Шестьдесят девять эпизодов [Юно Касма] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (52) »
Эпизод 1
Три, четыре, пять. Часы на его запястье хрипло тикали, отмеряя нам время: до рассвета, до следующей встречи, до расставания. Монотонный метроном, задающий ритм моей и его жизням. Моей и его. Три, четыре, пять. Секунда за секундой утекали мрачной вереницей в светлеющую утреннюю дымку. Каждая из них волокла за собой крупицу недавно подаренного счастья, оставляя в горле стылую пустоту. Только он заполнял её и только он был способен её вычерпать, бросить мне в лицо слезами. Пара мгновений ласки до того, как он встанет с кровати и начнёт одеваться. Три, четыре, пять. Пять глубоких шрамов на его теле, как зарубки прожитых воплощений. Он поднялся, встал у окна, глядя в него сызбоку. Будто не доверял утреннему небу Милана. И всё равно оголял перед ним шею, без того израненную ключицу. Всё равно давал голову на отсечение нарождающемуся дню. Я поцеловала его за ухом. Нежной кожей подбородка ощутила один из рубцов. Новый поцелуй, уже ниже, и очередная метка. Три, четыре… что дальше? Пять? Он никогда не заглядывал в будущее, но постоянно строил на него планы. Удовлетворялся тем, как с каждой дробью тикания срывается с его пальцев доля времени. Твердил «настоящее! настоящее! жизнь моментом!» и редко отрывал глаз от бесконечной круговерти стрелок. Случайный взгляд на них и сейчас забирал его у меня. Я не успела поговорить с ним о любви. Шесть. Осталась шестым шрамом. Случайной травмой из-за своей неумелой попытки тягаться со временем. Он распахивал дверь широко, со сквозняком, не оставляя в квартире даже своего духа. Семь, восемь. И дальше. История сохранит лишь сухие факты: у него были старые часы, пять случайных шрамов и ни одной лишней минуты для меня. Вот всё, что я вынесла из этих отношений.Эпизод 2
Я. Вот, ещё одна интрига. Я их люблю, полюбите и вы. Для затравки, открою имя: Венера. На самом деле, этого не так мало, как может показаться. Имя — не просто набор звуков. Оно позволяет выделить меня из толпы. На актёрских кастингах моё звучное имя помогало запомниться. Раскатистое «р» отражалось от стен и проникало в головы отборщиков. Моя мама говорила: «Ты рождена Афродитой, но зовёшься Венерой, потому что в этом имени помимо красоты есть ещё и гармония. Я хотела, чтобы ты была стойкой». А ещё в моём имени была улыбка. Произнеси его: Ве-не-ра. Имя богини. Оно было столь многогранно, имело сверхъестественную природу. Урок жизни заключался в том, что имя окрашивает характер его обладателя в свои цвета. Поцелованная богиней обязана выделяться из толпы. Несколько лет назад, на одной из вечеринок после премьеры фильма, где мне отведена была секундная роль жертвы, меня допустили в зону VIP, усадили на мягкие подушки и произнесли моё имя так, как не произносили никогда. Бледные, с персиковым отливом губы Андреа, моего коллеги, на протяжении всего съёмочного процесса пробуждали во мне желание их поцеловать. Только бы они налились цветом. Я сдерживалась. Но когда они вывели моё имя и «невероятная» в одном предложении, все барьеры были сломлены. «Венера обрела почитателей, причитающихся ей», — сказала бы мама из слепой гордости. Слепа была и я. Наивная. Верящая в то, что Андреа, сказанные им впроброс комплименты и нереальная — почти мифическая — влюблённость, были вещами значимыми. А потом? Что ж, имя у меня осталось. Хотя краски его поблекли, были выполосканы миланскими дождями, развеяны ветрами из вентиляции городского метро. И в этот период свинцовой, непроницаемой депрессии, до меня каким-то образом дошло, что мама любила рассказывать своей малышке сказки, что имя не только и не столько награждает тебя дарами, сколько устанавливает планку, которой ты должен соответствовать. Часто планка эта достижима, но иногда она требует от тебя стать богом. В то утро последний налёт божественности был сворован случайным потоком воздуха, взволнованного подошедшим поездом метро. Возможно, это случилось ещё раньше в апартаментах Андреа, но пропажу я обнаружила только в автобусе, на пути к дому родителей. Бергамо ещё спал. Будто ради его пробуждения, Лючия, всеведущая соседка, выходила на балкон второго этажа и гремела: — Венера! Она исторгала его с тем же бульканьем, с которым расплескивала воду из лейки на усыхающие настурции. — Говорят, ты к родителям решила перебраться? — продолжала топить меня она. В окне первого этажа я угадывала загорелое лицо матери. Она была взбудоражена соседским криком и обеспокоена тем, как бы я не поскользнулась на пути выхода из депрессии. — Божья мать, Лючия! Не надо поливать цветы, по прогнозу обещали дождь! — мать высовывалась из окна по пояс. Пока моя спасительница свисала с подоконника в обрамлении белоснежных занавесок, переливающихся в лучах утреннего солнца, я могла безопасно дойти до двери. Родной дом встретил меня запахом чая и свежего печенья. — Мои любимые, — я втянула носом- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (52) »
Последние комментарии
10 часов 40 минут назад
12 часов 57 минут назад
1 день 3 часов назад
1 день 3 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 12 часов назад