Между нами лёд (СИ) [DarkSugar] (fb2) читать онлайн

========== Мельдоний ==========

Любой застой в профессиональном спорте — непозволительная роскошь, цена которой может быть слишком высока. Особенно когда ты — один из лучших фигуристов мира, а твоя партнерша попала в аварию, перечеркнув надежды на олимпийские медали.

Алиса Калинина и Евгений Громов восемь раз становились чемпионами России, шесть

раз брали «золото» чемпионатов Европы и трижды стояли на высшей ступени

пьедестала чемпионатов мира. Их главной победой считалась «бронза» последних

Олимпийских Игр. Четыре года, которые прошли с тех пор, они уверенно шли

вперед, намереваясь на следующей Олимпиаде триумфально взять долгожданное

«золото».

Но судьба распорядилась иначе.

За два месяца до главного старта их совместной карьеры Алиса оказалась в

реанимации, а Федерация фигурного катания не собиралась ждать, пока она придет

в себя и восстановится. Чиновники отлично знали бойцовский характер Алисы, но

врачи давали неутешительные прогнозы по поводу продолжения спортивной карьеры,

а некоторые и вовсе ставили под вопрос возможность самостоятельного

передвижения.

Евгений до последнего надеялся, что всё обойдется, но фигуристка, с которой он

катался на протяжении последних десяти лет, уже неделю не приходила в себя.

Новость о смене партнерши Евгений воспринял с трудом, в первые минуты и вовсе

потеряв свойственное ему ледяное спокойствие.

— Кто может заменить мне Алису? — этот вопрос крутился в голове несколько часов

и теперь, не найдя ответа, сорвался с губ Евгения — одного из сильнейших

спортсменов мира. Он часто превозмогал боль и доказывал, что возможности

человеческого тела и психики гораздо больше, чем может казаться. Но сейчас был

абсолютно бессилен и ничем не мог помочь партнерше. Ничем не мог помочь их

паре, которой больше не существует.

Громов положил на колени ноутбук, снова шумно и тяжело вздохнул. В нем боролись

два чувства. Первое — ненависть к аварии, в которую попала партнерша, поставив

под удар всё, чего они добились как пара. Второе — тревога за близкого человека.

Алису Евгений давно считал «младшей сестрой». Они были красивой скатавшейся

парой на льду и близкими друзьями за его пределами. И авария выбила почву

из-под ног Евгения сразу по нескольким причинам.

Федерация делает большие ставки на него как на одного из лучших партнеров в

парном фигурном катании. До чемпионата Европы остается тридцать дней, а сразу

через три недели после — Олимпийские игры. Скататься за это время с новой

партнершей, изучить друг друга и поставить две программы — короткую и

произвольную — практически невозможно. Для всех, кроме Громова.

— Алексеева Татьяна, — нахмурив брови, продиктовал себе Евгений, вбивая в

строку поиска имя своей новой партнерши, а затем принялся внимательно изучать

то, что предоставила по запросу всемирная паутина.

Громов знал её. Точнее сказать — пару раз с ней пересекался. Мир фигурного

катания достаточно тесен. Друзей среди спортсменов сборной у него никогда не

было, за исключением Алисы. В отличие от товарищей по льду, Евгений привык в

большей степени концентрироваться на себе и своей партнерше, а не на других. Но

непосредственно прокаты смотрел и результатами интересовался.

Дочитав до причины распада пары Алексеевой с предыдущим партнером, Громов

удивленно приподнял брови. Чаще всего фигуристы-парники заканчивают карьеру

вместе. Но Станислав Куликов решил уйти один, оставив Татьяну без действительно

ценных побед и медалей. И данный факт не делал ему чести в глазах Евгения,

который вновь нахмурил брови, просматривая фотографии фигуристки. Почти на

каждой та счастливо улыбалась и выглядела жизнерадостной и привлекательной:

длинные темные волосы, волнистыми прядями лежащие на достаточно миниатюрных для

спортсменки плечах, темно-карие глаза, широкая улыбка, которая была причиной

глубоких ямочек на щеках, и смешной, несколько коротковатый нос с вздернутым

кончиком. Евгений недовольно хмыкнул. Раздражение, испытываемое к новой

партнерше, росло в геометрической прогрессии.

Большой и наполненный журналистами конференц-зал начинал казаться Татьяне

душной камерой для пыток. Она бросила взгляд на настенные часы и устало поджала

губы, отмечая про себя, что пресс-конференция длится почти два часа. Радовало,

что за столом, оснащенным несколькими микрофонами, она была не одна, а с двумя

другими фигуристками из сборной. И пока те отвечали на вопросы о конкуренции в

одиночном женском катании, Таня взяла бутылку с водой, предложенную

организаторами, и сделала пару глотков.

— Татьяна, — обратился к ней журналист, на мгновение чуть приподнявшись со

стула, желая привлечь к себе внимание упомянутой им фигуристки. — С кем вы

планируете кататься в паре в этом сезоне? Это действительно будет Евгений

Громов?

Таня сделала глубокий вдох, стараясь обуздать волнение. Мысли о смене партнера

не покидали последние несколько дней. После заявления Федерации фигурного

катания о том, что её новый партнер — Евгений Громов, интерес к Тане возрос до

критических пределов. Никогда раньше она не сталкивалась с таким. И привыкнуть

будет сложно.

— Этот вопрос решила федерация, — заправив прядь темных волос за ухо, кивнула фигуристка.

— Да. Я буду кататься с Евгением Громовым.

— О его нелегком характере ходят легенды… Не боитесь? — сощурил глаза молодой

человек, явно желая вывести фигуристку из так называемой «зоны комфорта».

— Давайте не будем обсуждать чей-либо характер, — натянуто улыбнулась Таня. —

Мы здесь для того, чтобы обсудить новый сезон. Разумеется, первое время у нас

будут сложности, но в парном катании это нормально. Чтобы научиться чувствовать

друг друга требуется некоторое время.

— Вы уже начали совместные тренировки?

— Нет, — качнула головой Татьяна, желая скорее отвязаться от непривычных

вопросов. — Сегодня ночью наша команда вылетает на сборы в Германию. Там

пройдут наши первые тренировки.

Журналист благодарно кивнул, выключая диктофон, и сделал заметки в блокноте.

После этого задал ещё пару вопросов другим фигуристкам из сборной, а затем

пресс-конференция была окончена. Таня расправила плечи и попыталась хоть как-то

снять напряжение, которое давило на протяжении всего мероприятия. Домой она

отправлялась с осознанием, что грядущая ночь обещает быть не из легких.

Чем больше выступлений Татьяны просматривал Евгений,

тем больше становилась его неприязнь к ней. Лучезарная и слишком широкая, по мнению

Громова, улыбка раздражала. Алексеева казалась ему легкомысленной девчонкой, не

видевшей в жизни никаких тягот. Хотя Громов и понимал, что профессиональными

спортсменами без боли и лишений не становятся.

Евгений вышел из московской квартиры за четыре часа до отлета, однако добирался

до аэропорта своим ходом, а не на общем автобусе, который вез остальных. Атмосфера

воодушевления, распевание песен и прочее веселье, царившее обычно в автобусах

сборной, никогда не находили у него отклика. И тем более этого не случилось бы

сегодня, когда настроение абсолютно отсутствовало.

Громов добрался до Домодедово раньше товарищей по сборной. Он сидел в зале

ожидания, решив не проходить регистрацию без остальных, и пытался объяснить

себе, что за странное чувство его гложет. Неужели он, шестикратный чемпион

Европы, трехкратный чемпион мира и бронзовый призер Олимпийских игр, может

переживать вне соревновательного льда? Однако быстро нашел себе оправдание, вновь

посчитав причиной своих переживаний ситуацию с Алисой. За годы совместной

работы они буквально «вросли» друг в друга — привыкли физически и

психологически.

Будет непросто поверить в то, что теперь рядом всё время будет находиться

другой человек. И не так важно, кто именно. Важно, что это не Алиса.

Как только остальные члены сборной прибыли в аэропорт, Евгений поздоровался со

знакомыми, тепло поприветствовал тренерский штаб и будто умышленно не заметил в

числе спортсменов Татьяну, вставая в очередь на регистрацию.

Татьяна, стоявшая рядом с подругой — фигуристкой-одиночницей Ксенией, не была в

восторге от происходящего. Она устало перехватила большую спортивную сумку из

одной руки в другую и подвинула ближе чемодан.

— Может, тебе самой стоит с ним поздороваться? Он… Выше тебя по статусу… —

предложила Ксения.

В самолет фигуристки зашли в числе последних. Ксения сделала всё, чтобы Татьяне

пришлось занять место рядом с партнером, который тем временем нарочито

увлеченно распутывал наушники. И хотя свободные места рядом с другими

фигуристами Татьяна всё же нашла, понимала, что те предназначаются не ей. Медленно

направляясь к Евгению, Таня ловила на себе взгляды товарищей по сборной. И

взгляды эти были настолько сочувствующими, будто провожали в последний путь.

— Привет, — неловко произнесла Таня, остановившись

возле Громова.

— Привет, — без каких-либо эмоций ответил Евгений, даже не посмотрев на

партнершу, продолжая распутывать наушники, которые показались Татьяне вовсе не

запутанными.

Как только Татьяна убрала сумку в отсек для ручной клади и удобно устроилась на

своем месте, самолет пошел на взлет. Евгений торопливо расстегнул внутренний

карман олимпийки и достал оттуда блистер таблеток. Одну из них положил в рот, а

затем поймал на себе любопытный взгляд новой партнерши и нахмурил брови от злости.

На лбу появились хорошо заметные морщины, а серо-голубые глаза стали темнее.

— Мельдоний? — заговорщическим шёпотом поинтересовалась Таня, желая разрядить

обстановку.

— Мышьяк, — мрачно ответил он, проглотив таблетку не запивая, и убрал блистер

обратно во внутренний карман.

— Маловато. Ты — мужчина крупный, тебе нужна дозировка больше, — задумчиво

кивнула Татьяна, бросив оценивающий взгляд на партнера.

— У тебя плохое чувство юмора, — констатировал Евгений, закрывая глаза и

откидываясь на спинку сидения. — Я тоже рад знакомству, — добавил чуть позднее.

До последнего Татьяна рассчитывала, что сможет подружиться с новым партнером,

но в человеческих отношениях, так же, как и в парном фигурном катании, важна

взаимность.

Два часа полета Татьяна просидела возле иллюминатора, чувствуя себя ужасно

скованно.

За иллюминатором была абсолютная темнота. Отсутствие чего-либо, за что можно было

бы зацепиться взглядом, заставляло Таню размышлять о новом сезоне. На чемпионат

Европы отправляют тех, кто занял призовые места чемпионата России, но Таня в

этот список не входила. На последнем чемпионате вместе со своим бывшим

партнером она заняла только пятое место. Татьяна оценила такое большое доверие

со стороны Федерации, когда её выбрали новой партнершей Громова, вот только

сама она в свои силы не верила. И особенно пугал предстоящий чемпионат Европы,

который станет первым в карьере. К тому же данный сезон является ещё и

Олимпийским, но думать сейчас об Олимпиаде было страшно. Так же страшно, как и

думать о том, что будет, если после аварии бывшая партнерша Евгения сможет

вернуться в спорт. Тогда Татьяна окажется и вовсе за бортом сборной, оставшись

без партнера. Второй раз. Мысль о том, что она всего лишь временный вариант, очень давила.

Следующие несколько секунд Таня рассматривала нового партнера. Сейчас, будучи

спящим, он располагал к себе намного больше, чем когда бодрствовал. Не было

этих чуть нахмуренных бровей, не было напускной серьезности. Были расслабленность

и спокойствие.

«Спокойствие — сила мужчины» вдруг вспомнилась Татьяне фраза матери. Однако отец

подобной силой не обладал, из-за чего порой страдала и мать фигуристки, и она

сама.

Продолжая разглядывать партнера, Татьяна мысленно отметила, что он

действительно хорош собой и не зря входит в десятку самых сексуальных

спортсменов мира. Её внимание привлекло небольшое серебряное кольцо в мочке

уха. Подобное у фигуристов можно увидеть не так часто.

Как только Евгений шумно втянул носом воздух, начиная просыпаться, Алексеева услышала, как товарищи по сборной начали что-то активно обсуждать и смеяться. И тут же ощутила желание присоединиться. С этими людьми Татьяне было тепло, а вот рядом с Громовым — необъяснимо холодно. Когда пилот объявил о том, что самолет начинает снижаться, пришлось вернуться на своё место. Подходя, Татьяна заметила, как Громов снова торопливо принял лекарство. Это начинало настораживать.

— Тренерский штаб и врачи знают о том, что ты принимаешь? — поинтересовалась

она, пристегнув ремень.

— Какое тебе дело? — раздраженно ответил вопросом на вопрос Евгений.

— Мы партнеры, — произнесла Татьяна, с недовольством смотря на собеседника. — Я

не хочу, чтобы тебя дискв…

— Слушай, Алексеева, — качнул головой Громов и не дал закончить мысль. Он считал

диким, что его, опытного и успешного спортсмена, пыталась отчитывать вчерашняя

неудачница. — Если я что-то делаю, то делаю осознанно. Если тебе так интересно,

то эти таблетки я принимаю уже тринадцать лет. Их подбирали мне врачи и

тренерский штаб в том числе.

Татьяна выдохнула, делая вид, что такой ответ удовлетворял. Когда самолет

приземлился, Евгений встал со своего места одним из первых. Достал сумку

Татьяны и свой рюкзак, а затем поспешил к выходу, не дожидаясь партнершу.

Алексеева растерянно посмотрела ему вслед, ощущая на себе любопытные взгляды

товарищей по сборной.

Возле аэропорта сборную ждал большой комфортабельный автобус. База, где они

будут жить и тренироваться, располагалась в тридцати минутах езды от центра

Кёльна и представляла собой два небольших гостевых дома и крытую ледовую арену

в шаговой доступности. Во время заселения на часах было почти пять утра.

Воодушевленное настроение спортсменов сбавило обороты, уступая место усталости

после перелета. Они забирали ключи от номеров и расходились, желая скорее лечь

спать.

Евгений с Татьяной молча шли по коридору четвертого этажа. Громов, не спрашивая

ничего у партнерши, взял её вещи, и теперь одной рукой тащил большую спортивную

сумку, а другой вез чемодан.

— Зачем так много вещей? — задал вполне резонный, с мужской точки зрения,

вопрос. — На сборах нужны коньки и удобная одежда.

Громов вспомнил, что у Алисы всегда была одна спортивная сумка и ничего больше.

При этом она действительно отличалась от большинства парниц — всегда носила

короткую стрижку и красилась только для соревновательных прокатов. У Татьяны, в

отличие от неё, даже сейчас на лице был легкий макияж, а темные длинные волосы аккуратно

уложены мягкими локонами.

— Мне, например, нужно ещё и платье, — ответила на вопрос Татьяна, останавливаясь

возле двери в номер.

— Но твоё платье для наших программ ещё не утвердили, — растерялся Громов. —

Как и сами программы…

— Ты не знал, что женщины носят платья ещё и вне льда? — засмеялась Татьяна,

открыв дверь номера, и пропустила Евгения вперед. — Здесь будет проходить чемпионат

Европы среди юниоров через три дня. Я собираюсь пойти на него и поддержать

ребят.

— А у тренерского штаба ты разрешение спросила? — задал вопрос Громов, оставив

в номере вещи партнерши. Он выпрямился и выжидающе посмотрел на Татьяну,

которая от такого вопроса растерялась. Ранее ей не предоставлялась возможность

быть на серьезных сборах, и она рассчитывала, что будет хоть немного свободного

времени.

— Но это ведь юниоры… Им так нужна поддержка.

— И нам нужна поддержка. На льду. Выполненная нами и желательно не одна, — строго кивнул Евгений, удивленный странным порывом. Ни он, ни Алиса никогда не стали бы посещать другие соревнования в ущерб собственным тренировкам. — Посмотрим сегодня днем на что ты способна. И потом решим, пойдешь ты к юниорам или нет. Доброй ночи.

========== Необъяснимо холодно ==========

Первая совместная тренировка на льду у Татьяны и Евгения была намечена на шестнадцать часов. Алексеева проснулась по будильнику в час дня. Потянулась на большой двухместной кровати и поднялась, принимаясь делать несколько упражнений, чтобы немного размять спину и мышцы. День предстоял нелегкий, и ударить лицом в грязь, а в их случае об лёд, хотелось меньше всего. Хотя Татьяна была уверена, что так и произойдет, и именитый партнер будет недоволен. Приняв душ, Татьяна привела себя в порядок. Нанесла привычный легкий макияж, который подчеркивал глаза, уложила волосы, а затем собрала их в высокий хвост. Надела красную футболку, голубые брюки с символикой страны и олимпийку из этого же комплекта. Сложила вещи, которые будут нужны на тренировке, в большую сумку и туда же положила коньки, а затем закинула на одно плечо и вышла из номера, направившись на обед, который для всех спортсменов из-за ночного перелета был скорее завтраком.

— Доброе утро! — как можно более очаровательно улыбнулась Татьяна, когда в

коридоре появился Евгений. В ответ он лишь едва заметно кивнул, даже не

посмотрев на партнершу, до конца не воспринимая её в этом статусе.

— Знаешь, — уже менее жизнерадостно начала Татьяна, — у многих парников есть

какие-то свои традиции и ритуалы. Я не хочу, чтобы односторонняя коммуникация

стала для нас чем-то таким.

— Доброе утро, — хмуро и запоздало ответил Евгений, принимая замечание к

сведению, а затем всё же посмотрел окинул её оценивающим взглядом, который даже

не пытался скрыть.— Давай сюда, — он протянул руку к её плечу. Татьяна на

несколько секунд растерялась, но затем отдала сумку партнеру. — Такая традиция

тебя устраивает?

— Для начала вполне неплохо.

Зайдя в лифт, несколько секунд фигуристы провели в неловкой тишине. Татьяна

изредка поглядывала на Евгения, отмечая помятый и сонный вид.

— Выглядишь не очень, — констатировала, едва сдерживая смех.

Евгений удивленно посмотрел на неё, широко открыл глаза и, кажется, только сейчас

проснулся окончательно.

— Ты тоже, — соврал он. — Однако твоя детская прямолинейность более чем

очаровательна, но в некоторых ситуациях лучше всё же промолчать — будешь

выглядеть умнее.

В просторной столовой Татьяна ускорила шаг, отрываясь от Евгения, и принялась

приветственно обнимать товарищей по сборной. Такие нежности удивляли Громова.

Он никак не мог понять — нравится ему это или нет.

— Как спалось на новом месте? — с улыбкой обратилась к подруге Татьяна,

приобнимая и вставая за ней в очередь. — Приснился жених?

— Ох, — вздохнула Ксения, — если бы мне приснился твой Громов, я была бы

счастлива, а так… Увы. Видимо, мы несовместимы.

— Мне кажется, Громов ни с кем несовместим, — шепотом ответила Татьяна, перед

этим предусмотрительно оглянувшись назад, желая убедиться, что тот стоит

достаточно далеко.

— Или ты просто его уже забрала себе, — засмеялась Ксюша и, взяв поднос, поставила

на него тарелку с салатом. — Ты заметила, что не стала отрицать, когда я

назвала его твоим?

— Даже не знаю, кто из вас двоих меня больше раздражает… — устало вздохнула она,

протянув руку за подносом.

Набрав еды, Татьяна и Ксения прошли за стол и ожидали, что Громов присоединится

к ним, но он направился к дальнему столику, намереваясь обедать в одиночестве.

— Почему ты так демонстративно отдаляешься? — разозлилась Алексеева и

почувствовала на себе взгляды всех присутствующих спортсменов. — Ты выглядишь

смешно! Что за таинственность, что за гордое одиночество? Ты похож на

подростка, который хочет обратить на себя внимание.

Несколько секунд Евгений, обернувшись, сверлил Татьяну взглядом, ожидая, что

она отстанет, но Алексеева поражала своей смелостью.

— Мы должны быть командой, может, даже друзьями, но не чужими людьми… —

продолжала Таня.

Громов задумчиво хмыкнул. Командой он был с Алисой. Но Алисы в сборной больше

не было.

— Нечего сказать? — удивилась Алексеева. — Никаких возражений, упреков, указов?

Никаких подколов?

— Приберегу всё это для первой совместной тренировки, — невинно пожал плечами

он, всё же заняв отдельный стол.

После обеда в компании подруги Алексеева покинула столовую раньше Евгения,

перед этим забрав у него сумку, а затем отправилась на ледовую арену. Идти было

недалеко, дорога заняла пять минут, но всё это время Татьяна кипела от злости

после перепалки с новым партнером.

В небольшой раздевалке Таня оставила вещи. Надела черную облегающую водолазку и

легинсы, размялась, а затем зашнуровала белые коньки, не снимая с лезвий

защитных чехлов, и двинулась на лёд.

Большие часы на одной из стен над ледовой площадкой показывали без двадцати

четыре. Татьяна пришла раньше назначенного, и на льду ещё тренировалась пара из

сборной Польши, которая занимала второй гостевой дом.

Алексеева поднялась на трибуну, несколько минут наблюдая за тренировкой.

Молодую женщину из этой пары Татьяна знала. Эта высокая блондинка — Елена

Волченкова, бывшая фигуристка сборной России. Не выдержав конкуренции с другими

дуэтами в родной стране, она взяла гражданство Польши два года назад. Перед

переездом в другую страну Елена бросила своего партнера, который после ушел из

спорта. Такой поступок Федерация фигурного катания оценила резко негативно, а

отношения у Елены с бывшими товарищами по сборной, которые никогда не были

особо теплыми, ещё больше ухудшились.

Но средства массовой информации больше интересовались не её уходом от партнера

и сменой гражданства, а разрывом отношений с другим фигуристом, к которому в

последние годы приковано много внимания.

Волченкова и Громов встречались около года. Свои отношения они старались не

афишировать, но журналисты всё время старались найти информационный повод для

интервью или статьи. Их часто спрашивали, не планируют ли они кататься в паре,

ведь их отношения могли добавить прокатам зрелищности и пресловутой «химии». Но

каждый раз Громов отвечал, что никогда не станет смешивать рабочее с личным. И

уверял, что его главной партнершей по льду всегда будет Алиса.

— Сеанс мазохизма? — внезапно над ухом Татьяны раздался голос Евгения, вынуждая

вздрогнуть. — Пойдем, — Громов протянул руку, — наше время начинается.

Алексеева вложила свою ладонь в руку Громова. Евгений видел, как партнерша

пыталась бороться с собственным волнением. Это показалось милым и немного

польстило.

— Выше нос, — ободряюще произнес Громов, придерживая ладонь, пока они

спускались по ступенькам. Такая неожиданная любезность и галантность подкупала

Татьяну, особенно учитывая, что ходить на коньках в чехлах, тем более по ступенькам,

было не очень удобно.

— Какие люди! — громко воскликнула Елена Волченкова, выходя за борт катка и

надевая защитные чехлы на лезвия. Её партнер тем временем в качестве

приветствия сдержанно кивнул Громову и, получив от него такой же кивок в ответ,

поспешил уйти.

— Предателям отчизны приветы не раздаем, — без эмоций ответил Евгений, отпуская

ладонь Татьяны и начиная делать медленные круги плечами назад. В отличие от

своей партнерши, размяться нормально он не успел.

— Между прочим, ради тебя, Громов, — не сводила с него глаз Елена, — я бы вновь

сменила гражданство.

Татьяна, услышав это, опустила глаза, положив одну руку на борт, другой снимая

чехлы. Волнения, и без того терзавшего изнутри, стало ещё больше. К личной

ревности Волченковой примешивалась ещё и ревность профессиональная.

— Я не укротитель змей, чтобы работать с тобой в тандеме, — сдержанно отвечал

Евгений.

— Да, не укротитель, — с деланной грустью вздохнула она, — а, судя по всему,

ковбой.

Громов непонимающе нахмурил брови.

— Ну, а как иначе называются люди, которые берут себе в пару такую «редкостную

коротконогую кобылу»? — произнося подобные слова, Елена ни сколько не

смущалась. На тонких губах по-прежнему была улыбка, будто она говорила что-то

приятное. — Я всего лишь процитировала комментарии под её прокатами на «ютьюбе»,

ничего личного, — пожала широкими плечами Елена, невинно улыбнувшись.

— Не ты ли их оставляешь? — наконец подала голос Татьяна.

— Иди, — тихо обратился к ней Громов, проведя ладонью по спине. И, пожалуй, это

был первый раз, когда Татьяне не захотелось ему перечить. Общество Волченковой

было неприятным, а подобные прикосновения Евгения, к которым она ещё совершенно

не привыкла, запускали по телу мурашки. В таких условиях сделать несколько

кругов по льду в одиночестве, чтобы привести мысли в порядок, было одним из

лучших решений.

— Иди! — громче обратился к оторопевшей партнерше Громов. Татьяна послушалась и

направилась к выходу на лёд. Но Волченкова, проходя мимо, нарочно резко сделала

шаг вперед, задевая своим плечом. Евгений сжал зубы, отчего скулы стали острее,

а Татьяна молча прошла на лёд, начиная быстро нарезать по нему круги.

Елена счастливо улыбнулась, чувствуя себя победительницей, и направилась в

раздевалку. Но Евгений схватил её за руку, разворачивая к себе лицом.

— Если Таня и будет терпеть подобное, — достаточно агрессивно начал он, — то я

не стану. Ты меня знаешь.

— Учту, — лукаво улыбнулась Волченкова, вырывая руку и удаляясь в раздевалку.

Громов сделал глубокий вдох, стараясь унять эмоции после неприятного разговора,

а затем перевел взгляд на большие часы, отмечая, что у них с Таней есть ещё

полчаса до прихода тренера. Несколько следующих секунд смотрел на партнершу,

которая быстро перемещалась по льду, меняя дорожки шагов. Он понимал, что так

быстро она сейчас катается как раз потому, что всё ещё не может прийти в себя и

пытается отвлечься. К приятному удивлению Евгения, Татьяна прекрасно смотрелась

на льду. Она грациозно держала тонкие руки, контролировала осанку и

замечательно владела коньком. Громов начинал забывать, что ему следует к ней

присоединиться. Ему нравилось смотреть на Алексееву, несмотря на то, что сейчас

она каталась нервозно и не выполняла никаких элементов.

Громов ступил на лёд и, сделав буквально два толчка ногами, быстро догнал

Татьяну, а затем замедлил скольжение, подстраиваясь под её скорость.

— Как… Дела? — спросил Евгений, а затем не смог сдержать ухмылки. Он понимал,

что такой вопрос сейчас либо насмешит Алексееву, либо разозлит. И надеялся, что

случится именно первое

— Терпимо, — спокойно ответила она и подняла руки вверх, а затем плавно их

опустила. Алексеева хотела сосредоточиться на себе и своем теле. Её одолевала

целая буря эмоций, но показывать их точно не стоило.

— Волченкова — последний человек, на которого тебе стоит обращать внимание, —

тихо произнес Евгений, понимая, что встреча с этой спортсменкой только

усугубила стресс, в котором пребывала Татьяна. Алексеева недовольно нахмурила

тонкие темные брови, а затем ускорилась, вынуждая Громова сделать то же самое.

— Удивительно! — вдруг подметил Евгений, продолжая кружить по катку рядом со

своей новой партнершей. Его поражало, что общительная, даже слишком, до этого

момента Татьяна последние несколько минут оставалась безмолвной. Теперь он начинал

понимать, что чувствует партнерша, когда он бывает немногословен. — Последние

сутки ты постоянно пыталась меня разговорить, а сейчас сама молчишь.

— У нас осталось меньше получаса до прихода тренеров и, я не хочу терять время,

— пояснила Татьяна. — Мы можем поговорить вечером, если у тебя появится

желание.

Громов согласно кивнул, мысленно отмечая, что поговорить стоит. Он взял её

ладонь в свою, желая раскататься вместе.

— Думаю, тебе стоит тренироваться в перчатках, — предложил Евгений, начиная

двигаться по кругу.

Алексеева от такого замечания немного смутилась. Никто из предыдущих партнеров

не обращал внимания на это. Ладони Громова были теплыми и немного шершавыми.

Татьяна крепче сжала пальцы. Это прикосновение было приятно им обоим.

— Я никогда не тренировалась в перчатках, — тихо ответила она, быстро

передвигаясь по льду в унисон с Евгением и изредка посматривая на его лицо.

— Зря, — отметил он, а затем положил свою ладонь на талию Татьяны, уводя её в парную либелу, и тем самым ближе прижимая к себе. — У тебя очень красивые руки, — добавил Евгений во время вращения. — Будет жаль, если воздействие холода их испортит.

Алексеева шумно втянула ртом воздух, стараясь сосредоточиться. Подобная

близость с прежним партнером никогда не смущала так сильно, но с Громовым всё

было иначе. Мысленно она пыталась списать это на его высокий статус и на то,

что попросту к нему не привыкла.

— Не доверяешь? — лукаво сощурил глаза Евгений, выйдя из вращения, и

остановился возле Татьяны.

— Не доверяю, — серьезно кивнула Алексеева, виновато посмотрев на свои коньки,

чтобы не видеть реакции Громова на такие слова, боясь задеть его самолюбие. —

Не доверяю себе, — грустно пояснила Татьяна, подняв голову, а затем снова уехала

в другой конец катка. Громов, скрестив руки на груди, наблюдал за тем, как

Татьяна выполняла заход на тулуп.

Первый оборот в воздухе.

Второй.

Третий Татьяна не докрутила…

Евгений нахмурился, видя, как она падает на лёд. Быстро поднявшись, Татьяна

раздраженно поправила выбившиеся из хвоста пряди волос и собралась выполнить

ещё один заход. Необходимо было реабилитироваться в глазах партнера.

— Такими темпами ты не пойдешь болеть за юниоров, — громко произнес Громов, и

Татьяна, набиравшая скорость для захода на прыжок, резко сменила траекторию.

Теперь она двигалась по направлению к Евгению. Доехав до него, резко

притормозила ребром конька. Сопровождаемая громким скрежетом льда, Таня остановилась

в нескольких сантиметрах от Громова, почти уткнувшись ему в грудь носом.

— Почему это? — как можно более самоуверенно поинтересовалась она, запрокинув

голову. Громов с трудом сдержал улыбку. Каждый раз, когда Алексеева пыталась

выглядеть самоуверенной и серьезной, это казалось по-детски наигранным. И это

же ему почему-то нравилось.

— Зачем смотреть на молодежь, которая прыгает лучше тебя? — вопросительно

изогнул бровь он.

— Хам, — констатировала Татьяна.

— Вижу, вы уже подружились, — громко обратилась к фигуристам тренер, подойдя к

борту катка.

Евгений и Татьяна поспешили к ней. Алексеева была знакома с Ольгой Андреевной,

но не работала с ней. За несколько минут разговора тренеру удалось очаровать

Татьяну. Она была опытным и строгим профессионалом, но в общении смогла

произвести впечатление приятного и заботливого человека. Когда Ольга Андреевна

отправила Евгения выполнять определенные элементы, у них появилась возможность

поговорить наедине.

— Как тебе новый партнер? — улыбнулась она, желая расслабить Татьяну, и

наклонилась ближе. Таня сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями и

оглядываясь на Громова, который в этот момент с необычайной легкостью выполнял

тройной риттбергер. И вновь пришлось признать, что Евгений не зря считается

одним из самых красивых фигуристов планеты. Высокий и подтянутый, он невольно

притягивал взгляды к своей отнюдь не скромной персоне. Густые пшеничные волосы,

светлая кожа и серо-голубые глаза выдавали в нем человека типично славянского

происхождения, но была в нем какая-то немного хищная, холодная красота,

выражавшаяся в резких, уверенных движениях и немного заостренных чертах лица.

Вздохнув, Татьяна обернулась к Ольге Андреевне. С одной стороны, перед ней стоял

тренер, который много лет работал с Громовым и, наверное, относился к нему как

к близкому человеку, поэтому Алексеевой стоило быть аккуратной в выражении

своих эмоций. Но, с другой стороны, Ольга Андреевна выглядела как человек,

которому можно было доверять.

— Слишком закрытый, — честно ответила Татьяна, одергивая вниз черную водолазку.

— Он всегда напряжен. Ощущение, что не только физически, но и морально.

— Это его обычное состояние, — с толикой грусти призналась она. — Закрытым он

был всегда, но эта черта только усугубилась после случая с Волченковой. А

теперь ещё и Алиса…

Оставшуюся часть тренировки фигуристы, под руководством

тренера, выполняли парные элементы, пытаясь лучше почувствовать друг друга,

подстроиться под внешние параметры, скорость и характер скольжения. Когда они,

наконец, синхронно прыгнули двойной тулуп и сделали идеальный выезд из него,

Ольга Андреевна поощрительно похлопала в ладони, довольно улыбнувшись

— Закончим на успешной ноте, — предложила она.

Евгений первым поспешил выйти с катка, торопливо надевая чехлы на лезвия

коньков, а затем подошел к тренеру. Ольга Андреевна непонимающе посмотрела на

него снизу вверх. Громов опасливо оглянулся на Татьяну и, убедившись, что та стоит

достаточно далеко, снова повернулся к Ольге Андреевне.

— Ей не стоит знать, что это мой последний сезон, — безапелляционным тоном

произнес он.

Татьяна стянула резинку с волос, распуская хвост, от которого начинала болеть

голова и украдкой посмотрела на Евгения, который говорил с Ольгой Андреевной.

Решив, что не стоит лезть в их разговор, Алексеева направилась в раздевалку.

— Спасибо за тренировку! До завтра!

— До завтра, Танечка! — ласково ответила Ольга Андреевна, выглядывая из-за

Евгения, который так и стоял к своей партнерше спиной.

Как только фигуристка ушла, тренер с недовольством посмотрела на Громова.

— Что значит «последний сезон»?

— Хочу уйти на пике, — кивнул Евгений, опустившись на скамейку, и устало

выпрямил ноги в коленях. — Даже для этого придется приложить огромные усилия и

мне, и Тане. Впрочем, неизвестно, станет ли этот сезон тем самым «пиком», учитывая

то, как она катается.

— Откуда такой пессимизм? — удивилась Ольга Андреевна, смотря на Громова так,

будто не узнавала вовсе. — Ты всегда был уверен в себе. Если бы ты остался с

Алисой? Это всё равно был бы последний сезон? — Ольга Андреевна работала с ним

десять лет и была его первым тренером, поставившим на коньки в глубоком

детстве, но редко видела Громова растерянным.

— Я не вправе заставлять тебя оставаться на следующий сезон, — начала Ольга

Андреевна и перевела взгляд на лёд. — Сейчас нам нужно думать над нынешним. Но

я могу сказать, что Таня — хорошая девочка, не лишенная таланта. С ней вы могли

бы быть лидерами не один год. Проблема лишь в том, что ей недостает твоей

уверенности в себе.

— Могу отсыпать, — ухмыльнулся Громов.

— Тебе бы кто отсыпал дружелюбия. Ты ведь сам понимаешь, как важны

доверительные отношения между партнерами, как сильно они влияют на качество

совместной работы.

— Я постараюсь улучшить наши отношения вне льда в том числе, — поспешил

заверить тренера Евгений.

— Вот только если ты действительно решишь, что это твой последний сезон, —

вздохнула Ольга Андреевна, поднявшись со скамейки, и направилась к дверям, — то

должен рассказать Тане об этом. Иначе ты поступишь с ней так же, как поступила

с тобой Лена.

========== На берегах Рейна ==========

Татьяна вернулась в гостевой дом около восьми часов. Открыла дверь, оставила сумку и медленно прошла в номер. Усталость, физическая и моральная, навалилась слишком резко. Тот уровень, на котором она каталась раньше, действительно отличался от того, на котором так резко оказалась, встав в пару с Громовым.

Горячий душ помог прийти в себя, но, услышав стук в дверь, пришлось быстрее

выйти из ванной. Торопливо затягивая пояс белого халата, Таня подошла к двери и

поинтересовалась, кто так сильно, судя по стуку, желает её видеть.

— Свои! — за дверью раздался голос Ксении, и Татьяна поспешила открыть. — Если

бы это была не я, а Громов, то ты наверняка открыла бы намного быстрее, —

проворчала та, садясь на небольшое кресло в номере Тани. — Судя по внешнему

виду, ты ждала именно его.

Татьяна схватила лежащую на постели подушку и кинула в подругу. Та

успела увернуться от орудия мести, а затем нагнулась за подушкой и обхватила

руками, прижав к себе.

— Рассказывай о своей первой тренировке с Великим и Ужасным Громовым!

— Что случилось между ним и Волченковой? — резко сменила тему Таня, вспомнив

слова тренера, и увидела, как округлились глаза Ксении. Такого вопроса

одиночница явно не ожидала.

— А что? — несколько растерялась она, но уже через секунду едва сдерживала

хитрую ухмылку. — Ревнуешь к бывшей? У них всё в прошлом! Особенно учитывая то,

как они расстались.

— А как они расстались? — несмело поинтересовалась Алексеева, краем сознания

понимая, чтоподобным интересом к Громову лишь добавляет подруге поводов для

шуток. — Что случилось?

— Меняю информацию об этом на… Рассказ о тренировке с секс-символом сборной, —

поставила условие Ксения.

В номере царил полумрак, придавая поздним посиделкам особой душевности.

Татьяна удобнее устроилась на кровати, внимательно слушая подругу, и вытянула

гудевшие после тренировки ноги.

— Дело было примерно два года назад, — начала Ксения, отламывая от шоколадной

плитки небольшой кусочек. — Мы были на сборах в Италии. Калинина и Громов как

всегда были на высоте. А вот у пары Волченковой и Макарова дела были хуже. И

если Макаров оправдывал себя тем, что кто-то должен быть второй парой страны,

то Лене, конечно же, хотелось быть на первом месте. Масла в огонь подливали ещё

и журналисты, которые постоянно ожидали новости о том, что Волченкова встанет в

пару с Громовым… В определенный момент у Лены на этой почве «поехала крыша».

Она заявила Громову, что собирается бросить своего партнера и поставила

условие, что и он должен разойтись с Алисой. Евгению это не понравилось. Это не

по-партнерски. Любые решения фигуристы, выступающие в паре, должны принимать

вместе.

— Он никогда не собирался менять партнершу, даже на свою девушку, — закивала

Таня, вспоминая те интервью Громова, что когда-то попадались на глаза. И

мысленно отметила, что Громов вел себя как настоящий партнер и друг Алисы. Это

давало надежду на долгую и успешную совместную работу.

До той поры, пока Алиса не сможет вернуться в спорт…

— Но Лена с её самолюбием такое простить не смогла. В порыве злости сказала, что

изначально встречалась с ним только для того, чтобы он встал с ней в пару. И Громов

впал в бешенство, со злости опрокинув стол прямо ей на ногу, — продолжила

Ксения и с тревогой посмотрела на подругу, не зная, как она на это отреагирует.

— Честно, я бы тоже так сделала! — поддалась эмоциям она. — Лена действительно

сдурела с идеей стать его партнершей. Более того, получив отказ и удар по ноге,

она ещё и ходила с видом жертвы, рассказывая, как Громов её покалечил!

— Но откуда ты знаешь такие детали?

— Громов рассказал.

Татьяна недоверчиво нахмурила брови. Её партнер не был похож на человека, который

мог легко поделиться подобной информацией с Ксенией, с которой его общение

ограничивалось приветствиями, дежурными вопросами в духе «как тренировки/дела?»

и прощаниями. Под таким взглядом одиночница не выдержала и была вынуждена

признаться.

— Ладно-ладно! — вздохнула она, закатив глаза. — Громов рассказал это Макарову,

потому что посчитал, что тот должен знать правду. После такого он не смог

продолжать карьеру и ушел из спорта. Да и возраст у него уже был не самый

перспективный, сама знаешь… А сборная и вовсе раскололась надвое. Кто-то

воспылал уважением к Громову как к прекрасному другу и партнеру, который не

оставил Алису и даже не задумывался о том, чтобы это сделать. Другие же

перестали видеть в нем целеустремленного спортсмена, который мог бы добиться

большего, встав в пару с Еленой. Но Громов не собирался ни перед кем

оправдываться. Когда Волченкова бегала и показывала всем ушибленную ногу, он

тихо сидел в номере или тренировался, как ни в чем не бывало.

— Ледяное и такое удивительное спокойствие, — на выдохе произнесла

Татьяна, пытаясь разложить в своей голове по полочкам всё, что узнала.

— Тань, — несмело обратилась к подруге Ксения, когда была уже у двери номера,

намереваясь уйти к себе, чтобы восстановиться к утренней тренировке. — Если у

тебя вдруг появится возможность, — тихо продолжила она, опуская глаза, — спроси

у Громова, пожалуйста, что у него сейчас с личной жизнью…

— Ты определись, — сквозь смех ответила Татьяна, — ты хочешь меня с ним свести

или сама за него собираешься замуж?

— Главное, чтобы он достался кому-то из нас, а там разберемся!

***

Татьяна осталась в номере наедине с собственными мыслями о поступке Волченковой. Алексеевой было по-человечески жаль нового партнера. И она допускала мысль о том, что это поможет посмотреть на Громова иначе. И, возможно, он даже станет раздражать меньше.

Когда фигуристка начала стягивать с постели покрывало, намереваясь лечь спать, в дверь постучали. Татьяна была уверена, что в коридоре снова увидит Ксюшу, но за дверью оказался Громов, одетый в теплое пальто. И пока Алексеева вопросительно смотрела на позднего гостя, ожидая каких-то объяснений причины, по которой тот пришел к ней в одиннадцатом часу, Громов довольно ухмыльнулся, наслаждаясь реакцией партнерши.

— У тебя пять минут на сборы, — добавил Евгений, собираясь подождать в коридоре.

— Какие сборы? Ты на часы смотрел? — прервала его Татьяна, схватившись за другую сторону ручки, не давая закрыть дверь.

— А ты каждый день бываешь в Кёльне?

Татьяна снова нахмурилась, не понимая, к чему такой вопрос. Количество появляющихся морщин на её лбу в скором времени будет пропорционально времени, которое она проведет с Громовым.

— Нет… — Таня ещё несколько секунд стояла и пыталась списать свою заторможенность на предыдущую короткую в плане сна ночь и очень тяжелый в эмоциональном и физическом плане день.

На выходе из метро Татьяна вдруг поймала себя на мысли, что не ощущает страха, несмотря на поздний час и нахождение в абсолютно незнакомом месте. Это удивляло, учитывая, что к Громову она испытывала неприязнь. Точнее, заставляла себя испытывать. Алексеевой казалось, что за всеми этими колкостями скрывается неплохой человек и прекрасный партнер. Но признавать это было опасно. На улице стемнело, и дороги освещали фонари. Вокруг всё было украшено к предстоящему католическому рождеству, до которого оставалось пять дней. Татьяне хотелось целиком отдаться ощущению приближающихся праздников, но до чемпионата Европы — чуть больше двадцати дней, и это сильно давило психологически, заставляя убрать всё остальное на второй план.

— Почему мы вышли именно здесь?

— Это — одно из самых красивых мест Кёльна, — пояснил Евгений, двигаясь в направлении места, о котором собирался рассказать.

Татьяна хотела уточнить, о чём именно говорит Громов, но через несколько секунд они вышли к набережной и тут же ощутили терпкий аромат рождественских сладостей, которые продавались здесь на небольшой ярмарке, и едва уловимый на этом фоне запах большой воды.

Алексеева резко оторвалась от своего партнера, подошла к парапету набережной, положив на него ладони, и глубоко вдохнула, наслаждаясь красотой места. Медленно обвела взглядом всё, что только могла увидеть, пытаясь запомнить каждую деталь. Каждую волну быстрого Рейна, каждую арку красивейшего железнодорожного моста, и даже причудливые дома в виде портовых башенных кранов на противоположном берегу вызывали у фигуристки восторг.

Таня торопливо достала из кармана куртки телефон, а затем сделала на него несколько снимков. Обернувшись к Громову, попросила себя сфотографировать.

— Выложишь в «инстаграм»? — с ухмылкой предположил Евгений, возвращая партнерше смартфон.

— Отправлю маме, — не подтвердила догадку Татьяна, поправляя волосы, с которыми начал играть подувший с реки ветер.

— Мама это хорошо, — задумчиво ответил Громов, переведя взгляд с партнерши на воду.

— И тебе не мешало бы порадовать свою, отправив ей красивые фотографии, —

улыбнулась Татьяна, всё ещё пытаясь совладать с волосами. — Красиво, правда? — Татьяна прервала в очередной раз окутавшее их неловкое молчание.

— Да, — коротко ответил Громов, не сбавляя шаг.

— Какая-то слабоватая реакция, — недовольно отметила Татьяна.

— Если я не прыгаю и не хлопаю в ладоши, это не значит, что мне не нравится то, что я вижу, — спокойно ответил Евгений, сворачивая с дорожки вдоль Рейна и направляясь к небольшому кафе.

Татьяне приходилось перебирать ногами несколько чаще, чем партнеру. Заметив это, Евгений замедлился и согнул руку в локте, предлагая партнерше идти с ним под руку.

Громов открыл дверь в кафе и галантно придержал, пропуская Татьяну вперед. Она мысленно отметила, что по отношению к ней Евгений в целом вел себя действительно вежливо.

Пока не открывал рот.

========== Должны друг другу соответствовать ==========

— Чем предпочитаешь грешить? — едва заметно улыбнулся Евгений, когда фигуристам принесли меню. Татьяна с нарочитым интересом принялась вчитываться в перечень блюд, радуясь, что могла не встречаться хотя бы несколько секунд с серо-голубыми глазами. Однако всё равно ощущала на себе их взгляд.

— Предпочитаю не грешить вовсе.

— Вот как, — многозначительно произнес он, похоже, не ожидая такого ответа.

Татьяну это заставило задаться вопросом о том, действительно ли она выглядит

как любительница нарушать спортивный режим питания. — Надеюсь, — продолжил

Евгений, — что это не из-за комментариев под твоими прокатами, о которых говорила

Лена.

Алексеева поджала губы, мысленно выражая благодарность партнеру за то, что

напомнил об оскорбительных комментариях и своей бесконечно вежливой бывшей, с

которой сегодня «посчастливилось» познакомиться лично.

Судя по тому, как долго Татьяна не отвечала, всё ещё разглядывая меню и

фотографии блюд в нем, Евгений начал догадываться, что попал в точку.

— Таня, — качнул головой он, неодобрительно нахмурив брови. Но та лишь нервно

поджала губы, размышляя о том, что с удовольствием посмотрела бы на него, если

бы всё, что она читала, относилось к нему. — Тебе просто завидуют, — неожиданно

мягким, непривычным голосом, пояснил Евгений. Такой тон заставил Таню оторвать

взгляд от меню.

— Чему тут завидовать? — слукавила она, понимая, что завидовать можно хотя бы

тому, что Громов теперь её партнер.

— Ты объективно красивая девушка.

Татьяна всё ещё не привыкла к его глубокому взгляду, и было особенно тяжело,

когда он направлен в упор. А тут ещё и неожиданный комплимент. И что значило

это «объективно»? Что Татьяна красивая в общепринятом понимании, или что именно

он считает её красивой? Для женщины это существенная разница! И по поводу

ответа оставалось только гадать. Однако подсознательно она надеялась всё же на

второй вариант.

— А ещё у тебя есть грудь, — выдал куда более неожиданную фразу Евгений,

заставляя партнершу засмеяться, — а это, кстати, редкость для фигуристок.

— Неужели это мне сейчас сказал мой именитый партнер Громов?

— Это сказал Громов-мужчина, а не Громов-партнер, — он снова улыбнулся своей

микро-улыбкой, едва различимой человеческому глазу.

— Передай ему при случае, что он симпатичен мне больше, чем вечно угрюмый

Громов-партнер, от которого не дождешься ничего приятного, — подыграла ему

Татьяна.

— Если не забуду.

К фигуристам подошел официант, и Татьяна снова опустила глаза в меню, решая заказать безалкогольный глинтвейн, чтобы согреться. В кафе было тепло, но на набережной бушевал привычный для таких мест ветер, и фигуристке казалось, что её уши до сих пор красные от холода. Пока Евгений читал на немецком название блюда из меню, озвучив официанту заказ, Татьяна ощутила вибрацию в кармане куртки, висевшей на вешалке за спиной. Она приподнялась, чтобы достать телефон и села обратно за стол, успевая заказать напиток. Когда официант ушел, Татьяна проверила телефон и нашла там новое сообщение от фигуриста-одиночника Дмитрия — «Спокойной ночи, Таня! Надеюсь, завтра увидимся за завтраком. И за обедом. И за ужином, разумеется. :)»

Спокойной ночь Алексеевой пока что становиться не собиралась, но ответить

было нужно. Внимание со стороны этого спортсмена, который был на три года

младше, сильно смущало. Но Татьяна старалась списать это на то, что Дмитрий,

как и она, новичок в сборной и, возможно, он полагал, что им нужно держаться

вместе именно по этому признаку.

Пока Татьяна набирала в ответ скромное «спокойной ночи)», Громов тактично молчал и выжидающе смотрел на партнершу. Алексеева

поймала себя на мысли о том, что Евгению не помешало бы иметь хоть немного

такого же рвения в общении с ней, как у Дмитрия. Впрочем, тогда это был бы

совсем другой Громов и неизвестно, понравилось бы ей это вообще.

— Почему ты пришла в парное катание? — будто прочитав мысли партнерши,

заинтересовался прошлым Евгений и задал этот вопрос сразу, как она отложила

телефон на стол. Татьяна не чувствовала большого доверия к новому партнеру, но

понимала, что стоит рассказать как есть. В голове начали всплывать картины из

юности и тот самый прокат, который изменил направление её карьеры в фигурном

катании…

Это было восемь лет назад. Татьяна сидела на трибуне «Мегаспорта» вместе с

другими юниорами, проживающими в Москве. Присутствовать на открытых прокатах в

начале нового сезона — большая честь для каждого из них. На льду сегодня

сильнейшие фигуристы страны представят свои новые программы, а за его пределами

— весь свет отечественного фигурного катания. Именитые спортсмены, тренеры,

комментаторы — все здесь, буквально на расстоянии нескольких шагов.

Татьяна настраивала себя, что должна сосредоточиться на происходящем и быть

здесь и сейчас, но как же сложно это было сделать…

Обычно ей нравилось смотреть на старших товарищей по льду, нравилась отточенность

их движений, идеальные выезды из прыжков, головокружительные поддержки спортивных

пар… Но текущий сезон начинался для неё как никогда плохо и было сложно не

думать об этом. Рядом сидела Ксения. Она с блеском в глазах смотрела на самую

сильную действующую одиночницу, которая выполняла каскад прыжков, а Татьяне

было сложно подавить в себе чувство зависти к подруге. Она отобралась в

юношескую сборную, к ней вчера приезжали родители, у неё всё хорошо. Её ждут

медали и слава. А сама Татьяна в сборную не попала и заняла только шестое место

среди одиночниц-соотечественниц. Она рассказала об этом маме по телефону, но

отец, услышав, вырвал сотовый из её рук и несколько минут кричал на дочь,

называя бездарной и грозясь забрать домой из Москвы. Впрочем, «бездарная» —

самое приятное из всех слов, что были адресованы им в адрес юной Тани. Она не

знала, чего боялась больше — вернуться домой и жить под одной крышей с тираном

или остаться без любимого дела. Без льда.

— Танька, смотри-и-и! — восторженно обратилась к ней Ксения, положив ладонь на

запястье подруги и сильно сжимая его. — Какая красивая пара!

Алексеева заставила себя отвлечься от мрачных мыслей и сосредоточиться на льду,

на котором показывали свою короткую программу парники. При взгляде на них

действительно получилось забыть о своих проблемах. Эти фигуристы будто были

созданы друг для друга. Они идеально выполняли дорожки шагов, предельно близко

исполняли вращения и потрясающе синхронно прыгали. Но Таню больше пленили

связки между элементами, в которых было много нежности и, возможно, даже любви.

Их эмоции во время проката не выглядели наигранно. Они тепло смотрели друг на

друга, идеально предугадывали движения партнера. Простые элементы в их

исполнении наполнялись особенной эстетикой, которую создавала химия между ними.

Партнерша всецело и так отчаянно доверяла себя партнеру, а он с поразительной

легкостью подкидывал её вверх, чтобы она исполнила тройной подкрут, а затем

безошибочно ловил. У Тани перехватило дыхание. После окончания проката партнер

обнял свою хрупкую партнершу, сильно прижимая к себе и тяжело дыша. Затем он

обхватил её лицо ладонями и благодарно поцеловал в лоб. Тане показалось, что

она никогда раньше не видела ничего более красивого на этой огромной ледовой

арене. Она несколько секунд сидела в оцепенении, забыв как дышать.

— Видела?! — визжала Ксения. — Видела?!

— Видела, — тихо выдохнула Таня, всё ещё смотря на лёд.

— Это потрясающе, правда?! — не унималась подруга. Все её эмоции были снаружи,

а эмоции Тани — глубоко внутри. Ей казалось, что вместе с этой парой она

оставила частицу себя на льду и больше не будет прежней. Она захотела поверить

в такую сказку, в которой есть забота, сила и красота. Захотела попробовать

довериться мужчине. Она больше не хотела бояться их, как это происходило в случае с отцом. Она хотела встать в пару.

— Таня? — напомнил о себе и своем вопросе Громов, вынуждая партнершу

моргнуть и вернуться в реальность из нахлынувших воспоминаний. Перед ней уже

стоял глинтвейн, а перед ним — большая тарелка с пастой.

— Всё хорошо? — чуть нахмурился Евгений, внимательнее всматриваясь в лицо.

Татьяна медленно кивнула, пододвинув к себе горячий напиток, и перевела

взгляд на окно, за которым, несмотря на поздний час, продолжали гулять люди, скупая

приятные безделушки на рождественской ярмарке.

— Может, ты ответишь на этот вопрос? Мне будет проще довериться, если ты

начнешь первым. Ты же партнер, вот и веди…

Татьяна попыталась улыбнуться, но вышло не очень. Она заметно нервничала,

до сих пор отказываясь поверить в происходящее.

— Я был довольно сильным одиночником, — начал он, удивив Татьяну тем, что

не стал спорить или язвить, — но в определенный момент этот спорт мне надоел. Я

перестал видеть в нем какую-либо цель и красоту. Я не считал и, если честно, до

сих пор не считаю, что мальчику идет на пользу катание в водолазке с блестками

вкупе с выражением скорби за весь мир на лице. Очень сложно мужчине-одиночнику

за всей этой мишурой оставаться действительно мужчиной. Не многие могут этим

похвастаться.

Татьяна согласно кивнула. Доля истины в словах Громова действительно

проскальзывала.

— И когда я сказал о своем намерении маме, она решила пойти мне навстречу.

— То есть? — не поверила Татьяна. — Ты уходил из фигурного катания?

— Уходил, — кивнул он, улыбнувшись. Реакция партнерши выглядела смешно, но

была искренней. Татьяна была удивлена тому, что после простоя он смог вернуться

и добиться нынешнего уровня. А вот Громова задевало, что она не знала о нем тех

фактов, которые давно известны его многочисленным поклонницам. Но дело было

лишь в том, что когда, к примеру, та же Ксения, сверлила Громова влюбленным

взглядом, Татьяна была уверена, что ей точно ничего не светит, а потому в дебри

биографии Евгения не лезла, увлекаясь лишь его прокатами.

— И сколько ты не катался?

— Год.

— С ума сойти! — не сдержалась Татьяна и снова развеселила этим Евгения.

— Но потом у меня начались проблемы с поведением, как бывает у многих

парней в переходном возрасте, и мама захотела сделать из меня джентльмена, —

грустно улыбнулся Громов. — И вот я здесь.

— Коротковато, — резюмировала Татьяна.

Евгений кивнул, соглашаясь с партнершей, а затем приступил к пасте. Татьяна

опустила глаза на стол и понимала, что настала её очередь делиться сокровенным,

но найти в себе силы для этого оказалось очень сложно.

«Что мне сказать? Что сейчас я не верю в сказки, что перестала видеть

романтику в фигурном катании или что в целом разочаровалась в нашем виде

спорта?» — мысленно задавалась вопросами она.

— У меня всё было наоборот, — грустно улыбнулась Татьяна и увидела, как Громов

поднял глаза, будто пытаясь разглядеть её насквозь и предугадать, что она

скажет.

— Это понятно, — едва сдерживая ядовитую ухмылку, сказал Громов. — Для

одиночницы твои прыжки откровенно слабоваты. Ксюша в этом плане тебе не дала бы

форы, если ты осталась бы в одиночном.

— А я уже стала переживать, что тебя подменили, — нарочито натянуто

улыбнулась Татьяна, намекая, что давненько не слышала от него колкостей.

— Я сказал правду, — пожал плечами Евгений.

Татьяна это понимала. И поэтому не собиралась обижаться на партнера и

отмечала, что ей даже нравилась его прямолинейность.

— Мне было пятнадцать, — продолжала рассказывать она. — В сборную тогда не

отобралась и не знала, как быть дальше. Я не хотела возвращаться к обычной

жизни в Питере и…

— Так ты из Петербурга? — перебил Евгений. Заинтересованность в его глазах

теперь смешалась с какой-то странной и глубокой грустью. Будто город этот

оставил страшный отпечаток на душе.

— Да, — ответила Татьяна, приложив ладонь к бокалу с глинтвейном и

расстраиваясь, что он уже почти остыл. — Там я встала на коньки и там же

тренировалась со своим последним партнером.

— А когда была одиночницей?

Татьяна на секунду прервала диалог, чтобы сделать глоток уже едва теплого

напитка.

— Жила в Москве, в общежитии при Училище олимпийского резерва.

Евгений тяжело вздохнул, и Татьяна поняла, что он, судя по всему, знаком с этим

местом не понаслышке.

— Что? — грустно улыбнулась она. — Доводилось бывать?

Перед глазами невольно всплывало общежитие и захламленная маленькая комната,

которую Таня делила с тремя спортсменками, и где всегда было душно. Вспомнила,

как спала на «втором этаже» двухъярусной кровати. И как успокаивала себя каждую

ночь, что она не в общежитии с чужими людьми, а на второй полке поезда, и что

скоро приедет туда, где ей будет хорошо.

— Доводилось, — мрачно ответил Громов и вызвал новые вопросы.

— Но ты, насколько мне известно, живешь в Москве.

— Сейчас — да. А теперь давай вернемся к тебе.

Напряжение, которое покинуло Татьяну считанные секунды назад, снова вернулось,

сковало всё тело и тяжело сдавило виски.

— Я была на открытых прокатах, увидела красивую пару и решила уйти из

одиночного, — протараторила она, а затем перевела взгляд на окно, сдерживая

смех. Приятно было, что и у Евгения на губах появилась улыбка.

— Это тоже коротковато, — резонно подметил он.

— Мы же пара, — улыбнулась Татьяна. — Должны друг другу соответствовать.

Следующие несколько минут бессовестно позднего ужина партнеры обсуждали

элементы, которые у Татьяны получаются хуже всего. В какой-то момент Тане

показалось, что в эту категорию попадают все элементы. Евгений пригрозил, что займется восстановлением прыжков партнерши и отметил слабость рук, которая не позволит уверенно выполнять поддержки. На этом моменте Татьяна растерялась, понимая, что есть ещё кое-что, что следует рассказать.

— Хочешь раскрыть мне причину, по которой не выполняла с Куликовым сложные

подкрутки и поддержки? — с точностью угадал Евгений, и Татьяне захотелось

посмотреться в зеркало. У неё сложилось впечатление, будто это было написано на

её лице.

— Я очень не хочу говорить на эту тему, — строго обозначила она, не узнавая

свой голос. Он звучал ниже привычного, а тон носил холодный, обычно свойственный

Громову, оттенок.

— Но ты должна объяснить причину, и мы это исправим, — мягко ответил Евгений.

На Татьяну успокаивающе подействовало его «мы». Это располагало к откровению об

одном из самых страшных дней в её жизни.

— Но мы со Стасом выполняли и подкрутки, и поддержки…

— Подкрутка в два оборота и поддержки второго уровня сложности? — усмехнулся

Громов. — Это не считается, Таня. Рассказывай.

И обращение Евгения к ней по краткой форме имени тоже располагало, вот только

Таня не знала, сможет ли она назвать его когда-нибудь Женей. Пока что для неё

он именно Евгений. И по этой причине она всячески избегала обращения к нему по

имени.

— Стас очень хотел, чтобы мы выполняли «лассо», — Татьяна упомянула сложнейшую

поддержку в фигурном катании, начиная тонуть в собственных воспоминаниях. — Я

была не готова к поддержкам пятого уровня сложности, но он очень форсировал

подготовку. В один момент он просто поставил меня перед фактом, что сейчас мы

исполним «лассо» и потом включим его в программу.

Татьяна умолкла и нервно поджала губы. Вспомнила, как быстро взмыла над головой

Стаса, а затем стремительно полетела вниз, успев выставить вперед одну руку.

Татьяна бросила взгляд на Громова и увидела, что тот напряженно ждет

продолжения, хотя было видно, что он уже примерно понимает, что скажет

партнерша.

— Он уронил меня, — тихо произнесла Татьяна, пытаясь сопротивляться слезам, что

появились в глазах. Вспоминать об этом до сих пор больно. — Я получила

сотрясение и вывих руки.

Несколько секунд между партнерами снова была тишина. Они смотрели друг на

друга, но никто не решался продолжить разговор. Татьяна понимала, что

озвученные ею травмы для профессионального спортсмена не являются чем-то

действительно страшным. Но умолчала о том, что вдобавок к ним получила ещё и

серьезную травму психологическую.

— По этой причине вы пропустили прошлый сезон? — уточнил Громов.

— И по этой же причине провалили последнее выступление на недавнем чемпионате

России, — добавила она.

— И поэтому Стас бросил тебя? Не смог помочь преодолеть дальнейший страх перед

поддержками и подкрутками?

— Он сказал всем, что ушел из-за желания завести семью, — попыталась оправдать

бывшего партнера Татьяна.

Громов покачал головой, не желая соглашаться с этой версией.

— Сказал бы я, кто он после такого, — произнес тихо, ближе наклонившись к

Татьяне, и положил руки на стол. Его лицо оказалось в считанных сантиметрах от

лица Татьяны, и это в который раз за вечер заставило её смутиться. — Но почему

ты не боишься выполнять выбросы?

— Потому что при их исполнении партнер лишь выбрасывает партнершу и приземление

зависит от неё. В поддержках и подкрутках я должна полностью довериться

партнеру.

— Значит, дело не в высоте… — не без удовольствия заключил Громов.

Комментарий к Должны друг другу соответствовать

========== Плюша ==========

Просыпаться рано Евгений не планировал, максимум — за полчаса до тренировки. Хотелось отдохнуть после двух дней недосыпа. Однако планы нарушил настойчивый стук в дверь номера. Он с трудом поднялся с постели, успев бросить короткий взгляд на отражение в зеркале, а затем подошел к двери и обнаружил за ней партнершу.

— Значит, ты тоже не был на завтраке, — улыбнувшись, констатировала Таня, уже будучи одетой в футболку, легинсы и кроссовки. Выглядела она свежо и довольно симпатично. А вот сонный и несколько помятый вид Громова мог вызвать только умилительную улыбку.

— В точку, — хриплым ото сна голосом произнес Евгений, сопротивляясь собственным векам, которые норовили сомкнуться.

— На тренировку идём? — с привычным оптимизмом поинтересовалась Алексеева, игриво подмигнув партнеру. Это заставило Евгения напрячься и, как следствие, несколько взбодрило. Он предположил, что вчерашний ужин Таня могла расценить неправильно. Ему оставалось только надеяться на то, чтобы она себе ничего не напридумывала. Поклонниц Громову хватало и в интернете. Хотя, возможно, это было всего лишь её обычное приторное дружелюбие, на которое у Жени скоро начнется аллергия.

— Иди в зал и начинай без меня, я подойду позже, — без энтузиазма ответил он.

Холодной воде удалось окончательно разбудить Евгения и подарить пусть и небольшой, но всё же заряд бодрости. Вернувшись из ванной, он быстро надел спортивные штаны и черную футболку. Завязывая шнурки кроссовок, Громов понял, что стоит всё же заглянуть в местную столовую, чтобы захватить хотя бы воды.

— Женя! — уже протянув ладонь к ручке двери в столовую, он услышал за спиной до отвращения знакомый голос, который предпочел бы больше никогда не слышать.

— Слушаю, — Евгений обернулся, без каких-либо эмоций посмотрев на Елену. — Что ты здесь забыла?

— Приходила позавтракать с коллегами по сборной, — чуть наклонив голову к плечу, ответила самая отвратительная, по мнению Громова, женщина на этой планете.

— Твои коллеги по сборной живут не в этом доме.

Евгений не видел смысла продолжать диалог дальше и зашел в столовую, оставляя Волченкову в гордом, как и всегда в её случае, одиночестве.

— Ты серьезно думаешь, что чего-то с ней добьешься? — снова раздалось за его спиной.

Громов остановился, шумно втянув носом воздух. Выяснять отношения с Леной — последнее, чего ему сейчас хотелось.

— Думаешь, что достойно себя ведешь, продолжая грязно продвигать свою кандидатуру? — ответил Евгений, взяв литровую бутылку воды, и направился к выходу из столовой.

Мысленно фигурист взывал ко всем богам, чтобы только она отстала.

— Главное, чтобы ты не пожалел, — бросила ему вслед Волченкова.

Евгений вышел в коридор, размышляя над тем, что если бы Лена всю свою язвительность обернула против самой себя и своего партнера, то добилась бы гораздо большего. Но ей всегда кто-то мешает, либо кого-то не достает. Виноваты у неё всегда другие. Жаль только, что он не учуял её «гнильцу» некоторое время назад и повелся на ягодицы, которые, откровенно говоря, знавали лучшие времена.

Алиса в отношении Лены была куда более проницательна. Ещё в начале отношений с Волченковой она была уверена, что это неправильно, но Евгению казалось, что она просто не хочет, чтобы партнер отвлекался на что-то помимо тренировок. На этой почве они много ругались.

Вспомнив про Алису, эмоции внутри Громова радикально сменились. Недавнее раздражение обернулось теплом. Он понимал, что надо справиться о её самочувствии, но сил для этого не мог найти уже несколько дней. Евгений винил себя в случившемся и просто не знал, какие слова должен произнести.

В зале для тренировок Громов первым делом обратил внимание на потолок. Его высота для поддержек, подкрутки и выброса подходящая. Это не могло не радовать. Сегодня предстояла серьёзная работа над новоиспечённой партнёршей, которая в тот момент разминалась, едва слышно сопя, выполняя упражнения на растяжку. Евгений углядел в этом что-то по-детски неуклюжее. В голове невольно возник образ плюшевого мишки, а вместе с этим появилось и прозвище для партнерши.

Громов ещё раз внимательнее посмотрел на неё и отметил, что оно действительно ей очень подходит. Таня такая «мягкая и пушистая», будто внутри не мышцы и кости, как у нормальных людей вроде Евгения, а синтепон какой-нибудь. Или сахарная вата.

Вспомнив про еду, Громов сразу ощутил в животе призывное урчание.

— Ещё раз привет, — улыбнулась Таня, с необычайной легкостью садясь на поперечный шпагат.

— Тебе стоит уделять больше внимания силовым упражнениям, — сделал замечание партнер. — Тогда тебе самой будет проще выполнять, например, поддержки.

От Громова не укрылось, что сразу после его слов улыбка с лица партнерши пропала, и она опустила голову, вытягивая руки вперед и ложась грудью на пол.

— Не вздыхай, — вдруг произнесла она, всё ещё лежа лицом в пол. — Просто признай, что тебе слабо, — продолжила Таня и тем самым повергла Евгения в легкий шок. Он моргнул, а затем чуть нахмурил брови, отказываясь до конца осознавать то, что Таня, кажется, только что бросила ему вызов.

— Знаешь, — собравшись с эмоциями, ответил он, садясь на пол напротив своей партнерши, — чисто физиологически мужчинам гораздо легче дается поперечный шпагат.

— Это всё теория, — произнесла она, плавно поднимая корпус с пола, но оставаясь в шпагате. Фигуристка игриво посмотрела на Евгения, а затем начала поочередно медленно наклонять голову к плечам, растягивая мышцы тонкой шеи, за которую Громов невольно зацепился взглядом. — А ты докажи.

Внутри Евгения закипал котёл возмущения, а в голове крутился один вопрос: что она себе позволяет? Но виду Громов не подавал, стараясь внешне оставаться невозмутимым.

— И что мне за это будет? — он принял странную игру своей собеседницы, давая возможность думать, будто она взяла его «на слабо».

— Я, так и быть, перейду к силовым упражнениям.

— Любуйся, — с пафосом произнес Евгений, чуть приподнимаясь с пола, а затем опускаясь на шпагат. Он изо всех сил пытался не показать, что это причиняет ему некоторую боль. Как минимум, потому, что он совсем не разогрелся. И как максимум потому, что он, несмотря на то, что знал о необходимости и пользе растяжки, совершенно её не переносил.

— Ну-у, — недовольно надула губы Алексеева. — Кто так растягивается?

Таня поднялась с пола, и у Евгения появилось плохое предчувствие. Она обошла его и положила холодные ладони на широкие плечи.

— Расслабься, ледяной король, — попыталась пошутить Таня, в то время как Громов от такой неожиданной близости даже не знал, что ответить. Таня казалась ему довольно стеснительной девушкой, и он не ожидал, что она сможет так смело сначала бросить ему какой-то вызов, а затем ещё и взять инициативу в свои руки. Алексеева тем временем опустилась на колени и провела ладонью по его бедру.

— Если ты будешь таким напряженным, толку от растяжки не будет, — Таня говорила вроде бы то, что Громову было прекрасно известно, но тело отказывалось слушаться. Он не мог расслабиться.

— Сделай глубокий вдох, а на выдохе расслабься и попробуй опустить грудь к полу, — спокойно произнесла она ему на ухо. Евгений вдохнул, а на выдохе действительно попытался опуститься ниже.

Таня приподнялась с колен и легла грудью на спину Громова. Теперь он почувствовал ещё более сильное и болезненное натяжение в бедрах и пояснице.

— Я тебе за это отомщу, — ответил он осипшим от подобных экзекуций голосом.

Алексеева, наконец, отстранилась, и Евгений сразу же собрал вместе свои ноги, чувствуя, как натяжение их покидает.

— Сорок отжиманий, — раздраженно скомандовал он, поднимаясь с пола.

Алексеева, на удивление, не стала перечить и действительно начала выполнять то, что было велено партнером.

— Стоп-стоп-стоп! Кто так отжимается? — передразнил Громов и присел на одно колено, положив ладонь на её живот. — Напряги пресс, если он у тебя, конечно, имеется, а руки расставь чуть шире. Вот, теперь посмеемся вместе, — улыбнулся он, довольный своей маленькой местью.

После исправления исходного положения сил у Тани заметно поубавилось, судя по замедлившемуся темпу, однако виду она не подала. Разве что стала чуть тяжелее дышать. Громов считал, что всё делает правильно. Это в её же интересах.

— Тридцать девять… Фуф… Сорок! — Алексеева поднялась на ноги, вся красная от натуги. В глазах читалась детская обида. Евгений смерил её холодным взглядом, но потом позволил себе едва уловимо ухмыльнуться.

— Не вешать нос, Плюша! — случайно выдал он вслух, а затем понял, что напортачил. Крупно.

— Что? — Алексеева медленно повернулась к партнеру, и осатанелый взгляд вкупе с красным лицом придал ей и вовсе инфернальный облик.

Выставив руки перед собой, Евгений решил подыграть партнерше и начал медленно пятиться назад, надеясь на божью милость.

— Я тебе покажу «плюшу»! — пригрозила Татьяна, и он понял, что новое прозвище, любезно выданное партнерше пару секунд назад, её, мягко говоря, задевает.

Небеса оказались благосклонны к Громову, и в зал вошёл тренер.

— Как дела на трудовом фронте? — с задором поинтересовалась женщина, увидев разрумяненное лицо своей новой подопечной. — Похоже, ты выкладываешься изо всех сил, Таня. Чего не скажешь о тебе, Женя.

Громов поймал на себе укоризненный взгляд Ольги Андреевны и понял, что сейчас попотеть придется ему.

— Пришла сообщить, что мы решили оставить вам программы, которые вы с Алисой катали на чемпионате России.

Громов с пониманием кивнул. Ожидаемое решение. Поставить две новые программы у них времени нет. А вот обучить Таню тому, что уже придумано, они вполне успевали. При условии огромного желания и плодотворной работы.

— Регламентом союза конькобежцев это не запрещено, — продолжила Ольга Андреевна, и Евгений бросил косой взгляд на Алексееву, которая от этой новости была не в восторге. — Продолжайте, — кивнула своим ученикам тренер, пытаясь улыбнуться.— Разберите короткую программу по элементам и начните отрабатывать их в зале. Вечером встретимся на льду.

— Будет сделано, — нарочито строго ответил Громов, провожая тренера взглядом.

Следующие несколько секунд партнеры провели в полной тишине. Евгений вспомнил короткую и произвольную программы и вновь увидел перед глазами Алису. Обернувшись к Тане, заметил, как та сидит на полу у стены, обняв себя за колени. Громов недовольно поджал губы, отмечая про себя, что эта поза жертвы ему совсем не нравится.

— В чем дело?

— Я видела обе ваши программы, — тихо ответила Таня, посмотрев перед собой.

Евгений обреченно вздохнул. У него появилось плохое предчувствие надвигающего женского нытья.

— И что хочешь этим сказать? — с ядом в голосе поинтересовался он.

— Они сложные, — вздохнула Таня, догадываясь, что Евгения это откровение не обрадует.

— Конечно! — ожидаемо сорвался он и поймал испуганный взгляд Алексеевой. — Мы с этими программами рассчитывали побеждать весь сезон. Смешно, что мне приходится объяснять тебе очевидные для любого спортсмена вещи! Я в спорте чтобы побеждать, а не кататься за ручку по кругу и заводить дружбу с другими членами сборной!

Таня вновь апатично опустила голову, ничего не отвечая, но Евгений не считал себя виноватым. Для него всё ещё странными являлись её «тараканы» в голове. Страх поддержек просто потому что бывший партнер — козел? А травмы… Травмы были у всех, кто, так или иначе, связан со спортом высших достижений. Это нужно уметь преодолевать. Иначе никак.

Скорее всего, этот сезон станет последним для Евгения, и он не хочет упускать медали — особенно олимпийские — из-за такого вопиющего непрофессионализма своей партнерши. Если придется быть жестким — он будет.

— Давай попробуем выброс, — несмело предложила Таня, поднимая голову, и посмотрела на Громова со злостью, которую очень хотела скрыть.

Но её эмоции оставались очевидными для Евгения. В мире спорта ценится умение скрывать то, что происходит внутри. Даже когда там руины всего, что было важно для тебя в этой жизни.

Перед глазами Евгения снова появилась Алиса. Он на мгновение зажмурился, понимая, что необходимо сконцентрироваться на себе и своей новой партнерше.

— Давай, — кивнул он, а затем протянул Тане руку, чтобы помочь подняться с пола.

Громова удивило то, что из всех элементов парного катания выброса она боится меньше всего. Обычно это огромный стресс как для партнерши, так и для партнера. Этот элемент наименее предсказуем и наиболее травмоопасен для партнерши наряду с поддержками. Алиса никогда не могла бытьуверена в том, сможет ли она сделать идеальный выезд и приземлиться на одну ногу на заднее наружное ребро лезвия. А Евгению каждый раз было волнительно закручивать её и «выбрасывать» в сторону, словно в замедленной съемке наблюдая, как она выполняет три оборота, а затем приземляется.

— В короткой программе у вас был заход через риттбергер, я помню.

— Давай для начала сделаем двойной? — предложил он, подходя ближе и протягивая ладонь. — Поехали, — на выдохе тихо произнес он, выставляя одну руку в сторону, а второй потянув на себя Алексееву. Фигуристы начали разбег назад, быстро перебирая ногами и имитируя скольжение. Громов положил ладони чуть ниже её талии, а затем ближе прижал партнершу к себе.

— Готова? — на всякий случай уточнил он.

— Да, — коротко и сосредоточенно ответила Татьяна, положив ладони на его запястья.

Евгений резко оторвал партнершу от пола, разворачивая свой корпус, и «выбросил» её в сторону. Алексеева быстро сгруппировалась, сгибая руки в локтях. Одну из них завела за спину, а другую прижала к груди. В таком положении фигуристка выполнила два оборота и вышла из группировки, грациозно распрямляя руки в стороны, и… Идеально чисто, изысканно мягко, по-кошачьи, приземлилась на одну ногу. Вторая нога Тани не задела пол.

Громов был поражен. Татьяна в его глазах переставала быть безнадежной.

— Теперь давай тройной, — требовательным тоном произнесла фигуристка, и брови Громова поползли вверх. Даже стало немного неловко за то, что он наговорил несколько минут назад.

Партнеры снова проделали то же самое. Таня блестяще выполнила тройной выброс, а Евгений отметил, что её тело прекрасно работает, когда она этого хочет.

— Попробуем изобразить прыжковый заход в либелу? — предложил Громов, но его партнерше, судя по лицу, эта идея не очень понравилась. И снова пришлось включать деспота. — Или мы будем все две минуты пятьдесят секунд выброс исполнять? — поинтересовался он с ядом в голосе, замечая вновь зарождающуюся злобу в глазах Тани.

— Хорошо, но сначала на большом расстоянии.

Громов был вынужден согласиться. Хотя они с Алисой все вращения и заходы на них выполняли предельно близко, зная, что это высоко оценивается судьями.

— Покажи мне, пожалуйста, пример, — несмело попросила Таня.

Евгений взял разбег, а затем перепрыгнул с одной ноги на другую и остановился в ласточке, так как вращения выполнять на полу невозможно.

— Будем пробовать, — тихо произнесла Алексеева, и Громову несколько польстил её сконцентрированный взгляд.

Партнеры встали к стене, взяли разбег параллельно друг другу, а затем прыгнули и одновременно оказались в ласточке на правой ноге. Всё было выполнено хорошо, если бы не это огромное расстояние. Громов с раздражением отметил, что они не юниоры, чтобы выполнять подобные элементы так далеко. Поэтому предложил попробовать ещё раз, а затем уже выполнить этот заход на более близком расстоянии.

Евгений понимал, что Тане было страшно. Он и сам ощущал странное, несвойственное волнение. Из-за разницы в росте тяжелее всего в таких элементах приходится партнерше, потому что её лицо оказывается на одном уровне с вытянутой ногой партнера. Евгений понимал, как необходима здесь синхронность, как важно друг друга чувствовать. Но он понимал и то, что у них с Таней попросту нет времени планомерно сближаться в плане физического ощущения друг друга, и им придется работать ультимативно. Либо они делают так, как надо, либо сидят дома и смотрят чемпионат Европы по телевизору.

Фигуристы выполнили всё то же самое ещё четыре раза, но сделали это всё ещё на большом расстоянии. Наконец, к большой радости Громова, Татьяна решилась сблизиться. Они снова встали максимально близко к стене, чтобы у них было как можно больше места для разбега, и начали движение, находясь на расстоянии вытянутой руки друг от друга.

Всё шло хорошо, но в момент прыжка Евгений увидел в зеркале, как Таня немного сбавила темп, в результате чего синхронность пропала, а ступня Громова пролетела в считанных сантиметрах от её лица. Партнеры приземлились на правую ногу и остановились.

Таня часто дышала, хотя сильных физических нагрузок сейчас не было, и Евгений понимал, что она испугалась. Он — тоже, но показывать этого не станет. Громов считал, что им обоим нужно радоваться, что дело было не на льду, иначе она могла бы получить травму от лезвия его конька.

— Почему ты замедлилась перед прыжком? Мы шли в одном темпе, а потом что? Хочешь остаться со шрамом на лице? — не сдержался он, желая разобрать ошибку.

— Не знаю, — выдохнула Таня, опуская глаза. — Я растерялась.

— Самой не смешно? — злился Евгений. — Ты не в детско-юношеской спортивной школе, ты в сборной!

— Ты мог бы просто поддержать меня, а не кричать, — повысила на него голос в ответ Алексеева.

От такого заявления у Громова пропали последние остатки спокойствия.

— Единственная поддержка, которую я могу тебе предложить — та, что является элементом парного катания, — сорвался он. — Если тебе нужен кто-то для того, чтобы слушать твои «я растерялась» — обратись к психологу.

Громов замолчал, видя, как Таня начала часто дышать, но уже не от испуга, а от

злости. И это ему нравилось. Пусть злость делает её сильнее. Танин главный враг

сейчас не Громов, как ей может показаться, а она сама.

— Поддержка в два оборота с хватом за талию, — неожиданно скомандовала она с каким-то фатализмом в глазах.

Да, эта поддержка второго уровня сложности, спорить Евгений не стал. Да, она

предельно простая. И да, её выполняют юниоры. Но в глубине души он был рад и

надеялся, что они доберутся и до поддержек пятого, наивысшего, уровня

сложности.

Таня повернулась к партнеру спиной и сделала глубокий вдох, собираясь с

мыслями. Евгений положил ладони на её тонкую талию и, к своему удивлению,

заметил, что его это немного волнует и… возбуждает? Громов чуть качнул головой,

предположив, что у него шалят нервы. Он поднял партнершу, и она стремительно

взмыла вверх, положив ладони на его руки. Громов отчетливо ощутил, как

напряглась каждая клеточка её тела. Дела ещё хуже, чем он предполагал. Если

Алексеевой так страшно делать подобные детские поддержки, то он даже не знал,

что будет на поддержках, в которых ей придется держаться на одной руке, а не

как сейчас, когда нагрузка, по факту, ложилась только на Громова.

Он чуть крепче сжал руки на её талии, делая шаги по залу и выполняя оборот вокруг себя, а затем поставил Таню на ноги.

В глазах партнерши он всё ещё видел страх и просто не понимал, почему она не

может с ним совладать. Ситуация с выбросом показывает, что её тело знает и помнит

технику выполнения элементов, и она может быть потрясающе сильной партнершей.

Если захочет.

— Попробуем разобрать дорожку шагов из программы, а затем параллельные

прыжки, — предложил он.

Партнеры закончили тренировку «на земле» в половине второго. Евгению она далась тяжело в эмоциональном плане. Раньше ему не встречались фигуристы, которые не знали бы, зачем они здесь, зачем они катаются. Но, глядя на Алексееву, понимал, что она именно тот человек, который на данном этапе карьеры не знает, для чего катается. И это сильно тормозит её прогресс.

Татьяна вышла из зала первой, и Громов видел, что она, мягко говоря, не в настроении. Он забрал пустую бутылку из-под воды и вышел следом.

— Зайдем в номера и переоденемся или пойдем на обед прямо так? — спросила Таня, всё ещё учащенно дыша.

С прыжками партнеры в последние полчаса тренировки потрудились изрядно. Громов

был доволен.

— Пойдем так, я ужасно голодный, — он демонстративно положил ладонь на свой живот, вновь вспоминая об отсутствии завтрака.

— А я, наверное, обойдусь только водой и на обед тоже, — с картинной досадой вздохнула Таня, с драматизмом запрокидывая голову.

«Усть-Зажопинский театральный кружок плачет по тебе, Алексеева!» — мысленно подметил Громов.

— Это с какой радости?

— Ну, — снова печально вздохнула Татьяна, — нам, плюшкам, не

стоит налегать на еду.

Евгений страдальчески вздохнул. Для его полного счастья к тараканам Алексеевой

необходимо было добавить эти типично женские загоны о лишнем весе.

— Не говори ерунды, — попытался сдержать себя в руках он. — Во-первых, я назвал тебя Плюшей, а не плюшкой.

— Да? — Таня, заметно осмелев в общении с именитым партнером, бросила на него укоризненный взгляд. — Может, мне ещё и спасибо тебе нужно за это сказать?

— Да. Плюша и плюшка — кардинально разные вещи. Стыдно не знать, — Громов едва заметно ухмыльнулся, замечая, как Алексеева обиженно надувает губы.

— Ничего-ничего, Евгений Алексеевич, — зловеще произнесла Таня, когда он придержал ей дверь в столовую, — я тоже придумаю тебе прозвище.

Пока партнеры стояли в очереди, Татьяна оставила Евгения на несколько секунд и

подошла ко всем, кто стоял перед ними. Громова это дико раздражало. Такие

проявления нарочитой вежливости ему не нравились. Лучше бы Таня сейчас думала о

короткой программе, а не о том, как у кого дела.

— Ксюша пригласила нас сесть к ней, — с широкой и, черт возьми, красивой, по мнению Евгения, улыбкой, произнесла Алексеева, вернувшись к нему.

Остаток очереди партнеры не разговаривали друг с другом. Татьяна отошла от

линии раздачи первой и села за стол со своей подругой. Громову хотелось побыть

одному, подумать о предстоящем, но нет… На горизонте появился Дима. Этот

наглый, по мнению Громова, рыжий юноша быстрее него занял место рядом с его

партнершей. И такое проявление интереса к Тане начинало напрягать.

«Да куда она тебе? Ты себя видел? Тебе в пару не то что женщину — табуретку жалко ставить — это будет ниже её достоинства!» — мысленно сокрушался Громов.

Он подошел к столу последним и сел напротив Татьяны. Она сразу зажалась, а вот

Ксения, наоборот, расцвела и улыбнулась Евгению максимально очаровательной

улыбкой и поинтересовалась как прошла их тренировка. Громову приходилось давать

ей максимально короткие ответы, надеясь, что Ксения поймет, как сильно голоден

Евгений, и оставит его в покое.

— Тебя не было на завтраке, — краем уха Громов услышал Дмитрия, который обратился к Тане. — У тебя всё в порядке?

На секунду Евгений оторвал взгляд от тарелки и увидел, что юноша чуть ли не прилип к партнёрше. Громов собрался что-то на это ответить вместо Татьяны, но ему на помощь неожиданно пришла… Ксюша.

— Вас обоих не было на завтраке, — лукаво улыбаясь, подметила она.

Губы Евгения растянулись в довольной улыбке. Он понимал, что Ксения осознанно

позволила себе отпустить такую фразу, и это обрадовало.

— Да, — поддержал Евгений, — мы с Таней вчера поздно легли.

Он увидел, с какой ненавистью на него посмотрел Дима, и самодовольно улыбнулся

ему в лицо, нарочито медленно жуя.

— Мы гуляли, — поспешила объясниться Алексеева, догадываясь, что их коллеги по льду поняли фразу Громова неправильно.

Дима расслабился и снова с улыбкой посмотрел на Татьяну. Громова начинал сильно

раздражать этот мальчишка с ещё детскими глазами и эмоциями, которые с такой

легкостью читались на его лице. Если бы Евгений захотел, Алексеева с кровати бы

не встала сегодня. И завтра. И ещё несколько дней. Шансов против Громова у него

мало, но он всё же понимал, что придется расставить все точки над i, дабы ничто

и никто не отвлекало его партнершу от подготовки к соревнованиям.

После обеда Громов договорился с Таней о том, во сколько они встретятся на

катке, и ушел в свой номер. Ему хотелось побыть одному. Он устал. Алексеева

выводила его из эмоционального равновесия.

Евгений закрыл за собой дверь и устало сел на постель. Он должен переодеться, принять душ, но у него совсем нет сил. Он достал из кармана спортивных брюк телефон и несколько секунд смотрел на него, понимая, что должен это сделать. Должен позвонить маме Алисы.

Евгений нашел номер Ирины Николаевны в контактах, и его большой палец завис в

нескольких миллиметрах от экрана. Он боялся с ней говорить. Он всё ещё

чувствовал себя виноватым. Перед глазами вновь всплывала одна из самых страшных

ночей в его жизни…

Половина первого ночи. Громов лежал в постели, но никак не мог заснуть. У него было странное, плохое предчувствие. Лежащий на тумбочке телефон начал вибрировать, и ему пришлось сесть, а затем ответить на звонок от незнакомого номера.

— Да, это я… Как? Когда? — он выдавал эти вопросы один за другим и получал ответы на все, но те будто проходили сквозь него. Он слышал только отрывки фраз. Он слышал имя Алисы.

Дверь. Подъезд. Лестница. Громов не помнил, как оделся, как закрыл квартиру, как пробежал все лестничные проемы.

Машина. Дорога. Стрелка спидометра на 180. Евгений не помнил, как доехал до больницы, как вбежал в реанимацию. Всё происходило так быстро, что мозг не успевал за телом. Громов будто спал и видел худший свой кошмар с тех пор, как потерял мать.

В мыслях судорожно пролетали воспоминания о том, как ему сообщили, что её нет. Он был уверен, что не сможет ещё раз пережить потерю близкого человека. Нет. Он мог пережить многое, но не это.

В голове лишь тугим эхом — будто внутри бетонной коробки — мысль: «Алиса, держись! Алиса, держись!».

На кушетке рыдала Ирина Николаевна в объятиях мужа, поглаживающего по плечу. Громов видел, как он держится ради супруги и не дает эмоциям взять вверх. Это отрезвило на мгновение и его самого.

— Ж-ж… Женя… — еле слышно от слёз произнесла Ирина Николаевна, и руки

Евгения несмело легли на её спину. Он хотел облегчить её боль, но не мог. Она

душила его самого.

— Как она? — с трудом выдавил из себя Евгений, словно проглатывая

лезвия, застрявшие в горле.

— Тяжело. Врачи надеются на лучшее, — ответил её отец.

— Как и все мы, — машинально ответил Громов.

Смотреть в глаза родителям Алисы было тяжело. Он нес за неё ответственность десять лет. Он берег её. Не допускал действительно серьезных травм, которые могли бы случиться с ней по его вине. Но сейчас он… Не смог проконтролировать. Не смог отговорить от ночной поездки.

Из палаты вышел врач, и присутствующие в коридоре обступили его. Он стянул с лица маску, и Громов узнал в нём Степана Степановича, своего старого знакомого.

— Здравствуйте. Вы родственники Калининой?

— Да, — внезапно для себя ответил Громов, — здравствуйте, как она?

Врач секунду помешкал, а затем, видимо, вспомнил того, кто стоял перед ним и когда-то тоже был его пациентом.

— А, Евгений. Не узнал. Должен сказать, если она хотя бы вполовину такая же упрямая, как вы, то шансы довольно приличные.

— Чего-чего, а упрямства у неё больше, чем у меня, — тихо произнес Евгений, пытаясь подбодрить и себя, и всех стоящих рядом…

Сколько раз Громов просил себя не привязываться к людям? Либо они предадут тебя, либо покинут из-за несчастного случая или болезни. Кому, как не спортсмену знать, как хрупко человеческое тело?

Но после потери мамы он привязался сначала к Алисе, а затем к Лене. Ничем хорошим не закончилось ни то, ни другое. Вот только за Алису Громов был намерен бороться.

Он заставил себя нажать на кнопку вызова и приложил телефон к уху. С каждым

гудком сердце билось всё чаще.

— Женя, — раздался измученный, усталый голос Ирины Николаевны.

— Здравствуйте, — тихо ответил Громов. — Как она?

— Не приходит в себя, — после долгих секунд тишины, с трудом

произнесла её мама.

— Простите меня, — внезапно севшим голосом проговорил он.

— Женя, за что? — искренне удивилась Ирина Николаевна.

— С момента той аварии я не могу нормально спать. Я виню себя за то, что

не смог отговорить её ехать поздно ночью в гололед. Простите меня, — голос

Громова снова предательски дрогнул, по щеке покатилась скупая слеза. Однако

Евгений не чувствовал стыда за эмоции, но был всё же благодарен судьбе, что не

разговаривал с Ириной Николаевной лицом к лицу.

Из гостевого дома Евгений вышел позднее, чем планировал. Заметив, что впереди него шли Ксения и Татьяна, в его голове зародился коварный план.

Он почти бежал, быстро перебирая ногами, но старался делать это максимально бесшумно. Ксюша, почувствовав неладное, обернулась назад и увидела партнера подруги. На лице у неё читался немой вопрос, но Громов приложил указательный палец к губам, прося помолчать. Одиночница согласно кивнула и, заговорщически подмигнув Жене, отвернулась, продолжая разговор с подругой.

Громов внезапно схватил партнершу за талию и, не опуская её ноги на землю, сделал корявый и торопливый заход на подкрутку.

— Попробуй только! — угрожающе крикнула Алексеева, вцепившись ладонями в его руки.

— Группируйся! — скомандовал он и подкинул партнершу в воздух. Она выполнила в воздухе один оборот, скрестив руки на груди, и Евгений поймал её, крепко прижимая к себе, чтобы показать Тане, что с ним безопасно. Всегда. При выполнении любых элементов.

На нормальную подкрутку произошедшее совсем не было похоже, но это уже прогресс для Тани. Она резко выпуталась из его рук, а затем со злостью ударила по плечу.

— Так не поступают, Громов! — разъяренно крикнула она, забирая из рук Ксении спортивную сумку, которую выронила. Повесив ту на плечо, Таня торопливо ушла в сторону катка, оставляя и своего партнера, и подругу.

— Это, конечно, было немного неправильно, — начала Ксения, — но я думаю, что иначе эти страхи из её головы не выбить.

Громов довольно кивнул, радуясь тому, что нашлись люди, которые понимают его методы и даже одобряют их.

— Только не говори Тане, что я на твоей стороне, — попросила его Ксюша, когда они заходили в ледовый дворец.

— Предлагаешь мне роль плохого полицейского, а сама будешь хорошим?..

========== Дуэль ==========

Татьяна лежала на кровати в своем номере, смотрела в потолок и осознавала, что ноги больше не гнутся. За последние дни она устала, кажется, как никогда в жизни. Раньше она считала себя достаточно сильной фигуристкой и хорошей спортсменкой. Но сейчас поняла, что сильно ошибалась. Со своим бывшим партнером они обычно занимали места в диапазоне от пятого до десятого. На национальном чемпионате. О международных турнирах пара Алексеева/Куликов, разумеется, даже не думала. Их устраивало звание пятой/шестой/седьмой/восьмой пары страны. Только сейчас Татьяна поняла, что все эти годы они катались вполсилы, и она никогда не знала, каково это — кататься среди сильнейших. Она не знала настоящей конкуренции.

После того, как Громов волею случая стал её партнером, Тане либо завидовали,

либо ненавидели, но все отчего-то были уверены, что она должна быть благодарна

судьбе за такой подарок. В Федерации, принимая решение поставить их вместе,

никто не захотел узнать, нужно ли ей всё это? Способна ли она это выдержать?

Кто она рядом с Евгением? Практически никто. Они оба это знают.

Татьяна мысленно сравнивала себя с водолазом, которого с самого дна резко вытащили на воздух и он попросту не понимает, что происходит. Он сходит с ума от резкой смены давления.

Ни тело Тани, ни разум не готовы к тому, что она испытала здесь, на Олимпе отечественного фигурного катания. Все дни сборов она чувствовала себя лишней и понимала, что занимает не своё место. Она не готова работать, а точнее, пахать так, как делает это Громов. Он заставлял новую партнершу делать это с утра и до вечера. Вчерашний день стал апогеем. Фигуристы были на льду уже в шесть утра. Затем у них был завтрак, общая физическая подготовка, обед, тренажерный зал, ужин, а потом… Снова лёд.

При разучивании программы этот мужчина превращался в зверя. В требовательного, агрессивного зверя, который будет терзать до тех пор, пока Татьяна идеально не сделает дорожку шагов. За малейшую помарку в виде смены внешнего ребра лезвия на внутреннее Евгений был готов убить её прямо на льду, здесь и сейчас, без суда и следствия.

— Такие мелочи не всегда замечают даже технические арбитры! — возмущалась ему в спину Татьяна после очередной страшной, по мнению Громова, помарки.

— Отлично! — резко развернулся он. — Давай теперь ездить за рулем не по правилам и надеяться, что никто не заметит!

— Ты невозможен, — качала головой Алексеева, отъезжая от партнера на другой

конец катка.

— Как и чистый каскад прыжков в твоем исполнении! — кричал Евгений, чтобы партнерша услышала его даже там.

Редкими моментами, в которые Татьяна могла перевести дух, являлись его перепалки с тренером и хореографом. В это время Алексеева удивлялась спокойствию Ольги Андреевны, которая чётко аргументировала свой взгляд на ту или иную позицию, не устраивающую Громова.

— Понимаете, — как можно вежливее пытался говорить Громов, но злые от недовольства глаза выдавали все его эмоции, — этот хват мне неудобен, я не уверен, что смогу удержать равновесие в этой позе и не хочу рисковать.

— Женя, — спокойно отвечала ему тренер, — давай не рубить с плеча. Решение об этом хореографическом переходе мы будем принимать тогда, когда ты попробуешь выполнить его вместе с Таней. Если у тебя не получалось это с Ал…

— К слову о хореографическом рисунке! — перебил Громов, переводя взгляд на хореографа. — Нужно поменять либелу и тодес местами, мне кажется, так будет эффектнее. Вчера я посмотрел запись с чемпионата России, и мне не понравилась текущая последовательность. Выглядит грязно.

— Женя, тогда придется делать лишний проход по площадке в качестве перехода.

— Значит, думайте над тем, как сделать этот проход красивым, — безапелляционно произнес Громов, сильно отталкиваясь руками от борта катка и возвращаясь к Татьяне.

Осложняло текущую ситуацию и то, что короткая программа, которую все эти дни

разучивали Татьяна с Евгением, является очень заводной, яркой. Они должны будут

«кайфануть», исполняя её под прекрасную композицию Caro Emerald — That Man. В

этом минус энергичных программ — нужно быть искренним. Когда фигуристы катаются

с натянутой улыбкой — это всегда заметно. Другое дело лирика. Изображать

вселенскую скорбь порой даже не приходится — она и так у тебя на лице. Однако и

лирические программы имеют свои плюсы и минусы. Но Татьяну уже начало тошнить

от этой песни, от всех вращений, поддержек и, в первую очередь, от Громова.

За последние три дня фигуристы успели поругаться, кажется, десяток раз. Евгений

ненавидел Татьяну за слабость, а она его — за силу. И только один фрагмент

вчерашней тренировки заставлял Алексееву ненавидеть его меньше, а уважать —

больше.

— Таня! — с борта катка обратился к ней хореограф. — Добавь эмоции!

Единственная эмоция, которую она могла сейчас из себя выдавить — злость. Но это явно не то, что от неё требовалось.

— Таня, ты красивая женщина и ты встречаешь красивого мужчину, — в который раз попытался донести до Татьяны свою мысль хореограф. — Пофлиртуй с ним! Телом в том числе.

Что-что, а тело Алексеевой сейчас хотело флиртовать только если с одеялом.

Громов протянул ей ладонь. Татьяне отвечать на этот жест не хотелось. Она устала так сильно, что даже смотреть на партнера больше не было ни сил, ни желания. На больших часах, висящих над одним из выходов с трибун, Алексеева увидела, что время уже половина одиннадцатого ночи. И это было очень красноречивое оправдание её усталости.

— Давай попробуем подкрутку? — внезапно предложил Громов.

Усталость, разливавшаяся по телу Татьяны, резко сменилась страхом. Она не знала, что на это ответить. На неё сильно давила старая боязнь этого элемента и сомнение в том, что её поймают. Но в то же время Алексеева боялась и того, что в случае её отказа Евгений разнесет здесь всё и вся. Решение она приняла быстро, но всё же с огромным трудом.

— Одинарную, — обреченно кивнула Таня, словно подписывала себе приговор.

Партнеры начали выполнять заход на подкрутку. И эти считанные секунды тянулись для Татьяны невероятно долго. В момент, когда Громов положил ладони ниже её талии, сердце девушки пропустило несколько ударов.

Почувствовав, что рук Евгения на её теле уже нет и она взлетела в воздух, Таня скрестила ноги, а затем согнула руки в локтях, одну заведя за спину, а другую оставив на груди. Падая вниз, она вспомнила, что нужно вытянуть руки над головой, но с непривычки сделала это слишком поздно и попала Громову локтем в глаз.

Это не помешало Евгению уверенно поймать партнершу и поставить на лёд. Только

после этого он рефлекторно закрыл ладонью ушибленный глаз. Татьяна поспешила

отъехать от него на некоторое расстояние, ощущая себя виноватой, и с тревогой

смотря на Громова. Она боялась, что сейчас ей прилетит сильнее, чем за все

последние дни.

Уцелевшим глазом Евгений посмотрел на Таню, и она не смогла понять его эмоций.

Впрочем, как и почти всегда. Она уже была готова к чему угодно, но никак не к

тому, что услышала.

— Ты молодец, — кривовато улыбнулся Громов.

Несколько секунд Алексеева пребывала в шоке. Она была почти уверена, что он

просто издевается.

— Ты молодец, что попробовала, — серьезнее пояснил Евгений. — Я знаю, как это

страшно для тебя.

Таня продолжала безмолвно смотреть на него округлившимися глазами. Буквально

пару минут назад он был готов рвать и метать, но сейчас его словно переключили

в другой режим. Только в этот момент Алексеева поняла, что он действительно

прекрасный партнер. Да, он ужасно требователен: к ней, к себе, к тренерскому

штабу. Но, когда Тане было необходимо, он почувствовал её по-настоящему, понял,

что она на грани и не дал ей упасть. Как телом, так и духом.

— Но больше, пожалуйста, так не делай, — снова улыбнулся Евгений. — Иначе твоя

фобия вернется из-за того, что полуслепой партнер не сможет увидеть, куда ты

падаешь.

Именно этот момент Татьяна продолжала прокручивать в своей памяти снова и снова. С ним она заснула вчера ночью, с ним же проснулась час назад, снова пропустив завтрак. Теперь она начала понимать, что подкрутки это не так уж и страшно, если у тебя сильный партнер, в котором ты уверена. А вот попасть ему локтем в глаз уже куда страшнее.

Однако сейчас ясным становилось и то, что Громов действительно серьезно

настроен в отношении своей новой партнерши. Поддержек пятого уровня и подкруток

в три оборота ей не избежать. Но сейчас Татьяне думать об этом не хотелось. Она

была рада, что сегодня у них с Громовым тренировка на льду только в семь вечера

и до этого времени она может отдохнуть.

Сделав глубокий вдох, она обняла одеяло, закидывая на него ногу, и закрыла

глаза, ощущая сладкое и такое долгожданное расслабление. Она в раю.

Хлопчатобумажном, пуховом и таком мягком раю.

Спустя несколько секунд, словно гром среди ясного неба, раздался стук в дверь.

Татьяна сильнее сжала одеяло, отказываясь верить в то, что кто-то решил

побеспокоить её. Евгений, Ксюша и тренерский штаб знали, что у неё сегодня

свободное время до семи часов, и она имеет право распоряжаться им как захочет.

«Меня нет. Пожалуйста, дайте мне отдохнуть!» — Таня уткнулась лицом в подушку, желая и вовсе утонуть в ней, чтобы не слышать стук, который вновь её потревожил.

Она не знала, чего добивается человек, стоящий за дверью. Хотя, нет, догадывалась. Скорее всего — жаждет умереть от её рук. Однако сейчас выбрал не очень удачный момент, потому что после вчерашних тренировок руки Тани начнут дрожать от малейшей нагрузки и будет трудно задушить того, кто стоит за дверью. Но как только Алексеева снова услышала стук, то поняла, что нужно встать и попробовать это сделать.

Она догадывалась, что выглядит не лучшим образом, но всё же открыла дверь и с

удивлением обнаружила за ней Громова. Первое, на что она обратила внимание —

сине-фиолетовый синяк с багровым оттенком вокруг его левого глаза. Он был не

очень большой, но всё же достаточно заметный. Алексеевой захотелось сгореть от

стыда, понимая, что это её вина.

— Что случилось? — тихо спросила она, желая скорее закрыть дверь. Во-первых,

Таня всё ещё чувствовала себя виноватой за эту гематому вокруг глаза Громова, а

во-вторых, ей не хотелось, чтобы он видел её в пижаме. Впрочем, в халате он

свою партнершу уже видел. Ему вроде бы даже понравилось.

— У нас для тебя сюрприз! — Татьяна внезапно услышала голос Ксюши, которая в

следующую секунду появилась из-за спины Громова.

Алексеевой было очень трудно сдержать смех из-за контраста их лиц. Её подруга

вся буквально сияла, а вот лицо Евгения оставалось абсолютно без каких-либо

эмоций. Его взгляд был бесконечно утомленным, а в глазах явственно читалось

«просто убей меня», обращенное к Тане. Видимо, он уже успел устать от Ксении.

— Какой сюрприз? Я же предупреждала вас обоих вчера вечером, что буду сп…

— А три дня назад ты предупреждала меня, что собираешься на юниорский чемпионат

Европы, — перебил партнершу Евгений.

Татьяна на несколько секунд замолчала, удивляясь тому, как могла забыть об

этом. Она устало приложила ладонь ко лбу, прикидывая, есть ли у неё силы идти

туда.

— Таня, — натянуто и крайне неестественно улыбнулся Громов, замечая, что она сомневается, — ты ведь так хотела на этот чемпионат! Разве ты можешь оставить детей без своей бесценной поддержки?

Татьяна подозрительно сощурила глаза. Громов ведь сам едва ли горел желанием идти туда.

— Подождите десять минут, — вздохнула она и заметила, как округлились глаза

Громова.

Он, наивная душа, рассчитывал, что после его ядовитой реплики она никуда не

пойдет? Как бы не так. Они все туда пойдут.

— Знаешь, — недовольно вздохнул Громов, хмуро шагая к ледовому дворцу, где они тренировались последние дни, и на котором будет проходить чемпионат, — когда ты говорила, что у парников должны быть традиции, я не думал, что нашей традицией будет страдать. Ты ведь сама еле передвигаешь ногами.

— Ребятам нужна поддержка! — встряла в их разговор Ксюша. — Не будьте такими

кислыми!

Алексеева вздохнула в унисон с Громовым и, кажется, первый раз полностью

разделяла его эмоции и состояние. Им обоим не хотелось никуда идти, они оба

чертовски устали, но, тем не менее, они шли.

Танины ноги действительно с трудом гнулись, а каждый шаг отдавал мышечной

болью. Она не представляла, как пройдет их вечерняя тренировка, и даже думать

сейчас об этом не хотела.

Фигуристы прошли во дворец и без труда нашли хорошие свободные места на

трибунах. Юниорский чемпионат всегда собирает куда меньшее количество зрителей,

но всё же они были и заполнили примерно треть дворца.

Таня первой заняла одно из мест. Громов сел рядом, а по другую руку от него

устроилась Ксения. Алексеева поймала себя на мысли, что ей даже немного обидно,что

подруга села не с ней.

— Смотрите, что у меня есть! — вдруг воскликнула Ксения, доставая из кармана

расстегнутой куртки сотовый телефон. Она быстро нашла в нём что-то и повернула

экран к Тане с Евгением.

Алексеевой от увиденного стало стыдно. На экране она увидела их фото со вчерашней тренировки, на котором они с Евгением держатся за руки во время очередного круга по катку, который помогает восстановить дыхание.

Громов едва заметно ухмыльнулся. Ему эта фотография пришлась по душе. Евгению

понравилось, как они смотрятся вместе со стороны. Хорошая разница в росте и

телосложении делали своё дело. Громов казался ещё мужественнее и сильнее, а

Таня выглядела очень миниатюрной и хрупкой на его фоне.

— Прокралась к вам вчера, но вы были слишком увлечены… Друг другом, —

одиночница ехидно улыбнулась, поймав на себе полный злости взгляд Татьяны. Она

не понимала, зачем Ксюша показала это сейчас, а не потом, когда они с ней были

бы наедине. Тане была интересна реакция партнера, но в то же время она боялась,

что он решит, будто они очередные девочки, пускающие на него слюни. Хотя слюни

на него пускала разве что Ксюша.

— Чисто по антропометрическим показателям мы смотримся хорошо, — задумчиво

произнес Евгений.

— Это первое фото пары Алексеева/Громов! — восторженно продолжила продвигать

свой снимок Ксения. — Когда вы возьмете олимпийское золото — оно станет

бесценным.

— Золото? — показательно ступил Евгений.

— Фото! — раздраженно поправила его Ксения, убирая телефон в карман и с

недовольством смотря на фигуриста. — Что ты сделал с моей подругой? Твоя

угрюмость что, заразна? Передается воздушно-капельным путем?

— Скорее тренировочным, — ответила за партнера Татьяна. — Вчера у нас был

убийственный день.

— То, что Таня называет убийственным, является обыденностью для спортсменов

высокого уровня вроде нас с тобой, — Громов подмигнул одиночнице здоровым

глазом.

— Вам что-нибудь принести попить? — поинтересовалась Ксюша, поднимаясь со

своего места и желая раздобыть чего-нибудь запретного.

— Воды, — кивнула Таня, развязывая пояс пальто.

— Будет исполнено, — Ксюша немного подалась вперед, изображая поклон, а затем

ушла и оставила Татьяну и Евгения наедине.

Несколько следующих минут они молчали, смотря прокат пары юниоров из Франции,

но всё это время Таня чувствовала себя неловко, будто должна что-то сказать.

— Ещё раз прости за… — несмело начала она, повернув голову к партнеру.

— Не бери в голову, — спокойно ответил Громов, откинувшись на спинку кресла и

скрестив руки на груди. — Это одна из самых незначительных травм, которые у

меня были.

— Какая была самой значительной? — осмелилась поинтересоваться Татьяна.

Губы Громова сжались в тонкую линию, а серо-голубые глаза потускнели и

направили взгляд на колени. Тяжелый вздох дал Татьяне понять, что это слишком

откровенный разговор для их нынешних отношений. От этого Алексеевой стало

обидно. Она открылась ему, рассказала о том, что произошло с ней, а он… Впрочем,

у каждого спортсмена есть самая страшная телесная травма, о которой он никому

не будет рассказывать, а у каждого человека есть самая страшная травма

душевная. Больнее всего, когда одно накладывается на другое.

Есть в этом какая-то доля иронии. В массовом сознании людей спортсмен —

человек, который сильнее и здоровее простых смертных. На деле же ситуация

совсем другая. Обычный человек за всю свою жизнь может сломать ногу или руку

один-два раза. Фигуристы к двадцати годам обычно имеют за плечами десяток

сложнейших переломов, а пытаться сосчитать растяжения, вывихи, ушибы и вовсе

бессмысленно. Хотя для спортсменов перелом желательнее, чем растяжение или

разрыв связок, потому что после этого они восстанавливаются ещё дольше.

Спортсмены все переломанные, перешитые. Когда у обычных подростков в пятнадцать

лет голова забита свиданиями и развлечениями, фигуристы начинают сталкиваться с

суставными болями, которые больше их не покинут. Суставы их ног и позвоночника

уже в юности изношены так, как это бывает у нормальных людей в пенсионном

возрасте. Есть и ещё одна неприятная вещь в фигурном катании. Прыжки. Фигуристы

всегда, на протяжении многих лет карьеры, приземляются на одну и ту же ногу. Не

трудно догадаться, что именно она болит и страдает больше другой. На помощь,

конечно, приходит общая физическая подготовка, позволяющая снизить разницу

между нагрузками на разные части тела, чтобы она была равномерной, но этого

зачастую мало.

Спортсмены сильнее обычных людей разве что только духом. А физически сильнее до

тех пор, пока за их плечами есть целый штаб спортивных врачей и тренеров,

которые будут бегать за ними, пока их тело способно выдавать результаты,

дарящие стране медали.

Как только спортсмен слабеет, то становится не нужен никому — живи теперь сам,

один на один с этой ноющей болью в суставах, костях, мышцах, душе.

— Интересная поддержка, — оценивающе произнес Евгений, вырывая Татьяну из

потока мыслей и заставляя вернуться на ледовую арену. Глаза девушки всё это

время были направлены на фигуристов, но она совсем не запомнила их прокат. —

Нам тоже нужно будет придумать что-то своё, особенное.

— Мне казалось, мы не будем вставлять ничего нового в ваши с Алисой программы,

— неуверенно произнесла Татьяна, заправляя прядь темных волос за ухо и переводя

взгляд на партнера.

— Алиса это Алиса, а ты это ты, — отрезал Евгений. — Тебе её не заменить, как

не пытайся. Так что будем добавлять что-то новое.

Громов продолжил смотреть прокат следующей пары, а Таня не знала, как

реагировать на услышанное. С одной стороны, ей было приятно, что он увидел в

ней личность, раз говорит подобное, но фраза «тебе её не заменить» всё же

задела. Следующие десять минут они молча смотрели прокаты пар из Италии и

Германии. Таня повернула голову вправо и заметила, что к ним на трибуну

поднимаются Ксюша вместе с одиночником Димой.

— Видели протоколы, — с улыбкой произнес он, успевая раньше Ксюши занять место

рядом с Таней. — Наши юниоры выходят через пятнадцать минут в последней, сильнейшей

разминке.

— Будем держать кулачки, — ответила ему с теплой улыбкой Татьяна.

Ксения протянула подруге бутылку с водой, но как только та оказалась у Тани в

руках, её без спроса забрал Громов.

— Да, спасибо, что спросил разрешения, — кивнула Алексеева. Воды ей,

разумеется, не жаль, ей просто хотелось побыть вредной. Не только Громову ведь

это дозволено.

— У партнеров всё общее, нет? — приподнял одну бровь Евгений и, не дожидаясь её

ответа, открыл бутылку, делая из неё несколько глотков.

Спустя долгих пятнадцать минут на лёд вышли российские юниоры. Вся компания

фигуристов максимально громко подбадривала их вместе с другими

соотечественниками, которые присутствовали на трибунах. Молчал только Громов,

но всё же внимательно смотрел на лёд, ожидая начала программы.

Молодые люди встали в начальную позу. Включилась музыка, и Татьяна сжала

пальцами края пальто, что лежали на коленях.

Движения ребят показывали, что они сильно волнуются. Их ноги подрагивали, а

дорожки шагов не были выполнены чисто из-за беспорядочной смены внутреннего и

внешнего ребра.

— Недокрут, — разочарованно произнес Громов, когда партнерша выполнила полтора

оборота в тулупе вместо двух.

Наступил самый волнительный для Тани момент в их программе — сложная поддержка

четвертого уровня, которую они оставили для эффектного финала. Юная фигуристка

оказалась наверху, ноона не успела зафиксировать своё положение. Её партнер

задел нижним зубцом лёд и, запнувшись, упал вместе с партнершей.

Татьяна вскочила со своего места, закрывая ладонями лицо от ужаса. Ей было

больно и страшно. Она знала, каково это. Она это однажды пережила и надеялась,

что больше никогда подобного даже не увидит, но случилось обратное.

Люди на трибунах встали. Даже сидящий рядом с Таней Громов. Алексеева слышала,

что музыка остановлена, и на льду что-то происходит, но она боялась туда

смотреть. Она опустила глаза и встала боком к катку, как-то неосознанно

повернувшись в сторону Евгения. Она снова приложила ладонь к своему виску,

боясь даже случайно посмотреть на лёд, и закрыла глаза. Ей было страшно. Ей

хотелось спрятаться от всего этого.

Внезапно Татьяна ощутила, как теплые сильные руки буквально обволакивают её, а

затем заключают в объятия. От неожиданности она вздрогнула, медленно открыла

глаза и увидела Евгения, брови которого, как две грозовые тучи, нависли у

переносицы и показывали беспокойство. Его губы сжались в тонкую линию и заметно

побледнели.

Краем сознания Татьяна понимала, что эти объятия спонтанны и в какой-то

степени, наверное, неправильны, но как только она оказалась в них, ей стало так

тепло и спокойно, что даже накативший на неё страх, кажется, отошел на второй

план.

— Пойдём, — тихо сказал Евгений, будто боялся нарушить это внезапное перемирие

между ними, вызванное неожиданной близостью. — Мы должны их поддержать.

Громов чувствовал на себе взгляды всех коллег по сборной, которые стояли рядом,

но ему было плевать. Сейчас ему важны были чувства Тани и эти кривоногие

юниоры, которым он начал сопереживать из-за своей партнерши.

Евгений посмотрел Тане в глаза и увидел в них изумление. Да он и сам,

признаться, шокирован тем, что может сострадать, да ещё и переживать о страхах

новой партнерши, которые могут вернуться после увиденного, если правильно это

не пережить. Только знал ли сам Громов, как нужно это делать? Он сам до сих пор

не отпустил трагедию, которая случилась в его семье больше десяти лет назад.

Алексеева продолжала смотреть на мужчину, стоя с чуть запрокинутой головой и не

выпутываясь из его объятий. Этот его порыв был очень приятен. Она впервые за

долгое время почувствовала себя защищенной. Она понимала, что Евгений искренне

хочет помочь ей справиться с той бурей эмоций, что сейчас разгоралась внутри

неё.

— Х-хорошо, — дрогнувшим голосом ответила она.

Громов медленно убрал от неё руки, успокаивающе проведя ими по спине девушки.

После он молча взял её за руку и повел вниз, к ребятам. Когда они спустились,

Евгений уладил вопрос со службой безопасности, объяснив, кто они такие. Татьяна

подошла к юной фигуристке, лежащей на носилках. Её готовили к транспортировке в

больницу.

— Привет, — тепло улыбнулась Алексеева, наклонившись к ней. Но улыбка на губах

Тани долго не продержалась, и из её глаз покатились слёзы, которые она очень

долго пыталась сдержать.

— Татьяна, — с трудом, но распознала свою собеседницу пострадавшая фигуристка,

щурясь от яркого света, который после удара головой об лёд доставлял ей боль, —

здравствуйте! Не плачьте, п-пожалуйста…

— Я не плачу, малышка, нет, — Татьяна судорожно стала качать головой, торопливо

вытирая слёзы, а затем взяла её за руку. — Как ты себя чувствуешь?

— Мне страшно, — вздохнула она. — Что теперь будет?

Громов тем временем нашел взглядом партнера девушки. Он сидел на скамейке возле

борта катка, опустив голову и закрыв лицо ладонями.

— Ты не там, где должен быть, — строго произнес он, подойдя к юноше.

Молодой человек поднял голову, и Громов заметил его покрасневшие глаза.

— Простите, я… — юноша снова закрыл лицо ладонями. — Я не могу туда идти, я не

могу смотреть ей в глаза. Что я скажу? Что скажу её родителям?

— Я не буду врать тебе и говорить фразы вроде «ты ни в чем не виноват», —

серьезно ответил Евгений, садясь рядом с ним. — Но раз ты навредил её телу, так

хотя бы не навреди душе. Будь рядом. Вы партнеры.

Несколько секунд молодой человек молчал, изредка шмыгая носом.

— Пойдем вместе? — предложил Громов, положив ладонь на его плечо.

— Хорошо, — после небольшой паузы согласился юноша.

Через несколько секунд он вместе с Евгением подошел к носилкам, стоящим возле

них Татьяне и врачу сборной.

— Привет, — Громов быстро пожал руку врачу, которого неплохо знал, а затем

отошел с ним в сторону. — Всё серьезно?

— Ушиб либо сотрясение как минимум, возможно аксональное повреждение и не

исключено внутреннее кровоизлияние. Без компьютерной томографии точно сказать

не могу.

— Оставите её здесь или повезете в Москву? — Евгений на мгновение перевел

взгляд со своего собеседника на Таню, которая снова начала плакать. Громов

понимал, что нужно скорее её отсюда уводить.

— Обследование сделаем здесь, у нас есть договоренность на такой случай, а

лечение, конечно, в Москве. Если её состояние будет удовлетворительным для

транспортировки.

— Я пришлю тебе сообщением номер хорошего врача в столице, скажешь, что от

меня.

— Спортивный врач?

— Нет, — качнул головой Громов, снова бросив взгляд на Татьяну. — Но благодаря

ему я сейчас здесь.

***

— Идём, Таня, пожалуйста, — Громову требовалось

прикладывать усилия, чтобы вести Алексееву к выходу. — С ней всё будет хорошо,

там ничего страшного.

— А если нет? — продолжала плакать его партнерша, и Евгений чувствовал, что

вот-вот это перейдет в истерику.

— Таня, я тебя очень прошу, подумай о себе, — строго произнес Громов,

останавливаясь, когда они уже вышли на улицу.

Громов обхватил её лицо своими ладонями и приподнял его, вынуждая Татьяну

посмотреть ему в глаза. Он намеревался прочесть нотацию о том, что она должна уметь

переключаться, что она спортсменка и необходимо быть сильной, но… Встретившись

с заплаканными, но от того не менее красивыми карими глазами, он на несколько

секунд растерялся. Всё ещё стоящие в этих глазах слёзы делали их глубже и

прекраснее. Евгений не мог оторваться.

— Что? — дрогнули припухшие от слез губы Тани.

— Ничего, — тихо на выдохе ответил Громов, поглаживая её щеку большим пальцем.

Татьяна моргнула и стоящие в глазах слезы сорвались вниз черной, из-за потекшей

туши, дорожкой, покатившись по щекам.

Евгений не мог понять, что за странное чувство нахлынуло на него. Почему боль

чужого человека так сильно отзывается болью в его душе? Но думать и что-то

анализировать сейчас хотелось в последнюю очередь. В первую же хотелось прижать

Таню к себе ещё ближе. И противиться этому чувству было отчего-то невероятно

сложно. Громов ближе наклонился к её лицу. Между ними оставались считанные

миллиметры.

— Увезли! — громко крикнула им Ксения, выходя из ледового дворца.

Громов и Алексеева, подобно застуканным школьникам, резко отпрянули друг от

друга. Евгений был как никогда близок к тому, чтобы убить Ксюшу.

— Таня! — заметив заплаканное лицо подруги, Ксения подбежала к ней, крепко

обнимая.

От этого жеста Громов ощутил целый букет эмоций. Он завидовал, что Ксюша может

так открыто проявлять эмоции, сострадать и не чувствовать себя отвратительно

из-за этого. В то же время Громов вдруг приревновал Таню к ней. Ему сейчас

хотелось успокаивать её.

— Пойдём, у тебя ещё есть время до тренировки, — Ксюша взяла подругу за руку и

повела к гостевому дому. — Я позабочусь о ней, Женя!

Громов с трудом уговорил себя натянуто улыбнуться и проводил девушек взглядом.

***

На ужин Татьяна не пошла. Она с трудом избавилась от общества Ксении, убедив в том, что ей нужно немного побыть одной. Она не понимала своих эмоций. Страх от увиденного днем отошел на второй план по сравнению с тем, что случилось между ней и Евгением. Со стороны это всё, конечно, могло выглядеть совсем непримечательно. Подумаешь, обнялись, подумаешь, спустились вниз держась за руки… Что они, раньше за руки не держались? Держались. И много. Специфика работы у них такая. Но из-за эмоций, которыми они оба были окутаны в тот момент, эти прикосновения несли совсем другой, более глубокий оттенок. Татьяне было страшно, что так близко восприняла эту близость из них двоих только она одна. Хотя в тот момент, когда они стояли у ледовой арены, и Громов с абсолютно несвойственной ему нежностью обхватил её лицо своими ладонями, Тане даже показалось, что он хотел её поцеловать. Впрочем, она узнала бы это наверняка, если бы не Ксюша.

Первые минуты тренировки Алексеева и Громов не разговаривали друг с другом. Им обоим было неловко. Евгений был рад, что сейчас они были без тренера и хореографа, иначе от их опытных взглядов не укрылось это подозрительное безмолвие.

Они выполнили вращение в парной либеле, а после неё перешли в вертикальное вращение. Таня почти осталась в ласточке, положив руку на голень и согнув ногу. Громов, выпрямив спину, положил одну ладонь на талию партнерши, а вторую на внутреннюю поверхность её бедра. Так высоко, что у Алексеевой на секунду перехватило дыхание.

Когда они оказались рядом после выполненного вращения и их взгляды встретились, Евгений почувствовал, что нужно как-то начать разговор.

— Почему не пришла на ужин? — поинтересовался он.

— Не хотелось есть, — слукавила она. Есть хотелось, видеться с партнером — нет.

— Тогда предлагаю перекусить после тренировки, — как можно более непринужденно произнес Громов. Он на мгновение ощутил себя стеснительным школьником, который не знал, как подобраться к понравившейся девочке. Это чувство ему не нравилось. Обычно в женском обществе он такого не испытывал. — Отказы не принимаются, — безапелляционно добавил он, переборов это странное смущение.

— Я пришла! — обозначила своё присутствие Ксения, подходя к скамейке и начиная торопливо снимать чехлы с коньков.

— Зачем? — не понял Громов, указав ладонью в её сторону.

— Я попросила Ксюшу помочь мне с работой над прыжками, — ответила Татьяна, поправляя рукава черной водолазки.

— Но я уже работаю с тобой над прыжками, — начал заводиться Евгений.

— Ну, ты мужчина, а Ксюша — девушка, — пыталась оправдаться Алексеева, смотря на подругу и мысленно умоляя её подъехать к ним быстрее.

— Но техника прыжков одинакова для всех, — почти рычал Громов.

— Лишняя помощь не помешает, — из последних сил сохраняла спокойствие Таня.

— В том-то и дело, что лишняя, — вслух произнес Евгений, несмотря на то, что Ксюша уже была рядом.

Он отъехал на другой конец катка, решив поработать отдельно. До него дошло, что Таня попросту боится остаться с ним наедине. Громова удивляло то, что это случилось не после всех их ссор на льду, а тогда, когда он проявил заботу и нежность. Видимо, эти чувства не для него и развивать их дальше не стоит.

Громов стоял у борта катка, скрестив руки на груди, и наблюдал за прыжками в исполнении своей партнерши. Он с недовольством признал, что Ксении действительно удалось превратить постоянно недокрученный риттбергер Тани в красивый и, главное, чистый тройной прыжок.

После очередного правильного выезда Алексеева довольно улыбнулась и повернула голову к Евгению, ожидая от него какой-либо похвалы, но он стоял с непроницаемым выражением лица. Это заставило её расстроенно вздохнуть и опустить глаза на лёд.

Заметив краем глаз какое-то движение возле другого борта катка, Громов перевел взгляд туда и увидел Дмитрия. Сделав пару резких скольжений, Евгений оказался напротив него.

— Что ты здесь забыл? — без каких-либо любезностей спросил он.

— Тани не было на ужине, и я испугался, что с ней что-то могло случится после увиденного сегодня на чемпионате. Она так близко восприняла всё это, — спокойно отвечал одиночник, смотря не на Громова, а на фигуристку, о которой шла речь. Она в тот момент под чутким взором Ксении выполняла заход на тулуп.

Громов понимал, что Дима ничего плохого ему не сделал, но вмешиваться в тренировочный процесс было большой ошибкой с его стороны. Евгению было необходимо морально надавить на одиночника так, чтобы он раз и навсегда отстал и от их пары, и от Татьяны в первую очередь.

— Я просто хочу узнать, как у неё дела, — отвечал Дима, начиная багроветь от обиды и бессильной злобы, но продолжая не смотреть на своего собеседника и выводя этим его из себя.

— Я запрещаю подходить к ней, — угрожающе произнес Громов.

— Но ты… — растерялся тот, отчего неожиданно для себя перешел на «ты» с человеком, который был старше его на восемь лет, — не имеешь такого права.

Присутствие Димы заметили Ксюша с Таней и поспешили подъехать к нему и Громову.

— Я вызываю тебя на… дуэль! — нервно заявил Дима, а затем, достав из спортивной сумки коньки, снял с их лезвий чехлы и кинул на лёд, по аналогии с перчаткой.

— Что? — брови Громова поползли вверх, а на губах появилась насмешливая ухмылка.

Татьяна, оказавшаяся рядом, посмотрела на Евгения и была уверена в том, что он сейчас просто пошлет Диму куда подальше, и не будет участвовать в подобном ребячестве.

— Лучше хорошенько подумай, с кем вздумал тягаться, — произнес Громов снисходительным тоном. — Если я одержу победу, ты должен будешь держаться от Татьяны на расстоянии пушечного выстрела.

— Во что ты ввязываешься? — тихо прошептала ему Таня, положив ладонь на его запястье. — Это же детский сад.

— А если я выиграю? — поинтересовался Дима, торопливо зашнуровывая коньки и выходя на лёд.

— Об этом даже нет смысла задумываться, — кивнул Громов, игнорируя Алексееву и её слова. — Не трать силы попусту.

Сложившейся ситуации радовалась только Ксения. Она чувствовала приятное воодушевление.

— Итак! Напоминаю вам правила «фигурнокатательной» дуэли, — важно произнесла она, выезжая на самый центр катка и явно импровизируя, ведь никакой «фигурнокатательной» дуэли не существует. Главная дуэль фигуристов — различные чемпионаты, а никак не то, что решили устроить Дмитрий и Евгений. Но кого это волновало? Кажется, только Татьяну.

— Каждый из вас выбирает три любых прыжка и исполняет их отдельно, — деловито вложив одну свою ладонь в другую, продолжила Ксюша.

Таня раздраженно вздохнула. Ей эта идея совсем не нравилась и она была в легком шоке от того, что извечно серьезный и закрытый Громов в этом участвует.

— Выбирайте оружие!

— Аксель, лутц, тулуп, — произнес Дмитрий. — Каждый в три оборота.

Первые два прыжка, названные им, являются самыми «дорогими» в фигурном катании, и они же являются визитными карточками одиночников. Парники их прыгают редко.

— При чистом исполнении каждого это даст тебе в сумме восемнадцать целых и восемь десятых балла, — подсчитала Ксения, а затем перевела взгляд на Евгения. — Чем будешь отвечать?

Громов мысленно прикидывал свои возможности. Он понимал, что безукоризненно выполняет прыжки, свойственные парникам, но они стоят меньше, чем фирменные прыжки одиночников.

— Риттбергер, сальхов, аксель. Тройные, — ответил Евгений, а затем бросил мимолетный взгляд на Таню, которая меньше всего ожидала, что он выберет аксель — самый дорогой и сложный из прыжков.

— Сумасшедший, — одними губами четко произнесла она, чтобы Громов смог понять даже на расстоянии.

— Если всё будет исполнено чисто, ты получишь восемнадцать баллов ровно, — уведомила его Ксения, а затем наградила недовольным взглядом, призывая повысить ставки. — Если вы оба выполните прыжки безукоризненно, то Дима выиграет.

— Я уверен в своей стабильности, — кивнул Громов, и его слова действительно имели вес. Евгений прыгал чисто всегда, чего не скажешь о Диме, который один раз мог исполнить прыжок безукоризненно, а в следующий раз сорвать и не прыгать вовсе.

В сложившейся ситуации опыт был на стороне Евгения, а вот телосложение было более выигрышным у Дмитрия. Молодой фигурист имел свойственную для одиночников худощавость. Каждые лишние полкилограмма сказывались бы на прыжках. А Громов, как парник, обладал гораздо более развитой мускулатурой, без которой были бы невозможны элементы парного фигурного катания, в большинстве из которых нагрузка ложится именно на партнера.

— Тебе заняться нечем? — полушепотом обратилась к Громову Таня, подъехав к нему.

— Ну, ты ведь занялась прыжками с Ксюшей, вот и я нашел, с кем ими заняться, —

невозмутимо отвечал он.

— Дима — одиночник. Прыжки — его стихия, — не унималась Алексеева, чем изрядно

веселила Громова. Ему нравилось, что она переживала за него, но не нравилось,

что была не уверена в его победе.

— Таня, — строго обратился к ней Евгений, — запомни на будущее — я не

ввязываюсь туда, где не рассчитываю победить.

— Сходитесь, — объявила Ксения. — Точнее… съезжайтесь.

Оба фигуриста резко и с характерным скрежетом льда притормозили возле неё

ребрами коньков.

— Кто будет первым? — всё с той же напускной важностью поинтересовалась

девушка.

— Уступаю старшим, — кивнул Дима. — Старикам, как говорится, везде у нас

дорога.

Громов чуть сощурил глаза и хищно ухмыльнулся. У Тани, несмотря на то, что она

стояла на приличном расстоянии от него, по телу пробежала дрожь.

— Итак, тройной риттбергер в исполнении Евгения Громова! — громко объявила

Ксения, указав рукой на упомянутого фигуриста.

— Детский сад, — вздохнула Татьяна, покачав головой и смотря на человека,

который до этого момента казался ей самой серьезностью.

Громов начал выполнять заход на заявленный им прыжок. Дмитрий, Ксения и Татьяна

пристально следили за ним. Он сделал сильный толчок правой ногой, выполнил три

оборота в воздухе, а затем исполнил чистый выезд, красиво выставив руки в

стороны. Алексеева с облегчением вздохнула и улыбнулась, а затем заставила себя

сдержать улыбку и неловко опустила глаза. Ей не хотелось, чтобы Громов подумал,

будто она за него болеет.

— Засчитано! — кивнула Ксюша. — Получаешь пять целых и одну десятую балла.

Громов с пафосом приложил ладонь к груди и благодарно поклонился.

— Дмитрий, ваш ход. Тройной аксель.

Одиночник начал скольжение на правой ноге назад, а затем переступил на левую,

одновременно разворачиваясь лицом вперед. Немного присев, фигурист подпрыгнул в

воздух и выполнил заявленные три оборота.

— Безукоризненно чисто! — констатировала Ксюша. — Добавляю тебе за это к

базовой стоимости ещё полбалла. Итого девять.

Брови Громова взметнулись вверх. Он ошарашенно посмотрел на Татьяну, видимо

полагая, что она может как-то повлиять на подругу. Но Алексеева лишь развела

руками, показывая партнеру, что он сам виноват в том, что вчерашний юниор после

первого же прыжка опережает его по баллам почти в два раза. Ксения не дала

Евгению времени для возражений, и он пошел на заход для своего второго прыжка —

сальхова. Таня снова волнительно вздохнула, прикрывая глаза в момент самого

прыжка. Она открыла их только тогда, когда Ксения огласила оценку.

— Чисто. Получаешь четыре целых и четыре десятых балла. Итого девять целых и

шесть десятых.

Дима без лишних слов начал выполнять лутц. Во время второго оборота он потерял

над прыжком контроль и приземлился на две ноги. Громов довольно ухмыльнулся.

— Недокрут, грязный выезд. Поставлю два балла вместо шести. Итого —

одиннадцать.

— Ты ему подсуживаешь. Такой грязный прыжок можно и вовсе не засчитывать, —

обратился к Ксюше Громов. — Это потому, что он одиночник? Солидарность, все

дела?

— Нет, — качнула головой девушка, лукаво улыбаясь и бросив короткий взгляд на

Таню. — Скорее вынуждаю тебя прыгнуть лутц в четыре оборота.

Громов был искренне удивлен подобным заявлением. Четверные прыжки у парников не

практикуются. Однако он всё же прыгал их, но чисто для себя, чтобы хорошо

разогреться, чтобы выпустить пар, чтобы доказать себе лишний раз, что он

способен практически на всё.

— Смерти моей хочешь? — задумчиво спросил он.

— Моя подруга достойна того, чтобы ради неё совершали подвиги. Разве нет?

По-моему, она прекрасно подходит на роль твоей дамы сердца.

— Дама сердца, значит? — ухмыльнулся Громов, посмотрев на Таню, которая в этот

момент небольшой передышки в их дуэли, говорила о чем-то с Димой. И даже

улыбалась ему.

— Для дамы сердца грех не попробовать, — Евгений подмигнул здоровым глазом Ксюше.

Он отъехал к самому борту, собираясь с мыслями, сделал глубокий вдох, приложил

на несколько секунд пальцы к сережке в ухе, а затем развернулся и начал

выполнять заход. Таня замерла, прерывая диалог с Димой и пристально следя за

Громовым.

Зачем такой риск? Для чего? Только для того, чтобы от неё отстал совсем юный

молодой человек, который просто хочет общения? Для Алексеевой подобная ничем не

обоснованная злость Громова к Диме была загадкой.

Евгений выполнил четыре оборота, а затем с трудом, но всё же приземлился на одну ногу, выставляя руки в стороны. После прыжка он, кажется, сам остался в шоке от того, что у него это получилось. Впрочем, в шоке пребывали и Таня с Димой.

Громов в этот момент приложил ладонь к пояснице, хмурясь от внезапно появившейся боли, о которой он успел ненадолго забыть.

— Десять баллов! — хлопнула в ладоши Ксения. — Евгений Громов по сумме трех

прыжков получает девятнадцать целых и шесть десятых балла.

Дима потупил взгляд, раздумывая о том, стоит ли продолжать. Стоимость оставшегося у него прыжка всего четыре балла. Громова уже не обыграть.

— Сдаюсь, — вздохнул он, протягивая сопернику ладонь для рукопожатия. —

Четверной лутц получился очень крутым. Не знал, что Вы… Ты… Умеешь его прыгать.

— Ты молодец, — Евгений пожал ему руку. — Но обещанное стоит исполнять. Ты

помнишь уговор?

— Помню, — с грустью кивнул Дима и бросил взгляд на Алексееву, прежде чем уйти со льда. — Доброй ночи, Таня!

========== Женская гордость ==========

— Сжалься, умоляю! — Таня, выполнявшая упражнения на пресс в зале для общей физической подготовки, откинулась на спину, восстанавливая дыхание. — Я больше не могу!

Громов недовольно нахмурил брови. Он прекратил отжиматься и теперь вставал с

пола.

— Сколько раз сделала?

— Шестьдесят, — соврала Татьяна, накинув лишнюю десятку.

Рассчитывая, что Евгений не считал, будучи сконцентрированным на себе, она перевернулась на живот и на четвереньках начала буквально отползать в угол. Туда, где стояла вожделенная бутылка с водой.

— Я смирился с тем, что ты ленивая, — с напускным драматизмом в голосе начал Громов, но затем осёкся, когда его взгляд зацепился за упругие, благодаря упорным тренировкам, ягодицы партнерши. Которые, как показалось мужчине, очень сексуально смотрелись в этих обтягивающих леггинсах, особенно учитывая то, в какой позе она сейчас пребывала. Татьяна, вся мокрая и разгорячённая от тренировки, заставила его вспомнить, что он является не только спортсменом, но и мужчиной с вполне естественными потребностями. Он попытался скрыть свои эмоции, отведя взгляд в сторону, хотя Алексеева и не видела его.

— Кхм, но… С враньем мириться не стану, — договорил он.

Таня, добравшись до воды, села на ту часть тела, от которой Громов с трудом оторвал свой взгляд секундами ранее.

— Я больше не могу, правда, — покачала головой она, криво улыбаясь от усталости.

— Меня не волнует, — грубо ответил Евгений, смотря в пол. — Вставай.

Он провел ладонями по волосам, приглаживая их. Натренированные руки Громова,

которые поблескивали от легкой испарины, заставили Таню смущенно опустить

взгляд вниз. Его черная футболка налипла на влажный торс, подчеркивая рельеф,

отчего она невольно сглотнула и облизнула губы.

«Ну всё, пускаю слюни как Ксюша. Но стоит признать, что слюни пускать есть на что», — подумала она.

— Вставай! — продолжал настаивать Громов, начиная заводиться.

Таня откинула голову назад, прислоняя её к стене и не понимая, что так внезапно испортило настроение её партнеру. Час назад всё было хорошо. Он даже смеялся, рассказывая о том, как впервые встал на коньки в четыре года и сразу же упал, да так неудачно, что у него началось носовое кровотечение. Таня в этой истории не увидела ничего смешного, но, слушая её, всё же периодически улыбалась. Во-первых, потому что искренняя улыбка Громова была ужасно заразительна, а во-вторых, ей было приятно, что он сам решил поделиться с ней этим.

— Вставай, — в который раз обратился к ней Евгений. По его взгляду Таня поняла, что лучше послушаться. Она недовольно вздохнула, поднимаясь с пола и чувствуя боль в мышцах ног, ягодиц и пресса.

— Ты ещё ничего сегодня не сделала для рук, — напомнил он.

Таня страдальчески закатила глаза, но всё же морально подготовилась к тому, что ей предстоит.

— Слушаюсь и повинуюсь, — язвительно произнесла она, собираясь принять упор лёжа, но Громов её остановил.

— Нет, руки тебе сейчас нужны будут без мышечной боли.

Таня на пару секунд нахмурилась. Она поняла, что партнер имеет в виду поддержки, при которых ей придется держать весь свой вес на руках, и попятилась назад.

— Я не готова к этому, — судорожно качая головой из стороны в сторону, произнесла Таня. — Я не готова!

Ее карие глаза начали округляться от нараставшей паники, а пухлые губы подрагивать. Она старалась подавить в себе страх, но суровый взгляд партнера лишь усугублял ситуацию.

— Таня, — тяжело вздохнул Громов, начиная злиться ещё больше. — У нас больше нет времени ждать момента, когда ты будешь готова. До чемпионата Европы две недели. Ты это вообще понимаешь?

— Понимаю, — голос Алексеевой дрогнул.

— Мы с Алисой много работали над поддержками, и это при том, что мы с ней были

скатавшейся парой. А с тобой мы ещё не чувствуем друг друга. Нам нужно работать

в пять раз больше.

— Я не Алиса, — с обидой произнесла Татьяна, понимая, что после упоминания

бывшей партнерши Громова, остальную часть фразы она не услышала.

— Об этом я и говорю, — кивнул Громов, но по глазам партнерши понял, что задел

её.

Воздух между фигуристами начинал становиться тяжелым, липким от напряжения. На таких эмоциях выполнять первую серьезную поддержку Тане совсем не хотелось, но выбора Громов не оставлял. Его лицо будто потемнело, а синяк под глазом приобрел грозный оттенок ночного неба Кельна, видневшегося за окном. Евгений провел рукой по едва заметной щетине, отметив про себя, что стоит побриться, да и вообще начать соблюдать режим дня. И обязательно приучить к этому партнершу.

— Что именно хочешь попробовать? — тихо спросила она, с трудом заставляя себя

поднять глаза на партнера.

Евгению стало не по себе от взгляда партнерши. В нём было слишком много страха

и боли. Ругаться и быть требовательным по отношению к Тане после такого было

сложно, но необходимо.

— Лассо, — строго произнес Громов, протягивая к ней руки.

Алексеева закрыла глаза на несколько секунд. Ей нужно было успокоиться и

собраться с мыслями. Теорию выполнения этой поддержки пятого уровня сложности

она помнила. Осталось только сделать. Евгений выжидающе смотрел на неё, всё ещё

стоя с протянутыми к ней руками.

Таня выдохнула дрожащими губами, открывая глаза. Она скрестила свои руки,

положив правую поверх левой и вложила свои ладони в ладони Громова. Он медленно

кивнул, понимая, что партнерша готова ему довериться, а затем и сам

почувствовал, что волнуется.

Евгений был такому удивлен. Сколько поддержек он сделал с Алисой за всю их совместную карьеру? Их и не счесть. И ни разу она не заставляла его так нервничать в эти моменты.

— Не бойся, — уверенно обратился к партнерше Громов, а затем присел, не выпуская ладоней Тани. — Тебе нужно будет оттолкнуться от пола, когда я начну вставать, и помочь мне развернуть тебя на 180 градусов.

— Я всё это знаю, — кивнула Таня, заметно побледнев. — На льду мы будем делать

это по ходу движения? Оба будем направлены вперед?

— Да, — коротко отвечал Громов, сконцентрированный на том, что ему предстоит

сделать.

— Это уже хорошо. Я готова.

Евгений кивнул, а затем разогнул колени. Таня оттолкнулась от пола, и Громов

быстро развернул её. Их руки больше не были крест-накрест. Алексеева держалась

на двух своих вытянутых руках. Партнеры зафиксировали хват их ладоней ниже

талии Тани. Она развела ноги в стороны и замерла, смотря на их с Евгением

отражение в большом зеркале.

— Охренеть! — вырвалось у неё от эмоций.

Громова подобная реакция насмешила, и его плечи дрогнули от смеха. Алексеева,

разумеется, в своем нынешнем положении не могла этого не ощутить.

— Не смейся!

— Не смеши! — передразнил Евгений, чувствуя, что её руки начинают подрагивать.

— Как там дела наверху?

— Охренительно!

Громов снова засмеялся, заставляя Таню понервничать.

— А другие слова будут? Или мне теперь ещё и над твоим словарным запасом

работать? А то на интервью будет неловко.

— Опусти меня, пожалуйста, — попросила Таня, игнорируя его слова.

— Нет, ты так просто не отделаешься. Переноси свой вес на правую руку.

— Ты с ума сошел, я не буду! — воскликнула Таня, впиваясь ногтями в ладони Громова, чтобы он не сделал того, что задумал.

— Понимаешь, что ты не в том положении, чтобы диктовать условия? — самодовольно

улыбнулся он. — Одно моё неловкое движение и…

Евгений сделал резкий оборот вокруг себя, вынуждая Таню балансировать и

чувствовать, куда сместить вес.

— За что ты мне? За что? — застонала от пережитого она, с трудом держа своё тело

дрожащими руками.

— За то, что врешь о количестве выполненных упражнений, Плюша!

Таня легонько пнула Громова носком кроссовка в район лопатки.

— Я тебе не плюша, — с трудом произнесла она, понимая, что ещё немного и просто

упадет. Руки дрожали с каждой секундой всё сильнее.

— Переноси вес на правую руку, я сказал! — уже без смеха и совсем не по-доброму

скомандовал Громов, и Таня была вынуждена это сделать.

— Отпусти мою левую ладонь как будешь готова остаться на одной руке, — попросил

Евгений, наблюдая за движениями партнерши через зеркало и лишний раз понимая,

что они красиво смотрятся вместе. Ещё бы убрать этот ужас из глаз Тани…

Алексеева медленно, палец за пальцем, разжимала свою левую ладонь, теряя точку

опоры и пытаясь совладать со своим частым от страха дыханием. Когда она

отпустила ладонь Евгения, она максимально грациозно подняла свою левую руку

вверх, оставаясь на правой руке.

Громов свою освободившуюся левую руку вытянул в сторону.

— Я буду смещать свой центр тяжести, а тебе нужно будет почувствовать меня в этот момент.

Таня поняла, что её партнер собрался сделать, и с ужасом наблюдала за этим через зеркало. Он медленно перенес свой и Танин вес на правую ногу, а затем согнул левую в колене. Зафиксировав на несколько секунд это положение, он вытянул левую ногу в сторону. Весь их вес сейчас держался на одной правой ноге Громова.

— Фантастика, — выдохнула Алексеева, поймав себя на мысли, что это выглядит

впечатляюще.

— Ого, новое слово, — тихо сказал партнер, держась, чтобы не засмеяться.

Громов поставил вытянутую ногу обратно на пол и поднял левую руку вверх, возвращая Тане вторую точку опоры. Она быстро и крепко вцепилась в его ладонь, и он опустил её на пол.

— Жива? — улыбнулся Евгений, сделав круг плечами назад, желая убрать

напряжение.

— Жива, — ответила ему Татьяна, пребывая в легком шоке. Она приложила ладонь ко

лбу, пытаясь осознать, что произошло.

— Лассо. Пятый уровень сложности, — покачала головой она, часто дыша и смотря в

пол. — Татьяна Алексеева.

— И Евгений Громов. Россия, — кивнул он, едва сдерживая смех. — Приглашаются на

ночной ужин в местную столовую для исполнения программы под названием «Съесть

здесь всё за пять минут».

Когда Татьяна и Евгений спустились вниз, они встретили остальных фигуристов из сборной, которые намеревались пойти прогуляться. И судя по тому, что они не разговаривали в голос, а заговорщически перешептывались, стало понятно, что ребята делают это втайне от тренерского штаба.

— Куда путь держите? — громко поинтересовался Евгений, довольно улыбнувшись,

видя испуг на лицах коллег, которые обернулись на его голос.

— Последний вечер в Кёльне, — развел руками фигурист, выступающий в танцах на

льду. — Разве можно сидеть в номере?

— Я хотела вас позвать, но вы были на тренировке, — виновато произнесла Ксюша,

обращаясь к Тане и пытаясь оправдаться. — Пойдете с нами?

— Нет, — ответил за них обоих Громов и поймал на себе недовольный взгляд

партнерши. После очередного крайне напряженного в плане физических нагрузок дня

Татьяна и сама вряд ли нашла бы в себе силы на ночную прогулку. Но вот то, что

Евгений решал за них двоих её не радовало.

— Таня, — Ксюша пристально посмотрела на подругу, игнорируя ответ Громова. — Ты

можешь пойти с нами и без этого противного мужчины.

— Мы парники, мы всё делаем вместе, — едва сохраняя строгое выражение лица,

ответил Евгений, а затем поймал на себе косые взгляды фигуристок.

— Вот в такие моменты я ужасно рада, что осталась в одиночном! — проворчала

Ксения и обернулась на коллег по сборной, которые уже выходили из здания. —

Желаю вам выспаться и восстановить силы!

— Хорошей прогулки! — Таня тепло поцеловала подругу в щеку, приобняв её.

— А я уже было подумал, что ты действительно пойдешь с ними, — с едва

различимой улыбкой поделился с партнершей Громов, проводив сборную взглядом.

Татьяна смущенно опустила глаза, продолжая путь до столовой. Во-первых, у неё

действительно не осталось сил для прогулки, а во-вторых, идти на неё без

Громова и вовсе не хотелось. Это был их последний вечер на сборах и Алексеевой,

как ни странно, как можно больше хотелось побыть с Евгением.

Сборы — особенное место. Здесь они были сосредоточены друг на друге, на том, чтобы скататься и почувствовать друг друга. Здесь нет близких, которым нужно твоё внимание, нет обременительного быта и вещей, отвлекающих от плодотворных тренировок. Здесь они почти всегда были рядом. А если и нет, то можно чуть пройтись по коридору и постучать в номер партнера, чтобы в любой момент обсудить рабочие моменты. Здесь они в какой-то мере принадлежали только друг другу.

В России их будет ждать агрессивная внешняя среда, которая всегда вносит свои

коррективы.

— И тогда я поняла, что Стасу лучше не кататься в штанах, пошитых в том ателье, — почти смеясь, рассказывала о своем прошлом партнере Татьяна, когда они с Евгением сидели за столом. — Это было невероятно смешно. Второй раз, представляешь?

Таня замолчала, понимая, что Громов, внимательно слушавший её в самом начале этой истории, сейчас был погружен в свои мысли. Салат, стоявший перед ним, он поедал абсолютно машинально, почти не жуя.

— Приём, как слышно? — попыталась вернуть его внимание девушка. — Ты меня

слушал?

Татьяне вдруг стало стыдно за себя и за то, что она посчитала свои глупые истории важными и интересными. Карьера Громова была намного успешнее. Вот кому точно было что рассказать. Но его на это было невозможно уговорить.

— Да, — всё ещё отстранено кивнул он, переглянувшись с Таней. — У Стаса

порвались штаны во время открытых прокатов. Дважды.

Алексеева, несмотря на настроение партнера, улыбнулась. Он всё-таки её слушал.

— И после этого… — продолжила она, решая всё-таки отвлечь Громова от не самых

веселых, судя по его лицу, мыслей.

— Таня, — он резко перебил её, убрав вилку из рук, и внимательно, но с холодом в глазах, посмотрел на партнершу.

— Да? — улыбка с губ Алексеевой пропала. По взгляду Громова становилось понятно, что сейчас её ждет не самый приятный разговор.

— Завтра в обед мы прилетаем в Москву, — строго начал он. — Я понимаю, что тебе нужно будет съездить домой, в Питер, как минимум для того, чтобы забрать вещи. Хочу узнать, когда тебя ждать в столице?

— Забрать вещи? — изумилась Таня, изрядно соскучившаяся по маме и дому, и

желавшая провести в родном городе как можно больше времени. Ей было необходимо

несколько дней, чтобы морально подготовиться к переезду в Москву.

— А когда ты планировала приехать?

— После нового года, — несмело призналась девушка.

Глаза Громова после услышанного буквально начали леденеть. Он несколько секунд

сверлил ими партнершу, давая ей шанс изменить свой ответ.

— Что не так?

То, что Таня совсем не понимала серьезности происходящего, окончательно вывело

Евгения из себя.

— Таня, — попытавшись всё же говорить как можно спокойнее, снова продолжил

Громов, сложив перед собой руки в замок. — Ты же понимаешь, что осталось очень

мало времени до чемпионата? Он начинается тринадцатого января.

— Да, я помню, но…

Договорить Евгений не дал, ударив ладонью по столу, заставляя Татьяну вздрогнуть и округлить глаза. Последний раз такое при разговоре с ней позволял только её отец.

— У нас тренировки расписаны на каждый день. Они есть и тридцать первого декабря, и первого января. У нас нет выходных. Ты не можешь оставаться в Питере дольше пары часов. Мы потеряем кучу времени, которого у нас нет!

Громов и сам не заметил, как повысил голос, заставляя Татьяну вжиматься в спинку своего стула. Немногочисленные люди, находившиеся в столовой в столь поздний час, обернулись на Евгения. Он сдавленно кашлянул и отвел взгляд в сторону.

— Я понимаю, родители и всё такое, но сейчас любой отход от графика — роскошь, — продолжил он более спокойным тоном.

— Но ведь новый год… — пыталась найти себе оправдания Таня.

Евгений от такого заявления ошарашенно откинулся на спинку стула. У него складывалось ощущение, будто они говорят на разных языках. Но проблема была лишь в том, что для Громова давно стало нормой то, что новый год он давно не отмечал. Чемпионат Европы обычно всегда проводился в январе. В период, когда вся страна активно праздновала, Евгений и Алиса во всютренировались.

А вот у Татьяны сезон заканчивался в середине декабря, после национального

чемпионата, так как на следующие международные соревнования они со Стасом

никогда не отбирались.

— У нас нет возможности думать про новый год, Таня! — воскликнул Евгений, не

желая больше продолжать этот разговор. — Ты приезжаешь двадцать девятого

декабря, и мы тренируемся каждый день, вплоть до отлета на чемпионат. Это не

обсуждается.

Алексеева несколько секунд со злостью смотрела на партнера. Он с такой легкостью распоряжался ею, что это просто лишало слов.

— А где мне жить? — наконец спросила она. — Где я найду квартиру в канун нового

года?

— Можешь оставаться у меня, пока не найдешь что-то подходящее, — пожал плечами

Евгений.

Злость в карих глазах сменилась удивлением, а брови на несколько секунд подпрыгнули вверх. Подобное предложение было слишком неожиданным, однако Алексееву обидело то, как спокойно он это предложил. Будто оставлять у себя разных девушек было для него нормой. Впрочем, возможно, так оно и есть.

— Нет, это исключено, — отрицательно качнула головой Таня, опуская глаза на стол.

Где-то в глубине души она понимала, что интересно было бы взглянуть на быт Громова, на его, так сказать, среду обитания. Возможно, что совместное проживание сплотило бы их, но за последние дни она пару раз поймала себя на совсем не партнерских и, тем более, совсем не спортивных мыслях о том, что Евгений ей симпатичен как мужчина. И подобные размышления Таня изо всех сил пыталась отгонять от себя, искусственно культивируя в себе неприязнь к партнеру. Понимая, что у них если и есть какое-либо будущее, то только как у пары в фигурном катании и не больше.

Хотя видеть его по утрам в одном полотенце после душа было бы, пожалуй, лучшим

началом дня.

— Я обещаю не приставать, — кривовато улыбнулся Громов, видимо, решая снизить

градус их разговора и переводя его в более дружелюбное русло.

— Посмотрим, — кивнула Татьяна, не улыбаясь мужчине в ответ. В её голове уже появилась идея о том, где она сможет жить в Москве. Место это было, конечно, не из самых приятных, но в сложившейся ситуации она была готова идти куда угодно, лишь бы не к Громову.

***

— Ну, вот и всё. Прощай, Кёльн! — с драматизмом произнесла Ксения, последний раз оглянувшись по сторонам.

— Пойдем уже, — Татьяна с улыбкой притянула к себе подругу за локоть.

У них было хорошее настроение, вызванное солнечной погодой, которой Германия провожала фигуристов, а также скорым прибытием на родину. И Таня, и Ксюша желали поскорее сойти с трапа, чтобы отправиться к родным, которых не видели, казалось, целую вечность. И хотя другие спортсмены мало-помалу привыкли к такому образу жизни, то Алексеева, будучи человеком сентиментальным и нежным, не могла оставлять семью надолго. Она хотела скорее оказаться в объятиях мамы и провести с ней те сутки, которые щедро выделил ей на это Евгений. Тане не терпелось попить с мамой чай на их светлой кухне, где всегда вкусно пахнет, и рассказать ей обо всём, что она успела пережить на сборах.

Настроение Громова же было в точности противоположным. Он был мрачнее тучи.

Казалось, еще немного, и его серо-голубые глаза начнут метать молнии. Татьяна

решилась поговорить с Евгением, и поэтому ей пришлось оставить подругу, так как

ее партнер по обыкновению шел поодаль ото всех.

— Завораживающее зрелище, — начала она, восхищенно смотря то на Евгения, то на

небо.

— М-м? — не понял он, чуть нахмурив брови и вопросительно посмотрев на появившуюся рядом партнершу. — Ты о чем?

— Да вот, солнце и вместе с тем тут грозовой циклон, — она легонько толкнула его в плечо.

— Я задумался, — растерянно ответил он, переводя взгляд обратно под ноги.

— Об Алисе? С ней всё хорошо? — с беспокойством поинтересовалась Таня. Она

боялась реакции Громова на упоминание бывшей партнерши, но знала, что он и так

очень много о ней думает.

Партнеры шли отдельно вдоль терминала аэропорта, немного отстав от остальных.

Ксения прицепилась к группе одиночников, и они вместе с Димой шутили и поднимали

настроение всей команде.

— Д-да, то есть, наверное… — Евгений опять задумался, сильнее нахмурив брови. —

Дело не в этом. Просто…

— Боишься её реакции, когда она узнает о нас? — Таню немного покоробило от

слова «нас», будто они были любовниками, и сейчас Евгений должен был вернуться

к своей жене.

Хотя определенные параллели всё же прослеживались.

— О нас… — задумчиво повторил он, будто пробуя это слово на вкус, пытаясь понять, нравится ли ему оно по отношению к ним с Таней. — Не знаю. Она сильная, она поймет. Я надеюсь.

Перед взлётом, когда Таня, сидевшая возле иллюминатора, пристегнула ремень безопасности, Громов, занявший место рядом с ней, снова принял таблетку. Алексеева понимала, что её уже давно так сильно не мучило любопытство.

— Когда-нибудь я вытащу эти таблетки из твоей куртки и узнаю, для чего они, — с

шутливой угрозой произнесла она.

— Спасибо, что предупредила, — устало улыбнулся Евгений. — Теперь я их перепрячу.

Когда большинство фигуристов, живущих и тренирующихся в столице, покинули аэропорт, Таня с Ксенией и ещё несколькими фигуристами собирались дожидаться рейса в свои города. Громов донес чемодан и сумку Алексеевой до зала ожидания, в котором ей с Ксенией предстояло провести полтора часа до ближайшего рейса в Санкт-Петербург.

— Спасибо, — улыбнулась Таня, останавливаясь возле металлических сидений.

— Так, — внезапно произнесла Ксюша, понимая, что ей лучше удалиться и дать

партнерам попрощаться. — Мне срочно необходима ударная доза кофеина! Скоро

буду.

Как только Ксения скрылась из поля зрения Громова, он с облегчением посмотрел на Таню. Ему нравилось, когда они были вдвоем. Когда рядом с ними появлялся кто-то третий — это почему-то начинало сильно напрягать.

— Напиши мне, как долетишь, — попросил Евгений, вызывая у Татьяны очередную

порцию удивления. Он беспокоится о ней?

— Хорошо, но… — Таня замялась. — У меня нет твоего номера.

— Зато у меня есть твой, — улыбнулся он и заметил недоумевающий взгляд

партнерши. — Ксюша дала.

Татьяна сдержанно засмеялась. Такие оправдания Громову были совсем несвойственны и делали его человечнее, что ли.

— Я напишу тебе, — кивнул мужчина, пристально всматриваясь в глаза Тани, сильно смущая.

— Буду ждать, — тихо ответила она, опуская голову вниз и распуская ремень на

талии своего пальто, желая его снять. Громов галантно ей с этим помог, положив

предмет верхней одежды на спинку металлического сидения, возле которого стояли

вещи Тани. Несколько следующих секунд они провели в крайне неловкой тишине. —

Может, обнимемся? — с детской наивностью в глазах предложила Татьяна, несмело

расставив руки в стороны.

Это было максимально странно. Они сделали столько элементов, столько раз она была в его руках, но сейчас было неловко предлагать простое объятие.

— Как хочешь, — пожала плечами Алексеева, пытаясь не показать, что её обидели

действия, а точнее бездействие Громова.

— А знаешь, почему бы и нет? — спросил скорее сам у себя Евгений, вспоминая, как

Татьяна обнимала других членов сборной и понимая, что он ничем не хуже.

Евгений не любил проявлять эмоции вне катка. Точнее, вне прокатов, на которых было необходимо работать на судей, но сейчас он почувствовал встречный порыв и, не произнося ни слова, притянул партнершу к себе, крепко обнимая. Эти прикосновения показались ему необычными. Не такими, какие сопровождали их тренировки. В них чувствовалось больше теплоты, нежности. Как тогда, во время юниорского чемпионата, его снова окутало чувство, будто никого кроме них двоих не существует, когда они вместе, когда они — одно целое. Татьяна уткнулась лицом ему в грудь, ощущая приятный запах его парфюма. От Евгения совсем не хотелось отстраняться. Она уже привыкла к его рукам. Несмотря на его замкнутость и вредность, в его руках она чувствовала себя в безопасности. Громов робко и неуверенно провел ладонью по волосам девушки, от чего обоих едва ощутимо ударило током.

— До завтра, — шепнул Громов, боясь говорить громко даже несмотря на то, что в зале ожидания стояли привычные для этого места гул и оживление.

— До завтра, — прошептала ему в грудь Таня, неожиданно чувствуя, что она уже

хочет вернуться к нему, хотя ещё и не улетела.

Евгений вышел из терминала аэропорта и поднял воротник пальто, отмечая, что столица оказала ему очень холодный, в прямом смысле этого слова, прием. Сев в такси, мужчина достал из кармана телефон и обнаружил пропущенный вызов от матери Алисы. Разговаривать при постороннем человеке ему хотелось меньше всего, однако он боялся, что что-то могло случиться, и поэтому ему пришлось перезвонить Ирине Николаевне прямо из такси.

— Здравствуйте, — с волнением произнес он. — Как дела у Алисы?

Следующие несколько секунд женщина молчала, тяжело вздыхая. Громов чувствовал,

как от этого напрягается каждая клеточка его тела.

— Не молчите, пожалуйста, — как можно спокойнее попросил он, сильнее сжимая

пальцами мобильный.

— Женя, — шепотом проговорила Ирина Николаевна. — Я очень виновата перед тобой.

— Вы? — улыбнулся он, начиная говорить с женщиной гораздо мягче. — Вы ни в чем

не виноваты.

— Виновата, — тем же подозрительным шепотом отвечала Ирина Николаевна. Она

будто боялась, что кто-то может её подслушать. — Алиса… Она пришла в себя пять

дней назад…

Несколько секунд Громов шокировано смотрел в спинку сидения, расположенного

перед ним.

— Одним из её первых вопросов был вопрос о том, где ты сейчас, — шепотом

продолжила Ирина Николаевна.

Свободной рукой Евгений прикрыл лицо, шумно вздыхая. До него начало доходить,

что произошло.

— Вы рассказали всё как есть? — предположил он.

— Да, Женя, — Громов услышал, как она вновь начала плакать. Это добивало его

окончательно. Женские слёзы давались ему с трудом. В детстве он часто видел

свою маму в слезах, и с тех пор каждый раз, когда плакала какая-либо женщина,

Евгений чувствовал свою вину.

— Успокойтесь, пожалуйста, — попросил он.

— Женя, прости меня. Она попросила ничего тебе не говорить, сказала, что не

хочет тебя видеть и просила меня скрыть от тебя это, но я не смогла. Я ведь

знаю, как сильно ты переживал. Пожалуйста, Женя, прости, — начала эмоционально

тараторить Ирина Николаевна, но в ответ лишь услышала тяжелый вздох.

— Я буду у вас через полтора часа.

Громов сообщил таксисту адрес семьи Калининых, изменив маршрут. Остаток дороги он не мог понять, что сейчас чувствует. Он совсем не так представлял свою первую встречу с Алисой после аварии. Он думал, что будет светиться от счастья, когда узнает, что она пришла в себя. Но сейчас же он не знал, как вести себя в сложившейся ситуации.

Евгений был вне себя от решения Калининой не сообщать ему о своем самочувствии, но в то же время осознавал, что после пережитого он просто не может на неё злиться. Осознавал, но злился ещё больше. На себя в том числе.

Громов простоял несколько минут возле нужного подъезда небольшой пятиэтажки на

окраине Москвы. Он пытался придумать, с какими словами зайдет в дом бывшей

партнерши.

— Женя, спасибо, что приехал, — обрадовалась его приходу Ирина Николаевна.

Женщина средних лет с рыжими волосами, собранными в аккуратную прическу,

радушно встретила партнера дочери на пороге своей квартиры.

— Где она? — серьезно спросил Евгений, оглянувшись по сторонам.

— В своей комнате, — вздохнула женщина, положив ладонь на запястье Громова,

тревожно посмотрев на него снизу вверх. — Я её не узнаю, Женя. Она будто…

— Сломалась, — кивнул Евгений.

— Женя, пожалуйста, не злись на неё, — зеленоватые глаза женщины начинали

блестеть ещё ярче от застилающих их слез.

— Не злюсь, — соврал Громов. — Дайте нам поговорить наедине.

— Конечно, — Ирина Николаевна убрала свою ладонь и сделала шаг назад, давая

Громову возможность пройти в комнату дочери.

Он окинул взглядом хорошо знакомую ему квартиру. Как часто он бывал здесь, забирая на тренировки и привозя с них Алису. Светло-коричневые обои напомнили ему о вечерних чаепитиях с семьей партнерши, которая принимала его как своего, родного. Фотографии в рамках и гордо развешанные медали всколыхнули воспоминания о пройденных этапах в спортивной карьере. Евгению хотелось вернуть все на круги своя, чтобы ощутить те же эмоции, тот же уют. Ту же стабильность и неуязвимость.

Он несмело и максимально тихо переступил порог комнаты, которая принадлежала

его уже бывшей партнерше. Это была небольшая спальня, в которой большую часть

занимала кровать и платяной шкаф. Единственным источником света в тот момент

было окно напротив двери. Он увидел Алису. Она, сидя в инвалидной коляске,

смотрела в окно и была спиной к Громову, но он был уверен, что она чувствовала

его присутствие.

— Зачем? — тихо спросила она хриплым, от подступающих в который раз слёз. —

Зачем ты пришел, Громов?

Несколько секунд между бывшими партнерами стояла глухая и неимоверно давящая на

них обоих тишина.

— Я переживал, — серьезно ответил он, делая несколько шагов к Алисе. После аккуратно положил ладони на её плечи.

От его прикосновения Калинина задрожала, начиная плакать навзрыд, больше не

пытаясь сдержать слёз. Такие родные, такие теплые руки Евгения. Руки, которые

отныне держат не её.

— Тише, Алиса,— попросил он, чуть отстраняясь и разворачивая девушку к себе.

Несколько минут он смиренно ждал, пока она успокоится и уберет ладони от лица.

Всё это время Евгений пытался вспомнить, видел ли он её в таком состоянии за все годы их знакомства ранее? Нет, ни разу. Громов старался воспитать в ней характер, силу. Он всегда как-то неосознанно воспринимал Калинину как младшую сестру и не раз в шутку говорил это в интервью. Сейчас же он увидел её слабой, надломанной. И просто не знал, как к ней подступиться, особенно учитывая то, что он и сам частично виноват перед ней. Евгений присел перед Алисой на корточки, и их лица оказались на одном уровне. Калинина положила ладони на колени, и взгляд её изумрудных глаз обжег Громова невиданной ранее ненавистью. Ему на несколько секунд показалось, что она готова его ударить. И, возможно, была бы по-своему права.

— Ты предал меня, Громов, — с разгорающейся злобой произнесла Алиса. — Ты разрушил всё, что мы строили годами.

— Это не так, — покачал головой фигурист, стараясь сохранять спокойствие. Он

твердил себе мысленно, что это его прежняя Алиса. Его друг. Просто случившееся

подорвало её дух, и нужно перетерпеть и быть мягче.

— Ты разрушил всё, разрушил! — твердила своё Калинина, продолжая сверлить

бывшего партнера взглядом, полным злобы.

— Алиса, Федерация не давала мне выбора, меня поставили перед фактом.

— Ты мог отказаться! Ты мог пропустить сезон! Ты мог не вставать в пару с этой…

— Калинина поморщилась, отводя взгляд в сторону и показывая всем своим видом

отвращение к конкурентке.

— Мы все заложники этой ситуации, — Громов изо всех сил пытался остаться

спокойным.

— Я здесь единственный заложник ситуации! — закричала Алиса, всплеснув руками,

а затем ударила ими же по подлокотникам инвалидного кресла.

Евгений поднялся, понимая, что разговор будет ещё тяжелее, чем он предполагал.

— Ну? Чего ты молчишь? — с кривой, ядовитой ухмылкой спросила Алиса, смотря на бывшего партнера заплаканными глазами. — Понимаешь, что я права?

Громов несколько секунд изучающе смотрел на Алису, всерьез начиная подозревать,

что его настоящая Алиса, его подруга, погибла в той аварии и перед ним сидит её

обезумевший двойник, не понимающий очевидных вещей. Спокойствие мужчины

начинало его оставлять.

— Хочешь поиграть в судью? — нахмурился он.

Его строгий, хорошо знакомый Калининой тон на несколько секунд отрезвил её.

— Хочешь разобраться, кто прав, а кто нет? — продолжил он. — Ты уверена?

Алиса поджала губы, переводя взгляд с Громова на свои бледные пальцы.

— Мы пахали с тобой весь прошлый олимпийский цикл, доказывая, что мы лучшие в стране, в Европе, в мире. Мы стали бронзовыми призерами прошлой Олимпиады, — голос Евгения леденел с каждым словом. — Затем мы отпахали ещё три года, доказывая, что готовы поехать за золотом на грядущую Олимпиаду. Верно, Алиса?

Она не отвечала и смотрела в одну точку, боясь даже пошевелиться.

— Верно, — ответил за неё Громов. — Три недели назад, когда тебе ночью

стрельнуло вернуться с дачи друзей, я умолял тебя, Калинина, я умолял и кричал

в трубку, чтобы ты дождалась утра. Было такое?

Алиса молчала. Громов всё больше распалялся, и с поднимавшейся бурей в его

груди все сильнее раздавался его голос, усиливаясь от стен комнатушки.

— Было, — кивнул себе он. — Так кто из нас предал наши труды ради сиюминутного

желания вернуться ночью?

Евгений замолчал, отойдя от Алисы и приложив руку ко лбу. Неожиданно для него самого груз вины, который он сам же взвалил на свои плечи, спал. Громов даже сделал глубокий вздох, будто раньше дышал в пол силы.

— Эта… Таня, — Громов показал пальцем куда-то в сторону, — она тебе не ровня. Мне приходится поднимать ее с низов, чтобы не похерить все, что мы с тобой заработали потом и кровью.

— С той сукой… Волченковой ты в пару не встал, — голос Калининой прерывался от

всхлипов и накатывавшей бессильной злобы, — а с этой… без вопросов!

Громов резко подался вперед, угрожающе ударив ладонями по подлокотникам кресла.

Его лицо и лицо Алисы оказались друг от друга в считанных сантиметрах.

— Не смей сравнивать их. — Голос Евгения был низок и холоден. Такой тон пугал даже рыжеволосую фигуристку, чей норов порой не мог укротить ни один сколь-нибудь строгий тренер.

—Что… с твоим лицом? — вдруг спросила Алиса, щурясь заплаканными глазами.

— Неудачная подкрутка, — объяснил Громов, отпрянув от Алисы и нахмурив брови. —

Поддержки ей трудно даются из-за страхов. Неудачный опыт. Тебя это миновало.

Фигуристы усмехнулись, синхронно опустив взгляд. Калинина вдруг поняла, что её партнер ни разу не подвел ее, и что сейчас он работает на их пару, пускай и с какой-то серой лошадкой. Решив, что для первого раза с них обоих хватит, Громов направился к двери, намереваясь уйти.

— Женя? — позвала его Алиса.

Громов остановился, но не обернулся.

— Пообещай мне кое-что.

Калинина едва заметно ухмыльнулась. Она знала, на что давит. Она знала, что

если Громов что-то пообещает, то обязательно выполнит.

— Что? — поинтересовался он, обернувшись к Алисе.

— Что ты будешь кататься со мной в следующем сезоне.

Брови Громова от такого поползли вверх. Во-первых, он и сам не знал, останется ли в спорте на следующий сезон, а во-вторых, такая ультимативность ему никогда не нравилась.

— Я не могу тебе такого пообещать. Как минимум потому, что никто не знает, восстановишься ли ты, — выкрутился он, хотя и понимал, что в его словах есть правда.

— Ты просто не хочешь брать на себя ответственность за меня, — посмотрела на него с презрением Алиса.

— Чего-чего, а вот ответственности я никогда не боялся. И ты знаешь это, как

никто другой.

Громов открыл дверь, ведущую в коридор и снова бросил короткий взгляд на

Калинину.

— Поправляйся скорее и береги себя.

***

Евгений вставил ключ в замочную скважину и на секунду замер. Затем, помедлив, открыл дверь. Квартира спортсмена была холодной, пустой и совсем не обжитой. Не было ни картин, ни цветов, ни каких-то безделушек. Ничего, что говорило бы о наличии хозяев. Да и зачем это в доме, который является ночлежкой на пару дней между очередными перелетами?

Громов бросил взгляд на настенные часы и понял, что Таня уже в Санкт-Петербурге, и нужно написать ей. Ничего остроумного в голову ему не лезло, поэтому мужчина решил обойтись простым «Приветик :) Как погода в Северной столице?»

Он прошел на небольшую кухню и, поставив чайник, устало сел за стол. Он

почувствовал, что… соскучился по новой партнерше. Она была светлой, по-девичьи

легкой, но при этом довольно неглупой. Евгений прикрыл лицо ладонями, надеясь,

что Татьяна ему просто симпатична как человек, особенно на фоне того, что Лена

и Алиса в последнее время изменились в плане общения с ним в худшую сторону.

«Приветик? Ты, кажется, не пьешь. С чего такие… нежности? :) Погода в моих краях стоит вполне типичная — слякоть, серость…» — ответила ему через несколько минут Алексеева.

Громов торопливо принялся набирать ответ, игнорируя свистящий на плите чайник.

«Это ещё совсем не нежности, плюша. ;) Слякоть не заставит тебя приехать

раньше?»

Губы Евгения растянулись в улыбке. Он и сам не заметил, как начал флиртовать с партнершей. И ему действительно хотелось, чтобы Таня приехала не завтра после обеда, а как можно раньше. Он пытался убедить себя, что хочет этого просто потому, что ему необходимы тренировки, которые помогли бы отвлечься от ситуации с Алисой.

«До нежностей такими темпами ты не доживешь. Ещё одно «плюша», и я умышленно перестану вовремя вытягивать руки на выходе из подкрутки. И нет, серость питерского неба я не променяю на серость твоего выражения лица, товарищ Громов…» — пришло в ответ от его партнерши.

Евгений, не выпуская телефона из рук, подошел к плите, убирая с неё закипевший

чайник.

«Ты смеешь мне угрожать, товарищ Плюша? Пожалуй, я так и запишу тебя в

контактах. Во сколько мне завтра встречать тебя?»

— Может, ты поговоришь со мной не отвлекаясь на телефон? — с теплой улыбкой обратилась к Татьяне мама, сидя напротив за кухонным столом.

— Прости, это… Громов, — устало вздохнула она, ничего не отвечая на его последнее сообщение. Было приятно, что он хотел помочь, но Таня не хотела, чтобы он узнал, где она собирается жить. Поэтому от его помощи придется отказаться. Несколькими минутами позже она отправила ему ответ — «Я доберусь сама. Уже нашла неплохое место. Спасибо за предложение.)»

***

Таня поежилась, стоя на площади трех вокзалов. Она хотела поправить шарф и плотнее закутать шею, но, как только отпустила ручку своего большого чемодана, тот сразу же упал на землю, а вместе с ним и спортивная сумка. Алексеева поспешила поднять вещи, мысленно отмечая, что помощь Громова была бы действительно кстати, но женская гордость — штука беспощадная. К самим женщинам в первую очередь.

Тане было необходимо успеть пристроить малую часть своих вещей, которые она

смогла привезти самостоятельно, а затем отправиться на вечернюю тренировку.

Через полтора часа она стояла напротив четырехэтажного здания с табличкой, на

которой выцветшими буквами было указано — «Общежитие училища Олимпийского

резерва №2».

========== Новый год и неделя безмолвия ==========

Татьяна зашла в общежитие и огляделась по сторонам. У неё было стойкое ощущение, что ничего в этом месте не изменилось за те годы, которые ей посчастливилось здесь отсутствовать. Облупившаяся краска на стенах в коридоре и нелепые нарисованные стенгазеты об известных спортсменах. Ещё в тринадцать лет, впервые оказавшись здесь, Алексеева не могла понять, почему будущие спортивные надежды страны должны жить в таких условиях. Видимо, руководство полагает, что такая атмосфера ещё больше мотивирует на успехи, которые помогут в дальнейшем избавить себя от пребывания в подобных местах.

***

— Я всегда рада тебя видеть, Танечка, — с теплой улыбкой говорила с ней заведующая общежитием. — И на время новогодних каникул у нас тут достаточно пустых комнат, но уверена ли ты, что тебе здесь будет комфортно? Не скажется ли это на тренировочном процессе?

— Я уверена, Надежда Ивановна, — машинально отвечала Алексеева, желая скорее оставить свои вещи в какой-либо комнате и отправиться на тренировку, потому что боялась опоздать. С тех пор, как Таня последний раз была в столице, прошло много времени, и она совершенно забыла город.

Заведующая поправила очки и заговорщески улыбнулась.

— А как же твой партнер, Громов? Он не против, что ты будешь проживать в общежитии?

Татьяна изменилась в лице, взгляд её стал серьезным, недружелюбным.

— Он не в курсе, пусть так и остается.

Надежда Ивановна понимающе кивнула, а затем улыбнулась и начала набирать номер на стационарном телефоне, что стоял на столе.

— Тогда добро пожаловать. Сейчас позвоню на охрану, там тебе дадут ключи, — пояснила она, приложив трубку к уху и дожидаясь ответа. — У нас ничего не поменялось, привыкнешь быстро. Но всё же надеюсь, что в скором времени обзаведешься более комфортным жильем…

***

Алексеева спустилась в московское метро, отмечая, что уже забыла, как быстро всё здесь течет, и как сложно лавировать в людском потоке с большой спортивной сумкой. Она приехала на тренировку с получасовым опозданием, не рассчитав время.

Таня торопливо зашнуровывала коньки возле самого выхода на лёд, сопровождаемая недовольным взглядом тренера и шумными злыми вздохами Громова. Татьяна быстро подъехала к нему, боясь встретиться взглядом. Она и без этого чувствовала, что он на грани бешенства.

— Может, хотя бы после этого разрешишь заезжать за тобой перед тренировками? — проворчал он.

— Поговорим после, — деловито отмахнулась от партнера Татьяна. — У нас впереди много работы.

***

— Ну, — с тщательно скрываемым всю тренировку нетерпением, начал Громов, когда они с Таней присели на скамейку и начали расшнуровывать коньки. — Расскажи, как тебе так быстро удалось найти жилье.

— Оказывается, нет ничего невозможного, когда у тебя есть партнер, который может так прекрасно мотивировать, — попыталась отшутиться Таня, очаровательно улыбнувшись.

— Какая станция метро ближайшая? — продолжал интересоваться Евгений, поставив этим в тупик свою собеседницу, которая не была готова к подобным вопросам. По пути на тренировку, сильно опаздывая, она думала лишь о том, чтобы Громов её не убил. Придумывать легенду о своем месте проживания ей было некогда.

— Я ещё не запомнила название, — попыталась выкрутиться Алексеева.

Евгений непонимающе на неё посмотрел. Таня не была похожа на дурочку.

— У меня начинает закрадываться мысль о том, что ты живешь с десятью гастарбайтерами где-нибудь в районе Выхино.

Татьяна издала нервный смешок, а затем сняла коньки и взяла их в руки, намереваясь пойти в раздевалку в одних носках. Её стопы буквально горели от четырех безвылазных часов на льду, и холодный пол был как никогда приятен.

— А что, такой плохой район? — наивно похлопав ресницами, поинтересовалась Алексеева, шагая с Громовым по коридору ледового дворца.

— Для привлекательных девушек вроде тебя он попросту опасен, — констатировал Евгений. — Однако шаверму там готовят потрясающе.

После услышанного Татьяна резко остановилась. Её округлившиеся от удивления глаза заставили Громова засмеяться.

— Встречаемся через десять минут у центрального входа, — безапелляционным тоном произнес он. — Раз ты не говоришь, где живешь, то с тебя шаверма.

— А может, у меня нет денег? — попыталась отмазаться Алексеева.

— Мне твои деньги не нужны. Мне нужна твоя компания.

***

Туго затягивая пояс бордового пальто, Таня вышла из дворца. Как только Громов увидел её, то без слов забрал из рук спортивную сумку и направился к большому белому мерседесу.

— Да это ведь олимпийский автомобиль! — воскликнула Алексеева, когда партнер галантно открыл ей дверь машины.

— Да, Турин, — с теплой улыбкой ответил Евгений, положив их сумки на заднее сидение кроссовера. — Наша первая олимпиада, и первая бронза. Но эта бронза была и есть дороже, чем все заработанное золото.

— Да, олимпийская медаль это… совсем другой уровень, — с восхищением прошептала Таня, пристегиваясь и смотря на точеный профиль партнера в свете ночных фонарей.

— Наш тренер, Ольга Андреевна, сказала однажды: я буду вас вести сколько хотите, но вы должны будете мне олимпийскую медаль. Мы согласились. Сразу после награждения мы с Алисой сняли свои медали и отдали ей, сказав: «Сделайте их золотыми». Она — великий тренер. Не требует беспрекословного подчинения, но просит сотрудничества. А её умение терпеть меня в прениях, — Евгений улыбнулся, быстро посмотрев на Таню, — это талант. Да, я знаю, что могу быть невыносимым, но Ольга Андреевна понимает, что я всего лишь хочу помочь добиться олимпийского золота, потому что к какому бы соревнованию мы ни готовились, главная цель — олимпиада.

Таня про себя отметила, что Громов стал более открытым и разговорчивым после прилета в Россию, но в глубине души надеялась, что виной тому то, что они заметно сблизились.

— Надеюсь, я не нарушу ваши планы, — ответила она, опустив взгляд на свои пальцы, которые волнительно сминали края пальто. Таня понимала, какая большая ответственность лежит на ней. Она должна сделать всё, чтобы многолетние труды Громова, Алисы и Ольги Андреевны не были напрасны.

Евгений промолчал, нахмурившись. Его планы были неизвестны даже для него самого. Тренировки помогали отвлечься от постоянных сомнений о продолжении карьеры, поэтому из-за некоторого эгоизма он загонял и себя, и Таню на тренировках, заглушая душевную боль и усталость физической, оправдываясь перед самим собой слабым уровнем новой партнерши.

А сама партнерша, задумавшись, смотрела в окно, наблюдая, как здания, фонари и машины остаются позади, на миг бросая на её лицо свой свет. Ей одновременно хотелось какой-то определенности относительно будущего, но с другой стороны это будущее пугало. Алексеева боялась оказаться балластом в этом новом для нее мире чемпионских побед. Но, вместе с тем, к ней пришло осознание, что перед ней шанс стать кем-то большим, достичь чего-то великого. А новый партнер в этом ей поможет. Главное — работать, очень много работать.

«Подумать только, я в паре с призером олимпийских игр!» — пронеслось в голове у Тани. Она вдруг вспомнила, как четыре года назад они со Стасом смотрели ту самую олимпиаду, в том числе прокат Евгения с Алисой.

***

Санкт-Петербург, четыре года назад. Квартира Станислава Куликова.

— Да ну его, Тань! — с раздражением произнес Стас, переключая канал и удобнее устраиваясь на диване.

— Оставь! Это же наши ребята, наши коллеги! — просила его партнерша, пытаясь отобрать пульт.

— Коллеги! — с насмешкой передразнил её молодой человек. — Где мы, а где они.

Заполучив заветный прибор, Татьяна обратно переключила на прямую трансляцию, с энтузиазмом смотря на экран. Её партнер, недовольно скрестив руки на груди, хмуро переводил взгляд с телевизора на стены, всем своим видом стараясь показать, что ему совсем не интересно.

— Ты так говоришь, будто нам что-то мешало отобраться на Олимпиаду, — ответила ему девятнадцатилетняя Таня, не отводя глаз от телевизора и смотря программу немецкой пары.

— Они и мешали, — с раздражением продолжал Куликов.

— Они? — искренне удивилась Таня, посмотрев на партнера как на умалишенного. — Между нами в турнирной таблице чемпионата России есть ещё шесть пар. Причем тут именно они?

— Я просто не люблю этого вашего… Гро… — начал отвечать Стас, но Татьяна перевела взгляд на экран, услышав слова комментатора, и показала партнеру указательный палец, призывая помолчать. Куликов недовольно закатил глаза, но просьбу выполнил.

«Итак, дорогие зрители, на льду появляется наша пара — Алиса Калинина и Евгений Громов. Их возраст 23 и 24 года соответственно. Главный тренер пары — Ольга Солодкина. Свою произвольную программу они исполнят под «Рапсодию в блюзовых тонах» композитора Джорджа Гершвина.»

Громов с Алисой стояли в самом центре ледовой площадки. Евгений взял её ладони в свои и несколько секунд что-то говорил ей, пристально смотря в глаза. Калинина, одетая в красивое синее платье, понимающе кивала. Громов пристальнее всмотрелся в её лицо, замечая волнение, и ободряюще улыбнулся, проведя руками по её обнаженным предплечьям.

«Это их первые Олимпийские Игры, но, несмотря на это, вчера, при исполнении короткой программы, они боролись наравне с лучшими парами мира. На данный момент они занимают третье место. При безошибочном прокате Калинина и Громов смогут стать бронзовыми призерами, и для первой Олимпиады это — потрясающий результат. Мы уверены, что у них всё получится.»

Алиса и Евгений встали в начальную позу. Несколько секунд на льду была тишина, а затем началась музыка и сам прокат.

Татьяна пристально ловила каждое движение фигуристов, оценивая запредельный уровень владения коньком. Ей оставалось только гадать, сколько часов в день нужно не вылезать со льда, чтобы катание было таким мастерским, но при этом выглядело так, будто каждое движение дается очень легко.

Таня всегда смотрела на партнерш, оценивая их и сравнивая с собой, но сейчас не могла оторвать глаз от Громова. Она пару раз пересекалась с ним на национальных чемпионатах, но этот мужчина всегда был в себе. У него был отстраненный взгляд, и единственным человеком, с которым он общался, была Алиса. И Ксения, близко познакомившаяся с ним на этих Олимпийских Играх, тоже отмечала его замкнутость.

Сейчас же, во время проката, Громов потрясающе двигался, и его серо-голубые глаза на крупных планах выглядели невероятно живыми и красивыми. Его резкие движения пленили Татьяну на протяжении всех четырех минут.

Когда Евгений и Алиса оказались в финальной точке, и их программа была окончена, Громов крепко обнял партнершу, что-то нашептывая и счастливо улыбаясь. Они понимали, что откатали максимально хорошо, и теперь они — бронзовые призеры. Глядя на их эмоции, на то, как рукоплещет им зал, Татьяна улыбнулась, а затем ощутила слезу, побежавшую по щеке. Она поспешила быстро убрать её тыльной стороной ладони, чтобы этого не заметил Стас. Она бросила на него короткий взгляд и увидела, что он что-то листал в телефоне. Прокат он даже не смотрел. От этого в груди Тани что-то больно заныло и она с грустью опустила взгляд на свои руки.

— Видел бы ты шедевральный риттбергер Громова, — вздохнула Таня, обращаясь к партнеру. — Как из учебника. Хоть по кадрам разбирай.

— И ты туда же! — разозлился Стас, вставая с дивана и уходя на кухню. — Громов то, Громов это…

Таня поджала губы, понимая, что её партнер попросту завидует успеху коллег по сборной, вместо того чтобы искренне радоваться ему и учиться делать так же.

***

— Что-то вспомнила? — обратился к Тане Громов, заметив, что она смотрит в одну точку с несколько глупой улыбкой.

— Да так, мелочи, — ещё шире улыбнулась она, посмотрев на своего нынешнего партнера и только сейчас осознавая до конца, как несказанно ей с ним повезло.

— Сколько составляет плата за квартиру? — крайне резко вернулся к прежнему допросу Евгений. Улыбка с губ Алексеевой спала.

— Знаешь, это не очень приличный вопрос, — попыталась отделаться она.

Громов издал нервный смешок, качнув головой и крепче сжимая руль.

— Таня, я тебя на тренировках хватаю за такие места, за которые не факт, что твой будущий муж возьмется, — улыбнулся он, а затем стал серьезнее. Муж Тани, пусть и абстрактный, его отчего-то не радовал.

— Почему это не факт? — наигранно возмутилась Алексеева.

— Отвечай на вопрос, Татьяна.

Евгений был мужчиной неглупым, и ему не нравилось, когда его пытались водить за нос. Он чувствовал, что с местом проживания его партнерши что-то не так, и намеревался вывести её на чистую воду.

— Двадцать, — почти наобум выдала она, и поймала на себе косой взгляд Громова, который приоткрыл рот, собираясь высказать, что он думает по этому поводу, но затем выдохнул, решая принять странную игру Тани.

— Получается, будешь жить одна? — как можно более спокойнее поинтересовался он.

— Да, — кивнула Алексеева, радуясь, что Громов, кажется, поверил ей.

— В однокомнатной квартире? — продолжал Евгений, поворачивая руль влево.

— Всё так, — соглашалась Татьяна, сдерживая победную улыбку.

— А станцию метро, может, всё-таки вспомнишь? — Громов припарковал машину возле небольшого магазинчика на окраине Москвы и пристально посмотрел на партнершу. Под таким взглядом ей пришлось соврать, назвав станцию метро, находящуюся через одну после той, возле которой располагалось общежитие.

— «Парк Победы».

Громов грустно ухмыльнулся, смотря на руль. Его задевало то, что Татьяна ему врет.

— Тебе очень повезло, — произнес он, выходя из автомобиля. — Тебе взять на мой вкус?

— Взять что? — за тот час, что они провели вместе в машине, Алексеева успела забыть конечную точку их маршрута.

— Шаверму, Таня.

— А, да, — засмеялась она. — Доверюсь тебе.

***

31 декабря, ледовый дворец «Вдохновение», 11:40.

— Таня, соберись! — почти рычал Громов после того, как она снова не докрутила тройной тулуп.

Таня устало приложила ладонь ко лбу, восстанавливая дыхание и пытаясь послушаться Громова. Однако концентрироваться на тренировке становилось с каждым часом всё труднее. Она успела отвыкнуть от жизни в общежитии, и небольшая часть детей, не уехавшая домой на новогодние каникулы, во всю отрывалась в стенах их временного места проживания. Они допоздна бегали по коридорам, шумели и вели себя как обычные дети, забыв на некоторое время про режим. Таня была рада за них, но не за свой сон, который из-за шума был крайне беспокойным.

— Да что с тобой? — злился Громов, наблюдая за вращением партнерши. — Руку твою я дотягивать буду?

— Прости, — успела произнести она, сильнее натянув выпрямленную вверх руку.

Евгений скрестил руки на груди. Он и сам был сконцентрирован на сегодняшней тренировке не так серьезно, как обычно. Утром он получил сообщение от Алисы, в котором она извинялась за свое решение не сообщать ему о своем состоянии и поведение при их встрече. Однако Громова озадачило то, что бывшая партнерша пригласила его вместе с Таней к себе на Новый год. Евгений не знал, стоит ли идти туда с Алексеевой. Зная характер Алисы и то, в каком она сейчас состоянии, он боялся, что Калинина может высказать всё, что думает о сложившейся ситуации. Ему не хотелось ранить Татьяну. Выводить её из психологического равновесия перед важным стартом было бы очень не кстати.

Хотя Громов последние два дня не чувствовал, что сам находится в этом самом равновесии. Его напрягала эта таинственность относительно места проживания Тани. Она запретила ему забирать её на тренировки и отвозить после них домой. В голове Громова даже промелькнула мысль, что Таня могла неправильно расценить это его предложение и углядеть в этом какие-то намеки.

— Какие у тебя планы на сегодняшнюю ночь? — поинтересовался Евгений во время небольшой передышки.

— Выспаться, — устало улыбнулась Таня.

Впервые за многие годы у нее напрочь отсутствовало новогоднее настроение. Всю её голову сейчас занимала подготовка к чемпионату, а всё тело — мышечная боль. А эти дети, систематически не дававшие восстановить силы, только усугубляли и без того не самую радужную ситуацию.

— Странно, — отметил Евгений. — На сборах ты так рвалась отмечать этотпраздник…

— А потом я попала в каменные джунгли Москвы и в крепкие руки Громова. Теперь о праздниках остается только мечтать, — на пухлых губах Алексеевой снова появилась отчасти натянутая и усталая улыбка.

— Выиграем все старты, и будет тебе праздник. Обещаю, — попытался подбодрить партнершу Евгений, желая увидеть её искреннюю улыбку.

— Звучит интригующе, — как-то машинально отвечала Таня, будто мыслями была не на ледовой площадке. И Громову это ужасно не нравилось.

— Прогоним произвольную программу еще раз? — предложила она.

***

— С наступающим! — Таня махнула рукой Громову на прощание, уходя со льда и намереваясь выйти из дворца как можно раньше него, чтобы в который раз не отбиваться от предложения подвезти.

Евгений от такого даже опешил. Ему не хотелось отпускать её так просто в этот день. И рациональное решение не травмировать её встречей с Калининой в одну секунду сменилось эмоциональным и эгоистичным желанием быть с ней в новогоднюю ночь. Пусть и с Алисой в качестве третьего лишнего.

Громов резко опустил глаза на лед, испытывая отвращение к себе. Давно ли Алиса стала лишней?

Но быстро удаляющаяся фигура Алексеевой, не получившей от Евгения ответного поздравления, заставила Громова отложить сеанс самобичевания на потом.

***

Тане совершенно не нравилась эта идея. Во-первых, она действительно очень хотела спать, а во-вторых, она была морально не готова встретиться с Алисой.

Приехав в общежитие, Таня устало села на небольшую кровать, которую сама пододвинула к батарее, чтобы было теплее. Она понимала, что ей нужно раздеться или хотя бы снять пальто, но недостаток сил тянул её вниз, делая тело тяжелым и непослушным. Она положила голову на подушку и не заметила, как уснула.

***

Громов приехал домой и, приняв душ, сел на диван, взяв в руку сотовый. Он был рад, что договорился забрать Таню, но та была согласна только на встречу у метро. Это в который раз порождало сомнения, но он был вынужден принять это условие. Ему в голову пришла идея написать Ксюше. Возможно, она знала место, где живет Таня. Только вот вероятность того, что Алексеева запретила ей сообщать эту информацию, была очень высокой.

«Где живет твоя подруга?» — сразу по делу написал Громов, а затем отправился на кухню, планируя перекусить, но его прервал звонок Ксении.

— Что значит где? — сходу начала встревоженно тараторить в трубку одиночница. — Тебе твоя самооценка глаза застилает что ли?

Громов нахмурился, не понимая причины наездов со стороны Ксюши.

— Или это у тебя шутки такие? — продолжала девушка, вводя Евгения в ступор.

Когда она замолчала, несколько секунд молчал и Громов, просто не зная, что на это ответить.

— Она сказала, что живет у тебя, — пояснила Ксюша, немного успокоившись.

Брови Громова взметнулись вверх. Такое услышать он не планировал.

— Алло? — обратилась к своему немногословному собеседнику Ксения. — Ты здесь? Что у вас там происходит? В прятки играете?

— Да, — задумчиво ответил Евгений. — Пойду поищу Таню в ванной.

Он закончил разговор, ещё несколько секунд стоя на одном месте и обдумывая услышанное. В своих догадках о вранье партнерши он оказался прав.

***

Прежде чем поехать к станции метро, у которой он должен будет забрать Татьяну, Громов зашел в московский дом книги, желая купить какие-нибудь приятные мелочи для своей бывшей и нынешней партнерши.

И если идея подарка для Алисы пришла к нему быстро, то вот с Таней пришлось помучиться. Наткнувшись на стенд с плюшевыми игрушками, Громов вспомнил прозвище своей партнерши и улыбнулся. К тому же, Алексеева была похожа на девушку, любящую мягкие и милые игрушки. Ни Волченкова, ни Калинина к таким безделушкам трепета не испытывали, и Евгений поймал себя на мысли, что это первый раз, когда он будет дарить девушке подобное.

Он достал из кармана куртки сотовый и вновь набрал Ксюшу.

— Какое любимое животное у Тани? — сходу начал он, не давая ей сказать ни слова.

— Ты там что, отмечаешь уже вовсю? Не рановато начал? — Ксения была в недоумении от странных вопросов, которыми её сегодня донимал партнер подруги.

Громов, едва сдерживая смех от возмущения одиночницы, заметил очаровательного серого кота с оранжевой бабочкой на шее и решил, что неплохой подарок для Тани найден.

— Ладно, — выдохнул он. — Разберусь без тебя.

***

Станция метро «Парк Победы», 18:50.

Громов остановил машину возле выхода из метро и вышел на улицу, застегивая свою темно-коричневую куртку с мехом на воротнике. Таня задерживалась на двадцать минут. Евгений, всё это время созерцавший триумфальную арку, начинал полагать, что с эвакуатором он, похоже, встретится раньше, чем с партнершей.

Спустя ещё десять минут Алексеева, наконец, появилась. Она, одетая в бордовое пальто, торопливо выбежала из выхода со станции. Это в который раз напрягло Громова. Было странно, что Таня, «живущая» рядом с этой станцией вышла из метро, а не подошла к нему со стороны жилых домов. Он без лишних слов открыл ей дверь переднего сидения, а затем занял место водителя. Его действия, являвшиеся привычными и обыденными, показались Алексеевой по-хозяйски уверенными, а та непринужденная грация хищника в его движениях была наполнена какой-то скрытой сексуальностью. Громов пристегнулся вслед за Таней, и его сосредоточенный на дороге взгляд напоминал ей взгляд тигра, смотрящего на добычу. На мгновение она поймала себя на мысли, что хотела бы оказаться этой добычей.

— Куда-то ездила? — как можно более ненавязчиво поинтересовался Евгений, скорее уезжая от станции.

— Переходила с другой стороны, — соврала Таня, которая попросту проспала.

Она перевела взгляд за окно. Громов поехал через самый центр города, и огни Тверской красноречиво напомнили Тане о том, что сегодня самая особенная ночь в году. Но настроение, несмотря на волшебную иллюминацию города, не становилось лучше. Она была очень напряжена и даже не предполагала, как будет себя вести в компании Алисы.

— Как… — несмело начала Алексеева, повернув голову к партнеру. — Как Алиса в целом?

— Сидит в инвалидном кресле, но ходить может, — сдержанно ответил Громов. — Пока ей нельзя много передвигаться самостоятельно. Только два часа в день.

Татьяна понимающе кивнула. Как человек она была рада, что с Алисой ничего страшного не случилось, и в дальнейшем она будет ходить самостоятельно.

Но была ли она этому рада как нынешняя партнерша Громова?

***

Когда Евгений припарковал машину во дворе дома Калининых, Таня понимала, что до встречи с Алисой остаются считанные минуты. Громов чувствовал её волнение по этому поводу. Когда в течение многих часов в день находишься в тактильном контакте с человеком — начинаешь его немного, но всё же чувствовать и понимать. Даже если изо всех сил противишься этому.

— Держи, — Громов достал два пакета с заднего сидения машины и протянул один из них Тане.

Алексеева удивленно приподняла брови, поставив красивый пакет себе на колени. Она совсем не ожидала каких-либо подарков от Евгения. Он несколько раз давал ей понять, что этот праздник для него ничего особенного из себя не представляет, и по этой же причине не подготовила никакого сюрприза для него, побоявшись выглядеть глупо.

Таня вытащила картонную коробку, в которой сидел плюшевый серый кот с выразительными, но грустными глазами. На губах появилась желанная для Громова, искренняя и отчасти детская улыбка, полная радости. Евгений победно улыбнулся, наблюдая за эмоциями партнерши и понимая, что с подарком угадал.

— Он чудесный, — выдохнула Таня, сжимая кота в руках и повернув голову к Громову. — А ещё похож на тебя.

— А я думал, что на тебя, — сдерживая смех, ответил он, выходя из машины. — Ты ведь у нас Плюша.

***

Как только Евгений и Татьяна переступили порог квартиры Алисы, рыжеволосая фигуристка, стоявшая без посторонней помощи, повисла у Громова на шее. Объятие бывших партнеров было долгим, и Алексеева, оставшаяся у входной двери, не знала, куда ей деться. Евгений бросил на неё короткий, будто бы извиняющийся взгляд, и Таня натянуто улыбнулась ему в ответ, после этого опустив глаза.

— Спасибо, что пришёл, — улыбнулась Алиса, отстраняясь от партнера и проведя ладонями по его плечам. Калинина была значительно выше Тани, и ей показалось, что даже это начинало давить на неё морально.

— То есть… Пришли, — поправила себя она, посмотрев на Алексееву.

Громову такое не понравилось. Он помнил, что Алиса сама позвала их обоих и вряд ли могла это забыть.

— Это была твоя инициатива, — без улыбки напомнил Евгений, помогая Тане снять пальто, с недовольством посмотрев при этом на Алису. Калинина, хорошо знавшая Громова, поняла всё, что можно было прочесть в его взгляде. Однако сделала вид, будто её совсем не смущает возмущение бывшего партнера.

Через несколько минут фигуристы сели за небольшой стол в гостиной. Таня и Алиса заняли места напротив друг друга и обе были этому не рады. Однако Громов, сидевший между ними, и вовсе чувствовал себя демилитаризованной зоной между Северной и Южной Кореей. И это при том, что девушки ещё толком не поговорили друг с другом.

— Это тебе, — Громов протянул Алисе пакет, желая поднять ей настроение и хоть немного разрядить обстановку.

— Спасибо, — счастливо улыбнулась Калинина и сразу же принялась смотреть содержимое.

В этот момент Евгений невольно перевел взгляд на Таню, отмечая, что несмотря на праздник, его партнерша одета очень сдержанно — бежевый свитер и джинсы. Алексеева не знала, как выглядит Алиса после аварии, и не хотела обидеть её своим ярким внешним видом. Однако Громов считал, что даже так Татьяна выглядит прекрасно. Она была из тех женщин, которые не теряли свою женственность даже будучи облаченными в самую простую и непримечательную одежду.

Не радовали разве что её грустные глаза, обрамленные едва заметными синяками, судя по всему, от недосыпа. Она старательно пыталась скрыть их косметикой, но Евгений увидел это ещё на тренировке.

Поймав на себе изучающий взгляд партнера, Таня вопросительно на него посмотрела. Громов ободряюще ей улыбнулся и подмигнул, призывая её улыбнуться ему в ответ. Однако Алексеевой улыбаться в сложившейся ситуации совсем не хотелось.

— Самоучитель по езде на… Скейтборде? — Алиса с удивлением в голосе прочла название книги, которую обнаружила в пакете. — Ты вообще нормальный?

Бывшие партнеры переглянулись и едва сдерживали смех.

— Это чтобы ты быстрее восстановилась, — пояснил Громов с улыбкой.

Татьяна с большим трудом заставила себя улыбнуться. Её губы будто зачерствели и совсем не хотели слушаться. Мысль о восстановлении Калининой очень пугала. Она понимала, что в таком случае останется одна. Снова.

— Ага, — кивнула Алиса с улыбкой, — или убилась окончательно.

— Кстати про убилась… — загадочно произнес Громов, вызывая недопонимание у Алисы. — Там есть ещё кое-что.

Калинина нашла на дне пакета небольшую коробочку. Открыв её, она обнаружила ключи от автомобиля.

— Это что? — Алиса ошарашенно посмотрела на бывшего партнера.

— Ключи от машины, — Громов улыбнулся, — я же помню, как ты обожала своего «мерина», но сейчас он не подлежит восстановлению… В отличие от тебя.

— Это… Твоя?

— Теперь — твоя.

— Ты с ума сошел… — шокировано прошептала Алиса, опуская взгляд на ключи.

— С документами вопрос уладим в первых числах января, а пока пусть твоя мама ездит на ней и возит тебя на лечение.

— Неужели Его Величество Громов спустится в подземку? — подозрительно сощурила глаза она.

— Посмотрим, — засмеялся Евгений, желая перевести разговор в другое русло и включить в него Татьяну. — Слышали слухи о том, что хотят изменить действующую систему судейства?

***

— Женя, — Алиса положила свою ладонь поверх ладони Громова, — там, на кухне, мама перед уходом поставила курицу в духовку, ты не мог бы проверить?

Татьяна, заметив этот жест, опустила глаза, ковыряясь вилкой в салате. Она знала, что руки Евгения родные для Алисы, но и сама успела к ним привыкнуть.

— Да, конечно, — он поднялся из-за стола, направляясь на кухню.

— Если всё готово, то разложи по тарелкам, пожалуйста, — добавила Алиса. — И ещё открой шампанское. Оно в холодильнике.

— Будет сделано, — произнес в ответ Евгений уже из коридора.

Несколько секунд между оставшимися наедине девушками была тишина. Алиса изучающе рассматривала Татьяну, которая не поднимала глаз со стола.

— Удивительно, как похожи наши с тобой ситуации, — неожиданно начала Калинина, вынуждая Алексееву посмотреть на себя. — Тебя бросил твой партнер и меня бросил мой, — пожала плечами Алиса, почему-то улыбаясь.

Таня в этом разговоре не видела ничего способного вызвать улыбку. Она не понимала, зачем Калинина подняла эту тему и не знала, что ей ответить.

— Но ради меня он отверг Волченкову, с которой у него были отношения, — продолжала Алиса. — И когда я восстановлюсь, тебя, совсем чужого для него человека, он тоже отвергнет не задумываясь.

Таня поджала губы, опуская глаза, и совсем не знала, как реагировать на подобные выпады со стороны Алисы. Однако выпады эти были крайне болезненными. И Калинина, видя реакцию конкурентки, довольно улыбалась.

— Это я к тому, чтобы ты не привыкала к нему. Тебе так будет лучше. Ещё спасибо потом скажешь.

Татьяна решила, что с неё хватит. Она положила вилку и нож, а затем встала из-за стола.

— Спасибо, — с адски тяжело дававшимся ей спокойствием произнесла она, выходя из гостиной.

Таня торопливо накинула своё пальто, чтобы Громов не услышал, а затем надела сапоги. Она быстро выскочила в подъезд, тихо закрывая за собой дверь. Во время всех этих действий Таня из последних сил сдерживала слёзы обиды.

Когда она быстро перебирала ногами, направляясь к ещё работавшему метро, ей позвонил Дима и поздравил с наступающим, а затем, услышав, как дрожит её голос, предложил встретиться.

***

1 января, ледовый дворец «Вдохновение», 14:00.

Громов приехал на каток за полчаса до тренировки. Всё это время он работал над прыжками, выплескивая тем самым свои эмоции.

Татьяна ступила на лёд ровно в назначенное время. Новогоднюю ночь она провела с Димой, гуляя по центру Москвы. Общение с ним было легким и непринужденным, и когда он проводил её в два часа ночи до общежития, Таня легла спать в неплохом настроении и была рада, что согласилась с ним встретиться. Иначе после такого разговора с Алисой вполне могла бы прореветь в подушку час-другой.

— Куда ты вчера ушла? — сразу же накинулся на неё Громов и был явно зол, однако Татьяна пыталась не подавать виду, что её это хоть сколько-нибудь пугает.

— Какое тебе дело? — огрызнулась она, не подъезжая к партнеру и собираясь сделать несколько кругов по льду.

Однако Громова это не устраивало. Он быстро догнал её и, оказавшись перед ней, вынудил остановиться.

— Хочу понять, кто из вас двоих мне врет, — пояснил Евгений.

Брови Тани взметнулись вверх.

— Что ты имеешь в виду?

Громов сильнее нахмурился и на его лбу отчетливо появились морщины. Он вспомнил, как вернулся в гостиную, но не обнаружил Татьяну в квартире. Алиса сообщила ему, что партнерша ушла, сославшись на плохое самочувствие, и попросила не беспокоиться. Евгению эта версия не показалась правдивой, но Калинина умоляла его не уходить, и он остался до возвращения её родителей, а только потом поехал домой отсыпаться.

Перед отходом ко сну Громов позвонил Тане, но она, находясь в тот момент в толпе людей, звонок партнера не услышала. Увидев уведомление гораздо позже, она попросту побоялась перезванивать.

— Просто ответь, почему и куда ты ушла, — голос Евгения леденел.

— Почему я ушла лучше спроси у своей Алисы, — кивнула Таня. — А вот куда я пошла — это совсем не твоё дело.

Алексеева хотела объехать Громова, но тот не дал ей этого сделать, снова преградив путь.

— У Алисы я спросил, — всё тем же пугающим тоном продолжал Евгений, пристально всматриваясь в лицо партнерши. — Мне нужна твоя версия.

— Что за игры в детектива, Громов? — разозлилась Татьяна. — Вчерашний вечер был очной ставкой? Тебе её не хватило?

— Ты не оставляешь мне выбора, — прорычал Евгений, наклоняя голову ближе к партнерше. — Ты лжешь мне и своей подруге.

Алексеева ошарашено округлила глаза. Она поняла, что Громов спросил у Ксении о её месте проживания.

— Ты не имеешь права так копаться в моей жизни! Подписывая согласие встать с тобой в пару, я нигде не видела пунктов о том, что ты будешь контролировать меня вне льда! — крикнула она, резко отъезжая от партнера на другой конец катка.

Ольга Андреевна, обсуждавшая на скамейке с хореографом произвольную программу, отвлеклась от диалога и подошла к борту. Она видела, что фигуристы ругаются, хотя они ещё не успели исполнить ни одного элемента, а, значит, дело было не в работе. Это показалось странным, но встревать в их ссору она не спешила.

— Хочешь знать, куда я ушла? — в порыве злости Таня вернулась обратно к Евгению, желая сказать правду, надеясь, что это его заденет. — Я гуляла с Димой!

Громов сделал глубокий вдох, пытаясь сдержаться. Ему казалось, что вопрос с Дмитрием был решен ещё в Кёльне.

— Так вот, с кем ты живешь, — констатировал он, закипая от злости. — Так зачем всё это вранье?

Алексееву услышанное внезапно рассмешило. Её буквально согнуло пополам от смеха.

— Что здесь смешного? — гневно спросил Евгений. — Этот глист обещал к тебе не приближаться!

Но Татьяна продолжала смеяться. Через пару секунд выпрямилась, приложив ладонь к прессу, который после такого приступа смеха напомнил о вчерашней силовой тренировке.

— И после этого ты что-то говоришь про «мою» Алису, хотя она, как оказалось, даже не виновата в том, что ты ушла, — продолжил Громов.

Улыбка с губ Алексеевой пропала. Евгений теперь считал, что Таня ушла просто потому, что ей захотелось увидеть Диму.

— Слушай больше свою Алису, раз она у тебя всегда права и никогда не виновата, — кивнула Таня, поворачиваясь к Громову спиной и желая сдержать свои эмоции, начинавшие выходить из-под контроля. Упоминания бывшей партнерши Евгения, после вчерашнего вечера, были особенно неприятны.

— Она не моя! — зачем-то уточнил мужчина, положив ладони на плечи Тани, резко разворачивая её к себе лицом.

— И зачем ты вообще потащил меня туда! — не сдержалась Алексеева, встретившись с холодными глазами Громова. — Мы с тобой пара! Не должно быть никого третьего! Давай, раз такое дело, сходим к Стасу! Или, может, мне пригласить его на тренировку?!

Татьяна дернула плечами, вынуждая Евгения убрать свои руки. Она снова отвернулась от него, намереваясь уехать в сторону.

— Как будто ты когда-либо была нужна ему, — ядовито произнес Громов.

За эту фразу в следующую секунду он получил от Алексеевой хлесткую пощечину.

Евгений медленно приложил ладонь к щеке, чувствуя, как она начинает гореть от полученного удара. Татьяна часто дышала от злости, но при этом с детским страхом смотрела на партнера, понимая, что натворила.

Ольга Андреевна, пребывавшая в легком шоке от увиденного, поняла, что ей пора вмешаться и отвлечь их работой. Она тренировала Громова и Калинину много лет, и у них тоже случались ссоры на почве их характеров. Алиса вполне могла бы ударить Евгения и без повода. Такое Ольгу Андреевну вряд ли бы удивило, но вот чтобы подобное сделала Таня, обладавшая мягким нравом, она никак не могла ожидать.

Оставшиеся три часа тренировки, тренер диктовала им буквально каждый шаг, лишая возможности переговариваться, боясь повторения конфликта. Партнеры выполняли все требования, однако их движения были резкими и прерывистыми.

***

5 января, ледовый дворец «Вдохновение», 15:40.

В фигурном катании пары либо общаются вне льда, либо находятся в контакте только в его пределах. И последние четыре дня Алексеева и Громов относили себя ко вторым.

Перед началом сегодняшней тренировки Татьяна попросила Ольгу Андреевну закончить чуть раньше и женщина пошла ей навстречу. Однако Евгения такая просьба разозлила, и он впервые за несколько дней сказал ей фразу, не относящуюся к рабочим моментам.

— Не терпится увидеть Диму? — шепнул он ей на ухо, когда они встали в начальную позу их короткой программы и оказались рядом.

Татьяна на это ничего не ответила и лишь шумно вздохнула. Сегодня после собственной тренировки ей предстояло провести тренировку для девочек на катке при училище олимпийского резерва. До этого ей ни разу не приходилось выступать в роли тренера, и она всеми силами пыталась отказаться, но заведующая общежитием очень просила её об этом одолжении. Учитывая то, что Алексеева жила там бесплатно, отказаться она не посмела.

***

Вернувшись в свою комнату в десятом часу, Татьяна устало упала на кровать, в который раз чувствуя себя совершенно обессиленной. Она притянула к себе подаренного Громовым кота, понимая, что во всей этой комнатушке с облупившейся краской на стенах, именно плюшевый малыш создавал хоть какой-то уют. Таня вздохнула, закрывая глаза и обнимая игрушку. Ей хотелось чтобы их молчание с Евгением скорее закончилось, но ещё больше хотелось нормально принять душ. А ещё лучше ванную с какими-нибудь девчачьими радостями вроде пены…

***

7 января, ледовый дворец «Вдохновение».

После очередной тренировки Татьяна и Евгений вновь разошлись в разные стороны, не говоря друг другу ни слова. Это давило на них обоих с каждым днем всё сильнее.

Сегодняшнюю тренировку Таня снова попросила завершить раньше. Громова это злило. Просидев несколько минут в раздевалке и размышляя, как лучше убить свободное время, мужчина вышел в коридор и столкнулся с тренером. Он ускорил шаг, желая скорее оторваться, но у него не вышло.

— Женя, — строго обратилась к нему Ольга Андреевна, — подойди.

Евгений почувствовал себя нашкодившим ребенком, которого сейчас будут отчитывать. Давно забытое и такое забавное ощущение.

— Да?

— Сколько ещё это будет продолжаться?

— Что именно? — Евгений наивно приподнял брови, делая вид, что совершенно не понимает, о чем идет речь.

— Ты знаешь, о чем. Не понимаю, что между вами происходит, но ни за что не поверю, что Таня могла ударить тебя без какого-то серьезного повода. А, зная твою заносчивость, ты вполне мог этот повод ей предоставить. Позвони ей и извинись, а лучше и вовсе встреться лично.

— Она не согласится и не возьмет трубку, — попытался отмазаться Евгений, отчасти говоря правду, ведь он знал вредность своей партнерши.

— Значит, езжай к ней сам.

— Я не знаю, где она живет, — продолжал отнекиваться Громов.

— Мне неинтересны отговорки, Женя! — разозлилась Ольга Андреевна. — Если бы ты захотел, ты бы узнал её адрес. И, если было бы нужно, ты бы даже проследил за ней ради этого.

Евгений задумчиво хмыкнул. А ведь это идея… Проследить за Таней было вполне подходящим вариантом, чтобы узнать, где она живет, но для этого придется дождаться завтрашнего дня.

***

8 января, московский метрополитен, 16:30.

Громов лавировал в людском потоке на приличном расстоянии от Татьяны, но изо всех сил пытался не потерять её из виду. Благо, девушка была в бордовом пальто, и это играло ему на руку. Он понимал, что следить за человеком, мягко говоря, неправильно, но оправдывал себя, что делает это из лучших побуждений. Завтра у них примерка костюмов и контрольный прокат в них, а послезавтра и вовсе отлет в Австрию на чемпионат Европы. Тянуть с их молчанием больше было нельзя, тем более, Евгений осознал, что был не прав. Впрочем, он осознал это сразу, как получил от Тани пощечину.

Несколько раз он переживал, что Алексеева обернется и сразу же заметит его. Людей в метро было, конечно, много, вот только не все из них были такого высокого роста.

Когда Таня зашла в вагон, Громов зашел в соседний, наблюдая за партнершей через окна между ними. На несколько минут его отвлекли две девушки, узнавшие Евгения и попросившие сфотографироваться. Личный транспорт, с которым Громов распрощался неделю назад, существенно уменьшал количество таких встреч с поклонницами и он успел немного отвыкнуть.

Следующие двадцать минут Евгений пристально смотрел на Татьяну, которая заняла освободившееся место и вытащила из сумки телефон. Ей пришло приглашение вступить в сообщество ВКонтакте, и она собиралась по привычке его отклонить, как вдруг прочла название…

«Татьяна Алексеева и Евгений Громов. Официальная страница пары.»

Девушка с удивлением зашла туда и обнаружила большое количество участников, которые, наверняка, перешли сюда со страницы про пару Калинина/Громов. Хотя принимая во внимание тот факт, что фигурное катание смотрят в основном девушки, возможно, что они здесь исключительно из-за Евгения. Однако цифра в две с половиной тысячи была приятной, учитывая то, что у них даже не было первого официального совместного старта и каких-либо фотографий. Кроме той, что сделала Ксюша, разумеется. Однако одиночница это фото в сеть не выкладывала.

В числе участников Таня увидела Громова, и этот факт её поразил. Странно, что он не сообщил ей об этом. Впрочем, за последние семь дней он в принципе ничего ей не сообщал. Как и она ему.

Алексеева приняла приглашение на радость администраторов сообщества, а затем решила посмотреть, какие там есть записи. Самая последняя была опубликована три минуты назад. Таня увидела фото, на котором Евгений был с двумя девушками.

«Смотрите, кого мы сегодня встретили в метро! Мечты сбываются!!!» — гласила подпись.

Татьяна оторвала взгляд от телефона и оглянулась по сторонам. Это заставило Громова присесть, спрятавшись за стоящим рядом мужчиной и вызвать у него непонимающий взгляд.

Таня вздохнула, понимая, что московское метро не ограничивается одним вагоном, в котором она сидит, и было бы крайне глупо полагать, что Евгений где-то рядом.

Как только объявили станцию «Парк Победы», Громов собрался выйти, но, бросив кроткий взгляд на Татьяну, заметил, что она не собирается покидать вагон. Евгений нахмурился и выходить не стал.

Таня покинула вагон через одну станцию после, выходя на «Кунцевской». Евгений последовал за ней. Она прошла по Малой Филевской улице, торопливо перебирая ногами. Погода столицы в последнее время была очень холодной, и Таня, вышедшая из метро пару минут назад, уже успела замерзнуть. Она ещё больше ускорилась, желая скорее зайти в общежитие.

Дойдя до здания училища олимпийского резерва, Алексеева прошла вдоль него, а затем повернула во двор. Громов последовал за ней, когда выходящий из училища мальчишка узнал в нем известного спортсмена.

— Здравствуйте! — громко крикнул он, подбегая к Евгению и вынуждая его остановиться. Он ещё раз бросил взгляд туда, где пару секунд назад был силуэт Тани и понял, что выпустил её из виду.

— Можно Ваш автограф? — с восхищением смотря на Громова, несмело попросил мальчик лет двенадцати.

Евгений опустил на него взгляд. Он был расстроен, что упустил Алексееву, но срываться на ребенке не стал.

— Конечно.

Мальчишка поставил свою спортивную сумку на снег, расстегивая её и доставая оттуда коньки. Громов грустно улыбнулся. Давно ли он сам был таким же?

— Я тоже занимаюсь фигурным катанием, — торопливо пояснил он, протягивая призеру олимпийских игр свои коньки. — Можете расписаться прямо на ботинке, пожалуйста?

— Маркер найдется? — продолжал тепло улыбаться Евгений.

— Да! — мальчишка радостно подпрыгнул, а затем поставил на снег и свой рюкзак, быстро находя в нем пенал.

Протянув Громову коньки и фломастер, он с блеском в глазах смотрел на своего кумира, оставляющего ему автограф. Евгений заметил, что на лезвиях коньков были непрочные тканевые чехлы, уже рваные в нескольких местах. Это ему не понравилось.

Громов протянул коньки обратно их владельцу, освободив руки, а затем залез в свою спортивную сумку. Он был рад, что чехлы на его коньках были прочными и, к тому же, держались на пружинах, что давало возможность надевать их на лезвия любой длины, а значит, что и для коньков его молодого поклонника они подойдут.

Евгений снял чехлы и протянул их мальчишке. Несколько секунд он с изумлением смотрел на Громова, ничего не понимая.

— Возьми, — кивнул Евгений, опускаясь перед ним на корточки. — На удачу. Станешь олимпийским чемпионом — отдашь.

Мальчишка с трепетом забрал у Громова чехлы, несколько секунд смотря на них, кажется, совсем не веря собственному счастью.

Евгений поправил шапку на его голове, которая немного покосилась, а затем собрался последовать туда, куда свернула его партнерша, надеясь всё же найти её.

— Вы приехали сюда к Татьяне Валерьевне? — окликнул его мальчик.

Громов обернулся. Сначала он подумал, что его юный собеседник имел в виду какого-то преподавателя из-за обращения по имени и отчеству, но в следующую секунду до него дошло. Он подбежал к нему обратно.

— Таня… Татьяна в училище? — нахмурился Евгений, наклонившись к нему.

— Нет, — качнул головой мальчик. — Сегодня у неё там нет тренировок, мне девочки сказали.

— Что сказали девочки? — туго понимал Громов. — У неё тренировки в училище?

— Она дважды проводила занятия для девочек из нашего училища, — пояснил мальчишка, и улыбка с его губ пропала. — Обидно, что не для мальчиков!

— Подожди, — задумался Евгений. — А в какие дни были эти тренировки, не помнишь?

Когда его юный собеседник назвал даты, в которые Татьяна просила закончить их с Евгением тренировки раньше положенного, в голове Громова всё встало на свои места.

— Она живет здесь? — сдерживая нарастающую злость спросил он.

— В общежитии, — кивнул мальчик. — На третьем этаже.

Евгений благодарно хлопнул его по плечу, а затем буквально побежал к общежитию, не в силах сдержать порыв задушить Алексееву.

В минуту преодолев лестничные проемы и поднявшись на нужный этаж, Громов огляделся по сторонам. В коридоре из одной комнаты в другую перебегали дети, играя друг с другом и создавая сильный шум. Евгений отметил, что в годы его жизни в общежитии, им такого не позволяли.

— Быстро каждый по своей комнате! — строго произнес он, распугивая юных спортсменов. На несколько секунд они оторопели, а затем бросились к дверям.

Когда в коридоре воцарилась тишина, Громов сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Он вспомнил, что намеревался помириться с Таней, но понимал, что в его нынешнем состоянии, когда внутри всё бешено клокотало, это вряд ли получится.

В следующую минуту одна из дверей со скрипом открылась, и в коридор вышла Алексеева, облаченная в широкие спортивные штаны и футболку. Она держала в руках кружку, намереваясь пойти сполоснуть её. Увидев Громова, она замерла на месте, забывая, как дышать. Партнер стоял на расстоянии нескольких шагов от неё, но она даже отсюда видела его бешеные глаза. Сделав неловкий шаг назад, она быстро забежала в свою комнату, захлопнув дверь и прижимаясь к ней спиной, надеясь, что Евгений привиделся ей от недосыпа.

— Тебе конец, плюша, — процедил сквозь зубы Громов, широкими шагами преодолевая расстояние между ним и комнатой Алексеевой.

Звук его нарочито громких и тяжелых шагов казался Тане похожим на раскаты грома, и заставил её с ужасом признать, что Евгений ей не привиделся.

— Открывай! — прорычал он.

По телу Тани побежали мурашки ужаса. Она много раз видела партнера в ярости, но сейчас это пугало как никогда сильно.

— М-может обойдемся без насилия? Тут дети! — дрогнувшим голосом предложила Татьяна.

— Открывай или я вышибу эту гребанную дверь! — ещё громче произнес Громов.

На его крик из соседней комнаты буквально одним глазом выглянул мальчишка.

— Зайди в комнату и закрой уши! — пригрозил ему Евгений.

Мальчик не мог не принять такой «деликатный» совет от здорового двухметрового мужчины. Он быстро захлопнул дверь и для пущей безопасности закрыл её на шпингалет.

Громов поставил спортивную сумку на пол, а затем двумя руками ударил по двери в комнату Татьяны. От такого удара она сильно дернулась.

— Если ты здесь что-то сломаешь, тебе не поздоровится! — пыталась отшутиться Таня, однако лицо её всё ещё отражало сильный испуг.

— Это всем здесь не поздоровится, если ты не откроешь! Особенно тебе!

Татьяна быстро отошла от двери, положив ладонь на её ручку, на мгновение закрывая глаза и успевая помолиться, чтобы Громов её не убил. Как только она отодвинула шпингалет, Евгений со всей силы дернул дверь на себя, и Таня буквально полетела на него, уткнувшись ему в грудь и уронив кружку, которую всё это время не выпускала из руки.

Когда Таня услышала звук разбившегося стекла, она отпрянула от партнера. Её страх молниеносно сменился гневом.

— Это моя любимая кружка! — закричала она, вызывая у Громова ещё большую ярость. Мало того, что Татьяна врала ему, так теперь ещё и обвиняла его в каком-то пустяке.

— Мне плевать на твою кружку! — буквально заорал Евгений. — Собирай вещи!

— Какие вещи? — внезапно опешила Таня.

— Мы едем ко мне, — продолжал цедить сквозь зубы Громов, стараясь сдержаться и не сомкнуть свои ладони на соблазнительно тонкой шее Тани.

— А меня ты спросил? — возмутилась она. — Я уже сказала, что не буду жить у тебя.

— С каких пор соседство с тараканами и соплежуями стало лучше соседства с партнером?

— Здесь уже давно нет тараканов! — соврала Татьяна, вспоминая, как сегодня утром один из них не дал ей нормально позавтракать. — Разговор окончен, увидимся завтра.

Таня собралась зайти обратно в комнату, но Громов схватил её за локоть.

— Посмотри на себя, — прорычал ей в лицо мужчина, крепко сжимая ладони на её предплечьях, не давая возможности отстраниться и прижимая к себе.

Таня чувствовала своей грудью жар, исходящий от его тела.

— Ты еле стоишь на ногах, у тебя синяки под глазами! Ты не должна жить в таких условиях, Таня! Очнись и начни, наконец, уважать себя!

— Уважать себя? — ухмыльнулась она, начиная сильно дергаться в попытках вырваться из рук Громова.

Однако его физическое превосходство было колоссальным, и Таня не смогла отдалиться от него даже на сантиметр.

— Зачем мне себя уважать, раз я никому не нужна? — продолжала возмущаться она, припомнив партнеру фразу, за которую он получил пощечину.

— Разве я это сказал? — Евгений сильно тряхнул её за плечи, призывая начать мыслить здраво. — Ты нужна!

— Да? И кому же? — ядовито спросила Таня, чувствуя как к горлу подступает ком, а глаза начинает щипать.

— Мне! — неожиданно для самого себя выпалил на эмоциях Громов. — А твой Стас — конченный человек, просравший невероятную девушку и перспективную фигуристку. Это его проблема, а не твоя или моя!

Таня на несколько секунд оцепенела, всматриваясь в серо-голубые глаза Громова. Она не могла понять, какое из этих двух словосочетаний из его уст было приятнее.

— Собирай вещи, я не оставлю тебя здесь, — безапелляционно произнес он, разжимая свои ладони. — Я вызову такси и буду ждать внизу.

Татьяна понимала, что может уже отойти от Громова, но ей не хотелось. Несколько секунд они безмолвно стояли рядом, смотря друг другу в глаза. Они оба успели соскучиться по нормальному общению друг с другом.

— Иди, — хрипло произнес Евгений, заправив волнистую прядь волос Татьяны ей за ухо.

И вся вредность и гордость Алексеевой после этого слова и жеста в одну секунду сошли на нет. Ей захотелось послушаться. Однажды она доверилась Громову как партнеру и теперь доверится ему как человеку.

========== Медали на завтрак, слёзы на ужин ==========

8 января, 20:10.

Всю дорогу до дома Громова фигуристы не разговаривали. Евгений, сидящий на переднем сидении рядом с водителем, чувствовал долгожданное спокойствие. Его перестали занимать беспокойные мысли о том, где живет его партнерша и в безопасности ли она там. Теперь Алексеева будет под его присмотром ещё и вне льда, и это радовало.

Татьяна смотрела на пейзажи столицы, понимая, что они едут через центр. Но когда водитель завернул за Московский «Дом Книги», подъезжая к одному из «домов-книжек» на Новом Арбате, Алексеева не поняла, что происходит. Сначала ей показалось, что таксист повезет их какими-то странными путями, возможно, через дворы, но спустя пару секунд он остановился возле подъезда.

— Здесь? — уточнил немолодой водитель у Евгения.

— Да, спасибо, — Громов оплатил поездку и вышел из машины, помогая сделать это же своей партнерше, которая с удивлением оглядывалась вокруг.

Однако с другой стороны этого дома, которая выходила на одну из самых известных улиц столицы, иллюминация и жизнь кипела куда ярче, чем во дворе. Таня видела, что с одной стороны высотки, у которой они стояли, располагался «Дом Книги», а с другой — красивая белая церковь, которую было хорошо видно из-за её цвета даже когда стемнело.

— Идём? — обратился к Тане Евгений, забрав из багажника её чемодан и сумку.

— Ты живешь здесь? — не сдержалась Алексеева, пока они с Громовым поднимались в лифте на девятнадцатый этаж.

— Да, — безрадостно кивнул Громов, выходя в длинный коридор, заставленный горшками с цветами и разного рода хламом. — И на этом плюсы заканчиваются.

Таня рассчитывала через быт Громова узнать его лучше, но это оказалось невозможным, потому что быта, как такового, в однокомнатной квартире Евгения не было совсем. Пустые полки и отсутствие каких-либо медалей, фотографий или хотя бы чего-нибудь личного, показывающего, кто здесь хозяин, расстроили Алексееву.

Обойдя гостиную, пока Евгений ставил чайник, Татьяна присела на диван, обнимая себя за плечи и ощущая какой-то фантомный холод. Разве может дом быть таким… пустым и бездушным?

— Как-то у тебя совсем невесело, — честно высказала свое мнение Таня, заходя на небольшую кухню и садясь за стол.

— Всяко лучше, чем в общаге, — ответил он, поставив перед ней чашку чая.

— Кстати, с тебя новая кружка, — улыбнулась Таня, вспомнив, как пару часов назад разбилась её любимица.

— С меня хорошие условия для твоего проживания, — кивнул Евгений, открывая почти пустой холодильник. — Ты голодна?

— Ужасно, — шёпотом призналась девушка, вызывая у партнера смех.

— Сейчас что-нибудь закажем, — Евгений достал из кармана джинсовых брюк телефон.

— А в холодильнике ничего нет? — картинно возмутилась Таня. — И это ты называешь «хорошие условия»? Безобразие!

— Знаешь, у меня не так много времени на готовку. Мне куда проще заказать что-нибудь. Благо, ресторанов в шаговой доступности тут полно.

Алексеева вздохнула, понимая, что спорить с ним бесполезно. Следующие несколько минут она наблюдала как Громов заказывает им ужин из итальянского ресторана, располагающегося в доме напротив. Мысленно Таня поставила себе «напоминание», что ей нужно будет непременно приготовить партнеру домашней еды. Он, судя по всему, забыл, какой вкусной она может быть.

***

— У тебя нигде нет медалей, — отметила Алексеева, когда они поужинали и сидели на диване в гостиной, повернувшись лицом друг к другу. — Это не похоже на тебя.

— Не похоже на меня какого? — ухмыльнулся Громов, внимательно и бесстыдно рассматривая Таню.

Сейчас, когда эта она была здесь, квартира начинала казаться более обжитой. Ему не хотелось ложиться спать, чтобы быстрее наступил завтрашний день. Ему хотелось быть здесь и сейчас.

— На самовлюбленного и заносчивого фигуриста от Бога, — почти смеялась Алексеева.

— Хочешь сказать, что ты тоже считаешь меня самовлюбленным? — подозрительно сощурил глаза Громов.

— Это была цитата из журнала о зимних видах спорта, — оправдалась Таня, невинно улыбнувшись.

— А какой я по твоему мнению? — серьезно спросил Евгений. Он понимал, что за почти месяц совместной работы у неё сложилось собственное мнение о нем.

Таня нервно поджала губы от такого вопроса. Чего Громов хотел этим добиться? Она, несмотря на его непростой характер, хорошо относилась кпартнеру. Она считала его умным, опытным, заботливым, чертовски красивым и даже добрым. Но было бы глупо говорить ему всё это.

— У тебя всегда так шумно? — резко сменила тему Таня, посмотрев на балконную дверь. Несмотря на то, что она была закрыта, в комнате были слышны сирены, шум машин и музыка. Одна из центральных магистралей столицы «дышала» очень громко.

— А ещё пыльно, грязно и холодно. Ах да, на пятнадцатом этаже располагается хостел.

— Не лучшее соседство, — скривилась Таня. — На что ещё пожалуешься, мажорская морда?

Громов усмехнулся.

— Свет отключают часто. И пару раз мне приходилось подниматься на девятнадцатый этаж пешком. После тренировок.

— Бедный, несчастный Евгений! — Алексеева приложила ладони к щекам, с напускной грустью смотря на партнера.

— Может, пора, наконец, начать называть меня Женей? — предложил он с долей грусти в голосе, будто то, что Таня до сих пор не делала этого, его задевало.

— Мы ещё не достаточно сблизились для такого, — попыталась отшутиться она, поднимаясь с дивана и чувствуя, что их разговор начинает принимать какие-то странные обороты.

— Ну, сегодня мы сблизимся окончательно, — обратился к ней Евгений. — Потому что сегодня ты будешь сверху, как и хотела.

Алексеева, направлявшаяся в коридор, резко замерла, оглянувшись на партнера. Её лицо было настолько испуганным, что Громов не смог сдержать смеха.

— О чем ты подумала? — широко и довольно улыбаясь, поинтересовался он, вальяжно закидывая ногу на ногу.

— А что ты имеешь в виду?

— То, что ты будешь спать на диване, а я на полу рядом, — невинно пожал плечами Евгений. — И фактически ты оказываешься сверху.

По лукавому блеску в глазах Таня понимала, что её партнер умышленно заложил в эту фразу двойной смысл, и ему это нравилось. И где-то в глубине души ей и самой было отчего-то приятно, но при этом всё же неловко и даже стыдно.

— Ладно, я в ванную, а когда вернусь — с радостью окажусь сверху и засну, — вздохнула девушка, понимая, что ей нужно побыть одной и привести мысли в порядок. И ванная, полная горячей воды, очень к этому располагала.

Таня вернулась обратно в комнату уже в пижаме, состоящей из футболки и клетчатых брюк. На диване она обнаружила постельное белье, подушку и одеяло, а Громов мирно спал на полу. Мужчина был накрыт пледом, однако тот был коротким и закрывал только ноги Евгения. Он спал на животе, и его футболка немного задралась. Взгляд Тани зацепился за шрамы в районе его поясницы. Таня нахмурилась и присела на корточки, внимательнее их рассматривая. Она была уверена, что если спросит о причине их появления, то Громов, конечно же, не расскажет.

***

9 января, 6:10.

Утром Таня проснулась раньше будильника и раньше своего партнера. Она свесила голову с дивана, несколько минут наблюдая за мирно сопящим Евгением. Грудь мужчины, на которую он положил свою ладонь, размеренно приподнималась. Всё в его внешнем виде, за маленьким исключением кольца в мочке уха, очень нравилось Алексеевой, но признаваться себе в этом было страшно.

Татьяна вспомнила слова Алисы и поняла, что в них есть доля правды. Евгений встречался с Волченковой, но отказал ей ради Калининой. А Таня действительно никто для него в человеческом плане. Она просто партнерша, коллега по работе. А к себе домой Громов её притащил просто потому, что Таня должна жить в нормальных условиях, чтобы хорошо выступить на Чемпионате Европы.

Эти мысли заставили Алексееву оторвать взгляд от партнера. Она поднялась с дивана и прошла на кухню, надеясь, что найдет что-то, из чего будет возможно приготовить завтрак. В одном из нижних кухонных шкафов Татьяна нашла большую коробку без крышки, доверху наполненную медалями. Она с трудом вытащила её, поставив на пол и устроившись рядом.

То, что даже самые именитые спортсмены трепетно берегут, у Громова выглядело так, будто эти медали он заталкивал в коробку с каким-то лютым остервенением. Левой ногой. В кромешной тьме.

Татьяна начала доставать их по одной, пристально разглядывая каждую и бережно раскладывая на полу, собираясь позже уложить их гораздо аккуратнее.

Ей казалось, что здесь есть медали разного достоинства со всех возможных соревнований по фигурному катанию. Юниорские чемпионаты, чемпионаты мира, Универсиады, чемпионаты Европы, национальные чемпионаты, этапы и финалы Гран-при. Каждая медаль — определенный период в карьере и жизни Громова. И Таня, которая с трепетом брала в ладони новую медаль, кажется, смотрела на них с большей любовью и восхищением, нежели их обладатель.

На дне коробки Таня нашла большую бархатную коробочку. Она медленно провела по ней пальцами, догадываясь, что может быть внутри. Интуиция девушку не подвела, и её глазам предстала бронзовая медаль Олимпийских игр, а поверх неё лежала старая фотография.

Татьяна взяла её в руки, пристально рассматривая. На ней был изображен маленький Женя. Мальчик стоял на катке, победно приподнимая рукой какой-то кубок и счастливо улыбаясь, а его, в свою очередь, обнимала красивая молодая женщина, присев рядом с ним на корточки. Алексеевой стало тепло на душе от увиденного, и её губы растянулись в улыбке.

— Тебе помочь? — Громов недовольно скрестил руки на груди, прислонившись плечом к дверному проему.

Татьяна от его внезапного появления едва заметно дернулась. Она растеряно огляделась, понимая, что её застали с поличным.

— Я… — попыталась оправдаться она, всё ещё держа в руках коробочку с медалью и фотографию. — Я просто искала, что можно приготовить на завтрак.

— Я медали не ем и тебе не советую, — строго произнес он.

Татьяна издала нервный смешок, чувствуя, как от взгляда партнера, по спине бежит холодок.

— И я, кажется, сказал, что еду обычно заказываю. Не знаю, что ты пыталась найти, — продолжил он. — Уйди, я приберу сам.

Таня поднялась с пола, положив то, что держала в руках, на кухонный стол.

— Прости, — тихо произнесла она, выходя с кухни и задевая партнера рукой.

Таня прошла в гостиную. Она слышала звон медалей, которые Громов снова сгреб в одну кучу и закинул в коробку. Когда резко воцарилась тишина, Таня на цыпочках подошла к кухне и несмело заглянула туда.

Евгений стоял у стола, держа в руке фотографию, на которой он был изображен со своей мамой. Он долго вглядывался в неё, вспоминая тот день и чувствуя, как с каждой секундой что-то начинает всё сильнее болеть в районе груди.

Он резко положил фотографию на олимпийскую медаль и захлопнул футляр, закидывая его обратно в коробку. Татьяна поспешила отойти, боясь быть замеченной.

***

— А знаешь, — попыталась разрядить обстановку за завтраком Таня, — мы с тобой идеальная пара.

Громов, отрываясь от заказной еды, сурово посмотрел на неё исподлобья. Он всё ещё злился.

— Ну, ты у нас устраиваешь слежки, очные ставки и звонишь Ксюше, пытаясь выведать важную информацию, — начала пояснять она. — А я ищу улики.

— Я делал это из лучших побуждений, — оправдывался Евгений, делая глоток кофе. — А вот ты — из праздного любопытства.

— После фигурного катания сможем открыть своё детективное агентство, — Алексеева демонстративно пропустила упрек от партнера мимо ушей.

— И назовём его «Любопытная Плюша», — кивнул Громов.

Татьяна с обидой демонстративно отодвинула от себя тарелку с недоеденной яичницей и овощами.

***

Ателье, 10:40.

Громов стоял перед зеркалом на коньках и в костюме для короткой программы. Он строго и оценивающе скользил взглядом по своему отражению.

Татьяна сидела на небольшой кушетке, ожидая, пока ей подошьют подол платья. Костюм Евгения ей был очень по душе. Белая рубашка, черные строгие брюки и темно-серая жилетка. Очень по-мужски сдержанно и элегантно. Каждая деталь сидела абсолютно по нему, подчеркивая его физически развитое тело. Татьяне пришлось прикладывать усилия, чтобы Евгений не заметил, как внимательно и не по-партнерски она рассматривает его накачанные бедра и ягодицы, обтянутые черной тканью.

Первый раз за всю карьеру Татьяна отметила, что к брюкам идут не только обычные ботинки, но и черные коньки. Хотя, возможно, дело в том, на ком они.

Завершала образ мужчины темно-фиолетовая бабочка в тон платью Алексеевой.

— Может, обойдемся без этого? — страдальчески вздохнул Евгений, обернувшись к партнерше и Ольге Андреевне, показывая ладонью на бабочку.

— Нет, — строго качнула головой тренер. — Мне кажется, что тебе очень идет. К тому же, мы специально подбирали её, чтобы ты лучше гармонировал с Таней.

Татьяна по-девичьи хихикнула, опуская глаза. Ей казалось, что Громов в любом виде прекрасно с ней гармонировал.

— По-моему, я выгляжу смешно, — продолжал возмущаться Евгений, снова повернувшись к зеркалу.

— Будешь выпендриваться — наденешь свой костюм, в котором вы с Алисой под лебединое озеро катали, — припугнула его Ольга Андреевна.

Громов обернулся и вспомнил ужаснейший костюм с рваными кусками серой ткани, имитирующими перья, и непонятными черными пайетками, которыми были расшиты плечи. Тогда ему было всего девятнадцать и он не смог переубедить тренерский штаб в очевидном уродстве этого костюма.

— Я в восторге от этого образа! А эта бабочка? Мне не хватало её всю мою жизнь! — внезапно выдал он, всплеснув руками и вызывая смех у тренера, Тани и пары женщин, работающих здесь и присутствовавших на примерке.

Евгений опустился на корточки, найдя на краях брюк небольшие тканевые резинки. Он пропустил их под каблуком ботинка, застегивая. Подобное приспособление помогало брюкам не задираться во время проката.

Евгений принялся проверять костюм на прочность и эластичность. Он приседал и выполнял другие упражнения, в то время как Тане, наконец, принесли её темно-фиолетовое платье. Она собрала волосы в высокий хвост, чтобы они не помешали примерке, а затем зашла за небольшую ширму.

— Вам нужно будет снять бюстгальтер, — обратилась к фигуристке швея. — У платья открытая спина, поэтому мы вшили сюда чашечки.

Услышанное отвлекло Евгения и он повернул голову к ширме.

— Я могу помочь, — предложил он, мечтательно улыбнувшись.

— Даже не вздумай! — угрожающе произнесла Таня, быстрее надевая платье с помощью швеи.

Громов засмеялся, возвращаясь к проверке костюма, и через минуту Алексеева вышла из-за ширмы. На ней было платье богатого темно-фиолетового цвета. У него отсутствовали рукава, но был высокий ворот, закрывающий почти всю шею девушки. Поверх него были нашиты нитки жемчуга, спускающиеся подобно бусам до середины её груди. Передняя часть платья была короткой и заканчивалась на пару сантиметров выше середины бедра. Громов поймал себя на странной мысли о том, что за почти пятнадцать лет его карьеры в парном катании это — первый раз, когда он обратил внимание на длину платья партнерши. Обычно он воспринимал это как должный элемент зрелищности, но сейчас ему это по душе не пришлось.

— Нравится? — несмело обратилась к Тане швея.

— Очень! — восторженно ответила Алексеева, повернувшись к зеркалу и перед Евгением предстала обнаженная до самой поясницы спина партнерши. На ней была только длинная нитка жемчуга, спускавшаяся от шеи вдоль позвоночника и заканчивающаяся там, где начиналась ткань. Да, задняя часть юбки была несколько длиннее передней, но, учитывая запредельную степень оголенности спины Татьяны, Громова это совсем не успокоило. Он уверял себя, что отреагировал так просто потому, что до этого видел свою партнершу в достаточно закрытой одежде, а теперь большая часть её красивого тела была выставлена напоказ.

Таня чувствовала себя немного стесненной в таком открытом платье. Наряды парниц и одиночниц редко отличались скромностью, в отличие от костюмов девушек из танцев на льду, которым были дозволены достаточно длинные юбки. Но эта абсолютно обнаженная спина заставляла Алексееву понервничать. Она никогда такого не надевала, даже на прокатах. Сейчас ей казалось, что в зеркале она видит не себя, а какую-то другую, очень красивую и уверенную в себе девушку. Ей хотелось, чтобы наряд понравился Громову, но он смотрел на неё с неприкрытым недовольством.

— Не нравится? — с волнением обратилась она к партнеру, опустившемуся на кушетку.

— Не нравится, — строго ответил он. — Надо перешить.

— Женя! — с раздражением воскликнула Ольга Андреевна, понимая, что Громов просто придирается. — Побойся Бога! Завтра улетаем на чемпионат, какой перешить?

Евгений вздохнул, понимая, что в такой ситуации его действительно никто не послушает.

— Значит, пока оставим, но к Олимпийским Играм перешьем, — настаивал на своём мужчина.

— На эскизах тебе всё нравилось, — припомнила ему Татьяна. — Что не так?

— Мне не нравится этот фасон. Тебе не идет, — серьезно отвечал Евгений, обижая тем самым партнершу.

***

После изнурительного дня, в котором была и примерка костюмов, и последняя домашняя тренировка, и медицинское обследование, партнеры вернулись домой обессиленными. И если Громов к такому привык и чувствовал себя просто уставшим, то Таня понимала, что если закроет глаза на несколько секунд, то заснет моментально.

***

2:20.

Татьяна проснулась посреди ночи внезапно для самой себя. На душе было неспокойно. За те несколько часов, что она успела проспать, силы немного восстановились, а вместе с ними вернулось и тревожное осознание, что уже сегодня вечером она прилетит на свой первый международный чемпионат.

Унять волнение было очень сложно, и несколько долгих минут Алексеева ворочалась на диване в попытках всё же уснуть, понимая, что завтрашний день будет тяжелым. Однако в голову настойчиво лезли воспоминания обо всём, что она успела пережить за последний, крайне долгий месяц.

Не найдя в себе сил успокоиться, Татьяна приподнялась, накидывая одеяло себе на плечи, а затем максимально тихо направилась на балкон, желая вдохнуть совсем не свежего, благодаря их местонахождению, но всё же воздуха.

Жизнь внизу кипела. Казалось, что этот район никогда не утихает. Он всегда шумит, клокочет и существует в какой-то странной, но впечатляющей какофонии. Татьяна грустно улыбнулась. Каждый из звуков, который она могла уловить, был громким и раздражающим. Это напоминало всё то, что происходило у неё на душе. Много волнения, много беспокойства. Всё это смешивалось и образовывало отравляющую душу смесь, к которой добавлялась ещё и всеми силами подавляемая симпатия к Громову.

— Почему всегда, когда я просыпаюсь, ты занимаешься чем-то странным? — сонно поинтересовался шагнувший на балкон Евгений.

Его пшеничные волосы после сна торчали в разные стороны и придавали своеобразное очарование. Татьяна не сдержала улыбки.

— Прости, — выдохнула она, снова переводя взгляд на Новый Арбат. — Мне не спится.

Евгений облокотился на подоконник, в полумраке внимательно рассматривая красивый профиль партнерши.

— Волнуешься, — констатировал Громов, подойдя к Тане со спины и поправляя одеяло на её хрупких плечах. — Знаешь, как я успокаивал себя перед своим первым чемпионатом, когда встал в пару? Я радовался, что я не одиночник. Они всегда одни на всей ледовой площадке, и это сложнее. Нам с тобой в этом плане повезло больше. Мы не одиноки.

Последняя фраза эхом раздалась в голове Тани. Она почувствовала тепло, исходящее от тела Евгения, и вспомнила их первую встречу, когда в самолете ей казалось, что с Громовым всегда будет холодно.

— Возможно, ты прав, — отстранено ответила она. — Мы не одиноки.

— Пойдём. Ты замерзнешь, а нам это не нужно. Хочешь, я почитаю тебе?

Татьяна от такого предложения развернулась лицом к партнеру, удивленно улыбаясь.

— Ты серьезно?

— Да, это поможет тебе заснуть скорее.

***

2:55.

Из всех имеющихся у Громова книг, он, вопреки протестам Татьяны, выбрал ту, что называлась «Физика фигурного катания».

— Скольжение по дуге происходит в одноопорном положении, — продолжал он, сидя на полу и прислонившись спиной к дивану, на котором лежала Таня. — Во время скольжения фигурист приобретает угловую скорость, необходимую для выполнения прыжка.

— Под такое можно заснуть навсегда, — мрачно констатировала Таня, смотря в потолок.

— Угол наклона продольной оси фигуриста к вертикали имеет следующую зависимость от скорости и радиуса кривизны, которую можно вывести из второго закона Ньютона, — читал дальше Евгений.

И когда он начал зачитывать формулы, глаза Татьяны начали слипаться.

— Из-за ограниченной подвижности плеч относительно таза, верхняя часть тела увлекает нижнюю; таким образом, все тело приобретает вращательный момент…

Таня, уже задремавшая, приоткрыла глаза.

— Что значит «верхняя часть тела увлекает нижнюю»? — спросонья не поняла она и решила уточнить.

— Ну, — Евгений оторвал взгляд от книги. — Это когда мужчина видит женщину с глубоким декольте и её верхняя часть тела увлекает его нижнюю.

Татьяна толкнула партнера в плечо.

— А потом их тела приобретают вращательный момент? — сквозь смех поинтересовалась она.

— Там уже скорее не вращательный момент, а сила трения…

***

10 января. 9:35.

Татьяна изо всех сил пыталась застегнуть свой большой чемодан. Громов, давно собравший вещи, с ухмылкой наблюдал за партнершей, удобно устроившись на диване.

— Может, что-нибудь вытащишь?

Татьяна прислушалась. Она открыла чемодан, доставая из него кота, которого ей подарил Евгений.

— А он-то тебе зачем нужен? — не понял мужчина.

— Будет нашим талисманом. Положи его в свой, пожалуйста. Я видела, что у тебя осталось много места, — попросила Алексеева, протянув партнеру игрушку.

— О, дружище, и у тебя эта ужасная бабочка, — вздохнул Громов, взяв его в руки, а затем выполнил просьбу партнерши.

***

Шереметьево, 13:10.

В одном из больших залов аэропорта начинала собираться сборная России по фигурному катанию. Спортсмены, тренерский штаб и врачи ждали товарищей из других городов.

Полчаса назад прилетела Ксения, и на пару с Громовым, успела припомнить Тане её выходку с общежитием.

Вновь оказавшись среди сильнейших фигуристов страны, Татьяна неожиданно почувствовала себя на своем месте. Ей казалось, что со сборов многое в её сознании и теле изменилось. И всё это благодаря сидевшему рядом с ней Громову.

В салоне самолета Евгений снова принял таблетки, но Алексеева в этот момент разговаривала с подругой, и это действие осталось ею незамеченным.

***

Аэропорт «Вена-Швехат», Австрия. 17:20.

Уже несколько минут члены сборной не могли покинуть здание аэропорта из-за проверки багажа. На таможенном досмотре возникли вопросы к содержимому чемоданов некоторых спортсменов.

— Похоже, в Австрии коньки являются холодным оружием, — пошутил один из фигуристов.

— Агапкина, Ермилов, Громов! — окликнул спортсменов один из представителей службы безопасности сборной. — Нужно пройти со мной и открыть чемоданы.

Названные фигуристы прошли в небольшую комнату, где был их багаж. Когда очередь дошла до Евгения, и он открыл свой чемодан, на лицах присутствующих появились улыбки. Среди вещей Громова уютно устроился плюшевый кот.

Евгений услышал за своей спиной смешок от коллеги по сборной.

— Это Танин, — попытался оправдаться Громов, наблюдая, как осматривают его вещи.

— Такими темпами мы скоро увидим её белье в твоем чемодане, — ухмыльнулся другой фигурист.

— Ну, уж точно не в твоем, — кивнул Евгений, застегивая чемодан после досмотра.

***

Сборная приехала в отель, расположенный неподалеку от ледового дворца, после шести часов вечера. Сегодня им предстояло расселиться по номерам и провести жеребьевку. Татьяна оказалась среди большого количества людей. Здесь были члены сборных других стран, много официальных лиц из международного союза конькобежцев, журналистов и болельщиков, которых в отель по понятным причинам не пускали. Все эти люди морально давили на Алексееву. И если бы не Громов, всегда державший партнершу рядом, периодически приобнимая её и координируя их действия, Таня бы однозначно потерялась во всем, что происходило.

Сначала Евгений отнес её вещи, радуясь, что им дали номера рядом. Затем велел переодеться во что-нибудь нарядное, чтобы выглядеть эффектно на жеребьевке. Татьяна на этом фоне включила автопилот, беспрекословно слушаясь партнера, которого эта обстановка совсем не напрягала. Он был совершенно спокоен и уверен.

— Учитывая лидирующее место пары Калинина/Громов в рейтинге союза конькобежцев, — важно говорил один из организаторов чемпионата, стоя за небольшой трибуной в просторном конференц-зале, в котором были собраны все спортивные пары, — было принято решение о том, что пара Алексеева/Громов будет выступать в последней, сильнейшей разминке.

Евгений удовлетворенно кивнул. Он боялся, что из-за Татьяны ему придется кататься не в числе сильнейших, но теперь был спокоен. Оставалось только узнать, под каким из четырех номеров они будут выступать.

Громов повернул голову вправо, посмотрев на свою партнершу. Она пристально смотрела перед собой, но у него складывалось ощущение, будто она ничего не видит и не слышит.

— Таня, дыши, — тепло улыбнулся он, проведя ладонью по её обнаженной коленке.

Таню от этого прикосновения будто ударило током. Она и без того чувствовала себя наэлектризованной до предела.

***

13 января. 16:00.

Татьяна сидела на кровати в своем номере. У неё бешено стучало сердце. Через считанные часы ей нужно будет выйти на лёд. Она приложила ладони к лицу, вспоминая последние два дня, которые были более чем насыщенными. Она просто не успевала осознавать всё то, что происходило вокруг неё. Мир крутился с сумасшедшей скоростью. И Тане казалось, будто она постоянно находится во вращении.

Вчера вечером Татьяна и Евгений впервые провели открытую тренировку для журналистов. Она полагала, что в этом не будет ничего сложного, однако, присутствие большого количества людей напрягало и давило, сковывая её движения. Громова это злило. Он переживал, что во время проката с Алексеевой может случиться тоже самое.

— Только что мужчины закончили короткую программу! — за дверью номера раздался голос Ксюши. — Наш Димка четвертый! Сорвал весь каскад, засранец! Глаза бы мои его не видели!

Алексеева резко подняла голову. Она поняла, что первая часть сегодняшнего соревновательного дня окончена. Через час на лёд начнут выходить пары, а прокат Татьяны с Евгением назначен на 20:45.

— Таня? — позвала её подруга. — Ты тут?

Алексеева обхватила ладонями голову, начиная нервно покачиваться вперед-назад. Она чувствовала, как её тело охватывает оцепенение.

— Женя! — его партнерша словно в тумане слышала голос Ксюши, обращенный к Громову, показавшемуся в коридоре. — А где Таня?

Евгений быстрее подошел к номеру, возле которого стояла одиночница.

— Мы вместе пообедали, а потом она сказала, что ей нужно побыть одной несколько минут, — ответил он, встревоженно посмотрев на дверь. — Таня? Ты здесь?

Услышав голос партнера, по щекам Татьяны побежали слёзы. Она обхватила свои колени, ближе подтянув их к себе. Ей хотелось, чтобы Громов и Ксюша подумали, что её здесь нет. Что её нет вообще. И оставили в покое.

— Таня, что за шутки? Нам уже нужно идти разогреваться и одеваться! — в голосе Евгения появились строгие, пугающие ноты. И это только усугубило состояние, в котором пребывала его партнерша. Она прижала к своему рту ладонь, боясь, что её всхлипы могут услышать.

— А тебе ещё нужно накраситься и сделать прическу! — добавила Ксюша. — Таня!

— Иди, — обратился к одиночнице Громов. — Я разберусь.

Ксюша с тревогой ещё раз посмотрела на дверь в номер подруги, а затем всё же ушла, послушавшись Евгения.

— Таня, — он громко обратился к ней через дверь. — Я знаю, что ты там. Знаю, что ты меня слышишь.

Таня с опаской посмотрела на дверь, не переставая плакать.

— Впусти меня, — попросил Евгений. — Пожалуйста.

Несколько секунд партнеры молчали.

— Ты ведь сильная девочка, — мягко произнес он, чуть улыбнувшись. — Что случилось?

— Страшно, — хрипло ответила Алексеева, понимая, что Громов вряд ли её услышит.

Но он услышал.

— Я знаю, Таня, знаю.

Краткая форма её имени вкупе с мягким, бархатным голосом Евгения сделали своё дело. Таня несмело поднялась с постели и на негнущихся от страха ногах подошла к двери, открывая её.

Перед лицом Громова предстала действительно девочка. Напуганная до чертиков, с большими блестящими карими глазами. Разговаривать с ней ему сейчас хотелось меньше всего. Хотелось просто спрятать от всего, что так её пугало, и поэтому он притянул партнершу к себе. Таня уткнулась ему в грудь, крепко обнимая и положив ладони на его поясницу, буквально вжимаясь в него.

— Женя… — с каким-то облегчением выдохнула она, неосознанно первый раз назвав его коротким именем.

Евгений положил ладонь на её голову, успокаивающе поглаживая по волосам.

— Помни, что я тебе сказал, — тихо произнес он. — Ты не одна. Я с тобой.

========== Так… горячо? ==========

В небольшой раздевалке, отведенной для Алексеевой и Громова, царила крайне нервная атмосфера. Евгений был уже полностью готов и одет в свой костюм. Он сидел на скамейке вместе с Ольгой Андреевной наблюдая за тем, как две девушки колдуют над прической и макияжем его партнерши. И его взгляд в который раз зацепился за её слишком обнаженную спину.

— Готово!

Татьяна встала со стула и обернулась к партнеру. Темные волосы были собраны в пышный, но аккуратный пучок, а одна вьющаяся прядь выпущена, кокетливо падая на лицо.

— Прекрасно, — выдохнул Евгений, нисколько не преувеличивая и заставляя Таню довольно улыбнуться.

***

Алексеева, Громов и ещё три пары вышли из подтрибунного помещения. Евгений взял Татьяну за руку. Такой привычный для них обоих жест сейчас был девушке жизненно необходим. И мужчина осознавал это яснее, чем она сама.

На арене закончилась заливка льда после предыдущей группы фигуристов, и сейчас весь стадион был в предвкушении лучших из лучших. Именно среди последних пар разворачивалась основная борьба за медали, и сейчас им предстояло всем вместе ступить на лёд, чтобы немного раскататься.

Громов ненавидел эти групповые разминки. В такие моменты несмотря на то, что объективно лёд холодный, ему казалось, что он имел свойство накаляться. И особенно ему не нравилось это сейчас, когда впервые за долгие годы он почувствовал себя уязвимым из-за неопытности новой партнерши.

Они с Татьяной выходили на лёд последними. Он ступил туда первым, после взяв Таню за руку. Вместе с парами из Германии, Франции и Польши они нарезали нервные круги по площадке, напряженно переглядываясь и выполняя заходы на различные элементы.

Алексеевой казалось, что она не может дышать. Воздух вокруг стал липким, тяжелым. Было ощущение, что его проще есть ложкой, чем вдыхать. Девушка понимала, что перестает чувствовать своё тело. Пальцы стремительно леденели несмотря на то, что одну её ладонь крепко сжимал Женя.

Над ареной раздавалась какая-то энергичная музыка. Её Таня слышала так, будто она доносится издалека. В висках неприятно пульсировало, а сердце было готово вот-вот выпрыгнуть.

Проехавшая мимо них Волченкова успела игриво подмигнуть Громову, на что тот ничего не ответил, раздраженно вздохнув. Он считал секунды до окончания этой идиотской раскатки и бросил взгляд на сильно побледневшую Татьяну.

— Потерпи ещё немного, — шепнул Евгений, сильнее сжав её хрупкую ладонь.

***

На жеребьевке им достался тяжелейший, последний номер. Закрывать сильнейшую разминку очень сложно психологически.

На время выступления трех других пар Громов увел Татьяну обратно в раздевалку. Он не хотел чтобы она перенервничала, наблюдая за прокатами соперников и узнавая их баллы. Будет намного лучше, если всё это время она потратит на то, чтобы сконцентрироваться на себе и своём партнере.

В пустой раздевалке Евгений усадил её на скамейку, опустившись перед ней на корточки и внимательно заглядывая в её опустошенные страхом глаза. Он взял её холодные ладони в свои, заботливо сжимая их, желая согреть.

— Есть только ты и я, — тихо, но уверено обратился Громов к партнерше. — Нет этих людей вокруг, нет судей. Есть ты и я. Мы делаем то, что умеем.

Татьяна медленно кивнула, но Евгений видел, что мыслями она глубоко в себе.

— Когда победим — куплю тебе новую кружку, — улыбнулся он, желая оживить Таню. — Можем даже переплавить наши золотые медали и сделать её из них. Как тебе идея?

Алексеева издала нервный смешок, услышав партнера, и её взгляд стал осознанным.

— А читать перед сном про физику будешь? — поинтересовалась она.

— Как я смогу отказать чемпионке Европы? — он поднес её ладонь к губам, нежно поцеловав.

Сердце Татьяны пропустило удар. Прикосновение его теплых губ моментально заставило её почувствовать всё, что происходило вокруг. Она выбралась из глубокого омута своих страхов.

Громов бросил взгляд на часы. 20:40. Им пора.

— Я готова, — кивнула Таня, собираясь с мыслями.

Евгений выпрямился, не выпуская её ладоней, поднимая вслед за собой. Они вышли из раздевалки, направляясь к выходу на лёд. Рука об руку.

***

Выйдя из подтрибунного помещения, они застали момент оглашения оценок пары Волченкова/Квятковский.

«… have earned 78.62 points and they are currently in the first place!»

Громов уважительно кивнул, понимая, что это отличный результат. Однако он был уверен, что долго эта пара первой не продержится, ведь на лёд выходят они с Татьяной.

Перед самым выходом на площадку, когда Алексеева уже сняла чехлы и отдала их Ольге Андреевне, Громов шлепнул партнершу по ягодице, желая задать ей нужное для их программы настроение.

Татьяна ошарашенно обернулась, видя дерзкий и какой-то дьявольский блеск в глазах партнера. И неожиданно для неё этот взгляд разжег в её глазах и сердце то же самое.

Они сделали небольшой круг по льду.

«Representing Russia — Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov!»

Услышав свои имена, фигуристы медленно подняли руки вверх, купаясь в приветственных аплодисментах и улыбаясь друг другу.

Они приехали в центр ледовой площадки, вставая в начальную позу. Таня поставила ладони на свою талию, чуть запрокидывая голову и самоуверенно, как того требовал образ, улыбнулась. Однако глаза девушки эту самоуверенность отражали едва ли.

Евгений стоял сзади на некотором расстоянии, и Алексеева чувствовала, как он прожигает её взглядом.

Несколько секунд, в которые на всей ледовой арене воцарилась тишина, показались Тане вечностью. Ей было страшно стоять одной и не терпелось, наконец, оказаться рядом с Женей.

Caro Emerald — That Man

Началась музыка и первые несколько секунд Татьяна призывно покачивала бедрами в такт, лукаво улыбаясь.

Я попала в небольшую передрягу.

Нет, я сильно вляпалась:

С начала до конца

Он был для меня не больше, чем друг.

Громов резко подъехал к партнерше, нагло положив свои ладони на её бедра, а затем протягивая ей руку. Татьяна игриво вложила свою ладонь в его, и они начали быстрое скольжение, набирая необходимую скорость.

Евгений положил свою ладонь на обнаженную спину Тани и почувствовал нежную, бархатную кожу. Алексеева от прикосновения его горячей ладони шумно втянула приоткрытым ртом воздух, осознавая, как интимно то, что происходит между ними на этой большой скорости, когда она всем своим телом ощущает движение воздуха вокруг них.

Ей не приходилось заставлять себя думать о том, что они здесь одни. Таня и так чувствовала, будто, кроме них, здесь больше никого нет.

От этой мысли у меня мутнеет перед глазами,

Пожалуй, мне лучше присесть,

Потому что подобно самой сладкозвучной серенаде,

Уверена, он знает, что уже добился меня.

Находясь в закрытой позиции по отношению друг к другу, когда Евгений ехал спиной вперед, он чуть отдалился от партнерши, отпуская её руку и игриво поманил к себе ладонью.

Крутясь на карусели,

Чувствую, что скорость слишком большая, чтобы остановиться.

Татьяна чувствовала, что они оба движутся на огромной скорости. Она слышала скрежет льда под их ногами, ощущала движения воздуха.

Громов утянул её за собой, уводя их обоих в парную либелу. Во время этого вращения в ласточке ладонь Евгения уверенно была прижата к самому низу живота Тани.

Одно мгновение мне кажется, что я испытываю страсть,

Но затем я чувствую гораздо большее…

Они вышли из вращения, выполняя заход на поддержку. Их руки снова вместе. Громов чуть присел, а затем выпрямился. Татьяна взмыла вверх буквально за доли секунды. После первого оборота девушка переместила свой центр тяжести на правую руку, поднимая левую вверх и Евгений выполнил ещё два оборота.

Этот мужчина как огонь,

Он играет со мной как в игру.

Евгений крепко прижал к себе Татьяну, выполняя заход на тройную подкрутку. Он чувствовал, как напряжено её тело в ожидании этого элемента. В следующую секунду мужчина высоко подкинул девушку. После выполнения трех оборотов, Таня безошибочно точно вытянула вверх руки, выходя из группировки. Громов уверенно поймал её за талию, бережно поставив обратно на лёд.

Мой единственный грех в том, что я не могу победить,

О, я хочу его любить!

О, этот мужчина в моём списке,

Я хочу его целовать!

После небольшой дорожки шагов Таня с Женей снова в самом центре катка. Она положила ладони ему на шею, и мужчина обхватил её за колено левой ноги, отрывая ото льда и раскручивая. Таня согнула ногу, за колено которой её держал Женя, а другую красиво оттянула назад. Она ближе наклонилась к лицу партнера, соприкасаясь с ним лбами. В этом вращении их глаза встречались предельно близко. Своими губами Таня ловила горячее дыхание Жени.

Эта маленькая, красивая «вкусность», добавленная в программу Ольгой Андреевной, нравилась им обоим.

Сейчас я будто на задании,

Двигаясь сразу во всех направлениях.

А если это займёт чуть дольше?

А если это кажется немного неправильным, кого это волнует?

Евгений с Татьяной выполняли заход на выброс. Мужчина положил ладони на её талию, а затем резко кинул в сторону. Этот элемент Алексеевой всегда давался с поразительной легкостью. Однако ей пришлось привыкать к тому, что Громов из-за своего роста и силы, выбрасывал её на очень большую высоту, с которой приземляться на одну ногу было поначалу тяжело и непривычно.

Но она в который раз с этой высотой справилась, идеально приземляясь на одну ногу, выполняя красивый и долгий выезд. Громов, обрадовавшись такому успеху, послал ей красноречивый воздушный поцелуй. Татьяна довольно улыбнулась, а затем призывно провела ладонями вверх от бедер, подчеркивая линии своего тела.

Евгений качнул головой, хищно улыбаясь и поражаясь сексуальности партнерши.

Мой малыш отвечает всем требованиям,

Когда он танцует, у меня захватывает дух.

Они разъехались друг от друга, выполняя длинную дорожку шагов. Громов заигрывал с судьями и в числе прочего выполнил резкий замах ногой, который отчего-то всегда впечатлял девушек.

Кто-нибудь, вызовите доктора!

Помогите, спасите меня!

Одно мгновение мне кажется, что я потерялась,

Но он продолжает находить меня.

Они снова держались за руки, выполняя заход на тодес, во время которого Евгений, находясь под большим углом, держась только на внешнем ребре одного конька, успел поцеловать ладонь Татьяны.

Мой единственный грех в том, что я не могу победить,

О, я хочу его любить!

О, я добьюсь этого мужчину,

Конечно, я добьюсь этого мужчину,

Таня и Женя перешли к параллельным вращениям, выполняя их безошибочно чисто и удивительно синхронно.

Дело оставалось за последним каскадом прыжков, который они поставили в конец программы, рассчитывая получить за это больше баллов.

Женя и Таня заходили на каскад, состоящий из тройного риттбергера, тройного и двойного тулупа.

Первые два прыжка дались им обоим идеально, но при выполнении двойного тулупа Татьяну «выкинуло из круга» и она потеряла контроль над прыжком, через секунду упав на лёд.

Громов, правильно выполнивший весь каскад, быстро протянул ей руку, помогая встать. Татьяна не раздумывая поднялась. Они снова разъехались в разные стороны буквально на несколько секунд и встретились в финальной точке, оказываясь лицом к лицу.

Евгений прижал к себе Таню, а она закинула свою ногу ему за поясницу. Они на мгновение замерли, фиксируя положение.

Музыка стихла. Прокат окончен.

Громов собирался обнять Таню, но она резко оттолкнулась от него, отъезжая на некоторое расстояние и пряча лицо в ладонях, проклиная себя за падение с элементарнейшего прыжка.

— Тише, — мужчина подъехал к ней, пряча в объятиях и счастливо улыбаясь. — Всё было хорошо, всё было прекрасно!

Евгений слышал, как рукоплескал им зал, как многие люди встали, желая поддержать их первый совместный прокат. Но Татьяна больше не слышала и не видела ничего. Она чувствовала только то, как часто дышит Женя, к груди которого была прижата. В её голове была пустота, белый шум.

Громов поцеловал её в макушку, не выпуская из рук и желая скорее успокоить. Он понимал причину её слёз, но сам не злился на глупую, случайную ошибку. А вот в воспоминаниях Тани стремительной каруселью проносились все крики партнера, вызванные её падениями на тренировках именно с этого злосчастного последнего прыжка в каскаде.

Алексеева отстранилась от партнера, краем сознания понимая, что им нужно уйти со льда.

Женя взял её за руку и развернулся к судьями, сдержано кивнув. Татьяна с трудом смогла сделать реверанс на ногах, которые отказывались гнуться.

Они развернулись в другую сторону к зрителям и сделали то же самое.

Громов потянул их обоих к выходу со льда. Там их ждала Ольга Андреевна. Забывая обо всем, Татьяна проигнорировала протянутые тренером чехлы и вышла со льда не надевая их.

— Та-анечка! — видя её потерянные глаза ласково произнесла женщина, заключая в свои объятия. — Моя птичка! Всё хорошо!

Громов надел чехлы и вышел со льда. Он забрал из ладони тренера чехлы Тани и опустился на корточки, сгибая поочередно её ноги, надевая на лезвия защиту, пока партнерша находилась в объятиях Ольги Андреевны.

Со стороны это выглядело забавным и милым, но совсем не для них троих. Тренер понимала, что Таня себя ненавидит после падения на лёд, Громов не знал, как её успокоить, а сама Алексеева не понимала ровным счетом ничего. Она будто видела всё это со стороны, а не ощущала сама.

Вокруг много людей. Камеры. Журналисты. Болельщики с трибун что-то кричат. Татьяна пыталась разобрать, но не могла. Все звуки, царящие вокруг, сливались воедино.

Женя снова взял её за руку, уводя в зону kiss&cry, где спортсмены ждали оглашения оценок.

Евгений, Татьяна и Ольга Андреевна сели на небольшую скамейку, смотря на монитор перед ними, на котором повторяли их прокат. Алексеева понимала, что их сейчас снимают и ей нужно держать лицо, а потому она попыталась улыбнуться, но вышла у неё кривая, измученная улыбка. Громов, пристально смотря на монитор, положил ладонь на её обнаженное бедро.

Таня увидела на мониторе повтор подкрутки. На крупном плане показывали Евгения после того, как она взмыла в воздух. Он медленно запрокидывал голову и взгляд его холодных, донельзя сосредоточенных на партнерше глаз, на несколько секунд отрезвил Алексееву. Выглядело впечатляюще.

«Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov have earned 77.68 points and they are currently in the second place.»

Громов кивнул, соглашаясь со справедливой оценкой. Его даже не испугало то, что на данный момент, после короткой программы, они вторые. Он знал, что разница в меньше чем балл это несерьезно, и был уверен, что завтра, в произвольной, они откатаются блестяще.

Но Таня была уверена только в том, что Евгений, привыкший быть первым, убьет еёза то, что случилось сегодня.

— Не-ет, — успела простонать она, услышав оценку и снова закрывая ладонями лицо, наклоняясь к коленям.

— Уводи её отсюда, — строго обратилась к Громову Ольга Андреевна, понимая, что Таня не в силах прийти в себя.

Евгений согласился. Он по-хозяйски закинул Татьяну себе на плечо, быстрыми шагами направляясь в раздевалку. Ему было плевать на журналистов, на фотографов, на всех, кто был вокруг и сопровождал их всю дорогу в подтрибунном помещении.

Алексеева безвольно повисла на его плече, всё ещё не убирая ладоней от лица. Сумасшедшее чувство. Ей было спокойно в руках этого мужчины, но в то же время она его боялась.

Зайдя в пустую раздевалку, Евгений облегченно выдохнул. Они одни. Это радовало. Он аккуратно посадил Таню на скамейку и собирался поговорить с ней, но его прервала Ольга Андреевна.

— Поговори с журналистами, — попросила она. — Иначе они сами напридумывают.

— Мне сейчас не до этого, — прорычал Громов, не имея малейшего желания оставлять партнершу.

— Иди, я побуду с Таней, — строго произнесла тренер, вынуждая Евгения послушаться.

***

— Евгений, здравствуйте! — громко обратились к нему журналисты, поджидавшие фигуриста в подтрибунном помещении. Они сразу же направили в его сторону микрофоны, камеры и освещение.

— Здравствуйте, — без улыбки ответил он.

— Поздравляем вас с Татьяной с первым стартом в совместной карьере! — произнес журналист с российского спортивного канала. — Считаете ли вы его успешным?

— Более чем, — серьезно кивнул Евгений. — Таня замечательная партнерша, мне с ней комфортно.

— А как же досадное падение в конце? Считаете ли вы это следствием низкого уровня мастерства Татьяны?

— Фигуристы с, как вы выразились, низким уровнем мастерства, в последней разминке не катаются, — осадил корреспондента Громов. — На тренировках Татьяна выполняет все элементы на высшем уровне, полностью соответствуя оказанному ей кредиту доверия от Федерации и нашего тренерского штаба. Все элементы во время сегодняшнего проката были выполнены безукоризненно, за исключением ошибки на последнем тулупе, но думаю, что, посмотрев весь прокат, ни у кого не должно оставаться сомнений в том, что Татьяна умеет выполнять тулупы, которые объективно легче, чем тройной выброс, который она выполнила идеально. Сегодня она немного перенервничала, к тому же каскад стоит в самом конце программы, когда мы физически чувствуем себя хуже, чем вначале.

— Может, вам стоит переставить каскад в начало программы так, как у пары Волченкова/Квятковский?

— Мы не смотрим на то, как у других, — злился от подобных вопросов Громов. — Если им комфортно выполнять прыжки в начале — это их дело. Мы будем бороться не с ними, а с самими собой. Поэтому каскад останется на прежнем месте.

После ещё нескольких дурацких, по мнению Евгения, вопросов, он торопился вернуться в раздевалку. В коридоре подтрибунного помещения он встретил Волченкову, сияющую от счастья.

— Напомни-ка, когда у тебя последний раз было серебро чемпионата Европы? — неприятно улыбнулась она.

— Лучше готовься примерить его на себя завтра, — резко ответил Громов, не останавливаясь.

Зайдя в раздевалку, он обнаружил Татьяну в одиночестве. Ольги Андреевны здесь не было. Скорее всего, она была вынуждена пойти к судьям, чтобы забрать протоколы и разобрать их позже на тренировке.

Таня всё так же сидела на скамейке, но в этот раз она не просто плакала. Её тело дрожало, и Громов понимал, что у неё начинается истерика.

— Так, — вздохнул он, опустившись перед ней на корточки. — Давай снимем с тебя коньки.

Татьяна ничего не ответила. Она убрала ладони от лица, наблюдая за тем, как Евгений расшнуровывал её ботинки.

— Не трогай, — дрожащим голосом попросила она. — Не трогай меня. Отойди.

Женя непонимающе посмотрел на партнершу, но просьбу выполнил. Он поднялся и отошел к стене, прислонившись к ней спиной и с тревогой наблюдая за Татьяной. В такие моменты как никогда становилось ясно, что натренировать тело порой куда проще, чем сделать то же самое с психикой.

В следующую секунду Громова словно ударило по голове. Он внезапно осознал, что в истерике Татьяны виновата не её психика, не её падение, а он сам. Он повышал на неё голос каждую тренировку и всегда заострял внимание на последнем прыжке в каскаде. Он был уверен, что поступал правильно, потому что ошибиться на простейшем прыжке было никак нельзя.

За всем этим Евгений просто не оставил Татьяне права на ошибку, забывая о том, что ошибаются в этой жизни все. Особенно вне льда.

Женя собрался с мыслями, чтобы подойти к ней и попросить прощения, но она не дала ему этого сделать.

— Это всё из-за тебя, — тихо произнесла Таня, снимая тот конек, что успел расшнуровать Громов, и со злостью принимаясь за шнурки второго.

Услышанное сильно задело Евгения, в корне меняя его настроение.

— Ты имеешь в виду то, что ты здесь, на чемпионате Европы? — язвительно уточнил он, делая пару медленных шагов к скамейке. — Да, это из-за меня.

Татьяна освободила вторую ногу и, положив коньки на скамейку, поднялась с неё. Она без страха почти вплотную подошла к Громову и запрокинула голову, чтобы видеть его лицо. Алексеева теперь была практически босой, а Евгений всё ещё оставался в коньках, и это делало их и без того немалую разницу в росте ещё больше.

— Все твои крики, всю твою агрессию! Вот, что я имею в виду! — выпалила Татьяна, повышая голос. Её апатия резко сменилась яростью. — Ты не давал мне проходу с этим долбанным двойным тулупом! И вот, что вышло!

— То есть, это я виноват? — приподнял брови Громов, понимая, что он действительно был виновен, но не в том, что придирался, а в том, как это делал.

— Ты! — крикнула она, намереваясь отойти от партнера, но он не дал ей этого сделать и развернул к себе лицом, крепко сжимая ладони на обнаженных предплечьях.

— В глазах твоих горящих тоже я виноват? — прорычал он. — В твоих соблазнительных движениях тоже? В том, что твоё тело говорит само за себя?

Таня приоткрыла губы, с испугом смотря партнеру в глаза. Громов озвучивал то, в чем Татьяна боялась признаться сама себе. И Евгений был прав. Причиной всего, что он перечислил, был он.

— Н-нет, — голос Татьяны дрогнул, и она опустила голову вниз. — Это просто образ.

Громов обхватил пальцами её подбородок, приподнимая лицо партнерши, но она опустила глаза вниз, боясь встретиться с ним взглядом.

— Образ этот был весь последний месяц, — констатировал Евгений. — Но с каждым днем ты каталась…

— Это просто образ! Отпусти меня! — резко воскликнула она, перебивая Громова и ударив ладонями по его груди, пытаясь отстраниться. — Со Стасом у нас тоже были подобные программы, — слукавила она, пытаясь оправдать себя.

Евгения неимоверно злила эта ситуация. Злили упоминания Стаса.

— Такие программы у вас с ним тоже были? — с яростью спросил он, резко обхватывая Таню под ягодицами, отрывая её от пола и прижимая спиной к стене.

Таня не успела ничего понять. У неё перехватило дыхание, а сердце начало бешено стучать, отзываясь где-то в горле. Обнаженной спиной она чувствовала холодную стену, а грудью — разгоряченного Громова. Этот контраст температур запустил по телу Тани россыпь мурашек, количество которых возросло в следующую секунду, когда Евгений без промедления поцеловал партнершу в губы.

Он целовал её горячо и требовательно, кусая пухлые, давно манившие его губы, выказывая страсть. Татьяна сразу же начала инстинктивно отвечать, обхватив мужчину ногами за поясницу. От её действий Громов начал издавать какие-то глубокие, утробные звуки, походящие одновременно и на рык, и на стон, имевший животную, хищную природу. Эти звуки будоражили Таню, от них у неё бежали мурашки, а кровь разливалась по всему телу, разжигая сексуальное желание внизу живота.

Не прерывая поцелуя, Евгений с остервенением снял с себя ненавистную бабочку, откидывая её в сторону. После этого ладони мужчины вернулись к изучению упругих бедер и тонкой талии. Удивительно возбуждающее чувство — заново открывать для себя уже знакомое тело. От уверенных действий Громова Татьяна издавала частые вздохи, переходившие в тихие стоны.

В это время в раздевалку зашел один из помощников Ольги Андреевны, которого та послала позвать фигуристов для проверки на допинг. Но они были слишком заняты друг другом, поэтому молодой человек ушел, стыдливо прикрыв за собой дверь и стараясь никак не обозначать свое присутствие.

Татьяна и Евгений, в накрывшем их обоих желании, не замечали уже никого и ничего. Не замечали стресса и усталости, не замечали того, что Евгений всё ещё был на коньках, не замечали того, что оба были мокрые от жары и пота. Наоборот, природный запах сильнее разжигал неудовлетворенное долгое время либидо.

— Женя… — тихим стоном сорвалось с истерзанных сладкой мукой губ Тани. — П-пожалуйста…

Но дальше она не смогла сформулировать свою просьбу, так как сама не знала, чего просит. Она чувствовала страх и в то же время желание подчиниться сильному мужчине. Все мысли спутались, а язык хотел не произносить слова, а лишь ласкать губы Евгения, то страстно нападая, то отступая, призывая на свою территорию. Её пальцы, дрожа от возбуждения, расстегнули жилетку Громова, а затем и рубашку. Мужчина был весь напряжен и буквально горел, так же лихорадочно пытаясь снять с девушки платье, расстегивая небольшую молнию на её шее. Когда он оказался обнаженным по пояс, Татьяна вплотную прижалась к его груди своей, ощущая испепеляющий их обоих жар.

Жар, такой непривычный для людей, проводящих большую часть своей жизни в плену холода.

— Так… Горячо, — тихо прошептала Таня, задыхаясь от желания, которое её топило и ультимативно требовало разрядки.

Громов пытался обуздать себя. Краем сознания он понимал, что поступает неправильно. Он немного отстранился, стремясь прервать происходящее, но когда нежные ладони Тани скользнули по его накаченной обнаженной спине, он с новым порывом принялся целовать её.

— Что ты делаешь? — часто дыша от возбуждения, прошептал в губы партнерши Евгений.

— Я? — задыхаясь уточнила Татьяна, приоткрывая глаза, окутанные желанием.

— Ты… — выдохнул он и его низкий голос сейчас звучал как никогда возбуждающе. — Не могу… — часто дыша продолжил он. — Не могу себя контролировать.

Он прикоснулся своим лбом ко лбу Тани, заглядывая в её глаза.

— Нам нельзя, малышка, — произнес он, неожиданно для самого себя называя партнершу таким ласковым словом. Однако отметил, что ей оно очень подходит в силу миниатюрной комплекции. Особенно в сравнении с ним.

— Потому что мы партнеры? — с внезапно появившейся тревогой в глазах, спросила Татьяна.

Этот вопрос Громова рассмешил. В контрактах он ни разу не видел подобного пункта, запрещающего интимные отношения между партнерами. Но в целом направление Татьяна выбрала верное. О пользе сексуального воздержания для спортсменов во время ответственных соревнований написана не одна книга. И Евгений считал это верным. Чем меньше удовлетворены были подобные потребности, тем сильнее и злее становился он сам. Меньше чем через сутки им предстояло биться за золото, поднимая себя со второго места на первое. На данный момент это было важнее.

— Не сейчас, — с грустью в глазах ответил он. — Не сегодня.

Комментарий к Так… горячо?

Вы там как, живы?)

========== Мой свет ==========

13 января, ледовый дворец. 22:10.

В небольшой комнате допинг-офицеры ждали Татьяну и Евгения для сдачи проб. Там же стояла Ольга Андреевна, помощник которой несколько минут назад доложил, что не нашел фигуристов в раздевалке. Тренер была удивлена подобной халатностью подопечных. И если Тане такое она могла бы простить, то вот опытного Громова не узнавала совсем.

Через несколько секунд они буквально прибежали, часто дыша. Евгений судорожно застегивал верхние пуговицы рубашки, а Таня нервно приглаживала выбившиеся из прически пряди. Ольга Андреевна бросила на них подозрительный взгляд. Они откатались больше чем час назад, но выглядели так, будто их прокат закончился только что.

— Женя, ты даже коньки не снял? — сорвалась тренер, когда Таня села за стол, чтобы сдать кровь. — Где вы были? Что за безответственность?

Громов перевел взгляд на партнершу, ничего не отвечая Ольге Андреевне. Он понимал, что она права.

— Флажок захотелось? — продолжала ругаться тренер, напоминая Евгению о предупреждениях, которые получают спортсмены в случае неявки на допинг-пробы.

— Да, — огрызнулся Громов, не сводя глаз с партнерши. Таня отвернула голову от своей руки, не желая видеть кровь, и встретилась взглядом с Женей. Мужчина игриво подмигнул ей, едва заметно улыбнувшись. — В жизни нужно всё попробовать.

***

23:15.

Татьяна лежала в своем номере и смотрела в потолок. Громов забрал у неё телефон и даже договорился на ресепшене о том, чтобы у неё в номере отключили телевидение. Мужчина желал максимально исключить её из информационного поля. Он знал, что всё медиапространство, связанное со спортом и фигурным катанием, сейчас утопает в обсуждении их проката. По своему опыту Евгений был уверен, что перед произвольной программой лучше ничего не знать.

Сейчас Тане было необходимо собраться с силами, мыслями и эмоциями, но она не могла прийти в себя. Два сильнейших потрясения, случившихся с ней сегодня, абсолютно лишали сна, несмотря на физическое изнеможение.

Когда Громов проследил, чтобы Татьяну никто не вывел из хрупкого психологического равновесия, для которого он с трудом смог создать необходимые условия, мужчина зашел в свой номер. Он позвонил Ксюше, предупредив её, чтобы та не беспокоила свою подругу. Одиночница переживала за Таню, так как видела их прокат и то, что было после, но была солидарна с Громовым и разделяла его методы.

Парникам было сложнее. У них, в отличие от одиночников, не было дня отдыха между короткой и произвольной программой. Они должны были выкладываться сразу на следующий день, и Ксении оставалось только гадать, насколько это изнурительно. После первого проката ты чувствуешь себя выжатым до невозможного, а уже завтра нужно найти в себе новые силы и откатать ещё более тяжелую, долгую и насыщенную программу.

— Знаешь, — в конце их разговора вздохнула Ксюша, сидящая в своем номере. Тренер строго-настрого запретил ей выходить и велел соблюдать режим. Ей было запрещено идти на сегодняшний прокат пар, потому что было необходимо готовиться к своему старту, который будет уже завтра днем, но Ксения не могла пропустить прокат подруги, а потому сбежала и впоследствии получила за это. — Ты хороший партнер. Я знаю, что иногда ты бываешь редкостным козлом, но…

— В википедии прочла? — устало усмехнулся он.

— Да, — засмеялась Ксюша. — Это было где-то между «заслуженным мастером спорта» и «бронзовым призером Олимпийских Игр». А если серьезно, то я просто берегу свою подругу. И тебе, как оказалось, можно доверять.

Евгений вспомнил то, что случилось между ним и Таней в раздевалке. После такого он не был уверен в том, что ему можно доверять. Он сорвался, как мальчишка, и ненавидел себя за это.

Но Ксюша этого не знала. Она делала свои выводы, полагаясь на то, что видела после их проката в пределах льда и зоны kiss&cry.

— Спасибо, — выдохнул он, утомленно проводя ладонью по лицу. — Доброй ночи и… удачи завтра.

— Спасибо. Надеюсь, завтра мы все сделаем всё возможное. Желаю выспаться и набраться сил.

***

14 января, 9:30.

— Доброе утро, — Таня вышла из своего номера в назначенное время. Громов, как и обещал вчера, зашел за ней, чтобы вместе позавтракать и отправиться на тренировку.

— Доброе, — без эмоций ответил он, с каким-то сожалением посмотрев на партнершу. Он чувствовал себя виноватым за вчерашнее, но при этом страстно желал повторить и зайти намного дальше. И за это злился на себя ещё больше.

За завтраком они почти не разговаривали, за исключением небольшого обсуждения того, что Тане на телефон позвонила мама, ужасно встревоженная тем, что увидела по телевизору. Громов признался партнерше, что принял вызов и поговорил с ней, успокоив и объяснив ситуацию, а затем отметил, что у них очень похожи голоса.

Евгений видел, что Таня боится даже поднять глаза на него. Сейчас, за несколько часов до проката произвольной программы, такое напряжение между ними было совсем не желательным, но Женя не мог, а точнее, не хотел с этим ничего делать. Он не хотел сближаться с ней, не хотел мириться. Не хотел видеть её счастливой и улыбающейся, потому что в такие моменты она была ещё красивее чем обычно.

Они партнеры. Они вместе работают. На этом всё.

***

Тренировка на льду, 10:50.

— Таня! — крикнул хореограф, прерывая фигуристов и вынуждая их остановиться. — Я тебе не верю!

Алексеева обернулась к молодому мужчине, стоящему у борта, призывая пояснить претензию.

— В тот момент, когда ты проводишь ладонью по его щеке, — начал хореограф, — посмотри на него так, будто он — всё, что тебе нужно в этой жизни. Тянись к его лицу своим. Тянись к нему душой!

Татьяна вздохнула. Сейчас ей как никогда раньше хотелось отрабатывать элементы, а не артистическую составляющую, и она считала минуты до прихода Ольги Андреевны.

Хореограф требовал смотреть на Громова с любовью, а здравый смысл — с холодным безразличием, надеясь, что это поможет забыть вчерашний вечер и похоронить всё, что зарождалось в душе по отношению к этому мужчине.

— Женя! Тебя это тоже касается! — обратился к нему постановщик.

Евгений кивнул, догадываясь о том, что Тане это не нравится так же, как не нравится ему.

— Помни идею программы и неси её в себе весь прокат! — эмоционально произнес хореограф, всплеснув руками и продолжая раздражать фигуристов, желавших скорее отделаться от подобных замечаний. — Таня — твой свет! Она пришла в твою жизнь и напомнила, что ты живой! Смотри на неё с нежностью и любовью! Я должен поверить вам! Давайте ещё раз с самого начала!

— Рад знакомству, мой свет, — ядовито проворчал Громов на ухо Тане, вставая в начальную позу.

— Плюша осталась в прошлом? — с такой же интонацией поинтересовалась Алексеева, крайне натянуто улыбнувшись.

— Не дождешься.

***

— Просто тебе нужно попробовать начать этот кусок с внутреннего ребра, — поясняла Громову Ольга Андреевна, подозвав его к борту.

— А ойлер, который перед сальховым… — Евгений не успел задать вопрос до конца.

Он услышал звук удара об лёд и резко обернулся.

Таня лежала на боку, и по её позе Громов понимал, что она упала с прыжка и весь удар пришелся на тазовую кость и внешнюю поверхность бедра. Он видел, как Алексеева жмурится от боли, дрожащими руками приподнимая себя со льда.

Ни один фигурист не будет рад видеть падение партнера. Это всегда неприятно. Но сейчас Громов поджал губы, чувствуя, будто боль Тани передается и ему тоже. Вместе с этим ощущением к нему пришло внезапное желание сделать так, чтобы Таня больше никогда не падала и не знала, что такое боль. Слишком она нежна для льда, который никогда не отличался мягкостью. Она не должна быть здесь. Не должна лежать на холодном, твердом льду, корчась от саднящей боли.

Но Евгений понимал, что его желание невыполнимо. Она спортсменка, и физическая боль — то, что так или иначе будет преследовать её всю жизнь.

Громов несколько секунд наблюдал за тем, как Таня медленно поднимается со льда, потирая ушибленное место ладонью. Неожиданно для себя он осознал, что причина, по которой она так нежна и привлекательна для него, является именно то, что Таня не обезображена спортом высших достижений так, как обезображен им он и его последняя девушка. Тане не приходилось постоянно бороться с другими и, в первую очередь, с самой собой. Раньше она каталась в некотором смысле для себя. Её устраивало то, что она получала, не прикладывая особых усилий. Сейчас же ей придется много бороться, и это, по мнению Громова, рано или поздно выбьет из неё всю робость и нежность. Этим чувствам не место в спорте. А, значит, Таня в скором времени станет такой же упертой и голодной до побед, как Алиса или Лена, потеряв своё нынешнее слишком доброжелательное мироощущение. И тогда она точно перестанет ему нравиться.

Вступая в отношения с Леной, Евгений был уверен, что это правильно. Они оба фигуристы. Они понимали друг друга и знали специфику своей работы. Тогда он считал, что обычная девушка, далекая от мира спорта, ни за что не станет мириться с постоянным отсутствием Евгения дома, с бесконечными сборами, соревнованиями и тренировками. К тому же, его вид спорта всегда оставлял бы ей место для ревности, учитывая то, что ему приходится находиться в очень тесном физическом контакте с партнершей. Поэтому Лена казалась ему хорошим вариантом как минимум для стабильной разрядки либидо. Евгений был рад, что они состояли в разных парах, потому что отношения непременно мешали бы работе. Но, как оказалось позднее, Елена думала иначе и затевала всё это именно для того, чтобы встать с ним в пару.

Сейчас же, смотря на Таню, в голове Евгения зарождались противоположные мысли. Возможно, ему стоит попробовать себя в отношениях с девушкой не из мира спорта. Пусть она будет такой, какая Алексеева сейчас. Это смогло бы отвлечь его от партнерши и дать ей возможность дальше развиваться в спорте высших достижений, набивая шишки и переставая быть мягкой, нежной, робкой и, черт возьми, бессовестно красивой. Впрочем, последнего её будет, кажется, невозможно лишить.

Громов едва заметно кивнул своим мыслям. О Тане ему нужно забыть. Только так он сможет остаться с ней в жестоком мире спорта. Только так сможет завоевать золото своих последних Олимпийских Игр. Он не может поставить под сомнение всё, к чему шел многие годы ради отношений с партнершей. Если же позволить чувствам взять верх, то работать станет в сотни раз сложнее, когда каждый раз при её падении у него будет останавливаться сердце. Он никогда не испытывал влечения к партнершам, но догадывался, что это мешает работе. Однако только сегодня понял насколько. Сейчас ему не хотелось исполнять никакие элементы, особенно выброс. Он не хотел изо всех сил кидать её высоко и далеко от себя, а затем с тревогой наблюдать за тем, сможет ли она приземлиться. Если бы у него была возможность, он бы просто катался с ней по льду, держа на руках, чтобы точно контролировать её и не дать испытать боль. Никогда.

Но такие размышления были губительны для карьеры их обоих. Громов снова мысленно повторил себе, что о Тане нужно забыть. Иначе им не видать медалей высшего достоинства. Алексеева тем временем начала новый заход на прыжок. Евгений видел, что она допустила ошибку перед толчком и понимал, что падение не заставит себя ждать. Поэтому он отвернулся, возвращаясь к разговору с тренером.

В следующую секунду Таня снова упала. Евгений не шелохнулся. Он не собирался оборачиваться и, тем более, не собирался помогать ей вставать. Пусть борется сама. Пусть перестает быть нежной.

***

14:40.

— Может, ты всё же разрешишь мне если не сходить на стадион, то хотя бы посмотреть трансляцию на телефоне или по телевизору? — с надеждой обратилась к партнеру Таня, когда они подошли к своим номерам, располагавшимся рядом. — Я должна видеть прокат Ксюши. Я смотрю все её прокаты.

После обеда, у них было немного свободного времени чтобы собраться перед вечерним прокатом произвольной программы, назначенным на восемь часов. Однако Таню перспектива провести два часа в полном одиночестве, без малейшей возможности хоть на что-то отвлечься, совсем не радовала. В такой обстановке она, вопреки замыслу Громова, начинала ещё больше копаться во вчерашнем не до конца удавшемся прокате и в том, что случилось после него.

— Посмотришь и этот, — строго ответил он, открывая дверь в свой номер. — Вечером. После нашего.

***

Раздевалка в подтрибунном помещении, 18:50.

Евгений сидел на скамейке и размышлял о том, как изменилась их произвольная программа, пока Татьяну готовили к прокату. Изменений произошло немало. Начиная даже с платья его партнерши. Алиса должна была быть в черном платье, в тон простой черной рубашке и таким же брюкам Громова. Таню же решено было облачить в нежное белое платье, которое очень ей шло, чтобы ещё больше подчеркнуть контраст между партнерами.

Изначально эту программу они с Алисой задумывали как насмешку над критикой в их сторону по поводу того, что они катаются как два сильных одиночника, что они оба будто неживые. И им с Калининой ужасно нравилась эта идея. Им хотелось показать, что они якобы переживают по этому поводу, хотя на самом деле ничего подобного не испытывали, будучи сильнейшей парой страны и одними из лучших в мире. Эта программа под лиричную музыку казалась им смешной и забавной. Эдакая шалость и попытка надавить на эмоции судей и общественности.

Сейчас же эта программа больше не казалась ему ни смешной, ни хоть сколько-нибудь забавной. Ольга Андреевна изменила её концепцию, перекроив программу под Татьяну. Тренер понимала, что образ железной и неживой женской копии Евгения, которой была Алиса, ей совсем не подойдет, а вот на роль девушки, способной разбудить у Громова чувства, она прекрасно подходила.

На тот момент Ольга Андреевна даже не догадывалась, как сильно она попадет в точку со всеми этими изменениями.

— Женя? — обратилась к нему Таня, подойдя к нему и положив ладонь на плечо, желая вывести из глубоких размышлений, в которых он начинал тонуть. — Нам пора.

Громов медленно поднял на неё взгляд, оценивающе осмотрев. Светлое платье, нежное и летящее, очень ей подходило и как-то по-особенному гармонировало с белыми коньками. Темные волосы, снова собранные в пучок, были украшены небольшим белым цветком.

— Неплохо, — выдохнул Евгений, а затем перевел взгляд на большие настенные часы, понимая, что им действительно пора идти на ненавистную групповую разминку.

***

Евгений, Татьяна и Ольга Андреевна стояли возле выхода на лёд. Они торопливо обсуждали моменты, на которые стоит обратить особое внимание, но притихли, как только были оглашены оценки Волченковой и Квятковского.

— Почему так мало? — не понял Громов, услышав, что на данный момент они вторые. — Что-то было не так?

— Лена приземлилась на две ноги с выброса, и в целом программа была исполнена грязно, с недокрутом прыжков — ответила Ольга Андреевна, видевшая их прокат. — На первом по сумме двух программ теперь немцы. Но это пока.

Алексеева и Громов сняли чехлы и по традиции отдали их тренеру, переступая на лёд.

— Вчерашнего дня не было, Таня, — успела сказать ей Ольга Андреевна у борта. — Есть день сегодняшний, в котором всё будет хорошо.

— С любовью катайтесь! С любовью! — громко крикнул отъезжающим фигуристам хореограф.

— Я его сейчас убью, — тихо произнес Евгений, сжимая ладонь Тани.

— А я помогу, — добавила она, улыбнувшись.

«Representing Russia — Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov! »

Партнеры подняли руки вверх и улыбнулись, посмотрев друг на друга. Таня чувствовала волнение, но оно не сковывало её так, как это было вчера, когда она не могла думать ни о чем, кроме своего страха. Сегодня волнение смешивалось с какой-то странной пустотой внутри. У неё было плохое предчувствие касательно их с Женей взаимоотношений, но сейчас они были на льду, и здесь она могла позволить себе смотреть на него так, как хотела бы смотреть и за его пределами. Алексеева почувствовала внезапную радость от того, что здесь Евгений полностью принадлежит ей и больше никому. И она будет этим наслаждаться.

— У тебя всё получится сегодня, — Громов взял её ладони в свои, пристально смотря в карие глаза партнерши.

— У нас всё получится, — поправила его Таня, улыбнувшись.

Ещё несколько секунд они безмолвно смотрели друг другу в глаза, разговаривая без слов и вспоминая всё, что успели пройти вместе по дороге на этот чемпионат. Они синхронно кивнули друг другу, и Евгений отпустил её ладони, оставаясь в центре площадки. Он скрестил руки на груди и, закрыв глаза, наклонил голову, будто выключая себя из всего, что происходит вокруг. Так, как делал это последние годы.

Таня отъехала на большое расстояние от него, повернувшись к борту.

Считанные секунды тишины. Глубокий вдох чтобы набраться сил. Глубокий выдох чтобы отпустить всё напряжение.

Sixx: A.M. — Skin

Татьяна медленно развернулась и на секунду замерла, увидев Евгения. Грациозно держа свои мягкие, нежные руки, она подъехала к нему, заглядывая в лицо. Никакой реакции со стороны Громова не последовало, и Таня сделала небольшой круг вокруг него, разглядывая его, будто видела впервые.

Нарисуй свой портрет, такой, каким ты себя видишь,

Может, тогда они смогут понять чуточку твоей боли.

Алексеева снова остановилась напротив него. Она положила свои ладони на его руки, раскрывая их и разводя в стороны, утыкаясь лицом в его грудь. Евгений от этого поднял голову и открыл глаза, приоткрывая губы, изображая глубокий вдох. Он почувствовал знакомое тепло её желанного тела.

Будь в центре внимания, выйди из тени.

Таня отстранилась от него, счастливо и действительно искренне улыбаясь, радуясь его «пробуждению», а затем взяла партнера за ладони, потянув на себя, уводя в скольжение по кругу для набора скорости.

Это проигрышный бой, незачем стыдиться.

Находясь в закрытой позиции, скользя лицом друг к другу и видя теплую улыбку на лице Тани, Громов пожалел, что он по своему образу не может улыбнуться ей в ответ, потому что сейчас ему безумно хочется это сделать. Он понимал, что бой с самим собой и своими чувствами, внезапно его одолевшими, заведомо проигрышный, потому что противостоять этой прекрасной девушке с каждой секундой всё сложнее, но признавать поражение — не в его характере. Он будет продолжать бороться с собой.

Потому что они тебя не знают, они видят лишь шрамы,

Но не видят ангела, живущего в твоем сердце.

Громов крепче прижал к себе Таню, выполняя заход на подкрутку. Он зачем-то лишний раз перестраховался, шепотом спросив, готова ли она. Получив в ответ едва заметный кивок головой, он присел и резко выпрямился, отрываясь ото льда на несколько сантиметров и кидая партнершу максимально высоко. Он наблюдал за тем, как она выполняла три оборота в воздухе и понимал, что ангел здесь один. И это, вопреки идее программы, не Евгений, а Таня. Особенно когда находится в воздухе в этом прекрасном белом платье.

Громов поймал её и бережно поставил на лёд.

Они на большой скорости заходили на тройной сальхов. Скольжение вперед на опорной ноге, затем поворот и скольжение на ней же, но уже назад. Свободной ногой партнеры сделали замах, а затем ударили ею по льду, отталкиваясь от него внутренним ребром лезвия. Через несколько секунд в воздухе, выполнив три оборота, Таня и Женя синхронно приземлились на наружную часть ребра, чисто исполнив прыжок и красиво выставив руки в стороны.

Считанные секунды скольжения за руки вдоль борта, и они приступили к заходу на каскад прыжков. Тройной тулуп и сразу следовавший за ним двойной партнеры выполнили чисто, что не могло не порадовать Ольгу Андреевну. Прыжковые элементы в программе были окончены — в этом плане ей можно было вздохнуть с облегчением.

Позволь им узнать тебя, похороненного внутри,

Пусть они знают, что ты не только оболочка.

Женя и Таня оказались в центре льда, на несколько секунд останавливаясь. Подобные вставки помогали фигуристам немного перевести дух. И, конечно же, раскрыть художественную составляющую программы.

Громов снова замер, безвольно опуская голову, а его партнерша нежно провела ладонью по его щеке, делая это с любовью и нежностью, которая свойственна ей и вне льда.

Это прикосновение подействовало на Евгения, и он поднял взгляд на девушку, видя полные заботы глаза. Он надеялся, что он видит это просто потому, что Таня приняла к сведению все замечания хореографа, но от этого подобный взгляд Алексеевой не начинал ему нравиться меньше.

Женя положил свою ладонь поверх её, а затем потянул на себя, набирая скорость для тодеса.

Когда они будут тебя судить, покажи свое истинное лицо.

Делай другим то, что сделал бы себе, будь выше всего этого.

Партнеры набирали скорость для захода на параллельные вращения, и Таня за долю секунды поняла, что ей нужно реабилитироваться за вчерашнюю ошибку. Она приняла решение сблизиться с Женей больше, чем обычно. Она полагала, что они неплохо друг друга чувствуют, и это поможет им выполнить элемент максимально синхронно на небольшом расстоянии и получить за это надбавки.

Во время вращения в либеле Громов видел, что Таня слишком близко, но ничего не мог с этим поделать. Когда его лезвие пронеслось в нескольких сантиметрах от лица Алексеевой, та даже не ощутила страха, который преследовал её при выполнении этого элемента раньше. Теперь она чувствовала только сумасшедший адреналин, бежавший по телу, разогревая его.

Из параллельного вращения в ласточке они сразу же перешли во вращение сидя, а затем последовало вращение стоя.

Покори их своей добротой, ведь невежество — безрассудство.

Они идут на верное поражение.

Волнительный для них обоих заход на выброс. Женя положил ладони ниже её талии во время их скольжения назад. На долю секунды он прикрыл глаза, собираясь с мыслями и волнуясь больше, чем волнуется при этом элементе его партнерша.

Громов резко развернулся, высоко выбрасывая Татьяну, которая безошибочно выполнила три оборота и приземлилась на одну ногу, продемонстрировав судьям долгий и чистый выезд на заднем наружном ребре.

Потому что они тебя не знают, они видят лишь шрамы,

Но не видят ангела, живущего в твоем сердце.

Громов притянул Таню к себе, поставив её на ботинок своего конька. Она обняла его за спину, положив голову на его грудь и он, расставив руки в стороны, продолжил скольжение.

Таня была готова поклясться, что этот связующий элемент их программы был самым приятным для неё. Среди круговерти сложнейших элементов возможность передохнуть несколько секунд, прижавшись к груди Евгения, была настоящей роскошью.

После этой красивой передышки круговерть элементов продолжилась, включая в себя ещё один выброс, поддержку обратное лассо, совместное вращение и ещё одну сложнейшую поддержку.

Позволь им узнать тебя, похороненного внутри,

Пусть они знают, что ты не только оболочка.

В финальной точке Громов в которой раз опустил голову, расслабляя руки. Таня приложила ладонь к своей груди и зажмурилась, изображая, будто вынимает оттуда своё сердце, которое в следующую секунду отдает Жене, приложив руку к его груди.

Евгений резко вдохнул, открывая глаза и успевая поймать Таню, которая бездыханно, но картинно красиво падала на лёд, прогнувшись в пояснице, за которую её теперь держал Громов.

Несколько секунд они стояли так. Евгений держал тело партнерши, с болью в глазах смотря на неё. Положение было зафиксировано, программа — окончена.

Люди, присутствовавшие на трибунах, встали со своих мест, аплодируя стоя. Женя поднял Таню, прижимая к себе и довольно улыбаясь. Несколько секунд они просто стояли в самом центре льда, обнимая друг друга и часто дыша, восстанавливая дыхание.

Громов поцеловал партнершу в макушку, ласково поглаживая её по спине.

— Да? — с надеждой и улыбкой спросила Таня, немного отстранившись от Жени и положив ладони на его плечи, сильно сжимая их от нахлынувших эмоций.

— Да! — кивнул Громов, видя блеск в её глазах и понимая, что она хотела у него узнать.

Таня подпрыгнула от накрывшего её счастья, и Евгений поймал её в этом прыжке за талию, поставив на свои коньки, чтобы им было удобнее обнять друг друга. Алексеева уткнулась носом в его шею, закрывая глаза и желая оставаться в этом миге счастья как можно дольше.

Они слышали свои имена, слышали болельщиков, но всё это звучало как-то далеко и глухо, не проникая до конца в их сознание.

Женя поставил Таню на лёд, а затем они обернулись к судьям, держась за руки. Таня исполнила реверанс на ногах, которые не гнулись так же, как и вчера, но уже по другой причине. Громов сдержанно кивнул, в привычной для него манере.

«Кланяться судьям — ниже его достоинства!» — шутили по этому поводу коллеги по сборной.

— Моя птичка! — счастливо воскликнула Ольга Андреевна, как только Таня вышла со льда, и сразу же заключила ученицу в крепкие объятия.

— Красавец! — хореограф приобнял Громова, похлопав его по спине. — Вот сейчас я вам поверил. Пробрало до дрожи!

— Спасибо, — улыбнулся Евгений, отстраняясь от него, а затем целуя в щеку тренера, после этого не упуская возможности сделать то же самое с Таней.

Сейчас он мог целовать её подобным образом сколько угодно, и никто не углядел бы в этом ничего особенного. Это в какой-то мере стандартная процедура у партнеров. Своего рода благодарность за то, что они сделали друг для друга, чисто откатав программу.

Таня, Женя и Ольга Андреевна заняли места в kiss&cry, смотря замедленный повтор некоторых моментов их проката. Среди самых зрелищных элементов режиссеры вставили ещё и, пожалуй, самый чувственный момент, когда Таня медленно провела ладонью по щеке Евгения, с необычайной любовью и теплой улыбкой смотря на него.

Партнеры, увидев это на экране, переглянулись и оба почувствовали себя неловко. Зная, что их в этот момент снимают, они заставили себя улыбнуться.

«Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov have earned for the free program 152.43 points. The total competiton score is 230.11 and they are currently in the first place!»

— С ума сойти! — громко вырвалось у Тани от услышанного. Она приложила ладони к голове, округлив глаза и отказываясь верить в происходящее.

Громов и Ольга Андреевна, сидящие с двух сторон от неё, залились смехом. Им такие оценки видеть было не впервой, а вот искренний и детский восторг Алексеевой очень их развеселил. Однако их смех носил всё же немного нервозный оттенок. Евгений отметил, что чемпионаты Европы он уже давно не считал серьезными, но с Таней всё же испытал волнение. А Ольга Андреевна и вовсе перенервничала после вчерашнего падения Алексеевой. Тренер знала, что под таким давлением общественности, и особенно после досадной и глупой ошибки, Таня могла не собраться.

Но эта хрупкая девочка собралась и доказала, что она здесь не просто так, и она не красивый балласт на шее Громова, а вполне соответствующая его уровню партнерша.

А теперь ещё и чемпионка Европы.

***

В тесном подтрибунном помещении царила невероятная и неведомая ранее Татьяне атмосфера. Журналисты, фигуристы, тренеры — все сновали из стороны в сторону, обнимаясь, поздравляя друг друга и что-то эмоционально обсуждая. Несколько раз к ней и Жене подходили какие-то люди. Тане казалось, что она не видела их лиц. Чьи-то руки обхватывали её, обнимали, поздравляли на разных языках. После очередного такого объятия с итальянской фигуристкой, Таня как-то неосознанно прижалась к Громову.

— Боюсь потеряться во всем этом, — шепотом пояснила она ему.

Евгений тепло улыбнулся, приобняв партнершу за плечи.

— Ты не можешь в этом потеряться. Ты сейчас — главная звезда, — кивнул он, поглаживая пальцами её обнаженное плечо.

— Это всё какое-то сумасшествие, — устало улыбнулась Таня, приложив голову к груди Евгения и забывая о том, что вокруг них люди и объективы камер.

— Согласен, — задумчиво ответил Громов, имея в виду скорее не происходящее вокруг, а это странное ощущение тепла, когда Алексеева рядом с ним, от которого он не мог избавиться.

А так хотелось.

***

Три сильнейших пары Европы стояли у входа на ледовую площадку. Свет на ней был приглушен, а в центре виднелся пьедестал. Фигуристы с волнением ожидали церемонию награждения. Евгений сделал шаг к Волченковой, стоящей неподалеку, и наклонился к её плечу.

— Напомни-ка, когда у тебя последний раз была бронза чемпионата Европы? — ядовито шепнул он. — Ах, да! Сегодня!

Громов довольно и как-то по-мальчишески улыбнулся, возвращаясь к Тане.

— О чем говорили? — не смогла не поинтересоваться она.

— Поздравил Лену с бронзой, — кивнул Громов, пытаясь сдержать смех. — Её ведь тоже нужно было заслужить.

«Ladies and gentlemen, we are starting the ISU European figure skating championship victory ceremony in pairs!»

Татьяна волнительно поджала губы, посмотрев на Евгения. Царящий во всем ледовом дворце полумрак добавлял происходящему какой-то особенной, по мнению Алексеевой, магии. Заиграла торжественная, красивая музыка. По ковровой дорожке кпьедесталу подошли девушки, облаченные в длинные платья и держащие в руках подносы с медалями и букетами.

Таня наблюдала за этим как в замедленной съемке. Она пыталась собраться с мыслями перед тем, как назовут их имена, но это случилось всё равно внезапно.

«First European pairs champions representing Russia — Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov!»

Они переступили на лёд и, ощутив на себе свет прожектора и аплодисменты всего дворца, приехали к пьедесталу, держась за руки. Татьяна не могла надышаться этим воздухом, который в одночасье стал таким сладким. Не могла до конца осознать происходящего.

Партнеры переступили на ковровую дорожу и сделали по ней буквально два шага, подходя к пьедесталу. Обычно Евгений подавал Алисе руку, помогая ей подняться первой, но сейчас изменил традициям. В конце-концов, Калинина/Громов это совсем не Алексеева/Громов.

Он положил руки на талию Тане и с легкостью поднял её, поставив на пьедестал. Держа партнершу изо дня в день на одной руке, делая это двумя, ему казалось, что он вовсе не чувствует её веса.

Такая воздушная, красивая и счастливая. Евгений смотрел на неё снизу вверх несколько секунд, забывая о том, что ему нужно встать рядом. Таня протянула к нему руки, будто он не мог самостоятельно сделать шаг наверх. Однако он всё же ответил на этот жест и сжал её ладони своими, поднимаясь на пьедестал и вставая за её спину. Сразу после этого они победно подняли руки вверх, помахав болельщикам.

«Second place and silver medalists representing Germany — Elsa Hermann and Thomas Schulz!»

На льду появились немецкие фигуристы, и Таня вспомнила разговор Томаса и Евгения, который она подслушала на сборах в Кёльне. Это было так недавно, но сейчас кажется, будто с того момента прошла целая жизнь. В следующую секунду немцы переступили на ковровую дорожу и подошли к чемпионам. Евгений и Таня наклонились к серебряным призерам. Громов довольно улыбнулся, пожав руку Томасу, а затем приобнял его. Мужчины успели сказать что-то друг другу на немецком, но Таня сейчас была не в состоянии понять, что именно. Даже родной язык в этот момент она воспринимала с трудом через призму происходящего.

Эльза поцеловала Таню в щеку, и Алексеева крепко обняла её, будто обнимала свою подругу. На накрывших её эмоциях она была готова обнять, кажется, кого угодно. Даже Волченкову, которая готовилась выйти на лёд вместе со своим партнером, с которым они завоевали бронзу.

Татьяна наклонилась для того, чтобы официальный представитель международного союза конькобежцев надел ей золотую медаль. Ни с чем не сравнимое чувство. Совершенно незабываемый момент.

После она пожала руку немолодому мужчине в костюме, благодарно улыбнулась и выпрямилась, наблюдая, как медаль надевают на шею её партнеру.

Им вручили букеты, и Таня крепко сжала стянутые тканью стебли, чувствуя, что ей нужно куда-то деть руки, нужно куда-то выплеснуть все эмоции, всю эту энергию.

— Поздравляю, — нежным шепотом произнес Евгений, запуская одним словом мурашки по спине партнерши.

Алексеева приоткрыла губы, обернувшись к партнеру и желая поздравить его в ответ, но попросту не нашла слов. В голове абсолютная пустота. Нет мыслей. Есть только чувства и эмоции, пробирающие до кончиков пальцев.

Громов продолжал тепло улыбаться, любуясь тем, как остро Таня реагировала на всё происходящее, как захлебывалась в этом моменте, как ярко блестели её по-детски наивные глаза.

«Ladies and gentlemen please rise for the national anthem of the champions!»

Таня сделала глубокий, полный гордости вдох, слыша первые ноты гимна своей страны. Ей казалось, что если бы не стоящий за её спиной Евгений, придерживающий её за талию, она и вовсе не устояла бы на ногах.

***

21:00, подтрибунное помещение.

Сразу после церемонии награждения в коридоре Таню с Евгением обступила большая группа журналистов из разных стран, желая взять интервью на самом пике их эмоций.

— Татьяна! — громко обратился к ней корреспондент. — Это ваш первый чемпионат Европы и сразу же — золотая медаль! Расскажите, что вы сейчас чувствуете.

Таня сделала глубокий вдох, улыбаясь и стараясь собраться с мыслями, чтобы ответить. Она всё ещё чувствовала ладонь Евгения на своей талии, и это придавало ей уверенности и спокойствия.

— Я чувствую себя потрясающе, — произнесла она, сияющими от счастья глазами посмотрев на журналистов.

Громов улыбнулся, понимая, что его партнерша своей искренностью и эмоциональностью очаровала, кажется, всех корреспондентов. Даже тех, кто не понимал по-русски.

— Я абсолютно счастлива, — продолжила Таня, кивнув и обернувшись к Евгению. — И всё это благодаря моему самому лучшему партнеру.

— А ещё я хочу передать привет моей маме, — опомнилась Алексеева, повернувшись обратно к камере и снова заставляя умилиться всех журналистов. — Мамочка, я тебя очень люблю!

Она послала ей воздушный поцелуй, а затем обхватила ладонью медаль, висевшую на шее, приподнимая её.

— Скоро привезу тебе домой! — продолжая счастливо улыбаться, произнесла Таня.

***

21:30, отель.

После церемонии награждения чемпионы Европы ещё несколько долгих минут были в плену журналистов и даже не успели нормально переодеться. Из дворца их увез автобус, поэтому в отеле Таня появилась в своем белом платье, поверх которого была олимпийка с символикой страны, а вместо коньков на ногах уже были кроссовки. Громов также остался в том, в чем катался, накинув поверх черной рубашки олимпийку, такую же, как у Тани. Выглядели они, наверное, смешно, но никого из окружающих это не волновало, а у них самих просто не было сил думать о том, как нелепо смотрятся их наряды с подобными изменениями.

Татьяна и Евгений зашли в здание и сразу же на ресепшене их окружили товарищи по сборной, обнимая и поздравляя. Ксения, крепко обняв подругу, и вовсе оторвала её от пола.

— У меня монополия на подобные действия по отношению к Татьяне! — картинно возмутился Громов, буквально забирая из рук одиночницы свою партнершу, боясь, что Ксения на эмоциях может переломать ей ребра.

— Как ты сама? Как твой прокат? — с волнением спросила Алексеева, проведя ладонью по плечу подруги.

— Как будто были варианты! Первая после короткой! — гордо вздернув нос, ответила одиночница, после этой фразы оказавшаяся в объятиях счастливой Тани.

***

22:00.

— Господи, ну и день, — выдохнула Таня, вместе с Громовым направляясь к своим номерам.

Эмоции, нахлынувшие на неё пару часов назад и накрывшие с головой, начинали немного отступать на второй план, сменяясь опьяняющей усталостью. С каждой секундой и каждым шагом она начинала всё хуже ощущать своё тело. Оно становилось ватным и совсем не податливым.

Евгений, будто почувствовав это, подхватил её на руки, намереваясь доставить в номер именно таким способом. Его голова отключалась, заставляя забыть о том, что он решил для себя сегодня днем. Он убедил себя, что поговорит с ней завтра, а, может, и вовсе послезавтра… Но только не сегодня, когда она так счастлива. Он просто не имеет права портить такой волшебный вечер. И не имеет права им не воспользоваться и не насладиться происходящим. Завтра он уже не сможет этого сделать. Завтра он скажет, что всё, что успело произойти между ними — большая ошибка, совершенная на эмоциях.

Таня обняла его за шею, совсем не сопротивляясь такому порыву партнера.

— Я тебе ещё не надоела? — устало улыбнулась она, положив голову ему на плечо и прикрывая глаза.

Долгожданное спокойствие, расслабление и тепло. Если обычно нахождение в руках Громова обязывало её к исполнению элементов, то сейчас оно обязывало её разве что к получению удовольствия от этого.

— Ни капли, — честно ответил Евгений, ногой открывая дверь в номер партнерши и аккуратно заходя в него.

Таня ничего не ответила. С каждой секундой сил становилось всё меньше. Она расплачивалась за то, что её тело выдало на льду несколькими часами ранее, и теперь была не в состоянии даже что-либо ответить.

Женя бережно положил её на постель. Он видел, что она уже находится в полудреме и перестает понимать, что происходит. Громов и сам ощущал, как начинает слабеть. Как сила, которой обычно наполнено его тело, начинает будто стекать вниз, убегая через кончики пальцев, оставляя полное опустошение.

Он аккуратно приподнял голову Тани, снимая с её шеи медаль, а затем снял и свою, положив их рядом на небольшую прикроватную тумбочку.

Громов провел ладонью по волосам партнерши, вынимая из прически, которую она не успела распустить, белый цветок и положив его к завоеванным сегодня наградам, а затем бережно и медленно снял с её стоп кроссовки, понимая, как сильно нужен отдых её ногам.

Он снова окинул спящую Татьяну взглядом, грустно улыбнувшись, а затем направился к двери, собираясь уйти в свой номер.

Весь сегодняшний день Алексеева была рядом с Громовым. Во время тяжелейшего проката, во время сильнейшего эмоционального всплеска. Весь день она как никогда, за всё время их знакомства, нуждалась в ощущении его рядом с собой.

И сейчас, когда он начал отдаляться, она буквально своей кожей почувствовала это, с трудом приоткрывая глаза.

— Нет… — обессиленно прошептала она, не имея возможности говорить в полный голос. — Не уходи.

Её затуманенные изнемождением глаза снова закрылись. Громов медленно обернулся и понял, что не может сопротивляться. На это, как оказалось, сил требуется не меньше, чем на чистый прокат. Но сейчас у него их не было, а потому он, словно завороженный, подошел к постели и сел на неё, снимая кроссовки.

Евгений лег на бок рядом с лежащей на спине Таней и прикрыл глаза, понимая, что он совершает ошибку, идя на поводу у её просьбы. Но он понимал и то, что, даже без её слов, он совсем не хотел уходить.

Вся Европа в эти минуты чествовала новых чемпионов, называя их самой красивой парой и пророча большое будущее, уверенно предвещая им золото Олимпийских игр. Эксперты в фигурном катании поражались такому алмазу в лице Тани, который Федерация смогла отыскать в своих недрах, и который, безусловно, превращался в бриллиант в уверенных руках Громова.

Все социальные сети пели оды их двум таким разным программам, в которых была и страсть, и любовь. Болельщики восторженно обсуждали химию, которую разглядели между ними.

Химию, которой не суждено было существовать за пределами льда…

========== Каменное сердце ==========

15 января, 10:40.

Таня медленно открыла глаза. Она аккуратно согнула ноги в коленях, пытаясь вернуть себе ощущение собственного тела. Несколько минут она смотрела в потолок, боясь пошевелиться. В голове начинала восстанавливаться картина вчерашнего дня, но последним, что она помнила, была просьба о том, чтобы Женя не уходил. Сейчас Алексеевой было за это жутко стыдно. Она медленно повернула голову в бок и обнаружила, что лежит одна, а, значит, Громов не остался с ней. Это Таню не удивило, но всё же расстроило и лишний раз заставило пожалеть о том, что вчера она не смогла себя контролировать и попросила о подобном. Она даже не догадывалась о том, что Евгений проспал рядом с ней несколько часов и ушел в свой номер только рано утром.

Таня медленно села, и её взгляд зацепился за медали, лежащие на прикроватной тумбочке. Только сейчас к ней приходило осознание того, что свершилось. Вчера были лишь невероятные, захлестывающие эмоции. Сегодня же она начинала действительно осознавать свой новый статус. Она взяла завоеванные награды в ладони, сжимая их. Казалось бы, два круглых куска металла. Ничего особенного. Но этот холодный металл обжигал кожу Тани, согревая её душу. У них получилось. У неё получилось.

***

Таня долго приводила себя в порядок после вчерашнего. Около часа ей пришлось потратить только на свои длинные волосы, которые было необходимо кропотливо расчесать и промыть от лака, которым была обработана её прическа. Надев джинсы и черную футболку, а затем накинув олимпийку, Татьяна собралась пойти на обед, но, положив ладонь на ручку двери, замерла. Она сама только несколько часов назад с трудом приняла то, что произошло. А то, как принял это весь остальной мир, оставалось для Тани загадкой, которая очень пугала.

Глубоко вдохнув, она открыла дверь и шагнула в коридор, в котором её ждал неожиданный сюрприз. У стены напротив её номера лежали несколько букетов и большой прозрачный пакет, доверху набитый игрушками, сладостями и другими мелочами, которые Таня не могла рассмотреть. К пакету был привязан листок с подписью:

«To Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov from fans».

Таня улыбнулась, понимая, что это то, что было собрано со льда после их проката. Ни разу в жизни она не получала столько подарков от болельщиков, да в принципе не была уверена в том, что они у неё были. И то, что она увидела, было достаточно красноречивым доказательством того, что мир принял её на ура и был абсолютно ею очарован.

Таня спустилась в столовую, понимая, что ей, скорее всего, придется обедать в одиночестве. Громов, судя по всему, ещё спал, да и встречаться с ним отчего-то не хотелось. Его партнерше было стыдно за вчерашнее, и она не знала, как будет смотреть ему в глаза. В столовой она встретила нескольких фигуристов из разных стран и ещё раз приняла от них поздравления.

Через несколько минут, когда Таня, сидевшая в одиночестве, уже почти доела салат, в столовой появилась Ксения, намеревавшаяся пообедать после тренировки. Глядя на то, как устало выглядела подруга, Алексеева обрадовалась, что для них с Женей чемпионат, а точнее его соревновательная часть, был уже окончен.

— Моя чемпионка! — воскликнула Ксюша, ускоряя шаг и садясь напротив подруги. — Как ты? Как спалось в новом статусе?

— Убийственно, — призналась Таня, грустно улыбнувшись. — Уснула даже не успев переодеться.

— Моя крошка! — засмеялась Ксения, обхватив ладони подруги своими. — Ты не имеешь права грустить! Ты даже не представляешь, какой резонанс вызвала ваша победа во всем мире!

Таня с волнением вздохнула. Её телефон всё ещё был у Громова, но даже если бы он был у неё, вряд ли она бы осмелилась почитать всё, что о них написали.

— Этот изверг не вернул тебе телефон? — догадалась одиночница и получила в ответ безмолвный кивок. — Ну и пошел он далеко и надолго, — проворчала Ксения, доставая из кармана спортивных брюк свой телефон, быстро что-то в нём находя.

Алексеева понимала, что подруга сейчас в красках расскажет и покажет всё, что было связано с их парой.

— Вот это моё самое любимое! — воскликнула Ксюша, развернув экран к Тане.

«Просто найдите себе кого-нибудь, кто будет заботиться о вас так же, как Евгений Громов заботится о своей партнерше Татьяне Алексеевой…»

К этой подписи было прикреплено фото, на котором Таня плакала в объятиях тренера после падения в конце короткой программы, а Женя, опустившийся на корточки, приподнял ногу партнерши, согнув её в колене и надевая на лезвие конька чехлы.

— Это даже не паблик про фигурное катание, представляешь! — восторженно произнесла одиночница. — В вас влюбились все!

— О боже, — только и смогла выдохнуть Таня, прикрывая глаза на несколько секунд.

— Такими темпами о вас скоро фанфик напишут, — засмеялась Ксения.

— Что напишут? — нахмурилась Алексеева, открывая глаза и непонимающе смотря на подругу.

— Ладно, — отмахнулась она. — Лучше тебе и не знать. Пока что.

Ксения протянула подруге свой телефон, чтобы она полистала ленту в социальных сетях, а сама направилась за едой, будучи ужасно голодной после тренировки. Таня понимала, что их официальная группа, разумеется, была полностью заполнена материалами про них, а потому решила не заходить туда и поискать новости по хэштегу #АлексееваГромов.

И действительно. Поток новостей и фотографий по этому запросу был бесконечным.

«Законно ли быть такими горячими?»

«Я не могу оторвать от них глаз! Пара — способная растопить весь лёд и моё сердце!»

«Потрясающе красивая партнерша для потрясающе красивого партнера! Ради них снова начинаю смотреть фигурное катание!»

Таня листала фотографии и нашла среди них особенно «удачную». Ту, на которой был запечатлен момент, когда Громов, перед выходом на лёд для короткой программы, шлепнул её по ягодице.

— Ну это вообще… — начала возмущаться Алексеева, не отрывая глаз от телефона и почувствовав, что к её столу вернулась Ксения.

— Да, — неожиданно раздался голос Громова, стоящего рядом. — Из всех фотографий эта мне тоже нравится больше всего.

Несколько секунд Женя с улыбкой наблюдал за Таней, которая выглядела так испуганно, будто он застал её за просмотром порнографии.

— Когда-нибудь прекратишь подкрадываться? — недовольно произнесла она, выключив экран телефона.

— А я вовсе не подкрадывался, — невинно пожал плечами Евгений, заняв место напротив партнерши. — Просто ты была очень увлечена нашими фотографиями и, судя по румянцу на твоих щеках, они тебе нравятся.

— Румянец от того, что я не привыкла к такой… — Таня поджала губы, переводя взгляд с партнера на стол, пытаясь подобрать подходящее слово.

— Славе? Публичности? — Евгения такая смущенность в очередной раз подкупала, и он смотрел на Таню с неприкрытой улыбкой. — Привыкай. Дальше будет ещё больше.

— Привет чемпионам! — Ксения вернулась к столу, держа в руках поднос и собираясь сесть рядом с Таней, но Громов забрал у неё из рук всё, что она принесла, и поставил перед собой.

— Я не очень люблю греческий салат, но всё равно спасибо, — кивнул он, очаровательно улыбаясь, наблюдая как округляются глаза Ксюши от такой наглости.

После небольшой словесной перепалки, в которой победу одержал Евгений, одиночнице пришлось идти обратно к линии раздачи, и это обрадовало Громова, который хотел побыть с Таней наедине.

— Не хочешь прогуляться после обеда? Льда сегодня нам не дадут, он весь расписан по минутам, так что у нас будет полноценный выходной, — улыбнулся он, принимаясь за салат. — Хороший повод посмотреть Вену и придумать хотя бы основную идею и музыку для показательного номера, который будем катать уже послезавтра.

— Показательный номер… — страдальчески вздохнула Таня, заставляя Евгения поднять на неё глаза и усмехнуться.

— Лёгкой жизни захотелось? Это не про нас.

Алексеева кивнула, отмечая, что Громов сегодня как-то подозрительно разговорчив. Ей же наоборот не хотелось говорить ни о чем и ни с кем. После вчерашнего хотелось побыть в тишине и одиночестве, чтобы набраться сил, но отказать Евгению она не могла, тем более неизвестно, когда им в следующий раз выпадет возможность прогуляться по столице Австрии.

— Пойду собираться на прогулку, — сообщила Таня, вставая из-за стола.

***

Вена, Старый Город, 16:00.

— Это слишком красиво! — восторженно произнесла Татьяна, стоя на одной из центральных площадей города с запрокинутой головой. Она не могла налюбоваться архитектурой собора Святого Стефана, стараясь подробно разглядеть каждую скульптуру на его фасаде.

— Да, красиво, — сдержано ответил Евгений, а затем отошел к небольшому киоску, располагавшемуся на площади. Он заметил газету, на главном развороте которой была их с Таней фотография, когда они, стоя на пьедестале, вдохновенно смотрели друг на друга, счастливо улыбаясь.

Громов захотел купить это издание. Продавщица отстраненно кивнула, но затем, взглянув на фото, а потом на мужчину, стоящего перед ней, оторопела на несколько секунд и отдала ему газету бесплатно, поздравив с победой.

— Смотри, что у меня есть, — торжественно сообщил Евгений, вернувшись к партнерше и протягивая ей газету.

— Новые чемпионы Старого Света, — вслух перевела заголовок Татьяна, взяв бумажное издание в руки, пристально рассматривая их фотографию. — Невероятно…

Следующий час фигуристы провели в небольшом кафе. Татьяна мучила своего партнера расспросами о странах, в которых ему довелось побывать, но в один момент Громов резко сменил тему, понимая, что больше тянуть с этим разговором нельзя.

— Таня, — строго обратился к ней он, чуть нахмурив брови. — Нам нужно…

— Поговорить, — кивнула она, закончив за него фразу и изменившись в лице. Улыбка с её губ пропала. Она понимала, что рано или поздно им придется обсудить то, что между ними произошло, и у Тани было плохое предчувствие по этому поводу.

Серо-голубые глаза Громова приобрели ещё более холодный оттенок, и Алексеева осознала, что интуиция её не обманула.

— То, что произошло в раздевалке, — начал он, но Таня не дала ему договорить — лучше она скажет это сама, чем услышит из его уст.

— Это ошибка, — кивнула она, заставляя Громова сильнее нахмуриться. — И всё это было только из-за эмоций.

Оружие, которым он собирался воспользоваться, отрикошетило в него самого.

Несколько секунд Таня выжидающе смотрела на партнера, который был в некоторой растерянности. Алексеевой показалось, что она видит его таким впервые. Громов перевел взгляд за окно, посмотрев на серое небо Вены, которое слишком соответствовало атмосфере, что сейчас царила между ним и Таней.

— Понимаешь, — вздохнул Евгений, переводя взгляд на партнершу, — я зарекся встречаться с фигуристками.

Алексеева внезапно поняла, что ей этот разговор не причиняет никакой боли. Она понимала, что очень глупо было надеяться на какие-либо внерабочие отношения с Громовым. Она понимала и то, что от большой физической нагрузки у мужчин повышается уровень тестостерона. И она просто попалась ему под руку.

— Я тоже от подобного зареклась. Не только у тебя был такой опыт, — задумчиво ответила Татьяна, с некоторой долей удовольствия наблюдая за тем, как холод в глазах партнера сменился сначала непониманием, а затем злостью.

До него дошло.

— Стас? — стараясь максимально сдержать свои эмоции, спросил Громов.

— Да, — невозмутимо отвечала Таня. Ей подобные разговоры были не впервой. С её бывшим партнером она такое уже проходила. Только тогда было даже хуже, учитывая то, что больно ей было ещё и физически после полученной травмы.

Громов шумно втянул носом воздух, переведя взгляд на стол и умоляя себя не сорваться.

— Ты не говорила о том, что вы были… близки, — наконец произнес он.

— Ну, а я о твоих отношениях с Леной узнала и вовсе не от тебя, — пожала плечами Таня, пытаясь улыбнуться, но её губы подрагивали от волнения. Кажется, этот разговор всё же был болезненным, и в глубине души она по-девичьи на что-то надеялась.

— Таня, пойми, — продолжил Громов, с трудом заставляя себя смотреть при этом разговоре в глаза партнерши. — Сейчас нам обоим навредят отношения. Мы должны работать, а не…

— Это всё? — резко оборвала его Алексеева.

Евгений замолчал, несколько шокировано смотря на партнершу. Утром он долго обдумывал все аргументы, которые приведет ей для того, чтобы спокойно всё обсудить и причинить как можно меньше боли им обоим, но Таню его аргументы, кажется, совсем не интересовали.

— Я тебя услышала, — с раздражением продолжила Таня, желая скорее вернуться в номер и остаться наедине с собой. — Давай не будем тратить время, ладно?

Алексеева собралась встать из-за стола, но Громов попросил её остаться.

— Я не хотел тебя обидеть, — виновато произнес он. — Я хотел бы, чтобы мы были друзьями.

Таня грустно усмехнулась, скрестив руки под грудью. Сейчас, когда Алексеева наконец начала эмоционально реагировать на фразы Громова, он понимал, что задел её.

— Какие из нас друзья, Женя? — не сдержалась она, задав этот вопрос так громко, что на них обернулась сидящая за соседним столом немолодая пара. — Я почти ничего о тебе не знаю! И я уверена, что на мои вопросы ты отвечать не станешь!

Громов повернул голову в сторону, недовольно посмотрев на людей, призывая их отвернуться, а затем снова перевел взгляд на партнершу. Она злилась. И даже злилась она очаровательно и по-детски.

— Друзья не узнают друг о друге всё сразу, — попытался улыбнуться Евгений, но у него не вышло ничего, кроме кривой ухмылки. — Они узнают постепенно.

— Месяц прошел, Женя! — всплеснула руками Таня, снова порываясь встать из-за стола и ненавидя себя за то, что сорвалась и показала Громову, что он своим разговором причинил ей боль. Ей было жизненно необходимо оказаться в своем номере. Одной.

— У меня некоторые… проблемы с доверием, — начал он, опустив взгляд и пытаясь объясниться. — Однажды я уже…

Было видно, что эти слова давались ему с трудом. Голос его, обычно бархатный и громкий, стал тихим и хриплым. Евгений как будто перешагивал через себя.

Но Таня его уже не слышала. Она надевала пальто, с трудом попадая в рукава дрожащими от злости руками. После она торопливо двинулась к выходу, но Громов поймал её за локоть.

— Мы не поговорили, — агрессивно констатировал он, смотря в блестящие глаза Тани. — Ты сама не хочешь меня услышать!

— Ты думал, что я вечно буду смотреть тебе в рот, ожидая откровений? — язвительно спросила она, резко вырывая руку и выходя из кафе, судорожно пытаясь вспомнить, как они сюда добрались, и как ей вернуться обратно в отель.

***

22:00

Остаток этого дня Таня провела в своем номере, с ненавистью просматривая новостные ленты социальных сетей. Несколько раз она порывалась посмотреть их с Женей прокаты, но в последний момент закрывала видеозаписи. Перед сном она решила послушать музыку и наткнулась на композицию, которая вполне могла бы стать песней для их показательного номера. Таня торопливо набрала Громову сообщение.

«Megaherz — Herz Aus Stein.»

Ответ не заставил себя долго ждать, так как Евгений всё ещё бодрствовал, лежа на кровати и пересматривая их с Таней прокат короткой программы, желая отыскать там ошибки.

«Сердце из камня? Ты на что-то пытаешься намекнуть?»

Алексеева грустно улыбнулась, быстро набирая ответ. Понимая, как, наверное, глупо переписываться с человеком, который находится буквально за стеной.

«Я не намекаю. Я открыто заявляю.»

Такой ответ мужчину задел. Он надеялся, что хотя бы Таня не будет подобного мнения о нем.

«Значит, будет тебе сердце из камня. Встречаемся завтра на льду в 9:30.»

***

Татьяне раньше никогда не доводилось исполнять показательный номер, в котором фигуристам дозволялось делать на льду всё, что им хотелось. И сейчас, когда они ставили его себе с Женей самостоятельно, Таня получала настоящее удовольствие от их полета фантазии. На время тренировки они даже забыли обо всем, что произошло вчера.

— Вот сюда прямо просится эффектная поддержка! — всплеснула свободной рукой Алексеева, в другой держа телефон и включая песню на определенной минуте. — Послушай! Такой мощный момент!

Громов задумчиво скрестил руки на груди, вслушиваясь в музыку. Ещё вчера, прослушав предложенную партнершей песню, он понимал, что доля истины в тексте прослеживалась, и Таня прислала её не просто так.

— Не хочу, чтобы это было лассо, слишком избито, — поморщил нос Евгений, размышляя, что можно придумать. — А, кстати, может, добавим после раскрута за одну руку совместное вращение?

Таня закусила нижнюю губу, пытаясь представить, какой переход можно сделать из первого элемента во второй. Она посмотрела на партнера, ожидая услышать ещё какую-нибудь идею, но увидела, как сосредоточенно он смотрит на её губы. Это напомнило обо всем, что успело между ними случиться, и вернуло плохое настроение.

— Не будет совместного вращения, — резко произнесла она, видя, как в глаза Громова возвращается осознание происходящего. — Будет параллельное.

— Почему? Параллельное сложнее совместного, — напомнил очевидное для них обоих Евгений. — Может, не будем рисковать на показательном? Оставим совместное?

Таня вздохнула, понимая, как много иронии в том, что озвучил Громов. Находиться параллельно человеку, который тебе нравится, действительно сложнее, чем быть с ним предельно близко, соприкасаясь телами.

— Мы оставляем параллельное, — строго произнесла Татьяна, удивляя подобной безапелляционной интонацией Громова. — И добавим выброс.

— Не сходи с ума, — отрицательно качнул головой Евгений, начиная заводиться. — Зачем такой риск? Ради чего? Чтобы травмироваться, не доехав до Олимпийских Игр?

— Я всегда справляюсь с выбросом, — повысила голос Алексеева. — И я хочу вставить его в номер. Или тут только твои пожелания учитываются?

— Выключи эмоции, Таня! — зарычал Громов.

— Один тут уже выключил! — продолжала говорить на повышенных тонах она, отвернувшись от Евгения и подъезжая к выходу со льда. — Да так хорошо выключил, что до сих пор включить боится!

Громов в два резких толчка догнал Таню, а затем схватил за талию, насильно увозя в центр площадки, аргументируя тем, что они ещё не закончили.

***

— Нам нужно пересмотреть выход из финальной поддержки, — серьезно начала Алексеева в последние минуты их тренировки.

— Почему? — не понимал Громов, часто дыша после прогона всего номера.

— Потому что ты держишь меня прямо под ягодицами, — пожала плечами Таня, мысленно радуясь тому, что она нашла прекрасную болевую точку, на которую будет давить Евгению ещё очень и очень долго.

Он хотел быть друзьями? Пожалуйста.

— И что? — искренне не понимал Громов, считая этот хват самым безопасным при той поддержке, о которой шла речь.

— Ну-у, — протянула Алексеева, изображая из себя дурочку, — Разве друзья позволяют такое друг другу?

Громов запрокинул голову, обильно выругавшись матом, а затем наклонился к Тане, обхватив её лицо ладонями. Его злило подобное поведение Алексеевой, совсем не свойственное ей ранее.

— Партнеры позволяют, — грубо пояснил он, сильнее сжимая голову девушки, заставляя её зажмуриться от боли. — Не ожидал, что ты способна вести себя так отвратительно.

— Это говорит человек, который постоянно повышал на меня голос на тренировках, — простонала Таня с закрытыми глазами, положив ладони на запястья Громова, пытаясь высвободиться из тисков его сильных рук.

— Я на тренировках имею право делать с тобой всё, что посчитаю нужным! — угрожающе ответил Евгений, убирая свои ладони.

Весь оставшийся день Татьяна с Евгением не разговаривали. Они случайно встретились в ледовом дворце во время произвольной программы женщин. Громов даже занял место рядом с ней, но, опять же, не произнес ни слова. Татьяна была удивлена тем, что партнер снизошел до того, чтобы прийти поболеть за Ксюшу, которая впоследствии завоевала золотую медаль.

***

Соревновательная часть чемпионата Европы была окончена для всех фигуристов. Победители и призеры во всех видах были определены. Спортсменам разрешили расслабиться перед завтрашними показательными выступлениями, и большинство из них с удовольствием воспользовалось возможностью провести время в небольшом спа-комплексе при отеле.

— В первый день Бог создал землю, а во второй — Громова, — мечтательно вздохнула одна из российских фигуристок, наблюдая за Евгением, поднимающимся из бассейна.

— А в третий он создал Таню, — резко оборвала её Ксения, устроившись на соседнем шезлонге. — Так что подбери слюни, Вика, тебе ничего не светит.

Фигуристка, выступающая в танцах на льду, недовольно посмотрела на одиночницу, с трудом заставляя себя отвести взгляд от совершенного тела Громова, по которому слишком соблазнительно стекали капли воды.

— Ну и где твоя Таня, когда тут такой мужчина пропадает?

— Таня отдыхает. Она устала и решила лечь спать, — с толикой грусти ответила Ксения, наблюдая за тем, как Евгений вставляет в уши наушники, откидываясь на спинку шезлонга. Одиночница уже отвыкла видеть его без своей подруги рядом и чувствовала, что между ними что-то произошло.

***

На утреннем прогоне показательного номера Татьяна и Евгений обсуждали только рабочие моменты. Несколько раз Таня пыталась снова вывести партнера на эмоции, картинно возмущаясь и недовольно цокая языком каждый раз, когда руки Громова оказывались на внутренней стороне её бедер, ягодицах или тазовых костях. И если первые замечания Евгений пропускал мимо ушей, то ближе к концу тренировки начинал много и раздраженно материться почти на пустом месте. И это не могло не радовать Таню, которая до последнего старалась сохранять невинное выражение лица.

Он хотел дружбы? Она готова дать её сполна. Вот только Таня не осознавала, что это не дружба, а форменное издевательство над ними обоими. И не понимала, что ведет себя так как раз потому, что сама, пусть и неосознанно, но желала с Громовым совсем не дружбы почти с самой первой их тренировки.

Сейчас, стоя возле выхода на лёд, Таня нервничала. Она никогда не катала программу с приглушенным светом. И выходить на лёд, на котором было темно, немного пугало. Она инстинктивно потянулась к ладони Громова, желая по уже сложившейся партнерской привычке взять его за руку, но резко одернула себя.

Когда объявили их имена, они выехали в центр льда не держась за руки.

Времени придумывать что-то новое с костюмами у них не было, а потому они снова были в том, в чем катали произвольную программу. Евгений весь в черном, Таня — вся в белом. И в целом тема их показательного номера перекликалась с темой произвольной программы.

Громов сделал глубокий вдох, оставаясь в центре льда, а Таня развернулась лицом к нему и положила ладонь на его грудь в район сердца, и только сейчас поняла, как сильно они уже во второй раз педалируют тему его бессердечности. Любого другого человека это, возможно, задело бы, и ей стало интересно, задевает ли это хоть сколько-нибудь Евгения.

Megaherz — Herz Aus Stein

Первые секунды они стояли не двигаясь. Таня смотрела в холодные и злые глаза Громова. Она понимала, что раздражала его последние два дня, и была удивлена, как легко он велся на это, но Евгений ничего не мог с собой поделать. Он потрясающе контролировал своё тело, а вот с эмоциями и чувствами, судя по всему, нужно было ещё поработать. Его поражало то, как легко Таня могла вывести его из себя, учитывая то, что он больше десяти лет в сборной и повидал сотни ситуаций, в которых смог сохранить ледяное спокойствие. Но сейчас, стоило только Тане произнести слово «друг» или «дружба», и Громов вспыхивал в ту же секунду.

Здесь было пламя,

Но теперь оно потухло.

Слишком много слез,

Слишком мало аплодисментов.

Громов резко схватил запястье Тани, агрессивно откидывая от себя её руку, а затем они начали быстрое скольжение в разные концы льда, рисуя на нем восьмерку. Евгению нравилась эта песня, предложенная партнершей. Нравился сумасшедший темп, к которому она обязывала, нравился текст, нравилась сама музыка. Он давно хотел прокат под что-то подобное. Он не желал изображать страсть или очередную драму, которых лёд повидал предостаточно. Он просто хотел выплеснуть эмоции. Под эту песню он мог быть самим собой. Резким, холодным и, возможно, действительно с сердцем из камня.

Здесь остался еще

Липкий влажный пепел.

А там, где была надежда,

Больше нет ничего.

Женя и Таня предельно сблизились, но проехали мимо друг друга, ощутив ветер от большой скорости.

Когда я смотрю в зеркало,

Мне становится плохо,

Потому что мое лицо

Такое жесткое и такое холодное.

Громов быстро догнал Таню. Когда он поравнялся с ней, они начали заход на тройной тулуп. Фигуристы крайне редко исполняют прыжки в показательных номерах, но Алексеева горячо желала доказать всем и, в первую очередь, самой себе, что она способна прыгать не хуже партнера, и Евгений был вынужден согласиться на такой риск.

Они чисто выполнили прыжок, усложнив его тем, что подняли одну руку вверх, другую прижав к груди. Громову нравилось осознавать то, что Таня была готова экспериментировать и рисковать, но в некоторые моменты он все же хотел уберечь ее от неоправданного риска. Вот только получалось далеко не всегда.

Я хотел побеждать,

Хотел быть значимым.

Хотел освободиться,

Но сейчас я стою здесь

В одиночестве.

Они зашли на параллельные вращения, о которых так просила его Таня. Предельно близко. Предельно быстро. Предельно опасно. Адреналин закипал в венах у них обоих.

У меня каменное сердце,

Огромное каменное сердце.

Из него ничего не выходит

И в него ничего не входит.

— Может, всё-таки подкрутка? — быстро и с надеждой спросил у Тани Громов, прижимая её спиной к своей груди и выполняя заход на выброс, о котором она просила.

— Нет! — решительно произнесла она, положив ладони на запястья Евгения.

Но её «нет» только больше раззадоривало Громова. Он сделал так, как сам считал нужным, и вместо выброса выполнил подкрутку, подкидывая её в воздух над собой, а затем поймав за талию. Как только Громов поставил Таню на лёд, та сильно оттолкнулась от его груди, злясь на то, что он не прислушался к её пожеланию.

Я был чрезмерным,

Но я выжил,

Когда в последний раз

Трепетал перед своей страстью.

— Разве друзья так поступают? — прошептала она, резко оказавшись за спиной Евгения.

И от этого «друзья» у Громова снесло все оставшиеся тормоза. Он обернулся, схватив её за талию, быстро и нервозно начиная выполнять заход на такой желанный Таней выброс. Он резко развернулся, выбрасывая партнершу намного выше обычного, краем сознания понимая, что с такой высотой она может не справиться, но злость горела в нём как никогда сильно, выжигая здравый смысл.

Напряженный и высокомерный,

Я сам бежал от нее.

Я не верю в это.

Таню выкинуло из круга во время выполнения трех оборотов, но борьбу с собственным телом она выиграла, приземлившись на две ноги. Не на одну, как того требуют правила, но сейчас, во время показательного выступления, это было неважно.

Громов с облегчением выдохнул, но в полумраке, заметив блестящие глаза партнерши, понял, что она, в момент своего полета, уже успела себя похоронить.

Я хотел побеждать,

Хотел быть значимым.

Но сейчас я стою здесь

В одиночестве.

Они снова разъехались в разные стороны, но затем с большой скоростью направились к центру, резко тормозя ребром конька и слыша громкий скрежет льда, верхний слой которого от такого торможения эффектно разлетался в стороны.

У меня каменное сердце,

Не о чем жалеть

И нечего прощать.

Евгений и Татьяна встали спинами друг к другу, а затем согнули одну руку в локте, закрывая лицо тыльной стороной ладони.

Показательный номер был окончен. Так же, как и Чемпионат Европы. Следующая соревновательная остановка — Олимпийские игры.

***

18 января, рейс Вена — Москва, 11:40.

В самолете Таня заняла место рядом с Ксюшей, оставив Громова наедине с музыкой в телефоне. Одиночница, видя подавленное настроение подруги, пыталась всячески разговорить её. В ход снова шел пересказ восторженных комментариев из социальных сетей. Ксения не догадывалась, что этим делает подруге только больнее.

— Громов тебя что, покусал? — одиночница раздраженно стукнула ладонями по подлокотникам кресла.

— Покусал, — задумчиво ответила его партнерша, вспоминая то, что произошло между ними в раздевалке.

— Таня! — разозлилась Ксения. — Разве в таком настроении чемпионы должны возвращаться на родину? Разве в таком настроении нужно отправляться на торжественный прием?

Алексеева нахмурила брови, наконец, переведя взгляд на подругу.

— Какой прием? — не поняла она.

— Федерация всегда приглашает нас на прием после международных соревнований, — кивнула Ксения. — Так что придется тебе потерпеть меня ещё немного.

Татьяна как можно более искренне улыбнулась, пытаясь показать, что вовсе не устала от подруги. На самом же деле она чувствовала, что устала от всех и вся. Особенно от своего отвратительного поведения по отношению к Громову.

***

Шереметьево, 13:30.

Сборная России по фигурному катанию вернулась на родину. Спортсмены вышли в большой зал аэропорта, наполненный болельщиками и журналистами. Таня от такого количества людей несколько растерялась, но, ощутив на своем плече руку Громова, стала заметно увереннее.

— Наслаждайся, — тихо произнес Евгений, а затем улыбнулся и отпустил Таню, отходя от неё, чтобы оставить автограф на коньках юной болельщицы.

***

Федерация фигурного катания на коньках России, 17:20.

Перед тем, как отправиться на прием, у Тани и Жени было буквально два часа, чтобы привести себя в порядок после перелета. Когда к ним на эти два часа напросилась ещё и Ксения, не располагавшая в Москве жильем, то Громов понимал, что едва ли ему светит принять душ. В собственной-то квартире. Он отнекивался от одиночницы, как мог, но Татьяна вновь надавила на партнера со своими «дружескими» аргументами.

Поэтому сейчас, сидя вместе с коллегами по сборной и ключевыми спортивными функционерами за большим овальным столом, Громов мечтал, чтобы этот прием закончился как можно скорее. Ему не терпелось наконец нормально принять душ и немного отдохнуть.

В отличие от партнера, Татьяна, для которой такой прием был первым, ловила каждое слово официальных лиц. Она внимательно слушала представителей Федерации и улыбалась, когда речь заходила об успехе их с Женей пары. Она успевала ещё и внимательно рассматривать красивый и дорогой интерьер большого зала, цепляясь взглядом за детали в виде ваз с цветами или богатых, тяжелых штор.

Несколько раз Таня ловила на себе взгляды светловолосого мужчины, сидевшего напротив неё. Выглядел он примерно на тридцать. Судя по костюму и значку с эмблемой Министерства Спорта на его воротнике пиджака, он, скорее всего, был не действующим спортсменом, а представителем Федерации.

После окончания официальной части этот мужчина подозвал к себе Таню и её партнера.

— Здравствуйте, Татьяна, — с улыбкой обратился он. — Рад познакомиться с вами лично. Я — член исполкома Федерации по Ленинградской области, Арсений Мельников.

— Очень приятно, — кивнула Алексеева, наблюдая, как Громов демонстративно не пожал руку её новому знакомому.

— Мне жаль, что придется испортить вам такой хороший вечер, но кто-то должен это сообщить…

— Ты можешь испортить любой вечер одним своим присутствием, Сеня, — мрачно произнес Громов, желая скорее отправиться домой.

Татьяна бросила на него косой взгляд, удивляясь тому, как её партнер вел себя при общении с представителем Федерации. Похоже, они были близко знакомы.

— Вы оштрафованы. Сейчас решается вопрос о том, какая сумма будет вычтена из ваших призовых, — строго произнес Арсений, пропустив фразу Громова мимо ушей.

— Что? — не поняла Таня, ошарашенно приподнимая брови. Она рассчитывала на полученные призовые деньги снять хорошее жилье и съехать от своего новоиспеченного друга. Она красноречиво посмотрела на Евгения, призывая его что-то возразить, но тот смиренно молчал.

Громов знал, за что их оштрафовали. Он осознанно нарушил правила на чемпионате Европы и понимал, что им будет за это грозить.

— Женя? — громко обратилась к нему Татьяна, вызывая ядовитую ухмылку на лице Арсения.

— Она, стало быть, не в курсе? — догадался чиновник, пристально смотря на Евгения.

— Женя, что произошло? — злилась Таня, которую такое молчание Громова пугало.

— Вы нарушили протокол международного союза конькобежцев, — пояснил за него Арсений. — По нему вы должны были присутствовать на двух пресс-конференциях после короткой и произвольной программы. Но вы не явились.

Алексеева ошарашенно приоткрыла рот, смотря на абсолютно невозмутимого Евгения и ожидая от него объяснений. Сейчас, вспоминая свой опыт просмотров чемпионатов Европы по телевизору, она припоминала, что призеры по итогам короткой и произвольной программы всегда проводили пресс-конференции. Но ни после короткой, ни после произвольной Громов ни слова не сказал о встрече с журналистами. Он не мог этого не знать.

— Но почему ты… — растерянно попыталась задать вопрос Таня, с трудом подбирая слова после такой новости. — Почему мы не пошли?

— Принеси мне бокал шампанского, пожалуйста, — улыбнулся Евгений, поставив этой фразой партнершу в тупик.

Несколько секунд она безмолвно смотрела на него, как на умалишенного.

— Пожалуйста, — снова повторил Громов, убедительно посмотрев в глаза партнерше, умоляя её оставить его с Арсением наедине.

По искрящему злостью взгляду Тани, Евгений понимал, что после приема, когда они останутся наедине, ему несдобровать. Однако Таня всё же развернулась, оставляя партнера с представителем федерации, и направилась к небольшому столику с бокалами шампанского, громко постукивая каблуками сапог от испытываемого недовольства.

— Хороша, — вздохнул Арсений, провожая её взглядом.

— Даже не думай, — угрожающе произнес Громов, вынуждая собеседника оторваться от Тани и посмотреть на него.

— Значит, между вами действительно что-то есть? А она знает, благодаря кому ты здесь?

— Между нами, кроме льда, ничего нет, — сухо произнес Евгений, бросив короткий взгляд на партнершу, которая эмоционально беседовала о чем-то с Ксенией. Судя по всему, она уже начала жаловаться ей на то, что сделал Громов. — А здесь я благодаря своим ногам.

Арсений шумно усмехнулся, расстегнув пуговицу на пиджаке.

— Может, объяснишь, почему вы не явились на обе пресс-конференции?

— После короткой программы Таня была разбита, — сглотнул Евгений, вспоминая то, что произошло между ними в раздевалке. — Я боялся, что неудобные вопросы журналистов добьют её окончательно.

— Какая забота! — с насмешкой отметил Арсений.

— Федерации была важнее пресс-конференция или победа на Чемпионате? — начинал злиться от этого разговора Громов.

— Не много ли ты на себя берешь, пытаясь решить, что для Федерации важно? — самодовольно спросил его собеседник.

— Приходится работать и в этом направлении, раз вы сами не справляетесь, — кивнул Евгений, собираясь закончить их разговор и подойти к Тане, но Арсений схватил его за руку, не давая уйти и заставляя снова повернуться к нему лицом.

— А ты не зазнался, Громов? — презрительно поинтересовался у него представитель Федерации. — Забыл, из какого дерьма я тебя вытащил?

Арсений, в отличие от Евгения, видел, что Таня была от них уже в считанных шагах и ему хотелось, чтобы она услышала их разговор.

— Да? Может, мне тебя ещё и ублажить теперь орально? — оскалился фигурист, не терпевший подобных разговоров. — Вы больше свою контору прикрывали, в которой всё и без меня нечисто.

— Выбирай слова, иначе всю оставшуюся жизнь тебя даже в прокат коньков не возьмут работать, — пригрозил чиновник.

— А ты за всю оставшуюся жизнь так ничего более выдающегося, судя по всему, не сделаешь, — дернул плечом Громов, призывая собеседника убрать от него свою руку. — И в таком случае мне придется заказать тебе надгробную плиту с надписью «Арсений Мельников — человек, вытащивший Евгения Громова из дерьма».

— Мне пока рановато думать о надгробной плите, — довольно улыбнулся Арсений, замечая, что Таня стояла буквально за спиной Громова. — А вот тебе, похоже, самое то.

Евгений медленно обернулся. По лицу Тани, державшей два бокала шампанского в руках, он понимал, что она слышала последние фразы их беседы и была явно этим озадачена.

— Поехали домой, — обратился к ней Евгений.

— Татьяна, — произнес Арсений, заботливо забрав у неё из рук бокалы, — вы ведь только с чемпионата. Вы, наверное, голодны? У нас в этот раз, к сожалению, фуршета нет.

— Ничего страш… — машинально отвечала Алексеева, смотря на Громова и в красках представляя разнос, который она устроит ему по поводу призовых и того, что она услышала, но затем, когда до неё дошел посыл представителя Федерации, резко изменила то, что хотела сказать. — Да, я ужасно голодна.

Она посмотрела на Арсения, стеснительно улыбаясь. Громов сильно сжал зубы, отчего его скулы стали острее.

— Закажем еду домой, идем, — Евгений положил ладонь на её запястье, потянув на себя, но Таня свою руку вырвала, продолжая смотреть на Мельникова, которого данная ситуация веселила. Ему нравились любые ситуации, заставлявшие Громова вспомнить, что он всего лишь человек, а не Бог, которым его мнили болельщики и эксперты.

— Мне кажется, — задумчиво начал он, — Татьяна хотела бы поужинать со мной в ресторане.

Алексеева с вызовом посмотрела на партнера. В холодных серо-голубых глазах явственно читалось «только попробуй».

И она попробовала.

— Да, с удовольствием, — она повернула голову к Арсению, которого такой ответ несказанно обрадовал. — Только попрощаюсь с подругой.

Таня, вызывающе вильнув бедрами, направилась к Ксюше. Громов пытался сдержаться. Пытался промолчать. Пытался не вздыхать так тяжело.

Не вышло.

— У нас завтра утром тренировка, — мрачно произнес он, рассчитывая, что это может хоть как-то повлиять на решение Арсения поужинать с его партнершей.

— Отлично, — кивнул Мельников, наблюдая за тем, как Таня обнимает на прощание подругу, которой сегодня предстояло вернуться в Санкт-Петербург. — Утром я привезу её сразу на тренировку.

Громов поймал себя на мысли, что у него давно так сильно не чесались кулаки, но нужно было держаться. Он направился к выходу из зала, по пути подойдя к Тане и Ксении.

— Хорошо долететь, — обратился он к одиночнице, а затем перевел взгляд на партнершу, сверкнув обжигающе холодными глазами. — Приятного аппетита за ужином, подруга.

Не дожидаясь ответа Тани, он вышел из помещения, собираясь поехать домой. У Алексеевой внутри что-то разбилось, волной обиды разливаясь по телу. Она до последнего надеялась, что Громов не отпустит её на ужин с этим едва знакомым для неё мужчиной.

***

Тане, сидя напротив Арсения в небольшом ресторане, приходилось уже второй час держать на губах как можно более естественную улыбкой, слушая его рассказы. Ей хотелось расспросить его о своем партнере, потому что она понимала, что Арсений многое знает о нем, но было бы некрасиво задавать такие вопросы сразу, а потому Тане пришлось выждать.

— Вы хорошо знакомы с Женей? — несмело поинтересовалась она, стараясь сделать это как можно более непринужденно.

— О, — вздохнул он, улыбнувшись, — ты даже не представляешь насколько.

Алексеева вопросительно посмотрела на Арсения, призывая рассказать подробнее.

— Мы вместе начинали заниматься фигурным катанием, — кивнул Мельников, всё ещё улыбаясь. — Пришли в три года на один каток, к одному тренеру. Уже в семь лет между нами началась настоящая конкуренция. В восемь Женя прыгал аксель в два с половиной оборота, а я мог выполнить только полтора, — улыбка Арсения приобрела грустный оттенок. — На этой почве мы много дрались в раздевалке, да и на льду бывало.

Таня вспомнила фотографию, найденную в доме Громова, и удивилась, с трудом представляя такого милого ребенка дерущимся.

— Тот год, в который Женя сделал перерыв, был настоящим звездным часом для меня, — продолжил Мельников, сдержанно засмеявшись.

— Почему вы ушли из спорта? — Таня продолжала вопреки просьбе Арсения обращаться к нему на «вы».

Однако то, что она резко переключилась с Громова на него, очень ему польстило.

— Разрыв мениска коленного сустава и близлежащих связок, — ответил он, опустив взгляд на стол.

Тане показалось, что он вновь ощутил эту боль. О таком частом и серьезном повреждении фигуристов она была наслышана, но её это, к счастью, миновало.

— Не подумай, — качнул головой Арсений, посмотрев на собеседницу. — Я пытался вернуться. Как все мы пытаемся.

Алексеева поджала губы от сожаления, понимающе кивнув.

— Тем более Громов уже был в парном, и я рассчитывал остаться в одиночном, — продолжил Мельников. — Но не вышло. Не знавшая травм молодежь стремительно обогнала меня.

Таня вздохнула, подумав о Жене. Неужели ему было так сложно просто поговорить с ней? Так, как сейчас с ней разговаривал Арсений.

***

20:50

Женя сидел перед телевизором в своей квартире, пытаясь сосредоточиться на хоккейном матче и посмотреть нормально хотя бы третий период. Во время второго отрезка матча ему позвонила Алиса, поздравив с победой и с восторгом описывая свою первую со времен аварии прогулку на улице. Калининой было можно передвигаться самостоятельно уже шесть часов в сутки, и её это несказанно радовало. Она вскользь упомянула, что хочет в скором времени попробовать встать на коньки.

Громов задумчиво кивал, отмечая, что Алиса приходит в себя, оправляясь после того, что пережила. Всё это, конечно, происходило не без квалифицированной помощи психолога. Приятно удивило Евгения то, что Калинина посчитала их прокаты блестящими и даже попросила передать Тане, чтобы та не держала долго в голове своё падение и отпустила эту неудачу. Но Громов чувствовал, что за этим напускным дружелюбием в её голосе всё-таки оставались боль и зависть.

Сейчас, после этого разговора, Громов взглядом следил за перемещениями шайбы, но мыслями был глубоко в себе. Он вспоминал отвратительное поведение Тани и не понимал, за что она так его наказывает, потому что с такими друзьями, как говорится, и враги не нужны. Ему хотелось, чтобы Алексеева обратно стала самой собой, а не пыталась строить из себя невесть кого, постоянно педалируя тему их дружбы. Громов полагал, что это действительно самый лучший вариант развития их отношений в данный момент. Он считал, что был честен с ней, предложив такое, но Таня, похоже, так не думала.

Евгений нахмурился, понимая, что он действительно не был откровенен. О какой дружбе может быть речь, когда её постоянно хочется держать рядом с собой и целовать?

А в лучшем случае и вовсе не ограничиваться поцелуями…

***

— А что вы имели в виду, когда разговаривали с Женей сегодня? — снова повернула разговор в сторону своего партнера Таня, боясь, что это может разозлить Арсения, но этого, к счастью, не произошло.

— Это старая, но до сих пор больная тема для Женьки, — ухмыльнулся он, сделав глоток вина.

Таня пристально смотрела на собеседника, ожидая продолжения.

— Я спас его от тюрьмы, — пояснил Арсений, самодовольно наблюдая за тем, как округляются глаза девушки. — А он до сих пор даже «спасибо» не сказал, представляешь?

Мельников ухмыльнулся, но Тане было не до смеха. Во-первых, услышанное, мягко говоря, шокировало. Во-вторых, она увидела Громова, переступившего порог ресторана.

Евгений повернул голову, сразу же находя взглядом партнершу. Он, предположив, что Арсений поведет её в самый близлежащий к Федерации ресторан, не ошибся.

И чем ближе подходил Громов, тем больше ударов пропускало сердце Тани.

— Собирайся, мы едем домой, — безапелляционно произнес он, подойдя к столу.

— А я думал, что это мы с Таней поедем домой, — довольно улыбнулся Арсений, за счастье считавший любую возможность вывести Громова из себя. И, судя по его реакции, между ними с Таней, вопреки словам Евгения, был не только лёд.

— Собирайся, я сказал, — фигурист повысил голос, посмотрев на Алексееву с такой яростью, что она была вынуждена встать и начать надевать пальто. Взгляд Громова, вкупе с услышанной информацией о тюрьме, давал Тане повод думать, что он вполне способен её убить, а потому лучше не перечить. Хотя от страха у неё начинали леденеть ладони.

— Я оплачу, не переживай, — кивнул Арсений, когда Евгений потянулся во внутренний карман куртки за кошельком. — У тебя и так намечаются большие финансовые трудности в связи со штрафом.

Громов бросил испепеляющий взгляд на Мельникова, и Таня решила, что ей пора уйти. Наблюдать за их разборками хотелось меньше всего. Она сдержанно поблагодарила Арсения за ужин и быстро вышла из ресторана. Евгений поспешил за ней.

— Влюбленный Громов — это что-то новенькое, — кинул ему вслед Мельников, позволяя своим губам растянуться в улыбке.

========== Провести самих себя ==========

18 января, московский метрополитен. 21:40.

Всю дорогу до станции метро Татьяна и Евгений не разговаривали, но шли неподалеку друг от друга. Таня быстро и раздраженно перебирала ногами, мечтая скорее оказаться наедине с партнером, чтобы устроить ему допрос с пристрастием. Евгений перебирал ногами куда медленнее. Один большой шаг Громова приравнивался к примерно трем злым и быстрым шагам Тани. И то, как быстро она семенила своими стройными ногами, лелея тщетную надежду оторваться от него, очень веселило Евгения, заставляя забыть о том, что произошло минутами ранее в ресторане.

В полупустом вагоне фигуристы могли сесть рядом, но предпочли сидеть напротив друг друга, стреляя недовольными взглядами. Евгений вновь вспомнил, как легко Таня упорхнула на ужин с Мельниковым, а она, в свою очередь, злилась за ситуацию с призовыми и с трудом сдерживалась, чтобы не расспросить партнера о светившей ему тюрьме прямо здесь и сейчас.

Когда Громов вдруг неожиданно отчего-то самодовольно ухмыльнулся, Таня встала со своего места и села рядом с ним.

— Ты что-то находишь смешным? — раздраженно спросила она.

— Скорее приятным, — ответил он, повернув к партнерше голову. — Мне нравится, что ты сама поняла, что мы едем ко мне.

Евгений почти засмеялся, видя как глаза Тани сначала округлились, а затем налились ещё большей агрессией.

— Так мне больше некуда ехать! — громко воскликнула она, ударив ладонями по коленям, а затем заметила осуждающий взгляд сидящей напротив них пожилой женщины и виновато поджала губы.

— Да, но это ведь и хорошо? Будешь под моим тщательным присмотром, — пояснил Громов, с трудом сдерживая улыбку. — Перед Олимпиадой тебе это необходимо, иначе ты…

— Подожди-и… — задумчиво протянула Таня, ещё раз прокручивая в голове последнюю фразу партнера, отказываясь поверить в только что посетившую её мысль. — Ты… сделал это специально?

— Мы выходим, — опомнился Евгений, подхватывая партнершу под локоть и выбегая вместе с ней из вагона.

***

22:20.

— Это просто уму не постижимо, Громов! — сокрушалась Таня, направляясь к дому партнера.

Ночной Новый Арбат, облаченный в тысячи ярких огней, никак не смягчал настроение Алексеевой. Всё, что было вокруг них, сейчас не играло никакой роли и отходило на второй план. От обуявшего её гнева она даже перестала чувствовать холод.

— Таня, я уже всё объяснил! Ты была не в состоянии идти на пресс-конференции! — отрицал до последнего Евгений. Ситуация с призовыми получилась, мягко говоря, не очень красивой, но он понимал, что таким способом сберег и без того изрядно расшатанные на тот момент нервы партнерши и обеспечил её поводом пожить у него ещё какое-то время. И не так важно, что это стоило им огромных денег.

Евгений решил дойти до продуктового магазина, чтобы максимально оттянуть момент их прихода домой. Громов не мог вспомнить, когда его в последний раз пугала мысль остаться наедине с привлекательной девушкой. Однако Татьяна сейчас была готова рвать и метать. И именно это забавляло и пугало одновременно.

— Куда ты свернул? — резко остановилась она. — Идём домой!

Громов почти смеялся. Он развернулся, быстро подходя к партнерше, и взял её за руку, желая увести за собой в магазин. Где-то в глубине души он рассчитывал, что покупки будут способны её отвлечь.

— Руки ледяные, — с недовольством констатировал Женя, дотронувшись до ладони Тани, а затем вытащил из карманов куртки кожаные перчатки. — Надевай.

Алексеева демонстративно убрала свои руки в карманы пальто, а затем прошла мимо Евгения.

— Тебе сколько лет? Тринадцать? — громко крикнул ей вслед он.

***

— И вообще, с каких это пор Его Величество Громов ходит по продуктовым магазинам? — недовольно ворчала Татьяна, толкая тележку, которую поручил ей партнер. — Ах, да! Его Величество лишилось призовых и теперь будет вынуждено готовить себе еду самостоятельно, как простые смертные, а не буржуйствовать каждый день, заказывая её из ресторанов!

— Ещё не факт, что нас лишат всех призовых, — попытался оправдаться он, нарочито задумчиво читая состав йогурта в надежде растянуть их пребывание в магазине ещё на некоторое время. — И почему самостоятельно? У меня есть ты.

— Вы нарываетесь на очень серьезный скандал, Евгений! — строго произнесла Таня, на мгновение поймав себя на мысли о том, что буквально месяц назад она ни за что не поверила бы, что сможет подобным образом общаться со своим именитым партнером.

— Дружеский, я надеюсь? — не сдержался надавить на больную для них двоих мозоль Громов, положив в тележку пакет с замороженной овощной смесью.

— А что, были варианты? — невинно приподняла брови Таня, поймав на себе хмурый взгляд Евгения.

— Нужно ещё зайти в отдел с посудой, — неожиданно произнес он, сворачивая влево, вынуждая Алексееву развернуть тележку и последовать за ним. — Купим тебе, наконец, кружку.

— Да, очень пригодится нам в скором времени, — раздраженно закивала Татьяна, рассматривая посуду, представленную на стеллаже. — Будем стоять с ней в метро и просить милостыню.

— Ты будешь держать кружку и греметь мелочью, а я рядом крутить четверной аксель, — почти засмеялся он, представляя эту картину.

— Вот и нашли себе занятие после окончания карьеры. Не всем же тренерами становиться.

— Не рановато ли ты задумываешься об окончании карьеры? — серьезно спросил Громов, наблюдая за тем, как Таня берет в руки одну из кружек.

Его такие мысли за последние два года посещали часто, но каждый раз они пугали как в первый, заставляя ужаснуться тому, насколько весь его мир с самого детства зависел от фигурного катания. И уход из этого мира, строящегося вокруг льда, страшил, потому что вне этого мира у Евгения нет ничего и никого. Но Тане всего двадцать три, и после нынешнего сезона, который упрочит её имя на мировой арене фигурного катания, будет глупо уходить. Громов понимал, что если он завершит карьеру после этого сезона, как и планировал, то Татьяна останется без партнера. Второй раз. И он не знал, что будет хуже — лишить мира прекрасной партнерши, оставив Таню за бортом фигурного катания, или видеть её в руках другого мужчины, который станет ей новым партнером.

— Я задумалась об этом сразу после того, как Стас ушел, — призналась Алексеева, аккуратно убрав кружку в небольшую картонную коробочку, а затем положив её в тележку. — Но…

Она посмотрела на Евгения, тепло улыбаясь. Несколько секунд он непонимающе смотрел на неё, а затем до него дошло.

— Но позвонили из Федерации? — предположил Громов, пытаясь сдержать улыбку, но его потеплевшие глаза говорили всё за него. Его по-хорошему удивляло то, что всё сложилось для них двоих именно таким образом.

— Да, — отчего-то смутилась Татьяна, опуская глаза и нежно улыбаясь, забывая об испытываемой ранее злости. — Предложили встать в пару с каким-то там Громовым…

***

Квартира Евгения, 23:30.

— Ещё парочка таких поздних ужинов и я не смогу прыгнуть даже прыжок в один оборот, — попыталась пошутить Таня, сидя напротив Громова за столом на кухне.

— Ну, ты ведь уже нашла себе покровителя в Федерации, так что это не станет большой проблемой, — холодно ответил он, не поднимая глаз на собеседницу.

Напряжение, царившее между партнерами несколько последних дней, неожиданно исчезло во время похода за продуктами. И так же неожиданно вернулось благодаря одной фразе Евгения.

— На что ты намекаешь? — разозлилась Таня, отложив вилку на стол и пристально всматриваясь в партнера, вынуждая его поднять на неё взгляд.

— Я не ожидал от тебя подобного, — поднял голову Громов, недовольно поджимая губы, сдерживаясь, чтобы не высказаться ещё грубее по поводу произошедшего.

— И я не ожидала, что мне доведется быть в паре с человеком, которому светила тюрьма, — задела его в ответ Таня, наблюдая, как Евгений перестал жевать от услышанного.

Несколько секунд между партнерами стояла давящая тишина. Алексеева смотрела на Женю требовательно, вынуждая его рассказать об этом, а Громов находился в слабой разновидности шока, не зная, как отвертеться от этого разговора и от болезненных воспоминаний, которые он непременно вызовет.

— Мельников… — Евгений перевел взгляд на холодильник, стоящий за спиной Тани, боясь встречаться с ней взглядом. — Он не сказал, за что?

— Не сказал, — пыталась сохранить строгий тон она, хотя делать это становилось всё труднее, видя, как остро отреагировал на напоминание об этом Женя, изо всех сил старавшийся не показать свои эмоции. — Ты пришел за мной очень… вовремя.

Громов тяжело вздохнул и отодвинул от себя тарелку, облокотившись на стол. Он закрыл ладонями лицо. Это поразило Таню. Раньше она не видела его в таком… загнанном состоянии. Женю впервые за всё время их знакомства хотелось пожалеть и бросить идею бередить эту тему, но Алексеева понимала, что если сейчас сорвется на жалость, то Громов в свойственной ему манере замнет этот разговор и едва ли они когда-нибудь найдут возможность к нему вернуться.

— Странно, что он вообще рассказал тебе об этом, — тихо произнес Евгений, не поднимая головы.

— Странно, что ты не рассказал мне об этом.

Женя убрал от лица ладони, грустно и устало ухмыльнувшись.

— Как ты себе это представляешь? «Таня, рад знакомству, я твой партнер и однажды я едва не угодил за решетку?»

Таня ничего не ответила, опуская глаза. Вполне логично, что люди о подобных ситуациях будут всегда стараться умалчивать. И, тем более, это вписывалось в поведение Громова, который предпочитал молчать даже о хороших фактах собственной биографии. Если они не были связаны с фигурным катанием, разумеется. Воспользовавшись паузой в разговоре, Евгений положил левую ладонь на правое плечо, которое немного повредил на последней тренировке в Австрии. Он нажал пальцами на определенные точки, отведя правую руку в сторону. Плечевой сустав громко хрустнул и Татьяна подняла на него глаза.

— Болит? — она поднялась со стула, подходя к партнеру и поправляя короткий рукав его темно-синей футболки, который задрался наверх после манипуляций с плечом.

Громов почувствовал прикосновение её холодных пальцев, всегда ярко контрастировавших по температуре с его теплой кожей.

— Не болит, — нарочито сухо и напряженно ответил он, желая, чтобы Таня скорее отошла от него. — Просто неприятно.

Несколько секунд Таня стояла рядом с Женей, разглаживая пальцами шов на рукаве футболки. Она понимала и ощущала, что Громов от их близости напрягался с каждой секундой всё больше.

— Ладно, — кивнула сама себе Таня, чувствуя себя отчего-то ужасно глупо и неловко.

Она убрала ладони от плеча Евгения и вернулась к столу, взяв с него свою тарелку и намереваясь её помыть. Несколько секунд Громов хмуро наблюдал за Таней, собираясь с мыслями.

— Я подписывал соглашение о неразглашении, — внезапно признался Евгений.

Таня закрыла кран с водой, внимательно посмотрев на Громова.

— О чем?

— О том случае, из-за которого чуть не сел, — ответил Евгений, с опаской смотря в глаза Алексеевой, не желая увидеть в них страх по отношению к нему. — И Мельников подписывал его тоже. От лица Федерации.

— Мне лучше присесть? — приложив мокрую ладонь ко лбу, поинтересовалась Таня, грустно улыбнувшись. Она не верила, что Евгений решился рассказать ей об этом, но понимала, что приятного в этом всё же будет мало.

— Да, пожалуй, — задумчиво ответил он, опуская взгляд в пол.

Когда Таня собралась сесть не напротив Евгения, а рядом с ним, и чуть нагнулась, чтобы вытащить из-под стола табурет, Громов положил ладони на её талию и потянул на себя, посадив на свои колени.

— Что… — Алексеева от произошедшего даже не смогла закончить вопрос. Она сделала глубокий вдох, чувствуя тепло тела Громова.

— Захотелось, чтобы ты выслушала именно так, — тихо произнес он, своим дыханием обжигая её шею.

Евгений решил, что ему будет тяжело вспоминать о произошедшем, смотря Тане в глаза, а потому это было лучшим решением. К тому же, тело партнерши было в определенной мере родным и приятным, и это должно было скомпенсировать душевный дискомфорт, который вот-вот свалится на Громова.

— Хорошо, — кивнула Таня, совершенно забывая о том, что сидеть на коленях у него совсем не по-дружески.

— Это было пять лет назад, за год до прошлой Олимпиады, — Громов неосознанно обвил руками талию партнерши, крепче прижимая к себе. — Мы тогда вернулись с чемпионата Европы и начинали готовиться к чемпионату мира. Тренировка закончилась поздно, в одиннадцатом часу. Я отвез Алису, а потом поехал домой.

Таня положила ладони поверх рук Евгения, начиная успокаивающе поглаживать пальцами выступающие на них вены.

— В этот день в подъезде не работал лифт и, я поднимался пешком, — продолжил он, а затем прервался на несколько секунд.

Таня выжидающе молчала, понимая, что Громов в красках вспоминал тот день, который, судя по всему, был далеко не лучшим в его жизни.

— На шестнадцатом этаже, — тише произнес он, — четыре мужчины зажали в углу мою соседку, Агнию.

Татьяна зажмурилась, понимая, что дальше произошло, и сжала его запястья своими пальцами.

— Ты не смог пройти мимо? — предположила она.

Евгений уткнулся носом в её темные волосы, ощущая сладкий, приятный аромат, и прикрыл глаза.

— Не смог, Таня, — шепотом ответил он.

Несколько долгих минут партнеры сидели молча. Громов не хотел продолжать, а Алексеева боялась спрашивать о том, что случилось дальше. Но спустя ещё пару минут всё же несмело сделала это.

— Сначала я просто попросил их оставить её в покое, но они, как оказалось позднее, по-русски не понимали, — начал отвечать Евгений, открывая глаза и отстранено смотря на духовой шкаф. — А если и понимали бы, то вряд ли послушали.

— Ты полез в драку?

— Да, — кивнул Громов, вспоминая, как полетела в сторону его спортивная сумка, как он развернул к себе одного из мужчин, и как остальные трое накинулись на него. — Я оттолкнул одного из них на лестницу, но он схватил меня за руку, и мы покатились по ней вместе. Я помню сильный удар головой об одну из ступеней, а дальше — пустота.

Евгений замолчал. Молчала и Таня. Он понимал, что она принимала всё, что он рассказывал ей сейчас, очень близко к сердцу, пропуская через себя. Иначе она не умела.

— Плюша? — улыбнулся Громов, зная, что это слово непременно вернет её в чувства. — Ты тут?

— Тут, — хрипло ответила Таня, всё ещё сжимая ладонями руки партнера. — Что было потом?

— Четыре дня без сознания и борьба, — вздохнул Евгений. — Борьба врачей за мою жизнь и борьба Арсения за то, чтобы меня не посадили.

— Так… — тихо произнесла Татьяна, приложив ладонь ко лбу и пытаясь прийти в себя после услышанного. Она понимала, что этот разговор затевался, чтобы прояснить ситуацию с тюрьмой, но всё это померкло на фоне переживаний за жизнь Громова. — Что с тобой было?

Евгений тепло улыбнулся, проведя носом по плечу девушки. Он был уверен, что из двух вопросов — о нём и о тюрьме, она первым делом решит узнать именно о нем.

— Ушиб головного мозга и… оскольчатый перелом двух поясничных позвонков, — ответил Евгений. И пока Таня пребывала в шоке от услышанного, он внезапно усмехнулся, чуть дернув плечами. Она это ощутила и повернула голову вбок, посмотрев на партнера.

— Что здесь смешного?

— Да нет, вспомнил, что меня ещё и ножом пырнули, — улыбаясь, ответил Громов, видя, как и без того ошеломленные глаза партнерши округляются ещё больше. — Всё в порядке, Таня! Это явно были дилетанты, они не задели никаких важных органов.

— Шрамы на пояснице, — вспомнила она, — от этого? Я увидела их… когда ты спал.

— Ты разглядывала меня спящего? — улыбнулся Громов. — Это не очень по-дружески.

— Женя! — недовольно вздохнула Таня, понимая, что сейчас не время для подобных фраз.

— От этого, — кивнул Евгений. — Моим врачом был человек, который спустя пять лет принял в реанимации Алису после аварии. Удивительно, правда?

Татьяна промолчала, наклонив голову и смотря на руки Жени. Красивые, теплые руки, полные силы. Алексеевой было страшно представить эти руки холодными, а их обладателя — обездвиженным и лежащим на лестничной клетке. Громов казался Тане человеком, который никогда не мог быть побежденным. И, судя по тому, что он восстановился после полученных травм, он именно таким и является.

— Как ты вернулся после такого? — покачала головой Таня, не веря, что её партнер ещё и потрясающе катается после пережитого. Поясница — слабое место всех фигуристов, даже тех, которым посчастливилось не попасть в ситуацию, в которой оказался Евгений.

— О чемпионате мира, разумеется, пришлось забыть, — ответил Громов, — всю весну я заново учился ходить. Чувствительность в левой ноге ещё долгое время была хуже чем в правой. В период летнего межсезонья я встал на коньки. Первые несколько дней просто катался вперед-назад. Помню, что первый прыжок я не смог приземлить и упал…

Евгений снова усмехнулся, в который раз поражая этим Таню, не видевшую в подобном ни капли смешного.

— Нужно было видеть лица Ольги Андреевны и Алисы, — улыбаясь, вспоминал Громов, — а я лежал на льду и смеялся. Не было в тот момент ничего роднее и приятнее этого холода, обжигающего спину.

Таня шокировано качала головой из стороны в сторону, сидя с приподнятыми бровями и отказываясь верить во всё, что узнала.

— До сих пор помню тот неудачный прыжок. Было одновременно чувство триумфа и собственной ничтожности. Мне с таким усилием дался тот прыжок, с каким дался четверной аксель, а ещё… понял, что будет обидно, если я не поеду на Олимпийские игры и не смогу после них ездить за шавермой на мерседесе.

Громов надеялся, что его партнерша поймет, о каком четверном акселе шла речь, но она, видимо, слишком была ошарашена всем, что успела узнать, а потому данную отсылку не поняла.

— А что случилось с девушкой? Она не пострадала? — Алексеева начала ерзать на коленях Громова, разворачиваясь к нему боком. Евгений положил руку на её поясницу, придерживая, чтобы она не упала. Глупая партнерская привычка — страховать Таню даже в простых ситуациях, боясь, что она ощутит хоть какую-то боль.

— Агния так громко закричала от ужаса, когда я вместе с тем мужиком полетел вниз, что на это сбежалась администрация и охрана хостела с пятнадцатого этажа и ещё несколько жильцов дома, — улыбнулся Громов, неожиданно понимая, что соскучился по теплым, но сейчас таким напуганным глазам Тани. — Она не так давно вышла замуж и не было ни дня, чтобы её муж при встрече не поблагодарил меня за это. Даже напрягает периодически.

— С ума сойти, — выдохнула Алексеева, опуская глаза и ощущая на себе пристальный, изучающий взгляд Евгения. Ему нравилось, когда Таня была живой, когда она проявляла эмоции и искренне реагировала на что-либо. Нравилось, когда она была собой, а не дружелюбной врединой.

— Когда я только пришел в себя, в палате были Алиса и Арсений, — продолжил Громов понимая, что от разговора о тюрьме ему всё равно не отвертеться. — Но Мельников быстро выпроводил её, намереваясь поговорить со мной наедине. Он сказал, что охрана хостела вызвала полицию, а тот мужчина, с которым я упал, получил серьезные травмы. А ещё он оказался гражданином Болгарии. А я — спортсмен. Улавливаешь?

— Не совсем, — призналась Алексеева. — Ты ведь защищал девушку.

— Ох, Таня, — улыбнулся Евгений, поглаживая большим пальцем её по пояснице. — Мой статус — отягчающее вину обстоятельство.

— Но ты ведь не боксер! — всплеснула руками она.

— Хорошо, что ты фигуристка, а не адвокат, — засмеялся Громов. — Друзья того мужчины собирались подавать в суд на меня, но в дело включилась Федерация. Сеня убедил их в том, что непозволительно терять фигуриста моего уровня за год до Олимпиады. И Федерация каким-то чудом ему поверила. Они оплатили моё лечение и заплатили этим… людям, чтобы те исчезли, а с нас с Арсением взяли подписку о неразглашении. Даже Алиса до сих пор думает, что я просто оступился в подъезде и крайне неудачно упал. Хотя, она долго не верила в то, что такое могло со мной случиться.

Таня несколько секунд молчала, переваривая новую порцию услышанного.

— Тогда ты должен быть благодарен Сене и Федерации.

Евгений шумно вздохнул, отводя взгляд в сторону.

— Я не просил их ничего для меня делать, Таня. Мельников в тот момент думал лишь о том, как через год его будут носить на руках за то, что спасти меня было его идеей. Он не думал о том, буду ли я после такой травмы кататься вообще.

— Он знал твой характер. Знал, что ты создан для льда и ни за что не остановишься.

— Не остановился бы, но без этого прессинга и без голодных, волчьих глаз представителей Федерации, я восстанавливался бы куда медленнее и планомернее. Мне пришлось пройти через настоящий ад из-за них, из-за него, — внезапно разозлился Громов, не терпевший Арсения. — Форсированное восстановление доводило до того, что каждое движение первые месяцы сопровождалось дикой болью. Вместе с тем, я чуть было не обезумел, потому что в какой-то момент ощущение, словно в спину входил кинжал, доставляло какое-то удовольствие.

— Но… — Алексеева открыла рот, чтобы расспросить о таблетках, которые давно не давали ей покоя, однако всё, что сейчас сказал Евгений, лишало возможности адекватно строить предложения.

— Таня, просто запомни на будущее, что не стоит доверять людям, которые делают что-то хорошее, чтобы этим потом попрекать или хвалиться, — строго произнес её партнер, переводя взгляд на настенные часы. — Уже половина второго. Нам пора спать.

Громов крайне резко сменил тему, попросту обрубая её, однако Таня на это не разозлилась. Такой интимный, ночной разговор запал в её душу, согревая и радуя тем, что она ближе узнала Евгения. Узнала то, чего не знала даже Алиса.

В какой-то момент он хотел напомнить партнерше о том, что она не должна никому рассказывать о том, что узнала, но понял, что это лишнее. Таня не станет этого делать.

Евгений обхватил её под коленями и за спину, поднимаясь со стула вместе с ней на руках.

— Теперь каждый раз я буду переживать о твоей пояснице, — грустно улыбнулась Таня, обнимая партнера за шею.

— Я едва ощущаю твой вес, Плюша, — подмигнул ей он, заходя в гостиную. — Не беспокойся об этом.

***

23 января, квартира Громова, 21:40.

Таня лежала на диване, устало вытянув ноги, которые беспрерывно гудели после шести безвылазных часов на льду и предшествовавших им трем часам в зале. Она хотела включить телевизор, но затем передумала, понимая, что слушать то, как Женя пытается приготовить ужин, куда интереснее. Он оказался совсем не приспособленным к готовке и ведению хозяйства, что, впрочем, было вполне нормально для спортсменов его уровня, большую часть жизни посвятивших своему делу. Таня слышала, как он громко матерился. Однако болевший от усердных тренировок пресс мешал смеяться. Алексеева понимала, что с радостью помогла бы партнеру с готовкой, но у неё сейчас не было сил даже моргать.

За несколько дней до чемпионата Европы она, наконец, привыкла к тяжелому тренировочному процессу, и вернувшись с него полагала, что готовиться к Олимпиаде будет тяжелее, но чтобы настолько… Со дня возвращения из Австрии у них не было ни одного выходного. Каждый день начинался с придуманным Громовым утреннего кросса «вниз-вверх» по лестнице его дома. Радовало лишь то, что наверх Евгений бежал с Таней на спине. На этом приятная часть дня для неё заканчивалась. Потому что его остаток занимали тренировки «на земле» и, конечно, на льду. Несмотря на то, что партнеры были вместе сутки напролет, в течение дня они разговаривали преимущественно по рабочим моментам, а приходя домой едва находили силы поесть, после этого сразу же ложась спать.

В сложившихся обстоятельствах Таня была рада, что живет у Жени. Это позволяло после тренировок сразу же обмякнуть в его руках, потому что он непременно довезет её бренное тело до дома, уложит на диван и накормит. Алексеева с ужасом представила, как трудно ей пришлось бы жить с таким тренировочным графиком в общежитии при училище, и поняла, что ей определенно стоит как-то отблагодарить Громова за то, что он для неё делает. Размышляя над тем, как именно это сделать, Таня уснула, не дождавшись ужина в исполнении партнера.

***

28 января, квартира Громова, 10:50.

Татьяна с трудом открыла глаза, понимая, что вставать с дивана совсем не хочется. Тело, измученное адскими физическими нагрузками, с каждым днём было всё труднее поднимать на очередную тренировку. Она потянулась, услышав хруст некоторых суставов, а затем свесила голову вниз, наблюдая за спящим Евгением. Ей показалось подозрительным то, что она проснулась раньше него.

Таня оглядела небольшую гостиную, только сейчас замечая, как сильно она стала захламлена.Последние десять дней они жили в постоянном цейтноте, а потому про уборку даже не думали. Таня увидела их коньки, лежащие в углу комнаты, без труда разглядела пыль на шкафу и полках, провела взглядом по одежде Жени, которая неаккуратно повисла на спинке стула. Но довершала картину под названием «Хозяева из фигуристов никакущие» грязная пластиковая посуда, оставленная на полу. Стоило только Громову чуть повести своей длинной ногой в сторону, и он непременно услышал бы шум этих контейнеров. Вчера их пригласили в Федерацию, чтобы решить вопрос с призовыми. Им оставили половину суммы, которую они вчера и получили. Большую часть этих денег они отдали Ольге Андревнее, которая в том, что её подопечные не явились на пресс-конференции, никак не виновата. На оставшуюся часть Громов взял в аренду до отлета на Олимпийские Игры машину, понимая, что больше не может ездить в метро. И, конечно, получение хоть каких-то денег фигуристы не могли не отметить. И именно следами вчерашнего совсем не спортивного обжорства были эти контейнеры.

Таня вздохнула, понимая, что нужно найти где-то внутри себя резервный источник энергии и хорошенько прибраться в квартире Громова. Она подняла с пола телефон и ужаснулась, увидев время.

— Женя! — резко воскликнула она, положив ладонь на плечо партнера, пытаясь его потрясти. — Женя! Мы проспали!

Громов нахмурился во сне, шумно втягивая носом воздух, и повернул голову в другую сторону.

— Же-еня! — нервно протянула Алексеева, сильнее тормоша его за плечо, понимая, что Ольга Андреевна убьет их за такое большое опоздание. — Мы в заднице!

— Если в твоей, — сонно и медленно начал отвечать Громов, — то это неплохо. Она у тебя очень даже.

Таня раздраженно покачала головой, вставая с дивана и начиная бегать по гостиной, стараясь найти свою одежду.

— В параллельной вселенной мы живем как нормальные люди, а не как свиньи! — недовольно отметила она, задев ногой контейнер.

Громов лежал с закрытыми глазами, пытаясь делать вид, что он спит, но едва сдерживал смех.

— Ты встанешь или нет? — кипятилась Таня, возвращаясь из ванной и со злостью замечая, что Евгений даже не пошевелился.

— Нет, — нарочито медленно зевнул Громов, поворачиваясь на бок и натягивая на плечо плед.

— Женя, ты нормальный? — возмущалась она, застегивая молнию на джинсовых брюках.

— У нас сегодня тренировка только в три часа, утренней нет, — Громов улыбнулся, открывая глаза, и приподнял голову, желая увидеть реакцию партнерши.

На несколько секунд Таня замерла, а затем её плечи с облегчением опустились. Она расслабленно выдохнула, подходя к своему спальному месту.

— Что-то я сегодня… — с потерянной улыбкой начала она, садясь на незаправленный диван.

— Немного Плюша, — кивнул Громов, положив голову обратно на подушку и закрывая глаза. — У меня стоит будильник на час дня. Спи спокойно.

Евгений слышал, как Таня раздевается и обратно ложится на диван, однако сам не мог уснуть. Фраза партнерши о параллельной вселенной крепко засела в его голове, заставляя размышлять о том, как они могли бы встретиться в другой жизни. Возможно, Громов был бы обыкновенным офисным клерком, а Таня, случайно перепутав кабинеты, ворвалась бы в его жизнь так же внезапно, как это случилось в существующей реальности. Но в другой они бы постепенно узнавали друг друга, ходили на свидания как все нормальные люди, а не вынуждены были с первого же дня привыкать к телам друг друга, совсем не погрузившись в души. Но эти размышления оставляли Громову и другой, не менее важный вопрос, от которого что-то больно сжималось в груди.

Встретились бы они вообще?

***

29 января, ледовый дворец «Вдохновение». 20:30.

Восемь часов на льду не прошли для Тани бесследно. В какой-то момент она ощутила неприятную боль в районе голеностопа, но умолчала об этом, понимая, что в их работе боль — ощущение вполне повседневное. Чувствовала Таня и то, что впервые за долгие годы ботинки коньков натерли ей ступни. Она боялась, что Громов может это заметить, а потому расшнуровываться решила не на скамейке у льда, а в раздевалке, оставшись наедине с собой. Надев на лезвия чехлы, Татьяна отправилась в раздевалку, уведомив об этом Громова. Вот только провести его было почти невозможно, и от опытного взгляда Евгения не укрылась странная походка партнерши, несмотря на то, что Таня изо всех сил старалась идти как обычно. Он пристально смотрел ей вслед, понимая, что здесь что-то не так…

Алексеева расшнуровала один ботинок, снимая его. Она согнула освобожденную ногу в колене и приподняла её, пристально рассматривая ступню. Сквозь белый носок проступала кровь в районе пятки. Таня устало вздохнула, опуская ногу на холодный пол, а затем прикрыла лицо ладонями, чувствуя, как гудят разгоряченные стопы.

— Что случилось? — поинтересовался Громов, заходя в раздевалку.

Тане пришлось убрать ладони от лица и обернуться.

— Без стука? А вдруг я была не одета? — попыталась улыбнуться Таня, однако улыбка после пережитой тренировки вышла у неё очень измученной.

— А может, я на это и рассчитывал?

Алексеева вздохнула, всё так же криво улыбаясь, а затем отвернулась, приглаживая выбившиеся из хвоста пряди волос и тяжело дыша. Громов сел рядом с ней на скамейку и приподнял ногу, которую она не успела разуть. Он положил её себе на колени, вынуждая Таню немного развернуться.

— Где болит? — строго спросил он, начиная расшнуровывать ботинок.

— С чего ты взял, что у меня что-то болит? — пожала плечами Алексеева, сильнее поджимая другую ногу под скамейку, не желая, чтобы Громов увидел кровь.

— Я уже говорил тебе, что не стану мириться с враньем, — сухо ответил Евгений, ловко справляясь со шнурками.

Таня согнула ногу в колене, собираясь встать. Ей не хотелось чтобы он возился с её ступнями, как минимум потому, что после тренировки они влажные и не в лучшем виде. Но Громову чувство брезгливости по отношению к партнерше было незнакомо, а потому он сильнее обхватил ладонями её ботинок, не давая подняться.

— Сиди спокойно, иначе будет больнее.

Алексеева недовольно вздохнула, смотря как Громов расшнуровывает её ботинок до самого основания, чтобы снять его максимально безболезненно. Евгений отложил конек в сторону, рассматривая ступню Тани и недовольно хмурясь, заметив проступившую через носок кровь.

— Всё? Насмотрелся? — разозлилась она, намереваясь в этот раз точно встать, но Евгений снова не дал этого сделать.

— У меня ничего не болит! — настаивала на своём Таня. — Мозоли это ерунда.

— Ничего не болит? — угрожающе уточнил Евгений, давая ей последний шанс.

— Нет! — во второй раз повторила Алексеева, вынуждая Громова пойти на крайние меры. Одной ладонью он обхватил середину голени, а другой — свод стопы. Он надавил на стопу, и Таня буквально подпрыгнула, закричав от боли, внезапно пронзившей голеностоп.

— Ничего не болит, да? — разозлился Евгений. — Когда это случилось?

— Во время захода на сальхов, — призналась Таня, виновато опуская глаза. — Примерно в середине тренировки.

— Почему не остановилась?

— Олимпиада на носу и…

— И поэтому ты должна быть здорова, — договорил за неё он — Переодевайся. Поедем к врачу.

***

22:10.

Фигуристы возвращались домой из больницы на арендованной машине. Евгений следил за дорогой, но его очень напрягало то, что всю дорогу Таня молчала. Ей наложили тейп на стопу, зафиксировав голеностоп и порекомендовали не кататься хотя бы два дня. Это звучало для Алексеевой как приговор. Она смотрела на свои колени, считая, что подвела партнера. Возможно, ей нужно было прервать тренировку сразу, как только она почувствовала боль, но недавний разговор с Женей, когда он вспоминал как готовился к своим первым Олимпийским Играм, до сих пор не выходил из её головы. Поэтому Татьяна считала, что её боль в ноге это мелочь, по сравнению с тем, что пришлось превозмогать Громову.

— Таня, — Евгений на мгновение оторвал взгляд от дороги, — давай посмотрим на это с другой, хорошей стороны…

— Что в этом может быть хорошего? — Таня встретилась глазами с Громовым, но ему пришлось снова начать следить за дорогой.

— Мы позавчера отказались от большого интервью и участия в передаче «Жестокий спорт» на спортивном канале, — напомнил он. — Может, посвятим внезапный выходной этому?

— Ты думаешь, они там сидят и ждут звонка от нас? — устало улыбнулась Таня, чуть запрокинув голову назад, смотря на огни ночной Москвы через лобовое стекло.

— Я уверен, — кивнул Громов, поворачивая руль влево. — Они звонили мне три дня подряд, а вчера и вовсе сказали, что могут ждать ещё неделю и сдвинуть премьеру. Нам стоит поехать и раскрыть миру страшную тайну о том, что в фигурном катании есть целых шесть прыжков, а не только пресловутый тулуп.

— Думаешь, мир готов это принять? — засмеялась Таня.

***

Алексеева и Громов вышли из гримерной в длинный коридор. Таня нервно одернула вниз бордовое платье, а затем недовольно посмотрела на свои ноги. Красивые темные туфли отвратительно смотрелись с тейпом зеленого цвета, которым был зафиксирован её голеностоп.

— Не переживай, — проследив за её взглядом, произнес Евгений, — мне однажды перед прокатом налепили на плечо розовый тейп, и его было видно через белую рубашку.

— Ладно, надеюсь, мои ноги снимать не будут, — вздохнула Таня, вспоминая, что сначала они с Женей собирались одеться скромнее, но затем он решил, что мир устал видеть их в олимпийках и им нужно одеться как на праздник. И если на Громова в белой рубашке и пиджаке смотреть было приятно, то вот себя Алексеева чувствовала неловко в этом платье, облегающем все изгибы её фигуры.

— Ты чудесно выглядишь, — улыбнулся Громов, перед входом в студию поправив прядь её волнистых волос. — И ноги у тебя потрясающе красивые. Ничто не может их испортить.

Таня волнительно втянула ртом воздух, приоткрывая губы и собираясь поблагодарить партнера за приятные слова, но Евгений её опередил, испортив всё впечатление от своей предыдущей фразы.

— Это комплимент от друга, не заводись, — улыбнулся он, а затем открыл дверь, пропуская вперед.

— Здравствуйте! — молодая ведущая быстро встала из-за большого стеклянного стола, подходя к сегодняшним гостям их студии. — Очень рада, наконец, познакомиться с вами лично!

Журналистка приобняла Татьяну, а затем пожала руку Евгению и пригласила их за стол. Пока фигуристам настраивали небольшие микрофоны, прикрепленные к их одежде, ведущая вкратце объяснила схему, по которой им предстоит работать.

— Сначала я задам вам вопросы исключительно по специфике вашего вида спорта, — начала она, — мы используем их для цикла передач «Жестокий спорт». А затем возьмем большое интервью именно о вашей паре. Наши зрители не простят, если мы не обсудим с вами всё, что происходит вокруг вас в информационном пространстве.

Евгений и Татьяна понимающе кивнули.

— Отлично, — журналистка приложила ладонь к уху, а затем обернулась к одной из камер. — Можем начать? Прекрасно. Итак, Татьяна и Евгений. Фигурное катание имеет три вида — одиночное катание, включающее в себя мужское и женское, парное катание и танцы на льду. Какой из всех видов самый сложный?

— Наш вид фигурного катания является самым сложным, — начал отвечать Громов. — Поскольку он сочетает в себе и прыжковые элементы, свойственные по-большей части одиночникам, и химию взаимодействия мужчины и женщины, как это происходит в танцах, и, конечно, имеет свои элементы, не имеющие аналогов в других видах.

Татьяна внимательно слушала партнера, задумчиво кивая и периодически посматривая на него, отмечая, что он прекрасно держится и отлично подает весьма специфическую информацию.

— Именно об этих элементах хотелось бы поговорить, — улыбнулась журналистка. — Какие из них считаются самыми опасными?

Евгений повернул голову к партнерше, красноречиво на неё посмотрев, призывая вступить в разговор.

— Каждый элемент парного катания опасен по-своему, — серьезно начала Таня, — отличие лишь в том, что он может иметь разную степень опасности для партнеров. К примеру, в выбросе удар, в прямом смысле этого слова, берет на себя девушка.

— В подкрутках, — подхватил Евгений, — для партнерши опасен сам момент полета и то, как партнер будет ловить её. Но в то же время для партнера здесь сложность в том, что ему приходится ловить тело, находящееся во вращении. Велика становится вероятность получения травм именно по этой причине.

Следующие полчаса партнеры в красках описывали специфику их вида фигурного катания. Ведущая отчаянно пыталась делать вид, что понимает, о чем они говорят. Если с поддержками и параллельными прыжками всё было относительно просто, то когда речь зашла о неведомом «тодесе», журналистка смутилась, и Громову с Алексеевой пришлось показывать этот элемент буквально на пальцах. Евгений с трудом сдерживался. Он в принципе не жаловал журналистов, но когда они были ещё и некомпетентны в том, о чем пытались спрашивать, это раздражало ещё больше.

— Фуф, — смеясь, выдохнула ведущая, переключаясь с чисто технической темы и убирая один листок из небольшой стопки бумаг вниз, доставая другой. Тот, на котором были отмечены опорные точки для разговора непосредственно о Тане и Жене.

Начиналась, кажется, самая интересная часть их интервью.

— Мы с большой радостью приветствуем в нашей студии потрясающих фигуристов, чемпионов Европы и просто очень красивых людей — Татьяну Алексееву и Евгения Громова.

Партнеры быстро переглянулись, улыбнувшись друг другу, а затем снова поздоровались с ведущей.

— Евгений, — обратилась к нему журналистка, — вы в паре с Алисой Калининой имеете огромное количество званий, которые можно перечислять очень долго. За вашими плечами много выигранных чемпионатов Европы. Стал ли этот чемпионат каким-то особенным из-за того, что вы отправились туда с новой партнершей?

Громов, дослушав вопрос, чуть приподнял брови, не зная, ответить ли ему честно или же скрыть правду. Таня лукаво улыбнулась, пристально смотря на партнера. Ей был интересен его ответ, но в то же время она волновалась.

— На самом деле, — вздохнул Женя, — каждая пара это отдельный… организм. Единство двух разных людей рождает уникальную пару. И, конечно, Калинина/Громов и Алексеева/Громов это две разные пары в силу того, что и мои партнерши совершенно разные. С Таней я чувствую себя так, будто моя карьера только начинается…

Алексеева смущенно опустила глаза, сжимая под столом свои пальцы. Последняя фраза партнера вызвала волну тепла по телу.

— Как раз потому, что это наш первый совместный чемпионат и мы вместе образуем новую пару, — договорил Евгений, с облегчением выдыхая.

— Я смотрела ваши прокаты и если бы не знала, что вы только начали кататься вместе, то никогда бы так не подумала, потому что в короткий срок вам удалось потрясающе скататься друг с другом. Тяжело ли это вам давалось? Как вы узнали о том, что будете парой? Что вы, Татьяна, почувствовали в этот момент?

Алексеева чуть округлила глаза, заметно нервничая. Говорить о технических элементах было намного проще, чем отвечать на подобные вопросы, затрагивающие эмоции и чувства.

— Мне позвонили из Федерации примерно около восьми часов вечера, — начала она, заправив прядь волос за ухо и не зная, куда деть руки от волнения. — Сообщили, что меня хотят поставить в пару с Евгением Громовым и, что если я дам на это согласие, то необходимо уже завтра отправляться на сборы.

Женя внимательно слушал партнершу, повернувшись к ней и не скрывая улыбки.

— Вы были рады? — интересовалась ведущая.

— Я была… в шоке, — засмеялась Таня.

Громов ещё шире улыбнулся, не сводя с неё взгляда, пристально рассматривая, будто видел впервые. Длинные волнистые волосы, оголенные плечи, эта потрясающая улыбка, утонченный профиль с очаровательным носом, кончик которого был вздернут, и звонкий, девичий смех. Всё это цепляло Евгения, заставляя любоваться и забывать о том, что под прицелом камер ему стоило бы унять восхищение, открыто читавшееся в его глазах.

— Я сидела несколько минут и просто не дышала, — продолжила Алексеева. — Мне пришлось бросить всё и побежать паковать чемодан для сборов, но я вплоть до самой первой встречи переживала по поводу того, дотяну ли я до уровня Евгения, — Таня повернула голову к партнеру, встречаясь с ним взглядом. — Я до сих пор чувствую себя золушкой, резко оказавшейся на балу, рядом с прекрасным принцем.

Громов ухмыльнулся, находя фразу партнерши забавной. Какой из него принц? Белого коня и того отдал, оставшись лишь в черных коньках.

— Если бы Таня не работала столько, сколько работает, то эта внезапная сказка закончилась бы едва начавшись, — добавил он.

— По прокатам вся Европа и мир увидели, что вы действительно дотянулись до уровня партнера, — поспешила успокоить фигуристку ведущая, не в силах сдерживать улыбку, смотря на собеседников.

— Скорее он меня дотянул до своего уровня, — кивнула Таня, с благодарностью посмотрев на Громова.

— Что было самым сложным для вас в профессиональном плане в процессе скатывания?

— Рост, — хором ответили партнеры, а затем переглянулись, засмеявшись.

— Рост Алисы составлял 177 сантиметров, и мне было очень удобно работать с ней в этом плане, — поспешил пояснить Евгений, — а вот когда в анкете Тани я увидел, что она всего лишь 163 сантиметра, то понял, что будет сложно.

— Это играет большую роль для партнера? — заинтересовано чуть нахмурила брови ведущая.

— Разумеется, — кивнул Громов, — вы даже не представляете насколько. Первое время мне было трудно привыкнуть к тому, что для того чтобы взять Таню, приходилось приседать или наклоняться больше, чем было раньше. Это сложно, когда ты уже много лет делал все эти заходы с одной амплитудой, а теперь нужно переучиваться.

— А в чем заключалась сложность для вас, Татьяна?

— В том, что рост моего предыдущего партнера был 185 сантиметров, а вот рост Жени — 194. Вам может показаться, что разница в меньше чем десять сантиметров это ерунда, но в фигурном катании это большая цифра. С Женей я поднимаюсь на гораздо большую высоту при поддержках, подкрутках, выбросах. Это пугало первое время.

— Получается, что приблизительная высота, на которой вы теперь оказываетесь…

— От двух с половиной до трех метров, — закончил за ведущую Громов.

— Невероятно! — с восхищением произнесла журналистка. — Татьяна, не могу не задать лично от себя вопрос о том, каково это — быть в руках одного из самых привлекательных спортсменов мира?

Алексееву, которую и без того было очень легко смутить, подобный вопрос и вовсе заставил залиться краской. Громов широко улыбнулся, облокотившись одной рукой на стол, крайне внимательно посмотрев на партнершу.

— Мне… — с волнением начала она. — Мне стабильно.

Евгений неудовлетворенно дернул бровью. Он ожидал куда более эмоционального слова, а лучше фразы. А ещё лучше длинного получасового рассуждения о том, почему ей потрясающе хорошо в его руках.

— В том смысле, что его руки никогда не дрожат, — продолжила Таня, краем глаз замечая недовольное выражение лица Громова и понимая, что он ей это ещё непременно припомнит. — Я всегда уверена в нём, как в партнере. И это дорогого стоит.

— А как в мужчине? — не отставала от Тани ведущая. — О ваших трех прокатах на Чемпионате Европы, включая показательное выступление, говорят очень много. И все отмечают, так называемую, химию между вами…

— Я не отношусь к Жене как к мужчине, — невинно улыбнулась Алексеева.

Громов изо всех сил пытался не выдать лицом или глазами то, что подобная фраза несколько задевала его самолюбие.

— Люди излишне романтизируют отношения фигуристов-парников, — продолжила Таня, — но не всем, конечно, достается столько внимания, сколько свалилось на нас.

— С нами сыграла злую шутку ситуация, при которой мы встретились, — включился в разговор Громов. — Не успев толком открыть друг друга как личностей, мы должны были «переживать» на льду очень сильные эмоции. Таня для меня до сих пор остается этакой прекрасной незнакомкой. Но сейчас мы узнаем друг друга всё больше.

— То есть вы отрицаете то, что между вами есть романтические отношения? — с долей расстройства в голосе уточнила журналистка. — Неужели от ежедневных прикосновений между вами ничего не… рождается?

— Мы друг для друга коллеги, — кивнул Громов. — Наши руки и прикосновения это часть работы. Для многих людей она очень специфична, но мы не видим в этом ничего особенного. Для массажиста массаж — это просто какие-то движения, выполняемые на автомате. Даже если массаж эротический.

Таня натянуто улыбнулась, посмотрев на партнера. Ведущая сдержанно засмеялась.

— У нас особенные отношения, которые не понять людям, никогда не связанным с парным катанием. Мы проводим по десять часов в день вместе, — добавила Алексеева, умалчивая о том, что вместе они проводят все двадцать четыре часа. — И последнее, о чем мы думаем, так это об отношениях друг с другом.

— Хотя в каком-то смысле наши отношения серьезнее, чем у супругов, — кивнул Громов, встретившись взглядом с партнершей. — Потому что Таня в буквальном смысле слова каждый день доверяет мне свою жизнь. Но несмотря на это, я предпочитаю не заводить с партнершами романтических отношений. Женщины, не в обиду сказано, не очень умеют разграничивать любовь и работу. Часто одно у них — рычаг давления на другое.

С каждой фразой фигуристам становилось всё труднее держать на лице дружелюбную улыбку.

— Но нам очень приятно, что зрители верят в то, что происходит между нами на льду, — кивнула Таня. — Это большой комплимент нам как… творческим людям. Мы рады, что способны поражать людей не только безошибочным исполнением элементов.

— Отмечают так же и то, что в показательном номере ваши взаимоотношения выглядели очень… напряженными.

— Это, опять же, номер и ничего более, — поспешил оправдаться Громов. — Мы никогда не выносим за пределы льда то, что показываем во время прокатов.

Евгений замолчал, вспоминая, как после очень горячей и страстной короткой программы, они с большим удовольствием повторили её уже в раздевалке. Татьяна, сидящая рядом, вспомнила то же самое.

— Вы просто не можете себе представить, сколько тысяч людей расстроили сейчас тем, что опровергли слухи о ваших отношениях, — грустно улыбнулась ведущая, отмечая, что её собеседники могли бы быть потрясающе красивой парой не только на льду, но и в жизни.

— Если мы когда-нибудь вдруг решим встречаться, то сообщим об этом, — улыбнулся Женя.

— Но вероятность этого крайне мала, — добавила Таня, держа на губах улыбку, отчего-то совсем не приносившую радости.

— Татьяна, вам ведь пришлось сменить место жительства ради нового партнера? — вспомнила журналистка.

Фигуристы вздохнули с облегчением, понимая, что тема их отношений, скорее всего, больше подниматься не будет.

— Да, теперь я живу и тренируюсь в Москве, — кивнула Алексеева.

— Сложно ли было переезжать и помогает ли вам Евгений?

— Переезжать было сложно психологически, — начала отвечать Таня, — но если честно, всё, что я вижу изо дня в день — тренировки, и это не дает до конца осознать, что я больше не в Питере. А Женя, — девушка посмотрела на партнера, — он помогает мне каждый день.

— В чем, например? — улыбнулась ведущая, которую не очень убедили доводы фигуристов о том, что они не пара вне льда.

— Я привожу и увожу Таню с тренировок домой, — ответил за партнершу Громов, радуясь, что в его словах нет лжи. Он ведь действительно привозил Таню домой. И не важно, что к себе.

— Вы живете далеко друг от друга?

— Нет, — ответил Евгений, — Тане несказанно повезло.

Алексеева повернула к нему голову, боясь, что он сейчас ляпнет лишнего.

— Она нашла жилье буквально в двух шагах от меня, — почти засмеялся Громов.

— Это большая удача — найти хорошее жилье в Москве, да ещё и рядом с партнером, — понимающе отметила ведущая.

— Да, — кивнула Таня, повернувшись к Евгению и готовясь увидеть, как его глаза нальются недовольством, — с поиском квартиры мне помог мой… друг.

***

Квартира Громова, 1 февраля. 21:30.

После тренировки, которая была очень щадящей, Евгений решил, что Тане необходима расслабляющая ванночка для ног. Он заботливо принес ей в гостиную небольшой таз с теплой водой, а затем отправился в душ. Татьяна, распаривая уставшие ноги, листала новостную ленту и, конечно, наткнулась на их с Женей группу.

«Господи, неужели они думают, что мы так просто поверим в то, что между ними ничего нет?)) Просто посмотрите на Женьку, когда он говорит о том, что их отношения больше, чем у супругов!» — гласил один из комментариев к видеозаписи с их интервью.

«Достаточно увидеть его восторженный взгляд, в момент, когда Таня смеется. Тут любые слова будут лишними. Кого они пытаются провести? Самих себя?))» — поддерживал следующий комментатор.

«Провести самих себя это именно то, что мы оба пытаемся сделать» — подумала фигуристка, а затем вздохнула, закрывая социальную сеть и прикрывая глаза, удобнее откидываясь на спинку дивана. Через несколько секунд у неё зазвонил телефон.

Вернувшись из душа, Громов захватил с собой полотенце для ног Тани. Он крайне неожиданно опустился перед ней на колени, принимаясь вытирать её стопы.

— Легче? — улыбнулся он, поднимая на неё голову.

Разгоряченный и влажный после душа Громов. Сидит. У её ног. Таня очень медленно осознавала происходящее.

— Похоже, вода была слишком холодной и я тебя заморозил, — засмеялся Евгений, забирая таз и уходя с ним в ванную.

Несколько секунд Татьяна продолжала ошарашенно смотреть в пол.

— Ты меня немного пугаешь, — с теплой улыбкой произнес Громов, возвращаясь в гостиную и принимаясь искать в шкафу чистую футболку. Алексеева не могла не воспользоваться этой ситуацией и не зацепиться взглядом за его накаченную спину и за шрамы в районе поясницы.

— Звонили с первого канала, — вспомнила Таня, снова опуская глаза в пол, когда Евгений надел футболку и обернулся к ней.

— Разыскивали самую привлекательную партнершу? — усмехнулся он. — Надеюсь, ты им себя не сдала?

Татьяна улыбнулась, не понимая, что нашло на её партнера. Подобные реплики от него давали какую-то призрачную, ложную надежду на то, что между ними может что-то быть.

— Они снимают цикл сюжетов про членов олимпийской сборной, — начала отвечать Алексеева. — Журналисты проводят со спортсменами весь день, снимая то, как они живут в преддверии игр.

— Ну, раз это первый канал, давай согласимся, — пожал плечами Громов, намереваясь пойти на кухню.

— Но, Женя, — остановила его Таня. — Они придут домой.

— И что? — искренне не понимал Громов, а затем оценивающе оглядел комнату. — Мы ведь прибрались вчера.

— Но я не должна жить с тобой. Никто не знает этого.

Громову пребывание партнерши в своей квартире казалось уже настолько естественным, что он вспоминал о том, что это не очень правильно лишь во время интервью. Несколько секунд он задумчиво молчал, а затем у него созрел план.

— Буду через десять минут, — предупредил он, выходя из комнаты, а затем захлопнул за собой входную дверь.

Алексеева пыталась предположить, куда он мог пойти в одних домашних штанах и футболке, но затем бросила эту идею, понимая, что впервые осталась одна в квартире Громова. Эта мысль разожгла в ней давно мучивший вопрос о таблетках. Она вскочила с дивана, судорожно вспоминая, какие из шкафов в гостиной и на кухне были пустыми, а в каких можно было что-то найти. Пальцы Тани леденели от страха. Она понимала, что если Громов застанет её за этим, то ей несдобровать. На это он отреагирует куда острее, чем на медали.

***

Евгений стоял на лестничной клетке, убирая ладонь от дверного звонка и ожидая, пока ему откроют.

— Женя! — радостно воскликнула молодая девушка, увидев на пороге соседа, пять лет назад спасшего ей жизнь. — Ты бы хоть предупредил, что зайдешь. А то негоже встречать чемпиона в простеньком халате.

— Привет, — улыбнулся Громов, переступая через порог и оглядываясь по сторонам, отмечая, что очень давно не заходил сюда. Его взгляд зацепился за детскую коляску, но Агния, будучи человеком очень активным, не дала ему возможности задать вопрос и продолжила разговор сама.

— А я звонила тебе после короткой программы! — с недовольством напомнила она, поправив высокий хвост. — Но совсем не удивилась тому, что ты не перезвонил.

Евгений виновато улыбнулся, обернувшись к собеседнице.

— Прости, мне было немного…

— Да что я? Тебя не знаю, что ли? — отмахнулась она, снова не давая ему договорить и указав на гостиную, призывая пройти туда.

— Главное, что победили, — не прекращала сопровождать свои действия словами Агния, сидящая сутками дома с ребенком и сильно изголодавшаяся по общению. — Мы с Олегом болели от души за тебя и Таню.

— И как тебе она? — несмело поинтересовался Евгений.

— Ужасно красивая, — искренне ответила Агния, а затем приложила указательный палец к губам, взяв Громова за руку и потянув к детской кроватке, в которой мирно спала её маленькая дочка.

— Ты ведь до сих пор не познакомился со своей тезкой, — шепотом пояснила она, смотря, как округляются глаза Евгения.

— Но ты говорила, что у вас будет девочка… — Евгений вспомнил их последнюю встречу во дворе дома, когда его соседка была ещё беременной.

— Громов, — шикнула Агния, уводя его на кухню, чтобы не разбудить ребенка, — ты был человеком, который в своё время развенчал для меня стереотип о том, что спортсмены тупые. Так не тупи.

Евгений нахмурился, садясь за кухонный стол.

— До меня дошло, — кивнул он, устало улыбаясь и проведя ладонью по лбу, решая начать говорить по делу. — У меня есть к тебе небольшая просьба…

Агния с легкостью согласилась предоставить их квартиру для Тани на один день, но взамен этого заставила Женю задержаться на чай. Она предложила ему пригласить и партнершу, но Громов посчитал, что небольшая разлука впервые за долгое время пойдет им только на пользу.

— Ну и каково это? — осмелился спросить Евгений, обводя взглядом кухню Агнии и замечая множество безделушек на полках и рамок с фотографиями на стенах.

— Что именно? — переспросила она, поставив перед гостем чашку с чаем и небольшую вазочку со сладостями.

— Иметь семью, — уточнил Громов, опуская взгляд на стол и рассматривая нелепую скатерть с котятами.

— Глупый вопрос, — тепло улыбнулась Агния, сев напротив фигуриста. — Это большое счастье.

— И ты не боишься потерять всё это? — от серьезного взгляда Евгения улыбка с губ его собеседницы пропала.

— Нет… — непонимающе ответила она. — Боюсь, но… это нормально. Главное не давать этому страху себя поглотить, иначе он начнет отравлять каждый день, мешая радоваться тому, что имеешь.

Громов задумчиво кивнул. В словах Агнии был смысл. Подобный страх действительно имеет способность отравлять каждый прожитый день. Это было ему хорошо известно.

***

Через пару минут поисков Таня обнаружила небольшую аптечку, в которой быстро нашла знакомый блистер таблеток. Она запомнила название препарата, повторяя его про себя во время того как убирала аптечку обратно. Когда с этим было покончено, она села обратно на диван, взяв в руки телефон, вбивая в поисковой строке название лекарства. И описание данного препарата поставило её в тупик, заставляя понять, что несмотря на их сближение и недавний откровенный разговор, она, судя по всему, ещё очень многого не знает о своем партнере.

«…Седативный транквилизатор, оказывающий избирательное действие на организм. Не подавляет активность центральной нервной системы и не действует расслабляюще на всё тело. Целенаправленно снижает все тревожные и фобические проявления, чем отдаляет появление очередной панической атаки или сглаживает её неприятные симптомы…»

========== О хлебобулочных изделиях и командных соревнованиях ==========

4 февраля, квартира Громова, 19:50.

Татьяна и Евгений попросили Ольгу Андреевну закончить их сегодняшнюю тренировку на полчаса раньше. Они собирались посмотреть репортаж, отснятый вчера. Тренер назвала их большими детьми, но всё же отпустила. С условием, что завтрашняя тренировка будет длиться на час больше.

Партнеры расположились на диване, включив телевизор. Пока по нему шла реклама, Громов перевел взгляд на Таню. Она, облаченная в клетчатые штаны и домашнюю футболку с нарисованной овечкой, держала в руках глубокую тарелку с горячим молоком и любимыми ею медовыми хлопьями. Сейчас, когда её волосы были собраны в высокий хвост, а на лице почти не было макияжа, она казалась Жене ещё моложе, и он не видел в ней чемпионку Европы, не видел спортсменку, не видел пресловутого друга. Он видел в ней свою маленькую Плюшу. И это затмевало все остальные статусы его партнерши. Громов улыбнулся, радуясь тому, что Таня слишком увлечена любимым лакомством, чтобы заметить его взгляд.

— Это последний день, когда мы едим нездоровую пищу, — неожиданно строго произнес Евгений, переводя взгляд на экран, по которому начиналась передача об олимпийской сборной.

— Совсем последний? — с напускной грустью вздохнула Таня, вновь опуская ложку в молоко и набирая вместе с ним больше хлопьев.

— Не совсем, а до финального проката на Олимпийских Играх, — задумчиво отвечал Громов, пытаясь слушать закадровый голос, рассказывавший об одном из биатлонистов. — Мы совсем перестали следить за питанием.

— Сказал человек, сидящий с бутылочкой газировки в руках, — прокомментировала Таня с улыбкой.

Однако когда Евгений отвлекся от репортажа, повернув голову к партнерше и недовольно сверкнув серо-голубыми глазами, Таня поняла, что зря это сказала. Она вспомнила, как на днях, стоя в утренней пробке по пути на тренировку, Громов рассказывал про свою учебу на заочном отделении в Российском университете физической культуры и спорта. Перечисляя свои любимые предметы, фигурист сделал большой акцент на курс по физиологии питания. И по взгляду Евгения Таня поняла, что сейчас ей светит лекция именно по этой дисциплине.

— Молоко, — серьезно начал он, — что ты пьешь почти каждый день, содержит лактозу, которая с возрастом хуже усваивается организмом и тебе…

— Ну, началось, — страдальчески констатировала она, на секунду перебивая его. — И не пью я молоко в чистом виде!

— Ты его добавляешь в кофе, а ещё эта твоя ежедневная овсянка, — при упоминании каши глаза Евгения загорелись ещё ярче. — Её нельзя есть каждый день!

— Ты бы лучше о своем организме переживал, который с возрастом усваивает всё хуже, ага, — мрачно добавила Таня, убирая опустевшую тарелку на небольшой журнальный столик.

Громов постарался сделать вид, что его подобный укол не задел. Однако для любого спортсмена возраст — больная тема. Особенно когда ты в своем виде спорта крайне успешен.

— Я ещё не договорил про овсянку, — напомнил он, намекая, что лекция сейчас продолжится, но закадровый голос, начавший вещать об их паре, сменил настрой фигуриста, приковывая его внимание к репортажу.

«В парном фигурном катании главным претендентом на золото является наша пара — Татьяна Алексеева и Евгений Громов. Нашей съемочной группе посчастливилось провести с фигуристами целый день, наблюдая за их ритмом жизни, который, в преддверии игр, так же быстр, как скорость, на которой они перемещаются по льду».

Закадровый комментарий сопровождали красочные и эмоциональные кадры с их прокатов на чемпионате Европы и с церемонии награждения. После этого картинка сменилась, и перед зрителями предстал журналист, позвонивший в дверь квартиры Евгения.

« — День будущих олимпийских чемпионов начинается в шесть утра, — пояснил на камеру корреспондент».

Татьяна и Евгений, сидящие перед телевизором, заговорщически переглянулись. Только они и Агния знали, что тот день начался для них в пятом часу, потому что им пришлось перенести большинство вещей Тани в квартиру соседки Громова и обустроить всё так, будто это была её квартира. Наибольшее затруднение вызвала детская кроватка, которую фигуристам пришлось спрятать в ванной в надежде, что туда телевизионщики вряд ли зайдут. И, конечно, много времени отнял процесс убирания всех фотографий с семьей Агнии, которых было очень много в каждой комнате. Евгений прибежал в свою квартиру за считанные минуты до того, как должна была пожаловать съемочная группа. Ему пришлось взъерошить волосы, чтобы сделать вид, будто он проснулся совсем недавно. Через секунду Громов открыл дверь, будучи ещё в домашней одежде. В правом нижнем углу было указано время, в которое был снят этот момент — 6:10 утра.

« — Доброе утро! — с приторным жизнелюбием поздоровался с фигуристом журналист.

— Доброе утро, — гораздо спокойнее, но всё же с улыбкой ответил Евгений, шире открывая дверь и пропуская съемочную группу в свою квартиру.»

— Да ты прямо пышешь гостеприимством, — с улыбкой констатировала Татьяна.

— Тебе ли не знать о моем гостеприимстве, — кивнул Громов, смотря на экран, на котором он проводил небольшую экскурсию по своей однокомнатной квартире.

Однако журналистов его место проживания не впечатлило, что было, по мнению Тани, вполне ожидаемым. Партнерша предлагала Евгению вытащить хоть какие-нибудь медали и фотографии, но Громов стоял на своем, не желая подстраиваться под кого-то другого. Поэтому единственной наградой, которую даже засняли крупным планом, стала золотая медаль прошедшего чемпионата Европы. Её Евгений до сих пор хранил на полке, не спрятав в коробку с остальными медалями.

И пока бронзовый призер прошлых Олимпийских игр с телеэкрана вещал о своём рационе, открывая холодильник, из которого он рано утром спрятал всё, что могло бы его скомпрометировать, в заранее открытую дверь квартиры вошла Агния. Фигуристы пригласили её посмотреть репортаж вместе с ними.

— Опаздываешь, мать, — с ухмылкой констатировал Евгений, подвинувшись ближе к Тане, чтобы соседке было куда сесть.

— Я долго не могла уложить Женю, — объяснила она, а затем подошла к Алексеевой, наклонившись к ней и приветственно приобняв. — Рада снова тебя увидеть!

— И я рада, — Таня улыбнулась ей в ответ. — Ещё раз спасибо за помощь.

— Ерунда, — отмахнулась Агния, — тем более это было хорошим поводом заставить Олега съездить к моей маме.

Громов шумно вздохнул, призывая соседку, наконец, сесть и дать им нормально посмотреть передачу. Подобные разговоры Агнии о семье, о маме, о детях не находили отклика у него и даже раздражали.

— Двинься тазом! — обратилась к нему Агния. — Я хочу сидеть между чемпионами Европы. Смогу желание загадать.

Такая просьба соседки не понравилось Громову, но перечить он не стал и отодвинулся к другому краю дивана. Однако чувствовал странный дискомфорт и даже какую-то злость, когда кто-то или что-то пыталось вставать между ним и Таней. И неважно, в прямом или переносном смысле.

Смотря часть репортажа, снятую уже на тренировке, где журналист, стоя у борта, рассказывает о том, при каких обстоятельствах они с Таней встали в пару, Евгений недовольно нахмурился. Он вспомнил, как этот корреспондент в конце дня пытался позвать его партнершу на ужин. Громов полагал, что Таня откажется, но всё же вмешался. Он вежливо попросил журналиста отложить свои ухаживания до завершения Олимпиады. Но лучше бы вообще до конца своей жизни, который, если он не прекратит, настанет очень скоро.

« — Что вам больше всего нравится в Жене, как в партнере? — обратился к фигуристке журналист. Таня, с ярким румянцем на щеках от физических нагрузок, задумчиво поджала губы, которые норовили растянуться в улыбке. Её специально снимали так, чтобы было видно катающегося на заднем плане Громова.

— Он очень трудолюбивый, — начала отвечать Алексеева, от волнения одергивая вниз черную водолазку, — и очень надежный. Ещё он… очень думающий спортсмен. Это большая редкость сейчас. Он не слепо полагается на тренеров и врачей. У него у самого огромные познания в области фигурного катания и физиологии. Он активно этими знаниями пользуется, и это ему помогает.

— А что больше всего вам импонирует в Жене, как в человеке? — задал следующий вопрос корреспондент. Мысленно Алексеева обрадовалось, что Женю сейчас назвали человеком, а не мужчиной, как в прошлый раз. Это смущало гораздо меньше, и еёответ на этот вопрос не будут рассматривать с точки зрения их несуществующих отношений.

Таня обернулась назад, посмотрев, как Громов заходит на очередной прыжок, скользя по дуге назад, а затем вновь повернулась к камере.

— Он, опять же, очень умный, — улыбнулась она, — и добрый».

— И всё? — картинно оскорбился Громов, осуждающе посмотрев на смеющуюся партнершу и соседку.

— Тихо! — шикнула Таня, когда Женя начал отвечать на те вопросы, на которые минутой ранее отвечала она сама.

«— Как фигуристка она оказалась для меня приятным открытием, — серьезно отвечал Громов. — Таня может не выходить со льда по восемь часов, даже если чувствует какой-то дискомфорт или боль.

— А что вам больше всего нравится в ней, как в человеке?

Евгений на секунду опустил взгляд, задумываясь. Слишком сложно было уместить в пару слов всё то, что его привлекало в партнерше.

— Она непосредственная, добрая и… нежная, — Громов с придыханием и какой-то обреченностью произнес последнее слово, будто признавался самому себе в том, что этой нежности он больше не в силах противостоять.

Таня, раскатывавшаяся за его спиной, упала на спину. Громов услышал скрежет льда и звук удара и обернулся к ней. Даже с расстояния он видел, что Алексеева улыбалась, значит, ничего страшного не случилось.

— Не убилась, Плюша? — с улыбкой поинтересовался он, награждая её этим прозвищем за то, что допустила глупое падение».

Таня и Женя медленно повернули головы друг к другу. Они оба надеялись, что эту сцену вырежут, потому что к самому интервью она не относилась.

— Громов… — угрожающе произнесла его фамилию Таня, наливающимися бешенством глазами смотря на партнера. — Ты хоть понимаешь, что наделал?

Фигуристка яро ненавидела это прозвище и не находила в нем ничего милого. И то, что так её теперь будет называть вся страна, очень злило. Евгений испытал неожиданную радость от того, что между ними сидела Агния, своим присутствием не позволявшая Тане расчленить его прямо сейчас.

— Вон, смотри, обед показывают, — попытался отвлечь партнершу Громов и Алексеева недовольно поджала губы, переводя взгляд на экран.

« — Сейчас два часа дня, и мы вместе с Татьяной и Евгением обедаем в кафе, располагающемся неподалеку от ледового дворца, на который они вернутся сразу же после этого, — прокомментировал журналист, сидя за столом вместе с фигуристами. — Пользуясь случаем, хочется поговорить с вами о музыке, которую вы используете в своих программах. Нравится ли вам она в середине сезона также, как в начале?

Громов не любил такое пристальное внимание. Не любил, когда доставали с вопросами каждые полчаса. Когда Таня только рассказала ему об этой передаче, он рассчитывал, что их просто поснимают со стороны, а затем расскажут что-то закадровым голосом. Но вот то, что им не давали нормально поесть, окончательно выводило из себя. Однако необходимо было держаться очень вежливо, поэтому Женя заставил себя улыбнуться.

— Вы когда-нибудь ставили песню, которая вам нравится, на будильник? — поинтересовался он у журналиста.

— Ставил, — кивнул корреспондент, не совсем понимая, к чему был задан подобный вопрос.

— Ну и как? Продолжала ли она вам нравиться? — приподнял брови Громов.

— Не очень…

— Вот и ответ на ваш вопрос, — кивнул Евгений, ухмыльнувшись. — Мы слышим одну и ту же музыку по нескольку раз в день во время тренировок, и в определенный момент от неё уже начинает тошнить.

— Мне кажется, — включилась в разговор сидящая между мужчинами Таня, — что если посреди ночи включить нашу музыку, мы сразу же встанем в начальную позу.

— Не так давно, возвращаясь с тренировки, мы услышали по радио в машине песню, под которую катаем короткую программу, — с улыбкой вспомнил Громов, быстро переглянувшись с партнершей, которая кивнула, понимая, о чем пойдет речь. — И мы в одну секунду потянулись к переключателю станции.

Таня смущенно улыбнулась, вспоминая, как неловко они столкнулись ладонями в тот самый момент.

— А есть ли какая-нибудь композиция, под которую вам хотелось бы поставить программу, но вы по тем или иным причинам этого не делали? — не отставал журналист.

Громов обреченно посмотрел на остывающий стейк, призывно лежащий на тарелке.

— Их очень много, и в основном это классические музыкальные произведения, — ответил он, посмотрев на корреспондента. — Брать такую музыку очень ответственно по двум причинам. Во-первых, есть большая вероятность того, что ты попросту потеряешься в величественной музыке. Она захлестнет тебя полностью. Очень сложно соответствовать размаху классики, находясь на льду.

Таня была с подобным мнением Громова не согласна. Ей казалось, что такому видному мужчине, как он, было крайне сложно потеряться на льду, особенно учитывая его запредельный уровень владения коньком. Скорее любая классическая композиция терялась бы на его фоне.

— А во-вторых, — продолжал он, — однажды, будучи юниором, я увидел, как опытный фигурист упал под «Смейся, паяц…». С тех пор у меня своего рода фобия на классику. Падать под подобное ещё больнее и унизительнее, а кататься — гораздо ответственнее.

— А если бы у вас всё-таки не осталось бы выбора? Какие классические произведения вы бы взяли?

Евгений многозначительно посмотрел на Таню, призывая ответить.

— Мне бы хотелось прокат под «Кармен», — смущенно призналась она, вызывая у Громова улыбку. Ему показалось, что из Тани действительно вышла бы потрясающая Кармен. Эмоциональная, яркая брюнетка идеально подходила на эту роль.

— А ещё, конечно, как и любой девочке мне бы хотелось что-нибудь из «Ромео и Джульетты».

И это Громов тоже счел подходящим, учитывая безграничную нежность, которой была исполнена его партнерша. Представляя эти образы, Евгений поймал себя на мысли, что ради такого можно даже рискнуть взять классику и… остаться на ещё один сезон».

***

5 февраля, квартира Громова. 6:40.

Татьяну разбудил вкусный запах свежесваренного кофе. Такой аромат был способен сделать пробуждение гораздо приятнее, даже если ты лег поздно.

— Доброе утро, — сонно потирая глаза, произнесла Таня, входя на кухню.

Её партнер что-то скрупулезно высчитывал на калькуляторе, записывая в тетрадь.

— Что это? — Таня склонилась над его записями, пытаясь разобрать отвратительный почерк Громова. Складывалось ощущение, что коньками по льду он написал бы гораздо разборчивее.

— Наше питание на следующие пять дней, — ответил он, разворачивая к ней тетрадь. — С учетом потребляемых и растрачиваемых калорий. Могут быть, конечно, небольшие погрешности, но…

— Ты это серьезно? — начала злиться Таня. От такого вся сонливость моментально сошла на нет. Она взяла тетрадь в руку, пристально изучая написанное.

Громов действительно расписал шесть приемов пищи на каждый из пяти дней до отлета.

— Вполне, — самодовольно улыбнулся он.

— Ну, раз ты так серьезно подошел к этому, то и я не буду отставать, — угрожающе произнесла Таня, садясь напротив партнера. Она взяла со стола ручку и нашла в тетради пустой лист, начиная что-то записывать, пока Евгений заинтересованно за ней наблюдал, попивая кофе.

— Составляешь список покупок? — не сдержался от догадки он, едва заметно улыбнувшись.

— Хуже! Придумываю тебе прозвище, — зловеще ответила она, отрывая взгляд от листка и оценивающе смотря на партнера.

— Так основательно? — удивился Громов, вспоминая, что прозвище Тани пришло к нему в голову абсолютно спонтанно. — И какие есть варианты?

— Раз я Плюша, — начала отвечать Алексеева, пробежавшись глазами по списку, который успела набросать, — то у тебя тоже будет прозвище, связанное с хлебобулочными изделиями.

— Я сто раз тебе говорил, — пытался оправдаться Громов, — что Плюша это не из-за еды…

— Как тебе «батончик»? — не дала ему договорить Таня, предлагая один из своих вариантов.

Евгений на несколько секунд «подвис», не понимая, что он только что услышал. Он ошарашенно смотрел партнерше в глаза и видел, что она едва сдерживала смех.

— Какой ещё… батончик? — наконец, спросил он.

— Ну, знаешь, есть ведь «Батоны нарезные подмосковные». Вот в их честь тебя и назовем.

Громов от такого прозвища был, мягко говоря, в оцепенении. Он округлившимися глазами продолжал смотреть на Таню, которой всё труднее давалось сдерживать смех. Он не понимал, в какой момент их взаимоотношений что-то пошло не так, и он начал позволять Алексеевой так с ним обращаться.

— Или Калач. Потому что тёртый. Ты же у нас многое повидал.

— За что ты так со мной, женщина? — обреченно спросил Евгений. — Может, коротко и ясно — «царь»?

— Да какой из тебя царь? — отмахнулась Татьяна. — Максимум — батон нарезной подмосковный…

Евгений недовольно вздохнул, не зная, как прервать такой «творческий» порыв партнерши, и поднес к губам чашку с кофе, надеясь, что горячий напиток вернет ему спокойствие.

— Я придумала! — резко воскликнула Таня. — Ты будешь Пирожочком!

Громов от услышанного поперхнулся глотком кофе. Он кашлянул, и напиток полился у него через нос, вынуждая судорожно подставил ладонь под подбородок. Он встал из-за стола и склонился над раковиной, пока Татьяна, наблюдая эту картину, заливалась смехом.

— Такой, знаешь, который в масле поджарили, — она решила добить партнера окончательно и объяснить ему происхождение прозвища. — У него твердая корочка, а вот внутри мягко и горячо. И вредно.

***

Ледовый дворец «Вдохновение», 9:40.

Партнеры приехали на тренировку немного раньше положенного. Когда Таня, переодевшись быстрее Громова, вышла к ледовой площадке, она заметила на ней пару юниоров. Они считались второй парой, но после того, что случилось с их соперниками на прошедшем чемпионате Европы из-за падения партнерши, все надежды перелегли на их плечи.

Татьяна начала кататься в пустом углу катка, но через некоторое время услышала, как партнеры ругаются из-за неудобного для них хвата при заходе на поддержку и решила им помочь. Спустя несколько минут на льду появился Евгений.

— Готовишь нам соперников? — улыбнулся он, проводив их взглядом, и взял Таню за руку, начиная раскатываться по площадке, которая теперь принадлежала только им.

— Я просто поделилась с ними опытом, посоветовала, как лучше.

— Хорошо, — продолжал улыбаться Громов. — А то мне уже показалось, что ты устраиваешь смотрины нового партнера.

— А что, есть повод выбирать нового? — подавляя внезапно одолевший испуг, поинтересовалась Таня. Она всё ещё помнила свою последнюю встречу с Алисой и в глубине души боялась её возвращения на лёд. Боялась остаться без Жени.

— Я шучу, расслабься, — засмеялся Евгений, однако у его партнерши этот разговор ещё долго не выходил из головы.

***

6 февраля, тренировка в зале. 13:50.

Евгений поднимал гантели, делая упражнения на двуглавые мышц плеч, стоя напротив зеркала и наблюдая через него за партнершей, выполнявшей отжимания. Когда руки Тани критически задрожали и она упала на пол, Громов отложил гантели.

— Подъем, боец! — громко обратился к Алексеевой партнер. — Приказа умирать не было!

— Не-ет, брось меня, — простонала она, часто дыша и смотря на кроссовки Евгения, не в силах даже поднять взгляд выше, ощущая грудью и щекой холодный пол. — Передай Жене Громову, что я… дружила его.

***

7 февраля, тренировка на льду. 18:40.

Таня находилась в высокой поддержке, держа весь свой вес на одной руке. Ладонью другой руки она обхватила лезвие конька, сгибая ногу в колене. Евгений на большой скорости скользил по льду, выполняя три оборота. С бывшим партнером, оказываясь в высоких поддержках, Таня ловила себя на сильном желании закрыть глаза. Как закрывают их люди на американских горках, испытывая страх. Вместе с закрытыми глазами она хотела просто перетерпеть нахождение в поддержке. Высчитать про себя эти многострадальные секунды, по субъективным ощущениям тянувшиеся как минуты, и, наконец-то, опуститься на свои ноги.

Сейчас же, находясь в уверенных руках Громова, Таня с каждым днём всё больше обожала поддержки. Она представляла, как красиво и эффектно это смотрится со стороны, и больше не хотела закрывать глаза и терпеть. Сейчас она хотела всё видеть и наслаждаться мгновениями. Наслаждаться ощущением ветра, скольжения. Наслаждаться сумасшедшим сочетанием риска от большой высоты и одновременно безопасности, гарантированной руками Жени.

В финальной поддержке Таня почувствовала себя нестабильно. Она ощутила странный дискомфорт в плече опорной руки и уже собралась попросить партнера опустить её, но вспомнила его историю преодоления боли, вспомнила молодых юниоров с их рвением, вспомнила свой путь, который успела пройти с Громовым, и не стала ничего ему говорить, не срывая своё положение.

— Тебя немного повело в последней поддержке, — констатировал Евгений, обсуждая их последний прогон уже на скамейке и расшнуровывая коньки.

— Голова закружилась, — соврала Таня, принимаясь за шнурки своих ботинок и радуясь, что сейчас не находится в зрительном контакте с партнером.

— С чего бы вдруг? — не понимал Громов, снимая ботинки и чувствуя, как сильно гудят и буквально вибрируют от изнурительной тренировки его стопы.

— Может, от недостатка углеводов? — с упреком посмотрела на него Таня, припоминая расписанный партнером режим питания, который они соблюдали последние дни.

— У нас есть углеводы, — не согласился с ней Громов, вытягивая свои длинные ноги вперед, чувствуя, что ему необходимо немного посидеть. — Такой режим питания — временная необходимость, а не моя прихоть.

— А свою жену ты тоже будешь так в форме держать? — усмехнулась Таня.

Евгений повернул к партнерше голову и бросил на неё оценивающий взгляд, заостряя его на темных прядях, выбившихся из хвоста, и румяных от физической нагрузки щеках.

— Я не собираюсь жениться, — честно ответил Громов. Он мог бы отшутиться, мог бы сказать что-то другое, но решил сказать как есть. После этого он поднялся со скамейки, взял коньки и направился в раздевалку, не желая продолжения разговора на эту тему.

***

Таня быстро бежала на беговой дорожке, слушая музыку через наушники и периодически бросая взгляд на партнера, облаченного в футболку и шорты, пока он выполнял упражнения на брюшной пресс. Она была рада, что сейчас он был слишком сконцентрирован на своём теле и не ловил на себе её заинтересованные взгляды. А интересоваться было чем. Таня не могла оторваться от красивых рук, согнутых в локтях и сцепленных на затылке, от сильных подтянутых ног, которые Евгений вытянул вверх, увеличив нагрузку. От небольшой испарины, проступившей на лбу и груди. В определенный момент она выключила свою музыку, слушая его напряженное дыхание. Однако наушники из ушей вытаскивать не стала.

Таня сбилась со счету. Ей казалось, что Громов качает пресс уже целый час, периодически меняя нагрузку с прямых мышц живота на косые, выполняя скручивания. Причем темп Евгения был очень быстрым и резким. Он не оставлял своим мышцам ни секунды отдыха. В следующую минуту Женя откинулся на спину, опуская ноги на пол и тяжело дыша. Алексеева решила припомнить ему его же поведение. Она спрыгнула с беговой дорожки и подошла к нему, а затем резко села ему на область паха. Евгений был вынужден приподняться на локтях, ощутив, как быстро он вспыхнул от такого контакта с ней. Громов удивленно посмотрел на партнершу, чувствуя, как по его и без того разгоряченному телу стремительно разливался ещё больший жар и возбуждение.

— Вставай! — невинно и крайне очаровательно улыбнулась она. — Приказа умирать не было!

Евгений потерянно улыбнулся в ответ, чувствуя, что Тане необходимо слезть с него, иначе в следующую секунду она явственно ощутит то, что точно сочтет совсем не дружеским проявлением симпатии мужчины к женщине.

— Продолжай, а я посижу у тебя на ногах, — настаивала Алексеева, положив ладони на низ живота Громова, заставляя его напряженно втянуть носом воздух. Он чувствовал, что ещё секунда и у него пойдет пар из ушей.

— Не надо, — внезапно дрогнувшим голосом произнес Евгений, а затем сдавленно кашлянул, возвращая ему привычное низкое звучание. — Я сам.

Евгений положил ладони на талию Тани, буквально поднимая её с себя, и посадил на пол. Сразу после этого он встал, отходя в дальний угол тренажерного зала, в надежде, что Таня не заметила его возбуждения. Решив, что физических нагрузок с него на сегодня хватит, он направился в душевую.

***

9 февраля, Федерация фигурного катания на коньках России. 15:20.

Олимпийская сборная по фигурному катанию была приглашена на прием в Федерацию для финального уточнения состава и заявочных листов. Все фигуристы были одеты в строгие черные костюмы с эмблемой герба России на груди. Таня завершила свой образ чуть присобранными на затылке волосами, основная часть которых осталась распущенной и спадала с плеч волнистыми локонами. В ушах красовались маленькие жемчужные гвоздики. Это делало строгий образ Алексеевой значительно мягче и женственнее. И ужасно нравилось Евгению. Таня сидела рядом с ним на первом ряду, слушая президента Федерации. Громов бросил на неё мимолетный взгляд, понимая, что партнерша снова волнуется.

— Ничего страшного сейчас не произойдет, — шепнул ей на ухо Евгений. — Расслабься. Напрягаться будем в Канаде.

Таня заставила себя улыбнуться. Сейчас она напрягалась как раз таки потому, что разговоры велись об этой самой Канаде и предстоящих там Олимпийских Играх, вылетать на которые они будут уже завтра вечером. После чемпионата Европы Алексеева наивно полагала, что сможет совладать с волнением на следующих стартах, но Олимпиада была поистине космическим уровнем и пределом мечтаний любого спортсмена. И сейчас Таня невольно оглядывалась назад, до сих пор, кажется, не осознавая до конца, как далеко зашла авантюра под названием «а почему бы не встать в пару с Его Величеством Евгением Громовым».

— От спортивных пар поедут Алексеева/Громов и Емельянова/Назаров, — продолжал зачитывать состав сборной президент Федерации.

Таня знала вторую пару. В рамках чемпионата страны они стабильно попадали в призеры и на последнем заняли второе место, намного уступив Алисе с Женей, которые всегда уходили в большой отрыв по баллам от серебряных призеров. Вот только на международных соревнованиях у Емельяновой и Назарова уже не получалось пробиться куда-то выше десятого места. Так и на прошедшем чемпионате Европы они заняли только одиннадцатую строчку.

— В женском одиночном катании страну будут представлять Ксения Исаева и Вероника Абрамова. В мужском — Дмитрий Осокин и…

— Слушай, — шепотом обратилась к Тане её подруга. Одиночнице с трудом давались подобные приемы. Она считала их ужасно скучными и в некотором смысле даже бессмысленными. Ксения чуть наклонилась вперед, бросив взгляд на ботинки Громова, сидевшего по другую руку от Тани.

Алексеева вопросительно посмотрела на подругу. Ей, в отличие от Ксении, любые приемы в Федерации казались запредельно важными и серьезными, поэтому она не хотела, чтобы кто-то из официальных лиц или журналистов увидел её болтающей с Ксюшей во время оглашения итогового состава олимпийской сборной.

— А какой размер ноги у Жени? — поинтересовалась Ксения, выпрямившись и поставив подобным вопросом Таню в тупик. Она ожидала сейчас чего угодно, но только не подобного.

— Эм… — сильно растерялась Алексеева, чем изрядно веселила подругу, — сорок шестой. А что?

— Знаешь, есть одна теория о размере мужской ноги, — продолжила по-девичьи шушукаться с подругой Ксения.

— Какая теория? — не понимала Алексеева, чуть нахмурив темные брови. Она всё ещё наивно полагала, что то, о чем говорит подруга, хоть как-то относится к фигурному катанию.

— Таня! — строго обратился к ней Громов, чуть стукнув тыльной стороной ладони по её бедру, призывая помолчать и послушать официальных лиц.

— Коллеги, я не буду скрывать, что не совсем удовлетворен составом, заявившимся на командный турнир, — выразил своё мнение президент Федерации. — Я думаю, что причины для этого объективны, и вы понимаете, что я имею в виду.

— О чём идет речь? — тихо обратилась к партнеру Таня.

— Я ещё несколько дней назад сообщил через Ольгу Андреевну, что мы не будем участвовать в командном зачете, — пояснил Громов, немного напрягаясь, понимая, что Алексееву такая новость может не обрадовать. И по её заметно округлившимся глазам, он понял, что в своих догадках не ошибся.

Евгений знал, что командный турнир сам по себе — задумка неплохая. Эти соревнования, которые будут проводиться на Олимпийских Играх только во второй раз, — хорошая возможность завоевать медали в эффектном противостоянии лучших мировых школ фигурного катания. Но Громов слишком переживал о личном зачете, который был дороже всего. Он боялся, что если им с Таней придется кататься ещё и в командном турнире, то в сумме будет необходимо чисто исполнить программы не два, а четыре раза, что является большой нагрузкой. И неизвестно, оправдается ли она, учитывая то, что откровенно слабые одиночники-мужчины и танцевальные пары вряд ли дадут их команде шансы на медали высшей пробы, а выкладываться ради серебра или бронзы у Громова не было ни сил, ни желания.

— Почему мы не будем участвовать? — от нахлынувших эмоций громко и требовательно спросила она, ставя Евгения в неловкое положение.

— Дома поговорим, — строго обрубил все её возмущения Громов, не желая, чтобы их диалог кто-либо услышал.

Татьяна недовольно перевела взгляд на небольшую трибуну, которую уже успел покинуть президент Федерации, теплые пожелания и напутствия которого она прослушала во время разговора с Женей. Официальная часть была окончена. Представители прессы и большинство официальных лиц начали покидать зал. Следующая часть должна была стать обсуждением предстоящих игр непосредственно фигуристами, а место за трибуной занял уже знакомый Тане Мельников.

— У меня остался к вам один небольшой и несколько неформальный вопрос. Вы знаете, что это всё условности, но нам всё же нужно определить капитана сборной, — вздохнул Арсений, понимая, что в данный момент он занимается откровенной ерундой, но регламент действительно требовал назначить неформального руководителя сборной по фигурному катанию. — Женя? Может ты?

Громов, услышав своё имя, с неприкрытым недовольством посмотрел на Арсения.

— Вижу, что тебе очень хочется, — шире ухмыльнулся он. — Твои глаза прямо горят от предвкушения. Тем более, ты у нас самый взрослый и опытный.

— Не впутывайте меня в это, — угрожающе произнес Евгений, нахмурив брови. — Я не собираюсь проводить много времени на бессмысленных пресс-конференциях, комментируя неудачные прокаты вашей излюбленной отмазкой в стиле «лёд, знаете ли, скользкий».

— Я хочу быть капитаном! — внезапно включилась в разговор Ксения и уверенно подняла руку вверх, радуясь, что здесь сегодня отсутствует её тренер, который ни за что не позволил бы подобного, полагая, что это плохо скажется на тренировочном процессе.

— Ксюша, — улыбнулся Мельников, посмотрев на одиночницу, — я не удивлен твоей инициативе.

— Я твой должник, — улыбнулся Громов, повернув голову к подруге партнерши.

***

18.00.

Ксения после приема в Федерации хотела заехать к Тане с Женей, но её пригласил на прогулку Дмитрий. Снова воспользовавшись отсутствием тренера и последним глотком свободы перед Олимпиадой, одиночница с радостью отправилась с ним на вечерние улицы Москвы, планируя переночевать в гостинице, которую Федерация предоставила всем фигуристам, не проживающим в столице. Алексеева и Громов, провожая одиночников взглядами, поймали себя на мысли, что рады побыть наедине друг с другом ночью перед отлетом на самый важный старт в жизни любого спортсмена.

— Как-то быстро Дима переключился на Ксюшу, — улыбнулся Евгений, галантно открывая Татьяне дверь арендованной машины.

— Не этого ли ты добивался? — лукаво сверкнула темными глазами она, вспоминая их дуэль в Кёльне. Однако Громов не ответил, захлопнув дверь, а затем быстро обошел автомобиль, садясь за руль.

— Расскажи мне о себе, — крайне неожиданно попросил он, выезжая с парковки Федерации. Евгений понимал, что ему нельзя сближаться с партнершей. Понимал, что, узнавая её всё больше, он не сможет вовремя остановиться. Но он видел Ксюшу, которая знала о Тане всё, и это разжигало внутри него странное и ранее незнакомое чувство, которое, кажется, называется «ревность».

Татьяна непонимающе посмотрела на партнера, делавшего вид, что он очень сконцентрирован на дороге.

— Ты это сейчас спросил, чтобы увильнуть от разговора про командный турнир? — предположила она. — Думаешь, я оставлю это просто так?

— Я это сейчас спросил потому, что мне интересно, — признался Евгений, хотя и понимал, что от разговора про командные соревнования ему не отвертеться. Громов был удивлен тому, как эта маленькая девчонка ростом метр с кепкой окрутила его, давая глупые прозвища и разговаривая с ним подобным образом, угрожая, что она ничего не оставит просто так.

Татьяна задумчиво поджала губы. Она желала прояснить ситуацию с командными соревнованиями, но такой интерес Громова к ней приятно порадовал, даря красноречивый комплимент о том, что она ему, скорее всего, не так уж и безразлична, и не такой уж и друг.

Они оба ловили себя на очень странных мыслях о том, как это смешно и глупо — быть рядом с партнером круглые сутки, держать его за руки по восемь-десять часов, знать о нём всё как о спортсмене, но не знать почти ничего как о… человеке.

— Откуда ты так хорошо знаешь немецкий? — задал вопрос Громов, полагая, что Таня не знает, с чего именно начать рассказ о себе.

— Моя мама учительница немецкого и английского, — ответила она, с трудом уговаривая себя оторвать взгляд от профиля партнера, на который то и дело падал свет от вечерней иллюминации Москвы.

— Вот оно что, — понимающе кивнул Евгений, — английский, стало быть, тоже знаешь неплохо?

— Да, можно сказать и так, — с толикой смущения призналась Алексеева, наконец повернув голову к окну и вспоминая парочку интервью Громова, в которых он был вынужден говорить на своём ломаном английском. — А ещё знаю, что у тебя с ним дела обстоят отвратительно.

Громов грустно ухмыльнулся. Языком Шекспира он действительно владел на уровне цифр, чтобы понимать баллы. Ну и, конечно, обладал стандартным набором «Привет-пока-как дела».

— Значит, придется ехать в Питер, чтобы твоя мама позанималась со мной, — вздохнул Евгений.

— Если бы я два года назад не повела себя как дура, — в голосе Тани появились ноты грусти и самоуничижения, — то могла бы и сама с тобой позаниматься.

Громов на мгновение оторвал взгляд от дороги, вопросительно посмотрев на партнершу, призывая пояснить сказанное.

— Когда я закончила школу, — начала Алексеева, погружаясь в воспоминания о своём выпускном вечере, где было принято решение, о котором она впоследствии пожалела, — я поняла, что мне уже не стать великой спортсменкой, — Таня грустно улыбнулась, посмотрев на свои ладони, лежащие на коленях. — Я видела Ксюшу, которая уже вовсю готовилась к Олимпиаде, видела других своих знакомых из училища, добившихся в юные годы многого…

Евгений шумно вздохнул, сжимая ладони на руле и задумываясь о том, где он был тогда, когда Таня переживала такой период своей жизни. Мог ли он пересечься с ней? Мог ли успокоить и просто побыть рядом? Не мог. И от этого по необъяснимой причине чувствовал себя… виноватым.

— Я поняла, что буду продолжать заниматься фигурным катанием и соревноваться, но решила, что мне нужно получить образование и другую профессию, потому что фигуристка я не…

— Ты хорошая фигуристка, — оборвал её Громов, ни капли не преувеличивая. Он действительно видел в ней потенциал, видел энергию. В начале их совместной карьеры он не всегда видел желание выкладываться до последнего, но с каждым днём это желание разгоралось в ней всё больше. И это не могло не радовать и не заставлять восхищаться новой партнершей.

— Женя, — тепло улыбнулась Таня, — это ты хороший фигурист. С тобой даже табуретка вроде меня станет потрясающей партнершей.

— Первая часть фразы была приятной, спасибо, а вот вторая — чтобы я такого больше не слышал, — строго произнес Громов.

Татьяна смущенно опустила глаза, продолжая улыбаться. Ей нравился их внезапный разговор. Сейчас Алексеевой не хотелось думать о том, что дома она прижмет Громова к стенке, требуя рассказать об отказе участвовать в командных соревнованиях. Не хотелось думать о том, что уже завтра вечером они будут в Канаде. Хотелось только ехать вот так с Евгением, рассказывая ему о своём прошлом, и видеть, как внимательно он слушает.

— Я поступила на учителя. Решила пойти по стопам мамы, — продолжила Таня. — Я прилежно отучилась, но потом… — Алексеева тяжело вздохнула, чувствуя, как к горлу подкатывает комок ненависти к самой себе и собственной трусости. — За месяц до защиты диплома я ушла в академический отпуск. И больше не вернулась.

— Почему? — не понял Громов.

— Потому что я испугалась, — с трудом призналась Татьяна. — И…

— Подожди, — перебил её Евгений, пытаясь разобраться в том, что услышал. — Ты просто ушла? Даже не пыталась защититься?

Алексеева поджала губы, нервно переплетая свои пальцы.

— Да, Женя, я просто ушла, — с трудом выговорила она, признаваясь в том, что попросту сдалась, потратив зря несколько лет своей жизни, не поборовшись за желанный результат.

Громов сильно нахмурился. Услышанное ему не понравилось. Он не мог понять, откуда у Тани эта патологическая неуверенность в себе, но это во многом объясняло причину истерики его партнерши перед первым прокатом на чемпионате Европы. Во многом оправдывало её неуверенность и скованность первое время, когда они только встали в пару. И это красноречиво иллюстрировало причину, по которой Алексеева, находясь в хорошей физической форме, не могла добиться большего в спорте. Впрочем, в её виде спорта успех зависел от неё лишь наполовину.

***

Квартира Громова, 19:30.

— Итак, — нарочито строго начала Татьяна, заняв место за кухонным столом напротив партнера. — По какой причине мы не участвуем в командных соревнованиях? Что-то со спиной?

Громов, взяв вилку в руку, намереваясь ужинать, на мгновение задумался. Таня неосознанно подала ему хороший повод для оправдания. Он мог слукавить и сказать ей про спину. При таком раскладе Татьяна не стала бы с ним ругаться и отнеслась с пониманием. Поэтому этот вариант показался Евгению крайне заманчивым.

— Нет, — он решил быть откровенным с ней. — Просто не вижу смысла тратить свои силы впустую.

— Что значит впустую?

— Таня, — грубо произнес Громов, призывая партнершу не прикидываться дурочкой, — ты ведь прекрасно понимаешь, что нам не светит золото в командном турнире. Нам не светит даже серебро.

— Без нас точно не светит! — начала заводиться фигуристка. — Емельянову с Назаровым канадцы и американцы раскатают как детей! А ведь ещё есть и китайцы!

— Пусть набираются опыта, — отмахнулся Евгений, демонстративно принимаясь за куриную грудку, приготовленную Таней. — В личном зачете им не светит место выше пятнадцатого, так пусть хоть в командном будет толика интриги. Там ведь всего десять стран-участниц.

— Как ты можешь так? — злилась она, до сих пор не притронувшись к еде.

— Как так? — переспросил Громов, отмечая про себя то, что кулинарные навыки Алексеевой равняются его собственным.

— Отсиживаться в окопе, когда нашим ребятам нужна помощь! — экспрессивно отвечала Таня.

— Ты ведь понимаешь, что наши танцоры и мужчины-одиночники слабы и нестабильны, — как можно более спокойно пытался говорить Громов. — Сегодня Дима прыгает четверной аксель, а завтра он не может чисто приземлить двойной тулуп. Если бы команда состояла из нас и Ксюши, то я бы, конечно, не раздумывал.

— Ты не находишь свою позицию слабой изначально? — с ощутимым для Евгения презрением спросила Таня. — Быть в команде только с сильными и не помогать слабым.

— И я, и Ксюша знаем, каких трудов стоило наше нынешнее превосходство, — голос его леденел и начинал звучать ещё ниже. — И мы имеем право отказываться от подобного «сотрудничества».

— Вот только Ксюша не отказалась! Она участвует! — воскликнула Алексеева. — И катает обе программы!

— Ну, вот и посмотрим, во что это выльется в личном зачете для Ксюши, — кивнул Громов, опуская глаза. — Она растратит все свои силы на два проката, но их загубят оценки, полученные за прокаты мужчин, танцоров и…

— И слабой пары, которая даже нормальной конкуренции никому не составит! — упиралась Таня, всё ещё рассчитывая уговорить Евгения на участие в командных соревнованиях или прийти к компромиссу, согласившись откатать хотя бы одну из двух программ, оставив вторую другой паре. — Это отвратительно! Отсиживаться в стороне, обладая твоей силой!

Громов со звоном откинул вилку на стол, больше не сдерживаясь. Если Алексеева так сильно не понимает, в чем дело, то придется объяснять на повышенных тонах.

— У всего есть предел, Таня! — громко произнес он, ближе наклоняясь в её сторону. — Даже у моей силы!

Алексеева внезапно для своего собеседника встала из-за стола, решительно подходя к нему и заглядывая в глаза. Грудь её часто вздымалась от злости. Громов развернулся к ней с напускным спокойствием и безразличием во взгляде.

— У той силы, что здесь, — Таня приложила ладонь к его обнаженному предплечью, проведя пальцами по выдающейся линии мышц, — предел действительно есть, — кивнула она, заставляя себя оторвать руку от соблазнительной, твердой мускулатуры, манившей красивым рельефом. — Но вот у той, что здесь…

Таня на мгновение приложила ладонь к центру его груди, буквально почувствовав удар сердца, будто внезапно отозвавшегося на такое прикосновение.

— Предела нет, — закончила свою фразу Таня, резко одергивая руку, будто обожгла её, и выходя с кухни, желая сбить с себя наваждение, которое с каждым днем накатывало всё сильнее при малейшем физическом контакте с партнером. А контактов этих, в силу специфики их работы, было чертовски много.

Евгений наклонил голову вниз, смотря на свою грудь, на которую секунду назад мимолетно легла хрупкая и как всегда холодная ладонь Тани.

— Ты не поела! — очнувшись, крикнул он в сторону гостиной.

— Сыта по горло твоим эгоизмом! — донеслось в ответ из комнаты.

Громов грустно ухмыльнулся, переводя взгляд на окно, за которым давно стемнело.

— Истеричка, — вздохнул он, рассчитывая, что она его не услышит.

— Самовлюбленный индюк! — воскликнула Татьяна, заставляя Евгения засмеяться.

***

22:30.

До отхода ко сну партнеры не разговаривали друг с другом. Когда Таня смотрела очередной выпуск спортивных новостей, сидя в гостиной, Евгений принес ей нетронутый ужин. Она демонстративно поворотила нос от тарелки, однако взгляд Громова был слишком требовательным и красноречивым, а потому ужин был съеден.

Сейчас же, ворочаясь на диване, Таня не могла уснуть. Мыслями она уже была в Ванкувере. Это сильно волновало её и обеспечивало бессонницей, которая была совсем некстати перед таким важным событием. Тщетно попытавшись заснуть и сменив ещё несколько положений, она приподнялась, включая небольшой торшер, и бросила взгляд на Евгения, который от света не проснулся. Таня вздохнула, чувствуя, что будить его — не самое лучшее решение, но другого она не видела. Точнее, не хотела видеть. Она вспомнила, как перед отлетом на чемпионат Европы Громов читал ей вслух, и не смогла не соблазниться таким вариантом развития событий.

Таня поднялась с дивана, перешагнув длинные ноги Евгения, и подошла к полупустой книжной полке, быстро находя книгу о физике в фигурном катании. Она взяла её и подошла к Громову, вытянув руки с книгой над животом спящего партнера. Таня несколько зловеще улыбнулась, чувствуя себя маленькой и очень непослушной девчонкой, а затем разжала пальцы, наблюдая за тем, как книга падает на торс Евгения.

Громов резко открыл глаза, а затем сощурил их от ударившего света. Таня едва сдерживала смех, а Евгений — сонное и очень милое, по мнению девушки, недоумение. Он чуть приподнял голову и взял в руки книгу, упавшую ему на живот. Прочтя название, Громов откинулся обратно на пол.

— Ммм, Татьяна, — сонно простонал он, отчего-то довольно улыбнувшись. — А вы умеете делать тонкие намеки…

***

10 февраля, 5:40.

Утро перед отлетом в Канаду начиналось для Тани неважно. Громов, аргументируя тем, что сегодня после прилета у них вряд ли будут тренировки, заставил девушку трижды пробежать 19 этажей своего дома вниз и вверх. Поднимаясь обратно в четвертый раз, Алексеева мысленно проклинала своего партнера, чувствуя, что плохо выспалась и хочет скорее сесть в самолет, потому что хотя бы там она сможет отдохнуть от каких-либо физических нагрузок.

— А ты знаешь, — часто дыша, обратилась к партнеру Татьяна, догнав его на одиннадцатом этаже, — что в правом ухе серьги носят гомосексуалисты?

Громов резко замедлился, бросив на неё косой взгляд. Он понял, что это сейчас был камень, а точнее огромный такой валун в его огород.

— Мне казалось, что тогда, в раздевалке, — начал он с некоторым опасением, не предполагая, как отреагирует на упоминание об этом Таня, учитывая, что они не поднимали эту тему с тех самых пор, как стали друзьями, — я тебе доказал, что меня интересуют женщины.

«А именно — ты», — добавил внутренний голос Громова.

— А что было в раздевалке? — картинно нахмурилась она, делая вид, что не понимает, о чем речь. — Прости, но я всегда стараюсь забывать ошибки и отпускать их. — Татьяна невинно улыбнулась, подмигнув растерявшемуся от такого заявления Евгению, и заметно ускорилась, начиная опережать его.

***

Шереметьево, 8:20.

Пообщавшись с журналистами и огромным количеством болельщиков, встретивших спортсменов в аэропорту, фигуристы прошли в зал ожидания, где в скором времени должна была собраться та часть олимпийской сборной, которая полетит этим бортом. Таня понимала, что не ощущает страха. Атмосфера предстоящих игр чувствовалась уже здесь и сейчас. И она дарила приятное, сладкое предвкушение, а не сковывающий ужас. Алексеевой нравилось наблюдать за членами сборной. Ей нравилась их олимпийская форма. Она ещё раз посмотрела вниз, проведя взглядом по своим синим брюкам и белому свитеру с узором из красных и синих нитей. После этого Таня перевела взгляд на сидящего рядом Громова, который яркие цвета не любил, а потому чувствовал себя несколько нелепо, не догадываясь о том, что испортить его не может ни одна одежда.

Ксения сладко зевнула, прикрывая рот ладонью, а затем положила голову на плечо подруги.

— А Иван Александрович знает, — с хитрой ухмылкой обратился к одиночнице Громов, упоминая её тренера, — чем ты занималась ночью?

Ксения открыла глаза, выпрямляясь и ошарашенно смотря на Евгения. Ничего не отвечая, она обвела взглядом зал ожидания, находя Диму, который так же, как и она, погружался в дремоту, скрестив руки на груди и опустив голову.

— А ты откуда знаешь? — вновь посмотрела на Громова одиночница.

— Я не вчера родился, — пожал широкими плечами он, откидываясь на спинку металлического сидения.

— Даже мне очевидно, — улыбнулась Таня, подыгрывая партнеру и окончательно вгоняя подругу в краску.

Ксения собиралась высказать им обоим, что думает по поводу их двусмысленных замечаний, но к Громову подошел рыжеволосый хоккеист с густой, но не длинной бородой. Евгений встал, пожимая ему руку.

— Позорно коням продули, — вместо приветствия произнес фигурист, вспоминая последний матч, в котором, как и всегда, поддерживал питерский «СКА».

— Переходи к нам, раз ты такой знаток, — предложил он, недовольно вздохнув, — коньки у тебя уже имеются. Немного не такие, как нужно, но всё же. Я тебе даже клюшку свою одолжу. Посмотрим, способен ли ты крутить шайбу так же мастерски, как свою партнершу.

Договорив, хоккеист перевел взгляд на сидевшую рядом Таню и подмигнул ей.

— Я переходить не собираюсь, — с теплой улыбкой продолжал Громов. — Мне повезло больше, чем тебе. Я на льду один на один с привлекательной девушкой, а ты — с одиннадцатью беззубыми мужиками и куском пластика.

— Тут я даже спорить не стану! — развел руками хоккеист. —Здесь тебе вселенски подфартило.

Рыжеволосый мужчина вновь бросил теплый взгляд на Таню, которая не скрывала, что слушала их разговор. Спортсмены провели ещё несколько минут, обсуждая хоккейный сезон и предстоящие матчи группового этапа на Олимпийских играх. Через некоторое время знакомый Евгения вернулся к своим товарищам по команде, а сам фигурист снова занял место рядом с Таней.

— Слышала, ты переходишь в «СКА», — сдерживая смех, произнесла она, представляя своего партнера в хоккейной экипировке. Особенно весело было представлять его у ворот, учитывая их небольшой размер. Громов точно не дал бы никому забить. Однако в костюмах для прокатов и в фигурных, а не хоккейных коньках, Евгений всё же смотрелся куда эффектнее.

— Да, — принялся подыгрывать Евгений, задумчиво кивнув, — мой агент сейчас рассматривает предложения от нескольких клубов.

— Желаю не ошибиться с выбором, — с максимальной серьезностью ответила она.

— Таня… — чуть нахмурив брови, будто предстоящий разговор способен причинить ему боль, произнес Громов, заставляя партнершу занервничать. — Скажи…

Алексеева бросила обеспокоенный взгляд на окружающих их товарищей по сборной, удивляясь тому, что Женя начал какой-то серьезный разговор в таком месте.

— Ты будешь… дружить меня, даже если я буду беззубым и бородатым? — договорил он, замечая разочарование в глазах Тани, которая, видимо, ожидала чего-то более серьезного. Губы Громова дрогнули и растянулись в самодовольной ухмылке. Его партнерша сделала глубокий вдох, отводя взгляд в сторону и пытаясь сдержать улыбку, но не вышло. Однако отомстить за подобное поведение очень хотелось.

— Конечно буду, Пирожочек, — сладко пропела последнее слово Татьяна, радуясь, видя как Евгений недовольно скривился, услышав своё прозвище.

Уже направляясь к рукаву, через который членам олимпийской сборной предстояло подниматься на борт самолета, кто-то буквально повис на шее Громова, прыгнув ему на спину. И сам Евгений, и идущая рядом с ним партнерша резко обернулись, создавая своей неожиданной остановкой небольшой затор, но увиденное действительно лишало их обоих возможности двинуться с места.

Перед ними стояла Алиса. В олимпийской форме. С красивой короткой стрижкой, которая была свойственна ей ранее, и невероятно счастливой улыбкой.

— Сюрприз! — воскликнула она, победно приподняв голову и бросив косой взгляд на заметно побледневшую Татьяну.

Комментарий к О хлебобулочных изделиях и командных соревнованиях

Глава получилась больше, чем я предполагала, а потому обещанные ужасы не вместились и перешли в следующую) прошу за это прощения)

p.s. если Олимпийские игры проходят в Канаде, то это не значит, что на дворе 2010 год. У автора тут, понимаете ли, своя сборная по фигурному катанию и игры тоже свои. х)

p.p.s. выражаю большущую благодарность товарищу Dready за спонтанно придуманное прозвище для нашего дорогого Женьки. Мне кажется, что он от него просто в восторге))

========== Добро пожаловать в Ванкувер! ==========

Комментарий к Добро пожаловать в Ванкувер!

О, как в неведенье своем

Невинность блещет, как алмаз в оправе,

Не помышляя о своей цене,

Своих достоинств ни во что не ставя!

(И.В. Гёте)

10 февраля, рейс Москва-Ванкувер. 9:10.

Алиса, как выяснилось, с прошлой недели входит в тренерский штаб Ольги Андреевны Солодкиной. Она не могла больше сидеть без льда, который снился ей каждую ночь, и бывший тренер, зная потенциал и опыт ученицы, посчитала, что она достойна быть в её команде, но уже по другую сторону борта. Такая новость сильно напрягала Таню. Это означало, что в случае, если Ольга Андреевна по каким-то причинам не сможет провести ту или иную тренировку, за дело возьмется, скорее всего, именно Калинина.

— Почему ты не сказала об этом сразу? — спокойно интересовался Громов, продвигаясь к своим местам в салоне самолета вместе с идущими за ним Алисой, Таней и Ксюшей, которая, заметив бывшую партнершу Евгения, поняла, что должна быть рядом с подругой.

— Хотела сделать сюрприз! — всё ещё находилась в воодушевлении Калинина. — Ты не рад?

Громов задумался на несколько секунд, стоя между рядами кресел и дожидаясь, пока товарищи по сборной займут свои места и можно будет двинуться дальше.

— Я рад, — кивнул Евгений, понимая, что Алиса должна была быть на играх. Она на пару с ним мучила себя изнуряющими тренировками, и благодаря партнерству с ней, в ходе которого добывались многочисленные победы, они с Таней отправляются на Олимпийские игры. Алиса выстрадала почти весь путь от прошлой Олимпиады к этой, срезавшись у финишной прямой, и она была как никто другой достойна отправиться в Канаду и ощутить атмосферу главного спортивного праздника. Возможно, это пойдет ей на пользу, ведь Калининой не придется напрягаться и быть сконцентрированной на себе. Она действительно сможет просто наслаждаться происходящим, а это — роскошь, непозволительная для спортсменов, которым предстояло показывать головокружительные результаты. В числе которых были и Алексеева с Громовым.

— И я рада! — Алиса лишний раз констатировала и без того очевидное.

Евгений занял место у прохода, а рядом с ним сразу же устроилась Калинина. Таня на несколько секунд переглянулась с Женей, поймав на себе его будто бы извиняющийся взгляд. Она изо всех сил пыталась не показать, что эта ситуация её задевала. И Ксения старалась ей в этом помочь.

— Вот, сядем здесь? — обратилась к подруге одиночница, желая прервать этот неловкий зрительный контакт партнеров.

— Да, давай, — опустив взгляд, согласилась Таня. Фигуристки заняли места, располагавшиеся прямо за теми, на которых устроились бывшие партнеры.

Ксюша взяла ладонь подруги в свою и чуть сжала её, желая приободрить. Таня подняла на неё взгляд, натянуто улыбнувшись. Фигуристка была рада, что в сборной вместе с ней была её близкая подруга. Она не знала, что делала бы, оставшись среди всех этих спортсменов одна.

— Спасибо, — одними губами выразительно произнесла Алексеева, а затем снова улыбнулась, но уже куда более искренне.

— Я соскучилась, — выдохнула Алиса.

После услышанного улыбка с губ Тани медленно стекла вниз, обещая ещё долго не возвращаться. В небольшом проеме между креслами она видела голову Калининой, которую та положила на плечо Жене.

Алексеева опустила взгляд вниз, чувствуя, как начинает больно саднить и буквально гореть в районе груди. Тягучее, отвратительное ощущение бессильной злости стремительно разливалось по её телу. Она боялась признаться себе в том, что ревнует партнера, но не могла себя успокоить. Не могла спокойно видеть их на таком близком расстоянии. Все его прикосновения, всё его тело — всё это, по внезапно взвывшему внутри мнению Тани, должно было принадлежать только ей.

Алексеева с подступающим страхом ожидала ответа Евгения и понимала, что едва ли выдержит, если услышит его «я тоже». Однако Громов не отвечал, и Алиса снова взяла на себя инициативу.

— Плюша, значит? — усмехнулась она, не поднимая головы с плеча бывшего партнера. — Моё прозвище не было таким… приторным.

Евгений нахмурился, не понимая поведения Алисы. Раньше она не вела себя подобным образом. Да, она всегда резко отзывалась о Волченковой и частенько делала это даже в её присутствии. Но он полагал, что Лена просто не нравилась ей как человек. Однако сейчас Громову казалось, что Алиса ревнует его. И не как партнера. Фигуристу оставалось только гадать, судорожно прокручивая все совместные года вместе, где он мог дать какой-либо повод Калининой полагать, что между ними может что-то быть.

— Какое прозвище было у Алисы? — шепотом обратилась Таня к подруге, рассчитывая, что она знала всё о всех членах сборной, но Ксюша в ответ лишь развела руками.

— Дай-ка сюда! — раздраженно воскликнула Калинина, резко вырывая у Громова блистер таблеток и в который раз привлекая к себе внимание сидевших сзади Ксении и Татьяны.

Евгений повернул голову к бывшей партнерше, смеряя недовольным взглядом и призывая отдать ему лекарство.

— Ты опять за своё? — злилась Алиса, которая подобные взгляды Громова испытала на себе в избытке, и они редко могли её напугать. — Всё ведь было нормально!

Евгений наклонился к проему между креслами, посмотрев через него на Ксюшу с Таней. Девушки, до этого сидящие совершенно тихо в опаске пропустить какую-либо часть разговора бывших партнеров, резко переглянулись.

— Ну я ему и говорю, — затараторила Ксения, — Дима, курицу нельзя так долго запекать! А он мне опять за своё!

— Ужасно, просто ужасно! — нервно принялась поддакивать Таня.

Громов недовольно вздохнул, понимая, что они всё слышали, а затем выпрямился, бросив взгляд на Алису.

— У меня и сейчас всё нормально, — ответил он.

— Тогда зачем это? — Калинина чуть приподняла вверх руку, в которой держала таблетки.

— Чтобы быть уверенным, что ничего не случится, — признался Евгений.

Он вспомнил их первую встречу с Таней. В последнюю очередь ему хотелось, чтобы она увидела хваленого и всесильного Евгения Громова с округлившимися от приступа страха глазами. Именно поэтому он выпил таблетку просто так, чтобы его точно не схватило. И по этой же причине пил их каждый следующий полет.

— То есть? — взбесилась Калинина. — Ты травишь себя просто так? Для профилактики? Ты сдурел?

— Алиса, — начал злиться Громов, схватив её за предплечье и придвинув к себе ближе, начиная говорить значительно тише. — Позволь мне жить так, как я хочу.

— Ты не понимаешь, что я беспокоюсь о тебе и твоей… — Калинина на мгновение поджала губы, понимая, что всё ещё испытывает к новой партнерше Евгения некоторую неприязнь. — Тане.

— Причем здесь Таня? — окончательно разозлился Громов, задавая этот вопрос так громко, что уже действительно разговаривавшие о Диме фигуристки, сидящие сзади, резко замолчали.

— Ты как никто другой знаешь, какие побочки у этой дряни! — рычала ему в тон Алиса, не уступая ему в гоноре, кипевшем в её зеленых глазах. — Ты хочешь её уронить? Ты вообще сможешь пережить такое?

Громов хотел возразить, но замолчал, разжимая пальцы и отпуская от себя бывшую партнершу. Он понимал, что Калинина права. Он не имеет никакого морального права причинять боль Тане. Она и так живет с ней каждый день, почти свыкнувшись с хронической мышечной и суставной болью. Этого с неё хватит. Особенно учитывая то, что в её прошлом уже было падение из рук партнера.

Алиса демонстративно дернула рукой, предплечье которой сжимал секундами ранее Женя, а затем отвернулась к иллюминатору. Она вспомнила, как год назад он уронил её в спортивном зале, потому что ей захотелось попробовать придумать новую поддержку. Падение было несерьезным, и Калинина получила всего лишь перелом двух пальцев левой руки и трехнедельный медицинский отвод от тренировок. Вот только Громов тогда не находил себе места, действительно считая себя виноватым.

— Ты больше не будешь принимать это, — снова обернулась к нему Калинина. В её голосе не было просьбы, не было вопроса. Была лишь констатация факта, озвученная безапелляционным тоном, которому она научилась у Громова. Она очень надеялась, что он с ней согласится и откажется от употребления объективно ненужных препаратов. И он согласился, мысленно радуясь тому, что семимильными шагами к нему возвращается его Алиса. Алиса, которая мыслила рационально и даже переживала о его Тане.

***

Ванкувер, Канада. 16:00.

Когда спортсмены вошли в аэропорт, отвратительное настроение Тани, продиктованное Алисой и её назойливым воркованием с Громовым, который, к счастью, заснул примерно в середине полета, несколько улучшилось. В зале российских спортсменов встречали волонтеры, многие из которых неплохо владели русским, а также огромное количество их соотечественников, проживающих в Канаде. И, конечно, журналисты. Очень много журналистов. После четырнадцати часов полета Тане, как и остальным членам сборной, меньше всего хотелось давать какие-то интервью. Но положение обязывало. И поэтому она на пару с Евгением около двадцати минут провела в плотном кольце корреспондентов.

Ещё даже не оказавшись в олимпийской деревне, Таня поняла, как тяжело приезжать на соревнования в статусе лидера. Все смотрели на них с Громовым так, будто золотые медали уже висели на их шеях. И эти взгляды, эти надежды, эти прогнозы оказывали сильнейшее давление, лишая малейшего шанса на ошибку. Из-за этого Таня сразу же вспоминала горький опыт чемпионата Европы, когда ошибка на прыжке сильно выбила почву из-под ног. И в связи с этим воспоминанием подсознание сразу же подкинуло то, что произошло в раздевалке. Таня наивно полагала, что с каждым днем она будет всё меньше вспоминать этот эпизод, но всё происходило с точностью наоборот.

Побеждать гораздо легче, находясь в статусе темной лошадки, когда ты резко выстрелил и перед этим на тебя никто не оказывал давления, никто завуалированно не намекал, что ты что-то там должен.

Таня осознавала, что с этой запредельной высоты, на которую их сейчас возводили абсолютно все, может быть очень больно падать.

В большой комфортабельный автобус, который должен был отвезти прибывших членов сборной России в олимпийскую деревню, Таня быстро заскочила одной из первых. Сейчас ей не хотелось общаться ни с кем. Даже с Ксюшей, которую она заранее об этом предупредила и попросила не обижаться. Впрочем, Исаевой было с кем неплохо провести время в дороге, учитывая то, как она сблизилась с Димой.

Алексеевой хотелось забиться куда-нибудь в самый дальний угол, включить любимую музыку и просто попытаться привести мысли в порядок. А господина Громова и вовсе хотелось видеть в последнюю очередь. Ему, как и Ксюше, теперь было с кем поговорить.

Таня заняла самое дальнее место в конце автобуса. Она села к окну, а затем расшнуровала синие утепленные ботинки, предоставленные вместе с олимпийской формой, чтобы дать ногам немного отдохнуть. Когда Таня подняла голову, то с удивлением обнаружила рядом с собой Громова, который невозмутимо устраивался на соседнем кресле, расстегивая куртку.

— Чередовать будешь? — недовольно поинтересовалась она. — Я, значит, буду спутницей в автобусе?

— Ревнуешь? — заинтересованно дернул бровью он, сдерживая улыбку. За несколько часов без неё Громов понял, что успел соскучиться.

— А кто я такая чтобы ревновать? — пожала плечами Таня, поворачиваясь к окну и чувствуя, что если сейчас не свернуть этот разговор, то он с каждой новой репликой будет набирать плохие обороты.

Алексеева действительно понимала, что Алиса — его главная партнерша. Количество наград, добытых с ней, не знал, казалось, даже сам Громов. А чего он добился с Таней? Одной медали на чемпионате Европы? Это просто смешно. Таня понимала, что чемпионат Европы для бронзового призера олимпийских игр и трехкратного чемпиона мира — ерунда, незначительный пустяк. И его медаль с этого чемпионата очень скоро окажется в той самой коробке, в которой он похоронил все остальные награды. Так, будто ни одна из них не имела значения.

— Ты… — Женя на мгновение смутился, а затем надолго замолчал, не зная, что сказать. Ему не хотелось сейчас называть её другом, потому что они оба понимали, что они друг другу никакие не друзья. И не хотелось бросать в её сторону сухое «партнерша», потому что Громов чувствовал, что к ней тянет и влечет не как к партнерше. Даже не так, как тянуло когда-то к Волченковой. Притяжение к той было каким-то плоским, поверхностным и нестабильным.

К Тане же тянуло будто магнитом. И это наваждение было необычайно глубоким и сильным. Сопротивляться этому становилось всё сложнее. Влечение к ней было как к красивой и эффектной женщине. Которая, кажется, даже сама не догадывалась, насколько обворожительной является. Но, к большому раздражению Евгения, это было очевидно для других мужчин, постоянно круживших вокруг его партнерши.

Громов поймал себя на мысли о том, что после Олимпийских игр ему, возможно, стоит пересмотреть свои отношения с Таней и попробовать что-то большее. Но, с другой стороны, он думал и о том, что Алексеева, скорее всего, влечет его так сильно как раз потому, что она неизвестна для него. С Алисой он работал годами и просто перестал воспринимать её как женщину. Возможно, через некоторое время он точно так же привыкнет и к Тане? И этот вариант казался ему идеальным.

— Я? — напомнила ему о своем вопросе партнерша, намекая на то, что он так и не ответил. — Кто я, Женя?

Таня повернула к нему голову, пристально смотря темными и усталыми от долгого перелета глазами.

— Плюша, — попытался отшутиться он, криво улыбнувшись. Однако Тане такие шутки только делали больнее. Она разочарованно поджала губы, убеждаясь в верности своих предположений о том, что она Громову никто.

***

Час в автобусе — это, объективно говоря, не так уж и долго. Но только не когда перед этим ты провел четырнадцать часов в таком же сидячем положении.

Громов слушал музыку. Он на удивление неплохо поспал в самолете. А вот Таню сморило именно в автобусе. Заметив то, в какой неудобной позе дремала партнерша, прислонившись лбом к стеклу, Евгений недовольно вздохнул. Он аккуратно положил ладони на её плечи, медленно опуская партнершу на себя и положив её голову себе на колени, полагая, что так будет куда удобнее. Алексеева ничего не почувствовала, продолжая мирно сопеть. Громов несмело положил свою большую ладонь на её талию, а затем почувствовал, как его губы растянулись в теплой улыбке. Он невольно вспомнил, как Таня позаботилась о нём во время их первого совместного перелета. Таня немного пошевелилась, заставив Евгения на мгновение приподнять свою ладонь. Она подтянула к груди свои ноги, которые предусмотрительно освободила от обуви. Громов улыбнулся ещё шире, поражаясь тому, насколько его партнерша крохотная. Сейчас это перестало его раздражать. Сейчас это очаровывало, окончательно убеждая в том, что так, как к Алисе, он к ней не привыкнет.

Евгений вздохнул, увидев за окном очертания олимпийской деревни. Он не хотел будить Таню. Не хотел разрушать их нежную близость. Не хотел впускать в их личное пространство тысячи чужих людей, что окружат их через считанные минуты, и миллионы глаз, которые будут следить за ними посредством трансляций.

Не хотел, но знал, что придется.

***

Олимпийская деревня, Ванкувер. 18:30.

Татьяна, проснувшись на коленях Громова, чувствовала себя неловко. И когда партнер в шутку сказал, что вернул ей должок за то, что та спасла его шею во время перелета в Кёльн, это только больше разозлило. Никакие «должки» она его возвращать не обязывала. Таня сделала это потому что хотела помочь. Евгений убедительно попросил свою партнершу не отходить от него далеко, опасаясь, что в людском потоке, учитывая её невысокий рост, он попросту потеряет её. Татьяна сделала вид, что такая просьба ущемляет её свободу, но всё же согласилась.

Автобус заехал на территорию жилого кластера и остановился возле одного из десятиэтажных домов. На его балконах и окнах уже красовались флаги России, не оставляя сомнений в том, что этот дом на время Олимпийских Игр принадлежит именно сборной этой страны.

— Welcome to Vancouver! — в большом холле дома хором воскликнули очаровательные девушки-волонтеры, одетые в русские народные сарафаны.

Там же прибывших только что коллег встречали спортсмены, которые приехали чуть раньше. Многие тепло обнимались и приветствовали друг друга. В холле стоял радостный гул и возбуждение. От эмоций атлетов воздух буквально электризовался. Таня обратила внимание, что у Громова, судя по всему, неплохие отношения с некоторыми лыжниками и с большинством хоккеистов. А вот ей обниматься было не с кем. Она на таких соревнованиях впервые и знала людей, окружавших её, только по трансляциям. Вживую и так близко она не видела их ещё никогда. И Алиса, и Ксюша также сразу же оказались в компаниях своих знакомых. Татьяна поджала губы, чувствуя себя несколько лишней на этом празднике спорта. Про себя она отметила, что, возможно, Евгений чувствовал схожий дискомфорт на сборах, когда остальные фигуристы веселились, несмотря на плотный тренировочный график.

Воспользовавшись образовавшимся столпотворением, Алексеева решила выйти на улицу и вдохнуть вечернего воздуха, а заодно осмотреться в огромной олимпийской деревне. Она вышла из дома, на ходу застегивая куртку, и направилась вдоль зданий, рассматривая флаги, которыми были украшены почти все из них. Канадская олимпийская деревня поражала Таню своим размахом и живописным местом, в котором была возведена. На улице начинало темнеть, но она не собиралась возвращаться обратно. Она слышала где-то вдали шум волн и намеревалась найти источник этих звуков.

И через несколько минут Таня дошла до залива, на который открывался потрясающий вид. На другом берегу громко гудел вечерний Ванкувер. Она прикрыла глаза, делая глубокий вдох, желая успокоиться и ощутить умиротворяющий запах большой воды.

— Таня! — громко раздалось за спиной фигуристки, вынуждая её открыть глаза и отложить сеанс медитации на потом. — Я же просил!

— Захотелось подышать и размять ноги, — попыталась оправдаться Таня, обернувшись и увидев перед собой раздраженного Громова. — Столько часов в дороге.

— Идём обратно, — строго произнес он. — Нужно заселиться и получить аккредитацию. Если ещё раз надумаешь сбежать — надевай её сразу, как покинешь дом, потому что с ней тебя никто не тронет.

Татьяна недовольно вздохнула, но всё же направилась к зданию вместе с партнером. Несколько минут их пешей прогулки фигуристы не разговаривали друг с другом, сохраняя напряженное молчание.

***

19:40.

Татьяна и Евгений шли по коридору вдоль номеров. Она оглядывалась по сторонам, рассматривая на стенах фотографии российских спортсменов, которые приехали на эту Олимпиаду, и слушала музыку, доносившуюся из небольших колонок под потолком. Сначала Таня тихо подпевала песне «Трус не играет в хоккей», а затем вприпрыжку шла под «Утреннюю гимнастику» Высоцкого. Олимпийский комитет России и волонтеры, работавшие с их сборной, постарались на славу. Находясь в этом доме, Таня не чувствовала себя так, будто она на другом континенте, далеко от родины, а Громов, наблюдая за партнершей, едва сдерживал улыбку.

— Багаж доставлен, мадам, — почтительно кивнул Евгений и занес чемодан в её номер.

— Спасибо, — устало улыбнулась Таня.

— Я, с вашего позволения, отправляюсь спать, — уведомил её он, собираясь уйти в свой номер. — Завтра зайду за тобой в девять утра. Позавтракаем и в бой.

Татьяна проводила партнера, закрыв за ним дверь, а затем принялась осваиваться в своей достаточно уютной комнате. Она пролистала небольшой проспект, написанный на французском — языке международного олимпийского комитета — и английском, а затем позвонила маме, уведомляя её, что благополучно добралась. После этого Таня приняла долгожданный душ и уснула сразу же, как только её голова коснулась подушки.

***

11 февраля, олимпийская деревня. 9:30.

Евгений и Татьяна направлялись на завтрак в поистине огромную олимпийскую столовую, находящуюся примерно в середине деревни. Алисе всё ещё нужно было много спать и отдыхать. По этой причине она планировала проснуться намного позже.

Погода Ванкувера сегодня спортсменов не радовала, одаривая сильными порывами ветра. Громов взял Таню под руку, всерьез допуская мысль о том, что её может унести.

— Ты сегодня подозрительно молчаливая, — подметил он.

— Волнуюсь, — вздохнула Таня, улыбнувшись волонтерам, которые прошли мимо. — А ещё была у врача утром.

— Что-то случилось? — чуть нахмурился Громов, остановившись у самых дверей столовой и пристально посмотрев на партнершу.

— Да, — опустила взгляд Татьяна, чувствуя себя не лучшим образом из-за того, что узнала.

— Что? — всерьез насторожился Евгений, начиная сразу же прокручивать в голове самые ужасные расклады.

— Поправилась почти на килограмм, — апатично кивнула Алексеева, не поднимая головы. Она знала, что даже незначительная прибавка в весе сказывается на элементах, особенно на тех, когда её держал Громов, но Евгений, услышав причину грусти партнерши, со злостью выругался, а затем подхватил её на руки, закидывая на плечо.

— Что ты делаешь? — запаниковала Таня, боясь, что он сейчас прямо так зайдет в столовую, в которой собрались сотни спортсменов из разных уголков света, а также десятки журналистов со всего мира.

— Хочу доказать, что способен ходить так с тобой хоть весь день, — улыбнулся Евгений, положив ладонь на ручку двери. — А ещё ты не поправилась, а подкачалась. Мышечная ткань тяжелее жировой. Так что расслабься, Татьяна.

— Я расслаблюсь только когда ты опустишь меня на землю! — тревожно воскликнула она, надеясь, что Громов не сделает этого. — Там журналисты! Там камеры! Там все!

— А когда меня волновали все? — картинно задумался Евгений, крепче сжимая руку под коленями Тани. — Да никогда!

С этими словами Громов свободной рукой толкнул дверь, заходя в огромное помещение, заполненное спортсменами, тренерами, представителями средств массовой информации и официальными лицами.

— Ты понимаешь, что через считанные часы это увидит весь мир? — раздраженно шепнула ему Таня, замечая среди сборной Польши ошарашенную Волченкову, а затем обвела взглядом всех остальных присутствующих. Большинство людей улыбались, с удивлением наблюдая за ними. Многие даже перестали есть.

— Мне плевать, — качнул головой Евгений.

— Друзья так не поступают! — стукнула кулаком по его спине Таня.

Громов на это ничего не ответил. Он дошел до стола, за которым сидели Ксения с Димой, и остановился, наконец опустив партнершу.

— Всё своё ношу с собой? — поинтересовался у Жени одиночник, на пару с Ксюшей едва сдерживая смех.

Таня раздраженно одернула вниз куртку, садясь за стол к друзьям и приветственно поцеловав подругу в щеку.

— Присмотрите за ней, пока я схожу за едой?

— Будет сделано, — кивнул Дима, протянув Жене ладонь для рукопожатия.

— Благодарю, — всё с той же улыбкой ответил Громов, пожав руку одиночнику и направляясь к линии раздачи.

— Он уже носит тебя на руках! — восторженно воскликнула Ксения.

— Он носит меня на руках каждый день, — мрачно отвечала Таня. — Мы партнеры, если ты не забыла.

Ксюша от такого тона подруги недовольно поджала губы, отмечая, что она, судя по всему, не в лучшем расположении духа. Фигуристка собиралась выяснить причину подобного настроения Алексеевой, но Дима напомнил ей о том, что через час у неё тренировка на льду, а значит, нужно уже собираться. Он вызвался её проводить, и Таня осталась за столом одна. Она обернулась к линии раздачи и заметила, что Женя о чем-то оживленно беседовал с Томасом.

Когда Алексеева развернулась обратно, то увидела, как к её столу подходит Волченкова. Ничего хорошего разговор с этой фигуристкой сулить не мог. И чем ближе к ней становилась Лена, тем больше напрягалась Таня, мысленно надеясь, что Громов увидит её и вернется к своей партнерше как можно скорее.

— Привет, — улыбнулась блондинка, садясь за стол и положив на него руки.

— Привет, — нарочито натянуто улыбнулась в ответ Таня.

— Уже присматриваешь себе нового партнера? — поинтересовалась Волченкова, вспомнив о том, что Женя как-то обмолвился ей, что этот олимпийский цикл будет, скорее всего, последним в его карьере.

Алексеева на несколько секунд растерялась. Она вспомнила, как Громов пару дней назад, ещё в Москве, спросил у неё примерно то же самое.

— Что ты имеешь в виду? — старалась оставаться невозмутимой Таня.

Волченкова ликовала, понимая, что Евгений ещё об этом свою партнершу не уведомил, и она будет первой, кто сообщит ей эту новость.

— Он уйдет после этого сезона, — ответила Лена, с огромным трудом сдерживая победную улыбку. — И ты останешься одна.

Не было и дня, чтобы Таня не думала о том, как изменится её жизнь, когда Громов перестанет быть её партнером. Она прекрасно понимала, что является для него временным вариантом. Понимала, что Алиса, скорее всего, права, и, выбирая из них двоих, он предпочтет Калинину. Понимала. И настраивала себя на то, что рано или поздно ей придется его отпустить. Что её сказка, в которой она находится в руках прекрасного принца — явление краткосрочное. Понимала и заставляла себя этим наслаждаться, пока у неё была такая возможность.

Но известие от Волченковой всё равно стало неожиданностью. Крайне неприятной и даже болезненной. Тане было до глубины души обидно, что Громов не сказал ей об этом сам ещё в самом начале их совместной карьеры. Это было бы честно по отношению к ней.

— Ну, ладно, — всё-таки улыбнулась Лена, замечая, что разговор Евгения и Томаса подходит к концу и ей срочно нужно ретироваться. — Я пойду.

Волченкова встала из-за стола, но не отошла сразу от Тани, а на секунду задержалась возле неё.

— Если между вами действительно что-то закрутилось, — неожиданно начала она, призывая собеседницу поднять на неё глаза, — то дам дружеский совет: Женя не терпит лжи. Соврешь ему однажды — потеряешь навсегда.

Волченкова вздохнула, сама не понимая до конца, зачем она это сказала. Партнерша Громова ничего не ответила, смотря на стол и с трудом сдерживая подкатывающую злость и слёзы. По её реакции Лена понимала, что добилась нужного эффекта. Она хлопнула Таню по плечу, случайно попав именно по тому, которое беспокоило её несколько дней. Этот жест заставил Таню содрогнуться, а Волченкова поспешила вернуться к своим коллегам по сборной.

Евгений сел за стол к Тане, поставив перед ней поднос с завтраком, но та будто перестала что-либо видеть. Она смотрела в одну точку перед собой, никак не реагируя на партнера.

— Расстроилась, что Ксюша с Димой ушли? — предположил Громов.

Алексеева молчала, не поднимая глаз на партнера. Сейчас ей не хотелось его видеть.

— Обиделась, что пронес тебя на плече? — продолжал Евгений.

В ответ снова напрягающая тишина.

— Да что случилось? — раздраженно спросил он.

Таня медленно подняла на него блестящие глаза, полные невиданной ранее ненависти. Громов от такого взгляда, абсолютно не свойственного Плюше, на несколько секунд оторопел, будучи не в силах даже догадаться о том, что могло его вызвать.

— Почему ты… — внезапно охрипшим голосом с трудом начала Таня, из последних сил сдерживая слёзы. — Почему не сказал?

— Не сказал что? — недоумевал Евгений.

— Что это твой последний, — она прикрыла на секунду глаза, делая глубокий вдох, — сезон.

Только сейчас Громов понял масштаб трагедии. Он приподнялся, обводя взглядом всю столовую и понимая, что это дело рук Волченковой. Однако Лены уже в помещении не было.

— Ешь, — строго произнес Евгений, садясь обратно. — Поговорим обо всём в номере.

— А нам не о чем разговаривать, Женя, — горько усмехнулась Таня, чувствуя, как одна слеза всё же сорвалась вниз и быстрой дорожкой скользнула по щеке. — Я всё самое важное почему-то узнаю от совершенно чужих людей.

— Таня, сядь! — прорычал Громов, схватив её за запястье, когда она намеревалась уйти. — Ты должна поесть.

— Мне больно! — крикнула Таня, пытаясь вырвать свою руку из крепкого хвата партнера. — Отпусти!

Евгений видел, что на них смотрят почти все присутствующие, а служба безопасности даже успела заметно напрячься. Он разжал свою ладонь и наблюдал, как стремительно Таня покидала столовую. Несколько секунд Громов сидел в одиночестве, но затем, громко ударив рукой по столу, поднялся из-за него, понимая, что должен пойти за партнершей.

Таня быстро шла по олимпийской деревне, не замечая ни прохожих, ни выглянувшего солнца, ни криков Громова за её спиной. Она мельком заметила идущую ей навстречу Алису. Бывшая партнерша Евгения в ранее несвойственной ей по отношению к Тане доброжелательной манере поприветствовала её, но Алексеева прошла мимо.

Калинина проводила её взглядом, неодобрительно нахмурившись. Когда она обернулась, то встретила уже Громова, бегущего ей навстречу.

— Доброе утро! — улыбнулась Алиса, но Евгений стремительно пронесся мимо.

Калинина проводила непонимающим взглядом и его. Сначала она предположила, что у них так проходила утренняя пробежка, но в таком случае они надели бы спортивный комплект олимпийской формы, а не парадный.

На мгновение обернувшись назад, Таня видела, что Громов уже в двух шагах от неё, и ей пришлось заметно ускориться. Возле российского дома она врезалась в девушку-волонтера. Фигуристка извинилась, остановившись на несколько секунд, а затем забежала в здание. Она молниеносно успела заскочить в закрывающиеся двери лифта, натянуто улыбнувшись находящимся в нём спортсменам. Евгению пришлось бежать на пятый этаж по лестнице. И он сделал это со спринтерской скоростью, понимая, что должен не дать Тане закрыть дверь в свой номер. Иначе он не сможет достучаться до неё. В прямом и переносном смысле.

На пятом этаже они оказались с разницей в долю секунды. Татьяна бросилась к своему номеру, залетая в него и закрывая дверь, но Громов резко толкнул её рукой, не давая партнерше совершить желаемое.

— Уйди! — крикнула Алексеева, наивно рассчитывая, что Евгений её послушается.

Он сильнее толкнул дверь, открывая её. Татьяна сделала неловкий шаг назад, на несколько секунд замирая, и встретилась с серо-голубыми глазами Громова, в которых как никогда отчетливо читалась тревога.

— Надо поговорить, — как можно мягче произнес он.

— Раньше нужно было говорить! — её вновь одолела злость. — Мне за тебя уже всё сказали!

— Таня, — вздохнул Громов, не зная, как заставить её выслушать.

— Когда ты собирался поставить меня в известность? — поинтересовалась Татьяна, ещё больше повысив голос. — В марте? После чемпионата мира? А ты вообще собирался на него ехать, Громов?

— Я собираюсь на него ехать! И я поеду! С тобой! — начинал заводиться он.

— Разве? Тебе ведь нужно только олимпийское золото! И я просто средство для его достижения! А чемпионаты мира… Пфф! — Алексеева всплеснула руками, впадая в бешенство. — Сколько у тебя их было! А я уж как-нибудь обойдусь. Здесь же ты у нас царь и Бог!

— Таня, — виновато произнес он, сделав шаг вперед.

— Не трогай меня! — Таня выставила вперед свою руку, не давая Громову приблизиться к себе. — Почему ты не сказал мне с самого начала?

Евгений поджал губы, собираясь с мыслями.

— Отвечай! — потребовала Алексеева.

— Я боялся, что это… — Громов тяжело вздохнул, опуская взгляд в пол, — лишит тебя мотивации.

Глаза Татьяны округлились ещё больше, и в них заблестели слезы. Евгений не лукавил. Сначала, совсем не зная свою новую партнершу, он действительно боялся, что она ради одного сезона не захочет сильно напрягаться. И, познакомившись с Таней, отмечая её первоначальную неспособность много работать, он считал свое решение верным. Правда позднее она доказала, что может тренироваться не меньше него. Но потом Громов не сообщал ей о намерении закончить карьеру уже по совсем другим причинам. Он понял, что Татьяна ему нравится, что он привязался к ней и не хотел причинить боль, сообщив о своём возможном уходе. А ещё понял, что эта девушка вернула ему былую любовь к фигурному катанию, напомнив о том, что это не только кропотливая работа, но и целый мир, наполненный эмоциями, страстью и, может даже, любовью.

— Ты думал… — дрогнувшим голосом начала Алексеева с болью в глазах смотря на него. — Что я бы намеренно испортила тебе последний сезон?

— Я совсем не знал тебя, Таня! — попытался оправдаться Громов.

— А сейчас что, знаешь? — горько усмехнулась она.

— Знаю! — уверенно произнес Евгений, резко схватив её за предплечья и прижимая спиной к стене, не давая от себя отдалиться.

— Ты ничего не знаешь! И знать не можешь! — запрокинув голову, чтобы лучше видеть лицо партнера, на повышенных тонах продолжала она. — Потому что ты эгоист! Ты поступил со мной так же, как поступила с тобой Волченкова!

Последняя фраза выбила остатки спокойствия Громова. Он замахнулся и сильно ударил ладонью по стене в считанных сантиметрах от головы Тани, заставив ту от страха зажмуриться на несколько секунд. Евгений сделал шаг назад, с тревогой смотря на неё. Между партнерами установилось напряженное безмолвие, заполняющее легкие чем-то густым и липким, не давая сказать ни слова. Лишь тихие всхлипы Тани, дрожащей от слез и страха, нарушали повисшую тишину.

— Ты думала… — с трудом начал он. — Что я могу ударить тебя?

Она закрыла лицо руками, медленно опускаясь по стене на пол, и начала громко реветь, пугая Женю.

— Таня? — продолжал настаивать на ответе Громов.

— Ты ничего не знаешь! — прокричала она, открыв лицо. — Ничего.

Евгений снова подошел ближе, опустившись на корточки перед партнершей.

— Но хочу знать всё, — вырвалось у него неожиданно даже для самого себя.

Таня встала на ноги, желая хоть как-то отдалиться от Евгения, но тот поднялся, снова не оставляя ей личного пространства.

— А смысл? — приподняла брови Таня, не ощущая никакого явного романтического подтекста в предыдущей фразе партнера. — Я для тебя никто. Как ты там сказал в автобусе? Плюша? Я для тебя временный вариант. Одноразовая, точнее… односезонная девчонка. Которую потом можно выкинуть, и её подберет кто-нибудь другой.

Евгения услышанное задело, но он решил, что действия в данной ситуации будут красноречивее слов. Он притянул её лицо к себе ближе, наклоняясь и нежно целуя. Таня от такой неожиданности растерялась, продолжая несколько секунд стоять с открытыми заплаканными глазами. Однако поначалу нежный поцелуй Громова превращался в агрессивный и требовательный. У него давно не было интимной близости, а уровень тестостерона зашкаливал. Сдерживать себя становилось слишком сложно. Татьяне такое не понравилось. Она попыталась оттолкнуть от себя его, но тот лишь сильнее прижал к себе партнершу, чувствуя, что не может сейчас оторваться от неё.

— Не трогай меня! — закричала Таня, запрокидывая голову, разрывая поцелуй.

Она изо всех сил оттолкнула от себя Громова, ощутив укол резкой боли в плече.

— Отныне ты касаешься меня только на тренировках и прокатах! — часто дыша, потребовала Таня, пугая своей агрессией партнера. — Уходи! Сейчас же!

Евгений понял, что наломал дров. Он вновь захотел приблизиться к ней, но она быстро отбежала в другой угол комнаты.

— Уходи, — снова повторила Таня, а затем бросила красноречивый взгляд на свой чемодан, — или уйду я!

Громов едва заметно кивнул, соглашаясь, что ему действительно стоит оставить партнершу одну.

— У нас тренировка в… — напоследок решил напомнить он.

— Я помню! — не дала ему договорить Татьяна.

Евгений опустил взгляд вниз, выходя из номера партнерши. Он догадывался, что ему аукнется умалчивание о решении закончить карьеру, но не знал, что так сильно.

***

13:50.

Громов стучал в дверь номера Татьяны на протяжении пяти минут. В ответ была лишь тишина. Евгений предположил, что в комнате её нет. Он спустился в холл здания, где на диванах сидели члены сборной, что-то оживленно обсуждая.

— Там стоял суп, — рассказывал всем присутствующим Дима, — на русском было написано «Сборная солянка», а на английском — «Solyanka National team».

Спортсмены залились смехом. Громов в стороне дождался пока они просмеются с неприлично старой шутки, а затем подошел ближе, сразу находя взглядом Ксюшу.

Евгений навис над атлетами, как грозовая туча, привлекая к себе внимание.

— Таню не видела?

— Нет, — встревожилась Ксюша, заметив то, как сильно был озадачен пропажей партнерши Громов.

Тот самый Громов, которого она никогда раньше не видела таким испуганным.

========== Не могло, но случилось ==========

11 февраля, олимпийская деревня, 14:00.

— Я не знаю, где она может быть, — вздохнул Громов, вместе с Ксюшей подходя к номеру к Тани.

Женя чувствовал, что нервничает. Он вспомнил взгляд своей партнерши в сторону её чемодана, и в его голове промелькнула мысль о том, что она и вовсе могла сбежать с Олимпийских игр.

— Между вами что-то произошло? — несмело поинтересовалась Исаева, бросив короткий взгляд на Громова.

Евгений от подобного вопроса помрачнел ещё больше. В Ванкувере он меньше суток, но в компании всех девушек, неожиданно свалившихся на него, год шёл за два, а потому ему казалось, что в этом аду он уже минимум дней пять. Татьяна выбивала почву из-под ног,лишая прежнего безукоризненного самообладания, Алиса маячила под носом с деловым видом новоиспеченного тренера, Лена совала свой непривлекательный и большой нос в их с Таней взаимоотношения, а Ксюша либо выскакивала как черт из табакерки в самый неподходящий момент, либо задавала неудобные и неуместные вопросы, наивно полагая получить на них ответы.

— У нас всё в порядке, — сдержанно произнес Евгений, снова постучав в дверь номера партнерши. — Я же говорил, что её здесь не…

Громов не успел договорить. Дверь в номер открылась, и из него вышла Татьяна, одетая в парадную форму и готовая отправиться на тренировку в ледовый дворец.

— Я тебя уже заждалась! — улыбнувшись, с толикой упрека произнесла она.

Евгений на несколько секунд обомлел. Он не мог понять, злится он на неё за эту выходку, или же он рад тому, что она всё-таки здесь и никуда от него не сбежала.

— Где ты… была? — наконец поинтересовался он, поймав на себе непонимающий взгляд Ксюши. Громов понимал, что в глазах одиночницы теперь выглядит немного странно.

— Ладно, — отмахнулась Исаева, понимая, что ей самой уже пора в зал для общей физической подготовки. — Я, на правах капитана команды, нашла тебе партнершу и теперь могу с чистой совестью заниматься своими делами. Удачи на тренировке!

Партнеры проводили Ксюшу взглядом, а затем переглянулись. В глазах Тани плясали дьявольские огоньки, вызванные осознанием того, что ей удалось заставить Громова понервничать.

— Испугался? — не переставая улыбаться, поинтересовалась она, направляясь вместе с партнером к выходу из здания, возле которого их ждал автобус в ледовый дворец. — Думал, я сбегу?

— Нет, — холодно ответил Евгений, забирая у Тани спортивную сумку, после чего она улыбнулась ещё шире. Ей было очевидно, что он хоть и немного, но всё же испугался.

— Я и так всё вижу, — кивнула она, выходя на улицу через дверь, которую галантно придержал для неё Громов. — Ты, наверное, уже представлял меня сидящей на борту самолета, направляющегося в Москву.

— Нет, — снова попытался свернуть этот разговор Евгений. Он слишком боялся того, что она действительно сбежит, чтобы ещё и представлять это.

— Я просто хотела тебя… — Таня на несколько секунд смутилась, поднимаясь в полупустой автобус. В нем, кроме Ольги Андреевны и Алисы, которая явно была недовольна долгим ожиданием Тани с Женей, были только несколько волонтеров. — Проучить.

Громов сел рядом с ней и снова погрузился в размышления о том, как он докатился до такой жизни. Жизни, в которой по сути девчонка двадцати трех лет хотела его проучить.

— И с какой целью? — строго поинтересовался он, бросив на партнершу изучающий взгляд.

— С целью показать, как страшно, когда тебя резко оставляют, не поставив в известность, — вздохнула она, и улыбка с её губ пропала. Осадок от того, что произошло несколькими часами ранее, всё-таки остался.

— Значит, — с надеждой спросил Громов, продолжая смотреть на партнершу даже тогда, когда она отвернулась к окну, — ты простила меня?

Татьяна многозначительно и несколько самодовольно хмыкнула.

— Я не простила, — наконец ответила она, всё ещё смотря в окно, за которым сменялись пейзажи Ванкувера, — но поставила условие. Ты больше не касаешься меня.

Громов раздраженно сжал губы, отчего они побледнели. Он рассчитывал, что Таня в сердцах попросила его не касаться её вне тренировочного процесса и прокатов, и совсем не ожидал, что это было всерьез. Ему казалось, что партнерше нравятся его прикосновения, и ей самой хочется, чтобы они случались чаще и длились дольше.

***

Ледовый дворец, 15:10.

Таня зашнуровала коньки в подтрибунном помещении и вышла в коридор, дожидаясь, пока из другой раздевалки выйдет Громов. Они вместе вышли к ледовой площадке большого дворца, построенного к Олимпийским играм. Таня подняла голову, оглядевшись по сторонам, и резко остановилась, вынуждая идущего сзади Женю врезаться в неё.

— Почему на трибунах люди? — обомлела она, привыкшая к тому, что на их тренировках обычно не присутствовал никто, кроме тренера и хореографа. Исключением были открытые тренировки для журналистов и несколько открытых тренировочных прокатов на чемпионате Европы. Но то огромное количество людей, которое присутствовало на арене сейчас, очень пугало.

Трибуны были заполнены болельщиками, а в зоне вдоль бортов площадки сновали волонтеры, представители международного олимпийского комитета и канадской федерации фигурного катания.

— Потому что здесь билеты продаются даже на тренировки, — мягко пояснил Евгений, умиляясь подобной реакции партнерши.

— Кошмар, — быстро ответила Таня, снимая чехлы и переступая на лёд.

Громов ещё ненадолго задержался на «земле», увидев у борта давнего знакомого. Он посмотрел на партнершу и ободряюще кивнул ей, без слов объясняя, что всё в порядке, и он скоро к ней присоединится.

— Рад тебя видеть! — обратился к Евгению мужчина чуть старше него, одетый в строгий костюм.

— Взаимно, Егор, — кивнул Громов, пожимая руку бывшему фигуристу-одиночнику сборной России, который уже несколько лет работает тренером в Канаде.

— Когда только услышал про Алису, — начал он, а затем посмотрел на противоположную сторону борта, у которой заметил рыжеволосую фигуристку, и поднял вверх руку, поздоровавшись с ней, — то был уверен, что другую партнершу ты не возьмешь.

— Пока у нас контракты с Федерацией, мы себе не принадлежим, — серьезно отвечал Громов, наблюдая за тем, как Таня разогревается.

— И потом, когда узнал, кого поставили тебе в пару, я снова был уверен, что ты откажешься, — улыбнулся Егор, проследив взгляд собеседника и также принимаясь смотреть на Алексееву. Она чисто прыгнула тройной тулуп, а затем, услышав аплодисменты с трибун, благодарно поклонилась и помахала болельщикам. — Уже думал о том, чем займешься после?

— Об этом всегда сложно думать, — признался Громов, в который раз поймав себя на мысли о том, что он не знает, чем займется после.

Конечно, он понимал, что от фигурного катания в своей жизни он вряд ли сможет избавиться окончательно даже после завершения карьеры. Для любого профессионального спортсмена его вид деятельности сродни огромной занозе в сердце, которая долгие годы карьеры саднит и доставляет временами нестерпимую боль. И ты можешь мечтать о дне, когда вырвешь эту занозу, и боль, наконец, прекратится. Ты наивно полагаешь, что этот день станет одним из лучших в жизни, но он становится настоящим переломным моментом. Возникает уже другая беда — пустота, образованная этой самой занозой, не сможет заполниться. И ты живешь уже, возможно, без той адской боли, но с этой адской пустотой, которая пожирает изнутри просто потому, что ты уже не можешь жить без соперничества, без ежедневного преодоления себя, без вечной гонки на опережение с собственным телом. Ты без этой занозы — не ты.

— Наша Федерация была бы рада видеть в своих рядах специалиста вроде тебя, — сделал завуалированный намек Евгению Егор.

Громов грустно усмехнулся, вызывая этим недоумение у собеседника.

— Просто я всё ещё не могу привыкнуть к тому, что ты говоришь о канадской Федерации «наша», — пояснил свою реакцию Евгений, пристально следя за скольжением Тани, заходившей на вращение в ласточке с прыжковой сменой ноги.

— Тебе ведь нравится канадская Федерация, — продолжал настаивать Егор, — ты даже не представляешь, какие условия мы сможем тебе здесь дать, Женя.

Громов вздохнул, одобрительно кивнув, когда Таня красиво и чисто приземлилась на внешнее ребро лезвия после тройного риттбергера. Евгений так увлекся рассматриванием собственной партнерши, что прослушал последнюю фразу собеседника.

— Тем более, — снова заговорил представитель канадской Федерации, — у нас сейчас сильно провисло парное катание, а если уж ты Алексееву научил быть такой отличной партнершей, то и…

Громов недовольно нахмурился, бросив косой взгляд на Егора сверху вниз, давая ясно понять, что подобные намеки относительно Тани он терпеть не собирается. Только сам Евгений мог намекать на непрофессионализм Тани, только один на один с ней, и только исходя из лучших побуждений.

— Подумай над моим предложением, — закончил Егор, хлопнув старого знакомого по предплечью и отходя к своим подопечным из сборной Канады.

Громов заметил, что Таня подъехала к Алисе, стоящей за бортом. Он внимательно и с долей опасения наблюдал за их разговором. Однако ничего страшного не произошло. Его бывшая партнерша что-то подробно объяснила его партнерше действующей, а затем Таня понимающе кивнула, возвращаясь в центр площадки. Она встретилась взглядом с Женей, без слов приглашая его, наконец, присоединиться. Лёд, на котором рядом с ней отсутствовал Громов, с некоторых пор казался Тане ещё холоднее.

Спустя два часа ледовая часть тренировки закончилась, и Татьяна с Евгением направились в небольшой спортивный зал, находящийся во дворце. Ольга Андреевна и Алиса остались у ледовой площадки, намереваясь понаблюдать за тренировками соперников.

Громов открыл дверь в зал и коснулся поясницы Тани ладонью, когда та прошла вперед. Она резко обернулась, своим недовольным взглядом напоминая ему о поставленном утром условии. Евгений понимал, что это сейчас им даже необходимо. Что все предыдущие два месяца он бежал от чувств к этой девушке, потому что боялся, что их пик придется на Олимпиаду и это скажется на результате. Но эти забеги на дальние дистанции с конечным, совсем безрадостным пунктом «мы просто друзья», оказались безрезультатны. Они лишь усугубили ситуацию, потому что все нерастраченные ранее чувства, усилившиеся на фоне окружающей их атмосферы, норовили вырваться наружу. Женя чувствовал, что его руки тянулись к Тане так, будто им суждено было держать именно эту женщину. И не только на льду.

***

Алиса и Ольга Андреевна сидели на небольшой кушетке возле зеркала в спортивном зале, наблюдая за Таней и Женей. Алексеева выполняла комплекс упражнений на разные группы мышц, а вот Громова словно зациклило. Он безостановочно выполнял прыжок за прыжком, и это уже начинало походить на выполнение балетного фуэте, так как казалось, словно Евгений постоянно находился во вращении. Утяжелители, по десять килограммов каждый, закрепленные на его щиколотках, никак не влияли на высоту его прыжков.

— Это вы велели ему так… — Алиса обратилась к Ольге Андреевне, но не смогла подобрать нужное слово чтобы закончить вопрос.

— Нет, — качнула головой тренер, понимая, что пора его действительно остановить.

— Но зачем он это делает? — не понимала бывшего партнера Калинина, зная, как сложно концентрироваться при выполнении прыжков, и как легко растратить все свои силы на тренировках, выйдя на лёд совершенно опустошенным.

Но Громов делал это как раз для того, чтобы выплеснуть всё, чтобы опустошить себя, надеясь избавиться и от навязчивых мыслей. Громов хотел устать. Измотать себя так сильно, чтобы не было даже сил думать о чем-либо. Но, учитывая его выносливость, это была задача не из легких.

Ольга Андреевна повернула голову к своей ученице, тепло улыбаясь.

— Поразительно, что ты не заметила очевидного, — произнесла она.

***

Дом сборной России, 20:50.

Евгений по привычке провожал Таню до номера. Он чувствовал желанную усталость, которая давала знать о себе болью с каждым новым шагом, но вместе с тем ощущал, что тяжесть на душе осталась на прежнем месте, не давая вздохнуть полной грудью. Он понимал, что они должны поговорить. Должны признаться себе, что их тянет друг к другу. Несмотря на все эти «друзья» от Тани и её сегодняшнее условие, Громов знал, что она чувствует к нему примерно то же самое, что чувствует он.

Вот только именно по отношению к Алексеевой вся его хваленая уверенность в себе рассыпалась на такие мелкие части, что он, как ни старался собраться с мыслями, всё равно не мог начать разговор. С самыми необходимыми людьми разговоры всегда даются тяжело и как-то неловко.

Сколько привлекательных журналисток он соблазнил за годы карьеры? И на каждую из них ему требовалось совсем немного времени. С ними всё было предельно просто. Они знали все его титулы, они видели перед собой его сексуальное тело и уверенный взгляд. Они же через считанные минуты оказывались в его постели.

Громов вспомнил Лену, но с той он и вовсе не разговаривал по душам. И это не казалось ему необходимым.

С Таней всё совсем по-другому. И это влекло и пугало одновременно.

Она зашла в свой номер и собралась закрыть за собой дверь, но Громов не дал ей этого сделать и зашел следом за ней.

Татьяна обернулась, вопросительно посмотрев на партнера. Она чувствовала себя совершенно обессиленной и хотела скорее принять душ и лечь спать.

— Поставь мне любое другое условие, — внезапно произнес Громов, вплотную подходя к ней.

Голова Татьяны гудела после тяжелого дня и была будто окутана туманом.

— Что? — не поняла она.

— Я хочу тебя касаться, — пояснил Громов, положив свои ладони на запястья Тани, начиная медленно вести ими вверх по тонким рукам девушки, запуская своими действиями волну мурашек по её телу.

По тому, как Таня замерла, кажется, даже переставая дышать, Женя убедился, что она действительно чувствует то же, что чувствует он.

— И я не могу отказаться от этого, — тише пояснил он, пристально смотря ей в глаза. — Я бы и рад, Таня, правда, но я не могу.

Она чуть нахмурила брови, туго соображая после утомительного дня. Таня не совсем понимала, что значило это его «я бы и рад», но то, что он признался в невозможности отказаться от прикосновений, практически лишало дара речи. Таня не знала, хотела ли она с ним отношений. Её девичья легкость кричала «да!», но здравый смысл, который, хоть и не в большом количестве, но всё же присутствовал, строго вопрошал — «кто ты, а кто он?».

— Может, мы всё же… — с трудом начала она, опуская глаза. — Останемся…

— Мы не можем ими остаться, — строго ответил Громов, понимая, что она собиралась сказать, — мы никогда ими не были.

Таня встретилась взглядом с ним, поднимая голову. Она приоткрыла рот, пытаясь сказать хоть что-то, но не нашла в голове ни одной мысли и поэтому просто обняла его, устало уткнувшись в его грудь лицом.

Евгений вздохнул с облегчением, закрывая глаза и обнимая её в ответ, крепче прижимая к себе.

— Тебе ведь тоже хорошо от этого, — тихо констатировал он и почувствовал, как Таня чуть кивнула ему в ответ. — Значит, твоё условие больше не в силе?

— Будет другое, — с толикой коварства произнесла она.

Сегодня перед ужином Татьяна зашла к врачу сборной по фигурному катанию чтобы он осмотрел её плечо, которое неприятно саднило после длительных тренировок. Она обманом выпросила у него медицинскую карту Громова, сказав, что он сам попросил её ему принести буквально на несколько минут. Антон такому, конечно, удивился, но карту всё же взять разрешил, а затем его отвлекли другие фигуристы.

Таня, воспользовавшись этим, вместе с картой Громова захватила такие же медицинские документы, принадлежащие другим мужчинам из их сборной, которые были моложе Евгения, чтобы сравнить их показатели. Она быстро пролистала карты, находя во всех данные с последнего обследования перед отлетом в Канаду, и пришла к поразившему её выводу, что все спортивные показатели вроде объёма легких, коэффициента выносливости, мышечной силы рук и становой силы даже превосходят аналогичные показатели более молодых спортсменов.

— Мы будем участвовать в командном зачете, — произнесла Таня, сильнее прижавшись к Жене, боясь его реакции и желая таким образом хоть как-то её смягчить.

Громова услышанное действительно не обрадовало. Он несколько секунд напряженно молчал. Он был уверен, что втягиваться в командник — дело неблагодарное, но Татьяна отчего-то всё ещё пыталась затащить его в это болото. И если для неё это было так важно, то Евгению стоило это условие принять.

— Он стартует уже завтра, — напомнил ей партнер.

— Завтра только короткая программа одиночников, — пояснила Татьяна, всё ещё утыкаясь носом в грудь Жени, — и от нас требуется только поддержка и присутствие в kiss&cry.

— Парники и танцоры послезавтра? — почти смирился со своей судьбой Громов.

— Да, — улыбнулась Таня, чувствуя, что почти победила.

— Будет тебе командник, — обреченно вздохнул Евгений и провел ладонью по спине партнерши, поцеловав её после этого в макушку. — Только теперь нам придется явиться на утреннюю пресс-конференцию, а ещё мне нужно будет сейчас уйти, чтобы поставить Федерацию и Олимпийский комитет в известность.

— Будем катать обе программы? — запрокинула голову Татьяна, всё ещё не размыкая своих рук, которыми обнимала мужчину за поясницу.

— Если уж впряглись, так до конца, — улыбнулся Евгений. — И завтра после выступлений одиночников придется не идти на церемонию открытия, а тренироваться. Готова к такому раскладу?

Таня на долю секунды задумалась. Как любому спортсмену ей хотелось побывать на торжественной церемонии открытия Олимпийских игр, но не каждый мог себе это позволить из-за тренировочного графика. Тем более, что некоторые соревнования начинались за день или два до открытия, и атлеты были уже втянуты в очередную гонку.

— Готова, — уверенно ответила она.

— И у меня тоже будет условие, — с напускной строгостью произнес Громов.

Однако увидев то, как это смутило Таню, он всё же улыбнулся.

— Узнаешь завтра утром, — пояснил Евгений, а затем крепко обхватил её за талию, отрывая от пола. Она обняла его за шею и замерла, восхищаясь цветом его глаз, что были теперь так близко.

Тане в руках Жени было комфортно как на льду, так и за его пределами. В такие моменты они чувствовали, что быть рядом и чувствовать друг друга это потрясающе естественное для них двоих состояние. «Так и должно быть», — подсказывало им что-то внутри.

Громов постарался максимально нежно и трепетно поцеловать Таню и сдержать себя, чтобы не перевести этот поцелуй в более чувственный. Он аккуратно, будто впервые, коснулся её желанных губ. Она закрыла глаза, медленно отвечая ему, и запустила пальцы в его волосы. Это был поцелуй, который должен был быть первым. И это был поцелуй людей, которые уже осознавали, что они делают, и понимали, что виной ему не эмоции после проката, не эмоции после ссоры. Виной ему было взаимное притяжение, которое они были не в силах больше сдерживать.

***

Дом сборной Германии, 22:30.

Уладив дела с документами и официально заявившись на командные соревнования по фигурному катанию, Евгений понял — для того чтобы реализовать своё небольшое условие, которое он предъявит Татьяне завтра, ему было необходимо прогуляться до спортивного магазина. Никто из соотечественников на роль компаньона ему не подходил, а потому выбор пал на давнего знакомого в лице немецкого фигуриста. Громов помнил номер, в котором он жил. Томас сам назвал его, когда они с Евгением пересеклись на завтраке. Поднявшись на шестой этаж и найдя нужную дверь, Громов постучал несколько раз.

— Кто там? — донеслось на немецком.

— Ойген, — недовольно скривившись, Громов назвал себя так, как его называл Томас.

Шульц медленно открыл дверь, с опаской выглядывая в коридор. Брови Евгения поползли вверх, когда он увидел немецкого коллегу обнаженным. Радовало только то, что своё мужское достоинство Томас прикрывал подушкой.

— Я надеюсь, — начал Громов, всё ещё несколько ошарашенно смотря на собеседника, — что это всё не для меня.

— Тебе стоило бы позвонить, прежде чем прийти, — с напускным возмущением ответил Томас. — Вдруг я был бы на тренировке!

Громов ещё несколько минут прождал немецкого коллегу в коридоре, а затем тактично отвел взгляд в сторону, когда из его номера быстро выбежала девушка-волонтер, торопливо застегивая куртку. Вскоре в коридоре появился и сам Томас, в форме цветов немецкого флага.

— Вот только не надо этого осуждающего взгляда! — сразу же попросил он. — Я согласился с тобой пойти? Согласился! Режим сна нарушаю, между прочим.

— Вам было настолько скучно, что вы заснули? — ухмыльнулся Громов, вызывая лифт. — Тогда понятно, почему Эльза от тебя ушла.

При упоминании партнерши, с которой у Томаса были романтические отношения, немец заметно напрягся, и Евгений понял, что нужно сменить тему.

— Тебя тренер по головке не погладит за такое, — строго произнес он.

— Зато эта девочка погладила, — самодовольно ответил немец, замечая, как скривился от этой фразы Евгений, — трижды!

— И не жалко её? — поинтересовался Громов.

— Она была не против и слишком похожа на Эльзу, — невинно развел руками Томас. — Я не сдержался.

Евгений задумчиво нахмурил брови, отмечая про себя то, что его знакомый всё ещё переживал о том, что год назад разорвал романтические отношения со своей партнершей и несколько месяцев спустя она вышла замуж. Громов помнил, что его коллеги решили расстаться именно потому, что это мешало им работать вместе.

***

12 февраля, дом сборной России, 7:30.

Татьяна, стоя перед зеркалом в ванной своего номера, красила тушью ресницы, собираясь сразу после завтрака отправиться на пресс-конференцию. От нанесения макияжа её отвлек стук в дверь.

Открыв её, она обнаружила на полу квадратную коробку. Даже не притрагиваясь к ней, Татьяна была уверена, что она от Громова. Фигуристка подняла её и забрала в комнату, поставив на небольшой столик, и открыла крышку. Внутри, на красивых фирменных кроссовках фиолетового цвета, лежала небольшая записка, написанная Евгением, который, судя по почерку, мог бы стать отличным врачом.

«Моё условие заключается в том, что ты немедленно выкинешь свои старые кроссовки, которые мозолили мне глаза с нашей первой совместной тренировки в Кёльне. У них уже лет пять назад просела вся амортизация. Ни мне, ни твоим суставам это не нравится.»

***

Пресс-конференция сборной России по фигурному катанию, 9:00.

— Евгений и Татьяна, — обратилась к ним иностранная журналистка, поднимаясь со стула, — на командные соревнования вы заявились в последний момент. Что подтолкнуло вас на участие?

Громов, сидящий между Ксенией и Татьяной, поправил в ухе наушник, по которому он слушал синхронный перевод. Дослушав вопрос, он переглянулся с партнершей, которая счастливо улыбнулась. Таня была очень рада тому, что они всё-таки участвуют в командном зачете.

— Мы поняли, что не можем оставаться в стороне, когда наша команда в нас нуждается, — ответил Евгений.

— Вы являетесь безоговорочными лидерами в личном зачете, потому что пары равной вам на данный момент нет, — сделала комплимент фигуристам всё та же журналистка, — но в командном турнире всё зависит не только от вас. Сборную какой страны вы считаете своими главными конкурентами?

— Я думаю, — начал Громов, — очевидно, что главные наши конкуренты — это сборная Канады. Их школа традиционно сильна и уже много десятилетий соперничает с российской, китайской и американской. К тому же, канадское лобби в судействе традиционно многочисленно…

Ксения, понимая, к чему начал клонить Евгений, пнула его под столом по ноге, призывая не развивать эту мысль. Канадским фигуристам действительно периодически ставили совсем необъяснимые надбавки или закрывали глаза на ошибки и не ставили минусы за грязно выполненные элементы.

— А если учитывать ещё и то, что олимпиада проходит у них дома, — продолжал Громов.

Ксения настойчивее пнула его по ноге, натянуто улыбаясь журналистам. Своё мнение это хорошо, а вот международные скандалы — не очень.

— Всё это значит, что канадцы мотивированы как никогда сильно, — заканчивал свою мысль Евгений, — и нам всем придется выложиться по полной.

***

Тренировка в зале, 11:00.

Алиса, сидя на кушетке, внимательно следила за каждым движением фигуристов, пытаясь углядеть в их взаимодействии ту «химию», о которой твердили все вокруг, даже их соперники. Однако она так сильно не хотела в это верить, что никаких намеков увидеть не могла и всё списывала на чисто партнерское взаимодействие.

— Таня! — недовольно обратилась она к фигуристке, после того как та не очень удачно приземлилась из прыжка. — Я понимаю, что ты хочешь всем показать свои ягодицы, но таз нужно втягивать, а не оттопыривать назад. Это причина, по которой тебя выкидывает из круга!

Алексеева на мгновение замерла, переводя взгляд на бывшую партнершу Жени. Она понимала, что Алиса, несмотря на резкую формулировку своего замечания, была всё-таки права.

— Спасибо, — кивнула Таня, сохраняя королевское спокойствие.

В конце тренировки, когда они втроем вышли из зала, Алексеева опустила взгляд на свои новые кроссовки, которые обладали действительно превосходной амортизацией и прекрасно снижали нагрузку на суставы. После двух часов тренировок колени и голеностопные суставы не давали о себе знать ноющей болью.

— Ты сегодня утром так быстро убежал от меня, — с теплой улыбкой обратилась Таня к Жене, когда они вместе с Алисой зашли в лифт, — что я не успела тебя поблагодарить за подарок.

Алексеевой даже не нужно было смотреть на Калинину, чтобы понять, что эта фраза повергла её в шок. Рыжеволосая фигуристка изо всех сил старалась сдержать эмоции, но всё же перевела непонимающий взгляд на Громова, который в этот момент смотрел на Таню. Он довольно ухмыльнулся, откинув голову назад и прислоняя её к холодной стенке лифта.

— Рад стараться, — подмигнул Евгений, а затем устало закрыл глаза, понимая, что сегодняшний день будет не из легких.

Алиса со злостью в упор посмотрела на Таню, однако испепеляющий взгляд зеленых глаз ту совсем не испугал. Алексеева лишь мечтательно улыбнулась в ответ. Она чувствовала себя победительницей. И это чувство было необычайно приятным.

***

Зайдя в столовую и встав в очередь, Громов заметил впереди Лену, стоящую к ним спиной. Он решительно направился в её сторону, чтобы высказать всё, что о ней думает, но Таня успела схватить его за рукав олимпийки. Евгений обернулся, бросив вопросительный взгляд на её ладонь.

— Будь умнее, — мягко произнесла она.

Громов встретился с ней взглядом, чувствуя, как от прикосновения и теплого взгляда, клокочущая злость внутри, моментально вспыхнувшая при виде Лены, начинает угасать. Он, ничего не отвечая, сделал шаг навстречу партнерше, возвращаясь к ней. Когда Таня заметила, что Волченкова обернулась, она обняла Громова за руку, прислонившись к его предплечью щекой.

— Устала? — ласково поинтересовался он, наклонив к ней голову.

Татьяна тепло улыбнулась, как в случае с Алисой, понимая, что Лена, после такой сцены, с трудом может контролировать одолевшее её бешенство. Алексеева сильнее прижалась к руке Жени, чувствуя себя как никогда уверенно и защищено. То, как относился к ней Громов, и то, что она ощущала по отношению к нему, вселяло в неё невиданную ранее веру в себя.

***

Командные соревнования по фигурному катанию.

Женщины. Короткая программа.

За несколько минут до своего выхода на лёд, Ксения, уже облаченная в светло-голубое платье, подошла к своим товарищам по сборной, которые сидели в kiss&cry. Все фигуристы были одеты в парадные красивые свитера и брюки.

— Ну что? — громко обратилась к ним Ксюша на правах капитана. — Порвем всех?

Евгений вздохнул, поднимаясь вместе со своими коллегами и вставая в небольшой круг. Ксения выставила вперед свою руку, призывая всех остальных сделать то же самое. Дима положил свою ладонь поверх её ладони, переглянувшись с ней. Следом это же сделала танцевальная пара.

— И как называется детский сад, в который я попал? — недовольно поинтересовался Громов.

— Женя! — недовольно воскликнула Ксюша.

Татьяна взяла его ладонь и приложила к ладоням остальных фигуристов практически насильно, сверху прижав её своей.

— Такое себе название… — мрачно констатировал Евгений, заставляя своих коллег засмеяться. — Я думал это будет «Колобок» или «Русалочка»…

— Один за всех… — воодушевленно начала Ксения, чуть опуская свою руку вниз.

— И все за одного! — хором закончили фигуристы, резко поднимая руки вверх.

Над ледовой ареной громко огласили оценки, полученные одиночницей из Канады. На данный момент, после выступления всех, кроме Ксюши, она занимает первое место, выводя свою сборную вперед.

«Representing Russia — Kseniya Isaeva!»

Огромный олимпийский ледовый дворец встретил её оглушительными аплодисментами. Она выехала в центр площадки, красиво и грациозно подняв руки вверх. Аплодисменты постепенно стихли. Ксюша встала в начальную позу. Она вытянула руки вперед и перекрестила запястья, вдохновенно на них посмотрев, и на несколько секунд замерла, оставаясь в абсолютной тишине. Заиграл чарующий второй ноктюрн Шопена, и фигуристка начала свою программу.

Татьяна не могла сидеть в зоне, отведенной их сборной. Она подошла ближе к борту, пристально следя за прокатом подруги и неосознанно медленно и напряженно наклоняла голову вниз, каждый раз, когда Ксюша выполняла заход на сложный элемент. Рядом с ней стоял Дима, и Громов пару раз отвлекался от проката одиночницы, наблюдая за его реакцией. Он ловил каждое движение Ксении с трепетом и волнением. Евгений видел, как его ладони напряженно сжимались в кулаки, когда Исаева заходила на очередной прыжок, и как с облегчением опускались его плечи, когда он выдыхал после чисто выполненного ею элемента. Ксения как всегда была безупречна. Идеальнейший прокат положил отличное и очень вдохновляющее начало для сборной России по фигурному катанию, выводя её на первое место.

Мужчины. Короткая программа.

Дима вышел на лёд, и на этот раз уже Ксения напряженно стояла у борта рядом с его тренером. Она всё ещё оставалась в своём голубом платье, не успев переодеться. Прокат одиночника заставил Громова понервничать. Если в Ксюше он был уверен как в самом себе, то Дима всё ещё оставался очень нестабильным фигуристом, от которого совершенно не знаешь чего ожидать. Однако с этим прокатом он справился на отлично.

Когда Дмитрий сидел в зоне kiss&cry, ожидая оценок, Евгений отошел к своему знакомому из канадской Федерации. После оглашения баллов российского одиночника, которые оказались очень высокими, Ксения, находившаяся рядом с ним, поцеловала его в щеку. То же самое на эмоциях сделала фигуристка, выступавшая в танцах на льду. И Татьяне, которая стояла сзади, не оставили выбора. Она ободряюще поцеловала Дмитрия в макушку, радуясь, что его прокат закрепил сборную России на первом месте.

Громов, краем глаз увидев этот момент на большом экране, расположенном надо льдом, поспешил вернуться в kiss&cry. Он, входя в кадр, с напускной агрессией пригрозил Татьяне кулаком, показывая, что его партнерша не должна целовать левых фигуристов. На трибунах послышался смех.

Евгений чуть наклонился к Тане, приложив указательный палец к своей щеке, красноречиво намекая на то, как она может загладить свою вину. Таня на несколько секунд растерялась, с удивленной улыбкой смотря на партнера. С трибун послышались аплодисменты и заводное улюлюканье, призывающее Татьяну поцеловать Громова. И она приблизилась к нему, приподнимаясь на носочки, и легко поцеловала его в щеку. Евгений довольно зажмурился, а затем с блаженством на лице выпрямился, едва сдерживая смех.

— Сумасшедший, — шепнула ему Алексеева, чувствуя, что не может не улыбаться.

***

Командные соревнования.

Пары. Короткая программа.

Полчаса назад свой короткий танец откатали танцевальные пары. Россиянам не удалось исполнить его чисто, и это откинуло их сборную на второе место. Татьяне с Евгением предстояло вновь отвоевать лидирующую позицию у Канады. Они вышли из подтрибунного помещения в зону возле борта ледовой площадки. И пока Громов обсуждал с Алисой ритмический рисунок, Татьяна бросила оценивающий взгляд на партнера. Она всегда наслаждалась прокатами и приёмами в Федерации просто потому, что это вынуждало Евгения надевать костюмы, в которых он смотрелся потрясающе.

Он вернулся к Тане и остановился рядом с ней, смотря на окончание проката американской пары.

— Алиса предлагает начать заход на каскад чуть раньше, потому что на втором прыжке мы слишком близко оказываемся к борту, — шепнул он партнерше.

Татьяна задумчиво кивнула, смотря на лёд. Предложение Калининой было разумным.

— Сможем сделать это прямо сейчас или сначала потренируемся и сегодня оставим всё как есть? — спросил Евгений.

Татьяне потребовалось несколько секунд на размышления. С самого начала они работали ультимативно, не имея достаточного запаса времени. С самого начала они шли на большой риск.

— Сможем, — уверенно кивнула Таня, восхищая этим своего партнера.

Американская пара вышла со льда. Теперь на него предстояло отправиться им двоим. И если одиночники могли позволить кому-либо к себе приблизиться перед самым моментом выхода на лёд, то парникам всегда требовалось это время чтобы собраться и почувствовать себя одним целым. Тане предстояло выйти на олимпийский лёд первый раз в жизни, и от сумасшедшего волнения у неё всё сжималось внутри. Пока оглашали оценки американской пары, Евгений прижал её к себе, проводя ладонью по обнаженной спине, мысленно вновь проклиная это чересчур откровенное платье, которое они так и не перешили.

— Представь, что нет никого, кроме меня, — прошептал ей Громов, закрывая глаза. Несколько секунд они стояли безмолвно и просто обнимали друг друга, начиная дышать в унисон и переставая слышать этот несмолкающий гул вокруг. До Евгения дошло, что взаимное притяжение не обязательно разрушит их карьеру. Оно наоборот может помочь им лучше чувствовать друг друга.

— Готова? — отстранился от неё Громов, внимательно заглядывая в глаза партнерши.

— Готова, — выдохнула она и решительно кивнула.

Фигуристы отдали свои чехлы Ольге Андреевне. Алиса шумно выдохнула, ощущая себя так, будто она сама находится по другую сторону борта. Только сейчас она поняла, как тяжела тренерская работа, когда ты и рад был бы помочь, но ничего не можешь сделать. Тебе остается только смотреть, сжимать пальцы от волнения и чувствовать, как напрягается всё тело.

«Representing Russia — Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov!»

Трибуны дали о себе знать оглушительными аплодисментами, встречая самую сильную пару. Татьяна бросила кокетливый взгляд на Евгения, улыбнувшись ему и поймав в ответ такую же теплую улыбку. Улыбку, которая открывала его с совершенно неизведанной ранее никому, кроме Тани, стороны, называвшейся «влюбленный мужчина, любующийся своей избранницей».

Трибуны умолкли, и Женя взял ладони Тани в свои, встречаясь с ней взглядом. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, разговаривая без слов.

— Катайся для меня, — требовательно произнес Громов, смущая этим партнершу. С самого первого дня, когда они только встали на лёд вместе, Таня каталась для него, вылезая из кожи, желая впечатлить его как фигуриста. Теперь ей хотелось впечатлять его как мужчину.

Татьяна осталась на прежнем месте, повернувшись к судьям. Громов отъехал за её спину. Таня положила ладони на талию, чуть запрокидывая голову, растягивая губы в сладкой улыбке. Она находится в точке, на которой сейчас сосредоточено внимание всего мира. Она с красивым мужчиной, и они оба занимают доминирующую позицию даже до начала своей программы. Осознание этого отметает все остатки волнения куда-то в самый дальний угол сознания.

Перед включением музыки огромный ледовый дворец окутала абсолютная тишина. Таня в этот волнительный момент зафиксировала взгляд на борту, на котором были изображены олимпийские кольца.

Caro Emerald — That Man

Татьяна соблазнительно принялась покачивать бедрами в такт музыке. Громов на большой скорости подъехал к ней, тормозя очень резко и громко, ребром конька срезая верхний слой льда, эффектно разлетевшегося от такого в стороны. Он уверенно схватил её за талию, а затем взял за руку, утягивая за собой в скольжение по дуге для набора скорости.

Программа шла у них безупречно. С таким огнем и страстью, которую эта ледовая арена не видела за два соревновательных дня и вряд ли увидит в исполнении кого-либо другого, потому что эта химия, от которой воздух между ними начинал искриться, принадлежала только им двоим. И только они были способны на такое. На потрясающую синхронность параллельных вращений, на удивительную легкость, с которой Громов поднимал Таню, будто она была абсолютно невесомой, на вожделение, которое не выглядело пошлым или наигранным и смотрелось совершенно естественно и органично.

Когда Громов с изумительной легкостью подкинул партнершу на большую высоту в тройной подкрут, трибуны в восхищении ахнули, а затем взорвались оглушительными аплодисментами, когда он уверенно поймал её за талию и бережно поставил на лёд.

— Сейчас! — громко произнес Евгений.

Татьяна помнила о том, что заход на каскад они начнут раньше, но не была готова к тому, что настолько. Они присогнули опорную ногу, перемещая на неё вес и отклонились в её сторону, приобретая угловую скорость, необходимую для прыжка. Резкий толчок правой ногой и они в одну секунду взмыли в воздух, выполняя тройной риттбергер. Татьяну выкинуло из круга на втором обороте и она почувствовала, что её тело критически отклонилось.

— Тащи! — до хрипоты закричала Алиса, обращаясь к ней.

И Таня, мобилизовав, кажется, каждую клеточку своих мышц, вытащила почти мертвый прыжок, которому суждено было закончиться падением. Но она приземлилась чисто на одну ногу, а затем успешно прыгнула вместе с Громовым тройной и двойной тулуп.

Калинина на эмоциях победно подняла руки вверх, счастливо улыбаясь, понимая, что дело осталось за короткой дорожкой шагов, а это в сравнении со всеми предыдущими элементами — сущий пустяк.

Татьяна и Евгений встретились в финальной точке. Громов прижал её к себе за талию, а она обхватила его бедро своей ногой. Секунда, чтобы зафиксировать положение. Короткая программа окончена. Татьяна обмякла в руках Евгения, прижимаясь к его груди. Трибуны рукоплещут, и люди встают со своих мест, но фигуристы сейчас не в состоянии что-либо услышать или увидеть. Громов запрокинул голову, часто дыша, и облизнул приоткрытые губы. Он положил свою ладонь на затылок Тани, прижимая её голову к своей груди.

Алексеева не могла надышаться этим воздухом. Не могла восстановить дыхание. Её грудная клетка судорожно сокращалась в такт с грудью Жени, к которой он её прижимал. Громов, наконец, придя в себя, поцеловал Таню в лоб горячими губами.

— Ты… — выдохнул он, опьяненными от эйфории глазами посмотрев на неё и приложив пальцы к её подбородку, поднимая лицо Тани, желая встретиться с ней взглядом, — невероятно вытащила прыжок.

— Учусь у лучших, — устало улыбнулась она.

Партнеры поклонились судьям и зрителям, а затем вышли со льда. У борта их ждала Ольга Андреевна, Алиса, а также коллеги по сборной, которые не смогли усидеть в kiss&cry вовремя их столь зажигательного проката. Громов раскрыл руки в стороны, ожидая, что Алиса обнимет его, но Калинина, к удивлению всех присутствующих, бросилась к Тане, крепко обнимая её и даже отрывая от пола.

— Давайте быстрее, — Дима протянул Евгению и Тане их олимпийки, напоминая о том, что они задумали ещё до проката.

Алиса отстранилась от партнерши Громова, посмотрев на Ольгу Андреевну. Женщина сняла со своих плеч темный платок, отдавая его бывшей ученице, а затем надела на неё свои очки.

В зоне kiss&cry места только что откатавших программу Алексеевой и Громова, к неожиданности всех зрителей, заняли Ксения и Дмитрий. Рядом с ними села Алиса, изображая Ольгу Андреевну. Настоящие Татьяна и Евгений стояли за их спинами, и только их всё ещё сбивчивое дыхание рушило это маленькое представление, давая понять, что откатались только что именно они.

— Моя птичка, ты была прекрасна, — произнесла Алиса, похлопав Ксюшу по бедру, смотря при этом повтор проката Татьяны с Евгением на расположенном перед ними мониторе.

— Где моя корона? — испугался Дмитрий, проведя ладонями по рыжим волосам. — Боже, я что, обронил её на льду?

Громов, стоящий за ним, ухмыльнулся, а затем снял со стоящей рядом с ним танцовщицы на льду кокошник, надевая его на голову одиночника.

— Вот тебе корона, — кивнул он.

Болельщики не слышали разговоров фигуристов, но видели их взаимодействие на экране, и это вызывало смех не только у них, но и у всех присутствующих здесь спортсменов и официальных лиц.

— Спасибо, холоп, — поблагодарил его Дмитрий.

— Не переигрывай! — осадилодиночника Громов, а затем положил ладонь на плечо Алисы, привлекая к себе её внимание. Калинина обернулась к нему.

— Спасибо за таких спортсменов, Ольга Андреевна, — кивнул Евгений, с трудом сдерживая смех.

— О, пупсик, — очаровательно улыбнулась ему Алиса, — приходи ко мне. Я и из тебя сделаю человека.

Представление фигуристов было прервано оглашением оценок. Евгений приобнял Татьяну, стоящую рядом, за талию.

«Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov have earned 80.17 points and they are currently in the first place. Team Russia is in the first place!»

Дмитрий и Ксения, занимавшие их места, поцеловали друг друга в щеку, якобы поздравляя с успешным прокатом. А настоящие Татьяна и Евгений светились от счастья, потому что получить за короткую программу больше 80 баллов — большая редкость. За всю историю парного катания лишь некоторым парам удавалось это сделать. И теперь Алексеева/Громов — в их числе.

***

14 февраля, столовая в олимпийской деревне, 10:00.

Сегодня свои произвольные программы в рамках командного зачета представляли танцоры и женщины, а потому Татьяна и Евгений могли немного передохнуть после вчерашнего проката. От них сегодня требовалось только присутствие и моральная поддержка. Они относительно поздно явились на завтрак и сидели за столом только вдвоем, радуясь, что сейчас большинство спортсменов на тренировках, и в столовой очень мало людей.

Одной рукой Таня держала в руках чашку кофе, попивая его, а другой листала новостную ленту в социальных сетях. Вчера она была не в состоянии отвечать никому, кроме мамы, а потому сегодня, воспользовавшись маленькой передышкой, решила почитать новости. В этот раз Громов этому не препятствовал. Он понимал, что после вчерашнего в сети по отношению к ним Татьяна найдет только нескончаемый поток восторга.

Её внимание привлекла фотография, опубликованная в их официальной группе. На ней они были запечатлены сразу после вчерашнего проката. Громов стоял с запрокинутой головой и закрытыми глазами, жадно глотая воздух приоткрытыми губами, а Татьяна с измученной улыбкой прижималась к его груди.

«Наш фандом — самый счастливый фандом в мире, потому что мы знаем, как выглядят наши любимчики после секса», — гласила подпись.

Глаза Тани округлились. Она пыталась привыкнуть к тому, что их не оставляли в покое и постоянно пытались поженить, но чтобы так…

Однако ещё больший шок у неё вызвало то, что среди комментариев фанатов, она обнаружила комментарий, принадлежавший Жене.

Евгений Громов: Действительно, похоже ;)

Этот комментарий собрал четыре с лишним сотни лайков и на несколько секунд лишил Татьяну дара речи.

— Ты что, представлял меня после… — Татьяна смутилась на несколько секунд, но Громов, оторвавший свой взгляд от завтрака, уже понимал, о чем пойдет речь. — Секса?

Он самодовольно ухмыльнулся, наслаждаясь реакцией партнерши.

— Я не выгляжу такой измученной! — зачем-то решила уточнить Таня, заставляя Евгения рассмеяться.

— Это потому, что у тебя не было хорошего партнера, — лукаво сверкнул серо-голубыми глазами Громов, удивляясь тому, каким двусмысленным и чертовски подходящим было последнее слово.

— И почему тогда это «действительно похоже»? — с напускным недовольством продолжала Татьяна.

— Потому что я и там выкладываюсь по полной, — медленно растягивая губы в улыбке, ответил Громов.

— А я думала, потому что и там всё длится две минуты, — выпалила Татьяна.

Глаза Евгения оскорбленно округлились. Эта девушка удивляла его с каждым днём всё больше.

— Ох, Татьяна, — низким голосом угрожающе произнес он, положив руки на стол и ближе наклоняясь к неё, — однажды я доберусь до тебя.

— Вы только обещаете, Евгений, — в тон ему ответила Татьяна, с трудом заставляя себя скинуть внезапно одолевшее её наваждение и уйти. Перед тем, как отправиться на командные соревнования, ей было необходимо зайти к врачу, к которому она ходила каждый день в тайне от Громова.

— Пойду собираться, — уведомила партнера она, вставая из-за стола.

Командные соревнования. Женщины. Произвольная программа.

Неудачное исполнение произвольного танца откинуло сборную России сразу на третье место. Громов в тот момент закрыл лицо ладонями, понимая, что был прав. Ни они с Таней, ни Ксюша не смогут вытащить на себе всех остальных, учитывая их слабый уровень.

Сейчас был черед Ксении. И она со своим прокатом справилась блестяще, поднимая свою сборную на вторую строчку. Когда одиночница выходила со льда, Громов подхватил её на руки, благодаря за такую работу и восхищаясь её талантом. В тот момент он даже не заметил, с какой злостью сверлил его взглядом Дима. Татьяна же наоборот наблюдала за ними с теплой улыбкой, радуясь, что если Евгений так бурно отреагировал на это, значит, ему не плевать на командный турнир. Не плевать на их сборную.

***

Командные соревнования. Пары. Произвольная программа.

В заключительный день командного турнира, в который дело оставалось лишь за произвольными программами пар и мужчин, обстановка на ледовой арене накалилась до предела. Канадцы, лидирующие на данный момент, с опаской поглядывали на россиян, понимая, что после проката Алексеевой и Громова они станут вторыми и судьбу медалей будут решать мужчины-одиночники.

Евгений и Татьяна, облаченные в костюмы для произвольного проката, собирались выйти из раздевалки и направиться к ледовой площадке, когда Громов резко остановился.

— Что слу… — Таня обернулась к нему, но не задала свой вопрос до конца, увидев на лице Евгения гримасу боли. Одной рукой он облокотился о стену, а другую приложил к пояснице.

— Женя? — испугалась Таня, видя как он закрывает глаза и жмурится от сильных прострелов, отдающих в обе ноги. — Давай пойдем к Антону?

Громов медленно попытался сделать шаг, но ощутил сильную боль и даже не смог нормально оторвать ногу от пола.

— Я не дойду, — прохрипел он, сразу после этого сжимая зубы, пытаясь сдерживаться и не показывать, какие страдания ему внезапно преподнесла больная спина. Но Таня всё видела, и это её пугало.

— Давай снимемся? — встревоженно предложила она, кажется, только сейчас понимая Громова, когда он не хотел участвовать в сомнительном командном турнире, чтобы сберечь их обоих для личного зачета, в котором золото было им практически обеспечено. Но Евгений в такие игры не играл. Если он во что-то ввязывался, то шёл до конца. Словосочетания «сняться с проката» для него не существовало.

— Зови Антона сюда, — простонал он.

Татьяна максимально быстро, насколько только позволяли коньки с надетыми на лезвия чехлами, бежала по подтрибунному коридору в кабинет врача их команды. Она торопливо поведала Антону о случившемся, чтобы он смог взять нужные лекарства. Обратно они прибежали уже вдвоем. Громов, стоя прислонившись к стене и часто дыша от обуявшей его боли, принялся дрожащими пальцами вытаскивать из брюк черную рубашку, зная, что ему сейчас предстоит.

— Лечь сможешь? — сходу обратился к нему Антон, но затем судорожно огляделся по сторонам, понимая, что укладывать его на кушетку попросту нет времени. — Ладно, давай стоя.

Татьяна никогда не видела Громова в таком состоянии. Его тело била мелкая дрожь, а на лбу проступила испарина. Глаза его то и дело закрывались, и ей казалось, что он вот-вот потеряет сознание от одолевших мучений.

— Уйди, — прохрипел он, посмотрев на Таню затуманенными болью глазами. Меньше всего ему хотелось, чтобы именно она видела его в таком виде. Однако Таня не могла уйти. Как минимум, потому, что увиденное парализовало её, лишая возможности сдвинуться с места.

— Давай лицом к стене, — попросил Антон, но понял, что Женя в сложившейся ситуации уже туго соображает. Он положил ладони на его плечи и медленно развернул его к стене. Громов поднял руки над головой, сжимая ладони в кулаки.

Антон приподнял рубашку Евгения, безошибочно ткнув пальцами в место, которое доставляло ему наибольшие страдания, чтобы убедиться в необходимости блокады. Громов сжал зубы, оскалившись от дикой боли. Он изо всех сил пытался сдержаться. Татьяна видела, как вздулись вены на его шее.

— Сейчас, — попытался успокоить его врач, находя в небольшой аптечке необходимые ампулы и шприц. — Таня, подними его рубашку.

Но Татьяна стояла со стеклянными от ужаса глазами, не в силах пошевелиться. Она не знала, кому нужно молиться, чтобы это прекратилось. Чтобы Женю больше не терзала эта боль, передающаяся и ей тоже.

— Таня! — громко крикнул на неё Антон, вырывая из оцепенения. Она моргнула, возвращая себе ощущение собственного тела, а затем быстро подняла края рубашки Громова, оголяя его поясницу.

Антон поднес к его коже шприц, на мгновение замирая, зная, что сейчас Евгению придется ещё ужаснее. Врач решительно сжал губы и резко воткнул толстую иглу в его кожу. Громов сильно прогнулся в пояснице, неистово и протяжно закричав от боли, которую больше не мог терпеть даже он.

Татьяна от этого жуткого крика, на который отозвалась каждая клеточка её тела, в страхе отпрянула в сторону, не находя больше сил видеть и слышать такие мучения. Она обхватила голову ладонями, надеясь, что это просто какой-то кошмарный сон, что так не может быть.

Такое не могло случиться с её всемогущим Громовым. Просто не могло.

========== Как не должны заканчиваться сказки ==========

15 февраля, Олимпийский ледовый дворец. Раздевалка в подтрибунном помещении, 19:50.

Громов прислонился покрытым испариной лбом к холодной стене, блаженно закрывая глаза. Он чувствовал, как боль, пронзившая поясницу и отдающая в обе ноги мучительными прострелами, начинала утихать.

Татьяна, стоявшая на расстоянии нескольких шагов от него, с тревогой смотрела на партнера. Она ждала момента, когда его боль сойдет на нет. И судя по тому, что его дыхание становилось более спокойным, а тело перестала бить сильная дрожь, этот момент был близок.

Антон, до этого сидевший на корточках, поднялся. Он выкинул шприц в небольшую урну у двери раздевалки. Таня следила за его действиями и ждала, что он предложит Жене сняться с проката, но этого не происходило. Врач выглядел очень спокойно, будто подобные уколы он делал Громову почти каждый день.

— Согни ноги поочередно, — попросил Антон, уже стоя возле двери.

Евгений медленно согнул правую ногу в колене, понимая, что болевые ощущения покинули его, а затем сделал то же самое с левой.

— Порядок, — кивнул Громов, наконец отходя от стены и встречаясь с полными тревоги глазами Татьяны.

Антон понимал, что стоит оставить их наедине, а потому максимально тихо вышел из раздевалки. Всё, что мог, он уже сделал. Таня всё ещё пристально смотрела в глаза Евгения, не силах найти какие-либо слова после увиденного.

— Испугалась? — усмехнулся он так, будто ничего на самом деле серьезного не произошло.

— Немного, — выдохнула Татьяна, опуская взгляд в пол.

Евгений заправил рубашку в брюки, а затем многозначительно протянул ладонь своей партнерше, призывая взять его за руку.

— Идём?

— Женя, — качнула головой Таня, чувствуя, что всё ещё не может подобрать правильных слов, — может, не надо?

— Надо, — решительно кивнул он, а затем поправил белый цветок в её волосах, вспоминая, как укладывал её спать после победы на чемпионате Европы.

— Зачем ты это делаешь? — не понимала Татьяна, когда они с Громовым уже направлялись к ледовой площадке по подтрибунному помещению.

— Делаю что? — переспросил Евгений, бросив быстрый взгляд на партнершу.

— Продолжаешь участвовать в командном турнире? Ты ведь изначально не хотел, и теперь у тебя есть повод сняться, но ты продолжаешь. Значит, тебе всё-таки важны наши ре…

Громов внезапно остановился, разворачивая Таню лицом к себе. Несколько секунд потребовалось Евгению, чтобы принять решение о том, сказать ли ей истинную причину, которая заставляет его участвовать в этом дальше.

— Мне никто из них ни разу не всрался, — агрессивно произнес он, обижая этим партнершу, — но мне важна ты. А ты хочешь, чтобы они все победили.

Таня несколько секунд ошарашенно смотрела на собеседника, сдерживая порыв броситься Громову на шею после той части его фразы, где он признался, что она важна для него.

— А чего хочешь ты? — тихо спросила она.

— Я хочу, чтобы победили мы! — громко ответил Евгений, а затем бросил недовольный взгляд на пробежавшего мимо волонтера. Забывая о том, что тот, вероятнее всего, обычный канадский тинейджер, и вряд ли мог что-либо понять из их разговора на русском.

Татьяна приложила холодные пальцы к пульсирующему виску, пытаясь прийти в себя после услышанного. Это уверенное, резкое «мы» выбило весь воздух из её легких. Она не могла понять, что заложено в этом слове. Спортивная пара Алексеева/Громов, которые вынуждены были стать этим самым «мы» или простые смертные Таня и Женя, которые просто хотят любить друг друга.

— Но вчера ты так радовался успешному прокату Ксюши, что…

— Радовался, потому что это помогло нам вернуться на второе место с третьего! — раздраженно пояснил Евгений. Времени до их проката оставалось всё меньше, а вопросы у Тани не собирались заканчиваться.

— Ты просто не хочешь признать, что эти люди важны для тебя тоже, — настаивала на своём она, отказываясь понимать, что для Евгения уже огромным шагом является то, что он признался себе и ей, что она важна для него. А вот признаваться в том, что ему нужны ещё какие-то там левые фигуристы, он точно не собирался.

— Таня, пошли, — сорвался Евгений. — Нас сейчас дисквалифицируют!

Через минуту Громов слушал последние наставления от Ольги Андреевны и хореографа, а Татьяна в этот момент, несмотря на то, что и ей было что послушать, отвела в сторону Алису.

— Он на блокаде, — с тревогой произнесла Таня, поясняя Калининой причину, по которой захотела с ней поговорить. — Это опасно?

Однако в зеленых глазах Алисы Татьяна не увидела ни испуга, ни волнения. Услышанное её совсем не озадачило.

— Для него — нет, — спокойно ответила она. — За всю нашу карьеру он катался на блокаде раз… — Калинина замолчала, пытаясь вспомнить хотя бы примерное количество выступлений, которые пришлось катать Громову под воздействием медикаментов. — Двадцать, — навскидку произнесла Алиса, повергая Таню в шок на несколько секунд.

Видя её реакцию, Калинина грустно ухмыльнулась. Она отметила в ней ту самую нежность, которую увидел Громов ещё в Кёльне. Ту нежность, которой едва ли есть место в спорте высших достижений.

— Выключи чувства к нему, — порекомендовала его бывшая партнерша, скрестив руки под грудью. — Он — профессиональный спортсмен. Причем с опытом, превосходящим твой в сотни раз. Думай о себе.

Провожая Татьяну и Евгения взглядом, когда они выезжали в центр льда, Алиса поймала себя на странном ощущении радости. Она поняла, что отсутствие романтических отношений между ними позволило им быть сконцентрированными только на спортивных результатах. И брать новые высоты с необычайной легкостью. Да, Калинина волновалась, когда Громов катался под блокадами, но в её глазах не было при этом столько ужаса, океан которого плескался в глазах Тани.

«Representing Russia — Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov!»

Евгений притормозил в центре большой ледовой площадки и протянул руки к Тане, повернув их ладонями вверх. Алексеева кивнула, зная, что должна вложить в его теплые ладони свои, чтобы он в уже привычной для них двоих манере сжал их и чуть разогрел перед прокатом.

— Ненавижу начало этой программы, — неожиданно признался Громов, заставляя Таню улыбнуться. В начале их короткой программы они стояли друг к другу намного ближе, чем в произвольной, которую предстояло сейчас исполнить.

— Я тоже, — согласилась с ним партнерша, понимающе кивнув.

— Иди, — Евгений медленно разжал пальцы, отпуская хрупкие и всё равно оставшиеся холодными ладони Татьяны, которой нужно было отъехать почти к борту.

Алексеевой не хотелось ничего говорить в ответ. Трибуны умолкали в ожидании проката. Техническая бригада ждала, что они зафиксируют начальное положение, чтобы включить музыку. Таня поймала себя на чувстве, что её переполняет волнение, но оно было совсем другим и неизведанным ранее. Сейчас она волновалась не за себя. Она волновалась за Женю.

Таня приехала к борту, поворачиваясь к нему лицом. Ей хотелось, чтобы программа началась быстрее. Хотелось вернуться обратно к Громову, чтобы быть рядом и попытаться, в случае худших раскладов, помочь ему. Таня понимала, что сейчас она будет кататься так, будто её душа находится в двух телах одновременно. Она неосознанно будет пытаться контролировать Евгения.

И она даже не догадывалась, что Громов с самого первого их совместного проката катался так каждый раз. Он всегда думал за них двоих и всегда пытался всё контролировать.

Алиса приложила ладонь ко рту, заметно нервничая. Она бросила быстрый взгляд на стоящую рядом Ольгу Андреевну, которая была куда спокойнее. На ней сказывались годы тренерской работы. Всё её волнение было глубоко внутри. Калинина внезапно ощутила, как мужская ладонь легла ей на талию. Она обернулась и увидела Мельникова.

— Ты не волновалась так даже перед собственными прокатами, — с теплой улыбкой констатировал он.

— Тогда я хотела побеждать и знала, что всё зависит от меня, — пояснила Алиса, не отстраняясь от него, — но теперь я хочу победы им, в то время как от меня не зависит ничего…

Sixx: A.M. — Skin

Евгений стоял без единого движения в центре льда, скрестив руки на груди и опустив голову вниз. Он знал, за сколько секунд Таня должна подъехать к нему. Знал и считал их, чувствуя, что без неё рядом они длятся намного дольше.

Нарисуй себя таким,

Каким бы ты хотел выглядеть

Татьяна медленно переставляла ноги, скользя изящно и легко, заставляя развеваться своё короткое и воздушное белое платье. Она подъехала к Жене, попытавшись взглянуть ему в лицо. Громов чувствовал, что ему хочется открыть глаза раньше положенного. Он чувствовал её рядом, чувствовал тепло, на которое так сильно отзывалось его собственное тело.

Возможно, тогда бы все почувствовали

Как сильна твоя боль

Татьяна сделала круг вокруг партнера, рассматривая его, будто видела впервые. Она вновь остановилась перед его лицом и положила свои ладони на его руки, раскрывая их и разводя в стороны, утыкаясь лицом в его грудь. Этот момент окончательно заставил Евгения забыть о том, что вокруг них тысячи людей, а у телевизоров и вовсе миллионы.

Громову хотелось прижать её к себе и остаться в этом миге как можно дольше, но он не мог. У них работа. У них один из самых ответственных прокатов в их жизни.

Он поднял голову и открыл глаза, приоткрывая губы и изображая глубокий вдох. Влюбившись в Таню, он вдохнул полной грудью, начиная замечать, что вокруг него есть люди. Много людей. И они, к его удивлению, оказались совсем неплохими. Громов понял, что он нужен не только льду, но и тем, кто за его пределами.

Потому что они даже не знают тебя

Они видят лишь шрамы

Таня отстранилась от него, счастливо и очень тепло улыбнувшись. Она взяла партнера за ладони, потянув на себя и уводя в скольжение по дуге для набора скорости.

Позволь им найти настоящего тебя

Погребенного глубоко внутри

Татьяна и Евгений ехали спиной вперед, ладони Громова легли на талию партнерши, а затем они оба чуть отклонились вправо, перенося весь свой вес на внешнее ребро лезвия правой ноги. Это позволило им красиво и одновременно поднять вверх левую ногу так высоко, что ботинки их коньков оказались на уровне их головы. Это движение вызвало сильный прострел в пояснице Громова, и он рефлекторно сжал ладони, находившиеся на талии Тани, ещё сильнее. Силу хвата в тот момент он рассчитать не мог, а потому расслабить пальцы заставил только тихий стон боли, сорвавшийся с губ партнерши.

Позволь им узнать, всё то, что есть у тебя

Что ты не только твоя оболочка

Оставшаяся часть программы была выполнена ими безупречно, заставляя технических арбитров ставить запредельно высокие оценки за элементы, не оставляя их на замедленный пересмотр. Но все эти четыре минуты тридцать секунд длились для Татьяны целую вечность. Она постоянно пыталась посмотреть на лицо Громова, чтобы убедиться, что он в порядке.

Их финальное положение, в котором Татьяна, «отдавшая своё сердце Громову», безвольно повисла в его руках, было зафиксировано. Ледовый дворец заполнили оглушительные аплодисменты. Алиса на эмоциях прикрыла лицо ладонями, не желая, чтобы кто-то увидел её слёзы, а стоявший рядом Арсений крепче обнял её двумя руками, счастливо улыбаясь и радуясь, что у них получилось. У всей их команды получилось. Они — первые. Это ясно всем присутствующим и без объявления баллов.

— Как ты? — прерывисто дыша, спросила у партнера Таня, запрокидывая голову, чтобы лучше видеть его лицо.

— Хорошо, — выдохнул Громов, одной рукой прижав партнершу к себе за талию, а другую положив на её голову, успокаивающе поглаживая по ней.

— Как спина? — горячо прошептала ему в грудь Таня.

— У меня прекрасное обезболивающее, — облизнув губы, ответил Евгений, имея в виду совсем не медикаментозную блокаду.

«Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov have earned for the free program 155.62 points. The total competiton score is 235.17 and they are currently in the first place! Team Russia is in the first place!»

Татьяна, сидящая в kiss&cry рядом с Евгением с одной стороны и Ольгой Андреевной с другой, закрыла глаза на несколько секунд. Оценки запредельно высокие. Ощущения запредельно сладкие. Приятная дрожь по всему телу, начиная от висков и заканчивая кончиками пальцев ног, зажатыми в тиски белых кожаных ботинок.

— Откатаете так же в личном турнире и войдете в Зал славы мирового фигурного катания, ей-богу! — быстро прошептала им Алиса, стоявшая сзади. — Придется вам потом отвозить свои костюмы в Колорадо-Спрингс!

Партнеры нервно засмеялись, а затем почувствовали, как стоящие за их спинами Ксения, Дмитрий, Алиса и танцевальная пара внезапно навалились на них, обнимая и поздравляя с потрясающим прокатом и улучшением личного рекорда по сумме двух программ.

***

Подходил к концу финальный этап командного турнира по фигурному катанию. Сборная России была лидером благодаря Алексеевой и Громову, но теперь, после блестящего проката канадского одиночника, она оказалась на втором месте. Судьбу золота предстояло решить Дмитрию, который выступал последним. Он заметно нервничал, понимая, какой груз ответственности лежит на его плечах. Татьяна и Евгений стояли у борта, всё ещё не переодевшись после произвольного проката, но накинули сверху олимпийки в цветах триколора, чтобы не замерзнуть, и сменили коньки на кроссовки.

У выхода на лёд Дима отдал чехлы не своему тренеру, а Ксюше, после этого что-то шепнув ей на ухо. Одиночник выехал в центр льда, и Таня с Женей напряженно вздохнули. Через пару секунд к ним подошла Ксения и протянула Громову чехлы от лезвий.

— Дима захотел, чтобы именно ты их держал, — улыбаясь, пояснила подруга Татьяны. — Потому что ты прыгаешь лучше всех мужчин в сборной.

Евгений согласно кивнул и взял чехлы, крепко сжимая их пальцами. Дмитрий начал свою произвольную программу, на кону которой стояли две безупречных программы Ксении, две удивительные истории на льду, рассказанные Татьяной и Евгением, превозмогавшим боль, и два не очень удачных, но всё же исполненных танца.

Через несколько секунд к Тане, Жене и Ксюше подошли и остальные члены сборной, не в силах сидеть в kiss&cry в такие ответственные четыре минуты. Шесть фигуристов, пристально смотря на Диму, синхронно начинали чуть пружинить ноги, приседая, будто желая прыгнуть вместе с ним, а затем выпрямлялись и выдыхали, после его успешного приземления.

Дима начал заход на тройной аксель и все коллеги, наблюдавшие за ним, затаили дыхание. Ксения зажмурилась, рассчитывая открыть глаза только тогда, когда услышит его приземление, сопровождаемое скрежетом льда. Но Дмитрия ещё на первом обороте сложнейшего прыжка выкинуло из круга, и через считанные секунды он оказался на льду.

— Бля-ять! — заорал Громов, со всей силы ударяя чехлами по борту ледовой арены, отчего те раскололись, кусками пластика разлетаясь в разные стороны.

Все остальные фигуристы, включая Таню, Ксению и Алису, схватились за головы. Сборная Канады ликовала, понимая, что после такого падения они точно останутся на первом месте. Эмоции этой сборной подхватили и американцы, у которых появилась призрачная надежда на серебро в случае, если Дима не соберется и не исполнит чисто оставшиеся в его программе прыжки.

К Громову бросились представители службы безопасности, призывая его впредь держать себя в руках. Людям в форме не дано было понять, как сложно держать себя в руках, когда твои старания катятся черт знает куда из-за непрофессионализма других людей.

— Только тронь его после проката! — пригрозила Евгению Ксения, видя его осатаневшие глаза.

— И трону! — прорычал ей в ответ он. — Вставлю ему ноги туда, откуда они должны расти!

И когда оставшиеся две минуты проката Громов и Исаева были готовы друг друга испепелить, а другие члены команды, разнимали их, пытаясь успокоить, Татьяна отошла в сторону. Она зашла в подтрибунное помещение, желая, чтобы её никто не видел и тем более не снимал, а затем села на небольшую скамейку, закрывая лицо ладонями и давая волю своим слезам. Евгений был прав. Она — нет. Ей нужно было давно смириться с тем, что он всегда на два шага впереди. Что по-другому быть не может, учитывая его опыт. Он в мире фигурного катания знает всё, а Таня не знает почти ничего. И ради неё он влез в это, попусту растрачивая свои силы и здоровье. Алексеева понимала, что он будет в бешенстве, потому что первого места им уже не видать, а других мест для таких спортсменов как он, просто не существует. У него уже есть одна бронзовая медаль. Вторая ему не нужна.

— Женя! Остынь! — Алиса пыталась вклиниться между ним и Ксюшей, желая привести их обоих в чувства.

За всем этим никто из фигуристов не остался следить за прокатом Димы, похоронив его окончательно и готовясь примерить бронзовые медали. Но одиночник не знал, что лишился поддержки товарищей, и продолжал бороться. Оставшиеся прыжки он исполнил блестяще, и теперь сборная России по фигурному катанию — серебряный призер олимпийских игр.

Дмитрий выходил со льда под аплодисменты, но их звучание сейчас казалось ему какой-то громкой насмешкой. Своё выступление он считал провальным и понимал, что коллеги по сборной сейчас хотят его линчевать.

Немолодая женщина, которая была его тренером, с болью в глазах обняла его, поглаживая по спине и пытаясь успокоить. Но она сама когда-то была спортсменкой и прекрасно понимала, что ничто сейчас не сможет успокоить. Дима обернулся к фигуристам, понимая, что чтобы идти дальше в kiss&cry ему нужно надеть чехлы, но, встретившись с полным ярости взглядом Громова, понял, что через считанные секунды ему настанет конец.

Евгений двинулся к нему в одну секунду с Ксенией. Громов ускорился, желая первым добраться до одиночника, и Ксюше пришлось почти бежать, чтобы не дать ему это сделать. Дима оставался на своем месте, понимая, что если Евгений сейчас его ударит, то так ему и надо. Это именно то, что он заслужил за такой прокат.

Алиса и прибежавшая из подтрибунного помещения Таня с трудом сдержали Громова. Арсений, оказавшийся рядом с ними, в шутку бросил Евгению фразу о том, что второй раз он его из тюрьмы не вытащит. После этого гнев Громова сразу же был перенаправлен в сторону Мельникова, но и в тот момент его смогла успокоить Татьяна.

Когда все фигуристы разошлись по раздевалкам, ожидая цветочной церемонии, сборная России сидела в полной тишине. Фигуристы расселись по углам, и каждый тонул в своих мыслях. Таня искоса поглядывала на сидевшего рядом с ней Громова, который кипел от злости, но изо всех сил пытался это скрыть.

— С другой стороны, — тихо начала Ксения, заставляя всех коллег посмотреть на неё, — серебро — это не так уж и плохо.

Татьяна нахмурилась, понимая, что её подруга зря это начала. И что сейчас, в отсутствие сильных мужчин, способных сдержать Громова, она вряд ли сможет его осадить.

— Ты смотри, — ядовито начал он, — чтобы Дима тебя такими темпами с твоей чемпионской дороги не скинул. Мне дико слышать от четырехкратной чемпионки мира фразу о том, что серебро — это не так уж и плохо.

Алексеева тяжело вздохнула, прикрывая глаза. Дмитрий на слова Евгения никак не отреагировал, понимая, что он прав.

— Если бы не он, — продолжала защищать одиночника Ксюша, намекая на то, как он вытащил вторую часть программы, — у нас была бы бронза!

Громов от такого заявления, казалось, выпал из реальности на несколько секунд.

— Да если бы не он — у нас было бы золото! — гневно констатировал Евгений, поднимаясь со стула и заставляя Диму напрячься. Рыжеволосый одиночник всерьез почувствовал угрозу с его стороны для Ксюши, а потому он поднялся тоже, вынуждая партнера Татьяны посмотреть на него.

— Хочешь что-то мне сказать? — прорычал Громов.

Таня переглянулась с подругой, отмечая, что воздух в раздевалке был наэлектризован до предела.

— Я хочу попросить прощения, — с трудом произнес Дмитрий, а затем увидел, как глаза Евгения стали менее злыми. Громов отвел взгляд в сторону, вспоминая себя двадцатилетнего. Он тоже падал. У него тоже были свои «Евгении Громовы», которые восхищали своим катанием и раздражали тем, что до их уровня было просто невозможно добраться. Но годы шли. И он добрался.

— Ладно, — вздохнул Евгений, удивляя всех присутствующих. — Если у тебя будет свободное время, которое придется на наши ледовые тренировки, то приходи.

Глаза Димы округлились, и в них загорелась надежда.

— Будем разбираться с твоими прыжками, — закончил свою фразу Громов, а затем протянул одиночнику ладонь для рукопожатия в знак примирения.

***

На большой ледовой арене был установлен пьедестал, который отличался своей длинной, так как был предусмотрен для нахождения нескольких человек на каждой из его ступеней. Первыми на третью ступень были приглашены бронзовые призеры — сборная Соединенных Штатов. Американские фигуристы с голливудскими улыбками запрыгнули на пьедестал и помахали своим болельщикам, которых, в силу территориальной близости Канады с их родной страной, было очень много.

Следующее место было отведено для сборной России. Фигуристы всё ещё не отошли от поражения от сборной Канады, однако все, включая самих Татьяну и Евгения, понимали, что без их участия им не светила бы даже бронза. Именно участие Алексеевой и Громова дало надежду и шансы не только на пьедестал, но и на золото. Другой вопрос заключался уже в том, как этим шансом воспользовались остальные…

Россияне подъехали к ковровой дорожке у пьедестала и переступили на неё. Громов, стоящий по центру, протянул одну свою ладонь Тане, а другую Ксюше. Девушки вложили в его ладони свои, а затем и все остальные фигуристы взялись за руки. На пьедестал они запрыгнули вместе, гордо подняв руки вверх. Поражение извечному сопернику в плане фигурного катания было обидным, но всё же для большинства россиян, стоявших сейчас на пьедестале, эти игры были первыми. И для них такой результат — прекрасное начало.

Сборная Канады с громкими криками радости поднялась на первое место под оглушительные аплодисменты людей, большинство из которых были жителями именно этой страны. Побеждать на домашних играх — предел мечтаний, а потому канадские фигуристы ликовали, не сдерживая эмоций. Россияне и американцы были вынуждены улыбаться и аплодировать им, невзирая на горький осадок внутри, который у серебряных призеров был отчего-то больше, чем у бронзовых.

***

После цветочной церемонии в ледовом дворце олимпийских чемпионов и призеров привезли на огромную площадь, на сцене которой был пьедестал. Теперь им предстояло подняться на него, чтобы получить медали.

Ночной Ванкувер не радовал хорошей погодой, одаривая всех присутствующих холодными порывами ветра и мокрым снегом. Но эта атмосфера праздника и триумфа, помноженная на эмоции тысяч людей, которые пришли ночью на площадь чествовать победителей, заставляла не обращать на погодные условия никакого внимания.

Татьяна, слушая гимн Канады, стояла со своими соотечественниками на второй ступени пьедестала с серебряной медалью на шее. Перед её глазами в этот миг проносилась, кажется, вся её жизнь. Ещё буквально три месяца назад одно только участие в Олимпийских Играх казалось ей несбыточной мечтой. Но сейчас она стояла здесь. Рядом с сильнейшими фигуристами мира. Рядом с потрясающим мужчиной. Воображение уже дарило ей сладкие образы, в которых она стояла рядом с Евгением на высшей ступени пьедестала. На ней будут только они вдвоем. Это действительно будет только их победа. Победа того самого «мы». Это победа, которая состоится совсем скоро. И весь триумф будет принадлежать только им двоим.

На волне этих мыслей, даривших Татьяне эйфорию, она сильнее прижалась к стоявшему за её спиной Громову. Он улыбнулся, положив ладонь на её талию.

— Моя первая олимпийская медаль была бронзовой, — прошептал он ей, — а у тебя сразу же серебро.

— Учись, как надо! — пошутила Татьяна, за что получила от партнера шлепок по ягодицам.

Всю дорогу до олимпийской деревни Алексеева держала в руках медаль, вытащив её из деревянного футляра. Она крутила её и поглаживала, кажется, до сих пор не веря, что это действительно медаль Олимпийских игр. И она принадлежит ей. А вот с сидящим рядом Громовым Татьяна боялась начинать разговор. Он сидел с закрытыми глазами, кажется, начиная засыпать. День у них всех выдался нелегким, а впереди ещё личный зачет.

— Думаешь, я всё ещё злюсь? — предположил Евгений, выходя из автобуса и подавая руку Татьяне. — После окончания командника, мы перекинулись только парой фраз на церемонии награждения.

— Если честно, то я злюсь на себя, — пробормотала Таня, смотря на припорошенный легким снегом асфальт.

— Это урок тебе на будущее, что нужно всегда слушаться меня, — строго, но всё же с улыбкой, ответил Громов. Он нашел в себе силы принять то, что случилось. Да, они не первые. Да, они проиграли канадцам очень досадно, в самый последний момент. Но впереди личный зачет. И он покажет всему миру, какая пара лучшая.

— В конце концов, — задумчиво произнес Громов, — у меня теперь, кажется, будет полный комплект олимпийских медалей.

В холле дома, принадлежащего сборной России, фигуристов встречало большое количество их соотечественников. Они сидели на полу и диванах, устроившись перед большим телевизором, на котором шли трансляции соревнований. Когда в дом вошел Громов, все спортсмены заговорщически переглянулись.

— Бля-я-ять! — хором громко протянули они, заставляя Евгения остановиться и оглядеться по сторонам.

— Это… — напрягся Громов, смотря на веселые лица коллег по спортивному цеху. — Это показали в трансляции?

— Да! — сквозь смех ответил один из хоккеистов. — И это ну очень явственно читалось по твоим губам. Особенно в замедленной съемке.

— Блять, — вздохнул Евгений, поправляя ремень спортивной сумки на своём плече. И под ещё более громкий смех российских атлетов направился в свой номер.

***

17 февраля, 18:00.

В день, в который Татьяне и Евгению предстояло катать короткую программу, Алексеева не успела сбегать к врачу по поводу своего плеча. Этот день с самого своего начала закрутил её так сильно, как не крутил во время прокатов даже Громов. Завтрак, пресс-конференция, обед, тренировка, час на сон, а после — подготовка к прокату короткой программы в рамках уже личного турнира, который имел совсем другое значение, нежели турнир командный.

Татьяна, стоя в раздевалке в уже ненавистном Громову фиолетовом платье, решила сделать круг руками назад, чтобы чуть размять плечевой пояс. И в этот самый момент почувствовала страшную боль в плече правой руки. Она рефлекторно прижала к нему ладонь здоровой руки, со страхом смотря перед собой. Радовало только то, что Евгений в этот момент был в другой раздевалке.

Алексеева бросила взгляд на большие настенные часы, понимая, что у них есть ещё десять минут. Она знала, что если Громов придет за ней, но не обнаружит, то разозлится, но другого варианта не было. С плечом нужно было что-то срочно решать. Татьяна схватила со стула свою олимпийку и вышла в подтрибунное помещение, судорожно оглядываясь по сторонам и боясь встретиться с партнером.

— Таня, — тяжело вздохнул Антон, пристально рассматривая рентгеновский снимок. — У меня для тебя не лучшие прогнозы.

По телу Алексеевой пробежал холодок. Она каждый день приходила к врачу, но раньше он подобного не говорил. Увидев испуганный взгляд фигуристки, он решил пояснить.

— Участие в командном турнире, а, следовательно, два полноценных проката, усугубили ситуацию с твоим плечевым суставом, — произнес Антон. — Теперь он очень нестабилен и находится в состоянии вывиха.

Татьяна поджала губы, не зная, что на такое ответить. Прогноз, озвученный врачом, был крайне не радужным и совсем не вовремя.

— Что сейчас можно сделать? — решительно спросила она, давая врачу понять, что не боится дальнейших осложнений.

— Наложить тейп как минимум, — ответил Антон, отложив снимок и доставая из выдвижного ящика то, о чем говорил.

Алексеева без лишних слов расстегнула олимпийку, положив её рядом с собой на кушетку. Пока врач пальпировал больное плечо Тани, она пришла к страшному выводу о том, что у её платья обнажены плечи, и Громов, увидев тейп, поймет, что она врала ему по этому поводу, списывая свои редкие, но имевшие место быть «качающиеся» положения в поддержках на головокружения. Мысль о том, что Евгений разоблачит её и придет в ярость, напугала так сильно, что она спокойно стерпела болезненную пальпацию, предшествующую наложению тейпа телесного цвета.

— Спасибо, что не зеленый, — попыталась улыбнуться Таня, спрыгивая с кушетки и натягивая олимпийку.

Антон проводил её встревоженным взглядом, мысленно отмечая про себя, что эта девушка очень подходит Громову, привыкшему кататься через боль.

Татьяна бежала по коридору в сторону раздевалки, понимая, что ей придется не снимать олимпийку вплоть до момента выхода на лёд. Ей было нужно, чтобы Громов увидел тейп в самый последний момент, когда он уже не сможет уйти со льда и устроить ей скандал. А вот после проката скандала, по мнению Тани, ей было не избежать. В голове судорожно роились мысли, мешая трезво смотреть на происходящее. Ей хотелось быстрее выйти на лёд и быстрее откатать программу. Она чувствовала, как перегревались все её нервные клетки, пуская по телу мелкую дрожь.

— Таня! — раздраженно воскликнул Евгений, стоявший возле её раздевалки. — Где ты бы…

Но она не дала ему договорить, боясь, что, когда вскроется ситуация с её плечом, то Громова она потеряет. И упускать возможность поцеловать его, возможно, в последний раз, особенно на том урагане эмоций, охватившем её, она просто не могла.

Таня подбежала к нему и, схватив за воротник белой рубашки, наклонила партнера к себе, поцеловав его в губы.

Несмотря на то, что подобных действий от Татьяны Громов совсем не ожидал, на поцелуй ответил без промедлений, забывая о том, что вокруг них снуют туда-сюда люди, в том числе и журналисты. Он приложил свои горячие ладони к обнаженной спине Тани, сильнее прижимая к себе и углубляя поцелуй.

— Вы совсем охренели? — крикнула на всё подтрибунное помещение Алиса, гневно всплеснув руками. — До выхода на лёд осталась минута, а вы обжимаетесь у всех на виду!

Это заставило партнеров отпрянуть друг от друга. Громов облизнул губы, бросив вопросительный, но в то же время довольный взгляд на Таню.

— Поцелуй на удачу, — потерянно улыбнулась она, пытаясь собраться с мыслями.

***

Громов переступил на лёд первым. Татьяна сделала это следом за ним, всё ещё оставаясь в олимпийке.

— Ты ничего снять не хочешь? — обратилась к ней Алиса, намекая именно на этот предмет гардероба.

Татьяна медленно расстегнула молнию, задрожавшими от страха пальцами. Она сняла олимпийку и отдала её Калининой, а затем обернулась к Громову, стоящему в центре льда. И даже на расстоянии увидела, как нахмурились его брови, а глаза стали холоднее.

— Это что такое? — строго спросил он, понимая, что, вопреки настроению, им сейчас нужно улыбнуться.

— Антон не мог понять причину головокружений, — в очередной раз соврала Таня, испытывая на себе требовательный взгляд серо-голубых глаз. — Он осмотрел шею и плечо, а затем решил наложить тейп. На всякий случай.

Громовоткрыл рот, чтобы возразить, но был прерван.

«Representing Russia — Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov!»

Татьяна и Евгений подняли руки вверх и улыбнулись, негласно решая оставить все вопросы вне льда. Оба надеялись, что их эмоции не помешают им чисто откататься. Сейчас это было превыше всего.

Алиса волнительно закрыла ладонями нос и губы, смотря на то, как они встают в начальную позу. Даже Ольга Андреевна, понимая, что сейчас для её учеников начнется битва за золото, нервно вздохнула.

Включилась музыка и Татьяна с Евгением в третий раз принялись рассказывать историю о страсти, которая бушевала между ними. Программа шла у них безукоризненно. Каждый элемент, который был выполнен поразительно чисто, публика встречала восторженными возгласами и аплодисментами.

В лассо, оставшись на одной руке, Таня почувствовала, что не может больше держаться на ней. Плечо, несмотря на тейп, дало о себе знать сильной болью, и она ощутила, что отклонилась вперед, критически сместив центр тяжести. Она уже закрыла глаза, понимая, что летит на лёд, но её поймали крепкие и родные руки. Громов, сильно прижимая её к своей груди, сделал один оборот вокруг себя, надеясь, что судьи решат, будто это был такой необычный выход из поддержки.

— Никогда не уроню, — шепнул партнерше Евгений, запуская по её телу волну мурашек, а затем бережно поставил на лёд, продолжая их программу.

Оставался последний каскад прыжков. Тот самый, на котором Татьяна упала на чемпионате Европы, и на котором чуть было не свалилась уже на Олимпийских играх. Выполняя заход по дуге и ударяя зубцами лезвия по льду, синхронно взмывая в воздух вместе с Громовым, Таня прикрыла глаза.

Тройной риттбергер, тройной тулуп и ненавистный ранее Татьяной финальный двойной тулуп были выполнены очень чисто и поразительно синхронно. Они с Евгением оказывались в воздухе в одну секунду, и в одну же секунду приземлялись, грациозно выставляя руки в стороны.

Татьяна и Евгений вновь встретились в центре льда. Таня закинула свою ногу на его бедро и отклонилась назад. Они замерли на секунду. Короткая программа была окончена.

Аплодисменты, букеты, игрушки, люди, объятия, поцелуи. Вокруг них двоих десятки людей, которые сопровождали их вплоть до kiss&cry.

«Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov have earned 81.79 points and they are currently in the first place.»

Татьяна запрокинула голову, всё ещё часто дыша. Они побили свой же рекорд по баллам за короткую программу. Громов на несколько секунд закрыл глаза, чувствуя прилив счастья. Он обнял Таню за талию, прижимая к себе и, всё ещё сбивчиво дыша, поцеловал в висок. Половина пути к олимпийскому золоту пройдена. После короткой программы они уже имеют отличный запас баллов.

***

18 февраля, олимпийский ледовый дворец, 20:00.

Настал день, которого Евгений ждал всю свою жизнь. Он ещё никогда не чувствовал себя настолько уверенным в своих силах. Сегодня всё сложится так, как должно было сложиться. Сегодня он станет олимпийским чемпионом. Ни у кого, даже у самых опытных экспертов в области фигурного катания, не оставалось в этом сомнений.

Он вышел в подтрибунное помещение будучи уже одетым в черную рубашку и брюки. В следующую секунду из соседней двери вышла Татьяна, облаченная в белое нежное платье, которое ужасно нравилось Громову.

— Ты прекрасна, Таня, — счастливо улыбнулся Евгений, чувствуя, как по его телу разливается тепло.

Его маленькая, нежная Плюша. Такая красивая и… чем-то явно встревоженная. Карие глаза отражали страх, который Громов отчетливо видел. Этот страх так сильно овладел Таней, что она, кажется, даже не услышала его комплимент. Евгений понимал, что она боится выходить на лёд. Этот прокат станет для них двоих судьбоносным, самым главным в жизни, и навсегда добавит к их именам присказку «Олимпийский чемпион».

Но страх Татьяны был обоснован не только волнением, но и плечом, которое теперь болело, не переставая. Оно ныло и стреляло безостановочно, не давая даже пошевелить рукой. Перед выходом из раздевалки она захотела взять бутылку воды со стола, но когда протянула за ней руку, едва сдержала собственный крик.

— Крошка, — улыбнулся Громов, крепко обнимая её, буквально вжимая в себя, от нахлынувших эмоций. Он и сам волновался как никогда сильно, понимая, как много будут значить для них двоих эти четыре минуты тридцать секунд. — У нас всё получится, — заботливо прошептал Евгений, поглаживая Таню по голове. — Я знаю.

Алексеева закрыла глаза, чувствуя, как начинают дрожать её губы от подступающих слёз. Она сделала глубокий вдох, уткнувшись в его грудь, ощущая любимый аромат парфюма, смешанный с уже родным запахом его кожи. Она не достойна всего этого. Не достойна олимпиады, на которую попала случайно. Не достойна лучшего мужчины, которому врала вплоть до вчерашнего вечера, даже после короткой программы доказывая ему, что это всё из-за головокружения. А ещё втянула в своё вранье Антона, умоляя ничего не рассказывать Громову. Сейчас, будучи не в силах пошевелить правой рукой, Таня понимала, что должна пойти к врачу, но предчувствие внутри неё кричало — «Дура! Ты снова не послушалась его и ничего хорошего из этого не выйдет!».

— Мне, — Таня с трудом выпуталась из рук Евгения, смотря куда-то в пол, боясь встретиться с ним взглядом, — нужно отойти ненадолго.

— Куда? — нахмурился Громов, зная, как необходимо им быть рядом перед выходом на лёд.

— Позвонить маме, — кивнула Татьяна, делая неловкий шаг назад.

— А зачем отходить? — искренне не понимал Евгений. — Давай позвоним ей вместе.

Таня закусила нижнюю губу, чувствуя, что вот-вот сорвется и заплачет. Почему он вёл себя так заботливо, так тепло именно сейчас, когда она понимала, что поставила под угрозу всё?

— Просто подожди меня здесь, ладно? — из последних сил сдерживая слёзы, обратилась к нему Таня, поднимая, наконец, блестящие глаза. — Я просто очень волнуюсь. Мне нужно отойти и поговорить с мамой наедине.

— Если ты считаешь, что так будет лучше, — пожал плечами Громов, подозрительно нахмурив брови. Счастье и тепло внутри него медленно сменялись на какое-то странное чувство тревоги, подступающее к горлу подобно тошноте, а Татьяна тем временем поспешила уйти. Она быстро перебирала ногами, направляясь к врачу. В подтрибунном помещении с ней столкнулась Ксения.

— Эй! — воскликнула она, широко улыбаясь. — Мне кажется, что сейчас ты должна идти в другую сторону под руку с самым красивым мужчиной в этой Галактике!

— Пожалуйста, отвлеки его, — взмолилась Таня, положив ладонь здоровой руки на плечо подруге. — Постой возле кабинета Антона, пока я буду там, и, если он к нему вдруг подойдет, уведи в другую сторону. Отвлеки как угодно!

— Что случилось? — улыбка с губ Исаевой пропала, а в глазах появилась тревога. — Что-то с твоим здоровьем?

— У меня нет времени! — покачала головой Таня, направляясь к двери медицинского кабинета. — Умоляю, сделай, как я прошу! — не дожидаясь ответной реакции от подруги, Татьяна зашла в кабинет врача.

***

— Таня, — Антон снял очки, положив их на очередной рентгеновский снимок фигуристки, а затем приложил пальцы к переносице, пытаясь найти в себе силы продолжить этот разговор, зная, какую боль он причинит. — Тебе нужна операция.

Алексеева приоткрыла губы от шока. Она понимала, что просто так эта боль уже не пройдет, и ей придется прибегнуть к какому-то лечению или, может, к блокаде, но услышанное окончательно выбило почву из-под ног, лишая возможности говорить и дышать.

— И нужно сделать её как можно скорее, иначе велика вероятность, что мы потеряем подвижность твоего плечевого сустава и…

— Нет… — одними губами прошептала Таня, качнув головой.

— И, следовательно, всей руки, — договорил Антон, опуская взгляд на стол. Видеть реакцию фигуристки было буквально больно для него самого.

Алексеева приложила ладонь здоровой руки к лицу, пытаясь осознать услышанное, но этому помешал голос Громова, раздавшийся в подтрибунном помещении.

— Где она? — разъяренно обратился он к Ксении, заставляя её вжиматься в стену.

Татьяна переглянулась с Антоном, и в её взгляде он явственно прочел мольбу о том, чтобы он и в этот раз ничего не говорил Евгению.

— Я должен, Таня, — вздохнул врач, заставляя её обреченно кивнуть и признать, что через считанные минуты настанет конец. Конец всему. Ей в том числе.

Несколько секунд она слушала перепалку Евгения с Ксенией. Одиночница пыталась не пустить его в кабинет, следуя просьбе подруги, но превосходство физической силы было на стороне Громова и он, в порыве злости, оттолкнул Ксюшу от двери, хватаясь за её ручку и заходя в кабинет. Первое, что он увидел — заплаканные блестящие глаза Тани. И всё его нутро на такой взгляд отозвалось сильным желанием прижать её к себе и успокоить, но злость, кипевшая в нём, не давала этого сделать.

— Что происходит? — прорычал Громов, переведя взгляд с партнерши на врача, понимая, что здесь явно что-то не так.

— Нужно сниматься, Женя, — быстро ответил Антон, чувствуя, как внутри него всё сжимается. Он понимал, что такая фраза убьет Громова.

И эта фраза действительно возымела такой эффект. На несколько секунд Евгений замер, пытаясь переварить услышанное.

— Тане нужна операция, — пояснил Антон. — Чем быстрее, тем лучше.

Громов не мог вдохнуть. Каждая новая фраза врача разрывалась словно снаряд, упавший на расстоянии сантиметра от него. Каждое предложение оглушало, не давая возможности что-либо до конца осознать или ответить.

— Когда это началось? — строго спросил Евгений, морально собирая себя буквально по крупицам и вспоминая все странные «головокружения» и этот вчерашний подозрительный тейп на плече партнерши.

Таня зажмурилась, понимая, что конец неизбежен. Вот он. Она уже ощущает его кончиками пальцев, которые теряют чувствительность от охватившего её страха.

— Две недели назад, — ответил Антон, добивая Громова окончательно. Он понял, что всё это время Таня лгала ему. Лгала и ставила под сомнение то, к чему он шёл всю свою жизнь. Лгала и ввязывалась в командный турнир, не понимая, что лучше было сберечь себя для личного. Лгала. Ему. Это было бы смертельно больно даже если бы они были только партнерами, но Громов влюбился в эту девушку. Влюбился так сильно, что ради неё остался в командном турнире, растрачивая своё здоровье попусту. Потому, что это было важно для неё. А она, в свою очередь, убила всё то, что было важно для него.

По щекам Татьяны побежали слёзы. Но эти слёзы больше не вызывали у Евгения жалости. Они, как и сама Алексеева, с этой секунды вызывали у него лишь отвращение. Он несколько минут смотрел на неё, чувствуя, что трепет, с которым он к ней относился, оборачивается невиданной ранее ненавистью. Он даже не хотел её ударить или убить. Он даже не хотел к ней прикасаться.

Громов понимал, что ему нужно уйти, что он больше не может её видеть, что от её рыданий его вот-вот стошнит.

— Женя! — сквозь слёзы простонала Таня, попытавшись схватить его ладонь, когда он проходил мимо, но Евгений вовремя приподнял свою руку, не давая ей коснуться себя, а затем вышел из кабинета. — Же-еня! — закричала изо всех сил Таня, сгибаясь пополам, обнимая себя здоровой рукой за живот. Она мысленно умоляла его вернуться. Лучше бы он кричал от ярости или ударил по стене, столу или по ней самой. Только бы не оставлял её.

С самого начала их совместной карьеры она понимала, что в один момент их сказке наступит конец. Её прекрасный принц уйдет, а она останется ни с чем. Но именно тогда, когда Женя показал, что влюблен в неё, радуя Таню, что её чувства взаимны, она понадеялась, что у их сказки теперь может быть только один конец. Тот, в котором герои живут долго и счастливо.

Она уже отпустила мысль о том, что у их сказки может быть плохой конец, когда она закончилась именно таким образом. Так, как сказки заканчиваться не должны.

Мир Татьяны рухнул в эту секунду. Вся её жизнь, которая только в последние два месяца обрела хоть какой-то смысл, рухнула. И сделала это с громким треском, пронесшимся волной по всему телу. Она понимала, что вместе с медалью Олимпийских Игр она только что потеряла и Евгения. И виновата в этом сама, потому что азарт, захвативший её после чемпионата Европы, ударил в голову и заставил поверить в то, что она сильная спортсменка, что она теперь достаточно опытна чтобы принимать решения за них двоих. Но всё это оказалось большой ошибкой, которую с самого начала предвидел Громов, будучи действительно опытным и сильным спортсменом. Татьяна подвела его. Татьяна его убила, лишив того, к чем он шёл всю сознательную жизнь. Она предпочла сомнительное серебро бесценнейшему золоту. Она разменяла победу их двоих, на проигрыш вместе с другими.

Громов слышал её крик, переходящий в громкие стоны, сопровождаемые слезами и начинавшейся истерикой. Слышал. Но словно это было очень далеко. И не с ним. Евгений до конца не понимал, что произошло. До конца не мог принять то, что о золотой медали нужно забыть. Что он не проиграл её в борьбе, а попросту отдал её. Подарил.

Единственное, что чувствовал сейчас Громов — боль. И она нарывала внутри, пульсацией ударяя по всему телу, особенно в район сердца. И эту боль нельзя унять медикаментозной блокадой. Её нельзя унять ничем. Он доверился этой девушке. Она знала, как это важно для него. Она знала… Знала и ударила именно по самому дорогому.

Евгений сел на скамейку и наклонился, принимаясь развязывать шнурки. Ему хотелось убежать отсюда. Убежать туда, где не будет никого. Где не будет осуждающих людей. Где не будет Тани. Но пальцы, словно одеревеневшие от пережитого, отказывались слушаться, и он так и остался сидеть в ботинке, расшнурованном наполовину. Громов резко откинул голову назад, специально ударяясь ею о стену, желая привести себя в чувства. Но и это не помогало. Он всё ещё был контужен тем, что произошло.

— Какого черта ты ещё здесь? — подбежал к нему запыхавшийся Мельников. — Где Таня?

— Таня для меня больше не существует, — выдохнул Евгений, закрывая глаза.

========== Используй меня! ==========

— Что значит «Таня для тебя больше не существует»? — психовал Мельников, понимая, что ей и Громову необходимо выйти на лёд через пять минут. — Меня ваши личные разборки не интересуют! Таня всегда должна существовать для тебя как партнерша! Где она?

Но Евгений ничего не отвечал. Чтобы ответить на вопрос — нужно его услышать. А Громов не слышал уже ничего. Он сидел на скамейке, смотря в одну точку перед собой и практически не моргая. Евгений ушёл в себя. Услышанное минутами ранее оглушило и столкнуло в бездну воспоминаний, которые сразу же окутали его, не желая возвращать к жизни. И Евгений полностью отдался им, понимая, что готов уйти из жизни настоящей и жить в этих воспоминаниях. В них ему хорошо. В них есть она.

— Ты мне не разрешаешь наступать на лёд на улице, — рассуждал маленький, четырехлетний Женя, сидя на скамейке у выхода на площадку большого ледового дворца.

— Это — совсем другой лёд, — отозвалась молодая женщина, заправив прядь русых волнистых волос за ухо. — Давай сюда ножки, зашнуруем твои коньки.

Женя послушно сложил свои ноги, обутые в небольшие черные коньки, на колени маме. Она принялась неумело управляться с их шнурками, пока он большими серо-голубыми глазами следил за другими детьми, присутствовавшими на катке.

— Ну, и кто это у нас тут? — обратилась к нему тренер, подъехав к борту и оставаясь по ту его сторону.

— Женя! — гордо вздернул нос мальчик, смущая свою маму и заставляя улыбнуться строгую, несмотря на молодой возраст, Ольгу Андреевну.

— И сколько тебе лет, Женя? — приподняла брови она.

— Четыре! — продолжал воодушевленно отвечать он, а затем выставил вперед свою ладошку, сгибая большой палец и наглядно демонстрируя тренеру свой возраст.

— И не стыдно тебе, Женя? — усмехнулась Ольга Андреевна. — Такой большой, а коньки тебе мама зашнуровывает!

— А я… — мальчик растерянно посмотрел на то, как его мама длинными, тонкими пальцами затягивала шнурки. — Я не умею.

— Ничего, Женя, — решительно кивнула тренер. — Сделаем из тебя человека. Пошли на лёд!

И без того выразительные глаза будущего фигуриста округлились ещё больше. Огромная ледовая площадка пугала, но он всё же опустил ноги вниз, первый раз вставая на коньки. Стоять на лезвиях на резиновом покрытии было непривычно. Он чувствовал, что его качает, и сильнее сжал теплую ладонь мамы. Она довела его до выхода на ледовую площадку. Ему осталось перешагнуть небольшой порог и сделать первый шаг на лёд, в удивительный мир фигурного катания. Малыш испуганно посмотрел на маму, не желая отпускать её ладонь.

— Родной, — тепло улыбнулась она и свободной рукой успокаивающе провела по его русым волосам, — тебе нужно отпустить меня.

Женя сильнее вцепился в ладонь мамы, а затем и вовсе обнял её за ногу, спрятавшись за ней от строго взгляда Ольги Андреевны.

— Малыш, — ласково обратилась к нему мама, развернувшись и опустившись перед сыном на корточки. — Если ты не держишь меня за руку — это не значит, что я далеко. Я всегда рядом.

Женя перевел взгляд на ладонь мамы, чувствуя, как его начинает охватывать страх.

— Ты ведь большой мальчик, — улыбнулась она. — Отпусти меня.

Женя медленно, пальчик за пальчиком, разжал свою ладошку, а затем решительно переступил на лёд. Он оглянулся назад на маму, а затем сделал неловкий толчок и упал, ударившись носом.

Его мама почувствовала, будто упала вместе с ним. Она поспешила на лёд, но Ольга Андреевна выставила ладонь вперед, строго посмотрев на неё. По взгляду тренера Юлия поняла, что Женя должен подняться сам. И он, поставив ладошки на лёд, ощущая его обжигающий холод, встал, а затем увидел испуганные и полные слёз глаза мамы, когда из его носа пошла кровь, красными каплями разбиваясь о лёд и сразу же замерзая на нём.

— Мама, — улыбнулся Женя, не чувствуя, как кровь, стекающая с его губ, теперь окрасила красным и его маленькие молочные зубы. — Я теперь фигурист?

— Ты теперь — чемпион, — ответила она дрожащим от слёз голосом.

— Женя! — к бывшему партнеру и стоящему рядом с ним Мельникову прибежала Алиса. — Четыре минуты до выхода! Что происходит?

Калинина пристально посмотрела на Громова, который всё так же сидел без каких-либо движений. Казалось, что он даже перестал дышать.

— Абонент вне зоны действия сети, — раздраженно вздохнул Арсений.

— Женя? — Алиса подошла ближе, опускаясь перед ним на корточки, и положила ладони на его колени. Она попыталась заглянуть в глаза, но они были как никогда безжизненными. Калинина за десять лет совместной работы видела его всяким. И была уверена, что самое страшное проявление Громова — когда он в гневе. Когда серо-голубые глаза искрятся бешенством, когда он кричит и ударяет по тому, что находится неподалеку. Но оказалось, что такие неживые, опустошенные глаза способны напугать ещё больше.

— Он не видит меня, — пришла к страшному выводу Алиса, посмотрев на ничего не понимавшего Мельникова, который недовольно вздохнул, а затем наклонился к лицу Громова, пытаясь вглядеться в его глаза. Но Калинина не преувеличивала. Они действительно были пустыми.

— Да что с тобой? — начал злиться он, толкнув бывшего соперника в плечо. — Вставай! Зря что ли были все наши драки в детстве?

— Психолог из тебя так себе, — отметила Алиса. — Где Таня?

Калинина видела, что химия между Громовым и его новой партнершей действительно была. Сомнений в этом у неё не осталось после их поцелуя в подтрибунном помещении. И теперь она была уверена, что Алексеева сможет вернуть его в реальность.

— Он сказал, что Таня больше для него не существует.

— Что? — брови Алисы взметнулись вверх. Она поднялась и поняла, что нужно найти её как можно скорее, чтобы разобраться в происходящем.

— Я хочу уйти из фигурного катания, — десятилетний Женя сидел напротив мамы в небольшом кафе и недовольно размазывал по тарелке растаявшее мороженое.

Юлия вздохнула, с теплотой, но всё же смешанной с грустью, смотря на сына. Час назад он занял второе место на соревнованиях одиночников, уступив золотую медаль Арсению Мельникову.

— Ты не должен уходить, — покачала головой она. — У всех бывают взлеты и падения.

Юлия поджала губы, на мгновение переведя взгляд за окно и понимая, что применительно к фигурному катанию эта фраза обретала буквальный смысл.

— Зачем мне оставаться? Я не получил золотую медаль! — злился мальчик, раздраженно посмотрев на маму.

— Фигурное катание дарит тебе не только медали, — мягко пояснила Юлия, всегда старавшаяся разговаривать с сыном на равных. — Главная твоя награда — это люди, которых ты встречаешь на льду.

— Я никого хорошего не встретил на льду! — Женя ударил ложкой по тарелке, отчего несколько капель мороженого разлетелись в стороны.

— А как же Ольга Андреевна? — напомнила сыну о его первом тренере Юлия.

— Она меня бросила! — повысил голос юный фигурист, скрестив руки на груди и откидываясь на спинку стула.

— Малыш, — вздохнула она. — Ольга Андреевна переехала в Москву, чтобы тренировать там пары. Она ведь сама каталась в паре, когда была фигуристкой. Но именно она научила тебя кататься. Она поставила тебе прыжки.

— А потом бросила! — обиженно надул губы Женя. — Бросила! Бросила! Бросила!

— Когда-нибудь фигурное катание обязательно подарит тебе настоящих друзей, — попыталась приободрить его мама. — И они тебя никогда не бросят. Они будут любить тебя.

— Как ты? — с надеждой посмотрел на неё маленький Женя.

— Как я, — счастливо улыбнулась Юлия, радуясь, что её сына покидает злость. — Только не отталкивай их от себя.

***

Татьяна оставалась в кабинете врача. Она всё ещё сидела на кушетке и смотрела на кафельный пол. Она уже не чувствовала боли. Не чувствовала ничего, кроме слёз, которые безостановочно катились по щекам, капая на белое платье, отчего то становилось прозрачнее и прилипало к ногам.

Таня никогда не возводила фигурное катание в абсолют. Оно никогда не было для неё всем. Оно было большой частью её жизни, но не было её смыслом. Для Громова этот мир, строящийся вокруг льда, был спасением. Фигурное катание было для него целой жизнью, и только оказавшись на его уровне Таня поняла, что спорт высших достижений это действительно отдельная Вселенная, которая иной раз красочнее Вселенной обычной. Что после мира спорта простая жизнь кажется пустой и пресной. Таня больше не представляла себя без льда, без боли, без преодоления, без этих людей вокруг.

Она больше не представляла себя без него.

И она не могла оставить его без вершины, к которой он шёл всю сознательную жизнь. Пусть потом он продолжит ненавидеть её, пусть потом он убьет её за ложь или за участие в командном зачете. Это уже будет потом. Но сначала она сделает всё, чтобы дать ему то, чего он заслуживает как никто другой.

Он для неё сделал всё, что мог. Он катался через боль, потому что это было важно для неё. Значит, сможет и она.

— Антон! — громко обратилась к нему Таня, не узнавая свой голос, который звучал требовательно, но в то же время крайне измученно, и врач, сидевший на стуле, поднял на неё взгляд.

— Вколи мне блокаду, — безапелляционно произнесла она, понимая, что времени на размышления и разговоры нет. Действовать нужно прямо сейчас.

— Это исключено, Таня, — отрицательно качнул головой он. — Я не буду этого делать.

Такой ответ разозлил Таню, которая и без того находилась в очень шатком психологическом состоянии. Она спрыгнула с высокой кушетки, подходя к небольшому шкафу и открывая его здоровой рукой. Бегло осматривая препараты, она пыталась понять, какой был необходим.

— Дай мне блокаду! — практически прорычала Таня, краем сознания отмечая, что ведет себя как Громов, когда того что-то выводило из себя.

Антон гневно поджал губы, вставая из-за стола и подходя к шкафу, сразу же доставая оттуда нужную ампулу.

— Я не могу сделать тебе блокаду, понимаешь? — несмотря на свои действия произнес врач.

— Почему?! — срывалась на истерический крик Таня. — Почему ты можешь делать такие уколы Жене, но не мне?!

— Потому что с травмой Жени я работаю уже давно, а про твоё плечо нам ничего не известно! — повысил на неё голос Антон. — Блокада имеет смысл только если сохранена подвижность! Если ты сейчас, несмотря на боль, сможешь поднять руку вертикально вверх, то я сделаю укол. Но тебе придется подписать бумагу о том, что ты берешь всю ответственность на себя. Я такой грех на душу брать не буду. Мне хватает Громова.

Татьяна ничего не ответила. Она опустила голову, посмотрев на ладонь правой руки, и сделала глубокий вдох, осознавая, что сейчас предстоит вынести, а затем принялась медленно отводить руку в сторону.

Рука Тани дрожала. Вся. От плеча до кончиков пальцев. Она поджала губы, зажмуривая глаза, из которых вновь побежали слёзы. Антон нахмурился, когда увидел, что дрожь, вызванная нестерпимой болью, распространилась на всё тело Тани, затрагивая даже её ноги.

Когда рука Татьяны была почти параллельно полу, она дрогнула, начиная опускаться вниз. Антон кивнул, понимая, что блокаду колоть бесполезно. Таня не сможет управлять ею.

Но сдаваться Алексеева не собиралась. Бой со своим телом проигрывать было нельзя. Перед её зажмуренными глазами был Громов. Сильный Громов. Всегда идущий до конца. Даже когда организм мешает ему это делать. И это придало Тане сил для ещё одной попытки. Она сильнее сжала побелевшие окончательно губы и вновь принялась поднимать руку вверх, чувствуя адскую боль в плечевом суставе, которая разливалась по всей руке вплоть до кончиков пальцев. Когда правая рука Тани была почти вертикально, она начала сдавленно стонать от боли и как только, наконец, сделала то, что просил врач, открыла глаза. С её губ сорвался громкий вымученный стон, а затем правая рука обмякла, повиснув так, будто не принадлежала живому человеку.

— Коли! — взмолилась Таня, а затем провела ладонью по лбу, убирая легкую испарину и боясь даже представить, как ужасно выглядит после всех этих слез и боли.

Антон был вынужден найти в шкафу шприц. Таня выполнила условие, которое он ей поставил. Но врач всё равно переживал о том, как она сможет держать себя на этой руке, которая являлась опорной и принимала на себя всю нагрузку. Раскалывая ампулу, чтобы достать содержимое, Антон мысленно проклинал и Таню, и Громова. Они оба друг друга стоили и заставляли опытного спортивного врача нервничать.

— Игла толстая, — предупредил он фигуристку, когда та села на кушетку. — Это необходимо, чтобы достать до сустава. Будет больно.

— Я стерплю, — решительно кивнула Таня, но всё же поджала припухшие от слёз губы.

***

Таня резко толкнула дверь, выходя из кабинета врача. Боль начинала угасать. Она постепенно уходила от кончиков пальцев, поднимаясь туда, откуда исходила и угасала окончательно уже именно в плечевом суставе.

— Что происходит? — накинулась на неё с вопросами Ксения, всё это время поджидавшая у кабинета. — Громов вышел и еле стоял на ногах. Что случилось?

— Всё потом, — отмахнулась Таня, быстро перебирая ногами, заставляя подругу ускориться. — Сначала нужно найти Женю.

Алиса, собиравшаяся бежать на поиски Тани, замерла, увидев её в коридоре. Походка Алексеевой заставила Калинину сощуриться, чтобы убедиться, что это именно она. Таня направлялась к ним не по-кошачьи мягко, как делала это обычно, а быстро, уверенно, решительно и… Несколько агрессивно.

— Что произошло? — обратилась к ней Алиса, когда Таня подошла к Громову. — Почему он такое сказал о тебе?

— Сказал что?

— Что ты для него не… Существуешь, — с трудом озвучила Алиса.

Таня на несколько секунд замерла, понимая, что сама виновата в случившемся. Ждать какой-то другой реакции от Громова было бы странно, но всё же такая фраза причинила боль и несколько убавила боевой настрой. И как бы Алексеева ни старалась подавить неприятное чувство в груди, оно всё равно там осталось. Мысленно она обрадовалась, что услышала такое не из его уст. Это было бы совсем нестерпимо.

Таня не стала ничего отвечать. Она опустилась перед Женей на корточки и положила ладони на его бедра, обтянутые черной тканью брюк.

— Я знаю, что ты не простишь меня, — тихо начала она, делая глубокий вдох, — но позволь сделать то, что исполнит твою главную мечту.

Громов на эти слова никак не отреагировал. Таня поднялась, а затем взяла его ладони в свои, отклоняясь назад и потянув на себя. Но при всей своей натренированности поднять почти сто килограмм живого веса ей было не под силу, а потому Евгений не сдвинулся даже на миллиметр, продолжая сидеть на скамейке, прислонившись спиной к стене. От такой нагрузки его партнерша ощутила небольшой укол в плече. Она снова опустилась перед ним на корточки, а затем заметила, что у него наполовину развязан один ботинок. Таня поняла, что он действительно собирался сниматься, раз начал расшнуровываться.

— Ох, Женя! — вздохнула она, а затем принялась шнуровать его ботинок, торопливо переплетая черные шнурки. Таня понимала, что это лучше было сделать ему самому, потому что только сам фигурист может почувствовать степень фиксации голеностопа и отрегулировать её, но времени сейчас не было. Громов по-прежнему был глубоко в себе, а до выхода оставалось две минуты. Таня завязала шнурки у верхнего края ботинка, а затем пристально посмотрела на партнера, пытаясь вернуть живой блеск в его серо-голубые глаза.

— Женя, услышь меня! — взмолилась она, поглаживая его бедра. — Пожалуйста…

— Громов, — обратилась к нему проходившая мимо Волченкова, — вас сейчас дисквалифицируют. Что тут за собрание?

— Ты на нём явно лишняя, — мрачно констатировала Алиса, даже не посмотрев на неё, продолжая сверлить взглядом бывшего партнера.

Волченкова недовольно хмыкнула, а затем собралась идти к ледовой площадке. Ей с партнером выпал самый тяжелый, последний номер. А вот Тане с Женей предстояло быть предпоследними. Алексеева понимала, что им с Громовым, в идеале, нужна пара минут чтобы поговорить, но сначала необходимо было привести его в чувства. И на это, как оказалось, тоже требуется время.

— Лена! — внезапно для всех позвала её Таня, призывая остановиться. Волченкова обернулась, без какого-либо интереса посмотрев на неё.

Таня понимала, что терять ей нечего. Громова она уже потеряла как мужчину, раз он сказал, что она для него не существует. Но она ещё могла не потерять его как партнера. Хотя бы на один последний раз. На эти последние совместные четыре минуты тридцать секунд. О том, что будет с ними после проката она боялась думать. Сейчас был важен только этот момент. Момент, в который решалось всё.

— Поменяйся с нами, — попросила Таня, всё ещё сидя у ног Евгения и смотря на Лену снизу вверх.

Такая просьба вызвала крайнее недоумение у Арсения и Алисы. Они ошарашенно переглянулись, понимая, что Таня совсем не ведает, с кем имеет дело.

— Я бы и рада, — сладко произнесла Лена, растягивая губы в невинной, но при этом такой искусственной улыбке, — но есть такая вещь как протокол.

Таня не успела до конца осознать услышанное и расстроиться, когда в дело внезапно включился Мельников.

— Я договорюсь, — серьезно предложил он, понимая, что действительно может это сделать, располагая знакомыми в международном олимпийском комитете, а затем перевел взгляд на Таню. — Скажем, что партнеру стало плохо.

— Нет, — качнула головой Алексеева, нервно поглаживая колени Евгения. — Мне стало плохо. У Антона есть бумага, в которой я написала, что беру ответственность на себя.

Арсений понимал, что времени в обрез. Он бросил выразительный взгляд на Ксюшу, и та без лишних слов побежала в кабинет врача.

— Я в этом участвовать не собираюсь, — деловито отмахнулась Волченкова, с трудом сдерживая ядовитую ухмылку, в которой норовили растянуться её губы.

— Тебе ведь всё равно не светит попасть в призеры, — огрызнулась Калинина, наконец, бросив косой взгляд на вечно раздражавшую её фигуристку. — Даже если Женя и Таня не будут кататься.

— Но без них мы займем строчку на одну выше, — сохраняла спокойствие Волченкова.

— Лена, — строго обратился к ней Арсений. — Будь человеком. Тебе выпал шанс всё исправить.

— Исправить что? — приподняла светлые брови она, однако ответа не получила. Арсений, Алиса и Таня пристально смотрели на неё. И если первые делали это с каким-то давящим оттенком, то в больших блестящих глазах Тани читалась явная мольба. Волченкова бросила взгляд на Женю. Он по-прежнему был телом здесь, но душой где-то очень далеко.

— Пожалуйста, — выразительно прошептала Таня, заставляя Лену посмотреть на себя. Алексеева буквально кожей чувствовала, как уходит драгоценное время. Как каждая секунда словно песчинка просачивалась между её пальцами, убегая безвозвратно.

Волченкова раздраженно поджала и без того тонкие губы.

— Ладно, Громов, — вздохнула она, закипая от злости и быстро расстегивая свою олимпийку, оставаясь в одном желтом платье. — Это тебе за красивые глаза. И за то, что целуешься неплохо.

Волченкова бросила олимпийку в Арсения, который был вынужден поймать её, а затем направилась к ледовой площадке, желая скорее найти своего партнера. Следом за ней ушла Алиса, а затем и Мельников.

— У вас четыре минуты! — быстро успел произнести он.

Таня прислонилась лбом к колену Жени, устало вздыхая. Она не знала, какие ей нужно найти слова и что нужно сделать.

— Это ведь твоя мечта, — шепотом произнесла она, поднимая голову и вновь заглядывая в пустые глаза Громова. — Сделай это ради себя.

В ответ снова тишина. Таня провела ладонями по рукам Жени, чувствуя, что они не такие горячие, как обычно.

— Сделай это ради… — несмело начала она, ощущая, как внутри всё сжалось, боясь, что он не отреагирует и на это.

— Я проиграл из-за тебя! — злился двенадцатилетний Женя, заходя в свою комнату и снимая с шеи серебряную медаль Первенства России. Он гневно откинул её в дальний угол комнаты. Через несколько секунд награда со звоном упала, ударяясь о паркетный пол и заставляя его маму недовольно вздохнуть.

— Из-за меня? — не понимала она, несмело подходя к сыну.

— Ты не пришла на выступление! — повысил голос он, часто дыша от охватившей его злости. Для Жени Громова поражениями являлись все места кроме первого.

— Я опоздала, но пришла, — в привычной, спокойной манере отвечала ему мама. — Из-за опоздания мне пришлось сесть не туда, где я обычно сижу, а туда, где осталось свободное место.

— Но я не увидел тебя! — злился Женя, опуская взгляд в пол.

— Но я всегда вижу тебя, — мягко отвечала женщина, а затем наклонилась к сыну, который был уже почти одного роста с ней, и успокаивающе положила ладони на его плечи.

— Ради кого мне кататься, когда я не вижу тебя? — растерялся Женя, с долей испуга смотря в серые глаза самого близкого для него человека.

— Всегда катайся ради меня, — улыбнулась его мама, ласково проведя по взъерошенным русым волосам сына, приглаживая их.

— Ради меня! — крикнула ему в лицо Таня. И эти слова, прозвучавшие в унисон с теми, что звучали в голове, дали Громову пощечину, заставляя прийти в себя. Он моргнул и его взгляд стал осознанным. Однако то, что он увидел перед собой Таню, не обрадовало, а лишь разозлило.

— Уйди, — хрипло произнес он, зажмуривая на несколько секунд глаза. — Просто сделай так, чтобы я тебя больше никогда не видел.

Евгений приложил ладонь к лицу, ощущая какой-то туман в голове.

— Женя, у нас мало времени, — настаивала на своём Таня, всё ещё сидя у его ног и смотря на партнера снизу вверх. Ей было больно видеть и слышать его реакцию на присутствие рядом, но она изо всех сил старалась отложить это куда-нибудь далеко. Поставить в режим ожидания. Со всем этим им предстоит разобраться уже после.

— Таня, никаких «нас» больше нет, — холодно произнес Громов, убирая от лица ладонь и обжигая партнершу как никогда ледяным взглядом, полным ненависти и злости. От такого у неё по спине пробежали мурашки, но сдаваться она не собиралась.

— Нам нужно идти на лёд, — продолжала упорствовать Таня, проглатывая и его взгляд, заставлявший стынуть кровь в жилах, и слова, полные отвращения. — Давай ты убьешь меня потом, уже в статусе олимпийского чемпиона.

— Я сказал уйди! — резко повысил голос Громов, заставляя Алексееву поежиться и отвести взгляд в пол на несколько секунд. Она мысленно умоляла себя стерпеть и это. Главное сейчас не расплакаться и таки вытащить партнера на лёд.

Евгений дернул ногами, призывая Таню убрать с них свои ладони. Сразу после этого он поднялся со скамейки, намереваясь уйти в раздевалку. И его партнерша понимала, что если он зайдет туда, то больше действительно не выйдет. Действовать нужно было радикально. Она поднялась и преградила ему путь, с напускной смелостью и вызовом запрокидывая голову, встречаясь с непроницаемым лицом Громова.

— Вот сейчас я действительно могу ударить, — металлическим тоном произнес он, призывая Таню, наконец, оставить его в покое раз и навсегда.

— Ударь! — воскликнула она, стараясь не показать ни своими глазами, ни мимикой, ни языком тела, что в глубине души боялась этого.

Евгения такая реакция несколько удивила, сбавляя градус отвращения к партнерше и немного отрезвляя. Бешенство в его глазах сменилось задумчивостью. Он будто стал размышлять о том, способен ли действительно ударить её.

— Выйди на лёд со мной! — заметив смятение, вновь попыталась уговорить его Таня. — Отвечай за свои слова, Громов! Докажи, что я для тебя не существую!

Евгений сильно нахмурился, и его глаза вновь налились гневом.

— Используй меня! — срывалась на хриплый крик Таня. — Так, как собирался использовать!

Алексеева чувствовала, как по её телу пробежала дрожь. Она действительно боялась, потому что Громов сейчас, казалось, весь состоит из бушующего в нем гнева. Ещё немного, и он обрушится на неё накрывающими с головой волнами из этих серо-голубых глаз, как никогда напоминавших океан перед штормом.

Несколько секунд они стояли в тишине, которую нарушало только тяжелое и частое дыхание Жени. Громов сверлил партнершу обезумевшим от агрессии взглядом, а Таня в ответ смотрела на него полными страха глазами, напоминая маленького зверька, загнанного в угол хищником.

— Пора! — крикнула им Алиса, забегая в подтрибунное помещение.

Таня схватила Женю за руку, резко потянув себя. Для него это было неожиданным, а потому он чуть не потерял равновесие. Алексеева тянула его к ледовой площадке буквально насильно, и Громов поддался, начиная быстро перебирать ногами.

Бешенство, клокотавшее в нём, вняло словам Тани. Раз ему действительно теперь плевать на неё, почему бы не исполнить свою мечту?

Почему бы просто не воспользоваться ею?…

Комментарий к Используй меня!

Вот так как-то неожиданно у нас реабилитировались отрицательные персонажи. А вот Громова оставляю на ваш суд.) Самый гуманный суд в мире?))

========== Кровь, слёзы и… ==========

Олимпийский ледовый дворец, 20:50.

Сколько раз за всю свою жизнь Громов проделывал этот волнительный путь из подтрибунного помещения на ледовую площадку? Он и сам не мог ответить на этот вопрос, потому что счет шел на сотни. Но всегда внутри было приятное предвкушение и решительная готовность биться с самим собой, со своим телом, с земной гравитацией, в конце концов.

Сейчас внутри — пустота. Таня тянула его за собой вперед. Он чувствовал маленькую, холодную ладонь, уверенно сжимающую его запястье.

Они наконец вышли к ледовой площадке. Вокруг раздавалась энергичная музыка, но Евгений чувствовал только её басы, которые громкими вибрациями воздействовали больше на тело, чем на слух. Партнеров сразу же обступили Ольга Андреевна, Алиса, их хореограф и почему-то Арсений. Они все начали говорить одновременно. Громов растеряно переводил взгляд с одного на другого, но не мог ничего услышать. Их слова будто рассыпались, не успевая долететь до него.

— Где вы были? — злилась Ольга Андреевна. — Хорошо, что Сеня помог. А если бы не…

— На сальхове, пожалуйста, не спешите, — быстро давала наставления Алиса. — И в тодесе свободной рукой Тане нужно вести очень мед…

— Помните идею программы! — всплеснул руками хореограф. — Вы любите друг друга и не можете рас…

Громов зажмурился, умоляя себя собраться. Открыв глаза, он увидел, что со льда выходили Волченкова и Квятковский. И в этот момент Женя вспомнил, что они должны были выступать последними. Это резко привело в чувства.

— Стоп! — громко произнес он, обрывая всех, кто стоялрядом. — Почему мы выходим последними?

— Лена поменялась с нами, — несмело подала голос Таня, стоявшая рядом.

Громов, не в силах поверить в такой поступок со стороны бывшей девушки, ошарашенно посмотрел на Волченкову, которая направлялась в kiss&cry со своим партнером. Лена, будто почувствовав это, обернулась. Она встретилась взглядом с Женей и улыбнулась ему. Несмотря на то, что ледовая площадка была огромной, а Лена находилась по другую её сторону, Таня впервые увидела её по-настоящему искреннюю улыбку, которая придала угловатым чертам лица женственность и красоту.

Алексеева чуть запрокинула голову, повернув её к Жене, и внезапно обнаружила улыбку и на его губах. Он едва заметно кивнул бывшей девушке в знак благодарности, и Таня ощутила болезненный укол ревности. Она ведь тоже здесь. Она рядом. И она тоже переступила через себя, чтобы он получил золото Олимпийских игр. Почему он не улыбается ей?

— Ваших рук дело? — вмиг помрачнев, обратился Громов к Сене и Алисе, полагая, что сама Волченкова вряд ли бы такое предложила.

Мельников и Калинина переглянулись, а затем синхронно отрицательно качнули головами и перевели взгляд на стоящую рядом с ним Таню. Брови Громова удивленно дрогнули, а затем он посмотрел на партнершу, встречаясь с ней взглядом. Евгений был уверен, что Таня побаивалась Волченкову в силу собственной неуверенности в себе. И то, что она полезла к ней с такой просьбой, явно задевшей самолюбие Лены, не испугавшись её реакции, поразило Евгения.

— Спасибо, — выдохнул он.

Таня нервно кивнула, всё ещё чувствуя неприятное ощущение в груди, вызванное его улыбкой, адресованной не ей. Волонтеры подошли к партнерам, открывая небольшую часть борта и приглашая на лёд. Таня сняла олимпийку, отдавая её Алисе, а затем сделала то же самое с чехлами. Калинина, воспользовавшись тем, что Таня наклонилась, поправила в её прическе белый цветок.

— Спасибо, Ольга Андреевна, — неожиданно произнес Евгений, заставляя своего тренера удивиться.

— За что, Женя? — не поняла она, а затем на мгновение отвлеклась, увидев, что Таня переступила на лёд и была встречена оглушительными аплодисментами болельщиков. Миниатюрная фигуристка без своего высокого партнера смотрелась на ледовой площадке неуверенно и казалась ещё более маленькой. Она обняла себя за локти, чувствуя холод, исходящий от льда, и подняла голову, оглядев огромный дворец, с трибунами, заполненными до отказа. Она сделала глубокий вдох, прикрывая глаза на несколько секунд и пытаясь унять волнение.

— За то, что сделали из меня человека, — улыбнулся Громов, вспоминая излюбленную фразу Ольги Андреевны.

— Я всегда стремилась это сделать, — призналась тренер, а затем вновь бросила мимолетный взгляд на Таню. — А получилось у неё.

Евгений перевел взгляд на партнершу, которая ждала его на льду. Маленькая, хрупкая Таня в белом, очень коротком платье больше отчего-то не вызывала у него в душе прежнего трепета. Он смотрел на неё, а в сердце — пустота.

— Тебе пора за золотом, Женя, — улыбнулась Ольга Андреевна, стараясь скрыть свои переживания. Спустя двадцать четыре года их знакомства и совместной работы она всё ещё видела в нём маленького Женю с большими серо-голубыми глазами. Со временем они, конечно, стали менее яркими и совсем утратили детскую наивность, но для Ольги Андреевны Женя, несмотря на то, что был уже выше неё на четыре десятка сантиметров, всё равно оставался ребенком. Вспыльчивым, упертым, но безусловно любимым, талантливым и необычайно трудолюбивым.

Громов снял чехлы с лезвий и отдал их тренеру. Алиса приобняла его, поцеловав в щеку на удачу.

— Я с вами, — успела прошептать ему Калинина, встречаясь взглядом с Таней и ободряюще ей улыбнувшись. — Мы все с вами.

И в этом «мы» сейчас действительно были заключены если не все, то очень многие. Вся команда. Вся сборная. Все болельщики. Вся страна.

Евгений перешагнул на лёд. Он сделал толчок правой ногой и упал на колени. Трибуны шокировано ахнули, заставляя всех отвлечься от Волченковой и Квятковского, которые всё ещё ждали оглашения оценок. Громов и сам ошарашенно посмотрел вниз, не веря, что мог упасть просто так. На ровном месте.

Таня сделала толчок, подъезжая к партнеру, но Ольга Андреевна громко позвала её по имени, перетягивая на себя внимание фигуристки и намекая, чтобы она не приближалась к Жене. Алексеева притормозила ребром лезвия, оставаясь в нескольких шагах от Громова и с тревогой смотря на него. Только сейчас он вспомнил, что расшнуровал правый ботинок наполовину. Но не помнил, как завязал его обратно.

Громов, всё ещё стоя на коленях, поднял голову, встречаясь взглядом с Таней и понимая, что это её рук дело. Она, как и его мама двадцать четыре года назад, допустила ошибку, побоявшись затянуть шнурки слишком туго, чтобы крепко зафиксировать голеностоп. Вот только теперь для Жени это не представляет опасности. Он сможет кататься и так.

Евгений поднялся и подъехал к Тане, взяв её за ладонь и утягивая в центр площадки. Они оказались лицом друг к другу.

— Надеюсь, — начал он, к счастью для партнерши, наконец, улыбнувшись и ей, — что в следующий раз, оказавшись у моих ног, ты справишься гораздо лучше.

Карие глаза Татьяны округлились. Весь мир, наблюдавший за ними в эти секунды, полагал, что Евгений сейчас сказал своей партнерше что-то приятное и мотивирующее. Но никто не предполагал, что в такой ситуации, после всего пережитого, он способен ещё и отвешивать подобные крайне двусмысленные фразы.

— Это на что ты… Намекаешь? — растерялась Таня.

Громов открыл рот, чтобы ответить, но услышал сумму баллов за две программы Волченковой и Квятковского. На данный момент они третьи. И это означало, что если бы Алексеева и Громов были дисквалифицированы, то они стали бы бронзовыми призерами. Но теперь прокат главных претендентов на золото сдвинет их на одну позицию вниз, оставляя за бортом каких-либо медалей. Волченкова никогда не была так близка к медали Олимпийских игр. Её пара была одной из сильнейших в Европе, но на мировом уровне она редко когда могла пробиться в первую пятерку.

Евгений запрокинул голову, смотря на большой экран, где транслировали происходящее в kiss&cry. Лена, закрыв ладонями лицо, наклонилась к коленям и горько плакала. Она тоже всё понимала и ненавидела себя за то, что сделала.

Громов чувствовал себя очень странно в эти секунды. Он видел Волченкову, которая откровенно разочаровала его однажды, но сегодня поступила удивительно благородно. А перед собой он видел Таню, которая восхищала его и влюбляла в себя на протяжении двух месяцев. Но она же врала ему и едва не лишила того, что наполняло смыслом его существование последние двадцать лет.

Он совсем не так представлял себе этот день. Он рассчитывал, что будет счастлив. Он собирался в эти особенные секунды перед прокатом признаться Тане в том, что она заставила его почувствовать себя живым, заставила взглянуть на давно знакомый мир фигурного катания новым, более широким взглядом. Хотел сказать, что желает, чтобы она была его партнершей не только на льду, но и за его пределами.

Сейчас же не хотелось ничего. Даже видеть её. И то, как красива и нежна она была в этот волнительный момент, только раздражало ещё больше.

И Таня видела смятение, ясно читавшееся в его глазах. Она понимала, что Женя потерялся во всех чувствах, которые смешались в нём. Понимала и считала себя виноватой. В глубине души Таня надеялась, что если сейчас сделает всё возможное, чтобы они выиграли, то он простит её, и всё будет хорошо. И их сказка закончится так, как сказки заканчиваться и должны.

— Ты когда-нибудь каталась под блокадой? — наконец спросил Евгений, разбавляя их гнетущее молчание, сопровождаемое шумом, исходящим от болельщиков.

— Первый раз, — выдохнула она, мечтая скорее взять Женю за руки. Ей было страшно от того, что впервые за все совместные прокаты они стояли в центре льда, не держась при этом за руки. Громов не протянул к ней свои ладони, а предлагать самой было неловко.

Евгений на мгновение прикрыл глаза, мысленно выругавшись. Риск был огромным. Даже сейчас, приложив усилия чтобы они вышли на лёд, Таня продолжала ставить под сомнение все их труды.

«Representing Russia — Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov!»

Партнеры нервно переглянулись, понимая, что им пора. Больше у них нет времени на разговоры. Есть только четыре минуты тридцать секунд, за которые решится их судьба.

Фигуристы развернулись к судьям и с трудом нашли в себе силы улыбнуться. Они приветственно подняли руки вверх, и Женя бросил косой взгляд на Таню, отметив, как дрогнули её губы от этого жеста. Она ощутила прострел в плече.

Они оба чувствовали буквально кожей, что должны друг другу сказать что-то перед тем, как разъехаться и встать в начальную позу. Они должны. Они чувствовали. Они не сказали. И разъехались друг от друга безмолвно, сопровождаемые только скрежетом льда и гулом трибун.

Евгений остановился в центре площадки.

«Всегда ради тебя», — он провел пальцами по серебряному кольцу в мочке уха, а затем скрестил руки на груди, закрывая глаза и опуская голову.

Татьяна остановилась у самого борта. Когда во дворце на считанные секунды воцарилась абсолютная тишина, она прикрыла глаза, делая глубокий вдох и желая унять страх.

Sixx: A.M. — Skin

Евгений стоял без единого движения в центре льда. Он слышал скрежет льда. Слышал, как Таня приближается к нему, скользя мягко, легко и так по-женски вдохновенно. Ему казалось, что даже с закрытыми глазами он видит, как ловко она переставляет свои ноги и как мастерски владеет обоими ребрами лезвий.

Таня понимала, что хотя бы сейчас она могла бы поберечь свою руку, но фигурное катание — это не только технические элементы. Это ещё и искусство. Это красота.

А потому, приближаясь к Жене, она выполняла ещё и плавные движения руками.

Нарисуй себя таким,

Каким бы ты хотел выглядеть

Таня мягко остановилась возле Громова, с тревогой в глазах смотря на него. Евгений на это никак не реагировал. Во второй день пребывания в Ванкувере он сдался. Сдался своим чувствам и своей партнерше. Сейчас же он вновь ощутил борьбу внутри себя. С одной стороны ему хотелось забыть обо всём и прижать её к себе, жалея из-за травмы плеча и всего, что произошло, но с другой хотелось оттолкнуть как можно дальше, отныне не подпуская близко.

Возможно, тогда они бы почувствовали

Как сильна твоя боль

Татьяна сделала небольшой круг вокруг Жени, разглядывая его. Она чувствовала, как от страха дрожат ноги. Все предыдущие прокаты сейчас казались совершенно незначительными. Именно эта программа решала всё. Таня ощутила, как едва не зацепила лёд нижним зубцом лезвия. От этого по телу пробежала волна адреналина. Сегодня она не имеет права на ошибку. Иначе окончательно потеряет его.

Потому что они даже не знают тебя

Все, что они видят — шрамы

Алексеева снова остановилась напротив Жени. Она положила свои ладони на его руки, плавно раскрывая их и разводя в стороны. Таня с большим желанием уткнулась лицом в его грудь, благодаря мысленно весь тренерский штаб, который придумал такую программу. Какое счастье — иметь возможность просто спрятаться в любимом мужчине. Пусть на долю секунды. Пусть на льду. Пусть в объективах сотен камер. Пусть, кажется, в последний раз.

Евгений от такой близости с партнершей поднял голову и открыл глаза, приоткрывая губы и делая глубокий выразительный вдох. Вроде бы всё как раньше. Его тело по-прежнему отзывается теплом на близость с Таней, но сердце не замирает так, как раньше, и Алексеева больше не вызывает у него благоговейного трепета. Или он просто старается внушить себе это?..

Позволь им найти настоящего тебя,

Погребенного глубоко внутри

Таня отстранилась от партнера, заставляя себя улыбнуться. Отдаляться от Жени было страшно. Улыбка вышла у неё измученной и неестественной, и это задело Громова за живое. Она не должна улыбаться так. Она должна улыбаться искренне, потому что в такие моменты невероятно красива.

Они не видят ангела,

Живущего в твоем сердце

Таня взяла его за руку, и её улыбка стала светлее, потому что он теперь сжимал её ладонь своей. И это запускало волну тепла по телу, вселяя уверенность. Даже несмотря на то, что он делал это как партнер, исходя только из рабочих помыслов. Они начали скольжение по дуге для набора скорости. Через несколько секунд фигуристы приступили к заходу на подкрутку. Громов уверенно положил ладони ниже талии Тани и крепко прижал её спиной к своей груди. Он ощутил, как они сделали глубокий вдох в одну и ту же секунду.

Партнеры, предназначенные друг другу судьбой, кажется, даже дышат в одном ритме.

Евгений чуть присел, а затем резко выпрямился и подкинул партнершу максимально высоко над собой. Он, запрокинув голову, словно в замедленной съемке наблюдал за тем, как она выполняла три оборота в воздухе. Руки Татьяны были согнуты в локтях и прижаты к груди. Падая вниз, она должна была вытянуть их над головой, но руку, что была под действием блокады, Таня чувствовала намного хуже. И по этой причине ударила локтем правой руки в нос Громову. Это нисколько не сбило опытного партнера. Он уверенно сжал ладони на талии, поймав её, а затем бережно поставил на лёд, продолжая скольжение.

Когда они начнут осуждать тебя

Покажи им, кто ты на самом деле

— Прости! — успела быстро проговорить Таня, во время скольжения вдоль борта. Громов, слишком сосредоточенный на их прокате, ничего не ответил. Впереди — тройной сальхов. И им обоим сейчас нужно думать именно об этом.

Партнеры разжали ладони, чуть отдаляясь друг от друга. Таня чувствовала большую скорость. Чувствовала холодные потоки воздуха, развевающие её короткое белое платье. Чувствовала страх. Она всегда была увереннее в себе, когда Громов был рядом, но сегодня, во время самого главного проката в их жизни, это приобрело какие-то патологические рамки. Стоило только Жене отдалиться на несколько сантиметров, и колени Алексеевой начинали дрожать, лишая абсолютного контроля над главным инструментом фигуриста — ногами.

Они синхронно скользили на опорной ноге вперед, затем развернули голеностоп, продолжая скольжение на той же ноге, но уже назад. Свободной ногой выполнили замах, а затем ударили ею по льду, взмывая в воздух. Один оборот. Второй. Третий. А после— чистейшее приземление на одну ногу и красивый выезд. Таня, как и Женя, изящно выставила руки в стороны и ощутила боль в правом плече. Это пугало, потому как элементы, в которых на эту руку будет большая нагрузка, ещё даже не начались.

И поступай с остальными так,

Как ты поступал с собой

Маленькая передышка в виде быстрого скольжения вдоль борта с добавлением артистической составляющей, а затем заход на каскад прыжков. Таня успела бросить мимолетный взгляд на лицо партнера, и по её спине пробежали мурашки от увиденного. Из носа Евгения ярко-красной дорожкой бежала кровь, стекая уже по губам. Таня почувствовала, что из-за этого немного растерялась и начала заход позднее партнера. Но она смогла ускориться.

Тройной тулуп. Двойной тулуп. Удивительно легко, быстро, синхронно. Трибуны с восторгом встречали каждый выполненный элемент. Таня во время прыжков думала только о том, чтобы с Женей не случилось ничего страшного. Она не заметила, как выполнила каскад. Её тело было настолько натренировано, что казалось, будто оно сделало это само. На автопилоте.

Алиса и Ольга Андреевна выдохнули, понимая, что прыжки позади. Арсений, отлично исполнявший прыжки в недалеком прошлом профессионального спортсмена, восторженно аплодировал им вместе с болельщиками. Однако теперь кровь, которая уже стекала по подбородку Громова, видели все. И с замиранием сердца следили больше за ним, чем за его партнершей.

Позволь им найти настоящего тебя,

Погребенного глубоко внутри

Таня не знала, как сосредоточиться на происходящем. Как перестать отвлекаться, стараясь увидеть лицо Жени и как перестать бояться боли в руке. Она вложила свою ладонь в ладонь партнера, и он утянул её в тодес*, заходя в циркуль. Громов вращался, раскручивая вокруг себя за вытянутую руку Татьяну, чувствовал металлический привкус крови во рту и то, как она стекает по его шее, убегая за воротник черной рубашки, но это совсем не сбивало его. Мысли Громова больше занимали переживания об ощущениях Тани. Он понимал, что ей сейчас, скорее всего, больно. И был абсолютно прав, потому что сейчас он сильно тянул её на себя, создавая натяжение, способствующее выполнению этого элемента. Таня сжала зубы, пытаясь не заплакать от страшной боли, пронзившей плечо. Она наивно полагала, что под блокадой не будет чувствовать ничего, но мучительные ощущения с каждым элементом только усиливались. Женя видел, что она терпит боль. И это отрезвляло, заставляя забыть о её лжи, и напоминало о том, что это его маленькая Плюша, которая терпит подобное ради него. И эти четыре оборота в тодесе казались Тане вечностью.

Что ж, они даже не знают тебя

Все, что они видят — шрамы

Партнеры приступили к параллельным вращениям. Они перепрыгнули на большой скорости с одной ноги на другую, вращаясь в ласточке.

— Раз! — крикнул Громов, и они с Таней сразу же перешли во вращение «волчок», опускаясь ниже, вытягивая одну ногу параллельно льду.

— Два! — вновь крикнул Евгений, и они с партнершей выпрямились, вращаясь на одной ноге, вторую отводя в сторону.

— Три! — в последний раз скомандовал Громов, переходя вместе с Таней вновь во вращение в ласточке.

Позволь им найти настоящего тебя,

Погребенного глубоко внутри

Евгений притянул партнершу к себе, поставив её на ботинок своего конька. Таня ждала этот связующий элемент всю программу. Она с огромной радостью обняла его за спину, положив голову на его грудь, и Женя, расставив руки в стороны, продолжил скольжение.

Восстановить дыхание и немного отдохнуть среди круговерти сложнейших элементов, просто прижаться к уже родному мужчине — настоящая роскошь.

— Ты как? — успел шепнуть ей на ухо Громов, но ответа не получил и был вынужден поставить её обратно на лёд, продолжая программу.

Партнеры красиво скользили под медленную музыку. Они демонстрировали первоклассное владение коньком и языком тела. Их линии плавные и грациозные. Их движения, отточенные сотнями тренировок, кажутся поразительно легкими. Будто они не стоят никаких усилий.

Но судьи и зрители уже не могли наслаждаться их прокатом так, как делали это в самом начале. Теперь всё внимание приковывала к себе кровь. Алиса стояла, прикрыв ладонями рот от ужаса. И даже спокойный обычно Мельников нервно следил за передвижением партнеров, переживая за своего бывшего соперника. Перед глазами Ольги Андреевны пронесся Женин первый выход на лёд, который начался с такого же кровотечения. Тренер грустно улыбнулась, вспоминая слова его мамы, которые сегодня станут правдой. Сегодня он возьмет свою главную вершину, к которой шел всю жизнь. Сегодня он станет чемпионом. Олимпийским. А это уже совершенно другой уровень, на котором он никогда ещё не был, несмотря на все свои титулы, но которого был достоин как никто другой.

Партнеры оказались в центре льда и остановились на несколько секунд.

Громов снова замер, опуская голову вниз, а Таня подъехала предельно близко к нему и нежно провела ладонью по его щеке. Она сделала это с любовью, о которой всегда просил хореограф, но он даже не догадывался, насколько неподдельным и глубоким было это чувство. Губы Тани дрогнули, и по её щеке побежала слеза. Она боялась, что после пережитого Евгений будет так близок с ней только на льду.

Её маленькая холодная ладонь, с заботой скользнувшая по его теплой щеке, заставила Евгения поднять голову. Он встретился с блестящими глазами Тани, и его сердце пропустило удар, вновь давая понять, что она дорога ему. Несмотря на её ложь, которую он никому не прощает.

Женя видел стоящие в её глазах слёзы, одна из которых уже сорвалась с ресниц, побежав по щеке. Таня видела ярко-красные дорожки крови, тянувшиеся от носогубной складки до подбородка, срываясь с него и падая на лёд.

Им обоим хотелось прекратить. Поднять руки над головой, перекрещивая их и давая понять, что они не будут продолжать программу. Им было жаль друг друга. Но олимпийскими чемпионами без боли не становятся. Олимпийские медали нужно выстрадать. И они, поговорив друг с другом взглядами считанные секунды, приняли одно и то же решение.

Продолжать!

Они взялись за руки, уходя в скольжение по дуге для набора скорости, чтобы выполнить выброс. Евгений прижал Таню спиной к своей груди, а затем поднял её, разворачиваясь и кидая в сторону. Один оборот. Второй. Третий. Таня приземлилась на одну ногу, победно выставляя руки в стороны и искренне улыбаясь, заставляя трибуны восторженно вздохнуть, а затем взорваться аплодисментами.

— Терпи, Таня, — шепотом взмолился Антон, ближе подходя к борту ледовой площадки, с тревогой наблюдая за тем, как Алексеева вложила свои ладони в руки Громова, а затем взмыла вверх над его головой.

Врачу казалось, что даже отсюда он видит гримасу боли на лице Тани. И она действительно испытала сильный прострел в плече, но поняла, что не может сейчас показать это всему миру. Таня чувствовала, как дрожит рука, на которой она держит себя. Чувствовала страшную боль. Но, собрав последние силы, она заставила себя улыбнуться дрожащими губами и подняла свободную руку вверх. Максимально грациозно и красиво. Сейчас ей нужно просто терпеть и довериться Жене. Он высчитает нужное количество секунд и опустит её вниз.

Алиса и Ксения уже несколько секунд плакали от эмоций, которые накрыли их с головой. Плакала и мама Тани, сидя перед телевизором в таком далеком от Ванкувера Санкт-Петербурге.

Конец программы Алексеевой и Громова был близок. Так же, как и их триумф.

В финальной точке Громов вновь опустил голову вниз, расслабляя руки, опустив их вдоль тела. Таня подъехала близко к нему, ещё раз с тревогой взглянув на партнера. Она приложила ладонь к своей груди и зажмурилась, изображая, будто вынимает оттуда своё сердце, которое в следующую секунду без раздумий отдает Жене, приложив руку к его груди. По её щекам вновь потекли слёзы. Боль становилась нестерпимой.

Евгений резко вдохнул, открывая глаза и успевая поймать Таню, которая бездыханно падала на лёд, оставшись без сердца. Она прогнулась в пояснице, за которую её теперь держал Громов.

Несколько секунд они стояли так. Евгений держал тело партнерши, с болью в глазах смотря на неё и чувствуя, как дрожит её тело. Положение было зафиксировано. Их произвольная программа окончена.

Болельщики на трибунах встали со своих мест, встречая оглушительными аплодисментами новых олимпийских чемпионов. То, что Алексеева/Громов теперь таковыми являются, было очевидно даже без оглашения баллов.

Вся команда, причастная к этой победе российских фигуристов, обнималась и плакала у борта, не веря в то, что это случилось.

Евгений прижал к себе, Таню, чувствуя, как сильно она дрожит. Боль сильнее разливалась по её плечу, отдавая в руку и позвоночник. Терпеть её больше не было сил. Она плакала навзрыд, но её стоны тонули в аплодисментах, которые не собирались утихать.

Весь мир с тревогой наблюдал за Громовым, переживая из-за его кровотечения, но никто, кроме него самого, не понимал, что страдала на самом деле Таня.

— Спасибо, — прошептал ей Евгений, поглаживая партнершу по голове, но Таня его не слышала. Всё заглушала боль. Она не давала ничего понять. Не давала насладиться этим мигом. Не давала насладиться близостью с разгоряченным после проката Женей.

— Мне так больно! — простонала Таня, поднимая голову и встречаясь взглядом с Громовым. Её глаза были полны слёз, а припухшие губы дрожали. Сейчас она выглядела как никогда маленькой и хрупкой. И в её последней фразе, произнесенной вымученным тоном, была какая-то скрытая мольба, чтобы именно Женя унял эту боль. Он обхватил её лицо своими большими ладонями и чуть нагнулся, трепетно целуя и забывая о том, что на них сейчас без преувеличения смотрит весь мир.

Таня ощутила любимые тугие и горячие губы и ответила на этот спонтанный, но такой необходимый им обоим поцелуй. Он сейчас, несмотря на металлический привкус крови, был слаще любой победы.

И боль Тани отошла на второй план. Было ощущение, что её заботливо укутали в теплый плед, который смягчил всё, что произошло. Боль оставалась, но ушла куда-то глубоко внутрь, позволяя насладиться любимым мужчиной.

Такого Олимпийские игры в целом, и фигурное катание в частности, не видели никогда. Все присутствующие обомлели на несколько секунд, совершенно не зная, как на это реагировать, а затем вновь раздались аплодисменты.

— Кажется, — произнес Громов, растягивая окровавленные губы в улыбке, — нам пора добавить такой элемент в наши программы. Трибуны в восторге!

Таня пристальнее всмотрелась в лицо Жени и с удивлением увидела, как блестят его серо-голубые глаза.

— Ты что… — растерялась она, не зная, как задать такой вопрос Великому и Ужасному Евгению Громову. — Плачешь?

— Чемпионы не плачут, — попытался отшутиться он, а затем провел большим пальцем по щеке Тани, убирая с неё соленые дорожки слёз. — Плачут только чемпионки.

Алексеева засмеялась, а затем Громов снова прижал её к себе. Он закрыл глаза на несколько секунд, опуская голову и вдыхая сладкий аромат волос Тани, смешанный с резким запахом лака, которым была зафиксирована её прическа. Удивительный момент, пробирающий до костей даже такого опытного спортсмена, как он.

Таня с неохотой отстранилась, понимая, что нужно уходить со льда, несмотря на то, что трибуны всё ещё приветствовали их стоя. Женя взял её за ладонь, и они повернулись к судьям. Таня сделала небольшой реверанс, а её партнер сдержанно кивнул техническим арбитрам. После этого он отпустил ладонь Тани и развернулся к ней.

Алексеева повернула голову к нему, не понимая, почему он убрал свою руку. Но Женя на этот взгляд ничего не ответил. Он загадочно улыбнулся, порождая у партнерши ещё большее смятение, а затем опустился перед ней на одно колено.

И то, что произошло от этого жеста на душе у Тани, прекрасно олицетворял весь ледовый дворец, взорвавшийся ещё большими аплодисментами. Таня ошарашенно приложила ладонь здоровой руки к груди, не зная, как на такое реагировать.

Евгений Громов опустился перед ней на колени на глазах у всего мира!

Он понимал, что эта победа далась Тане мучительно, и должен был выразить собственное восхищение своей маленькой, но такой сильной партнершей.

— Женя, не надо! — она подъехала к нему, призывая встать. Евгений положил ладони на её поясницу, а затем на долю секунды уткнулся лицом в её живот, горячо дыша.

— Спасибо, — выдохнул он, обжигая её кожу через тонкую ткань белого платья.

— Спасибо, — выдохнула Таня, чуть наклонившись и поцеловав партнера в макушку. Так, как это делал обычно он.

Весь мир стал свидетелем их победы. Этот мир не знал, чего она им стоила, но видел их кровь, слёзы и ошеломительный прокат, подаривший золотые медали и титул олимпийских чемпионов.

Комментарий к Кровь, слёзы и…

*тодес назад-внутрь — https://www.twizzle.ru/upload/medialibrary/173/1736adb7b7e9f400ca362ad26df521c1.jpg

Песня-вдохновение: Hurts — Blood, Tears & Gold

========== Между нами боль, ложь и страсть ==========

Олимпийский ледовый дворец, 21:10.

К новоиспеченным олимпийским чемпионам у борта сразу же выстроилась очередь, чтобы поздравить в числе первых. Среди них был и спортивный врач, не знавший, за кого ему схватиться первым. С одной стороны была Таня и её больное плечо, а с другой — Громов с, кажется, сломанным носом. Однако Антону не дали к ним приблизиться. Таня первой бросилась к Ольге Андреевне, обнимая её одной здоровой рукой, и с горечью поймала себя на мысли, что многое бы отдала чтобы сейчас вот так обнять свою маму.

— Моя пти-ичка, — ласково протянула тренер, поглаживая её по спине, наблюдая за тем как на шее Жени повисла Алиса, а Ксения тем временем поздравляла его словесно и салфеткой вытирала кровь с его губ, приподнявшись на носочки.

— Ты это сделал! — верещала на ухо бывшему партнеру Калинина. — Ты это сделал!

Ксюша, понимая, что сейчас нужна больше своей подруге, отошла к ней, дожидаясь, пока Ольга Андреевна её успокоит.

— Мы все это сделали, — поправил её Громов, целуя Алису в щеку и поглаживая ладонями по спине. — Твой вклад в эту победу огромен.

— Ты правда так думаешь? — она отстранилась от Жени, внимательно заглядывая в его глаза.

— Правда, — кивнул Евгений и провел большим пальцем по щеке Алисы, убирая её слезы. Вот она — его Калинина. Она оправилась от того, что случилось и вернулась к нему.

— Таня, крошка, — несмело позвала её Ксюша, поглаживая по спине. Алексеева выпрямилась, отстраняясь от Ольги Андреевны, и повернулась к подруге, вытирая ладонью здоровой руки слёзы, которые не собирались останавливаться. Увидев красное и заплаканное лицо Тани, Ксюша сочувствующе приподняла брови, и сразу же прижала подругу к себе.

— Ты — олимпийская чемпионка! — воскликнула Исаева, чуть покачиваясь из стороны в сторону, желая скорее успокоить подругу. — О чем ещё можно мечтать?

Таня, находясь в её объятиях, повернула голову к Жене. «О нём» — пронеслось в её голове, но, когда она увидела как заботливо Громов обнимал Алису, слёзы обрушились на неё с ещё большей силой. Алексеева была уверена, что потеряла его. Безвозвратно.

В kiss&cry Таня и Женя вновь оказались рядом. Теперь они сидели на небольшой скамейке. Рядом с Алексеевой была Ольга Андреевна, внимательно следившая за замедленным повтором некоторых элементов, которые показывали по экрану. А рядом с Громовым, который успел быстро привести себя в порядок, избавившись от следов крови, был Антон, бегло осматривающий его нос. Он достал из кармана белого халата небольшой спрей. Евгений по его просьбе чуть запрокинул голову, подставляя нос врачу, и тот обработал его охлаждающей жидкостью, призванной приостановить кровотечение.

По экрану показали повтор подкрутки, падая из которой Татьяна попала локтем в нос Жене.

— Прости меня, — ещё раз извинилась Таня, несмело повернув голову к Громову. Однако он ничего на это не ответил, продолжая пристально смотреть на экран и ожидая оглашения баллов. Его партнерша виновато поджала губы, мысленно умоляя себя не расплакаться снова.

«Tatiana Alexeeva and Evgenii Gromov have earned for the free program 150.57 points. The total competiton score is 232,36 and they are currently in the first place!»

Момент истины. Вот теперь Татьяна Алексеева и Евгений Громов действительно олимпийские чемпионы. В историю они вошли вдвоем. И, как дальше ни сложилась бы их судьба, всегда, вспоминая кого-то одного из них, сразу же будут вспоминать и второго. От этого им больше никуда не деться.

Под нескончаемые и оглушительные аплодисменты партнерам пришлось встать и обнять друг друга. Таня на мгновение положила ладони на его накачанную спину, уткнувшись ему в грудь. Евгений, в свою очередь, сдержанно и быстро поцеловал её в макушку.

***

В подтрибунном помещении царила непередаваемая атмосфера. Туда-сюда сновали журналисты, фигуристы, волонтеры и другие люди, причастные к Олимпийским играм. Каждый из них был в ожидании цветочной церемонии. Однако новоиспеченные олимпийские чемпионы были вынуждены это время провести в кабинете врача.

Таня сидела на высокой кушетке, а Евгений занял место на стуле у двери, прижимая к носу небольшой пакет с охлаждающей жидкостью. Антон рассматривал его рентгеновский снимок.

— Ну, — не выдержал Громов, бросая косой взгляд на врача, — что там? Плакали мои рекламные контракты?

— Только если от счастья, — улыбнулся Антон, положив снимок на стол и что-то записывая в медицинской карте фигуриста. — Перелома у тебя нет, только ушиб. Дышать затруднительно?

Татьяна с облегчением прикрыла глаза на несколько секунд. Если бы она сломала Жене нос, то это ещё больше накалило и без того непростую обстановку между ними.

— Немного, — ответил Громов. — Как при сильном насморке.

Антон кивнул, продолжая что-то писать. Евгений переглянулся со своей партнершей и в её карих глазах нашел такое же опустошение, что царило в его душе.

Они так ждали этой победы, но сейчас казалось, что ей радовались все, кроме них самих. Громов вновь вспомнил о лжи партнерши, а Таня осознавала, что Евгений использовал её, по факту просто плюнув на серьезную травму плеча. Да, она сама предложила ему сделать это, но в то же время не могла понять, правильно ли они оба поступили в тот момент.

— У тебя завтра операция в пять часов, — обратился к Тане врач, поднимая на неё взгляд. — А сегодня вколим тебе обезболивающее.

— А после этого я смогу выступить на показательных? — внезапно, кажется, даже для самой себя задала вопрос она.

— Какой тебе показательный номер? — разозлился Евгений.

Алексеева перевела взгляд на партнера, пытаясь сохранить серьезный настрой.

— Красивый желательно, — с напускной строгостью ответила она, замечая, что Громов начинает злиться ещё больше.

— Может, — он поднялся со стула, подходя вплотную к Тане, сидевшей на кушетке, — тебе хватит изображать из себя святую?

— Что ты имеешь в виду? — не поняла она, ощущая страх от такой близости с ним.

— Твоё самопожертвование, — кивнул Евгений, кажется, забывая о том, что в кабинете они сейчас не одни.

Татьяна непонимающе нахмурила тонкие брови. И по её лицу Громов понял, что необходимо пояснить.

— Когда началась боль в плече, ты должна была выбрать меня, выбрать нас! — повысил голос он. — Но ты предпочла их! Полезла в это долбанное болото и утащила меня за собой! И ты лгала мне, Таня! Так что спасибо, я обойдусь без показательного номера. Не надо ради меня показательно собой жертвовать.

Алексеева опустила голову, не в силах ничего ответить. В глазах снова слёзы, а в горле — ком, не дающий сказать что-либо и нормально вдохнуть.

— Я просто… — дрожащим голосом попыталась оправдаться Таня, часто моргая от слёз, срывающихся с её ресниц и падающих на белое платье. — Хотела как лучше.

Алексеева в тот момент даже не могла представить, насколько эти слова задели и без того разгневанного Громова. Когда-то он тоже верил, что лжёт во благо.

— Так не бывает! — закричал Евгений, откидывая пакет с охлаждающей жидкостью на кафельный пол. От сильного удара он лопнул, и его содержимое в виде голубоватого геля вытекло наружу.

— Идите-ка вы оба отсюда, — вмешался Антон, поднимаясь со стула. — Вам нужно поговорить, но спокойно. Сейчас вы на это не способны.

Громов сразу же покинул кабинет врача, громко захлопнув за собой дверь, а Таня боялась выходить следом, и пришлось выждать хотя бы пару секунд.

В коридоре Евгений увидел Лену, которая торопливо вытирала слёзы, не желая, чтобы кто-либо их увидел. С неё хватит и того, что она разревелась в kiss&cry, хотя раньше ничего подобного за ней на наблюдалось.

— Лена! — позвал её Громов, но Волченкова, заметив его приближение, ускорила шаг, не желая оказываться с ним рядом. Однако Евгений, пусть и на коньках с чехлами на лезвиях, всё же был быстрее, а потому догнать её не составило особого труда. Фигурист схватил Лену за локоть, разворачивая к себе.

— Отстань от меня! — дернула рукой она, желая высвободиться.

— Я горжусь тобой, — внезапно произнес Громов, заставляя собеседницу на несколько секунд оторопеть. — Ты поступила правильно.

— Да пошёл ты со своей правильностью! — вновь разозлилась Волченкова, пытаясь вырвать свою руку из хвата Евгения. — Пусти!

— Лена, послушай… — не желал оставлять её в покое Громов.

— Нет, это ты послушай! — резко оборвала его Лена с вызовом в глазах. — Кто угодно был достоин медали Олимпийских игр! Кто угодно, Женя, но только не она! Таня в нашем мире никто! Она даже не понимает, что с ней произошло! И не поймет никогда, потому что не выстрадала этот путь, как я или ты! Или твоя Калинина!

— Не нам это решать, Лена, — покачал головой Евгений, не желая вступать в спор с ней сейчас, когда ей было необходимо выговориться.

— Это моя последняя Олимпиада, Громов! — со слезами в глазах продолжала Волченкова, заставляя на секунду его отметить то, что плачущих женщин сегодня вокруг слишком много, и это начинает порядком утомлять. — И я отдала свою бронзу, к которой шла всю жизнь, какой-то там Тане! И ты сейчас хочешь устроить мне проповедь о правильности моего поступка? Да я ненавижу вас обоих!

Женя вздохнул, с сожалением смотря на Лену. Как спортсмен, он мог понять её, но осознавал, что слов сейчас будет недостаточно для того, чтобы успокоить. Поэтому Громов притянул её к себе, крепко обнимая. К его удивлению, Волченкова противиться не стала. Она положила голову на его плечо, давая волю эмоциям окончательно и начиная вновь горько плакать.

— Радовалась бы ты этой бронзе, если бы нас дисквалифицировали? — тихо спросил он, продолжая обнимать Лену и мягко поглаживать её по спине.

— Радовалась бы, — простонала ему в плечо Волченкова.

— А мне кажется, что моя Лена не радовалась бы нечестной победе, — улыбнулся Громов. — Ты уже одна из лучших парниц в истории. В Польше ты — национальное достояние. Ты привезла в эту страну фигурное катание и делаешь большое дело, развивая его там на своем примере.

Волченкова на несколько секунд замерла, вслушиваясь в его слова и переставая лить слёзы.

***

Когда Таня вышла из кабинета врача, её сразу же поймала Ксения и протянула свой телефон.

— Твоя мама, — пояснила она с улыбкой.

Алексеева приложила мобильный подруги к уху, устало улыбаясь, услышав родной, но такой дрожащий от слёз голос. Женщина долго рассказывала дочери о том, как гордится ею и как переживала, периодически закрывая глаза во время их проката.

— Как сейчас себя чувствует Евгений? — с тревогой спросила она, вызывая у Тани легкий ступор. — Что с его носом?

Фигуристка понимала, что о её проблемах с плечом и предстоящей операции маме лучше не говорить, чтобы она не нервничала.

— С ним всё в порядке, — вздохнула Алексеева, обводя взглядом коридор и желая увидеть партнера.

— Дашь ему трубку? — внезапно для дочери попросила она. — Хочу поздравить его и поблагодарить за всё, что он для тебя сделал. Мы с ним уже разговаривали, когда он забрал у тебя телефон. Очень воспитанный молодой человек.

«Молодой человек! Ростом под два метра и кучей титулов!» — мысленно изумилась Таня, совсем не ассоциируя это словосочетание с Громовым.

— Слава Богу, что он твой партнер, — продолжала её мама. — Я очень жду вас обоих дома.

— Что? — не поняла фигуристка. — Нас обоих?

— Таня, он поцеловал тебя, — с теплотой в голосе напомнила Марина своей дочери, заставляя её зажмуриться на несколько секунд от стыда.

Их поцелуй видел весь мир, но почему-то именно перед мамой было особенно неловко.

— Вы любите друг друга, Таня? — она осмелилась задать давно мучивший её вопрос. — Знаешь, когда по телевизору вас спрашивали об отношениях, и вы их отрицали, я с трудом вам поверила. Но решила, что если бы между вами действительно что-то было, то ты рассказала бы мне. А сегодня…

— Мама, давай не сейчас, пожалуйста, — взмолилась фигуристка, отправляясь на поиски Жени.

— Хорошо, я понимаю, — согласилась женщина. — Но я счастлива видеть тебя рядом с ним.

Таня свернула влево и приоткрыла губы, собираясь вновь попросить маму не говорить подобного. Однако её рот так и остался приоткрыт, когда в углу коридора она увидела Евгения. Он крепко обнимал Волченкову и что-то заботливо ей шептал на ухо, то и дело улыбаясь. Его партнерша быстро вернулась обратно в другое крыло, не желая, чтобы её заметили.

— Мам, — Таня с трудом нашла в себе силы что-то произнести, — он сейчас… Занят.

***

Евгений возвращался в сторону выхода на лёд, понимая, что скоро начнется цветочная церемония. Проходя мимо Мельникова, который пребывал в одиночестве, он остановился.

— Снова ждёшь благодарностей от меня? — предположил Громов, бросая на него недовольный взгляд.

— Я их никогда не дождусь, — нарочито натянуто улыбнулся он. — Так что я больше от тебя ничего не жду.

— Ты делаешь это, чтобы блеснуть своей значимостью в Федерации. Ну, и ради денег, разумеется, — кивнул своим предположениям Евгений. — Так что не надо делать вид, будто отсутствие моего «спасибо» играет для тебя роль.

— Деньги — это, конечно, прекрасно, — спокойно рассуждал Арсений, — но у меня есть ещё и личный мотив.

Громов непонимающе нахмурил брови, не ожидая услышать от бывшего соперника ничего хорошего.

— Чемдольше ты на льду, тем дольше на льду и я, — признался Мельников. — Я смотрю на тебя и вижу себя. Я понимаю, что тоже мог бы быть сейчас здесь, но по другую, более яркую, сторону борта. Ты ведь тоже скоро уйдешь и тогда поймешь меня. Ты будешь смотреть на молодую Таню, которая, возможно, дотянет и до следующей Олимпиады при наличии сильного партнера, и будешь видеть себя рядом с ней.

И если первая часть небольшого откровенного монолога Арсения заставила Евгения задуматься, то вторая — откровенно разозлила. Громов не хотел, чтобы Таня продолжала карьеру с кем-то другим. Он не может отдать её никому, особенно понимая то, что другого партнера его уровня на данный момент не существует. И эти мысли о её возможном новом партнере разожгли внутри Евгения собственнические чувства, заставляя немного позабыть о её лжи. Главное, чтобы Таня принадлежала ему.

***

Пресс-конференция олимпийских чемпионов в парном фигурном катании после цветочной церемонии, 22:10.

В большом конференц-зале было не продохнуть. Все стулья заняты, а журналисты, ради первого интервью Алексеевой и Громова в статусе олимпийских чемпионов, были готовы и стоять у стен, и толкаться у самых дверей зала, находясь практически в коридоре, но пытаясь поднять руку с диктофоном как можно выше.

Татьяне и Евгению ещё не вручили медали. Церемония награждения была только впереди, и ей предстояло пройти на огромной площади в центре Ванкувера. На данный момент их чествовали на пьедестале ледового дворца, вручив им букеты.

Партнеры сидели за большим столом только вдвоем. Поверх их костюмов были надеты олимпийки в цветах российского флага. Таня под объективами десятков камер чувствовала себя очень скованно. Однако когда среди большого количества людей она нашла Ксюшу, то дышать в зале, заполненном до отказа, стало немного легче.

— Татьяна, Евгений, расскажите, что вы сейчас чувствуете? — первый вопрос им задала журналистка из России.

— Я чувствую пустоту внутри себя, — неожиданно признался Громов, вызывая волну шепота и недоумения по залу, когда до журналистов дошел перевод его ответа. — Победить на Олимпийских играх было моей главной мечтой на протяжении практически всей жизни. И когда мечта такого уровня сбывается, то долгое время потребуется сначала на то, чтобы осознать это, а затем на то, чтобы понять, к чему я буду стремиться дальше.

Татьяна задумчиво кивнула, смотря на стол. Олимпиада не была смыслом её жизни, но даже она сейчас не знала, что делать дальше. У неё было ощущение, будто это конец. Финальная точка программы, в которой нужно зафиксировать положение с улыбкой на лице и медалью на шее.

— Я согласна со своим партнером, — медленно начала отвечать Таня на русском, понимая, что не в состоянии сейчас формулировать мысль на английском. — Я тоже чувствую опустошение, но надеюсь, что, в скором времени, когда я осознаю вершину, которая нам покорилась, эта пустота заполнится счастьем.

— Как вы думаете, что помогло вам победить, Евгений?

— Трудолюбие, упорство и выносливость, — сдержанно ответил он.

Опытные спортивные журналисты не могли понять, что было не так с фигуристами. Они знали, что олимпийские чемпионы сразу после своей победы бывают усталыми и изможденными, но Алексеева и Громов выглядели так, будто эта победа им не нужна вовсе.

Но если не золото Олимпийских игр, то что могло бы сделать их счастливыми и заставить, наконец, улыбнуться?

— А что помогло победить вам, Татьяна?

Таня обвела взглядом зал, полный сотен жаждущих её ответа глаз.

— Мы с Женей — верхушка айсберга, которую вы видите, — начала она. — В нашей победе большую роль играют люди, окружающие нас изо дня в день. Это, в первую очередь, наш тренер…

Татьяна нашла взглядом невысокую Ольгу Андреевну, зажатую между двумя журналистами и улыбнулась ей.

— Но помимо тренера вокруг нас десятки других людей, которые оказывают большое влияние на нас. Они делают нас такими. Они либо закаляют наш характер, либо поддерживают изо дня в день, смягчая ежедневную боль, с которой нам приходится сталкиваться. Это, конечно, наши родители…

Громов грустно улыбнулся уголками губ, опуская взгляд на стол. Больше всего ему хотелось, чтобы мама была свидетелем сегодняшней победы.

— Это наши соперники, которые заставляют нас становиться лучше и сильнее, — Таня бросила взгляд на Алису, которую она раньше считала своей конкуренткой, а Женя в этот момент неосознанно переглянулся с Мельниковым.

— Это наши враги, — продолжала Алексеева, увидев среди большого количества людей Волченкову, — которые иной раз поступают, как наши друзья.

Таня перевела взгляд на Ксюшу, едва заметно кивнув ей.

— Все люди, которые окружают нас, влияют на формирование нашего характера. На формирование нас как личностей. И к нашей победе приложил руку каждый, кто когда-либо с нами взаимодействовал, в том числе наши болельщики. Это вы все сделали нас такими, и это впоследствии помогло нам победить. И, конечно, — Таня повернула голову вправо, встречаясь с любимыми серо-голубыми глазами, — нам помогло то, что мы хорошо чувствуем друг друга. Это очень важно в любой паре.

Фигуристка замолчала, опуская взгляд на бутылку воды, стоящую рядом с небольшим микрофоном, установленным на столе. Она почувствовала себя неловко за то, что так растянула свой ответ на вопрос, на который Громов ответил намного короче.

Однако зал неожиданно разразился аплодисментами, заставляя Таню поднять взгляд и округлить от удивления свои карие глаза.

— Впечатляюще, — шепотом подметил Громов, наклонившись к её плечу. — Будешь моим пресс-секретарем?

«И это единственное предложение, которое ты от него заслуживаешь» — вздохнула Таня, заставляя себя улыбнуться.

***

Площадь в центре Ванкувера, 23:00.

Татьяна и Евгений стояли на верхней ступени пьедестала, облаченные в парадный комплект олимпийской формы. Представители Международного Олимпийского Комитета надели на их шеи медали, а затем пожали руки, поздравляя с заслуженной победой. Они выпрямились, и Громов, стоящий за своей партнершей, по привычке приобнял её за талию. Это дало Тане мнимую надежду на то, что между ними ещё можно всё наладить. Но Евгений об этом не думал. Он просто вспомнил слова Арсения о новом партнере Тани в следующем сезоне.

Над площадью раздались первые ноты гимна Российской Федерации. Татьяна и Евгений слушали его, смотря в ночное небо Ванкувера. Они не замечали тяжелую золотую медаль, не замечали тысячи болельщиков, собравшихся в их честь, не замечали серебряных и бронзовых призеров, стоящих возле них. Они ушли глубоко в себя, переставая даже слышать гимн. Партнеры не понимали, почему сейчас эта победа, которая в мечтах была такой сладкой, на деле не приносила почти никакой радости. Почему внутри такая пустота? Такая же огромная и темная, как небо олимпийского Ванкувера.

***

В автобусе, который должен был привезти чемпионов и призеров в парном фигурном катании в олимпийскую деревню, Таня села рядом с Ксенией. Олимпийская чемпионка держала золотую медаль в своих ладонях, но смотрела будто сквозь неё. Одиночница забрала награду себе, с любопытством и трепетом разглядывая её.

— Татьяна, — с нарочитой серьезностью обратилась она к своей подруге, изображая из себя журналистку, — скажите, что было приятнее — первая золотая медаль Олимпийских игр или первый поцелуй с Евгением Громовым?

— Это не первый поцелуй, — заторможено отвечала Таня, смотря на свои ладони.

Глаза Ксении округлились, и она сразу же завалила подругу десятком вопросов, отвечать на которые у Татьяны не было ни сил, ни желания. Ей сейчас хотелось быть в руках Жени. И всё. Больше ничего.

***

Дом сборной России, 00:20.

Когда олимпийских чемпионов поздравили все члены сборной, поджидавшие их в холле, а Татьяну и вовсе пару раз успели подкинуть в воздух хоккеисты, заставляя Громова напрячься, партнеры, наконец, смогли отправиться в свои номера. Они жили на одном этаже, в соседних комнатах, а потому в лифте оказались вдвоем. Евгений прислонился спиной к одной металлической стенке, а Таня — к противоположной. Несколько секунд они стояли напротив, сверля друг друга испытывающими взглядами. Слишком много всего было между ними. Умалчивание про завершение карьеры, ложь о головокружении вместо правды о болях в плече… И победа, несмотря на то, что была, безусловно, главной спортивной победой в их жизни, никак не смягчала произошедшее.

Ещё несколько секунд напряженная тишина сдавливала воздух в кабине, заставляя уставших спортсменов дышать чаще. Но кислорода будто не осталось между ними вовсе. Громов пытался списать это на ушиб носа, не зная, что его партнерша тоже не могла сделать полноценный вдох. Таня приоткрыла рот, будто желала что-то сказать, но Громов не дал ей этого сделать.

Он резко подался к ней, прижимая своим телом к стене лифта и с напором целуя желанные губы. От неожиданности Алексеева даже не почувствовала боли от удара головой. Евгений прислонил ладони к стене, не давая Тане возможности отстраниться от себя. Она, в свою очередь, моментально отбросив все размышления о правильности или неправильности этой ситуации, положила ладонь здоровой руки на его торс, впиваясь ногтями в ткань куртки и желая скорее прикоснуться к его телу.

Лифт оповестил звонком о прибытии на нужный этаж. Громов положил руки на бедра партнерши, а затем подхватил её и понес в свой номер, не разрывая поцелуя. Таня обхватила его ногами за поясницу, радуясь, что в таком положении их лица на одном уровне.

— А если нас… — попыталась задать вопрос Таня, отстранившись от губ партнера и часто дыша, с опаской оглядываясь в пустом коридоре. — Увидят?

— После секса нас уже видели, — невинно пожал плечами Евгений, вспоминая ту фотографию и подпись к ней в их группе.

— Это было после, а сейчас…

— А сейчас в процессе, — быстро закончил за неё Громов, вновь жадно впиваясь в пухлые губы Тани, не желая разговаривать и на что-либо отвлекаться.

Через секунду они ворвались в номер. Евгений поставил партнершу на ноги, откидывая спортивную сумку, что висела на его плече, в сторону, а затем торопливо расстегнул молнию на куртке, бросая её на пол.

Татьяна привыкла к тому, что руки Громова во время их тренировок бывают везде. Порой к этому располагало то или иное положение, а порой это получалось случайно, из-за того, что Таня теряла равновесие. Привыкла и к тому, что всегда он брал инициативу на себя, предлагая ту или иную позицию во вращениях или поддержках. Привыкла, что он всегда ведет, а она — подчиняется. Но сейчас Громов доминировал совсем в другом плане. В том, в котором они друг друга однажды пытались узнать, но были вынуждены остановиться.

Больше у них не было необходимости сдерживать себя, и не было сил сопротивляться обоюдному влечению.

За два месяца совместной работы, которая предполагала очень тесный физический контакт, они привыкли к ощущению друг друга рядом. И сейчас, не в силах терпеть хоть малейшее расстояние между собой, партнеры снова примкнули друг к другу. Евгений остался в синих брюках и ботинках, а Таня только в нижнем белье и белой футболке сборной. Громов с силой и яростью сжал её талию, заставляя зажмуриться от боли в ребрах, а затем бросил на кровать. И это почти что выброс, который они выполняли на льду. Только теперь Таня не стремилась приземлиться на ногу, а падать на мягкую постель куда приятнее, чем на твердый лёд.

Повернув голову вбок она видела как Громов снимает ботинки, а затем выпрямляется. Благодаря удачному расположению уличного фонаря, который бил в номер Евгения, Таня могла с удовольствием и разливающимся по низу живота желанием наблюдать за обнаженным по пояс партнером, который уверенно расправлялся со своим ремнем. В его длинных пальцах блеснула металлическая бляшка, а затем, поймав заинтересованный взгляд партнерши, Громов нарочито медленно расстегнул ширинку. Таня видела, как в полумраке блеснуло его серебряное кольцо в ухе. Видела выдающийся рельеф пресса и красивые широкие плечи.

— Никогда бы не подумал, — соблазнительно произнес он, освобождая себя от брюк, — что ты можешь с таким бесстыдством разглядывать полуголого мужчину.

Таня на мгновение смутилась, полагая, что, скорее всего, покраснела. Но в данной ситуации, когда она лежала на кровати Громова в нижнем белье и футболке, заливаться румянцем от его фразы было несколько глупо. Да и стоило ли отвечать, что мужчину с таким телосложением нужно ещё поискать, и что просто невозможно не смотреть на него, особенно когда он обнажен?

— Ты… — попыталась всё же ответить что-то Таня. — Ты плохо меня знаешь.

Евгений подошел к кровати, забираясь на неё и нависая над партнершей. Он провел по ней оценивающим взглядом, понимая, что хочет, наконец, увидеть обнаженной. И больше не может сдерживаться.

— Сегодня узнаю лучше, — горячо прошептал он в губы Тани, но не стал касаться их своими, решая подразнить её.

— И я буду сверху? — спросила она, вспоминая ситуацию на сборах.

— Если я этого захочу, — сверкнул серо-голубыми глазами Громов, заставляя Таню лишний раз отметить их глубину и красоту.

Она хотела обхватить партнера ногами, но тот резко развернул её на живот. Громов снял с нее футболку, а затем попытался расстегнуть бюстгальтер, но, охваченный возбуждением, не смог с ним совладать. Он крепко обхватил пальцами ткань с двух сторон возле его застежки и резко потянул в стороны, разрывая её.

Взору Евгения открылась красивая спина Татьяны, с бледной кожей и соблазнительными веснушками, рассыпавшимися по миниатюрным плечам. Перед глазами промелькнуло ненавистное фиолетовое платье, которое давало возможность любому желающему увидеть её спину обнаженной вплоть до поясницы, но Громов хищно и довольно ухмыльнулся, понимая, что касаться этой спины, этой кожи имеет право только он. Это его партнерша. Это его женщина.

Евгений резко отвесил неслабый шлепок Тане, от которого та дернулась вперед, едва слышно вскрикнув.

— Ещё раз соврешь мне, — угрожающе прошептал он, прижимаясь своей горячей грудью к её спине, — и я не знаю, что с тобой сделаю.

Татьяна невнятно простонала в ответ, что врать больше не будет, но затуманенное желанием сознание лукаво шепнуло, что ради таких угроз и того, что они за собой могли иметь, можно было и попробовать.

Громов понимал, что Таня — воплощение женственности в её лучшем виде. Понимал, что она достойна сегодня, впрочем, как и каждый день, самых нежных ласк и прелюдий, и он хотел дать ей то, чего она заслуживает. Хотел, но был охвачен гневом из-за её лжи, которая поставила под сомнение всё, что было ему дорого, и не мог с собой совладать.

Он спустил её трусики к коленям, а затем резко вошел, издавая в этот момент стон, смешанный с глухим, утробным рычанием и на секунду запрокидывая голову от долгожданного ощущения. Таня громко простонала в унисон с партнером, зажмуривая глаза от резкой боли и сжимая ладонями простынь. Она неосознанно подалась вперед, пытаясь отдалиться от Евгения, но он сильно сжал её талию, вновь вызывая в ребрах неприятные ощущения, и притянул к себе.

Громов наклонился ближе к Тане, чтобы обхватить ладонями её грудь, совершая сильные, яростные толчки.

Она чувствовала, как закипающее в крови желание разгоняет волны жара по всему телу, особенно горячо отзываясь внизу живота. Потакая охватившему её возбуждению, Таня двигалась навстречу партнеру, положив ладонь на руку Громова и направляя её вниз от груди, следуя какому-то инстинктивному позыву. Евгений понял посыл и продолжил уже без указки, стимулируя её эрогенные зоны и кусая нежную кожу шеи, оставляя красноватые следы.

Несмотря на томное чувство приближающегося пика, Таня прервала их близость, развернувшись к Громову лицом, и обняла его ногами за поясницу. Она обхватила лицо Евгения ладонями и притянула к себе, впиваясь поцелуем в его губы и другой рукой помогая снова войти в себя, желая вернуть приятное чувство наполненности, тепла и сладкой боли. Алексеева вонзила ногти в спину партнера, неосознанно раздразнивая его ещё больше. Она стонала в рот Евгения, не разрывая поцелуя и кусая его губы до крови, ощущая уже знакомый металлический привкус.

Чувствуя приближающуюся кульминацию, Громов, чтобы продолжить близость их тел, лег на спину, усадив на себя сверху Таню. Он хотел, наконец, насладиться видом её прекрасного тела, мысли о котором будоражили его ум практически с самого их знакомства. Евгений массировал её грудь, иногда спускаясь горячими ладонями к животу и ниже. Алексеева, почувствовав доминирующее положение, вложила в свои движения всю страсть, все эмоции, пережитые за те два месяца, в которых Громов то влюблял в себя, то заставлял себя ненавидеть.

Приближаясь к долго откладываемому пику, Громов крепко схватил за талию Таню, с силой насаживая на себя и выбивая из нее громкие, чувственные стоны. Алексеева запрокинула голову, чувствуя острую боль в ребрах от крепкого хвата Евгения и сладкую, приятную боль внизу живота.

В ночь, когда весь мир стремился говорить только о них двоих, они из этого мира полностью выпали, наконец почувствовав друг друга так, как давно желали. Они были полностью обнажены друг перед другом. Как в прямом смысле слова, так и в плане чувств, которым больше не могли сопротивляться. На это нужны силы, которых больше не было.

Силы, которые без остатка забрали Олимпийские игры.

========== Привет, надежда? ==========

19 февраля, номер Евгения. 03:40.

Громов проснулся в четвертом часу ночи от беспокойного сна. Он резко открыл глаза, делая глубокий вдох. Фигурист тут же забыл, что именно видел в ночном кошмаре, но неприятное чувство тревоги, клубившееся внутри, и фантомный запах гари в носу давали ему понять примерное содержание сна. Евгений провел ладонью по обнаженной спине Тани, которая мирно спала на его груди, а затем запустил пальцы в её длинные волнистые волосы, ощущая их мягкость. Спокойная, красивая, маленькая. Громов поймал себя на мысли, что хочет, чтобы она была такой всегда, а не стремилась прыгать выше головы своим пренебрежением к собственным травмам и желанием превозмогать боль. Евгений максимально аккуратно, стараясь не разбудить партнершу, ушёл в душ, чтобы попытаться смыть с себя остатки ночного кошмара.

Теплые капли воды побежали по его коже, вызывая приятную дрожь по уставшему телу. Громов приложил ладони к стеклянной стенке душевой кабины, а затем наклонил голову, подставляя под воду свою шею и исцарапанную Таней в порыве страсти спину.

Евгений думал, что им делать дальше. Как ему быть. Что делать с тем, что отрицать их отношения уже, как минимум, глупо. Но и принять их Женя не мог по двум причинам. Во-первых, он попросту не умел состоять в серьезных отношениях. Вся его жизнь с раннего детства состояла из тренировок, а не свиданий и совместных походов по магазинам или поездок к родителям. Он знал, что, когда уйдет из спорта, ещё долгое время будет чувствовать себя так, будто начнет учиться ходить заново. Он — машина по добыванию медалей. Он не умеет существовать без соперничества, без регулярного физического изнеможения, без постоянного увеличения нагрузок, так как организм слишком быстро привыкал к текущим.

Во-вторых, он уже много лет не чувствовал себя уязвимым. Но Таня сделала его таким. Она была сродни его прострелам в спине. Раньше только они периодически напоминали Евгению, что он всего лишь человек и его век в спорте далеко не вечен. Теперь появилась ещё и Татьяна. Сначала как слабая партнерша, которая ставила под сомнение победу даже на чемпионате Европы, а затем как женщина, влюбившая в себя Громова. Того самого всесильного Громова, который теперь боялся потерять её, боялся, что вновь испытает боль, которую даже с годами ничем нельзя заглушить. С Таней он чувствовал себя живым. Чувствовал себя человеком. И это ему не нравилось.

За всеми этими размышлениями и шумом воды Евгений не заметил, как Таня прошла в ванную.

— Я замерзла без тебя, — тихо сказала она, оставив одеяло, которое было на плечах, возле раковины, и заходя в душ к Жене. Положила ладонь на его поясницу, где виднелись шрамы, но даже прикосновения её холодных пальцев не вырвали фигуриста из раздумий. Она предпочла промолчать о том, что, помимо холода, разбудила её боль в плече, вернувшаяся после окончания действия обезболивающего, и странная неспособность сделать глубокий вдох.

Евгений неожиданно вздрогнул, будто проснулся, а затем медленно выпрямился и повернулся к партнерше.

— Это я тебя… так? — смущенно спросила Алексеева, успев заметить длинные красные царапины на спине Жени. Теперь она видела, как капли стекают по его лицу, срываются с волос и соблазнительно тянутся по шее и плечам, направляясь вниз.

— Ну, уж точно не Мельников, — едва заметно улыбнулся он, а затем провел ладонью по щеке Тани, убирая прилипшие к ней пряди волос, которые стремительно становились мокрыми под струями воды. — Кто был твоим первым мужчиной?

Несколько секунд его партнерша молчала, совсем не ожидая такого вопроса. Она видела требовательный взгляд Жени и не знала, как ответить.

— Почему ты спросил? — растерялась Таня.

Евгений поджал губы, чувствуя, что его начинает одолевать злость. В порыве желания он об этом не думал, но сейчас, когда наваждение немного спало, он понимал, что ревнует Татьяну к… её прошлому.

— Я хочу знать.

— В этом ничего важного нет, — качнула головой Таня, делая шаг назад и собираясь выйти из душа. Боль из плечевого сустава начинала разливаться по всей правой руке, а неприятное, сдавливающее ощущение в грудной клетке мешало нормально дышать. И высокая влажность, царившая в душе, только усложняла попытки сделать нормальный вдох.

— Куда ты собралась? — окончательно разозлился Громов, выглядывая из душевой кабины.

Татьяна, здоровой рукой прижимая к груди полотенце, бросила взгляд на Евгения. Она видела, что тот сильно нахмурил брови, и ничего хорошего это сулить не могло.

— Ты спросил о том, что было давно и уже не имеет значения, — тихо начала она, опустив взгляд на кафельный пол. — Но за всё время после победы ты так и не спросил, как я себя чувствую, как моё плечо.

Громов тяжело вздохнул. Таня была права. Он действительно ни разу не осведомился о её самочувствии, зато десяток раз мысленно проклял за ложь.

— Я зайду к Антону, — предупредила партнера Таня, выходя из ванной и оставляя его в одиночестве.

***

Татьяна возвращалась от врача, которого была вынуждена разбудить посредине ночи. Благо, Антон всегда добросовестно относился к своей работе, а потому сразу же направился вместе с фигуристкой в свой кабинет. Она вскользь пожаловалась на странные ощущения при дыхании, и он, посчитав такой симптом нетипичным для травмы плеча, предложил сделать рентгенограмму грудной клетки. Неожиданностью для них обоих стали небольшие, но отчетливо видневшиеся на снимке трещины в нижних ребрах Тани.

Алексеева знала, что это классическая травма партнерш, которую легко получить, падая с подкрутки в руки партнера, который всегда стремится крепко схватить её как раз в районе нижней пары ребер. Но ничего неприятного в момент последней выполненной подкрутки вчера вечером не ощутила. Возможно, она была слишком погружена в мысли о плече и носовом кровотечении Жени, но сознание подбрасывало другую причину, которая была истинной. Неприятные ощущения при дыхании появились у неё не после проката, а после, судя по всему, слишком бурной ночи, когда Громов не смог контролировать свою силу.

Радовало в сложившейся ситуации только то, что подобные трещины, по словам Антона, зарастут самостоятельно при достаточно консервативном лечении, включающем в себя ограничение тренировок и постельный режим. Врач также упомянул о мягком корсете, который Тане было бы неплохо надеть, но решил, что пропишет его фигуристке уже после предстоящей ей сегодня вечером операции.

Алексеевой не хотелось возвращаться в номер к Жене и не хотелось рассказывать о трещинах. Говорить сейчас с ним хотелось только о том, что происходит между ними, и может ли Таня продолжать лелеять надежду о том, что у них всё будет хорошо. Но сама она едва ли могла начать разговор на эту тему…

Фигуристка открыла дверь в свой номер и, включив свет, обомлела на пару секунд. В её постели, лежа на спине, спал Евгений. И спал, похоже, очень крепко, учитывая то, что даже свет не заставил его проснуться. Тане на секунду показалось, что она перепутала двери и зашла в номер Жени. Она огляделась вокруг, находя взглядом и свой фиолетовый чемодан, и свои вещи. Она действительно в своем номере. И Громов этим решением прийти сюда, похоже, дал своей партнерше возможность продолжать лелеять ту самую надежду на их светлое совместное будущее. Таня улыбнулась и принялась раздеваться, чтобы лечь рядом.

***

Таню разбудил настойчивый стук в дверь. Она приподнялась и посмотрела на Евгения, который продолжал спать, уткнувшись лицом в подушку. Его партнерша накинула халат на плечи и подошла к двери, но открывать не спешила.

— Да? — несмело и тихо спросила она, оглянувшись назад на Громова, боясь его разбудить.

— Таня! — обратилась к ней Калинина, стоявшая в коридоре. — Женю не видела? Я стучала в его номер, но…

— Он спит, — не лгала Алексеева. — Он вчера ужасно устал, ты ведь понимаешь. Я думала, что у нас сегодня выходной…

Алиса несколько секунд молчала.

— Выходной, — согласилась она. — И я хотела прогуляться с Женей.

«Прогуляться? С Женей? Только вдвоем?» — Таня подозрительно нахмурила брови. Такое ей не нравилось.

— А почему ты разговариваешь шепотом? — поинтересовалась Алиса, заставляя свою собеседницу зажмуриться от неловкости сложившейся ситуации.

— Стены здесь такие тонкие, — попыталась выкрутиться Таня, снова оглянувшись на своего партнера. — Боюсь разбудить Женю.

— А я бы очень хотела это сделать, — недовольно произнесла Калинина, бросив взгляд на соседнюю дверь в номер Громова. — Ладно, если вдруг увидишь его раньше меня, передай, чтобы нашел меня.

— Да, конечно, — кивнула Татьяна, поймав себя на мысли, что её напрягает эта возможная прогулка Жени с Алисой. За последние дни Олимпийских Игр она настолько была погружена в их соревновательную часть, что взаимоотношения с кем-либо, кроме Жени, отошли на второй план. И сейчас, когда голову больше не занимали мысли о выступлениях, всё начинало возвращаться на свои места. Но теперь она понимала, что Женя не уйдет к Алисе. Он просто уйдет из спорта. Навсегда.

Алексеева подошла к постели и, откинув халат на небольшое кресло, вернулась под одеяло, положив голову на спину Громова в район лопатки.

— Штирлиц ещё никогда не был так близок к провалу, — едва сдерживая смех, произнес Евгений, заставляя Таню отпрянуть от себя.

— Ты не спал? — разозлилась она. — Почему не сказал? Я бы не стала разговаривать с Алисой шепотом!

— А мне было интересно, — сквозь смех начал пояснять Громов, переворачиваясь на спину, — как ты выкрутишься. Почему не сказала, что я у тебя? Ты что, меня стесняешься?

— А с какой, собственно, стати, ты вообще явился ночью в мой номер? — парировала Татьяна.

— А то, что ты так прижалась ко мне пару секунд назад, это проявление протеста против моего появления? — заинтересованно дернул бровью Евгений, по-кошачьи самодовольно улыбаясь.

— Да! — как можно решительнее ответила Таня, понимая, что это звучит ужасно глупо.

— Тебя никто не отпускал! — возразил Громов, резко схватив партнершу за талию и потянув на себя. Однако такое прикосновение заставило Таню испытать боль, и она с трудом, но откинула от себя руку Евгения, всё же вставая с постели.

— Что-то не так? — не понял он.

— Не очень себя чувствую, — пояснила Таня, неловко накидывая на себя халат. Ей было необходимо принять душ и привести себя в порядок. Сегодняшний день, хотя он и начинался непривычно поздно по меркам профессиональных спортсменов, обещал быть не из легких. Татьяне и Евгению предстояло дать интервью для канадского журнала, а затем Алексеевой необходимо отправиться в больницу.

***

Евгений, сославшись на то, что глупые вопросы канадских журналистов напрочь отбили у него аппетит, отправился в свой номер, не собираясь обедать в компании Татьяны и Ксении. И это очень обрадовало Исаеву, которой не терпелось многое обсудить с подругой, а вот Алексеева своих чувств понять не могла. После вчерашнего она чувствовала себя так, будто они с Женей вновь вернулись на ту стадию, когда они даже между собой отрицали своё истинное отношение друг к другу. Она боялась говорить о трещинах, полагая, что он станет винить себя и ещё больше отдалится. И боялась, что ей придется провести в больнице несколько дней без него. А Женя останется здесь, в Олимпийской Деревне, в которой все представительницы слабого пола смотрели на него с восхищением, многократно усилившимся после вчерашней победы.

Вопросы Ксении были настойчивыми и шли один за другим, автоматной очередью обрушиваясь на Татьяну. Ей пришлось рассказать про плечо и, конечно, от вопросов про отношения с Громовым увильнуть не удалось. Но Алексеева и сама не знала, что может ответить по этому поводу.

Когда волонтеры сообщили, что за Таней приехала машина, Ксения крепко обняла её на прощание и услышала, как та застонала от боли. Алексеевой пришлось рассказать и про трещины в ребрах. Но для подруги она выбрала ту версию, в которой эта травма произошла во время проката. И то, что Ксения в это поверила, очень радовало.

Евгений не вышел её проводить, а просить самой было бы как-то странно. Татьяна чуть запрокинула голову, бросив взгляд на дом сборной России, а затем села в машину, которая увезла её в клинику.

***

Таня медленно открыла глаза. В них сразу же ударил яркий утренний свет. Этот зимний день в Ванкувере обещал быть солнечным, кажется, впервые за всю Олимпиаду. Фигуристке стало жаль, что сегодня она не сможет прогуляться по городу. Крайне обидно иметь свободные от соревнований и тренировок дни, которые можно было бы посвятить новым впечатлениям, но не иметь при этом возможности покинуть палату.

Вчера вечером она пришла в себя после наркоза, и её навестил Антон. Сегодня же она надеялась увидеть Женю, но его не было. Татьяна сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться и не расстраиваться сильно, но в нос ударил сладкий цветочный запах.

Она повернула голову влево и обнаружила на прикроватной тумбочке большой букет красных роз. Бледные губы Тани растянулись в счастливой улыбке. У неё не оставалось сомнений в том, от кого были эти цветы. Она протянула здоровую руку к тумбочке, взяв с неё записку.

«Привет, Плюша. Антон запретил мне тревожить тебя вчера. И я разругался с ним по этому поводу. Похоже, мне стоит начинать учиться самостоятельно колоть себе блокады.

Единственное, в чем мы сошлись, так это в том, что необходимо забрать у тебя телефон, чтобы ты отдыхала, а не пыталась ответить всем болельщикам.

Но я всё же смог передать тебе букет через медсестру после его ухода.

Как думаешь, согласилась бы она это сделать, если бы я не был Олимпийским Чемпионом?

Когда тебя увезли в клинику, Ксюша явилась ко мне в номер с миссией правосудия. Она вопила, что я — бесчувственная сволочь, потому что треснул тебе ребра и не испытываю раскаяния по этому поводу. Сначала я не понял, о чем идет речь. Но позже до меня дошло. И я захотел убить тебя.

А потом сбился со счета, сколько раз я ловил себя на этом желании за всё время, что мы знакомы.

Я знаю, что это произошло не во время проката. И могу понять, почему ты решила мне не говорить.

Ты была в моих руках столько раз, и я знал, что ты хрупкая, но не подозревал, что настолько.

Впредь обещаю быть аккуратнее.»

Татьяна счастливо улыбнулась, прикрывая глаза и давая себе насладиться ощущением тепла, разливающегося по телу. Она сильнее сжала в ладони листок бумаги, незаметно для себя вновь проваливаясь в сон.

***

Таня открыла глаза, замечая, что за окном уже темнеет. Она мысленно прокляла себя за то, что проспала весь день. Её измученный организм сейчас с большой жаждой набирался сил посредством сна. На кровати, в районе ног, Таня обнаружила очаровательного плюшевого котенка, а на полу — ещё три букета. И это было свидетельством того, что её навещали.

«Ну почему вы не могли разбудить меня!» — мысленно сокрушалась Таня, с трудом поднимаясь с постели.

Прооперированное плечо отзывалось ноющей болью, а вот неприятных ощущений в ребрах не было. Похоже, на них хорошо сказались два дня постельного режима.

Из трех букетов, в каждом из которых была записка, Татьяна в первую очередь выбрала тот, что был самым большим и вновь состоял из красных роз с крупными бутонами.

«Мы с Алисой попытались перебрать всё то, что передали нам болельщики. Но игрушек оказалось слишком много. Разобрали лишь два пакета из девяти. Этот кот показался мне самым милым. Разрешаю тебе оставить его себе. Со всем остальным поступим также, как и в прошлый раз. Если ты не против, конечно. Мне уже звонили ребята. Они наперебой поздравляли нас и постоянно отнимали друг у друга телефон. Всё, что я понял, так это то, что все девочки теперь мечтают быть красивыми, как «принцесса Таня», а все мальчики хотят быть сильными, как «дядя Женя». Не знаю, что обижает меня больше — то, что ты «принцесса», а я «дядя» вместо, казалось бы, более подходящего тебе в пару «принца», или то, что ты спала, когда я пришел.

Поправляйся скорее. Если я ещё раз схожу с Томасом за местными бургерами, то скоро стану обладателем идеальной фигуры в форме шара.»

Татьяна засмеялась. Учитывая любовь Жени к физическим нагрузкам и быстрый обмен веществ, бургеров он мог есть сколько угодно. Упоминание Алисы вначале записки было не очень приятным. Таня ощутила странную ревность. Это ведь их с Женей подарки. Они должны были разбирать их вдвоем. Но последующее содержание заставляло улыбнуться и вспомнить о том, что Женя все мягкие игрушки отвозил в детский дом. Он рассказал ей об этом после чемпионата Европы, когда Таня не обнаружила у него дома пакет с ними. Громов шутил, что если оставлял бы всё, что за многие годы подарили ему болельщики, дома, то эти игрушки давно выселили бы его из собственной однокомнатной квартиры. И, возможно, добрались бы и до его соседей, выставив в подъезд и их. Теперь ей как никогда хотелось поехать к детям вместе с ним и посмотреть, как Женя взаимодействует с ними.

В небольшом букете малиновых альстромерий Татьяна нашла записку от Ксюши.

«Помнишь, в детстве у нас были одинаковые браслеты? Теперь у нас есть одинаковые золотые медали Олимпийских Игр!

Без тебя мне ужасно скучно, крошка!

Не знаю, как наша сборная вообще существовала до твоего включения в неё. С тобой всё встало на свои места. С тобой даже Громыч стал улыбаться чаще! Ну не чудо ли?

Ты не переживай, я ему всыпала по первое число за твои ребра! Тоже мне, звезда Больших и Малых! Всё время кичится своей опытностью, а умудрился треснуть ребра при твоем выходе из подкрутки. Двухметровое сексуальное позорище. На правах капитана я ещё подумаю о том, стоит ли вообще оставлять его в сборной после такого…

Поправляйся скорее, целую тебя!»

— Двухметровое сексуальное позорище, значит, — вслух произнесла Татьяна, пытаясь сдержать смех. С первыми двумя словами спорить было глупо. А в том, что Ксюша станет олимпийской чемпионкой, у неё изначально не было никаких сомнений. Только было ужасно досадно от того, что Таня не была рядом с ней в миг её победы.

В последнем букете кустовых роз кремового оттенка фигуристка обнаружила конверт с эмблемой Федерации Фигурного Катания на Коньках России.

«Поздравляю с присуждением звания Мастера Спорта Международного Класса! Вручение состоится в Москве, а пока набирайся сил. С Громовым они тебе понадобятся.

С уважением, член исполкома ФФККР по Ленинградской области Мельников А. А.»

Татьяна сделала глубокий вдох, пытаясь унять неожиданно одолевшее её волнение. Она теперь — Мастер Спорта Международного Класса! Этим званием награждают спортсменов, отличившихся на международных соревнованиях. Да, у Громова уже давно было не только это звание, но и звание Заслуженного Мастера Спорта, которого удостаивались спортсмены, внесшие большой вклад в спорт. Но для Тани и это её звание было на данный момент несказанно приятным. Ей было интересно, знал ли об этом Женя и гордился ли он ею?

***

— Они решили, что ты одобришь это решение, — пожал плечами Антон, сидя на стуле возле постели Татьяны. Сегодня, в день закрытия Олимпийских Игр, Евгению и Татьяне предложили пронести флаг России на торжественной церемонии. Так как Таня участвовать в этом не могла, Громов не раздумывая отказался, но Ксения заставила его согласиться, полагая, что Таня была бы «за» такое.

— Да, — кивнула она, заставляя себя улыбнуться и мечтая о том, чтобы командный врач скорее ушел, оставив её наедине с собой. Конечно, Женя был достоин такой чести, но ей нестерпимо хотелось в такой момент быть рядом с ним. Но пока у неё оставался лишь один повод улыбнуться — скорая и долгожданная встреча с партнером, которая состоится уже завтра, когда её отвезут в Олимпийскую Деревню, а затем вся сборная отправится домой, в Россию.

А пока ей вновь предстояло остаться одной, находясь, казалось бы, в самом центре олимпийского Ванкувера, но оставаясь в стороне от всего происходящего.

Татьяна проводила Антона взглядом и тяжело вздохнула, полагая, что это — наказание ей за её ложь. Она заслужила сидеть здесь, когда вся жизнь — там.

========== Когда Бог становится человеком… ==========

22 февраля, аэропорт Ванкувера. 16:00.

Татьяна, находясь в очереди на регистрацию, устало приложила голову к предплечью стоявшего рядом Жени. Сегодня утром, когда её привезли из клиники, он встретил партнершу у дома сборной России. Долгожданная встреча с ним обрадовала, заставляя позабыть о той грусти, что царила у неё на душе во время нахождения в больнице. Но нормально побыть вдвоем партнерам не дали. Прежде чем отправиться в аэропорт, было необходимо дать ещё два интервью, а затем торопливо собирать вещи. В те минуты, когда фигуристы могли обменяться парой фраз, Евгений, с подачи Татьяны, рассказывал о церемонии закрытия и финальном хоккейном матче.

— Устала? — наклонил к ней голову Евгений, едва заметно улыбнувшись. — За несколько дней успела отвыкнуть от сумасшедшего ритма, в котором мы жили два месяца?

Татьяна прикрыла глаза, обнимая Громова за руку. Она не устала. Она соскучилась. По нему, по его запаху, по его рукам, по ощущению его рядом с собой. И пусть им до сих пор не довелось обсудить всё, что произошло, но именно сейчас, когда низкий уровень Евгения в крови дал остро о себе знать, Тане было плевать, что подумают другие.

— Я тоже соскучился, — мягко произнес Громов, с трудом находя в себе силы, чтобы признаться в подобном.

Его партнерша счастливо улыбнулась, а затем открыла глаза, чуть отстраняясь от него и оглядываясь по сторонам, рассматривая товарищей по сборной, которые улыбались, фотографировались и оживленно что-то обсуждали, то и дело прерываясь на смех. Ей не хотелось улетать из Ванкувера, не хотелось, чтобы олимпийская сказка, которая порой была очень жестокой, заканчивалась. Она не знала, что будет ждать их в России. Не знала, будет ли она продолжать жить с Женей. По-хорошему, ей стоило найти себе другую квартиру, особенно учитывая то, что после победы на Олимпийских играх ей были гарантированы огромные призовые, на которые в Москве можно снять не только небольшую квартиру, но и достаточно внушительные апартаменты. Но даже при самом рациональном взгляде на эту ситуацию, Татьяна не хотела съезжать от Жени, хотя краем сознания понимала, что сделать это необходимо. Официально она Евгению только партнерша. И как партнерша она уже достаточно хорошо финансово обеспечена, чтобы жить самостоятельно.

Но, помимо мыслей о жилье, Таню пугала и мысль о предстоящем чемпионате мира, который завершал собой сезон фигурного катания. Таня боялась спрашивать Женю о том, когда они вернутся в тренировочный график, чтобы начать готовиться к чемпионату. Она знала, что Громов сразу же разозлится по поводу её плеча и, скорее всего, либо обрубит этот разговор, либо вновь припомнит ложь партнерши, которая впоследствии привела к осложнению и операции. Она очень не хотела упускать возможность провести ещё один чемпионат в паре с Женей. Мысли о следующем сезоне пугали, поэтому она желала думать о предстоящем чемпионате мира и всеми силами цеплялась за него, как за спасательный круг, который вновь заставит их проводить всё время вместе и, возможно, спасет их отношения.

Члены сборной России, тем временем, по мере прохождения регистрации, начинали занимать места в салоне самолета. Ксения, устроившись возле иллюминатора, взяла в руки телефон, пользуясь тем, что Дима в этотмомент убирал их сумки на верхнюю полку. Однако, к ужасу одиночницы, её молодой человек, занимая соседнее место, успел увидеть то, что было на экране.

— Громоотвод? — успел прочесть Дима, наклоняясь к ней, желая разглядеть получше. — Что это ты там такое читаешь?

Ксения на несколько секунд замешкалась. Она выключила дисплей телефона, неловко приложив его к груди, и с большой долей смущения, обычно совсем не свойственного этой фигуристке, посмотрела на Диму.

— Что там такое? — уже без улыбки переспросил он, удивляясь подобной реакции Ксении.

— Фанфик, — виновато вздохнула она. — Про Женю и…

Ксения на несколько секунд поджала губы, мысленно убеждая себя в том, что если она Диме действительно нравится, то и такое маленькое хобби он должен будет принять.

— Вот, — она включила телефон и протянула его Диме, с опаской наблюдая за его реакцией.

Громоотвод +297

Фэндом: Фигурное катание

Пэйринг и персонажи: Арсений Мельников/Евгений Громов

Рейтинг: NC-17

Жанры: PWP

Размер: Драббл, 7 страниц, 1 часть

Статус: закончен

Дмитрий, ничего не понимая, нахмурил рыжие брови. Какие-то странные цифры, какие-то непонятные аббревиатуры. Из знакомых слов здесь было разве что «фигурное катание» и имена хорошо известных ему спортсменов.

— А почему между Арсением и Евгением такая черта? Они тут… Партнеры? А Мельников, раз указан первым, выступает в роли партнерши? — предположил Дима, а затем перевел взгляд на Ксению, которая от такой «догадки» залилась смехом.

— Они тут партнеры, — сквозь смех с трудом смогла начать отвечать Ксюша. — Но боюсь, что не на льду.

Глаза Дмитрия шокированно округлились. Картинка, предложенная воображением, совсем не радовала.

— Не подумай, что я фанат именно такого, — попыталась успокоить его одиночница. — Я просто мониторю, что пишут о нас фанаты.

— Надеюсь, что про меня ничего такого нет, — покачал головой Дмитрий, даже не приступая к чтению шедевра, показанного Ксенией.

— Сначала я отправлю ссылку на это Тане, а потом посмотрим, есть ли о тебе что-нибудь.

Пока Дима молился всем богам, чтобы ничего подобного с его участием на просторах интернета не оказалось, Ксения послала это творение Тане, сидевшей рядом с Женей. Одиночница встала с кресла, обратив на себя внимание подруги и попросив её проверить сообщения. Когда Татьяна открыла ссылку, то и её, после первоначального удивления, накрыл смех. Она не смогла сдержаться и протянула телефон Громову. И если первые пару строк он прочитать смог, то когда «уверенные руки Арсения потянулись к ремню Евгения», Громова перекосило.

— Твою же мать, — протянул он, отдавая Тане мобильный и бросив на его обладательницу недовольный взгляд. — Что это за мерзость?

— Это всё Ксюша! — переложила ответственность на подругу Таня.

— Не переживай, Женя, — поспешила успокоить его одиночница, едва сдерживая смех. — Больше всего пишут про тебя с Таней.

— Отлично, — натянуто улыбнулся он. — Скинь мне парочку таких шедевров.

— Зачем? — не поняла сидящая рядом с ним Алексеева.

— Сексом нам редко можно заниматься, — тише пояснил Громов своей партнерше, лукаво улыбаясь. — Так хоть читать про него буду.

Пока Таня, услышав ответ Евгения, смущенно отвернулась к иллюминатору, за которым виднелась взлетная полоса и здание аэропорта, Ксения рассылала всем членам сборной, которые уже заняли свои места в салоне, злосчастную ссылку. Женя, начиная слышать смех со всех сторон, понял, что к чему.

— Ты подписываешь себе приговор, — с напускной угрозой в голосе констатировал он, обращаясь к одиночнице.

— Ты был у меня в долгу, сам говорил, — напомнила ему Ксения. — Я уберегла тебя от участи капитана сборной.

— Ладно, в подобной порнографии с Мельниковым позора всё же меньше, чем в должности капитана, — задумчиво ответил Женя, заставляя Таню засмеяться, а её подругу — недовольно нахмуриться.

— Мда-а, Громов! — раздалось откуда-то сзади. — Надо было на церемонии закрытия тебе дать не российский флаг, а радужный!

Все присутствующие в самолете спортсмены заливались смехом, а те, что только заходили, не понимали, о чем идёт речь. Среди них был и Мельников, заходящий в салон в числе последних.

Евгений повернул голову назад, выглядывая в проход между рядами кресел и находя лыжника, от которого исходила последняя фраза.

— Ты просто завидуешь, — самодовольно произнес он, — что Мельников отдался мне, а не тебе!

Таня, заметив, что до них дошел и сам Арсений, нервно одернула Женю за рукав олимпийки, чтобы тот развернулся.

— Кому я, простите, отдался?! — побагровел от услышанного Мельников, встречаясь взглядом с Громовым, который был на грани того, чтобы расхохотаться.

***

Девять часов крайне утомительного перелета с одного континента на другой были позади. Большинство спортсменов спали, пытаясь найти максимально удобную для этого позу, но в условиях самолета сделать это было не так-то просто.

Когда самолет начало трясти, Евгений резко открыл глаза, надеясь, что это очередной ночной кошмар. Он огляделся по сторонам, отмечая, что происходящее разбудило ещё некоторых его коллег, но занимавшая соседнее место Таня продолжала мирно спать, прикрывшись красным пледом. Самолет продолжало трясти, и Громов почувствовал, как сердце в груди начало учащенно биться, отдавая пульсацией по всему телу вплоть до кончиков пальцев. Он попытался сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Евгений поднялся со своего места и в полумраке салона направился к Алисе. Его бывшая партнерша спала, наклонив голову к правому плечу. Будить её не хотелось, но и продолжать испытывать с трудом подавляемое чувство страха желания не было тоже.

Однако таблеток от Алисы он не дождался. Она ответила, что тот прекрасно выглядит и отлично себя контролирует, а затем послала на свое место. Громов уже собирался будить Антона, но вспомнил о том, как крупно они повздорили из-за его запрета на посещение Тани. Выхода не оставалось, и Евгений вернулся на свое кресло, делая медленный глубокий вдох, рассчитывая, что турбулентность скоро закончится вместе с его бешеным сердцебиением. В нос ударил фантомный запах гари. Страшный, горький, вызывающий тошноту, которая подкатывала к горлу, вынуждая как можно чаще глотать слюну.

Громов наклонился к Тане, уткнувшись носом в её темные, волнистые волосы. Он сделал глубокий вдох, ощущая, как запах гари сменяется сладким, успокаивающим ароматом миндаля. Ощутив горячее дыхание Жени, Таня проснулась. Она повернула голову к партнеру и увидела его глаза, которые были, казалось, больше обычного. И блестели они как-то иначе. Громов сейчас выглядел как испуганный подросток, всеми силами пытавшийся не показать свою тревогу. Несколько секунд партнеры, чьи лица находились на расстоянии считанных сантиметров, смотрели друг другу в глаза, но затем Евгений отстранился, откидываясь на спинку своего кресла.

— Ты в порядке? — тихо поинтересовалась Таня, положив свою ладонь на запястье Жени и почувствовав, что его рука непривычно холодная.

— Да, — коротко ответил Громов, нервно сглотнув, пытаясь избавиться от кома в горле. Но Таня сдаваться была не намерена. Она вспомнила его разговор с Алисой в самолете по пути в Ванкувер и то, что Калинина отобрала у него таблетки. Сегодня, перед взлетом, он их не принял. Маленькие кусочки пазла под названием «зачем Жене таблетки» начинали собираться в единую картинку. И турбулентность, которую теперь ощущала и Таня, только подтверждала сформировавшуюся в её голове версию.

— Ты боишься летать? — несмело спросила она, продолжая смотреть на профиль партнера.

Громов молчал. Меньше всего ему хотелось, чтобы именно Таня узнала о его страхах. Для неё хотелось оставаться всегда сильным и всемогущим чемпионом Громовым, а не простым смертным Женей, у которого больная спина и аэрофобия. Таня едва заметно кивнула, понимая, что прямого ответа от Евгения не дождется. Но он был и не нужен. Она скинула с себя плед, неожиданно для своего партнера забираясь к нему на колени.

— Представь, что мы на льду, — тихо произнесла Таня, обхватив запястья Громова и обняв себя за талию его руками.

Евгений усмехнулся, не поверив в то, что это сможет отвлечь его, и не осознавая, что подобные действия Тани уже заставили его переключиться.

— Закрой глаза, — попросила Алексеева, сделав это и сама.

Громов вздохнул, прикрывая веки.

— Мы на льду, — напомнила Таня, положив свои ладони поверх больших и уже теплеющих ладоней Жени.

— Это я понял, — проворчал Громов.

Алексеева недовольно подпрыгнула на его коленях, призывая не вредничать.

— Аккуратнее, пожалуйста, — улыбнулся он, всё ещё не открывая глаз. — Иначе мы сейчас будем в «кровати».

Таня вздохнула с напускным недовольством, порываясь встать с коленей Жени, но знала, что он не даст ей этого сделать. Так и произошло. Громов сильнее сжал ладони, не давая сдвинуться.

— Простите, — произнес он. — Я готов продолжать наш сеанс психотерапии.

— Ты слышишь скрежет льда, — мягко продолжила Таня. — Чувствуешь потоки холодного воздуха от быстрого скольжения. Чувствуешь большую скорость и силу в своих мышцах.

Евгений сделал медленный вдох, а затем поджал пальцы на ногах, будто действительно был сейчас в коньках — плохая привычка фигуристов, пагубно влияющая на их ступни.

— Я в высокой-высокой поддержке, — продолжала Таня. — Всё, что держит меня — твои руки. Думай об этом. Ты ведь не хочешь меня уронить?

— Не хочу, — спокойно отвечал Женя, чувствуя, как страх оставляет его. — И не уроню никогда.

***

23 февраля, аэропорт «Домодедово». 22:30.

Огромный зал столичного аэропорта был набит людьми до отказа. Здесь были и болельщики, и журналисты, и члены семей прилетевших атлетов. Особое внимание уделялось спортсменам, вернувшимся в статусе олимпийских чемпионов. Перед большими объективами камер операторов и маленькими камерами в телефонах огромного количества болельщиков они предстали в крайне усталом виде после долгого перелета. Однако им было необходимо улыбаться, кратко, но всё же делиться впечатлениями от прошедшей Олимпиады и радоваться возвращению на Родину.

Татьяну и Евгения не хотели отпускать дольше всех. Их удивительная, покорившая весь мир, история того, как они стали парой, была лакомым кусочком для каждого представителя СМИ. К Алексеевой и Громову, после оглушительной победы на Олимпийских играх, интерес проявляли даже люди, максимально далекие от фигурного катания и спорта, потому что они цепляли не только как большие профессионалы своего дела.

Пока Женя отвечал на вопросы о своих ощущениях сразу после оглашения баллов, Таня то и дело бросала взгляд на коллег по сборной, которых приехали встречать их семьи. Вот — лыжника Александра обнимала его жена и маленькая дочка, а неподалеку от них родители целовали свою дочь, ещё совсем юную, но уже добившуюся серебряной медали в биатлоне.

Таню удивляло то, что она ничего не знала о родителях Громова. Он, как бы не хотелось этого признавать с позиции её женской гордости, поистине великий спортсмен, уже оставивший значительный след в истории мирового спорта. Он — феномен фигурного катания. И было странным то, что его родители никак не давали о себе знать, ведь они должны несказанно гордиться сыном. Таня ни разу не слышала, чтобы он говорил с ними и никогда ничего о них не рассказывал. Это обижало с той точки зрения, что с мамой Тани Евгений, пусть и только по телефону, но всё же был знаком. И она уже ждала их «обоих» в гости. Таня впустила его в свою жизнь, в свою семью, в своё сердце. А он?..

***

Жизнь после Олимпийских игр отдаленно напоминала Тане её прежнюю жизнь, но всё же таковой больше не являлась. Теперь они с Женей — медийные лица. Их желали все. Все телеканалы, все журналы, все спортивные и не очень бренды. Про болельщиков и вовсе не хотелось думать. Казалось, они были везде. Заехав поздно вечером после очередной съемки для журнала в кафе, олимпийские чемпионы застряли там на полтора часа, давая автографы и фотографируясь со всеми желающими, поток которых был бесконечным.

Тане всё ещё были запрещены тренировки, и она злилась, когда Громов уходил тренироваться один, аргументируя это тем, что не хочет потерять форму. Пару дней назад он рассказал своей партнерше, как разнесло Мельникова, когда тот ушел из профессионального спорта, и как много времени ему понадобилось, чтобы вернуться в нормальный вид. После этой истории Алексеева, оставшаяся без физических нагрузок, сильно ограничила себя в еде и ела только в присутствии Громова, когда они либо возвращались с очередных съемок, либо когда Евгений приходил домой после тренировок, и Таня встречала его ужином. Готовка не давалась ей так виртуозно, как это было в случае с её мамой, но путь к сердцу мужчины, даже если он — профессиональный спортсмен, лежит, как известно, через его желудок. И поэтому свободное время, которое Таня проводила в одиночестве в квартире Жени, она посвящала просмотру кулинарных каналов.

Однако постепенно такая жизнь начала надоедать. Она чувствовала себя за бортом. И была за ним в прямом смысле этого слова, если за борт принять ограждение ледовой площадки, на которой она уже очень давно не была. От Жени она слышала истории о том, как зашивается сейчас Алиса, которую Ольга Андреевна загрузила малышами. После Олимпийских игр в секциях фигурного катания наблюдался настоящий «бум». Но про их взаимоотношения и про квартирный вопрос они с Женей всё ещё не поговорили. Евгений продолжал спать на полу, невзирая на то, что его диван с легкостью можно было разложить, чтобы уместиться на нем вместе с Таней. Вместо этого он вновь продолжал возводить между ними какую-то невидимую стену.

Таня понимала, что теперь у неё есть деньги, и она должна съехать от Громова, а он, в свою очередь, не хотел её отпускать, но и не знал, под каким предлогом оставить у себя. Поэтому они молчали, откладывая этот разговор в «долгий ящик», не предполагая, какие последствия это может иметь.

Сейчас фигуристы возвращались домой с рекламной съемки для «Адидас» на новой машине Громова — белом удлинённом внедорожнике, от которого Евгений был совершенно без ума. Такой же автомобиль получила на приеме в Правительстве и Татьяна, однако он пока стоял в гараже без дела. Но и она оценила его по достоинству. С женской точки зрения приятным сюрпризом был салон из белой кожи, внутренняя отделка под дерево и общие немаленькие, впечатляющие габариты машины.

Но ещё более приятным для фигуристки был новый статус Мастера Спорта Международного Класса и не менее приятный статус миллионера, учитывая огромные призовые, полагающиеся и за золотую медаль в личном зачете, и за серебряную медаль в командном.

— Я соскучилась по льду, — призналась Татьяна, несмело повернув голову к Громову, сосредоточенному на дороге.

Но Евгений ничего не отвечал, не зная, что сказать. Что она сама виновата в том, что сейчас сидит дома или на очередных съемках и занимается чем угодно, кроме спорта? Вряд ли такой ответ её бы порадовал.

— Очень соскучилась, Женя, — ещё раз произнесла Таня, вкладывая в свою интонацию явственно слышимую мольбу.

Громов раздраженно поджал губы. Его злила эта ситуация. Чемпионат Мира начинается уже двадцатого марта, а Таня с момента возвращения в Москву ни разу не ступала на лёд. Евгений боялся, что она потеряет форму и это скажется на прокатах. Но что он мог ей сказать? Он не хотел лишний раз открывать рот, полагая, что сорвется и выскажет всё, что он думает и о ней, и о сложившейся ситуации. И даже секс не спас бы положение.

— Женя, пожалуйста, — тише сказала Таня, будто не замечая того, что у Громова вот-вот пойдет пар из ушей. Евгению нужно было найти какой-то компромисс. Нужно было не дать себе сорваться.

— Слушай, — вдруг обратился он к партнерше, на несколько секунд переводя взгляд на неё, — а ты когда-нибудь была… На катке?

Брови Тани медленно поползли вверх.

— Очень смешно! — недовольно ответила она, скрестив руки под грудью и отворачиваясь к окну.

Женя едва заметно улыбнулся, снова принимаясь следить за дорогой.

— Я имею в виду обычный каток, — пояснил он, поворачивая руль влево. — Ну, знаешь, где катаются простые смертные.

Татьяна приоткрыла губы, чтобы ответить, а затем замерла на несколько секунд, понимая, что действительно ни разу в жизни не была на массовых катаниях. Её молчание было слишком красноречивым, потому что Громов снова бросил на неё мимолетный взгляд, и его губы растянулись в какой-то глупой, детской улыбке.

— И я не был, — признался он, а затем, притормозив на светофоре, выжидающе посмотрел на партнершу.

— Ты предлагаешь… — медленно начинало доходить до Тани. — Прямо сейчас?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Евгений, понимая, что это неплохой вариант для партнерши хоть немного побыть на льду.

Таня задумчиво поджала губы, а затем мысленно задала себе тот же вопрос, что озвучил Женя секундами ранее. У них не было с собой своих коньков, но раз это не смущало даже Громова, то и ей не стоит переживать по этому поводу.

— Сейчас посмотрим, куда можно податься, — воодушевленно ответила она, доставая из кармана пальто телефон.

Краем глаз Таня заметила долгожданную улыбку на губах Громова. Эта ситуация смешила их обоих. Профессиональные фигуристы, олимпийские чемпионы, в девять вечера искали, на какой каток им поехать. Татьяна поймала себя на мысли, что настроение значительно улучшилось. Она чувствовала приятное возбуждение. Вечер обещал быть интересным.

***

Громов припарковал автомобиль неподалеку от парка Горького. Он, видимо ощущая близость льда, по-партнерской привычке взял Таню за руку. Последний раз Евгений сделал это позавчера, на записи их интервью для первого канала, когда они входили в студию.

Каток выглядел впечатляюще. Большая площадь, заводная музыка, яркие огни кругом и, что безусловно радовало, так это отсутствие большого количества людей. Хорошо, что Жене эта идея пришла в голову именно в рабочий день. Фигуристы зашли в небольшое помещение, в котором выдавали коньки. Громов подошел к стойке и огляделся по сторонам. Таня видела, что он испытывал такие же странные эмоции как и она сама. Им обоим было непривычно. Ситуация складывалась нетипичная для них с одной стороны, и, казалось бы, такая привычная с другой.

— Добрый вечер, — Евгений поздоровался с молодой девушкой, работавшей в прокате. — Нам нужны коньки.

Татьяна издала нервный смешок. Она никогда не думала, что они доживут до такого. Громов обернулся и с напускной строгостью посмотрел на партнершу, призывая не смеяться, но сдерживаться было очень трудно и ему самому.

— Какой у Вас размер? — обратилась к Татьяне девушка.

— Тридцать восьмой, — задумчиво ответила олимпийская чемпионка, всё ещё пребывая в предвкушении того, что им предстоит. Несмотря на абсурдность ситуации, в душе царило сладкое, приятное волнение.

Через несколько секунд девушка принесла Тане белые фигурные коньки и положила их перед Громовым, который от их вида был, мягко говоря, не в восторге.

— Почему Вы храните коньки, не надевая на лезвия защитные чехлы? — возмутился он, ставя девушку в неловкое положение. — Вы знаете, как это сказывается на качестве скольжения?

— Женя, пожалуйста, — Таня провела ладонью по его предплечью, призывая успокоиться, и забрала коньки со стола.

— Это вредно для заточки, она сразу же ухудшается, — продолжал Евгений. — Такие лезвия будут очень быстро приходить в негодность. Это опасно для людей. Вы понимаете?

Татьяна села на небольшую скамейку и, поймав на себе взгляд работающей здесь девушки, подвергшейся нотациям от Громова, виновато поджала губы. Она была не в силах его остановить, да и с профессиональной точки зрения полностью разделяла его недовольство. Но в чужой прокат, как говорится, со своими коньками не ходят. Хотя в следующий раз, если он будет, они поступят именно так.

Татьяна внимательнее рассмотрела выданные ей коньки и следом за партнером пришла в тихий ужас. Сами по себе ботинки сильно отличались от ботинок её коньков, но это было, в принципе, вполне ожидаемо. Последние коньки Татьяны стоили сорок тысяч и были выполнены на заказ по её меркам, а эти, судя по всему, доставлены из ближайшего спортивного магазина. У них не было даже мягкого уплотнения на щиколотке, а каблук и вовсе выполнен из дешевой резины.

Таня продолжила осмотр и провела пальцем вдоль лезвия, понимая, что Громов ворчал не зря. Конькам действительно необходима заточка, но это не самое страшное из того, что она увидела. Больше всего её удивил спиленный нижний зубец. Несколько секунд Таня размышляла о том, стоит ли показать это Жене, но затем решила всё же промолчать, понимая, что в таком случае он просто разнесет этот небольшой деревянный домик. В конце-концов, всё то, что для них, как фигуристов, было благом, для простых людей было опасным. Татьяна понимала, что нижний зубец был спилен именно из соображений безопасности.

— Вы сами-то будете брать коньки? — с раздражением обратилась к Евгению девушка, судя по всему, желая, чтобы он скорее ушел отсюда и больше не капал ей на мозг.

Татьяна едва сдерживала смех, наблюдая за этой девушкой. Если бы только она знала, кто перед ней стоит!

— Да, — вздохнул Женя, явно испытывая не меньшее раздражение и наблюдая за тем, как Таня зашнуровывала коньки.

— Какой у Вас размер?

— Сорок шестой, — кивнул Громов, и Таня подняла голову, встречаясь с ним взглядом.

— Посмотрим, найдутся ли здесь коньки на твои ласты, — улыбнулась она.

Евгений собирался съязвить Тане в ответ, но его отвлекла девушка, положившая перед ним на стол коньки.

Хоккейные коньки.

Татьяне показалось, что за всё время, которое она была знакома с Женей, она никогда не видела у него настолько ошарашенного выражения лица.

— Это… Что? — спросил он у девушки, которая, кажется, уже успела несколько раз мысленно послать их обоих.

— Коньки! — всплеснула руками она, отвечая Евгению таким же недовольным взглядом.

Удивительно, что в мире ещё оставались девушки, не падавшие в обморок от его внешнего вида, способные здраво мыслить и разговаривать в его присутствии.

— Мне нужны фигурные коньки, — из последних сил сдерживался Громов.

«Я готова смотреть на это вечно!» — сдерживая смех, подумала Таня.

— Простите меня, конечно, — недовольно вздохнула девушка, — но фигурные коньки у нас только женские. На Вашу ногу не налезет даже самый большой из имеющихся размеров.

Громов перевел взгляд на свою партнершу. Его округлившиеся от происходящего глаза окончательно добили Татьяну, и она залилась смехом.

— Что это за проявления сексизма? — не понял Евгений. — Почему фигурные коньки только женские? Почему я должен кататься на хоккейных?

— Для мужчин у нас только хоккейные коньки! — психовала девушка. Кажется, Громов стал самым проблемным клиентом в её жизни.

— Что, чемпион, — сквозь смех обратилась к нему партнерша, — боишься, что не совладаешь с этими коньками?

— Даже не смей называть это коньками, — прорычал Громов, хватая то, что ему предоставили, и садясь рядом с Таней.

К моменту, когда она уже зашнуровала оба ботинка, Евгений всё ещё сидел с обреченным видом, смотря на хоккейные коньки. Ему действительно не позавидуешь.

— Потрогай, — обратился к ней Женя, протягивая один из ботинков. — Жестче, чем наши.

— Не жалуйся, — отмахнулась Таня. — Это была твоя идея, так что страдай теперь.

Громов хотел напомнить партнерше о том, что по льду соскучилась именно она, но его прервала девушка.

— Какой документ вы будете оставлять в залог?

Фигуристы переглянулись и поняли, что оставили все вещи в машине. Татьяна уже начала мысленно готовить себя к тому, что ей придется снова расшнуровываться и идти за документами, но Женя расстегнул свою куртку и запустил руку во внутренний карман.

— Такое пойдет? — он достал знакомое для Тани бордовое удостоверение, на корочке которого красовался герб и надпись «Заслуженный мастер спорта России», а затем протянул его девушке.

Несколько секунд она внимательно вчитывалась, а затем с изумлением посмотрела на победно улыбающегося Евгения. Партнеры оба знали, что внутри удостоверения прописано название вида спорта, за успехи в котором было присуждено это звание.

— Простите, — виновато улыбнулась она, желая провалиться под землю. Фигурным катанием она никогда не увлекалась, несмотря на собственное место работы.

И в самом деле, какова была вероятность того, что к ней на каток забредут люди, в жизнях которых льда и так хватает?..

Татьяне с коньками повезло действительно намного больше, чем Евгению, а потому на льду она чувствовала себя увереннее. Её партнер несмело передвигал ногами, привыкая к другому типу лезвия и не самым удобным ботинкам.

— Это как будучи чемпионом мира по конкуру сесть на необъезженного коня, — недовольно ворчал он.

— Мне кажется, — вздохнула Татьяна с улыбкой, поправляя платок, которым была укрыта её голова, — что чемпион на то и чемпион, чтобы справиться даже с необъезженным конем.

— Бросаешь мне вызов? — удивился Громов, приподнимая брови.

Таня не успела ответить. Быстро скользивший по льду мальчишка, резко подрезал Евгения, уносясь далеко вперед и заставляя олимпийского чемпиона пошатнуться, взмахнув руками, чтобы поймать равновесие. Татьяна ещё несколько секунд не могла успокоиться и просмеяться. Громов, недовольно нахмурив брови, наблюдал за ней.

Почему именно с женщиной, на которую он хотел произвести наибольшее впечатление, всё получалось наоборот? Почему именно с ней он из Бога превращался в человека?

***

Когда Евгений насильно уложил ноги Тани к себе на колени, чтобы расшнуровать коньки, он всё же заметил спиленный нижний зубец на лезвии и снова пришел в негодование. И даже очередная его перепалка с работавшей в прокате девушкой не испортила Татьяне впечатление от этого вечера. Она удобно устроилась на сидении автомобиля, пристегнула ремень безопасности и с трудом могла сдержать счастливую улыбку. Таня боялась сказать об этом Жене, но всё же была уверена в том, что сейчас у них было самое настоящее свидание. На этом льду они оба чувствовали себя людьми. Их статусы, титулы — всё это осталось на эти два часа где-то далеко. Были только Таня и Женя, катавшиеся, держась за руки.

И как только Татьяна начинала много улыбаться и смеяться, Евгений сразу же оттаивал, забывая о том, что он не хочет больше сближаться с ней. Громов предложил продолжить вечер в ресторане, и его партнерша на это с радостью согласилась.

***

В полупустом ресторане, сидя за столиком у окна и слушая живую музыку, Татьяна оторвала взгляд от меню, заметив, как пристально её разглядывал сидящий напротив Евгений. Глаза его вновь были холодными и по-странному настойчивыми. Таня поежилась, ощутив фантомный озноб. Пару минут назад всё было хорошо. Он сам предложил заехать сюда. Так в чем была проблема?

Татьяна недовольно опустила взгляд на меню, мысленно сокрушаясь, что совершенно не понимает этого мужчину. Жизнь с ним подобна жизни у подножия спящего вулкана. Вроде бы спокойно, но периодически страшно.

Её разозлило, что от этой оттепели, внезапно образовавшейся между ними на катке, уже не осталось и следа. Она вспомнила о своем вчерашнем телефонном разговоре с Ксюшей. Подруга предположила, что Громов слишком привык к Тане, учитывая, что они уже несколько месяцев практически не расставались, и предложила на оставшиеся десять дней запрета тренировок приехать в Питер. Это был хороший повод побыть с мамой и подругой. И, конечно же, заставить Евгения скучать по ней. Набравшись смелости, Таня встретилась с ним взглядом.

— Я свободна от тренировок ещё десять дней, — издалека начала она, внимательно следя за реакцией Жени. — Я хочу на это время уехать в Питер.

Сердце Тани пропустило удар. Евгений опустил взгляд на стол, задумчиво поджимая губы. Решение партнерши несколько задевало, но, возможно, было единственно верным.

— Когда уезжаешь? — вопросительно дернул бровью он, вновь посмотрев в её карие глаза.

Тане показалось, будто этим вопросом ей дали пощечину. Сложилось впечатление, будто Громов ждал её отъезда.

— Завтра, — с напускной решительностью кивнула она, понимая, что ей как можно быстрее необходимо забронировать билеты.

— Я провожу, — невозмутимо ответил Громов, вновь взяв в руки меню.

Есть Татьяне больше не хотелось. Она заказала себе легкий фруктовый салат и долгое время ковырялась в нем вилкой, изредка бросая взгляд на Евгения. Такая гнетущая тишина давила на них обоих, и Громов решил сказать хоть что-то.

— Мне предложили сняться для «Хуго Босс», — вздохнул он, переведя взгляд на окно, за которым виднелись огни ночной Москвы. — И для «Мерседес-Бенц».

«Потрясающе, Громов! Это именно то, что мы должны сейчас обсуждать!» — мысленно сокрушалась Татьяна, но не подала виду, что услышанное было неожиданным и не особо приятным. Да пусть он снимается хоть для туалетной бумаги! Только сначала поговорит с ней о том, что на самом деле было важным для них двоих.

— А мне для «Интимиссими», — также безэмоционально ответила Таня.

— А что это? — чуть нахмурил брови Евгений, посмотрев на партнершу.

— Узнаешь, когда выйдет реклама, — с толикой самодовольства улыбнулась Татьяна. Если раньше она ещё бы сотню раз подумала о том, стоит ли ей сниматься для бренда нижнего белья, то сейчас не оставалось сомнений. Ей тоже есть, чем удивить Евгения Громова.

Комментарий к Когда Бог становится человеком…

Красоте мужских фигурных коньков и непрофессионализму людей, работающих в прокатах, посвящается.

https://pp.userapi.com/c618425/v618425253/bc0d/OJSM1lS21kQ.jpg

========== Небеса мои обетованные ==========

Татьяна и Евгений возвращались домой из ресторана. Таня устало вздохнула, чувствуя, как слипаются её глаза. За окном стремительно проносились ночные огни столицы. Громов сосредоточенно следил за дорогой, отбиваясь от мыслей про отъезд Тани. Хочет ехать в Питер? Пусть едет. В Москве ей всё равно делать нечего.

Проезжая мимо фирменного магазина «Адидас», он повернул голову вправо, и его губы растянулись в довольной улыбке. На полупустой дороге фигурист легко перестроился и притормозил у высокого здания, на фасаде которого была помещена их с Таней рекламная фотография. Громов положил ладонь на плечо своей партнерши, намереваясь разбудить её. Таня медленно открыла глаза и вопросительно посмотрела на всё ещё улыбавшегося Женю.

— Вы случайно не знаете, кто эти божественно красивые люди? — поинтересовался он у партнерши.

Таня непонимающе нахмурила брови, но когда Громов кивнул в сторону окна, и она перевела на него взгляд, всё встало на свои места. Фигуристка не сдержалась и открыла дверь, выходя из машины, ощущая морозный ночной воздух. На фасаде здания, в котором располагался самый большой в Москве фирменный магазин этого спортивного бренда, красовалось большое черно-белое фото, на котором были изображены действующие олимпийские чемпионы в парном фигурном катании.

Татьяна, облаченная в короткий спортивный топ, полностью открывающий её живот, едва заметно улыбалась. Евгений стоял за её спиной с обнаженным торсом и в привычной для него собственнической, по отношению к партнерше, манере, обнимал её, положив ладони на самый низ живота, так, что его пальцы лежали уже на резинке спортивных леггинсов Тани.

Алексеева шумно выдохнула. Она хорошо помнила, как проходила эта фотосессия. Как жарко было им обоим. То ли от того, что фотограф попросил убавить мощность кондиционера, чтобы фигуристы, в особенности Евгений, одетый в одни шорты, не замерзли, то ли от того, что каждый их тесный физический контакт неумолимо вел к разгоравшемуся внутри желанию.

Но сейчас, наблюдая результат, Татьяна испытала настоящий восторг. На фотографии прекрасным было всё. И физическое совершенство Громова, ярко подчеркнутое обнаженными широкими крепкими плечами и сильными, накачанными руками,

и менее выраженная атлетичность Татьяны, не влиявшая пагубно на её женственность и выражавшаяся в красивом рельефе тонких рук и изящных линиях пресса на торсе.

— Живот мне, похоже, немного отфотошопили, — улыбнулась она, посмотрев на стоявшего рядом Женю. Он, как и его партнерша, стоял с чуть запрокинутой головой, любуясь снимком.

— Нет, — вздохнул Громов, понимая, что если бы вся красота Тани была делом рук фотошопа, то его жизнь была бы в тысячу раз проще.

***

Евгений проводил свою партнершу на вокзал, сдержанно и как-то отстранено обнял, а затем попросил сообщить ему, когда она приедет. Таня намеревалась добраться до родного города самолетом, но Громов, понимая, что она знает о его фобии и может пойти ему навстречу, настоял на том, чтобы Таня отдала предпочтение высокоскоростному электропоезду. И та согласилась, надеясь на то, что Женя не пустил её на самолет потому, что она дорога для него. И это заставило лишний раз убедиться, что такой временный побег — прекрасная возможность для него разобраться окончательно в собственных чувствах и соскучиться по Татьяне.

«То есть ты уже уверена в том, что у него есть к тебе какие-то чувства?» — язвительно взвыл рассудок фигуристки, пока она пробиралась между рядами мягких синих кресел в вагоне. До отправления поезда оставалось три минуты, и Таня полагала, что место у окна уже никто не займет, а потому села туда, перебираясь через то, что принадлежало ей согласно билету.

— Очень самоуверенно! — внезапно раздался над её ухом недовольный женский голос. Татьяна вздрогнула, всерьез полагая, что это был ответ на вопрос, который она мысленно задала сама себе. Фигуристка повернула голову к проходу и обрадовалась, увидев живого человека и понимая, что не сошла с ума.

— Простите? — приподняла брови она.

— Очень самоуверенно занимать чужое место! — проворчала ей женщина. — Думаете, что если прокатились один раз по олимпийскому льду, то теперь вам всё можно?

Татьяна на несколько секунд растерялась от такого заявления. В том, что она несколько секунд просидела на чужом месте, не было ничего криминального. Она была готова сразу же освободить его, но слова женщины несколько ошарашили. Однако Громов давно готовил её к тому, что у любой медали, в особенности олимпийской, две стороны. И не бывает всеобщего обожания без чьего-либо недовольства или банальной зависти.

— Простите, — Татьяна поднялась с кресла, взяв сумку в руку, а затем и вовсе ушла в другой конец вагона в поиске свободного места. Поезд уже тронулся, а значит, что сейчас уже точно никто в него не сядет. Спросив разрешения у немолодого мужчины, сидевшего у окна, Таня заняла место рядом с ним, а затем уткнулась в телефон. Она чувствовала на себе его взгляд ещё несколько минут и, не выдержав, вопросительно на него посмотрела.

— Простите, — смутился он, а затем протянул ей свой кожаный ежедневник. — Вы не могли бы оставить автограф для моей дочери? Она обожает фигурное катание! Олимпиаду смотрели вместе с ней и очень болели за вас с Евгением.

— Конечно, — губы Татьяны растянулись в улыбке, и она, откинув небольшой столик, прикрепленный к следующему сидению, положила на него ежедневник.

«Но обожания и поддержки нам всё же досталось больше!» — тепло отметила про себя Таня, оставляя автограф на одной из страниц, перед этим узнав у своего соседа имя дочери.

***

Весна вступила в свои права, но исключительно в календарном плане. Настоящей весной и теплом не пахло ни в Москве, из которой Татьяна уехала рано утром на Сапсане, ни в Питере, в котором она оказалась час назад.

На лестничной клетке многоквартирного дома её встретила мама, приятно удивленная таким приездом дочери. Таня решила сделать ей сюрприз, не сказав о том, что собирается навестить её, и он удался.

Женщина выглянула в коридор, рассчитывая увидеть там Евгения.

— Нет, мама, — отрицательно качнула головой фигуристка. — Я одна.

«Одна!»

И это слово волной боли пронеслось по телу, разбередив всё, что она пыталась спрятать как можно глубже. Её страх по поводу того, что Громов скоро уйдет из фигурного катания, и она останется одна, его странное поведение, когда он то становился с ней теплее, то вновь отдалялся, будто борясь сам с собой. Её невозможность тренироваться, когда тренируется он. И её любовь к нему, увеличивающаяся с каждым днем вопреки тому, что происходит с ними.

Марина Александровна хотела поинтересоваться, почему не приехал партнер Тани, но глаза её дочери внезапно налились слезами, которые в следующую секунду покатились по щекам.

— Ма-ама! — сквозь слезы простонала фигуристка, утыкаясь в плечо самого родного человека.

***

День в компании мамы прошел для Татьяны как пара часов. Они без остановки разговаривали, делясь всем, что произошло с ними за долгое время разлуки.

Им обеим с трудом верилось в то, что они не виделись с прошлого года. Но если Тане казалось, что это было будто пару недель назад, ввиду того, как стремительно летело время во время тренировок, чемпионата Европы и Олимпиады, то для мамы каждый день тянулся нескончаемо долго, несмотря на трудовые будни учителя. Марина Александровна всё ещё не привыкла к тому, что дочь теперь живет в Москве. А факт того, что она — олимпийская чемпионка до сих пор казался чем-то сказочным. Таня была рада, что мама поверила в то, что у дочери выдался небольшой отпуск. О травме плеча она всё ещё ничего ей не рассказывала.

Пока счастливая мама фигуристки готовила на ужин её любимые куриные котлеты, сама Таня прошла в небольшую гостиную. Она остановилась в дверном проеме, прислонившись к нему плечом, а затем и головой. Таня обвела взглядом комнату и заметила, что деревянные окна наконец были заменены на пластиковые. Она улыбнулась, понимая, что это сделал мужчина, который ухаживал за её мамой уже пять лет и давно грозился заняться обустройством её квартиры.

— Танечка! — с кухни донесся голос её мамы. — Ты ведь не против если на ужин придет Виктор Иванович?

— Я буду только рада, — с улыбкой ответила Таня. Она уже успела заметить и большие мужские тапочки, и два полотенца для рук в ванной. В том, что Виктор Иванович много времени проводил в этой квартире после её отъезда, у Татьяны не оставалось сомнений, но это ни в коем случае не злило. Таня была искренне рада, что её маме удалось встретить прекрасного человека. Если бы этого мужчины в её жизни не существовало, фигуристке было бы куда сложнее оставить маму совершенно одну, переехав в Москву.

— Может, пригласишь Ксюшу? — громко предложила Марина Александровна, накрывая сковороду крышкой.

— У неё тренировка, я уже пыталась, — ответила Таня, а затем зашла в гостиную, опускаясь на диван. Возле его подлокотника лежал журнал, и, увидев изображенных на обложке людей, Таня устало вздохнула. Несколько секунд она бросала на него косые взгляды, уговаривая себя сдержаться, но не смогла и всё-таки взяла его в руки.

«Как у Пушкина: Татьяна и Евгений. Об Олимпийских играх, тренировках и образе жизни…»

Алексеева прочла заголовок и хотела открыть журнал, чтобы сразу приступить к их интервью, но ещё несколько долгих секунд не могла оторвать взгляда от фотографии на обложке. Громов в черном костюме сидел на кожаном темно-бордовом кресле, поставив на бедро коньки и придерживая их за ботинки. Его уверенный, тяжелый и как всегда самоуверенный взгляд был направлен прямо, вызывая у Тани мурашки. Сколько она не видела Женю? Меньше суток. Но его уже катастрофически не хватало.

Его партнерша на обложке была в красном платье, хорошо подчеркивающем фигуру. Она кокетливо сидела на подлокотнике кресла, закинув ногу на ногу, демонстрируя их длину и красоту.

— Танюша, всё готово! — заботливо позвала мама, вынуждая фигуристку положить журнал так, как он и лежал, изображая, что она его даже не трогала.

«Больно ты мне сдался!» — мысленно добавила Таня, вставая и уходя на кухню.

***

Шел пятый день пребывания Тани в Питере. И каждое утро она выходила на пробежку независимо от погоды, которая «радовала» фигуристку мокрым снегом или сильным, пронизывающим ветром. А иногда и тем, и другим. Её мама не могла нарадоваться приезду дочери и каждый день норовила накормить как в последний раз, не желая слушать никаких отговорок о спортивном режиме. Марина Александровна была уверена, что Таня сильно похудела и ей необходимо хорошо питаться хотя бы пока она дома.

Но сама Таня не могла понять странного,поселившегося глубоко в душе чувства. Нахождение дома её совсем не радовало вопреки собственным ожиданиям. И от этого было только хуже. Она видела счастливую маму, видела её «молодого» человека, который был искренне рад их пусть и временному, но всё же воссоединению. Видела. Но не могла дать в ответ ничего кроме смущенной улыбки. Всё казалось пустым без Жени.

«Его бы сейчас сюда», — невольно проносилось в голове Тани каждый раз, когда она садилась за стол, выходила на пробежку, гуляла по родному городу в одиночестве или, как вчера, на пару с Ксенией.

Два дня назад она попросила провести фотосъемку для «Интимиссими» в Санкт-Петербурге, а не в Москве, и представители этого бренда с радостью пошли ей навстречу. Сниматься пусть и в невероятно красивом, но всё же нижнем белье было неловко, но Таня осталась собой довольна. Ей не терпелось увидеть реакцию Громова на такую рекламу, но она будет выпущена только через две недели. И Татьяне придется немного потерпеть.

Радовало лишь то, что уже десятого числа она сможет вернуться к тренировкам. И к нему.

Придя домой, Татьяна приняла душ, а затем включила радио, вспоминая о том, что сегодня там будет давать интервью Ксюша.

***

Евгений стоял в столичной пробке и с раздражением осознавал, что не успеет приехать в ледовый дворец вовремя. Как только Татьяна уехала, он стал тренироваться в два раза больше. Приходить в квартиру, которая без неё вновь стала пустой и холодной, совсем не хотелось. И поэтому он всё свободное время отдавал льду и залу, стараясь измотать себя так, чтобы приходя домой, засыпал сразу же после принятия душа. Однако сделать это, учитывая его натренированность, было задачей не из легких. И каждый день ему приходилось проводить в физических нагрузках по шесть часов минимум.

Его телефон, лежавший на соседнем сидении, завибрировал, уведомляя о новом сообщении.

В беседе «Олимпийская сборная по ФК :))» участник «Ксюша» оставил сообщение:«Через пять минут все включаем радио СПОРТ FM и слушаем мое интервью! Приказ капитана команды не обсуждается!»

Громов шумно и недовольно вздохнул, откидывая телефон обратно на сидение. Ему было искренне интересно, когда Ксюша, наконец, осознает, что капитаном она была только на время Олимпийских игр. Но упомянутую радиостанцию всё же включил, жертвуя любимой музыкой. Несколько минут Ксения эмоционально делилась с интервьюером своими эмоциями от Олимпийских игр и рассказывала о красотах Канады, которые ей довелось увидеть. А после её интервью прервалось на музыкальную паузу. Громов переключать не стал, рассчитывая дослушать то, что будет вещать их «капитан».

Небеса мои обетованные

Что же вы молчите опять, высотою маня?

— Началось, — вздохнул Евгений, с трудом переносивший подобные песни.

Солнцем разбужена

И укрытая тоненьким кружевом

Я вдыхаю её, забираю её

Полусонную, в плен без оружия.

Громов нахмурился, сильнее сжимая ладонями кожаный руль. В голове после услышанного сразу же всплывает она. Таня…

И как без нее теперь?

Как продлить эту краткую оттепель?

Прижимаю сильней, да пребудет во мне

Её запах и родинка на спине.

Евгений закрыл глаза, позволяя воспоминаниям накрыть его с головой. Тут и отъезд Тани, их странное, скомканное прощание. И оттепель между ними, произошедшая на катке. И все сотни раз, когда он прижимал её к себе на льду. И одна единственная ночь, когда он прижимал её к себе так, как давно желал это сделать. Сладкий запах её волос и кожи. И эта соблазнительная россыпь веснушек на плечах, такая, казалось бы, совсем не свойственная жгучей брюнетке.

Как все неправильно

И за что полюбила она меня?

Объяснения нет. Она послана мне

За десяток веков ожидания.

Громов нервно посмотрел на стоявшие перед ним автомобили, ни один из которых за несколько минут не сдвинулся с места. Он устало вздохнул, запрокидывая голову.

Полюбила ли его Таня? Слово «любовь» и все его производные казались Евгению слишком громкими. Он был уверен, что настоящей, подлинной любви никогда не видел. Громов считал, что в этой жизни он любил только одного человека — маму.

А Таня?

Таня молодая, легкая, наивная. Она просто поверхностно влюблена в него, едва ли догадываясь о том, что у Громова есть страшнейшая болевая точка, саднящая уже двенадцать лет. И если боль в спине можно было унять блокадой, то эту — ничем.

И Таня совсем не догадывалась о том, что истинная причина бешенства Громова касательно её лжи в том, что он сам однажды лгал. И это не дает ему покоя каждый прожитый день, но после поступка Тани воспоминания об этом буквально душили.

Но время не вернуть, а счастье слепо

Вижу два её осколка неба

И теряются слова

Синева-нева-нева-нева.

— Нева… — задумчиво пропел Евгений, грустно ухмыльнувшись. Слова песни будто толкали его к Тане и красноречиво намекали на город, который был родным для них обоих.

***

Татьяна сидела на диване в гостиной, ожидая наступления трех часов, чтобы пойти встречать маму с работы. Интервью Ксюши закончилось полчаса назад и Таня уже успела поговорить с ней по телефону, поделившись своими эмоциями от услышанного. Сейчас Алексеева скучала в одиночестве. Её взгляд зацепился за две золотые медали, лежавшие в футлярах на полке над телевизором. И если по поводу медали чемпионата Европы Евгений не давал никаких комментариев, то Олимпийскую медаль настоятельно рекомендовал положить в банк.

Скука, одолевшая Таню, за последние месяцы привыкшую жить в постоянном цейтноте, заставила её включить телевизор.

На первом канале как всегда копались в чьем-то грязном белье, по «России» крутили очередной сериал, на «Матче» обозревали самые яркие победы не так давно закончившейся Олимпиады. Татьяна была уверена, что в этом обзоре будут показывать их с Женей, а потому не остановила свой выбор на спортивном канале. Громов и так всё время стоял перед её глазами.

— А мы продолжаем наш хит-парад самых завидных женихов России! — объявил приятный женский голос по молодежному каналу, ориентированному на девушек.

— Отлично! — попыталась заставить себя улыбнуться Таня, убирая пульт в сторону. Она внимательнее стала смотреть на экран, в шутку подумав о том, что ей необходимо кого-нибудь для себя присмотреть. И среди перечисленных кандидатур действительно были вполне достойные и интересные мужчины, включая молодых политиков, музыкантов, актеров и спортсменов. Но до уровня Евгения никто из них, по мнению Алексеевой, дотянуть не мог. Громов в принципе был из таких мужчин, после знакомства с которыми всю оставшуюся жизнь будешь пытаться найти похожего и, осознанно или нет, сравнивать всех с ним.

Рекламная пауза, после которой должны были назвать «жениха», занявшего первую строчку, растянулась надолго, заставляя Таню почувствовать неладное.

«Нет! Только не говорите мне, что на первом месте у вас…» — Татьяна не успела закончить мысль, как на экране появился Громов.

— Самым завидным женихом России по мнению нашего телеканала является мужчина, в коллекции которого есть и бронза, и серебро, и, конечно, золото! — объявил закадровый женский голос, сопровождавший нарезку кадров с Женей. — И это олимпийский чемпион, трехкратный чемпион мира и шестикратный чемпион Европы по фигурному катанию — Евгений Громов!

Татьяна не знала, что злило её больше — виртуозная нарезка кадров с Женей, где рядом с ним не было ни её, ни Алисы, или то, что Громова тут называли завидным женихом, давая наивным девочкам рассчитывать на то, что они смогут увести его в ЗАГС.

— Он не собирается жениться! — возразила телевизору Татьяна, вспоминая фразу Жени, сказанную после их тренировки.

— Миллионер, спортсмен, филантроп и просто красивый мужчина! Такой точно понравится твоей маме, — продолжал закадровый голос, каждой своей фразой всё больше раздражая Таню. — Слухи о своих отношениях с партнершей Татьяной Алексеевой он никогда не подтверждал, а это значит, что у каждой из нас есть реальный шанс стать его избранницей!

— Да вы в конец обнаглели! — воскликнула фигуристка, а затем резко выключила телевизор. Ещё несколько секунд Таня сидела в абсолютной тишине, размышляя над тем, что начала разговаривать с электроприбором, и это, наверное, не лечится. А виной всему был, конечно, Громов.

***

Татьяна позавтракала овсянкой на молоке, мысленно показав Громову язык, вспоминая все его нравоучения о питании, а затем начала собираться на пробежку. Застегнув короткую куртку и зашнуровав кроссовки, подаренные Женей в Ванкувере, Таня вышла на лестничную клетку.

Все шесть этажей фигуристка пробежала в быстром темпе, чтобы хоть немного разогреться перед выходом на улицу. Она, не останавливаясь, на бегу толкнула металлическую входную дверь, оказываясь на свежем, морозном воздухе. Но, при всем своем желании скорее увидеть Громова, она никак не ожидала столкнуться с ним возле собственного подъезда. Поэтому, увидев его стоящим возле её дома, Татьяна ошарашенно притормозила, поскользнувшись на льду. Через секунду она видела уже не своего партнера, а серое небо. Некоторое время она лежала на холодном, покрытом льдом и снегом асфальте, не решаясь поднять головы или встать. Хотелось верить, что Женя ей просто почудился из-за обилия новостей о нём или о них обоих.

Но нет. Громов был здесь. В Питере. Через секунду он наклонился к Тане, довольно ухмыльнувшись.

— Что, Татьяна? Лёд скользкий? — поинтересовался он, припоминая дурацкое оправдание фигуристов. — Я ожидал, что подобным образом ты отреагируешь на меня в нашу первую встречу, но никак не сейчас.

— Может, поможешь мне встать? — недовольно поинтересовалась Таня, а затем с трудом сдержала улыбку, вновь ощутив себя в руках партнера, когда тот помог ей подняться.

Татьяна опустила взгляд, нервно начиная отряхивать спортивные брюки от снега, следов которого практически не было. Но она просто не знала, как реагировать на такое резкое и крайне внезапное появление Евгения. Не знала, как с ним заговорить. Из головы вылетели все возможные мысли.

— Как дела? — вдруг нелепо поинтересовался Громов, вынуждая Алексееву ошарашенно на него посмотреть.

— Да вот, — максимально непринужденно начала она, оглядев заснеженный двор, — иду писать заявление в полицию.

— Да? — дернул бровью Евгений, подыгрывая партнерше. — И по какому поводу?

— У меня тут объявился тайный поклонник, — губы Тани всё же растянулись в улыбке. — Он не дает мне побыть одной! Даже приехал ко мне в Питер и откуда-то раздобыл мой адрес!

— Этот поклонник совсем не тайный. Тебе известно его имя, — качнул головой Громов, поправив воротник куртки партнерши, боясь, что она может замерзнуть. В такой легкой одежде на улице можно было быть только при физических нагрузках, но они стояли уже несколько минут.

— Тем хуже для него! — пожала плечами Таня, а затем с опаской посмотрела на свой дом, находя окно квартиры мамы.

— А я думал, ты ждешь меня, и твоя мама будет рада моему приезду, — признался Евгений, проследив взгляд партнерши и понимая, что он означает.

— Я не понимаю, зачем ты приехал, — развела руками Таня, из последних сил строя из себя зазнобу и сдерживаясь, чтобы этими самыми руками не обнять Громова. В глубине души всё кричало от радости. Он приехал. Он приехал к ней. Он здесь! В это верилось с трудом, но это было так.

Громов задумчиво поджал губы. Он хотел увидеть Татьяну. Он соскучился по ней. Но понимал, что приезд в Питер непременно заставит его познакомиться с семьей Тани. И именно в случае с ней это пугало. Евгений знал семью Алисы и был в хороших отношениях с её мамой. Его никогда не пугали семейные посиделки Калининых, на которых он был частым гостем. Он не видел в них ничего такого.

Но в случае с Татьяной, испытывая к ней странные, ранее совсем не знакомые глубокие чувства, Громов видел в знакомстве с её мамой другой подтекст. Он понимал, что и Таня, и её мама, и даже он сам расценят это не как знакомство с «просто партнером» и «просто мамой партнерши».

— Подумал, что нужно познакомиться с Мариной Александровной лично, — решительно произнес он, замечая, как в глазах Тани зарождается детский восторг и ликование. Похоже, она ждала этого. Евгений сдержанно улыбнулся, чувствуя себя неловко.

Фигурист предложил Тане пройтись до ближайшего магазина чтобы купить цветы и что-нибудь к чаю. Но сначала его партнерша была вынуждена подняться наверх и тепло одеться. Самым трудным в этом было не рассказать маме, куда и с кем она сейчас направляется, и как скоро вернется. В душе у олимпийской чемпионки зарождалось долгожданное тепло и счастье. Он здесь. Он здесь!

***

Марина Александровна с огромной радостью встретила на пороге своей квартиры Евгения и приняла от него большой букет тюльпанов. Она не могла не заметить, как изменилась рядом с ним её дочь. Из усталой и несколько замкнутой Таня превратилась в счастливую и постоянно улыбавшуюся.

— Мне кажется, что это самые вкусные блины за всю мою жизнь, — с некоторой долей смущения, совсем не свойственного ему, признался Громов, сидя за небольшим кухонным столом.

Напротив него сидела Таня, однако Женя практически не смотрел на неё, не сводя глаз с её мамы. Ему хотелось, чтобы она смотрела на него как на сына. С любовью и теплом, с которым она смотрит на Таню, однако Марина Александровна смотрела на него с восхищением, стеснением и благодарностью за то, что он сделал для её дочери. И пока она продолжала колдовать над блинами, Евгений внимательно изучал её взглядом и сравнивал с Таней. Он отмечал схожие в их внешности черты. Вот — такой же милый нос, прямо как у его партнерши! И эти темные волосы, аккуратно собранные в небольшой пучок на затылке. Тоже как у Тани…

Женя с болью в районе груди понимал, что его мама сейчас выглядела бы примерно так же, но он не мог представить её такой. Не мог представить на её лице морщины, а в волосах — седые пряди. Для него она навсегда осталась молодой, жизнерадостной женщиной с красивой, теплой улыбкой. Другой он её уже никогда не увидит.

— Видишь, Танюша, — нравоучительным, но всё же ласковым тоном обратилась к ней мама, наливая Евгению ещё чая. — А ты не хочешь учиться печь блины.

«Танюша… Да это ведь Таня и Плюша одновременно. Нужно запомнить.» — отметил мысленно Громов, позволяя губам растянуться в улыбке.

— Для фигуры вредно, — попыталась оправдаться Таня, бросив взгляд на подозрительно довольного Женю. Почему он так улыбается?

— С вашими нагрузками вам ничего не вредно, — покачала головой женщина, поворачиваясь к сковороде, на которой уже подрумянился новый, ароматный и пышный блинчик. — Евгений, вам положить ещё?

— Да. И, пожалуйста, просто Женя, — кивнул он, продолжая счастливо улыбаться. За этим столом, рядом с Мариной Александровной, Громов почувствовал себя живым. Он бросил быстрый взгляд на Таню, с легкой улыбкой следившей за действиями своей мамы, ловко наливавшей тесто на раскаленную сковородку. Евгений поймал себя на зависти. Таня не догадывалась, каким сокровищем располагала. Не понимала, что все мы счастливые дети, пока живы наши родители, с которыми всегда можно ощутить себя маленьким и таким безгранично любимым.

— У тебя замечательная мама, — констатировал Евгений своей партнерше, когда Марина Александровна выгнала их обоих в гостиную, чтобы прибраться на кухне.

— Спасибо, — сдержано улыбнулась Таня, опускаясь рядом с ним на диван и, наконец, решаясь задать ему давно мучивший её вопрос. — А когда ты познакомишь меня со своей семьей?

Евгений на несколько секунд замер, будто окаменев. Тане показалось, что он даже перестал дышать. Мысленно она прокляла себя за такой вопрос. Она понимала, что нельзя спешить, что у них ещё остались вагоны недосказанностей, что они сами не разобрались в своих чувствах до конца, но эта женская нетерпеливость на считанные секунды вышла из-под контроля, причинив Громову явный дискомфорт. Он не знал, что ответить на этот вопрос. Не знал, как можно познакомить с тем, кого нет.

— Хочешь познакомиться с моей мамой? — вдруг спросил Евгений, внимательно посмотрев на партнершу.

Татьяна приоткрыла губы от неожиданности. После реакции Громова она была уверена, что ничего хорошего ей ждать в ответ не стоит. Его утренний внезапный приезд вновь дал надежду на то, что она ему небезразлична. И теперь своим вопросом о знакомстве с его мамой он только подтвердил такую догадку Татьяны. Она стеснительно кивнула ему в ответ.

Несколько секунд Евгений молчал, обдумывая этот крайне серьезный для него шаг.

— Одевайся, — тихо произнес он, замечая, как Таня радостно спрыгнула с дивана и убежала в свою комнату, находясь в приятном возбуждении от предстоящей встречи. Но едва ли сама эта встреча сможет вызвать у неё хоть какие-то положительные эмоции.

Через пару секунд Таня прибежала обратно в гостиную, привлекая к себе внимание партнера.

— А как мне лучше одеться? — воодушевленно уточнила она, приложив ладонь к дверному проему. — Что любит твоя мама?

Евгений от подобного вопроса растерялся, чувствуя укол совести за то, что так поступает со своей партнершей, давая ей ложную надежду на действительно приятную встречу. Он видел, как горели её карие глаза, как улыбка не сходила с губ. Видел, как счастлива она была от мысли о том, что Женя решился впустить её к себе в семью, к себе в душу.

***

Всю дорогу, занявшую на такси около часа, Татьяна не могла унять сладкий трепет внутри. Она размышляла о том, какая она — мама Жени? Какой у неё голос, какая манера поведения. Таня вспомнила фотографию, которую нашла в коробке с медалями. Интересно, сильно ли она изменилась с тех пор? Как она встретит своего сына — олимпийского чемпиона? Как она отнесется к Тане, не будет ли по-матерински ревновать к ней?

Евгений, сидевший вместе со своей партнершей на заднем сидении автомобиля, бросил на неё косой взгляд, замечая, как Таня сминает пальцами края пальто — верный знак её волнения. Он понимал, что поступал неправильно. Но ему хотелось хотя бы представить, «поиграть» в то, как всё могло бы быть. Как если бы его мама была жива и сейчас ждала их двоих на праздничный обед. Как она приготовила бы Женин любимый вишневый пирог. Как он обрадовался, когда этот десерт оценила бы и Таня. Как его мама тепло встретила бы её. Как бы они долго обнимались в коридоре и обменивались теплыми словами. Как обсуждали непростой характер Жени. Как смотрели бы его детские фотографии. Как прекрасны могли бы быть эти моменты. Но их не будет. Никогда. И Женя это знал.

Но Таня ещё несколько минут могла пожить в мире сладких мечт, в мире приятного ожидания.

Громов вздохнул, переводя взгляд за окно. Серые пейзажи родного города совсем не радовали. Они давили на Евгения, разжигая желание убежать отсюда. Вернуться назад, в Москву. Туда, где с мамой были связаны лишь хорошие воспоминания.

— Я уеду сегодня вечером, — уведомил Таню Громов, не поворачиваясь к ней. Но даже не смотря на неё, почувствовал, как округлились её полные непонимания глаза. Она, должно быть, ждала совсем другого. Она ждала, что Женя останется с ней в Питере до её полного восстановления или, возможно, хотя бы на одну ночь. Но никак не предполагала, что сможет побыть с ним всего лишь один день.

— Почему? — с обидой в голосе спросила Таня, окончательно теряясь в собственных догадках. Сначала Громов приехал к ней в Питер, затем познакомился с её мамой и позвал к своей, а затем… Сообщил о том, что уедет. Да и ещё так сразу. Татьяна не понимала таких скачков его настроения, его желаний.

— Я не могу долго здесь находиться, — качнул головой Евгений, всматриваясь в знакомые улицы и будто бы видя на них себя маленького вместе с мамой. — Мне здесь плохо.

— Из-за меня? — тихо и несмело предположила Таня, наивно полагая, будто она играла ключевую роль в мироощущении Громова.

— Нет, Плюша, — грустно улыбнулся Евгений, бросив на неё короткий взгляд, а затем вновь отвернулся к окну. — Дело не в тебе.

— А в ком? — не понимала Татьяна, продолжая сверлить взглядом его затылок.

— Скоро поймешь, — задумчиво ответил он, а затем попросил таксиста притормозить у цветочного магазина.

Через пару минут Громов вернулся в машину и положил себе на колени большой букет роз. Цветов в нём было так много, что Таня, даже если бы и захотела, не смогла сосчитать их количество и понять, что оно четное.

Евгений вновь посмотрел на свою партнершу, желая узнать, о чем она сейчас думает. Наверное, она в большом предвкушении. И он поступает ужасно по отношению к её чувствам. Единственное, что сейчас его радовало, так это привычка Тани носить платок вместо шапки. На кладбище к месту был именно он. Особенно учитывая его темный цвет.

Несколько следующих минут Громов смотрел на красивый профиль партнерши, которая была явно озадачена его последней фразой. Воодушевление Тани сменилось задумчивостью. Она не понимала, почему Женя хотел бежать из Питера. Почему его глаза здесь были такими болезненными, почему он с какой-то обидой смотрел на пейзажи одного из самых прекрасных городов мира.

Красота Тани на некоторое время отвлекла Женю, однако вскоре он буквально кожей ощутил, что они приехали в пункт назначения. Евгений посмотрел в окно и увидел бело-оранжевую церковь, которая, несмотря на свой яркий цвет, под тяжелыми серыми тучами выглядела мрачно и неприветливо, если в таких местах что-либо вообще могло выглядеть приветливо… Рядом с ней находилась небольшая двухэтажная постройка с церковной лавкой и аркой для проезда машин.

Таня вышла из такси и огляделась по сторонам. Порыв холодного и сильного, пронизывающего до самых костей ветра заставил её придержать ладонями платок. Но по окружающей обстановке Таня уже понимала, что здесь что-то не так. Она потерянными, полными детского страха и разочарования глазами посмотрела на Громова. Она пыталась найти ответ и понять, почему они здесь. Но Евгений ничего не отвечал.

«Да, малышка, сейчас будет больно», — вздохнул он, видя её большие и напуганные карие глаза.

Несколько секунд они стояли без единого слова. Таня видела во взгляде Громова столько боли, что казалось, будто она вот-вот превратится в слёзы и сорвется из его красивых глаз солеными дорожками. Таня на мгновение оторвала от Жени взгляд, заметив на желтой постройке табличку.

Смоленское православное кладбище.

========== О вечной любви, невосполнимой утрате и предательстве ==========

Смоленское кладбище, Санкт-Петербург. 15:10.

Таня не могла сдвинуться с места. Она смотрела на Громова глазами, в которых смешалась боль, злость и немой вопрос «за что?». Ей хотелось высказать ему всё, что она думала о подобном поступке. Хотелось сказать, что с людьми так не поступают. Что это, черт возьми, больно. Что нельзя давать сначала повод для радости, а затем так ужасно лишать её.

Евгений смотрел на партнершу с долей понимания. Ей было больно, и это прекрасно читалось по её лицу и глазам. Таня хотела что-то сказать ему. Она приоткрыла губы, но даже не смогла сделать вдох. В легких будто закончилось место для воздуха. Таня опустила голову, пытаясь привести мысли в порядок.

— Ты хотела познакомиться с моей мамой, — тихо напомнил Евгений, свободной рукой взяв Таню за предплечье и уводя в сторону с проезжей части, подходя ближе к арке.

— Х-хотела, — медленно кивнула она, смотря на асфальтовую дорогу, расчищенную от снега, и боясь поднять взгляд куда-либо выше. За арочным проемом уже виднелись нетипично большие надгробия. Таня не могла сказать, что её очень пугали кладбища, но сегодня, сейчас, она ждала совсем другого, а потому столь резкий контраст ещё несколько минут держал её в оцепенении и испуге.

— Она здесь, — Громов мягко пояснил то, что для Тани уже и без этого стало очевидным.

Она ещё несколько секунд молчала, уговаривая себя собраться. Евгений виновато поджал губы, мысленно обозвав себя не самыми цензурными словами. Таню не стоило сюда привозить. Он знал, как близко она всё воспринимает. А принять то, что за многие годы не смог принять даже он сам, возможно, и вовсе будет ей не по силам.

— Если ты передумала, то…

Сердце Тани пропустило удар. Нет. Давать волю страху сейчас совсем нельзя. Она любила этого мужчину, несмотря на его характер и прошлое, которое он тщательно скрывал. И сейчас у неё был шанс стать ему ближе. И она не могла его упустить.

— Не передумала, — стараясь унять дрожь в голосе, ответила Таня, поднимая голову и встречаясь с Женей взглядом.

Громов сдержано кивнул, а затем протянул партнерше ладонь. Таня вложила в неё свою, и они прошли через арку на территорию кладбища.

Ярчайший, бьющий буквально по глазам контраст — белый снег и виднеющиеся из-под него черные и серые надгробия, раскинувшиеся по двум сторонам от узкой расчищенной дорожки, на которой Татьяна и Евгений едва умещались вдвоем. Таня с опаской огляделась по сторонам. Разнообразным крестам, ангелам и вертикальным плитам не было конца. Они перемежались между собой, сливались друг с другом, при этом резко выделяясь на фоне снега. Казалось, что всё окружающее их сейчас пространство состояло только из двух этих цветов — белого и черного. Но были и два ярких пятна. Одним из них была сама Таня, облаченная в бордовое пальто, а другим — букет красных роз в руке Евгения.

У Тани закружилась голова. Она чуть качнулась и коснулась краем своего пальто черной витиеватой ограды могилы, видневшейся из-под снега. Она нервно поджала губы и сильнее прижалась к идущему рядом Жене, крепче сжимая его ладонь.

— Бояться нужно не мертвых, а живых, — задумчиво посоветовал Громов, заметив реакцию Тани на случившееся.

Она чуть запрокинула голову, смотря на лицо Жени. Он был необычайно спокоен. Эта обстановка с воистину гробовой тишиной совсем не давила на него. Евгений выглядел так, будто пришел в дом, который некогда принадлежал ему, и теперь он обходил его и что-то вспоминал, думал о чем-то своем. Он шел медленно и размеренно, будто не желал скорее оставить все эти надгробия позади. Напротив, на некоторые могилы он смотрел с какой-то грустной и горькой ухмылкой, замедляя возле них шаг. Таня с ужасом пришла к догадке о том, что он знал все эти надгробия, что были вдоль узкой дорожки. Он ходил мимо них уже много раз.

Когда Евгений пристально рассматривал надгробную статую, на которой был ангел, скорбно обнимавший крест, Татьяна резко остановилась, вынуждая Громова сделать то же самое. Впереди на дорожке лежало сломанное вандалами надгробие. И упавший с него массивный черный крест из гранита преградил путь.

— Вот, о чем я и говорил, — недовольно вздохнул Евгений, а затем отдал букет Тане. Она ошарашенно наблюдала за тем, как он надел перчатки, а затем наклонился и поднял тяжелый с виду крест. После Громов поставил его за ограду могилы, которой он принадлежал.

— Нужно будет сказать об этом охране, — вслух поставил себе задачу Евгений, стягивая с длинных пальцев перчатки и убирая их в карманы куртки. — Идем?

Таня вернула ему букет и обняла за руку, вновь направляясь туда, куда он вёл. Ей казалось пугающим то, как уверенно и спокойно себя чувствовал Громов среди этой обстановки.

— Такое обычно происходит зимой, ранней весной и поздней осенью, — начал рассказывать Женя, заставляя Таню сосредоточиться на нем, а не продолжать культивировать в себе страх. — А вот летом здесь много охраны и туристов.

— Туристов? — искренне не поняла она.

— Не стыдно тебе, петербурженка? — с тенью улыбки посмотрел на неё Евгений. — Старейшее кладбище города. Здесь есть невероятные могилы и склепы. Они в себе несут больше, чем любые музейные экспонаты.

— Невероятные? — приподняла брови Таня, смотря на Женю, как на умалишенного. Молодой, полный сил мужчина восторгался тем, от чего разило смертью.

Громов вздохнул, раздражаясь от того, что партнерша не способна его понять, а затем остановился, оглядываясь вокруг и пытаясь найти другую дорожку.

— Пошли, — он крепче взял её за руку и потянул туда, где расчищенных от снега дорожек уже не было. Ноги Тани уходили под снег почти по колено, а внутри что-то сжималось от ужаса. Она не знала, что было там, под снегом, а потому каждый шаг давался с трудом. Не выдержав этого, Евгений закинул её на плечо.

— Мне кажется, — несмело начала она, отмечая, что с высоты роста Жени нагромождения черных надгробий кажутся ещё более бесконечными, — что это не то место, где стоит нести девушку на руках.

— В этом месте любви больше, чем в любом ЗАГСе, — серьезно отвечал Громов, пробираясь между могилами и находя среди них особенно выдающиеся, по которым он ориентировался здесь ещё в юности. Сейчас ему захотелось поделиться с Таней тем, что поразило его много лет назад.

Она нахмурилась от услышанного и собиралась спросить, что он имеет в виду, но Евгений остановился и поставил её на ноги, а затем развернул к надгробию, выполненному в виде черной колонны, наверху которой был скромный, тонкий крест. На черном мраморе Таня увидела выцветшие, но всё же хорошо читавшиеся буквы дореволюционного алфавита.

«Подъ симъ памятникомъ, сооруженнымъ безутешною супругой Елизаветою, покоится ​ея​ ​нѣжный​, милый, любимѣйшій супругъ Александръ Ѳедоровичъ ​Голубскій​. ​

Проходящія​, ​милыя​ люди, помяните Господу имя его, да проститъ онъ ему ​всѣ​ прегрѣшенія.

Да благословитъ Онъ Ваши короткіе дни.

Неустанно скорбящая, утратившая послѣ смерти твоей спокойствіе, ​Лизавета​. 1769 г.»

Татьяна прочла эпитафию, понять которую было несложно, и обняла себя за локти, поглаживая холодными пальцами шерстяную ткань рукавов и ощущая, как внутри смешиваются десятки разнообразных чувств. Она поняла, что имел в виду Женя. Нет этого Александра, по которому безутешно скорбела его супруга. Уже давно нет и её самой. Нет на этой земле и их детей, если они, конечно, вообще были. Их нет. Но есть эта любовь, оставшаяся здесь. Она осталась, она обрела форму колонны из черного мрамора. Она пережила несколько наводнений, революций и войн. Она здесь. Эта любовь здесь.

Несколько минут Татьяна и Евгений стояли молча и думали о своем. Громов отметил, что эти слова из раза в раз всё также имеют большое воздействие на него.

— И много здесь такого? — наконец, несмело поинтересовалась Таня.

— Много, — кивнул Евгений, аккуратно сжимая холодную ладонь партнерши в своей и медленно уводя её в сторону дорожки. — Хоронить людей здесь начали ещё при строительстве города.

— И сейчас здесь это… — Татьяна растерялась, не зная, как продолжить. Однако Громов ход её мыслей мог легко предугадать.

— Сейчас это делают за огромные деньги, — недовольно ответил он. — Похоронить маму здесь было желанием моего отца. Эдакий… красивый жест.

Татьяна отчетливо услышала в голосе Жени ноты раздражения и холодной ненависти сразу же, как он упомянул отца. Ей хотелось расспросить о нём подробнее, но то, что происходило сейчас, уже было для Евгения огромным шагом, и не хотелось мучить его ещё больше. Поэтому Таня решила пока что тему отца Жени не затрагивать. Если расскажет что-то сам — прекрасно. Если нет, то, значит, так пока нужно.

— Как ты здесь ориентируешься?

Евгений горько усмехнулся, сворачивая влево у небольшого черного склепа в готическом стиле.

— Я проводил здесь много времени, Таня, — болезненно ответил Громов, вспоминая, как однажды прятался за этими надгробиями от охранников, обходивших территорию после закрытия кладбища. И как этим же вечером его отсюда забрал отец, разъяренный подобной выходкой сына.

Татьяна почувствовала, как по спине побежали мурашки ужаса. Она не знала, как давно не стало мамы Жени, но даже если это произошло совсем недавно, частое и долгое пребывание на кладбище вряд ли могло пойти на пользу молодому мужчине.

— И летом, когда людей здесь невероятно много, мне приходилось пробираться через старую, заброшенную часть кладбища. Поэтому я знаю много путей, как найти… — Громов на несколько секунд замолчал, потерянно посмотрев направо, где виднелась вертикальная плита из черного мрамора, ярко контрастировавшая с окружавшими её старинными надгробиями. — Маму.

Татьяна проследила за его взглядом, понимая, что до встречи с женщиной, подарившей миру удивительного фигуриста и мужчину, которого она любит, остались считанные шаги.

Евгений неосознанно и крепко сжал её ладонь. Так, как делала это обычно сама Таня перед совместными выходами на лёд, когда нуждалась в ощущении Громова рядом с собой. Когда понимала, что ей необходима его поддержка.

Несколько тяжелых, медленных шагов. Таня уже на этом расстоянии видела на надгробной плите портрет молодой женщины с длинными волосами и сдержанной, но при этом искренней улыбкой.

Симановская Юлия Константиновна (1969-2005)

Громов смахнул с горизонтальной части надгробия снег, обнажая черный, гладкий мрамор, и положил букет роз. Мысленно мужчина пожалел о том, что сюда они приехали не на его автомобиле, где в бардачке лежали солнцезащитные очки на случай яркого солнца, которое било в глаза и зимой. Сейчас этот аксессуар пришелся бы очень кстати, несмотря на серое небо, не имевшее ни малейшего намека на солнце.

Татьяна зашла за спину Жени, не в силах выдержать этот теплый взгляд Юлии, который казался живым даже сейчас. И от этой теплоты было не хорошо, а нестерпимо плохо и больно.

Несколько секунд Таня стояла за своим партнером, прислонившись лбом к его спине в районе лопаток. Громов понимал, что ей нужна пара минут, чтобы прийти в себя.

— Чья у тебя фамилия? — наконец, несмело поинтересовалась фигуристка, понимая, что нужно выйти из своего «убежища» и выглянуть из-за спины Жени. Она сама хотела этой встречи. Она совсем не догадывалась, что она может быть такой, но всё же.

— У меня её девичья фамилия. В тринадцать лет я решил, что она звучит «круче», — спокойно отвечал Евгений, несколько недоговаривая и умалчивая о том, что стало последней каплей в принятии им решения о смене фамилии.

Татьяна медленно и понимающе кивнула. Представить Громова не Громовым сейчас было уже практически невозможно. Она внимательнее присмотрелась к дате смерти Юлии и с ужасом пришла к осознанию того, что, когда её не стало, Жене было всего шестнадцать, а его маме и вовсе каких-то тридцать шесть. Таня попыталась сделать вдох, но это удалось ей с трудом. Она чувствовала, как ею овладевало оцепенение. Нужно было как-то с этим бороться. Нужно было заговорить. Едва ли Женя, когда вёз её сюда, мог надеяться на то, что его минуют вопросы, которых в голове его партнерши было много.

— Как это произошло? — тихо поинтересовалась Таня, посмотрев на партнера. Он тем временем продолжал не сводить глаз с портрета мамы.

Громов вздохнул, скрестив руки на груди. Ещё сидя на диване в гостиной квартиры мамы Тани, принимая решение привезти партнершу сюда, он понимал, что если сделает это, то ему придется отвечать на вопросы. Придется открыться. И он полагал, что это будет легче. Но нет. В носу снова появился фантомный тошнотворный запах гари, вынуждая Евгения взять одну из роз и поднести к лицу, вдыхая её сладкий аромат. Таня выжидающе наблюдала за ним, ожидая ответа, но не собираясь торопить.

— Авиакатастрофа, — вздохнул он, боясь смотреть на партнершу. Он знал, что в её глазах будут боль и жалость. Должны ли эти большие, порой по-детски наивные карие глаза выражать именно это? Нет. Их обладательница должна светиться от счастья, а не страдать от того, что показывал и рассказывал ей Громов.

Он прикрыл глаза, в красках вспоминая день, разделивший его жизнь на «до» и «после».

Вот он не отпускал маму в аэропорт. Кричал, что она не должна оставлять его. Метался по квартире, как загнанный зверь, пытаясь не дать ей выйти за дверь. Плохое… Плохое предчувствие! Она не должна улетать вот так! Она должна простить его! Он хотел как лучше! Но нет. Она оставила его. Говорила что-то до жути банальное. Что ей необходимо побыть одной. Что она скоро вернется. Что вернется к нему. Что не пропустит ни одного выступления. Но это будет потом. А пока она торопливо поцеловала его в лоб, попросила не пропускать сегодняшнюю тренировку и закрыла за собой дверь, полагая, что уходит на время, и не догадываясь, что навсегда…

Из потока воспоминаний Женю вырвали всхлипы, раздававшиеся рядом. Он перевел взгляд на Таню, которая повернулась к нему спиной и судорожно убирала тыльной стороной ладоней слёзы, катившиеся по щекам.

— Плюша, — грустно улыбнулся он, положив ладони на её миниатюрные плечи. Женя не знал, что ему нужно сейчас ей сказать. Попросить не плакать? Глупо. Сказать, что у него всё в порядке? Ещё глупее. Увезти её отсюда? Пожалуй.

— Пойдем, — Громов наклонился ближе к её лицу, крепче сжимая теплыми ладонями плечи, желая привести в чувство. — Отвезу тебя домой. У твоей мамы наверняка осталась ещё парочка блинчиков. Съешь их с чаем и успо…

— Да какие блинчики? — вымученно простонала сквозь слезы Таня, закрывая ладонями покрасневшее лицо. — Какие к черту блинчики, Женя?

— Вкусные, — невинно пожал плечами он.

Татьяна развернулась к нему и обожгла взглядом полным злости, боли и слёз, заставляя Евгения на мгновение ощутить себя виноватым.

— Почему ты так делаешь? Почему ты так ведешь себя? — с зарождавшейся дрожью в голосе протараторила Таня, заставляя Громова сначала непонимающе вскинуть брови от таких вопросов, а затем бросить виноватый взгляд на портрет мамы.

— Как я веду себя? — спокойно поинтересовался он, желая, чтобы Таня перестала плакать. Женские слезы всегда действовали на него пагубно.

— Вроде бы хочешь открыться, а потом резко… — она не нашла подходящего слова и просто эмоционально всплеснула руками. — Я не хочу уходить отсюда вот так! Я хочу, чтобы ты рассказал мне! Чтобы стал хоть немного ближе! Всё, что есть у меня — это ты на льду! А сейчас, из-за травмы, нет и этого!

Громов поджал губы, испытывая сильное желание напомнить Тане о том, кто виноват в её травме. Но вступать в конфронтацию с ней на кладбище хотелось меньше всего, да и в целом нужно было сделать так, чтобы она успокоилась и не продолжала истерику.

— Стать ближе, значит? — задумчиво уточнил он, а затем кивнул, понимая, что стоит действительно рассказать. — Ещё когда моя мама была беременна, она была уверена в том, что я буду великим фигуристом. Она считала дни до того, как мне исполнится три года, чтобы скорее отдать в фигурное катание. Но в три года я серьезно заболел, и мама испугалась, что ничего не получится.

Громов говорил медленно и спокойно, смотря то на портрет мамы, то на стоявшую рядом Таню, которую бархатный тембр партнера вкупе с его повествованием начинал приводить в чувства и заставлял перестать плакать. Она небрежно смахнула тыльной стороной ладони очередную слезу и стала пристально смотреть на Женю.

— Она им занималась? — предположила Таня, опираясь на такое сильное желание его мамы отдать сына в фигурное катание.

— Она им болела, — грустно улыбнулся Женя, а затем бросил взгляд на партнершу. — Твоя мама отличит один прыжок от другого?

Татьяна поджала губы, отрицательно качнув головой. Далекие от фигурного катания люди действительно с большим трудом могут отличить один прыжок от другого. И родители спортсменов не так часто углубляются в их профессиональные тонкости.

— Только если аксель, — ответила Таня, упоминая прыжок, который существенно отличается по технике выполнения от остальных пяти.

— А моя отличает друг от друга все шесть, — с толикой какой-то детской гордости пояснил Громов, а затем перевел взгляд вновь на портрет. — И знает все тонкости, все элементы.

По спине Татьяны побежали мурашки. Женя говорил о своей маме в настоящем времени. Так, будто она всё ещё была жива. Тане казалось поразительным то, что Громов, несмотря на всю свою силу и мощь, как физическую, так и моральную, не смог смириться с потерей близкого человека. И, судя по этому, его мама была для него всем.

— За мои шестнадцать лет она не пропустила ни одного соревнования, — продолжал Евгений, а затем резко замолчал, опуская взгляд вниз. — Но не увидела главного.

Таня обняла Громова со спины, желая как-то смягчить боль, которую он сейчас ощущал, рассказывая о подобном.

— Она тебя всегда видит, — тихо произнесла Таня, понимая, что эта фраза слишком банальная и в подобных ситуациях её говорят слишком часто, но это было именно то, во что ей очень хотелось верить.

— Она так говорила даже тогда, когда была жива, — безрадостно вспомнил Евгений, а затем положил свои ладони поверх ладоней Тани, лежавших на его торсе. — Помню, в тринадцать лет я занял третье место на юниорском этапе Гран-При и получил первые большие, как мне тогда казалось, призовые. И, когда вернулся домой, купил маме серьги в виде простыхсеребряных колец…

Татьяна отпрянула от спины партнера, вставая рядом и с удивлением рассматривая такую знакомую ей сережку в мочке его уха.

— Это… — Таня растерялась, не зная, как продолжить.

— Да, — кивнул Женя. — Это её сережка.

Татьяна приложила холодную ладонь ко лбу, надеясь, что это поможет не воспринимать так близко, так болезненно. Но нет.

— Она их практически не снимала и шутила, что дороже этих колец будут только кольца Олимпийских игр, где я буду принимать участие, — продолжил Евгений. — А в день, когда улетала, она их сняла. Точнее…

Громов сильно зажмурился, будто сопротивлялся собственным воспоминаниям. Таня испуганно наблюдала за ним, видя появившиеся морщины на его лбу и переносице.

— Она собиралась в такой спешке, что надела только одну, — договорил Громов, открывая глаза и делая тяжелый, медленный вдох. — Вторую я нашел дома уже после того…

Евгений шумно выдохнул, собираясь с мыслями. Он никому не рассказывал о том, как это происходило. Как он узнал о том, что самого дорого человека больше нет в живых.

— Я был на тренировке, — Громов провел ладонью по волосам и перевел взгляд куда-то вдаль, смотря поверх окружающих их надгробий. — За мной приехал отец. Он никогда не забирал меня с тренировок. Ему вообще было, мягко говоря, плевать. Оплачивать тренера, костюмы, коньки — пожалуйста. Принимать какое-то другое участие в моей судьбе — нет, увольте.

Татьяна напряженно нахмурилась. Похоже, у них обоих были далеко не лучшие взаимоотношения с отцами.

— Поэтому когда я увидел его на катке, то уже понял, что что-то не так, — продолжил Женя. — Я пытался узнать, что случилось, но он сказал, что нам нужно кое-куда съездить.

Громов вспомнил звенящую тишину, что царила в автомобиле отца, пока они ехали по улицам Санкт-Петербурга. Тогда юный Женя наивно полагал, что что-то случилось с мамой, но про её гибель он даже не задумывался. Это было бы слишком страшной догадкой. Такое он даже не мог предположить, несмотря на плохое предчувствие, не оставлявшее его с того самого момента, как за мамой захлопнулась входная дверь. Но, вспомнив последние слова мамы и просьбу не пропускать тренировку, он так и сделал. Находясь в ледовом дворце, он никак не мог узнать о том, что в «Пулково» при взлете упал самолет.

— Мы приехали в бюро судмедэкспертизы, — с трудом рассказывал Евгений. Таня чувствовала, как с каждой новой фразой это становится всё тяжелее для него.

— Мне было всего шестнадцать, я и не знал, что делают в подобных местах, — качнул головой Громов, не встречаясь взглядом с Таней. — Мы спустились в подвал и встали в очередь.

Евгений вспомнил длинный коридор, в котором даже стены были облицованы кафелем. Вспомнил людей, которые толпились там. Они кричали, рыдали, стонали в голос и сыпали проклятиями. Юный Женя в тот момент, несмотря на то, что теплых чувств к отцу никогда не испытывал, как-то инстинктивно прижался к нему, округлившимися от непонимания глазами смотря на обстановку вокруг. Поток нескончаемого людского горя пугал. Но больше нескончаемых стонов и рыданий пугал запах. Тошнотворный горько-кислый запах чего-то горелого. Казалось, что даже если перестать дышать, он всё равно залезет, буквально заползет в нос, заполняя затем и легкие. И даже когда Женя не знал его источника, этот запах дико пугал его, заставляя надолго задерживать дыхание.

— Меня завели в кабинет, посадили на стул и попросили открыть рот, — Громов сглотнул, стараясь унять рвотный рефлекс, посетивший его после этих воспоминаний. — А затем взяли образец слюны.

Таня зажмурилась от ужаса. Она поняла, о чем идет речь. Экспертиза ДНК.

— Нас попросили подождать несколько минут, — заканчивал свое повествование Женя. — А потом сказали всё, как есть. Даже не просили меня увести.

Громов закрыл глаза, делая глубокий, медленный вдох, понимая, что нужно сохранять спокойствие. Но он всё помнил. Помнил свою реакцию на фразу судмедэкспертов о том, что Юлия Симановская стала жертвой авиакатастрофы. Помнил, как он закричал так громко, как только мог, не желая слышать ничего вокруг. Как проклял собственного отца, будучи уверенным в том, что в гибели мамы виноват он. Как бежал, проталкиваясь между людьми, судорожно бормоча, что это всё происходит не с ним. Как запах, источник которого теперь был известен, казался ещё более удушающим. Казалось, что он мог буквально убить, если сделать пару лишних вдохов.

Юный Женя бежал по коридору, расталкивая убитых горем людей, а следом за ним бежал его отец, умоляя сына остановиться. Но Женя не мог этого сделать. Он бежал несколько часов, не замечая того, что на нем один свитер, а на улице двадцать градусов мороза. И остановился Женя только тогда, когда даже его натренированные ноги отказывались гнуться. Он зашел в первый попавшийся магазин, а затем… Несколько литров непонятного алкоголя, купленного случайным мужчиной по его просьбе, и потеря сознания по причине сильнейшей интоксикации организма юного фигуриста, который ранее никогда не выпивал.

Несколько долгих минут партнеры стояли в абсолютной тишине. Евгений судорожно пытался «свернуть» все воспоминания, не желая в них тонуть, а Таня не могла уложить услышанное в своей голове. Она обняла себя за предплечья, чувствуя поистине могильный холод, пробирающий насквозь. Это он. Это тот холод, которым пропитан Громов. Это причина, по которой с ним иногда бывает необъяснимо холодно, несмотря на теплоту его тела.

— Прости, — тихо извинился Евгений, посмотрев на партнершу. Таня, несмотря на свою чувствительность, сейчас не плакала. Она была поражена настолько, что ни одни слёзы не смогли бы выразить то, что она чувствовала. Фигуристка безмолвно смотрела на снег, а в голове — пустота. В душе — холод. И везде вокруг них сплошная боль, обличенная в черные надгробия.

Громов вздохнул, не получив от Тани ответа, а затем согнул руку в локте, посмотрев на циферблат часов, понимая, что до закрытия кладбища осталось десять минут, и им нужно уходить.

— Идем, Таня? — тихо предложил Евгений. Его партнерша едва заметно кивнула, смотря куда-то вниз. Громов понимал, что Таня сейчас ушла в себя. Так, как обычно уходил он сам. Евгений приобнял её за талию и медленно повел в сторону выхода с кладбища, доставая из кармана телефон, чтобы заказать такси.

***

— Я не зайду, — произнес Евгений, открывая Тане дверь такси, когда они приехали к её дому. — У меня поезд через час.

Татьяна потерянно кивнула, не смотря на Громова. У неё не было сил. Не было эмоций. Внутри пустота и боль. И она не может сейчас злиться на Евгения за его отъезд. Теперь всё начинало вставать на свои места. Да, он мог хотя бы подняться и попрощаться с её мамой. Много времени у него это не отняло бы. Но после того, что Таня узнала, она была готова простить такое.

— Прости, что день выдался таким… — чуть пожал плечами Евгений, не находя подходящего слова.

— Спасибо, что он выдался таким, — тихо произнесла Таня, удивляя Громова такой фразой, а затем прижалась к его груди. — Спасибо, что рассказал. Я уверена, что это не всё, и тебе ещё есть, что рассказать. Но пока я большего не требую.

— Ну, спасибо, — горько ухмыльнулся он, поглаживая партнершу по спине. — Как плечо?

Таня сильнее уткнулась носом в кожаную куртку Евгения. Несколько секунд она размышляла над тем, сказать ей правду или вновь совершить ошибку и утаить её от него?

— Ноет периодически, — призналась она, а затем ощутила как вздымается его грудь от недовольного вздоха. — Но всё в порядке! Это можно терпеть, правда.

Таня чуть отстранилась, внимательно посмотрев Жене в лицо.

— Я не могу дождаться возвращения к тренировкам, — с трепетом произнесла она. — Я не могу дождаться возвращения к тебе.

Евгений на такую фразу партнерши как-то грустно и болезненно улыбнулся, а затем поцеловал её в лоб и проводил до дверей подъезда, на прощание попросив извиниться перед её мамой.

***

Когда Таня пришла домой, первым делом крепко обняла маму и сказала, что очень любит её. Женщина несколько растерялась от такого неожиданного, но безусловно приятного порыва дочери и сказала ей те же заветные «я тебя люблю».

Татьяна ещё долго не могла заснуть. Она ворочалась на небольшой постели в своей комнате. Она догадывалась, что где-то в глубине души у Громова есть какие-то тайны, но даже не представляла, что они настолько болезненные. Таню пугало то, как комфортно Евгений чувствовал себя на кладбище. Пугало то, что порой он говорил о своей маме в настоящем времени. Пугало то, что он за почти тринадцать лет не смог отпустить её. Он молодой и красивый мужчина, полный сил. Ему нельзя так жить. На мгновение фигуристке показалось, что его мама разделила бы с ней недовольство подобным поведением Жени.

Таня решила, что они справятся с этим. Как-нибудь, но непременно справятся. Она чувствовала, что любит этого мужчину. А настоящая любовь, по её мнению, творит чудеса и вполне способна исцелить. Да, она никогда не сможет вернуть его маму, но постарается уменьшить боль от её утраты. Главное, чтобы он её не отталкивал. Она всё сможет стерпеть, лишь бы он был рядом.

И скоро они вновь будут рядом сутки напролет. Завтра уже седьмое марта, а десятого она вернется в Москву, и они начнут тренировки. Мысль об этом грела. Что может быть лучше поездки в Ниццу с самым «завидным женихом России»? Ничего! Даже если этот «жених» официально ей пока что только партнер, а из всех достопримечательностей Ниццы им светит увидеть только аэропорт, ледовый дворец и гостиницу. Но ведь никто не отменял «нелегальные» ночные прогулки втайне от тренерского штаба…

С этой сладкой мыслью Татьяна заснула, уже видя их с Женей на улочках французского городка и крепче обнимая большую подушку, представляя, что это он.

***

В комнату к спящей Тане ворвалась её мама, с намерением разбудить дочь и расспросить о том, что она только что услышала по телевизору. Верилось в это с трудом, и Таня была единственным человеком, который смог бы объяснить, что случилось.

— Таня! — встревоженно воскликнула Марина Александровна. — Таня! Вставай!

— Ма-ама… — сонно простонала фигуристка, заснувшая очень поздно и желавшая выспаться, даже забыв о своих пробежках. — Если там опять что-то про нас с Женей, то я посмотрю пот…

— Таня, он сказал, что отказывается от участия в чемпионате мира!

— Очень смешно, — хрипло ответила Таня, накрывая голову подушкой.

Несколько секунд Марина Александровна ошарашенно смотрела на дочь. Неужели она была не в курсе такого серьезного решения? Но ведь они партнеры. Они должны решать всё вместе.

— Таня, это не шутка! — ещё больше испугалась мама. — Это только что показали по первому каналу! Он заявил это в министерстве спорта.

Слова мамы Татьяна услышала даже через толстую пуховую подушку. Она резко откинула её в сторону, садясь на постели и непонимающе хлопая ресницами.

— Этого не может быть, — качнула головой Таня. — Он не мог принять такое решение один, без меня!

На несколько секунд фигуристка переглянулась с мамой и увидела в глазах той искренний испуг и озадаченность. Мама не врала. Похоже, она действительно это видела. Но зачем Громов так поступил с Таней не могла спросонья понять ни сама Таня, ни, тем более, её мама, буквально вчера видевшая Евгения, который произвел на неё прекрасное впечатление.

Татьяна вскочила с постели, а затем взяла телефон, который отключала на ночь. Включив его, фигуристка обнаружила десятки пропущенных вызов. Среди них были звонки от Мельникова, Ольги Андреевны, Алисы и Ксюши. Видимо, они уже узнали эту новость и не смогли получить никаких комментариев от самого Евгения, а потому бросились звонить его партнерше.

«Женя, ты ведь не мог так поступить со мной? Пожалуйста, Женя!» — судорожно думала Таня, начиная собирать свои вещи.

— Ты куда? — не понимала её мама, следя взглядом за её нервными и быстрыми передвижениями по квартире.

— Мне нужно в Москву, — тихо ответила Таня, понимая, что если мама задаст ещё какие-либо вопросы, и она начнет на них отвечать, то просто расплачется, а это было сейчас ни к чему.

Всё, чего сейчас хотела Таня — посмотреть Громову в глаза и высказать всё, что думает о таком поступке. О том, что партнеры не должны так поступать друг с другом. О том, что он так и остался закоренелым эгоистом, долбанным «ледяным королем», которому плевать на мнение собственной партнерши.

В Ванкувере он ведь обещал, что поедет на чемпионат мира! Обещал, что поедет с ней! А что получилось в итоге? «Обкатал» на чемпионате Европы, а затем использовал на Олимпийских играх. А затем соврал о совместном чемпионате мира. Зачем ему, человеку, которому покорялась эта вершина трижды, покорять её в четвертый раз, особенно после получения главной награды — олимпийского золота?

Дальше Таня стала ему не нужна. Дальше он просто предал её.

Дальше — конец?

========== Осколки ==========

Татьяна подъезжала на такси к Московскому вокзалу. Она не заметила, как быстро пронеслись за окном улицы родного Петербурга. Она не слышала ни музыки, ни новостей по включенному радио. Игнорировала отвлеченные вопросы таксиста, потому что не слышала и их. В висках пульсировало от бессильной злобы. Она в гневе. Она в бешенстве. Но изменить не может ничего. Евгений решил всё за них обоих, не оставляя Тане ни шанса что-то изменить, ни шанса хотя бы принять решение совместно. Так, как должны принимать решения партнеры.

Таня смотрела на свои ладони, лежащие на коленях, но не видела их. Глаза застилало разочарование. Она полюбила Евгения. Она полюбила их пару. Полюбила то волшебство, что окутывало их каждый раз, когда они оказывались рядом, вопреки их вымышленному оправданию про друзей, про работу, про эмоции.

А Женя поставил крест. На всём.

— И почему вокруг этих бедных фигуристов подняли такую шумиху? — громко возмутился немолодой водитель такси, заставляя Таню моргнуть и перевести на него взгляд. — Не хотят ехать на чемпионат, так пусть не едут!

Поймав на себе потерянный взгляд Тани, мужчина прибавил громкость радио.

«Олимпийские чемпионы Ванкувера Татьяна Алексеева и Евгений Громов не примут участия в предстоящем чемпионате мира по фигурному катанию в Ницце. Об этом ранним утром сообщил Евгений Громов. Его партнерша никаких комментариев по этому поводу пока не давала. Напомним, что такое в фигурном катании не является редкостью. Олимпийские игры обычно проходят в феврале, а чемпионаты мира — в марте. Сильнейшие фигуристы, потратившие все силы на олимпийские медали, как правило, позволяют себе отдохнуть. Возможно, для Татьяны и Евгения именно это является причиной отказа от участия.»

— Об этом говорят каждый час! — продолжал возмущаться таксист, не обращая внимания на то, что Татьяна вновь перевела взгляд на свои ладони. Несколько секунд она сидела без малейшего движения, вновь и вновь прокручивая в голове услышанное. Затем её губы растянулись в глупой, странной улыбке, а в следующую секунду она залилась истерическим смехом, который позднее перешел в плач.

***

Евгений прошел на кухню, сжимая в ладони телефон. Он включил его на пару минут и обнаружил многочисленные пропущенные звонки. Алиса, Мельников, Ольга Андреевна, Ксюша и даже Волченкова. Бывшая партнерша и вовсе завалила его сообщениями: «Какого хуя ты творишь? Почему Таня молчит? Она не отвечает на звонки! У тебя научилась? Ну вы, блять, идеальная пара просто!!! Ты один принял это решение? Ты вообще нормальный? Я сейчас с мамой за городом, но я приеду на бал и тебе пиздец, Громов!!!!!».

Евгений выругался, вспомнив про бал в честь призеров и чемпионов Олимпийских игр, который организует Министерство Спорта на следующей неделе. Они с Татьяной должны быть на нем, так как являются обладателями золотых медалей. Но после содеянного Таня вряд ли согласится пойти туда с ним. Даже если он в красках опишет волшебную атмосферу, которая царит обычно на таких приемах. Громов вздохнул, ещё раз проверив список входящих звонков и сообщений. Контакта «Плюша» среди них не было. Евгений посмотрел на время, предполагая, что она уже не спит и, должно быть, всё знает. Однако для него загадкой оставалось то, почему она до сих пор не попыталась дозвониться до него.

— Похоже, мы скоро увидимся, Таня, — тихо произнес он, догадываясь о том, что его партнерша уже на пути в Москву.

Евгений увидел, как на экране телефона высветилась фамилия Мельникова. Верный знак того, что пора вновь отключать телефон. Сделав это, Громов принялся готовить обед. Его кулинарные способности были весьма скромными, а потому он принялся жарить куриное филе и варить к нему гречневую кашу. Привычка включать телевизор во время нахождения на кухне в одиночестве, чтобы он создавал хоть какой-то шум и иллюзию чьего-либо присутствия в его квартире, в этот раз обернулась против него самого. По федеральным каналам обсуждали его решение не участвовать в чемпионате мира. Если бы Татьяна и Евгений не были олимпийскими чемпионами, то такой шумихи это бы не вызвало. Как максимум, из телеканалов это осветил бы только «Матч». И всё. Но в нынешних условиях, когда про Алексееву и Громова ещё не улеглись новости касательно триумфальной победы на Олимпиаде, такое известие возымело эффект разорвавшейся бомбы.

Поставив на стол тарелку с обедом и стакан апельсинового сока, Евгений ещё несколько минут искал по телевизору что-нибудь нейтральное. Наконец, остановившись на одном из каналов, Громов принялся обедать, не особо вслушиваясь в то, что вещали с «голубого экрана». Евгений чуть запрокинул голову, допивая последние капли сока, когда услышал по телевизору до боли знакомую фамилию.

«Один из богатейших людей России — крупный ресторатор Алексей Симановский объявил о своей предстоящей свадьбе с двадцатилетней итальянской моделью Николь Арчизо.»

По телу Громова будто пробежал электрический разряд, моментально одаривший его сильнейшим приступом гнева. Он обхватил ладонью опустевший стеклянный стакан. И сделал это так сильно, что его длинные пальцы моментально побледнели. Оставшуюся часть репортажа он уже не слышал.

В прихожей квартиры раздался шум. Татьяна, приехавшая из Петербурга на Сапсане, открыла дверь своим ключом, который сделал для неё Женя ещё после возвращения с чемпионата Европы. Фигуристка раздраженно откинула свою сумку в дальний угол, а затем, не снимая верхней одежды, но небрежно стянув с головы платок, направилась на кухню.

— Какого черта ты творишь, Женя? — Таня остановилась в арочном проеме, смотря на партнера настойчиво и с явной злостью. Она пыталась собрать все эмоции, пыталась выглядеть максимально пугающе, желая заставить Громова раскаяться. Но не понимала, что сама выглядит испуганно под действием обуявших её эмоций.

Но Громов её не слышал, продолжая смотреть на экран телевизора, по которому уже несколько минут шла реклама. Когда он ещё сильнее сжал ладонь, по стеклянным стенкам стакана побежали трещины, издавая характерный хруст. Татьяна нахмурила брови, и злость, кипевшая в ней, на несколько секунд сменилась непониманием.

— Что ты делаешь, Женя? — всё ещё с раздражением в голосе поинтересовалась она, но имела в виду уже не чемпионат мира, а то, что происходило сейчас. — Женя?

Евгений поджал губы, напрягая ладонь ещё сильнее. В следующую секунду стакан разбился, со звоном разлетевшись в разные стороны на многочисленные осколки, заставляя Татьяну на мгновение зажмуриться и вскрикнуть.

Фигуристка несмело открыла глаза, часто дыша от того, что только что произошло. Она испуганно посмотрела на Евгения, который всё ещё сидел за столом, усыпанным осколками, часть из которых поранила его ладонь. По руке стремительно побежала кровь, тонкими ярко-красными дорожками срываясь с его локтя и капая на пол.

— Женя, ответь! — громко обозначила своё присутствие Таня. Одна её часть желала помочь ему, подойти ближе, обработать глубокие порезы. Другая же находилась в истерическом припадке и не желала даже смотреть на Евгения. Хотелось только выяснить причину его поступка и высказать затем всё, что она по этому поводу думает.

— Уйди, — тихо попросил её Громов, только сейчас заметив партнершу и бросив на неё быстрый взгляд.

Евгений понимал, что услышанное по телевизору вывело из себя и сейчас он сдерживается из последних сил. Стакан был только началом. От бешенства, клокочущего внутри, хотелось разнести в щепки всё, что было вокруг. И остатком здравого рассудка, голос которого звучал всё тише, Женя понимал, что если Таня сейчас попадется ему под руку, то беды не миновать.

— Уйти? — оскорбленно уточнила Таня, пытаясь сделать так, чтобы голос не дрожал. — Кто дал тебе такое право, Женя?

Громов разочарованно качнул головой, зажмуривая глаза на несколько секунд. Таня была бы не Таней, если бы послушалась его и ушла сейчас, давая ему остыть.

— Какое право? — переспросил он, обжигая партнершу гневным взглядом, а затем опуская его на стол, усыпанный стеклом.

— Решать за нас двоих! Использовать меня! — всплеснула руками она, а затем принялась дрожащими пальцами расстегивать пуговицы пальто, ощущая как по телу разливается жар, вызванный злостью по отношению к этому мужчине.

— А ты не решала за нас двоих? — вопросительно изогнул бровь Евгений, пристально посмотрев на партнершу. — И не использовала меня?

— Когда? — буквально взвыла Таня, очевидно не понимая, на что намекал Громов.

— Когда лгала о плече, — напомнил ей Громов, поднимаясь из-за стола. Согнув пораненную руку в локте, он направился в ванную. Таня быстро последовала туда за ним.

— Я хотела как лучше! — в который раз попыталась оправдаться она. Таня чувствовала себя виноватой за то, что лгала. Она понимала, что была не права, и очень боялась, что эта тема, которую они так и не обсудили в спокойной обстановке, рано или поздно всплывет. И она всплыла. Вот только обстановка была совсем не спокойной.

Евгений открыл небольшой белый шкафчик над раковиной, доставая оттуда маленький бутылек с перекисью. Когда он щедро обработал бесцветной жидкостью глубокие порезы на внутренней стороне ладони, кровь вступила в реакцию с перекисью, образовывая пену и заставляя Громова почувствовать неприятное жжение.

— Ты начала это делать ещё в Москве, Таня, — ядовито напомнил ей Евгений, всё ещё смотря на свою ладонь. — И ты, зная, что рискуешь, втянула меня в командник. Ты решила за нас двоих и пошла на риск. Ты использовала меня, чтобы помочь другим.

— Я не использовала тебя! — воскликнула Таня, удивляясь подобному обвинению.

— Использовала, потому что ощутила себя рядом со мной непобедимой, — констатировал Громов, поднимая голову и смотря через зеркало на Таню, стоявшую в районе двери в ванную.

— Нет! — продолжала оправдываться Таня. — Я просто хотела помочь!

— За мой счет? — не выдержал Евгений, оборачиваясь к партнерше и обжигая её взглядом, в котором было так много гнева, что Тане стало не по себе. Её злость сменилась страхом. Ей вновь показалось, что Громов может вот-вот ударить её. — За счет моего олимпийского золота? За счет многих лет моего пота и крови?

Таня сделала неловкий шаг назад, ударяясь спиной о белую дверь ванной комнаты. Она большими, напуганными глазами смотрела на партнера, в ужасе приоткрывая губы и не зная, что ему ответить, будучи уверенной в том, что он в своем нынешнем состоянии всё равно ничего не услышит.

— Н-нет… Это не… Правда, — медленно качнула головой из стороны в сторону она, сильно запинаясь при ответе.

— Да! — впадая в бешенство воскликнул Громов, откидывая в сторону перекись. — Стаса ты бы не потащила в это дерьмо! Со Стасом Олимпиаду ты бы увидела только во сне! Ты никто без меня! Вот тебе правда!

Татьяна моргнула, чувствуя, как по щеке покатилась слеза. Она видела, что Женя продолжал что-то говорить, пребывая в настоящем неистовстве. Видела. Но не слышала больше ничего. Слова «ты — никто», услышанные из уст любимого мужчины, оглушили её, парализовав всё тело на несколько минут.

— Правда в том, что я как последний идиот повелся на всё это! — продолжал Громов. — Я влюбился в тебя, не понимая, что это нужно мне в последнюю очередь! Правда в том, что это не должно было происходить! Если бы ты продолжала работать из чувства страха передо мной, всё было бы хорошо! Ты бы не довела плечо до такого состояния! Я бы не ввязался ради тебя в командник! Я бы не отказался от своего последнего чемпионата мира!

Татьяна вспомнила, что Громов уже на Олимпийских играх сказал, что она для него не существует. Вспомнила, как с трудом приводила его в себя. Вспомнила, как преодолевала страшную боль в плече, чтобы он стал-таки олимпийским чемпионом.

— Ты разрушила конец моей карьеры! — сокрушался Евгений. — Сначала заставила нервничать на чемпионате Европы, после своего падения, затем Олимпиада… А теперь это!

Татьяна судорожно глотала воздух приоткрытыми губами, пытаясь сформулировать в голове хоть какой-нибудь ответ. Нужно было что-то сказать. Нельзя было оставлять это вот так.

— Но… — несмело начала она, делая глубокий вдох, пытаясь унять слёзы. — Со мной ты стал олимпийс…

— Нет, Таня! — заорал Евгений, заставляя её зажмуриться от его громкого голоса, усиливающегося от кафельных стен. — Это ты со мной стала олимпийской чемпионкой! Дело здесь не в тебе! Дело во мне! Я бы стал олимпийским чемпионом с любой партнершей, но досталась мне ты! Я знал, что ничем хорошим чувства к тебе не закончатся! Мне не нужна была девушка! Мне нужна была партнерша! Просто партнерша!

— Хватит! — взмолилась Таня, закрывая ладонями уши, не в силах больше это слышать.

— Ты хотела, чтобы я тебе рассказывал то, что у меня на душе? Ты лезла в моё прошлое, копалась в моих вещах! — напомнил ей Громов, заставляя Таню понять, что ладони не помогают, и она всё равно слышит его громкий и полный гнева голос.

Фигуристка, на которую обрушилось это, стояла, вжавшись спиной в дверь. Она зажмурила глаза, из которых текли слезы, и всё ещё сильно прижимала ладони к ушам, чувствуя головную боль в районе висков.

— Так вот он я, Таня! — Громов развел руки в стороны, смотря на дрожащую партнершу и не испытывая никакой жалости по отношению к ней. — Из-за твоего плеча я снялся с чемпионата мира! С моего последнего чемпионата мира!

— Тебя ни… Никто не просил сни… сниматься, — пыталась возразить Таня, несмело открывая глаза. Взъерошенные русые волосы, ледяные серо-голубые глаза, покрасневшее от ярости лицо и часто вздымающаяся грудь — Евгений был как никогда похож на дикого зверя. И сейчас это сравнение не радовало и не возбуждало. Сейчас оно было совсем не сравнением, а практически констатацией его состояния. И это пугало так, что Таня ощущала, как дрожит всё её тело.

— А тебя никто не просил приходить в мою жизнь и разрушать мою карьеру! — угрожающе прорычал Громов, делая шаг вперед к Тане, заставляя её сердце пропустить несколько ударов. — Я всегда прав! Я был прав, когда понимал, что мне нельзя давать волю чувствам! Был прав, когда говорил, что не надо соваться в ебаный командник!

— И сейчас ты тоже прав? — собрав последние силы и оставшуюся смелость, спросила Таня, вытирая ладонями слёзы и черные разводы туши на щеках. — Громов? Сейчас ты тоже прав?

Евгений на несколько секунд будто отрезвел. Он, нахмурив брови, внимательнее посмотрел в глаза партнерши, не до конца понимая, что именно она имеет в виду.

— Говоря, что я для тебя не существую, что я без тебя н-никто, — сильно дрожащими губами пояснила ему Таня. — Ты тоже п-прав?

— Хочешь дать мне пощечину? — вместо ответа задал вопрос он, посмотрев на руки, которые Таня согнула в локтях и прижала к груди. — Но смотри, как бы тебе самой больно не стало.

Эта фраза показалась очень странной и страшной. Громов то ли угрожал ответить, то ли предупреждал, что от удара у самой Тани заболит плечо. Она прикрыла глаза, вновь ощущая обжигающие слёзы на щеках. Он считает, что прав. Она — никто.

— Нет, — хрипло ответила Таня. Сейчас ей не хотелось давать ему пощечину, потому что не хотелось его касаться. Никак. Даже таким, весьма опосредованным способом. И видеть его не хотелось, несмотря на его физическое совершенство и красоту. И не хотелось слышать этот властный, низкий, ранее безумно нравившийся ей голос. Не хотелось, чтобы он вообще существовал. Не хотелось быть влюбленной в него. Не хотелось испытывать страшную, пульсирующую душевную боль. Хотелось только вернуться в декабрьский вечер и ответить «нет» на предложение представителей Федерации фигурного катания.

Евгений видел, что загнал Таню в угол. В прямом смысле и в переносном. Извиняться в своем нынешнем эмоциональном состоянии он был не способен, да и не считал особо нужным. Он вновь повернулся к небольшому шкафчику, доставая оттуда бинт и небрежно перемотал им ладонь.

— Но ты говорил, — вдруг вспомнила Таня, поднимая взгляд от пола и уткнувшись им в широкую, некогда любимую ею спину, — что я талантливая фигуристка…

Громов поднял голову, посмотрев на своё отражение в зеркале.

— И слов этих не отрицаю, — медленно кивнул он, однако Тане от этого легче не стало. — Но далеко ли ты уехала на одном таланте? Его недостаточно. Нужно работать! А это не умел ни твой Стас, ни ты сама до знакомства со мной.

— Мир не крутится вокруг тебя, — шокировано покачала головой Таня. Она хотела, чтобы Женя рассказал то, что у него на душе, но никак не ожидала подобного. Да, его считали эгоистом. Да, его считали самовлюбленным. Но Татьяна, за три проведенных вместе месяца, не догадывалась, что это настолько правдиво.

Громов на фразу Тани никак не ответил. Он предельно близко подошел к ней, так как она стояла у двери. Большими карими глазами, полными страха и боли, Татьяна пристально смотрела на него снизу вверх. Евгений был разгорячен до предела. Он часто дышал и всё, чего ему сейчас хотелось — уйти, а лучше убежать и выплеснуть всю свою агрессию посредством физических нагрузок.

— Дай пройти, — попросил он, и Татьяна сразу же послушалась, не желая больше находиться в такой близости. Таня отошла в сторону и, когда Евгений вышел из ванной, она осталась там, прислонившись поясницей к стиральной машине и давая волю слезам окончательно.

Громов быстро собрался, накинул короткую спортивную куртку, завязал шнурки кроссовок и вышел из квартиры, с шумом захлопнув за собой дверь. Только когда он ушел, Таня осмелилась выйти из ванной. Несколько минут она стояла в прихожей, смотря на собственное отражение — растрепанные темные волосы, покрасневшее и припухшее лицо с серыми от потекшей туши щеками, расстегнутое бордовое пальто из-под которого виднелась черная блузка и брюки. И от этого зрелища Тане стало жаль саму себя. Она вновь расплакалась, закрывая ладонями глаза. В голове безостановочно пульсировали два слова, сказанные Женей:

«Ты — никто!»

Татьяна обхватила ладонями голову, приоткрывая дрожащие губы, и тихо застонала, желая выбить эти слова. Она — никто. Никто!

— Не-ет, не-ет, — стонала Таня, до боли сжимая ладони на своей голове. И это продолжалось ещё несколько минут, пока истерика не утихла. Татьяна вновь посмотрела на своё отражение, но не увидела в собственных глазах боли и испуга. Теперь там были гнев и небывалая жажда мести. И они окончательно затмили здравый рассудок, толкая к совершению ошибки.

Раз она никто, то, возможно, пора стать хоть кем-то?

Татьяна торопливо бросилась собирать свои вещи. Вот её одежда, вот её белые коньки. Вот… Плюшевый кот с бабочкой на шее, подаренный Женей на новый год. Нет. Его она брать с собой не будет. Игрушка обреченно полетела на диван.

Выкатив чемодан в прихожую, Таня открыла небольшой шкаф, начиная судорожно искать ключи от машины, подаренной Правительством, и ключи от гаража Евгения, в котором она находилась.

Татьяна села за руль мерседеса и озадаченно посмотрела на приборную панель, которая больше напоминала пульт управления самолетом, чем обычным автомобилем. Она никогда особо не присматривалась к тому, как управляет всем этим Женя. Наблюдать за самим Женей, когда он сосредоточен на дороге, было куда интереснее.

Последний раз Таня была за рулем примерно полгода назад, когда Стас после многочисленных уговоров пустил её за руль своей машины. Однако Куликов всегда считал, что Татьяна не умеет нормально водить и всячески подшучивал в такие моменты, лишая партнершу уверенности в себе в этом плане.

И сейчас, на московских дорогах, в обеденный час-пик, когда автомобильный поток был очень плотным, Татьяна чувствовала себя крайне неуверенно. Её тонкие руки, лежащие на руле, била дрожь, а проезжающие мимо водители то и дело сигналили ей. То ли потому, что автомобиль фигуристки периодически слегка заносило, то ли потому, что она всё ещё не поставила нормальные номера, и вместо них были её имя и фамилия.

***

Евгений бежал несколько часов подряд. Бежал, не замечая мокрого снега, периодически переходившего в сильный дождь. Бежал, не замечая окружающих людей. Бежал, не слыша любимого тяжелого рока, на максимальной громкости звучащего из наушников. Не замечал ничего, кроме бешенства, пульсировавшего внутри. Оно заглушало всё, что было вокруг.

Телефон, который на этот раз был включен и лежал в кармане куртки, коротко завибрировал, уведомляя об очередном сообщении. Громов остановился, чтобы немного восстановить дыхание, понимая, что совсем себя загнал. Воспользовавшись паузой, он достал телефон из кармана.

Мельников: Срочно в Федерацию! СРОЧНО!

Евгений вздохнул, понимая, что сейчас ему всё-таки прилетит за отказ от участия в чемпионате мира и особенно за то, что принял это решение, не предупредив ни Таню, ни Федерацию. Сообщение Арсения было достаточно сдержанным, но всё же заставляло напрячься. Радовало только то, что Мельников действительно никогда не доставал Громова без серьезных на то причин. То ли потому, что был хорошим специалистом в своём деле, то ли потому, что не хотел лишний раз пересекаться с Евгением.

Громов огляделся по сторонам, только сейчас осознавая, как далеко убежал от собственного дома. Возвращение за машиной отняло бы у него примерно полтора часа, а потому он принял решение поймать такси и добраться до Федерации на нём.

***

Евгений зашел в здание Федерации и стянул с головы промокший насквозь капюшон толстовки, надетой под куртку. Он быстро преодолел парадную лестницу, поднимаясь на третий этаж и обдумывая формулировку оправдания по поводу снятия с чемпионата мира. Так как в Федерации ещё не знали, что в следующем сезоне он не будет принимать участия, то могли бы и закрыть глаза, наивно полагая, что Женя всё наверстает. С другой стороны, Громов понимал, что пора бы уже сказать, что он уходит. Он — олимпийский чемпион. Он многократный чемпион мира и Европы. Он имеет огромную ценность для отечественного и мирового фигурного катания. Его уже можно отпустить на заслуженный покой.

Громов, в свойственной ему манере, без стука толкнул дверь кабинета Мельникова, ожидая как обычно услышать его нравоучительное ворчание по поводу того, что Женю в свое время не научили стучать. Однако этого не произошло. Арсений сразу же вскочил из-за стола. Весь сегодняшний день он был на нервах, и сейчас появилась возможность наконец выплеснуть всё, что он думает о случившемся.

— Явился! — воскликнул он, начиная нервно расхаживать по кабинету. — Какого хуя ты творишь? Что за ебаная Санта-Барбара? Почему вы с Таней не можете разобраться между собой? Зачем впутывать в это всех?!

— Не понимаю, о чем ты, — невинно пожал плечами Евгений, садясь за рабочий стол Арсения, заваленный бумагами, и не замечая ту, что лежала в самом центре. Громов понимал, что он действительно поступил не лучшим образом, но причем здесь была Таня, он искренне не догадывался.

— Ну да! Конечно, блять! — всплеснул руками Мельников, который своим поведением сейчас больше напоминал разгневанную жену, чем серьезного чиновника. — Сначала ты снимаешься с чемпионата в обход Федерации, а потом пропадаешь, никак не аргументируя это решение! Но мы же все тут, блять, простые смертные! Куда нам понять то, что творится в голове Бога фигурного катания!

Евгений криво усмехнулся.

— Мы решили это проглотить! Решили, что ты словил звезду и хочешь отдохнуть! Хуй с тобой! Отдыхай! — Арсений вновь всплеснул руками. — В следующем сезоне наверстаешь! И я решил позвонить Тане. Должна же быть хоть у одного из вас работающая голова на плечах! Но Таня тоже не отвечала, а затем, блять, меня вызывает Президент, и я вижу…

— Ты позвал меня сюда потому, что Таня не отвечала на твои звонки? — недовольно нахмурился Громов, положив ладони на подлокотники офисного стула и собираясь встать. — Ты больной?

Мельников на несколько секунд замолчал, смотря на Евгения с долей шока, который затем сменился сожалением.

— Ты что… Не в курсе? — тихо предположил он, округляя светло-голубые глаза.

— Ну, почему не в курсе! — ядовито отвечал Громов. — Я всегда догадывался, что у тебя не всё в порядке с головой.

Мельников с трудом сдержал себя в руках. Он понял, что Евгений не знал о том, что произошло. Не знал о том, что сделала Таня. Арсений подошел к своему рабочему месту и гневно указал на лист бумаги, лежавший по центру его стола, призывая Громова прочесть то, что было там написано. Евгений наклонил голову и подозрительно нахмурил брови, начиная вчитываться.

Президенту ФФККР

Кувшинину Петру Александровичу

Заявление

Я, Алексеева Татьяна Валерьевна, выступающая в спортивной паре с Громовым Евгением Алексеевичем, прошу считать нашу пару недействительной и сделать моим новым партнером Томилина Илью Николаевича с его согласия. В соответствии с п.5.1. «об одностороннем преждевременном расторжении действующего контракта между партнерами» обязуюсь в установленные сроки выплатить штраф двум пострадавшим сторонам — Федерации Фигурного Катания на Коньках России в лице действующего Президента Кувшинина П.А. и бывшему партнеру Громову Е.А.

С уважением,

Алексеева Т.В.

07.03.18.

========== Татьяна Алексеева ==========

Комментарий к Татьяна Алексеева

Я выбросил её из сердца, как камень

Застряла между висками, сука

Терзает мне душу своими рывками

Как выживший после цунами сушу

Ты кому-то достанешься, без меня ты останешься

Время, конечно, рассудит, но кто ещё так любить тебя будет?

Ты, как кошка бездомная, лезешь в пропасть бездонную

Ну, лови мои маяки! Какая-ж ты всё-таки…

Ты называешь это гордостью, время от времени будем вместе

Но если мы движемся с этой скоростью, значит, мы просто стоим на месте.

Мачете - Между висками

Евгений моргнул, всё ещё держа в руке заявление Татьяны. До него медленно доходило осознание произошедшего. От него ушла партнерша. От самого Евгения Громова. Он ещё несколько долгих минут смотрел на слова, написанные его теперь уже бывшей партнершей, и не мог понять, что задело его больше — сам факт того, что ушел не он, а от него, или то, что это сделала Таня. Девушка, в которую он был влюблен. Хотя признавать подобное крайне не хотелось, но где-то Женя всё же понимал, что это было так.

— Как ты это допустил? — Громов положил заявление обратно на стол и перевел испепеляющий взгляд на Мельникова. В груди Евгения с каждой секундой всё сильнее разгоралась жгучая ненависть из-за поступка Тани, и маячившее в паре метров лицо Арсения только усугубляло ситуацию.

Вызывая Громова к себе, он был уверен, что тот в курсе того, что сделала Таня. А вот теперь положение Арсения становилось совсем не завидным, потому как он, будучи ответственным за Татьяну, действительно должен был предотвратить это. Обычно в подобных случаях фигуристы идут именно к членам исполкома, а только затем, если те одобрят их желания, направлялись к президенту Федерации. Но Таня, похоже, понимала, что Мельников не даст разрешения на уход от Громова, а потому решила действовать в обход.

— Я этого не допускал, — максимально спокойно ответил Арсений.

— С чего я должен тебе верить? — недоверчиво нахмурил брови Громов, с трудом сдерживаясь, чтобы не размазать Мельникова по этому нарочито строгому дубовому столу.

— Я был в Федерации с раннего утра, — начал издалека Арсений. — Сам понимаешь, по каким причинам…

Мельников выразительно кивнул в сторону Громова, намекая на его решение сняться с чемпионата мира. Но сейчас Евгению был абсолютно безразличен этот чемпионат. Сейчас нужно было разобраться с Татьяной. То, что она не будет отвечать на его звонки и вряд ли что-либо пояснит, было более чем очевидно. А потому нужно было как-то попытаться восстановить картину, опираясь только на «показания» Арсения.

— Я даже на обед сегодня не ходил, — продолжал Мельников.

— Очень ценная информация, — процедил сквозь зубы Громов. В егогруди бешено билось сердце, разгоняя кровь по телу. Такое сердцебиение он обычно ощущал лишь после длительных и изнурительных пробежек. Но сейчас вместе с этим Евгений чувствовал, как в нем клокочет выжигающий всё изнутри гнев.

— Быстрее! — не выдержал Громов, сжимая пальцами подлокотник офисного кресла Арсения, на котором сейчас сидел он.

— Меня вызвал к себе Петр Александрович, показал мне заявление Тани и сказал, что та пошла напрямую к нему, потому что не нашла меня на рабочем месте! — тревога в голосе Арсения сменилась возмущением.

— А ты, говоришь, не выходил из кабинета? — задумчиво уточнил Громов. Он снова принялся рассматривать отполированную поверхность стола, мечтая уложить на него Татьяну и…

Евгений прикрыл глаза, делая медленный и глубокий вдох.

— Весь день просидел здесь! Дверь открыта! — Мельников всплеснул рукой, указывая на вход в его кабинет.

Действительно. Заходя к Мельникову минутами ранее, Громов лично убедился, что дверь была незаперта. Татьяна опять лгала. На этот раз не Евгению, но его это всё равно злило. Сейчас фигурист был уверен, что ничто не сможет разозлить его ещё больше. Но с этим выводом он сильно поспешил.

— Под каким предлогом она просила разбить нашу пару? — продолжал допрос Громов, бросив исподлобья недобрый взгляд на Арсения. От слова «нашу» что-то внутри Евгения болезненно заныло. Теперь у них точно не было ничего общего, ничего «их». Мельников горестно вздохнул, покачав головой, и бросил какой-то странный, сочувствующий взгляд на бывшего соперника.

— Ну! — не выдержал Евгений.

Арсений нервно сглотнул, переводя взгляд на большое окно, не зная, как сказать то, что явно заденет самолюбие Громова. Возможно, даже больше, чем сам уход Тани.

— Она сказала, что ты собираешься уходить из спорта, — начал Мельников, переводя взгляд на Евгения, пытаясь предугадать его реакцию. — Сказала, что ты…

Громов напряженно нахмурил брови, пристально смотря на собеседника.

— Старый, — несмело закончил Арсений, наблюдая за тем, как Евгений переваривает услышанное.

Причиной, по которой Женя намеревался уйти из спорта, была его спина. Объективно он понимал, что в их виде спорта чемпионами становились и в тридцать пять. И если бы не поясница, то всё было бы иначе, так как другие, чисто спортивные показатели силы и выносливости, были у него лучше, чем у многих юниоров. Но он боялся, что спина «выстрелит» в любой момент, испортив его выступление, и из Бога он превратится в человека, который не смог вовремя остановиться и уйти.

— Она сказала, — продолжил Мельников, собираясь сообщить самое страшное, — что хочет подготовиться к следующей Олимпиаде с новым партнером, и поэтому он нужен ей как можно раньше.

Брови Громова поползли вверх. Услышанное оглушило его, если не сказать, что и вовсе контузило. Да, он собирался уходить из спорта. Но сейчас, услышав это со стороны, его будто ударило по голове чем-то крайне тяжелым. Евгений словно очнулся ото сна, понимая, что не хочет уходить. Не хочет смотреть фигурное катание с трибун. Не хочет смотреть на Таню с другим.

— На Олимпиаду, значит, собралась, — угрожающе произнес себе под нос Громов, поднимаясь из-за стола. — Что тебе известно про этого Илью?

— Он вчерашний юниор, — ответил Арсений, замечая, как Евгений от услышанного сжал ладони в кулаки, но затем сделал глубокий вдох, расправляя плечи, и попытался совладать с собой. Громов был в полнейшем шоке от произошедшего. Таня наврала президенту, подставляя Мельникова. Таня взяла себе в пару сопливого мальчишку, рассчитывая поехать с ним на Олимпийские игры.

Таня ушла от него.

— Что с прежней партнершей?

— Разрыв связок, — кивнул Арсений. — Не самый тяжелый случай. Выбыла буквально на один сезон, но теперь…

Громов чувствовал себя котлом с кипящей жидкостью. И каждое слово Мельникова разогревало этот котел всё больше. Партнерша Ильи могла бы вернуться к нему через сезон, но теперь это вряд ли случится. Теперь этот Илья будет молиться на Татьяну, так как та является олимпийской чемпионкой. А сама Таня, похоже, совсем не понимала, что своим поступком сломала карьеру юной девочки, которая была ни в чем не виновата.

— И куда ты? — растерялся Мельников, провожая Громова взглядом. — Вы должны быть на балу! Это Министерство Спорта!

— Мы с ним в расчете, — отмахнулся Громов, выходя в коридор и громко захлопнув за собой дверь. Меньше всего сейчас, находясь вне себя от ярости, ему хотелось думать про какой-то там бал. И уж тем более не хотелось думать про Министерство Спорта. Теперь Жене можно не бояться его. Он всё равно уходит из спорта.

Евгений быстро перебирал ногами, выйдя из здания. На улице продолжал идти неприятный мокрый снег. Громов сел в такси, не отвечая ничего на редкие фразы таксиста. Сейчас он мечтал только о том, чтобы сомкнуть ладони на тонкой, соблазнительной шее Татьяны и задушить её к чертовой матери.

Телефон в кармане куртки завибрировал, уведомляя о новом сообщении:

Алиса: Что у вас там вообще происходит?! Таня ушла от тебя? Это правда?!

Громов задумчиво хмыкнул, отмечая, что Калинина как-то подозрительно быстро обо всем узнала. Ни Федерация, ни Таня, ни сам Громов ещё не сделали никаких официальных заявлений по этому поводу. Евгений Алисе ничего не рассказал, так как сам ещё не переварил случившееся. Татьяна тоже, скорее всего, в последнюю очередь уведомила бы о произошедшем Алису. Значит, Калинина узнала это от кого-то из Федерации. Громов был бы рад развить эту мысль и дальше, но вновь вспыхнул от злости, вернувшись в реальность. В реальность, в которой Таня больше не с ним.

Таксист остановил машину у подъезда дома Евгения. Фигурист сразу же заметил гараж, который был не закрыт. Автомобиля Тани в нём не было.

Громов чувствовал, что сейчас у него из ушей вот-вот пойдет пар. Эта женщина сегодня перешла все возможные границы, напортачила по всем возможным фронтам. Поднимаясь пешком на девятнадцатый этаж, он торопливо набрал ей сообщение:

Писать заявления научилась, а закрывать гараж — нет. Надеюсь, Илья тебя этому научит.

Евгений переступил порог своей квартиры. Он снял куртку и сразу же заметил выдвинутый ящик трюмо, в котором Таня искала ключи от машины. Громов подошел к нему, пытаясь навести порядок, складывая ключи от гаража, от почтового ящика, какие-то счета… В ситуациях, подобных той, в которой был Евгений, такое занятие могло бы помочь успокоиться. Он наткнулся ладонью на красный футляр с драгоценным украшением от «Картье». Покрутил его в руках, раздумывая о том, увидела ли это Таня, но затем отрицательно качнул головой, понимая, что в том состоянии, в котором ворошила содержимое ящика, она вряд ли заметила бы даже загнивающий труп.

В шкафах гостиной были также открыты дверцы, красноречиво указывая на то, что вещей Тани здесь нет. Из всего материального, что могло напомнить о ней, остался только плюшевый кот, грустно лежавший на диване, на котором много ночей провела сама Таня. И, конечно, одна серебряная и две золотые медали, завоеванные совместным трудом.

На кухне стол и пол были усыпаны стеклянными осколками. Была в этом какая-то болезненная ирония, заставившая Громова криво ухмыльнуться. Находиться в собственной квартире ему снова не хотелось. Хотелось уйти, убежать, уехать. Как можно дальше отсюда.

Евгений взял со стола ключи от своего автомобиля, накинул на плечи куртку и вышел из дома, намереваясь покататься по городу, чтобы немного прийти в себя.

Первые полчаса поездки по темнеющим улицам Москвы не смогли заставить Громова забыть обо всем, что случилось. Слишком болезненным, практически смертельным стал удар Тани. Евгений кивнул своим мыслям. Да, она безусловно знала, куда бить. По самолюбию, по профессионализму.

Он сам виноват. Он, полагая, что Таня в некотором смысле принадлежала ему, слишком тянул с нормальным, человеческим разговором. Слишком долго копил всё, что стоило высказать мягко, а не вывалить резко, да ещё в таком ключе. Но теперь поздно. Таня больше ему не партнерша. Таня теперь ему никто.

Евгений вынуждено притормозил на светофоре, а затем заметил большой рекламный билборд с… Таней!

Громов ближе наклонил голову к рулю, пристально рассматривая фотографию и не ощущая, как округляются его глаза. На светло-бежевом фоне была изображена Татьяна. Евгений не мог ошибиться. С макушки головы до линии талии, по которую была обрезана фотография, это была Таня.

Рекламное фото было сделано в лучших традициях глянца — темные объемные волны волос чуть разлетались назад, открывая шею и красивое лицо, на котором с помощью макияжа были эффектно выделены карие глаза, с игривым блеском смотревшие перед собой, и нежные губы, растянутые в легкой, непосредственной улыбке. Но довершал картину под названием «вогнать Евгения Громова в гроб» факт того, что на Тане был не спортивный топ, как это было, например, на фото для «Адидас», а соблазнительный черный бюстгальтер с тонким кружевом, выразительно подчеркивающий грудь его бывшей партнерши.

Евгений не заметил, как свет сменился на «зеленый», и весь автомобильный поток продолжил движение. Неподвижной осталась только его машина и машины тех, кому посчастливилось оказаться в ряду за его мерседесом.

Громов услышал, что ему сигналят и моргнул, приходя в себя. Рядом с фотографией Татьяны черным шрифтом, копирующим аккуратный почерк, была подпись:

«Снаружи — чемпионка, под одеждой — Intimissimi»

— В чемпионку захотела поиграть? — поинтересовался Громов, бросая наливающийся яростью взгляд на фото Татьяны, игнорируя недовольство стоящих позади машин. В следующую секунду он тронулся с места, быстро набирая большую скорость и перестраиваясь. — Значит, следующий ход за мной, — угрожающе произнес он, а после решительно сжал губы и резко вывернул руль вправо, пересекая двойную сплошную. Евгений сменил свой маршрут. Теперь он направлялся в институт Склифосовского.

***

Татьяна вернулась в свою съемную московскую квартиру после первой тренировки с новым партнером. Её настроение было ниже некуда. Впрочем, таким оно было с самого дня расставания с Громовым.

«Расставание!» — грустно улыбнулась себе в зеркале шкафа она. Странное слово, дающее повод думать, будто Татьяну и Евгения связывали романтические отношения. Но, увы. Их связывала только работа. Только пока Таня была ему нужна.

Фигуристка устало откинула большую спортивную сумку куда-то на пол, краем сознания понимая, что необходимо вытащить коньки, необходимо снять с них чехлы и поставить «подышать». Но сейчас хотелось просто лечь, уставиться в потолок и плакать. И если с первыми двумя пунктами она легко справилась, устало стянув с себя одежду, а затем упав на постель, то с последним было труднее. У неё не осталось слёз. Не осталось сил плакать. Внутри пустота. Страшная, глубокая. Сквозная.

Последние шесть дней тянулись адски долго. Её донимали все. Журналисты, Федерация, Ксюша. И даже Алиса несколько раз порывалась поговорить по телефону. Но единственным человеком, с которым Таня разговаривала, была мама. Фигуристка каждый раз пыталась придать голосу максимально убедительный радостный тон, рассказывая, что у неё всё в порядке, что она ушла от Жени просто потому, что тот собирается уходить из фигурного катания. И что они ни в коем случае не разругались и остались друзьями. И Марина Александровна делала вид, что верит дочери.

Единственное, что сейчас возвращало Таню к осознанию реальности — боль в плече, усилившаяся после тренировки. Громов был прав, снимаясь с чемпионата мира. Он предвидел и это. Он знал, что плечо не восстановится так быстро и помешает выступить качественно.

Он всегда всё знал наперед. Он всегда был прав. И это злило до дрожи, до бешенства, до зубного скрежета.

«Похоже, ты прав и в том, что я — никто», — горько ухмыльнулась белоснежному потолку Таня, мысленно обращаясь к Громову.

Ольга Андреевна на мольбы Тани взять их с Ильей к себе в группу, ответила безапелляционным отказом. Таня предлагала ей большую зарплату, удобный график… Таня эмоционально обещала ей, что будет самой лучшей ученицей. Но в ответ видела лишь сожалеющую улыбку тренера. Поведение Тани напомнило ей поведение Жени, когда тот пришел набиваться к ней в ученики много лет назад.

Последней надеждой для Тани стал Илья. Она ждала личного знакомства с ним и очень верила, что всё будет хорошо.

Зря.

Илья оказался безобразно слабым фигуристом и крайне неуверенным в себе молодым человеком, который был на год младше своей новой партнерши. Томилин был из числа спортсменов, которых называли «нестабильными» — сегодня он потрясающе хорош, а завтра падает на ровном месте. Илья обращался к Тане на «вы», держался на какой-то странной дистанции, понимая, что ему выпал огромный шанс стать партнером олимпийской чемпионки. Но Томилин отчетливо ощущал «шлейф Громова», тянувшийся за Таней. Он боялся к ней подступиться, он даже за руку брал её очень неуверенно.

Алексеева понимала, что это конец. Она не справится с ним. Она не сможет воспитать его так, как воспитал её Громов. Она не сможет вести их пару вперед. Вести должен мужчина, и тогда пара обречена на успех.

— Я тебя ненавижу, — прошептала одними губами Таня, зажмуривая глаза. Она мечтала, что откроет их и окажется в квартире мамы декабрьским вечером, а звонок с предложением встать в пару с Громовым будет лишь глупым розыгрышем.

Таня приподнялась здоровой рукой и несмело положила на свои колени ноутбук, лежавший на прикроватной тумбочке. В последнее время она старалась избегать всемирной паутины и социальных сетей. Она знала, что там разгорается самый настоящий кошмар. Большинство людей, даже те, что были крайне далеки от фигурного катания, осуждали Татьяну. Если свести суть всех комментариев в один и убрать нецензурную лексику, то получилось бы нечто вроде «А девчонка-то оказалась неглупая! Вовремя сориентировалась, запрыгнула на шею к Громову, сделала себе имя и бросила его! Наглость — второе счастье!».

Громова всегда знали и всегда любили. Любили его и сейчас. Возможно, даже больше, чем раньше. Ведь теперь многочисленные влюбленные болельщицы могли мысленно жалеть Женечку, которого бросила ужасная стерва Татьяна.

А сама Таня многое отдала бы за то, чтобы её вновь никто не знал. И тем более отдала бы всё, чтобы перестали ненавидеть. Отдала бы медали чемпионата Европы, отдала бы серебро и золото Олимпиады. Отдала бы чувства к Громову. С самого начала их совместной карьеры Таня восхищалась им, но понимала, что роман с ним обречен. Кто он, а кто она? И эта мысль была в каком-то роде пророческой.

Татьяна открыла ноутбук, вбивая в поисковике имя и фамилию своего именитого бывшего партнера, ведомая странным желанием, граничащим с мазохизмом. Ей хотелось узнать количество всех его достижений.

Евгений Алексеевич Громов (9 апреля 1989, Санкт-Петербург, РСФСР, СССР) — российский фигурист, выступающий в парном катании. Заслуженный мастер спорта России.

В паре с Алисой Калининой:

Бронзовый призер Олимпийских Игр (2014)

Трехкратный чемпион мира (2015-2017)

Шестикратный чемпион Европы (2012-2017)

Двукратный серебряный призер чемпионата мира (2013-2014)

Серебряный призер чемпионата Европы (2011)

Бронзовый призер чемпионата Европы (2010)

Восьмикратный чемпион России (2010-2017)

Двукратный серебряный призер чемпионата мира среди юниоров (2008, 2009)

Двукратный чемпион Европы среди юниоров (2008, 2009)

Шестикратный победитель финалов Гран-При (2011-2016)

В паре с Татьяной Алексеевой:

Олимпийский чемпион в личном зачете (2018)

Серебряный призер Олимпийских игр в командном зачете (2018)

Чемпион Европы (2018)

Образование:

В 2014 году получил красный диплом Российского университета физической культуры и спорта по специальности «Тренер в избранном виде спорта (фигурное катание)».

«А ты даже диплом защитить не попыталась!» — ядовито взвыл внутренний голос, призывая Татьяну захлопнуть ноутбук.

— Это конец, — с апатией вздохнула она, прикрывая глаза.

***

Евгений, вернувшись с рекламной съемки, для фона включил телевизор в гостиной, а затем принялся бережно вешать в шкаф шикарные костюмы от «Хуго Босс». Представители этого бренда помимо большой оплаты, решили в качестве комплимента оставить ему ещё и все костюмы, в которых он снимался сегодня. И Громова это порадовало. С его ростом было крайне сложно найти брюки подходящей длины, а к рубашкам и пиджакам было сложно подступиться ещё и из-за широты плеч. Но модельеры «Хуго Босса» постарались на славу — костюмы были сшиты по его меркам и смотрелись поистине прекрасно, умеренно подчеркивая линии его натренированного тела.

— Она очень ласковая, добрая и отзывчивая, — донеслось с экрана телевизора.

Евгений заинтересованно обернулся. В рекламную паузу по телеканалу рассказывали о собаке, попавшей в приют после того, как прежние хозяева, пребывая в пьяном угаре, выстрелили ей в лапу, которую позднее пришлось ампутировать.

Громов не заметил, как отложил свое занятие и опустился на диван, сочувствующие нахмурив брови и следя за рассказом девушки-волонтера. Евгений обвел оценивающим взглядом свою комнату. Однокомнатная квартира едва ли располагала к тому, чтобы завести немаленькую дворнягу, да ещё и без одной лапы.

Громов качнул головой, пытаясь «сбросить» с себя эту мысль.

— Ладочка способна стать настоящим другом, — продолжала девушка, опустившись на корточки рядом с собакой, которая выглядела как классическая беспородная дворняжка — черно-бежевый окрас, светлые, чуть опущенные вниз ушки, наивные, полные доброты глаза. Когда волонтер начала гладить её по затылку, собака и вовсе приоткрыла рот, будто улыбаясь.

— Она, несмотря на ту боль, что причинили ей бывшие хозяева, всё ещё верит людям и относится к ним с любовью. Ей необходима забота и ласка. И она способна ответить тем же, — продолжала волонтер. — Никаких неудобств из-за отсутствия задней лапы Ладочка не ощущает. Она считает себя самой обычной и самой здоровой собакой. Она много бегает и любит бывать на свежем воздухе.

На экране показывали кадры, снятые на улице. Лада бегала по снегу, купалась в нём, прыгала и счастливо размахивала хвостом, сжимая в зубах резиновую игрушку в виде куриной ножки. Губы Евгения тронула улыбка, а в глазах появилось что-то детское и светлое.

Громов вспомнил свою несбыточную детскую мечту о собаке. Но Евгений с самого детства был заложником плотного тренировочного графика и учебы. Он уходил в семь утра в школу, затем быстро обедал и отправлялся на тренировки, с которых возвращался поздно вечером. Ему действительно было не до собаки.

Но сейчас он вполне имел право на домашнего питомца. А во время частых отъездов за ней сможет приглядеть Агния или её муж. В конце концов, они всё ещё считали, что во многом обязаны Громову.

— Зараза, — проворчал Евгений, понимая, что волонтеры своими теплыми словами о Ладе смогли задеть его за живое. Он потянулся к телефону, набирая номер приюта.

Уже этим вечером Громов привез домой своего нового друга. Лада с первой встречи бросилась к Евгению, принялась прыгать вокруг него, радостно вилять хвостом и облизывать его пальцы. Когда фигурист присел рядом, собака и вовсе лизнула его щеку, заставляя девушек-волонтеров умиляться и сделать вывод, что Лада выбрала его так же, как её выбрал Евгений. Фигурист уточнил у волонтеров, может ли он дать Ладе другое имя и получил в ответ согласие. Затем девушки попросили Громова, учитывая степень его известности, на своей страничке в социальной сети упомянуть их приют, чтобы о нем узнали как можно больше людей. Они в доверительной беседе рассказали Евгению о проблемах с финансированием и даже не ожидали, что через несколько часов получат от него большой денежный перевод…

***

Ранним утром в квартиру Тани вломилась Ксения, приехавшая на завтрашний бал. Одиночница изо всех сил пыталась растормошить подругу, но Алексеева, похудевшая за последнюю неделю на три килограмма, безжизненно смотрела на Ксюшу пустыми глазами.

— Ты односложно отвечаешь на мои сообщения, не отвечаешь на звонки, — начинала перечислять свои претензии Ксения, расхаживая по небольшой кухне. Татьяна сидела за столом и смотрела на чайник, в надежде что он вот-вот закипит, но закипала вопреки её ожиданиям Ксюша.

— Ты ничего не объяснила по поводу Громова! Сначала его отказ от чемпионата, а теперь твой уход от него! — продолжала одиночница. — А потом я приезжаю к тебе и вижу вот это! — Ксения указала рукой на подругу, которой не оставалось ничего, кроме как недовольно вздохнуть. — Ты всю эту неделю вообще не ела? Таня? Я с тобой разговариваю!

— Я ела, — неубедительно ответила она. — Просто…

Таня вновь вспомнила причину, по которой решила сбросить вес. Это опустило её и без того не самое высокое настроение ещё ниже. Таня отмахнулась, опуская взгляд на стол, не желая пояснять.

— Что случилось? — возмущение Ксюши на секунду сменилось тревогой. — А, впрочем, расскажешь по пути. Иди собирайся и дай мне ключи от твоей машины. Я поведу.

— По пути куда? — не поняла Таня. Выходить из квартиры, которая стала для неё своего рода убежищем от журналистов и общественного мнения, не хотелось совсем.

— В магазин!

— Зачем? — испугалась Таня, откидываясь на спинку стула.

— Завтра бал! — напомнила ей Ксения. — Нам необходимо купить тебе платье!

Татьяна на мгновение зажмурилась, желая, чтобы её оставили в покое. Но Ксюша не планировала этого делать. А сил спорить с ней у Тани не было. Пришлось повиноваться. Она действительно была обязана пойти на бал Министерства Спорта.

***

Татьяна сидела на пассажирском кресле собственной машины. Ещё какую-то неделю назад она сидела в таком же автомобиле. На этом же месте. Но рядом, за рулем, был Громов. Таня ненавидела его, но скучала. И за это начинала ненавидеть ещё и себя. И смесь этих чувств отравляла всё изнутри.

— О, смотри! — Ксюша кивнула влево, обращая внимание подруги на большой рекламный щит с фотографией сборной России по фигурному катанию, когда они стояли на пьедестале Ванкувера, получив серебряные медали в командном зачете. Взгляд Тани сразу же зацепился за них с Женей. То ли потому, что они стояли в центре, то ли потому, что Громов обнимал её за талию и его ладонь была заметна даже на такой фотографии.

«Наши чемпионы!» — гласила надпись в углу, под которой был указан Олимпийский комитет России, проплативший размещение здесь.

— Угу, — мрачно вздохнула Таня, радуясь, что этот рекламный щит уже остался где-то позади, а на горизонте появился торговый центр. Она поняла, что Ксюша в любом случае не отстанет от неё и, возможно, это даже хорошо. Тане было необходимо с кем-то поделиться.

***

— Может, посмотрим платье здесь? — предложила Татьяна, останавливаясь возле одного из многочисленных бутиков.

— Нашла где искать платье для бала! — проворчала Ксения, отрицательно качнув головой. — Может сразу в «Чебоксарском трикотаже» посмотрим?

Татьяна на манер недовольного подростка обреченно закатила глаза. Следующие несколько минут она следовала за Ксенией, которая целенаправленно шла в магазин шикарнейших вечерних платьев. Одиночница знала, что цены там находятся примерно на уровне самооценки Громова. Но знала она и то, что Таня сейчас это себе позволить может. И должна.

— Вот так совпадение… — протянула Ксения, резко остановившись. По одну сторону тянувшихся магазинов был расположен бутик «Хуго Босс», а по другую сторону, прямо напротив немецкого бренда, располагался магазин женского нижнего белья «Интимиссими».

Громов, облаченный в отменный темно-серый костюм, подчеркивающий цвет его глаз, одной рукой поправлял запонки на рукаве. Он чуть запрокинул голову и высокомерным, крайне самоуверенным взглядом смотрел на Татьяну. Она, в свою очередь будучи лишь в темно-красном кружевном бюстгальтере, отвечала ему соблазнительным взглядом и легкой полуулыбкой.

Ксения не знала, что ей делать. Плакать или смеяться? А вот перед Таней подобный выбор не стоял. Хотелось именно плакать.

— Так, подруга, — заключила Ксюша, всё-таки просмеявшись и увидев затем то, как побледнела стоявшая рядом Таня. — Нам после такого необходимо охладиться. Идем за мороженым!

Татьяна невольно вспомнила, как Женя, будучи на кладбище, обсуждал блинчики. Похоже, у великих фигуристов есть какая-то странная черта — обсуждать еду тогда, когда обстановка совсем не располагает. Таня была уверена, что вся её жизнь катится к чертям с огромной скоростью. А Ксюша говорила о каком-то мороженом…

Но было и то, в чем они обе сходились. Они обе понимали, что необходимо поговорить.

— Ладно, — согласилась Таня.

К её огромному раздражению, кафе располагалось на стороне «Интимиссими», и ей ещё долгие два часа пришлось терпеть маячивший сбоку снимок Громова. Большую часть Тане удавалось не бросать на него взгляд и максимально спокойно рассказывать Ксюше обо всем, что произошло. Правда изредка её сбивали с мыслей сидящие за её спиной девушки, ведущие активный спор о том, действительно ли у Евгения такие красивые глаза или это всего лишь фотошоп. Пару раз Татьяну подмывало таки развернуться, поставить их в неловкое положение и сказать, что у него действительно такие невероятные глаза. А если точнее, то в жизни, особенно вблизи, они даже лучше, чем на этом фото.

Но Таня всё же сдержалась.

— Я прямо сейчас напишу ему в инстаграме, что он конченый гандон!!! — взбесилась Ксения, как только её подруга озвучила фразу Громова, поставившую крест на их совместной карьере. — Прямо сейчас! Чтобы все знали!

— Ксюша! — Таня попыталась выхватить телефон у подруги, но попытки оказались тщетными.

Ксения быстро нашла аккаунт Жени, открыла последнюю публикацию и замерла на несколько секунд. Громов на фотографии сидел на корточках рядом с симпатичной дворнягой. Он приобнимал её и счастливо улыбался в камеру, а собака приоткрыла рот, свешивая язык.

«Спасибо приюту «Пёс и Кот» за то, что я нашел себе настоящего друга. Знакомьтесь с моей Плюшей!» — гласила подпись к фото.

Ксения второй раз за день не могла понять, чего ей хочется сейчас больше — умилиться такому доброму жесту или треснуть чем-нибудь Евгения за ту фразу, и за то, какое имя он дал собаке. Она решила, что Таня должна это увидеть и развернула к ней экран телефона.

Алексеева сначала побледнела, а затем побагровела и потянулась к своей сумке, доставая оттуда телефон и гневно набирая Громову сообщение:

«Ты назвал собаку в честь меня?????»

И буквально через пару секунд получила от него в ответ:

«Радуйся, что не наоборот!»

— Официально объявляем Евгению Громову войну! — решительно воскликнула Ксения, разбудив в Тане женскую гордость, которая несколько сбавила свои обороты после того, как она написала то роковое заявление.

Ещё примерно час подруги оживленно разговаривали, делясь своими планами о том, как Тане быть дальше. Они сошлись на том, что ей необходимо прийти на бал в компании своего нового партнера. И хотя Алексеева успела пожаловаться на то, что Илья едва ли мог конкурировать с Громовым, Ксения была уверена, что одно только присутствие другого мужчины рядом с Таней непременно выведет Евгения из равновесия.

Подруги дали друг другу «пять» и поднялись из-за стола, направляясь за платьем. Татьяна чувствовала приятное возбуждение. Она почувствовала себя живой. Да, впереди её ждет непростое время, но она заставит Евгения пожалеть и, может, даже пострадать.

И важно ли, что страдать при этом будет и она сама?..

***

— Это оно! — после трехчасовой примерки воскликнула Ксюша, когда Таня в сотый раз вышла из-за ширмы, облаченная в длинное платье благородного винного оттенка.

— А не слишком… — Таня попыталась найти подходящее слово и пожала обнаженными плечами, на мгновение ощутив укол боли. — Кричащее?

— Именно, что кричащие! — эмоционально отвечала Ксюша, с восторгом смотря на подругу. — Оно кричит, точнее вопит о том, какую потрясающую девушку Громов прое…

Татьяна недовольно нахмурила брови, предполагая, каким словом воспользуется Ксюша.

— Проехал катком своего непомерного эго! — договорила одиночница, невинно улыбнувшись и едва сдерживая смех. — Таня, ты прекрасна! И он должен тебя такой увидеть! Да ещё и под руку с Ильей!

Татьяна неопределенно покачала головой, вновь повернувшись к зеркалу. Она бросила на себя оценивающий взгляд и поняла, что совсем не узнает себя. Перед ней стояла красивая, утонченная молодая женщина в роскошном вечернем наряде, обнажавшем её плечи и эффектно подчеркивающем грудь и талию.

Раньше такие платья ей даже не снились. Раньше она жила на зарплату, которая с трудом дотягивала до средней по стране. Раньше она даже представить себе не могла, что станет Олимпийской чемпионкой. Раньше она ни за что не поверила бы, что станет женщиной, которая будет способна отвергнуть самого Евгения Громова, а затем ещё и попытается заставить его сожалеть об этом.

Но сейчас это была именно она. Это была уже не Плюша. Это была Татьяна Алексеева.

========== Евгений Онегин ==========

Комментарий к Евгений Онегин

Я вас прошу, меня оставить;

Я знаю: в вашем сердце есть

И гордость и прямая честь.

Я вас люблю (к чему лукавить?),

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна.

— А. С. Пушкин «Евгений Онегин»

За чудесный арт к следующим двум главам, действие которых разворачивается на балу, выражаю огромную благодарность Малиновой Королеве ;)

https://pp.userapi.com/c848620/v848620775/3c0d7/q0H8myF4wwY.jpg

15 марта. Москва. Министерство Спорта. 17:00.

Громов в качестве своей спутницы на бал выбрал Алису. И это вполне могло бы польстить ей, но только не в свете последних событий. Сегодня Калинина увидела его впервые после снятия с чемпионата мира и ухода Тани. Он заехал за ней, и почти всю дорогу они провели в безмолвии. Громов быстро объяснил причину своего решения сняться с чемпионата мира, а вот про фразу, из-за которой Таня ушла от него, ничего говорить не стал. И это позволило Алисе прийти к выводу о том, что Таня взяла другого партнера именно по причине его единолично принятого решения о чемпионате.

На глаза Калининой попался диск Валерия Меладзе, но, зная музыкальный вкус бывшего партнера, она была уверена, что это ему просто подбросили, а потому от шутливых вопросов воздержалась. К тому же, сейчас у неё были куда более важные вопросы.

— Я надеюсь, — несмело, но всё же с толикой возмущения начала Алиса, когда Евгений уже пересек шлагбаум у здания Министерства Спорта, заезжая на большую парковку, — ты понимаешь, что сильно накосячил?

Где-то глубоко, совсем самым краем сознания, она чувствовала, что это её шанс вновь попытаться вернуться в спорт. Вновь вернуться к Жене. Но, к своему же удивлению, Алиса больше испытывала гнев и раздражение, которые с трудом смогла подавить. Она с ужасом размышляла о том, что сама могла бы быть на месте Тани — проснуться в один далеко не самый прекрасный день и узнать, что Громов, без твоего ведома, снялся с важного старта. Но раньше Калинина не замечала за ним столь безрассудных решений. Он всегда любил перетянуть одеяло на себя, но это выходило даже за рамки понимания Алисы, которая провела бок о бок с Женей десять лет и всегда старалась оправдать его.

— Понимаю, — сдержанно ответил Громов, притормозив и пытаясь найти свободное место.

— Я могу понять, что ты решился на это из-за её травмы. Правда, могу. Это даже правильно и в некотором смысле благородно, — продолжила Алиса, отстегнув ремень безопасности и развернувшись к бывшему партнеру. — Но ты ведь мог обсудить это с ней, прежде чем ломиться в Минспорт!

Громов страдальчески вздохнул, а затем, среди свободных мест, выбрал то, что было рядом со скромным черным «Рено» Мельникова. Алиса, заметив его машину, едва заметно улыбнулась, радуясь, что в автомобиле Громова, как и за окном, царит полумрак, и он не сможет разглядеть её эмоций. Она предупредила Арсения, что будет на балу с Женей, но ему это совсем не понравилось. Он давно порывался рассказать Громову об их отношениях, но каждый раз Алиса упрашивала его подождать ещё немного.

— Молчишь? — укоризненно посмотрела на него Алиса. — Стыдно стало, Громов?

— Не донимай меня. Я думал, что хотя бы ты будешь на моей стороне, — устало ответил Евгений, откинувшись на подголовник сидения и не собираясь покидать машину.

Калинина оскорбленно дернула бровями.

— Я на стороне здравого смысла, которым ты, судя по всему, перестал обладать! — разозлилась она, спешно открывая дверцу автомобиля и выходя на улицу. Евгений был вынужден последовать за ней. Он наклонился к бардачку и, вытащив оттуда красный футляр, на котором золотыми буквами было указано название французского ювелирного дома, покинул машину. Поравнявшись с Алисой, он галантно взял её под руку, и бывшая партнерша позволила себе улыбнуться. Как бы сильно она ни злилась на Громова, но всё же он был по-своему родным человеком, близость с которым вызывала положительные эмоции и воспоминания о былой головокружительной карьере.

— Ну что, мы сегодня снова Калинина/Громов? — улыбнулась Алиса, когда Евгений открыл ей тяжелую белую дверь, пропуская внутрь здания.

— Похоже, что так, — задумчиво ответил он, проходя к небольшому гардеробу и помогая бывшей партнерше снять короткое пальто.

Калинина сразу же поспешила подойти к зеркалу в полный рост, чтобы убедиться, что выглядит хорошо. Евгений с легкой улыбкой отметил, что Алиса стала женственнее. Она перестала коротко стричь волосы, отпустив их до плеч, стала интересоваться своей внешностью и в длинном, элегантном темном платье смотрелась не смешно, а действительно потрясающе. Громов пришел к выводу о том, что этому поспособствовала жизнь вне спорта.

— Ты чудесно выглядишь, — искренне констатировал Громов, отдав свое пальто, а затем подошел к Алисе, приобнимая её за талию.

— Давненько мы так не выглядели, — улыбнулась Алиса, посмотрев на них в зеркало. Это снова были Калинина и Громов — шестикратные чемпионы Европы, трехкратные чемпионы мира, бронзовые призеры Олимпиады и люди, которые провели в тесном контакте десять лет. И эти годы то тянулись бесконечной цепью изнурительных тренировок, то пролетали как один миг блистательной вспышкой мирового триумфа.

— Прошу, — Евгений согнул руку в локте, красноречиво намекая бывшей партнерше, чтобы она взяла его под руку.

— Благодарю, — Алиса сделала шутливый реверанс, а затем с радостью обхватила руку Громова.

В большом зале был приглушен свет, а вдоль стен раскинулись столы с закусками и алкоголем, который был проигнорирован большинством спортсменов. То ли потому, что не у всех ещё закончился сезон, то ли из желания выглядеть заядлыми адептами спортивного режима в глазах многочисленных представителей Министерства Спорта.

Алиса сразу же обвела всех присутствующих взглядом и нашла Арсения. Он был одет в строгий черный костюм, не многим отличавшийся от тех, что надевал каждый день на работу. Мельников заметил Алису и на мгновение отвлекся от беседы с одним из лыжников. Он дернулся, чтобы подойти, но сдержал себя, понимая, что рядом с ней Громов. Калинина едва заметно благодарно кивнула ему, а затем виновато улыбнулась.

В груди Евгения что-то болезненно треснуло — Татьяны среди присутствующих он не обнаружил. Неужели она не придет?

Из фигуристов пока что здесь были только Алиса и Евгений. Теперь Громов надеялся, что придет хотя бы Ксения, и через неё он попытается выведать информацию о Тане и её местонахождении. Если Таня действительно не явится, то он поедет к ней.

— Нервничаешь, Ромео? — с теплой улыбкой поинтересовалась у него Алиса, взяв со стола бокал с шампанским.

Громов недовольно поджал губы. Он видел, как стоявшие вдоль столов коллеги по спортивному цеху то и дело шушукались, бросая на него косые взгляды. И Евгений понимал, что сейчас им крайне интересно за ним наблюдать. Особенно за его реакцией в связи с отсутствием Тани.

— Ты любишь её? — несмело, боясь сделать Евгению больно, спросила Алиса. Она помнила о той химии между ним и Таней. Она видела их поцелуй в подтрибунном помещении. Но она видела такие же поцелуи с Леной. И желала убедиться, что с Таней у него всё по-настоящему.

— Так заметно? — устало вздохнул Громов, чувствуя, как в ожидании Тани и в страхе, что она не явится вовсе, сгорают его нервные клетки. Однако внешне он оставался практически невозмутимым, и его истинное состояние было очевидным только для стоявшей рядом Алисы.

— Ты ради её здоровья отказался от чемпионата мира, — пожала плечами Алиса, продолжая улыбаться. Она никогда не видела Громова таким. Таким растерянным, озадаченным и поистине влюбленным. И это было крайне умилительно.

— Вот как ты это трактуешь, — качнул головой Евгений, опуская взгляд и рассматривая деревянные полоски чуть поскрипывающего паркета.

— Может, ещё не все потеряно? — с надеждой спросила Алиса. Та Алиса, что не так давно влюбилась и знала, какое это счастье — любить и быть любимой. Она хотела такого же счастья для своего близкого человека, которым Громов безоговорочно являлся. Но была и другая Алиса, которая всё ещё сидела внутри и надеялась вернуться на лёд. Но эту часть себя Калинина из последних сил пыталась подавить. И для пущей уверенности бросила короткий взгляд на Арсения, который оживленно о чем-то беседовал, на этот раз уже с шорт-трекистами.

— Знаешь, а ведь мы с Ольгой Андреевной в шутку, ещё на Олимпийских играх, обсуждали, как было бы здорово сделать вам с Таней программу в духе «Евгения Онегина», — вспомнила Алиса и вновь перевела взгляд на напряженного Громова. — Судьба свела вас ради этого!

Евгений сильнее нахмурился, не находя в этом ничего смешного. Он взял со стола бокал шампанского. В сборной он был одним из немногочисленных ярых противников алкоголя, но сейчас почувствовал, что нужно хотя бы немного выпить. Нужно было как-то расслабиться.

— Нет, ну, правда! — Алиса продолжала эмоционально развивать свою идею. — Ты — идеальный Онегин, а Таня — идеальная Ларина!

— Ага, — мрачно вздохнул Громов, вспоминая про Илью. — И свой идеальный Ленский тоже имеется.

— Хорошо, что Томилина зовут не Владимир, — тихо, почти смеясь, подметила Алиса. — Это было бы слишком смешно.

— Или слишком грустно, — проговорил себе под нос Громов.

— Но вообще… Ленский в нашей истории это скорее Мельников, — мечтательно протянула Алиса, посмотрев на свою ладонь. На безымянном пальце красовалось золотое кольцо с изумрудом — таким же ярким и зеленым, как глаза Калининой.

— Мельников? — при упоминании Арсения Евгений сразу оживился, пристально и обеспокоено посмотрев на Алису. — У него что-то было с Таней?

Калинина поджала губы, изо всех сил сдерживая смех. Но лицо Громова было таким озадаченным и испуганным, что сделать этого ей не удалось.

— Нет, Женя, — сквозь смех ответила Алиса, однако Евгений всё ещё сверлил её взглядом, наливающимся гневом.

— Почему ты защищаешь их? — начал заводиться Громов, но, не дожидаясь ответа от неё, нашел взглядом ничего не подозревающего Мельникова и направился к нему. Однако Алиса успела схватить Евгения за запястье.

— Я пошутила, Женя! — всё ещё с улыбкой произнесла она. — Пошутила! У них ничего не было и не будет.

— Почему не будет? — напрягся Евгений. Теперь в его голову пришла мысль о том, что у Тани, похоже, и вовсе кто-то другой.

Алиса страдальчески закатила глаза, мысленно желая вернуть своего самоуверенного Громова. А вот этого человека, ревнующего Таню по поводу и без, сдать обратно по гарантии.

— Потому что Таня любит тебя, — громко ответила Алиса, желая, чтобы эта фраза дошла до адресата. — Вон, иди спроси у Ксюши, где она сейчас!

В зал вошла Ксения на пару с Димой, и Евгений действительно сразу же направился к ней. Сухо поздоровавшись, он взял одиночницу за локоть, уводя в центр зала, где было несколько танцующих пар.

— Сначала ты забрал у меня Таню, — с напускным недовольством напомнил ему Дима, — а теперь Ксюша?

— Верну, не боись, — сквозь зубы процедил Громов, ускоряя шаг. Через пару секунд он оказался с Ксюшей в центре зала.

— То, что ты вот так за локоть выволок меня сюда, безусловно, показывает твои манеры, — ядовито подметила Ксения, которая всё ещё злилась на Евгения из-за его поступка по отношению к подруге.

— Где Таня? — строго поинтересовался Евгений, положив ладони на талию Ксюши, понимая, что они смотрятся странно, так как вокруг них вмедленном танце кружились другие пары.

Одиночница от такой близости с Громовым несколько растерялась и испуганно посмотрела на побагровевшего от злости Диму.

— Я задал вопрос, — холодно напомнил Евгений, запуская мурашки по спине Ксюши, прикрытой синей тканью платья.

Их «танец» смотрелся крайне странно и совершенно некрасиво. Громов двигался плавно и уверенно, а вот Ксюша едва перебирала ногами и стеклянными глазами смотрела на своего «партнера», мечтая скорее оказаться в заботливых и мягких руках Димы и выбраться из горячих, но таких твердых ладоней Евгения.

— Ксения, — леденеющим голосом вновь обратился к ней Громов, — отношения с Димой явно не идут тебе на пользу. Где былая уверенность в себе?

Такой укол в сторону любимого человека заставил Ксюшу прийти в себя.

— Она на месте, — язвительно ответила Ксения, нарочито натянуто улыбнувшись. — А вот где твои мозги — это уже хороший вопрос.

— Значит, ты в курсе, — констатировал Евгений, кивнув своему предположению. — Так где она?

***

Татьяна и Илья приехали на бал на такси. Из-за вечерней пробки они немного опоздали. Илья галантно помог своей новой партнерше выйти из машины. Он боялся заходить внутрь. Боялся столкнуться с Великим и Ужасным Громовым, несмотря на то, что тот был его кумиром. Впрочем, он был иконой для всех парников. Каждый мальчишка хотел быть таким, как он.

Но Илья понимал, что в принципе не должен был являться на этот бал, и осознавал, что Таня использует его. Прикрывается им как пушечным мясом. Но он не мог ей отказать. Он вообще боялся говорить что-то поперек слов Олимпийской чемпионки.

Татьяна вдохнула холодный воздух и подняла взгляд на здание Министерства Спорта. Один только его вид располагал к самым романтичным ассоциациям, связанными с девятнадцатым веком, пышными балами и непередаваемой атмосферой торжества, когда ты не можешь до конца объяснить это сладкое чувство приятного трепета, буквально порхающее где-то в животе.

В глубине парадного двора уже больше двух веков располагался старинный особняк светло-оранжевого оттенка с белыми сдвоенными колоннами, украшенный львами. Позднее, при его реконструкции на фасаде появился изящный полукруглый открытый балкон, держащийся на колоннах. Татьяна бывала здесь всего пару раз в жизни, но это здание всегда нравилось ей и навевало ассоциации с родным Питером, в котором, как ей казалось, это здание смотрелось бы куда органичнее.

Татьяна чуть приподняла подол своего платья и под руку с Ильей принялась подниматься по белым ступенькам. Она чувствовала дрожь, чувствовала страх перед Женей и вину перед Ильей. Он в их сложных взаимоотношениях никак не виноват. Он не должен быть здесь.

***

— Здесь! — самодовольно улыбнулась Ксюша, услышав, как открылась массивная дверь, ведущая в зал, и на пороге появилась Татьяна на пару с Ильей.

Евгений, стоящий в центре зала, повернул голову и увидел Таню. Дыхание опытного спортсмена перехватило на несколько секунд. Бывшая партнерша выглядела поистине великолепно — темные волнистые пряди волос окутывали обнаженные миниатюрные плечи, глубокое декольте подчеркивало небольшую, но достаточно соблазнительную грудь, а платье богатого винного оттенка выделяло тонкую талию и длинной юбкой спускалось вниз к самому полу, полностью скрывая её красивые ноги.

Татьяна на несколько секунд замерла, встречаясь взглядом с Громовым. Потерянные и испуганные карие глаза встретились с шокированными серо-голубыми.

Прошла всего неделя, но Тане казалось, что она не видела его целую вечность. Высокий, статный, в потрясающем темно-сером костюме, который отлично подчеркивал линии его натренированного тела. Хотелось забыть обо всем. О вражде, о фразе «ты — никто», о единоличном решении сняться с чемпионата. Забыть и броситься к нему. Уткнуться в сильную, твердую грудь, ощутить ставший родным запах… Хотелось.

Нельзя!

Громов решительно двинулся к ней, чувствуя, как эмоции накрывают его лавиной. Он восхищен, он влюблен, он потрясен. Но вместе с тем он взбешен, зол и из последних сил сдерживает желание размазать Илью по ближайшей стенке. На нового партнера было даже жалко смотреть — тощий, совсем немного выше Тани. Он был жгучим брюнетом и рядом с ней смотрелся как её младший брат.

Татьяна чувствовала, как холод побежал по её телу, окутывая с головы до ног. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь его остановил. Чтобы кто-нибудь позвал и отвлек. Нет! Она не готова столкнуться с ним лицом к лицу. По телу Тани побежала дрожь. А ступни будто были не обуты в темно-бордовые туфли на высоком каблуке, а стояли на холодных осколках стекла.

Страшно. Холодно. Нечем дышать.

Таня не могла контролировать своё лицо, наливающееся ужасом с каждым шагом Громова. Заметив, что ей явно нужна поддержка, к ней последовали Алиса и Ксения.

— Добрый вечер, — произнес Евгений, оказавшись рядом с бывшей партнершей, а затем протянул руку и чуть наклонился, призывая Таню вложить в его руку свою ладонь.

Сердце учащенно забилось в груди Татьяны, импульсами отдавая в шею и кончики пальцев. Он так близко. Он совсем рядом. Громов насмешливо приподнял брови в ожидании реакции оторопевшей Тани. И, увидев это, Алексеева поняла, что нельзя сдаваться ему вот так. Без боя. Она попыталась натянуть маску вежливого безразличия и вложила свою ладонь в ладонь Жени, испытав от этого чуть ли не удар током. Сколько раз их ладони соприкасались вот так на льду и на тренировках? И каждый раз контакт с этими большими, горячими ладонями запускал внутри что-то неописуемое. Что-то сладкое. Что-то неумолимо отдающее вниз живота. Что-то, отдаленно напоминающее любовь?

Громов коснулся губами тыльной стороны ладони Тани, заставляя её на мгновение незаметно зажмуриться, борясь с сильнейшим желанием прижаться к нему и простить всё на свете.

— Ксюша! — раздалось за спиной Евгения. Одиночница ободряюще подмигнула подруге, «стряхнув» с неё наваждение, и протянула ладонь её новому партнеру.

— Алиса! — так же нарочито дружелюбно произнесла Калинина, обращаясь к Илье.

Евгений выпрямился, бросая испепеляющий взгляд и на Алису, и на Ксению. Однако они обе стоически его проигнорировали, начиная беседу с Таней и Ильей.

— Какой у тебя рост? — обратился к нему Громов, прерывая глупый разговор о новой серии коньков от итальянской «Еdea». И без того бледный Илья, кажется, побледнел ещё больше.

— Метр семьдесят девять, — неловко ответил он.

— Он даже для тебя низковат, — констатировал Громов, прожигающе посмотрев Тане в глаза. Присутствие Ильи рядом его нисколько не смущало.

— Может, вам линейку принести? — попыталась разрядить обстановку Алиса, бросив осуждающий взгляд на Евгения. — Ещё кое-чем исконно мужским померитесь?

— Боюсь, что и тут я выиграю, — бесстыдно улыбнулся Громов, делая глоток шампанского. — Да, Таня? — Евгений заинтересованно выгнул бровь, а Таня на несколько секунд забыла, как дышать. Абсолютно нетактичный вопрос, ставивший в крайне неловкое положение.

— Откуда мне знать? — неопределенно пожала плечами она. — Нас связывали только рабочие отношения.

Улыбка с лица Громова пропала, а вот Таня наоборот очаровательно улыбнулась и заметила одобрительный кивок от Алисы. Вот уж от кого было неожиданно получить поддержку!

Евгений осушил бокал шампанского, поставил его на стол, а затем выразительно посмотрел на Татьяну.

— Потанцуем?

Меньше всего Тане хотелось остаться с Женей наедине. А ему хотелось обратного. И танец вполне удовлетворил бы это его желание.

— Не потанцуешь с партнером? — приподнял брови Евгений. Однако такая формулировка оставляла Тане лазейку. Это решение было на грани, но она его всё же приняла.

— С радостью потанцую! — чуть приподняла подбородок она, а затем взяла Илью за руку. Томилин резко дернулся, когда увидел испепеляющий взгляд Громова, направленный на него и прожигающий насквозь. И если бы взгляд мог убивать, то Илью уже выносили бы из зала вперед ногами.

— Нет, — качнул головой Евгений, смотря на молодого человека как удав на кролика. — Таня потанцует со мной.

Илья нервно кивнул, отпуская руку Татьяны, и даже сделал неловкий шаг в сторону от неё.

— Тогда тебе стоило уточнить, — начала Таня, собрав всю свою смелость, которую только что растерял Илья, — что танцевать я должна с бывшим партнером.

Удар почти ниже пояса. Однако Громов его стерпел и протянул Татьяне ладонь. Тане, конечно, хотелось схватить подол платья и выбежать из зала, а затем и из Министерства Спорта, но такой возможности не было. Пришлось вложить свою ладонь в ладонь Евгения и направиться с ним в центр зала под медленную живую музыку.

— Что-то я не помню его на Олимпийских Играх, — нахмурился Громов, делая вид, что пытается вспомнить был ли Илья в Канаде. — Но, видимо, всему виной мой старческий маразм.

По акценту на этом слове Таня поняла, что Жене в красках рассказали о том, какими аргументами она пользовалась, чтобы ей дали другого партнера.

— Его новая партнерша — Олимпийская чемпионка, — с долей гордости произнесла Таня, когда они с Женей оказались в центре зала и были вынуждены повернуться друг к другу лицом. — Пусть привыкает к обществу лучших спортсменов страны.

Татьяна ощутила знакомый и родной запах. Запах Жени. Смесь аромата дорогого парфюма и запаха его собственной кожи. Таня поняла, что если бы у неё была возможность, она бы и вовсе перестала дышать. Сейчас она не может сдаться ему, а этот аромат дурманил и разжигал внутри какое-то инстинктивное, с трудом контролируемое желание просто взять и прижаться к нему.

— Да ты заговорила прямо как…

— Ты, — кивнула Таня, пристально рассматривая Женю и понимая, что эта фраза ему совсем не понравилась. — Приятного в этом мало, да?

Громов в ответ промолчал и собственнически опустил ладони на талию Татьяны, начиная танец. Таня положила ладонь левой руки ему на плечо, а вот с правой пришлось помучиться. Плечо болезненно ныло и каждое движение даже кистью этой руки отдавало ноющей болью.

— Ну же, Таня, положи вторую ладонь мне на плечо, — чувствуя подвох, произнес Евгений, а затем чуть сощурил серо-голубые глаза.

Алексеева сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями. Она медленно положила правую ладонь на его плечо и Громов заметил, как от боли дрогнули её губы, которые она тут же постаралась растянуть в улыбке.

— Куда ты лезешь, Таня? — покачал головой Евгений, и глаза его налились ещё большим холодом. — Ты убьешься. Ты боялась поддержек со мной, а что ты будешь делать с ним?

— А что я буду с ним делать — не твое дело, — отрезала Таня, чувствуя, как их разговор набирает неприятные обороты. Но другого она и не ждала.

Такой ответ, показавшийся Громову несколько двусмысленным, разозлил его. Он сильнее сжал ладони на талии Татьяны, теснее прижимая к своему торсу.

Представителям других видов спорта на импровизированном танцполе в центре зала было немного непривычно. А вот фигуристам, которые с самого детства развивают не только тело, но и слух, а также чувство ритма — вполне комфортно. А танец бывших партнеров и вовсе смотрелся так, будто был заготовлен заранее, как и программы, которые они катали на льду. Танец Татьяны и Евгения, вопреки нараставшему между ними напряжению, со стороны смотрелся красиво. Их тела хорошо привыкли друг к другу. Они танцевали, не думая о движениях ног. Они отдаленно слышали музыку и просто двигались в одном ритме.

— Ты тоже боишься, что он убьет её? — нервно наблюдая за ними, поинтересовалась Алиса у Ксюши.

— Или она его, — кивнула Ксения, смотря на бывших партнеров и с трудом сдерживая желание поднести ладонь к губам и начать грызть ногти от переживаний.

— И я боюсь, — вырвалось у Ильи. Обе фигуристки бросили на него косой и несколько ошарашенный взгляд.

— Сколько ты весишь? — строго спросил Громов. От того, чтобы сорваться на крики и выяснение отношений его сдерживала только утонченная красота Тани, которой он любовался в перерывах между своими вопросами и её ответами. Однако то, что Таня похудела, было очевидно. И это ему совсем не нравилось.

— Это тоже больше тебя не касается, — Таня старалась отвечать максимально уверенно и изо всех сил пыталась унять дрожь в голосе.

«Он тебе ничего не сделает, не бойся. Здесь много людей, он ничего тебе не сделает…» — мысленно успокаивала она себя.

— Сколько? — настаивал Евгений, давая Татьяне понять, что она обязана ответить. Иначе ей же будет хуже.

— Сорок шесть, — ответила Таня, боясь смотреть ему в лицо. Теперь она уткнулась взглядом в расстегнутые верхние пуговицы его белой рубашки.

— Это он тебя попросил? — предположил Громов, и Таня отчетливо услышала сталь в его голосе. Он с трудом контролировал подбирающуюся к нему ярость.

— Нет, — покачала головой Таня. Илья здесь был не виноват. Она сама решила сбросить вес, чтобы он наверняка смог поднять её и не уронить.

— Сама? — будто прочел её мысли Евгений.

Татьяна едва заметно кивнула. Громов на мгновение прикрыл глаза, и Таня видела, как вздымается его грудь от глубокого вдоха.

— Знаешь, о чем это говорит? — Евгений наклонил голову, призывая Таню посмотреть ему в глаза и оторваться от разглядывания его шеи.

Таня была вынуждена встретиться с ним взглядом.

— О том, что ты не дура и сама понимаешь, как безнадежно твое положение, — пояснил Громов.

Татьяна недовольно поджала губы, выделенные матовой помадой в тон её платья. То, что она находится, мягко говоря, в заднице, было очевидно для неё с самого знакомства с Ильей. Но сдаваться было поздно. Евгений уходит из спорта, и у неё есть шанс попасть на пьедестал. Хотя бы на третье место. И тогда она, возможно, сможет доказать, что она далеко не никто.

— Не вижу смысла говорить о моей карьере с Ильей. Всё решено, — покачала головой Таня, быстро осмотревшись по сторонам. На них с Женей смотрели почти все спортсмены, стоящие у столов. И пары, кружившиеся в танце рядом с ними, тоже периодически бросали на них короткие взгляды. Но это было ожидаемо и даже понятно. Ни Таня, ни Женя за прошедшую неделю не дали ни одного интервью и никак не прокомментировали то, что произошло в их паре. В той паре, которой больше нет.

— Видел твою… Кхм… Рекламу, — решил сменить тему Громов, однако понимал, что обсуждение карьеры Тани с Ильей раздражает его так же сильно, как и разговоры о её съемке в одном нижнем белье.

— И как? — несмело и тихо поинтересовалась Таня, чувствуя, как тело млеет от родных и таких уверенных прикосновений.

— Интересно, сколько мужчин успели на тебя передернуть? — с искренней задумчивостью, будто этот вопрос его действительно занимал, произнес Евгений.

Татьяне показалось, что на неё резко вылили ведро ледяной воды. Она даже на мгновение замерла, вынуждая Громова сделать то же самое.

— А мне интересно, — вторила ему Таня, собираясь с мыслями и вернув свои ладони обратно на широкие плечи Евгения. — Был ли среди них товарищ Громов, который умеет так виртуозно делать весьма завуалированные комплименты…

Такой словесный выпад Евгений оценил и одобрительно хмыкнул, позволяя губам растянуться в улыбке.

— У меня, конечно, красивые руки, но я всё же предпочитаю женщин.

— И нацистов, — дополнила его ответ Таня, а затем с удовольствием и напускной невинностью наблюдала за тем, как брови Жени ползут вверх от недоумения. — Хуго Босс был нацистом. Или что, деньги не пахнут, Евгений?

Интересная и весьма неожиданная претензия. Громов даже несколько растерялся, не зная, что на это возразить. А вот Татьяна наоборот почувствовала странный прилив храбрости для дальнейшего словесного противостояния с Его Ледяным Высочеством.

— Хотя это я виновата… — нарочито печально нахмурила брови Таня. — Я ведь до сих пор не перевела тебе деньги из-за расторжения контракта…

— Я заблокировал поступление средств с твоего счета, — холодно уведомил её Громов. — Можешь не пытаться.

Уверенность Тани вновь рассыпалась. Возразить на это было нечем. Да и смысл? Она всё равно не переубедит его. Да и жил он достаточно хорошо и без дурацкого штрафа.

— Хочу остаться с тобой наедине, — крайне неожиданно признался Евгений, переходя на возбуждающий шепот. Он провел ладонью по обнаженному здоровому плечу Тани, откидывая с него пряди её волос, и с удовольствием отметил, как по-детски испуганно округлились её глаза. Она боялась остаться с ним наедине. Но в то же время безумно желала этого.

— Выйдем на балкон? — предложил Евгений, бросив короткий взгляд на приоткрытую дверь, возле которой от периодических порывов ветра слегка покачивались тяжелые белые шторы.

— Я замерзну, — попыталась ухватиться за эту мысль Таня. Середина марта не радовала погодой даже днём, что уж было говорить о позднем вечере?

— Со мной? — насмешливо приподнял брови он. — Не думаю.

Татьяна растерялась, вновь уткнувшись взглядом в его грудь, боясь смотреть в серо-голубые глаза. С Женей действительно было холодно только в моральном плане, а вот в физическом… Таня невольно вспомнила их первую и единственную близость в Ванкувере. Вспомнила, каким обжигающе горячим было его тело. И теперь уже по её собственному телу пробежала волна тепла и легкого возбуждения.

— Идём? — настаивал Громов, но ответа от Тани так и не получил. Он приобнял её за поясницу и повел в сторону балкона, радуясь предстоящему уединению.

— Мне конец! — одними губами выразительно произнесла Таня, проходя мимо Ксюши и Алисы.

— Думаешь, убьет? — с тревогой в голосе поинтересовалась одиночница у Калининой.

— Думаю — поцелует, — улыбнулась Алиса, когда Таня и Евгений скрылись из виду, оказавшись на балконе. Илья в этот раз решил воздержаться от каких-либо комментариев.

Ксюша нашла взглядом Диму, с которым о чем-то увлеченно разговаривал Мельников.

— Надеюсь, Арсений Анатольевич не читает ему очередные нотации о том, какой из него слабый одиночник… — обреченно вздохнула Ксюша. — То, что он некогда успешный фигурист, не дает ему права делать это с отвратительной регулярностью…

Алиса грустно улыбнулась. Если бы Ксюша только знала о том, что Калинина делает с этим «некогда успешным фигуристом» с приятной регулярностью…

Как только бывшие партнеры оказались на балконе, Татьяна подошла к невысокому ограждению из белого камня и положила на него свои ладони, чувствуя холод от этого прикосновения и обжигающий морозной свежестью вечерний воздух. Таня прикрыла глаза, надеясь, что это поможет ей избавиться от наваждения. И ей это почти удалось… Ровно до того момента, как Евгений накинул на её плечи свой пиджак, который ещё хранил тепло и аромат его тела.

Татьяна хотела что-то возразить. Точнее, хотела попытаться, но Евгений крепко обнял её со спины, прижимая к себе и зарываясь лицом в её волосы. Сердце фигуристки на несколько секунд будто вовсе перестало биться. Оно замерло от такой внезапной и нежной близости, боясь нарушить её.

— Та-аня… — вымученно прошептал он, обжигая её обнаженную шею своим тяжелым, горячим дыханием.

Она зажмурилась, чувствуя подступающие слёзы. Нет. Сейчас нельзя плакать… Надо попытаться как-то прервать это. Надо. Этот человек назвал её никем…

Но он же сейчас обнимал её так, будто в ней заключался весь смысл его существования.

Татьяна почувствовала горячую слезу, покатившуюся по её щеке. Нет. Так нельзя.

— Ж-женя, — всё ещё стоя с закрытыми глазами, дрогнувшим голосом начала Таня, собираясь попросить его отпустить её. — Пожалуйста…

— Будь моей, — резко перебил её он. Но в его голосе не было привычных безапелляционных нот. Была просьба. Была тревога. Была любовь?..

Татьяна сразу же распахнула глаза, посмотрев перед собой в темную вечернюю даль. Несколько секунд бывшие партнеры стояли в абсолютной тишине, не слыша даже музыку, доносившуюся из зала. Татьяна не могла поверить в услышанное, а Евгений в то, что, наконец, озвучил то, чего давно желал.

========== Как никто может быть всем? ==========

Комментарий к Как никто может быть всем?

Хочу ещё раз поблагодарить Малиновую Королеву за прекрасные арты к персонажам:

https://pp.userapi.com/c848732/v848732493/3b280/rTbl6ZdY-Yw.jpg

https://pp.userapi.com/c844616/v844616493/af47b/HAvQ0qTHPOA.jpg

И к последним двум главам:

https://pp.userapi.com/c848620/v848620775/3c0d7/q0H8myF4wwY.jpg

Это шикарно, спасибо большое! -

Евгений в ожидании ответа Татьяны ещё сильнее прижал её к себе. Он закрыл глаза, делая глубокий вдох. Уже даже плевать на её ответ. Пусть только всегда будет рядом. Вот на таком нулевом расстоянии. Просто рядом. Пусть всегда будет возможность вот так уткнуться в её волосы, вдыхать сладкий аромат и просто забывать обо всем остальном мире. Просто иметь возможность спрятаться в ней. От своих страхов. От своего прошлого.

Даже самым сильным мужчинам порой жизненно необходимо спрятаться, раствориться в любимой женщине.

Таня спиной чувствовала, как бьется его сердце. Ощущала, как крепкие руки обвили её талию. Она хорошо, даже отлично знала, насколько сильны эти руки. И даже если Таня приложит все усилия, она не сможет выбраться из их объятий, пока Евгений сам того не захочет.

Вместе с этим Таня отчетливо ощущала, как бешено бьется её собственное сердце. Внутри всё млело от родных прикосновений, от родного мужчины, от родного головокружительного запаха. Но что-то в груди оставалось без покоя. Без радости от долгожданных слов Жени. Что-то внутри кричало и умоляло бежать от него. Далеко и навсегда.

— Таня? — несмело позвал её Громов, будто чувствуя, что мыслями она не здесь.

Татьяна положила свои замершие холодные ладони поверх его больших и неизменно теплых. Она неосознанно принялась поглаживать его руки и смотрела при этом куда-то вдаль, где не было ничего, кроме ночного мрака и нескольких неярких фонарей. Почему именно сейчас она не может с полной уверенностью ответить согласием на такую фразу любимого мужчины? Внутри всё ещё было неспокойно. Где-то на самом краю сознания, где-то в самом углу сердца…

— Когда ты… — Таня попыталась задать вопрос, но голос её предательски дрогнул, и она была вынуждена замолчать на несколько секунд. Фигуристка поджала дрожащие губы и мысленно поблагодарила Вселенную за то, что Евгений сейчас не видит её лица и слёз, периодически катившихся по щекам. — Твоей… Кем? — Таня решила задать вопрос немного другого плана и замолчала, с волнением ожидая ответа.

— Моей женщиной, — выдохнул он, сильнее сжимая Таню в своих руках, будто чувствуя неладное. — Моим всем.

Татьяна вновь поджала губы, борясь с желанием разреветься в голос. Почему от этих слов из уст любимого мужчины на душе не потрясающе хорошо, а ужасающе больно? Таня сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями окончательно. Нужно просто сказать. Просто открыть рот и сказать. Ничего сложного. Но почему так трудно? Почему в легких не задерживается воздух, заставляя судорожно делать вдох снова и снова.

— Я не могу быть всем, — быстро произнесла она, вновь зажмурившись от страха. Кольцо рук Громова, в котором она всё ещё была, теперь не грело. Оно пугало и заставляло сердце тревожно сжиматься, ожидая худшего.

— Почему? — голос Евгения больше не имел ласкового, трепетного оттенка. К нему возвращалась привычная сталь. Однако объятия свои он размыкать не торопился.

— Как никто может быть всем?

Громов резко убрал свои руки от Тани и отошел от неё на шаг назад.

— Я не говорил, что ты никто, — пытаясь оставаться спокойным, пояснил он, а затем положил ладони на плечи Тани, укрытые его пиджаком, и развернул её к себе лицом. — Я сказал, что ты никто без меня.

Татьяна зажмурила глаза, чтобы не видеть лица Жени. Он опять за своё. Он опять повторил эту фразу. И, похоже, совсем не чувствовал никакого раскаяния по этому поводу.

— Ты всё ещё так считаешь? — Таня нашла силы открыть глаза и встретиться с ним взглядом.

— Ты хочешь поговорить именно об этом? — ответил вопросом на вопрос Громов, и Таня увидела, как на его лице не осталось и тени от влюбленности. С каждой новой репликой он и сам будто забывал о том, что произнес как только они оба оказались на этом балконе.

— Зачем я тебе? — растерянность Татьяны внезапно сменилась смелым желанием докопаться до истины. Даже несмотря на осознание того, что ничем хорошим этот разговор не закончится. Эти её вопросы ни к чему хорошему не приведут. Таня понимала, что если была бы чуть более мудрой (или, наоборот, глупой) женщиной, то спокойно должна была согласиться на предложение Громова, броситься ему на шею и уехать с ним в закат. И прежняя Таня, возможно, так и сделала бы. Но от прежней Тани осталось уже очень мало.

— Зачем я тебе, Женя? — ещё громче и требовательнее повторила свой вопрос фигуристка, неосознанно подаваясь грудью вперед к нему, чтобы он лучше расслышал её слова. — Чтобы всю оставшуюся жизнь ты смотрел на меня и тешил своё самолюбие?

Татьяна ещё больше приблизилась к нему, запрокидывая голову и обжигая его разъяренным взглядом карих глаз. В вопросе, который она озвучила, отчетливо читалась причина, по которой она не могла без раздумий ответить «буду» на фразу Евгения. Татьяна боялась, что она так и останется для него простой девчонкой, неумехой-фигуристкой, которая именно с ним смогла чего-то добиться. Она боялась прожить всю жизнь в его тени. Всю жизнь с осознанием того, что она — второсортная спортсменка, а он — Бог с Олимпа.

Искоренить этот страх не сможет никто. Только сама Таня. Только если добьется хотя бы бронзы на чемпионате России. Хотя бы чего-нибудь. Но не с Громовым. Только тогда он, возможно, сможет посмотреть на неё как на равную. Только тогда он в её достижениях не будет «винить» себя.

— Да! — воскликнул Громов, но затем осекся, понимая, что слово это прозвучало оглушительно громко. Он собрался гораздо тише пояснить Тане, что быть с такой женщиной приятно любому мужчине. И отношения с ней, разумеется, будут поводом для некоторой гордости. И, конечно, Таня, принадлежащая только ему, будет тешить его самолюбие. Но разъяснить это он не успел. Его бывшая партнерша восприняла этот ответ по-своему.

— Вот оно! — Татьяна угрожающе указала на Евгения ладонью, будто обличила в нём преступника. — Вот твоё истинное нутро!

Брови Громова поползли вверх. Он собирался прервать Таню и уточнить, что она имеет в виду, но она не собиралась замолкать, продолжая свою гневную тираду.

— Так почему именно я? — Таня обреченно приложила ладони к своей груди, которая была скрыта пиджаком Евгения. — Может, тебе стоит найти девушку, которая и вовсе на коньках не стоит? Представляешь, как с ней будет круто? Насколько она — никто! Ты рядом с ней воспаришь от осознания своей…

— О чем ты, Таня? — нахмурился Громов, наконец, прерывая её и позволяя своей собеседнице даже в полумраке заметить морщины, проступившие на его лбу. Он внимательно и требовательно смотрел ей в глаза, будто от следующих её фраз зависела его жизнь, и это на несколько секунд отрезвило Таню.

— Когда ты понял, что я дорога тебе? — спокойнее, но всё же с нотками требовательности поинтересовалась она.

Евгений поджал губы, выпрямляясь и задумываясь на пару секунд. Влечение он почувствовал ещё на сборах, влюбленность на чемпионате Европы, а вот что-то более глубокое…

— В Ванкувере, — едва заметно кивнул он, вновь переводя взгляд на Таню, с волосами которой начал играть заметно усилившийся холодный ветер.

— И это не помешало тебе сказать, что меня для тебя не существует? — её губы снова задрожали. То ли от пробирающих насквозь порывов ветра, то ли от нахлынувших воспоминаний. Она до сих пор не знала, как смогла в тот момент быстро среагировать. Как нашла силы уговорить Антона сделать блокаду, как нашла в себе уверенность выйти на лёд под её действием, как смогла расшевелить Женю. Даже в относительно спокойной обстановке решающий прокат на Олимпийских играх — огромный стресс. Даже для опытных спортсменов. А для Тани обстановка была отягощена тем, что произошло с её плечом и Женей. Но тогда она не думала ни о чем. Она была в состоянии аффекта. Ею повелевал страх потерять мужчину. Любимого мужчину, ради которого можно было стерпеть и боль, и какое-никакое унижение от сказанной им фразы.

— Таня, пойми, — поучительно начал Громов. — Я шёл к этому золоту одиннадцать лет, если не всю жизнь! А своей ложью ты поставила всё под удар, хотя знала, как это важно для меня. Ты должна была думать обо мне, о своем партнере, но ты думала о ком угодно, кроме меня. И если бы не Лена…

И это опрометчивое упоминание Волченковой окончательно лишило Татьяну остатков пусть и мнимого, но всё же спокойствия.

— Причем здесь Лена? — буквально взвыла от отчаяния Таня, с трудом сдерживаясь, чтобы не обхватить ладонями голову. — Причем здесь Лена?!

— Она согласилась поменяться с нами! — напомнил Громов, начиная раздражаться. — И если бы она этого не сделала, нас бы просто дисквалифицировали!

— Да если бы не я! — воскликнула Таня, желая, наконец, достучаться и докричаться до него. — Я терпела боль, я рисковала! Если бы не я, ты потерял бы даже шанс на это чертово золото!

— Я знаю это, Таня! — разозлился Громов, и его собеседница смогла даже в полумраке увидеть, как его глаза блестят от подбирающейся ярости.

— И всё равно называешь никем? — Тане очень хотелось выкрикнуть ему это прямо в лицо, но разница в росте, даже чуть уменьшенная туфлями на высоком каблуке, всё ещё оставалась слишком большой. — Я не буду с тобой! Я не буду твоей!

Татьяна сделала неловкий шаг назад, ощутив поясницей холодный мраморный парапет балкона. Страшная фраза, больно засадившая Громову хлесткую пощечину. Несколько секунд он не мог до конца поверить в услышанное. И Таня, пользуясь тем, что её отказ парализовал Евгения, поспешила выйти с балкона. Подойдя к двери, она обернулась, бросив полный боли взгляд на силуэт Громова. Он сделал глубокий вдох, чувствуя, как легкие заполняет холодный воздух.

— Я докажу тебе, что я чего-то стою и без тебя рядом, — пояснила Таня. — Возможно, тогда ты посмотришь на меня другими глазами.

— Я уже смотрю на тебя иначе, Таня, — не оборачиваясь, хрипло произнес Евгений, находя взглядом несколько звезд на ночном небе. — Ты сама стала похожа на Лену. Решила пойти по головам?

Татьяна обиженно поджала губы, опуская взгляд вниз и размышляя над ответом.

— Надеюсь, меня ты не покалечишь? — язвительно уточнила она, вспоминая рассказ Ксюши о том, как Громов уронил Лене на ногу стол в порыве обуявшего его гнева. И это задело уже Евгения. Он резко обернулся, пытаясь всмотреться в лицо Тани.

— Ты думаешь, что я способен осознанно причинить боль женщине? Такого мнения ты обо мне, Таня?

Фигуристка снова опустила взгляд вниз. На мгновение она ощутила укол совести. Она ведь знала, что Женя, несмотря на свой эгоизм, воспитан хорошо, что он действительно вряд ли смог бы ударить женщину. Но она была в полном эмоциональном опустошении. И страх того, что её ударят вновь, до сих пор жил где-то «под коркой» и неосознанно всплывал в самые неподходящие и острые моменты.

— Моральную боль ты способен причинить, сам того не замечая, — тихо ответила она. И Евгений даже на расстоянии увидел, как заблестели её глаза.

— Тебе жизни не хватит, чтобы добиться того, чего добился я, — Громов самодовольно прислонился к парапету балкона. И взгляд его стал надменно-высокомерным. Таня отвергла его как партнера, но теперь она причинила ещё большую боль, отвергнув его и как мужчину.

— У меня есть фора в пять лет, — парировала Таня, чувствуя, как внутри всё дрожит. То ли от страха, то ли от всё ещё теплившегося внутри желания забыть обо всём и броситься к нему.

— Тебе не светит пьедестал даже на чемпионате России, — холодно констатировал Евгений, понимая, что сейчас он готов принять ответственное для него решение. Он не просто так ездил в Институт Склифосовского.

— Без тебя, возможно, светит, — с трудом произнесла Таня, чувствуя, что ей необходимо как можно быстрее уйти от него.

Громов сделал несколько тяжелых шагов ей навстречу, и Таня явственно ощутила, что значит выражение «сердце ушло в пятки».

— А я официально объявил о том, что ухожу из спорта? — Евгений насмешливо приподнял брови, посмотрев на Таню так, будто она была неразумным маленьким ребенком, сказавшим что-то забавное. Однако глаза его оставались обжигающе холодными.

Тонкие пальцы Татьяны, окончательно замерзшие несмотря на пиджак Громова, начала бить дрожь. Нет! Он ведь не собирается… Соперничать с ней? Впрочем, в таком случае соперничать Таня будет с кем угодно, но не с ним ввиду его недосягаемости. Его им с Ильей не перепрыгнуть и даже близко к его уровню не подобраться.

Евгений с удовольствием наблюдал за искренним страхом в глазах Тани и буквально упивался им. Он хитро улыбнулся, а затем подался вперед. И это заставило Татьяну вздрогнуть от испуга. Однако ничего страшного Громов делать был не намерен. Он лишь коснулся губами её щеки на прощание.

— До скорой встречи на льду, — прошептал он, отстраняясь. — Во внутреннем кармане есть небольшой подарок для тебя, Плюша.

Татьяна так и осталась стоять на месте, пустыми, стеклянными глазами смотря куда-то перед собой, а Евгений вернулся в зал. На губах его осталось сладкое послевкусие от нежного прозвища Тани. Но оно было смешано с осознанием того, что он назвал её так в последний раз. Отныне она не Плюша, не Таня, и даже не Татьяна. Отныне она Алексеева, которая будет связана с Томилиным. Отныне она — соперница. Из числа тех, что будут плестись где-то за пределами пьедестала. Из числа тех, которых он будет периодически видеть в ледовых дворцах, но даже не удосужится поздороваться. Кто они, а кто он?

Громов вошел в зал и сразу же поймал на себе внимательные взгляды Алисы, Ксении и Ильи.

— Что слу… — подруга Тани не успела задать мучивший её вопрос, так как Евгений сразу же обратился к своей бывшей партнерше.

— Идем в машину, — практически приказным тоном произнес он. — Нужно поговорить.

Не дожидаясь её реакции, Громов направился к выходу из зала, сопровождаемый ошарашенными взглядами коллег по сборной России, большинство из которых даже умолкли, прерывая свои разговоры.

Алиса бросила извиняющийся взгляд на Ксению, непонимающе пожала плечами и, приподняв подол платья, поспешила за Женей. Возле самой двери она ощутила на себе пристальный взгляд. Алиса остановилась и несмело обернулась. Арсений стоял у стола, замерев с бокалом вина в руке. Он долго боролся со странной зависимостью Алисы от Громова. И сейчас, видя как она бежит за ним, забывая обо всём и в первую очередь о нём, испытал странную горечь и вкус… Предательства?

Зеленые глаза Алисы заблестели. По лицу Евгения она уже понимала, что разговор с Таней не закончился ничем хорошим. И где-то в груди смешалась жалость из-за расстроенного личного счастья друга и надежда на возвращение на лёд. И если бы у Мельникова была возможность вернуться туда, в мир большой скорости и адреналина, то она непременно поняла бы его. Но знала, что он её сейчас не поймет. Слишком ревностным было его отношение к Жене.

Калинина опустила взгляд в пол, а затем вышла из зала.

Татьяна несмело переступила порог, возвращаясь к коллегам по сборной. Глаза её всё ещё были пустыми и потерянными, будто несколько секунд назад она увидела ими нечто страшное, пугающее до глубины души, до потери дара речи.

— Что случилось, крошка? — бросилась к ней Ксюша. Одиночница приобняла подругу и окинула осуждающим взглядом всех присутствующих, призывая не пялиться так бессовестно.

— Я пропала, — прошептала Таня, не замечая, как побледнел от этих слов Илья. Они теперь партнеры, и если она говорила такое, то это касалось и его тоже.

— Что он сказал? — не унималась Ксюша. Она успокаивающе принялась поглаживать Таню по талии, за которую приобнимала подругу, и нащупала в кармане пиджака Евгения что-то большое и твердое. Не спрашивая разрешения, одиночница поспешила вытащить красный квадратный футляр и, понимая, что Тане сейчас нет до этой находки никакого дела, открыла его. На красной бархатной подушечке красовалась цепочка из белого золота и бриллиантовая подвеска, выполненная в виде капли.

— Да это же осколок сердца ледяного короля… — тихо прошептала Ксюша, любуясь блеском украшения.

***

— Я уезжаю на месяц в Швейцарию, — безэмоционально уведомил Алису Евгений, когда они оказались в машине, и он поймал на себе вопросительный взгляд бывшей партнерши.

Калинина ожидала подробностей того, что произошло между ним и Таней на балконе, но понимала, что если Громов чего-то не хочет говорить, то из него этого не вытащить. И если бы не фигурное катание, то ему стоило бы попробовать себя в шпионаже.

— Какие-то проблемы с МОК? — насторожилась Алиса, цепляясь за единственную фразу, сказанную Евгением.

Громов грустно ухмыльнулся. С чем ассоциируется Швейцария у простого человека? С шоколадом, сыром, часами, солидными банками и шикарными горнолыжными курортами. С чем она ассоциируется у спортсменов? Со штаб-квартирой Международного Олимпийского Комитета.

— Нет, — качнул головой он, размышляя о том, что только этого ему не хватало для полного «счастья». — Кое-какие дела.

— С каких пор твои дела так скрыты от меня? — заподозрила неладное Алиса.

Громов подметил, что Калинина, несмотря на внешние изменения, всё ещё не разучилась неплохо чувствовать его. Но он не мог сказать ей своих истинных намерений. Пока что.

Пять лет назад, когда Евгений пришел в себя после падения с лестницы и травмы поясницы, ему предложили провести ещё одну операцию. Она могла бы раз и навсегда избавить его боли, но с такой же вероятностью, в силу своей рискованности, могла бы оставить его прикованным к инвалидной коляске. И тогда, пять лет назад, Громов понимал, что он лучше с болью, но гарантированно откатается на Олимпийских Играх. Завоевав на них бронзу, он решил, что и к следующим играм не будет соглашаться на операцию. Риск был слишком велик. Но теперь терять ему было нечего. Олимпийское золото в кармане, а любимая женщина больше в нем не нуждается. Да, в институте Склифосовского врач, поставивший его на ноги пять лет назад, пояснил, что риск от этой операции не стал меньше. Что организм Громова может не восстановиться, не потянуть такого вмешательства. Несмотря на огромную силу, на прекрасное телосложение, регулярные нагрузки изнашивали его тело на протяжении долгих лет, и теперь результат операции становился ещё более непредсказуемым.

Но теперь терять Громову было нечего. Если что-то пойдет не так, он просто не вернется из Швейцарии и останется там. Средств у него достаточно. Но в душе у Евгения теплилась надежда, что он и в этот раз, как пять лет назад, выиграет бой с собственным телом, и всё получится. Он навсегда избавится от боли, делавшей его уязвимым физически. И вернется на лёд. С Алисой.

— Начинай тренироваться без меня, по индивидуальной программе, — Евгений повернул голову к Калининой и увидел, как шокировано округлились её глаза. — Когда я вернусь, мы начнем совместные тренировки и официально объявим о возвращении пары Калинина/Громов. Нам ещё есть, что сказать.

Евгений принялся выезжать с парковки, а Алиса ещё несколько минут смотрела на него, мысленно прокручивая услышанное вновь и вновь.

— Ты возвращаешься ко мне… — прошептала она. — Не потому, что хочешь этого. А потому, что Таня отвергла тебя и ты хочешь ей отомстить? С помощью меня?

Но Громов на этот вопрос демонстративно ничего не ответил, включая музыку. Калинина с горечью сглотнула образовавшийся в горле ком и перевела взгляд за окно. Она ждала этого, она мечтала об их возвращении, но… так? Почему на душе так отвратительно?

Так больно…

========== Сердца четырех ==========

2 апреля. Женева, Швейцария. 8:40.

Евгений стоял у большого панорамного окна своей палаты в частной клинике, которую ему рекомендовал московский хирург, работавший с его поясницей пять лет назад. Громов настаивал на том, чтобы операцию провел именно этот врач, но он, как оказалось, операции больше не делает. И по этой причине Евгению пришлось отправиться в Женеву.

За последние две недели, прошедшие с рокового бала, окончательно поставившего крест на паре Алексеева/Громов, Евгений выходил на лёд, но старался не выполнять сложных элементов — по рекомендациям врачей ему нужно было поберечься перед операцией. Он пристально следил за Алисой и её скольжением. Он ожидал увидеть прежнюю Калинину, у которой бешено горят глаза, и которая жаждет новых побед. Он ведь хорошо помнил, каким сильным было её желание вернуться вместе с ним на лёд в новом сезоне. Помнил ихразговор у неё дома после аварии.

Но сейчас он видел неуверенную, несколько зажатую и чем-то озадаченную Алису. Она, под пристальным наблюдением Ольги Андреевны, нарезала нервные круги по площадке, возвращала себе прежнее качество вращения и чистые многооборотные прыжки, но всё это делала будто на автомате, абсолютно отсутствуя в настоящем моменте. Она была абсолютно не здесь и не сейчас.

Прежняя Алиса непременно заметила бы то, что сам Евгений катается слишком осторожно и завалила его кучей вопросов, не оставив и малейшего шанса от этих вопросов отделаться. А этой Алисе было всё равно. И Громов начинал понимать, что возвращаться Калинина, похоже, совсем не хочет. Но зачем-то это делает…

Почти на каждую их тренировку заявлялся Мельников. Он подолгу стоял у борта, испепеляющим взглядом смотрел на Громова, багровел от злости, а затем уходил, никому не сказав ни слова. Это напрягало Евгения. Он в принципе не любил присутствия посторонних людей на тренировках, а Мельникова терпеть не мог просто за сам факт его существования. И когда он вот так являлся в ледовый дворец и бросал на него с борта косые взгляды, Евгений невольно вспоминал отвратительный фанфик, который дала почитать Ксения. И мысль о возможной гомосексуальной ориентации бывшего соперника вкупе с его покрасневшим лицом крайне напрягала…

— Be ready in ten minutes, * — внезапно уведомила Евгения заглянувшая в его палату медицинская сестра.

Громов кивнул и даже улыбнулся, радуясь тому, что с ним, наконец, заговорили на языке, который он хоть немного понимает. Отправляясь в Швейцарию, он был уверен, что сможет отлично себя здесь чувствовать с прекрасным знанием немецкого. В Лозанне, в которой он бывал ранее вместе с членами сборной, им выделяли переводчика, а потому Евгений не обратил внимания на то, что в этом округе, как и в кантоне Женева, говорят преимущественно на французском. А вот желающих поговорить на немецком ещё нужно было поискать…

Прилетев в Женеву в одиночестве и прогуливаясь по её улочкам в первые два дня пребывания в Швейцарии, Евгений столкнулся с ранее неизведанными ощущениями. Он здесь один. Он здесь без команды. Без партнерши. Сколько стран он посетил за годы карьеры? Он даже не мог точно ответить на этот вопрос. Страницы его заграничного паспорта были испещрены штампами о многочисленных пересечениях границ. И если взглянуть на них, то можно было предположить, что Евгений в свои почти двадцать девять лет успел увидеть полмира. Но, на самом деле, Громов видел преимущественно аэропорты, вокзалы, ледовые арены и гостиницы. В Париже, к примеру, он был четыре раза, но так и не дошел до пресловутой Эйфелевой башни. В лучшем случае ему удавалось погулять с кем-нибудь под покровом ночи втайне от тренерского штаба или после окончания соревновательной программы. Всё в своей жизни он видел через призму соревнований. Через призму фигурного катания. Он не привык смотреть чемпионаты мира по телевизору. Так, как это было с последним таким стартом. Ему было дико от мысли о том, что он потягивает газировку, сидя на диване, когда мог бы в эти же минуты затягивать шнурки коньков, сидя в раздевалке.

Евгений вздохнул, не зная, как прервать поток нескончаемых мыслей, преследующий его последнее время. С одной стороны, он только сейчас, вырвавшись куда-то вне сборной, понял, какой большой этот мир. Как много в нем открытий, как много в нем красоты. Чего стоил один только великолепный вид из окна, у которого он стоял. Заснеженные склоны горы Салев манили, вдохновляли и заставляли любоваться. Громов не мог отвести от них своего взгляда. На мгновение в его голове промелькнула мысль о том, что Тане тоже непременно понравилась бы эта панорама, которая обязательно должна была способствовать скорейшему выздоровлению местных пациентов.

С другой стороны, он понял, насколько не может жить без всего этого. Без изматывающих тренировок, без соревнований, без льда, без членов сборной, которые вечно крутятся где-то рядом и порой так чертовски раздражают… Возможно, он действительно не готов уйти сейчас. Возможно, он ещё может что-то показать. И отказ Татьяны только пойдет ему на пользу? Ведь скажи она «да», и Громов ушел бы из фигурного катания. И забрал бы её оттуда.

Телефон Евгения, лежавший на прикроватной тумбочке, начал вибрировать, уведомляя о входящем звонке. Громов несколько удивился, увидев высветившееся на экране «Лена-Серый-Волк», но решил всё же ответить.

— Да?

— А я всё сижу и жду звонка от тебя, — с шутливой претензией начала Лена. — А ты всё не звонишь и не поздравляешь меня с бронзой чемпионата мира…

— Ну, ты ведь понимаешь, что если я бы участвовал, то ты слетела бы на четвертое место, — Громов ухмыльнулся, радуясь тому, что Волченкова не меняется. Хоть где-то в этом мире оставалась стабильность.

В телефоне послышался недовольный вздох. Евгений готов был поклясться, что Лена в тот момент ещё и закатила глаза.

— Слушай, неужели Таня, твоя ненаглядная «Плюша», действительно тебя бросила?

Первые несколько дней после официального объявления о распаде пары Алексеева/Громов, такие вопросы причиняли Евгению ощутимый дискомфорт, но со временем он привык. Правда, раздражать меньше они не стали.

— Как партнера, — уточнил Евгений и этими же словами сдал себя.

— Ну-у-ну-у, — ехидно протянула Лена. — Весь мир видел, как этот «партнер» на неё смотрел. Что между вами произошло, амиго?

— Это немного не твое де… — Громов не успел договорить. В палату вернулась медицинская сестра, жестом попросившая Евгения выйти из палаты и направиться в операционную.

— Я не могу говорить, Лена.

— Вечно занятой Евгений Громов! — недовольно успела проворчать она. — В следующий раз позвоню твоему секретарю!

***

9:00.

Евгений лежал на операционном столе. Внутривенно ему начали вводить анестезию. Он сделал глубокий вдох, чтобы унять какое-то странное волнение, хотя и понимал, что от него сейчас ничего не зависит.

— Close your eyes and count to ten, please, ** — Громов услышал приятный женский голос и повиновался. Он закрыл глаза и начал считать про себя.

«Один, два, три, четыре…»

— Девочки, мы медленно пойдем к автобусу, а вы забирайте вещи и догоняйте! — молодая женщина, облаченная в спортивный костюм, вышла из раздевалки, сопровождаемая большим количеством своих учениц.

— Надоело! — нарочито громко возмутилась семнадцатилетняя Алиса, недовольно смотря на двух девочек, торопливо забиравших свои вещи из шкафчиков. — Когда их ледовый дворец починят?

— Не возмущайся, — отмахнулся Громов, садясь на скамейку и не обращая никакого внимания на юных фигуристок.

— Что значит «не возмущайся»? — Алиса всплеснула рукой, наблюдая за тем, как её партнер начинает расшнуровывать кроссовки. — Наше время уже идет, а мы должны ждать, пока они разберут свои вещи?

— Вот станешь олимпийской чемпионкой и построишь себе свой ледовый дворец, — ухмыльнулся Евгений, а затем встал, чтобы убрать обувь. Одна из девочек торопливо покинула раздевалку и предпочла подождать подругу в коридоре, а вторая, намереваясь проскочить следом за ней, врезалась в Громова, когда тот резко развернулся. Она уткнулась ему в торс, а затем сделала неловкий шаг назад и испуганно посмотрела наверх.

— Под ноги смотреть не умеешь? — вздохнул Громов, встретившись взглядом с её большими карими глазами. — Как тогда кататься будешь?

— Таня, быстрее! — шикнула её подруга из коридора. И ей не оставалось ничего, кроме как виновато и стыдливо опустить взгляд вниз, а затем вылететь из раздевалки, прижимая к груди свои вещи.

— Что-то ты как-то грубо разговариваешь с твоими потенциальными любовницами, — проворчала Алиса, всё ещё ревнуя Громова к его девчонкам, которые появлялись на горизонте со скоростью света и так же быстро менялись.

— Когда-нибудь, когда мне будет лет тридцать, и я выиграю всё, что можно, — мечтательно начал Евгений, доставая из спортивной сумки черные коньки, — она явно будет в моем вкусе. Но пока что эта девчонка слишком молода, а я не хочу сесть за педофилию. Тебе ведь тогда придется искать нового партнера, но человек, который сможет терпеть тебя, существует только в единственном экземпляре.

Громов развел руками и невинно улыбнулся, заставляя Алису вытащить из своей сумки полотенце и хлестко зарядить им по его плечу.

***

4 апреля, Москва, квартира Татьяны. 20:40.

Таня вернулась с тренировки и устало скинула с плеча спортивную сумку. Съемная квартира, несмотря на то, что являлась домом для фигуристки уже почти месяц и была достаточно уютной, до сих пор казалась ей чужой. Она скучала по небольшой однушке Громова, но боялась признаться, что скучала скорее по её хозяину и по ощущению себя рядом с ним.

В последнее время она поставила себя на автопилот. Она не хотела ни о чем думать, ни в чем копаться. Но ещё больше она не хотела что-либо чувствовать. Таня понимала, что нуждалась в поддержке и, скорее всего, с радостью приняла бы её, но поддержки не было ни от кого… Ксения пыталась достучаться до подруги, но у неё для этого было слишком мало времени. Сначала она была вынуждена готовиться к чемпионату мира, затем участвовала в нем. А теперь одиночница, завоевав очередную золотую медаль, отправилась в заслуженный отпуск на целый месяц в компании Димы, который на чемпионате мира никаких хороших результатов не показал.

Таня и сама с радостью отправилась бы в отпуск, но решила, что им с Ильей в этом году он не светит. Слишком огромный объем работы им предстоял. Слишком огромные ожидания и желания… Таня понимала, что давление, оказываемое общественностью, будет только расти с каждым днем. Коллеги, которых она периодически встречала в ледовом дворце, уже бросали на неё неприкрытые косые взгляды. Ещё бы. Она ведь никто, а возомнила себя кем-то, кто может добиться чего-то без Громова… Другие парницы, с лютой ненавистью смотревшие на неё тогда, когда она встала в пару с Женей, теперь смотрели на неё с ядовитыми улыбками, будто бросая ей немой вызов: «ну, давай, детка, покажи, что ты сможешь без него, и сможешь ли вообще?». Но Таня изо всех сил игнорировала шёпот за своей спиной и испытывающие взгляды. Ей всё ещё было больно и страшно, но она не останавливалась, упорно продолжая набивать шишки в переносном смысле, а синяки — в прямом.

Теперь Таня прекрасно понимала Громова, который душил себя тренировками, пытаясь заглушить свои чувства, свою боль, свои воспоминания. Теперь Таня работала так, что, приходя домой, почти всегда сразу же ложилась спать. Даже размышлять о чем-либо не было сил. И это начинало ей нравиться.

А вот Илья стал для Тани приятным открытием в плане фигурного катания. Он неплохо выполнял прыжки, уверенно владел коньком. Однако как личность он Татьяну не очень устраивал. Скорее… пугал. Он не обладал уверенностью в себе и хоть какими-то задатками мужественности. Он беспрекословно слушал свою партнершу, выполнял всё, что она скажет, но сам стеснялся даже что-то предложить. Таня уже полагала, что румянец на его щеках появляется не от холода, а от смущения. В глубине души Таня надеялась, что в скором времени они с Ильей подружатся, и он в прямом и переносном смысле расправит плечи. Но пока что Таня даже не могла сказать, когда она доверит ему своё тело. И по этой причине они с Томилиным разучивали только параллельные прыжки и вращения.

Отягощало эту ситуацию отсутствие тренера. Ольга Андреевна отказала Тане так же, как отказали ещё несколько её знакомых. И Татьяне приходилось брать на себя ещё и эту роль. Громов часто проводил их тренировки один, без Ольги Андреевны. Но Громов это Громов. У него за широкими плечами имеется колоссальный опыт и профильное образование. А что имела Таня за своими хрупкими плечами? «Халявные», по мнению большинства «экспертов» и болельщиков, медали чемпионата Европы и Олимпийских игр, неполное высшее образование, кучу комплексов и разбитое сердце. Не лучший набор для того, чтобы действительно чего-то достичь.

И если Татьяна и Илья не найдут себе тренера до мая, когда фигуристам предстоит отправиться на восстановительные сборы, то их пару просто снимут и со сборов, и со всех грядущих в следующем сезоне соревнований.

Единственным человеком, поддержку от которого Тане было жизненно необходимо получить, была её мама. Но и она в их телефонных разговорах постоянно склоняла дочь к тому, чтобы вернуться к Громову.

— Танюша, — ласково продолжала их диалог она. — Пойми, иногда, чтобы победить мужчину, нужно ему проиграть…

Татьяна, лежавшая в ванне, наполненной теплой водой, крепче прижала мобильный телефон к уху и недовольно нахмурилась. Такие фразы мамы с каждым разом раздражали всё больше. И сегодняшняя стала последней каплей.

— И поэтому ты позволяла отцу бить себя? — резко огрызнулась она. — Поэтому позволяла ему бить меня?

— Таня! — шокировано воскликнула женщина, не находя слов для подобной фразы дочери, которая никогда себе такого раньше не позволяла.

— Мам, прости, — фигуристка моментально сбросила с себя раздражение, понимая, что задела самого дорогого человека. Свободной рукой она провела по лицу, а затем почувствовала, как по нему побежали капли воды.

— Я тебе перезвоню в другой раз, — отстранено ответила женщина и, не дожидаясь ответа дочки, закончила разговор.

Татьяна убрала телефон на стоявшую рядом стиральную машину. Несколько секунд она смотрела на поверхность воды, через которую отчетливо виднелись её бледные ноги, покрытые многочисленными синяками самых разных цветов — от совсем свежих багрово-красных и темно-фиолетовых, до уже заживающих желтых.

Таня чувствовала, что ей хотелось плакать. Но слёз больше не осталось. Внутри пустота и холод.

Она закрыла глаза и медленно ушла с головой под воду, желая забыть этот день. Как и десяток предыдущих.

***

5 апреля, зал для общей физической подготовки. 12:50.

Татьяна на пару с Ильей выполняла упражнения на пресс. Она смотрела в потолок и начинала всё больше ощущать боль в мышцах. Она ведь совсем не тренер. Она не знает, какие упражнения стоит выполнять Илье. Не могла с уверенностью сказать, на чем он должен сосредоточиться. Она просто делала с ним то, что делали они с Женей. И речь совсем не о раздевалке или номере в Олимпийской деревне. Речь о тренировках.

Таня поджала губы, очередной раз отрывая свои лопатки от пола, чувствуя болезненное напряжение в мышцах пресса. Даже сейчас то, что она всё ещё на плаву, было обеспечено Громовым и тем, что она успела перенять у него.

Вот только раньше на тренировках Таня мотивировала себя восхищением, влюбленностью и желанием быть лучше ради него. Но и теперь Таня понимала, что её главной мотивацией всё ещё остался Громов. Только теперь это было в ином ключе. Теперь была спортивная злость. Каждый раз, когда Тане казалось, что она чего-то не может, перед её глазами сразу же появлялся Евгений. Татьяна мысленно говорила себе о том, что она такой же человек, как и он. У неё тоже две ноги, две руки. У неё такой же набор мышц. И если что-то может он, то должна уметь и она.

И такие мысли действительно помогали и находили в её организме какие-то скрытые источники силы, энергии и спортивной злости.

— Я всё! — измученно выдохнул Илья, поднимаясь с пола, а затем протянул ладонь своей партнерше. — Может, пора пообедать?

— Нет, — строго качнула головой Таня, вложив свою ладонь в его, а затем вставая рядом. — Мы ещё не закончили.

Томилин страдальчески посмотрел на Татьяну, которая поправила свой высоко собранный хвост. Он на мгновение задумался над тем, стоит ли озвучить то, что он чувствует. Он неуверенно опустил взгляд вниз и обхватил пальцами край футболки, начиная двигать им и желая хоть как-то охладить разгоряченное тело.

— Я больше не могу, — всё ещё не восстановив дыхание, произнес он, чувствуя себя виноватым. — У меня всё дрожит. Мне нужен перерыв…

Таня бросила на него недовольный взгляд. Ей хотелось сказать что-нибудь в духе Громова, как-то задеть его и попытаться разозлить, но она услышала мелодию своего мобильного, лежавшего на скамейке в углу. И это спасло Илью от неприятного разговора, а Таню — от непременно посетившего бы её после этого чувства вины.

Таня посмотрела на дисплей и устало вздохнула. Алиса звонила ей почти каждый день и отчаянно предлагала встретиться. Алексеевой хотелось этого в самую последнюю очередь. Хотя, нет. В последнюю очередь ей хотелось встретиться с Громовым. А вот Калинина была второй с конца.

— Хорошо, — кивнула Таня, развернувшись к Илье. — Встретимся уже на льду в четыре часа.

— Но я думал, — растерялся Томилин, — что мы пообедаем вместе.

— Не сегодня, прости, — быстро ответила Таня, покидая зал и оставляя Илью в одиночестве.

***

13:40.

Татьяна сидела напротив Алисы за столиком у окна в небольшом кафе неподалеку от ледового дворца. Алексеева настойчивым и выжидающим взглядом сверлила Калинину, которая ковыряла вилкой салат и не знала, с чего начать. У обеих девушек было легкое, едва уловимое и осознаваемое ощущение, что они поменялись местами. Что Татьяна теперь именитая и уверенная в себе чемпионка, а вот Алиса была в роли стеснительной «Плюши», которая окончательно запуталась в себе и своих чувствах.

— Ты позвала меня, чтобы молчать и демонстративно перемешивать помидоры с салатными листьями? — недовольно поинтересовалась Таня, заправив прядь темных волос за ухо.

Алиса подняла на неё глаза, не веря в услышанное. Интонация, с которой был задан вопрос, была совсем не свойственна Тане. Скорее это было похоже на…

— Хочешь поговорить про Громова? — с таким же раздражением уточнила Таня, а затем перевела взгляд на окно, за которым торопливо сновали люди и раскрывали зонты. Снега на столичных улицах становилось всё меньше, а вот слякоти и частых неприятных дождей всё больше.

— Таня, я тебе не соперница, — выдавила из себя Алиса, отложив вилку в сторону. Есть изначально совсем не хотелось, и обед был лишь предлогом встретиться с Таней.

— Не соперница, — кивнула Таня, встретившись со своей собеседницей взглядом. — А, скорее, предсказательница.

— Что ты имеешь в виду?

Таня на мгновение поджала губы и опустила взгляд на стол. Она нервно оттянула рукав черной водолазки, вспоминая то, что совсем не хотелось вспоминать.

— За ужином в новый год… — начала Таня.

Алиса на мгновение зажмурилась, мысленно сокрушаясь. Она уже поняла, о чем пойдет речь.

— Ты сказала, что он выберет тебя, — всё равно напомнила ей Таня. — И ты была права. Со мной он собирался уйти из фигурного катания, а с тобой, вот, продолжил.

— Ты ведь сама ему отказала! — парировала Алиса.

— Ааа, — вздохнула Таня, грустно улыбнувшись. — Он тебе уже пожаловался?

— Он не из тех мужчин, которые жалуются на женщин, — в глазах Калининой появилась толика злости. Сказывалась глупая привычка всегда защищать Женю.

— Тогда что он тебе рассказал? — последние дни Таня пыталась утопить в себе интерес к Жене, но это не получалось. И теперь он, пусть и не очень осознанно, но разгорался вновь.

— Ничего, — качнула головой Алиса. — Совсем ничего.

Татьяна вновь грустно улыбнулась, в глубине души радуясь, что Громов, оказывается, не только от неё привык что-то вечно скрывать.

— Но я знаю, что сам от тебя он бы не отказался, — внезапно сказала Алиса, удивляя такой фразой Таню. — Что произошло между вами?

Алексеева откинулась на спинку небольшого кресла и тяжело вздохнула, снова принимаясь разглядывать прохожих. Она провела ладонью по шее, радуясь, что водолазка скрывала подвеску, которую подарил Женя.

— Он наговорил лишнего.

— Та-аня! — воскликнула Алиса, заметно оживляясь. — Ты думаешь, что я за десять лет работы не наслушалась от него всякого дерьма?

Алексеева демонстративно молчала.

— Да он как только не называл меня! — продолжала Калинина, желая достучаться до своей собеседницы.

— А никем он тебя называл? — Таня резко перевела свой взгляд на Алису, которая от такого вопроса округлила зеленые глаза.

— Что? — не поняла она, ближе наклонившись к Тане.

— Он сказал, что я без него никто, — холодно пояснила она, начиная чаще дышать от вновь нахлынувших далеко не самых приятных воспоминаний.

Лицо Алисы вытянулось от услышанного. Громов всякое мог сказать в порывах гнева, но это переходило всяческие и даже его границы. Татьяна, увидев такую реакцию Алисы, грустно улыбнулась и кивнула, ещё раз подтвердив то, что она сказала.

— На балу он пытался извиниться? — предположила Калинина.

— Нет, — покачала головой Таня. — Я услышала от него всё, кроме «прости меня».

Алиса облокотилась рукой на стол, а затем приложила ладонь ко лбу, приподнимая рыжую челку и пытаясь переварить услышанное.

— Мне сейчас тоже больно, — сорвалось с её губ через несколько секунд. Алиса больше не могла молчать, а сказать об этом она никому не могла. Громов бы сразу же, без суда и следствия, убил её за такое, а с мамой её отношения были не самыми доверительными.

Татьяна чуть нахмурила брови, не понимая, что нашло на Калинину. Однако Алиса заметила в её глазах прежнюю теплоту. Она заметила, что Таня, несмотря на попытки стать холоднее, где-то внутри всё ещё оставалась собой.

— Я люблю их обоих, — проговорила Алиса, заставляя Таню окончательно впасть в полнейшее непонимание происходящего. — Но по-разному.

И если Таня понимала, что одним из этих двоих точно окажется Громов, то вот по поводу второго у неё не было даже предположений.

— Пока вы были на чемпионате Европы, я влюбилась, — отчего-то задрожавшими губами начала Алиса, окончательно добивая Таню, которая никогда не видела Калинину такой. Такой слабой, такой откровенной, такой хрупкой и потерянной.

— Я и сама никогда даже не смотрела на него, как на мужчину, и не замечала, какой он хороший, заботливый и красивый… — продолжала Алиса, опустив блестящие глаза вниз, не желая разреветься прямо сейчас.

Татьяна, боясь задать лишних вопросов и спугнуть свою собеседницу, решила, наконец, притронуться к кофе, который к этому времени почти остыл. Она поднесла чашку к губам и сделала глоток.

— Это Мельников, — призналась Алиса, а затем прикусила нижнюю губу, понимая, что сказала это совсем не вовремя. Несколько следующих минут она виновато наблюдала за тем, как Таня пыталась прокашляться.

— Мельников? — охрипшим голосом, наконец, уточнила Алексеева, осознавая, что это крайне внезапный поворот.

Комментарий к Сердца четырех

*Будьте готовы через десять минут.

**Закройте ваши глаза и сосчитайте до десяти, пожалуйста.

========== Дружеский совет ==========

Комментарий к Дружеский совет

Для более глубокого понимания того, о чем говорит Алиса, рекомендую прочесть вот эту главу второй работы: https://ficbook.net/readfic/6975740/18024940#part_content

Алиса, наблюдая за реакцией Тани на свое спонтанное признание, грустно улыбнулась. Если Алексеева так этому удивилась, то страшно представить, что сделал бы Громов… Алиса только убедилась в том, что правильно делала, скрывая от него свои отношения с Мельниковым.

— Да, — несмело кивнула она. — У меня роман с Сеней. Был…

От последнего, пусть и такого короткого слова, у Алисы что-то болезненно сжалось в груди. С того бала прошло больше двух недель, но она до сих пор не поговорила с Мельниковым. Они даже не виделись. Несмотря на то, что официального заявления о возвращении они с Евгением ещё не делали, для Арсения всё было уже очевидно. И Алиса понимала, что безмерно виновата перед человеком, который был рядом в тяжелый период её жизни. Перед человеком, которого она любит… Она боялась встречи с ним, боялась, что он поставит крест на их отношениях. Но и понимала, что чем дольше тянет с разговором, тем более необратимыми становятся последствия.

— Женя, я так понимаю, не… — Таня всё ещё находилась в легком шоке, а потому очень медленно и с трудом подбирала слова.

— Не знает, — отрицательно качнула головой Алиса, а затем отчетливо услышала тяжелый вздох своей собеседницы.

Несколько минут между фигуристками была напряженная тишина, разбавляемая лишь едва уловимыми разговорами других посетителей кафе и шумом усилившегося за окном дождя.

— Что Арсений сказал по этому поводу? — несмело поинтересовалась Таня, прекрасно зная о сложных взаимоотношениях Громова и Мельникова.

— Я с ним не… — Алиса дрожащими губами втянула воздух, чувствуя, как говорить становится всё сложнее. — Не разговаривала.

— Но ведь он…

— Не простит мне этого, — Алиса судорожно закивала, опуская взгляд, и быстро убрала тыльной стороной ладони предательскую слезу, скользнувшую по её щеке. — Я знаю, что не простит.

Таня на несколько секунд и вовсе потеряла дар речи. В её глазах смешалось и сожаление, и боль, и полное непонимание сложившейся ситуации. Где-то краем сознания ей показалось, что Алисе сейчас намного хуже, чем ей самой.

— Так почему ты не отказала Жене? — с явным изумлением в голосе задала вопрос Таня.

Алиса медленно покачала головой, всё ещё смотря на стол. Мельников давно говорил, что её привязанность к Громову является ненормальной, и шутил, что ей нужно от этого лечиться. Он продолжал говорить это даже после того, как Алиса объяснила причину такого отношения к своему партнеру.

— Я была трудным подростком, — издалека начала Калинина, боясь, что и Таня её не сможет понять. — У меня никогда не было друзей, не было подруг… Меня умудрялись задевать даже из-за цвета волос.

Таня напряженно поджала губы, внимательно слушая Алису и буквально видя, как с Калининой с треском спадают «доспехи», которые она сама же на себя надевала. Каждый раз, когда выходила на лёд, каждый раз, когда давала интервью. А, как оказалось, внутри непобедимой Алисы, трехкратной чемпионки мира, была хрупкая девочка, как и Таня, имевшая комплексы, тянувшиеся из детства.

— У меня, как и у любого спортсмена, были проблемы с учебой, — продолжала Алиса, — но потом проблемы начались и со спортом. В шестнадцать я искала хоть какой-либо поддержки от сверстников и, как результат, попала в плохую компанию.

Калинина вспомнила свои юношеские годы. Вспомнила, как в школе говорила, что пропускала занятия из-за тренировок, а Ольге Андреевне, наоборот, врала о том, что у неё накопилось много долгов по учебе, исправлением которых она сейчас занимается в ущерб спорту.

— Я даже курить начала, — Алиса хотела улыбнуться, но у неё не вышло. Да и её покрасневшие глаза аннулировали бы любую имитацию положительных эмоций. Таня прекрасно видела, как больно сейчас её собеседнице.

— А потом появился принц на черных коньках? — предположила она.

— Да, — серьезно ответила Алиса, не одобряя такой едва уловимой, но всё же издевки в голосе Тани. — Ольга Андреевна мне призналась, что в день, когда Женя пришел набиваться в ученики, она собиралась отказаться от меня. И, знаешь, она имела на это полное право.

Татьяна чуть нахмурила брови. Сейчас в такое верилось с трудом, учитывая то, что Алиса до аварии обладала прекрасной техникой и отлично выполняла сложные элементы.

— Потому что я не показывала нормальных результатов, — пояснила Калинина, явственно прочитав в глазах Тани вопрос. — Я даже двойные прыжки если и прыгала, то вытаскивала их буквально на зубах. А ещё постоянно пререкалась и с Ольгой Андреевной, и с хореографами, и с врачами, один из которых заподозрил, что я начала курить.

Таня едва заметно покачала головой, вновь пребывая в удивлении.

— Кем бы я стала, не возьми он меня тогда на слабо? — настойчиво поинтересовалась Алиса, но вопрос её был, скорее, не к Тане, а к судьбе и самой себе. — Ты ведь прекрасно знаешь, как спортсмены учатся в школе.

Алексеева медленно кивнула. Как только тренерский штаб начинает замечать в ребенке задатки чемпиона, то он сразу же становится заложником плотного тренировочного графика, а вот учеба непременно начинает страдать. Пока Таня жила при училище олимпийского резерва, она училась довольно неплохо, но потом, вернувшись в Питер, чтобы встать в пару с Куликовым, учеба отошла на второй план. Однако Таня никогда не чувствовала в себе «чемпионской жилки» и никогда даже не пыталась пробиться на пьедестал. Поэтому она не забрасывала учебу до конца и в итоге даже пошла получать высшее образование совсем не по спортивному профилю, полагая, что в фигурном катании мало чего добьется и в скором времени его покинет.

— И если бы я в семнадцать вылетела из фигурного катания, то с обилием троек в школьном аттестате я не поступила бы никуда, — продолжала Алиса. — И, как итог, стала бы каким-нибудь… Тренером по растяжке в дворовом фитнес-клубе.

Таня задумчиво поджала губы. Она хорошо понимала то, о чем говорила Калинина. После ухода Стаса она тоже стояла на пороге осознания того, что так и не закончила университет, не получила никакую другую профессию, но и в фигурном катании тоже стала не нужна. Страшное чувство осознания того, что ты потратила всю жизнь на коньки, но в итоге не стала лучшей. И теперь нужно как-то учиться жить в обычном мире, а ты не умеешь ничего…

— Он стал моим всем, — продолжила Алиса. — Стал другом, братом. Стал всем, Таня. Где бы я оказалась без него?

Татьяна неосознанно обняла себя за предплечья. От такой фразы Калининой где-то глубоко внутри у неё зародилась странная ревность.

— Он выследил меня однажды. Выследил компанию, в которую я попала. Устроил мне грандиозную «промывку мозгов», и я с чистого листа начала карьеру в парном катании. И потом, рядом с ним, мне стало плевать на весь остальной мир. Он часто забирал меня из школы в последний год обучения и…

На губах Алисы появилась довольная и несколько ехидная улыбка.

— Видела бы ты, как бесились девчонки, когда-то задевавшие меня, когда за мной приходил он!

Таня улыбнулась, всё ещё отказываясь верить в то, что Алиса может быть такой, какой предстала перед ней сегодня.

— У него было много девушек, — продолжила Калинина, но уже без улыбки. — И раньше я раздражалась. Я хотела большего, но он совершенно не воспринимал меня как женщину. И потом я просто стала довольствоваться тем, что было. А было многое. Я поняла, что я ему ближе. Я важнее. Я была с ним постоянно, а другие — временно. Однажды из отпуска я привезла нам одинаковые браслеты и была уверена, что он пошлет меня с этой идей куда подальше, но он…

Алиса замолчала, прикусив нижнюю губу. Таня ближе наклонилась к ней, замечая, как потеплели её зеленые глаза.

— Он сразу же надел его и не снимал, пока тот не порвался, — договорила Алиса, смотря в сторону окна, но не фокусируясь на чем-то определенном. Она видела не это место. Она видела собственные воспоминания.

— Ты думала, что я тоже буду… — Таня несколько растерялась, боясь задать этот вопрос, так как он всё ещё доставлял ощутимый дискомфорт. — Временной?

— Да, — спокойно кивнула Алиса. Говорить то, что действительно думаешь — ещё одно качество, которое она переняла у Жени.

— Пойми, — с едва уловимой виной в голосе, продолжила Алиса, — он сделал меня такой, какая я сейчас. Он дал мне эту удивительную жизнь. Он оставил меня в мире спорта, который впоследствии подарил мне Сен…

— Той, какая ты сейчас, тебя сделал именно Мельников, — перебила Таня, изо всех сил сопротивляясь посылу Алисы в духе «Громов — наш Бог, давай поклоняться ему вместе».

Несколько секунд Калинина сидела без слов, обдумывая сказанное Таней и понимая, что это задело её.

— Женя сделал меня непобедимой, — пояснила Алиса, делая глубокий вдох, чтобы только не позволить слезам взять над собой верх. — Он сделал меня чемпионкой. И не делай вид, будто тебе чуждо то, о чем я говорю. Ты такая же, как и я.

Калинина исподлобья бросила недовольный взгляд на Таню, которая в ответ лишь приподняла бровь, до последнего пытаясь открещиваться от того, к чему клонила Алиса.

— Не знаю, о чем ты…

— Знаешь! — требовательно констатировала Алиса. — Знаешь! Вспомни себя до него. Кем ты была? Никем, как и я!

— Я никем и осталась! — огрызнулась Таня, вспоминая фразу Громова, и без того практически не выходившую у неё из головы.

— Брось, Таня! — разозлилась Алиса, не замечая, как от доверительной обстановки между ними не осталось и следа. — Ты приехала сюда на шикарной машине, твоя зарплата стала в три раза больше, тебя знает весь увлеченный спортом мир!

Татьяне очень хотелось возразить. Язык буквально чесался, но голова не находила нужных слов. Алиса была права. Парировать было нечем. До Громова она мало что из себя представляла.

— А теперь ты ещё и смогла отказать ему! — всплеснула рукой Алиса. — Разве прежняя Таня смогла бы это сделать? Та Таня, которая не знала Женю? Которая так или иначе не впитывала его характер, его любовь к спорту и его вечное сопротивление всем трудностям? Та Таня, которая не смогла бы терпеть боль в плече так, как он обычно терпел боль в спине?

Татьяна растеряно опустила голову, снова нервно оттягивая рукав черной водолазки. В голове пустота, в горле — ком. Калинина высказала ей то, что Таня, возможно, понимала, но боялась признать окончательно. Громов действительно оказал на неё огромное влияние и… Сделал её лучше, чем она была.

— Ты знаешь, что я права, — вновь произнесла Алиса, пристально смотря на Таню.

— А ты знаешь, — резко оживилась она, желая задеть Калинину так же, как она только что задела её, — что предала своего любимого человека!

— Ради другого любимого человека! — в следующую секунду воскликнула Алиса, не замечая, что на них уже несколько минут косо поглядывают другие посетители кафе и пара официантов.

Продолжать этот диалог Таня больше не собиралась. Она дрожащими пальцами торопливо нашла в сумке кошелек, вытащила оттуда пару купюр и, оставив их на столе, поспешила накинуть пальто. Алиса безмолвно наблюдала за её действиями, понимая, что разговор их окончен. И не на самой приятной ноте.

Калинина проводила Таню взглядом, подождала, пока за ней закроется дверь в кафе, а затем обреченно посмотрела на свой нетронутый салат.

— Как тебе эта жизнь? — несмело поинтересовался у Алисы Арсений, бросив на неё кроткий взгляд и едва сдерживая улыбку, замечая, как много снежинок скопилось на её забавной и такой детской шапке с помпоном. Так и не скажешь, что перед ним многократная чемпионка мира и Европы. И что ей не пятнадцать, а двадцать семь.

Калинина неопределенно пожала плечами, запрокидывая голову к ночному зимнему небу и любуясь снегом, кружившем в воздухе. С момента аварии прошел месяц, но лёд всё ещё снился ей почти каждую ночь. Жизнь вне катка казалась не такой яркой и стремительной.

— Я бы всё отдала, чтобы вернуться обратно, — выдохнула она, честно признаваясь Мельникову в том, чего ей действительно хотелось. Алиса надеялась, что Арсений, рано оставивший спорт, как никто другой сможет понять её. Она была уверена, что услышит в ответ «я тоже». Но Мельников промолчал. Если бы Алиса в тот момент не стояла к нему спиной, любуясь ночной Москвой, то непременно заметила бы, как на мгновение потускнели его голубые глаза. Он проводил с ней почти всё свое свободное время. Он пытался стать для неё проводником в жизнь вне спорта. Он совсем не ожидал получить такой ответ…

— А ты? — решила уточнить Алиса, развернувшись к своему спутнику и широко улыбнувшись. Однако её улыбка не нашла ответа. Мельников тяжело вздохнул. И теперь была его очередь смотреть куда угодно: в ночное небо, на яркую иллюминацию, на белоснежный снег. Только не в эти очаровавшие его зеленые глаза.

— Мне казалось, что я уже нашел своё счастье здесь, вне льда, — вздохнул он, наблюдая, как в холодном воздухе растворяется горячий пар. — Но я ошибался.

Алиса сложила руки перед собой на стол, а затем положила на них голову, давая волю слезам. Она поступила так, как и ответила несколько месяцев назад. Ради возвращения на лёд она отдала всё. Она отдала самое дорогое.

***

9 апреля, Женева. 04:20.

Операция Громова прошла успешно. Врачи видели положительную динамику и обещали олимпийскому чемпиону, что поясница больше не будет его беспокоить. Обещали и то, что в скором времени Громов сможет вернуться на лёд и, постепенно нагружая спину, сможет вернуться в привычный режим.

Евгений уже несколько дней мог вставать и передвигаться самостоятельно. Болей в спине практически не было. Оставались лишь неприятные ощущения, связанные скорее с самим хирургическим вмешательством, чем с его последствиями. Но Громов понимал, что есть только один вариант понять наверняка, сможет ли он остаться в профессиональном спорте на ещё один сезон. И вариант этот — прыгнуть пару многооборотных прыжков, которые последние пять лет вызывали у Жени прострелы в пояснице. Но пока что прыгать ему было запрещено. Даже «на земле». И Громову оставалось лишь много ходить по коридорам, по собственной весьма просторной палате и надеяться, что всё будет хорошо не только с простыми телодвижениями, но и при сильных нагрузках. И ему не терпелось скорее вернуться в Россию. Вернуться на лёд. Вернуться к тренировкам, дарившим забытье.

Громов лежал в своей палате в полной темноте, пролистывая ленту социальных сетей, в которых уже начинали появляться поздравления с его днем рождения. А вот Волченкова оказалась первой, кто прислал ему смс-сообщение. Евгений понял, что Лена, судя по всему, не спит, и решил ей позвонить.

— Слышал, ты объявила о завершении карьеры, — после нескольких минут разговора, вспомнил Громов.

Упоминание об этом на мгновение лишило Лену слов. Евгений понимал, что ей всё ещё странно от осознания содеянного. Она, хоть и пошла на этот шаг в силу здоровья и возраста, всё ещё не смирилась с этим.

— Как себя чувствуешь? — поинтересовался он.

— Как птица, которая всю жизнь провела в золотой клетке, — тяжело вздохнула Волченкова, — а сейчас её выпустили на свободу, но она совсем не знает, куда ей лететь. Она попросту не умеет летать вне клетки…

***

16 апреля, Москва. Ледовый Дворец «Вдохновение». 10:30.

Алиса медленно зашнуровывала коньки, сидя на небольшой скамейке у выхода на лёд. Ольга Андреевна на несколько дней уехала в отпуск, понимая, что может полностью довериться своим самым опытным ученикам.

Калинина туго затянула шнурки и бросила тоскливый взгляд на свои коньки, замечая, как много на ботинках царапин и мест, где у кожи стерлась белая краска. Сколько всего видели эти коньки? Сколько изнурительных тренировок, сколько чемпионатов! Сколько головокружительных побед! Ещё несколько месяцев назад Алиса мечтала о том, чтобы вновь надеть их. Но не просто покататься для себя, а вернуться в спорт. Но сейчас на душе была абсолютная пустота и холод, не уступающий по температуре белоснежной глади льда, раскинувшейся перед взором фигуристки.

От Тани необходимой поддержки и понимания Алиса не получила. Её мама и вовсе не одобряла решения дочери вернуться в спорт, несмотря на большое уважение к Громову. С Мельниковым Алиса так и не увиделась. И отсутствие Жени на этом фоне начинало добивать окончательно.

Фигуристка устало вздохнула, хотя тренироваться ещё даже не начинала. Но это съедавшее её изнутри чувство вины невероятно изматывало. Алиса с трудом, но всё же решила поговорить с Арсением. Чудесам всегда есть место в обычной жизни. И на мгновение в груди Алисы поселилась надежда на то, что Мельников сможет понять её. И останется рядом.

— А где оркестр? Тихо, как на поминках. Разве так нужно встречать партнера? — раздалось где-то сбоку. Алиса, до этого находившаяся на ледовой площадке в полном одиночестве, вскочила со скамейки и, радуясь, что не успела снять защитные чехлы с лезвий, бросилась в объятия к Громову.

— Привет, — прошептала она, вздохнув с небольшим облегчением. Женя рядом. Это уже хорошо.

— Привет, лягушонок, — тепло улыбнулся Евгений, мягко поглаживая партнершу по спине. — Есть подарок для тебя.

— День рождения вроде был у тебя, а подарок — мне? — удивилась Алиса, отстранившись и чуть запрокидывая голову, оставаясь стоять рядом с Женей. То, что он здесь, уже было для неё подарком.

— Да, но сначала тренировка, — Евгений, даже не переодевшись в спортивную одежду, опустился на скамейку, оставаясь в светлой рубашке и джинсах.

— Ааа… — растерялась Алиса, заправив прядь выпрямленных рыжих волос, выбившуюся из короткого хвоста. — Может, тебе стоит посетить раздевалку?

— Нет, всё в порядке, — Громов нетерпеливо покачал головой, доставая из спортивной сумки коньки и начиная переобуваться.

Алиса удивленно приподняла брови. К чему такая странная спешка? До официального начала сезона ещё много времени и работают сейчас только сумасшедшие фигуристы вроде Громова, Калининой и мотивированнойкак никогда Тани, локомотивом тянувшей за собой Илью.

— Ты прямо из аэропорта? — предположила Алиса, наблюдая, как Женя наспех и не очень тщательно зашнуровался, а затем снял чехлы с лезвий.

— Нет, — отмахнулся Евгений, поднимаясь со скамейки и переступая на лёд, всё ещё сопровождаемый недоумевающим взглядом партнерши. — Я заехал домой за коньками, а уже потом приехал сюда.

— Я хотела с тобой поговорить, — протараторила Алиса, быстро снимая чехлы и переступая на лёд следом за Женей. Именно сейчас она чувствовала прилив смелости поговорить обо всем с Громовым. Поговорить про их возвращение и, возможно, даже признаться про роман с Мельниковым.

— Давай позже, пожалуйста, — отстранено попросил Евгений, будучи сосредоточенным на льду. Он сделал несколько резких скольжений, а затем принялся набирать скорость для многооборотного прыжка.

Алиса нахмурилась, не понимая, какая муха укусила Громова.

— Ты ведь даже не разогре… — Калинина собиралась возмущенно всплеснуть рукой, но не успела этого сделать. Евгений ударил по льду ребром правого конька и, сгруппировавшись, выполнил риттбергер в четыре оборота. Однако последний оборот он не докрутил и упал на спину.

Алиса рефлекторно приложила ладонь к губам на несколько секунд. Она ждала, что Громов вот-вот встанет, но он оставался лежать на льду. Калинина сделала несколько резких толчков, подъезжая к своему партнеру. Она сразу же опустилась на колени и наклонилась к его лицу, предполагая, что с Женей что-то случилось. Но фигуристка даже не ожидала, что увидит улыбку на его губах. Громов смотрел в высокий потолок, ощущал обжигающий холод, легко проникавший через тонкую ткань рубашки, и вспоминал, как пять лет назад, восстанавливаясь после травмы спины, он тоже упал с первого прыжка. И это, похоже, хороший знак.

Во время телефонного разговора с Леной Евгений отчетливо слышал боль в её голосе. И это заставило его ещё больше обрадоваться тому, что он всё ещё здесь. Он всё ещё в плену родного холода. Он всё ещё может показать миру, на что способен. Но теперь его не будет мучить поясница. Теперь он абсолютно неуязвим физически. И осознание этого будоражило его, обычно скупого на проявления эмоций вне прокатов.

— Почему улыбаешься? — Алиса хотела выглядеть строго, хотела отчитать партнера за то, что тот начал исполнять прыжки в неподходящей одежде и совсем не разогретым.

Но Евгений улыбался так искренне, что и на губах Калининой появилась улыбка. Ещё несколько секунд она сидела рядом с ним на коленях, чувствуя холод всей передней поверхностью голеней.

— Я счастлив, Алиса, — тихо признался он, расслабленно положив ладонь себе на грудь. Так, будто он сейчас лежал где-то на пригретой солнцем поляне.

— Я хотела поговорить с тобой, — вновь с трудом набралась смелости фигуристка, полагая, что нужно воспользоваться моментом, пока Громов в хорошем расположении духа.

— И я хотел сообщить тебе приятную новость, — вспомнил Евгений, приподнимаясь на локтях, чтобы встретиться взглядом с партнершей.

Алиса вновь приоткрыла рот, чтобы в третий раз попытаться достучаться до Громова, будучи уверенной в том, что его новость способна подождать.

— На восстановительные сборы едем в твой любимый Оберстдорф, — улыбнулся Евгений, и в его обычно холодных глазах появился живой блеск. Он знал, как сильно Алиса обожала эту базу в Баварии. И сам был к ней неравнодушен. За время карьеры они видели разные гостевые дома, разные катки, но Оберстдорф был одним из самых запоминающихся. Как минимум, потому, что у местного катка одна из стен абсолютно прозрачна и, нарезая круги по льду, невозможно не отвлекаться на потрясающий вид предгорья Альп. И, как максимум, из-за прекрасной природы, в объятиях которой спортсмены оказывались, как только выходили на улицу. А про невероятно уютные домики в тирольском стиле не стоило и говорить…

— Куда? — глаза Алисы, вопреки ожиданиям Громова, округлились от ужаса.

— Оберстдорф, — медленно, практически по слогам, пояснил Евгений.

Губы Алисы оставались приоткрытыми. Она опустила глаза вниз, на лёд, и пыталась собраться с атаковавшими её воспоминаниями и предположениями.

— Ты не рада? — не понимал Громов. — Ты ведь знаешь, как сложно выбить эту базу в межсезонье…

— Я знаю, — почти шепотом ответила Алиса, пустыми глазами смотря перед собой.

Мельников знал о том, как она обожает это место. Как обожает сладкий альпийский воздух. Как вдохновлялась необыкновенным катком. Как скучала по Оберстдорфу… И сейчас у Калининой не оставалось сомнений в том, что это его рук дело.

— Мне нужно в Федерацию, — решительно кивнула Алиса, поднимаясь со льда и, не дожидаясь реакции Жени, поспешила покинуть лёд.

— А тренировка? — напомнил Громов, с нежеланием, наконец, вставая со льда. Вся задняя часть рубашки Евгения была мокрой и её необходимо было заменить на тренировочную футболку. Иначе в скором времени олимпийский чемпион мог бы познакомиться со своим участковым пульмонологом, застудив легкие.

— Я без тебя тренировалась, — донеслось с борта катка. — Теперь твоя очередь!

Алиса лишь немного расшнуровала коньки, торопливо стягивая их со своих ступней, а затем убежала в раздевалку, оставляя Евгения в ощутимом недоумении.

***

Федерация Фигурного Катания на Коньках России. 13:40.

Алиса быстро перебирала ногами в пустом длинном коридоре. На ходу она расстегнула свою кожаную куртку сливового оттенка и расслабила шарф, которым была укутана её шея. Несколько раз Калинина отстранено и с напряженной улыбкой здоровалась со спортивными чиновниками и коллегами, которые попадались ей навстречу.

Алиса чувствовала, как внутри борется решительное желание поговорить с Арсением и, наконец, всё уладить, и при этом полная неуверенность в хорошем исходе и едва контролируемый страх.

Остановившись на несколько секунд перед дверью в кабинет Мельникова, Алиса сделала глубокий вдох и на мгновение сжала ладони в кулаки, пытаясь унять мелкую дрожь. Ещё один вдох и медленный выдох. Это всегда помогало снять мандраж перед прокатом, но сейчас помогало едва ли.

Алиса обхватила пальцами ручку двери и толкнула её, но с удивлением обнаружила, что дверь заперта. На Мельникова это было не похоже. Обычно он никогда не закрывался в своем кабинете. Несколько секунд Алиса вновь стояла без каких-либо движений, а затем несмело постучала.

— Секунду! — раздалось из кабинета, а после послышались глухие приближающиеся шаги.

Алисе хватило одного лишь слова, чтобы понять, что голос этот принадлежит не Арсению. Остатки решительности рассыпались на крошечные, не подлежащие воссоединению, частицы. В груди зарождалось плохое предчувствие.

Через секунду дверь открылась и на её пороге Алиса увидела молодого мужчину. Она сразу же поймала на себе его неприятный, изучающий взгляд. Калинина понимала, что где-то она его уже видела. Он определенно не так давно закончил карьеру, и они пересекались на соревнованиях. Вот только имени его она не могла вспомнить.

— Где Арсений Мельников? — борясь с дрожью в голосе, поинтересовалась она.

Мужчина хитро сощурил светло-карие глаза с желтоватым оттенком. Алиса решительно нахмурила брови, призывая дать ей ответ как можно скорее.

— Вы ведь не входите в его круг… — тонкие губы новоиспеченного чиновника изогнулись в самодовольной ухмылке. — Интересов. Вы из Москвы, Алиса. Или я не прав?

— Это не ваше дело, — огрызнулась Калинина. — Где Арсений? Что вы забыли в его кабинете?

— Понятия не имею, где он, — её собеседник по-хозяйски прислонился плечом к дверному проему. — Он уволился по собственному желанию. А я временно исполняю его обязанности.

Пока Алиса с трудом могла переварить услышанное, мужчина указал рукой на табличку возле двери, где после указания должности члена исполнительного комитета по Ленинградской области вместо «Мельников А.А.» красовалось «Куликов С.К.».

— Куликов? — прочла она вслух, вновь заставляя Станислава неприятно улыбнуться. Не каждый день он мог с таким удовольствием упиваться растерянностью трехкратной чемпионки мира.

— Станислав Константинович, — с приторной вежливостью добавил он, а затем медленно и важно кивнул.

— П-простите, — Алиса нервно обмотала вокруг шеи шарф, а затем поспешила уйти как можно дальше от этого человека. С каждым шагом она шла всё быстрее. Возле самого выхода из здания Федерации фигуристка и вовсе почти перешла на бег.

Выйдя на улицу, на которой вновь моросил неприятный дождь, Алиса достала из кармана телефон, набирая Арсения. Она, откладывая их разговор до последнего, похоже, дотянула до точки невозврата. Уже слишком поздно что-то выяснять.

Или нет?

Гудки тянулись целую вечность, и Калинина была уже почти уверена в том, что Мельников не ответит, но…

— Слушаю, — сухо произнес он.

Алиса на мгновение прикрыла глаза, облегченно выдохнув. Он ответил на её звонок. Это уже неплохо.

— Почему ты уволился? Ты ведь не можешь уйти, ты любишь это дело! — начала она, а затем была вынуждена ближе подойти к зданию Федерации и спрятаться под козырьком у входа. Дождь усиливался и заставлял прохожих быстрее перебирать ногами.

— Ну, — тяжело вздохнул он. — Хоть чем-то я похож на тебя и твоего обожаемого Громова.

— Что? — не поняла Алиса, приложив свободную ладонь к другому уху, чтобы окружающий шум не мешал слышать любимого человека.

— Вы ведь тоже с подозрительной легкостью отказываетесь от того, что любите.

— Сеня! — громко воскликнула Алиса, не замечая, как на неё обернулись несколько проходящих мимо людей. — Послушай! Я ведь ещё не реш…

— Ошибаешься, рыжик, — фигуристка отчетливо услышала горькую насмешку в голосе Мельникова. И это, вкупе с некогда любимым из его уст прозвищем, сейчас использованного с какой-то странной издевкой, причинило боль.

— Ты всё решила тогда, когда пошла за ним, — закончил свою мысль Арсений. — Вы друг друга стоите. Возможно, вы должны быть вместе.

— Подожди, нет! — голос Алисы начал срываться, она отчаянно хотела докричаться до любимого мужчины. Через дождь. Через раскаты весеннего грома. Через расстояние. Но Мельников не собирался продолжать этот бессмысленный и причиняющим им обоим боль разговор.

— Будь счастлива, чемпионка. Ты вернулась туда, куда хотела.

Алиса вновь попыталась докричаться до Мельникова, но в ответ услышала лишь гудки. Она прижала телефон к груди, а затем сделала несколько медленных шагов, выходя из-под своего укрытия и оказываясь под проливным дождем. Сейчас, учитывая поток слёз, который больше контролировать было невозможно, дождь был ей даже на руку.

***

Ледовый дворец, 15:50.

— Давай ещё раз попробуем двойной сальхов? — устало обратилась к партнеру Таня. Их самостоятельная тренировка длилась уже три часа, и фигуристы не собирались покидать лёд до тех пор, пока их не начнут отсюда выгонять. С каждым днем им всё меньше позволяли тренироваться в ледовом дворце из-за отсутствия тренера. И теперь они буквально зубами вгрызались в каждый сантиметр холодной глади, позволявшей им совершенствоваться.

— Давай! — согласно кивнул Илья, обернувшись к Тане и позволив себе улыбнуться, находя её румяные щеки чрезвычайно милыми. — Через ойлер?

— Да, а потом… — его партнерша не успела договорить. Она услышала, как кто-то позвал её по имени, а затем обернулась, заметив у борта Арсения. Он жестом подозвал фигуристов к себе, а затем протянул им три экземпляра каких-то документов.

Татьяна знала, что просто так Мельников бы не стал их беспокоить, но и вчитываться в многостраничный документ не стала. Она была уверена, что это что-то связанное со сборами. Какое-нибудь очередное «согласие на обработку персональных данных» или что-то в этом духе.

— Мне нужны ваши подписи вот тут, — Арсений указал на поля в конце документов, — и вот здесь.

Мельников достал из кожаного портфеля небольшой планшет, чтобы фигуристам было удобнее, а затем протянул им его вместе с шариковой ручкой.

В перерыве между проставлением подписей, Татьяна бросила на Арсения быстрый взгляд, всё ещё не веря в то, что у него что-то было с Алисой. Да и держался он подозрительно хорошо. Впрочем, вряд ли человек, ставший однажды чемпионом мира, после разрыва с девушкой ходил бы с красными глазами или постоянно носил с собой упаковку салфеток.

Мельников, поймав на себе взгляд Тани, на мгновение решил, что она прочла договор, и уже был готов поговорить об этом, но нет. Фигуристка, как и её партнер, полностью доверяли Арсению, а потому в текст даже не стали вчитываться.

— Готово, — Таня, а затем и Илья протянули Мельникову документы. Один экземпляр Арсений оставил себе, а два других протянул обратно фигуристам.

— Это вам, — пояснил он и направился к выходу с катка. Но через пару шагов Мельников вновь обернулся к партнерам, забыв сообщить им самое главное.

— Завтра встречаемся здесь в девять утра! — громко произнес он, чтобы его наверняка услышали.

— Что? — не поняла Таня, снова подъезжая к борту.

— Дам тебе дружеский совет на будущее, — с улыбкой начал Арсений, делая несколько шагов к ней навстречу, — прежде чем что-то подписать, лучше сначала прочесть.

Алексеева непонимающе нахмурила брови, а затем посмотрела на документ, который всё ещё держала в руках и не успела убрать.

«Главным тренером спортивной пары Алексеева Т.В./Томилин И.Н. на сезон 2018/2019 назначен Мельников Арсений Анатольевич.»

========== «Реал Мадрид» и «Барселона» ==========

17 апреля. Москва. 8:30.

«… И если главное футбольное противостояние сосредоточилось в Испании, то главная фигурнокатательная битва ждет нас в следующем сезоне именно в России. Бывшие партнеры, завоевавшие вместе олимпийское «золото», стали соперниками. И нас ждет невероятное противостояние Татьяны Алексеевой вместе с новым партнером Ильей Томилиным и Евгения Громова с неизменной Алисой Калининой…»

— Я не понял, — улыбнулся Илья, отстегивая ремень безопасности, когда Таня заехала на парковку у ледового дворца. — Нас только что сравнили с «Реалом» и «Барселоной»?

— Похоже на то, — без каких-либо эмоций вздохнула Таня, радуясь, что они уже приехали и больше этот глупый репортаж по «Спорт FM» им слушать не придется.

— Надеюсь, что мы всё же «Реал Мадрид», — воодушевленно улыбнулся он, выходя из машины.

Татьяна вздохнула, вспоминая о том, что мадридский «Реал» называют «королевским клубом». А король у фигурного катания один. И это ну никак не Илья.

— Боюсь, что мы всё-таки «Барселона», — тихо ответила она.

***

Таня торопливо зашнуровала коньки, поднялась со скамейки, одернула вниз черную майку и максимально быстро направилась к выходу на лёд. Каждый день она заезжала за Ильей, так как тот не имел личного транспорта, а Таня видела в этом возможность немного пообщаться с ним и попытаться как-то раскрепостить. Но сегодня Томилин умудрился проспать, а потому фигуристы опоздали на первую тренировку с новым тренером.

Выходя из подтрибунного помещения, Таня сощурилась, замечая на льду высокую фигуру в темных спортивных брюках и синей футболке. Алексеева резко остановилась, пользуясь тем, что Мельников её не заметил. Он нарезал круги по площадке, менял направление, скорость, резко тормозил и также резко разгонялся. Таня никогда не видела его на льду и даже не предполагала, что ей выпадет такая возможность, отчетливо помня историю о его травме колена.

Есть в фигурном катании спортсмены, которые отлично выполняют прыжки и мастерски владеют своим телом. Они могут быть чемпионами мира, могут иметь десяток титулов, но за ними, несмотря на всю сложность их программ, может быть очень скучно наблюдать. В них может не быть вдохновения, какой-то дикой, невероятной любви ко льду. Может не быть сумасшедшей, пленяющей взгляд грации.

Но у Арсения всё это было. Таня смотрела, как он просто катался, без каких-либо элементов и музыкального сопровождения. Но делал это так вдохновенно, с такой любовью. Было видно, как он изголодался по этому делу. По скрежету льда. По ощущению ветра и скорости. Красивые, длинные руки бывшего фигуриста иногда плавно приподнимались, полностью отвечая требованиям старой школы — «руки должны быть сильными, но мягкими».

Таня с тревогой отметила, что Арсений начал заходить на прыжок. Но он не смог даже оторваться ото льда. Как только бывший фигурист сделал толчок ногой, с его губ сорвался стон боли, эхом усилившийся от пустых трибун. Арсений остановился, согнувшись и приложив ладонь к больному колену, которое дало о себе знать. Сильные мужчины, вроде Громова или того же Мельникова, жалость никогда не любили, но сейчас новому тренеру Тани явно была нужна помощь, а потому она, не раздумывая, побежала к катку.

— Привет, Таня, — пытаясь избавиться от гримасы боли, Арсений улыбнулся, наблюдая за тем, как его ученица снимала чехлы с лезвий и, небрежно отбросив их, переступила на лёд.

— Помочь? — несмело поинтересовалась она, быстро оказавшись рядом. Однако в светло-голубых глазах Мельникова прочла легкую насмешку.

— Всё в порядке, — качнул головой Арсений, наконец, выпрямившись. — А где твой партнер?

— Переодевается, — предположила Таня, на мгновение бросив взгляд в сторону подтрибунного помещения.

Арсений вышел со льда, понимая, что ему нужно немного посидеть, чтобы боль в колене если не утихла совсем, то хотя бы стала терпимее. Он опустился на небольшую скамейку возле борта, и Таня, пользуясь отсутствием Ильи, села рядом. У неё было огромное количество вопросов, которые она хотела задать Мельникову, но стеснение не давало ей этого сделать. В конце-концов, она, конечно, знала Арсения лучше, чем Илья, но друзьями или хорошими знакомыми их назвать было сложно. А Громов однажды и вовсе намекнул, что людям вроде Мельникова не стоит доверять.

— Как мне теперь к тебе обращаться? — улыбнулась Таня, повернув голову к новоиспеченному тренеру.

— Арсений или Сеня, — безразлично пожал плечами он, развязывая шнурки черных коньков. — Но на «ты». А вот если твой Илья задержится ещё на пять минут, будет до конца жизни называть меня «господин».

Таня грустно улыбнулась, опустив взгляд на свои колени, обтянутые черной тканью спортивных брюк. Со словом «господин» у неё если и могли быть какие-то ассоциации, то все они упирались в одного двухметрового мужчину с говорящей фамилией и безбожно красивыми глазами.

— Ты ведь понимаешь, что в случае нашего провала на тебя тоже полетят шишки? — несмело поинтересовалась Таня.

Арсений вздохнул, собираясь дать ответ, но из подтрибунного помещения вышел Илья. Он выглядел крайне виновато и торопливо надевал на себя куртку.

— Здравствуйте, — с волнением произнес он, обращаясь к ничего не понимающему Мельникову. — Я дома оставил спортивные брюки и…

Татьяна обреченно вздохнула. Рассеянность за Ильей она отмечала уже не в первый раз.

— Тебя подвезти? — без тени какой-либо эмоции, предложила она.

— Нет-нет, — покачал головой Илья, — я сам, на метро. Простите ещё раз.

Молодой фигурист застегнул молнию куртки с громким характерным звуком, а затем буквально убежал в подтрибунное помещение.

— Про шишки я понимал и раньше, — начал Мельников, — но вот не ожидал, что всё настолько плохо.

— Он парень неплохой, — поспешила защитить партнера Таня. — Просто… Несобранный, что ли. А ещё ужасно стеснительный.

— И частенько ты его подвозишь? — чуть сощурил глаза Арсений, посмотрев на собеседницу и отмечая, что она от такой выходки Ильи заметно погрустнела.

— Заезжаю за ним каждый день, — вздохнула она.

— Но это неправильно, Таня.

— Почему? Громов, — фигуристка на мгновение замолчала, поджимая губы, — подвозил меня каждый день.

«К себе домой…» — мысленно закончила она, тяжело вздохнув.

— Громов приехал в Москву, когда ему было семнадцать, — начал Арсений. — И год прожил в общежитии при училище олимпийского резерва по поддельным документам. Он сам напросился к Ольге Андреевне, сам пробивался здесь. И это сделало его таким, какой он есть. А если ты будешь так опекать Илью, ничего хор…

— Подожди, — нахмурилась Таня, медленно переваривая слова Мельникова. — Что значит «по поддельным документам»?

Арсений улыбнулся. Он был не удивлен тем, что из всех его слов Таня заострила внимание именно на тех, что касались Громова.

— Для переезда в другой город и проживания в общежитии нужно разрешение родителей.

Таня вдумчиво кивнула. Это общеизвестная информация.

— У Жени умерла мать, а отец не хотел его отпускать в Москву. И Женя подделал его подпись. Вскрылось это, правда, уже позднее. Федерация уже видела в нем перспективного фигуриста и на многое могла закрыть глаза.

Теперь Тане начинало даже нравиться то, что Илья забыл брюки и оставил её наедине с Мельниковым, позволив им поговорить. А поговорить было о чем. По крайней мере, вопросов у Тани не убавилось.

— А можно вопрос?

— Можно, — безразлично пожал плечами Арсений.

— Пять лет назад, — начала Таня, однако замолчала на пару секунд, заметив, как Мельников недовольно нахмурился, догадываясь, о чем пойдет речь, — ты заставил Женю форсированно готовиться к Олимпийским Играм после травмы спины только ради денег и признания Федерации?

Мельников раздраженно поджал губы, ощущая, как сильно ему хочется выругаться. Но делать это в присутствии Тани он посчитал не самым правильным поступком. В конце концов, он теперь тренер и должен… Подавать пример?

— Это тебе Громов так сказал? — уточнил и без того очевидное Арсений. Таня в ответ едва заметно кивнула, а затем провела ладонью по обнаженному плечу, отмечая, что без движения совсем замерзла. Впрочем, надевая майку на лёд, она рассчитывала на то, что будет работать, а не сидеть у борта.

— Он до сих пор считает, что весь мир крутится вокруг него, — кивнул своим словам Мельников, — и любит строить конспирологические теории, где он всегда святой, а все остальные им пользуются ради своей выгоды.

— То есть ты не…

— То есть, — перебил её Арсений, — я заставил его работать, потому что понимал, что если он этого делать не будет, то пропустит Олимпийские игры. И может не набраться там опыта, для того, чтобы в следующий раз гарантированно завоевать «золото». Как бы я ни относился к нему как к человеку, он был и остается великим спортсменом. Свои медали он отработал на все сто.

Таня вдруг ощутила себя виноватой. Её вопрос несколько вывел обычно спокойного Арсения из себя.

— У меня есть к тебе просьба, — внезапно улыбнулся он. — До отлета на сборы чуть больше двух недель. Я хочу до этого момента оставить в тайне то, что я теперь ваш тренер.

Губы Тани растянулись в улыбке. Она согласно кивнула, находя эту идею как минимум забавной. На мгновение она поймала себя на мысли о том, что ей не терпится увидеть лица Алисы и Евгения. Интересно, кто из них двоих начал бы больше ревновать?

***

20 апреля. Ледовый дворец.

Мельников сидел на трибуне, отмечая в своем блокноте элементы, которые получаются у Тани и Ильи хуже всего. И их, к его огромному сожалению, было подавляющее количество. Вчера Арсений обстоятельно поговорил со своими «учениками» и обозначил цели, которые они будут преследовать. Разумеется, о «золоте» чемпионата России речи не шло. Не шло речи и о «серебре». А вот про бронзу Мельников тактично промолчал. Её вполне можно было завоевать при условии того, что и Таня, и Илья, и сам Арсений приложат все возможные усилия. Но сейчас у них не шло речи о музыке и хореографии короткой и произвольной программ. Сейчас главной задачей было «вычистить» технику. А уж в этом Мельников разбирался прекрасно.

Однако для него работа тренером была такой же огромной авантюрой, как и для Тани уход от Громова и начало карьеры с Ильей. К тому же, федерация потребовала от Мельникова профильного образования. Несколько дней Арсений злился, напоминая чиновникам о том, что он однажды становился чемпионом мира, но бывшие коллеги не желали ничего слышать, не оставляя Мельникову выбора. Теперь, помимо мыслей о подготовке Тани и Ильи, его голову занимали ещё и предстоящие в июне вступительные экзамены. Арсений и предположить не мог, что в свои почти тридцать он станет студентом. Да и Алиса, несколько месяцев назад толкавшая его сменить пиджак на олимпийку, вряд ли предполагала, что Мельникову придется поступать в университет. Хотя нет. Она как раз таки предполагала…

— Я приятно удивлена тем, что ты пришел, — Алиса на пару минут оставила своих юных учениц, объявив небольшой перерыв. Она надела чехлы на лезвия и подошла к Арсению, сидевшему на скамейке.

— Почему удивлена? — приподнял брови он. — С началом тренерской карьеры дома я стал видеть тебя всё реже. Вот, решил посмотреть на тебя хотя бы на льду.

Арсений, конечно, был рад, что Алиса перестала киснуть дома и проводить большую часть времени в тщетных попытках научиться готовить что-то, что в итоге приобрело бы хотя бы приятный запах, не говоря уже о вкусе… Теперь Калинина была в ледовом дворце с раннего утра и до позднего вечера. На съемную квартиру Мельникова она возвращалась, конечно, счастливой, но и безумно уставшей. Как оказалось, тренерская работа тоже требует огромных сил, особенно если работаешь с маленькими детьми, которых крайне сложно собрать в кучу, а некоторым из них и вовсе приходилось помогать с завязыванием шнурков.

— Потому что ты редко приходишь на лёд вне соревнований, — вздохнула Алиса, пропуская мимо ушей подкол от любимого человека. Она оглядела каток, убедившись, что все ученицы ушли, а затем села на колени к Мельникову, обняв его рукой за шею.

— Ну, вот это мне нравится уже больше, — практически промурлыкал он, крепче прижимая её к себе и радуясь, что все юные фигуристы подкрепиться чем-нибудь вредным из автомата, стоявшего в фойе, хотели куда больше, чем покататься в перерыве на полупустом льду.

— Мне кажется, что ты не на своем месте, — вздохнула Алиса. Она давно пыталась подобраться к этому разговору, но каждый раз боялась тем самым надавить на больную мозоль Мельникова, располагавшуюся в районе колена.

— Зато ты на своем! — засмеялся он, намекая на себя. — Более подходящего места для тебя не существует!

Алиса счастливо улыбнулась, поцеловав любимого мужчину в висок, но затем всё же решилась вернуться к тому, с чего начала.

— Ты зря запираешь себя в кабинете, — вздохнула она, посмотрев в глаза Арсению, однако его настроение было слишком веселым, и он совершенно не желал серьезно выслушать Алису.

— А я себя не запираю, — вновь улыбнулся он. — Мои двери всегда открыты. Особенно для привлекательных рыжеволосых тренерш… Тренеров? Неважно!

— Сеня, я не об этом, — Алиса покачала головой, с трудом сдержав улыбку. — Ты, конечно, хороший чиновник. Ты от многих отличаешься. Но мне кажется, что ты ещё многое можешь дать фигурному катанию.

Улыбка с губ Мельникова пропала. Работу в Федерации он считал оптимальной для себя. Он вроде и оставался в мире фигурного катания, но при этом как-то весьма опосредованно. А вот тренером он себя не видел. И разговор об этом ему не нравился.

— У меня нет образования, — попытался отмазаться он.

— У Жени есть, — напомнила Алиса, но ощутила, как при упоминании бывшего партнера настроение Арсения окончательно рухнуло вниз со скоростью света. — Мы могли бы расспросить его об этом. Может, тоже туда по…

— Женя туда поступал, когда ему было двадцать, — недовольно ответил Мельников. — Он у тебя всегда прав. Очень умно было так подстраховаться на будущее. Но мне почти тридцать, Алиса.

— И что? — искренне не понимала Калинина. — Разве это серьезное препятствие? Ты можешь стать великим тренером. Ты очень любишь это дело. У тебя есть много нереализованных идей и немаленький опыт.

— Немаленький опыт? Я закончил карьеру в семнадцать!

— А чемпионом мира среди взрослых стал в шестнадцать! — парировала Алиса. — Мне кажется, ты необходим тренерскому штабу, Сеня! Из Димы ты мог бы сделать первоклассного одиночника.

— У Димы есть тренер, — мрачно напомнил Мельников.

— Ага, — недовольно кивнула Алиса. — Тренер, который работает с ним пятый год, а результатов не приносит никаких. Да, Дима лучший в России, но в Европе, не говоря про мир, не терпит никакой конкуренции. Разве это нормально?

Заметив, что на каток начали возвращаться дети, Алиса спрыгнула с колен Мельникова, а он, в свою очередь, и вовсе поспешил уйти.

— Обещай, что подумаешь над моими словами! — громко бросила ему вслед Калинина.

— Обещаю, — вздохнул Арсений, понимая, что просто так Алиса его в покое не оставит.

Мельников ещё раз подчеркнул ручкой элементы, которые стоит исправлять в первую очередь, а затем лишний раз отметил, что к Тане, которая выкладывалась на все сто двадцать процентов, у него претензий не было, а вот вялый Илья начинал порядком раздражать.

— В короткой программе мы ничего нового придумывать не можем, — строго начал он, спустившись к борту и бросив недовольный взгляд на Илью. — И нашей главной задачей будет чисто исполнить заявленные элементы, чтобы квалифицироваться в произвольную. А вот уже там…

Мельников на мгновение замолчал, собираясь с мыслями. Он идет на риск. И толкает на него же своих подопечных. Но выхода у них нет.

— Я предлагаю добавить двойной аксель и выброс лутц-шпагат в четыре оборота.

— Я не прыгаю аксель, — первой несмело возмутилась Таня. — А выброс всегда делала через риттбергер и…

— Побеждать хочешь? — прервал её Мельников, требовательно посмотрев в глаза.

— Хочу, — выдохнула Таня.

— Тогда придется учить то, что я озвучил.

***

25 апреля, Москва. 13:30.

Таня сидела напротив Арсения в небольшом кафе возле ледового дворца. Обычно они обедали втроем, вместе с Ильей, но сегодня Таня решила сделать исключение. С каждым днем общество Мельникова становилось всё приятнее. В сложившихся обстоятельствах он был единственным человеком, на кого Таня могла действительно положиться. Однако планы Тани были приятно нарушены Ксенией, которая вернулась из отпуска. У неё было несколько часов в Москве до рейса в Санкт-Петербург, а потому, выяснив, где сейчас находится её подруга, одиночница сразу помчалась в названное Таней кафе. Вот только увиденное порядком шокировало видавшую многое Ксению. Тане с Арсением пришлось приложить некоторые усилия, чтобы прояснить ситуацию и попросить Ксюшу держать всё в секрете до отлета на сборы.

— А я уже было подумала, что вы друг к другу неровно дышите, — с облегчением вздохнула Ксения, которая всё ещё надеялась поесть салатиков на свадьбе Татьяны и Евгения.

— По-моему, всем очевидно, к кому я неровно дышу, — вздохнула Таня.

— К тому, кто недавно набил себе татуировку? — предположила Ксюша, лукаво улыбаясь и вспоминая свежую фотографию Жени из его инстаграма.

— Что? — не поняла Таня, а затем взяв ложку, поняла, что с нагрузками на мышцы рук пора немного остановиться.

— Громов сделал татуировку? — брови Арсения поползли вверх. — Кризис среднего возраста подобрался к нему раньше, чем ко мне? А мотоцикл он себе не приобрел?

— И что он себе набил? Корону на ягодице? — с напускным безразличием поинтересовалась Таня, бросая взгляд на загорелую и отдохнувшую подругу. На мгновение Алексеева поймала себя на мысли о том, что немного завидует.

Ксения недовольно нахмурилась, понимая, что явно не вписывается в этот клуб под названием «мы тут все завидуем Громову, но делаем вид, что нам глубоко плевать».

— Не знаю на счет ягодиц, — ворчливо начала Ксюша, выразительно посмотрев на Таню, — тебе в этом плане должно быть виднее. Но татуировку он сделал на груди, чуть ниже ключицы.

— А с рисунком Таня угадала? — продолжил Мельников, заметив, как слова Ксении заставили Таню смутиться.

— Нет, там олимпийские кольца, — натянуто улыбнулась Ксюша. Для неё Арсений всегда был непосредственным начальником, и сидеть с ним за одним столом было немного непривычно.

Таня ничего не ответила, делая вид, что ей совсем безразличен Громов и его новая татуировка. И действительно, какое ей вообще дело до человека, в чьей футболке она до сих пор спит каждую ночь? И не так важно, что футболку эту она захватила вместе со своими вещами совершенно случайно… В отличие от пиджака, в котором Таня тоже периодически проводила вечера, окутывая себя ароматом его хозяина и каждый раз по-детски радуясь, что он ещё не выветрился. Хотя и ощущался с каждым днем всё слабее…

— Он написал, — продолжила Ксения, — что это на память о самых незабываемых днях в его жизни.

Таня шумно и недовольно вздохнула.

— В память о «золоте», которое он взял, — уточнила она.

— Ну, взял-то он тогда не только «золото», — хитро улыбнулась Ксюша, однако вновь смутилась, поймав на себе взгляд Мельникова. Радовало лишь то, что на губах у Арсения тоже была улыбка.

Таня от такой фразы подруги поперхнулась, судорожно вспоминая о том, что не рассказывала Ксюше о том, что было между ней и Громовым.

— Что ты имеешь в виду? — уточнила побледневшая Таня.

— «Серебро» в командном турнире, — невинно пожала плечами Ксюша. — А ты о чем подумала?

***

26 апреля, 12:40.

Мельников дал Илье целый список упражнений, а затем сообщил, что они с Таней должны отъехать на пару часов. Алексеева пыталась выведать у своего тренера, куда именно он хочет её отвезти, но Арсений отчего-то молчал до последнего. Когда Мельников притормозил на очередном светофоре, Таня решила вновь попробовать его разговорить.

— Я рада, что ты взялся за нас, — улыбнулась она. — И очень тебе благодарна.

Татьяна нисколько не преувеличивала. Мельников, несмотря на отсутствие опыта, был хорошим тренером. Он дозировал и менял нагрузки, а также выбил Тане с Ильей ледовый дворец, неподалеку от которого был бассейн. Туда он отправлял своих подопечных каждый вечер, чтобы они снимали нагрузку с позвоночника. К тому же, Арсений постоянно совершенствовался. Он читал профессиональную литературу на тему физиологии и спорта. Однажды Таня увидела у него в руках книгу про физику в фигурном катании и с болью на душе вспомнила ту ночь, когда Женя читал её. Таня отметила, что многое отдала бы, чтобы вернуться в тот миг и смеяться вместе с любимым мужчиной.

— И мне нравится твой мягкий подход, — отметила Таня, окончательно смущая Арсения. За всё время самой страшной из уст нового тренера была угроза о том, что в случае плохой работы он пригласит себе в помощь Волченкову, которая закончила карьеру и теперь не знает, чем себя занять. Правда, Таню эта фраза скорее рассмешила, чем напугала. Однако с Ильей Мельников был строже. Он видел, что Таню не стоит подгонять, она и сама по себе очень мотивирована, а вот Томилин работал будто в полсилы, хотя данные его были неплохими.

— Громов много кричал? — предположил Арсений, наконец улыбнувшись.

— Не кричал, — покачала головой Таня. — Орал. Иногда матом.

— Такой подход мне не близок, — ответил Мельников, однако улыбка с его губ пропала. — Я пообещал себе в юности, что если когда-нибудь стану тренером, то никогда не буду повышать голос на своих учеников, и уж тем более не стану их бить.

Таня нахмурилась. Про рукоприкладство речи не было. Стало быть…

— Тебя… — Таня на мгновение умолкла, понимая, что такая тема может быть очень болезненной. — Бил тренер?

— Бывало, — вздохнул Арсений, заметно напрягаясь. Таня видела, как его скулы стали острее. И ей захотелось как-то дать ему понять, что он не одинок. Тане не хотелось, чтобы Мельников после такого откровения чувствовал себя плохо.

— Меня тоже били, — призналась Таня, посмотрев на лобовое стекло. Дожди в последнее время начинали обрушиваться на столицу всё меньше, но вот небо оставалось серым. Солнечная погода всё ещё была редкостью.

— Только не говори, что… — глаза Мельникова округлились, и он перевел взгляд на фигуристку.

— Нет, — засмеялась Таня, — это был не Громов, ты что.

Арсений с облегчением выдохнул, но всё же несмело поинтересовался, кто это был.

— Мой отец, — кивнула Таня, замечая, что Мельникову такое совсем не пришлось по душе. Впрочем, как не пришлось бы любому нормальному человеку. На несколько долгих минут между Таней и Арсением воцарилась напряженная тишина.

— Может, всё же расскажешь, куда мы едем? — решила сменить тему Таня.

— К Арине, — наконец сдался Арсений.

— К какой Арине? — не поняла фигуристка.

— К Арине Мельниковой, — уточнил он.

Татьяна нахмурилась. Это имя было ей знакомым. Она где-то его слышала. Ещё несколько секунд ей потребовалось, чтобы, наконец, вспомнить человека, которому оно принадлежало.

— Подожди, — качнула головой Таня, — это которая двукратная олимпийская чемпионка по спортивной гимнастике?

— Ага, — с толикой недовольства вздохнул Мельников. — А ещё моя сестра.

Татьяна шокировано округлила глаза. Она вспомнила, как на последней летней олимпиаде следила за соревнованиями, но тогда она и предположить не могла, что эта девушка имеет родство с Арсением. В конце концов, их фамилия достаточно распространенная. Тане вдруг стало жаль Мельникова. Она полагала, что главным «триггером» Арсения, напоминавшим ему о том, чего он мог бы достичь, был Громов. Но, как оказалось, главной «занозой» был другой человек. И он был членом его семьи.

— А зачем мы туда едем?

— Ты не можешь вытащить аксель, — напомнил Арсений, — Илья может, а ты — нет. В мышцах ног есть глубоколежащие мышцы-стабилизаторы. Я хочу, чтобы ты позанималась с Ариной. Она специализируется на бревне. Её мышцы хорошо работают, она может прекрасно удерживать баланс после сложных прыжков.

Таня задумчиво поджала губы. Идея, конечно, была интересной, хотя и странноватой. Но смущало и то, что Мельников, говоря о сестре, сразу же мрачнел, давая Тане повод думать, что у них не самые теплые отношения.

***

— Променял одну бывшую Громова на другую? — недовольно вздохнула высокая блондинка с низким, неприятным голосом, обращаясь к своему брату. — Ну-ну.

Татьяна, стоявшая рядом и снимавшая обувь, чтобы забраться на бревно, решила тактично промолчать. Хотя такая фраза и была не особо приятной. Но в то же время этот эпизод напомнил Тане первую встречу с Волченковой, когда сама Таня собиралась выйти на лёд, а вот Лена сыпала гадостями в её сторону, общаясь с Громовым.

«Интересная параллель, — подумала Таня, грустно улыбнувшись, — надеюсь, что с ней Женя не спал.»

***

28 апреля, Федерация фигурного катания на коньках России. 13:00.

Таня шла по длинному коридору, направляясь в кабинет, который раньше принадлежал её нынешнему тренеру. Мельников совсем не понял, зачем Таню вызвали туда. Все документы, необходимые для сборов, он подготовил ещё до своего увольнения. Но Таню всё же с тренировки отпустил, с условием того, что потом она расскажет о человеке, который теперь занимает его место.

Таня обхватила ручку двери и потянула её на себя, но дверь не поддалась. Фигуристка несмело постучала, а затем обомлела, когда взгляд её упал на табличку и заметил знакомую фамилию и инициалы.

«Нет! Только не ты!»

Изумление Тани было настолько сильным, что она не сразу услышала приближающиеся шаги. Тонкие бледные пальцы начала бить дрожь. Куликов был человеком, которого и в мирные времена хотелось видеть меньше всего. А сейчас встреча с ним вполне могла стать «контрольным в голову».

— Привет, крошка! — на пороге появился Стас. Он самодовольно улыбнулся, отмечая, что, несмотря на свой нынешний статус Олимпийской чемпионки, Таня до сих пор иногда с трудом могла контролировать свои эмоции. Страх, смешавшийся с удивлением, отчетливо читался в её округлившихся карих глазах.

— Что ты здесь делаешь? — наконец смогла выдавить из себя она.

— Не поверишь, но работаю, — кивнул Куликов, а затем сделал шаг назад, приглашая таким образом Таню в свой кабинет.

— Действительно не поверю, — попыталась съязвить Таня. Она искренне не понимала, почему именно Стаса взяли на эту должность. Мельников был чемпионом мира. А лучшим результатом Стаса было пятое место чемпионата России. Полученное в паре с Таней. Но если вспомнить о том, что большинство спортивных чиновников вообще никогда не были профессиональными атлетами, то вопросы отпадали сами собой.

— Проходи, крошка, я не кусаюсь, — его глаза желтоватого оттенка неприятно сощурились.

Таня сделала глубокий вдох, набираясь смелости и переступая порог. В самом деле, не убьет же он её? По крайней мере, не здесь… Не в разгаре рабочего дня.

Таня моргнула, приходя в себя, когда услышала щелчок дверного замка. Это ей не понравилось. Пожалуй, даже больше, чем сам факт того, что Стас теперь работает в Федерации.

— Позволь помочь, — Станислав подошел к ней со спины и с напускной галантностью снял с бывшей партнерши легкий бежевый плащ. — Присаживайся.

Татьяна поджала побледневшие губы, отчего-то вспоминая Громова. Интересно, как бы он отреагировал на известие о том, что Куликов теперь занимает этот кабинет, да ещё и заперся вместе с ней? Но ответ на этот вопрос Таня с радостью променяла бы на то, чтобы Громов просто пришел сейчас сюда и забрал её отсюда. От этих неприятных глаз. От этого неприятного человека.

— Ты какая-то слишком напряженная, Таня, — с насмешкой подметил Стас, когда его бывшая партнерша заняла место за небольшим овальным столом. — Тебе сегодня предстоит шикарный вечер, а ты такая грустная. Это неправильно. Ты так не считаешь?

Плохое предчувствие, разраставшееся где-то в районе живота, только усилилось.

— Мой сегодняшний вечер, как и последующие, занят тренировками, — максимально холодно ответила она, изо всех сил пытаясь не показывать волнения. Руки, которые била дрожь, Таня спрятала под столом.

Новоиспеченный чиновник, явно не удовлетворенный таким ответом, подошел к Тане со спины и положил ладони на её плечи. Больное правое плечо фигуристки неприятно кольнуло.

— А я настаиваю на том, чтобы сегодняшний вечер мы провели вместе, — прошептал он, наклонившись к её лицу. Однако Таня продолжала смотреть перед собой, чувствуя, как воздух становился липким, плотным и совершенно не давал вдохнуть полной грудью, чтобы избавиться хоть от капли напряжения.

— А я настаиваю на том, чтобы вечера ты проводил в компании своей жены, — с уверенностью, но всё же гораздо тише, произнесла Таня.

— Брось, Таня, ты всё ещё злишься? — фигуристка по-прежнему не видела его лица, но услышала явную насмешку в его голосе. — На то, что я женился?

Алексеева поджала губы. В последнее время все её мысли занимал Громов. Сначала она была им восхищена, а теперь была вынуждена разгребать то, во что влезла, отвергнув его.

— Есть лишь одно воспоминание, связанное с тобой, которое сложно забыть, — ответила Таня. Перед её глазами молниеносно пронеслась страшная картина того, как она летела вниз из высокого «лассо», на котором так настаивал Куликов. Ради этого он даже соблазнил юную Таню, влюбляя её в себя, рассчитывая, что в таком воодушевлении она точно ему доверится. И она доверилась. Но зря.

— Да перестань, — качнул головой Стас, — это было давно. Зато теперь ты потрясающая, сильная, но всё равно внешне хрупкая женщина…

Куликов вновь наклонился к её лицу, а затем провел кончиком носа по щеке бывшей партнерши, вдыхая легкий, цветочный аромат её туалетной воды. Таня от такой неприятной близости дернулась, чтобы встать, но Стас лишь сильнее сдавил пальцами её плечи. От резкой боли Татьяна зажмурилась, с трудом подавив стон.

— Я совсем не верил в то, что ты чего-то сможешь добиться с Громовым, — шепотом продолжил он. — И уж тем более не ожидал, что ты сможешь уйти от него. Видимо, он не так уж и хорош.

— Однозначно лучше тебя, — сквозь зубы процедила Таня, чувствуя напряжение во всех мышцах своего тела, которые были и без того нагружены в последний месяц. — Я с тобой никуда не пойду.

И такие слова не пришлись по душе Куликову. Он убрал от бывшей партнерши свои руки, позволяя ей вздохнуть с некоторым облегчением, а затем сел напротив неё, важно сложив руки на стол.

— Я здесь пока что временно, — улыбнулся он, — но всё же рекомендую тебе со мной дружить.

Куликов прочел в глазах бывшей партнерши некоторую радость после слова «временно», а потому решил пояснить.

— Я уже нашел косяки Мельникова, за счет которых смогу остаться здесь надолго, так что не переживай, крошка.

Мельников успел стать Тане относительно близким человеком, и такой выпад в его сторону ей совсем не понравился. Да и перспектива долгой работы Куликова в Федерации совсем не радовала.

— Какие косяки?

— Ну-у, — важно протянул Куликов, откинувшись на спинку кресла. — Федерация требовала с него лишить вас с Громовым всех призовых за чемпионат Европы. А он лишил вас только части.

— И что здесь такого? — не поняла Таня.

— Это можно подать как то, что вы вступили с ним в сговор и обещали часть своих призовых ему, за то, что он оставит вам больше, чем требовала Федерация.

— Это бред. Тебе никто не поверит, — покачала головой Таня, а затем на мгновение притихла, собираясь с мыслями и окончательно решаясь сказать достаточно обидную фразу, — ты здесь никто!

— Как ты заговорила! — воскликнул Куликов, недовольно блеснув желтоватыми глазами. — А сама-то ты давно выбралась из этой категории?

Таня ощутила, как дрогнули её губы. Но разреветься при Стасе — худшая и совершенно непозволительная идея.

— В любом случае, тебе никто не поверит, — Таня поднялась из-за стола, а затем поспешила покинуть кабинет бывшего партнера, даже забывая про свой плащ.

— Как не поверят и тебе, — обратился к ней Куликов, вынуждая Таню остановиться у двери, — когда в твоих допинг-пробах найдут запрещенные вещества.

Алексеева с изумлением посмотрела на Стаса, призывая пояснить такую фразу.

— Ну, знаешь, всякое бывает, — пожал плечами он, испытывая крайнее недовольство от того, что бывшая партнерша отказалась от совместного ужина и того, что могло бы случиться после, — тот же милдронат можно достать в любой аптеке без рецепта врача.

— К чему ты клонишь? — Таня не хотела верить в то, что Куликов, похоже, всерьез ей угрожает.

— К тому, чтобы ты пила из закрытых бутылок, крошка, — неприятно улыбнулся Стас, — а то может случиться очень неприятная история…

Таня вышла из кабинета Куликова, чувствуя, что от пережитых неприятных эмоций она вот-вот расплачется. Но делать этого прямо здесь, в коридоре, было никак нельзя. Алексеева обняла себя за плечи, быстро направляясь к своей машине. На несколько минут она забыла обо всем. О вражде с Громовым в том числе. Сейчас просто хотелось к нему. Хотелось просто прижаться. Ощутить его руки на своем теле, его тепло. Чтобы оно перекрыло отвратительные прикосновения Стаса.

Но это было невозможно. Как и невозможно было бы попросить его о помощи. В самом деле… Как это могло бы выглядеть? «Привет, Пирожочек. Знаю, я дважды отвергла тебя. И как партнера, и как мужчину. Но у меня тут некоторые проблемки. Не мог бы ты на правах бывшего партнера заявиться к другому моему бывшему партнеру и разбить ему нос? Ну, так, знаешь, по старой дружбе. Заранее спасибо, твоя Плюша.»

Таня села в машину, но ещё долгое время не выезжала с парковки. Она уткнулась лбом в руль и дала волю слезам, просившимся так давно. Каждый раз, когда нестерпимо болели мышцы. Каждый раз после утомительных тренировок с Ариной. Каждый раз, когда она вспоминала Громова.

А Куликов просто стал последней каплей.

========== C Вашим мужем шутки плохи… ==========

2 мая. Москва. Аэропорт «Домодедово». 12:50.

— Как всегда, — удрученно вздохнула Алиса, оглядевшись в зале аэропорта, — приехали раньше всех.

— Перестань. Пройдем регистрацию без галдящих очередей, а затем отправимся пить лимонад, — Евгений ободряюще улыбнулся, а после, придерживая чемодан ногой, снял с себя кожаную куртку, оставаясь в светлой футболке. Столичная погода начинала становиться по-настоящему «майской», и в аэропорту, судя по вяло работающему кондиционеру, совсем не были к этому готовы.

Алиса могла понять воодушевление Громова. Он, конечно, всячески пытался его скрыть и делал вид, что ничего необычного сегодня не произойдет. Но Алиса неплохо знала своего партнера, и в его ледяных глазах сегодня отчетливо читала оттепель. Он ждал встречи с Таней. И Калинина изо всех сил пыталась подавить зависть. Она не видела Арсения уже больше месяца, но была уверена, что не увидит и на сборах, так как даже не предполагала, что он теперь является тренером Тани и Ильи.

— Алло, любительница лимонадов на проводе? — Евгений чуть наклонил голову, щелкнув пальцами и намереваясь вернуть себе внимание партнерши. — Я тут предлагаю опрокинуть по стаканчику.

Алиса, глубоко ушедшая в свои мысли, моргнула, понимая, что уже несколько минут стоит уткнувшись взглядом в грудь Жени. Она давно бросила попытки поговорить с ним на тему их не сложившейся личной жизни. Каждый раз, когда она открывала рот, чтобы спросить что-нибудь про Таню, Громов будто чувствовал, о чем пойдет речь, и сразу же либо начинал рассказывать что-то сам, либо ссылался на то, что ему нужно потренироваться одному.

— Алиса? — Евгений недовольно нахмурился, намереваясь вновь привлечь к себе внимание партнерши, но её безразличие резко сменилось крайней степенью изумления. Зеленые глаза округлились, а рот непроизвольно приоткрылся. Она выглянула из-за плеча Жени, чтобы окончательно убедиться, что ей не показалось. И Громов, наблюдая такую реакцию партнерши, был вынужден развернуться.

По залу шла Таня. В весеннем голубом платье, поверх которого была надета легкая бежевая кофточка. Темные волнистые локоны аккуратно лежали на миниатюрных плечах, а на бледном лице был едва заметный румянец и улыбка. Такая картина для Громова была бы просто потрясающей, если бы он не заметил, что Таня, кажется, потеряла ещё килограмма два от своего веса, становясь все более миниатюрной. И если бы её улыбка и смех не были адресованы идущему рядом Илье и…

— Мельников?! — сорвалось с губ Евгения. Он недоумевающе нахмурил брови, даже не пытаясь как-то скрыть свое раздражение, смешанное с полнейшим непониманием происходящего. Он даже к Илье рядом с его Таней ещё не привык. Да и привыкать не собирался. А Мельников это уже удар ниже пояса. Прямо в область паха.

— Ты же сказала, что он уволился из Федерации? — Евгений повернул голову к Алисе, понимая, что так нагло и бесстыдно смотреть на бывшую партнершу, всё ближе подходящую к ним, уже неприлично. Хотя поедать Таню глазами ему ужасно хотелось. Он предполагал (хоть и отказывался окончательно признавать), что соскучился по ней, но только увидев понял, насколько.

— Уволился, — тихо ответила Алиса, в отличие от своего партнера не переставая смотреть на приближающуюся к ним троицу. Однако она взгляда не могла отвести от Арсения. Он сменил привычные ему костюмы на джинсы и светлую рубашку в клетку. Выглядел Мельников свежо и даже… счастливо. Алиса ощутила странный ком в горле. Она очень хотела увидеть Арсения, но не так! Почему он вообще здесь? Почему он идет рядом с Таней? Несет её большую спортивную сумку и так очаровательно ей улыбается? Сначала Алиса чертовски ревновала к Тане Громова, а теперь ещё и Мельников?!

— Привет, — Таня собрала всю оставшуюся волю в кулак и максимально естественно улыбнулась Жене и Алисе.

— Что ты здесь делаешь? — вместо каких-либо приветствий бросил Арсению Громов, проигнорировав и протянутую в его сторону руку Ильи.

Алиса тревожно переглянулась с Мельниковым, а затем и с Таней, однако у них в глазах не читалось какого-либо испуга. Даже наоборот, они выглядели подозрительно радостными. Будто что-то задумали и упивались последними секундами неведения своих собеседников.

Таня опустила взгляд, из последних сил сдерживая улыбку и закусывая нижнюю губу. Она вспомнила, как пару минут назад, по дороге в аэропорт, они с Мельниковым долго спорили о том, кто именно расскажет это Алисе с Женей.

— Я теперь тренер, — победно улыбнулся Мельников, который отвоевал право на эту фразу, одолев Таню в игру «камень-ножницы-бумага».

И Алиса, и Евгений на пару секунд обомлели. Калинина, конечно, мечтала об этом дне, но совсем не ожидала, что это произойдет вот таким образом. Если это была месть Арсения на её поступок, то она ему определенно удалась. Ещё несколько секунд Алиса пустыми от шока глазами смотрела на Мельникова. И он в свою очередь поймал себя на какой-то грустной мысли о том, что ей сейчас, похоже, больно. Они с Таней предполагали такой эффект и даже ждали его, карикатурно коварно потирая «лапки», но почему-то по итогу радости лично Арсению это не принесло.

А вот Таня наоборот. Она с неприкрытым интересом смотрела в глаза Жени, наблюдая за тем, как они буквально темнеют, а брови гневно съезжаются к переносице.

— И Федерация позволила? — мрачно поинтересовался он, однако смотрел при этом на Таню, понимая, что лучше не злить себя ещё больше и не смотреть ни вправо, где стоял Арсений, ни влево, где стеснительно мялся Илья.

— С условием того, что поступлю в университет, — признался Мельников, а затем улыбнулся Алисе, напоминая про их разговор и надеясь, что это вернет её в чувство, но нет. Калинина продолжала пребывать телом здесь, а мыслями где-то очень далеко.

— Ну, удачи, — чувствуя, как скрипят зубы от злости, произнес Евгений.

Таня видела, как скулы Громова стали острее, и едва сдерживала свои губы, которые норовили растянуться в победной улыбке. Между ними установилась неприятная и напряженная тишина. Илья, не выдержав этого, направился к стойке регистрации, у которой уже начинали собираться члены сборной из числа тех, кто прилетел из других городов, и тех, кто жил в столице. Таня с некоторым вызовом в глазах бросила очередной обжигающий взгляд на Женю, но с удивлением обнаружила, что он смотрит в район её груди и криво, самодовольно ухмыляется.

Уверенность из глаз Тани пропала. Она хотела и сама наклонить голову, чтобы посмотреть, что там не так, но это было бы странно. Глубокого декольте у этого платья не было… Даже наоборот, вырез был очень скромным и едва обнажал ключицы.

«Подвеска!» — дошло до фигуристки. И как теперь ему объяснить, что она не снимает её, разумеется, только потому, что она просто красивая и изящная?

Евгений, наконец оторвав взгляд от аккуратного украшения, подаренного лично им, встретился с Таней взглядом. И Таня с легкостью разобрала посыл в его глазах.

«Всё равно моя!»

И пока Таня пыталась как-то собраться, что-то возразить, Евгений едва заметно кивнул сам себе, давая бывшей партнерше понять, что он прав и сопротивляться бесполезно. И все её глупые отрицания ничего не дадут. Он читал её насквозь. Громов, конечно, знал женщин, которые носили украшения от нелюбимых мужчин, потому что те стоили целое состояние, но он понимал, что Таня другая. Тане было не важно — фианит в её подвеске или чистейший бриллиант. Ценность для неё играли не заплаченные за это украшения деньги, а то, кем оно было выбрано и преподнесено.

— Идём? — Евгений разорвал зрительный контакт с Таней и посмотрел на Алису, приобнимая её за талию.

— Да, — хрипло, едва слышно ответила Алиса, а затем бросила несколько виноватый взгляд на Арсения.

— Таня! — к фигуристке со спины подбежала Ксюша, привлекая к себе внимание всех стоящих рядом людей. И не успевших отойти Алису с Женей в том числе. Одиночница была чем-то встревожена. Она испуганно посмотрела на подругу и сделала глубокий вдох.

— Что случилось? — не поняла Таня. Она надеялась, что подруга будет рада её видеть, но Ксюша выглядела так, будто у них серьезные неприятности.

— Твоей медицинской страховки нет в пакете документов, — протараторила Ксюша. Времени до отлета было мало, и если они прямо сейчас не придумают, как это исправить, то Таня попросту не отправится на сборы.

— Что значит нет? — не поняла Таня, чувствуя, как сердце начинает биться чаще. Прямо как от прожигающих взглядов Громова. Но теперь как-то по-плохому.

— Я лично подготовил все документы по всем питерским спортсменам, — включился в разговор Мельников. — С твоими документами ведь всё в порядке?

— У всех всё в порядке! — воскликнула Ксюша, продолжая паниковать. Она очень рассчитывала провести восстановительные сборы вместе с подругой, с которой редко видится. И такой поворот её не радовал. Как не радовал и даже разозлил Громова, который стоял чуть поодаль, но всё слышал.

— Это какая-то ошибка, я сейчас узнаю всё сам, — Арсений решил направиться к стойке, но Таня позвала его обратно, понимая, чьих рук это дело. Вернувшись несколько дней назад из Федерации, Таня рассказала тренеру о том, что его место теперь занимает Куликов. Мельников, конечно, был удивлен подобному, но высказывать ничего не стал. Как не стала ничего рассказывать и Таня, сославшись на то, что бывший партнер просто хотел… повидаться.

— Это Стас, — с опаской и с трудом выдавила из себя Таня.

— Какой Стас? — включился в разговор Громов, сделав пару шагов, отделявших его от бывшей партнерши. — Куликов?

Таня на мгновение зажмурилась, пытаясь успокоиться. В таких ситуациях необходимо сохранять разум холодным, но из холодного сейчас здесь был только голос Громова. И его обладатель, кажется, уже сейчас, без выяснения подробностей, был готов убить этого человека.

— Женя, — дрогнувшим голосом обратилась к нему Таня, — пожалуйста, давай ты не будешь вмешиваться.

И без того полные гнева глаза Громова округлились от такой просьбы. Он вспыхнул в ту же секунду.

— Что значит «не вмешиваться»? — раздраженно поинтересовался он, невольно повысив голос. — Какой Стас, Таня? Это он?

— Ты ведь сказала, что он просто хотел поговорить с тобой? — вспомнил Арсений, вновь встревая в разговор и желая понизить его градус.

Алиса стояла чуть поодаль, периодически переглядываясь с Ксенией. Они обе видели Стаса при разных обстоятельствах, но у обеих сложилось отвратительное впечатление.

— Стас теперь занимает место Сени, — тихо пояснила Калинина Жене и в следующую секунду поймала на себе его буквально осатанелый взгляд.

— И ты молчала?! — взбесился он. — Алиса! Ты должна была мне это сказать!

— Не повышай на неё голос, — не очень убедительно, но всё же вмешался Мельников.

— Я сам решу, что мне делать, — чуть подавшись в его сторону, ответил Громов. — Это моя партнерша!

От этого «моя» из уст Евгения у Арсения едва не сорвало тормоза. Он сильно сжал губы, делая глубокий вдох и из последних сил умоляя себя сдержаться. В конце концов, проблемы сейчас были у Тани, и всё внимание нужно было обратить на эту ситуацию.

— Почему ты думаешь, что это он? — не понимал Мельников. Из всех присутствющих он был единственным, чье мнение про Куликова было практически нейтральным. Таня прекрасно была с ним знакома, Ксения частенько пересекалась, и всегда их встречи заканчивались недоброжелательными перепалками. Алиса столкнулась с ним в кабинете Арсения и смогла оценить его «манеры», а Громов… Громов ненавидел его просто за сам факт существования. И за то, что тот однажды сделал с Таней.

— Он, — Таня облизнула губы, опуская взгляд. Вокруг неё плотным кольцом стояли и Арсений с Евгением, и Алиса с Ксюшей. И их пристальные взгляды сильно давили. А Громова и вовсе хотелось попросить увести отсюда. Но сам он не уйдет, да и увести его вряд ли кто-то из присутствующих будет в силах.

— Он мне угрожал, — с трудом произнесла Таня.

— Что он сделал? — Громов сильно подался вперед, буквально склоняясь над Таней. Мельникову пришлось положить ладонь на его грудь и оттолкнуть его обратно от своей подопечной.

— И тебе угрожал тоже, — призналась Таня, посмотрев на Арсения, а затем невольно заметила, как испугалась от такого Алиса.

— Мне? — приподнял брови он. — Чем?

— Сказал, что знает о том, что Федерация требовала оштрафовать нас на полную сумму призовых, а ты лишил нас только половины. Он хочет сказать, что мы с Женей, — Таня бросила быстрый взгляд на взбешенного Громова с нечеловечески злыми глазами, — дали тебя взятку, чтобы ты оставил нам больше призовых…

— Что? — теперь настала очередь Мельникова впадать в неистовство. Алиса успокаивающе положила ладонь на его плечо.

— Значит, — собирая остатки спокойствия, поинтересовался Громов, — это действительно было твоим решением? Оставить нам призовые?

— Да, — кивнул Арсений, не особо вслушиваясь в слова Евгения. Он начинал судорожно размышлять о том, как можно исправить сложившуюся ситуацию. А тогда, с призовыми, он, как бывший спортсмен, знавший, каким потом и кровью — в прямом смысле этого слова — даются победы, долго бился за то, чтобы оставить Алексеевой с Громовым половину призовых.

***

13:30.

— Я могла бы разобраться сама, — осмелилась возмутиться Таня, сидя на заднем сидении такси. Громов сидел там же, но Алексеева демонстративно отодвинулась от него и прижалась к окну, наблюдая за весенними пейзажами столицы.

— Я не оставлю тебя с ним наедине, — холодно ответил Евгений, тоже отворачиваясь к окну. Таня отчетливо слышала сталь в его голосе и чувствовала, что, несмотря на напускной холод, внутри он весь кипит. И это было правдой. Только услышав имя Стаса, Громов вышел из себя. Всё остальное отошло на второй план. А от мысли, что она была с ним наедине, да ещё и подверглась каким-то угрозам… Его ладони непроизвольно начинали сжиматься в кулаки и буквально чесались.

В аэропорту Мельников рассказал о том, что все документы имеются у него в двух экземплярах на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств или утери. И копии хранятся в одном из шкафов в его бывшем кабинете. Таня, конечно же, вызвалась отправиться туда. И Арсений намеревался пойти с ней, но Евгений отвоевал у него это право. До самолета у них оставалось три часа, и это будет настоящим чудом, если Таня с Женей на него успеют.

— Давай, — несмело обратилась к нему Таня, не понимая, радоваться ей такой защите Громова или нет, — договоримся на берегу о том, что ты не будешь устраивать… мордобой?

Она ведь мечтала вновь ощутить это сладкое чувство. Она вновь слабая и хрупкая. Она вновь рядом с ним. С Ильей она никогда не ощущала себя таким образом. С Ильей Таня чувствовала, будто она в их паре ведет. Вся ответственность, все решения. Всё лежало на её хрупких и частично больных плечах. С Громовым же всё это пропадало. Оставалась слабая, нежная Таня. И непобедимый, всесильный Евгений. Вот только чувство это… вызывает зависимость. А потом, когда Громов отправится к Алисе, а Таня — к Илье, ломка будет неминуемой и нестерпимой. И Тане не хотелось опять соблазняться на это. Нельзя. Не надо…

— Чем он угрожал тебе? — поинтересовался Громов, не поворачивая головы к Тане. Внутри всё бешено клокотало и пульсировало. Ему не терпелось встретиться с Куликовым лично. Он и раньше предполагал, что их встреча вряд ли будет иметь хороший исход, но после того, что он узнал сегодня… Впрочем, главного Таня не рассказала. Она не рассказала о себе.

— Женя, давай не будем! — покачала головой Алексеева, посмотрев на таксиста, который даже уменьшил громкость радио. Похоже, он счел беседу своих пассажиров куда более интересной.

— Отвечай, — практически сквозь зубы процедил Евгений, наблюдая за сменяющимися улицами Москвы и проклиная невозможность быть сейчас за рулем своей машины и мчаться в Федерацию на большой скорости, а не ощущать, как медленно сгорают нервные клетки в ожидании конечной точки их поездки.

— Сказал мне пить из закрытых бутылок, — тихо произнесла Таня, понимая, что лучше оставить свою гордость на потом. Сейчас Громов выглядел так, что даже если легонько ткнуть его пальцем, взрыва будет не избежать.

— Он сказал это просто так, прямо с порога? — уточнил Громов, понимая, что, разумеется, между Стасом и Таней был какой-то предшествующий диалог.

— Женя, — вздохнула фигуристка, последний раз обдумывая, стоит ли признаваться, — он пригласил меня на ужин.

Громов шумно вздохнул, гневно поджимая губы. Если бы Таня видела его лицо, то заметила бы небольшую вену, проступившую у виска.

— И ты ему отказала, — Евгений кивнул сам себе. Это был действительно не вопрос. Это была констатация случившегося. Пазл в голове Громова сошелся.

— Таня, у тебя были с ним отношения? — пытаясь сохранять последние капли хладнокровия, поинтересовался Женя, наконец встретившись взглядом с Таней.

На несколько секунд Алексеева потеряла возможность даже сделать вдох. До Стаса у неё не было никаких отношений. Но и то, что было между ней и Куликовым, сложно назвать этим словом. Он соблазнил её, сыпал красивыми словами о том, что это навсегда, что они созданы быть вместе, что они потрясающая пара на льду и вне его. И вскользь говорил, что Таня должна доверять ему. Особенно на льду. В высоких поддержках…

— Это не то, чтобы отношения, — запинаясь, призналась она.

— Спала с ним? — голос Громова становился громче и злее. По спине Тани начали ползти мурашки ужаса. Глаза Евгения окончательно потеряли остатки разумного, светлого, человечного. Тане стало не по себе.

— Женя, к чему все эти в-вопросы? — губы фигуристки начали дрожать. У неё было ощущение, будто Громов сейчас абсолютно вне себя. Что того Жени, которого она знала, в данные минуты нет. Это кто-то другой. Кто-то ещё более злой. Более неконтролируемый.

— К тому, — громко начал он, с облегчением заметив, что они почти подъехали к Федерации, — чтобы ты поняла, почему без «мордобоя» не обойтись.

Таксист припарковался у Федерации, и Громов, буквально прорычав водителю, чтобы тот не выпускал Таню, быстро вышел из машины.

— Нет! — крикнула фигуристка, тщетно дергая ручку двери и видя, как удаляется силуэт Жени. — Выпустите меня!

— Простите, — с толикой вины начал немолодой таксист, — но с вашим мужем, я так понял, шутки плохи.

— Что?! — голос Тани сорвался на неприятный истеричный фальцет. — Он мне не муж! Выпустите! Он его убьет!

Таня вновь предприняла попытку к бегству и, дернув ручку двери, навалилась на неё ещё и плечом, однако сразу же застонала от боли, буквально сгибаясь пополам и ощущая обжигающие слёзы, побежавшие из глаз.

— А если я вас выпущу, то он убьет меня, — тихо ответил мужчина, посмотрев в зеркало заднего вида и сочувственно вздохнув.

***

Евгения трясло от злости. Он мог контролировать различные ощущения и блестяще справлялся с волнением перед прокатами, но то, что кипело в нём сейчас, подавить было невозможно. Куликова можно было бы избить только за то, что он оставил Таню после того, как сам же и уронил. Конечно, в парном катании у всех разные подходы к тому, виноват ли партнер в падении партнерши из элементов, во время которых она находится в его руках. И ситуации действительно бывают разные, но Громов был уверен, что вина партнера есть всегда, даже если он просто «словил кант» лезвием конька и попал в борозду, оставленную на льду предыдущими фигуристами.

Евгений давно подозревал, что между Таней и Стасом что-то могло быть. И сегодняшние её признания только усугубили и без того сильное желание Громова сделать всё, чтобы Куликова хоронили в закрытом гробу. Последний раз такую ярость Евгений ощутил пять лет назад, когда в подъезде услышал голос своей соседки, зажатой в угол несколькими мужчинами.

— Женя, рад тебя видеть. Как раз хотел тебя попросить передать Тане её плащ, который она оставила у меня, — Стас, вернувшийся с обеда и заходивший в свой кабинет, заметил приближающуюся фигуру Громова. Они никогда не разговаривали, хотя и пересекались, но теперь Куликов считал, что имеет полное право обращаться к Евгению на «ты».

А вот олимпийский чемпион такого обращения в свою сторону от едва знакомых ему людей не терпел абсолютно. Как не любил излишнего официоза и обращения по отчеству. «Евгений» и на «Вы» было оптимальным. Но сейчас Громов был в таком состоянии, что даже не слышал слов, сказанных Стасом.

Он поравнялся с ним, проигнорировав удивление на лице Куликова, положил ладонь на его шею и ударил лбом о дверь. От удара та распахнулась настежь. Громов не дал Стасу вывалиться наружу, легко справился со слабыми попытками вырваться из захвата и с силой швырнул его на пол.

— Это объясняет твою провальную карьеру фигуриста — зло ухмыльнулся Евгений, смотря как Стас, перевернувшись на спину, отползал к стене. — Даже в ботинках на ногах устоять не можешь. Стоит ли говорить про коньки?

Куликов вжался в стену, всё ещё не поднимаясь и надеясь, что лежачего, а точнее полу-сидячего, Громов бить не станет. Он часто дышал и со страхом смотрел на двухметрового фигуриста, который на мгновение остановился, размышляя, что делать дальше с «добычей», загнанной в угол.

— Через две недели, когда я вернусь из Германии, — начал Громов, давая Стасу понять, что его «угрозы» даже звучать никогда не будут настолько пугающе, — тебя здесь быть не должно. Ты однажды надломал Тане карьеру. А теперь самостоятельно сломай её себе. Или я помогу. И то же самое сделаю с твоими ногами. Всё равно не умеешь ими пользоваться.

Куликов нахмурил брови, с ненавистью смотря на Евгения. Бессильная злоба начинала клокотать внутри. Нужно было подняться, но он попросту боялся, что Громов ударит его вновь. А от предыдущего удара лбом о дверь голова раскалывалась и звенела до сих пор.

Громов, не дожидаясь какого-либо ответа, повернулся к шкафу, находя полку, о которой говорил Мельников. И это стало ошибкой. Он полагал, что напугал Стаса достаточно, но тот не упустил возможности и резко поднялся, с небольшого разбега засадив Громову удар локтем в поясницу. Евгений обернулся и скинул с себя Куликова, а затем ловко перехватил его руки и заломил их за спину, уткнув Стаса лицом в дубовый стол и не давая ему даже шанса пошевелиться.

— Люди вроде тебя всегда бьют в спину, — прорычал ему на ухо Громов, понимая, что зря пытался себя сдержать…

========== О скамейке, кувалде и статусных прыжках ==========

— Да выпустите меня уже! — несколько долгих минут Таня молчала, но вновь решила попытаться выйти из такси. Жени не было уже давно, и сердце Тани начинало биться чаще, предчувствуя неладное.

— Я вам заплачу! — внезапно выдала она, а затем поймала на себе насмешливый взгляд таксиста.

— А травматологу потом тоже заплатите?

Таня раздраженно вздохнула, сжимая от злости ладони в небольшие кулачки и всерьез помышляя ими воспользоваться. Раз уж этот мужчина собрался к травматологу, так какая разница, после чьих ударов он туда пойдет? Однако от этого необдуманного решения Таню спасло появление Громова. Он сел в машину как ни в чем не бывало, положил рядом с собой прозрачную папку с документами Тани, в числе которых была и недостающая медицинская страховка, а затем попросил таксиста поехать обратно в аэропорт.

Таня попыталась вновь выйти из машины, намереваясь пойти к Стасу, но Евгений схватил её за запястье.

— Что? — гневно поинтересовался он, насильно разворачивая Таню к себе. — За него переживаешь, а за меня — нет?

— А какой смысл за тебя переживать? — искренне не поняла она, а затем углядела в глазах Жени ещё сильнее вспыхнувшее раздражение. Однако Таня произнесла такую фразу только потому, что знала — Громов значительно сильнее Куликова, и ему не составит труда и вовсе убить его. Особенно учитывая эмоции, которые его охватили.

Громов разжал свою ладонь, отпуская запястье Тани. Но она к окну не отвернулась, и даже наоборот, пристально посмотрела на ладони Евгения, которые тот положил на свои колени. Они были нетипично холодными и… мокрыми? Затем подозрения Тани привлекла застегнутая по самый подбородок куртка. На улице тепло. В машине — тоже. И когда Громов уходил в Федерацию, его куртка была расстегнута.

— Женя! — угрожающе и действительно тоном разозленной жены воскликнула Таня, внезапно навалившись на него и пытаясь расстегнуть молнию. — Снимай куртку!

— Что? — засмеялся Евгений, пытаясь перехватить её тонкие и юркие руки. — Прямо здесь?

— Женя! Это совсем не смешно! — Таня ухватилась за «язычок» и потянула его вниз, но когда он уже был в районе груди, Евгений сжал обе её руки, не давая двинуться дальше.

После драки с Куликовым Евгению пришлось отправиться в туалет, чтобы смыть с рук кровь. Но в зеркале он увидел, что она попала и на светлую футболку. И вот с этим справиться оказалось сложно. Пятна крови теперь были не концентрированно-красными, а расплывчато-розовыми. И Громову не терпелось скорее добраться до своего чемодана и переодеться. А вот меньше всего ему хотелось, чтобы Таня эти пятна увидела.

— Да, это совсем не смешно, а ужасно возбуждающе, — серьезно ответил он, неосознанно ещё крепче сжимая тонкие запястья Тани и смотря в её испуганные карие глаза. И сейчас она как никогда была похожа на ту самую Плюшу. Маленькую, неуверенную, до чертиков напуганную.

— Таня, — тихо начал он, внезапно ощутив сильнейшее желание послать к чертовой матери сборы и прямо сейчас оказаться с Таней наедине, — завтра вечером есть рейс в Мюнхен. Может, улетим завтр…

Тане очень хотелось согласиться. Хотелось отдаться в эти руки, этому мужчине. Хотелось вновь ощутить, как это сладко — быть с ним предельно близко. Но у Тани была память, в которой были свежи воспоминания о причине их распада как пары. И у Тани была женская гордость, следуя которой сама женщина частенько отказывала себе в том, чего ей хотелось. Но этой же ценой могла добиться других, более высоких целей. А проучить Громова и хорошенько ему насолить — чем не цель?

— На что ты намекаешь? — изобразила раздражение Таня. От испуга в глазах не осталось и следа, а тонкие темные брови гневно съехались к переносице.

— Ну, знаешь, я тебе помог, — Евгений самодовольно улыбнулся.

— Ну, знаешь, — вторила ему фигуристка, — я тебя не просила!

Таня выдернула свои руки, а затем, когда Евгений несколько потерял бдительность, всё же изловчилась и расстегнула его куртку. И несмотря на то, что Громов сразу же торопливо запахнул её, Таня успела увидеть то, что он желал скрыть.

— Ты подрался с ним! — не спросила, а скорее констатировала Таня.

— Нет, а ты думала, что я с ним в «дурака» играть пошел? — приподнял брови Евгений.

Но пока Таня пыталась собраться с мыслями, чтобы высказать бывшему партнеру всё, что она думает, Громов отвернулся к окну, и его губы растянулись в довольной, но несколько агрессивной улыбке. «Подрался» — слишком мягкое слово, которое очень польстило бы Стасу, который нанести-то смог всего два удара. И если от первого Громов увернуться не успел, так как стоял спиной к оппоненту, то вот второй предугадать смог.

— Женя! — требовательно обратилась к нему Таня, заставляя вновь на себя посмотреть. — Что ты сделал?

— Избил, — невинно пожал плечами Евгений. — Это то, чего он заслуживает.

Но Громов лукавил. По его мнению, Стас заслуживал не только раскрошенного носа и изрядно искалеченного туловища и спины. Евгений искренне надеялся, что был убедителен и в своем физическом насилии, и в словесных угрозах. И касались они не только Тани, но и Мельникова. Несмотря на их давнюю, несколько детскую вражду, в ситуации с призовыми Арсений поступил не как чиновник, а как настоящий спортсмен с большой буквы. И поэтому Евгений предупредил Стаса, что если он вдруг решит что-нибудь «вякнуть» по этому поводу, то дело будет иметь снова с ним.

Таня так и не нашла, что ей возразить. Она и сама знала, что Куликов — не самый прекрасный человек. Но он был её первой влюбленностью, был её первым мужчиной. Да, Таня сотни раз пожалела об этом и проклинала свою девичью наивность, но всё же ей было немного жаль Стаса. Она представляла, как сильно ему прилетело от Громова. Для неё его руки всегда представляли собой безопасность. Его сила всегда была для неё благом. В плане совместной работы, разумеется. Но эта же сила, обращенная в сторону недоброжелателей, могла и убить.

— Таня, — снова обратился к ней Евгений, замечая, что бывшая партнерша несколько ушла в себя. — Может, действительно улетим завтра?

«Да давай вообще никогда и никуда не полетим, а всю оставшуюся жизнь проведем в постели, только изредка выбираясь из-под одеяла за доставленной пиццей!» — мысленно ответила Таня, понимая, что идея эта всё-таки неплохая и крайне соблазнительная. Но этому было не суждено случиться.

— А с какой, собственно, стати? — изобразив максимальное раздражение, поинтересовалась Таня, а затем, углядев неподдельную злость в глазах Громова, на мгновение перевела взгляд за окно и позволила губам растянуться в улыбке.

— Если бы не я, ты могла бы и вовсе не поехать на сборы, — Таня слышала, что он злится. Он чувствовал, что Таня «срывается с крючка» его мужского обаяния. А такое происходило практически… никогда. Он мог с легкостью заполучить любую женщину одними внешними данными, а если она ещё и знала, кто перед ней стоит, то была просто обречена. А Таня… Таню хотелось, как никого другого. Но именно она с виртуозной легкостью, дававшейся ей на самом деле титаническими усилиями, отказывала ему и делала вид, что не понимает никаких намеков.

— Узнаю моего бывшего партнера, — с толикой горечи произнесла Таня, грустно улыбнувшись и не поворачивая к нему голову. — Он тоже считал, что без него никто ничего не может.

Таня ощущала, что ходит по тонкому льду. И такой каламбур на секунду заставил её губы дрогнуть. Евгений ещё не остыл после стычки со Стасом, а теперь ещё и она… Но что оставалось делать? Громов ждал, что Таня бросится ему на шею из банальной благодарности? Громов ошибся.

— Хватит, Таня! — прорычал Евгений, хватая её за руку и вновь разворачивая к себе. — Ты всю жизнь будешь попрекать меня этим словом?

— Нет, — сквозь зубы процедила она, глядя в его искрящиеся холодом глаза. — Ведь для этого мне придется провести всю жизнь с тобой! А этого я хочу меньше всего!

Таня видела, что фраза эта достигла нужного эффекта. Евгений на несколько секунд обомлел, а глаза его будто стали тусклыми, теряя насыщенный оттенок. Неужели Громову… больно?

Таня дернула рукой, вырывая её из ладони Жени, а затем попросила таксиста остановиться. Они уже были на выезде из города, и добраться до аэропорта она успеет и сама. Главное поймать машину. Водитель многозначительно переглянулся через зеркало заднего вида с Громовым, будто спрашивая у него разрешения. Но Евгений откинулся на спинку сидения и наклонил голову, уходя в себя. Он едва заметно кивнул, и Таня, схватив папку с документами, вышла из автомобиля. Её сердце бешено билось, пульсацией отдавая в виски. Хотелось побыть одной. Хотелось остыть.

***

Евгений приехал в аэропорт раньше своей бывшей партнерши. До окончания посадки на самолет оставалось около двадцати пяти минут, но его пропустили. Он также упомянул и Татьяну, которая должна была приехать в скором времени, уведомляя об этом сотрудников аэропорта.

Когда Громов занял место рядом с Алисой, та не скрыла своего удивления. Она полагала, что вернутся они с Таней вместе, но Алексеева буквально вбежала в самолет несколькими минутами позднее.

***

— Что-то меня не радует твое настроение, Таня, — вздохнул Арсений, сидевший рядом со своей подопечной в автобусе. В Мюнхен российские фигуристы прилетели около часа назад, и теперь им предстояло добраться до Оберстдорфа.

И несмотря на всю красоту весенней Баварии, испещренной зелеными лугами и горами, на вершинах которых виднелся снег, настроение Тани было практически на нуле, если и вовсе не уходило в минус.

— Это же Оберстдорф! — попытался приободрить её Арсений. — Все любят Оберстдорф!

— Я, кажется, тоже его люблю, — тихо ответила Таня, не в силах оторваться от видов за окном, но при этом понимая, что фраза её относилась не к маленькому городку, а к вполне конкретному человеку.

Мельников кивнул, удовлетворенный таким ответом, а затем и сам погрустнел. Алиса сидела где-то впереди и он не мог увидеть её лица. Она обожала эту базу. И, будучи чиновником, он приложил все усилия, чтобы выбить именно её. И красоты здесь было действительно много. Невероятно уютные двухэтажные домики в Тирольском стиле, небольшие и скромные в своем внешнем убранстве католические храмы соседствовали с изумительной по красоте природой. И если в России май только начинал набирать обороты, вспоминая о том, что следующий месяц и вовсе летний, то в Баварии уже царила по-настоящему жаркая погода. Всё кругом было зеленым и свежим, а луговые цветы сиреневого и желтого оттенка раскинулись по обеим сторонам от автомобильной дороги, привлекая насекомых.

Таня на мгновение устало улыбнулась, когда одна из бабочек пролетела у самого окна, продемонстрировав яркий окрас крыльев.

— Хочешь, расскажу тебе секрет? — вдруг предложил Мельников, бросив заговорщический взгляд на Таню и дожидаясь, пока она повернет к нему голову.

— Давай, — пожала плечами Таня, вновь попытавшись выдавить из себя улыбку.

Мельников, желая всё же поднять настроение подопечной, наклонился к её уху, а затем и вовсе прикрыл свои губы ладонью.

— До того, как Громов ушел в парное, — шепотом произнес он, — я собирался уйти туда же.

— Что? Правда? —Таня изумленно отодвинулась к окну, чтобы лучше видеть тренера.

— Да, — сдержанно засмеялся он, но затем его светло-голубые глаза стали грустнее, — я ведь высокий, а ты знаешь, что рост сказывается на многооборотных прыжках одиночников не лучшим образом.

Таня кивнула, но вновь вспомнила Громова. Вот уж на ком не сказывается двухметровый рост. Исключительное исключение из всех правил и, кажется, даже из законов физики.

— И мне пророчили, что к восемнадцати годам я потеряю все мои четверные прыжки, — продолжил Арсений, горько ухмыльнувшись. Свои прыжки он потерял на год раньше. Как и свою карьеру фигуриста в целом.

— Да и нужно признаться, что парное катание самое рискованное, самое зрелищное, — кивнул сам себе Мельников. — Но мы всегда соревновались с Женей, и когда он ушел в парное раньше меня, я понял, что мне лучше остаться в одиночном.

— Ты жалеешь об этом? — предположила Таня.

— Немного, — признался Арсений. — Кто знает, возможно, тогда не было бы четверного риттбергера, на котором я получил разрыв мениска. Возможно, я бы до сих пор был действующим фигуристом.

— И продолжалось бы ваше легендарное соперничество с Женей, — мечтательно улыбнулась Таня.

— Соперничество? — хмыкнул Мельников. — Возможно, я превзошел бы его.

— О, простите-простите, Босс! — засмеялась Таня. — Разумеется!

— Только никому об этом не говори, — подмигнул ей Арсений, когда автобус остановился у тренировочной базы, и теперь было необходимо разбудить Илью, дремавшего где-то на заднем ряду. — Для всех остальных я бесконечно люблю только одиночное катание.

— Сеня, — вдруг обратилась к нему Таня, когда он ещё не успел отойти и доставал свою сумку с верхней полки. Тренер на мгновение отвлекся и заинтересованно на неё посмотрел.

— Мне жаль, что ты не перешел в парное, — с грустной улыбкой призналась она, — мы могли бы стать классной парой.

— Я ни сколько не сомневаюсь в этом, Таня, — искренне улыбнулся Мельников. — Спасибо.

***

Оберстдорф, тренировочная база. 19:40.

Пока российские фигуристы проходили небольшое расстояние до уютных домиков, разминая ноги после суммарных четырех часов сидя, Евгений невольно посматривал на Таню. Ему было интересно, как она отреагирует на окружавшую их красоту. И ему было жаль, что он не сможет увидеть её реакцию на удивительный каток со стеклянной стеной, за которой виднеются предгорья Небельхорна.

Из-за большого количества прибывших фигуристов их расселяли по двое. Тане изначально достался номер с другой парницей, но Ксюша быстро взяла эту ситуацию в свои руки и теперь с широкой улыбкой направлялась вместе с подругой к их номеру.

Громову повезло меньше. Ему достался номер с Мельниковым. Но когда олимпийский чемпион обреченно и раздражительно громко озвучил вопрос «да что не так с этим днем?», его поселили с Алисой. Она за счастье посчитала если бы её поселили как раз таки с Арсением, но если бы она сказала об этом, то Жене пришлось бы точно завершить карьеру, а затем сесть в тюрьму за двойное убийство. Где-то в душе Алисы теплилась надежда на то, что у неё выпадет возможность поговорить с Сеней и, может быть, даже прогуляться по местным красотам.

***

4 мая, 07:50.

Таня открыла глаза, услышав, как к утреннему пению птиц добавились ставшие уже привычными звуки ударов. Она приподнялась, откидывая с себя легкое одеяло, а затем бросила опасливый взгляд на спящую Ксюшу. Все предыдущие два дня у одиночницы были ранние тренировки, а потому Таня оставалась одна и могла без зазрения совести смотреть на небольшую тренировочную площадку, на которой каждое утро Громов, будучи в одних шортах, бил кувалдой по огромной покрышке. В первое утро Таня просто из интереса выглянула в окно, желая узнать природу странных звуков, но осталась стоять около тридцати минут, так как зрелище это было завораживающим и буквально гипнотизирующим. Настолько, что Таня была уверена в том, что некоторые девушки даже купили бы билеты, чтобы на такое посмотреть. Но меньше всего Тане хотелось, чтобы за этим её застала Ксюша. Она вновь начнет донимать глупыми вопросами в духе «когда вы уже перестанете быть баранами и помиритесь?», а также сдобрит их фразами в духе «чур, я свидетельница на вашей свадьбе» и «назовите дочку в честь меня».

А придумывать ответы на такое хотелось меньше всего. Как не хотелось в принципе думать про их несложившиеся отношения. Хотелось просто смотреть на физически совершенного мужчину, чья накачанная спина покрылась легкой испариной и теперь призывно поблескивала под лучами утреннего солнца.

Таня, стоя у окна и чуть отодвинув штору, услышала, как Ксюша начала ворочаться и что-то неразборчиво бормотать. Тане пришлось на цыпочках добежать до своей постели, запрыгнуть на неё и для большей правдоподобности накрыться одеялом с головой.

— Это… — сонно простонала Ксения, с трудом открывая глаза и не понимая, откуда взялись странные звуки, не дававшие ей отоспаться за последние два дня. — Это что за долбежка?

Таня под одеялом прыснула со смеха, но быстро одумалась и пару раз кашлянула.

— О, ты ещё и заболеть успела, — проворчала Ксюша, поднимаясь с постели. Она добрела до окна, с громким неприятным звуком дернула вбок шторы, а затем распахнула его, высовываясь наружу по талию и безошибочно находя источник своего недосыпа.

— Громов! — позвала его она, призывая мужчину на мгновение отвлечься и развернуться к домику. — Ты охренел?

Таня, из последних сил сдерживая смех, лежала под одеялом и несколько долгих минут с удовольствием слушала перепалку Жени и Ксюши, в результате которой они разбудили ещё нескольких фигуристов, вынужденных также высунуться в окна и высказать свое недовольство.

***

6 мая, ледовая арена. 16:40.

Евгений с Алисой возвращали себе прежний высокий уровень взаимодействия на льду, а Ольга Андреевна, наблюдая за ними, отметила, что Калинина/Громов это всё же команда, а вот Алексеева/Громов — несомненно пара. Вот только опытный тренер сама не могла дать себе ответ на вопрос о том, что было лучше. Омрачало картину и то, что Алиса с Женей, и без того частенько ругавшиеся друг с другом в рабочих моментах, теперь стали делать это намного чаще. Вот только сейчас это происходило совсем без повода, как казалось Ольге Андреевне.

— Ну и руки же у тебя, — недовольно ворчала Алиса, когда Громов поставил её на лёд после тройной подкрутки. Он поймал её не за талию, как полагается, а чуть ниже, сильно сжав ладонями её тазовые кости. Такое бывало и раньше, но почему-то Алиса не видела в этом ни чего-то неприятного, ни болезненного.

— Что не так с моими руками? — огрызнулся Громов, наблюдая за тем, как Алиса до сих пор растирала ладонями ушибленные места.

— Слишком твердые, — раздраженно отвечала она.

— Раньше тебе нравилось, — напомнил Евгений.

— В том-то и дело, — вздохнула Алиса, говоря себе под нос, — что раньше мне всё в тебе нравилось.

***

10 мая, 19:00.

Сетка тренировок фигуристов была составлена таким образом, что они почти не пересекались друг с другом, несмотря на то, что все жили в двух рядом стоящих домах. Пока у кого-то была практика на льду, у других мог быть бассейн, массаж, пробежка, занятие в хореографическом зале или в тренажерном, а также на двух уличных оборудованных площадках. Евгений пересекался с Таней только на приемах пищи, но всё чаще стал замечать, что бывшая партнерша заимела привычку пропускать ужины. И в один из таких дней он обнаружил её в тренажерном зале. Дверь была приоткрыта, а Таня, в ушах которой были беспроводные наушники, не заметила, что Евгений буквально одним глазом на протяжении долгого времени наблюдал за ней.

Таня переходила от одного тренажера к другому, а также чередовала упражнения с собственным весом. Движения её были уверенными, четкими, правильными. Громову ни разу не захотелось подбежать к ней и в чем-то поправить. Но хотелось просто взять и забрать её отсюда. Он искренне не понимал откуда в таком хрупком теле такая сила воли. И почему она не проявилась у неё раньше. Хотя до Громова у неё был не самый лучший партнер, с которым даже её стараниями о победах можно было не мечтать. Но и Илью сложно было назвать партнером мечты.

Таня чуть отодвинула от зеркала длинную тонкую скамейку, напомнившую ей бревно, на котором она занималась с Ариной. И Таня, и Сеня были довольны результатами этих тренировок. Глубоколежащие мышцы Тани теперь работали во много раз лучше, и она могла с легкостью вытащить двойной аксель, чисто из него приземлившись.

Евгений нахмурился, не понимая, зачем Тане понадобилась скамейка. А она тем временем забралась на неё и поставила ноги одну за другой. Таня медленно расправила тонкие руки в стороны, сделала глубокий вдох и сосредоточенно посмотрела куда-то вглубь себя, собираясь с мыслями. В следующую секунду она подпрыгнула, разведя ноги в шпагате, а затем уверенно приземлилась на скамейку и только едва покачнулась.

Громов ощутил, как от увиденного приоткрылись его губы. В его голове молнией пронеслась мысль о том, что если бы он был в поисках партнерши и увидел Таню сейчас, в её нынешней форме и с нынешним рвением, то сделал бы всё, чтобы эта девушка встала с ним в пару.

***

13 мая, 14:00.

В предпоследний день сборов Евгений вырвался с тренировки в тренажерном зале, чтобы всё-таки посмотреть на Таню с Ильей на льду. Он понимал, что зрелище это вряд ли станет для него приятным. Но Громов уверял себя, что он идет на ледовую арену не потому, что он мазохист, а потому, что волнуется о Тане.

Мельников стоял на трибуне, деловито наблюдая за элементами, которые исполняли его подопечные. На душе разрасталось удивительно приятное чувство осознания огромного прогресса. Да, Таня и Илья пока что не выполняли парные элементы, за исключением параллельных вращений и прыжков. Но то, чего они добились в технике, поражало. Арсений также много времени проводил с Томилиным, так как им пришлось жить в одном номере. Мельников почти каждый вечер подолгу говорил с ним, объяснял, как лучше делать тот или иной заход, и не смог сдержать себя от нотаций по поводу того, что Илья — партнер, и ему стоит начинать вести себя увереннее.

— Аксель?! — раздалось где-то сзади. Мельников был вынужден обернуться и обнаружил рядом с собой Громова, которому только что, кажется, дали крепкую профессиональную пощечину.

— Зачем им этот прыжок? — не понял Евгений, требовательно смотря на Арсения. А вот Таня, разглядев бывшего партнера на трибуне, вновь предложила Илье выполнить аксель, а затем перейти к совместным вращениям.

— Это статусный прыжок, — ответил Арсений, не в силах сдержать победной улыбки. Он знал, что Женя прыгает аксель и в два, и в три оборота, но какой от этого толк, если их не прыгает Алиса?

— Статусный? А какой смысл, если наш тройной риттбергер стоит дороже? — вполне весомо парировал Громов.

— А мы не гонимся за тобой и Алисой, — спокойно отвечал Мельников, не сводя глаз с подопечных.

— Хорошо, что вы понимаете, что гнаться за нами — это, мягко говоря, глупо.

— А мне кажется, — начал Арсений, — что действительно «глупо» — это развязывать войну против женщины, которую любишь.

Громов не нашел, что на такое ответить. Фраза Мельникова била практически наотмашь. А увиденное на льду лишь окончательно добило олимпийского чемпиона. Илья, притянув к себе за талию Таню, крепко прижал её к себе, уходя в совместное вращение, а затем и вовсе положил свою ладонь на низ её живота. Громов ощутил, как он вспыхнул. Ощутил, как он буквально воспылал от обуявшей злости и ревности. Он, ничего не сказав на прощание, покинул ледовую арену, направляясь на площадку и мечтая скорее взять в руки увесистую кувалду.

***

20:00.

Таня сидела на небольшом кресле из плетеного ротанга и смотрела в окно, любуясь склонами гор и дожидаясь возвращения Ксюши. Одиночница уведомила Таню о том, что отправилась на пробежку в лес посредством записки, оставленной на кровати. Однако если час назад эта записка не вызвала никаких отрицательных эмоций у Тани, то теперь, когда на Оберстдорф опускались сумерки, а подруги до сих пор не было, это начинало несколько напрягать.

***

20:30.

— Мне нужна твоя помощь, — строго произнесла Таня, находя Громова в столовой. Фигурист попивал зеленый чай в тот момент, когда бывшая партнерша резко навалилась на его стол, забывая обо всех нормах приличия и про их непростые взаимоотношения. Стало быть, ситуация была действительно стоящая.

— Что случилось? — невозмутимо поинтересовался он, делая медленный глоток и на мгновение радуясь тому, что грудь Тани, которую обнажал спортивный топ, оказалась на уровне его лица. А значит, у него появлялся весомый повод не смотреть ей в глаза. Главное не любоваться слишком долго. Иначе вновь придется браться за кувалду…

— Ты хорошо знаешь местный лес? — Таня помнила, что официально пробежки были разрешены только по огороженной территории базы, но несколько раз она видела, как Громов убегал в лес.

— Неплохо, — кивнул он, пытаясь вспомнить, сколько раз он был здесь на сборах и часами бегал по живописному, но местами дремучему лесу. — Что случилось?

— Ксюша пропала, — голос Тани дрогнул, и Евгений понял, что от её соблазнительной груди придется всё же отвлечься. Он поднял голову вверх, встречаясь с её испуганными глазами.

— Ты уверена?

— Она ушла на пробежку в лес полтора часа назад и до сих пор не вернулась.

— Она ушла одна? Без Димы?

— Без, — качнула головой Таня, пытаясь сдерживать подступающую истерику. — Я позвонила ему, но не стала говорить, что случилось. Я спросила, не видел ли он Ксюшу. Он ответил, что она собиралась провести последний день сборов со мной. Значит, она не стала бы задерживаться так долго!

— Слушай, — вздохнул Громов, — это же Исаева. Даже после апокалипсиса на Земле выживет только она и тараканы. Ну, и твой Куликов. С ней ничего не случится.

— Я так и знала, — констатировала Таня. — Ты помогаешь кому-то только когда есть для тебя личная выгода! А сейчас всё? Геройство закончилось?

Таня, не дожидаясь реакции Жени, направилась к выходу из столовой, но затем резко развернулась, снова направляясь к Громову.

— Дай номер Томаса! — потребовала она, вспомнив про немецкого фигуриста и хорошего знакомого Жени.

— Он живет в Гамбурге, — сухо ответил Евгений, поднимаясь из-за стола и понимая, что всё же нужно отправиться в лес. — Это — восемь часов езды на машины.

— Тогда я попрошу Сеню, — кивнула себе Таня, решительно выходя из столовой. Громов последовал за ней. Он полагал, что прежде чем обратиться к нему бывшая партнерша уже говорила и с Мельниковым, и, возможно, с Ильей. Однако то, что она обратилась сразу же к нему, очень польстило. Похоже, он всё ещё важен для неё и всё ещё остается главным её мужчиной, от которого она неосознанно, а иногда и осознанно, ждет помощи. И он эту помощь всегда окажет.

— Надень теплую одежду и удобные кроссовки. Те, что я подарил, — громко произнес он, чтобы Таня, наконец, остановилась и обратила на него внимание. — Я буду ждать на улице.

========== Спасибо тебе, маленький кролик… ==========

20:50

— С Ксюшей всё будет в порядке, я уверен, — спокойно произнес Евгений, бросив взгляд на бегущую рядом Таню. Сумерки начинали переходить в темную и прохладную баварскую ночь, а лес, казавшийся Тане из окна номера живописным и романтичным, обретал жутковатые и пугающие очертания.

— Ты уверена, что правильно поняла мою просьбу одеться теплее? — снова заговорил Громов, продолжая медленной трусцой бежать среди деревьев.

— Уверена, — недовольно проворчала себе под нос Таня, отмечая, что ей не очень комфортно находиться в темном лесу. И её тело как-то неосознанно тянулось к Громову. Таня хорошо помнила, как безопасно с ним рядом. Неважно, на льду или вне него. Благо он бежал действительно очень медленно, позволяя Тане держаться рядом без особых усилий.

На этот раз Евгений ничего не ответил, недовольно нахмурившись и доставая из кармана черных спортивных брюк небольшой фонарь, который сумел выпросить у местного «завхоза». Следующие несколько минут бывшие партнеры бежали в безмолвии, слушая шелест травы и листьев под ногами. И если Таня действительно пыталась разглядеть в темноте и свете фонаря хоть какие-то следы, указывающие на близость потерявшейся подруги, то Громов в определенный момент начал бежать просто на «автопилоте», подавляя громкий внутренний голос, истошно твердивший «вот она, рядом, поговори с ней нормально, скажи, что больше не можешь видеть в компании других мужчин!».

— Таня, — Евгений резко остановился, вынуждая её сделать тоже самое, — давай поговорим?

Фигуристка ошарашенно посмотрела на бывшего партнера, с трудом различая очертания его лица в темноте. Свет фонаря был направлен куда-то в траву, которая начинала покрываться вечерней росой и едва заметно поблескивать.

— Ты уверен, что выбрал подходящее время? — с толикой раздражения поинтересовалась Таня, поражая и несколько обижая Громова и своей фразой, и своей интонацией.

— Моя подруга пропала ночью, — скандировано произнесла Таня, — а ты…

Но закончить предложение она не смогла. Глаза фигуристки округлились от ужаса, а сама она замерла с приоткрытым ртом.

— Что случилось? — встревожился Евгений, даже в полумраке замечая, что глаза Тани стали буквально стеклянными от испуга.

— На моей ноге что-то сидит, — шепотом произнесла Таня, чувствуя, как немеют от страха губы. Громов собирался посветить ей на ноги, но не успел этого сделать. Когда «нечто» зашевелилось, окончательно убеждая Таню в том, что оно живое, фигуристка, забыв обо всех недомолвках, обидах и ссорах, запрыгнула на Евгения. А он, имея изумительную реакцию и огромный опыт в плане «ловли» женщин, безошибочно поймал её и прижал к себе. Однако фонарь при этом пострадал, упав куда-то в кусты, и сразу же погас.

— Таня, — Громов отчего-то счастливо улыбнулся, крепче прижимая её к себе и чувствуя, как она вся дрожит. — Разве ты чего-то боишься, когда я рядом?

Адреналин, ударивший в голову, на несколько минут будто стер у Тани все обиды, все плохие воспоминания про Женю. Она обняла его за шею, уткнувшись носом ему в висок. Она вновь на этой высоте, которая успела стать для неё родной. Она в этих руках, которые никогда не дрогнут и не уронят. Она вновь окутана им. Его запахом, его энергетикой, его силой.

— С тобой ничего не боюсь, — прошептала она, закрывая глаза. Евгений понимал, что они стоят в лесу, практически в полной темноте, но ему не хотелось, чтобы это заканчивалось. Он держал родное, маленькое, хрупкое тело. Он держал свою Таню, которую не хотелось отпускать. Хотелось таким образом носить её на руках всю жизнь, избавить от неимоверных физических нагрузок, от спортивного риска. Избавить от всего, что может её напугать или причинить вред.

— Ты плачешь? — удивился Евгений, повернув к ней голову. Их лица оказались предельно близко. Таня чувствовала его горячее дыхание, чувствовала, что его губы слишком близко. И сдержаться было уже невозможно, особенно учитывая недавний прилив страха, сменившийся полнейшим бессилием и воспоминаниями о том, как тяжело ей в последние месяцы. Как тяжело тащить за собой партнера. Как тяжело бороться с собственным телом. Как больно падать на гимнастическое бревно и лёд. Как много синяков на её теле…

— Почему ты плачешь, Таня? — не понимал Евгений, борясь с желанием поцеловать её. Но она бороться с этим не стала. А точнее не имела для этого больше никаких сил. Она несмело провела холодной ладонью по его щеке, а затем неумело, будто это был её первый поцелуй, прильнула к губам Жени. Он сразу же перехватил инициативу, углубляя желанное прикосновение и наслаждаясь нежными, чуть дрожащими губами Тани. Она запустила пальцы в его волосы, прижимаясь к нему ещё сильнее и получая удовольствие от его напористых, тугих и таких уверенных губ.

Неизвестно, чем закончилась бы такая спонтанная близость, если бы Таня вновь не услышала шорох. Она разорвала поцелуй, чуть отстранилась и посмотрела вниз, но увидеть что-либо без фонаря было невозможно. Но такой сумрак в определенном смысле играл Тане на руку. Ведь Евгений не мог увидеть румянца, которым были залиты её щеки. Таня начинала осознавать, что она натворила. Но это «творение» было неимоверно хорошим и что-то внутри умоляло забыть обо всем, в том числе и о Ксюше, и вновь поцеловать этого мужчину.

Громов, чуть изменив положение Тани в своих руках, смог достать телефон из кармана. Он посветил им вниз, откуда доносился шорох, а затем улыбнулся, увидев небольшого дикого кролика, сидевшего среди толстых корней многолетнего дерева.

— А вот и тот, кто тебя напугал, — пояснил Евгений.

— Если бы я увидела его, то не бросилась бы тебе на руки, — улыбнулась Таня, наблюдая за напугавшим её маленьким животным, которое смешно морщило нос.

— Спасибо тебе, маленький кролик, что позволил мне вновь взять Татьяну на руки, — серьезно произнес Громов, а затем услышал приятный для ушей и самолюбия смех бывшей партнерши. Она понимала, что и сама могла бы также поблагодарить кролика, уже скрывшегося из их поля зрения, но решила промолчать. За поцелуй было всё ещё стыдно и неловко.

— Можешь уже поставить меня на ноги, — несмело попросила Таня. Евгению делать этого крайне не хотелось, но он повиновался.

— Если здесь есть кролики, — с опаской начала Таня, оказавшись снова на своих двоих и одернув вниз олимпийку, — значит, есть и волки?

— В такой близости от домов местных жителей вряд ли, — качнул головой Громов, — но если бежать вглубь ещё минут тридцать, то…

— Ксюша! — опомнилась Таня, резко срываясь с места и доставая из кармана олимпийки свой сотовый, принимаясь светить им под ноги.

— Я почти уверен, что с ней всё в порядке, — снова произнес Громов, догоняя бывшую партнершу. — Вполне вероятно, что в лесу её и вовсе не было.

— На что ты намекаешь? — разозлилась Таня, останавливаясь на распутье. Тропинка в этом месте расходилась в две стороны.

— На то, что она могла разыграть тебя, — кивнул Евгений.

— Это слишком жестокий розыгрыш, она бы ни за что так не поступила.

— Брось, Таня, — начинал заводиться Громов, — я почти всегда оказываюсь прав. Ты это знаешь.

Таня действительно знала, что в своих суждениях Евгений практически не ошибался. Но среди его суждений было и то, что она — никто.

— Я предлагаю пойти налево, — сменила тему Таня.

— А я — направо, — заупрямился Громов.

— Знаешь, — выдохнула Таня, с вызовом посмотрев на него, — это многое объясняет.

— Да ну? — приподнял брови он, понимая, что их очередная ссора, кажется, практически неизбежна. Но Таню отвлек зазвонивший телефон. Евгений успел увидеть на дисплее имя её «пропавшей» подруги.

— Ксюша? — голос Тани дрогнул. — Где ты? Где?!

Громов слышал, как из телефона доносится торопливая женская речь, но Таня уже не вникала в суть того, что ей говорили. Таня пустыми глазами посмотрела на Евгения, и он понял, что и в этот раз оказался прав.

— Это отвратительный поступок, — сухо произнесла она вместо прощания и закончила разговор, игнорируя доносившиеся из телефона мольбы о прощении. — Идем домой, Женя.

Таня развернулась, гневно убирая телефон в карман и даже забывая о том, что без него совсем ничего не видно. Внутри закипала злость на подругу, так разыгравшую её из желания «помирить с Громовым», а также стыд за то, что он по итогу оказался в это втянут. И за то, что он, черт бы его побрал, вновь оказался прав.

— Ничего не хочешь мне сказать? — самодовольно поинтересовался Евгений, догнав её.

— Хочу. Отвали, — выдохнула она, торопливо перебирая ногами. — Если ты такой умный, то зачем ввязался в это? Зачем пошел со мной, если знал, что это неправда?

— Не отпускать же тебя одну в лес! — раздраженно отвечал Евгений. — И тем более не отпускать в лес с Мельниковым или Ильей.

— Ты снова сделал это ради своей выгоды? Чтобы побыть со мной? — Таня резко остановилась. Это же сделал и Громов, а затем повернулся к ней лицом.

— Да потому что ты дура, Таня! — резко воскликнул он. — Тебя все разводят, а ты как слепой котенок на это ведешься! Сначала Куликов, теперь Ксюша!

— Себя! — громко крикнула Таня, поднимаясь на носки, желая достучаться до бывшего партнера. — Ты забыл внести в этот список себя!

Таня презрительно ткнула указательным пальцем в его твердую грудь, а затем вновь поспешила вернуться на базу. В определенный момент её шаги сменились бегом. Она слышала, как бежит сзади Громов, желая догнать её. Таня обернулась, чтобы оценить, насколько он близко, но в следующую секунду запнулась о торчавший из земли корень дерева и упала.

— Под ноги смотреть всё ещё не умеешь? — недовольно, но с толикой тревоги в голосе, поинтересовался Евгений, присев возле лежащей на земле Тани. Сначала она хотела возразить, но затем фраза Громова эхом раздалась в её голове.

— Под ноги смотреть не умеешь? Как тогда кататься будешь?

На несколько секунд Таня обомлела настолько, что в себя пришла лишь от боли в щиколотке, когда Женя коснулся ушибленной ноги.

— Ты! — воскликнула она, когда попыталась встать, но на её лице на мгновение появилась гримаса боли. Щиколотка, которой она ударилась о корень, была явно ушиблена.

— Я, — отстранено кивнул Евгений, а затем взял Таню на руки, пресекая попытки вырваться.

— Это был ты! Тогда, в раздевалке! — гневно произнесла она, всё же оказавшись в руках Громова, который направился в сторону базы.

— А-а, — улыбнулся он, — вспомнила нашу первую встречу.

— Отпусти меня, — Таня начала брыкаться, пытаясь выбраться из сильных рук, хотя и помнила, что попытки эти будут тщетными, пока Женя сам не захочет её отпустить.

— Не рыпайся, — строго произнес он, сильнее сжимая свою ладонь, впиваясь пальцами в прощупываемые ребра Тани. — Бесполезно.

— Если ты опять мне сломаешь ребра, — с угрозой начала она, — то Илья…

— Илья? — усмехнулся Евгений. — Давай будем честны, Илья даже дышать в мою сторону боится.

Таня притихла, понимая, что Громов прав. Снова! Поэтому она продолжала многозначительно молчать, пока они не зашли на территорию тренировочной базы и не стали приближаться к одному из домов, у порога которого стояли Ксюша с Димой.

— Я же говорила, что это сработает! — восторженно произнесла Ксения. — Он несет её на руках!

— Ага, наверняка потому, что Таня подвернула ногу, — мрачно ответил Дима, изначально не оценивший эту идею. Он понимал, что в случае гнева Громова, не спасет ни себя, ни свою девушку.

— Женя, — несмело обратилась к нему Таня, — а ты можешь максимально ярко изобразить злость?

— Всегда пожалуйста, — пожал плечами Громов, значительно ускоряя шаг и приближаясь к Ксюше с Димой. Одиночники, понимая, что их дни, а точнее, минуты, сочтены, поспешили забежать в дом.

— Похоже, мне придется попросить у тебя политическое убежище, — сбивчиво дыша, обратилась к Диме Ксюша, когда они бежали по лестнице.

— Похоже, мне придется тебе его предоставить, — засмеялся он.

***

Евгений отнес Таню в её номер и заботливо посадил на постель.

— Помочь раздеться? — предложил он, бросив оценивающий взгляд на олимпийку и брюки, испачканные землей.

— Не дождешься, — улыбнулась Таня, расстегивая молнию олимпийки. Громов увидел, что на её шее больше не было цепочки с подвеской.

— Зачем сняла? — поинтересовался он, полагая, что Таня поймет, о чем речь. — Я ведь знаю, что ты носишь её постоянно.

— Не ношу, — солгала Таня, — просто она хорошо смотрелась с тем платьем.

— С тем, что ты врешь мне, я уже смирился, — произнес Евгений, направляясь к двери, — так не лги хотя бы себе.

Таня не успела ничего возразить. Громов вышел из её номера и направился в свой, который располагался через одну дверь по коридору. Но, к своему удивлению, столкнулся с выходящим оттуда Мельниковым. Молодой тренер сразу же поспешил удалиться, не говоря ни слова и с трудом сдерживая улыбку, а вот Громов ещё несколько секунд стоял в коридоре, провожая его непонимающим взглядом.

— Что он здесь забыл? — раздраженно поинтересовался Евгений, заходя в их с Алисой номер.

— Искал Таню, — пожала плечами она, отчего-то пряча за спину ладонь, на которой вновь появилось кольцо с изумрудом.

— В нашем номере? — приподнял брови Громов, отмечая, что Алиса впервые за две недели сборов находилась в хорошем расположении духа.

— Ты в чем-то меня подозреваешь? — невинно поинтересовалась она, стоически не реагируя на испытывающий и тяжелый взгляд Евгения. Такой взгляд пугал её ещё лет пять назад, но со временем она привыкла.

— В связях с врагами, — кивнул Громов.

— С врагами? — усмехнулась Алиса, садясь на постель и наблюдая за тем, как Евгений начал собираться в душевую. — Ты себя слышишь?

— Слышу, — кивнул он, взяв полотенце, — прости. Ты и Мельников это действительно какой-то бред…

***

23:20

Таня, прихрамывая и закипая от злости, возвращалась в свой номер. Она несколько минут провела у двери номера Димы и другого одиночника, в котором скрывалась Ксюша. Но одиночница уведомила Таню, что выйдет и вернется только через пару часов, когда Алексеева уснет и не сможет навредить ей.

— Где была? — Евгений, возвращаясь из душевой, подошел к двери своего номера. — Я просил тебя сегодня поберечь ногу.

— Пыталась выцарапать Ксюшу из номера Димы, — вздохнула Таня, взявшись за ручку.

— Так ты одна? — в глазах Жени появились шальные огоньки. — Может, мне зайти?

— Даже не надейся, — пригрозила Таня, посмотрев на бывшего партнера, чьи влажные волосы торчали в стороны, а капли воды призывно стекали по шее.

— В лесу мне показалось, что ты… — с лукавой улыбкой начал он.

— В лесу тебе показалось, — сухо ответила Таня, желая поскорее зайти в номер. Иначе она действительно может сорваться снова.

— Знаешь, — вздохнул Евгений, — когда я познакомился с Алисой, я подумал, что она будет самой несносной женщиной в моей жизни.

Таня раздраженно нахмурила брови, не понимая, к чему вдруг Громов решил рассказать такое.

— Но потом я встретил Лену, — продолжил Женя, не сдерживая вредную улыбку, — а затем — тебя.

— Да Лена у тебя вообще святая! — сорвалась Таня, вспоминая бал в Министерстве Спорта. — А я — сволочь последняя!

— Осознание проблемы, — деловито начал Громов, — есть полпути к её преодолению…

— Пошел к черту! — воскликнула, кажется, на весь коридор Таня, заходя в номер и захлопнув за собой дверь. Громов, едва сдерживая смех, через секунду сделал тоже самое.

Таня рухнула на постель, умоляя себя не разрыдаться и успокаивая себя тем, что завтра они вылетают в Россию. Завтра сборы закончатся. И Женя больше не будет маячить перед её носом. Завтра она вернется в Москву. Завтра продолжатся изнуряющие тренировки. Завтра она станет на один день ближе к первому старту не с Женей, а против него.

Но всё это завтра, а на сегодняшнюю ночь спутниками Тани стали слёзы и воспоминания трехчасовой давности о том, как хорошо в руках Жени. И о том, как потрясающе этот мужчина целует. Собственнически, рвано, туго и…

Так по-Громовски…

========== Крепче меня держи ==========

Комментарий к Крепче меня держи

Мачете — Крепче меня держи

14 мая, 11:30.

Алиса сидела у окна в большом автобусе и смотрела на красоты Оберстдорфа, запоминая каждый домик и с грустью отмечая, что погулять им с Сеней так и не удалось. За прошедшие две недели сборов она часто видела Мельникова, но он всегда куда-то направлялся, всегда был чем-то занят. И Алиса использовала это как оправдание, чтобы не подходить к нему. Она хотела, но боялась. А потом каждый вечер, ложась спать, ругала себя за такую трусость. За трусость, которую она раньше не знала в таком объеме.

А вот Мельников, к её огромному счастью, трусить не стал.

— Привет, — Алиса открыла дверь своего номера, но совсем не ожидала увидеть за ней именно его. — Таня ушла с…

— Я знаю, — кивнул Арсений, говоря как-то отстранено и не в силах отвести взгляда от любимой девушки, от любимых зеленых глаз. — Я не за Таней. Я к тебе.

Губы Алисы растянулись в счастливой улыбке, и она прислонилась виском к нагретому майским солнцем окну автобуса. Он пришел с ней поговорить. Она боялась, что разговор этот повлечет окончательный разрыв их отношений, но беседа вышла теплой, искренней и полной любви.

— Ты пришел, потому что Жени сейчас нет? — предположила Алиса, сидя на коленях у любимого мужчины. Когда у неё не было отношений, парочки, сидевшие в таком положении, всегда раздражали, но теперь, казалось, нет места более желанного.

— Да, — признался Мельников, — ты ведь до сих пор боишься ему признаться, а я ведусь на это ради твоего спокойствия.

— Сеня, — вздохнула Алиса, крепче обнимая за шею и утыкаясь носом куда-то в макушку, — Женя сейчас злой как черт. Малейшее колебание воздуха выводит его из себя. Вчера он повысил голос даже на Ольгу Андреевну…

— Он видит любимую женщину в руках другого мужчины, — тихо проговорил Мельников. — Я могу понять и разделить его ярость.

— Ты говоришь обо мне? — зачем-то решила уточнить она.

— Другой любимой женщины у меня пока не появилось, — улыбнулся он, нежно касаясь губами её обнаженной ключицы.

— Что значит «пока»?!

Из ещё совсем свежих воспоминаний о вчерашнем вечере Алису вырвала фраза Громова, сидевшего рядом.

— Мельников, — не сдержался он, — у тебя косоглазие?

Евгений уже несколько минут листал новостную ленту в телефоне, но всё это время ловил на себе взгляд Арсения, который вместе с Таней сидел на одном ряду с ним и Алисой. Разделял их только узкий проход автобуса.

— Таня, — обратился он к бывшей партнерше, вынуждая её выглянуть из-за Мельникова и посмотреть на себя, — объясни своему тренеру, что пялиться на других людей не очень прилично.

— Косоглазие хотя бы лечится, — сквозь зубы процедил Мельников, а затем ощутил, как на его запястье легла ладонь Тани, которая в случае чего меньше всего хотела разнимать их драку. Однако такой жест вызвал ревность и со стороны Жени, в чьих глазах вспыхнул ещё больший гнев, и со стороны Алисы.

— В отличие от зашкаливающего чувства собственной важности, — договорил Арсений, а затем всё же отвернулся, принимаясь созерцать совершенно не привлекательную спинку впереди стоящего кресла.

Алиса раздраженно вздохнула, не желая даже мысленно как-то оправдывать поведение Громова, а затем отвернулась к окну. Через пару секунд она услышала из его уст набор нецензурных слов, а затем была вынуждена повернуться к нему. Евгений показал ей экран своего телефона.

«Моя команда! В нас мало кто верит, но мы верим в себя и друг в друга. И это бесценно!» — гласила подпись ко вчерашнему фото Тани в её инстаграм-аккаунте. На нем олимпийская чемпионка стояла на льду между своим партнером и тренером. Все они счастливо, как-то даже приторно сладко улыбались.

Евгений помнил, что за всё время совместной работы Таня выложила лишь одно фото с ним. С олимпийского пьедестала. И Громов всерьез задумывался о том, что, скорее всего, дело именно в пьедестале, а никак не в нем. И теперь он ждал каких-то слов сочувствия и поддержки от Алисы, не догадываясь о том, что она от такого снимка тоже испытала боль, зависть и ревность.

***

Международный аэропорт Мюнхена, 14:40.

— Вот здесь у тебя не то ребро, видишь, — Арсений сидел в зале ожидания между своими подопечными и показывал им на телефоне запись со вчерашней тренировки, — и поэтому судьи тебе сняли бы полбалла.

— Таня? — над ними внезапно навис Евгений, вынуждая всех троих поднять на него взгляд. — Давай отойдем?

Таня бросила многозначительный взгляд на Арсения, как бы отпрашиваясь у него. Она знала, что Мельников, конечно же, отпустит. Но сделала это, чтобы ещё больше разозлить и без того потерявшего спокойствие Женю.

Арсений кивнул, а Громов протянул бывшей партнерше ладонь, чтобы помочь встать. Однако Таня этот жест проигнорировала и поднялась с металлического сидения самостоятельно. Евгений шумно втянул носом воздух, выражая недовольство, а затем медленно, так как Таня ещё немного прихрамывала, последовал с ней к большому панорамному окну, из которого открывался вид на взлетно-посадочные полосы.

— Таня, — требовательно начал Евгений, смотря на профиль партнерши, остановившейся у окна, — я завтра заеду за тобой, и мы поедем в паспортный стол.

— Ставить штамп о регистрации брака? — усмехнулась она, подавив удивление от услышанного и невольно вспомнив таксиста, назвавшего Громова её мужем.

— Нет, — сухо ответил Евгений. На его лице не появилось ни намека на улыбку и какие-то положительные эмоции.

— А зачем? — приподняла брови Таня, наконец встретившись с ним взглядом и понимая, что он всё это время не сводил с неё глаз.

— Я пропишу тебя в своей квартире.

Глаза Тани округлились от такого заявления. Несколько минут она молчала, ожидая каких-то объяснений.

— Я не хочу, чтобы Куликов, — начал Евгений, — или кто-то другой, кто придет на его место, мог причинить тебе вред.

— Ты хочешь оградить меня от всех опасностей? — грустно улыбнулась Таня. — И не понимаешь, что сам толкнул меня туда, где я сейчас?

— Таня, — качнул головой Громов, и его глаза вновь покрылись хорошо заметной наледью, — я тебя в руки Ильи не толкал. Это твое решение.

— То есть ты не помнишь, почему именно я приняла это решение? — она сделала шаг к нему. Но Евгения это не пробрало. Он холодно, как-то совсем безжизненно смотрел на Таню, не давая никаких ответов. Не выдержав, Алексеева развернулась и, стараясь идти максимально не прихрамывая, вернулась на своё место.

***

20 мая, Москва.

Таня сидела без тренировок уже пятый день. Мельников, включив «тренерскую строгость» на абсолютный максимум, велел ей отдохнуть неделю. Он видел, что Таня работала на восстановительных сборах так, как некоторые спортсмены не работают даже на тренировочных сборах перед важными стартами. Арсений боялся, что Таня перегорит и к первым соревнованиям останется без сил. К тому же, щиколотку стоило действительно поберечь. Такой маленький «отпуск» Тани позволил Мельникову полностью сосредоточиться на Илье. А вот Алексееву такое совершенно не устраивало. Она не знала, куда себя деть, и считала уже практически часы до возвращения на лёд. Первые дни давались ей особенно тяжело, но вот последние три были распланированы, и это не могло не радовать. Сидеть в четырех стенах, имея возможность, а точнее, разрешение, только на посещение бассейна, крайне удручало.

Сегодня вечером к Тане приедет Ксения. Алексеева позвонила ей и в угрожающей манере напомнила о том, что её отстранение от тренировок — вина именно Исаевой, а потому она должна незамедлительно собрать вещи и приехать к ней на оставшиеся три дня. В качестве бонуса Таня упомянула и Диму, к которому отпустит Ксюшу на парочку часов. А если та будет хорошо себя вести, то и на всю ночь.

А пока Таня завтракала на небольшой, но уютной кухне съемной квартиры. Однако ранний прием пищи прервал звонок в дверь.

— Татьяна Валерьевна, доброе утро, — молодой курьер в смешной кепке протянул фигуристке журнал о её виде спорта, на который она была подписана.

Таня поблагодарила молодого человека, поставила подпись туда, где было нужно, а затем, закрыв за ним дверь, наконец положила журнал на стол и посмотрела на его обложку.

«Король без королевы: лучший фигурист мира о планах на сезон, расставании с Татьяной Алексеевой и уродливой изнанке элитарного вида спорта» — гласил заголовок. Но на него Таня внимание обратила лишь во вторую очередь. А в первую — на фотографию. Евгений стоял в ванной, будучи обнаженным по пояс. Одной рукой он обхватил край раковины, демонстрируя рельеф мышц, а другой держал свой конек, близко поднеся его к своему лицу, на которое была нанесена пена для бритья. Чуть подавшись к зеркалу, он изображал, что бреется лезвием конька.

Несколько минут Таня с изумлением смотрела на совершенную фигуру Громова, по-женски сокрушаясь о том, что это всё могло бы принадлежать ей, если бы на балу она ответила «да». Но это наваждение быстро сменилось злостью. Она принялась листать журнал, не смотря на черно-белую фотосессию Жени и пытаясь найти, что он ответил про их «расставание». И нашла.

— Итак, почему же распалась ваша пара с Татьяной Алексеевой? Вместе вам удалось скататься за короткое время, а такжезавоевать «золото» чемпионата Европы и Олимпийских игр. Вместе вы продемонстрировали настоящую борьбу в командных соревнованиях, в результате которой стали серебряными призерами.

— Я благодарен Татьяне за совместную, очень плодотворную и запоминающуюся работу. Она, как и я, получила большой и очень полезный опыт. Позднее Таня захотела продолжить свою карьеру без меня. Я это решение поддерживаю и уважаю.

***

19:30.

— «Поддерживаю и уважаю»? — Ксения, сидевшая рядом с Таней на диване в гостиной, громко возмущалась вслух, читая интервью Громова. — И это всё, что он сказал? Всё, что он сказал про тебя? Вот этот крохотный кусок?!

Таня многозначительно вздохнула, а затем устало кивнула.

— Вот козлина, — покачала головой Ксюша, а затем опустила глаза вниз, но больше не вчитывалась в интервью, а любовалась фотографиями.

— Так, хватит, — Таня убрала с её колен журнал, отложив его на столик. — Давай что-нибудь посмотрим.

— Ну-у, — протянула Ксюша, с ухмылкой посмотрев на подругу, включающую «МАТЧ», — у меня-то ты, допустим, журнал можешь забрать, а вот у остальных девушек, пускающих на него слюни — вряд ли.

— Ты уже давно не пускаешь на него слюни, — строго проговорила Таня, делая вид, что ей очень интересны прогнозы футбольных аналитиков относительно грядущего финала «Лиги чемпионов».

— Таня, это ведь Громов! — воскликнула Ксюша. — В него латентно влюблены все! И ты тоже! Смирись!

Алексеева уже набрала в легкие воздуха, чтобы автоматной очередью обрушить на подругу аргументы вроде «я не могу любить человека, который назвал меня никем», но была прервана рекламным роликом о предстоящем сезоне в фигурном катании. По телеэкрану сначала показали старые записи одиночных прокатов Евгения и Арсения, когда те были тощими юниорами, затем последовала быстрая нарезка кадров Громова с Таней. Всё это сопровождалось нарочито интригующими комментариями в духе: «Бывшие соперники вновь столкнутся в ледовом противостоянии, но в разных статусах…». Завершился ролик «постером» в центре которого была Таня, а по двум сторонам от неё — Мельников и Громов. Выглядело это не как афиша к спортивному соревнованию, а как трейлер к голливудскому блокбастеру.

— Это шедевр! — воскликнула Ксения, чуть ли не плача от смеха. Дрожащими руками она дотянулась до телефона.

— Звонишь попросить убрать этот позор? — предположила Таня, на губах которой не появилось даже тени улыбки.

— Звоню знакомому журналисту оттуда, — ответила Ксения, одним ухом слушая гудки, — хочу такой плакат себе на стену. Над кроватью повешу.

— Я завтра тогда его заберу из их студии, — мрачно ответила Таня, вспоминая, что у них с Арсением намечается большое интервью на этом спортивном канале.

***

22 мая, ледовый дворец «Вдохновение», 13:40.

Евгений с Алисой уже начинали размышлять над новыми программами. У Ольги Андреевны сегодня был юбилей, но несмотря на это женщина находилась на своем рабочем месте. Её ученики рано утром вручили ей путевку в санаторий на берегу Черного моря, заметив, как ухудшилось в последнее время состояние её здоровья в связи с возрастом и старыми спортивными травмами. Несколько долгих минут тренер как могла пыталась отказаться от подарка — вылетать нужно было уже завтра, а она совсем не была к такому готова. Но Ольга Андреевна знала, что Женя и Алиса вполне могут две недели провести без неё, а потому в итоге согласилась, но поставила условие, что сегодня они будут работать допоздна, а перерыв на обед будет сокращен в два раза. По этой причине Калининой и Громову пришлось обедать в столовой ледового дворца, а не ехать в какое-нибудь кафе.

— Есть идеи по музыке для короткой? — поинтересовался Евгений у Алисы, открывая ей дверь в большую столовую, за столами которой рассредоточились и совсем юные фигуристы, и представители тренерского штаба.

— Точно не лирика! — сразу же предупредила Алиса. Арсений и так злился на их ежедневный физический контакт с Громовым, а если им придется ещё и изображать любовь под грустную музыку, то очередной ссоры будет не избежать.

— Хочется чего-то резкого, — задумчиво произнес Евгений, вставая в очередь. — Может, что-нибудь из «Depeche Mode»?

— Ага, — усмехнулась Алиса, расстегивая олимпийку в цветах национального флага, — песню «Personal Jesus».

— Неплохо, — отметил Громов, — я просто выйду в центр льда и…

— Начнешь ритмично покачивать бедрами, освобождая себя от одежды?

— А ты тогда что будешь делать? — улыбнулся Евгений, поставив на свой поднос стакан сока.

— Я буду её собирать и сразу же продавать женщинам из числа судейской комиссии, — засмеялась Алиса. — И баллы заработаем, и деньги.

— Главное, чтобы критики не распяли, — засмеялся Громов, чувствуя приятный наплыв воспоминаний. Раньше им с Алисой всегда было так: легко, смешно, весело.

— Лягушонок? — внезапно и впервые за долгое время обратился к ней по старому прозвищу Женя.

Алиса была удивлена такому слову, но всё же повернула к нему голову, бросив вопросительный взгляд.

— Прости меня, — с трудом выдавил из себя он, — в последнее время я…

— Я была не лучше, — кивнула Алиса, на мгновение виновато опустив глаза.

— Иди сюда, — Евгений улыбнулся, чуть расправив руки в стороны. Калинина округлила глаза, поражаясь такому подозрительно нежному порыву Громова, и мысленно подметила, что это наверняка влияние Тани.

— Поесть пришли или пообниматься? — раздался чей-то недовольный голос сзади. — Двигаться будем, нет?

Алиса с Женей нашли свободный стол неподалеку от телевизора, висевшего на стене. Как только они заняли его, рекламная пауза по спортивному каналу сменилась продолжением интервью.

— Дорогие телезрители, я напомню, что мы находимся в прямом эфире и в гостях у нас сегодня Олимпийская чемпионка Татьяна Алексеева и её тренер, чемпион мира в мужском одиночном катании Арсений Мельников.

Евгений и Алиса одновременно повернули головы, увидев на экране знакомую студию и не менее знакомых людей. Таня и Арсений сидели напротив молодой журналистки и отвечали на её вопросы. Небольшой отдых сказался на Тане положительно. Она, облаченная в легкое весеннее платье пудрового оттенка, смотрелась очень свежо. На её щеках был заметен легкий румянец, и это на мгновение порадовало Евгения, не знавшего о том, что это всего лишь умелая работа визажиста, а не признак улучшившегося здоровья. Но что огорчило Евгения, так это отсутствие подвески. Похоже, Таня действительно её не носила. И она для неё ничего не значила.

— Вы долгое время были членом исполкома Федерации по Ленинградской области, — напомнила всем журналистка, обратившись к Арсению, — то есть вы были далеки от непосредственно фигурного катания.

— Да, — кивнул Мельников, улыбнувшись и поправив очки, съехавшие к кончику носа, — долгое время моим «коньком» была нудная бюрократическая работа.

Ведущая программы и Татьяна сдержанно засмеялись от вполне уместной игры слов.

— А что заставило вас вернуться на лёд? Многие спортсмены становятся тренерами сразу же после окончания карьеры, а вам на это решение потребовалось много времени.

— Карьеру я закончил в семнадцать. Не думаю, что в том возрасте я был способен кого-то тренировать. Позднее я задумывался о карьере тренера, но каждый раз не находил в себе смелости для этого.

— Что помогло найти её сейчас? — приторно улыбнулась журналистка, сложив руки на столе и чуть подавшись вперед, демонстрируя глубокий вырез на своем платье.

Алиса гневно провела вилкой по тарелке, сопроводив это действие неприятным скрежетом.

— Одна моя знакомая, — начал Мельников, мечтательно улыбнувшись, — окончательно убедила меня в том, что я ещё многое могу сделать для любимого вида спорта.

— Знакомая?! — сорвалась Алиса, откинув вилку на стол и заставляя глаза Громова непонимающе округлиться, а брови взметнуться вверх.

— Нет, — тише добавила Калинина, опуская голову вниз и боясь, что своим взглядом может как-то себя сдать, — мне просто интересно, что это за знакомая такая…

— Мне тоже интересно, — задумчиво произнес Евгений, вновь повернув голову к телевизору. — Не Таня ли это была…

— Таня? — грустно улыбнулась Алиса, дернув плечами и не отрывая взгляда от тарелки. Смотреть на Мельникова, такого красивого и счастливого, было невыносимо. Даже несмотря на то, что они помирились, и он периодически приезжал к ней поздно вечером после своих тренировок. Но чем ближе было начало сезона, тем больше Арсений уходил в мысли о своих подопечных и учебе в университете.

— Вы оба знаете, каково это — соперничать с Евгением Громовым, — продолжила журналистка, — однако Татьяне повезло чуть больше — она ещё и работала с ним в паре. Получается, вы должны знать его слабости? Может ли это помочь?

— У Жени нет слабостей, — с улыбкой, дававшейся крайне тяжело, ответила Таня. Однако какая-то едва уловимая грусть всё же успела проскользнуть в её взгляде.

Громов горько ухмыльнулся. Существование у него слабостей опровергла самая главная слабость в его жизни.

— Это его секрет успеха? — заинтересованно приподняла брови журналистка.

— Секрет его успеха в том, — начала Таня, пытаясь максимально грамотно сформулировать свою мысль, — что он очень талантлив, но тренируется при этом так много, будто является абсолютно бездарным.

***

16 июня, 2:40.

Евгению не спалось. Он долгое время ворочался на диване, не понимая, почему спать вроде бы хотелось, особенно учитывая сегодняшние огромные нагрузки, но заснуть в итоге не получалось. Он взял в руки телефон, заходя в социальную сеть, которую посещал довольно редко. Проматывая ленту новостей, его взгляд зацепился за группу, посвященную их с Таней паре. Рядом с «Татьяна Алексеева и Евгений Громов. Официальная страница» теперь красовалось «архивная группа» — больше никаких совместных прокатов, никаких новых видео или фото. Теперь поклонники могли здесь только ностальгировать и мечтать о возвращении этой пары на лёд.

Самой свежей записью на стене была публикация видеоклипа с названием «Крепче меня держи». Громов обреченно вздохнул, сокрушаясь о том, что другим парам делают клипы под нормальную музыку, а им, похоже, досталась какая-то отечественная «попса». Но что-то неведомое всё же заставило его нажать на «воспроизвести».

Они задели нас больно, но все равно

Мы спокойно делали вид, что нас не достать никому

Нарезка кадров с его интервью на чемпионате Европы, когда Жене пришлось оправдываться перед журналистами за падение Тани, пока она сама заливалась слезами в раздевалке. Громов криво улыбнулся, радуясь тому, что люди, создавшие этот «шедевр», не знали о том, что произошло между ними после…

И невозможно поверить, что никому нельзя верить.

Еще сложнее понять, ну, почему?

Их интервью на «МАТЧе», когда журналистка спросила их о том, есть ли между ними отношения. Татьяна и Евгений медленно посмотрели друг на друга, растягивая губы в улыбке, будто флиртуя и с собой, и с телезрителями, и со всеми, кто был уверен в их романе. Тогда Громов не видел этого. Не видел, что химия была не только на льду, но и в таких вот мимолетных взглядах, улыбках и касаниях.

Конечно, нужно стараться, но эта жизнь на любителя.

И мы с тобою здесь всегда в зоне риска.

Евгений отметил, что композиция, заочно ему не понравившаяся, с каждой строчкой всё больше западала в душу. Возможно, виной тому был видеоряд, где было очень много Тани. Красивой, хрупкой Тани. Его Тани. Однако сейчас кадры были подобраны изумительно. Падение Тани на чемпионате Европы, неправильная разгруппировка из подкрутки на олимпийских играх и Женя с окровавленным носом. Они действительно в зоне риска. Каждый день.

А кто я такой, чтобы просить большего?

И как сложно жить в этом мире лжи,

Где многим любовь не нужна, в общем-то.

И здесь только ты меня держишь.

И ты еще крепче меня держи.

Динамичная нарезка прокатов и открытых тренировок, где Таня взмывала в воздух, а Женя безошибочно ловил её, каждый раз чуть прижимая к себе, прежде чем поставить обратно на лёд. Держать Таню рядом хотелось всегда. Это было так естественно, так необходимо. Что каждый раз, сжимая крепкие ладони на тонкой талии, Громову казалось, что эта девушка была в его жизни всегда. Иначе прикосновения к ней не могли бы быть такими сладкими, такими родными… Но тогда он был хотя бы партнером, а сейчас? Кто он действительно такой, чтобы чего-то просить, чтобы как-то заявлять на неё свои права?

Я пытаюсь поднять наше с тобой настроение.

Но у тебя свое мнение, а у меня свое.

Да, мы попали в тупик, но это не преступление.

Просто время от времени нам не прет.

Но все равно друг без друга мы не получим ни шанса.

Вопросы так не решатся.

Как бы они не старались, но мы с тобой не расстались.

Ведь мы не можем расстаться.

Трепетная нарезка кадров с награждений, где Евгений всегда приобнимал Таню, прижимая к себе, сменилась трогательными моментами с Олимпийских игр, где он сначала встал перед ней на одно колено, а затем и вовсе поцеловал.

Последние слова композиции резанули Евгения изнутри. Ещё несколько минут он смотрел в погасший экран, а затем ощутил легкий и желанный порыв уснуть. Его веки начинали слипаться. Но появилось и другое, странное желание. Громов захотел поделиться этим видео с Таней, в надежде разбудить и в ней теплые воспоминания, но спросонья отправил это видео себе на стену, а затем отключил телефон.

***

1 июля, Москва, 19:40.

— Таня, послушай меня, пожалуйста, — Арсений начинал злиться. Он с недовольством посмотрел на ученицу, которая, игнорируя его слова, направлялась от одного тренажера к другому.

— Сеня, я в порядке! — возмутилась Таня, подходя к тренажеру для ног и выставляя на нем вес в сорок килограмм.

— Таня, ты думаешь, что я не знаю о твоем сговоре с охраной? — Мельников впервые за время совместной работы повысил на неё голос. Он прочел много литературы о том, как повысить мотивацию у спортсмена и успешно опробовал эти методики на Илье, но вот о том, как понизить у атлета мотивацию и желание изнурять себя никакой дельной информации не было.

Вернувшись к тренировкам после ушиба щиколотки, Таня начала работать ещё больше, чем до этого. Мельников искренне недоумевал о том, откуда в этой хрупкой девушке такой запас энергии, сил и рвения. Но Арсений знал и то, что такими темпами Таня просто не доживет до соревнований. И не дотянет даже до распределения по этапам гран-при, которое состоится в Федерации уже через месяц. А не так давно Мельников и вовсе узнал о том, что Таня, обещая ему уйти через пару минут после окончания тренировок, уходила в итоге в лучшем случае через пару часов.

— Сеня, иди, пожалуйста, — попросила Таня, садясь на тренажер и выпрямляя вверх ноги, принимаясь толкать ими выставленный вес.

— Таня, обещай, что сегодня не… — вновь попытался достучаться до неё Арсений, подходя ближе, но его прервал зазвонивший в кармане джинс сотовый.

Мельников, раздраженно поджимая губы, ответил на звонок и бросил гневный взгляд на Таню.

— Да, хорошо, сейчас подъеду, — сухо ответил он, приближаясь к двери и радуя этим Таню. Сейчас она чувствовала себя ребенком, которого родители пытались оторвать от компьютерных игр.

— Мне нужно в Федерацию, — пояснил Мельников, уже взявшись за ручку двери и видя как губы Тани, пыхтевшей на тренажере, растягиваются в довольной улыбке. — Я не шучу, Таня! Чтобы через двадцать минут тебя здесь не было!

— Иди уже, — выдохнула Таня, поднимаясь с тренажера и небрежно вытирая тыльной стороной ладони проступивший на лбу пот. Мельников бросил на неё многозначительный и крайне недовольный взгляд, а затем вышел из тренажерного зала. Таня вздохнула с облегчением и решила увеличить нагрузку. Она нагнулась вниз, желая поставить вес ещё на пять килограмм больше, но затем ощутила острый прострел внизу живота. Таня медленно выпрямилась. Несколько секунд она стояла без движения, пытаясь прочувствовать своё тело. Болезненных ощущений больше не было. Предположив, что она просто защемила себе нерв, Таня вновь наклонилась, но на этот раз боль оказалась намного острее. Она резко кольнула внизу живота, отдавая нестерпимыми ощущениями в ноги.

Таня вновь попыталась выпрямиться и неосознанно приложила ладонь к животу. Она попыталась сделать шаг, чтобы дойти до двери, а затем до медпункта, надеясь, что в позднее время ещё сможет кого-то там застать, но колющая боль снова резко, будто ударом ножа, вонзилась в нижнюю часть живота, и с её губ сорвался громкий стон боли.

Она упала на пол, потеряв сознание.

========== Великолепный спортсмен? ==========

2 июля, Москва. 15:10.

Таня медленно открыла глаза и сразу же сощурилась от обилия белого цвета вокруг и солнечных лучей, пробивавшихся из-под не до конца опущенных жалюзи. Она оглядела место, в котором очнулась, и сомнений не оставалось — она в больничной палате. Таня отрывками вспомнила тренажерный зал, сильную боль внизу живота. Вспомнила, как помутнело в глазах, а затем — пустота. Но было ещё кое-что. Был голос. Встревоженный громкий голос. Таня хорошо знала его. Он принадлежал Мельникову. Он называл адрес их ледового дворца. Похоже, это был разговор с диспетчером скорой помощи. И судя по тому, что сейчас Таня была в больнице, с ней случилось что-то куда серьезнее обморока от перенапряжения.

Она попыталась встать, но боль снова разлилась по низу живота, заставляя сжать зубы и зашипеть от неприятных ощущений. Таня медленно опустилась обратно на подушку и ощутила ком в горле. Что-то случилось. Что-то пошло не так.

Таня повернула голову вбок, посмотрев на прикроватную тумбочку в надежде обнаружить на ней телефон, чтобы позвонить Арсению. Но телефона на тумбочке не было. Вероятнее всего, он лежал в её сумке, стоявшей на стуле в углу палаты. Вот только подняться на ноги и дойти до него Таня не могла. И это пугало. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной. Она бежала от этого ощущения, бежала от себя слабой к себе сильной. Бежала, занимая тренировками всё своё время. А в итоге прибежала к полной невозможности даже встать.

Таня зажмурилась, не желая давать волю слезам, когда в палату зашел Арсений с небольшим букетом тюльпанов.

— Привет, — сухо и совсем бесцветно произнес он, даже не посмотрев на подопечную, а затем положил букет на прикроватную тумбочку. — Это от Ильи. Я сказал, что у тебя простуда.

— Что со мной случилось? — Таня не сводила глаз с Арсения, который был явно напряжен. Он подошел к окну и поднял жалюзи, то ли желая наполнить палату солнечным светом, то ли находя себе что-то, на что можно будет смотреть во время не самого приятного и легкого разговора.

— Таня, — с трудом начал Мельников, наблюдая за скоплением голубей у скамеек в парке при больнице, — ты ведь не всегда была такой?

— Сеня, что со мной случилось? — требовательно спросила она. Для философских разговоров о прошлом не было ни желания, ни сил.

— Эгоизм головного мозга, — тяжело вздохнул Мельников, чувствуя на себе взгляд Тани. Но смотреть на неё в ответ не хотелось.

На несколько секунд Таня растерялась. И её требовательный взгляд на мгновение сменился полным непониманием.

— Объясни, — хрипло попросила она.

— Ты уверена, что станешь слушать? — грустно улыбнулся он. — В последнее время слух у тебя явно начал атрофироваться.

— Сеня! — Таня нахмурилась, пытаясь выглядеть серьезнее, но не вышло. Сейчас она выглядела как окончательно запутавшийся в собственных же поступках ребенок, который где-то в глубине души осознавал, что оступился, но признаваться в этом даже самому себе не собирался.

— Больше я не Сеня, — Мельников наконец перевел взгляд на подопечную и понял, что лучше бы ему этого было не делать. Таня была катастрофически бледной, и только её карие глаза ярко контрастировали с цветом кожи. Теперь они выглядели ещё темнее и… злее.

— Я отныне Арсений Анатольевич, — собирая остатки строгости, договорил он. — Не хочешь работать по-хорошему, будем работать по-плохому. Если вообще будем.

— Что случилось? — буквально взвыла Таня, подаваясь вперед, желая и вовсе вскочить с постели, но снова ощутила боль внизу живота и сильно зажмурилась, подавив стон.

И вся строгость Мельникова рассыпалась после этого зрелища. Он с сожалением вздохнул, понимая, что как бы плохо Таня себя не вела, как бы его не слушалась, ему всё равно её жаль. Она всё равно ему дорога.

— К твоему счастью, вчера я забыл в тренажерном зале ежедневник, — начал издалека Арсений, — а без него в Федерации делать было нечего. Таня, только представь, что случилось, если бы я не вернулся до утра!

Голос Мельникова тревожно дрогнул. Он пытался быть сдержанным и где-то даже холодным, но перед глазами снова всплывала эта картина — Таня без сознания на полу зала.

— У тебя лопнула киста, — эмоционально продолжил Арсений, — началось внутреннее кровотечение. Если бы я не вернулся…

— К-какая киста? — губы Тани задрожали. — У меня ничего такого не было…

— С твоими нагрузками я бы не удивился, если бы у тебя внутренние органы лопаться начали, не то что кисты! — воскликнул Мельников, но затем осекся, опуская взгляд в пол и понимая, что немного перегнул палку.

Воспользовавшись минутным ступором, в который впала Таня, переваривая услышанное, Арсений вышел в коридор и позвал к себе врача сборной, Антона, который провел в больнице всю ночь. Как и сам Мельников.

— Таня, у тебя случилась апоплексия, — несмело начал Антон, который последние несколько лет сталкивался только с чисто спортивными травмами, но вчера ему пришлось вспомнить и краткий курс по гинекологии, — говоря простыми словами, у тебя лопнула киста яичника.

Таня моргнула, кажется, не до конца осознавая услышанное. Все эти болезни женской репродуктивной системы всегда были максимально далеки от неё. Растяжения, ушибы, переломы, сотрясения случались, а вот такие диагнозы и такие слова Таня слышала впервые. Казалось, что это могло произойти с кем-то другим, но только не с ней.

— Жидкость, которая была в кисте, — продолжил Антон, стараясь говорить очень аккуратно, медленно и тихо, будто Таня была маленьким ребенком, — попала в брюшную полость.

Арсений, стоя у окна, напряженно наблюдал за реакцией Тани. Ночью её экстренно прооперировали, и он не находил себе места. Он считал, что был виноват в том, что произошло. Он не должен был верить ей на слово, не должен был позволять сесть себе на шею. Но он изначально не поставил себя как тренера-деспота. Он хотел быть именно тренером-другом. А такой категории наставников частенько садились на шею.

— Этот яичник пришлось полностью удалить, — произнес самое страшное Антон.

Таня моргнула, и по её щеке пробежала слеза, срываясь с линии скулы. Она видела глаза Антона, выражавшие сочувствие, видела тревогу в глазах Арсения. Она понимала, что у этого удаления есть последствия. И для девушки двадцати трёх лет эти последствия — практически приговор.

— Я теперь… — Таня попыталась задать вопрос, но в горле образовался ком, и она не смогла договорить. Однако Антон догадался, о чем могла пойти речь.

— Не переживай раньше времени, — затараторил он, надеясь, что сможет сдержать подбирающуюся к ней истерику, — есть ведь лечение, есть ЭКО, есть…

На мгновение Таня сильно зажмурилась, понимая, что её опасения оправдались. Следующие слова Антона она уже не слышала.

— Оставьте меня, — хрипло попросила она, чувствуя, что вот-вот разрыдается, — пожалуйста.

Антон поднялся со стула, ещё раз посмотрел на Таню, которая демонстративно перевела взгляд на окно, однако глаза её уже блестели от стоявших в них слёз, а затем вышел, беззвучно пожав ладонь Арсению.

А вот Мельникову уйти и оставить её в таком состоянии оказалось куда сложнее. Он собирался сегодня прочитать ей нотацию. Собирался по-настоящему отругать и поставить условия, на которых они будут продолжать дальнейшую работу. Разумеется, если после случившегося Таня вообще останется в спорте. Но это оказалось куда сложнее, учитывая то, что ей пришлось пережить.

Арсений никогда всерьез не думал о детях, несмотря на то, что ему почти тридцать, и мама в периодических телефонных разговорах всё чаще начинала интересоваться этим вопросом. Да, недавно, после успешного разговора с Ильей, Мельников отпустил в беседе с Алисой шутку о том, что смог бы стать неплохим отцом для мальчишки. Но это всё шутки и не более.

А сейчас была реальность. Достаточно суровая. Возможно, Мельников мог бы снова сокрушаться на Таню за то, что она пренебрегала собой, а также своим партнером и тренером. Что если ей не жаль себя, то могла хотя бы подумать про других. Но… Таню было сейчас так жаль, что Арсений не мог на неё злиться. Таня, конечно, запуталась сама в себе, в своих попытках спрятаться среди льда и тренажеров, но она не заслуживала такого наказания. Мельников был практически уверен в том, что когда-нибудь Громову надоест эта их война, и он вернется к Тане. Он знал Евгения всю жизнь и видел, что так, как Таня, никто не занимал его мысли. И пригласив её в ресторан после чемпионата Европы, он лишь убедился в этом. А теперь такой вариант развития событий, при котором они вновь будут парой на льду и вне его, становился всё более призрачным.

— Не вини себя, — тихо произнесла Таня, на мгновение отвернувшись от окна и посмотрев на Арсения, — это я во всем виновата…

Мельников потерянно кивнул, понимая, что эти слова не заставят его перестать сокрушаться на самого себя, а затем вышел, пообещав заходить каждый день.

Как только дверь в её палату закрылась, Таня откинулась на подушку, закусывая до боли нижнюю губу, пытаясь не разрыдаться, но… Это было бесполезно. Горячие слезы катились по щекам, обжигая их, а губы дрожали. Не сдерживая всхлипов, Таня потянулась за букетом. От шквала накрывших эмоций хотелось разнести всё вокруг. Но сил не было даже на то, чтобы подняться с постели. Поэтому букет был единственным вариантом. Но когда Таня взяла его в руку и замахнулась, ощутив ещё и ставшую привычной боль в плече, из цветов выпала небольшая записка.

Таня на мгновение положила букет на ноги, укрытые тонким светлым одеялом, а затем развернула маленький кусочек бумаги.

«Таня, поправляйся скорее! Без тебя на льду намного холоднее! :)»

Губы Тани вновь задрожали. Илья… Он хотел как лучше. Он хотел её хоть немного обрадовать. И он совсем не виноват в этой ситуации. Таня аккуратно взяла букет и убрала его обратно на прикроватную тумбочку, понимая, что, несмотря на обуявшие её эмоции, с подарком партнера она не будет поступать жестоко.

Виновата была только она сама. И если можно было бы кинуть об стену свое тело, Таня сделала бы это. Оно всё равно начинало разваливаться от плеча и теперь продолжая органами репродуктивной системы. И вместе с телом распадалась на крошечные частицы её душа, её человечность.

Таня уткнулась опустевшим холодным взглядом в стену. На данный момент она не знала, что будет дальше. И будет ли. Сейчас просто хотелось вновь набрать ванну и уйти с головой под воду, смывая с себя всё, что она успела пережить. Но обычно она всегда выныривала, а вот сейчас не была уверена в том, что сделала бы это.

***

12 июля, 11:40.

Арсений приходил к Тане каждый день, но она почти никогда не разговаривала с ним. Однако замечала его присутствие, здоровалась с ним и прощалась. Делала это она, конечно, максимально отстранено, но это было уже что-то. И только на десятый день после перенесенной операции она заговорила с ним. Сама.

— Кто знает о том, что произошло? — тихо спросила Таня, понемногу начиная освобождаться из плена глубокой депрессии. Голос её звучал очень слабо и хрипло. Настолько, что Арсений, наблюдавший через окно за пациентами, гуляющими в парке, не отозвался на её вопрос.

— Сеня? — несмело позвала она, пытаясь обратить на себя внимание.

— Да? — Мельников резко повернул к ней голову, удивленно приподнимая светлые брови. Он сразу же бросил взгляд на опустевшую тарелку с утренней кашей, которую Таня съела впервые за все дни пребывания здесь. И это не могло не радовать.

— Принести ещё чего-нибудь? — улыбнулся он, уже порываясь выйти из палаты и направиться в местную столовую.

— Нет, просто ответь, — Таня попыталась улыбнуться, но вышло не очень. Она всё ещё чувствовала себя не лучшим образом, а длительное отсутствие аппетита лишь усугубило её самочувствие. Однако сегодня Таня поняла, что так продолжать нельзя. Нужно возвращаться к нормальной жизни. К фигурному катанию.

— Никто не знает, — ответил Арсений после того, как Таня повторила вопрос, — только я и Антон.

Таня вздохнула с облегчением. Значит, десятки пропущенных звонков от мамы и Ксюши — следствие того, что она просто надолго пропала и не выходила на связь. Но была и пара пропущенных звонков от Громова. И это настораживало. С этим человеком Тане хотелось говорить меньше всего. На данный момент ей вообще не хотелось говорить с кем-либо, кроме Сени.

— Даже Алиса? — бледные губы Тани растянулись в улыбке, но вот Арсений лишь едва заметно нахмурился. — Что-то случилось?

— Мы поругались, — вздохнул Мельников, снимая очки и начиная задумчиво крутить их в руках. — Она решилась на подкрутку ультра-си.

Таня не несколько секунд обомлела. В парном катании есть всего два элемента ультрасложности: четверная подкрутка и четверной выброс. И до сих пор Громов с Алисой, несмотря на все свои титулы, к этим элементам не подбирались. Евгений считал их самыми опасными. И был прав.

— Но с другой стороны, — начала Таня, желая успокоить тренера, — кто, как не Громов, самый стабильный в плане подкруток?

Однако после своих слов Таню передернуло. Не хотелось говорить про Женю, но это вышло как-то само по себе. И невольно вспомнились его уверенные руки, так крепко сжимавшие её талию, каждый раз, когда она летела вниз, к нему.

— Я знаю, Таня, что он стабильный, — констатировал Арсений, но сделал это как-то раздраженно, почти сквозь зубы, — но они могли бы оставаться первыми и без этого элемента. Но нет! Громову нужно что-то и кому-то, — Мельников бросил быстрый взгляд на Таню, — доказать…

— Давай тогда я попробую разучить с Ильей четверной выброс? — несмело предложила она.

— То есть ты остаешься? — Арсений на мгновение сбросил с себя раздражение, с удивлением посмотрев на ученицу.

— А ты меня уже сбросил со счетов? — лукаво улыбнулась она. — Или нашел себе другую пару? Более перспективную?

— Я с вами двумя скоро поседею. Даже думать не хочу, каково тренерам, у которых несколько спортсменов, — засмеялся Арсений, садясь на край постели Тани. — Ты уверена, что сможешь вернуться в спорт? Тебе нужно оставаться здесь ещё около десяти дней.

— Мне терять больше нечего, — с толикой фатализма, но пугающе серьезно ответила Таня. — Остался только спорт.

Алексеева на мгновение опустила глаза вниз, грустно улыбнувшись. Раньше она смотрела на Громова и не понимала, как можно жить только спортом. А оказалось, что это очень даже удобно. Особенно когда в жизни вне льда не происходит ничего хорошего.

— А его потерять не боишься? — тихо спросил Арсений.

— Я его, — разозлилась Таня, — никогда не обретала, чтобы бояться потерять.

— Прости, — кивнул Мельников, понимая, что зря задал свой вопрос.

— Он не должен знать о том, что произошло, — попросила Таня, — и Алиса тоже. Никто не должен знать.

— И Илья?

— И Илья. Я не хочу жалости, не хочу поблажек, — пояснила она.

Мельников кивнул. В вопросах жалости он был практически экспертом. В свое время он наглотался её сполна. Он поднялся с постели Тани, собираясь поехать на тренировку с Ильей. За последние дни у Томилина наблюдался большой прогресс. Он очень хотел удивить Таню, когда она вернется на лёд. И Арсений был уверен, что это у него получится.

— Пожалуйста, давай попробуем четверной выброс? — вдруг попросила Таня, заставляя Мельникова обернуться. — Я никогда не падала с тройного. Я привыкла полагаться на себя, а не на партнера. Стас меня к этому… приучил.

— Таня, тебе бы сначала просто вернуться на лёд.

— Поговори с Ильей, — кивнула она, — подготовь его к этому морально.

— Я не знаю, Таня… — Арсений снова почувствовал, что ученица медленно, но верно забиралась ему на шею. Она снова шла на большой риск. То ли потому, что операция ничему её не научила, то ли потому, что терять ей действительно больше было нечего.

— Я прошу тебя не как тренера, — покачала головой Таня, и в её глазах явственно читалась мольба, — я прошу тебя как друга.

Мельников тяжело вздохнул. Разве друг может позволить так рисковать?..

***

1 августа, Федерация. Оглашение составов на Этапы Гран-При. 17:40.

Таня не горела особым желанием приезжать сегодня в Федерацию, но Арсений сказал, что это необходимо. Таня за последний месяц загнала себя в пуленепробиваемый панцирь, из которого не выбиралась наружу. Она общалась только с Ильей и Мельниковым. На звонки мамы она отвечала очень сухо, не желая слышать ничего про Громова, про то, что ей нужно беречь себя, про то, как она скучает. Таня тоже скучала. И по маме, и по себе прежней. Но признавать это было страшно.

— Таня, ты за что со мной так поступаешь? — Ксения, встретившись с подругой в холле Федерации, сразу же обрушила на неё весь свой гнев.

— Как так? — абсолютно невозмутимо поинтересовалась Таня, даже не посмотрев в сторону прошедшего мимо Громова под руку с Алисой.

— Ты не отвечаешь толком на вопросы, ты пропала на месяц! Я ведь приезжала в Москву, а ты даже в квартиру к себе не пустила!

— Можно подумать, что ты очень расстроилась перспективе пожить у Димы, — мрачно проворчала Таня, оставляя подругу в коридоре и направляясь в зал вместе с Ильей, ожидавшим её чуть поодаль.

— Ну что, дорогие друзья, — торжественно начал президент Федерации, подходя к небольшой трибуне и обращаясь к полному залу фигуристов, — вот мы и собираемся с вами уже в рамках нового сезона. Это всегда волнительно и…

Евгений недовольно нахмурился от духоты, стоявшей в помещении, а затем расстегнул пару верхних пуговиц своей серой рубашки. Нарочито важные речи президента никогда не могли занять его внимание, а потому Громов обвел взглядом зал, пытаясь найти Таню. И нашел. Она сидела между Арсением и Ильей. И если они о чем-то перешептывались, наклонившись к её коленям, то сама Таня сидела будто неживая. Она была похожа на фарфоровую куклу с бледной кожей и утонченными чертами лица, но абсолютно пустыми глазами и взглядом, направленным вроде куда-то вперед, но по факту просто в никуда. И черное строгое платье только усиливало мрачное впечатление, которое раньше Таня никогда не производила. Раньше от неё за версту веяло чем-то теплым и светлым, но сейчас…

— На американский этап гран-при поедут Калинина/Громов и Алексеева/Томилин, — Евгению пришлось таки отвлечься от Тани и посмотреть на президента.

— Это ведь не совпадение, да? — тихо обратилась Таня к Арсению. На этапы гран-при фигуристов отправляют по рейтингу союза конькобежцев. И проводятся они в разных странах. Таню с Ильей могли спокойно отправить куда-нибудь в Финляндию, Японию или Францию, но у представителей Федерации, похоже, было очень специфическое чувство юмора.

— Разумеется, — недовольно кивнул он, а затем наклонился к подопечной, продолжая уже шепотом, — зачем Федерации тратить деньги на популяризацию фигурного катания, если можно просто снова столкнуть вас лбами и наблюдать за растущими информационными поводами?

Таня поджала губы, опуская взгляд на свои колени. А вот Евгений ещё долго смотрел в её сторону, полагая, что она посмотрит на него, но нет. Оставшиеся полчаса Громов продолжал сверлить её взглядом, но Таня не реагировала, задевая огромное самолюбие бывшего партнера. Правда делала это не с такой целью. Она просто не хотела его видеть. Не хотела встречаться с некогда любимыми серо-голубыми глазами, не хотела видеть совершенного внешне мужчину, который оказался далеко не совершенным внутри.

Когда официальная часть была окончена, некоторые фигуристы начали давать интервью подоспевшим журналистам, а другие остались на банкет. Таня же была среди тех, кто хотел как можно скорее покинуть здание Федерации. Она попрощалась с Ильей, который пожелал остаться ещё на некоторое время, и с Арсением, собиравшимся подождать Алису где-нибудь за углом и помириться.

На парковке возле здания Федерации Таню поджидал Громов. Он стоял у её машины, прислонившись к ней поясницей, и деловито сложил на груди руки. Заметив его, Таня на несколько секунд замедлила шаг, но другого выхода не было. Ей нужно было сесть за руль и для этого, похоже, придется пододвинуть товарища Громова.

— Я понимаю, что у нас одинаковые автомобили, — пытаясь придать голосу максимальную уверенность, начала Таня, — но номерные знаки никто не отменял.

— Почему не отвечаешь на мои звонки? — требовательно поинтересовался Евгений, пропуская мимо ушей её фразу.

— А почему я должна? — нахмурилась Таня, всё ещё стоя на расстоянии пары шагов от него.

Громов оценивающим и злым взглядом скользнул по её миниатюрной фигуре, облаченной в черное короткое платье, а затем напряженно сглотнул, заострив взгляд на стройных ногах.

— Потому что когда я звоню, — голос Евгения был стальным, как никогда, — ты должна ответить.

Тане показалось, будто её только что ударили. Настолько хлесткой была и интонация, и само предложение.

— А больше я тебе ничего не должна? — язвительно уточнила Таня, поправив на плече длинный ремешок от маленькой сумочки.

Громов резко схватил её за запястье этой руки и притянул к себе. Так тесно, что Таня на мгновение прильнула к его груди. Но затем, конечно, сразу же поспешила отпрянуть, пытаясь высвободить руку.

— Прекрати вести себя так! — прорычал Евгений. — Поговори со мной!

— Мне больно! — крикнула Таня, пытаясь всё ещё вырвать свою руку, но ничего не получалось. Громов лишь сильнее сжал свою ладонь, принося вместе с этим ощутимую боль в районе тонкого запястья Тани.

— Мне тоже!

Таня на мгновение перестала дергаться. Она замерла, посмотрев в глаза Евгению. И ему показалось, что вот этот момент. Что сейчас она поцелует его, простит, и всё будет как прежде. Но изумление Тани сменилось недобрым смехом.

— Тебе? — растягивая губы в саркастичной улыбке, уточнила она. — Тебе не бывает больно! Тебе ведь плевать на всех!

— Это не так, — качнул головой Громов, вновь начиная заводиться.

— Для тебя не существует ни чувств Алисы, ни моих! — констатировала Таня. — Для тебя существуют только твои желания, твои чувства! Сегодня тебе хочется побыть со мной и на то, чего хочу я, тебе плевать!

— И чего ты хочешь? — гневно поинтересовался Евгений.

— Я хочу, чтобы ты больше никогда не касался меня! — выплюнула ему в лицо Таня. — Хочу, чтобы ты больше никогда не приближался ко мне! Чтобы ты исчез из моей жизни!

Евгений на несколько секунд обомлел. Таня, воспользовавшись этим, высвободила свою руку и сразу же потерла покрасневшее запястье. Она открыла дверцу, задев ею остолбеневшего от услышанного Громова, и села за руль, подрагивающими пальцами, принимаясь заводить двигатель.

***

10 сентября, открытые прокаты. Дворец спорта «Мегаспорт», Москва.

Федерация каждый год устраивала открытые прокаты в сентябре, чтобы увидеть результат работы спортсменов и понять, кто будет явным лидером. Для фигуристов это было возможностью попробовать впервые обкатать новые программы на публике, посмотреть на то, что приготовили соперники и успеть впоследствии что-то скорректировать. И выражение «людей посмотреть и себя показать» — прекрасно описывало происходящее.

Таня с Ильей в открытых прокатах участия не принимали. Арсений договорился и предоставил справки о липовом аппендиците, объяснив, что именно по этой причине Таня пока не может выйти на лёд. Чисто физически она была неплохо готова. Да, четверной выброс всё ещё не был ею исполнен. Они с Ильей пробовали его уже десятки раз, но Таня падала на лёд снова и снова, заработав огромные гематомы на бедрах. Но в общем и целом форма у Алексеевой и Томилина была хорошей. Однако Мельников видел, что психологически Таня нестабильна. Она даже разругалась с Ксенией и не разговаривала с ней больше месяца. И поэтому Мельников был рад, что Тане не придется сегодня переживать сильнейший стресс. Сегодня она могла бы не справиться с элементами именно по психологическим причинам, и это спровоцировало быогромную волну критики. Арсений был не уверен, что Таня из-под этой волны смогла бы выплыть. Её и так постоянно обсуждали за спиной. Пусть пройдет ещё некоторое время, прежде чем она впервые выйдет на публику вместе с Ильей. Возможно, это время что-то исправит. Время ведь должно лечить?..

А вот Громов с Алисой в прокатах участвовали. И наступала их очередь выходить на лёд. Евгений, облаченный в простую черную футболку и такие же спортивные брюки, прокручивал в мочке уха серебряное кольцо. Алиса, стоявшая рядом, знала этот жест. Женя волнуется. И Калинина могла понять причину. Они уже относительно возрастные спортсмены с большим количеством побед. Внимания к таким всегда много. Да и то, что творилось вокруг их пары весь последний год, лишь подливало масла в журналистский огонь.

— Почему Таня сегодня не выходила на лёд? — задумчиво поинтересовался Евгений.

— Говорят, у неё аппендицит, — пожала плечами Алиса. Мельников поделился с ней именно этой версией.

Громов нахмурился, отчего-то не принимая эту отговорку всерьез. Что-то внутри подсказывало, что причина была иной. Он поднял взгляд на трибуну, на которой сидели спортсмены и представители Федерации, и нашел взглядом Таню. Она сразу же отвела взгляд в сторону, а затем что-то прошептала сидящему рядом Илье, почти касаясь губами его щеки. Молодой фигурист улыбнулся, кивнул, а затем поднялся, протянув ей руку и помогая встать. За несколько секунд до выхода на лёд Калининой и Громова Таня с Ильей демонстративно покинули трибуну, ещё и держась за руки.

Евгений разъяренно вздохнул, пытаясь унять в мгновение разбушевавшуюся в нём злобу.

— Ревнуешь, — с сочувствием вздохнула Алиса, а затем поймала на себе взгляд Мельникова, оставшегося на трибуне. Он ободряюще подмигнул Алисе и получил в ответ её улыбку.

— Я бы посмотрел на тебя, если бы дорогой тебе мужчина всё свое время проводил в компании другой привлекательной женщины, — мрачно ответил Громов и вновь посмотрел на трибуну, вынуждая Арсения опустить взгляд на колени. Туда, где лежал ежедневник, в котором он записывал элементы всех пар, пытаясь просчитать количество баллов, чтобы знать, как усложнить программу своих подопечных.

Алиса грустно улыбнулась. Так и было. Арсений Мельников проводил почти всё своё время в компании одной из самых красивых спортсменок мира по версии свежего номера «Спортс Иллюстрэйтэд».

***

21:30.

— Представляешь, — доносился из телефона голос Мельникова, — у них короткая под Ленни Кравица!

Таня грустно улыбнулась и, крепче прижимая к уху сотовый, вышла на балкон. Осень вступила в свои права слишком стремительно. Уже сегодня температура в столице упала до плюс девяти, а за окном бушевал настоящий ураган — сильный ливень, отягощенный резкими порывами ветра.

— Алиса — партизан! — продолжал сокрушаться в трубку Арсений, даже не получая никакой обратной связи от ученицы. — Я ведь у неё пытался выведать их музыку для короткой, а она…

— Главное не поругайтесь опять, — вздохнула Таня, сложив руки на узком подоконнике и отмечая, что за окном ухудшается видимость. Казалось, что всё было темно-серого цвета, а капли воды, злостно бившие по стеклу, заполнили собой всё окно, не позволяя нормально разглядеть происходившее на улице.

— Дельный совет, — засмеялся Арсений, — ладно, Таня, до завтра!

— До завтра.

Таня убрала телефон в карман коротких домашних шорт, а затем поежилась, ощутив, что резкое похолодание и высокая влажность просочились даже на балкон. Она ещё раз попыталась разглядеть хоть что-нибудь, но окна, полностью в разводах от воды с одной стороны, и запотевшие — с другой, не давали ничего увидеть. Таня с грустью поджала губы, мысленно выражая соболезнования тем, кто в такую погоду оказался на улице без зонта, но затем поняла, что при таком ливне и таких шквалах ветра даже зонт не поможет. И от этой мысли на душе стало ещё печальнее.

Таня вышла с балкона, возвращаясь в гостиную. Как только она уютно устроилась на диване, накинув на усыпанные синяками ноги теплый вязанный плед, кто-то позвонил в дверь. Причем сделал это в крайне нетерпеливой манере — просто нажал на кнопку и не собирался отпускать её, пока ему не откроют. Таня, сопровождаемая пагубно действующей на мозг неприятной трелью, подбежала к двери и посмотрела в глазок.

Громов?!

Таня сразу же отпрянула от двери. Несколько секунд она смотрела на ручку, размышляя о том, стоит ли ему открывать. Но Евгений стоял на своем — противная трель не утихала. И Тане пришлось сначала накинуть на себя длинный халат, чтобы скрыть гематомы, а затем и открыть ему дверь. Вот только увиденное сильно шокировало. Евгений полностью вымок под дождем. Волосы выглядели так, будто он только что вышел из душа. По ним стекала вода, продолжая ползти по лицу. Его побледневшие губы дрожали, а белая рубашка, вымокшая насквозь, прилипла к телу, повторяя рельеф его накачанной груди. Пугало то, что при этом на нём не было верхней одежды. Ни пальто, ни хоть какого-то пиджака. Только рубашка и брюки.

Но хуже всего было то, что Евгений был пьян. И очень сильно. Его глаза заволокла плотная алкогольная дымка. Он почти не мог стоять самостоятельно и поэтому прислонился плечом к стене подъезда.

— Та-а-аня, — хрипло протянул он, повергая бывшую партнершу в шок, — ма-алышка, я так винова-а-ат!

— Передо мной? — решила уточнить Таня, после затянувшейся паузы. Её брови на мгновение сочувствующе приподнялись. В душе зародилась надежда на то, что Женя пришел попросить прощения. Пусть и в таком виде.

— Н-нет, — заикаясь, ответил он, — перед мамой. В её смерти.

Таня оцепенела. Она не знала, что шокировало её больше. Состояние, в котором был Громов, или фраза, с которой он к ней заявился. Таня знала, что Евгений был великолепным спортсменом, а великолепного спортсмена от хорошего во многом отличало именно негативное отношение к алкоголю. И вот это его появление… Просто лишило её дара речи.

Но его было необходимо пустить. И согреть. Таня видела, как дрожали уже не только его губы, но и почти всё тело. Он сильно замерз.

— Проходи, — несмело кивнула она, протянув к нему руки, понимая, что сам он уже с трудом передвигается на своих двоих.

========== Слушая наше дыхание ==========

Комментарий к Слушая наше дыхание

Глава маленькая и является первой частью мерлезонского балета под названием «явление пьяного Евгения Татьяне». Следующая будет более печальной. Да и при написании этой, если честно, я почему-то первый раз прослезилась.

Песня, которую поет Женя:

Наутилус Помпилиус – Дыхание

Но рекомендую послушать акустический кавер от исполнителя Sirotkin.

21:50.

Евгений попытался переступить через порог, но, пожалуй, впервые за всю свою жизнь запутался в собственных ногах, которые совершенно отказывались слушаться. Он запнулся и полетел на пол. Таня бросилась к нему, но, при всей своей натренированности, поймать и удержать почти сто килограмм веса она не смогла. И Громов упал на пол в прихожей, потянув за собой и ещё и небольшую обувницу, содержимое которой с грохотом разлетелось в разные стороны.

— Мои, — гордо улыбнулся Евгений, повернув голову вбок и увидев рядом со своим лицом кроссовки, которые он приобрел Тане в Ванкувере.

— Вообще-то, мои, — язвительно произнесла Таня, а затем наклонилась к его лицу. — Когда ты в последний раз так напивался? Ты вообще когда-нибудь так…

Таня резко замолчала. Глаза Евгения, направленные в потолок, будто стали прозрачнее после её вопроса. У Тани сложилось впечатление, что на долю секунды Громов протрезвел. Но он просто вспомнил то, что забыть было невозможно.

— В шестн, — Евгений запнулся, делая шумный вдох и пытаясь совладать с собственным языком, будто размякшим во рту, — шестнадц…

Кто-то снова позвонил в дверь, и Тане пришлось перестать сверлить бывшего партнера недовольным и строгим взглядом. Она выпрямилась, перешагнула длинные ноги Евгения и прильнула к глазку, надеясь, что в подъезде её поджидает не очередной пьяный фигурист. А Евгений с облегчением выдохнул, радуясь, что не придется выговаривать злосчастное число.

— Кто там? — поинтересовалась Таня, понимая, что не узнает девушку, стоящую за её дверью.

— Здравствуйте! — торопливо произнесла она. — Я ваша соседка, у меня пропал свет, наверное из-за урагана. У вас нет фонарика или свечей?

Таня испуганно оглянулась назад. Соседке, конечно, хотелось помочь, но для этого придется открыть дверь, а у неё в прихожей двухметровое промокшее насквозь тело, принадлежащее олимпийскому чемпиону.

— Простите, — с сожалением выдавила из себя Таня, — у меня ничего из этого нет.

— Врушка! — воскликнул Евгений, с трудом переворачиваясь на живот и пытаясь встать не без помощи стены.

— До свидания! — торопливо произнесла Таня, вновь взглянув в глазок и надеясь, что девушка уйдет прежде, чем Громов поднимется на ноги и решит открыть ей.

— До свидания, — вздохнула незнакомка.

— Не прогоняй человека, — с трудом выговорил Евгений, наконец поднявшись и прильнув грудью к стене, — там была красивая девушка?

— Не красивее меня, — раздраженно ответила Таня. Такая фраза Громова окончательно её разозлила. Чтобы заявиться в нетрезвом виде он почему-то из всех своих знакомых выбрал именно её, а теперь ещё и заимел наглость размышлять о каких-то девчонках.

— Как ты заговори-ила! — важно произнес Громов, чуть запрокидывая голову.

— Почему пришел именно ко мне? — скрестив руки на груди, поинтересовалась Таня. Вот только строить из себя железную леди становилось всё сложнее. Женя, пусть и в таком виде, напоминал ей о том, что было между ними, о том, как с ним хорошо. Но Таня больше не хотела об этом думать. Не хотела этого помнить.

— А я б-больше н-никому не нужен, — заикаясь, ответил он, а затем прислонился к стене спиной, пытаясь снять ботинки. — Даже Алисе не нужен…

Таня приоткрыла рот, собираясь уточнить по поводу Алисы, но Евгений продолжил сам.

— Мне к-кажется, что у неё кто-то появился, — выговорил он, продолжая пытаться снять обувь, но пальцы его почти не слушались. Таня несколько минут напряженно наблюдала за его безуспешными попытками. В какой-то момент Евгений просто опустился по стене и обреченно осел на полу.

— Помоги мне, — умоляюще произнес он, приподнимая брови. Таня не заметила, как её губы растянулись в глупой улыбке. Женя в эту минуту выглядел как никогда беспомощным и был похож на ребенка. Двухметрового, широченного в плечах, но всё же ребенка. Ребенка, потерявшегося в собственной жизни. Вернее, в той её части, что протекала вне льда.

Таня понимала, что нельзя идти у него на поводу. Что она злится и, возможно, даже ненавидит его. Но что-то будто толкнуло её к нему. Таня сделала пару несмелых шагов и присела перед ним на корточки, начиная аккуратно снимать его ботинки. Их черная кожа промокла насквозь. Как и носки. Евгений из-под полуприкрытых век смотрел на любимую женщину, которая ловко освобождала его ступни от обуви, и его губы дрогнули, растягиваясь в пьяной, кривой улыбке. А Таня судорожно надеялась, что завтра, протрезвев, Громов не будет помнить об этом.

Покончив с ботинками, Таня повернула голову вбок, рассматривая прихожую. Разлетевшаяся в разные стороны обувь, упавшая металлическая обувница и мокрое длинное пятно от одежды Жени, промокшей насквозь. Тане невольно вспомнилась мода называть ураганы человеческими именами. Она не знала, как можно было бы назвать то, что творилось в эти минуты на улице, но стихийному бедствию, царившему в её квартире, имя было только одно — «Евгений». И оно же наводило полнейший беспорядок в её сердце.

— Иди в душ, — без каких-либо эмоций произнесла Таня, поднимаясь и возвращая на место обувницу.

— Раздень меня, — томно попросил Громов, не переставая следить взглядом за бывшей партнершей.

Таня обернулась к нему и недовольно нахмурилась. А вот Евгений прислонился головой к стене, запрокидывая её, и вальяжно улыбнулся, полагая, что сделал это максимально обольстительно. Но Таня лишь прыснула со смеху и вернулась к собиранию разлетевшейся по прихожей обуви.

— Ну, — вздохнул Громов, надувая губы и плохо контролируя свою мимику, — с ботинками же сработало…

— Иди в душ, — строго повторила Таня. Ей хотелось, чтобы Евгений хоть немного протрезвел, но в его состоянии душ вряд ли мог чем-то помочь. Но он мог согреть его и дать Тане хотя бы несколько минут, чтобы перевести дух.

— Раздень меня, — также нарочито строго передразнил её Евгений, — или не пойду. Вообще никуда!

— Да не иди, — спокойно пожала плечами Таня, возвращая на место свои туфли, — сиди и зарабатывай воспаление легких.

— А и ладно! — всплеснул рукой Громов, чувствуя, что такое пренебрежение Тани его обижает. — Ты будешь плакать?

Таня шумно вздохнула, заканчивая со сбором обуви, и обернулась к Жене, обжигая его недовольным взглядом карих глаз.

— Если ты не пойдешь в душ? Нет.

— Если я заб-болею и умру, — уточнил Евгений, а затем совершенно не в тему в очередной раз пьяно и криво улыбнулся.

— Вот чтобы этого не было, — четко начала Таня, надеясь достучаться до затуманенного алкоголем мозга Громова, а затем для большей убедительности указала рукой на белую дверь в ванную, — нужно пойти в душ!

— Бу-у-удешь, — довольно промурлыкал Евгений, снова улыбнувшись.

Таня покачала головой, а затем услышала на кухне странные звуки. Ей пришлось оставить Евгения в прихожей и направиться туда. Там она увидела, как с подоконника на пол стекала вода. Таня быстро сориентировалась и нашла тряпки, понимая, что если от воды испортится паркетный пол, то ей сильно влетит от хозяйки. И вряд ли звание олимпийской чемпионки и мастера спорта международного класса здесь чем-то сможет помочь.

Таня разложила тряпки на полу и подоконнике, а затем попыталась понять причину такой «протечки». В верхнем углу окна оказалась небольшая щель, через которую с легкостью просачивался сильный дождь.

— Ра-а-а-аздень меня-я-я! — провыл Громов, всё ещё сидя в коридоре.

Таня на мгновение приложила ладони к голове, мысленно выругавшись. Евгений, даже будучи пьяным, стоял на своем. И был близок к желанному, потому что сидеть на полу в мокрой одежде — не лучшее решение. И Таня понимала, что, судя по всему, ей таки придется его раздеть. Исключительно ради его же здоровья!

Таня, нарочито злостно топая, вернулась в прихожую.

— Раздень меня, — кажется, в сотый раз повторил Евгений.

— Ну почему именно я? — страдальчески простонала Таня, опускаясь на корточки рядом с ним и начиная расстегивать пуговицы его рубашки.

— Потому что я хочу, ч-чтобы ты меня к-касалась, — длинные фразы давались Громову с трудом, но он всё же пытался.

— А больше ты ничего не хочешь? — язвительно уточнила на всякий случай Таня, почти расправившись со всеми пуговицами.

Евгений издал какой-то подозрительный смешок, а затем многозначительно раздвинул вытянутые на полу ноги и посмотрел на свой пах.

— Совсем охренел? — не выдержала Таня, собираясь после этого встать, но Громов успел схватить её за запястья. Полы его расстегнутой рубашки распались в разные стороны, обнажая грудь и торс. И Евгений насильно приложил холодные маленькие ладони Тани к своему прессу.

— Плюша, — хрипло и как-то умоляюще произнес он, заглянув ей в глаза. — Я умираю без тебя.

Губы Тани на мгновение дрогнули, а глаза отчего-то в одну секунду заполнились слезами. Нет! Она слишком долго и с большим трудом хоронила внутри себя все чувства, чтобы вот так вот просто снова дать им волю. Нет!

— А я умираю с тобой, — каждое из этих слов далось ей с огромным трудом, ради каждого приходилось терпеть ощутимый ком в горле. Таня опустила взгляд вниз, рассматривая ремень Жени. Её ладони всё ещё лежали на обнаженном и непривычно прохладном торсе Громова. Но она не хотела видеть его лица сейчас. Она знала, что ему больно после услышанного. Она чувствовала.

— Посмотри на м-меня, — тихо попросил он, сильнее сжимая её запястья.

Но Таня демонстративно не поднимала на него глаз. Зачем? Чтобы вновь соблазниться самыми красивыми в мире глазами? Пусть и окутанными в данный момент алкогольной дымкой…

— Ты меня н-не любишь… — медленно и запинаясь начал Евгений, будто это были не его слова. Будто он пытался что-то вспомнить.

Таня нахмурилась, понимая, что нужно встать, отправить его в душ, а затем уложить спать. Слушать это слишком больно.

— Не ж-жалеешь, — продолжил Громов, и Таня на мгновение замерла, ожидая продолжения.

— Разве я немного… — путано и с трудом произнес Евгений, делая длинную паузу, — не красив?..

Сердце Тани пропустило удар. Пьяный Громов по памяти читал стихотворение Сергея Есенина!

— Не смотря в лицо, — тихо и плавно подхватила она, всё ещё не поднимая глаз, но явственно ощущая, как на душе впервые за долгое время распускается, словно цветок, какое-то необычно нежное, трепетное чувство, — от страсти млеешь…

— Мне на п-плечи руки оп-пустив, — договорил Евгений, грустно улыбнувшись. Он бережно погладил пальцами тонкие запястья Тани, а затем… отпустил её руки.

Таня сразу же поднялась, а затем и вовсе убежала на кухню. Она прислонилась спиной к стене, чувствуя, как начинает дрожать.

«Нет! Нет! Нет!» — судорожно повторяла себе она, зажмуриваясь, но чувствуя, что горячие слёзы уже побежали по щекам. В какую-то секунду Таня закрыла лицо ладонями, проклиная Женю за то, что он заявился к ней. За то, что он вообще существует. За то, что она его…

«Не люблю. Не люблю!» — истошно пыталась убедить себя Таня. Она услышала какие-то шорохи в коридоре и подошла к раковине на кухне, быстро умывшись. Слёз её Женя не увидит.

Громов уже поднялся с пола, когда Таня вернулась в прихожую. Он скинул на пол рубашку и сам каким-то чудом освободил себя от брюк, которые теперь валялись там же. В одном белье и носках Евгений ввалился в ванную, задев плечом дверной проем и смачно выругавшись. Таня, ошарашенно наблюдая за этой картиной, приложила ладонь к щеке, размышляя о том, что если бы ещё год назад ей сказали, что сам Евгений Громов явится к ней ночью в таком виде, то она просто рассмеялась бы и ни за что не поверила в подобный расклад. Но сейчас это было наяву. И Таня не знала, плакать ей или смеяться.

— Плю-юша! — позвал он, и Таня поняла, что ему всё же придется объяснить, как пользоваться душем.

— Не кричи, пожалуйста, — попросила она, заходя в небольшую ванную комнату, в которой вдвоем с Громовым было уже не развернуться, — двенадцатый час, нормальные люди давно спят…

Таня жила здесь уже несколько месяцев и хорошо знала, какие тонкие тут стены. Она частенько слышала и гневные разборки соседей справа, и страстные, громкие стоны пары сверху. И второе раздражало намного больше первого.

— Плю-юша, — повторил он, развернувшись к ней и навалившись всем своим телом.

Таня оказалась прижатой к стиральной машине. От Евгения впервые на её памяти пахло не лучшим образом. От него сильно несло алкоголем. И когда от мужчины пахло так, это рождало в её голове отвратительные воспоминания.

— Малы-ышка, — протянул Евгений, большими ладонями обхватив её лицо и поднимая его на себя, — я должен тебе ск-казать…

Он с пьяным трепетом заглянул ей в глаза, и Тане на мгновение показалось, что сейчас он признается ей в любви.

— Я… — выдохнул он, облизнув губы и пытаясь хоть как-то собраться с мыслями, — у тебя… У т-тебя во дворе…

Таня нахмурилась, понимая, что признанием здесь, похоже, не пахнет, и всё ещё чувствуя, что её лицо зажато словно в тисках. Пошевелить головой не было ни малейшей возможности.

— Дерево вырвало с к-корнем, — с трудом, едва ворочая языком, произнес Громов, — это н-не я. Честно.

Таня сначала раздраженно вздохнула, а затем попыталась убрать ладони Жени со своего лица. Не сразу, но это у неё получилось.

— Сам тут как-нибудь разберешься, — гневно ответила она, покидая ванную и закрывая за собой дверь.

— Но Та-аня, — раздосадованно простонал Евгений, — у меня бы хватило сил. Ты ведь зн-наешь!

— Господи, за что ты послал мне этого человека? — взмолилась Таня шепотом, возвращаясь на кухню и понимая, что окно продолжало протекать.

Как только она услышала шум воды, то сразу же смогла немного вздохнуть с облегчением, а затем вернуться к протекающему кухонному окну, под которым было необходимо менять тряпки.

— Я просыпа-а-а-аюсь в холодном по-о-оту… — оглушительно громко и ужасающе не попадая «по нотам» проорал Евгений.

Таня обернулась на коридор, округлив глаза. Талантливый человек, говорят, талантлив во всем? Что ж, значит, Громов был исключением и из этого правила. На коньках он был действительно Богом, а вот в плане пения…

— Я просыпа-а-а-аюсь в кошма-а-рном бре-е-ду, — продолжал Евгений, давая Тане понять, что как только где-то начинал петь Громов, в радиусе ближайших километров пяти сразу же начинался массовый суицид людей с хорошим слухом. И вообще людей, способных хоть что-то слышать.

— Как будто дом на-а-аш залило водой, — протянул он, меняя тональность от привычного его голосу баса, поднимаясь к неприятному и фальшивому фальцету.

— Да уж, — проворчала Таня, обернувшись снова к окну, за которым не прекращался ливень, — залило не то слово…

— И что-о в живы-ы-ых остались только мы с тоб-о-ой!

Таня на мгновение не сдержалась и засмеялась, но смех её продолжался до тех пор, пока она не услышала, как кто-то начал стучать по батарее. Похоже, в «Голос» Женя бы не отобрался.

— И что на-ад на-а-ами километры воды-ы-ы-ы! — взвыл Евгений. — И что на-а-ад на-а-ами бьют хвостами ки-и-иты!

Таня услышала, как стук по трубам стал интенсивнее. Похоже, придется попытаться заставить Женю замолчать, иначе кто-нибудь из соседей вновь решит заглянуть к ней в квартиру. И вряд ли пьяному Громову это понравится. Ему и трезвому это бы не очень пришлось по душе.

— Женя, — Таня приложила ладонь к двери в ванную, — можно тише? А лучшее вообще не петь?

— И кислоро-о-ода не хватит на дво-о-оих! — протянул он, даже не услышав из-за шума воды свою бывшую партнершу.

Таня гневно поджала губы, а затем выключила свет в ванной, наказывая Евгения за непослушание. Впрочем, когда он вообще кого-либо слушался? Увидев его сегодня, Таня была почти уверена, что ребенком он был невероятно вредным и упертым.

— Я ле-ежу в темноте-е-е! — не растерялся Громов, продолжая петь.

Затем он попытался нащупать полотенце, но это не увенчалось успехом. Евгений подскользнулся и упал, задев многочисленные баночки Тани, которые с грохотом повалились на него. Таня услышала скрип, а затем сильный удар. Несколько следующих секунд Евгений автоматной очередью выдавал нецензурные слова, а затем замолчал.

— Таня! — проорал он, даже не пытаясь встать в темноте. — Включи свет!

— А это не по тексту! — язвительно отозвалась она. — Где припев?

— Припев, значит, — улыбнулся он, — слуша-а-я наше дыха-а-ание…

Таня схватилась за голову, не включая свет и возвращаясь на кухню. Интересно, его поклонницы согласились бы терпеть вот эти вопли каждый день ради того, чтобы быть с ним рядом? Впрочем, кого она обманывала? Она бы и сама согласилась. Но не в тех реалиях, в которые они сами себя загнали. Чтобы терпеть такое, надо ну очень сильно любить этого засранца.

— Я раньше и не думал, что у на-а-а-ас на двоих с тобой одно лишь дыха-а-ание… — протянул Евгений, пытаясь удобнее улечься в маленькой ванной и вытягивая ноги на кафельную стену. Он резко замолчал, не продолжая петь дальше. Мозг издевательски подкинул ему воспоминания о том, как они с Таней смотрели друг на друга каждый раз после совместного проката. Как они просто смотрели друг другу в глаза и судорожно цеплялись губами за воздух, задыхаясь после физической нагрузки. И казалось, что даже это они делали в одном ритме. И сердца их бились одинаково бешено.

Евгений провел ладонями по лицу, бессвязно простонав и желая выгнать эту картину из своей головы. Не получалось. Громов вспомнил, как болельщики в шутку сравнили их такой вид с тем, как выглядят люди после секса. Евгений был в парном катании так долго, но ни разу не сравнивал эти два понятия. Он не видел ничего похожего. До Тани. С ней это действительно было по-другому. С ней близость была потрясающей как в горизонтально-постельной плоскости, так и в вертикально-ледовой.

— Та-а-аня, — тихо прошептал, закрывая глаза и откидывая голову на борт ванной.

Она слышала, как Женя бессвязно стонал, но думала, что виной всему головная боль от большой дозы алкоголя. Стоя у окна, за которым не было ничего, кроме непроглядной осенней ночи, с бушевавшим ветром и дождем, утирая предательские слёзы и обнимая себя за плечи, Таня и не думала, что стонал Евгений потому, что не мог выгнать из своей головы её же образ. И ладно, если бы он был только в голове, а не в сердце…

========== Ложь во благо? ==========

15 сентября, 0:40.

Таня сидела на кухне и пила успокаивающий чай с ромашкой, ожидая, пока Евгений выйдет из душа. Пару минут назад ей пришлось включить ему свет, потому как он угрожал продолжить свой концерт. Терпеть его завывания больше не было сил и пришлось согласиться.

Отец Тани злоупотреблял алкоголем и периодически заваливался домой со своими друзьями по рюмке. И уже в юности она научилась классифицировать людей в алкогольном опьянении. Одни были относительно спокойными и с легкостью засыпали, немного пофилософствовав о жизни, вторые болтали без умолку всякую бессмысленную чепуху, а третьи дебоширили. И Женя, судя по всему, относился ко второй категории. Что, конечно, намного лучше, чем третья. Однако Тане очень хотелось «выключить» его сейчас, уложив спать. Она была зла на него. Но не за то, что тот второй раз в жизни переборщил с алкоголем, а за то, что заявился именно к ней и напомнил о себе так ярко. Но хуже всего, что он напомнил о них. О прекрасной паре, которая осталась в прошлом.

— Я всё! — с невероятной гордостью, будто только что вновь стал олимпийским чемпионом, воскликнул Евгений, выходя из ванной и пытаясь замотать на бедрах короткое розовое полотенце.

— Это вообще-то, — несмело начала Таня, — мое полотенце для…

Но Таня не договорила, мысленно махнув рукой, понимая, что Жене нет никакого дела до того, что этим она когда-то вытирала лицо.

— Для друг-гих мужчин? — снова начал заикаться Евгений, проходя на кухню.

— Ага, у меня же тут публичный вытрезвитель, — безразлично кивнула Таня, опуская глаза на свои колени. Пьяный или нет, но Громов оставался возмутительно хорош собой. Особенно после душа, когда по рельефному телу стекали капли воды.

Евгений сел за стол напротив Тани и недовольно посмотрел на миниатюрный букет нежно-розовых пионов.

— От кого? — голос его стал холоднее. Он бросил полный злости взгляд на бывшую партнершу, заставляя её на мгновение всерьез предположить, что Женя ещё может перейти из второй категории в третью и разнести всю кухню. Хотя в таком случае хозяйка квартиры, возможно, не заметит протекшее окно?

— От себя, — солгала Таня, понимая, что, услышав имя «Илья», Женя мог бы просто осатанеть.

Громов подозрительно сощурил глаза, ещё раз посмотрел на цветы, будто они могли как-то подтвердить или опровергнуть произнесенное Таней, а затем медленно кивнул, сделав вид, что поверил.

Короткое полотенце, которое физически не могло завязаться на его бедрах, снова распалось. Евгений чуть приподнялся, а затем просто постелил его себе на колени, будто это была столовая салфетка, а сам он находился в ресторане. Таня с трудом сдержала смех и снова была вынуждена на несколько секунд опустить взгляд вниз.

— Налей мне чайку, — попросил он, а затем шумно шмыгнул носом.

— Простыл всё-таки, — недовольно вздохнула Таня, поднимаясь из-за стола и подходя к плите. — Тебе дать одежду?

— У тебя есть м-мужская одежда? — Евгений снова сильно нахмурился, бросив подозрительный взгляд на партнершу.

Таня, наливая заварку в кружку, грустно улыбнулась. У неё был пиджак Громова, оставшийся с бала, и его же футболка, которую она случайно захватила вместе со своей одеждой, когда судорожно собирала свои вещи.

— Есть.

Евгения такой ответ вывел из себя. Он с трудом поднялся со стула, обронив полотенце, и подошел к Тане, однако немного не рассчитал и навалился на неё, прижимая Таню к кухонному гарнитуру.

— Женя! — разозлилась Таня, пытаясь оттолкнуть от себя его и чувствуя, как край столешницы больно впивается в поясницу.

— И давно? — прорычал Громов, несмотря на сильное опьянение находя силы пресекать любые попытки Тани вырваться из своих рук. — Давно он у тебя?

— Кто он? — с трудом выговорила Таня, положив ладони на плечи Жени и пытаясь сдвинуть его хоть на миллиметр.

— Мужчина, при котором ты ходишь не в таких монашеск-ких халатах! — сбивчиво и гневно произнес он, а затем скользнул рукой между его полами, касаясь нежной кожи на внутренней стороне бедра Тани.

— Громов! — закричала она, рефлекторно сводя ноги и начиная дергаться всем телом, пытаясь как-то вырваться, но ничего не получалось.

— И с ним ты не такая холодная, к-как со мной, — угрожающе прошептал ей Евгений, и Таня увидела, как его глаза потемнели и обрели недобрый блеск.

— Тебе ли упрекать меня в холоде, — собирая последнюю смелость, прошипела она.

— А, может, тебе напомнить, как хорошо со мной? — голос Жени стал ещё ниже и звучал пугающе. Сердце Тани пропустило удар. Она и не забывала того, о чем хотел напомнить Громов. Но от этого было только больнее.

— Женя, ты пьян, — как можно строже произнесла она, снова предпринимая попытку оттолкнуть его, но как итог получила лишь вновь напомнившую о себе боль в плече.

— Я стеклый как трезвышко! — огрызнулся Громов, но не дал Тане опомниться и прильнул губами к её шее, поначалу целуя, а затем и вовсе прикусывая тонкую кожу.

— Женя! — от боли и бессилия закричала Таня, снова то принимаясь отталкивать его ладонями, то сжимала их в кулачки и судорожно била по его плечам и груди.

Но Громов не отвлекался от того, о чем так давно мечтал. Он продолжал собственнически, как-то совсем не по-человечески впиваться в её шею, опускаясь к ключице. Одной рукой он крепко прижимал Таню, чтобы она не могла вырваться, а ладонью другой сильно сжал внутреннюю сторону её бедра, вызывая у Тани очередной стон боли. Она зажмурилась, стиснув зубы и ощущая горячие слезы на щеках. Несколько долгих секунд она терпела такое обращение с собой, но затем, будто собрав всю свою силу, снова положила ладони на его грудь и, сделав огромное усилие, смогла оттолкнуть его от себя.

— Не прикасайся ко мне! — закричала она, сразу же уходя в угол кухни, чтобы быть максимально далеко от него.

Громов, всё ещё чувствуя наваждение, смешанное с яростью, снова направился к ней, но Таня торопливо выдвинула один из кухонных ящиков, а затем достала оттуда большой нож.

— Не подходи! — воскликнула она, крепче сжимая рукоять и угрожающе вытянула нож перед собой. — Уходи! Сейчас же!

Громов многое повидал за годы карьеры. И разные извращения в том числе. Он хорошо помнил, как некоторые поклонницы даже присылали ему в социальных сетях свои эротические фотографии с адресом и телефоном. У любой популярности есть такая обратная сторона. Он к такому привык. Но чтобы женщина угрожала ему ножом — такого извращения он ещё не видел. Это было в новинку, и это рассмешило, заставляя его опьяненный мозг переключиться на другую тему.

— А ты попробуй меня выгнать, — самодовольно произнес он, возвращаясь за стол и вальяжно откидываясь на его спинку, по-хозяйски раздвигая ноги.

Таня выдохнула с толикой облегчения. Пусть лучше продолжает вести себя как заносчивый индюк, чем как сексуальный маньяк. Однако его победная, но кривая улыбка на мгновение вновь заставила Таню сжать пальцы на рукояти ножа и ощутить желание таки врезать ему чем-нибудь по морде. Но она всё же была вынуждена отказаться от этой идеи. Мировое фигурное катание ей этого не простит.

— Хорошо, — медленно кивнула она, убирая нож, — но у меня есть условие.

Раз уж Женя сейчас в алкогольном опьянении, и его язык развязан намного больше, чем обычно, почему бы не попробовать этим воспользоваться?

— Да-да? — деловито произнес он, приподнимая брови.

— Я буду задавать вопросы, а ты мне на них отвечать.

— Да легко! — с юношеским гонором воскликнул Евгений, и Таня поняла, что нужно уточнить условия.

— Отвечать честно!

Громов задумчиво опустил голову, смотря на свой обнаженный торс и то, что было ниже.

— Ну-у, — протянул он, снова поднимая взгляд на Таню, — любой каприз за чашку чая.

— И без порнографии, пожалуйста, — тише попросила она, подобрав с пола полотенце и бросив его в Женю, призывая накрыть то, что сейчас хотелось видеть меньше всего.

Евгений сначала расправил его, делая вид, что действительно намеревается закрыть полотенцем свой пах, но затем с важным видом закинул его себе на плечо и невинно улыбнулся. Таня недовольно вздохнула, а затем отвернулась, наливая кипяток в чашку.

— Где ты был? — для разогрева начала она, поставив перед ним чашку с чаем, а затем села напротив.

— В баре, — пожал плечами Евгений, а затем схватился ладонями за чашку и обжегся, — блять, Таня! — зашипел он. — Почему такой горячий?!

— В каком баре? — игнорируя его глупый вопрос, спокойно продолжила она. Нет, ну в самом деле, неужели ему нужно было объяснять, что чай принято пить горячим, тем более после его прогулок под дождем. Не обжег своё огромное мужское… самомнение и слава Богу.

— Я не знаю! — огрызнулся он, обиженно опуская взгляд на чашку. — Где-то на Кроп-поткинской.

— А зачем ты вообще туда поехал? — откинувшись на спинку стула и скрестив руки под грудью, продолжала Таня.

— Это что, допрос? — дрогнувшим голосом, на мгновение «уехавшим» в фальцет, оскорбленно поинтересовался Громов.

— Дверь вон там, — Таня строго кивнула в сторону прихожей, напоминая ему о своем условии. Но на самом деле Таня откровенно блефовала. Куда бы она его выгнала в таком виде? Да, она дала бы ему его пиджак и футболку, но брюки были мокрыми насквозь, а отправлять его без них было слишком опасно. В одном только её подъезде наверняка было много девушек, которые с радостью приютили бы у себя мужчину из списка самых сексуальных спортсменов мира.

— Пойдешь прямо так, — Таня бросила взгляд на его плечо, — в одном полотенце.

— У меня есть пальто! — попытался парировать Громов.

— Ты пришел без него.

Лицо Евгения вытянулось от непонимания.

— Как это?

— Ты пришел в рубашке и брюках.

Громов на несколько секунд задумчиво надул губы, будто переваривая услышанное.

— Ты уверена? — с опаской спросил он.

— Абсолютно, — спокойно ответила Таня.

— Бля-ять, — выдохнул он, закрывая лицо ладонями. — Моя корочка…

Таня не сразу, но всё же поняла, о чем шла речь. Удостоверение Заслуженного Мастера Спорта. Похоже, оно было во внутреннем кармане и сгинуло вместе с пальто.

— И что было в баре? — вновь вернулась к своим вопросам Таня, не желая больше смотреть на Громова, убитого горем потери своей драгоценной корочки.

— Какая-то девушка, — опомнился Евгений, убирая ладони от лица, — узнала меня и завопила…

Громов замолчал, уставившись куда-то перед собой. Так, будто был котом, внезапно что-то заметившим.

— Женя? — напомнила о себе Таня. Громов моргнул, возвращаясь в реальность.

— «О-ой, Женя, давайте сфотографируемся! Я вас так люблю!» — передразнил женский голос Евгений, уже смутно вспоминая то, что было пару часов назад.

— А ты?

— А я думаю — какой я тебе, нахуй, Женя? Ты вообще кто такая, женщина? — развел руками Громов.

Таня недовольно нахмурилась, отмечая, что нецензурная лексика в пьяных речах Евгения начала проскальзывать всё чаще.

— Она была не одна там, — продолжил он, — а с каким-то чепушилой.

Таня едва заметно улыбнулась, на несколько секунд сбросив с себя серьезность.

— И он, желая произвести впечатление на свою да-а-аму, сказал, что фигурное катание — не спорт.

Губы Тани отчего-то ещё шире растянулись в улыбке. С самого детства девочки всегда завидовали юным фигуристкам, а вот мальчишки всегда подшучивали над теми, кто футболу и хоккею предпочел катание в обтягивающих костюмах под музыку.

— И ты ему ничего не сделал? — не верилось Тане.

— Я что, больной?! — воскликнул Евгений, чуть ли не подпрыгнув на стуле.

«Есть немного» — вздохнула Таня.

— Разумеется, я ему въебал! — воодушевленно продолжил Громов, но затем заметил как испуганно округлились глаза его собеседницы. — Ну, я же не спортсмен, я ведь ему равный! Имею право!

Таня облокотилась на стол, а затем приложила ладонь ко лбу, переваривая услышанное. Да, Громова сильно задели по больному. Трезвым он, конечно, бить бы этого человека не стал, максимум — отпустил бы что-нибудь едкое. Но вот нетрезвый Евгений Алексеевич это совсем другое существо, хотя и обладающее той же физической силой.

— И много там было людей? — с тревогой поинтересовалась она.

— Много, — кивнул Евгений, а затем взял яблоко из небольшой стеклянной вазочки, стоявшей на столе.

— Не боишься, что завтра об этом будут знать в Федерации? — Таня непонимающе нахмурилась, наблюдая за тем, как Громов принялся пытаться поддеть шкурку яблока ногтем.

— Плевать, — качнул головой Евгений, сосредоточенно закусывая нижнюю губу и пытаясь пальцами снять шкурку с несчастного фрукта. — Блять! — с вновь вспыхнувшим гневом, воскликнул он. — Это какой-то неправильный апельсин!

Таня открыла рот, чтобы поведать Громову страшную тайну о том, что в его руках яблоко, а не представитель цитрусовых, но не успела этого сделать. Евгений замахнулся и кинул фрукт в кухонную раковину.

— Трехочковый! — гордо произнес он, а затем победно приподнял руку вверх, сжимая ладонь в кулак, будто праздновал забитый гол. — Надо было всё-таки пойти в б-баскетбол. С моим-то ростом…

— Поспать не хочешь? — предложила Таня, чувствуя, что вот она точно прилегла бы на пару часов. Но оставлять такого Женю в одиночестве ей не представлялось возможным.

— А ты поспишь со мной? — жалостливо приподнял брови он.

— Нет, — покачала головой Таня, чувствуя какое-то странное сожаление. Она вспомнила победу на чемпионате Европы. Вспомнила свое состояние, напоминающее опьянение. Вспомнила свою беспомощность и то, как сильно нуждалась тогда в Жене. Вспомнила, как попросила его остаться, но в итоге утром проснулась одна. О том, что Евгений спал с ней почти до самого рассвета, Таня не знала.

— Жаль, — вздохнул Евгений, апатично опуская голову, а затем поднялся из-за стола, так же виновато уходя в гостиную, — а вот я с тобой спал…

Таня нахмурилась, а затем поднялась и пошла за ним.

— Когда это ты со мной спал? — поинтересовалась она. Всё время, что они жили вместе в его квартире, особенно уже после Олимпийских игр, когда между ними произошла близость, Таню задевал факт того, что Женя продолжал спать на полу, выстраивая ощутимую стену между ними.

— На «Европе», — уже сонно ответил Громов, заходя в гостиную и ложась на небольшой овальный ковер.

— Но ты… — Таня растерялась на несколько секунд, останавливаясь на пороге комнаты и не зная, за что ей схватиться — за внезапное откровение Жени или за то, чтобы постелить ему хоть что-то под спину и выдать подушку. Напившемуся Громову, судя по всему, и на ковре неплохо, но вот трезвый поутру не оценит такого гостеприимства от бывшей партнерши.

— Ты не сказал мне об этом… — медленно произнесла она, наблюдая за тем, как Женя пытался накрыться ковром.

— Так я соб-бирался тебя б-бросить, — напомнил Евгений, оставляя попытки укрыться, и просто лег, закрывая глаза. — Было бы немного нелогично, если бы п-перед этим я провел ночь с тобой…

— Знаешь что? — внезапно разозлилась Таня. — Мы с тобой не встречались, чтобы ты меня бросал!

— Ага, — шумно зевнул Громов, сладко причмокнув и засыпая на глазах бывшей партнерши.

Таня принесла Евгению спальные принадлежности. Она с трудом подняла его дурную голову, подложив под неё подушку, а затем накрыла его одеялом, которое для него, как и всегда, было слишком коротким. Но это определенно лучше, чем ничего. Несколько следующих минут Таня просто смотрела на него, забывая о сильном желании поспать.Просто стояла и смотрела, понимая, что очень плохо знает этого человека, несмотря на то, что вместе они провели много времени. Но желание выспаться взяло над ней верх. Она легла на свое спальное место и с грустью отметила, что они сейчас спят прямо как в «старые-добрые». Женя на полу, она — на диване.

***

4:50.

Таня проснулась от того, что на кухне кто-то гремел и что-то неразборчиво бормотал. Она открыла глаза и сразу же посмотрела на пол. Жени не было. Ей пришлось быстро скинуть с себя плед и побежать туда, откуда доносился шум. Громов сидел за столом, обхватив ладонями голову, чуть покачиваясь вперед-назад, и что-то тихо бессвязно стонал себе под нос.

— Женя? — несмело позвала его Таня, понимая, что он, похоже, немного протрезвел и теперь получил бонусом ещё и похмелье.

— Что я здесь делаю? — хрипло простонал он, посмотрев на неё покрасневшими, усталыми глазами. — Налей воды, пожалуйста…

Таня кивнула, проходя на кухню, и поставила перед Женей и стакан с водой, и графин с ней же, понимая, что однократным принятием жидкости он вряд ли обойдется.

— Ты пришел ко мне ночью, — мягко ответила Таня, присаживаясь за стол напротив него.

— Почему не выгнала? — голос Громова был глухим и хриплым. Он задал вопрос, а затем с жадностью, буквально залпом, осушил стакан воды.

— Я хотела, — грустно улыбнулась Таня, — но ты не стоял на ногах. И надавил на жалость, упомянув маму…

Таня немного поежилась, не зная, как отреагирует на такое упоминание Евгений. Но он лишь снова обхватил ладонями голову, чувствуя, будто если он этого не сделает, та разойдется на две части.

— Ма-а-ама… — простонал он. — У неё вчера был день рождения.

Таня поджала губы, не зная, то ли пожалеть Громова, то ли сказать что-нибудь едкое. Но перевес оказался всё же в пользу второго.

— И ты каждый раз так напиваешься?

Евгений обжег её ледяным взглядом, запуская по спине Тани мурашки, а затем вновь опустил голову, продолжая смотреть на стол.

— Ты ведь знаешь, что нет, — строго ответил он. Первый раз в жизни Громов так надрался в шестнадцать лет, сразу после известия о том, что мамы больше нет. Он влил в себя несколько литров непонятного алкоголя, а затем очнулся уже несколько дней спустя в больнице. Маму на тот момент уже похоронили. Он с ней не попрощался. И только с годами понял, что, возможно, это было и к лучшему. Прощаться там было не с чем. Юлию хоронили в закрытом гробу.

Второй раз в жизни Евгений надрался вчера, просто потому, что мысли о Тане заполнили всю его голову и, казалось, вот-вот полезут из ушей, горячей лавой медленно стекая по шее, обжигая кожу и добавляя к боли душевной ещё и боль физическую.

— Тогда почему ты напился вчера? — не отставала Таня, понимая, что сейчас Громов находится в куда более адекватном состоянии, чем пару часов назад. Вот только он всё ещё не мог убрать ладоней от головы, безмолвно уведомляя её о том, что ему больно даже моргать.

«Потому что в моей жизни появилась ты!» — мысленно проворчал Евгений, но вслух ответил лишь то, что так вышло.

Таню такой ответ не устраивал. Женя слишком хорошо себя контролировал, чтобы напиться просто «мимоходом». Да и клубы он никогда не жаловал и не ходил туда вместе с коллегами сборной.

— Ты сказал, — несмело начала она, — что виноват перед мамой…

— Когда? — не понял Евгений, сощурив покрасневшие глаза. Теперь он плохо соображал не из-за алкоголя, а благодаря настигшему его похмелью. Таня приоткрыла рот, но Громов громко чихнул, а затем снова схватился за голову, буквально распластавшись на небольшом кухонном столе. Таня сочувствующе поджала губы. Простуда вкупе с похмельем — отвратительное сочетание. И Женю стало немного жаль.

— Вчера, когда пришел…

— Ааа, — хмуро протянул Громов, отрывая голову от стола, — поэтому пустила? Ты ведь так любишь лезть мне в душу, копаться в моих вещ…

— Пустила, потому что промок насквозь и на ногах не стоял! — огрызнулась Таня, не дав Жене договорить.

— О-о-о, — застонал он, закрывая ладонями уши, — не кричи, пожалуйста!

Таня недовольно скрестила руки под грудью, откидываясь на спинку стула.

— И что я тебе по этому поводу рассказал? — тихо поинтересовался Евгений. Он поднял глаза на Таню, и в них проскользнула едва уловимая толика тревоги.

— Ничего, — холодно ответила она. — Я тебя не спрашивала об этом.

Тревога в глазах Жени сменилась удивлением. Он был уверен, что Таня воспользовалась его состоянием и расспросила его обо всем, о чем только можно было. Но она очень уважительно отнеслась к нему и его душевным травмам.

— Почему? — не понял он.

— Потому что если бы ты считал нужным, то рассказал сам, — вздохнула Таня. — Я знаю, как больно говорить о дорогих людях, которых больше нет.

Громов несколько долгих минут молчал, чувствуя какое-то странное смущение. Возможно, всему виной было похмелье, дарившее Жене букет ранее неизведанных ощущений.

— Откуда тебе знать?

Таня грустно ухмыльнулась.

— Что, Женя, — с толикой злости поинтересовалась она, — ты тоже не всё обо мне знаешь?

Громов раздраженно поджал губы, опуская взгляд на стол. Таня права. Они вообще мало что знают друг о друге. Но одно было фактом: о его прошлом и о его маме Таня даже сейчас знала больше, чем кто-либо другой. Алиса знала лишь то, что мать Жени мертва.

— В тринадцать лет, — внезапно начал Евгений, повергая Таню в легкий шок, — я узнал о том, что у отца есть любовница. И не одна.

Таня нахмурилась, внимательно наблюдая за Громовым и не понимая, как устроен его мозг. Почему когда она просила что-то рассказать — он старательно молчал, а вот когда изобразила, что эта тема ей совершенно не интересна, то он начал откровенничать? Но в любом случае Таня предпочла молчать и слушать. Слишком не хотелось «спугнуть» этот порыв.

— У нас с мамой всегда были очень доверительные отношения, — продолжил Евгений, чувствуя образовавшийся в горле ком. — Знаю, это странно. Я ведь вроде мальчишка, а тут…

— Моим лучшим другом был мой дедушка. Так что я, похоже, тоже странная, — улыбнулась Таня, чувствуя, как на сердце что-то сжалось. Этот человек заменил ей отца, и он воспитывал её до четырнадцати лет, забрав от мамы и отца-алкоголика. Но после его смерти Таня вновь вернулась к родителям. Жизнь с отцом была невыносимой, и это стало последней каплей в принятии решения о том, чтобы уехать в Москву в училище олимпийского резерва.

— Дедушка? — удивился Женя. — Ты никогда о нем ничего не говорила.

— По той же причине, по которой ты не говоришь о своей маме, — вздохнула Таня, опуская взгляд вниз и начиная прокручивать скромное колечко на среднем пальце.

— Он умер? — предположил Громов.

— Да.

Евгений не знал, что сказать. Он смотрел на маленькую Таню, на её растрепанные после сна волосы, на миниатюрный носик, и видел, как по щеке скользнула слеза. Она быстро смахнула её и подняла взгляд на Громова.

— Ты начал рассказывать, — напомнила Таня, — прости, я тебя перебила…

Евгений опустил взгляд на стол, пытаясь снова собраться с мыслями, но теперь это давалось ещё сложнее. К раскалывающейся голове и ноющей душевной боли, которая просыпалась каждый раз, как речь заходила про маму, теперь добавилось искреннее сочувствие Тане, а вместе с этим — интерес. Евгений почувствовал, что этот человек был для неё невероятно важен. И что за её потерей стоит боль не меньшая, чем его собственная. Но чтобы иметь право спрашивать о нем, Жене придется открыться самому. Так будет честно. Так будет правильно.

— Я ввалился к отцу в кабинет, прямо когда у него на коленях сидела очередная девица, — вспомнил Громов, презрительно поморщившись. — Она, конечно, сразу же выбежала, натягивая обратно вниз свою юбку.

— А ты?

— А я стал истерить, что всё расскажу маме, — горько ухмыльнулся Евгений. — На что он махнул рукой и сказал: «иди, говори».

Громов снова замолчал, тяжело вздохнув, а затем провел ладонями по лицу. Таня выжидающе молчала, понимая, что торопить его нельзя. То, что он решил что-то рассказать — уже огромный шаг для него.

— Но я понимал, что это убьет её, Таня, — Евгений поднял на неё взгляд, и её на мгновение передернуло. Глаза Жени блестели не от похмелья, не от простуды. Они блестели от плескавшейся боли. Он искал в Тане поддержку. Она была ему жизненно необходима. Как и сама Таня.

— И это… убило, — Громов снова закрыл лицо ладонями.

— Но она умерла, когда тебе было шестнадцать? — не понимала Таня.

— Я молчал три года, — проговорил себе в ладони Евгений, боясь посмотреть Тане в глаза. Так, как когда-то боялся посмотреть в глаза маме.

— Почему? — Таня ближе наклонилась к нему.

— Потому, что она любила этого ублюдка! — резко огрызнулся Громов, убирая ладони с лица. — Она знала, что его любят женщины. И, возможно, даже подозревала, что он с ними спит, но любила всё равно!

Таня покачала головой, медленно выдыхая и пытаясь переварить услышанное.

— Однажды она снова начала говорить о том, как скучает по нему, когда его нет, — сквозь зубы процедил Громов, вспоминая последний день её жизни, — и я понял, что так больше не может продолжаться. Я всё ей рассказал.

— И о том, что молчал три года?

После этого вопроса Евгений снова надолго замолчал. Это было самое болезненное во всей этой истории.

— Нет, — со звенящей сталью в голосе и отчетливой ненавистью к самому себе ответил он. — Когда отец пришел домой, и мама накинулась на него, он перевел все стрелки на меня, сказав, что я обо всем давно знал и молчал.

Губы Тани шокировано приоткрылись, но затем она всё же поджала их, опуская взгляд на свои колени и понимая, что просто не знает, что на такое ответить. Вряд ли Женя хотел услышать сейчас что-то банальное из разряда «она тебя простила, она тебя любила».

— Её убил не он, — покачал головой Громов, — её убил я. Его ложь она проглотила бы. Но мою… Она не ожидала от меня такого предательства…

Евгений в который раз закрыл лицо ладонями, чувствуя, что ему просто хочется завыть в голос. Он снова вспомнил это. Он снова вспомнил её взгляд.

— Женя? — Юлия перевела взгляд на сына, потерянно, будто была не молодой женщиной, а совсем юной девочкой, посмотрев на него. — Это ведь не так? Папа не прав? Ты ведь узнал только недавно, да?

Алексей Симановский, стоявший на пороге квартире, самодовольно скрестил руки на груди, смотря на испуганного Женю, округлившего от страха свои большие глаза.

— Будь мужчиной, — ядовито подначивал его он. — Скажи правду. Раз уж ты начал её говорить, говори всё, до конца.

— Мам, — юный Евгений сглотнул образовавшийся в горле ком, — я знал давно…

Юлия прикрыла глаза, из которых побежали слёзы. Она давно смирилась с тем, что безразлична мужу, но сын был смыслом её жизни. Она никогда не могла представить, что он способен на такое. Она совсем не так его воспитывала.

Женя сразу же бросился обнять её, но она выставила руки перед собой, не давая себя коснуться и совсем не представляя, что это было бы их последнее объятие.

— Не надо, родной, — дрожащим голосом произнесла она, — я сейчас улечу, ладно? Отдохну, развеюсь, а потом всё будет как прежде… Мне нужно… Нужно сменить обстановку…

— Мама! — умоляюще воскликнул Женя, чувствуя, что и сам готов вот-вот разреветься. — Я хотел как лучше!

— Лжи во благо не бывает, малыш, — покачала головой Юлия, с болью в глазах смотря на сына и как-то горько улыбаясь.

Она хотела обнять сына, но сейчас чувствовала, что если сделает это, то останется здесь. Но ей было необходимо несколько недель, чтобы не видеть этой квартиры. Не видеть место, которое она считала святым для их семьи — их семейное гнездышко. То самое, в которое, как оказалось, любимый муж приводил многочисленных женщин. А любимый сын об этом молчал. Три года…

— Я виноват в её смерти, Таня, — обреченно простонал Громов, боясь посмотреть на неё и увидеть в любимых карих глазах то же разочарование, что увидел в серых глазах мамы много лет назад. То разочарование, которое преследовало в ночных кошмарах.

— Не он, Таня, а я…

========== Отпустить, нельзя вернуться ==========

Комментарий к Отпустить, нельзя вернуться

Песня, подарившая вдохновение:

Frans - liar

15 сентября, 06:00.

Несколько минут между Татьяной и Евгением была гнетущая тишина. Громов тонул в воспоминаниях, приправленных адской головной болью и насморком, а Таня пыталась осознать услышанное. Женя был уверен, что виноват в смерти своей мамы, но Таня понимала, что это совершенно не так.

— Ты был бы виноват, — тихо и очень несмело начала она, только сейчас заметив, что за окном уже начинало светать, — если бы был за штурвалом самолета.

Громов приподнял голову с рук, сложенных на столе, и горько ухмыльнулся, встретившись взглядом с Таней. Вот только легче от её слов не становилось.

— Ты должен отпустить её, Женя, — аккуратно предложила Таня, — понимаешь?

Евгений снова опустил голову, чувствуя, как сердце сжимается от очередной порции болезненных воспоминаний. Много лет назад, в свое самое первое посещение катка, Юлия сказала ему нечто похожее, когда Женя боялся шагнуть на лёд.

— Ты ведь большой мальчик, — улыбнулась она. — Отпусти меня.

— Я не могу, — вымученно выдохнул он, — я не хочу.

— Но так жить нельзя, — покачала головой Таня, а затем, забывая обо всем, что произошло между ними, неосознанно потянулась к нему и положила свою ладонь на его запястье.

Женя, удивленный такому жесту, приподнял голову. Вот только понять его эмоций по глазам Таня не смогла и, смутившись, убрала ладонь обратно себе на колено, опустив взгляд. Громов виновато поджал губы, пытаясь поймать хоть одну мысль, которую можно было бы озвучить, но они будто разлетелись в разные стороны.

— Как я себя вел? — устало улыбнулся Женя, желая сменить тему, которую хотел поднимать меньше всего. — Дебоширил?

— Читал Есенина, — призналась Таня. Да, Женя успел и подебоширить, и поприставать к ней, но этого она могла ожидать от него в таком состоянии, а вот стихи…

— Серьезно? — брови Громова взметнулись вверх. Его мама обожала поэзию и пыталась привить эту любовь сыну путем частого чтения.

— Да, — смущенно улыбнулась Таня. И эта искренняя, девичья улыбка его Плюши, по которой он так скучал, будто стала бережным дуновением теплого воздуха, направленного на давнюю и глубокую рану Жени. И боль на мгновение отступила, позволяя Евгению вздохнуть свободнее. Он тоже улыбнулся ей в ответ.

— Меньше всего мне хотелось бы прослыть сопливым романтиком, — вздохнул он, прекрасно понимая, что ему плевать на то, кем и как он прослывет для общественности. А вот перед Таней было отчего-то действительно неловко. Где ледяной он, а где любовная лирика?

— Романтиком тебя действительно трудно назвать, — с толикой грусти констатировала Таня, — а вот сопливый ты, увы, уже.

Евгений снова шмыгнул носом, чувствуя, что дышать становится всё более затруднительно. Сегодня у него должна была быть тренировка, но её, похоже, придется пропустить. И в первую очередь скорее из-за адского похмелья, чем из-за простуды. Он снова потянулся к графину, наливая воду в стакан.

— От кого цветы? — мрачно поинтересовался он, опустошив стакан и бросив гневный взгляд на Таню, которая от такого вопроса лишь рассмеялась.

— Что? — нахмурился Громов. — Я уже задавал этот вопрос?

Таня кивнула.

— И ответа второй раз я тебе не дам, — лукаво улыбнулась она. — Захочешь — вспомнишь.

Евгений недовольно вздохнул, несколько секунд пристально смотря на Таню, но она не сдавалась.

— Это немного нечестно, — ответил он, а затем зажмурился от неприятных ощущений, которые вызвало легкое движение головой.

— Будешь меньше пить, — строго добавила Таня, — а если серьезно, то тебе нужен больничный. Осложнения нужны тебе сейчас в последнюю очередь.

— Да, — согласился Евгений, а затем снова посмотрел на Таню, — а ты нужна в первую.

— Ж-женя, — растерялась она от такого внезапного заявления и смущенно опустила взгляд вниз. И внутри всё критически сжалось. Только сейчас, увидев свои ноги, Таня поняла, что, когда пришла на кухню, была уже без халата — в одной майке и коротких шортах. И если она сейчас встанет, то Громов увидит огромные синяки на её бедрах. Очередного скандала будет не миновать.

— Вернись ко мне, — Евгений нахмурился, ожидая, пока Таня поднимет на него глаза. Он редко когда волновался перед прокатами, хотя и знал, что смотрит на него в такие моменты огромное количество людей. Но сейчас явственно ощутил, что волнуется. Он никогда не просил ни одну из девушек о таком, никогда ни за кем не бегал. С Таней всё по-другому. С Таней внутри него что-то перевернулось, как только он впервые взял её хрупкую холодную ладошку на льду во время их первой совместной тренировки.

— Ты этого хочешь? — голос Тани дрогнул. Она подняла на него взгляд.

— Больше всего, — едва заметно кивнул Евгений.

— А чего хотят другие люди? — горько ухмыльнулась она, чувствуя предательские слезы, собирающиеся в глазах. — Ты совсем не думаешь ни про меня, ни про Илью, ни про Алису…

Мимолетный трепет в серо-голубых глазах молниеносно сменился ярко вспыхнувшим гневом.

— Мне плевать на твоего Илью! — прорычал он.

— На Алису, стало быть, тоже? — нахмурилась Таня, вспоминая о том, что ради Жени и возвращения на лёд Калининой пришлось отказаться от любимого мужчины. — Тебе на всех плевать!

Таня гневно заправила прядь растрепанных после сна волос за ухо, не зная, куда деть руки, которыми так и хотелось треснуть Громова по голове. Взору Евгения открылась шея Тани, испещренная небольшими синяками.

— Кто это сделал? — он резко повысил голос, в котором, несмотря на заложенность носа, отчетливо звенела сталь. — Кто?!

Брови Тани на мгновение подпрыгнули, а глаза непонимающе округлились. И только проследив взгляд Жени, она несмело провела пальцами по своей шее и засмеялась, закрывая лицо ладонями. Громов несколько секунд наблюдал за её смехом, который вскоре перешел в плач.

— Ты! — воскликнула Таня, убирая руки со своего лица и торопливо вытирая тыльной стороной ладони соленые дорожки от слёз. Она поднялась из-за стола, намереваясь закончить этот разговор, который не приведет ни к чему хорошему. И совсем забыла о том, как выглядят её ноги…

— Это… — голос Громова в мгновение охрип от ужаса. — Тоже я?

Таня остановилась у арочного проема, ведущего в коридор, и наклонила голову, посмотрев на большую гематому темно-фиолетового цвета, покрывавшую практически всю внешнюю поверхность бедра, растянувшись до колена. Да, этот удар был самым сильным и самым свежим. Два дня назад она всем своим весом упала на бедро, когда летела с двухметровой высоты на лёд. Боль была дикой. Настолько, что Таня вся дрожала и не могла встать самостоятельно. Илье пришлось аккуратно поднимать её. А Мельников весь следующий час провел с ней в медпункте ледового дворца, после этого напоив успокаивающим чаем.

— Это — четверной выброс, — призналась Таня, с трудом представляя, что нужно было бы сделать Громову, чтобы оставить ей на теле такую гематому.

— Ты с ума сошла! — от услышанного Евгений впал в ярость, забывая и о раскалывающейся голове, и о прогрессирующей простуде. Он вскочил из-за стола, на мгновение ощутив головокружение, а затем подошел к Тане, угрожающе над ней склонившись.

— Я запрещаю выполнять четверной выброс с ним! — прорычал Громов. — Он тебя угробит! Ты ему не игрушка, чтобы набивать на тебе руку!

— А это не тебе решать! — не растерялась Таня, запрокидывая голову. — Такие вопросы я решаю со своим партнером и тренером, а ты, прости, никто!

Громов сильно поджал губы от полыхающей внутри злости. Он ощутил как заскрипели его зубы.

— Раньше, когда мы катались вместе, ты что-то мог решать, но сейчас… — продолжила Таня.

— Да я ненавидел кататься с тобой! — перебил её Громов, буквально заорав во весь голос.

Таня на мгновение обомлела, ошарашенно хлопая ресницами. Она однажды уже слышала от него, что она никто. И не думала, что может быть что-то больнее.

— Потому что с тобой я не мог сосредоточиться! — продолжал Евгений, высказывая то, что наболело очень давно — ещё со времен чемпионата Европы и Олимпийских игр. — Я хотел контролировать каждое твое движение! Я понимал, что в безопасности ты только тогда, когда в моих руках! Я ненавидел дорожки шагов, когда мы разъезжались в разные стороны, а я ни черта не могу сделать! Ненавидел параллельные прыжки, вращения! Ненавидел все элементы, в которых ты не была в моих руках, и я не мог тебя контролировать!

Громов замолчал, осатанелыми глазами посмотрев на Таню. После гневной тирады его грудь часто вздымалась. Он начинал остывать, и его злость постепенно переходила в тревогу. Таня обняла себя за плечи, так, будто замерзла, и до сих пор никак не прокомментировала услышанное.

— Контролировать? — тихо уточнила она. — Вот, зачем я должна к тебе вернуться? Чтобы быть у тебя под рукой?

— Не под! — снова вспыхнул Громов, искренне не понимая причину недовольства Татьяны. — А в руках! В моих!

Евгений близко подошел к Тане, вынуждая её прижаться спиной к стене.

— Так не строят отношения, — разочарованно произнесла она, — нельзя загонять дорогого человека в угол, нельзя хватать его за руки, чтобы он не ушел, нельзя говорить того, что говорил ты…

— А что можно? — прорычал Громов, выставив свои руки по двум сторонам от её лица, упираясь в стену ладонями.

— А зачем мне что-то говорить? — разозлилась Таня. — Ты всё равно не слышишь никого, кроме самого себя.

Евгений, будто забывая то, что услышал буквально пару минут назад, наклонился, обхватывая ладонями плечи Тани, боясь, что она может уйти, оставить его или попросту раствориться в воздухе — настолько хрупкой и маленькой она была.

— Вот опять! — закричала она, чувствуя, как плечи пронзила острая боль от сильного хвата горячих ладоней. — Отпусти меня! Отпусти меня раз и навсегда!

Громов округлил глаза, вспоминая то, что Таня сказала про его маму. Отпустить. И молнией в голове пронесся вопрос о том, почему он должен отпустить двух самых дорогих людей в его жизни.

— Я не хочу тебя отпускать! — крепче сжимая пальцы на хрупких плечах, произнес Евгений, наклоняясь ниже, чтобы его лицо было на уровне лица Тани.

— Я хочу! — сквозь слёзы простонала она. — Отпусти! Убери руки от меня!

Евгений не торопился повиноваться. В серо-голубых глазах молодого мужчины отчетливо плескались непонимание и растерянность мальчишки. Он не умел по-другому. Серьезных отношений у него не было. Он не знал, как взаимодействовать с ней. Он цеплялся так, как умел. Руками. Психологическим давлением. Чем угодно! Лишь бы она была рядом. Без неё всё пустое. Даже любимый лёд. Даже рядом с Алисой, которую раньше Евгений считал незаменимой для себя. Но незаменимой и единственной оказалась Таня — случайное отклонение, появившееся в его жизни по вине автомобильной аварии. Их пути не должны были сойтись, они не должны были вставать в пару. Но это случилось. И после этого жизнь Громова разделилась на «до» и «после». Уже второй раз. Первый случился, когда ему было шестнадцать.

— Отпусти меня! — снова закричала Таня, начиная дергаться в его руках, пытаясь высвободиться. — Уходи!

Евгений медленно, палец за пальцем, разжал свои ладони и убрал их от Тани.

— Это твое окончательное решение? — собирая по осколкам свою строгость и холод, поинтересовался Евгений, выпрямляясь и вновь смотря на Таню свысока.

Она моргнула, чувствуя обжигающе горячую слезу, побежавшую по щеке. В горле образовался огромный ком, преодолеть который оказалось сложно. Таня приоткрыла губы, делая глубокий вдох. Она бы мечтала сказать ему это короткое слово совсем при других обстоятельствах, но она скажет его сейчас. Какую страшную душевную боль это бы ни принесло в следующую же секунду. Им обоим.

— Да.

Громов опустил взгляд, направляя все свои силы на то, чтобы ничего не порушить в этой небольшой квартирке. Хотелось неистовствовать. Хотелось кричать. Хотелось снова схватить её, чтобы она не могла пошевелиться и, что ещё важнее, отдалиться от него ни на миллиметр. Но к этим же чувствам добавилась и изрядно уязвленная гордость.

— Второго раза может не быть, — с угрозой произнес он, встретившись с любимыми карими глазами.

Таня от такой фразы лишь усмехнулась, дернув плечами. Евгений Громов был в своем репертуаре. Что и требовалось доказать.

— Уходи. Твои вещи в ванной. Дверь можешь просто захлопнуть, а я иду спать.

Таня старалась держаться, но голос уже начинал дрожать. Она торопливо дошла до гостиной и закрыла за собой дверь, обреченно падая на диван и начиная плакать, но при этом слушая то, что происходило в прихожей. Таня слышала, как Женя одевался. Слышала, как звенела бляха его ремня. Затем несколько долгих минут в коридоре не было никаких звуков, но эту тишину резко нарушил громкий звук захлопнувшейся входной двери.

Он ушел.

Несколько долгих минут Таня провела на диване, обняв себя за колени и боясь выходить в прихожую. Но пугало больше не его присутствие, а его… отсутствие. И от мысли, что она сама в этом виновата, становилось только больнее. Она ведь могла бы согласиться. Что сейчас, что на том роковом балу. Могла. Хотела. Но…

Таня шмыгнула носом, а затем решила пойти в ванную, чтобы умыться. На часах было уже почти восемь утра, и через два часа ей предстояло отправиться на тренировку. Поспать уже не удастся, как не удалось этого сделать нормально и ночью. Так что следов усталости на лице Тани будет предостаточно и без покрасневших от долгих рыданий глаз.

На небольшой тумбочке в прихожей, рядом со своей сумкой, Таня обнаружила серебряное кольцо. Она остановилась и моргнула, надеясь, что ей просто показалось. Женю трудно было представить без этой сережки. Да, его подвергали критике и частенько приписывали нетрадиционную сексуальную ориентацию. Да, Таня помнила, как во время карьеры со Стасом тот вечно цеплялся к «пидорской сережке» Громова. Но сразу же замолкал, как только Таня предлагала ему сказать это Жене в лицо. Однако ей нравилось это украшение. Евгению оно шло и добавляло какой-то резкости в его и без того бунтарский и упертый характер. Но Таня знала историю этого кольца. Она бережно взяла его в руку и вздохнула, понимая, что это, похоже, действительно конец. Он отпустил. Отпустил их обеих.

***

20 сентября, ледовый дворец «Вдохновение».

— Ничего себе! — воскликнула Алиса, когда Евгений переступил на лёд. — Ты снял сережку? Что, юношеский максимализм оставил тебя в покое?

Громов повернулся к партнерше и бросил на неё крайне недовольный взгляд, безмолвно попросив не разговаривать на эту тему, а работать. Особенно учитывая то, что Женя пропустил пять дней из-за простуды, и теперь им нужно было больше внимания уделить совместным элементам.

— Поняла-поняла, — вздохнула Калинина. — Молчу.

***

28 сентября, ледовый дворец.

Таня опоздала на тренировку, решив поддаться минутному порыву и заехать в салон красоты. Правда, пошла она на это не с целью как-то улучшить собственную внешность, а чтобы сделать дополнительный прокол в мочке уха. Несколько дней Таня каждое утро смотрела на серебряное кольцо, крутила его в руках, думала о Жене и не понимала, чего хочет дальше. Вплоть до самого его ухода она хотела именно этого — чтобы он отстал и не мешал готовиться к октябрьским соревнованиям в Америке. Чтобы просто не давил на неё одним своим присутствием и тяжелым, требовательным взглядом. Чтобы не напоминал о том, как с ним хорошо. Да, даже тогда, когда он собственнически и агрессивно хватает за запястья, желая, чтобы его выслушали. Таня боялась таких его порывов, но вместе с тем понимала, что любит его таким. Высокомерным, эгоистичным Громовым с манипуляторскими замашками и, кажется, полной неспособностью наполнять свои слова и поступки нежностью.

Но как только он впервые сделал то, о чем попросила Таня, и ушел, она поняла, что вот теперь хочет его вернуть. Хотя понимала Таня и то, что ничего для этого делать не будет. Она позволила себе крамольную и несколько самоуверенную мысль о том, что если она ему действительно важна, то он не сможет от неё отказаться и вернется. Даже несмотря на свою дурацкую гордость, размером, кажется, с него самого.

Таня быстро зашнуровала коньки и переступила на лёд, торопливо собирая волосы в длинный высокий хвост. Взору стоявшего рядом Мельникова открылось её распухшее ухо с серебряным кольцом во втором проколе и синяком вокруг него.

— Это… — Арсений нахмурился, пытаясь вспомнить, где уже видел подобное. — Сережка Жени?

Таня бросила на него недовольный взгляд. Ухо болело и горело так, что сейчас ей хотелось лечь на лёд и приложиться к нему, желая хоть как-то ослабить неприятные ощущения. Но виновата была она сама. В салоне ей сделали прокол специальной сережкой из медицинской стали и предупредили, что снимать раньше, чем через месяц, не стоит. Но Таня, чье упрямство в последнее время не знало границ, вытащила её прямо в машине, с криками вставляя серебряное кольцо в свежий, сильно начавший кровить прокол. Было намного больнее, чем она могла бы предположить, но пути назад не было. Ещё раз что-то доставать из прокола, пока он не зажил, Таня теперь боялась.

— Понял, не дурак, — кивнул Мельников, изо всех сил сдерживая улыбку. — Он звонил мне, Таня. За последние восемь дней он звонил мне каждое утро.

— Что? — язвительно начала она, посмотрев на мгновение в центр катка, где раскатывался Илья. — Томно дышит в трубку и зовет на свидания?

— Томно дышит в трубку, — вздохнул Арсений, — и просит запретить тебе четверной выброс.

— Просит? — брови Тани подпрыгнули вверх. Громов не умел этого делать. Он умел лишь требовать.

— Ну-у, — протянул Мельников. — Если фразу «я тебя убью, если с ней что-то случится» можно считать просьбой, то да…

Таня кивнула, подтверждая свою догадку, а затем сделала толчок коньком, уезжая к Илье.

***

4 октября, 19:50.

Вылетать на американский этап гран-при Тане с Ильей предстояло через двадцать дней, а четверной выброс, за который так билась Таня, до сих пор ни разу ей не удался. Мельников смотрел на её попытки с сочувствием в глазах, понимая, что каждое падение с двухметровой высоты причиняет всё большую боль, и новые синяки появлялись поверх старых, ещё не исчезнувших с её кожи. Пару дней назад Арсений попытался заставить Таню прекратить эти муки. Ей блестяще удавался тройной, так зачем истязать себя? Лучше идеально сделать три оборота, которые засчитают и даже удостоят надбавок, чем погнаться за призрачными четырьмя. В лучшем случае ей ничего не засчитают, а в худшем ещё и снимут ранее заработанные баллы.

Однако до Тани его слова не доходили. В последнее время она превратилась в капризную девчонку, которая сразу же начинала впадать в истерику, если что-то шло против её желаний. И когда она снова открыла рот, начиная спорить с тренером, он просто махнул рукой, позволяя продолжать эти пытки. Пытки, которые наносили ей серьезные увечья в физическом плане, а Илье — в моральном.

— Сеня?

Мельников, выходя в холл ледового дворца после вечерней тренировки, удрученно вздохнул, обернувшись на женский голос, позвавший его. Но он совсем не ожидал увидеть Ольгу Андреевну. Она великий тренер и работает на другом катке. Должно было случиться что-то серьезное, чтобы она нашла время и повод приехать на другой конец города.

— Здравствуйте, — подавив удивление, произнес Мельников, подходя к женщине, которая была его первым тренером. К женщине, которая подарила ему мир льда.

— Привет, — тепло улыбнулась она, а затем приподняла руку, заботливо поправив бывшему ученику воротник его серого плаща. — Нам нужно поговорить. Это касается Алисы.

В глазах Мельникова на мгновение сверкнуло волнение, но он сразу же постарался его скрыть. Об их отношениях не знал никто, кроме Тани.

— Я никак с ней не связан, — с напускной строгостью ответил Арсений. — Вам лучше обсудить это с её партнером.

Ольга Андреевна улыбнулась, сдерживая смех. У неё не было мужа, не было детей. Всё, что у неё есть в шестьдесят лет — огромное количество медалей, на пути к которым она отвергала всех мужчин, и ученики, некоторые из которых стали очень дороги сердцу и заменили собственных детей, создавая гревшую душу иллюзию того, что она ещё кому-то нужна.

— Сеня, — тепло произнесла она, — ты ведь теперь тренер, мой коллега. А хороший тренер это всегда хороший психолог. Не пытайся меня обмануть, я рассекретила вас с Алисой ещё в Ванкувере.

Мельников приоткрыл губы, намереваясь возразить.

— Но надо признать, — Ольга Андреевна поспешила не дать ему вставить глупых оправданий, — что держались вы хорошо. Никто, кроме меня до сих пор не знает?

— Только Таня, — выдохнул Арсений, понимая, что его, а точнее, их с Алисой, действительно полностью рассекретили. Но были в этом и плюсы. Теперь можно было узнать причину, по которой к нему пришел его первый тренер. — С ней что-то случилось?

— Давай присядем… — Ольга Андреевна осмотрела опустевший с наступлением вечера холл ледового дворца и нашла взглядом небольшой диванчик возле кофейного автомата.

========== Язык, которым мы владеем в совершенстве ==========

4 октября, 20:20.

Ольга Андреевна и Арсений подошли к небольшому диванчику в холле ледового дворца, и, как только они опустились на него, Мельников нетерпеливо посмотрел на своего тренера, ожидая рассказа.

— Алису нужно забирать из спорта, — без прелюдий озвучила свою мысль Ольга Андреевна, даже не догадываясь о том, как сильно ударила этим по больной мозоли Арсения. — Я не знаю, пытался ты это сделать или нет, но…

— Почему? — для Мельникова причины его желания забрать Алису из фигурного катания были продиктованы любовью и ревностью, а вот того, чем руководствовалась Ольга Андреевна, он не знал.

Вместо ответа она лишь тяжело вздохнула и достала из сумки какие-то медицинские документы.

— Ну, коллега, — улыбнулась она, положив две папки на колени Арсения, — что скажете?

Мельников открыл первую подборку документов, в числе которых были медицинские анализы и, что ещё важнее, спортивные показатели вроде силы и выносливости. Однако, пробежавшись по цифрам, Арсений сразу понял, что эти совершенные, даже слишком идеальные и завышенные показатели принадлежат мужчине. Он поднялся глазами вверх и убедился в своей правоте. Надпись вверху гласила «Данные профильного спортивного медицинского обследования Громова Е.А. (09.04.1989) от 1.10.18. Конфиденциально.»

Ольга Андреевна с едва уловимой улыбкой смотрела на Арсения, ожидая от него какого-то комментария, но в голове молодого тренера не было ничего кроме вопроса «он вообще человек?», потому как иметь такую силу и выносливость в без году тридцать — невероятно. Во многих показателях ему могли позавидовать даже юниоры. И это рождало в голове Мельникова новый вопрос о том, кому и когда Евгений продал душу. Потому что даже компетенции дьявола на такое не факт, что хватило бы. И даже то, что у Громова было диагностировано «спортивное сердце», являющееся относительно новым понятием для отечественной спортивной медицины, нисколько не делало его слабее.

— И что вы хотите мне этим сказать? — разозлился Арсений. Громов с самого детства был занозой для него. Пару месяцев назад к нему и вовсе убежала его любимая женщина, а теперь Ольга Андреевна решила над ним поглумиться, лишний раз напомнив о том, какой он весь из себя совершенный?

— Не заводись, — поспешила успокоить она, а затем положила на его колени другую папку. Ту, где были свежие показатели Алисы. И вот теперь Арсений понял причину беспокойства Ольги Андреевны. Калинина проседала почти по всем чисто спортивным показателям. Её организм, с трудом оправившийся после автомобильной аварии, не смог адаптироваться к нагрузкам, которые раньше были привычными.

— Для Жени его идеальная форма — константа, — пояснила тренер, — а та форма, которая сейчас позволяет Алисе кататься с ним — лишь временное явление, которое очень быстро пойдет на спад…

— Я понимаю, — тихо проговорил Арсений, вглядываясь в цифры.

— Она уже сейчас разваливается, Сеня, — вздохнула Ольга Андреевна, но, поймав на себе встревоженный взгляд бывшего ученика, сразу же поспешила дополнить свою фразу. — Нет, она, конечно, выступит на «Америке», она умеет собираться и вытаскивать программу буквально на зубах, но потом…

— Она не говорила, что всё так… — Мельников порывался использовать нецензурный эквивалент слова «плохо», но поджал губы, понимая, что нужно сдержаться. Однако Алиса действительно не рассказывала о том, что её дела на льду в последнее время не самые радужные. Впрочем, они негласно решили вообще не поднимать тему льда. Ни того, на котором тренировалась Калинина с Громовым, ни того, у борта которого стоял Арсений. Они оба демонстративно опускали это тему, понимая, что ничего хорошего это не принесет. Но ничего хорошего не принесло в итоге именно умалчивание и откладывание в пресловутый «долгий ящик».

— Сеня, — ласково начала Ольга Андреевна, замечая, что он начал злиться, — из вас четверых ты самый мудрый. Поэтому я пришла к тебе.

— С чего такой вывод? — не слишком корректно поинтересовался Мельников, в голове которого крутилась лишь одна мысль. О том, что Алиса планомерно скрывала от него свои неудачи на льду и свою падающую динамику.

— Как минимум, с того, что ты самый старший, — улыбнулась она, пытаясь пошутить, но снова задела за больное.

— Возраст не является показателем мудрости, — качнул головой Мельников.

— Но в твоем случае это так, — кивнула Ольга Андреевна. — Ты ведь уже работаешь тренером, а это тоже показатель зрелости. Тем более ты взялся за сложную пару, к которой приковано большое внимание. На тебе огромная ответственность.

— Я рад, что пошел на это, — вздохнул Арсений, чувствуя, как злость на Алису сменилась каким-то облегчением. Он ни с кем не обсуждал свою тренерскую работу, ему не с кем было посоветоваться. Да, с Таней и Ильей он строил из себя важного и опытного, но понимал, что они оба знают о том, что являются его первыми и, в некотором роде, экспериментальными учениками. — Изначально я хотел быть чисто номинальным тренером. Просто по бумагам. Чтобы Таню и Илью пустили на сборы и соревнования, а потом понял, что нужна не только моя фамилия напротив должности, но и я сам…

— Ты им действительно нужен, — кивнула Ольга Андреевна, внимательно и с мягкой улыбкой смотря на бывшего ученика. Арсению в этом смысле она могла лишь позавидовать. Своим главным ученикам — Алисе с Женей — она уже давно не нужна. Они взрослые, состоявшиеся спортсмены, имевшие на всё свое собственное видение. Ольга Андреевна на данном этапе была скорее талисманом. Человеком, который был с ними весь их профессиональный путь. Человеком, который просто должен быть рядом.

— Я рад, что могу помочь им и реализоваться сам в новой для себя роли. Я стараюсь концентрироваться только на этом и…

— Поговори с Алисой, — перебила его Ольга Андреевна, смекнув, что Мельников начал пытаться максимально далеко уйти от той темы, ради которой она сюда приехала.

— В таком случае я и из спорта её не заберу, и потеряю как девушку, — вздохнул Арсений, прекрасно зная характер Алисы. Если взялась за что-то, особенно в плане спорта, то непременно выполнит, каких бы усилий это ей бы ни стоило. К тому же, она умалчивала о своих проблемах. Значит, не хотела, чтобы Мельников знал. Чтобы они снова разругались.

— Вы все повторяете мои ошибки, — покачала головой Ольга Андреевна. В свое время она любила лёд и себя в спорте намного больше, чем людей, любивших её. Но с годами потеряла всё. И людей, которым была дорога, и лёд. И только некоторые из её учеников держали её на плаву, напоминая, что жизнь прошла не зря, и она что-то оставила после себя.

— Эти ошибки — следствие её же выбора, — кивнул Мельников, понимая, что этот разговор необходимо закончить. Как минимум потому, что через час он должен быть дома. Через час туда приедет Алиса. — Ольга Андреевна, вас подвезти?..

***

21 октября, ледовый дворец, 15:00.

Алиса выполняла вращение «волчок», а Евгений пристально наблюдал за ней, стоя у борта и недовольно нахмурив брови. Чем ближе были соревнования, тем хуже становилась техника Алисы. Она совершенно не могла сосредоточиться. И проявлялось это во всех элементах. Каждая новая тренировка давалась Громову с большим трудом, потому чтосдерживать порывы нецензурной брани по отношению к партнерше становилось всё тяжелее.

Евгений раздраженно вздохнул, когда Алиса упала на ягодицы, а затем зажмурилась и приложила ладони к голове, пытаясь прийти в себя. Когда юные фигуристы только начинают разучивать вращения и испытывать серьезные перегрузки, их долгое время тошнит, но со временем организм адаптируется к таким специфическим нагрузкам. И Громов знал, что Алиса — партнерша очень высокого уровня. Такие ошибки для неё несвойственны.

— Да что с тобой происходит? — всё-таки не сдержался Евгений, подавая Алисе руку и помогая встать.

— Н-не знаю, — она попыталась подняться, но затем отпустила ладонь Жени, оставаясь на льду. Перед глазами всё продолжало крутиться и плыть так, будто она всё ещё находилась во вращении. — Мне плохо…

— Позвонить Антону? — злость в глазах Громова сменилась тревогой, и он сразу же направился к выходу со льда, чтобы взять в руки телефон и набрать врача сборной.

— Не надо, — Алиса с трудом поднялась на ноги и одернула вниз светлую водолазку. — Уже отпускает. Это просто последствия аварии…

Несколько минут Евгений молчал, обдумывая услышанное. Кажется, только в этот момент он понял, через что прошла Алиса и как сильно ей приходится бороться с собственным телом, чтобы оставаться на льду с ним.

— Ну, либо женские дни, — пожала плечами Алиса, улыбаясь и желая как-то разрядить обстановку.

— Что? — грустно ухмыльнулся Евгений. — Первый раз за десять лет?

— Или, может, отравление? — озвучила следующую догадку Алиса, а затем залилась смехом. На ничего не понимающий взгляд Громова ей пришлось всё же ответить.

— Вспомнила наш первый чемпионат Европы среди юниоров, — кивнула она, горящими зелеными глазами смотря на Евгения, ожидая, пока он поймет о чем речь, — десять лет назад, Будапешт. Помнишь?

Губы Громова дрогнули, растягиваясь в улыбке. Он хорошо помнил тот день. Их первый международный старт, на котором они были в фаворитах. Но на экскурсии, прошедшей за день до их проката, Алиса с Женей съели что-то не то, желая познакомиться с венгерской кухней. Серьезные симптомы помогли снять таблетки и инъекции, но на лёд они выходили тогда с одинаково позеленевшими лицами, жестокими рвотными позывами и адским головокружением, превращавшим даже простую дорожку шагов в аттракцион «попробуй не упади». Собрав все силы, они, розовощекие юниоры, смогли тогда завоевать свое первое «золото» на международных стартах.

Алиса счастливо улыбнулась, понимая по глазам Жени, что он всё помнит. Помнит каждый виток их головокружительной во всех смыслах карьеры. И эти совместные воспоминания подарили им отличное настроение. Ольга Андреевна, подойдя к борту, с удивлением обнаружила, как они принялись за тренировки будто с новым дыханием, оставив все свои размолвки. В перерывах между прогонами и оттачиванием отдельных элементов они даже смеялись и вспоминали какие-то старые шутки.

***

24 октября, рейс Москва-Нью-Йорк. 10:20.

Таня устало развязала шнурки ботинок, и, освободив ступни, согнула ноги в коленях, притянув их к себе и радуясь, что комфортабельные кресла «Аэрофлота» позволяют это сделать.

— Ты когда-нибудь бывала в Америке? — поинтересовался у неё сидевший рядом Арсений.

В ответ Таня лишь отрицательно качнула головой. Илья сидел где-то неподалеку, пожелав провести девять часов перелета на другой континент с российской одиночницей, которая отчаянно строила ему глазки. Томилин долго это игнорировал, предпочитая пытаться ухаживать за Таней, но, как только получил четко сформулированный, хотя и мягкий отказ, понял, что терять уже нечего и быстро сменил направление для распространения своих «флюидов». Ксюша, то ли к счастью для Тани, то ли нет, на этап гран-при поедет во Францию, а не в Соединенные Штаты. Но сейчас Таня ощутила, что скучает по своей подруге, и что им пора бы уже помириться. Вчера Ксюша прислала ей сообщение с угрозой о том, что проголосует за них с Женей в номинации «спортсмен года» по версии журнала «ДжиКью». Меньше всего Тане хотелось бы позировать фотографам на ковровой дорожке, стоя в шикарном вечернем платье под руку с Громовым, а потому пришлось написать, что, как только она вернется из Америки, они обязательно встретятся и поговорят.

— Сегодня вечером будет тренировка, — напомнил Арсений, — справитесь без меня? Я хочу прогуляться по книжным магазинам. Лэйк-Плэсид это, конечно, не Нью-Йорк, где можно найти что угодно, но вдруг мне повезет и я таки найду хорошие научные труды по фигурному катанию…

— Справимся, — кивнула Таня, надеясь, что Мельников всё же не сможет ничего найти. Они с Ильей уже заказали шикарные многотомные издания из Канады, вспомнив о намечающемся дне рождении тренера.

— И ещё пресс-конференция, — напомнил Арсений, заставляя Таню вздрогнуть. — Вот там я точно за вас буду спокоен. Косноязычием ты явно не страдаешь. Дашь фору любому спичрайтеру.

— Спасибо за комплимент, — натянуто улыбнулась Таня, не желая портить настроение тренеру, — но ты уверен, что она обязательна?

— Это не пресс-конференция для тех фигуристов, кому вдруг нечего делать за день до соревнований, — строго пояснил Арсений, расстегивая олимпийку сборной и впервые за тринадцать лет вновь испытывая чувство гордости от её ношения, — это пресс-конференция двух российских пар, приехавших на этап гран-при «Скейт Америка». А именно Татьяны Алексеевой, Ильи Томилина, Алисы Калининой и Ев…

— Хватит! — оборвала его Таня, выставив вперед ладони. — Я поняла. Будем мы на этой пресс-конференции…

***

24 октября, Лэйк-Плэсид, «Олимпийский центр». Пресс-конференция российских пар, прибывших на этап Гран-при. 19:00.

Российские фигуристы вошли в небольшой конференц-зал первыми. По рассадке, составленной организаторами, им необходимо было сесть в порядке Алиса, Евгений, Татьяна, Илья. «Быковать» и высказывать недовольство было уже поздно, так как в зал начали заходить журналисты, а потому Тане пришлось согласиться сидеть между бывшим партнером и нынешним. Подходя к столу, Евгений отодвинул два стула — для Алисы и Тани, но с недовольством заметил, что за другой угол спинки одного из стульев уже схватился Илья. Громов прожег его гневным взглядом, и Томилин одернул ладонь, позволяя Евгению поухаживать за бывшей партнершей.

— Ну вы прямо как жених с невестой, — успела шепнуть ему Алиса, довольно улыбнувшись, — во главе стола сидите.

— Очень смешно, — мрачно проворчал Евгений, вставляя в ухо наушник для синхронного перевода, а затем быстро шмыгнул носом, успев в сотый раз проклясть насморк, не желавший его покидать.

Пресс-конференция началась с дежурного приветствия, а затем начались нескончаемые и банальные вопросы о межсезонной подготовке, о новых программах и об ожиданиях на новый сезон.

— Мистер Громов, — обратилась к нему миловидная американская журналистка с вульгарными нарощенными ресницами, от взмаха которых дуновения ветра доносились, кажется, даже до стола, за которым сидели фигуристы, — вы считаете свой вид спорта романтичным?

— Я считаю, что фигурное катание излишне романтизируют, — серьезно ответил Громов. — Разве можно считать романтичным вид спорта, в котором название одного из основных элементов переводится как «спираль смерти»*?

Как только до журналистов дошел смысл сказанного, по залу прокатился легкий смех, а затем вопросы вновь вернулись в скучное русло. У Алисы интересовались процессом её восстановления после аварии, у Евгения спрашивали о его питании и тренировках, у Ильи — о том, как он себя чувствует, резко оказавшись на одном уровне с именитой парой Калинина/Громов. И только вопрос, обращенный к Тане, поставил её в неловкое положение.

— Скажите, Татьяна, — с трудом выговорил её имя американский журналист, — с кем из партнеров, сидящих по двум сторонам от вас, вам было комфортнее кататься?

Она нервно одернула рукав олимпийки и на мгновение поджала губы. Евгений даже не скрывал самодовольной ухмылки, Илья занервничал, приподнимая брови, а Алиса с волнением ждала ответа.

— Это некорректный вопрос, — вздохнула Таня, — Илья и Евгений очень разные. У них есть свои плюсы и свои минусы. Они оба для меня равноценны.

— То есть ни один из них не был вам дороже? — хитро сощурил глаза американец.

— Ни одного из моих партнеров я не воспринимала как мужчину, — уверенно солгала Таня, — ни с кем из них меня не связывали отношения, выходящие за рамки рабочих. Ничего личного. Только спорт.

Журналист кивнул и опустился на свое место, явно раздосадованный тем, что не смог выудить ничего «горяченького». Таня на корню пресекала любые намеки на её романтические отношения с кем-либо из партнеров. И даже не догадывалась, как сильно заскрежетали зубы Громова, сидевшего рядом. От слов бывшей партнерши в груди всё буквально воспылало от злости.

Через несколько минут пресс-конференция была окончена, и Таня смогла вздохнуть полной грудью. Спустя час фигуристы вернулись в отель.

Возвращаясь в свой номер с позднего и не совсем законного ужина, Таня устало вздохнула, лениво шоркая ногами по полу коридора и пытаясь донести, наконец, свое бренное тело до постели. День включал в себя утомительный перелет на другой континент, тренировку и пресс-конференцию, а потому больше всего сейчас хотелось просто упасть и выключиться, отправляясь в мир сновидений. Таня устала настолько, что даже не вскрикнула, когда одна из дверей открылась, и из неё вышел Громов, схватив её за предплечье и затащив в свой номер.

— Что ты творишь? — поинтересовалась она, округлив глаза, когда Евгений прижал её к стене своего номера.

— Не воспринимаешь меня как мужчину? — прорычал он, навалившись на Таню, позволяя отчетливо ощутить жар своего тела. — Ничего личного?

— Женя, не надо, — с трудом выдавила из себя она, положив ладони на его плечи и пытаясь отодвинуть его хоть на миллиметр. Он слишком давил. Его слишком много.

— Нет, Таня! — разозлился он. И она даже в полумраке номера разглядела, как яростно сверкнули его глаза. — Скажи мне это в лицо!

Таня приоткрыла губы, желая сделать вдох и попытаться озвучить то, что он просил, но Евгений, не дожидаясь ответа, наклонился к ней, жадно целуя. Горячие, тугие и невероятно требовательные губы обрушились на мягкие и нежные. На секунду Таня обомлела, но в следующее мгновение прикрыла глаза, сдавленно простонав и трепетно отвечая на эти ласки, забывая обо всем, что происходило между ними в последнее время. Слишком давно они оба хотели такой близости. Евгений положил ладони на её талию, приподнимая и позволяя обхватить себя ногами за поясницу, чтобы им было удобнее продолжать. Чтобы разница в росте не могла мешать наслаждаться друг другом.

Таня запустила пальцы в его волосы, жадно отвечая на горячие поцелуи. Казалось, что всё, что было до этого их поцелуя, осталось за дверью. А здесь и сейчас было только желание, страсть и голод друг до друга, изрядно измучивший их обоих.

— Я… — сбивчиво прошептал ей в губы Евгений, разрывая поцелуй и придерживая Таню ладонями под ягодицами, — я забыл.

— Забыл… Что? — возбужденно и пьяно улыбнулась Таня, прислонившись к его лбу своим и заглядывая в любимые серо-голубые глаза.

— Что отпустил тебя, — голос Громова в одно мгновение заледенел. Он опустил Таню на ноги, но она чувствовала, что они едва способны её удержать сейчас. После такого резкого контраста. Пару секунд назад она млела от его поцелуев, находясь в его руках. Пару секунд назад между ними начиналась оттепель, но сейчас Таню словно облили холодной водой.

— А вот я для тебя всё ещё что-то значу, — самодовольно и ядовито улыбнулся Евгений, а затем открыл дверь из своего номера, многозначительно кивнув Тане на выход. — Доброй ночи.

Тане хотелось закричать от боли. Громов повел себя отвратительно. Внутри всё разлетелось на маленькие осколки, больно впившиеся в сердце. Но нужно было держаться. Неимоверных усилий ей стоило не произнести ни слова и просто выйти из номера Евгения, одернув вниз задравшуюся футболку. Она слышала, как громко захлопнулась дверь его номера. Чувствовала, как кровь пульсировала в висках. Ощущала, как бешено бьется сердце, и как начинает щипать глаза от подступающих слёз. На негнущихся ногах Таня зашла в свой номер, прислонилась спиной к двери, а затем медленно опустилась по ней на пол, закрывая лицо ладонями и давая волю слезам.

***

25 октября, Лэйк-Плэсид, Олимпийский ледовый дворец, 14:50.

Евгений с Алисой направлялись к выходу на лёд по подтрибунному помещению. Завтра здесь стартует американский этап гран-при. Все его участники уже прибыли, а потому тренировочный лёд был расписан между ними буквально по минутам. На самом катке последние минуты катались Таня с Ильей, шлифуя свой двойной аксель. У борта, скрестив руки на груди, стоял Мельников, а на трибунах рассредоточились представители американской и канадской федераций, фигуристы и волонтеры.

Евгений кинул спортивную сумку на скамейку у борта, а затем встал возле Арсения, наблюдая за Таней и Ильей. Делать это было непросто и Громов старался по возможности избегать этого зрелища. Руки Ильи, казалось, были везде. Он трогал ими талию Тани, её поясницу, низ живота, внутреннюю сторону бедра… От каждого такого, пусть и чисто рабочего прикосновения, Евгений вспыхивал изнутри и с огромным трудом мог сдержать себя. Но терпение его уже приближалось к критической отметке.

Арсений подозвал учеников к себе и поставил перед Таней жесткое условие. Либо она сейчас же, на глазах у большого количества соперников и представителей федераций выполнит четверной выброс, либо забудет об этой идее раз и навсегда, а в прокатах на грядущих соревнованиях будет исполнять исключительно тройной. Он был уверен, что Таня спасует и, наконец, откажется от своей бредовой идеи, полностью оккупировавшей её мозг. Уверен был в этом и Илья. А вот сама Таня обернулась на лёд, делая медленный вдох, пытаясь сконцентрироваться на себе и своем теле.

— Даже не вздумай! — прорычал стоявший рядом с Мельниковым Громов, отвлекая её.

— Ты, похоже, опять забыл? — Таня обернулась к нему и недовольно нахмурила брови. — О том, что отпустил меня!

Страх за любимую женщину ударил Евгению в голову, смешавшись с бешеным приливом злости на неё же, а потому он снова схватил её за руку, притянув к борту, заставляя удариться о него носками коньков. Илья подался вперед, желая помочь партнерше и совсем не одобряя таких методов именитого Громова, но Арсений предостерегающе качнул головой, не желая провести несколько следующих дней в реанимации, ожидая, пока ученик придет в себя после черепно-мозговой травмы.

— Не смей, Таня! — громко и угрожающе произнес Евгений, привлекая к ним внимание всех людей, находившихся на трибунах. Оживленные разговоры, царившие там, прекратились.

— Отпусти её руку, — максимально безэмоционально попросил Мельников, надеясь именно таким тоном достучаться до Жени.

— Не указывай мне, что делать! — Громов, от злости сжимая хрупкое запястье Тани ещё сильнее, обернулся к стоявшему рядом Арсению, и Алиса поняла, что ей необходимо вмешаться. Она торопливо соскочила со скамейки и вклинилась между ними.

— Давайте остынем, — с натянутой улыбкой произнесла она, пытаясь снизить градус разговора, — это не должно быть сложным. Мы ведь на льду!

Алиса начала с трудом, палец за пальцем разжимать ладонь Громова, освобождая руку Тани. Алексеева потерла покрасневшее запястье, обожгла злым взглядом Евгения, а затем, демонстративно взяв за руку Илью, уехала на противоположный конец катка, намереваясь выполнить четверной выброс.

— Ты ведь помнишь, что будет, — тоном, леденящим кровь в жилах, обратился Громов к Мельникову, — если она сейчас разобьется?

Арсений на такую провокацию предпочел ничего не отвечать. Он тревожно наблюдал за Таней, которая о чем-то выразительно разговаривала с Ильей, показывая ему их траекторию захода на четверной выброс. Мельников вздохнул, чувствуя, как сердце начинает биться чаще от волнения. Он мысленно снова проклял упрямство Тани, а затем с ужасом наблюдал за тем, как они начали набирать скорость. Громов обхватил край борта, впиваясь в него ладонями от тревоги так сильно, что те побледнели и на них отчетливее показался рисунок вен.

Таня чувствовала, что вот уже тот вираж, на котором решается многое. Скользя спиной вперед, Илья положил ладони ниже её талии, крепче сжимая их. Таня сделала глубокий вдох, слыша скрежет льда, видя его белоснежную гладь, на которой будто в одну секунду пронеслись все моменты, принесшие ей боль. Начиная от Олимпийских Игр и заканчивая вчерашним разорванным и издевательским поцелуем. От детских усмешек совсем юных фигуристок и до преследовавшего в последнее время ядовитого шепота за спиной от коллег-соперниц. Всё это в мгновение заставило вскипеть кровь в жилах, активизировав каждую клеточку её тела. Таня закрыла глаза, чувствуя, что Илья уже оторвал её от льда и развернулся, кидая высоко и далеко. Сейчас она готова выполнить заветный четверной выброс. Готова как никогда раньше.

Один оборот. Второй. Третий и… Четвертый!

Но четыре оборота она уже выполняла, однако ни разу не приземлялась на одну ногу. Так, как было необходимо, чтобы выброс засчитали правильно исполненным. Но сейчас она это сделала. Таня приземлилась на наружное ребро лезвия правого конька и продемонстрировала чистый выезд. И пока все присутствующие были в шоке, её собственное лицо сохраняло абсолютно детское и недоумевающее выражение. Карие глаза предельно округлились, а бледно-розовые губы ошарашенно приоткрылись. Она, наконец, остановилась, поставив на лёд вторую ногу. Арсений ликовал, прыгая от счастья как ребенок, Илья обхватил ладонями голову, Алиса вместе с остальными присутствующими громко аплодировала и счастливо улыбалась, понимая, что это заслуга ещё и её любимого мужчины.

А Евгений оторопел, позволяя своему лицу вытянуться от искреннего и неподавляемого шока. Татьяна Алексеева только что продемонстрировала идеальный четверной выброс уровня сложности «ультра си». И это красноречиво указывало на то, что на данный момент она — самая сильная партнерша в мире.

Таня упала на колени, в мгновение обессилив. Она закрыла лицо ладонями, начиная плакать. Всё её тело задрожало, но дело было не в физическом переутомлении. Она смогла. Она перешагнула всё, что мешало ей идти дальше. Она доказала всем, кто был уверен, что она ничего не сможет без Громова. Она доказала это ему. И, что самое главное, доказала это себе. Она сильная. Кто и что бы про неё ни говорил.

— Таня! — Илья подъехал, падая на колени перед ней и аккуратно убирая ладони от её покрасневшего лица. — У тебя получилось!

— Нет, — дрожащими и припухшими от слёз губами произнесла Таня, а затем повернула голову вбок, находя взглядом Арсения, — у нас получилось.

Мельников счастливо улыбался, но, встретившись взглядом с ученицей, покачал головой и пригрозил указательным пальцем, ругая за упрямство. Однако именно оно позволило ей выполнить этот сложнейший элемент. Таня улыбнулась тренеру сквозь слезы. Алиса, воспользовавшись шоком Громова, бесстыдно смотрела на Мельникова и поймала себя на уколе ревности. Арсений смотрел на Таню с неприкрытым восхищением, гордостью и даже некоторого рода любовью. Однако в следующую секунду на его лице отразилась боль. Он зажмурился, сдержав стон и пошатнувшись. Восторженные прыжки сразу же дали о себе знать дикой болью в больном колене. Алиса и очнувшийся Женя помогли ему сесть на скамейку. Таня с Ильей поспешили выйти со льда.

— Я позову врача, — кивнула Алиса, порываясь побежать в подтрибунное помещение, но Громов не дал ей этого сделать, уводя на лёд и аргументируя это тем, что сейчас их время тренироваться. А за врачом в итоге поспешил Илья.

— Ничего не хочешь мне сказать? — приподняв бровь, обратилась к Громову Таня, когда тот снимал чехлы с лезвий коньков, намереваясь переступить на лёд. — Поздравить, например?

— Не вижу повода, — хмуро отозвался Евгений, а затем, уже со льда, гневно посмотрел на Алису, не понимая, почему она трется возле Мельникова и желая узнать, о чем они сейчас говорят.

— Иди, Алиса, — сквозь зубы, терпя боль из последних сил, процедил Арсений.

— Нет, — судорожно покачала головой она, — тебе больно. Я никуда не пойду, пока не отпустит.

— Иди. К своему. Партнеру, — прорычал Арсений, шумно втянув носом воздух. Губы Алисы приоткрылись, а рыжие брови приподнялись. Мельников грубо отгонял её от себя. И это было очень больно. Вчерашнюю ночь они провели вместе, и Алиса не ожидала от него такого. Ни таких слов, ни такого тона.

— Почему ты так разговариваешь? — изумилась она. — Почему не даешь помочь?

— Потому что ты ведешь себя так же, — всё с тем же раздражением пояснил он, увидев, что Илья с Антоном уже подходили к нему. Значит, нужно было поторопиться и отогнать Алису от себя как можно скорее. — Я знаю, что твои показатели падают. И узнал это не от тебя. Ещё есть вопросы?

Калинина поджала губы, чувствуя ком в горле и желание разрыдаться. Но сейчас слезы были ни к чему. Она сжала ладони в кулаки и отрицательно покачала головой в ответ.

— Значит, иди. Тебя ждет твой партнер.

Алиса буквально убежала от Арсения, понимая, что ещё одна такая фраза от любимого мужчины, и слёзы будут обеспечены. Она переступила на лёд и присоединилась к тренировке с Женей.

Арсений, по просьбе спортивного врача, закатал штанину, а затем закусил нижнюю губу и зашипел от боли, чувствуя, как толстая игла шприца оказалась под его кожей в районе коленной чашечки. Несколько секунд неприятных ощущений от инъекции местного обезболивающего, а затем боль начала утихать.

— Сейчас я тебе подую и всё пройдет, — засмеялась Таня, желая как-то развеселить тренера. Она краем глаз видела и слышала их ссору с Алисой и понимала, что болит у Мельникова сейчас не только колено. Но вот на сердце подуть она никак не могла.

— Спасибо, мамочка, — усмехнулся Мельников. Таня опустилась перед ним на корточки, а затем действительно бережно подула ему на больное колено.

Громов, так не вовремя обернувшийся, оторопел на несколько секунд от увиденного. Мельников развалился на скамейке, а Таня сидела у его ног. Извращенное воображение Евгения, вынужденного по роду деятельности ограничивать своё либидо, сразу же подкинуло ему омерзительную картину, заставляя в мгновение рассвирепеть. Он ощутил, как заскрежетали его зубы, а скулы стали острее. Он поспешил выйти со льда и поговорить с Таней. Если разговор в таком гневном состоянии можно считать разговором…

— Ты куда? — Алиса схватила его за руку, боясь, что он может причинить какой-то вред Арсению, но Громов не ответил, стряхнув с себя ладонь Алисы и переступая со льда. В два шага он дошел до Тани, схватил её за предплечье и увел в подтрибунное помещение.

— Это у тебя флирт такой? — с вызовом запрокинула голову Таня, чувствуя, как победа над собой и своим телом придала ей значительной уверенности в себе. — Я, кажется, просила не использовать такое по отношению ко мне.

— А на член ты ему не подула? — язвительно поинтересовался Громов. Слова Тани он толком не слышал. Увиденное пару минут назад слишком разозлило, заставляя забыть обо всем вокруг.

Она замахнулась, порываясь дать Евгению смачную пощечину, но остановила свою ладонь в нескольких сантиметрах от его лица. Её пальцы, один за одним, согнулись, превращая ладонь в кулак.

— Даже касаться тебя не хочу, — с отвращением произнесла она, опуская руку вниз.

— Давай поговорим? — вопреки своим словам Громов сам отказывался говорить, повышая голос и начиная практически кричать.

— Боюсь, что есть только один язык, на котором мы с тобой можем разговаривать, — вздохнула Таня, направляясь обратно на каток. — И это — язык фигурного катания.

Евгений гневно нахмурился, провожая взглядом её растворяющийся в подтрибунном помещении силуэт. Если Таня хочет рассказать ему что-то именно посредством языка, которым они оба владеют в совершенстве, то до завтра он, так и быть, потерпит.

Комментарий к Язык, которым мы владеем в совершенстве

*Тодес (нем. Todesspirale — «спираль смерти») — элемент парного фигурного катания, при выполнении которого партнёрша описывает спираль вокруг партнёра.

========== Начни с себя! ==========

Комментарий к Начни с себя!

Знаю, что вы уже устали, что вы ждете какого-то развития и кульминации. И я честно хотела уместить и прокат Тани, и прокат Жени в одну главу, но… Как всегда разлилась мыслью по клавиатуре. Ей-богу, оно выходит как-то само…

В качестве извинений прикрепляю чудесный арт к главе “Так… Горячо?” от чудесного и скромного читателя, пожелавшего остаться неназванным ;)

Было очень приятно вспомнить первый и такой горячий поцелуй Тани с Женей. Спасибо.)

https://pp.userapi.com/c845520/v845520699/10cade/2NKS5M0RxTM.jpg

26 октября, Лэйк-Плэсид, Олимпийский ледовый дворец, 19:50.

Этап американского Гран-при, а точнее, первый соревновательный день спортивных пар подходил к концу. На лёд оставалось выйти двум российским парам, по воле жеребьевки следовавшим друг за другом. Таня стояла у выхода на лёд, ожидая, пока закончится программа французской пары. Им с Ильей предстояло кататься следующими.

— И стоило ли ради этого, — в сантиметре от неё раздался недовольный голос Громова, — напрягать дизайнера? Можно ведь было сразу выйти в одном белье!

Таня недовольно обернулась к бывшему партнеру. Тот уже стоял в своем костюме для короткой программы. И он был достаточно простым — черные брюки, напоминающие джинсы из специальной тянущейся ткани, и темно-серая футболка. Такой образ был вполне оправдан для их с Алисой бунтарской программы и очень шел Громову. Вычурные костюмы с блестками он всегда старался отметать от себя как можно дальше. Да ему и в принципе не нужна была эта мишура. Он даже в самой простой одежде выглядел великолепно. Этого у него Таня отнять не могла, как бы сильно ни хотелось.

— Мне кажется, — очнулась она, чуть поежившись и понимая, что, стоя у льда, уже начинает замерзать в своем миниатюрном белом платье, — что ты меня с кем-то спутал. Тебе нужно следить за своей партнершей.

— Я просто беспокоюсь о моральном облике отечественного фигурного катания, — безразлично пожал плечами Громов, перестав смотреть на Таню и начиная взглядом следить за завершающимся прокатом французов. В груди что-то болезненно сжалось. Неужели это все правда, а не дурной сон? Неужели он действительно довел всё до такого состояния? Неужели Таня действительно будет кататься с другим?.. До самого последнего момента он был уверен, что она спасует. Что не пойдет на такое. Что вернется к нему.

— Тогда начни с себя, — холодно отрезала Таня, а затем почувствовала, как подошедший Илья взял её ладонь, бережно поглаживая. То ли желая согреть её вечно холодные руки, то ли просто потому, что сильно нервничал.

Громов собирался съязвить что-то в ответ, но вернувшийся к подопечным Мельников максимально аккуратно попросил его вернуться к своему тренеру и партнерше. Камер и людей вокруг было слишком много, а потому Евгению пришлось повиноваться, с трудом сдержав лицо. Несколько интимных минут разговора с Арсением, когда он на правах тренера ещё раз обозначил слабые места, напомнил про сильные стороны и задал дополнительной мотивации ученикам пролетели быстро. Таня и Илья обернулись на лёд. Французская пара уже выходила и отправлялась в зону оглашения оценок, и значило это только одно — пора.

Томилин переступил на лёд первым, а затем протянул ладонь Тане, ободряюще, но всё же чуть нервно улыбаясь. Она вложила в его руку свою ладонь и улыбнулась, делая шаг на лёд. Громов, стоящий у борта рядом с Алисой и Ольгой Андреевной, ревностно сжал зубы. Когда Таня в последний раз улыбалась ему так искренне? Он даже не мог вспомнить. Слишком много времени прошло с тех пор. Сейчас она если и улыбалась ему, то только нарочито натянуто или язвительно-ядовито.

— Уверен, что хочешь остаться? — аккуратно поинтересовалась у него Ольга Андреевна. — Ты редко смотришь прокаты соперни…

Громов повернул голову к тренеру, выразительно на неё посмотрев, едва справляясь со всей гаммой одолевших его чувств. Здесь была и удушающая зависть, и отравляющая ревность, и сумасшедшее волнение. И, конечно, любовь на пару с восхищением.

— Сеня! — Мельников, стоявший по другую сторону ледовой арены и наблюдавший за тем, как его подопечные раскатываются последние секунды, обернулся назад. И лицо его вытянулось от удивления.

— Ты что здесь делаешь? — с изумлением поинтересовался он, обращаясь к сестре и даже не замечая, что два представителя службы безопасности отчаянно отказывались пускать её в зону у кромки льда, в которой находиться могли лишь участники соревнований, тренерский штаб и волонтеры, имевшие специальный пропуск.

— Может, скажешь, что я с тобой? — недовольно намекнула ему Арина. Мельников судорожно кивнул, показав охранникам свою аккредитацию. И уже через пару секунд двукратная олимпийская чемпионка по гимнастике стояла рядом со своим братом. Она приветственно хлопнула его по плечу, наслаждаясь изумлением, плескавшимся в светло-голубых глазах.

— Ты прилетела на другой континент? — с трудом собирая слова в предложения, поинтересовался он, не сводя глаз с сестры, отношения с которой никогда не были теплыми. — Ради Тани? — Мельников помнил, что большой вклад в уровень катания Алексеевой, а точнее, в её приземления, внесла именно она.

— Ради тебя, дурья ты башка, — ухмыльнулась Арина, как ни в чем не бывало наблюдая за Таней и Ильей, которых уже объявили. — Ну и да, так и быть, немного ради Тани.

— А… — Мельников снова приоткрыл рот. — Почему не сказала? Я бы выбил тебе билет…

— Хотела сделать сюрприз, — улыбнулась Арина, с удовольствием отмечая, что это ей явно удалось. Пока Арсений переваривал услышанное и собирался с мыслями перед прокатом учеников, Арина нашла взглядом у противоположной стороны катка Алису, стоявшую рядом с Громовым. Калинина недовольно и виновато поджала губы, опуская взгляд вниз. Как только Мельников познакомил их, отношения девушек не заладились. Мельникова была уверена, что Алиса просто искала в её брате замену Громову. И даже прямым текстом заявляла это Арсению. Нет, ну в самом деле! Высокий, глаза голубого оттенка, светлые волосы… Да и фигурист. Пусть и бывший. С лица Арины пропала улыбка. Она с холодом в глазах сверлила взглядом Алису. Она до сих пор была уверена в том, что серьезных чувств она к её брату не испытывала. И, как только появилась возможность быть с Громовым, сразу же убежала к нему. Лишь подтвердив её опасения.

«Representing Russia — Tatiana Alexeeva and Ilya Tomilin!»

Таня сделала глубокий вдох, ощущая сильное желание переглянуться с Женей. Увидеть его глаза. Она спиной чувствовала на себе его взгляд. Но обернуться к нему не могла. Как бы сильно этого не хотелось. Сейчас она должна была грациозно вложить свою ладонь в ладонь Ильи, а затем поприветствовать судей и болельщиков, подняв руки вверх. Они оба улыбнулись, но улыбки всё же вышли натянутыми и нервными. Перед тем как повернуться к Илье лицом и встать в начальную позу, Таня переглянулась с Арсением. Он медленно кивнул ей, вселяя уверенность и безмолвно уведомляя о том, что всё получится. Таня на долю секунды прикрыла глаза, соглашаясь с ним и пытаясь унять волнение. Всё, что было до этого самого момента, необходимо отпустить. Выдохнуть. Обнулиться. Но сделать это было сложно, особенно учитывая то, о чем будет их с Ильей короткая программа. С самого начала, когда Таня предлагала одну связку за другой, Мельников примерно понимал, о чем Таня хочет поведать миру посредством фигурного катания. Да, мало кто, а точнее, практически никто её не поймет. Но она расскажет. А вот Илья задумку Тани не особо понимал, да и не вникал. От него требовали сделать вот так и посмотреть вот сюда — он исполнял. И делал это, надо признать, довольно неплохо.

Трибуны умолкли. Таня повернулась лицом к Илье. Он обнял её за талию, а затем Таня прогнулась назад, будто падая без чувств.

Громова словно прошибло током. Эта поза. Это финальная точка их произвольной программы. Последней программы, что они катали вместе. Тот самый момент, когда Таня, отдав Жене своё сердце, умирала в его руках. Тогда никто не мог представить, насколько эта программа, а точнее, её конец, окажется пророческой. Пары Алексеева/Громов больше не существует. Она умерла.

Евгений нахмурился, начиная догадываться о том, что именно Таня хочет ему рассказать. Если программа начинается с этого, значит, дальше последует то, что было после Олимпийских игр?..

Skylar Grey — I Know You

Началось драматичное музыкальное вступление. Началась программа. Началась «жизнь» после оглушительной победы на Олимпийских играх. После проката, давшегося ей с таким трудом.

Я верю, что в тебе есть любовь.

Которая заперта на пыльных перепутьях

В глубинах твоего сердца, и ты просто боишься выпустить её наружу.

Илья аккуратно приподнял Таню, помогая ей выпрямиться. Она, изображая полное неверие в происходящее, покачала головой, потеряно улыбаясь. Илья трепетно положил ладони на её скулы, притягивая её лицо к своему. Поцеловаться они, конечно, не поцеловались, но Громов понимал, что это тот самый поцелуй, последовавший сразу после их победы.

Таня и Илья взялись за руки, счастливо улыбаясь и набирая большую скорость. Это — круговорот событий, информационных поводов, фотосессий и всего, что окружало их первый месяц после Олимпиады. Илья крепко сжал ладони на талии Татьяны, борясь с диким волнением, клокотавшим внутри, а затем подкинул её вверх над собой. Это — тройная подкрутка. Это — головокружительное послевкусие, заставившее их парить где-то высоко над землей.

Я сама не без вины,

Но воспользуйся шансом — откройся мне,

И я покажу тебе то, о чём ты раньше не подозревал.

Илья и Таня начали параллельно скользить спиной вперед, набирая угловую скорость для прыжка. Арсений волнительно сжал кулаки, поймав на себе усмешливый, но всё же теплый взгляд Арины. Таня и Илья в одну секунду ударили по льду зубцами конька, группируясь и взмывая в воздух. Это — близость между новоиспеченными олимпийскими чемпионами. Сумасшедшая, адреналиновая, но невероятная по своему удовольствию. Такая желанная, такая выжигающая всё изнутри.

Евгений, Алиса, Арина и Мельников, несмотря на то, что находились по разные стороны бортов, выдохнули с облегчением в одну секунду. В ту, в которую Таня с Ильей идеально чисто приземлились из прыжка на одну ногу.

— Это — моя школа! — победно воскликнула Арина, когда трибуны взорвались аплодисментами после тройного тулупа в исполнении российской пары.

— Вне всяких сомнений, — подыграл ей Мельников, важно кивнув, но продолжая при этом не сводить глаз с учеников, чувствуя, как быстро бьется сердце в груди. Так, будто он катается сейчас сам.

Не усложняй ничего,

Не давай прошлому диктовать, что делать.

Маленькая передышка без сложных элементов, нужная, чтобы перевести дух хотя бы за эти несколько секунд. Илья вновь взял Таню за руку, но на этой раз другой ладонью, она закрыла глаза, будто не желала чего-то видеть. Не желала ехать туда, куда тянул за собой на большой скорости Илья. Они остановились в центре льда, и Таня буквально на мгновение спряталась за его спиной. Это — кладбище. Её первая встреча с мамой Жени, когда она просто испугалась и не знала, как реагировать. Она просто спряталась за ним. За его широкой спиной, за которой, казалось, можно укрыться от всего на свете.

Громов зажмурился. Таня резала без ножа. И казалось, что разрезала она лезвиями своих коньков не ледяную гладь, а горячую поверхность его сердца, оставляя глубокие раны, едва ли способные затянуться.

Я была терпеливой,

Но я начинаю терять веру.

Громов переживал за Таню каждый раз, когда она, такая хрупкая, выходила на лед. Даже имея статус олимпийской чемпионки, Евгению казалось, что это какая-то ошибка. Ну не может она так рисковать собой. Не может. Но отчаянно это делает. Не без его «помощи». Евгений видел, как она порхала по льду в этом безбожно коротком и просвечивающем белом платье. Он до дрожи в пальцах хотел коснуться её. Хотел перемахнуть через борт, забрать себе и больше никогда не выпускать из рук… Таня рассчитывала достучаться до него посредством фигурного катания? Ей это удалось.

Пожалуйста,

Я знаю тебя, малыш.

Я верю, что ты бы мог полюбить меня,

Но ты потерян в собственных страданиях.

Татьяна уверенно взлетела вверх, оказываясь в высокой поддержке. Тогда, после откровений на кладбище, ей казалось, что теперь у них с Женей всё будет хорошо. Тогда она впервые позволила себе поддаться сладким мечтам о том, как они будут «жить долго и счастливо». Тогда ей казалось, что она особенная, что вместе с ней Женя преодолеет своё непростое прошлое. Но Женя, подобно Илье сейчас, вернул её с небес на… лёд своим единолично принятым решением о снятии с чемпионата мира.

Я горю, как в воздухе пушечное ядро,

Врезаясь в того, к кому я принадлежу.

Волнительный заход на выброс. Таня уже почувствовала руки Ильи ниже своей талии. Сердце бешено застучало в груди, пульсацией отдавая в кончики пальцев и виски. Большая скорость. Большой адреналин. Большой риск. Самый сложный элемент в их программе, символизирующий самый переломный момент в её отношениях с Женей.

Илья сжал ладони, отрывая Таню ото льда, и кинул её максимально высоко и далеко, чтобы она успела выполнить четыре оборота. Громов не смог этого видеть. Он закрыл глаза. Так же, как закрыл их в переносном смысле на то, что назвал любимую женщину никем. И своими этими словами он откинул её от себя. Далеко. Высоко. Резко. Не думая о том, как больно ей будет падать. А вот Таня каждое своё падение на пути к четверному выбросу помнила. Помнила стоны, острую боль, дрожь в теле. Но больше Таня не упадет. Как бы далеко её снова и снова не откидывал Громов своими словами или действиями.

Таня идеально выполнила четыре оборота и чисто приземлилась на одну ногу, позволяя себе победно вскинуть руки и счастливо улыбнуться. Трибуны взорвались оглушительными аплодисментами. Мельников вновь принялся прыгать как ребенок, размахивая аккредитацией, висевшей до этого на шее. А Громов, открыв серо-голубые глаза, шокировано округлил их, выдыхая с облегчением и чувствуя, как просто цепенеет от восхищения. В его голове был лишь один вопрос — как эта хрупкая, маленькая девушка в то же время может обладать такой внутренней силой?

— Это что, — не поняла Арина, оглядывая трибуны и с удивлением отмечая, что люди даже вставали со своих мест, — какой-то супер сложный элемент?

— Не представляешь, насколько, — с глупой улыбкой ответил Мельников, не сводя глаз с Тани и Ильи, продолжавших программу.

— Но приземлилась она ведь тоже благодаря мне?

— Безусловно, — усмехнулся Арсений, на секунду переведя взгляд на сестру, замечая, как после этих слов она гордо расправила плечи, победно улыбнувшись.

Между нами химическая реакция,

Я знаю, что ты — тот, с кем я должна быть.

Татьяна с Ильей красиво скользили вдоль борта, изображая вальсовый шаг. Роковой бал в Министерстве Спорта. Через пару секунд они перешли в совместное вращение в ласточке, когда Таня крепко прижата своей спиной к груди Ильи. Прямо как на балконе. Прямо как в тот холодный вечер.

Тени твоего сердца зависли в этом сладком воздухе,

Но я знаю тебя, любимый.

Татьяна и Илья вышли из вращения. Таня повернулась к нему спиной, а он, изобразив, будто снял с себя пиджак, накинул его ей на плечи. Таня улыбнулась, блаженно прикрывая глаза на секунду, но затем улыбка с её лица пропала. И она открыла глаза, решительно посмотрев перед собой.

Секреты, которые ты таишь,

Контролируют нас, и это нечестно.

Евгений на мгновение затаил дыхание. Он это всё уже видел. Он был непосредственным участником. Но всё равно надеялся, что возможен другой исход. Пусть хотя бы на льду. Но нет. Таня скинула с себя невидимый пиджак, а Илья, с болью посмотрев на неё, медленно уехал на другой конец катка.

Конец программы. Конец Алексеевой с Громовым. Трибуны аплодировали, судьи начали пересмотр некоторых элементов. Арсений, поддавшись шквалу эмоций, обнимался с удивленной таким порывом сестрой. Илья счастливо улыбался, купаясь в поддержке болельщиков, а Таня закрыла лицо ладонями, чувствуя, как дрожат колени, собираясь подогнуться. Ей больших усилий стоило устоять на ногах. И потому, что только что они вынесли серьезную нагрузку, и потому, что она полностью была теперь опустошена морально. Считается, что если проговорить свою проблему, то станет легче. И Таня это сделала. На своем языке.

Илья подъехал к ней, мимолетно обняв. Они поклонились судьям и зрителям. А затем Таня поспешила к Арсению. Громов не мог отвести от неё взгляда. В грудичто-то критически сжалось. Он понял, как сильно нуждается в ней. Всё остальное отошло на несколько секунд на второй план. Он видел, как Таня, переступив со льда, подобно ребенку, нуждающемся в поддержке родителя, протянула к Арсению руки, дрожа от подступающих слёз. Мельников с теплой улыбкой крепко обнял её. Он принялся бережно что-то шептать ей на ушко и ласково поглаживал её по спине. Арина тем временем оживленно беседовала с раскрасневшимся после проката Ильей, описывая свои эмоции от проката.

А Громов и Калинина, до сих пор стоявшие у борта, неумолимо бледнели от схватившей их обоих за горло ревности.

— Вам пора, — напомнила ученикам Ольга Андреевна. Таня и Илья лёд освободили и, пока они будут в зоне оглашения оценок, у Жени с Алисой будет возможность немного разогреться.

Алиса и Евгений синхронно, как самые настоящие партнеры, моргнули, приходя в себя. Калинина нервозно одернула вниз черную свободную майку с металлическими заклепками и двинулась к выходу на лёд, смотря себе под ноги и буквально боясь посмотреть в сторону Мельникова. Громов сначала сделал шаг, порываясь пойти за своей партнершей, но затем направился в другую сторону. К Тане. В несколько широких и быстрых шагов он дошел до неё, Ильи и Арсения. Всей командой они собирались ждать оглашения оценок.

— Таня, — несмело позвал её Громов, вынуждая обернуться. Алексеева остановилась и, выразительно посмотрев на Илью и Арсения, отпустила их в зону «kiss&cry». Когда они пошли дальше, Таня со странным трепетом подметила невероятное — Громов нервничал. Обычно уверенные, холодно-стальные глаза сейчас имели явный оттенок волнения. Евгений выглядел… Напуганным? Таня чуть нахмурила брови, пытаясь понять, чего от него сейчас можно ожидать.

— Тебе пора, — Таня с трудом улыбнулась и кивнула на лёд, на котором уже раскатывалась Алиса. — И мне тоже.

Таня собралась отвернуться и пойти дальше, но Громов резко протянул к ней руку, порываясь вновь пойти на поводу у своих повадок и схватить её за запястье, не дав уйти. Но в нескольких сантиметрах от Тани Евгений остановил свою ладонь. Таня приоткрыла губы от изумления. Сработало. Она… Достучалась? Ошарашенные карие глаза встретились с полными трепета серо-голубыми.

— Я хочу поговорить с тобой, — хрипло попросил Евгений, делая вдох и пытаясь унять странное, совершенно не поддающееся контролю волнение. — Пожалуйста, Таня, давай поговорим.

Громов вновь протянул к ней свои руки, и Таня заметно напряглась, делая шаг назад, с опаской смотря на Евгения. Но он, к её огромному изумлению, бережно взял её ладони в свои, как-то умоляюще заглядывая в глаза. Таня забыла как дышать. Невероятно нежный жест. Поразительно нежный взгляд. Она вновь попыталась вздохнуть, но легкие будто сковало. Всё вокруг словно перестало существовать на эту долю секунды. Перестал существовать огромный и гудящий ледовый дворец. Перестали существовать болельщики. Перестали существовать судьи, ждавшие Таню в зоне оглашения оценок, а Громова — на льду.

— Поцелуй меня, — губы Евгения дрогнули, растягиваясь в улыбке. Но не самодовольной или холодно-заносчивой, а самой что ни на есть искренней и светлой. Таня не заметила, как и на её губах появилась улыбка. Громов и так был безбожно хорош собой, а такая улыбка делала его ещё совершеннее. — Поцелуй меня на удачу, Таня. В прошлый раз, на олимпийских играх, это сработало.

Таня смущенно опустила голову, смотря на большие и горячие ладони Громова, бережно сжимавшие её хрупкие и холодные. Яркий температурный контраст, рождавший тепло, разливающееся по телам их обоих.

— Ты торопишь события, Евгений, — улыбнулась Таня, снова встречаясь с ним взглядом и краем глаз замечая, как начинают негодовать судьи. Громову пора на лёд, а иначе ему грозит дисквалификация. — Да и тогда, на олимпийских играх, твоя победа была в моих интересах. А теперь давай как-нибудь сам…

Ладони Тани выскользнули из рук Громова подобно полотну тончайшего шелка. Евгений сжал свои ладони, пытаясь удержать её, но ничего не вышло. Таня быстро удалялась от него. Он проводил её взглядом, в котором смешалась и влюбленность с надеждой на что-то светлое, и легкая грусть от её отказа на просьбу о поцелуе, и восхищение.

— Когда-нибудь я тебя выпорю, Татьяна, — произнес себе под нос он, вновь самодовольно улыбнувшись и переступая на лёд.

«Tatiana Alexeeva and Ilya Tomilin have earned for the free program 74.90 points. They are currently in the first place!»

Татьяна, сидевшая на небольшом диванчике между Ильей и Арсением, закрыла лицо ладонями, наклоняясь к своим коленям. О таком она и не мечтала. Да, с Женей она зарабатывала больше баллов. Да, это всего лишь этап гран-при. Даже на чемпионате России конкуренция будет больше и жестче. Но факт оставался фактом. Выступить осталось только Жене с Алисой, а это значит, что они с Ильей точно останутся вторыми. И это при том, что ещё вчера третье место по итогам короткой программы казалось верхом того, чего они могут добиться. Но сейчас всё менялось. В лучшую сторону. И теперь оставалось лишь так же хорошо откататься завтра в произвольной программе, окончательно занять место на пьедестале и право отправиться на финал гран-при в Канаду, который пройдет там в ноябре.

— Ты прекрасна, Таня, — прошептал ей Арсений, ласково потирая ладонью спину, переживая, что в своем коротеньком белом платье из тонкой ткани она уже успела несколько раз замерзнуть.

— Всё благодаря тебе, — тепло улыбнулась она, выпрямляясь и целуя тренера в щеку, — благодаря вам! — Она повернулась в другую сторону, поцеловав теперь Илью, явно смущая его таким жестом.

Самое сложное на сегодня в плане физическом было для неё позади. Теперь, уняв легкую дрожь в теле, Таня подошла как можно ближе к борту ледовой площадки, желая посмотреть программу Жени с Алисой. Что бы там ни было, но она переживала за них. Переживала за него.

— Готова? — Евгений вопрошающе приподнял брови, вглядываясь в зеленые глаза партнерши и ободряюще проводя ладонью по плечу.

— Готова, — вздохнула Алиса, опуская взгляд вниз, видя, как черные коньки Жени начинают расплываться перед глазами и удваиваться…

========== Конец эпохи ==========

«Representing Russia — Аlisa Kalinina and Evgenij Gromov!»

Евгений крепко сжал ладонь Алисы, а затем они приветственно повернулись к болельщикам и судьям. Калинина ждала этого момента несколько первых мучительных недель после аварии. Ждала, как вернется в этот сумасшедший ритм, в эту борьбу с собственным телом, с самой собой и с соперниками. Ждала, что вернется к нему. Предвкушала вновь услышать, как их имена объявят вместе. Услышать оглушительные аплодисменты, адресованные только им двоим. И почувствовать, вот прямо как сейчас, его твердую уверенную ладонь поверх своей.

Но, получив всё это, поняла, что это был потрясающий этап в её жизни. Потрясающая спортивная карьера. Но отныне в её жизни есть вещи дороже. И это… совсем не вещи. Алиса потерянным взглядом нашла у борта Арсения и её бледные губы тронула улыбка. Он остался. Он переживает. Она важна ему. В последнее время они всё больше ночей проводили вместе, а вот утром сразу же разбегались по разным концам столицы. Весь день у них были тренировки, а вечером была лишь пара неловких, натянутых фраз. И только ночью они по-настоящему говорили друг с другом. На языке тела, но именно на нем они не могли нечаянно высказать претензии, тяжким грузом лежавшие на душе, и ранить друг друга. Ночью им было хорошо. Но Алисе этого с каждым утром становилось всё более недостаточно. Каждое утро она слышала, как за ним захлопывалась дверь, и сразу же ощущала, как стремительно тускнел без него окружающий мир. И лёд, ранее с лихвой привносивший яркости в её жизнь, больше не помогал. Он тяготил. Он раздражал. Раздражать начинал и Громов, на которого Алиса раньше буквально молилась. Просто потому, что именно из-за него она здесь. Ведомая желанием не бросать партнера и друга.

Алиса и Евгений встали в начальную позу. Алиса осталась в центре льда, гордо скрестив руки под грудью и чуть запрокидывая голову, вздернув нос. Такой она была, когда её нашел Женя. Кичливой нескладной девчонкой.

А сам Громов отъехал от неё на некоторое расстояние, убрав руки в карманы брюк и отвернувшись в другую сторону.

Lenny Kravitz — Are You Gonna Go My Way

Быстрый ритм. Резкая, яркая композиция. Таня с волнением вдохнула, принимаясь следить за Женей, совершенно забывая о том, что они соперники. Эта мысль полностью покинула её, сменяясь восхищением. Громов на льду. Вот, на что можно было смотреть действительно бесконечно. Ни огонь, ни вода не могли принести такого же эстетического удовольствия и восторга. А вот Женя, находящийся абсолютно в своей стихии, казалось, полностью подчиняющейся ему, мог.

Я родился давно

Я — избранный, я — единственный.

Одним, практически незаметным для зрителя толчком ноги Громов сразу же набрал большую скорость и резко подъехал к Алисе, пафосно остановившись возле нее и затормозив ребрами лезвий. Верхний слой льда под его коньками с громким скрежетом, разлетелся в разные стороны. Эффектно и так по-Громовски. Таня не заметила, как на её губах появилась восхищенная улыбка.

Я должен прийти, чтобы спасти положение,

И я не уйду, пока не покончу с этим.

Громов протянул Алисе руку, самодовольно посмотрев на нее. Короткая зарисовка их знакомства. Столкновение двух характеров. Авантюра Ольги Андреевны. Авантюра, которая сделала из них впоследствии сильнейших. И теперь, здесь и сейчас, о своем знакомстве они рассказывали уже в статусе живых легенд.

И поэтому ты должна попробовать,

Ты должна вдохнуть поглубже и повеселиться.

Алиса быстрым и оценивающим взглядом посмотрела на Громова, а затем, с выражением лица, на котором явственно читалось нечто вроде «ну, ладно, так уж и быть», вложила в его ладонь свою. И Громов утянул ее за собой, набирая огромную скорость, необходимую для быстрого ритма выбранной ими композиции.

Я играю в эту игру, хотя я и не платил,

И я не остановлюсь, пока не выиграю.

Евгений положил ладони ниже талии Алисы, и они в такт музыке синхронно выполнили мах ногой. Высоко. Эффектно. Резко. Таня вновь улыбнулась. То, что Женя с Алисой работали вместе многие годы, было заметно во всем. Была у них и потрясающая синхронность, и одинаковая скорость, и качество элементов. Но если бы Таня меньше смотрела на Женю, то заметила бы, что Алиса из образа самоуверенной бунтарки вышла, как-то потеряно смотря вокруг. На её лице вместо первоначальной надменности и решительности теперь читался… страх? Слишком сложно было оставаться в образе, когда перед глазами всё снова начинало вращаться и плыть. Однако она продолжала выполнять программу, судорожно хватаясь за Женю каждый раз, как только была такая возможность. Держась за него, можно было немного расслабиться. Выдохнуть на долю секунды.

Я не знаю, почему мы вечно плачем,

Мы должны прекратить и забыть об этом.

Заход на четверную подкрутку. Алиса была уверена в руках Жени. Уверена, что кинет и поймает он правильно. Вот только в том, что ей удастся выполнить в воздухе четыре злосчастных оборота, она была абсолютно не уверена. На тренировках у них все получалось, но в последнюю неделю силы Алисы стремительно шли на спад, заставляя насторожиться и её саму, и её партнера, и тренера. Алиса уже почувствовала руки Жени на своей талии. Он оторвал ее ото льда, и Алиса взлетела в воздух. И мир, который кружился в её глазах последние две недели даже тогда, когда она просто каталась вдоль бортов, теперь завертелся адской каруселью. Каждый оборот длился буквально пару секунд, но Алисе казалось, будто в воздухе она замирала, и обороты были в замедленной съемке. Все внутренние органы на пару секунд будто перемешались между собой, вызывая в животе неприятные ощущение и рвотный позыв. Алиса с ужасом поняла, что тело не слушается так, как раньше. И дело вряд ли в одной лишь аварии. Выходя из четвёртого оборота и падая вниз, Алиса раскрыла руки раньше, чем было нужно, опасаясь, что что-то идет не так. Но Громов безошибочно поймал её, чудом избежав удара по голове локтем партнерши. Оказавшись в его руках, Алиса крепко обняла Женю за шею, испуганно вцепившись в него. Она зажмурилась, пытаясь избавиться от страшного головокружения. Но такое было не по правилам. Как только Евгений ловил Алису, он должен был сразу же поставить ее на лед и продолжить программу. За такую странную заминку им непременно снимут баллы. И профессионалам вроде Алисы это должно быть прекрасно известно.

— Что случилось? — успел шепнуть ей Громов, продолжая скольжение в быстром темпе и заходя с Алисой на тодес.

— Все плывет, — успела ответить она, пытаясь сфокусировать взгляд перед собой, но попытки были тщетны, а потому она и вовсе закрыла глаза на несколько секунд, полностью доверяя своё тело и свою жизнь Жене.

— Что-то идет не так, — тревожно подметил Мельников, подойдя к Тане и, не глядя на неё, накинув ей на плечи свою олимпийку. — С Алисой что-то не так.

Мы должны увлечься чем-то и все наладить,

Заставить планету вращаться в другую сторону.

Алиса с Евгением скользили спиной вперед находясь параллельно друг другу. Громов был как всегда уверен в своих силах, а вот Алиса отчетливо ощутила, как задрожали её ноги. А в животе в одну секунду всё сжалось, в который раз за пару минут вызывая сильную тошноту. Раньше они с Женей всегда в один и тот же момент били лезвием или зубцами по льду, взмывая вверх, но сейчас, прислушиваясь к странным ощущениям и беспричинному страху, Алиса упустила ту самую секунду. Боковым зрением она видела, что Женя уже в воздухе, а она ещё нет. Занервничав и засмотревшись, она потеряла координацию. Выполнив только один оборот, Алиса разгруппировалась, а затем и вовсе упала на лёд. Трибуны шокировано ахнули.

Алиса не привыкла падать. Её тело и к такому не было готово. Она с трудом подняла себя руками со льда, подобно ребенку потерянно оглянувшись вокруг. В зеленых глазах отчетливо заблестели подступающие слёзы. Не таким должно было быть её возвращение. Не так должна кататься трехкратная чемпионка мира. Но Громов подхватил её, поставив на коньки и не давая расклеиться окончательно. Они продолжили программу.

Так скажи мне, почему мы должны умирать?

И убивать друг друга одного за одним?

Арсений, не сводя глаз с Алисы, быстро перебирал ногами вдоль борта, направляясь к Ольге Андреевне. Таня бежала за ним.

— Что происходит? — требовательно и с явной претензией в голосе, смешанной с волнением, спросил Арсений.

— Ты с ней не поговорил, — кивнула сама себе Ольга Андреевна, — так вот результат. Я ведь приносила тебе её показатели.

Мы должны любить под барабанную дробь,

Мы должны танцевать и быть влюбленными

Ступни Алисы, обтянутые белой кожей коньков, сильно свело. Ощущение, будто в её ботинки кто-то щедро насыпал битого стекла. Ноги не слушались и не желали кататься так, как раньше. Уверенно и первоклассно. И программа шестикратных чемпионов Европы, трехкратных чемпионов мира и бронзовых призеров Олимпийских игр выглядела крайне плачевно. Громов был стабильно хорош, где-то даже превосходя себя благодаря прооперированной спине, но Алиса была совершенно на себя не похожа. С каждым новым движением она расклеивалась всё больше и больше.

Они начали заход на тройной выброс и Арсений, наблюдая за муками любимой женщины, побелел от ужаса. А Таня, стоявшая рядом, в следующую секунду вскрикнула, судорожно прикрывая рот ладонями. Алиса упала из выброса. Удар пришелся на боковую поверхность бедра и серьезных повреждений ей удалось избежать. Она осталась сидеть на льду не столько из-за боли, сколько из-за немого шока, сковавшего её. Она не могла так откатать. Впрочем, она и не откатала. Музыка продолжала звучать, но Женя понимал, что это — конец. Он поднял руки над головой, перекрестив их и давая понять судьям, что их программа окончена. Затем он помог Алисе встать. Вцепившись в него, Калинина уткнулась в его шею, начиная рыдать. Она сминала ладонями его футболку, желая спрятаться в нём от всех этих взглядов вокруг, от всех, кто был на трибунах, за бортом и за судейскими позициями. Хотелось просто раствориться. И провалиться. Под ледяную гладь, ранее всегда отвечавшую ей взаимностью.

— Лучше уйдите, — посоветовала Арсению и Тане Ольга Андреевна, понимая, что ни Громов, ни Калинина сейчас не хотят видеть никого и ничего. С трудом Тане удалось увести Мельникова в сторону, но он продолжал смотреть на Алису. Она рыдала. Его любимый рыжик рыдал, только и успевая утирать покрасневшие глаза. Трибуны аплодировали, поддерживая расклеившихся чемпионов и откровенно недоумевая от их такого выступления, а вот Громов ушел в себя, переставая слышать что-либо. Он машинально поглаживал спину Алисы, но мыслями был далеко не здесь. Сбылся один из самых страшных его кошмаров. Теперь, несмотря на все его титулы, помнить будут именно это выступление. Теперь он прослывет как «некогда успешный фигурист, который не смог вовремя остановиться».

— Алиса, что случилось? — Евгений вышел со льда первым, подавая ей руку и помогая переступить за борт.

— Мне страшно, — тихо проговорила она, смотря под ноги по двум причинам. Во-первых, ей было стыдно смотреть в глаза партнеру и тренеру, а во-вторых из-за головокружения, до сих пор не покидавшего её.

Мельников, смотря на эту заминку у борта со стороны, в определенный момент не выдержал и пошел к Алисе. В его голове окончательно прорвало плотину терпения. Таня побежала за ним и в последний момент схватила его за руку.

— Сеня! Нет! — громко произнесла она, утягивая его назад. Громов, услышав её голос, на мгновение отвлекся от Алисы и обернулся. Брови его недовольно съехались к переносице. Таня тянула разъяренного чем-то Арсения на себя и что-то суматошно пыталась ему втолковать.

— Пора отправляться слушать оценки, — мягко произнесла Ольга Андреевна.

— Если нам за такое вообще поставят хотя бы балл, — мрачно добавил Громов. Однако Алису он продолжал приобнимать за талию всю дорогу до зоны «kiss&cry». И это немного, но успокаивало её. Он её держит. Значит, не всё потеряно. Значит, он не сильно злится?..

— Ты сменил парфюм? — нахмурилась Алиса, когда Евгений аккуратно посадил её на небольшой диванчик, отчетливо видя её плохое состояние.

— Нет, — отрицательно качнул головой Громов, с обидой и шоком отмечая, что сейчас голову Алисы могут занимать такие мелочи, а не их крах на глазах у тысяч людей.

«Аlisa Kalinina and Evgenij Gromov have earned for the free program 70.82 points. They are currently in the third place!»

На трибунах воцарилась гробовая тишина. Алиса приложила ладонь ко рту. И всем окружающим могло показаться, что сделала она это от ужаса, но на самом деле она лишь пыталась совладать с очередным рвотным позывом. А вот Громов к таким оценкам совершенно не был готов. Он проиграл не только Тане, но и французской паре, которая объективно слабее их с Алисой раз в десять. И это произошло не на каком-нибудь чемпионате мира и не на Олимпийских играх, где собирались лучшие из лучших. Это произошло всего лишь на этапе Гран-при. Для него это был удар ниже пояса. Он не стал никак реагировать на услышанное. Он просто молча поднялся с дивана и ушел в подтрибунное помещение. А Алиса сразу же судорожно побежала в ту же сторону, но намереваясь найти туалет.

Ошарашенные Татьяна, Илья и Арсений проводили их шокированными взглядами. Они обошли их по баллам. Обошли легендарную пару Калинина/Громов. Но радости от этого никакой не было. Разве что только Илья с трудом убрал со своего лица улыбку и отошел в сторону, начиная звонить маме, чтобы с восторгом рассказать, что после короткой программы они первые. И, учитывая состояние и форму Алисы, после произвольной программы они останутся на этом же месте и станут победителями.

А вот Таня и Арсений продолжали без единого слова стоять рядом и смотреть куда-то в пол. Арсений чувствовал гнев, смешавшийся с пустотой. Странное, отравляющее чувство. Его любимая женщина расклеивалась, падала, плакала. А он находился где-то в стороне. Последние месяцы Арсений постоянно осуждал Громова за то, что тот, догадываясь как несладко Тане, ни разу не помог ей, не оказался рядом. И только сейчас Мельников понимал, что сам был не лучше. Он такой же. Возможно, даже хуже. Ведь он не пренебрегал видеться с ней каждую ночь и заниматься сексом, оставляя для себя это удовольствие несмотря на то, что днем между ними снова нависали немые обиды и невысказанные претензии.

Таня в ту минуту и вовсе переживала сразу за четырех людей одновременно. За Алису, которую прекрасно понимала, потому что тоже упала на чемпионате Европы, будучи в паре с Громовым. За самого Громова, который, несмотря на свои не самые лучшие человеческие качества, такого не заслужил. Спортсменом он был великим и легендарным, и такие оценки для него — кошмар наяву. За Арсения, который видел собственными глазами боль любимой женщины. И, наконец, за себя, понимая, что в таком состоянии Громов вряд ли сможет нормально с ней поговорить. Он снова будет во власти не самых хороших эмоций. И в последний раз такой разговор закончился фразой «ты — никто».

***

Евгений сидел на кушетке в подтрибунном помещении напротив медицинского кабинета, ожидая, пока оттуда выйдет Алиса. В коридоре кроме него никого не было, и это было поводом для радости. Меньше всего Громову сейчас хотелось видеть глаза журналистов или коллег, в которых читались бы либо насмешка, либо жалость. Ни того, ни другого Женя в свой адрес не переносил.

— Тебе стоит выплатить мне моральную компенсацию, — рядом раздался тихий женский голос, вынуждая Громова поднять голову. На кушетку опустилась миниатюрная молодая женщина, бывшая канадская одиночница, закончившая карьеру год назад — Эми Стайз.

— За что? — устало поинтересовался Евгений, закрывая глаза и запрокидывая голову назад. Он был недоволен тем, что его одиночество, так необходимое сейчас, было нарушено.

— За то, что я приехала сюда из Ванкувера, ожидая вашего с Алисой зрелищного возвращения, — улыбнулась Эми, поправив высокий хвост, желая выглядеть лучше.

— Боюсь, что мне самому сейчас нужна моральная компенсация.

Эми с сочувствием вздохнула, наслаждаясь возможностью бесстыдно разглядывать Женю, находившегося на расстоянии вытянутой руки. И даже меньше.

— Может, тебе стоит подумать о том, чтобы переехать к нам и начать карьеру тренера? — несмело предложила она, а затем вздрогнула, когда Громов резко открыл глаза и перевел на неё холодный взгляд.

— На Олимпиаде ко мне уже подходили по этому поводу, — строго, но с изрядно резавшим уши акцентом, произнес Евгений, — я не знаю, что должно произойти, чтобы я бросил всё и переехал в Канаду.

Эми поджала дрогнувшие губы, опуская взгляд вниз. Она давно была влюблена в Громова, наслаждаясь им на льду, но, закончив карьеру, потеряла возможность видеть его в живую на соревнованиях. И теперь его неудача, пусть и вызванная плохой формой партнерши, а не его самого, могла стать поводом перетянуть его в Канаду и быть рядом, возможно, каждый день.

— Может, всё же скажешь, что должно произойти? — Эми понимала, что нарывается на неприятности, но она понимала и то, что второго шанса вот так поговорить с ним может и не быть, а потому шла до конца. — Вдруг я могу это устроить? — она попыталась улыбнуться, но волнение не позволило ей этого сделать.

— Я должен потерять всех, кого люблю, — озвучил Евгений, понимая, что это вряд ли зависит от назойливой канадской фигуристки.

— Да, — с сожалением вздохнула она, будто прочитав его мысли, — этого я устроить не смогу, но ты ведь понимаешь, что в Канаде ты был бы… живым богом!

— А сейчас я что, мертвый? — огрызнулся он, мечтая, чтобы она, наконец, оставила его в покое.

— Нет! — воскликнула Эми. — Но после такого выступления в российской Федерации фигурного катания тебе вряд ли будут рады.

— Мне там всегда рады, — прорычал Евгений, поднимаясь с кушетки и направляясь в раздевалку, решив дождаться Алису там.

***

— Этого не может быть… — бледными губами произнесла Алиса, сидя напротив врача их сборной. — Ты уверен?

— Тут такая концентрация хгч, что ошибки быть просто не может, — с глупой улыбкой ответил Антон, смотря на анализы и радуясь, что Алиса ничем не больна, и его опасения на этот счет не оправдались.

Калинина провела ладонями по лицу, пытаясь уложить в голове услышанное. Она никогда всерьез не думала о беременности, хотя и понимала, что пресловутые часики всё-таки тикают, а ей через пару месяцев исполнится двадцать восемь.

— Ты понимаешь, что это прекрасно, Алиса? — видя её растерянность, поинтересовался Антон. — Забеременеть так легко в твоем возрасте и с твоими нагрузками, особенно учитывая ещё и пережитую аварию. Это фантастика!

Калинина приоткрыла губы, чтобы хоть что-то сказать, но слов не было. Абсолютно. В голове белый шум. Пустота. Шок.

— Кто отец? — продолжал улыбаться Антон. За последние несколько лет работы спортивным врачом он всегда сообщал атлетам что-то плохое — переломы, болезни сердца, разрывы и надрывы связок… И вот такая хорошая новость заставила его искренне и даже как-то по-детски радоваться.

Алиса резко посмотрела на него, округлив зеленые глаза. На смену шоку пришел страх, вязкой желчью разлившийся в горле. А что если Арсений не захочет ребенка? Что если он вообще к этому не готов? Как такое ему сообщить? Как сообщить это Жене, с которым они должны были завтра катать произвольную? Алиса обхватила голову ладонями, пытаясь избавиться от вороха одолевших её вопросов. Она не могла понять, пошла ли её жизнь сейчас под откос или, наоборот, всё только-только начало налаживаться?

— Алиса, это же чудо! — настаивал на своем Антон. — Чудо, что ты беременна! И чудо, что ничего себе сегодня не повредила!

Калинина потерянно кивнула, практически не слыша слова врача, а затем медленно поднялась из-за стола и вышла из кабинета. Шаги по коридору давались ей с трудом. Перед глазами всё плыло и казалось, что стены начинали ходить ходуном. Она направлялась в раздевалку, чтобы взять телефон из сумки и позвонить Арсению. Нужно было узнать, где он сейчас находится, и встретиться. Как можно скорее. Но, заходя в раздевалку, Алиса покачнулась, схватившись руками за дверной проем и едва устояв на ногах. Евгений подоспел к ней через секунду и, бережно приобняв, усадил на скамейку, начиная расшнуровывать её коньки.

— Ты просто перенервничала, — кивнул он, ловко расправляясь с белыми шнурками. — Ты давно не каталась на публике, а это — серьезный стресс.

Алиса улыбнулась, начиная плакать. Сразу после аварии она была уверена, что ещё вернется на лёд с ним. С её единственным партнером. С её главным и единственным другом. Но вот сейчас понимала, что это — конец. Конец ослепительной карьеры. И вышел он не таким, каким должен был быть…

— Завтра мы ещё всем покажем, — с шутливой угрозой произнес Громов, снимая ботинок и освобождая левую ногу Алисы. — У нас ведь такая крутая произвольная! Ты её ставила сама, прямо как настоящий тренер.

Калинина улыбнулась сквозь слёзы, а затем трепетно провела ладонью по волосам Жени, прощаясь с ним. Прощаясь с ними. Конец. Конец целой эпохи. Эпохи «Калинина/Громов».

— Мы больше никому ничего не покажем, — сильно дрожащим голосом произнесла Алиса, вынуждая Евгения посмотреть ей в глаза. — Нужно сниматься с соревнований…

— Почему? — внутри Громова всё упало. Он надеялся, что к завтрашнему дню Алиса соберется, и они всё наверстают, но, похоже, с Калининой случилось что-то серьезное. Настолько, что им придется наплевать на собственную клятву, данную друг другу десять лет назад. Они обещали, что никогда не будут сниматься с соревнований, чего бы им этого ни стоило, в каком бы состоянии они не были.

— Я… — Алиса вздохнула, пытаясь унять бешеное сердцебиение. — Я беременна, Женя…

========== Чудовище без красавицы ==========

Комментарий к Чудовище без красавицы

Настроение главы: Three Days Grace - I Hate Everything About You

Алиса смотрела в темнеющие глаза Жени, и царивший в её душе едва уловимый трепет, смешанный с грустью и неполным пониманием случившегося, теперь сменялся страхом. Она буквально видела, как перед стальными, серо-голубыми глазами, смотрящими сквозь неё, проносились события последних месяцев. Как странные взгляды и необъяснимые реакции Мельникова теперь выстраивались в одну, общую картину. Паззл в голове Громова сошелся. Что-то словно отвесило ему же звонкую пощечину, схожую по силе с ударом хлыста. Евгений понял, каким дураком был, и как много очевидных вещей на замечал.

— Мельников, — сквозь зубы процедил он. Это был не вопрос. Это было утверждение, запустившее волну мурашек от ужаса по телу Алисы. Глаза Жени заволокла плотная дымка ярости. И дальше он уже ничего не мог сквозь неё разглядеть.

Громов резко выпрямился, выходя из раздевалки так быстро, что Алиса даже не успела до конца осознать, что сейчас произойдет. Когда через секунду за Женей с грохотом захлопнулась дверь, это заставило Алису моргнуть и вернуться к реальности. В голову резко ударила мысль о том, что Женя сейчас просто убьет Сеню. Без суда и следствия, но, возможно, при свидетелях. Алиса вскочила, выбегая в коридор, однако Громов успел снять с неё только один из коньков, а потому второй пришлось судорожно стягивать чуть ли не на бегу, хрипло и истошно крича вслед партнеру.

Таня медленно шла по подтрибунному помещению, едва заметно прихрамывая на опорную ногу — приземляясь на неё из четверного выброса, она всё же немного повредила её. Илья в эти минуты с радостью купался во внимании журналистов и болельщиков, а Арсений оставался в одной из раздевалок, обсуждая с Ариной их планы на вечер. Ей очень хотелось прогуляться по вечерним улочкам небольшого американского городка и она тщетно пыталась уговорить на это брата, изрядно вымотанного за такой тяжелый день.

Таня устало провела ладонью по голове, приглаживая выбившиеся из пучка пряди волос. Первый старт сезона забрал у неё все силы, и сейчас хотелось спокойствия. Хотелось отдыха. Но… Таня услышала крики и подняла взгляд от пола. По коридору быстро шел Громов, смотря перед собой и никого не замечая. Его высокая фигура приближалась с большой скоростью, заставляя Таню округлить глаза и замереть на месте. Она была уверена, что весь этот гнев, который ощущался даже на расстоянии, сейчас будет направлен на Алису из-за сегодняшнего провала, но через секунду Таня увидела её саму, бежавшую за Громовым босиком, сжимая в руке один ботинок, и сыпавшую какими-то возгласами вроде «стой» и «не надо».

— Где он? — Громов, на мгновение остановился, обращаясь к Тане. От его осатанелого взгляда Алексеева на несколько секунд растерялась. Она наивно полагала, что уже видела его максимально разъяренным, но, похоже, ошибалась.

— Нет! Таня! Не говори! — срывая голос кричала Алиса, почти добежав до них, но начиная задыхаться. Внизу живота то ли от физического перенапряжения, то ли от пережитых эмоций что-то кольнуло, заставляя Алису остановиться. Она прислонилась плечом к стене и приложила ладонь к животу.

Таня ошарашенно посмотрела на неё, не на шутку испугавшись. Громов, воспользовавшись этой заминкой, услышал где-то неподалеку голос Арсения, который пытался отказаться от поздней прогулки.

— Таня! — крикнула Алиса, замечая, как Громов скрылся в одной из раздевалок. Но Таня мало что могла понять, а потому думала, что Алиса просит о помощи. Она быстро подбежала к ней, приобнимая за талию и помогая выпрямиться.

— Что случилось? — встревоженно поинтересовалась она. — Что с тобой? Что с Женей? Он разозлился на тебя?

— Я беременна, Таня, — сквозь зубы, терпя острую боль внизу живота, проговорила Алиса, понимая, что времени на долгие объяснения попросту нет. А после этой фразы она сразу же всё поймет. — Он сейчас убьет его! Останови его, пожалуйста!

Арсений собирался уже выходить из раздевалки, но в дверях столкнулся с Громовым. Женя схватил его за горло, в одну секунду припечатав к стене. Резкая боль от удара затылком разлилась по его голове, заставляя зажмуриться. Очки Сени упали на пол, чудом не разбившись.

— Какого черта?! — заверещала Арина, вскакивая со скамейки и подлетая к Громову. Она сжала ладони на его плечах, пытаясь оттянуть Женю от своего брата. Но попытки были тщетны. Женя даже не шелохнулся.

— Арина, уйди, — прохрипел Арсений, открывая глаза и пытаясь совладать со своим зрением. Оно и так было не самым лучшим, а после удара головой Мельников и вовсе видел не одного Громова, а сразу двух. И это было отвратительным зрелищем, учитывая то, что и одного Жени ему хватало по горло. В прямом смысле слова. Но по искрящимся яростью глазам Громова Арсений понял, что он всё узнал. Узнал про их роман с Алисой.

— Предохраняться или вытаскивать вовремя не учили? — прорычал он, сильнее сжимая пальцы на шее Арсения, заставляя его хрипло вздохнуть. — Научить?

— Громов, отпусти его! — Арина попыталась вклиниться, но не вышло. Мельников ещё раз крикнул, умоляя уйти. В глазах Жени не было ни капли человечности. Только абсолютно животная ярость, от которой не знаешь, чего ждать. Рисковать сестрой хотелось меньше всего. Но Мельникова была упертой, а потому пыталась что-то сделать.

Арсений ударил Громову в живот. Удар был несильным и особого урона Жене не нанес, но заставил его на несколько секунд ослабить ладонь. Мельников смог вырваться и на этот раз ударил Женю уже сильнее и точнее, попав в грудь. Громов пошатнулся, но не упал. Однако через несколько секунд они оба повалились на пол, пытаясь то сдержать удары противника или увернуться от них, то нанося их самостоятельно. Арина вновь попыталась вклиниться, но разнять двух здоровых мужчин, сцепившихся подобно неуравновешенным подросткам, оказалось задачей трудной. В одну секунду ей в плечо и вовсе прилетел кулак собственного брата.

Таня вбежала в раздевалку. После секундного ужаса, на мгновение сковавшего тело, она тоже бросилась к ним. Но Арина поднялась с пола, перехватив её и крепко прижимая к себе.

— Не разнимешь! — пояснила она, сильнее сжимая вырывавшуюся из её рук Таню. Если даже у относительно крепкой Арины ничего не вышло, то подпускать к ним хрупкую Таню было совсем опасно.

— Сначала Маша, — хрипло произнес Громов, перекатившись вместе с Арсением и нависнув над ним, — теперь Алиса, — Евгений замахнулся, намереваясь снова ударить Мельникова в уже кровоточивший от предыдущего удара нос, но он смог поймать его руку и из последних сил сдерживать её, — кто следующий?! Таня?!

— Всё не можешь смириться? — прошипел Арсений, оскалившись и с трудом сдерживая кулак Громова.

— Что за зву… — Илья, вернувшийся в раздевалку и увидев драку, свой вопрос не договорил. Он бросился разнимать мужчин. Но Громов имел опыт драки против нескольких человек. Опыт этот был неудачным. И больше таких ошибок он повторять не собирался. Поэтому почувствовав приближение Ильи, Евгений резко развернулся, ударив его в лицо и ощущая долгожданное блаженство. Съездить по носу выскочке, лапавшему его Таню, хотелось очень давно. И теперь ему подвернулся повод это сделать.

От удара Илья пошатнулся назад и, запнувшись о скамейку, упал на пол. Он сразу же прижал ладонь к носу, округлившимися глазами посмотрев на Таню.

Воспользовавшись той секундой, на которую от него отвлекся Громов, Мельников дернулся и схватил его за грудки, скидывая с себя. Теперь Женя лежал на полу. Арсений навалился сверху, предплечьем надавив на горло Громова, заставляя перестать рыпаться.

— Уйди! — прорычал Евгений, пытаясь скинуть с себя Мельникова. Он знал, что Арсений намного мягкохарактернее и вряд ли мог действительно критически надавить на его шею так, чтобы это начало угрожать жизни.

— Остынь, Женя! — угрожающе произнес Арсений, с трудом продолжая сдерживать Громова. — Я люблю Алису! А ты не имеешь никакого права решать за неё!

— Зато ты уже, — Евгений прервался, делая хриплый вдох, — всё решил!

— Решил, что люблю её! — буквально проорал ему в лицо Арсений. Громов бессвязно запыхтел, пытаясь убрать с горла руку Мельникова.

Алиса, наконец совладавшая с болью, дошла до раздевалки и обомлела. Её губы приоткрылись от шока. Арсений из последних усилий сдерживал разъяренного Женю, Илья лежал на полу у стены, судорожно вытирая ладонями кровь с лица, а Арина сдерживала Таню, обнимая её со спины. Но уже не потому, что та всё ещё порывалась вклиниться в драку, а скорее просто машинально. Потому что от страха нужно было что-то сжимать.

— Пусти! — прорычал Евгений.

— Нет!

— Уверен? — поинтересовался Громов, тяжело дыша. Он не мог терпеть чьего-либо превосходства. Чьей-либо победы над собой. И сейчас чувствовал себя загнанным в угол зверем. Диким и разъяренным до критического предела, когда всё светлое и человечное покидает сознание.

— Уверен!

Губы Жени, дрожащие от натуги, растянулись в злой ухмылке. Он резко ударил своей ногой по больному колену Сени. Мельников закричал от боли, зажмуриваясь и падая набок. В тот же момент, в унисон с ним, закричала Алиса, ощущая боль любимого мужчины буквально всем своим телом. Евгений поднялся на ноги, собираясь бить дальше.

— Нет! — Алиса закрыла Сеню собой, бесстрашно смотря Громову в глаза, пытаясь найти там хоть какой-то отголосок нормального, здравомыслящего Жени. Да, такой тоже был. Хотя и верилось в это всё с большим трудом.

Секунда абсолютной тишины. Таня, Арина и Илья замерли без движения. Слышалось только тяжелое дыхание Арсения и Жени. Алиса снизу вверх смотрела на Громова, пытаясь без слов что-то ему донести. Они уже смотрели похожим образом друг на друга. За десять лет совместной работы между ними вспыхивали серьезные скандалы, особенно в юности, на стадии притирки друг к другу.

Громов опустил взгляд вниз, встречаясь глазами с Арсением, даже не пытавшимся встать. Он был уверен, что без посторонней помощи не поднимется. Слишком сильный был удар по колену, которое болело даже в спокойствии.

— Вздумаешь отказаться от ребенка, — стальным голосом начал Громов, — убью.

Алиса зажмурилась, понимая, что Женя только сделал хуже. Она хотела сама рассказать Сене о своей беременности. Меньше всего она хотела, чтобы всё вышло вот так. Чтобы об их ребенке Мельников узнал после драки, лежа на полу, да ещё и в окружении своих учеников и сестры. Но в следующую секунду Алиса поняла, что, возможно, виновата сама. Арсений изначально хотел поставить Громова в известность, но Алиса каждый раз умоляла его продолжать держать их отношения в тайне. Но всё тайное становится явным. И, как правило, происходит это очень не вовремя.

По реакции Мельникова Евгений понял, что тот, похоже, ничего не знал. Ярость начинала понемногу отступать, сменяясь чувством вины и неправоты. Громов отчетливо понял, что ему нужно уйти. Он направился к двери и на секунду обернулся, посмотрев на Таню. Она с трудом сдерживала слёзы, подступившие к глазам. Она любила этого мужчину. В драке она боялась за него, хотя и понимала, что именно он был не прав. И ощутила укол ревности, услышав про какую-то Машу. И эта любовь отравляла её, потому что Женя всё меньше походил на нормального, уравновешенного человека.

Громов приоткрыл рот, чтобы попытаться извиниться, но Таня демонстративно сначала отвела взгляд в пол, а затем и вовсе подошла к Илье, помогая ему подняться. Все в этой небольшой комнате в данный момент испытывали отвращение к Жене. Он отчетливо чувствовал это буквально кожей.

***

Таня собралась отвести Илью в медицинский кабинет. Кровь из его похоже сломанного носа продолжала бежать, и ему необходима была помощь. Таня также увела с собой Арину, понимая, что Сене с Алисой необходимо побыть наедине и многое обсудить. Хотя после случившегося очень трудно было найти хоть какие-то слова.

— Это правда? — несмело поинтересовался Арсений, сидя уже на скамейке и потирая колено. Боль не унималась, но после услышанной новости она отошла на второй план.

— Правда. Я была у врача, — тихо ответила Алиса, не поднимая глаз на любимого мужчину. Она чувствовала себя виноватой. Во-первых, за сам факт беременности, ведь они ничего такого не планировали. Во-вторых, за драку, устроенную Громовым.

Арсений нахмурился, вглядываясь в профиль Алисы. Его очки всё ещё валялись где-то на полу. О детях он не задумывался ровно до того момента, когда Тане сделали операцию на органах репродуктивной системы, значительно снизив её шансы когда-либо стать мамой. Именно тогда он понял, какое это счастье — иметь детей от любимого человека. Однако сейчас никакой радости он не испытывал. Был шок. Была злость. На Женю в том числе. На Женю, который никаких прав на его Алису не имел, но почему-то думал иначе.

— А ты уверена, что это мой ребенок? — ляпнул не подумав Арсений, поддаваясь порыву необоснованной ревности.

И этот вопрос на мгновение лишил Алису дара речи. И в ту же секунду выбил весь воздух из легких. Она открыла губы, пытаясь вдохнуть, но грудь будто сковало.

— Ну, — ядовито произнес Арсений, — просто первым почему-то узнал именно он. Он для тебя был и остается первым мужчиной. А я так,запасной.

— Н-нет, — помотала головой Алиса, пытаясь совладать со своим телом и эмоциями. Слишком много всего выпало на неё сегодня. Слишком сложно было всё осознать. Слишком больно было от такого вопроса любимого мужчины.

— Я устал играть в эти игры, Алиса, — холодно произнес Мельников, с трудом поднимаясь со скамьи. — Если бы ты и вправду любила меня, то не стала бы скрывать наши отношения с самого начала.

— С-сеня, — хрипло ответила она, не обращая внимания на покатившиеся по щекам слёзы.

Но Мельников отказывался её слушать. Он, сильно прихрамывая и хмурясь от боли, вышел из раздевалки, направляясь к врачу за инъекцией обезболивающего.

***

Ледовый дворец практически опустел. Из него ушли все болельщики, все спортсмены, все представители средств массовой информации. Таня, оставив Илью и Арину в медицинском кабинете, дошла до ледовой арены. Ноги будто сами вели её туда. Она положила ладони на борт, блестящими карими глазами оглядев пустые трибуны и белоснежную гладь льда. Площадка выглядела красиво и ярко, но на душе у Тани от её вида разрасталась глубокая, саднящая пустота.

Она услышала за своей спиной тяжелые шаги. Она знала, кому они принадлежат. Внутри всё сжалось от страха, но Таня не обернулась.

— Мы хотели поговорить, — хрипло напомнил Громов, остановившись у борта рядом с бывшей партнершей. Но если она не сводила глаз со льда, то вот он не мог отвести взгляда от неё. Таня всё ещё оставалась в своем миниатюрном белом платье. У неё до сих пор не было времени переодеться и прийти в себя после утомительного дня. Но больше тяжелого проката утомило то, что было после.

— Я больше не хочу с тобой говорить. Никогда.

— Таня, — качнул головой Евгений, и в его глазах появилась тревога. Любимая женщина отдалялась от него. Быстро и необратимо. А он до конца не осознавал, что сам откидывал её от себя. Снова и снова.

— Ты — чудовище.

Евгений открыл рот, желая предложить Тане в таком случае стать его красавицей, и как-то разрядить обстановку, но она не дала ему вставить ни слова.

— Насколько ты совершенен внешне, — голос её начинал дрожать, — настолько же отвратителен изнутри.

— Таня, — снова произнес Громов, пытаясь остановить её.

— Я думала, что ты можешь исправиться, — она облизнула губы, грустно улыбнувшись и ощутив на своей щеке обжигающую слезу. — Но я ошиблась.

— Таня! — воскликнул Женя, попросту не зная, что ещё он может сказать. Хотелось просто заткнуть её. Просто прижать к себе и больше не отпускать. Но он помнил, что такого Таня не приемлет. Что нельзя больше бесцеремонно хватать её.

— В тебе столько силы, — с трудом продолжала Таня, — но она ничего не создает. Только рушит.

— Выслушай меня! — вклинился Евгений. Он хотел схватить Таню за плечи и развернуть к себе лицом, чтобы она, наконец, на него посмотрела. Но и этого сделать не мог. Поэтому он лишь несмело провел горячей ладонью по её замерзшему обнаженному плечу. Но Таня дернула им, показывая, что и это прикосновение ей неприятно.

— Зачем ты это устроил?

— Потому что Алиса достойна лучшего!

Таня ухмыльнулась, а затем и вовсе несколько секунд заливалась истерическим смехом.

— А что, если я скажу тебе, что он и есть лучший? — она обернулась к Жене и видела, как своими словами причиняла ему боль. — Уж точно лучше тебя.

— Это не так, — голос Громова начинал леденеть.

— Если бы Алиса действительно была тебе дорога, ты бы обрадовался за неё, но ты…

— Мельников ей не пара! — сорвался Евгений, снова ощущая вспышку гнева.

— Вот опять! — в тон ему закричала Таня. — Ты не видишь никого кроме себя и своего мнения! Ты хоть раз спросил, чего хочет сама Алиса? Чего хочу я?!

— И чего ты хочешь? — наклонился к ней Евгений, испытывая на себе яростный взгляд карих глаз.

— Чтобы ты исчез из моей жизни! — выкрикнула ему в лицо Таня, будучи больше не в силах это терпеть. — Раз и навсегда!

***

— Алиса, не сходи с ума, — покачал головой врач сборной, когда Калинина пришла к нему в слезах. Он прекрасно понимал, что такое настроение может быть продиктовано гормонами и не является объективным. В таком состоянии Алиса могла натворить ошибок, а потом жалеть о них всю оставшуюся жизнь.

— Антон, — пытаясь звучать как можно строже, произнесла она. — Мне нужно направление на аборт. Напиши, что из-за перенесенных мною нагрузок есть угроза для ребенка. Пожалуйста.

— Алиса, ты слышишь меня? Я сказал нет! У тебя нет никаких угроз, ясно? Ты говорила с отцом ребенка?

Калинина поджала дрожащие губы. Сколько ещё боли принесет этот день? Это было уже невозможно терпеть. Алиса сорвалась на громкий плач и закрыла лицо ладонями, пугая таким поведением Антона. Он знал её много лет и никогда не видел такой… слабой, такой разбитой.

***

27 октября, Лэйк-Плэсид, Олимпийский ледовый дворец, 19:00.

Таня не спала почти всю ночь. Она любила Громова. И его же ненавидела. И ненавидела себя за то, что всё равно чувствовала к нему очень многое, несмотря на то, что из раза в раз он продолжал разочаровывать её.

Утренняя тренировка и вовсе выдалась отвратительной. Арсений был мрачнее тучи, передвигался вдоль борта с помощью трости и лишь изредка что-то комментировал в не самом вежливом ключе. Такое поведение было ему абсолютно не свойственно. Арина держалась рядом с ним и пыталась разговорить и расспросить об Алисе.

Илья тяжело сопел ушибленным и опухшим носом, бросая на партнершу косые взгляды, безмолвно упрекая за вчерашнее поведение Громова, будто она была в этом виновата.

В какой-то момент Тане хотелось остановиться и просто закричать, чтобы вся её команда пришла в себя и всё стало как прежде. Илья снова был бы светлым молодым парнишкой, Арсений вновь стал вежливым и заботливым тренером, а Арина продолжала бы задавать глупые вопросы о фигурном катании и тем самым веселить их. Но чтобы переварить вчерашнее требовалось время. По ним всем проехался каток. И у него было имя. А ещё глаза. Красивые. Злые. Холодные.

Таня стояла у выхода на лёд. Трибуны олимпийского дворца были забиты до отказа. Калинина/Громов снялись с произвольной программы, и теперь Таня с Ильей были главными претендентами на победу. Осталось лишь безошибочно откатать произвольную, а главное — устоять с двойного акселя и четверного выброса.

Перед короткой программой Арсений был ближе к Тане и Илье. Он поговорил с ними, настроил на прокат. Ещё вчера они были настоящей командой. А сегодня они сами по себе. Каждый был в собственных мыслях. И Тане это не нравилось.

Со льда вышла французская пара, дышавшая им с Ильей в спину. По баллам за короткую программу у них была совсем небольшая разница. И от проката произвольной будет решаться многое. Если соревнуясь с Громовым для Тани за счастье было второе место, то не имея его в соперниках, она всерьез рассчитывала побиться за первое.

Илья переступил на лёд, а Таня, прежде чем сделать шаг туда, оглядела зону вдоль борта. Среди многочисленных тренеров, фигуристов и представителей Федераций не было ни Громова, ни Алисы.

Таня опустила глаза, с сожалением поджимая на мгновение губы, подведенные алой помадой в тон её платью. В голову ударила ужасная мысль. Война, которую они начали с Женей между собой, теперь калечила ещё и других, ни в чем не виноватых людей. И чудовище, похоже, не только Громов. Но и она сама.

Таня смутно слышала, как их объявили. Слышала аплодисменты. Видела натянутую и неестественную улыбку Ильи. Она вложила в его руку свою ладонь, пытаясь настроить себя. Пытаясь включить режим «автопилота», полагаясь на мышечную память. Пусть тело сделает всё само. Души в этом теле сейчас всё равно не было.

И пока Таня с Ильей пытались стать победителями в первом совместном старте, делая всё возможное, Алиса, забившись в угол собственного номера, рыдала в голос. А Громов зашел в комнату для важных гостей, желая поговорить с Эми. Она стояла у большого стеклянного окна, из которого открывался прекрасный вид на лёд. На тот самый, где произвольную программу в эти секунды катали Татьяна и Илья.

— Я согласен, — Громов встал рядом с Эми, заставляя её отвлечься от проката. Стайз мечтала утащить Женю в Канаду, но не ожидала, что это произойдет так быстро и… просто.

— Ты серьезно? — в глазах Эми в мгновение вспыхнул абсолютно детский восторг.

— Да, — сухо, совершенно без каких-либо эмоций ответил он, изо всех сил стараясь не смотреть на лёд. — Подготовишь документы?

— Конечно! — Стайз понимала, что выглядит как восторженная школьница, но ничего поделать с собой не могла. Ей хотелось прыгать до потолка от счастья. — Когда планируешь прилететь?

— Как можно скорее. Но сначала мне нужно вернуться в Москву. Я должен забрать собаку и, — Громов на мгновение замолчал, — сделать официальное заявление.

Эми изо всех сил сдержала улыбку и максимально сочувствующе кивнула, делая вид, что понимает, как тяжело ему в эти секунды.

— Ты куда? — не поняла она, провожая Женю взглядом. — Я думала, что ты хочешь посмотреть…

— Не хочу, — Громов вышел в коридор, закрыв за собой дверь.

***

В тот вечер Татьяна и Илья опередили французов по сумме всего на полтора балла. Но они это сделали. Они стали первыми. Пусть не на самом значительном и сложном старте, но факт оставался фактом. Алексеева/Томилин — победители американского этапа Гран-при. Теперь они должны будут отправиться на финал в Канаду.

Когда Таня плакала от счастья, стоя на пьедестале и видя, как её победе радуется оживающий Арсений, Евгений уже сидел в самолете и готовился вылетать в Россию.

На следующее утро все новости, связанные с миром спорта, в том числе и те, что касались победы Тани с Ильей, отошли на второй план. Появилась другая. Шокирующая и возымевшая эффект разорвавшейся информационной бомбы.

«…Евгений Громов объявил о завершении спортивной карьеры…»

========== Дождливый ноябрь ==========

Комментарий к Дождливый ноябрь

Песни, очень подходящие, по моему мнению, к этой главе:

Enrique Iglesias - Addicted

Kelly Clarkson - Addicted

3 ноября, Москва. 11:30.

Таня, укутавшись в плюшевый плед, наслаждалась заслуженными выходными после победы на американском этапе гран-при. Точнее… Пыталась насладиться. Но всё вокруг беспрерывно напоминало о Жене. Начиная с аккуратной белой чашки, стоявшей на кухонном столе и купленной именно им, продолжая книгой «Физика в фигурном катании», лежавшей на журнальном столике в гостиной, и заканчивая, конечно же, нескончаемыми обсуждениями поступка Громова. Они оживленно велись везде — от групп в соцсетях и до федеральных телеканалов. Евгений был крайне известным и успешным спортсменом, и на волне его скандального отъезда каждый хотел вставить парочку своих слов. Но слова эти были только отрицательными.

Таня с отвращением следила за тем, как люди, некогда обожавшие Громова, теперь выступали с гневными тирадами в его сторону. И в определенный момент поймала себя на мысли о том, что злят её сейчас ни сколько упоминания Громова, сколько то, в каком они были ключе.

— Евгений всегда был «не нашим» спортсменом, — деловито комментировала на камеру немолодая женщина, бывшая фигуристка, а ныне тренер. — Он всегда был бунтарем, любил спорить с нашей Федерацией и поглядывал на Канаду с блеском в глазах. Потому что там совсем иное отношение к спортсменам. Там всё можно, там свобода! А у нас всё строго, зато и результаты показываем отличные. А Евгений сделал свой, ошибочный выбор. Он отрекся от родины.

Таня ощутила, как заскрипели её зубы от злости. Она знала эту женщину. И отчетливо помнила, как она боготворила Громова в каждом своем интервью. Как называла его феноменом и радовалась, что он самый что ни на есть «наш» спортсмен. Но стоило ему только выехать за пределы России, как на него сразу же полились помои со всех сторон. Его обожали. Его обожествляли. Его неимоверно любили. Хотя и пытались держать в ёжовых рукавицах, чтобы как-то подавить характер, чтобы удержать в России. Но не смогли. И эта огромная любовь теперь оборачивалась такой же огромной ненавистью.

И если первые несколько часов после отъезда Громова Таня ненавидела весь белый свет, включая его самого, то сейчас начинала ненавидеть всех этих экспертов, критиков и некогда поклонников Жени, которые в одночасье забыли о том, сколько побед он принес стране. О том, с каким трудом восстанавливался после тяжелой травмы спины, чтобы не пропустить свою первую Олимпиаду. О том, сколько раз он катался под действием медикаментозной блокады. О том, каким долгим и не самым легким был его путь в спорте под цветами российского флага.

Теперь об этом, казалось, никто не помнил. Теперь стало «модно» Громова ненавидеть. И если раньше, на фоне всеобщей любви, Таня пыталась культивировать в себе неприязнь к нему, то сейчас, наоборот, в душе зарождалось что-то странное. Какое-то неконтролируемое желание защитить его от всех этих нападок. Защитить даже несмотря на то, что ему до всех этих нападок наверняка нет никакого дела…

Таня вздохнула, сильнее кутаясь в плед и размышляя о том, как Громов сейчас обустраивается в Канаде. Наверняка, где-то рядом с ним крутится Эми, не сводившая с него глаз весь американский этап гран-при. В голове Тани промелькнула ревностная мысль о том, что, возможно, между ними уже что-то могло произойти. Ведь Эми теперь рядом с ним. В одной стране. В одном городе.

А между ними с Таней теперь не несколько московских улиц, а огромный Атлантический океан.

Она нашла на диване свой телефон, а затем позвонила на один из федеральных каналов.

— Здравствуйте, — тихо произнесла она, собирая остатки своей уверенности. — Это Татьяна Алексеева. Я готова дать интервью…

***

7 ноября.

Арсений вышел из ледового дворца, оставив Таню и Илью тренироваться без него. Он не мог спать уже несколько дней. Сначала Мельников решил не выходить на связь с Алисой, чтобы самому всё обдумать, свыкнуться с мыслью о том, что они скоро станут родителями. А затем понимал, что чем больше тянет с разговором и извинениями, тем тяжелее становится начать. Чувство вины крепкими, холодными пальцами обхватывало его за горло, не давая сказать ни слова. Не давая собраться с мыслями и, наконец, встретиться с ней. Но сейчас Арсений был настроен решительно. Больше тянуть нельзя. Он любит Алису. И он хочет на ней жениться. Он хочет и, что самое главное, готов воспитывать их ребенка.

— Привет, — Мельников вздохнул, позволяя губам растянуться в улыбке, когда гудки в телефоне прервались, и Алиса ответила на вызов.

— Привет, — тихо ответила она, стараясь сделать так, чтобы Арсений не понял, что секунду назад она ревела навзрыд, игнорируя косые взгляды прохожих в парке.

— Ты сейчас где?

— Какое тебе дело? — огрызнулась Алиса, вспоминая вопрос Мельникова, который уже несколько дней не выходил из головы.

— Что-то я не припоминаю такой улицы… — задумчиво протянул Арсений. — Ты точно в Москве?

— Очень смешно! — обиженно произнесла Алиса, на последнем слове снова давая волю слезам.

— Я тебя сейчас заберу и мы поедем к твоим родителям, — быстро проговорил Мельников, садясь за руль своей машины. — Только скажи, где ты.

Алиса, до этого неспешно прогуливающаяся в парке, замерла на месте. Из Америки она вернулась десять дней назад, но о своей беременности семье не сообщила. Да и стоило сказать спасибо Министерству Спорта, которое завалило её бумажной волокитой, сразу после её официального заявления об окончании карьеры. Но спасибо можно было сказать ещё и Громову. Так как его уход из спорта и отлет в Канаду перетянул на себя всё внимание общественности. Поэтому в этом плане Алисе было легче. Но не было легче в плане ощущения, будто она потеряла двух самых дорогих для неё мужчин. Громов, не сказав ни слова, улетел на другой континент, безмолвно повесив на неё ярлык предательницы, а Мельников, усомнившись в отцовстве ребенка, ранил ещё больнее.

— Зачем к родителям? — испугалась она.

— Я почти уверен, что ты до сих пор им не рассказала, — губы Арсения растянулись в улыбке.

— О чем? — состроила из себя дурочку Алиса.

— О том, что мы ждем ребенка, а они скоро станут бабушкой и дедушкой, — мягко и с любовью, отчетливо слышимой даже через телефон, пояснил Мельников, аккуратно выруливая с парковки.

Калинина на мгновение прикрыла глаза, чувствуя, как по щекам снова побежали слёзы. Но они отличались от тех, что она лила на протяжении последних дней. Эти были от счастья. От тепла, которое моментально растеклось по всему её телу, окутывая и заставляя вспомнить о том, что она нужна своему любимому мужчине. Она любима.

— А мы ждем? — Алиса открыла глаза и включила свою природную вредность. Арсений заставил её понервничать, так теперь она заставит его сделать то же самое.

— Да, — сдерживая смех, ответил он, — а ещё у нас скоро свадьба, дорогая Алиса Мельникова.

Её губы на мгновение приоткрылись. Разум не успевал за слухом. Что он там только что сказал? У неё слуховые галлюцинации или…

— Ты… — медленно протянула она. — Ты только что позвал меня замуж? По телефону?!

— Так ты не назвала мне свое местонахождение! Что мне, безумно влюбленному, ещё остается?

— Рижский Сад, березовая аллея! — протараторила Алиса, а затем услышала в телефоне заливистый смех.

— Так бы сразу!

***

10 ноября, Ванкувер, Канада.

Евгений стоял у большого панорамного окна в его квартире, располагавшейся в одном из небоскребов. Ночной Ванкувер клокотал под его ногами, переливаясь яркой иллюминацией. Оживленные даже после полуночи дороги, подобно светящимся артериям, тянулись между высокими домами, пролегали вдоль набережной реки Фрейзер и берегов длинного залива Беррард. Жизнь в городе второй по величине страны никогда не утихала. По крайней мере, так выглядело из окна новой квартиры Громова. Её ему выбирала Эми. Она никогда не была у него дома на Арбате и не представляла, как сильно попала в точку. Вид из его московской квартиры, конечно, не был таким впечатляющим, не давал возможность видеть живописный, даже на фоне урбанистического конгломерата небоскребов, залив, но по общему настроению был похож на тот, что был перед его взором сейчас. Жизнь на Арбате тоже никогда не утихала. Она всегда шумела и мерцала яркими огнями.

В Канаде Женю действительно считали если не Богом, то вторым после него. Как только он открывал рот на каком-либо заседании Федерации, все посторонние разговоры сразу же прекращались. Сначала Громов полагал, что остальным просто хотелось послушать его грубый русский акцент, но затем понял, что дело далеко не в этом. Здесь на него разве что только не молились. И баснословные деньги были готовы платить даже просто за то, что Громов будет числиться в рядах их Федерации, не ведя при этом никакой серьезной работы.

А работать Евгений не мог. Абсолютно. Он несколько раз приходил на лёд олимпийского ледового дворца. Того самого, где они с Таней завоевали золото. Того самого, в подтрибунных помещениях которого они столько раз ругались, но при этом и целовались.

Право вести тренировки в этом дворце было огромной честью. Как и то, что Евгению предоставили большой выбор из пар, чтобы он сам решил, с кем будет работать. Но он не мог. Внутри словно был какой-то огромный психологический блок. Теперь он понимал, почему многие профессиональные спортсмены не могут сразу после ухода из спорта стать тренерами. Тренер обладает совсем иным мышлением, иным взглядом, иной психологией. Громов пока по всем параметрам оставался атлетом. Он не мог смириться с мыслью, что на лёд больше не выйдет. И Олимпийский ледовый дворец, казалось, до сих пор хранивший тонкий аромат духов Тани, только ещё больше давил на него. Несмотря на всеобщее обожание, на полную свободу самовыражения, Громов чувствовал себя здесь загнанным в угол зверем. Он здесь чужой. Он здесь — инородное тело.

В России он часто чувствовал себя зажатым в тиски. Министерство Спорта давило, запрещало ставить тренировки по удобному для него графику, вечно допускало какие-то ошибки при оформлении документов, а также не могло защитить от вечных и ничем не подкрепленных подозрений в допинге. Правда, в скором времени Всемирное антидопинговое агентство отстало от Громова, смирившись, что он, похоже, действительно не из этого мира. Что не принимая волшебных лекарств человеческое тело способно выдавать его запредельные результаты. А вот Министерство Спорта продолжало давить и контролировать, заваливая извечными «должен» и «нужно».

Но сейчас при всём этом Громов понимал, что за десять дней успел соскучиться. Что здесь он чужой. Что именно российские трудности, в том числе чисто бюрократические, социальные и спортивные, закалили его. Сделали таким, какой он есть. И всё чаще Женя видел во снах маму. В своё время, чувствуя, что из сына вырастет великий спортсмен, она просила его ни за что не менять гражданство и не выступать под флагом другой страны. Громов помнил это всю свою жизнь. Но сейчас посчитал, что едет не выступать под другим флагом, а всего лишь тренировать. Всего лишь растить соперников для своей, родной, российской школы фигурного катания…

— Таня… — тяжело вздохнул он, продолжая всматриваться в ночной пейзаж.

Сбегая в Ванкувер, Громов был уверен, что здесь, по другую сторону Атлантики, он забудет её. Отпустит. Даст возможность жить без него. Побеждать без него. Но всё вышло только хуже. Чем дальше он был от Тани, тем сильнее его к ней тянуло. И тяга эта становилась практически наркотической ломкой. Его маленькая, хрупкая Таня мерещилась ему везде. Даже в надоедливой и преследующей его по пятам Эми.

Плюша, грустно лежавшая у его ног, приподнялась, а затем тоскливо и протяжно заскулила. Громов тяжело вздохнул, чувствуя себя виноватым ещё и в том, что даже его собаке было здесь плохо и неуютно.

— Да, малышка, — Евгений присел на корточки, поглаживая её по спине, а затем и вовсе приобнимая, закрывая на несколько секунд глаза. — Я тоже скучаю…

В следующую минуту и Плюша, и Женя в один момент резко открыли глаза, услышав раскаты грома. Над Ванкувером вновь сгустились тучи и, в который раз за последние дни, начинался дождь. Ноябрь здесь — один из самых дождливых месяцев в году. Эми об этом знала с детства и не обращала внимания. Громов же всё глубже уходил в себя. Эта погода прекрасно отражала то, что творилось на душе, лишь сгущая и без того не самые радужные краски.

Никто из его окружения не звонил. За одним исключением. Звонила Лена. Почти каждый день. И каждый раз говорила одно и то же.

— Одумайся, Громов, пока не поздно, — строго произнесла Лена, позвонив ему и в этот вечер. — На меня дерьмо льется до сих пор.

— У тебя была другая ситуация, — сухо отвечал Громов, одной рукой придерживая мобильный, а другой насыпая собачий корм в большую миску. — Ты меняла гражданство и выступала под польским флагом, а я гражданство не менял. Я завершил карьеру. Я свободный человек.

— Да им похуй, Женя! — взбесилась Лена, не выдерживая такого напускного хладнокровия своего собеседника. — Они всё забыли, всё! Забыли твою спину, забыли…

— Мне плевать.

— А на Таню тоже плевать? Она сдуру полезла защищать тебя и теперь огребает не меньше твоего!

— Куда она полезла? — не понял Громов, убирая корм и выпрямляясь. — Что случилось?

— Я не думала, что она вообще это вздумает! — продолжила тараторить Лена, радуясь, что теперь Жене стал небезразличен их разговор. — Ведь когда она ушла от тебя, на неё тоже полилось много негатива, но она правильно отреагировала. Она просто молча пережила эту волну, но тебя она, похоже, любит больше, чем себя…

— Что случилось, Лена?! — Громов заметно повысил голос.

— Она заявилась на главный федеральный канал, на передачу, где обсуждали известных спортсменов, уехавших заграницу. Сам понимаешь, кто им подкинул эту идею, и про кого говорили большую часть передачи…

Громов понимал, что Лена намекала на него. Но на это сейчас было плевать.

— Что с Таней?

— Она заявилась туда и рьяно защищала тебя, говоря, какой ты сильный спортсмен, как много ты принес стране и всё в таком духе.

Евгений зажмурился, мысленно выругавшись на любимую женщину, занимавшую его мысли.

— И теперь, — продолжила Лена, — все обсуждают, какая у тебя любящая девушка, но какая она при этом плохая спортсменка, ведь она совсем «не патриот»! Ей не нужно было вообще поднимать голову, пока всё не утихнет, но…

***

14 ноября.

Алиса сидела на диване в квартире Арсения, куда переехала окончательно. Теперь её жизнь становилась совсем другой. В ней больше не было сумасшедшего тренировочного и соревновательного графика, не было огромной физической и психологической нагрузки. Была любовь. Было счастье. Была подготовка к предстоящей свадьбе.

— Ты уже думал, кого позовешь свидетелем? — издалека начала она, пробегаясь взглядом по списку врачей, которых необходимо было пройти из-за беременности.

— Да, — отстранено кивнул Арсений, сидя рядом и просматривая на планшете новостную ленту, читая обсуждения опрометчивого интервью Тани. — Это будет Влад.

Алиса на мгновение расстроенно поджала губы. Она полагала, что у Мельникова ещё не было кандидатуры на эту роль. Она совсем забыла про его хорошего знакомого из числа российских пловцов.

— А ты ему уже сказал об этом? — с последней надеждой поинтересовалась она, посмотрев на профиль будущего мужа.

— Только собирался, — Арсений встретился с ней взглядом. — А что?

Губы Алисы растянулись в глупой улыбке. Мельников непонимающе смотрел на неё несколько секунд, но затем до него дошел её хитрый план. Она хотела, чтобы свидетелем стал Громов.

— Ни за что! — воскликнул Арсений, а затем взял из её рук перечень врачей.

— Что ты делаешь? — возмутилась Алиса, пытаясь забрать список обратно.

— Смотрю, есть ли здесь психиатр, — ответил он, — судя по всему, тебе он необходим. Как ты могла подумать, что я позову Громова? После всего? После драки?

Алиса апатично, будто была виноватым ребенком, опустила голову, пытаясь придумать хоть какое-то оправдание для Жени. Ей очень хотелось, чтобы он был рядом с ней на этом торжестве. И ещё ей очень хотелось свести его с Таней, которую она планировала позвать на роль своей свидетельницы. Но ничего не получалось и поэтому действовать пришлось совсем иначе. Алиса резко скинула с ног плед, а затем поднялась с дивана и, обиженно вздернув нос, вышла из комнаты.

— Если ты действительно любишь меня, — донеслось с кухни, — то ты сделаешь так, как я хочу! Вообще-то, я ещё и беременная!

***

— Что, прости? — хрипло произнес Евгений, с трудом открывая глаза. Арсений, набирая Женю, совсем забыл о разнице во времени, и о том, что когда в Москве два часа дня, в Ванкувере четыре часа ночи.

Мельников ещё раз повторил свою просьбу, правда легче от этого Громову не стало. Даже днем он воспринял бы такое, мягко говоря, с удивлением, не говоря уже о ночи.

— Сильно я тебя головой о стену приложил, похоже… — хмуро ответил он, вспоминая драку в Америке.

— Женя, — серьезно произнес Арсений, которому этот разговор тоже не приносил никакой радости, — этого хочет Алиса. Она скучает по тебе. Ты ей дорог.

Громов молчал несколько долгих секунд. Он тоже скучал. По всем им.

— И если она действительно дорога тебе, — начал Мельников, используя тот же прием, который использовала на нём сама Алиса, — то ты сделаешь это ради неё. Мы оба её любим. Давай сделаем её счастливой в этот вечер.

— Я буду.

Арсений выдохнул с облегчением и уже собирался завершить разговор, но Евгений решил поинтересоваться:

— А кто будет свидетельницей?

Мельников набрал воздуха, чтобы ответить.

— Ну, просто, — не дал сказать ему Громов, решив отвести от себя подозрения, — есть такая традиция — чтобы брак молодоженов был крепким, свидетель и свидетельница должны…

— Моя сестра, — оборвал его Мельников, пытаясь придать голосу максимальную строгость.

Евгений разочарованно вздохнул.

— Понял, — добавил он. — Похоже, вашему браку не суждено быть крепким…

***

Таня вернулась домой с неудачной тренировки и устало откинула в угол прихожей спортивную сумку. Сегодня она озвучила Арсению то, что давно хотела. Она боялась ехать на финал гран-при в Канаду, а потому предложила отказаться от участия в нем. И её тренер, и партнер в одну секунд разозлились. Они понимали, что Таня не хочет летать в Ванкувер по одной простой, очень высокой причине. Громов.

Однако Таня пыталась убедить их, что дело лишь в том, что она хочет все силы бросить на подготовку к Чемпионату России, который намечается в конце декабря. Но Илья с Сеней её уже не слушали. Для них всё было очевидно. А потому о том, чтобы сняться с финала гран-при, речи даже не шло. И это задало Тане отвратительное настроение на весь оставшийся день. Глотком свежего воздуха стал звонок от Алисы. Она в последнее время буквально светилась от счастья и, общаясь с ней, Таня невольно пыталась согреться в его лучах, пустить его внутрь.

— Привет! — обрадовалась ей Таня, одной рукой прижимая телефон к уху, а другой пытаясь снять с себя пальто.

— Таня, ты будешь моей свидетельницей на свадьбе? — с волнением начала Алиса, решив пропустить дежурные вопросы о делах и перейти сразу к главному.

Алексеева замерла в прихожей, посмотрев на себя в большое зеркало. Впрочем, она в любом случае была приглашена на эту свадьбу. Браком сочетался её тренер, давно ставший другом, и Алиса, которая тоже плавно, но становилась ей близка, подбираясь по степени важности к Ксюше. Так почему бы и не ощутить себя в новой роли свидетельницы?

— Да, наверное, — несмело ответила она, пожав плечами. — А кто… свидетель?

В душе Тани зародилась надежда на то, что им станет Громов, но она помнила, при каких обстоятельствах они все виделись в последний раз, и знала, что Женя до сих пор не вышел с Алисой на связь, а потому надежда эта была очень призрачной.

— Сенин друг детства, — улыбнулась Алиса, радуясь, что Таня задала этот вопрос. — Они вместе выросли.

— Ясно, — апатично вздохнула Таня, чувствуя, как внутри что-то разбивается на мелкие кусочки. Что-то, что зовут «надеждой».

========== Поцелуй розы ==========

Комментарий к Поцелуй розы

Делюсь прекрасными коллажами к главе от Малиновой Королевы: https://pp.userapi.com/c846320/v846320228/11e3d0/Xq8OBx_2ATU.jpg

https://pp.userapi.com/c847121/v847121218/117fee/NfqpauHJZS0.jpg

И таким же прекрасным коллажем к работе в целом от Dev1nette: https://pp.userapi.com/c849224/v849224944/ae7a7/hwJXwrJERFc.jpg

Спасибо! ♥

1 декабря, 15:30.

Свадьба Алисы и Арсения должна была состояться в ресторане одного из лучших отелей Москвы. Регистрировать брак в душном ЗАГСе Алисе совсем не хотелось, а провести торжество на улице не позволяла погода. В первый день зимы в столице стояла промозглая, неприятная погода, которая зимней была лишь номинально. По факту это всё ещё оставался противный, грязный ноябрь. И отсутствие снега только усугубляло и без того серо-коричневые виды из окна. Однако вид с двадцатого этажа, где располагался ресторан, был красивым и впечатляющим. То ли потому, что таким был вид на центр Москвы сам по себе, то ли потому, что с этой высоты не было видно того, что творилось на улицах.

— Он не приедет, — Алиса стояла у окна в изящном свадебном платье. Она нервно крутила на пальце кольцо с изумрудом и тревожно вглядывалась в тяжелые серые тучи, опускающиеся над Москвой.

— Отставить панику! — строго скомандовала Ксюша, зашедшая в её номер. Она видела потерянные глаза невесты, а потому не оставляла её ни на секунду. Беременность, вкупе с типичным мандражом в духе «а вдруг Сене не понравится моё платье» только отягощали её эмоциональное состояние. Калинину била мелкая дрожь. Она чувствовала себя счастливой, но в то же время понимала, что для полной радости в этой огромной и красивой картине недостает всего лишь одного кусочка пазла.

— И Тани нет… — прошептала Алиса, опуская глаза с мрачного неба на московские магистрали.

— Наверняка они уже здесь… — пожала плечами Ксюша, разговаривая с Алисой как с маленьким доверчивым ребенком. — Просто они… Застряли в лифте!

Ксюша ласково положила свои ладони на обнаженные плечи Алисы, желая поддержать её и расслабить.

— И что они делают там, в лифте? — поинтересовалась она, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке.

— О, я бы рассказала, — сдерживая смех, начала Ксюша, — но, судя по тому, что ты беременна, ты и без меня неплохо всё знаешь… Вот увидишь, сейчас они заявятся сюда помятые, взъерошенные, но довольные и румяные.

— Хотелось бы… — вздохнула Алиса, однако договорить так и не смогла. В дверь номера постучали.

— Мне сказали, что здесь живет самая красивая невеста! — из коридора послышался голос Тани, и Ксюша сразу же побежала открывать.

— Что-то не так? — насторожилась Таня, когда Ксюша и Алиса заглянули за её спину, будто действительно поверили в то, что обсуждали пару минут назад.

— Ты одна? — практически хором поинтересовались они.

— Одна, — пожала плечами Таня, не до конца понимая, к чему такие вопросы, — а что?

— А вдруг у тебя за спиной прячется Сеня? — на ходу придумала Ксюша, хотя и прекрасно знала, что Мельников сюда бы не пришел. Вчера, забирая от него Алису в отель, она строго-настрого запретила ему заявляться в номер. Приметы никто не отменял. А спортсмены в целом люди очень суеверные.

Через секунду Таня, наконец, была удостоена чести переступить порог и оказаться в святая святых будущей жены, но пока ещё всё-таки невесты. На большой постели её ждало платье насыщенного винного оттенка. В точно таком же уже была Ксюша. Они обе были не в восторге от этой идеи Алисы, но с беременными фигуристками спорить попросту опасно, а потому вынуждены были согласиться. В конце концов, это её праздник. И каждый из гостей будет стараться сделать его лучше, ярче и теплее.

— Через двадцать минут, — начала Таня, бросив короткий взгляд на настенные часы, а затем принимаясь завязывать на запястье аккуратный «браслет» из живых бутонов маленьких кустовых роз, переплетенный атласной лентой, — Алиса Калинина станет Алисой Мельниковой. Волнуешься?

Ксюша переглянулась с Алисой и заметила, как её глаза снова заблестели. Портить свадебный макияж было никак нельзя. Но и обсуждать Громова при Тане тоже было не лучшей идеей.

— Таня, — обратилась она к ней, буквально кожей ощущая, что Алиса держится из последних сил, — может, ты пойдешь вниз, в ресторан? И подождешь нас там?

— Ааа… — Таня, справившись с браслетом, непонимающе посмотрела на подруг. — А разве я не должна быть с невестой и сопровождать её? Я ведь вроде как сви…

— Вот и хватит с тебя! — оборвала её Ксюша, начиная буквально выталкивать Таню в коридор. — Тебе ещё танец со свидетелем танцевать! Так что оставь что-нибудь и для меня. Я провожу Алису к «алтарю», а ты жди там. Через двадцать минут встретимся!

— Я всё ещё надеюсь, что свидетель будет адекватный, — успела произнести Таня, повернув голову к Ксюше и пытаясь противостоять её намерениям.

— Адекватный — не факт, но красивый как Бог! — быстро пробубнила Ксюша, наконец вытолкав Таню из номера и захлопнув за ней дверь.

— Всё, надоело! — Ксюша, давая волю обуявшим её эмоциям, взяла с небольшой тумбочки свой телефон и, набрав Громова, подошла к окну. Смотреть на Алису, которая должна в эти секунды светиться от счастья, а не шмыгать носом, больше не было сил.

— О! — угрожающе воскликнула она, когда гудки оборвались. — Неужели король соизволил ответить на мой звонок?

— Добрый день, Ксюша, — улыбнулся Евгений, выходя из лифта и оглядываясь по сторонам в поисках номера, из которого должен был забрать Алису. — Я тоже очень рад слышать тебя.

— Где ты шляешься? — игнорируя приторное и наигранное дружелюбие собеседника, гневно продолжала Ксюша. — Знаешь, я долго молчала…

— Разве? — перебил её Громов, ускоряя шаг и ориентируясь уже не на цифры номеров, а на голос Ксении, который было слышно даже в коридоре. — Видимо, я в тот момент моргнул. Не помню, чтобы твой рот вообще закрывался…

Ксюша поперхнулась воздухом от такой наглости и в следующую секунду обрушила на Громова весь свой внушительный запас нецензурной брани. И поток этих слов был таким гневным и громким, что в порыве она даже не услышала, как скрипнула дверь. Алиса перевела на неё взгляд, и её губы растянулись в счастливой улыбке. Женя здесь! Она хотела броситься к нему в объятия, но Громов предостерегающе выставил свободную руку вперед, а затем и вовсе приложил указательный палец к губам. Алиса понимающе кивнула, продолжая улыбаться. Вот теперь всё будет потрясающе. Вот теперь все любимые люди рядом.

— И чего ты молчишь? Нечего сказать? Стыдно стало?! — продолжала кричать в телефон Ксюша, стоя спиной к Жене и Алисе.

— Перевариваю то, что о себе только что узнал, — деловито ответил Громов, убирая мобильный в карман строгих черных брюк.

Ксюша медленно обернулась, встречаясь взглядом с невинно улыбавшимся Женей.

— Скажи спасибо Алисе, — холодно начала она, — за то, что сегодня я тебя за такое не прибью.

— Спасибо, Алиса, — Евгений приложил ладонь к сердцу, а затем почтительно кивнул в сторону счастливой невесты.

— Если серьезно, — добавила она, на этот раз уже позволяя себе искренне улыбнуться. — То я очень рада тебя видеть.

— Я тоже, — улыбнулся Евгений, чувствуя себя на своем месте. Он дома. Он с родными людьми. И их огромную ценность он осознал лишь проведя месяц по другую сторону Атлантики.

***

Таня стояла у светлой арки, обвитой живыми цветами, и нервно сжимала пальцами подвеску, подаренную Женей. Она обвела взволнованным взглядом зал, в котором собирались гости. Их было немного — около сорока, но среди них Таня могла с легкостью узнать звезд мирового спорта, а также членов семьи Алисы или Арсения. В первом импровизированном ряду стояла такая же рыжеволосая, как и её дочь, Ирина Калинина, о чем-то трепетно беседуя со своим супругом. А в другом углу, на стороне жениха, Арина Мельникова приобнимала за плечи их с братом маму, что-то ласково нашептывая ей на ушко, желая успокоить и избавить от слёз умиления, вновь и вновь появлявшихся в её глазах.

Таня с грустью вздохнула, нервно проведя ладонями по юбке своего длинного платья. Здесь катастрофически не хватало Жени. Таня пыталась убедить себя в том, что думала о нем лишь потому, что он дорог Алисе, но в какой-то момент призналась себе, что просто хочет его увидеть. Хочет его коснуться. Что, несмотря на его отвратительное поведение в их последнюю встречу, он был и остается небезразличен ей.

— Ваша невеста задерживается, — строго уведомила Арсения молодая девушка, которой предстояло зарегистрировать их брак. — И свидетель тоже. Всё в порядке?

Таня вместе с ней вопросительно посмотрела на Мельникова. Но он ничего не ответил, продолжая смотреть на белую ковровую дорожку, ведущую к арке из коридора. Через секунду на ней показалась Ксюша. Она встретилась взглядом с женихом и, жестом показав, что всё «окей», прокралась к Диме, который долго не мог определиться, на чьей стороне ему встать, но в итоге примкнул к родственникам и друзьям Арсения.

— Что-то твой друг задерживается… — недовольно подметила Таня, желая отвлечься от мыслей про Громова. Его здесь нет, а, значит, он не смог перешагнуть через собственную гордость и приехать на свадьбу подруги. Он эгоист. И Тане не стоит о нем думать.

— Он прилетел издалека, но он уже здесь, — успокоил её Арсений.

— Издалека? — нахмурилась Таня, аккуратно поправив бутоньерку в верхнем кармане его пиджака.

— Из Америки, — уточнил Арсений, позволяя своим губам растянуться в хитрой улыбке, хотя он и не врал. Канада ведь находится в Северной Америке. Всё верно.

— А Алиса придет с ним? — ещё сильнее нахмурилась Таня, всем своим нутром начиная ощущать, что что-то здесь не так.

— Да.

— А почему её выведет не отец? — искренне изумилась Таня, снова найдя семью Алисы взглядом. — Он ведь здесь!

Мельников понял, что прокололся. Он повернулся к Тане, придумывая, как оправдаться или хоть немного потянуть время, учитывая, что с секунды на секунду Алиса с Женей должны будут появиться. Но лицо Тани в тот момент напоминало лицо двоечника, перед которым положили лист с заданиями по высшей математике. Она сосредоточенно смотрела в пол, пытаясь сопоставить то, что узнала. Кроме Мельникова и отца Алисы есть лишь один мужчина, которого она любит так сильно, что хотела бы быть сегодня именно в его сопровождении. Таня встретиласьвзглядом с Арсением, который с трудом мог сдержать смех.

— Только не говори мне, — угрожающе начала она, — что твой «друг детства» это…

Договорить Тане не дали. В зале начала играть плавная, приятная музыка, выбранная в качестве альтернативы свадебному маршу Мендельсона, а в дверях показалась Алиса, идущая под руку с Громовым. И пока все гости умилялись, наблюдая за невестой, смущенно улыбающейся в ответ на восторженные взгляды, Таня с Арсением на несколько секунд буквально выпали из реальности. Мельников не мог налюбоваться любимой женщиной, которая была необычайно красива в этом изящном белом платье с обилием нежного кружева и обнаженными плечами. Отросшие рыжие волосы были собраны в элегантную прическу, украшенную изысканным гребнем.

А Таня смотрела на Женю, чувствуя, что её колени начинают дрожать так, как не дрожали даже в их первую встречу. Он здесь! Здесь! Внутри всё критически задрожало. Таня не знала, куда деть этот шквал обрушившихся на неё эмоций, а потому сжала ладонями ткань своего платья. Но это не помогало. Он слишком красивый сам по себе, а в костюме, да ещё и с этой счастливой улыбкой, которую Таня не видела так давно, он был потрясающе хорош. С её приоткрывшихся губ сорвался вздох немого восхищения. Вздох облегчения от того, что он здесь. Вздох, полный любви.

Но сам Евгений взгляда к арке до сих пор не поднял. Он смотрел на Алису, искренне улыбаясь и любуясь её красотой. Он видел, как счастлива она была, и с каждой секундой всё больше и больше принимал её выбор.

— Спасибо, что ты здесь, — прошептала Алиса, сильнее сжав его руку.

— Тебе спасибо, — кивнул Евгений. — Правда, для меня ты всё равно останешься Калининой. А если назовешь сына или дочь моим именем, то перестану с тобой общаться.

— Это почему? — засмеялась Алиса, не воспринимая угрозы бывшего партнера всерьез.

— Потому что «Женя Мельников» это больная фантазия девочек, пишущих о нас с ним рассказы.

Алиса залилась смехом, а Евгений, упомянувший жениха, решил бросить на него взгляд, но, сделав это, обомлел на пару секунд. Улыбка с его губ плавно исчезла, сменяясь изумлением. Рядом с Мельниковым стояла Таня, не покидавшая его мыслей весь последний месяц. Его Таня, которой не хватало до боли в теле. Вот она, здесь!

— Таня… — с облегчением вздохнул он.

— Не благодари, — улыбнулась Алиса, чувствуя, как волнение начинает усиливаться и сосредотачиваться где-то внизу живота. Их с Арсением разделяли буквально несколько шагов. Несколько шагов до начала их сказки. Несколько шагов до их «долго и счастливо».

А вот Евгений ощутил странное чувство. Ощутил… страх? Судьба давала ему, кажется, последний шанс. Она услышала его надежды на её присутствие на свадьбе, и теперь громко кричала «Вот она! Не будь дураком хотя бы в этот раз!». И дураком быть Громов больше не собирался. Последние пару шагов он не сводил глаз с Тани. Он любовался её красотой, желая напитаться ею, желая утолить жажду, мучившую его так долго. Он смотрел на её собранные волнистые волосы, на тонкую шею, подчеркнутую его подвеской, на стройную талию, обтянутую алой тканью. Он смотрел в глаза. Карие. Блестящие. Родные. И глаза эти в свою очередь не могли оторваться от него самого.

— Будь счастлива, — прошептал Евгений Алисе, остановившись возле Арсения. Он кожей чувствовал близость Тани. Чувствовал желание махнуть на всё рукой, закинуть её себе на плечо и просто сбежать ото всех. Остаться наедине и насладиться любимой женщиной. Но это было невозможно. По крайней мере, в ближайший час. Но Громов был уверен, что Таню он сегодня от себя не отпустит.

— Буду, — улыбнулась Алиса, вложив свою ладонь в раскрытую ладонь своего будущего мужа и отпуская руку Жени. Один дорогой её сердцу мужчина теперь отдавал её другому. Когда Алиса сделала шаг к Арсению, Евгений шутливо слегка шлепнул её, довольно ухмыльнувшись.

— Партнерская привычка, ничего более! — невинно улыбнулся он, прижав на мгновение ладони к груди.

— Да, — включилась в разговор Таня, вынуждая Громова, стоявшего рядом, повернуть к ней голову. — Меня он тоже так шлепал, и это действительно ничего не значило. Тебе не о чем волноваться, Сеня.

Евгений максимально натянуто улыбнулся Тане, ощущая, как желание обнять её, сменяется желанием задушить.

Регистратор поприветствовала гостей и жениха с невестой, а затем начала торжественную часть. Татьяна и Евгений были вынуждены встать рядом друг с другом, заняв места за спинами Арсения и Алисы.

— Ты ведь знаешь, насколько сильны мои руки, — наклонившись к Тане, шепнул ей на ушко Евгений. — Так может не стоит провоцировать меня на то, чтобы сомкнуть их на твоей соблазнительной шее?

— Да уж, — недовольно проворчала она, не смотря на Громова и пытаясь убрать со своего лица глупую улыбку, которая, впрочем, была и у самого Жени. — Мне действительно стоит ограничиться лишь сломанными ребрами.

— Главное — не забывай, при каких обстоятельствах это произошло, — самодовольно произнес Евгений, выпрямившись.

Таня бросила на Женю непонимающий взгляд, мысленно задав самой себе вопрос о том, кто этот мужчина? Вроде бы Громов один-в-один. И даже периодически угрожает так же, как угрожал тот, которого она знала. Но эта улыбка и это хорошее настроение…

Таня зажмурилась, желая сосредоточиться на свадьбе. Но получилось это слишком поздно. Ровно в ту секунду, когда молодоженов попросили скрепить свой союз поцелуем. Таня смущенно опустила глаза, улыбнувшись. Женя слишком близко и это… Давило, но вместе с тем будоражило, разогревая кровь. Таня была уверена, что на её щеках уже давно красуется румянец. И была права. Этим румянцем Громов бесстыдно любовался последние двадцать минут, когда Алису и Арсения окружили гости, суматошно поздравляя и вручая подарки.

— Да он глаз с тебя не сводит! — шепнула Тане Ксюша, сидевшая с ней рядом за праздничным столом.

— Я вижу, — потеряно ответила она, смущенно перебирая вилкой салатные листья.

На мгновение она оторвала свой взгляд от тарелки, посмотрев вправо. Туда, где за соседним круглым столом сидел Громов в компании других мужчин. Однако их беседы он пропускал мимо ушей и продолжал без зазрения совести любоваться Таней в полумраке зала. Периодически на его губах появлялась глупая, абсолютно мальчишеская, но искренняя улыбка. И это в какой-то момент заставило Таню всерьез задуматься о том, что Громов, похоже, повредил себе какой-нибудь лицевой нерв. И эта улыбка всего лишь следствие подобной травмы.

— После танца молодоженов начнутся танцы для всех остальных, — напомнила подруге Ксюша. — Потанцуй с ним!

Таня снова несмело повернула голову вправо, продолжая желать провалиться под землю. Громов поедал её взглядом. Если не сказать, что уже и вовсе съел. Однако его самого это нисколько не смущало. Ему, впрочем, как и всегда, было плевать на мнение окружающих.

— Сжалься над бедным, потерявшим покой Женькой! — включилась в их разговор Арина. — Иначе он вскроет себе вены от неразделенной любви, а в предсмертной записке прикажет во всем винить тебя…

— И его фанатки тебя линчуют! — подытожила печальный конец Ксюша.

— Хотел поинтересоваться у тебя, — обратился к Громову сидящий напротив него молодой мужчина из числа российских пловцов, которому изначально была уготована роль свидетеля, — как ты мог удрать от такой девушки в Канаду, но, судя по твоему взгляду, ты и сам не знаешь ответа на мой вопрос.

— Ты как всегда очень проницателен, — натянуто улыбнулся Евгений, будучи вынужденным на мгновение оторваться от Тани и посмотреть на собеседника. Спорить было глупо. И даже слово «удрать» было подобрано абсолютно точно. Улетая в Канаду, Громов хотел удрать от всех, и от себя самого в первую очередь. Но ничего не вышло.

— Всё, идем танцевать! — воскликнула Ксюша, вставая из-за стола и насильно вытаскивая из-за него Таню. Громов также поднялся на ноги, как и ещё несколько гостей, в числе которых был и Дима, сразу же «спасший» Таню от своей девушки.

Таня на мгновение осталась на танцполе одна. Она видела, как к ней решительно приближается Громов. Сердце бешено застучало в груди, заставляя Таню быстро метнуться к Арсению, буквально украв его у жены.

— Потанцуем? — нервно улыбнувшись, предложила она, обхватив ладонь шокированного Арсения, а другую руку закинув ему на плечо.

— Ну-у, — растерялся он, бросив вопросительный взгляд на жену, — давай потанцуем.

Громову ничего не оставалось, кроме как пригласить на танец Алису.

— Мы опять это делаем? — с улыбкой поинтересовался Арсений, медленно покачиваясь в такт музыке вместе с Таней.

— Делаем что? — не поняла она, пытаясь вновь вынырнуть из глубокого омута мыслей про Громова.

— Злим его, — уточнил Мельников, на мгновение посмотрев на свою супругу, танцевавшую с партнером. — После возвращения с чемпионата Европы ты пошла со мной в ресторан, только чтобы позлить его. Разве я не прав?

Татьяна стыдливо опустила глаза. Сейчас, вспоминая тот вечер, ей стало неловко.

— Не переживай, — поспешил приободрить её Арсений, — я тебя позвал туда по той же причине.

Таня встретилась с ним взглядом, вопросительно чуть нахмурив брови.

— Без обид, Таня, — начал пояснять он, — ты красивая и интересная девушка, но в тот вечер дома меня уже ждала Алиса, а вот шанс позлить Громова, учитывая то, как он на тебя смотрел, было глупо упускать… Да и мне хотелось узнать тебя поближе. Не каждый день видишь девушку, способную растопить сердце «ледяного короля».

— Почему ты думаешь, что… — попыталась как-то опровергнуть слова тренера Таня, однако он не дал ей договорить.

— Потому, что знаю его действительно с детства. Хоть он мне и не пресловутый друг.

— Ты не забыл о том, что женат? — обратился к Мельникову тот, о ком они с Таней говорили. — Тебе не стоит увлекаться танцами с привлекательными незамужними девушками.

Громов красноречиво посмотрел на Таню, но она всячески избегала их зрительного контакта, а потому опустила взгляд в пол, желая подхватить подол платья и выбежать из ресторана, а затем и вовсе из отеля, потому что танец с Евгением, похоже, был неизбежен.

— Ты прав, — согласился Арсений, сделав шаг к Алисе, намереваясь продолжить танцевать уже с ней. Они собирались отойти чуть в сторону, чтобы оставить наедине Женю и Таню, но… Громов, совершенно внезапно, протянул Мельникову ладонь для рукопожатия.

Таня и Алиса непонимающе и с долей тревоги переглянулись, не до конца понимая, что это значит. Однако Громов знал. И это решение далось ему с большим трудом. Но сегодня, увидев, как счастлива Алиса и впустив частичку её счастья внутрь себя, Евгений понял, что ради ещё большего счастья близких людей порой стоит наступить на горло собственной гордости. Каким бы болезненным и неприятным не был бы этот шаг. Сегодня, оказавшись в окружении близких друзей, он понял, каким дураком был, ведь всё это время они были рядом. И он мог бы быть счастлив в их обществе. Но предпочитал лишь причинять всем боль. Таня была права. В нем таилась огромная сила. Но она ошибалась в том, что эта сила не способна созидать.

— Мир? — улыбнувшись, произнес Евгений, ожидая ответа на свой жест.

Мельников ещё несколько секунд с удивлением смотрел на протянутую к нему руку, а Алиса от волнения приобняла Таню, не веря в то, что дожила до этого момента. Это поистине великий день. Это — конец многолетнего противостояния.

— Мир! — живо отозвался Арсений, ответив на рукопожатие.

— Я берег её десять лет, — начал Евгений, бросив мимолетный, но полный тепла взгляд на Алису.

— А теперь моя очередь, — подхватил его Арсений. — Надеюсь, она продлится, как минимум, лет семьдесят.

Алиса сжала плечи Тани от обуявшей её радости. Она хотела прошептать ей шутку в духе «через пару лет мы будем дружить семьями», но не успела, так как Евгений вновь переключил своё внимание на Татьяну и подошел к ней.

— Это — лучший подарок, — одними губами выразительно произнесла Алиса, поймав на себе взгляд Громова и счастливо убегая в руки любимого мужа.

— Привет, — тепло улыбнулся Евгений, делая ещё один шаг навстречу Тане. — Не мог отвести от тебя взгляд весь вечер и решил познакомиться.

— Познакомиться? — не поняла она, наконец, посмотрев ему в глаза. Обычно холодная, тяжелая сталь сейчас была будто совсем другой. И Евгений в целом был сегодня абсолютно другим.

— Женя, — кивнул он, протянув ей свою ладонь и едва сдерживая смех.

— Таня… — заторможено ответила она, не до конца понимая странную игру Громова, а затем всё же вложила свою ладонь в его и ощутила будто маленький удар током. — Зачем ты это делаешь?

— Я хочу начать всё сначала, Таня, — серьезнее ответил Евгений, вплотную приблизившись к ней, услышав музыку и понимая, что они не могут оставаться на танцполе без движения.

— Боюсь, это невозможно, — дрогнувшим голосом ответила она, сделав робкий шаг назад. — Слишком много всего произошло. Невозможно всё это забыть…

— Но можно всё исправить, — уверенно произнес Громов, хотя внутри всё же чувствовал волнение. — Я верю, что у нас есть шанс.

Он протянул ей свою ладонь.

— Потанцуй со мной.

Seal — Kiss from a rose

Таня с волнением посмотрела на его раскрытую ладонь, чувствуя, что уже сдалась. Уже проиграла собственным чувствам, плескавшимся внутри. Она может сделать многое. Может терпеть длительную физическую боль на тренировках, психологическое давление общественности, но не может сделать одного — противостоять ему. Противостоять бешеному влечению. Противостоять этой химии, обволакивавшей их обоих каждый раз, когда они касались друг друга. Противостоять этим глазам, безбожно красивым…

Раньше там одиноко возвышалась

Мрачная крепость посреди моря…

Таня вложила в его ладонь свою и сделала шаг ему навстречу. Как в прямом, так и в переносном смысле слова. Все её убеждения, что о Жене нужно забыть, в одну секунду развеялись. Он здесь. Он приехал. Он переступил через собственную гордость. И теперь у них действительно был шанс.

Ты стала светом для темной части меня,

А любовь осталась непреодолимым пристрастием, дарящим наслаждение…

Евгений крепко прижал её к себе, сжимая ладони на тонкой талии и буквально всем своим телом ощущая наслаждение от долгожданной близости. Его Таня здесь. В его руках.

— Ты сам на себя не похож… — смущенно призналась Таня, вновь опуская взгляд и оставляя его на пуговицах белой рубашки. И без того всегда выразительные глаза Жени, сегодня и вовсе лишали дара речи. Они говорили без слов. Они искрились чем-то светлым, теплым… Чем-то таким непривычным для Евгения Громова. И это же придавало ему какой-то внутренней свободы. Легкости. Сегодня он не тяготил себя мрачным прошлым. Не тяготил утратами. Сегодня он хотел лишь держать в своих руках Таню — девушку, осветившую его душу.

— Просто ты не представляешь, как я счастлив тебя видеть. Как я счастлив танцевать с тобой… — трепетно признался он, проведя тыльной стороной ладони по её щеке, запуская волну мурашек как по телу Тани, так и по своему собственному. Совершенно невинное прикосновение, но дарящее при этом невероятное наслаждение, сродни тому, что настигает мужчину и женщину на пике интимной близости.

Любимая, ты словно поцелуй розы в сумраке,

Чем больше я увлекаюсь тобой,

Тем более странные ощущения я испытываю…

Таня медленно подняла взгляд, на мгновение всё же встречаясь с его глазами и теряя возможность сделать полноценный вдох. И вся жизнь, кипевшая вокруг, вся свадьба, все танцующие рядом пары, словно остались где-то далеко-далеко. И сейчас здесь были только они.

Теперь, когда твоя роза расцвела,

Свет побеждает мрак моего одиночества…

Таня посмотрела на мочку его уха и заметила, что прокол, в котором раньше было серебряное кольцо, затянулся, оставив после себя лишь небольшую точку. Ей очень хотелось верить в то, что и рана в его душе, оставленная потерей мамы, сможет когда-нибудь затянуться. И он каждый день будет таким, каким был сейчас. Счастливым. Влюбленным. Дышащим полной грудью. Но Таня отказывалась принимать то, что таким он сможет быть только в её обществе.

Как много слов мужчина может посвятить тебе,

Ты как прежде моя сила, моё блаженство, моя боль…

Таня прикрыла глаза, чуть покачиваясь в такт музыке, позволяя себе полностью раствориться в этом моменте. В этом мужчине. Она чувствовала аромат его парфюма, ощущала крепкие руки и горячий торс, к которому была прижата. Хотелось забыться и просто… Уткнуться ему в грудь. Раствориться в нём. Без малейшего остатка.

Для меня ты, будто возрастающая зависимость,

С которой я не могу справиться.

Скажи мне, милая, нормально ли это?

Евгений сильнее прижал её к себе, прикрывая глаза и утыкаясь носом в её макушку, вдыхая сладкий, едва уловимый аромат её волос. Его Плюша. Его маленькая, хрупкая девочка. Она осталась такой. Сохранила в себе тот свет, что пленил его почти год назад. Сохранила его глубоко внутри. И сейчас он чувствовал его присутствие. Чувствовал её тепло. И чтобы это ощущение тепла её души и тела длилось всю жизнь, он готов был сделать всё.

И пока остальные пары кружились в полумраке зала, Татьяна и Евгений сами не заметили, как остановились у панорамного окна, за которым столицу застилала ночь. Им было неважно, что окружающие наверняка смотрели на них, что они явно выбивались из танцующих пар. Сейчас всё это осталось где-то далеко. Сейчас они просто не могли оторваться друг от друга. И этим объятием они без слов говорили друг с другом, соприкасаясь телами и душами.

Но знала ли ты, что когда идет снег,

Мои глаза расширяются,

И свет, что ты излучаешь, становится заметным?

Полумрак большого зала и два совершенно разных человека. Две фигуры. Высокая, одетая в строгий костюм, а рядом — совсем небольшая, в длинном платье. А у их ног расстилалась ночная Москва, переливаясь огнями.

Таня несмело отстранила свою голову от груди Евгения, открывая глаза. Но в следующую секунду они изумленно округлились. В воздухе, по другую сторону панорамного окна, кружились крупные, пушистые снежинки, укрывая улицы столицы. Перекрывая собой осеннюю грязь. И давая надежду на что-то новое. Светлое.

— Снег… — с детским восторгом прошептала Таня.

Губы Евгения вновь дрогнули в улыбке. Таким блеском в её глазах он был готов любоваться вечно. Счастье, тепло, любовь, восхищение… Всё это новой, ещё более сильной волной нахлынуло на него, согревая большое и, как оказалось, совсем не каменное сердце.

— Я люблю тебя… — выдохнул он, бережно обхватив её лицо ладонями.

========== «На память о самых незабываемых днях в моей жизни» ==========

Комментарий к «На память о самых незабываемых днях в моей жизни»

Коллаж к главе:

https://pp.userapi.com/c852120/v852120227/48f15/KJ8JKv8vg7U.jpg

— Я люблю тебя, Таня, — снова повторил Евгений, наклонившись ближе к её лицу и всматриваясь в карие глаза, которые начинали блестеть от подступающих слёз. Она много раз мечтала об этом моменте, об этих словах, но каждый раз резко обрывала себя, понимая, что вряд ли это станет реальностью. Но когда стало, её вмиг покинули все мысли, все слова. Осталась только легкая дрожь в теле и слёзы, всё же покатившиеся по щекам.

— И я знаю, что ты любишь меня, — медленно произнес Громов, понимая, что сама Таня сейчас вряд ли сможет что-то сказать. — Я был неправ, Таня. Я хочу всё исправить. Я хочу, чтобы мы всегда были вместе.

— Ты хочешь, чтобы мы снова стали партнерами? — с трудом произнесла она.

— В первую очередь я хочу быть твоим мужчиной, — ответил Евгений, с трепетом смотря на Таню, разговаривая с ней ещё и своими глазами. И в них было так много любви, что Таня снова и снова теряла дар речи, ощущая лишь мурашки, бегающие по коже. Эта любовь и это счастье, переполняющие его, делали Евгения ещё привлекательнее.

— Но, конечно, не теряю надежды на то, что однажды ты согласишься вернуться на лёд со мной, — признался Громов, хитро улыбнувшись.

— Год назад ты мог представить, что так будет? — улыбнулась ему в ответ Таня.

— Что я буду просить тебя стать моей партнершей? Или что буду свидетелем на свадьбе Алисы и Мельникова? — сдерживая смех, решил уточнить он.

— Даже не знаю, что из этого больше бьет по твоему самолюбию, — засмеялась Таня, неосознанно сжимая ладони на предплечьях Жени.

— Второе, — признался Громов, на мгновение нежно коснувшись губами лба Тани. Он не мог нарадоваться долгожданной близости с ней, как моральной, так и физической. И уже едва мог сдержать возрастающее возбуждение.

— Значит, признаешь, что в нашей «войне», как её окрестили журналисты, ты проиграл? — лукаво улыбнулась Таня.

— Признаю, — серьезно ответил он, — но проигравшим себя совсем не ощущаю. Даже наоборот. Будто снова стал олимпийским чемпионом…

Евгений нежно провел ладонью по её щеке, а затем трепетно коснулся губ, увлекая в сладкий, долгожданный поцелуй.

— Ксюша, да в чем проблема? — сокрушался танцевавший с ней Дима.

— Нам ещё рано жениться, — покачала головой она, пытаясь совладать с удивлением, окутавшим её пару минут назад, когда одиночник спонтанно позвал её замуж. — Давай поженимся… Когда… Когда Таня с Женей помирятся?

— Значит, сегодня, — засмеялся он, повернув голову к окну и наблюдая за тем, как там целовались олимпийские чемпионы.

Ксюша округлила глаза, не понимая, радоваться ей или огорчаться. Мысленно сокрушаясь на то, что они как ссорятся, так и мирятся очень не вовремя, она снова посмотрела на Диму.

— Тогда поженимся сразу, как только ты станешь чемпионом мира! — выкрутилась она, желая и самой подольше остаться в спорте, и мотивировать Диму.

— Принимается, — кивнул он, оставляя Ксюшу одну и направляясь к Мельникову, проводившему время в компании своей новоиспеченной супруги.

— Ты куда? — не поняла она, боясь, что обидела его.

— Поздравить жениха, — соврал Дима, намереваясь напроситься к Мельникову в ученики. Кто, как не чемпион мира, уже зарекомендовавший себя как тренер, сможет ему помочь?

А Евгений тем временем наглым образом украл из зала Татьяну. Правда, всё же с её безмолвного, но согласия, так как Таня беспрекословно следовала за ним, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не спросить: куда, собственно, они идут? Потому как медленно, но признавалась сама себе, что знает, куда и зачем. И очень этого хотела.

Зайдя в лифт отеля, одурманенная магией серо-голубых глаз, которые заметно потемнели от желания, Таня не в силах была пошевелиться и дышала еле-еле, будто боялась спровоцировать хищника. Боялась и в то же время хотела этого…

Евгений стоял предельно близко, томно смотря на неё и с трудом сдерживая себя. Он понимал, что если начнет целовать её сейчас, то и возьмет тоже здесь, в лифте. С момента их первой и единственной близости прошло больше полугода, и Громов понимал, что ему может очень сильно сорвать голову от одного только прикосновения к ней. Но Таня этого не заслуживала. Как не заслуживала и того относительно грубого секса, что случился после победы на олимпийских играх. Таня заслуживала нежности. Любви. Самых изощренных ласк, заставляющих тело и душу буквально плавиться. И Евгений мог их дать. Оставалось лишь немного совладать с животной натурой, просившейся наружу.

Внутри Тани всё сжалось, она мысленно отсчитывала оставшиеся этажи и ждала пронзительного «дзинь», как ждёт атлет выстрела из сигнального пистолета.

21, 22…

Таня задержала дыхание и прикрыла глаза с готовностью приговорённого к расстрелу.

Дзинь.

Таня медленно открыла глаза одновременно с дверьми лифта. Евгений протянул ей свою раскрытую ладонь, и она вложила в нее свою. Такое простое прикосновение, которое когда-то было для них необходимым, рабочим и… рутинным. Но, тем не менее, никогда не надоедало. И каждый раз, как сейчас, запускало по телу волну тепла.

Громов вёл её вдоль коридора, к своему номеру. Редкие, но широкие шаги Евгения и частые шажки Тани нарушали тишину верхнего этажа отеля. Громов открыл дверь и впустил её внутрь. На столике возле кровати стояла ваза с большим букетом ярко-алых роз.

— Мне? — только и смогла сказать Алексеева, недоуменно смотря то на большие сочные бутоны, то на лицо Евгения, который снял с себя пиджак, небрежно бросив его на спинку стула.

Громов кивнул в ответ.

— Я, — начал он, подходя к панорамному окну, откуда открывался прекрасный вид на ночную Москву, которую продолжал укрывать снег, — я не знал, что ты будешь на свадьбе. Вернее, я ожидал этого и, — он понизил голос, — надеялся.

Таня приоткрыла губы, абсолютно не зная, что сказать. Её не покидало ощущение, будто всё это не с ней. Будто это какой-то сон. Она несмело подошла к Жене, обнимая его со спины и утыкаясь носом куда-то между лопаток, вдыхая родной аромат парфюма, по которому ужасно скучала.

— Я даже стих сочинил, — усмехнулся Евгений, положив свои ладони поверх хрупких ладошек Тани, лежавших в районе его торса. — Не без помощи Сергея Есенина, конечно, но всё же.

— Расскажешь? — Таня отстранилась от его спины, отмечая, что Женя сегодня не перестает её удивлять. Исключительно в приятном смысле этого слова.

— Как-нибудь в другой раз, — улыбнулся он, снова притянув Таню к себе и поглаживая её спину. — Меньше всего сейчас мне хочется читать стихи…

— А больше всего? — несмело поинтересовалась она, кажется, предполагая ответ и, будучи прижатой к Жене, ощущая недвусмысленный намек на его возбуждение.

— Тебя, — горячо выдохнул он, понимая, что больше не может себя сдерживать.

Евгений начал целовать Таню, попутно справляясь с молнией на платье, после чего то сразу же упало к её ногам. На мгновение он разорвал поцелуй, бросив оценивающий взгляд на соблазнительное бордовое белье с кружевом. Татьяна победно, но всё же смущенно улыбнулась, опуская глаза.

— Мне? — передразнил её он, вспоминая реакцию на букет.

— Я, — начала она, добавляя в голос стальных нот, свойственных Громову, — я не знала, что ты будешь на свадьбе. Вернее, я ожидала этого и, — она на секунду замолчала, — надеялась.

Евгений покачал головой, с трудом сдерживая смех и восхищение, которое вызывала у него эта маленькая, но неимоверно очаровательная и безбожно сексуальная женщина. Он подхватил её на руки, а затем рухнул вместе с ней на постель. Таня оказалась сверху, и он с радостью отвечал на горячие поцелуи желанных мягких губ, позволяя холодным тонким пальчикам справляться с пуговицами на его рубашке. Он медленно провел ладонями по линии её тонкой талии, чуть сжимая её и наслаждаясь мягкостью кожи, растягивая долгожданный момент, будто был ребенком, наконец получившим желанный подарок. И он знал, что под этой соблазнительной оберткой из кружева Таня ещё прекраснее.

Он хотел быть сегодня другим, хотел быть мягким, заботливым, трепетным, но Таня, своими требовательными и нетерпеливыми поцелуями и прикосновениями, а также быстрой «расправой» с ремнем брюк, ясно дала понять, что, на самом деле, она, так же, как он, больше не может терпеть. А нежности и прелюдии… На это у них впереди ещё будет время. Они оба в этом были уверены.

***

Таня проснулась, но не торопилась открывать глаза. Вчерашний вечер и ночь были прекрасны настолько, что сейчас ей очень не хотелось обнаружить себя в полном одиночестве в статусе Золушки, оставшейся без принца и хрустальных туфелек. Таня немного поворочалась, и её сердце тревожно пропустило удар. Однажды ей довелось проспать в одной постели с Громовым и, как бы она ни старалась, забыть это было сложно. Она знала, что Женя занимает добрую часть кровати, учитывая его рост и телосложение. И сейчас она не смогла его нащупать. Его нет.

Таня, будто её только что оглушил какой-то громкий звук, несмело открыла сначала один, а затем и другой глаз. Жени действительно не было в постели. Она одна. Но волна страха, стыда, разочарования и обиды не успела пробежать по её телу, так как перед глазами предстало нечто совершенно безрассудное. По-крайней мере, для того, чтобы автором этого был Громов…

Всё пространство вокруг постели было уставлено цветами. Обе прикроватные тумбочки, небольшое трюмо с зеркалом и… весь пол до самого коридора. Таня, рефлекторно прижимая к груди тонкое одеяло, ошарашенно обвела эту «поляну» взглядом, понимая, что здесь есть, кажется, все цветы мира. Начиная с банальных роз, продолжая аляповатыми желтыми хризантемами и буйно пахнущими лилиями, а заканчивая редкими растениями, которые она видела впервые и даже не могла идентифицировать.

— Доброе утро, — Громов, в свойственной ему и такой раздражавшей Таню манере, практически бесшумно вышел из небольшой ванной, вытирая волосы полотенцем.

Но Таня лишь ошарашенно хлопала ресницами, не в силах сказать хоть что-то. С одной стороны стоял Громов, обнаженный и разгоряченный после душа, а с другой — все цветы мира.

— Как ощущения? — довольно улыбнулся Евгений, принимаясь вытирать лицо.

— Как будто очнулась на собственных похоронах, — призналась Таня, — море цветов, а ты утираешь слёзы.

Громов сразу же убрал от лица полотенце.

— Даже не шути так, — строго проговорил он, возвращаясь в свое прежнее состояние — замкнутое, хмурое и холодное.

Таня виновато поджала губы, понимая, что неосознанно, но задела его психологическую травму. Боясь, что он снова уйдет в себя, Таня вскочила с постели, стройными обнаженными ногами лавируя между букетами, боясь их задеть.

— Без одеяла это смотрелось бы зрелищнее, — признал Громов, наблюдая за тем, как любимая женщина, внимательно смотря под ноги и прижимая к груди спальную принадлежность, приближалась к нему. Не выдержав, он подхватил её на руки, снова возвращая в постель и падая рядом, а затем ложась набок и встречаясь взглядом с любимыми карими глазами.

Таня вспомнила их первый совместный поход в кафе в Кёльне. Тогда она боялась встречаться с его холодными глазами. Их взгляд давил и пугал. Но сейчас она тоже не знала, как смотреть ему в глаза. Они искрились восторгом, любовью, восхищением. Евгений любовался любимой женщиной в лучшем её виде — обнаженном и ещё нежно-полусонном. Он наслаждался каждым сантиметром её тела, её длинными, спутанными волосами и смущенной улыбкой.

— «На память о самых незабываемых днях в моей жизни», — тихо прошептала Таня, едва ощутимо прикоснувшись кончиками пальцев к татуировке в виде олимпийских колец на груди Жени и процитировав подпись к первой фотографии с ней. — Почему ты не сделал её после своей первой олимпиады? Потому что взял тогда «бронзу»?

— Эта удивительная избирательность женского ума! — вздохнул Громов, с хитрой улыбкой посмотрев на любимую. — Ты помнишь хоть что-нибудь из того, что я тебе говорил?

— О! — вмиг разозлилась Таня. — Одна твоя фраза долгое время не выходит из моей головы!

— И это не то, что ты должна была запомнить. Вспомни бал в Министерстве. Что я сказал тебе на балконе?

Таня нахмурилась, вспоминая холодный вечер. Балкон. Она. Женя. И его «будь моей».

— Ты спросила меня, когда я понял, что ты дорога мне, — медленно напомнил ей Громов, наблюдая за нахмурившейся Таней. — А я ответил…

Таня ошарашенно приоткрыла губы, позволяя Жене насладиться её выражением лица и счастливо улыбнуться.

— В Ванкувере… — выдохнула она.

— Да, — кивнул Евгений, продолжая улыбаться. — Дело не в «золоте» или «бронзе». Дело в тебе. Дело в нас.

Громов пристально смотрел в глаза Тане, ожидая, что она вот-вот улыбнется и кинется ему в объятия, но вопреки этим мыслям, её глаза начали блестеть от слёз.

— Боже, малышка, — засмеялся он, прижимая её к своей груди и целуя в макушку и лоб. — Я думал, ты будешь рада, — признался он, приложив ладонь к её щеке и нежно поглаживая большим пальцем.

— Я рада, просто… Не могу найти слов, — Таня прикусила нижнюю губу, удобнее устраиваясь на твердой груди. — А цветы? Зачем так много?

— Прошел почти год с нашего знакомства, а я ни разу не дарил их тебе, — с грустью признался он. — И я не знаю, какие твои любимые. Я вообще мало что знаю о тебе…

— И я, — тихо произнесла Таня.

— Ты знаешь обо мне столько, сколько не знает никто другой.

— Я не знаю, кто такая Маша! — резко вспомнила она, приподнимаясь и склонившись над залившимся смехом Женей. — Что смешного? — нахмурив брови, поинтересовалась она. — Эй!

— Моя первая партнерша, — уже серьезнее ответил Евгений, заправив прядь волос Тани за ухо.

— А как же твое табу на партнерш?

— Вот с тех пор оно у меня и появилось! — ворчливо произнес он, наслаждаясь близостью с Таней и ощущая её мягкую, теплую грудь на своей — твердой и горячей.

— И что случилось? Неужели вы с Мельниковым не поделили не только лёд, но и девушку?

— Она мне не нравилась, — признался Громов, — она была ворчливой, ноющей и в свои пятнадцать напоминала маленькую старуху Шапокляк. Даже волосы были светлые. Я был старше на год и решил начать поухаживать за ней. Ну, знаешь, половое созревание… Объективно я не хотел ходить с ней за ручку, дарить ей цветы, но…

— Хотел переспать? — сощурила глаза Таня.

— Скорее всего, — слукавил Евгений, не отвечая прямым текстом, — но она предпочла Мельникова. И я злился не на неё, а на него. Маша мне не нравилась. Но ещё больше мне не нравился факт того, что она предпочла мне его! Она променяла меня, Таня, меня! И на кого?! На Мельникова!

— Так я тебе и поверила, — кивнула Таня, намереваясь отстраниться, но Женя схватил её за предплечья, а затем повалил на спину, навалившись сверху.

— Маша завязала со спортом в шестнадцать, — начал тараторить он. — На этой почве её растарабанило так сильно, что, боюсь, она до сих пор не закончила школу, так как не смогла выйти из дома. Можешь к ней не ревновать.

— А с чего ты вообще взял, что я ревную? — Таня дернула обнаженным плечом, а затем довольно улыбнулась, заметив, потяжелевший и несколько хищный взгляд Громова.

— С того, что я тебе явно небезразличен, — промурлыкал он, начиная покрывать нежными поцелуями её шею. Таня на мгновение прикрыла глаза, расслабляясь и тая от приятных ласк.

— Ты даже защищала меня на телевидении, — напомнил Громов, спускаясь горячими губами к её обнаженной груди и заставляя сделать шумный вдох. — Хотя я ведь такое чудовище!

— Чудовище, — сладко протянула Таня и запустила пальцы в его волосы, а затем зажмурилась, когда ощутила, как Евгений обхватил губами сосок.

— Сейчас я тебе покажу настоящее чудовище! — угрожающе прорычал он, приподнимаясь и впиваясь требовательным и жарким поцелуем в губы, скользнув ладонью между её ног.

***

— Ты правда хочешь вернуться на лёд со мной? — шепотом поинтересовалась Таня, лежа на груди у Жени и ласково поглаживая её кончиками пальцев. За окном уже начинался красивый зимний закат. А они оба не заметили, как быстро пролетел этот день, который они провели в постели, прерываясь лишь на заказанный в номер завтрак.

— Ты тоже этого хочешь, — констатировал он, поглаживая её по обнаженной спине.

Таня улыбнулась, уткнувшись носом ему в шею.

— Ты как всегда очень проницателен, — промурлыкала ему на ухо она, а затем ощутила неприятный укол совести. — Но, Женя, а как же…

— Илья? — голос Евгения, который весь этот день имел лишь нежные, бархатные ноты, в мгновение заледенел. — Давай так, я разрешу тебе докататься с ним на финале гран-при и чемпионате России, но после нового года мы…

— Вот опять! — Таня резко приподнялась. — Ты опять за всех решаешь!

— Брось, Таня! — нахмурился Евгений. — Ты сама этого хочешь. Мы оба это знаем!

— Я не могу так с ним поступить! — взмолилась она, совершенно не зная, как повести себя в сложившейся ситуации.

— А со мной можешь? — Громов требовательно посмотрел ей в глаза, окончательно лишая Таню слов. Она виновато поджала губы и снова уткнулась ему в шею, вдыхая родной аромат его кожи, смешанный с уже едва уловимым шлейфом парфюма. Несколько следующих минут они лежали в абсолютной тишине. По собственной глупости они сами загнали себя в эту ситуацию, выход из которой, конечно, был, но относился к категории весьма болезненных.

— Тебе звонят, — уведомил Таню Евгений, бросив взгляд на прикроватную тумбочку, где среди букетов спряталась небольшая сумочка, в которой вибрировал телефон.

— Мама, — одними губами произнесла Таня, будто оправдываясь перед Женей за то, что этот звонок разрушил их уединение. Впрочем, после упоминания Ильи настроение Громова и так значительно ухудшилось. А вот маме Тани он, напротив, был рад.

Фигуристка ответила на звонок, оставаясь в постели. Громов внимательно наблюдал за ней, видя, как сменяются на её лице самые разные эмоции — от удивления и радости, до какой-то огромной печали и… Обиды? Наконец, Таня закончила разговор и несколько секунд смотрела на простынь, не зная, как совладать с эмоциями. Мама решила сделать ей сюрприз и только что приехала из Питера в Москву. Этому Таня была рада. Но… Она знала, что через пару часов у Жени самолет в Канаду, и им снова предстоит разлука, как минимум, на десять дней до финала гран-при, на который теперь Тане хотелось прилететь.

С волнением, запинаясь и чувствуя какую-то вину, Таня рассказала обо всем Жене, но он отреагировал спокойно. По крайней мере, он очень пытался.

— Я могу поехать домой с тобой? — предложил он, ощутив в груди странное волнение. Он понимал, что если Таня сейчас скажет «да», значит, она окончательно простила его и снова впустила в свою жизнь, но если это будет «нет»…

— Да, — несмело кивнула она, а затем оказалась в крепких объятиях Жени и услышала его хриплое, но такое теплое «спасибо».

***

Марина Александровна ключей от дома дочери не имела, а потому ждала её в небольшом парке, любуясь красотой заснеженных улочек. Первый снег, казалось, способен поселить даже в самом немолодом сердце надежду на что-то светлое и превратить на несколько мгновений в ребенка, ожидающего чуда.

И свое чудо она в скором времени дождалась. По парку, под руку с Женей, шла Таня с большим букетом цветов. Забрать весь ботанический сад, устроенный Громовым, при всем желании было невозможно, поэтому выбор пал на один, самый красивый, по её мнению, букет. Фигуристы что-то оживленно обсуждали и смеялись, не замечая никого вокруг. И оба светились от счастья, гораздо ярче, чем фонари, освещавшие парк. И мама Тани испытывала это счастье вместе с ними. Она с первой встречи с Женей была абсолютно им очарована и ждала, когда они вновь будут вместе. Только когда Таня была рядом с ним, она была спокойна. Рядом с Женей, по её мнению, Тане ничего не могло угрожать.

— Значит, на ужин у нас сегодня блинчики? — улыбнулась Марина Александровна, заходя на кухню небольшой съемной квартиры дочери и завязывая на талии фартук.

— Блинчики! — с детским восторгом воскликнул Евгений, заставляя Таню, сидевшую напротив, прыснуть со смеху.

— Спасибо, что вы снова с ней, — тихо обратилась к Жене мама Тани, когда та на несколько секунд ушла в гостиную, чтобы принести из чемодана вишневое варенье, так обожаемое Громовым.

— Без неё невозможно, — признался Евгений, — и, пожалуйста, обращайтесь ко мне на «ты».

***

Несколько долгих минут Таня и Женя стояли на лестничной клетке, прощаясь, будто были подростками. Громов хотел позвать её с собой в аэропорт, но передумал, понимая, что вряд ли она оставит маму, которую не видела даже дольше, чем его самого.

— Приезжай в Канаду за пару дней до финала гран-при, — предложил Евгений.

— Я не смогу, — покачала головой Таня, приподнимаясь на носочки и поправляя шарф на его шее, а затем поднимая воротник черного шерстяного пальто. — Тренировки, да и билет в одну сторону очень дорогой… Федерация не оплатит…

— Я потренируюсь с тобой, — лукаво улыбнулся Евгений, смущая Таню, а затем поймав её ладонь и нежно поцеловав, — я ведь теперь тоже тренер. Могу показать тебе такие методики, которые никто не покажет…

Громов положил руки на её талию, резко прижимая к себе.

— И оплачу. Всё. Только прилетай.

— Женя… — выдохнула ему в грудь Таня, совершенно расслабившись в его руках.

— Может, нам найти Илье другую партнершу? Или поговорить с его бывшей? Она должна была уже восстановиться после травмы, — предложил Евгений.

— Может… — прошептала Таня, не в силах ни о чем думать.

— Береги себя, пока это не могу делать я, — попросил Евгений, поцеловав её в лоб, а затем принялся спускаться по ступенькам. У подъезда уже ждало такси.

Таня подошла к окну налестничном пролете, провожая Женю взглядом. Прежде чем сесть в автомобиль, он запрокинул голову, ещё раз посмотрев на любимую, но такую несчастную Таню. Блестящие глаза он видел даже отсюда. Таня опустила взгляд на подоконник, из последних сил сдерживая слёзы. Ей оставалось лишь гадать о том, почему даже тогда, когда вроде бы между ними всё улучшалось, на душе всё равно не было абсолютного счастья. Почему они всегда должны любить друг друга как-то вопреки внешним обстоятельствам.

Но ответ ей был известен. И он совершенно не радовал. Они сами были во всем виноваты. И о том, как этот морской узел им предстоит развязать, на данном этапе они могли лишь предполагать.

***

Евгений с трудом открыл глаза, услышав объявление пилота о том, что они приземлились в аэропорту Ванкувера. Громов проспал большую часть полета в неудобной позе, и это сказалось на его шее. Он выглянул в иллюминатор, с сожалением отмечая, что весь пушистый снег, похоже, остался в Москве. В Ванкувере же до сих пор шли дожди.

***

Таня нехотя собиралась на утреннюю тренировку, складывая вещи в спортивную сумку. Однако её сегодняшние сборы длились как никогда долго. Она нигде не могла найти свои коньки. И это было странным. Квартира её была слишком маленькой, чтобы потерять такой важный для фигуриста предмет.

Но их не было. Нигде. Ни на том месте, где Таня обычно их сушила, ни в ванной, ни в прихожей. Нигде.

— Громов! — резко и гневно воскликнула она, совершенно забывая о том, что мама ещё спит.

========== Абсолютная тишина ==========

По трещинам кожи я взобрался на вершину

Я залез на дерево, чтобы увидеть мир

Когда порывы ветра пытались столкнуть меня

Я держался так сильно, как ты держалась за меня

Orchestra Cinematic — To build a home

— Я тебя кастрирую этими коньками! — сокрушалась Таня, прижимая телефон к уху одной рукой, а другой открывая дверь своей машины.

— Значит, я не зря забронировал тебе билеты, — сквозь смех произнес Евгений. Он направлялся в олимпийский ледовый дворец Ванкувера и у него впервые за всё время нахождения в Канаде было отличное настроение. Он понимал, что красть коньки Тани рискованно, но хорошо осознавал и то, что без них ей в России делать нечего.

— Какие билеты?! А мои тренировки, Женя? — ругалась Таня, садясь за руль, но не торопясь выезжать на дорогу. — Ты оставил меня на десять дней без льда!

— А ты оставила меня на десять дней без себя! — попытался как можно строже парировать Громов, но Таня отчетливо слышала радостные нотки в его голосе. Он уже был уверен, что получил то, чего хочет. И это злило. Хотя и умиляло, конечно, не меньше.

— Я не приеду. Я… Куплю новые коньки! — воскликнула Таня, хотя и понимала, что этот вариант невозможен. Во-первых, покупка новых ботинок перед соревнованиями была плохой приметой. А во-вторых, она не успеет за десять дней их правильно разносить, чтобы комфортно чувствовать себя во время катания. Менять коньки лучше всего в межсезонье, во время неспешных тренировок, но никак не сейчас.

— Если и покупать, то здесь, в Канаде, — вполне резонно подметил Громов, — но и то только на будущее. Кстати, что там у нас с совместным будущим?

— Это с каким таким? — довольно улыбнулась Таня, откидываясь на спинку сидения и понимая, что разговор поглотил её полностью, заставляя забыть обо всем остальном мире. Впрочем, мир её теперь был сосредоточен в одном единственном человеке.

— В котором ты моя жена и партнерша, — деловито ответил Громов, проходя в ледовый дворец.

— Кто? — улыбка с губ Тани пропала, а глаза ошарашенно округлились.

— Только не начинай опять давить на жалость со своим Ильей, пожалуйста! Мы что-нибудь придумаем и снова станем партнерами, а затем…

— Я не об этом, — прервала его Таня, цепляясь взглядом за небольшой брелок в виде олимпийских колец, который она привезла из Ванкувера. — Тебе не кажется, что ты торопишь события?

— А тебе не кажется, что ты испытываешь мое терпение? — шутливо проворчал Евгений, но Таня слышала, что вопрос его задел. — Я готов ждать разрешения ситуации с Ильей. Но не долго. Я не смогу долго делить тебя как партнершу с кем-либо другим. Но ещё больше я не могу делить тебя с кем-то как женщину. Или, может, хочешь сказать, что и тут у меня есть какой-то конкурент?

Таня прикрыла глаза, счастливо улыбаясь. Нотки злости и ревности в его голосе звучали забавно и соблазнительно. Он и раньше как-то неосознанно заявлял на неё свои права, опираясь на их партнерство, но сейчас делал это совсем иначе. И теперь Таня этим наслаждалась.

— Ты вне какой-либо конкуренции, — ласковым шепотом пояснила она, заставляя Женю ещё острее ощутить желание скорее прижать её к себе.

— Ещё бы! — самодовольно произнес он. — Самолет сегодня в шесть вечера. Я пришлю тебе на почту электронный билет.

— То есть выбора у меня нет никакого?

— Ну, почему же. Есть. Вистлер, Сквомиш, Саншайн Кост или Белла Кула?

Таня нахмурилась, совершенно не понимая, что Женя только что произнес. То ли это было приворотное заклинание, то ли какие-то помехи с международной телефонной связью.

— Просто выбери что-то одно, — мягче добавил Евгений.

— Белла Кула, — неуверенно ответила Таня, опираясь на то, что первое слово явно говорило о красоте чего бы там ни было…

***

— Я правильно тебя понимаю… — медленно уточнял Арсений, стоя у борта катка в ледовом дворце. И он, в отличие от своей ученицы, был как раз таки на льду и на коньках. — Сначала ты вообще хотела отказаться от участия в финале гран-при, а теперь хочешь улететь туда на десять дней раньше?

Таня тяжело вздохнула. Она понимала, что ведет себя безрассудно. Что нельзя вот так вот плевать на целую декаду тренировочных дней. Но мысленно оправдывала себя тем, что Громов не оставил ей выбора.

— Я буду тренироваться там с Женей, — парировала Таня, произнеся его имя гораздо тише, так как Илья раскатывался на другом конце катка. И она была уверена, что такое может травмировать его.

Мельников покачал головой, снова проклиная себя за мягкосердечность. Если бы Таня не была его другом, а только лишь ученицей, он запросто мог бы запретить ей это. И имел бы полное право. Но он хотел, чтобы Таня была счастлива. А Алиса хотела бы, чтобы счастлив был Громов. А желания беременной супруги — закон.

— Точно будешь тренироваться? — сощурил глаза он, хотя и понимал, что вряд ли Женя с Таней найдут на это время. Скорее всего они не будут вылезать из постели. Когда они оба пропали с их свадьбы, всем стало понятно, куда именно сбежали олимпийские чемпионы. И сейчас Мельникову было всё ясно. Но напускную тренерскую строгость всё же стояло проявить.

— Буду, — кивнула она, пытаясь сдержать счастливую улыбку. Таня понимала, что её уже отпустили.

— Таня, — Илья подъехал к борту, приветливо ей улыбнувшись. Свадьбу тренера он пропустил по причине болезни и сейчас, несмотря на возвращение к тренировкам, выглядел всё ещё бледным. — Почему не идешь на лёд? Я уже раскатался.

Арсений выразительно посмотрел на ученицу, намекая, что ей самой стоит обо всем рассказать партнеру. Она едва заметно кивнула, понимая, что разговор этот будет тяжелым. Илья далеко не глупый. Он всё поймет.

— Я улетаю сегодня в Канаду, мы увидимся уже там перед самим финалом, — мягко произнесла Таня, внимательно смотря в глаза партнеру, пытаясь смягчить его негативные эмоции.

— Вот как, — Томилин раздраженно сжал губы, от чего те стали буквально белыми. — Всё ясно.

— Илья! — воскликнула Таня, ощущая, как участилось её сердцебиение. — У меня будет день рождения. И я просто хотела бы провести его…

— В лапах Громова? — сквозь зубы уточнил он. — Может, мне вообще не нужно приезжать? Выступишь с ним!

— Илья! — вмешался Арсений, подъехав к ученикам. — Вернись к тренировке.

Томилин гневно посмотрел на тренера, несколько секунд раздумывая над тем, стоит ли ему что-то сказать, но смог сдержать свой порыв. Он убрал руки в карманы спортивных брюк и уехал на другой конец катка.

— Беги, Таня, — устало улыбнулся Арсений. — Я с ним поговорю. Точнее, попробую. Увидимся в Канаде.

— Спасибо! — Таня благодарно обхватила руками его ладонь, лежащую на борту, и чуть сжала её.

***

Прилетев в Ванкувер, Таня ожидала от Громова чего угодно, но никак не того, что он возьмет её под руку и вместо того, чтобы направиться к выходу, поведет на… другой рейс!

— Что происходит? — изумлялась Таня, стоя рядом с Женей в очереди на регистрацию. Она посмотрела на информационное табло. Им предстоял перелет из «Ванкувер Интернешнл» в «Белла-Кула».

— Что это такое, Женя? — снова обратилась к нему она, скользнув оценивающим взглядом по Громову и понимая, что, похоже, прогадала и не вписывается по дресс-коду. Евгений был одет в свитер, теплую куртку с меховым воротником, джинсовые брюки и грубые ботинки на шнуровке, которые обычно надевают для похода в горную местность.

— Путешествие, — невинно пожал плечами он, поправив лямку большого рюкзака, висевшего на одном плече.

— И куда? — Таня опустила взгляд, посмотрев на свою расстегнутую дубленку, из-под которой виднелось черное плотное платье.

— К нам, — продолжал загадочно улыбаться Евгений. — Я купил тебе подходящую одежду, не переживай.

Таня снова вопросительно на него посмотрела, на мгновение допустив мысль о том, что он владеет телепатией.

— Мы уедем туда, где будем только вдвоем. Мы упустили слишком много времени, которое могли провести вместе. Хочу наверстать и… говорить с тобой. Не на языке фигурного катания, а на человеческом. Желательно на русском. От английского меня тошнит.

Таня тепло улыбнулась. Она начинала снова привыкать к нему. Привыкать к ним. Но где-то глубоко в душе боялась вновь обжечься. В самолете на них обоих обрушились воспоминания о совместной карьере. Она была такой короткой, но неимоверно яркой, подарившей им огромное количество самых разных эмоций — от любви до ненависти, от бесценной победы до обидного «серебра», приравненного к полному поражению. Но в этом круговороте тренировок, выступлений, интервью и фотосессий они совершенно не ценили самое дорогое, что у них было — постоянную близость. Они воспринимали её как данность. А теперь, казалось, не было ничего более дорогого.

Евгений протянул к ней свою ладонь. И через секунду сжал хрупкую ладошку Тани. Так, как делал каждый раз, когда они выходили на лёд.

Белла Кула оказалась небольшим индейским поселением на берегу залива, изрезанного многочисленными притоками западного побережья. Выйдя из крохотного здания аэропорта, Татьяна и Евгений сразу же оказались в плену изумительной природы, которую не портила даже промозглая погода, стоявшая в Канаде в начале декабря. Пока Евгений договаривался об аренде автомобиля, Таня огляделась по сторонам. С деревьев осыпалась красно-золотая листва, а по водной глади залива бежала рябь от легкого, но холодного ветра, сгущавшего серые тучи. Красота этих мест имела суровый, нордический оттенок. И это заставило Таню на мгновение улыбнуться, мысленно сравнив увиденное с красотой Жени.

Когда Евгений говорил о том, что здесь они будут только вдвоем, он нисколько не шутил. В этом Таня убедилась, когда они остановились возле небольшого деревянного домика, в котором им предстояло провести следующие восемь дней. Несколько минут Таня стояла у его порога, испытывая какой-то совершенно детский восторг и не зная, на что ей смотреть. Глаза радовались всему. И бирюзовой воде залива, имевшего неспешное течение, и нескончаемым густым лесным массивам, и горным склонам. Когда облако, окутавшее верхушку горы, на мгновение рассеялось, Таня увидела белоснежные заснеженные склоны и ощутила, как в груди перехватило дыхание. Так, как это было на пьедестале олимпийских игр. Красота природы брала маленькую Таню в плен, завораживая и заставляя без устали любоваться этим великолепием. Она приоткрыла губы, вдыхая невероятно сладкий горный воздух и чувствуя, как в глазах появляются слёзы.

Евгений крепко обнял её со спины, укутывая своей теплой курткой и прижимая к себе. Он прикрыл глаза, уткнувшись носом в её волосы. Они стояли так ещё долгое время, наслаждаясь близостью друг с другом и уединением среди природы. Среди потрясающе красивого мира, который не ограничивается ледовыми аренами. Мира, который принадлежал им двоим. И мира их собственного, который они только-только начинали осознанно создавать. Мира, в котором есть только они.

***

— Расскажи о ней, — несмело попросила Таня, лежа в объятиях Жени на большом диване в уютной гостиной, слушая размеренный треск огня в камине. — Какая она была?

Предыдущие два часа они говорили обо всём на свете. О любимых местах, о предпочтениях в еде, о забавных моментах из жизни. Таня чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. Евгению действительно удалось устроить волшебные выходные. Уютный деревянный домик, в котором было подготовлено всё для хорошего отдыха, начиная от поленьев для растопки камина до продуктов. Правда, пару раз им всё же пришлось съездить в ближайший колоритный магазинчик и пообщаться с немногочисленными, но приветливыми местными жителями. И они оба остались в восторге от этой поездки. Открывать мир, пусть и в таких мелочах, как поиск магазина в дикой местности, — отличное приключение.

— Она была самым светлым человеком в моей жизни, — тихо ответил Евгений, без уточнения понимая, о ком идет речь. — А потом появилась ты.

Таня грустно улыбнулась, ощутив, как Женя сильнее обнял её, будто боялся, что и она может оставить его.

— Ты с самого первого дня выводила меня из равновесия, — улыбнулся он, смотря на огонь и вспоминая начало их совместной карьеры. — Будто ты пришла специально, чтобы вернуть меня из того состояния, в которое я сам себя загнал.

— У меня получилось, — довольно подметила Таня, поглаживая кончиками пальцев большую ладонь Жени с выступающим рисунком вен.

— Расскажи про дедушку, — несмело попросил Евгений, поцеловав любимую в макушку. — Ты как-то обмолвилась…

Таня переплела их пальцы, находя в этом успокоение и силы, чтобы рассказать о том, о чем даже вспоминать было больно.

— У моего отца были проблемы с алкоголем, — начала она, — и мой дедушка забрал меня от родителей. Я жила с ним. И с бабушкой. Очень долгое время. Мы были с ним настоящими друзьями. Всё делали вместе. Ходили в магазин, ставили дома палатку, изображая, что идем в поход… Он водил меня на тренировки, не пропускал ни одного выступления. Он держал меня… Вот так… — Таня сложила свои ладони вместе, так, будто зачерпнула в них воду. — Как самое дорогое, что было в его жизни…

Евгений тяжело вздохнул, а затем крепко сжал Таню, безмолвно давая понять, что он готов и будет держать её так же всю их жизнь.

— С ним я не знала никаких бед, никакой боли, — продолжила она, — за исключением, конечно, боли от фигурного катания.

— А потом?

— Рак.

Короткое слово. Три буквы. И целый океан боли, из которого Таня, конечно, вынырнула, но каких это стоило усилий… И через что пришлось пройти… Евгений приоткрыл губы, собираясь сказать что-то вроде «мне жаль», но решил промолчать. Он знал, что эти слова не способны унять боль. Поэтому он лишь крепче обнял её, показывая, что он здесь. Рядом. И так отныне будет всегда.

— Знаешь, я всегда была как за каменной стеной с ним… — тихо произнесла Таня, смотря пустым взглядом на окно, за которым моросил мелкий дождь. Но она перестала что-либо видеть. Она видела свои воспоминания. Видела квартиру бабушки и дедушки. Узкий коридор, ведущий в их комнату. И последний день его жизни…

— Он казался мне самым сильным и мудрым мужчиной на свете, — прошептала Таня, ощутив горячую слезу, сорвавшуюся с ресниц. — И я не верила, что он может умереть. Кто угодно, но не он… А бабушка…

Таня не смогла сделать вдох. Воспоминания, которые она так старалась спрятать как можно глубже, выползали наружу, холодными пальцами обхватывая её тонкую шею и лишая возможности спокойно дышать и говорить.

— Она была врачом, Женя, — дрожащими губами произнесла Таня, зажмурившись. — Она…

Громов закрыл глаза, а затем крепко прижал к себе Таню, успокаивающе поглаживая по спине. Она уткнулась ему в шею, обжигая её горячими слезами.

— Она знала, чем всё закончится… — выдохнул за неё Евгений, даже боясь представить, каково это — понимать, что это — конец. Конец жизни любимого человека, который сулил конец и твоей собственной жизни.

— Я видела, как он умирал… — прошептала Таня, сминая от ужаса свитер Жени, — я видела…

— Тшшш… — выдохнул он, успокаивающе поглаживая её и желая забрать эту боль у любимой женщины. Она была слишком маленькой. Слишком хрупкой для такого. Увидев её впервые, он был уверен, что они совершенно разные. Что она обыкновенная слабая девчонка, не способная толком ни на что. Сейчас же он понимал, что Таня под стать ему. Она красивая, сильная и смелая молодая женщина. И они, оказалось, похожи так во многом…

— Я слышала, как кричала бабушка, — простонала от слёз Таня, сильнее утыкаясь в шею Громова, желая спрятаться от этих воспоминаний, но всё было бесполезно. Она всё ещё была там. В далеком летнем вечере, забравшем её любимого человека.

Евгений поцеловал её в лоб, на миг зажмуриваясь. Быть свидетелем смерти любимого человека и не иметь возможности никак помочь ему — настоящая кара. Чаще всего совершенно незаслуженная и травмирующая на всю оставшуюся жизнь.

— Как она сейчас? — тихо поинтересовался он.

Таня начала плакать ещё сильнее, и Евгений понял всё без её ответа. Бабушки Тани тоже не было в живых.

— Она не смогла без него… — шмыгая носом, пояснила Таня. И некоторое время назад Громов мог бы удивиться такой истории, но сейчас отчетливо понимал, что может пережить и вытерпеть многое, но только не… Нет. Об этом даже думать слишком страшно. Даже всесильному Евгению Громову.

— И весь мир после его смерти… Рухнул, — продолжила Таня. — Без его заботы и опеки я была вынуждена повзрослеть. Меня забрали родители. Отец продолжал выпивать и…

— Таня? — с тревогой спросил Евгений, когда она резко замолчала, и её тело задрожало, будто она промерзла до самых костей. Но это был не холод. Это был страх.

— Малышка, я здесь, — прошептал он, судорожно целуя её лоб, желая вернуть к реальности. — У тебя есть я. Со мной ты чувствуешь себя в безопасности?

Таня отстранилась от груди Жени, заплаканными красными глазами посмотрев на него и заставляя напрячься. Он боялся, что может пугать её, что при всей своей силе рядом с ним она может чувствовать себя уязвимой.

— С тобой я понимаю, что есть лишь один человек, который способен причинить мне боль… — грустно улыбнулась она.

— Я? — хрипло уточнил Евгений. И получил в ответ от Тани безмолвный и смущенный кивок головой.

— Никому другому ты не позволишь мне навредить, — улыбнулась Таня, — только и сам, пожалуйста, больше не…

Громов не дал ей договорить, увлекая в нежный и трепетный поцелуй. И это было красноречивее любых слов.

***

9 декабря.

— Готова смотреть на это вечно, — улыбнулась Таня, выходя на крыльцо дома в одном свитере Жени, который был для неё слишком большим, но от того не менее уютным, теплым и удобным.

Сегодня был их последний день в Белла-Куле. И сегодня же был день рождения Тани. Евгений встал с первыми лучами солнца, чтобы наколоть дров для камина, так как всё, что было заготовлено заранее, уже закончилось. Но Таня проснулась почти сразу, как только он покинул постель. Неделя совместной жизни, проведенная в окружении гор, леса и залива, пролетела как один миг. Бесконечно счастливый. Казалось, что они могут прожить вот так всю свою жизнь. Вдали от всего остального мира. Только вдвоем.

— Не думаю, что сидеть на крыльце в одном свитере — хорошая идея, — ворчливо подметил Евгений, перехватывая топор, и, замахнувшись, разрубил небольшое полено. — Может, я хочу много детей?

Мечтательная улыбка исчезла с губ Тани в ту же секунду. Про свою операцию она ему до сих пор не рассказала, боясь бурной реакции на это.

— А ты? — Евгений улыбнулся, повернувшись к ней.

— Позвоню маме, — тихо ответила Таня, поднимаясь с деревянных ступенек на крыльце дома и убегая вовнутрь. — В конце концов, сегодня и её праздник тоже…

Громов проводил её непонимающим взглядом из-под нахмуренных бровей. Завтра им предстояло вернуться к обычной жизни. Завтра в Ванкувер прилетит Арсений с Ильей. И они украдут у Евгения Таню. Но… теперь они смогут красть её лишь временно. Громов загадочно улыбнулся, понимая, какой важный сегодня день. Ещё один день, который они проведут только вдвоем.

***

Татьяна с грустью во взгляде провожала пейзажи провинции Белла-Кула, пока Евгений был за рулем арендованного внедорожника. Природа Канады покорила её сердце. Но ещё раньше его покорил сидящий рядом мужчина. А всё вместе подарило удивительные выходные, наполненные нежностью, заботой, теплом и… любовью.

— Торонто?! — Таня округлила глаза, когда в небольшом провинциальном аэропорту Евгений вручил ей посадочный талон.

— Это подарок тебе на день рождения, — пояснил он, а затем довольно улыбнулся. Идея эта была сумасшедшей. У них остался один день, а перелет на другой конец Канады займет восемь часов в сумме и оставит им лишь пару часов на само пребывание в столице провинции Онтарио. Но Евгений хотел этого. Хотел показать Тане одно из чудес света. Ниагарский водопад.

***

Буйство стихии. Настоящее торжество величественной природы. Быстрое течение воды, срывающееся вниз бурлящими потоками. Розовый закат с нежно-фиолетовыми облаками. И радуга, появляющаяся от игры света с брызгами воды. Красота, от которой забываешь как дышать. Как говорить. И нужно ли?

Таня снова плакала. Слёзы восхищения катились по щекам, но она судорожно утирала их, боясь пропустить даже толику секунды, которую может потратить на созерцание этого великолепия. Евгений стоял за её спиной, приобнимая Таню, слушая шум воды и размеренно дыша. Глубоко. Свободно. Это — жизнь. Это — счастье. Это — любовь. Огромная и головокружительная, как Ниагарский водопад.

— Таня? — обратился он к ней, но в то же время не стал разворачивать к себе лицом, видя, как она наслаждается умопомрачительным видом на закат в одном из самых красивых мест мира. — Я хочу, чтобы ты, точнее…

Громов поджал губы, понимая, что его эгоистичная натура вновь попыталась вырваться наружу, а затем вытащил из внутреннего кармана куртки бархатную коробочку с ювелирным шедевром от «Картье», на выбор которого потратил без малого почти два часа.

— Таня, ты выйдешь за меня? — на одном дыхании договорил он, а затем улыбнулся, не видя лица Тани, но чувствуя, как сильно она оторопела. Через пару секунд она всё же нашла в себе силы обернуться к любимому мужчине, сиявшему от счастья. Внутри неё всё кричало «да», но это было бы слишком просто. А когда в жизни спортсменов всё было просто?

— Я дам тебе свой ответ после победы в финале гран-при, — засмеялась Таня, снова ощущая, как глаза защипало от слёз.

— Уверен, он будет положительным, — оскорбленно, но с улыбкой проговорил Громов, удивляясь, откуда эта маленькая женщина находит силы сопротивляться ему и делать это с такой… любовью и очарованием. И влюблять его в себя тем самым ещё сильнее.

***

11 декабря, финал Гран-при, Ванкувер.

Евгений, стоя рядом с Мельниковым и Алисой, сосредоточенно следил за короткой программой Тани и Ильи. Он ненавидел эти моменты. Ненавидел, когда она переступала на лёд, и он переставал её контролировать. Он отдавал её в руки другого мужчины. И ненавидел себя за это, так как понимал, что и сам был в этом виноват. Ненавидел, когда она улыбалась Илье, брала его за руку, взмывала в головокружительных поддержках и подкрутках. Каждый раз, когда Таня отрывалась от льда, сердце Жени останавливалось. Он переставал дышать. И все звуки огромного олимпийского ледового дворца будто затихали. Концентрация Жени была только на одном.

На ней.

Алиса на мгновение оторвалась от проката и посмотрела вбок. Евгений и Арсений стояли рядом. Оба — в строгих костюмах. С крайне сконцентрированными лицами, будто были хищниками, выслеживающими жертву и готовыми броситься к ней в любой момент. Это сравнение заставило её улыбнуться, а затем провести ладонью по животику, который всё ещё был не заметен, но Алиса, тем не менее, каждое утро бежала к зеркалу в надежде скорее увидеть его.

Как только Татьяна и Илья зафиксировали свое положение в центре льда и музыка стихла, Евгений, Арсений и Алиса в одну и ту же секунду выдохнули с облегчением. Переступая со льда, Татьяна обняла своего тренера, а вот Громова взглядом попросила не приближаться, пока рядом есть Илья. Завтра им ещё катать произвольную, и меньше всего ей хотелось травмировать его сейчас. Ей вообще не хотелось его травмировать. Хотя она понимала, что в нынешней ситуации она причиняла боль Жене, который хотел обнять её после проката. Но не мог. Будто не имел на неё никаких прав. Будто не видел в ней смысла всего своего существования.

Пока Татьяна и Илья вместе с Арсением ждали оценок в зоне их оглашения, Евгений на мгновение встретился взглядом с Эми, стоявшей по другую сторону борта. Она находилась там со своими коллегами из канадской федерации. Громов понимал, что нравится ей, что она хотела бы с ним романтических отношений. Но, несмотря на свои чувства, она помогла ему безболезненно расторгнуть контракт. И это был невероятно красивый поступок с её стороны. Пусть он и дался ей очень тяжело, и она до сих пор не могла смотреть на него. Особенно когда видела, как он смотрит на Таню. И он снова сделал это. Он перевел взгляд на Таню, которая вместе со своим партнером и тренером радовалась первому месту по итогу короткой программы, и счастливо улыбнулся от осознания совершенства своей любимой женщины.

Трибуны начинали пустеть. Первый соревновательный день финала гран-при подходил к концу. Спортсмены расходились либо давать интервью, либо направлялись в раздевалку. И Илья, полностью удовлетворив интерес журналистов, направлялся к Тане, чтобы предложить отметить сегодняшний отличный результат. Подходя к приоткрытой двери, он услышал голос Громова…

— Скоро мы всегда будем вместе, — довольно произнес Евгений, сидя в раздевалке и держа на коленях Таню. — Не могу дождаться твоего положительного ответа…

Илья замер на месте, пустыми глазами смотря в пол. Мимо него прошли французские фигуристы, весело улыбнувшись и поздравив его с победой. Он вяло кивнул, хотя понимал, что после слов Громова больше не слышал ничего. Его использовали. Он просто был запасным вариантом, пока олимпийские чемпионы выясняли между собой отношения. Пока в свою глупую войну они втягивали ни в чем не виноватых людей и разрушали их жизнь…

Илья шмыгнул носом от бессильной злобы, а затем решительно направился к выходу с ледовой арены.

***

12 декабря. Финал гран-при. Ванкувер.

«Representing Russia — Tatiana Alexeeva and Ilya Tomilin!»

Татьяна и Илья уже были в центре льда. Публика поприветствовала их оглушительными аплодисментами. Илья благодарно поклонился, а Таня нашла взглядом родные, но полные тревоги глаза. Громов стоял у борта, но был мрачным и напряженным. Он волновался. Он ничем не мог помочь. Ничего не мог контролировать. Он снова отдавал самое дорогое, что у него есть, в абсолютно чужие и, что самое страшное, безалаберные и не самые стабильные руки.

Таня улыбнулась Жене, призывая хоть немного расслабиться. Убрать эти нахмуренные брови и скрещенные на груди руки. Но он в ответ лишь медленно кивнул, безмолвно уведомляя её, что он в порядке и… рядом. Пусть и вот так. Таня едва заметно кивнула ему, а затем повернулась лицом к Илье, вложив в его руки свои ладони.

— У тебя всё в порядке? — встревожилась Таня, замечая бледно-зеленое лицо партнера.

— В полном, — соврал он, пытаясь совладать с последствиями вчерашнего злоупотребления алкоголем. Раньше он никогда не позволил бы себе такого, тем более перед важным прокатом, но в голове снова и снова звучали слова Громова. И от них так хотелось избавиться. Так хотелось забыться…

Включилась музыка. Евгений, Арсений, а также Алиса, стоявшая между ними, снова синхронно переставали дышать.

Сложный заход на сложнейший прыжок. Аксель. Один оборот. Второй. Чисто! Татьяна и Илья выполнили параллельный прыжок безукоризненно. Не идеально синхронно, но чисто.

Круговерть элементов. Громов всё глубже уходил в себя, понимая, что проще выполнять всё это самому, чем видеть Таню и с замиранием сердца следить за ней.

Они заходили на финальную и самую эффектную поддержку — обратное лассо, максимального, пятого уровня сложности. Секунда и Таня взмывает в воздух на высоту двух с половиной метров. Красивая, утонченная Таня в светлом платье, нежная юбка которого развевалась на ветру. Все зрители видели в этом одно сплошное удовольствие. Одну сплошную красоту. Громов видел нескончаемую опасность. С облегчением он выдохнет лишь когда она выйдет со льда и вернется в его руки.

Даже с этой высоты, с этого расстояния Таня видела Громова. Его сложно было не заметить. Красивый. Высокий. Сосредоточенный. И только её мужчина. Она вдохновенно улыбнулась, оставаясь на одной руке, а вторую поднимая вверх. Весь её вес сейчас был лишь в одной руке Ильи. Таня хотела свободной ладонью послать Жене воздушный поцелуй, чтобы хоть немного его расслабить, но увидела его глаза. Полные ужаса. Он раньше неё самой понял, что Илья потерял контроль над поддержкой. Таня полетела вниз головой быстрее, чем смогла это осознать. И последнее, что она видела — любимые серо-голубые глаза, полные ужаса.

Резкий и тяжелый удар головой об лёд. Таня не успела почувствовать боли. Но услышала звук. С которым её голова встретилась с твердой ледяной поверхностью. А затем… Абсолютная тишина. Мрак. Холод.

========== «Люблю», «спасибо» и «прощай» ==========

Комментарий к «Люблю», «спасибо» и «прощай»

Перед тем как перейти к плохому, хочу поблагодарить Dev1nette за прекрасный коллаж))

https://pp.userapi.com/c851028/v851028831/57eb6/reIQu3d-DgY.jpg

Когда Таня падала на лёд, с губ Громова сорвался глубокий, гортанный полустон-полукрик. Через секунду она уже ударилась головой, и её хрупкое, маленькое тело безжизненно обмякло, оставаясь неподвижным на белоснежной поверхности, холода от которой Таня больше не ощущала. Это повергло в секундное замешательство всех, кто находился на стадионе. Воцарилась ужасающая, звенящая тишина. Илья, остановившись рядом с бездыханной партнершей, замер в ужасе, отказываясь верить в произошедшее. Люди на трибунах поднялись со своих мест. Евгений бросился к борту, но в голове у него была абсолютная пустота. Абсолютный шок. Он просто видел любимую женщину, в которой нашел смысл своего существования, но видел её без сознания. Без дыхания. Без жизни.

— Нет! — закричала Алиса, хватая Громова за руку, пытаясь помешать ему броситься на лёд. — Нельзя!

Ей было страшно, она ничего не понимала и хотела сорваться в слёзы и истерику, но хорошо помнила, что до прихода бригады врачей человека, получившего такие повреждения, лучше не трогать. А Громов своими медвежьими лапами мог лишь навредить. Но соотношение сил Алисы и Евгения даже в спокойном состоянии последнего было совершенно не равным. А сейчас, в состоянии аффекта, Громов свою огромную силу и вовсе не контролировал. А потому вырваться из рук Алисы не составило труда. Он вмиг перемахнул через борт, оказываясь на льду, а затем побежал к Тане, лежавшей лицом вниз.

Калинина попыталась перепрыгнуть через борт, но для неё он был слишком высоким. Ей пришлось побежать вдоль в поисках дверцы. Во время этого она истошно закричала, позвав на помощь Арсения, который, как выяснилось в свете последних событий, был единственным человеком, способным дать Громову хоть какой-то отпор. Но Мельников, а вместе с ним и врач сборной, Антон, уже были на льду и пытались не дать Евгению совершить непоправимое.

Громов упал на колени рядом с Таней. Белое платье. Мертвенно бледная кожа. Белоснежный лёд. Его девочка. Маленькая и бездыханная.

— Таня? — его голос дрогнул, а большая ладонь зависла в миллиметре от её обнаженного плеча, покрытого маленькими веснушками. Веснушками, которые он ещё вчера осыпал поцелуями перед сном. Где-то в глубине сознания он понимал, что глупо звать её по имени, но сознание отключилось, оставляя здесь и сейчас не разумного Евгения Громова, а маленького мальчика Женю, который однажды уже терял самое дорогое, что у него было.

— Плюша… — снова позвал он, несмело коснувшись ладонью холодного хрупкого плеча. Но, вопреки прозвищу, Таня сейчас выглядела не как что-то мягкое и милое, а как изящная, но разбитая фарфоровая кукла. Евгений, поддаваясь бессознательному и неправильному желанию, повернул её набок, отказываясь верить в произошедшее. Таня в порядке! Она вот-вот откроет глаза!..

Но Таня была без сознания, а из её уха сочилась кровь, капая на лёд. Глаза Громова округлились от ужаса, липкими пальцами схватившего его за горло. Только не она! Кто угодно, но не его Таня…

— Нельзя! — налетел на него Антон, пытаясь хоть как-то отстранить Евгения от Тани, но всё было тщетно. Громову ничего не стоило стряхнуть с себя тощего спортивного врача, откинув его на лёд. Антон упал на спину, но подняться ему помогла Алиса, забежавшая на ледовую площадку следом за мужем, который сразу же отправился к Громову. Через секунду на лёд переступила и бригада врачей, обступившая Татьяну.

Мельников на пару с Антоном и Алисой с трудом увели Громова на пару шагов от врачей, чтобы тот не мешал их работе.

— Всё будет хорошо, Женя, всё будет хорошо, — шептала ему Алиса, стоя спиной к Тане и смотря на Громова, которого с двух сторон держали за руки Антон и Арсений. Но Громов не слышал. Ничего. Вся душа, все мысли, вся боль — там. Где-то на льду, за спинами врачей. Он мог сделать что угодно. Мог вытерпеть огромную физическую нагрузку. Мог выполнять то, что не мог никто другой. Но сейчас, в самый важный момент, оказался абсолютно бессилен.

К бригаде врачей на негнущихся ногах подъехал бледный от ужаса Илья. Он склонился над ними, пытаясь увидеть хоть что-то. В этот момент взгляд Громова зацепился за него. За человека, поставившего под угрозу их с Таней «долго и счастливо». За человека, причинившего его Тане боль. За человека, который, возможно, лишил её жизни. Страх и ужас в глазах Громова сменились ненавистью. Глаза его вмиг потеряли хоть что-то, отдаленно имеющее общее с осознанным и человеческим. Это абсолютно животная ярость и желание убить. Уничтожить. Громов резко подался вперед, мгновенно вырываясь из рук Арсения и Антона. Он толкнул в плечо Алису, небрежно убирая её с дороги, а затем направился к Илье. Буквально секунда и его ладонь оказалась на шее Томилина. Он отвел его на пару шагов от врачей, а затем швырнул в лёд. Как только Илья упал, Громов принялся добивать его.

И пока бригада людей в белых халатах напряженно кричали Евгению на английском, чтобы он остановился, и звали службу безопасности, Арсений пытался оттащить Громова от Ильи, который не сопротивлялся ударам. Томилин был в шоке не меньшем, чем сам Евгений. Но если Громов был готов убивать от ярости, то Илья был готов быть убитым. Он не уворачивался от ударов. И когда тяжелый кулак Громова в очередной раз прилетел в район уже кровоточившего носа, Арсению наконец удалось оторвать Евгения от своего подопечного и поднять его на ноги.

— Успокойся! — рычал он ему на ухо, прикладывая титанические усилия, сдерживая Громова. — Женя! Остановись!

— Женя, пожалуйста! — Алиса подбежала к нему, приподнимаясь на носки и обхватив ладонями его лицо, опуская его на себя и надеясь вдохнуть в Громова хоть немного здравого смысла.

Но Евгений резко мотнул головой, сбрасывая с себя ладони Алисы, а затем снова порываясь вперед, чтобы вырваться из рук Арсения и закончить начатое.

— Уведи его! — прокричал Мельников Алисе, напряженно дыша и сильнее сжимая за спиной руки Евгения.

Калинина оглянулась на Илью, с трудом поднимающегося со льда. Он прикрывал ладонью кровоточивший нос. Но стресс, шок и боль после драки, а точнее, одностороннего избиения, резко оглушили его. Ноги Томилина подкосились, и он снова оказался на льду.

Громов невнятно зарычал, начиная сильнее дергаться.

— Уведи или он убьет его! — прокричал Арсений, несмотря на то, что Алиса стояла рядом. Она хоть и держалась до последнего, но тоже начинала поддаваться эмоциям. И докричаться до неё становилось всё труднее.

Алиса огляделась вокруг, и её лицо потеряло остатки какой-либо уверенности. Зеленые глаза налились абсолютно детским страхом. Люди на трибунах стояли, напряженно перешептываясь. Врачи, среди которых затесался и Антон, перекладывали бездыханную Таню на массивные носилки. Илья пытался подняться со льда, потеряв ориентацию в пространстве от шока. Громов абсолютно утратил человеческое лицо, сгорая от охватившей его ярости и ненависти.

— Алиса! — заорал Арсений, впервые так повысив на неё голос и желая привести в чувство.

Калинина моргнула, пытаясь собрать себя по кусочкам. Она бросилась к Илье, помогая ему подняться. Среди людей, близко стоявших у борта в немом оцепенении, она нашла взглядом Эми и попросила помочь спрятать Илью. Он покорно побрел за девушками по подтрибунному помещению, пока они опасливо оглядывались, боясь столкнуться с назойливыми репортерами, для которых чужое горе лишь повод для горячего материала.

— Я не убил… — судорожно шептал себе Илья. — Я не убивал её…

— Не убивал, — кивнула Алиса, с трудом борясь с желанием разреветься в голос и убежать обратно на лёд. К Жене, которому было адски больно. И к Тане, которая никакой боли больше не чувствовала вовсе.

— Я посижу с ним здесь, — предложила Эми, которая тоже держалась из последних сил. — Беги к ним. Ты нужна им.

Канадка помогла Илье сесть на скамейку в углу небольшого подсобного помещения. Через секунду Алиса выбежала оттуда, а затем услышала, как Илья зарыдал в голос…

Она вернулась на ледовую площадку, когда Таню уже уносили врачи. Все зрители провожали её стоя, а Евгений кричал что-то бессвязное, всё ещё оставаясь на льду и борясь с Мельниковым, не дававшим ему высвободиться и побежать за любимой женщиной. Алиса остановилась, когда Алексееву проносили мимо, и у неё появилась возможность взглянуть на неё. Таня лежала без сознания. Из её правого уха текла кровь. Вокруг шеи был пластиковый широкий воротник, приподнявший подбородок, а вокруг рта прозрачная маска соединенная трубкой со специальным мешком — ручным устройством для искусственной вентиляции лёгких. Его сжимал один из врачей, помогая Тане «дышать».

— Идем, нужна помощь, — Антон, проводив врачей и Таню до подтрибунного помещения, взял Алису под локоть, снова заходя вместе с ней на лёд. В другой руке он сжимал шприц.

— Подними рукав! — попросил Антон, стараясь сделать инъекцию Жене как можно быстрее, пока он не разнес весь ледовый дворец. Алиса дрожащими пальцами сделала то, о чем попросил врач, пока саму руку сжимал Арсений.

— Пусти меня к ней! — проорал Громов, снова начиная дергаться.

— Потерпи секунду, и мы все поедем к Тане, — спокойно проговорил Антон, радуясь, что в таком возбужденном состоянии вены на руке Громова были хорошо видны и ему осталось лишь прицелиться. — Не шевелись!

***

— Я не понимаю, что они говорят, — тихо прошептал Евгений, сидя в небольшой машине скорой помощи, которая быстро маневрировала в оживленном потоке, включив сирену.— Антон, что они говорят?

Мест в машине было лишь два, а потому с Таней отправили Громова и Антона. Первый под действием транквилизатора стал значительно спокойнее, не раздумывая сказав, что является мужем пострадавшей, а второй был отличным врачом, который вел в том числе и Таню, а потому мог ответить на вопросы канадских коллег. Алиса порывалась поехать с ними, но Арсений смог оттащить её в сторону. И теперь Мельниковы направлялись в одну из клиник Ванкувера на такси вместе с Ксюшей и Димой, которые были в этот роковой вечер на трибунах. Но во время происходившего на льду служба безопасности не позволила им туда спуститься.

— Антон! — снова обратился к нему Громов. Успокоительное расслабило его тело, но не уняло страшную боль на душе. Не уняло ужаса. Не уняло тревоги. И всё это лишало возможности понимать, что быстро говорили друг другу врачи. В своем нынешнем состоянии Громов едва мог понимать родной язык. Что уж было говорить об английском… Евгений не сводил глаз с Тани, лежавшей перед ним на носилках. Её кожа становилась ещё бледнее, а губы, которые он мог разглядеть даже через маску, принимали голубоватый оттенок. Громов невольно вспомнил её шутку про похороны, когда она проснулась в окружении цветов.

— Это просто шутка, — прошептал он, привлекая к себевнимание Антона, который понимал, что с Громовым начинают твориться странные вещи, — просто шутка, я знаю…

— Необходимо сделать компьютерную томографию и подключить её к аппарату искусственной вентиляции легких… — переводил российский врач, наблюдая за действием коллеги из-за океана, которая приоткрыла пальцами глаз Тани, посветив в него небольшим фонариком.

— Зрачки расширены, реакция на свет низкая, — сообщила она другому своему коллеге, который быстро зафиксировал это в планшете, пока она продолжала осмотр, — кожные покровы бледно-серые, давление критически снижается, сердечные тоны прослушиваются с трудом. Пульс прощупывается. Ушное кровотечение остановлено, начинается образование параорбитальных гематом.

— Что она сказала? — простонал Громов, обхватив ладонями голову.

— У Тани есть реакция на свет, — соврал Антон, — давление не снижается, сердечные тоны хорошо прослушиваются. Всё будет хорошо. Она скоро придет в себя.

Громов бессвязно простонал, закрывая лицо ладонями. Что-то внутри отказывалось верить словам врача. Громов чувствовал, что что-то не то. И он, будучи отличником по анатомии, знал, что такое не проходит бесследно. Он начинал терять её.

Таня уходила. Таня таяла на глазах. Таня остывала. Он понимал, что её травма очень серьезная. Понимал, что есть большая вероятность комы. Но он понимал это головой. А упрямое и любящее сердце надеялось на чудо.

Евгений сжал её холодную как никогда ранее ладонь, а затем наклонился, целуя её горячими губами в надежде согреть. В надежде вернуть к жизни.

— Не уходи. Умоляю тебя, — хрипло прошептал он.

— Снимите её коньки, пожалуйста, — попросила фельдшер, намереваясь проверить двигательные рефлексы ног.

Громов подался вперед, но пальцы не слушались его. Они дрожали. И механическое действие, которое он выполнял каждый день на протяжении двадцати пяти лет своей жизни — шнуровка коньков, стало для него непосильным. Громов ласково провел ладонями по её белым кожаным конькам. Ещё совсем недавно он держал их в руках, когда украл и ждал скорой встречи. Совсем недавно он завязывал и развязывал эти белые шнурки, когда они были партнерами. Совсем недавно всё было хорошо. Совсем недавно она была рядом. Она обнимала его, целовала. Она любила. И была неимоверно любима в ответ.

— Не-е-ет… — Громов закрыл глаза, сдавленно застонав, явственно давая понять Антону, что скоро от действия транквилизатора не останется и следа. Евгений снова терял на собой контроль.

— Сядь, Женя, — строго попросил он. — Я сам.

***

Евгений сидел в коридоре одной из клиник Ванкувера, вместе с Антоном ожидая результатов компьютерной томографии. И если врач оставался спокойным как минимум внешне, то Громов чувствовал, что всё внутри дрожит. Он уязвим как никогда. Он слаб. Он ничтожен.

— Ты! — заорала Ксюша, срывая голос и подбегая к Громову. — Ты! Это ты во всем виноват!

Дмитрий, догнавший её, обхватил свою девушку под грудью, отрывая от пола и отводя назад.

— Ненавижу тебя! — истошно орала Ксюша осипшим голосом, дрожащим от слёз. — Ненавижу!

Громов посмотрел на неё пустыми от горя глазами, а затем вновь опустил голову. Ему и без таких обвинений было отвратительно. Воспоминания о любимой Тане смешивались с болью случившегося сегодня. И эта смесь отравляла. Эта смесь убивала, превращая его из всесильного некогда Евгения Громова в бездушную тень.

Ксюша, все ещё сдерживаемая Димой, начинала впадать в истерику. Она рыдала, захлебываясь слезами, и с трудом дышала. От непобедимой олимпийской чемпионки не осталось ничего. Сейчас это была не сильная фигуристка, а слабая девушка, потерявшая родного человека.

— Уведи её отсюда и найди где-нибудь воды, — мягко обратился к Диме Арсений. Он оставался спокойным, но это спокойствие стоило ему титанических усилий. Он тоже был человеком. Ему было больно и страшно за Таню, которая была его другом. Ему было горько за Илью, который останется до конца своей жизни с серьезной психологической травмой, вне зависимости от того, какие последствия будут для Тани. Ему было больно за Громова. Он сам был любящим мужчиной и даже представить боялся, что сейчас было на душе у Евгения.

Но больше всего он боялся за Алису. Он знал, что она переживает и за Громова, и за Таню. Но такие переживания в её положении были опасны.

— Он не переживет… Он… Нет… — Калинина прижалась к мужу, стоявшему у окна длинного коридора, в котором на кушетке сидел Громов, закрыв лицо ладонями.

— Ты слишком рано хоронишь их обоих, — покачал головой Арсений, говоря шепотом, боясь, что Евгений может их услышать. — Они сильные. Они оба — олимпийские чемпионы. Ими просто так не становятся.

Алиса уткнулась в шею мужа, желая спрятаться от всего, что сегодня произошло и давая волю слезам. Алиса знала, что Евгений трагически потерял маму, и понимала, что потерю Тани он пережить не сможет.

Дверь кабинета скрипнула, и из неё показался врач. К нему сразу же подошел Антон. В этот же момент саму Таню вывезли на каталке в коридор, намереваясь отвезти в реанимацию, несмотря на то, что она на мгновение пришла в себя. Громов бросился к ней. Он быстро перебирал ногами, схватившись ладонями за металлические ручки каталки.

— Малышка! — вымученно простонал он. — Ты видишь меня?

Таня с трудом моргнула. Её глаза приоткрылись, но сразу же заполнились слезами. Вместе с сознанием пришла и страшная боль. Перед глазами всё плыло. Она видела лишь силуэт Жени и яркий свет, бьющий с потолка. Она приоткрыла синие губы, желая сказать, что он был прав. Он действительно никогда бы её не уронил. Но губы не слушались. Как и всё остальное тело. Она не чувствовала его совершенно. Она пыталась не закрывать глаза. Пыталась бороться. За себя. За любимого мужчину. За них двоих. Но ничего не выходило. И если бы глаза могли говорить, то в них было бы всего три слова — «люблю», «спасибо» и «прощай».

— Я никто без тебя! — прокричал он, хватая её ладонь как самое драгоценное, что было и есть в его жизни. — Таня! Нет! Смотри на меня!

Глаза Тани закрылись, а с ресниц сорвалась слеза.

Врачи открыли дверь в реанимацию, но Евгений крепче обхватил ладонями каталку, не давая персоналу увезти её туда.

— Нет! — закричал он, вновь теряя рассудок. Самое любимое, самое дорогое, безбожно забирали у него. Его резали по живому. Его убивали.

— Отойдите назад! — строго произнесла врач, потянув каталку с Таней на себя. — Вы мешаете! Вы её убиваете!

Арсений подбежал к Громову, с трудом разжимая его побелевшие пальцы, позволяя врачам увезти Татьяну в реанимацию. Евгений подался вперед, но дверь в отделение закрылась. Он прислонился к ней, горячим лбом касаясь холодного стекла, а затем бессильно ударил по нему кулаком и застонал.

Алиса задрожала от ужаса. Сильный мужчина, который мог свернуть горы, сейчас был загнан в угол настолько, что кроме стонов ему не оставалось ничего. Она была готова поклясться, что это самое страшное, что она слышала и видела за всю свою жизнь.

Но в следующую секунду произошло то, что шокировало всех присутствующих ещё больше, запуская по коже мурашки — его стон перешел в крик, полный боли и отчаяния.

========== Когда разбиваются чемпионы ==========

«Российская фигуристка, олимпийская чемпионка в паре с Евгением Громовым, Татьяна Алексеева получила серьезную травму головы на финале Гран-при в канадском Ванкувере. На данный момент она находится в главном клиническом госпитале без сознания. Врачи оценивают её состояние как крайне тяжелое…»

— Женя? — несмело обратилась к нему Алиса, коснувшись ладонью напряженного плеча. Таню увезли в реанимацию несколько минут назад, но он так и стоял, уткнувшись лицом в стеклянную дверь. — Женя, давай ты сядешь?

Громов на её слова никак не реагировал, но замолчал. Больше он не кричал и вообще не издавал каких-либо звуков. Алиса несмело развернула его к себе и заглянула в опустошенные болью глаза. За пару часов Евгений постарел на пару лет. Красивые глаза стали мертвенно-серыми, а взгляд абсолютно отреченным. Сила, которой он был исполнен, больше не жила в нем. Он умирал вместе с любимой женщиной.

Ладони Алисы, лежавшие на его предплечьях, испуганно дрогнули, а сама она оторопела от ужаса на несколько секунд. Евгений, подобно живому трупу смотрел сквозь неё.

— Д-давай сядем, — дрожащим голосом снова предложила она, подведя Женю к коридорной кушетке. Благо, Громов не сопротивлялся и вел себя отстраненно-податливо. Когда он сел, Алиса осталась стоять перед ним и бросила взгляд на Арсения, который у окна вглядывался в темнеющее небо Ванкувера. Алиса не могла читать его мысли, но видела, понимала, чувствовала, что сейчас он винит в произошедшем себя.

Внезапно она ощутила, как руки Евгения притянули её к себе и крепко обняли за талию. Громов уткнулся лицом в её живот, закрывая глаза и впиваясь пальцами в спину Алисы, укрытую вязанной кофтой. На несколько секунд она перестала дышать. В сложившейся ситуации никто из них уже несколько часов не мог сделать полноценный вдох полной грудью, а эти тиски сильных рук окончательно лишили возможности дышать нормально.

— Мне больно… — глухо простонал он, обжигая горячим дыханием. — Мне больно, Алиса…

Калинина приоткрыла губы от ужаса. Столько отчаяния, столько… Слабости? Она никогда не слышала в его голосе этих нот. Высокий, полный сил мужчина сейчас казался совершенно маленьким, потерявшимся мальчиком, которому была жизненно необходима поддержка. Жизненно необходим друг, которым Алиса верно оставалась на протяжении последних десяти лет.

Она моргнула, и с её ресниц сорвались слёзы, принимаясь бежать по щекам.

— Я знаю, родной, — прошептала она, побеждая оцепенение и бережно касаясь ладонью его волос, поглаживая по голове. — Мне тоже…

Арсений на мгновение перевел взгляд от окна, став свидетелем этой сцены. Но ревности не испытал, понимая, как сильно они необходимы друг другу, как много они друг для друга значат. Связь между ними была. Но совсем не такая, как между ним и Алисой. Она другая, но от того не менее сильная.

Мельников знал их практически всю жизнь. Громова — с самого детства, а Алису лет с семнадцати, когда они с Евгением стали парой. И несмотря на не самые теплые изначально отношения, он знал, как сильны они оба. Как сильны по отдельности, и как титанически непобедимы вместе. Но сейчас они были абсолютно бессильны и разбиты. Так же, как были разбиты и сам Арсений, и невероятная чемпионка Ксения, и Дмитрий. Сильные духом и телом люди были разбиты на осколки и с ужасом ждали того, что будет дальше. С трудом вдыхали воздух, пропитанный больничным отчаянием, и ждали. Надеялись. Верили. Находились в подвешенном состоянии, пребывая мыслями где-то между небом и землей.

Где-то там, где пребывала сейчас Таня, без которой их жизни не будут прежними. Без которой эти чемпионы навсегда останутся разбитыми.

***

Темная зимняя ночь заволокла Ванкувер. Врачи до сих пор не выходили из реанимационного блока, в который увезли Таню несколько часов назад. Дмитрий насильно увез Ксюшу в съемную квартиру Громова, так как приступы истерики начинали охватывать её всё чаще. Арсений хотел отправить с ними Алису, но она буквально руками вцепилась в безжизненно сидящего на кушетке Женю, крича, что не оставит его. И не оставила. Теперь она тихо сопела на плече Арсения, сидя между ним и Громовым.

Евгений сделал тяжелый вдох, смотря на стеклянную дверь, за которой была Таня. Воспоминания душили его. Они сводили с ума, разжигая желание размозжить собственную голову, чтобы, наконец, они не клубились и не убивали его. Чтобы самое свежее воспоминание о Тане не смешивалось с тем, что было пару дней назад, и с тем, что случалось между ними совсем давно. Эта смесь превращалась в высококонцентрированный яд, выжигавший всё изнутри. Убивающий так мучительно, но так сладко, потому что там, в этих воспоминаниях, была она…

— Всё, иди, тебе пора, — недовольно вздохнул Евгений, собираясь выходить из раздевалки, в которой они с Таней провели наедине последние двадцать минут. — Тебя ждет… Илья.

— Не делай такое лицо, пожалуйста, — засмеялась она, поднимаясь с его колен и поправляя короткую юбочку белого платья. — Будто тебе физически больно произносить его имя.

— Мне физически больно в принципе осознавать факт его существования на белом свете! — возмутился Евгений, грозно нахмурив брови, отчего Таня лишь ещё звонче залилась смехом. — Иди, пока я не передумал и не приковал тебя к себе наручниками! И был бы прав!

— Ты невыносим, Женя, — покачала головой она, подходя к двери, ведущей в коридор. До их выхода на лёд для исполнения произвольной программы оставались считанные минуты.

— Это ваша последняя программа! Больше ты с ним даже рядом стоять не будешь! Я понятно излагаю? — сокрушался он.

— Я люблю тебя, Евгений Громов, — тепло улыбнулась Таня, этими словами вмиг успокоив разбушевавшуюся в нем ревность, которая сейчас пусть и имела шуточное обрамление, но была действительно сильна.

— И я тебя люблю, — выдохнул он, счастливо улыбаясь и совершенно не догадываясь о том, что это, возможно, был их последний разговор.

Дверь открылась, и из неё в коридор шагнул врач. Он остановился возле кушетки, а затем сдавленно кашлянул, желая обратить на себя внимание. Громов был слишком глубоко в себе, чтобы заметить что-либо, Алиса беспокойно, но всё же дремала на плече супруга. Именно он и подошел к врачу первым. Вторым подтянулся Антон, устроившийся на кушетке в другом конце коридора. Проснувшаяся Алиса начала тормошить Женю за плечо, но он не реагировал. Он был не здесь. Он был в провинции Белла Кула. Он был в счастливых днях, которые они с Таней провели наедине друг с другом и красивейшей природой.

— Затянулось… — улыбнулась Таня, приподняв голову с груди Жени, проснувшись раньше него зимним, но при этом таким невероятно теплым утром. Она осторожно коснулась мочки его уха, прокола на котором больше не было видно.

Евгений открыл глаза и сонно сощурился, разглядывая любимую женщину.

— Помню, когда мне только сделали этот прокол, в ухо вставили какой-то пидорский брюлик, блестевший так, что на МКС думали, будто я посылаю им сигналы… — хриплым ото сна голосом начал он. — Снимать эту гадость запретили два месяца, но я продержался только два часа и сразу же вставил то серебряное кольцо. Ухо кровило, покраснело и разбухло, но я был дико доволен собой.

— Мы похожи с тобой намного больше, чем может показаться, — сквозь смех констатировала Таня, вспоминая, как она, сразу же выйдя из салона, с таким же глупым упорством заменила сережку из медицинской стали на то самое серебряное кольцо. Правда теперь эта вещь, некогда принадлежавшая его матери, по ультимативной просьбе Громова была снята.

— Раз мы похожи, расскажи, о чем ты мечтаешь, — внезапно попросил Евгений, поглаживая её обнаженную спину.

— Не скажу, — покачала головой Таня, — это прозвучит глупо и по-девичьи.

— Всё, что ты делаешь, — глупо и по-девичьи, — самодовольно ухмыльнулся Евгений. — Рассказывай.

— Хочу жить в своем доме, — мечтательно вздохнула она, — в таком же большом и красивом, как этот.

Громов задумчиво нахмурился. В его собственности есть загородный дом, но он не был в нем несколько лет. Всё там напоминало о маме. О времени, когда они вместе проводили долгие летние часы в большой белой беседке, читая вслух книги. Но сейчас Евгений понимал, что пора отпускать прошлое.

Пора вдохнуть новую жизнь, в которой у них с Таней будет светлое и счастливое будущее. В конце концов, не место красит человека, а человек место. А Таня способна украсить собой, своей улыбкой и смехом всё, что угодно. Возможно, через пару лет они будут сидеть вдвоем в этой белой беседке, пить чай и смотреть, как по траве бегают их дети…

— У Татьяны диагностирован ушиб мозга, — начал врач, с тревогой смотря в глаза Антона и Арсения.

— Какой степени? — внезапно включился в разговор Громов, очнувшись сразу же, как только услышал её имя. На некоторое время к нему даже вернулось прежнее понимание английского. Вся его сила будто вновь собралась в одно целое, осознавая, как важно то, что он сейчас рискует прослушать.

— Средней, — кивнул врач.

Евгений выдохнул с долей облегчения, на секунду прикрывая глаза. У него, после драки в подъезде и ударом головой об одну из ступеней, был ушиб этой же степени. Он это пережил.

— Почему она не приходит в себя? — с зарождающимся в голосе гневом поинтересовался он, поднимаясь с кушетки и смотря на врача теперь сверху вниз.

— Организм не борется, — с опаской выдохнул мужчина.

— У меня был ушиб мозга, — оскалился Громов, заставляя остальных присутствующих заметно напрячься. — Я очнулся через сутки. Таня без сознания девять часов!

— Вы — здоровый мужчина! — парировал врач. — Она — слабая девушка. Её организм критически ослаблен. У неё были какие-то серьезные оперативные вмешательства или тяжелые болезни в последнее время?

— Операция на плечо, — кивнул Евгений, всё ещё ведя разговор на повышенных, напряженных нотах, будто врач был в чем-то перед ним виноват. — Она была здесь же. Почти год назад.

— Про это нам известно. Было что-то ещё?

— Нет, — уверенно ответил Громов.

Арсений и Антон виновато переглянулись. Только они знали об операции, которую Таня перенесла летом. Несколько секунд они безмолвно и опасливо смотрели друг на друга, но когда врач задумчиво кивнул сам себе и собирался вновь вернуться к Тане, они в один голос позвали его обратно. Громов подозрительно нахмурился. Он вопросительно посмотрел на Алису, но она и сама непонимающе развела руками.

— У Тани была операция на органы репродуктивной системы, — собравшись с мыслями, озвучил Арсений.

Громов на несколько секунд оторопел. Он думал, что уже не способен что-либо чувствовать. Но сейчас, слушая рассказ Мельникова, он вновь ощутил приступ сильнейшей злости. Анализировать что-то он был не в состоянии, а потому, сделав широкий шаг к Арсению, Громов швырнул его к стене, впечатывая в неё спиной.

— Почему ты не сказал мне об этом? — зарычал он, сдерживаемый Антоном, Алисой и врачом. — Почему?!

— Вы были не в самых доверительных отношениях на тот момент, — спокойно отвечал Арсений, поправляя пиджак. — Вы разошлись! Вы были даже не друзьями!

— Я хочу тебя касаться, — пояснил Громов, положив свои ладони на запястья Тани, начиная медленно вести ими вверх по её тонким рукам, запуская своими действиями волну мурашек по телу. За окном шумела олимпийская деревня Ванкувера, а в груди быстро билось сердце. По тому, как Таня замерла, кажется, даже переставая дышать, Женя убедился, что она действительно чувствует то же, что чувствует он.

— И я не могу отказаться от этого, — тише пояснил он, пристально смотря ей в глаза. — Я бы и рад, Таня, правда, но я не могу.

Она чуть нахмурила брови, туго соображая после утомительного дня. Она не совсем понимала, что значило это его «я бы и рад», но то, что он признался в невозможности отказаться от прикосновений, практически лишало дара речи. Таня не знала, хотела ли она с ним отношений. Её девичья легкость кричала «да!», но здравый смысл, который, хоть и не в большом количестве, но всё же присутствовал, строго вопрошал — «кто ты, а кто он?».

— Может, мы всё же… — с трудом начала она, опуская глаза. — Останемся друзьями…

— Мы не можем ими остаться, — строго ответил Громов, понимая, что она собиралась сказать, — мы никогда ими не были.

Таня встретилась взглядом с ним, поднимая голову. Она приоткрыла рот, пытаясь сказать хоть что-то, но не нашла в голове ни одной мысли и поэтому просто обняла его, устало уткнувшись в его грудь лицом.

Громов снова застонал от нахлынувших и накрывших с головой воспоминаний, а затем бессильно обмяк в руках сдерживавших его людей. Они снова усадили Женю на кушетку.

— Найдешь нам чего-нибудь поесть? — обратился к Алисе Арсений, садясь рядом с Громовым.

Калинина растерялась, боясь оставлять их наедине, но Мельников успокаивающе кивнул ей, заверяя, что всё будет хорошо.

***

Большая стрелка настенных часов, висевших в коридоре клинического госпиталя Ванкувера, подбиралась к полуночи. Однако Алисе, которая возвращалась из круглосуточного буфета на первом этаже, казалось, будто с рокового момента прошло не несколько часов, а несколько суток. Настолько крупной была страшная пустота в душе. Алиса отчетливо ощущала, как все с тревогой ждали хоть каких-то известий от врачей, которые хоть и выходили иногда в коридор, но до сих пор никого к Тане не пускали.

Проходя мимо поста, Алиса устало вздохнула, увидев заснувшую прямо за столом медицинскую сестру. Калинина поставила кофе и выпечку, а затем собралась выключить небольшую настольную лампу, чтобы та не мешала юной девушке восстанавливать силы, но обнаружила журнал, на обложке которого были Татьяна и Евгений. «Разовая тренировка или пожизненный контракт? Олимпийские чемпионы провели вместе выходные в Канаде» — гласил заголовок, под которым была парочка их фото в аэропорту. Алиса повернула журнал другой стороной, боясь, что его может заметить Громов.

***

Три дня спустя.

Последние дни тянулись для Громова нескончаемой вереницей боли, отчаяния и страха. Он всегда боялся ощутить себя уязвимым. Однажды он это уже пережил, а потому старался не привязываться к людям. И почему-то каждый раз, когда это происходило, случалось что-то, сильно бившее прямо в сердце. Алиса попала в аварию, Таня разбилась об лёд. И что в первом, что во втором случае Громову приходилось и самому испытывать вину перед пострадавшей и ощущать адские муки совести перед её родителями. Вчера Евгений, наконец, набрался смелости поговорить с мамой Тани. Он готов был оплатить ей перелет в Канаду, но ей стало плохо, а потому в Питер вылетели Ксения с Димой, чтобы быть рядом в трудный момент.

Сейчас Евгений стоял у окна в палате Татьяны. Он смотрел на первый для Ванкувера снег и грустно улыбнулся, понимая, как его Плюша была бы рада такому зрелищу. Канада начинала готовиться к Рождеству. Об этом Громов знал от Алисы и Антона, которые выходили на улицу и меняли обстановку. Сам он все эти дни не отходил от Тани, практически ничего не ел, ощущая абсолютное отсутствие аппетита, и не спал трое суток, постоянно находясь в напряженном ожидании, что его девочка вот-вот откроет глаза. Но эта надежда была глупой. Она была продиктована любовью. Объективно Громов видел параорбитальные гематомы — кроваво-красные синяки под глазами Тани, которые кричали о том, что повреждения, полученные ею, достаточно серьезные. Видел бледно-голубые губы, из которых торчала трубка аппарата искусственной вентиляции легких, видел тонкие, мертвенно-белые руки, в которые были вставлены катетеры для обеспечения организма жизненно необходимыми препаратами. Видел. Но не сдавался.

— Если ты не будешь бороться, — хрипло обратился к ней он, смотря в обездвиженное бледное лицо с синяками и впалыми щеками. — То я буду. И я не остановлюсь.

Евгений замер на несколько секунд, пристально всматриваясь, будто надеясь услышать ответ, но единственным ответом ему были лишь ритмичные звуки аппарата, следившего за её сердцебиением.

Громов устало провел ладонями по лицу, тяжело и шумно вздыхая, а затем опустился на стул рядом с её постелью и бережно взял её хрупкую ладонь, касаясь её горячими губами и закрывая глаза.

— Прости, — выдохнула Таня, стоя на балконе и снова переводя взгляд на ночной Новый Арбат, переливающийся сотней огней. — Мне не спится.

Евгений облокотился на подоконник, в полумраке внимательно рассматривая красивый профиль партнерши.

— Волнуешься, — констатировал Громов, подойдя к ней со спины и поправляя одеяло на её хрупких плечах. — Знаешь, как я успокаивал себя перед своим первым чемпионатом, когда встал в пару? Я радовался, что я не одиночник. Они всегда одни на всей ледовой площадке, и это сложнее. Нам с тобой в этом плане повезло больше. Мы не одиноки.

— Возможно, ты прав, — отстранено ответила Таня. — Мы не одиноки.

Громов всё время пытался быть одиночкой, но при этом любил убеждать себя, что не одинок. Особенно на льду. Он никогда не понимал странную фразу мамы о том, что главное, что ему подарит мир фигурного катания — это люди, которых он встретит на своем пути. Но после Тани всё начинало вставать на свои места. Она ворвалась в его жизнь и будто расставила всё по своим местам. И подарила не только свою любовь, но и открыла глаза на любовь других людей.

Евгений обернулся на стеклянную стену, за которой было видно коридор. В нем стояли их друзья. Его друзья. Его семья. Он только сейчас понял, как сильно в них нуждается. Но они, даже все вместе, не смогут заменить Таню…

— Куда мы можем её перевести? — задал вопрос Антону Евгений, как только тот зашел в палату. — Чем мы можем ей помочь?

— Женя, тебе нужно поспать, — отметил спортивный врач, замечая его нездоровый вид.

— Какие прогнозы? — не унимался Громов.

Антон вздохнул, посмотрев на бездыханную Таню.

— Последствия непредсказуемы, — тихо начал он, — она может прийти в себя в хорошем состоянии, в таком, что сможет вернуться на лёд, но есть большая вероятность того, что она…

Антон поджал губы, боясь реакции Евгения, серо-голубые глаза которого напряженно продолжали его сверлить.

— У неё может быть амнезия, а также есть опасность, что ей придется заново учиться ходить и говорить.

Громов, не произнося ни слова, поднялся со стула и вышел из палаты.

— Ты боишься, что Таня тебя не вспомнит? — предположила Алиса, поймав Женю за запястье и разворачивая к себе.

От такого вопроса Громов вмиг рассвирепел. Он и так был не в лучшем психологическом состоянии, а длительный недосып лишь больше усугублял его «клиническую картину».

— Я боюсь, что её сердце перестанет биться! — проорал он, заставляя Алису вздрогнуть. — Со всем остальным я справлюсь!

Громов дернул рукой, намереваясь пойти дальше, но Алиса крепче сжала его запястье.

— Мы справимся, — тихо произнесла она, заметив, как серо-голубые глаза начали блестеть.

***

Два дня спустя.

— Я разрешу тебе питаться молоком и хлопьями, — тихо прошептал Евгений, сидя на стуле у постели Тани и устало коснувшись лбом её ледяной ладони. — Ты даже не представляешь, как много разных видов подушечек и колечек в местных супермаркетах… И сколько здесь вообще всевозможных вредностей…

— Как тебе «батончик»? — предложила вариант прозвища для своего партнера Таня, сидя напротив него за кухонным столом.

Евгений на несколько секунд «подвис», не понимая, что он только что услышал. Он ошарашенно смотрел ей в глаза и видел, что она едва сдерживала смех.

— Какой ещё… батончик?

— Ну, знаешь, есть ведь «Батоны нарезные подмосковные». Вот в их честь тебя и назовем.

Громов от такого прозвища был, мягко говоря, в оцепенении. Он округлившимися глазами продолжал смотреть на Таню, которой всё труднее давалось сдерживать смех. Он не понимал, в какой момент их взаимоотношений что-то пошло не так, и он начал позволять Алексеевой так с ним разговаривать и обращаться.

— Или Калач. Потому что тёртый. Ты же у нас многое повидал.

— За что ты так со мной, женщина? — обреченно спросил Евгений. — Может, коротко и ясно — «царь»?

— Да какой из тебя царь? — отмахнулась Татьяна. — Максимум — батон нарезной подмосковный…

Евгений недовольно вздохнул, не зная, как прервать такой «творческий» порыв партнерши, и поднес к губам чашку с кофе, надеясь, что горячий напиток вернет ему спокойствие.

— Я придумала! — резко воскликнула Таня. — Ты будешь Пирожочком!

Громов от услышанного поперхнулся глотком кофе. Он кашлянул, и напиток полился у него через нос. Ему пришлось судорожно подставил ладонь под подбородок, вставая из-за стола, и склониться над раковиной. Татьяна, наблюдая эту картину, заливалась смехом.

— Такой, знаешь, который в масле поджарили, — она решила добить партнера окончательно и объяснить ему происхождение прозвища. — У него твердая корочка, а вот внутри мягко и горячо. И вредно.

***

Алиса тихо приоткрыла дверь в палату Тани и одним глазом заглянула внутрь. Громов, опустив голову вниз, дремал на маленьком стуле, на котором ему наверняка было неудобно. Но организм, даже его, был не железным и требовал хоть какого-то отдыха. Хоть какого-то сна. Громов даже не спал. Он просто отключился.

Алиса тихо прошла в палату, собираясь выключить свет, который, впрочем, не мешал ни Евгению, ни, тем более, Татьяне… Но затем остановилась возле Громова, с ужасом заметив несколько седых волос на его голове. Мурашки страха пробежались по её спине. Она лишний раз убедилась в том, что было и без того очевидным — в день, когда остановится сердце Тани, его не станет тоже.

Алиса протянула к его волосам ладонь, но она сначала зависла в воздухе, а затем сжалась в кулак. Трогать его сейчас не стоит. Ему необходимо поспать. Ему необходимо выпасть из этой реальности, которая в последние дни душила его болью.

***

Евгений сделал глубокий вдох. Морозный воздух обжигал нос, запуская приятное возбуждение по телу. Он огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил себя в зимнем саду, припорошенным снегом. Холодное, пустынное, странное место. Но Евгений даже не думал размышлять о том, как он здесь оказался. В белой беседке, точь-в-точь как в загородном доме родителей, он разглядел знакомую фигуру. Таня! Он не может ошибаться. Она сидела спиной к нему, абсолютно без какого-либо движения.

Евгений попытался сделать шаг. Ещё раз. И ещё. Но он не мог сдвинуться с места. Не мог дойти до любви всей своей жизни, не мог обнять, не мог сказать всего, что не успел. Он ещё раз дернулся, но всё было впустую. Тело будто ему не принадлежало вовсе. Он чувствовал только обжигающий холод. И чувствовал острую необходимость забрать отсюда её… Она ведь сейчас замерзнет…

— Таня! — протяжно закричал Громов, практически срывая голос и напрягаясь так, что на шее проступили жилы. — Таня!

— Она тебя не услышит… — произнес с искренним сожалением знакомый, до боли родной голос. На мгновение Евгений оторопел то ли от ужаса, то ли от шока. Этот голос, который невозможно забыть, который звучал в его воспоминаниях и на оставшихся детских кассетах…

На негнущихся ногах Громов несмело обернулся, и глаза его округлились ещё больше.

— Привет, малыш… — тепло, но с долей грусти в глазах улыбнулась молодая женщина, так похожая на своего взрослого сына.

Комментарий к Когда разбиваются чемпионы

Автор перенес сотрясение мозга и пустился во все тяжкие. Особенно момент в конце. Прошу не воспринимать его серьезно, но готовиться к тому, что следующие две главы станут последними)

Отдельно поблагодарю Tillan1945, Cubalibra и Dev1nette за помощь.

P.S.: К концу этой работы мы с соавтором по “Водонепроницаемости”, наконец, решились создать группу Вконтакте. Пока мы не очень понимаем, чем будет её заполнять, но будем рады вашей поддержке и, конечно, открыты для любых интерактивов) https://vk.com/darklibra

========== Есть одна проблема… ==========

Комментарий к Есть одна проблема…

Да здравствует новогоднее чудо, друзья)

По секрету говоря, я этой главой совсем не довольна, возможно, в один день я перепишу её, но пока пусть будет так. На большее я не способна, а оставить любимых читателей без чего-то светлого в канун праздников мне хочется меньше всего.

Я вас люблю. Мои персонажи тоже.

Всё, кроме любви, вся наша жизнь так далеко.

Я, я - не один, но без Тебя просто никто.

Би-2 - Молитва

— Мама… — одними губами, совсем беззвучно, прошептал Громов, испытывая одновременно и страх, прекрасно осознавая, что его мать мертва, и радость от того, что может её увидеть, и полное непонимание происходящего.

Юлия совсем не изменилась с момента, когда он видел её в последний раз. Она всё так же молода и красива. Разве что теперь она казалась Жене ещё меньше. С шестнадцати лет он вырос примерно на пятнадцать сантиметров и мама, которая и тогда была ниже ростом, теперь была вынуждена смотреть на него, чуть запрокидывая голову. Она как всегда была спокойна, а в серых глазах плескалось счастье, смешанное с долгой тоской и легкой грустью. Она не могла налюбоваться тем, в какого красивого, совсем взрослого мужчину превратился её сын. Хотелось коснуться его. Провести ладонью по волосам так, как она делала, когда он был маленьким. Хотелось обнять… И Громов этот порыв разделял всецело. Он хотел шагнуть навстречу и прижать к себе одного из самых дорогих людей, но по-прежнему не мог пошевелиться. Что-то сковывало все его движения. Он совершенно не мог управлять своим телом, которым владел изумительно.

— Почему я не могу… — растерянно начал он, а затем увидел, как в свете холодного зимнего солнца блеснуло серебряное кольцо. То самое, которое она успела вдеть в ухо, судорожно собираясь в аэропорт.

— Потому, что тебе здесь не место, — Юлия старалась улыбаться, но светлая грусть в глазах не позволяла сделать это искренне. Она была рада видеть сына, но прекрасно понимала, что ничего хорошего в этом нет. И его возлюбленная тоже не должна здесь находиться. Если они и должны были когда-нибудь познакомиться, то точно не так. Не так рано…

— Это похоже на пытку, — хмуро произнес Евгений, отчего-то виновато опуская взгляд вниз — на белый, мягкий снег. — Не могу коснуться тебя, не могу забрать её…

— Ко мне она сейчас ближе чем к тебе, — вздохнула Юлия, с сожалением смотря на сына и понимая, что вторую такую потерю не вынесет даже он.

— Ты можешь что-нибудь… — дрогнувшим голосом начал он.

— Я бессильна, — качнула головой Юлия, виновато смотря на Женю. — Если ты — бог, это не значит, что я тоже…

Громов грустно улыбнулся, понимая, что бессильный Бог это, пожалуй, самый жестокий оксюморон. Подул холодный ветер. Евгений вновь попытался сдвинуться с места, но ничего не получалось. Зимний мороз начинал пробирать его до костей, но ни Юлия, ни Таня, по-прежнему сидевшая в беседке без малейшего движения, этого холода не ощущали.

— Прости себя, — внезапно произнесла его мама, — прости себя, Женя. Ты ни в чем не виноват. Виновата только я.

Евгений напряженно нахмурился, чувствуя, как внутри начинает смешиваться всё то, что он так долго хранил, так долго пытался спрятать. Так долго пытался с этим бороться, но в итоге пронес через половину своей жизни…

— Нет, мама, — Громов запнулся, поджимая губы, будто не веря в то, что у него вновь появилась возможность обратиться к ней вот так, этим самым нежным и важным словом. — Я должен был сказать раньше.

Юлия грустно улыбнулась, наблюдая за тем, как Женя опустил взгляд вниз, чувствуя огромную вину за боль и… за смерть любимого человека. Она протянула к нему руку, желая коснуться его головы, но тонкая ладонь повисла в воздухе. Она могла коснуться его. Могла обнять. Могла. Нельзя. Тонкие бледные пальцы дрогнули, а затем сжались в кулак. Когда Евгений вновь поднял на неё взгляд, рука Юлии повисла вдоль тела.

— Я не должна была оставлять тебя, — борясь с голосом, который начал дрожать, произнесла она. — Но я думала, что справлюсь со всем одна, а затем вернусь к тебе. И всё будет хорошо. Я хотела, чтобы ты не видел меня разбитой… Ты поймешь меня однажды, когда станешь родителем.

Громов болезненно усмехнулся, вспоминая об операции Тани, о которой она умолчала.

— Боюсь, что отцом мне стать не суждено, — проворчал он, на мгновение обернувшись к белой беседке. Юлия, сдерживая смех, дернула плечами. Женя, конечно, вырос, закончил университет, выиграл кучу чемпионатов, но внутри так и остался упрямым мальчишкой.

— Не говори о том, чего не можешь знать наверняка, — предостерегающе, но с любовью проговорила Юлия, загадочно улыбнувшись.

Евгений приоткрыл рот, медленно переваривая услышанное, а затем захотел вновь обернуться к Тане, но мама не дала ему этого сделать.

— Тебе пора, Женя, — быстро проговорила она, — просыпайся.

— Что? — Громов нахмурился, снова и снова пытаясь схватить мамины руки, но тело продолжало не слушаться. Он не хочет уходить. Зачем? Здесь самые родные женщины. Здесь хорошо. Только так чертовски холодно…

— Нет, мама, пожалуйста, — Евгений ощутил, как обжигающе горячая слеза скользнула по его покрасневшей от холода щеке. Плевать. Лишь бы не уходить отсюда. Всё, самое драгоценное, здесь. Здесь, рядом! Только он не может никого коснуться…

— Просыпайся, родной, — ласково произнесла Юлия, будто не прощалась с сыном вновь, а будила его. Так, как когда-то давно поднимала на ранние зимние тренировки, когда за окном было ещё темно. — Просыпайся, Женя…

— Женя, просыпайся, — Алиса, положив ладонь на его плечо, уже несколько минут пыталась разбудить Громова. В другой ладони она сжимала его телефон. — Женя!

Но Евгений не шевелился. На мгновение Алиса оторопела. Она бросила взгляд на Таню, которая так и не пришла в себя, а затем на Громова, который сидел на стуле, свесив голову к плечу. Оба были явно где-то не здесь. И эта картина очень пугала. Алиса с новым порывом принялась тормошить Громова, боясь, что и он не просто спит, а…

— Громов! Проснись! — сорвавшимся голосом тараторила она, сильнее сжимая побелевшие пальцы на его крепком плече. — Пожалуйста! Женя!

Евгений медленно разлепил веки, сонно и непонимающе смотря на Алису, которая расплывалась перед его глазами.

— Господи, Женя, — выдохнула Алиса, падая на колени, когда всё напряжение резко покинуло её тело. Она уткнулась лбом в его бедро, выдыхая с облегчением. — Ты так меня напугал…

— Алиса… — хрипло прошептал он, прикладывая ладонь к голове, в надежде, что это может хоть как-то унять адскую боль из-за сна в неудобной позе, а затем перевел взгляд на Таню. Всё ещё не здесь. Всё ещё там. В… Беседке? С мамой?..

— Тебе звонили, — опомнилась Алиса, поднимаясь на ноги и протягивая Жене его телефон.

— Кто? — хмуро поинтересовался он, пытаясь встать и ощущая, как весь позвоночник буквально одеревенел за несколько часов сна.

— Мама…

— Кто? — Громов, дохромав до окна, ошарашенно обернулся. Он ещё не до конца смог интерпретировать увиденное во сне и совсем не был готов к услышанному.

— Мама Тани, — поправила себя Алиса, протягивая Жене телефон.

Несколько секунд Евгений с опаской смотрел на собственный сотовый, а затем всё же взял его, понимая, что, как бы тяжело ни было говорить с мамой Тани, именно он должен это делать. Он любит Таню. И он виноват в том, что не сберег её. Виноват перед собой, перед ней, перед её мамой… Как только Громов начал разговор, Алиса, бросив на Таню взгляд, полный неоправданной надежды, вышла в коридор, чтобы не смущать Женю.

— Пока никаких изменений, — тяжело отвечал Евгений, расхаживая от одной стены к другой, пытаясь размять ноги. — Как ваше здоровье? Ксюша рядом?

— Да, — тихо отвечала мама Тани, — мне уже лучше. Ксюша с Димой хозяйничают на кухне. Спасибо, Евгений, что отправили их ко мне.

— Просто Женя, пожалуйста, — в который раз взмолился Громов, остановившись у окна и устало потирая переносицу пальцами. Услышав молчание в телефоне, он понял, что вновь смутил её, а потому собрался с мыслями и решил пояснить, что к чему. — Я люблю вашу дочь. И я женюсь на ней как только она придет в себя.

— То есть… — за спиной Жени раздался тихий, слабый голос, а его обладательница с трудом открыла глаза. — На мое мнение тебе снова плевать?

— Да, плевать! — огрызнулся он, на мгновение повернув голову вбок и всерьез не осознавая, чей голос только что услышал.

Бледные губы Тани растянулись в улыбке. Евгений замер на месте, кажется, даже переставая дышать, а затем телефон выскользнул из его ладони и с треском упал на пол. Его ноги снова не гнулись, но уже совсем по другой причине. Он медленно обернулся.

— Таня! — вымученно простонал, на мгновение закрывая глаза, чувствуя, что победа на олимпийских играх — ничто, по сравнению с теми эмоциями, которые охватили его здесь и сейчас. Вот она — главная награда. Главный подарок от мира фигурного катания. Его Таня, любовь всей его жизни.

Громов бросился к ней, начиная судорожно целовать холодные и впалые щеки, лоб, руки… Хотелось сжать её изо всех сил, чтобы больше никогда, ни за что не упустить из виду. Чтобы беречь как маленького ребенка. Чтобы никто не причинил боли…

Таня, смеясь, пыталась отбиваться от такой резкой лавины из чувств, но сил у неё не было даже на то, чтобы хоть немного поднять руки. А когда Громов в очередной раз своими медвежьими лапами задел тонкую трубочку, вставленную в нос Тани и позволявшую ей дышать, аппарат искусственной вентиляции легких протяжно запищал. В следующуюсекунду в палату Тани прибежали несколько врачей, а в открытую после них дверь с опаской заглянули Алиса и Арсений. И если Мельников расплылся в счастливой улыбке, то Алиса закрыла лицо ладонями, не веря, что это случилось и не контролируя слёз.

— Выглядите не очень, — хрипло отметила Таня, пока врачи освобождали её от различных проводов и трубочек.

— Кто бы говорил! — сквозь слёзы парировала Алиса.

Улыбка с лица Громова пропала. Он, игнорируя врачей, поднял одеяло, под которым были спрятаны ноги Тани, и резко схватил её за щиколотку, сжимая до боли и с опаской смотря ей в глаза. Внутри всё критически сжалось.

— Чувствую, — ответила Таня, наблюдая за тем, как грозовые тучи в глазах любимого мужчины сменяются на морской штиль. Громов приложил ладони к лицу, а затем отошел к окну, чувствуя, как с него сваливается огромное напряжение, державшее его в плотном кольце последние несколько дней. Таня здесь. Таня жива. Таня чувствует ноги. Это, конечно, далеко не всё. Впереди ещё серьезные обследования на предмет поражений нервной системы, но сейчас Громов был самым счастливым человеком, который при этом чувствовал себя абсолютно обессиленным.

***

— Что-то я не помню, чтобы я соглашалась выйти за тебя, — улыбнулась Таня, когда врачи перевели её в обычную палату и пустили к ней Евгения, который за те пару часов, что был без неё во время обследований, успел изрядно соскучиться. Ещё немного и он начал бы царапать дверь, за которой была Таня. Врачи, как один, понимали, что разлучать этого сумасшедшего с ней нельзя.

— У тебя амнезия. Ты не помнишь самые последние события до травмы, — улыбнулся Громов, позволяя Тане заметить серость его лица. Пусть он и был одним из сильнейших мужчин на белом свете, но организм его очень устал за прошедшие дни. Он был истощен физически. Ему нужно было поспать.

— Сколько ты не спал? — Таня чуть приподняла ладонь, не в силах дотянуться до его лица, но Евгений понял её без слов. Он обхватил её ладошку, а затем приложил к своей щеке, чувствуя, что теперь руки его любимой женщины не мертвенно холодные. Они вновь наполнены жизнью. Они вновь исполнены нежностью.

— Ровно столько, сколько спала ты, — тихо ответил он, с удовольствием отмечая, что кроваво-красные синяки под её глазами начали становиться светлее. Скоро их не будет вовсе.

— Испугался?..

Громов поджал губы, опуская глаза. Он до сих пор не отошел от ужаса, который жил в нем несколько дней. Он понимал, что жизнь без Тани перестанет иметь хоть какой-то смысл. Таня тепло улыбнулась. Ей хотелось обнять его, она видела, что Женя как никогда слаб. Женю хотелось прижать к себе и пожалеть, но сделать этого она не могла. Тело до сих пор не слушалось настолько, что Тане казалось, будто все её прошлые победы, все тренировки и вся жизнь спортсменки не больше чем глупый сон. Ей казалось, что она больше никогда не сможет контролировать себя так, как было раньше…

— Какое сегодня число? — поинтересовалась Таня, едва ощутимо поглаживая пальцами щетинистую щеку Громова и испытывая невероятное блаженство, видя в его стальных глазах океан. Океан любви, полностью принадлежащий ей.

— Девятнадцатое, — тихо ответил он, будто боясь как-то спугнуть тот уют, тот свет, что поселился в этой палате как только Таня пришла в себя. Жене было хорошо там, где была она. И дом его будет там, где будет она. А территориально… Какая к черту разница!

Таня прикрыла глаза, сдерживая смех, от которого травмированная голова начинала болеть ещё сильнее. Евгений нахмурился, встревоженно наблюдая за любимой женщиной.

— Ты не помнишь, что было в этот день ровно год назад? — поинтересовалась она, смотря на Женю искрящимися от счастья глазами, которые были невероятно красивы даже в обрамлении синяков и бледно-голубой кожи.

— Не помню, — честно ответил Громов, глупо и виновато улыбнувшись. Дверь в палату скрипнула и в неё несмело прошла Алиса, держа таблетку и стакан с водой. Она протянула всё Жене, пояснив, что это успокоительное от Антона, которое поможет поспать и восстановить силы. Громов спать не хотел. Слишком хрупким было счастье, которое к нему вернулось. Он боялся, что если закроет глаза, больше не увидит Таню, что всё это окажется лишь игрой его воспаленного усталостью сознания. Но бывшие партнерши в один голос настояли употребить лекарство и противостоять им Громов не смог.

— Мельдоний? — улыбнулась Таня, как только Евгений запил таблетку водой.

— Мышьяк, — кивнул он, понимая, что ровно год назад они сели в самолет до Кёльна, уже в статусе пары отправляясь на первые совместные сборы.

— Так ты помнишь! — воскликнула Таня, намереваясь ударить Женю по плечу, но снова не смогла поднять руку. Один из аппаратов, к которому она всё ещё была подключена, издал неприятный писк, намекая Громову, что если он продолжит тревожить Таню, то останется без невесты.

— Разумеется! Я не могу забыть момент, когда в моей жизни появилась самая несносная женщина на свете.

— Однако именно мое желание уйти от тебя поставило твои мозги на место! — парировала она, недовольно поджимая губы.

— Ага, — мрачно добавил Евгений, — и чуть не лишило тебя собственных. В прямом смысле слова.

— Где Илья? — опомнилась она, порываясь встать, но снова не имея возможности этого сделать. — Надеюсь, не в соседней палате?

— Мельников отказывается сдавать мне его местонахождение, — монотонно ответил Громов, снова вспыхнув от злости.

— И правильно делает, — вздохнула Таня, понимая, как тяжело сейчас Томилину. Как только представится возможность — она обязательно с ним поговорит, вот только когда это произойдет, учитывая, что Евгений теперь не отойдет от неё ни на шаг, сказать было трудно.

— Я так понимаю… — несмело начала Алексеева, оглядевшись по сторонам и только сейчас замечая огромное количество плюшевых игрушек и цветов. — На лёд мы не…

Таня замолчала, заметив, как брови Громова съехались к переносице от накатившего недовольства. Она понимала, что поспешила с этим вопросом. Сильно. Она до сих пор даже не пыталась вставать и ходить самостоятельно. И если она вполне возможно нашла бы в себе силы вернуться через год или два, чтобы отправиться на следующую Олимпиаду, то Громов… Громов этого не допустит.

— Нет.

Таня неудовлетворенно вздохнула. Она вполне могла бы прожить без льда, но Громов… Громов был в отличной форме и мог бы дотянуть до следующих игр. Он достоин не одной, как сейчас, а нескольких олимпийских медалей высшего достоинства. Он не может жить без льда и пока тело позволяет он вполне мог бы…

— Я не говорю про сейчас, — попыталась оправдаться она. — Может, через три года? Вернемся прямо в олимпийский сезон? Три года на то, чтобы прийти в себя, это достаточный срок и…

— Это исключено, Таня! — разозлился он, пытаясь не повышать голос. — Ты себя слышишь? Ты только пришла в себя!

— Значит, поговорим позже, — мягко улыбнулась она, понимая, что такая её улыбка действует на Громова успокаивающе. Для более быстрого эффекта нужно было поцеловать его, но самостоятельно Таня дотянуться до него не могла. — Когда я стану твоей женой.

Глаза Евгения округлились, а лицо вытянулось от радостного изумления.

— Ты действительно думал, что я могу отказаться? — засмеялась она.

— Таня, я знаю, что если я и лучший партнер, то вот мужчина — вряд ли. И я готов меняться, готов стать лучше, только…

— Есть одна проблема, — строго перебила его она, с трудом сдерживая улыбку.

Громов напряженно поджал губы, с опаской посмотрев в любимые карие глаза.

— Какая? — глухо поинтересовался он, ощущая, как сердце пропустило удар.

— Я люблю тебя таким, какой ты есть, — улыбнулась Таня, наблюдая, как страх в глазах Громова сменился сначала облегчением, а затем в них проскользнула едва уловимая злость. — Я слышала, как ты сказал, что ты никто без меня…

Громов виновато опустил глаза вниз, разглядывая кафельный пол.

— И это самое романтичное, что я только могла услышать от тебя, — договорила Таня, снова поймав на себе его взгляд. — Я согласна, Женя. Потому что в тот день ты был прав. Я без тебя действительно никто.

Громов блаженно выдохнул, ближе пододвинув стул к кровати Тани, а затем устало положил тяжелевшую голову на её живот, закрывая глаза.

— Но к разговору про олимпийские игры мы ещё вернемся, — угрожающе произнесла она.

— Нам нужно будет пройти весь сезон, прежде чем отправиться на Олимпиаду, а это несколько крупных стартов… — сонно ответил он, под конец фразы прерываясь, чтобы зевнуть.

— Кому ты об этом рассказываешь? Я, вообще-то, олимпийская чемпионка.

— Да ну? — хмыкнул он, не открывая глаз. — Я знаю олимпийскую чемпионку Татьяну Алексееву. А вот олимпийской чемпионки Татьяны Громовой не существует. Смирись, Плюша.

Таня ошарашенно приоткрыла губы, даже не зная, чем можно возразить на такое проявление наглости. Она хотела треснуть Женю по голове, но услышала его тихое сопение. Женя уснул, а Таня удобнее откинулась на подушку, мечтательно улыбаясь. В душе распускалось сладкое предчувствие того, что все невзгоды позади. Путь их был долгим, изнурительным, а иногда он и вовсе прерывался и расходился в разные стороны. Они расставались, но продолжали думать друг о друге. Они побеждали других, побеждая, в первую очередь, самих себя. Они любили. И будут любить.

Таня сонно зевнула, а затем прикрыла глаза, запуская пальцы в волосы Жени. Совсем скоро новый год, в котором Татьяна станет женой Евгения Громова. Того самого, о котором когда-то даже боялась мечтать. Того самого, которого судьба подкинула ей по воле случая. Того самого, в которого влюбилась вопреки всему. Того самого, который мирно спал у её ног и мечтал взять её в жены, уже получив благословение её мамы.

Впереди новая жизнь, в которой, тем не менее, льду обязательно найдется место.

========== Между нами любовь ==========

Комментарий к Между нами любовь

Коллаж к главе:

https://pp.userapi.com/c845123/v845123986/166a5e/PdLhpZZHfa0.jpg

Несмотря ни на что она предлагает мне защиту,

Много любви и внимания,

Не важно, прав я или нет.

И у подножия водопада,

Куда бы ни унесла меня вода,

Я знаю, что жизнь меня не сломает.

Когда я явлюсь на зов, она меня не покинет.

Когда я чувствую себя слабым

И моя боль никак не проходит,

Я поднимаю взор к небу

И понимаю, что всегда буду благословлён любовью.

По мере того, как это чувство усиливается,

Она вдыхает жизнь в моё тело…

Robbie Williams — Angels

Два месяца спустя, февраль.

Вернувшись в Россию, сразу после Нового года, который они с Женей встретили в Санкт-Петербурге вместе с мамой Тани, Громов занялся ремонтом их загородного дома, для того, чтобы в нём можно было сначала отметить свадьбу, а затем и вовсе жить круглый год. И пока Евгений с горящими глазами каждое утро уезжал в ближайшее Подмосковье на пару с Плюшей, Алисой и Сеней, Таня рвалась с ними, но её было решено не брать. Во-первых, Таню берегли после травмы головы, во-вторых, ей хотели сделать сюрприз. Громов желал, чтобы этот дом она увидела в день свадьбы.

Так и вышло. Правда, поначалу он напугал Татьяну — слишком большой и пока ещё, несмотря на всю красоту отделки и мебели, необжитый и будто чужой. Но это лишь вопрос времени и любви, которой Таня непременно заполнит всё пространство. Хотя она и понимала, что будет скучать по квартирке на Арбате, которая была совсем простенькой, маленькой и не менее необжитой, но там, несмотря на трудности, им было хорошо вместе.

— Всё, Таня, — обратилась к ней Ксения, взглянув на очаровательную фотографию в рамке над диваном в гостиной, на которой Алексеева и Громов стояли на олимпийском пьедестале с золотыми медалями и мечтательными взглядами, направленными вверх. — Пора подниматься наверх и надевать платье! У нас ещё столько дел! Прическа и макияж сами себя не сделают!

— А я не должна пойти на улицу и помочь Жене? — нахмурилась она, выглянув в окно, за которым, в зимнем саду, сновали люди, расставляя белоснежные скамейки вдоль дорожки к арке, у которой её будет ждать бывший партнер и будущий муж.

— Нет, он взял на себя всю организацию, — отмахнулась Ксюша.

— И он не даст мне ничего сделать?

— Разумеется, не даст! Это же Громов!

***

Евгений стоял у арки в черном костюме, волнительно вздыхая. Этот февральский зимний день на удивление не был таким холодным, как несколько предыдущих. Впрочем, холод — естественная среда обитания как для будущих супругов, так и для их гостей, большинство из которых — представители фигурного катания. И Громов с Татьяной прозябали в нём всю свою жизнь, однако после знакомства друг с другом перестали ощущать окончательно, отвлекаясь на новое, глубокое чувство, расцветающее внутри и так не похожее на то, что им доводилось испытывать раньше.

— Он так даже перед прокатами не волновался, — шепнула на ухо Ксюше Алиса, не в силах налюбоваться на такого растерянного Женю, который буквально не знал, куда деть руки от эмоций и как скорее дождаться Таню.

Громов встретился взглядом с мамой будущей жены. Она ласково улыбнулась, одной этой улыбкой будто окутав его теплом и поддержкой. Евгений до сих пор хорошо помнил, как дремал в новогоднюю ночь на диване в коридоре её небольшой квартиры, а она заботливо укрыла его пледом, будто тот был не здоровым мужчиной, а маленьким ребенком. И этот момент согревал изнутри, заставляя отчетливо понять, что у него есть семья. И ей необязательно состоять из людей, связанных кровными узами. Его семья огромна и она состоит из самых разных людей. Из Волченковой, которая о чем-то увлеченно беседовала с сестрой Мельникова, но, поймав на себе взгляд Громова, широко улыбнулась ему и подмигнула, приободряюще сжав кулак, призывая не распускать сопли. Из горячо любимой Алисы и горячо раздражающей Ксюши, которые шушукались на первом ряду скамеек, наивно полагая, что Громов не догадывается о том, что смеются они именно над ним. Из Димки, который когда-то претендовал на его Таню, но вовремя отступил и сохранил себе тем самым жизнь. И, черт возьми, из Мельникова, который был всё это время его заклятым другом. Они шипели друг на друга много лет, дрались как в детстве, так и совсем недавно, но когда Жене нужна была помощь, он её оказывал.

А сейчас он и вовсе вёл к импровизированному алтарю его невесту. И если бы чуть больше года назад Громову сказали, что он женится на своей новой партнерше, а под венец её будет вести Арсений, к тому времени уже женатый на Алисе, Евгений, вероятнее всего, поинтересовался бы у этого человека, под какими препаратами ему привиделось подобное. Но сейчас… Сейчас это было реальностью. Удивительно сладкой и счастливой, в которой все невзгоды остались позади. И Громов понимал, что искренне любит всех этих людей, окруживших их сегодня на этом уютном торжестве, вдали от столицы, которая тем временем гудела о долгожданной свадьбе олимпийских чемпионов.

Татьяна, в изумительно нежном платье с обилием кружева, ласково обнимающем изгибы её тела, приближалась к Громову, в одной руке волнительно сжимая букет пионов, а другой впиваясь в локоть Арсения и пытаясь унять дрожь. Она немного прихрамывала на правую ногу и сейчас чувствовала сильное смущение по этому поводу. Громов предлагал принести её к алтарю на руках, но Таня отказалась. Она хотела прийти к нему сама. Так, как пришла в жизни.

Чтобы унять волнение и подступающие к глазам слёзы, Таня смотрела на будущего мужа. Она видела Громова далеко не в первый раз, но он снова и снова влюблял её в себя, поражал силой, клокочущей внутри, и глазами, в которых сегодня, как никогда раньше, был целый океан любви, блестящий на оранжевом закатном солнце.

Громов протянул к ней большую ладонь, как тогда, когда они впервые вышли вместе на лёд в Кёльне. Татьяна вложила в неё свою, ощутив тепло от этого прикосновения. От прикосновения, которое должно было стать для них рутинным, но упорно этого не делало, каждый раз запуская по телу мурашки, как в первый. И пока регистратор говорила что-то торжественно-дежурное, Татьяна и Евгений стояли напротив друг друга, встречаясь влюбленными взглядами и разговаривая без слов так, как говорили на льду перед каждым своим прокатом.

И если Громов — Король льда, то Таня, определенно, его Королева.

— Ну что, Татьяна, Евгений, — Ксюша подбежала к ним сразу после того, как они разорвали свой первый супружеский поцелуй, и шутливо поднесла к ним телефон, изображая, будто это микрофон, — теперь вы не будете отрицать, что состоите в отношениях?

— В каких отношениях? — искренне удивилась Таня, приподнимая брови.

— Только если в рабочих! — поддержал её Громов, спрятав за спину правую руку, на безымянном пальце которой теперь красовалось кольцо из белого золота.

— Но вы только что целовались! — изображала назойливого репортера Ксения.

— Это… — растерялась Таня, бросив взгляд на Евгения. — Это у нас программа такая!

— Это эмоции! — поддержал её муж. — Мы просто друзья!

***

Когда воздействие холода всё же стало заметным, и гости вместе с новоиспеченными супругами стали замерзать, решено было перебраться в дом, а точнее, в огромную столовую. Сидя за большим столом вместе с друзьями и членами семьи, слушая их смех и то, как они вспоминали какие-то истории из жизни, Татьяна понимала, что это именно та свадьба, о которой она мечтала. Не вычурная, не помпезная, без пристающего ко всем и вся тамады, а тихая, уютная, по-настоящему теплая и семейная.

— И я, значит, снимаю чехлы с коньков, — давясь смехом продолжал Дима, — кидаю их на лёд Жене под ноги и вызываю его на дуэль!

— Жаль меня там не было, — покачал головой Арсений, бросив хитрый взгляд на Громова, — вдвоем мы бы его раскатали.

— Ну-ну, — произнес Евгений, довольно и по-кошачьи улыбаясь.

— Я ведь пыталась тебе подсуживать, но… — вздохнула Ксюша, вспоминая, что Дима ту дуэль проиграл.

— Так и знал, что ты ему подсуживала! — воскликнул Громов, ударив ладонью по столу, а затем замер, прислушиваясь к стуку в дверь. — Мы кого-то ждем?

— Ждем, — улыбнулся Арсений, переглянувшись с Алисой, а затем бросив выразительный взгляд на Таню, понимая, что к ним приехал человек, которому жизненно необходимо поговорить с сегодняшней невестой.

— Илья, — одними губами, практически беззвучно произнесла Таня, вставая из-за стола и, придерживая подол платья, убегая в прихожую. Громов подорвался следом за ней, однако его с трудом, но всё же удалось остановить всем остальным. И пока Евгений проклинал всех, не сдерживаясь в нецензурных выражениях, Таня открыла входную дверь и сразу же бросилась на шею Илье. Молодой человек поначалу несколько растерялся, будто не веря своему счастью, а затем всё же обнял Таню, крепко смыкая руки на тонкой талии. Он уткнулся носом в её темные волосы, украшенные жемчужной нитью, и выдохнул с облегчением. Она простила его. Впрочем… Она и не злилась вовсе. И последние два месяца, что они не виделись, Таня испытывала по отношению к нему лишь волнение, прекрасно понимая, как то, что произошло, может сломать карьеру и жизнь такому молодому парню. Она несколько раз звонила, но телефон был недоступен, а Мельников говорил, что Томилин уехал загород, желая восстановиться в одиночестве. На него обрушилась собственная совесть вкупе с общественной ненавистью, и пережить такое можно было лишь спрятавшись там, где никто не найдет. Таня знала это по себе. Она такое проходила, когда ушла от Громова. И он, к слову, тоже испытывал подобное, когда уехал в Канаду. Они все понимали Илью, хотя и не все его простили…

— Идём! — Таня схватила его за руку, подобно возбужденному ребенку, и попыталась завести Томилина в дом, но всё было бесполезно. Он не шелохнулся.

— Таня, я не могу смотреть ему в глаза… — тихо признался он, опустив взгляд на припорошенное снегом крыльцо. — Я виноват. Мы оба знаем.

— Илья, он немного подуется на тебя и простит, — заверила его она.

— Таня, если бы тебя не стало, это не пережил бы ни я, ни он, — тихо признался он, чувствуя, как его собеседница замерла, видимо, вспоминая последние секунды перед ударом головой об лёд. Томилин понял, что зря начал эту тему. Тане, которую уже однажды уронил партнер, было до сих пор тяжело вспоминать то, что произошло.

— Иди в дом, — за спиной Тани раздался строгий голос Громова, который был недоволен её долгим нахождением на крыльце. Томилин и вовсе попятился назад, намереваясь уйти. Взгляд Евгения был строгим, но злости и агрессии как тогда, на льду Ванкувера, не было, и это позволило Илье сделать вдох.

— Нет, мы разговариваем, — возмутилась Таня, пытаясь затолкать Женю обратно, но всё было тщетно.

— Я договорю, — сухо произнес он, бросив очередной взгляд на Илью, который чувствовал, что ещё немного, и у него откажут ноги от страха. — Громова, вернись к гостям.

Таня приоткрыла рот, намереваясь возразить, но услышанное на мгновение лишило дара речи. Он впервые назвал её так, хотя и был в этот момент явно раздражен. Она бросила встревоженный взгляд на Илью, а затем была вынуждена вернуться в дом и присоединиться к друзьям, которые прильнули к окну, выходившему на крыльцо, и наблюдали за происходящим, затаив дыхание.

— Что будешь делать дальше? — нахмурив брови, поинтересовался Громов, как только они остались наедине. А несколько пар любопытных глаз, следивших за ними, он старался не замечать.

— Пока не решил, но Федерация требует ответа, — пробубнил Илья, чувствуя себя будто на допросе. Он смотрел куда угодно, только не в стальные серо-голубые глаза. Громов тяжело вздохнул, оценивающим взглядом посмотрев на Томилина, а затем отчего-то внезапно улыбнулся.

— Илья, — позвал его он, призывая, наконец, отбросить страх и встретиться с ним взглядом. — Я не смогу оставить лёд никогда, как бы сильно ни пытался. И я собираюсь набирать себе учеников. Мне нужны сильные люди, которые не сломаются под моим напором.

Томилин теперь смотрел на Евгения в упор, ошарашенно округлив карие глаза и совершенно отказываясь верить в то, к чему вёл Громов.

— То, что ты нашел в себе смелость прийти сюда — достойный поступок, — отметил Евгений, а затем протянул ему ладонь для рукопожатия. — Предлагаю поработать вместе. Я сделаю из тебя человека.

Илья ещё больше округлил глаза, смотря на руку Громова и теряя дар речи окончательно.

— А пока ты думаешь над положительным ответом, предлагаю пройти за стол. У нас там невероятно вкусная запеченная утка, — Евгений тепло улыбнулся, поражаясь, как мог ревновать Таню к такому несмелому вчерашнему юниору, а затем, пользуясь его растерянностью, приобнял его за плечи и завел в дом. Громов знал, что Илья, несмотря на хорошие отношения с Мельниковым, согласится перейти к нему. Знал и то, что им будет очень нелегко, как минимум потому, что Илье придется искать партнершу, а после случившегося на эту роль согласится мало какая девушка. Однако в свое время Громов стал великим как раз с той партнершей, которую нашел сам, пусть и с большим трудом. А счастливым стал с той, что нашла его сама…

Знал Женя и то, что у Томилина наверняка появилась куча психологических барьеров в плане выполнения многих элементов. Но Громов, как бы ни был счастлив в роли семьянина, не мог существовать без льда, без азарта, без преодоления трудностей. Без побед как над телом, так и над головой. Чем больше трудностей — тем интереснее их преодолевать.

— Уже решили, в какой вид спорта отдадите сына? — с улыбкой поинтересовалась Таня, обращаясь к Алисе и вспоминая, что они совсем недавно узнали пол будущего малыша.

— Ты ещё спрашиваешь? — дернул бровью Мельников.

— В одиночное, надеюсь? — уточнил Дима у своего тренера.

— В парное только через мой труп, — качнул головой Арсений, прекрасно зная, что этот вид фигурного катания самый опасный.

— То есть гимнастику вы вообще не рассматривали? — мрачно уточнила Арина Мельникова, будучи олимпийской чемпионкой именно по этому виду спорта.

***

Апрель.

Евгений торопился домой с вечерней тренировки. Они с Алисой полностью переключились на Илью, а вот Арсений вернулся в своё русло одиночного катания, работая сейчас в первую очередь с Димой, мечтая сделать из него чемпиона не только России, но и Европы, как минимум. Громов зашел в дом вместе с большим букетом цветов. Вчера Татьяне торжественно вручили звание Заслуженного мастера спорта России, но отпраздновать это они не успели, так как она сразу же убежала домой — готовиться к предстоящей в мае защите диплома. Громов настоял, что Тане необходимо закончить начатое и получить высшее образование. Поначалу Громова отпиралась, но затем действительно загорелась этой идеей. На днях ей предстоял отъезд в Санкт-Петербург для финальной консультации с научным руководителем.

Евгений отложил букет на небольшой столик, а затем обомлел, почувствовав запах… Прямиком из детства. Вишневый пирог. Мамин. Словно завороженный, он прямо в уличных ботинках прошел на кухню, надеясь, что это не галлюцинации, и этот запах действительно имеет источник.

— Женя? — насторожилась Таня, наблюдая за тем, как Громов, обнаружив на столе пирог, не снимая пальто, нашел нож и принялся отрезать себе кусочек. И пока Евгений, стоя у стола, жевал пирог, понимая, что от потрясающего и давно знакомого вкуса у него кружится голова, Таня стянула с него верхнюю одежду.

— Откуда рецепт? — удивился он, садясь за стол и изумленно смотря на любимую женщину, которой так шли домашние хлопоты. Наблюдая за ней последние месяцы, когда она была максимально далека от льда и занималась домашним очагом, Громов ловил себя на мысли о том, что он самый счастливый мужчина на свете. Да, он наблюдал за действующими парниками каждый день и ловил себя на зависти, да, он хотел снова вернуться на Олимпийские игры и задавить всех недосягаемым уровнем мастерства. Да, он хотел снова быть на льду с Таней. Но это было слишком рискованно. Таня нужна ему живая и здоровая. Ради этого можно пожертвовать всем остальным.

— Когда я была без сознания… — несмело начала Таня, устроившись за столом напротив мужа. — Я видела странный сон…

Несмотря на то, что прошло уже четыре месяца с тех пор, как она пришла в себя и почти восстановилась от последствий удара головой, Таня до сих пор боялась поднимать эту тему. Громов сразу же уходил в себя, вспоминая самые страшные дни его жизни. И Таня прекрасно видела, как сильно он боялся, что её может не стать. Она видела это с первого дня возвращения на этот свет. Видела, как за пару дней без неё он постарел на несколько лет. Видела усталые глаза и несколько седых прядей на голове…

— Мы сидели с… — Таня испуганно посмотрела на Громова, даже не зная, как такое рассказать. — С твоей мамой…

Лицо Евгения вытянулось от удивления, а серо-голубые глаза ошарашенно округлились.

— В белой беседке, в заснеженном саду, — продолжила Таня, полагая, что такая реакция Громова не подкреплена ничем большим. — Там было очень красиво, но жутко холодно…

Евгений почувствовал, как его сердце пропустило удар. Он внимательно смотрел на Таню, ловя каждое её слово, каждый смущенный жест, каждый взмах ресниц.

— Мы ели вишневый пирог, — тихо продолжала она, боясь, что Громов над её рассказом просто посмеется. — Она сказала, что ты его обожаешь и… поделилась рецептом. Как только я пришла в себя, записала его, чтобы не забыть…

Громов в безмолвном изумлении смотрел на Таню, даже переставая моргать.

— А ещё мне кажется, что ты тоже там был, — нахмурилась она, посмотрев на свои ладони, лежавшие на коленях. — Я слышала твой голос. Ты звал меня. Ты кричал…

Громов продолжал молчать, теперь уже переставая дышать. Он вспоминал странный сон и не знал, как такое возможно объяснить. Таня, поймав на себе его взгляд, грустно улыбнулась.

— Что? Уже думаешь, в какой дом для душевнобольных меня пристроить?

— Таня, — хрипло отозвался он, не зная, с чего начать, — а что, если я действительно там был?..

***

Июнь. Колорадо-Спрингс, Соединенные Штаты Америки.

Евгений приобнял Татьяну, стоя перед красочным стендом в Зале Славы мирового фигурного катания. Они уже несколько минут любовались их фотографиями и памятной табличкой:

Alisa Kalinina Evgenij Gromov Tatiana Alexeeva

Russia

Их включили сюда втроем. Так как Евгений Громов хоть и был талантлив сам по себе, в парном катании не смог бы ничего добиться без своих главных партнерш. С одной он стал абсолютно непобедим и много раз брал вершины чемпионатов Европы и мира, с другой покорил главный, Олимпийский, пьедестал. И сейчас он был абсолютно счастлив. И даже Таня, которой до сих пор казалось, что они сделали для отечественного спорта далеко не всё, что могли, успокоилась и просто наслаждалась моментом. Они великие. И этого не отнять, не убавить.

Евгений огляделся вокруг, рассматривая красивые стены Зала с высеченными на них именами легенд, пожалуй, самого поэтичного и красивого вида спорта. Он видел среди них тех, на кого равнялся в детстве, тех, кто в свое время вдохновлял его. А теперь тут появилось и его собственное имя. История творилась здесь и сейчас. Он видел фотографии великих фигуристов, на которых они были запечатлены ещё молодыми, на пике своей карьеры. Видел их улыбки, их слёзы. И вспоминал свои собственные.

— У меня мурашки, — шепотом призналась Таня, наконец отведя взгляд от их имен, чувствуя, как невероятная атмосфера этого места накрывает её с головой. Она перевела взгляд на их с Женей фото с Олимпийского льда, когда он опустился перед ней на колено, склонив голову.

— Алиса раскрыла меня как парника, как профессионала, — вдруг озвучил собственные мысли Евгений, смотря на фото с Олимпийского льда Турина, где они с Калининой обнимаются, понимая, что стали бронзовыми призерами, — но ты, — он перевел взгляд на их с Таней фото, — раскрыла меня как человека, как мужчину, способного любить…

— И как тебе это — любить? — лукаво улыбнулась Таня, оборачиваясь к мужу и расстегивая верхнюю пуговицу его джинсовой рубашки, чувствуя, что в зале становится жарко.

— Это лучшее, что я когда-либо испытывал, — признался Евгений, нежно приложив ладонь к щеке жены. — Я люблю вас, — произнес он, бросив мимолетный взгляд на свои фото с партнершами, — люблю нас. Люблю этот… Мир, — закончил он, оглядев огромный зал, полный величайших имен в истории фигурного катания. Имен, из которых состоял мир удивительного вида спорта. Того самого, частью которого навсегда стали Громов и его партнерши, носившие уже совсем не те фамилии, с которыми побеждали на льду.

— Нужно сделать фото для Алисы, мы обещали, — опомнилась Таня, доставая из кармана джинсовых брюк сотовый. Она сейчас была уже на большом сроке, а потому от перелета на другой континент ей пришлось отказаться. И Арсений решил не оставлять её.

— Ну, вставай, Пирожочек, — засмеялась Таня, пододвинув Громова к стенду, где за стеклом были их костюмы с Олимпийских игр, — улыбнись! Готово, — кивнула она, протягивая телефон Громову. — Посылай Мельникову.

— Ничего я не буду ему посылать, — закидывая ветровку на плечо, ответил Евгений, направляясь к выходу из Зала. — Он знаешь, что выдал?

— Ммм?

— «Пободаемся ещё с тобой на тренерском поприще» — процитировал его Громов. — Он хочет снова взять пару! Сидел бы в своем одиночном, в чем проблема?!

Таня залилась смехом, слушая возмущение мужа.

— Значит, великое противостояние «Мельников-Громов» теперь будет протекать за кромкой льда?

— Похоже на то, — хмуро ответил Евгений, а затем, у самой двери, остановился, вновь обернувшись назад, будто прощаясь с этим миром.

— Мы никуда не уходим, — успокаивающе прошептала Таня, положив ладонь на его запястье. — Мы здесь навсегда. Мы навсегда в сердцах людей, которые переживали о нас, и навсегда в самом сердце фигурного катания…

***

Август.

«Смерть отечественного фигурного катания. «Поколение Громова» покидает лёд…»

Евгений сидел за кухонным столом, тяжело вздыхая и читая заголовок свежего номера журнала «Спортивная страна». На обложке было фото с пьедестала командных соревнований по фигурному катанию на последних Олимпийских играх, где российская сборная стояла плечом к плечу, пытаясь заставить себя радоваться второму месту. Действительно, пост-олимпийский сезон забрал великих фигуристов, в числе которых была и Алиса, и Таня, и сам Громов… И даже железная Ксюша, победив в марте на чемпионате мира, объявила о завершении карьеры. На плаву пока что оставался один лишь Дима, который обрел второе дыхание с новым тренером в лице Мельникова. И Громов, читая статью, не мог понять, что он испытывает — ностальгию и грусть или опасения за будущее любимого вида спорта…

— Хватит читать то, что разбивает твое совсем не каменное сердце, — заботливо произнесла Таня, поцеловав мужа в макушку. — Я принесла тебе кое-что получше…

Забрав из рук Громова его любимый журнал, Таня положила на стол кипу листов с напечатанным текстом.

— Ты дописала? — изумился он, вспоминая, как супруга уже несколько месяцев периодически сбегала от него в гостевую спальню и строчила часами напролет книгу об их с Женей карьере. И не только…

— Да, — гордо вздернула нос Таня, садясь за стол и взяв из небольшой вазочки свежий круассан, прекрасно понимая, что может нарваться сейчас на очередную лекцию по физиологии питания. — Сегодня посередине ночи на меня снизошло вдохновение.

— Ага, — мрачно вздохнул Громов, — я понял это, когда проснулся в одиночестве. Как ты вообще можешь себе позволить уйти из спальни самого сексуального спортсмена России?

— Да? — искренне изумилась Таня, решая позлить мужа. — А я думала, что ты делишь этот титул с Кравцовым…

— Это, мягко говоря, нечестно! Он — пловец, — разозлился Громов. — Ему легко быть самым сексуальным, он практически всегда обнажен! Вот если бы я катался в одних плавках, то у него не было бы шансов…

— Читай уже, — покачала головой Таня, сгорая от желания скорее узнать реакцию Жени. Но, как только он опустил взгляд вниз и прочел название, его лицо исказилось от недовольства. И это заставило Таню обреченно вздохнуть.

— «Между нами лёд?» — нахмурившись, уточнил он, поднимая глаза на супругу. — Какое-то грустное название, тебе не кажется?

— А как бы ты назвал?

— «Между нами любовь», — пожал плечами Евгений. — Как тебе?..

— Я подумаю над твоим предложением, — лукаво улыбнулась Таня, ладонью подперев щёку и любуясь любимым мужчиной, сосредоточенно вчитывающимся в текст.

— А на каком месте будет конец? На Олимпийских играх? На свадьбе? — начал гадать Громов, снова встречаясь взглядом с женой, которая сегодня светилась от счастья, будто знала что-то, о чем ещё не знал он, и сгорала от желания поделиться этим секретом.

— На том, где мы сейчас, — загадочно ответила она, вынуждая Громова открыть последний лист и прочитать пару финальных абзацев, в которых рассказывалось о том, как Таня обычным летним утром пришла на кухню, где Евгений по обыкновению завтракал, читая спортивный журнал, а затем сказала ему слова, которые он мечтал услышать уже давно — «мы скоро станем родителями»…

Громов оторвал взгляд от последних строк, ошарашенно смотря на широко улыбающуюся супругу. Через секунду он вскочил из-за стола, подхватывая её на руки, понимая, что одна история из их жизни закончилась.

И теперь начиналась совсем другая, но от того не менее яркая и интересная…

Конец.