кого угодно, но не мог найти в себе смелость взять в руки снежок и кинуть в кого угодно…
Все видели в нём пожирателя, как бы ни пытались этого скрыть. Его сторонились. Он чувствовал на себе взгляды, в которых отражалась его холодная морда, леденящий голос и отстранённость. Все видели в нём только плохое, и ничего больше.
Только не она…
Драко смотрел на то, как Грейнджер пряталась за Гарри, выглядывая из-за его спины; в её волосах застрял снег. Как весело она смеялась, пока её взгляд не упёрся в него. И эта улыбка пропала.
Пара секунд.
Вот сколько требовалось, чтобы прочитать в её взгляде растерянность. Малфой был уверен, что она сама не знала, как с этим справиться, как отделаться от метки. И как ей, наверное, трудно переступать через себя и целовать бывшего врага…
Это звучит даже отвратительно.
Как перевернулся их мир с ног на голову.
И инструкции никто не оставил.
Просто бросили их, надиктовав правила держаться ближе друг к другу.
Вся их огромная компания заняла места за тремя столами, которые они соединили в один. Кто-то уже пил сливочное пиво, Блейз делился своей бесконечной фляжкой, Пенси опять за что-то обижалась на Поттера, а она…
Грейнджер, как назло, села напротив, спиной к выходу, поблагодарив Нотта за отодвинутый стул. Шум глушил. Хохот бесил. Только они вдвоём — будто не в этом мире. Драко прикусил клыком нижнюю губу и вытянул ногу, случайно касаясь туфлей её ботинка.
Грейнджер моментально посмотрела вперёд, но ногу не убрала.
Они как будто провели сбоку от себя границу, отделяясь от компании, но всё ещё находясь в ней. Гермиона даже на что-то отвечала, но каждый раз — каждый, сука, раз — вновь возвращала взгляд на него.
Это безумие.
Чистое безумие, вот так находиться рядом.
Словно что-то запретное, что хотелось получить. То, что нельзя. В итоге всё равно проиграешь, но всё равно делаешь… потому что тормозов не существовало. Их просто обрезали.
Может быть, когда у тебя ничего нет, то и терять нечего? Поэтому он думал, что можно позволить себе плыть по течению. Просто наблюдать со стороны, что же из этого получится. Не переходя черту. В нём не родится к ней чувств. Значит, это безопасно… просто помогать друг другу. Гасить его боль и необходимость её тяги к нему.
Простая необходимость доказать самому себе, что он тоже человек…
Сердце вдруг замерло от того, что Гермиона закинула ногу на ногу, плотнее прижимаясь щиколоткой к его бедру. Кажется, у него снесло крышу. Рот наполнился слюной. Желание возникло моментально. И именно в этот самый момент она облизнула губы, словно невзначай.
Но, чёрт возьми, кому он врал?
Она дразнила его. Мстила за вчерашнее.
«Ты играешь с огнём, Грейнджер», — шепнул он ей в голову, хотя мог бы и закричать.
Услышав его слова, она не ответила. Молчала. Попивая пиво, каждый раз глядела прямо на него. Выстрелом. Прямым попаданием.
Драко чиркнул зажигалкой, поднося её к сигарете. Сделал глубокую затяжку и выдохнул прямо ей в лицо. Но то, что она сделала дальше, вывело его из себя ещё больше.
Гермиона прикрыла глаза и втянула носом дым. Словно наслаждаясь этой выходкой. Как чёртов достойный соперник.
— Ты можешь дымить в другую сторону? — Тео, вытянув руку к её лицу, быстро-быстро замахал, чтобы развеять дым.
Драко коротко потянул в сторону уголок губы. Хотелось сказать ему: тебя вообще это не должно волновать. Вместо этого он залил свинец в голос и напрямую произнёс:
— Прошу прощения, что побеспокоил твою девушку.
— Малфой! — грубо рявкнула она.
— Грейнджер…
Ему хотелось кричать в полный голос. Неужели никто из здесь присутствующих не видел эту натянутую между ними проволоку? Настолько туго, что можно услышать металлический звон. Неужели все настолько слепы? Или же они с Гермионой отличные актёры.
Вдруг её нога пропала. Кажется, даже стало холодно — прямо на том месте, где была её щиколотка. И через мгновение Гермиона ближе пододвинулась на стуле к столу, и теперь он знал зачем. Господи, что она делала с ним.
Гермиона включилась в разговор про какие-то планы на будущее. Про профессию и…
…блять.
Сначала Малфой даже вздрогнул от неожиданности, чуть не закашлялся от дыма, когда ощутил её стопу без ботинка, которая поползла вверх по его ноге. Господиблятьбоже.
«Ты не перестаешь меня удивлять», — ухмыльнулся он в её голове. Но она всё так же не смотрела на него, думала, что разозлит поступком… но не на того напала.
Драко спустил одну руку вниз и резко схватил её за стопу, притягивая ближе.
— Господи! — выкрикнула она, привлекая внимание к себе. Но ногу не убрала. — Я… просто вспомнила… что не сделала домашнее задание по рунам.
Вот её взгляд.
Он ждал его.
Мы падаем вместе, Грейнджер…
Драко поднёс её стопу к своему паху, прижимая, выдирая из Гермионы вздох. Вот что она делала с ним.
Её губы набирались красным. Она моментально начала жевать нижнюю губу, позволяя ему делать всё, что он захочет. Подчиняясь и подстраиваясь.
Они больны.
Неизлечимо.
Что-то там внутри него, под рёбрами, мерно разбивалось. То, что давно мертво.
Грейнджер приняла игру. Надавив стопой прямо на полувставший член, провела ею вверх и вниз.
Блять.
Кажется, сбоку, какое-то бурное обсуждение. Кажется, он слышал хохот Блейза. Кажется. Кажется. Кажется. Сигарета давно потухла в руке. Он её даже не помнил. Драко потянул носом воздух, задышал ртом. Это нужно срочно прекратить. Он крепко сжал её щиколотку, чуть отстраняя и убирая ногу. Не то место. Не то время.
«Можем уйти…» — дразнил он её.
Гермиона незаметно качнула головой, наклонилась и надела ботинок обратно.
Момент упущен. Но это того стоило.
— Я тебе говорю, это разновидность волшебных летучих мышей, — спокойно говорила Полумна Дину. — Отличие лишь в синих крыльях и продолжительности жизни. А ещё у них есть отличительный знак на груди.
— Какой ещё знак? — спросил Блейз просто ради того, чтобы обратиться к ней. Наверняка он даже понятия не имел, о чём говорила Лавгуд.
Полумна потянулась к сумке, достала из неё перо и чернильницу. Не найдя бумаги, посмотрела по сторонам и вдруг схватила Забини за руку, притягивая её к себе ладонью вверх.
Все наблюдали за её действиями. Когда перо коснулось кожи Блейза, он вдруг вскочил, но руку не убрал.
— Вот, — закончила она, поднимая его ладонь и показывая всем. — На брюшке волшебных летучих мышей знак в виде солнышка.
Драко поймал взгляд Забини и не смог удержаться от смеха, привлекая внимание всех. Наверное, по-идиотски смотрелось всё это. Первая его эмоция, совершенно необоснованная ни для кого, только для Малфоя и Забини, который уже поддерживал его каким-то истерическим смешком.
Полумна вдруг вновь взяла руку Блейза и что-то дорисовала.
— Улыбающееся солнышко… — выкрикнул он. — Салазар! Драко!
Но смотрел он не на него, а на Лавгуд, закатывая рукав и показывая ей свою проявившуюся метку.
И во всей этой возбуждённой суматохе из-за объявившийся новой парочки Малфой вновь встретился взглядом с Гермионой. Таким взглядом — сквозняком, травящей своей энергией, как до взрыва. До последних отсчитанных секунд они убивались друг в друге.
У них так же счастливо не получится. Ни как у Гарри и Пенси. Ни как у Блейза и Полумны.
И они оба это понимали.
— Гермиона?
Она обернулась на взволнованную Макгонагалл, которая подзывала её к себе. Грейнджер быстро вскочила и отошла, к ней присоединился Гарри.
Драко смотрел на то, как старуха что-то говорила ей, как улыбалась, гладила по плечу. И через мгновение Гермиона подорвалась вперёд, чтобы обнять директора. Чтобы после обнять Гарри и с округлившимися глазами схватить себя за грудь, там, где сердце, и дышать. Дышать. Дышать.
Она быстро вернулась к столу, собирая вещи.
— Что-то случилось? — осторожно спросил Тео.
— Кажется, к маме вернулась память…
Все воодушевленно её поздравляли. Гермиона прятала слёзы, быстро смахивая их руками.
— Я, наверное, на пару дней уеду в Лондон. На все выходные, — сказала она всем, но смотрела на него. И он всё прекрасно понял.
И, чёрт возьми, разозлился. Она не должна отчитываться. Ей нужно бежать от него подальше. Это лучшее решение.
— Можно тебя? — посмотрела она на него, пока все отвлеклись на истеричного Блейза, который давился от своего счастья.
Они незаметно выскользнули на улицу и зашли за угол.
— Ты справишься? — спросила она. — Я боюсь, что тебе будет очень больно. И что это…
— Может быть в последний раз? — хмыкнул он. За водолазку задувал ветер, но он не чувствовал холода, обжигаясь о её глаза.
— Малфой… это плохо и для меня, если с тобой что-то случится. Если метка не пропадёт…
Ах вот оно что…
А он-то подумал…
Драко улыбнулся. Качнул головой. И вдруг серьёзно произнёс:
— Грейнджер. Твои родители живы. И это для тебя должно стать самым главным. Береги это чувство… будет худшим решением остаться здесь.
— Может, встретимся завтра в Косом переулке? — опять надавила она. Надавила на долбанную собственную жалость.
Малфой вновь качнул головой.
— Нет. Не думаю, что это хорошая идея…
И прежде, чем она исчезла, бросила последнюю фразу, не давая ему шанса ответить:
— Просто подумай об этом. Я буду в магазине у Джорджа.
Хотелось усмехнуться от безысходности. Хотелось очистить память. Хотелось выключить желание думать, что в ней можно найти спасение. Хотелось…
Но как же склеивало конечности от Грейнджер. Не убежать и не скрыться.
«Кто не спрятался, я не виноват».
Он смотрел в окно, внутрь кафе, где ребята, кажется, даже не заметили их исчезновения. Больше не хотелось возвращаться туда. Не хотелось фальшиво вникать в разговоры. Не хотелось вообще ничего.
Малфой аппарировал в менор и наложил на него защиту, сигнализацию, если вдруг она захочет здесь появиться. Он побрёл прямо в старую спальню. В почти пустую комнату, где осталась одна лишь кровать, припорошённая пылью.
Он упал спиной прямо на матрас, взбивая вверх облако пыли. Эта грязь болотила лёгкие. Может, даже удастся задохнуться. Но задыхался он от того, что в голове всплывали ненужные воспоминания.
Драко моментально охмелел, глотая вздох от навалившейся на него беспомощности перед фантазией о том, как вновь трахает её. О том, как пачкает собой. О том, как заставляет стонать.
Член вновь наливался кровью.
И ненависть к себе всплыла с новыми силами. Он ненавидел себя, что подчинялся этой слабости. Ненавидел себя, что согласился и познал эту необходимую дозу, необходимое избавление от боли — в Грейнджер.
Кому какое дело, если никто не увидит, никто не узнает, как он наматывал её волосы на кулак в своих фантазиях и как в этот же кулак потом спускал…
Просто ещё один ёбанный секрет, который рухнул на дно его окаменевшей души…
========== Глава 13. Потому что я знаю, чего мне не хватало ==========
Комментарий к Глава 13. Потому что я знаю, чего мне не хватало
Пока писала эту главу уничтожила весь свой новый маникюр ))
Рекомендую сцену в поезде читать под трек Are You All Good? - breathe.
Лондон швырялся в лицо запахами знакомых улиц и влажностью. Здесь не было снега, только сплошная слякоть; грязные глубокие лужи и шум магловского мира, того самого, где жили её родные. Где сейчас в кафе-бутике ждала её мама…
Гермиона отдала куртку в гардероб, задержалась у огромного зеркала. И смотрела, смотрела на себя в поисках чего-то неправильного. Как она выглядела в тот самый день, когда насылала на родителей обливиейт? Кажется, волосы были немного короче…
Она раздражалась на себя за такие мысли. Какая разница?
Несколько минут назад, когда Макгонагалл сказала ей о маме, у Гермионы ушло сердце в пятки. Трудно было даже дышать от радости. В тот день, когда Минерва возвращала память Грейнджерам, она дала и подсказку, внушив её. Директор спрятала письмо в доме родителей на случай, если память вернётся и им нужно будет как-то связаться с Гермионой.
Так и произошло. Джин что-то вспомнила, и в её памяти всплыли слова: «на чердаке в красной коробке из-под обуви». В этой коробке из-под Гермиониных мартинсов лежало письмо с адресом школы и фотографией полной семьи Грейнджер.
Она выглянула из-за угла, чтобы заглянуть в зал, переполненный людьми, и сразу же увидела её… Мама сидела лицом к ней, в самом конце, у арочного окна, и постоянно оглядывалась. У Гермионы сжалось сердце от того, что Джин немного пристукивала пяткой по полу и крепко сжимала в руках что-то похожее на фотокарточку.
Как начать разговор?
Как просить прощения?
Как, чёрт возьми, не разрыдаться прямо здесь?
Шаги неуверенные, плавные. Гермиона шла к маме, которая сразу перевела на неё взгляд. Быстро посмотрела на карточку, потом снова на дочь. И ещё раз на карточку, а потом резко поднялась.
Эти секунды словно заморозили.
Эти секунды длились вечность. Ту самую, когда обе сорвались навстречу друг другу, крепко обнялись и, не стесняясь встревоженных взглядов посетителей, шумно заплакали друг другу в плечи.
Кажется, Гермиона хрипела повторяющееся: мама, мам, мамочка…
Джин, аккуратно обрамив ладонями лицо Гермионы, рассматривала её словно в первый раз в жизни, большими пальцами смахивая слёзы. Пересчитывая веснушки и родинки на лице дочери. Беззвучно шевеля губами.
Это была пытка.
— Мам… — не разрывая объятий, они сели за маленький круглый столик, вытянув скреплённые руки вперёд. — Прости меня…
Джин быстро-быстро закачала головой, поглаживая тёплыми руками замёрзшие руки дочери. Потянув их на себя, она чуть нагнулась, выдыхая на пальцы Гермионы горячий воздух. Совсем как в детстве… Господи…
— Не смей даже извиняться, — её голос дрожал. — Это я должна просить прощения, что не узнала тебя тогда… Гермиона… доченька.
Разговор не шёл. Да и не хотелось. Они обе, сдвинув стулья, просто молча обнимали друг друга. Пока не привыкли к знакомому дыханию, запаху…
— Ты всё ещё используешь этот шампунь? — улыбнулась Джин, чуть отстраняясь от Гермионы. — Представляешь, только что об этом вспомнила…
Комок в горле рос. Хотелось выговориться. Хотелось, чтобы здесь никого не было. Только они вдвоём…
— Когда ты в тот раз ушла… — мама смахнула платком слёзы, — у меня просто из головы не выходили твои слова. «Было бы здорово, если бы вы были моей мамой». Я ещё посмеялась про себя, «ну и сумасшедшая», пока сама не начала сходить с ума.
Гермиона разлила чай по кружкам. Просто чтобы занять руки.
— Но в один день просыпаюсь с точным осознанием того, что я помню, как рожала. Помню, как держала свёрток, помню, как Джон ещё говорил, что эта девочка станет самым лучшим в наших жизнях…
Гермиона не успела смахнуть слезу и выпустила рваный смешок, вспоминая тон папы — с какой гордостью он всегда говорил о ней.
— Вот… — Джин вдруг тоже засмеялась. — Этот твой заливистый смех. Я его помню…
Боже…
— Мам, мне так жаль.
— Всё хорошо… Сейчас всё будет хорошо…
Вот тогда-то они и потерялись. Во времени, в словах, друг в друге. Гермиона долго рассказывала обо всём по порядку, не упуская ни одной детали. Терпеливо ждала, пока мама плакала над новостями о смерти её друзей. Гермиона не упустила ничего.
Джин рассказывала о жизни в Австралии, о том, как они вернулись сюда. И не удивилась, что не было случайностью то, что их обоих тянуло назад. Рассказывала об отце, о том, как у него удалили камни в желчном, и Гермиона ещё сильнее укорила себя за то, что её не было рядом.
Мама рассказывала о рыжем коте, который стал нагло входить в их дом после переезда в Лондон. Гермиона улыбнулась и объяснила, что Живоглот всегда присматривал за ними. Что именно она оставила кота у порога родителей и попросила его заботиться о них. Теперь у него было новое имя.
— Ты… — Джин сделала паузу, — не хочешь зайти домой? Джон ещё не вспомнил тебя, но, может быть, так будет лучше? И Толстяка увидишь…
Гермиона сжала кулаки. Пряча глаза, она всё же ответила:
— Давай повременим, хорошо? — она перевела на неё взгляд, полный боли. — Пусть у него будет всё так же плавно, как у тебя. Я не хочу, чтобы он посчитал меня или тебя сумасшедшей. Ты наверняка ему уже что-то говорила? Или спрашивала?
— Конечно! — Джин кивнула. — Он смеялся, по-доброму так. Говорит, я всегда хотел дочь.
Чай давно остыл. Они к нему даже не прикоснулись. И даже не заметили, как стемнело. Гермиона проводила маму до метро, и они долго стояли обнявшись.
— Мы увидимся завтра? — с надеждой спросила Джин прежде, чем уйти.
— Конечно, мам…
***
— Поверить не могу, что это ты, Гермиона…
Они сидели с Джорджем в маленьком трактире напротив его магазина. Ужин давно перекочевал в дружескую посиделку с горячим глинтвейном, кучей сплетен и новостей.
Уизли рассматривал её татуировку моли. Увидел своим острым зрением, как задрался рукав свитера, когда она снимала куртку. Сейчас, закатав рукава и положив руки на стол, Гермиона наблюдала, как Джордж кочевал от одной татуировки к «другой». Слова, сказанные Малфоем, всё так же чётко чернели на предплечье.
— И кто это? — он немного наклонил голову и поиграл бровями, дразня её.
— А у тебя? — засмеялась Гермиона, убирая руки и спуская рукава. Она перевела тему быстро, не дав ему и дальше давить на себя.
Уизли расстегнул манжеты рубашки и продемонстрировал чистую бледную кожу на обеих руках.
— Ничего, — хмыкнул он. — Я этому даже рад. Нет никакой тяги, как у Рона и Джинни…
Гермиона громко поставила стакан, чуть не расплескав алкоголь.
— Джинни? Она нашла того самого? — заулыбалась она. Этого она не знала. Никто из них не знал.
Джордж покачал головой, но в его взгляде что-то было не так.
— Ту самую… — выдохнул он. — Ей оказалась главный редактор спортивной газеты, в которую Джинни устроилась. Эвет Микеле. Ей двадцать семь и… — он замолк на мгновение, — она неплохой человек на самом деле…
Гермиона всё ещё не верила своим ушам. У неё никогда не было предрассудков. Она никогда не разделяла любовь на правильную и неправильную. Она не имела пола. Не имела границ. Она просто была…
Просто было так неожиданно узнать, что Джинни, её невероятная подруга, найдёт свою половинку в другой стране и…
— Ты смущена? — спросил Джордж, немного напрягшись. Будто заранее готовился защитить свою сестру.
— Нисколько! — резко ответила Грейнджер. — Я… — и улыбка сама расплылась на лице. Её окутало какое-то тёплое чувство. Сегодняшний день был подарком судьбы. Столько всего хорошего. Ей казалось, что она спит. — Я так рада за неё, за Рона. Честно…
— Об этом никто не знает, кроме меня и Рона, — выдохнул Джордж. — Она просила пока не говорить родителям и остальным. Мы думали, что во Франции будет меньше внимания к нам, но и там есть репортёры, которые жаждут военных сенсаций. Пусть всё немного успокоится…
— Конечно! — кивнула она. — Конечно, я никому не скажу! Наверное, она тоже не знает, что у Гарри…
Она не успела закончить, как Джордж закатил глаза и выдавил смешок.
— Паркинсон? — совершенно спокойным тоном произнёс он. — Джинни об этом узнала первой. Эта змея написала ей письмо. Короткое: «ну и дура ты, Уизли, что уехала от него. Теперь не возвращайся».
— Быть не может! — Гермиона прикрыла рот, чтобы не рассмеяться ещё сильнее. — Господи…
— Вот и я говорю, все с ума посходили от этих меток, — он сделал глоток пряного глинтвейна и расслаблено прикрыл глаза. — Поэтому я рад, что у меня пока ещё ничего не вылезло… Ну, а ты? Ты так и не ответила, как тебя угораздило.
Он кивнул на её руку с большой татуировкой цветов под рукавом.
— Ставила эксперимент с чернилами. Скоро её сотру…
«А сотру ли?»
Они говорили о чём угодно, только не о прошлом. У неё кровь в жилах стыла каждый раз, когда Джордж забывался, рассказывая какую-то историю, и смотрел вправо, будто сейчас Фред продолжит шутку. Он быстро делал вид, что всё в порядке, но она всё равно замечала, как сильно он сжимал пальцы на бокале.
А потом, когда усталость в голосе начала всё чаще преобладать над бодростью, они разошлись. Грейнджер ещё раз сказала, что останется в съёмной комнате в маленькой гостинице, уверяя Джорджа, что не хочет причинить ему неудобства. Наверное, зная её много лет и зная, что бесполезно вот так с ней спорить, Уизли согласился.
Гермиона оглушила комнату, чтобы звуки с первого этажа не долетали до неё. Неудивительно. Субботний вечер все проводили с друзьями и семьями.
Она расположилась прямо на кровати, положив на колени металлический поднос из-под вазы с водой, и, приняв удобную позу, занесла перо над пергаментом. Гермиона успела получить от Гарри письмо, в котором он убивался от вопросов. Грейнджер смотрела на лист с улыбкой. Даже заметила, как начали болеть щеки.
Мама вернулась…
К ней. В её жизнь. В их общую жизнь.
Счастье переполняло. Это какой-то дикий восторг, граничащий с истерией. Всё хорошо… Сейчас всё будет хорошо…
Гермиона обошлась несколькими предложениями, но успела в них изложить всю мысль и информацию. Гарри для неё — как брат. Тот самый, которого у неё никогда не было. Который за неё и в огонь, и в воду. Поэтому он так сильно переживал за её жизнь. Так же, как и она за него, за Рона и всех остальных. Эти года подарили ей ещё одну семью.
Сложив пергамент в маленький конвертик, Грейнджер протянула руку к следующему письму. Оно пришло вместе с письмом Гарри. И оно от Тео…
Она вспомнила тот самый момент, когда решила для себя попробовать. Просто попытаться облегчить жизнь, сменить направление мыслей, которые всё это время сосредотачивались только на одной точке. Такой чёрной, что возникало ощущение, будто такого цвета не существовало.
Гермиона сразу поставила рамки Теодору, что относится к нему только как к другу.
«Я бы очень хотел быть им», — ответил Нотт.
Она не считала это эгоистичным. Ведь она сказала ему правду, что не может принять его чувства. Но они могут быть хорошими приятелями. Но в душе Гермиона надеялась, что чем чаще ей будет удаваться быть в компании Тео, с привлекательным, добрым, смешным, тем реже ей будет хотеться идти к тому, кто её не ждал.
Но она совершенно не ожидала услышать из уст Малфоя те самые слова, которые он говорил в том кабинете, когда они опять чуть не переступили порог, который довёл бы их до блаженного оргазма, до искр из глаз, до садистского удовлетворения потребностей в друг друге. Драко пытался задеть её чувствами Нотта. Что это было, если не ревность?
Собственничество?
Или соперничество? То самое, о котором Тео как-то упомянул.
Её это бесило. Бесил тот факт, что Малфой сравнивал её с каким-то призом, из-за которого будет недоволен Тео — от невозможности получить то же. Господи. Это было невыносимо.
Гермиона думала, что всё внимание, которое Драко к ней проявлял, было лишь перетягиванием каната. В одну сторону. При этом Тео даже не догадывался, что с ним играют. Она была уверена, что Малфою это просто доставляло удовольствие.
Как и ей, чёрт возьми.
Как так получилось, что за несколько месяцев из бывших врагов они перешли на новый уровень, которому даже не было названия? Всё их «отношение» друг к другу превратилось в извращенный эротический ад.
И эта дикость нравилась ей.
Там, сидя в баре среди тех, кто мог увидеть, что творилось под столом… Гермиону это возбуждало. Возбуждало чувствовать стопой вздыбленную ширинку, то, как от трения его член в штанах дёргался. Господибоже…
Возбуждало, что он тоже этого хотел.
Если бы не его длинный язык, она бы не остановила его. Они бы трахнулись прямо на той парте.
Мерлин.
Гермиона обессилено застонала, притягивая к себе колени, чувствуя тяжесть в животе. Чувствуя, как в голову проникали мысли.
Больно ли ему сейчас?
Справится ли он?
— К чёрту! — она вскочила с кровати, схватила письмо для Гарри и подошла к окну, распахнув его.
Гермиона поискала глазами на подоконнике маленький совиный свисток и нашла прямо на ручке, он был привязан за шнурок. Она дунула в него и не услышала ни единого звука. Но уже через несколько секунд где-то слева на улице зашелестели крылья, и вот уже на подоконник опустился огромный гостиничный филин.
— Для Гарри Поттера, — сказала она, вложив в клюв конверт и потрепав птицу по голове. — Спасибо.
Гермиона смотрела на то, как удалялась на фоне неба птица до тех пор, пока она совсем не пропала. Чувствуя, как по ногам задул сквозняк, она захлопнула створки окна. Свежий воздух выветрил мысли. Стало легче. Но вот надолго ли…
Гермиона встала очень рано. Ещё вчера они с мамой договорились встретиться на этой же станции, где Гермиона её оставила. Настроение было невероятным, она даже успела купить маленький букет цветов и позавтракать одной лишь чашкой кофе. Не хотелось ни пить, ни есть. Хотелось поскорее увидеть маму.
И к половине десятого утра Гермиона уже подходила к станции, заметив, что Джин тоже решила прийти на полчаса раньше. Они вновь крепко обнялись, будто бы не существовало потери памяти. Будто бы не существовало месяцев в разлуке. Они пошли гулять по Лондону, совсем как в детстве.
Катались на колесе обозрения, гуляли по восстановленному мосту, где Гермиона рассказала, как пожиратели его взорвали. Ей не хотелось ничего скрывать или приукрашивать. Она словно выговаривалась. А мама…
…мама лишь крепче сжимала её руку.
— Ты приедешь на следующей неделе? — аккуратно спросила Джин. — Тебя отпустят?
— Конечно! — улыбнулась она в ответ. — Старшекурсникам разрешено аппарировать из Хогсмида. Я обязательно приеду, мам.
И это «мам» — самое лучшее слово. Как оно легко проговаривалось. Как округлились глаза Джин. И как она вновь прижала дочь к груди.
— Господи, ты так выросла. Ты такая красавица.
— Я вся в тебя, — краснея, ответила Гермиона, отворачиваясь от ветра.
— Ещё бы! — хохотнула Джин. — Вот когда приедешь в следующий раз, мы посмотрим альбом все вместе…
Вот тут Гермиона остановилась и повернулась к маме, поправляя её шарф. Ей очень этого хотелось. До безумия хотелось.
— Просто давай попробуем… — Джин коснулась её щеки, оглаживая. — Вдруг так у твоего отца что-то проснётся. Я с ума сойду, если он ничего не вспомнит. Я…
Гермиона быстро закивала, чувствуя, как трудно давались слова.
— Конечно. Давай попробуем.
Они сытно поужинали в том же кафе-бутике. Гермиона рассказывала про школу, про Гарри и друзей. Кажется, они ни на секунду не замолкали. Бесконечные вопросы и бесконечные ответы.
Гермиона проводила Джин до той самой станции метро, крепко обняла и пообещала писать и ждать её письма. Она ушла со спокойным сердцем и невероятным ощущением чего-то хорошего. Тёплого, семейного. Всё будет хорошо…
И прежде, чем аппарировать из Косого переулка, Грейнджер решила посетить самое отвратительное здесь место. То самое, где торгуют запрещённым и тёмным. Ей нужны ответы. И они могут быть в книгах. Уже входя в «Горбин и Бэркес», вздрагивая от рыка чучела тигра, она ощутила кожей скопление тёмной магии.
— Добрый вече… — мужчина не закончил. Когда она подошла ближе, он наконец рассмотрел, кто же посетил его лавку. — Мисс Грейнджер! Какая честь, Мерлин! Проходите, проходите….
Он поклонился, вытягивая руку вглубь лавки. Доброжелательное выражение на лице было фальшивым, натянутым. Она напряглась.
— Добрый вечер. Мне нужна любая информация о непреложном обете. У вас есть что-то с этим связанное?
Мужчина даже выпрямил плечи, когда услышал просьбу. Чуть нахмурился.
— Ещё один мой клиент встал в очередь на этот редкий фолиант, но я могу поставить вас первой в список… для самой героини войны!
Гермиона даже губы поджала от такой лести.
— Я прилагаю все усилия, чтобы найти этот редкий фолиант, но, как понимаете, эту реликвию сложно просто так раздобыть, — он чуть прищурился. — Но мы можем договориться за отдельную плату, чтобы я постарался чуть больше.
«Лжёшь».
— Я зайду на следующей неделе, — быстро произнесла она. Оставаться здесь бессмысленно. — Всего доброго.
— Постойте, может вам понравится что-то ещё в моём магазине?
Но Грейнджер вышла не оборачиваясь. Ей больше не хотелось быть в этом месте, где даже запах был неприятным. Гермионе скорее хотелось попрощаться с Джорджем и вернуться в Хогвартс.
Ей оставалось пройти узкую тёмную улицу и повернуть в арку, как вдруг позади она услышала шаги, точнее стук каблуков… Она обернулась, просто потому что привыкла думать наперёд, тем более — находясь в Лютном переулке. Женщина с натянутым на голову капюшоном шла следом. Гермиона прибавила шаг и почувствовала, как сердце ускорилось, потому что незнакомка сделала то же самое.
Кулак крепко сжал палочку, пока Грейнджер уверяла себя, что за ней идёт не та, что причинила Драко столько боли. Не та… не Мортифера.
И, как назло, никого вокруг…
Откуда-то взявшаяся злость укусила Гермиону в затылок, вбрасывая адреналин в вены. Атмосфера накалялась из-за того, что шаги позади стали быстрее. Сколько секунд ей понадобится, чтобы догнать Гермиону?
И это не страх. Это гнев, потому что Грейнджер стала невольной участницей в жизни того, кто презирал и искал избавления от мук и от рук Мортиферы. Будто его эмоции передались и ей. Не зная всей истории, довольствуясь лишь обрывками, кровавыми и ужасными, что он ей дал — но и этого достаточно! Господи, достаточно!
Гермиона резко свернула за угол. Обернувшись, она прикусила язык от того, что не успела встать стойку, чтобы парировать. В неё летело заклятье.
— Петрификус тоталус! — закричала женщина.
Но протего Гермионы вышло настолько мощным, что когда в него влетела ударная волна, улицу осветил синий цвет. Грейнджер уловила очертания лица. Женщина скалилась, но из-за капюшона не было видно её глаз.
— Тварь! — раздалось надрывно, с досадой.
И у Гермионы от этого голоса заскрипело на уровне барабанных перепонок… Что-то знакомое. Что-то едва уловимое, то, что она уже слышала…
Незнакомка вновь замахнулась палочкой, и в этот момент Гермиона обернулась, потому что кто-то резко оттолкнул её в бок, заводя себе за спину.
Боже.
Запах вишни обжёг лёгкие…
Драко поднял руку, как тогда, у ивы, когда Гермиона в первый раз заговорила с ним. И в этот же момент женщину отбросило прямо в стену, выбивая из её лёгких воздух. Её кренило в сторону. Она расслабила руку, и древко с глухим звуком упало на землю.
Грейнджер слышала, как он дышал. Ртом. Хрипло. С агрессией. Видела, как он ступил вперёд, как в его ладони, повёрнутой к небу, разгорелось зелёное пламя…
— Драко! — она сделала рывок, обнимая его сзади, одной рукой сжимая запястье, чтобы убрать руку. Чтобы не случилось непоправимое. — Это не она… это не она…
Дыхание спотыкалось на каждом слове. Гермиона обошла его, заглядывая Малфою в лицо. А там…
Полная, всепоглощающая злость. Взгляд, разрывающийся гневом. Она испугалась. Впервые в жизни так сильно испугалась рядом с ним. Видя, в каком он состоянии. Видя, как он чуть не убил…
— Это Майнд… — шепнула она, поглаживая его за плечи. Обернулась, чтобы подбежать к женщине, которая всё ещё была без сознания, и стянуть с неё капюшон. — Смотри… это не она… не она.
— Она может быть под оборотным, — солдатским тоном произнёс он. Сквозь зубы. И — быстрый шаг вперёд.
Грейнджер загородила женщину собой, не позволяя ему обойти. Порыскав в сумочке трясущейся рукой, не выдержала и притянула акцио нужное зелье. Пробка отлетела в сторону. Гермиона нагнулась, чуть приподняла голову Майнд за подбородок и влила в открытый рот зелье против оборотного.
Теперь они оба сделали шаг назад, чтобы убедиться. Драко усилил люмос в руке, и после нескольких долгих для них секунд удостоверился, что это на самом деле не Мортифера.
— Какого чёрта она напала на тебя? — прорычал он.
Люсиль застонала, привлекая внимание к себе. Грейнджер отпихнула ногой палочку подальше от неё и присела перед ней на корточки.
— Теперь хотите сесть в тюрьму? — спросила она. — Штрафа вам было недостаточно?
Майнд сплюнула вперёд, но сил не хватило, чтобы плевок долетел до Гермионы. Она испачкала свою мантию.
— Вы с Поттером испортили мою жизнь!
Драко щёлкнул зажигалкой, прикуривая. Грейнджер посмотрела через плечо, на то, как он, прижавшись спиной к стене, втягивал дым, с прищуром уничтожая взглядом женщину. Она смотрела так же. Словно хотела прожечь в нём дыру.
— Ты, — зашипела она. — Как ты можешь находиться рядом с таким выродком, как он?
Гермиона распрямилась, сделала шаг назад, к Малфою.
— Ну с вами-то я как-то рядом нахожусь… — парировала она в ответ, слыша, как Драко хмыкнул. — Он мне ничего плохого не сделал, в отличие от вас.
Майнд заскулила, приподнимаясь и хватаясь за бок.
— Я всего лишь хотела тебя оглушить, — сказала она, не глядя Гермионе в глаза. — Увидела тебя, такую счастливую, как ни в чём не бывало ходишь здесь…
Гермиона вытянула руку вперёд, давая понять, чтобы она прекратила плеваться ядом.
— Достаточно, — она пнула палочку к ней, и Люсиль тут же притянула её к себе. — Уходите. И как вы уже подметили, у меня хорошее настроение, чтобы вести вас в министерство и тратить время. Но если ещё хоть раз… — шаг к ней.
— Поня… поняла! — женщина перекатилась вперёд, чтобы оттолкнуться руками и подняться с земли. — Я поняла…
Хлопок, и она исчезла. И только после этого Малфой погасил люмос, погружая эти квадратные метры в темноту.
Наверное, Грейнджер сошла с ума, но она действительно ощущала какое-то счастье в груди. То ли от мамы, то ли от того, что она встретила его… то ли от того, что он попытался спасти её…
Чёрт возьми, что это было?
Как теперь ему верить?
Верить в то, что у него в груди вместо сердца кусок льда?
Она не видела его лица. Лишь маленький уголёк, когда он делал затяжку. О чём говорить и как этот разговор начать? Неужели он всё-таки её послушал и решил встретиться сегодня в Косом переулке? Хотелось бы залезть в его голову и всё там прочитать. Как книгу. И в конце концов захлопнуть её, избавив себя от дезинформации.
— Я тут подумала, — она наконец зажгла люмос. Неяркий, так, чтобы видеть его реакцию. — Может, вернёмся в школу на поезде? Мы ещё успеваем на последний рейс. Просто погово…
— Сдурела? — он отбросил окурок куда-то в сторону. — Зачем шлялась здесь одна?
Чего она не ожидала, так это его агрессии. Они вновь сделали кучу шагов назад друг от друга. А ведь вчера всё было так замечательно…
Она не могла смириться. Как сильно, как тошнотворно хотелось всё с ним наладить.
Наверное, было бы лучше, если бы не хотелось.
Но Грейнджер хотелось — до стягивающих рёбер в груди. До на износ бьющегося в конвульсиях сердца хотелось, блять, всё наладить. Но чёртова гордость и злость на него били по коленям. Били в виски и стреляли в рот ненужными фразами:
— Знаешь, что? — она ткнула пальцем ему в грудь. Прямо туда, где у него ничего не было. — Пошёл ты! Понял?
— Поздно показываешь свои когти, Грейнджер, — ухмыльнулся он, чем сильнее её распалял.
— Я тебя совершенно не понимаю, Малфой… — Гермиона выдохнула, отворачиваясь от него, чтобы он не заметил, как дрожали губы. — Однажды папа сказал мне, что человек может помочь столько, сколько ему позволит тот, кому помогают. Ты предупреждал меня, что я пожалею, что пути назад не будет, и тогда я поняла, что действительно очень… — она сглотнула, — очень нужна тебе. Но, Боже… — она обернулась, чтобы взглянуть на него в последний раз. — Посмотри на себя. Ты же сам не знаешь, чего ждёшь. Убегаешь от меня, не отпуская моей руки!
Грейнджер зачем-то посмотрела вниз, на ноги. Привыкла, что после битвы всегда оставалась грязь. Но из головы вылетело, что битвы как таковой и не было…
Она вышла из переулка, совершенно забыв заглянуть в лавку Джорджа, и отправилась напрямую к выходу из Косого переулка. Выйдя на шумную улицу Лондона, она поплелась на вокзал.
Она никогда не возвращалась в школу последним рейсом. И именно сегодня захотела сделать что-то новое с ним…
Глупо?
Возможно…
Но как хотелось… как порыв воздуха в лицо, удачно сложившихся обстоятельств. Но Гермиона забыла, каким он был. Бесчувственным.
На платформе девять и три четверти никого не было. Единственный проводник на все вагоны, присев на ступеньке, доедал сэндвич. Гермиона быстро шагнула в вагон и поняла, что он оказался слизеринским. Она здесь тоже никогда не ездила. Чёртовы совпадения…
Выбрав первое купе и упав на сиденье, она поняла, что ни чем они и не отличались. Такие же твёрдые и неудобные. Только цвет обивки был другой.
Первый гудок оповестил о скором отбытии.
Гермиона бросила сумку напротив и вытянула ноги, пытаясь расслабиться. Светлые колготки успели немного запачкаться от слякоти Лондона. С помощью палочки она очистила засохшую грязь. Делала всё, чтобы отвлечься. Сняв куртку, положила рядом, потом передумала и повесила её позади на крючок. Отщипнула пальцами катышки на юбке, которых, казалось, вовсе не было, и ей просто мерещилось, господи…
Все мысли застряли там…
В том самом тёмном переулке.
С ним.
И как всё надоело. Как хотелось не думать. Как было бы легче без неё…
Гермиона закатала оба рукава. Смотрела то на метку, то на моли, колышущиеся на коже. Красиво…
И застонала от этих замечаний. Застонала от того, что буква «М» на сгибе локтя ассоциировалась только с ним, а не с цветами. Эта буква принадлежала ему! И Грейнджер тоже…
И эта метка. И её тело. И её желание. Всё его. Дьявол. От Грейнджер ничего не осталось.
Она склонилась вперёд от резкого движения поезда. Он медленно начинал разгон. За окном удалялся перрон. Пару часов в одиночестве. Всего-то…
Пару часов наедине с мыслями.Всего-то…
Всего-то стоило опять забить голову всем тем, что потянет её на дно.
И всего-то ей стоило уловить на периферии взгляда движение за стеклянными дверьми купе.
Это он.
Всего-то…
Он стоял неподвижно, смотрел прямым выстрелом прямо в глаза. Даже за стеклом ощущалась сила притяжения. Вот только вперёд. К его телу.
И в груди больше не сверлило. Не болело. В груди пусто, как и в башке. Он рядом, а больше ничего и не надо. Она лишь мазнула взглядом по собственной метке, чтоб её, проклиная за такой «подарок», и отвернулась к окну, слыша, как открылась дверь, чувствуя, как наполнилось её личное пространство его запахом.
Всего-то…
— Однажды, когда меня травили ядами для проявления во мне сил…
Лёгкие сжались. Сердце будто прыгнуло в горло, но она не осмеливалась переводить на него взгляд.
— Я так боялся умереть, — хмыкнул он. — А теперь жалею, что тогда не удалось. Может, поэтому я так отчаянно думаю, что у меня ничего не выйдет.
— Если ничего не делать, ничего и не получится, — для ответа нашлось только это.
Гермиона медленно повернулась к нему. Драко сидел напротив, уже успев снять пальто и остаться в чёрном пиджаке, надетом на такую же угольную водолазку. Белый цвет волос контрастировал, словно отсвечивал. Даже цвет глаз выглядел темнее. Красивый, сука, до неприличия. Красивый и недостижимый.
— Я просто не хочу, чтобы ты на что-то рассчитывала, — он пожал плечами и потянулся к карману, доставая пачку сигарет. — Возможно, я скоро умру.
И это его замечание — настолько правдивое, настолько в цель. Это — непростительное в голову, черта мелом между ними, кровь на бинте с антисептиком. Это то, что их отличало, и то, что никогда в жизни не даст им быть достаточно рядом.
— Ты так спокойно говоришь о смерти, — давясь этой мыслью, сказала она. — Тебе не страшно?
— Нет.
Всего-то…
Драко перекатывал сигарету между пальцами ловко и быстро, словно смакуя время прежде, чем её закурить. И всё его безразличие в словах резало ей вены. Так не должно быть. Так неправильно…
— Не говори так, — прошептала она, пугаясь своей неуверенности.
— А что? — он невесело посмотрел на неё. — Будешь скучать?
И мысленное «да» слишком быстро всплыло в голове. Она его проглотила, не дав вырваться наружу.
— Женись на ней…
Малфой замер. Лишь в кулаке сжимал сигарету, разламывая её пополам. Смотрел на неё нечитаемым взглядом. Грейнджер лишь видела, как плавилась сталь в его глазах, как нагревалась и кипела. Сказанное было ужасной ошибкой, и она тут же попыталась её исправить:
— Это единственный выход не умереть.
— Была бы на моём месте, — он увёл взгляд и потянулся за пачкой, смахнув на пол сломанную сигарету, — ты бы так не считала.
— Я знаю, что ты не можешь рассказать о ней и показать, но мне было достаточно того, что я увидела…
— Этого недостаточно! — рявкнул он, и Гермиона вздрогнула. — Недостаточно понять насколько… насколько Мор… насколько станет ужасен этот человек, если дать ей в руки то, что она хочет.
И это обухом по голове.
Мортифера хотела силу Драко. Что будет, если он подчинится ей? С его возможностями…
Мурашки пробежали по спине до самого загривка. Она никогда не думала в этом ключе. Господи.
Удавка давила на последний позвонок, и тот крошился, разлетался по всей свалке жизни Гермионы. Она давно превратилась в руины. Кровь струилась рекой из пробитой насквозь кожи, и она не могла заставить себя бороться. Она устала.
Вы-дох-лась…
Гермиона отвернулась к окну так и не ответив ему. Слова излишни. Да и не нашлось что сказать. Ей вдруг внезапно стало холодно. Словно своим приходом он заморозил здесь всё.
— Ты была не права, там, в Лютном переулке.
— О чём ты? — переспросила она, наблюдая, как за окном гроздьями валил снег.
— Ты сказала ей, что я тебе ничего плохого не сделал.
Когда она посмотрела на него, Драко всё ещё не решился прикурить. Он был абсолютно расслаблен, но когда прикусил губу, Гермиона уловила в его лице какой-то надлом.
— Ты продавал личную информацию в газеты? — хмыкнула она. — Или издевался надо мной перед всеми?
— Не очаровывайся моими поступками, — резко перебил Малфой, глядя в упор исподлобья. — Ты многого не знаешь.
Грейнджер пододвинулась на середину сиденья, чтобы оказаться прямо напротив него. Намеренно задела своими коленями его колени, вызывая у него непонятные эмоции. Она их раньше не видела. Он не отодвигался. Лишь еле уловимо нахмурился, разглядывая острые чашечки, проступающие сквозь колготки.
— Так расскажи мне…
И последнее, что она себе позволила — это забрать из его второй руки зажигалку. Обычная, с откидной крышкой, на бензине. Кажется, Гермиона видела такие в сувенирных лавках. Сталь, уже нагретая его рукой, такая тёплая, даже скользила. Она поднесла зажигалку ближе к нему и чиркнула, зачем-то подставляя вторую руку, чтобы не сдуло огонёк в купе с закрытыми наглухо окнами… Она сошла с ума…
И Драко, не отрывая своего липкого взгляда, чуть нагнулся, прикусив фильтр зубами. Даже глаз не прикрыл, когда сделал пару затяжек, прикуривая от огонька. Гермиона давилась от того, что воздух в глотку не поступал. Потому что он…
…он коснулся её руки, притягивая зажигалку ближе к лицу. Чёрт возьми, нежно…
Вся эта иллюзия разбилась, когда он выдохнул дым вверх, откидываясь обратно на спинку. Но уже поздно. Боже. Поздно. Весь её внутренний процесс самоуничтожения был запущен только его прикосновением.
— И что ты хочешь знать? — ухмыльнулся он одним уголком губ.
«Всё».
Это преступление — уточнять, что она хотела знать. Грейнджер хотела знать всё.
— Что бы ты хотел сделать первым делом, когда освободишься от непреложного?
Наверное, эти вопросы были заготовлены у Гермионы давно. Она просто их тихо обходила стороной в своей голове, но знала, если выпадет возможность… такая, как сейчас — она ею воспользуется.
— Это невозможно.
— Малфой! — настаивала она. — Просто… представь. Что бы ты хотел сделать?
Сигаретный дым скользко ложился ему на язык. Он ловко втягивал его и выпускал изо рта. Пропускал через нос, дыша, как дракон, жаром, наполняя купе вишней. Она даже не знала, можно ли здесь курить. Ей всё равно. Она готова наблюдать за этим сколько угодно.
— Я никогда не видел моря.
Всего-то…
Ей хотелось ответить, что у моря его глаза… его глубина и мощь одиночества. Хотелось, чтобы он залез ей в голову и сам это ощутил в её старых воспоминаниях — когда она стояла на берегу, слушая шум бушующего моря во время дождя. Определённо, это его стихия.
Драко совершенно такой же. Не подпускал к себе до конца, оставляя её довольствоваться берегом. До глубины она вряд ли достанет… если только не утонет. Не впустит в лёгкие его воду — яд. И не опустится на глубину, чтобы снизу, с внутренней стороны, взглянуть на его жизнь. Посмотреть на мир его взглядом.
И как же хотелось…
Всего-то…
Всего-то прикоснуться. Обжечься о его кожу и грубый взгляд. Хотелось мучить себя этим, уверяя всех, что это всё метка. Это всё она и её тяга к нему. Господи, как хотелось.
— Не смотри на меня так… — его голос хриплый. Виноват ли в этом дым или она?
— Как? — вырвался шёпот. Предательский. Неуверенный и надломленный. Потому что невозможно больше терпеть. Тянет…
И ей не стоило даже отвечать, она чувствовала знакомое покалывание, чувствовала наглое вторжение в её голову. И выдохнула. Протяжно и долго, назло ему посылая все свои смелые видения, которые кружили сейчас в голове.
То, как он окутывал её тело дымом. Пачкал её своими ладонями, взглядами, словами…
Грязными.
Лучшими для них обоих. Просто, как он сказал, чтобы не очаровываться. Не переходить грань. Стоять на берегу, но…
Ей всего-то стоило оттолкнуться к нему навстречу. Услышать сдавленный выдох из его горла, увидеть, как кадык дёрнулся вверх, когда Малфой сглотнул в тот момент, когда Гермиона села на его бёдра сверху.
Сошла с ума.
— Грейнджер… — вдох.
— Малфой… — выдох.
Гермиона чувствовала, как он положил руку на её талию, Гермиона знала, что в ней сигарета. Словно она — как попытка, как шанс остановить всё это. Просто втянуть очередную порцию никотина, расчерчивая дымом границу между ними… но он этого не сделал. Драко только гортанно застонал, когда она двинулась ближе к паху, и, наконец, сдался.
Грейнджер тонула.
Медленно опускаясь на дно. В её легких-ветках — его море.
Его рычание — прямо в шею, когда он откинул сигарету, сжал талию и теперь тянул носом не дым, а её запах.
Боже…
— Чем ты пахнешь? — он совсем сломлен. Просто водил носом по её раскрытой шее, дыша и дыша ею.
— Это… — она задохнулась, чувствуя нарастающее возбуждение, — это детский шампунь…
Он хмыкнул куда-то в сгиб плеча, отодвигая свитер вниз, оголяя кожу, чуть касаясь губами.
И она умирала от его:
— Мне нравится…
Всего-то…
Его честность. Впервые услышанная — как непростительное. Как, чёрт возьми, шаг за ту самую границу мелом. Гермиона дрожала. Ей страшно. Ей до ужаса страшно останавливать всё это.
Она чувствовала, как быстро твердел его член, когда тёрлась об пах, вырывая из него горячие выдохи прямо к себе в плечо.
— Грейнджер… — голос ломаный. — У меня сейчас нет приступа… Мне не больно. Ты можешь этого не делать…
И прежде, чем схватить его обеими руками за лицо, отодвигая голову назад, вновь ныряя в его море, она ответила:
— Больно мне…
Первое, что произошло, когда она дала разрешение на всё это…
Треск.
Громкий треск разрывающихся белых колготок на ней. Грейнджер прикусила губу от того, как ткань обожгла кожу ног прежде, чем разъехалась от натяжения его пальцев, вцепившихся в них.
Он просто-напросто завёл обе руки ей под юбку, чтобы вцепиться в бёдра и дёрнуть на себя ткань, разрывая её. Ещё раз и ещё, превращая колготки в рваные дыры на ногах.
Она стонала. Стонала от этой сладкой пытки. От того, как его горячие руки вползали в созданные им отверстия, оглаживая её кожу. Она и раздета, и нет. Она закрыта, и в то же время — нет. Драко сжал задницу, пропуская пальцы через бельё, притягивая ближе к себе.
Господиблятьбоже.
В первый раз секс был необходимым спасением для него. Они просто неслись друг другу навстречу как два товарных поезда на огромной скорости. Никто не управлял тем, что происходило после удара: они столкнулись, и во все стороны полетели обломки.
Но сейчас. Сейчас необходимости спасения для Драко не было. Было лишь её горячее, тянущее желание. Желание целовать его, притягивая ближе, зарываясь пальцами ему в волосы. Чувствуя горький привкус его слюны. И убиваться этим. Пачкаться.
— Приподнимись, — прошептал он, не прерывая череду коротких злых поцелуев.
Она подчинилась, вновь углубляя язык в его рот. Чувствуя, как он расстёгивал пряжку, как стягивал вниз брюки, чтобы вновь усадить на себя. На горячий член. Его пальцы оттянули край белья и сразу же, без усилия, погрузились внутрь неё.
Грейнджер застонала, запрокинув голову назад. Заскулила виктимно и жалобно, сама насаживаясь на пальцы. Чувствуя хрип из его горла, пока он оставлял укусы на её шее.
Когда они встретились глазами, Гермиона уловила лихорадочное желание в его взгляде, оно граничило с осознанием ошибки, которую они сейчас совершали. Ей захотелось закрыть ладонью его глаза, чтобы просто не испытывать эти муки.
Вместо этого она назло ему потянулась рукой вниз, чтобы взять его член, провести большим пальцем по головке, размазывая смазку, наблюдая за тем, как раздувались его ноздри от невозможности сдерживаться. И она опустилась. Сама. Медленно. Невыносимо медленно для обоих.
Они тонули вместе, погружались на дно их общей жизни, сведённой обстоятельствами. Тонули в поцелуе. Она отвечала губами так, как умела, так, как её тянуло к нему — сквозь вишнёвый дым табака, сквозь грубые толчки, сквозь его море…
Драко обхватил её за плечи и толкнул на сиденье, придавливая весом. Собой. Всем своим огромным желанием взять всё в свои руки. Он мучил её, толкаясь то быстро, то медленно. И самая огромная пытка для неё — его взгляд. Прямой. Неотрывный.
Грейнджер вдруг поняла, глянув за его спину, что они даже не закрыли шторы в купе. Попыталась нащупать палочку на противоположном сиденье, но её кисть приклеили обратно, закинув руку вверх, чуть отстраняясь.
— Боишься, что нас могут увидеть? — шепнул он и грубо толкнулся в неё, вырывая из уст хриплый стон. Он игрался.
И это только всё усугубляло. Грейнджер находила в себе новые чувства, которых раньше не было. Этот азарт, быть пойманными так грязно занимающимися сексом в школьном поезде. Где, чёрт возьми, даже курить нельзя…
Она на грани.
Жарко.
Подставляя открытую шею для его укусов. Ему тоже нравилось, она поняла это ещё в первый раз. Она закинула ноги ему на талию, крепче сжимая и прижимая его к себе, блаженно закатывая глаза, чувствуя, как проступали слёзы от скорой разрядки.
Драко нагнулся к её уху, прикусив мочку, посылая по телу караван мурашек. Сердце предательски неслось, оставляя ей одышку. Выбивая из лёгких воздух.
— М-м, — она пальцами притянула его голову к себе. — Ещё… сделай так ещё…
И он сделал.
Подчинился.
Облизнул ухо, чуть ухмыляясь, щекоча дыханием мокрую кожу. И… дьявол…
Мышцы внизу живота сокращались, Грейнджер чувствовала, как плотнее стенки влагалища обхватывали член. Он это тоже чувствовал.
— Ты первая, Грейнджер… — он вбивался как таран, грубо, с оттяжкой. — Давай!
Вдох, и взрыв. Мокро. Громко. До хриплого воздуха из глотки.
— Бля-ять… — прямо в её ухо.
Он изливался прямо в неё. Гермиона чувствовала жаркую, тугую струю в себе. Чувствовала, как она выходила из неё с каждыми замедленными последними толчками. Чувствовала, как после оргазма Драко не высовывал член. Чувствовала его сокращения. Чувствовала его сбившееся дыхание, а потом… потом всё исчезло. Из неё.
Грейнджер потянулась за палочкой, но он вновь её остановил.
— Я сам…
Малфой лёг сбоку, просунув руку ей под шею, оставаясь держаться на локте, глядя на неё сверху вниз. Наверное, лицо раскраснелось. Наверное, она жутко растрепалась, от чего Гермионе стало неловко.
Драко повёл взглядом по её свитеру, к юбке, и занёс руку. Гермиона ощутила, как между ног стало сухо. Ей хотелось отвернуть голову. Это всё казалось чересчур нежным для него. Словно это не тот, кого она знала.
Малфой положил руку на её бёдра и провёл вниз, по рваным дырам. И голой кожи больше не было. Он привёл её колготки в первозданный вид. И стало очень тепло.
— Ты, кажется, замерзла, — шепнул он. — Я согрел твою одежду…
Всего-то…
Её передёрнуло.
По костям, венам и артериям. Втирая в десна всю сладость его поведения. Погружая её в какую-то дрёму. Кажется, хотелось спать…
— Нам ещё час ехать. Можешь закрыть глаза.
Всего-то…
Гермиона проснулась от того, что поезд резко дёрнулся и стал замедляться, послышался гудок. Резко поднявшись, она ощутила на себе пальто, которым он её укрыл. В купе было пусто, и она посмотрела по сторонам, на дверь, за которой стоял он…
Драко курил в открытое окно. И словно почувствовав на себе взгляд, он медленно обернулся. За все эти секунды Грейнджер умирала от желания узнать, с каким же взглядом встретится. Будет ли он так же ненавидеть её? А та мнимая нежность после секса была лишь иллюзией?
Уголок его губы дёрнулся вверх, и этим он разбил ей сердце. Это не злая усмешка. Она выучила все оттенки его улыбок. Господи, это сон. Наверняка она ещё спит.
— Идём? — он открыл купе и заметил, что Грейнджер застыла. Драко переспросил: — Или ты поедешь обратно в Лондон?
Дыхание слетело с ритма, пока она поднималась и одевалась. Глянув в маленькое зеркальце напротив, поймала в нём счастливую улыбку.
— Идём…
Пока они шли к Хогвартсу, у неё тянуло под ложечкой от абсолютно нормального желания просто поговорить. Так и происходило. Гермиона жаловалась, что уроки по рунам давно не приносили ей знания, что всю эту программу она выучила заранее. Говорила про сыча, который выздоровел, привязался к Хагриду и живёт теперь с ним. Говорила, как он растолстел, потому что Рубеус откармливал его от невозможности отказать «этим милым глазкам». Говорила про его новое имя — Перышко. Говорила. Говорила. Говорила всю дорогу до ворот. И как только они зашли в школу, произошло то, чего она боялась.
Иллюзия лопнула.
Малфой отвернулся и зашагал в сторону подвалов.
Она смотрела ему в спину, заметив, что стояла с вытянутой рукой, словно хотела его остановить. Но в это время в голове знакомо защекотало.
«Никому о нас не рассказывай, Грейнджер».
Он обернулся и на секунду посмотрел на неё бесцветным взглядом.
«Спокойной ночи…»
Всего-то…
ЗА НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ДО…
— Вы чуть не опоздали, — проводник скомкал бумагу из-под сэндвича и наглым образом откинул её в сторону. — Заходите внутрь, — он посмотрел вверх. — Кажется, сегодня будет большой снегопад.
Она не ответила. Лишь брезгливо оглядела худощавого мужчину, который вытирал руки о рабочую форму.
— В какой вагон зашёл парень с белыми волосами? — спросила она, оглядываясь по сторонам.
— Они с девушкой в последнем, слизеринском.
Кулаки сжались. Она одарила проводника ложной улыбкой и зашла в вагон. Сев у окна, достала из внутреннего кармана пальто любимый маленький кинжал. Сталь поблескивала от света лампы, и она злорадно ухмыльнулась.
— Игра началась…
Комментарий к Глава 13. Потому что я знаю, чего мне не хватало
Очень хочется узнать ваше мнение)
Как вам соулмейт Джинни?
Как вам сцена в поезде?
Ну и самое долгожданное. Как думаете: каким способом Мортифере удалось найти способ отправиться в Хогвартс)
Лгромное всем спасибо за поддержку. Спасибо моей Кристине за быструю редактуру. И огромное спасибо Лере за потрясающий арт к сцене в поезде:
https://vk.com/volosinkanagube?w=wall-195288379_3499
========== Глава 14. И я знаю, что должен попытаться. ==========
Комментарий к Глава 14. И я знаю, что должен попытаться.
В главе присутствуют сцены с кровью. Отложите печенюшки и приятного чтения )
Драко открыл глаза из-за раздражающего синего свечения. Даже сквозь веки зрачки реагировали на этот свет. Патронус Блейза размахивал крыльями прямо над головой Малфоя. Он вытянул руку, чтобы коснуться красивой синей гарпии.
Каково это, хранить в душе частичку чего-то прекрасного и счастливого, чтобы вызывать нечто подобное?
Малфой много об этом думал. Даже пытался, но у него никогда не выходило найти в рваных воспоминаниях что-то хорошее. Что-то, что родило бы на свет патронус. Интересно, каким бы он был?
Гарпия рассеялась. Драко посмотрел на часы и понял, зачем Забини это сделал. Он проспал занятие на добрых двадцать минут. Стоило ли теперь вообще на него идти?
Наверное, это первый раз за много месяцев, когда он выспался. Без ужасных снов, без беспощадной тянущей боли в висках. Драко просто спал…
И непонятным было то, что этому поспособствовала Грейнджер. Из всех возможных людей… именно ей удавалось уничтожать в нём то разрушение, что было внутри. Драко посмотрел на свои предплечья. Искал хоть какой-то намёк на то, что они все сделали на четвёртом курсе. Почему у него не было ответной метки? Не было её слов, которые Гермиона должна была произнести. Всё дело в обете? В том, что Малфой обречён на неизбежное — смерть от невыполнения обещания?
Он боялся этого нового, растущего внутри него чувства. Чувства облегчения. Боялся, что Гермиона способна его спасти. Способна вылечить. Всё, что она делала, было безвозмездно. Было просто так. Драко тут же прикусил язык от этих мыслей. Она сказала, что если он умрёт, то и ей будет плохо…
…всего лишь беспокойство о себе.
Всего-то…
Но во всей этой кровавой каше в голове Грейнджер дарила ему успокоение. С ней он не пытался дышать. Да и никому не нужно учиться дышать, ведь это несложно… разве что не заново. Она вдыхала в него чистый воздух, не испорченный смертью.
Драко вошёл в кабинет на оставшиеся полчаса урока, схватил от Аберфорта минус десять очков и сел на свободную последнюю парту. Посмотрел в учебник, но ощутил взгляды на себе. Так было всегда. Словно от него ожидали чего-то дикого. Чего-то невообразимо плохого.
Но не она, чёрт возьми…
Малфой медленно поднял голову, посмотрел вперёд и ударился о её взгляд и, Салазар, улыбку. Грейнджер, сидя в полуобороте, делала вид, что искала что-то в сумке, и как только их взгляды сцепились в ожоге, который приклеил их намертво — она чуть приподняла руку, махнула ему и сразу отвернулась, будто знала, что он не ответит.
Не ответит же?
Он не знал, как на это реагировать. Он не знал, как себя вести. Он ничего об этом не знал.
Конечно, он сделал всё возможное после их секса в слизеринском вагоне. Сделал всё, как должно было быть. Укрыл её, чтобы она не замерзла. Вышел в коридор, чтобы она не дышала дымом. Проводил её до школы. А дальше… а дальше, дьявол, он не знал. И, наверное, сожалел, что вся его вежливость выглядела как… знак внимания? Что она думала сейчас, когда поворачивалась к нему и улыбалась? Неужели Грейнджер на что-то понадеялась?
Драко выдохнул, откинулся на спинку стула и вытянул ноги. Попытался сосредоточиться на лекции Дамблдора, но это совершенно не выходило. Он посмотрел по сторонам в надежде отвлечься от мыслей, летающих вокруг неё. Посмотрел на Блейза и Пэнси, сидящих впереди него через две парты.
Паркинсон, подперев щеку кулаком, что-то вычерчивала пером на пергаменте, изредка посматривая вправо. Ну конечно, куда ещё ей смотреть как не на Поттера, который, вообще не стесняясь, смотрел на неё в ответ. Малфой поморщился, как вдруг его добил Забини, который пальцем провёл по своей метке на предплечье.
И как только Драко хотел посмеяться про себя над этими идиотами, то вдруг понял своё отличие от них. Друзья давно ушли вперёд, когда он не сделал ни шагу. Он всё там же. На мосту. Ловит Нарциссу, которая падает замертво. Вот в чём разница. Будто его накрыли сверху банкой. Малфой чувствовал запах смерти, а всё его окружение там, за стеклом, строило новые жизни.
Драко вновь посмотрел на Гермиону. Она пихнула плечом Гарри, улыбнулась. Провела кончиком пера по своим губам. Он вспомнил их вкус и сразу сглотнул. Чисто рефлекторно. С самой их первой встречи она всё ближе подбиралась к нему, как бы он ни сопротивлялся. Однажды он помог ей. Помог забыть то ужасное, что она сделала. Забыть ужас, который рухнул на неё, придавливая гнилой крышей. И сейчас… сейчас Гермиона помогала ему. Что это? Судьба или проклятье?
Нет. Он был не готов брать ответственность за чьё-то счастье. Не готов был ломать его. Он не такой, как отец. Не подонок. Не разрушитель. Драко не хотел, чтобы на него однажды посмотрели с ненавистью. Точно так же, как он смотрел на Люциуса в зале суда. Он просто не выдержит. А это может случиться, если Грейнджер пострадает.
Малфой вспомнил Лютный переулок, то, как у него раскроилось по швам дыхание от мысли, что Гермиона могла пострадать. Вспомнил свой гнев, который закипал в венах. Вспомнил, как нагревался шар авады в его ладони, готовый выстрелить. Знал, что бесполезно. Скорее, рефлекс — защитить ту, которая не заслуживала всего этого.
Ему нужно сделать всё, что угодно, чтобы их с Гермионой связь так и оставалась на уровне инстинктов. На уровне обыкновенной похоти. Чтобы никому из них не было в конце больно.
А конец будет.
Всё когда-то кончается…
Колокол оповестил о завершении урока. Аберфорт задал повторить тему урока к следующему занятию, пригрозив тестом. Драко на периферии взгляда заметил, как Гермиона посмотрела на него, спешно собираясь. Поворот головы, и…
Блядство.
Он не мог к этому привыкнуть.
Нельзя.
Её улыбка мягкая.
Так нельзя смотреть на него. Так неправильно. Спасение пришло в лице Теодора, который протянул ей раскрытый учебник и что-то спросил. И эта доля секунды длилась вечность. Ту самую, пока в их взглядах всё становилось ясно. Её огорчение. Его облегчение…
Малфою вдруг до ужаса захотелось закурить.
Странно, но к нему возвращался аппетит. Чувство голода укутывало его с самого утра, когда он проспал и завтрак, и половину занятия. В Большой зал Драко спускался с намерением забить пустой желудок и успокоиться.
Пенси извинилась перед ним, потому что захотела сесть с Асторией и обсудить планы на Рождество. Но Малфой сразу понял, что сидеть с Асторией равно сидеть на середине стола: напротив Поттера.
— Почему бы тебе не сесть сразу к нему на колени? — подразнил её Драко, когда она уже отошла в сторону.
Но Пенси остановилась, обернулась и совершенно спокойным голосом ответила:
— Это будет вечером. Приятного аппетита.
Малфой подавил улыбку, убедившись в том, что не удалось её смутить. Он положил себе большую порцию картофельного пюре, мазнул взглядом по блюдам с мясом, выбирая, что бы хотел съесть. По плечу его ударила крепкая ладонь Блейза.
— Поздравь меня, — он уселся рядом. — Меня назначили куратором рождественской вечеринки. Кто-то сказал Макгонагалл, что я справляюсь с этим на «ура». Видимо, сейчас всем необходим праздник. Что на тебя заказывать? Виски? Ликер?
Забини достал маленький блокнот, больше походивший на старую потрёпанную книжку. Драко приподнял бровь, удивившись поменявшемуся вкусу друга в канцелярии. Раньше были дорогие кожаные блокноты из волшебного люкса, но это…
— Вторичное использование бумаги помогает не загрязнять среду, — отчеканил Блейз, открывая блокнот.
Малфой улыбнулся, положил на плечо друга руку, подбадривающе уточняя:
— Лавгуд подарила?
— Да… — выдохнул Забини. — Но она сделала это своими руками! — исправился он, защищая её. — Тебе вообще когда-нибудь дарили что-то, сделанное своими руками?
Драко ехидно ухмыльнулся.
— Салазар. Отъебись, — засмеялся Блейз. — Даже не отвечай!
Малфой обернулся на уханье влетающих сов. Шуршание крыльев разнеслось по залу. Письма подлетали к получателям, и в это самое время, когда Драко, казалось бы, ничего не ждал, рядом с ним упали несколько тяжёлых конвертов. По печати сразу было видно, что это из министерства.
— Опять хотят что-то продать из твоего дома? — нахмурился Забини. — Сколько можно!
Драко пожал плечами и разрезал конверт ножом, не заботясь о том, что испачкает содержимое. Лучше сжечь. И поскорее. Бегло прочитав о новых лотах, выставленных на аукцион, он понял, что это простое официальное уведомление. Ублюдки из министерства будто насмехались над ним. Кусали от его фамилии и всего, что осталось от его семьи, по огромному куску. Вырывали с мясом и глотали не прожевывая.
— Слушай… — Блейз подвинулся ближе. Задел два конверта на скамейке между ними, сдвинув верхний чуть в сторону, открывая цвет нижнего. — Я тут с тобой хотел кое о чём поговорить… Это важно.
Но Драко не слышал его.
Он смотрел вниз. На чёрный конверт из Азкабана. Смотрел и чувствовал, что всё становилось таким же тёмным и зловещим, как то место, откуда прибыло письмо.
Малфой наконец решился. Просто чтобы убедиться, просто чтобы знать — вдруг это оповещение о смерти…
— Блейз, — он встал с места. — Давай позже поговорим?
Забини, увидев в его руках причину этого тона, кивнул, безмолвно соглашаясь. Драко переступил через скамейку и направился к выходу из Большого зала, чтобы уединиться. Чтобы никто больше не видел его эмоций.
Он спрятался за колонну в коридоре, слыша разговоры проходящих мимо учеников. Его пальцы предательски дрожали. Дыхание застряло в глотке, когда взгляд распознал до боли знакомый почерк.
«Значит, не сдох».
«Здравствуй, сын.
Я опечален, что ты игнорируешь мои письма. Надеюсь, в этот раз ты прочитаешь его. Я хочу, чтобы ты нанял мне частного адвоката, чтобы моё дело пересмотрели. Появились новые обстоятельства. Один из здешних заключённых вышел раньше срока за примерное поведение. Это может сработать и со мной. Я придерживаюсь правил и ни разу не допустил выговора в свою сторону. Я требую от тебя помощи, как от сына. Ведь мы семья? Я знаю, что твоя мать открыла счёт в банке на твоё и её имя. Я знаю, что у тебя есть сбережения. Это и мои деньги. Если бы не я…»
Дальше он читать не стал. Руку обожгло пламя вспыхнувшего пергамента. Малфой с каким-то наслаждением смотрел на то, как в руке тлела бумага. С наслаждением обжигался этим огнём, пока его за руку не дёрнули в сторону, сбрасывая на пол бывший письмом обгорелый лист.
— Господи! С ума сошёл? — Гермиона затаптывала ботинком остатки пепла, оглядываясь по сторонам — не заметил ли кто-то всё, что сейчас произошло.
Драко всё ещё смотрел в пол. Чувствовал закипающую злость внутри себя. Как он посмел? Как этот ублюдок посмел? После всего, что он сделал, выйти за хорошее поведение? С его предлогом — «если бы не я».
«Гори в аду, как это письмо…»
Хотелось дышать, но получалось только задыхаться. Хотелось рвать глотку криком, но получалось лишь рычать от отчаяния. Хотелось выдрать эти минуты из собственной памяти и не знать содержания письма. Хотелось. Хотелось. Хотелось.
Он даже не сразу почувствовал, как его пальцы переплелись с её пальцами. Не почувствовал, как легко она потянула его за собой. Не почувствовал, как его усадили на скамейку. Не почувствовал морозного воздуха в лёгких. И не почувствовал, как снег осел прямо на его одежду.
Гермиона стояла чуть позади, словно прикрывая его спину. Ждала, пока он придёт в себя. Во дворе школы никого не было. Здесь тихо. Падающие крупные хлопья снега приглушали любой звук. Даже его быстрое дыхание.
Его ударило какой-то силой. Драко сломался — резко, как стрела, пробивающая кость. И он больше не мог молчать. Больше не мог терпеть.
— Думаешь, я похож на него? — изо рта вырвалось густое облако пара.
Он услышал, как позади заскрипел снег от её неловкого шага к нему. Но ближе она не подошла. Он её просто чувствовал.
— Нет.
Ответ короткий, быстрый. Без секунд на раздумывание. Даже хотелось верить. Но кому он врал?
— Когда-то ты смотрела на меня так же, как сейчас я смотрю на отца…
Гермиона обошла его, стряхнула снег со скамейки и села рядом. Драко чувствовал расползающееся тепло от одежды, которую она заколдовала для него.
— Когда-то ты смотрел на меня так же, как смотрел твой отец…
И он ощутил, как таяла его злость. Как ей это удавалось? Находить нужные слова. Уметь моментально остужать ад в башке.
— Ключевое слово «когда-то», — повторила она. — Всё меняется. И ты. И я.
— Ты всё ещё можешь рассказать в министерство о моей магии, — тянул своё Драко.
— Ты всё ещё можешь сделать так, чтобы я замолчала.
Они опять начали какую-то идиотскую игру в поддавки. Которая, на удивление, нравилась ему. Это ещё один факт, который Малфой открыл для себя, находясь рядом с Гермионой.
И он знал, как мог сделать так, чтобы она не открыла свой рот. Он знал, он пробовал это. И это не обливиейт. Проще заткнуть её рот своим языком, наслаждаясь её дыханием, щекочущим его лицо.
Он опустил локти на колени, зарываясь пальцами в волосы. Посмотрел под ноги, на ровные следы от своих туфлель. Смотрел куда угодно, но не в её сторону, потому что знал, что взгляд соскользнёт ниже — просто чтобы убедиться, что губы Грейнджер вновь сухие. Убедиться в том, что ему захочется их искусать.
— Почему ты сказал, что о нас никто не должен узнать?
Он чувствовал в её голосе эту нотку беспокойства. Словно этот вопрос давно посещал её и теперь нашёл выход.
— Как думаешь, — он задрал рукав рубашки, пальцем зацепил воздух, и через секунду начал царапать кожу. Еще и еще. С силой пока на этом месте не появилась светящаяся нить обета, — можно от этого избавиться?
Гермиона молчала, ковыряя ногтем большой палец. Нервничала.
— Зачем говорить о том, что не продержится долго? — давил Драко. Лучше так, чем давать надежду. Ей. — Зачем рассказывать о том, что ложно?
Вот теперь она смотрела прямо на него и хмурилась.
— Не говори, что всё, что ты чувствуешь — настоящее. Это всего лишь влечение, — он кивнул на её руку. — Это всего лишь идиотская игра, которая сама сыграла с нами плохую шутку. Ты же сама переживала за это? Я не прав? Ты мне говорила, что будет с тобой, если я… — он замолчал, — пропаду.
— Я сотру её, — быстро ответила она, но, казалось, сама в это не верила.
Малфой хмыкнул и потянулся к пачке сигарет.
— Сотрёшь? Что же ты до этого так не сделала? Если это из-за секса, то поверь, найдётся ещё десяток кандидатов на то, чтобы залезть к тебе в трусы.
Грейнджер дёрнулась. Дёрнулась, чтобы встать с места, выхватить из его рук сигарету, сжать её в ладони и кинуть табачную труху прямо ему в лицо. Малфой наблюдал за этим с издёвкой. Лучше так. Вот её ненавистный взгляд, полный разочарования.
— Тебе не надоело убегать? — спросила она с каким-то надломом. И, не дожидаясь ответа, ушла.
Он не знал, пожалеет ли о своих словах. Сейчас же он жалел, что стало вдруг очень холодно после её ухода.
***
Драко два дня удивлялся тому, каким большим оказался Хогвартс. Словно он никогда здесь не был. Удивлялся, что в некоторых коридорах толпились люди, а через секунду все куда-то исчезали. Он удивлялся, когда с астрономической башни замечал столь многих учеников, которые прогуливались вдоль озера, пока он травил лёгкие дымом. До сих пор удивлялся плавающему расписанию, которое менялось каждую неделю. Ещё Драко удивлялся тому, что в Большом зале во время ужина всё больше людей толпились и переходили от стола к столу, смеялись, ругались и тут же мирились.
И наконец…
На третий день он удивлялся тому, что ни разу не встретил её… Удивлялся своему бесполезному поиску взгляда. Грейнджер не было уже три дня.
Сначала это было каким-то облегчением. После их последнего разговора она словно сквозь землю провалилась, но всё её окружение вело себя как обычно. Поттер часами пропадал на поле, а на уроках сидел с Невиллом. Но на третий день, когда Драко уже понял, что происходило что-то не то, он напрягся. Была ли это боязнь за неё или ощущение сожаления за свои слова — он не знал. Но больше терпеть не мог.
Малфой вскинул руку, глядя вверх, в небо, на то, как Гарри спикировал к снитчу, но упустил его. Ухмыльнулся, но всё же спрятал улыбку, когда Поттер подлетел к нему.
— Что такое? — запыхавшись, спросил Гарри.
— Меня поставили с Грейнджер на зачёт по зельям, — эта заготовка была вызубрена наизусть, пока Малфой шёл на поле. — Где она?
Поттер нахмурился, вытер рукавом пот со лба и спрыгнул с метлы.
— Она в больничном крыле… — подойдя ближе, сказал он.
Первое, что произошло — Малфой уронил нервный смешок, чисто автоматически. Но потом по голове ударило сильнейшее беспокойство. Зная всю их историю, зная о том, что где-то в Лондоне бродила психически больная Мортифера, которая могла узнать о них, Драко напрягся. Ощутил, как окаменели мышцы в теле, но голос не дрогнул:
— Что случилось?
Гарри снял очки и вытер их о рукав.
— Сильная простуда. Сказала, что вышла во двор раздетой…
Изнутри отпустило. На пару секунд наступила тишина. Драко кивнул и, ничего не ответив, зашагал обратно в Хогвартс.
Драко удивлялся…
Удивлялся тому, какого чёрта его это беспокоило. Удивлялся своему внезапному испугу. Удивлялся желанию пойти в больничное крыло и стрельнуть в неё каким-нибудь обжигающим заклинанием, потому что какого хрена она согрела его одежду, но не позаботилась о себе?
Удивлялся тому, что чувствовал себя вдвойне униженным. Самим же. Своим сожалением, которое сейчас было ни к месту.
Блять.
К девяти часам вечера Малфой понял, что не выдержит больше напора вдруг проснувшейся совести. Все последние месяцы вообще не поддавались логике, после того, как на его горизонте появилась она.
Драко надеялся на Блейза, который мог бы сейчас войти в спальню и занять его мозги какой-нибудь ерундой, но друг, как назло, где-то пропадал.
Он ощутил, как начало стрелять в затылке. Ощутил, что скоро его ударит приступ, и осознал, что после последнего секса прошло больше пяти дней и действие заканчивалось. Нужна была новая доза…
Господи.
Шаги размеренные. Он отбивал каблуками туфель полы коридоров, пока шёл туда, где, возможно, его не ждали. После всего сказанного. Блядство.
Он злился больше на себя, чем на неё. На это её вечное «прощение». Её тягу к нему. Но почему же сейчас он сам шёл к Грейнджер, ощущая ту же самую тягу в её сторону? В зону её расположения, чтобы просто посмотреть. Чтобы просто…
А что дальше — он не знал. Скорее, просто запрещал себе развивать мысль. Он не верил в надежду. Да и что ему светит?
— О! Мистер Малфой!
Драко притормозил, когда из-за ближайшей двери вышли двое мужчин. Ангра сразу протянул ему руку для рукопожатия и улыбнулся, когда Слизнорт отделался скупым приветствием, глядя по сторонам.
— Добрый вечер, — отчеканил Драко, пытаясь обойти двух стариков.
— Молодой человек, — улыбнулся Варрис, — вы играете в волшебный покер?
Малфой ненавидел карты, потому что их любил Люциус. Он часто устраивал вечера азартных игр прямо в мэноре.
Он покачал головой, пытаясь избежать ненужного общения.
— Что ж, простите, что вас задерживаем, — извинился Ангра. — Понимаю, молодому человеку не интересно общаться со стариками.
Драко хотел как-то отшутиться, но в голове оказалось предательски пусто. Точнее, мысли были направлены совсем не в эту сторону. Они разошлись, и Малфой посмотрел на наручные часы. Прошло добрых пятнадцать минут, пока он шёл в больничное крыло. Ещё сорок пять минут до комендантского часа. Ещё есть время — просто убедиться, что Грейнджер хотя бы дышит. Он зло смеялся про себя такой мысли, пока поднимался на последний этаж.
Заглянув в открытые двери, заметил, что Помфри не было на её излюбленном месте.
Сейчас он ненавидел себя за эту слабость. За то, что позволит ей увидеть его… сочувствие? За то, что, возможно, опять даст ей надежду. И себе…
Он обошёл двоих спящих девушек, заметив на их лицах огромные волдыри. А из-за белой ширмы в конце помещения торчала маленькая стопа с дурацким зелёным лаком на ногтях. Это он тоже запомнил…
Драко пытался сосредоточиться, пока шёл к ней. Произнёс про себя оглушающее и маскирующее заклинания, погружая эти квадратные метры в невидимость и тишину. Его никто не увидит. Его никто не услышит.
Грейнджер спала на спине, высунув одну ногу из-под одеяла. Её кудрявые волосы разбросаны по подушке. Казалось, она даже сопела.
Когда она перестала скрывать татуировку, сделанную им?
Гермиона в фирменной майке факультета Гриффиндор. Рука закинута назад, казалось, она держалась за изголовье кровати. Лепестки цветов на её предплечье собрались в бутон. Он даже не догадывался, что моли засыпали вместе с ней… Малфою стало не по себе, словно он застал слишком интимную картину.
И вот только сейчас.
Вот только теперь у него всплыл в голове чёткий вопрос:
«Зачем я сюда пришёл?»
Она дышала. Она спала и даже улыбалась во сне. Пора развернуться и уйти, но какого чёрта он стоял перед ней, как вкопанный?
Драко резко задержал дыхание, когда Грейнджер во сне сделала глубокий сиплый вздох. Он наблюдал за тем, как вместе с её грудной клеткой цветы на ее руке так же будто бы вздыхали. Он никогда не видел столь красивых татуировок. Даже представить себе не мог, что у него так хорошо получится нарисовать их.
Оставить на её коже зимние цветы, которые были способны на многое — обезвредить чёрную магию или некоторые проклятья. Но в то же время они считались опасным и зловещим предзнаменованием. Выбрала ли она ихпотому, что они стали символом другой её метки? Символом слов, сказанных им?
У него океан вопросов.
Но самый главный:
«Что, блять, я здесь делаю?»
И ответ пришёл сам по себе, когда Драко ощутил колющую боль в висках, которая напоминала о скором приступе. Он смотрел на её приоткрытые губы. Смотрел и думал, что стоило всего лишь их коснуться, чтобы избавиться от страданий, от жиреющей в нём агонии, а потом просто уйти. Просто сделать и уйти…
Он склонился, стараясь не задеть мантией край кровати. Драко вдохнул запах и узнал бодроперцовое зелье. Даже просто приблизившись к её лицу, он ощутил жар. У Грейнджер температура…
Просто поцеловать и уйти!
Касание получилось медленным. Он чувствовал её сухие губы, ощущал на своих её выдох. И больше не сдерживался. Всё как на инстинктах. Малфой провёл языком по кромке зубов Гермионы, всосал нижнюю губу и нахмурился, ощущая всю такую же боль в висках. И когда распрямился, встретился с её сонным взглядом.
— Думаю это так не работает, — её голос хриплый. Она откашлялась.
Грейнджер приподнялась на локтях и потянулась к стакану, стоящему на тумбе. Драко её опередил, вложив стакан в ладонь, наблюдая, как она залпом его выпила.
Наверное, сейчас нужно уйти.
Гермиона облегченно выдохнула и протянула стакан ему. Словно хотела больше взаимодействовать с ним.
— Наверное, этого должна хотеть и я… — сказала она. Заметив его непонимание и ступор, уточнила: — Тебе же больно? Ты для этого пришёл? Думаю, что… что поцелуй помогает, когда мы оба этого хотим.
— А ты не хочешь? — вырвалось у него.
— Не особо.
«Ну конечно».
На что он вообще надеялся?
Драко выдохнул тяжело и устало, потёр переносицу, склонив голову, пряча злую усмешку, направленную самому себе.
Нужно.
Скорее.
Уходить.
Малфой развернулся, и кисть обожгла горячая ладонь Гермионы. Он посмотрел сначала на её пальцы, крепко сжимающие его руку, потом в глаза. Она спрятала взгляд, переведя его на ширму.
— Останься. Просто посиди со мной… ненадолго.
Хочется, блять, курить…
— Просто посиди со мной, пока я не усну, — добавила она. — Раз уж ты нарушил мой сон…
Драко покосился в сторону дверей, туда, где у входа громко чихнула младшекурсница.
Это правильное направление взгляда. К выходу. Подальше от Грейнджер. Но как же прожигал взгляд, устремлённый прямо в его лицо. Он посмотрел на неё и сдался.
— Только на пять минут, — он глянул на часы. — До отбоя немного осталось.
Гермиона подогнула ноги и притянула к себе одеяло, освобождая ему место, чтобы сесть. Малфой сел на край, облокотившись о край железных поручней.
Почему больничные кровати не скрипят?
Он впервые об этом задумался. Ни единого звука. Или же это атмосфера давила на него? Они сидели молча, глядя в разные стороны.
— Полумна сказала, что Блейз ради неё подарил её вязаные шапки своим домовикам, — Грейнджер засмеялась, но тут же закашлялась в кулак.
Драко слышал об этом впервые. Как сильно он выпал из жизни, что даже не знал этого?
— У его матери ещё четверо в подчинении, — ответил он. — Но я немного…
— Обескуражен?
Он кивнул.
Они встретились глазами. Гермиона скинула одеяло и теперь обнимала колени, притянутые к груди. Её бордовые шорты слишком сильно задрались, и Малфой просто не мог не позволить себе мазнуть взглядом по бёдрам.
— Как ты могла заболеть, Грейнджер? — ровным тоном, стараясь задеть её, произнёс он. — Почему согрела мою одежду, но не позаботилась о себе?
— Тебе было хуже.
«Тебе. Было. Хуже.»
Его будто током ударило от её проникновенного взгляда и честных слов. И Драко правда не понимал, что происходило у него в голове.
Раньше понимал.
Агрессия. Злость. Обречённость.
Но сейчас?
Сейчас Грейнджер добавляла в его жизнь какие-то новые краски. Чересчур яркие, к которым нужно привыкать много лет. Но шанса она не оставляла. Делала новые наброски ядовитыми мазками. Как её ногти на ногах. Зелёные…
Гермиона поджала пальцы, когда заметила, что он смотрел на её ступни.
— Зелёный? — хмыкнул он, стараясь отвести тему от опасной границы, после которой начиналось то самое… сокровенное. — Фанат Слизерина?
— Люблю этот цвет. Паркинсон обещала подарить мне галстук.
Они говорили о друзьях, об учёбе и о погоде. Гермиона спорила с ним, в какое время года Хогвартс выглядел наиболее красивым. Драко настаивал на зиме, когда острые верхушки башен и башенок облепливали облака снега, а озеро покрывалось льдом. Он говорил о бесконечном снеге за окном, на который хотелось смотреть и смотреть. А Грейнджер говорила про осень. Говорила про дождь и утренний туман, сквозь который виднелись лишь очертания леса или школы. Говорила про стук капель по оконному стеклу…
— Ты просто не видела Хогвартс с высоты в зимнее время, — он разминал шею, настаивая на своём мнении.
— Я бы хотела…
В груди щёлкнуло.
Щёлкнула задвижка, которую Гермиона только что закрыла своими руками, заперев себя с ним наедине. В их банальном разговоре, который полон чувств. Обыкновенных, которые лежали на поверхности, но в то же время искренних. И теперь в его сознании, прогнившем насквозь обречённостью, ужасно запершило и проскользнула до дрожи страшная мысль: он, сам того не понимая, привязался к ней. Неосознанно и резко, как ломающаяся от удара ключица.
Он привязался к ней.
Было ли это обыкновенной человеческой сущностью? Когда двое постоянно видятся, общаются и, наконец, спят. Простое ли это привыкание, после которого он продолжал думать о ней. Начинал переживать…
Как не дать этому перерасти в нечто большее? Да и вряд ли у него получится.
Голова всё ещё болела. Драко прикусил щеку и хотел поскорее уйти отсюда, потому что сам не заметил, как они оба сидели на её кровати напротив друг друга: она — прижав к себе ноги, а он — по-хозяйски вытянув их вперёд.
Сидели и спорили о том, как же влияла погода на Хогвартс…
Бежать.
Скорее и не оглядываясь — бежать.
— Я пойду, — он встал с кровати, надел обувь и не решался оглянуться. — Скоро Помфри придёт.
Последний предлог прозвучал как отмазка. Драко нахмурился.
— Ты кое-что забыл, — шёпот ударился в спину.
Сердце сжалось. Он обернулся, чтобы уточнить, о чём она говорила, хотя это было и не нужно. Драко и так всё знал. И в этот самый момент Грейнджер, поднявшись на колени и приблизившись к краю кровати, притянула его за шею, чтобы он немного нагнулся. Чтобы…
Малфой позволил ей больше, чем поцелуй.
Малфой позволил ей этот взгляд, с которым она впивалась в его губы. Глубокий и проникновенный, как выстрел прямо сквозь арматуру рёбер, хранившую под собой камень, который, чёрт его дери, начал биться.
Удар. Удар. Удар.
Прямо в её ладонь, которую Гермиона положила на его грудь.
Поцелуй со вкусом лекарств. Поцелуй со вкусом её сухих губ. Поцелуй со вкусом убывающей боли в висках. Поцелуй со вкусом его поражения…
Это больно — показывать ей свою раскрытую настежь душу, из-за чего его ломало. И стыдно себе признаться, что нравится, боже, нравится.
Гермиона отстранилась первой. Поднесла пальцы ко рту, чуть прикасаясь к губам.
— Больше не болит? — спросила она, разглядывая его лицо в поисках эмоций.
— Не болит…
Гермиона легла обратно в кровать и удобно устроилась, подогнув под себя одеяло. На её лице — улыбка, на которую Драко смотрел беспрерывно, а потом почувствовал её взгляд.
— Тогда спокойной ночи, Драко.
— И тебе, Грейнджер…
Задвижка защёлкнута. Он в комнате один. С новыми открывшимися ощущениями. И ему больше не темно.
***
К пятнице Гермиона чувствовала себя лучше. Приняв от мадам Помфри большую порцию таблеток и лекарств, которые нужно было принимать ещё несколько дней, она с облегчением покинула больничное крыло.
Она намеренно пропустила занятия в этот день, заранее предупредив профессоров письмами. Грейнджер поспешила в Хогсмид, чтобы аппарировать в Лондон, к маме, которая уже ждала её.
Все эти дни они обменивались письмами, порой по два раза. Гермиона даже начала использовать вспомогательную магию для пера, потому что пальцы нереально болели от количества написанного. И всё это время улыбка не спадала с её лица. Просто потому что она давно не была так счастлива.
Сейчас же, сидя в родительской гостиной за столом, она нервничала. Они с мамой приглушённо переговаривались, пока отец сидел на диване и смотрел футбольный матч.
Это была идея Джин — пригласить Гермиону к ним домой в качестве новой знакомой, просто попить чай. Но это «просто» было для отца, чтобы у него не возникало вопросов. Для обеих женщин же это имело большее значение.
Пока отец что-то выкрикивал под чей-то забитый гол, Грейнджер тихо постанывала, прикусывая губы, пытаясь не заплакать. Мама держала её за руку, рассказывала об их путешествии в Австралию. Рассказывала о смешных случаях на работе, когда у самой голос дрожал. Они в считанных метрах от того, кто не помнил собственную дочь, сидящую у него в гостиной.
— Всё будет хорошо, милая…
«Я знаю, мам», — так и не было озвучено.
К концу вечера, когда Гермиона засобиралась обратно в школу, в сердце стрельнула какая-то отчаянная надежда. Наверное, она просто ещё не отошла от волнения. Именно поэтому у порога, когда Джин отдавала ей контейнер с домашним печеньем, Гермиона заглянула ей за плечо, чтобы увидеть папу. Чтобы…
— Мистер Грейнджер? — громко произнесла она, хотя самой от страха казалось, что губы даже не пошевелились.
Джон повернул голову. Встретившись с ней взглядом, он растянул губы в улыбке, быстро поднялся с дивана и направился к ним.
— Прошу прощения, — он обнял за плечи Джин. — Там последние минуты остались. Совсем увлёкся. Сегодня играет…
— Ваша любимая команда, — закончила за него Гермиона.
Отец чуть сдвинул брови, но, скорее, от удивления. Посмотрел на жену и вновь заулыбался.
— Всё верно, это Джин вам сказала? — он взглянул на Гермиону. — Нам даже удалось однажды побывать на их игре и…
Боже…
Вот сейчас…
— Да, я помню это. Как мы все вместе ездили в Германию на чемпионат по футболу, чтобы увидеть твою любимую команду, — отчеканила Гермиона, глядя на него и чувствуя, что защипало в носу. — Я тем летом поранила ногу, наступила на торчащую из земли толстую щепку. Ты нёс меня на руках до самой больницы. Я сидела у тебя на спине и чувствовала себя самой счастливой девочкой на свете. Мне хотелось кричать. Кричать, даже зная, что меня никто не поймёт. Хотелось кричать о том, что мой папа самый лучший на свете… Смотрите! Он такой сильный! Смотрите, как он любит меня!
Джин уронила подбородок на грудь и всхлипнула в кулак, который поднесла к лицу. Джон стоял окаменев, ничего не понимая, лишь изредка моргая и глядя то на Гермиону, то на жену. Первая его реакция была скрыта в нервной улыбке, косой и быстрой. Но потом, когда слова приобрели для него смысл, он нахмурился, чем Гермиона вновь воспользовалась.
— Твоя команда проиграла, пропустив последнее пенальти, — голос дрожал. — Когда мы возвращались обратно в отель, ты предложил нам заглянуть в парк и объесться сладкой ватой, чтобы заесть твоё расстройство. Вы с мамой ели синюю вату, а я…
— Белую, — прошептал он.
— Всё верно, пап, — заплакала Гермиона. — Я ела белую…
Время замерло. Остановилось. Сшило пространство вокруг них, не оставляя пути к отходу. Джон сделал шаг назад, схватившись за голову и не разрывая взгляда с дочерью. Смотрел на то, как Джин подошла к ней и обняла. Смотрел на то, как обе женщины, уткнувшись в плечи друг друга, плакали. Смотрел на то, как девушка подняла на него взгляд, и потом…
— Гермиона? — он словно испугался своего голоса. Неуверенного и ломанного.
Грейнджер трясло. Она боялась, что сделала глупость. Боялась, что отец сейчас сойдёт с ума. Боялась, но, боже, кинулась к нему в объятия, чтобы просто сковать его руками. Уткнуться в грудь и сильнее разрыдаться. Чтобы шептать ему простое слово, по которому она так соскучилась:
— Папа…
Казалось, за их спинами кто-то забил гол, и динамики телевизора разрывались от крика комментатора. Казалось, на этом клочке коридора семья из трёх человек наконец воссоединилась. Казалось, что когда-то сказанные мамой слова обрели жизнь.
«Всё будет хорошо».
Гермиона провела у родителей все выходные — вечер пятницы перекочевал в ночь и раннее утро, в котором они говорили и говорили. Было много слёз. Было много улыбок. Было много злости на несправедливость и войну.
Когда Гермиона и Джин, теперь уже вдвоём, рассказали ему всё с самого начала, Джону потребовалось два бокала шотландского виски, после чего они все отправились спать и встретились в этой же гостиной вечером, согласившись, что ни один из них не смог бы сомкнуть глаз.
Она была на седьмом небе от счастья. Ощущала такое огромное облегчение, словно вылечилась от смертельной болезни. Больше никаких секретов. Больше никакой потерянной памяти и потерянных родителей. Сейчас всё на месте. Сейчас всё так, как должно быть.
Джин и Джон вместе провожали её до Косого переулка и как могли растягивали время до очередной разлуки. Гермиона, как в детстве, шла между ними и держала родителей за руки. Они прощались долго. Отец крепко её обнял, попросил писать им письма и предупредил, что они будут ждать её на следующих выходных, а она пообещала всё это исполнить.
Всё будет хорошо…
Грейнджер аппарировала в Хогсмид в надежде поскорее рассказать Гарри новости. Ей хотелось поделиться своим счастьем, потому что она больше не могла его выдержать. Она свернула на длинную узкую улицу, надеясь сократить путь к школе, как вдруг её за кисть схватила рука в кожаной перчатке. Так же блокировав и вторую руку, её толкнули к стене.
— Почему ты так долго?
Ей не дали ответить.
Малфой зацепил зубами кончик перчатки, стянул её и теперь голой ладонью обрамил её подбородок. Осторожно, но напористо, так, чтобы она задрала голову, чтобы…
…чтобы убедиться, как он скучал.
Скучал по лекарству, которое Гермиона дарила ему. Скучал по злому поцелую, точно так же, как и она.
Когда это превратилось в рутину?
Когда они стали позволять себе эту вольность?
Позволять целовать друг друга, когда хотелось?
Кажется, он много курил. Гермиона чувствовала горькую слюну с ноткой вишни. Она чувствовала его нетерпение и горячее дыхание, которое облизывало её лицо, и невольно улыбнулась прямо ему в губы.
— Что? — он отстранился с такой же улыбкой.
— Не мог до школы потерпеть? — отрубила она быстрым ответом, потому что не могла найти причину своей улыбки.
— Не мог…
Они медленно зашагали к школе. Грейнджер крутила в руках снежок, который скатала. Просто потому, что нужно было занять руки. Ей бы хотелось, на мгновение, но хотелось втиснуть свою ладонь в его карман и сплести пальцы, как тогда. Но вместо этого Гермиона обожглась о снег, чтобы остыть, и посмотрела вверх, на звёзды и луну.
— Как мама? — его вопрос простой, без намёка хоть на одну эмоцию в голосе. Скорее, просто из вежливости.
— Папа меня вспомнил, — она выдохнула облако пара. — У меня потрясающее настроение, и ничто его не испортит. Даже если ты сейчас всё испортишь.
— Зачем мне всё портить? — хмыкнул он, пиная сугроб перед собой и глядя вперёд, на школу.
Грейнджер остановилась у ворот, отпрыгнула в сторону и кинула снежок ему в грудь. Засмеялась про себя, понимая, что сходит с ума. Ей хотелось кричать и смеяться. Хотелось всё вместе. Хотелось просто жить, потому что наконец-то всё было хорошо.
— Ну как же, — она пожала плечами, — у нас с тобой всегда так. Я делаю шаг к тебе, ты делаешь два назад.
— Это не беспричинно, Грейнджер, — он отряхнул грудь. — У нас с тобой никак по-другому быть не может.
Гермиона прижалась плечом к колонне ворот. Скрестив руки на груди, она прислушивалась к тишине вечера, разглядывая Малфоя, останавливая взгляд на скулах, которые выделялись в свете тусклого фонаря.
— А как у нас? По-твоему, — спросила она.
Снег хрустел от его шагов. Малфой опёрся о колонну, остановившись напротив Гермионы. Сейчас он сделает то, что она уже выучила наизусть.
В правом кармане — пачка сигарет.
Он прикусит фильтр, чтобы достать одну.
Чуть прищурит глаза, и кончик сигареты вспыхнет.
А после…
А после — долгая первая затяжка.
«Наверное, самая вкусная», — подумала она.
Между ними пробежали два младшекурсника, смехом давя атмосферу вокруг них. Казалось, их вообще никто не замечал. Как вепри на верхушках колонн, они занимали свои места и безмолвно смотрели друг на друга. Грейнджер всё ждала ответа. И она думала, что он не ответит. Гермиона первая разорвала взгляд и перевела его на школу.
Смотрела, как в бесчисленных маленьких окошках горел свет, как снег медленно окутывал замок. Смотрела на острые крыши башен, на которых лежали белые шапки. Как астрономическая башня будто касалась луны…
— Знаешь, — выдохнула она, — ты прав. Хогвартс зимой прекрасен. И луна сегодня красивая, правда?
Боже…
Ужасно хотелось закрыть глаза и уши. Ужасно хотелось отвернуться и спрятать свои горящие щёки. Ужасно хотелось забрать свои слова обратно. Такие провокационные. Такие живые, будто она выдрала их из своего сердца…
Ужасно хотелось услышать его ответ…
Сердце колотилось где-то в глотке. Ей вдруг стало так жарко, что кофта прилипла к спине. Она кусала губы, глядя на то, как Малфой приподнял голову, разбивая всю её надежду. Он смотрел в небо… Он смотрел на луну, чтоб её… смотрел, и через секунду медленно перевёл взгляд на Гермиону, выдыхая из лёгких дым, пряча в нём своё лицо.
— Умереть можно, какая красивая.
Грейнджер прикусила язык от того, что не видела его глаз. Не видела его взгляда. Не знала, куда он смотрел, когда отвечал. Сигарета стала его защитой. Дым скрыл его глаза, построив стену. Ей оставалось только догадываться.
Быть может, это и есть его ответ? Ответ на то, что же происходило между ними. Быть может, это тот максимум, что он мог позволить ей и себе?
Гермиона устало улыбнулась, отталкиваясь от колонны. Набрала воздух в лёгкие, чтобы заморозить их, остудить себя. Слышала, как Драко двигался за ней, оставаясь позади. Они словно Кубик Рубика, и эта головоломка никак не могла собраться в однотонные квадраты.
Когда до дверей школы остались считанные шаги, Грейнджер обернулась и заметила, что он свернул чуть правее, подходя к стене с памятными табличками. Отряхнул рукой снег с цветов, которые ни на секунду не увядали, и после повернул голову к ней.
— Ты права, — сказал он. Гермиона подошла к нему и остановилась напротив таблички с именем Фреда. — Я устал бегать. Я выдохся, Грейнджер.
Это больно от и до, и больше всего — «между». Она сглотнула все эмоции внутрь горла и проследила за тем, как Драко прикрыл глаза и покачал головой.
— Если мне суждено сдохнуть, — он сделал паузу, в которой это «между» болело больше всего, — то я хочу провести это время без боли. Хочу спокойно прожить эти дни.
«Со мной?»
Он несогласно мотнул головой. Читал ли её мысли? Проник ли в её голову? Она не знала.
— То, что могу позволить себе я, не можешь позволить себе ты, — он повернулся к Гермионе всем телом, протянул руку, чтобы отряхнуть с её волос уже тающий снег. — Я могу умереть, пропасть, и мне больше не будет больно. И этих чувств тоже не будет. Но вот ты, Грейнджер. Что будет с тобой, когда всё кончится? Что будешь делать со своими чувствами? Даже если они подделаны твоей меткой?
Жарко. Господи, жарко.
— Значит, у тебя есть чувства? — с надеждой спросила она.
— Из всего того, что я сказал, ты запомнила только это?
Гермиона видела, как он хмурил брови. Видела, как он сомневался. И предприняла то, что нужно было для них обоих. Нашла слова.
— Просто давай, — она вытянула руку, чтобы ущипнуть краешек рукава его пальто. — Просто… пусть будет что будет. Это нужно и тебе, и мне. Конечно, в разных пропорциях. С разными намерениями. Но я всё понимаю. Пока мы будем искать способ избавиться от непреложного обета, давай просто попробуем быть вместе? Если тебе так проще, то я пообещаю, что мои чувства, подкреплённые меткой, не приобретут новую силу. Истинную и настоящую. Меня тянет к тебе, а тебе нужно избавиться от боли. Это будет всего лишь обменом…
— Только вот равноценный ли этот обмен? — хмыкнул он. — Мне нечего терять. А вот тебе, — он пальцем указал на её грудь, туда, где бешено стучало сердце, — тебе есть, Грейнджер.
— О нас никто не знает, — настаивала она на своём. — Я никому не расскажу. Всё останется в стенах этой школы. Я знаю, у тебя есть причины скрывать это. И я только за, если тебе будет легче.
Драко не ответил. Он обошёл её сбоку и открыл дверь школы, ожидая, что она войдёт первой. Гермиона с досадой сглотнула. Но даже этот разговор принёс ей облегчение. Какую-то стабильность. Вряд ли надежду, но ей этого достаточно…
— Мистер Малфой, мисс Грейнджер? — Макгонагалл вместе с Варрисом остановились, когда они зашли в школу. В их руках были палочки. Минерва одарила Гермиону улыбкой, догадываясь о причинах её отсутствия, но через пару секунд её лицо стало серьёзным. — Приготовьте свои палочки. Все старшекурсники и профессора ищут в школе боггарта и пикси. Кто-то из учеников выпустил их из класса Дамблдора.
Гермиона распахнула куртку, чтобы достать палочку. Драко же не сделал никаких движений.
— Ангра, — Макгонагалл аккуратно коснулась его плеча, — возьми их с собой и пройдитесь по второму этажу. Я пойду наверх вместе с остальными.
— Конечно, Минерва, конечно! — Варрис натянул на переносицу очки и махнул им рукой. — Идём.
Они молча поднимались по лестнице. Грейнджер шла рядом с Ангрой, когда Драко вновь оставался позади. Мужчина рассказывал, как во время ужина в Большой зал влетели пикси и начался настоящий хаос. Аберфорт, после проверки своего кабинета, не обнаружил в шкафу боггарта. Он стоял пустым и с открытой дверцей.
Вдруг дважды прозвенел колокол. Весьма непривычно, учитывая, что сейчас был вечер.
— Ох, — вздрогнул Варрис. — Ещё двоих маленьких проказников выловили.
Он указал пальцем вверх, намекая, что этим звуком оповещали о пойманных существах.
— Мисс Грейнджер, как дела у ваших родителей? — старик, шагая вперёд, оглядывался по сторонам, подсвечивая им путь люмосом. Смотрел наверх, где могли бы прятаться пикси.
— Спасибо, — улыбнулась Гермиона. — Они оба вспомнили меня…
— Ох, это же замечательно! Я так рад за вас! — они остановились в длинном коридоре. — Если позволите, я порадуюсь за вас ещё, но чуть позже. Давайте разделимся и возьмём каждый по кабинету, чтобы было быстрее?
Малфой сразу зашагал вперёд, открывая первую дверь, всё так же не проронив ни слова. Варрис качнул головой, улыбнувшись Гермионе, и направился к следующей. Грейнджер взяла на себя кабинет слева. Раньше Филч оставлял здесь на отработку, заставляя вычищать кубки без магии.
Как только она вошла, то попыталась зажечь свет, но ничего не вышло. Ей пришлось стрельнуть люмосом вверх, заставив огонёк левитировать прямо над ней. Вытянув палочку, она обошла парты, заглядывая под них, проверила учительский стол. Но, кажется, здесь было пусто.
Выйдя из кабинета, она запечатала дверь, чтобы боггарт туда не проник. В коридоре было пусто, и Грейнджер двинулась дальше, к дверям, за которыми должен был быть Драко. Прислушалась, но слышны были лишь его шаги. А вот у дверей, где должен был быть Ангра, она остановилась с дурным предчувствием. Прислонила ухо и услышала какой-то хрип.
— Мистер Варрис? — она заглянула в кабинет и обомлела.
Палочка мужчины валялась рядом с ним, пока он, сидя на полу в конце кабинета, хватался за горло и хрипел, глядя перед собой на… стул?
Гермиона кинулась вперёд ничего не понимая, краем глаза замечая, что Ангра пытался отодвинуться дальше от последней парты, перед которой стоял какой-то чересчур громоздкий стул.
— Мистер Варрис? — она тормошила его за плечи, пытаясь привлечь внимание. Но он всё так же хрипел. На его лбу проступил пот. — Что с вами? Вам плохо? У вас приступ? Мистер Варрис!
Но всё, что он мог — это вытянуть руку и указывать пальцем вперёд.
Грейнджер увеличила силу люмоса и наконец обернулась.
Она смотрела на огромный железный стул, повёрнутый в их сторону. К подлокотникам были прикреплены наручники. Ей хватило двух секунд, чтобы запечатлеть это, а через мгновение стул затрясло. И прежде, чем Гермиона осознала, что перед ней, прежде, чем выкрикнула заклинание, стул вихрем закружило. Теперь на обыкновенном школьном стуле сидел мужчина, который показался ей едва знакомым.
Его окровавленная рубашка хлюпала от каждого движения. Из артерии на шее струёй хлестала кровь. Щека была порвана ровным разрезом. Он смотрел пустыми глазницами прямо на неё и протягивал нож. И вся его улыбка была рваной, щека западала, открывая челюсть и зубы, которые клацали, клацали, клацали…
Её затошнило. Палочка в руке всё никак не могла подняться вверх. Мужчина встал со стула и распрямился, открывая вид на распоротый живот. В нём было не меньше двадцати ударов ножом. И всё это время он протягивал ей лезвие ручкой вперёд. Словно хотел, чтобы она взяла его и продолжила издеваться над ним.
— Р-ридикулус… — шёпотом, неуверенно.
Впервые за долгое время ей было так страшно. Словно она падала. Ползла назад к стене, видя, как растерзанный мужчина обошёл Ангру, который, схватившись за сердце, пытался отдышаться. Она ползла и ползла, ощущая фантомный взгляд из пустых глазниц напротив.
Сердце бешено билось. Мышцы в теле не слушались. Она умирала от страха. В подкорке мозга эта картина казалась знакомой, от чего ей становилось ещё хуже. Мужчина оставлял после себя лужи крови, которая сочилась и сочилась из него. Он пачкал всё вокруг себя. И в тот момент, когда он навис над ней, Грейнджер закричала.
— Ридикулус!
И прежде, чем боггарт исчез в коробке, которую Драко бросил ему под ноги, мужчина в последний раз улыбнулся, оголив челюсть, и брызнул кровью, которая сразу же испарилась.
Она задышала. Часто и рвано. Спрятав лицо в колени. Почувствовала, как на плечи опустилось нечто тёплое, как зажегся свет вокруг. Гермиона поняла, что Малфой накинул на неё своё пальто и теперь с шоком смотрел на неё.
— Всё хорошо, — он присел на корточки, обрамляя её лицо руками, чтобы она посмотрела на него. — Всё хорошо. Его больше нет. Я с тобой… я с тобой, Грейнджер…
— М-мой боггарт всегда был Макгонагалл! — стуча зубами, прошептала она. — Я не знаю, кто это… что это за мужчина, Драко?
И в этот момент, когда она вновь посмотрела ему в глаза, Малфой взглянул в ответ с каким-то сожалением и, не выдержав, отвернулся, помогая ей подняться на ноги, всё ещё придерживая за плечи.
— Старик, как ты мог не справиться с чёртовым боггартом? — прорычал Драко, уводя Гермиону из класса.
Варрис уже пришёл в себя. Он отряхивал брюки и разминал пальцы, то сжимая их, то разжимая.
— Палочка выпала, — ответил он со стыдом. — Мне очень жаль…
Гермиона положила руку на грудь Драко, то ли успокаивая этим себя, то ли успокаивая его.
— Всё хорошо. Идём. Нужно отнести коробку Дамблдору.
Вечер кончился кошмаром. Таким быстрым и молниеносным, что это выбило из неё всё хорошее, что случилось за сегодня. Грейнджер не переставала думать о том, что увидела. Внутри неё затесалось какое-то ощущение, какое-то чувство — нехорошее. Кусающее её, как назойливый комар. Маленькое и раздражающее. И ничего хорошего это не предзнаменовало. Ей так казалось. И как бы хотелось ошибаться.
На следующий день во время завтрака все обсуждали чью-то выходку, после которой школа стояла на ушах. Старшекурсники вместе с профессорами ловили оставшихся пикси по всему Хогвартсу. Виновника так и не поймали. Невилл сказал, что Дамблдор получил выговор за то, что оставил кабинет незакрытым и умчался в свой бар.
Гарри, пока жевал завтрак, расспрашивал Гермиону про родителей, потому что вчера им было совершенно не до этого. Гермиона с улыбкой на лице рассказывала всё в подробностях, наблюдая за реакцией друга. Его уши горели от радости за неё.
В зал начали влетать совы, разнося почту. Письма и газеты падали прямиком в руки учеников. Гермиона нетерпеливо открывала конверт ножиком, хотелось поскорее прочитать письмо от родителей. Пока она радовалась знакомому почерку отца, его первому письму к ней, в зале почему-то все зашептались.
— Гермиона?
Она повернула голову, успев запечатлеть первую строчку из письма и, не стесняясь улыбки, взглянула на Гарри. В его руках был журнал, и по цвету обложки Грейнджер поняла, что это «Ведьмины сплетни»
— Что такое? — нахмурилась она.
Но Поттер просто протянул ей журнал, на обложке которой было две фотографии. На первой — портрет Гермионы из зала суда, когда её попросили прокомментировать итоги войны. Она, прищуриваясь от вспышки, пыталась закрыть лицо руками. На второй фотографии был Малфой, в том же зала суда, когда им с отцом выносили приговор.
У неё в голове не складывалось — почему они вместе на первой полосе этой жёлтой прессы? Но после заголовка, который резью отдался в глазах, ей всё стало ясно.
«Героиня войны была замечена в Лютном переулке вместе с пожирателем смерти Драко Малфоем. Неужели их связывает что-то общее, большее, чем вражда? Анонимный источник рассказал нам о том, что эти двое вполне мирно общались, даже держались за руки и…»
— Майнд! — вырвалось у неё. Она сжала журнал, видя, как её фотография безжалостно сминалась в пальцах.
Грейнджер резко посмотрела в сторону. На край стола Слизерина, где сидел он.
Драко ждал её взгляда. Он смотрел проникновенно, держа в руках источник этой злосчастной сплетни, и всё его лицо было перекошено гневом. Драко отвернулся, вновь взглянув на газету, и резко поднялся на ноги, направляясь прямиком из школы.
Нет.
Нет.
Нет.
Гермиона помнила это выражение лица. Помнила, что именно с ним он чуть не убил Майнд. Она рванула с места, выбегая за ним, толкая входную дверь вперёд. Он быстрым шагом направлялся в Хогсмид. Боже.
— Драко! — крикнула она, прибавляя шаг. — Да постой же ты!
Рука обхватила его предплечье и дёрнула на себя, оборачивая. Он дышал через рот.
— Ты никуда не пойдёшь! — приказным тоном. — Это всего лишь жёлтая газета! Никто в это не поверит! Даже фотографии взяты из прошлого! — она будто набирала обороты, пытаясь удержать его. — И ты не можешь просто так, когда тебе вздумается, уходить из Хогвартса!
— Отпусти руку, — он дёрнул плечо на себя. — Мне нужно кое с кем встретиться!
— Что-то сделать с Майнд? С ума сошёл? — она заводилась. Её трясло от желания удержать его. — Она всего лишь подлая и корыстная, ей никто не поверит! Особенно после скандала в школе! Не трогай её…
Драко смотрел на её лицо. Блуждал взглядом по щекам, волосам, шее. Протянул руку вперёд, но замер в считанных сантиметрах от её скулы.
— Возвращайся в школу, — ровным тоном. — Я скоро вернусь.
— Я тебя не пущу! Ты ничего ей не сделаешь! — она схватила его за руку и напоролась на острую улыбку. Злющую и искажённую.
— Кому — ей? — ухмыльнулся он. — Хотя, ты права. Я ничего не смогу ей сделать.
Малфой резко выдернул руку и крепче сжал журнал.
— Я скоро вернусь. Иди в школу, Грейнджер. Ты опять простынешь, — и прежде, чем уйти, он добил её фразой: — Ты же сама сказала, давай попытаемся. Так почему ты мне не веришь?
Она отступила, опустив руку. При других обстоятельствах, несколько месяцев назад, она бы попыталась его удержать любым способом. Пусть даже пришлось бы применить магию. Сейчас же Гермиона просто кивнула. Малфой ни разу не подводил её надежд. Он никому ничего плохого не сделал. И он прав.
— Я буду ждать тебя вечером в хижине… — добавила она и попрощалась. — Не делай глупостей, хорошо?
У Драко дёрнулся уголок губы. Вряд ли это было похоже на улыбку. Так, нервный смешок.
— Мы сделали глупость, когда сблизились, Грейнджер…
***
Драко царапнул ногтем обивку единственного кресла в этой огромной гостиной. Сколько он здесь уже находился? Час? Два? Как только он аппарировал в мэнор, то послал сову Мортифере, где бы она, чёрт возьми, ни была.
Он смотрел на пол, где лежал журнал, на котором были выжжены глаза Гермионы. Смотрел на подпись сверху неё и давился воздухом.
«Я убью всё, что тебе дорого… Тик-так, Драко».
Когда журнал упал рядом с ним в Большом зале, ему сначала показалось, что глаза его подвели. Он дёрнул его на себя, чтобы никто не увидел.
Мортифера знала.
Было бесполезно это отрицать.
Ожидая сейчас Мортиферу, у него лопалось сердце от страха за Гермиону. Животного страха, который навалился на него внезапно. Раньше такого не было. Он думал, что если с ней что-то случится, то она сама будет в этом виновата, ведь он её предупреждал. Но сейчас страх растекался по рёбрам.
Её долбанная лже-влюблённость сводила его с ума.
Ложная — потому что из-за метки, которая заставляла её желать быть с ним. Как бы эта метка ни обещала ей счастья рядом с ним…
Какое счастье, когда вокруг лишь развалины его жизни. Когда Малфой стоял одной ногой в могиле. Где здесь хоть щепотка чего-то хорошего?
В нём только разинувшая смердящая пасть безысходной пропасти. Вот что в нём есть. И ни капли счастья…
Хлопок послышался где-то позади него. Малфой даже не обернулся, ориентируясь только на звук каблуков. Она назло шла медленно, растягивая каждый шаг, пока не остановилась совсем рядом. Позади него. Драко чувствовал холод, исходящий от неё. Чувствовал её руки у себя на плечах, видел длинные ногти и то, как она поигрывала пальцами, когда наклонилась ближе к нему и втянула носом воздух.
— Ты пахнешь чужой любовью…
Драко не реагировал. Не мог позволить себе такую вольность. Не мог раскрыть себя ещё больше.
Мортифера цокнула языком, убрала одну руку, а второй провела по его щеке, задев острыми, как опасные бритвы, ногтями. Отойдя в сторону, к камину, повернулась к нему спиной.
— Твоё послание мне, — он поднял журнал с пола и кинул в её сторону, — совсем мимо.
— Решил развлечься? — вскрикнула она, резко поворачиваясь. — Решил заполнить свои последние дни этой грязнокровкой?
— Когда-то ты ей восхищалась, — ударил он по больному. Поднявшись на ноги, встал напротив неё, глядя на то, как в её руке вместо палочки привычно лежал нож.
— Восхищалась, — согласилась она, но зло и надменно. — Восхищалась той, которая поспособствовала смерти ублюдку-отцу. Но ты…
Малфой даже не двинулся с места. Даже не моргнул, когда в его голову полетел нож. Он смотрел на то, как остановившийся кончик лезвия завис в сантиметрах от лица. Смотрел на то, как зло ступила вперёд Мортифера, хватаясь за ручку ножа и пытаясь вдавить рукоять вперёд. Но сила непреложного обета не позволяла ей причинить ему вред.
— Ненавижу! — прорычала она, хватаясь за нож и занося его вверх. — Ненавижу!
Раз за разом острие останавливалось — то у виска, то у свода шеи, то у сердца. Девушка бешено дышала, её прекрасное лицо исказилось в гримасе гнева, когда она всё ещё отчаянно пыталась навредить ему.
— Думаешь, мне очень нравится знать, что из-за этого, — она задрала рукав платья и, боже, провела ножом вдоль предплечья; на тонком порезе появилось свечение, и Мортифера двумя пальцами схватила нить, потянув её вверх, — я скоро умру? Из-за того, что ты не желаешь жениться на мне? Не делай из меня истеричку, Драко!
Последние слова защекотали голову. Он ухмыльнулся и обнажил зубы, выбеляя улыбку, и этим сильнее её взбесил.
— Нам осталось три недели, Драко, — хмыкнула она. Её глаза блестели. — Тебе смешно? Мы не доживём до первого дня следующего года, а всё потому, что таков срок выполнения условий… Ты не знал?
Он не знал.
Предполагал, что срок короткий, но не настолько. Три недели… двадцать один день до смерти.
Когда это время, отведённое ему, сформулировалось в голове, стало как-то спокойно. Теперь он просто знал, когда всё это закончится. Знал, когда оборвётся последняя нить, удерживающая его жизнь над пропастью. Той самой смердящей безысходностью. Три недели…
Драко широко улыбнулся, вырывая из лёгких Мортиферы вздох. Она попятилась назад.
— Сумасшедший! — зашипела она. — Тебе смешно? Смешно умереть? Она того стоит?
Малфой чуть наклонил голову вперёд, качнув ею. Его руки утопали в карманах, он принял расслабленную позу.
— Нет. Это я её не достоин, — говорить правду как-то по-особому приятно. И для себя, и для Мортиферы, которая принимала каждое слово как удар. Если нельзя её убить, то приятно хотя бы ранить.
Но Мортифера засмеялась, гортанно и надрывно. Фальшиво.
— Конечно, не достоин, ведь ты такой же, как я.
— Убийца? — уточнил Малфой с железом в голосе. — Я убил эльфа лишь потому, что был вынужден. Иначе ты бы не остановилась. Отрубила бы мне ещё одну ногу?
— И не только ногу! — прорычала она, шагая из стороны в сторону. Её нервозность выдавала отчаяние.
Ему хотелось больше. Хотелось сильнее. Уничтожить. Сломать в ней стержень. Отрубить в ней всё желание бороться.
— Я проведу эти недели в счастье и блаженстве, зная, что ты сдохнешь, Морти…
Она резко остановилась спиной к нему. Он не видел её лица. Не видел эмоций и даже немного жалел об этом.
— Умру, как и ты…
— Как и я.
И тогда она обернулась. Драко посмотрел ей в глаза. Он впервые заметил, какими бесчеловечно прозрачными они были. В этом абсолютно голубом не было ни малейшего оттенка серого или зелёного. Её глаза были слепого цвета. Непроницаемые. Не живые. Как у куклы.
— Почему, Драко? — она чуть нахмурилась, делая шаг вперёд, сокращая между ними расстояние. И в ней не было угрозы. Не было больше агрессии. — Почему ты не хочешь быть со мной? — она быстро-быстро замотала головой. — Нет. Не так… Почему ты не хочешь жить? Ведь так мы спасёмся…
Малфою хотелось стереть воспоминания, как наждачной бумагой. Скрести до крови. До мяса, до костей, пока сам не станет горсткой трухи и ни чем больше. Это сложно. Сложно дать ей понять, почему он этого не хотел.
— Всё, что ты делала когда-то со мной — уничтожала. Уничтожала всех вокруг меня. Домовиков, павлинов, людей… Нарциссу, боясь даже любви матери к сыну. Ревнуя меня к этому. Уничтожала всех…
— Я оставила тебе друзей! — вдруг резко вскрикнула она. Её ресницы дрожали, пока она неотрывно смотрела ему в глаза.
— Оставила, потому что знала, что я не способен им рассказать о тебе. А если бы мог, то из-за их интереса к этой ужасной истории ты бы захотела с ними поиграть. Ты ведь так это любишь. В тебе бы роилось то, что нужно уничтожить, потому что знай они всю историю, смотрели бы на тебя с ненавистью, пытались бы меня спасти. Я прав? А так тебе совершенно на них наплевать…
Она молчала.
Но на лице — все ответы.
— Ну почему тогда она, Драко? — хладнокровно произнесла она.
— Потому что ты разбила меня, Мортифера. А она склеивает…
Вот тогда-то её губы дрогнули. Вот тогда он нанёс ей сильнейший удар по самооценке. По её чувству собственности к нему. Возможно, он сделал ошибку. Возможно, вернувшись в школу он не позволит Гермионе выйти за её пределы, пока не умрёт. Пока не умрут они с Мортиферой, чтобы ей больше не угрожала опасность.
— Ты больна, Мортифера, — спокойно сказал он, словно пытался объяснить ребёнку простейшую суть. — Ты психически больна. Ещё бы. Что могло родиться у таких ублюдков, как твои родители.
Она резко подавила смешок. Обрывистый такой. И через секунду ещё один, пока из груди не вырвался полноценный смех.
— Ты всегда был таким глупцом? Не слышащим и не видящим истину? Мой отец натаскивал тебя, как бойцовскую собаку, а ты всё ещё не понял? Ничего не заметил?
Драконапрягся.
— А что до моей матери… — она завела руки назад, скрепив их в замок, покачиваясь на каблуках. — Лестрейндж никогда не была моей матерью. Она была той, кто убил её. И знаешь, кто подсказал ей, где находится моя мать? — она расхохоталась. — Я помогу тебе… Нар…
Мышцы окаменели.
— Ци…
В глазах потемнело. Этого просто не могло быть.
И прежде, чем она произнесла последние буквы, Драко выкрикнул:
— Замолчи! — он надвигался на неё. Схватив за грудки, повёл её к стене. — Это ложь! Какую херню ты несёшь!
Драко пытался отодрать от себя её слова. Как гниль с корочкой засохшей крови. Просто потому, что это ложь.
— Думаешь, я лгу? — издевалась она. — Знаешь, зачем она это сделала? Чтобы тебе в будущем было легче. Она хотела уважить моего отца. Волан-де-Морт ненавидел мою настоящую мать, которая всеми силами пыталась скрыть меня от него. Видимо знала, что попади я в его руки, то это будет фатальной точкой. Моей погибелью. Концом моей жизни. Свободной жизни, которую у меня отняли! Это Нарцисса убила её, пускай и не своими руками! И всё для того, чтобы ты, — она оттолкнула его от себя, — чтобы ты в будущем не пострадал! Это честный обмен? Спасти своего ребёнка, но лишить нормальной жизни другого?
Драко задыхался, отступая назад. Ему казалось. Мерещилось, что в уголках её глаз застыла влага.
— Что бы было, если бы Нарцисса не рассказала Беллатрисе о местонахождении моей мамы? Скиталась бы я после по приютам? Отверженная. Ни на кого не похожая. Пыталась бы я жрать остатки тухлой каши? Боялась ли быть в очередной раз избитой за то, что не такая, как все? — она вытянула руку вперёд, указывая на цвет ногтей. — Что бы было, если бы моя мать осталась жива?
Она наступала на него задрав подбородок. Гневно, надменно глядя на то, как он сдаётся. Как он расходится по швам. По её щекам текли слёзы, но Мортифера их будто не замечала.
— Что бы было, если бы Нарцисса не рассказала обо всём Лорду и Белле? Может, я бы никогда не встретила первую боль от ударов раскалённой кочерги за то, что украла с общей кухни кусок хлеба. Или в пять лет не узнала бы значение выражения «этот дядя с тобой поиграет». Не узнала бы вкус крови этого дяди, когда мне под руку попался нож, которым он резал клубнику, чтобы напичкать ей мой рот. Что бы было, Драко? Что бы, блять, было?
— Лжёшь! — зарычал он. — Ты всё это…
— Выдумала? — захохотала она. — Когда я сбежала из приюта, меня нашла одна ведьма, она знала мою историю. Тогда она мне всё и рассказала. Она воспитывала меня, учила всему. Научила обращаться с этим, — Мортифера резко махнула рукой перед его лицом, оголяя лезвие. И, чёрт возьми, попала…
Щеку обожгло, и Драко коснулся её пальцами, ощутив кровь на них.
— В то лето, когда мы впервые встретились, я уговорила её привести меня сюда. Я помню взгляд твоей матери, когда она смотрела со страхом, потому что догадывалась, что я знаю всю правду. Смотрела на меня, понимая, что я буду мстить…
Драко не накрывало. Драко затапливало этим всем с головой. Он просто не верил. Не мог. Но блядство, почему так больно?
Мортифера смотрела куда-то в сторону. В окно, будто сама вспоминала это. Её лицо тоскливо и печально. Она быстрыми движениями смахивала слёзы.
— Ты упрекаешь меня в том, что я лишила тебя… кого? — ухмыльнулась она. — Павлинов? Домовиков? Ублюдков-пожирателей, которые заполоняли этот дом? — она резко посмотрела на него. И Малфой увидел, как дрожали её губы. — Да как ты смеешь? Как ты можешь сравнивать? Твоя мать лишила меня жизни!
Она вытерла нож о рукав и вложила его в ножны на бедре.
— Это меньшее, что я могла сделать. Испортить тебе жизнь. Точно так же, как испортила Нарцисса мою. Так что не расслабляйся, Драко… Я ещё не закончила!
Хлопок, и она исчезла…
Ему хотелось уничтожить её. Хотелось сломать в ней стержень… Но почему же он чувствовал, как сломался сам?
========== Глава 15. Но в этом допущении есть надежда ==========
Комментарий к Глава 15. Но в этом допущении есть надежда
ВНИМАНИЕ! В главе присутствует сцена насилия 18+
Это сложно.
Сложно вот так, сидя в Большом зале, дергая от нервов ногой, смотреть в карту мародёров и ждать, когда появится точка с его именем и от неё поплывут шаги. Сложно ждать и сложно думать, что происходило там… где он сейчас находился.
Два дня.
Два чёртовых дня Малфоя не было в школе.
Казалось, всем вокруг наплевать. Часто звучало:
«Это же Малфой».
И:
«От него чего угодно можно ждать…»
Даже Макгонагалл успокоила её коротким ответом — у Драко дела в министерстве и он отпросился в письме, чтобы уладить срочные дела, касающиеся семьи.
Полетел ли он в Азкабан?
С кем он встречался?
Где он сейчас, Мерлин?
На её письма Драко не отвечал. Она знала, что они до него долетали, ведь сова не возвращала их обратно. Грейнджер превращалась в параноика. Всё своё время она травила себя мыслями о нём. На второй день ей стало страшно…
Больно ли ему. Одиноко ли ему. О чём он думал. С кем он. Хорошо ли ел, и ел ли вообще? Весь её мир сжался в одну точку. Она ощущала огромную ответственность за него. За себя, ведь…
Ведь впервые за это время Гермиона чётко осознала свои чувства. Больные и истрёпанные, но какими бы они ни были, она ощущала не только тягу к Драко. Она ощущала влюблённость. Под всей его чёрствой, засохшей корочкой злобы только она видела в нём крупицы хорошего. То, как он менялся рядом с ней. И ведь она не ждала больших изменений сразу же. Слишком мало прошло для этого времени. Но то, что он делал, делал искренне.
Он умел заботиться.
Он умел разговаривать спокойно и непринуждённо.
Он умел смотреть на неё так, как никто не смотрел.
Он умел топить её сердце в своих глазах, полных жидкой стали. Горячо…
И он умел защищать.
Боже.
Это сложно…
Грейнджер хотела во время зимних каникул посетить библиотеку в министерстве, поискать информацию в книгах, чтобы найти способ сорвать нить без последствий. Она надеялась на то, что у них ещё есть время. Есть время улучшить отношения, найти способ избавиться от непреложного и наконец вздохнуть полной грудью. Вместе.
После того, как Драко ушёл два дня назад, Гермиона сразу направилась к Макгонагалл, спросить про обет. Но всё, что она услышала от неё, так это:
— Боюсь, что не существует такого способа. На то непреложный обет и был создан, чтобы заставлять исполнять обещания. Я ни разу за свою жизнь не встречала информации о возможности избежать этого.
Гермиона не хотела в это верить. Ей всегда казалось, что магию можно поправить, улучшить и обойти. Оставалось надеяться на тот редкий фолиант из магазина «Горбин и Бэркес». Стоило ли ей всё-таки заплатить тому мужчине, чтобы он побыстрее его нашёл?
Это сложно…
— Ты можешь поговорить с Долгопупсом? Я просто не справляюсь уже! — Пенси выросла перед ней внезапно. — У меня и без того полно дел, а он ведёт себя как маленькая девчонка!
Гермиона сложила карту пополам и посмотрела на Паркинсон усталым взглядом.
— Я всё понимаю, что Блейз мой друг и он теперь с Лавгуд, но я-то тут при чём? — продолжала Пенси. — Мы должны вместе ходить на собрания старост, а Долгопупс просто меня игнорирует. Оставляет журнал у меня под дверью! Так сложно вручить его в руки и согласовать обязанности? И ещё…
— Я в этом вряд ли помогу, — покачала головой Гермиона. — Это проще сделать мистеру Варрису. Он не перестал ходить к нему на консультации?
Пенси села рядом с ней, наблюдая за тем, как домовики развешивали рождественские украшения по залу.
— Да мне почём знать? Я же говорю, он со мной не общается!
Как знакомо…
— С кем ты идёшь на рождественский бал? — слизеринка закинула ногу на ногу, поправляя юбку. — Блейз ставит на то, что ты пойдёшь с Тео. А я говорю, что ты Нотта просто используешь.
Гермиона резко повернулась к ней, приподнимая брови.
— Поясни? — недоумевала она. — Я никогда никого не использовала, мы с Тео друзья!
— Вот только считает ли он так же? — ухмыльнулась Пенси в ответ.
— Я чётко сказала, что мы с ним хорошие приятели, — защищалась Грейнджер, злясь от того, что это вообще не её дело.
Паркинсон чуть нагнулась к ней, но взгляд увела в сторону, словно невзначай посмотрела на ёлку.
— Лучше пусть будет так, Грейнджер. Тео хороший парень. Он не заслуживает того, чтобы им игрались. Никто не заслуживает. Он слишком прост для тебя. Ты всегда от таких избавлялась.
— Паркинсон!
Грейнджер чувствовала, как начинала закипать.
— Крам, который был скучным для тебя. Рон… тут я вообще молчу. Просто не ставь в этот ряд Теодора, — она поднялась с места и повернулась к ней лицом. — Для тебя больше подходит…
«Кто?» — хотелось даже выкрикнуть.
— Кто-то такой же сложный, как ты.
Пенси выстрелила прямо в цель. Прямо туда, откуда Малфой лишал её вдохов от каждого своего взгляда. Там, где на предплечье — сказанные им слова…
— Ты мне нравишься, Грейнджер, — она обернулась, заметив, что в зал зашёл Гарри, — и я просто с тобой честна.
Мыльный пузырь лопнул. И прежде, чем слизеринка зашагала к Поттеру, Гермиона наконец решилась спросить.
— Ты не знаешь, где Малфой? — зубы прикусили кончик языка. На нём ещё ощущался вкус его имени.
— Он ответил мне, что улаживает дела с аукционом, а что? — она нахмурилась, ожидая ответа.
— Просто он не отвечает мне, — получилось как-то тихо.
— А с чего он должен тебе отвечать? Вы общаетесь?
Действительно…
Грейнджер быстро-быстро замотала головой, развернувшись к столу, открыла книгу и начала читать. Оборвала разговор, чтобы просто не продолжать. Ведь у неё самой не было ответов. Значит, Малфой отвечал на письма, вот только не ей. И в груди от этого понимания вдруг сильно сжалось. Сдавило и заболело.
Это сложно…
Драко не появился и на следующий день.
Гермиона, сидя в визжащей хижине и оглядываясь по сторонам, не понимала, зачем ходила сюда каждый день. Зачем делала всё, чтобы здесь ему было комфортно. Оказывается, ей стоило попытаться использовать восстанавливающую магию. Теперь, вместо щепок и кусков ткани, на полу был ковёр, на нём покоился длинный потёртый диван. А на верхнем этаже — покосившаяся кровать.
Она принесла сюда лекарства на все случаи. Варила их сама, как дополнительное задание у Слизнорта. Что-то оставалось и после войны. Бадьян, на случай, если Драко вновь вспорет себе кожу ногтями. Или прикусит её губу…
Она взвыла.
От отчаяния.
От скотского желания его увидеть. Просто узнать, что у него всё хорошо, и это так больно для неё. Грейнджер была по уши влюблена, и всё это обострялось меткой на её предплечье, которая заставляла тянуться к нему.
Гермиона зло засмеялась про себя. Думала — когда им удастся избавиться от обета, у Драко появится ответная метка. Наверняка что-то вроде:
«Где тебя носило».
«Какого чёрта ты так долго».
«Я тут с ума схожу».
…
«Я скучаю… вернись…»
«Драко, вернись…»
Гермиона чувствовала кровь во рту. Она прикусила губу и даже не поняла этого. Она смотрела на то, как в раскрытой книге женского романа, на развороте, написала все эти слова пером. Не смогла произнести вслух, но так легко оставила на бумаге.
Это чертовски сложно!
Господи…
Возвращаться в школу, ощущая в голове назойливые мысли, и все они — плохие. Может, он встретил Мортиферу? Может, он что-то сделал ей? А может, он исполнил обет?
И это ударило её под дых. С оттягом, задевая острые края позвонков и ломая их на маленькие кусочки, от чего у Грейнджер опустились плечи. И она давилась выдохом, остановившись прямо на лестнице, которая продолжала движение от этажа к этажу.
Наверное, это правильно?
Это лучше, чем умереть?
Она убеждала себя, накидывая новые и новые оправдания. Себе ли, ему ли?
И застонала от досады. Застонала от того, что впервые так остро желала кого-то. Желала рядом с собой. И жалела, что ему просто не позволено. Пусть это простая игра, но она указывала на счастье. Стопроцентное счастье с тем, кто сказал те самые слова.
Она ревновала к этому смертельному непреложному обету. И ревность эта только жирела, плывя по венам, заводила. Шипела сквозь нагретую кожу — обжечься можно. Это впервые.
Как же, блять, сложно!
Руки дрожали, когда она смахнула первую слезу. Все пальцы в ранах от её ногтей и зубов. Она ужасно нервничала, постоянно срываясь. И в первую очередь — на себе.
— Мисс Грейнджер? — Ангра стоял на ступеньке, когда лестница остановилась прямо перед ним, открывая ему эту картину.
Она в шаге от истерики.
В шаге от слёз, которые вот-вот польются.
Она шагнула ему навстречу, чувствуя, как мужчина хмурился, когда положил ладонь на её плечо и повёл куда-то вперёд. Ей всё равно. Она устала.
Гермиона села в то самое до ужаса мягкое кресло. Оно обнимало её, словно успокаивая. В руке — чашка ароматного горячего шоколада. Когда он успел?
Первый глоток показался слишком сладким. Она чувствовала, как дрожь в теле прекращалась. Были ли там какие-то добавки — она не знала, да и было всё равно. Ангра стоял у окна и курил сигарету не имеющую вкуса. И сердце вновь сжалось от нехватки вишневого никотина. Как же сложно…
— Мне было десять, когда меня похитили, — первые слова он сделал на выдохе, выпуская дым. — Мой отец был знаменитым колдомедиком в Италии. Разрабатывал в то время эликсир от чёрного сглаза. Газеты пестрели заголовками. Много лет назад волшебников часто проклинали чёрным сглазом, и это стало незаконно. Все хотели получить эликсир на такой случай. Но тем, кому это было невыгодно, посчитали лучшим решением похитить его ребенка и шантажировать этим.
Гермиона замерла. Это откровение сбило её с толку. Она даже представить не могла, через что прошёл Варрис.
— Тот стул, что вы видели, — он потушил окурок в пепельнице и закрыл окно. — Я провёл на нём больше двух недель. Запертый, закованный.
— Господи, — выдохнула она. — Вы… я…
Она даже не могла подобрать слов.
— Ваш отец выполнил требования?
Ангра обошёл стол и сел за него, мягко улыбнувшись и покачав головой.
— Прекратил ли он свои опыты? Нет. Я знал его. Знал его намерения и характер. Знал, каким он был одержимым в своей работе. Сотни, даже тысячи спасённых от проклятия или же жизнь единственного сына…
— Мне очень жаль, — она поставила кружку на стол, сдвинувшись на край кресла.
— Когда похитители поняли, что всё было бесполезно, меня просто оставили там, пока меня не нашёл случайно попавший в этот заброшенный дом магл. Отец ничего мне не сказал. Всё, что он мог мне дать — это хорошего психолога, который работал со мной многие годы.
Варрис вздохнул, опустил локти на стол. В его лице не было боли. Глаза не выдавали эмоций. Даже сейчас, если бы она не знала этой истории, он показался бы ей обычным улыбающимся стариком.
— Порой, когда люди одержимы чем-то, для них нет ни родных, ни близких, — он чуть нагнулся вперёд, словно хотел рассказать какую-то тайну. — Позволите ли вы мне подметить… Я вижу в вас какую-то одержимость, вот только не чем-то, а кем-то…
Гермиона распрямилась, не ожидая, что он раскусит её так быстро.
— Прошу прощения, просто я очень наблюдателен. Вы искусали все пальцы и уже несколько дней оглядываетесь, кого-то ждёте… и смею предположить, что это мистер Малфой? Я стал невольным свидетелем ваших взаимоотношений в том кабинете. Мне показалось, что вы очень близки.
Она смотрела на него в упор, как оленёнок перед дулом охотника. Затравленная, ожидавшая осуждения её болезни и прикрывающая глаза от скорого выстрела. Но Ангра не продолжал, будто давал ей возможность уйти от разговора. И ей правда этого хотелось, но она вдруг решила спросить.
— Вы ведь видели моего боггарта? — она вновь потянулась за кружкой. От этих жутких воспоминаний пересохло в горле. — Что это может быть? Я никогда не видела этого… мужчину. Но почему-то он мне показался знакомым. Я голову ломаю, как это всё могло обернуться.
Он нахмурился, подставив под подбородок руку. Вторую же вытянул и начал постукивать пальцами, о чём-то размышляя.
— Можно стереть воспоминания, но не раны, которые они принесли. Рано или поздно всё возвращается. К вам когда-то применяли обливиейт?
Гермиона нервно усмехнулась.
— Кто же будет помнить о том, что у него стёрли из памяти?
Как вдруг она замерла.
Её моментально прошиб пот. Гермиона перенеслась на несколько месяцев назад. В ту самую хижину, которую, чёрт возьми, она обустроила. Перенеслась туда… на пол, когда Малфой навис сверху, выдыхая в её лицо ядовитый дым…
«Я стоял там, смотрел на тебя и хотел, чтобы ты сдохла…»
Она не верила ему…
«Ты только это запомнила в тот день? Что ж, я отлично постарался…»
Её накрыло холодным одеялом удушения. От этих воспоминаний и от вопроса — почему она раньше об этом не подумала? Почему пропустила такую важную деталь? Господибоже…
От сладкого вкуса горячего шоколада начало тошнить. Или же это от мыслей и своей ничтожности? Гермиона сжала кружку в руках, просто потому что не хотела выдать тремор в руках. Её трясло семью баллами по шкале Рихтера.
Всё почему-то складывалось в то, что из её жизни забрали кусок воспоминаний. Таких страшных, что пришлось стереть ей память. Она перевела взгляд на Варриса и вдруг сказала:
— Вы можете отменить обливейт? Думаю, что вы правы…
Старик смотрел на неё долго, о чём-то думая и хмурясь.
— Вы в этом уверены? Если тот мужчина, который был вашим боггартом, из ваших воспоминаний, то стоит ли этот ужас вспоминать?
Она уверена. Она устала от тайн. Устала не знать. Гермиона сделала бы это сама, но отменить заклятие мог только другой человек.
Ангра взял свою палочку и задержал на ней взгляд.
— Вы уверены?
— Уверена, я хочу знать… какой бы правда ни оказалась.
Что Драко скрыл от неё? Что произошло в мэноре?
Из палочки старика прямо к голове Гермионы протянулась витиеватая нить. Она ничего не чувствовала, лишь холодное касание белого луча к виску. Всё произошло быстро. Она знала, видела, как Макгонагалл делала это с родителями.
— Как вы себя чувствуете? — взволнованно спросил её Варрис. — Позвольте вам сказать, что мои двери всегда открыты, и вы можете поговорить со мной об этом.
— Благодарю, — она поднялась на ноги. — Пока всё в порядке, вряд ли воспоминания быстро восстановятся. Моим родителям понадобилось больше полугода. Ещё раз спасибо… за разговор. Мне правда стало легче.
Ангра улыбнулся, открыв ей дверь. Кивнул на прощание и, кажется, проводил взглядом, будто подмечая для себя её состояние.
Гермиона же не чувствовала ничего, наматывая в голове образ того окровавленного и растерзанного мужчины. Думая о том, почему Драко ей ничего не сказал.
Драко…
Она остановилась в коридоре с замершей у сумки рукой. Ей хотелось достать карту мародёров. Хотелось вновь проверить, не вернулся ли он. Она стала одержимой.
Это сложно…
Сложно шагать, спускаться вниз с картой в руках. Видеть очертания точек на карте. Друзей, знакомых, Варриса в кабинете, из которого она вышла. И не видеть его.
Гермиона развернула карту и будто обожглась. Обожглась от того, что прочитала имя, которое так ждала.
Он вернулся.
И он там, где всё началось…
Сначала она замедлилась. Ей вообще хотелось уйти в общежитие, запереться, словно назло — ему и себе. Но кого она обманывала, когда сорвалась на быстрый шаг, а на улице и вовсе на бег.
Лёгкие обжигал мороз декабря. Обжигал её желание кричать.
Гермиона чуть не упала, когда притормозила у ивы и оглушила её. Вошла внутрь с неработающим сердцем. Оно давно перестало биться как надо. Люмос выделял эмоции на её лице. Да и скрывать бы она не стала. Хотелось выговориться. Хотелось…
Драко стоял спиной к ней у столика, где она оставила книги. В его руках — та самая, где она ранее оставляла чернилами свои мысли. И в тот самый момент, когда он обернулся, Гермиона посмотрела на него холодом из зрачков, не более. Обиженно и нелепо.
— Значит, ты скучала?
«Очень…»
Между ними больше ничего нет. Нет этой хижины. Нет всего вокруг. Нет звуков и цвета. Грейнджер стояла напротив него статуей, вглядываясь в лицо. И казалось, Драко делал то же самое. Она ощущала, как в голове что-то щекотало. И знала, знала, что и он теперь в курсе.
В курсе того, как она страдала без него. В курсе того, как ждала. Как кусала губы в поисках его глаз. Как переживала и как…
— Не нужно было тебе этого делать.
Ждать или убийственно скучать по нему?
— Тебе не нужно было вспоминать…
Гермиона сжала челюсти, чтобы изо рта не вырвались ругательства, потому что это хуже, когда она заметила, какой Малфой разбитый, расколотый пополам.
— Нам нужно поговорить, — она прошла вперёд, бросила сумку на пол и села на диван, стягивая с себя мантию.
Малфой сделал то же самое, вот только сел напротив. В кресло, на подлокотнике которого лежало его пальто. Кажется, он похудел…
— Где ты был? — это первый вопрос из десятков в её голове. — Что ты делал? Почему не отвечал мне? Что произошло?
Драко молча начал свой ритуал. Пачка сигарет. Глубокий вдох, и, наконец, она почувствовала запах горькой вишни. Она хотела дышать этим. Жить в этом смоге.
— Что-то произошло? — более спокойно переспросила она. Её напрягало его молчание. — Драко?
— Всё хорошо.
Она сглотнула вязкую слюну. В его голосе нет оттенков. Он безликий. Это сложно…
— Теперь всё хорошо, — вдруг повторил он и посмотрел на неё тёплым взглядом, который топил Гермиону заживо.
И нет больше злости. Будто он проткнул её иголкой, выпуская воздух, полный гнева и недосказанности. Эти перепады настроения она испытывала только рядом с ним.
— Ты не ответила мне, — сказал он, прикусывая клыком губу, растягивая улыбку, заставляя Грейнджер смущаться от этого прожигающего взгляда.
— Ты не отвечаешь на мои.
Малфой поднялся с места, в два шага сократив расстояние, и сел перед ней на корточки, положив одну руку на её бедро, а второй продолжал держать сигарету.
Мерлин.
— Скучала, значит? — переспросил он и ухмыльнулся. И Грейнджер сдалась:
— Очень…
Ногу сдавили его пальцы после этого ответа. Драко провёл рукой вверх, проникая под юбку.
— Драко… — она положила ладонь поверх его кисти, останавливая. Чувствуя что-то не то. Слишком всё просто. — Что случилось?
Он закатил глаза, освобождаясь от её хватки и падая на диван рядом с ней. Выпустив дым вперёд себя, он вновь молчал.
— Я скоро всё вспомню. Может, лучше будет, чтобы ты мне сам рассказал, к чему мне готовиться? — она повернулась корпусом к нему, подогнула под себя одну ногу и пальцами потеребила подол юбки. Просто чтобы чем-то занять руки. Просто чтобы эти руки не тянулись к нему. — Ты стёр у меня память? Тогда, в мэноре?
На мгновение она уловила, как он свёл брови и потом вновь расслабил лицо. Господи, да почему он молчал?
— Ты сама об этом попросила…
— Расскажи мне, — она подалась вперёд, хватая его за руку. — Я хочу вспомнить. Расскажи мне, Драко!
Он уничтожил окурок у себя на ладони и сдул пепел на пол. Это даже выглядело красиво. Омрачённо ситуацией…
— Тогда ты умоляла меня это сделать, — он резко посмотрел на неё злым прямым взглядом, — а теперь умоляешь сделать так, чтобы ты вспомнила? Ты рехнулась?
Давно и бесповоротно…
— Покажи мне! Как тогда показывал свои воспоминания, покажи мне…
— Ты не увидишь полной картины. В ней не будет… — он попытался выговорить что-то. Она сразу поняла, о чём речь.
— Это она сделала со мной? Мортифера?
В комнате повисла глухая тишина. Драко не смотрел на неё, но и не отстранялся. Даже руку в ответ сжал. Они переплели пальцы. Быть может, ему так же невыносимо это вспоминать?
— Почему ты боишься мне это показать? — прошептала она, потому что на полный тон голоса не осталось сил.
Вот тогда он посмотрел ей в глаза, больно задев взглядом, и на выдохе произнёс:
— Потому что я в этом виноват.
Она зажмурилась. Голова разрывалась от мыслей. Она, чёрт возьми, устала от недомолвок.
— Я помню, как ты отвлёк Лестрейндж от меня, — она коснулась его щеки, чтобы он посмотрел на неё. И он посмотрел. Он, господи, смотрел. — Ты не делал мне ничего плохого…
— Именно в этом я виноват, — ответил он быстро. — Виноват, что помог тебе и подверг дальнейшему ужасу, Грейнджер.
Его будто прорвало.
— Что было бы, если бы не помог или это не увидела бы… — Драко прикрыл на секунду глаза. — Ты не должна этого помнить. Только не ты…
— Чем отличаюсь от других? — хрипло спросила Гермиона. В горле сухо. — Почему не я?
— Потому что ты — самое светлое, что есть у… чёрт.
Он встал на ноги и зарыл ладонь в волосы, зачесывая их назад, шагая из стороны в сторону. Но Грейнджер зависла в прошлом. Зависла на несколько секунд назад. В том, что он чуть было не сказал. Внутри выло. Внутри жглось. Щёки горели, и сердце бешено стучало.
Гермиона поднялась следом и поймала его за руку, заставляя остановиться. Встала перед ним так близко, что касалась грудью его торса. Посмотрела вверх, чтобы убиться о его глаза. Серые, как бушующие волны с пеной на них.
И он вдруг резко обхватил её лицо. Даже больно. Сжал, большими пальцами поглаживая скулы. Всматривался, блуждая взглядом. Господи.
Это сложно.
Сложно не встать на носочки. Сложно не потянуться за поцелуем. Сложно. Сложно. Сложно.
— Я боюсь сломать тебя, Грейнджер, — произнёс он на одном дыхании. — Боюсь, что оставлю после себя одни руины, когда уйду…
— Я не отпущу.
Он потянул уголок губы вверх.
— Может, это даже к лучшему? Возненавидишь меня вновь и уйдёшь…
— Такого не будет, — она замотала головой, обхватив его талию, прижимаясь к груди. — Это не метка, Малфой… это давно не метка на моей руке.
Она почувствовала, как он хмыкнул. Как макушку защекотал его выдох.
— Жаль, что всё это происходит сейчас, — шепнул он Гермионе. — Хотел бы я почувствовать всё это на себе, но судьба та ещё дрянь, правда?
К ней пришло понимание. Это впервые, когда он так честен с ней. Когда без ругани. Без злости. Когда в открытую, в лоб. Это даже напрягло. Неужели в этом был подвох? Что произошло за время его отсутствия, что он так нежен с ней?
— Со мной ничего не произошло, — он чуть отстранился.
— Хватит читать мои мысли!
— Ты просто громко думаешь. Я встречался кое с кем. Мы многое выяснили. Не более…
Гермиона чуть нахмурила брови, не скрывая ревность и отвращение к той, с кем он был.
— Она знает, как снять обет?
Малфой лишь покачал головой в ответ.
— Я была в лавке «Горбин и Бэркес». Там могут найти фолиант, редкий.
Драко отошёл и сел на подлокотник кресла.
— Думаешь, я не пошёл туда в первую очередь? Я уже сомневаюсь, что он не уничтожен.
— Значит, существует способ. Наверняка там есть что-то, остается только найти способ избавиться от… — она указала на его предплечье и смутилась от того, каким взглядом он на неё посмотрел. Казалось, даже улыбнулся.
— Поверить не могу, что ты ради меня это делаешь. Было бы это так, не будь на твоей руке моих слов?
Это обидно и это неправда.
— Я не буду ругаться и доказывать тебе что-то. Я понимаю твоё недоверие, зная и малую часть твоей жизни. Что тебе стоило пережить. Я понимаю, почему ты не доверяешь, но я говорю искренне. Ты мне нравишься, Малфой. Уж если в этом я призналась себе, то тебе остаётся только принять это.
— Это как укрытие… — он посмотрел в окно. — Укрытие, в которое ты ползёшь во время дождя. Место, где может спрятаться червяк, птица или кошка. Даже людям нужно место для отдыха от всей херни, которая происходит в их жизнях, — Драко мазнул по её лицу взглядом. — Я верю тебе, Грейнджер. Ведь ты тот человек, в котором я нахожу своё укрытие. И я боюсь это сломать.
В горле сохло. Хотелось пить. Хотелось подойти и обнять. Хотелось, наконец, выдохнуть, да вот не было воздуха в лёгких. Он кончился. Они перешагнули ту границу, очерченную мелом. Больше не было скрытой недосказанности. Теперь они говорили в лоб. Говорили о своих чувствах, господи. Ей хотелось поставить точку. Избавиться от последнего секрета.
— Покажи мне. Лучше ты, чем я вспомню сама и останусь наедине с этим. Покажи мне, Драко.
— Сядь, — приказал он, указывая на диван. — Лучше сядь, Грейнджер.
Она чувствовала его нервозность и неуверенность в том, что он сейчас сделает. Она села на край дивана, ощущая, как потели ладони от надвигающегося ужаса. И когда сердце разогналось, Драко заговорил:
— Что ты помнишь из того дня?
— Лестрейндж пытала меня. Вырезала на мне буквы, пыталась узнать, что ещё мы украли. А дальше… — она попыталась вспомнить и ощутила этот пробел в памяти, который раньше не замечала. — Помню, как ты отвлек её. А дальше я очнулась в подвале. И меня вновь повели наверх, пока Гарри и Рон не выбрались.
Гермиона чувствовала, как он проникал в голову. Видела, как он беззвучно шевелил губами. Ощущала покалывание. В глазах становилось мутно, пока она падала всё глубже и глубже.
— Я буду с тобой, — Драко стоял рядом с ней, чуть позади. Они оба смотрели на то, что происходило впереди. На то, как Лестрейндж, склонившись над Грейнджер, пытала её.
«Тебе стоит допросить егеря, он наверняка что-то своровал из её сумки», — сказал другой Малфой впереди них.
— Мне было отвратительно слышать твои крики, — Драко нагнулся над её ухом, положив руки на плечи. — Я хотел, чтобы они прекратились. Тогда… я желал только этого. Поэтому я отвлек её.
Белла резко распрямилась и что-то пробормотала под нос. Она в бешенстве выбежала из гостиной. Гермиона видела себя, заплаканную и без сил. Видела кровь на полу. И то, как она тянула руку к Драко.
Как вдруг в дверях появилась тёмная тень. Грейнджер уже знала, кто это. Знала, что он не мог показать её всецело. Тень подошла к Гермионе, лежащей на полу, и присела.
Искажённый голос что-то спросил у Малфоя. А он просто покачал головой и вышел оттуда.
— Что она сказала?
— Я пошёл к Белле. Мне передали, что она зовёт меня.
А дальше…
Грейнджер вновь видела хижину. Они вышли из воспоминаний. Будто он давал ей передышку. В голове вихрем поднимались картинки.
То, как её тащили за ногу. То, как она визжала. Драко тоже это видел. Он не выходил из её головы. Сев рядом с ней на диван, он опустил локти на колени.
— Ты можешь всё это остановить. Ты начала вспоминать, — он пытался её переубедить.
Но какой смысл в этом, когда Гермиона всё отчетливо вспоминала? Ей нужен был всего лишь толчок.
— Господи, куда она меня несла? — голос дрожал. — Что это за комната, Драко? Что это за комната?
— Это гостевая спальня…
Боже…
В её воспоминаниях тень швырнула её на середину комнаты. Стоя в проёме, она что-то произнесла, как вдруг отодвинулась в сторону, пропуская вперёд…
— Это… — прошептала она, глядя перед собой. Закрыла глаза, чтобы картина сложилась чётче. Белая рубашка… — Мерлин, это же он! Тот, в кого превратился боггарт!
И мир вокруг закрыл рот, поглощая все звуки. Грейнджер повалилась на спинку дивана, резко подняв руки, потому что мужчина с оскалом гнилых зубов в воспоминаниях замахнулся на неё, чтобы оставить на щеке пощёчину.
— Грейнджер, ты не должна, дьявол! Я не могу на это смотреть…
Гермиона чувствовала сидящего рядом Драко, который ёрзал на месте. Но ей всё равно.
Ей всё равно, потому что в глотке замер вскрик. Мужчина повалился на неё, и та Гермиона из прошлого — слабая, обескровленная и избитая — даже не могла ударить его. Даже не могла что-то сказать, потому что в рот вдавливался мокрый язык мужчины. Она ощущала вонь изо рта. Ощущала его стояк, которым он тёрся между её ног. Она кричала. Мычала. Смотрела вокруг заплаканными глазами, бесполезно пытаясь скинуть с себя тушу. Видела, как в проёме всё также стояла тень.
Господиблятьбоже.
Она чувствовала слёзы, и свои, и той, что из прошлого. Ощущала её страх и истерику. Видела, как он встал, чтобы расстегнуть воротник, и далее — ширинку. Гермиона ползла к двери. Тянулась к тени, умоляла не допускать этого ублюдства. Просила о помощи, когда её за волосы оттягивали назад, кусали куда-то в плечо. А она всё смотрела и смотрела вперёд, как к ним подходила тень и опускалась на корточки.
Её ударили лицом об пол, прижав коленом спину, пытаясь сорвать с неё джинсы. Гермиона хрипела, захлебываясь слюной и кашлем.
Сознание бросало из стороны в сторону, превращая осознание этой картины в ад. Тишина сменилась каким-то убийственным водным вакуумом, когда она увидела, как тень вложила в её протянутую руку нож.
— Хватит! — Драко схватил её за плечи. — Посмотри на меня, Гермиона! Хватит!
А дальше…
Разворот корпуса, и его искажённое возбуждением лицо.
А дальше…
Хруст шейных сухожилий, когда она вогнала лезвие по самую рукоятку, как в подтаявшее масло. Откуда столько сил, когда их только что не было?
Мужчина схватился за горло, и ей этот жест показался опасным. Гермиона не в себе. Она до сих пор чувствовала угрозу. Резкий замах, и лезвие прошлось прямо по его челюсти и губам. Она выползла между его разведённых ног и больше не сдерживалась…
Больше — нет.
Вся боль. Весь ужас. Всё сжалось в одну точку, называемую гневом. Она замахивалась и замахивалась с закрытыми глазами. Чувствовала, как мокла ручка ножа, как он выскальзывал из её рук. И прежде, чем открыть глаза, она вспомнила слова из своего сна.
«Понравилось?» — это впервые, когда она слышала чётко её голос. Впервые, когда тень позади неё приобрела очертания внешности Мортиферы.
То, как она стояла у дверного косяка с изуродливой улыбкой и смотрела на то, что сделала Грейнджер. Как её отпихнул Малфой, вбежавший в комнату, который с ужасом смотрел на всё это.
Вот тогда она открыла глаза.
Ощущая, как её поймал Драко, когда она падала вперёд. Он усадил её к себе на колени и крепко обнял, когда она сорвалась на рыдания.
— Я убила человека! Я жестоко убила его…
— Когда я вёл тебя в подвал, ты попросила стереть воспоминания, — он гладил её волосы, убаюкивал, качая взад и вперёд. — Я всё сделал. И, Салазар, лучше бы ты не вспоминала.
Её тошнило. Её убивала картина перед глазами. Он всё скалился и скалился разорванным ртом. Гермиону била крупная дрожь. Она никогда бы не убила человека. Только не так. Не так жестоко. Замахиваясь уже над мёртвым телом. Ещё и ещё.
— Я могу вновь забрать твои воспоминания, и тогда ты больше об этом никогда не вспомнишь. Ведь это будет твой второй обливиейт, — успокаивающе сказал он прямо ей в ухо. — Я в этом виноват. Я помог тебе, и это увидела… увидел тот, кто до ужаса ненавидит моё внимание к другим.
— Нет! — захлебываясь, резко ответила она. — Я хочу помнить. Я хочу знать, от кого мне нужно тебя спасти. Точно так же, как и ты меня тогда спас.
Сколько времени они молчали, Грейнджер не знала. Слёзы вскоре кончились, как затихли и всхлипы. Она ощутила, как Драко опустил её на диван, как лёг на бок рядом, притягивая её к себе. Как гладил по спине — тоже ощущала, пока всё не пропало и она не провалилась в сон.
Просыпаться не больно. Больно ощущать, как в голову стреляло спазмами. Гермиона села на диване, глядя по сторонам. Драко спал в кресле, склонив голову вбок. В комнате было накурено. Наверное, он только недавно уснул. Грейнджер посмотрела на часы и поняла, что они пробыли здесь несколько часов, и на улице уже глубокая ночь.
В груди пусто. Слёз не было. Не было разрывающей ещё недавно боли и ей казалось, что он применил на неё успокаивающие чары. Малфой не стёр воспоминания. Гермиона их отчётливо помнила. И не хотела возвращаться. Она умела вот это вот: взять волю в кулак, чтобы не расклеиться. Чтобы идти дальше и искать выход из ситуации.
Выход был один. Жить дальше. Зная, что она сделала. Зная, что бы сделал тот мужчина, не вложи Мортифера нож в руку Гермионы. Здесь не было меньшего и большего зла. Это посередине. Одинаково плохо.
Она расслабилась на диване, наблюдая за сном Драко. Он спал чуть сдвинув брови к переносице. Хотелось разгладить эту морщинку пальцем. Хотелось и дальше смотреть на его сон. Но он вдруг раскрыл глаза, встречаясь с ней взглядом.
— Привет, — хрипло проговорил он.
— Привет…
Первое «привет» после того, как они переступили черту. Назад дороги нет. Её размыло морем. Морем слёз и всего того, что они пережили. Грейнджер стала его убежищем. А он стал её защитой.
И после первого шага, честного шага, идти станет легче.
— Ты пойдёшь со мной на бал? — спросила она, глядя в его лицо, чтобы не пропустить ни одной эмоции.
— Разве это не парень должен приглашать? — ухмыльнулся он.
— Это «нет»? — устало выдохнула она. Потому что сил больше не было.
Малфой поднялся, взял с подлокотника пальто и подошёл к ней. Протянул руку, и Гермиона взялась за неё, вставая с места. Он встряхнул пальто и накинул ей на плечи, застёгивая железный галстук.
— Идём, я хочу тебе что-то показать.
И она пошла.
Ей всё равно куда.
Гермиона лишь взмахом палочки нагрела заклинанием его одежду. Просто потому, что хотела. Просто потому, что беспокоилась. Он потянул её за руку, вот только не к выходу из ивы. Они вышли из главных дверей, которые были забиты досками. Сейчас их там нет.
Драко шёл впереди, резкими движениями руки расчищая снег под ногами. Он создал тропу, чтобы не бороздить ногами глубокие сугробы. Он вёл её к тёмному лесу, вдоль деревьев, пока не остановился.
— Мне почему-то захотелось тебе это показать…
Малфой обошёл её и встал позади, положил руки на плечи и развернул Гермиону к лесу, вытягивая вперёд, сбоку от неё, руку ладонью вверх. Через секунду вспыхнул шарик люмоса, который медленно пополз вперёд, к кромке леса, туда, где под пышными ветками не было снега. Туда, где…
— Господи, — она даже сделала шаг вперёд, чтобы лучше рассмотреть. — Это же…
— Моли.
Зимние цветы с чёрными стеблями контрастировали на снегу. Их бутоны сложились и они просто спали, покачиваясь из стороны в сторону. Казалось, они даже сияли в ночи, настолько листья были белыми.
Гермиона вытянула руку и расстегнула манжет рубашки. Закатала рукав выше локтя, любуясь на татуировку. Лаская взглядом чёрно-белые цветы, она остановилась на букве.
— Для меня эта «М» всегда будет означать тебя.
И это как признание. Дальше больше некуда.
— Моя подпись для тебя так важна? Я сделал это ради шутки, — он коснулся её предплечья, буквы «м», огладив её большим пальцем, и нежно расправил рукав обратно.
— М — значит Малфой. Так будет всегда…
Она повернулась к нему лицом, глядя на то, как лёгкий ветер взъерошил его волосы. Она знала, что они мягкие.
— Мне жаль, что у нас с тобой всё случилось в таких обстоятельствах, — он коснулся её скулы.
— Ты так говоришь, будто всё кончено, — напряглась она и положила руку поверх его, прильнув щекой к его ладони. — Мы найдём способ, я уверена. Я отправлю запрос в министерскую библиотеку. Мы сходим туда вместе во время зимних каникул. Думаю, в январе она уже откроется.
Драко на секунду замер. Нахмурился, но эта эмоция быстро исчезла. Он вновь одарил её улыбкой.
— В следующем году? — переспросил он.
— Всего три недели, — ответила она. — А пока я буду спасать тебя от боли. У нас же есть время?
И почему-то в этот момент он не спешил с ответом. На его лице грустная улыбка. Его ладонь всё такая же горячая. И губы, которыми он накрыл её рот вместо ответа.
У нас есть время.
Комментарий к Глава 15.Но в этом допущении есть надежда
Мы приближаемся к концу. Осталась глава и эпилог…
========== Глава 16.1 А в твоих глазах есть свобода. ==========
Комментарий к Глава 16.1 А в твоих глазах есть свобода.
— Это больно — умирать?
— Быстрее, чем засыпать.
Ему снился сон.
Впервые за долгое время. В нём было тихо. Драко сидел на берегу, голыми пятками зарывшись в песок. Смотрел вдаль, на выдуманное им море. Длинные волны облизывали ноги тёплой водой. Он чувствовал её. Гермиона была где-то рядом. Он услышал её смех и, повернув голову, ударился в улыбку.
Грейнджер бежала к нему. Её мокрые волосы, как расплавленная карамель, облепили лицо и плечи, но она этого даже не замечала, потому что смотрела только на Драко.
— Здесь не занято? — спросила она. Не дождавшись ответа, опустилась рядом и легла на спину, вытянув ноги и руки. — Так красиво, правда?
— Очень красиво, — ответил он, глядя на неё.
Молчание приятное. Оно веяло надеждой и забытым счастьем. А было ли оно у него вообще, до встречи с Гермионой? До того, как они склеили их жизни? Наверное, нет.
Драко никогда об этом не мечтал. Он просто не знал, как это делается. Он не умел. Но она оказалась лучшим учителем. Лечила его душу одним лишь своим присутствием.
Гермиона начала напевать какую-то песню, и Малфой вновь перевёл взгляд вперёд, наслаждаясь этим моментом. Ему ничего больше не надо, лишь бы она была рядом. Лежала и пела. Мычала, сбиваясь с ритма, и смеясь начинала опять.
Господи, как он хотел это продлить.
Этот момент.
Остаться во сне навсегда. Где не было времени. Не было обета. Не было никого, кроме них.
Драко засмотрелся на то, как она болтала ногами, засмотрелся на то, что на её ногтях был лак её любимого зелёного цвета. Улыбка расплылась на лице, и он почувствовал, как его руки касаются её пальцы. Он сцепил их в замок и потянул её руку к своему рту, чтобы оставить на тыльной стороне поцелуй. Запечатлеть свои чувства, как вдруг… сердце споткнулось и разбилось вдребезги…
На её пальцах — длинные чёрные ногти.
Он дёрнул руку, но когти впились в него, проникая в кожу, в сухожилия, дробя с хрустом кости.
Драко задрожал, но повернул голову.
Просто чтобы убедиться.
Просто чтобы увидеть на месте Гермионы ту самую — фатальную, смертельную, ту самую, что носила эти имена.
Мортиферу.
Дьявол, лежащий с ним рядом, разинул пасть, чтобы извергнуть хохот. Злой и хриплый. На грани истерики. На грани всего его обрушившегося мира. Она лежала и смеялась над ним. Над тем, что даже во сне ей удалось уничтожить жизнь, которая была и без того хрупкой.
Это больно.
И он сорвался.
Сев на неё сверху, сжал пальцы на её шее. И слышал, слышал, как она давилась смехом. Видел, как она смотрела на него всё теми же глазами, даже так издеваясь над ним. Большие пальцы чувствовали внутренний кадык. Драко ощущал, как ломалась гортань, и слышал предсмертный хрип.
— Умри! — кричал он. — Просто, блять, сдохни!
Мортифера всё смеялась и смеялась над ним. А он душил, и душил, и душил, пока всё не затихло. Пока не прекратили литься слёзы из глаз. Пока не восстановилось дыхание. Только тогда он отклонился, чтобы посмотреть, что наделал…
Глаза Гермионы застекленели в ужасе. Она была мертва…
***
Блять.
Он резко открыл глаза и сразу же ощутил, что вспотевшая спина прилипла к простыне. Дыхание совершенно не хотело восстанавливаться. Драко жрал воздух большими глотками. Было плохо.
Очень.
Эти кошмарные сны преследовали его после последней встречи с Мортиферой. Словно она наложила на него сонное проклятье.
В груди застревали каменные крошки отчаяния и страха. Не за себя. За Грейнджер.
Он давно выдохся и сдался. Не было больше смысла отрицать очевидное — она ему дорога. Вот так, за несколько месяцев, которые они провели друг с другом, меняя свои чувства, Малфой осознал, что никогда ничего ему так не хотелось, как быть рядом с ней.
Это не просто секс. И это не спасение от боли. Больше — нет.
Грейнджер стала для него концом пути. Отметкой, дальше которой ничего уже не существовало. Он просто не мог чувствовать сильнее.
Всё, что когда-то было атрофировано, вернулось. Чувства, которые были ему недоступны, всплыли на поверхность, как щепка, болтающаяся в огромном море. Он испытывал удивительное ощущение предела. Твёрдого осознания, кто ему нужен и с кем рядом хотелось просто быть…
Быть эти последние дни.
Он больше ничего не ждал. Не ждал спасения. Не ждал чуда, в которое давно перестал верить.
Драко много об этом думал. Даже если найти способ избавиться от непреложного — это не окажется концом. Мортифера всегда будет рядом. Такой же живой, как он. Вот только найти её будет очень трудно. Быть скрытой — её дар. Он думал, что это врождённое, способность, которая досталась ей с рождения. Было в ней нечто не от мира сего.
Думать, что после разрыва нити на предплечье его ждал счастливый конец — насмехательство в душу. Мортифера будет и дальше преследовать его, мстить за то, что когда-то сделала Нарцисса. Уничтожать на пути Малфоя всё, к чему бы он ни прикоснулся. А всё, к чему он сейчас хотел прикасаться — это сердце Грейнджер. Тёплое, мирно бьющееся сердце, которое его успокаивало.
Он этого не позволит.
Умереть было лучшим решением.
Умереть вместе с монстром, затащить его обратно в ад.
Всё кончится. Всё скоро кончится…
Драко не винил мать. И с трудом верилось, что она могла такое сделать. Нарцисса ненавидела Тёмного Лорда и вряд ли хотела бы выслужиться перед ним. Нет. Малфой не верил в это.
Блейз перевернулся во сне на бок и начал громко храпеть. Драко посмотрел в спину друга и, не удержавшись, заглушил его кровать, накрыл плечи Забини одеялом.
По нему он будет скучать.
По его вечно идиотским и пошлым шуткам. По его умению везде найти себе место. По его дружбе. Малфой сделал ему подарок. Неделю назад, когда Блейз заговорил с ним о Лавгуд, он обозначил, что не хотел быть как мать. Менять партнёра и быть в норме без любви. Забини был счастлив только от взгляда на Полумну. Драко знал, что на Рождество Блейз поедет вместе с ней к её отцу. И именно поэтому Малфой задержался в Лондоне на два дня. Он просто ждал, когда заказ будет выполнен.
На прикроватной тумбочке друга стояла бархатная квадратная коробка. Внутри лежало кольцо из красных рубинов, сложенных в маленькую омелу. Именно такое кольцо Блейз хотел видеть в будущем на пальце Лавгуд. Она обожала эту легенду о рубиновой омеле.
Драко помог ему.
Оставил прощальный подарок. Забини был в дикой истерике от восхищения, обещал, что вернёт деньги. Умолял, чтобы Драко в будущем стоял рядом с ним у алтаря и держал кольцо. Твердил, что у него будет самый лучший мальчишник. Мечтал, что свадьба пройдёт в Италии на озере Комо, где у него был домик. Говорил, говорил, говорил, пока не уснул.
Драко будет скучать по нему…
Будет скучать по Пэнси. По её характеру. По её железу в голосе, когда она злилась. По её хриплому смеху и вечному желанию соревноваться. Драко и Блейз никогда не признавались, что всегда проигрывали ей в карты специально. Всегда делали шаг назад, когда она хотела быть лучше. Всегда понимали её стремление в этом. Это ли не дружба?
Чёрт возьми, как он будет скучать…
Но можно ли было скучать после смерти?
И будут ли скучать по нему…
***
— Двигайся! — Блейз с размаху сел на стул рядом, пока Драко смотрел на то, как Гермиона доставала книги из сумки. — Только что был в спальне у домовиков. Мы с Луной зашли к ним, чтобы я объяснил, в каком стиле хочу украсить Большой зал на рождественский бал. Я просто дар речи потерял. Не мог ни о чём думать. Эти кровати такие маленькие, как детские… Ты слушаешь меня?
Драко качнул головой, но совершенно не понял, что только что услышал, потому что Гермиона повернулась и улыбнулась ему. Малфою стоило лишь увидеть, как её щёки порозовели, чтобы застонать про себя.
«Ты это делаешь специально?» — он влез в её мысли наглым образом, заставив девушку вздрогнуть. Гермиона чуть повернула голову и тут же нахмурилась, но не удержалась от ухмылки.
Блейз вытянул к нему руки и совсем немного развёл их в стороны.
— Вот такие подушечки…
«Как ты себя чувствуешь?» — Драко смотрел на её затылок. Она чуть кивнула. Этого было недостаточно. Как она справлялась с тем, что вспомнила? — «Я всё ещё могу стереть это воспоминание».
Вчера они вернулись в школу поздно ночью. Гермиона проводила его до общежития, а сама, накинув мантию-невидимку, пошла к себе. Он долго смеялся, что всё должно быть наоборот, от чего она вспыхнула и обвинила его в гендерной дискриминации. Он начал обожать её дотошность.
Гермиона замотала головой, делая вид, что поправляла волосы.
— Боюсь представить, какие у них раковины, — не успокаивался Блейз. — Чёрт, не могу перестать об этом думать. Как я нагибаюсь, чтобы помыть руки в умывальнике для эльфов. Я хочу это видеть!
— Это как раз наша тема занятия, мистер Забини.
Аберфорт вошёл в кабинет и хлопнул слизеринца по плечу. Все замолчали, уставившись на профессора.
— Кто мне расскажет о существе Купио видере? — он прошёл мимо парт к доске и махнул палочкой, вычерчивая тему урока.
Гермиона даже поднялась с места с вытянутой вверх рукой. Её глаза округлились.
— Сегодня практическое задание… — сказала она.
Дамблдор довольно хмыкнул и приподнял бровь, чтобы она продолжила.
— Поверить не могу, Аберф… профессор Дамблдор, вам удалось достать джина?
Класс зашептался. Все смотрели на неё в предвкушении и недоумении.
— Купио видере, — она прочистила горло, — буквально переводится с латинского как «желаю увидеть». Это существо — одно из разновидностей джинов. Только вот оно не исполняет желание, лишь показывает его во плоти. Как зеркало Еиналеж, только физически. Доброе существо, ищущее самое сильное желание, его обольщает это чувство в человеке, оно им питается. Очень редкое и его практически никто не видел…
— Пятнадцать очков Гриффиндору. Молодец, Гермиона, садись, — Аберфорт прошёл к столу и открыл ящик, достав из него маленький бирюзовый кувшин, инкрустированный драгоценными камнями. — Министерство подарило школе этот кувшин для пополнения инвентаря ЗОТИ. Поэтому сегодня мы подробно изучим этого джина. Ваша задача — просто расслабиться и представить то, чего вы сильно желаете. Ну а джин сам выберет, чье желание самое вкусное для него.
Десять минут потребовалось, чтобы Невилл убрал парты в конец кабинета. Ученики расположились вокруг кувшина и бесконечно шептались. Драко намеренно встал рядом с Грейнджер, незаметно коснулся её руки и не сдержался от того, как она сильно выдохнула и прижалась ближе к его плечу.
Его от этого ломало пополам.
Хотелось при всех закинуть ей на плечо руку. Прижать к себе, чтобы все видели его настоящее желание…
— Отлично, теперь все представляем свои сокровенные желания, — Аберфорт сел на край стола и махнул палочкой, открывая крышку кувшина.
В кабинете стало тихо. Все с замиранием сердца смотрели на то, как с шипучим звуком из кувшина извергался фиолетовый дым. Он всё выше и выше поднимался к потолку, чтобы в итоге принять еле узнаваемую форму человека. Он навис над ними, и туманная голова оглядывала каждого.
Драко почувствовал, как его руки коснулись её пальцы. Он переплёл их вместе со своими и, не удержавшись, взглянул на неё. Малфой стоял и смотрел на Гермиону, которая с задранной головой наблюдала за джином, как вдруг её взгляд переместился на Драко.
Блейз пихнул его в плечо. Малфой был вынужден убрать руку из её ладони. Он посмотрел перед собой, на фиолетовый туман, который застыл прямо перед ним. Джин, склонив голову, будто вглядывался в него. И ничего хорошего это не предвещало…
— Мистер Малфой, сделайте шаг вперёд, — сказал Дамблдор. — Кажется, он выбрал вас…
Сердце вдруг забилось, бешено набирая ритм.
Это было сродни легилименции. Он чувствовал, как в его голову ввергалось нечто чужое, и не мог ничего с этим сделать. Все блоки, которым учили его и тётка Белла, и Северус — не работали. Драко был обнажён мыслями перед джином, который копался в его голове.
Первое, что он услышал — как кто-то взвизгнул, после чего послышался шуршащий звук, наполняющий пространство между учениками.
Драко не мог ничего понять, пока не посмотрел под ноги.
И это был кошмар.
Тот самый, из его сна…
Песок просачивался из щелей пола прямо на середину. Туда, где должно было быть самое главное действие. Он хотел уйти. Хотел выбежать оттуда, но джин будто клешнями впился в него, силой удерживая на месте.
Драко видел, как на его безлицей голове расширялась улыбка. Шире и шире, пока кто-то не сказал:
— Мерлин! Это же Гермиона!
Вот тогда и началось падение в бездну.
Малфой перевел взгляд на то, как на песке лежала Грейнджер, как он, склонившись над ней, душил её до последнего хрипа из лёгких.
— Умри! Просто, блять, сдохни!
Джин подплыл к Драко совсем близко и будто втянул носом запах, поглощая его чувства, поглощая его желание. А потом зашипел и через секунду лопнул, развеиваясь в воздухе.
Все застыли, наблюдая за тем, как потихоньку исчезал песок, просачивающийся внутрь досок. Как тот Драко отклонился от трупа Гермионы. Какими были её глаза — прежде, чем всё пропало…
Он вновь почувствовал свои ноги и, не оглядываясь, сорвался с места под шум проклятий в его спину.
— Драко!
Гермиона бежала следом.
Господи.
Гермиона.
Бежала.
Следом.
Он остановился у старой статуи рыцаря, хватаясь за сердце, которое бестолково билось, почти не работало. Драко почувствовал её руку у себя на плече и обернулся, надеясь увидеть в её взгляде ненависть. Но, чёрт возьми, там её не было…
— Это была не ты, — запыхавшись, произнёс он. — Салазар, Грейнджер, там должна была быть не ты…
Гермиона свела брови к переносице и бросилась вперёд, обнимая его поперёк талии. Зарылась носом в грудь, пряча лицо.
— Я знаю, Драко…
Нет.
Ты не можешь вот так прощать меня, не можешь…
Малфой отстранился, просто чтобы коснуться её щёк ладонями, заглянуть в глаза. В её космические долбанные глаза, в которых он тонул.
Хотелось что-то сделать.
Завыть, убить себя, поцеловать её — Драко не в курсе.
Хотелось чего-то, потому что казалось, что это будет в последний раз.
— У неё были чёрные ногти, — шепнула Гермиона. — Это была не я…
Боже.
Тишина между ними имела вкус. Она вымученная и выстраданная. Они оба знали, каково это. И всё же держали друг друга за руки. Он не хотел это терять. Гоподиблятьбоже, как же не хотел…
— Гермиона?
Драко тихо рыкнул, глядя ей за спину на подбегающего к ним Нотта. Он был взволнован и смотрел на Драко с агрессией. Схватив Гермиону за плечо, потянул на себя и завёл её за спину.
— Не приближайся к ней! — зашипел он с яростью.
Грейнджер отошла от него и встала между ними, как буфер. Качнув головой, мягко толкнула Тео в грудь.
— Всё нормально, Теодор. Все просто не так поняли, — оправдывалась она.
— Не так поняли, как он сломал тебе шею? — переспросил он. — Это твоё самое искреннее желание, Малфой?
Драко поймал её испуганный взгляд, словно она боялась, что сейчас всё закончится дракой. Гермиона потянула Нотта за собой обратно в класс.
— Иди, мы сейчас поговорим, — Тео обошёл её, останавливаясь напротив Драко.
— Да, иди. Обещаю ничего не делать, — ухмыльнулся Малфой. Нервы ни к чёрту.
— Ты ещё шутить вздумал? — он дёрнулся вперёд, но рука Гермионы остановила его. — Мы поговорим. Иди обратно в кабинет, — искусственно улыбнулся он. — Там джин показывает Блейзу маленькие раковины…
Гермиона сделала вперёд два неуверенных шага и обернулась. Драко одарил её улыбкой. Просто чтобы успокоить. Она зашагала обратно, но всё же остановилась вдалеке, оперевшись о колонну и глядя перед собой.
— Если ты продолжишь её донимать, — Нотт приблизился, понизив голос, — я убью тебя.
Драко хмыкнул, только сильнее заводя этим Нотта. Забавный. Малфой просто стрельнул тем же, прежде чем уйти.
— Если ты продолжишь зваться её другом, но смотреть на неё как мужчина, то я вырву твои глаза… поверь, у меня был опыт.
До жути хотелось курить. Хотелось ударить что-то. Хотелось просто кричать. Драко направился в астрономическую башню с полным желанием выкурить всю пачку сигарет.
Морозный декабрь облизывал кожу. Кусался и царапал ветер, проникающий под воротник. Малфоя потряхивало. Не от холода. От отчаяния. Он смотрел на озеро, вспоминая момент, когда она нашла его павлина. Вспоминал, как на том самом месте потерял веру, когда нить обета вернулась к нему. Вспоминал её:
«Всё хорошо, ты можешь меня использовать…»
Вот только теперь её использовать совсем не хотелось. Он думал, что вообще ему в жизни нравилось? Когда-то это были полёты на метле. Мамин смех и путешествие в Италию с друзьями.
Что он любил?
Хогвартс в зимнее время, высокие места, первый снег… и…
…маленькие ладошки. Кудрявые волосы, разбросанные по его груди. Заливистый смех и невероятную тягу к ней…
Чего он не выносил?
Всех и всё, что его от этого отделяло.
Грейнджер единственная, кто держал его за руку, которая заставляла его чувствовать, что всё в порядке. Это разливалось в каждую клеточку его тела. Удивительная, единственная и неповторимая рука, умеющая сказать: всё будет хорошо.
Даже если это не так. Но как же хотелось верить…
***
Впервые неделя перед Рождеством казалась какой-то бешеной. Все стояли на ушах. Кто-то из девушек, хихикая, пробегал между парней, приглашая их на бал, когда сами молодые люди, краснея, посылали приглашения с совой.
Все готовились к празднику.
Слухи о том, что случилось на ЗОТИ, быстро утряслись с помощью самой Гермионы, которая настояла на том, что это было ошибкой. Гарри, подошедший к нему, долго молчал. Прежде, чем уйти, он бросил:
— Если ты что-то сделаешь, я не ручаюсь за себя. Она моя лучшая подруга и почему-то верит тебе, как и Пэнси.
Угрозы от Поттера — не впервой. Драко даже не обращал на это внимания, так же, как и на взгляды, которые приклеивались к нему, когда он куда-то входил. Блейз старался всех усмирить, но позже сдался, когда сам Малфой попросил его об этом.
— Поговорят и забудут, — сказал он. — В первый раз что ли?
Драко чувствовал предстоящий скорый приступ, который ударит его по вискам. У них с Гермионой не было близости и поцелуев после того вечера в хижине, когда она вспомнила, что с ней случилось. Он не настаивал. Драко будто ощущал, что нельзя. Он замечал, как порой она отстранялась, когда они встречались, от его объятий. Быстро извинялась и меняла тему.
Его грызла злость. За всё, что с ней случилось в меноре. За то, что он это не предотвратил. Прошлое оставило в ней огромный отпечаток. И вернись он на пару лет назад, собственноручно убил бы того мужчину.
В четверг во время травологии у Малфоя хлынула кровь.
— Драко! — Блейз резко поднял голову на него, когда на растение в горшке закапала кровь. — Идём в больничное крыло!
Малфой чувствовал на себе взгляды, когда рукавом утирал с лица кровь, которая не хотела останавливаться. Полумна, стоявшая рядом с Забини, подняла руку.
— Профессор Стебель, разрешите Драко выйти?
Женщина палочкой открыла окна, видимо, посчитав, что ядовитые растения, которые они сегодня проходили, выплеснули слишком много яда на свои листья.
Драко направился не в школу. Он шёл туда, где можно было перетерпеть приступ. Давно он не чувствовал боли, как сегодня. Без неё…
Визжащая хижина встретила его как родного. Как хозяина. Малфой пошёл на второй этаж, чтобы упасть на пыльную кровать.
Чем ближе приступ, тем сильнее жар бил по лицу, по всему телу, ломая кости, разрывая мышцы. Но ему доставляло удовольствие знать, что Мортифера сейчас ощущала то же самое.
В глазах сохло, и рвало, рвало, рвало изнутри, будто сетку его рёбер отрывали от тела. Он задыхался. Смотрел вокруг, чтобы зацепиться взглядом за какую-то точку. Но ничего не находил. Перевернувшись на бок, он испачкал подушку кровью.
И пытался думать о ней.
О её голосе. О цвете глаз. О гладкой коже щёк. Обо всём, чтобы отвлечься.
Боже, блять, как же хотелось забвения.
Хотелось сдохнуть, чтобы всё прекратилось.
И позже так и произошло. Спустя час боль почти отступила, сменилась редкими судорогами по всему телу. Драко закрыл глаза и провалился в сон, который ненавидел.
В нём вновь её стеклянные мёртвые глаза.
Драко сделал глубокий вдох и проснулся, ударяясь взглядом о спящую рядом Гермиону. Она тихо сопела, держа его за руку, повернувшись к нему лицом. Боже. Он этого не заслуживал.
Малфой любовался ей. Касался лица, боясь обжечься о её чувства. О её мир, который она дарила ему. Он запоминал каждую деталь, чтобы, когда умрёт, унести это с собой в могилу. Чтобы в мокрой холодной земле ему было тепло от её фантомного присутствия…
Он прошептал ей заранее «прости».
Его прощание отзовётся болью, когда она проснётся.
Гермиона словно ощутила на себе внимание и, несколько раз моргнув, наконец сфокусировала взгляд на Драко:
— Привет…
— Привет.
Она потянулась к нему, чтобы улечься на грудь. Без разрешения. Он бы позволил ей всё. Позволил бы даже убить себя.
— Почему ты не позвал меня, когда случился приступ? — сонно прошептала она. Драко подумал, что Гермиона слышала, как сердце у него в груди начало разгон, предательски выдавая его чувства.
Он молчал. Не хотелось отвечать. Не хотелось ничего, кроме того, чтобы вот так, обнявшись, лежать и слушать скрип шатающихся стен хижины. Его/её дома.
— Пойдешь со мной на бал? — спросил он, не понимая собственных слов.
Наверное, эта мысль родилась только что. Просто чтобы кроме него — никто. Никто другой не был с ней завтра.
Грейнджер приподнялась, заглядывая ему в глаза. Улыбнулась, чтобы в свою очередь задать встречный вопрос.
— Придёшь ко мне домой на Рождество?
Он сделает всё, что она попросит в эти последние дни. Всё, что угодно. Лишь бы украсть у времени лишнюю секунду рядом с Грейнджер.
Сейчас же всё происходило медленно. Так, как надо. Так, как хотелось.
— Почему так болит? — спросил он, кладя руку себе на грудь.
Её глаза взволнованно округлились.
— Опять приступ?
И Драко честно признался:
— Это не из-за него…
У Гермионы было то, что у Драко никогда не было в жизни: смелость. Смелость идти напролом с убеждённостью в своей правоте. Смелость встретиться лицом к лицу с правдой. И сейчас, в первый раз в жизни, он эту правду озвучил.
Драко признался ей.
В груди болело. Сердце истошно выло.
Ему плевать. Сейчас уже всё равно. Драко произнёс своё эгоистичное последнее желание, прикоснувшись к её руке там, где оставил свою подпись:
— Не забывай меня, Гермиона. Никогда не забывай обо мне…
Она сконфуженно посмотрела на его пальцы, которыми он вычерчивал букву «М» на сгибе её локтя.
— Как я могу о тебе забыть? — она улыбнулась, слегка толкнув его в бок.
— Просто… если что-то случится, никогда не забывай обо мне. Пусть ты будешь первым человеком… первым и единственным, кто знал меня настоящего…
Грейнджер легла на спину и положила голову на сгиб его плеча, вытянула руку вверх. Моли колыхались на её коже. Пальцем она коснулась буквы «М» и сказала:
— Для меня навсегда «М» значит Малфой. «М» значишь ты…
Это конечная его жизни. О большем нельзя было мечтать. Дальше просто некуда — обрыв.
Малфой сжал её в объятиях, заваливаясь на бок, лицом к ней. Чтобы смешать дыхание. Чтобы глаза в глаза. Просто чтобы наслаждаться последним, что давало ему ёбанное время…
Грейнджер научила его ходить по лезвию и не резать стоп. Грейнджер подарила ему счастье. Она показала как. Показала, как должно было быть. Просто потому, что он этого заслуживал. Так она сказала.
И сон, что он видел, исчез из памяти. Кошмар уплыл далеко. От них. От их жизней. От их вселенной на двоих.
У них есть время.
***
Драко сидел на кровати и наблюдал, как Блейз уже добрых двадцать минут крутился у зеркала, меняя галстуки и пиджаки. На его щеке белел кусочек туалетной бумаги — он порезался бритвой. Друг заметно нервничал, но старался не показывать вида.
— Что с твоим лицом? — спросил Малфой, наслаждаясь его нервозностью.
Забини обернулся, глядя в ответ чуть вскинув подбородок, и с гордостью произнёс:
— Я с таким родился, — хмыкнул он. — Красивое, правда?
Драко засмеялся и кинул в него подушку, от чего Блейз зашипел, отряхивая невидимую пыль с брюк. Десять минут до того, как они спустятся вниз, чтобы пойти на бал.
Драко видел, что сделал Забини. И честно признался, что это выше всех похвал. Зимний бал превратился в летний вечер. Везде были зелёные растения, обвивающие стены Большого зала. Вместо пола — короткая трава. Пахло розами из горшков профессора Стебль, которая с гордостью предоставила слизеринцу реквизит. Декабрьский вечер превратился в июльский день.
— Идём? — спросил Блейз, стоя у порога. — Ты кого пригласил? Ты мне так и не сказал.
— Да так… посмотрю по ситуации.
Малфою не хотелось делить с другими этот вечер. У него были свои планы. Он послал Гермионе записку, что будет ждать её у главных дверей школы.
С Блейзом они разошлись, и Драко, поправив свой чёрный галстук в тон такой же рубашке, зашагал к назначенному месту. Гермионы ещё не было. Он заметно нервничал. В холле оказалось пусто, что было ожидаемо — весь народ скапливался в главной части праздника.
И в тот самый момент, когда он услышал позади себя стук каблуков, Драко решил не оборачиваться. Решил растянуть этот момент.
Но когда повернул голову, мысли в голове исчезли.
Грейнджер красивая.
Очень.
Она распрямила волосы и зачесала их на бок, открывая вид на длинную голую шею. Чёрное платье в пол, в обтяжку, с глубоким разрезом на бедре, который открывал молочную кожу бедра.
Совершенна.
— Мы не сговариваясь оделись в один цвет, — смущенно улыбнулась она.
— Тебе очень идёт, — сказал Драко и протянул ей свой локоть.
И прежде, чем она взялась за него, он опустил на её плечи пальто, проговаривая про себя согревающее заклинание.
— Что ты делаешь? — она была растеряна.
Драко делал то, что давно хотел.
— Я веду тебя на свидание, Грейнджер.
Гермиона застыла, сильнее закутавшись в пальто, посмотрела вниз, на свои туфли. Он понял, что она немного испугалась, что придётся идти по снегу.
— Я всё продумал. Доверься мне.
Путь до Хогсмида занял меньше пяти минут. Всё это время, пока он шёл, левитируя её на трансформированном стуле, разбавлял вечер разговорами. Говорил о самых идиотских выходках Блейза. Подмечал остроумность Пэнси. Делал всё, чтобы Гермиона запомнила его друзей с его слов. И когда они дошли до дома, он аккуратно опустил её на землю и открыл дверь.
— Это же кафе, где продают пирожное, — сказала она, входя внутрь и осматриваясь.
Малфой заранее снял этот дом на один вечер.
Внутри всё было в плавающих по воздуху свечах, которые, потрескивая, мягко освещали единственный столик посередине комнаты.
— Я украл тебя с бала, чтобы провести это время вдвоём. Надеюсь, ты не проти…
Он не успел договорить. Гермиона, скинув на пол пальто, шагнула к нему навстречу, чтобы впиться в его рот поцелуем. Жадным, будто она много лет скучала по нему.
Дыхание поломалось за секунду. Прямо тогда, когда он почувствовал её запах. Полюбившийся запах детского шампуня. Грейнджер не пользовалась парфюмом. И это сводило его с ума.
Драко неохотно разорвал поцелуй, обрамил её щёки ладонями.
— У нас есть время. Поужинаем?
Но Гермиона — будто не в себе. Посмотрела на столик с бутылкой вина. Сделала пару шагов, чтобы схватить открытую бутылку и два бокала.
— Ты же не только нижнее помещение арендовал?
Господи.
Грейнджер ломала его пополам.
Малфой растянул губы в улыбке, еле сдерживаясь, чтобы не накинуться на неё здесь. Он указал рукой вверх, на лестницу, наблюдая за тем, как Грейнджер, скинув с себя туфли, с босыми ногами пошла наверх, отпивая из бутыли вино.
Наверное, они повлияли друг на друга, раз в ней стало столько дерзости.
Драко дал ей время, позволив подняться первой. Первой зайти в спальню для постояльцев. Первой сесть на кровать и первой взглянуть на него, когда он переступит порог. Ему страшно. Страшно навредить ей. Страшно испугать.
Малфой закрыл дверь, подперев её спиной и глядя на то, как она поставила бутылку на прикроватный столик. Глядя на то, как она поднялась, чтобы…
…чтобы одной рукой развязать бретельку на плече. Чтобы развязать следующую и скинуть платье вниз, которое, упав, облизнуло её тело, оголяя его. Она в одних маленьких чёрных трусиках. Блядство.
Это какое-то блядство.
И ему не хотелось подрываться вперёд. Как бы не хотелось. Малфою хотелось растягивать этот момент до последнего. Хотелось впервые нежности на грани дикости. Впервые нежно с ней…
Он сделал шаг вперёд, скидывая с себя пиджак, ослабляя галстук, чтобы стянуть его совсем. Пальцы не слушались, когда он, подойдя почти вплотную к ней, расстёгивал пуговицы на рубашке, одну за другой. А Грейнджер наблюдала. Мокро и пьяно.
Когда рубашка упала к ногам, Драко потянулся к карману и достал то, что приготовил.
— Это мой галстук… — сказал он. — Ты хотела такой, если я не ошибаюсь…
Но вместо ответа Гермиона забрала его и надела слизеринский галстук на плечи. Удавка слабая но как же в мыслях хотелось её сдавить. Натянуть на себя… боже. О господи боже…
Он нежно толкнул её на кровать, стягивая с себя последний предмет одежды. Прихватив за край её бельё, потянул на себя, наблюдая, как она сходила с ума. Как закатывала глаза. Как у неё выбивало воздух из лёгких.
Драко лёг сверху, разведя коленом её бедра. Поцеловал в шею, прикусывая кожу вместе с галстуком. Слыша её неразборчивое «боже».
Бог здесь ни при чём.
Драко взял её подбородок двумя пальцами и вздёрнул на себя. Глаза в глаза. В оливковый цвет её лица. Она захлебывалась от его взгляда и больше, кажется, не могла вздохнуть — стон вырвал из лёгких последний воздух прямо ему в лицо.
И тогда Малфой, с бездыханными лёгкими и неработающим сердцем, рванул вперёд, чтобы её поцеловать. Ему казалось, что большего желания просто не существовало. Дальше уже некуда. Он потерянный без вести. В ней. В её дыхании. В желании. И чувствах.
У неё всё такие же сухие потрескавшиеся губы.
Он сжимал её так сильно, будто боялся, что она сейчас исчезнет. Исчезнет в тот самый миг, когда он счастлив. Счастлив, возможно, в последний раз.
И разбитое сердце склеилось, сшилось намертво нитками. Драко цел. Рядом с ней.
Гермиона зарылась пальцами в его волосы, притягивая ближе. Куда ближе — невозможно. Они и так одно целое. Неделимое. Она обняла его за шею, царапая ногтями. Гладила спину. Вжимала пальцы в поясницу.
— Драко, я хочу. Пожалуйста…
Малфой схватился за галстук на её шее, сжимая с силой и толкаясь внутрь. Горячо. Мокро. Желанно.
Гермиона закрыла глаза и запрокинула голову. Развела ноги шире, чтобы глубже. Чтобы насовсем…
Галстук сильнее сжимал горло, будто ошейник. Ему льстило такое сравнение. Льстило, что Грейнджер только его. Они предназначены друг другу, пусть даже не было метки у него на руке. Он толкался в неё с силой и замедлялся, чтобы не кончить первым, потому что был на пределе. Она стонала, глядя на него мокрыми глазами.
Кожа покрывалась мурашками от всего, что происходило. Будто в первый раз. Липкое тело. Жар, в который проникал его член с хлипкими звуками. Звуками секса. Ещё и ещё. Столько ещё, пока не будет достаточно. Пока яйца не перестанут болеть.
Её тело — безумный фетиш. Как идеально входила в его ладонь грудь. Как сильно он её сжал, чтобы она брыкнулась под ним. Чтобы посмотрела и подчинилась, потому что невозможно остановиться. Невозможно не оставить свои следы на её теле. Драко укусил её в шею, и хотел бы прикусить сильнее. Высосать из неё всю жизнь, забирая себе. Оставить ей тот яд, который копился у него в слюне только от вида, как она раскрывала рот, чтобы прикусить свои губы.
Его губы.
Как же блядски блаженно иметь её. Трахать. Заниматься любовью. До стиснутых кулаков и гула в ушах. До точки невозврата долбиться в податливое тело. Чёрт.
Она кончила первой, когда он только вошёл во вкус. Гермиона хныкала. Он чувствовал, как сжимались её мышцы на члене. И не выдержал. Просто не мог:
— Твои ноги ещё не дрожат, Грейнджер, а значит, мы ещё не закончили…
Драко перевернул её на живот, дёрнул за талию, чтобы она приподняла задницу. Он встал на колени перед её бедрами, жадно глядя на то, как ещё сжимались мышцы.
Она зарылась лицом в одеяло. То ли от стыда. То ли от того, что просто не могла больше. Ему всё равно. Он хотел до последнего. До потери сознания. Он хотел её.
Малфой приставил головку, мазнул по раздвинутым губам, травя её, слыша приглушённые стоны.
— Давай сама, — и назло толкнулся на половину внутрь.
И Гермиона подчинилась, бёдрами насаживаясь на член.
— Прогнись, Грейнджер. Прогнись сильнее…
Его сорванный вдох от этого зрелища прокатился по трахее, попал на голосовые связки, и получилось откровенно и громко захрипеть.
Пальцы стиснули бёдра до мелких морщинок, чтобы натянуть её на себя. Чтобы ускориться, чтобы сорваться в пропасть, трахая её сзади.
Драко запрокинул голову, толкаясь вперёд, ощущая жжение в глотке. Ощущая, как сильнее каменел член, чтобы сделать ещё пару сокращений… чтобы кончить. Чтобы упасть ей на спину, придавливая её своим телом.
У них еще есть время.
— Как можно не любить клубнику?
Гермиона сидела закутавшись в одеяло. Минутами ранее они вернулись с первого этажа, прихватив с собой ужин. Она целиком закидывала в рот крупную клубнику и всё говорила о том, какая она сладкая.
— Я не люблю клубнику, грибы, — Драко улыбнулся, вытянувшись на кровати и наблюдая за ней. — Ещё орехи. В детстве сломал зуб одним, и после этого никогда к ним не прикасался.
— Тогда мне больше достанется, — она по-детски накрыла миску с ягодами рукой.
Они говорили обо всём. Больше Драко расспрашивал о её жизни и детстве. Расспрашивал о страхах и секретах. Очарованно слушал, как она гордо говорила о какой-то магловской команде по футболу, после чего он поинтересовался правилами этого спорта и долго смеялся, утверждая, что если бы квиддич работал по системе магловского футбола, то он бегал бы за снитчем бесконечно.
Они обходили острые темы, наслаждаясь компанией друг друга, прерываясь на поцелуи и секс.
Они топились чувствами друг в друге.
К утру, когда они оба поняли, что всё-таки не уснут, Гермиона вдруг спросила:
— А чего бы ты не хотел?
Многого.
Вот только сказать об этом Малфой не решался. Боялся разбить эту атмосферу.
— Увидеть отца, — отмахнулся он, — живым.
Грейнджер на секунду подвисла, крепче обнимая его за талию.
— Прости, я не хотела задевать эту тему.
— Лучше расскажи, как твои родители завтра отреагируют на то, что я приду к вам на ужин.
Гермиона не ездила к ним две недели. Она рассказывала, что они настояли на том, чтобы она оставалась в школе, ведь впереди были большие каникулы, где они успеют насладиться обществом друг друга.
— Я представлю тебя как своего парня, — ровно ответила она.
Это как удар под дых, в котором он намеренно не защищался. Ему до боли приятно это слышать.
Гермиона гладила пальцами его предплечье, нежно водя ногтями, пока он курил в потолок. Как странно, что эта картинка, которую он ненавидел, вдруг воплотилась и ожила.
— Как думаешь, какая ответная фраза у тебя появится на руке, когда мы найдём способ снять обет?
Малфой задержал дыхание, прикрыл глаза и, чтобы себя не выдать, приподнялся на локте, заглядывая ей в глаза.
— Наверное о том, что ты много болтаешь, — он поцеловал её в лоб. — Давай возвращаться в школу, нужно со всеми попрощаться, прежде чем уехать в Лондон.
Ему нужно было попрощаться с друзьями…
Навсегда.
***
Как оказалось, Пэнси оставалась в школе до конца декабря вместе с Поттером, чтобы в январе полететь во Францию, где у её родителей был домик. Паркинсон недовольно мычала про какие-то лыжи и санки, о которых говорил Гарри. Но по её виду было понятно, что она тоже этого ждала, просто смущалась признаться.
Прежде, чем уйти, Драко обнял её.
— Эй! — брыкнулась Пэнси. — Что за нежности? Увидимся после каникул.
Он отстранился. Взявшись за её плечи, долго-долго всматривался в зелёные глаза. Улыбнулся и напоследок сказал:
— Береги себя, Паркинсон. Прощай…
Девушка отмахнулась, поправляя прическу, и направилась обратно в Большой зал, бросив ему:
— Счастливого Рождества, Драко.
На вокзале было полно народу. Младшие курсы с чемоданами спешили занять места в поезде. Драко поймал Блейза у вагона Когтеврана.
— Дружище, я так, сука, нервничаю. Вдруг её папаша пошлёт меня куда подальше, когда я завалюсь с кольцом? — Блейз переступал с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам.
— Ну и пошли его в ответ, — Малфой хлопнул его по плечу.
— Может, поедешь со мной? — Забини схватился за ворот пальто Малфоя.
— Может, ты себе сам научишься зад подтирать?
Они расхохотались. Блейз крепко обнял его, прежде чем помахать приближающейся к ним Полумне и помочь ей зайти в вагон.
— Я напишу тебе сразу же, как всё… выяснится. Счастливого Рождества, дружище…
Драко кивнул ему, провожая взглядом этого придурка, который успел поскользнуться от нервов и быстро подняться, как ни в чём не бывало. Малфой заметил, как из дальнего окна вагона ему помахал Ангра. Он махнул в ответ.
— Ты готов?
Гермиона подошла сзади, коснувшись его рукава. В её руке — маленькая дорожная сумка, из которой торчали подарки для родителей.
— Готов…
Они не отправятся на поезде. Всё было легче. Гермиона аппарировала прямо на задний двор их дома и остановилась, прежде чем постучать в дверь.
— Я так взволнованна. Я никогда не приводила парня в дом…
В голове — кипяток мыслей о том, что она делала это в последний раз. В последний раз — с ним… Драко растянул губы в улыбке, ложной и вымученной, но, кажется, из-за того, что Гермиона нервничала, она не заметила фальши. Стук в дверь, и через несколько секунд в проёме появился её отец. Грейнджер кинулась вперёд, в его объятия.
— Пап, это…
— Мистер Малфой, — отец вытянул руку для рукопожатия, и Драко крепко сжал его ладонь, перед этим сняв перчатку. — Дочь рассказывала о вас в письмах.
Малфой приподнял бровь, заметив, что Грейнджер на это не отреагировала. Даже не смутилась, будто гордилась им. Господи…
Они прошли в дом, сняли верхнюю одежду. Он чувствовал запах жареной курицы и кукурузы. Магловское жильё казалось ему уютным.
Драко завёл разговор первым. Он стал расспрашивать отца о футболе, завлекая его в беседу. Джон с восхищением рассказывал ему нюансы и историю его любимой команды.
— А где мама? — Гермиона расставляла тарелки на стол.
— Она сейчас вернётся, вышла в магазин. Закончилось столовое вино.
Драко устроился на диване, глядя в телевизор и удивляясь, как чётко там показывались слишком длинные колдографии. Джон включил записьчемпионата мира по футболу. Малфой почти расслабился и не ощущал себя скованным. Ему здесь было спокойно. На удивление, не хотелось бежать от этого назойливого магла.
Дверь позади открылась, и Малфой встал на ноги, чтобы поприветствовать мать Гермионы. Она поставила сумки на пол и обняла дочь, целуя её в макушку.
— А вы, следовательно, мистер Малфой? — женщина прошла в гостиную, протягивая ему руку.
— Можно просто Драко.
Её рукопожатие оказалось таким же крепким, как у отца. Женщина хлопотала вместе с Грейнджер над столом, вовлекая в беседу всех. Драко понял, почему Гермиона такая болтливая. За стол они сели через час. Выпили за знакомство, и вдруг Джин встала с места и сказала, что сейчас достанет горячее из духовки. Гермиона последовала за ней, чтобы помочь. А когда по дому разнёсся громкий шум, оба мужчины резко поднялись и поспешили на кухню.
Джин и Гермиона, склонившись над упавшим подносом с закусками, быстро убирали пол.
— Я не удержала поднос, — смущённо сказала женщина. — Прошу прощения.
— Что вы, — Драко почему-то почувствовал её волнение. — Всё в порядке. Давайте я вам помогу?
Гермиона распрямилась и буквально вытолкнула мужчин из кухни, что-то прошипев про то, что они вдвоём справятся. Драко украдкой поцеловал её в щёку, совершенно не стесняясь мамы.
Её теплый взгляд задержался на нём дольше, чем предусматривали приличия перед родителями, впервые увидевшими парня дочери. Но ей, кажется, всё равно. Гермиона взяла его за руку и потянула её к своей щеке. Драко коснулся кожи и застыл, рассматривая её глаза. Они янтарно-медового цвета. Они тёплые, а когда задержишь взгляд чуть больше, почувствуешь жар. Они как солнце, которое Малфой всей душой боялся заморозить.
Драко пришёл в себя, когда за спиной Грейнджер выросла её мать, кладя ей руки на плечи.
— Драко, мы скоро придём, дай нам посекретничать… — Джин рассмеялась, уводя дочь в сторону, и он, конечно же, послушался.
Джон расспрашивал его про учёбу, про будущую профессию, обходя тему семьи. Видимо, Гермиона постаралась, предупредив родителей. Драко спокойно солгал — сказал, что будет работать инвестором и планирует после школы открыть бизнес за границей. Отец оказался интересным для него собеседником. Умел развить интерес, пошутить. Малфой даже не заметил, как они с ним допили бокалы, пока Джон не потянулся за бутылкой, чтобы налить ещё вина. Он взглянул в сторону кухни.
— Что-то они долго возятся с подносом, — хмыкнул Джон. — Гермиона? Джин?
В ответ — тишина.
— Прошу прощения, — извинился мистер Грейнджер и встал из-за стола, чтобы проверить семью.
Драко видел, как он шёл к кухне.
Драко видел, как выбился воздух из лёгких Джона, который смотрел внутрь кухни.
Драко, на несгибаемых ногах с жуткой болью в лодыжке, ступил за ним.
Чтобы…
Чтобы вместе с Джоном запечатлеть на подкорке мозга то, сколько крови было на кухне. И как на стене, окровавленной, краснели буквы:
«Тик-так, Драко. Тик-так».
Гермиона и её мать пропали.
Боль не пришла. Ему не больно.
Ему до ужаса страшно.
Ему снился сон…
Мёртвые глаза Грейнджер…
Кошмар наступил. Вот он.
Приятного аппетита.
Комментарий к Глава 16.1 А в твоих глазах есть свобода.
Осталась вторая часть главы. Мне было тревожно писать эту. Сколько ред булла я выпила…
Читая ваши предположения, что же может случиться, я ни разу не увидела правильного ответа ))) Надеюсь, что концовка вам понравится, какой бы она ни была. Хорошей или плохой.
Буду признательна любому вашему отзыву. Мне очень интересно понравилась ли вам глава.
Один из моих любимых артов к этой работе от Флёры:
https://vk.com/volosinkanagube?w=wall-195288379_3741
========== Глава 16.2 И мы рыдаем… ==========
Человек умирает тогда, когда умирает последнее воспоминание о нём.
Боль зарождалась где-то внутри. Шипела в венах, разгоняясь по телу, чтобы по итогу обжечь сердце и вырвать сознание наружу.
Крик застрял в глотке, когда Гермиона резко села на полу, хватаясь за израненную руку. Ту самую, где были её/его любимые цветы, которые теперь сложили бутоны от страха. На предплечье — четыре огромных разреза. Словно от когтей. И последний, пятый, с внутренней стороны руки…
Это были чьи-то ногти… которые схватили её во время того, когда выключился свет. И в голову резко ударилось нечто тупое и тяжёлое…
Грейнджер зашарила руками по полу, но вспомнила, что оставила палочку в сумке, когда они вошли в дом. Зачем вообще нужно оружие там, где она чувствовала себя в безопасности? Боже…
Как вдруг стало дико страшно. Страшно от того, что в это время на кухне была мама…
Господи.
— Мама! — закричала она, пытаясь рассмотреть в этой темноте хоть что-то. — Мама?
Гермиона пыталась ползти вперёд на четвереньках, прощупывая под ладонями пол. Но там не было ничего, кроме льющейся из предплечья крови.
— Мама! Мама!
Убийственная тишина в ответ…
Ногу резко дёрнуло со звенящим звуком цепи. Она прикована. Грейнджер села на пол, пытаясь пальцами расслабить капкан на лодыжке. Но кто она такая, чтобы тягаться со сталью?
Здесь пахло сыростью и, кажется, помётом…
Здесь пахло ужасом, который отстреливал от стен прямо в её голову, рождая панику. Страх дробился… за маму, за себя, за отца и за Драко, которые остались в доме.
Это худшее. Худшее, что могло случиться. Быть запертой без малейшей информации о том, что стало с её любимыми. Гермиона чувствовала предательские слёзы и не останавливала их. Просто не могла. Не хотела. В горле завыл стон, чтобы вырваться наружу криком.
Это громко, громко, г-р-о-м-к-о, и некого попросить сделать потише.
Её тянуло вниз, к земле, лицом в пол, чтобы слиться с ним. Чтобы убиться, расплескаться, стать ничем…
— Драко! — кричала она и молилась, чтобы он услышал…
— Папа!
— М-мамочка… — совсем как в детстве. Рыдая, ища в ней защиту…
Тишина…
И снова: на пол, оглохнуть от крика, ослепнуть в этой давящей темноте, обессилеть и сломаться. Сжимая пальцами рану. Сжимая рот, чтобы прекратить этот душераздирающий вой. Пускать сквозь сомкнутые зубы слюни и слышать в ответ:
Ни-че-го…
Чёткое осознание конца затапливало с головой. У Грейнджер больше не было вариантов. Они просто не приходили на ум. В такой ситуации. В такой темноте. Мортифера одержала победу. Сломала их жизнь на мелкие части. Стёрла в труху.
— Дыши, — трясущимся голосом повторяла она сама себе. — Просто дыши…
И она дышала.
Хватала воздух ртом, огромными количествами, до головокружения. Чтобы не дать панической атаке продлиться и одержать верх.
Дыши…
Шорох — где-то за пределом этой коробки, где её заперли. Гермиона дёрнулась в противоположную сторону от него и заметила, как резко стало чуть светлее. Это было окно с мелкой железной сеткой, которое открыли с другой стороны. Открыли и…
— Привет, Гермиона…
Именно таким голосом Мортифера спрашивала её про ощущения после убийства мужчины.
Она стояла на улице, заглядывая в окно, скалилась в улыбке, вызывая отвращение. Больше Грейнджер не видела в ней красоты. Всё в ней было уродливо. Бледная кожа, большие голубые глаза и выбеленная ухмылка.
— Где моя мама? — прохрипела Гермиона. — Что ты с ней сделала?
Мортифера посмотрела куда-то под ноги и чуть прищурилась, дёрнулась всем телом.
— Она здесь…
Кровь отхлынула от лица. Гермиона схватилась за сердце с облегчением, понимая, что ещё есть шанс. Есть же? Ведь она жива?
— М-мама жива?
Мортифера чуть склонила голову, приподнимая плечи.
— Если хочешь, то да…
Грейнджер рывком устремилась вперёд, но не могла дойти даже до середины комнаты, оставаясь в положении на коленях. Она протянула руку вперёд. Цепь на ноге лязгнула.
— Прошу, не убивай, — получилось паршиво. — Чёрт! Не убивай! Что тебе надо вообще?
— Хочу сломать тебя и отнять всё, что тебе не принадлежит!
Мортифера вновь закрыла ставни, погружая комнату в темень под крики Гермионы ничего не делать. Через пару секунд Грейнджер услышала стоны и звуки, похожие на борьбу. Это мама…
— Мама!
Шаги слышались слева, они обходили этот дом. Гермиона успела заметить дверь сбоку. Ей показалось, что замок щёлкнул, и она вновь рванула вперёд, но ногу обожгла боль капкана.
Джин будто ввалили в дом. Женщина схватилась за дверь, которую тут же закрыли с другой стороны.
— Мама! — Гермиона рвала глотку, пытаясь к ней подползти.
Джин обернулась и кинулась к ней с объятиями. Она дрожала.
— С тобой всё хорошо? Господи, Гермиона!
Она ощупала дочь. Лицо. Шею. Словно проверяя на то, что сотворила с ней эта больная.
— Открой створку, — Грейнджер схватила маму за рукав и подняла её руку вперёд, туда, где должно быть окно. — Просто просунь пальцы в сетку и толкни. Нужен свет.
Джин закопошилась, послышались шаркающие по полу шаги. Она шла на ощупь. И через мгновение полоска света осветила пол, а затем и всю комнату.
Здесь отсутствовала мебель, но казалось, помещение было каким-то домиком. Три на три метра, не более, с единственным окном. На стенах у пола прибиты длинные узкие полки с сеном. Вот почему здесь пахло помётом. Это курятник…
Женщина подбежала к дочери, схватилась за цепь, и они вместе попытались сорвать её. Чёрт возьми, бесполезно!
Гермиона осмотрела маму. Её бежевое платье в грязи, колготки на ногах порваны.
— Что она с тобой сделала? — вопросы хлынули из неё. — Что ты помнишь, мам?
Джин села рядом, прижимая дочь к себе. Она дрожала.
— Мы с тобой нарезали хлеб, а потом всё стало темно. И дальше… — голос дрогнул, — я очнулась совсем недавно, на снегу…
— Что ты видела? Можешь описать место, где мы находимся?
Во рту холодно, и металлический привкус всё нарастал. Гермиона прикусила язык.
— Лес, — она нахмурилась и обернулась к окну, указывая рукой направление деревьев. — А там, кажется… какой-то двухэтажный покосившийся дом… Я не успела рассмотреть.
Дикая догадка вспыхнула в уме.
— Он шатался? — губы дрожали. — Мам, домик этот шатался?
— К-кажется, да…
С вероятностью в девяносто процентов Гермионе казалось, что они у визжащей хижины. И господи, в голове не укладывалось — почему здесь? Как? Как Мортифере удалось попасть в Хогсмид?
Гермиона чувствовала холод от открытого окна. Её начало трясти. Она плотнее села к маме, сжимая её в объятиях.
В голове комьями валил снег и не таял, превращая разум в один сплошной кусок льда. Что ей делать? Как защищаться? Найдут ли их? Что вообще происходит?
— Эта девушка что-то ещё тебе говорила? — Гермиона взяла маму за руку, поворачиваясь лицом к ней и поглаживая тыльную сторону руки, успокаивая.
Женщина нахмурила брови, обернувшись к двери, и нагнулась ближе к дочери, будто их никто не должен был слышать.
— Она сказала, что ты забрала у неё любимого человека… — мама положила руку на её шею и, приблизившись к уху, процитировала: — «Она забрала у меня то, что принадлежит мне. Я тоже забрала того, кого она любит».
Гермиона отклонилась, заглядывая в глаза мамы, пытаясь собраться, чтобы голос получился спокойным и внушающим уверенность.
— Не бойся, мы выберемся. С тобой всё будет хорошо, слышишь, мам?
Но Джин сделала то, чего Грейнджер совсем не ожидала.
Она улыбнулась так, как не улыбалась никогда в своей жизни. Уродливо и фальшиво.
Секунда…
Вторая…
И крах…
— Ты не поняла, Гермиона… — голос оказался на грани весёлости, даже истерии. — Она. Забрала…
Хруст.
С этим звуком ломался мир.
С этим звуком Грейнджер посмотрела вниз, на то, как в её руку вонзились длинные чёрные ногти. Она моментально почувствовала паралич. Окаменение тела. Но она успела мазнуть взглядом по лицу Джин. И вот так, с застывшими вперёд глазами, она смотрела на ту, которая секундой назад была её матерью.
Джин отползла чуть назад, чтобы между ними было метр расстояния. Грейнджер замерла статуей, как от заклятия петрификус тоталус, и ничего не могла сделать. Господи. Боже.
Крах.
Ужас.
— Порой, когда люди одержимы чем-то, для них нет ни родных, ни близких, Гермиона…
Грейнджер замычала от того ужаса, что увидела. Мужской голос, что произнёс сейчас слова — она его узнала.
Джин, с длинными чёрными ногтями, провела рукой по лицу, сменяя его на Ангру Варриса. Вновь этот жест — и опять перед глазами её мать…
Это не оборотное зелье. Это нечто хуже…
Гермиона просто не могла позволить себе эту догадку. Господи, только не это. Слёзы бежали по окаменевшим щекам. Она резко вспомнила ту самую книгу, которую украла из ячейки Беллы. Ту самую, где было написано про обычай красной нити, после которой они с Драко пошли к акромантулам.
Там было еще кое-что.
Легенда о существах ворующих облик — «допплерах». Ворующих вместе с личиной все, что есть в человеке. Страхи, прошлые мысли, поведение, воспоминания. И с помощью этого дара допплер может прожить в облике чужого, хоть всю жизнь. Уникальное существо, обладающее умением метаморфозы. Идеальный стратег у которого скрытность на высшем ужасающем уровне.
— Ты плачешь? — сказала Джин голосом Мортиферы и вновь провела ладонью по лицу, сменяя облик на настоящий.
На её плечи моментально упали длинные чёрные волосы. Мортифера перебросила их на бок, расчесывая своими ногтями-клинками.
— Каково тебе быть такой беспомощной? — насмехалась она. — Без палочки, не имея возможности защититься, быть простым человеком… Маглом…
Гермиона замычала. Внутри плескался кипяток. Он обжигал болью. Такой раздирающей, что ей всё равно, что сейчас будет. Ей больно. Невыносимо.
— Мой папаша обожал опыты, — Мортифера вытянула ноги вперёд, уперев ладони в пол чуть позади себя. Она болтала носками, будто игралась. Жутко. — Ну, я думаю, ты уже знаешь, что Драко оказался отличным результатом экспериментов. Он прошёл испытания ядами, а вот я не прошла.
Её голос менял интонации. С радости до гнева. Так быстро, что от этого становилось отвратительно; от понимания, что она психически ненормальная.
— Он называл меня отличным экземпляром. Его скрытым оружием, — она подняла одну руку к лицу и начала менять облики. Женщины, мужчины. Даже молодые подростки. Десятки лиц. — Он нашёл мою мать за пару лет до того, как умер от отражённого Поттером заклятия. Изнасиловал её под империо. Просто потому что ему хотелось диковинного отпрыска, который сочетал бы в себе и магию, и свою способность. Вот только моя магия очень слаба. Я не умею толком убивать палочкой или обороняться, даже с долбанным боггартом не справилась. И пришлось смотреть, чувствовать страх этого старика…
Гермиона ощутила покалывания в кончиках пальцев ног. Кажется, чувствительность восстанавливалась. Но она не хотела показывать этого. Быть может, это её преимущество.
— Ну же, чего ты молчишь? — хохотнула она, стуча рукой по ноге, будто это была её лучшая шутка. — Ах да, ты под моим параличом. Обычно за это время я успевала снять лицо…
Тошнотворно хотелось кричать. Боже.
Это монстр во плоти.
Это хуже, чем дьявол.
Мортифера встала на четвереньки и подползла к ней, вытягивая к лицу указательный палец, задевая подбородок. Кожу обжёг порез.
— Обычно я ворую облик за десять секунд. Этого мне хватает, чтобы снять с человека его лицо и забрать себе, — она улыбнулась. — А знаешь, что становится с телом ещё живого, но парализованного человека, который испытал на себе жуткую боль заживо содранного лица? — она приблизилась к уху. — Он становится пеплом. Твоя мама лежит где-то на улице. Помню, какой красивый след она оставила на снегу… Так торопилась к вам. На блядский рождественский ужин.
Грейнджер с криком кинулась вперёд, но ноги ещё не до конца отошли от паралича. Мортифера тут же повалила её на пол и уселась сверху, приставляя клинок к горлу. Ударила пощечиной по лицу.
— Думаешь, я не знаю, сколько длится мой паралич? — она улыбалась. Улыбалась, и кости этим ломала. — Мой папаша хотел себе ручного допплера. Вот только у меня были совсем другие планы.
Грейнджер рыдала с закрытыми глазами. Захлебывалась. Закричав, она и голоса своего не слышала. Пыталась дышать, но правда, которую она узнала, придавила бетонной стеной. Она задыхалась. Нет. Нет. Нет. Только не мама…
— Странно, правда, — Мортифера встала на ноги и отошла к окну. — Нарцисса забрала у меня мать, я забрала твою.
Гермиона перевернулась на бок и подтянула к себе колени, свернувшись в позу эмбриона. В ней не было больше жизни. Её часть отняли.
— Я хочу наказать эту мёртвую суку, хочу, чтобы Драко чувствовал себя виновником всего, что сейчас происходит. Чтобы он возненавидел мать, — она обернулась через плечо, оглядывая Гермиону, лежащую на полу. — Он был предназначен мне обетом, так какого чёрта ты его отобрала? После свадьбы я бы получила над ним полный контроль. Смотрела бы на то, как он убивает, даже если не хочет этого. Смотрела бы, как его ломает. Уничтожила бы его жизнь! Как однажды уничтожила Нарцисса.
— Ты долбанная психопатка! — хрипло выкрикнула Гермиона даже не глядя на неё.
— Мне говорили, что это тёмная магия во мне преобладает, но звание психопатки тоже прельщает, — хмыкнула она в ответ, начиная ходить из стороны в сторону. — Он тебе сказал, что собрался умереть?
Гермиона резко подняла голову.
— Нет? — хохотнула Мортифера. — Как благородно… Наш срок — до первого дня следующего года, а после мы оба умрём от неисполнения непреложного обета.
Мортифера подошла к Грейнджер, и она дёрнулась назад, отползая к стене.
— Сначала я подумала, что мне показалось в тот день, в Косом переулке, где вы с Поттером давали автографы. Он аппарировал со мной, и почему-то именно это заставило меня сомневаться. Я поняла, что сердце Драко больше не камень. Он будто защищал тебя от общения со мной, — она села на корточки, играясь с ножом между пальцев. — Стоило мне найти мужчину в Косом переулке, который хвастался всем, какие золотые дети в Хогвартсе и как он горд вновь быть частью школы. Я забрала его личность. Так забавно было наблюдать, как пепел после него стряхивали метлой, словно какой-то мусор на дороге. Ангра Варрис… хороший мужик, кстати. Видела всю его жизнь, но что поделать? Мне нужно было попасть в Хогвартс. И как удачно я застала вас в поезде.
Она резко всадила нож в бедро Гермионы до самой рукояти, вырывая из её лёгких сиплый крик. Просто потому что голос сел. Просто потому что в глазах потемнело от боли и было страшно пошевелиться, задеть ногу. Грейнджер потихоньку умирала. Рывок, и ножа нет. Она сложилась пополам, хватаясь дрожащими руками за бедро, из которого сочилась кровь.
— Вы же даже не потрудились закрыть шторы, пока он трахал тебя! Когда-то так он трахал и меня, — насмехалась она. — И это меня скотски раздражает.
Мортифера схватила Гермиону за волосы, оттягивая голову назад, приставляя лезвие к шее.
— Я отберу его у тебя, — она поцеловала Гермиону в мокрую от слёз щеку. Мазнула губами по скуле вниз, к губам. Гермиона замычала, пытаясь отстраниться, но крепкая хватка потянула её на себя. Мортифера оставила на её губах невесомый поцелуй. — Отберу из твоих воспоминаний его навсегда. Ведь это твой второй раз? Он сжалился над тобой тогда, в мэноре. А значит, восстановить воспоминания больше не удастся…
Нет. Нет. Нет.
Господибоже, нет!
— Лестрейндж научила меня одной хитрости, как бы я её не ненавидела. Она научила меня подменять воспоминания. Я сделаю так, что даже после его смерти ты будешь проклинать его. Будешь думать, что это он виновен во всём. В том, что произошло с тобой в мэноре. В том, что он убил твою мать. Во всём, Гермиона. Я сотру всё хорошее, что могло вас связывать. Чтобы после смерти семью Малфоев проклинали до конца времён. Ты забудешь всё, что между вами было. Я внушу тебе ненависть, поделюсь с тобой ею, и ты ощутишь это вживую… А потом, когда он это все увидит… я убью тебя.
Это соль.
Это просто соль.
Дьявольски разъедающая щёки соль.
Она сильно зажмурилась, пытаясь выжечь на внутренней стороне век всё то, что чувствовала к нему. Пытаясь вшить в сознание свою любовь к нему. Все мелкие моменты. Всё, что они пережили. Грейнджер не хотела сдаваться. Боже. Только не так. Он ни в чём не виноват. Он, господи, этого не заслуживал!
Мортифера приставила палочку к её виску, и Гермиона дёрнулась, мгновенно ощутив боль в ноге. В сердце, в её мире, который рушился. Укол ногтем, и моментальный паралич.
— Вот так-то лучше, — шепнула Мортифера, поглаживая её по волосам.
Гермиона вспомнила их первую встречу, ощущая, как в её голову проникал чужак, и назло не обращала на это внимания. Как Мортифера видела то, что Гермиона так отчаянно пыталась запомнить.
Встреча у ивы, и рывок назад. Его злющий взгляд и «держись от меня подальше».
Подальше у нее не получилось…
Всё осыпалось пеплом.
Его смех. Его забота к ней. Его губы. Его открытая нараспашку душа. Бери — не хочу, он доверял ей. Грейнджер пыталась… пыталась это запомнить. Его доброту к ней. Его заботу. Он истинный для неё. Он — её счастье на руке, что отметила метка. Ведь так! Он — её моли. Он буква «М», что означала только его. Он её мир. Он её жизнь. Он её всё… сердце…
Его:
«Не забывай меня, Гермиона. Никогда не забывай обо мне».
Буквы, сложенные в слова, посыпались вниз. Туда же, к горстке с пеплом.
«Просто… если что-то случится, никогда не забывай обо мне. Ты единственная, кто знал меня настоящего».
Пепел…
Его любовь распыляла теплоту на ресницы, губы венчали голову поцелуем. Тем самым. Последним днём назад.
Всё превращалось в пепел. Просачивалось сквозь пальцы, уплывая.
— Теперь, когда всё кончено, слушай новую историю, которая связывала вас…
Пепел…
***
Драко обошёл застывшего Джона, которого он секундами назад оглушил. Невыносимо было видеть его панику. Чувствовать её. Пропитываться ею. Он смотрел на поднос, который сейчас лежал на краю столика. Поднял его в желании убедиться. На ручке стояла проба…
Поднос был серебряным.
«Я не удержала поднос».
Салазар…
Не может быть. Просто, блять, не может Джин быть ею…
У раковины лежал клочок бумаги, уголок которого был окровавлен. Драко даже не понимал, почему не мог взять его с первого раза. Руки дрожали.
«Давай как раньше. Я прошу — ты исполняешь, а иначе кто-то умрёт. Отгадай, кем будет этот «кто-то». Возвращайся в Хогвартс. И жди моих указаний».
Записка вспыхнула в руке моментально. Малфой ударил кулаком в стену. Ещё раз, и ещё. Взорвал бы что-нибудь.
Хлопок, и его окутал холод улицы Хогсмида, где повсюду сновали люди. Счастливые, поздравляющие друг друга с Рождеством. Слышалась праздничная музыка и казалось, никто не замечал, как толпу разрезал, словно раскалённый нож, Малфой. Почти срываясь на бег к школе.
Первым желанием было сообщить в министерство. Макгонагалл. Кому угодно, чтобы привели помощь, но сердце и знание о том, какой была Мортифера, останавливали его. Она всё исполнит. Он знал это, он видел это множество раз своими глазами.
Его тошнило.
В руке две палочки. И Гермионы, и его. Он просто не мог не думать о том, что она уже мертва. Ему страшно. Дико страшно. Невыносимо страшно. В школе было пусто. Наверняка оставшиеся здесь ученики сидели в своих общежитиях и праздновали Рождество. Драко шёл не разбирая дороги. Открыв первую попавшуюся дверь, он запер её за собой.
Огромное арочное окно переливалось мозаикой от лунного света. Малфой, не чувствуя ног, повалился на пол. Что ему делать? Как он мог?
Неужели здесь, где всё началось, всё и закончится? До тошноты — символично. Драко даже не мог убить Мортиферу из-за ёбанного обета. Он закричал, срывая с себя рубашку. Посмотрел на руку, пытаясь зацепить нить, чтобы вновь попробовать её оборвать. Чтобы сразу умереть. Вместе с Мортиферой.
Кожа на предплечье была вся в его царапинах. Нить чуть светилась, и он схватился за неё в попытке вытянуть, порвать. Прикусил зубами, ощущая металлический привкус во рту. Ничего не помогало. Ничего, Боже, не помогало.
— За что? — закричал он в пустоту. — За что это с ней? Забери меня! Забери лучше меня!
Он смотрел на стену, на которой висела картина осеннего леса. Дождь вместе с листьями опадал на землю. Он ощущал себя так же. Вот только человек — это не дождь и не листья. Когда он падает, это не выглядит красиво.
А он падал.
В пропасть, которую сам же и создал.
Подверг Гермиону опасности.
Не нужно. Чёрт возьми, не нужно было с ней сближаться…
Перед глазами потемнело, а лёгкие хрипели от недостатка воздуха. Слёзы застилали глаза, катились непроизвольно, от боли в сердце.
Драко проебался.
Смертельно.
Его Грейнджер была сейчас в лапах самой беспощадной психопатки. И только Мерлин знал, что она с ней делала.
Каждая попытка вдохнуть воздух будто укорачивала жизнь. Но ему не хотелось мириться. Хотелось бороться за неё, за её жизнь. Пусть лучше сам умрёт. Всё равно немного осталось.
Нить тянулась и тянулась, но не обрывалась с его руки. Он зарычал, крепче сжимая светящийся обет.
«За что!»
Он закрыл глаза руками и тёр их до красных точек. Мыча, раскачивался из стороны в сторону. И вдруг послышался глухой звук падения какого-то предмета прямо перед ним.
Он резко выбил руку вперёд, ударной магией отпихивая от себя нечто и замечая, как какая-то книга врезалась в стену.
Её здесь не было. Чёрт возьми, не было. Драко огляделся, заклятием проверил, один ли он здесь.
Один.
Нога ужасно болела, пока он, хромая, шёл к этому фолианту. Нагнувшись, чтобы поднять его, он почти задохнулся, когда раскрыл корочку…
«Самому отчаянно нуждающемуся…»
Что это?
Он вновь обернулся. И не поверил глазам, когда перелистывал книгу, врезаясь взглядом в строчки. Его начало трясти. Клочок бумаги, выдранный из другой книги, кто-то вклеил на пустую страницу.
Его трясло, потому что чёрным по белому было написано:
«И избавишься ты от обещания, взрастив из счастливых чувств спасение».
Малфой вчитывался. Перечитывал вновь и вновь. Текст был обвит рисунком голубой нити, и это не могло быть другим. Не могло… Это выдранный клочок из потерянного фолианта о непреложном обете. Он был в этом уверен.
Пелена сошла с глаз, а по венам ударил дикий кипящий адреналин. Наступила пара секунд глухой тишины. Он сделал пару шагов назад и упал на колени.
Сердце бешено колотилось. Вот-вот лопнет и растечётся по рёбрам.
Драко разгадал эту загадку моментально. Из счастливых чувств спасение…
Это был патронус.
Господи, патронус, которого он никогда не вызывал. Счастья в нём ни капли не было. Но сейчас… Стоило ли попробовать сейчас, когда выдался такой шанс?
Его затапливало ненавистью к Мортифере и дичайшим желанием жить. Жить, чтобы спасти Гермиону. Спасти ту, кто был ей дорог больше собственной жизни.
В голове зазвучал её смех.
Боже, как она заливисто смеялась.
В голове её:
«М» значишь ты. Для меня всегда это будет Малфоем…»
Её искреннее желание быть с ним. Её чувства. Светлые, томящиеся в нём. В голове — Гермиона, которая бесстрашно хотела спасти его. Блять. В голове все моменты, пережитые с ней.
— Экспекто…. — он растягивал нить на предплечье, покрываясь мурашками только от воспоминаний, которые окутывали его теплотой, — патронум!
В голове её «я скучала. Очень».
— Экспекто патронум!
В голове её «мы справимся вместе».
В голове он чувствовал укрытие в ней. Она та, кто склеивал его по кусочкам. Она та, кто оживил его сердце. Грейнджер та, кого он полюбил…
— Экспекто патронум!
Кожу по всему телу обжёг холод. Драко, вытянув руки вперёд, видел, как на поверхности появилось голубое свечение, выходящее прямиком из его тела. Оно приобретало форму. Острую и длинную. Из одной руки вылетело вверх полупрозрачное голубоватое крыло…
На второй же крыло удерживалось нитью, но оно тянулось вверх, натягивая её до предела, чтобы через секунду…
…чтобы через секунду порваться навсегда…
Из тела Драко Малфоя вылетел огромный дракон и, разинув пасть, полетел вверх, обжигая синим пламенем всё вокруг. Никогда он не видел столь прекрасного патронуса. Столь сильного, наполненного счастьем от Гермионы.
Драко спасён…
Чувства преобладали. Он не мог справиться с осознанием того, что случилось. Смотрел на своего патронуса, летающего у самого потолка, когда вдруг в окно влетело синее свечение. Господи… это выдра.
Она вилась вокруг Драко, а потом полетела к двери, оборачиваясь, словно ожидала, что он пойдёт следом. Он схватил рубашку и сорвался. Хромая, сорвался вперёд.
Выдра Гермионы вела его к выходу из школы. Через мост, где его окликнула…
— Драко! — это Пенси, идущая под руку с Гарри со стороны Хогсмида.
Боже, как не вовремя.
Она подбежала к нему вместе с Поттером, который уже заметил выдру. Заметил в глазах Драко тот же самый ужас, как несколько лет назад, в туалете, когда он его застал…
В кулак Гарри влетела палочка. И что делать, Драко не знал. Он не желал нарушать условия Мортиферы, подвергая Грейнджер опасности.
— Что случилось, Малфой? — Гарри завёл Пенси за спину, выставляя палочку вперёд.
— С ума сошёл? — Пенси пыталась встать между ними. — Опусти палочку!
— Что с Гермионой, Малфой?
И Драко просто сорвался вперёд, к улетевшей дальше выдре. Он успел только обернуться, чтобы взмахом руки обезвредить обоих. Гарри удалось поставить блок, но Паркинсон застыла на месте.
Малфой бежал, выстреливая оглушающими назад, но Поттер не сдавался. Он блокировал каждую его попытку или вовсе уклонялся.
Драко увидел на опушке у самого края леса выдру, которая остановилась, паря в воздухе рядом с…
— Гермиона! — закричал он.
Взмах, и путь Поттеру преградило огромное пламя, которое окружило троих. Мортифера стояла позади Гермионы, схватив её и приставив нож к горлу.
Как она здесь оказалась, чёрт возьми…
— Символично, правда? — засмеялась Мортифера. — Где-то здесь умерла твоя мать. И может, умрёшь ты и она… — сжала волосы Гермионы сильнее.
Драко хотелось выстрелить в неё убивающим, но боялся задеть Грейнджер. Сейчас он не знал свою силу, не знал, умрёт ли Мортифера после того, как он избавился от обета. Теперь он мог причинить ей вред? Он надеялся на это.
— Гермиона! — Поттер позади пытался проникнуть внутрь круга. Но Малфой ещё и ещё увеличивал диаметр пламени и его высоту.
— Отпусти её, и мы исполним обет, — солгал Малфой. — Просто отпусти её, она мне не нужна… Ты же не хочешь, чтобы нас потом искали за её убийство?
На секунду Мортифера прищурила глаза, но не купилась на уловку.
Грейнджер дрожала. Плакала. Смотрела по сторонам.
В его руке нагревалась палочка. Он думал воспользоваться ей, чтобы не увеличить силу авады и не задеть Гермиону.
— Гермиона! — Гарри срывал глотку. — Отпусти её!
Мортифера засмеялась и кивнула в сторону Гарри.
— Сделай что-нибудь, а то он раздражает.
Малфой застыл, слыша, как умоляла Гермиона не трогать её друга. Не сводя взгляда с Мортиферы, он раскрыл рот:
— Империо…
Гарри замолк. Но с Мортиферой ничего не произошло, хотя он посылал непростительное и в неё. Он посмотрел им под ноги. Пламя чуть отсвечивало от невидимой преграды. Они под защитным куполом…
— Выкинь палочку и подойди ближе, но не заходи за защиту! — Мортифера сильнее прижала нож к шее Гермионы. Он увидел кровь на её коже и выкинул палочку на землю.
Осторожный шаг вперёд и мычание Грейнджер. Он остановился, вытягивая руки, намекая на то, что безоружен.
— Не подходи, ублюдок!
Это больно. Это там. На дне неработающего сердца отскакивал её злющий голос. Голос Гермионы. Почему?
Он чувствовал какое-то жжение на своём предплечье. Прямо на вытянутой руке появлялись чёрные буквы, но прочитать их он не мог. В глазах предательски щипало.
— Я ненавижу тебя, слышишь? — рычала Гермиона. — Я ненавижу тебя!
— Что ты сделала? — казалось, его губы даже не шевельнулись.
Мортифера подошла к границе защитного купола вместе с заложницей и наклонила её так, чтобы лицо высунулось из преграды.
— А ты сам посмотри, — захохотала она.
И Драко посмотрел.
Влез в её голову, чтобы убиться от всего того, что увидел.
То, как он впускал мужчину в спальню в мэноре. То, как говорил ему: «насладись этой грязнокровкой». Смотрел на то, как он душил её в своём сне, а потом в коридоре говорил о том, что однажды это исполнит. Видел, как Мортифера говорила Гермионе о том, что это он попросил убить её мать, чтобы втереться в доверие, а потом убить и Грейнджер тоже. Закончить всё за Волан-де-Мортом. Освободить мир от грязнокровок. Недостойных…
Он округлил глаза.
Это конец.
Все воспоминания были ложными. Неправильным. Стёртыми…
Навсегда! Блятство! Навсегда без возможности вернуть их…
Вдох-выдох.
— Я убью тебя… — сказал он, переводя взгляд прямо на Мортиферу. Сделал шаг вперёд и увидел, как она дёрнула Гермиону на себя, затаскивая обратно в круг.
— Это ты создала защиту? — бесцветным голосом спросил он.
Мортифера вскинула подбородок.
— Ну хоть это я умею. А теперь…
Она не успела закончить. Его больше ничего с ней не связывало. Драко завёл руку назад, нащупывая палочку Гермионы. Он подвёл раскалённое пламя совсем близко. Сжёг бы всё к чертям. Это произошло резко. Мортифера взвизгнула, пытаясь отклониться от языков пламени и упала вперёд вместе с Гермионой прямо из защитного купола, но тут же поняла свою ошибку. Она за спиной Грейнджер. Нож выбился из руки на землю. Пламя топило и снег. Кажется, Поттер что-то кричал. Империо ослаб, но в нём больше не было необходимости.
Пора…
— Малфой! Опусти палочку, чёрт возьми!
Гарри кричал, но слова не долетали до Драко, они теряли смысл и звук. Пламя, которое окружало их, ударило жаром. А затем слишком внезапно ударило ещё кое-чем. Густым, липким, как будто бы прилипающим к каждой стенке каждого сосуда — болью.
Тупой и безрукой. Мрачной и поглощающей.
Он повернул голову на девушку, которая, привстав на одной руке, пыталась в страхе закрыть лицо. На её предплечье — кровавые моли. Расцарапанные цветы, что он ей оставил. Гермиона дрожала, ей было страшно от творящегося вокруг кошмара. Вот только у него различие с ней в том, что Малфой к кошмарам привык. Они его больше не удивляли.
— Я ненавижу тебя! — хриплым стоном, на одном дыхании. Грейнджер плакала — он был уверен, что она догадывалась: это конец. Конец ёбанного мира.
И его.
И её.
Всё рушилось. Пора.
Драко, хромая, сделал пару шагов в сторону и вытянул палочку вперёд. И с издёвкой, с кривой кровавой улыбкой, произнёс:
— Авада кедавра…
Комментарий к Глава 16.2 И мы рыдаем…
…
========== Эпилог ==========
Комментарий к Эпилог
“Я никогда не видел моря. А там на небе только о том и говорят какие там рассветы, какой закат…”
Камень в руке нагрелся от сильного сжатия. Он не чувствовал сил из-за подавляющих магию браслетов на кистях, но вычерчивал острием рисунок прямо на влажной стене. Аккуратный штрих, а за ним ещё один… Дневного пасмурного света едва ли хватало, чтобы рассмотреть свою работу.
Сколько прошло времени? После того, как он перестал следить за ним? Два, три месяца?
Да…
Три месяца в Азкабане.
Почти сто дней в этой камере. Сто дней дикой, жиреющей с каждым днём тоски. Он убил Мортиферу, но какой ценой.
Он всё потерял.
И в этом «всё» была его единственная. Теперь он это знал.
Теперь знал…
На голом предплечье чернели слова. Их всего три. Дьявол… появились так не вовремя, когда он оборвал обет. Три слова, произнесённые ею…
Я
Тебя
Ненавижу.
Это всё, что осталось от Грейнджер. Метка на руке, насмешливо обещающая, что именно с ней он будет счастлив. Какая ирония…
Счастлив с той, которая его не помнила. Не помнила ничего, что их связывало. Даже на очной ставке во время следствия Гермиона не смотрела ему в глаза. И её метки больше не было. Она её стерла. Конечно, ведь кроме ненависти у неё больше ничего не осталось.
Господи, как ему было жаль…
Как бы он ни хотел проникнуть ей в голову, показать всё, что было — не получалось. Зачарованные браслеты на руках блокировали его магию. Грейнджер уверяла судью о его ужасных злодеяниях, которые внушила ей Мортифера. Драко же уверял судью в обратном.
На весах были его и её воспоминания.
В его — вся их история.
В её — история с печальным концом.
Судья верил Грейнджер. Поттер, как бы ни хотел оставаться нейтральным и хладнокровным ко всему, поддерживал подругу. Гарри передавал ему, что Пенси и Блейз в нём ни капли не сомневались, но слово Грейнджер было самым весомым.
Десятки свидетелей того, как джин показал истинное желание Драко.
Использование непростительного империуса на Гарри.
Укрывание от министерства беспалочковой и невербальной магии.
Пособничество Мортифере.
Даже Майнд дала показания о том, как он её чуть не убил, красноречиво описывая зелёный шар авады в его ладони. И если бы не Гермиона, вовремя подоспевшая, он бы её убил.
Непрямое участие в изнасиловании Гермионы, которого не было, чёрт возьми. Были лишь его воспоминания, как он входил в спальню и видел весь тот ужас, что она сделала. Когда же в омуте памяти от Грейнджер было совершенно по-другому.
В нём Малфой смеялся над ней. Дразнил мужчину, заставляя делать все эти омерзительные вещи, пока не вложил Гермионе в руку нож, чтобы просто посмотреть, кто из них одержит победу.
Боже…
Мортифера внушила ей, что смерть её матери была его прихотью.
Господи. Всё было безумием против него.
Ещё был его отец…
Который, дабы выгородить себя, дал показания, что он мог рассказать министерству о Мортифере, о том, какая она опасная. Люциус говорил, что писал письма сыну об этом. Говорил, что умолял его прийти к аврорам, чтобы они незамедлительно начали поиски этой психопатки. Ёбаный лжец…
Десять лет.
И вряд ли он проживёт в Азкабане больше двух…
Желания бороться за жизнь просто не осталось. Он давно смирился со смертью. Его никто не ждал…
Он сжал пальцами собственные плечи, до белых пятен, до идущего во всё тело напряжения. Сжимал и сжимал собственное тело, которого не чувствовал. Просто не мог. Словно это всё сон или он просто умер…
«Гермиона! Посмотри на меня! Посмотри на меня, Салазар!» — кричал он ей в спину, пока она уходила из зала суда.
Драко сделал два шага назад, осматривая свой рисунок на стене. Моли, точно такие же, как на её предплечье. Вот только теперь к цветам прибавилось четыре белых полосы зажившего шрама от когтей Мортиферы. Она не избавилась от татуировки. Господи… не избавилась от неё. Он всё ещё с ней. На её руке. С высеченной чёрной буквой у сгиба локтя.
«М» значит Малфой…
Он думал, что это красиво.
Во всём этом ужасе красиво быть рядом и одновременно далеко.
— Драко, — послышалось из соседней камеры, — я буквально слышу, как ты думаешь, сын…
Первое, о чём он жалел, прибывая здесь — быть в паре метров от того, кого отчаянно ненавидел. И даже убить его было невозможно.
— А я говорил, что нужно было её вместе с её матерью убить.
Ноздрираздулись, как у быка, и Малфой прикрыл глаза, пытаясь не сорваться.
— Беллатриса говорила Нарциссе, что нужно избавляться от выродков и их отпрысков сразу же.
Драко на секунду замер, прожевывая всё то, что услышал.
— О ком ты говоришь? — хрипло уточнил он. — О Грейнджер?
— О Мортифере, конечно, — приглушенно хмыкнул он. — Это ведь я рассказал повелителю о местонахождении её матери.
Драко ощутил мгновенный жар, ошпаривающий всё его тело.
Это была не Нарцисса…
Это была не она. Тот, кто рассказал обо всём Лорду…
Господи.
Малфой сел на пол, прямо на тонкий матрас, зарываясь руками в волосы. Кажется, у него температура. Или же в венах вместо крови текло адское пламя. Драко слышал, как отвратительно громко стучало его сердце, билось о рёбра. И дыхание сбивалось, словно что-то пережимало на уровне кадыка и гортани.
От этого стало на грамм легче. Он никогда не сомневался в собственной матери. Вся ненависть Мортиферы должна была быть направлена не на неё. Блядство. Только не на неё.
Драко думал, что во время того, как заключённым раз в месяц позволялось выходить в коридор, он использует эту возможность, чтобы завершить её месть. Завершить свою месть. Но это будет позже…
А пока…
Он встал и подошёл к небольшому окну, заколоченному железными прутьями, и посмотрел на то, что больше всего мечтал увидеть.
Он шипел, раскидывая волны о скалы. Дементоры кружились у самого неба, рассекая воздух дырявыми мантиями. Драко смотрел вперед, ощущал солоноватый запах.
— Так вот какое ты, море…
***
Конец мая злился грозовыми тучами на горизонте.
Гермиона, присев на скамейку у озера, смотрела куда-то вдаль, ища глазами то, за что можно было зацепиться. Завтра последний экзамен, который она сдаст на отлично, а учебник в руке — просто для того, чтобы убедиться, что она всё помнила наизусть.
Вчера отец прислал цветы. Она улыбнулась, вспоминая, как бедная молодая сова влетела в зал, таща в лапах небольшой букет белых роз.
«Удачи на экзаменах, Гермиона».
Сердце сжалось. Скорбящая, ранящая боль ещё не отошла. Было тяжело. Очень. Не хотелось верить, что мамы больше нет. Они с отцом хоронили пустой гроб. И Джон изо дня в день выходил на улицу по одному и тому же маршруту. До магазина и обратно. Он всё думал. Он всё ждал, что Джин просто потерялась. Что она вот-вот выйдет из-за угла и улыбнётся ему. Чёрт возьми, ведь тела не было… лишь слова Мортиферы и сворованный облик мамы.
Грейнджер винила себя. Винила во всём, что произошло с её семьей. Отец, давая показания, описывал то, как она вместе с Малфоем вошла в их дом. Как представила его своим парнем. А затем — тот чередующийся ужас. Похищение и реакция Малфоя, который, оглушив отца, аппарировал из кухни.
На суде она убеждала всех, что Драко вошёл к ней в доверие, чтобы затем извращённо уничтожить её мир. Воспоминания красочно накладывались одно на другое. Она ненавидела себя за это. Ненавидела за то, что так слепо доверилась ему. А он просто…
За один день разрушил всё. За один день она вспомнила, что было в мэноре. Испытала на себе гнев его невесты. Испытала боль от утраты и пустоту.
Она ненавидела его за всё.
Презирала.
Жарко.
Гермиона закатала рукава рубашки и взглядом зацепила татуировку. Моли просыпались, разворачивая бутоны, почувствовав свежий воздух.
Вдалеке гремело. Наверное, скоро пойдёт дождь.
Воспоминания о том, как на руке оказались эти цветы, совсем тусклые. За них невозможно ухватиться. Но они ей нравятся. Они похожи на тюльпаны, которые обожала мама.
Хватит ли ей сил пережить всё?
— Привет…
Гарри обошёл скамейку и сел рядом. Она посмотрела на его профиль и улыбнулась, шепча ответное «привет».
— Чем будешь заниматься летом? Не надумала поехать с нами в Италию? — в его глазах тепло и осторожность.
Она пожала плечами и потянула носом воздух.
— Думаю, поедем с папой в путешествие. Меня почему-то тянет к морю…
Гермиона сама предложила отцу попытаться сделать шаг вперёд. Вместе. Попытаться жить сначала. Делить грусть на двоих. Делить безумное желание плакать.
Её тянуло к воде. Она будто всё забыла, словно никогда не видела моря. Хотелось увидеть волны и взбитую пену на них. Хотелось ощутить эту силу. Смыть с себя тоску. Поделиться ею с морем. Очень хотелось…
— Я… — он склонил голову, глядя на её тату, — я никогда у тебя не спрашивал, но что означает буква у тебя на татуировке?
Она посмотрела вниз, чуть приподнимая руку. И в голове — белый шум. Никаких воспоминаний.
Ни-че-го.
Наверное, это банально. Когда она рисовала на себе эти цветы, о чём-то думала.
Гермиона обвела пальцем «М» и сделала глубокий вдох.
Наверное…
Да…
— «М» значит моли. И ничего больше…
Последние комментарии
15 часов 47 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 49 секунд назад