Не кричи...(СИ) [Изменяя_реальность] (fb2) читать онлайн

====== Часть I. ПРОЛОГ ======

Пролог.

08.17.2018 9:21 a.m.

Ненавижу всё это… Башка трещит. В глаза бьёт солнечный свет. Просыпаюсь окончательно, когда понимаю, что затекла спина. На заднем сидении “Импалы 67” места предостаточно. Да-да, вы не ослышались, “Шеви Импала 67”, та самая, по которой сейчас текут и мальчики и девочки. Позарился на неё ещё когда пахал на ГИДРУ. Тогда про сериальчик о двух братьях-охотниках никто слыхом не слыхивал. А у меня уже была эта красавица. К чему я это, а-а-а… Башка трещит. На полу валяется бутылка из-под китайской самогонки — байцзю. То ещё пойло, если кто пробовал. Просыпаюсь хуй знает где… Вернее, в машине, на заднем. Но — где конкретно? Это вопрос уже географический. Сейчас разберёмся.

А-а-а, забыл представиться, хотя вы все и так уже догадались по шапке этого ебучего фанфика… Брок Рамлоу меня зовут… Сегодня. И вчера. И завтра. Итак, какого чёрта я тут делаю? Подозреваю, что этот вопрос надо адресовать не мне, а автору, но признаться, даже его я сейчас задать не в состоянии — литр байцзю в одну каску, — то еще приключение. Похлеще “мстюнов” ваших этих гадких будет. Да-да… Автор выцарапала меня из закрамов своей ебучей памяти, и решила сдуть пыль с клавиатуры ноутбука, наполнив почему-то именно мою жизнь (спасибо, конечно, за оказанную милость) приключениями, алкоголем, бабами и всяким трэшем… Сейчас, лизну минералочки, и начнём метать бисер…

====== глава 1. ======

Похмелье и немного «перца».

08.17.2018 10:21 a.m.

… Давным-давно, в далёкой-далёкой галактике… К чёрту!

Махнув на ГИДРУ рукой (читай — положив болт), заправив бак тачки до полного, дунул из столицы, пока кости целы и пока мне мордашку не поправили, по 80-й на западное побережье через Пенсильванию до Кливленда. А там разбираться буду по ходу пьесы. В кармане — три ляма бачей за проделанную работу, а значит можно не считать центы. И можно не думать о том, где останавливаться ночевать. Любая гостинка подойдёт, был бы мини-бар полон, да в ближайшем кабаке нашлась бы пара куколок посговорчивее. Всё-таки, когда твоё табло знает весь полицейский мир — хуй спрячешься даже в залупе у дьявола. Мне остаётся только смириться с фактом своей широкой известности в узких кругах. Тачка шуршит новенькими «Данлоп» по асфальту, мелкие камешки то и дело стучат по её огромному брюху. Обожаю свою крошку, и совершенно справедливо, что некий Дин Винчестер готов был за «Детку» оторвать голову. Поверьте, есть за что.

Радиоприёмник бормочет что-то на своём, засирая мне эфир и мозги. На пассажирском — запас пива и пустая пачка чипсов. Надо бы где-то становиться и пожрать. В брюхе пусто с самого утра, и я жадно ищу взглядом табличку со знаком кемпинга, или какой-нибудь придорожной рыгаловки. А, вот мне кажется и повезло… Янгстаун, небольшой городок на 80-м шоссе, прямо между Питтсбургом и Кливлендом, ровнёхонько посередине, как прыщ на лбу у выпускницы прямо перед балом.

«Danny’s» встречает вонью прогорклого жира гамбургеров, и хлоркой. Мокрый пол… Старательно обхожу табличку, падая на один из этих диванчиков, обитых блевотно-зелёного цвета дермантином. Официантка, невысокая блондинка в клетчатом фартучке (прямо как из кино, надо же) с выпирающими зубами жуёт жвачку, протягивая мне меню. Хочется шлёпнуть ей по упругой заднице, чтобы зазвенело в пустой крашеной голове, и может тогда она перестанет жевать, словно корова. Сдерживаюсь.

— Ну, что будете заказывать?

— Не «Ну, что будете заказывать?» а «Доброе утро!» — сверлю девицу взглядом.

Тупая. Вижу невооружённым взглядом. На любителя и тупая. Убойное сочетание. Значит даёт всем без разбору. Обдумывает мои слова. В глазах — бегущая строка.

— Доброе утро, сэ-э-эр! Что будете заказывать?

— Уже лучше… Чашку кофе, чёрный, три кусочка сахара. Блюдо дня какое сегодня?

— Жареная курица, луковый соус, овощи-гриль и картофельное пюре.

— Значит, и блюдо дня. Кофе подайте сейчас, пожалуйста.

Кивает, как будто что-то запомнила. То ли я не с той ноги встал, то ли и впрямь она меня бесит так, что пулю ей в лоб пустить охота. Чтоб через затылок есть смогла.

Злой я всё-таки с похмелья. Соображаю медленно. По ящику, что по всем законам жанра установлен прямо над барной стойкой, крутят какие-то местные новости. Особо не прислушиваюсь. Мелькает на экране сисястая девица, дразнит своими дойками третьего размера, вываливая их прямо на стол сквозь тонкую, идиотскую блузку…

Кофе, мне нужен кофе. Срочно.

Словно по мановению волшебной палочки передо мной появляется чашка кофе. И ложечка, блестящая такая, что я даже вижу в ней своё отражение — смуглая рожа, встрёпанные тёмные волосы. Та ещё ебасосина. Особенно после самогона. Глаза наверняка красные, но я прячу их за стёклами очков-авиаторов. Пошло всё на хуй… ГИДРА, Кэп Америка, «Баки», ёб его мать, Барнс… Нет уж, ребята, я конечно, много где в своей жизни побывал, но на тот свет пока не тороплюсь, и «Кроссбоунсом» не хочу быть. Нахуй такую перспективку. И нет, не струсил. Благоразумно свалил, как только припекать стало. Пирс не поверил в то, что я ему сказал. Да что мне с его «верю-не верю»… Бабло на кармане, тачка под жопой, впереди запах приключений. Возможно, последних.

Пока ковыряю вилкой в тарелке, распихивая по разные стороны баррикады из картофельного пюре курицу и овощи, в рыгаловке народу прибавляется. Пара дальнобоев. К вони прогорклого масла добавляется запах пота и солярки. Садятся за стойку, что-то обсуждая в полголоса. Работяги. У одного на предплечье татуировка — череп и кости, и вязь на каком-то языке. Отсюда я не вижу точно, но что-то про жизнь и мать. Поднимаю глаза к телеку: прогноз погоды сменился каким-то наркоманским мультиком. То, что надо, как раз, чтобы отпустило мозги. Кофе немного разогнал кровь, теперь пора разогнать мозги. Но дальнобоям не нравится. Просят переключить, и кривозубая давалка, призывно улыбаясь, конечно переключает.

— Я, вообще-то мультик смотрел!

На мой голос два детины разом оборачиваются, чтобы понять, кто заговорил. Девица переводит на меня удивлённый взгляд. Чё, блядь кривозубая, уже забыла обо мне?

— Мужик, не шуми… Мультики дома посмотришь, с внуками…

— Ага, или в доме престарелых! — гогочет второй, подхватывая.

Девица несмело улыбается. Прячу солнцезащитные очки в нагрудный карман. Не то, чтобы я ими сильно дорожил, просто искать новые нет желания. Поднимаюсь из-за стола. Как только я подхожу вплотную к стойке оба дальнобоя напрягаются. Бросаю взгляд на официантку.

Кетти — значится на бейджике, приколотом к плоской груди.

— Кетти, значит… Будь добра, включи мультик обратно, — кладу пять баксов на стойку, не сводя взгляд с шоферюг.

Официантка деньги цапает, но канал не переключает.

— Живо, я сказал. Повторить?

Кетти испуганно кивает, нашаривая пульт, переключает канал на упоротый мультик. Так-то лучше. Возвращаюсь за столик, доедать свое блюдо дня.

За спиной ловлю какую-то возню. В начищенной до зеркального блеска чайной ложке вижу два кривых приближающихся силуэта и нырком ухожу от удара не дойдя до стола и пары шагов. Секунды застывают. Кулак размером с пивную кружку замирает в нескольких дюймах от моего виска. Теперь я отчетливо вижу татуировку — текст бессмысленен, зато вязь красивая. Перехватываю руку за запястье и несильно, так чтобы вывести из строя, бью снизу вверх по локтю верзилы. Две недели растяжения ему обеспечены. Впредь будет думать, на кого руку поднимать. Второй ошарашено таращит крохотные свиные глазки из-под козырька кепки.

— Ах ты су-ука! — ревёт, словно медведь, первый пострадавший.

Второму трудно развернуться между рядами диванчиков и столиков, не сбив с ног своего напарника.

— Отдыхай, пока можешь, — даю подсечку по ногам, роняя его на пол.

Пустая чашка из-под кофе подпрыгивает на столе, звеня ложечкой.

«Свинячьи глазки» с рыком летит на меня, пытаясь, на сколько это возможно с его массой, грациозно перемахнуть через барахтающегося на полу дружка. Один удар в грудь сбивает с него спесь и охлаждает пыл.

Кетти визжит за стойкой. Блядь, да можно не орать?! Башка и так словно в тисках. А твой пронзительный, сука, голос только ещё сильнее бесит. Кто ж тебе в глотку пилораму затолкал? Разворачиваюсь к официантке, прикладывая указательный палец к губам.

Красавец мущщина, волосы дыбом, глаза красные, ощерился в дикой улыбке, да ещё и молчать приказывает. Прекрасная картинка, сам никак не налюбуюсь. Но Кетти замолкает, зажимая себе рот руками. Правильно, так даже лучше — зубов твоих не видно. Швыряю ещё два бакса на стойку, перешагивая барахтающихся на полу придорожной забегаловки тюленей.

— За мусор на полу… — поясняю, подмигивая девице, и нацепив очки, удаляюсь.

Мультик так и не досмотрел. Досадно.

Сажусь в тачку. Двигатель безотказен, ревёт не хуже «Caterpillar», что не спеша прибывают на парковку рядом с кафешкой. Надо уезжать, пока эти два пособия по анатомии колобка не кинулись вдогонку. Спустя буквально восемь минут на выезде из города ловлю в зеркале заднего вида машину шерифа с включёнными проблесковыми. Пизда… Кетти настучала, или эти два жирдяя? Моргает дальним, требует прижаться к обочине. Ну вот, начинается…

— Ваши документы, сэр… — офицер Сильванни смотрит требовательно.

— Офицер, я что-то нарушил?

— Десять минут назад вы были в кафе «Danny’s»?

— Да, заезжал позавтракать… — не выхожу из машины, всё ещё надеясь на удачу.

— Разрешение на оружие есть? — спрашивает, заметив на заднем кобуру.

— Это с работы бывшей. Она пустая, взял как трофей… Можете посмотреть, если хотите… — на всякий случай не двигаюсь с места, а то пристрелит ещё, чего доброго.

— Да, будьте добры, давайте сюда.

Киваю и медленно протягиваю офицеру требуемое. Осмотрев, возвращает.

— Так чем могу быть полезен, офицер?

— Вы что-то знаете о нападении на двух водителей?

— Где?

— В кафе, в котором завтракали. Не поздно, кстати, завтракаете-то?

— Я поздно проснулся, — улыбаюсь, разглядывая жетон помощника шерифа, — и нет, о драке я ничего не знаю.

— Про драку я не говорил вам, сэр. Выйдите из машины, будьте любезны… — настаивает офицер.

Вот ведь чёрт, прокололся… Походу, байцзю ещё не выветрилось до конца. Придётся подчиняться. Не хотелось бы вновь влезать в драку. Не с властью, точно. Быстро ощупывает меня на предмет оружия. Да пусто, я чё, на ебанутого похож? Хотя, кого я спрашиваю, ясно же, что похож.

— Вы пили сегодня?

— Исключительно кофе.

— От вас стойкий запах алкоголя… На переднем сиденье ящик пива… Придётся пройти освидетельствование, — что-то чиркая в блокнотике, сообщает мне офицер.

Вот ведь дерьмо…

— Шеф, может решим этот вопрос как-то иначе? — не лелея особых надежд, спрашиваю.

Вдруг мне повезёт? Не везёт, тащит алкотестер.

***08.17.2018 12:21 p.m.

В отделении шерифа прохладно и пусто. А нет, не пусто. Уже две знакомые рожи что-то рассказывают не очень молодому шерифу. Раскраснелись оба. У того, кто на свинью похож откуда-то уже фингал на пол ебла. Это не моя работа, совершенно точно. Присматриваюсь. У того, что первый попал мне под руку ссажен кулак… А-а вот оно что, решили страховку получить за простой… Набили друг другу сосальники, и решили на меня свалить. Вот ведь непруха.

Но, пожалуй, пока воздержусь от комментариев. Походу, меня сегодня «примут» до выяснения обстоятельств. Помощник шерифа не слишком добро глядит в компьютер, принимая у «пострадавших» заявление, в то время, как шериф обращается ко мне. Ну да, это я. Сейчас начнётся: почему в розыске, за что в розыске, как сняли с вас статус разыскиваемого, как давно и по какой причине… Короче, яйца сейчас крутить начнут. Ну, приступим, что ли?

— Мистер Рамлоу, верно?

— Верно.

— За что в розыск были объявлены?

— Да как сказать… Всё по мелочи… Там нахулиганил, здесь подрался.

— А точнее?

— Шериф, у вас вся информация перед носом, на экране. Кажется, лучше, чем досье, я сам уже не расскажу, — вздыхаю.

Шериф кивает удовлетворённо, пролистывая мой «послужной список». После того, как в Нью-Йорке я сломал нос Кэпу, а он, само собой, свалил это на нападение Читаури, список можно продолжать бесконечно. Хорошо, что всё не внесли в моё досье.

— И сняты из розыска за…

— Да… За поимку особо опасного злодея, хоть он и не очень-то и убегал, — лениво ухмыляюсь.

Да пофиг, что там начиркано. Я-то знаю, почему с меня снят статус «разыскивается». Потому что надо дать понять, в чьих руках вся информация по проектам и по тем, кто в них замешан. И вовремя рвать когти. Безусловно, Александр Пирс уже объявил на меня охоту. Сейчас он думает, что даёт мне фору, чтобы я расслабился. Ага, держи карман шире. Другой разговор — почему он просто не удалил моё досье из всех баз? А лишь установил приказ об аннуляции. Хочет, чтобы при поимке меня светили по всем системам, не иначе. Это плохо…

— Зачем вы напали на этих парней?

— Я? Напал?

— Снимите очки, будьте добры… Да, вы напали в кафетерии на двух водителей.

Снимаю солнцезащитные очки, и так по перегару понятно, что я вчера не «Кока-колу» пил.

— Серьёзно? Вы этих двух кабанов видали? И меня на их фоне? Как я могу им что-то сделать без ущерба для собственного здоровья? — включаю игру в дистрофика.

Да, я не вышел ростом, не вышел шириной в плечах, но это мне только на руку всегда. Мало кто способен правильно оценить противника, особенно, если у него нет никаких выдающихся параметров. Это вам не Капитан Америка, где только по тому, как сильно трико обтягивает его зад, становится понятно — вот она, краса и гордость Соединённых Штатов, средоточие мощи и убойной силы. Мне-то куда до него. Ага, хех.

— Да, но девушка в кафе, Кетти Вилсон, подтвердила, что вы избили этих двоих. — щурится шериф, всё ещё изучая моё досье, но, скорее из вежливости, что ли.

— Хорошо, если я их избил, то почему руки целы? — кладу на стол грабарки.

Пальцы ещё потряхивает после вчерашнего, как и весь ливер. Щас бы ещё поспать часок-другой, а не слушать проповедь о хорошем поведении. Шериф понимающе смотрит на меня, внимательно изучая давно сбитые в мозоли костяшки рук. Никаких следов, ссадин или даже покраснений. Не бил я их. Почти.

— Что ж… Я в любом случае обязан задержать вас до выяснения всех обстоятельств, — вздыхает шериф.

Ну, прелесть. Что сказать. Хотя бы за гостиницу платить не нужно. Поднимаюсь, подталкиваемый рукой помощника шерифа.

— И что? — натягиваю грустную маску, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться.

— Переночуете сегодня в камере. Утром разберёмся с документами, и можете ехать.

— А почему не сейчас?

— Во-первых, от вас фонит так, что мне уже в пору закусывать. Во-вторых, вы совершенно необдуманно подрались с дальнобойщиками. А их тут останавливается целая толпа, и через час на трассе вас столкнут в кювет в качестве воспитательной меры. А мне это нафиг не надо. Переночуете, они разъедутся, и поедете по своим делам, мистер Рамлоу.

— Ох ты ж… Дак это вы о моей безопасности печётесь? — искренне восхищаюсь.

Нет, правда. Вот уж не ожидал. Думал, начнётся тупой допрос, почему избил, за что, зачем? А они, похоже, уже привыкли к подобным ситуёвинам. Повезло мне, что ли?

— Не угадали. Отчёт писать не хочу, — улыбается шериф, кивая помощнику в сторону камер.

С одной стороны такая трата времени для меня же хуже. С другой — Пирс ещё не в курсе, что флэшки у меня больше нет… Да похуй, высплюсь. Перед смертью всё равно не надышишься. А то, что я паду смертью храбрых в этом неравном бою с системой не вызывает у меня сомнений. Остаётся наслаждаться тем, что есть. Покормят через три часа. Всё лучше, чем и впрямь валяться в канаве на обочине. Растягиваюсь на шерстяном колючем одеяле. Красотень! Вырубает меня сразу же, не успеваю закрыть глаза.

====== глава 2. ======

“Ночь, Людмила, где тебя носило?”

08.17.2018 9:47 p.m.

В душе не ебу, что происходит, но на нарах меня буквально подкидывает: чей-то приятный голосок сквозь сон вползает в сознание. Клянусь последней бутылкой байцзю — явно не шериф. Зырю без палева, прищуривась. Опа, а вот и источник звука: миленькая блондиночка в обтягивающих круглую задницу джинсах и клетчатой рубашке.

Ну, привет, малыш… Приподнимаюсь на локтях, изучая фронт работ. Девица меня игнорирует, о чем-то воркуя с помощником шерифа. Перекатываюсь на бок, чтобы было удобнее её разглядывать. На вид ей лет двадцать-двадцать пять от силы. Невольно улыбаюсь, наблюдая, как пялится на ее сиськи помощник шерифа. И краснеет. Вот пиздюшонок, по любому мечтает её натянуть, а судя по тому, как яйца мнёт, девчонка — дочь шерифа.

Оборачивается и долго с интересом смотрит на меня. Подмигиваю, всё ещё улыбаясь.

— Привет, малыш.

— Элди, это что за бичара? — фыркает девица, возвращаясь к диалогу с помощником. — Твой папа его оставил, чтоб переночевал. Подрался с дальнобойщиками в “Danny’s”. — Он? — Говорят, я… — поддакиваю, падая на спину, и заводя руки за голову.

Знаем мы таких неприступных. Сейчас ты монашка-кармелитка, а через час святые покраснеют. Разглядываю потолок. На нём, как на египетских барельефах надписи, выцарапанные кем-то. Джони, Бонни, даты, звёздочка шерифа ещё нарисована. Лёгкие шаги к прутьям клетки. Запах духов и мыла. Ты ж моя золотая, так и знал, что подойдёшь…

— А как было на самом деле? — нависает надо мной, у прутьев.

Я ухмыляюсь и закрываю глаза. А не всё ли тебе равно, девочка? Молчит. И не уходит, что ли? Вскидываю бровь и приоткрываю один глаз. Улыбается. На отца не похожа, либо в мать либо в соседа.

— А на деле —я мультик хотел посмотреть.

— Даже так? — смотрит изучающе.

— Да.

— Мило… Как вас зовут?

— Брок. Брок Рамлоу.

Протягивает мне ладошку сквозь решётку, слегка наклоняясь. Я секунду пялюсь на сие действие, и, подумав, прижимаю тонкие пальчики к губам. Этикет он и в тюрьме этикет, не так ли? Ха, богом клянусь, через несколько часов эта крошка будет скакать на моём члене позади какой-нибудь забегаловки, так что только перья полетят.

— Дженни… — краснеет.

В серых глазах плещется игривость и недоверие.

— Я очень добрый. Честно! Можете спросить у шерифа, Дженни, — не могу сдержать улыбку, представляя, как натяну её, содрав эти чёртовы джинсы с её пышной задницы.

Дженни улыбается в ответ, не отводя глаз. Разгибается, и ещё раз бросив взгляд на меня, возвращается к рабочему столу помощника. Уходит, зазывно виляя карданом так, что я на всякий случай закрываю глаза, всё ещё ухмыляясь. Хороша, малышка. Уверен, ты побывала в паре-тройке гостинок этого милого городка. А зная, кто твой папаша — никто и не подумал ему накапать о твоих похождениях.

Не обижайся, младший помогатор, но я ей загоню сегодня по самые яйца. Смотри, щенок, и учись!

— Элди… Что нового? — словно ни о чём заводит разговор.

Я прямо таки шкурой чувствую игривые нотки в её голосе, и точно знаю, что предназначаются они не помощнику шерифа. Не ради него она тут задержалась, вот зуб даю. Что за пиздоблядский городок? С другой стороны, мне же лучше. Поворачиваюсь к этой парочке голубков спиной — стоит ещё вздремнуть…

— Эй, Брок, а это не твоя тачка на стоянке?

— «Импала 67»?

— Да… Как в кино прямо.

— Даже круче, малыш… Хочешь, завтра покатаю, — разглядываю любопытную девицу.

Она возвращается и стоит в изголовье койки, рассматривая в наглую сквозь прутья, как тигра в передвижном цирке. Беззастенчиво скользит взглядом к ширинке. Да я тебе и так всё покажу, думаешь, нет что ли? Ехидно усмехаюсь и подкидываю таз, устраиваясь поудобнее. За одно и демонстрирую интересующую её область. Поверь, котик, понравится. Не знаю, как тебе, а мне — точно.

— Ох, какое любопытное предложение, с удовольствием приму его.

— Ну, значит до утра?

— Значит, до утра. Спокойной ночи, Брок Рамлоу.

— Дженни! Дженни, дорогая… Что ты тут делаешь? — слушаю болтовню уже сквозь сон.

Шериф уволакивает свою круглозадую дочь, оставляя меня наедине с малахольным помощником. Как же, чёрт возьми, хорошо… Выспаться на кровати. В тишине. Но выспаться мне не дают: трещит рация, бормочет что-то дежурный, шастает туда-сюда проныра-помощник. На отходняках после байцзю меня накрывают шугняки — каждый шорох эхом отзывается в голове. Эх, сейчас бы тёлку эту помять, да как следует, чтоб вспотеть.

В какой-то момент наступает гробовая тишина, что я, не веря своим ушам, открываю глаза. Никого. Нихрена себе… Меня тут что, бросили? Одного?

Раздаётся стук каблучков. О, а вот и моя подружка Дженни.

— Эй, Рамлоу… Я все о тебе узнала, — склоняется к решётке, улыбаясь многообещающе, — не спишь?

— Не сплю… Где все?

— На вызове. Я позвонила с мобильника, вызвала на труп бомжа в мусорке на другой конец города… У нас с тобой двадцать минут, — звенит ключами от камеры, — пока они не прочухают, что вызов ложный.

А вот это уже то, что доктор прописал. Что вот так на неё подействовало? Моя тачка? Моя харизма? Или широкая известность в узких кругах? В прочем, это не важно.

Девица влетает в камеру так, что я не успеваю даже на нарах подняться. Садится мне на колени, пробегаясь пальцами по волосам. Ух, сейчас ты у меня попляшешь, малышка. Впиваюсь губами в жадный ротик, толкаясь языком внутрь. Её ладошка грубо цапает меня за ширинку, пока я лапаю её за грудь. Хватаю за волосы, оттягивая голову назад и обнажая тонкую, цыплячью шею. Свернуть её — три секунды. Целую в ключицу, срывая рубашку. Пуговицы с треском отлетают и разбегаются по полу. Из лифичка призывно торчит плотная, налитая грудь. Превосходная. Застёжки разлетаются в разные стороны, обнажая красоту. Соски сморщились, стали жесткими, такими жёсткими, что ими можно резать стекло. Кусаю, мну с удовольствием, так, что Дженни от боли вскрикивает и шипит. Потерпишь, сама пришла...

Ширинку распирает и яйца каменеют. Рывком стягиваю с задницы дочурки шерифа джинсы. А сучка успела подготовиться — без белья, гладко выбрита, даже жопа. Ставлю её на шконку раком, пинком раздвигая ей бедра. Пряжка на ремне джинсов бряцает об угол койки, пока плюю себе на ладонь, растирая слюну по горячей щёлке малышки. Ух, какая жаркая. Стонет, извиваясь, хоть я ещё и не начал.

Пошлёпав членом по её белокожей заднице, примериваюсь. М-м-м, обожаю баб с этого ракурса. Не пиздят, ждут покорно… Красота. Раздвигаю ягодицы, неспеша вталкиваясь. Ну, привет, радость моя, папочка Брок заждался… Внутри жарко, влажно и… не ахти как… Наклоняю Дженни вперёд, заставляя лечь грудью на шконку, и угол проникновения сразу меняется. Во-о-о, вот так поинтереснее будет.

Вдалбливаюсь в горячее молодое тело, слушая, как она стонет с придыханием. Двадцать минут, говоришь? Ну, значит, воспользуемся ими по полной. Когда у малышки начинают трястись от напряжения ноги, сажусь, широко разводя бедра. Хватаю за волосы… Можешь отдохнуть чутка.

— Ой, Бро-о-о-ок… Аккуратнее, — ноет.

— Не пизди… Соси давай, — затыкаю ей рот членом.

Девица знает дело. Язычок порхает, заставляя меня шипеть под напором её ротика. Берёт глубоко в глотку, профессионально. Тонкие пальчики пробегаются по бедру, подбираясь выше. Ох ты ж бля!

— Яйца не трожь! Иначе я тебя выпорю…

— Выпори… — шепчет, отрываясь от елды.

По подбородку бежит слюна, и Дженни отирает ее, размазывая. Сама напросилась, че сказать. Сдавливаю глотку пальцами, поднимая с колен, втаскиваю девчонку на шконку, поворачиваю к себе спиной, вжимая лицом в шерстяное одеяло. Навалившись всем весом, врываюсь в горячую киску, продолжая сжимать пальцами горло сучки. Она хрипит, шипит и стонет, пока я вбиваюсь в неё на всю длину с оттягом. Отклячивает задницу, приподнимая таз. Яйца шлепают по белой коже всё быстрее.

Вот это жопа, я вам скажу… От души шлёпаю ладонью по ягодице, так что она аж звенит. Тут же проступает сперва розоватый, затем заметно алеющий след пятерни, кое-где даже полопались мелкие сосудики. Будет знатный синяк. Девица вскрикивает, сжимаясь внутри. О, да… Плохих девочек надо наказывать… К шлепкам яиц по ляжкам примешиваются шлепки по заднице. Дженни сперва взвизгивает, а потом насаживается всё активнее и активнее, вихляя похожей, если смотреть сверху, на сердечко жопой. Главное, теперь не проебать вспышку.

Пара движений, и я спускаю ей на спину, вовремя вытащив. Клейкая малафья забрызгивает ей крестец. Ащ-щ-щ… Ух, как хорошо… По спине течёт пот, по ляжкам сучки — соки. Засовываю ей между ног ладонь, второй рукой вжимая между лопаток в матрас. Дженни хрипит, подаваясь назад и насаживаясь на пальцы. Кусаю её раскрасневшуюся задницу.

— Всё, вали давай… — вытираю руки и член о край её рубашки.

Дженни садится на шконке, поправляя растрепавшиеся волосы, пытаясь втиснуться в джинсы. Пуговицы раскатились по всей камере, собирать бесполезно. Раскраснелась не только её жопа: вон, щеки тоже горят, глаза дикие. Времени маловато, а то бы я оторвался по полной, но и так годится.

— А ты хорош для старика, — усмехается, — повторим утром? В твоей тачке…

— Угу… — застёгиваю ремень, чувствуя себя превосходно.

Приятнее всего сейчас мышцам спины — ощущение такое, будто получил офигенный массаж: слабость, легкость и кайф. Яйца отпустило, а то думал, разорвёт к чёртовой матери. Неплохо для перепиха по-быстрому. Дженни выпархивает из моей клетки, сыто урча и подмигивая, запирает замок.

Такое впечатление, что эта дурёха решила, будто я её личный котик, к которому можно прийти поиграться. Ох уж эти малолетки наивные… Растягиваюсь во весь рост на нарах. А тут и ничего в целом. Кормят, тишина, ещё и потрахаться можно, короче, голодным не оставят…

Прямо-таки курортная зона. Но задерживаться желания нет. Раз за мной ещё не пришли, значит у меня действительно есть фора. Нельзя просирать такой шанс. Ну его нахер, утром свалю из города, как только шериф щёлкнет замками.

***08.18.2018 3:21 a.m.

Среди ночи просыпаюсь от какого-то подозрительного шума. Шериф сопомощники бегают, словно тараканы по кухне студенческой общаги.

Невольно навостряю уши. Что-то интересное намечается в этом курятнике?

— Эй, что стряслось?

— Тебе какое дело? — фыркает заместитель шерифа Сильванни, Элди мать его ети.

Пожимаю плечами, и правда, какое мне дело. Один хрен, пока обсуждать будете, я всё так или иначе услышу. В камере сумрак — из кабинета шерифа тускло светит лампочка, но, зараза такая, прямо в глаза, и это мешает. Отлежал все бока о жёсткие нары, и решаю, что хватит, надо вставать.

Трезвость — не лучшее моё состояние. Нервы натянуты, как струна, руки чешутся чем-то заняться. Злит каждый звук, каждый шорох и движение. Но больше всего злит бездействие. Надо куда-то деть накопившуюся дурь. Пока шериф с помощником носятся как обосравшиеся котята, заканчиваю разминку и перехожу к плиометрике, нагружая руки и спину. Не самые мои любимые упражнения, но в ограниченном пространстве то, что нужно, чтобы убить время и нагрузить тело.

— Эй, ты! А-ну, ляг на койку… — рычит недовольно помощник шерифа, зло бросая на меня взгляд.

Молча киваю, досчитывая до ста. Подход выполнен.

— На место, я сказал! — рявкает уже грубее.

Прикидываю, ответить сейчас, или дождаться утра и расколотить ему ебучку. Руки так и чешутся поправить римский профиль. Что ж такое со мной? Решил ведь начать всё с чистого листа, как законопослушный гражданин... Ан нет, всякие тараканы под ногами путаются, сбивают с пути истинного.

— Чё злой такой? Дочка шерифа не дала? — усмехаюсь, отдышавшись.

Так и подмывает съязвить, сморозить гадость. Помощник замирает оторопело в метре от решётки. Смотрит, как оленёнок в свете фар — такими же наивными чёрными глазами. Подходит к прутьям вплотную. Ой, боюсь-боюсь...

— Дженни увезли в неизвестном направлении… Так что заткни хлебало…

О как… Девица прыгнула в первую попавшуюся тачку и сделала ручкой папаше и этому зануде-помогатору? Молодец, не думал, что она настолько сообразительна. Из этого городка надо валить, тем более, если с ней только ленивый не был. Ну, что я могу сказать? Счастливого пути, крошка!

— Вернётся, — падаю на нары, — как только деньги кончатся.

Тело звенит после тренировки, и в этом есть какой-то кайф. Гораздо более стоящий, чем перепихон. Мышцы рук обманчиво потеряли в силе. Чуть потряхивает, и гудит в ногах, зато сердце наконец выровняло бег и больше не трепыхается, как канарейка в кошачьих лапах. Не буду больше столько пить. Меньше буду, больше — нет.

— Всё, заткнись! — рявкает помощник шерифа.

Я уже не смогу уснуть — говорят, любопытство погубит кота. А я хоть и не кот, но очень любопытный, особенно когда туплю в тюряге, не находя себе иного занятия. Разве я вам этого не говорил ещё?

====== глава 3. ======

Немного об искусстве и конечно, красный «Mack Pinnacle».

08.18.2018 7:01 a.m.

Вот знаете, за что я не люблю простой в делах? Апатию и бездействие? За то, что вся эта прелесть убивает драгоценное время. Казалось бы, что такого в том, что я провёл ночь в камере? А вот что — мог бы уже быть где-то на Среднем Западе, завтракая в очередной придорожной забегаловке.

Не сказать, что я боюсь, что Пирс меня разыщет. Это лишь дело времени, но и сидеть на месте не охота. Я прекрасно отдаю себе отчёт в его и моих возможностях. Для него, Председателя Совета Безопасности, я — кровавое пятно на деловой репутации, которое можно вывести только приложив усилия. Когда мы начинали работать, я вполне удачно выторговал у этого начинающего Гитлера амнистию по всем фронтам: Пирс подчистил моё досье, «простив» кое-какие грешки юности. Иначе просто мне было не попасть в Щ.И.Т с моим «послужным списком». Ох, и бурная была у меня молодость, надо вам сказать. Много чего успел до ГИДРЫ наворотить… Как на электрический стул не попал — не знаю. Наверное, в рубашке родился. Спросил бы у матушки, да знать бы ещё где она теперь закопана.

А последнее время приходится следить за своими поступками, чтобы не светиться в полиции. Сегодняшнее задержание не в счёт, у всех бывают проколы. И всё бы ничего, но в этой праведной жизни, которую мне приходится вести, есть один огромный, я бы сказал гигантский недостаток — скука! А как вы понимаете, шило в жопе и скука — две вещи несовместимые.

Утро наступает слишком медленно. Моё терпение уже на исходе, когда появляется заместитель шерифа. Вид у него не ахти какой. Глаза красные, весь помятый, как будто из мусорного бака выпал.

— Эй, Дилдо… — окликаю, когда он демонстративно проходит мимо камеры, звякая ключами.

— Я — Элди, козёл… — шипит, как чайник.

— Да? Извини, не расслышал с первого раза… Так, что, когда меня отпустят?

Помощник шерифа смотрит исподлобья. Чё, не отпустишь, кошкин сын? Да ладно, я ж пошутил на счёт дилдо.

— Шериф приедет, и выпустит, а у меня приказа не было.

— И когда он приедет? А то у меня уже задница одеревенела от вашего гостеприимства.

— Всё, завались, Рамлоу… Не мешай работать… — устало отмахивается «Дилдо».

Однозначно, ему очень идёт новое погоняло. Пожалуй, так и буду его называть.

— Да ты только из угла в угол ходишь с кружкой кофе. Мог бы, между прочим, и гостю предложить…

—Всё, завали ебало…

— Фу, как некрасиво, — хмыкаю.

Я, между прочим, ещё пока ничего не натворил, чтобы разговаривать со мной в таком тоне. А вот когда натворю, тогда лучше со мной даже не встречаться. Помощник шерифа отмахивается от меня, как от назойливой мухи. Вот же… Сука! От безделия в теле всё гудит, словно высоковольтный кабель линии электропередач. Кажется, коснись меня, и на месте убьёт.

— Элди! Этот шут ещё здесь? — слышится голос шерифа и я застываю в стойке, как пойнтер перед фазаном.

— Да шериф…

— Какого хрена? Я же ясно выразился — чтоб ни одной живой души не было! — рявкает такой же лохматый и помятый шериф.

Уже интереснее… Что ж всё-таки стряслось? С видом побитой собаки помощник шерифа торопится к моей камере, а я уже чуть ли не приссыкаю от радости, что наконец выберусь отсюда и свалю из этого сраного городка.

— Шериф, что случилось? — сгребая в карман джинсов изрядно помятые баксы, спрашиваю.

Шериф смотрит внимательно, затем вздыхает так, будто готов родить двойню.

— Тебе какое дело, Рамлоу?

— Я любопытный.

— Даже слишком. Дочь пропала.

Пожимаю плечами — виданное ли дело, пропала шалашовка, видать не первый раз сваливает с дальнобоем. Покатается, нагуляется и вернётся. Жаль, правда, что свалила, не выполнив вчерашнего уговора.

— Вернётся, — проверяю, все ли документы на месте.

Папаша вздыхает так тяжело, что я невольно морщусь. Да что, чёрт возьми, ещё? Судя по всему я сейчас вляпаюсь в очередную историю, о которой потом пожалею.

— Помощь нужна? — блядь, ну конечно, именно это я и хотел сказать.

— А можешь помочь?

— Если спрашиваю, значит могу… — отступать уже поздно, увяз по уши.

— Ну, помоги… — усмехается шериф, жестом приглашая меня за свой рабочий стол, — последний раз её видели на парковке возле того кафетерия где ты подрался с дальнобоями. Она частенько там ошивается. Думает, что я не знаю, чем она занимается. Но сейчас не самый лучший момент… У нас насильник завёлся. В этот раз эти игры просто опасны.

— И куда только смотрит мать?

— Матери уже нет лет как семь… — отрезает шериф.

Ну, ок, допустим, я тебя пожалел сейчас. Допустим! Слушаю внимательно, аж самому противно. С другой стороны — всё какое-то занятие, развлечение, как ни крути. А это уже кое-что.

— Что по камерам? Отследили в какую тачку она села?

— Если бы… — шериф устало потирает слезящиеся глаза.

Не люблю вот это из пустого в порожнее. Мне нужны факты, а там я сам уже как-нибудь разберусь. Откуда такая уверенность? Да всё очевидно и вероятно: моё собственное прошлое. Кто не знаком — зайдите в Гугл, если вас там не забанили. Преступник я. Профессиональный. И умею не только убивать, но и находить своих жертв.

— Короче, шериф. Уехала со стоянки кафетерия. Всё? Это точно всё, что мне надо знать?

Шериф смотрит внимательно, недоверчиво. Правильно, старик, делаешь. Мне доверять — себя не уважать, но как говорится, раз в год и палка стреляет. Имею я право сделать что-то из ряда вон выходящее? Я выспался, отожрался, даже пар спустил. Можно и поразвлечься немного.

— Что ты хочешь знать, Рамлоу?

Кривляюсь.

— Ну, не знаю. Может у неё есть излюбленные направления? Запад-восток? Или в сторону Канады? — подцепляю на палец ключи от «Импалы».

— Она как перекати-поле. Куда ветер, туда и она, — вздыхает несчастный отец.

— Ясно, начнём с кафетерия.

— Мы там проторчали всю ночь и всё утро.

— Ну, так это вы. Бак полный в тачку залейте… А я покатаюсь по округе, посмотрю, что к чему, — гляжу на помощника и вижу, как его прямо распирает давлением фекальной станции.

Шериф кивает «Дилдо» — взгляд суров. По любому, тебе придётся это выполнять, резиновый дружище. Приказ есть приказ. Ясен пень, почему Дженни тебе не даёт — ты ж вафля. Раскисшая, склизкая бесхарактерная вафля.

Тачка заправлена, и я с удовольствием навёрстываю упущенное. В «Danny’s» всё та же кривозубая оторва. Смотрит так, как будто привидение увидела. Сажусь за стойку, шлёпая ладонью по ламинированному меню.

— Доброе утречко, дорогуша. Помнишь меня?

— Да, сэр. Доброе утро… — мнётся.

— Кофе — чёрный, три куска сахара, и последние сплетни.

Девица молчит и хлопает глазами. Даже с места не дёрнулась. Ей чего там, под ноги суперклей разлили?

— Ну, чего ждём?

— Я не знаю, о каких вы сплетнях… — мямлит.

Оп-па… Не спроста жмётся. Не, ну понятно, что меня боится, после увиденного вчера. Да и это ещё не в полную силу, так, повоспитывал немного неучтивых.

— Не ссы. Я не кусаюсь. Разве только по ночам, и то нежно… — подмигиваю, расправляя смятую пятёрку и придвигая к Кетти.

Кетти смотрит, сведя брови, но деньги берёт.

— Поясняю: Дженни мне свиданку назначила на утро, а сама не явилась. Где искать мою подружку, знаешь? — и ведь не соврал же, правда?

Кетти молчит, сощурившись. Изучает. Медленно, так что мне охота ей вилку в зад воткнуть, заваривает кофе и придвигает ко мне. Три кусочка чуть желтоватого, пахнущего сыростью сахара лежат с краю на блюдечке. Наконец, решив сложное логарифмическое уравнение в своей головёнке, подаётся чуть вперёд и понизив голос, бормочет:

— Она была вчера вечером тут. К ней подсел тот, что напал на вас первым. Потом я не знаю, что было. Моя смена закончилась.

М-м-м… Бинго! Вот это мне фартит сегодня! К чёрту потрахушки, кажется, я нашёл себе новое развлечение.

— Хм-м… А почему ты шерифу не сказала?

— Я только вышла на работу, знать не знаю, был тут шериф или нет. Да и Дженни… Покатается и вернётся. Не первый раз.

— Чудно. На какой тачке были эти два недоразумения? — обжигаюсь об край чашки.

Сука, горячий кофе. Даже слишком. Зато неплохой, кстати, не пережжёный, не пресный. Самое оно.

— Дак, на красном «Mack Pinnacle»

— Великолепно, мне это ничего не говорит. Номера запомнила? Может, отличительные особенности какие? По-любому же что-то было, — не люблю вот эти вот пространные рассуждения.

Если бы не тот факт, что я пытаюсь начать новую жизнь, в которой нет места правонарушениям, то я бы уже давно получил более расширенную версию случившегося. Правда, не совсем праведным путём.

— Кажется, да. У них на контейнере ярко-оранжевая полоса такая, и надпись… Что-то про Мстителей.

— Ну, вот видишь… Уже что-то. Куда они поехали? — улыбаюсь так, что сводит щеки.

— Кажется, по 76-й, в сторону Питтсбурга… Но я не уверена.

Прекрасно. Бросаю на стойку ещё пару четвертаков, за кофе, и спешу на выход. Значит, в сторону Питтсбурга. Тут вариантов пара — либо они сейчас зависают с девкой в гостинке и по дороге я по любому наткнусь на их тачку, либо они в каком-нибудь отстойнике, и девица вернётся сама со дня на день. Что-то подсказывает, что мне сегодня везёт.

***08.18.2018 11:32 a.m.

Движок «Импалы» жрёт бензин и километры. Вылетаю на 76-ую до Питтсбурга. Кругом поля, распаханные под культуры. Меня это всегда поражало, что кто-то готов сутками ковыряться в земле ради того, чтобы получить урожай, который не всегда можно сбыть. Нет, из меня коммерсант как из собаки балерина, конечно, но даже я понимаю, что риски слишком велики.

Вот как ни крути, а чутьё меня ещё ни разу не подводило. Похожий по описанию тягач замечаю примерно в восьмидесяти километрах от Янгстауна, в местечке под названием Биг Бивер, аккурат за парковкой большегрузов. И эта ебанутая надпись «Мстители, общий сбор!». Ну, вот кто эту херню придумал лепить куда не попадя? Аж мутит, честное слово. В Щ.И.Т.е спасу не было от повсюду развешенных агиток, Кэп своей жопой в трениках сверкал, вместе с этой Командой Мечты, Фьюри задолбал обязательным приказом быть у Роджерса на подхвате, и тут ещё эти рекламные этикетки супергероев.

Не думаю, что меня тут ждут с распростёртыми объятиями, но решаю заглянуть в гости. Заглушив двигатель, качусь на нейтралке прямиком к стоянке, на которой завис «Mack Pinnacle». Ну, что, повеселимся?

Знаете, вот есть у меня такая гаденькая черта, и ничего не могу с ней поделать — люблю сюрпризы. Просто вот моё второе имя. Осматриваясь по сторонам, подхожу к грузовику. Никакого движения. Умерли все тут что ли раньше, чем я приехал? Далеко вы ребята отсюда уже не уедете — немного повозившись, перерубаю ножом топливопровод. Солярка льётся на землю, расползаясь жирным пятном.

Присаживаюсь на корточки недалеко от кабины грузовика. Мелкие камешки так и шепчут, так и подбивают на какую-то гадость. Взвесив в руке средних размеров галечник, без зазрения совести отправляю его в боковое хромированное зеркало. Он сухо щёлкает по металлу, отлетая рикошетом в стекло водителя. Никакой реакции. Ничего, я терпеливый. Запускаю ещё один, посильнее. Кабина чуть качнулась. Видать, тюлени зашевелились. Ну-ка ну-ка… Отправляю камень побольше прямиком в стекло с водительской стороны. Он громко клацает, оставляя заметный скол. Прелесть! Ну, как собой не гордиться?

Из кабины грузовика выползает знакомая харя. «Свинячьи глазки» смотрит с недоумением пару секунд, потом меняется в лице, что-то бросая в салон. Видать, узнал и своего дружка неумного зовёт.Вываливается сперва брюхо, потом он сам.

— Ты чё, сука, делаешь?

— Сижу, на тебя смотрю, — отвечаю честно, — вы тут девчонку не видали? Блондинка кругложопая. Из Янгстауна…

— Нахуй, сюда иди, пидарасина, я тебе сейчас бошку твою петушиную в жопу затолкаю, — летит ко мне с монтировкой в руке.

Эт ты зря, конечно. Поднимаюсь и ухожу от удара, наблюдая, как этот локомотив проносится мимо. Ну не люблю я, когда мою причёску обсуждают. Да ещё совать куда-то там собираются. Ага-ага…

— Как грубо… Я же вежливо спросил, о, а вот и дружок твой… Здарова, человек-морж, я спрашиваю, Дженни не видели? — отвешивая поджопник «Свинячьим глазкам», выхватываю из его руки монтировку.

Сейчас я займусь вашим перевоспитанием. Второй кабан пыхтит, торопясь поквитаться со мной за позор в забегаловке. Хорошо, что мы очень удачно встретились в лесополосе. За деревьями не видно будет, куда я монтировку вставлю одному из счастливчиков. А может и двоим сразу.

«Свинячьи глазки», обливаясь потом, пытается подняться, пока его товарищ совершенно необдуманно заносит руку для удара и получает снизу вверх по второму локтю. Слышу, как с характерным щелчком локоть вылетает из сустава, привет — травматология. Напарничек взвизгивает не хуже настоящей свиньи, хватаясь за руку. За это время «Свинячьи глазки» успевает подняться, и зажимает меня в своих потных объятьях. И без объявления любви, вот ведь нахал! Ну и вонища… Я теперь каждый раз вспоминать буду, заказывая свиную отбивную. Потом несёт так, что у меня глаза слезиться начинают. Фу, неужели Дженни с ними время провела? Блевать буду, дальше чем видеть.

Бью утырка затылком в переносицу. Отчетливо хрустит перегородка и любовные объятия разжимаются. Ребята, это не кино, где мы будем с вами драться полчаса, а потом каждый пойдёт по своим делам, не-а. Щас вы оба ебальники тут оставите, и всё.

Наклоняюсь к корчащемуся на земле однорукому бандиту.

— Дженни где?

— Кто?

— Тёлка, которую вы в Янгстауне сняли… Блонда круглозадая с синяком на левом полужопии, — поясняю так, чтобы дошло сразу.

Оба барахтаются в пыли, ещё больше становясь похожими на тюленей. Жирные, коричневые, повизгивающие тюлени. Тот, что со сломанным носом хватает ртом воздух сквозь кровавую пелену, пытаясь подняться с колен.

Лады, не хотите по хорошему, будет по моему. С размаху бью тяжелым ботинком тому, что ближе, в бочину. Крякает, заваливаясь. Вынимаю нож-боуи из-за ремня джинсов. От хорошей щекотки грех отказываться!

— Слышь, фермерская радость, разрез будет длинным… — приставляю лезвие ко второму подбородку выбранного мной претендента в покойники.

Он вздрагивает, вытягиваясь в струнку, смешно хлопая маленькими голубыми глазками. Ну, точно молочный поросёнок.

— Мужик, ты чё… Ты чё… Хорош, а… — сипит «однорукий», наконец сумев встать на ноги.

— Слушайте, некогда мне задерживаться. Говорите где тёлка, я её заберу, да поеду по делам.

— Бля, да она сама вчера в тачку лезла! Отвечаю, ничего плохого не сделали ей… — хрипит в моих руках «Свинячьи глазки».

— Да срать я хотел, что вы с ней делали. Где она?

— На Махонни Валлей, площадка отдыха.

— Где это? Я тебе не гугл-карта, — у меня че, на морде написано, что я навигатор?

— Назад, в сторону Янгстауна. Мимо не проедешь. Она просила там её высадить, — вытирая кровавые сопли, фыркает «Свинячьи глазки».

Кажется, знакомство с холодным оружием быстро вызывает разговорно-думательный рефлекс. Хочется драйва. Вот прям гадости какой-нибудь хочется, как китайской лапши быстрого приготовления с похмелья. В конце-концов они сами нарвались еще в кафешке. У меня, кстати, и повеселее железяка припрятана — Зиг Зауэр Р226 Е2. Направляю ствол на ублюдков, снимая с предохранителя.

— Раздевайтесь. Живо… — кажется, я кое-что придумал.

Не совсем приличное, но нам ли быть в печали. Таращатся, будто я им предложил групповушку. Ага, я пас, я по женской части, кто бы что из шипперов не придумал себе. Но пакость уже задумал.

Не слушаются, глаза округлили. Одной рукой прижимаю лезвие чуть сильнее к сальному подбородку, второй направляю ствол на напарника. От страха у свиноты трясутся руки и складки на брюхе. Рычу:

— Живо… Скидывайте шмотки в кучу. Ключи от машины мне.

— Мужик, ты чё… Ты это… Ты если обиделся, то мы ж это… — блеет, как баран.

Глаза округлил. Поздно, мои мягкотелые друзья, я уже настроился. Господисвятыеугодники… Эти прыщавые волосатые задницы мне будут в кошмарах сниться! Фу… Грех сегодня не нажраться в хлам, чтобы стереть себе память.

— Ты! Давай сюда иди… Ближе. Пока я твоему дружку сало не обстругал, — рычу, — вынимай ремень.

Связываю их, прочно фиксируя головы ремнём: лицом к лицу, глаза в глаза, лоб в лоб, губы в губы. Хе-хе… Труляля и Траляля просто, только не лысые. Руки связываю за спинами, так, чтобы они не могли вырваться и простояли достаточно долго. Теперь эта парочка мне напоминают картину Рене Магритт «Влюбленные». Да, знаю, что вы все подумали: «А этот Рамлоу не такой и тупой!».

Подхватываю вонючие манатки, обливаю всё соляркой и поджигаю. Благо один из этих поглотителей жратвы ещё и курит.

— А теперь, мои дорогие сказочные жители, счастливо оставаться, — забираюсь в кабину грузовика, нахожу рацию.

Эфир полнится переговорами проходящих мимо машин. Хм-м… А это будет весело! Вызываю по связи ближайший караван на сигнал о бедствии, снимаю грузовик с ручника, и швыряю ключи в ближайшую лесополосу. А теперь — добро пожаловаться в Ад!

За спиной раздаются отборные маты, пока я завожу тачку. В зеркале заднего вида наблюдаю фантасмагорическую картину, и усмехаясь, давлю на акселератор. «Импала» с рёвом срывается с места, забросав всё вокруг себя щебёнкой и поднимая тучу пыли. Мелкие камешки стучат в подкрылки.

Значит, девчонка на пути домой, Махонни Валлей? Увижу если, то довезу, конечно. Но больше — никаких гвоздей. Хрен его знает, чего она там за букет собрала и мне подарила…

====== глава 4. ======

Щенок из приюта Пресвятой Девы Марии.

08.18.2018 2:32 p.m.

Девчонку я привожу в Янгстаун где-то за полдень. Вид у неё знатно помятый, проспала всё самое интересное, например, как на парковке возле офиса шерифа я нашёл тачку помощника «Дилдо» и на её крыше покормил голубей. Ну, а что? Птички кушать хотят, а у меня как раз пакетик семечек в бардачке завалялся. Короче, засрали они ему машину так, что отмывать задолбится. Впрочем, пусть радуется, что у меня настроение хорошее и желание свалить как можно быстрее, а то моя фантазия с нерастраченной энергией довели б его до белого каления.

Шериф как-то странно хмыкает, встречая свою дочурку, бьём по рукам и я прыгаю в тачку, наблюдая через очки за тем, как мечется по парковке помощник, недоумевая и размахивая руками. Ну, ничего, отмоешь как-нибудь. Можно подумать, тебе воды жалко. В общем, прощай Огайо, штат конского каштана и янкис, «оранжевых и синих» и Огайо Стэйт Бэйкиз… Короче, целую крепко в десна, и мчу дальше.

В Арканзасе, проехав почти весь путь, я проёбываю поворот. Ну, блядь, очевидное-невероятное, просто. Тут очень мило конечно, но после скоростного автобана тащиться по городским дорогам такое себе занятие. Ни одного ссаного указателя, а асфальт — будто Перл Харбор после бомбёжки. Не долго и подвеску тут оставить. Приходится знатно сбавить скорость, чтобы не выкрошить себе зубы при тряске и не расширить словарный запас своего случайного попутчика. От скуки, кстати, я подобрал автостопщика не далеко от Мемфиса. Прикольный пацан, только накуренный, то и дело, если не курит, то жрёт что-то из своего рюкзака. Всю дорогу втирает мне какую-то дичь, попыхивая косячком, затыкаясь лишь на то, чтобы сточить очередной помятый, видавший виды бургер. Вот и сейчас смотрит на меня сквозь муть в глазах и смеётся над довольно дурацкой шуткой собственного исполнения.

— Видок у тебя довольно крутой. Ты, случаем, не коп? Или спецназовец какой? — не замолкая ни на минуту, трещит попутчик.

— Что-то типо того, — бросаю ему в ответ, лениво посматривая по сторонам. «Надо же, какой проницательный,» — мысленно усмехаюсь.

Хорошо бы заправится, да пожрать нормально. И кофе. Хочу кофе, американо непременно. С какой-нибудь неполезной, но очень вкусной хернёй, типо круассана. Знаете, в этом ведь даже есть какой-то кайф — чуть-чуть подзабить на ежедневные тренировки и позволить себе сожрать что-то кроме продуктов из разрешенного списка. Как только я прыгнул в тачку и махнул платочком Пирсу и Кэпу по боку пошли все мои тренировки и палеодиета. Сложно сохранять привычный режим, мотаясь по стране, как говно в проруби. Хорошо, что прошло не так много времени, всего каких-то два дня.

— Да-а-а… Дела, брат… А у меня, помнится, тоже история была…

— Погоди ты со своими историями, — обрываю, вглядываясь в пыль.

По дороге за нами мчит небольшой пикапчик, подпрыгивая на ухабах. Он быстро нагоняет и я уже слежу за ним, не отрывая глаз. Невольно напрягаюсь. Честно говоря, условные рефлексы, выработанные десятилетиями не отпускают даже во сне, и если только я не в дым ужратый. А так как я сейчас стёкл как трезвышко, то по привычке реагирую на каждый «пук». Вот и сейчас жду подвох.

Пикап с воем проносится мимо, забрасывая и без того пыльный капот моей красавицы мелким мусором. Бараны сельские, такое впечатление, что машина у них не своя. Свою бы хрен кто стал так гробить, зная во что обойдётся ремонт.

— И чего ты так напрягся, чувак? Они ж тут все так летают… — подметив моё напряжение, тянет гнусаво пассажир.

— Тебе-то откуда знать?

— Я вырос недалеко отсюда… В Хоупе. Кстати, можешь высадить меня там, загляну к своей старушке. Хочешь, угостит тебя своим отвратительным картофельным салатом, — смеётся, закатывая глаза мой обкуренный попутчик.

Идея неплохая, кстати, завалиться куда-то и перекантоваться, а то от рулёжки почти семнадцать часов у меня уже в глазах песок и жопа как доска. По хорошему, бабки надо экономить, и от предложений на халяву отдохнуть или хотя бы морду умыть, я не отказываюсь.

На переезде обгоняю пикап, и становлюсь прямо между ним и железнодорожными путями. Работает семафор, и стоит мне остановиться, как меньше чем в метре от бампера «Импалы», сотрясая воздух, проносится товарный поезд. Внутри всё подкидывает. Тяжелую машину раскачивает потоками воздуха. Забавное ощущение. Я со щенячества любил стоять рядом с проходящим поездом. Было в этом что-то пугающе-захватывающее. Вот и сейчас как в детство окунулся. Пока считаю вагоны, подмечаю, как водила покидает пикап и направляется к нам.

Какого хрена? Что ему может быть нужно? Мой укуренный попутчик, кажется, совершенно не реагирует на происходящее, лишь глупо улыбается. Вот нутром чую, будет заваруха. Подбираюсь по привычке, протягивая руку между сиденьем и дверью. Там, на полике, лежит мой Зиг Зауэр. Спешно сую его за пояс. Вороненая сталь приятно остужает кожу. И точно, наблюдаю как этот ушлёпок достаёт свой шланг и принимается поливать задний бампер «Импалы», ах ты ж хуесос! Лады, щас я тебе устрою…

Дождавшись, пока он вернется в машину, окидываю взглядом состав в поиске хвостового вагона. Еще штук семьдесят, или в пересчёте на минуты — где-то пять или семь. Отлично, мне хватит и трёх, чтобы привести в чувства этого сельского мачо и его пассажира.

Надо видеть рожи этих ковбоев, когда я подхожу к пикапу и запрыгиваю на капот. Наверное, вам сложно представить, что можно сделать с тачкой за семь минут? А за три? Думаю, что они тоже такого себе не представляют. Так вот, поясняю: высаживаю сперва с ноги лобовое стекло. Оно покрывается сеткой мелких радиальных трещин, вминаясь в салон, в то время, как парочка буффало сидит с открытыми ртами, очевидно, не вдупляя происходящее. Стекло жалобно хрустит, под ногами стонет металл. Затем, попрыгав на капоте, перебираюсь на крышу. Она легко проминается под моим весом. Грохот стоит такой, что смешивается со стуком колёс поезда, так что не оглохнут они там, ничего страшного. Видимо, до них всё же доходит, что надо что-то делать, и водила не вовремя распахивает дверь, получая ботинком по затылку, как только высовывает свою неумную башку. Бьется носом об рамку окна, оставляя на ней кровавые сопли.

Спрыгиваю вниз и рывком открываю водительскую дверь в обратную сторону, ломая петли. Металл протестующе орёт. Ну-ка, прикинем, во мне примерно восемьдесят килограмм, плюс ударная инерция… Дверь визжит отчаянно, когда я цепляюсь за рамку, повисая на ней, раскачиваясь и ногами выбивая обшивку. Дёргаю, рву её вниз всем весом, раскачивая пикапчик вместе с побледневшими пассажирами. Со скрипом верхняя петля отваливается, перекашиваясь. Водила застывает с каменным лицом, не смея шелохнуться, придерживая менструирующий нос двумя руками. Да, знаю-знаю, не такого ты ожидал. А оно — вот как вышло, видишь. Я на взводе, и бесить меня сейчас лучше не надо. Как только замечаю движение на пассажирском, вынимаю из-за пояса пистолет. Отхожу на пару шагов, чтобы улучшить позицию обстрела и беру на прицел второго ушлепана.

— А-ну, сел обратно в машину! — даже не пытаюсь перекричать шум поезда. — Трюк выполнен профессионалом, ёб вашу мать! Самостоятельно не повторять без присмотра родителей!

Зиг-Зауэр в руке говорит громче, чем любой оратор. Эффектная вещь, даже стрелять не надо. Достаточно просто показать. Пассажир пикапа усмехается и вынимает дробовик. Ну, серьёзно? Зря, ты же не успеешь им воспользоваться, дурачок! Перевожу на него ствол, щёлкая предохранителем. Он тут же цепенеет. Всё-таки, хоть я сейчас не в боёвке и не в разгрузке, а в гражданском шмотье, отказать моей физиономии в свирепости невозможно. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что перед вами профессионал, а не хуйло из субботнего клуба по айкидо. Так вшатать машину за пару минут — уметь надо. Это вам не на бампер поссать. Так-то.

— Брось каку, пока я в тебе дырок не навертел, — честно и почти ласково предупреждаю.

Пассажир возвращается на сиденье, бросая дробовик на землю, и послушно держит руки на виду. Отхожу ещё на пару шагов назад. Ну, ахуеть не встать, картина! Капот и крыша мятые, водительская дверь болтается на нижней петле. Надо раз и навсегда отбить этим ушлёпкам желание мочиться куда-то кроме унитаза.

— Больше так никогда не делай, — улыбаясь, грожу пальцем водителю, будто провинившемуся ребёнку.

— Сука! Я тебя из-под земли достану! — хрипит он, отфыркиваясь кровью.

Ну, извини, нечего было из своего ведра с болтами вылезать, сейчас бы мирно разъехались. А то решил, ишь ты, отомстить за то, что перед тобой встали. Может, я роженицу везу, или мне просто быстрее всех надо?

— В очередь, сукины дети… Сперва залатай радиатор… — раздаётся выстрел, и из-под капота пикапа со свистом вырывается струя пара.

Вот так будет с каждым, кто тронет мою красавицу! Мой пассажир откровенно ржёт в голос, разглядывая картину сквозь заднее стекло. Отлично, раз ему весело. Мне, кстати, тоже зашло такое развлечение.

— Чува-ак, ну ты и ебанутый!

— Да, не дипломат. Он нассал на мою тачку… — поясняю, возвращаясь за руль.

Товарняк уже пронёсся мимо, вильнув последним вагоном, даже семафор ещё не перестал голосить и подмигивать. Да плевать на правила движения, камер тут один хрен нет, да и какого, спрашивается, лешего я вообще забыл на этой просёлочной дороге. Стартую с места еще до того, как замолкает сигнал опасности — «Импала» с рёвом задирает ноздри в небо, и, тяжело покачиваясь, переваливается через железнодорожные пути.

— А, ты так и не рассказал, чего тебе надо в Мексике, — копаясь в дорожном рюкзаке в поиске очередной порции то ли дури то ли жратвы интересуется парнишка.

— Не в Мексике, а на границе. У меня там одно старое дельце.

— Надеюсь, не такое, как с этими мужиками? — смеётся попутчик.

Я, честно говоря, даже и не спросил до сих пор как его зовут. Да и зачем? Через несколько миль мы разбежимся, так к чему загружать мозги нахрен не нужной информацией. Бросаю короткий взгляд на укурыша. И всё-таки пацан мне нравится. На вид ему лет двадцать, может и того меньше. В серых глазах — марихуановый туман. Салон машины уже провонялся ароматом каннабиса, благо что в некоторых штатах на её употребление есть разрешение. Остаётся надеяться, что Арканзас — один из них.

— Не такое, будь спок. Есть там дельце… Есть, — отмахиваюсь.

— Да давай, колись, чувак… Мне ж интересно, что такой мужик как ты забыл в таком захолустье как это, — упираясь коленом в торпеду, раскуривает очередной косяк, и на сей раз молча предлагает его мне.

— Такой мужик едет отдавать долги, — секунду раздумываю, но от соблазнительного предложения всё же отказываюсь.

— Много насобирал долгов-то?

— Достаточно, — отмахиваюсь, — на житуху хватит.

Пацан хмыкает в ответ, выпуская сладковатый дымок изо рта.

— Да-а, ты, походу, и правда какой-то спецагент или что-то в этом роде. Вона как разнес им тачку. За секунду, — поглядывая по сторонам, блаженно улыбаясь, делает заключение попутчик.

Какое ему, нахрен, дело до моих долгов. По факту, я, куда не плюнь, кругом в долгах — в приюте Пресвятой Девы Марии, где рос со щенячества, Пирсу — за свою амбициозность и желание отхватить кусок пожирнее, в Щ.И.Т.е за работу двойным агентом и подставу за подставой, даже Джеку Роллинсу я торчу. Шкуру свою, за то, что не такой идейный оказался, как он… Предатель, одним словом. Короче, дышу я по-ходу, тоже в долг. Как буду из этого всего выкручиваться — понятия не имею.

Через девять с небольшим миль нас встречает Хоуп. Тихий, провинциальный городок. Ухоженные дома, кругом зелень. Я б тут завис, конечно. Ай, да ладно, кому я вру, я ж тут сдохну через неделю от скуки, или сопьюсь вусмерть. Пацана высаживаю на Мак-стрит, возле большого деревянного дома. Он, улыбаясь, кидает мне на пассажирское бумажный пакет. Даже не открывая, я догадываюсь, что там «план». Ничего так благодарность, тянет либо на срок исправительных работ, либо на ахрененный отрыв. Надо будет убрать подальше, а потом раскурить косячок, как только припаркую свою жопу в безопасном месте. На пороге дома появляется здоровенный краснющий мужик в растянутой майке и трениках, и я решаю, что с удовольствием переночую в машине где-нибудь подальше отсюда.

Короче, не буду вам тут сопли жевать, объясню, что к чему, раз уж мы, наконец, остались один на один. Я тут неплохо так влип, за что башке моей светит или пуля или гильотина. Пока пахал на этого… как бы помягче выразиться — не хорошего человека Александра Пирса, выяснил, что он задумал нечто грандиозное. Ладно я — дурак дураком, вечно в поисках больших денег и приключений, но он… О-о-о! Он задумал что-то эдакое, а именно — переплюнуть Гитлера и единолично завладеть мировым господством. Короче, состряпал он такую херабору, что угробит сперва одних неугодных, а потом может и на других перекинуться, систематизирует мир, приведёт его к тотальному порядку, в котором, как в концлагере, не будет места для людей с отличной идеологией. А значит, и мне придёт закономерный пиздец, поскольку уж кто-кто, а я точно не попадаю в рамки систематизации и буду в числе первых, кто падёт в сражении за новый миропорядок.

И для этого он внедрил шпионов (здрассте!) в приснопамятный Щ.И.Т. а там начал насаждать в неокрепшие умы наймитов свою псевдо националистическую идеологию. Вот знаете, я хоть и ебанутый, но не идейный. Я деньги люблю, но и потратить их надо успеть прежде, чем башка с плеч слетит.

Так вот, прихватил я кое-что у этого болвана Пирса, и дал дёру. Он позвонил мне уже когда Вашингтон остался далеко позади. Я, на всякий случай, чтобы замести следы, рванул через Нью-Йорк, за одно оставляя флэшку в одном мне известном местечке... Ну, чтобы карман не жгла. Да и целее так будет. А в нужный час, если со мной что случится, драгоценность эта попадёт ни куда-нибудь, а прямиком в руки прессы. И вот тогда Пирс попляшет, если я к тому времени сдохну не своей смертью. Зачем он, кстати, звонил? Соскучился видимо. Ну, или точнее — обнаружил пропажу важных файлов. Короче, мы с ним обменялись: он мне чистое прошлое, а я ему взамен — никому не раскрывать секретов приготовления фирменного пирога. И оба сделали вид, что друг-другу поверили, ага-ага.

Вот и бегаю теперь по стране, как робот-пылесос по залу, где провели вечеринку с конфетти — не знаю, за что в первую очередь схватиться. То ли жопу прикрыть, то ли бабки отвезти, а потом валить как можно дальше из страны. Куда-нибудь в Парагвай. Или в Узбекистан, а лучше — на другую планету. Лишь бы не нашли. Но мы-то с вами не дураки, так ведь? И прекрасно понимаем, что найдут. Непременно найдут, и, вероятно, что по моему следу уже пустили гончих, так что надо успеть как можно быстрее решить вопрос денег… А-а-а, я ж про деньги-то ещё не рассказал… Тут дело такое… Неудобняк, конечно, делиться, но факты из жизни, как и слова из песни — не выкинуть. Короче, бабло — все три ляма, ну почти три, сто тысяч я себе оставил, — я везу в городок на границе с Мексикой, называется он Мак-Аллен. Меня там подобрали, когда мне было года два, кажется. С синяком на половину ебала, сломанной ключицей и в соплях-слезах. Кто такой и откуда — естественно никто не знал. Говорят, выкинули, как котёнка, из машины.

В общем, весёлое у меня было детство: кругом монашки ордена Святой Терезы, да такие же сопляки, как и я. Годам к восьми стало понятно, что сладить со мной не просто: то спальню подожгу, то подерусь, то украду… Подарок, а не ребёнок. За год из «фостерных» семеек меня возвращали бессчётное количество раз. Если кто не понял, «фостерные» — это типо усыновителей, только в тестовом режиме. Короче, крови я попил нехило так. Одна лишь настоятельница, сестра Изабелла, продолжала искать ко мне подход. Уж не знаю, что ей так во мне приглянулось, может, глаза у меня красивые, но я считаю, что она — единственный человек, который не заслуживает смерти. Хорошая тётка. Правильная. Руки ни разу на меня и на других не подняла, всё пыталась словом да проповедью увещевать. Ей бы это удалось, не проснись во мне талант к дракам. Уж чего-чего, а рука у меня с детства тяжёлая. Как она смеялась — рука тяжёлая, а голова пустая. Она по-моему пустая до сих пор, но да ладно.

Короче, дело к ночи… Думал-думал, что я с такими деньгами делать буду и понял, что они мне нахрен не сдались. Я и без них прекрасно обхожусь, ведь для меня кайф не в самих бумажках, а в том, чтобы добыть их. Так что вот… Исповедался я тут перед вами. Еду, значит, домой, если так выразиться можно, чтобы сказать «спасибо», как умею.

По ходу дела раскумарило меня под косячком-то, что я вам всю правду-матку вот так за здорово выложил… М-да. Пожрать что-то надо, и двигать дальше. Или спать упасть, прямо тут, в машине.

====== глава 5. ======

Первая капля крови и реки слёз.

08.19.2018 9:08 p.m.

Ну, привет, Штат Одинокой Звезды, край броненосцев и Крутого Уокера. Что-то подсказывает мне, что надо поторопиться, а то я и так с этими приключениями на задницу задержался не хило. Глупо надеяться, что Пирс поверит мне на слово, и даст уйти с секретными документами, а потому стоит поспешить решить свои проблемы. До Мак-Аллена почти четыре с половиной сотни миль, и надо прибавить джазу на этом патефоне. Короче, миновав окраину Далласа и Сан-Антонио, топлю педаль газа в пол. К вечеру на горизонте появляется Три Риверс — небольшой городок, где можно спокойно и вкусно пожрать. От него остается двухчасовой «прострел» в сторону границы с Мексикой. После почти суток, что я уже отмахал — ерунда.

Я щас всех удивлю, но я помню тут одну забегаловку, для любителей Дикого Запада, ну там, всякая дрянь на стенах: Флаг Конфедерации, черепа бизонов, оленьи рога… Короче, просто мечта для тех, кто бегает с игрушечным оружием и в форме времён Гражданской войны. Лив Оак Ресторан. Клёвое место. Не могу проехать мимо, вот правда. Нигде я не пробовал такого вкусного барбекю из бараньих потрохов. Сейчас подумал об этом, и слюни в три ручья. Короче, если будете проездом — Три Риверс, штат Техас, Лив Оак Ресторан, — рекомендую.

Народу в поздний час не много и я легко нахожу себе свободный столик в дальнем углу. Отсюда удобнее наблюдать за входом, ну и валить, если придётся. Ресторанчик ничуть не изменился за прошедшие пятнадцать лет, впрочем в этом нет ничего удивительного. Его держит одна и та же семья на протяжении нескольких поколений. На поверку, здание ресторана — просто огромный амбар для хранения сена. Сено, кстати, тут тоже есть, прямо над туалетами, на специальном «чердаке». Я, конечно, не очень шарю в безопасности общепитов, но, мне кажется, что хранить сено там, где жарят мясо на открытом огне не самая лучшая идея. Хотя кто я такой, чтобы возмущаться. Короче, заказываю себе барбекю, и с честными глазами жду, невольно вслушиваясь в разговоры посетителей.

Любопытство — страшная вещь, особенно если делать нечего. Из обрывков разговоров официантки и какого-то мужика в ковбойской шляпе понимаю, что на дорогах Техаса стало не спокойно. Надо же, как в старые добрые времена, правда, если раньше шерифы тут гоняли иммигрантов и нелегалов, то сейчас гоняются за каким-то мужиком. Невольно вслушиваюсь, и когда пухленькая, миленькая Мэри, как значится на её бейджике, подруливает к моему столику с тарелкой аппетитно пахнущих потрошков, не выдерживаю и интересуюсь:

— Чё, правда такой страшный?

— Извините, сэр, не поняла вашего вопроса…

— Ну, этот тип, которого вы сейчас обсуждали с ковбоем Мальборо, — лезу опять не в своё дело, но ведь надо же как-то завести светский разговор, не о работе на Пирса и на fucking SHIT же?

— О… Ну, вообще-то да. А вы не местный?

— Я из Мак-Аллена. Еду повидаться со своими… Не был уже лет тридцать там.

— Надо же, сэр, — улыбаясь так, что у меня ёкает где-то в простате, задерживается официантка, — а по вам и не скажешь…

— Чего именно по мне не скажешь? — вот это уже интересно.

Старый? Сирота? Редкостная сволочь? Электрический стул по мне плачет? Что именно по мне не скажешь? Или, что я всё-таки нашёл спустя пятнадцать лет свою мать-алкоголичку, и приехал посмотреть на неё, ну, хотя бы спросить, за что меня, двухлетнего сопляка, отпиздили и выбросили, как мусор. А потом отправил её на встречу к праотцам, так и не получив вразумительного ответа. Признаться, я даже не жалею. Никого. Очень давно. А тех, кто заслуживает смерти подавно не жалею. К себе, кстати, я тоже отношусь без иллюзий, но и без боя не сдамся.

— Что вы — местный, — продолжая улыбаться, выкручивается из ситуации девица.

— А-а-а… Так что всё-таки за история с этим мужиком?

— Вы — охотник за головами, да? — продолжая меня беззастенчиво разглядывать, интересуется Мэри.

Как девица лёгкого поведения она не выглядит, и я предполагаю, что впрямь чем-то заинтересовал. Впрочем, почему бы и да? Пусть сама придумает для меня историю.

— Здорово, надеюсь, вы его поймаете… Он тут уже третью неделю орудует. Три девушки погибли.

— Погибли, говоришь? — похрустывая пахнущим дымком кусочком ливера, переспрашиваю. — Маньяк, значит. А что полиция, ищут-то?

— Ищут-ищут… Шериф Морелли пытается, но что толку, — отмахивается куда-то в сторону мексиканской границы Мэри, и я уже загипнотизированно наблюдаю за её грациозно порхающими пальчиками.

Она смущается, когда понимает, насколько пристально я разглядываю её. Ничего такая. Да, пухленькая, но её это не портит. Скорее наоборот, придает некого очарования.

— Надеюсь, вы — не маньяк? — вдруг спохватывается.

Я не могу сдержать смех, правда. Более идиотского вопроса придумать было нельзя?

— Если только сексуальный, хотя и тут — на любителя, — признаюсь, бодро ковыряясь в тарелке.

Мэри заливисто смеётся, запрокидывая кудрявую голову и демонстрируя идеально белые зубы. Шутейка, конечно, такая себе, но иногда прокатывает.

— Вы во сколько заканчиваете рабочий день?

— Хотите проводить меня домой?

— Хочу убедиться, что кроме сексуального маньяка на вас не нападёт никакой другой. К тому же, лучше иметь в знакомых такого маньяка, как я, поверьте. Привносит разнообразие в жизнь, да и гарантирует некоторую долю уверенности.

— Вы шутите сейчас?

— А похоже? — терпеть не могу эти игры.

— Сэр, мы ведь с вами не знакомы от слова совсем.

— Ах, чёрт, и впрямь… Грилло. Фрэнк, — протягиваю руку, прежде стерев с пальцев ароматный сок от мяса об бумажную салфетку.

Представляюсь только что выдуманным именем: за мной идёт хвост, а так будет немного сложнее. Понятно, что если Пирс захочет, то найдёт меня и без имени-фамилии. Да и закопает так же. Но старые привычки «шифроваться» никуда не денешь. Мэри секунду рассматривает ладонь, и с опаской пожимает. Пальцы у неё холодные, как дохлая лягушка.

— Я не кусаюсь. И не ем людей, если они сами того не попросят.

— Хорошо бы так, мистер Грилло. Я — Мэри Форест, — после очередной довольно второсортной шуточки, расслабляется девица, улыбаясь уже более простодушно.

— Очень приятно, Мэри Форест. До скольких у вас смена?

— Через час заканчиваю. Я, правда, живу тут совсем недалеко, так что не думаю, что вам есть смысл меня провожать… — ломается, как старшеклассница.

Я же вижу, что ей и хочется и колется. Остаётся просто взять всё в свои руки.

— Да я и не буду, просто присмотрю, чтобы никто кроме меня вас сегодня не провожал. Честно! — подмигивая, перевожу взгляд на ковбоя в шляпе, зырящего на нас так, будто у него сейчас внутричерепным давлением мозг разорвёт в клочья, — кажется, у вас помимо меня есть ещё один поклонник.

— А-а-а, да это мой давний знакомый… Он тут частенько бывает, тоже думает, что меня нужно провожать, — отмахивается Мэри, пристально изучая меня и набивая себе цену.

Меня всегда веселит, когда девицы ломаются-ломаются, и вдруг, после единственной сказанной с нужной интонацией фразы, соглашаются на предложения. Я б ни за какие коврижки на это не повёлся. Но я и не девица. Будем считать, что я родился под счастливой звездой не только в криминальном мире. Правда, привычку надолго задерживаться в одной и той же постели мне хорошенько отбили вместе с почками ещё в юности, так что теперь только к горизонту, только к свободе.

— Что ж, справедливо предположить, что ваш давний знакомый готовится вызвать меня на дуэль ради сердца прекрасной дамы. Ну, или просто хочет начистить мне лицо, — салютуя стаканом с водой пялящемуся на меня шляпоносцу, усмехаюсь.

Мужик кривится и отворачивается с видом человека, которому подали на тарелке свежее дерьмо броненосца.

— Фрэнк, извините, но мне нужно работать. Приятного вам аппетита! — вздыхает очаровательная мисс Форест, слегка смущаясь, и возвращаясь на разнос заказов.

Не вопрос, крошка, не вопрос. А пока я прикончу этот ароматный ужин, и прикину, сколько мне ещё тащить свой курдюк к заветной цели. Выходит по всему, что в дороге я уже двое с половиной суток. Многовато, так-то. Надо ускориться.

***08.19.2018 10:21 p.m

— Я думала, вы шутите, мистер Грилло, — смущенно улыбаясь, бормочет Мэри, когда мы не спеша доходим до небольшого домика с белым, как в кино, заборчиком.

Ну, мать твою, просто книжка про Тома Сойера и Гека Финна.

— Брось, какой я тебе мистер. Да и вечер поздний, а по вашим улочкам шатается маньяк. Подумал, что это не будет лишним.

— Спасибо, что проводили, Фрэнк, — крошка Мэри заглядывает в глаза, как бродячий котёнок, и я не могу отказать себе в удовольствии пройти мимо, не подобрав такое очаровательное создание, — вам, наверное, уже пора возвращаться?

— Торопишься выпроводить?

— Скорее, переживаю, что вас… тебя кто-то ждёт.

— Кроме моей машины меня никто не ждёт. По крайней мере сегодня вечером.

— Тогда, предположу, что ты не откажешься от чашечки кофе? За одно и обсудили бы этого маньяка, — пропуская меня на порог дома, совершенно недвусмысленно намекает Мэри.

От «чашечки кофе» грех отказываться. Тестостерон кипит, заставляя либидо нестись впереди меня. Не сказать, что девица мне сильно понравилась, но во-первых, дамам в беде не принято отказывать, а она явно в беде, и во-вторых, когда появляется возможность — грех ею не воспользоваться.

— Не откажусь, мэм, совершенно верно!

До кофе дело так и не доходит. Раздеваться мы начинаем с порога. Девчонка сперва робеет, разглядывая меня, как плакат с киноактёром, а затем громко охает и ахает, когда я разворачиваю ее спиной к себе и прижимаю к стене, облапывая тяжёлую грудь. В ней хренов нерастраченный потенциал боеголовки, надо сказать. Да, не топ-модель, не голливудский стандарт, но в этом тоже есть прелесть.

Когда она тянет ко мне руку с квадратиком фольги, внутри которого явственно ощущается тугое резиновое колечко, я реально охреневаю. Фокусница, блядь. Но правила игры есть правила игры: хочешь трахнуть барышню — соглашайся на её условия. В начале игры. От мерзенького, отвратительно-холодного на ощупь гондона меня передёргивает. Но, как говорится, раз комбаин запущен, то поле будет выкошено, это факт. Чуть повозившись с проклятой резинкой, коленом поддаю Мэри направление движения в сторону высокого подлокотника дивана. Пока она соображает, как ей лучше встать, седлаю эту кобылку в позе арестованного. Ноги на ширине плеч, руки за спину. Мягкое податливое тело принимает тело далеко не мягкое и очень напористое. Ещё пара фрикций (ой, слово-то какое в моменте откопал!) и она начинает пищать. Ну, извини, я не выбирал, с чем родиться!

— О-о, Фрэнки! Да-а, — протяжно стонет.

Я на миг забываю, что представился ей липовым именем, а сообразив в чём дело, отвешиваю знатного леща по жопе. Задница трясётся, словно студень, отдаваясь коротенькой вибрацией внутри. Уф!

— Скажи это! — не узнаю свой голос, рыча ей в затылок.

— Ещё! — всхлипывает девчуля, подмахивая всё быстрее.

Малыш, со мной «ещё» — это надолго. Поворачиваю её к себе лицом, и сажаю липкой от смазки задницей на подлокотник. Рукой придерживаю, закинув себе на поясницу девичьи ноги, и вынуждаю упасть спиной на подушку дивана так, что её прелесть подаётся мне навстречу. Вот и чудненько. Пот бежит ручьём, как при хорошей тренировке. А что может быть лучше? Мэри вскрикивает, стоит мне зажать пальцами её клитор, пока продолжаю вбиваться в податливое горячее тело.

Схватив за руки, тащу через диван, заставляя встать на четыре кости и поторапливаю, насаживая всё быстрее и резче. Девчонка бьётся в судороге, заливая себе и мне ляжки. Ну, нихрена ж себе, фортель…

— А-ну, куда собралась, — фыркаю, когда она пытается соскочить с конца.

— Фрэнки, Фрэнки, погоди… Я уже не могу… — жалобно скулит, заглядывая в глаза.

— Придётся смочь, крошка, — я не умею уговаривать, но умею принуждать.

Мэри, посапывая, давясь слюной и членом, старается, заглатывая. И это ещё мужиков обвиняют в том, что они «скорострелы» и эгоисты? Прижимая её за затылок, вынуждаю взять так глубоко, как только может получиться. Она вот-вот блеванёт, стискивая член в глотке и сдерживая рвотный рефлекс. Сопли и слюни вылетают из скривившегося ротика прямо на диван вперемешку с блевотиной раньше, чем я успеваю кончить. Отскакиваю в сторону, стягивая склизкую и снаружи и изнутри резинку. Нафиг, кино окончено! Девчонка смотрит ошарашенно, утирая выступившие слёзы.

Ну, ок ладно, не так уж всё и плохо было. До этого момента.

— Фрэнки… Не надо так больше, ладно? Это ужасно противно… — оттирая растёкшуюся тушь, Мэри спешно собирает одежду, стыдливо прикрываясь.

— Душ у тебя где? — шмякая использованный гондон на журнальный столик, спрашиваю.

— А разве ты ещё не собираешься уходить?

— Нихрена себе, ты гостеприимная, — смеюсь, — так душ-то где?

— Наверху, налево.

— И кофе не забудь обещанный! — поднимаясь по ступенькам, бросаю через плечо.

Вот чую, что не стоит засиживаться в гостях, и пора бы честь знать, но не могу отказать себе в удовольствии откиснуть под прохладной водичкой после дороги. Да, вот такая я наглая мразь, но жизнь преподнесла мне доходчивый урок: если не возьмёшь сам, никто тебе не подаст желаемое на блюдечке с голубой каёмочкой. А потому меня надо либо терпеть, либо быть ещё наглее.

От кофе неприятно пахнет жжёной пробкой, но выпендриваться не будем. Кидаю в кружку дольку лимона, от чего глаза Мэри округляются до почти идеального круга.

— И что, это — вкусно? — спрашивает она, сидя на кухне в нелепом махровом халате на голое тело.

— Сойдёт. Так что у вас тут за маньяк орудует? Не расскажешь? — напоминаю о предыдущем разговоре, потягивая сладко-кислый с неприятной горчинкой кофе.

Мэри нервничает, ежесекундно посматривая на часы. Кто-то должен прийти, а меня не предупредили? Ну, дак я гостям всегда рад. Пирогов, правда, не напеку, но зато со мной весело.

— Ворует девушек с трассы или улиц города. Никто его толком не видел.

— Проституток?

— Не-ет, ты что! Просто девушек, первая на машине была, за городом. Машину нашли, а ее потом, через неделю. Убитая… — шепотом произносит последнее слово, заглядывая в глаза, — страшно, говорят убитая. Руки и ноги отпилены. Тело всё как-будто зашитое.

— Это кто сказал? Шериф?

— Ой, нет. Шериф у нас не любит разговоры. Это так, все уже знают просто… — отмахивается Мэри, вновь зыркая на часы. — Всё, мне кажется, что тебе уже пора идти, Фрэнк.

— Фрэнк? Вроде вот же был «Фрэнки», — передразниваю её, складывая губы уточкой и чуть поводя челюстями.

Стоит мне это договорить, как на крыльце раздаются тяжёлые шаги. Мэри бледнеет и вскакивает из-за стола.

— Только не говори, что мы ждем гостей, — перевожу на дверь взгляд.

Ясен день, что я особо не переживаю. Ну, получит по щам рогоносец, если кинется ко мне обниматься. Лучше, конечно, избежать таких знакомств, но иногда от них никуда не деться. Дверь распахивается, и на пороге замирает эдакий сельский детина.

Мэри вздрагивает, хватаясь за сердце. Побледнела вся.

— Это мой брат…

— Это ты кому? — одновременно с вошедшим спрашиваем девушку.

— Это ещё что за чмо? — с наливающимися кровью глазами спрашивает почему-то именно меня мужик.

— Я так понял, что твоя сестра, — пожимаю плечами, не двигаясь с места.

Вот знаете, с такими бугаями как с мелкими собаками — чем громче лает, тем меньше шансов, что покусает. Но конкретно вам не советую проверять, собака может оказаться бешеной.

— Ты клоун, что ли? — ревёт здоровяк, направляясь ко мне.

— Ага, мим, — не спеша допиваю и ставлю опустевшую кружку на стол.

Привкус лимона и довольно мерзкого кофе всё ещё расползается по языку. Я прикидываю, стоит ли шуметь. Мэри смотрит испуганно. Зрачки поглотили радужку. Пот на лбу и над верхней губой. Явный признак стресса. Я? Он? Кто причина?

Здоровяк целит мне в грудь огромным волосатым кулаком.

— Мужик, не стоит, — предупреждаю, демонстрируя ему открытые ладони и абсолютную уверенность.

Но забрало у него уже упало. Остаётся только вразумить. Со щелчком пробиваю ему в бороду основанием ладони. В боксе этот приём называется «открытая перчатка». Запрещённый, нокаутирующий удар. Бью вполсилы. Этого достаточно, чтобы дезориентировать, но не навредить. Здоровяк мотает головой. Зрачки плывут, не прекращая попытки сфокусироваться.

— Мэри, крошка, а это — кто? — уточняю у раскрывшей рот девицы, пока пришелец приходит в себя.

— М-мой… — тянет так, что хочется отвесить и ей ускорительный подзатыльник.

— Ну? — наблюдая за приходящим в себя «братом», подгоняю, — кто?

— Муж…

— Заебись… — падает у меня всё внутри, — ну ты даёшь. Всем.

Вот что сказать? Что движет такими любительницами приключений. Ладно, зачесалось у тебя там, но нахуя тащить меня к себе домой? Мэри словно читает мои мысли: глаза, как у мышонка из-под веника.

— Эрл, ты не должен был так скоро вернуться! — выкрикивает девица, трясясь как осиновый лист. — У тебя ещё на пару дней рейс продлили!

— Шлюха! — рычит Эрл, наконец оклемавшись, и летит ко мне, снося собой стулья.

Извини, дружище, хоть я с тобой и солидарен, но рефлексы срабатывают моментально. Рогоносец лежит, упираясь разбитым подбородком в пол. Хрипит от невозможности вдохнуть. Я сижу на его спине, зажав глотку в локтевом сгибе и сдавливая второй рукой, словно петлей. Прием безотказный. Как только здоровяк обмякает, отпускаю. Ничего, через некоторое время оклемается.

За спиной не унимаясь визжит Мэри. Ну, да. Чего я, собственно, ожидал? Поднимаюсь, бросая жирного оленя на полу. Так себе трофей, да и сезон охоты ещё не начался, могут и оштрафовать. Мать твою… Вот как так? Я ведь честно пытался начать нормальную, если это ко мне применимо, жизнь.

— Извини, я испугался! И вообще он первый начал, — констатирую факт. — На твоем месте, девочка, я бы валил, пока он не одыбался.

— Тыего убил!!!

— Да не убил я его. Просто спать положил… Собирай давай жопу в горсть и беги отсюда, пока он не очнулся… — смотрю на девушку с некоторым сожалением, повторяя.

Вообще, советы я раздаю не часто. Но в этом случае считаю не лишним раскрыть рот. Я примерно представляю, что он с ней сделает, когда разлепит шары. Не хотелось бы такого, конечно. С другой стороны, кто ж тебя, многостаночницу, надоумил ёбаря домой тащить? Клуша.

Мэри на мои слова не реагирует, заламывая руки и закатывая глаза. Сидит на полу, обхватив мужнину рогатую голову и ревет. Плюнув, подхватываю куртку и шагаю на выход. До невыносимой головной боли остаётся три… два… один! Мне в затылок прилетает что-то увесистое, на поверку оказавшееся кружкой, из которой я только что пил кофе. С мухами в глазах оборачиваюсь. Ну, ёб твою мать, Мэри…

— Вот же сучья дочь, что ты за катастрофа такая, а?! — пальцами нащупываю на затылке не херовую такую гематому.

— Я полицию вызову! Ты убил моего мужа!!! Сука! — Мэри трясёт бесчувственного Эрла, пока я ловлю фокус.

Поймав взглядом горизонт, собираю волю в кулак, чтобы не удавить свою полюбовницу прямо на месте. Держать себя в руках ох, как не просто. Прям пиздец не просто. Эрл, как же я тебя понимаю, лично бы удавил тварь, да кто тебе рога наставлять будет?

— Да что я тебе такого сделал, а? Корова техасская… — вываливаясь из этого троеблядского курятника, тороплюсь к машине.

В затылке ощутимо тянет, виски выламывает ярость. Хочется вернуться, чтобы как следует взгреть и эту «шкуру» и мужика её за компанию. И сжечь к чертовой матери хибару, заметая следы. Вместе с этим поганым городишком, выжечь тут всё напалмом, чтоб пустырь остался.

Шикарно провёл вечер, что сказать. Я вот только одного не понял — это я такой лох, или жизнь за пределами Вашингтона кипит в совершенно неясной для меня последовательности. Вторая баба и второй раз какая-то подстава. Ощупывая шишку под волосами, аккурат на затылке, быстро рассекаю ножом кожу. По пальцам тут же разливается горячая, пахнущая металлом кровь, уделывая мне футболку. Одни убытки, бляха муха!

====== глава 6. ======

Дикое животное можно приручить исключительно лаской.

08.20.2018 2:21 a.m

Время в пути тянется, как резинка от трусов. Внутри всё кипит. Что я буду делать в Мак-Аллене? Задерживаться там нельзя. Появляться в приюте тоже. Никаких гарантий, что пущенные по следу адские гончие не разнесут единственное дорогое мне место на всей Земле. Нет, я не сентиментальный, просто объективно смотрю на жизнь: никто из брошенных там детей не должен пострадать. Они ещё пока ни в чём не провинились перед миром. Да, вот такая у меня кривая логика — мне никого не жалко, но дать шанс вырваться из порочного круга некоторым необходимо. Со мной всё ясно, да и на буддиста я не похож, чтобы рваться из колеса сансары. Достаточно будет немного помочь другим. А значит придётся придумать способ передать деньги через третье лицо. Оставить их в банке? Не слишком хорошая идея. На вокзале, в ячейке хранения, как в кино?

Пока я размышляю, что да как лучше будет сделать, в глаза через зеркало заднего вида больно бьёт бело-голубой свет фар. Кто-то стремительно догоняет меня на абсолютно пустой, чёрной трассе. Я слышу только рёв мощного, навскидку восьмилитрового двигателя, и наблюдаю, как от меня со значительной скоростью удаляются габаритные огни. Ну, молодец, что сказать. Мельком кидаю взгляд на спидометр. Хм-м… Девяносто миль в час показывает прибор. А у него, стало быть, что-то около ста-ста десяти. До Мак-Аллена осталось всего-ничего, и пустая, абсолютно пустая трасса. Можно и притопить.

Недалеко от Премонта приходится сделать вынужденную остановку. Пока отхожу на заправке в уборную, к моей крошке подъезжает машина шерифа. В два часа ночи? Вот, какого хрена не спится-то, а? Я, попивая молотый, и надо сказать довольно неплохой кофе, стою, опершись плечом о стену здания и наблюдаю происходящее. Из машины выплывает шериф…ша. Вот такого поворота я не ожидал.

Среднего роста, сытная такая самка. Кажется, что песочного цвета форма вот-вот лопнет на ней. Шляпа-ковбойка, тёмные длинные волосы. Рубаха с коротким рукавом. Значит, старослужащая. Нашивка на плече «Рейнджеры Техаса», отличительный шеврон — капитан полиции. Синие лампасы на темно-коричневых брюках, на поясе чего только нет — и рация, и перцовка, и глок-19, и электрошокер.

Ничего себе, какая птица меня посетила! Шериф с любопытством осматривает мою крошку, как бы невзначай заглядывая в салон. Я продолжаю наблюдать, чувствуя, как шерсть на раненом затылке встаёт дыбом. Чутье на профессионалов никогда меня не подводит. Это вам не шериф из первой главы, старый лоботряс. Тут могут и пристрелить, не раздумывая, если что-то не понравится. А потом скормят или свиньям или койотам.

— Офицер, доброй ночи… — стараюсь выглядеть как можно непринуждённее.

Женщина медленно поворачивается ко мне и рассматривает внимательно. Ух, вот это взгляд… Узнаю своих. Смотрит спокойно, холодно и самоуверенно, с лёгким прищуром. Сканирует, словно рентгеном и у меня внутри всё знакомо холодеет. Невольно начинаю глупо лыбиться.

— Ваша машина?

— Да, мэм… Что-то не так?

— Откуда и куда следуете? — держится на расстоянии, руки расслаблены, правая на поясе, недалеко от кобуры.

Ей хватит одной секунды чтобы вынуть пистолет. Ещё секунда, чтобы снять его с предохранителя и навести на меня. С этого расстояния довольно крупная дырка в организме мне будет обеспечена. При чем сквозная. Чувствую, как закипает адреналин. Рефлекс «дерись или беги» в полном действии. Но я подавляю всякие попытки усилием воли.

— Из Вашингтона в Мак-Аллен, в приют Пресвятой Девы Марии.

— Какое-то дело? — взгляд женщины, как у кобры — немигающий, проникающий в самую душу.

Допиваю кофе, сминаю бумажный стаканчик и швыряю его в рядом стоящий мусорный бак. Под взглядом шерифа отлипаю от стены.

— Офицер, меня в чем-то подозревают?

— Любого человека можно в чём-то подозревать, — сощурив светлые глаза, выдаёт шериф.

Я невольно усмехаюсь, поджимая губы. Меня — подозревать… Эх. Да нет, мне на прямую можно предъявить штук семьдесят обвинений только за нарушение общественного порядка и появления в местах скопления людей с оружием. Не считая убийств. Да, я не горжусь, но и не скрываю подобные вещи.

— Вы не представились, офицер. С кем имею честь общаться?

— Капитан третьего ранга полиции Сан-Диего, Нина Морелли. Предъявите документы, сэр, — не теряя терпения женщина предъявляет золотистую звезду техасского рейнджера.

Изучив документы, поднимаю глаза на офицера. Под её пристальным взглядом лезу в задний карман джинсов и протягиваю бумажник.

— Мистер Брок Рамлоу… Что в машине? — едва скользнув по информации, вновь впивается в меня ледяным взглядом.

— Не понял.

— Что везёте в Мак-Аллен? — терпеливо повторяет капитан Морелли.

— Ничего… — внутренне напрягаюсь.

— Будьте добры, откройте багажник.

— Что случилось-то?

— Стандартная проверка. Вы среди ночи останавливаетесь в крошечном городке, на тонированной машине, с не местными номерами, — обходя меня со спины поясняет Морелли.

— Разве это запрещено?

— Вы хотите, чтобы я сделала это с применением силы?

— Странный у вас способ знакомиться с парнями…

Шериф зло хмыкает, шагая следом. От неё пахнет потом и той самой животной притягательностью, что для меня словно быку красная тряпка. Не знаю, как вам объяснить, но от некоторых женщин пахнет чем-то больше, чем просто духами и телом. От них будто от упавшего в пруд камешка волнами расходится ощущение жара и страсти. Не часто такие встречаются. В голове начинает пусто греметь, как в жестяном ведре. Мысль, одна-единственная, испуганным тараканом носится где-то между ушей, пытаясь найти выход.

Открываю багажник, наблюдая, как шериф, не теряя меня из поля зрения, освещая внутреннюю поверхность фонариком, осматривает каждый шов. Да нет тут ничего. Я ж не настолько тупой, хоть и не создаю впечатление профессора Гарвардского института. Бабло наликом зашито в заднее сиденье автомобиля. Да, пришлось изнасиловать мою девочку, чтобы спокойно добраться до границы с Мексикой. Это безопаснее, чем закидывать деньги на счёт, затем снимать. Вычислить, где именно я воспользовался банковским счётом не составит труда, а с наличкой таких проблем не будет. Ну, и никаких процентов за хранение, тоже, знаете ли…

— Мистер Рамлоу, будьте добры, положите руки на крышу машины, ноги расставьте по ширине плеч, — внезапно наставляет на меня ствол, пока я закрываю багажник.

Нихрена себе ролевые игры. Даже не знаю, отчего больше я завожусь. От того, что меня собираются шмонать, или от того, что это будет делать безумно притягательная, аппетитная женщина. Как только её руки касаются моих, по коже бежит электрический ток. Эдакий мерзенький зуд, который никак не останавливается, пока она меня беззастенчиво лапает. Таракан в голове бьётся в истерике с диким визгом «Банзай!» пока ладони ощупывают плечи и спину, особенно тщательно проверяя поясницу и живот. Похлопав по брючинам, задерживается на щиколотках, видимо в поисках револьвера или ножа. От её быстрых горячих рук до сих пор ощущение ожога на боках, и будто иголочками покалывает.

— Чья кровь у вас на футболке? — голос звенит сталью прямо в затылок.

Если меня сейчас загребут во второй раз, это будет самое короткое и идиотское дорожное приключение, которое мне доводилось переживать.

— Я уже могу опустить руки и отойти от машины, офицер?

— Я вам этого не говорила. Чья кровь у вас на футболке? — уже угрожающе повторяет вопрос шериф, и я слышу, как щелкает предохранитель.

Холодное дуло служебного пистолета упирается мне в косточку прямо за ухом. Тем не менее, натягивая лучшую из своих улыбочек, оборачиваюсь к ней. В следующую секунду в глазах темнеет, а висок раскалывает дичайшая боль. Кажется, что даже космос со звёздами на секунду увидел. Я не успеваю понять, что происходит, как оказываюсь распластанным на асфальте, с сидящей на моей спине шерифшей. Запястья больно стягивает пластиковый хомут. Нихуя себе оперативность. Я ожидал слегка другого… Что за не любезная земля такая в Техасе, а? С завидным постоянством имеет меня во все дыхательно-пихательные.

— Воу-воу! Шериф! Что за ролевые игры? Я ж ничего не сделал… — оправдываюсь, пытаясь сообразить, как всё произошло.

Я, опытный наёмник, профессиональный боец, тренированный и прошедший огонь, воду и медные трубы убийца оказываюсь в прямом смысле повержен в мгновение ока техасским рейнджером с сиськами? Да ладно! Что ж за день сегодня такой, а? Ретроградный меркурий что ли? Невольно начинаешь верить во всю эту абракадабру.

— Вы задержаны до выяснения личности, — спокойно констатирует Морелли.

— Так выяснили же! Вон, мой бумажник валяется, — с трудом поднимаюсь с асфальта и подгоняемый стволом в лопатки, топаю к машине полиции, — ну, хоть машину на штраф-стоянку заберите, а?

***08.20.2018 3:56 a.m

— Эй, Морелли! Тебе весело? — интересуюсь из камеры, пока шерифша что-то печатает на ноутбуке. Время на часах около четырех утра. — Мне тоже нет, но у меня странные вкусы. Может, выпустишь, и мы договоримся полюбовно?

— Рамлоу, прикрой пищеприёмник, дай поработать… — устало отмахивается шериф, озабоченно стуча по клавиатуре.

Нет, это уже перебор. Не могу я тут зависать долго. Это какой-то идиотский хуефокус. Шериф поднимает глаза, наблюдая, как я мечусь по камере.

— Чего мельтешишь? Спать ложись.

— Если только в твоей компании, Морелли.

— Ты и так тут в моей компании, дружок, — усмехается шериф, наблюдая за мной, как лаборант за мышью.

Останавливаюсь напротив, уперев руки в бёдра. Куртка валяется у неё на стуле, как и мой пистолет, и нож, и документы… Вот же зараза такая, обыскала машину, вывернула почти всё. Хорошо хоть деньги не нашла.

— Где разрешение на оружие? — спрашивает со скучающим видом вертя в руках бумажник.

— Забыл в кармане другой куртки, — огрызаюсь, продолжая ходить из угла в угол.

— Понятно-понятно… Так, чья кровь у тебя на футболке?

— Моя. Башку мне раскроила одна тёлка. Кстати, может, подсобишь? — снова останавливаюсь, разглядывая женщину и пытаясь найти в ее непрошибаемой броне профессионализма лазейку.

Назвать её девицей язык не поворачивается. Задать самый тупой и заезженный вопрос типа: «Что такая дыра, как эта забыла в такой женщине, как ты?» тоже. Не тот уровень подката, если серьёзно. Тут надо подумать… Морелли поднимается из-за стола, и с хищной грацией подходит ближе. Взгляд усталый, но внимательный. Полные губы кривятся в брезгливой усмешке. Смотрит на меня, как на говно.

— Чем? — чуть склоняет голову к плечу, не стесняясь моего взгляда.

О, а она знает себе цену! Взгляд самоуверенный, руки в боки, подбородок чуть вперёд. Всё в её фигуре говорит о превосходстве в данную минуту. Посмотрим, надолго ли собаке белый хвост. В конце концов, шериф должна понимать, что это не меня с ней заперли, а наоборот — её со мной. Слишком дерзко, считаете? А как иначе, если она, как представитель власти, связана нормами закона и моралью, а у меня только прощение грехов от самого Александра Пирса, и никаких ценностей с пяти лет.

— Ну, хоть антисептиком обработай, что ли… А я спасибо скажу.

— Ты и так скажешь мне спасибо, — усмехается, возвращаясь к столу и доставая аптечку.

Вот же змея. Её наглость и самоуверенность невозможно раздражают. Хочется стереть с лица эту поганую ухмылочку. Об асфальт. Сломать это сраное чувство превосходства, заставив пищать от ужаса и страха смерти. Чтоб знала, как себя вести.

— Досье моё уже видела?

— Видела. Впечатляет, — с потрясающим безразличием соглашается, — а ещё больше впечатляет, что Председатель Совета Безопасности собственным приказом снял с тебя все обвинения и статус разыскиваемого преступника. Сядь на скамью, спиной ко мне, просунь руки за решетку, — командует Морелли, приближаясь, — и будь паинькой, иначе снова огрею.

Приходится подчиниться. На запястьях защелкиваются браслеты, сковывая движения. Приковать меня к прутьям решётки умно, ничего не скажешь. Видать, нюхнула пороху в своё время.

— Наклони голову вперёд, посмотрю, что там у тебя. Медик будет утром, если что — зашьёт, — заходя в камеру, ставит рядом со мной на скамью небольшую стальную коробочку.

— Понял, принял, — вновь подчиняюсь, выжидая удобный момент.

От её прикосновения по коже будто вновь бежит электроток. Ловкие пальцы аккуратно ощупывают шею и затылок. Офицер молча копошится в волосах, находя разрез и тщательно что-то там рассматривает. Знаете, в какой момент мне действительно срывает крышу? Вот прям уносит, как канзасский торнадо домик девочки Элли. Когда Морелли, оттерев кровь и образовавшуюся корку, прижигает рану какой-то вонючей синей жижей и начинает на неё дуть. Она начинает дуть мне на царапину, понимаете? Как в детстве, когда ссадишь коленку, и к тебе спешит на помощь вся родня. Знакомо? А мне — нет. От ощущения ветерка в волосах и такой непривычной заботы шиплю ещё громче, не зная, как скрыть своё смущение и растерянность.

— Не шипи, сейчас всё пройдет. Ты вон какой здоровый, что тебе какая-то ссадина, — усмехается, шлёпая мне ладонью по плечу, — интересные татуировки у тебя.

— Ага. Я и сам ничего, — мотая головой, отзываюсь, всё ещё надеясь растопить сердце шерифши своей харизмой.

Дверь камеры со скрипом закрывается и я буквально чувствую спиной её присутствие.

— Да, ничего… Ничего хорошего, — смеётся она, расстёгивая наручники и отпуская.

— Слушай, а это неплохое начало интересной игры, как думаешь? Мы одни в участке. Может, повторим, но без боли, или с болью, но ради удовольствия?

Потирая запястья, всё ещё думаю о том странном ощущении в волосах, когда она дула на кожу. Забавно как-то… Мне уже под сраку лет, а я даже самому себе не признаюсь никогда в жизни, что никто не дул мне на разбитые коленки, и этого пиздецки не хватало.

Она смотрит внимательно, держа в руках флакончик с синей жижой и ватный диск, буро-коричневого цвета. Улыбаясь, делает шаг в мою сторону, и я чувствую этот невозможный, манящий запах от её тела от которого срывает башню.

— О-о! Неужели чёлка — это не единственное в твоём организме, что ещё стоит? — с издёвкой парирует она.

— А ты иди ко мне, и проверим… — подмигиваю, вытягивая губы уточкой и поправляю растрепавшуюся стоячую причёску.

— Боюсь, что сердечко у тебя не выдержит, дорогуша, такую женщину, как я.

— Спасибо, кстати, — попутно ощупывая пальцами затылок, бросаю ей, пропуская последнюю колкость в свой адрес, — правда.

— Руками грязными в рану не лезь. Инфекцию занесёшь. Или думаешь, что зараза к заразе не пристаёт? — устало вздыхает, закрывая крышку ноутбука и выключая свет над рабочим столом.

В помещении повисает сумрак. Я вижу её силуэт, приближающийся к прутьям. Опять ощущение, будто я в передвижном цирке главный аттракцион и гвоздь программы. Не иначе. Только почему-то с приближением Нины Морелли к прутьям камеры всё явственнее ощущаю, что тигр тут не один. Светлые глаза женщины смотрят устало и пристально, так что и говорить ничего не хочется. Я знаю этот взгляд, вижу его каждое утро в зеркале. Взгляд человека, уверенного в своей силе, в своих возможностях, в правоте своих слов. Непоколебимая решительность. Такую ничем не прошибить — проще убить. Волоски на предплечьях встают дыбом. Я буквально шкурой ощущаю электричество. Интересно, каково это — обладать такой женщиной? Мотаю головой, отгоняя дурацкие мысли. Гематома слегка пульсирует, стоит тряхнуть чуть сильнее.

— Эй, шериф! — окликаю женщину уже на пороге. Останавливается, вглядываясь в темноту моей камеры.

Хочу сказать какую-нибудь сальность, но в голову отчего-то ничего не лезет. Может, выпивки попросить?

— Да, Рамлоу?

— Спокойной ночи! — выдавливаю вместо требования подать бухло.

Морелли кивает, и исчезает за дверью. Спокойной ночи? Серьёзно?! М-да… Парень, ты только что облажался.

***08.20.2018 6:09 a.m

— Кофе будешь? — раздаётся где-то над головой, и я подскакиваю на нарах.

Ещё несколько секунд знатно торможу, пытаясь понять, кто со мной разговаривает и где я нахожусь, черт возьми. Помотав головой, припоминаю прошедшую ночь.

— Который сейчас час? — сажусь, отирая ладонями лицо.

— Ранний. Кофе с сахаром?

— Три кусочка. А так можно было? — удивляюсь, соображая, не шутит ли Морелли. — Чего не дома в тёплой постельке с муженьком?

— Можно было, — протягивает мне кружку с эмблемой рейнджеров, полную почти до верха.

На часах шесть утра. Значит проспал всего пару. Я так замотался за истекший день, что вырубился и не услышал, как она вернулась. Морелли опирается бедром о край рабочего стола, скрестив ноги, и прищуриваясь, пьёт кофе. Вид у неё такой же помятый, как и у меня. Хотя надо признать, её это нисколько не портит. Интересно, сколько лет ей, ну так, навскидку? Не тридцать. И не под полтинник. Лет тридцать семь? Сорок?

— Так чего тебе не спится, ищейка? Раннее утро ведь. Нежилась бы ещё с муженьком, а не пёрлась на работу…

— Не твоё дело, — отмахивается, пряча зевоту в кулак.

Не выспалась. А ведь и правда, чего ради бежать на два часа раньше на работу, когда можно поспать. И кофе этот ещё… Может, прозвучит глупо, но я не припомню, чтобы кто-то подавал мне кофе в постель. Пусть и тюремную. От кружки поднимается манящий воображение аромат.

— Шериф, мне надо совершить утренний ритуал! — делая глоток крепкого, сладкого кофе, понимаю, что проснулся не только я, но и стояк и надо бы как-то добраться до туалета.

— Попробуешь удрать, я тебя пристрелю без раздумий на месте, — предупреждает она, отпирая дверь камеры, — на вот… Полотенца там есть. Бумажные.

Протягивает новую зубную щетку, тюбик пасты и мыло. И меня снова выносит. Я застываю на пороге, подбирая слова. Любые. Цензурные, нецензурные — не важно. Лишь бы не выглядеть так, будто язык проглотил.

— Я подумала, тебе пригодится, — пожимает плечами, кивая в сторону узкого коридора, — тебе туда, первая дверь налево. На окнах решётки, черный выход в другой стороне, так что сразу говорю — удрать не получится. Будь умницей, приводи себя в порядок и возвращайся в камеру, и мы поговорим…

В мутном зеркале над раковиной в туалете отражается не бритая, помятая физиономия. Наспех привожу себя в порядок, перекатывая во рту мятную пену. С чего вдруг такая забота? Чем это я заслужил к себе человеческое отношение, да ещё и в тюряге? Ну, ладно, не в тюряге, а в изоляторе временного содержания. Не понятно и интригующе. Чёрт бы побрал торчащие во все стороны, дико вьющиеся волосы. Кое-как сладив с причёской, возвращаюсь в зал. Шериф неотрывно смотрит несколько секунд, чему-то ухмыляется, и кивком головы отправляет меня обратно в камеру.

— Рассказывай, красавчик, куда и зачем ты едешь? Я ведь не поверю, что ты просто покататься из Вашингтона до Мексики надумал, — замок с грохотом запирается за моей спиной.

— Ну, не поверишь… А дальше — что? Досье на меня ты уже видела. Кто я — знаешь. Я ничего не натворил, так что задерживать меня не имеешь права дольше суток, — потягивая кофе, рассматриваю её в ответ.

— Я ещё твою машину не обыскала на предмет наркотиков. Через пару часов приедет кинолог, вот тогда и поговорим, — словно опытный дуэлянт, отбивает мою пробную атаку, равнодушно глядя поверх своей кружки с кофе.

— За какие грехи ты решила меня придержать в стойле? — уточняю. — Симпатии я у тебя не вызываю, правонарушений на мне нет…

Шериф смотрит так, что мне становится не по себе. Словно видит насквозь. Этот чертов проницательный взгляд заставляет нервничать. Я невольно тяну пальцы к затылку, проверяя, как заживает ранка. Фигня, бывало и намного хуже, но мой непроизвольный жест не остаётся незамеченным.

— Я надеюсь, что мне не нужно вновь заковывать тебя в наручники?

— Смотря для чего, — ухмыляюсь, откровенно не понимая, к чему она клонит.

— Сядь на скамью ко мне спиной, прижмись к решётке, осмотрю, как заживает.

— Да нормально, как на собаке заживает, — отмахиваюсь, понимая, что робею.

Неожиданный поворот, признаться. Нет, меня и молодые медсестрички осматривали, и врачи лапали, и просто много барышень, но почему-то это меня ещё ни разу так не смущало. Чувствую себя круглым дураком, если честно и не знаю, куда себя деть. Под взглядом шерифши замираю, как олень в свете автомобильных фар — бери и стреляй, как в тире, всё равно не убегу. Какого хрена со мной творится?

—Давай уже, собака, садись на скамью. Больно не будет, крутой мужик, — смеётся, спокойно дожидаясь моего подчинения.

Её уверенность в своих силах поражает. Невозможно не отметить, что сей факт здорово сбавляет градус моего бешенства и интригует до потери здравого смысла, чего уж там. Как такая маленькая, мягкая, физиологически более хрупкая и физически слабая женщина справится, если я решу выйти отсюда во что бы то ни стало? Только если пустит мне пулю в лоб.

— Очень смешно… — фыркаю, упирая руки в бёдра, не желая подчиняться.

Смотрит на меня, как на ребёнка, с иронией, теплом и пониманием, и я не знаю, куда от этого взгляда спрятаться. Что за чертовщина тут творится? Внутри вскипает гнев и желание бороться, сопротивляться этой трясине. Не нужно мне твоё понимание, уж точно не сейчас! Но бороться фактически не с чем. Не будешь же ты размахивать руками, чтобы избежать предложенной помощи. Настойчивый взгляд заставляет выполнить просьбу. Женские руки ложатся на плечи, ненавязчиво притягивая к решетке, и этот дикий контраст между холодом железа и теплом человеческого тела убивает. В спину больно упирается перекладина, давя на позвоночник, но сижу, не шевелясь, пока шериф что-то там делает.

— Откинь голову назад, мне так ничего не видно. Ну и густые же у тебя волосы… — слышу приглушенное сопение.

Повинуюсь, замирая внутренне — всего одно движение, и она перережет мне глотку без особых проблем. Я бы воспользовался таким моментом. От этой мысли покрываюсь мурашками, собираясь в комок, готовясь отразить нападение. Невольно задерживаю дыхание, как вдруг… Лёгкое прикосновение вновь выбивает у меня почву из-под ног, вышибая вон дух. Тёплые пальцы касаются горла чуть выше кадыка, под челюстью, поправляя положение головы, и я вздрагиваю. Морелли задумчиво бормочет мне в затылок:

— Не напрягайся, я не кусаюсь.

— Зато я кусаюсь.

— Намордник надену, — угрожает, копошась во влажных от воды волосах.

Вновь поправляет положение головы, фиксируя двумя руками, легонько касаясь пальцами скул. Ощущение заставляет задрожать всем телом и прикрыть глаза. Нифига себе, какой кайф! Всего-то — в моей дырявой башке порыться, в волосах пошерудить чего-то там, и я уже готов забыть про пущенных по следу гончих и про свою самовыдуманную миссию спасения приюта.

— Бля, я щас нассу в матрас, — выдаю внезапно, охренев от самого себя, пока шериф всё ещё ищет вшей, не иначе.

— Всё, жить будешь, правда не знаю с кем, — снова хлопает по плечу, заканчивая осмотр.

Я продолжаю сидеть, не шевелясь и идиотски улыбаясь, будто только что получил самый сладкий минет в своей никчёмной жизни.

— Так, зачем ты едешь в Мак-Аллен, Рамлоу?

— В приют Пресвятой Девы Марии. Я уже говорил. Я там вырос.

— Едешь грехи замаливать?

— Типо того. Знаешь, Морелли, бывает время разбрасывать камни, а бывает время их собирать. Вот, я еду собирать, — поясняю, садясь на нары на турецкий манер.

Разбитое когда-то при неудачном десантировании левое колено неприятно щёлкает, но ничего не поделать, трудности жизни всегда были и есть в быту солдата удачи. Переживём.

====== глава 7. ======

Единожды преступник всегда преступник?

08.20.2018 11:17 a.m.

Настохуело. Вот прям невмоготу уже. Хожу по клетке из угла в угол. Тело гудит после круга упражнений, а эта курва Морелли сидит за своим столом, делая вид, что не замечает меня. Работает она, видите ли. Кинолог обыскал машину и нашёл завалившийся под сиденье бычок с каннабисом. Сука! Ещё сутки тут торчать. Это не входит в мои планы, зато пиздецки на руку Роллинсу. Я уверен, что он уже подобрался к моей заднице и готов обнюхать её в любой момент.

— Рамлоу, да сядь ты уже, в самом деле! — рявкает Морелли так, что сидящий недалеко от неё дежурный вздрагивает.

— А-а-а, вспомнила, наконец, про меня, — почти рычу от бурлящего гнева, упирая ладони в бёдра и разглядывая шерифа исподлобья, — выпусти меня отсюда. Я не цирковое животное.

— Да, ты гораздо хуже, — с тяжелым вздохом соглашается она, — цирковых можно дрессировать. Тебя же проще пристрелить.

— Ну, так пристрели. Чего тянешь? Я, кажется, всё тебе сказал. Что надо от меня? — железо решётки холодит ладони.

Морелли недобро усмехается, снова утыкаясь в ноутбук. Где та, что утром предложила мне кофе и осмотрела порез на коже? В гневе луплю по решётке, и с клокочущим внутри бешенством переворачиваю скамью, сбрасывая на пол скудное постельное бельё. От грохота металла о бетон вздрагивает весь участок, кроме неё. Болт, фиксирующий ножку скамьи в полу со звоном вываливается из паза и падает мне под ноги. Хватаю его и швыряю в сторону шерифа. За её спиной звякает разбитая стеклянная рамка. Хотел бы убить — целился бы ей в голову. Морелли преувеличенно медленно, с видом крайне занятого человека, поднимает, сука, глаза от монитора. Секунду изучая меня, с бесящим спокойствием произносит:

— Верни скамью на место.

— Морелли! Ты… Ты! — она меня раздражает, так раздражает, что слова застывают в глотке, вырываясь звериным рыком. — Р-р-а!

Не могу выразить, как хочется её удавить собственными руками. Вонзить нож в её тугое, с аппетитными формами тело, и выпотрошить, как кролика, раскидывая вокруг ливер и сизые кишки. Заставить визжать от ужаса, пока я по очереди ломаю её чёртовы пальцы, подбираясь к глотке. Теперь я понимаю, что значит выражение «рвать волосы на жопе». Именно этим я и занимаюсь сейчас от безысходности, чувствуя всем чем можно утекающие минуты и часы моей жизни.

Эти образы внезапно прерывает звонок стационарного телефона. Вот ведь рухлядь какая тут есть, надо же. Морелли молча слушает, затем что-то произносит в трубку и очень пристально смотрит на меня. Что? Меняет положение тела, продолжая с прищуром изучать мои движения. Этот взгляд мне знаком и он не сулит ничего хорошего. На затылке поднимаются дыбом волосы. Я стою посреди учинённого бардака. Несколько секунд мы с ней смотрим друг другу в глаза. Эта паскуда меня не боится, определённо. Хер ли бояться, я же в клетке. Но надолго ли?

— Присмотрите за нашим гостем, я буду через несколько часов, — бросает шериф, подхватывая шляпу-ковбойку и оставляя меня один на один с дежурным.

Вид у пацана такой, будто его только что бросили в вольер к стае волков. В чем-то ты, малыш, прав. Смотрит затравленно, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Хуле зыришь? — рычу, проходя мимо прутьев камеры в сотый или тысячный раз.

Пацан отгораживается толстым ежедневником, что-то старательно чиркая на полях. Мне остаётся только лечь спать. Всё-равно без распоряжения этой… Морелли меня никто отсюда не вызволит. Ставлю скамью на место, и швырнув в угол камеры тонкую изорванную в одном месте простынь, ложусь на сбитый комьями матрас. Спать.

Какое-то время спустя сквозь сон отчетливо слышу ставшие знакомыми шаги. Явилась, спасительница моя. Запах самки усиливается, и я понимаю, что она стоит очень близко. Раскрываю глаза. Морелли смотрит то ли с интересом, то ли с разочарованием, меньше чем в метре от меня.

— Где Мэри Форест, Рамлоу?

— Кто? — спросонок не могу понять, о ком речь.

— Вас видели вместе в Три Ривер. Ты увязался за ней после смены. В доме её нет. Муж в командировке, — расстреливает меня фактами шериф.

— Я не понимаю, о чём ты… — напрягаю память, хватаясь за затылок. — А… Это та официантка из Лив Оак? Без понятия.

— Вспомнил, значит… Что ты с ней сделал?

И вот тут я охреневаю от волны догадок, что буквально накрывают меня с головой. Дело пахнет керосином, я вам говорю! Моё досье никогда не будет достаточно вылизанным и чистым. Никакой Александр Пирс и даже Папа Римский не отмоет черного кобеля до бела.

— Я и пальцем её не тронул. Почти…

— Что это значит? — холодно интересуется Морелли, придвигая к прутьям стул и усаживаясь напротив меня.

Не как в «Основном инстинкте», нет, скорее, как в каком-нибудь боевичке про копов: ставит стул задом-наперёд, садится на него, как на лошадь, руки складывает на спинке. Я догадываюсь, что она хочет мне предъявить.

— Считаешь, что я её убил?

— Считаю, — соглашается, разглядывая меня с ленцой и сожалением в глазах.

— А как же презумпция невиновности? Пока не доказана вина, обвиняемого нельзя считать виновным, не?

— Не в твоём случае, Рамлоу. Единожды преступник — всегда преступник.

— М-м-м, обожаю кривую логику. Может, я встал на путь исправления, осознал всё и хочу начать нормальную жизнь?

— Нормальную, это какую, Рамлоу? Жена, семья, пятеро детишек и барбекю по выходным? — нет, она меня и впрямь бесит невыносимо. — Не выйдет. Ты — убийца. Был и всегда им будешь, не смотря на то, что Председатель Совета Безопасности подчистил твоё дело и дал тебе индульгенцию.

— Инд… Что? — морщусь, вслушиваясь в незнакомое слово.

— Помилование, — поясняет терпеливо, продолжая рассматривать меня, как тигра в зоопарке, — где девчонка, последний раз спрашиваю тебя.

— Или что? — огрызаюсь, не в силах сдерживать свою ярость. — Что ты мне сделаешь?

— В Техасе всё ещё введена смертная казнь, Рамлоу. Электрический стул. Смертельная инъекция… Всё, что пожелаешь. Я предпочту посмотреть, как тебя зажарят до равномерной хрустящей корочки, — закончив беседу, поднимается со стула, и ловко крутанув его на одной ножке, ставит обратно к стене.

Разговор окончен? Или как это понимать, мать твою?!

— Эй! Морелли! — ору ей в спину.

Уходит, не оглядываясь. Походу, я попал…

— Я её не трогал! Не трогал!!!

Собственный голос эхом разносится по камере, звеня в ушах. Или это кровь шумит, прилив к голове. Однако, у этой крошки разгон от милой зайки до мрази меньше, чем у меня. Спортивная модель попалась, блядь. Куда ты запропастилась, моё спасение Мэри Форест? Вот теперь мне точно не до сна. Надо придумать способ выбраться отсюда. Во что бы то ни стало, даже если придётся снова убить кого-то.

Шериф является к вечеру. За окном здорово стемнело. Я сижу тут почти сраные сутки. Сутки, блядь! И готов убить просто за шот бурбона или виски. Морелли проходит мимо камеры с озабоченным видом, будто меня вовсе не существует. В руках — огромная картонная папка. С ней два криминалиста. О чём-то шушукаются, поглядывая в мою сторону. Когда они уходят, оставляя меня и шерифа один на один, она не теряет времени впустую.

— Рамлоу, последний шанс. Где Форест? В доме полно твоих пальчиков, следы борьбы и кровь.

— Шериф, такие вещи не принято разглашать, но у меня с ней был вполне неплохой вечер. До появления её мужа, — признаюсь, понимая, что иного выхода у меня нет, — он набросился на меня и мы слегка повздорили.

— Эрла Фореста нет в городе уже неделю. Ему продлили рейс до вторника, — парирует шериф, — так что ты что-то путаешь.

— Тогда откуда я знаю, как он выглядит? Кусок бекона, центнера полтора, не меньше, свинячьи глазки, брюнет с залысинами, карие глаза, нос картошкой.

— Не аргумент. Ты был в их доме, видел фотографии. Где девушка? — Морелли очень хладнокровна.

Видно, что она прекрасно знает свою работу, только вот в этот раз совершенно точно воюет не туда.

— Блядь, да я откуда знаю. Переспали с ней, явился её боров, подрались, я получил кружкой в затылок, и уехал.

— Рамлоу, неужели ты думаешь, что я поверю, будто такой профессионал, как ты получил кружкой в затылок от дальнобойщика?

— От Мэри… — цежу сквозь зубы.

Шериф секунду смотрит круглыми от удивления глазами и разражается таким смехом, что мне самому впору смеяться, если бы всё не было так печально. Отрицательно качает головой, потирая усталые глаза.

— Всё, хватит поясничать. Ты её убил. Куда тело дел?

— Чем докажешь, что я её убил?

— Чем докажешь, что не делал этого?

— «Мамой клянусь» — не аргумент? — спрашиваю на всякий случай.

Мамой клясться не в моём случае. Моя мать — сука та ещё, и совершенно понятно, в кого я такой уродился. Шериф зло бросает тяжелый, словно бетонная плита, взгляд. Придвигает к себе чашку кофе и удостоверившись, что кроме нас никого нет в участке, криво усмехаясь, продолжает.

— Два года назад, в апреле месяце убита Энни Траут. Похищена недалеко от собственного дома в вечернее время. Обнаружена спустя месяц в навозной куче. Всё, что от неё осталось — двое детей и больная мать. В этом же месяце похищена Алиса Перрот. Возле работы её посадили в черный классический автомобиль и увезли в неизвестном направлении. Тело не обнаружено до сих пор… Следующая жертва Кларисса Тёрнер. Похищена на трассе, возле патрульной машины… — шериф замолкает, делая продолжительный глоток кофе, — обнаружена на свалке. Продолжать? И это только два года назад… Пять жертв, одна в неделю. В прошлом году в сентябре месяце картина повторяется…

— А я тут при чем? — искренне не понимаю, выслушивая монолог, — ты считаешь, что я похож на маньяка?

— Я считаю, что это может быть твоих рук дело, — коротко и просто заключает Морелли, — и пока я не найду Форест и еще одну девушку, я не выпущу тебя отсюда никуда. Даже в туалет.

— Предлагаешь мне спустить штаны при тебе, чтобы поссать?

— Можешь даже не спускать, если такой стыдливый. Но теперь ты будешь сидеть тихонько, как мышка, иначе я приложу максимум усилий на суде, чтобы тебя казнили самым зверским способом, — с холодной решимостью заявляет шериф и я ей верю.

Эта сделает всё, чтобы посадить убийцу, кем бы он не оказался. Я бы на её месте поступил точно так же, будь я полицейским. Ещё некоторое время молча изучаю лицо шерифа. Она не выглядит довольной собой, не выглядит торжествующей, как полагалось бы при поимке столь опасного маньяка. Она выглядит чертовски усталой и не скрывает этого.

— Я. Этого. Не. Делал.

— Я тебя услышала, а теперь советую заткнуться.

Вот, знаете, что значит фраза: «Я тебя услышал»? В переводе на человеческий она означает — мне похуй. По крайней мере именно так для меня она сейчас звучит из уст шерифа. Ещё немного пометавшись по камере, соглашаюсь с тем, что пока ничем не могу повлиять на события. Тем более отсюда. В ближайшее время я найду возможность свалить из этого зверинца. Как только я выберусь — а я выберусь, — путь в Мак-Аллен будет мне закрыт. В первую очередь копы будут пасти меня именно там. Вот же… Ёбанный Техас!

19 часами ранее. 08.20.2018 2:21 a.m

… На заправке в Премонте стоит «Шевроле Импала», на вид год 65-й, может 67. Чёрный. Водителя не видно, двигатель заглушен. Обхожу машину справа, трогая капот. Горячий, значит только-только подъехал. Номера не местные, округ Колумбия, Вашингтон. А вот это уже интереснее…

— Офицер, доброй ночи…

Хрипловатый, но достаточно звонкий мужской голос звучит откуда-то из тени здания заправки. Нарочито медленно оборачиваюсь на звук. Мужчина среднего роста, крепкий, спортивный, южно-европейская внешность. Кожаная куртка, джинсы, ботинки — довольно качественная, хоть и не дорогая марка профессиональной обуви. На вид около пятидесяти. Взгляд не хороший. Тяжёлый, исподлобья. В старину такой взгляд называли «с пристрелом». Так и есть, смотрит, будто пристреливается к чему-то.

— Ваша машина? — регламент требует от меня задавать стандартные вопросы, хотя и так очевидно, что его.

Мужчина внимательно рассматривает меня. Либо спецназовец, либо военнослужащий. Выправка выдаёт опытного бойца.

— Да, мэм… Что-то не так? — невольно вслушиваюсь в речь, ища знакомые интонации.

— Откуда и куда следуете?

Мне хватит одной секунды чтобы вынуть пистолет. Ещё секунда, чтобы снять его с предохранителя и навести на незнакомца. С оружием он явно знаком не понаслышке, так как ни один мускул не вздрагивает на довольно приятном, хоть и костистом лице. Трехдневная небритость, пара коротеньких шрамов — один над бровью и один на скуле. Высокая, по моде, причёска. Всё же этот взгляд… Цепляет, однако. Я видела такой взгляд у моего бойца, капрала Арнольда Варрана. Мы с ним прошли Иракскую военную кампанию и вернулись спустя шесть лет. Глаза человека со смертью на «ты».

— Из Вашингтона в Мак-Аллен, в приют Пресвятой Девы Марии.

— Какое-то дело?

Допивает не спеша кофе, и выкидывает бумажный стаканчик в рядом стоящий мусорный бак. Отлипает от стены.

— Офицер, меня в чем-то подозревают? — походка тяжёлая, будто выходит на боксерский ринг.

Едва заметно разбалансирован на левую ногу. Двигается порывисто, выверенно, травму не замечает, значит очень давно с ней. Знает своё тело на отлично, собран, готов к любым неприятностям. Судя по сбитым костяшкам и узловатым пальцам — контактный боец ближнего боя. Мизинец на левой руке сломан. С таким нужно держать ухо востро.

— Любого человека можно в чём-то подозревать.

— Вы не представились, офицер. С кем имею честь общаться?

— Капитан третьего ранга полиции Сан-Диего, Нина Морелли. Предъявите документы, сэр, — вынимаю из специального кармашка золотую звезду техасского рейнджера.

Мужчина кивает, и в ответ протягивает бумажник. Брок Рамлоу, пятьдесят один год. Так-так, права получены в столице, но это и так ясно. Неплохо выглядит для своих лет, даже очень неплохо…

***08.21.2018 12:04 a.m

Теперь мне совершенно понятно, что Рамлоу был в доме Форестов. Куда не кинь взгляд — везде следы борьбы, смазанные капли крови, разбитая посуда. Тяжелые ботинки, размер десять с половиной, судя по протектору — армейские либо специализированные. Похожий протектор у ботинок задержанного. Криминалисты снимут отпечатки со всех поверхностей и завтра утром можно будет предъявить ему обвинение. Правда, вот в чём? Кровь на футболке действительно принадлежит ему. Кровь в гостиной Форестов ещё подвергается анализу. Да и тела пока нет. Необходимо как можно скорее найти Мэри Форест. Иначе придётся выпустить этого ублюдка из камеры. Это может оказаться фатальной ошибкой. Я больше не хочу этого допустить.

Прямо перед служебным автомобилем на обочине изтемноты возникает туша «Кадиллак Эльдорадо». Огромная, тяжелая машина сползла передними колесами на щебень. Габариты не горят. Это как минимум подозрительно. Мельком бросив взгляд на часы, глушу двигатель. Время позднее, эвакуатор уже не работает, и возможно, водителю требуется помощь.

Подсвечивая себе под ноги фонариком, направляюсь к кажущемуся чёрным в свете фар «Кадиллаку». В салоне автомобиля пусто, двери заблокированы. На малых оборотах урчит двигатель, горит призрачным зеленоватым светом приборная панель, отбрасывая блики на кожу сидений.

За спиной раздаются быстрые лёгкие шаги, и я почти успеваю обернуться. Треск электрошокера. В воздухе разносится свежий запах озона и барбекю, и что-то больно жалит между лопаток, прямо сквозь тонкую ткань форменной рубахи. Вспышка в глазах и темнота…

08.21.2018 12:04 a.m

Я не в курсе, как должны работать полицейские участки, но думаю, что совершенно точно должен оставаться какой-нибудь дежурный, на случай экстренных ситуаций. И ведь она, чёрт возьми, происходит. В фойе раздаётся сперва приглушённая ругань, затем грохот. Звон бьющегося стекла. Короткий вскрик. Я уже на ногах, в дальнем углу камеры. Бежать некуда, остаётся сражаться.

— Здарова, командир! — хищная улыбка Роллинса не предвещает ничего хорошего.

— Джек, — киваю, — притащил с собой всю кодлу?

— О, нет. Только самые, так сказать, близкие. Ты кое-что украл у Пирса.

Я молчу, наблюдая, как у дверей моей камеры собираются некогда подчинявшиеся мне бойцы. Роллинс теперь возглавляет это сучье племя. Нет у меня никаких иллюзий в их сыновьей любви по отношению к бывшему командиру. Все натасканы мною лично, и я знаю каждого ничуть не хуже себя. Трое человек. Каждый здесь по велению сердца: Роллинс велел, и они повиновались. А уж Джек… Его сердце вместе с идеологией Пирса. Знатно запудрил ему мозги мировым господством, избранностью одних над другими и великой целью. Когда-то подобные лозунги уже звучали. В Европе. Годах эдак в сороковых.

— Тебе не идёт моя должность.

— Зато тебе идёт решётка… Где флэшка, Рамлоу?

— Последнее время я слишком часто слышу свою фамилию, — мотаю головой, — неужели ты думаешь, что она при мне?

— Отпереть замок, — командует Роллинс.

Я опираюсь спиной о холодную стену. Драке быть. Ни один из этих сукиных детей не сунется ко мне в камеру. Даже к безоружному. Слишком хорошо они знают, что я с ними сделаю. Не надо путать мой расслабленный внешний вид с выкинутым белым флагом.

— Выходи по доброй воле, Брок, — пока ещё просит Роллинс.

Направленный мне прямо в грудь ствол пистолета уже не кажется любезным приглашением. Всё-таки я хочу ещё немного покоптить небо. Чёрт бы побрал эту шерифшу, когда она нужна… С другой стороны, хорошо, что её тут нет, валялась бы сейчас на полу рядом со своим помощником.

Держа руки на виду выхожу из камеры. Бывшая команда: Эммет Танго, Алекс Фриско, Гонзо — смотрят с опасением. Правильно делают. Роллинс облажался. Я знаю слабые места каждого из них. Окружают, пытаясь скрутить руки за спиной. Мой рост, мой вес и знания дают мне преимущество. Они же только мешают друг другу в тесном помещении офиса. Хруст голени где-то справа. Хриплый вскрик немого Гонзо. Свист кулака Танго над головой. У него угол обзора уже, чем собственный интеллект. Уклон, подсечка, удар. Чья-то разгрузка попадается под руку. Рывком тяну на себя, пробивая лбом в переносицу, сбивая с ног затупившего Гонзо. Падает на пол. Бью его в висок ботинком. Кость ломается с ощутимым хрустом. Он больше не поднимется. Это не кино. Драка молниеносна, сопровождается пыхтением и болью. В какой-то момент выхватываю у Танго ствол, правда воспользоваться им не выходит — слишком тесно, на руке повисает Фриско, пытаясь остановить.

Нет противника страшнее, чем союзник долбаёб, сто раз говорил Роллинсу, но он, видать, не усвоил. Что-то рычит, пытаясь воспользоваться ножом. Стрелять по своим ему не выгодно. А я на его месте не церемонюсь. В тесном помещении гремит выстрел. Бывшие подчинённые бросаются на пол, ища укрытие. Жму на курок ещё раз и понимаю, что патрон дал осечку. Блядь! В меня никто не стреляет, а это странно. Значит, Пирс хочет видеть меня живым? Увы, это не взаимно. Я бы с удовольствием посмотрел на его башку в банке со спиртом.

— Р-ррамлоу-у! — взвывает Джек, когда я запускаю в него тяжелым ноутбуком шерифа, выбивая нож.

Ему мешают Танго со сломанной рукой и по счастливому случаю не пострадавший Фриско. Валить! Отсюда надо валить, а это — мой счастливый случай. Пока эти идиоты, замаскированные под команду С.Т.Р.А.Й.К., пытаются перегруппироваться, рву когти. Первое правило любого поединка — съебаться быстрым оленем прежде, чем получил пулю в башку или нож в брюхо. А уж если их численное превосходство, и они какие-никакие, но профи — лучше валить молниеносно, хоть и не так эффектно, как в кино.

В фойе два трупа. Дежурный со свёрнутой шеей и побагровевшей рожей. Помощник шерифа, пацан лет двадцати пяти с распоротой глоткой. Работа Танго. Неаккуратно, но он псих, любит кровь, так что простительно. За спиной слышу топот. Падаю на пол, укрываясь за небольшой бетонный порожек. Чертов Глок, надо же так подставить в самый неудачный момент. Перестрелял бы их всех прямо там, и дело с концом. Спешно разбираю патронник, скидывая мёртвый патрон. Готов к бою. Выстрел моментально останавливает Роллинса сотоварищи. Запах пороховых газов приятно щекочет ноздри.

— Нахуя тебе это нужно, Джек? Ты же не дурак! Почему повёлся на это дерьмо? — ну не могу я понять, хоть убей, что за манну небесную обещал ему Пирс, что он верен ему словно пёс.

— Дерьмо — это такие как ты, Рамлоу, — из-за дверного косяка появляется башка на бычьей шее, — разрушающие систему, думающие только о своей шкуре.

— Системы тебе захотелось… Вон оно что… Войти в систему, значит, — бормочу себе под нос, отползая назад и упираясь пяткой в остатки стеклянной витрины.

Участок шерифа похож на аквариум — кругом стекло. Где эта овца Морелли, когда она так нужна? Очень пригодился бы её боевой опыт. Уверен, она бы не стала залупаться на счёт нашего недавнего разногласия в такой момент.

— Ты не уйдёшь далеко, Рамлоу! Как только программа Пирса заработает, ты будешь одним из первых, кого сотрут с лица земли…

— Тогда какой резон сдаваться вам и возвращать Пирсу его ценную флэшку? Нет, ты и правда дурак, а я — ошибся… — пара выстрелов в сторону Роллинса дают мне шанс свалить.

Ночной воздух Техаса холоден. За углом, на штраф-стоянке стоит моя крошка, но я до неё уже не добегаю, да и ключей нет. Взбираюсь по сетке на крышу автогаража, отползая в тень. Толпа ублюдков уже вываливается следом за мной на улицу. Самым невредимым оказывается Роллинс, мой заместитель. Моя правая рука. Тот, кто лучше всех знает, на что я пойду ради свободы. И он не суется, предоставляя возможность другим отдать жизнь за командира. С крыши наблюдаю, как он озирается по сторонам, придерживая парней и раздавая указания. Сейчас начнётся игра в «кошки-мышки». Собаки на псарне орут дурными голосами, чуя кровь. Мне из своего укрытия прекрасно видно, куда отправляет Роллинс Танго, возвращаясь в офис. Будет обыскивать мои вещи. Фриско посылает кивком в сторону псарен, обойти штраф-стоянку по периметру.

Спрыгивая на дорожку позади офиса, стараясь лишний раз не шуметь, крадусь за Танго. Ему много не надо, хоть он и наголову выше меня и тяжелее на пять стоунов{?}[1 стоун (stone) = 6,35 кг. ]. Втыкаю арматуру в его горло, с хрустом проворачивая. Кровь из разорванной артерии бьёт в лицо, на миг ослепляя. Подхватывая оседающее, дёргающееся тело, оттаскиваю его в тень здания. Как ни крути, а для операции по моей поимке Роллинс выбрал слишком тупых агентов. Даже обидно. Обшариваю разгрузку, прихватывая пистолет, сменные обоймы и нож. В рации уже трещит сигнал выхода на связь. Прихватываю и её с собой. Роллинс, не будь дураком, сменит частоту, но пока что…

— Ты правда думал свалить? Рамлоу, я знаю тебя… — холодная игла вонзается в шею сбоку.

Голос Роллинса. Чёрт бы его побрал, суку. Мир теряет резкие очертания, рассыпаясь на фрагменты, сизые и оранжевые пятна. Ноги подкашиваются, и сделав последний шаг, падаю мордой в гравий.

Доброе, блядь, утро, Вьетнам…

====== Часть II. ПРОЛОГ. ======

04.21.2016 9:08 a.m.

Спускаюсь в подвал госпиталя, в морг. Судмедэксперт уже на месте, о чем мне полчаса назад сообщил дежурный. В помещении холодно и жутковато. Везде белый глянцевый кафель, глазу не за что зацепиться. По стенам прыгают зайчики от электрических ламп. Я прихожу сюда не в первый раз, не в первый раз бываю в морге, но каждый раз покрываюсь неприятными мурашками. В этот раз спуститься в подвал стоит мне неимоверных усилий. Останавливаюсь перед обитой металлом дверью, набирая полную грудь воздуха. Я не хочу этого делать. Не хочу идти сюда. Не хочу видеть Клариссу. Не могу. Но я обязана. Внутри всё обрывается.

Когда отец ушёл из семьи, сообщив матери, что у него давно роман на стороне, всё изменилось, хоть она и старалась сохранить видимость нормальной жизни. Для начала пришлось осознать тот факт, что у меня появилась сестра. Но это никак не отменяло того, что я ненавидела отца и его новую семью, считая предателем. Еле дотянув до окончания школы, слушая насмешки одноклассников, жалость преподавателей и напускную заботу школьного психолога записалась в ряды армии.

Спустя два года, когда закончился мой первый контракт, я вернулась домой в отпуск и познакомилась с семьёй отца уже будучи достаточно взрослой, чтобы самостоятельно решать, как относиться к произошедшему.

Кларисса, сводная сестра, смотрела на меня восторженно, даже слишком. Казалось, будто она возвела меня в некий идеал, и во многом старалась подражать. Безусловно, это не могло не растопить моё сердце. Спрашивала про службу, смеялась над каждой моей историей, и вообще, оказалась довольно приятной девушкой. Каждый отпуск я старалась проводить в её компании. Мы сблизились, и решение отца уже не казалось чем-то неправильным, я даже радовалась тому, что у меня появился столь близкий человек.

Кларисса поступает в полицейскую академию и возвращается в родной городок будучи офицером. Во время очередного дежурства на участке трассы её, при стандартной проверке документов, похищают. Картина становится ясна: неизвестный бьёт электрошокером, лишая сознания и возможности сопротивляться. Как и предыдущую жертву. Увозит на машине.

У меня больше нет сомнений — охоту ведёт один и тот же ублюдок. Он выслеживает и похищает одиноких женщин и девушек, увозя в неизвестном направлении. Видимо, слава Тэда Банди не даёт ему покоя. Что с ними делает, я не хочу даже думать, но следы на телах ясно говорят сами за себя — средневековые пытки покажутся шуткой в сравнении с изощренными развлечениями этого мерзавца. Ему мало просто убить похищенную жертву. Ему нужны страдания, нужен страх. Нужно ощущать себя всемогущим.

Похороны проходят по всем правилам погребения офицера полиции. Государственный флаг передают отцу и рыдающей матери, психика которой, не выдержав случившегося, даёт трещину. Отец просит меня взять на себя опеку над племянником, пока сам занимается восстановлением здоровья супруги. На похоронах Алекс жмётся ко мне всем телом, не сдерживая слёзы. Ему девять и объяснить, что мама погибла, выполняя свой долг невозможно. Есть только жестокий мир вокруг, лишивший его самого близкого человека.

Выезжать на патруль каждый вечер становится моей привычкой. Охотиться на этого подонка, пытаться выманить его на живца становится навязчивой идеей. Видимо, я совершенно свихнулась на жажде мести. Алекс за истекшую неделю взрослеет не по годам. Он слушает, когда я обещаю ему обязательно вернуться с дежурства, и ждёт. Каждый вечер, каждую ночь он проводит с моим отцом или няней.

В один из таких вечеров, спустя месяц с начала охоты на девушек и спустя две недели с момента гибели сестры эта мразь выходит на контакт. Я патрулирую шоссе посреди ночи, когда внезапно оживает радиостанция. Датчик сигнала показывает стабильный уровень приёма. Из динамика звучит мягкий, даже чарующий тембр голоса. Мужчина. Тон уверенный, спокойный, игривый, я бы сказала.

— Добрый вечер, шериф. Вам понравилось? — С кем я говорю? — Шериф… Ответьте, вам понравилось моё представление? — С кем я разговариваю? — волосы начинают в прямом смысле шевелиться, когда я понимаю, о каком представлении идёт речь. — Мы с вами пока не знакомы, но вскоре встретимся вновь. Короткий диалог прерывается шипением эфира и сколько бы я не звала в пустоту, больше никто со мной не связывается. С этого момента моя жизнь превращается в постоянную охоту, и я не остановлюсь, пока не увижу этого мерзавца на электрическом стуле…

====== глава 1. ======

Комментарий к глава 1. Уважаемые читатели! Прошу обращать внимание на даты событий и время. Общение шерифа с маньяком происходит ДО задержания Рамлоу. В сюжете использован разорванный таймлайн и что-то вроде флэшбэков. Не зря указано нелинейное повествование. Чтобы не запутаться, обращайте внимание на даты. Если считаете, что даты неудобны и стоит написать более ясно типа: «За пять дней до дня Х»(к примеру) — оставляйте в отзывах.

Столкновение с бездной начинается с погружения во тьму.

04.13.2016 11:18 a.m.

Утро начинается с привычной планёрки, но заканчивается совершенно непривычно. Дежурный влетает в кабинет, что я уже год использую вместо конференц-зала, с круглыми глазами.

— Капитан! Вызов! На ферме Прескотов обнаружили тело.

— Принято. Так, Валесски, остаёшься в офисе, криминалисты уже выехали?

— Да, шеф, — салютует дежурный, растворяясь в аквариуме фойе.

С момента пропажи Энни Траут прошло четырнадцать дней, а у нас до сих пор никаких следов, кроме информации о том, что она вышла из гостей поздно вечером и не пришла домой. Наш городок тем и ценен, что самым страшным преступлением тут бывает разве что браконьерство и вот теперь это… Пропажа двадцативосьмилетней девушки. Среди ночи. Ферма Прескотов находится в противоположной от дома пропавшей стороне, приблизительно в четырех милях. Вполне вероятно, что девушка могла бы дойти туда сама…

Пока добираюсь до места, всё кручу в голове известную мне информацию. После почти трёх лет затишья с момента последнего крупного дела пропажа человека становится чем-то из ряда вон выходящим. За тот период, что я нахожусь в должности шерифа Сан-Диего мне удаётся добиться неплохих показателей по снижению преступности. И я откровенно горжусь этим. Гордилась. Пока не поняла, что мои подчинённые, расслабленные отсутствием серьезной работы совершенно разленились.

У ворот фермы стоит машина медицинской помощи. Труповозка по нашему. Приехали и ждут своей очереди. Бросив машину недалеко от обочины направляюсь к заметным издалека лентам оцепления. Оранжево-чёрный пластик реет на ветру, вызывая тревожное чувство.

— Гарри, привет! — криминалист поднимает на меня взгляд, отрываясь от тела.

— Привет, Морелли. Это не Траут.

— Уже вижу, — соглашаюсь с ним.

Неизвестная смотрит в небо широко раскрытыми от ужаса глазами. Рот грубо зашит суровыми нитками. На лице огромный кровоподтёк. В целом картина мерзопакостная, но я продолжаю рассматривать, пытаясь понять, местная ли это жительница. На губе след от пирсинга, несколько татуировок: одна на запястье, ещё одна на шее возле уха. Однозначно не местная.

— Положение тела не меняли? — интересуюсь у патрульного, прибывшего на вызов.

Молодой офицер, не отводя полных недоумения глаз от покойной отрицательно мотает головой.

— Не пяльтесь. Идите, выпейте кофе. Неужели труп не видели раньше? — такой настрой юнца меня раздражает.

Как ты можешь быть оплотом порядка, если трясешься от вида крови или мёртвого тела. В конце концов, хоть это и человек, но он уже мёртв и ничего не может сделать тебе плохого, кроме как испортить аппетит и настроение на весь оставшийся день. За почти шесть лет службы в Ираке я насмотрелась и похуже картин, когда из патруля возвращались вместо полного состава лишь несколько живых человек. Да, я понимаю, что не всем «повезло» как мне, и не у всех психика достаточно крепкая, чтобы не примерять увиденное к себе или своим близким. Но, чёрт возьми, если ты полицейский, будь готов ко всему.

Офицер шумно сглатывает и уходит куда-то. Куда — меня волновать не должно, лишь бы глаза не мозолил. Окидываю взглядом местность. Ферма недалеко от дороги, и заехать сюда может практически каждый.

Девушка лежит, разметав руки, ноги согнуты в коленях и чуть отведены в сторону, тело скручено. Вся поза выглядит слишком нарочитой, будто её старательно укладывали, придавая какой-то смысл. Ещё некоторое время разглядываю общую картину. Что-то во всём этом слишком… Слишком театрально?

— Фотограф был? Ничего не трогали?

— Нет, шеф, мы ждали вас, — мямлит вернувшийся патрульный.

Вид у него уже получше, но всё ещё растерянный.

— Возьмите себя в руки, офицер, — повторяю вполголоса, пихая его локтем в бок.

Парень молча кивает, ища глазами за что бы зацепиться, лишь бы не смотреть на тело неизвестной.

— Кто обнаружил тело?

— Сын Прескотов, Тревор. Он сейчас в доме, разговаривает с детективом Салливаном.

Тревору пятнадцать. Парнишка крепкий, хоть и не выдающийся умом. Любит американский футбол и хорошо справляется с помощью отцу на ферме. Киваю. Салливан знает своё дело. Нужные подробности будут у меня на столе уже через пару часов от силы.

Могу лишь расписаться в первичном протоколе осмотра места происшествия и дождаться первого отчёта детектива.

— Подозреваю, что она будет не единственной, — вздыхает подоспевший Салливан.

— Поясни? — собственно, я и так уже понимаю, что исчезновение Траут и труп неизвестной сами по себе — грозное предзнаменование начинающейся бури, но привычно спрашиваю.

— Шериф, вы не хуже меня знаете, что всё это значит. Дело Тэда Банди помнят до сих пор. Для многих он стал почти что иконой. Даже среди женщин, как бы страшно это не звучало.

— Ближе к делу, Дэрек, — поторапливаю, наблюдая, как судмедэксперт переворачивает окоченевшее тело.

Судя по тому, в каком положении оно застыло, как отпечатались на коже следы прошло довольно много времени. Ночи в апреле в Техасе не холодные, остывание происходит долго. На первый взгляд можно предположить, что сюда её привезли уже мёртвую.

— Я думаю, что мы влипли. И надо вызывать федералов.

— По одному телу сложно судить, влипли мы или нет, но я учту твое мнение, Дэрек. Мистер Мёрфи, что скажете?

Судмедэксперт поднимает на меня взгляд через пластиковые защитные очки, лукаво щурясь. Сейчас он скажет то, что я уже вижу.

— Шериф Морелли, полную экспертизу дам чуть позже. Пока имеем смерть от удушения. Предварительно — руками, так как на шее с двух сторон характерные следы. Смерть наступила от шести до двадцати четырёх часов назад. Позже скажу точно.

Киваю. И так понятно, что вся информация будет не раньше завтрашнего утра. На плече оживает рация. Вызывает база. Прощаясь с патрульными и медиками, отбываю в офис.

09.05.2017 01:28 a.m.

— Приветствую, офицер! — знакомый голос, который прозвучал впервые в эфире почти год назад, и который я никогда не забуду, внезапно разрезает тишину.

Я ждала этого момента целый год. Рыскала по дорогам каждую ночь, как бездомная собака, ища встречи с этой падалью. С убийцей моей сестры.

— Я ждала тебя.

— Не сомневаюсь. Я наблюдал за вами всё это время.

Эти слова одновременно и пугают и заставляют ликовать, внутри всё дрожит. Негодование, бессильная злость, жажда мести кипят внутри, шумят в ушах, сдавливая виски.

— Вас сложно удивить, шериф. Это впечатляет.

— Так весь этот спектакль для меня?

— И для вас тоже, шериф. Нина… Нина — прекрасное имя. Означает «сильная»… Вы и впрямь сильны, шериф… Давайте поиграем в игру? «Правда или действие»… Что скажете?

Молчу, останавливая машину и гася фары. Где-то тут, в ночной пустоте таится опасность, и я вглядываюсь в темноту до боли в глазах, силясь разглядеть хоть что-то.

— Я немного изменил правила… Шериф, вы меня слушаете?

— Слушаю. Но не знаю, с кем разговариваю. Как тебя называть?

— Если вы выиграете в игру, шериф, я, так и быть, назову вам своё имя…

— Откуда мне знать, что ты не обманешь?

— Ниоткуда… Хотите вы того или нет, шериф, но игра началась… Я задаю вам вопрос, а вы отвечаете правдиво. Если вы солжете, я совершу некое действие, из-за которого у моей гостьи возникнут проблемы…

Голос вкрадчив, мягок и практически убаюкивающ. Сложно не поддаться игривыми нотками, не впасть в лёгкое ощущение транса. Ночь, пустое шоссе, темнота и чарующий голос в радиоэфире. Я смаргиваю, прогоняя морок.

— У тебя есть гостья? — от осознания слов говорящего волосы на руках поднимаются дыбом.

Неужели он успел кого-то похитить? Собственно, этого следовало ожидать, потому что пока его не поймают, он так и будет забирать жизни.

— Конечно… Я люблю компанию красивых женщин… — эфир разражается криками боли, от которых у меня по спине начинает течь пот, — но теперь моя очередь задавать вопросы… Напомню, если вы солжёте, шериф, девушка пострадает… И это будет на вашей совести.

— Не трогай её. Обещаю, что приложу все усилия, чтобы наказание было разумным, если ты просто сдашься!

— О, шериф… Вы ничего не можете мне обещать. Итак, первый вопрос: кем вы хотели быть в детстве?

Вопрос ставит меня в тупик. Безусловно, в Академии нам преподают основы психологии серийных убийц, рассказывают и показывают яркие примеры, но когда ты сталкиваешься с этим лично, невозможно в раз мобилизовать имеющиеся знания, чтобы получить желаемый результат. Я молчу, теряя драгоценные секунды.

— Не врите мне, Нина…

— Я всегда хотела быть полицейским… Сколько себя помню.

— Жаль… Очень-очень жаль… — вещает голос из радио и его заглушает такой раздирающий мою душу вопль боли, что я невольно содрогаюсь, — единожды солгав, моя дорогая… Единожды солгав…

Связь обрывается так же внезапно, как и в самый первый наш диалог. Меня трясёт. Что я сказала не так? Что послужило спусковым механизмом для действий, что он совершил или совершает сию минуту по отношению к неизвестной? Спешно связываюсь по рации с базой. Необходимо узнать, поступали какие-либо сигналы о пропаже людей.

08.20.2018 3:56 a.m

В глаза словно песку насыпали. Пялиться в монитор ноутбука с каждой минутой всё сложнее и сложнее. В его мерцающем свете разложенные на столе документы чуть отблёскивают глянцем. Задержанный мечется по камере, словно животное. Да что там, он даже внешне похож на животное — пластика, мимика, взгляд. Всё напоминает хищника.

— Может, выпустишь, и мы договоримся полюбовно? — чуть хриплый и одновременно звонкий голос наполняет помещение, заставляя меня оторваться от работы.

Я чертовски устала за истекшую ночь. Хочется скорее добраться домой, принять душ и упасть на пару часов в постель.

— Рамлоу, прикрой пищеприёмник, дай поработать… Чего мельтешишь? Спать ложись… — откровенно говоря, я действительно надеюсь, что задержанный успокоится и наступит долгожданная тишина.

Возможно, я немного переусердствовала с его арестом, но кровь на воротничке футболки, кобура на заднем сиденье и внезапная попытка нарушить протокол досмотра дали мне повод применить к нему силу. Мужчина замирает посреди камеры с самодовольной улыбкой, уперев руки в бёдра и внимательно разглядывая меня. Ничего нового, в целом, к таким взглядам я давно привыкла.

— Если только в твоей компании, Морелли.

— Ты и так тут в моей компании, дружок… — отзываюсь, разглядывая Зиг Зауэр и огромный охотничий нож-боуи. — Где разрешение на оружие?

— Забыл в кармане другой куртки.

Очень оригинальная шутка, конечно же. Предъявить ему что-то серьёзнее, чем отсутствие лицензии я не могу, учитывая правовую составляющую, согласно которой наличие документов на руках для скрытного ношения огнестрельного оружия не обязательно. Максимум, что я могу — задержать его до утра до полного выяснения личности и обстоятельств, приведших к ранению. Раскрываю электронное досье, вглядываясь в фотографию на водительском удостоверении и фотографию, прикреплённую к файлу в базе. С экрана смотрит мужчина моложе лет на пятнадцать, без щетины. В глазах дерзкий вызов, на тонких губах играет не то улыбка не то оскал. Высокие острые скулы, тёмные, почти черные волосы зачёсаны назад. Неприятное впечатление.

— Понятно-понятно… Так, чья кровь у тебя на футболке? — повертев бумажник, кладу на стол к другим вещам задержанного.

Не верится, что этот человек разменял шестой десяток. Послужной список, если его так можно назвать, неприятно впечатляет. Но что впечатляет ещё больше — огромная красная надпись через весь файл «аннулировано» и внизу номер приказа за подписью Председателя Совета Безопасности Александра Пирса. Что за птица сидит в моей клетке?

— Моя. Башку мне раскроила одна тёлка. Кстати, может, подсобишь? — рассматривает меня внимательно, взгляд колючий, холодный.

— Чем? — отвечаю ему тем же.

Не таких видали. Правда не на гражданке, а в прошлом, на войне. Зверья там перевидала, будь здоров, начиная от условно «наших» и заканчивая условно «чужими».

— Ну, хоть антисептиком обработай, что ли… А я спасибо скажу, — улыбается так, что мне тошно становится.

И всё же в его словах есть доля логики. Надо бы осмотреть рану, вдруг что-то серьёзное. В столе есть аптечка на всякий случай. Кажется, там даже был капрамин.

— Ты и так скажешь мне спасибо.

— Досье моё уже видела? — он явно гордится собой, хочет произвести впечатление, возможно, заставить бояться.

Что ж, могу честно признаться, что ему это удалось. Не каждый день в мои руки попадает человек, помилованный самим Пирсом. Но бояться…

— Видела. Впечатляет, а ещё больше впечатляет, что Председатель Совета Безопасности собственным приказом снял с тебя все обвинения и статус разыскиваемого преступника. Сядь на скамью, спиной ко мне, просунь руки за решетку и будь паинькой, иначе снова огрею.

Молчит, рассматривая несколько секунд, затем выполняет требование. Кисти рук жёсткие, сухие, вены вздуты, кожа на ладонях в мозолях. Руки человека, много и упорно тренирующегося я узнаю в любом случае. Это не красивая картинка в журнале Men’s health, это настоящий труд. Как говорил мой командир — капля пота экономит литр крови, подразумевая упорное оттачивание навыков выживания. Очевидно, что этот товарищ прямо-таки заточен на выживание, иначе объяснить его довольно солидный возраст в так сказать профессии, что значится в досье, невозможно.

Также я не могу не обратить внимание на татуировки. Похоже, Рамлоу придаёт им какое-то значение. Большинство из них выглядят как защитные обереги. Мантра Ом на внутренней поверхности руки, ближе к подмышке. Рунические вязи на предплечьях с внешней стороны, ещё одна на левом от запястья до локтя, совсем свежая. Трицепсы. Итого: семь штук. Довольно чувствительные места он выбрал для нанесения рисунков. На сколько я могу судить, та, что на левой руке нанесена совсем варварским способом: иглой и тушью. Тоже какая-то мантра. Уделив анализу лишь несколько мгновений защелкиваю наручники, фиксируя заключенного. Ему не дёрнуться, только если он не решит переломать себе пальцы, чтобы выскользнуть из оков.

— Наклони голову вперёд, посмотрю, что там у тебя. Медик будет утром, если что — зашьёт.

— Понял, принял, — подаваясь чуть вперёд, подставляет голову.

Ерунда, небольшая гематома. Видно, что её вскрыли недавно, чтобы сцедить скопившийся лимфо-экссудат. Молодец, знает, что нужно делать. Впрочем, не удивительно. Очистив небольшую рану от корки спёкшейся крови, после нанесения свёртывающей и дезинфицирующей жидкости по привычке дую. Алекс пару дней назад свалился с велосипеда, ободрав локоть до крови, и пришлось долго убеждать его показаться врачу. В итоге он согласился лишь на домашнюю обработку. Шипел, вертелся, словно маленький ужонок, пока я отмывала и обрабатывала ссадину. И этот тоже… Здоровый, взрослый мужик, а шипит, словно ему и впрямь больно.

— Не шипи, сейчас всё пройдет. Ты вон какой здоровый, что тебе какая-то ссадина, — хлопаю по плечу.

Забавно, но мне показалось, что он смущён. Что, никогда не хлопали по плечу? Взгляд такой, что внутри всё холодеет, если честно, от неприятного ощущения. Будто он смотрит как на лягушку на столе лаборанта перед вскрытием. Холодное любопытство, скорее даже изучение, поиск слабых мест.

— Ага. Я и сам ничего.

— Да, ничего… Ничего хорошего, — расстёгиваю наручники и возвращаюсь за стол.

Надо быстро покончить с протоколом задержания и идти домой спать. Алексу вставать через три часа в школу. Надо успеть собрать ему завтрак, и хоть одним глазом заглянуть в домашнее задание.

— Слушай, а это неплохое начало интересной игры, как думаешь? Мы одни в участке. Может, повторим, но без боли, или с болью, но ради удовольствия?

Ох уж мне эти шуточки. Неужели он всерьёз решил, что сможет таким образом привлечь моё внимание?

— О-о! Я надеюсь, что чёлка, это не единственное в твоём организме, что ещё стоит?

— А ты иди ко мне, и проверим…

— Боюсь, что сердечко у тебя не выдержит, дорогуша, такую женщину, как я, — усмехаюсь, сдерживая ещё более гаденькую шуточку про возраст.

Как же хочется кофе и спать. Откровенно говоря, я вымоталась и у меня совершенно нет сил, чтобы пикироваться ещё и с задержанным. А тем временем у меня почти на исходе время, а на руках только и есть, что два обезображенных трупа и пропавшая девчонка. В этот раз мой старый знакомый выбрал август для встречи. Ещё немного, и он снова пропадёт на год. Снова не будет пойман и это гложет меня всё сильнее и сильнее, заставляя сомневаться в собственных способностях. Неужели эта хитрая мразь действительно умнее меня. Умнее федеральных агентов? Умнее следователей? Я боюсь признаться себе в том, что у меня опускаются руки.

— Спасибо, кстати, правда, — Рамлоу зачем-то копошится руками в только что обработанной ране.

— Руками грязными в рану не лазь, — ведёт себя как ребёнок, ей богу. Даже взгляд такой же, как у Алекса, когда мы закончили накладывать повязку, виновато-удивлённый. — Инфекцию занесёшь. Или думаешь, что зараза к заразе не пристаёт?

Дома меня ждёт пара важных дел. Отправлю Алекса в школу, оставлю на дежурстве кого-нибудь и позволю себе проспать несколько часов. Чуть хрипловатый голос задержанного останавливает меня на пороге.

— Эй, шериф!

— Да, Рамлоу? — в сумраке камеры видны лишь смутные очертания, силуэт.

— Спокойной ночи!

====== глава 2. ======

Чтобы затмить свет звёзд необходимо зажечь свою свехновую.

08.20.2018 11:17 a.m.

Задержанный беснуется, с грохотом переворачивая закреплённую в полу на анкерные болты скамью. Честно говоря, это является поводом для беспокойства. Сколько силы нужно иметь, чтобы вырвать её из бетона? Выдержат ли его решётки, если он захочет выйти? Мимо что-то пролетает со свистом, и тут же за спиной раздаётся звон битого стекла. Этот придурок запустил в меня болтом? Это ни в какие рамки не лезет. Поднимаю на него взгляд. Стоит, раздувая ноздри. Волосы дыбом, глаза горят бешенством и такой ненавистью, что будь взгляд оружием — уже убил бы меня.

— Верни скамью на место, — я стараюсь не выдать своего волнения.

— Морелли! Ты… Ты! Р-р-а! — психует, размахивая руками в воздухе в отчаянном жесте.

Я намереваюсь приструнить его, как раздаётся звонок. Судя по номеру телефона на определителе — звонок из подотчётного отдела в Три Ривер.

— Шериф Морелли, слушаю.

— Добрый день, шериф. Заместитель Тайлер Джонс. У нас вызов. Пропала девушка.

— Я буду через час, — бросаю трубку с замиранием сердца.

Неужели всё повторяется? Ладно, мне стоит успокоиться, прежде чем делать какие-то выводы. Подхватываю со стола шляпу и бросаю через плечо своему помощнику:

— Присмотрите за нашим гостем, я буду через несколько часов.

Сердце бешено колотится, когда спустя где-то сорок минут в пути я буквально влетаю в офис местного отделения полиции. Заместитель шерифа, который тут является представителем власти и моим подчинённым, вскакивает из-за стола, вскидывая руку в приветствии.

— Ни к чему… Джонс, что у вас?

Джонс несколько раз меняется в лице, словно я спрашиваю, когда у него последний раз был секс. Это неимоверно раздражает. Протягивает мне письменное заявление. Пробегаюсь по нему глазами. Итак, пропала миссис Форест, не вышла утром на работу в Лив Оак.

— Кого туда отправили?

— Ждали вас… — мямлит Джонс.

Честно говоря, у меня совсем нет сил ругаться, а очень хочется. Хочется схватить этого долговязого прыщавого идиота и встряхнуть до характерного звука в пустой голове. Ориентировки, рекомендации висят на всех стенах, на каждой планёрке по утрам озвучивается требование вести строгую статистику пропавших без вести, а он тянет кота за яйца. Возможно, жизни девушки ничто не угрожает, но в этом необходимо убедиться.

— Кто подал заявление?

— Её работодатель, мистер Коул.

Киваю, читая данные, вложенные в тонкую картонную папку. Мэри Аннет Форест, в девичестве Мейсон. Двадцать восемь лет, замужем, детей нет. Адрес проживания: Юг Мюррей авеню, 205.

— Кого-то из детективов или сержантов на адрес проживания отправляли?

— Никого нет дома.

— Ордер запросили?

— Да, должен прийти с минуты на минуту, — кивает Джонс.

— Хорошо, сразу же позвоните мне, как только получите. Я еду в Лив Оак. Жду ордер через двадцать минут. Ясно?

Заместитель шерифа кивает, утыкаясь в экран компьютера. Я тороплюсь. Если девушка попала в руки маньяка, то нам её не найти. Или найти но с фатальными последствиями. Мысленно я молю, чтобы она просто сбежала с каким-нибудь красавчиком. Фотография девушки выпадает из папки. Я снова бросаю на неё взгляд. Полненькая, темноволосая, кудрявая. Чуть курносая, пухлые губы и огромные глаза. Симпатичная. Но не в репертуаре нашего маньяка. Он выбирает жертв по одному и тому же шаблону: среднего роста, спортивного телосложения, длинные прямые тёмные волосы, прямоугольное, либо овальное лицо, светлые глаза, от орехового до зеленого. Жертвы выглядят одинаково, и это даёт мне надежду, что Мэри Форест не вошла в этот печальный список.

— Добрый день, шериф! — улыбается мистер Коул, протягивая мне руку для приветствия.

— Добрый? Возможно… Вы написали заявление на пропажу миссис Форест?

— Да.

— По какой причине? — следую за владельцем ресторанчика в дальнюю комнату, где у него установлен сервер камер видеонаблюдения.

— Вчера вечером какой-то тип увязался за ней, а сегодня я не смог ей дозвониться. Она должна была передать инкассацию.

— Разве это делается не в вечернюю смену?

— У нас была договорённость с банком. Пришлось нарушить, — равнодушно пожимает плечами Коул, щелкая клавишами на ноутбуке.

Приглашающим жестом зовёт меня к себе. Склоняюсь к монитору, внимательно вглядываясь в ускоренную перемотку, пока наконец в углу экрана не высвечивается время девять вечера. В этот момент Коул останавливает запись.

— Вот, смотрите. Вот этот тип, — и тычет пальцем в картинку.

Хм-м… Я честно говоря, даже не удивлена. Этот товарищ мне знаком. Сейчас он сидит у меня в камере, ожидая решения. Коричневая кожаная куртка, джинсы, тяжелые ботинки. Высокая стоячая причёска, острые скулы. Мистер Брок Рамлоу. Наблюдаю, как он присаживается за самый дальний столик, и спустя несколько минут к нему подходит пропавшая. Перематываю вперёд. Через час он и Мэри Форест покидают Лив Оак. Как раз в этот момент звонит сотовый.

— Шериф Морелли…

— Шериф, это Джонс. Ордер получен. К адресу направлен сержант Скотт, будет там через три минуты.

— Поняла. Иду… — бросаю в трубку, сбрасывая звонок.

Итак… Что мы имеем? Приезжий, с довольно богатым прошлым, пусть и аннулированным. Профессиональный убийца, организатор бандгруппы, торговец оружием и террорист. Ему бы в тюрьме ждать вынесения смертного приговора, а не попивать утром кофеек из моих рук. На миг становится дурно. И Мэри Форест. Учитывая чрезвычайное положение штата будем считать, что именно Рамлоу — последний видевший её в живых.

В доме Форестов полнейший бардак. Следы драки, несколько капель крови на полу.

— Сержант, нашли мужа пропавшей?

— Эрл Форест пока не выходил на связь. Он в рейсе. Работает дальнобойщиком на местного предпринимателя. Рейс продлили до завтрашнего дня, — чеканит Скотт.

— GPS что говорит? Где его машина?

— Ищем.

— Что-то долго. Экспертов вызвал? Явные следы потасовки… — стою на пороге вместе с сержантом.

Внутрь проходить мы не решаемся, пока не получим заключение криминалистов.

— Вызвал. Будут с минуты на минуту.

Эксперты работают потрясающе быстро и результат у меня на руках. Слюна третьего лица, следы рвоты, силиконовая смазка, кровь третьей группы, кровь первой группы. Складывая заключение в папку, выхожу на улицу. Время близится к полудню. Честно говоря, я не знаю, что думать.

На крыльце Скотт закуривает, протягивая мне пачку сигарет. Отказываюсь. Я не курю. Парень кивает, молча пряча сигареты обратно.

— Я перешлю результаты лично вам на почту. Ориентировку на девушку и этого в куртке разошлю по округу.

— Этот в куртке сидит у меня в камере. Задержала его сегодня ночью для проверки документов на заправке в Премонте, так что можно не искать. Найдите её мужа. И подайте на девушку ориентировку, срочно.

И снова дорога. Снова сорок минут по залитому солнцем шоссе, на встречу ветру. Иногда я думаю, что вот так с удовольствием провела бы не один день, а может и всю оставшуюся жизнь — ехать, куда глаза глядят, встречая новых людей и новые города. Наверное, в этом есть особая романтика. На пассажирском сиденье лежат документы, наспех составленные криминалистами. Подробный отчёт я получу к вечеру.

Рамлоу спит, точнее, делает вид, что спит. Лежит на скамье, сбросив постельное бельё на пол. Руки под головой. Максимально расслаблен, но эта расслабленность обманчива. Я вижу, как учащается его дыхание и еле заметно вздрагивают ноздри. Если человека от животного отделяет несколько миллионов лет эволюции, то некоторых от зверья отделяет лишь внешний вид.

— Где Мэри Форест, Рамлоу?

— Кто? — делает вид, что не понимает.

Садится на скамье, лениво потягиваясь, но я вижу, что он толком не спал, и теперь внимательно изучает меня из-под полуприкрытых век.

— Вас видели вместе в Три Ривер. Ты увязался за ней после смены. В доме её нет. Муж в командировке, — спокойно констатирую, раскрывая папку и показывая ему фотокарточку девушки.

Смотрит секунду-другую. Чешет затылок и вдруг узнавание вспыхивает в светло-карих глазах.

— Я не понимаю, о чём ты… А… Это та официантка из Лив Оак? Без понятия.

Меня внутри распирает от ярости на него и злости на саму себя. Как же так? Не понять, что передо мной, возможно, стоит тот, за кем я гоняюсь почти три года? Возможно, убийца моей сестры? И я так любезно обходилась с ним всё это время… Хочется вдавить его бесстыжие, волчьи глазёнки в череп.

— Вспомнил, значит… Что ты с ней сделал? — пытаясь удержать гнев в узде, спрашиваю, не слишком надеясь на честность.

— Я и пальцем её не тронул. Почти… — ехидная ухмылочка.

От нее у меня внутри всё сжимается. Как же он гордится собой, бахвалится. Любуется самим собой даже сидя за решёткой. Самый настоящий отморозок. Такому подавай большую сцену и толпу зрителей, чтобы мог выплеснуть весь нерастраченный потенциал, обаять толпу бешенной энергетикой, завести и поднять на погромы и мародёрство. На большее у него не хватит фантазии. В Европе он был бы неплохим пушечным мясом революций.

— Что это значит?

Приставляю стул. Спина устала, ноги гудят. Поворачиваю его спинкой к заключенному, создавая между нами дополнительную стену и сажусь, словно на лошадь. Так мне морально комфортнее, чувствовать себя отделённой от этого психа двумя решетками. Пусть даже одна из них воображаемая.

— Считаешь, что я её убил? — отвечает вопросом на вопрос, склоняя голову чуть набок и быстро ударяя обеими руками себя в грудь.

В этот момент я ловлю некоторое сходство в поведении с моим отцом. Он — урождённый итальянец, и эти экспрессивные манеры мне знакомы не понаслышке. Как и горячий темперамент.

— Считаю.

— А как жепрезумпция невиновности? — Рамлоу внезапно хмурится, поджимая и без того тонкие губы. Кожа на скулах натягивается, и кажется, вот-вот лопнет. — Пока не доказана вина, обвиняемого нельзя считать виновным, не?

О какой презумпции невиновности может идти речь, если у него руки не то, что по локоть, он сам весь в крови по уши, и ему не может быть доверия. Таких как он необходимо усыплять, словно бешеных собак — без сожалений.

— Не в твоём случае, Рамлоу. Единожды преступник — всегда преступник.

Мужчина обходит камеру по кругу, держа руки на поясе и что-то разглядывая на потолке. От него жаром расходится энергетика негодования, злости и чего-то ещё. Кажется, будто ещё немного и его разорвёт на куски от ярости.

— М-м-м, обожаю кривую логику. Может, я встал на путь исправления, осознал всё и хочу начать нормальную жизнь? — язвит, останавливаясь недалеко от меня.

Скольжу взглядом по узору татуировок. Защитные амулеты, обереги… Странный фетиш. Хотя каждый сходит с ума по своему. Наверное, ему кажется, будто это поможет отгородиться от чего-то. Но точно не поможет избежать наказания.

— Нормальную, это какую, Рамлоу? Жена, семья, пятеро детишек и барбекю по выходным? — откровенно говоря его слова вызывают у меня смех, не больше. С таким послужным списком, с этой ебанцой в глазах ни одна нормальная женщина не согласится связать с ним свою жизнь, — не выйдет. Ты — убийца. Был и всегда им будешь, не смотря на то, что Председатель Совета Безопасности подчистил твоё дело и дал тебе индульгенцию.

— Инд… Что? — морщится, словно встречает в слове иголку.

Стоячая волнистая челка возмущенно вздрагивает, когда он встряхивает головой, словно требуя объяснений.

— Помилование, — приходится просветить неуча, — где девчонка, последний раз спрашиваю тебя.

— Или что? Что ты мне сделаешь?

Меня неимоверно бесят такие самовлюблённые, самонадеянные ублюдки, как Рамлоу и я жалею, что не могу съездить ему по лицу просто потому что захотелось. Только дайте мне намёк, что этот псих причастен к исчезновению хоть одной из девушек, я лично повешу его как в старину — на воротах. На въезде в город, за яйца. За его чёртовы сморщенные седые яйца! Клянусь всем святым, клянусь своей жизнью.

— В Техасе всё ещё введена смертная казнь, Рамлоу. Электрический стул. Смертельная инъекция… Всё, что пожелаешь. Я предпочту посмотреть, как тебя зажарят до равномерной хрустящей корочки, — произношу то, о чём стоило бы умолчать.

Ставлю стул на место, и тороплюсь уйти, пока не наговорила лишнего.

— Эй! Морелли! — орёт мне в спину заключённый. Я слышу в голосе отчаяние и истерику. — Я её не трогал! Не трогал!!!

***08.20.2018 2:49 p.m

Окажись передо мной сам Чарльз Менсон или Тэд Банди, я бы так не негодовала. Меня злит огромная красная надпись через всё его грёбанное досье «аннулировано». Как можно аннулировать досье на такое чудовище? За какие заслуги?

В фойе офиса стрекочет потолочный вентилятор гоняя поток прохладного воздуха. У стойки регистрации рядом с дежурным замечаю Клея Адамса. Он — дорожный комиссар, и появляется тут довольно часто. Когда-то мы с ним даже успели покрутить роман, но совсем не долгий. Парень оказался очень своеобразным, занудным, повернутым на педантизме. Всё должно было быть дома идеально чисто, никаких пятен, пыли или не дай бог не мытой посуды. Это раздражало меня больше всего, когда на моей же территории он умудрялся устраивать скандалы с хлопаньем дверью и угрозами расставанием. В конечном итоге я все-таки не выдержала. Под благовидным предлогом мы расстались, и с тех пор мне легче дышится.

Пока отвлекаюсь на рассуждения о бывшем, ко мне направляется торопливым шагом агент Картрайт, отдел специальных расследований ФБР. Она и её напарник живут в нашем городке уже почти месяц, с того момента, как вновь объявился Бездомный Койот. Так с лёгкой руки прессы окрестили нашего серийного убийцу.

— Шериф Морелли, мне доложили, что пропала ещё одна девушка. Из Три Ривер…

— Да, пропала. И там немного другая картина. Везде отпечатки пальцев, пото-жировой материал, слюна и прочие жидкости. Я предположу, что наш маньяк в кои то веки ошибся. Сами посмотрите, график нападений сдвинулся с привычного почти на месяц. Видимо, хроническая болезнь как-то влияет на его психическое состояние.

— С чего вы взяли?

— Он ускорился в графике похищений. Тут явно что-то не так. Либо он всё-таки не так умён, каким хотел нам показаться, и совершил прокол по своей глупости, либо его психопатические болезни просто сжирают его. В любом случае, мы имеем дело с нездоровым человеком в фазе обострения. По нему психушка с электрошоковым лечением плачет. И желательно, чтобы ток посильнее был.

— Вы говорите с такой уверенностью, что это даже настораживает, — агент Картрайт изучающе заглядывает мне в глаза.

В ФБР знают, что два года назад серийный маньяк убил мою сестру. Сперва парализовал электрошокером, затем вывез в неизвестном направлении и пытал, удушив в конце и подбросив на видное место. Как и всех своих жертв. Первоначально предполагалось, что меня отстранят от дела, но я смогла настоять на своей кандидатуре, пройдя все возможные круги ада.

— У меня в камере сидит некий Брок Рамлоу. Думаю, вам он знаком не понаслышке. Так вот я склоняюсь к той версии, что перед нами наш Бездомный Койот, — неожиданно для самой себя делаю заключение, — парень абсолютно неадекватный, так что остаётся только выбить из него признание.

— Какие есть доказательства? — агент Картрайт обращается в живой слух.

— Вчера вечером он был последним, кто видел миссис Форест. Видеокамеры зафиксировали их в ресторанчике, и как он вышел следом за ней на улицу по окончании смены. Рамлоу был у них в доме, там полно его отпечатков пальцев. Следы борьбы.

— Но до этого мы не находили никаких улик, — рассеянно пожимает плечами агент, изучая папку с документами, что я привезла из Три Ривер.

В фойе повисает тишина. Даже Клей впервые не лезет с вопросами о моем самочувствии и о том, как продвигаются дела. Все стоят, слушая с открытыми ртами.

— Скорее всего он просто выдохся. Что-то не заметил, возможно, элементарно забыл. Либо поведение жертвы вызвало такую бурную реакцию. Рано или поздно это случилось бы. Психи вроде него не могут долго поддерживать порядок и систематику.

— Возможно, я повторюсь — всего-лишь возможно, что вы правы, — агент мнёт подбородок пальцами, продолжая листать отчет и небольшое досье на пропавших за почти месяц. Понизив голос до приглушённого шёпота так, чтобы слышала только я, продолжает. — Я, если вы не против, перенаправлю данные в Вашингтон. Тут необходим тщательный анализ, потому что если мы с вами ошибёмся, нам не избежать скандала огромных масштабов. Как-никак на деле Рамлоу лежит приказ Председателя Совета Безопасности, и если его ослушаться, можно здорово влипнуть.

Я понимаю, на какой риск иду. В случае неудачи меня не просто разжалуют, но и скорее всего переведут в патрульные постовые где-то в сердце Аляски.

— Так, давайте поговорим где-нибудь в более спокойной обстановке, — схлопывая картонную папку, агент смотрит на меня строго, словно я не шериф, а школьница.

Соглашаюсь. Обговорить детали действительно необходимо. Ощущение близкой победы буквально щиплет изнутри, кусает.

====== глава 3. ======

Все мы немного хомячки в своих клетках. Каждый крутит своё колесо.

08.20.2018 4:01 p.m.

— Шериф Морелли, вы всерьез считаете, что Рамлоу причастен к исчезновению миссис Форест? — лицо агента Картрайт выражает крайнюю степень озабоченности.

— Я считаю, что нельзя отрицать связи Рамлоу с исчезновением девушки.

— Согласна, но категорически заявлять, что он является серийным убийцей мы не имеем права без веских доказательств. Вообще у меня сложилось впечатление, что вы испытываете к задержанному стойкую неприязнь.

Эти слова пригвождают меня к стулу. Возможно, агент Картрайт в чем-то права. Стоило мне заподозрить мужчину в связи с похищениями, как я совершенно потеряла всякую объективность.

— Хотите честно? Меня до чёртиков пугает этот тип. И даже не то, что он находится у меня под стражей, а его проклятое досье. Нет, я серьёзно. Вы видели, что там написано?

Подаюсь вперёд, понижая голос. Не стоит демонстрировать всему кафетерию моё негодование. Честно говоря, мне до сих пор не ясно, как так получилось, что мне удалось скрутить Рамлоу и приволочь в камеру. Видимо, эффект неожиданности повлиял. Ну, или он был под чем-то, и просто не смог среагировать согласно годами отработанных навыков.

— Все видели, — деланное равнодушие спецагента мне не нравится.

С другой стороны ни она ни я не знаем причин аннуляции досье столь неоднозначной, одиозной персоны. Не думаю, что ему в застенках Щ.И.Т.а перепрошили мозги, и он теперь вяжет свитерочки по ночам вместо того, чтобы убивать заказных кандидатур. Хотя, как знать, может совмещает два этих занятия.

— И этого человека, если так можно выразиться, просто отпускают разгуливать по стране. С полной индульгенцией. С официальным приказом. Ему просто развязывают руки. Я в ужасе от того, что творится.

— Мы с вами не в праве рассуждать, чем руководствовался Председатель Совета Безопасности… — кривится Картрайт, скрывая своё негодование за чашкой кофе.

— И тем не менее. Вы его видели? Это не какой-то мелкий воришка, не нарушитель порядка и даже не угонщик машин, — я понимаю, что если не выскажусь хоть кому-то, то меня просто разорвёт в клочья, — это, мать его, самый настоящий террорист, наёмник… Да у него список заслуг длиннее, чем список клиентов у проститутки в квартале красных фонарей.

Картрайт не сдерживает смешок, отставляя чашку в сторону. Смотрит на меня внимательно, словно ищет что-то. Затем согласно кивает. И всё. Но меня уже не остановить.

— Я не понимаю, какой такой здоровенный хрен отсосал этот Рамлоу, что ему все сошло с рук. Или Пирс совсем не понимает, чем может угрожать этот человек стране?

— Вы сейчас вмешиваетесь во внутреннюю политику, Нина, а это опасно. Нам неизвестны планы Правительства. Мы можем только соглашаться и подчиняться. В противном случае нас ждёт хаос. Ну, и на сколько мне помнится из досье, ваш гость всё-таки какое-то время работал на Щ.И.Т. и довольно успешно. А это о чём-то да говорит. Какой смысл Председателю Совета Безопасности держать под боком бешеную собаку, не имея на неё методов влияния.— взгляд агента темнеет, и голос угрожающе понижается.

Я действительно вторгаюсь в неизвестные мне воды, тёмные и глубокие. Тему разговора лучше сменить, пока меня не записали в диссиденты.

— Хорошо, тогда не будем смешивать политику и маньяков. Тем более, что в ней своих полно. Но Рамлоу — совершенно точно маньяк. Может, и не тот, которого мы ищем, но определённо ему место в психбольнице.

На моё заключение Картрайт лишь дёргает бровями, возвращаясь к своему кофе. Спокойствие. Необходимо выдохнуть, расслабиться и тоже допить остывший американо. И всё-таки кое-что я могу. Я могу собрать достаточно улик по пропаже девушки и возможно не одной. Этого будет достаточно, чтобы открыть новое дело на Б. Рамлоу и посадить его если не на электрический стул, то хотя бы на пожизненный срок.

В кафетерии, где мы пьём кофе, стараясь больше не касаться темы внутренней политики страны появляется Клей. Я, если честно, совершенно забыла о его присутствии, и когда встречаюсь с ним взглядом невольно вздрагиваю. Он сдержанно кивает и садится за столик неподалёку. Как всегда — одет с иголочки, не придерёшься, аккуратный, улыбчивый. Если бы не его занудство, я, возможно, и не подумала бы с ним расставаться. В целом он довольно хороший парень. Умён, тактичен, приятная внешность. Неплохо зарабатывает и вообще создаёт ощущение той самой опоры, которую ищет любая девушка. Но, видимо, я не любая. Немного жаль, что у нас ничего не получилось…

— И к какому выводу мы приходим? — вопрос Картрайт заставляет меня вынырнуть из раздумий.

— Извините, немного отвлеклась. Ночь была долгой. По поводу чего вывод? Что задержанный причастен к исчезновению?

Агент кивает, сгребая на поднос крошки и бумажку из-под бургера. Я следую её примеру. Перекус окончен и надо идти работать.

— Пока никаких выводов, вы же сами сказали, что нужно удостовериться. Буду ждать результатов анализа из дома пропавшей.

— Её муж ещё не вышел на связь?

— Не можем обнаружить его. GPS-трекер говорит, что вчера вечером он заезжал в Три Ривер, но находился не долго. Затем передатчик перестал подавать сигнал. Можно предположить, что раз ни миссис ни мистер Форесты не выходят на связь, он мог убить обоих.

— И тогда мы имеем совершенно иную картину и вместо одного маньяка — двух?

— Не хотелось бы.

— Тогда ищите Форестов, — жёстко заключает Картрайт.

Я её понимаю. Не хочется выглядеть дураками, разрываясь между серийными убийствами с похищением и бытовой драмой. Если оно таковым окажется.

— Мы ведь можем рассмотреть и тот вариант, что задержанный не имеет к делу отношения, и тогда муж мог исчезнуть не просто так? — выходя в коридор из небольшого кафетерия, задумчиво тянет агент, но так, что я почти не слышу её слов.

— Не лишено логики, но пока оставим всё как есть.

— Какое обвинение вы предъявили задержанному?

— Хранение оружия и лёгких наркотических веществ.

Агент останавливается и смотрит на меня как на единорога. Во взгляде читается такое неприкрытое недоумение, что мне хочется провалиться сквозь землю.

— Но по результатам экспертизы — подозрение в убийстве.

— В каком? Трупа нет. У вас не больше двадцати четырех часов, чтобы найти тело, иначе придётся его отпустить, и если он действительно тот, кого мы ищем уже несколько лет, то нам придётся туго. Вообще, я не вижу ничего, что заставило бы меня решить, что Рамлоу и есть наш серийник.

— Почему?

— Три года продумывать каждое убийство, тщательно подстраивать картину событий, а потом глупо проколоться на жертве, которая даже не попадает в типаж? Да и если бы такой человек хотел убить, то скорее всего не играл бы в кошки-мышки. Убил бы открыто. Рамлоу — профессиональный наёмник. Тактик. Почитайте внимательно его досье. Он способен оценить риски, да и нет ему нужды убивать ради удовольствия.

Слова агента Картрайт имеют резон. Но мой личный боевой опыт показал, что даже будучи великолепным профессионалом, никто не застрахован от того, чтобы психика однажды не выдержала и не помахала ручкой здравому смыслу. Может быть я и впрямь поторопилась с выводами? Значит, стоит поговорить с ним ещё раз, тем более, что пока нет никаких подвижек в поиске Эрла Фореста, а криминалисты не прислали отчёты.

***08.20.2018 5:18 p.m.

В фойе офиса появляется эксперт. Выражение его лица говорит само за себя и я тороплюсь узнать последние новости.

— Что-то есть?

— Не по Рамлоу. Идёмте, покажу.

Киваю. Какая разница, по кому. Сейчас главное, чтобы хоть что-то сдвинулось с мертвой точки.

В камере словно кто-то установил колесо для хомяка. Только вместо хомяка у меня восьмидесятикилограммовый мужик, и этот мужик наконец нашел себе занятие. Я бросаю взгляд на покрытое потом мускулистое тело задержанного, пока он выполняет какое-то замысловатое упражнение. Ну, не может быть ему столько лет. Не каждый молодой сможет то, что вытворяет этот.

Когда мы с коллегами устраиваем небольшое совещание за столом, Рамлоу прекращает тренировку и встает близко к решетке, так близко, что кажется, шагни он, и окажется снаружи. Весь словно обратился во внимание. От взгляда у меня по спине бегут ледяные мурашки. Такое ощущение, будто я стою возле огромного злобного пса, с которого стянули намордник, и держит его от атаки лишь тоненькая нить поводка.

Стряхиваю неприятный морок, возвращаясь в реальность. Никаких псов. Есть только закоренелый матёрый убийца в камере и работа, которую необходимо выполнить. Собственно, у криминалиста нет информации, которую мы бы уже не перевернули раз на сто, кроме, пожалуй, подтверждения слов самого задержанного. В доме Форестов Рамлоу действительно засветился. Повсюду его отпечатки пальцев, потожировые выделения, использованный презерватив со следами предэякулята, слюна на кружке, следы обуви. Но нет ни капли крови. Запрос в клинику Три Ривер подтвердил, что Мэри Форест имеет третью положительную группу. Её мужу принадлежит первая положительная. И наличие следов крови на полу в их гостинной, пусть и в незначительном количестве, только подтверждает, что случилось что-то крайне неприятное. Рогатый муженёк внезапно вернулся и застал Мэри с Рамлоу? Не слишком подходит под картину серийного убийцы: наш ублюдок не насильник. Скорее визуал.

Наш маньяк себе не изменяет, и в этот раз он так же последователен, как и в прошлые годы: машина первой жертвы нового цикла, тоже, кстати Мэри, абсолютно чистая, никаких следов, хотя очевидно, что её перегнали с места нападения.

Вторая жертва — Джессика Роузлин. Её подкараулили недалеко от заправки, по дороге от двадцатичетырехчасового магазинчика к дому. О похищении сообщил работник заправки, выскочивший отдать сдачу и увидевший сам момент нападения. Он же и описал большую тёмную классическую машину. Это была уже хоть какая-то зацепка. Но… В одном только Пермонте черных классических автомобилей свыше тысячи, а парень заправщик не смог точно описать модель.

Третью жертву пока не нашли. Её похитили недалеко от объездной трассы. Она направлялась к рейсовому автобусу, который должен был доставить её в соседний городок. Водитель прождал примерно шесть минут и уехал. Само похищение он не видел. Выводы у меня неутешительные.

На связь убийца вышел со мной почти пять дней назад, как я понимаю, в момент похищения третьей жертвы. Я откровенно устала. Хочется бросить всё это, махнуть рукой, переложить работу на федералов, ведь у них большой опыт в работе с маньяками и тем более — террористами. Но раз за разом, возвращаясь домой я вижу Алекса, его взгляд, полный ожидания. И понимаю, что не имею права сдаваться. А может быть я всё это придумала, чтобы оправдать саму себя за бесконечные поиски?

Когда криминалисты уходят, перевожу взгляд в камеру задержанного.

— Рамлоу, последний шанс. Где Форест? В доме полно твоих пальчиков, следы борьбы и кровь.

Мужчина сидит на скамье, бросая на меня короткий взгляд через плечо. Раздумывает над ответом, неторопливо поднимаясь.

— Шериф, такие вещи не принято разглашать, но у меня с ней был вполне неплохой вечер. До появления её мужа. Он набросился на меня и мы слегка повздорили.

Вот это уже интереснее. Не могу не вернуться мыслями к разговору с спецагентом Картрайт. У неё какое-то сверхъестественное чутье на возможные варианты развития событий. И опыт работы.

— Эрла Фореста нет в городе уже неделю. Ему продлили рейс до вторника, так что ты что-то путаешь, — бросаю Рамлоу кость. — Тогда откуда я знаю, как он выглядит? Кусок бекона, центнера полтора, не меньше, свинячьи глазки, брюнет с залысинами, карие глаза, нос картошкой.

Замирает посреди камеры, складывая руки на груди и гордо вскидывая небритый подбородок. От него разит потом и я чую это даже со своего места. Невольно морщусь. Ничего, банный день ему устроят, когда переведут в камеру постоянного содержания.

— Не аргумент. Ты был в их доме, видел фотографии. Где девушка?

— Блядь, да я откуда знаю. Переспали с ней, явился её боров, подрались, я получил кружкой в затылок, и уехал, — внезапно поддаётся эмоциям, не отводя тяжёлого взгляда.

— Рамлоу, неужели ты думаешь, что я поверю, будто такой профессионал, как ты получил кружкой в затылок от дальнобойщика? — это становится похоже на самый настоящий фарс.

Я видела, как он тренируется. Да, не киношный Супермен, но очень опасный тип. Хорошая реакция, я бы сказала — великолепная. Отточенные выверенные движения. Ловкий, гибкий, не смотря на грубую обмускуленность. Часто избыточная мышечная масса мешает проворности, но не в его случае. Ловлю себя на мысли, что даже завидую его форме, припоминая, что последний раз была в спортзале года четыре назад. Может, пора вернуться туда?

— От Мэри… — цедит сквозь зубы.

Нет, это и правда смешно. Неужели он считает, что я поверю?

— Всё, хватит поясничать. Ты её убил. Куда тело дел?

— Чем докажешь, что я её убил? — и снова это самодовольное выражение лица.

Взять бы что-то потяжелее, да стереть эту поганую ухмылочку с его рожи. Или лучше об асфальт. Протереть им пару километров дороги, привязав к фаркопу.

— Чем докажешь, что не делал этого?

— «Мамой клянусь» — не аргумент?

Мне кажется, он издевается надо мной. На миг задумываюсь, не пристрелить ли его, пока в участке никого нет и тут же отгоняю дикую мысль. Кофе в чашке неприятно горчит, но вставать за сахаром откровенно лень. Что ж, попробуем другую тактику.

— Два года назад, в апреле месяце убита Энни Траут. Похищена недалеко от собственного дома в вечернее время. Обнаружена спустя месяц в навозной куче. Всё, что от неё осталось — двое детей и больная мать. В том же месяце похищена Алиса Перрот. Возле работы её посадили в черный классический автомобиль и увезли в неизвестном направлении. Тело не обнаружено до сих пор… — я намеренно замалчиваю информацию о том, что жертва найдена, опознана и предана земле, искажаю факты. Вру.

В мой план входит спровоцировать этого психа на ответную реакцию. Если он действительно тот, кого я ищу, она последует незамедлительно. Таинственный голос в радиоэфире слишком сильно любит «правду» и не сможет спокойно держать себя в руках, если я солгу. Хоть что-то да выдаст его.

— Следующая жертва Кларисса Тёрнер. Похищена на трассе, возле патрульной машины… обнаружена на свалке. Продолжать? И это только два года назад… Пять жертв, одна в неделю. В прошлом году в сентябре месяце картина повторяется…

Упоминать смерть Клариссы по прежнему нелегко. Как и нелегко думать, что перед тобой может сидеть тот, кто её убил, а сделать с ним ты ничего не можешь. Даже пальцем тронуть нельзя. Иначе чем ты будешь отличаться от этого подонка.

Рамлоу слушает, прищурившись, с искренним интересом. Ни один мускул не вздрагивает на загорелом угловатом лице. Светлые карие глаза не отрываясь следят за мной, и мне не нужно приближаться к нему вплотную, чтобы убедиться, что у него даже дыхание не участилось. Равнодушен к прозвучавшей информации. Великолепно держит себя в руках. Слишком великолепно для психопата. Могу ли я ошибаться?

— А я тут при чем? — искренне не понимает, выслушивая монолог, — ты считаешь, что я похож на маньяка?

— Я считаю, что это может быть твоих рук дело, и пока я не найду Форест и еще одну девушку, я не выпущу тебя отсюда никуда. Даже в туалет, — оглядываю его внимательно ещё раз.

И да, чёрт возьми, я действительно считаю, что ты, Брок Рамлоу, похож на маньяка.

— Предлагаешь мне спустить штаны при тебе, чтобы поссать?

Что ж, я б посмотрела на эту картину. Такой весь из себя павлин быстро потеряет яркость перьев, когда поймёт, что тут он всего-лишь ещё один заключённый, а не привилегированная особа, приближённая к заднице многоуважаемого Председателя Кабинета Министров.

— Можешь даже не спускать, если такой стыдливый. Но теперь ты будешь сидеть тихонько, как мышка, иначе я приложу максимум усилий на суде, чтобы тебя казнили самым зверским способом.

Если он хочет меня смутить тем, как он оправляет естественные нужды, то он заблуждается. Безусловно, я удивлюсь, если увижу биологическую аномалию, но не более того. Гораздо сильнее удивлюсь, если Рамлоу окажется не связан с этим делом.

Я искренне надеюсь, что всё-таки выяснится, что он замешан хоть в чём-то, и хотя бы пальцем тронул Мэри Форест. Тогда ему несдобровать, и никакие приказы Председателя Совета Безопасности уже не помогут. Единожды убийца — всегда убийца.

— Я. Этого. Не. Делал. — произносит он, с интонацией расставляя акценты.

Мне мерещится что-то знакомое в его вдруг ставшей тихой, вкрадчивой речи. Голос совершенно не похож на тот, что звучит из эфира иногда. Но интонация… Эта уверенность и твёрдость заставляют прислушаться к собственным ощущениям.

Больше всего на свете я хочу сейчас поехать домой, завалиться на диван, включить телек и потупить вместе с Алексом над каким-нибудь дрянным мультсериалом. Но никак не выслушивать весь этот трёп. Я хочу домой.

— Я тебя услышала, а теперь советую заткнуться.

***08.15.2018 2:34 a.m.

Привычную тишину, которую я поселила в машине уже почти три года, внезапно нарушает до боли знакомый вкрадчивый голос.

— Доброй ночи, шериф… Я надеюсь, вам доставило удовольствие созерцать моё прошлое творение?

— Считаешь себя кем-то вроде художника? — не могу не выказать своего гнева.

Да уж. Во истину больной разум, если он полагает, что то, что делает, можно считать творчеством. Я искренне молю бога, если он есть и смотрит с небес на происходящее, чтобы подобное искусство никогда не стало актуальным. Ни в каком кошмарном будущем или параллельной реальности.

— Я и есть художник… Мои картины великолепны. Объемны и самое важное — неповторимы. Так как вам?

— Не впечатлило, — признаюсь честно.

— Зачем вы меня обманываете… Вы же знаете, что я могу и рассердиться на вашу ложь… Помните нашу игру? «Правда или действие», правда или действие, шериф…

— Я не лгу. Я так долго смотрю на замученных тобой девушек, что ни одна из них уже не производит должного впечатления. Глаз, знаешь ли, замыливается.

Эфир замолкает и я боюсь, что он снова исчезнет на неопределённый срок. Но больше всего я боюсь, что сейчас в его руках очередная ничего не понимающая, запуганная и беспомощная жертва, и что любая моя ошибка в сказанных словах неминуемо приведёт к страданиям. А это страшит куда сильнее.

Я боюсь признаться самой себе, что затянула игру слишком сильно, и каждый мой неверный ответ приводит лишь к тому, что мерзавец измывается над бедняжками, мучая, пытая и получая от их боли удовольствие. Я всё ещё пытаюсь понять, каким образом он решает, что я даю неверные ответы на его вопросы, и на ум приходит только один логичный ответ: никак.

— Хм-м. Значит, мне нужно добавить красок, так вы считаете, шериф? — уровень сигнала начинает неуклонно падать, что говорит об удалении от источника трансляции.

Разворачиваю машину на трассе в противоположную заданному движению сторону, надеясь ухватить за хвост обрывок разговора. Всё, что я слышу в динамик — леденящий душу женский вопль, прежде чем сигнал окончательно теряется.

Эту игру пора заканчивать. Ублюдок водит меня и целую стаю федеральных агентов за нос третий год. Как ему это удаётся — остаётся загадкой. В век современных технологий его должны были хоть как-то заметить, но он пользуется технологиями прошлого, которые отследить цифровые системы связи просто не могут. Разъезжает на раритетной тачке, в которой нет ни GPS-трекеров, ни электроники и которую невозможно вычислить. Не пользуется мобильником… Коротковолновые радиостанции не фиксируют местонахождение абонента, всего-лишь цепляя случайный сигнал и передавая его. Это означает, что в момент передачи радиосигнала он находится где-то поблизости, но каждый раз, когда я бросаюсь в темноту, в погоню, он обрывает эфир раньше, чем я могу заметить хоть что-то.

Чертов продуманный ублюдок…

====== Часть III.ПРОЛОГ ======

08.15.2018 9:06 a.m.

Я больше не тешу себя надеждами на благоприятный исход. Вообще, вся эта идея с мировым господством, превосходством одних над другими, сегрегацией по принципу «свой-чужой» мне кажется неоправданной. Что грёбанный Щ.И.Т. что ГИДРа не внушают доверия. Если честно, и Пирс и Фьюри со своей подозрительно взвешенной политикой кажутся мне психами даже больше чем Муссолини. Ну, предположим, что Фьюри действительно не сам решает, кого надо убрать, кого оставить, и кто представляет в будущем угрозу. Тогда в таком случае чем он принципиально отличается от того же Пирса, который в каждом не согласном с его идеологией видит угрозу?

В коридоре архива тишина стоит такая, что впору с ума сойти. Убедившись, что моё появление здесь не вызовет никаких подозрений, направляюсь к серверу службы безопасности. Что я задумал? А вот сам не знаю. Понимаю только, что надо валить, и иметь под жопой хорошую такую подушку безопасности. А безопасность, хотя бы на несколько дней, мне может гарантировать только информация. В современных условиях если ты владеешь информацией, то ты владеешь миром. Или яйчишками, того кто владеет миром.

Если задуманное Пирсом исполнится, не будет никакой гарантии, что я проживу еще хоть немного. А жить хочется. Если меня и внедрённых агентов не вычислят в Щ.И.Т.е, а я думаю, что этот момент уже максимально близок, то сам же Пирс пустит нас в расход, чтобы не спалиться перед Фьюри в организации заговора. Вряд ли он посчитает нужным говорить, что он и является главой ГИДРы. А оказываться между молотом и наковальней мне не улыбается.

Ввожу код доступа, понимая, что с этого момента у меня не так много времени. База данных скачивается слишком черт возьми медленно. Пальцы невольно нащупывают рукоять Зиг Зауэра. Сейчас даже Роллинс, вошедший в серверную, рискует получить пулю промеж косых глаз. Не позднее вчерашнего вечера у нас с ним состоялся очень интересный разговор, в ходе которого я понял только одно — мозги не просрал только я. Неужели он — моя правая рука, левая нога и запасные очки, не видит дальше собственного носа? Я в ахуе. Он так наивно полагает, что Пирс со своей идеологией неофашизма даст ему хоть какое-то преимущество и опору в том мире, что намеревается построить? Я, пока вчера слушал его, Роллинса, восторженные рассуждения, чуть в хуй не превратился. Какую такую кнопку в этом мозгу надавил Пирс, что Джек не только поверил, а даже уверовал. Не по мне это — становиться цепной собакой и расходным материалом в играх сильных мира сего. Ни Фьюри меня по головке не погладит за шпионаж, ни Пирс не сохранит жизнь, как только мы станем не нужны. А этот момент, чует моя задница, близок как никогда. Не тот человек Александр Пирс, чтобы прикрывать собственных агентов. И очень жаль, что Джек этого не понимает.

Скачивание данных окончено. Хватаю флэшку, закрывая все окна доступа. Да это уже и не важно — моя рожа на всех камерах, коих тут натыкано как иголок в жопе дикобраза, и дело за малым.

— Командир? Ты чего тут?

— Коды доступа надо обновить, — спокойно отзываюсь на вопрос Танго, — найди Роллинса, пусть отвлечёт Хилл, чтоб не совала свой нос, пока я кое-что сделаю.

Танго кивает, вышагивая по длинному светлому коридору в поисках заместителя. Провожаю его взглядом и как только он скрывается за поворотом, направляюсь к центральному выходу. Хочешь спрятать что-то или спрятаться сам — делай это на видном месте. В фойе как всегда избыток народу. Агенты снуют туда-сюда, мелькает огненно рыжая шевелюра Романофф. Заметив меня, кивает и идёт дальше. В это время она обычно отирается где-то в районе кухни, поглощая кофе литрами. Её дурацкая привычка прилипла и ко мне. Особенно черный кофе с лимоном. Я, видимо, и правда стар и сентиментален, но я буду скучать по этой ебанутой русской. Бухать с ней куда интереснее, чем трахаться — никогда не знаешь, куда занесёт после второй бутылки.

На крыльце внимательно осматриваюсь. Машины Пирса ещё нет на паркове. Эта скотина любит притопить сало до обеда. В отличие от Фьюри. Старая лиса уже в кабинете совещаний, и оно окончится с минуты на минуту.

— Рамлоу, это Роллинс… Командир, что нужно? — слышу в рацию голос Джека.

— Займи-ка на полчаса агента Хилл, я намереваюсь сменить коды доступа.

— Приказ Пирса?

— Мой приказ.

— Понял… — как-то неуверенно соглашается Джек, отбивая соединение.

Да и в рот тебе компот и ноги потные. Сбрасываю рацию в урну в самом низу ступенек. Моя машина стоит за углом здания. Её тоже нужно будет бросить и пересесть на единственно верную боевую подругу. Вторая машина без GPS-трекера и компьютерных мозгов стоит на подземной парковке в трех кварталах от Трискелиона.

Флэшка в кармане неприятно жжёт прямо через ткань. Ощущения надо сказать, такие себе. Словно мне подкинули тлеющий уголёк. Я сам себе его подкинул. Я сам себе только что подписал смертный приговор. Или спасение. Там видно будет. С этой минуты у меня начинается обратный отсчёт.

«Импала», накрытая брезентовым чехлом, встречает меня в подземном гараже. В её багажнике лежит всё, чтобы сорваться с места, не заезжая домой. У меня всегда есть запасной план действий, даже тогда, когда обстановка выглядит вполне приемлемой. Никогда не знаешь, когда понадобится рвать когти. Добираться до гаража пришлось пешком, бросив «Таурус» на соседней улице. Чем хороши старые раритетные тачки, несмотря на их приметность, так это тем, что их невозможно отследить ни со спутника, ни по компьютеру. Таких в США хреналион и очередная колымага на дорогах страны не вызовет ни малейшего подозрения. Пока Пирс прочухает, кого надо искать, я успею взять приличную фору. Главное как можно меньше светить своим еблом в полиции. Хотя и на этот случай есть у меня отмазка: год назад Пирс лично приказал аннулировать моё досье в системе безопасности. А вообще было бы крайне забавно посмотреть на физиономию Фьюри, когда он открыл бы моё досье. Настоящее. Единственный глаз наверное бы вывалился от внутричерепного давления.

Вывожу крошку из гаража. Куда ехать — вопрос не стоит вообще. Сперва запутать след, через Большое Яблоко. Затем — домой. Вернее, в то место, что я всё свое детство считал единственным известным мне домом. Есть у меня кое-что, что нужно отвезти туда в обязательном порядке. Деньги. Мне они, скорее всего, уже не понадобятся, а вот детям — однозначно пригодятся. Надо дать шанс хоть кому-то жить иначе, чем я. Ой, ладно. Я не альтруист, я реалист! За мою шкуру назначат круглую цену, и рано или поздно приколотят башку, как трофей, в кабинете одного из руководителей, смотря кто первым доберётся.

Мне нужно всё обдумать, и на это у меня есть несколько дней, пока меня ищут.

====== глава 1. ======

Жалость не чужда даже дикому зверю.

.??.??

:

?.?.

Болит всё. Всё — это слабо сказано. Болит даже то, что болеть по определению не может. Прихожу в себя, судя по всему на заднем сиденье машины. Темно, неудобно, больно. Болят рёбра, болит челюсть и правый глаз не открывается. Значит, меня напиздохали, пока был в отключке. Стараюсь не выдать того, что пришёл в себя. Запястья стянуты пластиковыми хомутами за спиной. Чудно. Одним глазом пытаюсь поймать фокус на пространстве вокруг. В ушах шум такой, будто таварняк мимо несётся. Тошнит. События последних нескольких часов не помню, хоть убей. Но, судя по всему, это со мной и будет.

На сколько это возможно, силясь преодолеть тошноту и шум в ушах, прислушиваюсь. Голоса мне знакомы. На переднем за рулём Фриско, на пассажирском судя по голосу — Джек Роллинс.

— Ты не перестарался? — сомнение в голосе Фриско звучит как-то по-детски наивно.

— Через пару миль, если не очухается, остановимся и проверим… Это всего-лишь транквилизатор для лошадей, а не рицин.

— Судя по тому, что он не очнулся, пока ты его пиздил, дозу тоже дал конскую?

— Всё, заткнись и веди машину, а то я решу, что тебе его жалко.

— Джек, ты же знаешь, что это не так. Пирс нас кончит обоих, если Рамлоу сдохнет до того, как вернёт флэшку. Мы же так её и не нашли…

— Заткнись… По хорошему прошу…

Так, частично становится ясно, почему у меня болят рёбра. Роллинс не может одолеть меня в поединке один на один, и решил, что будет весело переломать мне кости пока я в отключке. Пидарасина. Но да ничего, я вырвусь, обязательно вырвусь и сыграю на его зубах «Лунную сонату». Сука косоглазая.

В боковое окно вижу ночное небо и кривой росчерк лунного света. Время где-то ближе к утру, может, часа три ночи? В принципе, если меня накачали конским транквилизатором, то где-то так плюс-минус и прошло времени. Вот я и попался…

— Хорошо, что его оформили в участке. Так бы мы его еще хуй знает сколько искали. Сука, он хитрее, чем кажется, — возмущается внезапно Роллинс, — тачку видел его? Древняя, как говно мамонта… Хуй вычислишь через спутник. Не думал, что старик Рамлоу настолько сообразителен. Тупым прикидывался очень хорошо.

— И всё же он прокололся с мобильником. И в Янгстауне. Если бы его там первый раз не взяли, пиши — пропало. Ёбанный шериф даже не отрицал особо, что не собирался его задерживать, если бы не принцип помощника. Обленились твари, совсем не хотят работать, — поддакивает Фриско.

Ах вы ж… М-да, с другой стороны, Джек прав, если бы я был осмотрительнее и чуточку сбавил опьяняющее ощущение свободы, то уже давно был бы за пределами Штатов. Некого винить кроме самого себя за нерасторопность и допущенные ошибки. Но да хуле уже.

— Это его не спасло бы, — отмахивается Роллинс, закуривая.

А вот это уже интереснее. Изо всех сил давлю отчаянный приступ тошноты, тихонько сглатывая подкатывающий комок. Ёбанный наркоз.

— Программа «Озарение» скоро вступит в действие. И уже будет не важно, нашли бы мы его или нет. Его вычислила бы нейросеть.

— Тогда зачем нас отправили на его поимку? Нахрен тратить силы и время, если он и так и так подохнет? Да ещё и угробил наших… Танго и Гонзо.

— Они дураки. Знали, против кого прут. Знаешь, мне откровенно насрать, как кончит эта падаль. Но Пирсу виднее. Сказано — найти и доставить живьём, значит так и надо сделать. Я так понял, ему нужен очередной подопытный кролик, чтобы испытать сыворотку… Ты хочешь оказаться на его месте?

Сыворотка… Надеюсь, не та хуета, что сделала из Барнса тостер с голосовым управлением? Хотя, электрошоковая терапия из кого хочешь тостер сделает. Я согласен, если впорят что-то типо снадобья для Кэпа. Я б даже сам жопу под уколы подставил. Но зная Пирса, предположу, что очередной эксперимент кончится не в мою пользу.

Наследие Арним Золы не даёт ему покоя, и он ведёт свою игру уже очень давно. Мало ему тотального контроля над миром, мало ему лишить людей как таковой свободы выбора, ему надо создать универсальных солдат, машин смерти, вроде «Баки» Барнса, чтобы поддерживать порядок в своей новой империи волков. Видал я этот тостер. Лежит в холодильнике, ждёт очередной команды. В глазах — ни печали ни радости, бездумный агрегат. Нахуй такое надо.

Чёрт, надо выбираться отсюда как угодно. Пытаюсь бесшумно выкрутить запястье из хомута. Не выходит. Тонкий пластик впивается в кожу, прорезая её аж до сустава. Нет, так не выйдет. Впрочем, если пустить себе кровь, можно будет высвободить одну руку по скользкому. Идиотская идея. Но других у меня пока нет.

— Притормози вон там на повороте. Отолью. За одно и глянем старичка, вдруг копыта откинул… — усмехается Роллинс.

Старичка? Копыта откинул? Да ты, братец, охуел! Бесстрашный, когда знаешь, что я ничего не могу сделать. Но это ненадолго. Машина замедляет ход и я явственно ощущаю, как мелкий гравий стучит в брюхо. Значит, мы на какой-то удалённой от федеральной трассы дороге. Тем лучше. Инерция толкает в спину, когда машина окончательно останавливается. Поддаюсь ей, изображая бесчувственный мешок картошки. Хлопает пассажирская дверь. Роллинс отходит в сторону. Слышу шаги по гравийке, что-то ворчит в темноту.

Фриско пару секунд вошкается на водительском и тоже выскакивает из машины. Пытаюсь согнать слабость и муть в башке, оставшуюся после транквилизатора.

— Блядь! Нет, ты это видел? — слышу возмущение Фриско. — Ебать, ты место выбрал конечно…

— Что там?

— Колесо спускает… На что-то наехали. Пизда блядь…

— В чём проблема, я не пойму? Возьми и поменяй, — рычит недовольно Джек, обходя машину, — я пока проверю Рамлоу.

Ага… Мой звёздный час. Или последние секунды жизни. Сердце стучит ровно, гоняя вскипающий адреналин. Поджимаю ноги как можно ближе к груди. Будет очень и очень больно, но некогда этого бояться. Как только открывается задняя дверь и Роллинс втискивает свою тушу в салон, чтобы дотянуться до меня, бью его в грудь ногами. Отлетает, здорово прикладываясь зализанной башкой об арку двери, падает на задницу, держась за затылок. Где-то рядом нихрена не понимающий Фиско вытаскивает из багажника инструменты и запаску. Напрягаюсь чтобы разорвать хомут. Боль адская, но жить хочется больше. Цепляю стяжку за фиксатор ремня безопасности, всё это время упирающийся мне в поясницу. Никаких изменений, лишь больнее вгрызается в кожу хомут, срывая, рассекая до крови. Ещё одно усилие, рывок. Пластик лопается с таким звоном, что я по инерции ударяюсь локтем об подголовник сиденья, забрызгивая кровью стекло. Открываю дверь, и хватаясь за арку рывком выбрасываю себя из машины. Фриско уже тут как тут, замахивается монтировкой. Зрение иреакция меня подводят. Успеваю лишь отскочить, как тот бьёт прямо в крышу, туда, где секунду назад была моя башка. Ах ты ж пидрила… Вскипает ярость… Откровенно говоря, что происходит дальше, я почти не помню. Какие-то вспышки, обрывки, крики.

Прихожу в себя, обнаруживая над головой ночное небо. Под ногами шуршит асфальт. Где я, блядь?! Как я тут оказался? Могу предположить лишь, что меня в какой-то момент просто накрыло. Руки дрожат, словно я всю ночь бухал или жёстко тренировался. В груди всё горит огнём, дышать больно. Похоже, Джек постарался, переломав мне всё, что можно. По крайней мере именно так ощущается в правом боку. Вдох даётся с трудом. Болят руки. Левая опухла, побагровела. Чёртов пластиковый хомут, перебил вену, разорвал кожу. Ощупываю рану на запястье. Большая… Надо срочно чем-то её залатать. Правый глаз заплыл и чтобы разглядеть, что творится справа от меня, нужно изрядно повертеть башкой. Куда идти — не имею ни малейшего представления. Что стало с бывшей командой я не помню. Я искренне надеюсь, что убил обоих. Надо найти укрытие и перевести дух.

***??..?? : ?.?.

Вокруг темнота.

Попытки пошевелиться ни к чему не приводят. Очень болит голова и между лопаток. Чёрный «Кадиллак Эльдорадо», лёгкие шаги и удар током — всё, что я помню. Руки болят, и когда я шевелю ими, в запястья врезается верёвка. Я в плену. Я в плену? В плену?!

Истеричный смех накрывает внезапно. Это какой-то сюр. Просто быть того не может. Я была уверена, что Рамлоу и есть серийный убийца, которого я столько ищу… В этот раз моя беспечность не сойдет с рук.

Вслушиваюсь в окружающий меня мир, ёрзая и пытаясь высвободиться. Сидеть, привязанной к столбу очень не удобно. Ноги затекли, плечи тоже. В темноте с трудом различаю очертания собственной машины. Она всего в паре метров от меня. И ведь эту ловушку я вырыла себе сама: никому из офиса нет дела, что я не выхожу ночью на связь, все знают, что я патрулирую федеральные трассы, и не будут меня искать до утра. А может и до самого вечера… Страшно… В груди словно дыру пробили — от накатывающей паники обдаёт холодом. Неужели это конец? Неужели сегодня я умру?

Где-то неподалёку раздаётся сдавленный женский крик. Я отчётливо слышу рыдания и вопль боли. Проклятье… Я тут не одна. Значит, он ещё не убил последнюю пропавшую девушку. Мерзость какая… Мне бы только выбраться… Ох, мне бы только выбраться…

Время тянется бесконечно медленно. Что бы я не предпринимала, мне никак не удаётся вырваться. Руки отекли от бесплотных попыток освободиться. Чувство безысходности и паника хватают за горло так, что я уже почти не понимаю, что делаю. Мне страшно… Я не хочу умирать… Алекс, как же Алекс? И Кларисса… Бедная девочка, бедные они все. Если они все сидели, как я, и слушали то, что слышу я, то нет ничего страшнее, чем осознавать близость гибели. Я из последних сил пытаюсь высвободить руки, но только сильнее сдираю кожу на запястьях. Чем сильнее я сопротивляюсь, тем меньше у меня остаётся шансов. Бьёт озноб, и от пота щиплет в глазах.

Я не могу поверить, что так глупо угодила в ловушку. Расслабилась, поверила в то, что опасность миновала. Шум в ушах перекрывает все остальные звуки, но я с опаской вслушиваюсь в ночь. Страшнее всего сейчас, как бы это ни казалось цинично, было бы услышать тишину. Это будет означать, что эта мразь покончила с одной жертвой и скоро явится сюда за мной. Каждый шорох вызывает отчаянную панику, граничащую с истерикой. Я уже не отдаю себе отчёта в том, что реву, кусая губы, стараясь сдержать вырывающиеся из груди всхлипы. Мне чертовски страшно.

В тишине, изредка прерываемой криками жертвы слышатся едва различимые шаги, будто кто-то крадётся во тьме. Плотный силуэт проскальзывает за машину. Мне показалось? Кажется, от страха уже мерещится всякое… Господи, только бы показалось… Мне нужно ещё немного времени. Крики женщины не стихают. Я вслушиваюсь в них и вдруг отчётливо у самого уха слышу голос с хрипотцой:

— Не ори, Морелли. Будешь орать — оба сдохнем…

От страха едва не вскрикиваю, но крепкая сухая ладонь вовремя зажимает мне рот.

— Какого чёрта… Рамлоу, как ты тут оказался? — спрашиваю, как только спадает первый приступ, голова идёт кругом.

— Молчи, дура…

Прямо за моей спиной, тяжело дыша и еле слышно покряхтывая, копошится мой задержанный. Чёртов сукин сын! Как он выбрался из камеры? Горячее дыхание обжигает кожу на щеке, когда верёвка падает, освобождая запястья. Из-за столба появляется основательно помятая физиономия Рамлоу. Фингал на пол лица, так, что правый глаз полностью заплыл.

— Ты жить хочешь? Тогда бегом в машину… — шипит он, помогая подняться.

Крепкие руки хватают за плечи так, что на миг кажется, что я снова в тисках. Какого чёрта происходит, не понимаю. Рамлоу грубо запихивает меня в мою же машину, на пассажирское сиденье, пристёгивая ремнём безопасности. От него пахнет кровью и потом. Тихонько прикрывает дверь, плюхается за руль.

— А теперь валим отсюда… — проворачивая ключ в замке зажигания, коротко сообщает он.

— Погоди, там же… Там… — еле цежу, борясь с дрожью и трясущейся нижней челюстью.

Адреналин лупит неимоверно. Сердце бешено выколачивает ритм в висках. Руки трясутся так, что я не могу отереть слёзы. Никогда не испытывала подобного ужаса неминуемой гибели, даже много лет назад, под обстрелом. Тогда казалось, что погибнуть от пули не так уж и плохо — быстро, чисто. Практически героика. А вот умирать так, как сейчас умирает девушка в руках маньяка…

— Нет её… Всё, уже нет… — поясняет Рамлоу, бросая короткий злой взгляд мне в глаза.

Единственный здоровый глаз в свете приборной доски патрульной машины горит нехорошим, дурным светом. И я ему верю. Рамлоу выводит машину выбивая задним бампером ветхие деревянные ворота амбара.

Теперь я отчётливо вижу старую ферму в едва начинающемся рассветном мареве, правда всё ещё не могу понять где мы находимся. Недалеко, под навесом, укрытый камуфлирующей тканью виднеется силуэт еще одной машины. На грохот из небольшого сарайчика выскакивает высокий мужчина. На нём резиновый фартук, медицинский костюм, перчатки и защитная пластиковая маска. Неверный свет фар выхватывает его фигуру всего на миг, пока Рамлоу завершает разворот. Мужчина делает несколько неуверенных шагов в нашу сторону, а затем бросается обратно в сарай.

— Стой! Стой, мы должны его остановить!

— Серьёзно? — не обсуждая, Рамлоу давит на газ, заставляя патрульную машину взвыть турбиной, — пушка твоя где? Тю-тю… Нету!

— Мы должны что-то сделать! — бью в истерике по мускулистой руке, сжимающей руль. — Мы обязаны! Стой!

Он вдруг смотрит зло, так зло, что я запинаюсь на полуслове. Ему плевать.

— Ты сдохнешь. Не остановишь его, — холодно констатирует, выводя машину на трассу. — Не сейчас точно.

Двигатель подвывает, захлёбываясь пылью и холодным августовским предрассветным воздухом. Меня бьёт озноб и душат слёзы. Мерзавец! Мерзавец!!!

Радиостанция внезапно оживает. Я вздрагиваю.

— Рамлоу, верно? — знакомый до холодка между лопаток голос прорезает тишину.

Рамлоу не реагирует, будто его это не касается.

— Я знаю, что ты меня слышишь… Верни её. Это моя добыча…

Вместо какого-либо ответа Рамлоу просто вырывает передатчик из панели, прекращая сеанс связи.

— Что ты наделал, идиот! — визжу в полном ужасе.

Рамлоу молчит, чуть кривя губы в хищном оскале. Стрелка спидометра поднимается всё выше и выше, машина ревёт, унося меня прочь от того, за кем я гонялась целых три года. Унося меня от очередной жертвы.

Спустя минут пятнадцать прошедших в полной тишине задержанный наконец останавливает автомобиль прямо посреди дороги. Инерцией меня чуть не выкидывает с сиденья, хорошо, что я предусмотрительно пристегнута ремнем безопасности. Поворачивается всем корпусом, облокачиваясь на руль. Ещё несколько минут назад я готова была разорвать его своими собственными руками, а теперь сижу, глотая слёзы и панику.

— Послушай меня, девочка… Её ты не спасла бы. И сама подохла. Я видел, что он с ней сделал. И то же было бы с тобой.

— Почему… — голос срывается на шёпот, и чтобы не зарыдать, говорю очень медленно, — ты ей не помог.

— Поздно было, — протягивает ко мне руку, уверенно и жестко хватая за челюсть всей пятернёй, заставляет поднять глаза и посмотреть на него, — ни ты ни я ей уже не помощники.

Сбрасываю его руку ударом по запястью. Мужчина морщится и еле слышно шипит. Помедлив, изучает внимательно горизонт, старательно вертя головой. Очевидно, что разглядеть что-либо в сероватом сумраке одним глазом ему не легко, но вида он не подает.

— Как ты тут оказался?

— Спроси что полегче… — фыркает, отворачиваясь, — тебе явно не понравится произошедшее.

— Мне уже не нравится. Как ты освободился?

— Мне помогли… — со злой иронией в голосе отвечает.

Я ничего не понимаю. Как он освободился? Если это вообще возможно… Как он попал в этот чёртов амбар? Почему спас?

— У меня много вопросов и тебе лучше на них ответить…

— Ага, как только, так сразу. Ты знаешь, где мы? — вглядывается одним глазом в сторону быстро занимающегося рассвета.

День вот-вот включится на полную. В неверных розовато-оранжевых лучах ещё дремлющего солнца вижу на его запястьях следы от пластиковых наручников, лопнувшие кровеносные сосуды и огромную рваную рану. Кожа свисает лоскутом, обнажая мышцу и сосуды. Что, чёрт побери, произошло?

— Езжай вперёд. Это 44-я северо-западная трасса. Мы недалеко от Сан-Диего, — узнаю маячащие на горизонте поля и известные мне как свои пять пальцев вешки.

Кивает, и плавно трогает машину с места.

— Морелли, ты ведь мне всё-равно не поверишь, а?

— Попробуй…

Морщится, вглядываясь в полотно дороги, по которому уже расползается розово-оранжевый настоящий рассвет. Немного пожевав губами, потирает переносицу узловатыми пальцами.

— Что ты слышала про Щ.И.Т?

— Достаточно… Ты работаешь на них, верно?

— Нет. Я ни на кого не работаю. Но у меня на руках есть кое-что, что перевернёт весь мир с ног на уши. И меня за это скоро убьют.

Он так легко и просто рассуждает о собственной жизни, будто его не убить намереваются, а в бар пригласили, пива выпить. Рамлоу не из тех, кто предаётся эфемерным мечтам и представлениям о ценности жизни, как своей так и чужой. Для него ценна та жизнь, от которой можно что-то поиметь, и он прекрасно понимает, что к нему точно такое же отношение. Потребительское. Значит, Щ.И.Т.? Что ещё скрывается за его волчьими глазами равнодушного убийцы?

— Вот так просто?

— Да. Наёмники пришли в офис и зарезали твоего заместителя и дежурного тоже. Там сейчас погром хлеще чем на скотобойне. Мне удалось убрать двоих, — кивает.

Я теряюсь. Шутит он так? Если да, то это — откровенно паршивая шутка.

— Как ты оказался в амбаре? — этот вопрос не укладывается у меня в голове, как и внезапное чудесное — иначе не назовёшь — спасение.

— Случайность. Наткнулся по дороге на сарай. Хотел передохнуть.

— И только?

— Да. В моём положении выбирать не приходится, знаешь ли, девочка… — бросает мне такую омерзительную усмешку, что мне хочется дать ему по лицу.

— Не называй меня девочкой, будь добр… — озноб бьёт с невероятной силой и я невольно сворачиваюсь на сиденье калачиком.

Очередная противная липкая усмешка, и Рамлоу протягивает руку к климат-контролю. Через несколько секунд в салон подаётся тёплый воздух. Бросает быстрый взгляд и ободряюще косо улыбается мне.

— Спасибо, что вытащил меня оттуда… Кстати, почему?

— Потому что нельзя так умирать… — коротко отвечает, и уходит в себя.

Может, он конечно и убийца, но совершенно точно не мучитель. Радости в таком методе убийства для него определённо нет. И я впервые в жизни рада тому, что кто-то смог сбежать из камеры предварительного заключения.

Спустя еще несколько минут на горизонте показывается окраина Сан-Диего.

— Надо бы в больницу, — кивая на разорванное запястье, выдавливаю из себя.

Кровь уже густеет, собираясь на локте, стекая по руке, капает на джинсы. В машине невыносимо сладко пахнет металлом. Он лишь бросает короткий взгляд, и молча продолжает вести машину.

— Рамлоу, ты меня слышишь?

— Слышу. Я думаю.

— И что надумал? — если не зашить эту рану, всё воспалится, и может привести к печальным последствиям.

По тому, как почти не гнутся пальцы на его левой руке становится понятно, что повреждены связки, или нарушен кровоток, а в этом тоже мало хорошего. Я однажды видела начавшуюся таким образом газовую гангрену. Правда, условия были совсем полевые, ещё в Ираке. Но тут тоже всё выглядит не слишком радужно. Нужно обязательно попасть к врачам. Что-нибудь придумаем, какую-нибудь историю. ДТП подойдет.

— У тебя есть где перебиться? Мне на час-другой, больше не надо… Зашьюсь и уеду.

И что прикажете с ним делать?

— Едем на Сейнт-Джозеф авеню. Дом 404. Я тебе скажу, куда.

Кивает, придавливая акселератор.

..: ?.?.

Не представляю, сколько топаю по этой сраной дороге. Башка гудит, болят рёбра. Пить охота. В ночной темноте каждый шорох, каждый звук эхом отдаёт в голове. Видно, последствия транквилизатора ещё не прошли. Дичайшая аритмия и боль в груди мешают перейти на бег. Откровенно говоря, я даже и не представлял, что так хреново может быть. Под ногами шуршит асфальт, и уже почти на исходе сил замечаю поодаль от дороги силуэт то ли амбара, то ли фермы. Отлично, даже если это просто четыре столба и крыша — мне подойдёт. Немного отлежаться, чтобы не трясло как с похмелья.

Под навесом замечаю накрытую камуфляжной сеткой машину. Повезло мне. Машина оказывается заперта, но это не такая уж и проблема. Сейчас у меня совсем не то настроение, чтобы вспоминать бурную молодость и выплясывать вокруг этого крокодила. Надо бы заглянуть в амбар. Может, там найдётся что-то подходящее, чтобы вскрыть тачку? Подойдет кусок проволоки. При этом и небольшой дом и амбар рядом выглядят крайне не жилыми. Всюду запустение.

Всё же привычки берут своё: обхожу амбар по широкой дуге, как внезапно ночь прерывается отчётливым женским воплем. Этот вопль не спутаешь ни с чем. Стараясь шуметь как можно меньше, подбираюсь к небольшому окошку в стене сараюхи. М-да.

То, что сейчас происходит внутри я лично могу сравнить лишь с больной фантазией сценаристов какого-нибудь фильма ужасов. В тусклом свете лампочки блестят какие-то инструменты, похожие на пилу и мясницкий топор. На огромном верстаке распята обнаженная женщина. Кругом кровь. Рядом на крючок в столбе подвешена капельница. Это выглядит как издевательство — не дать умереть при садистских опытах. Мужик в резиновом мясницком халате любовно поглаживает трепыхающуюся девицу по голове. Отсюда мне не видно лицо этого психа. Если я правильно помню, Морелли ищет кого-то подобного. Если это и вправду он, то шерифу стоит тщательнее искать. Таких больных ублюдков не должен носить свет. От вида того, что эта мразота делает с девчонкой мне не по себе. Не для этого нужны мягкие нежные женские тела, ох не для этого.

На миг думаю, стоит ли вмешиваться? Из меня сейчас спасатель как из говна гвозди, самого кто бы спас. Сил хватит чтобы весело подохнуть от тесака для разделки мяса в грудь, не больше. Руки трясутся, сердце запинается, сбивая ритм, перед глазами всё качается и плывёт. Не вывезти мне сейчас ещё одну драчку. Надо вернуться под навес, проверить наличие ключей для тачки.

Сдвинув деревянную гнилую воротину, застываю, как вкопанный. Как говорится, и вот тут я охуел. В амбаре стоит машина шерифа. На миг пытаюсь присмотреться повнимательнее. Может, у меня что с башкой не так? Может, Роллинс сильно ёбнул? Или транквилизатор ещё действует? Я отчётливо улавливаю чьё-то сопение и возню. Осторожно пробираюсь вглубь, обходя патрульную машину с яркой оранжевой надписью «Шериф Сан-Диего» на борту. Вот, разрази меня гром, а шериф уже тут. Надо же, какой профессионализм.

Она меня не замечает. Похоже, Морелли в гораздо более затруднительном положении, чем я представлял. Что мне с ней делать? По факту, я ей ничего не должен. Да и если бы не она, хуй бы меня Роллинс нашёл. Если бы не стала она меня задерживать и уж тем более светить в базе данных, я бы промчался мимо, как ветер в поле. А теперь что? А теперь нихуя ничего… Ох, горе ты моё туполобое… Сама же и поплатишься за свою беспечность. А я говорил, что я не маньяк. Мразь — да, убийца — дайте два. Но не маньяк точно. На несколько секунд задумываюсь. Что мне будет с того, что я её спасу? Ничего хорошего она мне не обещала доселе. Да и решит ещё, что это я её тут привязал и держу… Нахуй, надо валить, пусть выпутывается сама.

Только тихонько отхожу назад к воротам, как слышу сдавленный шёпот. Морелли что-то бормочет. Прислушиваюсь. Почти плачет. Нет, ну моя доброта меня точно однажды погубит… Надо спасать эту балбесину. Он же и ей кишки выпустит, псих этот… Мерзкая смерть, признаться. Не понимаю я такого удовольствия — отрезать кусок, и смотреть, как баба мучается, истекая кровью. Слушать вопли эти… Меня невольно передёргивает. Взял, пристрелил, и всего делов — чисто, легко, красиво.

— Не ори, Морелли. Будешь орать — оба сдохнем… — подбираюсь как можно ближе, чтобы понять, что за херня происходит.

Зажимаю ей рот рукой, прижимая затылком к столбу. Второй с трудом, но развязываю узел на бичёвке, которой этот урод связал её. От Морелли смердит страхом и невозможной животной привлекательностью. Как, сука, ей это удаётся — нихера не ясно.

— Какого чёрта… Рамлоу, как ты тут оказался? — чуть ли не взвизгивает Морелли.

— Молчи, дура…

Пальцы немеют и не слушаются. Похоже, стяжкой резануло слишком глубоко. Ещё повозившись с верёвкой, наконец освобождаю пленницу.

— Ты жить хочешь? Тогда бегом в машину… — подталкиваю её в спину.

Хватаю эту не очень сообразительную женщину за плечи и впихиваю в салон патрульной машины. Вид у Морелли слабо сказать огорошенный. Охуевший — точнее будет. Да я и сам охуел, обнаружив её тут.

— А теперь валим отсюда… — поворачивая ключ в замке зажигания, сообщаю шерифу.

— Погоди, там же… Там…

Ну, блядь, давайте сейчас спасать тех, кому это уже никак не поможет, конечно. Ишь, чего удумала… Неа, хуюшки. Там уже фарш, мясообрезь. Как хотите назовите, но спасать там реально уже нечего, может, кроме совести, конечно. Но я как-нибудь договорюсь с ней полюбовно.

— Нет её… Всё, уже нет…

====== глава 2. ======

Мне бы сдохнуть, да «бы» мешает.

08.21.2018 6:03 a.m.

На самом деле я не понимаю, зачем тащу Рамлоу к себе домой. По всем правилам надо бы отвезти его обратно в офис, запереть в камере до выяснения обстоятельств. Но теперь становится очевидно, что кто-то действительно его преследует, отслеживая перемещения через систему. А значит, раз наёмники не закончили и он ещё жив, то они обязательно вернутся. И жертв будет в разы больше. Эта перспектива не даёт мне покоя, как и тот факт, что я нарушаю все возможные профессионально-этические рамки. Если меня вдруг поймают за сокрытием беглого заключённого, подозреваемого в множественных убийствах, я пойду с ним вместе под трибунал.

Я всё же надеюсь, что Рамлоу не обманывает и действительно свалит через пару часов, оставшись незамеченным. Благо, что улица, на которой я живу пустынна и мой дом, как говорится — крайний. Сосед есть только позади, и мы с ним не встречаемся.

Вот что я буду делать с Рамлоу? Лучше бы всё-таки в больницу его отправить. Но он снова отказывается.

Тихонько открываю дверь. Надеюсь, не разбужу Алекса.

— Гостевой комнаты у меня нет, там Алекс спит…

— Мужик твой?

— Мой племянник… Его мать — мою сестру, убила та падаль, — поясняю, пропуская Рамлоу в гостиную.

За ним по полу ляпает кровь. Надо всё срочно стереть, пока не высохла и не въелась в линолеум. Рамлоу застывает посреди комнаты, придерживая запястье и озираясь.

— А-а.

— Иди вперёд, справа дверь. Это моя спальня. Не шуми только. Я сейчас принесу аптечку, — находя на кухне полотенце быстро мочу его и бросаю под входную дверь.

Рамлоу кивает и уходит в заданном мною направлении. Что делать? Что же делать? Бросить его одного в доме я не могу. Не доверяю я ему. И бросить маньяка на старой ферме Вильямсов я тоже не могу. А ещё, если Рамлоу не соврал, в офисе теперь четыре трупа. Что делать?

Необходимо в первую очередь взять себя в руки. Если он и правда свалит через пару часов, я смогу спокойно отправить Алекса в школу и поехать в офис, чтобы разобраться с происходящим. В первую очередь погибшие. Честно говоря, мысли мечутся с бешеной скоростью. Сна нет ни в одном глазу.

Заглядываю в аптечку. Бетадин, гемостатические губки, повязки… Ладно, не хирургия, но выкрутимся.

В моей спальне царит настоящий хаос. Весь пол уляпан тёмными пятнами крови. Вещи валяются от двери до ванной комнаты. Он что, раздевался на ходу? Голого мужика мне видеть не в новинку, но всё же немного смущает такое равнодушное поведение. Стучу в дверь ванной, прислушиваясь к шипению воды.

— Аптечку принесла.

Выходит, опоясанный моим любимым полотенцем. С левой стороны оно багрового цвета. Молча выхватывает коробку из руки. Секунду смотрит здоровым глазом.

— Лезвие есть?

— Что ты собрался делать? — оглядываю его снова.

Мускулистый, жилистый, ни капли лишнего жира. Даже сравнить не с чем. Весь правый бок от подмышки до тазовой кости багрово-фиолетового цвета. Похоже, ему крепко досталось, чтобы выбраться из камеры.

— Лезвие есть? — повторяет.

— Канцелярский нож подойдёт?

— Неси. И источник открытого огня. Свечку там… — мотает головой, возвращаясь в ванную комнату.

Весь пол залит кровью вперемешку с водой. Не самый аккуратный гость в моей спальне. Нашариваю в прикроватной тумбочке свечу и зажигалку. За ножом снова идти на кухню.

Когда я возвращаюсь, успевая попутно заглянуть в спальню Алекса и удостовериться, что он ещё спит, застаю Рамлоу за нелепой попыткой обработать запястье. Он, сидя на краю ванны, пытается собрать расползающуюся кожу, чтобы хоть как-то прекратить кровотечение.

— Дай-ка я помогу.

Вскидывает на меня взгляд, миг изучая. Затем так же молча протягивает подрагивающую руку, запястьем вверх. Рана лишь кажется глубокой. И это не может не радовать. Мышцы и связки целы, повреждена пара сосудов, но это не смертельно, содрана довольно большим лоскутом кожа, обнажая тёмное тело мускулатуры.

— Не боишься? — мрачно усмехается, пока я заливаю рану бетадином.

— Тебя? Или крови?

— И то и другое…

— Нет. Я шесть лет проторчала в Ираке. Видела много. Зашивала на живую прямо в бою.

Молча кивает, на миг выразив то ли удивление, то ли странное согласие. Я перетягиваю ему руку выше локтя жгутом, чтобы остановить кровь хоть ненадолго. Обычная швейная игла и зубная нить вполне годятся для такой цели, надо только прокалить иглу над огнём.

— Постой… Есть что выпить? — спрашивает серьёзно.

— Нельзя. Алкоголь разжижает кровь. Хлестать будет ещё сильнее.

— Похуй. Зато не так больно, — накрывая мою руку своей, отстраняет.

— Водка подойдёт? — в чём-то он конечно прав.

Да и мне бы выпить для снятия стресса. И храбрости.

— Неси…

На моих глазах он опрокидывает в себя полбутылки чуть ли не залпом прямо из горлышка. Морщится, рычит, утыкаясь носом в сгиб локтя, и прокашлявшись, вновь подставляет руку.

— Шей.

Я первые несколько минут ещё дергаюсь, когда он шипит, сжимая кулак, пока игла входит в кожу, собирая края раны. Но уже через несколько стежков понимаю, что Рамлоу опьянел, и сидит на краю ванны покачиваясь. Шов выходит вполне сносный для домашних условий. Снова заливаю всё бетадином, и накладываю стерильную повязку. Я не знаю, сколько прошло времени, для меня будто целый день.

— Мило, — бухтит он, поднимаясь.

Если это благодарность, то довольно странная. Наблюдаю пару мгновений. Берёт канцелярский нож, и встаёт напротив зеркала. Не особо понимаю, что он собирается делать. Когда он помогает себе зашитой рукой, сдвигая ладонью кожу на лбу, чтобы бровь поползла вверх, предоставляя доступ к гематоме на глазу, наконец соображаю. Короткое движение и по лицу бежит широкий ручеёк тёмной крови.

— Тебе потребуются антибиотики и обезболивающее.

— Не сейчас. Меня накачали лошадиными транками. Если будет ещё и обезбол, я сдохну прямо тут.

Вот почему он не хотел ехать в больницу. Там бы ему непременно поставили или анестезию, или отправили бы на операцию под наркозом. Где, скорее всего, он бы и умер.

— Аритмия бешеная, — признаётся, потирая правой ладонью грудину и кривясь.

Правый глаз приоткрывается, опухоль с каждой секундой спадает всё заметнее.

— Сейчас я принесу лёд, — киваю.

Рамлоу сидит на краю кровати, придерживая пакет со льдом у лица, пока я навожу порядок в ванной. Собрать все тряпки, все бинты и тампоны, пропитанные кровью и сжечь на заднем дворе. Комната похожа на скотобойню, если честно. Да и сам Рамлоу выглядит откровенно не важно.

— Ты успел разглядеть лицо маньяка?

— Хочешь сделать из меня свидетеля?

— Хочу найти его. Возможно, ты запомнил и можешь его описать.

— Извини, девочка… Ничем не могу помочь, — отрицательно мотает головой, кривясь.

Волосы на его предплечьях поднимаются дыбом, кожа на груди и шее покрываются зябкими мурашками от боли. На лбу выступают капли пота. Всё говорит о том, что что-то идёт не так, как он хотел.

— Я сейчас уеду… — вдруг будто припоминает он, порываясь встать.

То ли выпитый алкоголь, то ли транквилизаторы, то ли ещё что заставляют его неловко пошатнуться и снести собой всё, что стоит на моём туалетном столике. Впрочем, там особо и сносить нечего — фотографии, несколько статуэток и кубок. Всё это с грохотом падает на пол, пока я ловлю Рамлоу. Горячий, подозрительно горячий, тяжёлый, как медведь.

— Ну-ка сядь, — усаживаю обратно на край постели.

Он не сопротивляется, и я заглядываю в светло-карие глаза, запрокинув лохматую голову. Дома-то никого нет. Пусто. Он в отключке. Не понимает, что происходит, взгляд не фокусируется, плывёт. Этого только мне не хватает… Рамлоу не удерживается в сидячем положении и просто откидывается на спину, падая поперёк кровати. Смотрит в потолок широко распахнутыми глазами и я вижу, как неверно бьётся сердце, пульсируя под ложечкой в неправильном ритме. Если его не убьёт транквилизатор в кампании с выпитым алкоголем, это будет чудо.

— Вот же чёрт! Ну, давай же, помоги мне немного, а? — я пытаюсь втащить его на постель полностью, но он слишком тяжелый.

С трудом заволакиваю и бросаю последний взгляд на абсолютно бесчувственное тело, навзничь раскинувшееся на кровати. Не в первый раз в моей постели голый мужик, правда поводы бывали на порядок приятнее. Прижимаю пальцы к горлу под челюстью, там где должна пульсировать ярёмная вена. Пульс прощупывается плохо. Дыхание частое, поверхностное. Что ж… Звонить в скорую помощь уже поздно — возникнет масса вопросов, явятся агенты ФБР и тогда мне крышка. Но и на улицу его не выкинешь, как мусор, в таком состоянии, как ни крути, он всё-таки человек. Хоть и довольно паршивый.

Сколько он так проваляется одному богу известно. Хотя и в этом есть свои плюсы. Могу сжечь все следы его пребывания, выпроводить Алекса в школу, съездить посмотреть, что в участке и вызвать подкрепление. Правда, что я им скажу? Надо поднять записи с камер внешнего наблюдения…

***08.21.2018 8:41 a.m.

В офисе шумно. Криминалисты упаковывают улики, собирают всё, что только может указывать на возможных убийц. Я стою поодаль. Смотреть в сторону двух чёрных пластиковых мешков нет ни сил ни желания. Эдди Таннер и Джим Валесски. Одному чуть больше двадцати пяти, второй должен был идти на пенсию в следующем году. Рамлоу не соврал. Ещё два неопознанных тела лежат чуть в стороне. Один с разорванной арматурой гортанью, второй с проломленным черепом. Не вызывает у меня никаких сомнений то, чья это работа.

Что мне делать с Рамлоу? Снова вернуть в камеру? Он не лгал, когда говорил, что пришли за ним. По крайней мере записи с камер видеонаблюдения со здания напротив подтверждают его слова. Записи на внутренних камерах уничтожены, и сказать, что происходило в это время внутри может только он сам. Когда придёт в себя. Если придёт. И это меня заставляет волноваться. Что будет, если он за это время, пока я здесь, умрёт? Ну, к примеру. Я не особо верю в это, но всё же опасаюсь. Что я буду делать с телом? Как мне выкрутиться теперь из всей этой заварухи?

Федеральный агент внимательно выслушивает мои слова. Теперь я являюсь не только шерифом, ведущим следствие, но и избежавшей чудесным образом гибели жертвой. Само собой, о том, кто помог мне сбежать я пока молчу. Честно говоря, я ума не дам, как использовать свидетельство Рамлоу в деле о маньяке так, чтобы его имя не значилось официально. Стоит вновь всплыть его персоне в системе, как тут объявятся охотники за головами. Идущие по его следу, они уничтожат мне весь город. Сейчас же задержанный официально пропал и его подадут в розыск со дня на день, как только установят, причастен ли он к убийствам двух и более человек. А значит есть немного времени чтобы подумать, что делать дальше.

— Шериф, можно вас на минуту? — интересуется агент Картрайт.

— Конечно…

— Вы уверены в том, где находились этой ночью?

— Уверена. Ферма Вильямсов, в двадцати пяти милях по сорок четвертому шоссе на северо-запад. Я знаю эти места с рождения.

— Похоже, что не вы одна. Наши люди облазили там всё от пола до потолка. Полно крови. Но нет никакого тела. Следы протектора вашей машины и ещё одной, пока не удалось установить, какой.

— «Кадиллак Эльдорадо», шестьдесят восьмой, может, семьдесят второй год выпуска. Чёрного или просто тёмного цвета.

— Таких по стране пруд пруди… Особенно на Юге, — вздыхает агент, пожимая плечами.

— Да. В этом и прелесть. Он знает, что его не найдут на такой тачке. Ни отследить из космоса, ни засечь через GPS… — соглашаюсь. — Можете обратиться к Клею Адамсу. Он в Сан-Диего дорожный комиссар. Знает всё про машины. Его тема.

— Как его найти?

— Нина, ты в порядке? Я примчался, как только смог… — обхватывая меня за талию сзади, внезапно вклинивается в разговор Адамс.

Я невольно вздрагиваю. От ощущения его рук становится непривычно. Мы расстались четыре года назад и я с тех пор не позволяла ему не только прикасаться к себе, но и подавать вид о неслужебных отношениях.

— Кто вы?

— Клей Гордон Адамс… — растерянно отвечает мужчина, заглядывая мне в глаза, — а что?

— Вы-то мне и нужны… Давайте поговорим… — отзывает его в сторону агент Картрайт.

Я ловлю холод и какую-то излишнюю внимательность во взгляде бывшего. Он вроде бы и пытается меня поддержать, но и как всегда делает это так коряво, будто у него напрочь отсутствует всякая эмпатия. Машу ему рукой на прощание.

— Агент… Если вы не против, я поеду домой. Ужасно хочется спать.

— Конечно, шериф. Как только что-то станет известно, я пришлю кого-нибудь к вам.

— Хорошо…

Мне только спецагентов дома не хватает и будет филиал офиса шерифа с задержанными и федералами. Но отказывать нельзя. Можно вызвать невольные подозрения. А там решат, что я укрываю беглого преступника.

Кстати, о Рамлоу… Он же у меня дома. А его шмотки я сожгла на заднем дворе, так как отстирать их от крови не представлялось возможным. Помнится, на стоянке находится его машина. Надо бы заглянуть в неё. Не в одних же трусах он решил совершить побег из Нью-Йорка.

Бросаю увесистую спортивную сумку на пол в гостиной. Алекс сегодня переночует у папы. Так будет безопаснее для него. Гарантировать, что Рамлоу не слетит с катушек и не попытается выкинуть какой-нибудь фортель я не могу. А потому лучше перестрахуюсь.

Тишину в доме ничто не нарушает. Заглядываю в спальню, почему-то надеясь, что Рамлоу свалил, пока меня не было. Ну да, прямо в полотенце. Ан нет. Кажется, он даже позы не сменил с того момента, как я втащила его на кровать. Что ж… Ожидаемо. Стараясь не шуметь, подхожу ближе. На лбу мужчины мелкий бисер пота, кожа бледная, словно покрыта восковой плёнкой, на острых скулах нездоровый румянец, дыхание поверхностное и частое. Прикасаюсь ко лбу, желая удостовериться, что всё хорошо.

Блядь! Да он весь горит! Чёрт, неужели в рану что-то попало и он у меня тут и правда подыхает… Что же делать? Вызывать медиков? А как я объясню всё это? Агент ФБР первым делом спросит с меня, какого хрена в моём доме делает беглый заключенный, причастный к убийству в офисе шерифа. Блядь, Рамлоу! Вот же подстава…

В аптечке был какой-то антибиотик… И жаропонижающее. Иначе он у меня тут точно копыта отбросит. Вот тебе и здоровый как конь. Не всегда такая форма, как у него говорит о том, что организм может успешно бороться с агрессивной внешней средой.

Найти вену на его руке не проблема. Я даже не слишком забочусь пережать кровеносный поток. Игла входит легко. Рамлоу не приходит в себя. Теперь придется следить за его состоянием. Поспала называется. Вот куда я теперь из спальни? Его оставлять нельзя. Перекатываю тяжеленную тушу на край кровати, на здоровый бок. И тут до меня доходит… Может, он загинается от того, что осколок ребра что-то там внутри проткнул? Блядь, ну почему я не отвезла его в больницу… Лучше бы он там сдох, с меня хотя бы не спросили бы в таком случае.

— Не вздумай загнуться, Рамлоу! — забираясь в постель позади него, бросаю, хоть и знаю, что он меня не слышит.

Всё-таки я в своей постели. Как же это чертовски хорошо. Подушка и плед магическим образом вытягивают оставшиеся силы. Посторонний запах немного отвлекает. Запах крови, алкоголя, мужчины — адская смесь. Некоторое мгновение изучаю мускулистую спину на той половине кровати. Сухой, очень сухой, будто слово «жир» никогда даже не прилипало к нему. Завидую такой форме. Ну правда, дай бог каждому так выглядеть на шестом десятке лет. Шестой, мать его, десяток лет… Не верится.

Два года назад, когда Алекс сильно заболел бронхитом, мы с ним тоже спали в одной постели. Мне так было удобнее контролировать повышается ли у него температура или нет. Сил бегать из комнаты в комнату каждые полчаса, чтобы удостовериться не сдох ли Рамлоу нет. Придётся спать вместе.

С одной стороны чувствую себя неловко. В моём доме, в моей постели — убийца. Наёмник. Человек, которого надо сдать властям. Которого я буквально сутки назад боялась больше, чем огня, считая убийцей сестры. С другой стороны этот убийца спас мою жизнь. Может, и нехотя, но спас. Чувствую себя глупо, не зная, можно ли к нему прикасаться. Какое-то странное ощущение. Вот вам пожалуйста — в моей постели голый мужик без всякого подтекста. А я стесняюсь просто дотронуться до него, чтобы измерить температуру. Ну бред же, да?

Помешкав, придвигаюсь чуточку ближе. Я отвыкла с кем-то спать в одной постели. С кем-то крупнее девятилетнего ребёнка. Хоть Алексу уже и не девять. Рамлоу дышит тяжело. Осторожно кладу ладонь на его багровый от гематомы бок, лбом утыкаясь в подушку между нами. Надо поспать, иначе я просто свалюсь с ног.

***08.22.2018 6:31 a.m.

Сон спадает внезапно. Чувство опасности будит не хуже ружейного выстрела над ухом. Стараюсь ничем не выдать своего пробуждения, сохраняя дыхание ровным и ещё несколько секунд лежу с закрытыми глазами. Что-то не так. Шерсть на загривке встаёт дыбом. Адреналин херачит по всему телу, вгоняя в жар, разогревая мышцы.

Вслушиваюсь в тишину. Её нарушает сопение. По спине бегут мурашки. Разлепляю зенки, готовый к любому нападению. Всё бы ничего, если бы в мозг не принялась подгружаться информация о прошедшем дне — я в доме Морелли. И это она сейчас сопит мне в спину, уткнувшись носом между лопаток. Очень странное ощущение. Непривычное. Не скажу, что неприятное, но непривычное. Даже пугающее с первых секунд.

Стараюсь не шевелиться, чтобы не разбудить её. За окном пасмурно. Сколько времени я проволоёбил так? Пока соображаю, почему до сих пор в этом доме, параллельно охреневаю, обнаружив её руку на своем животе. Обнимает? Ещё непонятнее. Силюсь вспомнить, как мы оказались в одной постели. С трудом выковыриваю воспоминания за прошедшие несколько дней из гудящей башки. Нет никаких воспоминаний и даже намёков на секс. Значит, не было. Ну, пиздец, старею. Тогда с хуя ли мне столько бонусов. Ну, в смысле, с хуя ли меня тут тискают… Нет, мне конечно дико сносит крышу от этого, и даже не хочется нарушать идиллию момента, но это странно.

Тёплое ровное дыхание щекочет и заставляет вздрогнуть. Я не припомню, когда проводил с женщиной в постели дольше, чем пару часов за всю свою жизнь.

«Верни её, это моя добыча» — в голове звонко всплывает голос, ударяя в затылок не хуже приклада.

Кажется, это как-то относится к произошедшему в амбаре. Левая рука болит и тянет. М-да, придётся повременить с тренировками, да и нагрузкой. Изучаю запястье. Оно старательно перетянуто свежей повязкой. На сгибе руки синяк, на венах следы от инъекций. Чёрт! Что за хуйня?

Вслушиваюсь в дыхание за спиной, внезапно понимая, что рука Морелли всё ещё покоится в моей ладони на животе. Есть в этом что-то сильное. Оно пробивает сильнее, чем секс. Я б поторчал в этом моменте ещё чутка. Чисто покайфовать. Имею я на это право, или нет? Понежиться в ласковых женских ручках, прикидываясь умирающим опоссумом. Когда ещё доведётся — неизвестно.

На миг зависаю, разбираясь, что же важнее — всплывшие в памяти события, голос маньяка или тёплые пальцы в ладони и щекотное дыхание в спину. Выбор, которого у меня нет и никогда не было. Мне его никогда не давали, а сейчас я сам у себя его отобрал.

Стараясь не разбудить шерифа, расцепляю наши пальцы и выбираюсь из постели. Надо валить, пока она спит. Вещей нигде нет. Грёбанное всё! В кресле у окна — моя спортивная сумка. Отлично, значит притащила моё барахло, пока я делал вид, что скоро сдохну. Одеваюсь. Мельком бросаю взгляд на постель. Морелли спит. Тёмные волосы разметались по подушке. Расслабленные черты лица. И этот безумный животный запах, сводящий меня с ума до зубовного скрежета. Эх, было бы у меня чуточку больше времени. И другие обстоятельства… И другая жизнь. Как знать…

Когда поднимаю с пола ботинки, чтобы свалить из этого пряничного домика, ловлю на себе долгий внимательный взгляд. Шериф не спит. Смотрит изучающе.

— Уже уходишь?

Мне нечего ответить. Конечно. Мне нужно уйти. За мной придут. Сюда, в этот тихий городок, в город-миллионник, да хоть в Арктику или на Луну. Роллинс прав — меня найдут везде. А найдя получат третью мировую. Живьём я не дамся и прихвачу с собой всех, кого смогу, до кого только дотянусь.

— Я рада, что тебе лучше… Будь впредь осторожен, Брок.

При звуке собственного имени стискиваю зубы. Ощущение будто меня оглушили чем-то или дали в челюсть. Я знаю, как меня зовут. С хуя ли в груди так щемит, когда она его произносит?

— И ты тоже. Я не всегда буду рядом, — отшучиваюсь, обуваясь.

Усмехается, потягиваясь. Чёрт, меня бесит вся эта тупая ситуация. Бесит, что с какого-то блядского перепугу я решил, будто могу себе позволить начать нормальную жизнь. Даже на миг нельзя допускать сомнений. Сомнения равно смерть. Я а себе позволил поверить в невозможное и засомневаться… Грёбанный идиот! Это прямой путь к самоубийству.

— Я его остановлю. Иначе он так и будет убивать…

— Чего ты хочешь от меня, чёрт возьми?! — слышу собственный голос, срывающийся на крик. — Чтобы я что? Сыграл в героя с тобой?! Нахуй…

Морелли ошарашенно смотрит. Молчит и смотрит. Спокойно так, с иронией. Блядь! Миллион раз — блядь!!! Какого, собственно, чёрта? Какого чёрта меня рвёт в клочья из-за какой-то бабы?

Далась мне эта шерифша с её проблемами, будто своих нет. Неужели она не понимает, что ей не одолеть этого психопата? Она просто подохнет в поединке за справедливость. Всего-лишь еще одна прибабахнутая бабища, решившая, что она супергёрл, или как там… Она уже побывала в его лапах и почти сдалась. Сидела там, размазывая сопли и слезы по щекам. А это значит, что он её сломал. И ей не победить. На психологическом уровне проиграв, проиграешь и физически. Неужели она такая дура, что не понимает этого?

— Ничего я от тебя не хочу, — спокойно произносит Нина и садится в постели, собирая волосы в хвост.

Ладно. Хуй с тобой. Подхватываю сумку и намереваюсь уйти. Что-то останавливает на пороге её спальни. Честно говоря, хочется её как следует обматерить… Как ещё объяснить ей, что это — плохая затея. В голове носятся роем мысли, не поддаваясьдрессировке. Надо что-то сказать. Ещё раз бросаю на неё взгляд. Очень жаль, но она сама сделала выбор.

Морелли больше не смотрит в мою сторону. Садится в постели спиной ко мне, собирая волосы в косу. Эх, намотать бы эту косу на кулак… На столике куча всякого бабского хламья. Фотографии. Она, пацан, мужик какой-то, девушка. Девушка, кстати, чем-то с ней похожа. Сестра, значит. Посещает идиотская мыслишка прихватить с собой одну. И тут же ловлю себя на мысли — нахуя? Клептоманом стал на старости лет что ли?

Я ничего не могу поделать с её желанием спасать мир. Даже если бы и хотел… Я не герой, чтобы лезть на рожон. И никогда не хотел им быть. Герои первые идут в расход. Непреложное правило выживания. Закидываю ремень сумки на плечо, молча прикрывая за собой дверь. Не будем прощаться. Ни к чему.

В кухне какая-то возня. Кстати, неплохо было бы прихватить что-то с собой пожрать. Пацан с фотки сидит за кухонным столом, уплетая бутерброд с сыром и втыкая в экран смартфона. Я бросаю сумку на диван в гостиной и подхожу к холодильнику. В брюхе взвывает подыхающий кашалот. От голода подыхающий, между прочим.

— Здарова! — пацану на вид лет одиннадцать.

Темноволосый, сероглазый. Похож на мать.

— Здарова, — ухмыляюсь, заглядывая в холодильник.

Фрукты, фрукты, ещё фрукты… Молоко, сыр… Стандартный набор. Нахожу чистый высокий стакан. Набираю воды из-под крана и опустошаю его залпом. Вода чуть тёплая, отдаёт металлом.

— Есть чё сожрать? — интересуюсь, продолжая шмонать холодильник.

Он пожимает плечами. Такое впечатление, что появление мужика на кухне для него в норме вещей. Его невозмутимости позавидовал бы Будда.

— Там, — указывает кивком на плиту, не отрываясь от мультиков. Бросаю взгляд на экран смартфона. Хорошо хоть не хёнтай.

Оборачиваюсь. В противне, вызывая отчаянное слюноотделение лежит запечённый с картошкой кусок мяса. Кажется, я сейчас слюной захлебнусь.

— Ты — новый хахаль Нины?

— А где старый?

— Давно не было. Она всё время работает. С тех пор как убили маму… — обыденно отвечает парень, доедая бутерброд.

Вид у него флегматичный. Ну, то есть я бы кипишнул, зайди на кухню утром мужик с фингалом на полморды, небритый, с видом отмотавшего срок уголовника, весь в татухах и бинтах. А этот даже ухом не ведёт, не особо переживает, что я задаю вопросы и шарюсь по кухне, как у себя дома.

— Откуда ты знаешь, что мать убили?

— Я же не дурак, хоть и ребёнок, — наливая в кружку молоко и придвигая мне, отзывается, — дед думает, что я не понимаю, почему я живу с Ниной. А я понимаю. Ему нет до меня дела… Только Нине я нужен. Меня, кстати, Алекс зовут…

— Брок, — парень пожимает протянутую руку.

Соглашусь пожалуй, да, парень, ты отнюдь не дурак. Молоко я не пью, и потому осторожно отодвигаю предложенное угощение. А вот мясо исчезает с тарелки с неимоверной скоростью.

— И что дальше?

— Она его поймает. Она обещала.

— Кого?

— Того, кто убил маму. Ладно, давай, приятного аппетита, — подхватывая рюкзак, пацан бодро шагает к выходу.

Мне и остаётся только, что дожевать кусок мяса, запивая водой. Алекс, значит. Перевожу взгляд на дверцы холодильника. Там магнитами прикреплены записочки всякие. Фотографии. Грамота. Вся эта сопливая херня, что так любят показывать в кино. В груди возится тоска. Хрен его знает, чего вдруг проснулась. У меня никогда не было своего дома. В его возрасте я сменил уже семнадцатую или восемнадцатую фостерную патронажную семью. И никто даже не пытался со мной поговорить. Не пытался сделать мир понятнее. А вот ему мир понятен.

Справляется ли Морелли так со своими обязанностями, или он сам не по годам умён, но я откровенно завидую ему. Я, взрослый мужик, завидую школьнику.

Что будет с ним, если Морелли не справится с маньяком? На вскидку… Приют? Как у меня? А что ему останется, ведь он сам сказал, что дед на него забил.

Дожевав, поднимаюсь из-за стола. Надо поговорить с Морелли. Невозможно это оставить так. Хочу объяснить ей, что будет с Алексом, если она погибнет, коль уж сама не понимает. Яркий тому пример — я. Ничего хорошего не бывает в приютах.

====== глава 3. ======

О любви на войне и предстоящей войне. 08.22.2018 7:11 a.m.

Что ж, так даже лучше. Ушёл и ладно. Надеюсь, что это его странное поведение мне показалось. В конце-концов, что можно ожидать от такого неуравновешенного типа, как Рамлоу. Собираюсь в душ. Алекса уже забрал школьный автобус, а потому объяснять, что за мужик расхаживает по дому мне не придётся. За дверью раздаются торопливые шаги, словно кто-то выходит на боксёрский ринг. Ну, серьёзно? Неужели он никуда не ушёл?

Дверь распахивается без стука. Рамлоу стоит на пороге с выражением лица, будто я в чём-то виновата, и он об этом только что узнал. Ещё секунда, и накинется с обвинениями.

— Ты серьёзно собираешься бросить пацана на произвол судьбы? — выпаливает, вонзая в меня светло-карий взгляд.

Не понимаю, что он имеет ввиду. Какой произвол судьбы, да и вообще — ему какое дело до чьей-то судьбы, кроме его собственной?

— Рамлоу, ты ещё не ушел? Кажется, мы попрощались… — я откровенно не ожидала, что он задержится тут хоть на минуту.

— Морелли, не увиливай, — делает шаг и что-то останавливает его, словно утыкается в невидимую стену.

На какой ответ рассчитывает — я не понимаю.

— Не твоего ума дело. Моя задача — покончить с маньяком.

Рамлоу медленно входит в спальню, прикрывая за собой дверь, словно отрезая и мне и себе путь для отступления. Так в вольер к тигру заходит дрессировщик. Ну, что ж, посмотрим, кто кого дрессировать сейчас будет. Взгляд сосредоточен из-под тёмных низких бровей. Выглядит устрашающе, если честно. На миг прикидываю, что можно использовать в качестве оружия против него. В комнате, увы, так мало тяжелых предметов.

Он фыркает, морща переносицу, ответ его не устраивает. Замирает в нарочито театральной позе. Ноги на ширине плеч, сами плечи разведены так, что даже под кожаной курткой угадывается каждый изгиб мускулатуры, руки на бёдрах, грудь обтянута футболкой, и кажется, что ткань вот-вот лопнет. Стоячая чёлка возмущенно вздрагивает, когда Рамлоу мотает головой.

— А если он покончит с тобой? Что будет с пацаном? Не думала? — взмахивает одной рукой, указывая куда-то в неопределённом направлении, подразумевая Алекса.

Главное не подавать вида, что меня пугает поднятый им ор. Это заставляет иначе взглянуть на Рамлоу: экспрессия, свойственная психам и итальянцам буквально фонтанирует. Сколько в нём энергии, неукротимого нрава и ярости. Справиться с таким — задача не из лёгких, но я попробую.

— У него есть родственники. Дед. Бабушка. Они позаботятся, если что-то случится…

— Уверена? Тогда какого хуя пацан сидит на твоей кухне, а не у бабки с дедом? — повышая голос, снова машет руками, задирая вверх подбородок.

— Ты чего завёлся, Рамлоу? Как тебя касаются дела моей семьи? Ты помогать не собираешься, вот и отвали… Я сама всё решу, — я искренне не понимаю этой бурной реакции, словно проблемы Алекса касаются его лично.

Лицо Рамлоу перекашивает такая брезгливая гримаса, что с него разом спадает вся кажущаяся симпатичность. На губах выступает пена, и он себя контролирует с трудом. Взгляд остановился, на висках вздулись вены. Вот это уже не к добру. Надо как-то осадить его.

— Решит она, как же!!! Совсем свихнулась, девка? — брызжет слюной, делая шаг в мою сторону и крутя пальцем у виска.

— Выбирай выражение… — отвечаю грубостью на грубость.

Если Рамлоу думает, что в моем доме имеет право повышать голос, то сильно заблуждается. Нависает, хоть большим ростом и не отличается. Вся его фигура буквально вопит о негодовании. Светло-карие глаза горят бешенством, и я не сомневаюсь, что в таком состоянии он способен на убийство с отягчающими. Рамлоу так близко, что мне кажется, будто я слышу биение его сердца. Одно я слышу совершенно точно — тяжёлый запах крупного хищника в пиковой форме. И этот запах дурманит голову: физически ощущаю, как всё скручивает и тяжелеет внутри, и теперь я понимаю, что означает фраза: «На стену лезть от желания». Стряхиваю морок. Мне нравится чувствовать его животную силу и злость, нравится доводить его до кипения, наблюдая, как выходят из берегов океаны ярости.

— Выбрал уже. Ты не знаешь, с кем связываешься. Это тебе не просто серийный убийца. Не просто маньяк!

— Ну да, вампир-аристократ… — его слова звучат глупо, и я не могу сдержать смех.

В чём-то Рамлоу, конечно, прав. Но это его не касается. Это — моя охота. Обхожу его преувеличенно медленно, направляясь к туалетному столику, на котором стоят фотографии. Ищу взглядом фото Клариссы. Наблюдаю, как двигается по комнате силуэт, отражаясь в стекле фоторамки.

— Не ёрничай, девочка! На меня смотри, когда я говорю, — рычит, хватая за плечо и разворачивая к себе, отбирает фотографию.

Если бы я только понимала, что творится в его голове в эту минуту, но натыкаюсь на голодный светло-карий взгляд с золотисто-зелёными искорками. Молнии скачут в глубине зрачков. На губах блуждает не добрая улыбка. Желваки ходят ходуном под тонкой кожей, ещё сильнее подчёркивая острые скулы. Сейчас он как никогда похож на животное. Ноздри раздувает, словно принюхиваясь к чему-то. Секунду вертит рамку в свободной руке, не интересуясь изображением. Взглядом сверлит меня сверху вниз. Пальцы жесткие, горячие. Захват грубый. Рамлоу явно не рассчитывает силу с которой вцепляется в меня. Останутся синяки. По коже пробегает стайка мурашек, уползая куда-то под волосы на затылке.

— Не смей повышать на меня голос, — пытаюсь вырваться, выкручивая руку, — или ты пожалеешь.

Рамлоу рывком притягивает меня к себе, утыкаясь лбом в лоб. Фоторамка падает на пол. Упираюсь ладонями в широкую, до неприличия рельефную грудь, чтоб удержать равновесие. Под пальцами тяжело стучит сердце, пытаясь упасть мне в ладони. Жар кожи и характерный аромат крепкого тренированного мужского тела бьёт наотмашь. От взгляда страшных свирепых глаз становится так жутко, что если бы я могла, то умерла бы на месте. И в то же время дух захватывает от ощущения, что свить из Брока верёвки проще простого, главное знать, на что надавить. Он понижает голос до низкого угрожающего шёпота:

— Пожалею?! Замолчи и послушай меня, чтобы мне не приходилось орать. Он — не хищник. Он — больной ублюдок. Я — хищник. Хищник убивает, чтобы жить. Он убивает, чтобы наслаждаться. И убивает медленно и страшно, — взгляд останавливается где-то на уровне моей груди, и тут до меня доходит, что всё это время я скачу от него по спальне в тонком шёлковом халате.

— Ну, так не ори… — привстаю на цыпочки, затыкая поцелуем.

Сердце с трепетом колотится где-то в горле. Или сейчас ударит или… Ощущение резко ставших жадными рук и губ ошеломляет. Рамлоу сгребает меня в охапку, и я чувствую, как он дрожит крупной дрожью то ли от злости, то ли от желания. Дух захватывает когда он сбрасывает всё со столика, вдавливая всем телом в себя, прижимая так, что я начинаю задыхаться под натиском. Поцелуй выходит жадным, грубым, словно Брок собирается меня сожрать. Жёсткие губы влажно проходятся по коже, щетина мягко щекочет лицо.

— Сдурела совсем? — спрашивает хриплым шёпотом, не отпуская меня ни на секунду, задыхаясь в ухо, — я тебя разорву в клочья…

— И кому от этого будет лучше?

Отстраняется с видимым усилием. Я вижу, как в нём борется желание и разум. В какой-то миг Брок отскакивает назад, натыкаясь на край кровати и шлёпается на неё задницей. Взгляд бешеный: внутри идёт война. Ещё несколько мгновений, и ему удаётся взять себя в руки, чего не скажешь обо мне. Опалённая поцелуем кожа горит, сердце тяжело гонит кровь вниз. Мне откровенно жаль, что он себя контролирует.

— Придержи коней Морелли, это не самый подходящий момент, — неуверенно выдаёт Рамлоу, не торопясь подняться.

— Момент никогда не бывает достаточно подходящим, — парирую, делая шаг и встаю между его широко разведённых бёдер.

Он смотрит снизу вверх, прищуриваясь. Отрицательно мотает головой, пытаясь подняться. Упираю ему руку в грудь, толкая спиной на кровать. Дежа-вю просто. Только чуть больше суток назад на нём не было ничего, кроме полотенца, так что формально я с ним уже знакома.

— У тебя стресс от произошедшего. Но это не повод трахаться с первым встречным.

— Ты давно такой моралист? — нависаю над ним, заставляя взглянуть мне в глаза, придерживая рукой за квадратный небритый подбородок.

— Пару минут как… — честно сознаётся, и я вижу играющих в золотисто-зелёных (всё-таки золотисто-зелёные!) глазах самых настоящих чертей.

— Придумай другой способ сбросить напряжение… Я спасибо скажу. Честно, — целую его в шею, слушая участившееся потяжелевшее дыхание.

От его тихого, полушёпотом на выдохе «fuck» слетают все предохранители. Надолго ли ему хватит самообладания? Рамлоу усмехается, и мне хочется влепить пощёчину, чтобы навсегда стереть эту гаденькую усмешку с его острого, резкого, как и он сам, лица. Горячие руки обхватывают за талию, прижимая к себе. Я чувствую его возбуждение не только кожей. Брок с нетерпеливым сопением сдирает с себя футболку, наблюдая, как я развязываю пояс шелкового халата. На губах играет откровенно голодная и гнусная улыбка. Задирает верхнюю губу в оскале, разглядывая меня. Рамлоу жёсткий не только в плане мускулатуры и скверного характера. Я наматываю его серебряную цепочку на кулак, сдавливая глотку. Могучая шея напрягается, бугрятся мышцы. Одним неуловимым движением подминает меня, оказываясь сверху.

— Поиграть хочешь, значит? — шепчет в ухо, и меня окатывает холодный озноб. Неизвестно откуда взявшийся нож втыкается в постель возле головы. — Дёрнешься хоть раз — прибью. Я не шучу…

Закрываю глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Холодное лезвие остужает кожу на груди. Он играет со мной, чертя спинкой ножа узоры. На контрасте горячий шершавый язык оставляет мокрый след на шее, жадные губы — засос на ключице, в то время, как Брок одной рукой придерживает меня за бедро. Игра длится не долго. Всё-таки самоконтроль у него на высоте, но и чувство момента тоже. Внутри всё сводит от боли и наслаждения. Рамлоу не входит — вспарывает меня собой, словно клинок, заставляя кричать на грани бесконечного удовольствия и невыносимой муки. Он определённо знает, чего я хочу на подсознательном уровне. Животное всегда животное, даже если выглядит, как человек. Его звериная составляющая безошибочно выбирает стратегию поведения, даже в постели. Впиваюсь ногтями в плечи, в его чертовски крепкие и безумно сексуальные плечи. Рамлоу шипит, когда на коже вспухают дорожки.

— Дурная моя… — бормочет сквозь смешок, утыкаясь лбом в моё плечо.

Пот градом катит по его лицу и груди. Напряжённые мышцы словно высечены в камне, и в мелькающих обрывках отражений в зеркале я вижу, как волнообразно двигается тренированное тело. Совершенное, в которое вложено столько сил и времени. Эта картина возбуждает мой рассудок. Разрядка, всё это время подкрадывавшаяся осторожно, жаром обдаёт тело, взрывая мне мозг, разрываясь внутри сладкой истомой. В глаза бьёт свет сверхновой звезды, выбивая из груди крик. Я не отдаю себе отчёта в том, что говорю в этот миг и что делаю. Рамлоу рычит, вдавливая грудью и плечом в матрас. Ещё несколько движений, и он быстро отстраняется, обхватывая член ладонью. Вздрагивает всем телом. Воздух в спальне наполняется запахом, напоминающим разведённое тесто для блинчиков. Разжимает пальцы, отпуская мою растрепавшуюся косу и откидывается на подушку, придерживая излившееся семя в ладони. Я никак не могу успокоить бег сердца. Наблюдаю, как Брок дышит медленно и глубоко, и как постепенно спадает эрекция. Пару секунд спустя открывает всё-ещё затуманенные животной страстью глаза и усмехается.

***08.22.2018 8:21 a.m.

Ей-богу, Морелли — ненормальная. А так хорошо маскировалась под приличную, надо же… Где ты была всю мою жизнь, девочка? Редко встретишь такую. Одна на миллион, я бы сказал, и мне повезло. Воистину. Не знаю, как это работает, но её запах, её внешность и темперамент складываются в паззл, который возбуждает не только тело, но и мозги. Откручиваю воду в душе на полную. Чёртова девчонка… Чувствую себя моложе лет на двадцать и кажется, будто сил хватит, чтобы взорвать весь мир. А может так оно и есть.

— К тебе можно?

Оборачиваюсь. Нет, ну какова нахалка…

— Запрыгивай.

От неё всё ещё пахнет так, что у меня, признаться, каменеют яйца и подкашиваются коленки. Я знаю только один способ раз и навсегда решить проблему — оторваться по полной, чтобы перевернуть эту страницу. Морелли встаёт у меня за спиной, и от её рук по коже бежит стая мурашек. Когда пальцы вплетаются в волосы меня снова уносит — держите семеро.

— Можно? — зачем-то спрашивает она, прижимаясь, и я забываю, как пользоваться родной речью.

Руки скользят по груди, к животу, обнимает со спины. От её поцелуев по коже расползается такое странное чувство, и я никак не могу собраться с мыслями. Вот тут уж точно — мозги в яйца стекли. И вместе с мозгами её шаловливые пальчики.

Ловлю равновесие, упираясь руками в стенку. Вода из прохладной прогрелась до тёплой. Морелли берёт инициативу и не только в свои руки. Наблюдать, как тебе передёргивает ахуенно красивая женщина, от которой пахнет так, что я готов продать душу хоть Сатане, хоть кому угодно ни с чем несравнимо.

— Нравится?

— Спрашиваешь…

— Почему тогда молчишь?

— Спеть? — нет, ну серьёзно, в такой момент чего она от меня хочет?

— Уверена, ты отвратительно поёшь…

— Когда за яйца хватают, все отвратительно поют… — разворачиваюсь к ней.

Как же хороша, ведьма. Карие глаза. Широкие мягкие губы… Высокая грудь, которую хочется покрыть миллиардами поцелуев. Нина не останавливается ни на мгновение. В башке что-то громко и звучно щёлкает. Наверное, тараканы дохнут. Прижимаю Морелли к стенке душа, закидывая её бедро себе на бок. Душевая вода лупит в разодранную спину, да это херня в сравнении с обещающими мировые сокровища губами. Я не хочу торопиться. Хоть и планировал кончить по-быстрому.

— Слишком тупо прозвучит, если я скажу, что у тебя очень красивые уши, Рамлоу?

— Блядь, ну такого комплимента я точно ещё не слышал.

— Ну, тогда не скажу…

— Поздно, мои красивые уши это услышали.

Морелли проводит подушечками пальцев по внешнему краю правого уха, очерчивая его, и я не знаю, что со мной происходит. Передёргивает так, будто я снова схватился за оголённый провод.

— Ушки-бантики… — разглядывая меня так внимательно, будто собирается делать из меня чучело для своей коллекции, произносит она.

Не, ну реально, такое мне ещё не говорили. Оценку давали роже, форме, даже форме члена, но не ушам. Это что-то новенькое.

— Я и целиком ничего…

— Помню-помню, ничего хорошего… — отзывается, вновь возвращаясь к елде.

Стояк-стояком, но когда она, блядь, целует эти грёбанные уши, меня просто выключает. Слово «скончался» начинает играть новым смыслом. Однако, в таком ключе я об этом ещё не думал. А идея с…кончаться на ней, в ней или под ней звучит с каждой секундой всё соблазнительнее.

Нихрена я в этот раз не контролирую. Она контролирует меня. Сжимает, сжигает, разъёбывает по полной. А я и не против, хоть такое даётся с трудом. Двигается так, что единственное, что я могу это не мешать.

— Расслабься… Я не кусаюсь, я уже говорила, — шепчет, тиская член.

Хуй его знает, что она подразумевает под «расслабься», единственное, что я могу сделать, так это выдохнуть и перестать думать. Вообще. Правда, в такой ситуации это и не сложно.

— Ну, так как на счёт второго раунда, Рамлоу?

Морелли прямо-таки крышу мне срывает, когда закручивает воду, и вот без шуток, выволакивает меня за хуй из душа. Я аж теряюсь от такого поворота в своей половой жизни. Пиздец интригует. Иду, как баран на верёвочке. А что прикажете делать, когда в её руках стратегически важный орган? Я аж и про рёбра забыл и про расползающийся во все стороны шов на запястье.

Разодранный в клочья матрас приветливо впивается в спину оголённой пружиной, когда Нина толкает меня на кровать. Смотрит так, что я теряюсь в догадках, что меня ждёт. Садится рядом, пробегаясь пальцами от паха к горлу. Ухо щекочет горячий шёпот:

— Я хочу видеть, как ты кончишь…

Кажется, в этот миг отсоединяются все связи мозга с языком, потому что я начинаю думать одно, а нести совершенно другое.

— Девочка моя, всё что захочешь…

Нет! Нет, нахуй! Какое?! Она щас навьёт из меня-мудака верёвок, а я потом разгребать буду свои опрометчивые слова всю оставшуюся недолгую жизнь.

— Ну, тогда держись, Брок Рамлоу. Веселье начинается…

Улыбается, и я уже жалею о сказанном. Если она не вырежет мне почку или сердце, то будет уже хорошо. Всё остальное я пока в расчёт не беру. Нина отрывает от простыни здоровенный кусок, складывая его вдвое, и завязывает мне глаза. Пока я соображаю, что к чему — привязывает и руки к изголовью кровати. Запястье поднывает, но его она не затягивает. Надо же, какая забота, бляха муха!

— Просто доверься мне. Тебе будет хорошо, — от её слов волосы начинают шевелиться абсолютно везде.

С доверием у меня колоссальные проблемы. Особенно когда я гол, как новорожденный, и слеп как крот. Вслушиваюсь в каждый шорох, в каждый скрип пружин матраса. Не пошевелиться. Нина поднимается и куда-то направляется по комнате. Окей… Если через пару минут ничего хорошего не случится — закончим эту бессмысленную игру.

Что-то дико горячее и влажное проходится от груди к низу живота. Срань господня! Я боюсь даже дышать. Нервы щекочет неизвестность. Борюсь с отчаянным желанием прекратить всё сию секунду и узнать, что же будет дальше. А дальше начинается… Минет она превращает в пытку. Когда я уже готов, внезапно заканчивает ласку. Пакость такая, а… Вот нарвался блин на экспериментаторшу.

— Хочешь ещё? — голос Нины звучит эхом в моей пустой башке.

— Да, — а вот свой я не узнаю.

Я не особо понимаю, что происходит, но пока горячие, без преувеличения, поцелуи прокладывают дорожку от запястья по руке к подмышке, её рука осторожно сжимает яйца. Вот уж чего я бы не хотел. Хватит мне неприятных воспоминаний. У меня от одного только представления, как может быть — начинается нервная трясучка. Нина, видимо, замечает напряжение, но, сука, не останавливается.

— Не стоит этого делать, — предупреждаю.

— А это уже не тебе решать.

Комок к горлу не хуже острого ножа. Вот ведь стерва. Не жду ничего, кроме боли. Внутри аж кишки холодом сводит. Какой уж тут секс, когда не ждёшь ничего хорошего. Того и гляди опозорюсь. Бля, меня реально аж холодом обдаёт. Но ничего не происходит. То есть совсем. И это настораживает ещё больше. Тёплая ладонь по прежнему держит меня за душу, а я уже нахуй ничего не хочу. Ни минета, ни омлета, ни пышных похорон. Просто вот отпустите меня, тётенька.

— Бля, Нина, заканчивай. Хуйня идея.

— О, меня уже Ниной зовут… — посмеивается, и целует в бедро, прямо рядом с генофондом, наконец-то убирая руку.

Да, может не ахти какой генофонд, но, сука, он мой и дорог мне. Я прям в комок весь собираюсь. Тяну руку, пытаясь освободиться. Чёрт, простыня-то прочная… О той, что травмирована и речь не идёт. Ох ты, вот так попал… Нина целует живот, заставляя дрожать. Бля, да не хочу я уже ничего. Я б сказал, что сейчас подниму панику.

— Я забыл стоп-слово!

— Брок. Брок… Доверься мне. Правда, — голос звучит у самого уха, пока она гладит меня по голове, будто щенка.

Признать, что я капитально сейчас перетрусил? Не-а. Умирать буду с гордо поднятой головой. Что-то прохладное и пахнущее цветами капает на живот. Горячие ладони быстро растирают по мне неясную субстанцию. Масло, чёрт. Всего-лишь массажное масло. Нина ложится на меня всем телом, упираясь подбородком в грудь.

— Ты нервничаешь. Почему? Я слышу, как стучит сердце.

— Устал. Рёбра болят.

— Не ври. Я не причиню тебе вреда, — приподнимается надо мной, и жёсткий сосок утыкается в лицо, пока она ослабляет узел на запястье в изголовье кровати.

Прикосновения отвлекают от навязчивых мыслей, затягивают в какую-то воронку. Я, походу, проваливаюсь куда-то, вслед за легким ощущением транса. Нина ласкает меня и я на долю секунды забываю, что привязан к кровати. Её руки сводят с ума. Это и щекотно и приятно одновременно, особенно когда она касается пальцами лица, губ, шеи и рук. Не думал, что будет так. Поцелуй в ямку под кадыком вообще лишает последних сил сопротивляться. И, чёрт возьми, я снова завожусь, когда Нина изучает меня, словно впервые видит. Ощущать внезапно становится даже кайфовее, чем видеть. Особенно когда она ласкает яйца. Я с сомнением отношусь к подобного рода интиму, но стоит признать, что она не солгала, и это подкупает.

— Я не очень это люблю…

— Ты и не должен.

Парировать, знаете ли, нечем. Но то, что она делает, чёрт возьми, заводит всё сильнее. Мороз по коже сменяется ощущением пожара. Он растекается от рук Нины, сжигая к чёртовой матери. Ещё немного, и я кончу. Как-то прям быстро, если честно. Не думал, что от паники до оргазма разгонюсь за такой короткий промежуток времени.

Накрывает внезапно. Я даже и не знаю, с чем сравнить. Просто ёбнуло сперва по яйцам, затем по башке. Но атас в том, что она ещё и сидит, смотрит, как меня корёжит, ломает в её руках. Кажется, я что-то ору матом…

***08.22.2018 9:13 a.m.

— Так, давай-ка вернёмся к тому, с чего начали… Ты понимаешь, что за человек тебе противостоит? — Рамлоу, растянувшись на остатках матраса, прикрывает глаза.

Руки под головой, словно он лежит на пляже под солнышком, живот медленно поднимается и опадает при дыхании. Выражение лица умиротворенное, а вот нотки в голосе менторские. Зачем он пытается меня отговорить? Неужели из-за Алекса? Что тот ему сказал?

— Понимаю. Это мою сестру он убил, — киваю, поворачиваясь на бок, чтобы повнимательнее его разглядеть. — Так что я не понаслышке в этом дерьме барахтаюсь. А ты вали дальше, куда ты там собрался… Мне не нужна ничья помощь.

Мне нравится выводить на коже Брока узоры. Он покрывается мурашками, втягивает живот, однако, продолжает лежать с бесстрастным выражением лица. На миг ловит руку, перебирая грубыми узловатыми пальцами. В его широкой ладони моя тонет. Растопыривает пальцы, и я веду ногтем его линию жизни от перебинтованного запястья к указательному пальцу, а затем, подчёркивая, к мизинцу. На какую-то долю секунды замечаю поразительно не вяжущуюся с его образом тёплую улыбку, но она тут же гаснет, как только он ловит мой взгляд. Всё тот же невозмутимый, застёгнутый на все пуговицы наймит. Холодный и суровый. Но я-то знаю…

— Я увидел, что он сделал с жертвой. Фильмы ужасов покажутся мультиками. И ты там могла остаться, если бы не я.

— Если бы не счастливая случайность, ты имеешь ввиду? Короче, что тебе надо? Хочешь сказать, что ты — крутой, а я — тупая дура?

Рамлоу приподнимается в постели на локте, подпирая лохматую голову. Смотрит внимательно, подозрительно тёплым взглядом. Золотисто-зелёные глаза скрывают тревогу за бездонными провалами зрачков. Но теплота тут же сковывается арктическими льдами привычной маски и он зло бросает:

— Если сунешься к нему одна — да, ты дура. Он разделает тебя, как и всех остальных. Ты для него — кусок мяса. Подумай, прежде чем что-то делать.

Привык командовать, и считает, что я должна подчиниться. Только одного я не пойму — с чего вдруг он решил меня опекать? Не из-за секса же? А может всё-таки я не ошиблась, и он и впрямь маньяк, да только с пособником с каким-нибудь. И пока он сидел в камере, его помощник создавал видимость того, что маньяк всё-ещё на свободе. Тогда почему ещё не убил меня?

— С чего вдруг такая забота о куске мяса, а, Рамлоу?

— Нет никакой заботы… — вдруг теряется, пряча глаза. — Я был всё своё детство в приюте, и не поверю, что ты желаешь пацану того же.

Неожиданно. Это и есть твоя ахиллесова пята, непоколебимый, непробиваемый Брок? Повисает пауза, в тишине которой я слышу собственное сердцебиение и его тяжелое дыхание. Переводит взгляд в потолок, что-то ища там. Не смотря на нарочито расслабленную позу, я вижу, что он напряжен, как взведённая пружина.

— Может, поговорим, Рамлоу?

Преувеличенно медленно садится, отворачиваясь. Медлит, поигрывая плечами, разминая их. Я вижу следы страсти на широкой мускулистой спине. Багровые, свежие. И мне немного стыдно за это.

— Не о чем тут говорить, Морелли. Твоя задача — не сдохнуть от рук маньяка. Ты слышала его слова. Он считает тебя добычей. И загонит тебя рано или поздно. Не будет никаких счастливых случаев. Будет смерть, — поднимается, ищет взглядом трусы и футболку.

Наблюдаю, как Рамлоу спешно одевается. Что-то не так. Что-то его сломало, дала трещину непоколебимая маска жестокого хищника. Но он тут же вновь овладевает своими эмоциями. Я могу поклясться собой, Библией и всем святым, что вижу его изъян, который он тщательно старается скрыть. И изъян этот — всё ещё живая душа, что мечется между запретами, нагороженными внутри им самим. Подбирает ботинки с пола. Вертит в руках. На повязке заметен чуть розоватый развод сукровицы. Она пропитала бинт, и теперь режет мне глаз. Швы заживают на удивление не плохо, никаких воспалений, и если всё будет так же гладко, то шрам будет выглядеть аккуратно. Надо бы поменять бинты, но теперь он вряд ли подпустит к себе на пушечный выстрел.

— Я правда не понимаю, какое тебе дело до моей собачьей жизни? Своей займись. Кровавый след тянется, как за улиткой, куда б ты не пополз.

— Только от моей не зависит ничья больше жизнь. Только моя, — огрызается, — а у тебя пацан… И нечего ему делать в приюте. Я всё сказал.

Рамлоу обувается, стискивая зубы, опускается на край кровати спиной ко мне. Ещё несколько секунд сидит ровно. Внезапно плечи сникают, будто на них давит вся тяжесть мира.

— Ты даже не представляешь, как много в своей жизни я натворил, и как мало сделал.

Голос звучит глухо и едва слышно, но я улавливаю нотки то ли злости, то ли разочарования. Это ничего не меняет. Есть вещи, которые необходимо выполнить. Как он сказал? Есть время разбрасывать камни, а есть время собирать их? Так вот, помимо этого есть ещё и долг. Чести, совести и перед семьёй.

— Ты выбрал свой путь, — мне его не жаль, что поделать.

— Именно. Я его прошёл и не хочу, чтобы твой пацан оказался перед таким же выбором, как я когда-то. Не делай глупостей, Морелли. Не ведись на слова маньяка. Он ведь не первый раз выходит с тобой на связь, так?

По спине пробегает морозец. Как он догадался? Сидит, что-то рассматривая у себя под ногами.

— Да, — мой голос предательски срывается на шёпот.

— И ты сыграла с ним в игру?

Вопрос звучит скорее уточняюще, чем осуждающе. Рамлоу бросает въедливый взгляд через плечо, вертя поднятую с пола рамку между ладонями двух рук. Стекло в ней треснуло из угла в угол. Она выглядит хлипкой, и кажется, что стоит сдавить по сильнее, рассыплется окончательно.

— «Правда или действие», — подтверждаю слова, медленно поднимаясь в постели.

Придвигаюсь ближе, застывая за его плечом, разглядывая фотокарточку в руках Рамлоу. Барсук{?}[«Brock» — варианты перевода: барсук] Рамлоу… Умный, осторожный, ночной зверь… Матёрый убийца обсуждающий другого убийцу. Кажется, он собирается устроить охоту. От этого по спине бегут мурашки.

— «Правда или действие», — задумчиво повторяет Брок, затем вскидывает голову, словно изучая воздух в спальне, — и все свои действия он оправдывает тем, что ты лжешь? — злая хищная улыбка внезапно озаряет острое лицо.

— Откуда ты знаешь?

— Это элементарная психология. Разве вас этому не учили в полицейской академии? — его улыбка выглядит пугающе.

Черты лица ещё заостряются. В глазах горит жуткий холодный огонь. Он всё решил, и сейчас лишь прорабатывает детали плана. У меня от таких метаморфоз по спине пробегает табун диких мурашек. Сейчас рядом со мной не растерянный любовник, не язвительный задержанный, и не разгневанный заступник. Сейчас в комнате сгущаются тучи, и далёкие отголоски грозы уже рассыпаются в воздухе невидимым электричеством. Сейчас он и впрямь хищник. И я понимаю, как так вышло, что он голыми руками убил двоих в офисе и смог вырваться от тех, кто его пленил.

— Рамлоу… — мой голос звучит предостерегающе, когда он низко опускает голову и смотрит исподлобья, вполоборота повернувшись ко мне.

Вместо ответа на моё предупреждение Брок лениво моргает, сгоняя ощущение опасности, щурясь, словно кот на солнышке, подаётся на миг ближе, тыкаясь плечом в плечо. От его дежурной улыбки не становится легче. Повисает тишина. Если быть до конца откровенной, то от ощущения, исходящего от него всё внутри сжимается и холодеет. И я теряюсь в догадках, что за тёмные мысли бродят в его кудрявой голове.

— Ты, вообще-то в моей спальне. А не у себя… — вытягиваю рамку из крепких пальцев и ставлю на место.

Рамлоу шумно выдыхает, вскидывая подбородок. Тишина невыносимо давит. Мы оба знаем, что будет дальше, но затягиваем игру.

====== глава 4. ======

О маньяках, деньгах и иллюзиях.

08.22.2018 10:01 a.m.

— Я не совсем понимаю, что ты хочешь в итоге? — Морелли смотрит поверх кружки с кофе, сидя на самом краю стола.

То, что я хочу, я уже получил в двойном размере несколько часов назад. Теперь к делу. Шутки, как говорится, в сторону.

— Во-первых, оружие. У тебя должно быть что-то, чем ты сможешь защититься от него. Мой Зауэр за одно вернёшь. Во-вторых, радиостанцию дашь.

— Зачем? В моей машине есть радиостанция, — хлопает глазищами своими.

Неужели так сложно понять, вот ей-богу. Если я решил сунуть свою башку в петлю, то необходимо составить мало-мальски понятный план. И мне кажутся очевидными такие вещи, как оружие и средства связи.

— В мою машину поставить. Мы не можем ехать вместе. Иначе он нас обоих прищёлкнет, понимаешь? Нет?

— Ты хочешь, чтобы он вышел на меня?

Придётся объяснить поэтапно. Стратегия против особо сложных психов должна быть максимально проста. В этом и заключается её эффективность. Наверняка он заморочился, уходя от полиции и федералов столько лет. А значит, глаз должен элементарно замылиться на простейшие вещи. Профдеформация штука такая — не знаешь, откуда пуля прилетит, потому что тупо её не видишь.

— А как ты хочешь выманить его? На мою волосатую жопу он не клюнет, поверь. Я бы сам на неё не клюнул. А вот ты ему нужна. кстати, не знаешь, почему?

— Даже малейшего представления не имею, — Нина выглядит обеспокоенной.

Я б на её месте тоже нервничал. Не каждый день маньяк нацеливается на шерифа, почти перебив её семью. Секундочку… Быстро вспыхивает и гаснет какая-то мыслишка.

— Что, за три года так и не подобралась к разгадке? А федералы что говорят? — ковыряться в тарелке с салатом не так уж и здорово, как хотелось бы, но время нужно убить и обед один из вариантов.

Нина замечает мое равнодушие к траве, и усмехаясь, забирает тарелку себе.

— Я вообще-то это ем.

— Ну да… Уже салат завял, как ты его вилкой отколошматил, пока искал… Что искал-то в тарелке? — на мой протест реагирует очередной усмешкой.

— Истину… — мысли на самом деле далеко от еды и я особо не переживаю.

Морелли смотрит задумчиво. Затем направляется к холодильнику и вынимает из него стейк. Странно, как я его просмотрел? Ведь рылся же на этой полке. Ладно, вернёмся к делу. Пока мясо прогревается, продолжаю собирать воедино известные мне факты.

— Так, что федералы?

— Ничего. Не могут его найти. Машину его видел там, на ферме?

— «Кадиллак Эльдорадо», или шестьдесят восьмой или чуть младше. Хорошая машина, если не хочешь быть пойманным, — по этому же принципу я когда-то положил глаз на свою «Импалу».

В современном цифровом мире может выжить только самый настоящий пещерный человек, зверь или просто расчётливая сволочь. К кому причислить ублюдка — решать вам. Себя же я считаю расчётливой сволочью. Никаких мобильников, банковских карт, карт социального страхования, никаких реальных имён, машин с компьютерными мозгами и тревожной кнопкой. Никакого якоря. Это помогает маскироваться, буквально исчезать в толпе, словно комок сладкой ваты в воде. Фактически если бы не досье, меня никогда не существовало бы. Пирс придержал его, не уничтожая. Видимо, рассчитывал, что такой поводок меня остановит.

— Что тебе вообще о нём известно? Введи меня в курс дела. О чем болтали с ним, что он спрашивал, что говорил. Выкладывай всё.

Нина медлит, прикусывая нижнюю губу, водит пальцем по поверхности стола, рисуя воображаемую карту. Не могу оторвать взгляда. Внутри всё обрывается и леденеет при одной лишь вспышке воспоминаний от её прикосновений к коже. Как будто вакуум в брюхе, от груди до яиц прокатился волной. Стряхиваю лишнее. Не сейчас. Возможно, у меня ещё будет время…

— Он спрашивал, кем я хотела быть в детстве. Это был самый его первый вопрос, — лицо Нины напрягается.

— И кем же?

— Я ответила, что полицейским.

— А на самом деле?

— Ты думаешь, что я вру? — на секунду вспыхивает, и даже сердится.

Молча жду ответ. Ясно же, что врёт, и в первую очередь себе самой врет. Такие, как она — красивые, стройные, наверняка отличницы в школе, обычно влюблены в самого успешного мальчика в классе и мечтают о карьере модели. Чем она исключение? Может, это бы и был её счастливый билет, как знать. А не сидеть на одной кухне с… Со мной.

— Я хотела быть журналистом. В газете. Насмотрелась сериала про Супермена и Лоис Лейн… Мечтала, что однажды встречу своего Кларка Кента…

— М-да, встретила… — ну, почти угадал.

Бросает такой взгляд, что если бы я стоял, то с ног свалила бы уже.

— Я не про тебя, дурак!

— И я не про себя, — соглашаюсь, — хотя семейка из нас получилась бы интересная…

Нина смотрит с еще большим сомнением, и вдруг смеётся так, что у меня в ушах начинает звенеть. Наклоняется и целует в макушку. Блядь! Вот поэтому я и не задерживаюсь с женщинами дольше чем на секс. Начинается всякое… Лишнее.

— А ты смешной, Рамлоу. Семья это не твоё…

— Не отвлекайся… Дальше? — её слова хоть и правдивы, но отчего-то не очень приятны.

— После моего ответа он прервал эфир. Через несколько дней мы нашли тело жертвы. Вышел на связь через полторы недели. Спросил, кто мне нравился в старших классах.

— И? — оригинальный способ вести переговоры с шерифом, задавая вопросы, на которые ты заранее знаешь ответ.

Это у меня почему-то не вызывает никаких сомнений, хоть режь меня, хоть ешь.

— И я дала честный ответ. Но он убил и эту девушку.

— Точно честный?

— Да, — краснеет и отворачивается.

— Ок, а не думала, что он не просто так задаёт эти вопросы, а, Морелли? — стейк исчезает с тарелки так стремительно, что я даже не особо понимаю, вкусный он или нет.

— Думала, но связи не нашла. Профайлеры из ФБР тоже, — отзывается Нина, сидя на краю стола со сложенными на груди руками и рассматривая меня.

— Хуёво работают, значит… — наконец, ловлю ту самую ускользнувшую мысль.

— Ну, тебе-то куда лучше знать, как они работают…

Поднимаюсь из-за стола, по привычке скидывая пустую тарелку в раковину. Морелли хмурится, разглядывая.

— Само-собой. Я ведь кое-что в этом понимаю… Не забывай, — вот смешная, правда, — никто не понимает психологию убийцы лучше чем другой такой же псих.

— А ты — псих, Рамлоу? — в глазах цвета виски вспыхивает тревога и недоверие.

И я её понимаю. Секс это не повод для знакомства. Секс это всего-лишь секс. И у неё более чем достаточно поводов не доверять мне. Но почему так хочется доказать обратное?

— Мне сейчас как ответить на твой вопрос, а?

Нина поднимается, обходя стол и меня по широкой дуге. Вглядывается на улицу через окно. Прямо перед домом должен остановиться школьный автобус, на сколько я понимаю.

— Знаешь, что мне не нравится во всей этой истории, девочка моя? То, что ты ничего не рассказала профайлерам…

Морелли бросает на меня испуганный взгляд. Дикий, словно я обвинил её в чем-то. Но это не обвинение. Это факт. Если бы она не постеснялась рассказать об их с маньяком беседе, нихуя бы этого не происходило сейчас. Я не профайлер, но немного шарю, как это работает. Этих нескольких вопросов им хватило бы с лихвой, чтобы вычислить подонка. Но, видать, Нина просто переложила на себя всю вину за гибель сестры и других девушек.

— Ты думаешь, я не знаю, что это моя вина во всех этих смертях? Ты думаешь, я крепко сплю поночам, зная, что если бы… Я без твоих нравоучений всё знаю! Но меня могли отстранить от дела… — её голос дрожит, угрожая сорваться в истерику.

— Возьми себя в руки, Морелли. Мне откровенно плевать, как ты спишь по ночам, — вызываю на себя её негодование. — Некогда считаться. Надо поймать ублюдка, а там сама разберёшься, кто в чем виноват. Сейчас — не смей лезть в дебри.

Это её мгновенно отрезвляет. Пусть лучше думает о предстоящем деле, чем вновь тонет в собственном дерьме. Злость на мои слова встряхивает её лучше любой пощечины. Какая разница теперь уже, сказала она или нет — прошлое осталось в прошлом. Нужно навести порядок в настоящем.

На глаза попадается очередная фотокарточка. Пацан, мужик в форме для игры в гольф, и сестра Нины. На роль папаши мужику многовато лет.

— Где, кстати, папаша мальца?

— Никто не знает, — равнодушно пожимает плечами Нина, — Кларисса никогда о нём не говорила.

Киваю. Пора закругляться.

— Значит так, договорим в машине по поводу твоего Кларка Кента. Сейчас — детали. Мне нужна моя машина, Зауэр, радиостанция УКВ со шкалой уровня сигнала. Твоя задача — выехать на трассу и не паниковать. Я буду рядом, на одной частоте. Как только наш зверёк объявится, мы его накроем.

— Как ты себе это представляешь?

— Пока с трудом. На месте увижу и решу. Он тебе нужен живым?

— Живым. Господи, звучит-то как самоуверенно… — фыркает Морелли и я вижу откровенное, неприкрытое восхищение в её глазах.

Она смотрит так, что я чувствую себя этим самым Кларком Кентом. Хуй знает, кто это такой, но если ей хочется, сейчас я буду кем угодно. Единственное, что меня тревожит, так это неизвестность — сдох ли Роллинс вместе с Фриско. Я ничего не слышал о них.

— Морелли, что-то известно о напавших на твой офис?

— Зачем тебе? — Нина садится на диван в гостиной, обнимая крошечную цветную подушку.

Забавно, я раньше никогда не торчал в таких домах просто так. Бывало, что по малолетке залезали с пацанами, вытаскивали что-то полезное. Но времени оценить уют никогда не было. Сейчас же у нас с Ниной есть несколько часов прежде, чем настанет вечер и мы выдвинемся на поиски. И мне волей не волей приходится свыкнуться с обстановкой.

— Хочу удостовериться, что они не знают, что я ещё жив.

— Никого не нашли. На той дороге, где стоит ферма Вильямсов пусто, — Морелли похлопывает по месту на диване, предлагая мне присесть рядом с ней. — Если ты, как говоришь, сцепился с ними там, то никаких подтверждений не нашли. Может, ты трассу перепутал?

Эти слова мне не нравятся. Нельзя исключать и того варианта, что я не убил этих двоих в припадке агрессии. И тогда стоит быть на чеку вдвойне.

— Всё возможно и ничего нельзя исключать.

Мне некомфортно. Стены давят. Давит само ощущение чужого жилища. Давит скребущееся внутри чувство пустоты. В моей квартире, в Вашингтоне, всё просто: минимум мебели, много места, спортивные снаряды и боксерская груша. Тут же — пледики-подушки-коврики, статуэтки, фотографии, какая-то ещё неведомая хуйня и даже цветы в горшках. Нина ненавязчиво повторяет жест. Чёрт, как же нелепо я себя чувствую. Словно застрял в декорациях. Ну или оказался в карнавальном костюме посреди похорон.

— Алекс вернётся через полчаса. К шести вечера приедет отец.

— Что ты им скажешь? — пацана я уже видел, отличный он, а вот с её папашей встречаться мне не улыбается.

Глупо как-то. Мне вроде не семнадцать лет, чтобы бояться увидеть родителей девчонки, с которой переспал, а всё равно — не хочу.

— Ничего… Всё как всегда — я работаю.

— А я кто тогда?

— Мой коллега, предположим. Никто не будет у тебя спрашивать жетон, не волнуйся. Может, хватит уже мельтешить по комнате? Сядь! — рявкает она, и я невольно усмехаюсь.

Думает, что за хуй меня поймала? А вот как бы не так.

— Брок, сядь пожалуйста. Посмотрю, что там со швом.

— Всё нормально, — и тем не менее сажусь, повинуясь какому-то странному чувству.

Пиздец, дико как-то. Сижу, как засватанный, ей богу. Нина рядом, подобрав ноги под себя. А мне прямо шкуру жжёт её близость. И нет, не потому что я ее трахнуть хочу, хотя и это тоже. Даже не трахнуть, нет. Хочу, чтобы она принадлежала мне, вся до последней капли. И потому тупо не знаю, как себя вести. Это проклятое наваждение прожигает мозг, мешая. Это злит. Тёплые руки ложатся на плечи и я отчётливо чувствую холод прутьев решётки в спину и запах камеры предварительного содержания. Надавливая, заставляет откинуться на спинку дивана. Её руки могут быть не только властными, это я испытал на своей шкуре.

— Ты слишком взвинчен. Что-то не так?

— Всё не так. Вот вообще всё, — бросаю на неё взгляд, — за мной по пятам идёт смерть, и я не хотел бы привести её сюда… В этот городок, в смысле.

— Почему за тобой охотятся и кто? Ты ничего о себе не рассказал, а обо мне знаешь всё, или почти всё, — пальцы Нины осторожно распускают повязку на запястье, и я теряюсь от такой непринуждённой заботы о себе.

— За мной идут Гвардейцы Кардинала… А точнее — Александра Пирса. Моя бывшая ударная группа. Мой заместитель.

— Ты работал на Председателя Совета Безопасности? — Нина присвистывает, и тут же сыплет ещё вопрос. — Почему?

— Ты поверишь, если я скажу, что весь мир скоро разделится на два лагеря? Только один будет лагерем смерти, а второй — зоной ожидания.

Нина прекращает перебирать бинты, и с тревогой заглядывает мне в глаза.

— Как это?

— Сам силюсь понять. Пирс задумал внедрить какую-то программу, которая будет отслеживать любого через нейросеть. А затем подавлять.

— Зачем?

— Чтобы установить тотальный контроль. У Пирса странные представления о свободе человека, поверь… И я перестану существовать. Ты, возможно, тоже. И любой, кто не согласится встать под знамёна новой нацистской идеологии…

— Что-то ты преувеличиваешь, тебе не кажется?

Ясен день, она не верит. Она никогда не видела, и дай бог не увидит этого полудурка обмороженного — Джеймса Бьюкенена «Баки» Барнса. Никогда не видела результаты чудовищных, даже по моим меркам, экспериментов над сознанием суперсолдат. И я бы хотел не вспоминать увиденное, но мысль о том, что легионы подобных безмозглых ублюдков зашагают по миру как-то не вяжутся у меня со свободой человека.

— Брок, ты сейчас ведь пошутил… Пирс — Председатель Совета Безопасности США… Какая нацистская идеология, мать его?

— Я не могу и не хочу что-то тебе объяснять. Нет никаких гарантий, что тебе не вырежут мозг за мои слова.

— Значит, не шутишь… Так кто ты на самом деле, Брок Рамлоу? — Морелли осторожно придерживает меня за руку, будто у меня в ней граната зажата, ей-богу.

Мне нечего ответить. Кто я? А ведь и правда, кто я… Хороший вопрос, только не своевременный.

— Парень, оказавшийся не в том месте и не в то время, девочка…

Мне невыносимо хочется прижать её к себе, пообещать, что всё будет хорошо, защитить от всего, что только возможно, но я знаю, что солгу. На этот раз у меня нет плана. Только общая идея и цель — выстоять.

***08.22.2018 11:03 a.m.

Рамлоу пялится в телек с отсутствующим видом, щёлкая каналы, пока я встречаю Алекса со школы. Первым делом Алекс проносится вихрем по дому, бросив рюкзак на диван.

— Здарова! — усмехается Брок, протягивая племяннику руку для приветствия.

— Здарова. Ты ещё тут? — Алекс отчего-то вспыхивает лампочкой.

Глаза у него горят, словно я купила обещанного щенка. И смотрит так на Рамлоу, что мне не по себе. Что он там себе придумал?

— Как видишь… Как оно?

Алекс пожимает плечами, не особо понимая, что ответить на вопрос. Мельком бросая взгляд на экран телевизора, интересуется:

— Что смотришь?

Рамлоу косо улыбается, протягивая Алексу пульт, и двигается на диване, кивком приглашая моего племянника сесть рядом. Если бы я не знала, кто сидит в гостиной, я бы поклялась, что эти двое знакомы целую вечность. Алекс плюхается рядом так, что я слышу, как скрипит диван.

— Алекс, я сегодня вечером уеду… — сообщаю ему, наблюдая за их вознёй.

— Хорошо, — безразлично отзывается племянник, что-то горячо тараторя Рамлоу.

Кажется, его очень заинтересовали татуировки Рамлоу. Глаз не сводит. Того и гляди начнёт выспрашивать, где такое можно сделать. Мальчишки. А этот тоже… рад стараться, сидит, расплылся весь, то одну руку подставит для изучения, то другую. Алекс его как комикс разглядывает.

— Дедушка приедет к шести вечера, заберёт тебя.

— Брок, ты тоже уедешь?

— Извини, пацан, работа… — Рамлоу пожимает плечами, разглядывая мальчишку каким-то особенным взглядом.

Вот тут бы у меня челюсть и упала. Я понимаю, что Алексу не хватает моего внимания, но ещё больше ему не хватает отцовской руки, влияния в жизни. С моим отцом — его дедом, — отношения у Алекса почему-то не складываются. Они друг друга скорее терпят. Но почему он чуть ли не вприпрыжку мчится к Рамлоу — для меня загадка.

— Ужин к пяти часам. Рамлоу? Составишь компанию?

В гостиной повисает тишина. На меня устремляется сразу две пары глаз: внимательные серо-голубые и изумлённые золотисто-зелёные. Алекс, изучив моё лицо, переводит взгляд на Рамлоу, и тот сдаётся. Кивает молча, возвращаясь к какому-то еле слышному разговору с моим племянником. Я не слышу, о чём он. Честно признаться, мне становится как-то не по себе. Наблюдать за общением мальчика и убийцы равносильно, наблюдать за игрой с прирученным тигром или медведем — не знаешь, когда у хищника включатся инстинкты, и он проявит себя.

Хорошо, что между кухней и гостиной огромная арка, сквозь которую удобно контролировать происходящее в комнате. Пока вожусь с приготовлением чего-то съестного, попутно слежу за Рамлоу. Удивительно, как иногда люди не замечают за собой, как срываются маски. Я невольно забываю про кипящее в сковороде масло, пока Алекс смеётся над чем-то, что ему рассказывает это чудовище. И вот уже сам Рамлоу ржёт во всё горло, слушая слова мальчика, смягчаясь чертами лица. Открытая, искренняя улыбка его не портит, наоборот, кажется, что он внезапно нормален. Если бы я только не знала, кто он, то со стороны решила бы, что у Алекса появился… друг? Отец? Чушь какая… Рамлоу никак не вяжется с образом семьянина. Но хохот из гостиной опровергает мои слова.

— Алекс! Подойди ко мне, пожалуйста…

Алекс с явным сожалением бросает свою новую интерактивную игрушку и плетётся ко мне.

— Да?

— Будь, пожалуйста с ним осмотрительнее.

— Почему?

Я не нахожусь, что ответить. Сказать тебе правду? Сказать, что этот человек не задержится тут надолго? Или сказать, что убить тебя, как и меня, ему ничего не стоит? Я не могу так поступить.

— Просто будь осмотрительнее.

— Нина дело говорит, малец, — поддакивает Рамлоу, появляясь на пороге кухни, чем заставляет меня вздрогнуть, — её надо слушать, вдруг я на самом деле оборотень?

Алекс кивает, внезапно для меня приваливаясь к Броку так, словно никого ближе у него нет. Рамлоу бросает на меня многозначительный и в то же время растерянный взгляд, и прижав мальчика к себе, разворачивает его лицом в сторону гостиной.

— Иди пока, я сейчас вернусь, — произносит он, — надо поговорить с твоей тётей.

Когда Алекс исчезает за спинкой дивана, я ловлю себя на том, что нервничаю, не зная, чего ждать от Брока Рамлоу. Он настолько непредсказуем, что пугает меня ещё сильнее, чем в начале нашего знакомства.

— Это что, мать твою, Рамлоу?

— О чём ты?

— Об Алексе! Зачем всё это…

— Не понял, — искренне зависает Брок, снова натягивая уже знакомую мне маску наёмника, — поясни.

— Зачем ты с ним так?

— Не понял сути вопроса, но ладно. Когда появится твой отец?

— К половине шестого, плюс-минус. Как раз поужинаем, и поедем…

— Все вместе? Вот прям все вместе поужинаем? — взгляд Брока говорит сам за себя — ему некомфортно и он не понимает, как себя вести.

— Да, если не хочешь присутствовать, можешь уйти в спальню…

— Ну да, ещё этого не хватает, — фыркает, залпом опрокидывая в себя стакан воды.

В целом он ведёт себя на кухне так, будто это его кухня. И вообще его дом. Проходя мимо меня, хватает с разделочной доски ломтик болгарского перца прямо из-под ножа и с довольным видом отправляет в рот. Его поведение настолько сбивает меня с толку, что я не могу найти подходящих слов.

— Так о чём мы должны поговорить, Рамлоу?

— Мне будет нужна твоя помощь… У меня есть кое-что в машине. И это необходимо кое-куда отвезти.

— Я при чем?

— При том, что я сам не могу это сделать. Если Роллинс и Фриско живы, они придут за мной, куда бы я не направился. А там, куда я изначально собирался, слишком много…

— Невинных? — предлагаю ему слово.

— Мерзкое слово, но да, — Брок морщится, словно услышал нечто грубое. — Детей.

— Что у тебя в машине? И кто такие Роллинс и Фриско?

Хмыкает как-то очень неоднозначно, что-то разглядывая под ногами, затем, поводив желваками, вскидывает голову.

— В машине крупная сумма денег. Почти три миллиона долларов. Эти деньги… Они не пахнут, Морелли. И не имеет значения, как они заработаны, понятно? Отвези их в приют Пресвятой Девы Марии, в Мак-Аллене.

Деньги… Деньги в машине. Почему он говорит об этом только сейчас? И зачем? Я не могу понять.

— Почему ты сам не можешь этого сделать?

— Роллинс и Фриско такие же наёмники, как и я. Только я лучше. Но они придут, чтобы или забрать меня с собой или убить, — помедлив, поясняет, не моргая следя за ножом в моей руке. — Ни в одном ни в другом случае я не сдамся без боя. И ты должна понимать, что будет происходить в таком случае…

— Мне не нужна война в этом городе.

— Вот поэтому я уеду. Сразу же, как закончим с твоими делами.

— Куда ты поедешь? — сердце отчего-то тревожно замирает, пропуская удар.

— Подальше отсюда. Хочу я того или нет, но мне придётся вернуться в Вашингтон.

— Думаешь, там тебя не тронут?

Улыбается в ответ так, будто я — пятилетний ребёнок, сморозивший глупость. Возможно, в его глазах всё так и выглядит. Ответа я не дождусь, как и никогда не пойму, что же происходит в его голове.

— Итак, ты мне поможешь?

— Могучий Брок Рамлоу просит помощи… Что же ему ответить? — постукиваю себя кончиком ножа по губам, раздумывая над ответом.

Я вижу, как он начинает сердиться. Взгляд темнеет.

— Само собой, я помогу тебе, — соглашаюсь, еще секунду испытав его терпение.

Кивает, и всё так же молча возвращается в гостиную. Что-то отец не звонит… Должен бы уже предупредить, во сколько приедет за Алексом.

08.22.2018 4:17 р.m.

Полуденное августовское солнце слепит даже сквозь жалюзи. Кажется, я слишком отвлеклась на свои мысли, бросив ситуацию на самотёк. Закончив с готовкой, высовываюсь из кухни. В гостиной подозрительно тихо, хотя час назад раздавался самый настоящий визг, дружный хохот и истеричные вопли пятидесятилетнего мужика, проигрывающего бой в «Mortal Combat» на Плейстейшен одиннадцатилетнему пацану. Зря Рамлоу сел играть с Алексом. У меня не хватает терпения запомнить все комбинации на джойстике, чтобы одолеть этого мелкого хулигана в игрушку.

Тишина давит. Ни одного ни другого не видно. Тревога вгрызается в сердце зубами голодной акулы. Не могу отделаться от недоверия к Рамлоу. Каким бы он сейчас не казался спокойным, я не могу расслабиться полностью. Не могу доверить ему Алекса. Выхожу в гостиную и обнаруживаю на диване невероятную картину. Чтобы описать свои ощущения мне пожалуй не хватит цензурных слов.

Под мерное бормотание телевизора эта сладкая парочка, иначе не назовешь, дрыхнет… Вот уж такое я точно не рассчитывала увидеть. Рамлоу, подложив руку вместо подушки под голову Алекса, придерживает его, обняв татуированной ручищей, чтобы тот не свалился во сне с края. Племянник же доверчиво прижимается к нему, как к родному человеку, и у меня от этой картины едет крыша. Я не знаю, как реагировать. Хочется немедленно разбудить Алекса, выхватить его из рук убийцы, но... То ли паниковать, то ли сказать спасибо, что Брок отнёсся к парню настолько по-доброму, на время дав ему почувствовать себя пусть и в суррогате, но семьи. Если не вдаваться в тонкости, то со стороны всё выглядит так, что у меня начинает щемить сердце от жалости к Алексу: сын и отец в гостиной, мать на кухне. То, чего никогда у него… у них обоих не было. Один — брошенный щенок из приюта, второй — лишённый матери волею какого-то отморозка. Фактически, сироты. И это страшно. Страшно понимать, почему Рамлоу так орал на меня в спальне, брызжа слюной. Он тонко прочувствовал возможные последствия для Алекса, провёл параллели с самим собой и сделал правильные выводы. В отличие от меня.

Он остался из-за Алекса. Не потому что у нас притяжение и, чего греха таить, неплохой секс, не потому, что решил поймать маньяка от скуки, не потому, что у него есть незаконченные дела, не потому, что ему нужна моя помощь… Всё это иллюзия. Реальность такова, что он готов рискнуть своей жизнью, несмотря на то, что его ищут наёмники, ради Алекса. Он сейчас как никогда напоминает злобного цепного пса, способного на убийство ради мальчика, прикормившего его, с которым он знаком всего несколько часов. Странный он, этот Рамлоу… Грубый, злой, жестокий и битый жизнью, но при этом искра человечности в нём всё ещё теплится, хоть он и скрывает всё под маской зверя.

====== глава 5. ======

«Нету к таким ни любви, ни доверия. Люди глядят на наличие перьев…»Ⓒ

08.22.2018 6:17 р.m.

Отец Морелли оказывается на редкость мерзким типом. Знаете, есть такие людишки, которые улыбаются, ведут политес, создают видимость того, что общаются на равных, а потом с удовольствием кости моют. Таких видно за версту. По идеально уложенной причёске, отглаженному костюму и натянутой фальшивой улыбке.

Я сижу за столом, слушая его размышление о том, как не пристало взрослой одинокой женщине с ребёнком вести себя подобным образом. Намекает на меня, старая макака. Я не настолько отупел, чтобы просмотреть красноречивый взгляд Энцо Морелли. Да и засос на шее Нины, так же как и на моей могут надурить разве что Алекса. Пацан, кстати, реально клёвый оказался. Правда, в Мортак он всё-таки пару раз продул. В какой момент я тупо отпустил вожжи, я не понял, как и то, как меня так вырубило вместе с малым на диване. Что делать с этим ебаутым ощущением пока не разобрался. Да и атмосфера не способствует. Тихо кипит папаша Нины, сверкая глазами, Алекс бросает на меня то ли виноватый, то ли умоляющий взгляд, Нина сидит за своим же столом, опустив очи долу.

Что, чёрт возьми, за хуйня происходит?

— Мистер Рамлоу, вы так и не ответили, кем вы работаете?

Я ещё секунду раздумываю над ответом.

— Убиваю людей.

Лицо Алекса сперва вытягивается, затем глаза разгораются диким восторгом. Понятно, для него это звучит несколько абстрактно. Кроме смерти матери он пока не сталкивался со всем дерьмом этого мира. И не надо. Морелли бледнеет, и всё так же молчит. А вот её папаша явно торжествует. Вот прям сейчас начнёт таскать меня за ухо по дому, ей-богу.

— То есть? Что это значит? Нина! — Энцо смотрит на дочь одновременно с негодованием и неверием.

Переводит на меня взгляд, полный презрения.

— У вас ужасное воспитание и шутки.

— Какие уж тут шутки, — усмехаюсь, наблюдая, как маска холодного спокойствия сползает с холёного итальянского лица.

Папаша демонстративно хватается за сердце, или что там у него под рёбрами, переводя взгляд на дочь. Нина в замешательстве.

— Пап… Всё хорошо… — пытается вырулить она.

— Да уж куда лучше. Извольте объясниться, молодой человек…

От такого обращения меня подрывает нахамить в лучших традициях приюта. Но вместо этого я ещё пытаюсь совладать с эмоциями. Собственно, с хуя ли, спрашивается, я ещё и объясняться должен. Кусок в глотку не лезет. Я таких напыщенных индюков пачками в землю отправлял. И он меня еще стыдить будет… Замечаю во взгляде Морелли мольбу. Ну, да ясен хуй, я уеду, а она останется. Окей, заткнусь, с меня не убудет.

— Вам нечего сказать?

Нина бросает несмелые косые взгляды на меня и Алекса. Пацан молодец, втыкает в экран смартфона, но я-то вижу, как краснеют у него уши. Походу, это не впервой. Нина же похожа на провинившуюся школьницу, которую сейчас будут отчитывать за прогул или за то, что поймали за углом с сигаретой.

— Папа! Он — мой гость в конце-концов, хватит уже, — пытается унять начинающийся конфликт.

— Хорош гость…

— Алекс, ты поужинал? Иди, сложи учебники и сменную одежду, — Нина заботливо отправляет мальца прочь из кухни.

Зря. Этим она развязывает мне руки. Или, точнее, язык. Когда Алекс поднимается из-за стола, я всё явственно читаю в его глазах. Плавали — знаем. Сам помотался, как собачий хвост в его возрасте, никому нахрен не нужный. Наверное, это меня в нём и подкупило. Нет, он конечно на меня не похож, и слава всевышнему. Умён, даже очень. Начитан. Я в его возрасте был обычным лоботрясом с вечно ободранными коленками и проблемами с законом. Что, впрочем не изменилось. Но я твёрдо знал, что никому на хуй не нужен. А пацан ещё надеется.

— Нина! В конце концов, ты же взрослая женщина! Как так можно легкомысленно относиться? У тебя, между прочим, ребёнок!

И вот тут меня разрывает… Хочется схватить этого недоумка за шкварник, провезти холёной рожей по столу, и сунуть башкой в посудомойку. Может, тогда всё дерьмо оттуда выветреется?

— Пап… Брок помогает мне в моей работе… Он… Коллега.

— Ага, из смежной организации. Трупы закапываю. Сперва, правда, их создаю, но потом закапываю, — слышу себя, и понимаю, что меня уже не остановить, — Нина, какого хуя ты оправдываешься перед ним?

Отец Нины роняет вилку на стол, вскидывая на меня глаза.

— Рамлоу! — вспыхивает Нина, краснея.

— Ну нет. Я сидел, слушал всю эту грёбанную полемику… Хватит! Теперь послушайте меня, господа зайцы.

— Я бы попросил вас, молодой человек!

— Я тебя перебивал, пока ты тут кислород расходовал? Нет! Вот и закрой пищеприёмник… Начнём с того, что твоя дочь, долбанный ты праведник, свою шкуру каждую ночь таскает туда, куда я срать не полезу в трезвом уме. И тебе в башку твою седую даже не приходит мысль, что она там сдохнет, как и твоя другая дочурка. Это, блядь, на сколько надо любить себя, чтобы пустить обеих дочерей служить в полицию?

— У вас, видимо, нет детей!

— Потухни, слово потом вставишь, когда разрешу… — его вопрос про детей вот прямо бесит. — Тебе похуй, что грохнули одну дочь, тебе похуй, что вторая скоро следом отправится, и тебе похуй на пацана. Но ты, срань слоновья, смеешь раскрывать рот и учить её жизни? Если я правильно понял, ты обосрался много лет назад, кинув и одну и вторую на произвол судьбы. И ты ещё жив. То есть факт, что обе твои доченьки сироты при живом отце — тебе кажется нормой общества?

Сука, он мне ещё будет тут рот открывать, пытаясь меня повинить, так же как и дочь свою. Я не святоша, да, погулял и всё возможно. Но тыкать меня мордой в дерьмо, пусть и моё собственное, не позволено никому. И уж тем более не тому, кто своих детей отправляет на смерть. Его фраза, брошенная вскользь, сейчас просто пережжёт мне нахрен все предохранители и я его убью.

Нина смотрит в полнейшем ужасе, а меня уже несёт. Сейчас у меня тормозной путь будет как у гружёного «Freightliner»{?}[Марка грузовых автомобилей.] — четверо суток. И не дай бог встать на пути. Энцо смотрит откровенно ошарашенно, переводя взгляд с меня на дочь.

— Да как вы смеете…

— Заткнись, не заставляй меня брать грех на душу… Ты спихнул внука на дочь, и считаешь, что имеешь моральное право указывать ей, с кем трахаться, а с кем нет? А не пошёл бы ты… Под юбку жёнушке.

— Брок… — вспыхивает Нина.

Погоди, дорогуша, я и до тебя доберусь. Все хороши, ей богу. Жестом затыкаю поток сознания слева от себя. Нина сидит, словно к стулу приколоченная, и я вижу, как трясётся у неё подбородок.

— Я тебе как мужик мужику советую — имей хоть каплю уважения не вякать в чужом, ёб твою мать, доме! У себя будешь правила насаждать. А ты, голубушка… С тобой у меня тоже разговор не окончен… Я вообще, хуй его знает, чё ты сидишь, глаза таращишь… Один раз досыта его отсюда погнала ссаными тряпками, и всё. Приехал, внука забрал, и нахуй. Слушает она наставления. Тебе, блядь, лет сколько, кукла ты глазастая?

Ошарашенный моим молчанием и внезапным взрывом папаша Нины покрывается пунцовыми пятнами. Поджимает губы, словно послать хочет, но не решается. Ясен день, и не решится. Сидит вон, жаба сухая, даже встать со стула очкует. И правильно.

— Прекратите оскорблять меня и мою дочь… — наконец раскрывает рот.

— О, а кто это у нас тут без спросу звук издал? Я слышу звуки мудака… Кажется, из вас, Морелли. Так вот, радость моя… Касаемо Алекса! Я в душе не ебу, что вы оба будете делать, но если пацан попадёт в приют, я выжгу этот ёбанный городок вместе с жителями напалмом к чёртовой матери. Уяснили оба? — да, я знаю, что угроза звучит глупо, ведь у меня нет никаких гарантий, что я вообще буду через час-другой жив.

Но только такое внушение и работает на слабые мозги зажравшихся бюргеров. Иногда через порку доходит быстрее, чем через уговоры. Энцо смотрит затравленно. Но надо отдать ему должное, при появлении Алекса берёт себя в руки, по крайней мере перестаёт бледнеть и краснеть попеременно.

— Алекс, собрался? — дрожащим голосом интересуется Нина, с удовольствием выскакивая из-за стола и бросаясь к племяннику.

Пацан кивает, хитро поглядывая в мою сторону. Подмигиваю ему. Всё будет ОК. Папаша, со звоном бросая вилку в тарелку, встаёт из-за стола. Окидывает меня взглядом. Молча кивает и уходит. Скатертью дорожка, хоть пожру спокойно.

— Брок? — Алекс останавливается в дверях.

— Чё, пацан?

— Сыграем ещё как-нибудь?

— Всё возможно, — нет, он мне определённо нравится.

Бесстрашный, умный, крепкий парень. Надеюсь, таким и останется. Провожаю святое семейство взглядом, доедая отбивную.

— Это было очень грубо, Рамлоу.

— Угу… Не понравилось? — Нина стоит в гостиной, разглядывая меня. Я как раз закончил с ужином.

Можно собираться. Блядь, как-будто в гости собираемся или на прогулочку. Дурдом. Нина качает головой, отворачиваясь. Чё за нахрен? Плачет что ли? Вот сырости мне тут не хватает…

— Эй, что за дела? — подхожу ближе и пытаюсь поймать её за плечо, чтобы развернуть лицом к себе.

Она уворачивается. Приходится ловить. Прижимаю к себе. Трясётся вся, как осиновый листок.

— Отстань…

— Чего дуешься? Из-за упыря этого, папаши твоего? — мне удаётся развернуть её лицом к себе, но она тут же прячется, размазывая сопли и косметику мне по футболке.

— Я боюсь…

— А вот это уже хорошо. Это уже правильно… — прижимаю её покрепче. — Нужно бояться.

— Но ты же ничего не боишься!

— Ну, так это я. Мне и терять-то нечего, чтобы бояться. А тебе нельзя так, как я. У тебя вон какой парень…

Нина дрожит, всхлипывает и я прямо ощущаю, как расползается мокрое пятно по груди. Футболку в стирку. Бабские сопли-слёзы я успокаивать не умею. Не доводилось.

— Я боюсь, а вдруг ты прав, и я слабовольная дурочка…

— Давай-ка психоанализом займешься со своим психотерапевтом. Я максимум могу подзатыльник дать. Ободряющий, — чёртовы руки Нины прямо обвивают меня и сходятся на спине.

От этого аж волосы на предплечьях дыбом встают. Чёрт, а в этом есть кайф… Кажется, я начинаю втягиваться в «нормальную» жизнь. Стоп! СТОП! Тормози, старик. Отрываю от себя Нину. Она непонимающе таращится. Отдаляю её от себя на расстояние вытянутой руки. Хватит обнимашек.

— Бери себя в руки.

— Брок, я правда боюсь. А что, если ничего не получится? Что, если мы его не поймаем?

— Ну, значит не поймаем, — пожимаю плечами, — придумаем другой план. Давай, соберись. В участке сейчас кто-то есть?

Нина, шмыгая носом, смотрит в потолок, унимая нервы. Так-то лучше. Я тут не жилетка, чтоб в меня плакаться. Сама себя под плинтус загнала. То, что она боится, с одной стороны хорошо. Значит, будет думать наперёд, если, конечно, мы оба переживём эту ночь.

— Итак?

— Нет. Участок закрыт на доследование в связи с убийствами. Днём там были криминалисты и федералы.

— Чудно.

— Но сейчас там никого. Дежурный только, но ему моё появление до одного места.

— Отлично. Зауэр и ключи от машины верни. Радиостанцию ещё надо, напоминаю… — наблюдая, как она собирается, думаю, что надо бы поторопиться.

На улице прилично стемнело. Электронные часы на полке возле телека светятся зелёным. Без четверти семь. Что ж… Рановато, но есть ли смысл тянуть кота за яйца.

***08.22.2018 6:37 р.m.

Слова Рамлоу бьют больнее, чем я думала. Пока провожаю Алекса и отца, внутри всё клокочет. Я даже не знаю, от чего сильнее — от удовольствия, что кто-то наконец поставил моего отца на место, или от предчувствия самой настоящей бури. Он ведь не привык, чтобы кто-то ему перечил. А тут его не просто не постеснялись, а ещё и втоптали грязными сапожищами в неудобную правду. С одной стороны я благодарна Броку за нежданно подставленное плечо, а с другой… Он ведь уедет, и с вечно припоминающим мне этот разговор отцом придётся жить мне.

Острый язык Рамлоу и привычка говорить то, что думает в сумме со вспыльчивым характером делают его не слишком приятным собеседником. Зато честным.

В доме тишина. Слышно только, как клацает вилка о фарфор. Вот ведь невозмутимая скотина. Доедает ужин с таким видом, будто вообще ничего не случилось.

— Это было очень грубо, Рамлоу.

— Угу… Не понравилось?

Ну что за самодовольная тварь, а? Ему будто и дела нет, сгребает тарелку в раковину и ему плевать, что его выходка будет стоить мне последних семейных связей. С одной стороны очень обидно, что отец всю жизнь игнорировал меня. Я, как мне кажется, злилась на него за дело: за то, что бросил, за то, что всю жизнь тыкал носом в ошибки. И я так и не научилась справляться с его желчью и сарказмом, и постоянными нравоучениями. Особенно, когда он сравнивал меня с мамой. И если быть до конца честной с самой собой, меня порадовал скандал. Рамлоу плевать на желчный тон и сарказм отца — он ему никто. Фактически, папа и мне папа только по бумагам, и я ловлю себя на мысли, что не понимаю, как допускала обращаться с собой, как с мусором.

И Алекс… Ведь Рамлоу прав и на этот счёт. Если бы не счастливое стечение обстоятельств, когда он оказался в нужном месте в нужное время и вытащил меня, отец отправил бы Алекса в приют. Ему некогда заниматься внуком. Ему дороже своё спокойствие и жена. Хелен не плохая, нет. Просто после смерти Клариссы её разум помутился на столько, что с ней иногда совершенно невозможно находиться в одном доме. Но у Алекса нет выбора. Я сама превратила его жизнь в подобие семьи…

Чёртов Рамлоу!

— Эй, что за дела? — раздаётся у самого уха хриплый голос, и горячие руки пытаются поймать меня.

Я не хочу, чтобы Рамлоу видел мою слабость. Чтобы вообще видел какие-то мои эмоции. Он этого не стоит. Обхватывает меня за плечи и притягивает к себе. И я взрываюсь. Никто не пытался встать на мою сторону в спорах с отцом, до этого момента. Так себе поддержка, конечно, учитывая, что и по мне он танком прошёлся, но это лучше, чем жалеть меня и гладить по головке. Я не могу сдержать слёз, как бы не хотелось казаться сильной и уверенной. Они душат, накатывая волной вместе с ощутимым страхом за будущее.

— Отстань…

— Чего дуешься? Из-за упыря этого, папаши твоего? — ему удаётся развернуть меня лицом к себе, как бы я не сопротивлялась.

К чёрту моего папашу. К чёрту всё… Мне страшно. Что, если маньяк и правда убил бы меня? Если бы Рамлоу не подоспел вовремя, или решил пройти мимо? Что было бы с Алексом… Господи, ну какая же я дура! Вместо того, чтобы заменить ему мать я упивалась собственной злостью на отца и на весь мир, ища оправдание своему поведению погоней за убийцей сестры. Когда Алексу нужна была поддержка все от него отвернулись. В девять лет стать сиротой, даже не смотря на родственников… Это страшнее, чем как Рамлоу оказаться в приюте, не зная родной крови. Там хоть не ждёшь надежды. А у Алекса она всё это время маячит перед глазами… Что же я наделала?

— Я боюсь…

— А вот это уже хорошо. Это уже правильно… — прижимает меня так, что вот-вот затрещат кости, и я чувствую его запах, тяжёлый, грубый, такой же как он сам. — Нужно бояться.

— Но ты же ничего не боишься! — несу какую-то чушь.

Я не ожидала от Рамлоу поддержки. И от того ещё горше. Даже он — жестокий, озлобленный и беспринципный, — способен на настоящие искренние эмоции, и совершенно точно умудряется прочувствовать момент. Чутьё у него развито просто колоссально. И мне стыдно. Стыдно перед племянником, стыдно перед Клариссой за то, что не смогла стать Алексу кем-то больше, чем какая-то тётка, приходящая под утро с работы. Мне стыдно даже перед этим чёртовым Рамлоу за то, что он намного лучше меня. Лучше, хотя бы потому, что не стесняется себя, не стесняется обидеть других и говорит всё как есть, вскрывая гнойники словно скальпель.

— Ну, так это я. Мне и терять-то нечего, чтобы бояться, — я чувствую его дыхание на виске. — А тебе нельзя так, как я. У тебя вон какой парень…

Крепкие горячие руки сейчас кажутся самым надёжным укрытием во всем мире. И плевать, что он нестабилен психически, плевать, что он опасен. Сейчас эта опасность направлена во внешний мир, и мне мерещится, что в этих руках я словно у Христа за пазухой. Это ещё сильнее травит мне душу, выворачивая наизнанку. Я не понимаю, как, но выдаю ему свой самый главный страх:

— Я боюсь, а вдруг ты прав, и я — слабовольная дурочка…

— Давай-ка психоанализом займешься со своим психотерапевтом. Я максимум могу подзатыльник дать. Ободряющий.

Голос звучит насмешливо и одновременно ободряюще. Да, раздавать тумаки для поддержки у него выходит лучше всего. Пусть и словесные, зато встряхивает не хуже оплеухи. Под пальцами чувствую литые мышцы его спины. Под щекой ровно и сильно бьётся сердце. Какой же это кайф — быть слабой в руках такого, как он — уверенного, сильного, бесстрашного. Кажется, что с таким не опасны ни чёрт, ни бог. Жаль лишь, что он конченный псих, убийца и просто… охрененный мужик.

— Бери себя в руки, — отстраняет меня, едва заметно усмехаясь.

А в золотисто-зелёных глазах горит тревога. Что бы он мне не говорил, он всё-таки не так прост и однозначен. Есть там что-то под этими мускулами. Душа? Эмоции? Чувства?

— Брок, я правда боюсь. А что, если ничего не получится? Что, если мы его не поймаем?

— Ну, значит не поймаем, — пожимает плечами с таким спокойствием и равнодушием, словно это не великая проблема.

Может, так оно и есть? В это верится с трудом, но верится. По крайней мере его словам я верю. Надо взять себя в руки, он прав. А то что-то я совсем расклеилась. Мощнейший удар под дых может доставить человек с совершенно другим взглядом на жизнь. Это может перевернуть мировоззрение.

— Придумаем другой план. Давай, соберись. В участке сейчас кто-то есть?

Я принимаюсь искать ключи от офиса и от служебного автомобиля, быстро смахивая остатки слёз под бдительным взглядом машины смерти.

— Итак?

— Нет. Участок закрыт на доследование в связи с убийствами. Днём там были криминалисты и федералы.

— Чудно.

— Но сейчас там никого. Дежурный только, но ему моё появление до одного места.

— Отлично. Зауэр и ключи от машины верни. Радиостанцию ещё надо, напоминаю… — я всё ещё не очень хорошо понимаю, как он собирается искать маньяка с таким минимальным набором средств.

Даже федералы, имея в своём распоряжении спутники, всю базу данных и доступ ко всем камерам страны не могут вычислить маньяка третий год. Если Рамлоу это удастся, я поверю в то, что он — самый удачливый сукин сын на свете. Остаётся полагаться на его чутьё.

====== глава 6. ======

Однажды ты не вспомнишь ни моего лица, ни моего голоса. И это будет лучший день в твоей жизни.

08.22.2018 7:23 р.m. Возле участка пусто. Дежурная машина стоит недалеко от парковки. В самом офисе горит одинокая лампочка над крыльцом. Интересно, где сейчас Брюс? Мужчина средних лет, проведший последнее время дежурным в соседнем здании, куда сейчас временно перевели весь оставшийся офис. Здание регистрации автотранспорта как раз через дорогу, и, вероятнее всего, Брюс сейчас сидит там, лениво просматривая страницу за страницей спортивной газетки.

— Что-то не так? — Рамлоу бросает сосредоточенный тяжелый взгляд.

Меня слегка знобит в предвкушении предстоящего. Одновременно хочется скорее покончить с этим делом, и не приступать к нему вовсе. Оттянуть момент.

— Нервничаю.

— Это нормально. Я выйду здесь. Не будем лишний раз красоваться перед офисом вместе.

— Ключи… — я протягиваю ему брелок с ключами от «Импалы».

Всё это время я таскала их с собой с того момента, как потребовалось принести вещи из багажника машины. Никто даже не поинтересовался, что я делаю в машине задержанного. Кстати, этот факт меня крайне неприятно удивил. Насколько же мои подчинённые расслабились, что даже не посчитали необходимым проверить записи об изъятии вещей задержанного. И это не говоря про федералов. Вот тут я ловлю себя на мысли, что спустя рукава работают не только мои люди.

Рамлоу молча кивает, и выскальзывает из машины, негромко прикрывая пассажирскую дверь. Его силуэт двигается в чернильной темноте ночи, пропитанной запахом полыни и треском кузнечиков. Я ещё секунду провожаю взглядом крепкую невысокую фигуру, пружинисто крадущуюся вдоль Бексар Стрит к стоянке автомобилей. Густые тени скрывают его не хуже камуфляжа. В это время в моём районе спокойно. Никаких случайных свидетелей — частный дом напротив участка, мимо которого придётся пройти Рамлоу пустует уже четвёртый год, а других жилых домов по соседству просто нет.

В офисе неприятно пусто. Пахнет мокрой побелкой и почему-то сыростью. Странно. Всего-то двое суток с момента событий, а кажется, будто целая жизнь прошла. Я не могу поверить, что здесь умерли два моих коллеги. Один из них был моим наставником, и от того ещё грустнее осознавать произошедшее. Что ж Рамлоу прав, если он не уберётся из города — войны и ещё более страшных последствий не миновать. Если, как он говорит, сам Председатель Совета Безопасности замешан в грязных делишках. Если только слова Рамлоу окажутся правдой… Если… Я боюсь продолжить мысль.

В темноте нашариваю в сейфе тяжёлую кобуру с хранящимся внутри Зиг Зауэром. Невольно мысли сходятся в одну ясную точку — из этого оружия убиты люди. Сколько — одному Рамлоу известно. Может, к чёрту маньяка, и стреножить его, позвонить в ФБР и сдать особо опасного психа, готовящего государственный переворот. Фактически — акт терроризма. Руки мелко дрожат. Я не могу решить до конца, что же делать. Вынимаю Зауэр из кобуры. Тускло блестит в свете настольной лампы воронёная сталь, будто затаившись и выжидая, так же как её хозяин. Даже на расстоянии угадывается молчаливое присутствие Рамлоу. Его вещь пропитана энергетикой смерти ровно на столько на сколько он сам пропитан безумием войны.

— Ну, долго ещё? — подстёгивает меня голос на пороге.

— Радиостанция вон там, — мотаю головой в сторону небольшого зарешеченного помещения.

Один щелчок ключом, и Рамлоу снова в ловушке. Наблюдаю, всё ещё взвешивая в руке тяжёлый чёрный Зауэр, как он внимательно пробегается глазами по полкам, находя нужное.

Я так и не двинулась с места, всё ещё пытаясь понять, а точнее — осознать происходящее. В голове тяжело ворочаются несвязные мысли. Рамлоу подходит быстро, держа подмышкой радиостанцию, и протягивает мне руку раскрытой ладонью вверх. Ждёт, что я отдам пистолет. Не вырывает из рук, не забирает. И я чувствую его мысли. Он даёт мне право выбора — оставить всё как есть, и продолжить охоту на маньяка, или бросить затею и отнестись к нему как и положено представителю власти. Взгляд спокойный. И от того ещё страшнее. Он уверен в себе независимо от того, какое решение приму я. Или верит мне. Верит? Очень вряд ли…

— Спасибо. Тебе эта штуковина не по руке. Тяжёлый очень и отдача сильная, — поясняет, принимая пистолет.

Быстро проверяет боевую систему, разбирая и вновь собирая казённик. Проверяет обойму. Начищенные головки патронов тускло отбёскивают двойным рядом. Увеличенный боезапас. В сочетании с патроном Парабеллум — страшная вещь. В умелых руках. И яне сомневаюсь, что руки Рамлоу именно умелые.

— Всё ещё думаешь, не вернуть ли меня за решётку? — замечает мой взгляд Брок.

— Я думаю о том, скольких ты убил из него.

— Не достаточно… Всегда не достаточно, — отзывается он, усмехаясь, — ты выходишь сейчас первая из участка. Это не вызовет никаких подозрений. Моя машина уже стоит недалеко отсюда. Я выйду через пять — семь минут. У тебя будет небольшая фора. Куда едем?

— От участка сразу налево, на восточную Грейвис стрит, затем на окраине города увидишь табличку. Север Джулиан стрит. Запомнишь? — в ответ Брок кивает, — от неё прямо, по 44-му шоссе. Это и будет наш маршрут на ночь.

— Налево на Грейвс, на перекрёстке на Север Джулиан и затем 44-е шоссе. Так?

— Да. Я буду на стандартной волне.

Рамлоу в сумраке офиса выглядит пугающе. Тёмная одежда, тёмные волосы, тускло блестящие глаза. И ни тени улыбки. Куда только всё его балагурство подевалось? Настоящий профессионал — собран, холоден, серьёзен.

— Теперь слушай меня. План прост. Ты даёшь мне отстать на максимально возможное удаление. Для УКВ радиостанции предел — двенадцать миль. Следи за уровнем сигнала, если начнёт слабеть, значит ты выходишь из зоны, ясно? Имей ввиду, что держаться нужно строго в этом диапазоне. Не более двенадцати миль от меня, иначе я тебя не найду никогда. Поняла?

— Да. А если он свернёт на просёлочную дорогу?

— Не свернёт. Ты не позволишь. Запомни, девочка — это не он охотник. Это ты — охотник. Вымани его на трассу. Что бы он не делал, как и чем бы не заманивал — не поддавайся. Я буду слышать ваш разговор точно так же, как если бы сидел с тобой в одной машине. Со мной на связь не выходи, он тоже будет нас слышать.

— Брок?

— М-м?

— Ты ведь меня не бросишь?

Устремляет на меня полный непонимания взгляд. Сейчас мы — одна команда, и для него бросить меня равно бросить своего.

— Я вызвался тебе помочь. Запомни. От своих слов я не откажусь.

Киваю. И всё-таки мне не по себе. Рамлоу чувствует моё волнение и быстро притягивает к себе, сжимая ладонями плечи. Заглядывает в глаза.

— Не бойся. Иначе он победит. Если ты проиграешь психологически, опустишь лапки, то считай, что битва проиграна.

Мне нечего ему на это ответить. Это даже не психология, это что-то древнее, гораздо более древнее, чем современная наука о поведении. Из уст Рамлоу вообще звучит запредельно архаично. Возможно, тому виной его собственная близость к животному бытию. Окидываю взглядом офис. Одинокая лампочка на моём бывшем столе светит слабо, бросая охристо-оранжевые блики на стены, на потолок и на лицо Рамлоу.

Острые волчьи черты, внимательный немигающий взгляд из-под темных низких бровей, плотно сомкнутые тонкие губы… Всё выражает его готовность вступить в схватку. О себе сказать того же я не могу, и он это чует, как хищник чует кровь своей жертвы. Пальцы стискивают мои плечи сильнее, до синяков, до жжения. Встряхивает меня, вынуждая обратить на себя внимание.

— Повторяю. Ничего не бойся. Я рядом.

Киваю.

Только сев в служебную машину, понимаю, что сейчас происходит. Что я натворила, гоняясь за миражами. Я освобождаю одного убийцу, чтобы поймать другого. И у меня нет ни единой гарантии, что Рамлоу сейчас просто не сдёрнет куда посчитает нужным, бросив меня в пустоте. Если уж поводок Пирса с ним не сработал, затянувшись вокруг глотки в виде досье вечного убийцы, то что говорить обо мне? Озноб бьёт всё сильнее, и я первым делом включаю обогрев салона, и только после этого запускаю двигатель. На всякий случай проверяю оружие. Заряжен мой Глок-19, под резинкой на левой щиколотке дремлет «Смит-вессон м-65», совсем крошка, в сравнении с Зауэром Рамлоу, но не менее смертоносный шестизарядный револьвер.

В зеркале заднего вида замечаю какое-то движение. Видимо, я и не заметила, как истекли отмеренные пять минут. Надо поторопиться и увеличить между нами расстояние.

***08.22.2018 7:56 р.m.

Она сомневается. Понять можно. Всё, что я сказал — не заслуживает доверия. Ни про Пирса, ни про себя. Да и кто я, чтобы просить доверия? Бродячая бешеная собака. Таких только усыплять, она права. Но Морелли возвращает мне Зауэр, хоть это и даётся ей с огромным трудом. Ничего, скоро я уберусь отсюда раз и навсегда и она забудет обо мне, как дурной сон.

— Повторяю. Ничего не бойся. Я рядом.

Нина заглядывает в глаза так, что мне хочется всё бросить, закрыть её в камере, и лично найти этого маньяка, лишь бы не чувствовать её страха. Животного, липкого, вползающего под кожу, заражающего. Эмоции всегда самое опасное оружие. Они мешают правильно думать. Отвлекают. Уметь их выключать — первое, чему меня научила жизнь, а вот ей только предстоит освоить эту науку. Я бы с удовольствием поменялся с Морелли местами, да только не меня маньяк ищет.

Когда Морелли выскальзывает из офиса, подныривая под сигнальную ленту «Пересекать запрещено», начинается обратный отсчёт. Пару-тройку минут я потрачу на установку радиостанции. Она как-раз успеет добраться до выезда из города.

В машине пахнет пылью. И кожей. Я чертовски соскучился по этой крошке. Жёсткий тонкий обод руля приятно холодит ладони. Радиприёмник нахуй, потом облицовку поправлю. Сейчас не до эстетики. На его место втыкаю радиостанцию. Как только провода питания щелкают фишками, табло оживает. Передатчик автоматически настроен на волну пассивного приёма. Шкала тут же показывает на находящийся неподалёку источник сигнала — машина Морелли. Что ж, охота началась. Пора прекращать валять дурака.

Съезд на 44-е шоссе сложно проебать. Пустырь просто огромен. На индикаторе устойчиво горит уровень сигнала от приёмника Морелли. Судя по нему, она недалеко, максимум миль пять-шесть, а это не больше четырех минут по трассе. Достаточно, чтоб вовремя вмешаться.

В свете последнего фонаря справа мерцает невесть откуда взявшийся автомобиль. Какого, спрашивается, хуя, его несёт? Вообще-то я еду по главной, а этот хуепутало даже не сбавляет скорость, а по-моему даже наоборот. Неприятно холодеет под ложечкой. В аварии я бывал бессчётное количество раз и это — она. Почти две тонны «Импалы» вздрагивают от сильнейшего удара в бок. Грохот и вой металла бьёт по ушам. Всё, что я успеваю сделать — прикрыть голову руками, предварительно ёбнувшись виском об стекло в водительской двери. Пассажирская дверь вминается прямо на глазах, калеча мою крошку. Триплекс лопается, повисая на рамке окна. Глаза слепит свет фар. Что-то с рёвом тащит «Импалу», схватив поперёк корпуса. Выкручиваю руль в направлении движения, давя на газ, пытаюсь увести машину из-под атаки. Но слышу, как в холостую визжит резина по асфальту. Каких-то несколько секунд. Рёбра, передавленные ремнём безопасности напоминают о себе агонией. Вдох сделать адски больно. Вот же дерьмо! Разбираться, что происходит, а тем более пугаться — некогда. Кажется, это и есть мой ответ на вопрос о том, жив ли падлюка Роллинс. Что-то огромное прижимает «Импалу» мордой к столбу. Приехали, блядь. Если что-то должно случиться, то оно непременно случится, и непременно тогда, когда ты меньше всего этого ждёшь. Отстёгиваюсь, благо ремень не закусило.

Зауэр ложится в ладонь. Не будет долгих разговоров. Вываливаюсь из машины. В голове шумит от удара. Перед глазами слегка двоится, но это не беда. Беда в другом…

— Эй! Рамлоу! Не ожидал? — знакомый голос.

— Я надеялся, что ты сдох…

— Взаимно, пёс!

Джек Роллинс. Вот — беда. Что б тебя. Жаль, что я всё же не убил тебя там. Тень нависает. Рука Джека хватает меня, как котёнка за шею сзади, пытаясь заставить подняться с колен. Чёрт! Вот же чёрт! Единственная мысль — очень некстати.

— Я передумал отвозить тебя Пирсу живым, — рычит на ухо Джек, наклоняясь непозволительно близко, — скажу, что ты сопротивлялся…

Я вижу в его руке острый, похожий на лист дерева тычковый нож. Один удар, и я покойник. Джек уже делает короткий замах. Не будет рефлексии на тему дружбы. Я для Джека — предатель, а с такими разговор короткий, сам его этому учил. Счёт идёт на мгновения. Удар, по моим расчётам, придётся в горло.

— Я время тратить не хочу… — Зауэр щёлкает в темноте.

Времени на уговоры у меня нет. Ни у меня, ни у Нины, иначе ей — кранты. Или я или он. Глаза Роллинса округляются. Видать совсем охуел, решив, что я пустой хожу. Зауэр дважды рявкает. Отдача гасится за счёт малого расстояния между нами. Где-то испуганно взлаивает собака. Роллинс смотрит с недоумением. Ещё секунда. Захват слабеет. Нож падает на землю. Роллинс заваливается на бок, глядя на меня такими испуганными глазами, каких я никогда у него не видел. На губах выступает пузырящаяся кровь — пробиты лёгкие и сердце. Бронежилет не спасёт от выстрела в упор. Первый выстрел пробивает защитную пластину в боку, второй выстрел — разрывает внутренности.

— Даже отрубленная волчья голова кусается. Сколько раз тебе повторять?

Наблюдать, как угасает жизнь в бывшем заместителе отчего-то неприятно. Когда-то он был мне единственным другом. Единственным, кто подставлял плечо, до тех пор, пока не поверил в необходимость стерильного мира. Поднимаю с асфальта нож. Ничего такой, удобненький. Прощальный взгляд на разлёгшегося в луже собственной крови заместителя. Бывшего заместителя. Надеюсь, если и увидимся, то теперь только в Аду. Взгляд Джека ещё секунду горит сознанием и мутнеет.

— На сей раз, надеюсь, ты всё ж таки сдох.

Что делать с машиной? Искать другую сейчас — потеря времени на то, чтобы установить заново станцию, да и плюс, тут далеко не автостоянка. «Импала» прилично помята, но всё ещё на ходу. Крепкая, старушка. Грёбанный сукин сын Роллинс. Чтоб тебя в Аду Дюрант{?}[Уильям Крапо Дюрант (англ. William Crapo Durant; 8 декабря 1861 — 19 марта 1947) — американский предприниматель, основавший автомобильные компании General Motors и Chevrolet.] за это в жопу дрючил, ей богу…

И тем не менее, машина не подводит. Приходится поебаться с тем, чтобы выбраться из объятий тачки Роллинса, но в конечном итоге с воем «Импала» выбирается на свободу. Промятая дверь на сломанных петлях перекашивает, высекая нижним своим краем искры по асфальту. К чёрту, потом разберёмся…

Уровень сигнала на приёмнике неуклонно падает, как бы я не давил на газ. Что-то подсказывает мне, что проблема не только в Роллинсе. Виски неприятно сдавливает напряжение. Это, блядь, мой идиотский план! Даже, еби его мать, обвинить некого в таком ахуенном косяке… 44-е шоссе совершенно пустынно, куда не кинь взгляд. Кругом либо пустынная местность, либо непроглядная ночь. Если возле Сан-Диего ещё есть какой-то намёк на деревья, то спустя пять или шесть миль начинаются мелкие кустарники и проплешины по-серьёзнее. Пора снимать с себя лычки тактика. Говно-идея — отправить Нину одну. И я говно, а не защита. Надавать бы самому себе по ебалу. Тревога грызёт неуклонно, как пёс кость. Только хруст пожираемых ею нервных клеток стоит. И вот уже 44-е шоссе сменяется 83-им. За плечами порядка сорока миль, а в эфире всё та же мерзкая тишина.

Внезапно сигнал просто обрывается, будто его и не было вовсе. Блядь! Миллион раз — блядь! Бью по тормозам. «Импала» орёт дурным голосом, стирая «Данлоп» об асфальт. Сдаю назад, пытаясь попасть в сигнал. На шкале появляется несколько неуверенных делений. На развилке выворачиваю руль направо до хруста в приводе и плечах. Уровень сигнала прибавляет ещё одно деление. Уже лучше. Могла бы и предупредить, что мы поедем так далеко.

— Я так полагаю, что вы немного не успели на наше свидание, мистер Рамлоу… — раздаётся в эфире насмешливый приторный голос.

Блядь! Как так-то? Вот почему всё случается разом? Я слышу в эфире сдавленное мычание и хрип. Несомненно это Нина. Ебучий случай! Где я не предусмотрел брешь в плане? А всё просто. Я не учёл того факта, что этот петух не просто хорошо знаком с Ниной, но и следит за ней, возможно даже всё это время пас нас двоих возле дома. Вот же дурак старый! Пара дней «нормальной» жизни убила во мне всё чутьё. Ослабила нюх на неприятности. Я слишком расслабился, слишком поверил в то, что нужен кому-то, позволил себе проебать вспышку, увлёкшись шансом попробовать на зуб иную нормальность… И сейчас голос маньяка лишний раз доказывает, что я — еблан!

Спидометр «Импалы» отсчитывает растущие мили. Сигнал стремительно падает. Судя по показаниям, расстояние между нами критическое. Блядь, вот тут уже никто кроме меня будет не виноват, если девчонка погибнет. Злость на самого себя закипает так, что в пору на одной только ярости долететь до Луны и обратно.

— Что тебе надо?

— Я же говорил, что она — моя добыча… Мистер Рамлоу, вы так не вовремя вмешались в наши личные дела… Я предлагаю вам встретиться на окраине городка Джалл, Нью-Мексико, и уладить данный вопрос. Через десять часов. Не явитесь — я буду по частям присылать шерифа Морелли её родне.

— А мне ли не похуй?

— Тогда я ничего не имею против, если вы просто исчезнете… Это будет мне только на руку…

Хм-м… Мне и самому было бы на руку моё исчезновение, но… Но! В доме Морелли полно моих пальчиков, Алекс и этот старый хрыч Морелли видели меня в её доме. Знают, что мы куда-то собирались в ночь вдвоём. И для всех это будет означать только, что я, возможно, угрожая ей расправой над семьей, вывез куда-то под покровом ночи и убил. Что лишний раз подтвердит теорию о том, что маньяк — я. Умно! Парень нехило так подстраховался. Как говорится, и рыбку съесть, и на хуй не сесть. Мыслит он, однако, очень широко. Браво! Но не учитывает того факта, что только Морелли может дать показания в мою пользу. А значит, в моих интересах, чтобы она осталась жива.

Вот тут меня перемыкает. Как только я найду этого ублюдка, я выну его поганый язык через глотку и завяжу узлом.

08.22.2018 7:56 р.m.

Честно говоря, я не совсем понимаю, что задумал Рамлоу. Я не охотник, чтобы понимать принципы, которые он использует в своей игре. Да и признаться, в глубине души я безумно боюсь, что он просто свалит, бросив меня. А что его держит? Обещание? Алекс? Я? Деньги? Смешно… То, что я почувствовала, взяв в руки его оружие не сравнить ни с чем — холод не металла, а холод наносящего смерть. Ему так плевать на чьи-то жизни, что если одной будет меньше, он и не заметит. В его системе координат чужая жизнь не является ценностью. Тогда что для наёмника-одиночки ценность? Может, я снова ошибаюсь на его счёт. Понять, что происходит в его голове мне не дано. Но он явно не из тех, кто прогибается под этот мир.

В зеркале заднего вида медленно гаснут огни Сан-Диего. Где-то там сейчас Алекс смотрит телек или делает уроки. Где-то там в нормальных семьях садятся ужинать все вместе… Где-то, но не в моём доме. Надо прекращать эту игру со смертью. Мне не доставляет никакого удовольствия быть ненужной, быть чужой для близких.

От города отъехала всего-ничего, и хоть я знаю, что Рамлоу тут, рядом, слушает вместе со мной эфир, я всё-равно чувствую себя одиноко. В огромной пустоте, словно в космосе. Холод пробирает. Но холод этот не снаружи, а внутри. Меня подмывает нажать на кнопку вызова по рации, услышать его хриплый и звонкий одновременно голос, почувствовать себя не так жалко. Рамлоу прав, я не должна бояться. Но я боюсь… Потому что заранее чувствую, что поиграю эту схватку? Потому что он своей, сука, уверенностью и непоколебимостью сломал мой собственный внутренний стержень? Я выгляжу смехотворно. Вот у него действительно проблема на порядок сложнее. Если я могу взять Алекса, бросить работу и уехать из этого чертового городка, и меня никто не найдет, то Рамлоу такое светит только в фантазиях перед сном, и то он не опускает руки. Как ему это удаётся? Что держит на земле человека, у которого ничего нет, и почему меня, у которой есть всё, не держит на земле ничего? Иначе как объяснить, что он бережёт свою жизнь, а я — нет? Это несправедливо… Это не правильно. Интересно, что он сам думает по этому поводу? Вряд ли такие, как он рефлексируют об отсутствии связей. Вряд ли в его лексиконе есть такие слова, как «нужность», «забота», «семья», «привязанность» в конце-концов. Возможно, это и есть его секрет выживания? Быть пустым всегда… Когда тебе нечего терять, когда ты самый страшный враг в первую очередь самому себе?

— Мисс Морелли… Рад, что вы снова уделили мне время…

От неожиданности я вздрагиваю. Очень надеюсь, что Брок слышит это. Машинально бросаю взгляд на индикатор сигнала. Стабильно-устойчивый приём. Вот только вопрос — приём устойчивый на маньяка или на машину Рамлоу? Чёрт, кажется, в этом плане не хватает деталей. Кажется, мы оба не учли, что сигналы накладываются, и потому определить, какой ближе — невозможно.

— Само собой…

— Как ваш приятель?

— Какой?

— Тот, что увёз вас в разгар нашего свидания?

— Не имею ни малейшего представления.

— Очень-очень жаль, что вы снова лжёте, Нина… Мне придётся вас наказать…

Я внутренне напрягаюсь при этих словах. И молюсь только о том, чтобы Брок был где-то рядом. В заднем зеркале мелькает большая чёрная тень, которая стремительно приближается. В последний момент яркий бело-голубой свет бьёт в глаза через зеркало, ослепляя. Я пытаюсь поймать руль, но чувствую мощный тычок в левый бок. Машину неумолимо тащит в кювет. Твою мать, Брок! Где ты?! Удар в заднюю дверь буквально опрокидывает служебную машину. Срабатывает чёртова подушка безопасности, больно ударяя в лицо. Орёт дурным голосом система поддержания курсовой устойчивости, в то время как я кувырком лечу в кювет. В лобовом мелькает земля, свет фар, звёзды, земля, свет фар и наступает чернота.

08.23.2018 5:23 а.m.

— Скоро тут будет полиция штата…

— Хорошо, — кивает Рамлоу, прислоняясь к крылу машины и вытягивая ноги, вглядывается в начинающийся рассвет.

Мне откровенно не по себе от произошедшего. Я теперь ничем не отличаюсь от него. Озноб пробирает до костей. Рамлоу вскидывает голову, подставляя грязное измождённое лицо первым лучам рассвета, устало улыбаясь чему-то.

— Я должна задержать тебя, — сообщаю ему.

— В Нью-Мексико твой жетон не имеет силы, девочка моя, — улыбка всё ещё цепляется за тонкие, плотно сжатые губы.

Чёрная щетина с редкой сединой топорщится во все стороны придавая ему ещё более безумный вид. В золотисто-зелёных глазах отражаются лучи рассвета. Рамлоу переводит на меня внимательный взгляд. Я впервые не могу понять, что он означает.

— Знаю. Ты уедешь? — глупо задавать вопрос, на который заранее знаешь ответ.

Но я всё же жду. Пусть даже не тот ответ, который бы мне хотелось услышать.

— Я же говорил тебе, за мной по пятам идёт война, — согласно кивает, отлипая от крыла изрядно помятой «Импалы», забирается в салон. — Не забудь, что ты обещала мне.

Я слышу звук вспарываемой ножом обивки сиденья. Рамлоу безжалостно кромсает машину. Пыхтит, сопит, что-то вытаскивая. Большая спортивная сумка шлёпается в пыль прямо мне под ноги.

— Здесь почти три миллиона баксов. Возьми сколько нужно вам с Алексом, остальное отвези в Мак-Аллен, — сообщает он, присаживаясь на корточки и расстегивая молнию сумки.

Недолго копается внутри, вынимая несколько пачек, туго перемотанных резинками, и отправляет в задний карман джинсов. Остальное с напускной брезгливостью пинает в мою сторону.

— Прямо тут? Всё это время ты таскал с собой деньги?

— Да, — кивает вновь, — куда отвезти — помнишь?

— Ты псих, Рамлоу, — не могу скрыть своего восхищения этим ненормальным, — конечно, помню. Мак-Аллен, приют Пресвятой Девы Марии.

— Да уж, не Кларк Кент, кем бы тот ни был… — усмехается он, удостоверяясь, что кровь больше не течёт.

Прислушиваясь к холодному утреннему воздуху, вынимает из багажника здоровенную канистру. Я догадываюсь, что он задумал. Бензин воняет нещадно, кружа голову. Радужные разводы жирными пятнами ползут по капоту, по крыше «Импалы». В салон льёт особенно щедро. Неужели он сожжёт её?

Брок чиркает невесть откуда взявшейся зажигалкой и бросает её в салон. Пламя разгорается медленно и лениво. Внутри автомобиля оранжево-синие языки принимаются лизать обшивку, сиденья, всё жарче и жарче вгрызаясь в поданое лакомство. Рамлоу ещё секунду смотрит на происходящее с неприкрытым сожалением. Кажется, будто он прощается с машиной своим собственным способом. Что ж, в этом есть логика. Чёртова логика и последовательность для того, кто привык выживать всегда и везде. Ни тебе отпечатков пальцев, ни тебе имени, ни тебе следов. Умер маньяк… вместе с машиной.

Ещё немного помедлив, поворачивается ко мне всем корпусом, обхватывает жёсткими узловатыми пальцами подбородок и наклоняется близко-близко, рассматривая рассечение на моём лбу. От его рук пахнет бензином. Разливается тепло и усталость по всему телу, словно он втягивает мою энергию в себя одним прикосновением.

— Кларк Кент это Супермен, ты не знаешь этого?

— Нет. Не знаю. Не с кем смотреть сериалы, — подмигивает, и обнимает так, что я вот-вот разревусь.

Напряжение прошедшей ночи спадает быстро, впитываясь в его сильные руки, в гулко стучащее под перемазанной кровью и грязью футболкой сердце, просачиваясь в него, даря взамен удовлетворение и покой. Мы оба слышим далёкое завывание полицейских сирен.

— Тебе пора. Возьмёшь его машину?

— Да, так будет логичнее. Маньяк мёртв, тачка его — вот, — с сожалением бросает взгляд на свою покалеченную, полыхающую машину, — меня никто не будет искать. Пока, по крайней мере. Смогу добраться до Вашиингтона без приключений на сей раз.

Мне совсем не хочется, чтобы эти объятья заканчивались. Мир впервые кажется таким надёжным и простым. Рамлоу чувствует это без слов. У него многое получается вот так, без слов вообще. Я не хочу забывать то, что Брок сделал для меня. Я не хочу забывать, что я ошиблась. В нём. В себе. В том, кем оказался убийца… Рамлоу смотрит сверху вниз. Звериные золотисто-зелёные глаза глядят иронично, мягко, даже… ласково?

— Береги себя… — выдаю невольно.

Я искренне хочу, чтобы он остался невредим. Это меньшее, что я могу хотеть для человека, спасшего меня дважды. А может и много раз больше, поделившись своей уверенностью и непоколебимостью, поделившись частью себя.

— Как получится, Нина, — горячие, сухие губы оставляют обжигающий, палящий кожу отпечаток на моём лбу.

Этот поцелуй словно контрольный выстрел. Словно прощание. Вернее, это и есть прощание. Вот такое. Простое и незатейливое.

— Пообещай… Пожалуйста.

Брок улыбается, словно я пятилетний несмышлёный ребёнок, прежде чем сесть в машину. И молчит. Он не может обещать того, в чём не уверен. «Кадиллак Эльдорадо» рыкает двигателем, выбрасывая из-под задних колёс облачко пыли. Мелкий щебень стучит в подкрылки и я ещё несколько секунд провожаю страшную, тёмную машину взглядом. Однажды я не вспомню ни её, ни её водителя, ни лица Рамлоу.

Несколько полицейских автомобилей уже подъезжают к площадке, когда «Кадиллак» окончательно растворяется в рассветных лучах. Из первого патрульного автомобиля выскакивает молодой парень в форме, держа меня на прицеле.

— Мэм, полиция штата! Руки покажите! Держите их на виду!

— Я — капитан третьего ранга Нина Морелли, шериф Сан-Диего, Техас!

====== глава 7. ЭПИЛОГ. ======

Не кричи… Не выдавай своего страха. Не выдавай боли.

08.24.2018 11:56 а.m.

Пятница. Сегодня Алекс не идёт в школу. Но наплевать. Сегодня мы обязательно куда-нибудь съездим вдвоем. Возможно, к морю? Отсюда до Вайт Кап Бич всего-ничего. Около часа езды. Зато побудем вдвоём.

— Нина? — голос Алекса звучит озадаченно.

— А?

— Ты не знаешь, куда делась фотография с холодильника?

Я не совсем понимаю, что имеет ввиду Алекс. Нехотя поднимаюсь с дивана и направляюсь на кухню. Да, действительно, одна из магнитных рамок пустует. Кажется, нет фотографии, где мы с Алексом на ярмарке в прошлом году. Странно, кажется, ещё позавчера она была на месте.

— Найдётся. Не такая это незаметная вещь, чтобы взять и пропасть. Может, выпала из рамки. Буду двигать холодильник, найдем, вот увидишь, — повертев в руках рамку размером чуть больше сигаретной пачки, возвращаю её на место, — можно подумать, у нас впервые что-то теряется. На море поедем?

— Куда? — недоверчиво и с надеждой таращится Алекс.

Робкая улыбка так похожа на улыбку Клариссы.

— В залив. Водичка там должна быть сейчас — прелесть. Пять минут на сборы. Жду тебя тут! — командую, глядя, как он уже бежит собирать вещи. Мальчишки…

***08.23.2018 1:49 а.m.

Тачку Нины я нахожу в кювете на 83-ем шоссе. Лежит кверху колёсами. Крови в салоне нет. Ремень безопасности срезан. Значит, она всё-таки выкатилась сюда. Блядь, говорил же, смотри на уровень сигнала! Чем думала девка?! Найду — выпорю, ей-богу! Вот положу через колено, жопой круглой кверху, и отхожу ремнём, так, чтобы сидеть не могла неделю. Может, хоть так слушаться начнёт? Джалл, значит… Почему эта пакость дала мне десять часов на дорогу? Готовит западню? Подчищает хвост? Указатель мелькает: до Джалла чуть меньше девяти миль. Для бешено жрущей бензин и расстояние «Импалы» это шутка. Я буду на месте меньше чем через семь минут. Благо что шоссе почти пустое, и особо не пришлось сбавлять скорость.

Окраина городка выглядит уныло. Пусто. Первым встречает департамент транспорта и нефтеперогоночная станция. Надо перестать давить на газ, но заставить себя сделать это не просто. Плечи и глаза устали от напряжения, но да ничего. Скоро будет шанс размяться. Надо подумать, как найти лёжку этого психа. В город он Нину не потащит, значит будет прятаться где-то на окраине. Мне необходимо произвести рекогносцировку, но в незнакомой местности это не просто. С другой стороны у меня есть время. У этого ублюдка оно тоже есть, и неизвестно, что он может сотворить с Морелли.

Городок из себя ничего не представляет с моей точки зрения. Ни удобных возвышенностей — сплошь одноэтажные домики, ни вышек сотовой связи в радиусе прямой видимости, ни каких-либо крупных зданий, откуда можно было бы осмотреться. Без спутникового ведения очень не просто. С другой стороны… Подсоединиться к спутнику слежения Щ.И.Т. через открытый доступ седьмого уровня мне ничто не мешает, был бы выход в интернет. Только что мне это даст? Карту? Прежде, чем я найду тут доступ в интернет Морелли распрощается со своей требухой. Значит, будем работать по старинке. Нахрена мне башка на плечах… Сейчас на моей стороне время, серийник не ждёт меня раньше утра. И я очень рассчитываю, что по какой-либо причине сие чудо природы не выключило радиопередатчик. Так я найду его быстрее, безусловно. Но и без этой хитрости вычислить его будет возможно… Но, попробуем пойти путем наименьшего сопротивления.

Будем играть в дельфинов, или летучих мышей, кому как нравится…

Выкручиваю радиосигнал на полную мощность. Двенадцать миль. Не много и не мало. Шансов услышать что-то интересное на общей волне нет никаких. Но мне это и не важно. Мне нужно лишь, чтобы приёмник у этого ублюдка был включен. Его самого я найду на ощупь. Городок крошечный. Весь помещается в условный радиус приёма. Уменьшаем приём-передачу, сужая зону отсева. Отметаем полицейский участок, пожарную бригаду и пункт медпомощи. Мимо них я проезжаю несколько раз, одновременно постукивая по микрофону. Это не вызывает подозрений, лишь заставляет дежурного перепроверить эфир, пошуметь немного, а мне это и нужно. Срабатывает обратная связь. Сперва на дежурного полиции, затем на пожарного. Отмечаю, в каких конкретно диапазонах это происходит, чтобы удостовериться, что сигнал не накладывается на ещё одну сигнатуру на въезде в город… Уменьшаю радиус получаемого сигнала, проезжаю последний раз по центральной улице. Сигналы полиции и службы спасения мне уже известны. Всё это занимает от силы минут пятнадцать вместе со всеми настройками и подстройками радиочастот. Отсекаю их и на окраине города, у въезда ловлю заинтересовавшую меня радиоволну… Сигнал слабый, а значит точно не накладывается на волны города… Вот ты и попался, пидор…

Чуть потрескивающий эфир меня не смущает. Так даже лучше. Уменьшаю радиус подаваемого сигнала ещё. Теперь, когда и полицейский участок и вся городская структура остаётся позади, вижу на датчике усиливающийся сигнал приёма-передачи. Выключаю. «Видеть» меня таким образом он тоже может, если включит мозги, конечно. А мне это не подходит. Люблю делать сюрпризы, знаете ли… Глушу двигатель «Импалы» прямо на ходу. Фары гаснут и в кромешной тьме я слышу треск сверчков. Скаты шуршат по твёрдой, словно бетон, почве. Пассажирская дверь, смятая тачкой Роллинса валяется сейчас где-то хрен знает где, где я останавливался отлить. Так что через образовавшуюся вентиляцию прекрасно прослушивается и просматривается всё вокруг. Ощущения при езде конечно незабываемые, будто кабриолет ведёшь, но что поделать. Как-нибудь решим и этот вопрос. Сейчас меня больше интересует тёмный далёкий провал в ровной, как стол местности. Бинокля у меня с собой нет, не предусмотрел, что буду спасать попавших в серьёзную беду девушек как-то.

Окей, а теперь пора выключать членодуманье и включить мозги, что давно, кстати, надо было сделать… Зачем ему я? С Морелли всё понятно без лишних слов — личная месть. За что именно — ни малейшей догадки, но, видать, насолила она ему нихуёво так. А вот я… Не на то, что я увёз Нину у него из-под носа он обиделся, нет. Чё пиздеть, на это тоже, конечно… НО! Эта тварь увидела перспективу. Перспектива грохнуть Морелли и свалить всё на меня. Вот зачем ему фора в десять часов. Вот зачем ему чужая территория… А значит это только одно — чувак крутится в полиции с самого начала. С самого начала знает все тонкости расследования, всё о жертвах и о том, в какой тупик зашли поиски. Пока не упёрлись в меня. А значит знает он и о том, что я «сбежал», знает о том, что меня можно прекрасно уложить в схему с нападением на Морелли. И либо выйти из игры вообще, подбросив копам труп шерифа и меня в виде главного подозреваемого, либо затаиться до лучших времён. Но мне сдаётся, что парень решил поставить точку. Его цель — шериф. И все эти убиенные девчонки были разминкой, подготовкой и проверкой главного блюда на готовность. Ох, чем же ты так насолила психу? Сломала его хрупкую психику в постели? Связала, как и меня и оседлала? Хм-м… Я б, кстати, наверное повторил бы опыт, и от себя бы кое-что добавил. Под градусом, чтоб не так стрёмно было. Если когда-нибудь доведётся такому быть, обязательно повторим. С Ниной.

Что ж… Занятно. Очень занятно. Рассуждать об эффекте неожиданности я не вижу смысла. Пусть всё катится своим чередом. Маньяк не наёмник. Но и недооценивать его не стоит, разумеется. Ведь как-то же он умудрялся уходить от преследований целых три года да ещё и под носом у полиции и федералов. Ах, хорош, чертяка! Начинаю невольно восхищаться мерзавцем. Возможно, при других обстоятельствах, не касающихся лично меня, я бы даже пожал ему руку. А потом горло. До мутных глаз.

***08.22.2018 8:26 р.m.

Сильные руки грубо хватают меня за руку, буквально выдергивая из перевёрнутой машины. В голове шумит. Желудок сводит спазмом и меня сейчас стошнит.

— Очень плохо, Нина, очень плохо… — слышу знакомый и до боли пугающий голос.

В темноте ничего не разглядеть, но я знаю этот голос. Знаю! И эти спокойные, гипнотизирующие, чарующие интонации… Я просто не хотела верить всё это время. Господи боже мой… Холод и страх сковывают движения. Брок, где же ты?! Внутри всё связывает тугим холодом, сжимая сердце в смертельной хватке… Мне страшно.

***08.23.2018 2:06 а.m.

Прямо передо мной расстилается полигон для стрельбы. Отличное место он выбрал. Далеко от города. Изолировано. Обыватели тут бывают достаточно часто, и найдут труп ровно тогда, когда он сам уже будет хуй знает где. Что ж, то, что этот тип умён я не сомневаюсь. Предстоит потягаться. Единственный шанс его обыграть — идти в открытую. Он ведь наверняка ждёт, что я буду хитрить, выстраивать сложную цепочку… Признаться, был такой соблазн. Да толку-то? Он водит за нос федералов и полицию штата, а потому готов к любым хитроумным каверзам.

Другой момент, что он не понимает, с кем связался. И я сейчас не про Нину. Да, звучит так, будто я хвастаюсь. А не похуй ли? Хвастаюсь, да. Иначе не дожить мне до седых яиц, будь я тупым стенобитным орудием.

Вести переговоры с психом я не собираюсь. Но пару-тройку фразочек заготовил на всякий случай. Психи не предсказуемы, впрочем, я тоже не слишком линеен. Может, Нина права и я тоже ку-ку? А вот и проверим… Завожу двигатель, врубая радиостанцию. Сигнал тут же полностью заполняет шкалу.

— Ну, ждёшь в гости? Чайник ставь.

Эфир шипит, скручивается, сворачивается и разворачивается обратно, подобно змеиным кольцам.

И оживает…

— О-о, вы так рано, мистер Рамлоу… Признаться, я чаял увидеть вас лишь ближе к рассвету.

— Не люблю заставлять себя ждать. Итак…

— Итак… Советую бросить оружие и не пытаться сопротивляться.

— Так просто? И что взамен?

— Взамен вы оба умрёте быстро, и практически безболезненно.

— Так себе мотивация…

— Ну, что ж, в таком случае… — эфир разрывает высокий, срывающийся на хрип крик Нины.

Секунду слушаю, раздумывая. Он выводит меня на эмоции. Надеется, что я допущу ошибку. Но я не Нина. В эти игры я отыграл ещё в детстве.

— … в таком случае я буду вынужден отрезать от неё по кусочку, пока вы не сложите оружие и не явитесь добровольно.

Говорить не хочется. Потому что ни один его аргумент меня не трогает. Ну, если рассуждать логически — какая-то женщина в его лапах. Очередная убитая. Сколько их по стране? Сколько их в мире? А сколько их ещё будет, когда Пирс выпустит джинна из бутылки? Ну, убьёт он её, затем меня, а дальше что? А ничего… Ему станет скучно, и он однажды проколется. А там и электрический стул — здрассте. Честно говоря, мне плевать. Единственный для меня аргумент это Алекс. Но надавить на него можно лишь двумя способами: случайно, либо зная меня очень хорошо. А ни то ни другое по теории вероятности просто невозможно.

— Мистер Рамлоу, вы с нами?

— Да. Я не знаю, что ответить.

— Думаю, что ваш ответ не требуется. Я жду вас на стрельбище. Это в двух милях от Джалл, второй съезд направо. Не промахнётесь.

— Буду через десять минут…

Я смотрю на темноту стрелковых дорожек. Уже минут шесть как. Никакого освещения. Где-то тут должна быть его машина. Нину он наверняка, припрячет где-то среди строений. Встречать меня будет ловушкой, потому как если он был в полиции, то видел меня, и наверняка понимает, на что я способен. Его единственный шанс — попытаться вывести меня из строя ещё на подходе. Не пойти ему навстречу — погубить Морелли сразу же и без права на выбор. Я бы прикопал её где-то, в каком-нибудь местечке, где в определённый момент должен кончиться, к примеру, воздух, и это станет гарантией её однозначной смерти в случае провала. Но это я. А ему нужны её страдания, её муки, её крик.

Значит… Значит… Значит, мне будет очень больно. Завожу двигатель. В свете фар песчаная равнина кажется молочно-белой. Во рту полно липкой горькой слюны. Это единственное, что сейчас выдаёт моё волнение…

Удар приходится туда, где была пассажирская дверь. Ковш экскаватора вминает крышу, и я еле успеваю выкатиться из машины на ходу. «Импала» стонет, взвывает двигателем, прижатая к земле, словно змея. Откатываюсь в тень насыпи. Вот и началось…

***08.23.2018 1:52 а.m.

— Я думаю, что объяснять вам, зачем всё это — лишнее? — Клей смотрит лукаво.

В его глазах нет ни тени ненависти. Просто холодный интерес. Как к шпорцевой лягушке, которую собираются превратить в препарат. И от этого безучастного, безэмоционального взгляда меня колотит от ужаса. Настоящего, животного ужаса. Это уже не игры.

— Всё и без этого ясно — ты — больной ублюдок. Ведь чувствовала же, что-то с тобой не так… — шиплю, не в силах заткнуться.

Я понимаю, что только сильнее разжигаю его ярость, но не могу молчать. Клей Адамс… Сотрудник отдела транспортной полиции, дорожный комиссар, по совместительству мой бывший мужчина. Неужели я была так слепа, что всё это время не видела дальше собственного носа? Вот ведь и ответ, как эта пакостная мразь умудрялась уходить всё это время. С его любовью к педантичному следованию инструкциям, процедурам, каждой запятой и точке закона. Почти. Он нашёл лазейку, чтобы реализовать своё поганое нутро. Как говорит окружной прокурор — знание закона даёт возможность его обойти. Вот сука! Потрясающая выдержка — разгуливать всё это время среди полицейских, детективов и федералов, ничем себя не выдав. Я недооценила этого ублюдка.

— Ох, моя прелестная Нина… Где же ваш Кларк Кент?

— Я не понимаю о чем ты? — от его слов веет такой издёвкой, которую просто невыносимо слышать.

Теперь многое становится понятно. И его эта дурацкая игра в «Правду или действие», он ведь всё обо мне знал…

Я не могу оторвать взгляда от разложенных ровным рядом медицинских инструментов. Многие мне знакомы. Пилы по кости. Зажимы для остановки кровотечения. Скальпели. Крючья, похожие на загнутые вилки, для вскрытия грудной клетки… Господи, что он задумал? Волосы на руках начинают невольно подниматься дыбом. Металл тускло сверкает в свете переносной лампы.

— Мистер Рамлоу… Он обязан вас спасти, или вы опять выбираете не тех мужчин?

— Ему нет до меня дела…

— Опять врёте… — Клей смеётся погано, приближаясь близко-близко, и я чувствую запах зубной пасты и дорогого парфюма.

Безупречен, как всегда. Гладко выбрит, аккуратная причёска. Под сеточкой для волос. Всё предусмотрел, погань такая. Даже волоска не оставит на месте преступления, чтобы его не нашли. От его безукоризненного внешнего вида, выхолощенного, стерильного, мне становится ещё дурнее. Страх липкой массой обволакивает, затекает в глотку, мешая дышать, мешая думать… Хочется только вырваться, выбраться отсюда и бежать, куда глядят глаза.

Ухоженные пальцы под тонким слоем латекса сжимают горло, лишая возможности вдохнуть. Смотрит с неприкрытой ненавистью. И когда я уже готова начать задыхаться, разжимает хватку. В другой руке блестит тонкое лезвие скальпеля. Я не в силах смотреть на это. Уже ощущаю, как острое тонкое лезвие практически лаская, нежно и безболезненно войдёт в тело, разрезая меня на куски, отрывая, вгрызаясь и причиняя невыносимую боль.

— Опять врёте, моя дорогая Нина, я уверен, что ваш… Р-рамлоу явится сюда.

— И что дальше? Ты не боишься, что он раздавит тебя, как таракана?

— Ой, моя дорогая, героическая шериф Морелли… Вы всё ещё не убедились, что со мной не так просто играть в игры? Что ж… — Клей утыкается носом в мои волосы и с долгим шумным вдохом втягивает воздух.

Коротко и горячо обжигает висок. Клок тёмных длинных волос повисает в кулаке Адамса. От боли хочется взвыть. Нельзя! Нельзя показывать ему страх и слабость. Прикусить в прямом смысле язык не выглядит плохой идеей.

Если бы только Брок нашёл его… Нас… Меня!

— Зачем? Зачем мою сестру? За что?!

Клей бросает короткий взгляд на наручные часы под тонким пластиком медицинского защитного халата. Улыбается тошно и душно. Мне не хорошо. От страха и отвращения тошнит. Липкая тошнота скручивает живот. Руки связаны над головой, к столбу. Подобное уже было, только кончилось хорошо.

— У меня, пожалуй, найдётся пара минут, чтобы объяснить вам, где вы ошиблись. А ошиблись вы, когда предпочли свою работу мне. Я потратил на вас своё время. Силы, нервы, в конце концов… Я был уверен, что вы — моя. Всё ведь шло у нас хорошо! — голос Клея разгоняется от спокойного темпа к почти визгливой нотке в конце фразы.

— И тут ваша сестричка… Эта дура Кларисса является в ваш участок со своим выродком. Видите ли после Академии с ребёнком больше некуда было идти…

— При чем тут она? Не понимаю… И хватит, чёрт возьми, миндальничать со мной! — я знаю Клея, знаю его любимые привычки.

Когда он чем-то разозлён или возбуждён, он начинает «выкать» всем и каждому, не замечая за собой этой смешной пародии на аристократию. Тоже мне — Ганнибал Лектер…

— Ты разорвала наши отношения из-за этой мрази… Из-за работы! Из-за того, что твоя проклятая должность тебе важнее. Ты так стремилась доказать своей сестричке, что ты типо крутой коп. Ну, что? Доказала?! — взрывается терпеливый, самоуверенный Клей.

Он явно сошёл с ума. Я до сих пор не вижу связи между нашим расставанием с ним и Клариссой. Да, так совпало, что она вернулась из Академии Хьюстона не одна, а с маленьким Алексом. И да, ей некуда больше было идти. Не к папаше же нашему… Для Энцо Морелли Кларисса превратилась в изгоя, стоило ей пойти по моим стопам в полицию. И принять её с «выродком», как он выразился однажды, он не хотел. Но… Какое это всё имеет отношение?

Его крик заставляет меня вздрогнуть. Слюна летит мне в лицо, и я стою, еле цепляясь пальцами за столб, чтобы не сползти вниз. Ноги помимо моей воли от страха слабеют. Никогда не думала, что попаду в подобную ситуацию. Предательски дрожат мышцы, и я почти не могу держать голову ровно, чувствуя, как утекают силы.

— Она была не причём. Проблемабыла не в ней. А в тебе!

— Во мне? Да я грёбанное время тратил, чтобы привести твою хибару в порядок, чтобы сделать из тебя человека! А в ответ что? Презрение?! Никакой благодарности… — холодные, в мерзко пахнущем латексе, пальцы больно хватают меня за подбородок, оставляя синяки.

Страшные пустые глаза Адамса близко-близко и они пугают. Да, если во взгляде Рамлоу полыхает ярость и адское пламя бесконечной войны, то тут нет ничего, тут — равнины безумия… И это страшно. Адамс заносит руку с зажатым в кулаке скальпелем. Лезвие сверкает молнией. Первую секунду кажется, что ничего не произошло, а затем по лицу бежит что-то горячее, обжигающее, пахнущее металлом. Кровь мешается с болью. Пульсирует и жжёт на лбу, возле волос. Сердце заходится в ужасе.

Гнусная усмешка на лице Клея превращает его в того самого психа. Я почти не узнаю его. Лицо скривилось в какой-то дикой гримасе. Черты, что прежде казались мне вполне приятными вдруг растворились, выпуская наружу чудовище, таившееся всё это время. Кто этот человек?! Кто? Озноб бьёт так, что я всё-таки теряю равновесие… Брок не спасёт. Он не приедет. Не вытащит меня отсюда снова. Рамлоу сбежал, почуяв запах свободы, и я осталась один на один с этим монстром.

Мои слабые попытки освободиться не приносят успеха. Взгляд Адамса темнеет. Он подходит к импровизированному столу, любовно проводя пальцами по набору инструментов. Что-то бормочет под нос. От этого полушёпота-полубреда мне становится ещё хуже. В глазах темнеет и я слышу, как колотится сердце… Неужели сейчас — это и есть мои последние минуты? Вот правда последние? Не будет больше ничего: ни света, ни на море не поедем с Алексом… Не будет Алекса? Не приду утром на работу… Не будет моего любимого кофе? Я… Просто перестану существовать? Я не хочу… Я не готова! Я не могу умереть! Это не честно!

Судорожно бьюсь, пытаясь развязать узлы на запястьях. Толку-то… Клей что-то такое там наворотил, что только ножом и разрезать. Когда он вновь приближается, держа в руках большой шприц с прозрачным раствором, я понимаю, что последнее, что я увижу перед смертью будут его жуткие, пустые безумные глаза… Господи, хоть бы я потеряла сознание сейчас, лишь бы не видеть и не чувствовать того, что он задумал… Боже, молю тебя… Сбереги Алекса, если Ты есть… А если нет, то и катись к черту!

Клей грубо хватает меня за предплечье, готовясь всадить иглу, как внезапно срабатывает рация. Хорошо знакомый голос буквально ошпаривает кипятком.

— Ну, ждёшь в гости? Чайник ставь… — даже сквозь эфир голос Брока невозможно спутать ни с каким другим.

Клей бросает на меня такой злобный и торжествующий одновременно взгляд, что по коже бежит мороз. Улыбаясь, направляется к машине. А у меня душа рвётся в клочья. То ли от страха, то ли от осознания того, что сейчас происходит. Всё кажется сном. Страшным, бесконечным сном, в котором ты бежишь по коридору, за тобой мчится нечто неведомое, а ты никак не можешь убежать… И не можешь проснуться… Внутри словно что-то горячее лопается и льётся по венам. Если вам когда-нибудь вводили внутривенно хлорид кальция, то вы должны понимать, что я сейчас чувствую. Лицо горит, горят руки, ноги и всё тело словно изнутри сжигает пожаром.

***08.23.2018 2:37 а.m.

Всё бы ничего, но холодная липкая жижа затекает в глотку, забивается в нос и рот, не давая дышать. Блядь! Ёбанная жизнь! Сука, неужели ты так и оборвёшься? Попытка выбраться из западни только усугубляет моё положение. Яркий свет прожектора со стрелы экскаватора бьёт в лицо. Вот выберусь и затолкаю этому уроду в очко всё, что найду под рукой. И похуй, что это похоже на скрытый гомосексуализм. Оказаться по уши в вязкой жиже — я вам скажу то ещё приключение. Кашель душит вместе с вонью от тухлой водицы, в которую я так неудачно десантировался прямо с вала, уворачиваясь от ковша спецтехники. Ловушка на славу. Откуда не смотри — не увидишь, пока не угодишь. Мумифицируюсь я тут знатно, если не смогу выбраться.

Экскаватор глушит двигатель. Свет гаснет. Высокий силуэт замирает на краю котлована. Я вижу его сквозь пелену грязи и слабое освещение.

— Ну что ж, мистер Рамлоу. Не так страшен чёрт, как его малюют… Я думаю, вам будет любопытно узнать, что произойдет дальше? А дальше вы медленно задохнётесь под толщей такой же грязи как и вы сами. Кстати, хочу сказать вам определённое «спасибо» за то, что всё же приехали… Будет кого представить следствию в качестве Койота…

От его болтовни настроение совершенно не улучшается. Что ж, примерно так я и полагал. Я всё ещё пытаюсь нащупать под ногами что-то твёрдое, обо что можно опереться, чтобы выбраться. Не может быть, чтобы у этой ямы не было дна. Руки сводит от напряжения. Частить опасно. Да, это не болото, но приятного мало. Грязь с жижей затягивают не хуже трясины. Судорожно соображаю, что делать. В болото я ещё не попадал. Ну, в настоящее, в смысле. Говножизнь не в счёт. До условного берега подать рукой, но для этого надо её вытащить из чачи, не утопив при этом весь остальной организм. Я не знаю, какого хуя творится у этого полуёбка в голове, но вместо того, чтобы прикончить меня, он просто уходит. Неужели мысль, что я утону в болоте заставляет его оргазмировать? Странные фетиши.

***08.23.2018 3:12 а.m.

Клей поигрывает скальпелем, то и дело поглядывая на меня. Если бы его лицо не было скрыто под маской, он бы улыбался. Я-то знаю. Я всё ещё не оставляю попыток освободить запястья, но руки только сильнее отекают. Плечи ноют, как бы я не пыталась выкрутиться.

— Тебя найдут. Найдут, и посадят!

— Возможно. А возможно и нет. Ты же не нашла, хотя я был у тебя все эти годы прямо под носом… — мечтательный тон сменяется прямо-таки насмешкой. — Думаю, твоему новому бойфренду понравился сюрприз, что я для него устроил. Грязевые ванны для полного… расслабления, так сказать.

— Рамлоу из тебя душу вытрясет…

Клей замирает на миг, пожимая плечами. Смотрит лукаво. Когда он подходит ближе, меня начинает трясти. От него воняет канализацией и смертью. Не могу отделаться от ощущения, что всё это время от него действительно пахло смертью, как в морге, как в прозекторской… А я не замечала.

— Душу? Милая моя Нина… Кстати, о душе… Она у тебя в пятки не уходит при мысли о том, что ты оставишь бедняжку Алекса совсем одного на всём белом свете? Но ты не беспокойся… Как только я закончу с вами обоими, я обязательно наведаюсь к нему…

Тёмная тень молниеносно пересекает луч света. За спиной Адамса возникает грязная, встрёпанная фигура Рамлоу. В руках у него лопата. Он сверкает глазами так, что я невольно сглатываю. Видеть его одновременно и радостно и страшно. Он сейчас похож на полоумного демона, вырвавшегося из преисподней. Весь в грязи и крови. Судя по всему своей. Клей на секунду силится понять, что произошло, разглядывая моё лицо, но хриплый, упавший голос его опережает:

— Куда ты, блядь, собрался наведаться? — широко замахнувшись, Рамлоу бьёт лопатой по голове Адамса.

Я невольно вскрикиваю. Честно — радостно! Ладно, ещё честнее — злорадно. Удар дезориентирует Адамса, но не выводит из строя. Он шипит, стонет, уклоняясь от следующего удара. Сказать, что Рамлоу молниеносен, я не могу. Я рассчитывала, что он, как заправский профи открутит этому ублюдку башку в три счёта. Я надеялась, что так и будет. Брок же ловит воздух раскрытым ртом, как загнанная лошадь. Глаза красные, на руках бугрятся вены. Видно, ему пришлось не сладко. Судя по кускам отваливающейся грязи в прямом смысле слова, Клей устроил ему западню.

— Выбрался-таки… Неожиданно, — Клей отползает за машину, спешно ища что-то.

Я могу видеть лишь скосив глаза в бок. Повернуть голову не получается, мешает привязь. Рамлоу, опираясь на лопату, пытается отдышаться.

— Ты как? — спрашивает, не сводя глаз с мельтешащего где-то в тени Адамса.

— Сойдёт. Сделай уже с ним что-нибудь…

Рамлоу кивает, устало отбрасывая лопату в сторону. Привычным жестом тянется за оружием к кобуре, и судя по выражению его лица, что-то идёт не так. Кобура пуста. Рамлоу матерится вполголоса, оглядываясь в поисках Адамса. Тот не заставляя себя долго ждать, всаживает скальпель в лопатку. Ростом он почти на две головы выше Брока, да и не так измотан. Начинается дичайшая потасовка. Рамлоу рычит не хуже животного, хватая Клея за руки и рывком перебрасывая через себя. Адамс тяжело падает на столешницу, ломая под своим весом что-то. Собственные медицинские инструменты осыпают его. Сопение, возня и рычание сопровождают эту потасовку. Нет, это явно не кино, где драки красиво поставлены, продуманы и всё видно. Единственное, что мне видно, так это как два мужика сплетаются в один вонючий грязный клубок на полу, пытаясь удавить друг друга. Горячая кровь брызгами попадает мне в лицо, когда Клей с силой бьёт Брока по уже нанесённой ране, заставляя того сделать шаг назад. Я думать не могу ни о чём, кроме как чтобы Рамлоу победил. Сердце колотится, кажется где-то в горле, и хочется орать, вырваться из пут и всыпать Адамсу от щедрот. Пробую вырваться, напрягая остатки сил. Проклятье!

***08.23.2018 3:25 а.m.

Острая боль жалит в мышцу на лопатке. Ах ты ёб твою мать. Вот на сколько нужно быть распиздяем, чтобы утопить в болоте Зауэр? Сука! Ненавижу, когда жизнь имеет меня во все щели, а именно этим она сейчас и занята. Видно, решила показать, кто главнее. Ничего, сейчас я поставлю этого ублюдка в позу пьющей обезьянки! Хватаю за руки, перекидывая через себя. Тяжелый, падла. Но да похуй, теперь не до рекордов. Тело летит прямиком на свой хирургический стол, расшвыривая инструментарий. Вот чем-нибудь этим я тебя и прирежу. Алекса, значит, решил проведать, да? Я тебя щас изнутри рассматривать буду, скотина…

***08.23.2018 2:24 а.m.

Да, «Импалу», безусловно жаль, но если бы не её прочный корпус, меня бы в ней и похоронили. В шрёдере. Как только я выкатываюсь из тачки, это ёбанный тип словно испаряется. Даже экскаватор глушит. Первой мелькает мысль найти его и пристрелить. Но у нас с Морелли уговор — оставить его в живых. С одной стороны я понимаю, что ей необходимо наказать подонка за содеянное. Но с другой я не могу гарантировать, что если он кинется на меня с оружием я на рефлексах не сделаю в нём дополнительные дыры.

Нина должна быть где-то здесь. Держать её, собственно, больше негде. Двенадцать крытых стрелковых позиций просматриваются насквозь и спрятаться там негде. Значит, остаются административные и складские здания. Их всего три. Стоит мне проникнуть в ближайший контейнер, переоборудованный под офис, как что-то с воем врезается в стену, заставляя контейнер вздрогнуть. Блядь! Не удерживаюсь на ногах, когда его начинает переворачивать. Вся мебель сыпется прямо на мою любопытную башку. Что-то шваркает прямо по руке и в запястье тонко тренькает. Лопаются швы. Замызганная повязка тут же окрашивается кровью. Да бля-я-адь… Ну не может мне так везти. Как все подарки к Хэллоуину, так обязательно мне.

***08.23.2018 4:03 а.m.

Рамлоу, лёжа на грязном, замызганном кровью и маслом полу тяжело дышит, приходя в себя после драки. Я не могу отвести взгляд от бесчувственного тела Адамса, распростёртого меньше чем в метре. Брок вскидывает вверх руку, привлекая к себе моё внимание. Из разодранного запястья снова сочится кровь. Не удивительно, что швы разошлись. Выдержать такую интенсивную нагрузку невозможно.

— Нина, иди глянь, он сдох? — хрипло кашляя, справляется Рамлоу.

Он ещё и шутить умудряется? Вот же псих. Как я посмотрю, сдохла эта мразь или нет, если я привязана, как жертвенная скотина к столбу? Совсем дурак мужик.

— Ты шутишь?

— А че, не можешь, да? Окей, сам посмотрю…

Брок лениво, словно спросонок перекатывается на бок, приподнимаясь на локте. С маской деланной заботы проверяет пульс на глотке у Клея, а я мечтаю, чтобы он сомкнул пальцы на его шее и придушил эту мразь. Хотя нет, я хочу лично медленно спустить с него шкуру. Всадить эти чертовы инструменты один за одним в его проклятое мерзкое тело. Он наслаждался криками о помощи своих жертв? Я вырву ему язык, прежде чем начну снимать с него кожу…

— Ты уверена, что хочешь этого? — Брок смотрит с сомнением, склонив голову к плечу, пока отвязывает меня.

В золотисто-карих глазах горит еле удерживаемый пожар ярости. Если бы не необходимость сохранить маньяку жизнь, он бы уже зубами перегрыз ему горло. Это читается. Лицо Рамлоу сейчас ничем не отличается от маски Адамса — безумная гримаса дикого зверя без намёка на налёт цивилизации, жажда крови, еле сдерживаемая тоненьким поводком логики.

— Ты шутишь? Брок, он убил мою сестру… Он угрожает расправиться с Алексом… Он собирался убить, чёрт возьми, меня! Но есть одно огромное «но».

— Какое?

— Мы в Нью-Мексико. Тут не введена смертная казнь.

Рамлоу хмурится, явно не понимая, что я имею ввиду. От него тяжело пахнет грязью, потом и кровью. Вижу, как он устало кривится, ощупывая дырку в лопатке. Кровь практически уже не идёт, забившись то ли пылью, то ли просто остановившись.

— Его возьмут копы и отправят на принудительное лечение в психушку, понимаешь? Есть шанс, что он выйдет через лет пять-семь и начнёт по новой.

Золотисто-зелёные глаза вспыхивают пожаром. Кажется, Брок уловил идею.

— Убить? Но ты же хотела оставить его в живых, — мерзкая, откровенно мерзкая, сладкая улыбка расползается по его губам, пока он с какой-то острой нежностью проводит пальцами по челюсти Адамса, словно примериваясь, где будет делать разрез.

Сейчас он ничем не отличается от самого Клея. Я вижу, как танцуют разбуженные демоны. Я слышу их хор в его голове. Или мне мерещится, и это — мои демоны. Кларисса… её исполосованное, изувеченное тело мелькает перед глазами, и ещё десяток таких же, не доживших до своего лучшего дня девушек. Алекс, плачущий у гроба матери. Алекс, вынужденный в одиночестве заканчивать каждый свой вечер… Вновь Кларисса, в моём представлении бьющаяся в агонии под ножом этой мерзости. Как такой приличный, положительный с виду человек оказался такой мразью?.. Липкий страх смерти сменяется внутри яростью выжившего. Стокгольмский синдром тут не про нас. Я уничтожу эту тварь своими руками, медленно, отрезая от него по куску и скармливая диким зверям.

— Нет. Не сразу…

Рамлоу понимающе усмехается ещё страшнее, хватая за копну волос и волоча за собой слабо сопротивляющегося, ещё не пришедшего до конца в себя Адамса.

— Он весь твой, девочка моя, — урчит Рамлоу, привязывая тварь к столбу недалеко от разбросанных на полу инструментов.

Мне ни к чему стерильность. Я не собираюсь сохранять этой пакости жизнь.

Клей визжит, пока я сдираю с него живьём кожу. Тошнота подкатывает к горлу, когда я вижу обнажившиеся связки, мышцы рук и кровеносные сосуды. Всё содержимое желудка вываливается прямо на Адамса, мешаясь с его дерьмом и мочой. Вонь стоит невыносимая. От страха и боли этот ублюдок обделался, попеременно то теряя сознание, то приходя в себя, так же как и его жертвы. Только с той разницей, что за девочками он убирал, чтобы продолжить свои эксперименты по медицине. А я не могу. Не хочу… Меня начинает трясти. Нет наслаждения в этих пытках. Клей вновь всплывает из пучины бессознательности, когда я вынуждаю его прийти в себя. Для таких вещей у него, как ни странно, есть заранее запасённый флакон нашатырного спирта. Надо же, какая ирония и предусмотрительность, хм-м…

Я больше не могу и бросаю взгляд на Рамлоу. Тот стоит неподалёку, оперевшись бедром о крыло машины Адамса с видом профессора, выдавшего задание своему студенту и наблюдающего за правильностью решений. Как только он ловит мой взгляд, шумно и медленно вздыхает, и делает один-единственный шаг в нашем направлении. Нависает надо мной, подхватывая за талию, потому как я еле стою на ногах от отвращения к себе, от отвращения к ситуации, от бьющей по нервам ненависти к Адамсу. Я хочу его смерти. Медленной, мучительной и страшной. Такой же страшной, как у его жертв. И мне плевать, что я представитель власти. Сейчас я — человек, у которого животное, мерзость, архаизм отобрал жизнь близкого и чуть было не отобрал мою собственную жизнь.

— Просто убей его… Ты ведь умеешь это, Брок…

Брок молчит. Смотрит внимательно. Так внимательно, будто хочет задать всего один вопрос. Но не задаёт его. Я знаю, что он хочет спросить: уверена ли я, что буду спать спокойно, зная, что своим согласием убила человека? Да! Да, чёрт возьми, я буду спать спокойно, на много спокойнее, чем если бы он остался жив. Киваю. Лицо Рамлоу освещает едва заметная грустная и в то же время понимающая усмешка. Он переводит взгляд на обоссавшегося от страха Адамса.

— Смотри мне в глаза, пакость! И не смей кричать! Не кричи… — бросаю я, подходя вместе с Рамлоу к висящему на столбе Клею, — смотри… И запомни — я привела с собой твою смерть…

Рамлоу смыкает жёсткие пальцы на глотке Адамса. Я слышу хруст сминаемой гортани и адамова яблока. Такая смерть медленна и мучительна. Глаза Адамса выкатываются из орбит, когда воздуха начинает не хватать. Лицо сперва багровеет, затем начинает синеть. Пальцы всё сильнее стискивают его глотку и я вижу с каким наслаждением Рамлоу душит его. Он склоняется к лицу Адамса и еле слышно шипит, брызжа слюной. До моего слуха доносится лишь: «…Алекс…»

Грязь валится с Рамлоу на пол, и я ловлю себя на мысли, что он оставил по себе слишком много следов. Кровь, ДНК… Надо позаботиться об этом… Сжечь всё? Оставив тело среди этого бардака. Прежде, чем вызвать сюда копов, надо уничтожить следы пребывания Рамлоу. Всё-таки он здорово помог мне. И имеет право остаться инкогнито в этой ситуации. Я не могу считать убийство Адамса убийством. Скорее очищение планеты от мусора…

Тело ещё несколько секунд бьётся в посмертной агонии, загребая ногами пыль и грязь в собственной моче. Но это уже и не важно. Разрезаю верёвки, и то, что когда-то было Адамсом падает на пол. Брок фыркает, обтирая об себя руки. И переводит на меня вопросительный взгляд. Будто проверяет, всё ли я правильно понимаю и на всё ли я правильно реагирую.

Мне. Откровенно. Похуй.