Обычный питерский дом [Ирина Калитина] (fb2) читать постранично, страница - 3

щиколотки, сварить и съесть потом.

Научилась готовить щи из крапивы, салат из молодых листьев сныти, одуванчиков. Чуть-чуть ожила.

По выходным дням бабушка выбиралась домой присмотреть за квартирой, побыть в комнатах, не отогревшихся после холодов, открыть окна, впустить свежий воздух, сесть в кресло, закутавшись в одеяло, закрыть глаза. Как после наркоза, начинали проступать воспоминания: мама, живой папа, сёстры, братья, племянник, соседи.

К концу лета созревающие овощи, солнышко и легкий ветерок на полигоне стали возвращать силы, а за ними и вкус к жизни. Дома женщина позволяла себе мыться в тёплой воде, завились в локоны каштановые волосы, ожили глаза.

Однажды, поднимаясь по ступеням родного дома, она встретила подругу, живущую в квартире этажом ниже, на третьем. Сидели когда-то за одной партой, бегали друг к другу в гости, делились секретами. Её отец работал главным инженером на крупном заводе, с ним трудились брат и муж. Что производил завод, не было известно, тогда умели хранить секреты, но соседи знали, что у них – «бронь».

Подруга, сотрудник библиотеки, и её мать, преподаватель истории в школе, должны были уехать в эвакуацию с их непригодной во время войны специальностью, но остались дома поддерживать мужчин. Серьёзная ошибка, когда это стало понятно, кольцо блокады сомкнулось, далее мужчины делили с женщинами паёк.

«Роковая ошибка», – расстроенно подумала молодая бабушка, взглянув на подругу.

Из нежной голубоглазой, с пепельными волосами милой женщины она превратилась в старого голенастого, горбатого ребёнка с безнадёжным взглядом.

– Нам так плохо, – пожаловалась подруга, – ослабли от голода, потеряли интерес к жизни, нет сил ходить на работу, ничего не хотим больше…

– Не говори так! – Прервала её бабушка, пережившая много страшных минут зимой. – Не говори и не думай! Подождите, потерпите одну неделю, у меня на заводе есть капуста, представляешь, свежая капуста, я сама её вырастила, принесу целый кочан, это будет в следующее воскресенье.

Завод получил заказ на экспериментальную партию снарядов, пришлось работать две недели без выходных.

Город оживал, весной на улицах появились движущиеся трамваи, но не в сторону её работы, на конечной остановке этого маршрута был фронт.

Не через неделю, а через две она подошла к этому самому дому с матерчатой сумкой в руке. Спешила. После двух месяцев капустной диеты перестали шататься зубы, спала опухоль с ног. Сейчас бабушка поможет дорогим людям. Второй этаж, третий, квартира, постучала, дверь не заперта.

Переходя из одной комнаты в другую, она наклонялась над каждой кроватью, над каждым диваном, искала, пусть слабое, свидетельство жизни. Не нашла. Пять человек, любившие друг друга, сначала делили паёк, а потом честно разделили смерть. И ещё поняла бабушка: неделю назад они, скорее всего, были живы.

Как долго, выйдя из квартиры, она стояла на лестничной площадке третьего этажа, не помнила.

– Если бы трамваи ходили, я бы, конечно, привезла им этот кочан на неделю раньше, – закончила рассказ.

Я посмела задать ещё один вопрос, он был важен для меня.

– А как же капуста? Ты съела её?

– Что ты! Когда вышла из дома, увидела мужчину. Если сквозь лицо человека проступает череп, он уже не жилец, так мы считали тогда. Но и я зимой, наверное, выглядела не лучше, а выжила. Мужчина менял тельняшку на еду, я отдала ему кочан.

– Целый кочан капусты постороннему человеку в блокадном городе?!

– Да.

Я была потрясена расточительностью, мама бы выгодно продала.

– А тельняшку не взяла? Для чего тебе она, сколько их у моряков …, – любопытство не было исчерпано, деликатности жизнь ещё не научила.

– Тельняшка не нужна, конечно, но взяла.

– Для чего?

– Человек же не милостыню просил, а менял вещь … Зачем его унижать?

Именно, в этот момент, вопрос, почему бабушка осталась жива, перестал для меня быть загадкой.

В чистенькой кухне, давно требующей ремонта, в загаженном доме среди распадающейся страны размышлял четырнадцатилетний подросток, как повезло много лет назад мужику, замученному голодом, и как он удивился, должно быть, тому, что понадобилась какой-то странной женщине среди бомбёжек, голода и горя, его, совсем, даже, не новая, тельняшка…

Но оставался ещё один, злободневный в то время, вопрос:

– Бабушка, вы не думали тогда, что легче было бы сдать немцам город?

– Поверь, никому из тех, кого я знала, эта мысль не приходила в голову.

Вот и все ответы.

Она дожила до девяносто двух лет. На болезни не жаловалась, ела мало, не принимала лекарств, не мерила давление, не верила врачам. Устала, ослабла и не проснулась утром.

«Чёрному» дому повезло, фасад чистили струями песка, дом оказался светло-серым, отреставрировали балконы, восстановили лепнину. На подъезде и новых воротах арки – кодовые замки. Первый этаж занят обувным магазином, пиццерией, туристической фирмой и салоном сотовой связи.

Трамваи, которых так не хватало жителям в блокаду, стали лишними в центре города. Рельсы