Три рассказа [Сергей Николаевич Борисенко] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Сергей Борисенко Три рассказа

А снег идет…

И вновь на Земле идет снег, вновь декабрь и приближаются сказочные, волшебные дни встречи Нового года. Раньше эти дни наполняли душу мечтами, надеждами на чудеса, а сейчас они наполняют ту же душу скорее воспоминаниями.

Детство.

Как хороши, как прекрасны дни в ожидании этого праздника: надо вести себя обязательно хорошо, слушаться родителей и старших. Даже старших сестру и брата, хотя они тоже ещё дети, но тех, кто плохо себя ведет и не слушается старших Дедушка Мороз не любит и наказывает. Он им не дарит подарков! Поэтому все дети чинные, послушные, аккуратные, хорошо себя ведут, кушают по утрам кашу и хорошо учатся в школе.

Мне лет пять – шесть, не больше. Я тоже в ожидании, ещё не знаю, чего, но старшие сестра и брат уже и меня «заразили» этим ожиданием самого – самого… праздника.

Мы живем в степном краю. Для нас елка – это уже экзотика. Здесь деревья не растут, а если растут, только посаженные руками людей и почти все тополя.

А елки не продают на елочных базарах, их закупают централизованно для детских садов, школ и домов культуры. Именно там и можно посмотреть на праздничное дерево. А вот дома у себя…

Но нам везло. Предприятие, в котором работает папа для своих сотрудников заранее заказывает новогодние елки и им привозят откуда – то из далека, из Сибири. Что такое Сибирь я тогда ещё не знал и не понимал, но очень завидовал тем, кто живет в Сибири, где растут елки, ведь они могут каждый день наряжать их и каждый день праздновать Новый год!

А вот у нас это можно только раз в году, когда Дедушка Мороз разносит их всем по домам. По крайней мере каждый новогодний праздник нам приносит, и папа потом устанавливает её. Елка большущая, высоченная, очень пушистая! И это не обманчивые детские воспоминания. Квартира, в которой мы жили была построена в сталинские времена по тем «лекалам», поэтому потолки были не чета нынешним двум с половиной метрам. Они были метра три, а то и выше!

Елка стояла под самый потолок, а на верху у неё сияла рубиновым цветом пятиконечная звезда. Её тоже устанавливал папа. А вот затем

начиналась наша очень приятная и любимая работа.

Из кладовой уже был извлечен на свет Божий старый чемодан, где хранились елочные украшения. Их было много! Каждую елочную игрушку доставали по очереди, только по одной штуке.

Самые яркие и красивые доставались брату. Он самый старший, десятилетний! На этом основании ему родители доверяли развешивать украшения на самом верху, а куда, если не на самый верх, на всеобщее обозрение и к всеобщему удовольствию, надо вешать самые красивые игрушки.

Те, что по – проще, но тоже красивые развешивала сестра. Она была младше брата на целых три года, но зато старше меня аж на два! Но ей доставались тоже тонкие стеклянные очень яркие. Правда, если брат цеплял разноцветные шары, прелестные фонарики, то сестре доставались сосульки, кукуруза, перец, морковь. Они тоже были прекрасны. Но фонарикам и шарам явно уступали. Иногда сестре удавалось перехитрить брата и она, как только брат отвлекался, тут же выхватывала из чемодана первый попавшийся ей фонарик или шар и прятала в заранее обдуманное ею место. И, когда завершали украшение елки, она гордо подходила к дереву и вывешивала свою припрятанную добычу, торжествуя свою викторию, победно поглядывая на старшего брата и с презрением на меня – младшего.

Да и было из – за чего. Ведь мне доставались лишь изготовленные из картона украшения. Они были не плохие. Блестящие, серебристого, золотого, зеленого, розового цвета прессованные из картона всевозможные попугайчики, синички, лошадки и прочая, презираемая старшими живность.

Конечно! Разве можно их сравнить со стеклянным зеркальным шаром или фонариком с вогнутой рифленой полостью. Когда лучик света в неё попадал, то он там многократно отражался и создавался эффект свечения изнутри.

Было из – за чего мне обижаться и желать поскорее вырасти, чтобы самому украшать всю елку.

Следует заметить, что если другие детские мечты не сбылись, то конкретно эта сбылась в полном объеме. Теперь я сам устанавливаю и сам же украшаю всю елку!

Последним штрихом в украшении всегда было развешивание елочных бус. Электрических гирлянд раньше не было и бусы с успехом их заменяли.

Они тоже были стеклянные, разноцветные, зеркальные, изготовленные в виде довольно крупных шариков, нанизанных на что – то очень прочное, наверное, на стальную проволоку, поскольку такой вес веревочка выдержать не могла.

Развешивали елочные бусы по спирали и они, красные, синие, зеленые, золотые, серебряные чередовались на елке и, отражая, падающий на них свет, выглядели, как настоящие электрические, светящиеся гирлянды!

Кроме этого, когда мы не видели, спали, мама или папа развешивали по веткам ещё и конфеты. Когда мы их находили – это был для нас огромный сюрприз!

А находили мы их во время игры.

Самая любимая игра у нас была – найти загаданную игрушку на елке.

Игра простая и очень приятная.

Загадал понравившуюся тебе игрушку, а остальные её должны были угадать. По принципу «тепло» – «холодно».

Вот только старший брат всегда обыгрывал нас. Конечно, он хитрил, чего мы с сестрой, ещё не умели. Если кто – то из нас угадывал загаданную им, то на этот случай у него всегда был «план «Б», то есть другая игрушка, которую ещё не называли в этой игре.

Но настоящий праздник начинался вечером в последний рабочий день отца. Чаще всего это было 31 – го числа.

Возвращаясь с работы, он привозил с собой два громадных (это для нас малышей громадных), душистых деревянных ящика, наполненных длинной, тонкой деревянной соломкой. А в открытых этих ящиках было полно красивых сладких яблок, в одном, и круглых пахучих вкуснейших мандаринов, в другом, выросших в загадочном Китае, где все люди только и делаю, что едят мандарины.

Вот это был праздник!

Отрочество.

Вот настал возраст, когда самым старшим из детей могу себя считать вполне законно, поскольку и сестра, и брат давно живут отдельно, далеко от дома родителей и живут они непонятной жизнью студентов. Летом они отдыхают не более двух недель, всё время чем – то заняты, а зимой их каникулы никогда не совпадают с новогодними праздниками, стало быть

приезжают к родителям лишь в конце января.

Чувствовать себя взрослым я ещё не научился, всё приходит постепенно. Пока набрался показного цинизма, неверия и недоверия.

В доброго Деда Мороза уже не верю, в то, что он способен сотворить чудеса и даже просто принести подарок – тем более. Дома – категорически против того, чтобы ставили елку, не маленький же! Но в школу, на Новогодний вечер, где в зале установлена большая, красивая елка шел с радостью. С радостью и мечтой. В мечте, конечно, сам себе не сознался бы, но она была. И была рядом, училась в соседнем классе, имела имя и фамилию. Но самостоятельно что – то предпринять, чтобы оказаться другом этой девочки, другом таким, без которого ей было бы всегда плохо, а со мной – хорошо, как это сделать, придумать не мог. И мечтал, что это чудо случится именно на Новогоднем вечере и как – то так, что сам ничего делать не буду, а вот она всё увидит, поймет и сделает… А уже завтра мы станем самыми близкими друзьями.

Но вечер заканчивался, на нем ничего волшебного не происходило, после его окончания каждый шел домой своей дорогой, а разочарование в добром волшебнике углублялось…

Первый раз без родителей.

Заканчивался первый семестр учебы в институте, приближался Новый год. Какой тут, к чертям собачьим, праздник: завершается зачетная неделя и начинаются экзамены. Первые в студенческой жизни экзамены. Они определят в дальнейшем всю твою жизнь: сдашь, все – будешь учиться дальше, завалишь – будешь всю оставшуюся жизнь лишь вспоминать, как аж полгода был студентом.

И тут сообразили, что первый экзамен сдаем 31 декабря. После экзамена всё равно в этот вечер многого не выучишь, а значит можно как – то отпраздновать Новый год. Но как это делать, представления не имели.

В итоге, после удачно сданного экзамена зашли в магазин, купили на каждого по бутылке сухого вина, чтобы одной половиной бутылки проводить старый год, а второй половиной отметить наступление нового. Ну и раз будем ночью танцевать, то взяли по плавленому сырку на брата и булку хлеба. Шикарный праздничный стол!

До десяти вечера всё равно сидели за конспектами, и в это время во всю мощь стоваттных колонок на этаже загремела музыка, засуетился народ, послышалась праздничная беготня, громкие разговоры, смех.

Мы решили, что пора начинать праздник и нам.

Убрали подальше конспекты, чтобы не потерялись, распаковали сырки, порезали их и буханку хлеба, выглянув в коридор, чтобы случайно не «залететь» под какую-либо комиссию, достали пару бутылок и разлили по кружкам их содержимое.

Хотели выпить по скорее, вдруг все же комиссия.

Все пили фактически первый раз, а уж без контроля родителей это уж точно, впервые, и из – за неопытности пили мелкими глотками, прислушиваясь к реакции организма. Всё обошлось, это же не водка, зажевали всухомятку сырком и решили пойти танцевать. Музыка ведь здесь, совсем под боком, в фойе этажа.

В центре помещения стояла совсем маленькая украшенная только кусочками ваты, якобы снегом, чахлая ёлочка. Основная масса народа на неё и внимания не обращала. Они все, положив соседу на плечи свои руки водили в бешенном темпе по кругу хоровод под Пинк Флойд.

Из дальней комнаты коридора вышел наш одногруппник Славик и заметно покачиваясь шел сюда же, влекомый музыкой.

Подойдя к хороводу, он протиснулся внутрь его, с трудом приподняв отяжелевшую голову, осмотрел всех мельтешащих перед ним, смачно высморкался с обеих ноздрей по очереди и вышел наружу хоровода.

Чувствуя неладное, мы подхватили Славика и повели его обратно к его комнате.

Открываем дверь и входим… в кромешную тьму, но очень шумную и радостную. Глаза несколько обвыкли в темноте, и мы увидели, что где – то за тумбочкой слегка подсвечивает светом фонарика малюсенькая лампочка, а вся комната заполнена нашими друзьями – одногруппниками с этой комнаты.

– О! Кто пришел! Парни, с Новым годом! Давайте выпьем вместе, ведь мы ещё ни разу не выпивали, а нам ещё пять лет вместе учиться!

Эту тираду выдал Сережа.

Он уже брал со стола пол – литровые пустые банки и протягивал всем нам, пришедшим к ним.

– Сережа! А банки – то зачем?

– Так стаканы у нас столовая конфисковала, якобы мы у них сперли. Наши вообще ни как общепитовские были, а толстостенные, без граней.

– А у нас кружки алюминиевые! Им, видно, все равно что, лишь бы не из чего было пить. Вот только мы купили по совету Колькиного брата сразу по две кружки на каждого. Один комплект они забрали, а второй у нас остался. Мы кружки в личных чемоданах прятали.

За разговорами банки наполнились примерно на треть некоей очень темной на вид жидкостью.

Ну, парни, с Новым годом и будем дружить!

В запале вкус жидкости не понял и только, когда допивал до конца, перехватило горло и несколько задохнулся.

– Что это было? Мы у себя сухое вино пили, а это что?

–«Плиска»! Болгарский коньяк.

– Коньяк? А крепкий?

– Не бойся, тебе хватит! Он как водка по крепости, сорок градусов!

Поняв, что оплошал я вновь направился на танцы, вытрясать из организма алкоголь.

После нескольких подвижных, даже очень подвижных танцев выдохся и пошел в свою комнату отдохнуть. Там оказалось никого нет. Центр тяжести празднования так и остался в комнате друзей.

Пошел туда.

Там продолжали выпивать, но у меня хватило здравомыслия или не хватило сил на это. Я присел на ближайшую кровать. Там уже сидел Славик.

Мы с ним, о чем – то оживленно спорили… и всё.

Пришел в себя от того, что дышать очень трудно, меня душили. Глаза открыл – лежу на кровати, в комнате у друзей. На улице зимний рассвет чуть посветлил окна. Лежать очень тяжело, поскольку одну руку и обе ноги не чувствую, а на грудь давит что – то массивное. И душить меня продолжают!

Работающей рукой я потрогал шею, на ней была натянута какая – то веревка, но она не была подвешенной или привязанной, а скорее всего придавленной.

Стал тянуть эту веревку. Она поддалась, дышать стало легче. Потянул и

вытянул… собственный галстук. Точнее то, что в виде галстука я надевал себе на шею, а сейчас это была разноцветная, пестрая веревка.

Так! Что же мне так сильно давит на грудь?

Ничего особенного. Это нога Сережи – хозяина комнаты. Но лежал ко мне валетом и спал похрапывая, а на моей руке лежал другой хозяин комнаты – Славик, с которым мы так рьяно перед сном, о чем – то спорили.

Освободив руки и ноги, я с трудом, на онемевших ногах поднялся с постели. Все в комнате спали одетыми. Кто где, но никто не занимал собственное спальное место. Из пяти кроватей одна была вообще свободной.

– Вот это да! Это как же мы уместились втроем на односпальной кровати? Им и сейчас двоим места мало!

Надо было приводить себя в порядок и садиться за подготовку к следующему экзамену.

Подойдя к двери своей комнаты, я, немного опасаясь предстоящего зрелища приостановился, но куда деваться, заходить всё равно надо!

Толкнул рукой незапертую дверь, а там покой и тишина, наших никого, лишь на одной кровати спит парень – кореец со второго этажа.

На заводе.

Летом я пришел на завод молодым специалистом и за прошедшие пол – года втянулся в работу и общественную деятельность.

Лучше бы в общественную не втягивался.

Все общественные мероприятия на контроле у партийного руководства района, города и области.

Порученный молодежи Новогодний вечер 31 декабря тоже под их контролем.

Вначале было все хорошо и весело, народу много. Мероприятия, конкурсы, танцы, встреча Деда Мороза и Снегурочки. Затем мероприятия вокруг елки уже с их участием. Вечер идет замечательно, а проверяющие не едут!

Время перевалило за десять часов вечера, молодежь потихоньку стала рассасываться. Все потянулись к праздничным столам, а нас все не проверяют.

Тогда, чтобы удержать молодежь в клубе дольше, с заведующей клубом идем на запрещенный шаг.

На танцевальном вечере запускаем записи песен очень популярной, но не рекомендованной партийными органами власти группы «Машина времени». Под эту «подпольную» музыку сумели задержать молодежь еще минут на тридцать – сорок и всё!

Когда последний участник вечера хлопнул входной дверью, закрыв её за собой, и мы с зав. клубом остались одни с ободранной, почти голой елкой, открылась дверь и вошла большая представительная комиссия.

Посмотрев на то, что ещё недавно было праздничной елкой, подышав ещё не осевшей, а стоящей столбом пылью комиссия задала один вопрос:

– Вот сейчас мы не могли к вам подъехать. Народ шел сплошным потоком. Это от вас?

– Да! От нас!

Мы так и решили. Так что вечер вам зачтен как успешный, вас с наступающим Новым годом. Идите к семьям, празднуйте праздник.

Они сели на свои автомобили и разъехались, а нам пришлось добираться до места пешком. И я попал к семье ровно за две минуты до

наступления нового года.

На пенсии.

Пожалуй, если сейчас сделать опрос людей своего поколения с одним единственным вопросом:

– Любите ли вы праздник Нового года? – то наиболее вероятен ответ «Нет!»

Все волшебства уже в жизни случились и все самое вероятное и невероятное уже произошло, а каждый новый год всех нас приближает к единому знаменателю, куда приход неотвратим.

И всё же не все так грустно и печально.

Вот живет на свете человечек. Добрый, умный, любимый и любящий – внук.

Он ещё глубоко убежден, что на свете существует добрый Дедушка Мороз и, если в течении года слушаться маму и папу, быть послушным, хорошо учиться, то на Новый год он обязательно подарит набор «Майнкрафт» со строго определенным артикулом, и что за это Дедушка Мороз никогда не берет денег ни с родителей, ни с дедушки и бабушки.

Гляжу я на счастливого, получившего заветный подарок внука и во мне разрастается чувство веры в то, что где –то на Белом Свете действительно существует добрый Дедушка Мороз и он никогда не забывает отблагодарить хороших, честных, трудолюбивых, благородных людей.

                  * * *

А за окном по – прежнему идет и идет чистый, легкий снежок, выстилая светлую дорогу всему новому, чьим символом является Новый год!

Декабрь 2019


Былое

Когда мы, студенты Томска семидесятых годов напрочь уставали от казенной еды: каких – нибудь шницелей, изготовленных из свиного сала с сухарями, или рассольника, в котором кроме воды плавали вонючие огурцы с перловкой, и страсть хотелось «домашней» еды, мы знали куда пойти.

На ресторан, естественно, денег ни у кого не было, а вот посетить заведение под названием «Пельменная», мы себе позволить могли, хотя бы раз в месяц.

Все городские пельменные мы знали наперечет, так же, как и все места, в которых в Томске торговали пивом.

Да и чего тут знать, когда пельменных было то всего четыре.

Самая дальняя от студгородка была расположена в конце проспекта Ленина, где он пересекается с улицей Бердской. Сюда нас отправили на стадион «Темп» участвовать в каких – то соревнованиях по какому – то виду спорта. Что за соревнования и по какому – такому виду – совершенно безразлично. Мы были в этом плане универсалы. Что скажут делать, то и будем выполнять: можем стометровку с барьерами пробежать, можем сыграть в регби, можем нормативы по ГТО сдать или метнуть копьё. Все где – то видели, что – то пробовали и даже умудрялись посоревноваться и не последнее место занять.

Возвращаясь со стадиона домой, мы на остановке увидели заведение под названием «Пельменная». Ну как в неё не зайти?

Зашли.

Небольшое, совершенно пустующее помещение. Наверное, сказывалось то, что это рабочий район города, люди живут в своем жилье и там же питаются. Никого не привлекает перспектива покушать в общепите. Так что, когда мы зашли, то у работниц на раздаче готовых пельменей даже не было. Наш заказ они приняли, ещё и уточнили:

– Точно будете кушать? А то мы вам сварим, а вы уйдете! Но вы не думайте, что это долго. Бульон у нас кипит, осталось только пельмени в него опустить.

– Точно будем!

Нам сварили заказанные порции. Пельмени оказались так себе: машинной лепки с колбасным фаршем, но свежие. Наверное, сказывалась

близость мясокомбината, на котором эту продукцию производили.

Наличие этого заведения мы себе отметили в голове, но в такую даль больше не ездили.

Была пельменная, находящаяся значительно ближе к нам студентам. Размещалась она в кафе «Юность», расположенное прямо вплотную к Первому корпусу политехнического. Оно было преступно рядом и как бы требовало от студентов: «Зайди, купи, заплати!», особенно к студентам – будущим геологам, которых в этом корпусе обучали. Но посещали они этот пункт питания? Лично я сомневаюсь.

Кафе просто кишело тараканами!

Потянул руку за тарелкой салата, стоящей на раздаче, а на тебя прямо кидается эта рыжая, усатая тварь. Похоже она питалась этим салатом, а ты её трапезу прервал. Многие с испугу тарелку бросали назад, более смелые отбирали свою добычу и съедали в одиночку.

Потянешься за кусочками хлеба, нарезанного и лежащего ровными рядками на подносе, а в это время между этих рядков бежит эдакая рыжая тварь, которая наслаждалась хлебными крошками.

Да и это ещё не всё!

Сядешь за столик принять вовнутрь всё, что ты себе набрал, а из – под столешницы выбегает целая свора многоногой живности и стройными рядами, выстроившись «свиньей», идут на тебя в атаку. Слабонервные сбегали и оставляли на поле боя трофеи победителям. А кто посмелее доедал свой обед, рискуя съесть вместе с пельменями и своих врагов.

Да и пельмени здесь не отличались отменным качеством. Те же пельмени машинной лепки, да только уже далеко «не первой свежести»: слипшиеся и, порой, даже с душком.

Больше всего мы любили посещать пельменную на «Первом Томске».

Располагалась она в здании, максимально близко расположенном к привокзальной площади, поэтому здесь народищу всегда было просто прорва!

Входишь в помещение и сразу оказываешься «последним» в очереди.

Очередь стояла от самой двери и тянулась через весь большой обеденный зал, заворачивала за ширму, где происходило действо раздачи порций пельменей. Можно было взять одну или две порции с маслом или сметаной. Точно так же одинарную или двойную с бульоном (что мы и делали). Её можно кушать с хлебом и получалось очень сытно.

Несмотря на такой большой поток едоков, в этом заведении всегда на каждом столе были заполненными столовые приборы: солонка, плошка с горчицей и перечница. И ещё всегда стояли небольшие графинчики с уксусом. Каждый мог сделать сам себе такой вкус пельменей, который ему хочется.

Но пельмени здесь тоже были с мясокомбината, правда никогда не застаивались до «второй свежести».                                                 А любили мы туда ходить больше по иной причине. В обеденном зале была барная стойка, где каждый желающий мог всегда себе взять стопочку коньячка, или грамм сто – сто пятьдесят водочки. Мы же на такое дорогое удовольствие не шли. Для нас было всегда на разлив вино. Плодово – ягодное или яблочное за 47 копеек стакан, портвейн «Три семерки» за 58 копеек стакан или, в крайнем случае, сухое болгарское вино примерно копеек на десять дороже.

Тарелка пельменей со стаканом вина превращали простой ужин в праздник!

Долгое время наиболее любимой пельменной была та, что располагалась в центре города, у тогда ещё строящегося универмага.

В старинном здании магазина, о чем на торце здания гласила такого же возраста надпись, все располагалось в одном зале. Столики для посетителей от кухни отделяло оборудование раздачи, а уже на самой кухне стояла небольшая ширма, за которой работали женщины.

Они замешивали тесто вручную, изготавливали сами фарш для пельменей, тут же их лепили, тут же их варили и кормили посетителей.

Да-да! Всё производство было ручным, но зато какой был вкус у этих пельменей! Как будто у собственной мамочки на обеде побывал!

Ну что там производство?

Варили эти пельмени на костном жирном, ароматном бульоне, в котором плавали головки лука, лавровый лист и шарики черного душистого перца. Он был настолько наваристым, что его многие брали просто как отдельное блюдо.

В тарелку такого бульона капнешь уксуса, посыпешь его перчиком и выхлебав с тремя – четырьмя кусочками хлеба, уходишь сытым, как от

тарелки борща!

Но кто – то сильно «умный» когда – то решил, что слишком дорого содержать столько работниц в одном заведении. Убрали весь техпроцесс приготовления пельменей, кроме варки, и стали торговать теми же пельменями машинной лепки с мясокомбината, варить их стали на пустой воде с солью…

А нам осталась в качестве воспоминаний о хорошем лишь старинная надпись на торце здания «Скобяной магазин госпожи Е.Х. Некрасовой».

Январь 2020

Впервые в поезде

Как и откуда мы, будучи совсем ещё малышами, узнали, что у нас появился пассажирский поезд, трудно даже и предположить. Наверное, это была такая грандиозная новость, что о ней говорили все. Этот пассажирский поезд ходил не Бог весть в какую даль, он связал наш маленький городок, а может быть, он тогда ещё и не стал городом, а оставался рабочим поселком, с областным центром – Карагандой.

Диковинность всего этого была в том, что до Караганды было проложено асфальтированное шоссе, и по нему регулярно ходили автобусы каждые пятнадцать минут. На этих автобусах за сорок – сорок пять минут все желающие добирались до места. А вот поезд…

На поезде можно было уехать куда – то далеко – далеко, но такая поездка была возможно только с вокзала Караганды и с родителями, да только они ехать никуда не собирались.

А как хотелось проехать на поезде, почувствовать себя путешественником, хоть и ещё очень маленьким.

И мы все трое: старший брат, сестра, тоже старшая, и я стали канючить: «Мам! Хотим на поезде прокатиться!»

Тем более, что железная дорога проходила не так далеко, и стук колес идущих поездов было слышно, когда они двигались вдоль городка. Они манили нас к себе, они звали… А самое главное, что ещё никто из друзей – пацанов на поезде не катался, и можно было стать известным на весь переулок, как человек, прокатившийся на поезде.

У нас до этого времени все поезда были исключительно грузовыми. Они вывозили от шахт полные вагоны с углем, а к шахтам везли разные стройматериалы, какие-то металлоконструкции, много круглых бревен, шедшие на крепления от обвалов под землей, а чаще всего шли просто пустые под загрузку.

А тут пассажирский, который проедет вдоль города, потом выйдет на главную железную дорогу Казахстана, связывающую столицу, то есть самый юг республики почти со всеми важными городами, и с самым севером республики и далее со всей страной! Это же такое удивительное путешествие!

В конце – концов мама сдалась и вечером нам сообщила, что завтра мы поедем в Караганду на поезде. Предела нашей радости не было. Мы были возбуждены этой новостью до такой степени, что долго – долго не могли уснуть. До тех пор, покамама не сказала нам:

– Если не успокоитесь сию же минуту и не заснете, то мы никуда не поедем!

Этого предупреждения вполне хватило, чтобы мы, пусть и не заснули сразу, но родители нас перестали слышать в своей комнате.

Утром наше возбуждение не прошло.

Мы торопились скорее на вокзал, чтобы поезд не ушел без нас. Мама успокаивала, пыталась нас накормить, но нам было совершенно не до этого, мы уже были в пути! И только лишь примененный ещё с вечера прием нас немного урезонил:

– Кто не покушает – тот никуда не поедет!

Пришлось съедать всё, что мама приготовила нам на завтрак, включая стакан, так ненавистного мною, молока.

После этого мы пошли на вокзал.

Мама, конечно, знала расписание этого поезда и время рассчитала. Идти было совсем недалеко, хотя вокзал и находился на самой окраине городка. Там, как полагается, она купила билеты и у нас ещё осталось время, чтобы подождать, когда подадут состав.

Наше нетерпение дошло до предела. Мы засыпали маму своими ничего не значащими вопросами:

– А почему поезда нет?

– А когда поезд придет?

– А можно, чтобы поезд пришел быстрее?

– А почему больше никого, кроме нас, нет?

– А поезд большой?

– А мы все в него поместимся?..

Наконец, с небольшим опозданием поезд подошел к вокзалу. Состав был небольшой, пожалуй, вагонов пять.

У нас очередной приступ восторга! В некоторых окнах вагонов виднелись люди. Когда и где они сели в поезд, мы не знали. Ведь поезд по расписанию отходил только от нашей станции. И это стало поводом для новой массы вопросов к маме.

Поезд подошел к вокзалу и стоял минут пять с закрытыми дверьми. Мы сильно растревожились.

– Мама! А как мы войдем в вагон, если

– А почему двери не открывают?

– А поезд уйдет без нас?

Но вот внутри кто – то подошел к двери нашего вагона и открыл её для нас.

Посадочной платформы у вокзала не было и нам пришлось с большим усилием, с помощью мамы, забираться в вагон.

Вагон был «общий»: спальных мест нет, зато простора немеряно! Да и вообще, мы оказались единственными пассажирами во всём вагоне. Нам очень хотелось побегать по вагону, выбрать «лучшие» места, но мама сказала строго:

– Прекратите немедленно бегать, сядьте на место. У нас по билетам вот эти места!

И она указала на одно из сидений.

Но удержать нас можно было только привязав к этому месту вагона. Нам было очень интересно посмотреть из окна на вокзал, на всё, что находилось рядом с ним, обязательно посмотреть, что же происходит на свете по другую сторону поезда…

Мы этим занимались всё время нахождения в вагоне и не заметили, что мама стала как – то раздражена.

Нет. Она сердилась не на нас, мы хоть и бегали по вагону, но не особо шумели, да и никому не мешали. Ведь кроме нас в этом вагоне больше никого не было. В нашу сторону она постоянно твердила:

– Не вытирайте пыль с окон!

А сама себе, глядя на часы:

– Мы уже сорок минут стоим и даже не трогаемся. На автобусе уже были бы в Караганде. Наконец поезд тронулся. Мы просто завизжали от радости! Мы уставились в окна вагона, периодически переводя взор с окон, смотрящих в сторону города, на другие, смотрящие в противоположную сторону.

Нельзя сказать, что «за окнами замелькали дома, строения и городок скрылся в синей дымке». Всё было как раз наоборот. Поезд тянулся очень и очень медленно, так медленно, что можно было рассмотреть все дома в мельчайших подробностях, что растет у людей в огородах, чем занимаются в своих дворах хозяева. Мы пытались увидеть кого – либо из своих друзей, чтобы потом им об этом рассказать:

– А я тебя видел с поезда! Ты делал то-то и то-то.

Но знакомые, как специально, все попрятались, и мы, проползая мимо уже последних дворов своего маленького городка, так никого и не увидели из знакомых.

Всё! Город закончился и теперь перед нами была только голая степь с одной стороны, но с другой можно было видеть соседние небольшие поселки, а чуть поодаль от них территории нескольких колоний.

На этом невеселом месте поезд остановился. Ни станции, ни полустанка рядом, даже переезда с будкой, не было. Да и какая там станция. Если еще и от города – то не отъехали!

Стояли довольно долго, а мы снова приставали к маме с двумя, интересующими нас вопросами:

– Почему стоим?

– Когда поедем?

За это время прошло несколько составов с углем от одной шахты, потом несколько составов со стороны другой шахты и спустя некоторое время открыли движение нам.

Медленно, никуда не торопясь, мы приближались к главной железнодорожной магистрали.

Добравшись до неё, мы вновь встали надолго: пропустили несколько встречных нам пассажирских поездов, несколько попутных, прошли поезда, груженые углем, поезд, тоже грузовой, со щебнем, который в этом месте добывался.

Простояв не менее часа, мы, вновь неспешно, тронулись уже в сторону Караганды, но при этом от своего города даже не удалились. По пути мы ещё не единожды занимались тем, что пропускали поезда: нас тормозили из – за встречных, либо попутных пассажирских. К грузовым поездам с углем щебнем постепенно добавлялись поезда с известняком, платформы с

поросятами, которых отправляли со свинокомплекса на мясокомбинат, целые составы с кирпичом…

А мы всех пропускали. Да куда торопиться такому поезду, в котором во всех пяти вагонах народу ехало не больше, чем помещается в один автобус. Но всему приходит конец. Подошло к завершению и наше длительное путешествие. Мы задумывали по приезду в Караганду посетить парк

культуры и отдыха, где была масса детских аттракционов. Но оказалось, что мы прибыли уже далеко после обеда, оголодавшие, уставшие от ожиданий, и с ног до головы «уделанные» в угольную пыль, которая в тех местах буквально везде: в воздухе, на растениях, в домах. А уж в поездах, идущих вдоль составов с углем, угольная пыль лежала повсюду: на стеклах окон, на рамах этих же окон, на полках, на столиках.

Мы вышли с поезда не белее шахтеров, возвращающихся из – под земли.

Мама нас всех троих сгребла в охапку, и не слушая наших возражений, перевела через площадь к автовокзалу. Там взяла билеты назад, домой, и через полтора часа мы уже сидели в своем доме, помытые, накормленные и сожалели лишь о том, что по парку погулять нам не удалось. Но это мы оставили себе на будущее.

А этот поезд так и не прижился. Интересно, почему?

Февраль 2020 года