Звезды на росстани [Геннадий Ефимович Баннов] (fb2) читать постранично, страница - 54

выучился… Знаешь, никому не рассказывал… Переболел какой-то болезнью — в детстве. Речь потерял. Хотя и заговорил снова, но трудно давалась мне устная речь. Понимаю, а выразиться не могу. Отец как пришел с фронта, работал со мной вместе, ходил за грибами, за ягодами. Заметил: труд благотворно влияет. Говорю лучше, нахожу слово быстрей. Думал, думал. И надумал отдать меня в железнодорожное училище. И он, и я потом поняли, что не ошиблись. Вот и все. Сейчас сам видишь, следов не осталось. Ну, роль труда, знаешь ведь, читал у Энгельса, в процессе превращения обезьяны в человека… Интересовался я поздней и учением Павлова. О второй сигнальной системе, ну, да и это ты знать должен. Все правильно. По-научному все верно. Квалифицированный труд человеку нужен хотя бы для его собственного развития. Ну, возьми восторг человека перед свершенным делом. Это его духовное пробуждение, взрыв дремлющих сил. Немой заговорил стихами! А процесс творческой фантазии — может быть, это есть высочайшее счастье человека, которое мы все разыскиваем и, как правило, не там разыскиваем. Нет, теперь если мне предложат вторую жизнь, я снова пойду в училище, где учат держать в руках молоток и зубило, где учат доводить размеры по микрометру. Снова буду рабочим. Так-то вот, Юрий Иванович…

— Если мне будет подарена вторая жизнь, я тоже пойду в жеуху.

— Вот там и встретимся снова! — воскликнул Борис Попов и захохотал.

— Занесло тебя, друг мой, черт-те куда. Нет-нет да увиделись бы. Хоть поругаться. Знаешь, как говорил поэт: знакомых тьма, а друга нет.

— У тебя что, друзей нету?

— Поэт говорил о друге, не о друзьях. Есть разница?.. Кстати, вызовем твою Ольгу. А то сам прикатил, ее бросил!..

— Без тебя не знаю. Дал уже вызов.

Грубиян. Дал уже. Хотя бы и дал. Какой был, таким и остался. Впрочем, не такой ли и я? Встретился с товарищем по жеухе, сделался таким же, прежним огольцом. Пусть на минуту, а все же вернулся в прошлое. Но отчего так хочется в прошлое? Хоть ненадолго, хоть глоток того, прежнего горького счастья и — снова, снова вперед, в будущее…

— Дал, говоришь? Поклянись!

— Тише ты! Аня спит, а ты кричишь. За нас с тобой наработалась. За двух олухов.

Мы прибирали оставшуюся посуду. После душа он сделал, по старой привычке, массаж. Поговорили. Глубокой ночью, когда не стало видно огней на улице, я оставил его одного.

Однажды Иволгин говорил (когда это было? Не сегодня ли?), в полнамека, чуть-чуть, дабы не переросло как-нибудь в прения, говорил, что место мое не на администраторском стуле: с ребятами, с девчонками, там она должна, жизнь моя, протекать, без остатка, и если б воля его, он не отпустил бы меня с должности рядового учителя ни за что.

Разговор протекал в общежитии и то и дело прерывался удивительным басом.

— Знаешь, это и надо, да не так просто — быть в чести у высокого начальства. Иные думают: просто, — черта с два! Это ведь тоже искусство. Это, если хочешь, наука целая, и она, знаешь, не каждому по плечу. Тебе, например… — Иволгин сделал движение положить на мое плечо руку, да спохватился. Не настолько хороши наши отношения, чтобы класть на плечо руку. — Ты извини, Юрий Иванович, за прямоту: тебе, вообще таким, как ты, сия наука, ну, просто не по плечу. Ты не успел выслушать — у тебя уже мнение. Свое мнение! Тебе наплевать, сходится оно с мнением, скажем, того же Гулякина или не сходится. А между делом бы, за партийкой в шахматы или после свежего анекдота, когда посмеялись, побалагурили, вот тогда ты возьми подкинь идейку. И опять же — запросто, ненавязчиво, да при случае повтори ее в разных вариациях. Она и созреет в его голове, будто собственная, он непременно тогда, чтобы проверить да отточить, да сформулировать до конца, он тебе же ее и выскажет. И ты, не будь дурак, соглашайся, хотя опять же нужна тут и выдержка, и время какое-то. Будто бы взвесить что к чему, вопросика еще два-три подкинуть. Ну, и само собой, восторг, восхищение. Да нет, да нет, понимаю, тебе, ну, таким, как ты, это все ни к чему. Да у вас и не получится, вам наука сия — пустой звон. Вот я сейчас говорю — ты зеваешь, тебе не интересно, потому что это не твоя стихия, это лишнее подтверждение моих слов. А я бы за такую науку…

Иволгин молчал, переводя дух.

— Что касается нас, дипломатов по духу, мы все это можем, мы просто обязаны взять на себя обузу сию. Освободить вас, квалифицированных, от сей обузы. Каждому свое, как говорится. Или ты против такой специализации?..

Слова, слова. Откуда их столько в одном человеке?

Да, какой же ты молодчина, Борис Попов. Как здорово, что ты приехал! Но, ты знаешь, я не сказал тебе никаких нежных слов. Извини. Но я и не скажу тебе никаких таких слов. Мужчины иначе устроены, дружба их не терпит показных нежностей, она распознается сама собой, хотя бы была скрыта под оболочкой сурового тона.

А руки рабочих людей, между тем, творили цивилизации.

Но кто же, кто с этим спорит?

Послушайте, Соболев! Что же вы такой несобранный, Соболев. Возитесь, ворочаетесь? Вам это не