Рецидив (СИ) [sssackerman] (fb2) читать онлайн

========== забудь ==========

Двое здоровых мужчин в чёрной форме крепко держат самого любящего в мире отца. Маленький мальчишка, хлопая большими глазами миндального цвета, смотрит на лицо своего папы, который улыбается как-то криво, совсем не искренне и не так, как все привыкли. Полицейская сирена давит на уши, и ребёнку хочется крепко зажать их, чтобы ничего не слышать. Но он стоит и, словно зачарованный, смотрит на отца, на лице которого застыла одна-единственная эмоция, совсем не понятная младшему Чону. Взгляд мужчины лихорадочно бегает по детскому личику, зрачки дрожат в поисках фокуса.

— Папа тебя очень сильно любит. Запомни, Гук-и… Ты такой же, как и я. Мы одинаковые, малыш.

Мужчина, на лбу которого выступает пот, снова улыбается. На этот раз он выглядит полным безумцем и совсем этого не скрывает. Издалека слышится женский родной голос:

— Уводите его уже.

И эта женщина подходит к Чонгуку, гладит его по волосам дрожащей костлявой рукой и отводит в сторону. Мама успокаивает его тем, что всегда будет рядом и защитит. На её руках сидит девочка пяти лет с красивыми длинными волосами, которая разбирается в происходящем ещё меньше, чем её старший брат. Чонгук поворачивается к парадной двери и видит, как отец в последний раз оборачивается на него, растягивая губы в неприятной липкой улыбке.

«Ты такой же, как и я…»

Сухие листья хрустят под натиском тяжёлых ботинок, ветер воет, носясь по железным ржавым трубам. Бригада из пяти разведчиков осторожно перемещается по лесу и останавливается в десяти метрах от заброшенных одноэтажных зданий, припадая телами к земле и целясь винтовками в заколоченные окна. Следователь стоит чуть позади них, прислушиваясь к многочисленным звукам природы. Лёгкий рокот насекомых заставляет его улыбнуться. Солнце, пробивающее себе путь сквозь плотные облака, едва касается угольных отросших волос, что собраны в маленький хвост на затылке.

— По нашим данным, он находится здесь, — говорит вполголоса один из мужчин в форме, что сидит в засаде. Он поворачивается к психологу-криминалисту и изгибает вопросительно бровь. — Что прикажете делать?

— Цикады удивительные, — специалист поднимает взгляд на небо, и заданный вопрос растворяется в глуши леса, так и не найдя ответ. Угловатые тёмные руки деревьев тянутся вверх, сплетаясь друг с другом. — Они издают чужие звуки, чтобы запутать хищников.

Слышится тихое шипение рации, и один из копов, прижав палец к прослушке внутри уха, оборачивается на стоящего профайлера.

— Чонгук, он там.

Мужчина неспешно кивает, и бригада выдвигается вперёд.

Несколько небольших зданий, которые по внешнему виду напоминают сараи, собраны вместе в виде буквы «п». Окна забиты досками, одну из крыш даже пробило выросшее внутри дерево. Все разделяются по территории, и Чонгук идёт рыскать самостоятельно, держа наготове пистолет.

— Прошу тебя, не лезь на рожон, — кидает ему в спину один из коллег.

— Ага.

Чонгук выбивает висящую на соплях дверь ногой, поднимая столб затхлой пыли, которая неприятно щекочет ноздри. Кое-где прогнившие доски противно скрипят под ногами, воняет сыростью и плесенью. Шаг за шагом продвигаясь внутрь помещения, мужчина прислушивается ко всем посторонним звукам и пытается определить, есть здесь кто-то или нет. Он бегает взглядом по комнате, которая когда-то была кухней: на всех поверхностях толстым слоем лежит пыль, из щелей в полу проглядывают ростки каких-то растений и иногда оттуда выползают насекомые. Он замечает свежие следы от обуви, ведущие к следующей комнате, и снимает предохранитель, приготовившись при необходимости стрелять.

Чон Чонгук сейчас не просто агент на задании — он ягуар, вылезший из своего убежища на ночную охоту. Каждый его шаг под контролем, потому что одно неверное движение — и его добыча ускользнёт, словно резвая антилопа.

Чон набирает в лёгкие больше смешанного с пылью воздуха и заходит в гостиную, обводя дулом пистолета тусклое помещение. Сквозь редкие щели между досок, прибитых к окну, просачиваются насыщенные лучи света, в которых играют многочисленные пылинки. Скрип справа — и Чонгук резко поворачивается, но не успевает. Его ударяют чем-то увесистым по голове, и он падает на пол, сладковатый запах гнили и плесени бьёт в ноздри с особой силой. Пистолет отлетает в сторону и теперь находится вне его досягаемости. Чон поднимает взгляд на плотного мужчину в возрасте: редкие седые волосы, тремор в руках, ржавая кочерга в толстых пальцах, в глазах — страх и сожаление.

Чонгук не успевает ничего сказать, на него наваливаются всем весом, у него нет возможности даже вдохнуть и сообразить что-то ладное. Руки упираются в крепкие плечи, но старик успевает дёрнуть его за волосы и ударить затылком о пол. Профайлер теряет сознание и обмякает, и мужчина утягивает его за собой в укромное место. Старик подбирает с пола выпавший пистолет, который обеспечит ему гораздо больше преимуществ. Звуки борьбы практически не слышны, так что шанс, что их сейчас обнаружат, не так велик.

Первое, что видит Чонгук, открыв глаза, — двух связанных людей без сознания, лежащих мешками на полу. Он вместе с ними находится в тёмном помещении без единого источника света, поэтому лучшим вариантом является достать фонарик. Яркий луч освещает лица симпатичных молодых людей, испачканные в крови, покрытые гематомами. Их грудь редко вздымается, но они живы. Он давит на прослушку в ухе и слышит шипение прибора.

— Я нашёл заложников, девушка и парень. Оба в отключке, — следователь замечает краем глаза движение и вздрагивает от неожиданности, падает на спину. В метре от него стоит мужик со знакомым пистолетом в мясистых ладонях, нацелившись на парня. Фонарь освещает его уродливое шрамированное лицо с множеством морщин. — Привет, Гунмин.

— Как ты нашёл меня? — мужчина хмурится, крепче сжимая в руках оружие. Он явно нервничает и напряжённо прислушивается к звукам. Чонгук пробует сесть, но похититель предупреждающе стреляет в пол. Приходится разговаривать полулёжа и не делать никаких резких движений. Спецагент поворачивает голову в сторону заложников.

— Твои жертвы все молоды, у них хорошая мягкая кожа… Ты выбирал их, как мясник. Человек, выросший на скотобойне, — парень обводит взглядом помещение. Повсюду развешаны тесаки, разделочные ножи и разные кнуты. Полный комплект. — Тебя ведь здесь создали…

— Создали? — недоверчиво переспрашивает он, сглатывая накопившуюся от напряжения слюну.

— Ущербными не рождаются. Нас кто-то ломает, — он пользуется чужим смятением, теперь удаётся кое-как сесть. Спину немного ломит, но, в целом, Чонгук чувствует себя нормально. — Брось ружьё. Брось, и тогда я помогу тебе. Помогу разобраться…

Старик какое-то время смотрит на психолога-криминалиста, пытаясь понять, лжёт он или нет. Дуло пушки медленно, но верно опускается вниз. Чонгук одобрительно кивает, но вдруг слышится громкий выстрел — и преступник падает замертво на прогнивший влажный пол с отчаянным выражением на лице. Его глаза быстро становятся стеклянными, в них пропадают живые блики. Доски начинают пропитываться тёмной липкой кровью. В помещение заходит агент.

— Я уложил его! — информирует остальных он.

— Зачем вы его убили? — Чон смотрит на бездыханную тушу мясника, после чего переводит немного безумный взгляд на своего коллегу. Парень встаёт на ноги, отряхивая руки от грязи. — Он ведь опустил пистолет! Опустил!

— Но не бросил. Он серийный убийца, а я чёртов герой, — офицер подходит к профайлеру и тянет его за ворот футболки. — Я спас твою задницу, сынок. Так что заткнись и…

Яростный удар приходится мужчине в скулу, и он с грохотом падает, отпустив младшего. Чонгук сжимает кулаки до боли в запястьях и тяжело дышит, смотря на сбитого с ног копа, выискивая в темноте блестящие глаза.

— Я. Вам. Не сын.

◎ ◍ ◎

Часы глухо тикают в тишине кабинета. За длинным чёрным столом сидит Чонгук, а напротив него восседает глава NIA и его заместительница. Некоторое время между ними царит напряжённое молчание, но шеф всё-таки решает начать первым обсуждение темы, из-за которой они собрались здесь. Чонгук смотрит исподлобья, презрительно щурясь, и негромко стучит пальцами по столу. Каждый его вызов на ковёр грозится кончиться плачевно, но, как не удивительно, Чонгуку всегда удаётся выйти сухим из воды и сохранить свою неплохую репутацию среди коллег.

— Вы применили насилие в отношении сотрудника агентства разведки. Вы нарушаете правила, Чон Чонгук.

— Они не писаны, шеф. И я всего лишь слегка его задел, совсем немного.

Девушка пододвигается ближе к столу и кашляет в кулак, выпрашивая у босса разрешение на вмешательство в разборки.

— Спецагент Чон, вы не соблюдаете правила. Вы запугивали тех, кто вам перечил, и разозлили всех полицейских от Сеула до Мокпо.

— В таком случае, я разозлил всего пятерых хороших копов, — на его лице всего на секунду появляется кривая ухмылка. Он не отводит взгляд от девушки и говорит так спокойно, словно просто беседует. Но внутри него сидит змея, притаившись, чтобы напасть в подходящий момент. Он ждёт, когда сможет засучить рукава и доказать, чего стоит его шкура. Но ещё не время.

— Это не отменяет вердикта, который вынес глава Национального Агентства Разведки. Вы уволены, господин Чон.

Такое неожиданное заявление заставляет сердце мужчины остановиться и глухо ударить о рёбра, упасть вниз. Внутри холодеет от сказанных ею слов. То есть как это — уволен? Полностью? С концами? Даже после всех тех преступлений, которые он раскрыл?

— Стойте… Как это? Я закрыл большинство дел в Сеуле. Вы не можете просто так меня уволить. Благодаря мне путь к справедливости стал чище. Да взгляните хоть на статистику, она наконец сдвинулась с мёртвой точки.

Шеф прижимает сложенные руки к губам, неотрывно рассматривая меняющуюся гамму эмоций на лице бывшего подчинённого. Он смотрит поверх спущенных прозрачных очков на то, как Чонгук неверяще скачет взглядом по ним обоим, пытаясь сохранять самообладание.

— К сожалению, ваш отец…

— То есть вы на полном серьёзе увольняете меня за то, что мой папаша — убийца? И закрываете глаза на то, что я совершенно на него не похож? Мы не виделись с ним пять лет, — кабинет пропитывается негативной аурой Чонгука, которого насквозь пробирают негодование и злость. Но он держит себя в руках, он повязан собственными принципами, которые не дают ему взорваться, подобно вулкану. Хотя пламя в его чёрных глазах говорит о том, что сдерживаться ему всё труднее.

— К вашему несчастью, теперь вы не работаете у нас.

Чонгук несильно сжимает в пальцах края стола, вглядываясь в невозмутимые лица. Что ж, кажется, оставаться здесь больше не имеет смысла. Его выгоняют на улицу, как бесполезную шавку, после первого промаха, когда за спиной есть много успешно проделанной работы. Полицейские почести были его гордостью, пока шеф не решил разбить всю его жизнь об асфальт. На его место вскоре возьмут кого-то другого, молодого, менее опытного и, возможно, совсем тупого. Но тогда это будет уже не проблема Чонгука.

Гук встаёт и отодвигает стул со скрипом, подходит к столу и рассерженно кладёт на лакированную поверхность свою малышку, к которой он так привык за годы работы. Он отрывает её от сердца, в последний раз касаясь пальцами ребристой каштановой накладки.

— Перед тем, как увольнять очередного психа, не забудьте забрать у него оружие.

Узкие стеклянные двери открываются, выпуская Чонгука на улицу. Охранники, неподвижно стоящие по бокам, без вопросов позволяют мужчине покинуть здание агентства. Яркие лучи солнца падают на его смуглую кожу и бликуют в собранных чёрных волосах. Чон стягивает с них резинку, и вьющиеся волны прядей спадают, лезут в лицо. Он убирает часть за ухо и откидывает другую половину в сторону, открывая себе полный обзор на огромную территорию переднего двора. Квадратные метры, полностью покрытые сочной подстриженной травой, держат в середине отшлифованный камень крупного размера — достояние NIA с воодушевляющей надписью «Справедливость в наших руках».

Дугообразное кремовое здание сверкает на солнце. Чонгук обводит взглядом местность и чувствует, как сердце нервно дрожит в груди. Ему не дают свыкнуться с мыслью о том, что он больше не частичка всего этого. Его выкидывают, уничтожают, как бракованный товар на заводе, и теперь он выброшен на произвол судьбы в сточную канаву под названием Сеул. Злость жгучим чувством собирается под диафрагмой, тревожа и заставляя всё изнутри гореть. Чонгук закрывает глаза — он ничего не может с этим сделать, остаётся смириться и жить дальше. Существовать, подобно всем.

Он набирает номер своей сестры и предлагает устроить встречу на их любимом месте.

Уже через полчаса Чонгук стоит над берегом реки Хан, всматриваясь в гладь воды, в которой пестрят ослепляющие блики. Он убирает руки в карманы обтягивающих джинсов и сосредоточенно думает о том, чему стоит посвятить жизнь после внезапного увольнения. Ветер, изредка касающийся мужчины, играет с его волосами, открывая лоб. Совсем рядом слышится сигнал автомобиля, и Чон поворачивает голову.

Из задней дверцы синего дэву лачетти выскальзывает девушка, прощаясь с водителем. Чонгук плохо помнит лица всех знакомых и друзей своей сестры, но, кажется, её подвёз коллега по работе. Походка и внешность её едва ли не модельная, чего уж говорить об ослепительной улыбке и потрясающей харизме. На ней надето белое платье с кружевами, поддерживаемое чёрным корсетом на талии, и блестящие туфли на каблуках. Волосы деловито собраны в высокий хвост, стрелки со стразами прибавляют больше игривости и женственности.

— Дженни-я, а ты себе не изменяешь. Тебе бы больше пошло быть моделью, — Чонгук зачёсывает отросшие волосы назад. Его сестрёнка растягивает красные губы в улыбке и закатывает глаза.

— Ты тоже неизменчив. Но тебе стоило бы хоть иногда расчёсывать их, оппа.

Она идёт вперёд, цокая каблуками. Чонгук с лёгким изумлением смотрит ей в спину. Девушка поворачивает голову в сторону воды, наслаждаясь открывшимся видом. Её профиль выглядит расслабленным и умиротворённым. Она явно давно мечтает вырваться из повседневной рутины и просто отдохнуть. Чон замечает, что Дженни слегка прихрамывает, и опускает взгляд на её открытые голени. На одной из них белый пластырь, половина которого скрывается за краем туфли, усыпанной камнями.

— Тебе не больно? Кажется, скоро тебе понадобятся костыли.

Чонгук догоняет её и закрывает своим бесстыжим лицом прекрасный вид на речной пейзаж. Дженни закатывает глаза и тянет старшего брата за ухо, наслаждаясь тем, как он жмурится и шипит, при этом улыбается так довольно, оголяя белоснежные зубы с выделяющимися клыками. На щеке появляется одинокая ямочка, когда тот улыбается ещё шире, посмеиваясь. Девушка сверкает блестящими глазами и отводит взгляд, опуская вторую ладонь на ручку дорогой кожаной сумки от Шанель, что болтается впереди, хлопая по ногам.

— Как твоя работа? — решает поинтересоваться старший Чон. Дженни вытягивает губы, мыслями возвращаясь в свою студию.

— Вполне себе ничего. Недавно сняли репортаж из Голубого Дома. Разумеется, это гораздо слабее, чем твои обыденные задания.

— Меня уволили, дорогая. Я больше не спецагент NIA, — он улыбается как-то грустно и отводит взгляд в сторону воды.

Дженни смотрит на профиль брата, на то, как солнце обдаёт его сосредоточенное лицо тёплыми рыжими лучами. В тёмных глазах едва виднеются миндальные брызги. Ветер ерошит его волосы, и некоторые пряди иногда беспорядочно скользят по лицу, после чего сбиваются особенно сильными порывами назад.

— Знаешь… — младшая Чон поднимает взор к небу, в котором неспешно плывут облака, обляпанные оранжевыми и голубыми красками, словно художник хорошенько потрудился над ними. — Я думаю, что тебе стоит прекратить изводить себя такой работой. Хватит связывать себя с убийцами, оппа. Ты… помнишь гораздо больше о нём, чем я. Мне тогда было всего пять, мои воспоминания несколько расплывчаты, что он не мешает мне жить полноценной жизнью. А ты… повязал себя цепями с такими, как он.

Чонгук переводит взгляд на свою сестру, остановившись. Он складывает крепкие жилистые руки за спиной, осмысливая её слова и всматриваясь в родные черты лица. Над накрашенными кошачьими глазами расположена маленькая родинка, совсем такая же, как и у их матери. Они вдвоём так близки, часто видятся и ужинают вместе, а Чонгук как-то выпал из всей этой семейной идиллии и полностью погряз в расследовании дел и изучении человеческого поведения. Живёт он давно один, поэтому случайно встретиться с матерью не выходит, а свободного времени у него никак не находится на встречу.

Молчание прерывает звонок мобильника. Девушка достаёт из кармана в сумке смартфон, и Чонгук успевает уловить на прозрачном чехле соцветие ромашек. Потерев кончик носа, Дженни прислоняет телефон к уху и опускает взгляд на прогретый асфальт, сосредоточенно вслушиваясь в слова на том конце трубки. Чонгук внимательно следит за эмоциями: бровь слегка дёргается, глаза перебегают с места на место, нижняя губа в предвкушении закусана. Он может предположить, что звонят по работе с новым, куда более интересным материалом.

— Извини, оппа, — она убирает телефон обратно в сумку и поднимает взгляд на брата, приглаживая и так идеально собранные волосы. — Звонили с работы. Через полчаса мне нужно быть уже на месте.

— А что стряслось там, м?

— Да ничего особенного. Сын нашего президента ведь попал в больницу и скоро его выпишут, нужно взять интервью и прочее. Как обычно.

Девушка скользит взглядом по лицу брата, растягивая губы в улыбке. Её ресницы немного подрагивают, а указательный палец ладони нервно постукивает по лямке сумки. Уголки губ дрогают на секунду, и она продолжает:

— Пока, оппа. Позвони маме сегодня, она скучает.

Дженни машет ему на прощание и идёт вперёд, ускоряя шаг. Через секунду у её уха снова оказывается телефон — вызывает такси. Гук усмехается и спускается в сторону поворота на дорожной части. Там находится автобусная остановка рядом с парковкой у какого-то левого здания; Чон особо не рассматривает местность. Сейчас перед ним задача прийти домой и расслабиться, и уже завтра он подумает о том, что с этой жизнью делать дальше. В принципе, сейчас она перед ним предстаёт в обычной глиняной массе — бери да лепи, как сердцу угодно. Да вот только Чонгук совсем не скульптор и не керамик, и эта глиняная смесь просто растекается в стороны под его ладонями.

Подойдя к остановке, он снова слышит сигнал какого-то автомобиля. С парковки выезжает чёрная с серебряным отливом шевроле и остановливается перед Гуком. Из неё выходит крепкий мужчина в чёрной поло от лакост, подкачанные ноги запечатаны в джинсы. Круглые солнцезащитные очки скрывают глаза, в светлых волосах проглядывается седина, корни отросли, открывая вид на натуральный каштановый оттенок. Мужчина подходит и пожимает руку Чону, ухмыляясь тёмными губами. Хоть ему уже за пятьдесят, он отлично сохранился и ещё в состоянии увести из семьи любую мадам по щелчку пальцев. Правая рука до локтя забита татуировкой хвойного леса, на фалангах пальцев красно-чёрные символы игральных карт.

Ким Намджун — лидер группировки «Сомун», которая борется с преступностью не хуже агентства разведки. Они большие конкуренты и, несмотря на большие возможности NIA, Сомун им ни в чём не проигрывают.

— Какая встреча, Чонгук. Каким ветром тебя занесло к реке? Мне казалось, ты работаешь далеко отсюда.

— Меня уволили, Намджун, — Чон вздёргивает бровью и усмехается. Он потирает шею и убирает руки на бока, по-особенному тяжело выдыхая. — Из-за моего папаши.

— Да брось, чел, — Ким опирается бедром о дверцу своей малышки и скрещивает руки на груди. — Я всегда говорил, что тебе там не место. Мы таких не любим, они слишком много о себе думают и возлагают на себя невообразимое. Им повезло, что ты работал у них, — Намджун подмигивает ему, убирая чёрные очки на голову. — Да и тем более учитывая то, что ты с отцом не общался много лет… глупо спихивать тебя из-за этого.

— Именно, — поддакивает ему Чонгук. Он вздыхает, вспоминая недавний разговор с сестрёнкой. — Дженни говорит, что мне пора перестать питаться пережитками прошлого и стать нормальным здоровым человеком. Она даже соврала мне насчёт репортажа о новом убийстве. Держу пари, там что-то крупное.

— Да, ты чертовски прав, Чон Чонгук, — подмечает Джун, смотря на мужчину и щуря в раздумьях глаза. — Знаешь, у меня есть для тебя работёнка. Запрыгивай.

Чонгука упрашивать не нужно и повторять во второй раз тоже. Нет, он не плюёт на просьбу сестры, он просто всё снова делает по-своему. Парень приземляется на кожаное удобное сидение, обводя взглядом салон авто. На бардачке валяются сигареты и парочка сосательных конфет, с зеркала свисает веточка ели.

— Куда едем? — парень крадёт у сонбэ одну конфету со вкусом смородины и убирает за щёку.

— В Агучон. Обитель всех безмозглых.

◎ ◍ ◎

Машина останавливается у пятизвёздочного отеля, около которого уже успевают столпиться надоедливые журналисты со своими камерами. Патрульные едва сдерживают их, и, вероятно, только штраф за нарушение дистанции останавливает этот буйный поток. Чонгук осматривает улицу: на глаза попадаются множество магазинов с популярными брендами. Агучон — это сеульский «Беверли-Хиллс», именитый любимец всех корейских селебрити. Прогулка по этим улицам может напоминать поход по модельному подиуму — слишком уж тут всё в стиле показа мод.

Намджуна офицеры встречают как своего, докладывают ему о деле и называют этаж и комнату, где произошло нападение. Ким заходит в отель, и за ним следует Чонгук, но вот только его внутрь не пропускают и даже угрожают тем, что за наглость с него снимут крупную сумму.

— Всё в порядке, он со мной, — басит Джун, помогая младшему пройти «фейс-контроль». В здании практически не наблюдаются люди. Даже сотрудники едва показываются на глаза, все словно бы прячутся в норы, зарывают головы в песок. Неудивительно — прям у них перед носом проскочил убийца, который ловко расправился с жертвой и так же беспрепятственно испарился, словно его и не было.

Мужчины поднимаются по лестнице на четвёртый этаж. Здесь гул голосов гораздо отчётливее, можно даже расслышать отдельные фразы, но в большинстве своём гул остаётся гулом. Они подходят ближе к опечатанной зоне и проходят внутрь номера. Намджун идёт к двум своим коллегам, что стоят рядом с жертвой, здоровается, обменивается парой фраз, пока Чонгук самостоятельно изучает помещение и, самое интересное, труп.

Женщина в блестящем коротком платье лежит на полу, рядом с ней валяется разбитый бокал, из которого выплеснулась какая-то жидкость. Вероятно, шампанское. Перед ним стоит жёлтый пластмассовый значок с цифрой «1» — первая улика. У стола на полу валяется пустой шприц — вторая улика.

— А это ещё кто? — ровный и строгий голос принадлежит девушке, что хмуро испепеляет взглядом незнакомца, которого притащил её коллега по работе.

— Хороший криминалист и психолог. Он быстро разберётся с этим делом, просто доверьтесь ему.

Чонгуку дают разрешение на осмотр тела вблизи. Он садится на корточки рядом с её головой и, не прикасаясь, рассматривает кожу на наличие каких-либо пятен и гематом. На шее видно красное кольцо — последствие удушения. Светло-русые волосы прикрывают большую часть открытых плеч и груди, и Чонгук поднимает руку вверх.

— Перчатки.

— Хера наглый, — прыскает мужчина, стоящий по соседству с грозной дамочкой. Они относятся к навестившему их криминалисту скептически и совсем не верят в его способности.

— Хосок, не ругайся, — Джун просит у сотрудников чёрные резиновые перчатки и протягивает их Гуку, сам встаёт рядом, стараясь не загораживать свет. — Нашёл что-то?

— Секунду, — он натягивает с характерным скрипом перчатки и хлопает ими по запястьям. Чонгук убирает немного спутанные волосы в сторону и рассматривает шею более тщательно. Бинго — он находит маленький прокол в области артерии. Проходится подушечками пальцев по плечам, сосредоточенно думая о чём-то. Поднимает её веки, рассматривает зрачки, смотрит на помещение, место, где она лежит, и на расстояние от неё до двери. Догадки заставляют криминалиста вздрогнуть, но он собирается с мыслями и встаёт. — Она кого-то ждала… но явился явно не её любовник, — Чонгук снимает перчатки и решает посвятить остальных в небольшую теорию, на которую его наталкивают некоторые зацепки в жертве. — Лежит она странно, её поза приводит в ступор, потому создаётся впечатление, что она не сопротивлялась. Но этому есть объяснение: с помощью специальной концентрации какого-то вещества, возможно, циклозарина, которое сумел распылить убийца, он добился её временного паралича. Концентрация была очень точно просчитана, потому что слишком много паров этой «воздушной смерти» ведёт к очевидному исходу. Это значит, что он хорошо разбирается в медицине.

Чонгук очерчивает комнату шагами, блуждая туда-сюда перед двумя детективами. Намджун стоит немного поодаль, но слушает так же внимательно, как и коллеги, всасывая в себя поступающую информацию.

— Далее убийца действовал следующим образом: с помощью шприца, в котором заранее был заготовлен раствор тимола, он вонзил его в артерию, пуская вещество по всему её организму. Он заставил её испытывать тяжёлые муки, чувствовать адскую ломящую боль в мышцах, словно её переезжает бульдозер несколько раз подряд. Вероятно, это очень забавляло его. Он душил её, да, но смерть произошла от остановки сердца. Всё происходило в течение десяти минут.

— Это очень похоже на…

— Да, — Чонгук кивает. — Похоже на дело пятнадцатилетней давности. Серийные убийства четырёх девушек с помощью медицинских препаратов.

— Мы пока зафиксировали только три случая нападения такого плана.

— Значит, нас ждёт ещё одно. Этот тип явно фанатеет от работ «Хирурга», — Чон криво усмехается, закусывая щёку изнутри.

Этот убийца прославился едва ли не на весь мир своими садистскими способами убивать молодых женщин с помощью различных веществ и препаратов в течение не более десяти минут. Чон Джихёк — врач, получивший звание лучшего работника, незаменимого коллеги и самого лучшего отца.

— Как-то быстро ты всё это разнюхал. Каким образом? — Хосок недоверчиво щурится, зачёсывая назад тёмные волосы. — Знаком лично с «Хирургом»?

Чонгук ухмыляется, с вызовом смотря в его глаза и подходя ближе. Он хлопает мужчину по крепкому плечу и говорит вполголоса:

— Он мне как отец.

На сегодня с парня хватит разных расследований и убийств — его ждёт горячий ужин и любимый домашний питомец, который, вероятно, от скуки перегрыз все провода в доме.

◎ ◍ ◎

Короткие цоканья коготков по полу — чёрное облако летит по паркету, слетев по последним ступеням лестницы на первый этаж. Даже врезавшись по пути в стул, пёс не перестаёт бежать к хозяину, узнав о его возвращении по щелчку дверного замка. Резвый скотч-терьер, подметая шикарной чёрной гривой пол, вьётся у ног Чонгука, пока парень тщетно пытается его поймать.

Работа Гука позволяет ему иметь хорошие апартаменты: квартира в стиле модерн на предпоследнем, девятом этаже, с доступом на дополнительный верхний этаж. Широкие окна в пол, качественная мебель кофейных и молочных оттенков, где-то изредка мелькает чёрный и голубой.

— Хван, Хван-и, — с любовью зовёт питомца Гук, садясь на корточки и протягивая к нему руку. Но пёс только кусает за палец, игриво и непослушно убегает, когда мужчина говорит ему сидеть. Он наблюдает из-под стола за тем, как хозяин привычно закатывает глаза, и подбегает к автоматической миске с кормом и небольшой ёмкостью над ней. Каждые шесть часов миска наполняется заново. Но сейчас контейнер совсем опустел. — Так вот для чего я тебе нужен. А я думал, ты меня любишь, — пёс как бы согласно гавкает в ответ. Чонгук усмехается и сыплет внутрь корм, добавляет к нему витамины, которые прописал ветеринар на последнем осмотре.

Сам же Чонгук отрывает где-то в кухонных шкафах упаковку классического рамёна, так как в холодильнике у него давно мышь повесилась. Ел всегда он на работе, потому что практически ночевал в агентстве и постоянно куда-то ехал, что-то разбирал. Так же он обнаруживает в залежах полуфабрикатов упаковку токпокки. Это вряд ли можно назвать полноценным здоровым ужином, но особо крутить носом ему возможности не представляется.

На телефон приходит сообщение с птичьим свистом, и ему приходится отложить всё и отвлечься на сообщение. Она от сестрёнки.

«Позвони маме. Я прекрасно знаю, что ты забыл об этом. И не ешь слишком много магазинной химии :)»

Чон закатывает глаза, растягивая губы в улыбке. Дженни слишком хорошо знает его, за всю совместную жизнь прощупала его полностью, и теперь от неё ничего не скроешь. Даже находясь далеко, она прекрасно знает, что делает её старший брат. Чон ставит на плиту кастрюлю с водой и, так и быть, набирает номер матери. Он плюхается на горчичный диван и нащупывает рукой пульт, включает новостной канал, на котором ведётся повтор дневной трансляции с репортажем от Чон Дженни.

— Алло, — слышится глубокий женский голос с конца трубки.

— Привет, мам.

— Неужели сынок решил позвонить мне? Не хочешь напомнить, когда мы общались с тобой в последний раз? Ты всё ещё…

Чонгук отводит смартфон от своего уха, и теперь слова становятся неразборчивым шумом. К трубке он припадает тогда, когда слышит абсолютную тишину.

— Дженни просила набрать тебя.

— Я и не удивлена, — женщина улыбается. — Я скучаю ведь, Гук-и. Мы не виделись уже полгода… Решено! Завтра семейный ужин у меня дома, и это не обсуждается. Нам стоит всем собраться и обсудить то, что произошло за всё это время. Я уверена, каждому есть что рассказать.

— Господи, мам, — сипло выдыхает Чонгук, давя на глаза и шмыгая носом. Да, они действительно не виделись полгода. Целых шесть месяцев Чону удалось прожить, не слушая песни о том, что работа криминалиста сведёт его в могилу, или, на худой конец, в палату по соседству с его папашей. Но, кажется, завтра ему сварят мозги.

Чонгук кладёт трубку и поднимается на ноги, закидывает в кипящую воду лапшу и токпокки, добавляет соус и помешивает. Краем уха он слушает репортаж с места преступления и даже иногда поглядывает на экран телевизора. Дженни в том же платье с корсетом, с теми же украшениями, в которых приехала на встречу с братом. Но с микрофоном в руках, с серьёзным выражением лица на фоне снующих офицеров она выглядит совсем по-другому.

Чонгук ужинает в тишине, наблюдая за тем, как янтарные лучи солнца окрашивают паркет, просачиваясь через высокие окна. Он принимает холодный душ, слегка сушит волосы и собирает их в небрежный хвост, сопровождая все свои действия взглядом в зеркало. Редкие капли, оставшиеся на шее, медленно стекают к ключицам и остаются во впадинах. Благодаря очень подвижному образу жизни Чонгук смело может похвастаться подтянутой формой своего тела. Он наносит на лицо ночной крем и выходит из душа, натянув на влажное тело безразмерную футболку.

На улице стремительно темнеет, часы, тикающие в тишине комнаты, тонко намекают на то, что пора спать. В комнате Чонгука плотно завешаны бордовые шторы, только над изголовью кровати находится небольшое дугообразное окно с разноцветной мозаикой, в которой каждый сможет увидеть что-то своё. В неё Чон со своим больным воображением особенно не вглядывается. На рабочем столе лежат справочники и книги, местами расклеены стикеры с напоминаниями и какими-то важными записями о делах. Он включает настольную лампу и направляет её в противоположную сторону от кровати — спать в полной темноте он не любит.

Мягкая постель пружинит, когда Чон падает на неё. Тут же к нему запрыгивает и Хван, располагаясь под рукой. Он рычит грозно, когда Чонгук пытается его погладить, и облизывает нос, сверля взглядом хозяина.

— Ну лежи, мой социопат… Спокойной ночи.

◎ ◍ ◎

Тусклый свет из маленьких окон с прутьями разрезает плотный серый воздух, освещает щели между каменными плитами. В центре комнаты клетка, совсем как у диких зверей: толстые трубы тянутся от пола до потолка, сдерживая за собой психопата. Жёсткая железная койка держит на себе мужчину пятидесяти лет, длинные седые волосы спадают на лицо, путаются с мощной бородой.

В углу сидит парень, совсем молодой, студент, только вошедший во вкус университетской жизни. Чёрные густые волосы торчат в разные стороны, круглые глаза смотрят куда-то перед собой, ещё не потеряв полностью своё детское очарование.

— Чего молчишь, Гук-и? Ты не заходил две недели. Стряслось что-то?

Чонгук поднимает взгляд на своего отца. Он до сих пор, спустя девять лет, никак не может провести параллель между любимым папой и зверским убийцей. Мужчина улыбается так нежно и любяще, что иногда Чон думает над тем, что это всё, возможно, просто какая-то глупая ошибка.

— Знаешь, я решил, что буду работать в NIA, — говорит парнишка уверенно, без запинок. Словно репетировал эти слова долго и тщательно. Мужчина долго смотрит и пытается поверить тому, что слышат его уши.

— Нет, Гук-и…

— Да. Я больше не приду к тебе.

Чонгук прячет взгляд под чёлкой и встаёт, подходит к открытой двери, что позволит выйти из клетки. Она вдруг захлопывается, и парень резко дёргает её на себя. Ещё. И ещё раз. Прутья не поддаются, не сдвигаются ни на миллиметр, и под кожей тянется липкий страх. По спине бегут мурашки от тихого шороха одежды за спиной.

— Нет, Гук-и… Ты не уйдёшь. Мы ведь одно целое, ты… и твой любимый папа…

Каждое слово постепенно вгрызается в его разум, и теперь он не слышит ничего, кроме низкого мужского голоса. Весь мир ограничивается клеткой с изголодавшимся тигром.

Чонгук подскакивает на кровати, жадно хватая ртом воздух. Широко распахнутые глаза бегают из стороны в сторону, Чон в панике оглядывает комнату, в которую уже пробивались солнечные лучи. Его тень, падающая на постель, немного дрожит от тревоги. Чонгука достали кошмары, и порой он думает, что они гораздо более реальны, чем может показаться на первый взгляд.

Мужчина спускается на первый этаж, зачёсывая рукой длинные волосы. На столешнице перед салфетками стоят несколько банок с прописанными психотропными препаратами, которые по очереди Чонгук закидывает в себя, чтобы улучшить душевное состояние. Он не завтракает, запрыгивает в свой лучший костюм и идёт на новую работу.

В отделении судебно-медицинской экспертизы холодно до мозга костей, и большинство врачей под халаты надевают свитера мелкой вязки и водолазки, а ещё царит своеобразный запах, от которого зеленеет лицо. Намджун, сверкая солнцезащитными очками, входит, сразу же надевая маску и натягивая перчатки, подавая пример Чонгуку, в одно из голубо-серых помещений, в котором стоят три каталки с погибшими девушками от рук нового преступника. Хосок и Джису уже здесь со средствами защиты, так же, помимо них, тут находится врач — она тоже состоит в группировке «Сомун», только времени больше проводит в больнице.

— Что можете сказать по этому поводу, Пак Чимин? — спрашивает он у блондинки в очках, которая вьётся с каким-то кремом у одного из трупов.

— Все они погибли одной смертью, пережили одно и то же. Возраст у каждой от двадцати пяти до тридцати лет, — мягкий и мелодичный голосок, явно приятная улыбка, скрытая за маской. Окончив осматривать пациентку, она подходит к прокурорам. — Думаете, будет ещё одна?

— Разумеется, — в помещение входит Чонгук под недовольное «опять он» Хосока и цоканье Джису. Чимин же видит его впервые, поэтому одаряет криминалиста миловидной улыбкой. Чон смело подмигивает медику и рассматривает каждую мертвячку, поднимая белую ткань. Кажется, он в хорошем расположении духа. Ещё бы — он снова вливается в ручей расследований.

— Что ты думаешь об этом, Чонгук?

— Все они незамужние, и каждую из них снимали и приглашали в отель. Осталось только узнать, где именно работали эти эскортницы и кто их заказывал последним, — с победной улыбкой говорит Чон. — Сколько примерно проходило времени между нападениями?

— Два дня, не больше, — отвечает ему блондинка, с восхищением наблюдая за каждым действием мужчины.

Чонгук кивает.

— Значит, следующее нападение будет завтра, и сегодня нам необходимо будет подготовить капкан побольше, чтобы загнать туда эту тушку.

— Верно, Чонгук, — соглашается с ним Намджун и идёт на выход, подгоняя всех за собой.

— Не удивлюсь, если этим преступником окажется именно он, — шепчет Хосок на ухо девушке так, чтобы никто не услышал. Джису неоднозначно хмыкает, поглядывая на спину воодушевлённого Чонгука, что идёт вровень с лидером их команды.

Они приезжают в штаб-квартиру и по совместительству офис Сомун, и Чонгуку даже предоставляют собственный стол с компьютером рядом с Намджуном, и никто особо не понимает, к чему ему оказывают такую честь.

— Джису-я, займись поиском базы данных всех борделей, где могли работать погибшие девушки, — она кивает и сразу принимается за работу, падая на свой стул. Раздаются резвые клацанья по клавиатуре.

Хосок копошится у кофемашины, делая себе идеальный по пропорциям тыквенный латте. Намджун идёт к нему, чтобы тоже отдать поручение, а Чонгук пока вносит на свой жёсткий диск несколько файлов из архива, с которыми он будет ближайшие дни работать. Всё снова встаёт на свои места — его любимая работа, много адреналина и бессонные ночи, по которым он уже успел соскучиться.

Они работают практически пять часов без передышки, и, когда Намджун объявляет перерыв, все встают, разминая свои бедные конечности. Хруст суставов наполняет помещение, даже Чонгук отлипает от монитора, потирая заболевшие глаза.

— Предлагаю всем сходить пообедать в лапшичную на первом этаже, как раз отметим пополнение в нашей команде и окончание рабочего дня.

Пар над едой активно взмывает в воздух и приятно оседает на лице. У Чонгука в горшке рис с водорослями, что зелёными пятнами плавают в мутном бульоне. Намджун разливает каждому по стопке соджу, и они чокаются, припадают жадно губами к краям. Жидкость идёт легко, притягательно-обжигающе, Чон плямкает губами, проводит по ним языком, смакуя оставшийся на губах вкус взрослой жизни. Металлические приборы гулко звенят, стукаясь о посуду.

— Бычий язык здесь готовят просто потрясающе, — Джису, собравшая тёмные волосы в неряшливый пучок на голове, уплетает поданное блюдо, явно думая о повторной порции. Чонгук ест неспешно, временами задумываясь и вырисовывая в тарелке круги. Хосок и Джису спорят о том, кому достанутся антикварные кассеты с кино, которые на днях нашла на чердаке Чимин. Намджуна забавляют их частые перепалки, но, тем не менее, они работают слаженно. Ким, опрокинув в себя ещё немного горючего, уставляется стальным взглядом на Гука. Его тарелка ещё наполовину наполнена, а над супом перестаёт колыхать пар.

— Чонгук, земля вызывает на орбиту. Где ты пропадаешь?

Гук реагирует и резво переводит взгляд тёмных глаз на Намжуна. На губах младшего расцветает улыбка.

— Да так, в облаках летаю. Сегодня вечером увижусь с мамой, давненько её не видел. Семейный ужин. Собираюсь с силами, — чуть тише говорит Чонгук, словно бы это было чем-то личным, секретным.

— Вот оно как, — тянет мужчина, откидываясь расслабленно на спинку пластмассового стула и откладывая палочки. — Семья — это хорошо. Мне тоже стоило бы проводить с женой и девочками больше времени.

Намджун убирает руки за голову, смотря на Гука через приопущенные чёрные очки. Несколько прядей выбиваются из идеальной укладки и спадают на его лицо.

— Да, стоило бы. Закроем это дело — и можешь взять два выходных, на субботу и воскресенье. Поверь, твои дети скучают по тебе сильно. И очень любят. Ты хороший отец.

Чонгук опускает взгляд в тарелку. Ни рис, ни водоросли уже не лезут в горло, становятся поперёк твёрдым куском и приносят дискомфорт. Он выпивает ещё несколько стопок и встаёт, обращая на себя три пары глаз.

— Мне пора.

Чонгук покидает лапшичную и смотрит на стрелки наручных часов. Совсем скоро будет уже шесть, и, если парень припозднится хоть на минуту, от маминого недовольного взгляда и потока речей ему не отделаться. Он ловит такси через несколько минут и запрыгивает в него. Чонгук смотрит в зеркало и зачёсывает волосы назад, заново собирает хвост, чтобы мать не вопила насчёт того, что тот выглядит как бездомный. Благо, он догадывается с утра нацепить на себя костюм, и сейчас не нужно заезжать через свой дом, чтобы переодеться.

Пятнадцать минут езды — и он на месте, перед зданием с красной черепицей. Чонгук поправляет пиджак и подходит к домофону, нажимает на кнопку номера квартиры и смотрит на своё отражение в сером мониторе. Через несколько секунд из динамика доносится женский голос:

— Надо же, явился,да ещё и в назначенное время, — говорит это она с явной улыбкой. Дверь с писком открывается, и Гук проскальзывает внутрь красивого подъезда. До пятого этажа он добирается на лифте, заходит в квартиру со стуком. Интерьер выполнен в красно-чёрных тонах, и ярко чувствуется викторианский стиль. В коридор выходит зрелая женщина с волнистыми волосами цвета горького шоколада, на ней её любимое красное платье. — Удивляешь меня, сынок. Кажется, завтра снег пойдёт, как думаешь?

Чонгук, тихо смеясь, позволяет матушке обнять себя и потрепать по голове, испортив хвост, над которым он так трудился в машине. Они заходят на кухню, в которой свет приглушён. На длинном столе стоят зажжённые длинные свечи, по помещению парит аромат тлеющих дров из камина, а ещё угадывается что-то пряное. Дженни раскладывает столовые приборы и, увидев в дверном проёме брата, улыбается. Сегодня на ней приталенное платье с полупрозрачными рукавами, на концах которых кружева. Босые ноги звонко шлёпают по плитке.

— Да уж, давно мы не виделись…

Чонгук присаживается за стол последним. Мама приготовила множество блюд с мясом, даже постаралась над хве. Блюдце с сырыми кусочками мяса и рыбы блестит в сине-рыжих огнях свечей, истекая соком, в некоторых местах кровью. Дженни очень любит слабую прожарку у мяса, или вот такой вариант, в отличие от Чонгука, который мясо вообще на дух не переносит. Лучше травой питаться, чем чувствовать вкус чужой крови на языке. Он аппетитно хрустит квашенной капустой и откровенно растекается от получаемого удовольствия — рецепт госпожи Чон всегда остаётся в секрете, и от того получаемый кимчи превосходен.

— Я слышала, что тебя уволили. У моего друга, директора одной авто-фирмы, появилась вакансия на роль заместителя, — женщина держит в ладони ножку бокала с бордовой, почти чёрной жидкостью внутри. Кисло-сладкий вкус приятно перетекает по языку.

— Знаешь, — он обмакивает губы салфеткой и проходится по ним языком, собирая оставшуюся остроту. — Я подумаю над этим предложением.

Дженни со звоном отставляет приборы, положив их концы на тарелку. Две пары глаз удивлённо уставляются на девушку, что хмурится, в упор глядя на Гука.

— Мам, он снова стал расследовать преступление. Только уже вместе с Ким Намджуном и его дурацкой бандой.

Женщина поражена, да, но с другой стороны она не сомневается, что рано или поздно он снова залезет в это болото. Только однажды он в нём и утонет, и никто не подаст ему руку, чтоб спасти.

— Чонгук, ничего не хочешь сказать? Сколько тебе можно говорить о том, что это разрушит тебе всю жизнь? Почему ты не можешь всё просто отпустить, как это сделала я?! Я ведь забыла его и живу теперь спокойно! Неужели тебе так нравится себя мучить? Скажи, твои кошмары? Они ведь до сих пор снятся, да? Чон Чонгук!

Женщина бьёт ладонями по столу, младшая Чон вздрагивает. Гук смотрит в свою полупустую тарелку, его ресницы слегка дрожат, в руках появляется привычный тремор. Он сразу думает о таблетках, что лежат дома, и о необходимости принять их прямо сейчас. Мать всё кричит и совсем не реагирует на попытки дочери успокоить её. Очень часто семейные встречи заканчиваются именно так, именно поэтому он не любит видеться с мамой, уж тем более обсуждать с ней свою жизнь.

— Я пойду. Ужинайте без меня, — Чон распускает волосы и прячет глаза, встаёт из-за стола и покидает квартиру как можно скорее.

На улице прохладно, ветер играет со складками на одежде, бьёт укороченными штанинами по щиколоткам. Чонгук идёт вдоль улицы, сунув руки в карманы, и начинает чувствовать чуть лучше. Город оживает и играет красками, люди гуляют и веселятся, но Чону хочется уединиться, закрыть себя от всего мира. Он истощён, сильно, так, что на подзарядку понадобится много времени отдыха. Но ещё лучше — с головой уйти в опасную работу, сжимая в руках ледяной ствол, чувствовать на себе липкий взгляд пойманного преступника. Только это делает его по-настоящему живым. Чонгук глубоко и медленно вдыхает воздух, до тех пор, пока лёгкие не начинают жечь. Выдыхает. У него новая команда, возобновление приключений, равные со всеми права. Теперь ему не нужно прогибаться под шерифом, он просто занимается любимым делом.

Чонгук идёт домой пешком, очень надеясь на то, что вечерний воздух и прогулка смогут нагнать на него сон. Но этого не происходит. Придя домой и даже не включив свет, Чонгук скидывает со своих ног обувь и плетётся на второй этаж. У него нет сил, чтобы хоть что-нибудь делать, но в голове слишком много мыслей, чтобы просто уснуть. Мужчина становится посреди спальни и цепляется взглядом за дверь, ведущую на балкон. Он не выходил туда уже несколько месяцев; наверное, там всё покрылось пылью, а ещё, возможно, там бегает какая-то живность или птицы свили гнездо.

Чон с треском дёргает за ручку, открывает дрожащую дверь. В углах скопилась паутина, была пыль, но особенно ничего не изменилось с его последнего выхода на балкон. Гук устало падает на стул, шаркая босыми ногами по деревянному покрытию. Чон кладёт голову на дверной косяк и закрывает глаза, чувствуя, как ветер влажными неприятными лентами скользит по лодыжкам.

Ночь звёздная, без туч, и Гук сквозь прикрытые глаза наблюдает за мерцанием последних горящих окон в жилых домах. Одиночество, в которое он сам себя окунул, охватывает со всех сторон. Пускай это и мелководье, можно выбраться, если идти вперёд, но Чонгук скребёт по дну руками, ища чьей-либо помощи. Иногда он находит её в психологе, иногда — в Хване, но всего этого катастрофически не хватает.

◎ ◍ ◎

Тяжёлые шаги лакированных туфель, стуки маленьких каблуков. Детектив идёт мимо многочисленных камер и походит к одной-единственной, у которой стоит амбал в белой форме. В железной двери маленькое окошко с прутьями, в которое заглядывает Чонгук. Ничего не изменилось за пять лет. В этом месте будто бы время остановилось, исказилось. Даже охранник остаётся тем же, он сторожит его отца неизменно на протяжении пятнадцати лет. Парня пропускают внутрь и заходят следом, сопровождая. Чонгук осматривает помещение и видит в полу пустые отверстия. Клетки больше нет. Старый мужчина, что всё это время лежит на койке, поднимается. На нём всё та же форма цвета хаки.

— Чонгук-и… Я ж думал, ты действительно не придёшь. Пять лет прошло, да? Соскучился по папке? — он криво ухмыляется, поднимаясь с кровати. Теперь он может спокойно передвигаться и принимать посетителей, только вот что-то подсказывает Чонгуку, что к нему никто не приходит. Гниёт, пожиная плоды своих творений.

— Появился твой фанат. Полностью копирует твою технику, даже по времени справляется, — Чонгук не подходит, стоит у самой двери, в любой момент способный воспользоваться возможностью покинуть палату. Старший Чон разминает старые кости и подходит ближе, но дистанцию соблюдает.

— О, как неожиданно и, надо сказать, приятно, — его губы трогает довольная улыбка.

— Кто бы это мог быть?

— О, вот как. Хочешь, чтобы я помог тебе? — Джихёк усмехается и гладит свою бороду, задумывается. — А что мне будет взамен?

— Нет, к счастью, в твоей помощи я не нуждаюсь, — Гук криво улыбается. — Возможно, это был риторический вопрос.

— Я могу помочь полиции, я много знаю об убийствах, — говорит он вполголоса, складывая руки и отбивая пальцами только ему одному известный ритм.

— Пожалуй, откажу тебе в такой прихоти.

Здесь он ничего не узнает, значит, пора уходить. И он уходит, набирая попутно номер Намджуна, чтобы назначить встречу и обсудить сегодняшний план выезда к очередной жертве. Отец смотрит вслед сыну с улыбкой, прекрасно понимая, что он ещё вернётся. И не раз.

Ким встречает его у прокуратуры, стоя у стенда с объявлениями. Чонгук пожимает ему руку и несильно кланяется, смотря на своё отражение в чёрных очках.

— Вы узнали, что за компания? И какая из девушек больше всех подходит под время?

— Да. Сегодня в Каннаме примерно в шесть вечера должна состояться встреча. Нам долго пришлось добиваться ордера, чтобы они выдали нам информацию, — цокает Намджун недовольно и толкает язык за щёку.

— Да, работа детектива — она такая, сложная, — Чонгук сипло смеётся. — Тогда поехали, нам уже пора. Соберём этих идиотов и устроим засаду. На худой случай хотя бы камеры расставим.

— Идиоты — это кто?

— Мои сонбэ, конечно.

Намджун закатывает глаза и говорит что-то вроде: «прояви уважение, они старше тебя на десять лет» в спину поднимающегося по лестнице Чонгука. Вскоре он исчезает за дверьми прокуратуры, а Ким остаётся на месте и достаёт пачку винстона, закуривает, чтобы снять стресс. Впереди их ждёт жаркий вечерок в отеле.

— По данным компании GM, запись о встрече назначена на шесть часов вечера, девушка забронирована на час. Мы не должны упустить его, — Джису поправляет прослушку и натягивает козырёк кепки пониже, закрывая редкую чёлку и глаза. Чонгук дёргает за кобуру на поясе, проверяя, насколько крепко она держится, и влюблённо проходится пальцами по рукоятке. Его новое оружие ещё девственно, малышка проходит только первое задание, но мужчина уверен в том, что она будет хорошей девочкой и прослужит ему долго и верно.

Намджун сидит на переднем сидении своего шевроле, отключив свет и проверив стабильность работы видеорегистратора. Хосок находится рядом и осматривает аппаратуру, по несколько раз проверяет, чтобы всё работало исправно. Ким всматривается в прохожих, выискивая того, кто может подойти под описание. Мужчина никогда не появляется в борделе и все заказы оформляет с разных телефонов, геолокацию которых выследить так и не смогли.

— Вот он.

Все затихают и выглядывают вперёд. По ступеням отеля поднимается мужчина средних лет в чёрной маске на лице, в ушах звенят серьги. Он крупный и крепкий, так что работать придётся корпоративно, всей группой. На плече у него висит средняя сумка, и Чонгук слегка щурит глаза.

— Отличный размер для того, чтобы уместить всё необходимое. Точно он.

— Пошли, — Командует Намджун, когда подозреваемый заходит в здание. Все тихо направляются за ним. Они заранее предупредили всех сотрудников отеля о том, что сегодня к ним пожалует серийный убийца и что необходимо усилить охрану, чтобы ему не удалось сбежать. — Вы двое обходите с правой стороны, мы с Чонгуком пойдём по левой. Окружим его, действуем быстро, — Намджун кивает в сторону лестниц, и две команды расходятся. Чонгук с Кимом быстро бегут по ступенькам, осторожно высматривая дорогу, чтобы не наткнуться на подозреваемого раньше времени. Всё-таки они не могут на сто процентов быть уверенными в том, что это действительно он. Нужно ловить с поличным.

Поднявшись на нужный этаж, Намджун и Чонгук затаиваются за углом. Мужчина заходит именно в тот номер, в котором сейчас находится девушка, и они рвутся следом. Обе команды почти добираются до двери, как слышится оглушающий грохот, и в дверь врезаются две пули, дырявя её. Чонгук огибает стоящего впереди него командира, слыша в затылок: «стой, придурок!» Профайлер распахивает дверь, выставляя дуло вперёд.

Труп мужчины валяется на полу, истекающий кровью, а посреди номера стоит незнакомый никому юноша. У Чонгуку за спиной появляются остальные члены Сомуна, проверяя обстановку. Хосок шепчет что-то вроде: «знаешь его?», и Джису отрицательно качает головой.

— Медленно работаете, — с улыбкой произносит парниша, прокручивая в руке знакомое до боли оружие. На коричневой ребристой накладке выгравирована красивая надпись «NIA».

Стоящий перед ними парень лукаво вздёргивает бровью и улыбается, проводя языком по нижней губе, вкушая сладкий вкус победы. На глаза кофейного цвета спадает светлая отросшая чёлка, медовая кожа впитывает в себя тёплый свет лампы. На носу маленькая родинка, его привлекательная изюминка. По лицу рассыпаны бледные веснушки. Мальчик, поцелованный солнцем. Но его гадкая улыбка идёт в противовес с обманчиво нежной внешностью.

— Кто ты? — холодно и стойко спрашивает Чонгук, приподнимая подбородок. Его руки трясутся от злости: его опережают, не дают взять выигрыш в этой битве. Плевать, если бы это был кто-то другой — перед ним сейчас в крови лежит тот, кто копировал его отца. И убил его не Чонгук.

— Ким Тэхён. Новый агент NIA.

========== спуск с тормозов ==========

Яркие ослепляющие вспышки камер, фотообъективы пытаются поймать больше кадров убитого маньяка, которого выносят на носилках под белой простынёй. Журналисты готовы сожрать друг друга с потрохами, целиком проглотить, лишь бы заполучить лучший материал в свои руки. Эскортница стоит в окружении сотрудников полиции, которые выведывают у неё всю необходимую информацию. Здесь полно агентов разведки, которые завели себе нового пса. Он вынюхал всё и принёс им новое раскрытое дело, справившись даже быстрее, чем Чонгук.

Сомун стоят подальше ото всех, с явным недовольством наблюдая за развёрнутой картиной. Хосок пялится в телефон, оперевшись спиной на стену, и тыкает большим пальцем в экран, проверяя официальный сайт NIA. Намджун молчаливо думает о чём-то, рассматривая столпившуюся толпу, а Джису со скептично поднятой бровью смотрит из-под козырька кепки на ходящего туда-сюда Чонгука.

На его место так быстро нашли нового человека, его так быстро подменили — не прошло и трёх дней. Голодным псом он топчется на месте, скрестив руки на груди, словно бы у него отобрали заветную кость. Краем глаза он замечает, как к Сомун быстрым шагом идёт медэксперт Пак. Короткие волосы цвета бледной пшеницы забавно пружинят. Вскоре она оказывается рядом.

— Я слышала, новый агент NIA опередил вас, — с толикой сожаления произносит она, дуя губы и оглядывая каждого. Чонгук кивает, вставая между Чимин и Намджуном, убирая руки за спину.

— Это значит только одно, — на губах младшего расцветает всё такая же немного нахальная улыбка, а на щеке появляется маленькая впадинка. — У нас появился достойный соперник.

— Или же тот, кого мы можем переманить на свою сторону.

Чон как-то дёргано реагирует, смотрит на мужчину, как на полоумного, поражаясь ходу его мыслей. Но лицо Кима выражает крайнее спокойствие и твёрдую уверенность. Никто не хочет оспаривать слова лидера, так как практически никогда интуиция его не подводит. Но Чонгук совершенно иного мнения.

— Я, конечно, всё понимаю, но нет. Нет. И ещё раз нет, — стальным голосом заверяет Гук, ловя на себе холодный тяжёлый взгляд старшего. Чонгук хмыкает и отрицательно качает головой, ясно давая понять всем, что он своего мнения в корне не изменит.

В штаб-квартире царит полумрак. Потолочные лампы не такие мощные, светят совсем тускло, но этого хватает, чтобы не врезаться в стену. На диване с чёрной обивкой сидит Чонгук, зависая в телефоне и иногда припадая губами к стеклянной бутылке с лимонадом. На небольшой круглый стол падают с хлопком карты. Джису победно улыбается, звонко откупоривая очередное соджу, не трогая стоящее тут же виски, и разливая по рюмкам себе и Намджуну, который снова продул.

— Дуракам везёт, — говорит он вполголоса, поглядывая исподлобья на девушку, у которой по лицу расплывается румянец от выпитого спиртного. Сам он выпивает не так много, его шея и щёки только покрываются красным пятнами, но в глазах уже переливается блеск.

— Да я тебя обыграла даже после трёх бутылок, о чём речь вообще? Ты просто немощный старик, — она убирает за ухо прядь, выбившуюся из растрёпанного хвоста, и откидывается на спинку скрипящего стула, вытягиваясь в полный рост.

Хосок курит на балконе, обнесённом кирпичной кладкой. По углам раскиданы цветы с длиннющими стеблями, кое-где виднеются пустые коробки из доставки. Тёмный пепел с редкими вспыхивающими огнями осыпается и исчезает в воздухе, едкий дым вьётся, устремляясь в небо. Дверь балкона скрипит — на плечо Хосока ложится ладонь, и он подвигается, бросив короткий взгляд на Чонгука.

— И минуты без тебя провести нельзя, — старший зажимает меж зубов сигарету, затягивается. Пахнет обычным табаком, среди которого совсем слабо чувствуется что-то сладкое, похожее на клубнику. Конец тлеет, загорается яркой точкой.

Чонгук выглядывает в окно и рассматривает ночной городской пейзаж. Огни, словно море живых светлячков, мерцают в темноте. Небо затянуто серыми облаками с редкими прорезями, в которых виднеются звёзды. Под зданием паркуется знакомый блестящий автомобиль, и Гук цокает языком, проводя рукой по волнистым волосам. Не успевает он спокойно выдохнуть, как перед ним появляется ещё одна проблема. Приходится спуститься вниз и встретить сестру.

— Привет, оппа, — скрестив руки на груди и отставив одну ногу в сторону, перед дверьми офиса встаёт Дженни. Чонгук упирается плечом в косяк двери, кладёт на него голову, позволяя длинным прядям прикрыть половину его лица. Новый день — новое платье, на девушке сейчас дуэт: одна половина состоит из лёгкой плиссированной ткани бежевого цвета, вторая — из чёрного бархата с ремнем, удерживающим платье и подчёркивающим тонкую талию. Юбка мягко скользит по открытым лодыжкам, когда девушка переминается с ноги на ногу.

— Здравствуй. К сожалению, у меня много дел и нет времени на разговоры.

Она видит, что старший напряжён: сильные руки увиты венами, на шее пульсирует жилка. Взгляд стальной, под таким долго стоять почти невозможно. Девушка улыбается, расслабляя лицо и расправляя брови.

— Не сердись. Я ведь не со зла… Она бы всё равно узнала, и всё могло быть хуже.

Из-за спины Чонгука выплывает мужчина, неизвестный Дженни. Глаза, что всегда смотрят с насмешкой, сейчас оценивающе бегают по фигуре девушки. Цепочка на оголённой шее блестит в свете тусклой лампы, тонкая ткань рубашки с зелёными листьями скрывает под собой крепкое тело с медовой кожей. Недолгий зрительный контакт, и Дженни снова возвращается к брату. Старший Чон не пробиваем, об этом говорит его по-прежнему ледяной взгляд и беспристрастие на лице.

— Пропусти, поговорим внутри.

— Нет у меня времени на разговоры.

Чонгук заходит внутрь, обходя вставшего стеной Хосока. Парень собирает беспорядочные пряди в хвост и звенит бутылками, выискивая среди пустых стекляшек хоть одну полную. Чонгук не пьёт из своих собственных принципов, но сейчас расслабиться ему действительно не помешает. Дженни заходит следом в офис, кратко посмотрев на Хосока, что услужливо прикрывает за дамой дверь. Намджун уже успевает перебраться на диван. Убрав руки за голову, он поворачивает голову в сторону пришедшей, уткнувшись носом в руку. Пелена перед глазами не даёт нормально сфокусироваться, он присматривается к девушке, чья фигура никак не обретает чёткий контур. Дженни скользит взглядом по крепким рукам с татуировками и отходит в сторону рабочей зоны, ограждённой невысокой стенкой.

Всплеск прозрачного алкоголя, волна по стенке чистого стакана. Чонгук обжигает губы и рот, брови хмурятся. Парень протирает след от спиртного тыльной стороной ладони, прижимая кулак к губам. Тепло разливается по груди, просачивается в напряжённые мышцы и снимает стресс. Хосок, вертя в пальцах шариковую ручку, утыкается бедром в стол.

— Ты ведь репортёрша, да? — Дженни оборачивается через плечо, ловя взглядом чужой, заинтересованный. Хосок сейчас как зверь на охоте, но младшая Чон явно не та, кто ему придётся по зубам. — По телеку видел. Ничё такие у тебя репортажи, надо признать.

— Спасибо, — сдержанно цедит она, терпя липкий взгляд.

Мужчина хватает со стола наполненный до середины стакан с виски, в котором звонко бьются кубики льда. Чонгук подходит к сестре, скрестив руки на груди. Кажется, он всё же смиряется с тем, что от неё отвадиться не выйдет. Проигнорировав проблему, у него не получится её избежать. Парень тягостно вздыхает и падает в офисное кресло, поднимая взгляд на младшую сестрёнку. Она любезно кладёт сумочку на рабочий стол и присаживается на стул, кладя ногу на ногу.

— Ну так, оппа? Что скажешь?

— А что мне тебе сказать? Поблагодарить могу.

— Ты просто невыносим.

Телефон в женской сумочке звенит, заполняя всё помещение непрекращающейся трелью. Дженни с неохотой поднимает трубку, увидев, что звонят с работы. На другом конце мужчина, его голос слышен из динамика практически всем, только слова не разобрать. Какое-то время младшая Чон висит на линии, выискивая в сумке блокнот с личными записями.

Хосок подкрадывается к Чонгуку и со стуком ставит стакан на стол.

— Сколько твоей сестричке лет?

— Даже не пытайся, Хосок. У неё есть парень.

Недовольство мужчины льётся из него, как вода из дырявого ведра. Всеми своими телодвижениями он показывает, что очень недоволен выбором Дженни, потому что как можно позариться на другого, когда существует он. Но, к сожалению, Чону приходится отступить, и он снова выбирается на балкон, где уже сидит Джису, проветривая пропитые мозги.

— Что там? — Чонгук крутится на стуле, расслабившись и прикрыв глаза. Полумрак и небольшое количество алкоголя пробуждают в нём сонливость. Единственное, что не даёт ему вырубиться, — сидячее положение.

— К счастью, ничего такого. Тебя отвезти домой?

Чонгук смотрит на девушку снизу вверх, его глаза вспыхивают, бликуя. Дженни замечает, как растягиваются его губы в подобии усмешки.

◎ ◍ ◎

Помещение, тёмное и прохладное, озаряется ярким светом потолочных ламп, и Чонгук щурится из-за контраста подъезда и квартиры. Девушка, цокая каблуками по паркету, кладёт на обеденный стол свою сумку и натыкается взглядом на пять небольших полупрозрачных баночек, заполненных до середины. Чонгук ковыляет до дивана и устало разваливается на нём, после чего слышит голос сестры.

— Как часто ты их пьёшь? — младшая Чон, судя по звукам, берёт в руку одну из баночек и читает инструкцию и состав, напечатанный на стенке с наружной стороны.

— Когда плохо становится, — Чонгук уворачивается от прямого ответа.

С лестницы на второй этаж спрыгивает мохнатое недоразумение, которое мчится к Дженни, словно она и есть его любимая хозяйка. Гук оборачивается через плечо и смотрит на то, как Хван лижет лицо девушке, забравшись нагло к ней на руки.

— Предатель, — с улыбкой хрипит Чон, с трудом поднимаясь на ноги и пропадая за дверью ванной комнаты, что так удачно помещается под лестницей. Прохладный душ ещё сильнее расслабляет, Чонгук надеется обойтись без снотворного и провести обычную, спокойную ночь без всяких кошмаров и неприятных сновидений.

Он выходит в халате. Дженни уже переоделась в домашние вещи брата, что висят на ней огромным мешком, и успела смыть макияж, забрать волосы в незамысловатый пучок на голове. Она выглядит очень по-домашнему, и Чонгук ненароком вспоминает подростковое время, когда они жили все вместе и он наблюдал эту картину ежедневно. Сестра возится у плиты, временами спотыкаясь о назойливого пса, и готовит что-то ароматное.

— Когда ты успела в магазин сходить? — Чонгук, вялый и сонный, подходит к столешнице и присаживается на барный стул, подпирает подбородок рукой. Дженни оборачивается на старшего, улыбаясь.

— А я уж подумала, что ты утонул там. Магазин прямо под домом, пять минут и дело с концом, — младшая Чон пожимает плечами.

Она готовит отличное рагу с овощами — любимое блюдо Чонгука. Как противник мясоедения, парень придерживается вегетарианского образа жизни, потому что так ему легче живётся. Но сейчас есть не хочется от слова совсем, даже когда девушка красиво раскладывает ужин на столе и садится рядом, поджав ноги под стул.

— Ты плохо питаешься, тебе нужно поесть.

По её взгляду становится понятно, что спорить абсолютно бесполезно. Годы идут, но что в ней остаётся неизменным, так это забота по отношению к старшему брату. Даже сейчас, когда между ними пропасть, которую расколол сам Чонгук. Даже так она умудряется оставаться рядом с ним, несмотря ни на что. Парень ковыряет вилкой овощи, от которых валит пар, согревая влажную кожу. В горле ком стоит, и даже мелкий кусочек застрянет и не пройдёт дальше. Аппетита вообще нет.

— Дженни-я, я не голоден, — он видит свирепый взгляд сестры и улыбается виновато. — Ну правда. Прости.

Чон прячет глаза, опустив голову, и быстро уходит в комнату, чтобы не чувствовать слишком сильную вину. Он понимает, что ей обидно и что он, возможно, плюёт сейчас ей в душу, но он слишком устал. Чонгук роняет свою тушу на кровать, и по мышцам расходится ноющая боль. Сон приходит стремительно, и парень совсем не противится: закрывает глаза, засыпает.

◎ ◍ ◎

Маленькая лошадка с красивой блестящей гривой скачет по столу, управляемая маленькой девочкой. В кафе людно, разговоры со всех сторон, пряный запах горячей еды. Вскоре к одинокому круглому столику подходит женщина в фартуке, в её руках небольшой чугунный горшочек с супом, от которого клубится ароматный пар.

— Суджи, поешь. Маме ещё надо работать, — женщина улыбается, гладит дочурку по голове. Она ещё недолго сидит, наблюдая за тем, как малышка берёт в руки ученические палочки и ложку, кушает и довольно улыбается.

Стены здания начинают дрожать, свисающие лампы подозрительно качаются, с потолка начинает осыпаться мелкая пыль. Здание начинает дрожать сильнее, и посетители в панике выбегают на улицу. Женщина быстро берёт дочку на руки и со всем потоком людей выходит наружу, чувствуя, как ветер лёгкими порывами бьёт в лицо. Многоэтажное здание, на первом этаже которого располагается лапшичная, начинает разрушаться. Медленно, трещина за трещиной, оно сбрасывает тяжёлые камни на стоящие внизу автомобили. Люди ещё выходят, стараются спастись.

Девочка вдруг срывается с места и бежит внутрь. На столе одиноко стоит игрушка, которая не должна быть зарыта под булыжниками и грудами камней.

— Суджи, нет! — женщина бежит следом. За её спиной камни падают у двери, заваливают полностью проход. Малышка берёт лошадку в руки, а её мать прижимает дочь к себе крепко, закрывает её собой, пока здание продолжает рушиться.

Чонгук, стряхнув с рукава упавший лист, прыжками поднимается по ступеням и заходит в вестибюль светлой больницы. Белизна стен режет глаза, но Гук добирается до ресепшена и кладёт ладони на стойку, нетерпеливо стуча пальцами по блестящей поверхности.

— Сюда несколько часов назад завезли женщину и девочку. Инцидент с обрушившимся зданием, — Чонгук серьёзен, как никогда. Девушка кивает и просматривает базу данных, проверяя, в какую палату их отвезли.

— Кем вы им приходитесь? — Чонгук демонстрирует ей полицейское удостоверение, и девушка называет отделение и палату. Парень добирается туда максимально быстро и, достигнув дверей, медлит, приводя дыхание в норму.

Постучавшись согнутым пальцем, он входит, оглядывая помещение. На койке лежит сильно пострадавшая мать, гематомы по всему телу, множество костей сломано. Естественно, она лежит здесь, перетерпев операции. Рядом сидит девочка с опухшими красными глазами. На вид ей не больше пяти лет, совсем ещё кроха. У Чонгука невольно сжимается сердце, и он жалостливо сдвигает брови, тихо подбираясь к кровати. Дочка не отрывает взгляда от своей мамы, которая находится в критическом состоянии.

— Здравствуй, — Чонгук садится рядом с ней на корточки, и девочка поворачивается к нему, шмыгая носом. Сердце парня готово разорваться на части от страдальческого вида маленького ребёнка. Несколько царапин и синяков наблюдаются и у неё, но она пострадала гораздо меньше. Мать послужила ей живым щитом. Это достойно уважения.

— Дядя, а кто вы? Где ваш халат?.. Вы, что, не доктор? — хриплый от плача нежный голосок, совсем тихий, и Чонгуку приходится напрячься, чтобы различить слова. Он мягко улыбается.

— Нет. Я… я полицейский. Я хочу поймать того, из-за кого твоя мама пострадала так сильно.

Глаза девочки снова наполняются слезами, и они крупными каплями стекают по её щекам к подбородку. От слёз ворот её футболки весь мокрый. Чонгук притягивает малышку к себе и осторожно обнимает, стараясь не надавить на ранки, не сделать больно. Всхлипы раздаются над самыми ухом, маленькие ручки крепко вцепляются в его пиджак, тёмные спутанные волосы вьются, щекочут Чону лицо.

— Я обязательно поймаю его и посажу… Дядя найдёт этого преступника, — тихо, успокаивающе шепчет он, поглаживая девочку по голове. Через некоторое время она отстраняется и смотрит заплаканными глазами на него, часто моргая.

— Вы правда его поймаете?

— Конечно, золото, — Чон грустно улыбается. Он видит, что на коленях у неё лежит немного потрёпанная игрушка. Парень аккуратно берёт её с разрешения и осматривает. — Можно я возьму её? И тогда она тебе расскажет, как мы поймали этого злодея.

Девочка улыбается и, подумав, кивает. Чонгук ещё раз её обнимает и обещает, что совсем скоро тот, из-за кого всё произошло, окажется за решёткой. Криминалист выходит в коридор и направляется к выходу из больницы, готовясь к ещё одному делу, которое, скорее всего, все конторы решат замять — несчастный случай, ошибка рабочих. Оплата по страховкам — и дело с концом. Но Чонгук просто так это не оставит.

— Хочешь разобраться в этом? — Намджун хлопает кнопкой на сигарете и смотрит на Чонгука поверх чёрных блестящих очков. Светлые волосы спадают на сконфуженный лоб, пока Намджун наклоняется над капотом своей малышки, пачкая руки в машинном масле. Чонгук пьёт кофе из старбакса, приторно сладкий и противный, который всю челюсть сводит, но деньги жалко. Не выкидывать же теперь, в самом деле.

— Разумеется. Не могу я оставить это просто так, — стаканчик с кофе остаётся на каком-то захламлённом столе. Чонгук подходит к старшему, чтобы помочь чем-либо. В шевроле Намджуна произошли какие-то неполадки, и, к счастью, старик разбирается в тачках очень хорошо — увлечение и даже какой-то заработок в его молодости.

С улицы в гараж забегает девочка восьми лет с пачкой детских печенек.

— Па-ап, Ёнхи-онни не даёт мне смотреть мультики, она опять включает свои песни, — жалуется девочка, плюхаясь расстроенно на потрёпанный временем диван, в котором уже проглядывают дырки.

— Осторожно, в нём живут тараканы, — предупреждает Чонгук и видит, как девочка вскакивает на ноги со вскриком. Парень смеётся и подхватывает её на руки за подмышки, заставляя ребёнка ещё раз завизжать.

— Аджосси, хватит! Я боюсь высоты!

— Тут не так уж и высоко, — он осторожно опускает её на землю и, когда девочка облегчённо выдыхает, поворачивает её к себе и очаровательно улыбается. — Пошли к твоей сестре, выключим её музыку.

Они заходят в дом и плетутся в сторону гостиной, откуда слышится музыка какого-то корейского бойз-бэнда. На подушках перед телевизором сидит подросток лет пятнадцати, сжимая в руке белый лайтстик с изумрудным ромбом внутри сферы. На экране клип пятерых музыкантов, которых, надо признаться, Чонгук видит впервые. Он слушает корейский джаз.

— Какие красивые мальчики, — не без усмешки говорит он, тихо поднимая пульт и прокручивая его в руках. Девушка оборачивается на секунду, чтобы узнать, в чём дело.

— Эй, оппа, не смей выключать! Впереди партия Вонпиля, дай мне дослушать, — старшая из сестёр хмурится и дует щёки, периодически переключая внимание на то, что происходит на экране. Красивые колоритные картинки, сменяющиеся одна другой, кадры с участниками группы — парень не видит в этом ничего особенного. Парень решает позволить ей насладиться последними минутами энергичной песни. Он выключает ютуб, когда клип заканчивается, и включает сеть телевизионных каналов, по которым сейчас идут мультфильмы для детей.

Ёнхи тут же покидает гостиную, показывая Чону язык и оттягивая нижнее веко. «Ребёнок», — думает он, возвращаясь в гараж.

◎ ◍ ◎

— Насколько мне известно, здание принадлежало архитектору Чхве Шивону. Оно было построено под его руководством, — Чонгук указывает на фотографию, открытую на мониторе компьютера. Он сидит в офисном кресле, повернувшись к коллегам, которые слушают внимательно и вникают в суть. Кажется, Джису и Хосок уже свыклись с тем, что все они должны быть командой.

— Есть информация?

— Немного. Нужно последить за ним… Так сказать, осмотреть со стороны и потом уже выдвигаться. По пятницам он частый гость «The Hunters», можем найти его там. Джису, разговоришь его, а я проанализирую его поведение.

Ким кивает, и все собираются нанести визит ночному клубу. Группировка приезжает на место в девять вечера, заранее, чтобы к мужчине никто не успел приклеиться. В роли банного листа сегодня выступает Джису — девушка, которая в этот вечер ищет приключения и веселье. Все, кроме ночного дуэта, остаются в машине на случай, если что-либо пойдёт не по плану. Девушка сегодня в облипающем со всех сторон коротком платье, в ушах дорогие блестящие серёжки, на пальцах кольца. Чонгук в излюбленном костюме, что надел с утра; он не нашёл причины как-то особенно наряжаться для такого вечера.

— Ты развлекаешь его, я буду в стороне. Если что не так — сразу уходишь.

Она кивает. Они вдвоём, как пара, заходят в здание ночного клуба, миновав крупного охранника. Внутри душно, пахнет неплохим алкоголем и музыка бьёт по ушам так, что, кажется, перепонки не выдержат. Чонгук чуть морщится, но ради дела он всё же потерпит.

— Где нам его искать? — Джису складывает руки на груди, всматриваясь в толпу. Возможно, он уже прибыл, и она успеет его перехватить первой. К сожалению, среди пьяных лиц она не может найти нужное.

— Подождём. Отведёшь его к тем столикам, за перегородкой, там не так много людей.

Они садятся у барной стойки, Джису заказывает себе слабоалкогольный коктейль, который красиво разлит слоями от зелёного до красного. Чонгук, чтобы не выглядеть подозрительно, тоже берёт себе что-то, где есть минимум градусов, и наблюдает за плывущей под музыку толпой. Вскоре в клуб заходит уверенный мужчина, и Чон узнаёт в нём Чхве Шивона. Убранные назад каштановые волосы, пиджак с иголочки, дорогие перстни на мозолистых пальцах.

Чонгук быстро ретируется, оставляя напарницу один на один с их целью. Джису тяжело вздыхает и следит взглядом за приближающимся к стойке мужчиной, который улыбается знакомому бармену и просит «как обычно». Джису примеряет на себя роль легкомысленной девушки, и на её лице расцветает лёгкая, поддетая алкоголем улыбка.

— Здравствуй. Один здесь? — Джису пускает в ход лёгкий флирт: слегка закусывает нижнюю губу, стреляет огоньками из глаз, улыбается интригующе. Мужчина оценивает её внешний вид и садится рядом, уделяя внимание даме.

— Один. Хочешь составить компанию? — попадает на крючок, и Джису внутреннее ликует. Она кивает на вопрос и взглядом указывает на укромные места в углу клуба, за бумажными стенками, где меньше глаз и ушей. Шивон соглашается достаточно быстро и, забрав своё крепкое пойло, уводит девушку за собой.

Чонгук хмуро наблюдает, иногда припадая губами к краю стакана со сладковатым на вкус коктейлем. Мужчина не выглядит так, словно недавно его здание обрушилось и несколько людей что пострадали. Случившееся для него словно не что-то необычное, и Чонгук решает, что нужно проверить бухгалтерию его компании на наличие подобных случаев. Детектив покидает здание, поймав взгляд Джису и кивнув ей.

— Милый, я отойду, припудрю носик? — мужчина кивает, и Джису с кокетливой улыбкой встаёт и уходит из клуба. Благодаря перегородкам этого не видно. Она выходит через пять минут после Чонгука и садится в машину ко всем остальным. Младший рассказывает всем о своих предположениях, и Намджун слегка хмурится.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Читать людей не так сложно. Нам нужно проверить документы, — он улыбается. Намджун переводит взгляд на Хосока, который закатывает глаза и цокает недовольно.

— Снова я? — тяжёлый вздох, Ким кладёт ладонь на его плечо и крепко сжимает, проницательно заглядывая в глаза. — Ла-адно, погнали.

Шевроле, проехав минут пятнадцать, сворачивает с главной дороги и спускается к одному из переулков, прячется в щели между высокими зданиями. Автомобиль паркуется в тени, Намджун глушит двигатель и протягивает Хосоку кепку с маской, в которые ему приходится облачиться, чтобы не быть замеченным. Также он надевает специальную чёрную ткань на руку, пряча татуировки, которые смогут выдать его личность в случае, если их заметят.

— Вперёд, пора.

Хосок кивает, обводит взглядом коллег и вылезает из машины. Перед ним железные ворота для автомобилей на задний двор крупного здания корпорации JCS. Он проверяет работу прослушки в ухе и замечает краем глаза движение. Его как током ударяет, но это оказывается Намджун, который натягивает на руки перчатки.

— У меня чуть сердце не остановилось!

— Нужно отключить электричество, иначе сработает сигнализация, — игнорируя возмущение Чона, говорит Ким, потирая в раздумьях подбородок. Они вдвоём перелезают через забор, помогая друг другу, и Намджун лезет в щит, дёргая на нужные рычаги и отключая электричество. — У тебя есть пятнадцать минут, после чего всё снова заработает.

Хосок прилипает к двери и вдевает в скважину шпильку, прокручивая, внимательно вслушиваясь в звуки механизмов в замке. Щелчок — Чон поворачивает ручку и заходит в здание, бросив напоследок взгляд на старшего.

Ему нужен архив, в котором хранятся тонны бумаг. Возможно, настолько ценные экземпляры находятся в каком-то сейфе или вообще не здесь, что очень вероятно, но осмотреть бухгалтерию тут всё-таки попытаться стоит. Хосок аккуратно, стараясь ничего не задеть и не наделать шума, пробирается к нужной двери. План здания им отрыла Джису, и Хосок примерно знает, куда ему стоит идти. В тишине каждый его шаг раздаётся эхом, приходится ходить ещё тише, но тем не менее быстро, ориентируясь в темноте.

— Десять минут, Хосок.

Чон так же взламывает дверь в архив, что находится на третьем этаже, и начинает активно рыться на полках, выискивать нужные им бумаги. Ему остаётся надеяться только на чудо или искать интуитивно, и выбирает он второе; через несколько минут в его руках оказывается папка с одним интересным делом. Обвалилось одноэтажное здание, за которое была выплачена крупная сумма по страховке. Абсолютно такая же ситуация, как и сейчас. Хосок забирает эти документы и быстро выбирается на улицу, и вскоре они едут в сторону офиса, уже прилично оторвавшись от строительного агентства.

— Возможно, этот Чхве Шивон промышляет страховыми аферами, но мы не можем знать этого наверняка. Также вероятно, что при строительстве были допущены ошибки, и из-за этого здания терпели крушения, — Намджун гладит кожаный руль своей малышки, поворачивая на парковку у их штаб-квартиры.

— Нам стоит навестить его. Я справлюсь с этим, заеду завтра, — говорит Чон, просматривая после всех полученные бумаги. Они их заносят в офис и делают копию, которую прячут в сейфе. Оригинал Намджун забирает к себе домой. На всякий случай.

◎ ◍ ◎

Следующим днём Чонгук, как и сказал, едет в агентство JCS, чтобы поговорить с директором компании и обсудить произошедшее. Благодаря удостоверению, его принимают и проводят до самого кабинета, где он остаётся один на один с мужчиной. Он выглядит свежо, словно прошлой ночью не зависал в ночном клубе.

— Присаживайтесь, господин Чон, — Чхве указывает на кресло у своего стола и складывает руки в замок, поднося их к губам. Чонгук хмыкает про себя; тому явно есть, что скрывать.

— Благодарю, — парень улыбается и садится, закидывая ногу на ногу. Мужчина не сразу поднимает взгляд на детектива: изучает свой стол, смотрит на ладони, и только после этого встречается взглядом с криминалистом. — Выглядите уставшим.

— Вчера выпустили не очень хорошую статью. Эти журналюги обвиняют меня в том, что я построил аварийное здание. Они ведь даже не удосужились взглянуть на факты, — с тяжёлым выдохом сообщает мужчина, зачёсывая волосы назад. Чонгук замечает, как нервно дёргаются уголки его губ и как кисти немного потряхивает.

— Я как раз за этим и пришёл, — Чонгук вынимает из кармана бордового пиджака визитную карточку Сомун. На прямоугольной картонке изображён доберман на фоне здания прокуратуры.

— Сомун? — Шивон принимает из ладони Чонгука визитную карточку и присматривается к ней, бегает глазами по указанным номерам и адресу. — С какой компанией вы работаете?

— Я работаю на Пак Суджи. На неё работает и этот парень, — Чонгук вытаскивает из своей сумки игрушечную лошадь и кладёт её перед мужчиной на стол с абсолютно спокойным выражением лица.

— То есть?

— Пак Суджи, пятилетняя девочка. Дочка владельцев ресторанчика на первом этаже.

— О Боже, — мужчина давит пальцами на глаза, раздражённо вздыхая. — Вы понимаете, что вы делаете?

— А вы понимаете? Арендатор в вашем здании попросил меня провести расследование произошедшего инцидента.

— Арендаторы… Они просто хотят выручить деньги, — недовольно басит Шивон. — Вот именно поэтому Корея никогда не будет процветать. Люди здесь подобны нищим, они всегда ищут, как добыть деньги без того, чтобы честно трудиться. И из-за этого цепляются за тех, на ком можно хорошенько заработать.

— Вы правы, — Чонгук смеётсяи видит, как архитектор улыбается ему в ответ. — Именно поэтому я пришёл сюда.

Детектив ловит тяжёлый, стальной взгляд Чхве, но с его лица улыбка не сходит. Он давно понял, что в шкафу у этого мужчины целый город скелетов, и те ни часа не дремлют. Как и он сам.

— Что вам нужно?

— Мне нужно всё. Все бумаги, касающиеся этого здания.

— У вас есть ордер?

— Ох, как я мог забыть, — Чон лезет в сумку и достаёт плотный документ, демонстрируя его директору фирмы. Шивон встаёт из-за стола и берёт из одного шкафа папку со всеми чертежами, планами работы и остальными бумаги, которые как-то связаны с этой работой. Чонгук принимает их в свои руки и быстро просматривает, чтобы убедиться в подлинности предоставленных документов.

— Прошу. Никаких ошибок не было допущено ни при строительстве, ни при планировке. Всё идеально, а это просто несчастный случай.

— Это мы и проверим.

Шивон улыбается, и Чонгук дарит ему улыбку в ответ, забирая лошадь и уходя. В его руках копии, потому что такую ценность, как оригиналы, ему никто не станет доверять, но и этого будет достаточно. Пока Чонгук разбирается здесь, Хосок забирает записи с видеорегистратора на автомобиле Шивона.

Чонгук уже чувствует этот сладкий вкус победы во рту, как вдруг он сменяется горечью. В зале корпорации парень видит его. Тэхён, с зачёсанными назад русыми волосами, в белой оверсайз рубашке и узких брюках. В его костлявых руках стеклянная баночка с ванильным молоком. Перстень с рубином на указательном пальце сверкает так, что мужчина на мгновение слепнет. Агент замечает Чонгука, стоящего у лестницы, и его губы тут же растягиваются в ехидной ухмылке.

— Привет, Чонгук, — следователь подходит к Гуку, протягивая ему ладонь. Он отпивает из железной трубочки молоко, рассматривая своими карими глазами напряжённое лицо парня.

— Здравствуй, Ким Тэхён.

— Зови меня хёном, я старше тебя, — на его лице такое строжайшее спокойствие, что у Чонгука нервы натягиваются. Чон всё никак не может смириться с тем, что на его место пришёл такой агент. Самооценка Гука, как опытного криминалиста, подрагивает и стремится упасть.

— Ладно, Тэхён-хён.

«Хрен с тобой».

— Что ты здесь делаешь? И… это? — с поднятой бровью мужчина указывает глазами на папку, что Чонгук сжимает в ладони. Парень убирает прядь выбившихся волос за ухо и прочищает горло, напрягая диафрагму для более бархатного голоса.

— Я здесь по делу. Недавно обрушилось здание, и мне нужно узнать причины.

— Ну удачи. Следствие показало, что здание было построено правильно, — хитрые огни в больших глазах насмешливо подрагивают.

— Следствие?

— Ты новости смотришь?

— Я работаю, мне некогда.

Тэхён снова улыбается, так противно сладко, что Чонгука выворачивает наизнанку. Но он стоит, профессионально выдавливая из себя вежливость, потому что не очень хочется портить отношения с работником его бывшего агентства. А поставить на место их пса он сможет другим способом — стоит просто раскрыть это дело и доказать вину корпорации.

— Поглядывай иногда новости, Чонгука.

— Ага, — хмыкает он. — До встречи.

Он огибает Тэхена и, наконец, выходит из здания, вдыхая полные лёгкие свежего воздуха. Этот агент скоро совсем сведёт его с ума, но, Чон просто уверен, если ему удастся провернуть эту операцию удачно, то Ким больше не станет приближаться к нему ближе, чем на пять метров.

◎ ◍ ◎

— Вот и я, — Чонгук шумно заходит в офис.

Хосок, сидевший в кресле и закинувший ноги на кофейный столик, встаёт, заинтересованный в новых сведениях насчёт страховой аферы. Намджун тоже подходит, помешивая американо пластмассовой ложечкой. Чонгук кладёт папку на стол Джису, и она достаёт все документы, раскладывает и изучает. Ким достаёт несколько свежих фото ещё целого здания с разных ракурсов и сравнивает с планами работ, что-то шепча себе под нос.

— Фотографии здания соответствуют чертежам.

— Что с видеорегистратором Чхве?

— Он отформатировал флэшку, всё чисто.

— Боже, — Чон утыкается бедром в стол и скрещивает руки на груди. — А он быстрый. А кадры с места обрушения? Есть видео, снятые на наружные камеры? Где видно, как здание рушится?

Хосок щурится, размышляя.

— С видеорегистраторов машин, незаконно припаркованных на улице. Но для этого нужны их номерные знаки, — Чон чешет затылок и убирает руки на бока.

— В таком случае, — Намджун достаёт из заднего кармана джинсов телефон и набирает чей-то номер, но из динамика слышится голос автоответчика. Абонент находится вне зоны действия сети. — Джису?

Девушка закатывает глаза, вздыхая, накидывает на плечи кожаную куртку и берёт в руки сумку, направляясь к выходу.

— Скоро вернусь.

— Думаю, стоит ещё согласовать эти чертежи с менеджером по строительству, чтобы убедиться в их правильности. Есть его контактный номер?

Намджун кивает и открывает базу телефонных данных. Чонгук записывает номер к себе в список контактов, перебрасывает необходимые бумаги в отдельную папку и уходит на ещё одну встречу. Менеджер говорит, что сейчас находится в развлекательном центре в Агучоне, и Чон берёт такси, чтобы скорее доехать до места назначения.

Мужчину он находит на третьем этаже, в спортивной комнате для настольного тенниса. Здесь есть ещё несколько мужчин, и одного из них Чонгук узнаёт. В груди холодеет, кончики пальцев неприятно колет. Чёртов. Ким. Тэхён. Он играет в партию с какой-то девушкой, и психолог решает не обращать на него внимания. Его интересует только Ан Чихоп, мужчина в возрасте с редкой щетиной. Сейчас он отдыхает в стороне, крутя в руках бутылку воды.

— Здравствуйте, менеджер Ан, — Чонгук показывает удостоверение, и мужчины кланяются друг другу, проходят к свободному столику.

— Прошу прощения, — Чон слышит этот низкий голос, и его снова в холод бросает. Таким образом Чонгук скоро станет полноправным параноиком, потому что создаётся впечатление, что этот «солнечный мальчик» преследует его. Тэхён подходит к ним и повторяет жест детектива; Чихоп вчитывается в предоставленный документ. — Я агент NIA, и я тут по тому же делу, что и Чонгук.

— Вы знакомы?

— Вроде того, — говорит Чон, понимая, что никак не может отвязаться от этого настырного копа. Гук раскладывает несколько чертежей перед менеджером и переводит взгляд на его лицо. — Меня интересует вот это.

Они вдвоём встают по бокам от Чихопа, ожидая его мнения на этот счёт.

— Вы хотите убедиться в том, что это здание построено без ошибок, так? — Чон утвердительно кивает. — И вы, как я понимаю, тоже?

Тэхён улыбается.

— Мне нужна правда, менеджер Ан. Мне нужно убедиться в том, что здесь всё верно рассчитано, — Чон хмуро опускает взгляд на документы, после чего снова поднимает его на мужчину.

— Понимаю. Эти чертежи верные, здания простояли ещё бы сто лет.

— Правда? Значит… были допущены ошибки при строительстве?

— Да, должно быть так.

Чонгук видит, что Чихоп не врёт, а вот Тэхён как-то напрягается и делается слишком серьёзным. Психоаналитика это забавляет.

— Документы можно и подделать, — вмешивается в их дискуссию Ким, прикусывая губу изнутри. Чонгук слишком глубоко копает.

— Тут подписались строители, — менеджер показывает на подписи под каждой работой.

— Это не вина Чхве Шивона.

— Если он в этом замешан, то это его вина, — младший видит, как агент раздражается всё сильнее, и понимает: они вдвоём сейчас балансируют на грани, и останется в живых только самый проворный и ловкий. И, кажется, польза явно не в сторону Тэхёна. — У тебя нет доказательств его невиновности.

— А у вас есть доказательства его вины?

Губы Чонгука растягиваются в довольной улыбке. Он как кот, который получает долгожданное лакомство, только на этот раз впереди его ждёт награда ещё лучше.

— Скоро будут. Не переживай. Спасибо, менеджер Ан.

Криминалист уходит, забрав с собой бумаги, но на лестнице его ловит Тэхён, дёргая за плечо. Парень усмехается, сбрасывая с себя чужую руку и смотря прямо в глаза. Ким злится, пусть старательно пытается это скрыть. Но Чонгука не провести, он слишком хорошо знает людей: маленькие зрачки и бегающие глаза выдают напряжение и гнев старшего.

— Не думаю, что это хорошая идея — копаться в таком деле. Выплаты всё равно ведь сделают, да и ты скоро сам убедишься, что никаких ошибок не было допущено.

— Спорим?

Несмотря на то, что у старшего карие глаза, сейчас они горят ярким пламенем. Чонгук упирается поясницей в перила, со скучающим видом ожидая ответа. Тэхён не торопится отвечать, взвешивает все «за» и «против» в голове, делая шаг ещё ближе. Между ними считанные сантиметры, Чонгук изгибает бровь, рассматривая, кажется, такое спокойное лицо, едва поддеваемое нитями неконтролируемой ярости. Ещё немного — и у того дым из ноздрей повалит.

— Спорим. Если я выиграю, то Сомун достаётся агентству и работает на меня.

Чонгук наклоняет голову набок. Несмотря на чужое напряжение, сам он расслаблен и полностью уверен в своей победе. Есть ведь здесь что-то, что заставляет агента вести себя так; но с ним нужно быть осторожным, потому что он, словно огонь: обожжёт, если подойти слишком близко и встать на пути. Нужно смотреть в оба.

— Идёт. Если всё-таки при постройке была допущена ошибка, то ты увольняешься и забываешь о работе агента.

Тэхён прожигает в нём дыры, а Чонгук лишь улыбается ещё шире, демонстрируя новому зрителю свою очаровательную ямочку. Агент стискивается зубы, так, что желваки играют. Чонгук плывёт взглядом по лицу и замечает на носу маленькую родинку.

— Как ты понял, что я буду здесь?

— Логично, что ты захотел бы встретиться с ним. Я подумал, что неплохо будет самому взглянуть на чертежи, — старший продолжает глядеть в упор. Чонгук усмехается и, чуть толкнув того в плечо, спускается вниз по лестнице, сразу направляясь в сторону выхода. В этот раз даже прощаться нет желания, но он чувствует, как по спине ползёт липкий, уничтожающий взгляд.

Между ними только развязывается война, и ещё неизвестно, какие потери она понесёт за собой.

========== один на миллион ==========

— Ты действительно так и сказал?

Намджун решает первый прервать затянувшееся молчание. По его выражению лица ясно, что принятое криминалистом решение совсем его не впечатляет. Наоборот — злит. Чонгук не должен ходить на поводу у эмоций и ставить на кон всё живое.

— Сказал.

— Ты совсем свихнулся? — Хосок, не скрывая ярости, сметает со стола бумаги, которые вихрем закружились в воздухе. От удара по столу кажется, что кабинет ходит ходуном. Чонгук нервно сглатывает, неотрывно смотря на напряжённую спину. На смуглых руках Хосока набухают вены, костяшки белеют от того, с какой силой он сжимает кулаки. — Ты поставил под удар всех нас!

Хосок за шаг преодолевает расстояние между ним и Чонгуком, и, хрустнув шеей, со всей дури опечатывает кулаком молодое лицо. Младший едва держится на ногах, свалившись корпусом на стол. Липкая кровь затекает в рот, неприятно касается языка, перед глазами всё мутнеет и в ушах встаёт звон. Его дёргают за плечо — парень снова видит перед собой лицо Чона, искажённое яростью.

— Хватит, бульдог, — Намджун оттягивает коллегу от младшего, пока тот не превратил юное личико в кровавое месиво. Хо хрустит запястьями, рычит в сторону своей груши для битья и уходит, чтобы «проветриться».

— Я не подведу вас, — криминалист вытирает с лица кровь большим пальцем. Чон бросает взгляд на нуну, которая не роняет ни слова за всё это время. Она стоит отстранённо, словно всё случившееся её не касается. Парень поспешно убирается и идёт, куда глаза глядят, лишь бы подальше, остаться наедине с собой, со своими мыслями. Не заметив этого, он приходит к порогу небольшой угловой забегаловки, в которой готовят отличную лапшу. Он решает остаться здесь.

Хосок быстрым шагом идёт вдоль дорог, не обращая внимания на прохожих, которых он то и дело случайно цепляет. Злость за проступок младшего пробирает его до костей, заставляет руки неистово трястись. Свежий воздух и ветер, что свистит в ушах, немного очищает его разум, неконтролируемая ярость утихает, и теперь он просто в ужасном настроении. Вся эта ситуация его так бесит, забирает силы и энергию. Зачем он им вообще нужен? С того момента, как этот псих присоединился к ним, вся работа идёт по одному месту, и неизвестно, что будет дальше. Но, исходя из всего, им придётся не сладко. Что в нём нашёл Намджун — непонятно, и понимать Хосок совершенно не желает.

— Просто подобрал шавку на улице и жаль выкидывать, а нам говорит, что очень важен, — рычит Хо себе под нос. Он не замечает, как ноги сами приводят его к спортзалу, в котором он частенько пропадает. Подумав немного, посмотрев по сторонам, он решает, что физическая нагрузка поможет ему сбросить накопившийся гнев. Всё-таки деть куда-то эмоции нужно.

Внутри очень прохладно, пахнет цитрусовыми, в частности лаймом, и ещё напряжённостью. Здесь пахнет работой, победами и поражениями, пахнет мускусом. Родные стены принимают его как своего, и он направляется к сторожке, мимолётно бросая взгляды на некоторые залы тренировок. Людей не завались много, наоборот — только кое-где проглядываются скопления девушек, которые идут на аэробику или зумбу.

— Здравствуй, вот и я, — Хосок открывает дверь небольшого помещения, в котором под кондиционером сидит мужчина в форме. Ему за пятьдесят, волосы уже начинают приобретать седой цвет. В отличие от цветущего Намджуна, его ровесник в более запущенной форме.

— Привет, Хосок. За ключом?

Чон кивает, и охранник бегает глазами по висящим над столом ключами, протягивает знакомому нужный и желает хорошей тренировки.

В раздевалке никого нет, но воздух тут тяжёлый, дышать почти нечем, но Хосок за эту неделю уже успевает соскучиться по всему этому. Он скидывает с себя футболку и бросает в свой шкафчик, закрывает на ключ и идёт в сторону автоматов, чтобы купить бутылку воды и приступить к работе. Он идёт в один из любимых залов, разминается. Тянет мышцы до приятного ощущения, разогревает каждую частичку своего тела. Садится на гребной тренажёр напротив зеркала, надевает беспроводные наушники и включает японский рок, вдавливая палец в кнопку громкости. Кладёт ладони на рога и упирается ногами в педали, с выдохом начиная свою тренировку.

Через пятнадцать минут он останавливается, садится ровно, вдыхая полной грудью, тяжело, обрывисто. По рукам, оголённой груди с татуировкой абстрактного солнца, по шее и вискам стекает пот. Мужчина хмурится, расслабляясь, переходя в состояние нежной истомы, так приятно обволакивающей всё тело после усиленной тренировки. К мозолистым рукам добавляются новые раны, свежие потёртости. Хосок открывает бутылку и жадно припадает губами к блестящему горлышку, прикрывая от вкусной прохлады глаза.

— Неплохо справляешься, — слышит он знакомый голос позади себя. Хосок открывает глаза и упирается в женскую фигурку в зеркале. Девушка, чьи тёмные волосы собраны в хвост, держит в перчатках полупустую бутылку с водой, смотря хитрым лисьим взглядом на отражение чужих чёрных глаз.

— Не думал, что увижу тебя тут, Дженни, — мужчина действительно удивлён. Удивлён тому, что она подходит и заговаривает с ним.

Девушка приближается, неотрывно смотря глаза в глаза, становится рядом. Видит, как Хосок почти не дышит, следя за её тонкой рукой, которая касается спины и ведёт вниз, вдоль по позвоночнику, до непрошеных мурашек и дрожи. Дышать становится ещё тяжелее, словно что-то оседает над лёгкими. Женская ладонь поднимается вверх, касается напряжённой пульсирующей жилки, скользит к груди, раскрывает под собой рёбра. Она приближается к уху и опаляет его дыханием, продолжает краем глаза наблюдать за картиной в зеркале.

— Сделать тебе массаж?

Чон прикусывает щёку изнутри, встаёт как-то резко, нетерпеливо, оборачивается, нависая над ней скалой, смотря опасно в тёмные глаза цвета тающего шоколада, и чувствует, как лопается по нитям его самообладание. Он накрывает огромными ладонями тонкую талию; по сравнению с ним, девушка совсем маленькая, хрупкая, он может сломать её своей силой, и такая власть над ней заставляет чувствовать себя повелителем. Дженни оттягивает нижнюю губу, покрытую красным блеском, и так по-детски невинно смотрит в глаза напротив, полные вожделения.

— Знаешь, где массаж делать лучше всего? — спрашивает он. Девушка смотрит на широкие плечи и кладёт на них ладони, оглаживая, спускается ниже, к локтям, к запястьям.

— Где?

— В душевой.

Девушка не сдерживает улыбку и мажет мутным взглядом по бледным губам, судорожно выдыхает и кивает. Соглашается. Хосок берёт её за руку и тянет за собой в сторону зоны купания, затягивает в одну из дальних душевых кабин, включает сильный напор воды, чтобы заглушить все звуки любви, происходящие внутри. Жар, страсть, влечение — они сливаются в единый силуэт. Женские ладони изредка очерчивают запотевшие стенки, оставляя мутные разводы.

◎ ◍ ◎

— Господин Чон, к вам сын.

Мужчина, сидящий за рабочим столом, перебирающий анкету одного из пациентов, замирает. Он слышит шаги, лёгкие, с определённым интервалом, родные, необходимые. Эти шаги он узнает из тысячи. Доктор поворачивает голову в сторону юноши: сегодня Чонгук не в костюме, он в обычных джинсах и безразмерной футболке, которая открывает вид на ключицы. На уголке губы небольшой пластырь. Парень смотрит в упор, уверенно, и Джихёк улыбается, откидываясь на спинку офисного стула. Кажется, он чувствует себя здесь просто прекрасно. Как на воле. Охранник камеры садится в кресло в углу и следит за тем, чтобы никто не переходил границы.

— Привет. Кажется, ты говорил, что не придёшь? — на старческом лице появляется подобие улыбки.

— Могу уйти.

Джихёк разводит руками в стороны, мол, он всего лишь шутит. Они смотрят друг другу в глаза, и это длится секунду, две, минуту, и продолжалось бы ещё долго, если бы Чонгук с усмешкой на губах не тряхнул головой, опуская взгляд в пол.

— Зачем пришёл?

— Давно ты пациентов принимаешь?

Чонгук подходит к рабочему столу, краем глаза наблюдая за всеми движениями отца, чтобы, если что, быть готовым. На гладкой отшлифованной поверхности лежат бежевые папки с делами больных, которые приходят сюда. Такие же уголовники, как и он сам, — другие сюда не сунутся. Чонгук тянется к одной из карточек, раскрывает её, видит фотографию какого-то мутного, подозрительного старика с горстью морщин у глаз.

— С относительно недавнего времени, — поняв, что сын не будет отвечать на его вопрос, он смиряется и довольствуется тем, что ему предоставляют. Криминалист же продолжает рассматривать документы, после чего его взгляд переходит на небольшой шкаф с плотно заполненными полками. Чонгук подходит, рассматривает: книги по анатомии, медицинские справочники, другие руководства.

— Не думаю, что это истинная причина твоего визита.

Чон выразительно смотрит на отца, убирая руки за спину и напряжённо скрепляя их в замок. Во взгляде Джихёка столько человечности, самой обыкновенной заинтересованности, без какого-либо подтекста, без желания выгоды. Чистые человеческие эмоции.

— Ты прав, — парень делает паузу. Стоит ли рассказывать ему всё или упомянуть только главные детали? Чонгук встряхивает головой, снова переводя взгляд на многочисленные книги, в тесноте уложенные в шкафу. — Я сейчас расследую дело, и, возможно, я могу проиграть, если не будет достаточно доказательств. Я могу остаться без работы.

Если Сомун перейдёт в лапы NIA, Чонгук уйдёт сразу, даже не задумываясь. Старший Чон, сложив руки на животе, крутится в кресле из стороны в сторону.

— Проиграть не стыдно, ты знаешь. Но смотря, что ты поставил на кон. Жизнь как игра в покер: победа достаётся абсолютно случайно, и заранее нельзя предугадать, на чью сторону встанет удача. Советую тебе не следовать заготовленному плану и пустить в ход маленькие хитрости.

Джихёк подмигивает сыну, пока тот внимательно слушает и не перебивает. Гук смотрит в пол, и в голове у него только этот Ким Тэхён с его самодовольной улыбкой. Обхитрить агента разведки? А что если это он обведёт Чонгука вокруг пальца и оставит его у разбитого корыта? Парень кивает и уходит, кидая через плечо отрешённое: «Мне пора». Джихёк улыбается ему в спину.

— Ким Джису, ты сейчас где? — Чонгук набирает номер коллеги сразу, как покидает здание психиатрической больницы. На улице солнечно и совсем не холодно, даже наоборот: тёплые лучи ласкают и согревают.

— В офисе.

— Намджун с тобой?

— Ага.

— Я скоро буду, ждите меня.

Через двадцать минут Чонгук шумно заходит в офис Сомун, случайно задевая пустые бутылки от соджу у двери. Те со звоном закатываются под стулья.

— Должно быть, ты что-то нарыл? — мужчина отрывается от своего компьютера и поворачивается к Гуку, который заходит в рабочую зону. Он плюхается в своё кресло и пододвигается почти вплотную к монитору, включает блок питания. Джису нетерпеливо потирает ладони, ожидая хоть маленькую нить новой информации.

— Думаю, мы можем сейчас что-то найти. Вы ведь нашли записи с видеорегистраторов других машин? — спрашивает Чон, и Джун кивает, демонстрирует ему флешку. Её парень подключает к своему компу и открывает видео, на котором здание видно полностью. Многоэтажка с большим рекламным щитом на плоской крыше. Первые секунды ничего не происходит, но затем щит начинает неустойчиво покачиваться из стороны в сторону.

— Стой. Перемотай, — Джису склоняется над Гуком так, что её волосы щекочут его уши и шею. Но он тактично молчит и проматывает, замедляет, самостоятельно выискивая причину её беспокойства. — Смотрите, щит.

— Почему он шатается? Землетрясения тогда не было, — лидер с подозрением щурится.

— Когда были сделаны эти записи? — Чон поднимает взгляд на обоих.

— За несколько дней до обвала.

— Значит, это произошло не случайно. То есть… Крушение здания произошло не из-за внешних факторов. Ошибка была допущена при строительстве… Случайно или намеренно — нам предстоит ещё узнать.

— Подожди, — Намджун поднимает руку и откатывается немного на своём кресле, берёт со стенки пульт и включает телевизор, что висит под потолком. На экране вспыхивает картинка канала новостей. Запись прямой трансляции, что проходила днём из здания министерства: архитектор Чхве Шивон у микрофона напротив сотни людей. По бокам от мужчины стоят шер и его секретарь из NIA и двое агентов разведки, один из которых Чонгуку знаком до судорог. Джун делает погромче.

— Я хотел бы принести глубочайшие извинения за то, что произошло несколько дней назад. Для всех нас это сильный удар. Я могу заверить вас, что здание было построено исключительно по лучшим чертежам и с идеальной точностью, и всё это лишь несчастный случай. Всем пострадавшим мы выплатим деньги за ущерб и предоставленные неудобства…

Перебивает его Джису, которая несдержанно цыкает и скрещивает руки на груди:

— Возмутительно. Держу пари, Шивон заплатил этим крысам, и они очистили его имя перед народом.

Намджун переводит вопросительный взгляд на Чонгука. Младший не особо спешит с ответом. Он всматривается в Тэхёна, который стоит в новом костюме, сложив перед собой руки, смотря спокойно на всех тех людей, которым лапшу на уши вешают. Актёр из него великолепный; и бровью не водит, пока выслушивает искренние речи.

— NIA могут. Даже если это не в их «компетенции», я видел, как многие, даже шеф, берут взятки.

— Н-да. Мелочь, а говорит о многом, — Ким выключает телевизор и встаёт, потягивается, хрустя конечностями. Джису просматривает ещё раз записи с регистраторов и кивает своим мыслям. Чонгук берёт со стола свой телефон и забивает в поиске официальную страницу агенства разведки, заходит в раздел с контактными лицами. Среди них на первых строках он находит Ким Тэхёна.

Дорогие антикварные часы на стене равномерно тикают, разбавляя образовавшуюся тишину. В полутьме кабинета за своим столом из красного дерева сидит мужчина, выкуривая дорогую сигару, что наполняет едким дымом почти весь кабинет. Вдохнуть — умереть. На жёстком ковре, сложив руки на коленях, сидит молодой человек, склонив виновато голову. Светлые пряди тщательно скрывают глаза, тот страх, что хранится в их глубине. Дрожь по всему телу сдерживать просто невозможно.

— Значит, ты поспорил? — спрашивает босс, стряхивая пепел в стеклянную ёмкость. — Ты же знаешь, чего нам стоило пробить тебя в NIA, Тэхён.

Голос бархатный, негромкий, но звучит угрожающе, раздаётся эхом в голове агента. Парень поджимает боязливо губы, когда слышит неторопливые шаги, что становятся всё ближе и ближе. Сдерживает скулёж, когда на его плечо опускается подошва грубых туфлей. Его заставляют лечь, прижимают каблуком к полу, давят, заставляя тихо всхлипывать от боли.

— Мы вложили миллионы, чтобы ты заменил его. Чтобы ты стал шпионом, — шипит мужчина. Тэхён чувствует, как от боли на глаза наворачиваются слёзы, от давления тяжело дышать. Сейчас самое главное для него не потерять сознание. Босс убирает ногу и хватает за волосы, резким движением тянет наверх, заставляет обратно встать на колени.

— Простите… Я не хотел…

— Я смогу закрыть глаза на это, если ты выйдешь сухим из воды и останешься в NIA. Иначе… — от Тэхёна отходят, швыряют так, словно он омерзительная шавка. Ким слышит, как открывается комод, видит в темноте кабинета блеск фотобумаги. Ему показывают фотографию, где изображены два человека. Он сам и девочка девяти лет со сладкой ватой в руках. Следующая фотография — только она, идущая в школу ранним утром. Следующая — девочка, играющая на детской площадке во дворе школы. Тэхён моргает часто, не веря своим глазам.

— Нет… нет… Не трогайте её, — горло словно стискивает удушье, разговаривать и дышать почти невозможно, он кашляет и заходится в рыдании, думая о своей младшей сестре. Он не может позволить, чтобы она была втянута во всё это.

— Ты можешь всё исправить, — предупреждающе произносит начальник.

— Я могу. Я исправлю.

Его вышвыривают из кабинета в пустой коридор, только у дверей стоит охрана, непоколебимая ничем. Всё для них тут не впервые. Тэхён, еле переплетая ноги, идёт в сторону лестницы на первый этаж, едва ориентируясь в пространстве. Перед глазами фотографии его сестры, сделанные в момент, когда она об этом не знала. За ней следят. Прямо сейчас, вероятно, тоже. Телефон звонит, когда он выходит на улицу и делает первый вздох свежего уличного воздуха. Неизвестный номер.

— Алло.

— Здравствуй, Тэхён, — неожиданно из динамика слышится голос Чонгука, и у Кима мурашки бегут по коже. Это всё из-за него. Сестра. Он должен спасти её.

— Здравствуй.

— Приезжай в главный офис Сомун, нам есть что обсудить.

Тэхён заходит в помещение, толкнув дверь рукой и сразу осматриваясь, ловя взгляды уже знакомых людей. Он сейчас одет в обычную чёрную толстовку и джинсы, потому что тело ломит, и от костюма будет только тяжелее передвигаться. Чонгук усмехается, но ничего не говорит; сам постоянно ходит в костюмах, так что сегодня они оба отличаются.

— Всем привет, — Тэхён улыбается дерзко, выбивая из автомата газировку со вкусом грейпфрута. — Зачем звал?

— У нас есть сведения, что ошибку в постройке допустили намеренно, — Чонгук пьёт банановое молоко, прикусывая пластиковую трубочку зубами. — Щит, который был установлен на крыше здания, по какой-то причине стал раскачиваться. Это значит, что здание было неустойчивым, и допустить такое случайно было невозможно. Да и к тому же Хосок смог последить за строителями: они известны тем, что заставляют работать путём давления.

— Щит стал шататься в результате вибрации здания.

Чонгук манит к себе пальцем и садится за свой компьютер, демонстрируя Киму имеющиеся у них материалы. Младший вместе с агентом смотрит на экран и указывает на все замеченные ими улики, выдвигает своё мнение по этому счёту, пока Тэхён старается сохранять самообладание. В горле пересыхает, сказать что-то сложно, но молчать он не может, ведь Чон примет это за собственную победу. Сомун копают слишком глубоко, они уже близки к истине.

— Этого недостаточно, чтобы доказать вину, — он пожимает плечами.

Чонгук улыбается и достаёт из сейфа копии документов, которые они стащили из архитектурного агенства. Тэхён закусывает губу изнутри, вчитываясь в информацию на бумаге.

— Это доказывает, что случай не первый. Мы вполне можем запросить ордер на арест за аферы со страховками.

Чонгук встаёт с кресла, смотря глаза в глаза. Тэхён очень напряжён, это слишком заметно, а ещё он сильно боится.

— К сожалению, ты проиграл, Ким Тэхён. Попрощайся с NIA.

◎ ◍ ◎

Снег спадает с обрыва, случайно задетый лапой белого медведя. Рядом с ним ещё трое зверушек различного окраса, и самый смелый из них — пингвинёнок, сжимающий в крыле игрушечный меч.

— Что ты сделал с Бэтти?! — кричит он, с угрозой размахивая мечом в сторону приближающегося зелёного дракона, шаги которого заставляют всё вокруг дрожать.

Джухён сидит на полу перед телевизором, по которому идёт красочный мультфильм, и рисует на листах цветными карандашами главных героев, иногда повторяя вслух их фразы. Эти эпизоды часто крутятся по детским каналам, и она успевает запомнить некоторые диалоги и всё, что будет происходить в серии. В доме больше никого нет, старший брат обещал вернуться вечером, и до этого времени она предоставлена сама себе. Утром ей приготовили кимпаб и на обед суп из водорослей, тарелка с которым остывает на низком столике около дивана.

Звонит телефон. К розовому чехлу прикреплены милые брелки с персонажами из «Пороро».

— Алло.

— Привет, Джухён!

— Привет, — девочка улыбается, услышав голос своей лучшей подруги. Они познакомились в первый день школы и до сих пор постоянно общаются, играют и учатся вместе.

— Что ты делаешь?

— Да ничего. Тэхён-оппа оставил меня одну, приходится торчать тут и занимать себя чем-то. Мультики уже неинтересные, хочется пойти погулять на улицу, но нельзя.

— Почему?

— Оппа не разрешает.

— Давай погуляем только пять минуточек? Во дворике, там же много детей! Я не хочу идти одна.

— А если оппа узнает? Я не могу…

— Да мы быстро, ты прибежишь потом домой и он ничего не узнает.

— Ну ладно, убедила!

Они прощаются. Джухён бежит переодеваться в более подходящую для двора одежду, берёт с собой несколько игрушек, даже не выключив телевизор — она ведь совсем скоро вернётся. Дверь она тоже не закрывает, потому что соседи тут хорошие и ничего забирать не станут, и бежит вниз, к площадке, на которой её ждёт лучшая подруга.

На улице солнечно, хорошо, тепло, хочется остаться тут подольше. В четырёх стенах совсем надоело, делать нечего, хоть в потолок смотри целыми днями. Подругу она находит на площадке. Но не успевают они и пяти минут посидеть, как к ним подходит мужчина приятной наружности с милой улыбкой. Блондинистые волосы мягко искрят при дневном свете.

— Привет, ты ведь Джухён?

Девочка поднимает взгляд и хлопает ресницами. На её носу такая же родинка, как и у Тэхёна, и мужчина понимает — это она.

— Да. А вы кто?

— Мин Юнги. Тэхён попросил отвезти тебя к нему в офис, потому что сегодня он задержится и не хочет, чтобы ты осталась на ночь одна.

Она соглашается поехать, потому что мужчина показывает ей их совместные фотографии с Тэхёном в подтверждение тому, что они действительно знакомы. Садясь в машину, она не думает о том, что везут её в неизвестном направлении далеко за город.

◎ ◍ ◎

Пар от горячих блюд разбивается о деревянный потолок бара. На их столе две пиццы и закуски вроде жареных кальмаров и других панчанов. За одним столом с Сомун сидит и Ким Тэхён, безэмоционально смотря на то, как им разрезают дымящуюся пиццу. В голове пустыня, совсем ничего нет, кроме бегающей строки «это конец». Они уже задержали Шивона, и тот находится в участке для дачи показаний. Репутация NIA пошатывается, так как ползут слухи о том, что агентство скрывает от людей правду. Жёлтая пресса успевает напечатать номера, в которых указано, что NIA прикрыли преступления Чхве Шивона, получив за это несколько миллиардов.

— Мы наконец закрыли это дело, — Намджун с хлопком откупоривает соджу. Тэхён отвлекается от своих мыслей и поднимает взгляд с еды на сидящих вокруг людей. Джису протягивает свой стакан лидеру за порцией выпивки и встречается взглядом с бывшим агентом.

— Не смотри на меня, как собака на кость, — Ким цокает и отводит взгляд на свой стакан. Все выпивают по стопке и принимаются праздновать очередную победу.

— Они нам этого не простят. Особенно тебе, Чонгук, — Намджун хрустит кимчи, слизывая остатки соуса с губ. — Ты сделал их.

— Ещё бы, — усмехается младший, переводя взгляд сначала на признавшего свою неправоту Хосока, после на Тэхёна, что кислее лимона. Намджун наливает и ему, но тот даже не притрагивается к своей стопке.

— Расслабься. Ты знал, на что идёшь.

— Заткнись, — буркнул Ким в ответ.

— Знаешь, можешь присоединиться к нам. Одними мозгами больше, разве не так? — лидер оглядывает каждого, и на этот счёт мнения расходятся. Джису и Чонгук категорически против, а вот Хосок и Намджун даже рады видеть нового человека в команде.

— Я же говорил. Ни. За. Что, — Чон ударяет кулаком по столу, но не так сильно, чтобы остальные посетители бара услышали. Тэхён смотрит на реакцию младшего, упивается его раздражением и натягивает привычную ухмылку на лицо.

— Я согласен.

— Отлично. Добро пожаловать в Сомун.

Чонгук какое-то время шокировано молчит, перекидываясь через стол взглядами-молниями со своим бывшим соперником. Просто восхитительно! Младший встаёт из-за стола и уходит, не попрощавшись ни с кем. Ему нужно всё обдумать самому, чтобы никто не стоял над душой и не мешал. Он решает поехать домой, завалиться на кровать вместе с Хваном и поразмышлять обо всём: дальнейшей работе, команде, личной жизни, семье. Однако едва юноша успевает дойти до автобусной остановки, он слышит торопливые шаги. На его плечо падает широкая ладонь.

— Ты куда?

Чонгук оборачивается, убирает с лица длинные пряди, заводя их за уши. Тэхён дышит тяжело, видимо, действительно бежал за ним, и этот факт вводит в ступор. Зачем? Лишний раз из себя вывести?

— Домой. А тебе советую не прилипать ко мне, как банный лист.

— Если я так тебе противен, то ты можешь уйти. Из Сомун.

Такой наглости Чон не ожидает. Юноша скидывает с себя чужую руку, ударяя по запястью. Зло берёт над ним контроль, кулаки чешутся, но он пока держит лицо, пускай на скулах играют желваки. Тэхён смотрит из-под чёлки хищным зверем, хочет довести до белого каления, так, чтобы Чонгук взревел от ярости. Не одному ему суждено провести следующие дни в пытках.

— Не нарывайся.

Подъезжает автобус с мигающим номером «17». Чонгук запрыгивает в него, чувствуя, как сверлит взглядом его спину Тэхён. Судя по всему, встретиться им было предназначено судьбой, но Чонгук считает иначе: он сделает всё, чтобы Тэхён принял самостоятельное решение уйти. Исчезнуть из его жизни, как самый страшный кошмар.

◎ ◍ ◎

Вскрик. На спине появляется новая красная полоса, дополняющая свежую решётку. Металлический вкус боли во рту. Руки предательски дрожат, опираясь на холодный пол, на который падает капля за каплей холодный пот. От боли в ушах гудит, все звуки слышны как из-под воды. Грубая подошва раздирает свежие раны, заставляя кровь стекать по покрасневшей коже, пачкать дорогой ковёр.

— Я предупреждал, Тэхён-и.

— Хённим… Сокджин-хённим… — скулит он, кусая губы до открытых рваных ран, по подбородку стекает тонкая бордовая струйка. Солёные слёзы щипят, попадая на разодранные участки кожи на руках, шее.

Его толкают в бок, Тэхён обессиленно падает на изуродованную спину, вскрикивая от новой порции судорожной боли. Она проходит от кончиков пальцев до пят, заставляет трястись, как в агонии, пока душа не выйдет наружу. В полутьме он едва различает силуэт своего босса, в руках которого жёсткая резиновая плеть, которая полосует его полностью, собирает новый рисунок боли на теле.

— Присоединился к Сомун. Как это смешно! — рычит он, убирая волосы назад и садясь на корточки около еле дышащего слуги. Проводит по пухлым истерзанным губам плетью, измазанной в крови, оставляет мокрый след на лице. — Ты просто жалкий щенок. Не можешь отплатить своему хозяину за всё, что он тебе сделал? Тупой, мерзкий мусор…

Грубая ладонь дёргает его за подбородок, шея противно хрустит, защемляется нерв, от чего парень болезненно стонет. Он норовит потерять сознание, но мощная пощёчина приводит его в чувства. Ким кашляет, надувает кровяной шар, который лопается и пачкает лицо и чужую ладонь.

— Ты отвратителен. И твоя сестрёнка тоже, — Сокджин вынимает из внутреннего кармана новую фотографию, на которой его сестра совсем одна в какой-то тусклой комнате, в которую едва проникает солнечный свет. Очень похоже на подвал, заваленный хламом. Джухён спит, обнимая свою любимую игрушку, но Тэхён понимает, что уснуть её заставили силой. Слёзы текут сами, он судорожно тянется рукой за снимком, но Сокджин швыряет его на свой стол. — Знаешь… Если хочешь, чтобы она была жива… — босс смотрит в чужие глаза, в которых открытое отчаяние и безысходность. Он не хочет терять ещё и сестру, она единственная, кто у него есть. Больше никого. Совсем.

— Я сделаю всё, что угодно, — уверяет Тэхён, захлёбываясь в слюне, смешанной с кровью.

— Убери Чонгука. Он… мешает. И, если понадобится, убери и остальных, — уклончиво отвечает босс, скидывая с потного лба слипшиеся пряди. Тэхён слабо кивает, оставшись совсем без сил, и Джин встаёт, поправляя свой дорогой костюм, наступая на пятна на ковре, которые сочатся бордовой жижей. — Уведите его.

Двое громил заходят в кабинет и, несмотря на состояние слуги, волочат его за собой, как ненужную вещь. Впрочем, они не сильно отличаются друг от друга: у Тэхёна нет прав, нет жизни, нет места в этом мире. Его оставляют у главного входа прямо на мраморных ступенях, которые он успевает запачкать в крови. Во дворе особняка никого нет, глушь, никто не услышит его вой и рыдания. Они подхватываются ветром и уносятся далеко, куда-то за горизонт, где никто никогда не услышит.

В квартире горит свет, по телевизору идут какие-то мультфильмы, на полу валяются карандаши с листками. Телефон, что разрывался от звонков, уже прекращает работать из-за низкой зарядки. Тэхён, держась за стены, заходит в квартиру, слыша, как позади открывается соседняя дверь. Ким слышит через звон в ушах только ругань про «вернувшегося наркомана», после чего быстро запирает дверь на несколько замков и скатывается вниз, на пол, скребя короткими ногтями по поверхности двери. Ноги гудят так, словно он проходит сотню километров без перерыва, хотя на деле всего лишь поднимается на лифте.

— Джухён… Моя Джухён… — слезы сами скатываются по щекам, обжигая не затянувшиеся раны. Он едва встаёт, держась за стены, обходит квартиру, но нигде не находит свою девочку, свою маленькую малышку. Только яркие рисунки на бумаге остаются после неё в этом доме. Ким падает на пол и берёт в дрожащие руки девичий складной телефон, чтобы посмотреть список звонков, но на экране появляется лишь изображение пустой батареи. — Джухён… Что же ты наделала…

Он падает на пол всей своей тушей, сжимая мобильник до боли в ладонях, стискивает зубы, чтобы не заорать в голос. Внутренняя боль сейчас гораздо сильнее всех тех гематом, что располагаются на его теле. От напряжения засохшие раны разрываются, и кровь льёт из них, снова пачкая одежду и паркет.

◎ ◍ ◎

Кажется, что дверной звонок скоро будет вдавлен в стену — с таким напором неизвестный решает наведаться в гости. Чонгук, быстро вылетев из душа и набросив на бёдра одно только полотенце, идёт к двери, надеясь, что это не Ким Тэхён. С этим человеком можно стать конченным параноиком. Криминалист смотрит в глазок и видит лицо, которое не хочет видеть ещё сильнее. Тяжёлый вздох — Гук открывает дверь и впускает в дом. Точнее, мужчина сам проходит, грубо шагая внутрь гостиной, даже не удосужившись снять грузную обувь с ног. Хоть без грязи, и на том спасибо.

— Чонин, что ты…

— Для тебя я Ким Кай, — мужчина оборачивается, перетягивая бинты на ладонях. На спине его косухи выведен рисунок чёрного тигра с красными глазами и клыками.

— И что же глава «Красных Тигров» забыл здесь? — равнодушно спрашивает хозяин дома. — Это не проходной двор, это частнаясобственность, на которую ты зашёл без разрешения. По статье…

— Мне похуй, знаешь, Чонгук. Дженни не отвечает на звонки, и я приехал сюда, потому что дома её нет. Усёк? — Кай осматривается, но понимает, что и тут нет его любимой. Чон видит, как всё его нутро напрягается от одной мысли, что она могла пропасть.

— Не выражайся. Она раньше так делала? — юноша ловит недоуменный взгляд. — Не отвечала на звонки.

— Нет. Я не раздуваю из мухи слона, иначе нога моя в эту халупу не ступила.

— Эй! Следи за словами, — Чонгук закрывает глаза, выравнивает дыхание и набирает номер сестры. Ещё раз. Ещё. И ещё. Гудки каждый раз прерываются и ответа нет. — Странно. Судя по всему, телефон у неё работает. Может, отключила звук? Или потеряла. С такой работой всякое может быть.

— У неё сегодня выходной, у нас годовщина отношений. Хотя что такому, как ты, понимать в этом. Небось ещё девственник.

Чонгук решает не акцентировать внимание на открытых провокациях. Сейчас важно одно: с Дженни что-то не так, что именно — неизвестно. Недолго думая, Кай хрустит пальцами и идёт к выходу из квартиры.

— И что ты собрался делать?

— Искать её.

— Лучше доверь это нам.

Чонин оборачивается на него и смотрит как-то насмешливо, с этой дьявольской улыбкой на губах, словно он удостаивает чести разговаривать с ним. Но он всё-таки встаёт у входной двери в терпеливом ожидании. Чонгук набирает номер Намджуна, мысленно прося ответить как можно скорее. Наконец, долгожданное «Алло» слышится на конце провода.

— Намджун, привет. Надеюсь, не разбудил.

— Нет, мы с детьми смотрим мультфильм. Что-то срочное?

— Дженни не отвечает на звонки. Может, возможно отследить как-то её телефон?

— По этому поводу лучше поговори с бульдогом.

Так Чонгук и делает. Только вот Хосок тоже не отвечает на звонки и поднимает трубку только с шестого или седьмого раза, когда вся надежда и вера уже пропадают. Услышав чужой прокуренный голос, криминалист оживляется и взволнованно царапает заусенцы.

— Хосок, привет, — в ответ слышится тихое «сука», но Чон не обращает внимания. — Не мог бы ты…

— Милый, куда ты ушёл? — из динамика доносится отдалённый женский голос, и Гука словно током ударяет. Это не может быть ошибкой, он узнает этот голос из тысячи, из миллиона. Сок бросает трубку, а Чогук роняет свой мобильник из рук, тот разбивается о кафельный пол с характерным стуком. Посмотрев на хмурого Кая, он поджимает губы.

Кажется, они вдвоём понимают, что к чему. И Кай это точно не оставит просто так.

========== связующая нить ==========

Комментарий к связующая нить

melanie martinez — tag, you’re it

Вдоль ребристых розовых стенок с блестящими цветами висят на нитке глянцевые фотографии. Плюшевые игрушки, сидевшие там и здесь, милое постельное белье с оборками, ряды воздушных платьев, виднеющиеся в платяном шкафу с приоткрытой дверцей. Девочка-подросток стоит перед зеркалом на стене и приглаживает длинные чёрные волосы, поправляет нежное платье до колен и слабо улыбается. За окном уже стемнело, город погрязает в сиреневых сумерках.

Она осторожно садится за рабочий стол и включает камеру. Красная мигающая лампочка говорит о том, что съёмка уже началась.

— Здравствуйте, — с лёгкой улыбкой она машет будущим зрителям этого видео. — Меня зовут Чан Вонён, мне пятнадцать лет.

Она делает паузу, поворачиваясь к тёмному окну, в котором видит лишь своё отражение. На улице нет ни ветра, ни машин, и в воздухе повисает спокойная, непрерывная тишина. Перед тем, как заговорить снова, она поворачивается к камере и убирает выбившуюся прядь шелковистых волос за ухо.

— Если вы смотрите это видео, значит, я уже мертва.

◎ ◍ ◎

Громкая сирена давит на уши, фонари едва рассекают плотный туман, лучи света утопают внутри. Немецкие овчарки натягивают поводки, стремясь куда-то вглубь леса; они уже чуют то, о чём ещё не знают полицейские. Мужчины в форме, вооружившись пистолетами, идут по трещащим веткам туда, куда указывает свидетель. Намджун идёт впереди, крепче сжимая в ладони фонарик, как вдруг натыкается на что-то различимое среди деревьев. С одной толстой ветки свисает женское худое тело, покрытое многочисленными синяками и гематомами. Тёмные волосы спутаны, в ушах и на шее запёкшаяся кровь. Милое, розово-фиолетовое платье, в некоторые местах порванное, прикрывает истерзанное тело подростка.

Чонгук приезжает на место преступление несколько позднее, чем бригада. Звонок в семь утра заставляет его подорваться с кровати и примчаться на такси как можно скорее. К его приезду жертву уже забирали на железных носилках в салон скорой помощи. Знакомая девушка заполняет некоторые медицинские документы, касаемые состояния тела пострадавшей. Чонгук подходит к ней, потому что поблизости не видит никого из знакомых.

— Что тут произошло? — спрашивает он, когда девушка отдаёт офицеру ручку и бумаги. Врач выглядит обеспокоенной, но вместе с этим на её лице плохо скрываемый интерес и некий «восторг», видимо, от самой возможности работать на месте происшествия. Чонгук думает, что Чимин немного чокнутая.

— Изощрённое садистское убийство в стиле Агаты Кристи, — блондинка скрещивает руки на груди, смотря за тем, как двери фургона закрываются и тело увозят в морг. Чимин не едет с коллегами, потому что она будет нужна в офисе Сомун как член команды. Среди толпы полицейских Чонгук различает Намджуна, который, поправляя стрижку, идёт прямо к ним.

— Доказательств того, что это именно убийство, почти нет, но я подозреваю, что объявился ещё один психованный, — мужчина стягивает с ладоней чёрные перчатки, и Гук замечает, что руки старшего нервно трясутся. Тот озирается, словно чего-то боится.

— Что-то не так? — криминалист присматривается к чужим эмоциям.

— Это… это была подруга Ёнхи. Моей Ёнхи… — его голос меняется, становится тише, словно говорить даётся ему с трудом. Чимин сочувственно заламывает брови и похлопывает по широкому плечу, пытаясь оказать молчаливую поддержкой. Он губами говорит: «Всё окей», и девушка кивает.

— Я посмотрю на место преступления, — Чонгук идёт в лесную чащу, по которой туда-сюда снуют офицерские собаки. По лицу и рукам время от времени хлещут сухие грубые ветки. У одного из деревьев стоит больше людей, проводят осмотр местности на наличие каких-либо улик. Джису сидит возле какого-то куста, старательно выискивая что-то внутри него, и Чонгук присаживается рядом.

— Нашла что-то?

Джису дёргается, явно не ожидая, что тут ни с того ни с сего объявится младший, и выразительно смотрит на него, угрожающе сдвинув брови к переносице. Чонгук лишь слегка улыбается на претензию.

— Мне кажется, там что-то есть. Я видела блеск.

К ним подходит третий, ещё один коп из команды, и парень с ужасом понимает, что это никто иной, как Ким Тэхён. Он присаживается на корточки, делая вид, что не замечает младшего вовсе. Обращается к нуне:

— Какие-то зацепки?

Она пересказывает ему свои догадки, и Тэхён, подкатав рукава брендовой рубашки, раздвигает колючие ветки кустарника. Джису суёт руку сквозь щели между ветвями и ощупывает землю, пока наконец не натыкается на что-то металлическое, холодное. Вытащив вещь, она встаёт и поворачивает её к солнцу. Стальная брошь, на которой изображён ревущий тигр, выкрашенный в красный цвет. Вокруг него симметрично выгравированы розы с шипами.

— «Красные тигры», — шепчет Чонгук, после чего поднимает взгляд на ту ветку, с которой до сих пор свисает кусок прочной верёвки. Способна ли эта группировка на что-то страшнее, чем продажа наркотиков и грабёж? И, самое главное, знает ли Чонин об инциденте? Если убийство девочки можно охарактеризовать этим безобидным словом.

— Знаешь их? — с усмешкой спрашивает Тэхён, выгибая бровь.

— Скажем так, пришлось узнать, — Гук забирает из рук девушки эмблему. Хищник выглядит зловеще, и его блестящие чёрные глаза что-то скрывают.

◎ ◍ ◎

В офисе работает вентилятор, избавляя группу от душащей жары. Намджуну не хватает этой прохлады, и он, схватив со стола какую-то тетрадь, размахивает перед лицом на подобии веера. Чонгук сосредоточенно размышляет о том, связана ли на самом деле банда Кая и совершённое преступление.

— Расскажи, что точно с ней случилось, — они с Чимин стоят подальше ото всех. Намджун что-то выписывает у доски следствия, мучаясь в догадках и предположениях, Джису помогает ему и высказывает своё мнение на этот счёт.

— Смотри, — она включает смартфон и показывает несколько снимков, сделанных со вспышкой. Тело во весь рост на носилках, все гематомы и следы. Чонгук внимательно рассматривает каждую фотографию, и у него появляется желание посмотреть на тело вживую, в особенности со всех сторон осмотреть шею. — Двадцать восемь царапин, две глубокие раны, одна в области живота, вторая на шее. Её задушили до того, как повесить, это уже общепринятый факт.

Чонгук кивает и отдаёт телефон.

— Могу я увидеть её? Завтра приеду в морг, — младший скрещивает руки на груди. Чимин с улыбкой кивает и пишет кому-то небольшое сообщение.

— Я оповестила сестёр, чтобы её не трогали ещё некоторое время. Родственники хотят похоронить девочку, чтобы она больше не видела этот ужасный мир, — блондинка убирает волосы за ухо и, пряча сожаление в глазах, опускает взгляд на пол. Чонгук приобнимает её в качестве поддержки и ободряюще улыбается.

— Мы найдём преступника и он ответит за содеянное по заслугам.

Чимин вздыхает и всё-таки кивает. Ему удаётся вселить в неё надежду на то, что маньяк будет пойман и брошен за решётку тюрьмы.

— Нам нужно навестить их. Я знаю, где Тигры обычно обитают, — говорит криминалист, и первый ответ каждого — молчание. Переваривают появившуюся информацию или думают, хорошая ли это идея — неизвестно.

— Мне вот интересно, откуда у тебя такие знакомства? — Хосок, презрительно сощурив глаза, стукает дном пивной банки по столу. Чонгук раздражённо стискивает зубы и бросает на бульдога быстрый злой взгляд. Теперь каждая неуместная выходка мужчины заставляет его испытывать гнев.

— Мне тоже интересно, что ты забыл между ног моей сестры, но я об этом не спрашиваю.

Хосок срывается с места, замахивается для удара, но рык Намджуна заставляет его резко сбавить обороты. Напряжение вырастает, атмосфера накаляется, и Тэхён, потерев виски, встаёт со скрипучего дивана.

— Я согласен с Чонгуком. Предлагаю съездить и провести мирные переговоры.

— Я думаю, что это их рук дело, — Джису встревает в разговор, смочив горло соджу со льдом. — Они толкают дурь, промышляют оружием, пропагандируют насилие — чем не описание убийцы? К тому же такая очевидная улика чуть ли не под трупом.

Чонгук обводит взглядом всех, прочитывая по лицам эмоции. Тэхён, кажется, полностью с ней солидарен, а вот Намджун не спешит с выводами. Всё кажется подозрительно лёгким. Не покидает ощущение того, что всё это подстраивают, чтобы скинуть вину на тёмную сторону Кореи и упечь кого-то из них за решётку. Младший встречается взглядом с лидером и видит в нём схожие мысли.

— Значит, едем, — Намджун откидывает на диван тетрадь и хрустит пальцами.

Гук прокручивает в пальцах железный значок и бросает его во внутренний карман зелёной ветровки.

Шевроле подкатывает к дверям мрачного бара с одним круглосуточно горящим фонарём возле выгоревшей вывески «Chiken’s Dinner». У входа никого нет, ни единой души, но из сомнительного заведения слышатся грубые голоса и джаз. Здание размером с двухэтажный жилой дом, и что-то им подсказывает, что людей внутри невпроворот. Переглянувшись, они двигаются к парадным дверям чёрного цвета, Чонгук толкает их, возглавляя крестовый поход. Полумрак, красные огни тут и там, бильярдный стол, а ещё слишком огромное количество мужчин на один квадратный метр. Многие сидят, кто-то ходит с выпивкой, большая часть окружает игральный стол. Игроки с энтузиазмом натирают кии мелом.

Сомун входят без приглашения, и к ним тут же выдвигается один из Тигров, вытирая липкую от пота шею полотенцем. Чёрная повязка на лбу не даёт волосам спадать на глаза, именной жилет открывает вид на сильные руки, которые могут, кажется, камень перетереть в труху. Множество татуировок, но самая главная — разъярённый тигр под шеей, он есть у всех присутствующих. Чонгук осматривается. Среди громил есть и девушки, по внешнему виду особо не отличающиеся: побитые жизнью, с угрожающим взглядом, в таких же кожаных куртках.

— Что понадобилось, Чон Чонгук?

— Не груби, Зико. Мне нужно встретиться с Каем, — обернувшись, Гук убеждается, что вся его команда не смеет трогать остальных и не провоцирует Тигров на первый шаг. Потому что Хосок вполне способен, а Тэхён порой бывает слишком вспыльчив.

— Босс сейчас занят, — мужчина, именованный Зико, толкает язык за щёку и щурит свои и без того вытянутые глаза. Он отходит обратно к бильярдному столу, наводя порядок в шарах. — Проваливайте, здесь вам делать нечего.

— Нам нужен Ким Кай. Не уйду, пока не поговорю с ним. Понимаете, дело государственной важности, мы не можем пустить всё на самотёк, — Гук улыбается.

— Ты, кажется, не понял, — из тени выходит мужчина повыше, с выбеленными волосами и со сверкающим складным ножом в руке. Он ему как игрушка, чтоб размять пальцы, но сейчас очень кстати. На вороте кожанки вышито «Чанёль». Пока Чонгук тактично молчит, смотря в глаза выступившему Тигру, наравне с младшим становится Джису.

— Нет, милый, здесь не понял ты. Если мы не поговорим с вожаком вашей блохастой стаи, то у вас будут крупные проблемы с законом, — Ким улыбается так приторно-сладко в противовес своим словам, что Чанёль, кажется, не выдерживает. С натянутыми нервами он подходит вплотную к сомуновской выскочке, приложив острый металл к горлу.

— Отбой, Чан, это уже слишком. Не переступай черту, — кидает Зико из толпы. Никто не подходит оттянуть этого головореза подальше от стычки, все лишь наблюдают заинтересованно. Все хотят знать, что же будет дальше, чем закончится визит сторожевых псов в болото Южной Кореи. Однако спустя минуту безбожного молчания встаёт какая-то незнакомая им девушка, отложив стакан со спиртным на стеклянный столик. Откровенный наряд с почти полностью открытым верхом и чёрными латексными брюками явно соответствует посту эскортницы.

— Мальчики, не кажется, что вы пасть разинули на нашей территории? Здесь ваше мнение не учитывается, — подведённые красным глаза с особым интересом обводят контуры мужских фигур. На её вороте написано «Хёна».

— Что здесь происходит? — раздаётся недовольный голос со стороны лестницы. На втором этаже, держа в руках банку с пивом, появляется Чонин. По его свирепому взгляду можно смело предположить, что являются они не в подходящее время.

— Кай, у нас есть к тебе дело, — Чонгук, слегка толкнув Чанёля плечом, выходит вперёд. Мужчина пренебрежительно окидывает его взглядом с ног до головы.

— Ещё чего. Здесь больше нет места твоей паршивой семейке, Чонгук. Ни тебе, ни твоей поганой сестре здесь не рады. Обрадую, даже наоборот, вас хотят заколоть, и только божья милость поможет вам остаться в живых.

По залу проходится неопределённый шёпот, слышатся смешки с разных сторон. Чанёль победно улыбается, снова встречаясь взглядом с Джису. А вот у Чонгука совсем иные планы, менять которые он не собирается. Даже если придётся пойти по головам.

— Знакомо? — Чонгук вытаскивает из кармана вещицу. В свете красных лучей она словно бы вспыхивает, и тигр уже не в цветах, а в огне. Что-то в лице Кая переменяется, оно вытягивается и становится более серьёзным, сухим.

— Проходите.

В кабинете с прокуренным воздухом едва хватает света. На стене висит флаг с изображением тигра, внизу подпись гласит «Не тревожь спящего хищника». Повсюду пустые банки и бутылки из-под алкоголя, разбросанный мусор, скомканные бумаги; нельзя сказать, что здесь периодически убирают. Чонин упирается бедром в свой рабочий стол и потирает шею влажной ладонью, смотрит как-то несобранно, расфокусированно. Пьян.

— Кай, — так как остальные сейчас переваривают обстановку и свыкаются с отвратительным запахом перегара, младший берёт ситуацию в свои руки. Он заранее знает, как будет выглядеть обитель главного тигрёнка. — Кому это может принадлежать?

Чонин берёт из рук Чонгука брошь, обводит большим пальцем изображение хищника и молчит. Может, думает, кто это, а может, думает, стоит ли выдавать своего человека. Скорее всего, второе.

— Да кому угодно, — Кай поднимает свирепый взгляд на парня, словно его уличают в каком-то преступлении. Чонгук понимает, что ему информацию просто так не дадут. — К тому же я не стукач.

— Я знаю, — Гук убирает руки на бока, отбрасывая края ветровки назад. — Чего ты хочешь? Мести? Денег? Ещё один участок?

Чонин пронзает взглядом младшего снова, впивается, сверлит в нём дыры. Чонгук видит в них ненависть и жгучую обиду, вероятно, за предательство сестры, за её измену. И, будь у Кая чуть меньше совести, он бы не оставил её в этой жизни. И одной смертью бы это не обошлось. Чонин смотрит через плечо, куда-то за спину, и его выражение лица на секунду меняется. Словно бы он видит что-то, чего не должен.

Кай переводит взгляд обратно на Чона, тыкая пальцем в его грудь.

— Я не стукач, Чонгук.

◎ ◍ ◎

В квадратной небольшой комнате тишину разрушает только рёв шумного кондиционера. За окном в соседней комнате сидят Намджун и Тэхён. Кай сидит вразвалочку за небольшим столом допроса, прикусив указательный палец. Напротив него сидит коп, который должен выбить из Чонина признание. В противном случае он будет задержан как подозреваемый в убийстве, не желающий помогать следствию, и как преступник по нескольким статьям, касающимся поставки наркотиков, их применения и насилия.

Намджун массирует виски, наблюдая за не очень приятной картиной. По губе Кая уже течёт кровь из носа, но он продолжает обводить взглядом офицера и загадочно молчать, тая в секрете интересующую всех личность. В итоге Джун просит, чтобы его позвали, когда всё закончится, и уходит. Остаётся только Тэхён, вставший над столом и внимательно наблюдающей за ситуацией по ту сторону стекла. За побоями смотреть не очень приятно, порой даже отвратительно, но он терпит и ждёт.

Дверь открывается, в подсобное помещение входит Чонгук.

— И как идёт?

Тэхён ведёт плечом и выпрямляется, бросает на младшего удручённый взгляд и решает промолчать. Но в планах Чона не прерывать диалог, и он уверенно подходит к своему новоиспечённому коллеге, сокращая расстояние между ними. Когда Чон закрывает окно жалюзи и включает звукоизоляцию, Тэхён взволнованно поднимает взгляд на младшего. Его глаза лихорадочно бегают по серьёзному лицу.

— Чонгук, отойди.

— Вы ведь знакомы? — он подходит ближе, ещё, пока Тэхён не чувствует, как за спиной оказывается твёрдая стена. Ещё не зажившие раны распространяют по телу разряды боли, и парень закусывает изнутри щёку, исподлобья смотря Гуку в глаза. Песчаные волосы спадают на лицо, и он скидывает их аккуратно, чтобы не стукнуться лбами ненароком. Потому что Гук дышит прямо в лицо, совершенно не сохраняя дистанцию.

— Отойди.

Чонгук пытается поймать отчаянный взгляд, но старший только глаза прячет, смотрит теперь куда-то в пол. И дураку станет понятно, что неуклюже пытается скрыть Тэхён.

— Мне кажется, для агента NIA у тебя слишком плохая выдержка, — Гук скрещивает руки на груди.

Скрип двери, Чон оборачивается в сторону входа. В помещение входит офицер, что допрашивал Кая несколько минут назад. Он уже успевает вымыть руки от чужой крови, и, скорее всего, подозреваемого уже упекают в одну из решёток на ближайшие несколько суток.

— Мальчики, не помешал? — с усмешкой спрашивает мужчина и открывает жалюзи, больше никак не обращая внимания на стычку этих двух. — Если нужно, Ким Чонин находится в двадцать седьмой камере. Прямо по коридору и направо, — показывает он, выглянув за дверь и показав наглядно рукой, куда идти.

Чонгук молча доходит по указанному маршруту и останавливается возле одной из тусклых камер, в которой только железная койка для заключённых и миска с водой. Условия, в которых живут дворовые псы. Кай удобно (если можно так сказать) располагается на подобии кровати, подложив под голову руку. Он занимает себя подбрасыванием в воздух камешка, который после ловит, — и по кругу. В отличие от копа, тюремнику не дают умыться, поэтому у него на полщеки размазана насыщенная кровь.

— Увлекательное занятие. У тебя будет много времени, чтобы подумать, стоит ли с нами сотрудничать. Кай, ты же понимаешь, что я это делаю исключительно из наших общих интересов.

Чонин поднимается на ноги и медленно подходит к железным прутьям, вытягивает вперёд руки и притягивает к себе Чонгука за ворот футболки, до треска сжимая синтетическую ткань. Криминалист упирается ладонями в решётку, чтобы не превратиться в исполосованную тушу.

— Повторяю тебе ещё раз: я своих не сдаю. Делай что хочешь, но из меня ты ничего не выбьешь. Хоть убей, — Кай со злости плюёт тому в лицо и отшвыривает от себя. Чон стирает ладонью слюну и стряхивает с руки на и без того грязный пол.

— Запомню.

В офисе Сомун ещё никогда не было настолько тихо: все сидят молча, так, словно боятся нарушить установленную гробовую тишину. Все переваривают сегодняшний насыщенный день и пытаются расставить всё по полочкам, чтобы сложилась хоть какая-то картина. Всё, естественно, сводится к тому, что убийцей является кто-то из Тигров. Намджун что-то постоянно переделывает на доске, натягивая красные нити поверх друг друга, обматывая ими кнопки. Кроме Ким Кая, в подозреваемых отец девочки, у которого нет алиби и с которым, судя по словам очевидцев, у них были натянутые отношения. По крайней мере, так утверждает Ёнхи — лучшая подруга погибшей Вонён. Намджуна эта утрата задевает больше остальных, и поэтому сейчас вместо того, чтобы спокойно всё обдумать, он ишет способы разрешения проблемы.

— Кем работает её отец? — Тэхён старается вклиниться в жизнь команды и стать её частью. Правда старается. И пока в него верит только Намджун.

— Он инженер, почти всё время проводит на работе, с дочерью почти не виделся, — Джун поворачивается, вздыхая. — Большинство ссор было из-за того, что ей не хватало родительского внимания. Мать погибла, а отец ушёл с головой в работу.

— Разве он мог убить? И, тем более, подставить кого-то из этих головорезов? — Тэхён скептически выгибает бровь, смотря на расположение нитей на доске. Имена Чан Сынхун и Ким Кай обведены в кружок красным маркером, как главные подозреваемые. — Есть ли кто-то ещё, кто мог желать ей зла? Может, она увидела то, чего не следовало?

— Завтра мы поедем в старшую школу и будем допрашивать директора и педагогов, которые учили её. Попробуем узнать больше, — Джун чешет затылок. Тэхён замечает, как трясутся его руки, хоть мужчина и пытается скрыть свою нервозность.

— Хён, езжай домой, — Чонгук встаёт с кресла и подходит к ним. Кладёт ладонь на напряжённое плечо и сжимает. — Ты нужен Ёнхи.

Намджун некоторое время думает, но достаточно быстро приходит к мысли, что Гук прав. В конце концов, она хочет, чтобы он разделил её боль утраты и помог справиться с горем. Лидер собирает вещи и прощается, выходя из офиса.

Буквально через несколько минут в дверь деликатно стучат, и через порог переступает, — Чон глазам поверить не может — Дженни собственной персоной. Короткое чёрное платье от-кутюр, открытое, полупрозрачное где можно и закрытое где нужно, с шёлковыми рукавами и бантом на шее. В одной её руке излюбленная сумочка от Шанель, короткая цепочка которой игриво блестит на свету.

— Всем добрый вечер, — она мило улыбается каждому и задерживает взгляд на Тэхёне. Видит она его, кажется, впервые. Хосок слегка давится глотком кофе, когда видит её.

— И что же заставило сию королевскую особу посетить нашу скромную обитель? — Чонгук скрещивает недовольно руки на груди, пока девушка, размеренно цокая каблуками, подходит к любимому старшему брату.

— Предлагаю ва-ам всем, — она обводит каждого взглядом и улыбается. — Приехать ко мне домой и как следует отдохнуть от всех этих убийств и расследований. Вечеринка в джакузи только для самых близких. Отказов не принимаю.

◎ ◍ ◎

Фиолетовые сумерки со смесью подсвеченных облаков нависают над городом. Частный двухэтажный дом с растительным забором и уютным двориком с беседкой предрасполагает к хорошему вечеру. Не все относятся к подобной идее нормально, некоторые, как Тэхён, вовсе упираются руками и ногами, но одного грозного взгляда Джису (и нескольких воодушевляющих слов) хватает, чтобы он согласился. В итоге все решают, что это поможет снять стресс, которого сейчас слишком много у каждого.

— Не думай, что я всё забыл, — шепчет на ухо сестре Чонгук, пока ребята увлечённо рассматривают ухоженный дворик с небольшим бассейном, напротив которого стоит беседка с полупрозрачными белыми занавесками.

Сам домик бежево-белых цветов, нежный и утончённый; длинные узкие окна в пол, небольшое крылечко у входа с блестящими белыми плитами на ступенях. Дженни подхватывает Джису под руку и заводит в дом, чтобы поделиться с ней одним из купальников (вряд ли кто-то из них носит с собой в повседневной жизни запасные купальник или плавки). Мужчины пока решают, что стоит заказать что-нибудь подкрепиться. Пока Хосок и Тэхён на улице оформляют заказ из пиццерии, Чонгук идёт на поиски алкоголя, который сможет расслабить его мозг, мышцы и все составляющие организма. И хоть он не пьющий, несколько глотков в этот тяжёлый вечер не помешают.

Девушки спускаются на первый этаж примерно через пятнадцать минут, и Чонгук кашляет в кулак, завидев сестру в раздельном открытом купальнике. Джису в слитном и поверх надевает футболку подлиннее, чтобы не оголяться.

— Не слишком открыто? — Гук, прихватив со стола бутылку вина и бокалы для каждого, направляется вслед за барышнями. На улице он замечает, что двое его коллег старательно сдерживают себя, чтобы не опустить глаза ниже лица или ещё дальше. Они уже подготовили джакузи, находящееся под окнами первого этажа, набрав в него достаточное количество воды, и Дженни нажимает на кнопку.

Вода нагревается, через несколько минут бурлит, и тогда девушка с удовольствием забирается в воду, приняв из рук старшего брата бокал с кровавой жидкостью, терпкой и обжигающей на вкус. Джису неловко забирается следом, и, это можно было ожидать, следующий никто иной, как Чон Хосок, который тут же располагается около сестры Гука. Тот смотрит на них косо, но ничего не говорит — лишние споры по поводу отношений ему сейчас не нужны. Оставив одежду на небольшом табурете, Чонгук в одном белье забирается в воду, ощущая, как гидромассаж сразу заставляет тело расслабиться — в напряжённом состоянии не так приятно чувствовать биение воды о кожу.

Он откидывает голову, расставив руки по бортикам, и тихо выдыхает в ночную тишину. Единственный, кто пока не забирается к ним, — Тэхён. Парень стоит рядом, наливая себе в бокал вино до половины, и, на удивление владелицы дома, остаётся стоять.

— Ну нет, дорогой мой. Удостой нас чести, забирайся к нам, — девушка поднимает бровь, в упор смотря на Кима. К сожалению, придумать отмазку он не может, поэтому приходится снять джинсы и забраться внутрь. Вот футболку он не снимет ни за что, даже если она будет противно липнуть к телу. Он осторожно прижимается спиной к стенке джакузи, стараясь не делать резких движений. Горячая вода ещё сильнее раздражает раны, но со временем он привыкает к тупой боли.

Вскоре им привозят пиццу, и Дженни, как прилежная хозяйка, принимающая гостей, идёт забирать заказ и разбирать коробки на кухне. Не проходит и пяти секунд, как Хосоку необходимо отлучиться по «зову природы», и он быстро отчаливает в дом. Скорее всего, в сторону кухни, но все делают вид, что верят на слово.

— Нуна, иди, пожалуйста, помоги Дженни с пиццей, — устало просит Гук, садясь ровно и пытаясь разглядеть в окнах дома силуэты этих двоих. Девушка кивает и вылезает, выжимая лишнюю влагу из футболки на траву.

Чонгук допивает пряный нектар и откладывает на бортик пустой бокал, стенки которого ещё сохраняют бледный розовый цвет. Младший немного мутно смотрит на Тэхёна, сидящего у другой стенки. Он задумчиво тянет алкоголь, следя за движениями неспокойной воды.

— Какие тайны ты хранишь? — негромко говорит Чон, чем привлекает внимание Кима. — Что скрываешь от нас?

Хён усмехается, коротко пожимая плечами и убирая свой бокал туда же, к пустому, наклоняясь над младшим. Чонгук хватает его за плечо и резко тянет вниз, старший едва успевает ухватиться руками за бортики гидрованны. Чонгук сухо дышит ему на ухо, заставляя почувствовать страх, собирающийся дрожью под бьющимся сердцем.

— Мы не терпим предателей, Тэхён, — тот хочет ускользнуть, но парень держит крепко и не даёт двинуться. От крепко стиснутых пальцев прямо на ране агенту хочется взвыть, но он стискивает в зубах нижнюю губу и держится. — Надеюсь, ты нас прекрасно понимаешь. Не думай, что мы отпустим тебя так же легко, как NIA.

Из дома кто-то выходит, и Чонгук отталкивает от себя парня, оборачивается назад. Джису несёт две упаковки с намешанными внутри пиццами, кладёт их на более широкий бортик. Тэхён говорит, что ему нужно в уборную и он скоро вернётся. Хосок плюхается обратно в воду и берёт треугольный кусок пепперони, щедро обсыпанной перцем.

— Секундочку, я к сестрёнке, — Чонгук вылезает и, убрав влажные волосы назад, заходит в дом, оставляя после себя на плитах мокрые следы. По пути он захватывает свою ветровку, которую повесил на крючок в холле дома. Сестра оказывается на кухне и, накинув на плечи прозрачную шаль, собирается уже идти ко всем. Чонгук просит присесть.

— Что-то не так? Если ты хочешь поговорить о Хосоке, то…

— Нет, — отрезает он и достаёт из внутреннего кармана декоративную вещицу, протягивая её сестре. — Скажи, ты знаешь, кому она может принадлежать?

Младшая Чон недоверчиво берёт в руки брошь и осматривает её со всех сторон, мнёт и греет в пальцах, пытаясь вспомнить, где она её может видеть раньше.

— Я думаю, ты понимаешь, кто её мог носить. Но мне нужен точный человек.

— Я не хочу вспоминать ничего, что связано с Красными Тиграми, оппа, — она хмурится. Отношения с Ким Каем завели её в канаву, где царствуют наркотики и насилие. Тигры — это помойные крысы, которые портят ей жизнь больше года, потому что никак не могут принять тот факт, что их босс встречается с репортершей, которая имеет прочные связи в прокуратуре. Это ставит всех под удар, но больше всего приходится на долю девушки.

— Обещаю, что если ты поможешь следствию, то я отстану от твоей личной жизни и не буду спрашивать насчёт Хосока.

Они встречаются взглядами, и Дженни как-то нерешительно вжимает голову в плечи, теребя в ухоженных ладошках украшение. Естественно, она очень хочет помочь, потому что так же, как и все, желает наградить убийцу пожизненным сроком или смертной казнью.

— Ладно, — она достаёт из своей сумочки телефон и пролистывает корзину, в которой хранятся несколько сотен удалённых фото. Через несколько минут она садится ближе и поворачивает экран к брату. На фотографии изображена девушка с ретро-причёской, с ярко подведёнными губами, красной помадой и тёмной родинкой под глазом. Чонгук уже видел её. Тогда, в баре. На знакомой куртке именно эта брошка. — Это Ким Хёна, она занимается пропагандой наркотиков в северных районах Сеула. Чаще всего под удар попадают дети и подростки, она больше предпочитает продавать дурь возле школ и интернатов.

— Спасибо, Дженни.

Чонгук улыбается ей ободряюще и, забрав вещицу, снова уходит к ребятам.

Тэхён умывает лицо холодной водой в пятый раз, пытаясь успокоиться. Руки дрожат от нервов, а на телефон приходит неутешительное сообщение с самого ненавистного номера на свете. Ким прижимается разодранной спиной к ледяной стене и тихо стонет, беря в руки мобильник.

Boss.

Как дела, ТэТэ? Всё под контролем?

Вы.

Всё отлично. Никто ни о чём не догадывается.

Тэхён жмурится, выдыхает судорожно и оседает на пол, с волнением ожидая новых сообщений от Сокджина.

Boss.

Молодец. Я верил в то, что ты справишься. Не подведёшь меня?

Ему приходит фото-сообщение, и Тэхён боится его открывать, но пальцы сами натыкаются на изображение и разворачивают его. На снимке его младшая сестрёнка, сидящая на рваной кровати рядом с малознакомым, но всё же известным бандитом по имени Мин Юнги. На нём блестящая даже при таком тусклом освещении куртка с изображением тигра.

Вы.

Не подведу.

Он стирает слёзы, стараясь не выть. Сердце сжимается слишком сильно, в ушах звенит, а перед глазами темнеет. Сейчас у него нет возможности отдаться эмоциям, и он сдерживается, подавляет всё, выходя из ванной уже в нормальном состоянии. Когда он возвращается к ребятам, Чонгук уже плавает в бассейне вместе с Хосоком (видимо, алкоголь позволяет им пойти на контакт и найти общий язык), а девушки сплетничают обо всём на свете в джакузи.

◎ ◍ ◎

Чонгук с утра приезжает в больницу, где его встречает Чимин и любезно соглашается быть сопровождающей в морге. Парень надевает на плечи медицинский халат и натягивает бахилы, убирает волосы в хвост и послушно следует за блондинкой, натянув маску и перчатки. Внутри прохладно, и он потирает ладони сначала от холода, а потом от предвкушения перед тем, как войти в одну из комнат. На койке под тканью лежит тело девочки, с которым ему сейчас предстоит работать.

— Только аккуратно, — она лёгким движением убирает с тела простынь, и Гук наклоняется над заинтересовавшей ещё вчера шеей, смотря на полосу от удушения и разрез на коже, сделанный чем-то тонким и, несомненно, острым. Нитью.

— Есть варианты того, чем её могли душить?

Чимин некоторое время смотрит на криминалиста, после чего кладёт перед ним продолговатый деревянный предмет с множеством слипшихся нитей, на которых засохшая кровь. Смычок от скрипки. Чонгук подходит ближе и аккуратно берёт в руки вещь, рассматривая гравировку. «Мастерская Ким Мённы».

Чонгук больно сглатывает, потому что в горле внезапно пересыхает. Это принадлежит жене Намджуна.

========== пойми меня ==========

Тихо утирая щедрые слёзы, девушка поджимает губы, бесшумно роняя новые капли, одна за одной. Боль колет всё тело от лихорадочной мысли: «Её больше нет». Из отражения в тусклом зеркале на неё смотрит девятиклассница в миниатюрном чёрном платье с таким же чёрным бантом под шеей. Тёмные волосы собраны в аккуратный высокий хвост, на ладонях кожаные перчатки. Сегодня день похорон Чан Вонён, её лучшей подруги. Она услышала о произошедшем из новостей, когда транслировали видео с места происшествия и Чон Дженни рассказывала всё в допустимых подробностях, утаивая информацию о том, что это убийство, чтобы не нагонять страх на жителей города. Однако ещё тогда Ёнхи поняла, что это убийство. Она слишком хорошо знала свою подругу, и та не могла просто повеситься, уйти из жизни, не оставив ни предсмертной записки, ничего. Жгучее желание отомстить сразу зародилось в её большом добродушном сердце, и светлая, чистая душа окропилась, обрела местами бурые оттенки. Даже сейчас, собираясь с духом, чтобы проводить подругу в лучший мир, который она несомненно заслуживает, девушка сжимает кулаки и думает о том, что она обязательно должна найти убийцу и отплатить ему за всё, что он сделал. Чувство ненависти движет ей, и она, словно безвольная кукла, слушает её голос и играет по её жестоким правилам.

В открытую дверь стучат, на пороге появляется женщина, одетая в чёрное аккуратное платье. Стуча каблуками, она подходит к Ёнхи, кладёт руки ей на плечи и целует приободряюще в макушку. Её мать женщина в возрасте, но ещё не утратившая своей юной красоты и притягательности. Каштановые пряди собраны в затейливую причёску-розу с чёрными цветами. У глаз и носа уже собрались морщинки, но это не делает её менее красивой женщиной.

— Дорогая, всё будет хорошо. Я уверена, она наблюдает за тобой с облаков и гордится тем, что у неё такая сильная подруга, — Мённа обнимает дочь и вытирает с детского личика новые слёзы. Ёнхи собирается с силами и успокаивается, кивая матери и выходя вместе с ней из комнаты. На первом этаже в гостиной их ожидают Намджун и Тэхи, оба опечаленные предстоящими похоронами.

Сегодня гостей будет не так много, приглашены только самые родные люди, и семья Ким находится в списке прямо под близкими родственниками. Чан Вонён была единственной дочерью, и тяжело представить, что чувствует её отец, который остался совсем один в этом большом пустом доме, где он больше никогда не услышит задорного смеха и не увидит свою маленькую малышку. Невозможно представить себе жизнь без близких, которые всегда находятся рядом, просто рукой подать, и жизнь так громогласно забрала у него из-под носа самое драгоценное, самое родное и самое любимое. Бесценное сокровище, которое не окупится никакими деньгами и камнями.

— Мы можем ехать, — Мённа берёт младшую дочь за руку и ведёт на улицу, и Ёнхи остаётся с отцом в тихой гостиной. Слышно, как звонко тикают часы, а затем хлопок дверцы автомобиля с улицы. Намджун подходит к подростку и поднимает её личико, осторожно поглаживает шершавым грубым пальцем покрасневшую от рыданий щёку.

— Ты справишься. Я буду твоей поддержкой, — он добивается от дочери слабой улыбки и более воодушевлённого кивка, после чего они вдвоём покидают дом и садятся в чёрную мощную машину. Дети занимают места на задних сидениях, взрослые привычно располагаются впереди, обсуждая планы после похорон. Дом, продуктовый магазин, прощальный ужин, — и всё, больше об этом дне никто вспоминать не будет. Ёнхи с некоторым презрением смотрит на младшую сестру, уткнувшуюся в экран мобильного телефона. Даже ей сейчас больше нравится смотреть дурацкие мультфильмы, чем занимать себя мыслями о предстоящей встрече и погребении. Несмотря на то, что эти мысли угнетают и, по правде говоря, ребёнку действительно лучше о таком не думать, девушка не может справиться с зарождающимся гневом: почему только её не оставляет чувство вины, чувство долга перед подругой? Только она сейчас думает о том, каким образом стоит наказать убийцу за содеянные им грехи. Даже родители негромко обсуждают то, что стоит заменить диван в гостиной, а не предстоящее событие. Автомобиль выезжает на дорогу и едет в сторону кладбища, расположенного на окраине города, рядом с примитивной церквушкой. Ёнхи смотрит в окно, рассматривая сменяющие друг друга городские пейзажи, которые почти не отличаются: зеркальные высотки, торговые центры размером с небольшой городок, многочисленные парки, которые кишат людьми, как трава насекомыми.

Пальцы остервенело сжимают складки юбки. В салоне машины играет спокойная музыка, которая, наверное, должна подействовать как успокоительное. Ёнхи глядит в зеркало заднего вида и встречается взглядом с отцом. Намджун правда старается любыми способами поддержать дочь и наполнить её разбитое опустошенное сердце любовью. Ёнхи криво улыбается и отворачивается обратно к окну.

Шевроле заезжает на парковку возле кладбища, на которой скопились пара-тройка пустых автомобилей. Вероятно, все гости уже прибыли на место, поэтому им тоже не стоит задерживаться. Ёнхи берёт в руки маленькую корзинку с пахучими цветами светлых нежных оттенков, таких любимых её подругой. Их нераскрывшиеся бутоны символизируют те утраченные возможности, которые девушка не успела реализовать при жизни. У вырытой могилы собираются члены семьи, включая дядюшек и тётушек с их детьми. Они не пытаются унять слёзы, открыто поддаваясь бушующим эмоциям, которыми их захлёстывает лавиной. Ким краем глаза замечает светлые доски гроба с шёлковыми тканями внутри. Очень сложно побороть саму себя и поднять взгляд.

Красивая, высокая девушка неподвижно лежит в своём вечном ложе, закрыв бездушные глаза. Лёгкое белое платье, как знак чистоты девичьей души, скрывает те следы преступления, которые остались на детской коже. Сердце Ёнхи болезненно бьётся в груди, и перед глазами мчится плёнка всех тех счастливых воспоминаний, которые связаны с её лучшей подругой. Посиделки в манга-кафе. Прогулки после музыкальной школы. Соперничество в видеоиграх. За все школьные годы они пережили многое вместе, полагаясь друг на друга и подставляя плечо в трудную минуту. Но теперь она остаётся одна, и все, кто знает и любит Вонён, убиты горем.

Настала очередь Ёнхи подходить к гробу. Она неуверенно идёт по коридору, созданному из стоящих по бокам людей. Отовсюду слышатся всхлипы и слова о том, как сильно её будет не хватать. Девушка сжимает в ладонях корзинку, поражаясь лицемерию всех собравшихся. Возможно, единственным, кто действительно горюет об утрате, является её отец. Остальные — актёры массовки, собранные здесь только на час, после чего они снова станут неприступными скалами, которые не будут лезть вдела семьи Чан. Да, они родственники, но это не значит, что им есть какое-то дело до племянницы. Вонён часто рассказывала, что она не частый гость в их домах и уж тем более не желанный, потому что стоит ей отлучиться, как недовольные обсуждения её персоны наполняют воздух. И только отец всегда был на её стороне.

И что сейчас? Когда её нет, все вокруг чувствуют на себе тяжёлый груз траура, который чёрной шалью обволакивает каждую семью. Роняют слёзы даже дети, которые при жизни вечно высмеивали и принижали двоюродную сестру. Как же Ёнхи хочется высказать всё это каждому лично, но сейчас она должна уделить время другому человеку. Пройдя мимо мужчины, лицо которого сильно осунулось и сам он похудел от стресса, она кланяется и подходит к открытому гробу. Бледные ладони держат немного помятый листик с письмом, вероятно, от отца, прижимая его к груди. Девушка достаёт из корзинки с цветами небольшой парный кулон с ключиком, две части которого были у неё; по своей невнимательности, Вонён забыла его у Ёнхи дома. И Ким никогда бы не подумала, что тот раз станет последним, когда они виделись.

Кулон осторожно размещается под холодными ладонями, прикасаться к которым очень-очень больно. До неприятных покалываний по всему телу. Коснувшись единожды, уже не хочется отпускать, не хочется отходить, зная, что больше никогда не увидишь. И пусть это теперь просто безжизненное тело без капли души. Ёнхи наклоняется над ней, борясь с комом в горле.

— Я обязательно найду его, слышишь? Найду, и он отправится в ад, — Ким осторожно целует её в лоб и отходит, минует всех и подходит к родителям, ладони которых располагаются на её дрожащих плечах.

— Ты прекрасно справилась.

После погребения все оставляют цветы и подарки у свежей могилы. Влажная земля пропитывается множеством пролитых слёз. Спустя полчаса все отправляются к выходу из кладбища, чтобы отправиться по домам. Из смерти девушки не делают никакое торжество, не будет стола в ресторане в её честь — господин Чан считает, что всё это бесполезная трата денег и неуважение к погибшим. Словно их смерть празднуют. На парковку, пропуская уезжающие автомобили, приезжает ещё один, не знакомый ни Намджуну, ни его семье. Однако при свете солнца лицо водителя показывается из-за лобового стекла.

Чон Чонгук, поправив дорогой костюм и убрав одну непослушную прядь, выбившуюся из идеальной укладки, за ухо, подходит к ним. Так как Намджун ещё общается с отцом Вонён, Чонгук кланяется обоим и высказывает свои соболезнования, подарив мужчине дорогое импортное виски. Цветы для девочки в машине, и он непременно занесёт их попозже.

— Видимо, я немного опоздал, — мужчина, имя которого ему неизвестно, награждает парня тёмным взглядом и неохотно принимает преподношение из его рук. — Я Чон Чонгук, близкий друг семьи Ким и по совместительству криминалист. И сюда я приехал из-за второго.

Чонгук ещё раз приносит извинения за вторжение в частную церемонию и подходит к Мённе, которая усаживает дочек в машину и сама собирается сесть в салон. Парень слегка касается её плеча и по привычке показывает удостоверение.

— К сожалению, вам следует проехать со мной в участок для дачи показаний.

Намджун безумно смотрит на Гука, который приказывает буквально невозможное. Что может ему ответить его жена? Чонгук неуверенно бросает взгляд на ходячего зомби с бутылкой виски, стоящего неподалёку, и деликатно поправляет галстук.

— Господин Чан, прошу, вам тоже следует поехать с нами.

Пока они втроём, плотно закрыв дверцы от любопытных ушей девочек, обсуждают предъявленные обвинения (хотя, по правде говоря, Чонгук с трудом верит в то, что Мённа причастна к убийству), криминалист забирает из салона своего нового авто букет бежевых роз и идёт в сторону могилы. Спустя нескольких просьб показать путь господин Чан всё-таки указывает на её месторасположение. Парень предстаёт над каменной плитой, на которой повешена фотография улыбающейся милой девочки. Чёрная бархатная лента в углу снимка совсем не подходит атмосфере фото. Цветы отправляются ко всем подаркам. Чонгук читает короткую молитву усопшей, неотрывно смотря в глаза фотографии, и возвращается обратно на парковку.

— Мы поедем, — заключает Мённа. Господин Чан просто кивает в подтверждение.

◎ ◍ ◎

— Обещайте, что не перевернёте здесь всё с ног на голову, — Чонгук, сложив руки на груди, следит за двумя девочками, которые впервые попадают в офис Сомун, полных секретных материалов и этапов расследований. Ёнхи подходит к доске с натянутыми нитями и рассматривает фотографии и зацепки, а Тэхи с любопытством наклоняется над картонной моделью одного сеульского района.

Чонгук сочувственно улыбается Джису, которой придётся терпеть этих двух следующий час, и спускается на первый этаж в участок. Мённа и Чан Джиун, как указано в его документах, уже сидят по разным комнатам для дачи показаний. Чонгук побудет в роли следователя и сам займётся информацией, которая сможет предоставить полиции женщина. На неё вешают ярлык подозреваемой, весьма неприятно, но у Чонгука есть основания полагать, что она может быть связана с убийством. Нельзя исключать это.

Женщина понуро сидит за железным столом в том чёрном платье, что надела на похороны. Чонгук, театрально отбросив назад края пиджака, присаживается на стул и тянется за ручкой и документами, лежащими на столе.

— Итак. Ваше имя, фамилия и адрес. И паспорт, пожалуйста.

Мённа послушно достаёт из сумочки небольшой документ в красном кожаном переплёте. Она называет место жительства, и всё Чонгук записывает в бланк.

— Что ж. Ким Мённа, вы подозреваемая в убийстве Чан Вонён. У вас есть право давать объяснения и показания по поводу имеющегося в отношении вашего подозрения либо отказаться от дачи объяснений и показаний. Также вы имеете право пользоваться услугами адвоката.

По лицу понятно, что заявление о подозрении выбивает её из колеи. Либо она не ожидала, что это вскроется, либо она в недоумении от того, как к такому выводу могли прийти. Чонгук продолжает.

— В ходе экспертизы обнаружили, что девочка была удушена, — он делает паузу и, вытащив из-под стола запечатанный в плёнку смычок, подталкивает его к Мённе, — этим.

Она берёт в руки изготовленную дорогую вещицу и рассматривает её, но недолго. Вид засохшей почерневшей крови вызывает у неё отвращение.

— Да, я её лично изготовила для Вонён. Они вместе с моей дочерью учатся в музыкальной школе, играют вдвоём на скрипках. Так как я мастерю инструменты, я подарила новые для Вонён на один из её дней рождения.

Чонгук кивает, записав самое главное.

— Где вы были в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое сентября примерно в двенадцать часов ночи?

— Дома, естественно. Я спала.

— Кто-то может это подтвердить?

— Муж, дети, — это очевидно. Чонгук стучит концом ручки по столу, отбивая только ему известную мелодию.

— В каких отношениях вы были с жертвой?

— В хороших, она часто оставалась у нас, когда Джиун был в командировках. Можно сказать, что она стала полноправным членом нашей семьи, как родная дочь и сестра, — на её лице губы дрогают в подобии улыбки.

— С кем у жертвы были плохие отношения? Были ли у неё враги?

— Если честно, я не знаю. Обо всех их секретах можно спросить только у Ёнхи, потому что они были лучшими подругами, — заметив, как меняется взгляд Чонгука, Мённа сразу добавяета: — Только не давите на мою дочь.

Чонгук просит помощника, стоящего у двери, позвать Ёнхи в камеру. Девушка приходит через пять минут, дверь за её спиной закрывается, словно дверца клетки. Садясь рядом с матерью на любезно предоставленный стул, она опасливо озирается, смотрит на камеры видеонаблюдения с немигающими красными огнями.

— Итак, Ёнхи. У тебя, так же, как и у твоей мамы, есть право давать показания и право сохранять молчание. Помни, любое твоё слово может повлечь за собой те или иные последствия, — Гук не угрожает, просто предупреждает, но девочка чувствует себя слишком некомфортно, от чего эти слова вызывают у неё дрожь. Мённа пытается поддержать дочь, беря её за руку. Улику со стола убрали, чтобы не травмировать подростка ещё сильнее. Неизвестно, как она отреагирует на орудие убийства.

— Ёнхи, — она поднимает взгляд. — Скажи, где ты была в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое сентября, приблизительно в двенадцать ночи? — увидев шок на лице её матери, парень лишь улыбается. — Больше формальность, чем подозрение, не стоит так реагировать.

— Дома, аджосси. Я была дома с родителями и Тэхи.

— Хорошо. Расскажи, вела ли себя Вонён в последнее время как-то странно?

Девочка задумывается. В их последнюю встречу, на ночёвке у них дома, подруга особенно никак не отличалась по поведению. Они, как и всегда, просмотрели парочку фильмов, помогли маме с готовкой и до глубокой ночи дурачились в спальне, пытаясь не разбудить весь дом. Но, если честно, сама Ёнхи до случившегося больше была увлечена новеньким, перешедшим в их группу в музыкальной школе, поэтому могла упустить что-то важное из поведения подруги. Но, как она не напрягает мозги, в голову ничего странного не приходит.

— Нет, всё было как обычно. Мы виделись в последний раз у меня дома, где-то… неделю назад.

— Она писала тебе что-либо? В течение этой недели?

— М-м… писала, конечно, да. Мы ведь подруги и часто переписываемся.

Чонгук переводит взгляд на Мённу и слегка поджимает губы. Ему не хочется лишать девочку мобильного устройства, но сейчас это необходимые меры.

— К сожалению, на сегодня нам придётся взять твой мобильник на день и просмотреть вашу переписку. Возможно, мы сможем найти что-либо важное, — Ёнхи неуверенно кивает и кладёт перед криминалистом телефон, который всё время лежит в небольшом кармашке платья. — Какие у неё отношения были с одноклассниками? Учителями?

— Вонён была одной из популярных девочек в классе, потому что она очень милая и добрая. Думаю, её многие знали и из более старших классов, она иногда гуляла с мальчиками и девочками из третьего класса. Учителя были довольны её успеваемостью и иногда просили Вонён помочь ученикам, которые отстают.

— Расскажи подробнее о старшеклассниках, с которыми гуляла Вонён. Что подруга тебе рассказывала о них?

Кажется, Ёнхи уже чувствует себя более уверенно и может спокойно отвечать на вопросы Гука.

— Обычно они либо гуляли в парке, либо ходили в «Chiken’s» возле нашей школы и кушали там. Я с ними никогда не была, потому что Вонён гуляла с ними только в дни, когда у меня были занятия в музыкальной школе. Мы с ней ходим в одну школу, но в разные группы, поэтому у нас занятия в разное время.

— Знаешь ли ты, как зовут их?

— Я знаю только двух девочек, потому что они иногда приходили к нам в класс на переменах. Их зовут Ким Минджу и Ли Чжиын. Парней я не знаю, — она неловко пожимает плечами.

— Сможешь ли ты узнать их в лицо? — девочка, призадумавшись, кивает. — Употребляла ли что-нибудь Вонён? Сигареты, алкоголь, наркотики? — Чонгук замечает, как лицо девочки меняется, и она отвечает тут же «нет». Хотя видно, что она чего-то не договаривает. — Мённа, помощник Ли, прошу, оставьте нас одних.

Женщина, пускай и не сразу, но соглашается выйти в коридор и подождать, пока её дочь отпустят. Как только они остаются совсем одни, даже наблюдатели в подсобной комнате занавешивают окна жалюзи и включают здесь звукоизоляцию, девочка сразу расслабляется.

— На самом деле… Прошу, не говори моей маме, — наедине со своим крёстным девочка может говорить откровенно. Даже когда Чонгук шутит или шантажирует её тем, что сольёт секрет на всеобщее обозрение, она знает, что он этого никогда не сделает. Гук кивает и наклоняется над столом, как и девочка, словно их кто-то может подслушать. Даже говорить продолжают шёпотом. — Вонён стала курить, и с каждым разом всё чаще. Иногда запах сигарет очень сильно чувствовался даже с утра или после одной из перемен, и из-за этого её один раз даже повели к завучу. Разумеется, никто из одноклассников не стал её сдавать, но уже почувствовал учитель. Если честно, я пробовала вместе с ней и… — она не видит в глазах старшего осуждения и продолжает: — пачка у меня до сих пор лежит дома. Но я вряд ли уже притронусь к ним, потому что они напоминают мне о ней.

Чонгук сочувственно поджимает губы и гладит девочку по голове.

— Чонгук, — парень вопросительно мычит в ответ. — Я хочу помочь следствию. Пожалуйста, разреши мне участвовать в расследовании.

Естественно, мгновенный ответ Чонгука — это «нет». Но она не даёт заднюю, только сильнее нажимает на газ, словно сейчас она участвует в гонке, стараясь обогнать две тачки под названиями «сомнение» и «отрицание», владельцем которых является её крёстный. Мужчина откидывается на спинку стула, с прищуром смотря на подростка.

— Я знаю её семь лет, знаю о ней больше, чем знает её отец, чем знает кто-либо. К тому же… Чонгук, я не смогу нормально жить, пока преступник не будет пойман. Если ты не разрешишь мне участвовать, то… Я сама займусь расследованием.

— Ты с ума сошла? — он вспыхивает, как огонь, но вдруг смиряется. Словно на него вдруг выливают ведро воды и тушат яркие языки возгоревшегося пламени. Каким образом она собирается вести следствие с ними? У неё школа, к тому же её отец ведёт это дело, и если он узнает, чем занимается его дочь, Чонгуку не сносить головы. С другой стороны, пускать всё на самотёк и давать разрешение девочке творить всё, что взбредёт голову и самыми отчаянными способами ловить убийцу, — идея гораздо хуже. — Ладно, — цыкает он недовольно, чем вызывает победную улыбку у Ёнхи. — Завтра мы зайдём в школу и я попрошу директора дать тебе отгул на неделю. Я возьмусь тебя подвозить и забирать из школы, как бы соблюдая меры безопасности. Во время «учёбы» ты будешь у меня дома, — заключает он. Ёнхи согласно кивает и, спросив разрешение, выходит в коридор к матери, которая тут же интересуется, что же такого она рассказала и почему Чонгук выпроводил всех.

Парень кладёт свою голову на раскрытые ладони, с тяжёлым вздохом принимая поражение. Если Намджун узнает, чем занимается его дочь, то Чону, по меньшей мере запретят, с ней видеться. По сути, об этом не стоит знать никому, потому что узнает один — узнает другой, и таким образом его всё равно зароют в яму.

◎ ◍ ◎

Парень почти бесшумно идёт вдоль камер с умалишёнными людьми, крики которых не слышны благодаря звукоизолирующим комнатам. Он заходит в одну из них, к врачу и по совместительству бывалому убийце Чон Джихёку, который встречает его с радушной улыбкой и приглашает присесть рядом с собой. Мужчина убирает в сторону книгу, которую читал на досуге, и открывает медицинскую карточку, которую они завели относительно недавно.

— Что тебя беспокоит, Тэхён?

— У меня проблемы с… — вспомнив о наличии посторонних ушей, ему приходится придумать что-нибудь максимально личное, — с потенцией.

Охранник, стоящий в это время в стороне, неловко чешет затылок и отходит чуть дальше. Парень, откинув с глаз чёлку, наклоняется над столом, ближе к мужчине, чтобы назвать истинную причину своего визита. Джихёк делает то же самое и внимательно прислушивается к шёпоту.

— Мне нужна ваша помощь. Мне… нужно убрать одного человека, иначе моя Джухён… её похитили и держат взаперти, если я не сделаю это, — Тэхёну требуется приложить немало сил, чтобы этот разговор действительно был похож на обсуждение проблем с половой жизнью.

— Не угодил Джину? Понимаю, он такой… Ещё в нашей молодости он был жестоким, — сухо отвечает мужчина и, поднимаясь со своего места, подходит к книжному шкафу, вытягивая оттуда какую-то невзрачную книгу. Он демонстрирует парню какой-то препарат. На страницах Ким успевает мельком прочесть, что он не обладает запахом и вкусом. — Это флунитразепам. Препарат, который при нормальной дозе вызывает амнезию, сонливость и прочее, но при передозировке может вызвать длительную кому с полной потерей памяти или даже летальный исход, — ещё тише говорит Джихёк. Он записывает на клочке бумаги какой-то номер, который Тэхён прячет во внутренний карман ветровки. — Его можно приобрести в аптеке, но просто так тебе его не выдадут. Позвони по этому номеру и скажи, что ты от Хирурга.

Тэхён кивает и садится ровно.

— Спасибо за совет, — с лёгкой улыбкой отвечает он.

Тэхён приезжает в ближайший парк и садится на скамейку между шумных деревьев, вытащив номер из кармана. Ему до безумия не хочется делать нечто подобное, но это самый нейтральный способ убрать с пути соперника, при котором Тэхёну не придётся купаться в чужой крови. Самое главное — спасти сестру, которая сейчас как никогда нуждается в брате, в его защите и любви. От одной мысли о том, что она заточена в каком-то подвале где-то на окраине города, или, что ещё хуже, за сотни километров от него, сердце сжимается и разум отключается напрочь. Он сделает всё, о чём его просят, будь то единственное убийство или массовое. Ким набирает номер и при первых попытках слышит только длинные гудки. Но на четвёртый раз ему отвечает грубый, прокуренный голос.

— Здравствуйте, я от Хирурга, — сразу говорит он, чтобы предотвратить сброшенный вызов. Мужчина в трубке мычит что-то неразделённое. — Я хотел бы узнать, как я могу получить… флунитразепам.

— Деньги есть?

— А сколько нужно?

— Дохрена, парень. На сотку тысяч вон потянешь?

— Да, конечно.

Мужчина назначает дату и место встречи и бросает трубку. Завтра в два часа ночи ему предстоит официально стать преступником в законе.

◎ ◍ ◎

— Видишь? Это тазовая кость, каждая из её костей образована тремя составляющими: подвздошной костью, седалищной костью и лобковой костью, которые соединяются посредством хряща в области вертлужной впадины, служащей местом соединения тазовой кости с бедренной, — мальчишка с небывалым интересом рассматривает картинки с изображением костей разного вида. Его отец улыбается, радуясь, что сыну интересна собственная анатомия. — В возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет эти три кости срастаются, образуя единую тазовую кость.

— Получается, сейчас у меня три кости? Не одна?

— Верно, — мужчина с любовью треплет мальчишку по голове и садится за свой рабочий стол, пока мальчик продолжает стоя изучать толстый том книги. — Гук-и, пожалуйста, принеси мне коробку с инструментами из кладовки. Она лежит на второй полке снизу.

Мальчик нехотя отрывается от изучения и идёт в тёмную, немного страшную подсобную комнату. Через окно сюда пробивается очень слабый свет, а выключатель постоянно западает, и ни у кого нет времени починить его или заменить на новый. Поэтому, собравшись с духом, ребёнок решает показать свою храбрость и входит в темноту со слегка подкашивающимися коленками. Взяв в ручки ту самую коробку, о которой говорил отец, он собирается поспешно идти обратно, как вдруг какой-то посторонний звук заставляет его остановиться и прислушаться. Полустон, сдавленный и тихий снова повторяется и растворяется в тишине. Чонгук осторожно осматривает помещение и замечает лежащий в углу чемодан, который они летом обычно берут с собой на море.

Сглотнув и обернувшись на открытую дверь, не смотрит ли кто, он подходит к чемодану и тихо расстёгивает его. Собачка временами поддаётся туго, приходится прикладывать чуть больше усилий, при этом не создавая никакого шума. Сердце готово выпрыгнуть из него, и становится так невыносимо холодно из-за страха, что там внутри какой-нибудь монстр, но детское любопытство берёт вверх. Совсем рядом папа, который сможет прибежать и спасти его. Мальчик поднимает крышу чемодана и, кажется, теряет дар речи, забывает, как дышать, а в ушах повисает звон. Женское нагое тело, связанное почти во всех частях, согнутое лежит внутри, едва помещаясь.

Чонгук подрывается с кровати, неуклюже свалившись на пол и ударившись затылком о паркет. Хван, которого внезапно будят, остаётся этим недоволен и активно носится вокруг измученного хозяина, высказывая на своём собачьем языке все претензии и возмущения по поводу ужасного утра.

— Ох, Боже, да замолчи ты, — закатывает глаза парень, вставая и спускаясь вниз, на кухню. Всю ночь ему снится один и тот же кошмар, и никак в его голове не укладывается увиденное во сне: таких воспоминаний у него нет, или, по крайней мере, он ничего не помнит из этого. Словно на этот период времени у него лёгкая амнезия. Скорее всего, подсознание пытается ему сказать что-то или, возможно, предупредить, но Чонгук разбирается хорошо только в чужой голове, не в своей, поэтому за непонятками следует порция таблеток и утренний холодный душ.

К счастью, кошмар его будит с утра пораньше, так что он успевает заехать за дочерью Кимов, которая без лишних вопросов запрыгивает к нему в автомобиль и прощается с немного уставшими родителями.

— Как думаешь, директор позвонит им, если ты попросишь временно отстранить меня от занятий? — как только они отъезжают и встают на светофоре, девочка перелезает на переднее сидение и пристёгивается. Чонгук усмехается и закатывает дурашливо глаза. Девочка кладёт пачку сигарет, как и просит Чонгук, ему в бардачок, чтобы потом где-нибудь выкинуть.

— И больше не кури. Будем надеяться, что я смогу его убедить. Мама дала тебе с собой ланч? — девочка смотрит на крёстного с недоумением, но кивает. — Давай сюда, я не завтракал.

Белое здание старшей школы находится напротив небольшого скверика с некоторым количеством забегаловок и манга-кафе, в которых часто зависают подростки. Перед входом в школу располагается фонтан, на бортике которого сидят несколько учеников, бурно что-то обсуждая. Ёнхи уверенно ведёт Чонгука за собой внутрь школы, и мужчина едва успевает прихватить за собой своё удостоверение и документы, которые, возможно, могут пригодиться. В главном холле уже установили небольшую парту с фотографией Вонён, вокруг которой собралось множество цветов и писем, в которых ученики высказывают громкие соболезнования. Девушка решает долго не задерживаться, чтобы её решительный настрой не сорвался, и дёргает мужчину по лестнице на второй этаж. Пока они идут по коридорам, Ёнхи проводит краткую экскурсию от нечего делать, рассказывает о некоторых классах и учениках, которые её иногда выводят из себя.

— Если ты будешь такая радостная, наша маленькая афера может сорваться, — Чонгук щёлкает её по носу и перед входом в логово зверя поправляет свой идеально выглаженный пиджак. Строгая женщина сидит в коричневом кожаном кресле, заполняя какие-то бумаги, и Чонгук снова чувствует себя школьником, который в очередной раз провинился и был вызван к директору. Прошло уже семь лет с момента, как он закончил школу, а сейчас складывается чувство, будто он ему всё ещё счастливые семнадцать. — Здравствуйте, госпожа Ун, — Чонгук учтиво кланяется ей вместе с девушкой и садится в одно из кресел. Ёнхи старается выглядеть немного рассеянной, словно то, что сейчас скажет её крёстный, станет неожиданной новостью и для неё самой.

— Прошу прощения, вы…?

— Чон Чонгук, психолог-криминалист, — он протягивает документ женщине и она, кивнув, возвращает его обратно.

— Хорошо, чем я могу вам помочь?

— Я веду дело Чан Вонён. В связи с некоторыми трудностями, возникшими во время следствия, нам необходимо, чтобы Ким Ёнхи была временно отстранена от занятий. В период с двадцать седьмого сентября по третье октября включительно, дальше она будет стабильно посещать школу.

— К сожалению, для этого нам необходимо письмо от опекунов и также точная причина, почему ребёнок не может ходить на занятия.

— Распространяться о процессе следствия и всех вещах, с ним связанных, мне категорически запрещено до закрытия дела. А насчёт письма, — Чонгук вынимает откуда-то из сумки конверт, в которое вложены бумаги, исписанные Чонгуком двумя разными почерками и подписями. А также некоторая сумма денег, о которой никому не стоит знать.

— Что ж… — женщина прячет конверт в ящик и смотрит уже на ученицу. — Надеюсь, это действительно облегчит процесс поимки преступника. Желаю вам удачи.

— Спасибо. До свидания, и всего вам доброго, директор Ун.

Когда они выходят из кабинета и идут дальше по коридору, Ёнхи буквально светится от счастья, и, чтобы ей не было так сладко, парень тянет её за ухо, вызвав раздражённое шипение. Теперь им предстоит найти старшеклассников, с которыми иногда встречалась Вонён, и провести ещё одну информативную беседу. Ёнхи приводит крёстного к одному из кабинетов, в котором учеников тьма-тьмущая, и все они не особо обращают внимание на пришедших.

— Прошу прощения. Здесь есть Ким Минджу и Ли Чжиын?

Из толпы затихнувших учеников выходят две девочки. Одна из них одета не совсем по форме, из-под объёмного кенгуру виднеется только подол школьной юбки. Волосы её собраны в хвост, и, в отличие от её подруги, она обычная простая девчонка. Вторая же может претендовать на королеву класса, однако взгляд у неё добрый, и такие цели она явно не преследует.

— Я Минджу, — говорит она, неловко поправляя длинные волосы. — Это Чжиын.

— Я Чон Чонгук, криминалист. Ещё мне нужны парни, которые дружили с Чан Вонён.

По кабинету проходится шёпот любопытных детей, которые переглядываются между собой. Вперёд неуверенно выходят три мальчика, и Ёнхи как-то неуверенно обнимает руку крёстного, смотря на них. Чон чувствует что-то неладное, но поговорят они об этом чуть позже. В класс входит учитель и недоуменно оглядывает всех, после чего останавливает взгляд на незнакомом мужчине.

— Прошу прощения, вы кто?

— Чонгук, будем знакомы. Я приехал из участка, занимаюсь делом одной ученицы из средних классов, Чан Вонён, — он демонстративно показывает свой документ и захлопывает его с улыбкой. — К сожалению, мне нужны эти пятеро ребят на один урок. Надеюсь, вас не затруднит моя просьба.

— Нет, конечно. У нас всё равно сегодня два урока.

Мужчина под руководством Ёнхи выводит всю компашку из класса. Когда они добираются до улицы, Гук останавливается и поворачивается к ребятам, которые смущены и не знают, как себя вести. Вероятно, до этого к ним не приезжали с такой просьбой. Ничего, Чонгуку не сложно стать первым. Ребята говорят о дальней части школьного двора, когда парень интересуется уютным, располагающим к беседе местом. Туда они и направляются.

— У меня к вам есть несколько интересных вопросов, но для начала назовите свои имена, возраст и адрес, — каждое слово он записывает в своём блокноте. — Как близки вы были с Вонён?

— Ну… обычно мы гуляли после школы, когда были свободны, но могли и встретиться на выходных. Особенно в последнее время она чаще стала звонить с просьбами погулять в субботу или воскресенье, — говорит Минджу за всех, и ребята единогласно кивают.

— У неё ведь занятия в музыкальной школе на выходных, она всегда уделяла музыке эти дни… Она писала мне, что она дома, — Ёнхи полушёпотом говорит это, словно не может поверить в сказанные слова. В принципе, так и есть, ей кажется, что ребята нагло врут им в лицо.

— Нет, я могу показать переписку, — Минджу достаёт смартфон и, пролистав до определённого момента диалог, протягивает мобильник мужчине. Чонгук внимательно прочитывает всё до конца и хмыкает, записывает это в блокнот и обводит жирно ручкой.

— Замечали ли вы в её поведении что-то странное?

— Она стала какой-то… нервной, — поднимает руку парень, неловко жмущийся рядом с Минджу. — Она говорила, что это из-за предстоящих сессий и проблем с отцом, поэтому мы не обращали внимания. Может, дело не в этом?

— Так, хорошо. Скажите, были ли у неё с кем-то конфликты?

— Да, — уверенно отвечает Чжиын, и все взгляды перемещаются к ней. Это её смущает, но она всё-таки продолжает: — Когда мы гуляли с ней вдвоём на территории школы… Где-то часов в шесть вечера, тут есть красивые места, где можно посидеть. К нам прицепился уборщик школы, и у них с Вонён зародился конфликт. И он в последующие дни часто донимал её.

— Его имя? — один из парней его называет, и Гук записывает в блокнот всё сказанное. — С кем-то ещё были перепалки? Может, с учениками?

— М-м… Нет, не думаю, — Минджу переглядывается с ребятами, выискивая в их взглядах согласие с ней. — Она была очень дружелюбной девочкой. Хотя… в последнее время стала какой-то… Знаете, будто бы поросла шипами и не давала к себе прикасаться. К своей душе, в смысле… Надеюсь, вы поняли.

— Разумеется. Говорите так, как удобно, я обязательно пойму. Есть ли предположения, почему она стала такой?

— Кто её знает? О таких вещах мы не разговаривали, — начинает девочка, но один из пацанов придвигается ближе.

— Если честно, я заметил кое-что ещё странное, — он неловко чешет затылок. — Один раз я во время урока увидел её в коридоре около женской уборной. Она с кем-то говорила по телефону, и её разговор казался колким и серьёзным. Словно она с кем-то сильно ссорилась… Мне показалось, что она говорила что-то насчёт денег и какой-то выплаты… Это мне могло просто показаться, — он разводит руками в стороны.

— Это ценная информация, парень, — Чонгук благодарно кивает. — Дайте мне свои номера телефонов на случай, если мне придётся как-то с вами связаться.

Ребята любезно пишут на отдельном листке в блокноте и подписывают номера своими именами. Так же мужчина даёт им и свой телефон на случай чего. Так как больше им рассказывать нечего, Чонгуку придётся цепляться за маленькую соломинку — сначала поговорить с уборщиком, потом проверить все контакты девочки во второй раз и поговорить с её отцом. Скорее всего, они займутся этим вечером, потому что Ёнхи сильно проголодалась, и они спешат поехать в какое-нибудь кафе с вкусной едой.

Внутри пахнет жаром с кухни и перцем вперемешку с цветами, рассаженными по стенам. Они занимают столик в глубине заведения, чтобы их не было видно с улицы и можно было не заметить в толпе — всё-таки они как на специальном секретном задании всю эту неделю, их не должны видеть вместе некоторые люди.

— Как думаешь, с кем она могла говорить по телефону? — Ёнхи заговаривает только тогда, когда им приносят заказ. Вид еды сильно пробуждает аппетит, и в какофонии столовых приборов говорить чуточку легче.

— Вероятно, с заказчиком, либо с клиентом. На самом деле, вариантов может быть уйма, и сейчас мы не можем точно знать, что и как, — он хмурится. — Ты уверена, что Вонён не принимала наркотики?

— Я уже ни в чём не уверена…

— Понимаю. У меня есть мысль, что она могла говорить с поставщиком, но это только мысль. Кстати, почему ты так себя вела при парнях? Что-то не так?

— М-м, нет, всё отлично, — она прячет взгляд, и Чон хмурится.

— Ты же понимаешь, что со мной это не работает?

— О Боже, аджосси… Ладно. Просто мне нравится один из мальчиков, но он мне отказал. Вот и всё.

— Как он мог отказать такой красавице? Был бы я младше! — девочка смеётся и ест в более хорошем настроении. Остаток завтрака-обеда они проводят в тишине, после чего собираются и едут к Чонгуку домой.

Ёнхи уже давно не гостила у Гука, и в груди зарождается такое лёгкое чувство предвкушения, словно её ведут на аттракционы в день рождения. Она чувствует себя спецагентом на задании, которому нельзя говорить ни своё местоположении, ни то, чем он занимается. Это приводит её в восторг, но каждая мысль о том, почему это происходит, тут же его сметает. Они поднимаются в квартиру, за дверью которой слышен агрессивный собачий лай. Чонгук хмурится, потому что Хван всегда ведёт себя крайне тихо, и сразу тянется к пистолету, припрятанному в сумке.

— Встань позади меня, — командует он и дёргает ручку двери — она спокойно поддаётся и открывается. Чонгук входит, сняв предохранитель с оружия и выставив дуло вперёд, быстро проходя в квартиру. За столешницей сидит Дженни, глупо хлопая ресницами, а на ковре прохлаждается Тэхён, самозабвенно играя с собакой и её любимой игрушкой.

— Оппа, ты чего?

— Кто вам разрешал вламываться в мой дом? — ошарашенно спрашивает он и заводит Ёнхи в квартиру, закрывая за ней дверь и убирая пистолет на одну из полок. В помещении стоит приятный запах выпечки, и Чон замечает, что его духовка работает на износ.

— Вообще-то, ты сам дал мне ключи, — цыкает девушка. — Тэхёну хотелось поближе познакомиться с командой, особенно с тобой, потому что ты его почему-то ненавидишь. Вот я и решила помочь.

Детектив переводит взгляд с сестры на своего коллегу, который улыбается так же невинно-глупо, и закатывает раздражённо глаза. Чтобы он подружился с этим недоумком? Да ни за что!

— Чёрт с вами, сидите.

— Кстати, а что с тобой делает Ёнхи? — девочка усаживается рядом с Тэхёном и тискает Хвана, который её любит гораздо больше, чем хозяина. Дженни, проверив свои печенья, недовольно смотрит на старшего брата.

— Намджуну ни слова. Она помогает мне с расследованием, — юлить с ней не получится, потому что Дженни допытливая и может расколоть его как орех.

— Чонгук, ты совсем из ума выжил? Она же ребёнок.

— Да, но благодаря ей я узнал много ценой информации. И если ты будешь трогать меня и её, то я заберу у тебя ключи от дома и расскажу матери, как ты с Хосоком…

— Ладно-ладно, убедил.

— Тебя это тоже касается, — детектив удручённо смотрит на Тэхёна. — Одно слово — и ты пожалеешь об этом.

Дженни достаёт противень с горячим песочным печеньем и оставляет их на плите немного остыть. Они с шоколадом, так, как любит Чонгук, но сейчас у него кусок в горле встанет, потому что как вообще можно после всего этого спокойно есть. Однако Ёнхи ситуация трогает меньше (даже если Намджун узнает, родную дочь он не убьёт точно, в отличие от Чонгука), и она радостно крутится вокруг старшей, желая скорее попробовать десерт. Они втроём усаживаются за небольшой белый столик, Ёнхи волочет силой и Чонгука.

Дженни делает три чашки чая и наливает младшенькой молоко, потому что, по её словам, «нет ничего лучше, чем макать горячее печенье в холодное молоко». Чонгук презрительно прожигает взглядом Тэхёна, который толком ничего такого ещё не делает.

— Боже, оппа, усмири свой пыл, — младшая Чон грозно стучит ноготками по столу, и парень сдаётся, принимает поражение и даже соглашается продегустировать лакомство.

— Какие есть сведения по делу?

Чонгук дарит ещё один недоверчивый взгляд, но Тэхён имеет право знать, так как он тоже член команды и занимается этим же делом. Гук мог бы побыть эгоистом и оставить всё в секрете, но в Сомун так не поступают, поэтому он пересказывает всё, что ему удаётся узнать. Тэхён задумчиво щурится, смотря перед собой.

— Это действительно странно. О каких деньгах может говорить пятнадцатилетняя девочка?

— Напомню, что ему могло показаться. Однако не думаю, что такое покажется, но нельзя забывать про то, что он тоже ребёнок, — детектив пожимает плечами. Его телефон вдруг звонит, на экране высвечивается неизвестный номер, и парень осматривает всех, после чего поднимает и ставит на громкую связь.

— Господин Чон? Это вы? — он слышит голос девочки, вероятно, Минджу, и он встревоженный, нервный.

— Да? Что такое?

Слышится истерический плач и что-то неразборчивое, никто не может уловить ту мысль, которая девочка пытается донести сквозь слезы.

— Тише, Минджу, успокойся. Что случилось?

— Господин Лу… Уборщик… Он… — от истерики у каждого из них бегут мурашки по коже. Слышится гомон на заднем плане, встревоженные ученики создают сильный шум, и теперь всё полностью смешивается. Звонит телефон Дженни, и она поднимает трубку, так же поставив на громкую связь.

— Чон Дженни, у вас есть новая работа. В Старшей школе Мунсен нашли тело мужчины в женском туалете. Ждём вас через час на месте, адрес я вышлю вам в сообщении.

========== пули вместо цветов ==========

Чего стоит перерезать горло ни в чём не повинному человеку, чтобы скрыть своё причастие к преступлению? Чего стоит лишить жизни маленького ребёнка, который только начал свой длинный, полный прорех путь? Обмениваясь свинцовыми пулями, как рукопожатиями, люди вершат правосудие и сметают с лица земли невиновные души мирных людей, уничтожают их с той же лёгкостью, как и давят насекомых грузной подошвой. Руки по локоть в крови касаются невинных лиц дочерей и сыновей, обнимают близких людей, и каждый день алая кровь поднимается выше по рукам, пока весь человек не утонет в этом тягучем море мёртвых тел. Влекомые стадным инстинктом, люди сражаются за лакомый кусок мяса, за лишнюю купюру, жертвуя другими в своё же благо. Люди стоят, по-королевски возвышаясь над народом, и сминают под своими туфлями горы бездыханных тел, пока их мозгами управляют документы и финансы.

Чонгук пробивается через вставших столбом директрису и участкового у женской уборной и предстаёт перед лежащим на полу телом. В его груди три пули, которые вылетели практически одновременно и не дали ему возможности даже сделать последний обречённый вздох. Он умер просто, со шваброй в руках, пролив грязную воду из ведра. В его смерти нет ничего геройского, но почти все ученики навзрыд рыдают в коридорах, трясутся, как в агонии; страх быть убитыми так же застиг их врасплох.

Чонгук натягивает чёрные резиновые перчатки и разрывает форму на теле жертвы, рассматривая дырки от пуль, полные ещё не полностью засохшей крови. Детей уводят подальше и приставляют к ним педагогов, вероятно, ближайшие несколько недель старшеклассники будут обязаны посещать школьного психолога и других специалистов, которые будут навещать учебное заведение. Тэхён присаживается рядом, Дженни отводит малышку Ёнхи ко всем остальным ребятам, потому что ей делать здесь нечего.

— Думаешь, это связано? — Кима передёргивает от противного вида ран и гримасы ужаса на мёртвом лице, он чуть морщится, осматривая грязный пол.

— Скорее всего. Вероятно, он знал того, чего не знаем мы и не знает Ёнхи.

Остальная команда Сомун приезжает спустя пять минут, и Чимин с бригадой патологоанатомов забирают тело в морг на изучение и экспертизу. Там должны будут извлечь пули и предоставить их полиции, чтобы вычислить марку пистолета и где его могли приобрести. Девушка устало вытирает взмокший лоб, провожая взглядом своих коллег. Намджун, извинившись, идёт искать свою дочь, чтобы убедиться, что с её психикой всё хорошо и она сама в целостности и сохранности. Чонгук надеется, что никто из учеников не растреплет о том, что сегодня она не приходила на занятия и приехала с крёстным и его смутной компанией.

— Вам не кажется странным, что мужчина был в женском туалете? — спрашивает Чимин, бросая озадаченный взгляд на одну из уборщиц, которая трясущимися руками жестикулирует, объясняя что-то Джису. Девушка явно пытается разобрать что-то из неразборчивого шлейфа звуков, но удаётся с трудом.

— Нам кажется странным, что мужчина был в женском туалете, — вторит ей Тэхён и переводит взгляд на Чонгука.

— Н-да, дело набирает скверный оборот. Скоро и NIA доберутся до этого дела, и тогда нам снова придётся бороться за расследование, — цыкает Гук, бросая взгляд на Тэхёна, и тот только недовольно фыркает в ответ. Он уже не агент разведки.

— Как две стаи волков. Но NIA весьма тощая стайка, а мы сильные и сплочённые, — улыбается Чимин, и оба парня стараются ответить такой же улыбкой. К ним подходит измученная Джису, которая, кажется, седеет на полголовы. Расставив руки по бокам и вклинившись в их «клуб по интересам», она всё ещё оборачивается на эту бедную старушку, словно она может подойти и снова втянуть девушку в пучину своих бессвязных слов.

— Мне кажется, таких старых людей не должны брать на работу. Ей уже скоро девяносто будет! Не в обиду старикам, но легче разговаривать с вменяемым человеком, чем с маразматиком, у которого врождённый тремор и на уме только как дожить до конца дня, — вываливает на них девушка, и все трое так тщательно пытаются скрыть улыбки, что Ким раздражённо щёлкает языком и закатывает глаза.

Они уходят во двор, где толпятся ученики. Некоторые теряют сознание от увиденного, и их теперь окружают карманными вентиляторами, пытаясь привести в чувства. На свежем воздухе всем легче, однако большинство с опаской поглядывает в сторону фургона скорой помощи, куда бежит Чимин, обещав, что позвонит попозже. Все педагоги обеспокоены не меньше, чем дети, потому что до многих доходит мысль, что начинается какая-то охота на ненужных людей. На тех, кто знает слишком много. И, вероятно, на днях в участке появятся некоторые люди, которые смогут помочь делу и засвидетельствовать.

Ёнхи вместе с Дженни сидят отдельно с какими-то незнакомыми ребятами из параллельных классов. Намджун осматривает дочь со всех сторон, словно это на неё совершено нападение, и по итогу крепко прижимает её к себе. Он безумно боялся за неё.

— Где твои вещи? — Намджун осторожно убирает за уши её волосы, которые взлохматились и теперь напоминают птичье гнездо.

— У меня в машине. Я сразу забрал всё, — убедительно заверяет Гук. Тэхён, он и Ёнхи направляются в любимую забегаловку всех старшеклассников, как говоритдевушка, чтобы подождать там Дженни, у которой сейчас будет съёмка репортажа с места событий. Все сотрудники уже приехали к школе и договариваются с директором о съёмке на этой территории. Ёнхи с интересом рассматривает множественные штативы, камеры и лампы. Намджун, Джису и Хосок едут в участок, чтобы разобраться с архивом и записями об этом деле.

Они занимают неприметный столик и делают заказ почти сразу: девочка хочет познакомить ребят со своими фаворитами этого сезона, которые совсем скоро пропадут из меню и не будут появляться ещё год. Собственно, парни не особо против.

— Думаю, придётся временно закрыть школу из-за происшествия, потому что есть вероятность того, что это убийство не будет последним.

— Согласен, — Тэхён нервно постукивает пальцами по столу.

— А вдруг это распространится на другие школы? — девочка говорит чуть тише, потому что в их сторону некоторые оборачиваются, чтобы послушать. Многие посетители замечают, что школьница сидит в компании работников полиции и обсуждает весьма недетские новости.

— Вряд ли, если брать в расчёт то, что это убийство и смерть Вонён связаны. Меня никак не покидает мысль, что она всё-таки связалась с наркоторговцами, не исключено, что даже и с кем-то из Тигров, и за неуплату долга её настигла такая участь.

— Звучит разумно и вполне правдоподобно, но зачем пятнадцатилетнему ребёнку наркотики? И как с этим связан уборщик? — вопросы Тэхёна остаются без ответа, потому что его смартфон звонит, и на экране возникает «Босс». — Мне нужно отойти, сестрёнка звонит.

Парень встаёт из-за стола и идёт на улицу, и в это время им приносят панчаны и напитки, заказанные тоже на рассмотрение девочки. У Чонгука персиковый сок с мякотью, у Тэхёна вишнёвый смузи с каким-то подозрительными вкраплениями на стенках бокала, а у девочки молочный коктейль. Тэхён неловко нажимает на зелёную трубку и прижимает телефон к уху, когда в лицо ударяет колкий ветер. Он становится у горшков с цветами на террасе кафе и рассматривает их.

— Доброе утро, ТэТэ, — несмотря на милую фразу, голос ледяной, как хрустальная сталь, и у парня всё внутри будто покрывается инеем.

— Доброе, господин Ким. Что-то случилось?

— Помнишь Мин Юнги? У него сейчас твоя малышка, — издевательским тоном говорит мужчина, чем заставляет парня вздрогнуть, но слушать ещё внимательнее. — Не дай своим собакам выйти на него, иначе… не думаю, что я должен говорить, что ждёт Джухён. Не подведи меня и моего друга.

— Я понял. Хорошего вам дня, — в трубке слышатся короткие гудки.

Дженни приходит через час, когда ребята уже отсидели себе всё, что можно и нельзя, и присаживается рядом, заказывая себе малиновый напиток с молоком. Несмотря на то, что она всё ещё выглядит на все сто, по лицу видно, как сильно она устала перезаписывать эфир.

— О чём говорили, пока меня не было?

— Говорили про школу в основном, — Ёнхи хочет ещё один коктейль, и тема разговора переходит на сугубо женскую, поэтому парни решают оставить их наедине и отходят на небольшую пустующую террасу, усыпанную зеленью и цветами. Всё-таки корейцы без ума от растительности и ярких благоухающих украшений участков. Они садятся на небольшую деревянную качелю, которую обвивает девичий виноград.

— Думаешь, в этом действительно замешаны Тигры? — Тэхён подступает аккуратно, делает неторопливые шаги, но тугая аура криминалиста не даёт ему подойти ближе, чем на два метра. Какой силой нужно обладать, чтобы пробиться внутрь?

— Это нельзя исключать, так как они — главные подозреваемые.

— Мотив? Каков мотив?

— Тигры торгуют наркотой, об этом известно всем. А моя теория заключается в том, что Вонён покупала наркотики. Принимала она их сама или же они нужны были ей для чего-то другого — неизвестно, — Гук следит за мимикой Тэхёна, и что-то ему не даёт покоя в нём. Словно парень знает что-то, но очень тщательно скрывает, и это выдаёт только редкое дрожание зрачков. Чонгук настолько грубо впивается взглядом в чужие глаза, что Тэхён боится отводить их, словно это может стоить ему жизни. — Что ты знаешь? — спрашивает он напрямую, садясь ближе, упираясь рукой в спинку качели и наклоняясь буквально над напарником, всматриваясь в чужие глаза. Ким часто и тяжело дышит, цепляясь боязливым оленем за края качели. Безумно хочется сбежать, но он ощущает себя свечой под опасным обжигающим огнём.

— О чём ты? Не понимаю, к чему ты клонишь, — лучшая защита — нападение, поэтому и он решает обрасти колючками, и теперь Гук видит в глазах напротив злость и разочарование. Словно его необоснованно обвиняют в предательстве. Собственно, практически так всё и есть — оснований ему не доверять нет, он ещё не прокололся.

— Не отвечай вопросом на вопрос, — его рука с длинными цепкими пальцами впивается в медовую кожу на шее, ногти оставляют алые следы-дуги, как клеймо противника. В бурых глазах детектива проскакивают янтарные языки пламени, обрамляя его радужку так, что они отражаются и в тёмных глазах Тэхёна.

— Я не понимаю твоей злости, Чонгук, — шипит он ему в лицо, срывая с чужой головы несколько волос, мёртвой хваткой вцепившись в самые корни.

— Я уничтожу тебя, если узнаю, что ты на два фронта. Запомни.

— Молодые люди, всё в порядке? — неловко спрашивает молодая официантка, выглянувшая на улицу, чтобы проверить, в порядке ли цветы. Мужчины встают и, приведя себя в порядок, молча направляются забирать девчонок.

Чонгук находит в своём кармане металлическое украшение и вспоминает, что забыл заехать в ещё одно примечательное место. Неизвестно, как в этот раз его там примут, потому что без главаря свора собак может решить сгрызть его в две счёта. В машину Гука усаживается вся компания. Он оборачивается на заднее сидение, приспустив передние окна, потому что в салоне стоит нереальная духота.

— Нам нужно снова наведаться в Диннер, поговорить с одной интересной личностью, — он достаёт брошь Тигров из кармана.

У каждого реакция своя: Дженни категорически отказывается куда-либо ехать, Тэхён практически никак не реагирует, словно принимает свою судьбу, а Ёнхи очень даже «за». В её скучной подростковой жизни явно не хватает огня и адреналина. Детектив заговорщически улыбается и садится ровно, съезжая с парковки.

— Значит, три голоса «за», и мы едем.

◎ ◍ ◎

Из автомобиля решительно выходят двое: Гук, как ответственный за эту незатейливую идею, и Ёнхи, которая давно мечтает побывать в этом месте, потому что, судя из рассказов Дженни о её романе с местным королём, здесь очень круто, прямо как в криминальных дорамах. Внешне это напоминает дыру, и, в принципе, ею и является. Вчетвером они входят внутрь, где их почти сразу прижимают к одной из стен, нацелив на незваных гостей различное оружие. Кучка головорезов может в любой момент при неверном слове или жесте лишить одного из них глаза, пальца, уха или вовсе жизни.

— К вашему несчастью, нападение на сотрудника правоохранительных органов тоже карается сроком в тюрьме. А если учесть тот букет статей, который у вас уже есть, то билет на курорт у вас будет в один конец.

— Если ты думаешь, что можешь управлять нами чисто из-за того, что работаешь в полиции — я спешу тебя разочаровать, — рычит уже знакомый им Чанёль. Видимо, он главный из выбивал или даже правая рука Чонина.

— Я здесь по делу, мне нужно поговорить с одной особой. Если вы не хотите, чтобы копы приехали громить ваше скромное заведение, то разрешите пройти.

В толпе пробегается раздражённый шёпот, и кто-то со стороны толкает белобрысого Тигра в бок. Чанёль скалится, но расформировывает клуб по мордобитию и сам отходит к бильярдному столу, на котором оставил свой портвейн. Дженни рыскает глазами по бару и натыкается на ту, за которой они, собственно, и приходят: девушка сидит в компании мужиков, которые ржут над её откровенно пошлыми шутками. Чонгук подходит к ним, остальные остаются за его спиной, не желая стать главным блюдом на сегодняшнем обеде.

— Ким Хёна, — парень вытаскивает брошь. — Ваше?

Девушка как-то странно реагирует, заторможено, с глупой улыбкой на лице отвечает что-то вроде «да, моё». Её зрачки блестят слишком ярко для такого тусклого места, слишком широкие, и Чонгук нервно стискивает зубы.

— Вам придётся проехать со мной в участок.

◎ ◍ ◎

В тишине слышится только работа кофемашины, которая намешивает капучино, неуклюже перемешивая взбившуюся пену, и частое шипение парня, которому обрабатывают раны на лице. К сожалению, заявление криминалиста не проходит бесследно, и почти все накидываются с кулаками, желая превратить его смазливое личико в мясную кашу. Поэтому сейчас Чон Дженни старательно смачивает вату спиртом и проходится по тем местам, где из-под кожи получасом ранее хлестала кровь.

— Терпи, ты сам понимал, что ничего хорошего не стоит ожидать, — шикает сестра, пытаясь как можно более безболезненно наклеивать на раны пластыри. Теперь один находится на уголке губы, второй — на переносице, из носа временами продолжает течь кровь. На челюсти хороший синяк, а глаз опухает, и теперь ему приходится держать на этих местах мешки со льдом. Больно, неприятно и безумно холодно, но как только он убирает их, получает километровую лекцию от младшей сестры.

Тэхён тоже пострадал, и им занимается Ёнхи, потому что Джису сейчас белкой в колесе бегает, собирая информацию о Хёне и нескольких особенно буйных бойцах, чтобы завести на них протокол. У многих закрадывается подозрение, что просто так Тигры не оставят сокращение их банды, и поднимут восстание против полиции и города. Или, чего хуже, против их семей и мирных жителей.

У Тэхёна кровоточит затылок, так как его почти сразу швырнули в сторону столов и он неплохо ударился. Лицо тоже пострадало, и девушки в этой ситуации единственные счастливчики, потому что женские драки оказались не такими ожесточенными, как мужские. Единственное, что их лица в царапинах от ногтей и у Дженни всё-таки тоже подправлен нос, а у Ёнхи, кажется, даже вырвали несколько прядей и оставили ножом засечку на ладони.

Хосок скептически осматривает их и ожидает молча Намджуна, который уже знает про задумку его дочери и друга и готов прибить обоих прямо в участке, не разбираясь. Поэтому Чонгук уже готовится к жестокой расправе, рядом с которой избиение в баре покажется цветочками. Дверь офиса открывается, и заходит Джису, буквально напугав всех до инфаркта миокарда.

— Ты хоть как-то предупреждай, что это ты, а то мы хотели уже бункер строить, — отшучивается Тэхён.

— За секунду? — Ким бросает документы на свой стол и осматривает состояние пострадавших. — И как вас только угораздило? Нельзя было, что ли, вызвать полицию на место? Нет, лучше полезть в жерло вулкана самим.

— О Боже, нуна, давай не сейчас, — Чонгук хочет закрыть уши руками, только вот он держит ими пакеты со льдом. В коридоре слышатся тяжёлые, быстрые шаги, и Ёнхи за долю секунды перемещается в рабочую зону за перегородку и боязливо выглядывает из-за неё. В кабинет входит Намджун, и кажется, словно в него вселился сам дьявол, потому что от него идёт шлейф неконтролируемой ярости.

— Чон Чонгук, не хочешь объяснить мне, что здесь, чёрт возьми, происходит?!

Пока детектива не успели ухватить обеими руками за горло и придавить к какой-нибудь поверхности, Джису выставляет руку вперёд и закрывает собой коллегу. И хоть Намджуну не составляет труда спихнуть женщину с пути, он послушно останавливается.

— Я попросила их съездить туда всех четверых, чтобы не тратить лишнее время. Никто не знал, к чему это всё приведёт, — она старается его успокоить, но в голове мужчины сейчас ураган и реагирует на всё он слишком остро и местами заторможено, но его удаётся уговорить сесть и обсудить всё за чашкой кофе, который уже приготовился.

— Ёнхи, — грозно зовёт он.

— Да? — девушка всё так же выглядывает из-за перегородки, словно иначе она падёт смертью храбрых.

— Ты теперь под домашним арестом на месяц.

◎ ◍ ◎

Чонгук жуёт колпачок от ручки и внимательно изучает скрытую инстаграм-страницу погибшей девочки. Как оказывается, Ёнхи о ней не знала, да и в профиле в подписчиках только Минджу, Чжиын и какой-то неизвестный мальчик. Как говорит Ёнхи, это новенький из её группы по скрипке, который учится у них уже месяц с лишним.

<photo[1]>

@privat_uwu.anyssong

Сегодня у моей тёти свадьба в традиционном корейском стиле! Поэтому мы все будем в ханбоках, ㅋㅋㅋㅋㅋㅌㅌ

Мне кажется, он выглядит очень мило, а вы как думаете?

Комментарии:

@minjuu_yah: такая милашка!

@iu.badstorm: мне кажется, ты похудела? это потому что мы давно не кушали вместе!

@privat_uwu.anyssong: да, встретимся на выходных!

[Опубликовано 18 июля 2019]

<photo[2]>

@privat_uwu.anyssong

Прилетели с папой на отдых на островок Чеджу! Здесь очень много растений и очень тёплые пляжи, а ещё очень вкусно готовят! ㅋㅋㅋㅋㅋㅋ

Обязательно приезжайте! 🤗

Комментарии:

@minjuu_yah: вау, это что, бесплатная реклама Чеджу? Они должны тебе заплатить ㅋㅋㅋㅋㅋ

@privat_uwu.anyssong: я не против, но тут правда красиво!

[Опубликовано 25 июля 2019]

<photo[3]>

@privat_uwu.anyssong

Наконец-то встретились вместе с девочками @minjuu_yah и iu.badstorm! Было очень вкусно и весело, потому что мы так давно не виделись!

Комментарии:

@iu.badstorm: а кто эта милашка на фото? есть её номер? 🤭

@privat_uwu.anyssong: нет, он только для самых особенных! ㅋㅋㅋㅋ

@minjuu_yah: поэтому её номер есть у меня!

@iu.badstorm: это нечестно!

@privat_uwu.anyssong: упс ㅋㅋㅋㅋ

[Опубликовано 30 июля 2019]

<photo[4]>

@privat_uwu.anyssong

Вам никогда не казалось, что мир настолько огромный и неизведанный, что сам ты по сравнению с ним ничто? Такой маленький и одинокий…

Комментарии:

@iu.badstorm: тебе пора перестать смотреть эти дорамы, нён-а ㅋㅋㅋ

@minjuu_yah: дорамы — это святое! а куда ты едешь?

@minjuu_yah: вонён-а, ответь мне!

@minjuu_yah: тогда никакого мороженого не получишь

[Опубликовано 6 августа 2019]

<photo[5]>

@privat_uwu.anyssong

Не страшно отступать, страшно не продолжить борьбу. Почему деньги делают людей чужими?

Перевести

Комментарии:

@iu.badstorm: Это японский? Вонён-а, что с твоей рукой?

@minjuu_yah: срочно ответь мне в директе! иначе жди меня дома😤

[Опубликовано 20 августа 2019]

<photo[6]>

@privat_uwu.anyssong

Спасибо тебе @cr.zybb за то, что ты всегда со мной! Мне сейчас так этого не хватает 😔😔

Комментарии:

@cr.zybb: не за что, чаги 🖤

Комментарий пользователя @minjuu_yah удалён.

Комментарий пользователя @iu.badstorm удалён.

[Опубликовано 23 сентября 2019]

На этом лента её инстаграма подходит к концу, и Ёнхи дёргано вырывает из рук крёстного телефон подруги, всё перепроверяя по несколько раз. Она не может поверить в то, что это постила её подруга. Пост с порезами на руках заставляет её вздрогнуть и уронить на блестящий экран смартфона несколько хрустальных слезинок. Как она могла не заметить этого? Не знать, что происходит с её единственной лучшей подругой, с которой они всю жизнь прожили душа в душу? Она роняет телефон на стол и закрывает лицо руками, прозрачные мокрые ленты спускаются к подбородку и капают на пол. Чонгук встаёт с офисного кресла и крепко обнимает крестницу, гладя по затылку и слушая её плач, который раскалённым свинцом обливает его трепещущее сердце.

— Мы найдём гада, который сделал это с ней. Найдём.

Сейчас в офисе Сомун никого нет, только они вдвоём. Намджун хоть и сильно вспылил поначалу, особенно не отчитывает ни одного, ни вторую, и решает дальше заниматься делом, хотя наказание никто не отменяет и действовать оно будет с завтрашнего дня. Почти все отправляются в участковые комнаты, кто-то, чтобы завести протоколы на барыг местного разлива, а кто-то, чтобы допросить подозреваемую в убийстве. Джису сидит напротив грозной дамочки с потёкшим макияжем и ссадиной на щеке, которая убивает взглядом детектива. Девушка задаёт вопросы, но никаких нормальных ответов получить не может, и это заставляет её мозг кипеть.

— Ким Хёна, ваш хороший знакомый, Ким Чонин, уже сидит в одной из камер за препятствие и отказ в содействии полиции. Неужели вас так тянет за решётку? Разумеется, у вас есть полное право хранить молчание, однако эта вещь, — она протягивает вычищенную брошь девушке. Её не опечатывают как улику, так как ещё в лесу её облапали со всех сторон руками и оставили посторонние отпечатки, — была найдена на месте преступления. И всё говорит против вас.

— Она давно лежит у меня дома, и я понятия не имею, как она оказалась там, — фыркает женщина.

— Где вы были в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое сентября? — пытается ещё раз достучаться до пустой черепушки Джису. И это, наконец-то, даёт плоды и сдвиг с мёртвой точки.

— Хёчжон отвёз меня к живописному уголку Сеула, откуда виден почти весь город и линию реки Хан с мостом. Мы просидели там всю ночь, — она улыбается так, что Джису не сложно понять, чем они могли там заниматься ночь напролёт. Ким нажимает пальцами на веки и шмыгает носом, записывая информацию в бланк.

— Кто-то может это подтвердить? Кроме вашего бойфренда.

— Другие Тигры, — пожимает она плечами.

— Каким образом ваша вещь оказалась на месте преступления?

— Скажи, ты действительно тормозишь, или просто прикидываешься дурочкой? Я же сказала — не знаю, не знаю! Не-зна-ю, — цедит она сквозь зубы последнее, скалясь, как дикая пума.

— С кем вы живёте?

— С парнем, естественно, — цыкает она недовольно, словно её спрашивают об очевидном. Силком её заставляют выцарапать адрес ручкой на оторванном клочке бумаги.

— Что вы знаете о жертвах?

— Ничего, — она скрещивает руки на груди в протестующем жесте, и девушка понимает, что большей информации добиться не сможет, а поэтому приказывает отвести её обратно в одну из многочисленных камер на несколько суток, как подозреваемую. Джису поднимается на верхний этаж и тревожит Чонгука с Ёнхи, протягивая им небольшое количество добытой информации.

— Нам нужно навестить этого Хёчжона, — Гук встаёт со скрипучего дивана и останавливает жестом крестницу. — Ты знаешь, что нельзя. Прости, я поеду на задание с Хосоком, — он сожалеющие улыбается и целует девочку в лоб, обнимая напоследок. Он шёпотом обещает, что продолжит её информировать и ставить в курс дела, но ей придётся слушать отца.

— Хосок сейчас на задании, Намджун наводит справки в прокуратуре, а я не могу, — Джису виновато улыбается. — Свободен только…

— …Тэхён, — заканчивает Гук и, досчитав до десяти в уме, успокаивается. Что ж, видимо, судьба его очень невзлюбила, раз ему приходится постоянно сталкиваться лицом к лицу с парнем и работать с ним на пару. Однако сейчас некогда крутить носом и выбирать, потому что на счету каждая секунда. Неизвестно, когда ещё они обнаружат очередное мёртвое тело.

◎ ◍ ◎

Чёрная Киа измазана тенями деревьев, просвечивающих яркие солнечные лучи. Они подъезжают к грязному общежитию с местами подбитыми окнами, граффити на стенах и разбитым стеклом от бутылок у лестниц. От греха подальше парень оставлят машину в тени, чтобы местные бандиты не решили над ней поизмываться.

— Ты здесь только для количества, понял? Вести диалог буду я, не смей вмешиваться, — рычит недовольно Гук, выбираясь на улицу. Даже воздух здесь пропитан вонью, дышать трудно, но они стремительно преодолевают расстояние до общежития и сразу поднимаются на второй этаж по внешней железной лестнице, которая опасно шатается и звенит при каждом шаге. Это место словно заброшенный лагерь отшельников.

Парни подходят к нужной двери, табличка на которой перевёрнута, и настойчиво стучат. Звонка у двери не наблюдается.

— Кто там? — хриплый голос, низкий, специфический — его можно узнать из тысячи. Тэхён нервно сглатывает, потому что именно этот человек должен будет принести ему заказ сегодня в два часа ночи.

— Это полиция. Мы на пару слов, ваша сожительница дала адрес квартиры, так что уходить от допроса нет смысла, молодой человек.

Несколько долгих молчаливых секунд, и владелец квартиры открывает им дверь. Блондинистые грязные волосы спадают на красные, немного бешеные глаза, серое лицо с выраженными скулами говорит о том, что он пьёт. И, кажется, очень много. Запах в квартире словно в помойке, тут давно не убирали и не проветривали помещение, потому что воздух превратился в сплошной дым. Они проходят на кухню, но вторженцы никуда не садятся, брезгливо осматривая неуютное помещение.

— И чё вам надо? — он открывает очередную банку пива, достав её из холодильника, и холодный запах смрада дополняет шлейф ароматов на кухне.

— Где вы были в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое сентября?

— О, я показывал моей крошке прекрасное местечко в Сеуле, — скрыв улыбку за жестяной банкой, отвечает Хёчжон.

— Что вы знаете об этой вещи? — он показывает эмблему Тигров.

— Наш знак, вещица Хёны, сама стряпала. Она уже должна валяться где-то в её комнате, откуда она у вас? — подозрения, появившееся в его нетрезвой голове, могут привести к всплеску гнева. Это им точно не нужно, потому что их лица до сих пор помятые из-за недавней драки.

— Её нашли на месте преступления. Скажите, вы знаете, как она там оказалась?

— Ещё чего. Я из дома не выхожу уже месяц, — цыкает он огорчённо. — Кай посадил меня под замок из-за того, что я напал на одного из наших. Нехер было лезть к моей девушке, — он выпивает всё залпом и швыряет пустую банку в прочий мусор.

— Можете назвать его имя?

— Сахарок наш, Мин Юнги. Та ещё тварь, я уверен, что у этого выблядка есть кто-то ещё на стороне, только вот он, гадюка, притворяется, что является истинным Тигром.

Тэхён вздрагивает, но этого, к счастью, никто не замечает. Мин Юнги? Если Чонгук вдруг решится поговорить с ним и добьётся этого, неизвестно, какие последствия могут быть у разговора. Возможно, тогда Тэхёну уже не за что будет бороться в этой битве.

— Ясно. Как что-то будет известно — звоните, — Чонгук выходит из квартиры, ругаясь на то, весь он провонялся тошнотворной вонью этого проклятого места. Тэхён смотрит ему в спину и думает, что Чонгука следует устранить как можно быстрее, потому что он копает слишком глубоко. Снова.

◎ ◍ ◎

Детский плач разрывает спокойную атмосферу тёплого сентябрьского дня. Мённа выскакивает из дома во двор, обеспокоенно высматривая в траве свою младшую дочь. Тэхи бегала вместе с псом и случайно зацепилась за небольшую торчащую деревяшку, поцарапала колени и порвала единственные живые кроссовки, которые у неё остались. Женщина подскакивает к своей дочке и обнимает её, прижимает к груди и целует в лоб.

— Сильно болит?

— Угу, — шмыгает носом девочка.

Мама в доме обрабатывает ранки и наносит восстанавливающую мазь, мельком поглядывая на порванные кроссовки, которые они сбросили у входа в дом. Кажется, сегодня придётся походить по магазинам и выбрать новую модель, хотя с обувью у Тэхи всегда складываются какие-то недобрые отношения — она постоянно пропадает, рвётся или её сгрызает собака.

Собравшись с силами и одевшись, они всё-таки идут в сторону торгового центра, чтобы пройтись по некоторым бутикам и прикупить каких-нибудь вещичек. Может, Мённа захватит что-нибудь и для старшей дочери, которая сейчас проводит время в участке со своими новыми взрослыми друзьями, которые ей в родители годятся. Что поделать — она подросток и ей неймётся на месте, среди сверстников.

Определившись с магазином, они входят внутрь, и Тэхи ходит вдоль стеллажей с обувью, горящими глазами выискивая те самые, которые смогут покорить её необузданное сердце. Мённа пока встаёт у стенда, где продаются по скидкам разные юбки, и находит там одну чёрную с ребристой накладкой с одной стороны. Выглядит модель знакомо, возможно, она мельком видела такую же вещь на каком-то корейском артисте.

— Мама, хочу вот эти, — девочка указывает на белые кроссовки от фирмы Найк с характерной чёрной полосой, усыпанной блёстками. Они отлично подходят и, проносившись в обуви по отделу, она радостно хлопает в ладоши и уже не хочет переобуваться в сандалии, в которых приходит.

— Мы возьмём, — говорит Мённа консультантке, приближаясь с счастливой дочерью к кассе. По пути женщину привлекает отдел с сумками, и девочка понимает, что маму придётся ждать по меньшей мере полчаса, так что она идёт странствовать по магазину.

За разглядыванием масок для лица со ароматами фруктов её застаёт девочка в чёрной кепке с милым зайчиком в обнимку. На его мордочке небольшое грязное пятнышко. Тэхи с улыбкой поворачивается к ней, рассматривая милую родинку на девичьем носике.

— Привет, тебя как зовут? — спрашивает она с улыбкой, но девочка боязливо осматривается и прижимает палец к губам.

— Джухён, — шепчет она и, снова обернувшись, достаёт из кармана скомканную бумажку и протягивает её Тэхи. Девочка неловко принимает свёрток и замечает, как к ним подходит какой-то мужчина, мило улыбаясь.

— Милая, уже подружку себе нашла? Мы же за обувью пришли, ты ведь не забыла? Пошли, выберем, — блондин говорит приятно, тихо и низко, это так похоже на папин голос, что Тэхи прощается с ними двумя с улыбкой, помахав рукой, и даже не обращает внимания на тот последний взгляд, который ей дарит Джухён.

— Тэхи, иди сюда, мне нужно оплатить твои кроссовки, — зовёт её Мённа, и девочка бежит к кассе, исчезая из поля зрения двух незнакомцев.

Комментарий к пули вместо цветов

обновлены иллюстрации героев в шапке! а ещё я снова делаю арты к работам, надеюсь, вы не против

https://vk.com/honeyboys?w=wall-183820240_13

upd: еще один небольшой минник:

https://vk.com/honeyboys?w=wall-183820240_14

так же дополнительно, кому интересно, фотографии из инстаграма вонён в порядке разбора:

фото1 - https://sun9-34.userapi.com/c857024/v857024037/1470f5/qmHRBV5KLJo.jpg

фото2 - https://sun9-56.userapi.com/c855136/v855136037/2367d8/_9hb_dbtyOU.jpg

фото3 - https://sun9-70.userapi.com/c857224/v857224037/1a9ba5/Ce6ywfcM_ZI.jpg

фото4 - https://sun9-25.userapi.com/c858332/v858332037/20671b/LRmONzCisHo.jpg

фото5 - https://sun9-28.userapi.com/c857324/v857324037/1b14fe/Xk57LN4n73Q.jpg

фото6 - https://data.whicdn.com/images/327888293/original.jpg

========== жертвоприношение ==========

Всхлип.

Тихий, едва слышимый, потому что нельзя. Недопустимо. Подавление эмоций, насколько это возможно, — самый оптимальный вариант здесь, чтобы оставаться в живых. Скрежет двери, медленный, визгливый; краем глаза она видит, как по пыльному полу ступают худые ноги в массивных ботинках, оставляя после себя следы. Её руки, испачканные в грязи и прилипшей крови, ужасно болят, горло сильно сушит из-за нехватки воды и безумно болит голова от истерик и недоедания.

— Посмотри на меня.

Не просьба, не приказ — команда, как сопливой грязной шавке, найденной под забором. Ей дали крышу над головой, не бросили в лесу или в открытом поле, давали возможность носить нормальную одежду вместо грязных тряпок, но она выбрала противное — найти выход из заточения. Желание вырваться уничтожило всё то, что у неё есть. Крепко сжав в своих ладонях грязного, но всё ещё любимого зайчика, девочка поднимает опасливо взгляд на мужчину. В его глазах звенящая сталь, в голосе холод, словно он соткан из ледяных материй, и каждое его прикосновение к её детской коже смертельно обжигающее.

— Сбежать хочешь, да? Что я говорил насчёт общения с людьми? — рычит он хищным зверем. Он — змея, гадюка, которая тихо нашёптывает на ухо секреты, плотно обматывая своим туловищем бледную шею. Стягивает в тиски, так, что не хватает воздуха даже на писк, нет сил на сопротивление. Детские пальчики царапают широкие мужские ладони, пока он не отпускает через полминуты, давая вдохнуть в сжавшиеся лёгкие воздух и прокашляться болью и отчаянием. — Твой братик не поможет тебе. Ты будешь расплачиваться за его ошибки.

В темноте комнаты сверкает лезвие ножа. Несмотря на то, что девочка совсем маленькая, она так крепко стискивает зайчика в своих объятиях, что Юнги не может его вырвать и оставляет без длинных пушистых ушей. Однако со следующей попытки ему всё же удаётся.

— Если ты не будешь слушать меня, — приторным голосом говорит он, словно пытаясь наложить на неё гипнотические чары. Она смотрит на него влажно, не издавая ни звука. — То твой братик испытает на себе это.

Кинжал протыкает живот игрушки насквозь, и он прорезает её почти на две части, наполнитель сыплется на пол белоснежным снегом. Заяц падает на пыльный пол, и Юнги щёлкает крышкой зажигалки. Огонёк, появившийся за секунду, обдаёт девочку неприятным жаром и мелко ползёт по игрушке, вспыхнул костром в середине подвальной комнаты. Джухён сжимает в крохотных ладошках грязную простынку на своей койке, неотрывно следя за языками пламени, которые картинно отражаются в её сверкающих глазах.

— Надеюсь, мне не стоит повторять тебе дважды, куколка, — взяв её за острый подбородок, парень дёргает личико в свою сторону, всматриваясь в крупные карие глаза. Она копия Тэхёна, такая же милая и глупая девочка, как и её непутёвый брат.

Тигр выходит из клетки и закрывает на замок железную дверь, приставляя к двери охранника — слугу Босса, для которого непослушание означает смертную казнь. Они лишь пешки в руках Короля, бьются за право быть в его власти, и сами выписывают себе приговор. Но Юнги не такой. Его долг — служить верно, приносить информацию и выбивать деньги из тех, кто задолжал. А ещё разбираться с такими безмозглыми людьми, как Ким Тэхён. Этот ребёнок считает, что служит верой и правдой, однако его дни уже давно сочтены, вероятно, с самого его заявления в преступный мир за большими деньгами. Студент с маленькой сестрой без родителей — лёгкая добыча. К счастью, он заявился сам и его не нужно было упрашивать, и теперь он послушной зверушкой выполняет любое поручение. Юнги жаль, если Тэхён правда считает, что в этом месте ему рады и что его не убьют в конечном итоге. Его родителей убили, и его тоже убьют.

Тигр поднимается по лестнице из подвала и идёт в самый главный кабинет особняка. Вымощенные красным деревом колонны с изображением красивых девушек в простынях, словно готический музей. Тёмные картины на стенах от Сандро Боттичелли, Иеронима Босха и Тинторетто. Босс горячий любитель обратной стороны искусства, красок ада на полотне, людей, нарисованных болью ради вечных страданий, запечатлённых на бумаге. Им оттуда не выбраться, не избавиться от кошмара. Мин заходит в кабинет, склоняясь в почтительном поклоне, и подходит к чёрному рабочему столу.

— Как обстоят дела с внешней картиной?

— Всё в порядке. К сожалению, Чон Чонгук продолжает копать под нас и теперь знает обо мне.

Сокджин, сжав в зубах сигарету, хмурится и давит пальцами на глаза, сипло вдыхает воздух через нос.

— Этот сопляк совсем ничего сделать не может. Юнги, разберись с ним и Чонгуком, у тебя три дня, — он бросает на стол несколько стопок с крупными купюрами, которые Мин любезно прячет в свои глубокие карманы.

— Разумеется, Босс. Всё будет сделано в лучшем виде.

◎ ◍ ◎

Шевроле заезжает на парковку бело-голубого здания музыкальной школы. Из её стен доносятся смешанные мелодии различных инструментов — уже привычная среда для Ёнхи и её семьи. Намджун ставит дочери серьёзные рамки, чтобы она ни в коем случае не смела уходить из дома без его сопровождения, и все её одиночные похождения заканчиваются домом и школой. И, так как сейчас старшую школу закрыли на неделю, Ёнхи ездит только на занятия скрипкой.

— Я приеду ровно через два часа, не вздумай сбегать с уроков, или я найму для тебя человека, — мужчина целует её на прощание, и, перед тем, как вылезти из машины, девушка напоследок улыбается отцу.

— Тебе не стоит столько волноваться в своём возрасте, папа.

Намджун усмехается и, проследив, чтобы девушка зашла в здание школы, уезжает. Ёнхи правда идёт на занятия, однако сегодня, кроме музыки, её ждёт кое-что другое. Прошлым вечером она сталкерила страницы этого загадочного нового одногруппника, с которым встречалась втайне Вонён. Его зовут Чхве Субин, и он на два года старше их двоих. Красивый мальчик с очень милый улыбкой и приятным голосом, к тому же неприлично высокий, собственно, как и Вонён, — по сравнению с остальными девочками в группе, она одна доставала ему до подбородка, тогда как остальные едва дотягивали до плеч. И вот она пыталась найти его в KakaoTalk, Твиттере и других социальных медиа, но его профиль есть только в инстаграме и Meeff. На второй она натыкается совершенно случайно, когда чистит список посетителей профиля и видит среди фотографий различных парней безумно знакомое лицо. Он добавляется к ней для общения, и она проводит связь с его отношениями с Вонён. Может, они познакомились так же? И он решил, что следующей станет она?

Собственно, именно это ей и предстоит выяснить. На последней встрече Чонгук вручил ей небольшую камеру, которую она крепит на бантик под воротом рубашки. В кабинете половина учеников, и большинство из них обсуждает последние новости: убийство в школе и то, связано ли это с Вонён. Субина на горизонте нет, так что она просто садится за свою парту и повторяет произведение, записанное в нотной тетради, набивая мелодию пальцами и воспроизводя звучание в голове.

— Ёнхи, а правда, что говорят? — заинтересованная одногруппница присаживается на корточки рядом с партой. Ким глядит на неё безразлично и, подняв широкий переплёт тетради, закрывает своё лицо и абстрагируется от окружающего мира. К сожалению, заинтересованной девушке приходится отступить с расспросами.

Субин приходит минута в минуту в начале урока, потому их разговор подождёт до перерыва. А пока девушка составляет план по захвату и свою пламенную речь в мыслях. Не сможет же она навалиться на него без каких-то видимых причин и придумывать всё на ходу. На протяжении всего урока Субин сосредоточен и очень старается соответствовать ожиданиям преподавателя. Примерный, скромный мальчик, идеальный во всём. Почему Ёнхи раньше не подозревала его в том, что он не так прост? Что его поведение на людях может быть всего лишь маской для прикрытия? И сейчас подобные мысли сильно грузят её и заставляют отвлекаться от урока.

— Ёнхи-я, сыграй нам продолжение симфонии, — просит учитель. Девушка вздрагивает и отводит взгляд от Субина, которого терроризирует на протяжении всего урока. Это замечают многие, и, очевидно, дальнейших подколов не избежать. Достав скрипку и поднявшись на ноги, она крепко прижимается к своему инструменту щекой, чувствуя прохладу дерева и как внутри медленно зарождается живое тепло. Словно от игры инструмент оживает и в нём бьётся маленькое, хрупкое сердце.

Последние дни девушка совсем не репетирует, и, пускай начинает очень хорошо, к концу она запинается и путает мелодию. Несколько раз неправильное движение вызывает фальшь в чистом звуке, и в результате не довольна ни Ёнхи, ни их педагог.

— Тебе стоит больше работать и не смотреть по сторонам, — делает мужчина замечание и проверяет способности другой ученицы, которая вдруг хихикает слишком громко. Ёнхи цыкает языком, переняв эту привычку у крёстного, и снова бросает взгляд на Субина. Он неотрывно смотрит на неё, так проницательно и внимательно, что её охватывает дрожь. Ким даже думает, что лучше бы он оказался слепым, чем обладал таким прожигающим взглядом. Она может поклясться, что этот парень видит её насквозь в прямом смысле, и неловко смотрит в свою тетрадь. Ну не глядят нормальные люди так! Не смотрят!

Долгожданный звонок, все разбегаются на компании и покидают класс. Учитель тоже покидает кабинет, и Ёнхи поворачивается к Субину, который остаётся в помещении ровно так же, как и она, и теперь он может спокойно встать и подойти. От такой напористости Ёнхи поспешно выкарабкивается из-за парты с другой стороны и удивлённо вскидывает брови.

— Мне казалось, ты хотела, чтобы я подошёл, — его голос звучит абсолютно ровно, совсем не так, когда он говорит с друзьями или когда смеётся. Звучит очень монотонно и холодно. Парень, скрестив руки на груди, огибает стол и упирается в него поясницей. Ёнхи нервно оттягивает рукав рубашки и сглатывает. Храбрость и уверенность, с которыми она собирается прошлый вечер и весь сегодняшний день, куда-то испаряется.

— Эм… Да, — под таким взглядом сложно не то что бы сказать что-то внятное, сложно стоять. Пауза слишком сильно затягивается, и Субин, сделав шаг вперёд, решает помочь девочке распутать язык. — О Боже, не подходи.

— Почему? Не ты пялилась на меня весь урок? Так, что паршиво сыграла? — он наклоняет голову к плечу, пытаясь заглянуть ей в глаза. Но Ким их тщательно прячет и даже прикрывает рукой лицо, как только он приближается слишком близко. Давление с его стороны совсем не даёт ей дать отпор, и, кажется, это и есть его план.

— Субин, отойди, — она всё-таки пытается его оттолкнуть, но он столбом встаёт, делая всё с точностью наоборот. И девушка не выдерживает: толкает со свей силой, так, что он пошатывается и чуть не падает вместе с партой.

— Я старше тебя, прояви уважение, — он поправляет галстук и садится на стол, с которым секунду назад чуть не летит на пол. Ёнхи сжимает кулаки и поджимает губы от злости.

— Проявить так же, как и ты к Вонён?! Я знаю, что вы встречались, и ты последний, с кем она виделась тогда! И что ты теперь скажешь?! Что ты не причастен?! — девушка глубоко дышит, чтобы справиться с волнением, и парень одаривает её таким тяжёлым взглядом, что ноги вдруг становятся ватными. Чонгук просил её быть сдержанной и подойти к подозреваемому плавно, но она делает абсолютно наоборот.

— И как ты узнала? Твои друзья в полиции помогли? — хмыкает он, скрещивая руки на груди.

— Не отвечай вопросом на вопрос.

Парень какое-то время просто молчит, смиряя её взглядом. Девушка чувствует некоторую уверенность, вспомнив о том, что на её красном бантике расположена камера, записывающая картинку и звук. И, естественно, любая странность, которую она может упустить, любое слово сможет стать толчком к разгадке. Чонгук сможет увидеть больше, чем она.

— Мы познакомились с ней за две недели до происшествия, — он вдруг становится серьёзным и сосредоточенным. — Я помогал ей с одним делом. Так уж получилось, что твоя подружка подсела на «Соджипум», и ей пришлось связаться с не очень хорошими людьми. К сожалению, такое знакомство привело к печальным последствиям, — он театрально смахивает слезу и снова подходит вплотную. — Не копай глубже, милая, потому что пострадаешь. Ты станешь их целью. Его. Подумай над этим.

Субин улыбается и уходит, захватив с собой футляр со скрипкой. Ёнхи стоит дальше, прижавшись спиной к стене, и обдумывает все его слова. Что за «Соджипум»? Что ей сделают за распространение информации? Что это за «Он», которого ей стоит опасаться? Девушка выключает камеру на бантике и опасливо убирает её в карман кофты, выбегая из класса. На парковке её уже ждёт автомобиль отца. Рассказать о произошедшем ему, она, естественно, не решается.

— Как прошли занятия?

— Как всегда, — пожимает плечами она и уходит в мысли, положив голову на окно.

Она не знает, стоит ли делиться полученными сведениями с крёстным. Тревога от слов парня дрожью проходит по телу, и мысли о том, что стоит ей заикнуться об этом и на неё будет объявлена охота, заставляют сердце биться чаще. Хотела бы Вонён, чтобы Ёнхи помогла раскрыть тайну её смерти, или всё-таки она предпочла бы, что все скелеты остались бы неувиденными? Как только они приезжают домой, девушка уходит в их с сестрой комнату, проигнорировав слова матери о скором ужине. Ким плюхается на кровать и рассматривает крохотную блестящую камеру с ценными данными. Она ведь может сказать, что потеряла её? Или что ничего не получилось раздобыть? От мыслей уже начинает болеть голова, но бегущей кричащей строкой перед глазами всё ещё «Ты станешь его целью».

— Милая, ты будешь есть? — Намджун стучится в комнату, но не заходит, остаётся стоять в коридоре. Ёнхи неловко оборачивается на закрытую дверь и чуть хмурится.

— Да, я скоро спущусь.

Девушка берёт свой ноутбук и звонит крёстному по видеочату. В расследовании же никто не обещает безопасность и лёгкость, верно? Ей стоит идти по тернистому пути, если она хочет добиться справедливости и правосудия. А этого она хочет очень сильно. Чонгук отвечает на звонок только со второго раза, на экране появляется его немного помятое лицо в рельефным рисунком стола на щеке. Чёрные волосы, которые когда-то собраны в хвост, сейчас торчат во все стороны, и он безуспешно пытается заправить их за уши. В его спальне царит полумрак, лицо освещается только от экрана ноутбука. Видимо, Чонгук заработался и уснул прямо за рабочим столом.

— Доброе утро, — хихикает она негромко и затихает, чтобы никто не услышал. — Я смогла узнать немного информации, я всёзаписала на камеру.

— Я завтра заеду утром и заберу. Заметила ли ты что-то странное?

— Эм… Об этом можно говорить по видеосвязи? Вдруг нас прослушивают…

— Мы полиция, а не преступники, — мужчина улыбается. — Докладывай.

— Субин сказал, что Вонён сидела на каких-то «Соджипум». Ты знаешь, что это?

На лице Чонгука появляются неоднозначные эмоции, и он просит повторить название. Его догадки оказываются верны, но только зачем девочке залезать в это опасное грязное дело — неизвестно.

— Это наркотики. Относительно новые, говорят, что их производят где-то в пределах Ансана, — он поджимает губы. — Ходили слухи, что ими занимаются Тигры, но пока мы не смогли нарыть достаточно доказательств для этого. Хотя в крови Хёны, той бандитки из бара, врачи нашли этот наркотик.

— Ты думаешь, она связалась с Тиграми?

— Далеко не факт. Его производство может быть извне, и Тигры — только один из источников распространения.

— Я совсем ничего не понимаю… — Ёнхи зарывается руками в волосы и глубоко вдыхает, пытаясь прояснить голову. — Почему?.. Зачем?..

— Мы этого пока не знаем, а своими догадками я не хочу тебя пугать. Завтра встретимся и поговорим, а сегодня тебе стоит отдохнуть и хорошо поспать. Спокойной ночи, любимая крестница, — он улыбается и отключается.

Ким тяжело вздыхает и спускается на первый этаж. Она поспевает вовремя, потому что Мённа уже ставит чугунки с супом на стол и раскладывает перед каждым палочки. Намджун, внимательно наблюдающий за своей старшей дочерью, замечает перемены в настроении, и это его настороживает.

— Что-то случилось?

— Всё в порядке, пап. Просто сегодня на занятиях устала, — Ёнхи пожимает плечами. По телевизору идёт какая-то новая дорама, которую они слушают фоном, во время семейных разговоров девушка не так сильно зацикливается на расследовании. По окончанию ужина она поднимается в свою с сестрой комнату и замечает на её рабочем столе кучку скомканных листков, хотя на полу для мусора специально отведена корзинка. — Сколько раз повторять… — грозно шепчет она, скидывая всё в мусор. Одна из бумажек раскрыта, и на ней кривым почерком написано «Скажи Тэхёну-оппе, что я его люблю». Сначала Ёнхи думает, что это написала Тэхи или какая-то из её подруг, однако ни то, ни то не походит на правду. Может, это какая-то детская игра? Но в голове возник образ только одного-единственного Тэхёна, с которым она познакомилась недавно. Нет, конечно, это очень популярное имя, но ведь, как говорит Чонгук, «исключать нельзя»? Когда в комнату приходит сестрёнка, Ёнхи, сев на край кровати, подозывает её к себе. — Тэхи, а что это?

— О-о, это дала мне одна девочка в магазине, — она улыбается и садится возле сундука с игрушками. — Только я не понимаю, что там написано. Онни, ты ведь прочитаешь мне?

Ёнхи хмурится и, взяв с собой ноутбук, идёт в ванную и закрывается там. Лихорадочно нажимает на видеочат и ждёт, пока наконец-то закончатся длинные гудки и крёстный соизволит ответить.

Сбросив звонок, Чонгук спускается на первый этаж квартиры и чуть не спотыкается от пробегающего под ногами Хвана. Пёс жалобно скулит, рухнув плашмя возле миски, словно раненный зверь. Парень наполняет её кормом и присаживается за барную стойку, слушая ритмичное потрескивание сухого корма. Спина болит от нескольких часов сна в сидячем положении, и по-хорошему ему бы сейчас заняться чем-то вроде йоги, как это обычно делает Дженни, чтобы сохранять свежесть и гибкость тела, но ему хочется просто лечь и не вставать.

Он сидит так минут десять, не думая ни о чём и вслушиваясь в жизнедеятельность своего пса, как вдруг его ничегонеделание прерывает громкий звонок в дверь. На часах семь вечера, уже темнеет, и принести на порог его квартиры в такую «рань» может только сестрёнку. И, возможно, Намджуна, если у того дом сгорит. Приготовившись встречать свою дорогую младшую сестру, Чонгук строит недовольную мордаху и идёт открывать. Каково его удивление, когда в подъезде оказывается Тэхён.

— Надеюсь, я не потревожил, — виновато улыбнувшись, он демонстрирует свежие пончики в бумажном пакете и два кофе из старбакса. Чонгук недовольно изгибает бровь, но пропустить нежданного гостя ему всё-таки приходится. Не стоять же ему на пороге.

— И давно ты вламываешься к людям посреди ночи? — Гук чешет затылок, лениво наблюдая за тем, как весьма активный Тэхён расставляет купленное на столе и умиротворённо улыбается. Кажется, он окрылённая сова, проснувшаяся под ночь, в отличие от Чонгука, который в последнее время хочет в жизни только хорошо поспать. И чтоб спина не болела.

— Вообще-то, сейчас только семь часов вечера. И я не вломился, ты сам открыл, — невинно улыбается он.

С верхнего этажа слышится мелодия звонка видеочата, и Гук, цокнув, поднимается наверх, чтобы ответить. Тэхён, внимательно проводив парня взглядом и дождавшись, пока его силуэт не скроется из виду, достаёт небольшую баночку на двадцать миллилитров с прозрачной жидкостью. Он вливает несколько капель, как указано в рецепте. Дрожащими руками опустив дозу в кофе, он прячет бутылёк в кармане и вслушивается в тяжёлые шаги криминалиста.

— Думаю, тебе стоит перекусить и отдохнуть. И попробуй кофе, — улыбается он, доставая из пакета пончики. В розовой шоколадной глазури с присыпкой, мягкие и нежные — Ким очень любит эту пекарню и всю их выпечку, но именно пончики вызывают в нём детский восторг. Чонгук понимает, что деваться некуда, и открывает свой кофе, делая несколько глотков. Он вкусный, пряный и с ореховым привкусом, кажется, на соевом молоке. Тэхён прячет мимолётную нервную улыбку за своим стаканом, отсчитывая в голове секунды.

Записка, о которой рассказывает крестница, наводит детектива на странные мысли, и ему определённо стоит спросить у Тэхёна, есть ли у него младшая сестра. Но пока гадо начать издалека.

— Откуда ты узнал, что я люблю соевое молоко? — удивлённо спрашивает парень, хотя удивляться не стоит — Тэхён неплохо общается с Дженни, а у той язык подвешен. Однако Ким как-то вздрагивает и дёргано опускает свой кофе на стол.

— Я не знал…

Ким чувствует на языке тягучесть корицы со сливками. То, что он готовит лично для Чонгука, как последний вкус для его долгого путешествия в небытие. Они перепутали стаканы. Сердце стучит так, словно в него вкололи приличную дозу адреналина. Перед глазами темнеет, и даже то, что он хватается за столешницу, не спасает его от падения на пол. Из кармана вылетает баночка, стекло стрескает и сосуд разбивается о плитку, бесцветная жидкость растекается по полу. Гук поднимает кусок стекла с приклеенным названием и быстро набирает номер Чимин.

◎ ◍ ◎

Чимин следит за тем, как мужчину перекладывают на больничную койку практически полностью голого. Врач подключает к нему аппараты, чтобы можно было мониторить его состояние, и проверяет давление с помощью манжеты. Она выходит в коридор и подходит к Чонгуку, который терпеливо ожидает вердикта врачей. Он практически сразу понимает, что в один из кофе подмешан препарат, но для чего конкретно: свалить с ног Чонгука, или всё-таки оно предназначалось Тэхёну? Неизвестно, что в голове у парня, он мог покончить с собой из-за каких-то своих проблем и свалить всё на несчастный случай. Или, чего хуже, сделать Чонгука виновным в случившемся.

— У него уже взяли кровь на анализы и подключили к аппаратам. Жить будет, но если он всё-таки принял хорошую дозу флунитразепама, то его ждёт кома.

Чонгук нервно постукивает ногой, и Чимин садится рядом, неловко поджимая губы. Через пятнадцать минут к ним выходит врач, который обеспечивает новому пациенту уход и готовит палату.

— У него было повышенное давление и одышка, но сейчас всё лучше. Пациент находится без сознания. Молодой человек, могу я поинтересоваться, кто его опекун?

Чонгук нервно дёргается и встаёт, поправляет капюшон своей кенгуру. Опекун Тэхёна? Знал бы он, кто им является — ни о родителях, ни о других родственниках он не говорил, и что ответить на такой вопрос, Чонгук не имеет на малейшего понятия.

— Я свяжусь с его опекуном и сообщу вам.

— Хорошо. Рекомендую его опекуну объявиться в течение недели и оплатить лечение, иначе нам придётся отправить пациента домой, — он сочувственно улыбается, кланяется и уходит по делам.

Чимин встаёт и становится напротив немного растерянного Гука. Он достаёт мобильник Тэхёна, который тот оставил на его столе, и проверяет контакты и сообщения. Пролистнув практически до конца небольшой список входящих и исходящих, он натыкается на контакты «Мама» и «Папа», последние звонки и сообщения несколько лет назад. В основном Тэхён звонит «Боссу» и «Малышке». Чонгук хмурится и вспоминает о записке, которую нашла Ёнхи, и у него появляются неутешительные догадки, о которых он сразу решает сообщить команде.

Собравшись в главном офисе Сомун, все встают вокруг Чонгука, который нервно отбивает ритм телефоном по ладони и переминается с ноги на ноги. Ему очень хочется поделиться с коллегами своими мыслями, и он ждёт, пока Хосок наконец-то доварит свой чёртов кофе и встанет в круг к остальным.

— Итак, из достоверных источников мне удалось узнать, что Тэхён работает на какого-то влиятельного человека, который шантажирует его жизнью маленькой девочки. Вероятно, его младшей сестры. Подтверждение этому — вот, — он демонстрирует некоторые моменты из немногословной переписки Тэхёна и Босса, в которой они обсуждают выполнение плана. Здесь нет ничего, что может навести на мысль о незаконности их махинации и покушений на жизнь. Кроме удалённой ММС с какой-то фотографией. — Ещё у меня есть это, — он демонстрирует фотографию записки с небольшим посланием и смотрит на Намджуна. — Тэхи передала это какая-то девочка в торговом центре. Вероятно, это она находится в заложниках. Тебе стоит поговорить с дочерью об этом.

Намджун сглатывает, не спрашивая, откуда у него такие данные и когда он успел растрясти его младшую дочурку. Сейчас все работают в режиме спешки, потому что люди умирают на глазах один за одним, и смерть уже успела переступить через порог их офиса, свалив с ног одного из них. Не навсегда, конечно, но всё могло обернуться в несколько раз хуже. Особенно если бы тот злополучный кофе всё-таки достался Чонгуку.

Бессонную ночь психолог решает провести за изучением дела Вонён в очередной тысячный раз. Также ему предстоит просмотреть запись со скрытой камеры, которую он успел забрать при позднем визите в дом Кимов. Он решил поехать с Намджуном, чтобы якобы лично убедиться в том, что с ними всё в порядке. Чонгук наливает себе гранатового сока, потому что пить кофе после инцидента желания совсем нет. Парень на записи выглядит слишком уверенным в себе, весьма гордым и самонадеянным. И его давление на жертву даёт Чонгуку понять, что парень не хочет раскрывать правду, потому что она ему навредит. Возможно, он один из поставщиков, а может, сам принимает «Соджипум» и не хочет попасть в детскую колонию. Но только не ему решать.

За наблюдением Чон проводит несколько часов, пока снова не засыпает прямо за столом.

Тёмное помещение, безумно похожее на подвал, с маленьким окошком под самым потолком. Стеллажи, шкафы и коробки забиты хламом, старыми книгами, сломанными вещами и тем, что жалко выбрасывать. Из разных точек на него смотрят старые тряпичные игрушки, в некоторых местах порвавшиеся и грязные. Чемодан на колёсах, лежащий под стеной на полу, скрипит и издаёт какие-то звуки. Следующие мгновения как вспышки: вжик собачки, открытая крышка, скованная голая девушка, безумный страх и холод в груди.

— Что ты здесь делаешь, Гук-и? — мама, всегда такая добрая и улыбчивая, смотрит безумно, строго, сжимая кулаки. Он не видит теплоты её улыбки, только холодный и рассерженный взгляд.

— Мама, тут какая-то женщина!

Она хватает его за плечи и больно сжимает, до синяков, смотрит прямо в глаза, пока его собственные слезятся. Он всхлипывает и слышит голос матери отовсюду: он эхом отскакивает от стен, словно в подсобке пусто, словно нет ничего, кроме них двоих.

— Её здесь нет! Это твои фантазии! Тут никого нет.

Никого нет.

Никого нет.

Он падает со стула, содрогаясь и кашляя от нехватки воздуха. Словно его кто-то душит во сне, но на деле страх сковывает всё его тело и он не может нормально вдохнуть полной грудью. Хван, грозно тявкая ему на ухо, даёт детективу понять, что он находится дома и никакого проклятого чемодана в его комнате нет, что это всё очередной кошмар. Он сейчас просто выпьет дозу препаратов, а потом наведается к своему психологу, чтобы рассказать о том, что его гложет.

На столе звенит мобильник, и парень кое-как карабкается обратно на стул и бросает взгляд на экран своего смартфона. Он чёрный и не отображает вызов. Парень медленно переводит взгляд на телефон Тэхёна, где на весь дисплее светится контакт «Босс». Мурашки проходят по телу, но осторожно снимает трубку и прижимает телефон к уху, затаив дыхание.

— Ты проиграл, Тэтэ.

Абонент отключается, и Чонгук недоуменно смотрит в свой стол. Проиграл? В каком смысле? Он тихо выдыхает и спускается на первый этаж, выпивает таблетки и, справляясь с лёгким головокружением от напряжения, присаживается за стол. В последнее время они со сном не дружат, и под его глазами появляются небольшие голубые мешки. Сестра сравнивает их с опалами, а вот Чонгуку не смешно, потому что он выглядит как зомби. Трель звонка сильно раздражает его и без того больную голову, и он с лёгким раздражением открывает дверь с фразой: «ну кого опять принесло?» В три часа ночи перед его квартирой стоит неизвестный человек с кепкой, натянутой на глаза, из-под которой торчат светлые блондинистые волосы. Вытянутая рука держит пистолет, и Чонгук не успевает моргнуть, как на его груди расплывается бурое пятно, и лиловый батник пропитывается новым оттенком с запахом железа.

В глазах темнеет и он рухает на пол, ударившись затылком и отключившись. Последнее, что он слышит — лай собаки и её протяжный скулёж.

========== дрифт с пристрастием ==========

Сегодня самый счастливый день всех школьников и студентов, для некоторых из них даже слишком особенно: сегодня последний день учёбы перед зимними каникулами, восьмое января. Все переходят в следующий класс, кто-то, естественно, наконец-то оканчивает последний. В актовом зале старшей школы сидят не только ученики, но и родители, родственники, которые приходят поддержать выпускников. Чонгук тоже сидит здесь, наблюдая за сценой, по которой важно ходит директор, поправляя свой аквамариновый пиджак. В её руках микрофон и план выступления. Выпускной класс должен сыграть небольшой мюзикл, который они готовили в течение всего учебного года самостоятельно, сами писали песни, музыку и сами будут отыгрывать роли. Чонгук безумно хочет увидеть игру Ёнхи, и Намджун, сидящий рядом, разделяет его желание. Всегда серьёзный и мужественный мужчина сейчас готов расплакаться только от осознания того, что его старшая дочь окончила школу и готова поступать в один из университетов на бюджет.

— Дорогие зрители, дамы и господа, — начинает директриса, и зал замолкает. Из колонок совсем тихо играет какая-то классическая музыка. — Сегодня знаменательный день для многих из вас, но для каждого это, несомненно, очередной шаг наверх по лестнице жизненного пути и роста.

Женщина долго рассказывает о заслугах учеников, дарит им грамоты и дипломы, высказывает своё личное мнение и хвалит их. Где-то спустя полчаса она объявляет о том, что выпускной класс подготовил для зрителей мюзикл по одной корейской легенде, которая называлась «Песня об Иволгах». Чонгук садится ровно и вытягивает шею, чтобы лучше видеть происходящее на сцене. Благо, сегодня он надел линзы, и ему не придётся щуриться для того, чтобы видеть. Свет в зале потухает, прожекторы светят только в сторону сцены, на которой появляется парень, Чхве Субин. Помощники выносят на сцену стул, стол, и парниша присаживается за него. Судя по одежде, это император Корейской Империи. Сам мюзикл достаточно увлекательный: история о императоре, у которого две жены. На третий год правления светлейшего государя Когурё, зимой, в десятую луну, госпожа Сон, его самая первая жена, умирает. Государь снова женится. Одну жену его зовут Хвахи — Рисовое Зёрнышко, её играет Вонён, другую зовут Чжихи — Фазаночка, и именно её роль исполняет Ёнхи. Чонгук улыбается, увидев племянницу на сцене, а Намджун смотрит с замиранием сердца и почти не дышит.

Жёны то и знай ссорятся и никак не хотят поладить. Тогда государь приказывает возвести для каждой по дворцу в Прохладной долине. Одну селят в восточном дворце, а другую — в западном. Как-то отправляется он в горы Кисан на охоту, и семь дней его нет. Жёны опять бранятся. Вонён, изображая на своём лице неподдельную ярость, взмахивает в сердцах руками:

— Ты, жалкая прислужница, ханьское отродье, как смеешь дерзить?

Ёнхи, распахнув глаза от изумления, прижимает ладони к груди, словно её сердце медленно тухнет и она пытается возродить его биение. Играя оскорблённую Чжихи, она молча разворачивается и убегает за кулисы. Вонён, гордо подняв подбородок, удаляется со сцены. Государь узнаёт об этом и гонится за своей суженной, но обиженная Чхихи более не возвращается. Государь садится под декорацией дерева, видит, как иволги летают над ним. Прожектор, освещающий стену позади парня, демонстрирует летающих птиц, что кружат в сером небе. Парень подносит микрофон ко рту и, тихо вздохнув, поднимает взгляд к потолку, словно к бескрайнему небу. С его губ слетает песня, тихая, и одновременно с этим заполняющая весь актовый зал:

Иволги золотые вдвоём порхают,

Парой летят — неразлучны он и она.

Одиночество нынче мысли мои занимает,

С кем я дни скоротаю, дорогая моя жена?

След твой давно исчез с пыльных дорог,

Компас не смог указать верный путь.

Стоит однажды ступить за порог,

Твой дух испарился, его уже не вернуть.

Иволга, милая, шепни мне на ушко

Песню, что ты пела в ту белую ночь.

Чувства мои обострились слишком,

Отгони от себя все сомнения прочь.

Моё сердце дрожит, внимая пустышкам,

Они твердят, что вернуть тебя мне не смочь.

Изящные иволги страдают наивности вспышкам,

Встретимся с вами в последнюю ночь.

В зале виснет интригующая тишина, из колонок слышен далёкий крик птиц. Они скрываются за тучами где-то далеко, и парень провожает их обречённым взглядом. Словно Субин действительно теряет важного ему человека. Занавес опускается, пряча за собой одинокого императора. Зал взрывается аплодисментами, все улюлюкают и зовут на бис, и через пять минут актёры любительского мюзикла становятся на вновь видимой сцене, с улыбками кланяются.

Через полчаса они все собираются, Чонгук смотрит на девочек в выпускных платьях с лентами, где узорчатыми буквами напечатан год выпуска и класс. Девушки безумно счастливы этому дню, ведь сегодня они не только оканчивают старшую школу, но ещё и проведут весь день вместе, а потом поедут вместе с классом в последнюю экскурсию в Пусан и близлежащие к нему города. Чонгук счастлив за них, а Намджун — ещё сильнее.

— Я не думал, что доживу до этого момента, — Чонгук, утирая слёзы, улыбается двум девочкам, что дарят ему лучезарные улыбки.

— Так ты и не дожил, аджосси, — преспокойно отвечает ему Ёнхи, и Чонгук чувствует холод в груди, его словно прошибает током. Не дожил? Чонгук смотрит ей через плечо и видит за их спинами парня в кепке, что крепко держит пистолет в левой руке.

— Мы его теряем! Дефибриллятор, сто пятьдесят! Разряд!

Вокруг нового пациента вихрем носятся врачи, приводя его сердце в движение. У Чонгука останавливается сердце после операции, и сейчас ему необходима неотложная помощь. Но чем больше времени проходит, тем меньше шансов, что он выживет, остаётся.

— Двести! Разряд! Двести пятьдесят! Разряд! — командует главный хирург, одновременно мониторя состояние пациента и проводя сложные манипуляции с его телом. Аппарат отслеживания состояния пищит, и от этого звука каждый находящийся здесь облегчённо вздыхает. Они спасают его, и теперь ему понадобится долгое восстановление и отдых. Чонгука переводят в одну из палат, игнорируя попытки взвинченных посетителей увидеть родственника и друга.

Дженни, нервно кусая ногти, смотрит вслед медбрату, что толкает перед собой койку с её старшим братом. Рядом с ним идёт санитарка, которая поможет перенести пациента на его койку и обеспечит его всеми удобствами, пока сам медбрат будет вводить катетер от контейнера с кровью. Госпожа Чон, что сидит почти без сил от волнения на диванчике, то бледнеет, то зеленеет, от нервов её тошнит. Совершенно ничего не хочется, только убедиться в том, что с её глупым сыном всё в порядке.

— Это вы виноваты, — Соын, трясущимися руками теребя край блузки, испепеляет взглядом стоящих напротив Намджуна и Хосока. — Знаете, почему он пострадал? Потому что вы снова заставили его работать в вашей чёртовой конторе!

— Дамочка, мы-не мы, Чонгук бы всё равно пошёл работать в эту сферу. Думаю, вы знаете своего сына лучше, чем мы, и должны это понимать, — Намджун вскидывает ошалело брови, не ожидая такого бурного порыва со стороны женщины. Он её практически не знает, так как Чонгук не любит знакомить всех со своей семьёй, в особенности с матерью, которая категорично относится абсолютно ко всему, чем занимается её сын, с кем общается и какой образ жизни ведёт. В принципе, она всю жизнь старалась его контролировать, и, когда он вылез из-под её крыла и зажил своей жизнью, она тяжело это пережила.

Сейчас она лишь хватает воздух ртом, возмущённо подыскивая аргументы. Но ничего мощнее, и, главное, правдивее слов Намджуна сейчас нет. Он говорит чистую правду: Чонгук всю свою жизнь посвятил поимке преступников и не откажется от этого только из-за того, что так хочет его мама. Возможно, потому что Чонгук больше привязан к отцу. Заведующий отделения приходит к ним и интересуется, кто из присутствующих является законным опекуном пациента. Ким Соын, поправив испортившийся из-за слёз макияж, следует за мужчиной к стойке регистрации. Остальных ставят перед фактом, что навещать парня можно будет только с завтрашнего дня, сегодня ему нужен покой.

— Мне кажется, что кто-то ведёт игру, в которой мы главные персонажи. Сначала Тэхён, теперь Чонгук, ещё и сестра Тэхёна каким-то образом оказалась похищена. Это точно не может быть совпадением. И убийство Вонён… Что если всё это — дело рук одного человека? — Джису, раскладывая свои предположения перед командой, внимательно наблюдает за сменяющимися эмоциями на их лицах. Дженни, окинув всех взглядом, неуверенно кивает.

— В принципе, я согласна, что всё это выглядит странно… Но убийство Вонён? — репортёрша поднимает бровь. Хосок, действуя крайне аккуратно, кладёт ладонь на холодное женское плечо, а после накидывает на Дженни свою борцовку, потому что в одном платье она может быстро замёрзнуть.

— Смотрите. Как только Чонгук стал копать глубже в это дело, стали погибать люди, которые что-то знали. Чонгук вышел на некоего Мин Юнги — и в тот же вечер в него стреляют. А Тэхён… — она задумывается.

— А Тэхён раньше был в NIA, а до этого… Есть информация, где он работал до этого? Несколько знаю, обычно в агентство разведки берут либо с опытом, либо с идеальным баллом, как, например, нашего Гука, — Намджун щёлкает языком. — Я не проверял данные Тэхёна в этом плане. Нужно будет просмотреть.

— Хорошо, идите, а я пока навещу Тэхёна и удостоверюсь, что он в порядке, — говорит Джису, и Дженни оживляется, предлагая сходить вдвоём.

Они уходят в отделение реанимации и интенсивной терапии, где сейчас лежит Тэхён. В его палате сестра меняет катетер под присмотром врача-реаниматолога. Парень выглядит бледным, дышит с помощью аппарата искусственной вентиляции лёгких. Чон дрожащей рукой поправляет волосы и глядит на мужчину в бирюзовом халате, который складывает руки на груди, хмуро следя за открывающейся картиной.

— Здравствуйте, вы его родственники? — интересуется врач.

— Друзья, — мягко улыбается Джису, после чего уже без улыбки переводит взгляд на вроде как умиротворённое лицо Кима. Хотя, честно признаться, она была бы куда более рада, если бы он сейчас злился или хоть кричал, лишь бы был в сознании.

— Почему он дышит через трубку? Он не может дышать сам? — Дженни задаёт тот вопрос, который интересует её практически всё время. Неужели всё настолько плохо, что ему приходится дышать искусственным путём?

— Может, но это врачебная необходимость. Знаете, никто не застрахован от того, что слюна попадёт в горло или челюсть западёт назад. На вашем месте, я бы больше был заинтересован в проведённой экспертизе, — мужчина подводит их двоих к столику, где лежит карточка пациента. — В его крови нашли дозу флунитоазепама, снотворного, седативного препарата. Именно он вызвал кому и амнезию.

Девушки выглядят озадаченными словами врача. То есть как это — амнезию? Они вдвоём неловко переглядываются, переспрашивать об этом не поворачивается язык у каждой. Кажется, мужчина прочитывает этот вопрос у них на лице — слишком уж тревожными они выглядят.

— Да, к сожалению, этот препарат вызывает конградную амнезию. В сочетании с комой результат будет стопроцентным. К сожалению, если парень очнётся, он никого из вас, вероятнее всего, не узнает. Сочувствую, — врач поджимает губы и пролистывает почти пустую карточку с одной-единственной записью, вспоминая ещё об одной вещи, которая интересует его и добрую частью больницы. — Скажите, его имя действительно Ким Тэхён? — девушки как-то глупо смотрят на него и синхронно кивают. — Простите за вопрос, просто мы не нашли никакой информации о нём. Он не зарегистрирован ни в одной из больниц Сеула, нам не удалось раздобыть его данные и пришлось завести новую карточку. Это не проблема, просто это кажется странным. Всё-таки людям необходимо медицинское обследование хотя бы раз в полгода.

Он пожимает плечами и, извинившись, удаляется из палаты. Медсестра ещё несколько минут колдует у Тэхёна и тоже выходит, оставив девушек наедине с пациентом. Джису садится на складной стул возле прикроватной тумбочки и смотрит на профиль парня, Дженни предпочитает постоять.

— Всё это очень странно. У всех нормальных людей есть медицинская страховка и записи в личном деле в больнице, а у него нет.

— На самом деле, — Дженни щурит глаза, соображая. — Насколько мне известно, у некоторых из Тигров тоже нет никаких карточек в обычных больницах. Они лечатся у подпольных врачей. Может, тут так же?

— Но зачем это ему? Тигры бандиты, и это очередные меры безопасности, но Тэхён? — Ким массирует напряжённо виски и цедит воздух сквозь зубы. — Он определённо что-то скрывает. Что-то очень страшное и что-то, с чем мы совсем скоро столкнёмся.

Дженни хмыкает неопределённо, неспешно переводя взгляд на монитор, стоящий у койки Кима. В тёмном экране с зелёным показателями она видит своё отражение: хмурое, уставшее. Если она продолжит ещё больше внедряться в жизнь полицейских псов, то самой в ближайшем времени понадобится посещение врача. И не факт, что это будет простое обследование, а не приём у психотерапевта.

◎ ◍ ◎

Динамичный киа оптима разводит чёрные круги на асфальте, объезжая препятствия и круто дрифтуя на особенно резких поворотах. Визг шин, сопровождаемый всплесками восторженных голосов, вместе с рычанием автомобиля — мелодия, которая ласкает уши Юнги. Крепче вцепившись в бархатный руль, он выворачивает его на очередном повороте, красиво разворачивая свою красную малышку. Вжимает педаль газа в пол, спидометр стремительно переваливает за двести, и он мчится молнией по ровной прямой трассе прямо к финишу. Чёрный хёндай хищным зверем светит фарами, опасно приближается, словно стараясь зацепить лакомый кусочек своей добычи. Автомобиль противника взрывается диким рёвом, и они равняются на дороге, Юнги самодовольно улыбается, поднимая бровь. Она серьёзно думает, что сможет обогнать его? Он заставляет свою киа нагнать обороты, с его шин сходит серый дым, и в воздухе пахнет палённой резиной вперемешку с пылью.

Впереди виднеется финиш, горящие огни по обеим сторонам трассы манят взгляд и зажигают внутри гонщиков жгучее желание выиграть этот заезд. Педаль газа уже сливается с полом, и киа фурией разрезает воздух, прибывая на черту вместе со своим соперником наравне. От резко затормозивших машин поднимаются клубы вязкого дыма, смешанного с пылью и мелкими камнями. Запах резины ударяет в ноздри.

— Киа Оптима пересекла финишную черту на полсекунды быстрее! Встречаем сегодняшнего победителя!

Из красной блестящей машины выходит Юнги, победно улыбаясь и сверкая солнцезащитными очками в свете прожекторов и искусственных огней. Из второго автомобиля выходит нисколько не расстроенная девушка с русыми длинными волосами, уложенная чёлка скрывает не очень симпатичный шрам. Они подходят друг к другу, и девушка поднимается на носочки, мимолётно целуя мужчину в губы.

— Ты хорошо постаралась, Суран-ши, — ухмыляется он, обнимая ту за талию под восторженный визг зрителей. Девушка цокает языком и снимает с его глаз чёрные очки, смотрит в два бурых омута и надувает большой шарик из резинки.

— Малыш, я старше тебя на пять лет, имей совесть, — шепчет она и уходит вместе с его очками к своей тачке, чтобы пригнать её к стоянке и пойти отдыхать. Юнги только хмыкает и, получив у ведущего обещанные миллион вон за гонку, садится в свой спорткар и едет в одно очень гостеприимное место, куда не суётся уже с недели три. Его малышка подъезжает к болотному зданию с кричащей вывеской, парень паркуется на стоянке перед входом и заходит внутрь, демонстративно поправляя свою косуху, словно он главный герой криминальной дорамы. Внутри его не встречают с распростёртыми объятиями, но и лезвие к горлу не приставляют тоже. Всё ограничивается лишь коротким холодным кивком со стороны Зико. Сейчас он самозабвенно играет в карты с товарищами, поставив на кон свою коллекцию многолетнего виски. Мин берёт из холодильника бутылку с пивом и садится на бильярдный стол, который сейчас непривычно пустует. Все наблюдают за игрой Зико, потому что его соперник ставит на кон свою тачку, и мнения по поводу того, кому достанется победа, разходятся.

Зико бросает последнюю игральную карту и крепко стискивает зубы, вдыхая табак и выпуская его через нос, словно огнедышащий дракон. Он выигрывает, и теперь в его распоряжении будет новенький форд мустанг серебряного цвета, на котором он вскоре прокатится со своей девчонкой. Парниша, сидящий напротив, глухо фыркает и только разводит руками. Драться из-за такого исхода событий никто не лезет. Зико, приняв в подарок ключи от форда, подходит к Юнги, что уже отпивает полбутылки, наблюдая за игрой.

— Я думал, ты давно откинулся, чувак, — гремит он, падая спиной на бильярдный стол. Сегодня он король вечера, поэтому ему позволительны такие мелочные прелести жизни.

— Мечтай. Где Кай? Чанёль?

Зико, услышав достаточно предсказуемый вопрос, хмурится и встаёт, потерев затылок.

— В камере хранения, — шипит он. — Чанёль и его свита за драку с копами, Кай за подозрение в убийстве. Чертовка Дженни и её старший братец.

— Чонгук? — удивлённо вскидывает брови он и получает утвердительный кивок. — Ясно. Кто ещё с ними был?

— Какая-то малолетка и пацан. Не видел его раньше, белобрысый такой, с веснушками, рассмотрел, когда расхреначил ему лицо.

Юнги хмыкает и присасывается к горлышку стеклянной бутылки. Чонгук больше не потревожит никого из Тигров или, чего хуже, тех, кто сверху. А насчёт Тэхёна и его сестрёнки беспокоиться не стоит. От одной он уже избавился, а второй сам себя прикончил, что Мину только на руку — меньше работы, больше свободы и отдыха.

◎ ◍ ◎

Пасмурный вечер собирает серые тучи над густым лесом, листья которого начинают постепенно высыхать и опадать. Чимин идёт по хрустящим листьям вглубь чащи, внимательно осматриваясь по сторонам и прислушиваясь ко всем посторонним звукам. В её руке, одетой в перчатку, фонарик, который помогает рассматривать кусты и особенно заросшие места. На ней нет привычного медицинского халата, только тёмно-синий худи, сидящий мешком, и узкие джинсы. Девушка идёт к тому месту, которое опечатали как место происшествия. Проходит четыре дня с убийства, и только сейчас у неё находится время самостоятельно здесь всё проверить, без лишних глаз, ушей и ртов, которые постоянно отвлекают. Пак присаживается на корточки под той веткой, с которой свисает обрезанная верёвка, и светит фонариком в траву, разводя её свободной рукой, тоже облачённую в резиновую перчатку. Слышится поблизости шорох, девушка неуклюже оборачивается, чуть не упав на пятую точку. Маленький оленёнок на дрожащих ножках стоит в высокой траве, дёргая ушками и морща носик, принюхиваясь.

— Привет, малыш. Не мешай, пожалуйста, — улыбается она, возвращаясь к делу. Вдруг какой-то вой раздаётся издалека, едва слышимый, и оленёнок, вздрогнув, убегает. Наверное, к своей маме.

«Волки? — думает Чимин, поджимая губы и машинально поворачивая фонарик в ту же сторону, что и голову. — Нет, волки так не воют. Человек?» Оставив на время поиски, она встаёт и направляется по звуку, который исходит, кажется, со всех сторон. Блуждая по глухой чаще, она уже не может точно понять, откуда минуту назад шёл вой, и приходится применять следующую тактику.

— Здесь есть кто-нибудь? Эй, отзовитесь! — Пак останавливается и прислушивается. Снова раздаётся вой и, кажется, плач. Уже ближе, и теперь она на сто процентов уверена в том, что это никто иной, как человек. Причём, скорее всего, женщина. Чимин прибегает на источник звука так быстро, как может, и останавливается около одного из деревьев, к которому крепко верёвкой привязана девочка десяти лет с разбитыми в кровь коленями, подбитым и синяками по телу. Чимин затаивает дыхание и пытается развязать её, как-то порвать верёвки, чтобы высвободить еле живую девочку. Её рот заклеен изолентой, один глаз истерзан так, что белок налился кровью и зрачка почти не видно. Чимин с ужасом думает о том, что она может лишиться зрения на один глаз. Пак вынимает из рюкзака медицинский скальпель и кое-как разрезает сначала один слой, потом другой, и ребёнок падает обессиленно на траву. Чимин аккуратно снимает с её рта скотч, чтобы не сделать больно, и поднимает малышку на руки. — Ты как? Милая, держись, — дрожащим голосом говорит она, вставая на ноги и вместе с ребёнком держа путь к трассе. По дороге она набирает номер скорой и вызывает своих коллег по адресу бара, что находится в километре от них.

Намджун прилетает в больницу на всех парах, не успев толком поесть дома вместе с семьёй и отдохнуть от всей рабочей суеты. Приезжает практически сразу, как ему звонит Чимин, и уже через пятнадцать минут оказывается в нужном отделении. Девочку без сознания помещают в одну из палат, её уже переодели и искупали, подключили капельницу и оставили отдыхать. Пак встречает его у входа в отделение с неутешительной новостью: малышка ослепла на один глаз, это уже подтверждено специалистом. К сожалению, её мучитель был слишком агрессивным и не рассчитал силу, повредив глазное яблоко до разрыва нервов. Намджун слушает всё с неподдельным ужасом, с трудом сдерживая слёзы. Пока личность ребёнка не установили, ни телефона, никаких других вещей, что могут натолкнуть на мысль, у них нет. Но в последнее время в участок никто не приходил с заявлением о пропаже ребёнка, и это значит, что либо мучитель является её близким родственником, либо это… Ким Джухён.

— Как ты её нашла? У меня просто в голове не укладывается, — они уже выходят на улицу и садятся в кафе, что расположено вблизи больницы. У Чимин сегодня выходной, и что тогда в лесу, что сейчас она в свободной форме. У девушки на макушке растрёпанный хвост, волосы торчат во всевозможные стороны, руки её дрожат до сих пор. Да, она врач, но это не значит, что она готова видеть такую картину.

— Я приехала в тот лес, чтобы поискать на месте убийства какие-нибудь детали, которые мы могли пропустить. Знаешь, всё бывает, что-то вот не давало мне просто так оставить то место и не посмотреть. И я услышала какие-то звуки, оказалось, это девочка пыталась кричать, но скотч позволял ей только выть. Господи, как таких людей вообще носит земля, — Чимин прижимает ладони к лицу, пытаясь собраться и не поддаваться эмоциям.

— Ужас. Сколько ещё людей вот так пострадают? — вопрос риторический, никто не знает на него ответа, известно только одно: это явно не последнее нападение, и в этом они могут убедиться почти сразу же. Телефон Намджуна начинает разрываться от многочисленных звонков, до него пытаются дозвониться сразу несколько людей, и он снимает трубку на рандом.

— Да? Что случилось?

— У участка столпились Тигры и требуют возмездия! — орёт в трубку Джису. — Господи, Намджун, ты нам нужен! Срочно!

Ким сбрасывает трубку, они с Чимин ныряют в автомобиль и с визгом шин направляются в сторону полицейского участка. Они приезжают быстро, глазом моргнуть не успевают, и упираются в ревущую толпу людей, одетых в чёрные кожаные куртки с изображениями рыжих хищников. У многих в руках пистолеты, кастеты обрамляют их костяшки, лезвия ножей сверкают в свете дня.

— Что вы здесь устроили?! — орёт злобно Намджун, выбравшись из машины. Ответа не следует, зато ряд выстрелов — вполне, и он ныряет за открытую дверцу своего авто, спрятавшись от снарядов. — Твою ж мать!

Чимин безумно сильно пугается, но тоже выходит аккуратно. Благо, со стороны её дверцы ничего не видно, потому что перед ними удачно припарковался грузовик. Она аккуратно прячется за фургоном, медленно продвигаясь ко входу в здание, у которого скопилось прилично людей. Волна отбывает от входных дверей, практически все делают свой целью Намджуна. Ким достаёт своей пистолет и отстреливается, но до него быстро добираются, потому что один против сотни — смешно и глупо, и практически сразу его равняют с землёй. Из участка сыпятся полицейские в бронежилетах, поэтому что протест официально переходит в перестрелку, в которой уже страдают люди. Некоторые мирные жители, которым не повезло оказаться здесь и в которых попали пули, болезненно стонут, уперевшись в стены или скрючившись на полу, и Чимин, рискуя жизнью, огибает стадо тупоголовых головорезов и утягивать раненных подальше, в укромное место, чтобы они не пострадали ещё больше. К сожалению, прямо сейчас вызвать скорую она не сможет.

Джису, наблюдающая из участка, вызывает подкрепление из прокуратуры и вместе с Хосоком выскакивает на улицу. Они надевают защитную броню на грудь и шлемы, чтобы быть максимально защищёнными, в отличие от Тигров, которые цепляются когтями в них и сжимают челюсти на их шеях. Они бьются не на жизнь, а на смерть, не пытаются выжить, желают только унести вместе с собой больше людей на тот свет. Асфальт в два счёта покрывается первыми лужами крови, в некоторых из них уже лежат мёртвые тела: с колотыми ножевыми ранениями, с пулями в сердце. Джису петляет у удачно припаркованных машин и использует их как щит, стреляет из-за них и старается никого не пропускать ближе, чем на пять метров. Хосок тоже отстреливается и, если есть необходимость, дерётся на кулаках, вкладывая всю силу в удары.

Чимин затаскивает раненных в один из переулков, в её рюкзаке всегда на всякий случай, как у специалиста, находится аптечка. Сейчас тяжёлое время, и неизвестно, понадобится ли кому-то первая помощь на улице или нет. К сожалению, воспользоваться наркозом она сейчас не может, поэтому мужчине приходится зажать в зубах тряпку, пока девушка ловко вынимает из раны пулю. Благодаря большому стажу работы она выполняет всё очень быстро, чем вызывает гораздо меньше страданий у жертв. Перевязав мужчину и приступив к беременной женщине, которой подстрелили ногу, она не делает то же самое. Она перевязывает рану тканью своего худи, оторвав один рукав и разделив его на две части с помощью небольших ножниц. Скальпель она, к большому удивлению, в сумке не обнаруживает.

На неё ложится чья-то кровожадная тень, и Чимин оборачивается за спину, поднимая взгляд на незнакомца. Блондин ухмыляется, его кошачья улыбка заставляет девушку проглотить язык от нарастающей паники. На плечах незнакомца до дрожи знакомая куртка. На вороте блестит металлическая брошь.

— Как дела у тебя, куколка? — спрашивает он и заносит нож, задевает ускользнувшую девушку по руке. Раненные жители забиваются в углы, но они совершенно не интересуют Юнги, его волнует только одна девушка, которая портит весь его идеально собранный план действий. Пак, прижимая ладонь к свежей ране, выбегает на задний двор каких-то зданий и, не найдя отсюда выход, карабкается по лестнице на крышу пятиэтажки. Из-за повреждённой руки передвигаться в разы сложнее, а наличие пистолета, которым решает воспользоваться Мин, совсем не улучшает ситуацию. Пули врезаются в опасной близости от неё в кирпичную кладку, сыпется пыль, затмевая обзор, и она поднимается наверх уже на ощупь.

Пак неуклюже падает на плоскую крышу и царапает руки, ударяется рёбрами о бетон и болезненно выдыхает. Снизу слышится скрежет металла, лестница дрожит от того, что по ней забирается парень. Свой рюкзак она бросила там, и сейчас у неё нет совсем ничего, чем она можетобороняться. На крыше тоже нет ничего, только гуляет одинокий голубь, но и он быстро собирается и улетает, прячась в облаках. Сердце девушки бьётся в груди, давит на лёгкие, дышать практически невозможно.

Раз.

Его широкая бледная ладонь хватается за верхнюю ступень, набухшие синие вены на его руках выдают внутреннее напряжение. Она уже слышит тяжёлое дыхание, представляет, как он с самодовольной улыбкой будет приставлять к её виску дуло пистолета. Холодное, до дрожи в теле и мурашек по сердцу, до сковывающего страха.

Два.

Вторая его ладонь хватается за ступень, девушка видит начало татуировки на запястье. Голова шипящей змеи, её раздвоенный язык лижет бледную кожу мужчины. Блондинистая макушка уже виднеется из-за края здания, и Чимин может только совсем немного отползти назад, шаркая кедами по бетону.

Три.

Перед ней появляется его безумное лицо, когда он подтягивается выше и с безумной белозубой улыбкой смотрит прямо на неё. Кофейные глаза наливаются кровью, как у гадюки перед тем, как она задушит свою жертву и сожрёт её целиком. Столько эмоций она ещё никогда в жизни не видела в людских глазах, столько сумасшествия и больного энтузиазма она никогда прежде не встречала на чужом лице. Потому что это просто невозможно. Юнги — исключение из правил.

— Ты попалась, куколка, — смеётся он, в один прыжок оказываясь перед ней и прижимая к бетону. Пак отчаянно пытается драться так, как учил её Хосок в её первые годы работы на криминального врача. Намджун говорил, что ей когда-нибудь понадобятся эти навыки, но она не верила, хоть и продолжала тренироваться под руководством Хосока. И сейчас она безумно благодарна им обоим. Чимин упирается коленом ему в рёбра и давит, замахивается кулаком и рассредотачивает его внимание, пускай на пару секунд. Ей удаётся свалить его за спину, но он быстро группируется и снова придавливает её обратно, вынув из кармана складной нож. Лезвие опасно блестит.

— Тебе не сбежать, куколка, — ухмыляется он и вонзает дёрнувшейся Чимин нож в плечо, она кричит от адской боли, перед глазами темнеет. В ярости сбивает парня с себя ударом колена в бок, забирается сверху и давит на горло, стискивает одной рукой так сильно, как может, но Юнги сильнее: он толкает её к краю, так, что её голова свисает с крыши здания и она теряет равновесие, не понимает, где земля, а где небо. Мин подтягивает её за ноги к себе, Пак больно ударяется затылком, перед глазами бегут чёрные круги. — Какая же ты самонадеянная, — он достаёт пистолет, снимает предохранитель и поглаживает пальцем курок. Ему хватит всего секунды, чтобы убить её, и он хочет воспользоваться этим, но Пак находит в себе силы дёрнуть ногой вверх и ударить его в пах, пуля попадает по бетону и летит вниз. Чимин ловит склонившегося парня и валит на землю, от стремительно вытекающей крови у него лёгкое чувство эйфории и адреналин. Юнги садится, и Чимин решается на отчаянный шаг — она толкает его в грудь ногами, и теперь его очередь головой вниз свисать с крыши.

— Прощай, — хрипит она бессильно, толкая его за край. В последнее мгновение мужчина успевает направить на неё пистолет и выстрелить в живот. Грохот: Юнги падает на чью-то машину и разбивается насмерть, она начинает сигналить, окна разбивается и сыплется на асфальт. Оставшиеся в живых бойцы прекращают сражаться друг с другом. Многие погибли, но количеством офицеры и полицейские явно превосходят Тигров. Им приходится сдаться. Чимин теряет сознание сразу, как только падает на пол после выстрела. Шум улицы сменяется тишиной.

◎ ◍ ◎

Летний солнечный день ласкает лица весёлых жителей Сеула. Семьи, компании друзей, спортсмены и велосипедисты сейчас наполняют зелёный город движением, смехом, разговорами. По залитому солнцем тротуару гуляет девочка, прыгая по теням, что оставляют автомобили, стоящие на светофоре. Школьный рюкзак за её спиной забавно подпрыгивает, брелочек с плюшевой игрушкой пингвинёнка Пороро качается из стороны в сторону и забавно машет крылышками. По улице витает свежий аромат свежеиспечённого хлеба, и девочка с горящими глазами смотрит на небольшую пекарню, за витриной которой выставляет горячие свежие булочки на продажу владелица.

— Оппа! Тэхён-оппа! Я хочу булочку с корицей, — школьница торопливо подбегает к витрине и любовно смотрит на пышное лакомство, которое определённо будет таять во рту в этот знойный день. Тэхён, волосы которого обретают солнечно-персиковый оттенок из-за ярких лучей, забавно жмурится от ярких бликов на стекле и наклоняется к окошку.

— Добрый день, можно нам, пожалуйста, одну булочку с корицей и одну слойку с ванилью?

Девушка, очень милая на вид, с улыбкой кивает и быстренько оформляет заказ, берёт деньги и желает им приятного аппетита. Джухён довольно откусывает сладость и радостно бежит куда-то в сторону. Тэхён поворачивает голову и видит свою маму, что с раскинутыми для объятий руками сидит на корточках, ожидая дочь. Её искренняя широкая улыбка теплом разливается по его молодому сердцу.

— Милый, пошли с нами, отец уже ждёт нас всех, — она зовёт его рукой к себе, и Тэхён, расплываясь в улыбке, следует не спеша за самыми красивыми женщинами во всём мире. Самыми красивыми и самыми любимыми.

Ритмичный звук аппарата в палате сменяется беспрерывным звоном остановившегося сердца.

========== исповедь ангела ==========

Комментарий к исповедь ангела

bts — louder than bombs

В палате темно, полупрозрачные занавески тихо дрожат из-за скользящего в помещении тёплого ветра, который лоскутами пробирается через приоткрытое окно. Она вдыхает чистый прохладный воздух, сонно осматривая полупустое помещение. На соседней койке лежит какой-то ребёнок, мальчик, он спокойно спит и видит десятый сон. Она не сразу понимает, что видит не так, как раньше: её зрительное внимание приковано только к левой части. Она открывает и закрывает правый глаз, но совсем ничего не меняется, хотя на лице она не находит никакой повязки, не находит ничего, что может помешать видеть. Тело сильно болит, словно она упала с пятого этажа, одна её стопа перебинтована и зафиксирована. Такой гипс она видела у людей, у которых сломаны руки или ноги. У неё сломана ступня?

В палате никого не наблюдается, а сил, чтобы встать, у неё нет. Джухён думает о том, что рада тому, что её нашли и спасли, только она совсем не помнит лица своей спасительницы. Помнит только мягкий и нежный голос, который укачал её тогда, как колыбель. Возле койки какое-то оборудование размеренно пикает в тишине, и от этого ощущения ей становится так легко. Она наконец-то чувствует себя в безопасности. В палату заходит врач, сразу заметив, что девочка пришла в себя. У неё перед глазом двоится, она не совсем отходит от наркоза, и ей кажется, что к ней приходит Тэхён. По её раненным щекам текут слёзы.

— Оппа… — тихо, надрывно шепчет она, поднимая трясущуюся руку. Она тянется к нему через силы, через ту слабость во всём теле, только чтобы коснуться его и почувствовать тепло кожи старшего брата. Он заменил ей родителей, заменил отца и мать, и она безумно по нему скучает. Мужчина осторожно берёт её за руку, проверяет температуру и смотрит на показатели.

— Как тебя зовут? — спрашивает врач.

— Я не знаю… — как в бреду, шепчет она, пытаясь понять, насколько реален тот мир, в котором она сейчас находится. — Передайте Тэхёну-оппе, что я его люблю…

Она проваливается в сон. Врач догадывается, что новые пациенты в больницы связаны, и что Тэхён из отделения реанимации и эта девочка — родственники. Но это всего лишь его домыслы, всё придётся подтвердить, и, прежде всего, установить её личность и найти родителей или других родственников. Пострадавших в перестрелке так же доставляют в больницу, многие уже мертвы, некоторые погибли в пути, кто-то скончался на операционном столе. Прошлый вечер был напряжённым не только для врачей, но и для всего города, но успокаивает лишь одно: оставшихся членов банды «Красных Тигров» упеквют за решётку. Все они уже проходят контроль в тюрьме и распределяются в камеры. Чимин в критическом состоянии впала в клиническую смерть, но её удалось спасти. К сожалению, из-за слишком долгой остановки сердца её мозг повредился и теперь ей понадобится долгий курс лечения и восстановления, и она больше не сможет работать врачом. Намджуна тоже помещают в палату со сломанной ногой и несколькими ранами от ножей в брюшной полости. Джису и Хосок пострадали меньше всех, но тоже не избежали многочисленных травм, их двоих поместили в одну палату. Мин Юнги скончался на месте.

Дженни измеряет коридор неторопливыми шагами, дожидаясь прихода заведующего детским отделением. Сейчас он проверяет состояние малышки и должен с минуты на минуту выйти и рассказать обо всём. Сегодня на ней нет шикарного платья, нет потрясающей укладки, украшений и макияжа. Сегодня она обычная женщина, которая чуть не потеряла близких людей: неброская футболка с джинсами, неряшливый пучок на голове и заплаканное лицо. Чувствует она себя где-то между безысходностью и пустотой. Как только мужчина появляется в её поле зрения, она молча подходит к нему.

— Девочка ещё не отошла от наркоза после операции, ей стоит поспать ещё несколько часов. Навестить вы можете её в любое время, — они кланяются друг другу, Дженни садится на холодный стул в коридоре и прижимает сложенные ладони ко рту. Ситуация принимает скверный оборот, практически все дорогие ей люди сейчас находятся в тяжёлом состоянии и не свободны передвигаться. Кто-то из них даже прикован к постели и не приходит в сознание. От этих мыслей становится тяжело на душе, и Чон не выдерживает: плачет, вытирает потёкшую тушь и снова плачет, пытаясь унять ту боль, что скопилась у неё внутри. Она безумно злится на Чонгука, на себя саму за то, что поддержала брата и дала ему возможность снова работать в криминальной сфере. Злится на то, что не заставила его передумать. Несмотря на то, что его показатели стабильные и приходят в норму, она всё равно ненавидит себя за то, что допустила это. Если бы он не работал в Сомун, он бы не пострадал. А вот на Тэхёна она злиться просто не может: пускай можно предположить, что он предал их, у него совсем недавно была остановка сердца и его едва успели спасти. И это далеко не единственная причина, почему она не может сказать что-то плохое про него.

Девушка вытирает слёзы и смотрит в карманное зеркальце. Скоро должны приехать Мённа с детьми и ей стоит встретить их и проводить. Мённа приезжает сразу же, как только узнаёт о случившемся, и сидит всю ночь в отделении. Дочери звонят ей почти ежеминутно и только к четырём утра они идут спать. Жена Намджуна приезжает за девочками в девять, потому что они хотят навестить папу. А ещё они действительно приезжают через десять минут с фруктами и любимыми протеиновыми батончиками Намджуна, чтобы поднять ему настроение. Мённа и Ёнхи выглядят очень уставшими и встревоженными, а вот Тэхи какая-то растерянная и несобранная. Возможно, она только проснулась и ещё не понимала, где она и почему.

— Как вы? — обеспокоенно спрашивает Чон, обнимая подростка и гладя её по волосам, пытаясь немного успокоить. Ёнхи принимает на себя большой удар: сначала Чонгук с Тэхёном, теперь её отец и вся их команда. Если бы пострадала ещё и Дженни, она бы просто свихнулась и ей понадобилась бы помощь психотерапевта.

— Не спала всю ночь, — Мённа устало переводит взгляд на старшую дочь и прикрывает ладонью непроизвольный зевок.

— Как папа? Аджосси? С ними всё хорошо? — обеспокоенно хрипит Ёнхи. Её глаза опухшие от слёз, как и у всех них, но смотреть на полный боли взгляд ребёнка Дженни тяжелее всего. Она ласково берёт её лицо в ладони и проводит большими пальцами по щекам, покрытым красными пятнами.

— Всё хорошо. Чонгук спит, ваш папа уже пришёл в себя и ему разрешили принимать посетителей в количестве трёх человек за раз. У остальных всё неплохо, но Чимин… Она в коме, как и Тэхён, — об остановке сердца Дженни решает не говорить, чтобы ещё сильнее не беспокоить девочку. — Та девочка, которую нашла Чимин, спит. С ней тоже всё хорошо, она быстро поправится.

Чон ещё раз обнимает подростка, бережно перебирая её немного спутанные каштановые волосы. Они поднимаются к нужной палате, девушки втроём заходят к Намджуну, пока Дженни остаётся в коридоре и ждёт. Разрушено упав на стул, она упирается локтями к ноги и обречённо роняет голову в раскрытые ладони. Просидев обездвижено несколько минут, она собирается и направляется к палате брата, чтобы проведать его в сотый раз за эти пять часов. По пути она вытрясает из автомата с напитками банановое молоко в пластиковой бутылочке. У него никого нет, в палате стоит свежий запах хвои и миндаля, телевизор в углу работает и показывает детские мультфильмы про лисят. Чонгук лежит на своей койке, неотрывно следя за развитием сюжета, не обращая внимания на посетителя. Он выглядит так, словно из него высосали всю душу: разбитый, пустой, со стеклянным взглядом. Такого Чонгука Дженни ещё не видела никогда. Младшая Чон медленно подходит и садится рядом с ним, парень неспешно переводит взгляд на неё и слабо улыбается.

— Привет, Дженни-ши, — в его хриплом и сиплом голосе разбитость, а в глазах читается тоска и грусть. Словно он слышит то, чего не хочет слышать, видит то, чего не должен. Девушка берёт его за немного влажную руку и аккуратно массирует ладони, молча рассматривая его бледные пальцы с аккуратными ногтями. К его вене подключён катетер с лечебными препаратами, которые помогают его организму восстанавливаться после остановки сердца.

— Оппа… Мама приходила?

Чонгук глядит на неё слишком тяжело, после чего отворачивается и разглядывает кафельный пол палаты, по которому у стены елозит светлый тюль. Дженни ласково гладит его по голове и проводит большим пальцем по еле заметному шраму на левой щеке.

— Приходила, — отрешённо шепчет он. — Сказала, какой её сын… — Гук поджимает губы и хмурится, жмуря противно глаза. Ему не хочется вспоминать утреннюю встречу, где мама высказала ему всё, что думает об этой ситуации. Голова у него до сих пор жутко болит от этих нотаций и бесполезных доводов. — Лучше бы она не приходила.

— Ты же знаешь, что она просто сильно беспокоится за тебя, — на это парню нечего ответить, и он не хочет спорить с сестрой, потому что состояние паршивое и лишние нервы ему сейчас не нужны. — Оппа, я тебе принесла кое-что.

Девушка достаёт из сумки молоко и крутит его в ладони, привлекая внимание старшего брата. Он некоторое время молчаливо смотрит на милого зайчика на упаковке, который весело ему подмигивает, после чего благодарно улыбается и старается максимально безболезненно сесть. К его груди под больничной пижамой подключены разные аппараты, отслеживающие работу сердца, и ближайшие несколько дней ему лучше не делать никаких резких телодвижений, потому что всегда есть неоправданный риск того, что его слабое сердце перестанет работать уже навсегда. Чон берёт фруктовый напиток и пробивает крышку трубочкой. На его лице расцветает счастливая улыбка, когда он делает первый глоток.

— Спасибо, Дженни-ши.

В палату стучат, и внутрь любопытно заглядывает мордашка Тэхи, следом за ней слышно недовольное бурчание, и в щель протискивается Ёнхи. Мама проталкивает их внутрь и демонстрирует проснувшемуся Чонгуку пакет с его любимым говяжьим бульоном, а ещё суп из водорослей, на который его лечащий врач дал добро. Ёнхи плюхается с противоположной стороны от Дженни, а Тэхи садится прямо на край койки, протягивая крёстному какую-то бумажку. Чон настороженно берёт её и рассматривает: это открытка. На обратной стороне нарисован розовый кролик, которого они придумали вместе с Тэхи, а внутри её неуклюжим почерком написано стихотворение, которое она сама придумала для Чонгука.

Самый клёвый крёстный мой,

Скорей поправиться желаю.

Больших жизненных побед,

И больше счастья отправляю.

Ниже, уже более ровным и красивым почерком с сердечками вместо некоторых букв написано ещё одно стихотворение, которое сочинила уже Ёнхи.

Аджосси, день твой на дворе,

Пусть не сходит улыбка,

Вечером и на заре

В душе играет скрипка.

Желаю тебе самого простого:

Надёжного и верного, земного,

Большого человеческого счастья —

Защитника от хвори и напасти.

Любимому Чонгуку от Ёнхи и Тэхи.

Парень поджимает дрожащие губы и закрывает лицо руками, несдержанно всхлипывая. Слёзы текут против его воли, он не может удержать эти всплывшие эмоции в себе, как бы ни старался. Он не хочет, чтобы девочки видели его таким, слабым и беспомощным, чтобы они видели его плач, но сейчас, окружённый любовью и заботой таких дорогих ему людей, парень больше не может держаться. У него не остаётся ни шанса сохранить лицо.

— Э-эй, аджосси! — зовёт Ёнхи, садясь ближе и обнимая своего растроганного крёстного, который может лишь уронить свою голову ей на плечо. Тэхи тоже виснет у него на шее, и он обнимает их одной рукой так крепко, как ему только позволяют оставшиеся силы. Мённа и Дженни переглядываются с улыбками, после чего отзывают девочек, потому что их дяде нужен покой.

— Дженни-онни, — зовёт её негромко Ёнхи в коридоре, пока Тэхи уже с радостной улыбкой на лице упрашивает маму сходить в кафе и поесть мороженого. — Я хочу ещё кого-нибудь навестить…

Чон внимательно смотрит ей в глаза и не видит никакой причины отказать.

— Мённа, мы скоро придём к вам, хорошо?

Женщина даёт своё согласие, и Дженни ведёт подростка в отделение реанимации и интенсивной терапии. В одинокой тихой палате без каких-либо посторонний звуков, помимо работы приборов, лежит спящий Тэхён. На его торсе нет одежды, простынь спущена до пояса, многочисленные датчики подключены к его груди, совсем как у Чонгука. Он дышит через специальную трубку, и болезненный вид парня вызывает у Ёнхи отрицательные эмоции. Ей становится безумно страшно за его жизнь.

— Он ведь придёт в себя? — спрашивает она, тихо присаживаясь у изголовья, смотря на его профиль и сочувственно поджимая губы. Поцелованный солнцем мальчик, немного наглый и безумно милый, сейчас совсем не источает теплоты и детской наивной радости. Никто не знает, какие демоны скрываются за этой маской невинности и каких скелетов он прячет в своём шкафу. Однако даже тот факт, что Тэхён пытался отравить Чонгука, не остановил Ёнхи от похода в его палату. Она всегда пустовала, потому что у парня нет тех людей, кто хочет навестить его — в этом огромном мире он один, брошенный со своей младшей сестрёнкой на произвол судьбы.

— Врачи не дают точных прогнозов, — она присаживается рядом и поглаживает ребёнка по спине.

Ким достаёт из маленького чёрного рюкзачка небольшую плитку немецкого тёмного шоколада и записку, которые кладёт парню на тумбочку, чтобы, очнувшись, он смог прочитать. Девушка касается его сухой неподвижной руки. Ёнхи как-то читала, что люди в коме способны слышать и чувствовать боль, и что врачи советуют родным почаще разговаривать с ними, и тогда они скорее придут в себя. Она готова приходить в больницу каждый день и говорить с ним, если это действительно поможет.

— Аджосси, не отчаивайтесь. Держитесь, — шепчет она, после чего думает, что так он её вряд ли услышит, и начинает говорить громче. Дженни внимательно слушает и не перебивает. — Знаете, мы всегда с вами, и мы очень сильно ждём тот день, когда вы придёте в себя. Вас ждёт ваша сестра, Джухён-ши, она вас очень сильно любит и хочет, чтобы вы поскорее очнулись. Нам очень не хватает вас, аджосси, — она молчит и поджимает губы, тихо вздыхает. — Нам не хватает вас, Тэхён. Пожалуйста, не оставляйте нас.

Дженни с трудом удаётся держать себя в руках и не реветь от таких трогательных слов. Будь она на месте Тэхёна, она бы уже очнулась и улыбнулась Ёнхи, чтобы та не грустила из-за неё.

— Милая, нам пора идти, — с сожалением говорит она. Ёнхи кивает и, поправив светлую чёлку на его лбу, выходит вместе с девушкой в коридор, а оттуда — в кафе к маме и младшей сестре.

◎ ◍ ◎

Чёрный плащ, как у главного антагониста истории и у привлекательного злодея, хлопает по ногам. Он вороном скользит по малолюдным улицам Сеула, сжимая руки в перчатках в кулаки. На лице кепка и солнцезащитные очки, а на шее расплывается узор чёрной раскрывшейся розы и острыми шипами. Бледная кожа сильно контрастирует с чёрной одеждой и выделяет его лицо и открытые участки кожи на шее. Блестящие серьги звенят и бьются друг о дружку. Он пробирается в один из дворов и чувствует, как в кармане брюк вибрирует телефон.

Вызываемый абонент: «Босс».

Стянув маску до подбородка, он хищно ухмыляется и высматривает в доме напротив знакомое окно, которое ему предварительно ещё раз показали на фотографии. Только вот ему не нужны напоминания: он прекрасно знает, куда держать путь.

— Слушаю вас, — с китайским акцентом говорит он по-английски.

— Ты уже на месте? — преспокойный голос раздаётся из динамика. Скорее всего, Сокджин сейчас стоит у окна, смотрит на залитый солнцем сад с бассейном и курит какую-то дорогую норвежскую сигару.

— Разумеется, мой господин.

— Не подведи меня, Тао.

— Разве я хоть раз давал вам повод усомниться во мне?

Сокджин хрипло смеётся, чем вызывает у Тао расслабленную улыбку. Разумеется, нет. Он кладёт трубку и убирает телефон в карман, уверенно идёт к дому, прячась в тени от деревьев и стараясь быть максимально незаметным. Тихими шагами он проскальзывает к нужному подъезду и, воспользовавшись ключом, открывает дверь. Поднимается по лестнице на несколько этажей выше и заходит в одну из пустых квартир, закрывая входную дверь на замок. На диване лежат листы с нарисованными персонажами из мультфильма, на плите в кастрюле уже испортившийся суп. Тао, сверкнув гламурно очками, приближается к окну и достаёт зажигалку, подносит горящий маленький огонёк к тюлю и наблюдает за тем, как ткань медленно возгорается всё больше и больше. Пламя медленно охватывает шторы, ползёт по деревянной балке, перетекает на плинтус и книжные полки у лестницы. Цветы на подоконнике увядают, стёкла накаляются и грозятся вот-вот лопнуть от напряжения.

Тао улыбается и подходит к кофейному столику, берёт в руки один из милых рисунков. На листке изображены маленькая девочка и парень, держащиеся за руки и улыбающиеся. Тао прекрасно понимает, кто это, и с ещё более кровожадной улыбкой заставляет бумагу гореть. Роняет пламя на стол, скатерть медленно перенимает огонь на себя, стол скрипит и доски трещат. Последний след парень оставляет на кухне, когда поджигает книги с рецептами и оставляет их гореть на обеденном столе и стульях. Он выбирается через ещё нетронутое огнём окно и спускается вниз по лестнице, быстро скрываясь в переулке, оставаясь незамеченным.

Вы.

Всё готово, Босс.

Босс.

Молодец. Отправляйся на точку.

Вы.

Так точно.

Он выбрасывает телефон на дорогу, под тяжёлые колёса автомобилей, и от него остаются только битые осколки. Тао уверенно приближается к своему красавцу, брошенному у какого-то второсортного бара, и едет по навигатору по просьбе Сокджина в одно забитое местечко.

Двери палаты со скрипом открываются, амбал-охранник входит внутрь, взывая пациента встать. Джихёк неловко поднимается с койки и разводит руками в стороны, бросая немного рассеянный взгляд на часы.

— До следующего приёма клиентов у меня ещё есть сорок могут, а процедуры только через час. Что-то случилось?

— За вами пришли. Прошу вас собрать вещи и последовать за мной.

Мужчину это заявление ударяет как хлыстом. То есть его выпускают из этого богом забытого места? Туда, на свободу? Он прыскает со смеху и присаживается за рабочий стол, любовно оглаживает его блестящую поверхность и улыбается.

— Я не хочу уходить. Здесь меня кормят, я хожу на йогу и работаю по профессии, пускай и бесплатно, — перечисляет мужчина. — Зачем мне уходить? Что мне делать на свободе?

— Извините, господин Чон, но это не обсуждается.

Джихёк недовольно фыркает и провожает взглядом широкую спину парня, сгребая в кучу свои справочники и книги, сбрасывая их в потрёпанную сумку. Ему приносят через несколько минут сменную одежду, ту самую, в которой его приволокли сюда в самый первый его день заключения. Психиатрическая больница выдала ему свою форму, безумно мягкую и удобную, словно они были младенцами с чувствительной раздражительной кожей. За долгие годы пребывания в стенах больницы он уже не сможет жить так же свободно, как жил раньше, не сможет носить любую одежду и ещё множество пунктов, которые всё больше отталкивают от свободы. Через пятнадцать минут охранник снова приходит и требует освободить помещение, выводит его из камеры и ведёт вдоль длинных коридоров. Джихёк успевает здесь изучить всё вдоль и поперёк, но почему-то даже при таком раскладе его ведут к выходу, будто он здесь впервые.

Его приводят к входным железным дверям и выставляют на улицу, заблокировав для него вход в больницу. Ласковые лучи осеннего солнца заставляют с непривычки щуриться. Начало ноября, совсем как тогда, когда его привезли сюда в полумёртвом состоянии и отдали санитарам на растерзание. Но сейчас он может идти куда хочет. На парковке стоит жёлтый метис-кросс с затонированными стёклами, которые ярко отражают солнечный свет. Рядом с ней стоит парень, спустив солнечные очки на кончик носа и исподлобья наблюдая за Чон Джихёком. Его огненные глаза сверкают, подсвечиваемые искрами осеннего дня. Мужчина медленно подходит, оценивающе рассматривая автомобиль китайской марки вблизи.

— Значит, это ты приехал за мной, — задумчиво произносит он.

— Yeah, — Тао бросает недокуренную сигарету на землю и прижимает её носком ботинка, ловя на себе недовольный взгляд старика и поднимая бровь.

— Курить вредно, — замечает он.

— Убивать тоже.

Джихёк усмехается и садится на переднее сидение, куда его любезно приглашает парниша. На вид ему максимум лет двадцать, но, зная Сокджина, он не стал бы брать таких молодых и неопытных, так что возраст его компаньона остаётся интригующей загадкой.

— И куда мы едем?

— К Боссу. Дальше — не знаю. Моё дело забрать тебя и привести, остальное не в моей компетенции. И помалкивай, не люблю болтливых, — шипит он на ломанном корейском вперемешку с китайским, косо поглядывая на старика, который лишь закрывает рот на воображаемый замок и улыбается. Тао тошно от одного вида этого психа, но выполнить работу он обязан. По длинной пустой трассе они едут под сто километров в час, но стоит Джихёку начать рассказывать о своей тяжёлой судьбе и изводить парня, играя на его нервах, как на фортепиано, стрелка спидометра мечется за двести пятьдесят, рёв двигателя наполняет салон и заставляет мужчину заткнуться. Заезжая в город, они чуть не сталкиваются с другими авто и едва не провоцируют аварию, от чего сердце старика уходит в пятки и он бледнеет. Тао усмехается, довольствуясь тем, что смог заткнуть особо болтливую личность. Он высаживает того у ворот особняка и уезжает. На сегодня его задания кончаются.

Джихёк узнаёт это место. Дом его лучшего друга и по совместительству напарника в самых грязных делах молодости. В саду и дворике никого нет, у крыльца стоит припаркованный антикварный норвежский гейджер тысяча девятьсот двадцать восьмого года выпуска — личное достояние и гордость мужчины. Он всегда был любителем автомобилей, особенно со своей родины, и меньше, чем машины, любит искусство, и оно уже не ограничивается только Норвегией: на стенах его дома тут и там оригиналы известных картин. Джихёк, любуясь ухоженным садом, проходит к крыльцу и поднимается к входным дверям. Его встречает дворецкий и проводит в светлую столовую, что расположена на первом этаже. Сокджин в тишине обедает за длинным узким столом с мраморным покрытием. Рядом с ним накрыто ещё на одну персону, и Джихёк удобно устраивается за столом. Личный повар Кима приготовил запечённую салаку в томатном соусе и красиво оформил блюдо на тарелке.

— Как дела? — решает он нарушить тишину, потому что Сокджин не роняет ни единого слова, словно не прошло этих пятнадцать лет в разрыве между ними. Сокджин заметно постарел, но его густые бурые волосы всё ещё сохраняют насыщенность своего цвета. Была это краска или он действительно ещё не поседел — Джихёку остаётся только догадываться. Морщины скопились у глаз и у бровей, у губ, но он всё ещё может принимать участие в самом красивом лице Южной Кореи и одержать победу.

— Ничего особенного не произошло. На днях Тигры разгромили участок из-за того, что их лидера и парочку особенно безмозглых вожаков рассадили по одиночным камерам, — рассказывает он, словно глупую историю из жизни, и припадает губами к стакану с морсом, бросая взгляд на старого друга. Джихёк не притрагивается к еде, только слегка отодвигает от себя тарелку и наваливается руками на стол.

— Ты ведь заплатил, чтобы меня вытащили? Зачем? — переходит мужчина к главной теме их разговора. Сокджин протирает губы мягким бумажным полотенцем, совершенно не спеша отвечать на такой вопрос, пускай он и брошен ему в лоб и ждёт незамедлительного разъяснения.

— Знаешь, я скучаю по тем дням, когда мы работали вместе. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я.

— Понимаю. Но я не хочу снова марать руки, — с досадой в голосе признаётся Чон.

— Ты не запачкаешь руки. Просто поможешь мне в одном деле, идёт? — Сокджин протягивает ему несколько фотографий. На первой изображён частный дом с милым двориком и газоном. На втором снимке женщина средних лет, которая идёт по улице, её фотографируют незаметно, исподтишка. На третьей фотографии девушка, ещё школьница, и снимок сделан во дворе старшей школы, когда подросток разговаривает со своими друзьями. На четвёртом, последнем фото, тоже девочка, и она сидит возле небольшого прудика, что течёт у младшей школы. Кажется, она ловит головастиков пластиковым стаканчиком.

— Кто это? — Ким внимательно присматривается к фотографиям, но не может вспомнить ни одну из изображённых девиц.

— Не так важно, кто они. Если ты уберёшь их, то люди, которые мне мешают, больше не смогут лезть в мои дела. Идёт? И тогда я исполню любую твою просьбу, — Сокджин улыбается по-доброму, как улыбаются друзья, договорившиеся о встрече спустя долгое время. Джихёк чешет щетину и неопределённо хмыкает, взвешивая чаши весов.

— Чёрт с тобой, старик, по рукам.

◎ ◍ ◎

Медсестра вьётся вокруг койки Чонгука, постоянно повторяя, как мантру, что ему по вечерам стоит выходить на свежий воздух с кем-нибудь из персонала, и сейчас она активно выдвигает свою кандидатуру, но мужчина только отмахивается и пытается считать до ста в голове, чтобы не облить её озлобленно водой из стакана. На восемнадцатую просьбу встать и пройтись он взрывается и, сжав кулаки так, что катетер чуть не выскальзывает из его вены, он выдаёт сдавленное:

— Я прогуляюсь. Сам. Спасибо за предложение, — парень поднимается, садится на койке и медленно свешивает ноги над полом, ощущая в них неприятную тяжесть. Они тянут его якорем вниз, словно тянут в адскую преисподнюю, и от этого ему сильнее хочется лечь обратно и снова провалиться в сон, где не будет вредной назойливой медсестры, которая комаром жужжит на ухо и которую только и хочется, что прихлопнуть. Он медленно опускается, и с непривычки ноги пропускают разряды тока, и затем по ним словно белый шум проходится. Девушка пытается помочь ему, но Гук только рычит и заставляет её с возмущениями отойти. Не нравится ему всё это от слова совсем. Он отдал бы предпочтение провести свой больничный уикенд дома, в компании дурака Хвана, а не здесь. Чонгук медленно встаёт на ноги и обувает мягкие тапочки с кроликами, огибает свою койку и берётся за передвижной аппарат, что подключён к его вене. На время прогулки от его груди отлепляют все датчики и присоски. Старательно игнорируя злую девушку, Чонгук покидает палату и медленно, со скоростью семидесятилетнего старика, блуждает по коридорам. От болтливой Тэхи он узнаёт, что в одной из палат находится та самая девочка, с которой они виделись в торговом центре, и Чонгуку страшно интересно увидеть её воочию и убедиться, что с ней правда всё в порядке.

Он спускается в детское отделение и ковыляет до палаты, на табличке которой указаны имя какого-то мальчика и этой самой Ким Джухён. Чонгук медленно отворяет дверь и входит внутрь. По телевизору идут мультфильмы, оба ребёнка лежат в койках, укрытые простынями чуть ли не до подбородка. Мальчик смотрит мультик завороженно, со слабой улыбкой, а вот Джухён словно смотрит сквозь монитор. Они оба поворачиваются к парню, и девочка задерживает на нём слишком тяжёлый для ребёнка взгляд. Такой, что у Чонгука всё холодеет в груди. Он невольно думает о том, что у Тэхи он никогда такого не видел. Что эта девочка должна была пережить, чтобы смотреть… так? Он не уверен, способен ли он сам выглядеть так же безысходно, и от этого сердце сжимается. Парень подходит к её койке и садится рядом, дрожащей от слабости рукой гладит её по нежно-русым волосам. Один её глаз закрыт чёрной повязкой. «Совсем как у пиратов», — думает Гук.

— Вы кто, аджосси? — хрипло спрашивает она, недоверчиво отодвигаясь к краю кровати.

— Я… Друг Тэхёна. Правда друг Тэхёна. Меня зовут Чон Чонгук, — он поджимает губы, виновато опуская голову и пряча взгляд за чёрной длинной чёлкой. В больнице ему не дают завязывать волосы резинкой, чтобы не давать коже головы лишний раз напрягаться. Поэтому сейчас они спадают пушистыми прядями на лицо, пряча все его эмоции. Джухён какое-то время ещё смотрит на него, после чего медленно переводит взгляд на экран телевизора. Там значительно интереснее. — Прости. Поправляйся.

Чонгук выходит из палаты и плотно закрывает дверь, чтобы не было сквозняка, и медленно плетётся в сторону отделения реанимации. Насколько ему известно, парень всё ещё находится там, совсем один в большой пустой палате. Шаркая тапочками по плиткам и упёрто избегая зрительного контакта со всем медперсоналом, он идёт в восточное крыло и выискивает на табличках нужное имя. Интересно, к Тэхёну уже приходил кто-то? Например, кто-то из его родных и близких? Ему даже как-то грустно становится от того, каким может быть ответ на этот простой вопрос. Кажется, у каждого человека есть тот, кто его поддержит. Даже у Чонгука, человека нелюдимого и закрытого есть друзья, есть любящая сестра и две маленькие проказницы-крестницы. А кто есть у Тэхёна? Только Джухён? И то, тут скорее подходит вариант «У Джухён есть Тэхён».

Чонгук останавливается около одной из дальних дверей. На отшлифованной деревянной табличке чётко пропечатано «Ким Тэхён». Но парень как-то не слишком спешит заходить. Сердце нервно дрожит от того, что ему стоит увидеть Тэхёна, который находится на грани и в любой момент может сорваться с лезвия и упасть в пропасть. Исчезнуть. На этот раз навсегда. Чонгук боится зайти внутрь даже после того, как он уже был внутри и видел его. Тогда его мозг отчаянно бил в колокола и паника заставляла его следить за тем, чтобы пострадавший в безопасности. А сейчас? Сейчас жизнь Чонгука находится на таком же острие клинка, как и тэхёнова.

Он медленно толкает дверь, бесшумно повернув металлическую ручку. Внутри свежо, но тепло; температура идеально регулируют для того, чтобы пациенту было комфортно пребывать в палате. В отличие от остальных палат, здесь царила мёртвая тишина. Телевизор не работает, не слышно разговоров, — совершенно ничего. Чонгук заходит внутрь и прикрывает за собой дверь, с замиранием сердца поднимает взгляд на Тэхёна. Теперь он обклеен теми же отслеживающими работу сердца липучками, которые Чонгук успевает возненавидеть всей душой. Их прикрепляют с помощью противного ледяного геля, который засыхает через какое-то время и не отдирается от кожи. А ещё пахнет какой-то дрянью.

Парень присаживается рядом с изголовьем и отпускает капельницу, складывает руки на своих коленях. Исхудавший Тэхён выглядит жалко, а раны и гематомы на теле, появившиеся неизвестно откуда, только добавляют картине печали. Чонгуку помнится, что врач говорил о том, что на спине пациента есть шрамы и ещё не зажившие раны, которые тоже останутся с ним на всю жизнь. И мужчине становится стыдно за то, что он ничего не заметил. Он оброс собственной неприязнью к человеку, постоянно думал о том, как же парень всё-таки его раздражает, и не замечал тех безмолвных криков о помощи, которые тот, скорее всего, посылал. Но Чонгук не может знать наверняка, потому что уже поздно. Поздно присматриваться, поздно искать смысл в чём-то, потому что это осталось в прошлом, и результат слепоты Чонгука сейчас лежит перед ним на больничной койке, подключённый к аппарату искусственной вентиляции лёгких.

— Тэхён-а… Хён, — парень горько усмехается, понурив голову. — Ты ведь старше меня… Сколько тебе лет, двадцать семь? Мне же стоит тебя называть хёном, верно? Тэхён, не смей умирать. Даже не думай, что ты сможешь просто так уйти, оставив нас в этом мире. Мы все тебя ждём здесь. Особенно твоя сестрёнка Джухён. Да, я был у неё, — он надеется, что это не выглядит как бред сумасшедшего, и что парень действительно слышит его. — Знаешь, она очень красивая и очень несчастная. Я не был готов увидеть её такой. Даже несмотря на то, что я прекрасно знаю, что дети тоже могут быть разбиты, и даже сильнее, чем многие из нас. Но… знаешь, сколько бы ты не прочитал книг и сколько бы не учил теорию, никогда не будешь готов встретиться с болью лицом к лицу. Это всегда страшно и всегда после встречи ты чувствуешь себя абсолютно таким же несчастным и опустошенным. Прости меня, хён. Мне жаль, что должно было произойти столько плохих вещей, чтобы я наконец-то смог открыть глаза.

Он замечает на прикроватной тумбочке шоколад и записку от Ёнхи. Её милая подпись оставлена в уголке листочка. Чонгук силится не трогать и не читать, но интерес заставляет его взять в руки бумажку. Под ней лежит дорогой шоколад, её любимый, который сестра Мённы присылает им раз в несколько месяцев. Мужчина криво улыбается и думает о том, каким счастливым будет Тэхён, когда узнает, что его навещали. Да, практически незнакомые ему люди, но зато они ждут его поправки и оставляют подарки. Чонгук откладывает письмо, подумав о том, что Ёнхи бы огорчилась, если бы её крестный без разрешения читал её послания.

Парень медленно касается холодной руки Тэ и несильно сжимает в своей горячей, влажной, создавая баланс температур, согревая его и остужаясь самостоятельно. Потянувшись к нетронутому ранее пульту, он листает телеканалы на телеке. Парень натыкается на крупное изображение горящей квартиры, пламя взрывает окна и лижет внешние стены дома, пожарные пытаются потушить огонь и спасти жителей из ближайших квартир. Следуют кадры с земли, и Чон замечает чьё-то обугленное тело под простынёй, после чего сразу переключает на более спокойную китайскую дораму про исторические эпохи.

— Тэхён, — снова зовёт он, мягко поглаживая большим пальцем его ладонь и упираясь взглядом в одну точку. Он рассматривает шрамы на его руках и неловко проводит по ним пальцами. — Не оставляй нас, слышишь? Ты должен заменить солнце своей сестре, не уходить хотя бы ради неё. Ты знаешь, что без тебя она не справится. Джухён сильная девочка, но сильной её смог сделать только ты.

Чонгук с хрипом встаёт и тихо покидает палату, оставив Тэхёна одного с тихо работающим телевизором. По щеке спящего Кима течёт холодная, блестящая слеза, и высыхает, едва коснувшись светлых волос.

Его действительно ждут?

========== а он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой ==========

Задняя дверца чёрного шевроле хлопает, девочка надевает рюкзачок с кроличьими ушками у ручек, которые забавно дёргаются из стороны в сторону. Тэхи машет маме и сестре на прощание и бежит в сторону здания младшей школы, сверкая пятками. Автомобиль медленно выезжает с дворика на дорогу, и едут они теперь к школе Ёнхи, что находится в нескольких кварталах отсюда. Проходит уже два дня с нападения на полицейский участок, ничего особенного в эти дни не происходит. Никаких таинственных личностей, никаких убийств, всё подозрительно спокойно, как затишье перед бурей. Сегодня её первый учебный день после недельной отсрочки, снова придётся вливаться в школьную жизнь и погружаться в учёбу, о расследовании необходимо на время забыть. Но дома она продолжит искать зацепки и проводить связь между событиями. Ещё она хочет в ближайшие дни навестить отца Вонён и проверить её комнату. Всё-таки, даже если в последнее время они отдалились друг от друга и у подруги появилось несколько страшных секретов, она знает больше, чем знает её отец, и сможет найти что-нибудь полезное. Но сейчас — учёба.

— Ёнхи-я, сейчас по школе могут ходить разные слухи, и если тебя будут что-то спрашивать о случившемся — ничего им не говори. Это не то, куда им следует совать нос, и неважно, незнакомцы или твои друзья, — автомобиль останавливается у светофора, и Мённа поворачивает голову к дочери. — Пусть вся правда останется при нас. Хорошо?

— Да, мам. Я и не собиралась ничего рассказывать, — Ёнхи серьёзно сдвигает брови к переносице и переводит взгляд в окно. Ей некому будет рассказать об этом, потому что единственной подруги уже нет в живых, а лучший друг лежит в больнице после выстрела в упор. Вскоре они приезжают, и Ёнхи идёт на занятия. Первый урок она проводит за учебником, упорно вчитываясь в суть предоставленных задач ирасписывая листы в тетради разными решениями. Несмотря на то, что проходит два дня спустя, мысли то и дело возвращаются в больницу, в одну-единственную палату. Она, как и обещала, приходит к Тэхёну и сидит с ним несколько часов, разговаривает обо всём и пытается делать всё возможное, чтобы помочь его скорейшему выздоровлению. На математике её почти не трогают, лишь единожды вызывают отвечать на вопрос и продемонстрировать решение задачи. А вот к следующему предмету, биологии, она не готова.

Ей не удаётся в чате класса выведать тему по этому предмету, поэтому придётся действовать наобум, исходя из следующего урока. Однако в кабинет входит вместо учителя классный руководитель вместе с незнакомым мужчиной в дорогом костюме. Учитель кашляет в кулак, приковывая внимание учеников к себе и ободряюще им улыбаясь:

— Разрешите представить вам нового учителя по биологии.

Мужчина с зачёсанными назад полуседыми волосами и ухоженной щетиной приветливо улыбается старшеклассникам. Ёнхи неуверенно обводит взглядом незнакомого ей человека и смотрит на одноклассников, которые так же, как и она, удивлены этой новостью. Вместе с произошедшими инцидентами в школе и за её пределами многих настораживает тот факт, что одному из учителей находят замену.

— Извините, а что с господином Со? — спрашивает один парниша.

— К сожалению, он уволился на прошлой неделе. Сказал, что он больше не способен вести уроки так же хорошо, как раньше, принёс извинения и забрал документы. К счастью, мы очень быстро смогли взять на его место нового сотрудника, и теперь у вас будет преподавать господин Чон Джихёк. Мы убедились в том, что он знает идеально предмет, и он подтянет вас, и к концу года многие из вас влюбятся в биологию.

— Спасибо за рецензию, сонбэ, — смеётся он и кланяется на прощание классному руководителю, который исчезает за дверями. Ёнхи встречается взглядом с новым учителем, и он душевно ей улыбается, начиная урок. Девушка надеется, что её не заставят зубрить биологию от корки до корки. Половина урока проходит практически незаметно, новый учитель объясняет всё толково и без затяжек, и, на удивление, материал из его уст воспринимается гораздо легче. Ёнхи даже заполняет несколько таблиц с пищеварительной, репродуктивной и кровеносной системами некоторых видов микроорганизмов и сдала на проверку. Господин Чон доволен результатом её труда.

— Присядь-ка, — говорит он девушке, листая её тетрадь с выполненными ранее работами. На полях и в уголках листов иногда выглядывают милые рисунки и карикатуры на каких-то людей. — Ты любишь биологию?

— Не особо, — честно отвечает она, поправляя подол юбки и сводя колени вместе. Весь класс увлечённо пишет в тетради, только некоторые индивидуумы переговариваются время от времени и «незаметно» передают друг другу записки. Ёнхи никогда прежде не задумывалась о том, насколько всё отлично видно с учительского места. И, вероятнее всего, большинство вещей педагоги замечают, но просто не акцентируют на этом внимание. Тетрадь Ёнхи отдают, и она спокойно уходит к своему месту, больше никак не реагируя на урок.

Конец занятия приходит незаметно, и Ёнхи старается выйти одной из первых, но мужчина окликает её и подзывает к себе, и Ким лишь раздражённо цокает, но подходит.

— С тобой я больше успел пообщаться, поэтому попрошу о помощи именно тебя. Извини за неудобства, — говорит он, неловко почёсывая затылок. Девушка терпеливо ждёт. — В параллели учится парень, он перевёлся из Китая и у него проблемы с корейским. Можешь ли ты ему помочь? Заниматься можете в библиотеке.

Ёнхи мысленно закатывает глаза: сейчас ей не хватает только лишнего груза на плечах, чтобы свихнуться.

— Я за каждое занятие с ним буду добавлять баллы и повышать твою успеваемость на моём предмете, как тебе такое условие?

— Зачем это вам? — она щурит глаза и скрещивает руки на груди. Джихёк лишь мягко улыбается.

— Этот мальчик — сын моего близкого друга из Китая, и он попросил меня позаниматься с ним, но дел невпроворот… Новое место, все дела, я ещё не успел привыкнуть, а скоро конец учебного года, — говорит он, неловко разводя руками.

— Ладно.

— Чудненько, зайди после уроков в учительскую, я вас познакомлю.

Ёнхи лишь кивает и спешит скорее свалить из кабинета.

◎ ◍ ◎

Терпкий чёрный кофе крупицами остаётся на языке. Дженни листает копию документов Ким Тэхёна, сидя перед ноутбуком в кафе, и пытается самостоятельно разложить всё по полочкам. Хотя бы для себя. Для начала она забивает его имя в поисковик и находит профиль в инстаграме, практически пустой, с двумя фотографиями. Одна из них чёрно-белая, и парень на ней сидит на скамейке в парке с мороженым в руке. Она сделана в стиле семидесяых, и атмосфера у неё непринуждённая и лёгкая. Второй пост про Джухён: цветное фото с праздника, судя по колпаку на голове — день рождения девочки. На снимке больше никого, кроме неё, нет.

В паспорте тоже указано это имя. Возможно, его действительно зовут Ким Тэхён. Почему-то сейчас ей кажется, что парень может утаить от них даже собственное имя, и девушке страшно представить, что является причиной этому. Она записывает в свой блокнот первый пункт из бланка и идёт дальше по анкете сотрудника Сомун.

2. Дата рождения: 30 декабря 1993 год.

3. Место рождения: Тэгу, Южная Корея.

4. Гражданство: корейское.

5. Знание языков: корейский, английский, норвежский.

Норвежский.

Дженни цокает ноготками по столу, задумчиво всматриваясь в эти строчки. Она никогда не слышала от него ничего на иностранном языке, и если знание английского допустимо, потому что его знает каждый второй, то норвежский — совсем другой уровень. Почему именно он? Девушка многозадачно хмыкает и вписывает в блокнот под пятый пункт «выяснить, почему норвежский». Только вот как? Дженни устало трёт виски и переводит иступленный взгляд на посетителей кафе. Может, снова наведаться к его сестре? Она ведь должна хоть что-то знать о своём брате.

6. Образование:

1. Младшая школа Джеиль, Тэгу, Южная Корея.

2. Средняя школа Джеиль, Тэгу, Южная Корея.

3. Старшая школа Джеиль, Тэгу, Южная Корея.

4. Университет Ённам, Тэгу, Южная Корея.

Дженни вбивает в поисковик название университета и открывает официальный сайт.

Yeungnam University или 영남대학교 (YU) — частное высшее учебное заведение в Южной Корее. YU открыл свои двери в 1967 году. Центральный корпус располагается в Тэгу.

Рейтинг университета.

Yeungnam University ежегодно занимает топовые позиции в национальном рейтинге Южной Кореи. Yeungnam University — считается одним из самых престижных учебных заведений на планете и относится к 5% лучших учебных заведений.

И что мальчишка, оставшийся без родителей в старшей школе, потерял в дорогом частном университете? Если верить копиям документов, парень окончил старшую школу не с самым лучшим баллом, чтобы его взяли на бюджетное обучение. Откуда у него были деньги? К тому же у него, видимо, было достаточно времени и для того, чтобы подготавливаться к занятиям, ведь окончил Ённам он с отличием и стал работать в NIA. Эта несостыковочка не даёт девушке покоя, и мысли то и дело приходят к тому, что Ким Тэхён — далеко не тот, за кого себя выдаёт. Возможно, если девушка расположит Джухён ближе к себе, она сможет вырвать хоть немного информации о том, что происходит внутри их семьи. Воспользуется тем, что дети не способны долго держать язык за зубами.

7. Профессия: Следователь.

Большее ничего не указано, внизу стоят подписи и дата. Кофе в чашке уже закончился, и Дженни, грустно взглянув на влажную гущу, подпирает подбородок рукой и смотрит в экран ноутбука. Клонит в сон, несмотря на кофеин, а ещё болит голова и глаза слезятся. Она не спит уже третьи сутки, изредка закрывая глаза на пять-десять минут, после чего снова решает все эти ребусы и загадки, которые оставил после себя Ким Тэхён. Но чем больше она пытается понять, тем больше вопросов появляется, и ответить на них сможет только Тэхён. Точнее… Она закрывает глаза и хмурится, убирает волосы за ухо. Теперь даже Тэхён не сможет ей ничего сказать, потому что он не будет помнить даже элементарных вещей из своей жизни. Горький интерес липнет к её телу: он вспомнит хотя бы своё имя? Возраст? Что-то о себе, родственниках? Или он забудет, как говорить и ходить?

Девушка заходит в новости и пробегается глазами по горячим заголовкам:

⟩ Эксперт рассказал, для кого предназначались новые пуски ракет КНДР.

1 ноября 2019 года, 10:39.

⟩ СМИ: Южная Корея и Япония не обменивались данным по ручкам ракет КНДР.

1 ноября 2019 года, 11:09.

Не хватало им ещё и войны с Северной Кореей для полного счастья. Наблюдая за тёрками президентов Республик, граждане смело могут предположить, что когда-то через год, два или, может, раньше, войны не избежать. Дженни даже начинает всерьёз задумываться о том, чтобы переехать куда-нибудь в США или Европу, и несколько раз заводит разговор об этом с Чонгуком. Но он всегда отказывается, так как он здесь родился, вырос и хотел бы прожить всю жизнь. Языковой барьер, другой менталитет, климат — там всё совершенно другое, ведь это даже не что-то в регионе Азии, это дальше, страшнее. И она его не винит.

⟩ СМИ: Сегодня успешно закрыл своё лечение пациент психиатрической лечебницы SAM.

1 ноября 2019 года, 15:36.

А вот это Дженни напрягает гораздо сильнее, и она открывает ссылку, молчаливо ждёт, пока страница полностью прогрузится. Но даже когда сайт работает и по бокам скачет реклама бытовых товаров, она сидит, опустив голову и поджав губы. Ей страшно поднимать глаза на экран, потому что там может быть лицо человека, о котором она не хочет больше вспоминать. В ушах звенит от того, с какой силой бьётся её сердце. Ладони нервно потеют и руки дрожат, перебирая пряди волос. С трудом, но Чон поднимает взор на ноутбук и уставляется в статью.

⟩ СМИ: Сегодня успешно закрыл своё лечение пациент психиатрической лечебницы SAM.

Медицинский центр SAM — один из образцовых медицинских центров в Южной Корее, отвечающий всем современным мировым стандартам. Здесь работают высококвалифицированные врачи, исповедующий мультидисциплинарный подход и индивидуальные схемы лечения больного, что позволяет в кратчайший срок добиться желаемого эффекта. Чон Джихёк, известный врач и учёный в сфере хирургии, попал в лечебницу в 2004 году из-за биполярной депрессии первого типа, или маниакально-депрессивного психоза. Причина появившегося заболевания хранится в тайне. Министерство здравоохранения заявило, что мужчина пригоден для здоровой жизни в социуме.

Дженни лихорадочно перечитывает эту статью несколько раз, скользит по колёсику мышки, бегая от прикреплённых фотографий до начала статьи. На снимках в камеру смотрит мужчина, приветливо улыбаясь. Среди фото одна семейная, и Дженни с дрожью в сердце разворачивает её на весь экран. Там трёхлетняя она, восьмилетний Чонгук, мама и он. Она его почти не помнит, воспоминаний недостаточно для того, чтобы сделать их значимыми и чёткими. Однако это он, и ошибок быть не может.

И он теперь находится в городе? То есть у неё есть шанс встретить его на улице, в магазине, в любом другом общественном месте? Дженни судорожно берёт телефон в руки и набирает номер мамы, плотно прижимает самсунг к уху и шумно шмыгает носом. Мама, пожалуйста, ответь.

— Это Ким Соын, пожалуйста, оставьте сообщение после короткого сигнала.

Дженни стискивает челюсть и опускает голову, сильнее вдавливая телефон в ухо. Она уже успела забыть об отце, а он взял и объявился в самый неподходящий момент, и, она уверена, совсем скоро он навестит не только Чонгука, но и их с мамой. К счастью, до брата он не сможет добраться так быстро: о том, что он в больнице, может ему рассказать не так много людей.

— Мама, перезвони мне, пожалуйста, сразу, как только освободишься.

Кладёт трубку и собирает свои вещи, складывает ноутбук в сумку и достаёт зонт. На улице пасмурно и капает слабый дождь, который обещает перерасти в целое стихийное бедствие. Прогноз погоды предсказывает неделю ливней, и дороги Сеула превратятся в реки, смешанные в мокрыми листьями. Город сверкает влажным чёрными пятнами, лишь изредка зонты в толпе были других, более ярких и радушных цветов. Девушка, стуча устойчивыми каблуками по асфальту, спешно шагает в сторону больницы. В последнее время она буквально селится в этом квартале, снуёт из клиники в кафе, из кафе в клинику, и делает обходы по палатам два раза в день и лишь на некоторое время возвращается домой, иначе её бы уже не пустили на порог больницы. Слишком частый гость.

Закрыв зонт и сбросив грузные капли на коврик у входа, она направляется к лифту. Ноги едва держат, и множественные лестницы они не выдержат. Снова стук каблуков, но уже по бежевым плиткам коридоров, и она входит в одну из многочисленных комнат. В четырёхместной палате находятся Джису, Хосок и ещё незнакомые мужчина с женщиной. Все они обсуждают что-то, иногда спорят, и к одному из таких споров подходит Дженни.

— Вы же знаете, что это — сплошные подводные камни. Зачем вообще соваться тогда? — спрашивает мужчина.

— А я вас забыла спросить, — Джису демонстративно закатывает глаза и дёргает за шторку, закрываясь практически от всего окружающего мира. Дженни подходит к молчаливому хмурому Хосоку, который облегчённо выдыхает. Из-за присутствия посторонней громкие соседи успокаиваются и только бурчат себе что-то под нос. Она садится рядом с парнем, и голубая шторка отодвигается. Из-под одеяла выглядывает Джису с кроткой улыбкой.

— Мы уже думали, что ты не зайдёшь. Он уже на стены был готов лезть, — женщина ловит на себе тяжёлый взгляд Хо и с улыбкой разводит руками. — Ладно, молчу.

— Скучал, да? — младшая не может скрыть довольной улыбки и с трепетом оставляет на его щеке влажный поцелуй вместе со следом коралловой помады. В больничной пижаме и с помятым лицом он выглядит не так брутально, как обычно, и даже крутые ветви татуировок не могут этого изменить. Сейчас он, как и все пациенты, нуждается в заботе и отдыхе. — Я кое-что принесла тебе.

Дженни достаёт из сумки книгу. Кожаный с вдавленным золотом переплёт, в овале заточён харизматичный мужчина в шляпе с девицей под руку, а из-под плаща выглядывает чёрный кот. «Мастер и Маргарита», переведённая на корейский, даётся в руки парня.

— Я хотела взять в оригинале, но, к сожалению, не нашла. Поэтому я взяла один из самых симпатичных, — она скромно складывает руки на коленях, дожидаясь какой-нибудь реакции на щедрый подарок. Хосок листает несколько страниц и вдыхает свежий аромат спрессованных страниц: он любит запах библиотеки, аромат тех немногих растений на подоконниках и тёплых листов.

— Спасибо, Дженни-я, я обязательно прочту её, — его губы дрогают в улыбке.

— Я не знала, что ты умеешь, — комментирует со стороны Джису и ловко подставляет руку для летящей в неё подушки. — Какой-то ты предсказуемый.

— Давайте только сейчас не ссорьтесь, — Чон ласково гладит его по голове и выслушивает недовольное нечленораздельное ворчание, словно он уже давно маразматичный старик, страдающий ко всему прочему мигренью.

— Мы находимся тут всего три дня, а она уже довела меня до белого каления. Как я раньше не замечал, что она заноза в заднице? — теперь эта же подушка стремглав летит в него и попадает в голову. Дженни быстро забирает её и обнимает, не давая продолжить многообещающую схватку.

— Как дела в Сеуле? Что-то ещё происходило? Мы, кроме телепрограмм и мыльных опер, ничего здесь не смотрим, — говорит Сок, покосившись в сторону пышногрудой дамочки, которая пьёт говяжий бульон из термоса.

— Я недавно вела репортаж с пожара в одной из квартир на Хондэ. В одной пустой квартире разгорелся огонь и охватил ещё несколько ближних. Все подозревают, что это был умышленный поджог, потому что всё сводится к этому, но никто ничего не видел. Улик, естественно, нет. Даже если он и обронил волос или оставил отпечатки — всё сгорело, — приглушённо говорит она.

— А жители этой квартиры? Говоришь, там никого не было на момент поджога… После они появились, кто-то пришёл? — спрашивает Хосок. Все из палаты заинтересовано поворачивают к ним головы, а дамочка выглядит так, словно наблюдает за любовной драмой.

— Нет, до сих пор никто не объявился. Соседи говорят, там жили парень двадцати пяти лет с маленькой девочкой, дочка или сестра, — Дженни напряжённо обнимает себя руками, по её коже проходит холодок. Странно вот так вот просто обсуждать такие страшные вещи.

— Вам это никого не напоминает? — Джису поднимается на локтях, выползая из-за силуэта сидящего Хосока. Чон хмурится и погрязает в раздумьях, и почему-то никто подходящий под описание в голову не приходит. Дженни взволнованно поднимает взгляд на старшую.

— Кого ты имеешь в виду? — она нервно впивается ногтями в ладони, блокируя свои мысли о возможном ответе.

— Эти двое сейчас тоже лежат в этой больнице и поэтому не объявились. И вы двое их хорошо знаете.

Хосок многозначительно ведёт бровью и смотрит в точку перед собой, а потом поворачивает голову к Джису, которая дожидается хоть какого-нибудь звука с их стороны.

— Чонгук вроде не живёт на Хондэ. Да и девочка?

— Боже, какой же ты тугодум.

— Ты про Джухён и?.. — робко шепчет младшая, и Ким, опустошённо улыбнувшись, кивает. Бинго.

— А с чего такие доводы? Мало ли в Сеуле семей, где только брат и сестра или отец и дочь? К тому же это только слова соседей, вдруг он выглядит на двадцать пять, а самому уже скоро сороковник стукнет, — скептически отзывается Сок. Дженни даже не знает, к какой стороне примкнуть, потому что обе кажутся допустимыми. Сердце тянет к версии Джису, а разум говорит слушать доводы Хосока. Но она ведь не может разорваться между ними двумя.

Просидев ещё десять минут, девушка прощается с ними обоими и выходит в коридор. Шумно стуча каблуками и ловя на себе неодобрительные взгляды медперсонала, девушка добирается до детского отделения и приходит к нужной палате. Мальчика в комнате нет, наверное, его забрали на какие-то процедуры, а вот Джухён сидит на своей койке и что-то рассматривает в ладошках. Взгляд у неё по-прежнему тусклый. Дженни бросает взгляд на выключенный телевизор и садится рядом, малышка поднимает на неё карие глаза, полные тоски.

— Привет, дорогая. Я к тебе уже приходила, помнишь меня? — девушка пытается сделать свой голос максимально мягким, чтобы ребёнок чувствовал себя комфортно и ощущал в безопасности в её присутствии. Но никакого ответа или реакции не следует: Ким лишь переводит взгляд на свои ладони и продолжает крутить в пальцах какую-то вещицу. Чон присматривается. Это кулон-тайник в форме сердца, и внутри две маленькие фотографии: на одной стороне она, а на второй улыбающийся Тэхён. Именно брата девочка тщательно рассматривает. — Скучаешь по Тэхёну? — уже тише произносит она, поднимая руку и едва касаясь девичьих мягких волос. От неё пахнет тёплым молоком и фиалками. Джухён слегка вжимает голову в плечи, когда рука девушки касается её макушки.

— Аджума, откуда вы знаете моего брата? — спрашивает она, не поднимая головы. Голос необыкновенно хриплый, она почти ни с кем не разговаривает, даже с тем мальчиком-соседом, который изводит её своими рассказами и желанием поиграть.

— Мы с ним работали вместе.

— Почему все, кто приходят ко мне, говорят, что работали с Тэхёном-оппой? Кроме тех девочек, — словно предъявляя претензию, говорит она и морщит носик, обиженно дует губы. — Ты приведёшь меня к нему? Ты знаешь, где он?

Дженни нервно сжимает кулаки и с трудом сдерживается, чтобы не отвести взгляд от её глаз. Джухён смотрит так проникновенно, с такой мольбой и надеждой. К сожалению, пока что девочке не стоит сильно переживать, а вид старшего брата только сильнее пошатнёт её и так повреждённую психику. Чон аккуратно берёт малышку за руку, и она, на удивление, не отстраняется, даже не вздрагивает. Она устала, слишком устала для того, чтобы продолжать остро реагировать на любой контакт с людьми. Первое время даже помощь от врачей пугала её, так как к ней постоянно прикасались. После прожитых недель в подвале с насильником она не может уже стать прежней Джухён, которая любит каждого человека. Но сейчас она просто не в силах сопротивляться, и из-за того, что перед ней женщина, ей становится совсем чуть-чуть спокойнее.

— Он… поверь, он скоро навестит тебя. Сейчас он немного приболел и не хочет, чтобы и ты заболела, — Дженни сдерживает слёзы и через больные судороги в щеках улыбается.

— Я… не хочу, чтобы он видел меня такой, — признаётся она, касаясь повязки на глазу.

Её руки сами притягивают малышку к себе и обнимают, та лишь утыкается носом в женское плечо и смотрит на стену, на которой нарисованы милые кролики и котята на лугу. Чон сидит так долго, может, даже полчаса успевают пройти, пока она слушает размеренное дыхание у уха и гладит её по голове. Девочка, неожиданно для Дженни и самой себя, засыпает, убаюканная тёплыми объятиями. Она укладывает ребёнка в постель и укрывает, аккуратно вынимает из крохотной ладошки кулон и рассматривает его. Чон не знает, каково это, потерять старшего брата, и не хочет понимать, но это, несомненно, безумно страшно. Она убирает вещь на тумбу и выходит, чтобы навестить Чонгука.

◎ ◍ ◎

После уроков Ёнхи приходится задержаться, и она звонит матери с объяснением, почему она придёт с небольшим опозданием. В учительскую она никогда прежде не заглядывала и слабо представляет, как там и что. Девушка надеется на то, что там не будет других учителей, кроме нового педагога и этого непутёвого ученика. Не то что бы она мизантроп, даже наоборот, просто этот парень как-то сразу будит в ней странное чувство отвращения, хотя она его ни разу не видела и даже имени не знает. Ким поднимается на второй этаж и входит в ещё пустую учительскую, садится на один из стульев у стены и рассматривает интерьер: дипломы сотрудников на стенах, цветы в горшках, кулеры с холодной и горячей водой, множество школьных принадлежностей и столы. Очень много рабочих мест, словно это такой же класс, только вот все парты отделены перегородками, и на стульях покоятся личные вещи учителей: куртки, сумки, портфели, на столах лежат документы и файлы.

Через какое-то время внутрь заходит господин Чон, за которым идёт, спрятав руки в карманы, мальчишка. У него заострённые черты лица и лисий хищный взгляд, но улыбается он неловко, словно находится в смятении.

— Спасибо, что всё-таки пришла. Познакомься, — мужчина бросает взгляд на парня, и он кланяется. Школьная сине-зелёная форма подчёркивает его необычно серые глаза, хотя видно, что это линзы, которые Ёнхи успевает разглядеть в ту секунду, когда их взгляды мимолётно встречаются. — Это твой подопечный из Китая, Хуан Цзытао.

— Можно просто Тао, — говорит парень на недокорейском, мило улыбаясь. Ёнхи смущённо кланяется ему в ответ.

— Я Ёнхи. Будем знакомы, Тао.

◎ ◍ ◎

Мама с папой грозной скалой возвышаются над ним в этой захламлённой подсобке и наперебой твердят, что Чонгук совсем ничего не видел, что ему кажется, что это всего лишь детская фантазия. Он неловко оборачивается и видит, как крышка чемодана захлопывается, скрывая в своей ниши женское тело, и мать поворачивает его к себе, щёлкая пальцами перед лицом. Всё происходит словно в трансе, воздух вибрирует и расходится волнами. Чонгук еле разбирает, что за спиной мамы папа волочит этот чемодан куда-то в комнаты. Он не может пошевелиться, не может двинуться, словно его парализует, и всё, что в его силах, — это бегать взглядом по рассерженному лицу матери.

— Почему ты кричишь? — сдавленно спрашивает он, терпя невыносимую боль в области плеч. Мама впивается длинными искусственными ногтями ему в кожу, оставляя красные и синие дуги. Чонгук стискивает зубы и смотрит Соын в глаза. Они не выражают ничего, кроме злости и отчаяния. Но маленький ребёнок не понимает, почему его мать грустит. И почему злится на него. — Ты ничего не видел, Гук-и. Ясно тебе? — лишь отрезает она.

Но Чонгук качает головой, потому что он видел и не сможет забыть об этом. Мама извиняется, просит прощения много раз, и у него самого на глазах собираются слезы. Почему же ты извиняешься, мама? Соын достаёт из кармана какую-то тряпку, прижимает к его носу, и вдруг становится так легко, глаза сами закрываются и он засыпает в её руках, проваливается в беспокойные сны.

Чонгук резко вскакивает на койке, прижимается ладонью к груди с множеством приборов и бегает взглядом по пустой палате. Залитая светом из окна, пахнущая ванилью и хризантемами на подоконнике, тихая, спокойная и одинокая. Очередной кошмар. Парень переводит взгляд на монитор, его сердцебиение подскакивает до двухсот в минуту. Тело бьёт дрожью, в груди нарастает беспричинная паника, а в голове сиреной кричит «Она что-то знала, она что-то знала, знала, знала…» Действительно ли мама что-то скрывает от него, или это лишь искажённые элементы воспоминаний? Воспоминаний, которые словно не принадлежат ему, ведь он совсем не помнит этих минут, этих дней, и все кошмары — словно страшное кино с плохим концом.

Теперь ему разрешают выходить во двор, так как показатели стабильные и он идёт на поправку. Рана на животе затягивается, а работе сердца больше ничего не мешает: все рентгены выглядят нормально, все тесты парень проходит успешно, и ему обещают скорое выздоровление и выписку. Утром, перед тем как он засыпает, после прихода сестры, идёт дождь, и сейчас на улице, скорее всего, грязно и мокро, но он хочет подышать свежим воздухом. Обув мягкие тапочки и самостоятельно отклеив от себя аппарат, Гук неспешно идёт к выходу на задний двор.

На удивление, его никто по пути не цепляет, не спрашивает, откуда он и можно ли ему выбираться: он просто идёт, терпя боль в ногах. Последние дни он практически не ходит никуда, только лежит, и за это время его мышцы расслабляются и теперь, стоит ему походить где-то час-два, Гук устаёт и хочет лечь обратно. Организм ещё не полностью восстанавливается после переливания крови, хотя проходит несколько дней, и он иногда чувствует едва ощутимое головокружение. На улице холодно, и он обнимает себя руками, встав на крыльце и уставившись устало на небольшой сад, фонтаны и детскую площадку. Небо пасмурное, где-то там даже мелькает резвая молния, слышится грохот грома. Чонгук медленно спускается по ступеням, по его лодыжкам обжигающими лентами скользит ноябрьский ветер. Время медленно, но уверенно идёт к зиме, совсем скоро весь Сеул утонет в белых простынях. Чонгук очень любит зиму. Он любит сидеть дома, когда за окном бьётся метель и завывает ветер, и работать под эту музыку природы, а затем слышать, как с кухни зовёт Дженни. В этой их полусемейной идиллии пробовать рождественские блюда на американский лад и чувствовать тонкую прелесть длинных ночей.

Ветер уже пронизывает его насквозь, но парень продолжает ходить по ухоженным плиткам, смотреть на отблески в воде фонтана и слушать его журчанье. Здесь совсем никого нет, только он один, и это сладкое одиночество приятно греет ему душу. Если бы было немного теплее, он бы определённо остался здесь подольше. Чонгук поднимает голову и ищет среди окон больницы то одно единственное, в котором почти никогда не горит свет. Он отсчитывает помещения от своей палаты, медленно добираясь до приоткрытого окошка, занавеска внутри слегка колышется, влекомая слабым чувством одиночества. Тэхён там совсем один. Чонгук рассматривает маленький прямоугольник окна, забираясь в воспоминания.

— Надеюсь, я не потревожил, — виновато улыбнувшись, он демонстрирует свежие пончики в бумажном пакете и два кофе из старбакса.

— И давно ты вламываешься к людям посреди ночи? — Гук чешет затылок, лениво наблюдая за тем, как весьма активный Тэхён расставляет купленное на столе и умиротворённо улыбается.

— Вообще-то, сейчас только семь часов вечера. И я не вломился, ты сам открыл, — невинно улыбается он.

Чонгук усмехается непроизвольно. Сердце нервно подрагивает, но успокаивается, стоит парню сделать медленный массаж на груди по часовой стрелке.

Они садятся на небольшую деревянную качелю, которую обвивает девичий виноград.

— Что ты знаешь? — спрашивает он напрямую, садясь ближе, упираясь рукой в спинку качели и наклоняясь буквально над напарником, всматриваясь в чужие глаза. Ким часто и тяжело дышит, цепляясь боязливым оленем за края качели.

— О чём ты? Не понимаю, к чему ты клонишь. Я не понимаю твоей злости, Чонгук, — шипит он ему в лицо, срывая с чужой головы несколько волос, мёртвой хваткой вцепившись в самые корни.

— Я уничтожу тебя, если узнаю, что ты на два фронта. Запомни.

Он действительно был готов втоптать его в землю. Самое страшное в том, что догадки Чонгука оказались правдой и он мог сейчас лежать там, в этой палате, вместо Тэхёна, если бы в тот вечер они не перепутали стаканы. На самом деле, они и не перепутали бы, если Чонгук любил бы любой кофе.

— Ты куда?

Чонгук оборачивается, убирает с лица длинные пряди, заводя их за уши. Тэхён дышит тяжело, видимо, действительно бежит за ним, и этот факт вводит в ступор.

— Домой. А тебе советую не прилипать ко мне, как банный лист.

— Если я так тебе противен, то ты можешь уйти. Из Сомун.

Чонгук нервно треплет край пижамы и вздрагивает от особенно сильного порыва ветра.

— Всем привет, — Тэхён улыбается дерзко, выбивая из автомата газировку со вкусом грейпфрута. — Зачем звал?

— У нас есть сведения, что ошибку в постройке допустили намеренно, — Чонгук пьёт банановое молоко, прикусывая пластиковую трубочку зубами.

Что бы делал Тэхён, если бы он сохранил своё место в NIA? Если бы даже проиграв спор не пошёл бы навстречу, оставляя бы там, словно бы они не грызли друг другу глотки за правду. Наверное, сейчас он мог бы улыбаться и заботиться о сестре.

Тэхён с зачёсанными назад русыми волосами, в белой оверсайз рубашке и узких брюках. В его костлявых руках стеклянная баночка с ванильным молоком. Перстень с рубином на указательном пальце сверкает так, что юноша на мгновение слепнет. Агент замечает Чонгука, стоящего у лестницы, и его губы тут же растягиваются в ехидной ухмылке.

— Привет, Чонгук, — спецагент подходит к Гуку, протягивая ему ладонь. Он отпивает из железной трубочки молоко, рассматривая своими карими глазами напряжённое лицо парня.

— Здравствуй, Ким Тэхён.

— Зови меня хёном, я старше тебя, — на его лице такое строжайшее спокойствие, что у Чонгука нервы натягиваются. Чон всё никак не может смириться с тем, что на его место пришёл такой агент. Самооценка Гука, как опытного криминалиста, подрагивает и стремится упасть.

— Ладно, Тэхён-хён.

«Хрен с тобой».

Одна из самых первых их встреч, тогда Тэхён выглядит потрясаюше, словно модель с обложки журнала Vogue. И что теперь? Теперь он никогда не вспомнит того, кто он и кто эти люди, что собрались вокруг него. Не вспомнит ничего. Чонгук смаргивает слёзы и открывает глаза, которые сам не понимает когда успевает закрыть. С неба падает первый ноябрьский снег, он быстро таит на красных от холода, покрытыми венами ладонях Гука. Его горячее сердце вдруг чувствует такой же холод и покрывается инеем, как в зимнюю влажную рань. Сердце вновь болит, сильно, так, что он сгибается и прижимает ладони к груди.

Он не должен болеть. Не должен зависеть от больницы, от лекарств. Его сердце выдержит. Чонгук распрямляется, дышит глубоко и снова смотрит в то самое окно.

— Если ты думал, что теперь сможешь провести своё небытие в спокойствии, то я поспешу тебя огорчить, хён, — шепчет он сквозь пелену слёз. — Я достану тебя с того света.

Так далеко… Так далеко ты…

Далеки с тобой настолько мы с тобою.

Но не могу я следу дать исчезнуть никак твоему.

Снегом полны твои следы…

Сам с собою, новым, незнаком я словно.

И лунный свет в небе ночном смеётся надо мной.

Kim Feel — Fallin’

========== перерождение из пепла ==========

Месяц спустя.

Лёгкие снова раскрываются, словно он вдыхает такой нужный воздух, вынырнув из-под воды, словно в его лёгких тяжёлая вода. Всё вокруг плывёт пятнами, никак не собираясь в чёткие силуэты. Множество неясных огней кружат вокруг него хороводом, но всё настолько тихо, что можно сойти с ума. Он словно качается в лодке по беспокойным волнам, и его руки мёртвой хваткой впиваются в бортики, пока он пытается разобраться, возвращается он в реальность или всё это — очередной кошмарный сон. Голоса наполняют его голову, но они вторят что-то на неизвестном языке, всё похоже на набор непонятных звуков, словно кто-то включает проигрыватель со сломанной пластинкой. Его грудь будто сделана из металла: обжигающе ледяная, полая внутри, в ней словно гуляет ветер и ещё сильнее охлаждает всё. Руки, наоборот, очень горячие и будто бы плавят под собой всё, к чему прикасаются. Горло нещадно болит от того, что что-то в нём застряло, он чувствует, как снова задыхается, и даже кашель не помогает. Звон наполняет место, в котором он находится. Вдруг дышать становится гораздо легче, но ничего сказать он не может: горло как будто изнутри прорастает розами с колючими шипами, и всё, что он может издать — хрип и стон.

— Что с ним? — обеспокоенный голос где-то на задворках сознания. Незнакомый ему, но мягкий и мелодичный. Это ведь кто-то, кого он знает, да?

— Всё в порядке, это побочный эффект, — коротко отзывается второй мужчина, голос звучит как из-под бочки. Кто? Врач? Он в больнице? Что он тут забыл? Парень осматривается вокруг, но всё продолжает плясать неразборчивыми пятнами. Он ничего не понимает, ничего не может вспомнить. В мыслях проплывают воспоминания: мама, отец, совсем малютка сестра. С ним что-то случилось после школы? Наверное, мама сильно беспокоится за него, и парень моргает, по щекам текут слёзы. Кто-то вытирает их, эти прикосновения разливаются теплом по всему телу, и он преданно всматривается в силуэт перед собой. Чёрное пятно сверху с редкими белыми бликами, вероятно, лицо и шея, и чёрное пятно снизу. Папа?

Чонгук скидывает с лица выбившуюся прядь и поспешно стирает первые спустя месяц комы слёзы с чужого лица. Тэхён выглядит беззащитным и напуганным, и он явно не понимает, как он здесь оказался. Возможно, он даже не понимает, кто сейчас перед ним, но Чонгуку это не важно.

Пять часов назад.

— Тук-тук-тук, — Дженни стучит по открытой двери спальни и проходит внутрь. В комнате царит полумрак, по полу и постели разбросаны рисунки-пятна от витража над изголовьем кровати. Чонгук сидит перед своим ноутбуком и просматривает запись, которую две недели назад обнаруживает Ёнхи.

Она, как и планирует, навещает отца Вонён и проверяет комнату подруги. Все вещи лежат на своих местах, словно хозяйка комнаты отлучилась на пять минут и совсем скоро вернётся. Ёнхи долго пытается найти хоть что-то и думает о том, где бы подруга оставила вещь, заведомо планируя, чтобы её нашли. Она перерывает почти всю комнату, после чего цепляется взглядом за милого мишку, которого Ёнхи подарила ей на пятилетие дружбы. Он как новенький, глазки блестят, шёрстка мягкая и шелковистая. Девушка вертит его в руках, после чего расстегнула молнию на его спине и обнаруживает в кармане флешку. И видео именно с этой флешки сейчас просматривает Чонгук.

Его выписали неделю назад, мама полностью оплатила лечение и вытащила его с этой тюрьмы с едким запахом лекарств. Намджун идёт на поправку, совсем скоро обещает ходить, Джису и Хосок уже вернулись в норму и бегают из отдела в отдел в участке даже быстрее, чем раньше. Чимин и Тэхён всё ещё в коме, и врачи постоянно твердят, что не могут определить примерный срок. Всё зависит от организма и от того, как быстро он сможет побороть смерть. Естественно, некоторые предполагают, что они уже не очнутся, такой шанс есть всегда, но ребята продолжают верить и молиться за их здоровье и жизнь. Джухён тоже уже выписали, и она сейчас живёт у Дженни. Её лечение оплатить никто не мог, и девушке стало так жаль малышку, что её сердце не выдержало и она вызвалась добровольно оплатить всё.

Сегодня их очередь навещать Тэхёна, поэтому сестра приезжает к нему пораньше. Она успевает приготовить обед, убраться в доме и постирать вещи брата, а всё, что успевает сделать он — пересесть с кровати за стол и провозиться с этой чёртовой записью.

— Здравствуйте, — с лёгкой улыбкой она машет будущим зрителям этого видео. — Меня зовут Чан Вонён, мне пятнадцать лет.

Она делает паузу, поворачиваясь к тёмному окну, в котором видит лишь своё отражение. На улице нет ни ветра, ни машин, и в воздухе повисает спокойная, непрерывная тишина. Перед тем, как заговорить снова, она поворачивается к камере и убирает выбившуюся прядь шелковистых волос за ухо.

— Если вы смотрите это видео, значит, я уже мертва. Я хотела бы попросить прощения у всех, с кем я перестала общаться в последнее время. Простите меня, папа, Ёнхи, простите, Минджу, Чжиын, простите все остальные, кому я врала и от кого таила такие секреты. Сейчас это уже неважно, наверное, — девушка вытирает слёзы с лица и шмыгает носом, нервно улыбаясь. — Мой папа сделал очень глупый поступок, я хотела всё исправить, но…

Она снова переводит взгляд на окно, и в отражении её глаз мелькает свет. К дому подъезжает машина, и огни фар отражаются в стекле. Её речь становится чуть быстрее.

— К сожалению, у меня осталось не так много времени. Ёнхи, я знаю, что ты просто так всё это не оставишь, но я прошу тебя, не пытайся разобраться в этом сама. У тебя есть Чонгук, у тебя есть папа, поручи это дело им. Я не буду называть их имён. Скажу только одно: Ким Сокджин. Надеюсь, это имя сможет что-то прояснить для вас.

На заднем фоне слышатся громкие стуки в дверь, словно её пытаются выбить с петель. Девушка вздрагивает и смотрит на вход своей комнаты, прощается со всеми и выключает запись.

На видео больше ничего нет, но Чонгук цепляется за это имя — Сокджин, Сокджин. Оно звучит очень знакомо, но парень никак не может вспомнить, где он его слышал. В ушах белый шум, он смотрит на экран уже потухшего ноутбука и совсем ничего не слышит.

— Приём, как там на орбите, оппа? — Дженни недовольно скрещивает руки на груди. Скотч-терьер носится вокруг неё и грозно тявкает, словно пытаясь соответствовать настроению девушки. Но парень совершенно никак не реагирует, и тогда девушка разворачивает его на этом офисном кресле и встряхивает. Трясёт за плечи, пока на его лице не появляются хоть какие-то эмоции, кроме прострации. Она щёлкает пальцами перед его лицом и заставляет напрячься.

— Ты чего? — парень чешет затылок. Чон-младшая вскидывает брови и смотрит на него, как на умалишённого. Чонгук устало окидывает её внешний вид: одна из его футболок с надписью «girls are’t afraid of guns» и светлые джинсы. Хван царапает коготками босые ноги хозяина и укладывается на них.

— Я тебя раз сто уже звала, ты не реагировал ни на что. Даже когда я уже пришла, ты продолжал смотреть в чёрный экран, — она грозно сводит брови к переносице. Чонгук медленно переводит взгляд к ноутбуку и видит в нём своё тёмное отражение.

— Извини, — хрипит он и встаёт, равняясь с девушкой. Сестра смотрит на него в упор, пока он отводит взгляд, и тяжело вздыхает.

— Если ты продолжишь так много времени уделять работе, то скоро снова окажешься в больнице. Чонгук, это ведь твое здоровье. Госпожа Ко разве не говорила тебе о важности душевного равновесия, или как это называется в психологии? — она убирает его длинные волосы за уши.

— Говорила, естественно. Но как душевное равновесие относится к моей работе?

— Вот именно, Чонгук, никак не относится, и это плохо, — парирует девушка и выходит из комнаты, Чонгук следует за ней, выслушивая ещё больше недовольных доводов. Сам он мыслями погружается в то видео и думает о том, кто же такой этот Ким Сокджин.

На столе уже стоят приготовленный холодный кукси, маринованная редька, кимчи из капусты и рис. Такой плотный завтрак Чонгука встречает далеко не каждый день. Взглянув мельком в сторону открывшегося холодильника, он видит, что теперь он заполнен до отвала, и, к сожалению, девушка старается зря, потому что парень не так часто готовит и продукты испортятся раньше, чем он решит похозяйничать у плиты. Он усаживается за стол и прокручивает металлические палочки в руке.

— Я нашла у тебя кимчи из лука, он, вроде, ещё хороший, — говорит девушка, доставая из пенала контейнер с зелёным молодым луком, промаринованном в острой пасте. Они завтракают молча, Дженни не разрешает парню проверять мобильник и залипать в соцсетях, хотя он сам прекрасно знает, что во время еды лучше сконцентрироваться на ней. И всё же: кто такой это Ким Сокджин? Является ли он причиной всех тех происшествий, или это только стечение обстоятельств? И связано ли это с тем, что больничные счета Ким Тэхёна оплачивает анонимный пользователь? В последние часы, когда решалась его судьба, на счёт больницы поступила крупная сумма денег. Благодаря этому его лечение пошло полным ходом. Но кто этот аноним?

— Ну вот, опять, — фыркает Дженни, раздражённо стукнув палочками по керамической посуде. Чонгук снова пропадает в своих мыслях и блокируетсебя от внешнего мира. Он кидает усталый взгляд на девушку и пытается не обращать внимания на возмущения сестрёнки. Она высказывает всё, что думает о нём, пока парень молча ест и лишь иногда переводит взгляд с тарелки на младшую, чтобы она снова не подумала, что он витает в облаках. На самом деле, Чонгук пропадает в мыслях очень часто, и это не связано только с этим видео. Ещё во время пребывания в больнице он постоянно уходил в себя, оставаясь в палате наедине с грохочущим телевизором или назойливой медсестрой. С каждым разом в реальный мир возвращаться всё сложнее и сложнее. Он будто бы попадает в другое измерение душой, и только тело связывает его с этой реальностью, в котором младшая сестра пытается долгими минутами достучаться. Хотя Чонгук не знает, где ему лучше — у себя в голове или в реальности. Дженни докричаться до снова выпавшего брата так и не может, и по завершению завтрака они оба идут собираться на встречу, больше не трогая эту тему. Джухён сейчас с их мамой и, вероятно, печёт вместе с ней какие-то печенья, поэтому они могут только вдвоём съездить в клинику.

Чонгук поднимается обратно в спальню и роется в одежде. За последний месяц он сильно худеет, и большинство вещей теперь висит на нём бесформенными тряпками. Он надевает чёрную бархатную рубашку и натягивает такого же цвета джинсы, которые приходится посильнее затянуть ремнём на талии, чтобы они не спадали. Из-под закатанных штанин выглядывают болезненно худые белые щиколотки. Волосы за этот месяц тоже прилично отросли, у него уже собирается целое каре, и не собрать их в хвост парень не может. Девушка переодевается в ванной, попутно наводя марафет на лице и голове. Чон ныряет в прихожей в любимые тяжёлые берцы, которые спасут его от возможности быть унесённым ветром, и утыкается в телефон. Сегодня уже пятое декабря. Чонгук всегда очень ждёт зиму, но в этот раз он ждёт её сильнее обычного. Время в больнице тянулось слишком долго, секунды складывались в дни, и он много спал, редко ел больничную еду и в основном питался домашним говяжьим бульон, грибным супом-пюре и пил горькую воду с лимоном. На лице прорисовываются тёмные скулы, мышцы сдуваются и теперь кости виднеются, проглядываются там и тут. И Дженни старательно пытается откармливать его и предлагает несколько тысяч раз сходить с ней и Хосоком в спортзал, но он каждый раз отказывается или игнорирует.

Дженни выходит из ванной комнаты спустя двадцать минут, Чонгук к этому времени уже успевает присесть у стены и утонуть в телефоне. Он думает, что она выйдет к нему в платье и при параде, но всё оказывается куда проще: мягкий кофейный свитер, белые брюки. На кончик носа успевают сползти расшатанные очки для зрения. Подойдя к входной двери, она обувает чёрные сапоги на каблуках и накидывает пальто, укоризненно бросая взгляд на старшего брата. По нему не скажешь, что он выходит на улицу в прохладный зимний день, потому что он словно на пикник собирается: рубашка тонкая, кожа голых лодыжек виднеется из-под штанин, которые задираются чуть ли не до колен.

— Ты бы ещё голый пошёл, — грозно цыкает она и всё-таки находит в залежах хлама и старых вещей мужское чёрное пальто. — А ещё ты выглядишь так, словно собрался на похороны. Я, конечно, понимаю, что ты всей душой его не любишь, но надел бы что-то более светлое. Ты и так, как вампир, вылезший из убежища впервые за сотню лет, ещё и весь в чёрном.

— Милая, я сам разберусь, как мне и что носить, — раздражённо отрезает он, забирает пальто и выходит в подъезд, надевая его по пути. Он решает спуститься по лестнице, пока девушка на каблуках дожидается лифта. Не то чтобы их отношения в последнее время поменялись, просто сам Чонгук стал более раздражительнее и грубее, словно бы за период больничного уикенда его жизнь обрела много серых красок. Не исключено, что так и есть: Чонгук начал много спать, ел ещё хуже, чем до этого, и в принципе превратил свою жизнь в сплошное существование. К психологу не ходит уже два месяца, женщина до него дозвониться не может и совсем скоро станет ломиться к нему в квартиру за объяснениями. Чон вздыхает тяжело и хрипло, и суёт в ухо беспроводной наушник, включает плейлист с песнями Key Boys. Первой играет «My Love Is Distant», и парень закрывает глаза, прислоняясь спиной к стене у двери подъезда. Перед глазами скачут различные кадры из старых фильмов, которые могут подойти к песне, но большинство из них психоделические и нелицеприятные.

— Почему ты кричишь?

— Ты ничего не видел.

Не видел.

Парень распахивает глаза. Отрывки фраз из его снов звучат в его голове эхом. Дженни уже стоит перед ним со скрещёнными на груди руками, и Гук смутно догадывается, почему на её лице снова застывает уже такое привычное недовольное выражение. Он лишь трясёт головой и предлагает скорее поехать в больницу. По его грязному автомобилю плачет мойка, но времени и желания ехать куда-либо и общаться с людьми у него нет. Да и всё равно, если честно, на чём ехать, если у машины все четыре колеса целы и она не тарахтит при езде. Остальное — мелочи жизни, о которых ему переживать сейчас точно не стоит. Но вот Дженни думает по-другому.

— Знаешь, если ты сам не отвезёшь её на автомойку, то этим займусь я, потому что ты запустил её до неузнаваемости, — шокировано говорит она, садясь на переднее сидение, смерив взглядом те брызги на дверце от ещё ноябрьских дождевых луж. Чонгук лишь закатывает глаза и надевает второй наушник, чтобы не слушать болтовню младшей. Девушка, поняв, что теперь доораться до него будет невозможно, молча утыкается в мобильник и прочитывает сообщения коллег в общей группе, которые обсуждают следующие выходные и надвигающийся корпоратив. Возможно, она тоже поедет с ними и оставит на этот вечер-ночь Джухён вместе с Чонгуком. Неизвестно, сможет ли этот амёбный вампир последить за девочкой, тут скорее будет совсем наоборот, но главное, чтобы она будет в безопасности. Здание больницы виднеется из-за многоэтажек и магазинов. Они паркуются на цокольном этаже и поднимаются к нужному отделению, заходят в прохладную палату. Спустя месяц ничего не меняется: он всё так же лежит с прикреплённым ко рту аппаратом искусственного дыхания, всё так же пищит кардио-датчик в его особенном ритме.

Чонгук садится перед ним как в первый раз, хотя он бывает здесь чаще, чем в других комнатах, и эти стены так же давят на него, как и стены его собственной палаты.

— Привет, Ким Тэхён, — парень скрещивает ноги под стулом и кладёт ладони на острые колени. Старший выглядит ещё хуже, чем он сам: исхудал на больничных препаратах и больничной жидкой еде. Чонгук даже не представляет себе, каким образом его тут кормят, но, надо признать, он и не сильно горит желанием узнать. Девушка подходит к окну и раздвигает занавески, впускает внутрь больше света.

— Знаешь, может, если здесь будет посветлее, он поскорее проснётся. Знаешь, вдруг ему нужно больше солнечного света, как цветам, — слабо улыбается она. Многие уже смиряются с тем, что Тэхён лежит в коме, и больше никто не убивается вечерами и не пропадает в барах за выпивкой из-за череды неудач. Но вот у Чонгука другой случай, с парнем его связывает нечто другое, — это чонгукова невнимательность. Как он считал месяц назад, так и считает до сих пор — если бы он не был упёртым и смотрел бы лучше, он мог бы остановить всё это и спасти не только себя, но и Тэхёна. И чувство вины с каждым днём порождает в его груди чёрную дыру, которая засасывает в себя всё.

— Скажи ему что-то, — предлагает Дженни, опрыскивая сухие цветы из стоящей рядом бутылочки с водой.

— Что мне ему сказать? — «я сказал уже всё, что мог, и это не помогло». Чонгук обречённо смотрит на лицо Кима и поднимает ладонь, касается его светлых длинных волос. Теперь они могут посоревноваться в звании «самого длинноволосого красавца» Южной Кореи, конечно, если бы парень был в сознании. Да и Чонгук пока выигрывает — его каре утирает нос многим рок-музыкантам.

Пока Чонгук скрупулёзно роется в своей голове в поиске каких-нибудь коротких ободряющих фраз, Дженни решает спеть Тэхёну одну из тех песен, о которых ей рассказала Джухён. Её брат часто слушал её, включая тихо-тихо в одни из ярких сеульских ночей, пока он наедине со своими мыслями сидел у окна и смотрел на горящие огни города.

— Seasons, they will change. Life will make you grow, — негромко поёт она на английском с отчётливым акцентом, ставя рядом с записками Ёнхи фотографию в рамке: Тэхён, Джухён и их родители, выпуск парня из средней школы. — Dreams will make you cry, cry, cry. Everything is temporary. Everything will slide. Love will never die, die, die, — Чон-младшая грустно улыбается, доставая из кармашка в сумке кулон-тайник, открывая его. Таким она его кладёт его рядом, может, душа Тэхёна почувствует что-то родное совсем рядом и не захочет покидать этот мир.

— Что за песня? — растерянно спрашивает Гук, поднимая взгляд на сестру. Она неловко поджимает губы и убирает волосы за ухо. Парень не силён в английском, поэтому понять слова ему не удаётся.

— Джухён сказала мне, что Тэхён очень любит Imagine Dragons. И «Birds» его любимая песня. Очень личная, он не делился ею ни с кем, и только она знала об этом, — тихо говорит она, виновато смотря на спящего парня. — Прости, что я попросила её рассказать об этом. Не ругай малышку, когда очнёшься, она тебя очень любит.

Чонгук обнимает сам себя, исподлобья смотря на Тэхёна. Должно быть, в этой песне действительно есть что-то такое, что описывает его, что он таит где-то внутри себя, прячет под сердцем. Чонгук знает, что хранится под статусом «личная песня» — это песня, которую ты ассоциируешь с собой, которую можешь слушать ежедневно на репите и не устанешь от неё. Потому что это твоя песня. И у него она тоже есть, потерянная где-то в скачанных файлах на телефоне. Дженни уходит через полчаса, потому что звонят по работе и просят приехать в главное здание, и она оставляет их одних. Чонгук достаёт телефон и набирает в поисковик: «Imagine Dragons — Birds». Первой строкой выплывает ссылка на ютуб-видео, и он нажимает без раздумий на неё. Открывается приложение, клип разворачивается на весь кран и первое, что ищет Гук — субтитры. Но их нет. Он думает недолго, после чего забивает в поисковик «Imagine Dragons — Birds перевод на корейский». И теперь он находит видео, который сможет спокойно просмотреть.

◎ ◍ ◎

Минута.

Две.

Три.

Пять.

Десять.

Видео уже давно закончилось, а Чонгук всё прижимает ладонь ко рту, беззвучно роняя слёзы одну за другой на бархат своей чёрной рубашки.

«Времена года будут сменять друг друга».

Тэхён усмехается, коротко пожимая плечами и убирая свой бокал к бокалу Чонгука. В его влажных глазах копится весь этот вечер, со всеми звёздами, с отражением сверкающего вина и всплесков воды из джакузи.

Он впивается костлявыми пальцами в щёки, заглушая всхлипы, и прижимается грудью к ногам, роняя смартфон на кафельный пол с треском. Возможно, экран разбивается вдребезги, но сейчас в его ушах только эхом раздающиеся строчки из песни.

«Жизнь заставила тебя вырасти».

— Уходи из Сомун, если я раздражаю тебя, — у Тэхёна тогда в глазах столько эмоций, что ему требуется бы время, чтобы прочесть их. Но он не делает этого и прячется за дверями автобуса.

Он не ожидает такого эмоционального всплеска от себя самого, но сейчас его буквально раздирает на части, когда он ставит на место маленькой девочки Тэхёна. Неужели его история такая же тяжёлая? Конечно, нет. Она, вероятно, ещё хуже, чем парень может себе представить.

«Смерть сможет сделать тебя чёрствым. Всё временно».

— Привет, Чонгук, — он снова безупречная модель с идеально уложенными светлыми волосами и карими глазами, отражающими лучи солнца, и на его губах снова застывает тонкая плёнка ванильного молока.

— Господи, хён, прости, — шепчет он срывающимся голосом, пытаясь поднять взгляд влажных глаз на неподвижное тело парня. Чонгук вдыхает глубоко воздух и садится ровно, солёный вкус слёз остаётся на его потресканных бледных губах.

«Всё незаметно исчезнет, но любовь никогда не умрёт».

— Птицы летают во всех направлениях, я надеюсь, что увижу тебя снова. Птицы летают во всех направлениях, так лети же высоко… Тэхён. Лети высоко и не смей падать, — надрывно пропевает парень, шумно шмыгая носом и втягивая ещё одну порцию воздуха.

На мониторе отображаются изменения в состоянии пациента: сердцебиение ускоряется, Чонгук нервно бегает глазами по аппарату и переводит взгляд на Тэхёна. Его ресницы едва подрагивают, рефлекс заставляет его руку слегка пошевелиться. Чонгук нажимает на кнопку у изголовья кровати и слышит резкий непривычны писк — совсем скоро прибежит медсестра и, возможно, врач. Тэхён вдруг резко распахивает глаза, и Чонгук от неожиданности чуть не падает со стула, вжимаясь в спинку. Его сердце бешено бьётся в груди от паники, в голове вихрь и одновременно пустота, в ушах звон, на лице засохшие слёзы, а у Тэхёна — необоснованный страх и шок. Он цепляется за мир из последних сил, и врач вовремя прибегает, приводя пациента в чувства. Через пять минут Тэхён уже осознанно может моргать, и, кажется, дар думать тоже возвращается к нему.

Чонгук встаёт на ватные ноги, касается его лица и вытирает мокрые щёки. Ему уже снимают трубку, он может дышать сам, он так жадно глотает воздух, словно его утопающего только что выносят на берег из глубин моря. В карих глазах нет ясности, только пелена. Его широко открытые тёмные глаза хранят в себе так много боли и страха, Чонгуку требуется несколько раз вдолбить, чтобы он отошёл от пациента, который сейчас находится в невменяемом состоянии. Ему быстро вкалывают успокоительное и приказывают оставаться в постели. Тэхён послушно лежит и пытается сфокусировать взгляд, и всё это время Гук сидит совсем рядом, сжимая его ладонь в своих руках. Через полчаса врач уходит, медсестра тоже, и пациент это слышит. Или видит — Гук не знает.

— Кто ты? — Ким поворачивает к нему голову и неловко поджимает губы, смотрит в глаза. Чон видит в них по-настоящему детское любопытство, наивность.

— Чонгук. Я твой друг, — хрипло говорит он, улыбаясь совсем слабо, едва поднимая уголки губ. Взгляд Тэхёна становится каким-то грустным, и парень готов поставить все свои деньги на то, что он видит его. И очень хорошо.

— Вы врёте мне. Я не дружу со взрослыми. Где моя мама? — спрашивает он, глупо моргая и ещё раз осматривая палату, уже не так истерично, как при пробуждении. Гук выпадает в осадок после сказанных слов, а потом старается сдержать слёзы: Тэхён действительно забыл больше половины своей жизни. И как бы Гук не готов к этому, он очень сильно надеется на то, что что-то в этом мире пойдёт не так, произойдёт какой-нибудь сбой, и препарат подействует не так, как ему положено. Но нет.

— Я не вру. Хён… Тебе двадцать семь лет, и ты работаешь со мной… и с ребятами в полиции. В прокуратуре, — парень тянется к растрёпанным волосам Кима, но тот как-то отрешённо дёргается и вырывает свою ладонь из рук своего посетителя.

— Вы врёте мне! — на его глаза снова наворачиваются слёзы, и вернувшаяся медсестра выставляет Чонгука за двери.

«Немыслимо! — возмущается она, отчитывая парня вдали от палаты. — Молодой человек, вам делать нечего, кроме как пациентов доводить до нервных срывов?!»

Чонгук выходит из больницы ещё более разбитым, чем когда входит. Он глядит на свой мобильник, экран которого наполовину превращается в паутину, и думает набрать чей-нибудь номер. Но чей? Вычеркнув из мыслей одного за другим возможные контакты, Гук остаётся ни с чем. И идёт вдоль заснеженных улиц пешком, потому что Дженни арендовала его машину на сегодняшний день.

Чонгук любит зиму, но зима не любит его.

◎ ◍ ◎

Из квартиры доносятся звуки телевизора, шипение еды на сковороде и милые переговоры между девушкой и ребёнком. Чонгук стоит перед дубовой дверью и смотрит на металлическую ручку опустошённо, заходить внутрь совсем не хочется, видеть их и слышать их — тем более. Дженни снова без разрешения вламывается к нему и притаскивает с собой малышку, и Чонгук сейчас точно не сможет поддержать разговор и сказать, что их встреча с Тэхёном прошла хорошо. Потому что это не так. Как он тщательно не скрывает эмоции, Дженни — его младшая сестра, человек, который всегда рядом, несмотря ни на что, и она знает его полностью. Парень понимает, что не должен так относится к ней — грубо, в некотором смысле предвзято и холодно, потому что она не желает ему зла. Она любит его. И Чонгук её, наверное, тоже.

Он всё-таки заходит, опустив голову и сняв ботинки, нажимая носком на пятку. Голоса затихают, сковородка звякает о плиту и огонь делается тише.

— Оппа, надеюсь, ты не против того, что я пришла сюда с Джухён. Она принесла тебе твои любимые печенья, которые приготовила с мамой, — улыбчиво говорит девушка. Джухён разворачивается на диване и бросает недовольный взгляд на Дженни.

— Вообще-то, я сделала их сама, мне лишь чуть-чуть помогли, — утверждает она, и Чон-младшая больше не спорит.

Чонгук коротко мычит и старается быстро исчезнуть на втором этаже. Хван не бежит за ним, не встречает его и не лает, как обычно — он умещается на коленях девочки и даже не поднимает голову, не глядит на своего хозяина. Мужчина чувствует себя донельзя оскорблённым и брошенным. Дженни не успевает его окликнуть, как дверь спальни громко закрывается, прервав ещё не начавшуюся трилогию «что случилось?», «перестань хмуриться» и «ты знаешь, мы все тебя любим». Чонгук падает без сил в своё кресло, кладёт голову на спинку и вдавливает в уши два наушника, включая на повторе «Birds». Он определённо не любит такие песни, не любит попсу и американский стиль, определённо не станет слушать её следующие несколько дней. Он просто закрывает глаза и временно уходит в царство грёз, где его уже не потревожат.

— Онни, как ты думаешь, аджосси так расстроен из-за меня? — грустно говорит Джухён, смотря на пустую лестницу, по которой несколько минут назад тяжело шагал парень. Дженни постукивает лопаткой по краю сковороды и перекладывает пасту в две тарелочки, оставшуюся оставляет на плите и накрывает крышкой.

— Конечно нет, Джухён-ши. Видимо, что-то случилось ещё до того, как он пришёл домой. Ещё аджосси не очень любит, когда я прихожу к нему и не предупреждаю об этом, — неловко улыбается она, приглашая девочку за стол. Джухён ещё никогда не пробовала пасту и безумно хочет узнать, какая она на вкус, потому что во многих европейских фильмах она мелькает и привораживает. И девушка решает порадовать девочку, приготовив блюдо её мечты. Кажется, кто-то мечтает о дорогих игрушках, трендовых вещах или каникулах на море, и Джухён просто хочет попробовать иностранную еду. А ещё она безумно хочет снова увидеть своего брата.

— Знаешь, я думаю, ты уже готова к тому, чтобы увидеться со своим оппой, — вполголоса говорит Чон-младшая, накручивая на вилку спагетти. — Как думаешь, завтра мы сможем пойти?

— Конечно! — Ким улыбается так ярко, что губы старшей неосознанно расплываются в улыбке. Она надеется, что девочка сможет принять тот факт, что её старший брат в коме, а Джухён надеется, что Тэхён до сих пор сильно её любит.

Птицы летают во всех направлениях, я надеюсь, что увижу тебя снова. Птицы летают во всех направлениях, так лети же и ты высоко.

========== полёт ласточки ==========

Школьная библиотека — место, куда с большой неохотой приходят старшеклассники только в случае необходимости, потому что библиотекарша готова сжечь любого, кто хоть как-то испортит учебники и другую литературу. Практически все ученики предпочитают онлайн-книги и электронные учебники, но вот Ёнхи уже месяц посещает это место практически ежедневно в попытках обучить непутёвого китайца корейской грамматике и правильному произношению. Они успешно проходят главу по правилам написания дифтонгов и нижних парных согласных, и для этого требуется несколько недель усердных занятий, чтобы вбить этому бестолковому ученику хоть что-нибудь в голову. Единственное, что её успокаивает — несмотря на раздражительность и недовольство своей наставницы, Тао терпелив и трудолюбив. Но Ёнхи всё равно не может понять, каким образом можно быть настолько не в ладах с иностранным языком. К тому же считавшая родной корейский язык относительно лёгким Ёнхи негодует ещё больше. На одной из таких практик Ким слишком сильно вспыхивает, и владелице библиотеки приходится стукнуть книгой по столу, чтобы угомонить парочку учеников.

— Это читается как «исс», а не «ип»! — громко шепчет Ёнхи, наклоняясь над учебником и смотря сероглазому, что явно и не думает снимать линзы, китайцу прямо в душу. Она уже готова вытрясти из него всё живое, потому что парень в четырнадцатый раз делает ошибку в одном и том же слове. Они сидят над очередной главой учебника полтора часа, и девушка не выдерживает, предлагает сделать перерыв. Она достаёт сок и кимпаб с тунцом, чтобы перекусить и отвлечься хоть чуть-чуть.

Тао лишь закатывает глаза и продолжает изучать тему самостоятельно, выписывая предложения из текста. Его светлые волосы собраны на макушке и торчат забавной пальмой, на лбу спортивная повязка, которая держит непослушные пряди из чёлки. От усердия он высовывает язык, обводя предлоги. Ёнхи хмыкает.

— Ты вообще ешь? Ни разу не видела тебя в столовой, и ланча у тебя с собой нет. Тебе родители ничего не готовят? — она поднимает удивлённо брови и, словив недоумённый взгляд парня, подталкивает к нему свой контейнер со вторым цельным кимпабом. — Там краб, дайкон и омлет. Надеюсь, ты не привередливый, вегугин.

Тао недоверчиво глядит на предоставленный обед и отворачивается, продолжая молча выписывать упражнения из учебника младших классов, который они находят в свободном доступе на одном из сайтов. Ёнхи обиженно цокает и придвигает контейнер обратно, закрывая его и закатывая глаза. Этот китаец бесит её всё больше и больше, хотя девушке кажется, что она начинает привыкать. Он всегда неразговорчив ни до уроков, ни во время, ни после. То есть он говорит достаточно много, но по делу: постоянно повторяет правила, чуть ли не зубрит правописание и тому подобное, — однако вместе с этим на другие темы его вытянуть не удаётся. Он ничего не говорит ни о себе, ни о своей семье, ни об одноклассниках. Он скрытный, и Ёнхи из-за этого ещё сильнее бесится. Неужто этот вегугин думает, что он круче всех здесь?

— Будешь и дальше молчать? Почему ты совсем ничего не говоришь? — бурчит она недовольно, встречаясь снова с ним глазами. Его заострённые черты лица и красноватые мешки под глазами делают его похожим на хитрого лиса, взгляд глубокий и проницательный, слишком взрослый и одновременно с этим по-детски любопытный. Чонгук назвал бы это каким-нибудь заумным словом, но девушка просто думает о том, что он находится где-то посередине между мужчиной и мальчиком. Но не подросток, а что-то… иное. Он не похож на её одноклассников, и это интересно.

— Нам пора приступать к занятию, если ты закончила.

Ёнхи давится соком и кашляет, бросает на него полный возмущения и потрясения взгляд, а ему будто всё равно: отворачивается к планшету и ведёт ручкой по строчкам, зачитывая их шёпотом и переводя сразу на китайский. Это просто возмутительное поведение, девушка мельком смотрит на занятую заполнением бумаг библиотекаршу и фыркает. До конца учебного года остаётся совсем немного, ей нужно просто перетерпеть это безобразие и со спокойной душой уйти на каникулы. Они заканчивают к шести часам вечера, на улице уже стемнело, а снег валит на голову и мешает обзору, где-то за домами жутко завывает ветер. Ёнхи, укутанная в ворсистый красный шарф и объёмную шапку, что спадает на глаза, просовывает руки в карманы пуховика и спускается по ступеням из школы. Зима приходит очень быстро, из-за кучи проблем она даже не успевает и глазом моргнуть, а уже наступают первые числа декабря. Совсем скоро Новый Год и Рождество, они всей семьёй отправятся в Сувон к бабушке с дедушкой и проведут там неделю. Это традиция их семьи с тех пор, как они переехали в Сеул.

Ёнхи не спеша идёт к выходу со двора, к улице, многолюдной даже в такой холодный вечер. Большинство отдыхают после тяжёлого рабочего дня, собираются выпить в барах и клубах, компании подростков фотографируются, бесятся прямо посреди толпы, играют в снежки из ещё мокрого снега. Жёлтые огни освещают дороги, окрашивают снег в тёплый цвет. Многие рады зиме: это период семейных праздников, конец учебного года, многочисленные снегопады и вкус детства. Но Ёнхи исключение. Ей всегда кажется, что это время года слишком холодное, слишком неудобное в плане передвижения и одежды, слишком тяжёлое и грустное. И она всегда с нетерпением ждёт наступления весны.

На пешеходном переходе она останавливается и топчется на месте, чтобы не продрогнуть до костей. Мама перестала ездить за ней ещё две недели назад, потому что становится спокойно и ничего не угрожает жизни её дочери. Теперь Ким может самостоятельно передвигаться по городу, но родители берут с неё честное женское слово, что она не станет снова рисковать и пытаться разобраться в деле своей подруги. И, вопреки своей целеустремлённости, она действительно не действует в одиночку. После записи, что она находит в комнате подруги, вся картина вокруг переворачивается вверх дном. Вонён не хотела, чтобы она лезла в самое пекло, и она делает всё с точностью наоборот. На её плечо падает чья-то рука, Ёнхи вздрагивает и резко оборачивается. Парень, что подкрадывается очень незаметно даже по скрипучему снегу, хмыкает и убирает обе руки в карманы. Его всегда бледные щеки обдаёт морозный румянец, а серые глаза отражают в себе сверкающие сугробы.

— Боже, это ты, вегугин, — с облегчением выдыхает она, морща нос. На парне чёрная болоньевая куртка, чёрный шарф и такого же цвета кепка, которая явно не способствует утеплению его и без того отмороженной головы.

— У меня есть имя, — замечает он недовольно, и девушка смотрит на него как-то странно, даже шокировано, словно призрака видит. Блондин щурится и ведёт плечом. — Не пялься на меня.

— Ты заговорил? — Ким прикрывает открытый в изумлении рот ладонью. Парень раздражённо цокает и ступает по пешеходному переходу, когда загорается зелёный сигнал. Ёнхи осматривается по сторонам и идёт за ним. Им, оказывается, в одном направлении. — Зачем ты подошёл ко мне, если продолжаешь себя вести вот так?

— Вот так — это как? — он вдруг останавливается на противоположной стороне и поворачивается к девушке, Ёнхи чуть не врезается в него.

— Айщ… Ты вообще нормальный? Псих, — она со злости пинает небольшой бугор снега и окатывает им ноги китайца. — Как… по-дурацки, вот как. Как тебя вообще в школу приняли, — она обходит его и идёт к остановке. Прислушивается к шуму позади: несколько секунд, и снег снова трещит под его зимними ботинками. Ёнхи сама не понимает, почему ей интересно, идёт он за ней или нет.

— А как я должен себя вести? Мы же просто учимся вместе, — равнодушно говорит он, поравнявшись к девушкой. Ким отходит от него на шаг, сохраняя дистанцию, и закатывает глаза.

— Скажи, в Китае все такие тупоголовые или ты один такой особенный? — она присаживается на сидение под остановкой и вытаскивает руки из карманов, растирает их, чтобы не замёрзли на холоде. Её щёки и нос уже сильно горят от мороза, и шарф, закрывший их, совсем не спасает ситуацию. Тао встаёт у стенки с крутящимся стендом с рекламой алкоголя и опирается об него. Стенка отъезжает назад, и парень чуть не валится в образовавшуюся щель. Ёнхи несдержанно усмехается. — И вправду, тупоголовый.

— Можно подумать, ты рекордсменка по уму. Сама наверняка ничего не умеешь, — он отряхивает кепку от свалившегося с крыши снега и поправляет светлые волосы, зачёсывает их назад, Ёнхи увлечённо следит за всем этим и напряжённо молчит. Татуировки на пальцах и шее проглядывают даже сейчас, когда он укутан в сто слоёв.

— Скажи, а с каких пор семнадцатилетним разрешено татуировки набивать? — она скрещивает руки на груди. Тао смотрит на неё с открытой насмешкой и растягивает бледные губы в улыбке.

— А с каких пор это запрещено?

— Дьявол, — шипит она озлобленной кошкой и бросает взгляд на подъехавший автобус. К счастью, он подходит для неё, она забирается в полупустой салон и усаживается у окна, заплатив за проезд. На удивление, китаец залезает следом, только садится не к ней, а подальше, и затыкает свои уши эйрподсами. Ким хмуро прожигает его взглядом первые несколько секунд, после чего пересаживается на соседнее от парня место, чтобы завалить его лавиной вопросов.

— Ну что, что, что?! Что тебе надо? — поняв, что даже музыку ему не дадут спокойно послушать, парень вынимает наушники и смотрит выжидающе на девушку.

— Следишь за мной? — звучит слишком самоуверенно, и Тао не до конца понимает, вопрос это или утверждение.

— С чего бы мне это? Ты что, пуп земли? — шикает он, отводя взгляд в чёрное окно. К несчастью, в нём он видит отражение Ёнхи, а не городской вечерний пейзаж. Тут хоть проси водителя выключить свет в автобусе.

— Тц, умник нашёлся, — Ким достаёт телефон из рюкзака и проверяет сообщения. Одно от папы и два от Чонгука.

KakaoTalk: 3 уведомления.

Best Appa: Позвони, как освободишься.

Jeon Jungkook: Привет

Jeon Jungkook: Как у тебя дела?

Недолго думая, она набирает номер папы и расслабляется в сидении, переводя взгляд на Тао. Он уже успевает снова впихнуть наушники в уши и прислоняется головой к окну, смотрит куда-то в пустоту. Ничего ведь в окне не видно.

— Привет, радость моя. Ты как? — судя по голосу, у папы хорошее настроение, и Ёнхи невольно улыбается. В больнице он был сам не свой, но времяпрепровождение с семьёй делает своё дело, и он снова становится улыбчивым Намджуном, каким его все знают.

— Нормально. Уже еду домой.

— Как там проходят занятия? Лучше или снова топчетесь на месте?

— Не поверишь, но он умудрился сделать пять ошибок в одном предложении сегодня. Даже в слове, правописание которого мы заучивали наизусть, — хихикает она, смотря на преспокойный профиль иностранца.

— Осталось немного. У тебя самой как учёба? Порадуешь меня хорошим табелем в конце года?

— Конечно, пап. Мне нужно только английский подтянуть и всё будет хорошо.

— Может, этот Тао тебе поможет? Он же, вроде, болтает на китайском и английском, — предлагает отец, и Ёнхи начинает рассматривать своего непутёвого напарника уже в другом ключе. Может, действительно стоит попробовать? Она ведь ничего не потеряет с этого, даже наоборот.

— Посмотрим. Если сама не справлюсь, то попрошу помочь. Тао бедненький, ему ведь корейский запоминать надо, боюсь, что его маленький мозг не справится с двумя задачами, — тихо смеётся она, и Намджун улыбается в ответ, удивляясь характеру собственной дочери. Хотя она очень похожа на Мённу.

— Хорошо. Увидимся дома.

— Пока, пап, — она бросает трубку и сразу же набирает ещё один номер.

В динамике сразу слышится какая-то классическая песня, пока идут гудки, и Ёнхи прикрывает глаза, вздыхает. Мелодия идёт долго, убаюкивает, и Ким уже думает, что крёстный не ответит на её звонок, но в последнюю секунду в динамике телефона раздаётся хриплое «алло».

— Привет, аджосси.

— Привет, Ёнхи. Ты как там? Давно не виделись, — голос у него тихий, слабый и сонный. Он определённо спал, и ей стоило позвонить чуть раньше, или же уже с утра, после того, как дядя проспится.

— Нормально. Я разбудила тебя, да? Дженни говорит, ты почти не спишь. Прости, — девочка неловко дёргает собачку на пуховике.

— Всё в порядке, не переживай за меня. У меня есть снотворное, так что я смогу поспать ещё. Ты сейчас где?

— В автобусе, еду домой. Я могу прийти к тебе на выходных? — она пытается высмотреть в окне хоть что-нибудь, чтобы определить, в каком районе находится. Это выходит с большим трудом.

— Думаю, да, — она слышит зевок по ту сторону трубки и слабо улыбается.

— Спокойной ночи, аджосси.

Когда они встретятся, девушка обязательно ещё раз расспросит крёстного насчёт видео с флешки и про этапы расследования. Она надеется, что они хоть немного сдвинулись с места за этот месяц. Зацепок нет, следов тоже, всё погрузилось в вязкий туман. Тао поднимается перед одной из остановок, и девушка с удивлением замечает, что ей тоже нужно выйти именно здесь. На улице становится ещё холоднее, ветер пытается проникнуть под пуховик, и иногда ему даже удаётся, от чего тело бьёт дрожь. Парень этого словно не чувствует: выглядит равнодушным и спокойным, даже несмотря на то, что его щёки мгновенно краснеют на холоде.

— Почему ты вышел здесь, вегугин?

Китаец смотрит на неё недоумённо и чуть щурит лисьи глаза, всматриваясь в женские черты лица. Далее он осматривает местность и выдыхает клубы пара.

— Я живу недалеко. Есть ещё вопросы?

Девушка упорно молчит, возможно, соображая какую-то умную мысль, и Тао, пожав безразлично плечами, уходит. Девушка цокает недовольно и плетётся по плотному снегу в сторону дома. Если судьба действительно существует, то ей безумно нравится играть с жизнью Ёнхи и прибавлять ей перчинки.

◎ ◍ ◎

Джухён просыпается с утра от приятного запаха с кухни, в котором начинают чувствоваться горелые нотки. Она ещё немного валяется на раскладном диване в гостиной, после чего приподнимается на локтях и кидает взгляд в сторону открытой кухни, по которой тихо шаркает босыми ногами Чонгук, пытаясь приготовить что-то съедобное. Дженни на первом этаже нет, и, возможно, в доме её нет вообще. Девочка укладывает сонно подбородок на спинку дивана.

— Аджосси, у вас горит, — замечает она хрипло, ещё находясь наполовину где-то во сне, и Чонгук от неожиданности вздрагивает, останавливаясь с лопаткой в руках и оборачиваясь на ребёнка. Девочка обратно проваливается в сладкий утренний сон, и парень вытирает руки о полотенце, гасит огонь на плите и подходит к дивану. Дженни с утра пораньше вызвали на работу, и она попросила Чонгука позаботиться о малышке и отвезти её к брату в больницу. Мужчина не знает, как подготовить её к такой встрече, потому что, судя по всему, он не узнает её. Но, может, она сможет пробудить в нём те забытые воспоминания? Часто ведь получается так, что благодаря близким больные снова возвращаются часть своей памяти, если не всю, и они могут попробовать воспользоваться такой практикой в реальности. Но сейчас Джухён снова спит, и Чонгук доводит приготовление завтрака до завершения. Он не совсем понимает, что стоит готовить ребёнку, но Дженни посоветовала сделать блинчики из кимчи по рецепту их мамы. Сегодня пасмурный день, снег продолжает валить, снегоуборочные машины не успевают прочищать дороги, как те снова покрываются белым ковром. Дженни вчера привезла с собой сменные вещи девочки и оставила их в ванной, Чонгук переносит их в гостиную и аккуратно складывает на стуле. Заботиться о детях не входит в его планы на ближайшие полгода, но девушка решает добавить в его жизнь немного приключений и превращает их в американские горки: Чонгук может не выбираться из комнаты несколько дней подряд, не есть ничего и постоянно работать, а сейчас ему нужно будет заботиться о ребёнке, иначе Дженни собственноручно свернёт ему шею. Да и сам Гук чувствует вину перед этой малышкой за её брата, так что оставить её не может.

Он будит ребёнка, когда стол уже накрыт. Девочка встревоженно открывает глаза и отодвигается от Гука, который протягивает к ней руки. Мужчина вздыхает и грустно улыбается, потрескавшиеся губы болят.

— Где аджума? — сипит младшая, укутываясь плотнее в одеяло. На улице завывает ветер, и девочка переводит взгляд в сторону зашторенных тюлем окон, на стекле уже вырисовывается красивый зимний узор.

— Она ушла на работу. И она не такая старая, как ты думаешь, зови её просто онни, — Чонгук присаживается за стойку и складывает руки перед собой, приглашающе кивает на стол. Джухён выбирается из-под одеяла и плетётся к барной стойке. Завтракают они в тишине, Чонгук неловко режет вилкой блинчик, тускло смотря на игривые всплески в соевом соусе. Он невольно поднимает взгляд к девичьему лицу, когда младшая виртуозно пробует слегка подгоревший блинчик из капусты, и разглядывает её слепой глаз. Он чёрный, местами проглядывают бурые пятна, радужки уже почти не видно, и от одного вида у парня бегают мурашки по коже.

— Не смотри, — хрипит девочка, постучав вилкой по краю тарелки. Чонгук словно выходит из транса и мотает головой, волосы вылезают из хвоста и падают на лицо.

— Прости. Я случайно. Если ты поела, то давай соберёмся и поедем к Тэхёну.

Парень скидывает свой несъеденный блин Хвану в миску, нагромождает посудомоечную машину посудой и идёт одеваться, предварительно вручив девочке её одежду. Чонгук влезает в чёрный худи и в такие же джоггеры с ремнями, снова собирает волосы в более удачный хвост и смотрит в зеркало на дверце шкафа. На лице выскочили неприятные сюрпризы в виде прыщей от плохого питания и нескольких литров растворимого кофе в день. Дженни долго будет уговаривать его перейти на здоровый образ жизни и спорт, и он долго и упорно будет отказываться от её наставлений. Он спускается вниз, Джухён сидит уже переодетая перед телевизором и смотрит телепередачу про животных.

— Пошли, — зовёт мужчина, надевает чёрные ботинки и пальто, поправляет капюшон худи. С девочкой чуть сложнее: он помогает застегнуть куртку и правильно надеть шарф, с остальным она справляется сама. Она берёт с собой милый рюкзачок с плюшевым зайчиком на брелке, в сумке что-то гремит при ходьбе. На вопросительный взгляд Чона она неловко улыбается.

— Я взяла два ванильных молока из твоего холодильника, — она хлопает ресницами так очаровательно, что Гук лишь кивает и просит её выйти, закрывает квартиру на ключ и достаёт телефон, проверяет установленные скрытые камеры, что есть в каждой комнате, кроме ванной. Мера безопасности, о которой он позаботился сразу же, как вернулся из больницы. Они вдвоём садятся в машину Гука, и девочка боязливо осматривается, пристально рассматривает салон, словно он способен превратиться в пасть дикого зверя и поглотить её. Чонгук пристёгивается и бросает на неё полный сожаления взгляд через зеркальце заднего вида.

— Я не собираюсь тебя увозить куда-то в лес, Джухён. Мы правда едем к Тэхёну. Ты веришь мне? — он поворачивается к ней лицом и протягивает руку, сгибает пальцы и вытягивает лишь мизинец, смотря малышке в глаза. — Я обещаю, что с тобой всё будет хорошо.

Младшая некоторое время смотрит на крупную мужскую ладонь, неотрывно изучая взглядом тонкий мизинец парня и думая о чём-то своём. Когда Чонгук уже хочет смириться с судьбой, она вдруг поднимает крохотную ручку и сплетает их мизинцы вместе, смотрит аджосси в глаза.

— Я верю. Ты ведь брат Дженни-онни, — она слабо улыбается, и сердце Чонгука стремительно тает от этой детской милой улыбки, полной теплоты, добра и, самое главное, доверия. Она словно падший ангел, которому приходится сойти с небес и больно удариться о землю, но даже так она остаётся очаровательной, душа её является чистой. Мужчина кивает и заводит машину, они выезжают с парковки и мчатся по полупустой дороге в сторону больницы. Дворники беспрерывно скидывают с лобового стекла снег, видимость нулевая, но они добираются до здания клиники в целости и сохранности.

Они поднимаются наверх, знакомые медсестры здороваются с ними и спрашивают про самочувствие обоих. Оказывается, Тэхёна уже перевели в одиночную палату в другом крыле, и Чонгук бродит по незнакомому отделению, ведя девочку за руку. Наконец-то они добираются до нужной двери, в сердце парня бушует необъяснимый трепет, а Джухён смотрит на ручку двери очень неуверенно, свободной рукой поправляя повязку на глазу.

— Ты готова? — спрашивает он.

— Да, аджосси.

В палате тепло, койка пустует. Пациент сидит в инвалидном кресле у окна и смотрит на вальс снежинок за окном, фоном слушая музыкальный канал. Он не поворачивается к посетителям, возможно, слишком увлекается рассматриванием вида из окна, возможно, просто не хочет оборачиваться. Джухён крепче сжимает ладонь Чонгука, и парень поджимает губы, делая первые шаги к Киму.

— Привет, хён. Я пришёл сюда с Джухён, она очень хотела тебя увидеть, — тихо, боясь отвлечь старшего от мыслей, произносит он. Тэхён медленно оборачивается, словно в замедленном действии, прокручивает колёса кресла и подъезжает к ним. Смотрит странно на девочку, которая ищет в родном лице какие-то положительные эмоции. На её глаза наворачиваются слёзы, она очень сильно скучала.

— Оппа… — всхлипывает она и тянется руками к старшему за объятиями, и тот обнимает её. Возможно, становится жалко, возможно, не может позволить ребёнку плакать. Но по его задумчивому взгляду нельзя сказать, что он узнал её. Скорее, совсем наоборот. Он не может осознать тот факт, что ему двадцать семь, а не… сколько? Восемнадцать? Он во второй раз переживёт смерть родителей, знает ли парень вообще, что они мертвы, сообщили ли ему об это врачи, или умалчивают, чтобы состояние не ухудшилось? Чонгук не спрашивает, молчит, выходит в коридор и оставляет их одних. Джухён отлипает от брата и вытирает слёзы, а потом достаёт из рюкзака его любимое ванильное молоко в стеклянной бутылочке.

— О… ты знаешь, — шепчет он, слабо улыбаясь и принимая из её ручек напиток. «Ты правда моя сестра? Правда та кроха Джухён?» — спрашивает он у самого себя, снова поднимая взгляд на девочку. Она красивая, у неё на носу такая знакомая родинка, как у него, и еслиэто действительно не какой-то сбой в матрице, то ему грустно. Грустно от того, что он ничего не помнит.

— Аджосси и Дженни-онни говорили, что ты болеешь. Как ты себя чувствуешь, оппа? — она садится на край койки и едва болтает ногами. Тэхён смотрит на её джинсы и милый свитер с вышитыми цветами по всему периметру, смотрит на расстёгнутую куртку болотного цвета.

— Хорошо… — он пожимает плечами и делает несколько глотков холодного молока. Он болел? Или так замаскировали его кому? Врачи рассказали обо всём, что произошло, даже поверхностно сказали, из-за чего так всё случилось. Сначала Ким отказывался в это верить, потому что всё звучит как бред сумасшедшего. Он, прокуратура, убийства? Это ведь немыслимо. Он всегда мечтал стать работником приюта и ухаживать за животными, почему же тогда его понесло не в ту степь? — Джухён… А наши родители? Почему ты пришла с Чонгуком, а не с мамой?

Взгляд малышки чернеет, она прекращает болтать ногами и неотрывно смотрит в глаза старшего брата. Ким нервно сглатывает, чувствуя себя униженным всего одним взглядом — наверное, он спрашивает о том, о чём не следует спрашивать. Но он уже не может отменить произнесённые слова, остаётся только ждать.

— Они погибли, оппа, — тихо отвечает она. — Разве ты не помнишь?

— Я… — он теряет дар речи, опускает взгляд и поджимает губы. — Не помню. Прости, Джухён, я ничего не помню. Последнее, что сохранилось в моей памяти — это… твоё рождение.

Девочка опускает голову, складывает руки на коленках и мрачно молчит, обдумывая признание Тэхёна. Ей никто не сказал об этом, не предупредил. Почему? Это так нечестно, она должна была знать заранее о том, что с её братом, он ведь единственный родной и близкий человек, что у неё остался, и то, даже он её не помнит. Ким закрывает глаза. Она теперь… одна?

— Прости, Джухён.

— Ты не виноват, оппа, — девочка вытирает мокрые глаза и поднимает на него взгляд. Ей хочется куда-нибудь в уединенное место, спрятаться и плакать, чтобы успокоиться. Хочется обнять своего любимого зайчика, которого ей подарил брат, уткнуться в его искусственную шёрстку и тихо плакать, раздумывая обо всём. Но даже зайчика у неё теперь нет, даже он погиб в этом жестоком мире.

— Я уверен, ты была самой прекрасной сестрёнкой, — он улыбается так неловко и виновато, Джухён может лишь кивнуть, извиниться и, оставив второе молоко с плиткой шоколада на тумбочке, выйти в коридор. Чонгук сидит на диванчике у окна в зале ожидания и не сразу замечает, как девочка выходит из палаты. Выглядит она рассерженной, и быстрые шаги в его сторону явно не несут за собой мирную беседу.

— Почему ты не сказал? Что он ничего не помнит? — спрашивает она, заламывая брови и уже не сдерживая потоки слёз. Сердце Гука непроизвольно сжимается, он открывает рот, но не находит подходящих слов, выходит только повторяющееся: «Я не…» — Он ведь единственный, кто у меня есть. Был…

Девочка закрывает ладонями лицо и несдержанно всхлипывает, старается быть бесшумной, но не получается: она рыдает навзрыд, и Гук только надеется, что Тэхён не услышит. Он собирается с мыслями, пробуждает в себе все нужные качества и аккуратно подходит к ней, садится на корточки. Осторожно принимает её в свои объятия и гладит по голове.

— Ты сейчас злишься на меня, я понимаю. Я пытался уберечь тебя от слёз, боялся, что ты очень сильно расстроишься, если узнаешь обо всём. Прости, хотя мне нет прощения. Ты должна была знать об этом, ведь ты его сестра, и ты его очень сильно любишь, — говорит он максимально спокойный голосом, действительно сожалея о том, что не сказал. Он догадывался, что она может так отреагировать. Джухён вцепляется в его плечи и прижимается лбом к шее, её слёзы мочат воротник пальто. — Мы будем часто навещать его. Врачи говорят, что если близкие и любимые люди приходят к тем, кто потерял память, то пациенты вскоре всё вспоминают. Или, по крайней мере, большинство воспоминаний к ним возвращаются. Давай не будем сдаваться сейчас? — спрашивает он. Ким мычит что-то нечленораздельное и судорожно вдыхает воздух, кашляет и вытирает мокрые щёки о пальто мужчины. Они вдвоём добьются того, что Тэхён всё вспомнит, каких усилий бы это не требовало.

◎ ◍ ◎

Чёрный хёндай паркуется у здания больницы поздним вечером, из него выходит женщина в костюме в серую клетку, с собранными в хвост русыми волосами, дорогое приталенное пальто расстёгнуто. Она важно и горделиво проходит внутрь больницы, подходит к регистратуре и кашляет в кулак, отвлекая заболтавшуюся по телефону сотрудницу. Девушка кладёт трубку и придвигается к стойке регистрации.

— Чем могу вам помочь?

— Могу я узнать, где лежит Пак Чимин? Я её двоюродная сестра, недавно прилетела из Вашингтона и сразу же примчалась к вам, чтобы встретиться с сестрёнкой, — безбожно врёт она, и непутёвая девушка диктует ей номер палаты и этаж. Сейчас в здании почти никого нет, только пара санитарок и редкие врачи, что делают обходы, но в большинстве своём они просиживают время в ординаторских за чашкой кофе и документами. Девушка находит нужную палату и заходит внутрь. Вместе с Чимин лежит ещё какая-то девушка, но сейчас она, кажется, спит. Ссадины на теле уже зажили, в местах огнестрельных ранений остаются шрамы, на руке ещё виднеется бледная розовая полоса, затянувшаяся блестящей плёнкой. Суран глядит на потолок, замечает камеру, направленную на две койки, и прислоняется к стене, чтобы не быть замеченной на них. Она достаёт из кармана липучую накладку и, проскользнув вдоль стены, взбирается на стул под камерой и накрывает линзу чёрной плотной тканью. — Вот так, — шепчет она и спускается на пол, надевает чёрные перчатки и становится у ничего не подозревающей Чимин. Хотя она, скорее всего, слышит всё прекрасно, только препятствовать не может. — Привет, Чимин-а. Как у тебя дела?

Она хрипло смеётся, обнажая ряд белоснежных зубов, и заботливо убирает светлые пряди волосы с её умиротворённого лица. Корни уже отросли, натуральный тёмный цвет показывается миру. Суран опускает взгляд на катетер, подключённый к вене, и осторожно, преувеличено бережно вынимает его, зажимает небольшое отверстие от него пальцем, скидывает прибор вниз. Он глухо бьётся о пол.

— Прости, но ты забрала у меня Юнги, малышка Чимми, — шепчет она, словно колыбель, и открепляет от лица девушки аппарат искусственной вентиляции лёгких, с отвращением вынимает трубку из её горла и бросает вещь на пол. Девушка начинает задыхаться, и Суран, улыбнувшись ей на прощание, уходит, пока соседка Чимин не проснулась от шума и пока охранник не пришёл, чтобы проверить работу камеры. Суран выходит через заднюю дверь во дворик и оттуда огибает больницу, стараясь избегать камер. Её мстительная натура наконец-то радуется и успокаивается, она накормила своих внутренних демонов, и душа её окропляется новыми чёрными пятнами. Девушка возвращается к своей машине и видит, как на капот облокачивается мощными бёдрами неизвестный мужчина. Хотя черты его лица кажутся ей знакомыми, вспоминать его не очень хочется — он трогает её детку без разрешения, и она не станет сюсюкаться с ним. — Свали от моей тачки, выблядок, — плюёт она ему в лоб, доставая ключи и снимая с хёндая блокировку.

— А ты острая на язык, да? Я Ким Сокджин, будем знакомы, Суран, — он берёт даму за руку и целует костяшки пальцев, сокрытые под кожаной перчаткой. Шин усмехается, вспоминая, откуда она знает его. Её дорогой возлюбленный, царство ему небесное, работал на этого мужчину и получал приличные бабки с каждого задания. Пока одна из таких вылазок не стоила ему жизни.

— И что же ты делаешь тут? Возле моей машины, один, на виду у всех? Или нет проблем с законом? — язвит она, закидывая на водительское сидение свою сумочку и демонстративно откидывая хвост с плеча назад. Чёлка мягко прикрывает лоб, пряди подлиннее ложатся на скулы.

— А ты отличаешься от меня? Что ты делала в больнице, в палате Чимин? — любезно интересуется он, но Суран не ведётся на провокацию и только улыбается, скрывая всполохи пламени внутри самой себя.

— Ты не ответил ни на один мой вопрос, поэтому не вижу смысла отвечать на твои.

Сокджин усмехается и кивает, опускает взгляд.

— Справедливо. Я здесь, чтобы предложить тебе сотрудничество. Ты — мне, я — тебе. Как тебе такое?

— Я не собираюсь быть твоей собакой, я не на помойке себя нашла, милый, — Суран хлопает длинными накрашенными ресницами и миловидно улыбается, демонстрируя очаровательные ямочки. Эта женщина, словно ядовитая кобра, готовая в любой момент выпустить клыки. Совсем такая же, как и Юнги.

— Понимаю. Но ведь сама ты не сможешь отомстить всем, кому хочешь. Так? — его пухлые губы расплываются в улыбке, у глаз собираются зрелые морщинки. Он протягивает ей свою визитку, на которой значится «Ким Сокджин, бездушная бюрократия». Суран усмехается такой наглости, и её оставляют наедине со своими мыслями: мужчина уходит в сторону своего внедорожника, женщина проводит его изучающим взглядом и концентрируется на изучении номера, обозначенного в углу блестящей визитки. Если он правда думает, что завладеть ею так легко, то он глубоко ошибается, и она ему это докажет. Принесёт на блюдечке его поражение и будет упиваться сладким нектаром победы.

◎ ◍ ◎

Ёнхи пересматривает на ноутбуке видео из две тысячи шестнадцатого года, на которых они с Вонён на острове Чеджу. Счастливые, беззаботные, играющие на берегу в песке, залитые солнцем двенадцатилетние девочки, рядом с ними снуёт чёрный замызганный в морской пене пёс, тормошащий воздух своим гиперактивным хвостом. Крик из-за кадра, оператор начинает снимать Чонгука, которого Дженни обливает ледяной водой из океана, и вся его одежда промокает до нитки, с волос ритмично падают капли на покрытую мурашками кожу. Поджарую загорелую, местами облезлую и сгоревшую в зоне плеч щипет от морской соли, Гук снимает футболку и в сердцах бежит за хохочущей сестрой. Это лето самое любимое у Ёнхи. Тогда они полетели на море двумя семьями: все Кимы, Чонгук с Дженни и Вонён, которую отпустил со взрослыми её отец. Девушка отдала бы несколько лет своей жизни только ради того, чтобы ещё на один миг вернуться в то волшебное лето шестнадцатого года, когда она не знала, что такое тоска, угрызение совести и навязчивые мысли.

— Ёнхи-я! — с кухни зовёт мама, и девушка перекатывается на спину на кровати, потирая заслезившиеся глаза ладонью.

— Что-о? — мама в ответ молчит, и ей приходится через силу подняться с кровати и направиться на первый этаж, чтобы узнать, что же всё-таки хочет эта женщина. — Что, мам? — спрашивает она повторно, почти спустившись по лестнице. Она застывает на месте, увидев знакомую фигуру у входной двери. Парень, всё ещё в обуви и верхней одежде, мнётся в прихожей, держа в красных замёрзших руках подарок в праздничной упаковке с красивым бантом, совсем как в американских фильмах про Рождество.

— К тебе пришли, — говорит мама, всё ещё копошась на кухне. — Мальчик, проходи, не стесняйся. Можешь остаться на ужин.

Ёнхи одними губами шепчет ему красноречивое: «Нет, только попробуй согласиться», и Тао ей мило улыбается, заглядывая на кухню, пройдя по паркету на носочках.

— Разумеется, спасибо за приглашение, госпожа Ким, — он ловит на себе возмущённый взгляд девушки и разувается, снимает с себя верхнюю одежду, вешает на крючок ко всем курткам.

— Мам, мы побудем в нашей комнате, — сдержанно цедит девочка сквозь зубы и, пока Мённа не ответила ничего, хватает парня под локоть до следов на коже, тащит его за собой на второй этаж и толкает в их с сестрой общую комнату. Тэхи сейчас находится у бабушки с дедушкой в Сувоне, потому что у неё был день рождения несколько дней назад, но старички не смогли приехать, и они с папой сами решили навестить их. — Какого чёрта ты тут делаешь? Какого хрена ты согласился?! — она старается сдерживаться, но злость на парня берёт верх. Она толкает его в грудь так, что он теряет равновесие и падает на кровать. Китаец изумлённо поднимает бровь и наклоняет голову набок.

— Мне нельзя прийти в гости? У моего отца сегодня день рождения, и он захотел поблагодарить тебя за то, что ты помогаешь мне, — пожимает плечами Хуан. Его вдруг становится в жизни девушки слишком много, он не даёт ей вздохнуть нормально, она видит за день его чаще, чем родную сестру, и это её безумно бесит. С чего этот подонок решил, что может влезать в её личное пространство самыми наглыми способами? — Чего молчишь? Я вижу, что ты хочешь мне много чего сказать.

— Хочу. Но ты тупой и вряд ли поймёшь, — фыркает она.

Тао оставляет подарок на кровати и встаёт, надвигается опасно, девушка делает инстинктивно несколько шагов назад. В памяти возникает образ Субина и тот пустой класс, ситуация повторяется, только уже с крепким китайцем у неё в комнате. Она отрицательно машет головой, отгоняя подобные мысли, и это действие вызывает у него смешок.

— Ты боишься? — по голосу кажется, что он удивлён, и Ёнхи просто теряет дар речи. Удивлён? Нихрена подобного, он специально играет с ней: сначала молчанка, теперь что-то только ему известное, и чего он добивается — неизвестно.

— Не боюсь. Не смей трогать меня, — громко командует она, когда парень поднимает руку, тянется к ней, чтобы прикоснуться к молочной гладкой коже. Может, чтобы успокоить, но второй травмирующий опыт она получить не хочет. — Моя мама дома, и я могу позвать её прямо сейчас.

— И что ты ей скажешь? Я же ничего не делаю, — он пожимает плечами и в один шаг сокращает расстояние между ними, от чего её глаза округляются, лёгкие отказывают, тело немеет. Снова. Ёнхи сглатывает и пытается собраться с мыслями, упорно игнорирует спёртое дыхание парня у щеки и слегка подрагивающие в тихом смехе плечи. Он не трогает её, просто наслаждается реакцией и забавляется сложившейся ситуацией.

— Ребята, спускайтесь! — кричит Мённа с первого этажа. Тао улыбается невинно Ёнхи и, открыв дверь позади неё, выходит в коридор. Ким тяжело вздыхает, перед глазами бежит одинокая, но твёрдая фраза: «Ненавижу парней».

Ужин проходит мирно, мама обсуждает с Тао несколько интересующих её тем, по типу «где вы познакомились?», «как ты учишься в школе?», «чем занимаешься?» и подобные изыски. В итоге ей всё-таки удаётся спровадить его за дверь и облегчённо выдохнуть, подняться к себе в комнату и упасть устало на кровать. Коробка, отражающая свет от включившегося ноутбука, приковывает взгляд. Подарок от отца. Какая чушь. Ким берёт его в руки и разрывает обёртку, срывает бант и нервно смотрит на небольшую картонную коробочку. Она очень лёгкая, но в неё точно что-то есть. Страх, зародившийся в груди, сменяется детским любопытством, и девушка открывает подарок. Внутри лежит брелок с плюшевым зайцем фиолетового цвета.

— О Боже, придурок, — облегчённо шепчет она, убирая игрушку на кровать и бросая коробку под кровать. На телефон, что лежит на столе, приходит сообщение из KakaoTalk от неизвестного пользователя, этого номера в списке её контактов нет, он в принципе не отображается в дисплее.

闇がモンスタ ーを生む

今日はとても良い夜です、お元気ですか？

Перевод: сегодня такая хорошая ночь, как ты думаешь?

Ёнхи хмурит брови и решает проигнорировать данного абонента, но он продолжает писать. Окна с сообщениями всплывают поверх других программ.

闇がモンスタ ーを生む

無視しないで

Перевод: не игнорируй меня.

闇がモンスタ ーを生む

あなたが見えてます

Перевод: я вижу тебя.

闇がモンスタ ーを生む

あなたは読んでいる

Перевод: ты ведь читаешь.

闇がモンスタ ーを生む

あなたは今日とても美しいです、ヨンヒ

Перевод: ты такая красивая сегодня, Ёнхи.

闇がモンスタ ーを生む

Пользователь прислал видео.

Ким задумывается, стоит ли смотреть его, но всё-таки нажимает. В кадре появляется какая-то девушка, стоящая на остановке в зимнее время, и она с ужасом осознаёт, что это она сама. Видео длится всего пять секунд, и больше ничего на нём нет.

Вы.

Это шутка такая?

闇がモンスタ ーを生む

あなたが見えてます

Перевод: я вижу тебя.

闇がモンスタ ーを生む

あなたが見えてます

Перевод: я вижу тебя.

闇がモンスタ ーを生む

あなたが見えてます

Перевод: я вижу тебя.

Ёнхи дрожащей рукой тянется к трём точкам, чтобы заблокировать этого пользователя. Но он присылает ещё одно видео, и перед тем как распрощаться с ним, она решает просмотреть присланное и убедиться, что там всё хорошо. На видео она видит папу и Тэхи через окно, сидящих на кухне в доме бабушки и дедушки. Кажется, её сердце готово прямо сейчас остановиться.

Вы.

Кто ты?

闇がモンスタ ーを生む

面白くないと言えば

Перевод: если я скажу, то будет неинтересно.

闇がモンスタ ーを生む

ゲームをする？

Перевод: сыграем в игру?

Вы.

Что если я откажусь?

闇がモンスタ ーを生む

Пользователь прислал видео.

Девушка снова смотрит. Там уже снова она, сидящая за своим столом в комнате, решающая что-то в тетради в свете лампы. Тоже вид из окна с улицы, где-то из сада. По телу пробегают мурашки.

Вы.

Я пойду в полицию.

Вы.

У меня папа лейтенант!

闇がモンスタ ーを生む

あなたはばかです

Перевод: дурочка.

闇がモンスタ ーを生む

あなたには時間がありません、私はあなたに従います

Перевод: ты не успеешь, я слежу за тобой.

Вы.

Хорошо, что ты хочешь?

闇がモンスタ ーを生む

明日の夕方7時に学校の教会に来る

Перевод: приди завтра в семь часов вечера к церкви у школы.

闇がモンスタ ーを生む

2番目と3番目の墓石の間に立つ

Перевод: встань между вторым и третьим надгробием.

闇がモンスタ ーを生む

自分に来て

Перевод: приходи сама.

Вы.

Хорошо.

Пользователь выходит из сети, Ёнхи перечитывает их переписку ещё несколько раз, просматривает видео и не знает, что ей делать. Может, это просто розыгрыш какой-то? Но откуда у него запись с Тэхи и папой? Ким судорожно вдыхает воздух.

Завтра она либо узнает что-то новое, либо сильно пострадает. Но выбора у неё нет.

Комментарий к полёт ласточки

отзывы в студию, малыши

это ведь самый главный источник вдохновения

========== свет маяка ==========

Комментарий к свет маяка

иллюстрация к главе: https://vk.com/honeyboys

посмотрите обязательно))

— Ты не пойдёшь туда одна, — слышится из наушников подкошенный голос крёстного, и девушка вздыхает, отрицательно качая головой. В комнате темно, глаза болят от света с монитора. Она лежит на кровати, посматривая на одинокую холодную постель младшей сестры, и дожидается их приезда. Уже три часа ночи, совсем скоро утро, а они с Чонгуком продолжают обсуждать ту сеть сообщений, которые присылал ей инкогнито. Его ник переводится как «монстр из тени», и это ничего не даёт, номер пробить не удаётся: они звонят Хосоку, и тот пытается что-нибудь предпринять — без вариантов. Он сидит с ними в видеочате час, после чего ложится спать. Мужчина говорит тихо, так как внизу в гостиной спит девочка, которой любезно предоставляет раздвинутый диван перед телевизором. Мультики до сих пор идут, и голоса персонажей изредка добираются до комнаты сквозь прикрытую дверь. Раз в полчаса он проверяет камеры видеонаблюдения в гостиной и на лестничном пролёте, чтобы убедиться, что всё хорошо и их не собирается пристрелить очередной псих. Из-за произошедшего у него теперь настоящая паранойя.

— Сказали приходить одной. Я знаю, что это глупо, но… ты ведь видел фотографии. Никто, кроме нас, не знал, что они поедут к бабушке с дедушкой, — так же шепчет она, чтобы не потревожить маму в соседней комнате. Сейчас они оба словно агенты под прикрытием, разбирающие страшные послания. В другой ситуации Ёнхи бы посмеялась над таким сравнением, но сейчас совсем не до шуток, потому что ей страшно за сестру и за папу. Никто не даёт гарантий, что он не повторит судьбу Чонгука? Она не хочет, чтобы под рёбрами у папы поселилась маленькая свинцовая пуля.

— Мы можем вызвать патрульных и оставить их в засаде на всякий случай, — предлагает Гук. Вообще, была бы его воля, он бы написал этому ноунейму и вывел бы его на чистую воду с помощью парочки запрещённых психологических приёмов, но Ёнхи не разрешила ему. Но не может предать доверие крестницы и сделать всё по-своему, поэтому сейчас приходится искать компромисс. Чонгук массирует голову пальцами и устало смотрит на стоящую колыбель Ньютона, рука первее мыслей оттягивает один шарик и запускает цепочку лёгких стуков. Как сильно лишние звуки его сейчас не раздражают, ритмичное биение металла его почему-то успокаивает, мысли словно просветляются.

— А если он поймёт? Или она… — девушка переворачивается на спину и скидывает с лица упавшие волосы. Рядом с ноутбуком лежит мягкий маленький кролик, очень пушистый и приятный на ощупь, такой когда-то был у Тэхи, пока она его не потеряла где-то в детском саду. Вполне возможно, что какой-то ребёнок подобрал его и забрал к себе, и Ёнхи подумывает о том, чтобы подарить эту игрушку сестре. Или подаренное не дарят дважды? С одной стороны, так ведь и есть, но с другой… зачем ей хранить подарки от этого вегугина? Или от его отца… Неважно.

— Ты придёшь одна, мы будем уже на месте, чтобы не вызвать никаких подозрений.

Чонгук устало упирается локтями в стол и кладёт лицо в ладони, перечитывая в телефоне скинутые скрины с перепиской и переведёнными сообщениями. Честно, ему в голову не приходит ни одной мысли о том, что этому человеку нужно от его крестницы. Может, он знает о флешке? И таким образом пытается уничтожить информацию? Странно, но почему нет? Или это тот загадочный Субин из музыкальной школы? Но что нужно ему? Они так и не смогли добраться до объективной истины, что же происходило между Субином и Вонён последние дни-недели, когда та абстрагировалась от общества своих друзей. Парень утверждал, что они были лишь знакомыми, несмотря на провокационный снимок и подпись в закрытом аккаунте погибшей девушки. Он утверждал, что это всё шутки и не было ничего серьёзного. Но возможно ли, что так думает только парень? Какова вероятность того, что девушка не считала иначе? Не считала его своим маяком? И кто был таинственный третий, кто фотографировал их?

— Ты не уснула там?

— Нет, — раздаётся тихо откуда-то из-за кадра, девушка снова перекатывается на живот и упирается локтями в постель, устало устремляя взор в камеру. Она уже клюёт носом и каждые пять секунд проверяет телефон, надеясь, что папа позвонит. Да, ночью, в три часа, но ей очень хочется сейчас услышать его голос и узнать, что всё в порядке.

— Спать не хочешь?

— Нет, — отрицательно мотает головой она.

На заднем плане у Чонгука появляется лёгкое движение, Ёнхи цепляется взглядом за медленно открывающуюся дверь и застывает, неотрывно смотря за спину крестному. Она шепчет одними губами «аджосси», и мужчина оборачивается, слегка отодвигаясь в сторону на стуле. Из тени выходит сонная девочка, тёмные волосы приклеились к её красной щеке. Свет от лампы яркими вспышками отражается в её приоткрытом глазе. Радужка с карими волнами и проблесками подсвечивается изнутри. Ёнхи не впервые видит её, но сердце сжимается каждый раз. Чонгук рассказывает, что они уже посещали Тэхёна, и эта встреча закончилась не очень: крёстному весь день приходится поднимать малышке настроение, и к ночи он уже больше похож на безэмоционального зомби-призрака.

— Что случилось? — Чонгук отворачивается полностью от своего ноутбука и подъезжает на кресле к девочке, она сонно трёт глаза и обнимает себя руками. Даже через камеру видно, что девочка дрожит, но исходя из того, что Гук сидит сам в футболке и домашних шортах, можно сделать вывод, что ей не холодно.

— Мне приснился кошмар, — шепчет девочка почти бесшумно, переводя взгляд на ноутбук, где отображается тусклое изображение Ёнхи. Девушка неловко улыбается и машет ребёнку рукой. Но Джухён, кажется, совсем не рада такой встрече. Она пока не отходит от плохого сна, но вместе с тем очень хочет спать. — И я хочу пить.

— Ох, сейчас, — вымученно говорит он и встаёт, просит её посидеть здесь и спускается на первый этаж. Джухён садится на мягкий, слишком высокий для неё стул и подтягивается неуклюже к столу, складывает руки на поверхности и кладёт на них голову.

— Привет, — начинает Ёнхи.

— Привет, — сипит девочка. По спине Ким бегут мурашки, когда она смотрит на второй глаз малышки. Сейчас она без повязки, смотрит прямо в камеру и, кажется, уже не чувствует никакого дискомфорта, может, даже не думает о том, как она выглядит спросонья. Сейчас у неё есть только две жизненно важные потребности: спать и пить.

— Как у тебя дела? Чонгук тебя ведь не обижает, верно? Ты только скажи, я приеду и отругаю его, — тихо смеётся она, умиляясь с расплывшегося облачка перед ноутбуком. Джухён молча смотрит на Ёнхи и ничего не говорит, даже не улыбается, и девушку это сильно смущает, потому что она чувствует себя каким-то глупым клоуном. Может, у них что-то не так? Почему вообще Джухён сейчас живёт с Чонгуком, если Дженни свободна? Она просто скидывает эту обязанность на плечи старшего брата? Ёнхи решает поинтересоваться. — Дженни-онни к вам приходит?

— Да, — выдыхает ребёнок. — Она пришла один раз с каким-то аджосси, они посидели на кухне и ушли.

— С каким аджосси?

— Я не знаю, как его зовут, — девочка зевает. — У него были рисунки на руках, ладошки и лента какая-то…

«Хосок», — думается Ёнхи, и она кивает. В комнату возвращается Чонгук с тарелкой печенья и небольшой бутылочкой ванильного молока, с которыми девочка забирается на кровать. Она отказывается смотреть что-либо на его телефоне и просто грызёт в тишине сладкие «день и ночь», пока Чон снова занимает свой трон у ноутбука.

— Думаю, тебе стоит поспать и освежиться перед завтрашним днём. Я заеду за тобой и поедем в Сомун. Всё-таки хорошо, что Намджун сейчас в отъезде, — усмехается Гук, бросив короткий взгляд на стучащую ньютоновскую колыбель.

— А Джухён? Она поедет с нами?

Чон осекается и оборачивается на девочку, что сидит на его кровати, уже укутавшись в одеяло, и только её головка выглядывает, жуя печенье и потягивая из трубочки молоко.

— Я позвоню утром Дженни. Если не выйдет, то отвезу её к маме.

Последние несколько недель они с мамой приходят к компромиссам и практически не ругаются. Так же Чонгук обещает, что уйдёт из полиции сразу же после раскрытия дела об убийстве Чан Вонён — и женщина немного, но успокаивается. Всё-таки это лучше, чем если бы Гук до конца жизни сводил концы с концами как сторожевой пёс Сеула. Конечно, он ещё не придумал, куда сможет поддастся после увольнения, но это проблемы будущего его, а сейчас у него совсем нет времени для подобных размышлений. Ёнхи кивает, они желают друг другу спокойной ночи и отключаются от звонка. Скайп демонстрирует окно переписки, которая наполнена только разноцветными сообщениями от вызовов. Ким ещё некоторое время рассматривает аватар крёстного, где он важный сидит в костюме, словно бы его фотографировали на паспорт, и закрывает крышку ноута, откладывает на стоящий возле кровати стул. Рядом с рукой оказывается что-то мягкое и пушистое, и девушка берёт игрушку в руки, несильно сжимает и гладит.

Нет. Ей определённо не стоит принимать этот подарок от этого китайца.

◎ ◍ ◎

В пекарне тепло и пахнет сладостью, вид на полках витрины завлекает, глазурь симпатично поблёскивает на свету. Хосок долго возвышается над шоколадными эклерами и пирожными-корзинками, пытаясь определиться с выбором. Дженни рассматривает разноцветные пончики и решает взять три, чтобы отнести в больницу и хоть немного порадовать друзей. Хосок в итоге забивает и выбирает самым проверенным способом: считалочкой. Купив эклеры, они выбираются на более прохладную улицу с ветром и направляются к городской клинике. Недавно Хосок сделал ещё одну татуировку на запястье: строчки из его любимой песни, особенно важные слова выделены красным. Иногда, рассматривая своего парня, Дженни задумывается о том, чтобы сделать себе одно тату. Маленькое, незаметное, но значимое. Что-то действительно со смыслом. Но пока что никаких идей у неё нет.

— Я вроде бы на зоже, но ты умеешь уговаривать, — с наигранным недовольством девушка достаёт из пакета один пончик с голубой глазурью и присыпкой и пробует, чуть щурится от чрезмерной сладости и думает о том, что без воды съесть это будет невозможно.

— Зож для лохов, дорогуша, бери от жизни всё или ничего, — он зажимает в зубах одну сигарету, стойко держась под рассерженным взглядом девушки.

— Я тебя просила бросить.

— Я не могу так сразу кинуть курение, знаешь ли!

Ким гордо задирает нос и, особенно сильно цокая каблуками по асфальту, удаляется вперёд, оставляя Хосока в его сигаретном дыме позади. Он лишь закатывает глаза, затягивается быстренько пару раз и выкидывает остаток в урну, убегая за своей скандалисткой. Придя в больницу, они первым делом решают навестить Чимин и проверить, очнулась она или нет. Все ждут её не меньше, чем Тэхёна, потому что она тоже член команды и верный друг. Да, немного странная, со своими тараканами в голове, но ответственная, милая и добрая, а это главное. Без неё многие расследования затянулись бы на гораздо больший период времени. Да и мир нуждается в таком человеке, как Пак Чимин. Они поднимаются в нужное отделение и видят у одной из палат раздосадованную женщину, которая не скрывает слёз и очень громко выражает свои эмоции врачам. Те лишь кротко кланяются и извиняются за что-то, а женщина громко заявляет, что пойдёт разбираться в полицию. Хосок хмыкает и вклинивается в разборки.

— Полиция здесь. Что здесь случилось? — интересуется он. Женщине на вид около пятьдесят-шестьдесят, она выглядит знакомо, но он не может понять, где он её видел и кого она ему напоминает.

— По невнимательности этих врачей, этой больницы, моя дочь теперь не сможет жить так, как раньше! Из-за их невнимательности теперь она не сможет дышать самостоятельно и будет прикована к инвалидному креслу навсегда! — она снова заливается слезами, а голос срывается. — Моя доченька… Моя милая девочка… За что же тебе всё это?! Почему о тебе не смогла позаботиться твоя же больница?!

Хосок ведёт плечом, неспособный полностью вникнуть в суть, и Дженни чуть толкает его в бок локтем, кивая на табличку у палаты. Имя пациента: Пак Чимин.

— Госпожа, это лишь один из возможных исходов, мы не можем что-либо гарантировать вам на сто процентов, — пытается успокоить женщину молодой врач.

— Вы сказали, что шанс один к миллиону и в её случае вы на девяносто девять процентов уверены в том, что её жизнь будет разрушена! — к женщине подходят другие врачи, пытаются успокоить и уводят за собой, чтобы дать ей успокоительное и провести небольшую беседу, в которой она сможет всё высказать в самой наилучшей форме каждому желающему. Хосок смиряет взглядом интернов и заходит в палату, за ним следует Дженни, предупреждая, что они с Чимин друзья. Девушка выглядит жутко в том многочисленном количестве аппаратов, которые поддерживают в ней жизнь. Она не выглядит как человек, который снова сможет жить, как прежде. Чон медленно ковыляет к койке и садится рядом. Соседка Чимин поворачивает к ним голову и сочувственно вздыхает, уныло наблюдая за посетителями.

— Что вообще произошло здесь? В чём вина врачей? Я вообще ничего не понял, — хрипит он, осматривая палату. Ничего необычного, совсем.

— Вчера кто-то приходил к ней… — негромко говорит её сожительница, привлекая к себе внимание. — Я видела, как кто-то уходил отсюда после того, как она стала задыхаться… Все аппараты были выдернуты… К сожалению, я спала и не видела лица, не успела понять…

— Это была девушка или приходил парень?

— Девушка… Определённо, — вздыхает она. Хосок неопределённо заламывает брови, закусывая внутреннюю сторону щеки. — Но ничего большего сказать о ней не могу…

— Может, вы помните, во что она была одета? Какими были её волосы? — задаёт вопрос Дженни, и Хосок, переводя взгляд с одной на другую, задумчиво прижимает ладонь ко рту.

— Не знаю… Я увидела её за секунду до того, как закрылась дверь… Мне кажется, у неё были светлые волосы… Длинные? Возможно, — отчаянно копаясь в своей памяти, говорит пациентка. — А одежда… Что-то серое, может быть…? Ничего примечательного я не заметила…

— Нам нужно здесь всё осмотреть и снять отпечатки пальцев, — Хосок бросает взгляд на камеру видеонаблюдения и замечает, что она работает. — Нужно будет прочистить камеры. А ещё спросить этих интернов, почему нас никто не вызвал сразу после случившегося. Или для них это шутки? — внезапно поняв чувства, судя по всему, матери Чимин, которая в коридоре устроила громкую сцену, он решительно направляется к блоку администрации, а Дженни решает навестить вторую палату, пока её парень будет вершить правосудие. Ей хочется закончить раньше, чем полицейские начнут штурмовать здание и разводить шум возле места происшествия.

Она стоит перед бежевой дверью одинокой палаты, вспоминая рассказ Чонгука об их неудачном походе с Джухён к её брату. На самом деле, она и подумать не могла, что девочка так быстро обо всём догадается, но, если быть честной, то так даже лучше: не придётся играть перед ней и надевать маски, не придётся врать о том, чего не существует и чего никогда не будет. В любом случае, она ведь уже не маленькая, очень сообразительная и умная девочка. И даже такой поворот в своей судьбе она смогла принять с достоинством. Ведь сейчас у неё есть друзья, так? Дженни, Чонгук… остальная команда. У неё есть те, кто смогут о ней позаботиться, пока брат находится на пути выздоровления. Дженни кротко стучит в дверь и заходит.

Тэхён сидит в кресле и смотрит на вид за окном. Сегодня солнечно и безоблачно, снег тает и всё напоминает раннюю весну. Парень сжимает в ладони кулон-сердце, любовно оглаживая металл большим пальцем, согревая в своих горячих влажных ладонях. Он безумно хочет домой, хочет увидеть хотя бы ещё раз своих родителей, хотя бы на одно короткое мгновение, запечатать их лица в своей памяти в последний раз. В его голове до сих пор не укладывается то, что их больше нет в живых, что ему двадцать семь лет и… да вообще всё не укладывается в его голове. Словно это не его жизнь. Словно он переместился в тело совершенно другого человека, но каждый раз, когда он смотрит в зеркало, он видит себя. Себя взрослого, с мимическими морщинами и тяжёлой складкой между бровями. Он видит свои карие глаза и свои всегда бывшие русые волосы, и только это связывает его с теми светлыми днями, когда ему было восемнадцать. Никто не может рассказать ему о том, что с ним происходит все эти годы, почему он внезапно становится частью преступной жизни Южной Кореи. Почему в его крови какой-то опасный препарат с длинным заумным названием, о котором он никогда не слышал и не знал? Что находится в той пропасти, что отделяет его теперешнего и его восемнадцатилетнего? Почти тридцатилетний мужчина, переживший остановку сердца и лежащий в больнице на восстановлении после принятия препарата, и восемнадцатилетний мальчишка, только что попрощавшийся со своими школьными друзьями и спешащий на свидание с девчонкой, которая отшивала его два года. Что находится между ними? Что стало той отправной точкой, которая заставила его полностью изменить свою жизнь? Смерть родителей? Или что-то гораздо большее? Он не замечает, что кто-то входит. Мысли настолько поглощают его, жуют, что он ничего не видит ни перед собой, ни вокруг: смотрит в одну точку, кажется, что на пейзаж за окном, но на самом деле он совсем не видит окружение. Он находится далеко в две тысячи десятом году, беззаботном и счастливом, как ему теперь кажется. Он понимает, насколько тогда был счастлив и как то мироощущение отличается от теперешнего.

Девушка не спешит прерывать его размышления. Она осматривает его заправленную койку, кладёт тихонечко сумку на стул и натыкается на ещё одну плитку шоколада, нетронутую. Наверное, Ёнхи с утра заходила и оставила очередной подарок Тэхёну, не давая ему забыть о том, что он кому-то ещё нужен в этом мире. И пускай он совсем не знает её, и она тоже знает о нём только сухие факты, она поддерживает парня и не даёт ему зачахнуть, как цветок на подоконнике в палате. Пакет с последним пончиком она кладёт рядышком и садится на стул, всё так же смотря на шоколад, подаренный Ёнхи. Эта девочка иногда удивляет её своим безграничным запасом заботы и любви к близким людям. Дженни знает её с самого детства, они выросли вместе, но когда девочке было десять, а ей пятнадцать, им пришлось расстаться на долгие годы из-за учёбы, и Ёнхи уже стала подростком, когда они встретились вновь. Она кажется ей совершенно другой, но сейчас она доказывает обратное, и девушка понимает, что Ёнхи — всё та же маленькая заботливая девочка, какой она её помнит, только вот многое ей передалось от Чонгука: скрытность, нелюдимость, грубость. Наверное, они слишком много времени проводили вдвоём — лучшие друзья с малых лет. Он стал её крёстным отцом в двенадцать лет и, в отличие от своей сестры, провёл остальные года рядом.

— Привет, — слышится надорванное со стороны окна. Девушка даже не замечает, как тоже уходит в собственные мысли, засмотревшись на красивую дорогую обёртку. Тэхён разворачивается на инвалидном кресле к ней, надев кулон на свою шею. Его взгляд выражает тоску, но ничего более. Возможно, он уже принимает своё поражение, но мысли о прошлом всё же заставляют его скучать.

— Привет. Как ты себя чувствуешь? Как твои ноги?

— Неплохо, — он пожимает плечами. — Врач говорит, что нужно пробовать ходить, но у меня не получается. Совсем, — он мрачнеет на глазах и снова отводит взгляд в окно. Дженни собирает всю свою мужественность и встаёт с места, подходит к обречённому мальчишке, затерявшемуся в теле взрослого мужчины.

— Ты видел когда-нибудь, как учатся ходить дети? — спрашивает она и ловит на себе немного недоумённый взгляд старшего.

— Ну… да, — Тэхён чешет затылок и поджимает губы. — Но к чему это?

— Когда они учатся ходить, они много раз падают, но никогда не останавливаются, хотя они всего лишь дети. Они не могут ничего сказать, не могут оценить свои способности и мало чего понимают, но уже идут к своей цели. Разве ты чем-то хуже? Конечно же нет, — она улыбается и протягивает ему руку.

Тэхён нерешительно переводит взгляд на аккуратную тонкую ладонь с красивым маникюром, теряется в своих чувствах. Она права, но он… он просто не может поверить в свои силы и в то, что у него действительно когда-то получится снова встать на ноги. Твёрдо, без чьей-либо поддержки, снова получится бегать, прыгать, радоваться жизни… Всё это звучит как что-то недосягаемое, что лично ему в этой жизни не светит.

— У тебя получится, если ты захочешь этого. Поверь мне, — она продолжает так ярко улыбаться, словно самому близкому другу, и сердце Тэхёна раскалывается на миллиарды частиц. У него никогда не было друга. Только школьная компания, в которой он проводил почти всё время, но они разделяли друг с другом только счастливые моменты. У него не было друзей, когда ему было плохо. Но сейчас… почему сейчас эта девушка, о которой он ничего не помнит, почему сейчас она поддерживает его и пытается помочь? Его глаза наполняются слезами, Ким опускает голову.

— Я… надеюсь, — шепчет он, когда его крупная ладонь всё-таки ложится в девичью. Он будет пробовать ходить ради того, чтобы выздороветь, чтобы снова бегать, чтобы жить, как полноценный человек, чтобы от него в этом мире был толк. Будет пробовать ходить ради тех людей, кто продолжают навещать его каждый день.

◎ ◍ ◎

闇がモンスタ ーを生む

こんにちは、ハニー

Перевод: привет, милая.

Сообщение приходит, когда Ёнхи с Тао, покрасившим волосы в чёрный из-за школьного устава, сидят в кафе и пытаются разобрать новый параграф в учебнике корейского языка. Телефон лежит вверх экраном, и уведомление всплывает на всеобщее обозрение. Ёнхи думает, что это сообщение от папы, и, не делая перерыва в учёбе, берёт смартфон в руки. Он тут же вылетает из них на стол, когда она видит уже знакомый ник с японскими иероглифами. Китаец вопросительно изгибает бровь, пройдясь взглядом по её испуганному лицу, и хочет проверить источник внезапно накатившего страха. Как так, что её пугает что-то иное, а не он сам? Это его оскорбляет и унижает.

— Что там такое? Кто написал? — интересуется он, зажимая ручку в зубах, и тянется на самсунгом. Его бьют по руке и грозно пихают локтем в сторону.

— Не учили, что чужое брать нельзя?! Бестолковый кретин, — шипит она, отворачиваясь и открывая диалоговое окно.

闇がモンスタ ーを生む

友達を作れないの？

Перевод: никак не можете подружиться?

Ёнхи осматривает зал кафе, но не видит никого, кто смотрит на них, кто сидит в телефоне, выглядит подозрительно или знакомо. Всё так… обычно. И от этого страшно, безумно страшно.

— Да что такое? — изумляется начавший нервничать вегугин, агрессивно грызя кончик ручки. Кореянка ничего ему не отвечает и смотрит на всплывшую надпись под ником:«Пользователь печатает…»

闇がモンスタ ーを生む

タオはいいです、彼と友達になってください

Перевод: Тао хороший, подружись с ним.

Ёнхи разворачивается к парню и с силой отвешивает ему пощёчину, от чего ручка отлетает на пол, а звонкий звук удара разлетается по всему помещению. Некоторые посетители поглядывают на них в желании сделать замечание, некоторые смотрят из любопытства и в предвкушении громкой сцены. У Тао глаза на лоб лезут от такой храбрости, щека мгновенно краснеет и болит, стоит ему коснуться её рукой. Китаец ещё ничего не делает, но уже получает от девушки по лицу. За что?

— Это ведь твой друг, да?! Вы решили меня разыграть?! — истерит она, бросая свой телефон на стол. Парень, хмуро глянув на неё, берёт гаджет и листает переписку. Всё приходится читать с переводом, так как японского он тоже не знает, и в конце переписки его лицо становится задумчивым. Он не знает, кто этот человек и чего он хочет, но Тао вряд ли с ним знаком. И тем более он вряд ли работает на Сокджина, и это приводит в замешательство. Кто ещё покушается на его жертву?!

— Нет, это не мой друг. Я не знаю, кто это, и я удивлён так же, как и ты. И какого хрена ты ударила меня сейчас?! Истеричка! — он старается не повышать голос, но внутри всё кипит. Почему эта девушка… вот такая?! Почему он не может реагировать на все её капризы спокойно, безразлично, как со всеми, почему здесь и сейчас он готов взорваться только от того, что его ударили по лицу? Когда он работает у такого человека, как Сокджин?! Он терпел годы унижения и боли молча, и что сейчас?! Он чувствует, как ненавидит эту девчонку всеми закоулками своей души, ему хочется прямо сейчас придушить её, руки чешутся, но он дарит ей только один гневный взгляд.

— Тогда почему он мне пишет?! — она едва сдерживает слёзы от безысходности, пока на телефон приходят новые сообщения. Они не обращают на них внимания, потому что сейчас между ними разгорается пожар. Пожар, состоящий из ненависти, злости, презрения.

— Мне откуда знать, я тебе, что, экстрасенс?! Гадалка?! Какого хрена ты от меня хочешь?!

К ним подходит строгий официант с просьбой быть тише или уходить из заведения. Девушка, недолго думая, собирает все свои вещи, хватает телефон со стола и действительно уходит. Тао жуёт нижнюю губу в ярости, закидывает вещи в сумку, оплачивает счёт и летит за ней. На самом деле, Ёнхи немного страшно за саму себя, потому что, помимо анонима из сети, у неё созревает новая проблема в виде буйного китайца, которого ей удаётся вывести из душевного равновесия, в котором он был на протяжении всего их общения. Она доводит до белого каления апатичного вегугина, и неизвестно, чем всё это может закончиться. Девушка включает на улице телефон и просматривает все написанные сообщения.

闇がモンスタ ーを生む

けんかは悪い

Перевод: ссориться плохо.

闇がモンスタ ーを生む

友達が必要だと思う

Перевод: думаю, тебе нужны друзья.

闇がモンスタ ーを生む

あなたはいつも一人です

Перевод: ты ведь всегда одна.

闇がモンスタ ーを生む

一人でいるのは怖くないですか？

Перевод: не страшно быть одной?

闇がモンスタ ーを生む

この大きな…

Перевод: в этом большом…

闇がモンスタ ーを生む

汚れた…

Перевод: грязном…

闇がモンスタ ーを生む

怖い世界…

Перевод: страшном мире…

闇がモンスタ ーを生む

あなたは誰も蜂蜜を持っていません^^

Перевод: у тебя ведь нет никого, милая^^

闇がモンスタ ーを生む

私は最初の会議でもこれを確信しました

Перевод: я убедился в этом ещё в первую нашу встречу.

— Куда ты погнала? Думаешь, я отвалю?! Нет! — орёт вылетевший из кафе китаец. Ёнхи дрожащими руками пытается убрать телефон в карман, но его нагло вырывают из рук и поднимают вверх. Ёнхи поддаётся новому порыву ненависти к этому парню за его высокий рост, потому что отобрать свой мобильник теперь уже было невозможно. — Угомонись, я, может, помочь хочу. Типа мне интересно! Всё, угомонись, истеричка, — пыхтит он, просматривая сообщения. Девушка шипит недовольно, хмурится так, что глаза чернеют, но попытки что-то предпринять сходят на нет. Она просто стоит и смотрит на бледные руки, в которые заточён её телефон.

闇がモンスタ ーを生む

こんにちはタオ

Перевод: привет, Тао.

Его аж передёргивает, и он, не спросив разрешения и включив дополнительную языковую раскладку, начинает переписываться с инкогнито. Даже после нескольких подзатыльников и криков прямо в ухо.

Вы.

你到底是谁 ？!

Перевод: кто ты, чёрт возьми, такой?!

Он решает идти от противного: что случится, если он ответит на китайском? Этот пользователь ведь знает его, знает, что он китаец. Может, это кто-то, кого знает он сам?

闇がモンスタ ーを生む

你想说中文吗？

Перевод: хочешь поговорить на китайском?

闇がモンスタ ーを生む

好

Перевод: хорошо.

闇がモンスタ ーを生む

我们是朋友，我不会拒绝你

Перевод: мы же друзья, не откажу тебе^^

Вы.

你没有回答我的问题

Перевод: ты не ответил на мой вопрос.

闇がモンスタ ーを生む

已回答

Перевод: ответил.

闇がモンスタ ーを生む

我是你的朋友

Перевод: я твой друг.

Вы.

我没有朋友

Перевод: у меня нет друзей.

Вы.

你想从英熙那里得到什么

Перевод: что тебе нужно от Ёнхи?

闇がモンスタ ーを生む

哈哈哈哈哈哈哈哈

— Смешно ему, гад, — шипит Тао, падая задницей на ступеньки, неотрывно следя за строкой «Пользователь печатает…» Ёнхи без вопросов садится рядом, буря внутри неё утихает, потому что ей самой интересно и волнительно от этой переписки, которая набирает обороты. Ей не понятно, почему Тао себя так ведёт, но пока не до вопросов.

闇がモンスタ ーを生む

她今天会发现一切

Перевод: она всё узнает сегодня.

闇がモンスタ ーを生む

我不在那等你

Перевод: и тебя я там не жду.

闇がモンスタ ーを生む

如果你来的话…^^

Перевод: если придёшь, то…^^

Вы.

王八蛋

Перевод: сукин сын.

Вы.

我不会来

Перевод: я не приду.

Пользователь 闇がモンスタ ーを生む был в сети 5 минут назад.

— Кто он вообще такой? — шипит Тао, когда его вынуждают вернуть телефон владелица. Ким смотрит на китайца со вздёрнутой бровью.

— Ты думаешь, я знаю? Почему ты вообще полез с ним общаться? Какое тебе дело до этого? Я, может, и сама разберусь, — канючит девушка и цокает. Тао убирает назад тёмные волосы и поправляет очки, смотрит на дорогу, по которой ездят автомобили на разных скоростях.

— Просто стало интересно. Мало ли, этот японец станет меня тоже преследовать. Я не хочу, — пожимает он плечами и ухмыляется уголками губ, за что получает в очередной раз по голове. Ёнхи встаёт с холодного кафеля и идёт вдоль дороги, Тао вдруг догоняет её и идёт рядом как ни в чём не бывало.

— Чего таскаешься за мной? Я не домой.

— А куда?

— Тебе какая разница? — приготовив кулак для очередного удара, она всматривается в его профиль.

— Хочу провести тебя. Вдруг тебя зарежут где-то в подворотне, и как я потом экзамены сдавать буду?

Ким закатывает глаза и хочет сказать ещё что-то, но, на самом деле, ей с вегугином будет спокойнее. По крайней мере, это не он тот загадочный аноним, который пишет ей не очень весёлые вещи, и на двоих вряд ли нападут. В любом случае, её смогут защитить?..

— Ладно, ты же не отвянешь.

Вегугин хмыкает и, подумав, кивает. Да, это действительно так. Он не отстанет от неё, пока не завершит свою работу.

◎ ◍ ◎

— Ты готова? — Чонгук проверяет прослушку на девичьем пальто и поправляет камеру на шарфе. Уже шесть часов, они готовы ехать, Ёнхи доберётся сама. Геолокация на её телефоне транслируется на мониторы Хосока, который останется в офисе Сомун и будет периодически оповещать коллег о том, где подросток находится в течение всей операции. Ким очень волнуется по поводу всего этого, потому что ей кажется, что этот японец прикончит её быстрее, чем крёстный и полиция сможет что-либо предпринять. Но тем не менее сдавать позиции она не намерена.

— Да, готова, — сглатывает она и смотрит в зеркало. Каштановые волосы собраны в хвост, длинное чёрное пальто закрывает всё, кроме щиколоток. Вся команда уже расходится по машинам, Хосок следит за геолокацией, и все готовы к отплытию.

— Давай, ты сможешь. Мы приедем пораньше и будем в округе, не беспокойся, — он хлопает её по плечу, обнимает и спускается к автомобилям. Они уезжают, а девочка идёт в сторону автобусной остановки, чтобы доехать самостоятельно. Приезжает она без десяти семь и медленно идёт к назначенному в переписке месту. Рядом она совсем никого не видит, это сильно напрягает, но она идёт к могиле. Она помнит это место очень хорошо, когда-то она здесь была, и её опасения, внезапно выросшие, оправдываются. Она подходит к могиле своей подруги и видит коробку в подарочной обёртке, которой тут раньше не было. Дыхание перехватывает, она осматривается. Создаётся впечатление, что за ней кто-то следит, смотрит в спину, и от этого начинает трясти. Она берёт коробку в руки и распаковывает, постоянно оборачиваясь, боясь увидеть позади себя кого-то. Вдруг сейчас, как в самом страшном ужастике, маньяк окажется за спиной и прикончит её? Ладони потеют мгновенно. Она кое-как распаковывает коробку и, вдохнув-выдохнув несколько раз, поднимает крышку. На дне лежит записка.

«Я ведь просил приехать одной, солнце ^^»

Она слышит рык, утробный и кровожадный, где-то со стороны. Огромный чёрный пёс стоит между могил, сверля её взглядом, и она успевает только вскрикнуть перед тем, как он набрасывается. Острые зубы впиваются в руку, которую она поднимает для защиты, сцепляются на кости, слышится влажный хруст. На её крик бегут все те, кто сидит неподалёку в засаде, и несколько пуль всаживаются животному под кожу. Он падает замертво, а подросток теряет сознание от боли. Чонгук охает, прижав ладонь ко рту: собака прогрызла руку до мяса и, кажется, сломала ей кость.

◎ ◍ ◎

— Разумеется, я считаю, что Ён Сынхо — лучшая кандидатура на пост мэра нашего города, — дедушка смеётся и чешет белые усы, гладя внучку по волосам. Девочка ест рис с кимчи, потому что больше ничего со стола не хочет, и смотрит мультфильмы по телевизору в углу комнаты. Намджун кивает на рассказы матери и улыбается ей, добавляет что-то от себя. Его отвлекает звонок, и он, извинившись, отходит в коридор и поднял трубку.

— Здравствуй, Чонгук. Чего звонишь?

— Намджун, на Ёнхи напала собака и она сейчас в больнице. Срочно приезжай! Творится что-то неладное с делом Вонён, мне кажется, что вам всем угрожает опасность, — проговаривает спешно он в трубку на фоне какого-то шума. То ли беготня, то ли ещё чего — понять мужчина не в состоянии. Он понимает лишь одно: ему необходимо прямо сейчас выдвигаться в город. Ким бросает трубку и возвращается.

— Мам, пап, простите, но нам срочно нужно ехать. С Ёнхи беда, я потом всё вам расскажу, — он впопыхах собирает их вещи. Их никто не останавливает, Тэхи садится в машину на заднее сидение, Намджун поочерёдно обнимает родителей и садится за руль, отъезжает от дома и едет к трассе. Снова звонит Чонгуку, который на этот раз в менее шумном месте. Наверное, на крыше больницы в саду. — Как она? Что вообще произошло? — спрашивает отец.

— Ты убьёшь меня, но… — Чонгуку приходится рассказать обо всём, что происходит с Ёнхи в последние дни. Он рассказывает про этого таинственного инкогнито и про то, что фотография с Намджуном и Тэхи тоже оказывается у проклятого неизвестного, рассказывает про операцию на кладбище. Намджуна сильно напрягают фото, но больше всего его поражает тот факт, что крёстный снова подвергает его дочь опасности.

— Да, Чонгук, я определённо грохну тебя, когда приеду. Ты только дождись! — орёт он в трубку и выезжает на пустынное шоссе.

— С Ёнхи уже всё хорошо, ей сейчас делают операцию, я всё оплатил и компенсирую твои нервы… — оправдывается парень.

— Жизнь дочки ты мне тоже компенсируешь, выродок?! Чтоб ты ещё хоть раз заговорил с ней, урод! — Намджун замечает в боковом окне автомобиль, который едет за ними. Он не обращает на него никакого внимания, пока не чувствует первый толчок в багажник. Тэхи на заднем сидении ощущает это сильнее и паникует, оглядывается по сторонам и смотрит в заднее окно.

— Папа, дядя едет слишком близко!

— Боже, дорогая, подожди, — Намджун пытается как-то увильнуть от ненормального, хочет остановиться на обочине, но ему не дают сбавить скорость, только наоборот.

— Что у вас там такое?! — взволнованно тараторит Гук.

— Заткнись, умоляю! — кипит Джун, выворачивая руль на соседнюю полосу, вдавливая педаль тормоза в пол. Чей-то автомобиль следует за ними в сторону и таранит в бок. Шевроле Кима подбрасывает, разворачивает на дороге и уносит в стоящие у обочины деревья. Он ударяется о боковое стекло и отключается, бросив последний взгляд в зеркальце на неподвижно лежащую девочку за заднем кресле с красным влажным пятном на лбу.

— Намджун? Намджун?! Что случилось?! Блять! — орёт из динамика телефона Гук и бросает трубку.

========== кроличья нора ==========

На лестничной клетке прохладно, по открытым лодыжкам скользит ветер и посылает неприятные мурашки по телу. Она стоит перед дубовой дверью одной из квартир, в воздухе застывает трель дверного звонка. Девушка в бежевых брюках прямого кроя, свитере от шанель и любимом горчичном пальто. Где-то спустя минут пять ей открывают, и на пороге встаёт мужчина с чёрной бородой с проседью и лысиной над лбом. Он выглядит хорошо для своих лет, несмотря на то, что только месяц жил на свободе.

— Привет, папа, можно пройти? — Дженни нервно постукивает пальцем по ручке новой сумки, переминаясь с ноги на ногу. Джихёк добродушно улыбается и отходит в сторону, впуская дочь внутрь квартиры.

— Что тебя привело так поздно? Как нашла мой номер телефона?

— Узнала в школе, — она проходит на свободную кухню. Видно, что он ещё полностью не заселился, везде пустовато и холодно. Девушка садится за стол и кладёт на него свою сумку, ставит телефон рядом и нервно выдыхает, осматриваясь вокруг. Она настороженно следит за отцом, чтобы быть наготове в любой момент защититься. Дженни не знает, на что способен её папа, сейчас он для неё абсолютно чужой человек. И всегда им был, потому что она не помнит его в своей жизни. — Почему ты устроился в школу, где учится Ёнхи?

— Ёнхи? — переспрашивает он, подходя к чайнику и проверяя количество воды. — Кто это?

— Неважно.

Джихёк оборачивается, поставив воду закипать, и улыбается самой обычной отцовской улыбкой. Словно нет того промежутка времени размером в пятнадцать лет.

— Я очень скучал по тебе, Дженни.

— Но ты меня совсем не знаешь, — она нервно постукивает ноготками по столу, не сводя взгляда с лица мужчины.

— Почему бы нам это не исправить? Расскажи что-нибудь о себе, — предлагает он приторно-сладким голосом. Её пугает его манера общения и его, кажется, немного безумный взгляд. Словно его глаза зеркала, в которых отражаются бесы.

— Не хочу говорить о себе. Я пришла просить об интервью, — признаётся она, сглатывая и пытаясь не прятать глаза. Это удаётся с трудом, но ещё труднее дышать ровно через бешеное сердцебиение. В мыслях постоянно бегают кадры из фильмов ужасов, где маньяки режут своих жертв. Прямо здесь, на кухне. И от таких мыслей по телу пробегает холод, но если она сейчас запишет интервью, то сорвёт куш и поднимется по карьерной лестнице. К тому же он ведь её отец… У неё больше шансов?

— Об интервью? — он делает паузу, будто бы размышляет. — Похоже на эксплуатацию. Хотя я многих эксплуатировал в жизни.

— Как серийный убийца?

— Как мужчина. Мы ужасны, — он смеётся, и у девушки снова ток вдоль позвонков. — Даже не знаю, Дженни. Я получу вопросы? Смогу вносить правки?

— Нет.

— Не хочу тебя расстраивать, милая…

— Тогда скажи «да», — уверенно заявляет она первее, чем успевает подумать над словами. Но отступать назад возможности нет, она обязана заполучить этот материал. — Я никогда ни о чём тебя не просила, — между ними затягивается продолжительная тишина, от переизбытка эмоций на её глаза выступают крохотные слёзы, но она справляется. — Хорошо. Хочешь знать вопросы? Как… Как ты мог убить столько людей? Когда это началось и почему? И, это самый важный вопрос: зачем ты это делал?

— Это не самый важный вопрос, — кажется, что он совсем не удивлён. Голос такой же мягкий и чересчур спокойный. Он начинает медленно подходить к ней, и Дженни застывает на месте, забывая о всех тех методах самообороны, которые прокручивает в голове в начале встречи. Напряжение в воздухе растёт с каждым его тяжёлым шагом, девушка перестаёт дышать, сердцебиение болью отдаётся в висках. — Глубоко в душе ты надеешься получить ответ на другой вопрос. Интересно, осмелишься ли ты его задать?

◎ ◍ ◎

Сутками ранее.

Экстренные новости!

Сегодня ночью приблизительно в двенадцать часов в районе Сувона на линии 52 дороги Чанан-Гу произошло ДТП. Автомобильная авария понесла за собой две жертвы, оба пострадавших были незамедлительно транспортированы в больницу…

— Как интересно… — Суран стряхивает пепел с длинной женской сигареты на асфальт из окна чёрного хёндая. По радио идут свежие новости про аварию на шоссе, и всё это не может её не радовать, потому что сейчас словно весь мир подыгрывает ей. Полицейский участок опустошён практически полностью, по нему снуют лишь пара-тройка людей в форме, якобы охраняющих камеры с заключёнными, которые всё ещё ждут суда. Большинство Тигров уже перенаправили в колонию строгого режима на отшибе Сеула, а вот с Чонином некоторые проблемы, из-за чего он до сих пор просиживает время в участке. Суран докуривает сигарету, поправляет закреплённую на бедре кобуру и отряхивает юбку короткого платья. Она уже долго стоит на парковке полицейского участка и наблюдает за тем, как люди заходят в него и выходят. Последний поток в час ночи, полчаса назад, и больше никого она не видит. В два захода здание опустошается. Краем уха она слышит, как офицеры говорят о нападении на кладбище, и она удивлена, что это ещё не просочилось в сети. Выйдя из автомобиля и потушив сигарету подошвой туфли, она уверенно направляется в участок, приветливо улыбаясь камерам видеонаблюдения и поправляя перчатки на руках.

В сторожке сидит охранник, выпивая кофе и мрачно рассматривая многочисленные мониторы с раздробленными ячейками записей. Девушку он замечает тоже с кадра и готов к её приходу.

— Добрый вечер, агасси. Чем могу вам помочь? — он поднимается с места и любезно кланяется, покидает свой пост и выходит к ней в коридор. Суран мило улыбается ему и кланяется в ответ, ловким движением пальцев вынимая из-под платья пистолет и приставляя его к мужской груди, без размышлений нажимает на спусковой крючок. Пуля бесшумно таранит его мышцы и кости, мужчина замертво падает на пол и расплывается в луже собственной крови. Брезгливо поморщившись, она пробирается в сторожевую комнату и заходит в процессы программы, снимает работу всех камер и включает чистку видеозаписей.

Пока всё очищается, она забирает связку ключей и идёт вдоль длинных коридоров, рассматривая ухоженные цветы у стен. Во многих камерах пусто, где-то сидят неизвестные ей мошенники, домашние тираны, насильники и уголовники — всем им она желает сгинуть в тюрьме, и это лучший вариант из того, чего она может им на самом деле пожелать. Суран с гордо поднятой головой идёт вдоль прутьев, высматривая одно-единственное лицо. И она находит его. Исхудавший, потерявший всякую тягу к жизни, заросший щетиной и безобразный, совсем не похожий на прежнего себя, Кай сидит на железной койке и рассматривает стену напротив себя. Нет. Это уже не Кай, потому что он больше не главарь крупнейшей ОПГ Сеула, он просто… тряпка и жалкий мальчишка, который может захлебнуться своими же слюнями во сне. Щелчок — замок с дверей падает с лязгом на пол. Чонин переводит на неё взгляд.

— Выходи, у нас ещё есть дела.

— С чего бы? Мне и тут неплохо, — вяло отвечает он, раздирая отросшими ногтями зачесавшийся подбородок. Суран, закатив глаза, откидывает назад свои волосы и нетерпеливо стучит каблуком по полу.

— Ты же хочешь отомстить Сокджину, верно? — он бросает на неё заинтересованный взгляд. — Мы можем объединить наши силы…

— И что мы можем сделать? Против него? Ха-ха, смешно, — Чонин качает головой и кладёт затылок на стену, но смотреть на девушку не перестаёт.

— М-м… Не узнаешь, пока не выйдешь, — она прокручивает в руке пистолет и, отвлекаясь на крикнувшего в стороне патрульного, который уже целится в неё, ныряет в камеру. К счастью, ей удаётся выстрелить в мужчину, хоть она и ловит одну пулю в своё плечо. У девушки подкашиваются ноги, несколько капель успешно падают на грязный пол.

— Валим, — неожиданно предлагает Чонин, помогает ей вернуться к машине и самостоятельно увозит девушку от участка, прямиком держа путь к подпольному доктору, который сможет оказать ей необходимую помощь. Позади них включается сигнализация. Кажется, кто-то третий в здании вызывает подкрепление, и совсем скоро здесь появятся полчища копов с огнестрелом. И действительно — сигнал тревоги доходит даже до Чонгука. К сожалению, вынужденный оставить крестницу в больнице, он просит Мённу проследить за ней и вместе с остальными офицерами уезжает на базу. К их появлению всё уже чисто, никого в округе нет, и Хосок громко ругается, хлопая дверью своего авто. Они обнаруживают два трупа и сбежавшего заключённого, по Сеулу уже летают вертолёты с яркими прожекторами, которые тщательно выискивают сбежавших. На белом кафеле участка видны кровавые следы от женских туфель.

Чонгук опускается на корточки возле первого трупа и рассматривает рисунок на подошве. Название бренда и размер ноги — ничего более, но можно смело предположить, что виновница этого буйного вечера — девушка.

— Если это была та чертовка, что испоганила жизнь Чимин, то ей не жить больше на этом свете! Собственноручно её прикончу! — Хосок делает обход по зданию и ничего примечательного не находит, только кровь на полу открытой камеры, и её забирают на экспертизу. Их коллега просматривает камеры видеонаблюдения и говорит, что, к сожалению, абсолютно все записи стёрты без возможности восстановления.

— Ловлю тебя на слове, — Гук встаёт, нервно оттягивая галстук. Сегодня днём, когда они рылись в палате Чимин для нахождения хоть каких-то улик, Хосок отыскал два русых волоса, которые по длине не подходили пациенткам, а по цвету их врачам и медсёстрам. Они смеют догадываться, что эти волосы принадлежат таинственной незнакомке, которая гадит им в жизнь.

— Нужно прочистить дороги, — включив рацию и связавшись с постами, Хосок ныряет в полицейскую тачку и рвётся с места, огибая угловатые улицы ночного мегаполиса. Чонгук фотографирует кровавые следы, просит коллег предоставить изъятые пули из тел пострадавших в качестве улик, и поднимается в офис Сомун. Он садится на диван и роняет лицо в раскрытые влажные ладони, вслушиваясь в тиканье часов. Ему кажется, что он переступил порог чёрной полосы в своей жизни. Дорогие ему люди один за другим попадают в опасные ситуации, близкие к летальному исходу, их преследует ангел смерти и дышит в спину. И если с Ёнхи ещё всё будет хорошо, то вот у Намджуна серьёзные травмы, даже несмотря на то, что он был пристёгнут и сработала подушка безопасности. Автомобилю не хватило ещё нескольких ударов для того, чтобы загореться. Слава богу, Тэхи не так сильно пострадала и уже лежит в палате, а не в реанимации. Джису уже на месте и информирует всех о состоянии их друзей, и она обещает пробыть там, пока их не транспортируют в сеульскую больницу, в которой они зарегистрированы. Чонгук безумно боится за них, не может думать ни о чём, и даже побег Кая и убийство его коллег не волнуют его так сильно, как жизнь близких людей. Зажмурив глаза и прижав сложенные ладони к лицу, он свистящим шёпотом читает известные ему молитвы. Может, это и не поможет им, но это сможет немного успокоить своё внутренне состояние.

Раздаётся телефонный звонок, но ему нужно время, чтобы найти в себе силы достать мобильник из кармана и определить набирающего абонента. Перед глазами плывут круги, он не может сконцентрировать внимание на экране прежде, чем он потухает. Но звонят снова, и он берёт трубку, придавливая пальцами глаза и шмыгая носом.

— Слушаю.

— Ты как? — встревоженный голос сестры бьёт по ушам белым шумом. Он относит телефон подальше, пытаясь привыкнуть.

— Глупый вопрос.

— Понимаю. Держись, оппа, я знаю, что ты сильный. Я уже в больнице у нашей хулиганки, принесла ей пончиков.

— Спасибо. Последи за Мённой и Ёнхи.

Он откидывает телефон на диван и устало ложится на спинку, накрывает лицо рукой, спасаясь от яркого света ламп. Ещё немного — и он просто свихнётся. Через полчаса он всё-таки встаёт и выходит на улицу, чтобы проветрить голову и вдохнуть морозного ночного воздуха. Сегодня у него очередная бессонная ночь. В его мешки под глазами можно уже складывать все документы о закрытых делах Южной Кореи. Он садится на полуметровое каменное ограждение возле рассады у лестницы участка и смотрит в небо. Оно тёмное, тучное, звёзд совсем не видно, как и луны. Но Чонгуку и не хочется их видеть, потому что это единственный свет в его жизни на данный момент. Ноги почти сразу мёрзнут, ледяные плиты жгут бёдра даже сквозь брюки. Сегодняшняя ночь обещает быть тёплой, но к трём часам завывает ветер и медленно сыпет снег.

— Пост двести семь, приём, — раздаётся шипение рации из кармана. Чонгук вынимает её и зажимает специальную кнопку.

— Слушаю, приём.

— Я ничего не нашёл, все улицы пусты, снять с каждого автомобиля видеорегистраторы в районе пятидесяти километров мы не можем. Воздушный патруль ещё проследит за городом, но наши полномочия на этом заканчиваются. К сожалению, есть шанс, что мы их снова упустили. Приём, — огорчённо вздыхает Хосок.

— Понятно. Нужно связаться с прокуратурой и договориться об охране для семьи Ким. Я могу оплатить. Приём, — Чонгук трёт глаза и, кажется, вытирает совсем свежие слёзы. Ему не стоит сейчас плакать, потому что это не поможет.

— Чонгук, я понимаю, что ты сейчас разбит. Тебе надо отдохнуть и обдумать всё с утра. Поезжай домой, а я свяжусь с Джису и прослежу за успешным переводом их в нашу больницу, приём.

— Ладно, — он отключает свою рацию, ещё раз трёт пальцами глаза и садится в свой автомобиль, действительно едет домой.

К счастью, Джухён сейчас у его мамы и не будет капать ему на мозги лишний раз. Она ему не сильно мешает, но сейчас она окажется лишним балластом. Дома его привычно встречает Хван, который, наверное, надеялся, что вернулась девочка. Чёрный домовёнок носится в ногах хозяина, из-за чего тот грозится несколько раз упасть, и убегает обратно на второй этаж. Чонгук принимает тёплый душ, потому что отмораживает себе всё, что только может, и надевает толстовку, которая висит на нём мешком. Все его мышцы словно сдулись, и теперь он похож на какого-то торчка с мигренью и бессонницей. Иногда, смотря в зеркало, он действительно думает, что нужно начинать нормальный образ жизни, строить себе правильное питание и ходить в спортзал, брать пример с младшей сестры, но всё это остаётся лишь в мыслях. Он всегда начинает с завтрашнего дня.

Гук поднимается в спальню и ложится на кровать, смотрит в потолок, слушая храп своего четвероногого друга, что свернулся калачиком на подушке. Они с сестрой совсем отдаляются друг от друга, становятся совершенно разными: она вся такая правильная и идеальная, своенравная и уверенная в себе молодая женщина. И он криминалист-психолог, который сам нуждается в психотерапевте и который почти каждую ночь мучается от страшных кошмаров. Всегда ли они были у него? Такое ощущение, что всю жизнь. Чонгук вдруг вспоминает, что Дженни дарила ему на один из дней рождения ловец снов. Красивый, кажется, она смастерила его сама, но Чонгук совершенно забыл про него. Где он может лежать?

Парень опускается на пол и вытаскивает из-под кровати чёрный чемодан, с волнением в пальцах звякает молнией и раскрывает его. Внутри лежат старые вещи, один семейный альбом, ловца снов на поверхности нет. Чонгук поднимает в руки увесистую книгу и открывает на случайной странице. Маленький шестилетний он катается на управляемой машине в центральном сеульском парке. Следующая случайная страница — девятый день рождения Дженни, она с упавшим на глаза колпаком задувает свечи на торте. Сердце дрожит при просмотре таких тёплых и нежных фотографий. Он открывает в третий раз, и из альбома выпадает маленькая фотокарточка на пол. Чон поднимает её. Он, десятилетний, стоящий рядом с папой на фоне старой машины. Кажется, она принадлежала его отцу, но почему-то парень её смутно помнит. У него есть какие-то воспоминания, связанные с ней, но он не может воспроизвести их в мыслях. Парень закрывает глаза и сосредотачивается. Десять лет… Это ведь тот самый год, когда?.. Что тогда произошло? Куда они ехали? Зачем? Медленно, нитка за ниткой, он приходит к одному-единственному неутешительному воспоминанию: они приезжают к какому-то заброшенному сараю с отцом и каким-то мужчиной, которого Чонгук видел в своей жизни всего два раза. Не запомнил. Но сердце бьётся быстрее от мыслей о нём. Кто второй мужчина? Друг отца? Коллега? Совсем ничего, словно этот отрывок стёрли из его памяти. Что может помочь ему вернуться обратно?

Он вспоминает, что ему снился один момент со своей мамой, где она прижимала тряпку к его рту и заставила спать долгим крепким сном. Ему не приходит ничего лучше на ум, чем повторить это и самостоятельно вызвать детские воспоминания. Хотя бы какие-то. Он долго роется в аптечке в ванной, сбрасывает все препараты в раковину и копается в них, пока не находит маленький бутылёк. Без раздумий он капает совсем немного на платок и прижимает к носу, поднимая взгляд на себя в зеркало. Перед глазами начинает плыть.

Тёмная тихая подсобка, одинокий чемодан у стены, из которого слышатся полувздохи-полувсхлипы. Происходит непонимание происходящего, словно всё это неправильно, неверно. Он подходит близко, садится на корточки и дрожащими пальцами пытается открыть.

— Чонгук! Что ты делаешь? — мама дёргает его за руку и резко разворачивает к себе. На ней красное красивое платье и ухоженная укладка на голове. — Ты же знаешь, что вещи отца нельзя трогать!

— Я кое-что видел! Женщину!

— Больше не говори о ней, ты понял меня? — она крепко сжимает его ручку.

— Мне больно!

Крик, детский, мальчишеский. Он принадлежит ему самому? Вероятно. Он видит что-то ужасное, что-то, что заставляет его остолбенеть. Кто-то поднимает его, охватывает руками со спины, сдавливает, не даёт ему закричать в голос.

— Ты не представляешь, на что способен твой отец.

Он видит кадры, как бегущую фотоплёнку: его папа обнимается с какой-то женщиной, маленькая Дженни на руках матери в роковой день, отец прижимает ладонь к его рту в неизвестном месте. В его глазах темнеет, и он больше ничего не понимает и не видит.

◎ ◍ ◎

Тремор рук не удаётся унять, кисти трясутся, как у заядлого алкоголика. В кабинете тепло, светло, тихо играет классическая музыка на фоне, в кресле очень удобно и мягко. Чонгук устало кладёт затылок на спинку, устремляя взор чёрных глаз на женщину в кресле напротив. Их отделяет всего один небольшой пустой стол, на котором лишь небольшой блокнот и ручка.

— И ты сознательно вызвал эти воспоминания хлороформом? — спрашивает она, сложив руки в замок на столе. Чонгук нервно бегает пальцами по подлокотникам и прижимает одну ладонь ко рту. Он ещё не отходит от видений и выглядит как ещё больший безумец из-за внутренней паники, которая не утихает с момента пробуждения.

— Это показалось мне отличной идеей.

— Чонгук, хлороформ токсичен и неустойчив…

— Да, и это два явно недооценённых качества, — он берёт трясущейся рукой стакан воды, случайно проливает на стол, но успешно опустошает половину.

— Ты страдаешь, Чонгук. Позволь помочь тебе, — говорит мягко психотерапевт, сочувственно сдвигая брови к переносице. — У нас получится. Так же, как раньше… Но ты должен открыться мне.

Он опускает голову, пытаясь собрать всю свою мужественность в руки. Пытается совладать с эмоциями, которые внезапно завладели всем его телом. Это удаётся не сразу, но он поднимает глаза обратно и влажно смотрит на женщину.

— Вы расскажите моей матери?

— Она… сложная женщина.

— Сложная, потому что трудно понять, или потому что у неё на совести те четыре трупа? Или больше? — говорит он ей в лоб, садясь ближе и тыкая пальцем в стол. Женщина решает не перебивать и послушать его убеждения. — Я говорил ей о женщине в чемодане до того, как отца арестовали. Она велела мне молчать. Она злилась, словно я сделал что-то не то.

— Это не так, — пытается убедить его женщина в обратном, но он продолжает говорить.

— А может и сделал? Может, она не хотела, чтобы я звонил копам? Моя мама знала о делах отца, она соучастница и её место в тюрьме, — уверяет Гук.

— Помни, всё это ты видел во сне. Ты говоришь, как одержимый.

— Так и есть! Мои родители, чета Чон, идеальная пара, — вода в стакане плещется о стенки при каждом нервном движении его руки. — Весь мир у их ног. Об этом мечтала моя мать. Разве не стала бы она это защищать? Что она сделала?!

Стеклянный стакан в его руке лопается, осколки режут ладонь и врезаются под кожу. Сдержав крик и закусив нижнюю губу, он стряхивает с ладони всё на стол и вытаскивает из салфетницы несколько штук, вытирает текущую кровь, чтобы ничего не заляпать в ней. Боль сильная, расходится по всей руке.

— Похоже, нам нужно сменить препараты, — женщина взволнованно встаёт и идёт помогать ему остановить кровотечение. Чон раздражённо вскакивает с места и выходит из-за стола, придерживая уже мокрые салфетки у раны, отходит в сторону.

— Дело не в них.

— Чонгук, ты не можешь просто уйти, у тебя кризис.

— Ну, хоть в чём-то мы согласны, — шипит он разочарованно, оборачиваясь на женщину через плечо и активно жестикулируя.

— Чонгук, прошу…

Раздаётся телефонный звонок, Гук достаёт мобильник из кармана и с облегчением выдыхает, потому что его только что спасли от бессмысленного длительного спора с психотерапевтом.

— Ну слава богу, алло. Хосок-хён, что там?

◎ ◍ ◎

Студия в бежевых тонах с лёгкими серыми акцентами. Они заходят внутрь, огибая стоящих мужчин в полицейской форме, вокруг нового тела собрались следователи и детективы. Здесь даже новые собаки NIA, и Чонгук удивляется тому, как быстро они подбирают беспородных шавок с улицы. Хосок рассказывает, пока Гук едет, что новая жертва — молодая женщина, и она совершенно никак не связана с предыдущими событиями. Появляется ещё один убийца вдобавок ко всему имеющемуся, и Гук не знает, радоваться тому, что это не касается их, или нет.

— Жертве двадцать три года, она была моделью и инфлюенсером в соцсетях. Я не знаю, что это, не спрашивай, — сразу поправляется старший коллега, проводя Чонгука к месту событий посреди студии. Женщина, полностью выкрашенная в синий цвет, лежит в ванне, украшенная блёстками и марципаном. Вода тоже лазурно-аквамариновая. Блёстки на губах, шее, руках и груди жертвы.

— Что это такое?

— Её помощница нашла её утром, боковая дверь была взломана. Мы опросили жильцов, никто ничего не слышал, — Джису скрещивает руки на груди, поглядывая на труп в ванне. — Здесь есть датчики движения, но не камеры.

— Да, звёзды, вроде неё, их не любят. Они часто попадают в прессу, — Хосок скрещивает руки на груди и ведёт плечом.

Чонгук подходит к криминальному врачу, который теперь будет заменять Чимин. Это парень, на вид лет двадцать восемь, со светлыми волосами и в очках. От мыслей о девушке психологу становится грустно, он на несколько секунд возвращается в больницу. Ему сообщили через третьего человека, что она больше не сможет жить, как прежде, и будет инвалидом до конца жизни. Это страшно, грустно и больно. Мужчина выдыхает и поджимает губы.

— Доктор, — зовёт он, и парень подходит, кланяясь. Чонгук внимательно рассматривает тело, цепляется глазами за некоторые детали. — Не похоже, что её утопили. Следов борьбы нет, — Чон присаживается на корточки возле железной ванны.

— Согласен. Я поищу воду в лёгких и посмотрю, что есть под слоем краски, — комментирует парень.

— Убийца тщательно всё спланировал… даже дизайн, — говорит Гук, рассматривая блёстки на коротких ноготках жертвы.

— Дизайн придумал не убийца, а Аланд. Дизайнер одежды, — Хосок вбивает в гугл рекламу и находит обложку, протягивает гаджет младшему. — Это первая реклама компании и первый успех модели.

— С тех пор они постоянно работали вместе, — добавляет Джису.

На фотографии эта же девушка, полностью синяя в ванне, вся в блёстках и марципане, внизу красуется надпись «ALAND». Чонгук сравнивает первую рекламную работу с тем, что сейчас лежит прямо перед ним, и поражается тому, что всё выглядело идентично. Словно её сняли с обложки журнала и поместили в эту комнату.

— Невероятно. Всё воспроизведено в точности. Синяя кожа, пайетки, — Гук напрягает свой мозг и воспроизводит в голове кадры, как кто-то аккуратно раскладывает каждый кристаллик на тело модели. Бережно, осторожно и кропотливо. — Это убийство — акт поклонения.

— И зачем ярому поклоннику убивать её? — Джису обходит вставшего между ними Хосока и подходит к младшему, смотря на жертву с его ракурса и словно пытаясь понять его мысли на этот счёт. Не выходит.

— Убийце нужна была не она, — Чон поворачивает коллегам экран телефона с изображением рекламы, — а этот образ. Инсценировка. И ради этого её пришлось убить.

Практически все в помещении окидывают его странным взглядом, Хосок странно ведёт бровью и забирает свой мобильник обратно. Доктор предпочитает не вмешиваться в разговор и отходит от них.

— Аланд ждёт вас снаружи. Говорит, что он её парень, — оповещает один из охранников, который поднимается к ним на этаж.

— Джису, проверь друзей и знакомых этой модели, возможно, у неё с кем-то были серьёзные конфликты. А мы, — Гук переводит взгляд на Хо, — займёмся дружком.

Они спускаются на первый этаж и выходят на холодную улицу, Чонгук убирает волосы за уши и выдыхает белый пар. У входа стоят патрульные и охрана, которые не пускают буйного молодого человека, что пытается всеми способами проникнуть в здание.

— Слушайте, офицер, я самый близкий человек потерпевшей, я должен пройти, — он всё ещё пытается достучаться до бронированных качков в форме, но они ни на миллиметр не сдвигаются с места. — Да вы что, дайте мне её увидеть! Вы в курсе, кто я?

— Эй, Аланд, — Хосок зажимает сигарету в зубах и цыкает зажигалкой, прикрыв огонь ладонью. — Я детектив Чон. Если вы хотите помочь потерпевшей — ответьте на пару вопросов, ладно? — разбушевавшейся мужчина замолкает, бегает глазами по двум копам и не знает, что ему сказать. Лучше всего будет согласиться. — Вы были с ней этой ночью?

— Нет, мы…

— Ал устраивал открытие галереи, а затем ужинал в ресторане. Его девушка к нам не пришла, — встревает в разговор неизвестная девушка, однако ей мужчина даёт говорить за него.

— А вы кто? — Гук размахивает ладонью, отгоняя от себя клуб сигаретного дыма, и делает шаг навстречу заявившейся парочке.

— Я менеджер Аланда, — заявляет она, встав перед дизайнером и закрыв его своей чуть полной тушей. Хосок дёргает своего наблюдательного коллегу за плечо и хмурится, прося не разводить из этого что-то большее.

— Потерпевшую кто-то беспокоил? Родственники, коллеги?

— Она любила своих фанатов, но некоторые чересчур любили её. Она стала профи в судебных запретах, её не раз преследовали. Эй, почему я не могу пройти?! Я должен увидеть её!

— Вам не стоит, поверьте мне, Ала…

— Убийца использовал её тело для воссоздания вашей первой рекламы, — Чон решает взять ситуацию в свои руки. После его слов повсюду устанавливается гробовая тишина, кажется, что даже внешний мир затихает, время останавливает свой ход. Он встречается взглядом с дизайнером, который затаивает дыхание.

— Синяя ванна? — переспрашивает мужчина, неверяще хлопая глазами. Он выглядит испуганным, словно Чонгук тянет за ту нить, которую прежде никто не дёргал.

— Чего вы боитесь, Аланд? — криминалист переходит в наступление и подходит к ограждению, у которого стоит мужчина. Тот бегает глазами по полицейскому, и парень ловит каждую его ярко выраженную эмоцию.

— Я… ничего не боюсь. Просто… это гадко, чувак, — кажется, онсовсем сбит с толку. Но Чонгук чувствует собственное раздражение и презрение.

— Гадко? Ваша реакция была не такой, вы продемонстрировали острый стресс. Почему же? — интересуется Гук.

— Этот коп считает Ала потенциальным подозреваемым! — возмущается вставшая на дыбы менеджер, указав на одного из коллег парня. Она пытается перевести тему и защитить дизайнера. Он и бровью не ведёт, не сводя взора с растерявшегося мужчины.

— Аланд подозреваемый, потому что ведёт себя подозрительно, — спокойно говорит он, и снова устанавливается громкая тишина. Менеджер дизайнера тоже, кажется, немного теряется, но берёт себя в руки спустя десяток секунд.

— Всё, я звоню адвокату, — бросает она, скорее всего, дизайнеру, и отходит в сторону, действительно доставая телефон. Мужчина ещё долго сверлит взглядом фигуру криминалиста, после чего идёт к своему менеджеру. Хосок утягивает парня за собой, потому что на данный момент их работа окончена. Пешком направляясь к парковке, расположенной в другом квартале, Хосок решает задать вопрос, который мучил его ещё там, на крыле здания.

— Какого хрена, Гук? Ты его как громом сразил, — они останавливаются у небольшого ларька, в котором продают мороженое и кофе. Старшему сейчас абсолютно точно необходим новый запас горькой энергии, иначе он просто свалится с ног. Чонгук же хочет какое-нибудь мороженое, чтобы повысить уровень сахара в крови и совсем немного улучшить своё состояние. Он выбирает самое сладкое, со вкусом жвачки с маленькими зефирками в виде посыпки, и они продолжают идти.

— Аланд знает больше, чем говорит. Узнав, что умерла его девушка, он не расстроился, не разозлился, он испугался. Почему? — Гук разводит руками в стороны и чуть не роняет верхний шарик мороженого из пластикового стаканчика.

— Мы можем этого не узнать, потому что из-за тебя он побежит к адвокату. Если ты не можешь сохранять спокойствие… — строго говорит старший, но его перебивают.

— Я смогу. Обещаю, — из-за последних событий Чонгук действительно становится более эмоциональным и несдержанным, его прежняя усидчивость и терпеливость испаряются, как вода в знойный летний день. И он прекрасно понимает, что ему стоит взять себя в руки.

— Скажи, что с тобой творится? Я понимаю, сейчас всем нам тяжело, эта авария, нападение на Ёнхи, но… С тобой-то что?

— Мне нужна услуга, — просит он, остановившись. Хосок давится кофе и поворачивается к младшему, плохо сдерживая издевательскую улыбку.

— Услуга? После всего этого?

— Мне нужен доступ к делу Хирурга. К видеозаписям допроса в ночь его ареста. Я хочу увидеть допрос моей мамы, — Гук хмурится и вперивается взглядом в сонбэ. Чон внимательно выслушивает то ли просьбу, то ли требование младшего. — Я хочу увидеть и услышать, что она сказала и как она сказала.

— Твоя мама? — переспрашивает он. — В какую кроличью нору ты лезешь? Полиция не выдаст эти записи по личному запросу. Здесь мои руки связаны, — они доходят до парковки, и Хосок достаёт ключи, снимает блок со своей машины. — Поезжай домой и отдыхай, пока снова не вызовут на работу. Я бы посоветовал тебе взять отпуск, но сейчас все наши раскиданы по больницам, поэтому будем довольствоваться тем, что есть.

◎ ◍ ◎

Ёнхи уже давно приходит в себя, но чувствует себя до сих пор не очень. Из-за анестезии она сейчас не совсем понимает, где находится, и хочет просто безумные вещи. Но больше всего ей хочется креветок в кляре с мятным мороженым. Мённа сидит рядом с её койкой и поглаживает здоровую руку, разминает её пальчики и думает о чём-то, пока дочь шепчет разного рода посленаркозный бред. Глаза женщины опухают от слёз, сегодняшняя ночь выдаётся самой страшной и ужасной за всю её долгую жизнь. Практически за один час страдают все её близкие, родные люди, двое из них находятся в ужасном состоянии после аварии, как оповестила её Джису. Оставить старшую дочь одну она не может, поэтому постоянно связывается с девушкой, чтобы мониторить состояние мужа и младшей дочери. Сейчас они уже в этой больнице, и она их навестила. У Намджуна черепно-мозговая травма средней тяжести, перелом рёбер и руки, у Тэхи черепно-мозговая травма лёгкой степени и перелом рёбер и ключицы. К счастью, их успели спасти, сломанные кости не смогли повредить внутренние органы. Врачи прогнозируют быстрое восстановление девочки, а вот на госпитализацию Намджуна и его лечение потребуется от трёх до шести месяцев.

В палату стучат, женщина оборачивается, ожидая, что войдёт лечащий врач, но входит Тао. Чёрные волосы под капюшоном не уложены, как всегда, а растрёпанны в разные стороны, серые глаза резко устремляются в пол при виде матери, руки спрятаны в карманах куртки. Мённа слегка поднимает брови, вытерев ещё влажные глаза.

— Привет, Тао. Ты пришёл к Ёнхи?

— Ну… можно и так сказать, — неуверенно отвечает он, пробегаясь взглядом по подростку. Она смотрит на него через муть перед глазами и пытается понять, кто он такой и зачем пришёл. Разум совсем не хочет её слушать, и даже слова с её языка слетают не те, которые она хочет сказать.

— Садись, я оставлю вас одних, — женщина целует дочь в лоб, улыбается напоследок парню и выходит в коридор, закрыв за собой дверь. Китаец неуверенно подходит к койке, прячась под капюшоном и не демонстрируя камере видеонаблюдения своё лицо, садится возле девушки. Ёнхи пытается сконцентрировать на нём мыльный взгляд.

— Я слышал, что та встреча закончилась плохо. И зачем ты пошла вообще? — его голос звучит низко и грубо, но злится он в большей степени на себя. То ли потому что допустил, чтобы она подверглась риску со стороны, то ли потому что гложут собственные принципы. Его работа уже не будет выполнена идеально, но Сокджин, наверное, простит.

— Отстань, — более осмысленно мямлит она, отворачиваясь от парня. Наверное, благодаря вредному вегугину её сознание начинает проясняться от возникшего раздражения. Снова он со своим ужасным характером садится на её плечи.

— Я… принёс тебе кое-что, — парень достаёт из кармана перцовый баллончик, показывая девушке. — В общем, это для того, чтобы ты больше не попадала в такие ситуации, — отрешённо говорит он. С одной стороны, этот подарок может сыграть против него, так как она может так же распылить жидкость и ему в глаза, но, с другой стороны, такой подарок от него разве не символизирует то, что он желает ей безопасности? По крайней мере, он надеется на наивность подростка и что она прислушается ко второму варианту, он всё для этого сделает. На самом деле, сейчас наступает лучшее время для того, чтобы окончательно втереться в доверие, и он собирается этим воспользоваться.

— Уйди, пожалуйста, — шепчет она, сводя брови к переносице. У неё начинает болеть голова, а ещё она чувствует, как ноет заточённая в гипс рука, и последнее, чего она хочет сейчас, — это слушать бесящий акцент китайца. Вегугин молча сидит ещё минут семь, после чего действительно уходит. Мама говорит, что пойдёт проверить отца и сестру, и Ёнхи наконец-то остаётся одна в палате. Сладкая тишина становится бальзамом для её ушей, глаза слипаются и тянет в сон. Телефон на тумбе настойчиво вибрирует сначала единожды, потому вибрация учащается и он чуть не валится с края на пол. Ким тянется здоровой рукой к самсунгу и свайпает блокировку.

闇がモンスタ ーを生む

こんにちは^^

Перевод: Приветики^^

闇がモンスタ ーを生む

お元気ですか？

Перевод: Как дела?

闇がモンスタ ーを生む

あなたの印象は？

Перевод: Какие у тебя впечатления?

闇がモンスタ ーを生む

わたしはそれが本当に気に入った

Перевод: Мне очень понравилось.

Она даже не знает, что именно испытывает сейчас: страх, усталость, апатию или разочарование. Ей сложно определить, где какая буква на клавиатуре, что вообще можно говорить об эмоциональном состоянии?

Вы.

Не пиши мне, пожалуйста.

Вы.

Что тебе от меня надо?

Вы.

У меня же ничего нет, совсем.

Вы.

Я просто школьница! Я ничего в своей жизни не сделала! Почему?! Отстань от меня, прошу, я так больше не могу. Прошу тебя…

闇がモンスタ ーを生む

感動

Перевод: Как трогательно.

闇がモンスタ ーを生む

じゃあまたね

Перевод: Увидимся.

闇がモンスタ ーを生む

残り^^

Перевод: Отдыхай^^

Ёнхи откладывает телефон, не желая отвечать ему. Теперь оставаться одной в палате страшно, потому что она вдруг вспоминает инцидент с Чимин, за безопасностью которой не уследили. Она решает включить телевизор с концертным телеканалом, чтобы не уснуть, и делает погромче, дожидаясь прихода мамы.

◎ ◍ ◎

Чонгук ходит по улицам несколько часов до наступления темноты, измерял шагами сеульские улицы, пешком ходит от Итэвона до Хондэ, от Хондэ до Каннама. Сегодня он не хочет приезжать в больницу, потому что его состояние не позволяет ему переживать ещё больше эмоций. Он, не привыкший жить в постоянных переживаниях и тревоге, и так подвергся ментальному взрыву. После длительной прогулки он решает вернуться домой, как и настоял Хосок ещё утром. В квартире привычно темно, но мужчина замечает одну странность: Хван не носится по квартире, как делает это обычно, и это значит одно — дома уже кто-то есть. Кто-то посторонний, или кто-то, у кого есть ключи. Чонгук проверяет камеры на телефоне, и обнаруживает в спальне женщину у окна, в её ногах лежит пёс. Чон тяжело вздыхает и подимается на второй этаж.

— Так рано темнеет, — негромко произносит Соын, не отворачиваясь от окна.

— Мама… И почему я не удивлён? — он снимает резинку с волос и цепляет на худощавое запястье. Женщина поворачивается к нему с улыбкой. Она в элегантном костюме и на каблуках, и сейчас можно предположить, что у Дженни и Соын всё-такие есть кровное родство, хотя она приёмная дочь.

— Зачем ворошить прошлое? Зачем ты ходил к нему на протяжении всех этих лет? Ты знал, что сделают с тобой встречи с отцом, должен был знать. Ты не спишь, — обеспокоенно говорит она, поправляя дорогие серьги в ушах.

— У меня работа, — сипит он. Вообще, Гук уже достаточно давно не посещал отца, и это стоит исправить, потому что у него сейчас появляется гораздо больше вопросов из-за найденной фотографии.

— Твоего отца выписали из психиатрической больницы, и… он теперь живёт в Сеуле. И он согласился больше никогда не видеться с тобой, — женщина подходит к сыну и поправляет воротник его рубашки.

— Что? — Чонгук может поверить во что угодно, даже в нападение инопланетных существ из тринадцатого измерения на планету Земля, но не в то, что отец выходит из клиники и не сообщает ему об этом. Что он действительно не хочет его видеть. Папа ведь всегда твердил ему, что любит сына больше всех на свете, и Чонгук отчётливо видел, что тот боится потерять связь с ним. — Что ты сделала?

— Я хотела, чтобы ты был в безопасности и в здравом уме, — она неловко улыбается. — Почти…

— Ты встречалась с ним? — задаёт парень вопрос, который плотно заседает в его мозгах, подобно паразиту.

— Он… выглядит возмутительно хорошо, хотя, по идее, больница должна была доставлять ему неудобства, — женщина спускается на первый этаж, и парень тут же следует за ней, не отставая ни на шаг. Женщина вытаскивает из холодильника слабоалкогольный напиток и откупоривает крышку. Чонгук замечает, что в квартире нет Джухён, хотя он в последний раз оставлял её у мамы. Может, она сейчас у Дженни? Он становится у барной стойки и пристально смотрит на мать. Перед глазами вспыхивают быстрые кадры.

Она машет ему рукой перед сном, выходя из комнаты.

— Какого чёрта ты делаешь? — дёргает на себя, отвлекая от чемодана.

— Уведите его, — приказывает, прижимая пятилетнюю девочку к груди.

Сердце ускоряет свой ритм, Гук утыкается бедром в стол. Мама беззаботно рассматривает красивую колоритную этикетку на стеклянной бутылке.

— Ты поклялась не навещать и тем более не встречаться с ним на свободе, и не нарушала своё обещание пятнадцать лет. До сих пор… — пауза. На мамином лице застывает улыбка, она не поднимает взгляда на сына, но оставляет бутылку на столе. — Почему? Зачем ты так упорно ограждаешь меня от него?

Женщина какое-то время смотрит на него, пытаясь уловить ту лёгкую претензию в его вопросе, после чего улыбается.

— Взгляни в зеркало. Встречи с ним тебя угнетают, сынок.

— Мне нужны эти встречи. Для работы.

— Ему они нужны больше, — стукнув дном бутылки о стол, она хмурит брови, плохо скрывая раздражение. Она не хочет говорить о бывшем муже, но Гук вынуждает её снова копаться в этой яме, полной дерьма.

— Да, верно. И он бы не отказался от встреч со мной просто так. Так какова цена, мама? — Гук упирается руками в стойку, смотря на женщину исподлобья. Длинные волосы вылезают из-за уха и падают на одну сторону его лица.

— Почему ты меня допрашиваешь?

— Потому что ты что-то от меня скрываешь!

— Ты от меня скрывал свои визиты к отцу, а я говорила тебе…

— Ты знала о тех убийствах? — напрямую спрашивает он, потому что он устаёт бегать вокруг да около, ему хочется наконец-то построить всю череду тех событий пятнадцатилетней давности, он желает понять, почему кошмары до сих пор преследуют его. Женщина не отвечает первые секунды, и парень видит — он привёл её в исступление своим порывом. Она раскрывает рот и не может произнести ни слова. — Ты ведь это скрываешь? Почему не даёшь нам видеться? — она отворачивает голову, а парень продолжает давить градом вопросов. — Ты всё знала?! Ответь!

Соын выдыхает и подходит к сыну вплотную, скользя ногтями по полированной поверхности стола. Она надвигается медленно, но парень чувствует в её движениях угрозу.

— Я терпела шёпот за спиной, пустые обвинения, я ждала их от чужих людей… Но не от сына, — в голосе звучит обида и разочарование. Гук опускает взгляд на пол и поджимает губы. — Я собрала все силы, чтобы пойти к нему…

— Хватит, — выплёвывает парень и храбро поднимает глаза, полные уверенности. — Ты знала, что он делал!

Звонкий хлопок по щеке заставляет Чонгука замолкнуть и спуститься с небес на землю. Длинные ногти царапают кожу и оставляют на скуле несколько красных полос вместе с пятном от пощёчины. Он стискивает зубы и жмурит глаза, осознавая, что перед ним до сих пор стоит его мать, а не чужая женщина, которую он может обвинить. Он прижимается к лицу перебинтованной рукой и сипло выдыхает, сверля взглядом деревянный пол. Чон до конца осознаёт, что перед ним стоит его мать. И это разжигает ещё больший огонь в нём, потому что перед глазами вновь бегают кадры воспоминаний.

— Я сказал тебе о девушке в чемодане до того, как вызвал полицию. На тебе было красное платье, — Соын готова снова начать причитания, но после подробностей замирает, вслушиваясь в слова сына. — Ты наорала на меня и заставила пообещать помалкивать об этом.

Она выглядит шокированной, и Гук чувствует лёгкий вкус победы, смотря на лицо женщины. Но старшая Чон лишь хмурится и качает головой.

— Отец заполонил твой разум…

— И ты тоже, — Гук выдыхает эти слова улыбается уголком губ, и мать копирует его выражение лица, затем и вовсе расплывается в милой улыбке.

— Разве не забавно? Твой отец — серийный убийца, но после всех этих лет я для тебя монстр? Мне всё равно, — она забирает свою сумку со стула и идёт в прихожую, спешно обуваясь. — Мне не нужна твоя любовь, Чонгук. Мне нужно, чтобы ты жил, — обиженно говорит она, надевая дорогое пальто, выходя из квартиры и громко хлопая дверь. Хван, скачущий по полу, лает то ли на своего хозяина за бестактность и прямолинейность, то ли на на его громкую мать.

На телефон Гука приходит сообщение, и он безразлично бросает взгляд на экран смартфона, стоящего у баночек с психотропными препаратами. У него нет желания сейчас общаться с кем-то, он уходит к дивану и падает на него, чтобы немного поразмышлять о своей жизни и ближайшем будущем. Гаджет горит ещё некоторое время, затем экран с маленьким сообщением потухает.

Хулиганка.

Чонгук, пожалуйста, приезжай. Мне снова пишет он, я думаю, он уже здесь.

========== дни и перекрёстки ==========

В палате приглушён свет, тихо работает телевизор, показывая развлекательную передачу про выживание в джунглях. Медсестра ушла полчаса назад, проверила самочувствие девушки и пожелала ей спокойной ночи. В отличие от многих больных, лично она не нуждается в круглосуточном наблюдении и уходе, и больше половины дня она находится либо одна, либо с посетителями. Но сейчас Ёнхи лежит одна, пытаясь заснуть и не думать о том, что может произойти ночью. Она даже не сразу понимает, когда замечает неподвижную тень на полу и сколько времени смотрит на неё. Под дверью палаты прорезь, через которую виднеется длинная полоса яркого света из коридора, и в ней она видит такую же длинную тень. Она стоит неподвижно, словно за дверью находится манекен или картонный стенд, но паника внутри девушки включается за секунду. Голосов из коридора не слышно, там гробовая тишина, и Ёнхи убеждается в этом, выключив телевизор. Абсолютно ничего.

Она сразу же бросается писать крёстному о том, что происходит и что ей страшно, отсылает впопыхах набранное сообщение и нервно скролит переписку. Абонент был в сети в шестнадцать тридцать шесть, несколько часов назад. Сообщение доставлено, но никак не прочитывается. Кажется, что проходит десять минут, двадцать, полчаса, пока девушка нервно бегает взглядом с телефона на тень и обратно, но, подняв глаза на часы, она видит, что проходит всего три минуты. Кто там может стоять? Что ему нужно? Или это она? Почему не заходит? Кто его впустил? Есть ли тут камеры? Она ведь может прямо сейчас вызвать медсестру? Или лучше будет сразу бежать? Девушка осматривает свою палату на наличие кнопки вызова медсестры или лечащего врача. К сожалению, такой не наблюдается, или она просто в спешке не может поймать её взглядом. С каждой минутой врачей в больнице становится всё меньше и меньше, и к ней прибежать могут просто не успеть.

Но что если она просто себя накручивает? Может, у двери просто встал врач, проверяя документацию или листая телефон? Что если всё настолько просто, а она сама уже стала конченым параноиком? Ёнхи решает встать и проверить, потому что второй вариант звучит логичнее. Ну зачем в седьмом часу кому-то приходить в больницу и убивать её, верно? К тому же у неё есть перцовый баллончик, который подарил Тао, и он может сейчас ей понадобиться, как никогда. Она берёт его в здоровую руку и сползает с койки, босыми ногами проходит к двери и замирает, не дышит, вслушивается в давящую тишину. Стоящий в коридоре никак не движется, ничего не делает, и Ёнхи подходит ближе, медленно, боязливо прижимается ухом к двери. Она слышит тяжёлое, хриплое дыхание, и по спине бегут мурашки, ладони нервно потеют, а на глаза наворачиваются слезы от страха. Что если ей не стоит открывать? Если последнее, что она увидит в этой жизни, — это палата больницы? Ким на негнущихся дрожащих ногах делает шаг назад. Это даётся ей с великим трудом, потому что тело категорически отказывается слушать её, оно словно парализовано. Подросток крепко сжимает в руке баллончик, нащупывает на рёбрах крышки специальное углубление и вкладывает туда палец.

«Тебе просто стоит быть готовой».

Кто это вообще может быть? Кого она должна быть готова увидеть? Если честно, то ответов на эти вопросы нет. Ни на один вопрос, что она задаёт себе за эти короткие минуты, не найдётся ответа, если она продолжит стоять перед дверью и рассматривать резьбу на дереве. Ёнхи решается на этот отважный шаг, цепляется мизинцем за ручку двери, одновременно с этим не выпуская баллончик из рук.

Сейчас.

Она распахивает дверь, и сердце в этот момент останавливается, кровь в венах взрывается и кипит, плавит её изнутри, страх обдает её новой волной жара и холода, словно с двух сторон её охватывают противоположные стихии. Ким растерянно рассматривает фигуру Тэхёна, на уставшее лицо которого ложится тёплая тень. Он стоит на ногах почти самостоятельно, опорой в руках является трость, которую ему подарила Дженни. Девушка так и застывает, сжимая в ладони вещь для самообороны и рассматривая глупое выражение лица аджосси. Он выглядит как ребёнок, которого застукали за какой-то шалостью, и прячет взгляд под отросшей чёлкой, смотрит куда-то в пол или на петли открытой двери.

— Ты… ходишь, — с улыбкой сообщает Ёнхи, расслабляясь и успокаиваясь. Этим некто, кто простоял долгое время за дверью, оказывается Тэхён, который боится нарушить чьё-то личное пространство. Ему настолько становится одиноко в его скромной палате, что он решает своими силами добраться до неё и составить компанию хотя бы ненадолго.

— Прости, я вижу, что ты испугалась, — он кивает на её руку, в которой зажат флакон. Ёнхи нервно ведёт плечом и убирает всё на тумбочку, помогла парню пройти и устроиться в кресле. Ким быстро пишет крестному, что уже всё хорошо, и присаживается на край своей постели.

— Да, я… Столько всего происходит, приходится быть настороже. Да и ты просто стоял, я подумала… мало ли? Слышал про Чимин? — спрашивает она. Тэхён удобно устраивается на спинке кресла и убирает волосы с лица, забирая их за уши.

— Чимин — это… Та девушка, к которой приходили полицейские? — Ёнхи кивает. Естественно, парень не помнит её как коллегу, но последние события в больнице должны остаться в его памяти. — Слышал. Это всё очень… трагично.

Девушка кивает и отводит взгляд с парня, рассматривает свой гипс и переплетение белых тканей. Какое-то время они оба молчат, каждый думая о своём, и никто не осмеливается прерывать установившуюся тишину. Ёнхи подтягивает к себе пульт и снова включает телевизор, чтобы фоновый шум как-то скрасил неловкость. Тэхён поднимает глаза на экран телика и хмыкает.

— Знаешь… Меня выписывают скоро, — говорит он, срывая заусенцы на пальцах. На самом деле, ему очень страшно покидать больницу, потому что он не знает, чего ему ожидать за её стенами. Там не две тысячи десятый год, а конец две тысячи девятнадцатого, проходит почти десять лет с его последних воспоминаний о прежней жизни. Куда ему сейчас податься? Он не знает. И он может в таком случае хотя бы связаться с человеком, что оплатил все его больничные счета, но он остался анонимным попечителем. И что теперь? Живут ли они там, в той квартире, или они переехали? Или он живёт отдельно? Врачи говорят, что информации о нём совершенно никакой нет в регистрах больниц, и всё, что он знает о себе — возраст, имя, что его родители мертвы, а сестра живёт сейчас, как подкидыш: то у Чонгука, то у Дженни, то у их мамы. Но после выписки ему же придётся где-то жить, причём вместе с сестрой. Где? К тому же сейчас ему нужен уход и присмотр, и одного с маленьким ребёнком его не оставят. Он ведь даже приготовить ничего не сможет, потому что еле-еле держится на ногах.

— Это ведь здорово, что тебе не придётся чахнуть здесь, — улыбается девушка.

Парень пожимает плечами и не успевает что-то сказать, потому что в палату заходит врач. Тэхёну приходится вернутся обратно к себе, и он медленно встаёт, не без помощи мужчины, прощается и уходит. Ёнхи понимает, что после выписки всё станет ещё хуже, но она надеется, что кто-то ему поможет. Она обязательно попросит об этом своего крёстного завтра.

◎ ◍ ◎

В участке с самого утра шумно, все на взводе из-за недавних событий, новостные порталы и СМИ выпускают множество статей, жёлтая пресса печатает их пачками. Даже Чонгуку приходится на время забыть о деле месячной давности, которое все хотят закрыть и замять из-за недостатка улик, и только он один не даёт никому сделать этого. Хосок бесится каждый раз, когда младший упорно твердит, что ещё есть возможность узнать все тайны этого пустого дела и что есть возможность найти настоящего убийцу. Никто ему, естественно, не верит, потому что они реалисты, а не фанатики. Но сейчас речь совсем о другом: почти все копы говорят о тех убийствах в участке. Патрульные ежедневно объезжают многочисленные районы, Ким Чонин подан в розыск как особо опасный преступник. Эта атмосфера давит и напрягает каждого, в том числе команду Сомун. Намджун временами приходит в себя в больнице, но он плохо видит и слышит, на что врачи дают неутешительный ответ: из-за травмы у него есть шанс остаться полуглухим или полуслепым, а может и всё вместе, навсегда. Шанс невелик, но есть. С Тэхи, наоборот, всё хорошо, она прекрасно себя чувствует несмотря на переломы и ушибы. У неё диагностировали сотрясение мозга и уже назначили эффективное лечение.

Так или иначе, сейчас Чонгук стоит возле доски с фотографиями и этапами расследования, пытаясь унять сильный тремор в руках, и нервно грызёт пальцы, пытаясь справиться с неутихающей бурей внутри. Он так сильно увлекается своими мыслями, что не замечает, как подходит Джису. На её белой блузке сверкает милая брошь-диадема.

— Всё нормально?

Парень переводит взгляд на неё и отнимает ладонь ото рта, напрягая её, чтобы не дрожала так сильно.

— Да, супер, — запоздало отвечает он и снова смотрит на доску. — Лучше не бывает.

— Настолько, что руки дрожат? Что случилось?

Он несдержанно пускает смешок, опуская взор вниз и вымученно улыбаясь. Нельзя перечислить всё из того, что приключается с ним за эти несколько дней, но кто он такой, чтобы умалчивать всё это от любопытной Джису? Гук кусает нижнюю губу в новом приступе нервной улыбки и поднимает взгляд на девушку.

— Хосок отказал мне в услуге, между мной и мамой развязалась ядерная война, и в довершение ко всему у нас случилась перестрелка в участке и сбежал заключённый, что стало вишенкой на порочном торте, — у него снова звонит телефон, и он смотрит на экран. Это Дженни, но парень улыбается и сбрасывает. — Я плохой брат, извини.

В офис заходит старший коллега с кружкой свежесваренного кофе из автомата, проходя к рабочему блоку и ставя утренний напиток на свой немного захламлённый в канцелярии стол.

— Что у нас с Аландом?

— Его алиби подтвердилось, он был в клубе всю ночь, — Джису отходит от младшего и возвращается в рабочую зону, собирая длинные волосы в высокий хвост. — Весь инстаграм в фотографиях и историях оттуда, — Хосок кивает ей и переводит взгляд на парня в новом тёмно-бордовом костюме.

— Как дела с профилем?

Гук оборачивается, бросая растерянный взгляд на них двоих, и тяжело вздыхает, запуская тонкую ладонь в распущенные волосы.

— Аланд был прав, — в итоге говорит он, решаясь присоединиться к своим коллегам. Чон присаживается на свой стол, подвинув в сторону клавиатуру, и складывает на поднятом колене руки. — Мы ищем преследователя, ведомого сочетанием одержимости и желания. Психологически, такой тип словно наркоман, но вместо дури их увлекает одержимость, чаще всего знаменитостью. Наш убийца — эротоман, и он мечтает о близости. Он одержим потерпевшей и уверен, что она тоже его любит, — Гук замечает на столе Хосока новые документы в синих и красных обложках и хмыкает. — Это судебные запреты?

— Да, те, что она оформила за последний год, — говорит мужчина, отпивая кофе и протягивая парню документы. — Тридцать два в семи странах.

— Сколько же этих уродов? — Джису качает головой, залипая в телефоне чуть поодаль от них.

— Но есть ли среди них убийцы? Давайте изучим, — Чонгук бросает взгляд на девушку и поднимает бровь. — Или будем сёрфить в интернете?

— Похоже, что у дома погибшей устроили мемориал. И, Гук, в интернете уже не сёрфят, — она игнорирует его слова так же, как и он её, забирая из руки нуны гаджет. Он рассматривает пост в инстаграме со стендом с многочисленными фотографиями ещё живой девушки, внизу собраны подарки и цветы. Много цветов.

— Это мемориал их одержимости. Эротоман-преследователь наверняка захочет это увидеть. Едем туда, — бросает он, возвращая смартфон владелице и уверенно идёт в сторону выхода, выхватывая с вешалки своё пальто. Джису не успевает за резко набравшим скорость Чонгуком, а Хосок решает остаться в Сомун, чтобы навести некоторые справки.

Мемориал устроили возле дома моды, фанаты прибывают волнами и оставляют всё больше букетов под фотографиями погибшей модели. Самой большой и яркой из всех является фотография с её образом в синей ванне, напоминая о страшных событиях. Вдоль мраморной стенки стоят зажжённые свечи, большинство из которых ароматические и пахнут ванилью. Здесь же находится Аланд со своим менеджером, они стоят поодаль, у мужчины в руках роскошный букет белых нераспустившихся роз. Чонгук и Джису пробиваются через толпы, осматриваясь. Младший совершенно ничего не говорит, и в итоге девушка, уставшая гадать, решает поинтересоваться:

— Так что именно мы ищем? — спрашивает Ким, встав рядом с младшим.

— Отметай всех, кто скорбит ради фотки в инстаграме, — Чонгук кивает в сторону девушек, которые вытирают слёзы, делая фотографии на телефон, а затем в сторону обнимающихся людей. — И тех, кто пришёл не один. Мы ищем одиночку, того, кто старается быть незамеченным. Есть шанс, что человек запечатлит это событие. Только для себя, — добавляет он, переводя взгляд на напарницу. Джису вытягивает шею и толкает того в плечо, указывая куда-то в толпу.

— Смотри, одиночка, — у мемориала действительно стоит мужчина в скромной одежде, с хорошим фотоаппаратом, который непринуждённо делает снимки преподношений. — И он довольно грустный. Явно извращенец, — Гук дёргает бровью, сжимая губы в тонкую полоску.

— Да, точно… Зоркий глаз, — с иронией в голосе отвечает он, пробегаясь взглядом ещё раз по округе.

— Я точно видела его на встречах. На видео, что снимали фанаты, я просмотрела больше сотни вчера, — настороженно говорит она, наблюдая за тем, как подозреваемый фотограф уходит из толпы через них. Как удачно. — Молодой человек, есть минута? — когда он подходит совсем близко, спрашивает она, чтобы можно услышать через шумный поток разговоров вокруг. Незнакомец останавливается и оборачивается, нервно перебегая взглядом с одной на другого. А затем пускается в бега. — Эй ты, стоять!

Джису реагирует немного быстрее, чем Гук, и срывается с места как пуля. Но не успевают они все пробежать и двухсот метров, как парень поворачивает резко за угол, его заносит и он отлетает в выброшенные мусорные пакеты. Камера вылетает из его рук, и первое, что Чонгук делает, — хватает её и поднимает над головой, отходя на пару метров от мужчины. Джису нащупывает на ремне кобуру и готовится вынимать оружие в случае агрессии.

— Классная камера, — комментирует криминалист.

— Отдайте! — требует незнакомец, бегая глаза по ним двумя, а ещё по улице, асфальту, ногам и всему прочему. Его трясёт, он кашляет в кулак и недоверчиво присматривается к руке девушки на пистолете.

— Я велела стоять, ты слышал, — фыркает она, оглядывая его с ног до головы.

— Это публичный мемориал, у меня есть право быть здесь, за это нельзя арестовывать, — тараторит он.

— Да, у вас есть право участвовать. Увидеть модель в последний раз, — с улыбкой произносит Гук и включает видеокамеру. — О, а тут пароль, — парень выпускает вещь из рук и ловит за ремень, снова возвращая взгляд к потерянному мужчине.

— Она моя, — всё ещё твердит он. — Аккуратнее с ней!

— Он вечно всё ломает, — пытаясь скрыть довольную улыбку, замечает Джису и кивает на своего напарника.

— Это так, руки трясутся. Это у меня от отца, — Чон улыбается, смотря на то, как раздражается фотограф. Его эмоции заставляют ещё несколько раз прокрутить хрупкую вещицу в руках и выполнить опасные смертельные трюки.

— Если хотите, я для сохранности заберу у него вашу камеру, но тогда вам придётся пройти с нами в участок, — предлагает Джису. Кажется, он не может больше смотреть на то, как издеваются над его собственностью, поэтому он с горем пополам соглашается, лишь бы та была в сохранности, а не в трясущихся руках молодого криминалиста.

◎ ◍ ◎

Они втроём находятся в камере допроса, Чонгук фотографирует на свой телефон сидящего перед ним мужчину, даже не удосужившись перед этим выключить вспышку. Только вот это сейчас почти никого не беспокоит.

— Зачем я здесь? У меня есть право, — возмущается он, пока Гук продолжает вертеться вокруг, словно пытаясь поймать каждый малейший ракурс и любую эмоцию, любой характер подозреваемого. Тем временем Джису стоит возле стола, на котором лежат одни из тех документов, что они рассматривали несколько часов назад.

— Расскажи об этой модели, почему она запретила тебе приближаться?

Как оказывается позже, в тех стопках есть судебные процессы, в которые включён этот мужчина. Его фотография помещена в папку, и они убеждаются в том, что у девушки действительно глаз-алмаз. Гук присаживает на стол перед мужчиной и продолжает снимать его, яркая вспышка слепит тому глаза и он не может нормально сосредоточиться.

— У нас возникло… недопонимание. Я делал свою работу, я фотожурналист, сейчас фрилансер, — Чон уже буквально ложится на бок, принимая новый ракурс на свой смартфон. — Извините, вы можете?!.. — возмущается несдержанно подозреваемый, раскинув руки в стороны и подняв брови. Гук выглядывает из-за своего телефона и делает удивлённое лицо, невинно хлопая глазами.

— Оу… Это раздражает? Когда вас фоткают без разрешения? Это… навязчиво? — он поднимает гаджет повыше и, высунув сосредоточенно язык, нажимает на кнопку съёмки очередного кадра. — Неприятно? — ещё фото. — Нарушает ваши права? — фото. Гук полностью забирается на стол, подыскивая всё новые варианты и способы, как взбесить и вывести на чистую воду этого скрытного мужчину.

— Ты преследовал её ради заработка, звонил ей посреди ночи, слал грязные фото, — перечисляет, сгибая пальцы, Джису, встав позади задерживаемого.

— Вы гордитесь этим? — интересуется Гук, не отрываясь от дела.

— Я лишь хотел фотографировать её. Провести время вместе…

Следователь опускает руки и теперь смотрит на него не через объектив. Слова с чужих уст звучат очень грустно, словно вырванные из души, и смотрит он на пол с большой тоской. Чонгук узнаёт этот взгляд, его он видел много раз в зеркале.

— Она была вам дорога…

— Я любил её. Я никогда бы не сделал этого, не смог бы, — хрипит он.

— И она вас любила? — Чон поднимает бровь и снова наводит камеру со вспышкой на допрашиваемого.

— Хватит! Отстаньте от меня, поговорите с Аландом! — срывается мужчина, и Джису вздрагивает. За это время она отходит обратно к столу, но названный внезапно псевдоним заставляет её встрепенуться и слегка поверить в то, что этот фотограф чего-то не договаривает.

— Так, и что ты с ним не поделил? — задаёт она вопрос, угрожающе возвышаясь над ним. Это срабатывает, потому что тот мгновенно теряется и не может придумать ещё какую-то лживую версию происходящего.

— Я не могу… Он… мутный тип, — вздыхает фотограф.

— Если вы знаете что-нибудь об Аланде и скрываете это, то это сыграет против вас, — предупреждает сидящий на столе Гук, крутя уже выключенный смартфон во всё ещё дрожащих руках. Подозреваемый смотрит в сторону, разрываясь между какими-то чувствами и мыслями. И психолог видит, между какими. — Вы не можете сказать. Не можете, потому что следили за ней, когда что-то увидели. И признав это, вы сознаётесь в нарушении запрета, — поймав потерянный взгляд подозреваемого, напарники переглядываются между собой. — Вы сказали, что любили её. Сказали откровенно. Тот, кто любит, пойдёт на любые жертвы, даже себе во вред. Это и есть любовь.

Фотограф молчит, и Гуку кажется, что он смог достучаться. Смог добиться того, ради чего они собираются в этой комнате и ради чего всё это затеяно. Но он спешит с выводами.

— Адвоката. Я хочу видеть адвоката, — выдаёт допрашиваемый.

И у них нет возможности отказать ему. Тупик?

◎ ◍ ◎

В офисе тихо играет радио, работают кондиционеры, потому что зимой здание обогревают сверхсильно и приходится прибегать к таким мерам. Гук, раскачиваясь на своём кресле из стороны в сторону, чешет бровь и смотрит на стоящего перед ним Хосока. Джису разбирается с чем-то на первом этаже.

— Это не наш убийца. Он скорее несостоятельный поклонник, чем искатель близких отношений, — старший слышит весь допрос, сидя в подсобной комнате, и теперь он хочет обсудить это с их незаменимым психологом. Гук встряхивает волосами и откидывается на спинку кресла.

— В чём разница?

— Он знал, что модель не любит его, у него не было… эротических фантазий, — Хосок согласно кивает и хочет потянуться за сигареткой, но Джису ему строго-настрого запретила курить в офисе. Можно только на балконе, и то если плотно закрыть двери и распахнуть окно. Криминалист подбородком указывает на отчёты на противоположном столе. — Чувствую запах формалина. Можно?

— Развлекайся, — Хо передаёт папку младшему и прокашливается в кулак, поправляя воротник своей ветровки. Чон раскрывает дело об убийстве и рассматривает снимок отмытого от краски тела убитой девушки. — Она была задушена, но этого не было видно сразу. Контактные линзы скрывали кровоизлияние в глазах, а краска — следы удушения. Взгляни, как они расположены на шее, — он указывает на фотографию. Чон видит три следа по бокам, один чуть ниже артерии, и в его голове сразу мечется шлейф кадров.

— Убийца смотрел ей в глаза, когда душил, но следов борьбы почти нет. Этот не подошёл бы к ней без сопротивления. А вот Аланд смог бы, — предполагает он.

— У него есть алиби на всю ночь, и он не вписывается в профиль преследователя.

— Это да. Но он что-то скрывает, — подняв уголок губ, произносит Чон. — Как и наш второй подозреваемый.

— Но это не повод для задержания, хотя многим не понравится, если я его отпущу, — вздыхает старший, скрещивая руки на груди.

— Скажи ему, что твои руки связаны, — натягивая на лицо более широкую улыбку, говорит Гук, расслабляясь в своём кресле. Хосок смотрит на него и просто не знает, что ему вообще стоит сказать на такое заявление. Что это вообще? Претензия? Предложение? Напоминание?

— Езжай домой, Гук. Тебе нужно выспаться.

— Мне нужно увидеть ту запись из дела Хирурга.

Хосок качает головой и подходит к младшему, упирается руками в спинку по обе стороны от головы Гука и смотрит ему в глаза. Тот продолжает всё так же издевательски улыбаться милой кроличьей улыбкой.

— Намджун был тогда там, я видел эти записи, и я, и он скажем тебе, что твоя мать не знала. Поверь мне, — он надеется, что его хоть раз в этой жизни услышат.

— Верю, — коротко кивает Гук. — Но я не верю ей.

◎ ◍ ◎

Мощный поток пара вырывается из душной ванной сразу, как только распахивается дверь. Женщина в бордовом длинном халате, завязанном на поясе, ерошит мокрые волосы рукой, сбрасывая с них лишнюю влагу. В спальне теплее, чем в коридоре, но мурашки по телу продолжают бегать. Соын всё думает о том, что её собственный сын уличает её в совершении уголовного преступления. Как он вообще пришёл к такому выводу? Она хмуро подходит к развешанным вещам в гардеробе и рассматривает их по отдельности. На глаза попадается красное длинное платье с красивым декольте и тонкими лямками. Это ведь…

— На тебе было красное платье.

Она снимает вешалку с ним и осторожно выходит на свет, словно в её руках не просто вещь, а что-то большее. Ткань мягкая, глаженная, подол юбки струится шёлком в её ладонях.

— Джихёк…

Воспоминание медленно возрождается в голове. Её собственный голос звучит тихо, отдалённо, где-то на задворках сознания, но становится громче, стоит ей снова перенестись душой в тот день.

— Джихёк!

Её супруга уводят два крупных мужчины в полицейской форме, дёргают со звериной силой, когда он оборачивается на жену и детей и улыбается.

Но что до этого? Раньше?

— Прекрати, это нас уничтожит! — они стоят в холле их дома, собираясь на важное мероприятие. Джихёк, поправляя бабочку над воротником идеально белой рубашки и проверяя золотые запонки на манжетах пиджака, находится у зеркала. Соын трясущимися руками сжимает клатч такого же яркого цвета, как и платье, и рассматривает отражение мужа.

— Дорогая, ты не понимаешь., — добродушно улыбнувшись, он подходит к жене и тянется за утешительными объятиями. Но в ответ он получает грубый толчок в грудь и видит искажённое злобой лицо женщины.

— Я не хочу понимать! Я слышала достаточно и видела достаточно, это тебе пора понять, что надо уже прекратить! Пока ты не уничтожил нас… — надежда теряется в её дрогнувшем голосе, на глазах появляются кристаллы слёз. Мужчина осматривается по сторонам и медленно садится на мягкий стул, тяжело вздыхая. Она выжидающе смотрит на него, хочет услышать хоть что-нибудь в опровержение явным доказательствам. Она надеется, что всё чудесным образом станет, как прежде.

— Думаешь, я бы не прекратил это? — он выдерживает паузу, смотря себе под ноги, а после поднимает взгляд на супругу. — Если бы мог. Думаешь, я не хочу быть… идеальным человеком и мужем? — говорит он, пожимая плечами от безысходности. Она лишь качаетотрешённо головой, роняя челюсть на пол от изумления.

— Ты чудовище, — она отходит, поворачиваясь к нему спиной, и наливает в стакан чего-нибудь покрепче, чтобы утихомирить бушующие эмоции и справиться с ними.

— Соын-а, — он встаёт, и женщина оборачивается. — Может, ты и права. Но никто не должен знать. Мы можем жить дальше, чаги, можем быть дальше идеальной семьёй. Мы не обязаны всё разрушать, но… это решение принимать не мне, — он снова выжидает паузу, внимательно смотря в глаза любимой. — Тебе.

Это платье действительно не просто вещь, оно источник неблагоприятных воспоминаний из прошлого, которые она пытается забыть уже многие годы. Женщина нервно комкает ткань, сжимая складки руками, и швыряет его в угол комнаты со всей силы, выпуская родившийся в груди гнев.

◎ ◍ ◎

— То есть как это — сбила машина? — Гук нервно тарабанит пальцами по баранке руля, стоя на светофоре. Ему звонит Хосок и сообщает, что фотографа, которого они недавно допрашивали, сбила машина и он находится в больнице. Чонгуку всё чаще начинает казаться, что все, кто видит его хоть раз в жизни, попадёт в клинику или в психушку, и с каждым разом это становится всё менее смешным, потому что походит на правду.

— Элементарно, Гук, сбила. Езжай быстрее! — рявкает раздражённо Хо и бросает трубку. Психолог бросает самсунг на соседнее сидение и вжимает педаль газа в пол, когда начинает светить зелёный.

В больницу он заходит, как в родной дом, и интересуется у медперсонала, куда увезли нового пациента. К счастью, он легко отделался и никаких серьёзных травм у мужчины не наблюдается, и хотя бы это радует парня. Пациент лежит на койке в коридоре возле офицеров полиции и медперсонала, для него подготавливают операционную, потому что есть несколько переломов. Хосок тоже находится здесь, разговаривает со знакомыми интернами. Гук подходит к одному фельдшеру.

— Что с ним?

— Возможный вывих плеча, пара сломанных рёбер, но показатели в норме, — информирует парень.

— Он поправится?

— Да, ему повезло, — кивает он на вопрос криминалиста.

— Могу я с ним поговорить? — получив разрешение, парень подходит к носилкам на колёсиках у стены и наклоняется над мужчиной. Тот, увидев над собой знакомого консультанта полиции, морщится и лепечет что-то вроде: «Боже, прошу…» — Вы… вы меня слышите? Эй, — схватив его за повреждённое плечо и сжав, Гук глядит ему в глаза. Потерпевший дёргается от резкой боли и скулит. — Не отключайтесь. Они готовят операционную, но они не могут… — Гук сочувственно хмурит брови, — остановить кровь. Сломанное ребро пробило ваш желудок.

— Что это значит? — в лёгкой панике спрашивает фотограф, хлопая растерянно ресницами. Гук оборачивается на разговаривающих врачей и убеждается, что никто не подслушивает их.

— Вы умрёте, — шепчет он, слыша в ответ отчаянное «нет, я не могу умереть, у меня кот дома…» — Мне очень жаль, но… вы можете сейчас сделать только одно. Отомстить за вашу возлюбленную. Вы любили её, она этого не заслужила.

— Это верно, — со слезами говорит он, пытаясь сдержать эмоции.

— Скажите, кто это сделал? Что вам известно? Я должен узнать правду, — Чон наклоняется ещё ниже, чтобы их не слышал никто. В итоге пострадавший сдаёт позиции и принимает своё поражение.

— Она хотела уйти от Аланда в другой дом моды. Об этом не объявляли… Но неделю назад Аланд разорался и ударил её, — он всхлипывает и чуть ёрзает, корчась от боли. — Во внутреннем кармане карта памяти, возьмите её, прошу… — Гук вынимает из его куртки карту и убирает в свои джинсы, благодаря его за признание. Он хочет уйти, но к нему подбегает миловидная медсестра и слегка дёргает за рукав, обращая на себя внимание.

— Да, что такое? — Гук поднимает брови, оглядев её снизу вверх.

— Прошу прощения, вы Чон Чонгук? — спрашивает она, и он согласно кивает. — Пациент Пак Чимин пришла в себя, и я думаю, вы бы хотели навестить её. Я не должна была информировать вас раньше главврача, но… Ей сейчас нужно общение, — медсестра грустно улыбается. — Пройдёмте со мной.

◎ ◍ ◎

В темноте комнаты одним-единственным источником света служит ароматическая свеча с запахом корицы. Женщина одиноко сидит перед трюмо, зарывшись руками в длинные каштановые волосы. Рядом с ней стоит гранённый стакан с виски, который опустошён наполовину. Дженни осторожно перешагивает порог спальни, медленно убрав руку с косяка. Джухён она оставляет на кухне смотреть телевизор, и голоса персонажей совсем слабо доходят досюда. Девушка включает свет, и её мать вздрагивает, не услышав, как кто-то приходит.

— Суджин, — неодобрительно тянет женщина, надеясь прогнать горничную из своей спальни.

— Нет, это не она, а всего лишь твоя дочь, которую ты боишься как чумы, — на полу разбросаны вещи и туфли, одни из которых репортёрша поднимает и ставит на полку. — Хотя, судя по состоянию твоей квартиры, она тебя настигла, — она проходит к трюмо, рассматривая помятое лицо матери в отражении. Сегодня на младшей Чон ещё один идеально подчёркивающий фигуру костюм в серую клетку. — Что происходит?

— Мы поругались, — выдыхает она, не поднимая взгляда на дочь. Рассматривает свою маникюр и разглаживает постаревшую кожу. — Поистине грандиозно.

— Тебе не стоило к нему ходить…

— Не с твоим отцом. С твоим братом, — добавляет она, всё же подняв голову. — Устроили настоящий скандал.

— Это всё оппа… — она грустно улыбается и садится рядом в кресло, складывая ладони в замок на ногах.

— Ну ещё бы… — она подпирает подбородок рукой и скучающе отводит взгляд. — В библейских масштабах шекспировских однажды Лин-Мануэль Миранда сложит об этом мю…

— Вы катитесь вниз, — бросает Дженни и ловит на себе озадаченный взор мамы. — Вы оба. И всё из-за отца… Знаешь, я… начинаю думать, что я одна в этой семье смогу выдержать визиты к нему.

— Ты же не серьёзно? — женщина шокировано смотрит на дочь.

— А почему нет? У меня нет скелетов в шкафу, и он может помочь мне. Ты представляешь, как интервью с ним подстегнёт мою карьеру? — она убирает волосы за уши. — Благодаря вам обоим он ничего обо мне не знает.

— Он знает о тебе всё, — она делает глоток виски. — Смотрит на тебя каждый день, ведь его дочь кассовый репортёр. Чон Джихёк твой верный фанат, — видя её изумление, Соын отмахивается. — Давай поговорим уже о другом. Я устала от себя! Давай поговорим о тебе.

— Нет, я… — Дженни качает головой и встаёт с кресла. — Я вряд ли готова к этому. Пока, — выходя из спальни и спешно возвращаясь на кухню, она хватает сумку со стола и протягивает малышке руку. — Пошли, нам здесь не рады.

◎ ◍ ◎

Чонгук заходит вместе с медсестрой в палату, в которой каждую секунду пикает какое-то оборудование. Он ожидает увидеть что-то страшное, что-то, что будет заставлять его сердце щемить. Но Чимин сидит полулёжа, медленно осматривая свою палату. К ней подсоединена трубка, с помощью которой ей удаётся дышать. Всё его тело покрыто датчиками, записывающими её состояние. Кажется, она в сознании уже продолжительное время, потому что реагирует лучше, чем только очнувшийся пациент. Но назвать это быстрой реакцией парень не может. Она поворачивается к нему только спустя минуту, подарив… это нельзя назвать осмысленным взглядом.

— Чимин…

— Из-за того, что ей не успели оказать медицинскую помощь сразу, и она пролежала три минуты и двадцать семь секунд в состоянии клинической смерти, у её мозга было острое кислородное голодание, началась декортикация. Так как кора головного мозга отвечает за высшую нервную деятельность, после декортикации человек может быть обречён на вегетативное существование. К сожалению, полушарии её мозга повредились, и теперь она не сможет жить самостоятельно. Ей понадобиться круглосуточный уход, — информирует парня девушка. Чонгук понимает, что стоит ожидать чего-то такого, потому что врачи и интерны говорили о возможных последствиях, но он не хочет верить в это. Но ему придётся. Он медленно подходит к девушке и садится рядом, осторожно убирая светлые пряди волос с её лица, заправляя их за уши. Она смотрит на него неотрывно, изредка моргая, и от этого взгляда его берёт дрожь. Ему безумно жаль, и он не может себе представить, каково будет её матери, когда она узнает, что ждёт её дочь.

Они остаются одни, парень берёт прохладную руку девушки и целует тыльную сторону, щедро роняя слёзы, обжигая её холодную кожу горячими влажными звёздами, сверкающими в ярком свете лампы. Его душа разрывается на части из-за каждого близкого человека, кто страдает и кому он не может помочь. Даже если соберёт все свои сбережения, продаст всё своё имущество, он не сможет купить подруге самого главного — нормальную жизнь. Он не сможет повернуть время вспять, чтобы вернуть всё на свои места, предотвратить случившееся. Он сквозь влажную пелену, застилавшую глаза, смотрит на безэмоциональное выражение лица пациентки и просит богов облегчить ей жизнь. Хоть на один грамм, но чтобы ей было чуточку легче существовать в этом мире.

Дверь в палату открывается, женщина фурией врывается внутрь и трясущимися руками поправляет волосы из когда-то сделанной укладки. Чонгук прискорбно сводит брови к переносице и кладёт ладошку Чимин обратно на койку, вставая в места и низко кланяясь её матери.

— Соболезную, — всё, что произносит он, обходя женщину и выходя в коридор. Он слышит громкие рыдания за спиной, завывания, в которых чувствуется боль всего этого мира.

Но никто уже не способен изменить её судьбу, даже врачи. И тем более он.

Гук медленно выходит из больницы на задний двор, чтобы посидеть в одиночестве и подумать. Он в последнее время очень много думает обо всём, и сейчас именно такой момент. Но во дворе он видит парня в больничной одежде и с тростью, который стоит возле неработающего фонтана и смотрит на что-то. Чонгук узнаёт в нём Тэхёна, и по его телу бегут мурашки. Он совсем забыл, что в этой больнице ещё лежит и он, психолог не навещает его уже достаточно давно, и вина облепляет его сердце со всех сторон. Мужчина медленно подходит к нему со спины, стараясь на шуметь, и накрывает его глаза своими руками. Длинные трепетавшие ресницы щекочут ладони.

— Я видел тебя, Чонгук, — говорит он наигранно весело, пытаясь скрыть настоящие эмоции. Парень неловко убирает руки и становится рядом, смотря на грустный профиль старшего. Он не говорит что-то, просто стоит рядом, сложив руки за спиной, и смотрит. — Как у тебя дела?

— Неплохо. Я вижу, что тебе уже лучше, — Чон тяжело вздыхает и вспоминает сообщение от крестницы. — Тебя скоро выписывают. Ты знаешь, куда тебе идти? Есть варианты?

— Я… — Тэхён поворачивается к нему и поджимает губы. Ему трудно говорить на эту тему. — Не знаю. Не могу ответить на твой вопрос, прости.

— Предлагаю тебе приют на первое время, — говорит он, неловко опуская взгляд и кашляя в кулак. Что бы он, Чон Чонгук жил с кем-то, ещё и по собственной воле… — Не давай ответ сейчас, подумай об этом. И, — Чонгук осматривает его с ног до головы, после чего снимает с себя пальто и надевает ему на плечи, — не стой на холоде раздетый.

Тэхён нервно сглатывает, чувствуя, как его собственное сердце готово раздробить нервную клетку и как бабочки трепещут у него между органов, посылая мурашки вдоль позвонков. Щеки обдаёт жаром, но парень не может отвести глаз от этого заботливого выражения лица младшего, который начинает чувствовать себя слишком неловко от своих же действий.

— Не стой тут долго, — говорит он, кланяясь на прощание и быстро удаляясь со двора в больницу.

Тэхён смотрит ему вслед, осторожно вдыхает аромат строгого парфюма с мятой и кротко улыбается. Счастлив ли он сейчас? Наверное.

========== чёрный принц ==========

Каждое тиканье часов отдаётся громким эхом в просторном кабинете. Через плотно завешанные окна не пробивается утренний свет, как и обычно, потому что хозяин дома любит мрак и тьму. Она полностью овладевает им, проникает в самые глубины его души, покрывает её червоточинами и кровоточащими ранами. Между двумя собеседниками воцаряется трескающая тишина, пока они смотрят друг другу в глаза. Тао — стоя на коленях и преклоняясь перед господином, Сокджин — гордо возвышаясь у своего стола с толстой сигарой, зажатой между пальцев.

— Ты знаешь, что будет, если она попадёт в чужие руки. Узнай, кто это, и разберись с ним, а затем с девчонкой, — приказывает он, стряхивая пепел в стеклянную ёмкость.

— Я… подозреваю, кто это может быть, — выдаёт Тао, сжимая кулаки на коленях. Он ожидает, что его будет ждать жестокая расправа за невнимательность, он готов к худшему, потому что его босс — самый хладнокровный и равнодушный человек из всех, кого он встречал. Но нет. К своему большому удивлению, он видит снисходительность на чужом лице. На заявление своего подчинённого Сокджин заинтересовано дёргает бровью, поправляя очки в тонкой золотой оправе.

— И кто же?

— Хочу убедиться в этом самостоятельно. Если это окажется правдой — я обо всём вам доложу, босс, — Тао склоняет голову, и идеально уложенные гелем чёрные пряди падают ему на лоб, выбиваясь из укладки.

— Ты подтянул корейский, — хмыкает Ким, отходя к окну и осматривая свои скромные владения. Всегда зелёный ухоженный сад засыпан зимней сахарной пудрой, вода в пруду покрыта тонкой коркой льда. — Какие отношения ты построил?

— Доверительные, — уклончиво отвечает он, сверкнув серыми глазами в свете свечей. Мужчина затягивается сигарой и задумчиво выпускает серый дым в закрытое окно, что покрыто красивыми морозными узорами.

— Нельзя просто так построить доверительные отношения. Она потребует что-то и от тебя, — недовольно отвечает он спустя продолжительное время. Китаец не двигается, хотя колени сильно болят от прижатия к полу, а ступни ноют под тяжестью тела в тесноте новых чёрных туфель. — Если что-то пойдёт не так и ты оступишься… Я не думаю, что тебе стоит напоминать о последствиях.

— Разумеется, босс, — кивает Цзы. Ким жестом указывает ему в сторону двери, и подчинённый слушается, выходит на онемевших ногах в коридор. Стоит дверям за спиной закрыться, он облегчённо выдыхает и ведёт плечами, хрустит шеей и убирает волосы назад, раздражённо фыркая. Сокджин хоть и его босс, но кретин тот ещё.

«Посмотрим, кто в этой битве останется победителем. Ты ведь не знаешь, что на тебя многие ведут охоту, Сокджин», — Тао улыбается, толкая язык за щёку, и смотрит на беспристрастных охранников начальника, которые стоят неподвижно, как статуи, и на их лицах не отображается ничего. Словно они лишены чувств, эмоций и души. Тао покидает здание в противоречивом настроении, прыгая в свою любимую машину и любовно протирая ладонью бардачок. Внутри пахнет хвоей и лесом. Он расслабляется в кресле, поправляет куртку и откидывается на спинку, закрывая глаза.

Может ли он покончить со всем этим, или он не сможет жить без убийств и преступлений? Естественно, он безумно любит мучить людей, крутить ими, как кукловод, но ему не хочется подчиняться и быть собакой на поводке, которой он является сейчас. Ему хочется власти, хочется держать в своих руках больше, чем у него есть сейчас. Он не хочет стоять на коленях и гадать, будет ли начальство милостиво к нему или проявит крайнюю жестокость. Хочется свободы. Хочется чувствовать, что ты принадлежишь самому себе, а не кому-то, кто сможет в любой момент сжать тебя в ладони и раздробить на миллионы кусков.

После семьи Ким, своего последнего задания, которое он делит с Джихёком, Тао рассчитывает на увольнение, и чем раньше он закончит, тем раньше сможет стать свободным.

◎ ◍ ◎

Кофеварка журчит, вливая в кружку с миндальным молоком очередную порцию кофе. Этой ночью Чонгук спит больше, чем за последние несколько недель, но к утру его бьёт озноб и поднимается температура из-за того, что домой ему пришлось ехать по собственной вине в одном костюме. Однако этот момент не мешает ему находиться на работе и продолжать расследование. Ему хочется снова вернуться к прошлом делу и съездить домой к отцу Вонён, пересмотреть видео с его допроса, но Хосок сильно давит на него из-за новой работы и снова не даёт шагнуть влево и вправо. Кстати, о Хосоке: он только что перешагивает порог офиса Сомун, подтягивая свои брюки и снимая с себя куртку.

— В больнице сказали, что наш фотограф стабилен, несмотря на прогноз Гука, — начинает он, бросая неоднозначный взгляд на улыбнувшегося коллегу. Они вдвоём заходят в рабочую зону, в которой уже сидит Джису за своим компьютером, работая с картой памяти и распаковывая архивы. — Девятнадцатый участок расследует наезд. Машина была без номеров, проверка записей с камер займёт время.

— Модель и Аланд сцепились пару дней назад, — Джису откидывается на спинку кресла, раскрыв одно из изображений на полный экран. Мужчины становятся позади неё, рассматривая симпатичную длинноногую девушку в изумрудном платье и её горе-любовника, что стоят в сумерках посреди улицы и беззастенчиво ругаются. — Он заснял всё подробно, — есть снимки, где Аланд отвешивает ей пощёчину, где его толкают в грудь, и ещё много крика и разборок.

— Так не ведут себя с дамой, — комментирует Хосок, и Чон усмехается, никак не отвечая на это, ведь старший наверняка специалист в этом.

— Это и завлекает Аланда, — вздыхает Джису.

— Что с этим? — старший Чон обходит их и подходит к стене, тыкает в постер рекламы с синей ванной. — Мы теперь не ищем преследователя, знавшего, как важна эта реклама для модели? И для Аланда?

Гук щурится, переводя взгляд с коллеги на постер, и вдруг его лицо вытягивается, а его голову озаряет светлая мысль. Отпив немного кофе и подняв брови, он решает озвучить свою невероятную мысль:

— Ты прав. Убийца одержим не девушкой… Его интерес — Аланд, — выдаёт внезапно парень, отчего у Джису самой глаза на лоб лезут, что уж говорить о Хосоке. Хотя им стоит перестать удивляться таким вбросам Гука, потому что Намджун им рассказывал о том, что их младший коллега думает не так, как все.

— У Аланда преследователь? — Ким разворачивается на кресле так, чтобы видеть их обоих, и нетерпеливо постукивает ноготками по подлокотникам.

— Да. Он убил вероломную бывшую, сбил фотографа, который много знал… Он хочет угодить Аланду.

— Похоже на кота, который нам с Намджуном приносил к двери дохлых мышей, — усмехается Хосок, скрещивая руки на груди.

— Да, прекрасная метафора! Убийца хочет признания, как этот кот. Он приносит убийства-подарки. Вот почему Аланда напугала синяя ванна! Он знает, кто убийца, — от осознания своих же слов у Гука невольно отвисает челюсть, и он задумывается над тем, насколько гениально звучат сейчас его догадки. Но вот Джису не совсем может поверить в слова младшего коллеги.

— Почему ты так уверен в этом?

Гук смотрит на неё, и перед глазами у него мелькают кадры его отца с какой-то незнакомой женщиной, а потом мама, мама, мама. Разбитая, в гневе, в состоянии апатии. До смешного просто.

— Потому что семья всегда знает.

— Это кто-то из его окружения, — делает вывод Сок, почесав задумчиво свой подбородок. — Но у нас проблема. Сегодня Аланд устраивает запуск новой линии, а завтра летит в Европу, видимо, со всей командой, — Гук мгновенно откладывают чашку на стол и уже готов бежать к выходу, но Хосок тормозит его. — Подожди, парень, мы не можем просто так ворваться и вынудить их отвечать, нам нужен ордер.

— У нас нет времени, — говорит он и с надеждой смотрит старшему в глаза. — Мне нужно пять минут наедине с Аландом. У преследователей компульсивное поведение, и его почти невозможно скрыть! Я справлюсь, правда.

— Гук, — старший опускает голову и вздыхает, собираясь с мыслями. — Мы копы. Либо мы действуем по правилам, либо никак. На вечеринку никто не пойдёт, особенно ты.

◎ ◍ ◎

— Я снова победил, — с улыбкой до ушей заявляет Тэхён, выставляя последние чёрные камни на игральной доске и захватывая самую большую территорию. Они играют уже четвёртую партию, и каждый раз выигрывает парень, когда прежде Ёнхи считала, что в этой игре ей нет равных.

— Как?! Только что ведь у меня была половина доски… Ты жульничаешь, да?! Не может быть, чтобы ты был лучше меня, — злится она, сбрасывая все игральные камни обратно в мешочек и убирая его вместе с доской в шкафчик. Тэхён скрещивает руки на груди и гордо улыбается.

— Ещё как может! — они показывают друг другу языки, и девушка отворачивается к телевизору, включая его и настраивая высокую громкость, чтобы профессионально делать вид, что не слышит друга и всё, что он захочет ей сказать в дальнейшем. Вообще, она действительно не слышит ни Кима, ни звука отворившейся двери, и замечает перемены только тогда, когда из её рук забирают пульт и снижает громкость. Чонгук театрально отбрасывает назад кофейное пальто в серо-чёрный ромб и присаживается рядом с Тэхёном, неловко бросив взгляд на старшего.

— Чего телик так громко орёт? Оглохнуть хотите? — спрашивает мужчина, прокрутив в ладони чёрный пульт.

— Да лучше оглохнуть, чем его слушать, — обиженно дуется Ёнхи, и Гук вопросительно смотрит на парня, который удивлённо хлопает ресницами.

— У неё что, эти дни? — спрашивает крёстный, и через секунду в него со всей силы летит подушка, попадая прям в лицо. — Точно, они. Тэхён, — Чон решает переключиться на более важные темы, потому что, кроме порции яда и капризов, от девочки сейчас ничего не добиться. — Когда тебя выписывают?

— Сказали, что сегодня вечером или завтра утром. И ещё сказали, что это зависит от решения опекуна, — он ведёт плечами и неловко смотрит на свои руки. Киму всё ещё непривычно от мысли, что ему действительно дадут жильё, будут кормить и присматривать, пока он не сможет найти работу и делать что-либо самостоятельно. Ему непривычно от того, что незнакомые ему люди помогают ему и вытаскивают из трудных жизненных ситуаций, словно они должны.

— Тогда я пойду сейчас к главе отдела и подпишу документы о выписке, — говорит Гук. Он так же, как и его новый сожитель, не до конца верит в сложившуюся ситуацию. Он ненавидит, когда нарушают его личное пространство и когда кто-то находится рядом больше двенадцати часов, но теперь ему придётся не просто терпеть старшего несколько месяцев подряд, но ещё уделять ему внимание и помогать во всём, начиная от передвижения и заканчивая приготовлением еды, пока он окончательно не придёт в себя.

— Прямо сегодня? — удивляется русый. — Я… Думал, я останусь сегодня тут…

— Хочешь остаться?

— Ну… — мямлит Тэхёна, и Чонгук терпеливо напрягает слух, чтобы разобрать, что этот подросток в теле взрослого пытается ему нашептать. — Не особо.

— Значит, сегодня. Я пошёл разбираться с документами, а тебе посоветую собрать вещи уже сейчас, на всякий случай, — говорит Гук и встаёт с места, помахав на прощание всё ещё надутой Ёнхи. Он прячет дрожащие руки в карманы старого пальто, которое отрыл в недрах платяного шкафа. Он очень любит чёрные вещи и строгий стиль, а это пальто не подходит ни к первому пункту, ни ко второму, но его подарила Дженни на его двадцать третий день рождения, и с момента покупки он ни разу его не надел. Но, видимо, настал тот самый день, когда приходится поменять что-то в своей жизни и выйти из зоны комфорта. Это же касается и того, что он даёт согласие на проживание у себя. Скорее всего, ему придётся приютить и Джухён, чтобы брат и сестра снова могли быть рядом и видеть друг друга. И на что только он подписывается?

Чонгук оформляет выписку парня не больше получаса. В итоге ему выдают документы и новую медицинскую карту парня, в которую он вкладывает справку. Он решает до вечера не тянуть, так как у него ещё будут дела, и если и ехать с Тэхёном домой, то сейчас, ибо завтра ему не хочется снова кататься по городу, так что он уверенно направляется к нему в палату. Парень стоит у окна, и эта картина уже такая привычная глазу, даже в некоторой степени родная и обыденная. Ким сразу оборачивается, волнительно поднимая взгляд на вошедшего.

— Что ж, поздравляю тебя с выпиской, — Гук демонстрирует старшему карточку, из которой торчат концы справки. — У тебя есть сменная одежда? Вряд ли тебя пустят в больничной форме.

— Э-э… Да, она в шкафу, — запинается парень.

— Я жду в коридоре, — психолог отчаливает за дверь и подходит к зоне отдыха, располагаясь на одном из диванов и смотря в широкое окно. Перед глазами немного плывёт и голова трещит, хочется лечь спать и забыть обо всём на свете, но сегодня его такое блаженство точно не ожидает, потому что впереди ещё куча дел. Хотя бы доехать до Дженни и забрать малышку, чтобы привести их всех домой и убедиться, что они будут в безопасности. Он шмыгает носом и сглатывает, горло больно пульсирует. Мужчина роняет голову на спинку дивана, устало обводя взглядом крыши торговых центров, магазинов, ресторанов. Квартира молодых Кимов сгорела, все их вещи в том числе, и Чонгуку нужно будет уломать Дженни прошвырнуться с «подкидышами» по магазинам, чтобы купить им новую одежду и обувь. Делиться своим гардеробом Гук не особо хочет, потому что он состоит почти полностью из его любимых вещей, хотя среди них можно откопать что-то светлое и нежное, что когда-то дарила Дженни.

Тэхён выходит в одежде, что была на нём в тот самый день: футболка, брюки и длинное, чёрное пальто, которое он повязывает на талии. Очень тонкой, худой талии, и Чонгук нервно сглатывает, думая о том, что в этой больнице совсем не кормят или не следят за тем, едят ли пациенты. Вообще, сам он стал таким же тощим и даже не пытался исправить это, но со стороны болезненный вид парня вызывает жалость. Теперь он немного понимает Дженни, которая каждую их встречу прямо в лоб ему говорит, что пора начать есть и идти в зал. Они молча спускаются вниз и идут до автомобиля Гука, Тэхён неловко просит разрешения сесть спереди.

— Сегодня у меня есть много дел. Есть ли место, в которое ты хотел бы съездить в первую очередь? Я… могу отвезти тебя завтра, — неловко собрав волосы в хвост, спрашивает младший, стараясь не сталкиваться взглядами. Он заводит машину и пишет короткое сообщение Дженни, что он едет к ней забрать ребёнка.

— Я бы хотел поесть кровяной колбасы и токкпоки. Неважно, где, — волнительно обивая ритм пальцами по своей коленке, Тэхён поглядывает в зеркальце, смотря на отражение лица Гука. Парень выглядит немного сконфуженным, вдобавок к этому сонным и больным. Вообще, Ким давно заметил, что младший выглядит плохо, что у него есть мешки под глазами, и вены на его руках сильнее видны из-за худобы, хотя в первый день после комы он такого в нём не помнит.

— Э-э, да, конечно, — кивает парень.

Всю дорогу они молчат, слушая по радио последние новости Сеула. До квартиры сестры немного, они быстро приезжают и останавливаются на цокольном этаже апартаментов, выходят на прохладную закрытую парковку. Оставлять парня одного ему страшно, поэтому Тэхён идёт вместе с ним. Они поднимаются на нужный этаж, Гук звонит в дверь определённое количество раз, как делает всегда, чтобы сестра поняла, кого прибило волнами к её квартире. Им открывают почти сразу, Дженни в костюме и уже собирается куда-то идти, девочка стоит в прихожей и обувается.

— Я уже собиралась уходить, ещё пара минут — и вы бы опоздали, — говорит она, отходя от двери и помогая девочке обуться. Джухён поднимает голову и смотрит на старшего брата, что застывает в дверях, и на её лице расцветает приятная, милая улыбка, а глаза наполняются блеском и крохотными слезами.

— Оппа! — она с разбегу запрыгивает на него, крепко обнимая. Ким удивляется такому внезапному порыву, но подхватывает её на руки и не опускает на пол, чувствуя, как она волнительно прижимается к его груди и болтает ножками за спиной.

— Почему не сказали, что приедете? Тебя уже выписали, да? — Дженни закрывает дверь на ключ, и они все спускаются на нулевой этаж, где располагается парковка.

— Я писал тебе, — Гук идёт рядом с Тэхёном, приглядывая за каждым его шагом. В его голове поселяется страх того, что он может на секунду отвлечься, моргнуть, — и с ними уже что-то случится.

— Оу… Да? Наверное, телефон сел, — младшая Чон улыбается и пожимает плечами.

Мужчина сажает обоих детей к себе и закрывает за ними дверцы, а сестра зовёт его на пару слов, раз уж они встретились.

— Чонгук… Почему ты не берёшь трубку?

— Прости, у меня очень много дел. Мне было некогда, — старший нервно трёт нос, кое-как выдерживая проницательный взгляд сестры.

— Был занят разборками? Я знаю, что ты эпично поругался с мамой, — вздыхает она, массируя виски.

— Я… Я не знаю, что она тебе там наговорила, но…

— Оппа, я не хочу быть посредником между вами. Лучше расскажи мне об отце. Он… правда смотрит мои репортажи? — её пугает, что вероятный ответ будет не таким, который она хочет услышать.

— Да… Он отслеживает все убийства в городе. Хочет помогать мне, — усмехается старший.

— Так значит, меня он смотрит ради тебя?

— Нет, я так не сказал. Хирург перфекционист, и он бы не смотрел тебя, не будь ты лучшим репортёром в городе, — мягко улыбается парень. Дженни кажется, что брат просто подлизывается к ней, чтобы не получить по голове за свой язык. — А почему ты спрашиваешь?

— Я… хочу взять у него интервью.

— Должен сказать, что это просто ужасная мысль, — Чон дёргает бровью и прикусывает губу, понимая, что девушка не шутит.

— Вовсе нет! Мои идеи на работе вечно отметают, а это сможет внести меня в ближний круг.

— Но какой ценой, Дженни? — он переходит на шёпот, оборачиваясь на свой автомобиль, в котором послушно сидят дети.

— То есть ты думаешь, что мне не стоит этого делать? — Гук закатывает глаза и ещё недолго смотрит на младшую сестру, размышляя.

— Делай, что хочешь, главное не попадай в неприятности, — он ошарашен, но выбор у него с одной-единственной опцией. Дженни улыбается, разворачивается и выходит на улицу, где её ждёт автомобиль коллеги по работе. Чону приходится смириться и сесть в свою кию. Они приезжают домой, поднимаются наверх, Джухён уже чувствует себя здесь более уверенно и знает, куда идти. В квартире, к счастью, нет никакого наплыва внезапных гостей, у которых есть ключи, и их, как всегда, встречает Хван, который начинает жаловаться на недостаток продовольствия в миске. — Теперь вы… дома, — говорит владелец квартиры, плотно закрывая за ними дверь и рефлекторно проверяя камеры видеонаблюдения. Всё чисто. — Естественно, это ваше временное место проживания. И, Тэхён, к сожалению, тебе придётся спать на диване с сестрой, потому что я не разрешаю заходить к себе в спальню, — Чон улыбается им, после чего запирает дверь на ключ, разувается и уплывает на второй этаж. Джухён здесь не впервые — она всё покажет своему брату, а ему нужно хотя бы немного поспать.

◎ ◍ ◎

Будильник противно звенит на рабочем столе, и Гук ворочается в постели, надеясь дождаться момента, когда трель закончится. Но этого не происходит, потому что он поставил будильник на каждую минуту, и парень поднимается только тогда, когда мобильник падает со стола на пол и освещает мигающим фонариком половину мрачной комнаты. Чон отключает все будильники, морщась от яркости экрана, выкрученной на полную. В квартире стоит тишина, и он не думает об этом до тех пор, пока не вспоминает, что дома как бы должны быть ещё люди. Закатав рукава домашней толстовки, он спускается на первый этаж и окидывает взглядом всё пространство.

Тэхён спит на диване, укрывшись каким-то забытым в шкафу прихожей пледом, а девочка сидит спокойно в новом телефоне. Возможно, Дженни раскошелилась на новую карту и милый розовый мобильник для малышки. Уже почти семь вечера, и Гуку стоит выдвигаться на свою скрытную миссию.

— Есть не хочешь? — шепчет он, подойдя к дивану и встав на него одним коленом, заглядывает в девичий телефон. Сидит на ютубе.

— Хочу, — Джухён оборачивается на кухню, грустно обводя взглядом пустой стол. Гук отрывает в холодильнике ещё свежее кимчи, тормошит пенал на наличие рамёна и достаёт запечатанные сосиски с сыром внутри.

— У меня сейчас нет времени готовить, мне нужно поехать на работу, надеюсь, что вы справитесь без меня, — Чон улыбается младшей, которая скачет на кухню, обувается, надевает своё излюбленное чёрное пальто, которое в тон тёмному худи и спортивкам делает его сплошной тенью в вечернем Сеуле. Он проверяет заряд телефона и камеры, берёт с собой павербанк и просит девочку никому не открывать и не реагировать на дверные звонки, если кто-то вдруг придёт, и не включать свет в квартире ради их же безопасности.

Громкая музыка бьёт по ушам, огромные колонки висят на стенах, обрамляют мини-сцену с поющим смазливым артистом. Народ двигается в такт музыки, ритмично прыгает пружиной на твёрдому полу, толпа качается волной под высоким градусом. В здании везде тускло, зелёно-фиолетовые огни скачут по тёмным стенам. Стриптизёры активно развлекают публику, скользя у шестов и показывая свою грацию, пластичность и гибкость. Единственным освещённым местом в клубе является уголок бармена. Психолог проходит через охрану на входе и нервно осматривается. Не привыкший к подобного рода местам, он чувствует себя не в своей тарелке, и с каждой секундой всё больше появляется желание развернуться и уйти, но его цель заставляет идти вперёд. Он блуждает среди людей, сосредоточенно выискивая нужное лицо, пока вдруг не натыкается на Аланда среди близких знакомых. Там же и его вспыльчивая менеджер, и охранник, которого он видел ранее только на фото.

Если он не подойдёт сейчас, то он может упустить из виду свою потенциальную «жертву» на сегодняшний вечер. Мужчина не замечает его, пока он практически не вливается в его ближний круг общения.

— Здравствуй, Аланд, — улыбчиво здоровается Гук, мужчина просит своих друзей подождать и отходит к подошедшему парню, кладёт ему руку на плечо.

— Какими судьбами?

— Было ещё одно нападение, тебя преследуют, и он… готов убивать, — докладывает Чонгук, и они отходят ещё дальше, чтоб никакие лишние уши не смогли услышать этого пикантного разговора.

— У меня преследователь?

— Да, и если мы не уйдём — ты станешь третьей жертвой, — после слов детектива Аланд настороженно осматривается по сторонам, остановившись, оглядывает здание и нервно закусывает губу.

— Ладно, пойдём, — мужчина выводит криминалиста из клуба через второй ход, со второго этажа, и спускается торопливо по лестнице. Вдруг тон его голоса меняется и становится более эмоциональным. — Знаешь, чувак, ты ведёшь себя не как коп! Почему? — он одёргивает воротник своего дорогого пиджака с блёстками по краям и спускается на землю, оборачиваясь на гостя вечеринки.

— Полиция знает, что твоя девушка хотела бросить тебя и компанию. Ты солгал о ваших отношениях, у них есть фотографии вашей ссоры, выглядит скверно, — признаёт парень. Из-за этой беготни его волосы выбиваются из хвоста и торчат теперь во все стороны.

— Я бы не обидел её, я её любил!

— Аланд, тот, кто убил её, не отделяет свои чувства от твоих! Он убил её, защищая тебя, — психолог видит открытое недоумение на лице дизайнера, но вместе с этим там есть что-то ещё.

— Защищая меня? Боже, ты не знаешь, о чём говоришь! — он разворачивается, отмахиваясь рукой, и идёт в сторону парковки.

— Ты знаешь, кто это, это ведь кто-то из твоих близких! — Гуку удаётся словить его за плечо и остановить, снова взглянуть в глаза. Они смогут многое ему рассказать. — Ты знал, что он опасен, но не знал, насколько далеко он зайдёт. Но ты увидел синюю ванну и понял… Это напугало тебя, — дизайнер хочет вставить парочку своих слов, но ему не дают встрять. — Кто это? Твой пиар-менеджер? Охранник? Кто-то из твоих друзей?

— Ты говоришь о моей семье, — оскорблённо отвечает он.

— Я понимаю лучше, чем ты думаешь. А если это повторится? Что ты сделаешь тогда? Продолжишь защищать их? Покрывать? Они же семья, да? Семью тоже можно бояться, — он понижает тембр своего голоса, чуть опуская голову, но не сводя прямого взгляда с чужих глаз. Аланд смотрит в ответ, жуёт боязливо губы и перебирает в голове подходящие ответы.

— Он… знает каждый мой шаг.

— Это твой охранник, — догадывается Гук. — Здесь опасно, нам нельзя тут оставаться, я позову помощь, — тараторит он взбудоражено. Наконец-то эта загадка разгадана и дело можно будет торжественно закрыть.

— Ал, — слышится низкий бас из-за угла здания, оттуда выходит крупный мужчина с натянутой на глаза кепкой. Он поднимает голову и стреляет ярким взглядом из-под козырька. — Всё в порядке?

— Да, я в норме, — говорит дизайнер, когда тот подходит к нему и становится рядом.

— Да, и я тоже. Всё супер, — Чон подозрительно щурится, оглядывая его с ног до головы.

— Ал, тебе пора вернуться на вечеринку, — говорит громила, а затем усмехается, смотря на Гука. — А мы с тобой пройдёмся.

Аланд с волнением бегает глазами по ним двум, а после делает неуверенный шаг назад. Ещё один и ещё, и он видит невероятный спектр эмоций на лице криминалиста.

— Нет, Аланд, стой, твой уход будет означать соучастие! Как ты объяснишь это семье? Как ты сможешь с этим жить? — бросает он ему в спину, когда дизайнер трусливо скрывается за поворотом. Теперь они с этим амбалом остаются один на один, и был бы Чонгук в прежней своей форме, ему бы не было так страшно в преддверии драки. Но сейчас, когда он сам состоит из кожи и костей, стать растёртым в порошок ему не хочется. Охранник поднимает пистолет и приставляет дуло ко лбу Гука, медленно и непринуждённо, словно зная, что с собой у парня оружия нет. Металл жжёт его горячую кожу, голова кружится, в висках пульсирует.

— Ему не о чем волноваться.

— Потому что ты решаешь его проблемы? — наличие холодного оружия перед лицом ещё никогда не отнимает у парня возможность разговаривать на такие важные темы. — Вроде его девушки?

— Да, я всё решил. А теперь разберусь с тобой, — Гук глупо хлопает ресницами после сказанных слов и поднимает свою руку, смотрит на часы с кожаным чёрным ремешком на худом запястье. — Что ты делаешь?

— У всех типов преследователей есть одна общая черта: они не теряют из вида объект влечения. Я поспорил, — Гук улыбается. — Сказал им, что выманю тебя за пять минут. Прошло шесть.

— Им? — переспрашивает он, хмурясь.

— О, да. Им, — Чон медленно оборачивается, и со стороны главной улицы выходит спецназ во главе с Джису и Хосоком, которые держат пистолеты наготове. Любое неверное движение преступника — и в него попадут сотни пуль, и выжить ему не удастся даже с помощью господа бога.

— Вы арестованы, бросьте оружие, живо! — рявкает Хосок. Амбал растерянно опускается, кладёт свой пистолет на асфальт и поднимает руки вверх, принимая своё поражение. А Гук расплывается в довольной улыбке, потому что свой спор он всё-таки выигравает.

◎ ◍ ◎

— Я же просила не приходить ко мне, — Ёнхи отвлекается от просмотра тайского лакорна, выделяя пять секунд из своей жизни на непутёвого китайца. Это словосочетание уже прочно закрепляется как прозвище Тао, которая она использует между ними и иногда с крёстным.

— Я пришёл по делу, а не чтоб выслушивать твою очередную истерику. Дай мне свой телефон, — Тао может и сам забрать его из её рук, но он боится последствий в виде разгневанной пятнадцатилетней бестии, её криков и злого медперсонала.

— Нет, свали, иначе… — она оставляет мобильник в загипсованной руке, а во вторую берёт перцовый баллончик. Цзы фыркает, ввалившись в кресло и скрестив руки на груди. Ботинки противно скрипят по плитке, когда он вытягивает свои длинные тощие ноги.

— Я хочу найти твоего таинственного писателя японских новелл, — выдаёт вегугин. Ёнхи поднимает брови.

— И зачем тебе это? Героем себя возомнил небось? — подросток усмехается, убирая флакон обратно на место и утыкаясь в телефон. В палате снова звучит женский голос из динамика самсунга, и китаец старается не взорваться от раздражения. Да что ж такое!

— А ты, я вижу, возомнила себя королевой. Корона не жмёт?

— Чего сказал? — это снова заставляет её отвлечься от мобильника.

— Сама подумай, ты больше не сможешь с ним встретиться, на контакт с полицией и прокуратурой этот аноним вряд ли выйдет, шанс один на миллион. Что ты теряешь? — он поднимает бровь и упирается взглядом ей в глаза. Девушка какое-то время рассматривает резцы в серых радужках, после чего цыкает недовольно и заходит в какаотолк, протягивает гаджет парню. — Спасибо, — китаец мило улыбается и заходит в нужный диалог, прочитывает последние сообщения и хмыкает. Вроде ничего такого важного нет, но он чувствует угрозу, видит её между строк и недовольно печатает новое сообщение инкогнито.

Вы.

Привет.

Вы.

Я хотела бы встретиться.

Тао решает испробовать другую тактику: писать на корейском и от имени девушки, словно его рядом с ней нет. Этот незнакомец не сможет ведь следить за ними в больнице? Или же незнакомка, это ему предстоит ещё узнать.

闇がモンスタ ーを生む

こんにちは ！！！

Перевод: Приветики!!!

闇がモンスタ ーを生む

もう退院しましたか？

Перевод: Тебя уже выписали?

Вы.

Да.

Вы.

Сегодня еду домой.

闇がモンスタ ーを生む

どこで会いたいですか？

Перевод: И где бы ты хотела встретиться?

闇がモンスタ ーを生む

考えてみてください、あなた自身でなければなりません

Перевод: Только учти, ты должна прийти одна.

闇がモンスタ ーを生む

前回の会議を覚えていますか^^

Перевод: Ты ведь помнишь нашу прошлую встречу^^

Вы.

Помню.

Вы.

Я всё ещё с гипсом.

闇がモンスタ ーを生む

知っている

Перевод: Знаю.

Вы.

Встретимся в центральном парке Итэвона.

闇がモンスタ ーを生む

おお ~ .素敵な公園

Перевод: М ~ Хороший парк.

Вы.

Через полчаса?

闇がモンスタ ーを生む

行く

Перевод: Идёт.

闇がモンスタ ーを生む

覚えておいてください、あなたと私だけ

Перевод: Помни, только ты и я.

Тао возвращает телефон владелице и встаёт, затягивая пояс плаща на талии. Ему стоит поторопиться, чтобы успеть, ладони потеют от волнения, сердце стучит, а в крови адреналин. Он наконец-то встретится с тем, кто портит ему жить и кто хочет завалить его последнее задание. Ёнхи пробегается глазами по переписке и тянет китайца на себя за рукав.

— Возьми, — она протягивает ему перцовый баллончик. Тао усмехается.

— Не переживай, у меня есть кое-что надёжнее.

В парке ветрено и холодно, даже обильные посадки деревьев не спасают от бушующего урагана. Столбы фонарей горят и освещают пустынные улицы и аллеи, бродячие коты — единственные прохожие в большом зелёном итэвонском парке. Тао стоит в тени, рассматривая неработающие фонтаны, и внимательно прислушивается к каждому звуку, к каждому шороху, чтобы быть готовым. Сердце стучит в груди часто, но постепенно ритм становится более ровным, не таким хаотичным, потому что никого нет спустя десять, пятнадцать, двадцать минут ожидания. Его охватывает злое отчаяние: неужели этот аноним не явится на встречу?

— Привет, — слышится негромкое со спины так внезапно, что китаец вздрагивает и резко оборачивается. На дорожке, освещённой жёлтым светом фонарного столба, стоит парень с чёрными угольными волосами, с кошачьей улыбкой и блестящим взглядом. Высокий, длинноногий, в чёрной матовой куртке. Тао узнаёт его, он не может не узнать этого человека, потому что они долго бились за место под солнцем. И в итоге его заполучил вегугин. — Давно не виделись, Тао.

— Да, верно. Привет, Субин.

========== далеко от тела ==========

— И что всё это значит?

Тао стоит перед невозмутимым Субином, который рассматривает пейзаж парка, погрязшего во тьме. Рассматривает редкие огни проезжающих автомобилей, синеву горизонта, тёмные высотки, которые пестрят многочисленными горящими окнами. Свет города отражается в его тёмных, как бездна, глазах. Тишина затягивается, но Тао не прерывает её, вглядывается в спокойный профиль Чхве. Всё ощущается как неожиданная встреча старых знакомых, никакого напряжения, никакого гнева или злости. Китаец просто не понимает некоторых моментов и относится со скептицизмом к тому, что тот заниматься этим ребячеством. Просто зачем?

— Почему нет?

— В каком смысле? Ответь на вопрос нормально. Ты знаешь, я ненавижу твои загадки, — фыркает вегугин, и они встречаются взглядами. На самом деле, сейчас Субин действительно выглядит как главный антагонист истории, только вот до сих пор не понятно, зачем ему это. — Зачем ты лезешь к ней?

— А ты зачем? Ты ведь тоже крутишься рядом с Ёнхи, как юла.

— Ты прекрасно понимаешь, что я это делаю не просто так и не по своему желанию. Не игнорируй мои вопросы, — его терпение стремительно кончается. Парень сжимает кулаки в карманах, испепеляя взглядом младшего, на что тот только довольно улыбается.

— Не игнорирую, просто не отвечаю. Действительно хочешь знать, зачем? — Чхве делает шаг ему навстречу, становится в опасной близости, смотрит в глаза. Как хорошо, что они одного роста, и для острого впечатления не нужно прилагать дополнительных усилий. Вегугин выразительно поднимает брови, с вызовом уставившись на него. — Хочу отомстить тебе. Хочу, чтобы ты провалил своё задание, — Цзы молчит, а потом нервно смеётся, надеясь, что это шутка.

— Ты же сейчас не серьёзно?

— Абсолютно серьёзно, Панда.

— Ты знал, что приду я, а не она, верно? — на этот вопрос Субин только загадочно улыбается. — Почему пришёл? Не страшно за свою шкуру?

— А что ты сделаешь? Босс не даст тебе убить лишнего человека.

— Он тебе не Босс, — шипит презрительно иностранец.

— Да, но он Босс для тебя, — Чхве улыбается, оголяя зубы, и гордо поднимает подбородок. А Тао, не жалея собственных сил, ударяет его в живот и хватает за волосы, не разрешая согнуться от судорог. Субин шипит и пыхтит сквозь крепко сжатые зубы, терпя боль сразу в двух местах, но не собирается отвечать тем же насилием. Он же не придурок.

— Мы увидимся и поговорим, когда я покончу со всем этим. И тогда можешь мне мстить до конца жизни, Бин-и, — шепчет Тао, сжимая кулак у корней сильнее и вырывая несколько чёрных волосков. Чхве упрямо молчит, не издаёт ни звука, и прячет взгляд под чёлкой, когда его отталкивают в сторону. Стоит, хрустя пальцами, и тяжело дышит, пока китаец успокаивает ярость внутри себя.

— Хорошо. Обязательно увидимся, — усмехается младший, положив ладонь на формирующийся ушиб от удара. Через время они обязательно поквитаются и покажут друг другу, чего стоят, и тогда выживет только один из них, потому что Субин позорно проигрывать в этот раз не собирается.

Тао возвращается в больницу, чтобы увидеться с Ёнхи после не очень приятной встречи. Рассказывать ей обо всём или нет, он решит уже в палате, когда увидит её состояние, а пока он лишь намерен прийти. Его пропускают почти без вопросов, потому что он становится тут частым гостем, хотя раньше никогда не посещал больницы по понятным причинам. Он доходит до палаты, деликатно стучит и входит, не услышав никакого ответа. Оказывается, что Ёнхи уже спит, хотя сейчас только девять вечера. Китаец тихо закрывает дверь за собой, зыркает в сторону камеры видеонаблюдения и снова натягивает капюшон, садясь рядом с койкой. В спящем состоянии девушка устраивает его гораздо больше: никаких претензий, никаких упрёков, нет ни закатывания глаз, ни оскорблений — совсем ничего. Она просто мирно лежит, пребывая где-то в царстве Морфея, а он может спокойно за этим понаблюдать. Хотя… он уже даже соскучился по тому, как она кричит на него, заявляет о своих правах человека и зовёт придурошным вегугином.

Цзы хмыкает и зарывается ладонью в волосы, слегка их оттягивая. Он не должен думать о таком, потому что она всего лишь его очередное задание, очередной пункт в его жизни, который он должен выполнить и зачеркнуть.

— Это читается как «исс», а не «ип»! — громко шепчет Ёнхи, наклоняясь над учебником и смотря прямо в душу.

— Ты вообще ешь? Ни разу не видела тебя в столовой, и ланча у тебя с собой нет. Тебе родители ничего не готовят? — она поднимает удивлённо брови и подталкивает к нему свой контейнер со вторым цельным кимпабом. — Там краб, дайкон и омлет. Надеюсь, ты не привередливый, вегугин.

— Боже, это ты, вегугин, — с облегчением выдыхает она, морща нос.

— У меня есть имя.

— Ого, ты заговорил?

— Почему ты вышел здесь, вегугин?

— Я живу недалеко. Есть ещё вопросы?

— Это ведь твой друг, да?! Вы решили меня разыграть?! — истерит она, бросая свой телефон на стол, и даёт ему пощёчину.

— Нет, это не мой друг. Я не знаю, кто это, и я удивлён так же, как и ты. И какого хрена ты ударила меня сейчас?! Истеричка!

— Тогда почему он мне пишет?!

— Мне откуда знать, я тебе, что, экстрасенс?! Гадалка?! Какого хрена ты от меня хочешь?!

— Я слышал, что та встреча закончилась плохо. И зачем ты пошла вообще?

— Отстань, — мямлит она, отходя от наркоза.

— Я хочу найти твоего таинственного писателя японских новелл.

— И зачем тебе это? Героем себя возомнил, небось? — подросток усмехается, убирая флакон обратно на место и утыкаясь в телефон.

— А ты, я вижу, возомнила себя королевой. Корона не жмёт?

— Чего сказал? — это снова заставляет её отвлечься от мобильника.

— Сама подумай, ты больше не сможешь с ним встретиться, на контакт с полицией и прокуратурой этот аноним вряд ли выйдет, шанс один на миллион. Что ты теряешь? — девушка какое-то время рассматривает резцы в серых радужках, после чего цыкает недовольно и протягивает гаджет.

— Ты больше не сможешь с ним встретиться… — шепчет он, открывая глаза, удивляясь тому факту, что не замечает, как закрывает их. Ему не нравится ход событий, не нравится, что он сейчас прокручивает все те острые и яркие моменты с этой глупой девочкой-подростком, которая, между прочим, всего-навсего его очередная цель. Очередная и практически последняя, после неё идут ещё Мённа и Тэхи. Он рвёт волосы на голове, пытаясь выкинуть из неё тупые ненужные мысли, но каждый раз, когда он поднимает взгляд на эту девчонку, ему хочется, чтобы она назвала его тупым вегугином, а он привычно гадко улыбнётся ей и получит за это учебником по затылку. Глупо, тупо и так омерзительно, что стиснутые зубы скрипят, а в груди разрастается дыра.

Кажется, что в этом бою либо он её уничтожит, либо она его. И Тао не хочет проживать ни тот, ни тот вариант.

◎ ◍ ◎

— Аджосси, просыпайтесь, — девочка тычет в плечи и грудь всё ещё спящего парня, несмотря на обеденное время. Свет через витраж над кроватью пробивается разноцветными лучами, заполняя собой комнату. Мужчина ворочается и переворачивается на живот, подминая под себя подушку и просовывая под неё руки. Джухён забирается полностью на кровать, путаясь в слишком длинной футболке Чонгука, которая ей доходит ниже колен и служит пижамой. Она жёлтая с принтом милой яичницы, поэтому, естественно, Гук ни разу не надевал её в своей жизни. Девочка трясёт его за плечи в попытках разбудить, и это срабатывает, только не совсем так, как она ожидает: Гук испуганно подскакивает и кладёт руку на сердце, тяжело дыша. Джухён удивлённо хлопает ресницами.

— Что такое? — мужчина осматривает спальню, но ничего странного не замечает. Он сразу думает, что с Тэхёном что-то случается, и поэтому требуется его незамедлительное пробуждение.

— Аджосси, вы спите уже очень долго.

— Я поздно лёг, — Гук облегчённо выдыхает и падает обратно на спину, прикрывает глаза, смотря на малышку. Она продолжает сидеть на его постели, и он вспоминает, что вчера, между прочим, нарекал обоим, что подниматься к нему в спальню категорически запрещено. Но ругать её он не будет, потому что… во-первых, она ребёнок, во-вторых, он не уверен, что она отошла от травмы. Она ведь совсем недавно стала снова доверять мужчинам, парням, мальчикам, да и людям в целом, и пока быть с ней грубым или хотя бы вредным не стоит. Поэтому Чон комкает всю свою раздражительность и убирает руки за голову, сонно моргая.

— Мы хотим кушать, — она ложится на вторую подушку и раздражённо убирает со своего лица длинные запутанные волосы, пока за этим наблюдает дядя Чон.

— И что я должен сделать?

— Аджосси, — обиженно дуется она, бросая на него взгляд с упрёком. Ещё такая маленькая, а уже вертит им, как ей вздумается. Возможно, такому её научила Дженни, потому что некоторые фразы девочка переняла именно у неё. Гук думает, что не успеет он и глазом моргнуть, как эта малышка станет подростком и уже будет спорить с ним чаще, чем Ёнхи в настоящее время. Просто с ума сойти можно.

— Ла-адно, пошли, — бурчит он, поднимаясь с кровати. Джухён спускается первая, спрыгивая с последних ступенек и падая обратно на диван. Тэхён стоит у окна, переминаясь с ноги на ногу, и разминает затёкшие мышцы. Трость в напряжённой руке слегка дрожит. На Тэхёне вещи младшего, и они висят на нём абсолютно таким же мешком. — Доброе утро.

— Доброе, — отвечают ему. Русый поворачивает голову, женственно убирая прядь волос за ухо, и Гук чутка подвисает на этом, останавливаясь на последней ступеньке.

— Мы… поедем сейчас куда-нибудь поесть. Собирайтесь, — оповещает их он и первым занимает ванную, закрываясь изнутри, принимает бодрый душ. Была бы его воля, он бы пролежал сегодня весь день в кровати и спал, потому что у него заслуженный выходной, и, хоть не в его принципах отлынивать и заниматься личной жизнью, даже он понимает, что ему необходима подзарядка. И будь он одним в этом доме, то действительно ничего бы не делал целые сутки, но как же хорошо, что теперь с ним делят квартиру ещё два человечка, один из которых за последнее время превратился в настоящую торпеду, прямо как Тэхи. Гук после душа собирает волосы в максимально аккуратный по его меркам хвост, брызгает парфюм с лаймом по телу и освобождает ванную. В неё тут же заходит Джухён, громко щёлкая щеколдой. Сегодня парень решает надеть чёрный лонгслив и джоггеры, потому что они едут всего-то поесть где-нибудь. — Я принесу тебе одежду на выбор, — бросает Гук Тэхёну, что уже сидит на диване и смотрит передачу про животных, и поднимается к себе. Время тормошить шкаф с забытыми богом вещами. Там можно найти всё, что хочешь, хоть магазин собственный открывай. Мужчина вытаскивает разных тёплых вещей и бросает их на кровать, не подходящие убирает обратно и всё спускает в гостиную. Ким останавливается на бежевом свитере крупной вязки и светлых джинсах с порванными коленями. Остальное владелец квартиры раскладывает по местам. Все готовы через полчаса, дольше всех собирается старший, потому что ему требуется вымыть голову, высушить её и сделать что-то приемлемое с отросшими волосами. В итоге он с горем пополам делает себе такую же причёску, как и у младшего, и ковыляет из ванной комнаты. Ему определённо потребуется визит к парикмахеру. — Надеюсь, мы можем идти? — интересуется Чон, отлипнув от экрана телефона. Он переписывается с Ёнхи, и та рассказывает, как себя чувствует Намджун с Тэхи и что скоро её с сестрой выпишут и они поедут домой, что ей надо готовиться к тестам и готовить тупого китайца к экзаменам. Чонгук совсем забыл, что скоро начнутся зимние каникулы и что на носу куча праздников, что нужно будет блуждать по гостям и дарить подарки друзьям. Не то что бы ему не хочется, просто он устал. Но сейчас он только обувается и надевает своё пальто, отдавая старшему то кофейное в клетку, которое ему идёт гораздо больше. Он сам по себе излучает свет и чистоту, выглядит как ангел и ведёт себя так же, в отличие от чёрного от души до кончиков волос Чонгука. Полные противоположности, к тому же у них разница в ментальном возрасте лет десять, и как они вообще будут жить вместе — загадка для обоих. Они садятся в машину, Джухён занимает полностью заднее сидение, ложась на него, как на воображаемый диванчик, пока её брат и его сожитель располагаются спереди. Чонгук пристёгивается и смотрит в зеркальце, окидывает взглядом полупустую парковку. — Куда едем? Есть какое-то особенное желание?

— Нет. Хочу туда, где подают кровяную колбасу и токки, остальное неважно, — пожимает плечами Хён, стараясь не пересекаться взглядами из-за смущения и стеснения.

— А я хочу туда, где можно сидеть на полу! Я не буду сидеть на стуле, — вредничает Джухён с заднего места, и Гук согласно кивает, припоминая подходящее заведение в нескольких кварталах от их жилого комплекса. Девочка просит включить музыку, и брюнету пришлось согласиться, хотя он рассчитывает доехать в тишине. Включив рандомную линию, он встаёт на светофоре и поворачивает голову к Тэхёну, который задумчиво смотрит на городской пейзаж, положив голову на окно.

— Ты знаешь, что твой счёт в больнице оплатил анонимный пользователь?

— Знаю, — отвечает Ким полушёпотом.

— И ты не знаешь, кто бы это мог быть, верно? — Тэхён смотрит на младшего, как на глупого, и хлопает ресницами несколько раз, однако тот задаёт ему вопрос на полном серьёзе.

— Не знаю, — кивает он.

— Я могу договориться с моим психотерапевтом, и она назначит тебе комплексное лечение и попробует восстановить память с помощью гипноза. Заплачу я, естественно, но ты потом вернёшь мне всю сумму, когда устроишься на работу, — загорается зелёный, и Гук осторожно сворачивает влево, бегая глазами по зеркалам заднего вида.

— А это точно сработает?

— Не могу дать тебе точный прогноз. Гипноз нередко оказывался на переднем крае, поскольку является самой широко исследуемой и широко применяемой техникой для восстановления памяти. Он никоим образом не устраняет опасности искажения памяти. Наоборот, он может усилить проблему, и так говорят все специалисты, но… Несмотря на это, сейчас мы имеем дело с воспоминаниями, которые заблокированы, и гипноз — один из способов, которые встряхнут твой мозг и могут дёрнуть за этот блокирующий рычаг. У тебя есть возможность отказаться или применить другую, более безопасную технику, — рассказывает парень так, словно это абсолютно обычные понятные вещи. Тэхёну приходится немного напрячься и подумать над словами младшего, вникнуть в суть. Сам он никогда раньше не интересовался человеческой психологией, и всё это для него звучит как фантастика. Разве можно с помощью гипноза узнать что-то? Разве он работает?

— А какие есть ещё способы? — неуверенно спрашивает парень.

— Это зависит от результатов консультации со специалистом, но, возможно, тебе составят восстановительную программу, подберут дозировки лекарств, комплекс физических и умственных упражнений, — перечисляет младший, на свободной руке загибая пальцы.

— Она сама никак не сможет восстановиться? — Киму не хочется пичкать себя пилюлями и постоянно контролировать себя, воспитывать крепкую силу воли. Он видел на барной стойке в доме Гука много разных психотропных препаратов со сложными названиями, и, честно признаться, тогда его пробрало дрожью, потому что он вдруг понял, что не знает, к кому переехал жить. Да, временно, но на месяц-полтора точно, и только сейчас он понимает, что Гука он совсем не знает. Если он не тот, за кого себя выдаёт?

— Я думал, что ты вернулся к восемнадцатилетнему возрасту, а не к семилетнему, — Чон поднимает бровь. — Не в обиду тебе, просто это был глупый вопрос, Тэхён-хён.

— Прости, — он снова смотрит в окно и замолкает.

Они доезжают до ресторанчика, останавливаются на платной парковке, Гук сразу вносит оплату за один час, и они втроём заходят внутрь. В заведении традиционный корейский стиль искусно переплетается с современностью, с потолка свисают красивые шарообразные фонари белого цвета с чёрными деревьями и журавлями, выполненными в стиле японской живописи. На подоконниках и столиках стоят керамические кошки в разных позах, и Джухён выбирает столик с котом, который длинной колбаской вытягивается вдоль стены. Рядом с ним стоят три декоративных фонарика разных размеров. Тэхён садится на одну сторону с сестрой, а Гук идёт оформлять заказ. Именно в этом месте нет особенного меню и можно составить свой собственный обед. Провозившись у кухни несколько минут, он возвращается к двум детям и садится напротив них.

— Чонгук… — начинает Ким, нервно барабаня пальцами по столу. Он сидит, подтянув ноги к груди и уложив на колени голову. В такой позе, смотря на младшего снизу вверх большими карими глазами, он действительно похож на ребёнка. Чон снова зависает, на этот раз удивившись такому голосу старшего. Тихому, низкому и хриплому, и это заставляет его вновь напрячь слух. Среди ресторанной музыки его слова звучат ещё тише.

— Да?.. — он наклоняется к нему, присматриваясь к эмоциям на лице. Тэхён боится, это видно невооружённым взглядом, но чего?

— Расскажи о себе. Я о тебе совсем ничего не знаю… Пожалуйста, — парень отводит взгляд, но, словно заставив себя, снова поднимает его.

— Что бы ты хотел узнать? Задай вопрос, я попробую ответить на него. Только не переходи рамки, окей? — он подпирает голову ладонью и бросает взгляд на девочку, которая увлечённо сидит в телефоне.

— Кем ты работаешь?

— Я криминалист-психолог, консультант полиции, работаю в команде Сомун. Пришёл туда после того, как меня уволили из NIA по некоторым причинам, NIA означает National Information Society Agency, то есть Национальное Агентство Разведки. На самом деле… Думаю, тебе уже говорили об этом, но ты тоже работал с нами и тоже пришёл из NIA. Тебя взяли на моё место, мы стали работать по одному делу, и в итоге мы с тобой поспорили о том, что же произошло с одним зданием. Я настаивал на афере архитектора, ты, наоборот, защищал его. Мы спорили на то, что ты присоединишься к нам или Сомун станут частью NIA. Как видишь, Сомун всё ещё принадлежат полиции, — у парня развязывается язык из-за достаточно интересной темы, и он сам не замечает, как рассказывает не только о себе. — Что-то ещё?

— Ну… Расскажи о своей семье? — спрашивает он, поведя бровью. Раз своей у него теперь нет, ему хочется побольше узнать о близких младшего.

— Тему ты выбрал хорошую, — кашляет он и криво усмехается. — У меня есть младшая сестра Дженни, она на пять лет младше меня, работает репортёром. Она очень целеустремлённая и всегда идёт к своей цели, упрямая не в меру, порой её не переубедить, но она хорошая. Моя мама… Ким Соын, женщина сложная, как говорит мой психотерапевт, жить с ней невозможно, а ещё у нас сейчас развязалась война, поэтому ничего хорошего я пока рассказать о ней не смогу, — улыбается он.

— А отец?.. У тебя есть папа?

— Не думаю, что ты захочешь слышать о нём, да и я рассказывать не хочу, — мужчина качает головой, и Ким понимающе кивает.

— Ты сказал, Дженни твоя сестра? Почему у неё американское имя?

— Да, сестра, но она приёмная, мы взяли её из детского дома, когда ей было три года. Она осталась сиротой, родители были эмигрантами из Новой Зеландии. Мне почти ничего неизвестно, я не узнавал подробности, потому что лично я считаю её родной. Мы росли вместе, — парень пожимает плечами. — Следующий вопрос, — им приносят напитки: Гуку холодный зелёный чай со льдом, Тэхёну чай гонча с арбузом и лимоном, а Джухён розовый тропический.

— Как бы ты описал себя в трёх словах?

— А ты выбираешь очень интересные вопросы, — задумчиво протягивает Гук, пока его собеседник присасывается к трубочке и пьёт любимый напиток. А ведь если подумать, то Гук не задумывался раньше о том, как может описать самого себя. Вернее, он проходил через этот вопрос, но это было очень давно, когда его только поставили на учёт к психотерапевту. Но сейчас он изменился, вырос во всех понятиях, и его жизнь кардинально поменялась. — Тут надо подумать. Наверное… — брюнет упирается взглядом в поверхность стола. — Асоциальный и эгоистичный проныра — это идеальное сочетание слов, которое подходит мне, — улыбается он.

— Оу… а почему? — Ким неловко кусает губы.

— М-м… Думаю, ты сможешь сам убедиться в этом в скором времени. Ещё есть вопросы?

— Есть ли… у тебя опыт, который повлиял на твою жизнь? — Тэхёну интересно, случалось ли чего-то страшного с младшим, интересно, один ли он такой здесь, или у каждого из них за спиной ей что-то тяжёлое, страшное. Гук некоторое время молчит.

— Да, определённо, — в итоге произносит он. — Это развод моих родителей и все составляющие. В подробности залезать не буду, ты уж прости.

— Нет, всё в порядке, — он мирно поднимает руки вверх и скрещивает ноги перед собой, накидывает на плечи пальто. В заведении очень тепло, и, — Гук задумчиво всматривается в ткань, — это он делает для того, чтобы защитить себя от появившейся неловкости. Чон не пьёт свой чай, он решает дождаться всех блюд. Женщина вскоре приносит им множество панчанов, желаемые Тэхёном колбаски и чугунок с токкпоки, рис, рыбу, стеклянную лапшу и ещё много всего, что идёт как стандартные закуски и блюда. Они едят, иногда поглядывая в сторону телевизора, по которому крутятся популярные клипы.

— Я бы тоже хотел задать тебе один вопрос. Могу? — Чон окунает рис в чай и срезает кусочек рыбы. Он давно не чувствовал вкус нормальной еды, и его желудок завывает серенады от одного запаха. Тэхён ест не спеша, осторожно и стеснительно, следит за тем, чтобы сестра тоже ела. Братская забота в нём проявляется удивительно быстро.

— Эм, да, конечно… — кивает Ким.

— Чем ты собираешься заниматься после того, как оправишься? Собираешься где-то учиться или будешь посредственным работником? — этот вопрос ставит старшего в тупик. Он ещё не задумывается, что ему делать, как жить в теле почти тридцатилетнего мужчины в большом, нет, огромном городе, полном неизвестных ему вещей, тенденций. Он не знает ничего об экономике, политике, он не знает даже, как элементарно оплачивать счета и как искать работу и квартиру, о чём может идти речь? Он откладывает палочки в сторону и сжимает губы в тонкую полоску. Мысли вызывают непроизвольные слёзы, которые остаются в уголках глаз, он сдерживает внезапный порыв чувств. Но это не скрывается от зоркого глаза психолога. — Думаю, тебе стоит подумать об этом, пока ты находишься на… больничном. У тебя будет минимум две недели на размышления. А ещё, — Гук переводит взгляд на девочку. — Вероятнее всего, Джухён придётся сменить школу. Её не было там больше двух месяцев из-за понятных причин, и тот коллектив вряд ли сможет снова стать для неё друзьями. Предлагаю перевести её в школу к Тэхи. Надеюсь, ты помнишь её.

Джухён смотрит на него недолго и несколько раз кивает. Да, она помнит Тэхи, и она хочет учиться вместе с ней в одном классе, если такое будет возможно.

— А что за… причины? Почему она не ходила в школу? — спрашивает Тэхён.

— Я расскажу тебе как-нибудь потом, сейчас ты не в том состоянии. Лучше поешь, — твердит парень, придвигая к старшему блюдечко с редькой.

— Нет, расскажи. Я не ребёнок и прекрасно себя чувствую, и я её брат, имею право знать, — хмурится Ким, и Чон удивлённо поднимает брови.

— Тэхён, я понимаю, что твой юношеский максимализм так и рвётся наружу, но лучше обсудить эту тему позже, — строго настаивает на своём младший. Ким возмущённо заламывает брови, пытаясь смириться с этой несправедливостью, и пытается поесть, пока еда на столе не остыла и не пропал аппетит.

В дальнейшем они если и разговаривают, то на абсолютно нейтральные темы, не затрагивают личное, работу, политику. В большинстве своём они оба говорят с девочкой, отвечают на её вопросы и обсуждают интересующие её темы. Стол остаётся наполовину полным, еды оказывается слишком много для них троих, у которых желудок сужается до размеров щепки. Сытые, они выходят на улицу. Тепло, не так, как в прошлые дни, ветра совсем нет, снег не идёт и ярко светит солнце.

— Заедем ещё куда-то или отправляемся домой? — Чонгук очень сильно надеется на второй вариант, потому что эти вылазки для него большой дискомфорт, но по выражению лица старшего он понимает, что не всё так просто.

— Я бы хотел… Навестить отца и мать, — опустив голову, хрипит он и прячет руки в карманы. Джухён слышит это и сама становится грустной. Естественно, она не знала своих родителей совсем, никогда их не видела, но она беспокоится о старшем брате и его чувствах, его эмоциях. Маленькая, а понимает, как взрослая. От таких мыслей Гука самого обдаёт холодом.

— Я не знаю, где они могут находиться, хён.

— Я знаю. Мы добрались туда на сорок третьем автобусе, — говорит девочка.

Чонгук вспоминает маршрут этого транспорта и понимает, что, скорее всего, они похоронены на сеульском национальном кладбище. Он понимает, что сейчас чувствует Тэхён. Парень помнит свою крестницу в тот день, когда она узнала, что её лучшая подруга погибла. Помнит, как она приехала к монастырю, у которого её похоронили. Это всё очень тяжело и страшно. Ему не хочется думать о том, как бы он себя чувствовал, если бы кто-то из его семьи погиб. Будь то Дженни, мама или отец. Естественно, больше всего он бы страдал из-за своей сестры, потому что для него она самый близкий человек. И он для неё тоже.

— Хорошо, мы поедем. Только купим цветы.

На кладбище холоднее, чем в городе. Тут свистит ветер, покачивая голыми ветками, снег присыпает надгробия и зарытые могилы, цветы и подарки. Джухён уверенно ведёт их по дорожкам вдоль множеств погибших людей, пока они не доходят до двух невзрачных могил с дешёвыми надгробиями, на которых едва проглядывают счастливые лица их родителей. Здесь уже всё поросло бурьяном и плющом, на могилах давно никто не убирает и не занимается ими. Ким обессиленно падает на колени, прямо в мокрый снег, ему жжёт открытые участки ног, но он немигающим взглядом смотрит на фотографии и даже не чувствует, как по его красным от мороза щекам текут слёзы. Он шепчет что-то, просит прощения у родителей, молится, судорожно втягивая воздух через всхлипы и рыдания. Джухён не плачет, но ей тоже тяжело. Она стоит возле брата и сжимает кулачки, дёргает юбку зимнего платья, неотрывно смотря на надписи на сером камне. Женщина и мужчина, изображённые на них, красивые и выглядет счастливыми. Очень жаль, что эта улыбка так быстро запечаталась в этом невзрачном надгробном монументе.

Чонгук опускается на колени рядом с Тэхёном и читает короткую молитву за упокоение душ, а затем подтягивает старшего к себе, крепко обнимая и даруя ему возможность выплакаться в чужое плечо. Ким вцепляется пальцами в чёрное пальто, до треска ткани сжимает ткань в своих руках, громко шмыгая носом и обрывисто скуля от щемящей боли в груди. Гук встаёт на одно колено, отряхнув поднятое от снега и грязи, и сажает на него девочку, так же плотно прижимая её к себе. Хоть брюнет и не плачет, не отдаётся эмоциям, как это делает старший, ему не менее больно. Потому что терять члена семьи — это невыносимо.

◎ ◍ ◎

Дженни сидит на диване возле окна в пол и составляет вопросы для интервью. С их шестнадцатого этажа Сеул как на ладони, туман, не успевший рассосаться к полудню, всё ещё охватывает верхушки небоскрёбов. Девушка лениво скребёт автоматическим карандашом по странице блокнота, пальцы в предвкушении встречи дрожат. Из ванной выходит Хосок, размазывая капли воды по рукам с татуировками, на его бёдрах одиноко качается одно лишь махровое полотенце.

— Вот как мы проводим выходной. За работой, — усмехается он, присаживаясь рядом на диван. Они живут вместе уже продолжительное время и пока что довольны тем, как складываются их отношения. Сходятся стремительно, но сейчас всё гладко, плавно и тихо. Словно бы вместе уже долгие годы. Дженни качает головой и откладывает на кофейный столик блокнот с карандашом, вылезает из-под пледа и забирается на его колени.

— Пожалуй, я могу сделать перерыв, — улыбается она, гладя парня по голове. — Небольшой.

Они сходятся в томительном поцелуе, с лёгким привкусом зубной пасты и утреннего кофе. В коридоре внезапно слышится громкий, торопливый стук каблуков.

— Дженни!

— Мама?! — девушка подрывается с места, растирая губы, словно пытаясь стереть с них недавний поцелуй, и оборачивается на вторгнувшуюся в её квартиру мать. Женщина выглядит с иголочки и улыбается немного сконфуженно, бросая взгляд дочери за спину. — Что ты… Я же забрала у тебя ключ.

— Он был не единственный, — улыбается в зубы она и снова переводит взгляд на Хосока, который накрывается пледом, чтобы хоть немного спрятать своё обнажённое тело. — Вы не замёрзли? — Чон тушуется, позорно пряча лицо в ладони, и женщина усмехается. — Похоже, что нет. Не оставишь нас?

— Рад был увидеться, — наигранно мило говорит Хосок, обходя их и удаляясь в спальню.

— Что за срочность? И не говори, что дело в интервью, я уже договорилась с руководством, — возмущённо спрашивает Дженни, скрещивая руки на груди.

— Интервью не будет, — продолжает улыбаться она. — Мой бывший поклонник в старших классах — босс твоего босса, и я попросила его отменить интервью.

— Да ты издеваешься! — отчаянно зарываясь руками в волосы, она эмоционально заламывает брови.

— Это для твоего блага.

— Нет, — она качает головой и делает один тяжёлый продолжительный вздох. — Это для твоего блага. Я ничего не знаю о нём, его образ был окрашен твоим негодованием.

— А ещё теми убийствами, — теперь уже женщина скрещивает руки на груди, не собираясь сдавать позиции.

— Да, и всё же… Ты отзывалась о нём, как о чудовище, — тихо говорит она, всматриваясь в глаза матери. Соын бегает взглядом по молодому лицу и не понимает, почему она говорит такие вещи.

— Что он наговорил тебе?

Дженни моргает, поджимая губы.

— Глубоко в душе ты надеешься получить ответ на другой вопрос, — мужчина подходит ближе, сокращая расстояние между ними. Девушка нервно сжимает кулаки. — Интересно, осмелишься ли ты его задать?

Между ними тишина, напряжение, она опускает взгляд, собираясь с силами и мыслями. Очень тяжело, но отец оказывается прав, потому что действительно есть ещё один вопрос, который оседает на языке дёгтем.

— Это всё взаправду?

— Моя девочка, — улыбается он.

— Ты любил нас или прикидывался, как психопат? — бросает она, вставая с места и равняясь с мужчиной. Сердце бьётся в груди, в горле образовывается жёсткий ком.

— Я думал о тебе… каждый божий день после ареста, — на его лице всё ещё сияет улыбка, хотя на глазах девушки давно появились крупные слёзы. — Я представлял себя на каждом твоём дне рождения. На фортепианных концертах. Как танцую с тобой на балу дебютанток.

— Я не была дебютанткой.

— Очень жаль, — его улыбка на один миг кажется понимающей. — Тот бал, что представлял я, был великолепен. Ты попросила оркестр сыграть Бейонсе. Мама была в шоке, а я был в восторге, — Дженни тоже улыбается, представляя себе эту картину, это так… мило. Она аккуратно вытирает слёзы, продолжая улыбаться.

— Я… Я пойду, — говорит она, потянувшись за сумкой.

— Дженни, — говорит он, и младшая замирает. — Та воображаемая жизнь — моя единственная реальность, в которой я мог быть отцом. Мне стыдно признать, как часто я представлял её. Я никогда не прощу себя за то, что не был рядом… и тебе не стоит. Ты достойна гораздо лучшего, чем я.

Дженни поднимает взгляд на мать, которая всё ещё ждёт от неё полного ответа, желательно со всеми подробностями. Она не знает, что ей можно ответить, потому что эта женщина перед ней придерживается только своего исключительного мнения.

— Он внушил тебе любовь, — выдаёт Соын, прочитывая это в глазах дочери. Дженни размыкает удивлённо губы.

— Что? Нет, конечно нет…

— Я вижу это по твоим глазам. Я знаю, каково это, я видела это в зеркале каждое утро. Ты думала, что увидишь монстра, надеялась, потому что так легче всё осознать… но вместо этого ты встретила любящего отца.

— Насколько я знаю, твоего поклонника скоро уволят, сеть реструктурируют и интервью состоится, хочешь ты этого или нет, — женщина поднимает брови и хочет возразить, но Дженни резко повышает голос, не давая этого сделать. — Да, я знаю! Что тебе страшно… Но ты вырастила сильную дочь, и я справлюсь.

Женщина мрачнеет на глазах, и взгляд её становится грустным, тоскливым и разбитым. Она мягко касается ладонью лица своей малышки, гладит большим пальцем бархатную кожу, и сжимает губы в тонкую полоску.

— Может, и так.

После касания мамы на коже остаётся холод. Соын, сдерживая свои настоящие эмоции в узде, разворачивается и уходит, стук её туфлей эхом раздаётся в гостиной, в прихожей, а затем — на лестничной клетке. В воздухе продолжает звенеть тишина, а в груди девушки поселяется новое чувство вины и сожаления.

◎ ◍ ◎

Чонгук разбавляет свой кофе несколькими каплями успокоительных, которые приятно пахнут традиционными корейскими лекарствами из имбиря. В офисе нет никого, он наедине с собой, мыслями возвращается временами к дому, где остались Тэхён с Джухён, и периодически проверяет камеры из квартиры. Стоит у стенда и разглядывал фотографию отца Вонён, к которому он хочет в ближайшее время наведаться. Хоть сегодня его заслуженный выходной, который он ещё утром собирался провести в постели, он является в участок ради одного важного дела. Он ожидает одного человека, который, как по велению сердца, переступает через порог офиса.

— Привет, Гук. Весьма ожидаемо увидеть тебя здесь даже в выходной день. Почему не дома? — Хосок оставляет свою сумку на диване и подходит к младшему.

— Трудоголик, — улыбается он.

— Аланду и охраннику предъявят обвинения. Ты был прав… Аланд помог старому другу скрыть следы, — вздыхает он, принимая своё поражение. Он ведь не верил младшему.

— Но… ты ведь здесь не для того, чтобы пересказать мне рапорт? — Гук отпивает свой кофе и морщится от горькости, вяжущей язык.

— Снова верно. Может, скажешь, зачем я здесь, Шерлок Фрейм?

— Ну… Ты знаешь, что я был не в себе, что я виделся со своим отцом, знаешь о новой роли моей мамы в моих кошмарах, — говорит он с лёгкой улыбкой, а старшего немного передёргивает от этого. — Я уверен, что Дженни тебе рассказывала, — и на это Хосок неуверенно кивает, нервно кашляя в кулак.

— Ты отличный психолог, — комментирует он, и Гук согласно кивает. Это так. — Я не могу тебя уволить.

— А ты хочешь? — парень как раз тянется за ещё одним глотком, но такое заявление заставляет его замереть в одном положении.

— Иногда — да, — усмехается он. — Но у меня нет прав.

— Мне нужно узнать правду, хён. Если моя мать… знала… — он жмурится, смотрит в пол, и только после этого может снова поднять взгляд. — Мне нужно увидеть ту запись.

Хосок сглатывает, осматривает помещение и отходит к своей сумке, вынимает оттуда пластмассовую полупрозрачную белую упаковку, в которой хранится диск. С ним он подходит к младшему коллеге и внимательно смотрит ему в глаза.

— Ты точно этого хочешь?

У Чонгука от вида диска перед собой ладони потеют, а биение сердца набирает скорость. Он не верит в то, что прямо перед ним находятся записи пятнадцатилетней давности, и от этого накатывает паника. Что если все его опасения окажутся душераздирающей правдой?

На экране монитора всплывает квадратное окно записи. Зелёный приглушённый цвет закрашивает всю картинку. Он узнаёт в сидящей перед камерой девушке свою мать: ещё молодая, с красивыми чёрными волосами, с дорогими украшениями на шее и в ушах. Она выглядит спокойно, но это ещё ничего не значит.

— Вы ничего не знали, госпожа Ким? — задаёт вопрос офицер, находясь вне кадра съёмки. Вероятно, сидит напротив женщины.

— Нет, не знала, — её лицо меняется, становится эмоциональным и нервным, она отводит взгляд на стол и вытирает проступившие слёзы.

— Как это возможно? Ваш муж убил четырёх людей, вы давно женаты, он тот, с кем вы делите постель.

— Я сказала, что не знала, сколько раз я должна повторять? Сколько… трупов я должна видеть? — спрашивает в отчаянии женщина с изображения. — Где мой адвокат? Он давно уже должен быть здесь.

— Я проверю. Побудьте тут, — говорит мужчина и выходит из камеры допроса. Соын вздыхает, вытирает тыльной стороной ладони мокрые щёки и шмыгает носом, бегая взглядом по помещению. Чонгук опускает голову. Пока ничего интересного не произошло.

— Вы давно здесь сидите? — звучит очень знакомый парню голос, низкий, с хрипотцой, и Чон резко поднимает голову, смотрит на квадратное изображение. Это Намджун. — Принести вам чего-нибудь? Воды? Или чаю?

— Есть что-нибудь покрепче? — задаёт вопрос она, и Гук подсаживается ближе, теперь уже внимательно следя за каждой мышцей лица своей матери.

— К сожалению, нет.

— Вы офицер, арестовавший Джихёка… Вы ведь говорили с моим сыном, он сказал что-нибудь? — она складывает руки в замок и смотрит на мужчину с надеждой в глазах.

— Немного. Но он славный мальчик, — произносит Ким. — Я буду рад поговорить с ним ещё, если вы хотите, — Соын растерянно моргает и бегает взглядом по столу. Вдруг она отодвигает от себя стопку фотографий и накрывает лицо ладонью.

— Все эти фото ужасны настолько, что… — она качает головой и поднимает взгляд к камере. Женщина снова плачет, и Чонгуку кажется, что они смотрят друг на друга в действительности. — Я знала… Знала, — неожиданно, возможно, даже для самой себя, говорит она. Парня как током прошибает, и теперь слёзы появляются уже на его глазах.

— Госпожа Чон, вы позвали адвоката, это ваше право, — Намджун появляется в поле зрения камеры, садится сбоку, упираясь локтем в стол.

— Я говорю вам, что я знала. В последние месяцы я знала, что что-то не так. Он уходил в разное время, придумывал отговорки, иногда от него воняло дешёвыми духами! Но я думала, — Гук жуёт губу, не прекращая молча плакать, — что дело в другой женщине… Что у него роман на стороне. Я не думала… Я… Боже, и я представить не могла, что он убивал людей! — её голос дрожит и срывается. — Может, это стыд или страх, но… я должна была догадаться, — парень протягивает руку и касается монитора, словно пытаясь поддержать собственную мать. — Я… Подумать только… Сколько людей я могла бы спасти, если бы… если бы я просто…

Женский плач наполняет комнату. Намджун сочувственно хмурит брови.

— Госпожа Ким, знаете, сколько жизней у вас на совести? Две. И сейчас они ждут вас дома, — мягко говорит он, и Соын медленно переводит на мужчину взгляд, вытирая потёкшую тушь.

— С ними ведь всё хорошо?

— Будет хорошо. С вашей помощью.

Чонгук не выдерживает и останавливает воспроизведение записи, прячет лицо в ладонях и даёт волю эмоциям. Хосок уже давно ушёл, он сидит в офисе один, и переживает не самые лучшие чувства. Его сердце болит, сам он не понимает, как должен относиться ко всему этому, но ему очень стыдно и больно перед матерью. Он обвинил её во всех грехах, а на деле она действительно не знала совсем ничего, и он видит это в её глазах. Она не врёт.

Соын отличная мать, а Чонгук ужасный сын.

◎ ◍ ◎

С наступлением темноты ветер снова поёт свои серенады, блуждая по железным сливным трубам и мелькая среди деревьев в парке. Сеул загорается новыми огнями, становится похож на магический мир, подсвечиваемый с помощью волшебства. Чонгук стоит на улице, оперевшись спиной на столб, и ожидает одного человека возле красивого здания из белого кирпича. Когда в поле зрения показывается женщина в дорогом красном пальто и с идеальной укладкой, Гук отлипает от столба и делает шаг ей навстречу.

— Привет, мам.

— Боже, Чонгук, что ты тут делаешь? — она пугается такой внезапной встречи и чуть ли не подпрыгивает от неожиданности, сердце подскакивает к горлу.

— То есть как я додумался искать тебя здесь? В приюте для бездомных? А ты зачем здесь? — он разводит руками в стороны.

— Я просто… посмотрела ремонт, который оплатила. Анонимно, разумеется, — говорит Ким. — Кто придёт в «приют Хирурга и госпожи Ким»?

— Если бы твои дети знали больше о твоей благотворительности, они бы не обвиняли тебя в соучастии в убийствах.

— Меня учили, что если мать вдруг раскроет своё сердце — дети тут же разобьют его. Вот яркий пример, — Соын мило улыбается своему сыну, и это подрывает его нормальное настроение.

— Прости меня, — выдаёт парень, и это её, несомненно, удивляет. Ей приходится долго подбирать слова для ответа, потому что вот такого поворота она не ожидала.

— И ты меня. Я была пьяна, Чонгук, в самом конце и перед арестом отца мне было тяжело. Если ты просил меня о помощи… Я не понимала, насколько всё серьёзно.

— Но ты всё исправила. Теперь я знаю, сколько ты сделала для нас и… как тебе было тяжело. Спасибо.

Женщина несдержанно улыбается. Слова сына греют сердце и душу, она чувствует себя гораздо лучше, чем за всё это время.

— Для меня невыносимо, что он был прикован к стене столько лет и сейчас счастлив, пока мы все страдаем…

— Мы дали ему встать между нами. Это не должно повториться.

Женщина улыбается ему ещё чуть ярче, касается ладонью щеки и чувствует под пальцами лёгкую щетину. Кивает ему, подбадривающе хлопает по плечу и решает дальше идти по своим делам, потому что на этом их небольшой диалог можно закончить. Парень оборачивается на неё, смотрит в спину матери, пока она садится в чью-то машину.

Теперь между ними перемирие? Или мама всё ещё злится на него за всё то, что он наговорил? Гук опускается на бордюр, судорожно выдыхает и поднимает взгляд к чёрному небу с россыпью звёзд. Жизнь обещает стать немного лучше. Дальше — праздники, конец учебного года, и у него нет права быть раскисшим.

========== не беги за рождественскими огнями ==========

Автомобиль медленно едет вдоль частных домов, водитель присматривается к адресам и номерам на ограждениях и заборах, пытаясь отыскать среди скопления нужный. Побродив в окрестностях с десяток минут, он паркуется у ворот двухэтажного бежевого дома с голубыми ставнями в окнах. Чонгук покидает машину и подходит к воротам, настойчиво жмёт на звонок. Время переваливает за час дня, сегодня у всех выходной, суббота, и владелец дома обязан быть сегодня на месте. На улице холодно, мурашки бегают по всему телу и заставляют дрожать. Даже зубы непроизвольно стучат от низкой температуры, но Гук, разумеется, ни шапки, ни шарфа не надевает и стоит только в пальто.

Только спустя ещё шесть звонков из дома выходит мужчина. В нём парень узнаёт господина Чана, но он не такой, каким показался в их последнюю встречу. Лицо дряблое, мешки под глазами растянуты, кожа покрыта красными пятнами, а ходит он неуверенно, словно не чувствуя земли под собой. Он в запое, и неизвестно, как долго. Только вот Чонгуку это не помешает, даже наоборот — у пьяного человека язык развязан и раздобыть у него информацию будет гораздо легче. Мужчина подходит к воротам, пускает изо рта белый пар и смотрит через прутья на гостя. Чон демонстрирует удостоверение.

— Здравствуйте, я криминалист Чон, расследую дело вашей дочери, Чан Вонён. Господин Чан Хёнсок, мы уже с вами встречались ранее, месяц назад.

— Я помню тебя, — хрипит он, шумно вдыхая морозный воздух и облокачиваясь рукой о забор. Чонгук видит его частично и подходит ближе к воротам, чтобы посмотреть мужчине в глаза. — Ты… Вы… бросили нас… меня, мою дочь… Прекратили расследовать её дело! — ревёт он, едва держась за эту реальность. Секунда, и он склоняется над землёй, освобождая свой желудок. Чонгук брезгливо морщится и отводит взгляд. Видимо, у того жуткое похмелье после ночной пьянки.

— Вы не правы. Правоохранительные органы проводили расследование, но руководящий следствием сейчас находится на больничном. Я его заменяю, поэтому приехал к вам, чтобы поговорить, — парень чуть ли не полностью прислоняется к калитке, желая просунуться сквозь прутья в ожидании разрешения войти. В итоге господин Чан всё-таки даёт согласие и даже сам впускает его на свою территорию.

Чонгук помогает ему дойти до дома, подняться по крыльцу и зайти внутрь. Везде захламлено, пыльно, по углам успевают разбежаться, создать свои собственные полноценные семьи пауки. Кухня в ужасном состоянии, вдоль плинтуса бегут несколько тараканов, от чего парня пробивает дрожью. Посадив мужчину на стул, он осматривается, видит ещё один табурет и аккуратно присаживается. Хёнсок тянется за полупустой банкой огуречного рассола.

— Может, вам дать таблеток от похмелья?

— Не… И так сойдёт…

— Итак, я пришёл узнать о некоторых моментах. На допросе вы говорили, что не знали, что ваша дочь общается с кем-то, кроме Ким Ёнхи. Говорит ли вам о чём-то имя Чхве Субин? — спрашивает Гук, краем уха улавливая противный скрежет тараканьих лап о стены. Но он держится и концентрирует внимание на господине Чан.

— Чхве Субин?.. Хм… Дайте подумать… — мужчина подпирает гудящую голову рукой и смотрит в окно перед собой. На улице начинается снег. — Знакомое имя… Не могу вспомнить, кто…

— Говорила ли ваша дочь что-нибудь о нём? Может, вы видели его, когда забирали дочь из музыкальной школы?

— Я… Не забирал её никогда… — он икает, извиняется и вытирает красное лицо шершавыми грязными ладонями.

— Хорошо. Тогда знаете ли вы что-нибудь о таком человеке, как Ким Сокджин? Слышали ли вы это имя? — Чон замечает, как взгляд мужчины резко мечется на него, он округляет глаза и кашляет в кулак. Что-то его смущает или потрясает.

— Я… Кхм… — он подбирает слюни, безконтрольно стекающие по подбородку, и поправляет гнездо на голове. — Нет, не слышал, — Чонгук внимательно присматривается к его профилю, к дрожащим ресницам, к тому, как он нервно раздирает зубами раны на губах. Всё это говорит ему об одном.

— Вам запретили говорить об этом? Или вы знаете, что он связан с вашей дочерью, господин Чан? Боитесь, что загремите в тюрьму из-за преступлений, которые совершили? — заваливает он того вопросами, а мужчина смотрит искоса и буркает что-то нечленораздельное под нос, плохо справляясь с головной болью. От этого криминалиста самочувствие ещё хуже, чем есть.

— Уходите, — приказывает он, отправляя парня жестом в сторону входной двери.

— Господин Чан, это же ваша дочь. Она ведь единственная, так? Точная копия своей матери, заботливая и милая, добрая и с большим открытым сердцем, не так ли? — Гук крайне осторожно кладёт локти на замызганный обеденный стол и наклоняется ближе к мужчине. Тот жалобно хрюкает и жует губы.

— Уходите… — это уже звучит, как просьба, как мольба, но никак не приказ. Чонгук чувствует, как идёт по тернистому пути всё дальше и скоро сможет добраться до чести любящего отца.

— Как думаете, ваша жена была бы счастлива, если бы вы пустили бы на самотёк всё? Если бы бросили Вонён? Мне кажется, что она бы разочаровалась. Но именно это вы и делаете: когда вашей дочери нет в живых, когда она спит под толстым слоем земли, вы продолжаете защищать обидчика, мученика, продолжаете защищать убийцу. Достойна ли она этого? Хотела ли она этого? — Хёнсок хрипит, скулит, стирает прыснувшие слёзы и пытается унять истерику. Его лицо сильнее краснеет, глаза жмурятся, он пытается стереть боль с себя, но не выходит. Сердце слишком сильно болит из-за смерти единственной дочки, болит из-за того, что он не смог сохранить её, хотя так обещал своей жене.

— Он должен гореть в аду…

— Кто «он»? — Чонгук пользуется моментом и включает на своём телефоне диктофон, чтобы записать показания и отразить это в деле погибшей девочки.

— Босс… Ким Сокджин, — Хёнсок продолжает болезненно хрипеть и кашлять, пытаясь собрать сформулировать мысль. — Он монстр… чудовище…

— Расскажите о нём поподробнее. Откуда вы его знаете? Работали на него, с ним, кого он из себя представляет?

— Сокджин… Этот кретин… Мне было так плохо после смерти моей любимой Джиун… Я не мог больше так жить, не мог без неё, она была моим всем… Сокджин сказал, что знает, как сделать мою жизнь лучше… — он снова рыдает взахлёб, и Гуку приходится положить мобильник на стол экраном вниз, чтобы не было видно запись и чтобы можно было в ней что-то потом разобрать.

— И он предложил вам наркотики, — заключает Гук, на что Хёнсок нервно кивает, вытирая лицо рукавом кофты.

— Я не хотел… Правда не хотел, но он заставил попробовать, и мне… правда стало легче. Но это было недолго, и мне потребовалось ещё… Я покупал, но денег стало не хватать, — мужчина присасывается губами к горлышку полупустой бутылки, что стояла ранее на полу, и делает несколько глотков. — Я влез в долги… И он предложил мне работать у него… Я говорил Вонён, что у меня командировки… Поставлял товары и расплачивался с долгами… — слёзы продолжают беспрерывно течь по его щекам. Слова при его сомнительном состоянии выходят разборчивыми и даже собирается цепочка событий. Гук не встревает и внимательно слушает. — Потом… Боже, Господи, прости меня за всё… Он начал давать мне другие поручения…

— Какие? Что-то более серьёзное? Например, убийство? — спрашивает криминалист, заинтересовано поднимая бровь. Он мысленно ругает себя за то, что не приехал к этому мужчине раньше, что тянул со своей психологической практикой и не давил на него. Жалко, но сделай он это раньше, всё сейчас могло быть по-другому. Хёнсока трясёт, как в агонии, и его стул едва удерживает объёмную тушу на себе.

— Да, — коротко отзывается он почти беззвучно, одними губами. — Я не согласился… И моя дочь… Боже, это моя вина…

— Кто ещё работал на Ким Сокджина, вы знаете? — интересуется парень.

— М-м… Я почти никого не видел, но… Знаю я одного, мы пересекались пару раз… Как его… Ким Тэхён, — сжав губы, он отпивает ещё немного дрянной жидкости и пыхтит от духоты, поднявшейся из-за градуса пойла. — Славный был мальчик… Боже… Знаю, этой Сокджин всю жизнь ему испоганил… Убил родителей, забрал сестру… — он снова кряхтит, склоняясь над столом и пытаясь совладать с эмоциями. В таком состоянии это категорически сложно.

— Вы сказали… Ким Тэхён? — голос психолога дрожит, а сам он сжимает кулаки на своих коленях. Ему же не послышалось? Во рту резко пересыхает от волнения и накатившей паники, любимый и ничем не заменимый тремор снова охватывает его руки. Если бы ему сейчас дали подержать стакан с водой — вся бы она расплещется по сторонам.

— Да, кажется, он… Столько пережить… Это нужно столько мужественности, чтобы держаться на плаву и дальше… — Чан качает головой и мокро кашляет, чешет неопрятную щетину. Чонгук упирается взглядом в стол, сидел так, полностью утонув в своих мыслях. То есть всё это время в шкафу Тэхёна были настолько страшные скелеты? Чонгук даже не знает, чем точно занимается этот Ким Сокджин, кроме заказных убийств и продажи наркотиков, но сам факт того, что Тэхён работал на человека, который как-то ввязан в такого вида коррупцию — просто поразителен. В нём бурлят странные, страшные чувства: начиная от гнева и заканчивая банальным страхом. Он злится из-за того, что его опасения по поводу двух фронтов Тэхёна оказываются правдой, а страх… за свою жизнь появляется спонтанно и засаживается глубоко. Сам Ким ничего не помнит, естественно, и открытой угрозы не представляет, но за ним тянется след, длинный, яркий, насыщенный, кровавый след, на который сбегутся шавки. — Мне кажется, вы засиделись… Я хочу остаться один, — мужчина вытаскивает Чонгука из его мыслей, и парень преждевременно кивает, даже не подумав о том, что это ещё не всё вопросы, которые он хочет задать. Он всё ещё находится не здесь, думает не о деле, не о своей сегодняшней цели, в его голове всё перемешивается, а мир встаёт с ног на голову. Немыслимо. Невозможно. Гук забирает телефон со стола, кланяется господину Чан и идёт к входной двери. — Подождите, — окликают психолога, и тот застывает на пороге в коридор. — Пообещайте мне, что он заплатит за свои грехи… Прошу вас…

Парень внимательно смотрит в чёрные, полные боли глаза мужчины, опухшие от слёз и алкоголя, смотрит на ту мольбу, что изображена на безобразном лице, пахнущим дешёвым спиртом. Гук поджимает губы.

— Тогда вы пообещайте мне, что бросите пить и станете счастливым. Ваша дочь заслуживает этого.

◎ ◍ ◎

Если бы не рявкающий скотч-терьер, который носится по всему первому этажу, ныряя под столы с новой пискливой игрушкой в зубах, Чонгук бы решил, что ошибся квартирой: во-первых, очень сильно пахнет горячей едой со стороны кухни; во-вторых, в эпицентре хаоса валяется искусственная ёлка, которую ещё требуется собрать воедино, и несколько коробок с украшениями; в-третьих, Гук чуть не спотыкается об ещё парочку коробок, что оставили у входа, в них лежат игрушки для украшения уже квартиры, так же там и рождественские носки для камина, хотя камина у Гука совершенно не наблюдается и живут они отнюдь не где-нибудь в Америке; в-четвёртых, Хосок, который какого-то хрена забыл у него дома, в кухонном фартуке жонглирует пластмассовыми игрушками для Джухён; и, в-пятых, вишенкой на торте становится Ким Тэхён, сидящий на диване. Точнее, не он сам, а его ядерно-алые волосы, подстриженные и уложенные, со сбритыми висками и затылком. Первый порыв у владельца квартиры — развернуться обратно на лестничную клетку и свалить к чёртовой матери.

— Тэхён, тебе же тридцать лет. Красный, серьёзно?

— Привет, оппа! Мы тебя ждали, — с улыбкой говорит Дженни, заходя в прихожую с лопаткой в руке и стаканом сока наперевес. На её щеке липкое пятнышко от какого-то соуса.

— Когда я просил сбегать в торговый центр Тэхёну за одеждой, я имел в виду не совсем это, — ещё не отойдя от шока, произносит Чонгук, обводя взглядом свои владения.

— Мы решили, что в этом году будем праздновать зимние праздники у тебя. Рождество и Новый Год. Два Новых Года, — сообщает сестрёнка, вызывая волну негодования и раздражения у старшего. То есть они решили всё это без него?

— «Вы» — это кто?

— Мы с мамой позвонили Мённе и спросили, где они хотят отпраздновать Новый Год. Я предложила у тебя, так как твой дом давно не видел гостей и хорошего настроения. Порой мне кажется, что даже у твоей квартиры глубокая депрессия. В общем, мы решили украсить всё к праздникам, потому что сам ты ничего делать не будешь… Извини, что не предупредила, — она гладит его по голове, а у Гука начинает нервно дёргаться глаз. Такого отношения наплевательского к себе он не будет терпеть. Было бы сейчас чуточку потеплее, он бы действительно развернулся и пошёл, куда глаза глядят, но приходится раздеться и удалиться в спальню, закрыть дверь на щеколду, чтоб никто не вломился к нему с очередной тупой идеей.

Тэхён виновато следит взглядом за удаляющимся владельцем квартиры. Его гложет чувство, что он не должен был соглашаться на эту авантюру и что всё действительно нужно было обговорить с младшим. Неправильно это — жить в чужой квартире на чужой шее и устраивать подобный цирк. Но Дженни, заметившая перепады в настроении красноволосого, так явно не считает.

— Не переживай по этому поводу, оппа давно привык к тому, что в его квартире без его ведома могут устроить вечеринку. Он побушует несколько часов и успокоится, поверь мне, я с ним всю жизнь жила бок о бок, — Дженни улыбается самой нежной улыбкой на свете, лохматит его волосы и вдруг хмыкает. — Знаешь… Ты ведь старше меня почти на десять лет. Я должна называть тебя аджосси?

— О Боже, нет конечно! Какой из меня аджосси… — охает Тэхён, округляя и без того большие глаза. Такое заявление его заметно встряхивает.

— Вот, другое дело. Выше нос и собирайте ёлку, пока Хван-и не сгрыз гирлянду, — девушка отчаливает обратно к плите, где готовится обед. Джухён ищет в коробках самые красивые украшения, Хосок уже усаживается за барную стойку, чтобы выпить чего-нибудь ещё до приёма пищи — ну так, для разогрева. Тэхён перебирается на пол и собирает ёлку. Этому он научился ещё очень давно, он любит с отцом собирать части искусственных новогодних елей, поэтому это не занимает много времени. Устанавливает нижнюю часть, закрепляет среднюю и вставляет в трубку самую верхнюю и самую лёгкую. К сожалению, дерево чуть заваливается набок, и парень не может понять, почему. Отходит в сторону и упирается руками в трость, рассматривая своё незамысловатое творение.

— Что? — Хосок, открыв крышку и получив подзатыльник от девушки, подходит к парню и рассматривает результат его стараний. — Вполне сносно, но мне кажется, что она не ровно стоит.

— Да? Надо же, я и не заметил, — Тэхён щёлкает языком и дует губы. Хосок улавливает в ответе тонкие нотки сарказма и подходит к дереву, поднимая его за основание и переставляя на паркет, подальше от ковра, и внезапно ёлка становится прямо. Твёрдая поверхность необходима для того, чтобы всё выглядело ровно.

— Во, другое дело! Итак, кто будет наряжать?

— Я хочу! — девочка, подняв целую коробку, спешит украшать искусственное деревце. Хосок присаживается рядом с ней и объясняет, как нужно расставлять игрушки, чтобы всё выглядело гармонично и красиво. Тэхён же присоединяется к приготовлению еды.

— Что ты готовишь? — он косится на сковородку, в которой жарятся лук, брокколи, перец и спаржа.

— Стейк с овощами, — девушка помешивает овощи на плите, чтобы они не сжарились слишком сильно. — Хочешь помочь? — парень согласно кивает и ждёт первого приказа, а младшая Чон пока в очередной раз перемешает всё и вывалиет уже готовые овощи в посуду. — Открой стейки и выложи их на сковороду.

Тэхён следует инструкции: разрывает упаковку, достаёт один кусок говядины и крайне осторожно укладывает его на жарку. Масло противно шипит и, как назло, стреляет ему в руку, от чего парень подскакивает и отходит от плиты на добрые пять метров. Дженни смеётся, и парень, зацепившись взглядом за эту улыбку, вздрагивает. Его сердце трепетно стучит в груди, ему становится так тепло, губы сами растягиваются в милой широкой улыбке, глаза счастливо сверкают.

— Будешь дальше жарить или отдохнёшь? Как твои ноги? — спрашивает она, давно заметив, что держится он уже гораздо лучше. Она уже успевает убедиться в том, что Тэхён — сильный мальчик, и такая мелочь, как научиться ходить, не должна сломать его. И она оказывается права.

— Нормально, ещё стою. Хочу попробовать приготовить хотя бы один стейк сам. Если испорчу — заберу его себе, — улыбается он, и Дженни активно кивает, двигаясь в сторону и освобождая место у плиты. Тэхён не думал, что после выписки из больницы он сможет жить счастливо без родителей, без квартиры, с тростью в руках. Всё ему казалось бесконечной тьмой, словно Сеул — первый круг ада, и ему придётся спускаться ниже и ниже. Но нет. Благодаря семье Чон (и Ким, естественно), которая вытаскивает его из затруднительного положения и становится ему друзьями, теперь он не чувствует себя одиноким. Так хорошо он не чувствовал себя даже тогда, в две тысячи десятом году, когда был простым школьником. Всё это счастье от мелочей ощущается не так остро и не так необходимо. Сейчас всё по-другому.

Чонгук спускается через полчаса и хмуро оглядывает гостиную. Ёлка уже сияет всеми цветами радуги, обед почти готов, и вообще вся обстановка сильно напоминает счастливый выходной самой обычной семьи. Но они не обычная семья. Проигнорировав весёлый возглас своей младшей сестры, парень обувается, надевает пальто и выходит из квартиры, чтобы побыть наедине с собой хотя бы на улице. Тэхён снова тоскливо смотрит на закрывшуюся дверь, и Дженни снова хлопает его по плечу и ободряюще улыбается.

— Всё будет хорошо, — шепчет она, и Тэхён, смотря в её тёмные глаза, хочет ей верить.

◎ ◍ ◎

Через открытые окна на кухне пробивается яркий дневной свет, женщина сидит за обеденным столом и переписывает что-то из телефона в блокнот, внимательно читая объявления. На плите кипит чайник, дорогой итальянский кофе терпеливо ожидает в красивой ребристой чашке с миниатюрными красными цветами. Входная дверь открывается, тихо закрывается, и на пороге кухни неожиданно появляется никто иной, как Чон Чонгук. Его мать мягко улыбается и откладывает ручку на стол.

— Доброе утро, мам, — говорит он с усмешкой.

— Уже начало четвёртого. И не лги матери, ты истощён, никакое для тебя оно не доброе. Если я повезу тебя в больницу, то испорчу себе весь день, — говорит она, качая головой.

— Не нужно обо мне волноваться, — с улыбкой говорит он, присаживаясь рядом с мамой. Он рассматривает блокнот перед ней, лежащий рядом телефон, второй мобильник в её руке и ещё какой-то справочник, лежащий чуть в стороне. Он складывает руки в замок, чтобы тремор не так сильно бросался в глаза. — Чем ты тут занимаешься?

— У меня встреча по благотворительным делам, я решила, что… возможно, ты прав, — улыбается женщина, а Гук давится воздухом и шепчет что-то вроде: «быть не может». — Мне не стоило так скрывать пожертвования, деньги моей семьи сотворили много добра в прошлом. Я позвонила в несколько некоммерческих фондов, которым могут помочь мои…

— Деньги, — заканчивает за неё Гук. Соын приятно улыбается, радуясь тому, что сын понимает её.

— Именно, — соглашается она. Парень пытается контролировать свои руки, но они продолжают интенсивно дрожать, а от внутренней запоздалой бури у него внезапно на глаза наворачиваются слёзы. Женщина сдвигает брови к переносице и касается влажной руки сына. — Поговори со мной.

Чонгук дёргается и поднимает взгляд, моментально натягивая на лицо улыбку во все зубы. В уголках глаз копятся мимические морщинки.

— О чём?

— Ты всегда слушал о моих проблемах, так расскажи о своих, — негромко шепчет Ким, по-матерински заботливо обводя взглядом настороженное лицо своего старшего ребёнка. Чон моргает, опуская глаза на стол и зажимает в зубах нижнюю губу. — Эти кошмары, твои… воспоминания. Становится хуже?

— …Да, — с трудом выдавливает из себя он. — Они более чёткие. Я почти не спал целый месяц.

— Что ж, — заключает она, гладя его ладонь своими морщинистыми пальцами, на которых блестят дорогие кольца. — Тебе нужно как следует выспаться. Что ты думаешь о барбитуратах? Я просто обожаю их.

— Мне поможет только одно, — женщина воодушевлённо улыбается, ожидая услышать от сына что-нибудь действительно хорошее. — Разгадка убийства.

◎ ◍ ◎

Шелест бумаги уже заседает в голове и вызывает мигрень, но он в сотый раз просматривает архивы дела месячной давности. Просматривает фотографии изуродованного подросткового тела, прочитывает всю информацию и прослушивает раз за разом диалог, записанный на диктофон. В голове эхом звучит «Ким Тэхён». Что если это его рук дело? Он ведь мог подкинуть брошь Тигров на место преступления, потому что Чонгук отчётливо помнит, что Ким Кай, главарь этих головорезов, узнал Тэхёна. Значит, они знакомы, и значит, что они оба работают на Ким Сокджина. Но Кай на свободе, и помог ли ему приспешник этого треклятого «босса» — остаётся нерешённой загадкой.

— Над чем ты работаешь? — со спины неожиданно подкрадывается Джису и ставит стаканчик с кофе из старбакса, чтоб он совсем не сдох над этими дурацкими рапортами.

— Над профилем, — выдаёт он, поднимая взгляд на девушку. Она выглядит бодро и свежо, чего нельзя сказать о нём: сегодня он не потрудился даже синяки замазать, и его бледно-зелёная кожа и синие круги под глазами выдают всю плачевность его состояния. Но тем не менее он продолжает упорно работать.

— Мы же закрыли это дело. Все считают, что Хёна убийца.

— Конечно… Но мотив?

— Мы не знаем всей истории, не знаем, что именно произошло с Вонён. Если Хёна не вписывается в твой профиль — отступись, — Джису присаживается на рабочий стол парня, убирая распущенные волосы за спину. Чонгук устало окидывает её взглядом и замечает, что сегодня на ней милая жёлтая блузка с мелкими цветочками.

— Скажи, почему. Профили строятся на информации, и всё указывает на то, что это была не Хёна. Что её подставили, — девушка лишь качает головой, понимая, что этот парень обречён и ничто не сможет это исправить. Только смерть.

— Ясно, — Джису вздыхает, приглаживает его торчащие волосы и сочувственно хмурит брови. — Тебе нужно поспать. Возьми отпуск и проведи его с близкими, — Гук зыркает так, что у неё мурашки идут. Она виновато улыбается. — Прости.

— Всё нормально. Оставь меня, мне нужно ещё поработать.

Ким кивает, слезает со стола и выходит из офиса, пожелав ему удачи. Да, она несомненно ему понадобится.

◎ ◍ ◎

Длинный обеденный стол, накрытый дорогой скатертью, с блестящими вымытыми бокалами, красивой посудой с золотыми краями, с тарелками свежих фруктов и несколькими бутылками лёгкого вина. Соын стоит у своего места и осматривает пустые стулья, вслушивается в тишину своей квартиры. Ей тоскливо от единственной мысли, крутящейся в голове.

— Суджин! — в зал почти сразу заходит горничная с какими-то бумагами в руках, прижимая их плотно к груди. Она одета достаточно просто, в обычную толстовку и джинсы, но это универсальная «форма» для уборки по дому. К счастью, ей дают много свободы, лишь бы свою работу качественно выполняла. — Убери здесь всё.

— Всё убрать? Вдруг кто-то опаздывает?

— Не будем себя обманывать, из четверых никто не пришёл. Мы знаем, что это значит: никто не хочет связываться с Хирургом, хотя деньги мои, а не его, — озадаченно говорит она, проходя пальцем по краю бокала.

— Мне им позвонить?

— Нет, в этом нет необходимости, — улыбается женщина.

— Мне жаль, госпожа Ким. Сейчас вернусь и займусь уборкой, — говорит она и выходит из зала, пока хозяйка квартиры наливает себе в стакан со льдом виски. На душе темно. Мало кто соглашается на сотрудничество с ней, она никогда бы не подумала, что быть простым спонсором, который готов вложиться в людей, — это так трудно.

— Я бы выпила, если бы вы мне налили, — звучит второй, молодой и мелодичный голос из дверей. Соын оборачивается и видит красивую девушку в чёрном длинном платье, с сумкой, её каштановые волосы завиты, жемчужные серёжки отражают свет свечей.

— А вы кто?

— Я Чо Миён, и мне нужны ваши деньги, — она мило улыбается. — Меня нет в вашем списке, меня впустила домработница, знаете, не лучшая охрана, — её улыбка в зубы заставляета Соын насторожиться. — Я адвокат, услышала, что ваш фонд ищет благие цели для вложения. Вы уж простите за вторжение, я предпочитаю беседовать лично.

— Вы адвокат? — переспрашивает женщина, подозрительно присматривать к незваной гостье.

— У меня узкая специализация. Я борюсь с торговлей людьми, и, знаете, найти средства нелегко.

— Вы знаете, кто мой бывший муж?

— Знаю, — она спокойно кивает. — Надеюсь, и вы не будете судить меня по моим бывшим. Я ищу умного партнёра с глубокими карманами, и если вы хотите реально повлиять на что-то в мировом масштабе… Я выпью с вами.

— Со льдом? — губы Соын расплываются в улыбке.

— Чистый.

Они вдвоём присаживаются за стол, Миён достаёт из своей сумки чековую книжку, несколько документов и кладёт перед своим новым партнёром. Женщина знакомится с бумагами, прочитывает каждую строку и понимает, за что же она будет платить. Расписывается в чековой книжке, пишет круглую сумму и протягивает её девушке.

— Спасибо, госпожа Ким. Вы невероятно щедры, — улыбается она.

— Прошу, зовите меня просто Соын. Может, мне лучше сделать оплату анонимно? Моё имя не ассоциируется с правозащитой.

— Разумеется, мы можем это обеспечить, — Миён согласно кивает, убирая все свои вещи обратно в сумочку. Из коридора слышится шум, и совсем скоро в зал врывается ещё один никогда не сидящий на месте ровно человек.

— Мама, я дома. Не бойся, не за барбитуратами! — заявляет он и поднимает взгляд на незнакомую девушку. Он встаёт столбом, раскрыв рот, и думает о том, что эта встреча довольно неожиданная и что он себя показать не с очень сдержанной стороны.

— У меня гости, сынок.

— Оу… А… Привет, — говорит он, закрывая за собой дверь и прижимаясь к ней спиной. — Мне нужно забрать кое-что из моей комнаты… Коробку, которую я хранил под кроватью.

— И что в ней?

— А… картинки. Мелкие банкноты. Воспоминания, — улыбается он.

— Если бы ты хранил в коробке из-под обуви воспоминания об отце…

— Я не сказал, что из-под обуви, — парень щурит глаза, присматриваясь к матери. Женщина опускает взгляд, прокрутив ручку в ладони.

— Из-под чего бы ни была эта коробка, я бы сожгла её вместе с остальными, — цедит она почти сквозь зубы.

— Простите, что помешал, — парень кашляет в кулак и кланяется. Миён ему мило улыбается, демонстрирует белые зубы.

— Это Чонгук, мой сын, — владелица квартиры всё-таки решает представить своей партнёрше ворвавшуюся бурю, которого прямо сейчас не ожидал никто из них. Парень приветственно кивает. — Миён борется с торговлей людьми, я отдаю ей все наши деньги.

— Слава Богу, — усмехается Гук.

— А вы чем занимаетесь? — интересуется Чо, рассматривая немного красное от мороза лица мужчины.

— Я служу закону, — от милой улыбки на собственном лице уже начинает подташнивать. — Это скучная работа в офисе.

◎ ◍ ◎

Практически час в офисе Сомун происходит полный беспорядок: Джису ругается с каким-то неизвестным парнем, он не сдаёт позиции, и они готовы подраться прямо тут, в участке полиции. К счастью, он сам решает уйти, оставив свою, судя по всему, девушку в гордом одиночестве. Детектив садится на диван, устало раскинув руки на ногах, и смотрит в точку перед собой. Тяжело, но сил на слёзы уже не остаётся. Горло болит от крика и, возможно, она даже сорвала себе голос.

— Кхм, предложение мира, — слышится хриплый тенор из дверей. Чонгук стоит с двумя бумажными стаканчиками большого размера, переминаясь с ноги на ногу. — Свежезаваренный чай Эрл Грей.

— …Да, я люблю Эрл Грей… — Джису закатывает глаза и кивает на местечко рядом с собой. Вполне ожидаемо, что этот проныра придёт с минуты на минуту.

— Знаю, — он довольно улыбается и заходит, присаживается рядом и ставит оба стаканчика на кофейный столик. — Дело в аромате, да? Ты говорила, что твоя бабушка заваривала его. Чёрт… Я снова начинаю, да? — парень осекается, когда видит, что глаза девушки наполняются слезами. Она нервно улыбается и поднимает голову, смотрит на потолок, чтобы влага высохла, не сойдя с ресниц.

— Ты всегда можешь… спросить.

— Ладно, подруга, что такое? Где же твоя радость? — спрашивает он, отпивая немного чая. На вкус он действительно очень приятный и нежный, неудивительно, что девушка его так любит.

— Мой парень считает, что такая опасная работа не для девушки. Он… просто не понимает, что я люблю свою работу и хочу быть детективом, — вздыхает она, беря свой стаканчик в руку и вдыхая приятный ягодный аромат. Чонгук понимает её, потому что у него есть мать. — Что бы сказал Фрейд?

— Что нерешённые эмоциональные конфликты часто проявляются в снах, потому что формирование проблемы в нашем подсознании приносит меньше ущерба для эго, чем анализ подлинного объекта в сознании… — почти цитирует парень, смотря на довольно улыбающуюся девушку. Она его отлично ловит. — Ещё сказал бы: «Чаще пей чай. С друзьями».

Джису несдержанно усмехается и опускает взгляд на свой напиток, смотрит на стаканчик в слегка подрагивающей руке коллеги. Они чокаются, как самые настоящие друзья, и обмениваются подбадривающими улыбками.

Возвращается парень домой поздно, город погрязает в сумерках, а в квартире уже не горит свет, только лампочки гирлянды мигают в полутьме в углу комнаты, возле выключенного телевизора. Он проверяет телефон, видит, что есть одно сообщение с автоответчика, включает его и прикладывает динамик к уху, чтобы не разбудить спящих на диване Тэхёна и Джухён.

— Гук-и, я отправила моего водителя с… М-м… Я не знаю, что ты ищешь или почему настаиваешь на этом, но она твоя. Спокойной ночи, — всё, что значится в сообщении. Парень поднимает глаза и видит на барной стойке коробку из-под детской обуви, обклееной разными машинками, инопланетянами и драконами. Он забирает её и относит к себе наверх, запирается, садится за рабочий стол и включает настольную лампу, в предвкушении глядит на красную потёртую крышку. Медленно поднимает её, картон шуршит.

Внутри коробочки лежат детские машинки, билеты из кино, матросская ленточка, старые фотографии, солдатики. Чонгук заинтересованно берёт в руку бинокль с одним глазком, откладывает его на стол. Копается, достаёт красивые «коллекционные» камни, решает просмотреть все-все фотографии, что хранятся здесь долгие годы. Он в костюме матроса, в горах на лыжах, фотография матери с отцом, где они счастливые улыбаются на камеру. Это выглядит так мило, что улыбка сама появляется на лице. Дальше идёт снимок его самого с отцом, когда ему десять лет. Положительные эмоции все внезапно исчезают. На последнем фото снова он с отцом на фоне старого автомобиля. Такой же снимок он находил у себя в фотоальбоме, и он быстро шарит по ящикам и вытаскивает его, сравнивает. Ракурсы разные, позы чуть другие, но это один и тот же день, один и тот же автомобиль на заднем плане. Но почему десятилетний он решил сохранить этот снимок тоже? Это какой-то значимый день?

Он смотрит на машину внимательно, присматривается к тёмным окнам и бликам на них. В голове плёнкой бегут кадры из самых страшных воспоминаний, которые заставляют его сердце покрыться корочкой льда.

В течение прошедшего времени что ты делал? И почему ты не можешь вспомнить? Это ведь правда.

========== пуская корни ввысь ==========

— Сидите здесь и не вылезайте, пока я не закончу.

Чонгук отправляется с утра пораньше на аукцион автомобилей, потому что ночью ему определённо снились кадры из детства, только вот в точности разглядеть машину он всё-таки не сумел. Тэхёна и Джухён оставлять в очередной раз дома не хочется, к тому же им стоит подышать свежим воздухом, поэтому они отправляются с ним. Девочка лежит на заднем сидении и играет в какую-то увлекательную игру на телефоне, Тэхён же постоянно смотрит в окно и не отлипает от него. Младшему некомфортно сидеть рядом с ним каждый раз, смотреть на него, слышать его голос, потому что в голове, как по нажатию кнопки, проигрывается диктофонная запись с небольшим интервью. Тэхён определённо не выглядит так, словно может работать у Сокджина и убивать людей. Но Гук привык думать, что никогда нельзя исключать обратного.

Выйдя из машины, он проходит к месту продажи старых автомобилей и вынимает из кармана фотографию. На сайте с объявлениями он долго ищет подходящие марки и модели, которые похожи один в один с изображением, и помещает их в закладки. К одному из продавцов он как раз и приезжает. Подходит к интересующей его модели. Это дэву нубира двухтысячного года грязного зелёного цвета. Совсем такая же, как на фото, только с наклейкой на лобовом стекле «продаётся за 3,317,776 вон».

— Прекрасный автомобиль, да? — спрашивает подошедший продавец. На вид ему лет шестьдесят, короткие волосы седые, наетое пузо натягивает пуговицы рубашки. Чонгук улыбается и кивает. — Дайте угадаю: вас возили на таком в детстве?

— Это я и пытаюсь выяснить, — он подходит к авто со стороны багажника.

— Сзади полно места, идеально для семейной поездки и крупной туши, — продолжает рассказывать продавец, а криминалист стопорится и выразительно глядит на мужчину. — Ну, если вы любите охоту.

— Мой отец по этой части, — улыбается парень уже более непринуждённо и открывает багажник, наполовину забирается внутрь и ощупывает покрытие, рассматривает состояние салона, стен, пола. Внизу всё чисто, совершенно ничего нет, хотя из сна парень помнил, что в пол в багажнике вкручены железные кольца. Он разочаровано выбирается обратно.

— Не машина вашей мечты?

— Это не та, — соглашается парень.

— Вы ищете конкретный экземпляр? Это будет нелегко, — с сочувствием в голосе произносит старик.

— У моей в полу есть скобы для цепи, чтобы кого-нибудь приковывать, — Чонгук убирает объявление с этим автомобилем из избранных в телефоне и поднимает взгляд на продавца, который округляет глаза от удивления. — Не бойтесь, я коп. Типа того.

Он садится в свою тачку и пристёгивается, переводит взгляд на всё ещё безэмоционального Тэхёна. С этим определённо нужно что-то делать, и парень даже знает, что именно.

— Сегодня у меня запись к психотерапевту, мы можем попросить её провести ознакомительный сеанс с тобой, чтобы разобраться, что к чему. Как ты на это смотришь? — Тэхён не сразу переводит взгляд на младшего, думает какое-то время, после чего пожимает плечами. Гук воспринимает такой ответ как согласие. Первым, естественно, на приём придёт Чонгук, а дети посидят в комнате отдыха, где есть книги, игрушки, детские развлечения для детсадовцев и школьников, поэтому они вдвоём не заскучают. Криминалист проходит в родной кабинет с персиковыми стенами, садится в своё кресло, пока женщина заваривает себе зелёный чай, а парню наливает обычной воды — как всегда.

— Итак, как ты?

— Так себе. Не спал почти месяц, мой организм истощён, и пока я не могу жить спокойно. У меня есть кое-что интересное, думаю, тебе захочется узнать об этом, — интригующе говорит парень, удобнее устраиваясь в кресле. Сегодня он в обычной чёрной худи с удобными серыми джинсами, которые из скини превращаются в мом. Тем не менее парень достаёт из кармана фотографию и снова присматривается к ней. — Это словно осколки воспоминаний. Кажется, в этой машине случилось что-то плохое, — парень показывает женщине снимок. — Это выстрел наугад, но если я найду эту машину, может, тогда я что-то вспомню.

— Чонгук, наш разум не сейф, ждущий новых комбинаций. Всё очень сложно, запутано… — она кладёт ногу на ногу и расслабленно ложится на спинку своего кресла, складывает руки в замок на колене.

— Хиджон… Эти воспоминания реальны. Я уверен.

— Ладно. Давай предположим, что они реальны, — такой ответ отражает на лице парня надежду вперемешку с приятным удивлением.

— Я рад.

— Это плохо. Это значит, что твой внутренний мир построен на подавленных воспоминаниях, словно замок на песке. Твой разум сейчас очень хрупок. Я боюсь, что, разбив слишком много стен, добравшись до источника твоей травмы, ты можешь снова стать тем напуганным, сломленным ребёнком, — говорит она, поджимая губы.

— Как я узнаю, что это случилось?

— У тебя будут видения, — парень усмехается и говорит себе под нос что-то вроде: «ну, мне не привыкать». — Они будут вызваны не препаратами и недостатком сна, ты не сможешь отделить реальное от воображаемого. Всё будет реальным.

— У меня будет психоз, — заключает он. — И я утрачу контакт с реальностью. Вы этого боитесь?

— Я боюсь за тебя. Будь осторожен, — Гук опускает голову и тяжело вздыхает, согласно кивая. Куда он денется.

— Со мной пришёл мой друг, ему тоже нужна твоя помощь. Он потерял память в ходе действия токсичного препарата, хотелось бы восстановить её. Я рассказал ему о гипнозе и других более безопасных вещах, точный он ответ не дал. Надеюсь на тебя, — говорит парень и выходит, приводит красноволосого в кабинет спустя пять минут. Старший скованно садится в кресло, не поднимая взгляда на женщину, и Чонгук, подняв за них кулаки, выходит в коридор и идёт присматривать за ребёнком.

— Кофе, чай? — предлагает врач. — Может, чего-нибудь сладкого? — на этопредложение парень осторожно поднимает голову, направляя взгляд на приятного вида специалиста. Она достаёт из ящика в столе коробку с шоколадом и протягивает одну запакованную плитку парню. Судя по его выражению лица, шоколад он любит.

— Спасибо. Я буду чай, — он неловко улыбается через не могу, скромно кладёт руки на колени и пытается расслабиться. Всю дорогу Чонгук рассказывает ему о том, что наедине с врачом можно быть спокойным, потому что она просто хочет помочь, ей можно рассказывать всё, и при всём существует врачебная тайна, и никто ничего не узнает из их разговора. В машине парню думается, что тут ничего такого, просто поговорить, выяснить, что не так, и уйти, но на деле он безумно волнуется и едва может связаться и двух слов.

— Меня зовут Со Хиджин, представишься?

— Я Ким Тэхён. Мне… двадцать восемь лет, скоро будет двадцать девять, — он с трудом вспоминает свой физиологический возраст.

— Отлично. Мне сказали, что у тебя амнезия. Какие твои последние воспоминания? — она заваривает ещё один зелёный чай без сахара и кладёт красивую чашечку с блюдцем перед парнем. Аромат успокаивающего горячего напитка вселяет в него надежду на то, что всё будет не так плохо.

— Я помню школу и то, как возвращался домой… Я… Мне всё рассказывать? — мнётся парень, скрещивая ноги под столом.

— Желательно. Я должна понимать, с чем предстоит нам работать. Я тебя не тороплю, соберись с мыслями, — какое-то время красноволосый действительно молчит, подбирая в голове слова. Ему кажется, словно внутри него проходит торнадо и всё перемешивается. Медленно, вспоминая тот последний день своего восемнадцатилетия, он восстанавливает цепочку событий.

— В тот день мою маму забрали в роддом, потому что должна была вот-вот родиться сестра, срок поджимал. Я после школы собирался идти… я не помню, куда, честно… Я помню, что простился с друзьями и пошёл из школы. Хотя… они не были мне друзьями. Мы ведь говорим честно? — он ищет поддержку в женских глазах и находит её. — У меня никогда не было друзей. Они терпели меня, а у меня не было сил, чтобы прекратить навязываться им… Тогда они для меня были единственными, с кем я мог свободно общаться… Я сожалею, что я не ценил тогда свою семью и искал поддержку извне, — Тэхён поджимает губы и пытается сдержать слёзы. Врач понимающе кивает и ничего ему не говорит, выслушивает. — Когда я очнулся, я долго не мог поверить в то, что я пролежал в коме. Что я прожил долгие годы… Я ничего из этого не помню, совсем… Когда мне рассказывали, кем я был и чего достиг, мне казалось, что это не моя жизнь, не моя история. Даже сейчас я не могу принять то, что… Джухён действительно моя родная сестра. Я вижу, что она похожа на меня, у неё есть родимое пятно и родинка на носу, как у меня, но… Я её совсем не помню…

Больше Тэхён ничего не говорит, замолкает и смотрит в стол. Спустя пять минут тишины терапевт всё-таки решает разрушить устоявшееся молчание.

— Хотел бы ты вернуть эти воспоминания? Среди них могут быть не только хорошие и счастливые, но и полные боли. Некоторые из них способны пошатнуть тебя или сломать. Естественно, если ты согласишься на терапию, я буду работать с тобой и не дам потеряться в этом сложном мире. Но ты должен мне полностью доверять и быть уверенным в том, чего же ты хочешь на самом деле, — женщина обводит пальцами края своей чашки, внимательно смотря за своим новым пациентом.

— Я… согласен. Я хочу вспомнить.

— Тогда для начала я предлагаю тебе пройти один небольшой тест для твоего подсознания. Мне бы хотелось узнать тебя немного глубже, чем сейчас, если ты не против, — парень согласно кивает. — Закрой глаза и слушай. Этот тест когда-то создал известный психолог Зигмунд Фрейд, слышал о таком?

— М… Чонгук часто цитирует его, когда рассказывает что-то. Он его фанат, — закрывает глаза и максимально расслабляется. Он ведь должен сейчас открыть путь к своему разуму.

— Понятно, — она усмехается. — Начнём. Представь, что ты попал в какое-то помещение. Каким ты его видишь?

— М… Оно узкое… Похоже на длинный тоннель, — рассказывает он, уложив руки на подлокотники. Женщина кивает и записывает это в блокнот.

— В этом помещении стоит что-нибудь, или оно полностью пустое?

— Обеденный стол… Кажется, дубовый… Здесь много стульев, наверное, для гостей или большой семьи.

— Хорошо. Что находится на стенах комнаты? Висит что-нибудь, какое состояние у них?

— Они белые… Яркие. Очень похоже на больничную палату, — тихо выдыхает он, поёрзав в кресле.

— Представь, что в углу комнаты стоит хрустальная ваза. Какие в ней стояли цветы? Или один цветок?

— В ней стоит высокая пурпурная роза… Она слегка подвяла, первые лепестки осыпались на пол.

— Человек, который ожидал тебя в этой комнате, усадил тебя куда-то. Куда?

— На… это маленький табурет? Он не очень удобный, но сидеть на нём ещё можно.

— Что тебе предложили выпить?

— Чай, — отвечает он с ходу, быстро, не задумываясь, терапевт записывает каждое его слово по пунктам.

— Осталось ещё несколько вопросов и мы закончим. Как только ты оторвал взгляд от напитка, ты увидел?

— Огромное красное пятно на белой стене… Надеюсь, это от вина, — нервно отвечает парень, сглатывая и чуть сжимая в пальцах подлокотники.

— Вдруг ни с того ни с сего в комнате раздался…

— Громкий собачий лай. Это маленькая собачка, — он кивает своим словам, пока врач внимательно следит за гаммой чувств и эмоций, отражающихся на чужом лице.

— Твоя реакция?

— Я испугался… Но я останусь сидеть на месте, здесь… некуда бежать, — вздыхает Тэхён.

— Но ты бы побежал, если бы была такая возможность? Убежал бы оттуда?

— Да. Определённо.

— Хорошо. Можешь открыть глаза, мне ясна картина, — женщина улыбается и откладывает ручку. Красноволосый любопытно смотрит за женщиной и ждёт разъяснения. Ему не терпится узнать, что же всё-таки она думает обо всём этом, хочется узнать профессиональное мнение. — Ты очень гармоничная личность, несмотря на свой психологический возраст, ты обладаешь стрессоустойчивостью. Твои чувства не резонируют с подсознанием, и ты можешь справиться с поставленной задачей и добиться успеха, несмотря ни на что. Это хорошие показатели, Тэхён. И это касается не только тебя восемнадцатилетнего, но и тридцатилетнего тоже, потому что эти качества остались в тебе. То, что ты воспитал в себе, всё ещё хранится в твоём подсознании, только нам предстоит это раскрыть максимально по мере возможности. Я бы не стала спешить с гипнозом, эту практику принимают только в крайних случаях. Я выпишу тебе некоторые препараты и назначу курс лечения.

Тэхён задумчиво склоняет голову. Если это поможет ему, то он согласен на всё. Лишь бы вспомнить.

◎ ◍ ◎

В ярко освещённой спальне слегка прохладно даже под тёплым зимним одеялом. Свет бьёт сквозь окно, ныряет в самые потаённые углы комнаты. Дженни лежит в кровати и устало рассматривает потолок, вспоминая последнюю встречу с мамой, когда она заявляет, что интервью не состоится. Бред. Почему из-за отца их отношения так резко портятся, натягиваются? Неужели человек, которого она никогда не знала, может стать преградой для них? Что такого он может сделать с ней, о чём она потом будет жалеть?

— Снова думаешь об отце? — спрашивает Хосок, перевернувшись на бок, чтобы лучше видеть любимую. Дженни переводит на него взгляд: растрёпанные тёмные волосы, сонное помятое от подушек лицо, обнажённые руки, покрытые татуировками и комкающие одеяло под собой. — У тебя был этот… задумчивый взгляд.

— Не хочу говорить об этом, — отрезает она, поднимаясь с постели и сбрасывая одеяло в сторону. Она поправляет сбившиеся ночные шорты и убирает волосы за спину, хрустит шеей.

— Хватит так. Ты ведёшь себя странно после встречи с ним, — парень остаётся в белоснежной кровати, наблюдая со стороны, как девушка подходит к своему рабочему столу у окна и смотрит на открывающийся вид. — Волнуешься из-за интервью?

— Он ещё даже не согласился, — вздыхает она.

— Ну, когда он согласится, твой верный коп будет рядом, чтобы защитить тебя от чего угодно, — улыбается он, выбираясь из плена подушек и одеяла и подходя к возлюбленной. — Ты будешь потрясно выглядеть в кадре.

— Правда? — усмехается она и мягко целует его в губы, утыкается носом в мощное плечо и даёт стиснуть себя в тёплых объятьях. Потому что в этой спальне сегодня действительно прохладно. Но их счастье длится недолго, потому что на телефон приходит несколько сообщений.

Мама.

Увижу ли я тебя когда-то ещё?

Мама.

Семейный ужин.

Мама.

Сегодня.

Мама.

Не опаздывай.

— Вот это серьёзная настойчивость, — смеётся Хосок, и Дженни согласно кивает, возвращая взгляд к его горящим на свету глазам.

— Сможешь ли ты спасти меня и от матери? — кокетливо улыбаясь, спрашивает девушка, откладывая телефон на свой рабочий стол. Мужчина смеётся и дарит ей ещё один аккуратный поцелуй, на этот раз в нос. От мамы её уже никто не спасёт.

◎ ◍ ◎

— Зачем ты позвал меня, хён?

Они находятся в лесу на окраине города, где произошло ещё одно убийство. Джухён Чонгук отвозит к своей сестре, а сам едет вместе с Хосоком на место преступления, прихватив с собой Тэхёна, который безумно хочет побывать там. Сославшись на то, что он всегда видел это только по телевизору и в кино, но никогда — в реальной жизни, он сумел добиться разрешения от Гука, но только если тот согласен быть под гиперконтролем. Естественно, Ким соглашается, и сейчас они втроём проходят через заросли кустов, спускаясь со склона к опечатанной территории. Трость они с собой не берут, и парень идёт, держась за руку своего сожителя. Некоторые коллеги здороваются с Тэхёном, и он неловко кланяется им, не вспомнив ни одного лица.

— Ножевое ранение в лесу — недостаточно жутко для профайлера, — говорит старший коллега, ведя парней по тропинке к телу. — Но что насчёт больше ста ранений?

Чонгук взволнованно трёт руки, а Тэхён настораживается и даже думает от том, что его идея глупая и необдуманная. Но идти сейчас назад уже нет возможности, потому что никто не собирается его охранять у машины. Так что выбор у него один. Они подходят к трупу мужчины с огромным количеством колотых ран на груди и животе, он лежит на спине, раскинув руки в стороны. Рядом с ним сидит на корточках уже знакомый судмедэксперт.

— Жертву зовут Ким Ёнхван, живёт в Ильсане. Помощник менеджера склада, семье сейчас сообщают о произошедшем, — оповещает их Джису.

— Его машина рядом на дороге, дверцы открыта. Похоже, вылезал в спешке, — комментирует Хосок, покосившись на Тэхёна. Он встаёт очень близко к Гуку, крепко вцепившись в его руку, словно это поможет ему унять дрожь в коленях и бешеное сердцебиение. Гук тем временем внимательно осматривает тело с расстояния: пустой чехол на поясе, сломанная лодыжка. — Нет следов пассажиров.

— Время смерти? — спрашивает психолог.

— Двенадцать часов назад, — отвечает ему парень, поправляющий резиновые перчатки и сидящий у трупа. — Умер от потери крови из-за огромного количества ран, сто четыре удара, я считал старательно.

— Только мне раны кажутся разными? — спрашивает Джису.

— Хорошо подмечено, они не единообразны. Некоторые глубокие, серьёзные, другие больше похожи на порезы, — пока врач с девушкой обсуждают подробности, Чонгук рассматривает местность. Он замечает чуть выше по склону камень вместе с корягой, и это наводит его на мысль.

— Сто колотых ран — классический пример чрезмерной жестокости. Намного больше увечий, чем нужно для убийства. Указывает на переполняющую ненависть. Ярость, — теперь говорить начинает Гук, потому что картина в его голове принимает более приемлемый вид. Тэхён, кажется, слушает его внимательнее всех, как любопытный ребёнок.

— Похоже, его подвела сломанная лодыжка, — Джису кивает на вывернутую в другую сторону ступню.

— Да, её повредил не убийца. Машина жертвы на той стороне холма? — интересуется брюнет, указывая себе за спину. — Его кто-то преследовал. Он вышел из машины… Забрался на холм… Запнулся об этот корень и упал.

— Перелом синдесмотический, — говорит врач, уже встав на ноги. — Он ужасно мучился.

— Убийство не было спланированным, — тем временем продолжает психолог. — Оно было спонтанным. Убийца заколол Ёнхвана его же ножом, вытащив из чехла на поясе. Угол ранений указывает, что убийца сидел на нём верхом, — Чонгук чувствует, как Тэхён всё сильнее сдавливает в объятиях его руку, и чуть дёргается, заводит руку ему за спину, аккуратно кладёт её на затылок и успокаивающе гладит, почёсывая колючие короткие волосы.

— Он хотел, чтобы жертва его видела, — предполагает Джису.

— Верно. Или ему нужно было видеть лицо жертвы, его боль. Наш убийца наслаждался этим, каждым ударом, всё сильнее. Что и объясняет различную глубину. Перед нами зарождающийся садист, только сейчас он осознаёт то удовольствие, что получает от чужой боли. Это его первое убийство, — спокойно говорит он.

— Можешь хотя бы притвориться обеспокоенным? — Джису поднимает бровь.

— Джису, опросите его коллег. Мы с Гуком поедем к его семье. Узнаем, что он вообще здесь делал.

◎ ◍ ◎

— Я не имею не малейшего представления, что он там делал.

Они приезжают обратно в Сеул и заезжают в район, где стоят частные дома. В одном из таких проживает жена убитого Ёнхвана, самый близкий для него человек, именно поэтому они решают первым делом навестить её и, естественно, сообщить об утрате. Тэхён так же едет с ними, отказываясь ехать домой, и стоит рядом с Чонгуком, пока Хосок пытается выбить женщину на разговор. Он облокачивается о ручку тренажёра, пока хозяйка дома активно протирает с помощью средства беговую дорожку.

— Извините, можете не трогать? — женщина обращается к Хосоку, и тот выпрямляется, больше не облокачиваясь на велосипед. — Я только протёрла здесь.

Хо подходит к криминалисту и его спутнику и слегка изумлённо поднимает брови, удивляясь спокойствию жены, потерявшей таким жестоким способом своего любимого человека.

— Она не кажется расстроенной смертью мужа.

Чон хмуро кивает на его слова и осматривает гостиную, в которой они стоят. На стенах висят многочисленные фотографии, картины. На многих изображены она и её сын, рядом с обычными снимком в рамке пустой промежуток, чуть более светлый, чем потускневшие обои. Это фото, вероятно, относительно недавно сняли. Нигде нет фотографий мужчины.

— Вы развелись? — этим вопросом он застаёт хозяйку дома врасплох, она какое-то время неловко молчит.

— Мы пока никому не говорили, жили раздельно. Ёнхван хотел иметь своё жильё, я хотела… новой жизни, — Гук обращает внимание на визитку на столике и берёт её в руки. На ней изображён мускулистый мужчина в боксёрских перчатках, агрессивно смотрящий с прямоугольной картонки. Под ним крупно написано «Искусство боя от Минхо».

— Вы занимались там? — спрашивает он.

— А, Минхо… Да, я теперь тренируюсь там тоже, — уже более расслабленно отвечает хозяйка.

— А где ваш сын? — вмешивается среди их пустого диалога Хосок, перенимая внимание всех на себя.

— Он… На заднем дворе. Почему вы спрашиваете?

— Это просто вопрос, — Гук смотрит в одно из окон, которое открывает вид на задний двор дома, и видит мальчишку, который что-то делает возле клетки с домашними кроликами.

— Я просто хочу защитить своего сына. Он для меня всё…

Чонгук спрашивает разрешения поговорить с мальчишкой и выходит на задний двор, просит Тэхёна уже не идти за ним хвостом и перетерпеть эти несколько минут с Хосоком в гостиной. Парень, имя которому, как оказывается, Джихун, кормит питомцев зеленью. На нём свитер и лёгкая куртка, на голове неряшливо сидит шапка, прикрывая тёмные отросшие волосы. Чонгук невольно вспоминает себя маленького, видит десятилетний образ, который прочно заседает в подсознании.

— Привет, Джихун, — подойдя ближе и добродушно улыбаясь, Гук убирает руки за спину. Мальчик поднимает на него грустный взгляд. — Кто твои друзья?

— Это Чарли, это Дженнифер. Им нравится капуста, — в клетке сидят два кролика, бурый и чёрно-белый, и они оба с упоением грызут лакомство.

— Как они себя чувствуют сегодня?

— Грустно, — говорит он, снова смотря на местами заржавевшую железную клетку. — Они… потеряли своего отца.

— Знаешь, я тоже потерял своего в твоём возрасте, — тоскливо улыбаясь, произносит он и подходит к кроликам, касается пальцами прутьев. Зверьки настороженно дёргают ушами и отскакивают от стен, не прекращая аппетитно жевать.

— Ты ещё скучаешь по нему?

— Иногда, — кивает криминалист. — Когда я был ребёнком, он был самым лучшим, умным, смешным. Он многому меня научил.

— Мой отец подарил мне Чарли и Дженнифер, — губы мальчика дрогают в кривой, слабой улыбке. — Вы были храбрым, когда его не стало? Мама говорит, я должен быть храбрым.

— Да, я старался, но я был грустным тоже. Грусть — это нормально, — в его голове проносятся кадры с записи допроса его мамы, где она плачет навзрыд. — Думаешь, мама чувствует то же, что и ты?

— Я думаю… — Джихун задумывается. — Ей не так грустно. Ей никогда по-настоящему не нужен был папа, ей нужен я. Она так говорит, я для неё всё, — Чонгук кивает на его слова и опускает взгляд. — Кто вы?

— Я Чонгук, работаю с полицией. Мы хотим убедиться, что вы в безопасности, — его улыбка заставляет мальчика улыбнуться тоже. Он отдаёт всю капусту кроликам и запирает клетку, чтобы они не сбежали.

— Вы говорите как Минхо.

— Минхо? — голос криминалист звучит настороженно, но он вспоминает, где слышал это имя. — Из зала твоей мамы?

— Он помог ей набраться сил. Он… иногда спит здесь, — Джихун опускает глаза в траву. — Мама говорит, что он защищает нас.

— Твой папа знал Минхо? Они ладили? — парниша отрицательно качает головой. Кажется, есть смысл наведаться к этому таинственному бойцу и поговорить с ним тет-а-тет.

— Что будет дальше, аджосси?

— Просто Чонгук, — на его лице вспыхивает улыбка. — Всё будет хорошо, Джихун, обещаю, — он достаёт из кармана молочный леденец и протягивает его мальчику. Джихун благодарно улыбается, и это греет психологу душу.

Когда они садятся обратно в машину, Тэхён поворачивается к поправляющему волосы Гуку и расслабленно кладёт затылок на подголовник. Несмотря на то, что несколько часов назад его трясёт от странных смешанных чувств при виде окровавленного трупа, сейчас он чувствует себя куда лучше и даже думает о том, чтобы поступить на юридический. Это дело кажется ему очень интересным сейчас, хотя никогда не интересовало ранее. Утренний разговор с психологом смог успокоить его внутреннее состояние, да и в целом он чувствует себя лучше.

— Ты очень хорош в своей профессии, — признаёт красноволосый, ловя на себе немного смущённый взгляд брюнета. — Ты хороший психолог… и криминалист тоже.

Чонгук не знает, что ответить на это, он только смотрит в карие глаза, которые сильно контрастируют на фоне ярких цветных волос, и думает о том, каким образом ему удаётся вляпаться в такую передрягу. Он чувствует себя неловко, иногда, как сейчас, смущённо, и от одних только слов о том, что он хороший специалист и действительно знает своё дело. Парень слышит это от многих, но почему-то от него это звучит слаще любой другой похвалы. И Чонгук прекрасно понимает, что именно может вызывать такие противоречивые, странные и ненужные чувства, и очень не хочет, чтобы это оказывалось правдой. Потому что его никто не поймёт. Ни мама, ни Дженни, ни Ёнхи, ни команда. Ни тем более Тэхён.

◎ ◍ ◎

— Мы уже заждались тебя, Дженни. Где ты была?

Длинный обеденный стол, за которым днём ранее Соын собиралась принимать гостей для обсуждения денежных вкладов, сейчас практически пуст и сидят за ним всего трое людей: сама Соын, хозяйка квартиры, Чонгук и Дженни. На столе перед ними стоят чугунок с рисом, омлетом и овощами, рядом отдельно блюдо с жареными креветками, и, естественно, много красиво уложенных панчанов. Они уже принимаются за ужин.

— Работала. Исследовала новую тему, — сегодня Дженни в красивом чёрном платье с привычным принтом мелких цветов и в сапогах на каблуках, а Гук, сидящий напротив неё, в костюме. Всё-таки семейный ужин — это не просто прийти и поесть вместе, это нечто большее.

— Надеюсь, ты высыпаешься, — мама отпивает из своего бокала немного красного вина.

— Точнее, не выпадаешь, как твой брат, — поправляет её Гук, мило улыбаясь, на что их мама только закатывает глаза — ничего другого она от него, собственно, и не ожидает. — Над чем работаешь?

— Я приняла твёрдое решение провести интервью с отцом. «Хирург: пятнадцать лет спустя», — говорит Дженни, звякнув палочками в руке.

— Ты, должно быть, шутишь? — Соын поражённо вскидывает брови, с трудом находя слова, чтобы выразить весь свой шок. Она до последнего надеялась, что дочь откажется.

— Это плохая идея, Дженни. Ты сама становишься его мишенью, — уже говорит парень, и она честно не понимает, почему её так отговаривают от разговора с отцом. Если от мамы она и ожидает услышать что-то подобное, то от старшего брата — нет.

— Почему вы оба себя так ведёте? Обращаетесь со мной, как с неженкой, и, судя только по звонкам, ненормальные здесь вы. Я в порядке, — обиженно выдаёт девушка. Даже аппетит пропадает, и красные дымящиеся креветки уже не вызывают прежнего восторга.

— Да, потому что ты единственная, кто не виделся с ним, — пытаясь говорить как можно мягче, Соын играет вином в своём бокале.

— Я виделась с ним на прошлой неделе.

— Что? Ты в порядке? — Чон давится воздухом, потому что он не знал таких подробностей. Он всё это время думал, что интервью — это лишь её временное желание, что она не станет действительно приезжать к нему и просить об этом.

— Я только что сказала, что я в порядке.

— Ничего не в порядке. Это безумие. Интервью… Я запрещаю, ты больше не увидишься со своим отцом, — строго говорит женщина.

— Что это? — усмехается Дженни. — Королевский указ, Мать заговорила? Я надеялась, мы сможем спокойно это обсудить, но, конечно же, нет. Выход найду сама, — младшая Чон чувствует себя до глубины души оскорблённой, потому она поднимается с места, забирает свою сумку и идёт из зала.

— Дженни, подожди, нам нужно… — Гук вскакивает с места, чтобы придержать сестру, но мама поднимает руку и останавливает его.

— Пусть идёт, — она ждёт, пока дочь скрывается за дверьми, и поднимает взгляд на своего старшего сына. — Этого интервью никогда не будет, я об этом позабочусь.

— Ладно. Хорошо, — он садится обратно и слегка ёрзает на стуле. — Наконец-то мы… согласны друг с другом?

— Да. Такого ещё не было.

После хорошего сытного ужина Чонгуку требуется поехать домой, так как он и без того сильно задерживается. К тому же у него есть ещё гора нераскрытых дел и собственные проблемы, которые не будут долго ждать. Мама проводит его до входной двери.

— Ещё волнуешься о сестре? Не нужно, я дружу с руководителем её канала, нужно только позвонить. Она считает, что сможет настоять на своём, но это далеко не так, — Соын улыбается, но парень лишь качает головой.

— Не в этом дело.

— Тогда в чём? Всё ещё теряешься в прошлом?

— Ну, знаешь, как говорят: «Те, кто не могут вспомнить прошлое, обречены», — с грустной усмешкой замечает парень.

— Говорят не так, милый.

— Но достаточно близко, — он достаёт их внутреннего кармана несчастную фотографию и протягивает её матери. — Это фото тебе о чём-нибудь говорит?

— Что за безобразная машина? — с отвращением в голосе говорит она, рассматривая снимок. — И где это вы?

— Оно было сделано за неделю до папиного ареста.

— Насколько я помню… Мы с Дженни были на Хондэ, ты был ещё в школе, и… Джихёк был занят на работе, как он сказал. Логично, и всё же… Ему нравилось ходить в походы, вся эта специальная экипировка и одежда кружили ему голову как школьнику, — она отдаёт снимок и, не сдержавшись, обнимает своего сына. — Хорошей тебе дороги.

Она идёт обратно в зал, чтобы прибраться, так как Суджин сегодня чувствовала себя не очень хорошо и проработала только половину смены. Чонгук обувается и слышит знакомый голос, который прогоняет по его телу табун мурашек:

— Ладно тебе, чего такой кислый? — в прихожей в метре от него стоит Джихёк в той одежде, в которой его арестовали пятнадцать лет назад. Его руки в карманах куртки, взгляд спокойный.

— Отец? — сердце стучит в горле, а руки дрожат. Он более чем уверен, что это галлюцинация, но всё выглядит так реально, так по-настоящему, что… — Что же это такое?

— Не волнуйся так, — улыбается он какой-то кровожадной улыбкой. — У нас будут мальчишеские выходные. Я раздобыл машину, идеальный лагерь. Маме необязательно знать об этом, это будет нашим маленьким секретом.

Гук отворачивает голову, видит рядом на тумбочке горящую свечу и тянет к ней руку, горячие языки пламени жгучей болью впиваются во внутреннюю сторону ладони, но он терпит.

— Это нереально, — твердит он самому себе и снова смотрит на отца. Он всё так же стоит, улыбается, спрятав руки в карманы.

— Здорово звучит?

Здорово звучит?

Здорово звучит?

Эта фраза тысячным эхом разбивается о стены прихожей. Чонгук приходит в себя, когда чувствует очень острую боль: его пиджак загорается от близкого контакта со свечой, и он отпрыгивает, размахивая ладонью, быстро снимает с себя вещь и швыряет на пол, тушит её ботинком и глядит на ладонь. На ней сильный ожог.

— О боги, ты в порядке?! — Соын возвращается обратно, услышав крик, и подбегает к своему сыну, чтобы проверить его состояние.

— Всё хорошо! Не надо волноваться, я в порядке! — успокаивает он её, поглядывая женщине за спину. Галлюцинация с отцом исчезает, растворяется в воздухе, и его сердце медленно приходит в норму. — Я в порядке.

◎ ◍ ◎

Трель от видеозвонка прерывает проигрывающийся плейлист с корейским хип-хопом. Ёнхи отвлекается от уроков, откладывает ручку в сторону. Благо, повреждена правая рука, и она может спокойно заниматься уроками и даже посещать школу. Ей не требуется более длительная реабилитация, девушка быстро приходит в себя и продолжает жить, словно ничего нет. Японский аноним больше её не тревожит, но Тао не хочет посвящать девушку в подробности их встречи с таинственным некто. Но её устраивает итог, хотя всё равно, слыша щебет птиц при уведомлении их какаотолка, она напрягается и опасается увидеть снова этот длинный ник. Сейчас по скайпу звонит Чонгук, несмотря на позднее время. Он, скорее всего, знает, что девушка всё ещё сидит над учебниками в десять часов вечера и встанет из-за них не скоро, так как на носу конец учебного года и множество контрольных впереди. Она решает сделать паузу и принимает вызов.

На экране появляется сначала неотчётливые из-за шаткой связи два лица и яркое красное пятно над одним из них, но через несколько секунд качество улучшается, и Ёнхи видит Чонгука и Тэхёна, сидящих на диване перед телевизором с ноутбуком на чьих-то коленях. Дженни рассказывала о том, как прошло украшение квартиры её крёстного и каким злым он ходил, однако сейчас она видит, что они с Тэхёном неплохо сдружились. Это её радует.

— Привет, — улыбается девушка. — Чего не спите?

— Я собирался, но вспомнил, что давно с тобой не виделся и не разговаривал. Решил совместить два в одном, а Тэхён тоже захотел присоединиться, — он говорит полушёпотом, рядом на подушке девушка замечает чьи-то длинные волосы, спутавшиеся в гнездо. Под одеялом сопит девочка, и они со своим видеозвонком ей совсем не мешают.

— Понятно. Как у вас дела?

— Нормально. Не сплю круглыми сутками, работаю, Тэхён за мной таскается, а Джухён часто зависает у Дженни. Ничего необычного, — пожимает плечами Гук. Старший иногда отвлекается на идущие по телевизору мультфильмы и отключается от их разговора, не улавливая текущей мысли, как, например, сейчас: он заинтересовано слушает, о чём рассказывает Спанч Боб Патрику. — Ты сама как? Как Тэхи?

— Всё хорошо, — вместо того, чтобы ответить словами, девушка разворачивает ноутбук и демонстрирует свою младшую сестрёнку, которая давно уже спит в своей кровати, отвернувшись к стене. — Завтра уже идёт в школу, с ней всё хорошо. Я слышала, что вы хотите Джухён перевести к ней?

— Да. Думаю, девочки поладят, — кивает мужчина. — Как твоя подготовка? И как там твой ненаглядный жених? — Чон улыбается в зубы, видя мгновенное раздражение на девичьем лице, и Тэхён обратно вклинивается в разговор, заинтересовавшись новой темой.

— Боже, аджосси, ты серьёзно?! — она утихает, вспомнив, что сестра спит. — Он пень тупой, до моего уровня ему ещё топать и топать, какой ещё жених? Тем более он китаец, я не люблю вегугинов, — она цокает недовольно, удручённо смотря на веселящегося крёстного. Тэхён тоже улыбается; ему не хватает таких обычных вечеров, и он, кажется, уже начинает привязываться к ним и привыкать к такой жизни.

— Да ладно тебе, не все китайцы плохие, тот просто дураком был. Качок — и всё, если сдуть его синтоловые мышцы, то он всю свою очаровательность потеряет и будет лузером, — мужчина пожимает плечами. — А этот вроде учится. Сколько ему?

— Семнадцать, — устало отвечает Ёнхи.

— Не такой и старый, но… Я видел, у него есть татуировки? — с прищуром замечает парень.

— Ага, типа крутой. Боже, аджосси, давай не будем о нём, меня сейчас стошнит, — она разводит руками и с угрозой хмурится, на что Чонгук лишь прыскает со смеху, но соглашается. Такое поведение крестницы ему о многом говорит, на самом деле.

— Ладно, ты занимайся дальше, мне завтра ещё на работу с утра, новое дело. Кстати, чтоб ты не унывала, я всё ещё работаю над твоей подругой, — Чонгук прикрывает рот ладонью и переходит на шёпот, чтобы «никто не услышал». Тэхён заинтересована смотрит на него. — Хотя твой отец хочет его закрыть, негодяй. Ничего, я ему ещё покажу, что здесь всё нечисто. Всё, спокойной ночи.

Ёнхи молча смотрит на них, немного растерянно опускает взгляд, и эта реакция не даёт парню завершить звонок первым. Он видит, что подросток хочет ему что-то сказать, но то ли не может подобрать слов, то ли просто не решается на такой шаг. Ким пододвигается к столу и поджимает губы, смотрит Гуку в глаза через камеру.

— Спасибо тебе, аджосси. Большое спасибо.

Чон улыбается, и девушка сама отключается. Они убирают ноутбук на кофейный столик, который отодвигают в сторону, и парень поднимается с дивана, желая ещё не спящему Тэхёну спокойной ночи.

— Гук, — зовёт его красноволосый и неловко тянет за рукав толстовки, парень не удерживает равновесие и садится на край дивана, совсем рядом со своим сожителем. — Я могу завтра поехать с тобой?

— Зачем? Тебе лучше остаться с сестрой. Вообще, следует пойти в её школу и забрать документы, ты ведь её опекун, мне они ничего не выдадут. И… — в голове крутится запись с диктофона. Чонгук продолжительно смотрит в карие яркие глаза и тяжело вздыхает. — Лучше не лезь в преступный мир. Здесь нет ничего хорошего.

◎ ◍ ◎

Снова доска объявлений с фотографиями и длинными нитями, которые ещё когда-то натянул Намджун. Снова Чонгук, одиноко стоящий возле стенда и рассматривающий в сотый раз фотографии. Он записывает новую информацию чёрным маркером возле снимка с господином Чаном и задумывается. Сейчас у него есть более важное дело, хотя он бы предпочитает заниматься прошлым.

— Хосок едет, — Джису входит в кабинет, оставляет свои вещи на столе и подходит с двумя стаканчиками кофе к другу.

— Спасибо. Послушай, я хочу попросить об услуге. Можешь проверить номера с этой фотографии? Они неполные и старые, — просит парень, показывая ей снимок его с отцом.

— Это займёт время, — говорит она. — Мне спросить, к чему всё это, или незнание лучше?

— Предыдущее, — он отворачивается к доске. — То есть последнее. Всё время это путаю.

Джису не успевает ничего ответить, потому что в офис входит, как всегда, шумный Хосок, решивший сразу перейти к делу:

— Что там с профайлом, Гук? Расскажи нам о нашем садисте.

— Ладно. Ваш заурядный садист получает удовольствие от причинения боли. В среднем хватает трёх ударов глубиной десять сантиметров, чтобы убить человека, — он присаживается на стул. — Наш убийца ускорился, чтобы нанести больше ударов, прежде чем Ёнхван умрёт, — оба его собеседника выглядят задумчивыми, пока слушают доводы психолога.

— Каковы шансы, что это случайное убийство?

— Маловероятно. Оно началось как внезапная атака.

— У жены Ёнхвана точно был мотив, — начинает Джису. — Они как раз разводились. Я нашла множество отчётов о домашнем насилии. Когда патруль приезжал, обычно у Ёнхвана были синяки на лице.

— Так это она дралась, выходит? — Хосок поднимает брови.

— Но… Кристал очень предана своему сыну, — Гук отпивает немного кофе. — Она называла его «моё всё».

— Так говорят все матери.

— Всё глубже. Я думаю, у госпожи О комплекс Джокасты, это женская версия Эдипова комплекса.

— Только не говори, что она спала со своим ребёнком, — старший коллега давится воздухом от слов психолога.

— Не обязательно. Мать-Джокаста эмоционально зависит от ребёнка, как от взрослого партнёра, но она необязательно садист, — предполагает парень. Джису качает головой и придвигается ближе к ним.

— Подумаем о Минхо, он тренер и парень Кристал. У него были приводы за нападения, он пытался убить парня в Мёндоне, используя технику крав-мага, — Джису кладёт на столик несколько документов, подтверждающих её слова.

— Израильские боевые искусства — не шутка, — Хосок хмурится и раскрывает дела, пробегается глазами по заключениям. — Скажи нам, как нам понять, что он садист?

— У меня… есть идея, — загадочно улыбается Гук, прислоняясь губами к бумажному стакану с кофе.

◎ ◍ ◎

— Добро пожаловать в мир крав-мага, господин Чон. Как вы о нас узнали?

Он самостоятельно навещает тот самый зал тренировок «Искусство боя от Минхо», переодевшись в более спортивную форму: худи и спортивки. Волосы туго завязывает в высокий хвост, теперь ходит вдоль собранных матов и рассматривает множество силовых тренажеров.

— Увидел листовку, — улыбается криминалист. — Мне понравился ваш слоган: «мы бьёмся до конца».

— Это не слоган, — его компетентно поправляют. — Это философия выживания.

— Круто, понял, — кивает он, всё так же беззаботно улыбаясь. — Я занимался тхэквондо, джиу-джитсу… Как получить пояс в крав-мага?

— Крав-мага — это не спорт. Идея в том, чтобы причинить столько боли и урона, чтобы ваш соперник больше никогда вас не тронул, — поясняет мастер, и парень поднимает бровь.

— Не слишком ли экстремально?

— Жизнь экстремальна, — послышался ответ. — Те парни хотят забрать то, что есть у вас… ваши деньги, ваш дом. Они заберут, если только вы не готовы…

— Причинить им боль? — спрашивает парень. Тренер подходит к нему почти вплотную, разъясняя по пунктам про свой вид ближнего боя. Мужчина лишь усмехается на то, каким образом заканчивают его предложение, и отходит на пару шагов.

— Давайте я покажу. Покажите мне что-нибудь из джиу-джитсу, сбейте меня с ног, — просит мастер. Гук вспоминает все свои тренировки годовалой давности и надеется, что его скудные мышцы смогут хоть как-то поравняться с этим накачанным амбалом. Глупо на это надеяться, но… Он подходит и, выдержав паузу, рывком тянется к его шее, но его быстро перехватывают и заламывают руку так, что он опускается на колени, поворачиваясь к мужчине спиной. — Видите? Я удерживаю вашу руку силовым приёмом.

— Понял, — шипит криминалист, но его продолжают держать.

— Видите, крав-мага полагается лишь на одно… на максимальную агрессию, — мужчина выпрямляет его руку и с силой швыряет на мат животом вниз, где Гук почти неподвижно пытается прийти в себя и осознать реальность. — Может, это не ваша тема, господин Чон. У нас есть чудесные занятия тхэквондо по четвергам.

— Всё в порядке, — терпя ноющую боль в плече и по периметру всей руки, Гук поднимается на ноги и поправляет волосы, поднимает с пола упавшую резинку. — Отлично. Что ещё покажете?

— Ну ладно, — мастер улыбается и становится в позу. — В этот раз я нападаю.

Мужчина подбегает с ударом, нацеленным в подбородок, но Гук реагирует в разы быстрее и, собрав всю свою мощь, направляет кулак прямо тренеру в лицо. Слышится омерзительный влажный хруст, мастер вскрикивает, зажимает нос рукой и отошёл.

— Какого хрена?!

— Простите, я думал, мы показываем максимальную агрессию, — он делает вид, что ему безумно жаль, и разводит руками в стороны, виновато отворачиваясь. Мужчина пользуется этим, с ноги заряжает по спине и заставляет упасть на жёсткий пол.

— Хочешь увидеть настоящую агрессию? — он снова заламывает ему руку, прижимает коленом между лопаток к полу и, судя по ощущениям, собирает сломать ему несколько костей. — Ты сдаёшься? — Гук стискивает зубы, на висках проступает пот, и на шее отчаянно пульсирует набухшая жилка. Он ничего не отвечает, и мужчина принимает это как отказ, задирает его подбородок сильнее, кадык выглядывает острой линией, словно норовя прорезать тонкую бледную кожу. Становится невыносимо больно, до чёрных пятен перед глазами. — Сдаёшься?!

Гук поднимает взгляд и видит, с каким бешеным выражением лица мужчина смотрит ему прямо в глаза. Наслаждается его болью. Психолог находит в себе силы улыбнуться, и этого амбала всего передёргивает, и он валится на пол рядом, мгновенно выпуская своего ученика из захвата.

— Какого чёрта, ты какой-то извращенец?! — орёт он, смотря на то, как тощий парень перекатывается на спину и медленно садится.

— Ну, Густав Юнг назвал бы меня мазохистом, но я не его фанат. Ты бы ему понравился… — говорит он насмешливо и кое-как встаёт. Всё тело болит так, словно по нему несколько раз проехался бульдозер, — классический садист.

— Ты кто такой?!

— Чон Чонгук, — улыбается парней, отмахиваясь рукой. — Профайлер. А он — коп, — криминалист указывает здоровяку за спину, и тот оборачивается. Там спокойно стоит Хосок, спрятав руки в карманы, и, кажется, наблюдает эту сцену уже достаточно долго, чтобы сделать для себя некоторые неутешительные выводы.

— Привет, Минхо. Давай поговорим.

Тем временем в Сеуле.

В парке людно, гуляют семьи с детьми, молодые парочки, компании друзей, у всех рождественское настроение. Многие обсуждают грядущие каникулы и отпуска. Дженни и Джису здесь немного для другого: они следят за Кристал, которая всем кажется чудаковатой и странной, и Сомун решают, что за ней понадобится намного проследить.

— Не представляла, что мне сегодня придётся выходить на такого рода «прогулку», — признаётся Дженни. Для такого случая она даже обувает удобные кроссовки и одевается максимально спортивно, чтобы было комфортно бегать в случае чего.

— Мы в полукилометре от места преступления, — говорит Джису. По левую сторону от них густой лес, около которого прогуливается жена погибшего Ёнхвана. — Я думала, она будет его избегать. А она наоборот, — стоит ей сказать об этом, как женщина, оглядевшись, заходит в лесную чащу, свернув с дороги, — бежит прямо туда.

— Пошли за ней, попробуем её перехватить.

Зал тренера Минхо.

— Я не убивал Ёнхвана, — амбал скрещивает руки на груди, сверля взглядом обоих копов.

— Мы подняли записи, — спокойно объясняет Хосок, хотя до этого качка вряд ли что-нибудь дойдёт. — Тяжкие нападения — ваша тема.

— Это были драки в баре, уроды нарывались. Я не убийца и не садист, — уверяет Минхо их обоих, внимательно присматриваясь к хитрому прищуру своего якобы ученика.

— Ты точно садист. У тебя был огромный выброс эндорфинов от выламывания рук, расширенные зрачки, румянец. Тебе нравится делать людям больно, — абсолютно спокойно, даже с каким-то наслаждением, Гук рассказывает о своих наблюдениях и улавливает нервозность на чужом лице.

— А ещё ты спишь с бывшей Ёнхвана. Ты всем клиентам предлагал такие услуги? — с усмешкой спрашивает Хосок.

— Я не заметил этой опции на листовке, — поддерживает младший коллега.

Дженни и Джису делятся, решают окружить её, чтобы у женщины не было возможности удрать. Они связываются по рации, которую Ким раздобыла предварительно ещё в участке. Госпожа О ходит по сухим листьям, только местами засыпанным снегом, внимательно высматривая что-то.

— Это восточнее места убийства, — докладывает Джису, нажав на кнопку рации. —Думаю, она что-то ищет.

— Возможно, нож, которым она заколола Ёнхвана, — предполагает Дженни. Несмотря на то, что изначально на месте преступления репортёрши не было, она знает, что произошло, знает о догадках полиции и видела тело мужчины в морге относительно недавно, к тому же её знания относительно недавно дополнила напарница. — Может, она закопала его в лесу.

— Лучше снова вызвать сюда криминалистов, расширить зону поиска, — вздыхает детектив. Госпожа О садится у какого-то дерева и начинает копаться в земле. — Подожди, она копает. Где ты? — Джису прячется за дерево, чтобы не попасться на глаза.

— В минуте от тебя, жди.

— Ладно, не спугни её. Если она испортит улику, она может… — она выглядывает обратно, и сердце ухает в груди. Уже никого поблизости нет. — Я её потеряла.

— У нас с ней ничего особенного, у неё слишком сложное прошлое, — сглатывает Минхо.

— Какое прошлое? — заставляет его разговориться Чонгук, пристально смотря в глаза. Хосок не мешает им вести весьма полезный диалог.

— Четыре месяца назад Ёнхван потребовал отдать ему полную опеку над Джихуном. Она сходила с ума…

Джису осматривается и достаёт пистолет, рядом хрустит ветка дерева, и кто-то перехватывает её сзади за шею, так неожиданно, что она роняет оружие из руки и хватается за женский локоть, пытаясь ослабить хватку. Воздуха катастрофически начинает не хватать, в ушах появляется звон, перед глазами пляшут тёмные пятна. Лёгкие горят, она не может даже прохрипеть что-то членораздельное.

— Каждую ночь она приходила сюда в бешенстве. Я научил её, как использовать этот гнев, — продолжает рассказывать Минхо.

— Чему именно ты её научил?

— …Всему.

Джису громко кашляет и пытается глотнуть воздуха, пока женщина надавливает на горло и буквально висит на ней, служа тяжёлым балластом. Ким видит только сухие ветки, кроны деревьев, чувствует, что отключается, мыслей в голове уже давно нет. Она едва соображает, доставая из кармана что-то, что неприятно давит на бедро, и вкладывает палец в углубление, распыляя содержимое флакона за своё плечо. У уха раздаётся вопль, рука с шеи моментально сходит, у неё снова есть доступ к кислороду. Джису падает на землю, пытаясь прийти в себя как можно скорее. Кристал кашляет и сгибается пополам, вырывая на снег, пока детектив группируется и становится позади, хватая её за куртку.

— Никогда не подкрадывайся к копу!

— Джису! Ты в порядке?! — прибегает Дженни, держа в руке железную трубу, которую находит где-то в кустах по дороге. Ким кивает, всё ещё тяжело дыша. — Я нашла зарытый клад, — она показывает ей какую-то ткань. Естественно, найденное Чон держит в перчатках. — Это окровавленный свитер. Достаточно тёплый для зимней ночи… и чтобы заколоть мужа.

— Руки, — приказывает Джису и дёргает женщину за запястья, сковывает их железными наручниками. — Вы арестованы по подозрению в убийстве.

◎ ◍ ◎

Женщина сидит в камере допроса, понурив голову и сцепив ладони в замок на столе. Из подсобки за ней наблюдают Хосок с Чонгуком. Она ничего не говорит и не собирается идти на контакт с полицией, и это удручает каждого. А ещё парень не может понять, каким образом в эту авантюру включена его младшая сестра.

— Хён, в этом нет смысла, — выдаёт парень. Дверь открывается, и к ним заходит Джису, стряхивая с вымытых рук лишние капли.

— В лаборатории проверяют кровь, которую мы нашли на свитере, — докладывает она и смотрит на младшего. Он всё глядит на апатичное лицо подозреваемой за окошком и думает о своём. Все прекрасно понимают, какие мысли его донимают прямо сейчас. Такие, как и всегда. — Она убила его, Гук.

— Она не подходит по профилю. У Кристал комплекс Иокасты, а не садизм, — повторяет парень в который раз.

— Значит, она заботится о сыне. Если она решила, что Ёнхван заберёт его, заберёт её сокровище, она бы убила его. Её нашли на месте преступления при попытке уничтожить улики, — девушка присаживается на стол, скрещивая руки на груди.

— Мать с комплексом Иокасты слишком увлечена сыном, чтобы пырнуть кого-то раз сто для удовольствия! — настаивает Гук на своём, бросая короткие взгляды на неподвижную подозреваемую.

— Может, это было не для удовольствия. Может, твой профиль неверный, — это заставляет младшего вздрогнуть и медленно опустить глаза. Хосок, наблюдавший за ними двумя, решает внести свою юридическую копейку в разговор.

— В деле замешан ребёнок. Такого же возраста, как ты, когда… — они встречаются взглядами, и старший поджимает губы. — Я вижу, ты не можешь выкинуть это из головы. Не мучай себя.

— Кристал этого не делала.

Между ними появляется напряжённое молчание, и только сопение прихворавшего Гука разрушает его. Троим коллегам приходится прийти к компромиссу.

— Давай выясним.

Все они перемещаются в комнату допроса после того, как из лаборатории приходят сведения о том, кому же всё-таки принадлежит кровь на одежде. Джису садится напротив госпожи О, Чонгук располагается слева от неё, скрестив руки на груди, а Хосок становится по правую сторону, убрав руки в карманы брюк.

— На свитере кровь Ёнхвана, не так ли? — задаёт вопрос первым именно старший, как заместитель Намджуна и временно главный в Сомун. Ему ничего не отвечают.

— ДНК не лжёт, Кристал, — мягко произносит Джису. — Это ваш свитер. Вы спрятали его в лесу после случившегося. Вы убили Ёнхвана, так?

Снова тишина, которая не нравится никому из присутствующих копов. Чонгук закатывает глаза и отводит взгляд в сторону. Он знает, что это не она, прекрасно это понимает, но вдруг они все слышат отчётливое «да» и вздрагивают, прислушиваются.

— Да. Я это сделала, — естественно, двое из них вполне ожидают такой честный ответ, но не Гук. Он всё ещё отказывается верить, поэтому настаёт его очередь задавать вопросы.

— Что именно сделали?

— Я убила Ёнхвана. Я этого не планировала, но… он забрал моего сына. Я должна была остановить его, — все её слова звучат так знакомо, у мужчины появляется острое чувство дежавю, и он бросает взгляд на Джису, всё ещё сидящую за железным столом допроса.

— Верните её в камеру, — обращается Хосок к охране. — Я позвоню прокурору и в социальную службу.

Женщину уводят, Джису следует за ними, чтобы проследить за тем, как подозреваемую проводят до камеры — начавшая недавно работать практика, хочется убедиться самой в прочности замков и решёток. Тем временем Гук с Хо остаются вдвоём в помещении.

— Мать с комплексом Иокасты — садистка. Профиль не подходит, — отчаянно твердит младший, с надеждой смотря на коллегу, надеясь, что тот его поймёт. Надеясь, что всё-таки окажется прав.

— Этот подходит. Мне жаль, Гук…

— Ох, я облажался, — сдвинув брови к переносице, произносит сожалеюще психолог, убирая руки в карманы штанов. Ему стыдно теперь смотреть на старшего.

— Ты профайлер, а не экстрасенс, — его подбадривающе хлопают по плечу. — Ты не всегда можешь знать, кто убийца.

— Нет, не в этом дело, — парень качает головой и смотрит в окошко на двери, видит сидящего мальчика вместе с участковыми в коридоре. — Джихун потерял обоих родителей, а я сказал ему, что всё будет хорошо. Я пообещал ему.

— Это мы и говорим детям.

— Нет. Нет, я соврал ему. Ничего хорошего у него уже не будет.

========== в чём суть нестареющих женщин ==========

Чонин набрасывает на железный исцарапанный поднос небольшие чугунки с незамысловатым рисом, омлетом и зеленью, потому что сейчас у них особенно ничего и нет. Кухня в пошатнувшемся от времени общежитии облюбована мусором и срачем, и, как усердно мужчина не пытается здесь убирать, после Идона просто не протиснуться из-за гор мусора. Он тащит сюда всё, что видит, и иногда Каю кажется, что парень не только наркоман, но и клептоман, совсем немного. Сейчас Кай подходит к одной из дверей их скромной квартирки и стучит костяшками пальцев. Когда ответа не следует, он толкает дверь и кашляет, щурится от того, насколько много никотина в этой комнате. Всё застлано серым туманом, и он настолько плотный, что кажется, будто его можно разрезать ножом и взять в руки. Окно не открыто, шторы плотно задвинуты, а Суран лежит неподвижно на кровати, смотря в потолок, и только её рука с сигаретой перемещается ко рту и к забитой до отвала пепельнице.

— Мне казалось, что ты хочешь победить в войне, а не сдохнуть от рака, — он подходит к ней и кладёт завтрак на тумбочку. Девушка лежит в бюстгальтере и протёртых во многих местах джинсах, её плечо всё ещё перебинтовано, а рана гноится под перевязкой, потому что она не ухаживает за ранением и не даёт это делать другим. Ей, собственно, плевать на то, будут ли шрамы, потому что ими покрыто почти всё её тело. Кроме ног, они остаются идеальными даже в её тридцать с лишним лет.

— А мне казалось, что ты не должен приебываться из-за мелочей, — она стукает большим пальцем по сигарете и стряхивает мимо пепельницы серую труху, продолжая лежать. Чонин садится на край старой скрипучей кровати, которая не отличается особой мягкостью, но, несмотря на это, девушка чувствует здесь себя просто прекрасно. Чонин игнорирует её слова и кивнул на поднос.

— Поешь, нам надо ещё съездить в несколько мест и поговорить с людьми. Мы втроём с Сокджином вряд ли справимся, — Ким ловит на себе её взгляд, женщина затягивается ещё один разок и выпускает густой дым из уголка рта.

— Лучше бы рамён приготовил, нахрен продукты лишний раз переводить, — шипит она и тушит бычок о тумбочку, бросает его в пепельницу, но снова промахивается мимо. И забивает. Ночью её жутко мутит, каждые двадцать минут тянет в к туалету, и обнимается она с ним подолгу, да и сейчас она не может сказать, что чувствует себя хорошо. Единственное, что хочется, — спать.

— Боже, просто поешь, окей? Ничего большего от тебя не прошу, — и, оглядев её полумёртвое состояние, добавляет: — Я сам поеду и поговорю в таком случае.

Ему ничего не отвечают, и Кай решает не мозолить глаза лишний раз. На кухне слышится шорох пустых пачек, третий житель наконец-то возвращается в их обитель и попадает им на глаза впервые за три дня. Чонин находит его на кухне, сидящего на полу под столешницей, воткнувшего себе в вену иглу. Препарат считанные секунды назад введён под кожу, и Идон расслабленно откидывается головой на тумбу, поднимая заёбанный взгляд на своего сожителя.

— Чё надо? — кряхтит он, вынимая шприц и отшвыривая его в сторону, прижимая палец к дырочке на руке. Чонин только устало качает головой и падает за дряхлый стул, замызганный жиром и соусами.

— Не хочешь завязать? — спрашивает парень, ему в ответ громко смеются и смотрят из-под грязной жёлтой челки снизу вверх.

— Слышь, святоша, сам вымывай руки и не мотайся здесь, больно правильный нашёлся? Или хочешь сказать, что не пробовал? — улыбается он, слегка покачивая головой. Начинается.

— Забыли, — отмахивается Кай, накидывает капюшон толстовки на голову и выходит из дома, прихватив с собой только телефон с половиной заряда. На улице не так холодно и идёт совсем лёгкий мокрый снег, поэтому в худи и джинсах вполне можно выжить.

На самом деле, Чонин сейчас уже не может сказать, где ему лучше — в камере в участке или здесь, в этой помойке с крысами и наркоманами, но на свободе. Он даже задумывается о том, что в тюрьме его бы нормально кормили, он бы занимался физическими нагрузками и вышел бы через десятки лет, конечно, но здоровый и сильный. А здесь и сейчас у него выбор небольшой и пестрит не лучшими красками: спиться, стать наркоманом или попасться полиции и уже прочувствовать на себе все прелести смертной казни. В этом районе, забытом всеми прокуратурами Сеула, на окраине мегаполиса, где даже иногда гуляют дикие животные, он может не опасаться, что его узнают в лицо. У них даже есть свой бар, где прошныриваются бандиты и уголовники со всего Сеула, которых либо ещё не посадили из-за недостатка улик, либо дали условный срок, либо уже выпустили. Тоже не очень радужно, надо сказать. Но Чонин здесь не чувствует себя своим.

Во главе Красных Тигров всё совсем по-другому, ведь они занимаются чистой преступностью, не лезли в грязные дела. Всё всегда выполнено в лучшем виде, порошки и таблетки проверялись им лично, а оружие высшего качества. Естественно, и деньги соответствующие, иначе он бы не смог содержать такой большой бар в презентабельном виде. А теперь у него нет ничего, а всё из-за чего? Кай хочет назвать Чон Чонгука, потому что его сильно душит тот факт, что мальчишка на десять лет младшего его умудрился запечь его за решётку. Но нет. Он знает, что виноват во всём Сокджин. Естественно, Кай сам соглашается сотрудничать с ним после нескольких выгодных предложений, но именно они влекут за собой ту череду бед, из-за которых он в итоге оказывается вот здесь, среди баков, полных мусора, бомжей-нариков и дохлых крыс, которых клюют вороны.

Размышляя обо всём, Кай приходит к истоку своей чёрной полосы в жизни, возвращается к главному вопросу: как он докатился до этого? Сейчас ему тридцать восемь лет, почти сорок, нет ни семьи, ни девушки, ни элементарно жизни. Но когда начался его путь от нормального человека до погрязшего в болоте нелюдя, листовки с которым висят на столбах и досках прокуратуры с подписью «крайне опасный преступник»? Кай начинает вспоминать.

Двадцать один год назад, 1997.

— Боже, да чё ты можешь понимать в девчонках, Идон, — девушка, как всегда ярко накрашенная, в короткой якобы школьной юбке (от школы в ней остался только цвет), в порванных колготках и с большим пузырём жвачки сидит на парапете крыши и самозабвенно болтает ногами. На бейджике, прикреплённом к пиджачку, сверкает «Хёна».

— Да тебя за девчонку сложно посчитать, — хрюкает со смеху так называемый Идон, которого в действительности зовут Хичжон, если верить его потрёпанному, наполовину стёртому бейджу. Его одежда уже больше похожа на школьную форму. Они небольшой компанией в пять человек стоят на крыше школы и курят, каждый раз надеясь, что их не спалят с поличным. Чанель, Чихо (он же Зико), Хёна, Хичжон и Чонин, известный в школе как Ким Кай — один из самых популярных парней, даже среди своего круга. Они являлются королями старшей школы, их уважают все, кроме учителей, и они пользуются завидной славой.

Выпустившись, все решают уйти в общий бизнес: собирают за год денег на аренду здания, полностью его ремонтируют. Хёна занимается дизайном интерьера от и до, ни одна ложка в сервизе не заведена без её участия; Идон закупает алкогольные напитки для бара и занимается стойкой, это его место и личное пространство, он его почти полностью подгоняет под себя; Чанель занимается развлечениями, такими, как бильярд и покер; Зико и Кай штурмуют второй этаж и превращают его в спальное место для всех них, потому что бар теперь служит не только источником заработка, но и их домом. И так они живут несколько первых лет, бар «Chiken’s Dinner» набирает популярность среди дальнобойщиков, байкеров и прочих людей, кто любит штурмовать дороги в любое время суток. Этот становится находкой для многих, именно поэтому в день владельцы зарабатывают от трёх миллионов вон до десяти. И однажды в их обитель приходит человек, который по всем параметрам отличается от их завсегдатаев: дорогой костюм словно только из магазина, чёрные туфли сверкают, волосы искусно уложены назад, да и по лицу можно сразу сказать, что он человек серьёзный, сдержанный и обычно по таким местам не ходит. Его можно увидеть где-то на конференции в министерстве, но никак не здесь, в баре для дальнобойщиков. Кай находится в зале и принимает гостя самостоятельно, как хозяин заведения, потому что такой посетитель для него честь. Мужчина тогда сверкает дорогими часами и представляется, как Ким Сокджин. Говорит, что занимается благотворительностью и готов вкладывать свои деньги в выдающихся новичков бизнеса, у которых есть все шансы стать одними из первых на рынке.

И Кай соглашается. Подписывает контракт, пробежавшись по нему глазами и не особо вчитываясь. Такая удача подворачивается ему на пути, что он даже недолго думает и томится, потому что перед глазами уже виднеется светлое будущее.

Но когда спустя неделю Сокджин просит выполнить первый пункт договора и сообщает, что в семь часов к ним придёт товар от анонимного отправителя, Кай растерянно ищет уже припрятанный документ, чтобы прочитать контракт полностью. Оказывается, он подписался на поставку и проверку качества лёгких и тяжёлых наркотических веществ, а также на поставку оружия с, несомненно, проверкой качества изготовления. И с того момента всё катится с Эвереста в Марианскую впадину.

Сейчас.

Он спускается по разбитым бетонным ступеням к подвалу, ногой открывает заколоченную для вида ветхую дверь, на волосы падает пыль штукатурки. Мужчина нагибается, проходит под досками, и закрывает дверь обратно. Небольшой подпольный бар, в котором редкими гостями являются оптимально адекватные люди, становится его вторым пристанищем после общежития уголовников. Здесь он может выпить, обсудить проблемы и забыться на ближайшие несколько часов. Что он собирается сделать сейчас.

— Сэм, давай как обычно, — бурчит он, падая за подбитый стул, одна ножка которого замещена железной трубой. Грузный бармен, пропахший потом, с тюремными инициалами на пальцах тянется за текилой и замешивает неплохой коктейль, который встряхнет убитое состояние посетителя.

— Слыхал, у нас в краях нового барыгу подметили, — хрипит Сэмюэль, упираясь локтями в барную стойку. — Поговаривают, что тащит белого. Совсем скоро наших не останется, все уже с этими машинами ходят, противно на руки смотреть. Вчера пришёл один ведомый, пришлось выгонять, потому что он мне половину бара расхуярил, — шипит мужик, подцепляя пальцами пачку сигарет из кармана и вытаскивая одну. — Стрельнешь?

— Не, спасибо, — от сигаретного дыма его уже мутит. — Слышь, ничё не слышно про Сокджина?

— Не, он засухарился в последнее время, никто о нём не слышит. А что? Решил юность помянуть? — усмехается он, затягиваясь и выпуская дым в сторону, а то от кривляний из-за запаха душно. — Единственное, чё скажу: сейчас его колёса гонят по нашим районам, раньше такого не было. Может, узнал, что ты тут по воле и решил напомнить о себе?

— Кто знает, но мне это не нравится, — качает Чонин головой и залпом опрокидывает в себя стакан, чуть морщится, хотя ему не привыкать к этому вкусу. Скорее привычка.

— Слышь… Глянь туда, — Сэм кивает в сторону одиноко сидящего в углу мужчины с бокалом, наполненным чистым виски. Выглядит он отстранённым, словно не привык к такого рода местам, но есть в нём что-то, что давало понять — он тоже сидевший, причём долго. Возможно, это тяжёлый взгляд, чёрные глаза словно не отражают бликов, а на лице виден мрак.

— Кто это?

— Часто сидит, но я о нём ничего не слышал. Ходят слухи, что он из крытки, но никто не знает, за что закрыли, — затягиваясь, говорит он, неотрывно рассматривая таинственного посетителя. — Может, он что-то знает про твоего Сокджина. В любом случае, ничего не теряешь, он не похож на чела, что пырнёт ножом за подобный вопрос.

— А по-моему, похож, — Чонин вздыхает и встаёт, натягивая капюшон ещё ниже. Стоит попытать удачу. Он ненавязчиво присаживается напротив, мужчина обращает на него внимание и задумчиво хмыкает. Но не думает прогонять, и это неплохо. — Здравствуй.

— Привет, — кивает он. Голос грубый и низкий, чёрные волосы спадают на глаза, такого же цвета одежда закрывает все участки его тела. Только из-за ворота на шее выглядывает соцветие роз.

— Где сидел? — привычный вопрос, мужчина даже бровью не ведёт и отпивает немного своего виски, присматриваясь к Каю. В отличие от адекватно одетого и ухоженного незнакомца, сам Чонин может посоревноваться за лучшую пародию бомжа.

— В лечебно-исправительном, — его губы легко дрогают в улыбке, и почему-то от этого Чонина бросает в холод. — За педофилию, — Кая передёргивает, и эта реакция незнакомца весьма забавит. В преступном мире тюремщики могут простить друг другу многое, кроме педофилии, насилия над женщинами и детьми. Но почему-то человек, знающий об этом и отсидевший много, сейчас свободно заявляет об этом. Кай хмурится. — Шутка. Мне дали срок за убийства, очко расслабь.

— Ты… Очень остроумно, — кашляет он в кулак. — Как звать?

— Чон Усок. Ты ведь Ким Кай, верно? — подняв одну бровь, спрашивает он, снова прилипая губами к стакану. Чонин щурит глаза.

— Откуда знаешь меня?

— Люди говорят. Слышал, сбежал из участка? — в его взгляде проскакивает уважение, и парень усмехается, оголяя клык.

— Да, помогли. Хотя лучше остался там, чем в этой дыре… В тюряге хоть кормят, поют и отдыхать дают, да и помыться там нормально можно, а здесь… — он вздыхает и хочет продолжить, но его останавливают резким поднятием руки.

— Я слышал твой разговор с Сэмом и знаю, зачем ты подошёл. Почему ты решил, что я стану тебе рассказывать что-то бесплатно? В непростое время в непростом месте живём, Кай, — он изображает пальцами деньги.

— Я хочу отомстить ему. Если выйдет, то убить, — уверенно твердит он, тыкая пальцем в стол. — Но если я скажу, что верну тебе с процентами сумму после всего, то ты мне не поверишь на слово. Так ведь?

— Верно. Но кто сказал, что можно расплатиться только вонами? Достань для меня винт.

— Ты тоже? — презрительно фыркает мужчина, отстраняясь и откидываясь на спинку своего стула. Усок только улыбается, ожидая утвердительного ответа от собеседника: да или нет. — Ладно. Я уверен, что у Сокджина есть запасы всего. Если ты поможешь мне и моим людям свергнуть его, то я обещаю тебе весь товар.

— А если покупатели взбушуются? Не боишься за свою душеньку? — усмехается Чон, но мужчина только качает головой.

— После смерти Сокджина мне больше нечего будет делать здесь, это моё последнее задание в этом мире, — У выпивает свой виски и слизывает остатки с губ, задумчиво щуря глаза.

— Ладно, по рукам. Познакомь со «своими людьми».

◎ ◍ ◎

Часы тикают, пар клубится над чашкой с зелёным чаем, руки привычно трясутся, и это второе, на что женщина обращает внимание. Первым она видит болезненный вид своего клиента, который является на сеанс немного раньше назначенного времени.

— Твой тремор ухудшился, — после этого замечания Гук крепко сцепляет руки на коленях. Не особо помогает.

— Это дело… вывело меня, — признаёт криминалист, пытаясь расслабиться и не нервничать, но мысли постоянно возвращаются к этому десятилетнему мальчику.

— Расскажи мне о деле.

— Оно связано с ребёнком. Его мама… вероятно, сто раз ударила ножом папу, — он видит, как лицо женщины искажается, и она шепчет одними губами «ужасно». — Я смотрю на ребёнка, хочу помочь ему, но я только делаю его жизнь ещё хуже.

— Он напоминает тебе себя, — вздыхает Хиджин.

— Почему вы удивляетесь?

— Потому что твой взгляд на человеческую природу иногда граничит с мрачностью, — говоря это, она продолжает осторожно и мягко улыбаться.

— Да, совсем чуть-чуть есть, — усмехается парень, и терапевт улыбается ему более широко.

— И именно это делает тебя отличными профайлером, в людях ты видишь худшее. Но в этом мальчике ты хочешь видеть только лучшее, — Гук не сразу понимает значение этих слов, и медленно с его лица сползает улыбка, брови сводятся к переносице.

— Я хочу видеть в нём только лучшее… — в голове вспыхивает Джихун, стоящий возле клетки с кроликами, и Чонгука осеняет. — Это подсознательный импульс. Значит, это неосознанная предвзятость… Моё слабое место.

— Я думала, что это хорошо, — говорит врач.

— Если вам не нужно видеть людей такими, какие они есть, несмотря на то, насколько мрачно всё можно быть… — мысли вихрем начинают кружиться у него в голове, и он вскакивает с места. — Мне пора.

Чонгук снова находится на заднем дворе, в этот раз незаконно, видит закрытую клетку с кроликами, здесь никого больше нет. Он осматривает вокруг местность и примечает недалеко лежащую в снегу переноску. Она виднеется из-за угла сарайчика, и Гук решает проверить, что же там находится. По хрустящему снегу идёт туда: пустые клетки больше той, в которой сейчас сидят животные, стоят за переноской. Гук вспоминает.

— Как они себя чувствуют сегодня?

— Грустно, — говорит он, снова смотря на местами заржавевшую железную клетку. — Они… потеряли своего отца.

Чонгук смотрит под навес от сарая, в рыхлой влажной земле вырыты несколько небольших могил. Он медленно подходит, присаживается на корточки возле самой крупной и, долго не решаясь, всё-таки раскапывает её. Руками сначала сметает верхушку могилки, начинает копать глубже. Его догадки оправдываются, там действительно мёртвый кролик. Причём умерший не собственной смертью, потому что шерсть в крови. Это ставит точку в сомнениях криминалиста.

◎ ◍ ◎

Переступив порог участка, Чонгук бежит в сторону зала, в котором сейчас находятся Хосок и Кристал. В руках у профайлера серый мешок с чем-то увесистым внутри, и сидящим тут трудно догадаться о том, что может находиться внутри. Он прерывает своего коллегу на полуслове, Хо объяснянт, что и как нужно записывать в документе.

— Стой! Она не должна подписывать! — пыхтит парень, пробежка с утра пораньше явно придумана не для него. — Это была не она.

— Так, стоп, Гук. Знаю, это больная тема, но она сама призналась, — говорит старший, выходя из-за стола и с укором смотря на никак не успокаивающегося психолога. — Мы нашли её свитер…

— Это не её свитер, а Джихуна! — уверенно говорит парень и для убеждения смотрит на женщину за столом. Она неотрывно смотрит на мешок в руке парня, её кисти начинают волнительно дрожать. Она определённо знает, что этот проныра принёс в кабинет.

— То есть десятилетний мальчик способен нанести больше ста ударов ножом? — с издёвкой переспрашивает Хосок, пытаясь поставить младшего коллегу на место. Он ожидает всё услышать, но только не это. Однако Чонгука такая явная претензия абсолютно не смущает.

— Именно. А потом он спрятал окровавленный свитер, будто это дневник с низким баллом, — затем он поворачивает голову к Кристал. — И, когда он рассказал вам, вы нашли его там. Вы защищали его и до сих пор защищаете.

— Это неправда, — она качает головой, не мигая смотря на парня, в её глазах читается страх. Чонгук совсем близко к истине. — Я убила Ёнхвана, — после этих слов профайлер, демонстративно игнорируя вставшего в позу Хосока, садится напротив женщины и кладёт мешок на стол.

— Вы любите своего сына, но вы знали, что он был другим ещё лет с трёх, поэтому вы ведёте себя как хорошая мать, — Чон смотрит ей в глаза и не даёт отвести их. От мешка начинает отвратительно пахнуть, и Хосок кривится, прижимая ладонь к лицу.

— Гук, что ты притащил в мешке? — но его успешно игнорируют.

— Вы лжёте ради него, не подпускаете к нему других ребят, прячете это, — он поднимает мешок. — Что вы прячете во дворе? Или мне открыть его? Скажите, Кристал.

— Не могу…

— Что ж, посмотрим тогда на рукоделие вашего сына, — он тянет руки к мешку, но женщина вдруг его одёргивает и просит не делать этого. Но Чонгук уже раскрывает его, и Хосок может лицезреть истерзанное вдоль и поперёк животное.

— Это кролик? — шокировано спрашивает он, и этот вопрос не находит своего ответа, потому что Чонгук сейчас увлечён только сидящей напротив него мамой.

— Это не… это не его вина. В восемь лет мы отвели его к врачу… Сказали, что у него расстройство поведения, что некоторые дети просто другие, — она пытается сдержать слёзы и одновременно убедить двух копов, что на самом деле Джихун не монстр.

— Расстройства поведения в детстве — это предпосылка для садизма, — говорит Гук, обернувшись на застывшего Хосока. Он меняется в лице и уже, кажется, доверяет интуиции Гука гораздо больше, чем раньше.

— Кристал… Джихун убил своего отца? — напрямую спрашивает Хо.

— Ёнхван пришёл навестить его, — она качает головой коротко и продолжает. — Он увидел, как Джихун душил кролика. Сказал Джихуну, что отвезёт его в психиатрическую больницу. Джихун знал, что это значит…

— Поэтому убежал, — предполагает Гук. — Ёнхван побежал за ним, упал, сломал лодыжку.

— Он знал, что папа собирался отнять его у меня, — Кристал вытирает слёзы рукой. — Джихун думал, что ему нужно убить его.

— Нам нужно обезопасить Джихуна, — Чонгук поднимает взгляд на коллегу. — Если вывести его из себя, он сможет навредить кому-то.

— Соцработник отвезёт его домой, пока ему ищут приёмную семью.

— Кто с ним сейчас? — спрашивает Гук.

На кухне Минхо разбирает сломавшийся тостер и пытается разобраться, что же в механизмах не так или это связано просто с розеткой. В зале показывается Джихун, который идёт прямо к нему и остановится рядом, смотря на разобранный тостер и инструменты, лежащие рядом. Он одет в тёплую куртку и натягивает шапку на голову.

— Ты с ума сошёл? Ты не пойдёшь за конфетами.

— Но мы с мамой всегда ходим, — говорит ребёнок, поднимая взор на мужчину.

— Твоя мама в тюрьме. Соцработник сказал собираться, они придут — ты уйдёшь, я тут бессилен, — он пожимает плечами. Но мальчик демонстративно садится за обеденный стол и накидывает капюшон на голову в знак протеста. Минхо усмехается и подходит к нему, удивляясь тому, какой этот мальчишка вредный. — Ладно. Сам соберу.

Минхо уходит в спальню, а Джихун сжимает небольшие кулаки в карманах куртки, тяжело дышит от злости и переводит взгляд на кухню. Над тумбочкой на стене в ряд висят наточенные кухонные ножи.

Тачки с полицейской визжащей сиреной гонят по улицам, преследуя один-единственный маршрут, самый быстрый к необходимому частному дому. Чонгук, сидя на пассажирском, в сотый раз набирает уже заученный номер и слышит только гудки.

— Минхо всё ещё не берёт трубку, — нервничает он. Как бы не опоздали. Его просят дальше звонить, поэтому профайлер не отлипает от мобильника, жмёт на сенсор и прижимает динамик к уху, каждый гудок отдаётся дрожью в груди, сердце и пальцах.

Телефон звенит на кухне, лёжа на обеденном столе. Минхо мальчика поблизости не видит, но берёт телефон, на котором высвечивается «Неизвестный номер».

— Алло? — он всё-таки поднимает трубку и слышит взвинченный голос из динамика.

— Минхо? Это Чон Чонгук из полиции Сеула! Где Джихун? — вопрос звучит слишком громко и требовательно, мужчина осматривается, но не видит парнишку нигде.

— Где-то тут. Да… Я сказал ему собирать вещи, но он не слушает, — устало сообщает Мин, совсем не замечая движения под длинным столом, заставленным со всех сторон стульями. Кроме одного места, возле которого стоит Ли. — Ведёт себя, как непонятно кто.

— Послушай меня, — Гук максимально строг, серьёзен и твёрд, потому что на кону ещё одна человеческая жизнь, ведь этот Минхо сделал всё для того, чтобы его зарезали с минуты на минуту. Хосок следит за дорогой и движется по навигатору. — Джихун очень, очень опасен, — Гук слышит громкий крик. — Минхо? Минхо, ты слышишь?!

Мужчина терпит адскую боль в ногах, мальчишка надрезает ему кожу на задней стороне лодыжек, он падает на пол, выронив телефон и содрогаясь от невыносимой боли. Джихун аккуратно обходит его, держа в одной руке нож, и поднимает валяющийся мобильник с пола, прикладывает к уху.

— Алло?

— Джихун, это Чонгук, — его тон с твёрдого переходит на более мягкий, но не менее серьёзный и строгий. Встретившись взгляд с Хосоком, он понимает, что дела плохи и ему лучше исправить это. — Что происходит? Что ты сделал с Минхо?

— Теперь он не такой сильный, — говорит мальчик, наблюдая за развернувшейся перед его ногами картиной.

— Джихун, послушай меня. Тебе нужно убежать, — криминалист тревожно вглядывается в здания за окном автомобиля.

— Я не могу, он причинит мне боль, — дрожащим голосом говорит мальчик, на фоне слышится громкое «я убью тебя!» от Минхо.

— Иди наверх, там он тебя не достанет. Слышишь? — в ответ тишина. — Джихун? Джихун, ты здесь?!

— Говорит Хосок, — мужчина хватает рацию из бардачка и выходит на связь с постами. — Нужна тактическая поддержка и автобус у дома Ли, никому не заходить внутрь без моего сигнала!

Они приезжают через пять минут и быстро паркуются во дворе дома, выходят из машины, скоро должно явиться подкрепление. Гук вылезает из салона первым и оглядывает дом, смотрит в окна, но ничего пока не замечает. Приезжает ещё одна машина, из неё выходит Джису и ещё трое парней, малоизвестных Гуку.

— Опускаем оружие, пока мы снаружи, нам не нужна огласка, — Хосок подводит всех к входной двери и вламывается в дом, за ним заходит Джису, а затем и Гук. В доме ничего не слышно, они обходят первый этаж, у всех пистолеты наготове, только Чонгук не притрагивается к своему. Они заходят на кухню и видят окровавленного Минхо то ли без сознания, то ли ещё чего хуже. Гук разглядывает из-за спин коллег только лодыжки с разрезами в луже крови. Джису приседает рядом с ним и проверяет состояние.

— Он ещё жив.

— Гук сказал ему подняться наверх, — Хосок бросает взгляд в сторону лестницы на второй этаж. — Я пойду.

— Нет, подожди, — профайлер жестом останавливает его. — Я могу поговорить с Джихуном, я понимаю его, — видя негодование вперемешку с недоверием на лицах команды, парень умоляюще поджимает губы. — Прошу. Дайте мне две минуты.

— Специалисты на подходе, — говорит Хо, кивая в сторону лестницы. Чонгук всё понимает и поднимается на второй этаж, проверив на всякий случай наличие пистолета на поясе. Наверху он уже действует неспешно, прислушиваясь к звукам дома, и рассматривает небольшой коридорчик с закрытыми дверями.

— Джихун? — он идёт к одной из комнат. — Ты там?

Парень заглядывает в одну комнату, но там никого нет. Внезапно он чувствует на себе прожигающий взгляд и медленно поворачивает голову в сторону другой комнаты, что находится от него в пяти метрах. Там в тени стоит мальчик, смотря прямо на него и сжимая в руке окровавленный кухонный нож. Вдоль позвоночника Гука пробегается табун мурашек.

— Пожалуйста, опусти нож, — мягко просит он, протянув руку к ребёнку.

— Нет. Ты соврал мне, — звучит обиженный голос мальчика, который хмурится и совершенно по-детски невинно дует губы, однако звериный взгляд говорит совершенно о другом.

— Джихун… Это плохой выбор, — шаг за шагом, он подходит к порогу комнаты, стараясь не делать никаких резких движений. Плавно, медленно, без угроз. — Нельзя причинять людям боль таким образом, но у тебя всё ещё впереди. Ты ещё можешь измениться, — перед глазами Гука мелькают кадры воспоминаний, где он сам стоит посреди зала, когда забирают его отца. Эти мысли о схожести не дают покоя.

— Меня посадят в тюрьму?

Чонгук не должен врать.

— Тебе нужно в специальную больницу, где тебе смогут помочь, — всё ближе, он уже практически подходит к двери в комнату.

— Они меня не понимают, — в глазах ребёнка копятся слёзы. — Никто не понимает, — пока он говорит это, профайлер уже оказывается на пороге и прижимается плечом к косяку двери, его рука всё так же наполовину согнута в локте по направлению к мальчишке. Вдруг он поднимает её и прижимает к своей груди, прямо к сердцу.

— Я понимаю, — Гук вздыхает. — Когда у меня забрали моего отца, я месяцами не разговаривал. Мои чувства были такими сильными, что они замкнули меня. Почти полностью выключили меня. Я знаю, что значит быть не в порядке, — у него самого глаза начинают блестеть от влаги. — Знаю, каково ощущать, что внутри тебя что-то сломано. Ты ведь знаешь это чувство, верно?

— Я всегда буду сломанным? — спрашивает ребёнок, расслабив руку с ножом и опустив взгляд. Чонгука пробивает дрожью от того, как сильно ему сейчас хочется обнять его, прижать к груди и успокоить. Но он не может.

— Нет… Нет, это неправда, — успокаивающе произносит он и просит поднять на него взгляд. Ребёнок сразу слушается, вероятно, доверяя своему слушателю, тому, кто обещает ему счастливую жизнь. — Мне помогли. Мои друзья, врачи, полицейский, который сейчас здесь, — на этих словах Джихун снова поднимает нож и крепко стискивает в своей ручке.

— Мне можно увидеть маму?

— Конечно. Она так сильно… тебя любит. Она всегда будет с тобой, я обещаю тебе. Ты веришь мне? — Чонгук сглатывает, видя, как первая крохотная слезинка всё-таки срывается с ресниц мальчишки. Джихун кивает, смотря ему в глаза. Гук подходит уже достаточно близко, ближе, чем на метр, между ними совсем ничего. Удобное расстояние, чтобы вогнать нож глубоко под кожу. — Отдашь мне его?

Медленно, осторожно оружие оказывается в руке у психологу. Мальчик абсолютно полностью ему доверяет, и теперь с ним точно всё будет хорошо, и мужчина улыбается, а ребёнок зеркалит его улыбку и правда верит в то, что у него получится сделать свою жизнь лучше.

◎ ◍ ◎

Напоминание!

День рождения мамы. Не забудь.

Экран телефона загорается, лёжа на столе, пока Гук листает документы. Чонгук даже забыл о том, что сегодня у его мамы день рождения и что он когда-то давно обещал тоже участвовать в праздновании, но пока у него есть ещё работа, и только после он заедет за каким-то дурацким подарком и поздравит её.

— Судя по делу Джихуна, согласовали его лечение в лучшей психиатрической больнице Сеула. Меня добавили в список постоянных посетителей, — Гук расслабленно качается в кресле, свесив руки с подлокотников.

— Это хорошо. Надеюсь, что ему смогут помочь, — Хосок размешивает пластмассовой ложечкой кофе в бумажном стаканчике. Он видит по выражению лица своего коллеги, что что-то ему всё-таки не даёт покоя. — Что такое?

— Просто… После всего, через что я прошёл ребёнком, я думаю, мог бы я стать кем-то вроде Джихуна? — профайлер поджимает губы.

— Не под моим надзором. Ни тем более под надзором Намджуна. К слову, его состояние уже стабилизировалось и он идёт на поправку, только вот… Он оглох на одно ухо, это затруднит его работу. Будем надеяться, что начальство не сосчитает его немощным работать здесь спустя столько лет службы, — вздыхает Хосок.

— Это точно… — Гук переводит взгляд на свой телефон и свайпает напоминание. — Мне пора, сегодня у мамы день рождения.

— Выбери ей лучший подарок.

Чонгук собирается, одевается и выходит из офиса, но в коридоре его настигает Джису с очень интересной информацией — это видно по её глазам:

— Привет, я нашла эту легковушку с фото, — с ходу говорит она и протягивает конверт со снимком и всеми нужными записями об автомобиле. — Номера, регистрацию, всё.

— Ох… Спасибо, нуна, — он благодарно улыбается, смущённо поднимая взгляд от белого немного помятого конверта. Она машет ему на прощание и уходит, и Гуку теперь нужно быстро сгонять за подарком, поздравить со всеми почестями и отправиться по оставленному адресу, чтобы увидеть воочию свою цель. Наконец-то он сможет это сделать и, возможно, сможет вспомнить.

Чонгук приезжает к ювелирному магазину и заходит внутрь, взволнованно осматриваясь. Такие заведения для него непривычны, здесь он очень редкий гость и это очень заметно, именно поэтому милая продавщица смотрит на него с лёгкой насмешкой в глазах. Несмотря на это, брюнет подходит к ближайшей витрине и стал рассматривает дорогие кольца с энным количеством кристаллов.

— Выбираете подарок своей возлюбленной? — вежливо интересуется девушка за прилавком, наблюдая за немного нервном посетителем. Гука жаба давит отдавать так много денег за блестяшки, здесь все цены одна выше другой и иногда переваливают за семь нулей, словно это не кольцо или колье, а крыло от самолёта.

— Нет, маме, — улыбается парень, обводя взглядом остальные витрины.

— Тогда, думаю, вы не должны скупиться на подарке. Всё-таки, мама — это самый дорогой человек. Вот, посмотрите, — она вытаскивает из-под стекла подушечку с симпатичным колье в виде улыбки с бриллиантами, которое стоит как целый самолёт и несколько гектаров земли в придачу. Чон оттягивает галстук, словно тот перекрывает ему весь кислород, и хмурится.

— Да… Самый дорогой человек, — повторяет парень и отходит к другим украшениям. На глаза попадается браслет с красными рубинами, который стоит прилично и выглядит потрясающе. В камнях отражается весь свет помещения и слепит глаза. — Могу я посмотреть на этот экземпляр?

— Конечно, — менее радостно отвечает девушка, желавшая срубить сегодня побольше денег. Не ожидала, что мужчина в дорогом костюме станет скупиться на подарки для своей матери, однако, учитывая то, что внешне он похож на зомби, можно поспорить о его финансовом положении. Ему показывают браслет вблизи, и мужчина с разрешения берёт его в руки. Красные рубины. Красное платье.

Чонгук усмехается и кивает:

— Беру.

Как только он выходит из магазина, его телефоне вибрирует в кармане. Берёт трубку он, усевшись в свой автомобиль. Звонит мама — как неожиданно в такой-то обычныйдень.

— Привет.

— Привет, сынок. Где ты? — на фоне у неё какая-то возня, шум, чьи-то многочисленные голоса.

— Наблюдаю вживую разложение трупа, а что? — услышав брезгливое возмущение из трубки, он смеётся. — Шучу, еду к тебе.

— Боже, ты невыносим. Поезжай домой, потому что мы будем праздновать сегодня у тебя! Это не обговаривается, не опаздывай, — и отключается. Это заявление окатывает парня холодной водой, он едва не роняет телефон от наплыва эмоций, но быстро потухает и заводит машину. Ему стоит привыкнуть к таким импульсивным решениям его мамы и не злиться хотя бы в её день рождения. Поэтому, взяв свою хрупкую мужественность в руки, он отъезжает с парковки и направляется домой.

Оставив авто на цокольном этаже и остановившись у подъезда, Чонгук поднимает взгляд к своему окну и видит многочисленные тени в квартире. Все активно готовятся к празднованию, и парень только может догадываться, сколько людей на этот раз соберётся разгромить его тихую маленькую обитель. Домой не хочется, но, сжимая в ладони маленькую коробочку с подарком, он понимает, что рано или поздно ему предстоит зайти внутрь. Поэтому он заходит сейчас. Поднимается наверх, делает пару необходимых вдохов-выдохов перед входом в квартиру и переступает порог. На кухне сидят Тэхён, Дженни, Соын и Ёнхи, которые готовят еду (точнее, мама учит Ёнхи и Тэхёна не бояться готовить, а Дженни спокойно нарезает овощи за их спинами); в гостиной настраивают телевизор Намджун и Хосок, которые притащили с собой хорошие колонки и прямо сейчас пытаются подключить микрофону к телику, чтобы потом все могли насладиться домашним караоке; Тэхи и Джухён сидят за диваном вместе с Хваном, тренируя его выносливость с помощью перетягивания игрушек, а Мённа надувает шарики, чтобы раскидать их для красоты по всей квартире. Чонгук готов к любому, но не к такой волне гостей, и особенно не ожидает он увидеть Намджуна, который, как он считал, находится сейчас в больнице. На нём корсет, помогающий сохранять торс в одном положении, такой же и у Тэхи. Последствия аварии.

— А вот и блудный сын, — улыбается Соын, выглянув в прихожую. Чонгук неловко улыбается в ответ и, забывшись на мгновение, всё-таки протягивает свой подарок матери, которая во внезапном порыве чувств лезет к нему с объятиями и пачкает его щёку в каком-то соусе.

— И тебе привет, мам. С днём рождения, — он вручает ей коробочку, женщина открывает её и счастливо улыбается, примеряя браслет и сверкая им в дневном свете. Он не прогадывает, потому что он идеально подходит.

— Спасибо, сыночек. А теперь, — она тащит Тэхёна из кухни, который, к счастью, не успел ни в чём изляпаться, и толкает их к входной двери, — идите в магазин, мы забыли купить алкоголь, и возьмите ещё сладкого и фруктов. Хвана и девочек тоже с собой возьмите, — девчонки сразу прибегают и самостоятельно одеваются, а красноволосый только сочувственно улыбается только что приехавшему с работы Чонгуку и натягивает на себя новые высокие ботинки. В принципе, старший обматывается, как на северный полюс: шапку натягивает, шарфом обвязывается и куртку застёгивает чуть ли не по горло, а также заботится о том, чтобы тепло оделись и малышки. И Гук, одетый, как всегда, налегке, в одном пальто, которое расстёгнуто, чувствует себя настоящим дураком. Хотя он и не отрицает, что он им и является. Даже Хвана одевают в тёплую курточку, и девочки выходят первыми, сбегая по лестнице вниз. Парни решают спуститься без экстрима.

— Почему в моём же доме меня не спрашивают о мнении? — бурчит себе под нос Гук, и Тэхён поднимает на него взгляд. Они уже выходят на улицу и поворачивают в сторону цокольного этажа. Терьер скачет в снегу, и подружки едва поспевают за ним, прыгая следом в сугробах.

— Сегодня у твоей мамы день рождения, ей простительно, — с прежним сочувствием говорит парень, натягивая на губы улыбку. Чонгук качает головой, как бы говоря «не обращай внимания». Тэхён бы всё на свете отдал, чтобы ещё единожды услышать претензии матери насчёт учебы, его друзей или ветра в голове, поэтому он считает Чонгука глупым, но счастливым человеком, у которого есть близкие и любимые люди.

Они садятся в автомобиль, Хвана загнать в салон оказывается не так просто. Джухён требуется заползти под их машину, чтобы вытащить и взять непослушного пса на руки. В итоге им всё-таки удаётся выехать обратно на улицу. На самом деле, тут пешком пройти совсем немного, пять минут до круглосуточного супермаркета, но брюнет опасается, что они просто не донесут тяжёлые баулы до дома вдвоём. Так что машина сегодня не только транспорт, но и грузовик для продовольствия. На задних сидениях дети резвятся, шутят на свои темы и смеются, тиская бедного Хвана со всех сторон.

— В магазин ведь можно с собаками? — спрашивает Тэхи, встав на ноги и держась за сидение кросноволосого.

— Сядь, пожалуйста. И да, в 7-Eleven можно с собаками, только держите его на руках, — говорит парень, повернувшись к девчонкам на светофоре. Их лица светятся ярче любого морского маяка. В магазине они берёт самую большую тележку и бороздят по отделам с товарами, припоминая, что же им наказала купить женщина. Сначала девочки тащат их в отдел со сладостями, и все, кроме Гука, оказываются жуткими сладкоежками.

— Аджосси, можно это? А это? — Тэхи скачет у стеллажей с мармеладом и тычет в разноцветные упаковки. Джухён тоже выпрашивает кучу всего, и только Тэхён голодным волком молча рассматривает всё находящееся на расстоянии пяти метров от него.

— Можно. Берите всё, что хотите, только не скидывайте в тележку весь отдел, прошу вас, — и на этих словах дети идут сметать стеллажи. В итоге Хван оказывается в более надёжных руках — тэхёновых, и он только стоит возле Чонгука, наблюдая за малышками, которые хватают всё, что любят. — Возьмите больше мармелада, мама захочет сделать коктейли, — после этого он обращает внимание на кислого Кима и поднимает бровь. — Что произошло?

— Это ведь дорого, — лепечет он, косясь на ценники под многочисленными сладостями. С таким успехом они могут тут смело оставить с полмиллиона вон, и всё это будет на совести троих обжор, устроившихся на шее Чонгука и его мамы. Ведь они разделят эту сумму на двоих, парень не даст за всё расплачиваться в свой день рождения маме, а она не даст полностью оплатить все покупки сыну. Такой маленький компромисс. И Тэхёну неловко из-за того, что он не вложит в это ни воны. Итак ведь на шее с сестрой сидят.

— Не волнуйся, отдашь мне, когда выйдешь на работу, — сверкнув белозубой улыбкой, напоминает парень о том, что денежный счётчик всё-таки растёт и вона медленно капает. Такой ответ успокаивает парня гораздо больше обычных «не переживай, мне и так некуда деньги девать». Поэтому он решает взять попробовать ореховую пасту, шоколад с солёным печеньем внутри, несколько пачек солёной карамели, и больше ни на что засматриваться он не решает. Зато девочки загружают сладким всё дно тележки, понабрав всего, что они очень любят, и Гук лишь надеется, чтобы у них ничего не слиплось от всего этого. Затем они отправляются в молочный отдел, где девочки останавливаются у морозилки с мороженым, присматриваясь к сотням разных вкусов и споря друг с другом, какой вкуснее. Тэхён тем временем зависает над замороженной пиццей, и Гук решает присоединиться к рассматриванию ассортимента.

— Хочешь? — спрашивает он, ещё раз пробегаясь взглядом по цветным упаковкам. — Возьми гавайскую, пепперони и ещё одну, какую хочешь, я сейчас вернусь.

И, пока девочки, загрузившие контейнер с мороженым, толкают тележку по магазину и катаются на ней, брюнет отправляется за алкоголем, без которого сегодняшний праздник не будет праздником. Советоваться с Тэхёном смысла нет, он вряд ли разбирается в спиртном, поэтому Гук берёт на глаз: ящик соджу, ящик джин-тоника с грейпфрутом и три литра мартини. Вернувшись обратно, он застаёт немного ошалевшего от количества выпивки красноволосого, у которого во взгляде читается открытое «а мы всё это осилим?»

— Осилим. Увидишь, как к ночи Намджун с Хосоком погонят за ещё одним ящиком чего покрепче, — он укладывает тяжеленные бутылки в нижний отсек тележки, и девочки уже не могут толкать её. Так что рабочим конём снова становится Чон Чонгук. Тэхи говорит, что хочет ещё купить чипсы, и они втроём тащат брюнета за собой в следующий отдел, полностью отведённый для разной съедобной химии. Пока девочки рассматривают пачки чипсов, Гук берёт несколько упаковок рамёна себе на будущее, когда он снова будет приезжать домой на ночёвку и перекусывать во время бессонницы.

Тэхён же скрывается из поля зрения, но не успевают они заметить его отсутствие, как парень возвращается с двумя прозрачными упаковками ежевики и черники, которые он едва держит в равновесии: в одной руке две пачки, в другой — ёрзающий Хван. Тележка постепенно наполняется.

— Возьми, пожалуйста, парочку манго и ещё всяких фруктов на свой вкус, — просит устало Чонгук, засматриваясь на то, как девочки входят во вкус и сгребают с полок всё, что видят. — Стоять, теперь сок и газировка. Прямо по курсу, — выдыхает он, обречённо кивая в сторону дальних стеллажей. К счастью, там Джухён и Тэхи не тащат всё, что попадается под руку: они выбирают банановый и ананасовый сок, и от одного вида у парня сводит скулы. Из газировок Чон берёт спрайт, самый оптимальный вариант для мартини и соджу. Тэхён возвращается с виноградом, манго и кокосами. Такого, конечно, профайлер не ожидает, но девочки яро хотят попробовать кокос, и класть его на место смысла уже нет.

И с этим багажом они направляются на кассу, оттуда — в машину, едва донося тяжёлые пакеты, и едут домой.

— Всё, все довольны? — буркает Чонгук, зачёсывая ладонью волосы назад. Все трое ему хором отвечают «да», его от этого словно звуковой волной ударяет. Заносят в квартиру они всё частями, потому что унести за раз такое количество купленного было невозможно. В итоге, выдохшийся Чон скидывает обувь, закидывает на вешалку пальто и устало заваливается на диван, куда сразу прыгает Хван и умещается у него под боком, чихнув хозяину в подбородок.

С днём рождения тебя,

С днём рождения тебя,

С днём рождения, милая мама,

С днём рождения тебя.

Гостиная взрывается взрывом хлопушки, всё конфетти сыплется Соын на голову, под раздачу так же попадают мелкие хулиганки. Бисквитный маленький торт убирают на барную стойку, и именинница отрезает кусочек, пробует его, как это требует обычай, и все хлопают.

— Так, а теперь, когда с традициями покончено, я предлагаю выпить и сыграть в «я никогда не»! — говорит Хосок, звеня бутылками. Большинство охотно соглашается на эту праздничную авантюру, Ёнхи тоже решает поучаствовать, но вместо алкоголя у неё будет сок. В большой миске Мённа с Хосоком замешивают мармелад со спрайтом и соджу, нарезают туда винограда и манго, кидают целое ведёрко льда. И именно этот коктейль шотами будут осушать игроки, потому что соджу пусть и очень чистый и лёгкий алкоголь, но ударить в голову может внезапно и очень сильно — как раз то, что надо. После этого можно и мартини пригубить. Тэхён и Чонгук единственные, кто не хотят пить: Тэхён из-за того, что не пил никогда, не знает реакции своего организма и вообще не умеет это делать, а Гук из-за того, что он не любит пить и так же не умеет. Но Хосока не переубедишь.

Все дружно переносятся на диван, кто-то садится перед диваном на ковёр, кто-то даже на спинку, на кофейном столике расставляют девять рюмок и само пойло. Намджун тянется к пульту и спрашивает, какую песню включать на телике, и что первым выбирать будет, естественно, виновница сегодняшнего торжества. Заказав первой Ailee — «I Will Show You», она возвращает всех к игре.

— Кто будет первым?

— А… Можете объяснить правила? — неловко спрашивает Тэхён, и Ёнхи активно кивает, потому что тоже не совсем понимает, что здесь нужно делать. Хосок, как заводила сегодняшнего вечера, решает объяснить салагам базу всех крутых вечеринок.

— В общем, кто-то говорит, к примеру, «я никогда не летал на самолёте», и если ты это делал, то ты пьёшь один шот, если нет — пропускаешь, — поясняет он, и молодняк разбирается с условиями. — Первой будет снова Соын, как королева этого вечера и мать моей прекрасной девушки!

— Не подлизывайся, — смеётся именинница и задумывается. — А какого типа вопросы? Шестнадцать плюс, или можно брать выше?

— Да мы, что, малолетки? — столкнувшись взглядом с Ёнхи, Хосок слегка поправляет ворот своей футболки и щёлкает языком. Намджун и Мённа смотрят на него укоризненно. — Да ладно вам, уверен, она побольше нас знает. Давай восемнадцать плюс.

— Я никогда не зажималась в лифте с мужчиной. Начнём с простого, — улыбается Соын.

Хосок, Намджун и Мённа позорно опустошают свои шоты, закусывая их виноградинками. Тэхён временно отлучается и возвращается обратно с вымытой черникой всё в той же пластиковой упаковке.

— Следующий, по кругу, — командует Хосок.

— Я никогда не лез в реку пьяным, — следующим идёт черед Намджуна, и кто бы подумал, что Хосок выпьет шот, а вместе с ним и Соын, отмахиваясь от лишних вопросов.

— Я никогда не… — Ёнхи задумчиво щурится, слушая песню, — не встречалась со знаменитостью лично.

Дженни, Чонгук, Хосок и Намджун еще раз смакуют коктейль.

— Я никогда не… интересовалась своим полом, — с усмешкой говорит Мённа, обводя взглядом каждого. Все смотрит на Тэхёна, который молча выпивает и не комментирует этот поступок, как и все остальные не зацикливают на этом внимание. Однако Гук слегка подозрительно косится на сидящего рядом красноволосого, который разглядывает свои ноги, выглядывающие из-под шорт.

— Так, дальше! Я никогда не напивался до того, чтобы танцевать на столе в каблуках. Хосок, пей, — смеётся Дженни, видя, как искажается лицо её парня и как заражаются смехом все сидящие.

Кроме Чонгука. Он смотрит на Тэхёна уже пристально, осмыслив то, под каким предлогом парень выпил. То есть… Он гей? Или хотя бы би? И почему вообще это волнует Чонгука, он ведь совсем не заинтересован? Песня уже выключается, и Соын хочет, чтобы следующую выбрал её сын, который выпадает из этой реальности и пропадает в своих мыслях.

— М-м… — тянет парень, почесав подбородок. — Юн Сын А — «My Favorite Things».

— Боже, а без меланхолии никак? Ладно, включай давай, — Намджун по просьбе вбивает в поисковик название песни. Они проводят ещё час за игрой, половина уже навеселе и готова горы свернуть. Чонгук, Ёнхи и маленькие девочки становятся единственными трезвыми людьми в этом доме, хотя перед глазами мужчины немного плывёт, ведь он выпил пару шотов, а затем отказался от игры. Хотя про девочек нельзя сказать точно, ведь когда Намджун с Мённой отлучались или отвлекались, Хосок предлагал школьницам попробовать соджу с кокосом.

Тэхён выпивает достаточно для того, чтобы расслабиться, и он уже сам предлагает разные авантюры, вроде прокричать что-то в окно, прогуляться по улице и всякое ребячество, от которого у Гука голова идёт ходуном. В итоге Ким просто валится с ног и присаживает возле лестницы на второй этаж, пока Намджун с Мённой устраивают танцпол посреди зала, Тэхи с Джухён веселятся вместе с ними под громкую музыку, а Хван носится под ногами. Дженни сидит на коленях Хосока и слушает его сопливые истории про глупых бывших и про то, что она у него самая лучшая. Чонгук уже сидит наверху, Ёнхи проводит время за его ноутбуком и смотрит в наушниках видео в ютубе. Ближе к часу ночи брюнет всё-таки решает спуститься вниз и проверить, не разнесли ли они ему полдома. Вряд ли тот хаос, что внизу, можно назвать приемлемой картиной для его тихой квартирки, но всё не так критично. Но сидящий в уголке на полу Тэхён его беспокоит.

— Эй, плохо? — зовёт он сквозь громкую музыку, пытаясь её перекричать. Тэхён поднимает замыленные глаза на хозяина квартиры и что-то невнятно бурчит, сонно роняя голову обратно на колени. — Всё, вставай.

Чон тянет его за руки, сам едва стоя на гудящих ногах, и ловит в объятия, потому что пьяный Тэхён абсолютно не способен удержаться стоя, его особенно сильно зовёт вниз гравитация. Что-то хрюкнув брюнету на ухо, он вцепляется тонкими пальцами в его плечи и повисает, а парень, кое-как подцепив того за ноги и подняв на себя, взбирается вверх на второй этаж. Там он укладывает парня на кровать и рухает рядом, кладя трещащую голову на холодную бетонную стену. Ёнхи глядит на него и вопросительно кивает в сторону пьяного парня.

— Вырубается уже, не на полу ж ему спать, — вздыхает Чон, закрыв глаза на свои принципы. Ёнхи понимающе качает головой и снова смотрит видео, которое раскрывает на весь экран. Чон смотрит на умиротворённый профиль старшего, который лишь иногда корчится и кашляет. Он сидит и смотрит на него где-то полчаса, и всё думает о том, что же происходит. Он всегда думает о том, что к тридцати годам у него уже будет жена и он постарается стать самым лучшим отцом в мире, что будет жить ради детей, а не ради работы, хотя сейчас всё происходит ровно наоборот: смысл его жизни — убийства и их расследования. Сейчас, растрёпанный, покрасневший от алкоголя и спящий, Тэхён выглядит ещё более беззащитным, и Гуку хочется наблюдать за ним. Обычное желание присматривать за ним и убеждаться в безопасности парня и его сестры перерастают во что-то… большее.

Гук не замечает, как в спальне остаются только они. Он закрывает дверь на замок, скидывает с себя костюм и надевает худи, в котором в последнее время спит. С Кима он только стягивает спортивки и оставляет их на стуле, забрасывает его под одеяло и ложится с краю, хмуро смотря в стену перед собой. Прохладно, по голым ногам пробегается холодок, и, вместо того, чтобы тоже завернуться в одеяло, надевает домашние штаны и укладывается обратно. Он рвано вздыхает, прислушиваясь к тяжёлому дыханию позади себя. Гуку непривычно от того, что в его спальне спит кто-то ещё, ведь всегда он здесь один и только Хван сопит под боком. Никогда его кровать не прогибалась под ещё одним телом.

Сзади раздаётся шорох, Тэхён что-то мычит и, кажется, поднимается на локтях. Хозяин квартиры оборачивается на него и трёт глаза, встречается взглядами с сонным красноволосым. Ким падает обратно, массируя лоб и виски, мычит, что ему жарко и плохо, и Гук садится на кровати.

— Принести воды?

— Нет…

— Может, включить кондиционер?

— Нет, — хрипит он, дуя губы и заламывая брови. Он переворачивается на бок и елозит по кровати, пытаясь найти холодненькое местечко на постели, чтобы остыть. Гук вздыхает и ложится обратно, накрыв рукой горящее от соджу лицо. Через пару минут тишины и спокойствия Тэхён по-хозяйски раскладывается на кровати и закидывает одну голую ногу на Гука, которого как током ударяет, он распахивает глаза и застывает столбом.

— Хён? — зовёт он, медленно поворачивает голову к спящему, который уже ни на что не обращает внимание, спрятав руки под подушкой и вытянувшись почти по всему периметру кровати. Слушая музыку с первого этажа, Гук постепенно успокаивается и решает, что не станет будить беспокойного старшего, которого из сна в реальность бросает каждые две секунды. Он медленно опускает взгляд на худую ногу с острой красной коленкой, которую он ободрал о ковёр несколько часов назад, пытаясь показать крутой трюк. Рука дёргается в порыве прикоснуться к свежей ранке, но он вовремя запрещает себе касаться и вообще реагировать на эту своевольность.

— Не-ет, — бурчит парень во сне, по его щеке течёт слеза, и губы кривятся в плаче. Гук растерянно сглатывает и ёрзает, поднимается на локтях, и Тэхён, чувствуя движение возле себя, тянется к нему руками и притягивает ближе, чтобы укрыться от кошмара в чужой груди, в чужом успокаивающем запахе и тепле. Чонгук надеется, что парень не почувствует его учащённое сердцебиение, не почувствует, насколько потеют дрожащие ладони, которыми он мягко поглаживает того по спине и затылку, пытаясь защитить от страшных снов.

— Всё будет хорошо, — осторожно шепчет он дрожащим от волнения голосом, пытаясь совладать с собой.

— Чонгук, — вздыхает он, прижимаясь крепче к своему сожителю и утыкаясь носом куда-то в шею. Брюнета выбивает из колеи тихий голос, который зовёт его по имени.

То есть ему снится он?

========== как снег души на улице лежит ==========

Жуткое похмелье влепляет жёсткую затрещину с самого утра, да так нещадно, что Тэхён жмурится до фейерверков в глазах и хочет прям сейчас сдохнуть от головной боли. Всё тело болит так, словно он вчера пробежал марафон, и он никогда себя не чувствовал настолько отвратительно и мерзко. В нос забивается запах перегара от лежащего рядом Чонгука, который храпит, всё ещё пребывая в сладком сне. Ким прижимает пальцы в вискам и тихо скулит от боли, переворачиваясь на спину. Ему череп словно дрелью сверлят до самого мозга и дробят его в кашу — вот такие приятные ощущения дарит ему утро. Стоп.

Лежащий рядом Чонгук?

Тэхён из вчерашнего вечера помнит всё только до половины двенадцатого, а дальше — сплошной туман, густой лес и отсутствие мобильной связи. Только редкие отголоски, как светлячки в темноте, появляются в его памяти: девочки рисуют на руке Хосока новые татуировки с помощью перманентного маркера, Ёнхи помогает Намджуну снять мужские (чьи-то, страшно догадаться чьи на самом деле) трусы с люстры, Соын пытается развести дочь на разговор про свадьбу в традиционном корейском стиле и добивается чистосердечного признания насчёт планов на будущих детей, а Мённа не знает, на чью сторону встать, и просто слушает песни на фоне, которые иногда перебиваются выкриками женщин. В ушах звенит, словно его в очередной раз со своей дури бьют по голове, и Тэхён хрипит, поднимаясь. Сейчас он зомби, ведомый только одним единственным желанием — опустошить океан воды, потому что горло дерёт так, словно кошки скребут о когтеточку.

— Куда? — голос сзади, такой же убитый и тихий, едва разборчивый, как и состояние отошедшего от сна Тэхёна. Красноволосый роняет голову в руки и качает головой, не удерживает равновесие и устало вваливается обратно в складки одеяла, который принимают его, как отцовский дом. Он вытягивает ноги рядом с подушками, и Чонгук, чувствительный в похмелье к запахам, отдёргивается, мычит и отпихивает от себя культяпки полудохлого собрата.

Они снова засыпают.

Шустрая молния расцвечивает густое тучное небо, где-то за горизонтом громыхает устрашающий гром, не несущий за собой ничего хорошего. Распростёртая панорама города, такого знакомого, словно секунду назад он обходит его улицы и кварталы в который раз, но и одновременно с этим случаем чужого, словно он видит высотки, щиты и загруженные перекрёстки впервые. Буквы на баннерах кажутся знакомыми, но прочесть их нельзя, воздух чистый, свежий, но вдохнуть он не может, он чувствует себя самим собой, знает, что он — это он, но совладать с телом не может, словно оно не принадлежит ему. Не принадлежит никому. Стёкла дрожат, пол содрогается под ногами, которые пытаются сохранить баланс и равновесие, где-то за подкорках звенит шумный ручей. Река. Водопад.

Город похож на аквариум, в котором нет рыб, зато есть люди. Много людей. И все они…

Мертвы.

Окоченевшие трупы плывут по бурному течению, и он плывёт вместе с ними, продрогнув до мозга костей, так, что даже пальцы на руках заходятся в кратких судорогах. Собственные волосы горят ярким фонарём, светят в мрачно чернеющей воде, как маяк, проводник, фонарь, и он чувствует, как все вокруг, которые когда-то были живыми, смотрят на него пираньями, обнажив ряды акульих зубов, длинных и острых как сабли, как бритвенный станок, и кровь, много крови: она везде, она наполняет лёгкие, заменяет всю воду, проникает под кожу, и его разрывает на части только от чувства этого липкого, холодного, тягучего чувства прилипшей всасывающейся крови. Она комками копится в горле, не позволяя дышать, заставляя задыхаться, чувствуя острый, отвратительный вкус железа во рту.

Руки, много рук: десятки, сотни, тысячи — они кроют его тело, сжимают в тиски, давят, мнут, словно пластилин или глину, возводят во что-то иное, что-то, что никогда не будет теперь напоминать его самого. Теперь это не он.

Тэхён снова приходит в себя от пощёчины, только она достаётся ему не от головной боли, а от крепкой, ещё не совсем потерявшей хватку руки Чонгука. Он склоняется над ним, словно санитар над душевнобольным, и пытается вернуть красноволосого в реальный мир. Кима передёргивает, и он разворачивается на живот, свешивает голову с кровати и рвёт на деревянное покрытие, и от отвратительного звука желудок брюнета предательски скручивает, у самого тошнота подкатывает к горлу, но он держится, прижимая тыльную сторону руки ко рту.

На первом этаже не спят только дети, Ёнхи любезно протягивает руку помощи и отводит Тэхёна умыться, а Чонгук, на которого рушится удача вымывать свой пол от остатков ночной жизни, кривится от тухлого запаха и надеется на то, что вылазка из дома смягчит утреннее недоразумение. Ким чувствует себя несколько лучше после таблеток, лёжа перед едва бурчащим телевизором, Ёнхи лениво переключает каналы, лёжа рядом и поедая разогретую в микроволновке магазинную пиццу. Вчерашнее рвение парня попробовать замороженный продукт сменяется отвращением при виде любой еды.

— Я уезжаю, приберитесь дома, — Гук, накинув на голову капюшон, сильнее затягивает шнурки. Снова весь в чёрном в белой квартире, словно гадкий утёнок из сказки про лебедей, он шмыгает в прихожую и накидывает на себя одежду. Никто ничего не успевает ему сказать, даже Хван не поднимает голову, как след хозяина простыл, и только эхо закрывшейся двери ещё напоминает о том, что сегодня с утра Чонгук находится у себя дома.

Вообще, ему стоит побыть наедине с собой и подумать обо всём на трезвую голову, хотя в таком состоянии всякие бредовые, стрёмные и ненужные мысли гораздо чаще лезут, чем в состоянии опьянения. Зато он может в них разобраться. Из головы уже час не выходит ночь и то, что Тэхёну он снится и его поведение во сне при этом настораживает. Ещё не выходит их головы то, что Тэхён был (или до сих пор?) увлечён парнем или мужчиной, и это всё не то, о чём ему хочется сейчас думать, потому что есть много других вещей: к примеру, та же отцовская тачка, номера которой пробила на днях Джису. Чонгук думает о том, что она единственная, кого не было на дне рождения его матери, и внезапно чувствует такую тоску и грусть, которая разрастается в груди с размер чёрной дыры.

В исток мыслей он возвращается быстро, позабыв о Джису, о маме, о машине. Чонгук встречался с девушками не более трёх раз, и все отношения длились не больше полугода: первая ушла из-за того, что не переоценила свои возможности и не смогла перевоспитать его в более заботливого, более внимательного, более социального мужчину; вторая ушла, потому что не получала внимание больше двенадцати часов в сутки, потому что парень постоянно пропадал на работе и постоянно ходил по лезвию ножа, стоя бок о бок с маньячиной; третья не продержалась и двух недель, потому что посчитала, что одних денег и внешности от него ей будет хватать, чтобы закрывать глаза на характер, несовместимость и отсутствие большого сексуального опыта, но в итоге всё это перевесило деньги и внешность, и она сбежала. В принципе, Чонгук и не сильно переживает из-за того, что одинок, потому что:

а) у него есть его любимая работа, ради которой он живёт;

б) у него есть команда, семья и крестница, которые полностью обеспечивают его чуть ли не круглосуточным общением;

в) его не интересует секс.

И эти три пункта дают ему полную свободы жизнь, в которой нет места для кого-то ещё. Для кого-то, с кем он в будущем станет делить общий капитал, с кем он бы делил свою кровать и кто ждал бы его тёмными ночами дома. Нет, несомненно, иногда ему хочется чего-то такого: чтобы девушка, одетая в его лёгкие вещи, с лохматым хвостом и бокалом сладкого вина сидела за барной стойкой, посматривая сопливую мелодраму по телевизору, пока он шумел рядом у конфорки, выставляя на плите кастрюльку для ночного рамёна. Он хочет себе под бок человека, для которого не нужны будут слова для того, чтобы понять, для которого будет достаточно одного взгляда. Который не станет скучать в его длительное отсутствие, у которого тоже есть своя жизнь, который скрашивает своим спокойным, иногда молчаливым присутствием вечер или ночь, который может читать с ним одну книгу на двоих или смотреть очередной фильм с нотками психологии, которую ненавязчиво вкладывает режиссёр. Ему хочется. Но никто не готов к тому, чтобы жить так же, как живёт он, и он не может никого в этом винить: быть таким, как он, плохо, ужасно и страшно, — и ему бы не хочется знать, что кому-то бывает так же мерзко от себя, как и ему. Особенно когда такие чувства испытывает близкий, чуть ли не родной человек.

Именно поэтому Чонгук знает, что Тэхён ему не нравится. Ему нравится времяпровождение и то, как парень осторожничает рядом с ним, неловко отмалчивается и строит из себя тихоню, но, он более чем уверен, что когда Ким максимально адаптируется, ему сорвёт крышу, юношеский максимализм забьёт по децибелам, и он даст о себе знать, так, что барабанные перепонки лопнут, мозг трясётся, а в желаниях будет только одно — найти безболезненный путь на ближайшее кладбище. Чонгуку хочется ощущение уюта и домашнего очага в собственном доме, ему нравится общество Тэхёна сейчас и то, как себя чувствует мужчина рядом с ним, но ему не нравится сам Тэхён.

И это грустно, потому что, судя по всему, Чонгук Тэхёну нравится.

◎ ◍ ◎

Чонгук приезжает по адресу, что Джису указывает на бумажке в конверте. Он ожидает приехать куда угодно, но больше склоняется к варианту, что приедет к чьему-либо дому, вероятнее всего, какого-то старого маразматика, который ни за какие гроши не продаст эту рухлядь, и парню придётся потрясти кошельком, чтобы убедить его хотя бы назвать ценник. Но, как ни странно, парень приезжает к свалке, и от этого на сердце становится немного легче, и во взгляде проглядывается расслабленное напряжение: вдруг машина разбита так, что он даже не узнает её? Зато бесплатно.

Чонгук плутает по безлюдной свалке автомобилей, некоторые из которых без дверец и запчастей, некоторые спрессованы, практически все помяты и с разбитыми окнами. Мирно передвигаясь между моделями тачек, он вспоминает слова, которые слышит от галлюцинации:

Я раздобыл машину.

Идеальный лагерь.

Маме необязательно знать об этом.

Это будет нашим маленьким секретом.

Вот она.

Накрытая чёрной плёнкой, отражающая в себе жёлто-зелёные блики от солнца, она стоит среди таких же побитых и исцарапанных авто, как и она. Чонгук в сердцах стаскивает с неё плёнку, сбрасывает её на землю: перед ним предстаёт пыльная машина болотного цвета с изрисованным в граффити лобовым стеклом, — но далеко не это сейчас интересует парня. Он спешит к багажнику, который сейчас плотно закрыт, не позволяя любопытному заглянуть внутрь раньше времени, и это слишком интригует его бешено стучащее сердце. Замедляясь, он становится позади автомобиля, рассматривает покрытый пылью багажник.

Сейчас.

Вспомнить.

Дрожащая в предвкушении рука сама тянется к нему, цепляет за дверцу и с силой, нетерпеливо открывает его. Скобы для цепи надёжно привинчены ко дну авто и сейчас, когда солнечный свет проникает в салон, их металл ярко сверкает. Сердце пропускает удар, ещё один. Он медленно вытаскивает из кармана фонарь с ультрафиолетовым излучением, и, не думая, включает его. Брызги и давние следы, хаотичные, резвые, блекло виднеются при свете дня, но слабый зелёный оттенок проглядывается в тенях салона, куда солнцу не добраться. Он находит. И теперь ему не кажется, что это хорошая идея — ворошить прошлое. Где-то со стороны слушится глухой стук, и именно он отвлекает парня от размышлений насчёт того, чьи же отпечатки есть в салоне легковушки.

Он идёт на звук.

Медленно, не чертыхаясь, Чонгук измеряет шагами свалку, и длинный ряд выброшенных в гору машин — единственное, что отделяет его от источника звука. Где-то там за ним определённо есть кто-то: человек, животное, может, кто-то ещё, в кого не верят душные скептики. Взору предстаёт фигура посреди пустыря, окружённого разбитыми автомобилями. Мужчина, грузный, с горой мышц, стоит спиной и осматривается. Как же, чёрт возьми, Чонгуку везёт на качков и амбалов, которые его перемнут и сломают в два счёта.

— Хей, вы владелец свалки?

Мужчина оборачивается на него слишком резко, нервно, взглядом вгрызся в хлюпкую фигуру психолога, сжимающего в руке фонарь. Даже с такого расстояния видно, что мужчина не в себе. Секунда, одно резкое, еле уловимое движение, выстрел, который вызывает у Гука рефлекс, — он падает на землю, откатывается в сторону, минуя быть вновь пристреленным. Выстрелы не прекращаются, незнакомец весьма настойчив и заинтересован в Гуке, и его тяжёлые шаги слышатся в перерывах между нажатием на спусковой крючок. Фонарь вылетает из рук, но криминалист даже не смотрит на него, вскочив на ноги и увернувшись от ещё одной пули. Ему удаётся встать за заброшенной будкой с заколоченными окнами, и там он прислушивается к окружению.

Выстрелы прекращаются.

Гук выглядывает из укрытия, медленно, таясь, потому что есть огромный шанс того, что его просто выманивают наружу. Шаг, второй, он осторожно выпрямляется в спине, больше не крадясь, и высматривает пустырь.

Никого.

◎ ◍ ◎

— Он был одет как механик. Похож на местного рабочего, фоторобот не смогу составить.

Чонгук возвращается на эту свалку чуть позже, после того как пережидает временно у себя дома и оповещает о случившемся Намджуна и Хосока. Естественно, что их лидер, который, между прочим, уже идёт на поправку и может присутствовать в офисе, при обысках и прочих делах, не требующих беготни и перестрелки, вызывается самостоятельно проверить территорию. Хосок не отстаёт, и его рвению можно только позавидовать, и не Чонгуку решать, останутся ли эти двое с похмельем дома, или придётся слышать их вой на морозе на месте преступления.

— Тебе повезло, что он тебя не убил, Гук, — Намджун нервно лохматит волосы, осматривая злополучную свалку, на которую их всех привёз младший. — Какого чёрта ты вообще тут забыл?

— Ты веришь в подавленные воспоминания? — по его нечитаемому взгляду непонятно, считает ли он его умственно отсталым, просто недоумком, или за этим скрывается нечто большее.

— Если я скажу «нет», ты пойдёшь домой и отдохнёшь? — в принципе, криминалист должен ожидать что-то вроде этого.

— Мне снилась эта машина. Точнее, это были воспоминания… Они размытые, но я уверен, что мы с отцом ездили на природу за неделю до его ареста. Что-то плохое случилось, — парень указывает на автомобиль, который становится причиной их появления в этом неблагоприятном местечке, — в этой машине. Знаю, звучит безумно…

— Если бы так… Во время свалки кое-что нашли, — они приезжают сюда не одни, так как взвинченный голос Гука настораживает всех, и они решают перестраховаться. Здесь все: копы, офицеры, даже является судмедэксперт, который, между прочим, весьма нужен. Намджун ведёт его к образовавшемуся кругу из полицейских. — Во время обыска свалки кое-что нашли. Женское тело, раздавленное уплотнителем.

— Как ты? Я слышала, в тебя стреляли, — их встречает Джису. Чонгук пожимает плечами.

— Как видишь, не попался.

Они подходят как раз в тот момент, когда парень с бейджиком «Йен Ан», их врач, имя которого профайлера всё это время мало интересует (он всё ещё желал, чтобы вместо него работала с ними Пак Чимин, и, хоть эта мечта была неосуществимой, никто не запрещал ему скучать по тем временам), упаковывает в пакет руку жертвы, пальцы которой чёрные и обугленные. Далее он вытаскивает с помощью лопаты кусок тухлого спрессованного мяса из машины, и Гук чуть морщится.

— Это лопатка для пиццы? — первое, что приходит ему на ум.

— Вообще, это называют скребком, от французского слова для «лопаты»… Вот так… — неловко пожимает плечами Ан и в знакомый пакет вываливает ещё один кусок человеческого мяса. — И это странно, потому что пицца из Италии.

— Да, — Намджун кивает, скрещивая руки на груди. — Именно это сейчас странно.

— Знаете, что? Эти штучки — секретное оружие судмедэкспертов, — держа в руке окровавленную лопатку, рассказывает он. — Идеальны для сбора мягких тканей. Или пепперони, упавших с печки, — они вдвоём смотрят на китайца, как на психа, но он нервно улыбается. — Но не одной и той же это всё делать.

— Что известно о жертве? — решает перевести тему Намджун, потому что весь диалог превращается в чистую психоделику.

— Пока мало чего. Судя по степени разложения… — Йен вытаскивает из окна машины ещё один кусок на лопате. — Думаю, она умерла пару недель назад.

— Она могла остаться в машине случайно? — стараясь не смотреть на отвратительные останки, их коллега отводит взгляд куда угодно и пытается даже не вдыхать лишний раз, чтобы не чувствовать эту вонь. Чонгук подходит к автомобилю, в котором женщину спрессовали, и видит на разбитом сдавленном стекле тёмные отпечатки пальцев. — Может, передоз был?

— Нет, я так не думаю, — говорит Чон, представляя в голове этапы жестокого преступления. — Посмотрите на эти отпечатки. Я считаю, убийца запер её и включил уплотнитель.

— Джису, узнай, можно ли отпечатки снять, — говорит Намджун, потерев кончик носа пальцем. — И найди здесь Хосока, он ищет того, кто стрелял в Гука.

Как по велению судьбы или зову сердца, или просто услышав издалека своё имя, Хосок вторгается в их диалог, прикладывая к больной голове скомканный снежок. Прошедшая ночь никак не отпускает его даже в холодный зимний день.

— Судя по всему, никто не стрелял.

— В каком смысле? — профайлер хмурится.

— Права на собственность у До Ёнбина, он владелец свалки, — выдыхая горячий плотный пар изо рта, мужчина хмыкает собственным мыслям, убрав с мокрого лба чёлку, отдающую синим. — Но… его не существует. Никаких данных о нём нет.

— То есть кто-то купил свалку на вымышленное имя? — Гук прячет руки в карманы и пытается размышлять, даже когда его мозг туго соображает. — Зачем? Чтобы одну женщину убить? Спрятать нубиру Хирурга?

— Не забывай о том, что машина твоего отца может быть не связана с этим убийством, — говорит Намджун, поджимая губы и надеясь, что Гук сделает шаг назад в их начинающимся споре. — Эта женщина умерла полтора месяца назад, а твой отец был прикован к стене пятнадцать лет, и только месяц назад вышел на свободу. Это хорошее алиби, хотя, да, даты нужно сверить.

— Возможно, он её не убивал, но он с этим как-то связан, — Чонгук делает не шаг назад, а два шага вперёд, причём буквально, и становится прямо перед невозмутимым шерифом. — Точно. Мои воспоминания привели меня сюда, на свалку с его машиной и трупом. Это не совпадение. Может, мой отец знаком с убийцей.

— Мы проверим машину, — несмотря на согласие, во взгляде Намджуна много скептицизма. — Если есть связь, мы её обнаружим.

— Доктор Йен! — из общей толпы выходит один мужчина в форме, призывно подняв руку и подходя к их коллеге-китайцу, который заполняет бумаги. — Мы нашли больше.

— Больше чего? — переспрашивает Чонгук, сглатывая.

— Жертв.

◎ ◍ ◎

— Мам, не переживай, можем не говорить о моём интервью с отцом, — помешивая железными палочками острый рамён, Дженни, подперев ладонью голову, умещает в кресло напротив окна в зале Гука, который пустует. Сюда обычно никто не заходит: местечко напротив лестницы на второй этаж, отделённое стеной от кухни и гостиной. Тут два кресла напротив огромных окон, и Гук не сидит здесь, потому что это место его грустных воспоминаний, когда он сидел с девушкой в тишине и смотрел на ночной Сеул. В одиночку он никогда здесь не проводит время. Сейчас здесь Дженни и Соын.

— Всё нормально, правда, — отмахивается она, кладя голову на спинку кресла. — Хотя нет, но… Есть вопросы, которые ты задашь отцу? — Дженни достаёт свой телефон и заходит в заметки, где хранит практически всю подготовку к интервью. В том числе и вопросы, которые сейчас любезно предоставлены для изучения маме. — Да ты издеваешься, ты его мёдом с ложки кормишь!

— Ты что-то напутала в выражениях, — младшая конфузит лоб.

— От таких вопросов психопат будет отрицать ответственность, — заключает Соын, устало вздыхая и выпивая пару глотков прохладной воды из кружки. — Он переведет тему…

— Прости, просто я либо мёдом его кормлю, либо…

— Дженни, если у тебя нет плана, как выставить его плохим, он будет казаться хорошим, — повернув голову к дочери, строго говорит женщина. — Скажи, что ты это понимаешь.

— Мама, эти вопросы я составила для моего начальства. Но не их я задам, — поджав губы, серьёзно говорит девушка, чернеющим взглядом впериваясь в глаза матери. Соын некоторое время молчит.

— Хорошо. Я поняла твою задумку.

— Отлично. Можешь перестать волноваться? — она просит свой телефон обратно и выключает его, убирает в карман.

— Теперь я волнуюсь намного больше.

— Что? Почему?

— Худшая ошибка, которую ты можешь сделать — считать себя умнее Чон Джихёка. Он воспользуется этим, — нагнувшись над кофейным столиком, что стоит между креслами, заявляет женщина. — Он найдёт способ расположить к себе, а ты останешьсяздесь, как…

— Как кто? — выпаливает репортёр.

— …Его сообщница.

◎ ◍ ◎

На экспертизу везут остатки от когда-то живой девушки, в холодном помещении находятся в железных подносах потемневшие, местами совсем чёрные кости всех убитых на свалке, где-то даже сохраняются черепа жертв. Чонгук осматривает всё с крайним любопытством, перемешанным с отвращением и жалостью. По-другому никак.

— Это всё из?..

— Со свалки, — отвечает Намджуну, стоящему рядом с профайлером, Йенан. В халате и привычных резиновых перчатках он стоит возле трупа какой-то неизвестной молодой девушки. — Каждая из спресованной машины. Большинство убиты пять или десять лет назад, отсюда скелеты, некоторые более поздние, например, эта, — он указывает на эту самую мёртвую женщину, которая выглядит значительно целее своих сестёр по горю.

— Вы установили причину смерти? — интересуется Гук, сочувственно присматриваясь к окоченевшему трупу.

— Раздавленные внутренности. Ты был прав, — Ан обводит взглядом многочисленные подносы на длинных столах. — Они были живы в машине, а затем их убивал пресс.

Гук медленно подходит к освещённым яркими лампами костям, рассматривает уцелевший грязный череп и сглатывает от того, насколько это всё ужасно. Прежде ему никогда не доводилось видеть воочию скелеты людей на работе. Такой опыт ему не хотелось приобретать, но всё случается совершенно наоборот.

— Какой здесь профиль? — пока криминалист присматривается к оторванной ноге, из которой торчит кусок кости, спрашивает Намджун со спины, стоя где-то у входа. Лично ему всё это не очень хочется рассматривать вблизи. — Может, искатель удовольствия? Убийство ради наслаждения?

— На самом деле… Он может и избегать удовольствия, — всё же отвернувшись от ноги, хрипит профайлер. — То, как обошлись с телами: равнодушно, на расстоянии, он убил их с помощью машины, не похоронил их. Почему? Помогает ему отделиться. Уверен, он даже не мог смотреть на это, это механизм приспособления. Они для него предметы для убийства.

— Потрясающе. То есть он полная противоположность типу Хирурга, получающему удовольствие от прямого контакта с телом человека? — предполагает Йен.

— Да, но то, что у них с отцом разные почерки — не значит, что доктор Чон не причастен. Как я и говорил Намджуну всё утро, — подытоживает психолог.

— Ты должен его послушать, — от взгляда главаря Сомун по телу китайца пробегают мурашки, и он разводит руками в стороны, переминаясь с пяток на пальцы и обратно. — Или нет. Как хочешь.

— Лаборатория нашла в нубире что-то, что может помочь?

— Да, — Ан зовёт профайлера за собой и обходит столы, спешно похожая к одному из, стаскивает с него карточку. — Они сделали полное расследование. Кровь в багажнике не принадлежит ни одной из жертв со свалки и ни одной из жертв Хирурга.

— Так… Они не нашли связь? — разочарованно спрашивает Чон.

— Да, — улыбаясь, отвечает он и поворачивается к помрачневшему парню. — Наверное, я согласился слишком радостно? — но ответа не следует, так как всех их привлекают фельдшеры, вкатывающие железную койку с ещё одним трупом, накрытым с лодыжек до подбородка простынёй. Снова девушка. — Ещё одно?

— Совсем свежее, тоже. Вероятно, убита на прошлой неделе, — повествует фельдшер, оставляя погибшую в помещении вместе с остальными.

— Теперь их восемь, — удручённо замечает Намджун и чешет нос. — Гук, самое время сказать то, чего мы не говорили, — он подходит к своему подопечному и выразительно глядит в глаза. Честно, парню очень сильно хочется дать отпор и свести концы с концами, его идея о связи никак не даёт покоя, но просто не может отрицать очевидного.

— У нас новый серийный убийца.

◎ ◍ ◎

На кухне царит небольшой рабочий хаос: расстановка аппаратуры, камер, света, Дженни подкрашивает губы, смотря в зеркало, а Хосок оценивающе-скептично осматривает скромные владения их сегодняшнего гостя на главном новостном канале. Сегодня Дженни Чон словит куш и заснимет то интервью, из-за которого она не может продуктивно работать последние несколько дней и даже спит плохо. Оператор ищет нужный ракурс, а Дженни перечитывает вопросы, распечатанные на бумаге и скреплённые скобой сверху посередине.

— Ты отправила визажиста и стилиста домой? — спрашивает Хосок, присаживаясь рядом с девушкой и заботливо кладя ладонь на её слегка дрожащую коленку. Как она не храбрится, сейчас ей очень не по себе, даже с большой съёмочной группой за спиной и парнем-копом.

— Да. Знаю, они хотели, чтобы его привели в порядок, но он ни в коем случае не будет хорошо выглядеть, — младшая убирает зеркало и помаду в сумочку, а после смотрит на своего парня.

— Ты тщательно всё обдумала.

— От и до, во сне, всю прошлую неделю, — улыбается она и легко целует его в уголок губ, там остаётся слабый след от яркой помады. — Мы покажем настоящего Чон Джихёка, даже если умрём. Ты понимаешь, о чём я.

— Да. И ты потрясающая, — подбадриваюше улыбаясь, произносит он. — Но это сложно. И если ты вдруг захочешь уйти, мы можем. Окей… рановато для наших отношений знакомиться с родителями, — смеётся он.

— С мамой ты уже хорошо познакомился, — Дженни зеркалит его улыбку, и на душе становится гораздо легче и свободнее, нога уже не отбивает чечётку по полу, заходясь в нервном тике.

Сидя перед несколькими камерами, немного зачуханный, в старом свитере, с проседью в волосах и бороде, Джихёк уставше-встревоженно смотрит на горящие объективы и на девушку-репортёршу, что сидит в доступной близости.

— Уверена, что мне не нужен никакой грим? Может, что-нибудь под глаза? — у него действительно мешки, но Дженни твёрдо уверена в принятом решении. К тому же все визажисты уже давно разъехались по домам. — Мы со сном поссорились недавно, я слишком этого ждал.

— Нормально выглядите. Готовы? — спрашивает девушка больше у съёмочной группы, чем у мужчины, сидящего под прицелами камер. Его сейчас уже никто не спрашивает.

— Просто интересно… С какого вопроса ты начнёшь? Про…

— Про Джу Буёна, — хмурясь, она отрывает взгляд от своего списка безобидных вопросов. — Двадцать три года, сдал экзамены на отлично, мечтал стать адвокатом. Вы достали его сердце, чтобы посмотреть, сколько он проживёт без него, — Джихёк ерзает на стуле, метнув пару раз глазами в сторону объективов. — Он умер жестокой, мучительной смертью. Вот в чём вопрос: зачем? Зачем Вы сделали это? — мужчина молчал, пребывая в оцепенении. — Что случилось? Язык проглотили? Или вспомнили о Ким Сывон, тридцать лет? Зачем вы вырезали ей язык? Или, может, поговорим о Цуйши Ван, шестьдесят четыре года?

— Может, об У Сырое, десять лет? Из-за ужасной аварии он бы, скорее всего, умер от разрыва аорты, — начинает мужчина, сумев подобрать нужные слова. — Затем его привезли в мою операционную, где я спас его. Знаете, его… Его родители назвали меня ангелом-хранителем по телевизору.

— А потом выяснили, что вы были убийцей, — в ответ он лишь кивает и пожимает плечами.

— Я не идеален, это правда. Я всё-таки был в психиатрической лечебнице, — сложив руки в замок на ногах, рассказывает мужчина. — Очень жаль, что позорное клеймо всё ещё висит на людях с психиатрическими проблемами.

— Я не думаю, что это…

— Я был болен. Мой мозг был болен. Этот диагноз не менее реален, чем рак или волчанка, — Хёк обретает уверенность и уже смотрит в камеру более спокойно. — Что меня успокаивает в темнейшую ночь: когда я был доктором, я спас тысячи жизней. Так что, если судить людей по следу, что они оставили в истории, то, суммарно, я в плюсе. Причём в большом. Сколько людей могут это сказать? — Дженни наклоняет голову набок. — Ты отлично справляешься с работой, дорогая. Мы с мамой гордимся тобой… Но спасла ли ты жизни?

— Вопрос не обо мне.

— Нет. Нет, вопрос в наследии, — улыбается Чон-старший. — Знала, что они назвали медицинскую процедуру в мою честь? Я разработал технику ускорения процедуры сердечно-лёгочной перфузии во вр… Боже, как же меня понесло, — мужчина смеётся. — Прости. Суть в том, что хоть официальное название сменили после всей шумихи, но… мне птичка напела, что врачи все ещё называют его «ЧонДжи» в больницах по всему свету. Разве это не важно? Что, в итоге, я сделал что-то хорошее?

Они молчат, смотря друг другу в глаза, пока входная дверь не открывается и у порога кухни за видеокамерами и толпой не появляется Чон Чонгук собственной персоной. Дженни шепчет назад насчёт перерыва на пять минут, и с ней соглашаюся, съёмка приостановлена. Они вдвоём выходят из квартиры и направляются на улицу, где их не услышат, потому что Чонгук выглядит очень взбудораженным и более нервным, чем обычно.

— Что ты тут забыл? Ты обещал, что не помешаешь, — бурчит она.

— Прости, знаю, для тебя это важно, но у нас тут серийный убийца.

— Да ладно? — девушка вскидывает брови.

— Нет, не этот. Новый, действующий, — он пытается объяснить всё максимально чётко и доступно. — Он на свободе, и я считаю, он связан с отцом, и я должен… С ним поговорить.

Двумя часами ранее.

Намджун вешает на подчищенную сторону доски чёрно-белый снимок женщины, больше напоминающий фоторобот, и говорит, повернувшись к команде:

— Теперь трупов уже девять, и ещё одно тело мы опознали: Пак Доён. Была лучшей студенткой университета Кёнгидо, пока не подсела на героин. Какое-то время пыталась завязать.

— Так все убитые из университета Кёнгидо? — скрестив руки на груди и зажав в зубах незажжённую сигарету, вскидывает бровью Хосок. — Как-то глупо убивать так близко от дома.

— Это может означать, что он — организованный убийца. Они всё дотошно планируют, что позволяет им жить и работать там же, где они охотятся, — Чонгук, внимательно рассматривая снимок, даже не поворачивается к своим немногочисленным слушателям, но он уверен, что они слушают его внимательно. — С другой стороны, организованные убийцы обычно убивают в одном месте и бросают тело в другом. Это не про него… Что делает этот профиль совершенно бесполезным, так что… — Чонгук нервно зарывается руками в волосы и подходит к окну, руки нещадно дрожат от переизбытка мыслей. Хотя в последнее время тремор — неотъемлемая часть его жизни и образа.

— Ты в порядке? — голос Хосока звучит несколько ниже и тише, чем обычно, и Чонгук к нему медленно оборачивается, поправляя взлохмаченные волосы.

— Это не похоже на науку.

— Я думал, что это настоящая наука, — встретившись взглядом с Намджуном, который жестом просит его прекратить и не переходить черту, Хо лишь хмыкает и дёргается. — В чём дело? Разве не это он сказал нам в первый же день?

Намджун с Джису переглядываются, и лидер подходит к Чонгуку, хлопает его по плечу:

— Можешь не торопиться с этим, я понимаю, это личное.

— Да? — взгляд какой-то разбитый и слабый, огня в глазах уже нет. — Я уже ничего не понимаю.

— Ну, для меня это личное, — решает высказаться Джису, уместив одно бедро на рабочем столе, подвинув клавиатуру. — Если этот парень убивает людей из Кёнгидо — моей ярости хватит на всех.

— Хорошо, — Нам кивает. — По крайней мере, мы выяснили, где он охотится.

— Не совсем. В Кёнгидо больше тридцати кварталов, мы не знаем, где точно он нападает на своих жертв, — тоскливо замечает Джису.

— Итак, на кого же он охотится? — Чонгук, встряхнувшись и придя в себя, наконец-то снова забирается в дело и поднимает папку со стола. — Из тех жертв, о которых нам известно, двое были наркоманами, один — бездомным; похоже, он убивает людей, которые максимально уязвимы. Начнём наш профиль с этого.

— Хей, Чонгук! — в офис входит доктор Йен, постучав согнутыми пальцами по двери. Команда расходится, Намджун бросает короткое «за работу», пока к молодому криминалисту подходит судмедэксперт, обогнув второпях выходящего сомуновского капитана. — Прошу прощения! Я знаю, сначала нужно осматривать свежие трупы, но мы ещё раз осмотрели машину, и вы просили позвонить, если мы что-нибудь найдём, — Гук напряжённо кивает. — Ох, наверное, мне следовало позвонить…

— Ничего, я рад, что вы зашли. Что у вас?

— Оу, точно, — он шарит по карманам и вытаскивает улику в специальном мешочке. — Он был спрятан в щели центральной консоли. Он, кажется, важен.

— Это, что, перочинный нож? — Гук умещается и присматривается к инициалам на рукоятке. Сердце пробивает дробь.

День похода.

Дэву нубиру двухтысячного года.

Он десятилетний бежит в лесу, уставший, голодный и измученный, сжимая в руке перочинный нож.

— В чём дело? — спрашивает немного напугано Ан. — Вы в порядке?

— Нет. И только один человек знает, почему.

Сейчас.

— Окей, я поняла тебя. В любом случае, интервью не выходит, я зашла в тупик, — признаётся девушка, расправляя устало плечи. — Он просто перекручивает всё, что я говорю, и это сводит меня…

— …С ума, — вместе говорят они, и девушка поднимает взгляд с земли на старшего брата, который понимающе улыбается. — Добро пожаловать в мой мир. Мне нужны ответы, Дженни.

— Окей, хорошо, но я останусь. Выключу камеры, но останусь, — она заходит обратно в подъезд, и Гук, дёрнув бровью, идёт следом. Они вместе возвращаются в квартиру, все стоят там, где и раньше, Джихёк ни сдвигается с места.

— Ого! Живой и здоровый, — счастливо смеётся мужчина, хотя они двое такой радости не разделяют. — У нас тут воссоединение семьи!

— У нас тут перерыв, чтобы власти могли задать пару вопросов о деле, — холодно отвечает младшая Чон.

— О серийном убийце, вообще-то, — поправляет Гук.

— У-у… Интересненько, — глаза Джихёка загораются огнями. — Ему уже дали прозвище? Мне всегда казалось «Хирург» слишком очевидным, но речь не обо мне.

— Как раз о тебе. Точнее, о твоей машине, — Чонгук аккуратно присаживается на то место, где сидела раньше Дженни, а девушка отходит к Хосоку, стоящему за камерами.

— О… Для кемпинга? Здорово-то как, где она была?

— На свалке неподалёку от Кёнгидо, где мы нашли ещё десять трупов.

— Никогда не бывал в Кёнгидо, — мечтательно заявляет Чон-старший, вероятно, подумывая о том, как могли проходить убийства. — И если ты меня подозреваешь в убийствах, что я могу сказать? Я был нездоров.

— Мы знаем, что ты их не убивал. Но мы думаем, ты знаешь, кто убил, — ему в ответ только тихо смеются.

— Машины можно найти в разных местах, Гук-и.

— Так это просто совпадение? — он вскидывает брови, забрасывая ногу на ногу. — Машина одного убийцы найдена на свалке другого? Какие шансы?

— Их мало, но давай прикинем: обычно от двадцати пяти до пятидесяти активных серийных убийц на период…

— Стоп! — громко заявляет Гук, сжав ладони в кулаки. — Хватит. Я знаю, между ними связь, — встав и подойдя к отцу опасно близко, он вытаскивает фотографию улики и демонстрирует её как неопровержимое доказательство своих слов. — Мы нашли его в приборной панели автомобиля. Не говори, что не помнишь.

— О, конечно, это же твой нож! — как ударом кувалды по голове. — Да, мы купили его на заправке за магистралью. Думаю, ты скажешь: «на какой заправке продают ножи детям?» Это Ансан, — Гук опускает руку с фото и сам глядит на изображение перочинного ножика. — Ты никогда не был транжирой, хотел практичный сувенир.

— И только поэтому он был мне нужен? — недоверчиво переспрашивает профайлер.

— Зачем ещё мальчику нож? — улыбается почти безумно старик. — Обстругать деревяшку. Почистить рыбу…

— Наш поход… Что там произошло, доктор Чон? — сглотнув, Гук всматривается в два бездонных омута сумасшедших глаз. На него смотрят в ответ, долго, с улыбкой, изучающе, осмысливающе, и сердце дрожит с каждой молчаливой секундой всё сильнее и сильнее.

— Нам лучше продолжить позже, — он бросает взгляд на младшую дочь, которая стоит у своего парня, положив голову ему на плечо. — А то на твою сестрёнку времени не останется. Папы на всех не хватит…

Чонгука начинает трясти. Трясутся не только руки, что привычно, но и ноги, его всего потряхивает, а в глазах появляются слезы — как у испуганного, сломанного и потерянного ребёнка. Дженни подходит к нему, переступив через многочисленные провода от аппаратуры на полу, и тянет слабо за собой:

— Оппа, можно тебя на пару слов?

Они выходят на лестничную площадку, не решаясь спускаться на улицу. Там слишком холодно.

— Он что-то знает, но скрывает, и я не знаю, как его разговорить, — отчаянно заявляет парень, оборачиваясь на закрытую дверь квартиры, из которой они только что выходят.

— Подожди… Нам стоит объединить усилия. Увидев, как он разговаривает с тобой, я придумала, как заставить его перейти в оборону, — уверенно заявляет репортёр.

— Мне надо раскрыть дело, Дженни.

— Да, но ты даже не о нём говорил. Это очередная детская травма, — поджав губы, она сочувственно сводит брови к переносице, — к которой я не подойду и на пушечный выстрел, и, думаю, тебе тоже не стоит. Ну же, прикрой меня, — девушка часто бросает взгляд на дверь и трёт ладони в предвкушении, к слову, кисти её тоже дрожат.

— Ты вся трясешься от нетерпения. Пора включать музыку из Докго?

— Нет, пока что нет. Просто доверься мне, — Гук всё-таки согласно кивает. — Встань за мной в поле его зрения.

— Ладно, — психолог пожимает плечами, и они снова заходят внутрь, располагаются в комнате так, как придумала в своём плане девушка. Чон-младшая садится возле камеры, всё ещё включённой, и смотрит на улыбающегося отца, проверяет, где стоит старший брат.

Начали.

— Итак, я упомянула количество жертв ранее, но хочу обсудить ещё одну, — пристально смотря на отца, начинает репортёр. — Чонгук. Чон Чонгук.

Парень напрягается, и тогда на его плечо ложится рука Хосока. Джихёк дёргается нервно и осматривает съёмочную группу, собирая слова в голове для подходящего ответа:

— Не уверен, что понимаю.

— Вы утверждаете, что заботитесь о сыне, но сделанное вами пятнадцать лет назад нанесло ему непоправимый вред, — брат за её спиной сжимает кулаки в карманах, сглатывает, нос горит и горло тоже, а в глазах несдержанные слёзы, взгляд отчаянный, побитый, виноватый, тоскливый, — всё это то, как можно описать его состояние, в котором он выслушивает доводы младшей сестры, при этом видя искажённое непониманием лицо родного отца.

— Это неправда.

— Уверены? У него обнаружено комплексное ПТСР, тревожное расстройство, ночные кошмары, — на одном дыхании проговаривает специалист, и от этого старшему становится ещё хуже: сердце стучит, виски пульсируют, а он чувствует себя ещё более жалким, смотрит исподлобья на пристально изучающего его отца. Джихёк впивается в него, и Гук ничего не может сказать, никак не может остановить сестру. — Доктор Чон. Знаете, что происходит с телом, когда оно подвержено такому количеству стресса долгий период времени?

— Не думаю, что это важно сейчас, — Джихёк мягко улыбается, чуть наклоняясь вперёд.

— Его уволили с единственной работы, которая ему удавалась. У него не было стабильных отношений годами. И пять лет, которые он вас не видел, были самыми здоровыми и счастливыми в его жизни.

— Это абсолютно не…

— Что же это может сказать, кроме того, что вы ужасный отец?

— Это не так. Я…

— Он просто хотел вас любить, а вы причинили ему столько боли.

— Достаточно, — его нервы уже сдают.

— Какой отец так поступит? — давит Дженни.

— Хватит! — взрывается сначала казавшийся спокойным мужчина, слюна брызжет в стороны невольно, он слишком сильно зол на собственную дочь, которая на глазах у всех превращает его в самого настоящего монстра. Чудовище, которое сломало собственных детей. Джихёк вскакивает с места, Дженни боязливо дёргается, Хосок выходит вперёд, положив руку на кобуру пистолета. — Я был хорошим отцом!

— Джихёк, — предупреждающе сипит Хо.

— Повтори, что ты сказала. Скажи, что я ужасный отец! — он подходит к ней, но Хосок поднимает пистолет и прикладывает дуло прямо к потному твёрдому лбу, заставляя мужчину остановиться.

— Ни шагу больше, доктор Чон.

— Ты снял? — девушка встаёт и подходит к оператору. Старик осматривает спокойные лица команды и шипит, ухмыляется, мажет взглядом по Гуку, который выглядит, как побитый, жалкий, зелёный щенок, провинившийся перед родителем.

— Это всё было подстроено. Хорошо, когда есть план, — улыбается сыну мужчина.

Чонгуку хочется сбежать, потому что он снова становится тем брошенным, испуганным и сломленным ребёнком, который просто пытается выжить.

========== версия необузданности ==========

— Так ты говоришь, что мои дети пошли к своему отцу убийце, чтобы спросить его о прошлом, и всё закончилось плохо?

В этой квартире всегда пахнет розами из-за ароматических палочек на комоде. В двух креслах умещаются Соын и Чонгук, которые вдвоём пьют чай вечером после окончания интервью. К сожалению, Дженни едва не пострадала, потому что отец чуть не сошёл с ума у них на глазах, и его пришлось задержать и отвезти в участок, где он сейчас, собственно, и находится. И ситуация не позволяет Гуку мыслить позитивно, ведь, как сказал психиатр, Джихёк ещё долго ни с кем не заговорит. Это расстраивает, ведь с каждым днём у Гука всё больше и больше вопросов.

— Я в шоке, правда, — Чонгук говорит серьёзно, но на его лице всё равно покоится расслабленная улыбка. — Давай, насладись своим «я же тебе говорила»… Но даже ты не могла предвидеть такое.

— Вот что он делает, сынок, — отставив чашку с голубым чаем на стол, она складывает руки на коленях и наклоняется ближе к парню. — Он привлекает людей, завоёвывает их доверие, влюбляет в себя. А затем, когда у него всё влияние…

— Он их разрушает, — заканчивает за неё младший и откидывается на спинку кофейного кресла. — Да, я знаю эту историю…

— Да, может, он и разрушил твоё детство, но тебя он не разрушил, — мама берёт его за руку и смотрит в глаза осторожно, с любовью и с беспокойством. Гук на эти слова мягко улыбается, потому что она, наверное, права. Как всегда. — Ты из крепкого десятка.

Из коридора слышится телефонный звонок, и они оба вздрагивают, потому что звонит домашний телефон. На который никто никогда не звонит, и он уже, наверное, покрылся метровым слоем пыли. Но сейчас он звонит, и они отчётливо это слышат.

— Звонит?

— Да. Откуда звук?

— Пошли, — она кивает за собой и встаёт, взволнованно выходя из гостиной в коридор, и сын послушно следует за ней по пятам. Телефон, который тревожит их в сегодняшний вечер, находится на самом верху шкафа, покрытый паутиной, пылью и ещё какой-то дрянью, потому что Суджин редко поднимается так высоко. Чонгук забирается на стул и медленно достаёт его, рассматривая старую модель со снимающейся трубкой. — Может, не стоит? Я спрятала его не без причины… Я не думала, что он ещё работает.

— Мы должны, — Чон кладёт телефон на полку и снимает трубку, ничего не говорит, только слушает.

— А я всё гадал, ответит ли кто-нибудь, — слышится на том конце трубки голос мужчины, который говорит на корейском с лёгким европейским акцентом. Чонгуку кажется голос знакомым, но он не может понять, кто с ним говорит и где он его слышал.

— Кто это?

— Старый друг твоего отца, — уклончиво отвечает он, и парень слышит лёгкую усмешку.

— Кто вы? Зачем вы звоните?

— Было приятно увидеть тебя на той свалке, Чонгук. Давно мы не виделись, — смешок, и от этого криминалиста заметно потряхивает, ладонь сильнее сжимает трубку, глаза бегают по коридору. Мама пока никак не мешает ему и просто наблюдает со стороны.

— Что это значит? Откуда мы знакомы?

— Ты не помнишь? О, это был тот ещё поход…

2004 год.

— …От плечевого сплетения вниз к самым кончикам пальцев. Так мы можем чувствовать прикосновения, — мужчина отводит карандашом распечатанные анатомические фотографии и демонстрирует их своему десятилетнему сыну. — Так мы можем чувствовать прикосновения. Его называют «глаз руки».

— Это поразительно, — комментирует мальчик, рассматривая чертежи на рабочем столе отца.

— Так же, как и ты.

Неделю спустя.

— …Полиция Сеула арестовала доктора Чон Джихёка как подозреваемого в как минимум четырёх убийствах.

— Вы хотите сделать здесь полный ремонт? Это будет стоит больших денег, госпожа Ким, — говорит рабочий.

— Я неясно выразилась? Я больше не хочу видеть эту квартиру такой. Никогда.

Наши дни.

— Нормально, если я буду называть вас Ёнбином? — он, прижав плечом к уху пыльную трубку, лезет за телефоном в карман. — Или вы предпочитаете другое имя?

— Мне всегда нравилось имя Ёнбин. Оно хорошее, сильное, — спокойно отвечают с того конца. Гук записывает имя в свои заметки дрожащей рукой, потому что в нём сейчас переизбыток чувств, но он должен работать быстро, сгруппировано, чтобы ничего не упустить — возможно, это его путь к разгадке.

— Окей, Ёнбин. Почему бы вам не рассказать мне о походе?

— Любопытно, — усмехается он. — Интересно, почему ты не помнишь… Я бы не смог забыть ту ночь.

— Почему? Что произошло? — сердце подсказывает ему, что лучше не узнавать подробностей, что это лишь сыграет с ним злую шутку и он вспомнит всё, что так тщательно пытается стереть из памяти долгие годы. Но интерес берёт своё всегда, особенно в его случае. К тому же… от отца он всё равно уже ничего не узнает. — Скажите мне, я бы хотел услышать это от вас, — тишина. Гук смотрит на маму, она присаживает на стул и всё ждёт конца их разговора. — Если честно, Ёнбин… Я думаю, что заблокировал фрагменты своей памяти. Выпали целые куски времени. Вы знаете, что могло это вызвать?

— Зачем тебя ко мне направили, Чонгук? — голос хриплый, тихий, всё ещё очень спокойный. На фоне брюнет слышит, как машины разъезжают по дороге. — Помочь мне или остановить меня?

— Я просто хочу поговорить, — признаётся якобы честно Гук, закусывая губу в предвкушении.

— Нет, — отрезает он грубо, но его речь сразу после этого становится мягкой. Словно маска трескается, скрывая его истинное обличье, и он старается это исправить. Хотя почему словно? Если так оно и есть. Гук чувствует, что с ним разговаривает настоящий монстр. — Ты коп. Ты хочешь меня поймать. Твой отец, наверное… разочарован.

— Мы не особо общаемся сейчас, — хмыкает парень.

— Не хочу ранить тебя, Гук-и, но моя работа важна, а ты меня прерываешь, — он говорит быстро, но отчётливо, и Гук хмурится, тыкая пальцем по клавиатуре экрана. «Та ночь» и «Доставить». — Я ненавижу, когда меня прерывают! Лучше оставь меня в покое.

— Вы знаете, что я не могу.

— Это не то, что я хочу услышать, — и после этого звонок сбрасывается. Парень убирает старый телефон на место, и Соын встаёт, обеспокоенно оглядывая сына и смотря ему в глаза.

— Кто это, чёрт возьми, был?

— Старый друг отца.

◎ ◍ ◎

Мокрая тряпка заставляет руку мёрзнуть на декабрьском морозе, но она продолжает скользить по рулю, тщательно вымывая его, по стальным трубам, мыла колёса железного коня. Автомобиль ей сейчас не светит, поэтому взамен на него она приобретает неплохой мотоцикл, который будет и быстрее, и манёвреннее, и круче, в конце концов. Суран долго вынашивает план по уничтожению такого человека, как Сокджин, но не дольше, чем этого хотят Кай и Идон. Им он жизнь подпортил знатно, но ей хочется просто позабавиться. Чонин больше миллиона раз ей твердит, что Сокджин — не тот, кем кажется, и что власть у него есть огромная, для таких людей, как они, она кажется просто вселенского масштаба и что им не справиться с ним втроём. Суран не верит, что есть человек, которого, например, нельзя будет пристрелить или переехать на мотоцикле. Однако Кай говорит, что даже это его не остановит и он вернёт всё в двойном размере.

Кай решает найти помощь на стороне, и она, если честно, не против. Чем больше людей хотят отомстить кому-то, тем слаще, кровавее и сочнее будет месть. А вот Идон куда-то запропастился. Ушёл за порцией колёс, из-за которых все на ушах стоят, и не вернулся, а девушка знает, почему: снова загнулся возле какой-то мусорки и доживает последние минуты своей никчёмной жизни. Она вообще не понимает, как он ещё не сдох — столько наркоты пичкать в себя. Он даже на человека не похож уже, словно труп ходячий, и по разуму не отличается. Но она уверена — он вернётся, потому что спать на улице в снежную бурю не комильфо.

Она возвращается в общежитие, бросает ведро с тряпкой где-то в грязной ванной комнате, и идёт на ветхую кухоньку, продрогшая до костей. Как же всё-таки холодно на улице. Так называемый Чон Усок сидит сейчас за обеденным столом и пьёт растворимый дешёвый кофе из прожившей две мировые войны чашки. Чонин скрупулезно подписывает какие-то бумаги чужой ручкой.

— Ну и что это? Задницу свою продал? — наконец-то свободная от дел, она берёт в руки пачку сигарет и закуривает прямо на кухне, оперевшись о холодильник.

— Твою продал, за пять тысяч вон, — Кай закатывает глаза и, ещё раз проверив предоставленную информацию, возвращает бумаги Усоку.

— Так чё это?

— Договор. Есть люди, можете назвать их коллекторами или выбивальщиками, так для вас будет понятнее, они помогут вам только при определённых условиях и оплате. Собственно, именно это и подписал твой дорогой друг, — с улыбкой рассказывает мужчина.

— А поподробнее никак, язык отвалится?

— Дамочка, поскромнее. Они вам — помощь, вы им — награбленное. То есть все запасы наркотиков и оружия, что есть у Сокджина, можно даже немного больше, так сказать, с процентами. Для начала, — он садится ближе к столу и кладёт на него чашку. — Нам предстоит расправиться с ближними лицами, до которых нам будет проще дотянуться. С его шавками, проще говоря. Можете взглянуть, — он выкладывает на столе распечатанные фотографии парня-иностранца с серыми глазами, мужчину пятидесяти лет и ещё одного мальчика. Кай хмыкает.

— Тао, Хёнсок и Субин. Не думаю, что последние двое ещё имеют с ним связь. Я слышал, что от Субина он отказался сразу, как только к нему заявился этот китайский гребень, — Чонин берёт в руки фотографию молодого человека и рассматривает острые черты лица. Проклятый девятихвостый лис.

— Для безопасности нам придётся убрать и их, либо заточить под крылом и выведать максимальное количество информации, и затем, — он проводит кончиком большого пальца поперёк шеи.

— Ну, ясно. И чё нам делать?

— Для начала стоит узнать, чем сейчас занимается господин Цзы Тао и есть ли у него «работа». Птичка напела мне, что сейчас ему поручено избавиться от одной мелкой девчонки, которая чем-то не угодила Сокджину. Ей мы и займёмся. Он запаникует, если она пропадёт, и сам прыгнет к нам в раскрытые ладони. А там только и дело — захлопнуть их.

◎ ◍ ◎

Квартира в мгновение ока наполняется патрульными, полицейскими, здесь и Намджун, который разговаривает со своими старшими коллегами насчёт полученной информации. Соын стоит в сторонке, сжимая в ладони чашку остывшего чая, который ей уже неинтересен. Воспоминания так внезапно и в такой неподходящий момент накатывают, люди, которых хотят забыть, дают о себе знать. Когда в поле зрения появляются приехавшие Джису и Хосок, женщина обходит гостиную и подходит к ним.

— Могу я предложить вам чай? Или хотите соджу? — Чонгук, который тоже подоспевает, немного укоризненно смотрит на маму. Они ведь только недавно выпивали и некоторые до сих пор полностью не пришли в себя.

— Мне хорошо и с кофе, — говорит подошедший Намджун, подняв чашку и улыбнувшись.

— Оу, со сливками и сахаром? Или с ореховым ликёром? — она улыбается, но это не помогает, и, отвернувшись от копов, идёт к бутылкам в стене и достаёт одну из них. Сейчас никак не удастся расслабиться без алкоголя, потому что воспоминания грызут её изнутри. Гук обречённо качает головой.

— Так… Вот где вырос Чон Чонгук, — Джису осматривает большую квартиру, ловя на себе взгляд младшего. — Здесь… мило.

— Спасибо, — Гук присаживается на стол позади него. — Когда-нибудь проведу вам экскурсию, но краткая версия такая, — он указывает в сторону окна, где находился угол стены, разделяющей гостиную и кухню. — Там мы обычно ставим ёлку перед Рождеством, — указывает в сторону картины, — это портрет моего двоюродного деда. О, а вот здесь, — он с улыбкой указывает на коридор, — моего отца арестовали за убийство четырёх человек.

— …Симпатичный дед, — миловидно выдыхает Джису.

— Шеф, мы соединили линию телефона с системой слежки отдела особо тяжких, — сообщает Намджуну один из полицейских, которые, в отличие от них, занимаются работой.

— Отлично, good job. Если он снова позвонит, разговор будет записан, — говорит Ким, смотря на своего младшего сотрудника и на его мать. — Если повезёт, даже определят местоположение.

— Он позвонит, — кивает консультант. — Это всего лишь отправная точка. Первый раунд.

— Я должен спросить, — Хосок скрещивает руки на груди. — Если вам не нужен был этот телефон и вы «избавились» от него ещё в две тысячи четвёртом году, то зачем вы оплачивали его?

— Я не знаю, — Соын растерянно пожимает плечами. — Знаете, какие эти бизнес-менеджеры…

— Детектив, мы должны вам кое-что показать, — из толпы сотрудников выплывает один и зовёт Джису за собой. И пока девушка что-то разгребает с копами, Намджун обходит Гука и подходит к его матери, что встаёт у открытого на проветривание окна с стаканом виски в руке.

— Соын, ты в порядке? — интересуется Ким. Он знает её очень много лет, скоро стукнет шестнадцатый год, и он понимает, что она не в порядке. Далеко. Да и, кажется, любой дурак догадается об этом с первой попытки.

— Просто превосходно, Джун, — она улыбается и отмахивается рукой, бросая взгляд на столпившихся полицейских, которые обнюхивают каждый угол её квартиры. — Обычный вторник в этом доме.

— Мы можем привезти тебя в безопасное место на пару дней, — встретившись взглядом со криминалистом, Намджун делает ещё шаг к ней и убирает руки за спину.

— Абсолютно исключено, — отрезает она, опустошая стакан и убирая его на полку, доставая с неё одну особенную книгу. — Я представляю, что условия у вас как в… Лотте, но…

Она раскрывает толстенную книгу на определённой странице, которая скрывает под собой вырезанное углубление. В нём хранится небольшой газовый револьвер, который светится на свету. Намджун кивает и глядит на женщину, взглядом спрашивая “ты знаешь, что это незаконно?” Она знает, о чём думает лейтенант, потому кивает.

— Позволь хотя бы оставить патрульных снаружи.

— Я была замужем за одним из самых знаменитых серийных убийц двадцать первого века. Я могу за себя постоять.

Чонгук стоит в коридоре и смотрит на этот проклятый телефон, который теперь будет отслеживаться, и думает о том, что этот некто, как он говорит, «старый друг отца», действительно может навестить их. Не сейчас, но позже. Гук так усердно думает о том, каким может быть этот человек, пытается вспомнить тот самый день, что не замечает, как подкрадывается со спины закончивший убеждать маму в лучших намерениях Намджун.

— Не волнуйся, я оставлю патруль, но… Соын не обязательно это знать.

— Спасибо, хён, — Гук благодарно улыбается и смотрит на него преданным щенком. — Пока мы не знаем, чего он хочет от меня и семьи, будем рассматривать его как угрозу.

— Начальство предлагает привлечь NIA, — Ким убирает светлые волосы назад и чешет по привычке нос, отводит взгляд в сторону.

— Это было бы ошибкой, — Гук хмурится, распахнув глаза от удивления. Он уже успевает позабыть о том, что когда-то там работал, хоть и сталкивается временами с их сотрудниками. — Они выкинут меня, не успеешь и глазом моргнуть!

— Разве это так плохо? — Нам щурит глаза, присматриваясь к чужим переменчивым эмоциям, которые заменяют друг друга быстро, ложась одна на другую. — Ты слишком близко ко всему этому.

— Ты прав, но именно так мы его поймаем.

◎ ◍ ◎

— У тебя сеанс длится два часа, после него ты звонишь мне, и уже посмотрим, могу ли я заехать за тобой и за Джухён. У меня сегодня много работы, но звонить не бойся, я подниму, — Чонгук и Тэхён стоят у кабинета терапевта, уже знакомого старшему, и тот более расслабленно себя ведёт, не забивается и не бросает опасливые взгляды в сторону светлой двери.

— Хорошо, я… позвоню, — обещает красноволосый, проверяя наличие телефона в заднем кармане джинсов. Чонгук хлопает его по плечу, желает удачи и, сверившись с временем на часах, убегает на выход. А Киму ничего не остаётся, как принять судьбу и войти.

Внутри, как и в прошлый раз, приятно пахнет хвоей, чувствуется рождественское настроение, даже маленькая нарядная ёлочка стоит на подоконнике и мигает разными огнями. Дело идёт к январю, декабрь стремительно заканчивается, и скоро все будут праздновать первый Новый Год, всемирный — не такой буйный в Корее, но всё равно уважаемый, и самый большой праздник будет на Итэвоне, ведь там скопление всех туристов, европейцев и американцев в том числе. Но с тем, как много работают его новые знакомые и сам Гук, Тэхён даже не надеется, что ему удастся провести этот праздник с кем-то, кроме сестрёнки.

— Доброе утро, доктор, — улыбчиво здоровается он, окинув кабинет взглядом в последний раз, и садится в своё кресло. Женщина, похимичив над цветами на тумбочке, приветливо ему улыбается.

— Доброе, Тэхён. Как ты себя чувствуешь?

— На удивление лучше, чем могло быть, — со смехом признаёт парень.

— Есть ли что-то, что беспокоит тебя сейчас больше всего? — Хиджин присаживается напротив него с уже знакомым блокнотом, куда периодически вписывает конфиденциальную информацию о клиентах. Их мысли, чувства, и способы справиться с ними.

— Да. Всё было относительно хорошо, но вчера у меня начались проблемы. Я плохо спал, мне стали сниться кошмары и после них я чувствовал себя очень плохо… Меня даже вырвало, — вздыхает красноволосый.

— Знакомая ситуация, — усмехается женщина и садится чуть ближе. — Давай обо всём по порядку. Расскажи о том, какой сон тебе приснился.

— Это… обязательно, так? — надломленно спрашивает парень, на что получает утвердительный кивок. — Что ж… Сейчас, соберу мысли в кучу…

Тэхён рассказывает о том, что он видел: высотки, урбан, красивый яркий Сеул, говорит про водопад, про наводнение, про кровь и про руки. Рассказывает про всё, что помнит и как помнит, и, конечно, говорит, что ему было очень страшно и некомфортно. Естественно — кому будет хорошо после такого невероятно красочного и милейшего сна? Только если отбитому на голову, а таковым парень себя не считает.

— Очень… колоритная картина. Что ты делал позавчера? Перед тем, как этот сон приснился тебе?

— Ну… Я ездил с Чонгуком по делу, а потом… потом мы отмечали день рождения его мамы с алкоголем, я выпил слишком много тогда, но это не моя вина — таковы были правила игры. Я не пью, — словно школьник, оправдывается он, совсем позабыв, что ему скоро будет двадцать девять, а не девятнадцать, и что тогда выпивать в его возрасте — нормально.

— Тебе не стоит ездить в те места, где бывает Чонгук, — терапевт постукивает кончиком ручки по блокноту. — Там не всегда бывает лицеприятно. Скажи, что ты видел? Было ли что-то, что взбудоражило тебя? Поразило?

— Я видел труп мужчины, — сглатывает парень, нехотя припоминая всё в самых ярких красках.

— Ясно. Ты впечатлительный молодой человек, Тэхён, и твой мозг теперь снова вернулся в восемнадцать лет, в пик эмоций, чувств, желаний. Попробуй занять себя чем-то другим. Чем-то, что сможет тебя заинтересовать гораздо больше, чем прогулки с Чонгуком по лесополосе в три часа ночи для поимки серийного убийцы. Я его прошу закончить с этим, но не в моих силах его остановить. Так же, как не в моих силах остановить тебя. Но я даю тебе маленький совет: выбери другой путь, пока ты не окреп, — с понимающей улыбкой произносит она. — Ты пьёшь препараты, которые я выписала? Делаешь упражнения для памяти?

— Да, конечно, всё по рецепту, — он активно кивает головой.

— Тогда давай займёмся ещё несколькими вещами, которые смогут помочь тебе восстановить некоторые фрагменты памяти. Не обещаю, что результат будет на лицо, но ты должен понимать, что всё зависит от тебя, — Хиджин зовёт его к столику позади её кресла, во второй части кабинета, и парень встаёт. Эти два часа он должен провести с пользой для себя.

◎ ◍ ◎

— Основываясь на нашем разговоре, я думаю, что Ёнбин — убийца, выполняющий миссию. Он назвал свои убийства «работой» и спросил, почему меня «направили» к нему, — они уже находятся в офисе Сомун. Намджун стоит, особо не напрягаясь, у стенда и пьёт кофе, Джису возится смногочисленными документами, валяющимися на столе, малознакомые оперативники достают аппаратуру, чтобы прослушивать телефон, подключают их к компу девушки. — Выбор слов отсылает к высшему призванию. Выбор его жертв со свалки… зависимые наркоманы, бездомные, секс-работники… подсказывает, что для Ёнбина его «миссия» — очистка улиц.

— Ты забыл про слона в комнате, — напоминает Джису.

— Конечно, — соглашается с ней консультант. — Также мы знаем, что убийца был знаком с Чон Джихёком. Мы мало знаем об этом, только то, что, вероятно, они встречались в психиатрической больнице.

— Можешь расспросить отца? — спрашивает Намджун.

— Не могу, даже если бы хотел, — Гук присаживается на диван и закидывает ногу на ногу. Сегодня он снова в костюме, и в нём ещё сильнее видно, насколько криминалист исхудал за последние месяцы. Выглядит болезненно. — Хирурга отправили в карцер.

— Насколько я знаю, с тех пор он не сказал ни слова, — Нам откладывает чашку на стол и убирает руки в карманы. — Даже охранникам.

— Естественно. Именно тогда, когда мне надо с ним поговорить, — усмехается парень. В офис заходит китайский судмедэксперт с толстыми папками в руках, белый халат бьёт по его ногам при ходьбе, волосы убраны назад. — Йен Ан, как идёт дело с опознанием личностей?

— Медленно. Пока у нас шестнадцать подтверждённых убийств, — он кладёт карточки жертв на кофейный столик, в руке всё ещё остаётся прямоугольная пустая папка. — Нам нужно сопоставить фрагменты костей и тел. Не всегда очевидно, что к чему.

— Самый захватывающий в мире пазл, — усмехается Чонгук.

— Тебе нравятся пазлы? — широко улыбается врач. — У меня есть Нотр-Дам из пятисот кусочков, он такой сложный! — Гук осматривает свою команду: Намджун предпочитает делать вид, что поведение доктора его не удивляет, Джису просто смирилась, а Хосок, вскинув брови, слушает тот ненормальный бред, что говорит китаец. Хотя с такой работой сложно не сойти с ума. Чонгук знает. — Если ты когда-нибудь…

— Я просто не могу это слушать. Прости, — качает головой Хосок, поднимая руки вверх. В его голове не самые приятные картинки из человеческих останков и пазлов из пятисот кусочков. Ан просто улыбается понимающе и кивает.

— Что-нибудь полезное? — Джису хочет поскорее перевести тему, а лучший способ — снова вернуться к делу.

— Да, — Йен кивает и некоторое время молчит, смотря за тем, как тщательно его изучают взглядом все находящиеся здесь. — У двух недавних жертв отсутствует содержимое желудка.

— Они наркоманки, да? У них обычно плохо с аппетитом, — Хо занимает место рядом с Гуком на софе.

— Верно, но всё же это необычно, не найти совсем ничего…

— Разве только их держали несколько суток без еды и воды, — хмыкает задумчиво брюнет. Эксперт довольно улыбается и активно соглашается со словами младшего коллеги.

— Это соответствует профилю?

— Убийцы, выполняющие «миссию», используют ритуалы во время убийств, — перед глазами Гука надоедливо мельтешит чемодан с женским телом, думается о том, что не только этот Ёнбин подходит под профиль. — Это может включать в себя удержание в плену. Ёнбин сказал, что я его прерывал. Я думал, он имеет в виду убийства в целом, но… что если он кого-то схватил? Что если мы что-то упускаем?

— Давай узнаем.

◎ ◍ ◎

Снова эта чертова свалка, которая, вероятно, тоже скоро будет сниться ему в страшных снах. Снова старые, избитые машины, столбы пыли, мусор. Ну, свалка, ничего не скажешь. Они с Намджуном идут вместе, минуя некоторых копов, которые приезжают с ними и делятся по всей территории.

— Так, мы знаем, что он здесь пускал их под пресс, — говорит Гук, активно жестикулируя и идя впереди, ведя за собой своего сонбэ. Они приходят к кабине управления уплотнителем, уже ржавой, с течением времени такой же разваленной, как и всё здесь. Возможно, убийца притаскивал сюда своих жертв по одному, но их могло быть одновременно несколько. Об этом говорит то, что у двоих девушек желудки пусты и погибли они недавно, интервалы небольшие. — Но ему было нужно место, где их держать. Укромное место, где он готовил жертв.

— Техники проверили территорию всеми способами, думаешь, оно за периметром? — в своих излюбленных солнечных очках Намджун снова похож на себя, такого привычного глазу. В очках его узнают больше людей, чем без них — это факт.

— Нет, перевозка была бы ненужным риском. Он должен был держать их рядом… Так близко, чтобы отправка жертв на смерть была незаметна с улицы, — они подходят к месту, которое полностью ограждено запчастями от машин, кусками жести, плитками и прочими прелестями. Это именно тот пустырь, где Чонгук видел убийцу в тот день. — Ёнбин стрелял в меня оттуда. Он хотел что-то защитить.

— Это единственное место, где мы не нашли трупов, — они заходят внутрь, и Гук шарит по округе, как пёс-ищейка, присматривается ко всему настолько внимательно, насколько может. Здесь старые заброшенные здания, гниющие доски, коробки, чёрные пакеты с тухлым мусором, кучи пробитых шин. Чонгуку попадаются на глаза две передние дверцы, стоящие одна перед другой, и он резко скидывает одну из них. Они скрывают между собой железную толстую трубу, торчащую из земли. — Что ты видишь, Гук?

— Я думаю, это вентиляция, — психоаналитик осматривает, дёргает рукой и ударяет пару раз ногой, труба двигается, но не падает. Чонгук решает ещё раз осмотреть местность, в особенности его интересует присыпанный землёй и снегом асфальт. Брюнет расчищает ботинками места возле трубы, и вдруг он натыкается на что-то не такое крепкое, как бетон, и садится на корточки, разгребает снег руками. Люк с закрытым замком.

— Что это ещё такое?

— Это, должно быть, то место, куда он привозил жертв, — к ним подходят Хосок и Джису, которые находят их по голосам. Гук уже полностью откапывает находку и встаёт обратно. Чёрный костюм слегка пачкается в пыли. — Если я не ошибаюсь, это трейлер.

— Вызовите сапёров, — командует Джун, хмуро глядя на неожиданную находку. — И спецназ, — Джису кивает и быстро набирает номер, Намджун следит за Хосоком, который идёт обратно к толпе офицеров, и упускает тот момент, когда Гук, ведомый хер пойми какими чувствами, хватает железную ржавую трубу и прибегает обратно к люку. — Гук, Нет! Гук, постой, что ты… — но психолог уже бьёт по замку, чтобы сломать его к чертям собачьим.

— Он не пытается удержать кого-то снаружи, — парень отбрасывает трубу в сторону и садится на корточки, смотря снизу вверх на Джуна. — Он хочет удержать кого-то внутри, — он дёргает люк на себя, и тот легко поддаётся. Внутри непроглядная тьма, словно перед Гуком открывается спуск в самый настоящий ад. В небытие.

— Господи, Гук, что ты делаешь?!

Несмотря на это, он всё равно просовывает внутрь ноги и спрыгивает. Падать недолго, подземное помещение вряд ли превышает в высоту два метра. Здесь компактно расставлены обеденный складной столик и кресла с одной стороны узкой комнаты, комоды с выдвижными ящиками, плита и тумбы с другой — так сказать, мини-кухня. Сверху слышится голос Намджуна, он заглядывает внутрь, не осмеливаясь спускаться. Не с его корсетом. Чон включает фонарик и светит вокруг. Сзади раздаётся тихий шорох, но криминалист его слышит и разворачивается.

— Гук, что там?

— Постой, я что-то слышал, — шепчет парень и медленно, шаг за шагом, не совершая резких движений, идёт по направлению к источнику звука, который остаётся неизвестным. Перед ним шкаф и рядом плотно закрытая выдвижная дверь. Гук протягивает руку, цепляется пальцами за неё, проскользнув в едва видимую щель, и тянет в сторону, борясь с волнением, отдающимся дрожью в кистях. Дальше ещё закрытые двери. — За первой дверью ничего, — докладывает брюнет, двигаясь дальше. Справа стоит чистая раковина и зеркало, он мелким фонариком освещает крохотное помещение, в котором вряд ли хватит достаточно места для двоих. Открывает следующую дверь и наводит луч света во тьму. Неизвестный парень связан в руках, подвешен к потолку и находится без сознания. — Я нашёл жертву.

— Где экстренная служба?! Все сюда! — слышится крик Намджуна сверху.

Тем временем Чонгук подбирается ближе всё так же медленно, но более заинтересовано. Незнакомец сидит на каменном выступе, его руки прикованы к потолку цепью, ноги скованы кандалами. Свет от фонаря будит его, и жертва поднимает голову, красные от истерик глаза едва фокусируются на профайлере. С его рта снимают противный вонючий скотч. Гук узнаёт его практически сразу. Это тот парень, к которому они приходили ещё осенью вместе с Тэхёном. Как его… Идон?

— Мне жаль… Мне так жаль… — заходится в плаче парниша, скалясь и напрягая руки, которые затекли и сильно болят. Его лицо покрыто гематомами, под глазами образовались кровавые следы. — Сколько мне осталось?

— Всё в порядке, — взгляд у Гука шокированный, беглый, руки у самого безбожно трясутся от нервов. — Вы спасены…

— Вы не можете меня спасти… Никто не может.

◎ ◍ ◎

Гук маркером выписывает на доске расследования офиса Сомун фразы «Сколько мне осталось?» и «Вы не можете меня спасти». Они совсем недавно приехали, сразу заходят в свой кабинет, чтобы обсудить преступление и нападение на очередного наркомана.

— Мы нашли документы спасённой жертвы, — Джису, явившись с документами, бросает их на свой стол под взглядом коллег. — Ким Хёчжон, тридцать восемь лет, житель Кёнгидо, точнее дальнего незаселённого округа, наркоман, был обвинён за хранение и употребление, но без насилия.

— Хосок сказал, что он стабилен, — Намджун сидит в своём кресле и устало массирует ноющее плечо, — но его пришлось ввести в искусственную кому. Его не скоро удастся расспросить. Криминалисты ищут отпечатки в трейлере, но пока ничего. Видимо, он их выжег.

— Он был осторожен с каждым шагом, — Гук сжимает кулаки невольно, но тут же пытается расслабиться. — Нужно обезопасить Хёчжона на случай, если Ёнбин знает, где он, — брюнет снова разворачивается к доске и указывает на выписанные им фразу. — Это последние слова, которые сказал он, прежде чем отключиться. Думаю, Ёнбин издевался над ним, считая время до его смерти.

На доске ещё висят фотографии, сделанные во время обхода подземного трейлера, и там одно зеркало, что было расположено напротив жертвы. И Намджуна это интересует, потому что его засняли отдельно.

— Что с зеркалом? Почему оно так важно?

— Мне кажется, что это часть ритуала. Он хотел, чтобы жертвы отражали свои грехи. Он воспринимает всё буквально и, может, он хочет, чтобы они искупили вину перед неизбежным страшным судом, — с окончанием слов парень кладёт маркер на место.

— Нужно найти место, где он схватил Хёчжона. Показания свидетелей ещё свежи, — хмурится Ким-старший. — Кто-то заявлял о пропавшем?

— Нет, — она в очередной раз просматривает анкету жертвы и с замиранием сердца разглядывает фотографии насилия, сделанные в участке. — Но на камерах замечен кто-то в приюте церкви Оннури.

— Как и предыдущие две жертвы, — Чонгук начинает рыться в бумагах и находит то, что искал. Анкеты двух погибших девушек, которые тоже были там.

— Кажется, мы нашли, где он ищет своих жертв.

========== будет всё не так, как здесь решим мы ==========

После интервью Дженни была сама не своя, хотя запись получается отличной и ей начальство обещает прибавку к зарплате, и это должно её несказанно обрадовать, только вот то, что собственный отец накинулся на неё, оставляет неизгладимое впечатление. Девушка всё думает о том, что мама была права и что отец действительно тот ещё псих. Хоть она сама это прекрасно понимала, но до последнего надеялась, что её папа не такой плохой, что он не монстр, а просто ошибся, свернул не туда в молодости, с каждым бывает по мелочи. Естественно, не каждый человек убийца, но… В общем, она сильно ошиблась, но сейчас всё уже хорошо. Никто не может достать её, причинить вред, потому что самый опасный и непредсказуемый человек сейчас находится в карцере совсем один, тщательно охраняемый.

На днях она слышала о том, что полиция нашла пленника на свалке, в подземном трейлере. Она слышала о том, что произошло дома у мамы, такое не могло пройти мимо неё, и ей крайне любопытно узнать больше подробностей. Как репортёру, естественно, потому что она любит свою работу. Именно поэтому она сейчас находится в светлом зале огромного здания центральной больницы Кёнгхи, обходя попадающихся по пути офицеров и врачей. Двое копов сидят за небольшим столиком и заполняют документы.

— Что здесь происходит? Преступник? — мужчины слышат её ещё издалека, очень уж громко стучат её каблуки. Дженни, как всегда, одета шикарно: костюм с приталенным пиджаком, собранные в высокий хвост волосы, ненавязчивый макияж. — Может, жертва? Что тут у нас? — один мужчина встаёт и недоверчиво присматривается к ней. — Что? Просто интересно.

— Не сомневаюсь. Я вас узнал, — говорит мужик, скрещивая руки на груди.

— Неужели вы никогда не хотели стать внутренним источником? — миловидно улыбнувшись, говорит она, но не получает нужной реакции и вздыхает. — Ладно. Кто ваш старший офицер? Вы обязаны сказать мне.

— Лейтенант Ким, — нехотя отвечает он. — Отдел особо тяжких.

Дженни кланяется ему в знак благодарности и уходит по направлению к одной из палат, где лежит тот, кто её интересует, вытаскивая из кармана свой телефон, набирая номер брата. Из динамика слышится автоответчик: «Это Гук, оставьте своё сообщение».

— В Кёнгхи кто-то под охраной Намджуна? — спрашивает она, медленно, словно прогуливаясь, проходя вдоль кабинетов. — Это как-то связано с серийным убийцей, о котором ты выпытывал во время моего интервью с отцом? Это сюжет, и я хочу информацию. И лучше бы я не увидела его в СМИ, оппа.

◎ ◍ ◎

После звонка в квартире госпожи Ким затягивается паутина тревоги и паранойи. Постоянно, слыша лишний шорох или скрип, женщина хватается за револьвер и крепко сжимает его, готовая в любой момент снять предохранитель и защититься. А ещё она очень часто выглядывает в окно, проверяя, нет ли никого подозрительного снаружи, каждый раз надеясь, что никого не увидит. Страшно, но сдаваться она не собирается. В этот раз, когда звенит трель дверного звонка, она так же выглядывает в окно в гостиной, сжимая в руке уже нагретое оружие.

— Суджин, не открывай! — командует хозяйка квартиры, но уже поздно, потому что слышится приглушённое «здравствуйте» и шаги в сторону гостиной. У неё есть всего пара секунд, чтобы спрятать скорее пистолет подальше от чужих глаз.

— Извините, что без предупреждения. Это важно. Мне только нужно поговорить с ней одну… — Миён неловко улыбается, держа на вид тяжёлую сумку в руках. Длинный плащ расстёгнут и колышется в воздухе. Они вместе с домработницей заходят в зал, где Соын уже стоит у ящика, громко захлопнув его. — Я не вовремя?

— На самом деле — да, — с нотками возмущения произносит хозяйка квартиры, разводя руками в стороны. — Вы всегда приходите к людям после того, как они отменили встречу?

— А вы всегда вальсируете с заряженным пистолетом? — подняв бровь, спрашивает нежданная гостья.

— С чего вы взяли, что он заряжен? — Соын усмехается. Миён смотрит на неё внимательно, так, что нервы женщины начинают медленно сдавать. — Ладно, да, он заряжен.

— Я здесь, потому что я волнуюсь, — в итоге с улыбкой говорит Чо, подходя ближе, кладя свои вещи на мягкую софу. — Моя команда неделю работала над презентацией. Я думала, вы хотите посмотреть.

— Я хотела… — Соын взволнованно трёт лоб и отводит взгляд. — Извините, я… Обычно я не такая. Прошлой ночью с нами связался серийный убийца, бывший коллега моего мужа.

— Не знала, что у них есть «коллеги», — Миён снимает плащ и остаётся в кофте и джинсах, присаживается вместе с напарницей на диван.

— Добро пожаловать в семью Чон.

— Это ужасно. Вы в порядке? — Соын одаривает её таким взглядом, что девушка вздрагивает и кивает. — Понимаю, глупый вопрос, конечно же нет.

— Я признательна, и всё же… Я просто… Бывают дни, когда всё кажется нормальным. Я провожу несколько часов, не думая о Джихёке или… о том, что он… А бывают дни, когда… ему удаётся разрушить их ещё до завтрака, — тихо шепчет она, смотря на кофейный пустой столик, на котором не стоит даже одинокий цветок. — Но теперь вы здесь. Так что… Поговорим о счетах.

◎ ◍ ◎

После снегопада на улицах появляются сугробы, которые стремительно пытаются смести снегоуборочные машины, людей на улицах катастрофически мало. Тем не менее никто не дремлет в такое время, особенно полиция Сеула, и Чонгук с Джису отправляются к церкви Оннури, чтобы поговорить с местными священниками или другими служащими. С одним из них они встречаются в зале и сразу задают ему несколько конкретных вопросов по поводу дела.

— Разумеется, я помню Хёчжона, — он выходит на улицу, и копы идут вслед за ним. — Он был здесь несколько дней назад, а потом пропал. Это происходит постоянно, — возле здания стоит небольшой фургон, из которого девушка с парнем вытаскивают коробки и заносят в помещение. Одного он хлопает по спине и просит управиться поскорее, чтобы снова снегом не замело. — Что я делал в тот день? Скорее всего, был здесь. Я всегда здесь.

— Почему вы не заявили о пропаже? — спрашивает Джису, поджав губы. Мужчина, с которым они говорят, тоже решает поработать и берёт одну коробку из багажника.

— А зачем? — он оборачивается. — Люди, которые здесь остаются, постоянно пропадают. Полиции плевать.

— Ну, мы же здесь?

— Раз так, то окажите помощь. У меня много коробок, — говорит он, всучив девушке в руку не особо тяжёлый ящик с консервами. Чонгук подавляет рвущийся наружу смех и устремляет взгляд в пол. Только ему тоже предоставляют возможность поработать и дают ящик с двумя пятилитровыми бутылками воды. — Вы молодой, возьмите ту, что потяжелее.

— Спасибо. Что насчёт Джи Наюн, Со Чоа? Они оставались здесь? — глядя на своего напарника, Джису улыбается, потому что Гук немного растерянно рассматривает тяжёлый балласт в своих руках.

— Да, я их помню, — мужчина кивает и идёт обратно в здание. — Они оставались здесь несколько лет назад, боролись с зависимостью, как и большинство здесь. Но они обе были очень милыми.

— Их убили, — говорит Ким.

— Что? — старик шокировано оборачивается и приходит в ступор, долго изучает взглядом двоих копов, ставит свою коробку на пол и нервно бегает глазами по земле. Гук присматривается. — Чёрт! О боже… Когда? Как?

— Мы думаем, их убил тот же человек, что похитил Хёчжона, — Гук поднимает ногу на ступеньку и кладёт тяжёлый ящик себе на бедро, потому что руки уже начинают ныть.

— Всё, что ты делаешь… — шепчет мужчина, снова опуская взгляд на землю. Джису и Чонгук переглядываются. Парень замечает, что невдалеке стоит очередь из детей, которые идут за здание. Среди них мужчина, одетый в неплохой костюм. Видимо, служба, — пытаешься что-то изменить. Это… просто не имеет смысла, да? Только «Божий план» имеет смысл.

— Вы выглядите обеспокоенным, отец, — хмыкает консультант.

— Обычно это моя фраза, — пожимает плечами мужчина и достаёт из внутреннего кармана плаща флягу, присасывается к ней губами. Чонгук замечает, что на его руке есть родинка, крупная, тёмно-коричневая и весьма заметная. Необычно для корейцев.

— Не думаете, что в этом и есть ценность вашей работы?

— Конечно думаю. Но за это приходится платить, понимаете? — он встаёт и подходит к ним ближе, переходит на шёпот. — Системе плевать на этих людей, пока они не умрут. Тогда это начинает нас волновать.

Приходят другие работники церкви и забирают коробки, Чонгук и Джису отдают им свои. Святой отец больше ничего им не говорит, он лишь протирает лоб платком и уходит, не сказав ни слова на прощание. Напарники снова переглядываются и решают, что сейчас будет лучшим решением просто уйти отсюда. Снова заговаривают обо всём они уже в участке, когда встречаются с Намджуном и кратко пересказывают ему всё.

— Он был враждебно настроен и не хотел, чтобы мы там были, — строит Гук догадки на основе своих наблюдений, пока они идут к главному офису.

— Верно, но у него есть право злиться, — Джису идёт впереди него и даже не оборачивается, чтобы ответить. — Ты сказал, что убийцы-миссионеры считают, что служат высшей цели.

— Священник с несколькими жертвами? Отец Луа сомневался в своей вере, — отрицательно качает головой психолог, они уже подходят к офису и входят внутрь. Хосока в помещении нет. — Наш убийца чётко уверен в своей миссии, — Гук проверяет наконец свой телефон и ругается себе под нос.

— Что?

— Моя сестра… раздражающе хороша в своём деле. Она заметила патрульных около комнаты Хёчжона и связала это с Ёнбином, — вздыхает он.

— И теперь хочет твой комментарий, — парень кивает. — Не отвечай. Если эта история всплывёт — начнётся паника. Мы не готовы к такому вниманию.

— Цель Ёнбина не в привлечении внимания. Не знаю, как он отреагирует, — шепчет Гук, смотря в тёмный экран своего телефона. Тут приходит Хосок с запакованной в белую обёртку коробкой и несколькими анкетами, ставит всё на стол перед диваном и поворачивается к младшему.

— Гук, тебе посылка, и, да, держите, — бумаги он отдаёт в руки лейтенанта и детектива. — Пришли записи из Оннури, сузили до промежутка времени, когда там был твой отец, но всё равно около пятидесяти имён.

— Исключил всех врачей?

— Сделал ли я свою работу? — усмехается ехидно Хосок, обнажая заострённый клык. — Ещё бы. Медсестры, охранники, администраторы.

— Я пробегусь по ним, но это займёт время, — предупреждает девушка. — В этом списке есть Со Луа?

— Не думаю…

— Вот и оно, — Ким-младшая оглядывает их всех. — Мы знаем, что Ёнбин использовал вымышленное имя. Возможно, что у него их было несколько? Например, как священник.

— Ты права, — Гук кивает и устремляет взгляд на посылку, с которой творится кое-что невообразимое. — Их должно быть несколько. Он анонимно убивал около двадцати лет. Немного дольше, чем Хирург. Он хамелеон, мастер скрытности. Хосок, кто принёс коробку?

— Курьер оставил у дежурного. А что? — хмыкает он, зажимая в зубах незажжённую сигарету. Гук кивает на неё, чтобы все обратили внимание.

— Из неё течет кровь.

◎ ◍ ◎

— Да что ж такое!

Ёнхи уже больше получаса стоит возле здания старшей школы, топчась на месте и сбивая снег ногами, рисуя ботинками нелепые рисунки на снегу, пытаясь вытерпеть долгие минуты ожидания. На телефонные звонки Тао, который обещал её проводить, не отвечает, а время уже переваливает за пять часов вечера. Они каждый день ездят на одном и том же автобусе домой, ежедневно китаец провожает её до дома, ссылаясь на то, что в округе много бешеных собак, а на руке девушки до сих пор хранится след от цепких зубов, но на деле он просто не хочет, чтобы кто-то такой же двинутый, как Субин, снова навредил ей. Так сказать, такая дозволенность позволительна ему одному. И хоть парниша с музыкалки её давно не терроризирует, а на совместных занятиях даже не обращает внимания, вегугин всё равно бесконечно нервничает. Потому что добычу могут увести из-под носа, и тогда он отправится вслед за Идоном, ведь Сокджин избавляется не только от человеческого мусора, но и от бесполезных шавок вроде него. И всё-таки сегодня его почему-то нет. Ёнхи не знает, почему, хотя она видела его в школе пару раз, мелькал. Она заметила, что он часто один и постоянно зависает в учительской. Ну, зависает, ведь теперь ему не с кем общаться — учителя Чон Джихёка посадили за попытку нападения. Она знает обо всём этом, потому что живёт с отцом-копом. Такие вещи для семьи не тайна и не секрет.

Она стоит ещё десять минут, набирает номер ещё сотню раз и, не получив ни единого отклика, идёт домой одна. Сегодня очень загруженный день, много сложных предметов, а ещё на дом задали очень много домашки. Она жалеет о том, что провела почти целый час, дожидаясь… друга из школы. Или не из школы? Иногда он приходит ради неё, чтобы забрать и провести, и в такие дни она часто возмущается и просит больше так не делать, потому что ей неловко, она самостоятельная и, вообще, он дурак. Но он всё равно продолжает. Надоедливый вегугин ещё больше её раздражает, ведь из тихого и замкнутого он становится болтливым и выедает мозг ещё больше, хотя она не замечала, чтобы он так же общался с другими учениками. Ей кажется, что он вообще всех избегает, но ей никакого дела ведь до него нет? Правильно, нет. Именно поэтому она сейчас идёт домой и лишь иногда оборачивается к школе проверить, нет ли там никого до сих пор. Просто чисто из бюрократии, мало ли кто-то появится и ей придётся ускорять шаг.

На остановке никого нет, только что отъехавший автобус забирает всех людей, и девушка усаживается на скамейку. Холодно, хочется скорее доехать до дома, а автобус, как назло, только уезжает, и следующий будет в лучшем случае через десять минут. Это значит, что её ждут десять минут на морозной улице, где леденеют и немеют щёки, нос и руки. Но транспорт приезжает совсем скоро, на удивление, полностью пустой, и, к счастью, нужный. Она быстро прыгает, показывает водителю проездной и плюхается на сидение, надевает наушники и расслабляется. Внутри салона тоже холодно, но она не обращает внимания, ведь до дома всего пятнадцать минут. Она переписывается с Тэхёном, присылает ему современные мемы и ждёт реакции, посвящает его в мир комиксов и манг и вообще болтает с ним, о чём угодно. Когда она видит, что автобус сворачивает с маршрута и едет не в ту сторону, она высматривает улицы и хмыкает. Наверное, там перекрыли дорогу и теперь они вынуждены ехать в объезд. Она пишет об этом Тэхёну, жалуется ему на свою бедную жизнь маленькой школьницы, и тихо смеётся, когда он отвечает ей шутками.

По-настоящему Ёнхи начинает волноваться, когда замечает, что водитель не останавливается на станциях и продолжает куда-то ехать. Она видит незнакомые улицы, бары, дома, а затем и вовсе начинаются пустыри и свалки. Когда она хочет написать Тэхёну о том, что что-то не так, водитель останавливает транспорт на обочине и подходит к ней. От страха её парализует, и сообщение, остановленное на половине, случайно отправляется собеседнику, как последнее. Девушка огромными глазами смотрит на мужчину с отросшими волосами и щетиной, на его старые вещи и на руки, покрытые ожогами от сигарет.

— Привет, Ёнхи, меня зовут Чонин. Мы хорошо знакомы с твоим крёстным папой.

«Я думаю, что меня куд…» — и Тэхён, смотря на сообщение, сидя на широком диванчике, не понимает, о чём речь. Пишет ей, но она не отвечает, и, вообще, была она в сети пять минут назад. Он беспокоится и начинает писать миллион сообщений в минуту, думает уже звонить, но вдруг она заходит в сеть и просматривает сообщения. Пишет.

Yeonhee

А, нет, всё хорошо. Я уже приехала домой, не переживай.

◎ ◍ ◎

Йен Ан надевает перчатки как опытный врач в криминальном фильме, изящно и круто, и берёт в руки скальпель. Возле него скапливается вся команда Сомун и ещё несколько других оперативников, которым интересно и волнительно. Китаец, чуть помедлив для интриги, берётся за верх коробки, которую заклеили скотчем, и разрезает его посередине. Он медленно, дрожащими от предвкушения руками открывает её, глядит внутрь. С расстояния, на котором встают все, ничего не видно. Врач заинтересовано охает, откладывает нож и вынимает из посылки отрезанную кисть, сжатую в кулак. Почерневшую, окаменевшую, окровавленную, со стороны разреза торчит кость. Джису отворачивается, прикрыв рот, несколько мужчин из отдела тоже. Гук остаётся хмуро смотреть.

— Вы только посмотрите, — говорит китаец.

— Кажется, ты не единственный любитель отрезать руки, — комментирует не очень весело Хосок, борясь с чувством отвращения. Ему безумно хочется отвернутся, но он сдерживается, бегая глазами по мучающейся Джису.

— Ан, можешь индентифицировать? — спрашивает Намджун.

— Одна хорошая вещь в отрезанной руке — отпечатки, — с лёгкой улыбкой говорит он и поднимает взгляд. Порой кажется, что этот парень самый настоящий псих, и оказывается в этой комнате он чисто случайно. Но, с другой стороны, очень логично, что именно он работает здесь. Гармонично. Было бы странно, если бы пугливый, ненавидящий кровь и трупы человек был судмедэкспертом. — Единственная хорошая вещь…

Чонгук замечает на руке тёмно-коричневую и весьма заметную родинку. Необычную для корейцев.

— Это необязательно, — судорожно вдохнув, говорит он, напряжённо смотря на отрезанную руку. — Это рука отца Луа. Я узнал кольцо и родинку. Ёнбин видел, как мы говорили, он проследил за нами.

— Думаешь, он мертв? — спрашивает капитан.

— Это жестоко, но нет причин считать, что жертва мертва. Я удостоверюсь в том, что вы правы, — Йен кладёт руку в отдельное судно, которое принёс помощник, и снимает перчатки, испачканные в вонючей затхлой крови. Звонит офисный телефон, Намджун вздрагивает.

— Это переадресованный звонок от Соын, все по местам, — командует он, и оперативник бежит к одолженному месту, садится за наушники и компьютер, Джису и Хосок тоже надевают, чтобы прослушать. Когда оперативник настраивает программу для нахождения местонахождения абонента, Намджун надевает свою аппаратуру, а Гук снимает трубку.

— Как тебе мой подарок? Получил его? — снова этот тихий, мелодичный голос из трубки.

— Да, весьма продумано, — усмехается Гук нервно, сильнее прижимая телефон к уху.

— Так ты уже не дома.

— Мне нужно было на работу, но ты это уже знаешь, — Чон распрямляет брови, пытается успокоиться. Оперативник активно ищет геолокацию звонящего. — Я ловлю серийных убийц. Кстати говоря, почему отец Луа? Он не похож на других твоих жертв. Он ещё жив?

— Ты полез не в своё дело, — недовольно говорит Ёнбин. — Я сказал тебе оставить меня в покое.

— Я просто выполняю свою работу. Ты же понимаешь, да? — Чонгук бегло смотрит на сосредоточенную команду и сглатывает. Ему страшно, да, он взвинчен, но ему нужно держать себя в руках до конца разговора. — У тебя своя «работа», у меня своя.

— Как ты его нашёл? Ничтожество, которое я оставил позади.

— Ким Хёчжон, — он опирается спиной о стену, у которой стоит, и нервно рвёт заусенцы на пальцах. — Не моя заслуга; у нас очень внимательный криминалист.

— Лжец! — внезапно кричит он так, что слышно не только из трубки, но и через наушники каждого члена группы. Чонгук столбенеет и сглатывает. — Скажи правду! Как… ты узнал о моём укрытии?

— Убийцы ошибаются, — игнорируя бешеное сердцебиение и холодный пот на висках, отвечает спокойно криминалист. — Я в этом хорошо разбираюсь.

— Думаешь, ты умнее, — смешок, голос снова тихий, томительный, так, что нужно слушать крайне внимательно. — Разберёшься со мной, как с какой-то задачкой? Но твоё любопытство — твоя главная проблема. Когда ты лезешь не в своё дело, случаются плохие вещи. Как с той девушкой.

Команда напряжённо переглядывается, все переводят взгляд на Гука, который становится белее полотна. Теперь останавливается даже его взгляд, он вообще перестаёт двигаться, словно кто-то нажимает на «стоп» в его программе.

— Какой девушкой?..

— Из чемодана твоего отца.

— Что ты о ней знаешь? — его голос предательски дрожит, а глаза наполняются слезами. Руки дрожат так, что ему приходится обхватить трубку телефона двумя руками, чтобы попросту не выронить её на пол. Перед глазами мозаикой пляшут воспоминания из детства.

— Ты помнишь, — хрипит он. — Бедная девушка, совсем одна…

— Что ты знаешь о ней?! — теперь срывается на крик Гук, но до того истеричного ора ему ещё далеко, хотя нервы уже сдают, ноги почти не держат, а коллеги опасаются за последствия нервного срыва. Боятся, что ещё немного, и тот просто сляжет с пеной у рта, но прервать операцию не могут, ведь если парень не узнает — он не успокоится.

— И у кого теперь свирепый нрав? Будь осторожнее, — смеётся он ему в ответ. — Это можешь навлечь неприятности.

Короткие гудки.

Оперативник щёлкает по кнопкам, но ничего, совершенно ничего не найдено. Тупик. Гук отнимает от уха запотевшую трубку и смотрит на неё психовано, загнанно, руки трясутся, как у последнего торчка. И всё-таки ноги не держат, и он едва не падает на пол рядом с тумбочкой, ему удаётся удержаться руками за неё, как за спасительную тростинку. Ему кажется, что сердце скоро не выдержит и остановится навсегда.

— Мне нужно на воздух, — коротко бросает он и на ватных ногах покидает здание в одном костюме, не позаботившись о верхней одежде. Садится на каменные плиты у крыла, так как стоять просто сил нет, и закрывает глаза, голова начинает болеть. В голове гулом стоит крик десятилетнего мальчишки, который увидел то, чего не следовало. Снова пазлы из детства, не верящая ни единому слову мама, ничего не знающий Намджун, и папа, который улыбается невинной улыбкой. Всё это заставляет его трястись, как от разрядов тока, и выглядит это очень неприятно со стороны, наверное. Входная дверь участка хлопает, на улицу выходит Джун в пальто и с одеждой для Гука, чтобы тот не отморозил себе всё, что можно. Садится рядом. Младший нервно бросает на него взгляд и зарывается ладонями в длинные волосы. — Она была, Джун…

— Возможно, Джихёк рассказал ему о твоих кошмарах, — Ким поправляет свой корсет и наблюдает за тем, как дрожащие пальцы стягивают волосы на голове.

— Это не кошмары. Всю мою жизнь люди говорили мне, что она плод моего воображения, кошмар, — смотря в глаза мужчине, говорит он. — Но она реальная, и Ёнбин знает, что с ней случилось.

— Я один из этих людей, — вздыхает Намджун. — И ты прав. Самое время подумать, что, возможно, я ошибался. Я не знаю, что с ней случилось, Гук, но я знаю, что ты в этом не один, — он приобнимает его за плечо и поддерживающе похлопывает по нему. — Твоя команда тебе поможет.

— Спасибо, Джун, — он активно кивает, пытаясь сдержать слёзы, но это не помогает. Уже ничего не поможет, и он отворачивается, подняв руку вверх. — Я вернусь через секунду.

Лейтенант кивает, прекрасно всё понимая, и встаёт, уходит обратно в здание. А Гук рыдает, даёт спуск стольким эмоциям, которые никогда не находили выход наружу. Зато теперь их так много, что за один раз не спустить. Но он успокаивается через минуту, смотрит на лазурное небо и тяжело вздыхает. Сейчас нет времени для слёз, потому что всё самое интересное — впереди, и неизвестно, есть у него в запасе недели, дни или всего несколько часов. Криминалист смотрит вокруг и видит на другой стороне улицы человека под деревом, который внимательно смотрит в его сторону. Его он уже видел сегодня, возле церкви Оннури в толпе детей: этот же костюм, эта же стрижка, но на глазах солнцезащитные очки.

Но когда парень поднимается, незнакомец разворачивается и идёт в противоположную сторону. Гуку не нужно времени на размышления: бросив взгляд на участок, он бежит через улицу к подозрительной личности, минуя припаркованные у входа в здание полицейские машины. Он идёт за ним не слишком быстро, но и не медленно, пытаясь затеряться в жидком потоке людей. Они идут недолго, мужчина поворачивает к какому-то зданию, проводит чипом у двери и входит, так, что Чонгук, разогнавшийся с большого расстояния, всё-таки успевает словить тяжёлую железную дверь. Голова гудит, сердце бьётся о рёбра, и он, последний раз кинув нерешительный взгляд на светлую улицу, входит в тёмное помещение. Оно похоже на катакомбы, повсюду вода, потолок покрыт плесенью.

Парень идёт по одному из коридоров наугад и приходит к тупику: ворота, закрытые когда-то на замок, сейчас разрешают пройти через себя. Гук тихо отталкивает калитку от себя и видит в дальнем конце коридора мужчину.

— Ёнбин? — спрашивает он, голос эхом расходится по тоннелю, и мужчина оборачивается. Солнцезащитные очки всё ещё на нём. Секунда, и он бежит, а Гук не теряется и несётся следом, к трубам, вертящимся вокруг своей оси с множеством горизонтальных прямоугольных шипов (кто только придумал такое установить здесь?), проскальзывает через них, и его моментально оприходуют ударом в лицо кулаком, дальше — в спину, толкают обратно между труб и зажимают ими так, что Гук мычит и скулит от боли. Горизонтальные вставки давят со всех сторон, кажется, словно его сейчас разорвёт на куски.

— Интересно, Гук, придут ли они за тобой?

— Никто не придёт, я здесь один…

— Почему же ты не позвал своих друзей? — сдавливает сильнее, наслаждаясь его болезненными жалобными стонами.

— Не было времени, — шикает тихо он.

— Лжец, — ещё сильнее. Чонгуку уже не кажется то, что его кости сломаются, потому что ещё немного — и это определённо станет правдой. — Почему?

— Потому что… мне нужны ответы, — лепечет он и скалится от боли, сжимая рукой торчащую трубу.

— Звучишь, как отец… Выглядишь, как он… — он сильно ударяет по трубе, так, что по телу парня проходит вибрация. — Даже пахнешь, как он. Я мог бы сломать тебя, как и остальных. Но сначала я хочу узнать, как ты это сделал? Как ты узнал, где я держал этого чёртова наркомана?

— Я профайлер, это моя работа, — Гук пытается немного облегчить свои страдания, но нет.

— Нет, давай поподробнее, — томно говорит Ёнбин, подтянув сползающие очки обратно к переносице. — Расскажи, расскажи, как ты понял? Иначе я выпотрошу тебя, — для убедительности лопасти труб сильнее давят его до выявленных синяков и гематом.

— Ты сказал, что я «прервал» тебя, — пытаясь дышать хоть как-то в таком состоянии, говорит парень, вены на его шее и лбу вздулись от напряжения. — Мне этого хватило…

— Тут не только это, не только! — сильнее, ещё сильнее, так, что Чонгук, наконец-то, кричит. Кричит из-за того, что ему ломают рёбра, дробят их по-настоящему. Или, может, ему только кажется, но больно невыносимо. — Откуда ты узнал?

— Потому что мы одинаковы! — по щекам снова текут слёзы, но теперь он может вдохнуть, хотя бы немного, ему дают такую возможность. Слушатель и по совместительству мучитель ждёт продолжение истории. — Я и отец… он рассказал мне всё, что знал об убийствах. Поэтому я знаю, как ты думаешь. Я пошёл в отца…

— Некоторым вещам нельзя научить, — парню тыкают пальцем в голову, указывая в глупость сказанных им слов. — Они должны быть в крови. Для тебя ещё не всё кончено…

— Что случилось… с девушкой? — тихо шепчет психолог, словно самый страшный в мире секрет.

— Я думал уже убить тебя, но может ты и заслуживаешь знать, — мужчина вынимает из кармана кнопочный старый телефон и протягивает его парню, засовывает ему в карман брюк. — Жди моих инструкций этой ночью. Никому ни слова. Только между нами.

В последний раз он резко, с чувством дёргает за вентили, парня сильно ударяет со всех сторон до нового крика, и, пока тот валяется на полу, не в силах даже голову поднять, Ёнбин спокойно уходит, стуча каблуками сверкающих туфель в тусклом свете одиночной лампы.

◎ ◍ ◎

Туго затянутые бинтами рёбра саднят, парень медленно, аккуратно надевает обратно рубашку на худое костлявое тело, сидя на столе в главном офисе команды. Когда врач уходит, Намджун закрывает дверь, и они остаются наедине. По лейтенанту видно, что он на пределе, и вмазать парню — лишь вопрос времени.

— Три простых слова! Повторяй их за мной: «мне нужно подкрепление»! — злится Ким, активно жестикулируя, вкладывая в это все свои буйные чувства.

— Я не думал, что там…

— Тебе не о чем думать, Гук! Я просто хочу услышать от тебя: «мне…»

— «Мне нужно подкрепление», — смиренно закатив глаза, всё-таки послушно повторяет младший. — Признаю, это была плохая идея — бежать одному в тёмный тоннель. Позволить лопнуть себя, как пузырчатую плёнку.

— Итак, слушай… — Джун серьёзен, как никогда, а ещё он обеспокоен. — Я знаю, что тебе нужны ответы, но они не стоят твоей жизни.

— Я пошёл не только из-за них. Он хотел, чтобы я пошёл за ним. Один, — сглатывает брюнет. — Что я и сделал. Теперь он считает, что мой поиск истины важнее, чем попытки его поймать.

— И это так? — блондин поджал губы.

— Конечно же нет!

— Мой босс опять связался с NIA.

— Да ладно, Ёнбин хотел встретиться со мной этой ночью. Если ты притащишь NIA, то они никогда меня не отпустят! — Гук нервно одёргивает незастёгнутую рубашку и растерянно бегает глазами по лицу уставшего от всего главы отдела.

— Не будь так уверен в том, что я тебя отпущу.

— Он мог меня убить в тоннеле, но он не стал. Я не являюсь его целью! Мне надо идти, Намджун, — пытаясь объяснить всё более спокойно, чем он чувствует себя на самом деле, Гук переходит на почти шёпот. — Это наш шанс, поймать его и спасти отца Луа.

— …Иди домой. Отдохни. Если ты собираешься туда, тебе надо проспаться.

◎ ◍ ◎

За Тэхёном криминалист приезжает гораздо позже, чем требуется, из-за непредвиденных обстоятельств. Джухён забирает Мённа, потому что они с Тэхи теперь учатся вместе, так что сейчас они у неё дома. Ким замечает, что с парнем что-то не так, ещё когда тольковидит его: бледного, хромающего, трудно дышащего. Ему неудобно и больно двигаться, но по-другому никак, судя по всему. Тэхён хочет поговорить об этом, спросить, но никак не решается. Так они и доезжают до дома Кимов в молчании, и только редкие, проницательные взгляды старшего ловит на себе брюнет, ведя автомобиль по заснеженным дорогам. Детский смех слышен ещё с улицы, и это заставляет на лице Тэ высветиться улыбку. Они проходят в дом.

— Оппа! — звонко кричит Джу, с разбега напрыгнув на старшего брата, как это обычно происходит. Чонгук улыбчиво приветствует двух маленьких хулиганок и переводит взгляд на госпожу Ким, что хозяйничает на кухне. Ёнхи к ним не спускается, что необычно, ведь она всегда приходит обнять своего крёстного.

— Всем привет. Мённа, а где Ёнхи?

— Написала, что заедет к Тао, им нужно сделать совместный проект. Он недалеко живёт здесь, завтра она уже придёт домой, — пожимает плечами женщина, выкладывая на стол чапчхе, который выпросили девочки, и суп с говядиной. — Все садимся за стол и едим. Особенно ты, Чон Чонгук. Это не обговаривается!

Домой они приезжают поздно, времени на уроки почти не остаётся, но Джухён что-то решает час, сидя перед телевизором, и убирает всё в портфель. Возле телевизора они организовали небольшой уголок для девочки, где хранятся теперь её учебники, тетради, школьные принадлежности, вещи и всякое разное. Чонгук иногда чувствует неловкость из-за того, что держит их в таких нечестных условиях, но всегда успокаивает себя тем, что они скоро съедут и проблем с удобствами ни у кого не будет. Он принимает препараты вечером, запив их водой, желает всем спокойной ночи и поднимается в спальню. Медленно снимает пиджак с рубашкой, глядит на себя в зеркало, сев на край холодной кровати. Ужасное зрелище: кожа да кости, впалые щёки, тусклый взгляд, а что говорить о том, что он весь в побоях и с перетянутыми бинтами? Ему не нравится отражение, но он ничего не может с этим сделать. Не сейчас.

Он ложится на спину и смотрит в потолок, особо не напрягая тело. Нужно отдохнуть, но спать не хочется даже после плотного ужина от Мённы. Парень в ожидании сообщения от Ёнбина, долгие минуты терзают его, хочется скорее всё узнать, но поторопить время никак нельзя — если перевести стрелку на часах, ускорение времени будет лишь иллюзией. Поэтому он лежит и просто думает.

Пока, наконец, на кнопочный телефон не приходит грёбаное сообщение.

Неизвестный.

Два часа. Seoul Forest.

Гук еле вытаскивает от переизбытка эмоций свой мобильник из кармана и набирает номер главы.

— Намджун, началось. Seoul Forest, два часа. Встретимся там, — и пусть Чонгук знает, что беготня сейчас не лучше средство для восстановления его лидера, в конце концов, они сейчас в одной лодке и в схожем положении: ему самому тоже нежелательно снова встречаться с убийцей. Снизу слышится звонок в домофон, Гук вздрагивает и спускается, не удосужившись даже натянуть рубашку. Тэхён ещё не спит, на полпути, но внезапный вид подбитого Гука и звонок в квартиру в такой поздний час хорошо встряхивают его. Брюнет подходит к экрану и видит на нём изображение молодой знакомой кореянки со светлыми волосами, он нажимает на кнопку. — Да?

— Чонгук, это Чо Миён, подруга твоей матери.

Гук впускает её в подъезд и быстро прячет все психотропные препараты, поднимается наверх за рубашкой, накидывает её на себя, застёгивая уже на пути вниз. Девушка поднимается на лифте и, постучавшись, входит без церемоний в квартиру.

— Здравствуйте? — шёпотом спрашивает она, оглядывая ещё двух лежащих на диване людей, которых она видит впервые и которые впервые видят её.

— Привет, заходите.

— Мы встречались уже, я… — начинает она с улыбкой, но Гук кивает и перебивает её, пытаясь застегнуть хотя бы половину пуговиц.

— Помогаете моей матери жертвовать в организацию по торговле людьми. Я помню.

— Хорошая память, — Миён восторженно подходит к нему, попутно осматривая владения. — Хотя… технически, в организацию по борьбе с торговлей людьми. Мне зайти потом? — спрашивает она, смотря, какой хозяин квартиры нервный, дёрганный и вообще, кажется, не в себе.

— Всё в порядке. Но… времени для разговоров немного, нужно поторопиться.

— Простите, что вломилась. Твоя мать дала мне твой адрес под ложным предлогом. Я бы позвонила заранее, но… — девушка водит плечами. — Я волнуюсь за неё. Она была пьяна посреди бела дня, и она… размахивала пистолетом.

— Так, это уже что-то новенькое, я её проведаю, — Гук смотрит на время и быстро идёт в сторону входной двери. — У меня просто сейчас дела, спасибо, что заехала, — он пытается улыбаться более расслабленно, но замечает Тэхёна, сидящего на диване и смотрящего на него слишком… осознанно. Строго. Темно. Взгляд слишком чёрный для такого ребёнка, как он. Но сейчас не время размышлять об этом, они поговорят позже. Ну, Гук надеется, что он доживёт до следующего раза. — Некоторые вещи лучше услышать лично.

— Согласна. Надо видеть лицо человека, чтобы понять его, — улыбается Миён.

— Именно. Вся моя работа заключается в прочтении человеческих лиц.

— Я знаю, — Чо кланяется ему на прощание и выходит из квартиры, спокойно спускаясь по ступенькам на нижние этажи. Гук, прижавшись спиной к открытой двери, тяжело выдыхает. Но это ещё не всё, потому что…

— Куда ты идёшь? — Тэхён встаёт с дивана и подходит к парню. Психологу даже кажется, что его сожителю снова тридцать лет, потому что таким серьёзным, хмурым и настойчивым он не видел его давно. — Ты видел себя?

— Мы поговорим об этом позже, хён. У меня правда есть дела сейчас, — оправдываясь, он снова смотрит с грустной, сочувственной улыбкой на парня, надеясь, что тот его поймёт. Ким хочет что-то сказать против, это видно по возмущению на лице, но Гук его останавливает. — Прошу. Я буду не один, со мной Намджун. Приеду утром.

И с этим он убегает наверх, чтобы наспех надеть толстовку и спортивки, а после выбежать в пальто на улицу.

◎ ◍ ◎

Спецназ готовит оружие, проверяет количество заготовленных патронов, ставят на предохранители, чтобы избежать случайных выстрелов. Полицейские джипы паркуются вдалеке от парка, отряд спецназовцев здесь же, как и Намджун с Гуком. Парень собирает волосы в тугой хвост, чтобы они не мешали обзору в самый важный и опасный момент.

— Мы не вставали слишком близко, чтобы не спугнуть его, — Ким поправляет солнцезащитные очки (даже в два часа ночи) и оглядывает непутёвого коллегу с ног до головы. — Спецназ будет в полутора минутах.

— Снайперы?

— Есть, но у них плохие точки обзора. Мы постараемся набрать за тобой всё время, — вздыхает старший и протягивает тому прослушку. — По возможности избегай туннелей. Нам почти пора… Чонгук. Я знаю, что у тебя много вопросов, но не дай им затуманить тебе разум, — просит блондин, утвердительно смотря на младшего поверх своих очков. Гук кивает и получает звонок на старый телефон. — Наш приоритет — арестовать его и спасти отца Луа.

Чонгук ещё раз согласно кивает и отходит от него, поднимает трубку.

— Алло, Ёнбин?

— Ты готов к ответам? — смешок.

— Всю жизнь этого ждал.

Чонгук подходит к воротам в это время закрытого парка, в которых есть огромная щель, но поверх висит цепь с замком, намекая на то, что вход на территорию запрещён. Но парень не следует правилам и спокойно пролезает внутрь, держа мобильник у уха.

— Почему ты привёл меня сюда, Ёнбин?

— Ты меня видишь?

Гук видит. Вдалеке, немного прикрытый туманом, он стоит, тоже держа телефон у уха. Его не разглядеть из-за расстояния, но парень сразу понимает, что это именно тот, из-за кого он влезает в два часа ночи в парк. Профайлер начинает неспешно приближаться к далёкой, почти размытой фигуре.

— Я боялся, что ты не придёшь.

— Держи дистанцию, — говорят ему вкрадчиво. — Сначала я хочу просто поговорить.

— О чём мы будем говорить?

— Ты хотел знать правду по поводу девушки, — Гук останавливается, не сводя взгляда с фигуры мужчины. — Твой отец позвонил мне той ночью сразу, как уложил тебя спать.

— Что ты с ней сделал?

— Ты слишком торопишься, — с улыбкой, тихо, плавно, Чонгуку уже дурно от его манеры речи. Всегда такая разная, но одновременно с этим ты всегда понимаешь, кто именно с тобой говорит. — Я сохранил сувенир, хочу его тебе передать. Видишь сумку?

— Где? — сглотнув, он перебарывает себя и задаёт вопрос, чтобы диалог не оборвался.

— Справа от тебя.

Криминалист поворачивает голову и видит белый бумажный пакет возле куста с надписью чёрным маркером «Чонгук». Специально для него. Парень поднимает его и раскрывает, вытряхивает содержимое на асфальт. Это браслет. Тот браслет, который он определённо видел на руке той бедной девушки. Милый, золотой, с полумесяцами и кристаллами. Сердце бьётся чаще.

— Выглядит знакомо?

— Так ты за ним прибирался? — спрашивает парень в ответ, встав на ноги и осматривая всё вокруг, крепко сжимая украшение в ладони.

— Нет. Я нечто большее. Должен сказать, я удивлён, что ты меня не помнишь, — усмехается мужчина.

— Почему? Что здесь случилось? — подняв камешек с асфальта, Гук запускает его в сторону фигуры. Ничего не меняется, силуэт даже не двигается. — Я думал, может… здесь была убита девушка из чемодана, — игнорируя приказ не приближаться, Чонгук подбегает к стоящему мужчине. Рот у него заклеен, тело связано цепями, глаза бегают по сторонам, и он очень испуган.

— Нет. Близко, но не совсем.

— Давай поговорим лицом к лицу, Ёнбин. Могу я придти к тебе?

— Стой на месте. Не уверен, что могу тебе доверять.

Короткие гудки. Схватив свой телефон, Чонгук набирает номер лейтенант.

— Намджун, я нашёл отца Луа, — парень обходит его и не видит ничего экстренного. — Он здесь, живой. Мне нужна скорая.

— Понял, где Ёнбин?

— Не знаю, пока что, — телефон снова звонит, и теперь он поднимает трубку, кружа вокруг новой жертвы этого убийцы, как стервятник над падалью. — Давай, Бин, я ждал достаточно долго. Мне нужны ответы.

— Понимаю, Гук, ты считаешь, что должен знать о своём прошлом, но, на самом деле, ты должен найти своё призвание, свою миссию. Как только я нашёл их, я понял, что я должен делать, — снова сброс вызова, на этот раз это делает Гук нарочно. На смену первому сотовому приходит второй, на этот раз снова связь со спецназом.

— Джун, его здесь нет. Думаю, он собирается закончить дело.

— Ты о чём?

— Он идёт за Ким Хёчжоном, отправьте бригаду на Кёнгхи, сейчас же, — так Намджун и поступает. Профайлер вновь возвращается к разговору с убийцей. — Прости, Ёнбин, связь прервалась. О чём ты говорил?

— Ты нашёл Луа, не так ли? Ты не следовал моим указаниям, — недовольно говорит мужчина.

— Ты первый мне солгал. Обещал мне ответы.

— Я ведь дал тебе браслет? Думаю, это большой прогресс. Нужно время, чтобы укрепить доверие. Этому меня научил твой отец, — короткие гудки. Чонгук решает помочь святому отцу и снимает с его рта скотч, тот громко дышит, хватает ртом воздух.

— Я должен был это понять, ему нужен не Луа, ему нужен Хёчжон! Чёрт… Господи, Дженни!

Парень быстро набирает номер сестры и отходит, нервно рвёт заусенцы, отсчитывая в голове секунды до принятия вызова. Наконец-то он слышит, как длинные гудки заканчиваются, и вместо него родной женский голос:

— Теперь ты соизволил мне позвонить? — усмехнувшись спрашивает сестра. — Поздновато для звонков, не находишь?

— Дженни! Слава богу. Ты сейчас в больнице? Ты можешь быть в опасности, я думаю, что там серийный убийца.

— Что? — девушка проходит вдоль многочисленных кабинетов и палат к перекрёстку, смотрит вправо и видит длинный, абсолютно пустой коридор. Больница, в принципе, сейчас пустует, потому что в такое время здесь обычно никого. Она знает, часто тут бывала, ночевала даже. Девушка идёт к этому коридору, осматриваясь. — Кажется, ты прав.

— Почему? Что происходит? — несмотря на вопросы брата, она молчит и смотрит на одну из закрытых дверей, которая больше всего цепляет её взгляд. Палата Хёчжона. Медленно она идёт к ней, терзаясь в догадках и решениях: да или нет? — Оставайся в палате и запрись! — Чон почти не слушает и толкает прикрытую дверь медленно, без скрипа, видит на полумёртвое тело врача. Зажимает рот ладонью, чтобы не закричать. — Дженни, что такое?! Что там?

Она поднимает взгляд к койке, на ней лежит Хёчжон, на руках ещё видны синяки от уколов. Лицо у него избитое, из глаз течёт кровь, изо рта тоже. Кажется, он больше не жилец.

— Парень, которого они охраняли… мёртв.

— Дженни, послушай меня, тебе нужно найти безопасное место! — шорох, Дженни резко поворачивается в сторону закрытой двери в подсобку, в которой видна небольшая щель. Она уже не слышит старшего брата, её сердце стучит так громко, что закладывает уши. Там определённо кто-то есть. — Он может знать, кто ты такая.

— Кажется, я его увидела, — истерично шепчет она.

Девушка выбегает из палаты, к сожалению, на каблуках это сделать несколько сложнее, чем в обычной обуви. Она бежит к женской уборной, чтобы закрыться там, но дверь не поддаётся, не открывается, потому что её заперли на ключ.

— Найди место, где можно спрятаться!

Из палаты выходит мужчина, одетый в форму хирурга, с маской на лице, халате и в медицинских перчатках. Дженни забегает в ординаторскую и запирает дверь, шепча разного рода мольбы о спасении и надеется, что к ней не проберутся. Она ищет взглядом ещё двери, шкафы, но совсем ничего, где можно спрятаться, только если под стол, но это глупо. А мужчина уже подходит и пытается взломать или вовсе выломать эту чёртову дверь.

— Дженни! Дженни!

— Он снаружи, он снаружи, он снаружи, — шепчет она, словно в бреду, старшему брату в трубку, прижимаясь к стенке от страха.

— У тебя есть оружие?! — девушка подбегает к тумбочкам и проверяет ящики, но, как назло, совершенно ничего. Она открывает всё подряд и шарит везде. В итоге она хватает в руки пластмассовый чайник и кидает телефон на стол, потому что сейчас не до него. Надо бороться за жизнь. К её несчастью, дверь всё-таки слетает с петель, и она снова видит этого псевдохирурга со скальпелем в руках, которым он вертит, как обычной ручкой.

— Привет, Дженни. Ты сильно выросла с нашей последней встречи, — мужчина улыбается, это видно по глазам, но остаётся стоять на месте. Никто его не торопит.

— Я знаю, кто ты и знаю, зачем ты пришёл сюда, — крепко сжимая в руке пустой чайник, отвечает репортёр.

— Надо же, — усмехается Ёнбин. — Ты умная девочка. Мне кажется, что ты пошла в мать, как ты думаешь? Или ты не ходишь везде с пистолетом? — он смотрит на её выбор оружия, и это его веселит. — Судя по всему, нет.

— Что тебе нужно?

— Дорогая, это уже моё дело, — он делает два шага до неё, два больших шага, чтобы встать вплотную и получить первый удар, но у Дженни слишком мало шансов для того, чтобы противостоять. У неё всего лишь чайник, а у Ёнбина медицинский скальпель, который разрезает её рубашку, и вместе с ней — кожу, брызгает кровь. Чон падает, но пытается встать, и тогда хирург ногой заставляет её лечь. Возможно, её крики могут разбудить всю больницу, но это стоит того: красивые узоры с помощью острого инструмента делать приятно и быстро. И, самое главное, красиво.

Он уходит только тогда, когда слышит сирену полиции и когда Дженни уже слишком слаба, чтобы даже поднять руку. Ёнбин исчезает быстро, незаметно, оставив девушку доживать последние минуты в пустой ординаторской под отдалённые крики спецназа в морозный зимний вечер.

Комментарий к будет всё не так, как здесь решим мы

настя пж не звони полицию я исправлюсь

========== звёзд игривые веснушки ==========

Здание больницы заполняет самый настоящий хаос, потому что в одно время приезжают сразу все: врачи, фельдшеры, копы, спецназ, патрульные, — но только приезжают они поздно. Стоило заявиться хотя бы кому-то пятью минутами раньше, и всё было бы совершенно по-другому. Так думает Гук, когда его не подпускают через целую непробиваемую стену спецназовцев к ординаторской, где шумят врачи. Он лишь видит, поднявшись на носки и выглянув из-за широких плеч, железную койку, на которой везут его раненную сестру в реанимацию. Ему не дают рвануть следом, кто-то очень сильный сдерживает его, но он недолго рвётся, потому что ноги в конце концов становятся слабыми, он ударяется коленями о кафель до адской боли и кричит в голос, едва не срывая связки, и снова плачет. Он не должен потерять сестру, своего родного человека, самого близкого и верного друга, единственного очень долгое время. Именно она с ним всегда, именно она заботится и поддерживает, именно она верит ему, каждому слову, гордится им, и именно она страдает. Он винит во всём себя. В том, что не догадывается раньше, в том, что не отвечает на звонок, в том, что не заботится о её безопасности. Но теперь уже поздно. В груди появляется жгучее чувство ненависти, ярости, желание кровавой мести. Никогда прежде он не чувствовал этого так сильно, никогда прежде так не нуждался в том, чтобы заставить кого-то страдать в ответ. И даже несмотря на то, что он не получает ответы на свои вопросы, он хочет прикончить Ёнбина голыми руками. Сделать с ним то же, что он сделал с его маленькой Дженни. Ей ведь всего двадцать один, она ещё жизни не видела, только стала ощущать себя по-настоящему взрослой, у неё появился надёжный партнёр и по совместительству коп, жизнь стала налаживаться… и тут — обрыв.

Гук доходит до нервного срыва. До момента, когда он не понимает, что за люди ходят вокруг него, кто его зовёт, что от него требуется прямо сейчас. У него есть лишь одна мысль: дженнидженнидженни. Она вертится навязчиво, липнет к нему, ломает изнутри, выжигает шрамы. Он бы помолился всем богам мира, если бы это действительно помогло. Глаза саднит от того, сколько слёз из них вытекает, губы горят от того, как сильно он терзает их зубами, лёгкие жжёт из-за недостатки кислорода, судорожные вздохи не позволяют ему восполнить это, он постоянно кашляет и задыхается в непрекращающейся истерики. Вот она — точка невозврата. Когда ты точно понимаешь, что прежним собой ты никогда не станешь, а жизнь твоя крутанётся на все сто восемьдесят. Ты не хочешь этого, не хочешь таких изменений, но выбора нет.

Гук не отходит от операционной, сидит в зале ожидания, неотрывно смотря на железные двери с мыльными окнами и периодически протирая всё ещё слезящиеся глаза. Вместе с ним здесь вся команда, а также Соын, Тэхён и Джухён. Они приезжают сразу, как только становится известно о случившемся, а свою жену Намджун не стал тревожить в такой час, хотя время близится к шести утра. Чонгук никому не разрешает подходить к себе и сидит отдельно ото всех, у окна, постепенно переведя свой взгляд на медленно оживающую улицу мегаполиса. Он не реагирует ни на что: ни на звуки, ни на разговоры, ни на своё имя. Тяжело всем. Соын плачет в уже мокрый платок рядом с Намджуном, который всячески пытается вселить в неё надежду на лучшее, Тэхён обречённо смотрит на закрытую дверь и обнимает свою сонную сестру за плечи. Он не может поверить в то, что случилось, но он отчётливо понимает, что слова терапевта оказываются верны. Что ему не стоит ходить в те места, где бывает Гук. И вообще желательно, чтобы Чонгук тоже в такие места не ходил.

Профайлер реагирует, когда из операционной выходит главный хирург. Он сообщает всем, что состояние девушки стабильное, но им придётся ввести её в искусственную кому, потому что есть риск ухудшения и так будет лучше для её организма. Для её семьи это сильный удар, потому что Гук не представляет себе повседневной жизни без звонков младшей сестры. Мама тоже. Но у них нет выбора.

Намджун идёт в кафе и приносит каждому кофе, Чонгук уже немного успокаивается, совсем каплю, и иногда реагирует на снующих рядом членов команды. Лейтенант присаживается рядом с ним, чтобы немного поговорить.

— Как ты? — в первую очередь интересуется он. Чонгук апатично смотрит на стаканчик со своим сладким кофе с ореховой присыпкой и едва заметно качает головой. — Знаю, глупый вопрос. Гук, ты знаешь, что мы все вместе и ты сейчас не один. Всё будет в порядке, она поправится. Через месяц вообще прохода тебе из квартиры давать не будет, — через силу улыбнувшись, произносит Нам. Гук смотрит на него почти безэмоционально. Почти? В его взгляде неприкрытое раздражение. — Правда, Гук. Не вешай нос. У нас… всё ещё есть работа, нам нужно поймать Ёнбина.

Чонгук какое-то время молчит. Он знает, что у него есть работа, и он выполнит её, даже если придётся умереть. Он должен найти этого Ёнбина и заставить его заплатить за все грехи, что он совершил. Этот некто слишком много оставил мусора после себя, слишком много людей сжёг.

— Я знаю. Мы поймаем, — всё-таки хрипит он, глубоко вдыхая воздух в лёгкие через нос, откидываясь на спину дивана. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Чонгук прикрывает глаза, мысленно заставляет себя расставить все эмоции по полочкам в голове, всё настроить и приготовить к новому трудному дню.

— Йен Ан думает, что Ёнбин дал Хёчжону через капельницу большую дозу антикоагулянта, — говорит вполголоса старший.

— Разные средства, но тот же диссоциативный метод, — потирая висок свободной рукой, произносит слабо психолог. — Как мусоропровод на свалке.

— Детективы прочёсывают больницу в поисках зацепок, — в зале ожидания сидят все, кроме Джису. Она вместе с остальными сейчас бегает по всему зданию, выискивая хоть что-нибудь, что наведёт на верный след. Чонгук краем глаза замечает, что Хосок тревожно убирает волосы назад раз в пять секунд и грызёт пальцы, стучит ногой по полу. Он понимает его стресс. — Если повезёт, что-нибудь подвернётся.

— Не повезёт, — отрицательно качает головой младший. — Он всегда был на два шага впереди нас.

— …Ты спас отца Луа, — выдержав продолжительную паузу, обращает внимание Джун.

— Потому что Ёнбин этого захотел, — Гук приоткрывает глаза и поднимает взгляд на капитана команды. — Он говорил о неизбежности своего призвания. Ким Хёчжона приговорили к смерти, отца Луа — нет.

— Думаешь, твоя сестра тоже была приговорена к смерти? — сглотнув от напряжения, Намджун выпрямляется и перестаёт терроризировать взглядом вялую фигуру коллеги. Младший на это лишь неопределённо мычит.

— Не думаю, сейчас она ведь жива. Но она не подходит под его жертв, он навредил ей не как всем, и какая цель управляла им — непонятно. Но, возможно, это исполнение акта мести. Возможно, мне или кому-то другому, с кем связана Дженни, — сухо отвечает Чон. — Но тем не менее наш любимый убийца считает, что ничто не остановит его святую миссию.

— Тогда мы должны доказать, что он ошибается, — Гук вынимает из кармана запечатанный в прозрачную упаковку браслет, который ему преподнесли в парке, и протягивает его Намджуну. Тот внимательно рассматривает его и кладёт себе во внутренний карман, чтобы позже занести браслет в участок и поместить в вещдоки. — Поисковые собаки обыщут Seoul Forest. Может, именно там он её и закопал. Я знаю, что он может лгать. Я пятнадцать лет говорю тебе, что она ненастоящая, но сегодня я так не скажу.

◎ ◍ ◎

Их заставляют поехать домой. Их — это Чонгука, Тэхёна, Джухён и Соын. И все они едут именно к матери на квартиру, потому что так будет спокойнее каждому, ведь они будут знать, что с близкими всё хорошо. Джухён сразу отводят в спальню и укладывают спать, Тэхёну, как обычно, Соын предлагает выпить, а Гук усаживается в гостиной на диване и устало расстёгивает верхние пуговицы рубашки. Глаза ужасно болят, горло тоже, ведь он, похоже, всё же сорвал голос, хотя говорит ещё слышно для окружающих. В итоге мама остаётся сидеть на кухне, красноволосый приходит к своему другу и усаживается рядом, пристально изучая взглядом его профиль.

— …Как ты? — всё же спрашивает он и, подтянув ноги на диван, расположившись лицом и телом в сторону младшего, кладёт голову на спинку бежевого дивана. Гук заламывает жалобно брови и отмахивается рукой. — Чонгук, посмотри на меня.

Профайлер нехотя открывает глаза и переводит удрученный тёмный взгляд на Тэхёна, который так внимательно его изучает, что по телу идёт неприятная дрожь. Ким садится ближе, всё так же смотря на него в упор, пока парень через силу заставляет себя держать глаза открытыми. Они норовят закатиться и закрыться из-за усталости, но он терпит.

— Гук, — слишком резко, наверное, и Тэхён сглатывает. — Гук-и… — решает сменить он обращение, из-за чего парня аж передёргивает всего.

— Как тебе поход, Гук-и?

— Не зови меня так. Просто Чонгук, — а вот он о резкости не заботится сейчас, но Тэ его совсем не винит, потому что он тоже понимает, тоже не глупый. Но его мягкий голос всё ещё при нём, и старший неловко добавляет:

— Тогда, может, Гугу? — ему это кажется очень… нежным и милым. Парню правда не хочется, чтобы сейчас младший выглядел так. Не хочет, чтобы он сходил с ума из-за сестры и этого проклятого серийного убийцы, из-за которого страдает годами, десятилетиями. Чон никак не реагирует, только мычит что-то вроде: «Как хочешь». — Гугу, посмотри на меня. Пожалуйста. Гугу… Ты не можешь отдать это дело кому-то другому? Перенаправить его на других коллег… — Тэхён ловит на себе почти что безумный взгляд младшего, но не отступает, не зажимается. За последнее время он значительно окреп, и теперь он уже не тот, кем был. Не тот испуганный мальчишка, только очнувшийся после комы, потерявший половину своих воспоминаний. Он уже взрослый молодой человек за двадцать, к которому воспоминания возвращаются благодаря методикам Хиджин. Он помнит одного мутного человека, слабо, лишь силуэтами, не может ещё собрать полный образ и личность, но его не отпускает ощущение, что всё, что происходит сейчас с Гуком — дежавю. И это заставляет его бояться: вдруг с Чонгуком произойдёт то же, что и с ним? Терять парня ему очень не хочется.

— Исключено, Тэхён. Он тот, кто знает все ответы, и он тот, кто должен умереть. От моих рук. Я просто так не отпущу его, даже если он станет мой последней целью в этой жизни, — слабо, едва слышно рассказывает он, чтобы его не услышала мама.

— Кто он? Расскажи мне об этом деле, Гугу, я имею право знать, я всё ещё являюсь сотрудником полиции, — гордо подняв подбородок, отвечает парень. Чонгук скептически усмехается и поднимает бровь.

— Фактически, тебя уже хотят снять с должности, просто оттягивают этот момент максимально, знаешь, до последнего. Так что права у тебя нет, Тэхён, прости, — брюнет встаёт с дивана и хочет пойти к маме, но Ким хватает его за рукав рубашки и сажает обратно, поворачивает лицом к себе. Его ладони крепко стискивают его впалые щёки и не дают отвернуться. Чонгук дёргается, хочет скинуть с себя чужие руки, но красноволосый снова говорит:

— Прошу тебя, хватит. Я… переживаю, — сглотнув, шепчет он, с грустью в глазах смотрят парню в душу. Так, что мурашки бегают по телу и внутри сворачивается непонятное, не особо приятное, противоречивое чувство. — Переживаю за тебя. Я не хочу, чтобы ты пострадал ещё больше, Гугу.

Чон ещё сильнее хочет увернуться, отсесть, потому что ему некомфортно, неловко и вообще всё это выглядит странно. Они никак не объяснят это матери, если та внезапно заявится в гостиную, чтобы предложить им выпить чай с успокоительным. Но Ким не даёт ему придумать что-то, потому что… он вдруг оказывается так близко, как никогда прежде. Разве что Чонгук думает о том, как они сталкивались лбами, рыча друг на друга, как два агрессивных питбуля, готовые разорвать врага в клочья. Но сейчас… всё не так. Потому что Гук в карих глазах напротив действительно видит печаль и переживание. У него ладони потеют от близости, сердце стучит, и это больно, психолог хмурится и снова пытается сделать шаг назад, но теперь Тэхён на два шага впереди, потому что он, наконец, целует.

Если бы Чонгук стоял, у него бы ушла земля из-под ног, потому что это ощущается слишком нереально. Словно очередной сон, и он не знает, к какому типу его относить, потому что таких у него ещё не было. У него дрожат руки, а у Тэхёна ресницы, ведь он жмурит глаза, чтобы не видеть себя в отражении чужих карих. У Кима губы сухие, солёные от слёз, искусанные. Отстраняется он так же внезапно, как и льнёт, и снова даёт возможность взглянуть в свои яркие глаза, которые напоминают Чонгуку о море того самого лета две тысячи шестнадцатого года, когда всё было хорошо.

— Ты… — брюнет качает головой и опускает взгляд; длинные, тонкие руки старшего опускаются ему на плечи и несильно сжимают. — Ты делаешь это для того, чтобы разжалобить меня? Это ведь твоя цель? Я не выдам тебе информацию, Тэхён.

— Гугу, не будь дураком, — едва может выдавить из себя красноволосый. Его бледная кожа местами покрывается алыми пятнами от внутреннего смущения и диссонанса. Гук, к слову, выглядит так же. — Ты знаешь, что происходит.

— Прекрати. Мы… поговорим об этом дома, — хмыкает он, когда видит, что в гостиную наконец заходит мама. В этот раз он безумно благодарен ей за то, что она нарушает его личное пространство размером с юпитер. Женщина приготовила чай, две чашки расставляет на небольшом столике, чтобы парни выпили. Напиток Гука пахнет так, словно это не чай с успокоительным, а успокоительное с чаем. — Мам, — зовёт брюнет, убрав чашку обратно. — Ко мне приходила Чо Миён.

— О, прелестная женщина, правда? — немного нервно отвечает она, присаживаясь в кресло рядышком. Грузное чёрное платье плещется по её уставшим ногам.

— Она сказала, что ты была вооружена, — и он протягивает ей ладонь вместо тысячи мольб, просьб или приказов. Женщина тяжело вздыхает и поднимает подушку с кресла, достаёт оттуда револьвер и вкладывает его в руку сына.

— Жалкая мелкая болтушка…

— Она беспокоилась о тебе, как и я, — сверкая глазами, он рассматривает оружие и убирает его на стол, чтобы потом отдать в участок на хранение и определение дальнейшего использования. — Это опасно, мам. Знаешь, что ещё опасно? Серийный убийца. Именно поэтому полицейские весь день следили за домом. Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя на произвол судьбы?

— Почему ты не сказал мне? — возмущается она, вскидывая брови и сжимая кулаки, красивый маникюр впивается в нежную кожу.

— Ты бы отослала их. Если ты боишься оставаться здесь, может, поживёшь в «Лотте», пока всё не закончится? — несмотря на то, что этот разговор явно не для ушей Тэхёна, они не собираются останавливаться. Сейчас для них двоих тут больше никого не существует: только они и их бесконечная перепалка.

— Знаешь… — она откидывается на спинку кресла. — Ким владели этим районом, когда здесь ещё ничего не было. Купили его за деньги, которые получали, снаряжая китайских солдатов. Хорошая инвестиция, как оказалось, всего на несколько недель. Мой прапрапрадедушка построил этот дом в тысяча восемьсот семьдесят первом году, и с тех пор здесь жили все Чоны. Здесь построили многоэтажный дом, но выделили нам лучшую квартиру ещё в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, — её голос повышается с каждым предложением, и Гук хмурится, потому что бьёт по ушам. — Я не позволила Джихёку запятнать этот дом, несмотря на то, кем он был, и меня отсюда не выгонят. Это мой дом. Я не хочу в отель, я не хочу жить под постоянным наблюдением. Я хочу жить нормальной жизнью, чтобы меня не преследовал призрак твоего отца.

— …Я тоже этого хочу, — утвердительно кивает младший. — Не могу тебе обещать этого, зато обещаю, что не остановлюсь, пока не поймаю Свалочника. Ты не должна жить в страхе, — ему звонит телефон и он тянется за ним в карман. — Это Намджун, я должен ответить. Есть новости? — спрашивает он, приложив телефон к уху.

— Парень, лучше услышать это сначала от меня. Твои старые приятели из NIA взяли дело Ёнбина, — докладывает ему мужчина. — И они очень ясно дали понять, что ты отстранён от дела. Как и мы все.

— Они не могут нас отстранить!

— Ещё как могут. За дело взялись федералы, и ты им не очень нравишься.

Гук бросает трубку и смотрит на маму, потом переводит взгляд на револьвер, лежащий на столе и бликующий в свете ламп.

— Что случилось?

— Может, тебе всё-таки стоит оставить его.

◎ ◍ ◎

— Нет!

Чонгук подрывается на постели и валится на пол, ударившись больно коленями о дерево и задев головой тумбочку. В голову бьёт, словно в колокол, лёгкие взрываются от недостатка кислорода, дышать практически невозможно. В глазах стоят слёзы, но он не обращает ни на что внимания, перед взором стоят красочные кадры, в них всё подряд, все кошмары соединяются в один, самый насыщенный. Он осматривает свою спальню, тёмную, хотя засыпает он утром, и очень просторную, огромную. У противоположной стены от него находится огромный стеллаж для сервиза, стеклянный, сияющий, но внутри не посуда, а огромное количество оружия: топоры, стиллеты, охотничьи ножи, тесаки, катаны. И рядом спиной к нему стоит неизвестная девушка. Она медленно открывает прозрачные дверцы.

— Кто вы? Что вы здесь делаете? — она медленно, бережно вынимает катану из стеллажа, лезвие опасно выскальзывает наружу, светится, как неоновое, в этом погружённом во тьму помещении. — Это… японская катана семнадцатого века… Она очень дорогая, — девушка молча поворачивается к нему и медленно босыми ногами по деревянному паркету, Чонгук поднимается на негнущиеся ноги, забирается обратно на кровать. Кончик меча скользит по полу, оставляя после себя след. — И острая. Я всё ещё сплю?

В темноте лица девушки не видно, но Гук видит, что она полностью обнажённая, стоит перед ним, сокрытая пеленой ночи. Делает шаг вперёд, в тусклый свет луны из витража. Брюнет видит длинные волосы, мокрые от воды, и содрогающееся в дрожи молодое тело.

— Найди меня, — она отводит взгляд. Чонгук моргает и больше её не видит, зато ему кажется, что впереди располагается мыльный театральный пустой зал с красной сценой. У края кровати резко появляется незнакомка, смотрит исподлобья и цепляется руками с отросшими ногтями в одеяло, одёргивает его, парень быстро ложится на спину и смотрит в потолок, чтобы не видеть её. Он догадывается, кого видит, но спрашивает:

— Кто ты? — катана прорезает кровать насквозь прямо рядом с ним, в сантиметре от его бока. Сердце подскакивает к горлу. — Это… просто сон. Просто подсознание издевается надо мной… Шутит злую шутку, — катана снова врывается в матрас уже возле ноги. Через секунду уже возле его головы, он отчётливо видит, как лезвие сверкает совсем рядом, и он снова несдержанно кричит. — Это просто сон! Просто сон…

Меч прорезает его грудь насквозь, прямо в сердце, боль распространяется по всему телу слишком быстро для того, чтобы он успевает понять. Глаза наполняются слезами непроизвольно, губы распахиваются в немом крике. Лезвие покидает его грудь тогда, когда он становится просто лежащим бездыханным телом в своей собственной спальне.

◎ ◍ ◎

— …В общем… — держа в руках плюшевую панду и поглаживая её по мягкой искусственной шёрстке, говорит клиент. — Сны всё так же ужасны.

— Можно и так это описать, — Хиджин кивает. Гук пересказывает ей всё содержание своего сна, который практически не отличим от реальности, и она понимает, что наступил тот самый момент, которого она так сильно боится.

— Этот ужас — олицетворение всего, через что я проходил, — он не находит в себе сил поднять взгляд на терапевта, поэтому смотрит под стол.

— Почему?

— Моё подсознание… показывает главный вопрос, который мучает меня с момента возвращения к отцу, — профайлер всё же откладывает в сторону плюшевую игрушку и направляет взор на врача. — Что произошло, когда я нашёл девушку в чемодане?

— Твоё потерянное время, — утвердительно отвечают ему, парень устало выдыхает.

— Но как только я начинаю находить ответы…

— Твой отец в карцере, а NIA снимают тебя с дела, — Хиджин поджимает губы, пытаясь донести до Гука: вести дело в его состоянии жизненно опасно.

— Настоящий удар кинжалом в сердце, — улыбается Гук, и женщина прячет взгляд, но не может спрятать снисходительной улыбки. — Это почти что слишком, как мне кажется. Вы не согласны?

— Я не могу согласиться с твоими чувствами, Чонгук, — терапевт пожимает плечами. — Это твои чувства. Но твой ужас нужно расценить по-другому. Этот сон возбудил тебя? — внешне Чонгук никак не реагирует, но внутри его всего встряхивает. Взгляд он не отводит, но становится более напряжённым.

— Вы хотите сказать, в сексуальном плане? — женщина кивает, и Гук нервно усмехается, насмешливо поднимая брови. — Меня закололи.

— В тебя вонзили… меч.

— Ладно, — соглашается он. — Там были… некоторые эротичные моменты.

— Чонгук, что если этот сон… — она отводит глаза, подбирая несколько секунд правильные слова для выражения своей новой мысли, — это другая сторона твоего подсознания, которая требует, чтобы её услышали? Сторона, которой нужен сон… пища… и нужен секс.

— Похоже на фрейдизм, но ладно… — неуверенно отвечает парень, опустив глаза в пол.

— Не всё крутится вокруг твоего отца. Может быть, это твой шанс… что-то изменить. Поделать что-то… нормальное.

— Нормальная жизнь? — вздёрнув бровью, спрашивает клиент, на что получает положительное «угу». — Звучит странно, но…

◎ ◍ ◎

The Isley Brothers — It’s Your Thing

После сеанса мир приобретает немного более яркие краски, потому что Чонгук чётко ставит перед собой цель — забыть обо всех убийствах, делах, анкетах, судах, и зажить поистине настоящей нормальной жизнью. Да, он до сих пор безумно хочет, чтобы этого Ёнбина засадили в тюрьму на пожизненное или приговорили к смертной казни, но дело перешло в NIA, а он знает их, и уверен, что они справятся. Хочет в это верить. А сейчас он идёт по украшенным к новогодним праздникам улицам, рассматривает ряды искусственных ёлок. Время уже близится к вечеру, темнеет, и деревья, подведённые гирляндами, сияют в темноте. Чонгук сворачивает на Итэвон, где сейчас огромные толпы людей, разбегающиеся по ресторанам, барам, клубам, многочисленные уличные лавки с едой открыты и пользуются спросом у туристов. Чонгук вдыхает холодный воздух, осматривается и думает о Тэхёне. Ему хочется побыть с ним в такое время, раз уж он начинает жить нормально, им стоит поговорить обо всём и обсудить их самих. Поэтому брюнет набирает номер и ждёт ответа.

— Привет, Гугу, — мягко и аккуратно, как всегда. Гук улыбается, чувствуя себя более свободным и, наконец, расслабленным.

— Хён, ты знаешь, где находится Итэвон?

— Э, да… А что? — недоумевает он.

— Приезжай, я… хочу сводить тебя в один бар, — улыбаясь так, что сверкают зубы, говорит парень и в предвкушении дожидается ответа. Никогда раньше он не был так взбудоражен не очередным делом об убийстве, а просто встречей с человеком.

— Ты ударился сильно? Что случилось? — голос звучит действительно обеспокоено, на что младший в трубку смеётся, смотря на то, как между рождественских декораций бегают дети.

— Всё в порядке, честно. Возьми с собой Джухён, поедим вместе. Жду вас, — и отключается.

Гук идёт вдоль лавок, рассматривает всевозможную еду: клубнику в карамели, корндоги, шашлычки на шпажках, токки в остром соусе, рыбные пирожки, булочки с фасолью. Завороженный запахами и видами еды, не видевший нормального питания желудок парня урчит, а сам он с тоской думает о том, что сможет сесть и поесть только где-то через двадцать минут.

— Чонгук? — он дёргается от неожиданности и поворачивает голову к подошедшей девушке. Распущенные русые волосы отражают цвета горящего Итэвона, а серёжки блестят так же ярко, как и звёзды.

— Миён, — растерянно улыбается он. — Что ты здесь делаешь?

— Я живу тут неподалёку, — она указывает куда-то вперёд, в сторону спального района, которому не очень везёт находиться рядом с самой шумной улицей Сеула.

— Какое совпадение, мой психотерапевт тоже здесь рядом.

— Ты ходишь к терапевту? — удивлённо спрашивает Чо и улыбается. — Проведёшь меня до подъезда?

— Конечно, — парень соглашается, потому что… а почему нет? Тэхён приедет через пятнадцать минут максимум, так что он вполне успеет сходить туда и обратно. Они идут вдоль ресторанов и баров, откуда слышна громкая музыка и шумные разговоры. — Всё хотела спросить. Как дела у твоей матери?

— Больше не вооружена, — немного взбудоражено отвечает он, жестикулируя одной рукой, что находится не в кармане пальто. — Всё ещё немного опасна.

— Отлично. Все женщины должны быть немного опасными.

— Миён, можно… — он делает несколько шагов вперёд и поворачивается к ней лицом, идёт задним ходом, про себя молясь ни с кем не столкнуться и уж тем более не упасть прямо на мокрый асфальт. — Я задам тебе вопрос? — Гук осекается и толкает язык за щёку, вспомнив о том, что у него есть Тэхён и на сегодня у них запланирована встреча. Ветер в его голове быстро сметает все мозги, но, благо, он успевает всё разложить по полочкам. Миён симпатичная девушка, но Гук, кажется, уже занят. — А, знаешь… не бери в голову.

— Ну, как скажешь, — оназагадочно улыбается и смотрит в сторону подземного перехода. — Ты, наверное, здесь ждал кого-то? Дальше я пойду сама, здесь всего пять минут. Да встречи, Чон Чонгук.

Они кланяются друг другу, парень совершенно не возражает, если девушка дальше пойдёт сама. Он возвращается в центр Итэвона и идёт к автобусной остановке, на которой через десять минут встречает красноволосого Тэхёна и малышку Джухён, которая, как только они вылезают на улицу, запрашивает клубнику в карамели из ближайшего ларька. И Чонгук сейчас в слишком хорошем настроении, чтобы просто так отказать ей в небольшой прихоти. А дальше парень приводит их к бару «Сладкая ночь», прославившемуся за последние несколько месяцев настолько, что о нём говорят почти все. И, несмотря на свою популярность, он все ещё сохраняет в себе несколько пустых мест. Ребята усаживаются возле аквариума с рыбками, потому что туда тянет их Джухён.

— Так… ты точно не ударился? — Тэхён неловко садится напротив парня за квадратным низким столиком, чувствуя, как соприкасаются внизу их ноги. Раньше его это бы никак не повлияло на него, но сейчас он чувствует смущение, потому что раннее утро у мамы Гука никак не хочет выходить из головы. Возможно, он был слишком эмоциональным и ему стоило тогда сдержать себя в руках, но уже ничего не изменить.

— Может, и ударился, — улыбается он и подзывает официанта. — Одну порцию манду и грушевый сок.

— Я бы хотел тушёную утку, — Тэхён тыкает пальцем в одно из блюд, и милый официант записывает всё это себе в телефон. — А ей можно порцию детского меню? И два апельсиновых сока, спасибо, — когда их оставляют одних, а девочка отпрашивается поиграть на детской площадке вместе с остальными, старший снова обращается к парню. — Сегодня какой-то особенный день? С утра ты выглядел отвратительно, а сейчас у тебя с лица улыбка не сходит.

— Просто наслаждайся сегодняшним вечером со мной. Разве ты не хотел этого?

— Ну… хотел, наверное, — Тэхён отводит взгляд, прислушиваясь к популярной музыке, играющей из колонок. — На самом деле… я хотел бы обсудить кое-что.

— Сегодняшнее утро? — спрашивает брюнет, и старший неуверенно кивает, заставляя себя насильно поднять глаза обратно на чересчур спокойного друга. Или не друга? — Потом обсудим это, хён. Сейчас я хочу просто…

— Нет, мы не будем обсуждать это потом, потому что ты снова будешь работать круглыми сутками. Гугу… — он трясёт головой, пытаясь успокоиться. — Ты… нравишься мне…? Наверное. Я так думаю.

— Я знаю, — отвечает он, слегка поджав губы и дёрнув бровью. — Понял это сегодня с утра. Весьма… интересное было признание, ничего не сказать.

— Прошу, не говори так. Я сейчас очень волнуюсь и твои слова…

— Задевают. Прости, — он постукивает пальцами по поверхности стола и смотрит на красивые картинки блюд в меню ресторана. — Я ещё не разобрался, хён. Просто… Знаешь, я всю жизнь любил девочек, девушек, женщин. И сейчас… Сейчас я просто немного растерян и не понимаю, в каком направлении мне стоит двигаться. То есть… Я даже никогда не думал о парнях в таком плане, и, по правде говоря, не хотел бы задумываться и дальше. Не в обиду тебе, просто я всегда считал себя абсолютным любителем женщин, — он видит, как Тэхён с каждым произнесённым словом мрачнеет, как туча в ноябрьскую ночь. — Я не говорю, что отвергаю тебя, хён. Я просто прошу дать мне немного времени.

Они прекращают разговаривать, так как официант возвращается и расставляет напитки, снова уходит. Чонгук трубочкой помешивает плотный грушевый сок с мякотью и смотрит на немного дрожащие длинные пальцы Тэхёна. Поддаётся порыву и берёт одну из ладоней в свою тёплую руку.

— Ты сильно переживаешь. Хорошо, дай мне… день. Всего лишь один день для того, чтобы я окончательно принял решение, идёт? — спрашивает брюнет. — Так или иначе, выгонять вас обоих из квартиры я не собираюсь ближайшие несколько недель. Я просто не хочу давать тебе ложных надежд.

— Всё в порядке, — сухо отвечает аловолосый. — Я хочу поесть и пойти домой, ладно?

— Конечно.

Они едят, когда им наконец приносят заказ, и выходят из бара через час, едут домой на автобусе, так как сегодня Чонгук после красочного сна не решает садиться за руль. Тэхён и Гук молчат всю недолгую дорогу, приходят домой, переодеваются в домашнее, и младший поднимается к себе, чтобы побыть наедине с мыслями и разобраться в себе, ведь завтра ему нужно дать ответ. На самом деле, он даже не знает, как ко всему этому относится: никакого отвращения, да и Тэхён парень милый, хоть и глупый ещё, но, с другой стороны… ему важно то, что ему скажет по этому поводу мама и Дженни. Нет, ладно, с мамой он немного переборщил, ведь прежде он редко вслушивается в её приказы и угрозы, а вот Дженни — другой случай. Ох, Дженни… Гук очень сильно надеется, что врачи смогут сделать всё для того, чтобы она восстановилась после нападения.

Вообще, Гук думает очень долго, но никак не может встать на одну из сторон. Не знает, как ему поступить, и даже когда время переваливает за час ночи, он всё равно мечется с одного варианта на другой и не может определиться. Уже хочется спать, а он всё смотрит на потолок своей спальни и думает, думает, думает. Пока дверь комнаты не открывается, а на пороге не появляется высокая фигура худого сожителя.

— Что-то случилось?

— Гугу, я не могу больше ждать. Ожидание… сильно выматывает меня, — стыдливо признаёт парень. — Мы должны сейчас расставить всё по местам и определиться: либо да, либо нет. Какой вариант ты выбираешь?

— Чёрт, хён… — парень поднимается на локтях и устало выдыхает, кусая губу. Счётчик идёт: раз, два, три… Если сейчас он не даст точный ответ, неизвестно, что может произойти. Терапевт говорит ему начать жить нормальной, счастливой жизнью. То, что Чонгук называет счастьем — только его дело, так ведь? — Я согласен. Чёрт с тобой…

— Что? — удивлённо хлопает тот глазами.

— Я не буду повторять дважды, ты ведь прекрасно всё слышал, хён, — он снова отводит взгляд в сторону, пытаясь решить, как им сгладить такую неловкую атмосферу. Но ему не приходится, потому что дверь закрывается, а кровать проседает под весом чужого тела. Секунда — и он ощущает непривычную тяжесть на своих коленях, садится сам, чтобы быть прямо напротив старшего, лицом к лицу. Даже если страшно. Может, этот подросток в теле взрослого не убежит, как остальные девушки, не справившись? Их ведь связывает гораздо больше, чем просто симпатия. У них уже есть общее прошлое.

— Ты мне нравишься, Гугу, — умилительно нежным голосом шепчет парень, когда чувствует, что тонкие и дрожащие ладони младшего накрывают его поясницу. — Правда.

— Ты… мне тоже нравишься? — сказав это, Гук несдержанно смеётся и прячет своё глупое лицо в плече старшего, пытаясь справиться с самим собой. Когда это он стал более стеснительным, чем восемнадцатилетний подросток? Хотя физическая разница у них, собственно, небольшая, ментальный возраст Гука превышает двадцать пять лет.

— Ты милый, Гугу, — хихикает в ответ Ким. — А ещё сонный. Я предлагаю тебе поспать и выспаться уже в конце концов.

— Знаешь… Я, наверное, приму твоё предложение.

◎ ◍ ◎

Она не спит уже вторые сутки, боится прилечь на пять минут, потому что ей кажется, что вот-вот в комнату зайдут какие-то мужчины и начнут ей угрожать, избивать или насиловать. Ей ведь всего лишь пятнадцать лет. Ёнхи протирает мокрые глаза и снова утыкается в колени, сидя в углу захламленной комнаты, где на полу куча пепла и окурков — спальня Суран. Не очень симпатичное и ароматное место, но лучше подвала во всяком случае. Окно специально заколочено, а у дверей в их квартиру оставлены двое амбалов, которые не дадут ей сбежать. Её вроде бы кормят (хотя можно ли назвать это всё нормальной едой), дают воду и вроде бы не давят на неё, только заставляют убирать на кухне и иногда по квартире. Естественно, она убирает, потому что ей страшно: здесь, в компании взрослых людей за тридцать, среди наркоманов и бывших уголовников, у неё нет права голоса: она ухоженный домашний щенок среди голодных дворовых псов. Обычно, когда она убирает на кухне, Суран (так зовут женщину, которая слишком часто сидит дома и управляет Ким Каем, как игрушкой) курит и комментирует всё, что делает девочка, фразами вроде: «нахрена нам сдалась эта маленькая дрянь» и «Чонин и то лучше драит стол».

Сейчас к ней в комнату заходит тот самый Чонин, или же бывший Ким Кай. В его руках пакет с чем-то на самом дне, как в итоге оказывается — протеиновые батончики, чтобы девчонка не страдала от голода. Если Суран и Усок плюют на эту малолетнюю девчонку, то он не такой, сам был подростком с большими амбициями, только вот к чему это привело — страшно думать. Он один в этой дыре нянчится с ней, как с годовалой, несмотря на постоянные возмущения Суран. Мол, эта скотинка ничем не заслужила такое обращение и лучше бы он так относился к ней, ведь в последнее время между ними холод и тишина.

— Поешь, — коротко говорит он, оставляя пакет рядом с девушкой. — И поспи. Тебе было бы полезно.

— Зачем вы это делаете? — хрипло спрашивает она, поджимая пальцы на ногах. — Почему… Почему я…?

— Нам нужна не ты. Ты лишь приманка для нашей добычи, Цзы Тао, — услышав имя друга, девушка поднимает голову и смотрит на Кая во все глаза, опасаясь услышать подробности. Но, так как их не следует, она решает сама добиться продолжения:

— Тао? Что вам… от него нужно?

— Как бы так сказать… Твоему другу уже двадцать пять лет, и он не просто так появился в твоей школе и не просто так общается только с тобой, — сочувственно улыбается мужчина, видя шок на лице девушки. — Он не тот, за кого себя выдаёт, — Ёнхи зарывается ладонями в свои спутанные волосы, прижимая колени ещё ближе к груди, а красные опухшие глаза снова влажно сверкают. Она знает, с самого начала подозревает о том, что Тао выдаёт себя за другого человека. Все эти татуировки, слишком взрослый холодный взгляд, манера речи, поведение, его обособленность от других людей — всё это факторы, на которые девушка закрывала глаза.

— Что ему нужно было от меня? Что?! — в истерике спрашивает она, вжимаясь больно спиной в стену и вскидывая голову вверх, чтобы взглянуть на мужчину, который садится на край кровати, смахнув ногой несколько окурков под кровать.

— Тебе лучше спросить об этом Усока. Но… он вряд ли тебе скажет, ты здесь никому не нужна и ничего не стоишь, а все люди здесь… ты сама знаешь, Ёнхи, — Чонину её жаль, но он ничего не может сделать, потому что главный в этом доме не он и даже не Суран, а Усок и те, кто стоит за ним. Чонин на дне среди тех, кто вообще может командовать. — Прости. Тебе придётся пробыть здесь, пока мы не закончим с делом. А дальше тебя выкинут на трассе и…

Его слова остаются неуслышанными, потому что Ёнхи плачет сильно, пусть и пытается быть тихой, дома всё ещё находится Суран, которая за такую дозволенность может прихлопнуть и заставить заткнуться не лучшими способами. Кай лишь вздыхает и, оставив пакет с батончиками, выходит из комнаты, плотно закрыв дверь. На кухне сидят Усок, пара неизвестных Киму личностей и Суран, нервно курящая возле приоткрытого окна. Их новый друг активно печатает что-то в телефоне в жёлтом чехле с фотокарточкой бойз-бэнда. Несложно догадаться, кому он отсылает сообщения.

Вы.

Привет, вегугин.

Вы.

Не хочешь встретиться сегодня в семь вечера?

Вы.

В Seoul Forest?

Тупой китаец.

С чего ты меня зовёшь прогуляться, м?

Тупой китаец.

Решила кинуть меня?

Тупой китаец.

Вчера меня не было, потому что у меня появились дела и телефон был на беззвучном.

Тупой китаец.

Так что отомстить не получится =)

Вы.

Всё в порядке, я сама доехала домой.

Вы.

Просто хочу погулять, но мне не с кем.

Вы.

Сейчас же рождественские праздники впереди.

Вы.

Неужели ты не празднуешь их?

Тупой китаец.

Праздную.

Тупой китаец.

Ты мёртвого уболтаешь.

Тупой китаец.

Сегодня в семь.

Тупой китаец.

Если ты не придёшь — я знаю, где ты живёшь.

Вы.

Нет проблем, вегугин.

◎ ◍ ◎

Тао не до конца верит в то, что девушка действительно придёт, но начинает собираться практически сразу, потому что времени не так много до их встречи. Что является таким внезапным порывом её желанию прогуляться — неизвестно, но тем не менее даже если она решает отомстить ему, он сможет пройтись по свежему воздуху и на время подумать, что он самый обычный нормальный человек, как все. Что работает где-нибудь в офисе, работает с документацией и заполняет отчёты, а не прибирает за убийствами и не похищает людей. Он одевается как обычно, цепляет чёрные вещи, пальто, и кладёт себе в карман перочинный нож по привычке. Выходит в половину седьмого и добирается на автобусе, ведь, как гласит его легенда, он всего лишь старшеклассник. Подойдя к парку, где достаточно много людей, он снова пишет девушке.

Вы.

Где мне тебя найти?

№1

Хочу сделать тебе сюрприз! Приходи к озеру с фонтанами, я буду там.

Тао начинает подозревать что-то неладное. Обычно в этих местах никто не ходит, либо же там тусуются молодые парочки и школьники, и, в принципе, неудивительно, что она позвала его туда. Но, с другой стороны, там ведь ходят парочки? С какого перепугу ей звать его туда? В общем — миллион вопросов и ни одного достоверного ответа он не видит, но всё-таки идёт в назначенное место. Сначала у фонтанов он не видит совсем никого и, осмотревшись ещё раз вокруг, хочет написать девушке, но…

— Привет, Тао, — улыбаясь, здоровается мужчина, и китаец поворачивается к нему недовольно. Выглядит неплохо, в плаще, чистом свитере и джинсах, вроде не убитых туфлях. Чёрные волосы скрывают один его глаз, но у парня создаётся впечатление, словно он где-то видел его раньше.

— Я вас знаю?

— Думаю, ты знаешь её, — Усок демонстрирует тому небольшую фотографию в анфас Ёнхи, улыбающуюся на камеру. Китайца передёргивает так, что он чуть телефон не роняет, и в мгновение ножик, припрятанный от чужих глаз, оказывается у него в руке.

— Где она? Говори, иначе шкуру спущу, — дёрнув бровью, рычит Тао, который из мирного тихого парня превращается в скалящего клыки добермана. Огня в его глазах столько же, если бы голодному псу показали кость с обвисшим мясом, но темперамента гораздо больше, потому что его слова никогда не бросаются на ветер, он правда спустит шкуру и кишки.

— Не спустишь, иначе это отразится на нашей прелестной красотке, — миловидно улыбнувшись, говорит Усок, и Тао подскакивает близко к нему, так, чтобы в лоб прорычать и показать, насколько он стал ненавистен. — Не думал, что она так быстро станет твоей слабостью.

— Да что ты знаешь, твердолобый? Ты даже не знаешь, зачем она мне нужна, — шипит он, смотря на этот столб внизу вверх. Сейчас он неудобно проигрывает в нескольких сантиметрах, но эта разница очень сильно заметна.

— Госпожа и господин Ким, Чан Вонён, ты даже этого уборщика зарезал, ту девчонку наркомана, родителей, у которых только родилась маленькая дочурка, у которых был восемнадцатилетний сын-школьник… — улыбается Усок безумно, почти, потому что на самом деле он не безумец далеко. Здесь безумный лишь Тао, и руки его по локоть в чужой крови. — Скольких ещё ты убил?

— …Я не убивал их. Не убивал Юну и Сонджуна. Это был Сокджин! Я лишь убирал за ним, — скалится китаец, косясь на фото девушки и максимально сдерживая себя, сжимая в руке ручку ножа. — Я не убил Ёнхи, потому что ещё не время.

— Или потому что она подруга Тэхёна? Даже её мать уже видела тебя, и теперь ты бы не отвертелся от следствия, если бы она была убита или похищена, к примеру, — Чон не прекращает улыбаться. — Или, может, дело не в Тэхёне, а в тебе?

— Что ты имеешь в виду? — зло рычит он.

— Ты понимаешь, о чём я, Тао. И либо ты помогаешь нам, либо вы вдвоём встретитесь уже не в этом мире, — доберман смотрит на эту блохастую дворнягу и снова рычит, но уже без привилегий, без угрозы нападения, потому что у него нет такой возможности. Он не хочет, чтобы что-то случилось с Ёнхи. И, может, не потому, что задание принадлежит ему. Возможно, он просто ещё раз хочет взглянуть в её тёмные глаза и услышать это вредное «опять ты, тупой вегугин».

========== наполнит ветер ночь интриг ==========

Практически весь следующий день Чонгук проводит на работе, разгребая документы, и освобождается только к пяти часам дня. Сегодня он хочет съездить с Тэхёном, мамой и Миён в один из ночных баров на том же Итэвоне, чтобы отдохнуть вместе, чтобы все познакомились поближе. «Amsterdam Billiards & BAR» — идеальное, по мнению мамы, место, где можно развеяться и отдохнуть. К тому же по сети гуляют множество статей о Свалочнике и говорят про интервью с Джихёком, и больше находиться в четырёх стенах она просто не может. Миён давно хочет выбраться куда-нибудь, чтобы познакомиться с нахваленным собственной матерью Чон Чонгуком (говоря о сыне и его работе, она всегда добавляет, что в своём деле он лучший) и его другом, который потерял память вследствие отравления препаратами. Весьма неординарная компания на вечер, зато абсолютно точно можно сказать, что будет не скучно. Чонгук находит прекрасный дорогой костюм чёрного цвета, а Тэхён одет в похожий, но бежевого, и они играют весьма противоречивый дуэт.

Как только они заходят в бар и выбирают столик, Тэхён осматривает помещение и хмыкает, повесив пальто на крючок и убрав руки в карманы брюк:

— Мы слишком разоделись для такого места.

Все решают не томить, мама отчаливает за напитками, а они втроём подходят к свободному бильярдному столу. Играть начинают Миён и Гук, а Тэхён стоит рядом и смотрит, не совсем зная правил игры, но интересно очень. Чонгук хочет продемонстрировать свои умения, но ударяет по шару с кривого угла, и тот ничего не задевает, откатившись к дальнему бортику. Миён усмехается.

— В следующий раз поиграем в сквош, — неловко улыбается брюнет, взяв кий в две руки. — Я хорошо играю в сквош.

— Конечно, — Миён наклоняется и забивает сразу два шара в лунки под восторженный возглас Тэхёна. Соын приносит алкогольные напитки, красноволосому самый лёгкий, чтобы его не снесло от одного глотка. — Хорошо, что я здесь. Предупреди вы, куда мы пойдём, я бы сказала, что хороша в бильярде.

— Разве ты не должен был это знать? — Тэхён смотрит на Гука, который несдержанно улыбается и отводит взгляд. — Будучи профайлером? Можешь сделать это с одним из нас?

— Это наука о поведении, милый, а не приколы для вечеринки, — отвечает ему Соын, трепля по немного жёстким волосам. Миён обходит бильярдный стол и становится перед Чонгуком, который очень пересиливает себя, чтобы не сделать от неё шаг назад. Бросает нервный взгляд на расслабленного Тэхёна.

— Проанализируй меня.

— Тебе не нужно, чтобы я изучал тебя, — он пересекается взглядами с мамой, которая загадочно улыбается и тоже, кажется, ждёт анализа.

— Думаю, я справлюсь.

— Что ж… Ладно, — сдаётся парень и скользит взглядом по девушке. — Ты не из мира моей матери, но искусно смешиваешься с толпой. Ты комфортно чувствуешь себя и в низких социальных слоях.

— Социальных слоях… — смеётся она. — Кто такое сказал?

— Это клинический анализ, — профайлер смеётся в ответ и продолжает изучение. — Мы же признаём классовую систему нашей страны, не так ли? Ты из среднего класса. Слышу пусанский акцент. Ты очень умная. Элегантная. Общительная. Ты приехала в Сеул не из-за этого, а из-за работы, чтобы положить конец торговле людьми. В этом причина. И какое-то событие… Что-то глубоко личное привело тебя сюда, — парень бросает взгляд вниз, на её открытую белоснежную кисть. — Выцветшая татуировка половинки сердца на запястье. Ей уже лет пятнадцать. Значит, ты сделала её, когда была подростком. В юности. И с тобой был взрослый. Значит, она очень значимая. Но это не разбитое сердце. Парная татуировка. У кого вторая половина?.. У женщины. Мама… сестра… — внимательно всматриваясь в чужие глаза, он видит лишь отражение его слов, сопротивление. Не видит слёз, не слышит голос Тэхёна, который просит закончить анализ. Он погружён в работу. — Точно… их нет. Что бы с ними ни случилось, это сподвигло тебя помогать другим женщинам. Но неважно, сколько людей ты спасла, ты не можешь спасти того, у кого вторая половина сердца.

Миён не выдерживает, разворачивается и выходит. Хватает плащ с вешалки, бросает на свои плечи и покидает шумное ночное заведение. Только когда их зрительный контакт прерывается, Чонгук понимает, что он делает и что стоит придержать язык за зубами.

— Да, это определённо не приколы для вечеринки, — говорит Тэхён, подойдя к Чонгуку со спины и положив ему ладонь на затылок. Соын направляется за своей подругой, оставив парней одних, и старший пользуется этим. — Ты слишком сильно погружаешься в работу.

— Я профайлер. Психолог. Читаю людей как книги, хён, а книги нужно читать внимательно.

◎ ◍ ◎

— Я не хотел, чтобы она чувствовала себя… вскрытой, — сняв пальто, Чонгук вешает его на крючок и осматривает гостиную своей квартиры. Джухён нет, она сегодня снова у Мённы с Намджуном, так что они ночуют дома одни.

— Да, это было глупо, — усмехается Тэхён, стягивая с уставших плеч светлый пиджак и укладывая его на спинку дивана. — Она просто пыталась быть сексуальной и смелой. Как думаешь?

— Она такая и есть, — Гук ловит на себе проницательный, недовольный взгляд старшего, который наклоняет голову и смотрит исподлобья, и его красные волосы горят в темноте гостиной. — На самом деле… я просто иногда не могу выключить это. Я никогда не смогу стать нормальным, — вздыхает, лениво-медленно подходя к сожителю и становясь перед ним. Он видит, что его внимательно слушают. — Я пытался, но… И я, вероятно, конченый, раз считал, что какая-нибудь женщина… или мужчина захочет быть со мной.

The Boxer Rebellion — Fear

— Иногда ты пугаешь меня, Чонгук, — выдыхает он, кусая нижнюю губу и смотря в чёрные глаза, зрачки которых дрожат и плавно расширяются.

— Ты… тоже меня пугаешь, — шепчет он и, скинув с себя все сожаления, прижимается ближе и вновь целует. Не так, как в первый раз, более настойчиво, пылко, более чувственно, правильно, разобравшись в себе ровно настолько, чтобы понимать — так должно быть. Его пиджак падает рядом на диван, а они, неловко задевая многочисленную мебель первого этажа, стремительно, не отлипая друг от друга, поднимаются наверх, в спальню, в которую Чонгук никогда никого не впускает. Разве что только иногда. Тэхён, не дойдя ещё до прохладной кровати, расправляется бегло со своей рубашкой и падает вниз, терпеливо дожидаясь своего теперь уже любовника, от контраста с постелью тело пробивает тысячью мурашек. У Гука терпения меньше, зато пофигизма — вполне, так что некоторые пуговицы с треском и рокотом отлетают на деревянный пол. Наверное, терапевт действительно права, и в жизни Чонгука правда не хватает секса.

Рык редко проезжающих машин баюкает спящий Сеул. Чонгук сонно продирает глаза, чувствуя, как на его прохладном плече располагается тёплая, с яркой копной волос голова, а тощие руки с длинными пальцами обвивают его костлявое тело. Ночь в самом разгаре, вставать безумно не хочется, а ещё тело ломит после не очень долгого «марафона», потому что к подобного рода нагрузкам он не сказать, что привык. Но горло сушит. Так что он встаёт и в одних трусах тихо спускается на первый этаж, чтобы добраться до кухни и налить себе из фильтра холодной воды. Ему бесконечно спокойно, потому что в груди, мыслях, да и в нём полностью селится мужчина с душой мальчишки, который вселяет надежду и уверенность в светлое будущее. И даже такая тёмная, грубая зимняя ночь кажется белой летней.

Чонгук набирает себе воды в стакан и ловит краем глаза пятно сбоку. Осторожно поворачивает голову, не спеша, изначально прикинув, что это может быть проснувшийся следом за ним Тэхён, но нет. Женская фигура, полностью сокрытая шалью ночи, стоит посреди гостиной почти бездвижно. Чонгук чувствует, что сердце начинает набирать скорость, и спидометр на его грудной клетке быстро гонит стрелку. Руки дрожат, и он отходит от барной стойки, на котором оставляет фильтр и стакан, полный воды.

— Что ты хочешь? — шепчет он почти жалобно, заломив брови, выражая всем собой искреннее сочувствие и сожаление. Девушка делает один короткий шаг к нему, затем ещё один чуть шире, и ещё.

— Найди меня, — звучит, как из бочки, из воды, бесконечным глухим эхом.

— Я пытаюсь…

— Каким образом? Ты даже не помнишь, кто я такая, — она касается ладонью его лица, влажной, мокрой ладонью, оставляя на нём противный след, пока парень не моргает. Девушка исчезает, и он может сделать вдох. Разминает руки, кисти, осматривает комнату. Лучше бы он этого не делал. Она появляется снова, но на этот раз с разбегу налетает на него, хватается за шею, крепко стискивает, и у него белые пятна смешиваются с чёрными перед глазами. — Здравствуй, Чонгук.

Он дотягивается до держателя ножей, хватает один наугад и начинает размахивать перед собой, пытаясь как-нибудь задеть это чудовище, потому что воздуха уже не хватает катастрофически.

— Что ты делаешь?! Боже мой, Гугу, проснись! — знакомый низкий голос повышается от страха, Чонгук словно выходит из транса и видит, как лезвие сверкает в ночи, а Тэхён падает на пол и отсаживается подальше, к задней стороне спинки дивана, поджав под себя ноги и смотря ошарашенно. Разумеется, ведь его сейчас чуть не убивают. Он часто дышит, прижимает раскрытую ладонь к груди и выглядит как жертва, загнанная в угол безумным психом. Так и есть?

— Прости… — Чонгук так потерян в своих чувствах и эмоциях, что ноги еле держат его, а голова кружится. Сейчас он чуть не совершает самую страшную ошибку в мире, и нож из его рук падает на пол, втыкаясь остриём в напольное покрытие, качаясь ритмично из стороны в сторону. — Прости меня, хён…

◎ ◍ ◎

Ha Hyun Woo — Stone Block

Общежитие со стороны выглядит отвратительно, и Тао уверен, что внутри всё так же. Так же бегают крысы, так же обвисают гниющие доски, такие же заплесневелые окна, ржавое железо. Он стоит, диким псом впериваясь взглядом в тёмные, отражающие окна, пока Усок за его спиной закрывает дверцы своего автомобиля, приказав стоять смирно. Ему не говорят ровным счётом ничего. Ничего из того, чтобы он понял, в порядке Ёнхи или нет. Его руки плотно связывают простой бечёвкой за спиной, чтобы он не мог ими двигать, сопротивляться, и это ему совершенно не нравится, но он не собирается идти против правил. Его сопротивление отражается зеркалом на девушке.

— Как тебе твоё новое жильё? Симпатично, правда? — с усмешкой, нескрываемой издёвкой шепчет на ухо Усок и толкает его вперёд, заставляя подниматься по ветхим, мокрым, старым ступенькам на второй этаж. Кажется, что доски прямо сейчас провалятся под ним. Они подходят к одной из квартир, в которые можно зайти с улицы, веранда засыпана снегом от и до.

— Она в порядке? — напрямую рыкает китаец, за что его плечо крепко, до боли в костях стискивают, заставляют проглотить язык на ближайшее время. Усок не отвечает; толкает дверь ногой, снег с козырька падает плотной пудрой. Внутри так же холодно, как и снаружи, а ещё очень грязно, пыльно и омерзительно пахнет. На кухне сидят Суран и Чонин, которые сразу поднимают взгляд на вошедших.

— Сколько я, блять, раз просила открывать дверь руками?! Я тебе эти ноги оторву вместе с задницей! — девушка тушит сигарету об обеденный стол.

— Где Ёнхи? — агрессивно дёрнув плечом и вырвавшись из чужой хватки, снова спрашивает Цзы. Его чёрные волосы, мокрые от снега, прилипают ко лбу, скрывают один глаз, но и без того видно, что он на грани.

— Так ты шавка Сокджина, да? — Тао хочет ответить ей, зарычать, но не успевает: ему со всей силы всекают по лицу, так, что кожа моментально краснеет, покрывается пятнами, а в ушах звенит. Доберман подбирает слюни, облизывает губы и снова сверкает взглядом. — Не смей кидаться, иначе я убью тебя. У тебя нет здесь силы. Брось его к девчонке, — приказывает девушка, смотря на Усока и указывая в сторону далеко не спальни. Чон поднимает бровь. — Что? Она задрала меня, вот и сидит теперь там. Не сдохнет раньше времени, не срись.

У усмехается, пожимает плечами и, схватив китайца за шкирку, отводит его к лестнице вниз, открывает скрипучую дверь в тёмную комнату и швыряет туда нового пленника. Дверь закрывается сразу, а вместе с ней исчезает та крошечная полоска света, позволяющая видеть хоть что-то. Но её глаза он видит сразу: испуганные, широко раскрытые, и даже в такой темноте он видит её слабый силуэт на полу. Она дрожит и, кажется, абсолютно в невменяемом состоянии.

— Ёнхи… — шепчет он, делая несколько шагов к ней, но девушка вскрикивает, пытается сесть дальше, прижимается к самому углу, и даже паутина в волосах её не пугает.

— Не подходи ко мне! Ты убийца! Ты обманывал меня для того, чтобы убить, всю мою семью… Ты! Я ненавижу тебя! — срываясь на истеричный вопль, кричит она, и слёзы брызгают из глаз, но она не трогает лицо, не вытирает их, сжимая кулаки на пыльном полу. Вегугин внимательно следит глазами за стремительно скатывающимися хрусталиками слёз.

— Ты… знаешь, — он чувствует себя задетым за живое, опустошённым и… виноватым. Очень виноватым. Перед глазами активно бегает мозаика воспоминаний их двоих, он вспоминает всех, кого знает в жизни, но… оказывается, что только Ёнхи относится к нему искренне. Не скрывая настоящих чувств и эмоций, относится к нему, как к равному, когда он ей безразмерно врёт. Всегда. И теперь она знает об этом. — Я не могу по-другому. Это моя работа.

— Ты монстр! Монстр! Я хочу, чтобы ты сдох! Умри, умри, умри! — голос срывается на хрип, а её трясёт, словно в агонии, только пена у рта не идёт. Тао опускается на колени и чувствует, как его пробивают разряды тока вперемешку с противными липкими мурашками. Он чувствует себя хуже, чем когда стоит на коленях перед Сокджином. Слова в его мыслях вяжут язык, оседая на нём репейником, он никак не может заставить себя сказать их, стоит, стирая колени о грубый бетон, мелкие камни вгрызаются в коленные чашечки. Больно. Ей тоже больно. Она терпит, и он терпит. Китаец смотрит вниз, слушая угрозы и оскорбления, и только когда становятся слышны редкие всхлипывания, поднимает взгляд. Смотрит исподлобья, не решаясь на большее. Сильный, независимый, гордый доберман обратно становится жалким щенком. Он хочет произнести то самое, но от осознания разум бьёт тревогу. Он смотрит долго, непрерывно, немигающе, пока Ёнхи вытирает слёзы и размазывает грязь по лицу. Цзы сглатывает.

Больно.

Ей тоже.

Она терпит.

И он будет.

— Прости меня, Ёнхи.

Суран смеётся — это так глупо. Они все слышат вой из подвала, и они все абсолютно безразлично к этому относятся, кроме, наверное, Чонина: ему жаль. Очень жаль. Но не в его силах что-либо изменить.

— Хёнсока уже устранили? — интересуется Усок, смотря на своих «коллег по работе». Мужчины, которые помогают им в таком нелёгком деле, стоят на кухне.

— Устранили, его никто не найдёт. Он больше никак не связан ни с полицией, ни с NIA. Нет причин волноваться, — говорит один, чьё имя до сих пор неизвестно никому, кроме этого Чон Усока. Да и, на самом деле, им всем глубоко похуй, кто им помогает. Особенно Суран, которая затаивает за эти дни глубокую обиду на Сокджина. Почему? Причины может и не быть, просто сила убеждения — он тот, кто должен сдохнуть. Она выместит на нём всю свою злость и, может быть, получит одобрение полиции. Всё-таки самый опасный преступник Кореи будет убран, правда, не факт, что от этого её срок в тюрьме изменится.

— Субин?

— Ищем его след. Мы знаем, что он обучается в музыкальной школе в Каннаме, но его там ещё несколько дней никто не видел, и где он — неизвестно. Мы пробиваем его место жительства, но пока безрезультатно.

— Даю вам сутки. Нам как раз их хватит для того, чтобы разработать сногсшибательный план, — усмехается Усок, ловя на себе одобрительные взгляды присутствующих.

◎ ◍ ◎

Jungkook, Jimin — Mistletoe

Звонок от Намджуна, убийство, неразглашение. Чонгук прощается с утра с апатичным Тэхёном, виновато целует его в лоб и убегает на работу, оставив своему… парню наличные на некоторые нужды. Парень с утра выглядит просто ужасно, не разговаривает и никак старается не контактировать с парнем, но ничего поделать нельзя. Его уже ждут в отеле, который погрязает в атмосфере рождественского торжества, где люди ходят с счастливыми улыбками, дети радостно бегают по холлу, играя в догонялки, и никто, совершенно никто из них не догадывается о том, что на одном из этажей в спальне находят два трупа. Он совсем забывает, что сегодня тридцать первое декабря, канун всемирного Нового Года. Гук находит Намджуна, который стоит в сером пальто рядом с наряженной золотистой ёлкой.

— Прости, что позвонил тебе в Новый Год, — виновато улыбается он.

— Без проблем, — парень убирает передние пряди волос на уши и непринуждённо улыбается. — Я тут рождественские песни слушал. Специалистов и криминалистов нет?

— Они уже наверху, — шепчет он подошедшему парню, осматриваясь по сторонам. — Стараемся не оглашать.

— Есть новости о деле До Ёнбина, которые мне стоит знать?

— У меня нет ответов, — вздыхает он. — И у NIA тоже. Их оперативная группа движется на участок.

— Они захотят допросить меня? — он поднимает бровь, когда они доходят до нужного этажа, где так же всё безлюдно, словно всё хорошо.

— Нет, тебя они не захотят допрашивать, — раздражённо отвечает лейтенант. — Их главный спецагент — Чон Соён, — Намджун видит, как парень бледнеет и закатывает глаза безнадежно, пытаясь смириться с неизбежным, и дёргает вопросительно бровью.

— Работали вместе. Она меня терпеть не может.

— О, ещё как, — Нам усмехается. — Сказала, чтобы ты ей не мешался. Наговорила ещё всякого разного, но… не хочу портить тебе праздники. Пойдём, — он кивает в сторону одной из комнаты отеля. — Покажу тебе кое-что, что тебя подбодрит.

Они встречают Хосока и Джису, стоящих у двери в комнату, профайлер с улыбкой машет им, разглядывая удручённые лица коллег.

— С Новым Годом! — старший смиряет его строгим взглядом, но парень не тушуется и поднимает брови. Здесь чувствуется, что разрядка атмосферы необходима. — С Ханукой?

— Коридор защищён, никто из жильцов не узнает о произошедшем, — Хо решает поговорить с главой отдела, чтобы не пересекаться с сошедшим с ума младшим коллегой. Джису проводит их внутрь комнаты, парень осматривает помещение: застреленная женщина валяется в кровати, мужчина, тоже застреленный, но с пистолетом в руках сидит в кресле. Криминалисты ходят вокруг, фотографируют улики и жертв, раны, лица, кровь на постели и ковре. Гук подходит к трупу мужчины в костюме, тоже всего в крови, и аккуратно убирает в сторону его пиджак. На ремне сияет полицейская пряжка.

— Он коп, Адачи Юто, начальник детективов…

— Да, комната забронирована на его имя.

— Ты знал его? — оборачивается на блондина Гук, тот с сожалением кивает, поджав губы, со словами парня соглашаются многие. Его знают практически все.

— Он был генералом, Юто сам добился этого звания, сорок два года службы, — говорит детектив. — И у него был представитель. Он абсолютно чист.

— Настолько чист, что добился звания в борьбе с более грязными копами, — хмыкает Хосок. — У некоторых вообще нет терпения, чтобы делать что-то по правилам.

— Это не уход «по правилам», — Гук поворачивается к мёртвому телу девушки, которая лежит на кровати. Вся подушка пропитана бурой, насыщенной, липкой кровью, и запах от её количества в комнате стоит невероятный. — Кем была женщина?

— Мёи Мина, двадцать шесть лет, — Джису встаёт по одну сторону от кровати, криминалист по другую. С обеих ракурсов всё выглядит просто отвратительно. — Была обвинена в правонарушении за проституцию. Мы думаем, что это убийство, — указывает на девушку, — а это самоубийство, — на мужчину.

— Ну… Я этого не вижу, — сглотнув, произносит Гук, облизывая пересохшие от напряжения губы. Он сгибается на девяносто градусов, чтобы вблизи рассмотреть руку убитой Мины, увидеть её кожу, ногти, внутреннюю сторону ладони. — Нет следов борьбы. Да и зачем «абсолютно чистому» начальнику приходить сюда со значком? Я так понимаю, раньше Юто не применял насилие. Так зачем сейчас?

— Адачи явно что-то скрывал, — Джису обратно переводит взгляд на убитую. — Он встречался с проституткой. Может, Мина угрожала сдать его. Он убивает её, а потом себя из чувства вины.

— Вы закончили с орудием убийства? — спрашивает брюнет, надевая перчатки и подходя к одному из криминалистов, который копошится у трупа генерала. — Описываемое вами убийство — результат глубокого стыда. Юто хладнокровно убил женщину и нарушил всё, за что боролся, — парень становится рядом с трупом и наводит дуло на застреленную Мину. — Он смотрел бы на неё на кровати. Адреналин исчезает, чувство вины появляется. Он, наверное, почувствовал растущую тяжесть в груди. Бремя, которое он не мог снять. Единственный выход — самоубийство. Но что-то не складывается.

— Неужели, — усмехается Хосок, у которого пазл в голове отлично складывается в одну картинку.

— Он бы не смотрел на жертву. Он бы отвернулся, — поясняет психолог, поворачиваясь спиной к команде и приставляя пистолет к своему виску, спустив предохранитель и положив палец на вздёрнутый курок. — Из-за чувства вины.

— Гук, положи пистолет на место! — взволнованно приказывает Намджун.

— Он не… А, нет, заряжён, — взглянув внутрь пистолета, улыбается Чонгук и отдаёт взвинченному криминалисту из другого отдела оружие. — Простите.

— Ты хоть представляешь, как глупо это было?!

— Юто не убил себя, его убило третье лицо, — игнорируя взрывного капитана, брюнет делает вид, что ничего особенного не произошло. — Обе жертвы были одеты, значит, Мина только пришла. Может быть, Адачи поставил задвижку на дверь, чтобы она была открыта и Мина могла войти. Убийце не понадобился бы ключ, если бы он действовал быстро. Он вошёл, ударил Юто, забрал пистолет и выстрелил в Мину. Это не было убийство и самоубийство, это было двойное убийство.

Намджун скрещивает руки на груди и смотрит на парня с лёгкой издёвкой на губах, с насмешкой в глазах.

— Докажи.

◎ ◍ ◎

— Убийца выстрелил в Мину один раз, но с Юто покопошился, — снова офис Сомун, снова Чонгук ёрзает возле доски следствия, где уже развешены фотографии генерала при должности и его мёртвое тело, некоторые улики и данные жертв. — Придал ему такую позу. Юто был целью, а Мина — жертвой обстоятельств.

— Месть — это обычно что-то личное. А Юто был там с проституткой… — комментирует Хосок. Джису сидит на столе, закинув ногу на ногу, и пытается посмотреть на убийство с точки зрения Гука. — Ревнивая жена, девушка?

— Нет, у него не было семьи, — качает головой Джису. — Работа была его жизнью.

— Прямо как и многих моих знакомых-копов, — усмехается Намджун, отпивая кофе и косясь на Чонгука, стоящего с чёрным маркером в руках.

— Мне нравится версия Хосока, — прерывает их обсуждения криминалист. — Убийца был так зол, что он был готов убить даже невинную женщину, чтобы добраться до цели. Кто мог так сильно ненавидеть Юто?

— Полагаю, любой преступник в Сеуле?

— Разместимся здесь, — в офис вальяжно заходит девушка в строгой форме и красном пальто, блондинистые короткие волосы убраны за уши. Внешность холодная, острая, а взгляд проницательный и гордый. За ней заходит мужчина с коробкой в руках, которая подписана красноречивым «NIA». Гук узнаёт её, и его пробивает на лёгкую дрожь. — Доброе утро, лейтенант Ким. Спасибо, что дали нам это помещение, — кокетливо улыбаясь, она снимает верхнюю одежду и остаётся в костюме.

— Для NIA всё, что угодно, хотя, кажется, у меня не было выбора, — замечает не очень оптимистично блондин. Мужчина, зашедший с девушкой, помещает коробку на стол рядом с Джису, и той приходится подвинуться. Агент обращает внимание на Гука и улыбается ему.

— Спецагент. Ох, нет, постой! Не так, — она кусает губу и усмехается. — Как они тебя тут зовут?

— Привет, Соён. «Чонгук» вполне подойдёт, — отражает её настроение и миловидно улыбается.

— Знаешь, не соглашусь, — фыркает она презрительно и обходит столик, всё ещё смотря на своего бывшего коллегу. — Моя оперативная группа взяла на себя дело До Ёнбина.

— Свалочник, знаю. Мы изучали его прошлое, — оживившись, он сам подскакивает к девушке, смотря ей прямо в глаза. — Мотивы Ёнбина основаны на глубокой ненависти к себе. Вероятно, его воспитывала мать-одиночка…

— Прошло меньше тридцати секунд, а ты уже говоришь о плохой матери, — смеётся Соён, скрещивая руки на груди. — Наверное, это новый рекорд.

— Я просто…

— Обвиняешь женщину в грехах мужчины? — спрашивает она, подняв брови. Чонгук не отвечает. — Да, я заметила.

— Я говорю,что иногда серийные убийцы не просто рождаются, а их создают.

— А иногда они просто рождаются, — хмыкнув, спецагент снова натягивает на лицо привычную нахальную улыбку. — Оставь свой комплекс мамочки дома, окей? Этому делу нужна новая точка зрения. Мне нужны люди, — она поворачивает голову в слушающему Намджуну. — Кто у вас свободный?

— Никто, моя команда работает над убийством, — Соён скучающе обводит его взглядом и поворачивается уже в сторону Джису, которая всем своим видом показывает, что ей противны вторгнувшиеся в их офис люди.

— Ты…?

— Джису, — нехотя отвечает она и смотрит на младшего коллегу, а затем обратно. — Откуда вы знаете друг друга?

— Соён профайлер, — поясняет Гук, даже не смотря на них двоих. Его взгляд направлен в прямом смысле «в никуда». — Работали вместе в NIA.

— Едва ли, — спецагент закатывает глаза и снова обращается к интересующей её персоне. — Я прочитала ваше дело. Впечатляет. Мне нужен кто-то, кто введёт меня в курс дела. Может, вы могли бы? Ваш руководитель пообещал предоставить мне всё необходимое, — она крутится от Джису к Намджуну обратно, выставив напоказ свою белоснежную улыбку. У Гука начинает дёргаться глаз.

— Соён, — зовёт он, не выдержав. — Мне позвонил До Ёнбин. Я связан с делом!

— Да, с серийным убийцей, — соглашается блондинка. — И это главная причина не привлекать тебя.

— Возьмите Джису, — лейтенант отмахивается рукой, мол, ничего не поделать и не надо устраивать сцены прямо в кабинете. Сегодня совсем не время. — На сутки. Двадцать четыре часа. А ты, — он смотрит на Гука, — за мной.

Они вдвоём выходят из кабинета, и Чонгук оборачивается напоследок, чтобы хотя бы попрощаться с Джису и пожелать ей удачи в новом, не очень потрясающем коллективе. Но, обернувшись, он встречается взглядами с близко стоящей к нему Соён, которая держится за ручку двери и смотрит ему прямо в глаза. И перед тем, как громко захлопнуть перед его носом дверь, она с улыбкой произносит:

— С Новым Годом.

Гук вздрагивает, вздыхает, но идёт с Намджуном в зал, где ходят сотрудники полиции. Предоставив свой офис агентам разведки, они вынуждены кочевать по всему участку, и их первая станция — общий рабочий холл. Гук садится на диван перед столом, а Намджун ставит на него большую коробку.

— Это материалы Юто. Просмотри его дела. Кто-то из них хотел его убить, — он хлопает по крышке и, пожелав психологу удачи и терпения, уходит в неизвестном направлении. А Чонгуку сейчас срочно нужно себя чем-нибудь занять, так что этот вариант прекрасен. Парень достаёт оттуда документы, карточки, справки, анкеты, кладёт их перед собой на стол и краем глаза замечает, как Соён, пришедшая в общую зону, делает себе кофе. Но парень решает не отвлекаться.

В коробке, помимо прочего, он нащупывает бумажный коричневый конверт, очень лёгкий по сравнению с остальными, и достаёт его. Внутри лежит снимок, больше похожий на фотокарточку. На ней Юто и…

Пальцы Чонгука дрожат, а глаза бегают по знакомому лицу мужчины с фото. Он распахивает губы, но с них не слетает даже рваного выдоха, ему становится страшно, потому что внезапно разблокировывается ещё одно воспоминание.

Тёмная комната допроса, и ты тут — маленький, беззащитный, десятилетний — совершенно один. Пока не открывается железная дверь и внутрь не заходит мужчина. Ты знаешь этого мужчину. Помнишь его, но хотел бы забыть навсегда. Он, грузно нахмурив густые чёрные брови, подходит к столу и наклоняется над ним, на тебя падает большая чёрная тень. Поднимаешь на него жалобный взгляд. Тебе хочется сбежать, но двери закрыты. Тебе нельзя. Невозможно. Нереально. Запрещено злыми дядями в полицейских формах.

— Привет, Чонгук, — голос томительный, как всегда, спокойный и мелодичный. На нём костюм, он всегда ходит в костюме, а ещё он, кажется, напряжён. — Помнишь меня? Детектив Ким Сокджин, — натянув улыбку на лицо, он продолжает смотреть на тебя выжидающе, как хищник на жертву. Но почему он так зациклен на щенке, у которого только кожа да кости? — Просто хотел ещё раз расспросить тебя о ночи, когда арестовали твоего отца.

— Я уже рассказал всё, что знаю, — говоришь ты, пряча взгляд старательно, но ты знаешь, что из-за этого будет плохо, и иногда бегло скользишь глазами по лицу детектива перед тобой.

— Да, но… — он наклоняется ниже, чтобы у тебя нет шанса уйти от зрительного контакта. — Полицейский сказал, что отец дал тебе прощальное напутствие. «Мы с тобой одинаковые», — тебя начинает трясти ещё тогда, и руки твои не способны успокоиться. Тремор в десять лет — твоя изюминка, фишка, только твой индивидуальный конёк. — Как думаешь, почему он так сказал? Я совсем не могу понять.

◎ ◍ ◎

— Мне это не нравится, Гук. Ким Сокджин был плохим копом. Тебе об этом не нужно вспоминать.

Дом три тысячи пятьсот девять. Они паркуют шевроле Намджуна прямо перед дверьми, всё ещё сидя внутри салона, и смотрят через опущенные окна на вымощенные красным кирпичом стены. Это адрес Ким Сокджина, того мужчины с фотографии, и сюда его привозит никто иной, как Намджун, ведь в то время они работали вместе.

— Сокджин — последний, с кем работал Адачи Юто до повышения, — Чонгук кивает на слова главу отдела, но всё равно настаивает на своём. Сейчас важнее разобраться в деле. — Это зацепка.

Они вдвоём выходят, проходят к железной двери, и Гук с силой стучит кулаком по ней, дожидаясь ответа. Звонка в наличии хозяина дома нет.

— Ты уверен, что готов увидеть его?

— Прошло много времени. Я больше не боюсь, — вздыхает парень. — Скорее всего, он даже не узнает меня.

Дверь открывается, но на пороге далеко не Ким Сокджин, а какая-то неизвестная женщина за сорок лет со скалкой в руке, которую, очевидно, собирается использовать как оружие. Только Гук не уверен, что они с Намджуном выглядят настолько устрашающе.

— Извините, здесь живёт Ким Сокджин? — интересуется Гук, осматривая ещё раз дом и адрес, по которому они приезжают. Это точно этот дом, по-другому быть не может.

— Нет. Уходите, — агрессивно отрезает она, но Намджун поднимает руку с удостоверением лейтенанта.

— Опустите скалку, мы из полиции. Можно вас на пару вопросов? — он убирает светлые волосы назад и прячет документ обратно в карман. Женщина немного успокаивается, но кухонное орудие убирать из рук не торопится. — Вы знаете, кто такой Ким Сокджин?

— Он жил здесь примерно пятнадцать лет назад, после чего продал этот дом мне. Сказал, что переезжает в Норвегию и ему некому оставить его, ну, я и купила. Больше вопросов нет? — спрашивает она, переводя взгляд с одного копа на другого. — Всего доброго. С Новым Годом.

И дверь закрывается.

Кажется, след пропадает, потому что связаться с Норвегией — не совсем то, что могут сделать копы Южной Кореи.

◎ ◍ ◎

— Чон Чонгук, вы ведь занимаетесь бумагами Ким Сокджина?

Они возвращаются с пустыми руками обратно в участок, и криминалист встаёт у окна, чтобы подумать над всем. Почему Норвегия? Как узнать его нынешнее место жительства? Можно ли как-нибудь по-другому узнать об этом Адачи Юто, увидеть его слабые стороны? И вот спустя полчаса размышлений его прерывает уже почти пожилой коп.

— Верно. У вас есть что-то интересное?

— По правде говоря — да. Насколько мне известно, его нашли в номере с проституткой? — спрашивает он, и брюнет кивает. — Директор Адачи Юто… был геем. Я знал его достаточно хорошо.

Да, возможно, это именно то, что будет интересно Чонгуку. Ведь теперь картина приобретает новые краски.

Спустя время Намджун, выглянувший из-за двери офиса Сомун, зовёт парня внутрь. Агенты сваливают куда-то временно, и теперь их кабинет свободен, однако… он терпит настоящие кардинальные изменения: стенд теперь стоит задней стороной к двери, диван гораздо дальше от рабочей зоны, на стену патриотично вешают флаг Кореи.

— Весьма… удобно, — Хосок кашляет в кулак, осматривая помещение.

— Специальному агенту Соён нравится метить территорию, — недовольно шипит Гук, всё же переступая порог кабинета.

— Я позвонил паре сторожил, они подтвердили, что генерал был геем. Похоже, это не было секретом, — пожимает плечами Ким.

— Если не Юто был с Миной… — Хосок многозначительно поднимает брови, глядя на спину младшего коллеги, который снова встаёт у окошка.

— Значит, с ней был убийца, — брюнет оборачивается. — Он пытался подставить Юто. Он козёл отпущения.

— Он подорвал его репутацию, — невесело проговаривает Ким, потирая напряжённый лоб. — Убийца пытался опозорить его.

— Верно. Мёртвый коп не может постоять за себя, — кивает им профайлер.

— Мина — сейчас единственная зацепка, — Хосок открывает заметки в телефоне и прочитывает их. — Мёи Мина. Училась на медсестру. Работала в «Пленённой птице», якобы компании по подбору пар.

— На первый взгляд всё законно, — младший улыбается. — Дай угадаю, платили только мужчины.

— Бинго, — цыкает Чон-старший. — Владеет и управляет Вон Гиён, так же известная как «Мадам». Я слежу за ней.

— Отличная работа. Гук, продолжай искать в делах Юто. Может, найдёшь что-нибудь ещё.

Тем временем.

В небольшом личном кабинете Намджуна вместе с огромной тучей документов, ноутбуками, папками и прочим сидят Соён и Джису. Первая стоит возле стола, заинтересованно разглядывая детектива, которого выделяют ей для дела.

— Вы доверяете Чон Чонгуку, детектив Ким? — спрашивает не без усмешки блондинка, присаживаясь на рабочий стол. Она делает вид, что это простой вопрос из личного интереса, но Джису не глупая и прекрасно понимает, что её пытаются растрясти.

— У него есть странные привычки, он незауряден, но да, я ему полностью доверяю, — нахмурившись, крутя в руке гелиевую ручку, отвечает ей девушка. — Почему спрашиваете?

— Просто я ему не доверяю. Я думаю, что Чонгук скрывает глубину своих отношений со Свалочником, — Джису становится смешно от этих слов, и непроизвольная улыбка высвечивается на лице. Теперь ей всё понятно.

— Вам не нужна моя помощь. Вы хотите следить за Гуком, — Соён отводит взгляд, пожав плечами, но улыбка с её лица не спешит сходить. Она делает вид, словно её не раскусывают, но тем временем не отрицает ничего. — Он бы никогда не позволил личным интересам помешать делу.

— И вы тоже?

— А вы? — мгновенно блокирует Джису своеобразную атаку. — Потому что мне кажется, что вы хотите избавиться от Чонгука. Мы точно на одной стороне?

— Это запись инцидента в туннеле, — вместо ответа Соён, облизнув в предвкушении губы, разворачивает ноутбук с видеоизображением к детективу. На нём отчётливо видны две фигуры, одна из которых зажата среди железных балок. Несложно догадаться, кто это. — Камера старая. В отчёте Чонгук написал, что он ни словом не обменялся с До Ёнбином. Но они были вместе две минуты и двадцать восемь секунд. Звука нет, но я уверена, что они разговаривают.

— Должно быть… — Ким поджимает губы и снова поднимает взгляд на свою временную напарницу. — Этому должно быть объяснение.

— Вы преданы, детектив. Но не дайте себя ослепить. Чонгука выгнали из NIA не из-за одного случая. Он был образцом незаурядности. Чон Чонгук опасен. Не дайте такому как он разрушить вашу карьеру, — Соён выглядит впервые за всё это время максимально серьёзной.

Джису смотрит обратно на монитор, всматривается в этот мрак и вздыхает. Может, к ней действительно стоит прислушаться?

Спустя полчаса.

Намджун выходит из офиса Сомун и идёт обратно к себе. К счастью, его кабинет уже освобождают, каково его удивление, когда он обнаруживает внутри примостившуюся на диванчике Соын, решившую выбраться из плена собственной квартиры впервые за несколько недель, наверное. Хотя, на самом деле, он не должен быть удивлён: сегодня с утра, дожидаясь Гука в отеле, он звонит его матери и сообщает о том, чего младший сказать ей не решается. Про ту женщину, которая оказывается реальной и из-за которой у её сына теперь более эффектные кошмары.

— Гук в офисе, можешь заглянуть к нему, — кивает в сторону закрытой двери блондин.

— Я не к нему, — качает она головой и ждёт, пока лейтенант присядет рядом. — Я знаю, что делать. Если мы сможем найти тело девушки в чемодане, то сможем упрятать Чон Джихёка навсегда. Никаких посещений, консультаций, интервью. Так что… ты нашёл её? Есть новости?

— Ты прямо как Гук.

— Я просто заинтересована, — с неловкой улыбкой отвечает она.

— NIA делает всё, что может. У нас есть только показания серийного убийцы и отрывки воспоминаний Чонгука. Этого недостаточно, — с нотками сожаления произносит Нам и убирает волосы назад.

— Джихёк усыпил моего сына хлороформом, — её голос дрожит. — А я не могу пройти мимо телевизора, не увидев его. Это интервью… будь оно проклято.

Намджун осматривает помещение, встаёт с места вместе с женщиной и кладёт ей руку на плечо, осторожно сжимая, смотря ей в глаза.

— Давай уйдём отсюда. У меня есть бутылка бурбона в столе.

— Как я могу отказать? — это действительно поможет отвлечься. — Пожалуйста, Джун. Я должна всё исправить.

— Ты всегда беспокоишься о других. Позволь и нам немного побеспокоиться о тебе.

В кабинет достаточно шумно входит Соён, мгновенно находя взглядом нужного ей человека и поднимая руку вверх, щёлкнув призывно пальцами.

— Лейтенант, можно вас минутку?

— Я… Я сейчас вернусь, — он виновато кланяется женщине и следует за спецагентом. Соын кивает и цепляется глазами за документы на столе, осторожно подходит к ним, касается папки, именованной как «До Ёнбин».

— Девушка в чемодане была реальной. До Ёнбин отдал нам её браслет.

Женщина берёт в руку фото улики, тот самый браслет с полумесяцами и камнями. Он выглядит безумно знакомо, так, что сердце бьётся чаще. Она не может поверить в то, что подкидывают ей потерянные воспоминания. Закрыв папку и забрав себе фото улики, она быстро удаляется из кабинета лейтенанта.

К сожалению, Джуну придётся выпивать в одиночестве.

◎ ◍ ◎

Он пытается работать, пытается читать, но совершенно ничего не способствует этому. Совершенно.

— Ты такой же, как твой отец.

— Это у тебя в крови.

— На тебя пока есть надежда.

— Очнись, Гугу!

Парень убирает документы обратно в коробку, не рассчитав силы, и она падает со стола прямо на пол, все бумаги, находящиеся внутри, рассыпаются по поверхности. Тихо выругавшись, парень опускается на колени и начинает собирать всё в кучку. В этот момент в офис входит Джису.

— Привет, — скрестив руки на груди, подаёт она голос. Чонгук поднимает взгляд, положив коробку на пол, и ведёт вяло плечами. — Ты в порядке?

— Я испортил всё с моей… девушкой, она не отвечает на мои звонки, — хрипит он, пытаясь снова собрать всё обратно. — Думаю, я её напугал.

— Тэхён, да? — парень вздрагивает и коротко кивает, руки дрожат уже не только из-за воспоминаний. — Твоя мама сказала Намджуну, а он — нам. Всё в порядке, мы понимаем. Соын сказала, что доверяет ему. В чём бы ни была проблема, я думаю, ты всё исправишь.

— Проблема во мне, — нервно усмехнувшись, он прекращает попытки всё исправить с этими бумагами адски трясущимися руками. — И я не могу исправить себя, так что…

— Я не думаю, что это правда, — она садится рядом с ним, пытаясь заглянуть другу в глаза. Они переглядываются долго, пока парень не решает сменить тему на более нейтральную, чем эта.

— Как дело?

— Запутанно. Как у тебя?

— Хосок проверяет эскорт-агентства Мины, — забросив хоть как-нибудь всё в коробку, он встаёт и ставит её обратно на стол. — А я копаюсь в бумагах.

— Счастливого нам Нового Года, — произносит Джису тоскливо. Чонгук устало падает на стул, и его телефон в этот момент начинает звонить на столе, высвечивается неизвестный номер. Его всего передёргивает, но трубку он поднимает, смотря внимательно на взволнованную девушку.

— Алло, это Чон Чонгук? — на том конце трубки женский молодой голос.

— Да, верно. А вы?..

— К сожалению, мы вынуждены оповестить вас. Ровно пять минут назад Чон Дженни скончалась на операционном столе, у неё снова произошла остановка сердца, но в этот раз хирурги были бессильны. Соболезнуем вашей утрате, господин Чон.

========== серебряные двери ==========

— Скажи мне правду, — шепчут тебе на ухо, стоя прямо позади, ты видишь, как длинные, тонкие пальцы с кольцами на них сжимают край стола. Ты думаешь о том, как поскорее уйти отсюда, точно не о том, чтобы ответить на все вопросы честно. Да хотя бы просто ответить. На тебя давят сильно, дышат в затылок, безумным липким взглядом мажут по твоей крохотной фигурке. — Скажи мне, что ты сделал. Ты помощничек папы? Ты знаешь больше, чем говоришь, — мужчина злится из-за того, что ты молчишь, и громко бьёт по железному столу кулаками. Ты сжимаешь губы в тонкую полоску и жмуришься от страха. — Скажи мне, как он это сделал! Скажи!

«Нет, я не мой отец. Мы отличаемся. Отличаемся…»

— Чон Чонгук, — к его столу, где он, между прочим, должен сидеть над бумагами и разбирать их, подходит уже знакомый старый коп. Или не коп? Формы на нём не было, бейджика тоже. — У вас всё в порядке? — психолог только коротко кивает и пожимает плечами: не берите в голову. Сейчас ему очень сложно, потому что проходит уже два дня с того звонка из больницы, и завтра их ждут похороны. А ещё… Ёнхи не возвращается домой и не отвечает на сообщения, и полиция наведывается домой к Тао, но его там не оказывается. Намджун готов уже под капельницу с успокоительными лечь, а Мённа гиперопекает свою младшую дочь, абсолютно везде следя за ней, устанавливает в её телефоне приложение для распознавания местоположения. А полиция вовсю ищет девушку, потому что зацепок никаких. Только… брошенный в дальнем районе Сеула автобус. Подозрения падают на его водителя, но Чонгук сразу понимает: это не он. — Что вы узнали в деле Юто?

— Мы думаем, что убийца как-то связан с одним из его предыдущих дел, но пока что ничего не нашли, — едва слышно проговаривает профайлер.

— Знаете… У Юто было место, где он хранил всё, что не попало в официальные файлы. Я могу отвезти тебя туда, — предлагает мужчина, и Гук, подняв заворожённый (насколько возможно в его состоянии) взгляд, неуверенно кивает.

— Кто вы?

— Го Шинвон. Коп, которого отстранили из-за дела Свалочника пятнадцать лет назад.

Комната допроса.

Здесь сидят трое. Женщина, приглашённая не самым гостеприимным способом, только устраивается на месте подозреваемой. Джису сидит напротив неё, Хосока нет по уважительной причине, а Намджун снова объезжает дальний район с нарядом, пытаясь наткнуться на след. Некоторых они отсылают в ближние кварталы и в сторону отшельников-бандитов, потому что есть вероятность, что девчонку похитили именно они: что двигает ими — неизвестно, ведь ни звонка с угрозами, ни выкупа, совершенно ничего. Тем не менее прямо сейчас двое из команды Сомун допрашивают подозреваемую в убийстве генерала Адачи.

— Вы женщина, которую трудно найти, госпожа Вон, что странно, потому что ваша компания по подбору пар легальна, — хмыкает Джису.

— Абсолютно.

— Но это не так, — отрицательно качает головой детектив. — Вот почему генерал Юто пытался закрыть её. Вы об этом позаботились, Гиён.

— Я не обязала на это отвечать, — улыбается подозреваемая.

— Нет, не обязаны, но… — Ким кладёт перед женщиной тонкую бумажную папку, открывает её. Гиён опускает туда взгляд и дёргается, сразу поднимает его к самому потолку, чтобы не видеть: там фотографии убитой проститутки. — Вам следует это увидеть. Признайтесь, Гиён. Вы должны были защитить свой бизнес от Юто. Вот почему вы убили их.

— Что? — ошарашенно переспрашивает она, резко переводя взгляд на детектива. — Я их не убивала.

— Я вам не верю. В комнате была одна из ваших работниц, вы отправили её.

— Да, я отправила, — кивает Вон. — Но не чтобы убить его. Я могла избавиться от Юто, только испортив его репутацию. Я была в отчаянии, Мине нужны были деньги, чтобы окончить школу, поэтому она сказала Адачи, что будет его информатором. Она должна была прийти к нему, соблазнить и сделать фото-компромат, но она так и не вернулась. Я была уверена, что Юто убил её. Видит Бог, я этого не делала. Подождите… Но если это не он, то кто убил её?

◎ ◍ ◎

Фары автомобиля прорезают погрязшие во тьме вечера улицы, машина заезжает между гаражей и подъезжает к одному из них. Чонгук немного нервно осматривается; в этом месте ему ещё не удавалось побывать. Всё выглядит достаточно старым, но ещё пригодным для использования. Шинвон крутит ключом зажигания и выходит на улицу, парень — следом, хотя настроение и атмосфера ему не очень нравятся.

— Что это за место?

Шинвон наклоняется у железной двери гаража практически к самому асфальту, пытаясь достать из маленького скрытного отверстия ключ. Наконец ему это удаётся.

— Юто был скрытным парнем.

— Ему нравилось, как тут безлюдно. Вы здесь уже были? — Чон стоит от него в двух метрах, пока не решаясь подходить. Всё, что происходит здесь и сейчас, ему, мягко говоря, не нравится.

— Ни разу за последние пятнадцать лет, — он открывает дверь и поднимает её, на удивление, механизм довольно хорошо поддаётся подобным манипуляциям. — Мы были напарниками. Иногда приходили сюда и вместе работали.

Внутри очень темно, и Чонгук делает несколько шагов вперёд, обходя коробки с хламом и рассматривая старые малоизвестные картины у стены. Дверь гаража у него за спиной закрывается, он лишается единственного источника света, а сердце делает кульбит, потому что мужчина заходит следом за ним. Точно ли ему можно доверять? Не слишком ли рано парень соглашается? Включается холодный, отдающий в синий верхний свет. Вроде бы всё в порядке. Мебель, стоящая посередине помещения, накрыта плотной тканью или простынёй, психолог дёргает её на пол. Первое, что попадается на глаза — море снимков: отрубленная рука жертвы, наручники, удостоверения, копия чьих-то водительских прав. Фото со свалки. Вырезки из газет про арест Чон Джихёка. Фотографии десятилетнего Чон Чонгука, сделанные в тайне, во время слежки. У парня пробегаются мурашки по всему телу, он смотрит на Шинвона — тот пожимает плечами.

— Речь не о «Пленённой птице», Юто хотел поймать Свалочника, — парень начинает разбирать фотографии, которые они вместе снимают с доски расследования. Чонгук откапывает здесь пыльный рабочий стол с, на удивление, работающей лампой. Шинвон садится на диван, просматривая чьё-то увлекательное «портфолио». — Почему Юто искал Свалочника? Он ведь даже никогда не работал с делом Хирурга.

— Да, зато я работал. Это всё мои файлы пятнадцатилетней давности, — он кивает на фото жертв, снимки всей семьи Гука, на те же анкеты.

— Вы? Скажите… Ким Сокджин, он работал вместе с вами над этим делом?

— Не вспоминай о нём. Он был ужасным копом, от него дело перенаправили мне, и больше он не появлялся в полиции, — Шинвон хмурится и качает головой. Гук тяжело вздыхает, потому что зацепок всё ещё нет. — Я всегда знал, что это далеко не всё, что был кто-то, кто заметал следы Джихёка, но моё начальство закрыло дело. В один миг.

— Вы продолжили копать.

— Ещё как продолжил. Меня занесли в чёрный список из-за этого. К тому времени, как появился Юто, я был уже изрядно измотан. Знаешь, он терпел меня… столько, сколько мог. Но в итоге всё равно разуверился во мне, как и все.

— Не думаю, что это так, — психолог отходит от рабочего стола и бегает взглядом по помещению. — Оглянитесь. Юто сделал всё это для вас. Когда Свалочник снова объявился, он, должно быть, раскопал все ваши старые дела. Он пытался вернуть ваше доброе имя.

— Твою мать, — мужчина протирает свой влажный лоб и безнадежно качает головой. — Чёрт подери этого добряка. Моего добряка.

— Вы с Юто были в отношениях, — догадывается парень.

— Я потратил десять лет своей жизни, ненавидя его за то, что он разрушил мою карьеру, а всё, что он пытался сделать, — это спасти меня от самого себя, — хрипит мужчина с чувством, шумно сглатывая. — А теперь он мёртв. А я просто… — в нём столько ярости скапливается, что он швыряет подвернувшуюся под руку банку в стену, та отлетает в неизвестном направлении. — Я хочу, чтобы он знал, что я…

— Он знал, — парень поднимает папку с профайлами. — Всё это, всё это доказательство тому, что он верил в вас, Шинвон, — мужчина забирает из стопки бумаг одну, что цепляет его внимание, и внимательно вчитывается в суть. — Что такое?

— Юто перепроверял моих подозреваемых…

— У вас были подозреваемые? — Гук достаёт свой мобильник.

— Все, кто, как я думал, мог помогать Джихёку. Мы проверили каждого, поэтому не спеши радоваться, все варианты были тупиковые, — говорит мужчина.

— Не будут, если мы сравним его с моим списком. Хирург познакомился со Свалочником в больнице Кёнгхи, — они подходят к рабочему столу, Шинвон выкладывает бумаги перед ними.

— Мы сузили список до пятидесяти имён. Так что если мы найдём совпадение… — старший неверяще бегает взглядом по напечатанным именам. — Нет, нет, нет… Всё не может быть так просто.

— Это не просто, если на это понадобилось пятнадцать лет.

Они начинают проверять. Шинвон, взяв в руку карандаш и усевшись за стол, зачитывает имена по порядку и зачёркивает те, что не появляются в списке парня. Гук, устроившись сбоку на столе, соотносит подозреваемых. Они проверяют уже больше двадцати имён, но те никак не подходят. Пока не…

— Сокджин.

Чонгука дёргает, он натыкается на пятую строчку своего списка. Переводит взгляд на бывшего полицейского.

— Ким Сокджин.

— Этот парень и правда был странным. Я начал подозревать его, когда он уволился после того, как его отстранили от дела.

— А ещё он улетел в Норвегию, — безрадостно отвечает ему Гук.

— Да, тут определённо что-то есть. Нас останавливало всегда только то, что он был детективом, пускай и дрянным. Но ведь он в Норвегии сейчас, разве нет? Думаю, это железное алиби.

— Может, он в Норвегии, а может, уже давно вернулся и вовсю режет людей. Нам стоит наведаться к его родственникам.

◎ ◍ ◎

Подъезды практически всех домов символически украшены хвоей, гирляндами, разноцветными леденцами, фигурками Санты Клауса в голубых шубках. Им нужна квартира, расположенная на первом этаже, и они, встав у двери, взволнованно выдыхают горячий воздух. Го без раздумий стучит в квартиру и ожидает отклика. Тишина. Мужчина поворачивается к Чонгуку, который пытается разогреть свои руки после морозной улицы. Он встревожен.

— Улыбнись, парень. Всё самое интересное начинается, — он демонстрирует внутреннюю сторону кожаной куртки, в которой припрятан пистолет. — Тогда ты был прав — у меня нет на него разрешения.

— Ну тогда мне точно не о чем волноваться, — фыркает парень и вытаскивает из брюк свой телефон, на который настойчиво звонят. Шинвон пока пытается культурно выбить дверь кулаками. — Джун, привет, у меня есть зацепка.

— И у меня тоже, это сделала не Гиён, — басит капитан.

— Значит, подставу и убийство совершили разные люди. Юто работал над делом Свалочника, так что, может быть, убийца узнал об этом и о том, что Юто уже близко к правде, поэтому он выследил его до отеля, не ожидал, что он там будет не один, но какая разница, его целью было убить копа. Он с радостью застрелил и Мину.

— Погоди, ты хочешь сказать, что наш убийца — это Свалочник? Мы работали над этим делом всё это время.

Дверь квартиры наконец-то открывается, и наружу выглядывает женщина девяноста лет, абсолютно слепая. Она держится так уверенно и смотрит на них в упор, что создаётся впечатление, что она действительно видит их, а бельмо в глазах — лишь второстепенный дефект.

— Я, может, и слепая, но я не глухая! Что вам нужно? — недовольно спрашивает она писклявым, высоким голосом. — Если вы не собираетесь мне петь, то проваливайте с моего крыльца.

— Э, с прошедшим Новым Годом и с наступающим Рождеством, мы ищем Ким Сокджина, — говорит Чонгук, опередив своего старого приятеля. Лицо женщины с каменного становится мягким и полным любви. — Вы не знаете, он жил здесь раньше?

— Мой милый Джин-и… Конечно жил! Откуда вы знаете моего внука? — любезно улыбаясь, спрашивает она.

— Мы его старые друзья.

В доме уже витает пыль, на вещах, давно не контактировавших с человеком, селится вязкая паутина. Ангелочки, фигурки, сувениры из Европы — всё это хранится на полках, тумбочках. Картины висят на стенах. Мужчин приглашают в столовую выпить чаю и перекусить, но они переходят тихо в гостиную, когда хозяйка уходит делать чай. Пока женщины нет, Гук рассматривает гостиную и представляет, как будущий убийца будучи маленьким ребёнком бегает по нему, играет. Безумная улыбка сама появляется на его лице. Дом, в котором он рос, его бабушка — они расскажут Чонгуку многое.

— Почему ты улыбаешься? — грозным шёпотом спрашивает Шинвон.

— Это дом, в котором вырос Сокджин! Священный Грааль любого криминалиста, — восторженно шепчет парень. — Серийными убийцами не рождаются, а становятся. И Сокджин им стал… прямо здесь, — парень встаёт перед картиной, на которой мало что понятно. Рассматривает ангелочков и иконки на полке. — Религия сыграла значительную роль в его становлении. Она влияет на его убийства. Это его мессианская миссия. Здесь повсюду улики.

— Полагаю, я просила вас сесть, — говорит женщина, услышав шорохи в гостиной, когда возвращается, и они всё втроём усаживаются за обеденный стол. Помимо чая старушка приносит стейк и рис, завёрнутые в пищевую плёнку. — Только не забудьте снять упаковку. Я иногда забываю.

— Спасибо за ужин, госпожа Ким. Нам интересно… как давно вы видели Сокджина? — пока Гук ведёт беседу, старик неплохо наворачивает предоставленную им еду.

— Зовите меня Хори, прошу. Ещё раз, как вы познакомились с Джин-и?

— Мы с ним работали вместе в отделе особо тяжких, — с улыбкой произносит уже Го, чтобы звучало более убедительно. Собственно, так оно и есть, ведь именно они вдвоём работали вместе пятнадцать лет назад, когда Чонгуку было только десять лет.

— Он всегда говорил, что завёл там хороших друзей. Все любят Джин-и, — счастливо улыбается госпожа Ким. — Я его хорошо воспитала.

— А с родителями он много виделся в детстве?

— Нет, его отец исчез почти сразу после его рождения. А его мать… О ней Джин-и думал и того меньше всего. Его мать была грешницей. Грязной шлюхой до самой смерти, героин ей был важнее ребёнка! Это я была ему настоящей мамой, — гордо заявляет старушка.

— Должно быть, вам было тяжело.

— Пути Господни неисповедимы, сынок. Мы должны им следовать. Вы хотите что-нибудь ещё?

Чонгук и Шинвон переглядываются, чтобы дать один ответ, и мужчина, пожав плечами, отрицательно качает головой. Это психолог и говорит ей:

— Нет. Я… всё в порядке.

— Гости этого дома заслуживают самого лучшего! — заявляет она, вставая со стула и удаляясь в какую-то из комнат дома. — Сидите смирно, я быстро.

— Он потерял родителей в детстве, — начинает старший, как только она исчезает из поля зрения. Шёпот — лучший вариант диалога в их случае. — Да, это тяжело. Но бабушка у него неплохая. Он мог научиться готовить.

— Всё можно понять от Хори. Сокджин убивает изгоев из-за того, что она его приучала к этому с детства: что его мама — грешница, что наркоманы — это зло и… — они настолько увлекаются разговором, что не замечают, как женщина возвращается с банкой консервов. Она высыпает красную фасоль в томатном соусе младшему в тарелку, и та брызгает во все стороны, заставляя их немного отойти от стола. Вид не очень привлекательный.

— …И что ржавчина — это еда, — еле слышно бурчит Шинвон.

— Хори, у вас есть фотографии Джин-и? — спрашивает Гук беззлобно, когда хозяйка квартиры присаживается обратно на нагретое место. — Хотим посмотреть на него в детстве.

— Да, разумеется есть! — она радостно вылезает из-за стола и достаёт из шкафчика альбом с красными цветками, на удивление чистый, хотя ей нечем смотреть. Это странно, и Гук думает о том, что Сокджин недавно навещал свою бабушку. Она предоставляет доступ к просмотру двум старым друзьям, открывает первую страничку. Шинвон называет имена, написанные под фото, женщина рассказывает о членах семьи, а Гук просто слушает и просто смотрит.

— Кто такой Сыром?

— Мой муж. Он был отличным отцом для Джин-и. Вырастил его, как положено. Но бедняжке пришлось смотреть, как он умирает. Сыром чинил машину в гараже. Словно божья вспышка молнии, машина упала прямо ему на голову. Чудовищный несчастный случай.

Она листает страницы, и дальше идут только фотографии самого Сокджина в дошкольном возрасте, но на всех снимках его лицо исцарапано лезвием. Совершенно ничего не видно. Первая линейка, за уроками, день рождения. Где он постарше, где помладше, но везде одно и то же — лица не видно.

— Первый день в старшей школе, первая прогулка на велосипеде… Везде такой красивый! Семья — это всё.

Когда их вновь оставляют одних, мужчины садятся ближе друг к другу и листают весь фотоальбом, но нет ни единой целой фотографии Сокджина. Шинвон тяжело вздыхает.

— Это бесполезно. Они все одинаковые. Думаю, Сокджин тут недавно был. Он знал, что если Юто его подозревал, то сюда придут с обыском. Поэтому он убедился, чтобы мы не смогли опознать его, — мужчина тыкает чёрствым пальцем в искажённые лица на страницах книжки.

— Попробуйте узнать, когда он был тут. Я пока осмотрюсь здесь, — женщина возвращается обратно в столовую, и Гук вздрагивает. — Хори, можно мне воспользоваться вашей ванной?

— «Могу ли я» воспользоваться вашей ванной, — поправляет его старушка. — Слабое владение грамматикой — путь в преступный мир. И да, можете. Первая дверь наверху.

Чонгук благодарит её и тихонечко идёт к лестнице, поднимается наверх. Там темно, но всё ещё видно, что и где, парень осматривается вокруг. В конце коридора видит дверь с табличкой «Сокджин». Его детская комната. Руки слегка потряхивает, сердце стучит, но он делает первый шажок. Это может помочь найти разгадку. Комната не закрыта плотно, он видит щель, толкает от себя дверцу. Он видит робота на тумбочке перед зеркалом, плюшевого медведя, коллекционную машинку, диплом. Над широкой кроватью висит крест. Рядом стоит шкаф с замком и, к счастью, сейчас его можно открыть без ключа. Чонгук успокаивает себя, свой разум, включает фонарик и подходит к шкафу, тянет за ручку на себя. Первое, что попадается на глаза — детские вещи, а дальше… царапины на стенках, два железных кольца в полу, как в старой машине отца, испорченные ногтями дверцы. Мозг Гука рисует следующую картину: мальчика закрывают в шкафу за оплошность, наказывают его таким образом. Он царапает стены и пытается выбраться, пока бабушка стоит снаружи. Или дедушка.

Участок.

— Соён! Соён, — Намджун, запихивая телефон в карман, подходит к спецагенту и её напарнику. Немного отвлекает их от увлекательного диалога. — Свалочник убил Юто и Мину. У Гука есть зацепка.

— Что? — возмущается она. — Ваш пацан всё это время работал над моим делом, хотя я ясно сказала ему этого не делать? Где он? — Намджун не отвечает, поэтому она осматривает помещение и находит Джису вместе с другими детективами в сторонке, которые тоже слушают. — Где сейчас Гук?

— Мы… не знаем.

Квартира госпожи Ким Хори.

Чонгук возвращается обратно и садится за стол, доставая вибрирующий мобильник и сбрасывая звонок от капитана. Женщина отчётливо слышит это.

— Никаких телефонов за столом, господин. Так вот, Джин-и всегда был тихим мальчиком, — продолжает рассказывать она, а Гук смотрит на стол и замечает краем глаза, как тёмное, густое, бурое пятно растекается по покрытой прозрачной скатертью поверхности. Осторожно поднимает взгляд, уже не слыша женщину, и видит Шинвона. Видит его перерезанное горло и отсутствие жизни в глазах. Сидит он, как прежде, и голова его чуть наклонена вбок, а рот раскрыт. — Он был очень наблюдательным, внимательным. Он часто просиживал в гараже с Сыромом. Ему было интересно, как устроены вещи.

— Сокджин здесь, — твёрдо говорит Гук.

— Джин-и дома?! — счастливо вскрикивает женщина, вскочив на ноги. — Как раз пора подавать пирог! — от движения стола мёртвое тело бывшего копа падает прямо на пол. Чонгук подскакивает к нему, пытаясь хоть как-нибудь привести того в чувства, но травмы несовместимы с жизнью. Уже ничего нельзя сделать. — Джин-и, милый, ты забыл о втором!

— Вы знали. Вы позвали его, — шипит Гук. — Где он?! Где Сокджин?

— Мой Джин-и избавляется от мусора! — кричит она, смотря куда-то под потолок. Чонгук бросает взгляд в окно, в темноте вечера какой-то тёмный силуэт шмыгает, позволив себя увидеть. Это точно он. Гук вспоминает о том, что мужчина пронёс с собой незаконно оружие, и вытаскивает его из внутренней стороны куртки, висящей на спинке стула. — Джин-и! Он здесь! Он хочет поймать тебя.

Гук выходит на улицу, чтобы встретиться со своим худшим врагом лицом к лицу. В голове всплывает образ Дженни, жизнерадостный и светлый, а потом её мертвое тело. Ярость закипает. Либо сейчас, либо никогда.

Квартира четы Чон.

— Поговорите с нами! Можно задать вам вопрос?!

Соын ходит по гостиной, измеряет её шагами, слушая крики под подъездом, у которого после вышедшего интервью появляется куча репортёров. На кофейном столике лежит фотография улики, которая уже мозолит глаза. Ей нужно идти. Соын надевает куртку и спускается на первый этаж, выходит на улицу, где её сразу ослепляют вспышки многочисленных камер, повсюду тычут мохнатыми микрофонами для хорошего звука. Она набирается смелости и говорит, когда все затихают:

— Как вы знаете, мой бывший муж Чон Джихёк…

Чонгук с пистолетом наготове, спустив предохранитель, крадётся вокруг дома, всматриваясь в темноту улиц, избегая освещённых мест. Вряд ли убийца, скрывающий своё лицо, свою личность, станет так легко показывать себя.

— …осуждён за серию убийств. Сейчас он в психиатрической больнице за совершение четырёх убийств. Но я уверена, что их было больше, — женщина достаёт из кармана сложенный в два раза крупный снимок браслета, разворачивает его и показывает всем репортёрам. — Этот браслет…

Криминалист заходит в небольшой переулок между домами, где расположено небольшое здание, кажется, сарайчика. Всё усыпано старым снегом. Вроде никого, но он не должен обманывать себя, должен быть предельно внимателен, потому что один на один с самым опасным маньяком — не шутки. И сейчас нет времени для простого правила от Ким Намджуна: «мне нужно подкрепление». Хотя стоило хотя бы подумать об этом.

— …является уликой под юрисдикцией NIA и представляет собой ключ к личности пятой жертвы Хирурга. Вместо того, чтобы смотреть на мою семью в новогодние праздники, используйте эту подсказку, чтобы помочь мне раскрыть личность…

— Сокджин, ты здесь? — спрашивает профайлер, медленно ступая по утрамбованному снегу. Осматривается, ведёт перед собой дулом пистолета и надеется, что сегодняшняя их встреча — последняя. — Я знаю, что ты где-то рядом.

— …этой женщины. Я предлагаю вознаграждение в размере одного… нет, трёх миллионов вон за информацию, которая приведёт к владелице этого браслета, на котором выгравированы инициалы «АМС».

Консультант толкает дверь сарайчика и медленно заходит, тут темно хоть глаз выколи, совершенно ничего не видно. И это просто отлично, но только не для него, потому что из угла, к которому он оказывается повёрнут спиной, ему яростно врубают с локтя в скулу и опрокидывают на холодный прогнивший пол. Лёгкое дежавю с его последнего задания в NIA. Голова болит, рука едва находит пистолет, а мужик над ним искрит глазами в темноте, как сущий дьявол. Сатана. И это совсем не вяжется с тем ангелом смерти, которого лепила бабушка.

— У меня плохое предчувствие, — Соын прячет фото и осматривает молчаливую взбудораженную толпу, — но вместе мы увидим, что настоящая справедливость наконец-то восторжествовала, — выждав лёгкую паузу, она разворачивается и обратно заходит в дом, на двери которого в свете объективов сияет рождественский венок.

— Нам нужно перестать так встречаться, — произносит Сокджин, наклоняясь над парнем, дожидаясь момента, когда зрение того сфокусируется на его лице. Младший очень испуган, и это льстит убийце. Руку с пистолетом он плотно прижимает коленом к полу. — Помнишь меня?

— Они найдут тебя, — шепчет парень, и его дёргают на себя за рубашку, они теперь лицом к лицу, так, что психологу видны малейшие изъяны, старческие морщины, глубина чёрных дьявольских глаз.

— Они никогда не найдут нас там, куда мы отправимся.

Еговырубают, так, чтобы мгновенно и надолго, и он падает обратно на деревянный пол, вспоминая…

Ты выходишь из дома, держа в руке свой первый перочинный ножик, спускаешься по ступенькам подъезда к машине отца, возле которой стоит он. Сокджин. Папин хороший друг, на десять лет его младше, но они отлично ладят, несмотря на то, что папа хирург, а Сокджин — детектив. Становишься рядом с ним, рассматривая свой подарок.

— Это тебе папа купил?

— Да, — довольно улыбаешься, потому что ты чувствуешь себя по-настоящему взрослым. Мама говорит, что только взрослым можно держать нож, именно поэтому вы не рассказываете ей об этом. Она будет ругать.

— Хороший нож должен быть у каждого, — дядя демонстрирует тебе свой. Он немного больше, чем у тебя, но лезвие блестит так же ярко и сильно, красиво. — Никогда не знаешь, когда он пригодится.

— Мне папа тоже так говорит.

— А он умный, — произносит Сокджин и протягивает тебе руку, просит взглянуть на подарочек, и ты разрешаешь, а сам смотришь внутрь багажника. Там что-то накрыто тряпкой. Что-то большое и непонятное.

— Что там в машине? — спрашиваешь ты немного волнительно.

— Я тебе скажу. Но пообещай, что никому не расскажешь.

Воспоминания медленно возвращаются. Одно за другим… Чонгук снова находится в своём детстве.

— Они называли меня психом. Монстром, как отец, — говоришь ты в парке, смотря на свою любимую маму. Тебе всего десять лет, а ты уже разочаровался в жизни, в людях, в самом себе.

— Ты совсем не такой как он, Гук-и. Ты не монстр, — улыбается она. — Ты выживший.

Выживший.

Выживший.

◎ ◍ ◎

Он приходит в себя через много времени. В абсолютно другом месте, которое кажется таким знакомым, но одновременно с этим бесконечно чужим. Его руки скованы наручниками, в рот и уши забита пыль. Чонгук продирает глаза сквозь боль, рассматривает помещение, в котором находится: тусклое, только одинокая слабая лампочка горела в потолке. Еле как переворачивается с бока на спину, всё тело адски болит, словно его несколько раз переезжает грузовик. Вокруг никого, ничего. Тишина.

— Помогите! — кричит он, слава богу хоть сильный голос остаётся при нём. Никто не отзывается, но это не повод прекращать звать. — Помогите! Кто-нибудь…

— Никто не услышит тебя отсюда, — дверь громко открывается, внутрь заходит Сокджин с профессиональными светом, раскладным стулом и рюкзаком с чем-то, что не позволено ещё увидеть. Гук поднимается на локтях, располагается удобнее, чтобы камни не впивались в кожу и раны, пока мужчина обустраивается рядом.

— Уверен? — он тяжело дышит, пялясь на закрытую сумку. — Я громко кричу. Было много практики…

— Ох, не бойся, Гук-и, — мужчина устанавливает аппаратуру и подключает её к розетке. Яркий свет направлен прямо на криминалиста, и ему приходится зажмуриться от резкой боли и дискомфорта. К счастью, он привыкает достаточно скоро. — Мы наконец остались наедине.

Участок.

Намджун выходит из своего личного кабинета, пыхтя от беготни, и идёт в общий зал, где сейчас снова сборище сотрудников. К его приходу Соён, поднявшись к посту регистрации, окидывает всех взглядом и поднимает руку вверх.

— Всем внимание! Прошло двенадцать часов с тех пор, как детектив Го Шинвон был убит, а консультант полиции Чон Чонгук похищен. Наш главный подозреваемый — Ким Сокджин или До Ёнбин, общественности известен как Свалочник. Итак, нам известно, что обычно Сокджин не убивает своих жертв сразу, но в последних трёх убийствах его почерк изменился, так что всё может быть. У нас мало времени, — она спускается и подходит к Хосоку, возле которого стоит обеспокоенная Джису. — Детектив Ким, мне нужен ты и твой партнёр, детектив Чон. Вы проверите доказательства, фото, записи, всё, что есть.

— Для этого есть патрульные, — возмущённо вскинув тёмные брови, говорит Хосок. — Гук один из нас, мы не можем просто сидеть…

— В NIA обработка доказательств не работа для новичков, офицер Чон.

— Я детектив, агент.

— Мы этим займёмся, — соглашается Джису, смерив напарника взглядом. — Сделаем всё, что сможем, — девушка кивает им и уходит, а парень поворачивается к детективу и дожидается объяснений. — Работать с NIA проще, чем против них.

Маму Ким Сокджина допросить не удаётся, потому что всё, что она требует — это банку газировки. На все вопросы либо тишина, либо тихое пение церковной песни, которая звучит в Рождество в монастырях. И как Намджун и Соён не давят на неё, пытаясь вытащить информацию, ничего не выходит. И её уводят в камеру. А после Намджун едет по одному адресу на своей машине, чтобы оповестить о страшной новости ещё одного человека.

Он пробирается сквозь толпу репортёров, поднимается в квартиру, его впускает горничная Суджин. Поприветствовав её, он идёт на звук разговоров, раздающихся со стороны столовой.

— Госпожа Ким скоро подойдёт, — предупреждает его девушка и отчаливает на кухню, а мужчина проходит в столовую и останавливается посередине. У хозяйки квартиры сейчас деловая встреча с тремя партнёрами, и с одним из многочисленных она ещё разговаривает по телефону, ссорясь и выслушивая громкие оскорбления в свой адрес. Увидев гостя, она бросает трубку и подходит к нему.

— Из-за таких людей я думаю, что давать свой номер половине мира было плохой идеей, — вздыхает она, подходя к лейтенанту. — Хотя мне это немного льстит.

— Отпусти всех по домам, — приказывает строго Нам.

— Джун, я знаю, что ты зол, но, чтобы убрать Джихёка от семьи навсегда, мне нужно достаточно доказательств для нового дела, — оправдывает она похищение фото из личного дела убийцы. По ней видно, что она разбита, это заметно по опухшим глазам и красным пятнам на шее. Она никак не может убрать из головы то, что младшей дочери уже нет в живых, а сегодня их ждут похороны. Или… не сегодня?

— Отпусти всех.

— …Да, господин, — она поворачивается к своим партнёрам. — Всем спасибо, мы продолжим завтра утром. И… дресс-код — повседневно-деловой, жилеты для обслуги, — напоминает она, смотря на парнишу, который одет не очень. Когда они выходят, Намджун и Соын подходят к столу.

— Дело в Чонгуке. Его похитили. Свалочник, Ким Сокджин, — сразу рассказывает обо всём мужчина, чтобы долго не тянуть резину, у них нет столько времени.

— Нет… Нет, нет, — она качает годовой, отводит взгляд, уходит в сторону, забирается руками в волосы. Такого просто не может быть, чтобы её сын и… — Это из-за моего заявления? Оно сработало как провокация, да?

— Это не так, Соын. Чонгук выследил Сокджина в одиночку, но мы вернём его.

— Что мне делать?! Я не собираюсь просто сидеть здесь! Я не потерплю, чтобы моего сына тоже убили!

— Я знаю. Я знаю, — кивает мужчина и достаёт небольшую папку с копиями фотографий, которые изъяли как улику. — Ты можешь кое-что сделать, чтобы нам помочь. Джихёк знал Сокджина очень давно. Может, Чонгук тоже его знал. Мы нашли эти фото дома у Сокджина. Может, что-то или кто-то покажется знакомым. Всё может помочь. И, Соын, если хоть что-то просочится в прессу…

— Я понимаю, — женщина кивает и принимается просматривать фотографии. — Но… всё это? Джун, я ничего об этом не знала. Тот, кто тебе нужен, закрыт в камере.

— Да, мой друг из NIA уже работает над этим. Я собираюсь навестить Хирурга.

— Можешь убить мерзавца, мне всё равно, — шепчет она, подходя ближе. — Только найди моего сына.

◎ ◍ ◎

— Всё привело к этому! — Сокджин улыбается и присаживается на стул, смотрит на похищенного сверху вниз. — Не могу поверить, что мы здесь. Вместе! — он видит, как Чонгук смотрит на него и улыбается, словно наблюдает за безумцем: с толикой снисходительности и непринятия. — Ты чувствуешь? В воздухе?

— Я твоя следующая миссия? Заморишь меня голодом? Как остальных? — скинув с лица грязные запутавшиеся волосы, спрашивает парень. — Заставишь меня искупить мои грехи?

— Я покончил с этим.

— Значит, ты развиваешься, — улыбается парень. — Прямо сейчас. Даже если мне это не сулит ничего хорошего. Как увлекательно. Ты заколол Шинвона ножом. Ты лишил его жизни собственными руками. Это не твой обычный метод. Серийные убийцы редко меняют технику. Впечатляюще.

— Мне всё равно, что ты думаешь.

— Ну конечно. Иначе я был ты уже мёртв, да? — усмехается криминалист. — Поэтому ты похитил меня? Ты ищешь связь.

— У нас всегда была связь.

— Как у тебя с моим отцом. Потому что он тебе нужен? Как образец для подражания. Как наставник, указывающий путь.

— Мне нравилось работать с ним, — цокает Сокджин. — И с тобой мне тоже понравится работать.

— Я польщён, но тебе любой скажет, мне нравится работать в одиночку. К тому же… я не убийца.

— Пока нет, — предупреждающе поднимает руку Ким. — Ты не прошёл через те испытания, через которые прошёл я. После этого я стал совершенно новым человеком, — Джин встаёт с места и обходит свой стул, открывая рюкзак и демонстрируя несколько вариантов топоров, на любой вкус и цвет. — Это произойдёт и с тобой. Если выживешь.

◎ ◍ ◎

Джису и Хосок остаются работать с бумагами, рассматривать оригиналы фото (тогда как копии предоставлены Соын). Через пятнадцать минут детектив Чон обнаруживает фото, где старушка Хори, её муж Сыром и Сокджин на фоне какого-то здания из дерева. Джису предполагает, что это и есть тот походный домик, куда они ездили пятнадцать лет назад, и, естественно, они садятся по машинам и едут туда прямо сейчас. С помощью лупы Джису удаётся разглядеть его название, выжженное на доске под крышей, и пробить местоположение.

А Намджун пока наведывается в психиатрическую больницу к Хирургу, который настолько удивляется внезапному посетителю (которому, к слову, запрещено появляться, но действует сила NIA), что его язык чудом развязывается. Конечно, ведь из карцера его снова перевели в его прежнюю палату. Он ожидает увидеть Гука, но приходит лейтенант Ким.

— Ким Намджун… Да, вы просто отрада для моих глаз, — его руки скованы наручниками, сам он прикован к стене и двигаться дальше красной линии на полу не может. Так что коп остаётся за пределами досягаемости. — Знаете, в последний раз вы так удивили меня, когда приехали ко мне домой.

Намджун стоит в коридоре и смотрит на Джихёка, который разливает чай по двум чашкам. Десятилетний мальчик дёргает его за рукав и шепчет:

— Мой отец собирается убить вас.

— Знаете, я всё ещё должен вам чашечку чая.

— Я перешёл на кофе, — хмыкает Джун, а мужчина заражается смехом, который сотрясает его плечи. — Может, присядете? Вы неважно выглядите.

— Мы теперь озвучиваем всё, что думаем, Джун? Потому что у меня есть, что сказать.

— Я пришёл поговорить о Ким Сокджине.

— …Так значит, Чонгук уже выяснил его имя? Быстро он. Последняя часть собрала пазл воедино? А где мой Гук-и?

— Я сказал, что пришёл поговорить о Сокджине, — ещё твёрже заявляет Ким, строго смотря на убийцу. — Если не хотите вернуться в ту дыру, из которой вас вытащили, начинайте говорить. По подтверждённым данным он убил девятнадцать человек. Его прозвище — Свалочник. Мне нужно знать, где вы были…

— Ещё раз… Свалочник? — переспрашивает мужчина. — Да уж.

— Когда я вам давал право говорить, я не это имел в виду.

— Прошу прощения. Вам нужна помощь… с профилем. Ну… свалка, конечно, вводит в заблуждение. Он ненавидел марать руки. Для человека, который получает удовольствие от человеческих трупов, он слишком придирчивый.

— Мне не нужен профиль, мне нужно конкретное место.

— Конечно. Профилирование — это работа Чонгука. Не так ли? Он ведь слушает этот разговор? У вас жучок? — мужчина смотрит на пиджак Намджуна и улыбается. — Сынок, привет!

— Куда вы ездили с Сокджином? — рычит лейтенант. — Мне нужно место, где он убивает.

— Понимаю, сейчас мы не в лучших отношениях, — всё продолжает бредить Джихёк. — Но я… Я могу помочь тебе. И твоей сестре! Вашу мать будет сложнее переубедить, — он подходит ближе, к красной черте, и пытается увидеть этот самый жучок. — Где мой сын?

— Вы не решаете, кто вас допрашивает.

— Нет, но я решаю, кто получит ответы. Где. Мой. Сын?

— Ким Сокджин похитил его, — блондин видит, как в чужих глазах мелькает страх, и тот начинает отпираться и говорить, что это ложь. — Мне нужна ваша помощь, доктор Чон. Около двенадцати часов назад Сокджин похитил Чонгука. Мы не знаем, где он.

— Он… если Джин похитил его, то он мёртв. Мёртв.

— Сосредоточьтесь! Мы теряем время.

— А времени и нет. Всё кончено, мой сын мёртв! — он падает на пол в приступе удушья, и Намджун тарабанит по закрытой железной двери, прося вызвать медиков.

— Он нужен мне в сознании!

◎ ◍ ◎

— Итак… нам стоит поговорить о прошлом? — Сокджин достаёт из своего арсенала всего лишь нож. Тот самый, который он показывал Чонгуку в день похода, когда они стояли у машины и ждали его отца.

— Хочешь поговорить о прошлом? Я хорошо знаю твоё. То, как тебя воспитывали бабушка с дедушкой. Все эти наказания… Адские муки. Шкаф, в котором они тебя держали. Я видел царапины на двери. Никто такого не заслужил.

— Я… был сложным ребёнком.

— Поэтому ты убил своего деда?

— Я спас его. И я сделал это быстро.

— Он ремонтировал машину. Ты выбил из-под машины домкрат. Он был первым. Его раздавило, и с этого всё началось. Так я понял, что ты не родился таким. Таким тебя сделал тот дом. Значит, ты можешь измениться. Ты можешь стать лучше. Это болезнь.

— Это моё призвание! — он с грохотом опрокидывает ногой стул в сторону, Чонгук моментально замолкает, чтобы выслушать. — Я… спаситель.

— …Нет. Ты пытаешь и убиваешь наркоманов и проституток, потому что такой была твоя мать. Ты любил её, а она ушла, и ты вырос с бабушкой и дедушкой, которые пробудили в тебе ненависть. Джин, ты думаешь, что ты уникальный. Но ты всего лишь первая глава в учебнике по профилированию, который выдают новобранцам.

— Я хотя бы помню своё прошлое. То, что сделало меня тем, кто я есть. Ты даже не знаешь, кто ты, — он встаёт перед сидящем парнем на колени, но даже так выглядит мощнее и властнее, чем пленник. — Ты не помнишь, что создало тебя. Всё началось здесь.

— Так помоги мне вспомнить. Мы пошли в поход. Девушка, которую я нашёл… она тоже здесь была, да?

— Опять эта девушка! — убийца вскакивает на ноги и злобно рычит себе под нос. — Это всё, что тебя волнует! Твой отец сам о ней позаботился. Видимо, она была особенной. Но это не важно. Дело в тебе… во мне… — сверкнув ножом, он поворачивается к парню боком и вытаскивает из своих брюк рубашку. На его талии виден уже заживший белый шрам. — И в этом.

Он помнит. Помнит, как крепко стискивают его маленькую детскую руку, помнит, как наносит удар папиным подарком. Помнит кровь, стекающую по лезвию ножа.

— Ты ударил меня ножом, — тем временем продолжает Ким, смотря на искажённое непониманием лицо криминалист. — И оставил умирать. Я выжил, — он снова опускается перед ним, смотря в глаза с почти отцовской любовью. — Выживешь ли ты?

Удар. Ножом в живот, вплоть до рукояти, с уст Чонгука срывается хрип, жалобный стон. У него нет сил кричать. Когда нож покидает его тело, оставляя дырку обильно истекать кровью, когда по телу проносятся болевые судороги, он не думает ни о чём. Только, разве что, о Ёнхи, которую не смог спасти, и, наверное, о Тэхёне, который ничего не знает и наверняка будет винить самого себя в том, что в последнюю их встречу был так холоден.

========== покой души не вечен, и счастье на земле — обман ==========

Острая тупая боль до сих пор пронзает твоё тело.

Ты лежишь в своей холодной, липкой, вязкой луже крови, которая стягивает твою кожу, медленно высыхая.

Тебя тошнит.

Ты уже не понимаешь, в сознании ты или это конец, пустота, небытие, в которое ты попал.

Ты не слышишь ничего и одновременно слышишь всё.

Дышишь тяжело и не дышишь совсем. В лёгкие кислород едва продирается.

Ты хочешь умереть так сильно, как никогда ещё не. Хочешь отпустить боль. Физическую, моральную.

Хочешь уйти.

Но тебе не дают.

Что-то заставляет Чонгука медленно открыть глаза. То ли глупая человеческая тяга к жизни, то ли чувство долга. В его руке, на которой лежит голова, судя по ощущением, что-то есть. Тонкое, плотное, точно не бумага, но, может быть, картон. Парень едва может сфокусировать взгляд на карточке, вложенной в его ладонь.

«Я могу сотворить мирное и безопасное, где мне угодно».

— Верно, — он слышит женский голос, от которого мышцы, как по привычке, расслабляются. Гук медленно, насколько позволяет ему положение вещей, задирает голову наверх и видит перевёрнутую картинку: его терапевт сидит на том стуле, где когда-то сидел Сокджин, и смотрит на него. — Проговаривай ежедневные утверждения, как я тебя и учила.

Гук опускает взгляд обратно на свою руку. Карточки уже нет.

— Вас здесь нет… — едва слышно шепчет криминалист, закрыв глаза, его губы еле шевелятся, а голос звучит слишком хрипло.

— А ты не в мирном и безопасном месте, — голос Хиджин звучит у него в черепной коробке эхом, больше никаких звуков он не слышит, словно это гипнотический сеанс. — Итак. Собери свои мысли. Чем больше дышишь, тем более организованными будут твои мысли. Тебе нужно выжить, парень.

— Я теряю много крови… — шепчет в ответ почти бессознательно раненный.

— У тебя есть всё, чтобы это исправить. В первую очередь, нужно остановить кровотечение.

Гук прислушивается. Вторая рука, которая всё это время лежит возле проколотого живота, обильно окунута в кровь, с неё она скатывается густыми частыми каплями на пол. Бурая жидкость полностью покрывает его ладонь, и, кажется, въедается в кожу. Он тратит очень много сил на то, чтобы сесть обратно на колени, разорвать низ рубашки и обвязать рану. Больше сил нет, он склоняется почти к полу, пот обильно течёт по его лицу, шее, рукам.

— Так-то лучше. Я знаю, что ты думаешь.

— Конечно же, знаете, — выдыхает он едва слышно и судорожно втягивает ртом затхлый воздух. — Вы ведь галлюцинация, вызванная стрессом.

— Только поглядите на мистера Всезнайку, — усмехается она, женственно закидывая одну ногу на другую. — Думаешь, Сокджин прольёт свет на девушку в чемодане, не так ли? Решит все твои проблемы.

— Он может рассказать мне о ней…

— Отпусти её, — строго говорит терапевт. — Перестань связывать свои травмы с ней. Не из-за неё ты такой. Мы знаем, почему ты такой. Сокджин не имеет значения.

— Сокджин может помочь мне, — он смотрит снизу вверх так загнанно, но женщина на это встаёт со стула и подходит, садится на корточки рядом с ним, заглядывая глубоко в глаза, пытаясь повлиять на сознание. Гук осознаёт, что сейчас борется сам с собой, а не с Хиджин, но всё равно не может принять ту версию, которая будет лучше для него.

— Он может убить тебя. Уже почти убил. Перестань составлять профиль и хотя бы раз в жизни защити себя, — она не касается его, чтобы не нарушить созданную иллюзию, а парень опускает взгляд вниз, на её ступни, обутые в милые туфли на коротком каблуке. — Где ты, Чонгук? Где ты сейчас?

— Всё началось здесь.

Здесь.

Здесь.

— Где всё началось, — его сильно трясёт. — Поездка на природу. Там я ударил его ножом. Здесь он меня и держит. Я его предыстория. Но зачем я пытался убить его? Я бы это запомнил.

— Мы это уже проходили. Ты не можешь заставить воспоминания вернуться, — она встаёт и отходит назад, шаг за шагом, медленно растворяясь. — Тебе нужно сконцентрироваться на выживании. В чём смысл знать ответы, если ты мёртв?

— Я не могу сделать это один. Вернитесь…

Гук снова теряет сознание и падает на холодный, грязный пол.

◎ ◍ ◎

Ким Намджум, детективный отряд. Кабинет лейтенанта.

Соён, сидящая за рабочим столом своего временного коллеги из полиции, смотрит на двоих детективов, сидящих перед ней. Хосок и Джису не очень рады сидеть перед начальством в лице спецагента NIA, но выбора у них, как такового, нет. Сейчас у них в приоритете спасти одного-единственного человека. А у Хосока ещё звериное желание расчленить убийцу его девушки, но не об этом.

— Местные правоохранительные органы делают целевые проверки транспорта в трёх городах, армия техников просматривает запись с камер и бригада криминалистов находится у дома Сокджина, а вы хотите поехать на природу? — с издёвкой в голосе спрашивает Соён, вздёрнув светлую бровь.

— Чонгук один из нас, и он где-то там, — Хосок напряжён так сильно, что у него даже вена на шее вздувается. Мышцы на плечах и руках каменные. — Думаем, этот домик — важное место для Сокджина и для Гука.

— Не понимаю, — Чон становится серьёзной.

— Мы думаем, что Гук в детстве поехал на природу с отцом и другим мужчиной. Он думает, что это был Сокджин, — разъясняет Ким.

— Чонгук знает Сокджина ещё с детства?

— Да. С момента поездки в этот домик. Вы не понимаете? Сокджин привёл его к самому началу, — Джису очень надеется на то, что агент сможет понять их и проникнуться этой историей. Но в её глазах они видят сомнение. Соён отводит взгляд в окно, нервно облизывает губы, и только после этого вновь смотрит на детективов.

— Хорошо. Поехали, — она встаёт из-за рабочего стола, двое следуют её примеру.

— Вы… поедете с нами? — Хосок недоверчиво ведёт бровью.

— Сколько у вас опыта в спасении заложников? — риторический вопрос, потому что ответ ей совсем не нужен. Поэтому они идут к выходу в коридор молча, но торопливо. Не терять ни минуты.

◎ ◍ ◎

Джихёку вводят под кожу препараты, усадив обратно на кушетку. Он смотрит перед собой, его голова слегка трясётся после припадка, но, в целом, он уже приходит в себя и может даже формировать целостно свои мысли. Намджун поджимает бескровные сухие губы и рявкает в телефон что-то вроде: «принято, Хосок, я заставлю его говорить». Врачи заканчивают проверять состояние мужчины, когда его точно можно назвать стабильным, и уходят из палаты.

— Джихёк, — сосредоточенно говорит Нам, расставив руки на боках. Он всё ещё стоит за чертой, не думая даже подходить ближе, потому что ему дороже. Доктор не откликается, и лейтенант щёлкает пальцами, чтобы привлечь внимание. — Чон Джихёк! У меня мало времени. И у Чонгука тоже. Посещали ли вы с Сокджином какой-то домик?

— Вы всё ещё думаете, что Чонгук жив? — его взгляд темнее обычного, а ещё он разговаривает еле-еле, и, возможно, это не только последствия припадка. — Эй, Омар, — обращается он к врачам, что всё ещё сидят возле двери в палату и наблюдают. Мало ли. — Тут моему другу могут понадобиться бензодиазепины. Всё кончено.

— Нет! — злится Ким. — Чонгук — сильный парень с самым блистательным умом. Вы, может, и не верите в него, но я верю!

— Как вы жаждете этого… — Джихёк шепчет медленно, рассматривая плитку на полу и свои ноги. Он не видит смысла смотреть на лейтенанта. — Быть его отцом. Поэтому вы притащили его в полицию сразу, как его уволили? Он был вам дорог?

— Я сделал для него гораздо больше, чем вы. Ну, благодаря вам он точно помрёт, — цедит сквозь зубы блондин.

— Если бы вы были хорошим мальчиком и выпили бы той ночью чай, Чонгук был бы ещё жив.

— Он. Не. Мёртв! — взрывается Ким и, чтобы успокоиться, начинает сновать туда-сюда за пределами черты.

— Если бы вы знали Ким Сокджина так, как знаю его я… то думали бы иначе.

— Я обязан Чонгуку жизнью, я просто так не сдамся! — кулаки сжаты, дыхание прерывистое, злобное, Намджун готов в действительности прибить этого чёртова мудака, порадовав лишний раз Соын. Но держится.

— О да, вы так привязались друг к другу, — усмехается он, подняв голову и уставившись лениво на лейтенанта полиции. — Что ещё вы сделали, чтобы заменить меня? Я чувствовал запах духов моей жены на вашем дешёвом пальто. Вы не достойны такой женщины, как она, — от этих слов у Намджуна желваки на скулах играют, проступают яростно кости челюсти. Про него, человека, больше всего на свете дорожащего своей семьёй, женой, детьми, такое говорить просто омерзительно.

— Сконцентрируйтесь на домике, — последний рывок, последняя попытка. Если боги могли выслать ему право надеяться, он бы помолился им. Но сейчас он лишь смотрит хмуро, с застывшими слезами в глазах на того мужчину, которого давно бы пора посадить на электрический стул. — Возможно, Сокджин отвёз Гука туда, а он достаточно умён, чтобы выжить. Вы это знаете.

— …Верно. Гук-и ведь… находчивый, в конце концов.

— Да, так и есть. Где бы Джин держал его?

— …Там был… довольно глубокий погреб. Дайте мне ручку и я… нарисую карту.

◎ ◍ ◎

Кто-то ногой упирается ему в плечо. Несложно догадаться, кто именно. Переворачивают на спину и смотрят свысока, насмешливо, надменно, могущественно. Чонгук не открывает глаза, но слушает, вслушивается в шорох рядом. Сокджин смотрит на перебинтованный бок и усмехается.

— Сильно болит, да? Да уж, — садится у стены на пол, смотрит на подрагивающего то ли от холода, то ли от недостатка жизненных сил младшего. — Я-то знаю. Я плыл так по реке, подлатал себя с помощью ржавого рыболовного крючка и какой-то лески.

— Да, я слышу реку… Шум воды, — отдалённо действительно слышалось тихое журчание.

— В тот день мне бы не помешал хирург, но от него… особой пользы не было, — продолжает убийца.

— Почему я это сделал? — хрипит младший.

— Ты не помнишь драки?

Машина, нож, багажник, лес.

— Мы должны были убить её вместе!

Чонгук слабыми руками упирается в пол, позвоночник с трудом разгибается и держит его тело на себе, волосы беспорядочной мочалкой свисают вниз. Кровь остаётся даже на лице.

— Вы с моим отцом хотели убить кого-то, — шепчет он. — Девочку. Я пытался спасти её, да?

— У тебя грёбаный комплекс героя, — раздражённо цыкает Сокджин, хрипя. — Перестань спрашивать о девочке.

— Тогда скажи, зачем я тебя зарезал…

— Это была самооборона, — Ким хмыкает. — А хлороформ действовал не так хорошо, как раньше. Ты начал вспоминать всякое. Мы взяли тебя с собой в поездку, чтобы наконец покончить с тобой. Твой отец собирался убить тебя, — Чонгука передёргивает, он опускает низко голову, тихо всхлипывая, его плечи трясутся, становится невыносимо больно из-за сокращений мышц на животе. Приходится успокоиться. — Теперь ты вспомнил, не так ли?

— Мой отец способен на многое, но он бы не убил меня…

— Он собирался, — настаивает старший. — У него просто… сдали нервы, когда мы приехали.

— И ты решил взять дело в свои руки.

— Пока… — мужчина подтягивается вперёд к парню, становится на колени перед ним, смотрит на съехавшие к переносице напряжённые брови. — В тебе не проснулся твой отец. Ты напал на меня, как дикий зверь.

— Я не убийца, — активно мотает головой он под смех уже вставшего на ноги Сокджина.

— Да? А мой шрам говорит об обратном. Признай, ты такой же, как и я. Ты судишь, ты охотишься.

— Я предаю преступников правосудию! — яростно отвечает он, вскидывая голову вверх и смотря на своего похитителя. — Защищаю общество и мою семью!

— Коне-ечно, — Ким отходит в сторону лампы и стула, ходит туда-сюда по помещению, чтобы размять ноги. — У вас с отцом общая сила… и общая слабость.

— Какая? — усмехается он, на лице играет болезненная улыбка. В свете яркого прожектора его тёмные карие глаза кажутся слишком светлыми и яркими, зрачок почти микроскопический, дискомфортный во всех понятиях. — Его садистская мания величия или комплекс бога?

— Ваша семья. Прямо как Джихёк, ты… любишь свою семью, — он присаживается перед ним на корточки снова и убирает длинные пряди с запачканного лица. — Твой главный изъян. Твоим последним испытанием станет жертва. Но не волнуйся, — Сокджин гладит его щетинистую щёку и отходит к рюкзаку, хватаясь за толстую деревянную рукоять, — тебе ничего не придётся делать, только потерпеть. Делать буду я.

Лезвие острого топора, оказывается, всё ещё отлично блестит.

Улица.

Бригада детективов идёт по лесу, вооружённые винтовками, недавно завезёнными в агентство разведки. Джису, Хосок и Соён, одетые в форму NIA, и ещё команда людей из спецназа, расчищают лес и продвигаются всё дальше по направлению к походному домику, где, предположительно, может находиться Чон Чонгук. Они засаживаются возле небольшого, ухоженного домика из тёмного дерева посреди леса, с помощью бинокля один из спецназовцев рассматривает все окна и находит вход в подвал с улицы.

— В доме никого.

— Намджун сказал, там подвал. Они могут быть там, — Соён, крепко сжав в руке оружие, кивает в сторону железного входа под лестницей. — Зачистите верх, мы идём вниз. Я впереди, мы идём вслепую, — детективы во главе с агентом отправляются к погребу, а остальная часть забирается в сам походный домик. — Детектив Чон, ты прикрываешь тыл, детектив Ким, смотришь туда, где я не вижу.

— Поняла, — кивает Джису.

— Нет… Стой. Тебе не нужно это делать! — истерично вопит Гук, трясущейся рукой прижимаясь к оголённой груди, в его глазах скапливаются слёзы.

— Нет, но я делаю… Это моё призвание.

— Я знаю этот голос, — он игнорирует те эмоции, что проявляются на его лице вместе с горячими каплями, стискивает челюсть. — Тот, что в твоей голове. Может, всё началось из-за твоего дедушки, который говорил, что ты никчёмный. Но голос превратился в нечто более мощное, неоспоримое. Его невозможно удовлетворить! Как и тебя.

Спецназ входит в дом с разных ходов, быстро обегает единственный этаж и связывается с Соён, как один твердят «чисто», и девушка выбивает плечом дверь подвала. Оружие вздымается вверх, наводится вперёд. У Хосока дрожат руки от мысли о том, что прямо сейчас он наконец-то сможет прикончить самого ненавистного в этом мире человека. Похорон ещё нет, он ещё не убит настолько, чтобы не было возможности встать, но в нём всё ещё хранится нескончаемая ярость, гнев, ненависть. Может, он собирает в себе все семь грехов, только ему всё равно: цель сейчас одна.

— Чёрт возьми, Гук, твоей тощей заднице сегодня лучше остаться в живых, — шепчет он в затылок Джису, спускаясь бегло по ступенькам.

— Я тоже слышу этот голос… — как безумец, смотря огромными глазами на своего мученика, который закидывает топор на плечо и закрывает устало глаза от того, что его раскапывают изнутри, говорит младший. — Моего отца. Я слышу его. Я вижу его. Но мне не нужно прислушиваться к нему. Поэтому не надо. Не прислушивайся к голосу! — парень вздрагивает из-за рыданий и затыкает себя грязной рукой. Сокджин подходит и присаживается рядом, прижав холодный металл к своим губам, смотря младшему прямо в глаза. Он видит в них десятилетнего ребёнка, который снова пребывает в самом страшном кошмаре наяву. — Дело в том… что мне нравится голос. Он часть меня. И сейчас он говорит мне поторопиться, — Чонгук ожидает, что ему потребуется пережить ещё больше физической боли. Но Сокджин встаёт и идёт к выходу, неся с собой топор. Гук болезненно сглатывает и давится воздухом, потому что больно ему будет невероятно. Сокджин идёт к его маме. И даже отчаянный крик позади его не останавливает.

Бригада подходит к одной из многочисленных дверей, только одна из них плотно закрыта. Соён смотрит на неё, поворачивает голову к детективам, Джису одобрительно кивает и напряжённо переводит взгляд на закрытую комнату. С ноги блондинка выбивает мешающее им препятствие, светит фонарём с винтовки вперёд. Маленькая разбитая каморка с пледом и подушкой на полу. Обходят всё полностью, но ничего. Совсем.

— Чисто. Чёрт возьми!

Джису ругается и звонит лейтенанту, который всё ещё не может из-за больничного присутствовать физически на таких операциях. Трубку он снимает моментально.

— Джун? Его здесь нет. Его. Здесь. Нет!

— Сокджин, нет! — громче кричит парень, и мужчина замедляется, оборачивается. Гук хрипло дышит, пытаясь держаться в ясном сознании. Перед глазами всё плывёт. В ушах появляется отчётливое умиротворённое журчание воды, криминалист трясёт головой. Ничего не менется, но… приходит осознание другого. — Это не река… Это метро. Мы под…

— Нет места лучше дома.

Квартира.

Соын сидит весь день в четырёх стенах и никуда не выходит. Суджин сегодня не приезжает, потому что её просят, за окном уже темно. В тишине квартиры она может слышать, как бьётся её собственное сердце. Она просматривает копии фотографий, которые предоставил ей Намджун, и никак не может связать то, что её сын с минуты на минуту может умереть. Она не может сидеть дома, но заставляет себя, чтобы не сделать хуже. Даже виски уже не помогает. Она знает, что сейчас идёт операция, и она попросила Намджуна позвонить ей, когда они найдут сына… живым. Она молится, чтобы всё было хорошо. И она вздрагивает, когда входная дверь открывается без стука. Выйдя в коридор, она видит на пороге незнакомого мужчину с топором, и она сразу понимает, что он приходит убить её. И Соын бросается внутрь квартиры. Свет выключается везде. Совсем ничего не видно. Женщина проверяет выключатели, но ничего.

— Господи, Свалочник здесь, — истерично шепчет она, слыша шум из прихожей.

— Не хотите взять у меня интервью? — интересуется Сокджин, широко улыбаясь и обнажая белоснежные зубы. К сожалению, эту улыбку ещё никто не видит, но это пока. Он идёт туда, куда убежала женщина, она пытается быстро раздвинуть тяжёлые двери спальни и пробраться внутрь, и топор прилетает рядом с его головой, в стекло, Ким падает на пол в комнате. Внутрь неспешно заходит и Сокджин, приветственно улыбаясь. Он снова замахивается, но женщина хватает светильник с тумбочки и ударяет его по голове. Падает теперь он, у неё появляется пара секунд. Надо бежать.

Подвал.

Гук лежит на холодном полу, стараясь не выть. Глаза опухают от влаги. Он не хочет терять маму, но он прикован железными скобами к земле, как грязную дворовую шавку. Он смотрит в потолок, пока раз не моргает. Над ним склоняется терапевт, сочувственно улыбаясь.

— Просто вдохни. Расставь свои мысли по порядку.

— Знаете, что мне сейчас не нужно? Психотерапия, — выдыхает ей в лицо он, словно выпуская из своего тела душу. — Мою маму скоро убьют. Мне нужно…

— Тебе нужен… — мужской голос. Гук задирает голову максимально и видит рядом с Хиджин своего отца в больничной форме. Он смотрит спокойно, как обычный папа, словно всё, что произошло и происходит сейчас с его сыном — не его вина, — твой отец. И это наша семья. Нашу семью скоро зарежут, — Гук стискивает зубы и поднимается, переворачивается, хочет встать на ноги, но выходит только сесть. — Посмотрите на него. Беспомощный.

— Это твоя вина, — его трясёт. Психотерапевт исчезает, теперь они с видением отца один на один. — Из-за тебя в наших жизнях появился Ким Сокджин. В нашем доме. Ведь мы здесь, да? Под нашим домом. Ведь тебя не проведёшь.

— В таком старом доме множество секретов, — усмехается галлюцинация.

— А как тебе такой секрет? Ты пытался убить меня.

— Хорошо, я виноват, — вздыхает Джихёк. — Но… да ладно тебе. Кто старое помянет? Давай сконцентрируемся на том, что происходит сейчас. Тебе надо выбраться из этого. Смысла в этом нет, но это единственный вариант. Диаметр наручника — восемь сантиметров. Ширина твоей руки — тринадцать сантиметров. Так что тебе придётся просто… — он косится на оставшиеся инструменты в оставленном рюкзаке, — уменьшить свою руку в два раза. Простая математика. Пора освободиться. Торопись.

Соын забегает в комнату своей дочери и запирает дверь на засов, проверяет её, чтобы не дай бог не открылась так просто. Бежит в соседнюю, в комнату Чонгука, запирает её на четыре замка изнутри. Её лоб истекает кровью из-за осколков, вылетевших из раздвижной двери, и она берёт тряпку, стирает её, пытается собраться с мыслями. Она должна выжить. Одну дверь выломали, теперь между ними всего одно препятствие, срочно нужно что-то делать. На стене есть телефон, она пытается позвонить в полицию, но сигнала нет, света нет, ничего не работает. Ломятся уже в комнату сына. Она замечает комод у стены и с огромным усилием тащит его к двери, адреналин в крови добавляет силы. Она успевает подпереть проход комодом, но дерево пробивает острый топор, показавшись в комнате.

Чонгук прижимает раскрытую ладонь к полу, крепко, до дрожи, и, пытаясь выровнять дыхание, приставляет молоток к своему большому пальцу. Железо обжигает кожу холодом. Он поднимает инструмент в пустом помещении подвала и понимает, что не может. Не способен. В голове крутятся самые счастливые моменты его жизни, его сестра, его мама, Тэхён, Хосок, Джису, Ёнхи, Тэхи, Джухён… Столько людей нуждаются в нём, в стольких же, если не больше, нуждается и он. Он должен выбраться, чего это не стоит, обязан. Он просто должен сделать это. Не для себя. Для других. Комплекс бога… Сокджин прав, это действительно так, но сейчас невозможно по-другому.

— Раз… два… — «три» он не произносит, а просто, вложив всю силу, бьёт молотком по большому пальцу. Хруст. Новый поток острой адской боли и судорог, крик самостоятельно вырывается наружу. Затихает. Хватает второй рукой за наручник и выдёргивает оттуда руку со сломанным пальцем, наконец-то может встать, ноги затёкшие и окаменевшие. Он перематывает тряпкой свою повреждённую ладонь на манер плотного гипса. Вытаскивает из рюкзака лом и идёт на выход.

Соын шарит по ящикам комода, но там совершенно ничего: духи, какие-то бумажки, цветы. Никаких ножниц, ножей, лезвий, тупых тяжёлых предметов, совсем ничего. Топор прорубает дырку в запертой двери, теперь они могут отлично видеть друг друга. Сокджину нравится выражение лица женщины, испуганное, безумное, она готова прямо сейчас сойти с ума от переизбытка стресса. В ответ он лишь довольно улыбается. Это его последняя миссия.

Чонгук входит в квартиру, слыша крики и грохот со стороны своей бывшей спальни. Он весь в крови, сжимающий лом, чёрные длинные волосы закрывают одну половину лица. В нём пробуждаются все те чувства, которые он раньше не ощущал: желание убить, растерзать, насладиться чужой смертью так же, как Сокджин наслаждается другими.

— Полиция уже в пути, психопат! — орёт Соын, хватаясь за пустую стеклянную вазу из-под цветов. — Если хочешь жить, проваливай из моего дома!

— Сокджин?! — рычит Чонгук, всё ещё стоя посреди гостиной, где он останавливается, услышав вопли и крики. — Я знаю, что ты здесь! Это мой дом. Моя семья.

— Твой дом и твоя семья, — внезапно слышится за его спиной, Гук резко разворачивается, не ожидая такого. Но ещё больше он не ожидает увидеть прямо рядом с собой Ким Кая вместе с незнакомой женщиной, вероятно, той самой, и ещё несколькими мужчинами в чёрной одежде и с оружием. Их лица закрыты масками, за исключением Чонина и Суран. — Теперь это наше дело.

Не проходит и пяти секунд, как неизвестные ему личности рвутся в глубину квартиры, открывая стрельбу по всем. Они не смотрят, кто где стоит, что делает, они просто… обнажают свои магазины. Сокджина сносят первым, тот даже не успевает хрипнуть напоследок, лишь дарит последний взгляд шокированному Чонгуку, а после… они забирают и Соын. Прямо на глазах у сына в её грудь врезаются с десяток пуль, это влечёт за собой моментальную гибель. Чонгук не выдерживает. Он не плачет, не кричит, не изводит себя эмоциями. Он лишь идёт в атаку на тех, кто убивает последнего человека из его семьи. Чонин хватает его, успевает прошептать на ухо тихое «Ёнхи». Парень столбенеет, распахивает глаза и размыкает синие губы. В осознании бьётся новая мысль: «Хотя бы не она».

— Шоссе А52 около лесополосы в районе отшельников. Поторопись, — Кай толкает его к входной двери. Чонгуку не хочется уходить, он не может вот так бросить их всех, но ведь Ёнхи его любимая племянница. Самый лучший друг. Потерять её как потерять во второй раз Дженни, и пережить третью смерть он просто не сможет, и облегчит всё его существование только суицид. «Прости, мама», — шепчет он в пустоту и сбегает из квартиры.

— Мы закончили со всем. Особняк Сокджина в вашем распоряжении, — Суран с отвращением смотрит в сторону мёртвого маньяка, всё ещё сжимающего топор. — Теперь нас ничего не связывает, предлагаю разойтись.

— Именно, теперь нас совершенно ничего не связывает, — соглашается Усок, улыбнувшись под маской. Оружия снова подняты, направлены теперь на них двоих. — Это был ваш последний долг, и вы его отдали. Покойтесь с миром.

Чонгуку удаётся связаться с Намджуном почти сразу, как только он выбираются на улицу. Общественный телефон — спасение в его ситуации. Полиция действительно скоро приезжает к ним, буквально через пять минут после убийства, и лейтенант подхватывает его в свою машину. Неуверенные в том, что Ёнхи одна, они берёт с собой наряд, и несколько автомобилей с сиренами мчатся к выезду изгорода. Едут по трассе долго, с каждой минутой Намджун всё больше изводит себя плохими мыслями. Он не хочет поддаваться эмоциям, но Ёнхи его дочь. Он жизнь отдаст за неё, лишь бы она была счастлива, здорова и жила очень долго. Он винит себя в том, что недосмотрел за ней, что допустил её похищение.

Они едут, пока не наталкиваются на две крохотные фигурки на обочине, вся бригада тормозит там. Ёнхи, вся в крови, держит на себе едва соображающего китайца, которого пырнули чем-то острым в живот. Она разорвала низ своей школьной юбки для того, чтобы перекрыть рану и не дать ему умереть до приезда в больницу. Намджун в сердцах обнимает родную дочку, прижимается губами к её грязному холодному лбу, и плачет так, как никогда раньше. Чисто, свободно, облегчённо. Его дочь цела. Оперативники затаскивают раненого Тао в одну из машин, несмотря на его сопротивление. Чонгук вырывается из авто и тоже налетает на крестницу, отбив её у отца, и его слёзы гораздо горячее, крупнее и чище. Он безумно её любит. Может, как свою собственную дочь, может, как сестру, но как члена семьи — абсолютно точно.

Намджун звонит жене. Её плач слышен из динамика.

Оперативники уезжают вместе с раненным в больницу, чтобы ему оказали медицинскую помощь и прооперировали.

Начинается мокрый снег.

Чонгук убирает длинные запутанные волосы с женского лица и взглядывает крестнице в глаза. Она счастлива наконец увидеть их, она ещё не знает, что произошло в городе в её отсутствие. Ничего не знает. И пока ей не нужно знать.

Чонгук всхлипывает и снова обнимает.

Такого Рождества у него ещё никогда не было.

Комментарий к покой души не вечен, и счастье на земле — обман

вот и конец !!!!!!

ждём эпилог😄

========== как велела дева (эпилог) ==========

Неделю спустя.

— Ты выглядишь потрясающе. Она бы определённо сказала что-то вроде «это, конечно, хорошо, но я бы подобрала лучше». А Дженни бы улыбнулась. Посмотри на меня, Гугу.

После всего произошедшего Чонгук сидит дома всю неделю, практически не выходя из комнаты, только в ванную на пять минут. Единственное, когда он выбирается на улицу, — чтобы пройти обследование у Йен Ана, услышать сказанное с воодушевлением «тебя закололи и у тебя сломан палец, но ты бодрячком», а потом пойти к знакомым врачам, снять рентген, взять рецепт, наложить гипс, вправить кость. Этого хватает для того, чтобы следующие дни сидеть дома. Он переживает это время тяжело. Думает о том, что он виноват в смертях своей семьи. Джихёка недавно приговорили к судебному разбирательству и принятию решения насчёт срока или смертной казни. Все уверены, что итогом будет электрический стул.

Сегодня хоронят Дженни и Соын вместе. Сначала Гук думает кремировать их и держать прах в квартире, выделить для двух красивых колумбариев местечко на полках, но решил, что будет лучше просто похоронить. Со всеми почестями, цветами и прочим, а после этого они поедут в церемониальный зал, где смогут поскорбить, высказаться, поплакать, вспомнить. Чонгук надевает сегодня свой самый лучший костюм, который ему подарила мама. Тоже чёрный, но под ним белая рубашка с красивым галстуком, а волосы сегодня уложены по-особенному, красиво подстрижены, достают чуть ниже ушей. У Тэхёна волосы отрастают и снова вюьтся. На нём уже не белый костюм, не спокойный и умиротворённый, а такой же чёрный, тяжёлый. Джухён, сидящая на заднем сидении автомобиля, в красивом новом платье, которое Гук купил ей для сегодняшнего дня. Чёрный венок на голове, в маленьких ручках букет раскрытых красных роз. Она маленькая, но уже понимает. Не плачет, совсем ничего не говорит, просто слушает, смотрит, наблюдает.

— Спасибо, — едва слышно говорит Чонгук, пытаясь расслабиться, когда мягкая, немного прохладная рука Тэхёна гладит его щёку.

— Ты справишься. Мы все справимся, — Ким заглядывает ему в глаза и дожидается утвердительного кивка. Гук не уверен в том, что у него есть силы видеть два гроба, видеть одетые в лучшие наряды сестру и маму. Чонгук мечтал вести когда-то к алтарю свою младшую сестрёнку, может быть, даже с Хосоком, увидеть её в шикарном белом платье, видеть, как Тэхи и Джухён несут им кольца на подушечке и разбрасывают лепестки роз за невестой, помогают ей со свадебной фатой. Чонгук знает, что теперь это навсегда останется у него в фантазиях. К слову, о Хосоке. Ему сейчас тоже очень тяжело. На днях он ездил в салон, чтобы сделать себе новую татуировку на руке. Голосовое сообщение от Дженни, где она говорит, что любит его. Казалось, они встречаются не несколько лет, знают друг друга не всю жизнь, но Хосоку тридцать шесть, а почувствовал он себя таким влюбленным, целым и счастливым впервые. Он не может отпустить её просто так. Семья Ким тоже здесь. И агенты из NIA, с которыми они знакомы и уже неплохо ладят, практически все из полиции, с работы Дженни, приходит Миён и несколько партнёров Соын из благотворительного фонда. Приходит Йен Ан, приезжает даже Чимин, которую мама везёт на инвалидном кресле. Единственного, кого нет здесь — Тао. Он не может прийти, потому что находится в реабилитационном центре; слишком серьёзные повреждения он получил.

Чонгук, Тэхён и Джухён выходят на улицу и идут в сторону кладбища. Из фургона мужчины вытаскивают гробы, сначала один приносят к месту захоронения, затем другой. Все прощаются ещё в зале, где они вечером просидят несколько часов, но у всех появляется острое желание в последний раз поцеловать обеих в лоб и пожелать лучшей жизни на небесах. Первым подходит Чонгук, как старший брат и сын, не самый лучший, но такой, каким его любили и знали. Он стоит долго, всматриваясь в их лица, касается совсем легко ладонью почти фарфоровой, но каменной щеки Дженни. Его маленькая Дженни, глупая сестрёнка, которая хотела стать прекрасным журналистом. И стала. Стала известной, профессиональной, умной. Почти мёртвое сердце Гука отказывается отзываться на такие мысли. Он плачет все эти дни, и у него нет больше слёз, зато есть… благодарность. Им обеим. Если бы не они, он ты не был тем, кем является сейчас. Гук медленно целует сестру в лоб и извиняется перед ней. С мамой всё сложнее, но он всё равно её очень сильно любит. «Сложная женщина, — когда-то говорит Гук, и, если честно, до сих пор так считает. — У нас с ней развязалась ядерная война». Так же глупо смешно, и он бы улыбнулся, если бы… всё было хорошо. Но у него нет желания улыбаться. Нет никаких желаний вообще. Он вынимает из кармана браслет с красными камнями, который купил ей на день рождения, и надевает аккуратно на руку, чтобы он всегда был с ней, как напоминание. А после уходит к Тэхёну, чтобы крепко обнять его, почувствовать холодную руку на своём затылке (в такой морозный зимний день она кажется невероятно тёплой) и закрыть глаза.

Хосок возле Дженни держится особенно долго, крепко жмуря глаза, наклонившись над её вечной кроватью, и плачет безутешно. Душа болеть не перестаёт никак, а бледное, лишённое жизни лицо возлюбленной заставляет его разрываться от чувств. Он вынимает дрожащими пальцами из кармана небольшое сверкающее кольцо и, пересиливая себя, бережно одевает его на тонкий, изящный безымянный палец. Он отходит от неё только тогда, когда Джису оттягивает его в сторону, усаживает на лавочку. Он вряд ли может дальше наблюдать за тем, как их закапывают под толстый слой земли. Все прощаются в последний раз по очереди, малютки тоже что-то шепчут, по большей части именно Дженни, потому что чаще всего с ними обеими возилась она. Всем есть что сказать напоследок, поэтому ритуал погребения затягивается на два часа. Два гроба опускаются вниз, их закапывают равномерно, поминальные венки красиво вешают на дорогие надгробия с фотографиями. Цветы укладывают на сырую рыхлую землю.

Они приезжают в забронированный зал. Рассаживаются по столикам. Ёнхи, Тэхи, Джухён, Тэхён и Чонгук садятся вместе за один, располагаются на полу. Официанты разносят еду. Им тоже приносят лёгкие закуски, потому что уже время близится к четырём часам, а никто из них, даже дети, не ели с самого утра. Чонгук оборачивается на место скорби, где на стендах висят фотографии Дженни и Соын с чёрной лентой в уголке. Больно, очень, даже руки трясутся. Он просто не может поверить в то, что никто из них больше не позвонит ему с приглашением на семейный ненавистно-любимый ужин, никто из них не явится в три часа ночи, чтобы увидеть, жив ли Гук. Хван больше не сможет радостно носиться за ними по всей квартире. Тэхён кладёт ладонь ему на плечо и заставляет взглянуть на себя.

— Гугу, ты сильный. Твоя мама говорила мне это очень много раз, и она говорила, что ты лучший в своём деле, лучший во всём, идеальный сын. Позволь ей теперь гордиться тобой оттуда. Там, где ей будет всегда хорошо. И Дженни тоже, — красноволосый вкладывает в здоровую руку парня железные палочки и призывает немного поесть, а затем смотрит на Ёнхи, что ковыряет рис в супе из говяжьих рёбрышек. — Ёнхи-я… Ты навещала того иностранца? Как он?

— Я… не ходила к нему, — сухо отвечает девушка, неохотно погружаясь в воспоминания того дня.

Тогда.

— Ёнхи… — снова, в очередной раз, даже спустя миллионы провалов. Девушка его игнорирует, с тусклой надеждой смотря на железную дверь подвала. Хочется, чтобы она открылась, впустила немного света внутрь темного помещения. Но пока здесь очень мрачно, пыльно и сыро. Они сидят здесь столько, что глаза максимально привыкают к темноте, видят каждую соринку на грязном полу, могут разглядеть жутких тонких сороконожек, бегающих по дальним стенам. Тао долго пытается вывести её на разговор, и всегда безрезультатно. Он не подходит, пытается издалека, не до конца осознавая, из-за чего. Что толкает его. — Почему? Скажи мне, почему? Как… Боже, блять…

— Почему? Какой смешной вопрос, господин Цзы. Или как тебя там называли? — не смотря, никак не двигаясь, пребывая в сидячем положении, положив голову на бетонную неудобную стену, она упирается взглядом в дверь. Ёнхи сидит так давно, почти не двигается — немой протест, несмотря на затёкшие ноги и руки.

— Я не мог по-другому. Это была моя работа, за которую мне хорошо платили, — их диалог постоянно сводится к этому: она указывает на его грехи, он оправдывает своё положение, и из этого замкнутого круга ни он, ни она не выходят. Не хотят выходить. Девушка уже не плачет, не срывает голос в оскорблениях, она уже, кажется, смиряется с тем, что её новый друг чудным образом в прошлом зарезал её лучшую подругу.

— Но тебе же нравилось, да? Конечно, какой здоровый человек будет резать людей… Каково было вешать её мёртвое тело на дерево, Тао? — и это она спрашивает, не взглянув на него. Парень только головой качает, потому что она совсем ничего не понимает. Она пытается походить на своего слишком умного крёстного, он видит это, но у неё не получается. Она скорее просто давит фактами, как обычный коп. — Такие психопаты, как ты, должны сидеть в тюрьме, больнице или в карцере. Должны умереть.

— Не пытайся казаться другой, Ёнхи, — сглатывает он гулко. — Мы хорошо общались, ты доверяла мне свои секреты, я защитил тебя от этого проклятого Субина, который был готов убить тебя ради того, чтобы я провалился. Почему ты доверяла мне тогда, но, узнав о моей работе, теперь желаешь мне смерти? Несправедливо. Тебе я ничего не сделал.

— Ты псих, — она внезапно переводит свой взгляд на него. Китаец вздрагивает от резкого движения, но глаз не отводит, вперивается ими, но уже не как злобный пёс, а как обиженный, униженный щенок, который всего-то выполнял приказы хозяина. — Ты… Ты хотел убить меня. Я была твоей целью. Или хочешь сказать, что это не правда? Субин хотел, чтобы ты провалился, ведь твоим заданием была я, и после этого ты говоришь, что ты ничего не сделал мне? Ты чокнутый псих, Тао!

— Но я ведь не убил. Даже спустя три месяца. Хотя мог сразу, мне не сложно, я знаю все уголки твоей школы, знаю её лучше, чем ты.

— Так почему не убил? Оттягивал момент, чтобы насладиться болью человека, который доверял тебе?

Вегугин молчит. Не отводит взгляда, ничего, просто молчит, потому что мысли не складываются в слова. Ему нечего ответить на эту провокацию, потому что, скорее всего, она права. Это не его почерк, не его след от клыков, он никогда не привязывает к себе людей за такой целью. Но, возможно, она всё-таки права. Как говорит однажды ему Джихёк: «как художник, я всегда использовал одну технику, одни и те же инструменты, но иногда мне хотелось импровизации, чего-то необычного». Цзы не может отрицать того, что он не хотел. Ему интересно, каково это — убивать человека, который привязан к тебе, как убивают любовники в порыве страсти. Но этого не случается, до этого не доходит, и сейчас он вполне может увидеть те эмоции, которые она, вероятно, испытала бы. Не так красиво, как думает иностранец. Не так, как ему рассказывает Хирург.

Сегодня тот день, когда не станет Свалочника. Знаменательный. Полный свободы, Тао сможет сделать всё, что захочет, за пределами страны, вырвавшись куда-то в Европу, но ни в коем случае не в Норвегию — плохие ассоциации. Может, он рванёт подальше, куда-нибудь в Канаду или Америку, лишь бы больше не вспоминать. Но он уверен только в одном: больше никакой крови. Он не хочет попасть в тюрьму, он не получает от этого удовольствия, у него нет никаких мотивов, желания отомстить, хочется зажить нормальной жизнью, где вечером можно посмотреть кино или отлежаться в ванне, а не выезжать по звонку и отмывать место преступления от улик, сжигать отпечатки пальцев или собирать чьи-то глаза.

— Зачем ты делал это? Скажи честно. Может, тогда я смогу понять тебя, — не без презрения говорит она спустя несколько часов. Может, спустя несколько минут, но здесь всё ощущается по-другому, время тянется слишком долго.

— Ты не поймёшь.

— А ты попробуй объяснить.

— Я говорю, что это моя работа. Была… Моя обязанность.

— Нет, — девушка съезжает по стене вниз, ложится на пол, потому что всё болит, лопатки жгут, поясница тянет. На бетоне холодно очень, но легче, тело распрямляется, хорошо, что руки связаны спереди. — Честно.

— У меня не было выбора.

— Выбор есть всегда, Тао. Всегда. Мой дядя… Тебе ли не знать, через что он прошёл. Но он не стал убивать. Не стал прибирать за кем-либо.

Он снова молчит.

А потом через несколько часов к ним спускается Усок и говорит, что время пришло. Они не знают, в чём дело, что не так, но их выводят, не дают размять окаменелые ноги, ведут на улицу в чём есть, сажают в машину и везут куда-то. Не спрашивают ничего, не говорят, не информируют совсем никак; они и не интересуются, только молча радуются тому, что могут пошевелиться. Они оба думают о том, что их везут на смерть. Ёнхи становится мрачнее ночи, а Тао не утешает её. Всё бы в любом случае случилось.

Они приезжают к трассе, абсолютно пустой: ни баров, ни людей, ни машин. Их вытаскивают на улицу, заставляют встать босыми ногами на холодный снег, покрывающий обочину, и Тао развязывают руки, кладут в них нож, кухонный, ржавый, который откопали на кухне квартиры.

— Сегодня всё закончится. Для каждого. И для вас в том числе, — он делает шаг назад. — Сделай это, Тао.

Он смотрит на Ёнхи. Теперь ей страшно, а он не знает, что чувствует. Он идёт к этому, много раз думает, тщательно прорабатывает план убийства, и теперь у него отличная возможность исполнить акт крови. Но руки, которые держат грязный нож, почему-то дрожат. И глаза, в которых ясно читается «пожалуйста, нет», не дают ему занести лезвие, замахнуться.

— Не тяни, — слышится со стороны Усока. — Ты отличный убийца. Хорошо владеешь ножом и руками, хорошо подавляешь эмоции, не так ли? Сделай это ещё раз, и сможешь остаться в живых. Выбери из двух.

И Тао выбирает. Грязный, ржавый нож разрывает его собственный живот, тошнота подскакивает к горлу, а от боли в глазах темнеет, он даже не понимает, когда начинает орать и ощущать под собой холод снега и асфальта, мокрую траву. Ёнхи не может смотреть и не может отвести взгляд. Не может упасть и не может стоять. Дышит через раз. Он выбирает её, и Усок, разочарованно высказав китайцу то, что он ещё один глупый щенок, не достойный звания добермана, уходит.

Она падает рядом с ним и вынимает нож, им же разрезает тряпки, сковывающие её руки, и сразу додумывается перевязать рану. Да, теперь от её юбки почти ничего не остаётся, но у него будет возможность выжить.

— Это мой ответ на твои вопросы, — хрипит Тао, не открывая глаз. Его бледно-синяя кожа, покрытая подтаявшим снегом, становится совсем холодной. — Прости меня.

Сейчас.

— Это всё бессмысленно.

— Я согласен с тобой, Ёнхи. Убийцы… не те, кем кажутся, абсолютно всегда, — Чонгук завлекается новой темой. Старается не думать ни о чём. Намджун настаивает на длительном отпуске, не меньше двух недель, где-нибудь подальше, где тепло. Он не разрешит явиться в участок, не хочет видеть его, потому что сейчас Гук совершенно не в порядке. Это знают все, и, даже если он будет настаивать на обратном, никто не поверит. — Но навестить можно. Чтобы найти ответы. Я знаю, что у тебя есть вопросы. Ты моя крёстная дочь, Ёнхи, и я знаю, что ты похожа на меня несколько больше, чем на своего праведного и дисциплинированного отца. Ты не будешь одна.

— Это опасно, — Тэхён вмешивается, чуть щуря глаза. Ему не нравится идея, и он хочет, чтобы школьница больше никогда не виделась с китайцем. — Я вижу, кем стал Гугу после встреч с отцом, и я не хочу, чтобы ты пошла по его стопам.

— Здесь другой случай. И ответы ей нужны другие, — Чонгук пытается поесть, но кусок в горле встаёт. — Ёнхи… не повторяй ошибку моей мамы. Ты знаешь, что он сделал, знаешь обо всём, и это отличает тебя от неё. Не позволь ему одурачить тебя. Но ты заслужила знать ответы. Он даст их только тебе.

◎ ◍ ◎

Возле палаты никого. Дело против Тао хотят поднять после того, как он пойдёт на поправку, и Ёнхи заставят говорить. Она думает о том, что нужно сказать вроде: «он выполнял поручения Сокджина» или что-то в этом духе, но, по правде говоря, у неё нет никакого опыта в суде; надежда только на помощь и поддержку со стороны. Тэхён и Чонгук будут смирно ожидать в коридоре, пока двое будут разговаривать, на чёрное платье девушки нацепляют небольшой прослушиваемый жучок.

— Помни, что мы рядом, и помни, кто он такой. Удачи, — крёстный хлопает её по плечу, и девушка тихо входит в палату. Тепло, пахло миндалём и ванилью, слабо выбивается из гармонии аромат едких лекарств. Пикающий в тишине прибор отслеживания сердцебиения, трубка для подачи кислорода в лёгкие через нос. Когда она встаёт рядом, Тао берёт в руки пульт и заставляет спинку своей койки подняться, чтобы разговаривать им было удобнее. Его белоснежная больничная форма делает сухую кожу не такой бледной.

— И вот… мы снова встретились, — китаец кидает взгляд в сторону календаря на стене и усмехается. — Спустя неделю. Это наш новый личный рекорд. Знаешь, — он вздыхает и прикрывает глаза, удобнее устраиваясь на кровати. — Это самая удобная вещь на рынке, говорят, что Стивен Хокинг умер на такой.

— Каковы шансы, что она тебя раздавит? — несдержанно спрашивает девушка. Однако она старается успокоиться, хотя рядом с ним это просто нереально. Она вспоминает всё самое плохое, и это не то, чего ей хочется сейчас на самом деле. Ей нужны… ответы. Больше ничего.

— Ну что ты. Разве так говорят с тем, кто чуть не умер? — спрашивает парень.

— Хватит прикидываться страдальцем, — игнорируя дрожь в ногах, школьница садится на стул возле стены, самый дальний от койки, и укладывает свои руки на коленях. — Я пришла, потому что… — она поджимает губы и думает. Что ей дадут ответы на вопросы? Лишнее чувство вины, которое ей совершенно не хочется слышать? Она знает, что она ещё глупая, не сможет потупить эти мысли и чувства. Но её будет мучить совесть из-за того, что она бросила его после того, как он спас ей жизнь, выбрав в качестве жертвы себя. — Ты должен сделать заявление для полиции. Ты скажешь им, что убийца вынудил тебя сделать всё это.

— Или… я ничего не скажу, — Тао усмехается, отводя взгляд к окну. — И пополню список заключённых.

— Тебе что-то нужно, — Ёнхи стискивает в пальцах юбку платья, скрестив ноги под стулом. Она сама сейчас пбледнеет. — Что?

— Не буду скромничать. Я хочу проводить время с тобой, регулярные визиты, как в старые времена.

— Нет, — сразу отвечает она и думает о том, как Тао будет выглядеть в оранжевой форме одной из тюрем. Ёнхи опускает голову, тяжело вдыхая воздух, едва держась стойко. Ей кажется, что Чонгук, стоя в коридоре, с минуты на минуту ворвётся сюда. Ей стоит говорить и думать быстрее. — Ладно. Раз в неделю. И ты сделаешь заявление.

— Два раза в десять дней. И да, я… теперь припоминаю, я попал под влияние монстра…

Они сталкиваются взглядами. Ёнхи видит довольную улыбку и думает о том, не ошиблась ли она в этот раз.

◎ ◍ ◎

Они сидят в кафе возле больницы, напитки уже приносят, им нужно отдохнуть. Жучок уже отправляется в карман Чонгука, сам он не против визитов, но факт того, что Тао выполнял чужую работу, пачкая руки, его немного смущает. Профиль интересный, но он всё равно убийца, и срок ему обеспечен, только если хороший адвокат не добьётся условного. А вот Тэхён настаивает на том, чтобы дать китайцу больше пяти лет.

— Он находится здесь легально? Нашли его документы, паспорт, или его документами был Ким Сокджин? — не унимается красноволосый, стараясь максимально тихо и возмущённо предъявлять претензии в кофейне. Ёнхи, приложившись к шоколадному коктейлю, не упорствует отвечать на все вопросы друга. — Он так же вертит тобой, как и Сокджин полицией. Как и Джихёк своей семьёй. У убийц это в крови. Он мастер манипуляции.

— Давайте обсудим это позже, а сейчас поговорим о чём-нибудь хорошем, — предлагает раздражённо Ёнхи, а Гук, взглянув на старшего, согласно кивает. Киму приходится замолкнуть и тяжело вздохнуть, всем своим видом говоря: «мы ещё вернёмся к этому, не переживайте». — Аджосси, папа говорит, что ты скоро поедешь отдыхать. Не секрет, куда именно?

— Я… по правде говоря, я не думал об этом, зато решение сделал именно твой любимый папочка. Он воспользовался финансами нашей семьи и заказал три билета до Тайбэя. Говорит, чтобы я не появлялся в его поле зрения две недели, хотя я считаю, что я и в Сеуле могу хорошо отдохнуть, — усмехается Гук, делая глоток кофе со сливками.

— Ты обязан будешь прислать мне фотоотчёты. Где вы побывали, что ели, что делали, — строго, но с улыбкой произносит Ёнхи. — Иначе вход в наш дом тебе воспрещён, а твой номер будет у меня в чёрном списке.

— Как всё категорично, — брюнет не сдерживает улыбки. — Знаешь… я согласен. Сделаю тебе несколько сотен снимков.

◎ ◍ ◎

День рейса настаёт, и начинают они его в шесть часов утра, чтобы успеть к восьми в аэропорт. С вечера собрали сумки, чемоданы, рюкзаки, остаётся только позавтракать, загрузить всё в автомобиль Намджуна и выехать. Чонгук одевается в удобные спортивки и худи у себя в комнате, смотрясь в зеркало, когда наверх поднимается уже готовый Тэхён. В милом свитере поверх футболки и белых джинсах. Он подкрадывается со спины и обнимает младшего, упираясь подбородком его в плечо.

— Выглядишь неплохо для перелёта. Спать не хочешь? — брюнет только качает головой, холодными руками накрывая ладони старшего, сцепившихся у него на талии. — До сих пор не могу поверить, что лечу куда-то. Что мы летим. Я никогда не был заграницей, боюсь, что будет сложно освоиться и понять, как там всё устроено.

— Я тоже никогда не был заграницей, Тэхён, — осторожно улыбаясь, говорит парень. — Так что если пропадём, то вместе.

— Гугу, я подумал о том, кем я хочу стать. Позволь мне, — он неловко разворачивает младшего к себе и смотрит ему в глаза, видит яркое отражение своих карих. — Я хочу быть адвокатом. Я… общался с Миён, когда она приходила в твоё отсутствие, мы виделись на этой неделе тоже. Хоть сейчас она уже не адвокат, но она рассказала мне об этой профессии. А потом я почитал сам… Прошу.

— …Если это то, что сделает тебя счастливым, то я не против, — немного помедлив с ответом, выдержав паузу в пять минут, всё-таки говорит ему Чон. — И ты вряд ли послушаешь меня, если я скажу, что это опасно?

— Верно, — улыбается он.

— Оппа, аджосси, за нами приехали уже! — громко топая по ступенькам, в спальню врывается Джухён. Она такая счастливая, обнимает мягкого плюшевого кролика в фиолетовом жилете, зовёт их вниз, на первый этаж. Им машет Намджун и предлагает помочь донести чемоданы до своей машины. Они едут неспешно к инчхонскому аэропорту, заезжают на парковку, несут все вещи в главный огромный зал, а там, оказывается, их уже давно все ждут. Вся чета Ким, команда Сомун, и даже приезжает доктор Йен Ан, который не может пропустить такое замечательное событие.

— Хорошо выглядишь, — Джису аккуратно обнимает его, затем сжимает в объятиях Тэхёна. Пока старшие идут регистрироваться, Джухён и Тэхи бегло носятся по залу, наслаждаясь этими счастливыми минутами, которых у них никто не вправе отнять.

Вылет у них через двадцать минут.

Вещи все загружены в самолёт, ручная кладь у каждого на спине или в руках.

Их провожают до самой двери из аэропортного здания, которая ведёт к взлётной полосе. Чонгук оборачивается в последний раз на друзей, обнимает Ёнхи и Тэхи, своих маленьких малышек, видит умиротворённый взгляд Тэхёна…

…И думает, наконец, о том, что он ещё может всё изменить.