Справедливость [Семён Николаевич Новиков] (fb2) читать постранично, страница - 2

— Все ясно…

— То-то… — весело заключила разговор Нелля.

— Пора и за дело.

Сверстников углубился в чтение полос. Он с удовольствием прочитал статью о микроэлектронике, не особенно понял секреты дивных открытий и изобретений, но был поражен малым объемом машин и их удивительной мощью. Понравилась ему и статья о новом доильном аппарате. Но обе статьи не вмещались в полосу. Тогда он пригласил редактора промышленного отдела Селиванова и редактора сельскохозяйственного отдела Гундобина. Оба они одновременно вошли в кабинет. Селиванов — крепкий, приземистый человек, Гундобин — худенький, длинноволосый, с впалой грудью.

— Статьи интересные, но, видите, хвосты волочатся на полосах, одну бы надо снять, — сказал Сверстников.

— Никак нельзя, доильный аппарат уже в колхозах, а мы о нем слова не сказали, — раздраженно произнес Гундобин. — Решительно протестую.

Селиванов воскликнул:

— Статья о микроэлектронике уже третий месяц кочует из номера в номер. Неудобно перед автором.

Пришел Курочкин.

— Колдуете? — спросил он.

— Видите, какие хвосты, — ответил Сверстников.

Курочкин нагнулся к полосе:

— Да-а-а… Подвергнуть статьи операции и обе втиснуть в полосу.

— Я не буду этого делать! — воспротивился Гундобин.

— Лучше уж одну снять, — печально попросил Селиванов.

Курочкин красным карандашом размашисто написал: «Сократить!», нажал кнопку.

— Нелля, отнесите полосу в секретариат.

Гундобин и Селиванов понуро вышли из кабинета.

— Газета не роман, — сказал Курочкин вслед им и обратился к Сверстникову: — Действуй смелее. Возьми в руки красный карандаш — и раз, раз…

— А если ошибусь?

Курочкин ухмыльнулся.

— Трусам в газете делать нечего.

Сверстников подумал: «Страха нет, а робость вроде бы налицо. Все-таки быть заместителем главного редактора московской газеты дело новое». Работал он когда-то редактором районной газеты, а потом секретарем райкома комсомола, секретарем райкома партии, секретарем обкома партии по идеологическим вопросам. Пера он никогда не бросал — писал статьи, иногда очерки, взялся писать повесть — бросил, попробовал сочинять стихи — что-то получилось. Работать в большой столичной газете пришлось впервые. Вслух Сверстников сказал:

— Подучусь, постараюсь.

2

Декабрьское утро не поспевает за временем, уже восемь часов, а темно. Во всех комнатах квартиры Сергея Сверстникова горит свет.

— Тебе, Сережа, кофе со сливками или черный с лимоном?

Сергей Сверстников слышит этот вопрос чуть ли не каждый день, но отвечает на него, как на впервые заданный.

— Я предпочитаю черный с лимоном.

В столовой на окнах, на тумбочках и в подвесных пластмассовых горшочках цветы. Заботятся о них и Галя и Сергей.

Сейчас Сергей поливает их.

— Галя, иди сюда.

Галя подошла, положила руку на плечо Сергею. Он не без гордости сказал:

— Видишь! На улице снег, а фиалка зацвела. Уметь надо.

Он еще в июле посадил эту фиалку, с наступлением осени всегда ставил ее в такое место, чтобы каждый день цветок обогревало солнце. Старания Сергея увенчались успехом — на длинных ножках бойко поглядывали два синих цветочка. Начиная с марта и по январь в их квартире цветет то один, то другой цветок. Сергей и Галя ищут оригинальные растения, которые радовали бы в любой месяц года.

Галина пристально смотрит на мужа.

— Сережа, ты стал худеть.

— Показалось.

— С тех пор как ты стал работать в «Новой эре», сдал.

— Ты вроде бы тоже похудела. — Сергей берет в руки чашку с кофе.

— Я балерина, мне полнеть противопоказано.

— Скоро начну полнеть, вот только окопаюсь получше в «Новой эре»…

— Сережка, ты исхудаешь до костей, облысеешь, а полнеть не станешь.

Галина засмеялась. Улыбнулся лукаво и Сергей.

Сергей залпом выпил кофе, торопливо стал совать бумаги в портфель.

— Идешь в театр или будешь дома заниматься? — спросил Сергей.

— Дома буду.

Галя приподнялась на носочки, заглянула в серые глаза мужа. Сергей поцеловал ее.

Галя занимается танцами ежедневно по пять — семь часов, сотни раз повторяя один и тот же экзерсис. Магнитофон устает, а она нет — все крутит свои фуэте. Бывало, лента рвется, и тогда Галя кусает себе губу, но продолжает делать то же под воображаемую музыку. Когда считает, что готова выступить на сцене, танцует перед Сергеем. Раз Галина изменила правилу — не танцевала дома, пригласила Сергея в театр. Ей аплодировали, ее вызывали, но и она и Сергей знали, что это не вся Галина. Когда пришли домой, она стала танцевать, — все было другим, все! Она точно со стен, с потолка, с окон, с цветов брала краски и от избытка пригоршнями разбрасывала нежность, ласку, радость.

Сверстников вышел из дому и вспомнил, как познакомился с Галей. Приехал на озера Селигер отдохнуть. Бродил, бродил и сел на пень, родились строки стиха, и он стал записывать.

— Вы приехали сюда, чтобы писать?

— А что же делать? —