Дыхание ветра [Ляна Лесная] (fb2) читать онлайн

Ляна Лесная Дыхание ветра

Пролог

За 17 лет до основных событий

На город опустилась безлунная ночь. Она казалась особенно тёмной из-за тяжёлых свинцовых туч, затянувших августовское небо.

На горизонте сверкали зарницы, медленно приближаясь к городу, воздух которого был влажен и свеж.

На глухих улочках окраины города возле старых полуразрушенных домов не хватало освещения, и случайный прохожий не смог бы ничего разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки.

По старинной мостовой, крадучись и прижимаясь к стенам домов, бесшумно шёл высокий крепко сложенный человек.

Прекрасно ориентируясь в ночной черноте, он мог бы передвигаться уверенней, но намеренно тормозил себя, замирая на некоторое время в каждом особенно тёмном углу, и долго прислушивался, опасаясь преследования.

В эту глухую ночь на улочках города не было ни души, даже постоянно слоняющиеся тут и там подозрительные личности предпочли оставить город на милость природы, ждущей грозы, а уж благоразумные люди и вовсе крепко спали в своих домах в тёплых постелях.

Но крадущемуся мужчине уже несколько дней приходилось передвигаться только такими ночами. Днём он прятался то в полуразрушенной деревушке недалеко от городских окраин, то в заброшенном доме на краю города.

Стараясь не попадаться никому на глаза, он всеми силами хотел сберечь своё сокровище, сладко посапывающее за пазухой.

И вот человек снова застыл, прислушиваясь и как будто даже принюхиваясь к воздуху.

По прошествии нескольких секунд, удостоверившись в отсутствии опасности, он отмер и снова продолжил бесшумное движение, через пару минут, наконец, достигнув нужного строения.

Проскользнув в никем не запираемый подъезд, мужчина поднялся на второй этаж двухэтажного дома и нашёл нужную дверь. Прислушался, но его окружал только писк полчищ комаров и спокойное дыхание спящих в квартирах людей. Нажал на кнопку у двери, сморщившись от режущего слух неприятного звука.

В наполненной комариным звоном тишине трель дверного звонка прозвучала особенно громко, а для его чувствительных ушей даже болезненно, но не было другого способа привлечь внимание хозяйки квартиры, по спокойному дыханию которой он понимал, что та очень крепко спит.

Сокровище, недовольно кряхтя, опять завозилось под его ветровкой, и он мягко прижал его к своей груди, успокаивающе поглаживая.

Второй раз звонить не решился, опасаясь перебудить весь дом, но, к счастью, у людей не было такого тонкого слуха, как у него, и дом продолжал спать и смотреть сны.

Некоторое время ждал, прислушиваясь, и, наконец, уловил за дверью шорох. Он ясно услышал, как девушка, шурша тканью, набросила шёлковый халат, босиком на цыпочках прокралась к двери и остановилась прислушиваясь.

Очень давно, ещё в детстве, они придумали условный стук, которым он сейчас и воспользовался. Она узнала этот сигнал, начала отпирать замки и распахнула дверь, остановившись в дверном проёме в полумраке прихожей.

— Это ты? Чего тебе? — недовольно спросила.

— Может, впустишь? — одними губами проговорил он.

— Я так поздно гостей не принимаю! — свистящим шёпотом ответила девушка, собираясь захлопнуть дверь, но мужчина, не мешкая, поставил ногу между дверью и дверным косяком и, стараясь сохранить тишину, прошептал:

— Кира! Просто выслушай! Пожалуйста, впусти ненадолго, поговорим и я сразу уйду.

— От тебя целый год не было никаких вестей. И вдруг ты появляешься, как ни в чём не бывало? Знаешь что? Я не хочу ничего слышать, убирайся! — зло прошипела девушка и пнула его в районе колена.

От резкой боли он дёрнулся и случайно чуть сильнее прижал маленькое тельце под курткой. Сокровище недовольно запищало и заворочалось у него на груди.

Кира тоже услышала этот писк и вперила в парня удивлённый взгляд, снова распахивая дверь.

— Что там у тебя? Что это? — её глаза загорелись от любопытства.

— Я расскажу. Можно войти?

— Хорошо, входи, — девушка пропустила его в квартиру и закрыла дверь.

— Свет не зажигай, — попросил он, расстёгивая куртку. — И никому не говори, что я здесь был.

Кира во все глаза смотрела, как совсем молодой мужчина достал из-за пазухи шевелящийся свёрток, развернул какую-то тряпку, и у него на руках оказался новорождённый ребёнок.

— Это ещё что такое? Откуда он? Где ты его взял? — удивлённо прошептала она.

— Кира, это мой ребёнок.

— Мальчик? А где его мать?

— Её больше нет, — сквозь зубы прошипел он в ответ, и его глаза подозрительно заблестели.

— Извини, я ничего не знала, — одними губами проговорила девушка, затем, помолчав немного, продолжила:

— Святослав, ты, наверное, долго в пути? Тебе надо принять душ и поесть. Давай сюда ребёнка, я его искупаю, а ты пока что-нибудь поищи в холодильнике. Вам обоим надо выспаться, тебе-то, уж точно, выглядишь ужасно.

— Кира, — горячим шёпотом ответил он. — Мне не до еды и не до купания, надо уже сейчас уходить. Но ты должна мне помочь, пожалуйста!

— Помочь? Как? — удивилась девушка.

— Я не хотел тебя во всё это втягивать, но мне больше не к кому обратиться. На нас с его матерью ополчились все, кому не лень, гоняли по всей области. Сама знаешь, без документов и денег далеко не убежишь. Она слабела с каждым днём, и я ничем не смог ей помочь. Но мальчик выжил. Теперь его хотят прибрать к рукам или просто уничтожить. Выискали древнее пророчество, где говорится о таком ребёнке, как о самом ужасном монстре. Преследуют меня, идут по пятам, хотят отобрать!

— А как же твоя родня? Они тебе не помогут? — с жаром прошептала девушка.

— Они изгнали меня, ты же знаешь. И тоже преследуют. У меня остался только один выход, если ты мне поможешь, — горячо ответил молодой мужчина.

— Какая помощь от меня требуется?

— Я хочу спрятать его прямо у них под носом. И в этом грубом плане тебе уготовлена главная роль. Ты должна его взять. Стать ему матерью. А я уведу погоню за собой.

— Ты в своём уме? Что мне с ним делать? Я не смогу. Я не умею обращаться с детьми! Я даже не знаю, чем его кормить, — она возмущённо и недоверчиво смотрела на него своими большущими чернеющими в ночи глазами.

— Ты научишься, Кира! Я знаю, ты сможешь. Если ты не согласишься, он может погибнуть. Меня рано или поздно или те или другие достанут.

Девушка смотрела на парня, так бережно держащего кроху крепкими руками с большими мозолистыми ладонями, и совершенно не сомневалась, как ей поступить. Когда-то, давным-давно, одиннадцати лет от роду, и она была спасена от чудовищ, и один из её спасителей стоял сегодня перед ней и доверял ей своё дитя. А он продолжал убеждать:

— Вырастишь его как своего сына, воспитаешь, как человека, так, чтобы даже он сам не знал, кто он.

— Хорошо, давай его мне, — решилась она и протянула к нему руки, и совсем юный отец отдал ей своё спящее дитя.

Её сердце защемило от нежности к этому тёплому комочку, который едва успел появиться на свет, а на него тут же ополчился весь мир.

Девушка прижала тёпленькое тельце к своей груди, и ребёнок, причмокивая во сне, неосознанно прижался к ней, обнимая маленькими ручонками. Новорождённый малыш совсем не казался чудовищем. Глаза девушки наполнились слезами. Осознав, что ни за что на свете не смогла бы отказаться, уже любила этого ребёнка всей душой.

— Как его зовут? — с нежностью в голосе спросила.

— Александр.

Глава 1. Новая школа

17 лет спустя… Александр

— Милый, ты должен переехать к своему отцу, — огорошила меня мама в один прекрасный день.

Недавно я закончил десятый класс, и на лето у меня были грандиозные планы, но им не суждено было осуществиться. Впрочем, как и всегда.

— Это что? Шутка? — ляпнул, не воспринимая всерьёз.

Я не знал своего отца. От слова совсем… Оказалось, он всё-таки у меня был…

— Я тебя прошу отнестись к этому серьёзно, Александр. Ты поедешь! Отец тебя ждёт.

— Меня в принципе удивляет, что в семье вдруг появился отец! — вымолвил я.

— Он у тебя всегда был, — тихо произнесла мама.

— Как же так вышло, что я об этом ничего не знал? — спросил с сарказмом.

— Перестань дурачиться! Тебе придётся к нему перебраться.

— Нет, — покачал я головой. — Неизвестно куда и непонятно к кому? Извините, но это не ко мне…

— Святослав готов к твоему приезду. Мне же надо уехать в длительную командировку по работе, и я буду себя чувствовать спокойней, зная, что ты с ним. Он хороший человек. Я уверена, тебе там понравится.

— Откуда такая уверенность?

— Вы с ним поладите. Он очень долго этого ждал, и с лихвой компенсирует все те годы, когда его не было рядом, — пыталась мама убедить.

— Где же был этот замечательный отец 17 лет? — горько спросил я.

— Это сложный вопрос. И ответ совсем не простой. Не знаю, поймёшь ли…

— А ты скажи всё, как есть. Попытаюсь.

— Жизнь так непредсказуема, в ней встречаются трудности, с которыми справиться бывает не просто, начала она издалека.

— Бла-бла-бла! Если не хочешь — можешь не отвечать! — я вспылил.

— Всё сложно. Возможно, Святослав лучше объяснит. Давай оставим тему. Твой папа живёт под Краснодаром, в живописном горном местечке. Там есть небольшая школа. Думаю, там ты сможешь спокойно закончить учёбу. Из-за наших переездов ты много пропустил, но, ведь, ты у меня умный мальчик, быстро догонишь программу. Со сдачей ЕГЭ не должно возникнуть проблем…

— Слушай, с этим всё ясно… Откуда тебе известно, где он живёт? — прервал я её, пристально вглядываясь в лицо.

— Он мне сообщил. Мы не теряли связи.

Я только удивлённо открыл рот на это заявление, не зная как реагировать. С раннего детства я чувствовал неполноценность своей семьи. Наблюдая за сверстниками, у которых были и мама, и папа, даже немного завидовал. У меня никогда не было папы. Я наивно пытался что-то узнать, спрашивал о нём, но мать пресекала такие разговоры. Теперь я вырос. Те времена, когда мне не хватало отца, давно прошли. Но вдруг стало больно…

— Значит, всё это время ты общалась с ним? — спросил горько. Она только кивнула в ответ. Это движение поразило меня. Просто не было слов! Я разозлился! Разве что не искрил… Она держала с ним связь! А я даже не был удостоен возможности хотя бы один раз увидеть его! Отвернулся от матери, стараясь, насколько было возможно, справиться с чувствами.

— Почему он не общался со мной? — так и не усмирив свой гнев, бросил через плечо.

— Так было нужно, сынок, — тихо сказала в ответ.

— Да почему ты постоянно твердишь о том, что так было нужно! Я отказываюсь это понимать! Ты не должна была лишать меня отца! — я сорвался на крик. Глаза вдруг стали влажными. Повернувшись, сквозь пелену слёз смотрел в лицо матери, такое милое и родное, и не узнавал. В одночасье оно стало чужим.

— Это был не только мой выбор. Это было наше совместное решение, — терпеливо говорила она.

— Я не понимаю. Какое решение? А… Так, может, дело во мне? — я был вне себя от обиды, раз готов был предположить что угодно, даже то, что отец принципиально не общается только со мной.

— Нет, не в тебе. Ему пришлось уйти по другой причине, и в этом нет ничьей вины. Придёт время, и ты всё узнаешь. Но не суди нас строго, просто иначе было нельзя, — тихо проговорила мама, и, пытаясь успокоить, обняла меня за плечи.

— Я не собираюсь никого судить, — с горечью произнёс я, впервые в жизни стряхивая её руки со своих плеч. — Ты заставляешь меня переехать к совершенно чужому человеку! А если он тиран или ненормальный?

— Никакой он не тиран. Александр, ты его не знаешь.

— Я тебя не понимаю! — я пытался сопротивляться. — Что за странное решение? Мы, ведь, столько раз вместе переезжали! Почему именно в этот раз я не могу поехать с тобой?

— Пойми, я еду в ужасную глушь. Там нет школы, а тебе надо продолжать образование.

— Моё образование тебя никогда особенно не волновало!

— Это было раньше. Ты всегда хорошо учился, даже, если из-за переездов пропускал занятия. Но теперь тебе нужно думать о будущем. Одиннадцатый класс — это уже серьёзно. Экзамены, аттестат — нельзя же на это наплевать!

В своём решении мама была непреклонна. Она всегда умела настоять на своём. И даже теперь ей это удалось.

За свою недолгую жизнь я много раз менял место жительства и школу. Мы с мамой очень часто переезжали, никогда не задерживаясь на одном месте подолгу. Она была хорошим специалистом-экологом в области очистки и охраны водоёмов от загрязнения, и в любом месте могла бы найти себе работу. Но за место она не держалась, ей быстро надоедало в одном городе, мы собирали вещи и перебирались в другой, находящийся в противоположном конце нашей страны. Причём, происходило это спонтанно и без видимых причин. Просто в один прекрасный момент, вернувшись с работы, она ставила меня перед фактом, что мы снова переезжаем.

Я давно привык к этому, и уже не огорчался по поводу потери старых друзей. Но с взрослением стало сложнее привыкать к другим местам, к новым школам, к чужим людям. При постоянной жизни на чемоданах, новых друзей было найти практически невозможно. Так что с каждым переездом я стал всё меньше заводить близких знакомств, зная, что всё равно придётся их потерять.

В начале июля я выехал в Краснодар, на поезде через половину страны. По приезду меня должен был встретить отец. Долго думал, как буду вести себя при первой встрече. Что скажу? Как совершенно чужой человек ко мне отнесётся? Будет ли рад встрече?

Отца узнал сразу, хоть до этого никогда его не видел. На интуитивном уровне. Он был высокого роста, крепкого телосложения, мускулистый. На его фоне я выглядел тощей глистой. Подтянутый мужчина, совсем не старый, лет сорока, светловолосый и сероглазый. Держался спокойно. От него так и веяло силой и уверенностью. При встрече его лицо не выразило особенно бурных чувств, но улыбка была искренней.

— Ну, здравствуй, сынок! — прозвучали слова, о которых я когда-то мечтал, но они не принесли должного эффекта. Всё же я повзрослел, и больше не нуждался в отце.

— И тебе привет, — хмуро буркнул, и когда отец потянулся меня обнять, намеренно отстранился. Он не стал настаивать, только молча смотрел каким-то пронзительным взглядом.

— Ты вырос… — прошептал он.

— Ага, — бросил, жуя жвачку.

У меня было немного вещей. Объёмная сумка и небольшой рюкзак, так что мы отправились налегке. В пути почти не разговаривали. Отец начал было что — то спрашивать о матери, но я раздражённо ответил:

— Вот у неё и спроси, вы ж общаетесь! — а потом вставил наушники плеера в уши и включил музыку, всем своим видом показывая, что не желаю разговаривать. Святослав на некоторое время оставил меня в покое, и, пока мы ехали на старом разваленном УАЗ-е, с каким-то дедом за рулём, бросал на меня странные взгляды, в которых читалось непонятное чувство… Сожаление?

Спонтанная реакция не заставила себя ждать. Меня накрыла волна раздражения. На отца, на всю ситуацию в целом. Этот практически чужой человек принялся меня жалеть? Ещё чего не хватало!

Чтобы как-то отстраниться, решил вздремнуть на заднем сиденье или хотя бы сделать вид, но на самом деле уснул. Проснулся, когда началась горная дорога и начало неимоверно трясти. В общей сложности в пути провели часов шесть, пока, наконец, не очутились в какой-то нереальной глуши. Под Краснодаром? Ага! У чёрта на куличках…

Небольшой хутор был затерян среди гор и глухих лесов. Его окружал вековой пихтовый лес, такой густой, что под сенью тёмно-зелёных ветвей даже в жаркий летний день было прохладно и практически темно. Через этот нереальный тёмный лес к хутору, который и состоял-то всего из трёх дворов, вела довольно давно вытоптанная тропа, по которой со временем мне предстояло добираться до школы.

Люди давно покинули эти места, которые процветали около полувека назад, когда здесь вовсю шли лесоразработки. Кто-то перебрался в районный центр, остальные жители в близлежащий посёлок.

Остались только несколько семей, которые ни за что не покинули бы свои дома, потому что прикипели к ним душой. Это были уже довольно пожилые люди, которые прожили здесь всю свою жизнь и привыкли к трудностям.

Почему здесь поселился отец, я не понимал, но сразу отметил, что с соседями у него были хорошие отношения. Встреченные нами люди приветливо здоровались и расспрашивали его. Я в основном помалкивал, а если уж вопросы задавались лично мне, отвечал односложно.

Я всё ещё был ужасно раздражён, хотелось быстрее избавиться от навязчивого внимания и оказаться вдали отсюда. Когда мы прошли, наконец, весь хутор и добрались до дома, я уже находился в прострации, ненавидел отца и весь мир заодно.

Спросил только, где моя комната, закрыл за собой дверь, завалился, не раздеваясь, в кровать и достал свой телефон. Обалдеть, в этой глуши не было даже интернета! И что мне здесь делать?

Хутор назывался Андреевским, находился он в унылом запустении. Дома, построенные ещё до войны, постепенно разрушались, некогда с любовью выращиваемые сады зарастали диким кустарником. Оставалось только три дома, в которых проживали люди. Один из них дом моего отца.

Жилище это был таким же старым, как и остальные дома, но добротным и ухоженным. Кое-что отец подремонтировал, покрасил, и дом, расположенный на отшибе хутора, выглядел неплохо. К его задней стене подбирались густые заросли непроходимого леса.

Внутри было три небольших комнаты. Две спальни. Одна — отца, вторая, соответственно, моя. Обе выходили в прихожую, в которой стояла сложенная из кирпича печь на дровах. Здесь отец устроил ещё и кухню. Самостоятельно сделал полки для посуды и всяких хозяйственных мелочей, сбил из струганных досок большой обеденный стол, две лавки, табурет. Вся мебель была далека от совершенства, но хороша своей простотой.

Летом печь не топилась. Для приготовления пищи использовалась электрическая плита, благо на хутор было проведено электричество. Телевизора не было. Новости отец узнавал из газет, которые забирал на почте в соседнем посёлке.

При доме было небольшое хозяйство — вороной конь, на котором отец ездил в соседний посёлок в лесничество, где работал лесником, или в магазин за продуктами, или объезжал вверенный ему участок леса. Имелся десяток кур и петух, для которых отец сам построил дощатый домик с насестом. Он был мастером на все руки, очень многое умел делать сам. Однако, это нас не сближало…

Жизнь на хуторе была унылой и отдавала тухлятиной. Целыми днями я бесцельно бродил то по дому, по двору, то по лесу. И ничто не увлекало меня…

Вокруг было непривычно тихо, дышалось легко, но… Я не чувствовал единения с природой. Окрест одно запустение, борьба с ним ни к чему не приводила. Двор, заросший бурьяном, колонка во дворе, липкая грязь после дождя как-то не очень воодушевляли. Временами я начинал люто ненавидеть этот дом, этот хутор и окружающий лес и вообще всё вместе взятое. Какие — то богом забытые места. Я искренне не понимал, что здесь делаю и очень жалел, что ещё несовершеннолетний.

С отцом у нас не сложилось… Он, конечно, не докучал мне воспитанием, ничем не напрягал, говорил со мной просто и непринуждённо, сразу признав во мне равного себе. Но я… Не мог забыть того факта, что он меня бросил и не мог перестать постоянно раздражаться по этому поводу, отдаляясь всё больше. Мы практически не общались, это не означало, что он не пытался, но я… Не мог…

Всё лето у нас не было общих тем для разговоров, общих интересов. Почти всё время отец пропадал на своей работе, патрулируя лес, а если и появлялся дома, то я его намеренно игнорировал. Конечно, он не раз пытался наладить общение, но любой разговор угасал, не начавшись, любое предложение о совместной охоте или рыбной ловле безжалостно отвергалось. Я либо демонстративно включал плеер, либо резко бросал:

— Неинтересно! — и отец на время отставал от меня.

Всё это скучное лето я провёл в этом ужасном месте, находясь там безвылазно, бесцельно и бестолково проводя дни. Иногда только выбирался в соседний посёлок, где меня все принимали за туриста, благо их в этих местах было пруд пруди.

В посёлке был интернет, и я приходил туда с телефоном, посидеть в социальных сетях, пообщаться с друзьями, которые у меня ещё оставались из разных старых школ, накачать новой музыки, чтобы было чем заполнить свои вечера.

Смертная тоска давно стала моей постоянной спутницей. Когда пришла пора отправляться в школу, я ощутил даже небольшую радость от возможности хоть чем-то её разбавить.

Тропу, пролегающую через лес и выходящую в посёлок как раз недалеко от школы, я уже знал и первого сентября впервые переступил порог поселкового святилища знаний.

Здание не произвело хорошего впечатления, было хмурым и давно требовало ремонта. Учеников было немногим больше двухсот. Школьная линейка прошла во дворе у школы, так как погода была солнечная, а по окончании все присутствующие двинулись внутрь и разошлись по своим классам.

Войдя в здание школы одним из последних, я направился к кабинету директора, который было несложно найти — дверь была распахнута. Встал в дверном проёме, собираясь как-то привлечь внимание мужчины, занятого рассматриванием и перекладыванием документов из одной кипы в другую, когда тот поднял глаза и, увидев меня, радостно воскликнул, будто только меня и ждал:

— А, Малинин! Наконец-то! Ваш отец предупреждал меня. Давайте документы, ага, в одиннадцатый класс, хорошо. Пойдём, провожу.

Отказываться не было смысла, всё равно когда-то надо было начинать знакомство с новыми одноклассниками, и я потопал вслед за полным лысеющим мужчиной. По лестнице мы поднялись на второй этаж, повернули направо и, пройдя несколько метров, вошли в аудиторию с табличкой "кабинет географии".

Здесь директор извинился, что прервал урок, но сообщил всем присутствующим, что у него есть уважительная причина — он привёл новичка.

Кроме пожилой учительницы, в аудитории находилось около десятка ребят. Они с любопытством уставились на меня. Я же спокойно рассматривал их, переводя глаза с одного лица на другое. Всё это для меня не было внове. Не раз, переходя из школы в школу при каждом своём новом переезде, переживал всё новые и новые знакомства с одноклассниками, и сейчас откровенно скучал.

Вдруг произошло нечто удивительное…

Я увидел её…

Хрупкую синеглазую девчонку с длинной тёмно-русой косой.

Луч света в моей скучной жизни.

Это её я миллион раз видел во сне…

Глава 2. Первое сентября

Анна

Звонкий мальчишеский голос резко вырвал меня из мягких лап сна:

— Анюта, вставай!

Младший братишка, ворвавшись спозаранку в мою комнату, принялся с усердием меня тормошить:

— В школу опоздаем! Ну, вставай же! Сколько можно спать?

С трудом разлепив сонные веки, взглянула на часы. Всего лишь полвосьмого, а столько шума, будто в школе вот-вот прозвенит звонок. Взмолилась, едва сдерживая раздражение:

— Ваня, дай поспать!

Перевернувшись на другой бок, завернулась в одеяло и закрыла глаза, давая понять, что поднять меня не так уж просто. Братец всё же не унимался, принявшись сдёргивать одеяло.

— Отстань! В этом доме никакого покоя, — пробурчала нечленораздельно.

— Ну, Аня! — не успокаивался брат, продолжая канючить. — Ну, вставай! Пожалуйста!

Игнорировала его мольбы сонным сопением, надеясь, что брат уйдёт, но он с неутомимым упорством продолжал дёргать моё одеяло. Притворно рассердившись, я схватила розовощёкого малыша, всё ещё одетого в пижаму, повалила на постель рядом с собой, и принялась щекотать.

— Кто не даёт сестрёнке поспать? Вот защекочу тебя, звонкий мой будильничек! — приговаривала хмурясь.

Ванюша совсем не обиделся. Он понимал, что это не всерьёз. Весело и заливисто смеясь, старался вырваться из моих объятий, и когда это удалось, сполз кровати на пол. Улыбаясь во весь рот, растянулся на ковре. На его, по-детски пухлых, щёчках образовались ямочки, а голубые глаза горели восторгом. Ещё раз взглянула на часы, стрелки которых ушли всего лишь на пять минут вперёд, и укоризненно воскликнула:

— Братишка-шалунишка! Ещё времени вагон! Можно спать и видеть десятые сны!

— Анечка, сны досмотришь завтра! — убеждал малыш серьёзно. — Мама сказала, что уже пора. Это же первый класс! И, если я опоздаю, ждать меня никто не станет!

— Подумаешь! Было бы, о чём горевать! — хмыкнула я. — Можно и на следующий год в школу пойти!

— Ты что не понимаешь? Мне в этом году надо! Мне уже семь лет! — доказывал своё Ваня, но я продолжала подтрунивать над ним.

— Везёт тебе — в первый класс идёшь! — изо всех сил сдерживая усмешку, протянула я с завистью в голосе, краем глаза посмотрев на братишку. — Там весело! Я бы тоже хотела повеселиться. Слушай, а давай поменяемся — я вместо тебя пойду в первый класс, а ты в одиннадцатый!

— Нет, ты что! Так нельзя! — вскакивая с ковра, возмутился он, простодушно приняв это предложение за правду.

— Да ладно, я же пошутила! — я весело рассмеялась. — Просто немножечко завидую тебе.

— Ну, если хочешь, пойдём в первый класс со мной, — по доброте душевной предложил Ванюша.

— Меня туда не примут, — ответила я огорчённо. — Мне, ведь, не семь лет, как тебе. Так что, малыш, придётся мне учиться в одиннадцатом, даже, если не очень хочется. Да и вставать всё же пора, ты прав.

Нехотя выбравшись из-под одеяла, поднялась с кровати. За летние каникулы отвыкла рано вставать, и глаза буквально слипались. Ничего не поделаешь — школьные порядки не предполагают свободного расписания, и с этого дня придётся привыкать к ранним подъёмам.

Наскоро заправив постель, причесалась и, как всегда, заплела волосы в косу, скрепив непослушные пряди резинкой. Выставила брата за дверь, сказав, что ему уже пора одеваться. Стянула с себя старенькую, но удобную фланелевую пижаму и надела новую школьную форму — чёрную с множеством складок юбочку, немного выше колена, и чудесную белую блузку с серебряными пуговицами. Одевшись, придирчиво оглядела своё отражение в зеркале: широко распахнутые голубые глаза, аккуратный слегка вздёрнутый носик, губы не пухлые, но и не тонкие, и непослушная грива русых волос, собранных в тугую косу. Оставшись довольной внешним видом, поплелась умываться.

Всё это время братишка, весело подскакивая, в нетерпении носился по комнатам, ожидая, когда мама, наконец, выдаст ему новенькую школьную форму. Сопроводив меня на моём пути в ванную, помчался на кухню проверить, всё ли там готово. Проходя мимо кухни, я ощутила ароматы готовящихся блюд. Быстро умывшись и почистив зубы, поспешила в направлении источника вкусного запаха и уселась вместе с братом за стол.

— Мам, так в школу не хочется! — пожаловалась, уплетая завтрак.

— Да что ты? — укоризненно уставившись на меня, проговорила мама. Совсем ещё молодая круглолицая женщина с очаровательными ямочками на щеках, такими же, как и у Ванюши, задумавшись, застыла с чайником в руке.

— А мне хочется! — с полным ртом провозгласил Ванечка.

— Глупая моя девочка, надо учиться, пока ты молода и у тебя есть наша поддержка, — отчитала меня мама, нахмурив идеально очерченные брови над суженными от недовольства глазами, цвета расплавленного янтаря. — Вот я и отец не имели такой возможности. Нам рано пришлось пойти работать. Так что ты должна учиться за всех нас. Или ты забыла?

— С вами забудешь, пожалуй, — буркнула я, отправляя в рот кусок воздушного омлета. — Вы с папой повторяете мне это изо дня в день!

— Мам, а кто с нами в школу пойдёт, ты или папа? — спросил братик, прервав нравоучения.

— Конечно папа. Он, кстати, уже одевается, так что доедайте быстрее свой омлет, а то папа не любит ждать.

В это время на кухню вошёл отец. Он был чисто выбрит, от него веяло ароматом крема для бритья и одеколоном. Одетый в чёрный с еле заметными вертикальными полосками костюм, папа производил сильное впечатление. Пригладив руками и без того идеальную причёску состоящую из короткого ёжика тёмно — русых волос, подошёл к маме, и плохо скрывая своё раздражение, нервно потребовал:

— Наташа, завяжи мне галстук! Я так редко его ношу, что сам за всю жизнь не научусь.

— Сейчас, Андрюша! — защебетала мамуля, словно на крылышках запорхав вокруг папы, отчего выражение его каменного лица немного смягчилось.

— А ты, герой, в пижаме пойдёшь в первый класс? — добавил отец, обращаясь уже к Ванечке.

— Андрей, пусть сначала позавтракает, не хватало ещё, чтобы в первый день он посадил на форму какое-нибудь пятно, — ответила мама, мастерски завязывая отцу галстук.

Остальное время я молча завтракала, а Ванечка трещал без остановки. Все уши прожужжал и мне, и родителям, делясь со всеми радостью, что он, наконец, идёт в первый класс.

Родители снисходительно прислушивались к счастливой болтовне, умиляясь и заряжаясь от малыша его восторгом. Братишка был по-настоящему счастлив, и я ему по-хорошему завидовала, ведь для меня радостные впечатления о школе давно сменились иными.

Стоило только представить однообразные дни по шесть уроков, длящихся вечность. Огромные домашние задания, которые надо выполнять снова и снова, чтобы получить надежду на хорошие отметки в аттестате. Умудрённых опытом учителей, уверенных в том, что их предмет в школе единственный. Моментально накатывала смертная тоска.

Это был мой последний учебный год в школе, который обещал быть таким же длинным и скучным, как и все предыдущие.

У нас был не слишком дружный класс. Так, несколько разрозненных группок, держащихся отдельно друг от друга. Несколько парней, считающих себя крутыми, пара обычных мальчишек, девочки во главе с первой красавицей школы и мы с Верочкой.

Веруня была моей лучшей подругой. Простая спокойная девчонка, рыжая, круглолицая, голубоглазая, со смешными веснушками на носу. В раннем детстве нас невозможно было разлучить, так крепка была наша дружба. Подружка частенько приходила ко мне поиграть в нашем саду, я бегала к ней покачаться на качелях, летом рука об руку мчались на речку купаться, так что почти никогда не расставались и ни дня не могли прожить друг без друга. С остальными девочками из класса тоже дружили, но не были настолько близки.

Тогда с Верунькой было легко и просто, но, по мере взросления, из-за возникающего конфликта интересов подруга стала отдаляться, и я не знала, что сделать, чтобы спасти нашу дружбу.

Взрослеющих одноклассниц интересовала косметика, одежда и украшения, дорогие телефоны и общение в социальных сетях. Наши интересы почти никогда не совпадали. Продолжая общаться, иногда я не могла найти общих тем для разговора. С Верунькой в том числе. А когда в школе появилась Элина Корзун, всех подруг словно бы и вовсе подменили. Девушка получила статус первой красавицы нашей школы из-за своей ангельской внешности, и жизнь подруг стала вращаться вокруг неё одной.

Элина была из богатой семьи. Она красиво и модно одевалась. У неё всегда было всё самое лучшее — самые модные вещи, золотые украшения, а так же айфон последней модели. Девчонок из класса всё это просто сводило с ума. Все разговоры были только об Элине. Полностью очарованные идеальной одноклассницей, подруги подражали первой красавице, как заведенные копируя её во всём. Иногда создавалось впечатление, что смыслом их жизни являлась ничего не значащая болтовня о косметике, нарядах и украшениях и восхваление первой красавицы школы.

Верочка тоже не оставалась в стороне. Конечно, мы с ней продолжали дружить, но теперь в этом чувствовалась фальшь.

В силу своего характера я почти не участвовала в том, что считалось смыслом жизни остальных. Меня вообще сложно было завлечь какими — то тряпками, сплетнями и интригами. Были другие интересы.

Я очень любила читать — с интересной книгой могла провести целый день, неизменно обожала природу — красивейшие пейзажи наших мест созерцала, забывая о времени. За обновками и косметикой не гонялась. Была какая-то одежда — и хорошо, не важно, что она давно уже вышла из моды. Я не собиралась по этому поводу устраивать истерик, ведь деньги доставались моим родителям нелегко, и они не могли постоянно покупать мне обновки. Имелась под краном вода, на туалетном столике расчёска — умылась, причесалась — и порядок, не нужно переживать по поводу косметики.

Но, как и все люди, я нуждалась в общении и тянулась к Вере, всё же, с детства она была мне ближе всех. Во время летних каникул старалась видеться чаще. Вместе ходили гулять или купаться на речку, по субботам танцевали на местной дискотеке, где собиралась вся поселковая молодёжь.

Дискотеки в сельском клубе проходили весело. Я любила танцевать. Интересно было послушать байки старших ребят, похохотать над анекдотами. Время летело незаметно. Только начиналось основное веселье, а мне пора было возвращаться домой. Как ни хотелось бы задержаться, я спешила, зная, что мама не ляжет спать, пока я не вернусь.

Не так давно мне исполнилось семнадцать, но, до сей поры, родители продолжали считать меня маленькой.

Летом частенько меня загружали множеством дел. На мне были уборка, стирка, глажка, помощь в огороде и на сенокосе, присмотр за братцем. Я понимала, что уже выросла, и должна помогать.

Вот так, в постоянных делах и заботах и очень кратковременном отдыхе пролетало моё любимое время года — лето. Проносилось очень стремительно, и последнее лето не стало исключением.

С папой и Ванечкой мы отправились в школу, еле таща огромные ворохи цветов. Держа в руках благоухающий букетище, дурманящий меня своим ароматом, понуро шла той же дорогой, по которой ходила уже десять лет. Я помнила здесь каждый поворот и подъём, даже каждую выбоину и камень. При желании смогла бы пройти здесь с закрытыми глазами, и сейчас мне казалось, что век бы её не видела, эту такую знакомую дорогу, но только долг заставлял топать по ней снова и снова в надежде получить заветный аттестат.

Не прислушиваясь к весёлой болтовне братишки-первоклассника, я любовалась поразительной красотой окружающих лесистых гор, перед очарованием которых очень сложно устоять, и лишь она одна способна никогда не наскучить, радуя зрение своим разнообразием.

Горы были сплошь покрыты яркой зеленью, в чистой лазури небес проплывали белоснежные облака, воздух прозрачен и свеж, и в утренней тишине слышно мирное журчание горной речушки, протекающей через посёлок и перекатывающей свои кристально чистые воды по разноцветным камешкам.

Любуясь природой, всегда отмечала, как уютно расположен родной посёлок — в небольшой долине, окружённой со всех сторон поросшими смешанным лесом горами.

В двух местах горы разорваны глубокими потрясающей красоты ущельями, сквозь которые пробивается мелкая горная речушка. Стоит где-то высоко в горах пролиться сильному дождю, она способна в одночасье превратиться в страшный ревущий, словно ужасный монстр, грязно-коричневый поток, и нести на себе вырванные с корнем вековые деревья, перекатывать огромные валуны. Когда же снова засияет солнце, ревущий зверь становится милым котёнком, нежно мурлычущим свою успокаивающую журчащую песенку.

Наш небольшой посёлок можно назвать туристическим раем. С самого начала весны и до поздней осени в эти красивейшие места стекается множество людей различного достатка в едином туристическом порыве — покорить непролазные дебри Кавказских гор. Обнаружить горные, протоптанные дикими зверями, тропинки, где ещё никогда не ступала нога цивилизованного человека, испить чистейшей живой водицы из ледяных родников и подышать кристально чистым воздухом, не загрязнённым выбросами ни одного предприятия. И я понимаю этих людей — в природу наших мест невозможно не влюбиться.

Но сегодня меня ничто не радовало: ни солнечная погода, ни встреча с одноклассниками. Я грустила по ушедшему лету. Школьная линейка прошла скучно и однообразно, только во время выступления первоклашек ученики и их родители, немного оживились и повеселели.

И вот, наконец, прозвенел первый звонок, и мы — будущие выпускники — повели первоклашек на их первый урок. За нами потянулись и родители малышей, которым трудно было расстаться со своими милыми чадами.

Держа Ваню за маленькую тёплую ручонку, я чувствовала его восторг. Счастье переполняло его, передаваясь и мне через дрожание его пальцев. Исполнилось желание, которое не давало ему в последнее время покоя. Братишка стал школьником!

Приведя малышей в класс и усадив их за парты, мы оставили их с родителями и молодой улыбающейся учительницей, с которой им предстояло провести четыре долгих года в начальной школе. Пожелав первоклассникам удачи, отправились в родной кабинет географии, где нас ждала наш бессменный классный руководитель Галина Михайловна.

Невысокая пожилая, слегка полноватая, седовласая женщина, была для нас второй мамой. Ох, и намучилась же она с нами за шесть лет. Добрая, но строгая, а так же, очень ответственная дама. Класс ей достался, не ахти какой. Успеваемость всегда хромала, а мальчишки постоянно хулиганили и задирали младших. Но она никогда не опускала рук, стараясь воспитать из нас приличных членов человеческого общества.

Расспросив всех ребят, как мы провели лето, где были и что делали, Галина Михайловна искренне порадовалась, что у многих отдых удался.

Кто-то отдохнул на море со своей семьёй, например Элина, которая, загорев на пляже в Турции, выглядела просто потрясающе, кто-то ходил в поход в горы и тоже замечательно провёл лето, кто-то каждый день купался на речке, и его загар нисколько не уступал загару Элины.

Затем учительница приступила собственно к важным объявлениям — начала "занимательный" рассказ о том, что нас ждало в этом учебном году. Как важно уже сейчас определиться с выбором экзаменов. Как будет проходить подготовка к ЕГЭ.

Вдруг дверь в кабинет географии отворилась, и вошёл директор школы Андрей Валентинович. За ним шёл симпатичный черноволосый парнишка.

Глава 3. Новенький

Анна

— Я не помешал? — спросил директор, обращаясь к Галине Михайловне, и, когда получил отрицательный ответ, продолжил, обращаясь к нам: — к вам новенький, прошу любить и жаловать.

Произнеся вполне обычную распространённую фразу, директор подошёл к учительнице и они стали что — то вполголоса обсуждать. До нас долетали обрывки фраз, но можно было разобрать, что там было что-то о ЕГЭ.

Новенький стоял у доски, ожидая распоряжений учителя. Присутствующие с интересом разглядывали его. Парень был среднего роста, нормального телосложения, хотя казался немного худым. Его чёрные, слегка волнистые волосы казались немного длинноватыми для мальчишки, а тёмные глаза контрастировали с бледностью лица.

Думаю, что все девчонки сразу отметили, что мальчик был поразительно красив, так как сразу с некоторых парт, за которыми сидели мои одноклассницы, послышались лёгкие печальные вздохи, какими девочки обычно награждают звёзд из американских кинофильмов.

В сравнении с парнями из нашего класса, новенький казался младше, так как многие из них были рослыми и крепкими, а за прошедшее лето ещё более выросли и возмужали, но девчонки на всякий случай наградили новенького очаровательными улыбками и призывными взглядами, на которые он не отреагировал.

Пока его бесцеремонно разглядывали, новенький принялся рассматривать нас, своих будущих одноклассников, с которыми придётся провести весь следующий год. Медленно, даже лениво, глядя словно сквозь, переводил глаза с одного лица на другое.

Может быть, по физиономиям он собирался прочитать, какие у присутствующих были характеры, чего стоит от нас ожидать и с кем можно подружиться. Всё время, пока парень изучал ребят, его лицо выражало безразличие, словно этот процесс навевал на него смертную тоску.

Очень быстро его взгляд добрался и до меня, и вдруг скука с лица парня мгновенно исчезла, сменившись удивлением, которое оживило лицо, придав немного цвета бледной коже. Его глаза сузились, дыхание участилось, выдавая волнение.

Уставившись как на что-то удивительное, новенький больше не отводил взгляда, в котором читалось такое изумление, будто небеса только что разверзлись над моей головой.

Естественно, увидав такие перемены в лице молодого человека, произошедшие, как только он посмотрел на меня, первым делом я быстро поглядела по сторонам, дабы убедиться, что моей жизни ничего не угрожает. На всякий случай, взглянула даже на потолок — вдруг штукатурка вот-вот отвалится и упадёт мне на голову.

Удостоверившись, что вокруг всё было в порядке, и моя жизнь вне опасности, снова воззрилась на парня, который выглядел всё так же. Что же его так поразило?

Одноклассников развеселило странное поведение нового одноклассника — со всех парт послышались тихие смешки и отдельные реплики, произнесённые вполголоса:

— Смотри, смотри, сейчас в обморок брякнется, что-то уж сильно разволновался, — констатировала Оля.

— Наверное, парнишка галлюциногенных грибочков объелся — гляди, его клинит не по-детски! — предположил кто-то из парней.

— Да он обкурился! — уже уверенно поддержали его остальные.

— Слушай, а чего он на Аньку-то уставился? — спросила Верунька.

— Наверное, ему кажется, что вокруг неё чёртики скачут! — хихикнула Элечка.

Но парень, казалось, не замечал ничего вокруг, словно потрясённый до глубины души человек. Никто не мог понять, что творилось у новенького в голове, а меня уже начало раздражать, что всё это время он не отводил от меня своего взгляда, словно прикипел.

Мало того, другие одноклассники тоже стали поворачиваться в мою сторону, чтобы, наконец, понять, что же такого удивительного мог разглядеть во мне новенький.

От их напряжённого внимания почувствовала, как жар приливает к моим щекам, и низко наклонив голову, запустила пальцы в густую чёлку, но полностью избавиться от внимания не смогла.

Потерев лицо ладошками, отвернулась к окну и стала рассматривать проплывающее над горой облачко, стараясь отвлечься, чтобы с лица ушла краска.

В это время, закончив разговор, Андрей Валентинович ушёл, и Галина Михайловна, наконец, обратила своё внимание на вновь прибывшего ученика, который, конечно же — я поняла это, мельком взглянув на него — неизменно продолжал таращиться на меня.

— Представьтесь, пожалуйста, молодой человек, — обращаясь к новенькому, попросила учительница, но, казалось, он не слышал её, никак не отреагировав на обращённые к нему слова.

Классная снова повторила вопрос, слегка коснувшись его плеча, отчего тот вздрогнул и на секунду взглянул на неё, но тут же его взгляд метнулся обратно ко мне, что меня уже порядком напрягало.

— Так, как же вас зовут, узнаем ли мы это сегодня, молодой человек? — терпеливо, под смешки учеников, обращалась к нему классная, и, наконец, мы услышали какой-то неуверенный ответ:

— Алекс…, то есть, Александр…

Его голос. В его звучании было что-то притягательное, завораживающее. Бархатный, с лёгкой хрипотцой, от которой по спине побежали мурашки, а сердце сжалось от эстетического наслаждения.

— А фамилия ваша? — продолжала пытать не словоохотливого ученика Галина. Одноклассники продолжали веселиться, вполголоса обсуждая глупое поведение и выражение лица новенького и смеясь своим умозаключениям, пользуясь тем, что классная пыталась добиться от него хотя бы пары связных слов.

— Что это с ним? — с усмешкой проговорила Оля Зубова.

— Не видишь, он больной! — предположил Витёк.

— В наши края всяких ненормальных тянет, — констатировала факт Маринка Калинина.

— По-моему, он в ступоре, — съязвила Элечка.

— Может, пора скорую вызывать? — с кривой улыбкой высказался Антон.

Не знаю, услышал ли что-то из этого новенький, но спустя пару секунд он нахмурился, задумавшись о чём-то, а затем и вовсе смутился, опустив глаза в пол, впервые с того момента, как вошёл в класс. Освободившись от его навязчивого взгляда, я облегчённо вздохнула, пытаясь сообразить, всё ли нормально у парня с головой.

Пока я размышляла, новенький снова взглянул в мои глаза, но теперь его лицо выражало полное недоумение и, будто бы, узнавание, словно мы когда-то были знакомы.

В его взгляде было столько непонятного мне глубокого смысла, что он озадачил меня, но решив не париться по этому поводу, предварительно решила, что новенький совершенно ненормален, впрочем, думаю, так решили и все мои одноклассники, а так же Галина Михайловна, которая уже отчаялась добиться от него членораздельной речи. Но в это время юноша вполголоса проговорил:

— Малинин.

— Что? — переспросила классная, уже не ожидавшая ответа.

— Моя фамилия — Малинин. Александр Малинин, — проговорил тихо новенький, очевидно ещё не вполне справившийся с минутным помутнением.

В классе послышались новые смешки. Никто из ребят никогда не упускал удовольствия над чем-нибудь посмеяться, и тут же из класса раздались отдельные реплики, типа:

— Иосиф Кобзон!

— Лев Лещенко!

— Филипп Киркоров!

Эти возгласы слегка позабавили меня, я усмехнулась, но новенький на такое поведение теперешних одноклассников никак не отреагировал, всё так же растерянно глядя перед собой.

— Не вижу ничего смешного, — громко сказала Галина Михайловна, обращаясь к классу.

— Александр Малинин — имя известного певца, — подал голос кто — то из ребят.

— Ну, надо же, откуда вы это знаете? Вы же слушаете совершенно другую музыку! В жизни могут случаться совпадения. И я не вижу в этом ничего, что могло вас так развеселить, — успокаивая не в меру разошедшуюся молодёжь, продолжала учительница, а потом, указав на весь класс, обратилась к новенькому, — как вы заметили, Александр Малинин очень всеми любимый артист. Просветите нас, пожалуйста, Александр, может быть вы его родственник?

— Что? Нет! — взглянув на Галину, ответил парень.

— Что же, очень жаль, — сказала учительница, улыбаясь. — А мы, было, подумали, что в наши края занесло настоящего артиста.

— Он ещё тот артист! Вы разве не видите? — подал голос Витёк из соседнего ряда. — Такую комедию перед нами разыгрывает!

— Хорошо, молодой человек, проходите, присаживайтесь на любое свободное место, — предложила учительница, указывая жестом, что юноша волен выбрать себе понравившуюся парту. — А ты, Витя, успокойся!

Новенький снова взглянул на меня, а затем двинулся в мою сторону, собираясь занять свободное место рядом со мной. Рассеянно глядя на приближающего парня, на его губах заметила едва заметную улыбку, призванную скрыть потрясение, в котором он пребывал последние несколько минут.

На миг представив, что всё то, что сочиняли одноклассники, могло быть правдой, вздрогнула от отвращения.

Этот наркоман собирался сесть со мной за одну парту! Разозлившись, решила этого не допустить, но за такой короткий промежуток времени мне не удалось придумать ничего лучше, как отвернуться к окну и уставиться вдаль, в надежде, что парень пройдёт мимо.

Я всегда сидела за третьей партой в первом ряду у окна. Это было моё любимое место. Оно было не слишком заметно с первого взгляда, но выбрала я его ещё потому, что во время скучных занятий, можно было вдоволь налюбоваться изумительной красотой горной природы, для чего надо было лишь немного повернуть голову в сторону окна, из которого открывался прекрасный вид.

Зимой окружающие посёлок горы были сплошь покрыты толстым слоем нетающего снега, бриллиантами сверкающего в лучах восходящего солнца.

Весной глаза радовала первая сочная нежная зелень, множеством оттенков зелёного от самого светлого мятного до глубокого малахитового расцвечивающая окрестность.

Осенью же горы были залиты сияющими тёплыми красками, которые сравнимы разве что с драгоценными камнями и металлами. Среди пёстрого покрывала встречались островки золотых лип и берёзок, багрянцем горели редкие осины, а тёмная зелень вечнозелёных пихт казалась изумрудной, и среди всего этого великолепия серебряной нитью сверкала вдалеке бурная речушка, водопадом спадающая прямо со скал.

На скучных уроках я любовалась чудесной картиной, которую созерцала уже не первый год. Но сейчас перед моими глазами была сплошная зелень, до ярких красок ещё далеко. Они появятся лишь в конце сентября, но я уже с нетерпением ожидала новых эмоций и впечатлений, которыми, однако, поделиться, как всегда, было бы не с кем.

Моей подруге Вере не нравилось сидеть в первом ряду на солнце. Считая, что от этого её смешных веснушек становится всё больше, Верочка сторонилась солнечных мест и в хорошую погоду принципиально за нашу с ней парту не садилась.

Вторая половина парты постоянно пустовала, но я не слишком огорчалась, так как это давало мне больше простора, и я могла не тесниться со всеми вещами только на своей половине. Вот и сегодня Веруня села с Элечкой, чтобы полюбоваться её новеньким браслетом, а меня оставила одну.

— Привет, — произнёс Александр бархатным с лёгкой хрипотцой голосом, и мне пришлось взглянуть на него. Хотя я тут же отвела свои глаза в сторону и сделала вид, что плохо слышу. Парня это не смутило — он отодвинул свободный стул и сел рядом со мной, произнеся:

— Не возражаешь, если я здесь сяду?

— Вообще-то, ты уже сел, — глядя прямо перед собой, не скрывая своего раздражения, ответила я резким тоном, так как на самом деле он уже уселся за парту, и создавалось такое впечатление, что моё разрешение ему не так уж необходимо. — Но это место уже занято!

— Смотреть надо, куда приземляешься! — ляпнул с соседнего ряда Антон, — Там же русским по белому написано «занято».

— Ага, — поддержал его Олег. — И шлагбаум поставлен!

— И кем же оно занято? — вежливо поинтересовался новенький.

— Вот беда-то, Малинин, ты его, похоже, раздавил! Или её! А, Анька? Кто с тобой рядышком сидел? — веселился Антон.

— Не выдумывай ерунду! — ответила Антону раздражённо, чувствуя, как кровь приливает к моим щекам, и они снова начинают пылать.

Но тот ничего мне не ответил, покатившись со смеху, за ним весь наш класс тут же взорвался хохотом.

— Ань, там был твой воображаемый сосед? — что — то ища в своём рюкзаке, с ехидной ухмылкой на губах, ляпнул Витёк.

— Очень остроумно! — огрызнулась я, и, поглядев на лучшую подружку, позвала: — Вер!

— Ну что, Ань? — протянула Верунька. — Пусть новенький сидит, тебе жалко что ли?

— А ты?

— Не переживай за меня, мне место найдётся, — ответила Верунька, заглядывая Элине в глаза.

— Вот значит как? Ладно! — отвернувшись от Веры и уставившись прямо перед собой, пробормотала себе под нос, затаив обиду на подругу. "Подруга называется! Наверное, только и мечтала к Элине поближе перебраться!" Мои щёки пылали алым цветом от обиды на подружку и раздражения на саму себя.

— Так ты не против? — недоумённо переспросил новый сосед.

— А что, разве моё мнение здесь кого — то ещё интересует? — ляпнула раздражённо, ощущая направленный прямо на меня взгляд.

— Вообще-то меня интересует, — спокойно ответил Александр.

Собираясь гневно взглянуть на нового одноклассника, желая испепелить его надменным взглядом, я перевела свой взгляд на него, но, увидев вблизи необыкновенные широко открытые тёмно-серые очи, внезапно забыла о своём раздражении и обомлела. Этот чудесный взгляд показался мне глубоким и тёплым.

— Ну, так что ты скажешь? — снова прозвучал его голос, вырывая меня из серой дали.

— Н-нет… — тихим неуверенным голосом, слегка удивившись, как глухо он звучал, произнесла я и сама удивилась.

— Что нет? — нетерпеливо переспросил он.

— Не против, — снова тихо сказала, борясь с желанием снова ощутить притяжение тёмных глубин его глаз.

— Хорошо, — обрадовался он. — Надеюсь, твоя подруга не захочет обратно?

— Птичка улетела — место сгорело, — вдруг проговорила мстительно, втайне продолжая надеяться на скорейшее возвращение Веры за нашу парту, ведь не отдавать же её какому-то сумасшедшему или даже наркоману, а потом пробурчала себе под нос:

— Откуда ты такой взялся только? Нелёгкая тебя принесла…

— Что? — переспросил парень, не расслышав мои слова.

— Нет, ничего. Я просто спрашивала, удобно ли тебе здесь? Может за другой партой будет лучше? — проговорила подчёркнуто вежливо с милой улыбкой.

— Мне очень удобно. Спасибо за заботу, — так же вежливо, словно принимая правила игры, ответил он.

— Не за что! — буркнула я со злостью, подняв на него глаза и снова попадая под магию серого взгляда.

— Послушай, мы случайно не знакомы? — спросил юноша, в упор глядя на меня широко раскрытыми тёмно-серыми глазами, словно гипнотизируя.

Такого оттенка серого я не видела никогда, он был похож на цвет ночного неба перед рассветом, когда все звёзды поблекли, а солнце ещё не взошло, и, наверное, в этих чудесных необыкновенных глазах таилось загадочное волшебство, так как устойчивое желание глядеть в них постоянно усиливалось с каждой секундой.

— Мне на секунду показалось, что я тебя знаю, — спокойно продолжил. — Может, мы где-то встречались?

— Нет, — прочистив горло, уверено произнесла, на некоторое время справившись со своим беспокойством, чтобы суметь членораздельно вымолвить хотя бы несколько слов, комком застревающих в горле. Что-то в его взгляде, голосе и в поведении приводило меня в сильное волнение, и я чувствовала себя неестественно.

— Я Алекс, — с улыбкой сказал он.

— Да, я слышала, — бросила я, пытаясь изобразить саркастичную усмешку, что получилось явно не очень убедительно, ведь он смотрел на меня ровно и прямо несколько секунд, и на меня явно действовали его чары.

— Незачем представляться дважды, я на слух не жалуюсь, — добавила я колко.

— Колесникова! — окликнула меня Галина. — Может, хватит болтать? Я пытаюсь продолжить урок!

— Да, простите, — опустив глаза, проговорила сокрушённо, но новенький не унимался, его не пугали мои колкости и замечания учительницы, и, нарушив молчание, он осведомился:

— А твоё имя?

— Анна, — приглушённо произнесла, опасаясь нового замечания классной руководительницы.

— Очень приятно, — произнёс Алекс совершенно искренне. — Красивое имя.

— Мне тоже нравится, — буркнула я, вдруг заметив, что Галина, прервав своё скучное повествование, смотрит на меня внимательным взглядом поверх очков, а в классной комнате установилась гробовая тишина, такая, о которой мечтает каждый учитель на любом уроке. Мои одноклассники, все как один, повернули свои головы и заинтересованно уставились на меня и Александра любопытными глазами.

Наверное, все присутствующие слышали и наш разговор, может быть, мы разговаривали слишком громко, хотя я в этом сомневалась. «Что-то я слишком сильно разволновалась! Будто бы я никогда раньше, не особо заботясь об окружающих, не болтала на уроках! С чего это вдруг мне стало так стыдно, что я готова была сквозь землю провалиться?» Мои щёки продолжали гореть алым пламенем.

Виновато опустив глаза, стала внимательно рассматривать свежевыкрашенную крышку парты, за которой сидела, чувствуя, что вот-вот сгорю от направленных в нашу сторону взглядов.

Я не привыкла к такому явному вниманию со стороны людей. Это раздражало. Чётко осознавая, что навязчивое наблюдение одноклассников связано с тем, что новенький занял место рядом со мной, уже начала его тихо ненавидеть, и, совсем не слушая, о чём говорит классная, мечтала поскорее покинуть кабинет географии, здание школы и оказаться дома.

Сидя в ожидании звонка, словно на иголках, едва дождалась конца урока и с облегчением вскочила с места, только лишь услышав первые его трели.

Бросилась к двери, вслед за ребятами, которые, так же, потянулись к выходу, не собираясь надолго задерживаться в классе, когда вдруг услышала оклик Галины Михайловны:

— Колесникова, не спеши, у меня к тебе поручение.

— Какое поручение? — спросила нетерпеливо, остановившись напротив стола учительницы.

Мне совсем не хотелось задерживаться в школе в первый день, а желание поскорее вырваться из этих пропитанных запахом краски недавно окрашенных стен на свежий воздух было таким сильным, что я почти с досадой глядела на Галину Михайловну.

— Не волнуйся, не сложное, — произнесла она утвердительно. — Я заметила, что вы с новеньким мальчиком уже подружились.

Я ничего не ответила, только хлопала ресницами, не понимая, чего она от меня хочет. Галина Михайловна продолжила:

— Так, вот, Анюта, помоги ему, пожалуйста, ознакомиться с нашей школой. Проведи небольшую экскурсию, объясни, что и где находится.

Мне совсем не хотелось тратить своё время на такие глупости, поэтому я возмутилась:

— Но Галина Михайловна! Он же взрослый человек! Он что, сам не справится? Не такая уж большая наша школа, чтобы в ней заблудиться!

— Так, Аня, я попросила тебя помочь однокласснику. Тебе трудно? Так и скажи! Я попрошу кого-нибудь другого, — спросила она строго, укоризненно глядя на меня в упор поверх очков.

— Нет, мне не трудно, — выдавила я тихо.

— Тогда потрудись исполнить мою просьбу!

Когда я обернулась, настроение упало ниже плинтуса. Новенький всё это время находился в помещении. Он прекрасно всё расслышал. Заметив кривую усмешку на его губах, я поняла, что легко не будет…

В ответ на улыбочку, нахмурилась, в тайне желая, чтобы парень провалился сквозь землю прямо сейчас.

Он, видимо, легко прочитал мои мысли, так как я, впрочем, не собиралась их скрывать, и весь мой гнев был написан на моём лице. Его губы расплылись в белозубой открытой улыбке, а в глазах заплясали чертенята.

— Ладно, пошли, — хмуро потребовала, и парень быстро поднялся с места.

Попрощавшись с учительницей, мы вышли из класса.

— Спасибо, что согласилась быть моим гидом, — сквозь зубы язвительно выдал он, но хитрая предвкушающая усмешка сбивала с толку.

— Скажи Галине спасибо, — состроив гримасу, недовольно вздохнула я.

Появилось какое — то странное чувство. Желание то ли бежать как можно дальше от нового одноклассника, то ли от самой себя. Чтобы быстрее отвязаться, решила быстрее выполнить поручение.

— Значит так, — заговорила холодно. — В восточном крыле находятся кабинеты русского языка, литературы, английского, истории, а в западном географии, математики, музыки и школьный музей. Кабинеты физики и химии находятся на первом этаже. На двери каждого кабинета висит табличка, поэтому ты вряд ли заблудишься. Теперь вниз.

Я пошла первая, слыша за собой шаги. Спустившись по лестнице, мы вошли в коридор первого этажа. Там я пояснила:

— Кабинеты физики и химии, да, ещё и библиотека, в левом крыле, актовый зал и начальные классы в правом. Спортивный зал в северном крыле. Ясно?

— Вполне, — кивнул Алекс небрежно.

— Тогда экскурсия закончена, — проговорила серьёзно, стараясь не встречаться взглядом, отчаянно борясь с его магнетизмом.

— Я рад. Спасибо, что не прибила меня, — с кривой ухмылкой поблагодарил с ядом в голосе.

— Да с чего ты решил, что я собираюсь тебя прибить? — возмущённо сузила глаза.

— На твоём лице всё написано! — засмеялся новенький.

— А ты читать научись сначала! — возмутилась. — Там написано, что по собственной воле я никогда бы не стала заниматься подобной ерундой. И если бы не эта глупая экскурсия, я давно была дома со своей семьёй, а не возилась бы с тобой.

Парень выслушал мою гневную тираду, с улыбкой глядя в лицо, а когда я закончила, язвительно проговорил:

— Прости, конечно, что отнял драгоценные две минуты, не собираюсь более тебя задерживать.

— Пока, — резким голосом сказала, круто развернулась на каблуках и двинулась к выходу из здания, а новенький едко бросил мне вслед:

— До свидания. Рад знакомству.

Я обернулась, пытаясь понять, что же в нём так цепляет. Красивый мальчик. Явно самоуверенный. Индивидуалист. Не пошёл сразу вписываться в коллектив парней. Они ему явно не интересны… Продолжая двигаться вперёд, попала под гипнотическое воздействие серых глаз и забыла на мгновение, где нахожусь, едва не налетев на раскрытую дверь.

— Осторожно! — из гипноза меня вывело предупреждение новенького.

Резко остановившись, обнаружила прямо перед собой торец двери. Сообразив, отчего парень меня предостерёг, хотела его поблагодарить.

— Не спи на ходу! Я за тобой слежу, — добавил парень, и, заметив его язвительную усмешку, я разозлилась ещё сильней.

— За собой следи, умник! — огрызнулась, и бросилась вон из здания школы с такой скоростью, будто за мной черти гнались.

Уже дома я осознала, что сама была не слишком вежлива с новым одноклассником. Вообще не понимала, почему так себя вела.

Парень сел со мной за одну парту, в этом нет ничего предосудительного, я же словно с цепи сорвалась, наслушалась всяких небылиц про грибы и, нафантазировав невесть чего, набросилась на него со своими едкими высказываниями.

Новая школа — это само по себе и так большое испытание, все на тебя смотрят, оценивают, обсуждают, поневоле предстанешь придурком, а тут ещё и я со своей грубостью. Дав себе мысленного подзатыльника, пообещала быть вежливей, если, конечно, новенький не задумает сбежать за другую парту после всего, что я ему наговорила.

Глава 4. Всё не так уж плохо

Анна

На следующий день пришла в школу пораньше и заняла своё привычное место за третьей партой у окна в кабинете математики.

Одноклассники постепенно заполняли кабинет, усаживались, весело болтая ни о чём. Верочка, снова прячась от солнца, села недалеко от Элины, чтобы погреться в лучах её красоты. Они увлечённо болтали о новой косметике.

Не прислушиваясь к их болтовне, и будучи немного обиженной на подругу, я смотрела в окно на проплывающие в небе облака. Они медленно и плавно плыли в небесной лазури, напоминая взбитые сливки на воздушном торте.

Вдруг в помещении возник Олег Бойко и, поглядывая на дверь у себя за спиной, громко объявил:

— Только сегодня и только у нас! Проездом в нашем посёлке знаменитый артист песни и пляски народов мира! Аплодисменты! Встречайте. Выступает Филипп Кобзон!

В этот момент дверь отворилась, и вошёл вчерашний новенький. Класс при его появлении так и покатился со смеху. С некоторых мест послышались одинокие аплодисменты. Не совсем понимая, что происходит, парень, тем не менее, не стушевался.

— Я тоже рад нашей встрече, — сказал, широко улыбаясь, и спокойно прошёл к моей парте и уселся рядом, положив на стол учебники.

Все мои вчерашние усилия, направленные на то, чтобы новенький от меня отстал, пропали даром. Ну что же? Становилось всё интереснее…

— Всё нормально? — усаживаясь, спросил он.

В ответ я недоумённо пожала плечами, сдерживая улыбку.

— Произошло что-то хорошее? — приподнял он бровь.

— Ничего особенного. Всего лишь хорошая шутка, — всё ещё улыбаясь, сказала, с вежливым интересом разглядывая парня.

Отметила, что он выглядел слишком юным, казалось, был младше нас. Что же меня так раздражало, не давало расслабиться в его присутствии?

Размышляя, видимо, слишком долго залипала на него. Он это заметил, сел вполоборота ко мне и вежливо осведомился:

— Какие-то проблемы?

— С чего ты взял? — вспыхнула я.

— Ты так пристально смотришь. Тебе не говорили, что некрасиво так бесцеремонно разглядывать?

— Сказал тот, кто сам недавно внаглую пялился! — парировала.

— В смысле? — парень сузил глаза.

— В прямом! — бросила в ответ.

— Слушай, что ты снова злишься? Ты всегда такая? — поставил в тупик своим вопросом парень.

— Злюсь? — проговорила удивлённо. — Значит, у тебя создалось впечатление, что я злюка? Почему же ты снова сел со мной за одну парту?

Парень поглядел на меня с интересом и хмуро ответил:

— Знаешь, не в моих правилах скакать с места на место. Да и злючек я как-то не очень боюсь.

— Правда? — сузила в ответ глаза. — Вчера тебе просто повезло ещё! У меня настроение было хорошее!

— Я понял, — проговорил он, криво усмехаясь. — И часто у тебя бывает "хорошее" настроение?

— Каждый раз первого сентября, — грустно вздохнула, пряча улыбку.

— Что, так не хочется учиться? — поинтересовался Алекс.

— Да, уже хочется жениться, — продолжала грустно говорить.

Он смотрел так пристально, что, не выдержав, расхохоталась и сквозь смех проговорила:

— Просто первого сентября я всегда грущу по ушедшему лету…

— Но разве осень не так хороша?

— Знаешь, я и по осени буду грустить, когда она закончится.

— Значит, ты часто грустишь?

— Нет, только четыре раза в год.

— Хорошо, что у тебя нет других поводов для грусти, — тихо проговорил он.

— А давно ты в наших краях? — осведомилась, стараясь поддержать завязавшуюся беседу.

— Около двух месяцев, — откликнулся он через секунду.

— Странно, что за два месяца я нигде не встречала тебя. Посёлок-то наш небольшой. Ты где-то прятался ото всех? — ляпнула в шутку, на что парень усмехнулся:

— Я не живу в посёлке. Знаешь хутор в пяти километрах отсюда? — я кивнула. — Вот там я поселился. В убогом местечке среди леса, которое никогда не знало цивилизации. Два месяца в глухом лесу.

— Серьёзно?! Ты жил в лесу? — поразилась я.

— Ну, не в самом лесу, конечно. В доме, — улыбнулся Алекс. — Но вокруг дебри, скалы, шакалы воют по ночам. Ощущения, как в каменном веке. Словно ты первобытный человек.

— Ты с родителями переехал?

— С отцом. Вернее, он живёт здесь уже несколько лет, а теперь вот и я, — ответил он грустно.

— А где ты жил раньше? — спросила уже с интересом.

— Где только не жил. Мы с мамой постоянно переезжали. Это связано с её работой. По несколько месяцев пропускал школу. Скоро ЕГЭ, а мои оценки становились только хуже.

Прозвенел звонок, и в класс вошёл учитель, поэтому наш разговор был прерван.

Урок алгебры прошёл спокойно. Оказалось, что Алекс был умён, все задания выполнял без особого труда и даже быстрее меня, хотя математика давалась мне легко, и я почти было засомневалась, что он постоянно пропускал школьные занятия.

Выполняя задания, старалась не замечать направленных в нашу сторону глаз одноклассников, хотя время от времени чувствовала на себе их надоедливые взгляды. В конце концов решила, что им когда-то должно наскучить пялиться, ведь, сидеть за партой вполоборота не очень полезно, так они могли и шеи свернуть, а со свёрнутой шеей не очень-то удобно ходить в школу, и была права.

Через некоторое время любопытные взгляды отстали, конечно, не навсегда, так как время от времени кое-кто нет-нет, да и поворачивался с заинтересованным видом, но это было уже ненадолго, и не доставляло такого ощущения дискомфорта, как в первый день.

Прозвенел звонок, и, как ни странно, вместе мы пошли на следующий урок, то же повторилось на следующей перемене — Александр шёл со мной рядом. Задавал вопросы о посёлке, о красивых местах. Поговорить о чудесной природе, о разных достопримечательностях в окрестностях нашего посёлка я была всегда рада. С гордостью увлечённо рассказывала ему всё, что знала, а он, внимательно слушал, что мне, конечно, льстило.

Сегодня он казался простым спокойным парнем, общительным и добрым. Тем не менее, меня всё время интересовало: что произошло с ним вчера на уроке. Что за оцепенение напало на него? Конечно, новая школа — это сам по себе тот ещё стресс — тебя поневоле могут принять за ненормального. Но вёл он себя вчера уж очень странно, и мне хотелось выяснить причину.

На большой перемене стояла в коридоре у окна и смотрела вдаль на горы, на взбирающиеся по ним вверх деревья, на крутые отвесы, за которые не может зацепиться даже травинка. Казалось, что одна из скал своими очертаниями напоминала лежащего на земле огромного дракона, который в незапамятные времена прилёг отдохнуть и заснул на веки вечные мёртвым сном, окаменев со временем. Вдоль скалы виднелись крутые отроги, напоминающие шипы на хвосте, а видимая мне заросшая лесом сторона — сложенное крыло. Ко мне подошёл Александр и отметил:

— Красивый вид.

— Да, мне тоже нравится, — ответила я.

— А как называется эта гора? — спросил он, указывая рукой прямо на голову нафантазированного мной дракона.

— Голова дракона, — не моргнув и глазом, соврала.

— Да? — удивился мой собеседник.

— А что тебя удивляет? — нисколько не смутившись, спросила с улыбкой.

— То, как точно ты придумала ей название. Она идеально напоминает драконью голову.

— Думаешь, я вру? — делано возмутилась.

— Конечно! Гора называется Лысая — я это знаю, — с усмешкой проговорил он.

— А чего ж тогда спрашиваешь? — спросила возмущённо.

— Да просто так, чтоб разговор поддержать, — сказал Алекс. — А ты сочиняешь не задумываясь!

— Да ладно, — примирительно проговорила, вполоборота присаживаясь на подоконник, Алекс тоже сел рядом. — Я пошутила. Просто эта скала всегда напоминает мне дракона. Видишь, справа — это его хвост, покрытый шипами, а ниже туловища сложенное крыло. Так и представляется, что много веков назад огромный дракон приземлился здесь и окаменел навеки.

— Любишь пофантазировать?

— Просто очень люблю природу. Правда, очень редко бываю в горах. Всё время какие-то дела оказываются важнее.

— Ты смешная. С тобой не скучно, — усмехаясь, сказал он.

— Спасибо, я очень рада, — преувеличенно счастливо проговорила. — С тобой тоже весело, особенно вчера было классное представление.

— Ты о чём вообще? — непонимающе, уставился на меня Алекс.

— Ну, ты зашёл в класс и… ничего…

— В смысле? — удивился он.

— Ну, может, тебе было плохо. Голова болела? — бесцеремонно ляпнула я.

— Нет. А почему тебя это так интересует? — немного удивлённо спросил он.

— Понимаешь, вчера произошло кое-что странное. Одноклассников это очень позабавило, и я думаю, что ты должен дать этому объяснение.

— А то, что произошло, было связано со мной? — ещё более удивляясь, спросил Алекс.

— А ты что, не помнишь?

Он внимательно смотрел на меня, как будто не совсем понимал, чего я хотела добиться.

— Ну, ты был в таком странном состоянии, как будто среди ясного неба тебя поразил гром. Ты реально завис, застыл столбом посреди кабинета. Стоял и смотрел в одну точку. И всё это продолжалось довольно долго, — сказала я.

Глядя на меня сузившимися глазами, Алекс молчал, словно что-то обдумывал.

— Ты понимаешь, о чём я? — нетерпеливо переспросила я.

— Так вот почему сегодня все смотрят на меня как на идиота и задают странные вопросы, — проговорил он, отводя взгляд.

— Какие вопросы?

— Ну, типа «Как грибочки?» или «Где дурь брал?»

— А-а-а! Так все приняли тебя за наркомана!

— Что за фигня?! — возмущённо взглянул он мне в глаза, и его серые очи потемнели, словно перед грозой.

— Так ты можешь объяснить, что это было? Я была в нетерпении.

— Нет, — сквозь зубы произнёс парень, начиная злиться.

— Почему? — не унималась я.

— У меня провалы в памяти! — резко сказал он и, вскочив с подоконника, бросился в класс.

— Ну вот, ещё и обиделся, — вполголоса проговорила я, но он меня уже не слышал. Отправившись вслед за ним, думала, что не обнаружу парня за своей партой, и мне стало даже грустно, но, когда вошла в кабинет истории, увидела его на прежнем месте. Он был сдержан, спокоен и вежлив. Как и все последующие дни.

Раньше я никогда не дружила с мальчишками. С ними сложно найти общие темы для общения. Только не в этот раз. С человеком, который постоянно находится рядом, сидит с тобой за одной партой и проявляет дружеское внимание, сложно не подружиться.

Верочка, соответственно, лишилась своего места за партой рядом со мной, но, похоже, её это не слишком огорчало, так как она очень сблизилась с Элиной. Между ними всегда происходили очень задушевные беседы, но темы этих бесед меня совсем не интересовали, да и на общение с Верой времени у меня порой не хватало, и порой я замечала, что Верунька от меня всё более отдаляется.

Для сближения я тогда ничего не сделала, совсем не подумав, что теряю свою близкую подругу, ведь, мы, как и прежде, продолжали иногда общаться, но новое знакомство с интересным человеком и назревающая с ним дружба захлестнули меня с головой, затмив всё остальное.

Однажды, после дежурства по классу, мы с Алексом направлялись по домам, как вдруг заметили, что возле школьных ворот скопилась толпа младшеклассников. Видимо, только что отпустили ребят с продлёнки, но они по какой-то причине никак не могли разойтись. Ванечки там не было — у первоклашек было каждый день всего по три урока, и они уже давно были дома.

Подойдя ближе, поняли, что дети боялись огромной собаки, которая гуляла снаружи и, якобы, рычала и лаяла при малейшей попытке выйти за ворота. Малыши всё это объясняли все вместе, разом, так что мы не сразу смогли понять, что же случилось. Как только разобрались в происходящем, Алекс, пряча усмешку, сказал:

— Не думаю, что эта собака настолько голодная, что может слопать нас всех. Я выйду первым, а вы прорывайтесь, пока она будет пытаться меня съесть.

— Не надо! — завизжали девчонки — младшеклассницы. — Не выходи!

Мальчишки же поглядели на него с уважением. Понимая, что парень шутит, я молчала. Недолго думая, он вышел за ворота, и через секунду крикнул:

— Можно выходить! Он совсем не злой!

Я вышла за ворота, и перед моими глазами предстала идиллическая картина: огромный мохнатый зверь, словно щенок, тёрся о ногу Александра, вывалив розовый язык из клыкастой пасти, лизал его руки и преданно заглядывал в глаза.

От увиденного расхохоталась. Только услышав мой смех, малыши стали выглядывать, а затем выходить за ворота. Многие подходили к Алексу и осторожно гладили, сидящего у его ног, довольного пса.

Как оказалось, пёсик был очень добрым, но ненавидел котов, поэтому и тёрся возле школьных ворот, поджидая, когда же сорвётся вниз глупый чёрный котёнок, загнанный им на растущую у ворот толстую липу. Увидев черныша на верхушке дерева, девочки стали его жалеть, а лохматого пса ругать.

Одна девочка узнала в котёнке своего питомца и заплакала, так как считала, что он не сможет слезть с дерева обратно, и либо умрёт голодной смертью, либо погибнет, разбившись насмерть. Подружки стали успокаивать одноклассницу, но она продолжала рыдать.

Мальчишки же отошли в сторонку и о чём — то совещались. Тут один из них, очевидно, самый смелый, отделился от толпы и направился к стволу липы.

— Эй! — окликнул его Алекс. — А ты куда собрался?

— Котёнка доставать! — пробурчал тот.

— А ты что, высоты не боишься? — спросил парень.

Мальчишка остановился, в раздумье почёсывая макушку.

— Ладно, я тебя избавлю от необходимости лезть за котёнком, — сказал Алекс и, затем, оставив на земле рюкзак с учебниками, начал взбираться на раскидистое дерево. Это получалось у него так легко и естественно, как ходить.

Быстро добравшись до самого верха, он снял котёнка с ветки и сунул себе за пазуху. Спускался он уже не так быстро, но всё же ловко. В это время со стороны девочек слышались восторженные вздохи и возгласы:

— Вау! Он такой смелый!

— И животных любит!

— И детям помогает!

Когда Александр всё же спустился на землю и отдал котёнка не псу, хотя тому очень этого хотелось, а благодарной девочке, я выдала, как мне казалось шутку:

— Мне кажется, услышав хвалебные песни, кто — то теперь покроет голову лаврами и возгордится надолго!

— Думаешь, я тщеславен? — взглянув в мои глаза, спросил он. Шутку не понял и был абсолютно серьёзен.

— Ещё бы! Прославиться на всю начальную школу и заслужить к себе безоговорочное уважение всех младшеклассников! — проговорила я с пафосом, — Не каждый может себе это позволить!

— Не могу понять, ты издеваешься? — нахмурившись, спросил Алекс. Пришлось объяснять:

— Вообще-то, нет! Просто, многие из моих знакомых не стали бы лезть на это дерево, просто потому, что лень, а объяснили бы это тем, что котёнок когда-нибудь сам слезет, или послали бы туда кого — то помладше, или на худой конец попытались бы чем-нибудь его оттуда сбить. Так что ты какой-то странный. Поступил в разрыв шаблона.

— Может мир вокруг странный? — проговорил он, сощурившись.

— А вот об этом я что-то не подумала, — согласилась я.

Прошло несколько недель, и моя нелюбовь к школе улетучилась сама собой, я с нетерпением ждала каждого учебного дня. Мы приятно проводили время в школе, ведь с весёлым и добрым другом всегда интересно, и с Александром мне, в самом деле, было интересно, просто и легко.

Просыпаясь по утрам, поднималась с постели легко, и в школу бежала вприпрыжку.

Теперь меня было не узнать. Я изменилась в лучшую сторону, но это была не моя заслуга, просто желание видеть Алекса становилось сильней день ото дня, хотя меня особо не заботило то, почему со мной произошли такие перемены.

Моё новое отношение к школе не изменилось даже тогда, когда во второй половине сентября резко похолодало, и из низких серых туч полил противный мелкий дождь.

В такое время в наших краях погода хмурится, небеса затягивают плотные свинцовые тучи, так что даже днём в помещении темно, как вечером, и приходится зажигать свет. Они постоянно плачут, проливая на землю мерзкий дождик, каждый день разбавляя дорожную пыль новой порцией воды, будто и без того на земле мало грязи. Вдобавок холод пробирает до костей, а обычно мелкая и весёлая речушка, которую в погожий день даже курица сможет перейти, не замочив перья, превращается в грязный бурлящий поток, лижущий сваи моста и грозящий когда-нибудь сорвать его с места и унести в необъятную даль.

Дороги покрываются лужами и грязью, так, что добраться куда-либо, даже в школу, становится весьма проблематично. Так проходит неделя, другая, а затем до самого ноября снова устанавливается прекрасная солнечная погода.

Терпеть не могла дождь, слякоть, холод и сырость. Часто из-за плохой погоды пребывала в отвратительном настроении, и поделать с собой совершенно ничего не могла. Но только не теперь, ведь у меня появился добрый друг, а значит, о неприятностях из-за погоды можно было забыть.

Глава 5. Началось

Анна

На данный момент в нашем классе было двенадцать учащихся, мальчиков больше, чем девочек. С девчонками за время учёбы пришлось научиться ладить, конечно, пустая болтовня слегка утомляла, но за неимением лучшего приходилось довольствоваться и этим.

Конечно, иногда хочется тишины и покоя, а шумных подружек угомонить не просто, поэтому приходилось быть терпеливой и общаться со всеми, ведь в школе ты у всех на виду и ни от кого не можешь спрятаться.

Мальчишки в классе были разные. С Вадимом и Лёшей можно было общаться спокойно, не опасаясь никого подвоха, это были простые дружелюбные ребята. А вот с Антоном, Олегом, Витей и Валерой надо быть всегда настороже.

Вроде гопниками они себя не считали, но вели себя ещё хуже, прославившись своими странными выходками. Их компания образовалась где-то в классе седьмом-восьмом.

По отношению к окружающим в эти времена ребята вели себя очень нагло и дерзко, частенько задирали и младших и даже ребят постарше, от них всегда можно было ожидать, чего угодно, что, по их мнению, было весело.

Например, спрятать чей-то портфель было обычным делом. Стащить у кого-нибудь с головы шапку и швырнуть её в грязь, натереть мылом доску, так что мелом невозможно было писать, или налить на учительский стул воды, так что тот, садясь, становился совершенно мокрым, словно упал в лужу — всё это они вытворяли просто так, от скуки.

Какие-то детские выходки, и мне казалось, что умом ребята тогда не отличались, а просто хотели обратить на себя внимание.

Иногда им доставалось за эти выходки, но ещё чаще никто просто не мог доказать, что эти безобразия вытворяли они. Теперь они выросли и больше не занимались подобными глупостями, но во всей школе продолжали верховодить.

Их было четверо. Заводилой у них считался Антон Филиппов — крепкий рослый парень, надо сказать вполне себе не обделённый красотой. Лицо волевое, скуластое, глаза голубые, цепкие, губы, практически всегда кривящиеся в насмешке, волосы на голове полностью сбриты, на шее и предплечьях какие-то крутые татуировки — всё это придавало ему вполне себе бандитский вид, и ему это ужасно нравилось,

Антон пользовался у противоположного пола успехом уже где-то с пятнадцати лет, к тому же всегда красиво одевался. Девчонки были от него без ума, даже те, кто был на год-два старше. В прошлом году у него с Элиной были отношения, но потом они расстались по неизвестной причине.

А так же был момент, когда мне показалось, что он заинтересовался мной. Антон начал проявлять какие-то знаки внимания, как умел: то задевал, то насмехался; и вдруг неожиданно позвал гулять.

Мне такого счастья, конечно, было совсем не надо, к слову сказать, я его побаивалась, но умудрилась отказать вежливо, объяснив, что меня интересует только учёба и никто мне не нужен.

У своих друзей Антон пользовался безграничным уважением. Все трое — Витёк, Олег и Валерик были Антону под стать. Ребята выросли вполне себе симпатичными, но все отличались наглостью и хамоватостью. Сейчас они вообще считали себя взрослыми крутыми парнями, имели какие-то дела с более старшими, чем они, ребятами из посёлка, и не особо уже в школе светились в мелких разборках.

Но, когда в классе появился новенький, наши неразлучные по какой-то причине словно взъелись на него. Постоянно пытались задеть, например, обращаясь к нему, называли Артистом, предлагали выступить с концертом, даже вывешивали афиши, отпечатанные на чёрно-белом принтере, в которых значилось, что известный певец романсов Александр Малинин проездом в нашем посёлке и даёт бесплатный концерт, короче, как будто в их развитии снова произошёл откат снова к тринадцатилетнему возрасту.

Не похоже было, чтобы новенький как-то расстроился по этому поводу, но и отзываться на это прозвище не стал. Парни, как это водится, не раз отпускали глупые шуточки по поводу звучной фамилии Александра, но и это его не задевало.

Сомневаюсь, что он вообще их слышал, либо очень хорошо умел владеть собой.

Вообще, всё это были просто невинная болтовня, на которую и я бы не обратила внимания. Но мальчишки ведь очень самолюбивый и вспыльчивый народ, среди которого процветает дух соперничества, и многие из них, наверное, уже давно бы бросились в драку, но Алекс игнорировал колкости в свой адрес, вовсе не проявлял никакой реакции, словно ему было всё равно.

Отстали от него только через некоторое время, когда их выходки и шутки перестали казаться смешными.

Но совершенно неожиданно наступили другие времена.

Однажды на большой перемене, прихвостень Антона, Келин Витёк какого-то рожна зацепился с мальчишкой из девятого класса, скучно, что ли, стало или бес попутал, а может он решил таким способом самоутвердиться.

В общем, Витёк, рослый, но какой-то нескладный, постоянно сутулящийся парень, который, всё же, был намного выше девятиклассника, схватил мальчика одной рукой сзади за шею и, нагибая к полу, так что тот не мог прямо идти, потащил в угол в коридоре второго этажа.

Обычно в последнее время в школе такого не происходило, поэтому все, кто присутствовал в коридоре, растерялись и впали в ступор, соображая, что нашло на Витька, к слову Антона и других рядом не было, наверняка они бы сдержали рвущегося на подвиг друга.

Все учителя находились в столовой, поэтому разнять дерущихся было не кому и парнишке, наверняка, хорошо бы досталось, если бы за него вдруг не вступился Алекс.

Возвращаясь из столовой, мы поднялись на второй этаж и направлялись к кабинету русского языка и литературы, как вдруг заметили, что Витёк потащил в угол мальчишку. Двигаясь в ту же сторону, вдруг поняли, что Витёк совсем не шутит, что иногда с ним случается, и парнишку не отпускает, а вроде даже пытается, хоть и не в полную силу, отрабатывать на нём приёмы ближнего боя.

Алекс, ни секунды не раздумывая, повернул к ним, на помощь к мальчишке, хлопнул Витька ладонью по плечу, чтоб привлечь к себе внимание и выдал:

— Витя, может, найдёшь кого-то более подходящего по возрасту? Чего ты к пацану пристал?

Обалдевший от ситуации Витёк уставился непонимающим взглядом мутных глаз прямо в лицо Александра, отпустив мальчишку, который тут же, не теряя времени даром, сбежал.

Через некоторое время до него, наконец, дошло, что ему говорят, и он попытался пошутить:

— Не себя ли предлагаешь, Артист?

— Что ты, мне недосуг! Я такими глупостями не занимаюсь! Вышел из этого возраста, — с усмешкой ответил Алекс.

Парень видимо сначала был озадачен, но потом, смерив Александра взглядом и, видимо, решив, что легко с ним справится, сквозь зубы проговорил:

— Чего тогда лезешь? Тебе что, больше всех надо? — и размахнулся, чтобы ударить его по лицу.

Алекс легко уклонился от удара и в ответ обеими руками сильно оттолкнул от себя Витьку, так, что тот отлетел к противоположной стене,ударившись спиной, а затем в полном недоумении сполз на пол, но, тут же, подскочив, вытаращил свои налившиеся ненавистью глаза и злобно прошипел:

— А, я понял, тебе жить надоело! Так вот хочу тебя порадовать, сегодня твоя жизнь станет гораздо веселее!

— Ты что, угрожаешь мне?

— Нет, что ты… Было бы кому угрожать! Ты здесь вообще никто…

— Ты так думаешь? Не буду тебя переубеждать, как я уже сказал, мне недосуг, — сказал Александр. — На всякий случай, ты не в моей весовой категории.

В коридоре в этот момент стояла потрясающая тишина, так что каждый присутствующий услышал этот разговор. Витька же явно озадачился произошедшим, с ненавистью и злобой глядя на Александра, буркнув напоследок:

— Ещё поглядим…

Потеряв к Витьке всякий интерес, Александр направился ко мне. Всё это время я так и стояла столбом с раскрытым от удивления ртом на том же месте, где он меня оставил. Поражённая его поступком, во все глаза глядела на него, впервые увидев его по-новому — каким-то взрослым и дерзким. Я даже и не предполагала, что он может быть таким.

— Мы идём? — спокойным голосом спросил Алекс, подойдя и уставившись недоумённо мне в лицо. Его явно удивило то, что я находилась в состоянии оцепенения.

— А… да, — встрепенувшись, пролепетала я. — Конечно.

Мы продолжили движение по коридору.

— Круто ты разобрался с Витькой! — похвалила я его.

— Спасибо, но ничего такого я не сделал…

— Как тебе это удалось? — перебила я его.

— Что именно? — спросил он, уставившись на меня.

— Ну, он же крупнее тебя, а ты так просто швырнул его.

— А, это! Не знаю, случайно, наверное, вышло, думаю, что Витёк просто не ожидал, что я его толкну, и не успел подготовиться.

— То, что ты защитил мальчишку, конечно, достойно восхищения, но, теперь надо быть осторожным, — сказала я, пытаясь его предостеречь.

— В каком смысле? — последовал вопрос.

— Антон такого не прощает.

— При чём здесь Антон?

— Будто ты не знаешь! Они же друзья! К тому же привыкли вести себя так, словно они хозяева в школе. С ними никто не связывается!

— Ты думаешь, мне теперь стоит бояться? — нахмурившись, спросил он.

— Не знаю, от них можно ожидать чего угодно, — ответила я, посмотрев в его глаза, но в них совершенно не было страха. Они сияли, излучая мягкий тёплый свет, а, проступивший на щеках, лёгкий румянец, придавал лицу парня столько очарования, что в этот момент невозможно было оторвать от него взгляда — оно казалось настолько красивым, что я даже смутилась, увидев его в новом свете.

Алекс был настолько прекрасен сейчас, словно молодой бог, что при одном взгляде на него у меня перехватило дыхание, а сердце забилось быстрее, и надо было срочно отвернуться, чтобы справиться с собой и снова начать дышать.

— Что ж, буду решать проблемы по мере их поступления, — с пафосом, работая на публику в моём лице, провозгласил Алекс и лучезарно улыбнувшись, театрально поклонился, что разрядило обстановку и вернуло меня в нормальное состояние.

— Артист! — засмеялась я.

— Наконец, Анечка, ты под впечатлением! — весело воскликнул он. Неужели он заметил, какое впечатление на самом деле на меня произвёл, или это была просто шутка? И как он меня назвал? "Анечка". Очень приятно! Я не знала, что подумать, но Алекс больше ничего не сказал, так как мы уже вошли в класс, и прозвеневший звонок не позволял разговаривать. Витёк и остальные из бригады Антона на урок опоздали, но когда они вошли, их хмурые напряжённые взгляды были направлены в сторону Алекса, который, казалось, их не замечал.

Так прошло ещё три урока, которые, по моему мнению, тянулись слишком долго. Сидя за партой, словно на раскалённой печи, которая нагревалась от непрекращающегося напряжённого внимания, я не могла сосредоточиться, неприятные взгляды неразлучной четвёрки слишком напрягали, мешали и не давали расслабиться.

Одноклассники то и дело буравили Алекса своими глазами, то все вместе, то по очереди, а, уединившись на переменах, явно что-то обсуждали, но Александр, похоже, предпочитал ничего не замечать, и вёл себя на всех уроках и переменах как обычно.

После шестого урока парни из группы Антона вдруг как-то мгновенно исчезли, и я даже успела немного успокоиться, так как освободилась от их напряжённого внимания. Все одноклассники тоже быстро разошлись по домам, а мы, будучи дежурными, немного задержались в школе. Сделали уборку в классе, не особо спеша, так как мне больше не хотелось мгновенно после уроков мчаться домой, и вышли из здания минут через пятнадцать.

Направляясь к выходу со школьного двора, я увидела их — они вчетвером поджидали у ворот, и моментально все мои страхи вернулись, усиливаясь с каждым шагом, приближающим нас к ним. Я боялась даже подумать о том, чего от них можно было ожидать.

— Послушай, возможно, тебе не следует туда идти… — прошептала я тихо и перевела глаза на четвёрку одноклассников, прославившуюся буйным нравом.

— Не бойся, ничего со мной не случится, — каким-то уж слишком спокойным голосом заверил меня парень, продолжая идти вперёд.

— Что-то я сомневаюсь, — пробурчала я себе под нос, внезапно начав снова сомневаться в его душевном здоровье. Да ведь он даже понятия не имел, с кем связывается. Чтобы Антон с товарищами специально ждали у ворот, а затем отпустили, так и не потрепав? Такого ещё не бывало. Но я ещё тешила я себя глупой надеждой, что всё обойдётся.

Похоже, что Алекс не расслышал моих последних слов, так как ничего не ответил и продолжал идти, не сбавляя шага, мне соответственно тоже пришлось продолжать движение, чтобы хоть как-то за ним поспевать. Дойдя до ворот, мы остановились, когда четверо рослых парней преградили нам путь.

— А вот и сладкая парочка! — донеслось от одного из них.

— Так мило беседуют, прямо влюблённые голубки! — продолжил второй. Это был Антон. Он вышел на несколько шагов вперёд и принял снисходительную позу, будто ему предстояло говорить с первоклассником.

— А тебе-то что? — ляпнула я.

— Знаешь что, детка? Помолчи. К тебе вопросов нет, — грубо сказал Антон.

— Как ты меня назвал? — возмущённо протянула я, но он не собирался повторять, а только осклабился в кривой ухмылке.

Алекс, нисколько не обращая на парней внимания, повернулся ко мне и, спокойно глядя в глаза, тихо, но настойчиво сказал:

— Ань, пожалуйста, иди домой.

— Да, малая, гуляй! — развязно протянул Антон. — Мы тут по-мужски поговорим и разойдёмся!

— Ладно, — кивнула я и прошествовала мимо одноклассников к воротам, постоянно оглядываясь назад.

Алекс не спускал с меня глаз, пока я проходила мимо хулиганов, чтобы быть уверенным, что они меня пропустят.

Ребята и не думали меня удерживать, им нужен был Александр, чтобы, не откладывая в долгий ящик, постараться поставить его на место, пока он окончательно не подорвал их, годами складывающийся, авторитет.

Убедившись, что со мной всё в порядке, Александр перевёл глаза на Антона и, немигающим взглядом глядя прямо на него, негромко, но гневно произнёс:

— Вопросы?

С моего ракурса обзора я видела Александра анфас, а его оппонентов со спины. Глаза его были сужены, губы сомкнуты в одну линию, и лицо приобрело странное пугающее выражение.

Подойдя к воротам, я собиралась надавить на одну из створок, чтобы приоткрыть её и выйти наружу, но что-то удерживало меня. Обернулась и застыла на месте — волнение не давало так просто уйти. Я догадывалась, что ребятам лучше не доверять — они запросто могли избить новенького, и мне хотелось удостовериться, что с ним, как он меня уверял, ничего не случится.

Парни, конечно, не испугались гнева Алекса, ещё бы, их было четверо, чего им бояться, не мальчишку же, который выглядел слабее любого из них. Делано расхохотавшись, они в непринуждённых позах стояли позади Антона, ожидая его следующих действий.

Антон отпустил ещё одну сальную шуточку, которую я не расслышала, и несильно толкнув Алекса в плечо, как бы, прощупывая, как соперник себя поведёт, по — хозяйски распорядился:

— Слушай, парнишка, не строй из себя Бэтмена, и не суй свой нос не в свои дела, понятно!? Такое геройство может сильно тебе навредить!

— А ты кто такой, чтобы указывать, что мне делать? — процедил сквозь зубы Александр, так же легко толкнув наглеца.

— Поглядите на него! Ты что, такой борзый? — оглянувшись на свою команду и скорчив рожу, со смехом произнёс Антон, а затем покровительственно положил свою ладонь на плечо Алекса.

— На поводке бегать не собираюсь, как твои собачки, — движением плеча стряхивая руку Антона, съязвил Алекс и кивнул в сторону стоящих поодаль дружков Антона.

— Я тебя предупредил, — состроив разочарованную гримасу, противным голосом проворчал Антон. — Сунешься не в свои дела — тебе не поздоровится.

— Я в твоих предупреждениях не нуждаюсь, ясно?! — возразил Алекс.

— Да уж, яснее некуда. Похоже, ты решил, что бессмертный? — прорычал Антон, пытаясь припугнуть Александра.

— А ты проверь! Или ты на словах такой смелый? — скидывая рюкзак, прошипел Алекс собирающемуся отойти к своим дружкам Антону.

Эти слова зацепили Антона. Он выпучил налившиеся кровью глаза и размахнулся, чтобы ударить наглеца по лицу. Только реакция снова не подвела Александра, уж, не знаю, почему он был так быстр, но он вовремя отступил на шаг влево, и кулак Антона пролетел прямо возле его уха, затем ответил молниеносным ударом по корпусу здоровяка. Видимо удар оказался очень сильным, или очень уж неожиданным, так как Антон согнулся пополам и долгое время не мог разогнуться.

Думаю, что драться никто из неразлучной четвёрки сегодня не планировал, наверное, Антон, для начала, собирался припугнуть новенького, чтобы тот не лез больше в их дела, но всё пошло совсем не так, как планировали. Алекс завёл Антона своей дерзостью, и тот не утерпев такой наглости, внезапно начал размахивать кулаками, поэтому его товарищи сначала не уразумели, что произошло, но, быстро сориентировавшись, что наших бьют, все вместе с диким рёвом, в котором слышались ругательства, набросились на Алекса.

Конечно, против троих ему было не выстоять. Наступая на него всем скопом, парни пытались достать его кто как. Алекс не мог отразить большинство сыплющихся на него тумаков, медленно отступая назад.

Позади него находилась толстая старая липа, которая росла здесь с незапамятных времён, и нападающие постепенно прижимали его к её стволу, пока парень не упёрся в него спиной. Это обстоятельство вроде бы оказывало преимущество, так как спина была защищена, но одновременно производило противоположный эффект — лишало маневренности и не давало путей к отступлению.

Видя, что другу приходится туго, бросилась обратно и возмущённо закричала:

— Отстаньте от него, придурки!

Но никто из парней не обратил на меня никакого внимания, и тогда, сбросив с плеч свой рюкзачок с учебниками, я схватила его за лямки, изо всех сил размахнулась и, не разбирая, на кого придётся, ударила одного из троих по спине.

Оказалось, что досталось Валерику, неряшливо одевающемуся парню, от которого всегда воняло сигаретами. Повернувшись ко мне, он заорал благим матом, обнажая жёлтые прокуренные зубы:

— Дура! Тебе жить надоело?

— Нечестно нападать троим на одного! — крикнула я в ответ, и, испугавшись его бешеного вида, стала медленно отступать, пятясь назад, а парень надвигался на меня, скрипя зубами и сжимая кулаки.

— Только тронь! — взвизгнула я и, вдруг, налетела на валяющийся позади меня небольшой камень, который просто не могла видеть, потеряла равновесие и шлёпнулась на землю. Валерик криво ухмыльнулся и, оставив меня в покое, снова бросился в драку, так же к своим товарищам присоединился и Антон, отошедший от первого удара, который пришёлся в солнечное сплетение.

Вчетвером они только мешали друг другу, но Александру и так сильно доставалось. Он безуспешно прикрывал лишь лицо от сыплющегося со всех сторон града тумаков.

В это время из здания школы вышли несколько малышей с продлёнки со своей пожилой учительницей.

— Тамара Васильевна, там драка! — испуганно закричали ребята, указывая в сторону дерущихся парней.

— Немедленно прекратите! Я кому говорю? Иначе я завуча позову! — громко закричала учительница и снова направилась в здание, чтобы привести в действие свою угрозу.

Антон с товарищами моментально отступили, похватали с земли свои вещи и позорно сбежали с места драки. Оставленный ими Алекс медленно сполз по стволу липы на землю. Выглядел он просто ужасно. На скуле ссадина, бровь рассечена, кровоточит, в углу губ трещина, лёгкая осенняя куртка разорвана в нескольких местах, белая футболка вся в пятнах крови.

Я присела, смотрела на него и почему — то злилась.

— Ну что, доволен? — не скрывая своего раздражения, сказала грубо, — Я так понимаю, ты сам этого хотел?

— Неважно, — хрипло произнёс он в ответ.

— Впервые встречаю такого идиота, который бы сам полез на рожон, — продолжила я. Гневные эмоции просили выхода.

— Да всё нормально, — хрипло ответил он, странно на меня поглядев, и я решила, что его удивил мой резкий тон.

— Нет уж, не нормально! — сказала сердито. — Не вставай! Сейчас помощь придёт.

— Всё настолько плохо? — прошептал он.

— Ну, не то чтобы всё! — ответила нервно. — Просто ты выглядишь так, словно тебя сбил грузовик, а в остальном всё в порядке.

— Да, уж! Ты умеешь успокоить… — пробормотал он с кривой ухмылкой, со второй попытки поднявшись на ноги.

Подоспевший к этому времени завуч Сан Саныч спросил Алекса, может ли он идти, и, получив утвердительный ответ, помог ему добраться до школы и подняться по ступеням внутрь, я же, подобрав рюкзаки, медленно плелась следом. Войдя через центральный вход, услышала причитания Тамары Васильевны:

— Да что же это такое? Разве можно так человека избивать? И я даже не успела разглядеть, кто это был! Неужели это кто-то из учеников? Да по ним же тюрьма плачет!

— Тамара Васильевна, ступайте домой. Нечего причитать! Все мы прекрасно знаем, кто это был. — Сказал завуч пожилой женщине, и, обращаясь к Алексу, продолжил: — А ты, Малинин, пойди сначала умойся, а потом ступай в медкабинет. Сможешь дойти до умывальника?

Кивнув утвердительно, Алекс направился к умывальнику, я же, оставив рюкзаки, потащилась за ним в отвратительном настроении, бурча себе под нос что-то о глупом поведении, чтоб не жалеть его и не разреветься. Морщась, парень стащил разорванную испачканную куртку, и я заметила, что каждое движение далось ему нелегко.

— Помочь? — спросила тихо.

— Спасибо, лучше продолжай читать мне нотации — это меня бодрит, — проговорил он хрипло и как-то устало, тут же остановив поток обвинений, собирающийся вылиться с моего языка. Набрав воды в ладони, парень плеснул себе в лицо, смывая кровь и грязь. Поморщился — каждое прикосновение к разбитому лицу вызывало резкую боль.

Смыв кровь, он мельком взглянул на меня и, захватив разорванную куртку, направился в медкабинет. Войдя, сел на предложенный ему стул. Я остановилась в дверном проёме и смотрела на него. Осмотрев все синяки и ссадины на лице Александра, медсестра Вероника Васильевна приказала ему снять футболку, и когда он, превозмогая боль, стянул её с себя, я ахнула.

Передо мной предстало ужасное зрелище: тело парня было сплошь покрыто ссадинами и кровоподтёками — на нём просто не было ни одного живого места. Медсестра внимательно осмотрела и ощупала Алекса, и от её прикосновений он тоже заметно морщился, но не проронил ни единого звука, потом медсестра вынесла свой вердикт:

— Кажется, ничего не сломано. Больше я ничего сказать не могу. Могут быть повреждения внутренних органов. Лучше всего тебе отправиться в районную больницу для полного обследования. Я сейчас вызову скорую помощь.

— Вы с ума сошли! — возмутился Алекс. — Никуда я не поеду! Никаких повреждений у меня нет, я нормально себя чувствую.

— Это ты с ума сошёл! В больнице тебе окажут первую помощь! — убеждала медсестра.

— Я никуда не поеду! — холодно сказал Алекс.

— Я должна обсудить этот вопрос с твоими родителями, — распорядилась медсестра.

— Отец сейчас на Андреевском хуторе, могу набрать его номер, — проговорил устало Алекс. Повернувшись ко мне, попросил:

— Аня, достань, пожалуйста, мобильник из моего рюкзака.

Я быстро расстегнула молнию на кармане рюкзака, достала из него мобильный телефон и вложила в протянутую ладонь. Он набрал номер отца, сказал, что у него в школе возникли небольшие проблемы и теперь с ним хочет поговорить медсестра, затем передал телефон Веронике Васильевне.

Во время разговора медсестра настойчиво пыталась убедить отца госпитализировать Александра, мотивируя тем, что у парня могут быть внутренние повреждения и, описывая его внешний вид, использовала всяческие медицинские термины, чтобы попробовать надавить на его отцовские чувства, но отец Алекса не спешил соглашаться.

В итоге, ещё раз поговорив с сыном, он решил, что мед-работница просто сгущает краски, и окончательно отказался от дальнейшего лечения. Алекса отпустили, все же, не сразу, а предварительно промыв все его ушибы, ссадины и царапины перекисью водорода.

С трудом натянув испачканную футболку и рваную куртку, он поблагодарил Веронику Васильевну, которая провожая его, посоветовала:

— Нигде не задерживайся. Сразу домой, отлежись. В школу можешь пару дней не ходить. Я выпишу тебе справку.

— Хорошо, спасибо — выдавил из себя Алекс и поморщился, надевая на плечи школьный рюкзак. — До свидания.

Выйдя из медицинского кабинета, мы увидели завуча школы, который явно поджидал, когда медсестра отпустит Александра.

— Малинин, зайди ко мне, есть разговор, — сказал он, направляясь к себе в кабинет.

Алекс вошёл в кабинет завуча, а я осталась ждать в коридоре, но слышала весь их разговор, так как в школе уже никого из детей не было, и в её прохладных стенах стояла звенящая тишина.

— Александр, мне нужно знать фамилии тех, кто на тебя напал, — начал разговор Сан Саныч. — Я, конечно, догадываюсь, кто мог там быть, но, ты понимаешь, что прямых доказательств у меня нет. Думаю, что вопрос этот мы должны решать уже с помощью полиции. Знаешь, это уже не шутка. Мелкие нарушения, конечно, всегда сходили им с рук, но избиение человека — это уже серьёзно, поэтому мы не должны оставлять дело на потом. Этих товарищей мы должны наказать.

— Я не могу вам сказать, — тихо пробормотал Алекс.

— Но почему? — удивился завуч. — Ты в нашей школе человек новый, наверное, не знаешь, сколько гадостей они творят. То, что тебя избили, совсем не случайность. Наверняка, если мы это так оставим, эти подонки решат, что можно и дальше безнаказанно творить что угодно.

— Я Вас понимаю, — уверенно проговорил Алекс. — Но и Вы меня поймите, я должен сам решить этот вопрос. Извините. Мне пора идти, отец ждёт.

— Ладно, иди. Но ты пожалеешь, что не назвал их мне.

Попрощавшись, Александр вышел из кабинета завуча и направился к выходу, у которого ждала я. Мы вышли из школы и направились к воротам.

— Послушай! По-моему, медсестра права — ты точно сошёл с ума! — с негодованием произнесла я.

— Это ещё почему? — спросил он. Выглядел он усталым и говорил тихо. Я поглядела в его серые глаза, и меня охватило странное чувство. Нежности? Этот парень, явно, был мне не безразличен.

— Ты выглядишь так, будто по тебе проехал танк! Не понимаю, как ты доберёшься до дома? — взволнованно спросила я. — По-моему, тебе надо срочно в больницу.

— Да что вы все заладили — в больницу, в больницу. По-моему, мне лучше знать, что мне нужно! — резко ответил он, не сдержав рвущегося наружу гнева.

— Ты неадекватен! И в данной ситуации надо было прислушаться к тем, кто может рассуждать без эмоций! — закричала на него я.

— Давай закроем эту тему, никакой больницы, ясно? — настаивал он. — Я не болен! Мне не нужна помощь! Я сам справлюсь. И мой отец тоже был против больницы.

— Но он не видел тебя! — негодовала я.

— Скоро увидит, и убедится, что со мной всё нормально. Ты же слышала, что внутренние органы не повреждены. Жить буду, — сердито усмехнулся Алекс. — Не волнуйся. Всё будет хорошо.

— Да, по-моему, я это уже слышала прямо перед тем, как тебя избили. Ты же сам спровоцировал Антона? Зачем ты это сделал, можешь мне это объяснить? Ты же видел, что их четверо.

— Знаешь, мне всё это надоело. Накопилось, понимаешь? Всему есть предел. Я показал им, что не всегда им будут подчиняться. Это обычные мужские дела, понятно! — ответил он, и его голос звучал сдавленно, словно он боролся с гневом.

— Понятно, что все парни — честолюбивые придурки! — сердито ляпнула я.

— Так, это уже интересно, — проговорил Алекс. — Значит все парни придурки. Тогда объясни мне, зачем ты в драку полезла? Ты же девчонка!

— Девчонка? Давно ли ты это заметил? — воскликнула я.

— Ты от темы не уходи. Отвечай на вопрос! — настаивал он, хмуро глядя в глаза.

— Ладно, я тоже дура! Но это, же, несправедливо! Четверо напали на одного.

— Но девчонки не защищают парней. И ты не должна была, ясно? — сказал он твёрдо. Потом немного помолчав, добавил уже более мягким голосом. — Почему ты упала?

— Ты видел? — тихо спросила я. "Разве же тебе до меня было?"

— Видел, но не совсем понял — это тот козёл тебя ударил? — сузив глаза, прошипел он.

— Нет. Я оступилась, позади меня валялся камешек, который я не заметила.

— Хорошо, — криво усмехаясь, проговорил Алекс. — Значит, мне не придётся его убивать.

Я рассмеялась, но, взглянув на него внимательнее, осеклась, так как отчётливо поняла, что он совсем не шутил.

Выйдя из школьных ворот, мы остановились. Здесь нам в разные стороны — мне по улице вверх и направо, Алексу — вниз к реке, потом через лес на хутор. Поглядев на него ещё раз, я поняла, что не знаю, что ещё можно сказать, и задерживать его не было смысла, поэтому проговорив "Ну пока" отправилась своей дорогой, но, пройдя несколько метров, услышала, что Александр окликнул меня. Остановившись, обернулась и увидела, что он идёт ко мне. Приблизившись, Алекс, наклонил голову ко мне, так что его губы оказались очень близко к моему уху, и прошептал:

— Спасибо…

— За что? — удивилась я.

— За то, что помогаешь мне… и…береги себя…

Он вдруг замолчал и нахмурился, но не отводил своих глаз, он был так близко, что я чувствовала движение воздуха от его дыхания на своём лице. Я уставилась в его глаза цвета предгрозового неба и не смогла отвести от них своего взгляда. Наверное, следовало что-то ответить, но все слова разом вылетели у меня из головы.

— Увидимся, — тихо сказал Алекс, развернулся и пошёл обратно.

— Я всё-таки не понимаю, как ты доберёшься до дома, — выпалила я ему вслед.

— Всё будет хорошо. Меня встретит отец, — обернувшись, сказал он и двинулся дальше.

— Я тебе позвоню вечером! — крикнула я вслед.

— Хорошо!

Добравшись до дома, весь остаток дня я не находила себе места — то сидела, то мерила шагами свою комнату, не знала, за какое дело взяться, чтобы прогнать тревогу. Начала выполнять домашнее задание, но не могла сосредоточиться. Все мои мысли упорно возвращались к Алексу, к тому, как сильно он был избит, и я переживала о том, смог ли он нормально добраться до своего дома, не стало ли ему вдруг плохо.

Воображение рисовало мне ужасные картины того, что Алекс лежит на тропинке среди дремучего леса, не имея сил подняться, и никто не приходит к нему на помощь. Промучившись до самого вечера, всё же набрала его номер на своём мобильном. "Привет, — собиралась я сказать спокойным голосом. — Как ты? Живой?" Но в трубке вдруг услышала совершенно другой голос, чужой, более низкий и твёрдый, чем голос Алекса:

— Да. Я вас слушаю.

— Здравствуйте, — сказала я, запинаясь. — Позовите, пожалуйста, Сашу.

Голос в трубке растерянно помолчал, мне даже показалось, что я не туда попала, но через несколько секунд голос сказал:

— Наверное, вы хотите услышать Александра?

— Да, конечно, — попыталась исправиться я.

— Он не может подойти, — голос был скуп и холоден.

— Почему? У него всё хорошо? — взволнованно выпалила я, а в голове завертелись картины одна страшнее другой.

— Да, с ним всё хорошо, — ответил голос. — Просто он сейчас спит.

Пудовая тяжесть упала с моих плеч, когда я услышала это, и уже спокойно проговорила:

— Извините, что побеспокоила. До свидания.

Отключив телефон, и немного успокоившись, с новыми силами взялась за уроки. Теперь можно было расслабиться и больше не рисовать ужасы в своём воображении.

Глава 6. Причина и следствие

Александр

Одноклассники говорили, что я застыл столбом на одном месте, словно поражённый ударом молнии среди ясного неба, и не отводил своего взгляда только от этой девочки.

Но в тот момент я этого не осознавал, меня словно выключило, видимо, переживаемые мною эмоции зашкаливали, и сработала какая-то защита, мозг отключился, чтоб не перегореть.

Несколько минут просто выпали из моей жизни, но, придя в себя, я стал другим.

Зависимым от неё.

Одержимым…

Словно вмиг с меня спали неведомые чары, открыв всё многоцветье мира.

Очарование синих глаз с каждой секундой становилось сильней, и я сдался без боя, как только какая-то неведомая сила повлекла меня к ней.

Я утонул в синих озёрах глаз…

Жадно вдыхал сладкий цветочно-ягодный аромат…

Слушал мелодию нежного голоса…

Это было как наваждение. Как болезнь, от которой не придумано ещё лекарство.

В моей жизни появился лучик, и я перестал замечать все бытовые проблемы и неурядицы, меня перестали волновать даже не налаженные отношения с отцом, с одноклассниками. Вообще всё!

Что это? Любовь с первого взгляда? Тогда я не понимал, что это нечто большее.

Истинная любовь.

Тогда я отчаянно желал одного — чтобы девушка тоже почувствовала хотя бы малую толику того, что испытывал я, мечтал произвести на неё впечатление, завоевать безграничное доверие.

Но только напугал.

В следующие дни пришлось исправлять то негативное впечатление, какое обо мне сложилось.

Я никогда не бегал за девчонками.

Но не в этот раз.

Что-то внутри меня словно оживало при одном только взгляде на неё. Её голос заставлял быстрее биться сердце. Её аромат кружил голову.

Анна словно не понимала, что я попал в зависимость от неё. Что стал больным ею.

Просто дружила со мной…

Но этого было мало. Мне не хватало. Ничего не хватало.

Я хотел большего. Прикосновений, поцелуев…

Но именно с ней стал нерешительным. Боялся напугать излишней напористостью. Не хотел давить.

Хотел от неё искренности, настоящих чувств.

Мечтатель…

В моей жизни не всегда было всё гладко. В каждой новой школе приходилось налаживать отношения, и с каждым разом это становилось сложнее, я взрослел, люди, к которым я приходил в класс, тоже.

Не все и не всегда принимали меня радушно, не единожды приходилось драться. Однажды даже записался на бокс, чтобы поставить удар, но проходил не долго, потому что из того городка мы тоже уехали. Телосложение у меня было не слишком массивное, можно даже сказать, что вообще я был худым и мелким по сравнению с одногодками, но в драках меня всегда выручала реакция. Быстрота и маневренность, вот мой конёк.

И в этой школе меня приняли не совсем радушно, но меня это совсем не трогало, только раздражало подозрительное внимание ко мне нескольких моих новых одноклассников, местных гопников, которые привыкли верховодить в школе и считали, что им позволено абсолютно всё.

Долгое время игнорировал их, не вступая в конфликт, но однажды не выдержал наглости и ощущения вседозволенности — вступился за мальчишку, которого эти подонки постоянно прессовали, и моментально стал для всех четверых врагом номер один.

Хотя, врагом я стал намного раньше, только не понимал этого. И что послужило причиной, мог бы догадаться, но тогда не хватило ума.

В тот день, когда заступился за мальчишку, почувствовал, что произвёл, наконец, впечатление на объект своих мечтаний. Она взглянула на меня по-новому. С восхищением.

Волна счастья окатила меня с головой. Теперь я готов был совершать подвиги каждый день только ради того, чтоб она так восхищённо смотрела.

В этот день неразлучная четвёрка поджидала меня у ворот. Каждый из парней был гораздо крупнее и, наверное, сильнее меня, но мне не было страшно, я находился словно в эйфории, как будто инстинкт самосохранения у меня отсутствовал вовсе. Я снова совершал подвиг.

Для неё…

Находясь в каком-то странном состоянии изменённого сознания, я даже смог уложить лидера, но устоять против остальных шансов не было. Всё, что я мог — это защищаться.

Аня оказалась очень отважной девушкой, тоненькая и хрупкая, бросилась на помощь, ударив одного из нападающих своим рюкзачком с учебниками.

Я понял, что дело плохо, когда один их хулиганов стал наступать на неё. Что он намеревался сделать? Может, хотел припугнуть или собирался ударить, но по-настоящему испугался я только тогда.

Не имея возможности её защитить, молился неведомым мне богам, чтобы девчонка не пострадала, и был чётко уверен, что смогу убить каждого, кто посмеет её обидеть.

Хулиганы сбежали, когда во дворе появилась учительница с продлёнки.

Аня наклонилась надо мной, и когда я увидел полные ужаса глаза, похожие на синие озёра на бледном лице, впервые подумал, что не безразличен ей.

Она не стеснялась в выражениях. Разгневанная, раскрасневшаяся высказала всё, что думала и обо мне и обо всех парнях вместе взятых.

Но, как ни странно, всё это только позабавило меня, а будучи разъярённой львицей, она впечатлила меня ещё сильнее.

Она была такой живой, сильной, эмоциональной, что в один миг я внезапно всё понял.

Моя.

После драки домой я шёл, как всегда, через лес, но медленнее обычного — разбитое тело ныло, ушибы саднили, и каждое движение давалось с трудом.

Перед глазами снова и снова прокручивалась только что произошедшее событие.

Обдумывая ситуацию, хотя вряд ли я мог трезво мыслить, вдруг осознал, что Аня была права: я сам спровоцировал драку.

Но зачем? Это было не в моих интересах. На стороне противников преобладал численный перевес, я же был один, Аня не в счёт. Понятно, хотел произвести на девушку незабываемое впечатление, но не такой же ценой!

Зачем я спровоцировал весь этот фарс? Или это был не я вовсе?

Будто кто-то другой, вселившись в моё сознание, руководил моими словами и поступками. Во время разговора с Антоном я словно стал другим, каким никогда не был, жёстким и непримиримым, только тело моё осталось прежним, и противостоять четверым крупным парням не смогло.

Как такое могло произойти?

Может у меня что-то с головой?

Почему я не понимаю своих поступков?

Если уж на то пошло, не так уж сильно я был избит, но из-за моей безрассудности могла пострадать девушка, о которой все мои мысли… Это самое страшное!

Это я подверг её опасности!

Ясно представил, что могло произойти с Анной, если бы этих подонков не спугнули.

Какие — то ужасающие картины пронеслись перед глазами — и вдруг…

чистая

безрассудная

ярость

ослепила меня!!!

Почему я так слаб?

Почему так бессильно моё тело?

Я не мог защитить девушку!

Слабак! Тощий слабак! Эта едкая фраза не давала мне покоя, она ржавым гвоздём засела у меня в голове, разъедая мозг и всё больше вгоняя меня в состояние бешенства.

Я уже не видел тропы перед собой.

Резко закружилась голова.

Перед глазами поплыли цветные пятна.

Горло сдавила невидимая раскалённая рука, и чтобы вдохнуть пришлось приложить огромные усилия.

Бешеные удары моего сердца, разгоняющегося с каждой секундой, казалось, раздавались прямо у меня в голове.

Тело окатило волной нестерпимого жара.

Воздух со свистом вырывался из моей груди.

Я перестал понимать, что со мной происходит.

Споткнувшись о корягу, с трудом удержался на ногах. Идти дальше уже не мог.

Перед глазами всё плыло. Попробовал протереть их руками, осознавая, что совершенно перестал видеть, но внезапно повисшая перед ними мутная пелена никуда не исчезала. Добравшись практически на ощупь до ближайшего дерева, прислонился к его тёплому шершавому стволу и, вдыхая аромат смолы и хвои, старался прийти в себя.

Время шло, но лучше не становилось. Головокружение не проходило. Глухие удары сердца, как пулеметная стрельба, разносились по всей округе, и казалось, что по моей голове кто-то стучит тяжёлым молотом, вбивая только одно единственное слово "Слабак, слабак, слабак…", и так до бесконечности, к тому же, силы предательски покинули меня. Всё ещё цепляясь за толстый шершавый ствол старой пихты, я чувствовал, что ноги отказались меня держать и, не имея больше сил, медленно сполз на сырую землю.

С каждой новой секундой становилось только хуже. И в то время, когда я должен был ощутить прохладу сырой земли, в моём теле появилась жгучая боль, которая нарастая, сжигала меня изнутри, выкручивая суставы и разрывая сухожилия. Боль была невыносимой, но я сопротивлялся ей изо всех оставшихся сил, и, наверное, даже стонал или выл, если только мог разжать свои крепко сжатые челюсти.

Не помню, сколько прошло времени, может оно совсем остановилось, ведь когда испытываешь такие адские муки, они кажутся вечными, но в какой-то момент ощутил, что мне пришёл конец.

Стало невыносимо страшно и горько, сил больше не осталось, и я провалился в спасительную бездну, в которой уже не было боли, не было страха, не было ничего, только пустота.

Глава 7. Последствия

Александр

Белая почти ощутимая густая мгла сковала, не давала двигаться, затягивала всё глубже и глубже в трясину, из которой нет выхода, сдавив грудную клетку, мешала вдохнуть полной грудью.

Где-то вдали раздавались громовые раскаты, но липкая мгла гасила все звуки, позволяя лишь отголоскам эха грозы достигнуть моих ушей.

Водоворот мерзкого нечто, в который я проваливался мучительно долго, подавлял волю, гасил чувства и лишал любых желаний, даже желания жить. "Перестань бороться! Оставайся!" — невесть откуда, в моём сознании шёпотом прошелестели слова живой мглы. "Здесь нет боли. Здесь ты будешь счастлив. Здесь тебя ничто не будет волновать." — шёпот лился отовсюду, продолжая давить, лишая воли, и меня всё больше окутывала мерзкая тёплая субстанция, но где-то глубоко внутри моего позвоночника засел ледяной стальной стержень, не давая сломаться.

Мысленно пытаясь прояснить сознание, на которое словно давила бетонная плита, собрав остатки своей воли в кулак, преодолевая сопротивление вязкой мглы, я ответил: "Нет!"

И резко очнулся, словно был выброшен в свой мир!

Вокруг было темно, и стояла странная звенящая тишина.

Через мгновение осознал, что звенит в ушах. Тело одеревенело, руки и ноги не слушались. Грудную клетку сдавило так, что было тяжело вдохнуть.

Вдруг вспомнил, что произошло со мной в лесу, вздрогнув от неожиданности пришедших воспоминаний.

Резкое движение отдалось тупой болью в каждой мышце измученного тела, и только тогда я осознал, что всё ещё жив.

Глаза всё отчётливее различали окружающую обстановку, и для меня стало неожиданностью, когда осознал, что нахожусь не в лесу, а в своей комнате.

Мышцы невыносимо ныли, горло пересохло и горело так, словно полно было раскаленного песку.

Нестерпимо хотелось пить. Решив, что без глотка воды точно умру, стал подниматься, и зашипел от боли. Спустил ноги с кровати, сел, а затем, поднявшись, выпрямился, как вдруг в голове страшно зашумело и застучало в висках. Инстинктивно подняв руки к вискам, надавил на них пальцами, чтобы унять боль, но это нисколько не помогло.

Сдерживая стон, некоторое время не мог дышать, тупая боль сдавила грудь. Чтобы не задохнуться, глубоко вдохнул, и струя воздуха обожгла лёгкие. Почувствовав головокружение, покачнулся и, не сумев вовремя ни за что ухватиться, с высоты своего роста рухнул на пол, задев во время падения что-то из мебели, и эта деталь интерьера с грохотом перекинулась.

От резкого падения и грохота рушившейся мебели каждая клеточка моего мозга взорвалась адской болью, и теперь я уже не мог сдержать стонов.

— Александр, ты в порядке? — окликнул меня отец, и его голос звучал так громко, что мою голову снова пронзил раскат грома, но отозваться я не смог из-за адского пожара в горле.

Он зажёг лампу, стоящую на столе, и всегда тусклый свет внезапно сильно ослепил меня, заставив зажмурить глаза и взвыть. Страдая от яркого света, адского грохота в голове и ощущения горящего горла, я уже не имел сил встать. Сжимая голову руками, тихо стонал. Отец помог мне подняться и снова опуститься на кровать.

— Приляг, сынок, отдохни, — тихо проговорил он, убирая мои руки от лица. — Дай-ка, я на тебя взгляну. (Последовало молчание, а затем я услышал его тяжёлый вздох.) — Ничего, всё заживёт.

— Пить, — попросил я хриплым шёпотом, еле шевеля губами. — Свет! Слишком ярко!

Отец погасил лампу, и глазам стало гораздо легче, подал мне полную кружку холодной воды, которая освежила меня, словно божественный нектар, и присел на край кровати.

— Как я здесь оказался? — прохрипел я.

— Я нашёл тебя на тропе без сознания и принёс домой, всё ждал, когда же ты придёшь в себя, но, видимо, сам уснул. Послушай, сынок, тебе надо поспать. Заснуть трудно, я знаю, но только сон поставит тебя на ноги. Если что-то будет нужно — позови меня.

Тогда мне даже в голову не пришло, почему отец не вызвал врача, словно он знал, что моё здоровье вне опасности.

Он удалился, легко ступая.

Я же пытался уснуть, но тупая боль мешала мне, утихая только, когда я не шевелился. Сон не шёл.

Соображая, что же всё-таки со мной произошло, и почему я потерял сознание на тропе в лесу, постарался вспомнить все события прошедшего дня, чтобы попытаться найти причину произошедшего. Но будучи совершенно без сил даже на то, чтобы думать, не мог сосредоточиться ни на чём конкретном, выхватывая из памяти какие-то обрывки событий.

Ясно мог вспомнить только большие васильковые глаза на прекрасном бледном лице, зацепившись памятью за которые, не мог думать ни о чём, кроме них.

Неизвестно, сколько времени так провел, неосознанно удерживая в раскалывающейся от боли голове то единственное, что в какой-то момент, даже могу точно вспомнить в какой — с самого первого взгляда — стало мне так дорого, что я не мог представить, как жил без этого щемящего, перехватывающего дыхание, отшибающего разум чувства. Любви!?

Наконец, усталость сморила меня, и, провалившись в спасительный, но тяжёлый, полный кошмаров сон, подсознательно обращался к обладательнице прекрасных синих глаз, с такой нежностью глядящих на меня, в немой мольбе не покидать меня и облегчить мою боль.

Снилась мне гроза. Ослепительные молнии пересекали чёрное небо, постоянно раздавались оглушительные громовые раскаты. От сильных порывов ветра с треском ломались деревья. Я в образе страшного лохматого зверя испуганно шарахался от валящихся на меня веток, но они всё равно настигали меня, пронзая тело острой болью, и ранили в самое сердце, туда, где разгоралось новое жгучее чувство.

Проснувшись на рассвете, не почувствовал себя отдохнувшим, но спать больше не хотелось. Боль отступила, ощущались лишь отголоски, словно в чьём-то чужом теле, которое связано со мной тонкой нитью.

Меня окружала тишина. Позвал отца, но никто не отозвался. Пока размышлял что делать — вставать или продолжать валяться в постели — случайно поднял руку и, сфокусировав на ней взгляд, ужаснулся, вздрогнув от неожиданности. Совсем не ожидал увидеть такого фантастического кошмара — кисть и предплечье руки были покрыты огромными фиолетово — чёрными узорами и пятнами, похожими на синяки, причём синяки эти сливались в один огромный, витиевато переплетаясь, соединялись между собой в каком-то абстрактном рисунке.

Я взглянул на другую руку — она выглядела не лучше. Охватившее меня лёгкое волнение уже не давало мне так просто лежать.

Откинув тонкое одеяло, повернулся на бок, затем, помня событие прошлой ночи, когда с высоты своего роста грохнулся на пол, не желая больше повторять падение, осторожно сел и спустил ноги с кровати, конечно совершенно автоматически взглянув на нижнюю часть тела, к слову, был без одежды.

Удостоверившись в том, что по своему виду мои ноги и живот мало отличались от рук, поднялся и медленно побрёл к зеркалу, надеясь на то, что не всё ещё потеряно, ведь тело можно скрыть под одеждой, руки под перчатками, но вот лицо уже не спрячешь.

Мысленно старался отогнать от себя наваждение, но взглянув на своё отражение, отшатнулся — передо мной предстало невероятное зрелище.

Лицо напоминало физиономию ходячего мертвеца из фильма ужасов: распухшее фиолетово-чёрного цвета с чёрными же губами размером с картофелину каждая.

Но больше всего поразили глаза — красные из-за полопавшихся мелких капилляров. Вдруг ясно почудилось, что я превратился в зомби. Боли больше не чувствовал. Выглядел не лучше трупа.

Вспомнив, как ахнул отец, увидев прошлой ночью моё лицо, до такой степени разволновался, что заметался по дому, задыхаясь от нехватки кислорода и ощущая бешеные удары своего сердца. Почувствовав головокружение и тошноту, медленно опустился на пол, тяжело дыша, чтобы попытаться найти хоть что — то, что меня успокоит.

Лихорадочно соображая, не мог понять, почему выглядел так ужасно. Пришедшая невесть откуда мысль, что я давно мёртв, и всё, что происходит, это плод моего воображения, взбудоражила ещё больше. Готов был разрыдаться, как девчонка, но через некоторое время осознал, что моё сердце всё ещё бьётся.

Понемногу стал успокаиваться, решив, что чёрные узоры со временем сойдут, и тело станет прежним.

Надо было одеться, чтобы спрятать под одеждой разукрашенное нечто. Поискал одежду, в которой был вчера. Хотел выяснить, насколько сильно она испорчена, но не смог найти ни куртки, ни джинсов, ни футболки.

Выдвинув ящик самодельного комода, который отец, как и всё в нашем доме, смастерил сам, достал другие джинсы и рубашку с рукавами, и, надевая, заметил, что джинсы стали коротковаты, а рубашка тесна в плечах. Возможно, я вырос за лето, пока ходил в одних футболках и шортах? Решив не париться по этому поводу, пошёл на кухню, чувствуя нестерпимый голод.

Заглянув в холодильник, обнаружил варёную курицу и съел её всю без остатка, но только лишьслегка утолил свой зверский аппетит.

Сварил себе кофе, но выпить не смог. По какой-то причине меня воротило от запаха, который раньше казался приятным. Напился сырой воды из-под крана.

Вышел во двор посмотреть, куда запропастился отец.

Поблизости его не было, так же отсутствовал вороной в стойле. Решил, что отец отправился на дежурство.

Чем заняться, не знал. О том, чтобы в таком виде отправиться в школу, не могло быть и речи, поэтому расположился на крылечке, ни о чём не думая и никуда не спеша.

Решив, что повезло поселиться в таком глухом местечке, спокойно грелся на солнышке, не опасаясь, что какой-нибудь прохожий увидит моё разукрашенное лицо и, приняв за невероятное лесное чудище, брякнется в обморок. Всё-таки, дождливая осень не лучшее время для вездесущих туристов.

Расслабленно размышляя, пытался понять, из-за чего так разукрашен. Не настолько сильно был избит, лицо практически не пострадало в драке, я же ясно помнил, что было только пара ссадин, небольшое рассечение над бровью и трещинка в уголке губ. Откуда же взялось столько "красоты"?

Пригревшись на таком нужном сейчас редком солнышке и почти уснув, вдруг через некоторое время я каким-то шестым чувством ощутил приближение опасности.

В один миг сон как рукой сняло.

Ещё не видел, что мне могло угрожать, не слышал ничего подозрительного, но каждой клеточкой тела ощущал приближение опасного существа.

Окружающая тишина сковала тело, и, весь превратившись в слух, я вдруг засомневался. Что могло угрожать мне здесь? В доме моего отца? Похоже, интуиция меня подводила. Привычный лес, без каких либо признаков опасности, успокаивал шумом ветра в ветвях.

Послышался отдалённый шорох с задней стороны дома, к которой почти вплотную подступали лесные заросли. Не двигаясь с места, стал ждать неотвратимо приближающееся чудовище, за которое воспалённый мозг принял моего собственного отца.

О его появлении узнал задолго до того, как увидел. То ли услышал его шаги, хотя в это время он находился ещё довольно далеко, то ли почувствовал запах конского пота и дичи, только не заострил на этом своего внимания.

Отец пришёл со стороны леса, ведя вороного в поводу. На спине лошади была привязана туша недавно подстреленной косули, и я догадался, что он ездил на охоту.

Обогнув дом, он увидел меня, но представшее пред ним зрелище нисколько его не удивило.

— Здравствуй, сын, — спокойно произнёс он. — Как ты себя чувствуешь?

— Ну…, — не знал, что ответить. — Кажется, неплохо.

— Хорошо. Знаешь, ты проспал больше суток. Уже должно стать полегче.

— Ага, уже стало… — едко ляпнул, разведя руки в стороны в театральном жесте. — И я теперь нереальный красавчик! Представитель долбаной гжели!

— Ничего! — усмехнувшись, заверил он. — Всё быстро сойдёт.

— Ты даже не спрашиваешь о причинах всей этой хохломы? — добавил я в голос сарказма.

Отец странно посмотрел на меня долгим взглядом, но его ответ меня удивил:

— Сам расскажешь, если пожелаешь.

— Точно, — согласился я. — Уже желаю. Я ввязался в драку, хотя знал, что проиграю, ведь их было четверо.

Отец нахмурился, и будто удивился, словно не такого ответа ожидал, но изучив моё лицо придирчивым взглядом, спросил:

— Это того стоило?

— Ну… — задумался. — Я доказал себе кое-что.

— Хорошо, — спокойно отреагировал отец. — А теперь помоги мне.

Мы сняли поклажу со спины вороного. Отец занёс дичь в дом. Я отвёл в стойло коня, который заметно волновался, переступая с ноги на ногу, храпя и прядая ушами.

Не обращая внимания на странное поведение животного, задал ему сена и принёс воды. В это время отец растопил печь и начал разделывать тушу косули. Часть мяса порезал и поставил тушиться на огонь, остальное убрал в морозилку.

— Что с Вороном? — спросил я, когда вернулся в дом.

— А что с ним? — поднял отец на меня свои глаза.

— Он странно себя ведёт: храпит и шарахается, как бешеный.

— Ну, может он не узнал тебя? — рассмеялся отец. — Ведь ты стал таким…

— Каким — таким? — уставился я на него.

— Ослепительно прекрасным представителем росписи кулаками по телу!

— Очень смешно! — пробурчал я. — Ты не видел одежду, в которой я был, когда ты меня подобрал в лесу?

— А, куртку и джинсы? Я их выбросил, — ответил отец с улыбкой.

— Почему? Мне эта куртка нравилась!

— Она была до такой степени разорванной, что невозможно починить.

— А мне казалось, когда я возвращался домой, одежда выглядела грязной, но не такой уж и испорченной, — сказал я, глядя в упор на отца, но он молчал. — Конечно, я упал в лесу, дальше ничего не помню. Может я сам порвал одежду, когда ползал по камням? Точно! Вот тогда я и повредил лицо! Видать, ударился о камни! Ну, не получал я столько по лицу, чтоб так выглядеть!

— Ты потерял сознание. Ты что-то чувствовал перед этим? Злость, ярость? — предположил он.

— Ага. А ты откуда знаешь?

— А что ещё ты должен был чувствовать после драки? — ответил отец. — Раньше случалось что-то подобное? Когда ты жил с матерью?

— Нет, по крайней мере, я не помню ничего такого.

— Думаю, эти подонки тебя сильно избили, поэтому ты потерял сознание в лесу, — уже серьёзно сказал отец.

— Не так уж сильно меня избили, как тебе кажется. Тебя не удивляет, почему я потерял сознание именно в лесу, а не сразу, возле школы?

— Ну, ты видно был в горячке, знаешь в такой боевой горячке, которая иногда бывает у солдат на войне — они тогда не чувствуют ни страха, ни боли. А в лесу ты успокоился, расслабился…

— Я помню, что не успокоился. Наоборот, очень сильно напрягся, разозлился, впал в бешенство. За всю свою жизнь со мной ничего подобного не происходило. Никогда не испытывал такого сильного гнева. Именно тогда потерял сознание от боли, которая внезапно скрутила меня. Мне кажется, что своим гневом я сам запустил разрушение, отчего меня стало ломать изнутри. Похоже, на какой-то припадок.

— Нет, — прозвучало одно лишь слово.

— Нет? — я всмотрелся в лицо человека, с которым меня ничего не связывало, кроме кровных уз. Я едва осознал, что сегодня я с ним говорил и произнёс слов едва ли не больше, чем за всё время нашего с ним знакомства.

Отец ничего не сказал, только долго и пристально посмотрел в глаза, пытаясь что-то там разглядеть. Его лицо было печальным.

— Давай поедим, — сказал он, чтобы уйти от неприятной темы, и поставил на стол дымящееся блюдо с тушеным мясом, от которого исходил пьянящий аромат.

Я был голоден, будто неделю не ел. Набросившись на свою порцию, уничтожил её в мгновение ока. Отец не успел даже глазом моргнуть.

— Аппетит у тебя хороший, — сказал он, хмыкнув. — Значит и со здоровьем будет всё нормально.

Прошла неделя. Пока с моего тела не исчезла расписная "хохлома", и лицо не приобрело нормальный вид, я скучал дома.

С каждым днём тело наливалось силой, движения приобретали былую лёгкость, и о том, что произошло, ничто бы не напоминало, если б не глаза с полопавшимися капиллярами, хотя на качество зрения это не влияло.

Всю неделю ничего не делал, только спал и ел, ел и спал. А в остальное время, когда уже не мог ни есть, ни спать, слонялся по лесу, который невероятным образом стал моим прибежищем, с непреодолимой силой зовущим меня домой. От своих мыслей я мог отключиться только там, под сенью густых ветвей. Воедино сливаясь с природой, часами бродил по извилистым тропинкам, пробирался прямо сквозь колючий кустарник, впитывал в себя лесные запахи и звуки, лежал на земле и смотрел на узорчатый свет, пробивающийся меж густых ветвей.

По вечерам у меня повышалась температура, тело горело, я принимал парацетамол, но он, кажется, совсем не помогал. Ложился, всю ночь горел и просыпался утром разбитым и больным.

Когда первый раз проснулся в лесу ранним утром, мокрый от росы — сказать, что удивился, значит, ничего не сказать — был растерян и оглушён. Но чувствовал себя идеально, выспавшимся и отдохнувшим. Как я оказался здесь? Я что, сам пришёл и уснул среди переплетения корней? Не мог поверить, пока следующим утром всё повторилось снова, а потом опять. То есть, я начал ходить во сне. Ложился спать вечером в свою постель, а потом каким — то образом перемещался в лес.

Кстати, отец этому не был удивлён, сказал только, что и не такое бывает, думая, что этим он меня успокоит. А я не мог не париться по этому поводу. Пока это всё резко не прекратилось. В один из дней я проснулся в своей постели, и в эту ночь у меня больше не было жара.

О драке я старался не вспоминать, чтобы ненароком не вызвать в себе то дикое чувство первобытной ярости. Признаться, просто трусил, не желая больше испытать той боли, которая чуть не убила меня.

Чтобы заглушить воспоминания, вставлял в уши наушники и слушал музыку любых стилей на пределе громкости, и это помогало, отвлекало так же чтение, которым я доводил себя до сонного состояния и часто засыпал, выронив книгу из рук. Со временем воспоминания о драке померкли и уже не вызывали во мне столь сильных эмоций.

Я почти почувствовал себя прежним, а всё то, что случилось со мной в лесу, причислил к случайности.

Чтобы я мог отправиться в школу, отцу пришлось потратить часть своих сбережений и купить мне самые необходимые вещи, так как вся старая одежда, что немало меня удивило, внезапно стала мне мала. Брюки, хоть и сходились на поясе, были очень коротки, рубашки тесны в плечах, и их рукава доходили лишь до середины предплечья.

Когда, через несколько дней и глаза пришли в норму, наконец, выбрался из дому и отправился в школу, с нетерпением ожидая встречи с той, о которой думал все последние дни.

Ужасно соскучился по синим глазам, по фруктово-цветочному аромату, милой улыбке.

Девушка, образ которой навсегда поселился в моём сердце, не покидала моего воображения, занимая все мои помыслы и желания, и даже во снах меня посещало синеглазое видение, дороже которого не было ничего на свете.

Как всегда, пошёл пешком через лес. После долгого перерыва казалось, что по горной тропе идти довольно просто. Совсем недавно эта дорога вызывала больше трудностей, теперь же я легко преодолевал спуски и подъёмы, препятствия в виде камней и поваленных сухих деревьев.

Движения мои были быстры и плавны, но ощущение того, что я могу двигаться ещё быстрее, не покидало меня. Охватившее меня пьянящее чувство свободы, заставляло нестись, как на крыльях, вперёд, постоянно увеличивая скорость.

Время пути пролетело мгновенно, словно прошло всего несколько минут, я совершенно не устал и мог бы на одном дыхании преодолеть ещё большее расстояние.

Ощущение скорости опьянило настолько, что уже не мог двигаться медленно.

Промчавшись по улицам посёлка, буквально ворвался в здание школы, мельком взглянув на расписание уроков, взлетел по лестнице на второй этаж, в нетерпении встретиться с той, которую каждую ночь видел во сне.

Глава 8. Происшествие в коридоре

Анна

Прошла неделя, началась другая. Александр в школе не появлялся. Антон и его друзья поначалу выглядели не то чтобы провинившимися, но вели себя гораздо тише, чем всегда, были предельно осторожны и показательно вежливы, но где-то по прошествии недели ребята окончательно осмелели и перестали притворяться нормальными. Снова ходили героями, вальяжно показывая своё превосходство над остальными, хамили и насмехались, считая себя во всём безнаказанными, вели себя нагло и развязно.

В понедельник, я шла в школу неохотно. Видеть никого не хотела. Настроение было паршивое. Всё это время ничего не слышала об Алексе и боялась, что родители наверняка навсегда увезут его из наших неприветливых мест, а мне не хотелось потерять настоящего друга, который, не считая подружки Веруньки, появился у меня впервые за много лет.

Тогда я не могла даже предположить, что отношусь к нему вовсе не как к другу, а чувствую нечто большее. Позвонить ему так больше и не решилась, не хотела казаться назойливой. Надеялась, что он сам позвонит, но телефон всю неделю молчал.

К тому же несколько дней подряд стояла дождливая погода, небо было затянуто тяжёлыми серыми тучами, на дорогах грязь и слякоть, и в школьном дворе не лучше. В общем, из-за переживаний, а так же мерзкой погоды настроение было поганое, да и у всех остальных одноклассников, думаю, было не лучше.

В класс вошла перед самым звонком. Глаза машинально метнулись в сторону окна, у которого находилась моя парта, и неожиданная радость озарила меня. Алекс был здесь! С улыбкой, больше никого не замечая, прошла через весь класс и подошла к нему.

Парень выглядел просто сногсшибательно, и я не могла оторвать от него взгляда. Красивое волевое лицо с высокими скулами, чистая кожа, волосы чёрные, как ночь, тёмные сияющие глаза, чётко очерченные губы. Чёрт! Или я отвыкла, или после драки он стал ещё краше! При моём появлении Александр поднялся, и я подумала, что он стал выше ростом и шире в плечах. Его тёмно-серые глаза озарял мягкий тёплый свет, и на губах играла широкая улыбка, обнажавшая ровные белые зубы.

— Привет! — сказала я, снимая с плеч рюкзачок.

Смотрела на него и не узнавала. Что-то ещё изменилось в нём, но я не могла понять, что именно. В его движениях появилась грация и уверенность хищника. Взгляд стал более прямым. Выглядел старше.

При приближении к нему моё тело было охвачено странной дрожью.

Может я дрожала от радости долгожданной встречи?

Или подсознательно чего-то боялась?

Мог ли он за неделю с небольшим измениться настолько, чтобы внушать страх?

Мог стать опасным?

Нет!

Показалось!

Услышав его неизменившийся тёплый бархатный голос, решила, что ошиблась. Это был всё тот же Алекс, которого я была ужасно рада видеть.

— Привет, — ответил он, не сводя с меня своих сияющих глаз.

— Как ты? — поинтересовалась, вспоминая, как ужасно он выглядел после драки, и, удивляясь тому, что от ссадин и синяков не осталось ни единого следа.

— Хорошо! — ответил, с хитрецой прищурив глаза.

— Ты изменился, — вырвалось у меня, и взгляд, которого он не отводил, как-то странно померк, вдруг став задумчивым и отрешённым, но он ничего не ответил.

В класс вошёл учитель и начал урок. Стараясь не отвлекаться на Алекса, но ощущая его присутствие рядом, не могла сосредоточиться на уроке.

Мысли постоянно вращались вокруг того факта, что парень неуловимо изменился. Боковым зрением замечала, что он постоянно поворачивался и смотрел на меня. Это нарушало мой покой, вгоняло в краску и разом отшибало все знания, приобретённые за десять лет.

На уроке литературы мы изучали «Преступление и наказание» Достоевского, но Александра, похоже, не интересовало это произведение. Учитель, заметив, что парень не хочет вникать в тему урока, попросил описать образ Раскольникова, но он отказался, сославшись на то, что не слышал вопроса. Когда вопрос был повторен, Алекс не смог связать и пары слов.

На уроке алгебры повторилось то же. Внезапно прислали краевую контрольную работу, пришлось экстренно мобилизовать все свои силы, чтобы справиться с заданиями. Алекс ничего не делал, сдал в конце урока чистый лист с написанной вверху фамилией. Спросила, почему он ничего не решил, ведь проблем с алгеброй у него никогда не было, но он сослался на неожиданно разболевшуюся голову.

После урока математики вместе вышли из кабинета и спустились на первый этаж. Медленно пошли по коридору, обсуждая задания контрольной работы, в западное крыло к кабинету физики. Сзади шли одноклассники, я не обратила внимания, кто именно.

Но он сам обратил на себя наше внимание. Это был Олег, смуглый, черноволосый и черноглазый парень — один из нашей неразлучной четвёрки под предводительством Антона. Ребята незадолго до этого стали врагами Александра.

Сзади послышался ехидный голос:

— Что, Артист, синяки сошли? Надеюсь, ты не думаешь, что легко отделался? Будешь влезать в наши дела — снова тебя разукрасим!

Наверное, Олег хотел позлить Алекса, думая, что тот, как всегда, проигнорирует его слова, но, к всеобщему удивлению, парень отреагировал моментально. Остановился и резко обернулся, так что продолжавший двигаться по инерции Олег, столкнулся с ним лицом к лицу, и последние слова проговорил прямо в лицо. Сузив глаза, Алекс прошипел:

— Что?

— Да ты ещё и глухой! — расхрабрился Олег.

Александр резко отшвырнул свой рюкзак, который нёс в левой руке, правой рукой схватил Олега за ворот рубашки и так резко толкнул, что тому пришлось отступить, чтоб не упасть, и он оказался прижатым к стене коридора. Левой рукой сдавливая горло парня, сквозь зубы Алекс прошипел ему в лицо:

— Ещё раз услышу от тебя хоть слово — придушу! Ясно?

Выглядел парень словно разгневанный демон. Глаза метали молнии, лицо изменилось до такой степени, что в нём невозможно было узнать черты прежнего милого мальчика, но от этого не стало менее красивым, голос поменялся до неузнаваемости, он то шипел, то в нём слышался скрежет металла.

Всё произошло очень быстро, за доли секунды.

Прижатый к стене, Олег не мог толком дышать, его вялые попытки освободиться ни к чему не приводили.

Подскочивший через секунду, товарищ Олега Витёк, с которым они вместе шли, попытался оторвать Алекса от Олега, но был отброшен с такой силой, что свалился бы на пол, если б позади не шли ещё одноклассники, которые, сами едва устояв на ногах, удержали его от падения.

Остальных дружков по какой-то причине сегодня не было.

Олег задыхался и хрипел, придавленный к стене, все остальные одноклассники застыли в шоке от происходящего, я так же стояла, раскрыв рот и хлопая ресницами.

Тогда никто из нас видимо не подумал, что Алекс, на самом деле, смог бы его задушить.

— Отвечай, тебе ясно? — переспросил Алекс гневно, и покрасневший задыхающийся парень закивал соглашаясь.

— Малинин! Что ты творишь? Немедленно его отпусти! — послышался окрик Анны Васильевны, учительницы химии, возле кабинета которой происходил инцидент. Женщина вышла успокоить зарвавшегося ученика.

Алекс помедлил, но всё же, отступил, убрав руку с горла Олега. Тот со стоном сполз на пол, тяжело дыша. Окружающие бросились к нему. Находясь в полном недоумении, я стояла посреди коридора и растерянно глядела на разгневанного демона.

На его лице застыло выражение ненависти: кожа бледнее обычного, суженые глаза, в прострации глядящие в одну точку, губы плотно сомкнутые в одну линию и раздувающиеся ноздри. Воздух с шумом вырывался из носа, грудная клетка ходила ходуном от тяжёлого дыхания.

Прозвенел звонок. Одноклассники, обсуждая произошедшее, потянулись в кабинет физики, вместе со всеми Олег, который уже мог нормально дышать.

Я не двигалась с места в нескольких шагах от Алекса и не сводила с него своих глаз. Заметив, что лицо его постепенно приобретает нормальное выражение, немного успокоилась, но не могла решить, как реагировать.

Позвала по имени.

Он взглянул на меня рассеяно. Обратила внимание, что с его глазами что-то не так.

Подошла, вгляделась в лицо, и заметила, что в белках глаз полопались капилляры, от этого они выглядели так неестественно.

— Что у тебя с глазами? — спросила с волнением.

Всё это время не двигающийся с места посреди коридора и рассеянно смотрящий расфокусированным взглядом перед собой, Алекс очнулся, будто с него спала пелена оцепенения, и в его глазах промелькнуло сожаление.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прости… Мне нехорошо… Видимо, я поспешил вернуться в школу… — проговорил он, быстро подхватил с пола свой рюкзак, и, больше ни слова не говоря, бросился к выходу из школы с такой скоростью, будто за ним черти гнались.

Я растерянно смотрела ему вслед, не зная, попытаться ли его догнать, если вдруг ему понадобится помощь, хотя вряд ли мне это удастся, потому что с такой скоростью я не бегаю, или оставить его в покое.

Спустившаяся в это время по лестнице со второго этажа, преподаватель физики Ирина Олеговна показалась в коридоре первого этажа.

— Колесникова! — окликнула она меня. — Быстро в класс!

Я медленно поплелась в кабинет физики, где происходило живое обсуждение произошедшего события. При появлении учительницы все смолкли и уставились на меня. Молча прошла к своей парте, села и опустила голову, чтобы не видеть всех любопытных глаз.

Я не знала, почему Алекс так себя повёл. Правильно ли это. Наверное, мальчишки так и должны проявлять свой гнев, вести себя жёстко? Но меня напугало выражение его лица, будто это был не он вовсе. Неужели он полнейший психопат?

Чужое, словно маска гнева, лицо, такие же чужие глаза — будто в него вселился злой дух. Не понимала, как теперь вести себя с ним. Слишком быстро он изменился, всего за неделю с небольшим. Или я совсем не знала его. Скучала. Мне его не хватало. Оказалось, что парень совсем не такой, каким казался. Не знала, что делать.

Как я поступала с теми, кто по моим представлениям был плохим человеком, например, с четырьмя парнями из моего класса? А, никак! Просто включала игнор, и всё. Плохие люди переставали для меня существовать. Но разве Алекс заслуживал такого к себе отношения? Он был моим другом.

В сомнениях и раздумьях прошёл весь день. Алекс больше в школе не появился. К концу уроков все постепенно забыли о том, что произошло, и начали говорить и о других вещах. Любопытные взгляды от меня отстали, и, начав чувствовать себя более свободно, я смогла расслабиться, оставив решение на потом.

Глава 9. Новые чувства

Александр

Что происходит со мной?

Кто руководит моими поступками?

Почему я поступаю именно так?

Ведь это не мой стиль.

Я так себя не веду.

Моим рассудком завладевает неведомая сила и управляет мной, как ей заблагорассудится.

Она делает меня смелым, решительным, и … жестоким.

Ещё одна случайность? Которая может произойти со мной в любой момент?

Стремясь как можно скорее покинуть школу и выбраться из посёлка, стремглав выскочил из школьного здания и помчался к воротам, пробежал по улице, распугивая гуляющих там кур и гусей, которые веером разлетались от меня в разные стороны. Через несколько секунд оказался у реки, в несколько скачков преодолел мост и бросился в лес.

Леденящий душу страх, что может повториться тот же приступ, что был около недели назад, остриём ножа засел в сердце. Чертовски позорно было бы снова почувствовать ту дикую, разрывающую плоть боль перед глазами всей школы, перед глазами Анны. Нельзя допускать потери сознания у всех на виду.

Только не у неё!

Пусть лучше это произойдёт в лесу, который стал моим спасительным убежищем.

Оказавшись в лесной прохладе под сенью деревьев, сплетающих свои толстые ветви где-то в вышине и образовывая почти непроницаемый для солнечных лучей полог, некоторое время я ещё бежал, потом замедлился и остановился, чтобы перевести дух, и, прислонившись к толстому смолянистому стволу старой пихты, долго стоял так, прислушиваясь к ощущениям.

Сердце в груди билось в ускоренном ритме, но дыхание постепенно восстанавливалось, и в остальном было всё в порядке. Я успокоился и только тогда медленно побрёл домой, замечая такие мелочи, которые совсем недавно не были доступны моему восприятию.

В нескольких метрах за трухлявым пнем притаился енот, который только что лакомился жуками и червями.

На огромном раскидистом дубе играли, перескакивая с ветки на ветку, две коричневые белки.

Под корнями сухостоя в норе, где-то под землёй, возились и пищали мыши.

Воздух был напоен сильными запахами: ароматом хвои, запахом сырой земли, щедро смоченной дождём, прелым запахом мокрых листьев, которыми была усыпана вся тропинка.

Всё, чего я раньше не замечал, стало таким ярким и просто бросалось в глаза.

Я даже не успевал всё осознавать, но автоматически отмечал любую мелочь.

Лес, обычно тихий и спокойный, одолевал меня своими звуками: шумом ветра в ветвях, шелестом листьев, шепчущихся между собой, треском деревьев, качающихся от ветра, писком, сопением, щебетанием и буквально сшибал с ног разносящимися повсюду запахами.

Все эти ощущения казались такими естественными, что я удивлялся, почему раньше я был глух и слеп.

Органы чувств, выполняющие свои функции на одну двадцатую от своих возможностей, только теперь стали работали на полную мощность.

Конечно, я и раньше замечал многое, но не видел мелочей, не собирал все наблюдения воедино, не воспринимал лес, как нечто цельное, огромный живой организм, и не ощущал себя его частью.

Снова пошёл мелкий дождь. Падающие капли, шлёпая по листьям, почти заглушили другие звуки, только запахи леса стали ещё ярче, насыщеннее.

Я заспешил домой, увеличив темп ходьбы, но всё равно промок до нитки.

Отца дома не было. Растопив печь, развесил мокрую одежду и приготовил себе поесть. Занимаясь повседневными делами, постоянно гнал от себя одну и ту же мысль, возникающую с упорным постоянством — позвонить Ане.

Эта мысль не давала мне покоя и в прошлые дни, заставляя набрать её номер только для того, чтобы услышать её голос, но какое-то глупое упрямство не позволяло нажать кнопку вызова.

А теперь и вовсе как-то глупо получилось — я сбежал из школы, даже не попрощавшись. Её лицо, немного напуганное, и глаза, огромные, синие и удивлённые, запечатлелись в моём сознании.

Не хотел, чтобы эта девушка подумала обо мне плохо, хотел только впечатлять и радовать.

Вышло так, что впечатлил! Совсем не так, как желал.

Наверное…

Она была тем единственным человеком, мнение которого интересовало меня, но своим поведением только всё испортил…

Причина, по которой у неё было такое выражение лица, словно она разочаровалась во мне, всё это время не выходила из моей головы — я творил то, чего сам от себя не мог ожидать, будто это был не я вовсе, а кто-то другой управлял моим сознанием.

Придя в себя, позорно сбежал, не попытавшись хотя бы как-то объяснить свой поступок. В моей голове в этот момент было только одно — дикий животный страх того, что на виду у всех, на виду у неё, повторится тот приступ — меня скрутит адская боль, и я не смогу контролировать себя.

Крутил и крутил телефон в своих пальцах, и, решив всё же сдаться навязчивому желанию, набрал её номер. Пошли гудки, я ждал, но она не взяла трубку.

Успокаивая себя тем, что смогу поговорить и объяснить своё поведение в школе, ведь там она не сможет меня игнорировать, как свой мобильник, оставил попытки дозвониться и отключил телефон.

Глава 10. Новое происшествие

Анна

Противный дождь всё не унимался. Лил и лил из низких свинцовых туч. Моё настроение как никогда соответствовало мерзкой погоде. Сил не было, ничего не хотелось делать. Как назло домашнего задания накопилось много, но я не желала садиться за учебники, оттягивая этот момент.

Пригрелась на кухне на стареньком диване возле печки. Родители, как всегда, они обсуждали домашние дела. Братишка весело играл с двумя котятами, рыжим и серым.

Мальчик смастерил нечто вроде бантика с привязанной к нему верёвочкой. Таская бантик за верёвочку, он дразнил котят, которые с присущими им повадками сначала таились где-нибудь, готовясь к нападению, а потом, трубой задрав хвосты, нападали и рвали бантик зубами и когтями. Мелкие ошмётки бумаги разлетались по полу. Фыркая и урча, котята снова бросались в атаку. Ванюшу это так забавляло, что он, не переставая, весело хохотал.

Почти не следя за весёлой игрой, я думала совсем о другом. Перед глазами стояло обезображенное гневом лицо Алекса. Вспоминая тёмные, почти чёрные глаза с красными прожилками лопнувших капилляров, вздрагивала от непонятного чувства. Перехватывало дыхание, сердце начинало бешеный ритм.

Эти глаза не давали мне покоя уже давно — тёмно-серые, но тёплые, с солнечными лучиками, чистые, как вода глубокого колодца. Теперь они изменились. Почти чёрные, горящие ненавистью, мечущие молнии… И притягивающие…

По моему телу пробегала дрожь, но на кухне было тепло. Как зацикленная дурочка, я не могла думать ни о чём другом, словно свет сошёлся клином на одном только парне.

Так и тупила в одну точку.

Братишка давно умчался смотреть мультик, котята умаялись и уснули прямо на полу. Меня окликнул отец. Рассеяно посмотрела на него, недоумевая, отчего он повысил голос.

— Что?.. — произнесла отрешённо.

— Ты последнее время какая-то рассеянная, — сказал отец.

— Да? — переспросила удивлённо.

— Я тебя уже который раз спрашиваю, когда ты собираешься садиться за уроки?

Отец всегда очень строго следил за моей учёбой, интересовался оценками, домашними заданиями. Ему очень хотелось, чтобы по окончании школы я поступила в престижный вуз и получила хорошее образование, а потом и высокооплачиваемую должность. Сам всего этого он с детства был лишён. Его родители погибли, когда ему исполнилось всего двенадцать лет. Воспитывала его тётка, у которой помимо него было ещё двое своих детей. Жили они очень бедно, поэтому мой папа при первой же возможности пошёл работать, а получить хорошее образование не успел.

Очень часто мы с родителями беседовали об учёбе, моих успехах, строили планы. Родители гордились мной, и мне не хотелось их подводить. Стараясь соответствовать их надеждам, я всегда прилежно училась, хоть и позволяла себе тихо школу ненавидеть.

— А, уроки… — протянула я. — Сейчас пойду.

Вдруг на моём телефоне, который лежал там же на диване, раздался звонок. Взглянув на экран, я обомлела, не решаясь ответить.

— Анюта, звонят! — сказал папа, думая, что я не слышу.

— Пусть звонят, — ответила тихо.

— Кто это? — спросил папа.

— Никто!

— Если это никто, тогда зачем дала свой номер? — продолжил пытать он.

— Андрей, оставь девочку в покое, — сказала мама. — Не хочет ребёнок ни с кем говорить. Настроения у неё нет! — а затем поинтересовалась, обращаясь ко мне: — Анюта, ты не заболела? Ты что-то бледная и совсем вялая.

— Нет. Не заболела, — сказала я, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно бодрее.

— Может, покушаешь чего-нибудь?

К слову, мама всегда старалась меня накормить. Ей казалось, что я слишком худая и бледная. Всё по той же причине: в детстве и в молодости матери жилось тяжело, и она знала, что такое нужда. Это теперь в нашей семье никто ни в чём не нуждался благодаря упорному труду моих родителей.

— Нет, мам, не хочется, — сказала лениво.

— Ну, тогда за уроки! — согласилась она.

Я отправилась в свою комнату, уселась за стол, на котором были разложены учебники, принялась за параграф по истории, но, как ни старалась вникать в чтение, сухо изложенные факты совсем не запоминались. Дурацкие мысли мешали сосредоточиться на чём-нибудь. С горем пополам выполнила письменные задания, а устные решила отложить до лучших времён.

Родители перешли в зал, включили телевизор, где начинался их любимый сериал. Вышла к ним, села рядом с мамой на диван и, пытаясь отвлечься, невидящими глазами уставилась на экран. Так и просидела до позднего вечера, не вникая в сюжет фильма.

Ночью плохо спала, несколько раз просыпалась и долго не могла уснуть. Встала в плохом настроении, чувствуя себя разбитой.

Показалось, что заболела, но высокой температуры не было. Пришлось собираться и идти в школу, как бы сильно не хотелось прогулять.

Словно робот, на автомате оделась, умылась, выпила кружку чаю, взяла свой рюкзачок и, так как Ваня уже умчался, поплелась одна, аккуратно обходя лужи и стараясь не выпачкать обувь в дорожной грязи.

Угрюмые тучи, низко нависшие над землёй, и ни на секунду не прекращающийся дождь соответствовали моему мрачному настроению.

Оставив мокрую куртку в раздевалке, стала подниматься по лестнице на второй этаж, успокаивая себя глупой надеждой на то, что Алекс не появится сегодня в школе, но, в то же время, страстно желая его увидеть.

Подойдя к кабинету истории, перевела дух и смело шагнула через порог. Алекса не было. Облегчённо выдохнула и спокойно прошла к парте. Не успела сесть, тут же кто-то плюхнулся на стул рядом со мной.

Не поворачивая головы, поняла, что это не Александр. Парень, находящийся рядом, очень шумно дышал и грохотал стулом, пытаясь привлечь внимание.

Частично по поведению, частично по запаху сигарет догадалась, кто это. Валерик Глухов, самый противный из неразлучной четвёрки, которая считала себя элитой школы. Резко повернулась и уставилась на него самым надменным взглядом, который смогла, словно маску, надеть.

— Не заблудился? — ляпнула зло.

— О, Анка, — сказал Глухов так, будто только что меня увидел. — Будем дружить? — его голос звучал нарочито громко, а глаза оценивающе бегали по мне, отчего стало неуютно и мерзко.

— А ты умеешь? — брезгливо поморщившись, ответила вопросом на вопрос.

— Я много чего умею, детка! — явно намекая на что — то пошлое, выдал он. — Ты даже не представляешь, что! И как!

— Ага, помечтай! — бросила в ответ.

Валерик мазнул по мне липким взглядом и открыл, было, рот, чтобы сказать ещё какую-то пошлость, но в это время к парте кто-то подошёл.

Не отводя взгляда от Глухова, уже каким-то левым чутьём поняла, кто это был, так как меня окатило волной жара. Собравшись с духом, перевела взгляд и убедилась в своём предположении, увидев хмурое лицо, плотно сомкнутые губы, почти чёрные суженные от гнева глаза. Лицо совершенно чужого незнакомого Алекса. Не менее красивое, чем прежде, лицо ночного демона.

Увидев такой настрой, Глухов немного опешил, и обычно не стесняющийся в выражениях, теперь молчал. Те слова, что он собирался мне сказать, застряли у него в горле.

— Проваливай! — было брошено в лицо Валерику.

Тот ожидал чего-то подобного, ведь этот фарс был разыгран специально для Александра, чтобы снова его разозлить. Взглянув на Антона, и, видимо, почувствовав в нём поддержку, Валерик вальяжно развалился на стуле, как бы показывая, кто здесь хозяин, и с ухмылкой ответил заранее заготовленной фразой:

— А что других мест нет?

— Другие мне ни к чему, — с кривой улыбкой, больше похожей на оскал, сказал Александр.

— Знаешь, а мне здесь нравится, — с презрительной усмешкой сказал Валерик. — Так что ты пролетел!

Того, что в следующую секунду произошло, не ожидал никто. Меньше всего этого ожидал ухмыляющийся с наглым видом хулиган с давно не стрижеными волосами, расслабленно откинувшийся на спинку стула.

Александр молниеносно схватил парня за волосы и сильно рванул вниз, так что тот с размаху влепился лицом в парту, но на этом не остановился, навалившись сверху и прижав его шею к крышке стола. Глухов не мог пошевелиться, только мычал и беспорядочно двигал руками.

Как только это произошло, я вскочила из-за парты и отшатнулась к окну, чтобы в разборках никто из парней не задел меня, и смотрела на это безобразие широко открытыми глазами.

— А сейчас тебе тоже здесь нравится? Нормально? Удобно? — прошипел Алекс, придавливая Валерика ещё сильнее, и, когда тот промычал нечто невразумительное в ответ, отпустил его.

Всё произошло настолько быстро, что дружки не успели помочь Глухову. Когда они повскакивали со своих мест, намереваясь броситься на помощь дружку, Алекс того уже отпустил. Размахивая руками, хулиган вскочил с криками:

— Ну, урод, тебе не жить!

Из его разбитого носа и лопнувшей губы, капая на одежду, текли струйки крови. Одноклассники толпились вокруг. Девчонки смотрели со страхом то на Валерика, то на Алекса. Друзья, желая оценить повреждения на лице Глухова вблизи, только толкали один другого. В классе поднялся шум. Послышались угрозы.

Александр, словно не видя весь этот бедлам, спокойно расположился за партой, не забыв мне кивнуть. Я не дыша стояла у окна. Разочарованно глядела на парня и не узнавала, как будто на его месте был кто-то другой, жестокий и опасный.

Не ответив на приветствие, лихорадочно соображала, ища возможность пересесть за другую парту, не привлекая всеобщего внимания.

Прозвенел звонок, в класс вошла учительница истории, пожилая женщина со скверным характером. Увидев окровавленного ученика, она возмущённо закричала:

— Что у вас опять произошло? Кто это сделал? Валера, иди в медпункт. Все быстро сели! Колесникова! Ну-ка, сядь на место!

Одноклассники молча расселись по местам. Глухов выбежал из кабинета и захлопнул за собой дверь. Всеми внутренностями ощущая исходящую от соседа опасность, я осторожно присела на краешек стула.

Историчка начала причитать о скверности нашего поведения, о неправильном воспитании, о том, что мы все избалованные, тупые дети, и она всегда об этом знала. Ума не приложу, почему она причислила к хулиганам весь класс, наверное, решила, что такого здоровяка, как Валерик, мы могли избить только все вместе.

Почти не слыша причитаний учителя, я растерянно рассматривала крышку парты. По телу пробегала нервная дрожь.

Никак не могла понять, как может так быстро измениться человек, с которым была знакома около месяца. Казалось, что хорошо его знаю. Алекс мне нравился, ведь с ним было просто, легко. Но вдруг за такое короткое время друг превратился во что-то совершенно чужое, отталкивающее. От таких людей я всегда старалась держаться подальше, ведь никогда не знаешь, чего от них ожидать.

Боковым зрением заметила его взгляд, длящийся несколько секунд. Повернулась, с вызовом поглядев на него, но осеклась. Выражение его лица было уже спокойным, глаза чистыми. Как такое могло быть? Ясно же видела накануне покрытые сетью кровоизлияний белки его глаз. Видимо, выражение моего лица его озадачило. Он тоже нахмурился и спросил:

— Что?

— Ты что, совсем? — вырвалось у меня.

— Ты о чём? — подчёркнуто вежливым тоном он попытался уточнить.

Не знаю, что я конкретно имела в виду, может быть то, что он совсем сошёл с ума, или можно сказать другими словами: взбесился или озверел. Естественно, он не понял. Смотрел спокойно и удивлённо.

— Зачем ты это делаешь? — спросила, стараясь оставаться спокойной и не показывать своего нервного состояния.

— Что именно? — с удивлённым видом переспросил он.

— Если это для тебя в порядке вещей, то я поражаюсь, как в течение целого месяца ты умудрялся казаться нормальным человеком и только теперь показал своё истинное лицо, — вспыльчиво выдала я.

— Подожди, я тебя не понимаю. Что ты хочешь сказать? — настаивал Александр.

— Ничего! Я совершенно ничего не хочу сказать! — резко бросила, заканчивая разговор, отвернулась и уставилась в окно.

Историчка, наконец, закончила свою лекцию и приступила непосредственно к уроку. Надеясь, что отвечать домашнее задание меня не вызовут, сидела, уставившись в учебник.

Отгородилась от Алекса, мысленно построив между нами стену. Не замечала его присутствия, забыла о существовании, игнорировала.

Как только звенел звонок, возвещающий об окончании урока, срывалась с места и уносилась прочь, чтобы было не догнать, а на очередной урок входила после звонка.

Надеясь пересесть за другую парту, желательно с Верочкой, обдумывала этот вариант.

Глава 11. Разговор

Анна

Соответственно, больше я с Алексом не разговаривала, но боковым зрением всё-таки замечала, что парень подолгу смотрел на меня иногда, но понять, о чём он думал, было сложно.

Зато и без наблюдений было ясно, что он думал о чём угодно, но только не об уроках, так как ни на одном из них он ни разу не ответил ни на один вопрос, не выполнил ни одного задания, будто витал где-то в облаках, а все его знания улетучились в один миг.

Сначала мне показалось, что он делает это намеренно, чтобы привлечь к себе внимание, но, сколько можно испытывать терпение учителей, постоянно переспрашивая, какой вопрос был ему задан, сколько можно притворяться, ведь двойки уже не исправить.

Я решила вовсе не обращать на это внимания, хотя такое поведение начало меня злить, и одноклассники начали даже посмеиваться, но просветление у Алекса так и не наступило.

После четвёртого урока, на большой перемене, пошла пообедать в столовую, когда оттуда все уже расходились, специально, чтобы не встречаться с ним. Взяла свою тарелку и уселась за стол, и только собралась начать есть, как парень присел напротив меня, словно ждал именно этой возможности. Сцепив длинные пальцы, положил свои руки на стол и уставился на меня с несчастным видом.

Глаза его были грустны, а на лице застыло скорбное выражение. Он молчал.

— Что? — нервно спросила я, положив вилку на тарелку, так как есть, когда на тебя так смотрят, было просто невозможно, кусок не лез в горло. Игнорировать парня больше не могла, у меня просто не хватало сил. Уставившись на него недовольно, решив, что неприятного разговора избежать не удастся, нахохлилась и собиралась оградить себя воображаемыми острыми иглами.

— Ты меня боишься… — Проговорил он, то ли вопрос, то ли утверждение, и голос его звучал приглушённо и печально.

— Тебе показалось, — по какой-то причине соврала, стараясь говорить спокойно.

— Я же не слепой… избегаешь… игнорируешь… — сказал он грустно, ни на секунду не сводя глаз с моего лица. Я молчала, надеясь, что он выскажется и вскоре уйдёт. На следующий день намеревалась пересесть за другую парту и постепенно перестать о нём думать.

Время шло, и, не выдержав тяжёлого взгляда, я вскочила из-за стола, передумав есть, и, собираясь покинуть помещение, сделала всего один шаг к выходу, но была схвачена за локоть цепкими пальцами. Находясь по другую сторону стола, парень вскочил, успел поймать мою руку и держал над столом

— Отпусти! — дёрнула я плечом, пытаясь вырвать локоть из его жёстких пальцев, но он не отпускал, серым взглядом сканируя моё лицо.

— Ну, что ты хочешь? — гневно прошипела я, ещё раз дёрнув рукой.

— Прости, — отпуская мой локоть, проговорил он хрипло, словно его что-то душило. — Просто выслушай!

— Хорошо, — я села на место, парень тоже сел, снова напротив, и, молчал. Казалось, не мог собраться с мыслями. Когда моё терпение подходило к концу, он вдруг выдал измученным тоном:

— Знаешь, это так мучительно… Я думал, мы с тобой друзья. Но если это не так… я только хочу знать, почему.

Мне стало не по себе от его пронизывающего взгляда, от его голоса, который звучал глухо и безжизненно, и, решив быть честной до конца, возмущённо выпалила, глядя ему прямо в глаза, хоть это и было трудно:

— Почему? То, как ты себя ведёшь? Вчера ты чуть не задушил одного, сегодня разбиваешь лицо другому. Ты считаешьэто нормальным? Так же нельзя!

— А как можно? Наверное, подставить сначала одну щёку, а потом другую? Так ты считаешь? Я не терплю несправедливости, наглости и хамства. И с выходками Антона и его дружков я мириться не собираюсь. Поэтому я поступаю именно так, как считаю нужным. Это обычные мужские дела. Пойми, такие товарищи не понимают ничего кроме силы, — сказал решительно с металлическими нотками в голосе Александр.

По тону его высказывания я осознала, что парень был совершенно уверен в своих словах, и поступал, конечно, в соответствии с ними, может быть, слегка перегнув палку и поступив жёстче, чем следовало. Но я не унималась, пытаясь доказать свою точку зрения. Хотела быть с ним честной, чтобы он понял причину, по которой я более не желаю с ним общаться, и не держал на меня зла.

— Делая то же, что и они, ты уподобляешься им, становишься таким же! — сказала я, делая ударение на каждом слове. — Сам не замечаешь, как становишься зверем.

— Аня, ты ошибаешься, — спокойно, не повышая голоса, произнёс он, но глаза его сверкали гневом.

— Алекс, ты спросил меня, почему я тебя сторонюсь. Я ответила тебе достаточно ясно? — стараясь быть спокойной и уверенной в себе, медленно проговорила, глядя ему прямо в глаза.

— Нет, не достаточно! — слегка повысив голос, ответил он. — Ты не сказала, чего ты от меня от меня ждёшь?

— Ничего не жду, — тихо сказала я. — Просто живи со своими убеждениями своей жизнью.

— Что это значит? — тихо проговорил он, устало опуская свои глаза.

— Я думаю — ты понимаешь.

— Нет… Мне трудно тебя понять. Скажи мне, мы дружили, или мне показалось?

— Дружили. Но ты не был таким. Теперь ты изменился так, что я тебя почти не узнаю. Сейчас это не ты. Ты, ведь, не такой!

— Да? А какой же я по-твоему? — удивлённо спросил, и взгляд его немного потеплел.

— Ты другой. Был…

— Был? Нет! Я тот же, кого ты знаешь! — возмутился он.

— Нет, был! Добрым, спокойным, по крайней мере, совсем недавно, или я совсем в тебе ошиблась. Мне казалось, что ты не похож на остальных парней, есть в тебе что-то человеческое, настоящее. Но ты сильно изменился за то время, пока отсутствовал в школе. Иногда мне даже хочется спросить: «Кто ты?».

— Так не бывает. Я тот, кого ты знаешь, и я остался прежним. Что мне сделать, чтоб ты поверила?

— Ты уже достаточно сделал! Знаешь, они, ведь, не успокоятся, будут доставать тебя постоянно, пока не станешь таким же, как и они. Не станешь одним из них.

— Я не стану одним из них, — уверенно проговорил Александр, сузив глаза.

— Ты уверен в этом? — переспросила я, но он не ответил. В его тёмно-серых, наполовину прикрытых длинными, как у девчонки, ресницами, глазах невозможно было прочитать, о чём он думал. Не дождавшись ответа, я продолжила:

— Мне жаль, что тебя тогда избили, и я понимаю, что ты хочешь отомстить. Поэтому ты реагируешь на любые действия своих врагов так жестоко. Мне кажется, ты себя не контролируешь.

Алекс с самого начала моих слов возмущённо смотрел глазами полными протеста, но выслушал не перебивая. Когда я закончила, опустил глаза и помолчал немного, обдумывая ответ. Потом вздохнул и тихо проговорил:

— Ты права…

Его слова стали для меня полной неожиданностью. Я не знала, что теперь сказать. Глядела на него и не понимала, как себя дальше вести. Мне думалось, что он не согласится с моими доводами, будет протестовать, пытаться переубедить меня. В связи с этим, я просто прекращу с ним общение из-за возникшего недопонимания.

— Помоги мне… Я не знаю, что со мной происходит… — проговорил он позже уж совсем тихо и поднял на меня усталый взгляд.

— Но что я могу сделать? — вымученно произнесла я.

— Не отталкивай меня… Просто будь рядом…Ты… нужна мне… — с болью в голосе вымолвил он.

Я тяжело вздохнула. Но как дружить с тем, кого с недавних пор начала откровенно бояться? Как перешагнуть через свой страх? Александр словно прочитал мои мысли, сказав дальше совершенно искренне:

— Поверь мне — я никогда не обижу тебя!

Я была тронута этими словами. В душе появилась твёрдая уверенность, что парень был честен со мной, ведь говорил он открыто, и на лице явственно проявлялись все чувства, которые он переживал.

Решив, что он просто не смог бы мне врать, открыто глядя мне в лицо такими безупречно честными глазами, мысленно порвала в клочья все прежние страхи, и, улыбнувшись, сказала:

— Я знаю.

Последние уроки прошли спокойно. Валерик ни на одном так и не появился, его дружки на Алекса посматривали косо, но задевать не решались. Парень вёл себя спокойно и естественно, но на уроках не блистал, пока на шестом всё-таки не выхватил пару по химии, и тогда я точно поняла, что всё это время он не притворялся, а знания по всем предметам у него из головы словно вышибли.

После уроков снова вместе шли домой, и, подходя к школьным воротам, я сказала просто так:

— Знаешь, мне кажется, что тебя всё-таки подменили.

— Как догадалась? — с усмешкой поддержал он мою шутку.

— Прежний Алекс учился неплохо!

— Правда? Не знаю, что происходит, но я совершенно не могу сосредоточиться.

— Ты серьёзно? Может, помощь нужна? Если хочешь, будем оставаться после уроков и вместе выполнять домашнее задание, — предложила, остановившись у ворот.

— Помощь? Точно! Мне очень, очень нужна твоя помощь! — он радостно согласился.

Удивлённо уставилась на него, а парень весело продолжал:

— Я бы очень хотел, чтобы ты мне помогла. Знаешь, пока я зализывал раны, ни разу не садился за учебники. Стоило только подумать об уроках, моментально начинала болеть голова, да и теперь не лучше, но с твоей помощью, думаю, станет легче.

— В чём же тебе помочь? — уже неуверенно спросила, всё ещё топчась возле створок кованых ворот.

— Во всём, — сказал он, улыбаясь так загадочно, что я не могла понять, шутит он или говорит серьёзно. — Я не шучу. С завтрашнего дня будешь заниматься со мной алгеброй, физикой, химией, историей, географией, русским. И не надо возражать! Ты сама предложила.

Когда он начал перечислять предметы, я в растерянности молчала. Увидев моё изменившееся лицо, парень расхохотался и весело сказал:

— Ладно, не волнуйся, поможешь, чем можешь, а остальное, так и быть, выучу сам.

— Зачем я это сказала? — подумала я вслух и, наконец, нажала на створку ворот, улыбаясь тому, что прежний весёлый Алекс, наконец, вернулся. Смеясь, мы вышли со школьного двора. Алексу по улице вниз к реке, потом через мост и по тропе в лес. Мне в другую сторону.

— Хочешь, я провожу тебя? — вдруг спросил он.

— Нет, — выпалила, вздрогнув от неожиданности.

— Ты же теперь не просто одноклассница, ты приобрела официальный статус моего репетитора, поэтому я просто обязан тебя проводить, — улыбаясь, сказал Алекс.

— Ну, ладно, — не стала упрямиться.

— Я могу понести твой рюкзак, — предложил парень.

— Не надо.

— Почему?

— Я его всю жизнь носила сама, и нет причин сегодня от этого отказываться, я с ним срослась и он уже часть меня, — пошутила я. — Мне будет его не хватать.

— Ну, тогда ладно, — Алекс повторил мои же слова.

Весело смеясь и болтая, пошли вверх по улице. До моего дома было метров четыреста, шли медленно, но всё же, за весёлыми разговорами путь пролетел очень быстро.

— Вот, здесь я живу, — сказала я и показала на большой по поселковым меркам добротный дом с ухоженным огородом и большим садом.

Дорога, по которой мы шли, обходила наш двор с двух сторон, с западной стороны и южной, делая здесь поворот. С дороги можно было хорошо рассмотреть и сам дом, и почти весь участок земли, кроме сада, сплошь засаженного кустами смородины и малины, калины и орешника. Так же в саду росло множество плодовых деревьев, поэтому дальний его угол был недоступен взору проходящих по дороге людей.

Когда я была меньше, то очень любила часами играть в прохладе тенистых яблонь. Большой сад казался мне огромным лесом с множеством чудес, где каждый день можно было открывать что-то новое, играя в сказочные игры.

Мы остановились друг напротив друга, немного помолчали.

— Ну, пока. Спасибо, что проводил! — поблагодарила и открыла калитку, чтобы войти во двор.

Вдруг откуда ни возьмись на улицу выскочил наш пёсик дворовой породы по кличке Шарик. Учуяв чужого, заливаясь громким лаем, забегал вокруг Алекса, норовя ухватить за штанину. Тот же спокойно стоял, не пытаясь отбросить собаку ногой, как это делали многие знакомые моего отца, которым Шарик тоже никогда не оказывал ласкового приёма.

Улучив момент, я схватила собаку за ошейник, втащила во двор и захлопнула калитку.

— Пока, — крикнул мне Алекс, так как за громким собачьим лаем невозможно было ничего разобрать, и пошёл в обратном направлении.

Я смотрела ему вслед. Когда он обернулся, помахала на прощанье рукой. Пёс всю дорогу сопровождал его неистовым лаем, мчась по эту сторону забора, пока парень не скрылся с глаз.

Глава 12. Испытание духа

Александр

Почему я поступаю именно так, а не иначе?

Безрассудно и жёстко.

Совершенно уверен в своих действиях. В их правильности.

Временное помутнение рассудка?

В такие моменты в моём сознании кристальная ясность.

Именно тогда чувствую себя настоящим, а вся моя прежняя жизнь не что иное, как бутафория, скрывающая истинное лицо.

Решив поговорить с Аней, не знал что сказать, чтобы ещё больше не напугать. Начал, неуверенно подбирая слова, но неожиданно для себя инициативу перехватил другой я, настоящий.

Твёрдо и чётко выразил то, в чём секунду назад сомневался, но после опять вернулся прежний, растерянный мальчик.

Она не подозревала о переменах в личности, но я физически ощущал, что все эти проявления — грани моего нового характера.

Я менялся. Непонятно было, в лучшую ли сторону.

Возвращаясь домой через лес, медленно шёл, впитывая лесные ароматы и наслаждаясь последним осенним теплом. Сквозь пожелтевшие листья, собирающиеся сорваться с веток и кружась полететь в единственном в жизни полёте, проглядывали лучи долгожданного солнца.

Внезапно ощутил запах, лесу не свойственный. Чужой, агрессивный, разрушительный. Запах человека. Природе он казался враждебным. Каким-то образом я чувствовал лес, словно он транслировал мне свои ощущения. Находясь далеко от источника, решил, что в эти места забрели грибники или охотники.

Люди приглушённо о чём-то разговаривали. Находясь ещё далеко, слов разобрать не мог, но догадался, что они не двигались с места. Через мгновение узнал запах. Одноклассники. Всё те же друзья-товарищи поджидали меня на тропе. Это стало уже привычным, что я так "популярен" среди местной гопоты.

Можно было обойти это место стороной, чтобы снова не нарваться на конфликт, но кто-то другой в моём сознании, полностью меняющий его лишь при намёке на опасность, не дал мне этого сделать. Чувство упрямства и желание, в конце концов, разобраться с хулиганами раз и навсегда, заставило двигаться навстречу судьбе.

При моём приближении, парни поднялись с лежащего здесь ствола, давно поваленной ветром пихты, и преградили путь. Я остановился и с презрением смотрел на перекошенные злобой лица. Они молчали и с ненавистью пялились на меня. Глядя на разукрашенное синяками с распухшим носом лицо Глухова, я усмехнулся и первым нарушил молчание:

— Парни, проблемы?

— Не твоё собачье дело! — подал голос Антон.

— Ладно, неинтересно, — согласился, а потом добавил резко: — С дороги!

— Сейчас, разбежались! — развязно проговорил Антон.

— Ты что думаешь, мы сюда погулять пришли? — подал голос Витёк.

— Ага! А что вам ещё делать? Погуляйте, свежим воздухом подышите. Вам полезно, — самоуверенно ответил.

— Самый умный, да? — прошипел Антон.

— Может, тоже поумнеете?

— Слушай Антоха, он меня достал, — рявкнул Валерик. — Я сейчас ему врежу!

— Ага. Себе врежь! Гуляй, Валера! — я откровенно потешался.

— Ты чё, такой борзый? — заело Глухова.

— Слушайте, валите отсюда! Пока я в хорошем настроении.

— Глядите, малой нас запугать решил! — осклабившись в отвратительной ухмылке, проговорил Антон. — Давайте-ка, ребята, поучим его немного.

И они набросились на меня все вместе. На узкой тропе четверым нелегко было развернуться. Я отступил на шаг назад, и парни, столкнувшись друг с другом, чуть не повалились на землю.

Разобравшись, что только мешают друг другу, стали нападать по одному, но двигались слишком тяжело и неуклюже. Они выбрали неудачное место для драки. Помехой были и растущие здесь деревья, и толстые переплетения корней, торчащие из-под земли в самых неожиданных местах, и огромные, поросшие мхом, куски скалы. Сама природа была против чужаков, стараясь им противодействовать, но помогала мне, придавая уверенности и силы.

Зная расположение каждого камня и корня, я двигался легко, почти не глядя под ноги, ощущая, как открывались новые способности, о которых я не подозревал. Появилось чувство, что всё вокруг замедлилось, или я стал двигаться быстрее. Каждый из нападающих парней был крупнее и тяжелее меня, но я без лишних движений с лёгкостью уходил от их атак, не прикладывая к этому особенных усилий, предугадывал каждую их ошибку, каждый новый выпад. Так же элементарно мог бы уложить их всех здесь, но сам ударов не наносил, стараясь полностью вымотать враждебно настроенных гопников. А позже доступно объяснить им то, что не всегда всё будет по их сценарию.

Парни устали, двигались всё медленней и тяжелей. Их упорное желание меня достать порядком мне надоело. Стоило столько времени тратить на всю эту мышиную возню. Чувствуя себя неуязвимым, я расслабился и зевал от скуки.

Вдруг в спину с треском прилетел удар такой силы, что я, не ожидая этого, едва не задохнулся. Выгнувшись от пронзившей позвоночник боли, не устоял на ногах и со стоном свалился на тропу. В руках Глухова увидел увесистую дубину. Обломок сухой ветки, сломавшейся во время соприкосновения с моей спиной.

Меня подвела моя самонадеянность. Расслабившись, стал настолько невнимателен, что не уследил за каждым из нападающих. Пока трое атаковали меня по очереди, четвёртый нашёл толстую ветку и обрушил её на меня.

С трудом произнося слова, прохрипел:

— Это всё, что вы можете, мрази? Бить в спину?

— Тебе слово не давали, урод! — выплюнул слова Антон, с презрением глядя сверху.

Сильные удары ног, обутых в тяжёлые ботинки, не давая подняться, снова и снова валили меня на землю, пока я не перестал сопротивляться.

Из последних сил прикрывая руками голову, почти теряя сознание, последнее, что я услышал, это слова Олега и Антона.

— Антоха, похоже, парень отъехал.

— Валим отсюда, парни, по ходу, мы малость переборщили!

— Послушай, а что если он и в самом деле того.

— Да что ему сделается! Пусть отдохнёт — может ума наберётся.

Послышались быстрые удаляющиеся шаги, и стало очень тихо, словно вокруг меня образовался, отгородив от всего живого, непроницаемый барьер, в который не проникали ни шумы леса, ни его запахи. Распластавшись на влажной земле, я, то уплывал в белую мглу, тянущую ко мне свои корявые щупальца, то возвращался обратно. Руки и ноги не слушались, тело, словно одеревенело. Нехилый такой откат после ощущения неуязвимости!

Снова начал себя казнить. Какого чёрта сцепился с этими недоумками? Что на меня снова нашло? Почувствовал себя непобедимым и получил по заслугам!

Накатила волна первобытной ярости.

А дальше по тому же сценарию:

отказало зрение,

появился глухой гул в ушах,

стало невыносимо жарко,

последней в каждой клеточке моего тела появилась боль, налетевшая словно лёгкий ветер, мгновенно перерастая в ураган.

Она терзала меня снова и снова, разрывала в клочья мою плоть, сжигая изнутри, ломая кости и выворачивая суставы. Тело горело от нестерпимого жара. Голова трещала из-за раздававшихся в ней взрывов.

И мне, как всегда не готовому, очень хотелось потерять сознание, только чтобы не чувствовать её.

Но, на несколько секунд проваливаясь в небытие, снова приходил в себя, и как бы ни хотелось моему измученному телу остаться там, за гранью боли, снова и снова возвращался обратно, чтобы всё начать сначала. Мог ли я чувствовать ещё что-то?

Только дикую всепоглощающую ярость! Накатывающую с такой силой, что если бы я смог двигаться, то натворил бы дел. Нашёл, догнал, убил, ни секунды не раздумывая.

Ярость была настолько сильной, что именно она явилась той тонкой нитью, за которую держался дух, связывающий меня с этой землёй навсегда.

Глава 13. Наваждение

Александр

Не смог бы сказать, сколько прошло времени, но боль, всё же, не могла быть вечной. Она отступила, когда стемнело, но окончательно я пришёл в себя только через несколько часов.

Когда вернулись чувства, наступила полночь

Я ощутил прохладу и сырость земли, услышал шелест ветра в ветвях, увидел очертания стволов и корней, уходящих глубоко под землю в поисках влаги, почувствовал пряный запах мокрой листвы и вкус собственной крови во рту.

Только тогда осознал, что всё ещё дышу, и сердце надрывно бьётся где-то по рёбрам. Вокруг стоит звенящая тишина, словно вымерло всё живое, испугавшись моего рычания.

Некоторое время лежал, слушая лес, потом слегка подвигал конечностями, проверяя, не сломаны ли они.

Судя по ощущениям, руки и ноги были целы, боль в теле отступила, как и в прошлый раз, ощущаясь отдалённо.

Ощупал покрытое чем-то липким, скорее всего кровью, лицо. Нос не был сломан, и это уже утешало. Перевернулся на живот, поднялся на четвереньки, потом осторожно выпрямился.

С меня лохмотьями свисала разодранная одежда. И в целом я походил на пугало. Случайный прохожий, увидев в зарослях испачканную липкой грязью согнутую фигуру, наверняка убежал бы с криками, приняв меня за лешего,

Разыскал у тропы сохранившийся в целости рюкзак, подобрал его и, еле передвигая ноги, побрёл в сторону хутора.

Конечности едва слушались, но глаза различали всё до мельчайших подробностей, а тонкий слух улавливал даже самый отдалённый шорох.

Добравшись до дома, обнаружил, что он заперт. Вспомнил, что у отца было дежурство, и вернуться он должен был только на рассвете.

Найдя ключ за притолокой, едва смог вставить его в замочную скважину и отпереть дверь, как силы покинули меня. Свалился возле порога, не имея возможности пошевелиться.

В таком положении рано утром меня обнаружил отец. Он не стал ничего говорить по поводу моего внешнего вида, моментально стащил с меня всю разорванную одежду и бросил её возле печки, чтобы потом сжечь. Приподняв под руки, вытащил во двор, под колонку, и холодной водой смыл с тела уже успевшую засохнуть кровь и грязь. Вручил полотенце и помог добраться до кровати.

— Отдыхай, сынок. Всё будет хорошо, — приободрил меня.

С трудом разлепив потрескавшиеся губы, я хрипло произнёс:

— Спасибо.

— Спи, — приказал он, зашторивая окна, чтобы в комнату не проникал яркий солнечный свет начинавшегося утра.

Мой сон был полон кошмаров. Там я был огромным лохматым зверем, мечущимся по лесу. Проклятым изгоем, чуждым всему живому. Я скрывался от этого мира, отчаянно борясь за никчемную жизнь. Спасался от охотников, но не мог увернуться от пуль, снова и снова ранящих в самое сердце.

Открыв глаза, облегчённо вздохнул. Воспоминание об увиденном сне было настолько реальным, как будто всё переживаемое там происходило со мной наяву. Поднявшись с кровати, подошёл к зеркалу, осмотрел себя с головы до ног и нисколько не удивился тому, что увидел.

Как и в прошлый раз, сверху донизу был покрыт чёрно-фиолетовыми переплетающимися узорами, плавно соединяющимися и перетекающими с плеч на грудь, живот и ноги, а лицо выглядело на этот раз ещё хуже.

Я тряхнул головой, злясь, что был таким глупцом и позволил снова себя разукрасить. Резкое движение отдалось в теле отдалённым отголоском боли. Взглянув на часы, решил, что было раннее утро, оделся и тихо, чтобы не разбудить отца, прошёл на кухню.

Снова меня мучил невыносимый голод. Открыв холодильник, вынул большой кусок отварного мяса и с жадностью набросился на него.

— Выспался? — войдя с улицы и снимая обувь, спросил отец.

— Да, — кивнул, не прекращая жевать. — Долго я спал?

— Сейчас вечер, ты проспал весь день, — ответил отец.

Я ждал, что он продолжит разговор, спросит, как я себя чувствую, не нужен ли мне врач, или будет отчитывать за то, что я снова подрался, но, занимаясь своими делами, отец молчал.

Поставив сапоги в угол и повесив куртку, набрал воды в чайник и разжёг в печке огонь, достал из холодильника такой же кусок мяса, сел за стол и принялся за еду. Молча, поел, затем налил две кружки чаю, одну из которых поставил передо мной.

Всё это время я сидел за кухонным столом напротив него и чувствовал, как росло напряжение, которое между нами никогда и не исчезало, но всё время, пока мы жили в одном доме, не приводило к столкновениям. Будучи родными по крови, мы оставались чужими друг другу, ни в чём не находя точек соприкосновения, не имея общих интересов, общих тем для бесед. Я так и не смог принять отца, и, по сути, он был для меня чужим. Его попытки сблизиться сводились к нулю. Мы жили вроде вместе, но словно в параллельных мирах.

Теперь, ощущая повисшее между нами раздражение, я понимал, что без нравоучений не обойдётся. Чувствовал недовольство отца и сознавал причину. Мне бы тоже было неприятно, если б человек, живущий со мной в одном доме, постоянно нарывался на конфликты. Я понимал, что как старший, он обязан был высказать своё недовольство, но, не дождавшись, спросил сам:

— Скажешь что-нибудь? — и, когда ответа не последовало, продолжил: — Ты здесь хозяин. Имеешь право.

— О чём мне с тобой говорить? — произнёс отец, взглянув на меня, и мне стало не по себе. Хмурое лицо, пристальный взгляд внушали гнетущее ощущение. Неизвестно откуда появилось желание опустить взгляд, заткнуться и не нарываться на очередные проблемы. Справившись с несвойственными мне побуждениями, чётко произнёс, глядя прямо в глаза:

— Хотя бы о том, что произошло со мной.

— О чём тут разговаривать? Тебя очередной раз избили несколько болванов. Надеюсь, ты отстаивал правое дело? — в его голосе не было снисхождения, только металл и лёд.

Усилилось давящее воздействие, стало трудно дышать. Желание подчиниться стало напрягать. Откуда оно взялось? Я начал злиться, ощущая исходящую от него гнетущую силу. Злился на себя, на несправедливый мир вокруг, на отца.

Да, я облажался! Мне не стрёмно это признать. Но такого отношения я не заслужил! Начал закапывать себя ещё глубже.

— Знаешь, я вообще ничего не отстаивал, мне это не было нужно. Драки вовсе можно было избежать, я мог бы пойти другой дорогой, они бы даже не заметили меня, — хриплым голосом сказал чистейшую правду, борясь с подкатывающей к горлу тошнотой.

— Почему же ты не сделал этого? Ты мог серьёзно пострадать из-за своей самонадеянности! — резким тоном давил отец.

— Я не знаю… Со мной что-то происходит… Я становлюсь кем-то другим. Иногда мне начинает казаться, что я могу горы свернуть. Вот, я и поплатился! — слабеющим голосом произнёс.

— Это хорошо, что ты можешь признавать свои ошибки. И ещё одно, надеюсь, ты никого не покалечил?

— Не думаю.

— Хорошо. Значит так, слушай внимательно: если будешь постоянно драться, то в школу больше не пойдёшь. Понятно? — тоном, не терпящим возражений, сказал он.

— Странно, — удивился. — С чего бы тебе волноваться о ком-то? Я никого не избивал!

— Сейчас нет. Пока ты этого не осознаёшь, но проблема в том, что в любой момент можешь нанести людям непоправимый вред! Так что, остаёшься дома, пока я не позволю выйти! Тебе ясно? — голос его звучал громче обычного, резче и жёстче, чем всегда.

— В чём дело?

— Я спрашиваю, тебе ясно? — исходящая от него сила напрягала.

Почему мой отец так заботился, чтобы я не нанёс кому-то вред?

Получается, вред, нанесённый мне, не в счёт?

Вдруг накатила волна ярости, с которой я едва мог справиться.

Понимал, что не должен так злиться на собственного отца, но ничего не мог поделать с собой. Тот будто бы не замечал, что со мной творится.

Весь его гнев выплеснулся на меня, каждое произнесённое слово звучало как удар хлыста. Никогда прежде он так со мной не говорил.

Какая-то неведомая сила, исходящая от него, давила на меня так, что я едва мог терпеть. Тело била крупная дрожь. Перед глазами плыли тёмные круги.

— Отвечай! — усиливающееся давление придавило меня к столу.

— Да… — с трудом разлепив рот, смог вымолвить я. Уронив голову на руки, пытался сдержать свою ярость, с ужасом ожидая боли и не желая, чтобы она снова вернулась.

— Ты как, Александр? — наконец, спросил он. Давление ослабло.

— Я не знаю, — произнёс я, еле шевеля губами. Говорить мне было трудно, словно какая-то неведомая сила сковала мне челюсти. Отец, скорее всего не замечал, что со мной происходило, его голос звучал резко.

Решив всё же взглянуть ему прямо в глаза, чтобы попытаться выдержать его гневный взгляд, сначала я сфокусировал взгляд на столе и своих руках, и вдруг подскочил, как ошпаренный. На кистях не осталось и признака чёрно — фиолетовых узоров, тех, что я увидел несколько минут назад.

Подлетев к зеркалу, я, насколько смог, попытался разглядеть своё лицо и тело, на которых прямо на глазах исчезали узоры и пятна, оставляя после себя чистую бледную кожу.

— Да что с тобой происходит!? — повысив голос, рявкнул отец. — Что ты, как юная дева, вертишься перед зеркалом, разговор ещё не закончен!

— Отец… — только и мог я прошептать, поворачиваясь к нему. — Мне это кажется… или, в самом деле, синяки пропали?…

— Александр! Приди в себя! О чём ты говоришь?

— Понятно! — резко бросил я. Как бы мне хотелось, чтобы отец понял, что со мной происходит, но он даже не собирался. Он не видел моего потрясения, не видел того, что происходило у меня внутри.

А там всё кипело от бешенства, мозг готов был взорваться от осознания того, что я начинаю сходить с ума.

Сначала со мной происходили странные вещи, и кто-то очень жестокий изменял сознание, делая меня совершенно другим. Теперь мне кажется, что и тело меняется, наверное, безумный мозг принимает желаемое за действительность.

От внезапной догадки дрожь в теле и руках усилилась, перед глазами снова поплыли тёмные круги, и по спине потёк ручеёк холодного липкого пота.

— Что тебе понятно? — нетерпеливо проговорил отец, внимательно глядя на меня. Что я мог ему ответить? Что у меня что-то с головой, и я полностью съехал с катушек? Нервная дрожь усилилась, и я крепко сжал кулаки, пытаясь её унять, сцепил челюсти, стараясь не стучать зубами.

Гнев, гнев, и только гнев переполнял меня.

— Ты злишься! — догадался отец.

— Да…

— Скажи конкретно, что чувствуешь, и я помогу с этим справиться, — предложил он так, словно отдал приказ.

Ответить я не смог, так как сильно сжал челюсти, чтобы сдержать стон из-за внезапно возникшей в теле боли.

Мысль о том, что отец, может быть, станет меня презирать, поняв, что я ненормален, была невыносимой.

Я уже не видел его из-за повисшей перед глазами мутной пелены, не понимал того, что он мне говорит из-за грохота, раздававшегося прямо у меня в голове, не чувствовал ничего, кроме боли.

Не имея возможности более сдерживаться, попытался закричать, но из моего горящего горла вырвалось только глухое рычание, так как я не смог разжать крепко сжатые челюсти.

Словно парализованный, медленно осел на пол, не ощущая ничего, кроме сжигающего меня огня, глухо рыча, разрывая связки и обжигая горло горячим воздухом.

Вдруг воспалённый мозг осенила внезапная догадка: «Да ведь это же приступ! Что-то похожее на эпилептический припадок? Чёрт! Да я болен!» Отчаянье и ужас охватили меня. Где-то в глубине сознания я всё ещё слышал голос отца, но не различал слов. Почувствовал только, как он подхватил меня своими сильными руками и снова помог добраться до моей кровати.

Надеясь провалиться в спасительную бездну забытья, неосознанно я всё ещё хватался разумом за голос отца. Он что-то громко и успокаивающе говорил. Напрягая мозг, я пытался понять смысл его слов. Когда мне это удалось, я начал различать отдельные слова и фразы:

— Александр, не напрягайся, и сразу станет легче! Ты себе только вредишь. Расслабься! Это всё равно произойдёт

Эти фразы отец повторял несколько раз, снова и снова, не зная, слышу ли я его. Я услышал, но не понимал, о чём он говорит. С огромным усилием открыл глаза, и хоть меня и слепил слишком яркий свет, всматривался в смутные очертания его лица, пытаясь осознать смысл сказанного.

— Говорить можешь? — спросил меня отец. Прохрипел нечто нечленораздельное, пытаясь хотя бы что-то вразумительное произнести, и, всё же, не без труда удалось сказать сначала слово «да».

— Что ты чувствуешь? Скажи хоть что-то! — настойчиво продолжал он.

— Я… в огне… — еле прошептал.

— Это нормально. Я понимаю, что это трудно, но ты должен расслабиться. Не упрямься!

— Что… происходит? — спросил, еле шевеля потрескавшимися губами,

— Происходит то, что присуще твоей природе.

— У меня припадок…? — озвучил озарившую меня внезапную догадку.

Ведь, это возможно — наверняка, я очень тяжело болен, и в этом случае моя мать специально отправила меня к отцу. Она догадывалась, что слабой женщине будет трудно справиться с тяжело больным эпилептиком.

— Нет, никакой это не припадок! — ответил отец возмущённо, но я уже уверился в своей догадке и, обжигая горло словами, попросил горячим шёпотом:

— Отец, вызови врача… Это… снова повторяется… уже который раз… Я… не смогу… больше это выдержать…

Но отец был неумолим, он сказал резко:

— Врач здесь не поможет, сын! Никто не сможет тебе помочь, кроме тебя самого. Ты должен пройти через это сам!

— Через что? — едва шевеля губами, проговорил я, — Я… не понимаю… Что… со… мной…? Я… умираю…?

Отец долго молчал, сомневаясь, стоит ли мне говорить, что происходит со мной, но, все же, решился.

— Нет, ты… перерождаешься!

Эти слова, сказанные так… торжественно, совсем выбили меня из колеи. Все эти загадки не для меня! Почему нельзя сказать всё обычными словами, не создавая атмосферы для закипания мозгов! Ничего не поняв, переспросил, едва ворочая уже почти не слушающимся меня языком и из последних сил шевеля губами:

— Что? … Я… не понимаю…

— Александр, просто расслабься и позволь этому произойти. Всё равно, ты не сможешь этому помешать.

— Скажи мне…, — перебивая отца, прохрипел я, срывая голос, но делая ударение на каждом слове, — Что? Должно? Произойти?

— Ты становишься другим. Другим существом. И не пытайся бороться! Это у тебя в крови! Сопротивляясь, ты делаешь только хуже! — звучал приказ за приказом.

Естественно, я тотчас догадался, что отец — псих. Хорошо замаскированный под нормального человека безумец. За те несколько месяцев, которые я провёл с ним под одной крышей, и до этого дня ни разу не усомнился в его психическом здоровье. Ну, попал! Мало того, что сам тяжело болен, ещё и отец сумасшедший. Конечно, яблочко от яблоньки далеко не падает, не зря он сказал, что это у меня в крови. Ведь я его сын.

С неимоверным усилием, отринув от себя саму мысль о не выносимой боли, я поднялся со своего ложа и, шатаясь, побрёл к выходу. Отец, который всё ещё находился в комнате, собираясь меня удержать, преградил путь.

— Что ты делаешь? — спросил он. С трудом разлепив горящие губы, я хрипло произнёс:

— Я… хочу… уйти…

— Нет. Никуда ты не пойдёшь! — прорычал он.

— Лучше отойди… — зарычал я в ответ, тяжело дыша от переполнявшей меня ярости.

— Александр, слушай меня! Ты не должен никуда идти!

Преграждая мне путь, отец крепко удерживал меня сильными руками. Это не нравилось личности меняющей моё сознание, и, резко оттолкнув его, я почувствовал, что свободен.

— Ты не сможешь меня удержать! — обжёг горло криком. Но он снова схватил и втолкнул меня в комнату, закрывая снаружи дверь. Я свалился на четвереньки и зарычал от гнева.

Внезапно почувствовав прилив новых сил, вскочил и в бешенстве начал крушить окружающие меня предметы, просто ломая их.

И даже не задумался о том, почему добротный деревянный стол, сработанный руками отца, сломался у меня в руках, как картонный, не говоря уже о стульях, которые рассыпались в прах. Мебель в моей комнате была порушена, включая и кровать, и комод. В этом состоянии я не соображал, зачем делаю это. Огромная сила в моём теле требовала выхода.

Разрушив всё, что мог, собирался выбить дверь, но внезапно внимание привлекло окно. Не задумываясь ни секунды, выбил стёкла вместе с оконной рамой и вывалился в оконный проём прямо на мелкие осколки, совсем не чувствуя боли от порезов.

Вечерняя прохлада немного остудила разгорячённый разум. Понемногу начиная соображать, я осмотрелся, хотя, едва ли что мог видеть из-за белого тумана перед глазами, и бросился в лес, во спасение, как тогда посчитал. Не остановило даже то, что органы чувств отказывали. Почти на ощупь брёл по лесу, совершенно не ориентируясь.

Зайдя в глубину леса, остановился.

Что дальше делать, не знал.

Почему так рвался уйти, не понимал.

Тогда решил, что мною руководила моя больная психика. Никогда не думал, что стану сумасшедшим.

Наверное, в безумии я был опасен.

Решил, что надо бы убраться подальше от людей.

А что потом?

Совсем запутался. Видимо моя болезнь была запущена, и приступы усиливались с каждым разом. Что же будет дальше?

Никогда не задумывался, как сложится моя жизнь. И естественно, не предполагал, что со мной может случиться что-то плохое. В семнадцатилетнем возрасте все считают себя бессмертными и неуязвимыми, так же думал и я.

И вдруг всё резко обрушилось: изменилось моё тело, сознание, восприятие мира. Всё, что было дорого раньше, теперь не выглядело важным, занимая место на задворках сознания, а новое и неизведанное внезапно захватило и заполнило всю мою жизнь.

Причём, я не понимал, что происходит, и не верил даже себе. Шиза? Наверное… Не существовало другого разумного объяснения.

Продолжая вслепую брести по ночному лесу, натыкался на немыслимые препятствия и, споткнувшись о мокрый от вечерней росы валун, едва не потерял равновесие. Огромный гладкий камень, лежащий здесь с незапамятных времён, был прохладным. Я сел на землю, прислонившись к нему, чтобы немного остудить разгорячённое тело.

Решил на этом месте дождаться утра.

Мысли плавно потекли в другое русло. "Что подумает обо мне моя мама? Что скажет девушка, которая мне дорога? Почему всё это случилось со мной именно сейчас, когда я только начал жить, встретил свою любовь, и даже не успел ей об этом сказать? А может быть, так будет лучше. Пусть, она ничего не узнает. Алекс просто исчезнет из её жизни, словно его и не было. А она встретит кого-нибудь другого, полюбит, и может быть, будет счастлива". Эта новая мысль вызвала во мне внезапный протест.

— Нет! Она предназначена для меня! — едва успел прорычать я в гневе, как новый приступ скрутил меня.

Уже тогда я понимал, что боль от ссадин, ушибов и порезов не шла ни в какое сравнение с этой, и наверняка никак с ней не связана, все "невинные детские" потасовки у школьных ворот и на лесной тропе давали только толчок для развития новой патологии.

И выглядел я не хуже мертвеца не из-за драк, а всё по той же причине, которая ломала и сжигала меня изнутри. К этой боли привыкнуть невозможно, и спасение можно найти только в забытьи.

Но в этот раз не терял сознание, цепляясь за воспоминания. Не искал спасения за гранью, где уже нет ни боли, ни страха, ни горя, ни отчаянья, а одна лишь бесконечная пустота.

Перед ничего не видящими глазами возник образ девушки с русой косой и огромными синими озёрами глаз. Она улыбалась и говорила со мной. Моя услужливая память предлагала мне то, что позволяло удержаться на грани и не улететь.

Если б только она знала, что предназначена мне судьбой, что, будучи ещё младенцем, я увидел её во сне, а, впервые встретив, сразу узнал.

Ради неё стоит жить, стоит бороться с болезнью.

Но спасительный образ не мог полностью спасти меня от новых приступов. От меня уже ничего не зависело. Боль росла, горела плоть, трещали выворачиваемые кости, мозг закипал, сердце билось в бешеном ритме, гоня по венам кипящую кровь, лёгкие работали в полную силу, но я всё равно задыхался. Не хватало сил. Сопротивляться было бесполезно. Да и зачем?

И вот, я перестал бороться, отдался боли целиком. Перед глазами только милый сердцу образ. Больше не осталось якорей.

Сколько нахожусь на грани жизни и смерти, не знаю, но внезапно всё меняется.

Вдруг чувствую, что соскальзываю с прохладного валуна на землю и падаю пластом, пытаюсь подняться, но не могу: тело не слушается.

Упираясь из последних сил руками в землю, заставляю себя подняться, но падаю вновь и вновь, путаясь в обрывках одежды, состоящей из странных лоскутов.

Внезапно понимаю, что не испытываю боли.

Всё отчётливей вижу окружающие меня тёмные стволы деревьев, белые верхушки валунов, нижнюю часть которых скрывают тени мха. Сквозь узорчатую сень ветвей ярко светит луна. Сияют далёкие звёзды.

Ночь тиха. Лёгкое дуновение ветра колышет сухие стебли травы, и я слышу, как они шелестят, задевая друг друга. Слух улавливает отчётливый шёпот листвы, ещё оставшейся на ветках, шорох лежащих на земле листьев, шуршащих при лёгком дуновении ветра или от ползущих по ним букашек. Вдали журчит река, скрипят лениво качающиеся деревья.

Вокруг множество запахов, переплетающихся между собой и составляющих неповторимый букет.

Снова пытаюсь подняться — не выходит, пробую пошевелить пальцами, хотя бы сжать кулаки, но конечности меня совсем не слушаются.

Мой взгляд случайно падает вниз. Но что я вижу? Там, где должны быть руки, находятся покрытые шерстью огромные звериные лапы. Вскрикиваю от неожиданности, но из горла вырывается только глухой визг.

Находясь на грани помутнения рассудка, в ужасе зажмуриваю глаза и пытаюсь осознать, что со мной произошло.

Может быть, я уже слетел с катушек? Мне это только кажется? Нужно ещё раз посмотреть, как бы ни было страшно. Вот, сейчас открою глаза, и всё будет как прежде.

Невероятным усилием воли заставляю себя открыть глаза. И что же? Ничего не изменилось! Мои руки напоминают лапы зверя, да и, похоже, всё тело покрыто густой жёсткой шерстью, насколько я могу рассмотреть в темноте.

Но всё ещё не верю своим глазам.

Мне кажется, что это очередной кошмарный сон. Настолько реалистичный, что я вижу, слышу, обоняю, чувствую — всё, как в жизни. Разве только не могу сдвинуться с места, словно парализованный старик. Так бывает во сне.

"Это сон, кошмарный сон!" — успокаиваю себя, и, решив в этом окончательно убедиться, кусаю за руку, то есть лапу, в общем, за то, что находится там в данный момент, взвыв не столько от боли, сколько от ощущения, что чувствую её. Боль от укуса придаёт сил. Я вскакиваю, как оказалось, на четыре конечности.

"Что, чёрт возьми, я такое?" — в моём воспалённом мозгу бьётся одна единственная мысль. Воя от ужаса, мечусь среди деревьев, ломая тонкие деревца на своём пути, врезаясь в более толстые стволы, сдирая с себя остатки лохмотьев, которые были недавно моей одеждой. Конечности почти не слушаются, разъезжаясь в разные стороны. Падаю, вновь вскакиваю, всё более и более осознавая реальность происходящего.

Потом бегу, сначала путаясь в четырёх лапах, медленно и тяжело, но с каждым шагом движения становятся уверенней. Могу бежать быстрее огромными скачками и преодолевать с каждым скачком всё большее расстояние.

Единственной мыслью было бежать подальше от всякого жилья, в глушь, в самую густую чащу.

Мчусь сквозь непролазные дебри, продираясь сквозь колючий кустарник, раня лапы об острые камни, не пряча голову от хлещущих веток.

Живущие в округе звери при моём появлении шарахаются, кто куда. Но они не интересуют меня. Только движение — вот, что мне нужно.

Вконец ослабевший, еле добираюсь до скал. Забравшись в укромное местечко между скалой и упавшей сосной, сухие ветки которой образовывают полог над головой, падаю на подстилку из прошлогодней хвои, положив голову на лапы, и долго лежу так, тихо скуля из-за пережитого, от ужаса и отчаяния, горя и обречённости.

Отчаяние настолько велико, что заглушает усталость и боль от ран. В глубине сознания понимаю, что никогда не был так несчастен и одинок, как теперь. Почему это случилось со мной? Если это галлюцинация, то почему она так реальна?

Осознание того, что окончательно свихнулся, убивает.

Усталость, всё же, берёт своё — я проваливаюсь в долгий тяжёлый сон.

Глава 14. Безумец или монстр

Александр

Раскинув над землёй свои тёмные крылья, всюду царствовала ночь, наполненная движением, шорохами, звуками, издаваемыми невидимыми ночными птицами, яркими ароматами прелой листвы, хвои и молодых грибов. И многим чем ещё…

Прислушиваясь к происходящему вокруг, я медленно открыл глаза и, обнаружив себя в своём временном убежище, пытался сообразить, как оказался здесь.

Прошло несколько секунд, как вдруг вся картина произошедших недавно событий вырисовалась перед глазами. Я ясно вспомнил, что "превратился" в нечто и дёрнулся всем телом, больно ударившись головой о скалу. Оказалось, это не было сном, как подсказывало моё воспалённое сознание.

Нет. Всё происходило как наяву. Я сошёл с ума. Мне мерещилось, будто я какой-то монстр. Решив рассмотреть себя, чтобы понять, меняется ли морок перед глазами, ведь был уверен — это морок, больная фантазия измученного безумного сознания, в полной темноте сделать этого не мог и тогда решил дожидаться утра. Лёжа в своём скрытом убежище, думал о том, как поступлю, если моё умопомешательство подтвердится.

Приближался рассвет. Звёзды только поблекли, но лесные птицы уже вовсю подняли свой неугомонный гвалт. Осторожно выбрался из убежища, отметив, что поднялся на четыре лапы, и оглядел себя в свете восходящего солнца.

Галлюцинация никуда не исчезла. Наоборот, она была так реальна, что невозможно было не поверить в то, что я увидел своими собственными глазами. Стоя на четырёх лапах, я стал ниже ростом, но не на много. У меня появился длинныймохнатый хвост. Всё тело было покрыто жёсткой чёрной шерстью, очень длинной и грязной.

К тому же все органы чувств работали на удивление прекрасно, как никогда раньше. Кроме речевого аппарата — отсутствовало умение членораздельно говорить и даже произносить хотя бы какие-то звуки человеческой речи. Я старался, но не смог воспроизвести ничего, кроме глухого рычания, скуления и воя.

Итак, я полностью сошёл с ума! Мне точно казалось, что я — какой-то большой чёрный зверь. Замечательно! Как раз об этом я и мечтал! Будь оно всё проклято!

Над лесом пронёсся протяжный вой — животный крик отчаянья и бессилия что-либо изменить.

Никто не ответил мне.

В своём безумии я был совершенно одинок.

Оглядевшись вокруг, заметил более-менее пологий склон горы, по которому можно было забраться наверх, что я с успехом и сделал, дальше ещё каменная ступень, а там снова пологий склон. Таким образом, я взобрался на первую горку и оглядел окрестность: взгляду открылись высокие, поразительной красоты горы, поросшие смешанным лесом, выше каменистые отвесные скалы, внизу густой, подёрнутый дымкой, дремучий лес.

Там вдали затерянный в долине маленький посёлочек. Игрушечные домишки, серые дороги-ниточки, серебряная струйка дождя — речушка. Как жаль всё это терять…

Продолжил свой путь наверх, выбирал более-менее пологие участки, взбирался по каменным осыпям, кое-где по рваным каменным тропам, карабкался по скальным ступеням. Сколько я поднимался наверх, не осознавал. Время меня не интересовало.

Вдруг оказался на небольшом горном плато, поросшем шелковистыми травами и осенними крокусами. Невдалеке что-то сверкало в лучах яркого солнца.

Подойдя ближе к источнику сияния, увидел небольшое горное озерцо, такое синее и кристально чистое, как небеса над ним. Подобравшись к кромке воды, вгляделся в своё отражение — передо мной, как в зеркале, возникла мохнатая чёрная волчья голова, розовая оскаленная пасть, белые клыки. Что было в этом видении по-старому, так только глаза — мои серые.

Вздохнув, тихо заскулил от отчаяния. Так реалистично было всё, что показывало мне моё больное сознание, что невозможно было не верить!

Отойдя от озера, направился к противоположному краю плато, туда, где оно резко обрывалось, и бесстрашно встал на краю отвесной скалы. Впереди была пропасть, внизу только острые камни. Больное воображение подсказывало решение, которое может избавить от всего этого безумия, от ужаса и отчаяния, от невыносимой тоски.

Я снова поглядел вдаль. Отсюда, с такой высоты, всё выглядело просто фантастично: расписанные охрой пологие склоны уходящих вдаль гор, кристально — чистая лазурь небес, великолепные, слегка тронутые дыханьем осени низины. Игрушечное селение с яркими пятнышками крыш уютных домишек, серыми паутинками дорог и движущимися по ним муравьями-машинками, словно цветная заплатка на тёплом осеннем покрывале, наброшенном на землю неведомым заботливым духом.

Но не это великолепие удерживало меня. Не инстинкт самосохранения, не страх высоты. Нет. Только одно безумно дорогое мне маленькое сокровище, прекрасное нежное создание неземной красоты с глазами цвета неба.

Настоящее сильное чувство к прекрасной девушке затмевало собой всю окружающую действительность. Это ради неё я родился на земле, к ней я стремился всю свою, пусть и недолгую, жизнь, и с недавних пор только она не давала мне скатиться в бездну.

Стоя на краю, я решил, что с этого мгновения обязан бороться с безумием только ради неё. Хотя бы ради ещё одной встречи, ещё одного взгляда, ещё одной улыбки. Чтобы увидеть её хотя бы раз! Хотя бы на миг!

Оторвав глаза от тянущей вниз бездны, медленно отошёл от края пропасти и лёг в траву. Мне предстояла борьба. С безумием, с галлюцинациями. Ежесекундная борьба с самим собой, постоянный самоконтроль и представление, что я всё ещё человек.

Но сначала надо было избавиться от морока. Я вскочил и побрёл к глади горного озерца, чтоб еще раз заглянуть в зеркало его чистейшей воды. Передо мной снова предстало зрелище косматой волчьей головы.

Я вгляделся вглубь, подавшись вперёд, и коснулся носом водной поверхности, немного попил, по — собачьи лакая, потом, подняв фонтан брызг, неуклюже плюхнулся в озеро с головой. Вода была холодной, бодрила тело и дух, но морок не исчезал.

Я явственно чувствовал своё звериное тело, каждую мышцу, каждый орган, видел, как с угольно-чёрной шерсти сходит и расплывается по воде серая грязь, как она очищается и распрямляется. Отметил, что плыл по-собачьи, и тело легко слушалось меня, словно совсем мне не чужое. Выбравшись на берег, инстинктивно отряхнулся, как это делают звери, и снова сантиметр за сантиметром оглядел себя. Изменилось только то, что шерсть стала чище, всё же остальное оставалось как прежде.

Напряжённо размышляя, как избавиться от морока, внезапно поразился кристальной ясности своего сознания. Оно говорило мне, что всё происходящее реально, но только разум твердил об обратном, не воспринимая новой реальности.

Что если всё это не плод больного мозга? Хотел бы я в реальности стать огромным чёрным зверем? Пфф! Конечно нет! Но эта мысль заставила усомниться в том, что я безумен, и дала маленькую надежду.

Для начала надо было решить, если всё происходящее «условно реально», то по какой причине всё это могло случиться со мной. Итак, условно приняв «новую реальность», я начал выстраивать логическую цепочку из тех событий, которые происходили со мной за последнее время, чтобы обнаружить причины моего «якобы превращения».

Но все мысли сводились только к мистике, к суждению, что меня, как в фильме ужасов, мог укусить оборотень. Это значило, что я мог заразиться. Но это было просто смешно! Ведь оборотней не бывает! Это просто сказки! К тому же меня никто не кусал…

Была только одна зацепка: перед тем, как сойти с ума, я несколько раз испытывал сильную боль, жар и отказ всех органов чувств. Связав это с начинающейся эпилепсией, я всё больше уверялся в своём умопомешательстве.

Но по какой причине после приступов я выглядел словно мертвец? Насколько я знал, эпилептики не покрываются узорами. С последствиями драки это тоже не вязалось, по той причине, что узоры появлялись равномерно по всему телу, даже в тех местах, по которым меня не били.

Если принять версию "превращения", то узоры на коже являлись последствием внутренних кровоизлияний, происходящих, когда менялось моё тело. Продолжив так рассуждать, я пришёл к выводу, что "превращение" начиналось несколько раз, но, проваливаясь в бессознательное состояние, я тормозил процесс и возвращался в своё прежнее обличье.

А как выглядела моя одежда после приступов? Была порвана на мелкие клочки. Она не могла так изорваться просто из-за драки с одноклассниками. Вдруг в мозгу возникли слова отца: "Ты перерождаешься. Это произойдёт, хочешь ты этого или нет!"

Может быть, он знал, что со мной происходило, и пытался меня предупредить? Но я не стал к нему прислушиваться, приняв за психически больного, сбежал в лес и теперь даже не имел понятия, где нахожусь, так как никогда не забирался так далеко. Что же он хотел мне сказать?

Наверное, не стоило убегать. Если отец знал, что произойдёт, он наверняка смог бы мне помочь. Но не теперь, когда я совершенно не имел представления, ни о том, где я теперь нахожусь, ни о том, кто я такой. Безумец или монстр?

Скрепя сердце, я согласился с "условным превращением", хотя такого в принципе не могло произойти, но решил действовать в соответствии с этим представлением, пожить в этом образе, раз уж он так навязчив, глядишь, в процессе морок рассеется. Очень на это надеялся.

К слову, я сильно проголодался, ведь почти сутки ничего не ел. Раз уж решил не погибать мучительной смертью и считал себя огромным лохматым зверем, уж наверняка не травоядным, так как в моей пасти имелись огромные клыки, я задумал испытать себя, узнать, например, какой из меня охотник.

Осторожно спустился с плато той же тропой, что привела меня наверх, и отправился в лес на охоту, в надежде отыскать какого-нибудь мелкого зверька, например, зайца. Проверить на что я способен в своём помешательстве, так как поймать зверя в лесу — очень не простая задача. Ну, а если вдруг повезёт — утолить свой ужасный голод.

Осторожно и тихо ступая, медленно двигался по лесу. Принюхивался к лесным запахам, пытаясь определить, где прятались зайцы. Постоянно отмечал, что вёл себя, как лесной зверь. Мог двигаться совершенно бесшумно. Чувствовал множество различных запахов, правда, не всегда мог определить, кому они принадлежали. Слышал даже то, что происходило от меня очень далеко.

Случайно наткнувшись на следы огромных лап, отпечатавшиеся в грязи, я вздрогнул. Следы лап такого размера могли принадлежать только огромному хищнику.

Жутковато было находиться в лесу, зная, что где-то рядом бродит огромный волк, да ещё и пытаться охотиться на его территории. Следовало обойти это место, чтобы не встретиться с ним нос к носу.

Чтобы определить размер волка, поставил свою ногу, хотя в данный момент это была не нога вовсе, в отпечаток его лапы, и поразился — размер отпечатка совпал с размером моей лапы. Значит, эти следы могли принадлежать мне. Наверное, я мог пронестись здесь вчера, будучи не в себе, не разбирая дороги, когда искал себе убежище.

Поражённо изучал следы, которые выглядели именно как волчьи, и не мог поверить в то, что моё больное воображение может изображать свои фантазии в таких мельчайших подробностях.

Растерянно побрёл дальше, всё ещё надеясь, что морок рассеется. Любое движение давалось невероятно легко, внушая ощущение свободы и единения с природой. В мышцах горела энергия движения. Без какого-либо труда я преодолевал возникающие на моём пути препятствия в виде балок с водой, поваленных когда-то бурей деревьев, огромных валунов и пней.

Вдруг, внимание привлёк сладкий запах живых существ. Поддавшись искушению ощутить себя лесным охотником, я полностью растворился в природе. Осторожно двигаясь в направлении источника запаха, разыскивал жертву, ощущая желание выследить, поймать. Убить.

Бесшумно пройдя несколько десятков метров, наткнулся на небольшую лесную прогалину, где паслась косуля и два её козлёнка, родившиеся в этом году.

Козлята почти догнали мать по росту, очень грациозно передвигались по поляне, щипля сочную траву, и совершенно не замечали меня. Они были такими красивыми: коричневая шёрстка с более светлыми пятнами, тонкие длинные ноги, большие умные глаза. Эти живые существа были чудом, созданным природой.

Но голод, зверский, неутолимый, толкал меня вперёд. К тому же, всё это не могло быть реальным. Это была галлюцинация, обыкновенный подробный морок, созданный моим же больным сознанием. Стоило гордиться возможностями моего мозга, создающего до невозможности настоящую реальность.

Подождав в нерешительности, я, всё же, выбрал в жертву козлёнка мужского пола и выскочил на прогалину. Косули, обычно очень осторожные существа, заметили меня только теперь и кинулись врассыпную.

Я бросился вдогонку за козлёнком, но он бежал очень быстро, легко преодолевая преграды, и скорость его постепенно возрастала. Я же старался от него не отставать, но делать это мешали немыслимые препятствия в виде пней, корней, коряг и впивающихся в длинную шерсть колючих кустов.

Начиная уставать, решил, что если сию же минуту не схвачу козлёнка, то останусь без обеда, и увеличил скорость до предела своих возможностей. Почти его настиг, но на моём пути внезапно возник толстый ствол вековой пихты.

Козлёнок легко свернул у самого дерева, я же со всего размаха врезался в ствол с такой силой, что услышал треск своих костей, и силой удара был отброшен назад.

Спустя несколько секунд, тяжело дыша, поднялся, шатаясь. Ужасно болела голова, адским пламенем горел правый бок, а козлёнка уже и след простыл.

Продолжать погоню не было смысла, разве найдёшь его теперь. Он, наверное, уже за пару километров отсюда. Умирая с голоду, медленно побрёл по дремучему лесу, куда глядели мои звериные глаза.

Удивительно, но только теперь вспомнил, что я не лесной хищник, а человек! От ужасающей мысли, что со временем совершенно забуду, кто я на самом деле, мне стало жарко.

Охотничий азарт полностью завладел моим мозгом, поставив во главу звериные инстинкты. Разве это странно, когда мозги у тебя набекрень? Поражало ещё одно: после страшного удара я должен был лежать без сознания с сотрясением и сломанными рёбрами, но голова и бок через несколько минут совершенно перестали болеть. Только голод всё с большей силой продолжал меня мучить.

Я всё брёл всё дальше, надеясь встретить на своём пути хотя бы зайчонка. Но, как видно, лесные обитатели узнали о моём присутствии в лесу, разбегаясь при моём приближении, кто куда. Усталый, я передвигался не так уж тихо.

Сил гнаться за кем бы то ни было, уже не осталось. Где нахожусь, понятия не имел, так как впервые забрёл так далеко. Оставалось вернуться в своё логово, скрытое от посторонних глаз, и отдыхать, набираясь новых сил для следующей охоты.

Потом долго лежал, думая о своей короткой жизни, о том, сколько она преподнесёт ещё сюрпризов. Смогу ли я проснуться завтра таким, как прежде? Отступит ли моё умопомешательство? Простит ли меня отец за то, что не слушал его? Внезапно, мысли были прерваны едва слышным шорохом, и я снова растворился в звериной сущности, прислушиваясь к шорохам, принюхиваясь к лесным запахам.

Кто-то приближался. Не зверь. Наверняка человек, но ступал он очень осторожно — мой тонкий слух уловил лишь шуршание листьев под ногами. Глядя сквозь нагромождение сломанных сухих сосновых веток, пытался определить, с какой стороны подкрадывался человек. Зачем он здесь? Подойдёт ли он сюда или пройдёт мимо? А что если выйти ему навстречу! Кого он увидит: зверя или человека? Что если зверя?

Наверное, для охотника было бы большой удачей подстрелить такого громадного волка. А что если это был охотник, который выслеживал меня по моим же следам? Он мог просто пустить мне пулю в голову, а потом хвастаться перед другими охотниками огромной волчьей шкурой. Но если я всё же помешанный, человек может помочь мне — это плюс, но тогда в посёлке узнают о моём помешательстве — это минус.

Вдруг меня бросило в жар от безумной мысли — что если я сам возжажду убить человека! Ежели я хищник — я создан убивать! Только не это!!!

Человек приближался. Задувший в мою сторону ветерок накинул запах отца. На душе сразу стало очень легко — отец поможет мне. Об убийстве я не помышлял, слава всем богам. Но стоило ли мне выходить из своего приюта? Кого отец увидит перед собой? У него всегда с собой заряженное ружьё. Что если он выстрелит в меня? И я замешкался, не решаясь открыть своё местоположение.

Тем временем отец подходил всё ближе к моему убежищу, распутывая мои следы. У россыпи мелких камней, потеряв след, он остановился, обдумывая, в какую сторону я мог пойти. Поглядел в сторону моего укрытия, догадавшись, что я могу спрятаться именно здесь, немного помолчал, что — то обдумывая, затем громко сказал:

— Сынок, страшное позади! Теперь будет всё хорошо. Я тебе помогу.

Услышав его, не стал медлить и решился предстать перед ним во всей своей красе, каким бы он меня не увидел. А там будь что будет! Ползком выбрался из своего логова, поднялся на четыре лапы и уставился на него с высоты осыпища. Он прямо смотрел на меня и в его глазах читались радость и невольное восхищение.

— Всё будет хорошо, — ещё раз повторил отец. — Пора домой!

Я не сдвинулся с места. Стоял на камнях и смотрел на него. Каким он видел меня? Человеком или монстром? Сам уже не понимал кто я — безумец или зверь. Не сводя с него взгляда, зарычал, ожидая, что он поймёт, что я сгораю от неизвестности, и всё мне объяснит.

— Я понимаю, тебе сейчас нелегко. Конечности не слушаются, кружится голова, да и органы чувств работают ещё не на полную мощность, ты можешь чувствовать себя … неестественно. Но главное, что перерождение произошло, остальное наладится. А сейчас иди за мной, и я подскажу, если ты вдруг собьёшься с дороги, — успокаивающе произнёс он и медленно двинулся к лесу.

"Что? Конечности не слушаются? Я же только что гонялся за косулей! Кружится голова? Да я никогда прежде не чувствовал такой кристальной ясности, как теперь. И не помню, когда мои органы чувств работали так хорошо, как сейчас. Я прекрасно слышу, вижу, чувствую запахи, ощущаю даже малейшее движение воздуха от его дыхания, улавливаю даже вибрацию его тела. Так. Стоп.

Я чувствую себя так хорошо, будто только что родился! Стоп. Не то. А что отец только что сказал? Кажется, что-то о перерождении! Что происходит? Так, я по-настоящему изменился?!!! И всё происходящее мне не кажется, а происходит наяву? Нет никакого помешательства?!!! Я превратился в нечто!"

От осознания обрушившейся на меня реальности, я протяжно завыл. То, что со мной сотворилось, не укладывалось в голове.

— Держись! Будь мужчиной, сын! — подбодрил меня отец. — Пойдём! Пора домой.

Я медленно приблизился к отцу, ткнулся носом в его ладонь, и он потрепал шерсть на моём загривке.

До хутора мы добрались на исходе дня. Я умирал от голода и усталости, но отец приказал ждать ночи. Выходить из леса было небезопасно. Улегшись в корнях огромной пихты и прислушиваясь к шорохам вокруг, я ждал наступления темноты, чтобы не попасться никому на глаза. Мне повезло — в предвечернее время по лесу никто не ходил, и я мог спокойно дождаться прихода ночи.

Приближаясь к дому, увидел в окнах свет, и дверь была открыта. Медленно преодолев пять ступеней крыльца, вошёл и лёг на пол прямо возле входа, положил голову на лапы и одними глазами следил за движениями отца.

Он вышел во двор и вернулся через минуту, принеся живую курицу, и закрыл за собой дверь. Бросив курицу на пол, уселся на скамейку. Я смотрел на птицу, которая удивлённо кудахтала и, переступая с лапы на лапу, подслеповато разглядывала незнакомое ей пространство.

— Ну, что же ты? Ешь! Разве не голоден? — подбодрил меня отец.

Убить курицу — нет ничего проще! Я создан для убийства! Всё элементарно — быстро схватить и сжать челюсти, затем разорвать зубами и, наконец, утолить голод сочным мясом, ощущая, как горячая кровь брызжет прямо в горло. От этой мысли к горлу подступила тошнота.

Совсем недавно каким-то образом я собирался убить косулю. Во мне наверняка сыграл охотничий инстинкт, но я тогда не думал о том, смогу ли съесть сырое мясо. А курица тем временем доверчиво топталась недалеко от меня, как будто и не подозревала, что рядом находится голодный и опасный зверь. От мысли о крови есть расхотелось вовсе. Закрыв глаза, я притворился спящим.

— Ладно, не всё сразу, — сказал отец и достал из холодильника несколько кусков варёной говядины. Поставив тарелку с мясом прямо передо мною на пол и налив в глубокую миску воды, поднял курицу и вышел с ней во двор.

Предложенную мне еду я проглотил всю до последнего кусочка, запил чистой водой и, поднявшись, побрёл в свою комнату. Увидев творившийся там абсолютный хаос, обломки мебели, выбитую раму окна, растерянно остановился посреди комнаты. Следом вошёл отец.

— Твоя работа, — тихо сказал он. Но, зная, что ответить я ему не мог, продолжил: — Ничего, уберём. Первым делом надо было тебя найти. Спи пока на кухне.

Вернувшись на кухню, я расположился прямо на полу у печки и моментально уснул.

Глава 15. Волк

Александр

Моя никчемная жизнь в звериной шкуре, всё более походящая на жизнь животного, шла своим чередом.

Днём я спал.

Ночью бродил в лесной глуши.

Отец показал труднопроходимый участок леса, сплошь заросший диким кустарником и заваленный скальными глыбами. Эти дебри были хороши тем, что вероятность столкновения с человеком там была ничтожна. Такой встречи я боялся больше всего на свете, не зная, на что могут толкнуть меня звериные инстинкты.

Я научился двигаться совершенно бесшумно, плавно и естественно. Безошибочно определял источники различных запахов и звуков. В обличье лохматого хищника часами носился по ночному лесу, развивая бешеную скорость. Плавал в бурной холодной реке, несущей свои воды прямо из горного ледника.

Единственное, чего я упорно избегал — это встречи с людьми.

Моему внутреннему зверю нравилось ощущение свободы, которое давало звериное тело, но в глубине души пульсировало горячее желание освободиться от проклятой звериной шкуры раз и навсегда.

В иные моменты разум полностью сливался со звериным. Я двигался, видел, слышал, даже думал, как зверь. Поддавшись звериным инстинктам, охотился. Однажды даже посчастливилось добыть одного старого худого зайца. Я долго выслеживал зверька, потом мчался вслед за ним по лесным дебрям, догнал и, всё же, схватил огромными челюстями, услышав хруст мелких костей.

Брызнувшая прямо в пасть кровь, не вызвала ничего, кроме приступа тошноты. Я точно убедился, что не смог бы съесть никакое животное — сырое мясо вызывало только сильное отвращение.

— Ты определёно единственный в своём роде! — сказал отец, когда я, превозмогая тошноту, принёс из лесу убитого мною зайца.

После ночных прогулок возвращался домой уставший, много ел и засыпал беспробудным сном, не имея сил даже думать. Просыпаясь ближе к ночи, снова отправлялся в лес и сломя голову носился по самым труднопроходимым местам, пока не начинали гудеть мышцы. Бросался в бурные воды реки, в самые глубокие места, за несколько веков выбитые потоками вод под порогами горной реки. Боролся с течением, остужая разгорячённое тело и измученную несчастную душу.

Неосознанно старался заглушить боль от расставания с дорогой мне девушкой, ведь встреча с ней теперь была невозможной. Погасить отчаяние от того, что мне был неизвестен смысл моего существования в образе зверя. Опасаясь самого худшего, я старался нагружать своё тело всё больше, и боль в мышцах хотя бы ненадолго подавляла злую душевную боль.

Растворяясь в звериной сущности, чтобы ненадолго отключить свои чувства, под утро неизменно обнаруживал себя недалеко от посёлка, в который меня так влекло, заставлял себя развернуться и нестись обратно, в глухой лес, чтобы ненароком никому не попасться на глаза. Но раз за разом это происходило снова и снова, как будто мой компас был настроен только в одну сторону.

Проходили дни, один за одним, но ничего не менялось. Оставаясь в звериной шкуре, я страдал всё сильней, свыкнуться с мыслью, что моё тело стало таким возможно навсегда, было невозможно. Я долго искал выход из создавшегося положения, но что-то сделать, чтобы вернуть себе прежний облик, не мог.

Отец мой постоянно был занят работой. Ему пришлось разгребать ужасный беспорядок, который я устроил в своей комнате, выстругивать и сбивать новую раму для окна, вставлять в неё стёкла, помимо того он должен был ходить на дежурство по работе, а так же готовить, чтобы кормить меня.

Даже если б он и понимал, что меня мучает, то вряд ли смог бы мне чем-то помочь. Думаю, он даже не представлял себе, какие душевные терзания я испытывал.

Мне не хватало человеческого общения, и я очень скучал по милому лицу и синим глазам, которые невозможно было забыть, по нежному голосу и тёплой улыбке. Нежный образ сопровождал меня повсюду. Я невыносимо страдал от мысли, что навечно останусь таким, и больше никогда воочию не увижу милое лицо и нежную улыбку.

Со временем отчаяние стало невыносимым. Боль от разлуки нестерпимой. Невозможно было погасить их физическими нагрузками. Даже сильная усталость не давала успокоения.

Звериная жизнь наскучила, стала удручать. Я не желал более бродить по местам уже изученным вдоль и поперёк, не хотел оставаться в шкуре животного, скрываться. Но ничего не происходило.

Я оставался зверем.

Когда в очередной раз стемнело, и отец открыл дверь, чтобы выпустить меня, я не сдвинулся с места.

— Ну, что же ты? Вперёд! — торопил меня отец, но я не пошевелился, так и лежал на полу с полузакрытыми глазами.

Отец подождал ещё немного, и так как я не двигался, потянулся к дверной ручке, чтобы захлопнуть дверь.

Но тут в сознании вдруг мелькнула отчаянная мысль: "Если не увижу Анну — умру!"

Забыв об опасностях, внезапно взвился в воздух и бросился к выходу, врезавшись в почти закрытую дверь.

Дверь распахнулась, и, кубарем скатившись по ступеням крыльца, я бросился в лес, но пробежав сотню метров, резко повернул в сторону посёлка, быстро преодолел три километра лесом и в несколько скачков преодолел речку, мелкую в этом месте.

Я почти не думал о том, какие опасности подстерегали меня в посёлке. Это не было столь важным по сравнению с тем, что я задумал. Оказавшись среди домов, всё же стал двигаться осторожней, чтобы не потревожить местных собак.

Ярко светила луна. Стараясь держаться всё время в тени домов, дощатых построек и деревьев, быстро добрался до того дома, который меня больше всего интересовал.

Перемахнув через забор, стал осторожно пробираться по саду, приближаясь к дому. Ориентируясь по нюху, старался определить, с какой стороны дома находится окно комнаты, в которое я собирался заглянуть. Распространяющиеся отовсюду запахи домашних животных сбивали меня, но, обойдя вокруг дома, я всё-таки уловил знакомый тонкий аромат, который доносился с южной стороны.

Окно находилось сравнительно невысоко. Осторожно приблизившись к нему, я поднялся на задние лапы, и, упершись передними в металлический карниз, заглянул внутрь.

Луна хорошо освещала комнату, в которой была самая простая обстановка. Острым зрением разглядел шкаф, письменный стол, на котором в идеальном порядке были разложены учебники, и стул со спинкой, с висящей на ней одеждой. Стоящая в дальнем углу комнаты кровать была освещена хуже, и я не мог увидеть милое лицо девушки, ради которой, забыв об опасности, заявился в посёлок в зверином обличье.

Изо всех сил напрягая зрение, наклонился к самому стеклу, так что оно запотело от моего дыхания, и пытался разглядеть спящую девушку, но лапы внезапно заскользили по карнизу. Раздался громкий скрежет когтей по металлу, и я, не сумев удержаться, с грохотом сорвался на землю.

От резкого шума проснулась собака. Заливисто лая, отважный пёс выскочил из своей конуры и быстро помчался ко мне. Через несколько секунд он бешено носился вокруг, пытаясь ухватить зубами.

Одно молниеносное движение — и собака не станет мешать. Стоит только сжать челюсти на позвоночнике у основания шеи. Но у меня к этому бесстрашному псу появилось невольное уважение — он не испугался зверя, вчетверо превосходящего его самого по размеру.

Замешкавшись в нерешительности, я топтался на одном месте, решая, как поступить. Понимал, что собака может перебудить всю округу. Мне придётся уходить, и я так и не увижу девушку, о которой мечтал в последнее время.

Уворачиваясь от острых зубов Шарика, так был занят тем, чтоб ненароком не причинить дворняге вреда, что не заметил, как из дома вышел хозяин (это был отец Ани) с заряженным ружьём в руках.

От угла дома раздался оглушительный выстрел, и острое горячее жало, сбив с ног, впилось прямо в моё бедро. Взвыв от пронзившей тело острой боли и, с трудом поднявшись, я бросился прочь. Не без труда перескочив ограду, помчался, что было сил, по дороге, уже не таясь и не выбирая тенистых участков.

Вслед раздался ещё один выстрел, и просвистевшая очень близко, пуля опалила шерсть на холке.

Я мчался изо всех сил, превозмогая острую боль в правом бедре. На заднюю лапу наступать было почти невозможно. Но угроза приближающейся смерти стала такой реальной, что любая боль отступала перед ней на задний план.

Собаки посёлка, все, как одна, подняли невообразимый лай, и, даже оказавшись в лесу, я всё ещё продолжал слышать этот ужасный гвалт. С каждым пройденным шагом движения мои замедлялись, задняя лапа почти не действовала, но я не позволял себе остановиться, чтобы перевести дух.

Я понимал, что мне как можно скорее надо добраться до дома, пока у меня ещё есть силы, пока я ещё дышу, и бьётся моё сердце, и конец пути, который показался неимоверно длинным, почти весь преодолел едва ли не ползком, громко скуля от боли.

Выбравшись из леса, без сил повалился на землю, заметив бегущего навстречу отца. Каким-то непостижимым образом Святослав почувствовал, что со мной стряслась беда.

Он легко взвалил безвольное волчье тело на плечо, хотя во мне было, наверное, килограммов семьдесят, и занёс в дом. Одним движением руки смахнул с кухонного стола всё, что там лежало, сбросил меня прямо на струганные доски столешницы и начал осмотр. Найдя глубокую кровоточащую рану на бедре, отец тяжело вздохнул и произнёс:

— Кость не задета, но чтобы достать пулю, придётся потерпеть.

Достав из кухонного шкафчика бутылку со спиртом и длинный пинцет, Святослав приказал не шевелиться, даже, если будет нестерпимо больно. Когда он вылил половину содержимого бутылки на рану, я зарычал от обжёгшей её боли. Дёрнулся так, что едва не свалился со столешницы, но могучие руки отца мигом подхватили и вернули на место.

Ругаясь, что я так нетерпелив, отец навалился всем телом, придавив меня к столу, и погрузил в рану пинцет, чтобы попытаться извлечь пулю, и эта сильная боль уже не шла ни в какое сравнение с тем, что я чувствовал прежде.

Рыча, вырывался из мощных тисков отцовских рук, но не удавалось сдвинуться даже на миллиметр. Уже тогда я задумался, подсознательно догадываясь, что собой представлял мой отец, который лёгкостью удерживал меня. Додумать до конца эту мысль не удалось. Адская боль затмила мой разум, окружила плотным кольцом сжигающего огня. Вмиг всё стало совсем неважным, абсолютно всё на свете, кроме одного единственного главного желания — избавиться от приносящего столько проблем образа.

Испытывая нечеловеческие страдания, я не позволял себе потерять сознание. Перед глазами всё плыло, сердце билось в ритме пулемёта, кожа горела, но все эти ощущения я связал с последствиями ранения.

Через несколько секунд, которые показались мне вечностью, отцу удалось ухватить пулю и осторожно извлечь её из раны. Услышав звон падающего в миску металлического предмета, я почувствовал жжение от следующей порции спирта и смог освободиться от настойчивых отцовских рук, немного расслабившись.

Боль медленно уходила. Отец чем-то заклеил рану, помог сползти со стола и, поставив меня на ноги, строго вымолвил:

— Ты меня с ума сведёшь! Надо же, пулю схлопотать! Ты, ведь, мог погибнуть, Александр! Пообещай мне впредь вести себя осторожней!

— Хорошо, — хриплым шёпотом сказал я, еле разлепив пересохшие губы.

Вдруг меня осенила догадка, но перед глазами висела мутная пелена. Как я не пытался что-либо разглядеть, отказавшее зрение не позволило.

Отец же затащил меня в мою комнату и уложил в постель, которая теперь состояла из матраса, брошенного на пол, ведь там больше не осталось никакой мебели. Пустая комната кружилась вокруг меня, пока я не провалился в долгий спасительный сон.

Глава 16. Снова человек

Александр

Тёплый луч солнца упал на моё лицо сквозь раскрытое окно. Я открыл глаза. На дворе стояла прекрасная солнечная погода. Лёгкий прохладный ветерок раздувал голубые занавески на распахнутом окне, наполняя комнату свежим воздухом.

В доме было тихо. Я лежал на брошенном на пол матрасе, касаясь пола пальцами одной руки. Прислушиваясь к себе и к своим ощущениям, вспоминал события вечера.

Меня подстрелили…

С трудом добрался домой…

Отец вынул пулю…

Вернул человеческий облик…

Не успел убедиться в своём предположении. Меня, смертельно усталого и измученного, мгновенно сморил исцеляющий сон. Восстановив в памяти события вечера, боялся, что желаемое привиделось мне во сне. Всё ещё глядя в потолок, затаил дыхание, собрал всю свою решимость в кулак и поднял кисть руки на уровень глаз. Убедился, что, каким-то непостижимым образом, принял человеческое обличье, и, наконец-то, облегчённо вздохнул.

Осторожно поднявшись, прошёлся по комнате. Взглянув в зеркало, отметил, что стал как будто выше и даже немного похудел, хотя и раньше не был толстым. Разворот плеч стал шире. Бледное лицо, тёмные круги под глазами, но в целом вид вполне человеческий. Определённо, привычный образ меня устраивал больше, чем волчий. Рана на бедре почти не болела. Отклеив повязку, на её месте обнаружил свежий розовый рубец. Невероятно! Она затянулась. Сколько же я спал?

Собираясь одеться, перебрал все свои вещи, но, как на зло, одежда была совершенно мала. Не подобрав ничего подходящего, пошёл к отцовскому шкафу и взял его джинсы и футболку, надел и отметил, что они мне почти в пору.

Входная дверь была заперта снаружи. Заботливый отец закрыл на ключ, чтоб никакой случайный прохожий не смог потревожить мой сон. Пришлось выбираться наружу через раскрытое окно моей комнаты. Обойдя дом кругом, я присел на крыльцо, нежась в последних лучах осеннего солнца. Стоял самый разгар золотой осени. Окружающий хутор лес был облит разноцветными красками. Ближе к хутору в низине преобладала ещё зелень, а чем выше лес поднимался к горам, тем больше разливалось по нему золота с красными вкраплениями островков осиновых деревьев, и только вечнозелёные пихты выделялись своей тёмной зеленью, кажущейся на фоне ярких красок осени почти чёрными.

Из соседнего посёлка, как обычно, верхом на коне вернулся отец. Я пошёл ему навстречу, поприветствовал, придержал вороного, который заметно занервничал при моём приближении. Сухо ответив на приветствие, отец спешился и снял со спины животного седельные сумки. Судя по его хмурому лицу, мечущим молнии глазам и тому, что проронил он всего несколько слов, я догадался, что отец находился в отвратительном настроении.

Отперев дверь ключом, который как всегда был за притолокой, мы вошли в дом и внесли поклажу на кухню. Отец доставал из сумок закупленные в посёлке продукты и складывал их на стол. Сидя на скамье напротив него, я машинально наблюдал за его движениями и пытался собраться с мыслями, которые в моей голове смешались в невообразимый винегрет. Нам надо было многое обсудить, и разговор, судя по настроению отца, обещал быть неприятным.

Наконец, все продукты были расположены на отведённые им места. Святослав сел на табурет с противоположной стороны стола. Его лицо оставалось мрачным. Глаза сверкали стальным блеском, когда он глядел на меня. Наконец, он нарушил молчание, заговорив сухим холодным тоном:

— Все последние сутки жители посёлка обсуждают произошедшее предыдущей ночью. Подозревают, что в посёлок наведывался большой чёрный волк. Кое-кто видел зверя на окраине по утрам, некоторые встречали недалеко от жилья, похожие на волчьи, следы. Хотя звери такого размера и масти никогда не водились в этих местах. Не все верят, что это был волк, но найдено множество следов, пятна крови, и это уже после того, что я постарался уничтожить большую их часть. Охотники собираются выследить зверя, который, как считают, покушался на их скот.

Отец сердито замолчал, всматриваясь в моё лицо, а затем выдал резко:

— Такой глупости я от тебя не ожидал! Объясни мне, о чём ты думал? Как ты мог пойти в посёлок? Александр!

Не смея взглянуть Святославу в глаза, я немного растерянно молчал.

— Отвечай! — в голосе отца прозвучал металл.

— Я не знаю, что на меня нашло, наверное, ты прав — я поступил глупо, — еле выдавил из себя.

— Ты мог погибнуть! Понимаешь? — взорвался он.

— Тогда не понимал, — ответил я, но затем, вдруг начав злиться, с вызовом посмотрел в серые глаза отца и громко заявил: — А может, лучше было умереть? Ты даже не представляешь, что творилось у меня в душе! Я думал, что навсегда останусь в звериной шкуре! Такая жизнь мне была только в тягость.

— Если бы ты погиб, пропало бы всё, ради чего я и твоя мать жили всё это время. Она много лет тебя берегла! Едва только возникала опасность, увозила на другой конец страны, чтобы спрятать, спасти, — осуждающе глядя на меня, выдал отец.

— От чего спасти? — воскликнул яростно. — Я не понимаю, зачем меня надо спасать? Что мне угрожает? Я рос обычным ребёнком! Или она знала, что я стану чудовищем?

— Ты не чудовище, Александр, — понимая, что я всё больше распаляюсь, отец приглушил свой гнев.

— Так что же я такое? Посмотри на меня, я не похож на монстра? Только лишь вчера я был лохматым, зубастым зверем, алчущим убивать! А моя рана? Она зажила! Раны не заживают так быстро, только если я не проспал две недели! — я почти кричал.

— Возьми себя в руки, — сказал на это Святослав. — Иначе снова произойдёт оборот.

Спокойные слова отца повергли меня в пучину безотчётного страха, словно окатив ледяной колодезной водой. Снова стать зверем? Только не это! Но успокоиться я уже не мог. Меня буквально трясла крупная дрожь.

— Оборот? Нет! Я не хочу… — только и мог вымолвить, нервно стуча зубами.

— Если не будешь контролировать свой гнев — это снова произойдёт. Хочешь ты этого или нет! Закрой глаза, дыши глубоко, медленно считай до десяти. — спокойно наставлял отец, но я был не в силах последовать совету — вскочил, забегал по кухне между столом и печью, от входной двери до двери своей комнаты. По пути спотыкаясь, задевал множество предметов на полу: то ножку табурета, то ведро, то небольшую кучу дров у печки. Святослав задумчиво следил за моими метаниями движением глаз. Я снова сел напротив, решив задать главный вопрос:

— Скажи мне, что я такое?

— Волк, — просто огорошил отец.

— Что? Я, наверное, ослышался, — прохрипел в ответ.

— По-моему, ты на слух не жаловался, — проговорил отец чётко. — Но если сомневаешься в том, что слышишь, я могу членораздельно повторить. Ты волк, Александр! В тебе всегда была часть волчьих генов, теперь по какой-то причине они активизировались. Теперь ты сможешь превращаться в волка, когда того пожелаешь.

Отец нёс какую-то ахинею. Даже курса изучаемой в школе биологии было достаточно, чтобы знать, что у каждого живого существа определённый набор генов, который никогда не повторяется, и у каждого вида он свой, неповторимый, поэтому, то, что говорил отец, было невозможным. Существо с одновременным набором генов волка и человека просто не могло существовать.

— Что ты такое говоришь? — снова вскочив с места и забегав по кухне, воскликнул я. — По-твоему, я оборотень?

Отец молчал, наверное, не ожидал от меня такой реакции на свои слова и не знал, что теперь со мной делать. Может быть, он думал, что теперь я уж точно близок к помешательству.

— Я что — не человек? — взвыл.

— Нет, — ответил он спокойно, — после перерождения ты наполовину волк. Если тебе будет так понятнее — оборотень.

— Нет, ты ошибаешься — оборотней не бывает! — нервно проговорил я, продолжая ходить из угла в угол. — Это чья-то тупая фантазия из дешёвых фильмов ужасов. Сюжет всё время повторяется. Какого либо человека в лесу случайно кусает волк. Он начинает обращаться в чудовище. Уничтожает всё на своём пути. Убивает людей в том городе, где живёт, пока серебряная пуля, выпущенная из ружья главного героя, не останавливает его навсегда.

— Я поражаюсь твоим глубоким познаниям, — вымолвил отец, продолжая следить за моими передвижениями. — Можешь говорить что угодно, приводить какие угодно доводы, но против того, кем ты сам являешься, не поспоришь. Ты прошёл перерождение, перекинулся в волка, и это произойдёт с тобой ещё не единожды.

— Что? Я не верю… — прохрипел я, остановившись у входной двери и схватившись за голову.

— Ну что ты заладил — «Не хочу, не верю!» Будь мужиком, твою мать! — вскипел отец. — И сядь, наконец! Сколько можно ветер по кухне гонять?

— Меня оборотень укусил? — прохрипел я поражённо, не желая слушать слова отца. Потерев руками лицо, несколько раз с силой ударился лбом о косяк входной двери, прекрасно осознавая, что при обычных условиях, будь я человеком, должен был получить сотрясение мозга и потерять сознание, но, явственно чувствуя боль, ощутимого вреда себе не нанёс.

— Да никто тебя не кусал! — вскочив со своего места, взревел отец, подскочил ко мне, резко схватил меня за плечи, оттащил от двери и усадил на табурет, — У тебя это в генах! По наследству досталось! От меня! А мне досталось от моего отца. А ему от его отца. И это происходило не протяжение тысячелетий!!!

— И этому я должен верить?! — прошептал я ошеломлённо.

— Придётся поверить. Другого объяснения нет, — сказал отец более спокойным тоном, но я не мог поверить ни собственным ушам, ни собственным ощущениям, ни собственным глазам. Я так надеялся, что всё это обыкновенное помешательство!

Схватившись за голову дрожащими руками, лихорадочно собирал все мысли воедино. Спустя минуту снова поднял свой взгляд и ошеломлённо спросил:

— Ты тоже оборотень?!

— Наконец-то! Дошло! — спокойным голосом протянул отец.

— Я не видел, чтобы ты превращался…

— Я уже не перекидываюсь. Я не использую дар.

— Дар?! Ничего себе — дар! Но ты говоришь — можно отказаться? Это всё меняет, — понемногу начал я успокаиваться. — Почему ты не используешь? Тебе это тоже не нравится? Хотя, что я спрашиваю, кому это может понравиться?

— Я не использую дар по другой причине, — проговорил отец.

— Интересно было бы узнать.

— Всё это сложно. Я должен был скрыться от всех. Когда один из нас обращается, члены стаи, которой он принадлежит, тут же узнают об этом и могут найти его везде, где бы он ни был.

— Я не совсем тебя понимаю. Что есть и другие оборотни?

— Конечно. Но очень мало, слишком мало. Количество волков неуклонно уменьшается, многие погибают от рук охотников, ещё больше убивают наши главные враги. Чтобы вырастить волка нужно время, хотя бы двадцать лет. А умереть он может в один миг. Простые раны заживают быстро, но рана в сердце или в голову смертельна. Понимаешь, почему я не хочу, чтоб ты погиб, иначе всё, ради чего я живу, превратится в прах.

— Так ты не используешь это из-за меня? — поразила меня догадка.

— Так и есть. Я поселился в этом глухом местечке шесть лет назад для того, чтобы спрятать здесь тебя, когда начнётся твоё перерождение. Обычно это происходит в двенадцать — тринадцать лет. Только у тебя всё по-другому, но ты, ведь, особенный.

— Особенный? — всмотрелся я в стальные глаза отца. — Может, из-за этого меня надо было прятать? Что мне угрожало? От кого вы меня берегли?

— От всех. Прежде всего, от волков.

— Они что, хотят меня убить? Я обратился, значит, теперь они знают, где я, и придут за мной?

— Они должны были убить тебя, пока ты сам не стал волком. Теперь нет. Ни один волк не сможет убить волка. К тому же ты не принадлежишь к стае, они не смогут тебя найти.

— А почему же они охотились за мной, пока я не был волком?

— Они боялись, что ты можешь быть опасен для всего волчьего племени. Понимаешь, я полюбил женщину враждебного рода, с которым мой вид ведёт постоянную войну. Волк может противостоять врагам по силе и выносливости, поэтому враги любыми способами стремятся нас уничтожить. Я полюбил твою мать и был изгнан. Такой союз считался невозможным, тем более рождение ребёнка в нём. Но родился ты, и все сородичи ополчились на нас. Любой волк обязан был уничтожить такое дитя. Мне пришлось жить вдали от тебя, чтобы не подвергать опасности. Я уже говорил, что волки моего рода найдут меня, стоит совершить оборот. Много лет я потратил на то, чтобы научиться настолько владеть собой, чтобы, в конце концов, полностью от этого отказаться.

Я был шокирован тем, что услышал от отца. В детстве я мечтал, чтобы у меня, как у всех детей был отец, но я не мог даже предположить, что отца не было рядом только потому, что он хотел защитить меня.

— Почему ни ты, ни мама не сказали мне ничего? Тебя не было рядом тогда, когда ты был нужен мне, и я даже не знал, почему тебя нет! И насчёт волчьих генов! Могли бы предупредить! Я бы смог спокойней всё воспринять, а не считать, что схожу с ума! — снова вспылил я.

— Ты бы не поверил, даже, если б я сказал. Это великое потрясение, к которому невозможно подготовиться ни физически, ни морально. Через своё перерождение каждый проходит в одиночку. Всё должно идти в соответствии с законами природы. Этому нельзя ни помочь, ни помешать. К тому же я не был полностью уверен в том, что ты проходишь перерождение. В моей стае перерождение всегда происходило быстрее, и никогда не было столь болезненным. В какой-то момент я стал думать, что с тобой происходит что-то необъяснимое и что оно тебя просто убьёт. Но, слава Богам, ты оказался сильнее. Я счастлив, что ты, наконец, принял свою сущность!

— Принял? — переспросил я скептически.

— Сын! Ты единственный в своём роде, таких волков, как ты, нет, и никогда не будет.

— И что? Мне непонятен смысл твоей радости! Мне-то что с этого? Мне тоже начинать радоваться? Уж лучше бы волки убили меня! Тогда б мне не пришлось испытывать всех этих мучений!!! — воскликнул я.

Отец уставился на меня так, словно впервые увидел, но я не опустил глаза и выдержал его тяжёлый взгляд.

— Я не собираюсь быть оборотнем! — заявил громко.

— Ты не понимаешь, что говоришь. Это дар свыше! — произнёс он, сквозь зубы.

— Нет, это ты не понимаешь! Я не хочу быть чудовищем! — воскликнул я, сверля его глазами.

— Ты волк, — тяжело вздохнув, сказал отец.

— Я монстр! — почти кричал я. — Природа наделила меня быстротой, силой, выносливостью, но мне ничего этого не нужно. Мне не нужен этот дар, который дан без моего желания. Это не дар вовсе, а какое-то проклятие. Я не желаю быть тем, кем навязано. Хочу сам строить свою судьбу.

— Это и есть твоя судьба! — закричал в ответ отец. — Хочешь ты этого или нет, ты ничего не сможешь изменить! Нельзя отказываться от дара.

— Но ты смог отказаться, значит и я смогу! Я хочу быть человеком! Не нужно никакого дара! — сорвался я на крик, чувствуя, что не смогу долго сдерживать свой гнев, и вскочил с места.

— У тебя нет выбора, — сказал отец, медленно вставая с табурета и нависая надо мной.

С превеликим трудом глядя ему прямо в лицо, я, уже не вполне уверенный в том, что утверждал, слабо возразил:

— Выбор бывает всегда!?

Некоторое время мы стояли так: отец буравил меня взглядом стальных глаз, и я чувствовал, что едва выдерживаю этот давящий взгляд.

— Никогда не спорь со мной! — почти прорычал отец, и меня это просто взбесило.

— Что? — резко возразил я. — По твоей милости я являюсь монстром! А ты отнимаешь у меня право голоса?

Я чувствовал, что едва справляюсь с собой, моё тело била крупная дрожь, на лбу выступили капли холодного пота, заливая глаза, кожа горела. Ощущения те же, что и в тот раз, когда я впервые обратился, только не было адской боли. Ещё немного, и я мог снова совершить оборот. Срочно надо было успокоиться, иначе я мог натворить бед. Изо всех сил вцепившись в столешницу, которая трещала под пальцами, словно её сдавили прессом, я пытался совладать с собой.

— Ты ничего не знаешь… — проговорил отец уже более спокойно, и в его взгляде мелькнуло сострадание. — Я твой отец, и никогда не пожелаю тебе зла. А теперь возьми себя в руки! Дыши глубоко. Следи за ударами сердца, старайся мысленно их замедлить. Ты должен обуздать свой гнев. К нашему дому кто-то приближается.

Я повернул голову, взглянув в окно. Несколько человек с ружьями отделились от леса вдалеке и шли в направлении нашего жилища со стороны тропы, ведущей в посёлок.

"Люди! Идут люди! Только держи себя в руках! Превратишься — убьёшь! Станешь убийцей! Только не это!!!" Волна ужаса прошла сквозь тело, унося с собой гнев. Я глубоко вздохнул, потом ещё раз, прислушиваясь к бешеному ритму сердца. Холодный пот полился по спине и выступил на лице. Разжав руки, медленно сел на скамью. Мой разгорячённый разум стал успокаиваться, жар отступал, и когда я снова взглянул в лицо отцу, понял, что моя ярость испарилась. Больше не испытывал желания кого-то убить. Отец удовлетворённо кивнул и сказал:

— Ну, вот! Молодец! Быстро учишься! Теперь вместе подойдем к охотникам.

Вслед за отцом я вышел из дома и, спустившись по ступеням крыльца, подошёл к пришедшим людям. Никого из них я не знал, но поздоровался со всеми за руку. Мужчины рассказали, что прошли по следу волка и обнаружили множество следов, ведущих в чащу. Решив, что зверь наверняка прячется в глубине леса, они попросили отца пойти с ними, так как он хорошо знал эти места. Тому ничего не оставалось, как согласиться. Захватив ружьё и охотничий рюкзак, Святослав ушёл, оставив меня одного.

Приготовив обед из купленных отцом продуктов, я поел и снова улёгся на своё импровизированное ложе. Тяжёлые мысли одолевали несчастную голову. Пытаясь в них разобраться, я только увязал в них всё глубже и глубже. Катастрофически не хватало информации, а значит, предстоял ещё не один тяжёлый разговор с отцом. Как бы это ни было трудно, но я, всё же, хотел довести начатое до конца.

Отказаться от проклятия.

Когда отец вернулся, не слышал. Проснулся утром от звона кухонных тарелок. Он готовил завтрак. Я поднялся и пошёл на кухню, поздоровался, умылся холодной водой и уселся за стол. Святослав приготовил кашу и сделал бутерброды с сыром. Всё это уже стояло на столе. Он не смотрел на меня и молчал, садясь за стол, начал завтракать. Я тоже принялся за еду, время от времени поглядывая в его сторону. Как и в прошлый раз, Святослав не проявлял никакого желания заговорить, сидел, уставившись в свою тарелку.

Когда всё было съедено, я поднялся из-за стола, взял свою и его тарелки, вымыл и поставил в сушилку, затем налил две чашки кофе, поставил перед отцом его чашку и снова сел напротив него на своё место. Не дождавшись, когда он заговорит, я задал ему вопрос:

— Чем закончились поиски "зверя"?

Он поднял глаза и пристально поглядел мне в лицо, ответив только через несколько секунд:

— Ничем. Вдоволь побродив по лесу, люди очень устали и разошлись по домам. Думаю, что некоторое время в лесу появляться опасно, а в посёлок лучше вообще не ходить. Понять не могу, что тебе там было нужно?

Я промолчал. Не мог же я сказать ему, что мне на самом деле было там нужно. Допив свой кофе, отец поднялся и повернулся к выходу, намереваясь отправиться по своим делам. Когда он коснулся дверной ручки, я тоже встал, окликнув его:

— Отец!

— Да, — сказал он приостановившись.

— Прости…

Он повернулся и смотрел на меня любящим взглядом, я же не смог выдержать этого, как совсем недавно не сумел вынести его гневный взор. Опустив глаза, продолжил обречённо говорить:

— Я понимаю… что не оправдываю твоих надежд. Но… всё это не для меня…

Отец внезапно шагнул ко мне. При его приближении, с трудом оторвав взгляд от пола, я заставил себя посмотреть в его глаза. Они не осуждали, светясь отцовской любовью и пониманием. Отец сказал:

— Я прекрасно понимаю, что тебе трудно. Мы все рано или поздно проходим через это. Вдобавок, ты оторван от стаи, совершенно одинок, так как рядом нет таких же, как ты, волков, которые могли бы поддержать тебя в трудные времена. Но ты сильный, Александр, и с каждым днём будешь становиться только сильнее. Мне хотелось бы, чтоб ты стал ещё и мудрей и не принимал опрометчивых решений. Но в любом случае, ты мой сын. И я буду всегда и во всём поддерживать тебя.

У меня не было слов, чтобы выразить свою благодарность, глаза вдруг стали мокрыми, я вздохнул, чтобы справиться с нахлынувшим волнением. Облегчение от того, что давно натянутые отношения с отцом, наконец, стали налаживаться, бальзамом пролилось на мою душу и расслабило тело. Отец, глядя прямо в глаза, мягко продолжил:

— Ты ещё совсем ребёнок, Александр. Сейчас, когда с тобой происходят удивительные вещи, ты не принимаешь их, противишься, потому что многого не понимаешь, но я больше, чем кто бы то ни было, понимаю тебя, твои чувства. Я когда-то сам был таким. Когда-нибудь я тебе всё расскажу, если захочешь знать, а теперь мне надо идти.

Я был очень взволнован, в голове путались мысли, никак не складываясь в логическую цепочку. Хотел о многом расспросить отца, но не мог решить с чего начать, что было более важным сейчас.

— У меня дежурство, — сказал отец. — Не покидай сегодня дом.

— Чем же мне заняться? — спросил я. — И как же школа? Я уже столько пропустил.

— Я думаю, что в школу ходить пока небезопасно. Пока ты не научишься хорошо владеть собой. Ненароком ты можешь навредить кому-то из людей, а этого делать ни в коем случае нельзя. А чтобы догнать программу, советую прямо сейчас взяться за учебники.

Посоветовав начать догонять школьную программу, отец вышел из дома. Я видел через окно, как он вывел из сарая вороного, оседлал, вскочил в седло и направил коня в сторону посёлка. Когда он скрылся за деревьями, я снова уселся за стол, так как намеревался всё же выпить кофе, который так и оставался нетронутым в моей чашке. Поднеся чашку к губам, почувствовал сильное отвращение и не смог сделать ни одного глотка. Кофе вселившемуся в меня зверю явно не нравился.

Напившись холодной воды, принялся разыскивать свой школьный рюкзак, который обнаружился в комнате отца. Я подхватил его и пошёл в свою комнату. Вытряхнув содержимое прямо на пол, прилёг на своё ложе и стал складывать ужасно растрёпанные учебники и тетради в стопку. Между кипой школьных принадлежностей обнаружился мобильник. Я быстро его схватил, желая проверить непринятые звонки, в надежде, что, может быть, звонила Аня, но мобильник был безнадёжно испорчен. Скорее всего, во время приступа бешенства досталось не только мебели, но и моему рюкзаку. Учебники устояли, хотя и выглядели изрядно потрёпанными, но телефон не выдержал такого испытания и издох.

Отшвырнув мобильник в сторону, взял в руки учебник физики, который лежал на самом верху стопки, и попытался повторить формулы, изученные в этом году. Но вместо них в моём мозгу возникали совсем другие мысли, из которых сформировалось стойкое желание как можно быстрее лететь в посёлок, чтобы увидеть нежное лицо и милую улыбку, утонуть в озёрах васильковых глаз и не думать больше ни о чём.

Решение появилось мгновенно. Побросав в рюкзак учебники и, заперев дом, со скоростью ветра я помчался в школу.

Глава 17. Разряд

Анна

Мучительно долго и однообразно тянулись недели. В школе было по-прежнему скучно. Мерзкая погода отнимала последние силы. Александр Малинин на занятиях не появлялся, и меня всё время мучил вопрос, что с ним на этот раз могло произойти. Несколько раз я даже пыталась позвонить ему на мобильный, чтобы выяснить, почему он прогуливает, но каждый раз его телефон оставался недоступным для звонка.

Я скучала по Алексу, мне недоставало его присутствия, общения с ним. Разум мне твердил, что я сама хотела избавиться от него, поэтому надо было радоваться подвернувшейся возможности, но сердце не слушало доводов разума. В первые дни его отсутствия в школе не появилась и наша неразлучная четвёрка, поэтому я очень волновалась, не зная, куда это все вместе они могли запропаститься. Но через несколько дней Антон и вся его команда явились в школу, и, что меня немало удивило, все они были очень тихими, словно натворили что-то, за что боялись ответить. Тогда я стала серьёзно подозревать, что между отсутствием Алекса и поведением мутной четвёрки есть какая — то связь. Ведь что могло им помешать снова избить его без свидетелей? Но спрашивать у них я не стала — всё равно соврали бы, да ещё и нахамили в придачу.

Прошла неделя, началась новая, а Алекс снова не пришёл. Заканчивался уже второй урок, но я всё не могла сосредоточиться на занятиях. Мысли путались и терялись. Учителя удивлялись моей рассеянности, постоянно делая замечания. Но мозг просто не хотел впитывать новые знания, потому что все мысли были заняты только одним. Иногда на меня сыпались насмешки одноклассников по поводу моих умственных способностей, но я предпочитала их не замечать. Вот и сегодня сочинение по произведению Достоевского «Преступление и наказание» я написала очень плохо. Ничего путного в голову не приходило, и, сдав почти пустую тетрадь, расстроенная вышла из кабинета одной из последних.

За спинами одноклассников не сразу заметила его, в непринуждённой позе сидящего в коридоре на подоконнике напротив кабинета литературы. Глядя на каждого одноклассника, выходящего из кабинета, Александр оставался совершенно спокойным и невозмутимым, но когда его взор остановился на мне, лицо просияло тёплой улыбкой.

Я же, увидав его, просто обалдела. Каждый раз удивляясь происходящим с ним изменениям, сегодня была просто поражена его видом, потому что выглядел он сногсшибательно. Его чёрные, словно вороново оперенье, волосы отливали на внезапно выглянувшем из-за туч солнце ярким блеском, но тёмно-серые глаза светились печалью на фоне бледной кожи лица. Сам он казался старше, а когда поднялся при моём приближении, увидела, что он стал намного выше и шире в плечах, чем прежде.

Я была просто заворожена им и, глядя в прекрасные глаза, потеряла дар речи и забыла, как дышать. Даже не пытаясь противостоять тому притяжению, которое он на меня оказывал, подошла ближе, и Алекс первый поздоровался со мной. Кивнув в ответ, я всё же сумела вдохнуть и с трудом выговорила первое, что пришло в голову:

— Где ты пропадал?

— В лесу. Где же мне ещё быть? — откликнулся он с грустной улыбкой.

— Что-то случилось? С тобой всё хорошо?

Алекс выглядел нереальным красавцем, но мне показалось, что с ним произошло нечто плохое. Солнечные лучики исчезли из прекрасных серых глаз. Он улыбался, но заметно было, что эта улыбка, которая раньше почти никогда не сходила с его губ, теперь вымучена, словно давалась ему с трудом — его явно что-то тяготило.

— Нет. Всё хорошо.

Прозвенел звонок на третий урок.

— Пойдёшь на урок? — спросила я.

— Конечно!

Вместе мы вошли в кабинет истории. Проходя между партами, я отметила, что девчонки нашего класса, затаив дыхание, во все глаза восхищённо смотрели на Алекса, а некоторые парни провожали косыми взглядами. Он же спокойно прошёл к своему месту, слегка улыбаясь, довольный тем впечатлением, которое на всех оказал.

Как только мы сели за парту, в класс вошла учительница истории. По её поведению было заметно, что она не в духе. Вообще, она всегда отличалась ужасным характером, и за то время, пока она преподавала нам историю, все мы успели хорошо её изучить и приспособиться к её нраву. И сейчас, услышав ледяные нотки в голосе Светланы Васильевны, все спрятали свои глаза, понимая, что кому — то точно сегодня достанется, только Алекс глядел прямо на историчку с хмурым выражением лица.

Учительница села, открыла журнал и, что-то там написав, подняла глаза на класс. Увидев Александра, она разгневанно набросилась на него:

— А, Малинин! Вы, наконец-то, явились на урок! Будьте добры, объясните нам причину своих прогулов.

Поднявшись со стула, не отрывая от учительницы невозмутимого и слегка снисходительного взгляда, Алекс улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, но промолчал.

— Мы ждём! — завопила историчка своим писклявым голоском, скорее всего на неё не действовали чары его красоты. — Не отнимайте у нас время!

— Какое вам дело до моих прогулов? Вы же не наш классный руководитель, — медленно и чётко произнёс Алекс. Улыбка исчезла с его лица, а сузившиеся глаза метали чёрные молнии.

— Нет, вы только посмотрите! Он мне будет ещё и грубить! — заорала учительница, ещё более взбесившись от такой самоуверенности. — Я требую объяснений, немедленно!

— Я никому и ничего объяснять не собираюсь! — сказал Алекс твёрдо, глядя на историчку сверху вниз, и в его голосе послышались металлические нотки.

— Ах, вот, значит, как! Тогда потрудитесь ответить домашнее задание.

— Вы же прекрасно понимаете, что я не готов, — уже более гневно проговорил Александр. Но женщина не унималась. Её понесло:

— Вы ещё и не готовы! Тогда зачем вы вообще явились на урок? Не знаете? Ставлю вам два, Малинин. И потрудитесь в следующий раз выучить мой предмет.

Всё это время за Алексом наблюдал весь класс. Все прекрасно видели, что он разозлился. Его лицо было бледным, глаза метали молнии, на скулах играли желваки, а тело била крупная дрожь. Обратив внимание на его руки, которыми он вцепился в крышку парты, увидела, что от напряжения у него побелели костяшки пальцев, и догадалась, что он боролся с гневом, но мог сорваться в любую секунду и натворить бед. Испугавшись, внезапным порывом положила свою ладонь поверх его руки и произнесла только:

— Саш! — И вдруг почувствовала что — то вроде удара током, словно мощный электрический разряд прошёл через моё тело. Испуганно отдёрнула руку, глядя на Алекса широко открытыми глазами. Он же повернул голову и ошеломлённо уставился на меня. В этот момент учительница продолжала что-то злобно вопить, но её слова расплывались в моей голове, не достигая понимания.

Я не могла оторвать своего взгляда от лица Александра. Показалось, что время задержало свой ход, как бы растянулось, словно при замедленном режиме кино. Не замечая ничего вокруг, ни злобной учительницы, ни любопытных одноклассников, все как один повернувших свои головы в нашу сторону, я не слышала гневных слов. Всё моё внимание было приковано к бледному лицу Алекса, глаза которого казались совсем чёрными, а по выражению лица было ясно, что он абсолютно поражён.

Внезапно время вернулось в своё русло. Я снова различила слова исторички, которая визжала, брызжа слюной:

— Малинин, немедленно покиньте кабинет истории!

С превеликим трудом, будто его приковали, Алекс оторвал от меня свой взгляд и, взглянув на учительницу, спокойно сказал:

— Большое спасибо! Реально, нет сил слышать ваш прекрасный голос.

Схватив свой рюкзак, пулей вылетел из класса и захлопнул за собой дверь. Светлана Васильевна как открыла рот для очередного резкого высказывания, да так и застыла в изумлении. Когда в классе послышались смешки, историчка, наконец, оттаяла и по полной программе всыпала гневных высказываний всем виноватым и невиновным, а затем ещё долго, до самого звонка, продолжала обсуждать поведение Александра, так что нормального урока не провела.

Её голос сливался в один монотонный гул, такой, что невозможно было разобрать слов. Он не отвлекал меня от моих мыслей, которые бродили вокруг, только что, произошедшего с нами события. Я не могла представить себе, что действительно получила удар тока. Это было так удивительно, что просто невозможно было в это поверить. Ещё удивительнее было то, что в этот момент я не испытала никакой боли. В общем, весь урок у меня ушёл на то, чтобы строить догадки одна невероятнее другой.

Прозвеневший звонок дал, наконец, возможность всему классу избавиться от нудного голоса исторички. Все моментально вскочили и бросились вон из кабинета. Я тоже собралась и поплелась вслед за одноклассниками, одолеваемая своими мыслями.

Выходя, увидела, что Алекс никуда не ушёл, а так и просидел весь урок на подоконнике напротив двери. Он смотрел на меня, слегка сузив глаза. Его чёрные блестящие волосы в беспорядке разметались по его красивому лицу, оттеняя его бледность, отчего он выглядел просто нереально, словно, только что сошёл с обложки журнала. Я подумала тогда, что, хорошо было бы, если б сам он никогда не догадался о том, какое впечатление производил на людей, в том числе и на меня, иначе бы очень скоро зазнался.

Проходящие мимо девчонки из восьмого класса просто не могли оторвать от него глаз, даже пожилая учительница невольно залюбовалась его красотой. Не знаю, видел ли он, что окружающие просто очарованы им, потому, что глядел прямо на меня, не отводя своих чудесных глаз. Я тряхнула головой, чтобы сбросить наваждение, и с загадочным видом приблизилась к нему.

— Ты тоже это почувствовал? — спросила тихим голосом.

Парень слегка улыбнулся в ответ и, не понимая вопроса, проговорил:

— Что почувствовал?

— …разряд… — сказала я нерешительно.

— Э — э… нет, — произнёс он удивлённо. — Это было нечто другое.… Не могу выразить словами.

Протянув мне свою левую руку ладонью вверх, именно ту, которой я коснулась на уроке, он сказал улыбаясь:

— Проверим?

Я медленно вытянула правую руку и осторожно коснулась его пальцев, словно опасаясь, что моё тело пронзит новый разряд. Алекс смотрел очень внимательно, словно чего — то ожидал, надеялся, что всё это не было сном.

— Ничего, — произнесла я.

— Совсем ничего? — он нахмурился и сомкнул свои пальцы вокруг моих, легко их сжав. От такого интимного жеста меня повело, он же продолжал сжимать мою ладошку, круговыми движениями большого пальца медленно поглаживая её внутреннюю сторону, и мягко потянул к себе, так что я приблизилась к нему и плюхнулась рядом на подоконник, чувствуя себя странно и неловко.

— Думаешь, мне показалось? — промямлила.

— Говоришь, что почувствовала удар тока?

— Ну, мне же не приснилось? При всём желании при таком шуме сложно было бы уснуть! — вспылила, думая, что он не верит. — Ты тоже был там! Ты мне не веришь?

— Такой фантазёрке, как ты? — усмехнулся он и я, нахмурившись, попыталась разжать его пальцы, чтоб вынуть свою ладонь.

— Как я могу не верить? — продолжил он, ещё крепче сжимая мою ладошку. — Знаешь… Когда ты прикоснулась ко мне, весь мой гнев просто взял и испарился.

— Это очень странно, — сказала. — Так разве бывает?

Пока раздумывала, прозвенел звонок на урок. Я вскочила, снова пытаясь высвободить свою руку, которую Алекс продолжал крепко сжимать и, похоже, не собирался отпускать вовсе. Вдруг он внезапно предложил, с грустью глядя мне в глаза:

— Давай уйдём!

— Куда? — удивилась я.

— Пойдём… гулять… Куда захочешь, например, в лес, — его мягкий голос просто околдовывал меня, и я могла бы пойти с ним хоть на край света, но, справившись с собой, сокрушённо ответила:

— Нет. Я не могу.

— Ты не пожалеешь! — продолжал он настойчиво говорить. — Когда последний раз ты была в лесу? Знаешь, как там сейчас красиво! Золотая осень в самом разгаре.

— Ты прав. Я очень давно не была в лесу. Извини, но у меня совершенно нет времени на такие прогулки. К тому же, я не должна прогуливать уроки.

— Ладно, — огорчённо проговорил Алекс. — Иди на свои уроки.

— А ты что, не пойдёшь? — спросила я, потянув руку, которую он крепко удерживал, но у меня не хватило сил ни вынуть её из захвата пальцев, ни сдвинуть его с места. Начав злиться, резко бросила:

— Если не пойдёшь — отпусти меня.

— Я теперь никогда не смогу тебя отпустить! — сказал он горько.

— Это что — то новенькое! Почему? — рассмеялась, пытаясь разрядить накал обстановки.

— Анечка, ты что, не поняла? Ты же мой громоотвод. Теперь хочешь ты или не хочешь, я буду всегда держать тебя за руку, чтоб не взорваться, — с грустью проговорил он.

— Прикалываешься! — улыбалась я.

— Нет.

Вглядевшись в его глаза и поняв, что он не шутил, я спокойно сказала:

— Саш, надо идти на урок. Пойдём?

— Мне нравится, — сказал он не в тему.

— Что именно? — я смотрела внимательно, но не понимала.

— То, как ты меня называешь… Так ты хочешь, чтоб я пошёл с тобой? — проговорил он хмуро.

— Да, хочу! — уверенно сказала я.

— Хорошо, пойдём, — произнёс он, поднимаясь с подоконника. — Вот, видишь, я делаю то, о чём ты просишь.

— Ладно, перестань! — улыбнулась, получив в ответ натянутую усмешку.

Высвободить свою руку из его цепких пальцев так и не удалось, поэтому в кабинет математики мы вошли держась за руки, как первоклашки. Извинившись за опоздание и, получив разрешение пройти в класс, направились к своей парте, сопровождаемые завистливыми взглядами некоторых девочек. Подумав, что теперь уж точно все начнут о нас сплетничать, я почему-то в этот момент совсем не волновалась, так как от горячей руки, крепко держащей мою ладошку, мне передавалась уверенность и приятное чувство защищённости.

Глава 18. Ненужные советы

Анна

В процессе урока надо было что — то записывать в тетрадь, решать задачи и уравнения, поэтому пришлось всё-таки отпустить тёплую ладонь. Но чувство защищённости не пропадало, словно аура сидящего рядом Алекса окутывала меня полностью, создавая странное ощущение идущего от него непонятным образом тепла.

Стоило мне только повернуть голову вправо или просто скосить глаза, как я попадала в притяжение его глаз, его тела. Меня словно завораживало всё: его расслабленная поза, его спокойные движения, немного отрешённое выражение лица, тёплый взгляд и лёгкая улыбка.

Моё внимание было поглощено только Алексом, и с трудом я могла думать о каких-то формулах и уравнениях. Читая задание в учебнике, не могла понять его смысла, потому что мысли витали совершенно в другом месте. И когда закончился урок, я с облегчением вздохнула.

Хотелось выйти на свежий воздух, просто проветриться, подышать, и когда Верунька подошла ко мне с предложением поболтать, я с радостью согласилась, чтобы немного отвлечься от своих непривычных впечатлений и ощущений. К тому же Верочка была моей подругой, которая с недавнего времени отдалилась, а мне хотелось вернуть нашу дружбу. Алекс же остался на своём излюбленном месте — подоконнике в коридоре напротив учебных классов.

Мы с Верой, как и раньше, просто прогуливаясь и болтая ни о чём, дошли до лестницы, и тут она выдала:

— Анют, я так за тебя рада!

— По какому поводу, Вер? — я удивилась.

— Ой, ну вы же с Малининым вместе! — радостно вещала подруга.

— Знаешь, меня так и тянет спросить "в каком?" — улыбнулась я.

— Ань, ну, хватит придуриваться! — делано возмутилась она. — Я рада, что вы встречаетесь! Ты моя лучшая подруга и должна быть счастлива!

— Верунь, мне конечно очень приятно, но того, чему ты так рада, не случилось. Мы не встречаемся.

— Да не может быть! Ты от меня что-то скрываешь!

— Вер, мы просто друзья.

— А, ну, ладно, я уж тут себе надумала, извини, — скуксилась Верочка.

— Не переживай, всё хорошо, — попыталась её успокоить.

Мы зашли в туалет. Оказалось, что там находились ещё девочки из класса, так же наша звезда Элина.

Открыла кран, чтобы ополоснуть лицо прохладной водой, вдруг услышала:

— Колесникова, не задирай нос и высоко не взлетай, больно падать будет!

В удивлении обернулась на голос Элины и увидела её надменное лицо и скривившиеся в презрительной улыбке красивые губы.

— К чему это твоё выступление? — я нахмурилась.

— Тебе такого парня не удержать! — надменно продолжила она, и остальные девочки помалкивали, но явно были с ней согласны. — Посмотри на себя! Мелкая! Ни груди, ни задницы у тебя нет! Одеваешься дёшево! Волосы какого-то неясного цвета, ничем не примечательное лицо. Ты даже не красишься, чтобы выглядеть ярче! Ты совершенно обычная! Ничего особенного в тебе нет.

— Зато в тебе, Эллочка, всё особенное! Это ты хотела сказать? — сухо проговорила я. — Ты же у нас звезда!

— Анечка, я же тебе только добра желаю! — приторным тоном продолжала язва, и девчата закивали, соглашаясь с ней. — Вообще, мы, девочки, должны всегда поддерживать друг друга. Помогать советом.

— Серьёзно? — сквозь зубы проговорила я и взглянула на Веру, но она как-то скуксилась и, помалкивая, стояла в стороне. — И даже когда тебя не просят?

— Я искренне хочу помочь! Ты же не хочешь потом страдать! Этот парень разобьёт тебе сердце!

— Знаешь что, дорогая! — резко ответила я. — Какое тебе дело до моего сердца! О своём подумай!

— Зря ты не согласилась встречаться с Антоном! Он о тебе мне все уши в прошлом году прожужжал! Вот он бы тебе подошёл! Он для тебя даже красавчик!

— Слушай, с кем мне встречаться я буду решать сама, и твои советы — это последнее из того, что мне когда либо в жизни пригодится! — прошипела я сквозь зубы и направилась к выходу, но вслед мне прилетело:

— Они не встречаются, а просто друзья!

Я обернулась и поглядела на Веру, которая стояла вместе со всеми девчонками, а не пошла со мной, и не поддержала меня, и чёрт дёрнул меня ляпнуть:

— Нет, Верунь, твоя информация устарела!

Хлопнув дверью, я встретилась глазами с Алексом и пошла к нему. Он сидел на другом конце коридора, но его взгляд выражал столько противоречивых эмоций, словно он слышал и мой разговор с Верой и разговор с Элиной в туалете.

Вдруг навстречу из соседней аудитории вырулил Антон и преградил мне путь, так что я почти столкнулась с ним.

— Привет, Ань, — сказал он и ухмыльнулся.

— Давно не виделись! — мельком взглянув на него, резко буркнула в ответ.

— Куда идёшь?

— Тебе то что? — надменно сказала, пытаясь обогнуть его, но он мягко двигаясь в туже сторону, что и я, не давал пройти. Я остановилась и уставилась на него, сложив руки на груди в защитном жесте. — Что за детский сад? Так и будешь тут стоять?

— Не волнуйся, долго не задержу! Просто хочу, чтоб ты знала. Мне не нравится, что возле тебя постоянно торчит этот тип!

— А тебе что за дело? Вы что, все сговорились, что ли?

— Честно? Ну, не внушает он мне доверия! Мутный какой-то! Чужой. Злой. Ты же понимаешь, мы своих девчонок пришлым не отдаём. Советую прислушаться.

— А ты мне кто? Брат? Друг? Держи свои советы при себе, понял? — прошипела в ответ. — Задрали вы уже своими советами!

— Держись от него подальше, Ань, — сказал он в ответ почти спокойно.

— А то что? — с вызовом посмотрела ему в глаза.

— А то он пожалеет о том, что родился! — с пафосом ответил он, отступив после этого в сторону, и я смогла пойти дальше.

Встретившись глазами с хмурым взглядом почти чёрных глаз, притягивающих словно магнит, я двигалась им навстречу. Парень всё так же сидел на подоконнике, но… его поза и взгляд говорили о многом.

Хмурое, немного каменное лицо, ледяной прищур глаз, побелевшие сжатые губы без тени улыбки, напряжённая поза — всё свидетельствовало о глубоких переживаниях. Но даже таким он привлекал меня больше остальных.

Подошла и утонула в омуте серых глаз. Плюхнулась рядом прислонившись плечом к плечу, и вложила свою ладошку в его ладонь, буквально на физическом уровне почувствовав облегчение. На душе стало очень легко и тепло.

Алекс ничего не говорил, но его горячая ладонь согревала мою, пальцы поглаживали запястье. Его тело расслабилось, и лицо перестало быть каменным. Меня затопило от ещё не совсем понятных чувств, но я ясно осознала, что всё, чего я хотела бы на данный момент, это сидеть вот так прислонившись к его плечу и держать его за руку.

Проходя мимо нас Элина одарила меня холодным надменным взглядом, который я ей вернула с лихвой, другие девчонки пялились только на Алекса и на наши руки, и только Верочка глядела взглядом полным сожаления. Она попыталась улыбнуться, но я отвернулась, и Вера прошла мимо.

Мы вошли в аудиторию и расположились на своих местах. За нами вошёл Антон со злым выражением лица. Его направленный на Алекса взгляд выражал лютую ненависть, пока он шёл к своей парте.

— Почему он так смотрит на тебя? — спросила, повернув голову, и опешила: окаменевшее лицо Алекса выражало не меньшую ненависть, такую, что если б можно было сжигать взглядом, то Антон уже давно был бы испепелён, а его прах развеян по ветру.

Внезапно меня посетила догадка о причине взаимной ненависти. Но я никак не могла в этот поверить.

Глава 19. Точки над ё

Анна

Направляясь домой, после занятий, мы молчали. Не видя ничего вокруг, я смотрела только на Алекса, когда вдруг он остановился возле школьной скамейки, расположенной недалеко от ворот, и, глядя мне прямо в глаза, настойчиво проговорил:

— Я прошу тебя, подожди меня здесь, и ни при каких обстоятельствах не покидай это место, пожалуйста.

Меня удивила перемена в его лице, которое стало внезапно жёстким. Я растерянно поглядела по сторонам и только теперь увидела, что неугомонные друзья-товарищи снова поджидают у ворот.

Взглянув в глаза парня, дрожащим от возмущения голосом проговорила:

— Да что такое! Что им надо от тебя?

— Сейчас узнаю, — ответил спокойно. — Пообещай мне, что не сойдёшь с этого места.

— Тогда ты мне пообещай, что с тобой ничего не случится! — не унималась я.

— Со мной всё будет хорошо, — сказал он, снимая с плеч рюкзак и направляясь к Антону и его дружкам.

— По — моему, я где-то это уже слышала, — сказала я ему вслед, но он не обернулся.

Я сидела на скамье, словно на раскалённой сковородке, взволнованно глядя на происходящее у ворот. Алекс медленно подошёл к ожидающим его парням и остановился напротив Антона, сверля его глазами. Я отметила, что теперь они были примерно одного роста, и тогда только поняла, что мои глаза не обманывали меня, когда я считала, что Алекс рос не по дням, а по часам.

— Гляди, Антоха, Артист пожаловал, — как-то вяло произнёс кто-то из ребят, но столкнувшись глазами с разгневанным взглядом, брошенным в его сторону, как-то быстро осёкся.

— Парни! — сквозь зубы проговорил Алекс, не сводя с Антона своего разъяренного взгляда. — Вы проявляете какую-то неуместную активность по отношению ко мне. Хотите интервью взять?

— А не много ли ты о себе возомнил? — стараясь соответствовать настрою Алекса, пробурчал Антон. — Артист!

— Не. Но если есть какие-то вопросы, я с удовольствием отвечу, чтоб расставить все точки над ё.

— На хрен! — рявкнул Антон. — Хватит выделываться! У меня нет времени!

— Тогда говори по существу, что тебе надо?

— Хочу дать тебе один простой совет, который поможет тебе сохранить нормальный цвет лица — оставь Аньку в покое! Ясно?!

— Да уж яснее некуда! Но не могу последовать совету…

— Слушай, ты, как там тебя? Алекс? Ты здесь чужой! И своим никогда не станешь! Мутный! Странный! Здесь таких не любят. Так что, сиди тихо и не высовывайся!

Антон буравил Алекса грозным взглядом, но тот ответил:

— Это тоже совет?

— Ага. Один из многих. Будешь сидеть тихо — будешь здоровым. Тихий — здоровый. Улавливаешь смысл?

Алекс расхохотался и покачал головой:

— Очень доходчиво объясняешь, но… Теперь послушай меня! Ты мне не указывай! Ясно? Дохлый номер! У тебя других забот нет? Отвали, понял? Мне надоело возиться с тобой и с твоими шавками! Больше я не буду таким добрым!

— Слушай, парень, тебя мало отходили, что ли? Так мы можем добавить, — растягивая слова, сказал Антон.

— Конечно, что ты ещё можешь? — ответил на это Алекс.

Эти слова взбесили Антона. Он размахнулся, чтобы нанести удар, в который собирался вложить всю свою силу, но его кулак пролетел мимо, так как его соперник быстро уклонился, и только прошил воздух, отчего парень на некоторое время потерял равновесие. Алексу надо было в нужный момент его слегка подтолкнуть, чтобы мощный Антон, как подкошенный, грохнулся наземь.

Такого его товарищи не ожидали, поэтому застыли на месте без движения, соображая, что же произошло.

Первым опомнился Витёк, и, пока Антон пытался подняться с земли, подскочил сзади, собираясь ему помочь, но в это время Антоха, не видя Витька, выпрямился, и Витёк случайно наскочил на него сзади, толкнув в спину, отчего Антон снова не устоял на ногах.

Вконец разозлившись, оттого что уже дважды успел поваляться на земле, а противника даже не коснулся, Антоха резко подскочил и начал снова размахивать своими кулачищами, словно мельница своими лопастями, стараясь хоть как-то задеть неприятеля.

Алекс сначала только отступал, и ни один удар Антона не достиг цели, но потом это ему порядком надоело, и он, пригнувшись, бросился к нападающему в ноги и, схватив, резко дёрнул, вложив в это движение столько силы, что свалил его грузное тело просто мгновенно.

Падение Антону смягчил Витёк, который находился всё время позади, боясь, чтобы Антон ненароком не ударил и его, когда тот, пытаясь достать Алекса, молотил своими кулаками воздух.

Парни повалились, причём Антон придавил более мелкого Витьку. В это время Алекс следовал за ними, и, подойдя вплотную, просто не давал подняться, снова и снова толкая их на землю.

Двое других, Валерик и Олег, видя это, вместе бросились на Алекса. Отступив в самый последнее мгновение от нацеленных на него кулаков, он схватил обоих за шеи и столкнул лбами. Парни попадали навзничь, свалив попутно ещё и пытающихся подняться Антона и Витька, и уже не вставали.

Обезумевший Антон, каким-то образом всё же сумев выбраться из-под сваленных в кучу барахтающихся тел, снова бросился на Алекса, но, словно пёрышко, был переброшен им через корпус. На этот раз его падение было не столь уж мягким, он застонал, и, казалось, уже не так сильно хотел подняться, как это было всего минуту назад.

Все четверо моментально оказались лежащими на земле.

— Ну, успокоились? — проговорил хмуро Алекс, остановившись над ними.

— Малинин, ты совсем озверел! — прохрипел с земли Антон. — Ты когда этому научился?

— Неважно! — ответил, хмуро глядя сверху вниз. — Важно другое — собираешься ли ты последовать своему же совету?

— Какому?

— Тебе память отшибло? Кодовые слова "тихий — здоровый". Вспомнил?

— Ладно! Не собираюсь я больше с тобой связываться! Мне это уже порядком надоело. Мир! По рукам? — проговорил всё ещё лежащий Антон, протягивая Алексу руку. Тот помедлил, но свою руку, всё же, подал и легко поднял Антона с земли.

— Откуда в тебе столько силы, Артист? — пробормотал Антон задумчиво, уставив свои глаза прямо в глаза Алекса и буравя его, слегка суженые глаза своим взглядом.

— Тебя это касается?! — сказал Алекс голосом, не терпящим возражений.

— Ладно, проехали. Только ты сам-то не наглей. И от Аньки отвали!

— Опять раздаёшь бесплатные советы? — съязвил Александр, буравя того взглядом. — Объясняю для особо одарённых. Во-первых, не Анька, а Аня! Во-вторых, нет, не отвалю! И для предельной ясности — она моя! — последние слова он почти прорычал.

После этих слов Антон будто застыл, сверля взглядом спину уходящего прочь Алекса. Он промолчал, видимо нечего было сказать в ответ. И я его прекрасно понимала, тоже застыв с раскрытым от изумления ртом.

Что он только что сказал? "Она моя"? Это видимо обо мне. Я растерялась глядя на медленно идущего ко мне Алекса. Меня одолели противоречивые эмоции, и я просто впала в ступор. Хотела ли я, чтобы кто-то назвал меня своей? Никогда не думала об этом. Я же не вещь, чтобы вот так просто меня присвоить! Без моего согласия!

Он подошёл, такой высокий, сильный, напористый, навис надо мной, хоть я и стояла, всё равно была намного ниже ростом, и внимательно читал в моих глазах все мои мысли и чувства, которые даже я не совсем понимала.

Нахмурился и задумчиво опустил взгляд.

— Аня, — тихо проговорил, и я встрепенулась, отмирая. — Что-то не так? Я что-то не то сделал?

Он взял мои ладони в свои и снова заглянул в мои глаза, и ждал ответа, не отводя своих серых глаз от моего лица, и по какой — то причине мне показалось, что он снова загрустил.

Я не знала, что ему ответить, потому как сама ничего не понимала, но решилась:

— Мне показалось, что ты сказал Антону слова "она моя".

— Тебе не показалось. И уж точно я не объяснял ему, как определить род существительных. Я сказал так о тебе, — вымученно выдал он.

— Что ты себе позволяешь? Я не вещь! — ответила возмущённо.

— Антон велел мне отвалить от тебя. Но я не могу. Я прекрасно понимаю, что ты не моя собственность, но ты нужна мне…

— Правда?

— Конечно. Ты мой репетитор, мой громоотвод, моя подруга. Моя девушка, наконец.

— Я твоя девушка? — удивилась я.

— Если ты не против, — прошептал, а в глубине его глаз горел тёмный огонь.

— Я подумаю, — сказала я, и Александр опустил взгляд, и сразу же добавила. — Хорошо, я согласна!

Его взгляд, в котором читалось облегчение, снова метнулся к моему лицу, губы были так близко, что я ощущала его дыхание на своих губах. И плевать, что одноклассники ещё не ушли, а стоят, пялятся, я ждала поцелуя. Но…

Он не поцеловал.

— Спасибо, — вымученно произнёс, и очарование спало, улетучилось. Я вытянула ладони из его пальцев и разочарованно отвернулась за своим рюкзаком, сказав:

— Мне пора домой.

Мы медленно прошли мимо Антона и его товарищей, которые пялились на нас, всё ещё отряхиваясь от листьев и пыли. Они ни словом не задели нас, и мы вышли за ворота, направляясь в сторону моего дома.

Алекс снова взял меня за руку, и это действие было столь естественным, что я и не подумала протестовать, и крепко держал, пока мы шли. Всю дорогу молчал, но мне не нужны были слова. Ощущая тепло его крепкой ладони, сжимающей мои пальцы, я чувствовала себя странно, вроде бы должна была чувствовать себя счастливой, но какой-то червячок сомнения подтачивал мою уверенность в этом.

Глава 20. Знакомство с родителями

Анна

Подходя к дому, я не сразу заметила своего отца, который колол на улице дрова, так как, находясь в состоянии задумчивой эйфории, не глядела вперёд. Видимо, дрова привезли только сегодня, и отец спешил убрать их с дороги.

— Это твой отец? — спросил Алекс тихо.

— Да, — ответила, встрепенувшись, и, подумав, что папа может неправильно понять увиденное, попыталась высвободить свою ладонь из руки Алекса, но, как оказалось, сделать это было практически невозможно — он не желал отпускать.

Так, держась за руки, мы и подошли к моему папе, который увидел нас издалека и поджидал, стоя с топором наперевес. Это было одновременно смешное и пугающее зрелище. Отец как будто всем своим видом показывал, каким образом разберётся с любым, кто посягнёт на его кровинушку.

Мечущие молнии глаза и топор в его руке наводили на мысль о позорном бегстве, но ноги чисто на автомате всё же несли меня вперёд.

— Привет, пап, — произнесла, смущённо опустив глаза.

— Здравствуйте, — спокойно сказал Александр, не отводя прямого взгляда.

Отец подозрительно оглядел его с головы до ног, задержав свой взгляд на левой руке Алекса, крепко сжимающей мою ладонь. Явно неудовлетворённый увиденным, с шумным выдохом воткнул топор в большой пенёк и громко произнёс:

— Дочь! Это кто?

— Пап, — ответила быстро. — Это мой одноклассник, Малинин Александр.

Потом я взглянула на Алекса и представила отца:

— Мой папа, Андрей Иванович.

Алекс, прямо глядя моему отцу в лицо, протянул ему руку для рукопожатия, которую отец задумчиво пожал.

— Значит, Малинин! Что ж, я знаю твоего отца, — сказал папа. — Мы вместе работаем в лесхозе. Неплохой мужик. Ты, заходи, коли пришёл, гостем будешь.

Алекс удивлённо взглянул на меня — он явно не ожидал, что его пригласят в гости, на что я улыбнулась ободряюще и пригласила войти во двор. Очень хорошо зная своего отца, я понимала, что с ним бесполезно было спорить, и если он что — то задумал — не переубедить. А сейчас он, похоже, решил лучше узнать, с кем дружит его дочь, поэтому пригласил парня, чтобы пообщаться.

Распахнув калитку, втроём мы вошли во двор и направились по бетонной дорожке к дому.

Откуда ни возьмись, с оглушительным лаем выскочил Шарик и принялся кружить у ног Алекса, норовя ухватить зубами за штанину. Отец, который шёл первым, и уже успел приоткрыть входную дверь в дом, оглянулся и прикрикнул на пса, но, похоже, нисколько собаку не успокоил, а только ещё больше раззадорил.

Обычно Шарик слушался отца, но сегодня, видимо, был не его день. Пришлось мне снова ловить дворнягу, чтобы посадить на привязь, но как ни старалась, у меня не получалось ухватить его за ошейник — пёс как-то умудрялся выскальзывать из захвата рук.

Всё это стало уже порядком надоедать, как вдруг Алекс быстрым движением изловил собаку и, удерживая за ошейник одной рукой, предоставил мне возможность всё-таки схватить это лающее чудовище, но мелкий злющий гад, ставший внезапно кровожадным, извернулся всем телом и вцепился в запястье парня своими острыми зубами. Укус был не особенно глубоким, но по руке Александра потекла алая струйка крови.

— Вот мелкий гад! — раздражённо выругалась на пса, а затем продолжила уже для Алекса, который зажимал рану на руке другой рукой. — Нужно обработать рану! Я сейчас посажу этого засранца на цепь, а ты пока промой укус водой, — и указала на уличную колонку.

Первым делом надо было посадить собаку на привязь, а после заняться раной Алекса, поэтому я поволокла упирающегося и рычащего пса за дом к его конуре, возле которой была прикреплена металлическая цепь, Алекс же, следуя указанию, пошёл к колонке во дворе, чтобы смыть кровь.

В основном собака на привязи не сидела, а гуляла свободно, так как все его слишком любили и жалели, особенно нянчилась, конечно, я, постоянно подкармливала и возилась с ним в любое свободное время, но сегодня своим агрессивным поведением он меня разозлил.

— Что на тебя нашло? Плохой мальчик! — ругала я Шарика, зная, что, не понимая слов, он хорошо улавливает тон, которым они были сказаны.

Затем вернулась к Алексу, который всё ещё держал свою руку под струёй воды, и встревожено выпалила:

— Пойдём скорее в дом! Надо чем-нибудь обработать твою рану.

Наверное, в моём голосе было столько волнения, что Алексу захотелось меня успокоить. Удивлённо взглянув на меня, он ободряюще сказал:

— Не волнуйся! Никакой раны нет!

Я не поверила своим ушам, и не могла поверить глазам, когда схватила его ладонь и осмотрела со всех сторон придирчивым взглядом, но не нашла ничего кроме белых следов от зубов.

— Странно, — сказала я озадаченно. — Мне показалось, что я видела на твоей руке кровь.

Алекс ничего не успел ответить, потому что входная дверь открылась и явила нам снова моего папу.

— Ну, что вы там копаетесь? — крикнул он с порога. — Идите в дом! Мать уже заждалась.

Мы вошли в коридор, разулись и вслед за папой пошли на кухню, где мама накрывала к обеду стол.

— Мать, погляди, наша дочь жениха привела! — заорал с порога отец, так громко, что я вздрогнула, а мама от неожиданности уронила на пол тарелку. Отец громко захохотал, довольный своей выходкой.

— Пап, не пугай маму! Мы просто друзья! — сказала я громко, чтобы было слышно даже через отцовский смех, боковым зрением заметив, что Алекс немного напрягся.

Но озвучить для родителей версию, что он предложил мне стать его девушкой, я бы не смогла. Я ещё сама ничего до конца не понимала в наших отношениях, которые были для меня первыми. Считать его другом я привыкла, поэтому так и представила.

Удивлённая и всё ещё растерянная мама уставилась на гостя. Когда отец перестал хохотать, я сказала уже тише:

— Мам, это мой одноклассник Малинин Алекс, мы просто дружим, общаемся.

— Слава богу! — облегчённо выдохнула мать. — Андрей, напугал!

— Наташа, не расслабляйся, у нас дочь на выданье! — ляпнул отец и подмигнул мне. Мама засмеялась.

— Моя мама, Наталья Петровна, — представила я.

— Здравствуйте, — улыбнулся Алекс.

— Рада познакомиться. Сейчас будем обедать. Анюта, я накрою на стол, а ты можешь пока показать гостю дом.

Я провела Александра по всем комнатам, в общем-то, небольшого дома, а в конце, пройдя через зал, который был и комнатой Ванюши, мы вошли в мою комнату, где я, наконец, смогла расслабиться и, бросив на пол рюкзак, со стоном на выдохе прислонилась к стене, заметив, что при родителях почти не дышала.

— Что с тобой? — взволнованно спросил меня Алекс.

— Всё нормально. Просто не думала, что они так всё воспримут. Напридумывали же себе!

— А ты часто приводишь в дом парней? — спросил он в шутливой форме.

— Ага, каждый день, — скорчив рожицу, проговорила я.

— Как же тогда они должны были всё воспринять?

— Да ещё ты держал меня за руку. Ты что, не мог меня отпустить?

— Что в этом плохого? — спросил он, и улыбка исчезла с его губ, а глаза сузились. — Мне нравится держать тебя за руку. А ты, кстати, могла бы и сказать, что согласилась стать моей девушкой.

— Ну, уж нет! Ни за что не скажу! Мне и так хватило впечатлений на сегодня!

Парень помрачнел и замолчал, я вздохнула и продолжила улыбаясь:

— Но, не надо печалиться! Когда-нибудь они обязательно узнают! Позже.

Он всё ещё смотрел на меня, сузив глаза, но губы тронула усмешка:

— Трусишка!

Надо сказать, что во время знакомства с родителями Алекс вёл себя абсолютно спокойно, даже расслабленно улыбался, будто всё происходящее ему очень нравилось, а теперь он внимательно смотрел мне в глаза, явно не понимая, почему я так волнуюсь.

Дверь внезапно отворилась, и в комнату буквально влетел Ванюша. Находясь на прогулке, он пропустил начало представления, поэтому хотел всё наверстать. С его губ посыпалось множество вопросов:

— Вы чего закрылись? Как тебя зовут? Правда, что ты Анин жених?

И ещё много всяческой ерунды. Мы отвечали на все его смешные вопросы, шутливо дурачась, так что и сами скоро развеселились, на лицо Алекса снова вернулась улыбка. Моя мама застала нас весело хохочущих, когда пришла звать обедать.

Войдя на кухню, мы сели за стол. Перед каждым из нас стояли тарелки с горячим борщом.

— Угощайся, Саша, — сказала мама, обращаясь к Алексу. — Правда, мы гостей не ждали, поэтому пища у нас простая — борщ да оладьи.

— Спасибо, — сказал он. — Я борщ очень люблю, правда отец очень редко его готовит.

— А твоя мама? — задала она следующий вопрос.

— Она с нами не живёт. Они давно разошлись.

— А ты, ведь, до переезда сюда жил с мамой?

— Да. Но родители решили, что я теперь буду жить с отцом. Меня просто поставили перед фактом.

— Понятно. Ладно, не буду отвлекать от еды. Приятного аппетита!

Я напряжённо вглядывалась в лицо Алекса, но не заметила на нём ни тени волнения, ни один мускул не дрогнул на его лице, когда родители задавали ему свои, порой бестактные вопросы. Он очень вежливо отвечал. Например, отец предложил:

— Может по сто граммов, за знакомство?

— Нет, спасибо.

— А вообще, употребляешь?

— Ещё не пробовал.

— Надо же, а я в твоём возрасте уже так надирался, и, причём не один раз. Ну и молодёжь пошла! Слабаки!

Я прекрасно знала, что отец не очень-то жалует пьющих людей и просто проверяет парня, так неодобрительно отзываясь о нынешней молодёжи. Взглянув на Алекса, я увидела его спокойную улыбку и поняла, что этим отец его не проймёт.

Когда все доели свой борщ, я поднялась и собрала со стола пустые тарелки. Потом поставила на стол оладьи и налила каждому чашку чая. Когда ставила перед Алексом его чашку, он протянул за ней руку и случайно или намеренно коснулся моей руки. Я вздрогнула, взглянула в его глаза, в которых светилась нежность, и застыла на месте не в силах оторвать взгляда.

Когда все закончили пить чай, Алекс поблагодарил за вкусный обед, а папа предложил:

— Саня, пойдём, покурим, пока Анютка посуду вымоет.

— Я не курю, — ответил на его приглашение Алекс.

— Да, я тоже, — отозвался папа. — Тогда подышим свежим воздухом.

Это означало, что папа хотел пообщаться с парнем без свидетелей, один на один. О чём он собирался говорить, я не могла даже и предположить, поэтому снова разволновалась.

Парень поднялся из-за стола и вышел вслед за моим отцом из кухни, оглянувшись напоследок и встретившись со мной глазами. Я улыбнулась ему подбадривающей улыбкой. Пока мыла посуду, не могла их видеть и не слышала, о чём они говорят, поэтому волнение только усиливалось.

Знала, каким бестактным мог быть отец, и, опасаясь, что он мог нагрубить, не могла дождаться, когда вся эта посуда закончится. Наконец, закончив уборку на кухне, вышла на крыльцо и увидела Алекса и своего отца. Вроде бы всё было нормально. Они спокойно стояли у перил и о чём-то тихо говорили, но когда я вышла к ним, оба взглянули на меня и замолчали.

— Всё нормально? Вы закончили? — спросила, обращаясь к ним обоим.

— Да, — ответили они вместе.

— Алекс, пойдём, я покажу тебе сад.

— А можно мне с вами? — поспешил спросить выбежавший вслед за мной Ваня.

— Ну, куда ж без тебя! — сказала, потрепав мальчика по макушке.

Сад находился выше дома, на пригорке, мы поднялись вверх по тропинке, засыпанной мелким гравием. Ванюша от нас не отставал. Было хорошо заметно, что Алекс ему очень понравился, так как малыш всячески проявлял к нему своё расположение, постоянно кружась вокруг него, хватая то за руку, то за рукав рубашки, для того, чтобы привлечь к себе внимание. Всё время он приставал к нему с глупыми детскими вопросами, спрашивая почти одно и то же. Алекс на удивление был очень терпелив, отвечая на каждый вопрос и выполняя любую просьбу.

В саду отец когда-то давно сделал для нас с Ваней качели, которые состояли из плотного резинового ремня, переброшенного через ветку высокой яблони. Ваня забрался на качели и стал раскачиваться. Мы с Алексом сели на скамейку, расположенную недалеко от качелей, и он снова взял меня за руку.

— У вас очень хорошо, уютно! Мне понравилась твоя семья, — с теплотой в голосе сказал он.

— Правда? — улыбнулась я.

— Твои родители очень хорошие люди. С ними интересно общаться.

— Неужели? Это приятно слышать. Вообще-то мой папа жёсткий человек. Он разговаривает вроде по-простому, но никогда не стремиться нравиться, всегда говорит то, что думает, порой может нагрубить или обидеть…

— Это он подстрелил волка? — прервав меня, невпопад спросил Алекс.

— Ну, да. Ты тоже слышал об этом? — удивлённо спросила я.

— Конечно! Эта новость облетела окрестность раз десять. Твой отец очень быстро соображает и так же действует.

— Откуда ты знаешь!? — я удивилась.

— Люди говорят. Да и не трудно догадаться. Кстати, мой отец такой же прямой в общении, да и в деле. А ты знала, что твой папа работает вместе с моим в лесхозе? (Я кивнула). А так же они вместе и ещё несколько охотников выслеживали того волка в лесу.

— Знаешь, я что-то сомневаюсь, что это был волк. Возможно, это была голодная большая собака. Скорее всего, приезжие охотники потеряли. Думаю, что не следовало сразу в него стрелять, можно было просто прогнать. Наверное, он теперь где-то издохнет.

— Тебе жалко зверя, который собирался сожрать ваш скот? — удивлённо спросил Александр.

— Вряд ли он покушался на наш скот. Он не приближался к сараю, а почему — то бродил вокруг дома.

— Возможно, он охотился на тебя! — пошутил Алекс, и я засмеялась.

— Смотрите, как я могу! — привлёк наше внимание Ванюша.

За разговором мы не заметили, что он раскачивался всё сильнее и сильнее. Когда он позвал нас, я увидела, что качели взлетают уже выше ветки, на которой крепятся.

Только хотела предостеречь его, сказать, чтобы он перестал раскачиваться так сильно, как вдруг старый ремень, которым качели крепились к ветке, с треском лопнул. Я вскрикнула от ужаса, испугавшись, что Ваня упадёт с большой высоты. Зажмурив глаза, закрыла лицо руками, ожидая звука падения и крика братишки. От качелей мы находились в нескольких метрах, и я бы ничем не смогла ему помочь.

Через мгновение раздался не громкий крик, а весёлый смех Ванюши. Открыв глаза, увидела братика на руках у Алекса, который каким-то образом успел подбежать к малышу и подхватить его во время падения.

— Аня! Аня! Меня Саша поймал! — весело кричал Ванюша, слезая с рук парня. — Давай ещё раз! — продолжал он, обращаясь уже к нему.

— Нет, нет! Качели сломались! — прервала я его.

Качели были сломаны, но Ваня цел и невредим. Он побежал в дом рассказывать родителям, что с ним случилось. А я долго не могла поверить своим глазам, постепенно выходя из шокового состояния. Стояла, раскрыв от удивления рот, когда Алекс ко мне подошёл.

— Ты успел! Как? — только и смогла вымолвить.

— Не знаю. Случайно вышло.

— Ты не представляешь, как я тебе благодарна! Спасибо, большое спасибо! — с жаром произнесла и обняла его за талию. В ответ он ещё сильнее притянул меня к себе, жарко дыша мне в макушку.

Мне, наверное, пора домой, — через некоторое время сказал парень, всё ещё держа меня в объятьях. — Отец, волнуется.

— Завтра в школу придёшь? — с надеждой в голосе спросила я.

— Надеюсь, — ответил он, а потом вдруг предложил. — А хочешь, в субботу сходим куда-нибудь?

От неожиданности я потеряла дар речи. Он что, приглашает меня на свидание? Что же ответить? Понимая, что он уже в нетерпении, я спросила:

— Куда?

— А куда ты хочешь? — немного сузив глаза, проговорил он. — Может в кино или на дискотеку?

— Нет! — улыбнулась я. — Знаешь, я бы сходила на Орлиные скалы. Давно там не была, но родители вряд ли меня отпустят.

— Ты уверена? Что если я попрошу их, чтобы отпустили.

— Ну, попробуй, — рассмеялась.

Вернувшись в дом, увидели, что родители с братишкой всё ещё находились на кухне.

— Мне уже пора домой. Я зашёл попрощаться. Очень приятно было познакомиться, — сказал Александр, обращаясь к ним.

Отец встал, пожал ему руку и спросил:

— Нам Ваня тут кое-что рассказал. Это правда?

— Смотря что?

— То, что ты поймал его во время падения?

— Правда, сам удивлён, как это вышло.

— Ну, спасибо, ты начал набирать баллы, растёшь на глазах, — просто сказал папа.

— Не стоит благодарности. У меня есть одна просьба: не могли бы вы отпустить Аню в выходной со мной гулять.

— Однако! Ты, парень, не теряешься! Ну, что, мать, отпустим? — повернулся отец к маме.

— Только если ненадолго, — сказала она.

— Ладно, мы не против, — сказал отец.

— Спасибо.

Я проводила парня до калитки, попрощалась и вернулась в дом, предварительно спустив с привязи собаку, которая сопроводила его громким лаем до тех пор, пока он не скрылся за поворотом. Войдя в дом, я застала маму на кухне. Она ждала меня.

— Поговорим? — предложила она.

— Давай, — ответила обречённо, потому что предвидела, что у матери ко мне накопилось множество вопросов и рано или поздно мне всё равно пришлось бы на них ответить, и присела у стола на табурет.

— Давно ты дружишь с этим мальчиком? — начала мама расспрашивать меня.

Мне пришлось ей всё рассказать о том, как первого сентября Алекс сел со мной за одну парту, и после этого мы с ним практически всегда вместе.

— Он тебе нравится?

— Ну, да, иначе я б с ним не дружила.

— А может быть, ты влюблена?

— Мама, перестань, о чём ты говоришь! — возмутилась я.

— Ты, наверное, думаешь, что вокруг все слепые? Думаешь, я не заметила, как ты на него смотрела? И как вспыхнули твои щёки, когда он коснулся тебя? Материнское сердце не обманешь. Даже если ты ещё не влюбилась, я уверена, что это скоро произойдёт. Ведь это из-за него ты последнее время такая рассеянная, всё забываешь, из рук у тебя всё валится, не слышишь, когда тебя окликают. А тебе, ведь, сдавать экзамены, потом поступать в институт. Разве самое время сейчас думать о любви?

Я была удивлена тем, как хорошо знает меня моя мать, как хорошо понимает мои чувства, читает, словно раскрытую книгу. Мне ничего не оставалось, как просто молчать, соглашаясь с каждым её словом. Неужели, я сама себя выдала? Так же и Алекс мог догадаться о моих истинных чувствах к нему, в которых я даже сама ещё не разобралась.

— Милая моя, я хочу сказать тебе нечто очень важное, — продолжала мама. — Только, пожалуйста, не обижайся.

— Хорошо… — я напряглась. Просьба не обижаться не сулила ничего хорошего.

— Анечка, не стоит влюбляться, такой парень не принесёт счастья, — произнесла она печально.

— Но почему? — удивлённо спросила я.

— Он слишком красив.

— Я знаю. Но разве это плохо?

— Нет, это не плохо. Но он словно сошёл с обложки журнала. Поверь, он знает себе цену. Ты у меня тоже красавица, Анечка, но ты простая девочка, и я хочу тебя предостеречь, что рядом с ним сама будешь всегда в тени. Он будет перетягивать всё внимание на себя, а тебя будет мучить ревность.

— Мам, зачем ты мне всё это говоришь? — тихо произнесла я, опустив глаза в пол.

— Милая моя, я не хочу, чтоб ты страдала! Не хочу, чтоб он испортил тебе жизнь, понимаешь? — голосом полным нежности ответила мама, и в её глазах светилась неподдельная материнская любовь.

— Хорошо, я не буду думать о любви, — сказала я. — Но дружить-то с ним мне можно?

— Дружи, если хочешь, но не теряй голову.

— Ладно, — грустно сказала я и вышла в расстроенных чувствах во двор. Ко мне подбежал Шарик. Присев на крылечко, рассеянно почёсывала собаку за ухом. Мысли кружились вокруг только что услышанного. Наверное, мама была права. Алекс слишком красив, и он не для меня. Я же ясно видела, что многие девчонки из школы восхищённо смотрят на него, замирая при его появлении, пытаются заговорить, привлечь внимание.

Пусть, сейчас он никого их них не замечает, хотя и у нас в классе, и в десятом есть красивые девчонки. Алекс, конечно, вежлив со всеми, когда его о чём-то спрашивают, отвечает немногословно, ведёт себя естественно, и с девочками в том числе.

Но мама права, кто может с уверенностью сказать, сколько это продлится. Настанет тот момент, когда я начну страдать.

Как же мне скрыть свои чувства, чтобы ни Алекс, ни кто другой, ни о чём не догадался?

Глава 21. Длинный день

Александр

После того, как вернулся человеческий облик, при первом же посещении школы я узнал кое-что новое.

Стараясь снова не обратиться прямо на уроке истории, я обеими руками вцепился в крышку парты, изо всех сил пытаясь совладать с самим собой, и готов был её оторвать, как вдруг вся моя ярость просто испарилась от единственного прикосновения Анны.

Едва коснувшись моей руки, она тут же испуганно отдёрнула свою, словно была поражена ударом тока. В этот миг время будто остановилось для нас. Девушка не сводила с меня своих изумлённых расширенных глаз, и мне показалось, что я целую вечность тону в синих озёрах без всякой возможности спастись. В душе появилось острое желание схватить её, держать в своих объятиях и больше никогда не отпускать. Это невозможно было сделать это в силу разных причин. Одной из таких являлась учительница истории, которой не терпелось вышвырнуть меня из класса.

Сидя на подоконнике, напротив кабинета истории, едва дождался окончания урока. По неизвестной мне причине с этого момента разлука с Анной стала невыносимой. Я потерял покой. Всё, чего желал — снова увидеть.

Её прикосновение стало чем-то вроде чуда, насколько неожиданного, настолько и желанного. Нежный трепет руки, пульсация крови по венам, тепло её кожи принесли столько ярких ощущений, что хотелось кричать от счастья. Меня не покидал подсознательный страх, что всё может вмиг исчезнуть, стоит только отпустить её руку.

Я чувствовал лёгкое покалывание на кончиках пальцев, физически ощущал, как её кровь движется по венам, по лёгкому трепету её руки догадывался о её волнении, и уже тогда решил, что никогда больше не смогу отказаться от приятного ощущения лежащей в моей ладони маленькой нежной руки.

Одноклассники как будто сговорились в желании отвадить Анюту от меня. Я слышал все разговоры за своей спиной. Слышал, о чём говорили девчонки. Как подослали Веру, чтобы та привела Аню на разговор, где они собирались её предостеречь от дружбы со мной. Намеренно не стал этому препятствовать. Она имела право решать сама.

Анна сначала доверилась подруге, но когда поняла, что на неё начинают давить, сразу пресекла все разговоры, сказав, что в советах не нуждается. И похоже, потеряла лучшую подругу. В этом же разговоре Элина упомянула Антона. Оказалось, что в прошлом году он предлагал Ане встречаться, но ему она отказала. Скорее всего, парень был до сих пор неравнодушен к ней. И мне теперь стали понятны причины его ненависти ко мне.

Потом Антон появился собственной персоной, и я уверился в мысли, что Анюта всё ещё его интересует. Девочка она красивая и умная. Я прекрасно понимал, почему непризнанный лидер класса тянулся именно к такой девушке, а не к пустышкам, вроде Элины.

Меня объяла ревность, что было со мной впервые. Едва смог сдержаться, когда они разговаривали. С Антоном Аня была не слишком приветлива. Когда он донёс до неё мысль, что хорошо бы со мной порвать, она посоветовала ему не лезть в её дела.

После всех советов заботливых одноклассников, напряжённо ждал её действий, сознавая, что она может оттолкнуть меня. Но Анюта никак не отдалилась, без слов просто села рядом и прикоснулась ко мне, вызвав волну облегчения. Она не прислушалась ни к чьим советам, но ещё и послала советчиков подальше.

В силу различных обстоятельств, я не мог дотрагиваться до неё постоянно. Приходилось делать много других дел. Надо было начинать догонять школьную программу, чему пришлось начать уделять время.

Так же необходимо было окончательно разобраться с ребятами, которые никак не хотели оставить меня в покое. Но теперь, я хотя бы понимал причину этого беспредела. Во время разборок старался сдерживать себя, чтоб не навредить, контролировал силу. Когда враги были повержены, добился договорённости о соблюдении нейтралитета.

Но, в другом допустил ошибку, озвучив то, что для остальных всегда было скрыто. То, что Анна предназначена мне. Но моему внутреннему зверю не терпелось обозначить принадлежность девушки, чтобы на неё больше никто не мог претендовать.

Надо было прикусить язык!

Эта ошибка едва не стоила мне потери дружбы с Анной… но я выиграл и тут, добившись, чтобы она согласилась стать моей девушкой.

Провожая девушку домой, постоянно держал её ладонь в своей руке. Не отпустил даже, когда нам повстречался её отец. Удивительно, но я совершенно не почувствовал ненависти к этому человеку, хотя несколько дней назад Андрей Иванович вполне мог лишить меня жизни.

К отцу, матери и младшему брату Ани я чувствовал огромную симпатию, похоже, сразу всех их полюбил, словно в одночасье семья девушки стала мне родной.

В их доме мне понравилась атмосфера гостеприимства и заботы. Я увидел, как сильно родители любят своих детей, волнуются о них, заботятся об их благополучии.

Они вкусно накормили меня, расспросили обо всём, что их интересовало, и мне было приятно общаться с ними.

После обеда Андрей Иванович предложил мне прогуляться, и мы вышли во двор.

— Знаешь, парень, — уверенно начал Андрей Иванович. — Я совсем не рад, что моя дочь с кем-то встречается.

Я не знал, что сказать в ответ, но он и не ждал ответа, продолжая:

— Но я считаю, пусть она встречается лучше с тобой, чем ещё с каким-то придурком из вашего класса. И это не потому, что ты такой хороший. Я тебя не знаю, но знаю твоего отца и считаю его хорошим человеком. А ты запомни, если обидишь её, даже если по твоей вине с её головы упадёт хотя бы волос, тебе придётся не сладко. Ты понял?

Говорил её отец, глядя прямо в глаза, чётко проговаривая каждое слово, чтобы они навсегда отпечатались в мозгу. Когда он высказался, я поспешил ответить, стараясь, чтобы в голосе звучала уверенность:

— Да, я понял.

— Я надеюсь, что ты понял всё правильно.

— Да.

— Иначе, парень, пеняй на себя.

— Я никогда бы не смог обидеть её. Моё единственное желание — оберегать и заботиться о ней. Будьте уверены, что пока я рядом, с ней ничего плохого не случится.

Я старался произносить слова с уверенностью, глядя этому сильному, вызывающему к себе уважение, человеку прямо в глаза. Показав своё истинное отношение, он был честен. Это был настоящий любящий отец, который желал своей дочери самого лучшего. Если кто-то обидит его девочку или использует в своих целях, он не проявит терпимость. Моё желание, чтоб этот взрослый, крепко стоящий на своей земле, мужчина, стал мне доверять, было выполнимым. Я собирался соответствовать требованиям.

— Я рад, что ты быстро всё понял, — сказал Андрей Иванович. — Хочу добавить, что моя дочь должна учиться, поэтому замужество не входит в наши планы в ближайшие несколько лет.

— Она говорила, что хочет поступить в медицинский университет.

— И она поступит, если ты не будешь ей мешать.

— Я не собираюсь ей мешать. Ваше предположение о скором замужестве Ани ошибочно. Между нами только дружеские отношения.

— Что-то верится с трудом! — усмехнулся Андрей Иванович и, внимательно меня оглядев, продолжил с напряжением в голосе: — Я видел, как ты на неё смотришь!

— Что я могу поделать? У Вас очень красивая дочь! Не выколоть же мне свои глаза! Но будьте уверены, что между нами ничего нет, кроме дружбы, — настаивал я.

— Хорошо, если так.

В этот момент Аня прервала наш разговор, за что я был ей благодарен, так как больше не мог выдерживать строгий взгляд её отца. На самом деле он был прав — у меня не хватало сил, чтобы оторвать от неё взгляд.

Наверное, мой взгляд выдавал мои чувства к Анюте, те, которые последнее время постоянно не давали мне покоя. Это они погнали меня среди ночи в обличье волка на верную смерть, они заставили меня сегодня вопреки воле отца выйти из дома, лишь бы увидеть её милые черты.

Я уже не сомневался, что полюбил, полюбил всем сердцем. Об этом свидетельствовало постоянное желание видеть её, держать за руку, готовность заботиться и оберегать от бед, говорить с ней или слушать, просто молчать рядом, ощущать учащённое биение сердца и головокружение от недостатка кислорода потому, что в её присутствии забывал дышать.

Я как будто был болен ею, но совсем не хотел выздоравливать.

Глава 22. Разбор полётов

Александр

Домой я вернулся поздно, когда уже стемнело. Отец сидел на кухне, поджидая меня. По его лицу я догадался, что он в отвратительном расположении духа. Его серые глаза так и метали молнии, когда он спросил резким твёрдым голосом:

— Где ты был?

— В школе.

— Значит, слово отца для тебя не закон?! — на мои плечи словно упала тяжёлая плита, такой давящий глухой рык издавал отец.

Он говорил так, словно не спрашивал, а утверждал это. Я остановился в дверном проёме и ждал, что будет дальше, и открыл, было, рот, чтобы объяснить, почему нарушил его приказ, но отец не дал мне сказать ни одного слова своим гневным высказыванием:

— Я никогда не наказывал тебя, но сегодня мне придётся тебя проучить!

— Изобьёшь меня ремнём или поставишь в угол? — решил съязвить, высказав свои предположения, но отец продолжал:

— Ты безответственен! Ты ещё не научился владеть собой! Ты подверг себя смертельной опасности! Но, как я вижу по твоим действиям, тебе этого недостаточно, тебе плевать на окружающих — ты их тоже обрекаешь на смерть! Такое непозволительно! Чтоб ты это понял, я должен тебя наказать!

— Всё не так, отец! — попытался я оправдаться, но он не слушал — его обвинения хлестали меня больнее ремня. Но когда он приподнял крышку подвала, который находился под нашим домом, и приказал мне спуститься вниз, меня затрясло. В ужасе я покачал головой, отказываясь делать даже шаг в это холодное сырое помещение, пропахшее плесенью и грибком, разъедающим снизу толстые столбы, на которых держался весь дом. Такого я точно от него не ожидал.

— Нет! — дрожа от нахлынувшего омерзения только и смог вымученно выдавить.

— Вниз! — последовал приказ.

— Пожалуйста, не заставляй меня, — проговорил обречённо.

— Я не изменю своего решения. Пробудешь там до утра. Подумаешь о своём поведении.

Решение отца было непреклонным, и мне пришлось выполнить это на первый взгляд простое действие, но с недавних пор практически невозможное для моего внутреннего зверя.

С тех самых пор, как в меня вселился зверь, я мог спокойно делать всё, что хотел: бегать, где пожелаю, забираться на скалы, не боясь высоты, плавать в бурной реке, даже в таких местах, где под порогами образовывались водовороты. Но по неизвестной причине содрогался от ужаса при одном только виде находящегося в моих владениях грота.

Своими владениями я называл те непролазные лесные дебри, в которых провёл последнюю неделю, стараясь не встречаться с людьми. Если бы обнаружил раньше, ещё до того, как переродился, этот прохладный грот, в прошлом тысячелетии образованный в скальной породе, я обязательно захотел бы его исследовать. Теперь же не мог даже заставить себя подойти к нему на близкое расстояние — возникало подсознательное чувство опасности и отвращения, словно там находилось нечто мерзопакостное, такое, отчего сводило зубы.

К своему сожалению, даже не мог предположить, глубок ли он, есть ли в нём вода. Возможно, что это была пещера, о которой никто не знал, так что я мог быть её первооткрывателем. Всего лишь одно упоминание о гроте или пещере вселяло в душу такие отвратительные эмоции, что не приходилось даже и думать о том, чтобы исследовать этот грот.

Как только отец упомянул о подвале, я тут же испытал похожее чувство ужаса и омерзения, такое же, как и при виде находящегося в исследованных мною вдоль и поперёк дебрях грота. Это означало, что моё новое я не переносит даже вида тёмных, сырых и холодных замкнутых пространств.

Конечно, отец наверняка не знал об этой особенности моей психики, иначе, думаю, он бы не подверг меня такому испытанию и не заставил бы спускаться в этот вонючий погреб. Но из гордости и ложного упрямства я не сказал отцу про эту особенность и, скрипя зубами от ярости, всё-таки спрыгнул вниз.

Над головой моментально опустилась крышка. Я остался один в затхлом тёмном помещении, единственным плюсом которого было то, что стоять здесь можно было во весь рост. Содрогаясь от омерзения, попытался осмотреться, но как ни напрягал зрение, в практически абсолютной темноте невозможно было ничего разглядеть. В подвал не проникал ни один луч света.

Стало тяжело дышать, не от того, что здесь было мало воздуха, а в силу гадливости, от отвратительного ощущения, что очутился в гробу, так было здесь тихо, холодно и сыро.

Глубокий погреб был вырыт прежними хозяевами дома для хранения домашних заготовок, но до сих пор в этом месте сохранялась смесь кисло-прелых запахов когда-то давно хранившихся овощей. Вытянув дрожащие руки, и едва справляясь с ураганом смешанных чувств, я ощупал окружающее пространство, чтобы иметь хоть какое-то представление о размерах помещения.

Погреб оказался большим, шириной примерно два метра и шести метров длиной. По левой и правой стороне располагались деревянные полки, кое-где совершенно сгнившие и трухлявые. В самом дальнем конце находился большой отсек для овощей.

То, что я обследовал подвал, никак не остудило пылающий мозг, отвращение никуда не делось, а, похоже, даже усилилось. Гнев одолевал меня. Кровь закипала в жилах, и контролировать себя было всё трудней. Волны гнева и ярости то и дело накатывали со всё более невыносимой силой, и не имея сил на сдерживание чувств, я упал на четвереньки и услышал треск разрываемой на мне одежды, рыча от отчаяния.

Вот в чём, как оказалось, было наказание. В том, что я снова обратился зверем, ужасным и проклятым монстром. Но в этот раз я уже не почувствовал ни боли, ни жара. Всё произошло мгновенно, и без моего желания.

Отец был прав, когда говорил об опасности, которой я подвергал себя и окружающих.

Я точно совсем не мог себя контролировать, раз всё произошло вне зависимости от моего разума.

Это означало, что я опасен.

О чём я думал, когда ходил в посёлок?

Я на некоторое время забыл, кто я.

Чудовище!

Чувство глубокого отчаяния и ненависти к самому себе разъедало мозг.

Если бы мог, то зарыдал бы от горя, но в силу своих волчьих особенностей долго и протяжно завыл.

Всё, о чём мечтал, в один миг было разрушено и стало совершенно недостижимым, а моё твёрдое решение отказаться от совершенно не нужного мне дара оказалось невыполнимым.

Ужасный оборотень поселился во мне, навсегда завладев моей плотью и кровью. Подчинив тело, монстр собирался покорить и мой дух. Бороться бесполезно. Моими остались только мысли, разрывающие мозг.

"Почему всё это произошло со мной, когда я полюбил? Красавица и чудовище. Это только в сказках бывает счастливый финал. В жизни чудовище не превратится в прекрасного принца от одного поцелуя. Всё намного сложней. В любой момент принц может стать ужасным чудовищем. И финал сказки поменяется".

За своими переживаниями не сразу заметил, что даже когда обратился, чувство подсознательной опасности никуда не пропало, а, кажется, даже усилилось. А что если всё это было взаимосвязано? Что если я ненавидел всякие замкнутые пространства, провалы в земле и гроты в силу своей природы?

Не смотря на то, что разум протестовал против перемен, моё звериное тело было готово ко всему. Я чувствовал себя смертоносной машиной, которая против воли хозяина будет выполнять то, для чего была предназначена, то есть убивать.

Стоило об этом задуматься.

Какое счастливое будущее было приготовлено для меня?

Для чего давался этот дар?

Надо было в своё время спросить об этом у отца, но я так был занят своими переживаниями, чувствами и помыслами, что самого главного так и не узнал.

А что если был предназначен для убийства? В ярости я мог натворить бед. Но во всех случаях, когда в бешенстве реально мог убить, меня что-то сдерживало: в одном случае просто не хватило сил, в нескольких других сдерживало присутствие Анюты. А что если бы не было никаких сдерживающих факторов? Смог бы я тогда лишить человека жизни? Наверное, запросто, смог бы, и никто не сумел бы меня остановить. Отец был прав, и я осознал, почему он был так рассержен.

Одолеваемый тяжёлыми мыслями не смыкая глаз, я дождался утра. Как только отец поднял крышку погреба, покорно, хотя это была только видимость, выбрался наружу. Моя чёрная шерсть была грязной от того, что ночь я провёл на влажной земле. Осеннее солнце слепило глаза, и, щурясь от ярких лучей, я тяжело протопал в свою комнату, прилёг на полу, положив голову на вытянутые лапы, и закрыл глаза.

— Прими человеческий облик, — сухо сказал отец, и я ещё больше разгневался.

"Он не понимает, что требует невозможного?!"

Я даже представления не имел, что возможно принять человеческий облик по желанию, считая, что всё происходящее со мной по сей день, было никак не связано с моими помыслами, а свершалось само по себе.

— Достаточно уже себя жалеть! — жёстко продолжал отец. — Выполняй мои указания. Представляешь свой прежний облик, затем перекидываешься.

Я приоткрыл глаза и недоверчиво поглядел на него.

Неужели всё так просто?

Стоило мучиться целую неделю!

Снова крепко зажмурил глаза и попробовал выполнить то, чему учил отец: вспомнил себя прежнего, очень сильно захотел сбросить волчью шкуру и стать собой.

Но ничего не происходило.

Возможно, я что — то делал неправильно? Снова и снова прокручивал в голове всё, что сказал отец, экспериментировал дальше, представляя, что смотрю в зеркало, или на свою фотографию, но ничего не выходило. Оказалось, что не так всё просто. Пришлось промучиться около часа, пока, глядя на свои волчьи лапы, я не представил, что это человеческие руки и очень сильно захотел, чтобы они стали таковыми.

Тут меня сильно, словно сквозь моё тело прошла взрывная волна, тряхнуло, и в доли секунды тело прямо на моих глазах преобразилось, приняв привычный облик.

— Надень что-нибудь, я выбрал тебе из своих вещей несколько, и садись завтракать, — сказал отец.

Я вышел во двор и долго мылся в холодной воде из-под крана, пытаясь совладать с гневом, но ледяная вода плохо остужала кипящие чувства. Насухо вытершись полотенцем, скрипя зубами, вернулся в дом, и, натянув на себя первые попавшиеся отцовские джинсы и рубашку, сел за стол.

— Ты злишься? — внимательно глядя мне в лицо, спросил отец.

— Нет, — скрепя сердце тихо и смиренно ответил, пытаясь обмануть его. Это стоило титанических усилий, ведь, вселившийся в меня зверь неистовствовал, не желая подчиняться даже отцу.

— Хорошо, — проговорил он. Наверное, он остался доволен, увидев, что наказание подействовало на меня усмиряюще. — Я надеюсь, ты понимаешь, почему я вынужден был так поступить?

— В общих чертах, — проговорил я, не давая себе распаляться, ведь мне необходимо было многое узнать о себе, о своём предназначении. Если бы я дал выход своему гневу, то остался бы опять в неведении надолго. — Ты был прав — я не владею собой. Мне нельзя приближаться к людям — в любой момент я могу неожиданно перекинуться в зверя.

— Наверное, у тебя появились вопросы? Ты задумываешься, почему это происходит?

— Да, — кротко заговорил я, усмиряя гнев. — Зачем всё это? Почему я обращаюсь вопреки своему желанию?

— Поначалу мы совершаем оборот неосознанно. Обычно, в этот момент каждый волк испытывает какие-то сильные чувства, например ярость или ненависть. Это заложено природой для того, чтоб экономить время. Ведь смертоносные клыки могут понадобиться в любой момент. На то, чтоб научиться контролировать себя, а именно не позволять превращению происходить неосознанно, а только тогда, когда это необходимо, порой уходит уйма времени.

— Ты говоришь, клыки могут понадобиться в любой момент. Что мне делать ими, если только не убивать?

— Да, ты прав, ты рождён убивать, — прозвучал уверенный ответ.

— Прирождённый убийца?! Есть чем гордиться! — проговорил я едко, а затем попросил с жаром, сдерживая гнев. — Избавь меня от этого! Пожалуйста! Я не хочу быть убийцей! Зверь скоро полностью завладеет мной, и моё послушное тело станет подчиняться его воле. А если я убью человека? Я никогда себе этого не прощу!

— Оборотни людей не убивают, сын! — воскликнул отец. — Вот если бы ты не был так зациклен на самобичевании, если бы подумал, для чего всё это, а у тебя была уйма времени, ты, наверное, смог бы уже о чём-то догадаться.

— Есть что-то, чего я ещё не знаю, отец? Я обращаюсь не просто так? У этого есть какая-то цель?

— Конечно, не просто так — с явным облегчением вымолвил отец. — Наконец, ты задаёшь правильные вопросы! Ты стал не просто так волком! Теперь ты воин, защитник! Ты должен сражаться за людей, за человечество

— С кем сражаться?

— С кровожадными чудовищами. С мерзкими упырями!

— Кого же ты называешь упырями? — спросил я заинтересованно.

— Тварей, которые пришли в наш мир не так давно, — начал отец свой рассказ, — Я расскажу тебе историю их появления на Земле, грустную историю. Ты выслушай внимательно и запомни каждое слово.

Их мир погибал от того, что эти… уничтожили там почти всё живое, поэтому они начали искать похожий мир, который мог бы их принять, где бы можно было найти себе много пищи. Когда их земли были уже на краю гибели, разведчики обнаружили Землю, мир, который им подошёл по многим показателям.

Здесь было множество пищи: тёплокровных животных и людей, которых можно было употребить в пищу, ведь эти твари питаются кровью. Уничтожают на своём пути всех живых существ, потому что испытывают постоянный голод, но человеческая кровь им особенно необходима.

Здесь я недоверчиво усмехнулся — отец рассказывал сказочную небылицу о кровососах, как сюжет дешёвого фильма. Не заметив моей усмешки, отец продолжал:

— Первым делом упыри построили стационарный портал, через который в наш мир хлынули полчища таких же кровожадных чудовищ. Тогда они очень сильно отличались от людей: у них была ледяная серая, почти прозрачная, кожа, огромные чёрные глаза и выдвигающиеся клыки.

В то время они охотились по ночам, во тьме их нелегко было отличить от людей, а ещё потому, что они очень боялись палящих солнечных лучей, вызывающих на их телах сильнейшие ожоги. В этом было единственное преимущество у людей. Днём эти твари прятались в холодных пещерах и гротах под землёй, сидели, выжидая возможности выйти на охоту.

Люди, в те времена живущие на Земле, хоть и были очень наивны, так как никогда не встречали таких существ, очень скоро поняли, что грозит человечеству. Они собирали ополчение, находили убежища кровососов и, рискуяжизнями, зачищали их полностью.

Многих кровососов уничтожили, но людей погибло в тысячу раз больше. Твари были очень сильны и быстры. О них ходили ужасные легенды, якобы они могут летать, но это скорее было связано с тем, что они передвигались с огромной скоростью.

Люди учились бороться против них, придумывали разные способы вроде осинового кола, святой воды и чеснока, это хотя бы немного сдерживало кровососов, но силы были не равны. Если хотя бы одна тварь прорывалась в деревню, то наутро в ней не оставалось ни одного живого человека.

Кроме того, эти существа очень хитры. Со временем, чтобы провести людей, они научились принимать облик их убитых родственников, знакомых, так как с кровью получали всю информацию о жертве. Отсюда пошла ещё одна легенда, что убитые ими тоже становятся кровососами. Но это не правда, хотя до сих пор упыри всеми силами поддерживают этот миф. Им стало выгодно выглядеть, как люди, ничем не отличаться.

Они научились жить среди людей, ходить при солнечном свете, который для них стал безвредным, со временем и сами забыли, как выглядели когда-то. И сейчас эти монстры живут неподалёку от людей, но ведут себя очень скрытно. В каждом городе ежегодно бесследно исчезает множество мужчин и женщин, которых никто и никогда не сможет найти, потому что все они были убиты этими тварями.

В далёкие времена человечеству угрожало полное уничтожение, потому что через портал в наш мир прорывались всё новые изголодавшиеся убийцы, и тогда наши предки общими усилиями ведунов каким-то образом смогли закрыть его. В этой войне нас полегло великое множество, посвящённых осталось не так много и нам не хватает сил полностью уничтожить оставшихся на Земле монстров, но, контролируя портал, мы хотя бы сдерживаем основную массу чудовищ.

— Отец, ты здоров? — тихо спросил я, шокированный не рассказом отца, а тем, что он искренне во всё это верил. Я долго смотрел на него, стараясь понять всю глубину его безумия. От осознания того, что возможно мы с ним оба сошли с ума, я долго не мог прийти в себя.

— Странный вопрос. Это всё, что тебя в данный момент волнует? — совершенно серьёзно спросил он.

— Э — э–э… — протянул, не зная, что ещё говорить. Осознав, что мы оба безумны, решил, что ни в какого оборотня не превращался. Отец внушил мне эту мысль, будучи сумасшедшим. Сам же я по наследству получил не дар, а проклятие — вывернутый наизнанку сумасбродный мозг.

— Мог бы и спросить, что это за твари такие, как я спросил в своё время у своего отца.

— Да-да, просвети меня, — ошалело вымолвил я.

— Кощеи, так мы их называем.

— Боже! — выдавил я, всё более поражаясь его фантазии. — Сказочные кощеи бессмертные?

— Да. Они бессмертны, но вряд ли можно их назвать сказочными героями. Они пьют кровь, убивают людей. Да и называют их сейчас по-другому — вампиры, упыри. Но как не назовёшь, суть одна. Это враги человечества.

— Значит, по-твоему, вампиры существуют. И они наши главные враги, — выдал, глядя в глаза отца в надежде увидеть там хоть тень сомнения, хотя бы искорку разума, но его глаза были чисты и ясны, как у ребёнка — он искренне верил в то, что говорил.

— Ты всё правильно понял. В те далёкие времена человечество находилось на грани уничтожения, теряя всё новых и новых людей. Вампира убить почти невозможно, он очень быстр и силён, человеческое оружие не наносит вампиру особого вреда, осиновый кол может ненадолго обездвижить, только и всего, святая вода всего лишь обжигает, Кожа вампира тверда, как камень. Он практически неуязвим.

Поэтому на помощь пришли волки. Была выбрана тысяча молодых мужчин и тысяча волков. Могущественный ведун провёл сложный обряд создания непобедимых воинов, объединяющий две сущности, зверя и человека. Дух волка переходил в тело человека, генетически изменяя сам организм, каждую его клетку. При необходимости использования более сильного и неуязвимого тела, в момент опасности или в момент сильного стресса, дух волка трансформировал человеческий организм в совершенно другой, более быстрый и выносливый. Эта способность обращения человеческого организма в волчий дала нам усиленную регенерацию и опасное для вампиров оружие — смертоносные клыки.

Только волк может убить упыря, разорвать его на части своими клыками. Это называется даром перерождения. Дар был дан не всем людям, а только тем, кто по духу был воином, самым смелым представителем человеческой расы.

Теперь он передаётся по наследству только от отца к сыну, но не ко всем. Дух сам выбирает того, к кому он перейдёт. Иногда дух ошибается, бывает и так, что юноша оказывается слабым и погибает во время перерождения. Это означает — он не был воином, и не смог вынести дара. Но если юноша проходит перерождение и выживает — он силён духом, настоящий воин, и должен посвятить свою жизнь только защите человечества от уничтожения. Теперь ты воин. Посвящённый. Твоё предназначение — уничтожение чудовищ.

— Ты складно изъясняешься, отец, — горько произнес я. — Как будто сам во всё это веришь.

Отец изумлённо округлил глаза, а я продолжал:

— Прости, мне тяжело это говорить…, но ты болен. Нет никаких монстров! Нет вампиров! И в оборотня никто не превращался. Ничего не было. Мы оба безумны!

— Так вот почему ты спрашивал, здоров ли я, — безмятежно проговорил отец. — Значит, не веришь!

Я только покачал головой.

— А как же сила, выносливость? Или ты хочешь сказать, что не видел чёрную шерсть, лапы, следы, которые они оставляют?

— Самовнушение…

— Дай мне руку! Закатай рукав! — спокойно попросил он, и я, не ожидая подвоха, закатал рукав до локтя и протянул над столом свою руку. Отец сильно сжал запястье пальцами левой руки, зафиксировав руку на столе.

— Ты поверишь! — сказал он, и в следующую секунду в его правой руке появился нож, которым он быстрым и точным движением рассек кожу и мышцы на моей руке от локтя до запястья. Кожа и мышцы разошлись. Я увидел белую кость, а затем на стол ручьём хлынула кровь.

— А — а–а! — взвыл от неожиданной боли, попытавшись вырвать больную руку из цепких пальцев отца, но это не удалось.

— Что ты делаешь? — кричал я, ладонью здоровой руки зажимая порез, кровь из которого ручьём лилась на стол, пачкала руки, одежду и пальцы отца. — Ты точно больной!

— Сидеть! Смотри на рану! — прокричал отец. — Перестань вырываться!

Я взглянул на рану, из которой только что обильно текла кровь, и обомлел: она заживала — затягивалась на глазах. По краям раны образовывались два свежих розовых рубца, стягиваясь к середине, пока не срослись, затем рубец побелел, пока не превратился в старый еле заметный шрам, и о недавней ране напоминали только пятна бурой крови на коже и столе. Я потерял дар речи. Отец давно отпустил мою руку, но я потрясенный до глубины души, не шевелился.

— Ну, что скажешь теперь? — проговорил отец.

— Так это правда! — прошептал я ошеломлённо.

— Не пойму, почему это тебя так угнетает, — проговорил отец резко. — Впервые вижу такую реакцию. Ты счастлив быть любым сумасшедшим, но только не оборотнем, нет! Прими дар с честью! Он не даётся кому попало!

— Я не просил! — прорычал я.

— Дороги назад нет!

— Я хочу просто жить, как человек, любить, смеяться, спокойно спать, ни о чём не думать! Но вместо этого буду вынужден бороться с гневом, избегать людей, чтобы случайно не обнаружить себя, прятаться в глуши, как ты!

— Как только научишься контролю над собой, избегать людей не придётся.

— И сколько мне этому учиться?

— Всё зависит от тебя. Все волки по своей природе вспыльчивы. Ты тоже, ведь, не робот, часто испытываешь сложные чувства, с которыми невозможно бороться.

— Но до перерождения я не был вспыльчивым! Эта черта присуща вселившемуся в меня зверю! — прокричал я гневно.

— Я заметил. Твоя задача — подчинить зверя! Пока ты этого не добьёшься, дорога в посёлок для тебя закрыта. Для начала научись владеть собой.

— Иногда мне хочется кого-нибудь убить… — прошептал я.

— Я знаю. Молодому волку сдержаться очень трудно. Почти невозможно. Поэтому я запретил вчера выходить из дому. Хорошо, что ты не натворил бед. Что тебя сдерживало?

Я глубоко вздохнул и произнёс:

— В моём классе есть девушка — она усмиряет мой гнев.

— Как она это делает?

— Не знаю, — покачал я головой. — Прикасается ко мне — и всё! Я больше не злюсь.

— Это не Андрея ли Колесникова дочка? — отец явно не был удивлён.

— Ты знаешь? — удивился я.

— Я догадывался. Это к ней ты бегал тогда, когда получил пулю в посёлке? Я ведь должен же был найти убедительные оправдания твоему поведению.

— Я очень хотел увидеть её, думал, что умру без неё, — признался я.

— Ты любишь её!

— Тебе и это известно?

— Ты давно это понял? — глядя на меня пристальным взглядом, спросил отец.

— Не знаю. Кажется, с первой встречи. Увидел её впервые и сразу… узнал.

— Не думал, что это произойдёт так скоро.

— Не пугай меня — что ещё произойдёт?

— Всё уже произошло! Настоящая большая любовь на всю жизнь! Живёшь только для неё. Только она является смыслом твоей жизни. Без неё — ты ничто. Готов всё ради неё отдать. Она идеал. В ней нет недостатков. Чувство сильнее тебя, оно притягивает тебя к ней с огромной силой.

— Ты что, читаешь мои мысли?

— Истинная любовь — великий дар. Девушка тоже любит тебя!

— Нет! Я не хочу, чтоб она полюбила меня! — простонал я.

— Невозможно не полюбить волка. Это происходит на уровне подсознания. В каждом случае волк инстинктивно находит идеально подходящую именно ему женщину, и она не в силах отказаться от его любви.

— Я не желаю ей такой любви! И такого возлюбленного, который в любой момент может превратиться в животное!

— Это не тебе решать…

— Я постараюсь сделать всё, чтобы этого не случилось.

— Ты сильно переоцениваешь свои возможности. От любви не отказываются. Это просто невозможно…

— У вас с мамой была любовь? — решил я подробнее узнать об их отношениях.

— Да.

— Но ты отказался от неё.

— Тут другое, гораздо сложнее — я боролся за твою жизнь. Но я не отказывался… Судьба распорядилась по-своему, — проговорил отец и замолчал, отведя в сторону взгляд.

— Не хочешь говорить об этом?

— Это тяжёлая тема, — сказал он, и его голос прозвучал печально.

— Извини.

— Тебе не за что извиняться.

Немного помолчав, я задал ему свой следующий вопрос:

— Как научиться владеть собой?

— Я уже говорил, что это непросто. Но ты быстро обучаешься. Нужно управлять своим телом: успокаивать дыхание, понижать ритм сердца, держать голову холодной. Но это ещё не всё. Надо тренироваться. Чтобы понять, как это с тобой случается, ты должен чаще обращаться.

— То есть?

— Если ты хочешь этим управлять, ты должен научиться переходить из одного состояния в другое без затруднений, пока не поймёшь, как это совершается, что происходит с тобой в этот момент.

— Но мне всё это не нужно, я хочу быть просто человеком. Хочу жить нормальной жизнью, — возбуждённо выпалил я.

— Ты не сможешь жить нормальной жизнью, пока по Земле гуляют вампиры, — спокойно ответил отец, так, словно просто констатировал непреложный факт.

— Что же, по-твоему, я должен сейчас делать? — спросил нервно.

— Учиться, каждый день тренироваться, развивать способности.

— Их можно ещё и развить? — вымолвил удивлённо.

— Конечно! Совершенству нет предела. Такие качества как быстрота и сила, если ими пользоваться, развиваются постоянно.

— Зачем тренировать то, что мне не понадобится? Мне не нужен этот дар!

— Ты не понимаешь, от чего отказываешься. Но я уверен — когда-нибудь ты его примешь, — спокойно проговорил отец так, словно говорил с младенцем, который его совершенно не понимал, словно пытаясь ровным тоном речи успокоить меня и убедить в своей правоте.

— Отец! — вспылил я и очень резко проговорил: — Пожалуйста, не пытайся меня переубедить! Быть волком — это не для меня!

— Не надо принимать опрометчивых решений, сын, — также ровно, словно не замечая моего раздражения, произнёс отец.

— Ты ошибаешься, это хорошо обдуманное решение! — резко возразил. Мои нервы были натянуты до предела. Я начинал злиться, хотя и знал, что может последовать за гневом.

— Не буду спорить. Всё покажет время, — сказал отец, успокаивая меня. — В любом случае, чтобы ты не решил, я это приму, не сомневайся.

Вот этих слов я точно не ожидал, даже если они были сказаны только для того, чтобы успокоить меня. И внимательно вглядевшись в невозмутимое лицо отца, я с признательностью произнёс:

— Спасибо.

— Сын, я хочу дать тебе оберег — сказал он. Затем порылся в ящике стола, вытащил оттуда свёрток и протянул мне.

Я развернул бумагу, в которой оказалась сверкающая серебряная цепочка с подвешенным на неё круглым серебряным знаком, символизирующим лучистое солнце. Коснувшись сияющего металла, почувствовал исходящее от него тепло.

— Кажется, он тёплый, — проговорил я.

— Надень его и никогда не снимай, — сказал отец. — С тобой всегда будет дополнительная защита.

— Почему ты даёшь его мне?

— Все оборотни моей стаи носят такие.

Я застегнул цепочку с оберегом у себя на шее, постоянно ощущая излучаемое ею тепло. Отец внимательно смотрел на меня.

— Я думал, что оборотни не любят серебро.

— Нет, для нас оно безвредно, но кровососов обжигает, защищая в нужный момент самое уязвимое место волка — горло. Носи его всегда.

Глава 23. Прогулка

Анна

На следующий день в школе Алекс так и не появился, то же было и в последующие дни вплоть до субботы.

Мои родители с Ванюшей уехали в райцентр, я же осталась дома одна. Покормив кур и уток, вымыв полы в доме, расположилась в уютном кресле с новой книгой, как вдруг услышала неистовый лай домашнего пса. Пошла разбираться, отчего во дворе поднялся дикий гвалт, увидела у калитки того, кем были заняты все мысли, и опешила, удивлённо пролепетав:

— Алекс! Что ты здесь делаешь?

— Пришёл за тобой, — тихо ответил парень.

— В каком смысле? Что-то я не совсем понимаю, о чём ты говоришь.

— Ты обещала пойти со мной погулять! Забыла?

— Нет, не забыла, но сегодня не получится, извини.

— Почему? Что-то случилось? — спросил парень грустно.

— Ничего не случилось, просто мои родители уехали, а я вроде как на хозяйстве, не могу покинуть вверенный мне пост, — сказала огорчённо.

— Жаль.

— Если хочешь, можешь зайти, — предложила.

— Ты что, совсем одна? — напряжённо спросил он.

— Тебя это смущает? — улыбнулась.

— Наверное, — проговорил он с сомненьем в голосе.

— Давай, заходи! Будем пить чай. Мама испекла вкуснейшее печенье!

Предварительно посадив на цепь кровожадного злющего пса, впустила одноклассника во двор. Вместе мы направились в дом.

— Ты опять в школу не ходишь. Прогуливаешь? — поинтересовалась с улыбкой.

— Просто времени пока на школу нет, — скупо ответил он.

— Чем же ты занимаешься?

— Так, всякими разными делами.

— Да, очень исчерпывающий ответ!

Предложила странно молчаливому парню сесть за стол. Вскипятила чайник, заварила чай, поставила на стол красивую вазочку с вареньем и блюдо с печеньем. Разлила чай по чашкам и уселась напротив Алекса.

Пока накрывала на стол, молчание затянулось. Алекс, что было на него совсем не похоже, отрешённо с каким-то задумчивым видом уставился в одну точку на поверхности стола.

Не понимая причин отрешённости и замкнутости парня, растерялась. Казалось, что какая-то тёмная энергия распространилась вокруг, сковывая заодно и меня. Молчание угнетало, но я не находила тем для беседы. Решила поговорить об учёбе:

— Наверное, сильно отстал от школьной программы?

— Наверное. Ты же мне поможешь наверстать? — произнёс он, наконец-то, улыбнувшись. Конечно, я ждала этой улыбки, ждала того, что прежний весёлый друг вернётся, и, помня, как совсем недавно он пошутил надо мной, предложив заниматься вместе по всем без исключения школьным предметам, ответила заготовленной фразой:

— Конечно! Давай прямо сейчас займёмся уроками!

— Нет, только не это! — воскликнул он. Я расхохоталась в ответ и сказала:

— Ну, тогда посмотрим телик. Только сначала надо приготовить для родителей ужин.

— Я тебе помогу, — предложил.

— Хорошо!

Тёмная энергия слегка рассеялась.

Облегчённо вздохнув, начала чистить картофель, Алексу поручила порезать на куски курицу, которую собиралась потушить с луком. Выполнив свою часть работы в полном молчании, парень отошёл от стола и прислонился спиной к стене, наблюдая за мной.

Я всё ещё возилась с картошкой, размышляя о причине его замкнутости, и, чувствовала себя непривычно скованно от его непрерывного напряжённого взгляда. Вдруг в голову пришла мысль, и я её сразу озвучила:

— Ты выглядишь уставшим. Тебе нужно отдохнуть.

Он ничего не ответил, я отвлеклась на него и случайно порезала указательный палец острым ножом. Взвизгнув от острой боли, бросила нож и, заметив, что из пореза выступила капля крови, зажала ранку пальцем.

Подняла взгляд на Алекса. Он застыл не дыша. Окаменевшее лицо парня побледнело. Расширенные очи потемнели.

— Всё в порядке, заживёт, — сказала успокаивающе и улыбнулась. Он, наконец, выдохнул:

— Ты цела?!

— Не совсем! Но жить буду! — оптимистично выдала.

— Я же мог сейчас по твоей милости поседеть!

— Спасибо, конечно, что ты так обо мне волнуешься, но ничего непоправимого не произошло. Подумаешь, порезалась! Такое бывает, — сделала вид, что порезы мне не страшны.

— Да тебе нельзя доверять ничего острее вилки! — сказал Алекс. — Давай, сам картошку порежу!

Я улыбнулась, отдала нож, заклеила палец пластырем и стала наблюдать, как он нарезает картошку.

Парень немного расслабился.

Потом я тушила курицу, жарила картошку, и за его переменчивым настроением не следила.

А когда ужин был готов, мы немного посмотрели телевизор, потом посидели в саду.

Так и прошёл день. Вечером вернулись родители и Ваня. Алекс засобирался уходить, но папа задержал его и пригласил поужинать с нами.

Вечер прошёл идеально. Папа нашёл в Алексе умного собеседника. А уж радости Ванечки не было предела. Он был счастлив, что в доме был гость, который ему понравился. Только мама чем-то была недовольна. Она не показывала своего раздражения, но я очень хорошо её знала, чтобы не догадаться.

Общаясь с моей семьёй, Саша раскрывался всё больше, и я надеялась, что отец начнёт в скором времени ему доверять и мама не будет так предвзята по отношению к парню.

Уже поздно вечером, собираясь домой, Алекс попросил папу отпустить меня на следующий день прогуляться в лесу. Ваня тут же известил, что хочет пойти с нами. Родители согласились, но только потому, что брат тоже пойдёт. Это был первый шаг к доверию.

На следующий день мы пошли в лес. В окрестностях нашего посёлка было множество достопримечательностей и просто красивых мест: пещер и гротов, водопадов и скал, живописных обзорных площадок.

Мы решили отправиться на одну из обзорных площадок, с высоты которой можно было увидеть посёлок с высоты птичьего полёта.

Чтобы добраться до обзорного места, нужно было около часа подниматься по горной тропе, петляющей среди деревьев и огромных валунов. Не прошло и получаса, как Ванюша начал капризничать:

— Анюта! Я устал! Хочу пить!

— Вот доберёмся до места, тогда отдохнём и попьём, — успокоила братишку.

— А далеко ещё?

— Примерно столько же, сколько уже прошли.

— Давай вернёмся, я не хочу больше идти, — заныл братишка.

— Ваня, если хочешь, я тебя понесу, — предложил Александр.

— Правда? — обрадовался Ваня.

— Не надо, он тяжёлый, — сказала я, но парень присел, позволив Ванечке забраться к нему на спину, со словами:

— Мне не тяжело. Я могу и тебя понести, если хочешь.

— Шутишь? — я улыбнулась.

Мы продолжили свой путь, Ванюша ехал верхом на Алексе, но за время пути тот ни разу не сбавил темпа, похоже таскать тяжести ему было не впервой. Время от времени он помогал и мне, подавая крепкую руку на слишком высоких подъёмах.

Через полчаса мы, наконец, оказались на ровной площадке, где я смогла передохнуть. Я тяжело дышала, а у парня даже дыхание не сбилось. Казалось, что он вовсе не устал.

Спустив братишку со спины, он крепко держал его за руку, потому что стоять на краю пропасти было опасно.

Со скалы открылся превосходный вид: горный посёлок, как на ладони, окружающий его сплошь облитый золотом лес, с изумрудными вкраплениями пихт, зелёная извивающаяся лента речушки, пробирающейся среди скал, — всё было освещено лучами осеннего солнца. Невольно затаив дыхание, я залюбовалась представшей пред нами картиной.

— Какая красота! — восхищённо воскликнул Ваня.

— Вот видишь, а ты не хотел идти, так бы и не увидел ничего, — сказала укоризненно.

— Саш! Тебе нравится? — спросил Ванюша.

— Очень! — ответил тот. Когда взглянула на него, заметила, что, слегка улыбаясь, он смотрел вовсе не на открывшийся пейзаж, а на меня.

Я улыбнулась в ответ и снова перевела взор на простирающуюся под нами долину, чтобы постараться скрыть бурлящие в душе эмоции. Воодушевление и смущение, радость и смятение.

Со мной происходило то, о чём предупреждала мама — я влюблялась. Дав себе мысленного пинка, вспомнила, что решила держать чувства в тайне.

Снова взглянув в волнующие очи, увидела странную печаль, поразившую меня. Причин молчаливой грусти не замечала, но тревожилась из-за её появления.

В последние дни Александр всё больше молчал. От прежней общительности не осталось и следа. Конечно, если его о чём-то спрашивали — он давал вежливый ответ, но не проявлял желания заговорить первым.

Понимала, что его общение с моим отцом накануне — простое проявление вежливости. Дай ему волю — он и вовсе не произнесёт ни единого слова.

Некоторое время пробыв на площадке, решили возвращаться, и так как вниз было идти гораздо легче, Ванечка побежал впереди всех.

Он забегал вперёд подальше, сходил с тропы и собирал красивые листья.

Мы медленно спускались к нему. Всё это время Алекс держал меня за руку, отчего по телу разливалось приятное чувство покоя и защищённости.

Вдруг сверху обрушился жёлтый шелестящий ливень из опавших листьев. Братишка, решив подшутить, набрал их целый ворох, затаился, дожидаясь нас, выскочил из своего убежища и со смехом швырнул кучу листьев сверху на наши головы.

Как по команде мы застыли на месте, наблюдая за золотым листопадом. Рассмеявшись, тоже бросились собирать листья и обсыпать ими Ваню и друг друга.

— А я могу вас полностью засыпать листьями! — крикнул Ваня.

— Ну, попробуй! — цепляясь за радостные мгновения, со смехом провоцировала Ванюшу, в надежде продлить секунды без грусти.

— Тогда ты должна лечь на землю, — скомандовал братишка.

— Ну, хорошо, только не забудь потом откопать! — легла на жёлто-коричневый ковёр из увядших листьев.

Алекс остановился поодаль, прислонившись к стволу высоченного дуба, и задумчиво наблюдал за нашими действиями.

— Саша, ты тоже ложись, я и тебя закопаю! — крикнул Ванюша, сгребая листья в охапку.

— Иди к нам! — позвала его.

Парень медленно подошёл и лёг рядом со мной.

— Какой хороший у тебя братишка! — улыбнулся. — Готов всех закопать!

— Да, я вас всех сейчас закопаю! — разошёлся Ваня, не понимая шутки. Мы весело засмеялись.

— Саша, а у тебя есть братик? — спросил Ванюша, набрасывая сверху жёлтый ворох.

— К сожалению, нет, — огорчённо ответил тот.

— Хочешь, я буду и твоим братиком тоже? — предложил мальчик по своей душевной доброте.

— Больше всего на свете! — ответил Алекс грустно, и смотрел в эту секунду только на меня.

Снова грусть.

Я не понимала перемен в его настроении. Ведь буквально минуту назад обрушившийся на нас листопад вывел его из этого состояния, позволив смеяться и даже шутить. В голове копился сумбур мыслей из-за этих перемен.

— Что с тобой? Что за настроение? — заглянула в его кристально чистые глаза.

— Ничего. Всё в порядке, — он смутился и отвёл взгляд.

— Но почему ты грустишь? Что-то случилось?

Ничего не ответив, он снова поглядел в мои глаза. Казалось, тёмные прекрасные очи смотрят прямо в душу. На кончиках пальцев закололо, по спине пробежал холодок, захватило дыхание.

— Ладно, если не хочешь — не говори.

— Я… сам не понимаю, что со мной происходит… — проговорил он так тихо, что едва было слышно.

Падающие сверху листья, плавно кружась в воздухе, медленно опускались и укутывали нас толстым покрывалом.

Алекс протянул руку, коснувшись моей руки, медленно завладел пальцами, и, крепко их сжимая, добавил:

— Если бы я только мог… поделиться с тобой, рассказать… может быть, мне бы стало значительно легче… Когда ты рядом, отступают, почти исчезая тяжёлые мысли, но после всегда возвращаются, навевая ещё большую тоску.

— Ты говоришь загадками, — удивилась я. — Как ты себя чувствуешь? Ты не болен? У тебя всё хорошо?

— Нет, физически я даже очень здоров, и у меня всё хорошо.

— Но с тобой что-то происходит…

— Ты не поймёшь, — печально и глухо проговорил парень и снова отвёл взгляд.

— Знаешь, если бы ты рассказал, что с тобой творится, я бы постаралась понять. Но ты говоришь загадками. У тебя по неизвестной причине то и дело меняется настроение, но, не зная причину, я не смогу тебе помочь! Как бы мне не хотелось! — сказала я резко. Высвободив ладонь из его пальцев, встала с земли, отряхивая прилипшие листья и мелкий мусор. Он вскочил вслед за мной.

— Могу только подбодрить, — продолжила дальше. — Если случилось что-то плохое, то это скоро пройдёт, потому что вся жизнь состоит из чёрных и белых полос. Это значит, что за чёрной полосой всегда следует белая, и если ты несчастен сейчас, значит счастье не за горами, только с таким настроением можно его не заметить.

Высказавшись, двинулась вниз по тропе, в сторону посёлка.

— А ты девчонка с характером! — воскликнул он, догоняя меня. — Ты меня не поняла. Я не имел в виду ничего плохого.

— Но почему-то ты выглядишь и ведёшь именно так, будто с тобой произошло что-то очень плохое! — крикнула я, даже не обернувшись к нему.

Он обогнал меня, преградив путь. Снова не выглядел печальным. Щёки порозовели, кристально чистые глаза сияли ясным светом.

Схватив обеими руками меня за плечи, близко наклонившись ко мне, заглянув в мои глаза, очень тихо произнёс, делая ударения на каждом слове:

— Ты меня неправильно поняла.

— Что же в таком случае ты хотел сказать?

— То, что мне хорошо, когда ты рядом, и каждый раз очень трудно с тобой расставаться. Ты — самое лучшее, что было у меня когда-либо. Я очень ценю… дружбу с тобой.

Я смотрела на него, широко раскрыв глаза, и не могла вымолвить ни слова. "Он любит меня?" — подумала и автоматически облизнула пересохшие губы.

Алекс внезапно вздохнул и отвернулся, опустив руки. Удивлённо хлопая ресницами, смотрела за тем, как он повернулся и пошёл прочь. В этот момент догнал братишка и схватил за руку.

— Ну вот, вы всё испортили! Всю кучу рассыпали! Вам не понравилось? — грустно высказал он. Я отвлеклась на него:

— Нет, малыш, было очень весело, когда ты обсыпал нас. Это было похоже на снегопад, только не из снега, а из листьев.

— Правда? — восхищённо произнёс Ванюша.

— Да, Солнышко.

Говоря с братишкой, перевела взгляд на спину парня. За переменами в его настроении невозможно было уследить. Оно менялось мгновенно по непонятным причинам. То он говорил, то вдруг надолго умолкал, то смеялся, то внезапно его одолевала тоска.

Я понимала, с ним что-то происходило, но он не мог об этом говорить. Оставалось только поддерживать его, чтобы парень не замкнулся в себе. А я делаю всё только хуже.

— Саш! — позвала. — Подожди нас!

Он остановился, обернулся к нам.

— Поймай меня! — крикнул Ваня и, не дожидаясь ответа, побежал вниз. Алекс раскрыл ему объятия. Через мгновение мальчик прыгнул прямо к нему в руки, и парень, крепко держа, закружил его.

Как же мне хотелось так же броситься в его объятия!

Почувствовать, как его сильные руки обхватят мою талию.

Почувствовать на своих губах вкус его губ, лёгкое дыхание у своей шеи. Я тряхнула головой, прогоняя глупые мысли.

"Мы просто друзья, — успокаивала себя мысленно. — Такой парень не для меня! От меня требуется просто дружеская поддержка".

Когда подошла к ним, Алекс протянул мне руку. Вложила в его ладонь свою и почувствовала, как сильно он её сжал. Выглядел грустным, задумчивым или даже был расстроен. Показалось, что он жалел о сказанном, о том, что позволил мне думать, что случилось что-то плохое.

После прогулки предложила зайти в дом, но он вежливо отказался, сославшись на домашние дела.

Задумчивые печальные глаза занимали моё воображение весь оставшийся день. Постоянно думала об Александре и о том, что могло с ним произойти. Ещё о том, что сказала мне мама, и права ли она была. Я знала, что она желала мне только добра, но мне так не хотелось ей верить именно теперь, когда я полюбила.

Ночью одолевали кошмары. То и дело просыпаясь, я долго ворочалась и, пытаясь снова заснуть, представляла грустные тёмно-серые глаза. Снова просыпалась в холодном поту. Казалось, ночь была такой длинной, просто бесконечной.

Тяжёлые мысли не давали покоя. "Что с ним происходит? Почему он так изменился? Почему выглядит настолько несчастным?" Голова готова была треснуть от мыслей.

Я не могла дождаться утра, чтобы хоть как-то отвлечься, поскорее отправиться в школу и увидеть Алекса, дабы убедиться, что с ним всё хорошо.

Но в этот день он не появился в школе, как не появился и в последующие дни. Позвонить ему я тоже не могла, он так и не позаботился о покупке мобильного.

Глава 24. Посещение пещеры

Анна

Через несколько дней, как ни в чём не бывало, Алекс появился в школе, и с этого дня больше не пропускал. Он стал навёрстывать учёбу, и я с удовольствием ему помогала, иногда оставаясь после уроков в школе. Не думаю, что помощь была ему так уж необходима, парень и без меня прекрасно справлялся со всеми предметами, но мне нравилось находиться с ним рядом.

Он снова стал неплохо учиться. Скандалы с учителями прекратились, так же сошли на нет стычки с одноклассниками.

Всё было бы хорошо, вот только от меня он стал отдаляться. Нет, конечно, он продолжал сидеть со мной за одной партой, вежливо разговаривал, бывал у меня в гостях, но всё это было, просто, по-дружески.

Я же ждала от него чего-то большего, может быть нежной ласки или поцелуя. Будто этого не понимая, парень вел себя очень корректно. Прекрасные серые глаза больше не выдавали испытываемых им эмоций. Спокойствие и полный штиль.

Неужели, я ошиблась? Приняла за любовь дружеское отношение…

Первая четверть приближалась к концу, намечались каникулы. На одном из последних уроков Ира Васильева, тоже наша одноклассница, предложила провести каникулы с пользой, а не торчать всё время дома.

В общем, обсудив все бывшие у нас возможности, класс решил посетить пещеру со странным названием "Красивая". Эта достопримечательность находилась недалеко, можно было добраться туда рейсовым автобусом. А после экскурсии договорились устроить пикник на реке, и к вечеру вернуться в посёлок пешком.

Заканчивался последний день четверти. Все радостно обсуждали предстоящую поездку, распределяли, кто и что должен взять, какую одежду надеть, и, расходясь по домам, договорились собраться первого ноября у автобусной остановки.

Идея посещения пещеры понравилась всем, даже нашей классной, только один человек был не в восторге. Алекс. В последнее время спокойный и невозмутимый, в этот день он разнервничался, всеми силами пытаясь отговорить меня от поездки. Его доводы были настолько странными, что я никак не могла уяснить, в чём он видит проблему

— Что хорошего в этих пещерах? — возмущённо говорил он. — Я не понимаю, почему вы все так туда рвётесь!

— Там, ведь, красиво! Сталактиты, сталагмиты, сталагнатовые колонны. Неужели тебе не интересно всё это увидеть? — восхищённо рассказывала о достоинствах пещеры, убеждая не отказываться от весёлого путешествия. — Ты же там никогда не был?

— Не был, и не хочу. Не понимаю смысла блуждания глубоко под землёй!

— Послушай, ты говоришь так потому, что ни разу не посещал пещеру. Вот, когда увидишь всё своими глазами, твоё мнение изменится. Я тебя уверяю, ещё никто не оставался недоволен этой экскурсией!

— Нет, Анечка, я не поеду на экскурсию и тебе не советую! — видимо понимая, что его уговоры не возымели на меня никакого действия, он начал злиться, но я не уступила и сказала насмешливо:

— Ну, и ладно. Не хочешь — не надо! В любом случае я не откажусь от этой поездки. А ты, любитель пещер (в кавычках), можешь оставаться дома!

— Ну, ты и вредина! — сквозь зубы прошипел он и больше со мной не разговаривал. До конца дня не смотрел в мою сторону. Видела, что парень разозлён, но не собиралась уступать.

Молча проводив после уроков до дома, нечленораздельно буркнув на прощание "Пока", Алекс развернулся и зашагал прочь. Похоже, таким образом, мы впервые поссорились.

До поездки оставалось два дня. За это время он ни разу не позвонил, хотя перед самыми каникулами отец купил ему новый телефон, я это точно знала.

Не понимая причины ссоры, первого шага к примирению ждала от него.

По какой-то неведомой мне причине парень не любил пещеры. Но я-то их любила! Мне очень хотелось побывать в пещере "Красивая", вместе с одноклассниками устроить пикник, ведь мы так давно нигде не были все вместе, всем классом.

В общем, так и не выяснив причину ссоры, решила отправиться в поездку без него. Не всё же время мне, словно маленькой девочке, ходить, всегда держась за его руку! Это, конечно, приятно, что Алекс, словно старший брат, постоянно обо мне заботился, опекал, оберегал, но нельзя же всё доводить до абсурда.

Прошло два дня. На третий я встала пораньше, чтобы успеть позавтракать и собраться. Утро было безоблачное. Порадовалась, что с погодой нам повезло.

Натянув тёплые вещи, ведь на улице заметно похолодало — не за горами была зима, собрала рюкзачок, в который положила немного хлеба, варёные яйца, отварное мясо и банку кабачковой икры, а так же бутылку воды, и отправилась на автобусную остановку.

Там было уже несколько ребят из нашего класса и Галина Михайловна. Пока ждали автобус, собрались почти все, не было только новенького. Через несколько минут автобус подошёл. Кроме нас, других пассажиров было немного, все расселись по свободным местам. Мне досталось место рядом с пожилой бабулей, собравшейся в райцентр.

Думала, Алекс не придёт, но перед самым отправлением он всё-таки появился, в последнюю секунду вскочив в автобус. Увидев его, была очень рада, но, не подав виду, состроила хмурое выражение.

Место со мной рядом было занято местной бабулькой, поэтому парню пришлось расположиться на заднем ряду автобуса, но проходя мимо, он поздоровался подчёркнуто вежливо, так что даже сидящая рядом бабушка ответила. Я прыснула, еле сдерживая смех, и старушка неодобрительно покосилась на меня. Алекс, сверкая тёмными глазами, продвинулся в хвост автобуса, но в следующую секунду я почти на физическом уровне ощутила обжигающий спину взгляд. Недоумевая, обернулась, заметив так же хищную улыбку. Сузила взгляд, на что его улыбка стала шире. Похоже, отношения налаживались. Он всё-таки решил поехать с классом. Не хотел оставлять меня одну?

До остановки, где нашему классу нужно было выходить, мы ехали по каменистой дороге, которая взбиралась всё время в гору. Мотор автобуса натужно гудел, одолевая тяжёлые подъёмы.

Пассажиры либо спали, либо притворялись спящими. Если кто и разговаривал, так это мои одноклассники, ведь каждый из нас находился в приподнятом настроении от предвкушения предстоящей прогулки и просто не мог молчать, всю дорогу обсуждая предстоящий день.

Остановка была прямо на перевале. До пещеры нужно преодолеть около километра в сторону гор, а маршрут автобуса теперь вёл вниз на равнину. Весёлой гурьбой мы высыпали из автобуса и окружили нашего классного руководителя. Она пыталась организовать нас, словно первоклассников:

— Ребята, пожалуйста, ведите себя культурно! Не шалите, не разбегайтесь в стороны, чтобы я могла вас всех видеть. Когда войдём в пещеру, старайтесь держаться вместе, так как там темно. Мне бы не хотелось после экскурсии разыскивать вас по тёмным залам. Все меня поняли?

— Да! — хором ответили мы.

— Ты точно всё поняла? — ядовито шипя, спросил меня тихо подошедший сзади Алекс, так вкрадчиво, что я подпрыгнула на месте. Он что, взялся меня пугать?

— Боишься, что я потеряюсь? — повернувшись к нему, съязвила, недовольная, что он меня напугал. — Будешь меня всё время опекать? Думаешь, я маленькая и глупая?

— Ты мелкая непослушная зараза! — сквозь зубы прошипел он, и я задохнулась от такой наглости, потеряв дар речи

— Ах, ты ж!.. — только и смогла пролепетать.

— Вот сгинешь под землёй, и никто тебя не найдёт! — продолжил он шипеть.

— Но ты ведь отыщешь меня, мой герой? — спросила тоненьким кукольным голоском, в который добавила нотки сарказма.

— Даже не думай! — резко возразил он. — Я подожду тебя здесь!

— Ты что, серьёзно? — удивлённо спросила, когда все ребята во главе с Галиной Михайловной двинулись в путь. Оставались только мы с Алексом.

— Колесникова! Малинин! Догоняйте! — крикнула нам классная, я в ответ помахала ей рукой.

— А как ты думаешь? — говорил он сквозь зубы.

— Я не понимаю, чего ты злишься. Хочешь поссориться, да? — вспылила.

— Я злюсь? Да я просто в бешенстве! — воскликнул он, но справившись с собой через секунду, продолжил более спокойным тоном. — Я, ведь, просто прошу тебя не ходить туда. Неужели так сложно выполнить просьбу?

— Да что с тобой? — воскликнула я. — Зачем я в таком случае приехала сюда? Чтобы постоять рядом с пещерой, а в неё не спуститься?

— Я не знаю! — прошипел он в ответ.

— Ну, всё, мне надоело! — воскликнула. — Если хочешь, оставайся!

Алекс посмотрел на меня так, словно хотел испепелить своим взглядом, но это на меня не подействовало, я резко развернулась и быстрым шагом пошла прочь, но в спину прилетело:

— Аня, подожди!

Я остановилась и обернулась.

— Вот что ты со мной делаешь? — приближаясь, сказал он печально.

Смотрела на него, хлопая ресницами. Вопрос был риторическим?

Похоже, Алекс принял решение, которое ему трудно далось, потому что, выдал, подойдя ко мне:

— Я спущусь с тобой в пещеру. Но только, пожалуйста, держи меня за руку и ни за что не отпускай.

Купив билеты, мы дождались экскурсовода и начали спускаться по специально оборудованным металлическим ступеням в пещеру. От входа до первого зала надо было идти всё время вниз. Впереди шёл экскурсовод с мощным фонарём нужным ему для освещения сталактитов и сталагмитов разных форм в различных ракурсах.

Следом шла классная, за нею все наши ребята. Алекс и я шли последними, держась за руки. В пещере было темно, лишь кое-где горели маленькие лампочки, создавая атмосферу тайн и загадок.

Веяло ледяным воздухом, словно мы спускались в подземное царство привидений. Металлические ступени с холодными поручнями по обеим сторонам были мокрыми и скользкими, но всё равно спуск не казался мне сложным или опасным.

Шли медленно, и рука Алекса заметно дрожала в моей руке. Я крепко сжимала его ладонь, пытаясь успокоить дрожь, но это не помогало.

Через некоторое время мы начали отставать от группы, Алекс шёл всё медленнее, еле передвигая ноги, когда мы спустились в первый зал он и вовсе остановился.

Сдвинуть его с места не представлялось никакой возможности. Стоял, как вкопанный, тяжело дыша. Его била крупная дрожь. Внезапно меня осенило. Я догадалась, почему Алекс не любил пещеры. Скорее всего, у него была боязнь замкнутого пространства.

Как же я не поняла этого раньше? Ведь только поэтому он и отговаривал меня от этой затеи, просто не мог представить, что я окажусь здесь одна, ведь он привык оберегать меня в любых ситуациях.

И зачем же я позволила ему всё-таки спуститься в пещеру? "Какая же я дура! Надо было догадаться! Ведь, столько было намёков! Решила, что сильный парень не может иметь подсознательных страхов?" Теперь надо было срочно что — то делать, чтобы ему помочь.

— Давай вернёмся обратно, — тихо предложила, но ответа не последовало.

— Алекс, прошу тебя — вернёмся, пожалуйста! — проговорила ещё раз громким шёпотом.

Он не отвечал, тогда я решила позвать Галину Михайловну, чтобы предупредить её о том, что мы покинем пещеру и попросить о помощи. Не одноклассников же просить, с которыми у него не заладились отношения?

Я позвала её несколько раз, но звук причудливо распространяясь по залу пещеры, терялся где-то в глубине залов и уходил в землю, так что не достигал ушей классной руководительницы. К тому же, мы сильно отстали от основной группы, а громко кричать было боязно. Что если громкий звук мог вызвать обвал.

— Ладно, будь здесь, никуда не уходи, — сказала, быстро приняв решение. — Я только позову Галину, и мы с тобой поднимемся наверх.

Я очень волновалась, наверное, поэтому приняла неверное решение, допустила единственную ошибку, отпустив его руку.

Бросилась догонять ребят, на это мне не потребовалось много времени, и когда экскурсовод во втором зале остановил группу и что — то рассказывал, я добралась до классного руководителя и сказала:

— Мне срочно нужна Ваша помощь!

Тут же схватила классную за руку и очень быстро потащила за собой.

— Аня, что случилось? — испуганно спросила женщина

— Ничего страшного, сами увидите, — приглушённо проговорила, стараясь не привлекать внимания ребят. Не успев даже пройти мимо группы, отчётливо услышала треск, словно от разрываемой ткани, и глухой стон, напоминающий рычание зверя.

Эти звуки слышали все, сразу притихли и стали спрашивать друг у друга шёпотом, что это было. В тусклом свете лампочек сложно было что-то разглядеть, но всем показалось, что где-то вдали мелькнула чёрная тень.

Экскурсовод успокоил ребят, сказав, что это обычное дело для пещеры, что здесь иногда и не такое услышишь. Якобы, под землёй происходят определённые процессы, поэтому в пещере очень часто можно услышать странные звуки и увидетьпричудливые тени. Это связано со специфической акустикой и неярким освещением.

Экскурсия продолжилась. Мы с классной вернулись в первый зал, где я оставила Алекса. В полумраке не сразу поняла, что его здесь уже не было.

— Аня, так что ты хотела мне показать? — нетерпеливо спросила Галина.

— Уже ничего, — промямлила я. — Его здесь уже нет.

— Кого?

— Никого. Я ошиблась. Простите.

— Возвращаемся к группе? — спросила классная.

— Конечно. Идите, я сейчас, — задумчиво сказала в ответ.

Куда Алекс мог подеваться? Выбрался наружу сам, не дождавшись меня? На всякий случай решила проверить наверху. Отыскать его, чтобы успокоить своё волнение. Уже осознала, что допустила ошибку, оставив его одного.

Начав подниматься наверх, через пару минут увидела яркий солнечный свет, на некоторое время ослепивший меня. Выйдя из полумрака пещеры, долго не могла толком ничего разглядеть, пока глаза не привыкли.

— Алекс! — позвала, щурясь от солнца, но мне никто не ответил. Когда глаза начали что — то различать, я поняла, что возле входа в пещеру не было никого.

Сбегала вниз, к автомобильной стоянке, осмотрела её, затем обошла вокруг нескольких строений, но его нигде не было. Стояла поразительная тишина.

Обычно туристы собирались здесь после обеда, а сейчас на площадке возле кафе и магазинчиков не было ни единой души, наверное, наш класс был пока единственной группой, которая прибыла так рано. Подошла к кассе, где мы покупали билеты, спросила у сонной кассирши, не видела ли она черноволосого парня, на что она отрицательно покачала головой.

Тогда я подумала, что вполне могла ошибиться, решив, что Алекс поднялся наверх. Во-первых, его вообще сложно было сдвинуть с места. Во-вторых, разве мог он оставить меня в пещере?

Решила идти обратно и разыскивать его внутри. Медленно спускаясь, пристально вглядывалась в темноту. Привыкшие к яркому свету глаза, не видели практически ничего. Почти на ощупь спустилась в первый зал, и, когда начала различать очертания предметов, двинулась дальше.

Пройдя через всю пещеру, добралась до четвёртого зала, самого большого и красивого, где находилась наша группа. Не встретив Алекса по пути, решила, что найду его среди одноклассников, но всматриваясь в их лица, выяснила, что его не было и здесь.

Прошло уже полчаса с того момента, когда я потеряла Алекса. Не могла дождаться, когда закончится экскурсия, которая длилась всего сорок минут. Волнение усиливалось с каждой минутой, и к концу экскурсии я уже не находила себе места от тревоги.

Когда с группой, наконец, поднялась наверх, и увидела парня, спокойно сидящего возле оставленных нами рюкзаков, от нахлынувшего чувства облегчения и одновременно раздражения готова была его толи обнять, толи побить.

— Где ты был? — спросила сердито, снимая с себя куртку, так как на солнце начинало припекать.

— Здесь, — недоумённо ответил он.

— Вот только не надо мне врать! — сквозь зубы проговорила я, в сердцах бросив куртку на землю. — Я поднималась сюда, тебя здесь не было!

Нахмурившись, он смотрел прямо, но молчал. Не дождавшись ответа, подняла свой рюкзак и куртку и разочарованно зашагала прочь, давая понять, что окончательно с ним поссорилась.

Все наши собрались возле магазинчика с сувенирами, выбирая всякие безделушки. Я тоже подошла к прилавку, выбрала подарок Ванюше — искусно вырезанного из дерева зайца, и совершенно игнорируя присутствие Александра вместе со всеми пошла пешком к месту, где собирались провести пикник.

Глава 25. Спасение

Анна

Остановиться решили на берегу реки, в том месте, где расширялось ущелье, и речная вода особенно красиво падала с нескольких порогов и разбивалась о камни, рассыпая вокруг свои солнечные брызги.

Вдоль речки по обоим берегам взбирались по склонам высоченные деревья смешанного леса, нетронутые даже во времена активных лесоразработок. Огромные пихты, горные сосны, неохватные грабы замечательно вписывались в местную экосистему. Их раскидистые кроны защищали от пересыхания водоём и реликтовые виды растений, сохранившихся в условиях постоянной влажности. Медленно растущий самшитник повсюду окутал берега, цепляясь корнями за каменистую почву. Среди вечнозелёного кустарника кое-где вспыхивали ягоды шиповника, отвоевавшего и себе небольшой уголок. Здесь было очень красиво. Местный воздух был так влажен и свеж, что дышалось поразительно легко.

Парни собрали сухие ветки и развели на берегу костёр. Девочки устроили богатый импровизированный стол, где разложили съедобное содержимое всех рюкзаков.

На костре поджарили сало и хлеб и сели обедать. Было весело. Хорошему настроению способствовала и солнечная погода, и весёлый треск костра, и вкусная еда.

Всё располагало к общению, и даже не напрягало то, что некоторые наши ребята были отъявленными хулиганами. Сегодня, как никогда, обстановка была вполне дружественная. Парни проявляли себя только с хорошей стороны, что очень радовало классного руководителя.

Сидя за импровизированным столом прямо на земле, подстелив только куртки, мы рассказывали анекдоты, пели песни, играли в игры — всем очень нравилось, что наш класс выбрался, наконец-то, в поход.

Конечно, заводилой всего была наша дорогая классная Галина, как мы называли её за глаза, она мягко руководила нами, предлагая всё новые и новые игры, и мы все без исключения были ей благодарны.

Пока отдыхали на берегу, Алекс постоянно держался рядом со мной. Я больше не злилась, но сохраняла дистанцию. Не собиралась быстро его прощать, тем более за ложь.

К тому же он даже не извинился за то, что мне пришлось волноваться и разыскивать его везде, и из-за него я не смогла получить удовольствие от посещения пещеры, не полюбовалась её красотой.

Я решила тогда, что он наверняка не хотел бы, чтобы о его фобии кто-то узнал, поэтому задумала высказать ему всё позже, когда рядом никого не будет.

Пообедав и вдоволь наговорившись, все ребята разбрелись кто куда. Сначала фотографировались там и сям, потом разделились на мелкие группы и просто гуляли, наслаждаясь последним теплом уходящей осени, любуясь водопадом и последними жёлтыми листьями, летящими по ветру.

Листья падали прямо в реку и плыли по её водной глади, падая вместе с нею с порогов жёлтым покрывалом.

Несколько девчонок вместе с нашей классной руководительницей Галиной гуляли по лесу невдалеке, собирая перезревший шиповник, и ища красивые резные листья для осенних букетов.

В это время парни отделились и занялись тем, что было интересно им. Сначала по отвесной скале возле водопада они забирались наверх, показывая свою молодецкую удаль, затем перешли на другую сторону реки прямо над отвесом по мелкой воде.

Алекс тоже был среди них. Не знаю, зачем он всё это делал, может быть хотел привлечь к себе внимание.

Я же старалась не смотреть в их сторону, полностью игнорируя все испытания, которые они себе придумывали, но их гортанные крики и громкий смех, если у кого-то что-то не получалось, постоянно привлекали к себе внимание, поэтому всё равно приходилось быть в курсе всех их развлечений.

Через некоторое время на другой стороне реки, парни обнаружили тарзанку, прикреплённую на ветке высоченного граба. Она представляла собой тонкий металлический трос с петлёй на конце, привязанный высоко к толстой ветке старого дерева, растущего здесь с незапамятных времён.

Кто и когда её подвесил, никто из нас не знал, но ребята собрались покататься, пока наша классная отвлеклась. В петлю на конце троса парни вставили кусок ветки, за который можно было держаться.

Катание заключалось в том, что кто-нибудь брался за палку с обоих концов, отступал как можно дальше назад и, разбежавшись, взлетал над речкой в том месте, где падал водопад.

Возможно, кто-то подвесил этот трос для того, чтобы нырять в глубокий природный бассейн, выбитый струями падающей со скалы воды прямо под водопадом.

Но теперь было прохладно, и после продолжительных дождей бассейн был очень глубок, да и вода в нём была мутная, так что нельзя было даже разглядеть его дно, и наши парни не собирались плавать, просто хотели получить свою дозу адреналина, взлетая над водопадом и возвращаясь на берег.

В общем, все парни были там. Алекс тоже не отставал, наверное, наши одноклассники завели его. Может быть, взяли на слабо, как это обычно бывает среди парней, и он, конечно, поддался, потому что всем известно, что мальчишки такие существа, которым кажется, что они неуязвимы и могут свернуть горы, а если кто — то когда-нибудь упрекнёт их в трусости, то этому человеку непременно докажут, что он не прав.

Как доказать, что ты ничего не боишься? Наверное, надо сделать такое, на что другие бы точно не решились.

Итак, пока наша классная гуляла в лесу с одной группой девчонок, ребята устроили катание на тарзанке.

Когда это всё началось, я находилась недалеко от берега, услышав, что кто-то собирается покататься на тарзанке, решила вернуться и посмотреть.

Со стороны это выглядело страшно, я осознала, что никогда в жизни не решилась бы на такое катание.

К тому времени, когда я подошла, похоже, несколько ребят уже прокатились.

Я увидела Алекса, который, крепко держась за палку, взлетел над рекой, и зажмурила глаза от страха за него. Когда снова их открыла, то увидела, что всё было в порядке, Алекс, как ни в чём не бывало, уже стоял на берегу, а за палку, укреплённую на конце троса, ухватился Антон и, сильно разбежавшись, оттолкнулся от земли и взлетел над водопадом.

Вдруг сухая ветка треснула в его руках, не выдержав его немаленького веса, и сломалась пополам, а Антон полетел прямо в бассейн под водопадом, как и был, прямо в обуви и в одежде.

Ударившись о воду, он поднял фонтан брызг и ушёл в глубину под бурлящие струи. Кто — то из девчонок, стоящих на берегу, завизжал от испуга, парни, в ужасе вытаращив глаза, стояли в тягостном молчании и с надеждой всматривались в воды природного бассейна, ожидая, когда Антон, наконец, выплывет.

Но по какой-то причине он всё не появлялся над водой. Все начали испуганно кричать, что он утонул, что его могло затащить течением под скалу, и он не может справиться с водоворотом и выплыть.

Подоспевшая на крик Галина Михайловна, узнав, что случилась, упала в обморок. Все находящиеся на берегу словно застыли от шока, никто не знал, что делать.

Две девочки бросились к Галине, чтобы чем-то ей помочь, но остальные не могли даже сдвинуться с места.

Находясь в шоке от увиденного, я не сразу обратила внимание на Алекса, который в это время снимал с себя одежду, увидела только, как он, оставшись в одних трусах, бегом бросился в реку, не теряя времени даром.

Сложен он был прекрасно, его тело было просто идеальным, словно тело античного бога: под кожей перекатывались налитые силой мускулы, плечи были широки, и на животе его не было ни грамма жира, только мышцы.

Я невольно залюбовалась им, пока он бежал по мелкой воде, приближаясь к омуту, но когда он прыгнул прямо с порога вниз, я просто обомлела, представив, что он тоже утонет, как и Антон, и закрыла лицо руками.

Но долго стоять так не смогла, убрав руки от лица, во все глаза смотрела, как он боролся с течением, подплывая к скале, с которой падал водопад, постоянно шепча его имя, как молитву, которая вряд ли могла сейчас ему помочь.

Несколько раз он нырял, ища Антона в струях бурлящей воды, но выплывал ни с чем. Подплыв как можно ближе к скале, Алекс в последний раз вдохнул и скрылся под водой.

Потекли напряжённые секунды ожидания, над водой никого не было видно. Тяжёлые струи с шумом падали с одного порога на другой, рассыпаясь мелкими брызгами, но эта завораживающая красота уже никого не впечатляла.

В немой надежде все уставились в место на реке, где под водопадом находилась глубокая яма, заполненная мутной водой.

Казалось, что секунды ожидания будут тянуться вечно, я затаила дыхание и напряжённо вглядывалась в бурлящие воды, но ничего не могла разглядеть.

Из класса больше не нашлось удальцов, которые могли помочь Антону и Алексу. Никто из ребят не бросился в реку, даже друзья Антона испуганно жались друг к другу, стоя на берегу, ну и куда там слабым девчонкам, которые способны были только визжать и размахивать руками.

Мне казалось, что с того момента, когда Алекс в последний раз нырнул, прошла целая вечность. Не дыша, я напряжённо вглядывалась в кипящую поверхность омута, но в бурлящих водах не было видно ничего, кроме пены.

Время растянулось в ожидании. Я застыла в немой мольбе, до крови прикусив нижнюю губу. Даже учитывая то, что в экстремальных условиях время растягивалось, всё равно уже нельзя было поверить в то, что Александр покажется над поверхностью воды, так как никакого объёма лёгких не было бы недостаточно для того, чтобы пробыть под водой такое долгое время.

Я уже начала отчаиваться, представив весь ужас сложившейся ситуации.

Неужели я потеряла его?!!!

Мою грудь сдавила такая боль, что я не могла дышать.

Но вдруг, в тот момент, когда все уже перестали верить в то, что Антон и Алекс спасутся, над водой показалась черноволосая голова, и я облегчённо вздохнула. Алекс выплыл, хотя сила водоворота под водопадом была огромной, выплыл сам и даже вытащил нахлебавшегося воды Антона.

Сначала парень плыл, волоча тяжёлое тело одноклассника за собой, но почувствовав под своими ногами твёрдую землю, он поднялся, но продолжал тащить его, хотя видно было, как он устал. Грудь его тяжело вздымалась. Парня заметно пошатывало, скорее всего, из-за кислородного голодания.

Антон видимо всё это время был без сознания, так как волочил его Алекс, как огромную безвольную куклу.

Выбравшись на берег, прежде всего, он со знанием дела перевернул Антона на живот, чтобы из его лёгких максимально вылилась попавшая туда вода, потом положил его на спину и несколько раз надавил тому на грудную клетку, пошлёпал ладонью по щекам, пока тот не начал дышать и открыл глаза.

Только тогда Алекс оставил его, а в это время к ним сбежались все его друзья. Антона, который не совсем понимал, как ему удалось спастись, трясло от холода и потрясения.

Его и Александра парни хлопали по спине и поздравляли. Девчонки, которые только теперь стали выходить из шокового состояния, радостно обсуждали чудесное спасение обоих и не сводили с Саши своих восхищённых глаз.

Отойдя от толпы одноклассников за своей одеждой, Алекс как-то по-собачьи тряхнул головой, стряхивая воду с волос, и начал одеваться. Я так же, как и остальные восхищённо глядела на него во все глаза и боль в груди отступила, уступив место жару, и я, наконец-то, с трудом вдохнула обжигающий лёгкие воздух.

В глазах защипало, и горючие слёзы потекли по щекам.

Я бросилась прочь, чтобы никто не заметил моих эмоций.

Глава 26. Разговор у реки

Анна

Идя вдоль реки вниз по течению, я зашла за поворот, здесь можно было спокойно вытереть свои слёзы и не беспокоиться, что их кто-то увидит.

Присев на сухую корягу, которая была принесена сюда большой водой со времени прошедших дождей и уже успела высохнуть, ожидая следующего путешествия, которое начнётся во времена следующих ливней, я смотрела на воду и пыталась справиться с нахлынувшими переживаниями.

— Анюта, что ты здесь делаешь? — услышала позади себя голос Алекса, который звучал таким же чистым бархатом, как в первые дни нашего знакомства, и вздрогнула — не ожидала, что он за мной пойдёт.

А он остановился в нескольких шагах позади и ждал ответа. Едва справляясь с волнением, я не смела повернуться к нему, боясь, как бы он не увидел моей слабости, и не смогла произнести ничего толкового, кроме одного слова:

— Ничего.

— Аня, — снова произнёс он тихо. — У тебя всё хорошо?

— Да, всё в порядке! — ответила я преувеличенно бодро, всё ещё боясь обернуться и взглянуть в его прекрасные глаза.

— Что-то мне подсказывает, что это не так…

— Ты ошибаешься! — резче, чем нужно, так что вышло почти грубо, ответила я, глядя на бурлящую воду реки. — Уйди, пожалуйста!

— Ладно, — нейтральным тоном, по которому невозможно было понять, что он чувствовал, сказал Алекс.

Послышались удаляющиеся шаги, я оглянулась, но он вдруг остановился и посмотрел на меня.

Пристальный взгляд его суженных глаз пригвоздил меня к месту.

— Анна, что происходит? — сухо поинтересовался он и приблизился ко мне.

— Ничего! — буркнула я, опустив глаза долу.

— Что-то случилось? Скажи мне.

Вспылив, я вскочила с коряги и поглядела прямо в его глаза, в сердцах воскликнув:

— Да что ты понимаешь? — А слёзы предательски лились из уголков глаз, скатывались по щекам и никак не унимались.

— Что это? — смягчив тон, спросил Алекс, внимательно и в то же время растерянно всматриваясь в моё лицо, на его красивом лице отобразилась гамма эмоций: удивление, смятение, боль, растерянность, он вздохнул и почти утвердительно прошептал: — Это слёзы?

Я ничего не ответила. Да и что можно было ответить на такой очевидно глупый вопрос? "Конечно, это слёзы, а чем же ещё это может быть?" или "Нет, это дождь!", например, но это было бы очевидной ложью, или "Нет, соринка в глаз попала". Пока я, еле дыша от смущения и злости, раздумывала над ответом, он шагнул почти вплотную ко мне и, протянув правую руку к моему лицу, лёгким движением пальцев нежно вытер слёзы с моей щеки.

Его пальцы были такими тёплыми, а ласка столь неожиданной, его глаза согревали меня своей теплотой и нежностью, что в один миг моя злость улетучилась, словно её никогда и не было.

Он нежно коснулся моего подбородка, затем тыльной стороной ладони вытер слёзы с моей правой щеки. Я застыла в изумлении, не сводя своих глаз с его лица. Он был почти одет, только не успел застегнуть рубашку, видимо надевал её второпях, когда догонял меня.

Мокрые волосы в беспорядке разметались по его лбу, падая на глаза, взгляд которых был таким тёплым и ласковым, что я буквально ощутила волну жара, разливающуюся от сердца по всему телу.

Его пальцы задержались на моей шее ниже уха, но затем Алекс медленно убрал руку, хотя глаза его продолжали ласкать и согревать меня. От неожиданной ласки я готова была расплакаться ещё сильнее, поэтому заморгала, высушивая на ресницах слёзы, и тяжело вздохнула.

— Почему ты плачешь? — мягко спросил он, согревая меня теплом своих серых глаз.

— А ты не догадываешься? — уже без претензий спросила я.

— Нет, — тихо ответил он. — Расскажи мне…

— Я расстроена, Саш…, — прошептала я.

— Расскажешь? — всё так же мягко совершенно без нажима спросил он, внимательно глядя мне в глаза, но, не дождавшись ответа, подсказал: — Тяжёлый день?

— Да, наверное… позже… — пробормотала я.

— Я тоже расстроен, — тяжело вздохнув, так, что защемило в сердце, мягко произнёс он. — Если хочешь, объясню причину.

Я кивнула в ответ, и Алекс продолжил, внимательно глядя на меня:

— Из-за нашей ссоры… Просто скажи мне, что случилось? За что я впал в немилость? Сначала кричишь на меня, а после просто уходишь и игнорируешь весь день… Ты должна понимать, как я чувствую себя после всего этого, не можешь не понимать? Ты, ведь, обещала мне не поступать со мной так.

По мере того, как он продолжил говорить, в его тоне снова появилась твердость металла, но я заметила, что усилием воли он пытался смягчить свою речь, словно щадя меня. Я же смутилась не в силах подобрать слов для оправдания.

— Ты единственный мой друг здесь, но, — он замолчал на мгновение, гася жёсткость в голосе. — Но даже тебе я не могу позволить так с собой обращаться.

В смятении чувств я хватала ртом воздух, почти физически ощущая его боль. Моё сердце словно прожгла раскалённая игла, и в тот момент я поняла, как сильно я его люблю.

Люблю.

Но причиняю ему боль…

Не зная, как оправдаться, прошептала, на большее просто не хватало сил:

— Прости… Да, я обещала, но я сердилась не просто так. Ты исчез из пещеры, я так волновалась, везде искала, обегала всё, что только можно: и пещеру, и стоянку, и окрестность, затем снова спустилась вниз, предполагая самое ужасное, продолжила искать. А потом экскурсовод буквально заставил подняться на поверхность, а ты, как ни в чём не бывало, преспокойно ждёшь наверху. Причём уже в другой одежде, значит, переодеться ты успел, но даже не задумался, что кто — то разыскивает тебя и с ума сходит от тревоги!

Где-то в середине своей речи я перешла с шёпота на голос, говорила всё более уверенно и твёрдо.

— Значит, заметила, что я переоделся, — произнёс Алекс будто бы озадаченно, а затем расслабленно, как будто с усмешкой добавил: — Просто в той одежде мне было жарко. Скажи, а это всё, что тебя волнует? Я имею ввиду одежду!

— Да не волнует меня твоя одежда, — снова вспылила я. — Где ты был тридцать минут? Это ты можешь мне сказать?

— Но я, ведь, тебе не обещал, что буду отчитываться о каждом моём шаге? — напряжённо, почти гневно, выговорил он, и металл в его голосе звенел, так как его уже никто не скрывал.

— Да, ты прав, не обещал, — опустив глаза, проговорила я отрешённо, скрывая предшествующую слезам горечь в горле. — Прости, это всё не моё дело… Забудь, хорошо?

Внезапно Алекс снова коснулся моего подбородка, приподнимая моё лицо так, чтобы я взглянула на него снова, отрицательно покачал головой и, внезапно смягчаясь, тихо сказал:

— Ладно, прости.… Я не предполагал, что ты расстроишься…

— А ещё, ты, сломя голову, бросаешься в реку, — всхлипывая, проговорила я. — Ты же мог утонуть!

Алекс нахмурился и спросил:

— Так что же, по-твоему, мне следовало дать Антону утонуть?

— Нет, нет! Всё правильно! Но я ведь не знала, что ты так хорошо плаваешь! Особенно после того, что было в пещере. С такой фобией можно ожидать чего угодно! — выпалила я на одном дыхании, даже не задумавшись, что снова говорю обидные вещи.

— С фобией!? — Раздался рык, похоже, я его всё же довела до той точки, после которой он больше не мог сдерживать гнев, куда только делась вся его мягкость.

Но меня уже понесло, словно все механизмы самосохранения разом отключились:

— У тебя же страх замкнутого пространства!

— А ты уже и диагноз мне поставила! — прорычал он, хмурясь ещё больше.

— Я понимаю, что тебе сложно это признать, но ты же сбежал из пещеры. Тебя нигде не было. Что я могла предположить? — меня всё несло.

— Поэтому ты сразу решила, что у меня какая — то немыслимая фобия! — побледнев от гнева, почти прохрипел Алекс, сверкая почти чёрными глазами.

На его хмуром лице ещё не высохли капли воды, волосы были растрёпаны, но выглядел он словно разгневанный демон, тело его дрожало от гнева, и вдруг, схватив меня за плечи и сжав почти до боли с шипением прорычал:

— А что бы ты сказала, если бы узнала обо мне нечто другое, например, что внутри меня прячется дикий зверь? Какой диагноз ты бы поставила мне тогда?

Его хмурое лицо, его глаза, мечущие молнии, и хриплый, словно стон раненого зверя, голос, отрезвили меня. Широко раскрытыми глазами глядя на то, что я с ним сотворила всего за несколько минут, а ведь это моих рук дело, я растерянно хлопала ресницами. Слёзы мои давно высохли, уступив место раскаянью.

Глядя в эти почерневшие очи, не могла дышать. Нет, не от страха, страха не было вовсе, а от боли, снова сдавившей сердце.

— Ну, я жду! — рыком поторопил меня Алекс, не сводя взгляда с моего лица.

— Но ведь это неправда, — растерянно пролепетала я.

— А что если бы это было правдой? — не унимался он. — Что бы ты тогда сказала?

— Нет, я знаю тебя, ты не шизофреник, — пробормотала я смутившись.

— Что? — усмехнулся он. — Ты совсем меня не знаешь! Ты даже не представляешь, на что я способен!

Эти слова он произнёс очень тихо, но в каждом металлом звенела чистая ярость, слова, словно выстрелы, слетали с его губ. Его глаза горели чёрным светом, и всё в его поведении выдавало в нём ужасного хищника.

— Что ты говоришь? — потерянно проговорила я. — Ты хочешь напугать меня?

— Маленькие девочки очень доверчивы, а хищники бывают коварными, и на самом деле всё не так, как кажется, — произнёс он вкрадчиво, его тон был обманчиво ласков.

— Что ты хочешь этим сказать? — прошептала я.

— Ты… доверяешь мне? — прошипел он, странно заглядывая в мои глаза

— Да… — едва дыша, произнесла я дрожащим голосом.

— Почему? — сдавленно спросил он так, словно его что-то мучило.

— Я знаю тебя, ты ведь не такой, каким хочешь сейчас казаться. Когда ты настоящий — ты добрый и спокойный, я не понимаю, почему ты говоришь о себе такие вещи, — забывая дышать, пролепетала я в ответ уже почти испуганно.

Увидев в моих глазах зарождающийся страх, он застонал, как будто внезапно почувствовал ноющую боль.

— Ты… ничего… не знаешь, — сдерживая гнев, почти шёпотом произнёс он и опустил глаза. — Я не такой, каким кажусь. Что если настоящий я совсем другой, не такой, как ты себе представляешь?

— Ты пытаешься запугать меня до смерти? — сдавленно, словно мне не хватало воздуха, прошептала я.

— Не надо меня бояться… — внезапно осознав, что я задыхаюсь, Алекс выпустил наконец мои плечи из стального захвата и простонал. — Только тебе позволено всё…

— Да что с тобой такое? — воскликнула я, переставая что-либо понимать.

— Я не знаю… — хрипло прошептал он и тяжело дыша, отвернулся к реке и всё ещё дрожа смотрел на воду.

Между нами повисло тягостное молчание. Трудно было подобрать какие-либо слова, чтобы дать ему понять, что он был мне дорог, что ему я буду доверять всегда. Неважно, есть у него какие-либо фобии или нет, меня это больше не волновало. Важнее было то, что я не хотела его терять, пусть не как возлюбленного, а даже как друга.

Если бы он отдалился от меня, я бы этого не вынесла. На секунду я представила, что произошло то, чего я больше всего боялась, что я потеряла его навсегда.

В моём воображении всё выглядело столь реально, что внезапным порывом я просто бросилась к нему и обняла за талию. Уткнувшись лицом в его плечо, ощутила его дрожь, услышала бешеный стук сердца и тихий сдавленный стон в груди.

Его грудная клетка бешено вздымалась, словно в воздухе не хватало очень важного элемента, а тело было словно каменным и таким горячим, что мне показалось, что у него сильный жар.

Так вот с чем были связаны его бредовые речи! Похоже, он заболел и уже не контролировал, что болтает, а я уже выдумала целую проблему!

— Саша, ты болен — у тебя сильный жар, — прошептала я, и он вдруг пошевелился, обнимая меня. Его сильные руки обхватили мои плечи и спину, но уже ласково, не стремясь причинить боль, и он согласился:

— Да, болен… уже давно…

И в эту минуту у меня не нашлось бы никаких сил, чтобы оторваться от него хоть на миг, да это и не требовалось, так как теперь уже Алекс крепко, но бережно держал меня в своих объятиях.

Глава 27. Борьба с собой

Александр

С некоторых пор меня волнует только одна девчонка, всех других я просто не замечаю. Только от неё я не могу оторвать своего взгляда, меня постоянно тянет к ней, что бы я ни делал и где бы я ни был. Рядом с ней я становлюсь совершенно другим, каким-то неспокойным, не могу управлять собой, словно только она управляет моими действиями и поступками.

Похоже, что без неё я уже не могу, скорее всего, укрепляется невидимая связь между нами, и я просто уже не властен над собой. Это так мучительно, когда ты не принадлежишь себе. Кто придумал эту изощрённую пытку?

Меня просто разрывали противоречивые желания. Первое — стремление постоянно видеть предмет моей страсти, заботиться и оберегать. Второе — совершенно противоположное — освободиться от этой болезненной привязанности, чтобы можно было оторваться от неё, быть самим собой, принадлежать самому себе.

Наверное, эти противоречия когда-нибудь доконали бы меня, ведь у нас с Анной не могло быть будущего. Мы с ней из разных миров.

Я — ужасное чудовище.

Она… — она ангел, фея, принцесса.

Что у нас общего? Ничего, кроме болезненной привязанности друг к другу. Зачем усугублять своё и без того тяжёлое положение? Зачем мучить себя? Зачем портить жизнь ей? Но о том, чтобы попытаться разорвать отношения, не могло быть и речи. Да какие там отношения? Я был настолько благоразумен, что не позволял себе никаких вольностей. Наши отношения мы называли просто дружбой, но неужели со стороны нельзя было увидеть, что я окончательно и бесповоротно повержен.

Сдался без боя на милость победителя.

Иногда, когда было очень уж тяжело, я пытался отдалиться от неё, но это было непросто. Мои чувства, требуя выхода, мучили меня, сжигая мою душу. С этим невозможно было бороться, и как я ни старался — у меня ничего не выходило.

Из-за всех волнений я начинал злиться. Злился, прежде всего, на себя, и понимал, что этого делать нельзя, иначе в любой момент мог потерять над собой контроль. Меня просто накрывали неконтролируемые приступы ярости. Но я всегда владел собой — мой отец мог бы мной гордиться. Владение собой — единственное, чему он смог меня научить, от остального я попросту отказывался.

Иногда мне казалось, что Анна понимала, что внутри меня идёт борьба, она так на меня смотрела, словно догадывалась обо всём, что я чувствовал. В такие моменты мне хотелось открыть ей свои чувства и рассказать, кто я, но я благоразумно пресекал свои желания, представляя себе, что может случиться.

Меньше всего на свете мне хотелось её напугать. Не думал, что она была готова к тому, что я мог ей рассказать, и не знал, будет ли готова когда-нибудь.

В своём воображении я представлял себе нашу жизнь, если мы будем вместе. Со временем, если мы поженимся, мне придётся постоянно её обманывать, пока рано или поздно она не узнает, кто я такой. А она узнает, такое не скроешь, если живёшь под одной крышей. Если у нас родится ребёнок, то я точно буду знать, что он тоже станет оборотнем, и просто не смогу с этим жить. Окончательно себя возненавижу. Не смогу смотреть ей в глаза.

Хуже мучений придумать нельзя. Не лучше ли было оставить всё, как есть? Это тяжело, но возможно. Потом, когда мы закончим школу, она поступит в универ, уедет из посёлка и, возможно, мне станет легче. Может быть, со временем она встретит хорошего человека и будет с ним счастлива, родит нормальных детей, а я буду наблюдать за этим со стороны, навсегда оставаясь её другом, буду заботиться о ней, буду любить её детей.

И буду несчастен всю жизнь.

Но этот вариант был единственным из того, что хоть как-то примиряло меня с самим моим существованием.

Не так давно я понял, что отказаться от дара будет не просто, скорее всего, почти невозможно. Сколько мне понадобится времени на это, я не знал.

Может быть, вся жизнь.

Бывали случаи, когда я не мог полностью контролировать себя, и надо мною властвовали чувства. Это было связано с замкнутыми пространствами, но это не страх, а нечто другое, когда над тобой властвует подсознание, а разум почти отключается. Как подсознательная готовность к опасности, когда контроль над моим телом полностью переходит к зверю внутри меня. И это почти невозможно подавить.

Когда мы спустились в пещеру, меня одолело сильное чувство патологического омерзения, к которому я не был готов.

Ещё раньше я узнал от отца, почему все волки ненавидят пещеры, гроты и любые тёмные сырые помещения. Это связано с подсознательным ожиданием нападения упырей, и отложилось в родовой памяти каждого волка с незапамятных времён, когда кровососущие твари спасались от солнечного света под землёй, и выходили только по ночам.

В те далёкие времена они выглядели совершенно иначе, их можно было сразу узнать по серому цвету кожи, по огромным чёрным глазам и уродливым чертам лица, но теперь они уже не прятались от солнца. Питаясь человеческой кровью, они приобрели и человеческую защиту от сжигающего солнечного света, а со временем и человеческий облик.

Теперь вампира сложно распознать. От людей они взяли самое лучшее, и прячутся теперь совсем не в пещерах, а всё больше в городах среди большого скопления людей, так как там много пищи. Ежегодно везде бесследно исчезают люди, пропадают навсегда, поэтому имеет смысл предположение, что они становятся добычей вампиров, ведь этим тварям постоянно хочется есть, и только кровь может удовлетворить их нечеловеческий аппетит.

Конечно, есть и другие, "более гуманные" вампиры, которые не убивают своих жертв, а только забирают у них немного крови, но на это способны далеко не все. Основное большинство не контролирует свой неуёмный аппетит, выпивая всё до последней капли, убивая этим свою жертву.

Всё, что мы знаем о вампирах — ложь. Они очень быстры и сильны, и ничего не боятся, ни святой воды, ни распятия, ни чеснока, хотя этот запах весьма для них неприятен. Убить вампира очень сложно, почти невозможно. Ни огонь, ни пули, ни взрывчатка их не берут. Опять же потому, что они очень быстры.

Только волки могут сравниться с ними в скорости, и только волчьи клыки обладают той остротой, которая необходима для того, чтобы разорвать плоть вампира.

Человек, которого укусил вампир, не становится таким же, всё это домыслы и фантазии тех, кто якобы встречал своих знакомых в новом образе. Вампир, выпив кровь человека, приобретает всю информацию о своей жертве, иногда даже может принять её облик, только и всего.

Но люди могут быть слугами вампиров, для этого вампиры дают им выпить своей крови, чтобы навечно привязать к себе. Последние времена они этим в основном не пользуются, так как полностью влились в жизнь людей.

Наши смертельные враги живут среди нас, а мы даже не предполагаем, что это так.

У оборотней очень сильна родовая память, она передаётся от отца к сыну на протяжении многих тысячелетий, всё, что один оборотень когда-либо узнавал о вампирах, записывается в памяти и передаётся следующим поколениям. Поэтому мы всегда готовы к тому, чего на самом деле никогда не видели.

В общем, моя подсознательная готовность к нападению вампиров, не дала мне возможности контролировать себя в пещере, даже не помогло то, что Анна крепко сжимала мою руку. Думаю, что я мог обернуться волком прямо на её глазах, чем страшно бы её напугал, но этого не произошло. К счастью Анна отпустила меня и побежала предупреждать руководителя о том, что мы покинем пещеру.

Как только она это сделала, я испытал не выразимое словами облегчение и тут же контроль над своим телом отдал зверю.

Нельзя было терять ни секунды, сбросив за ограждение ошмётки одежды, которая была на мне с утра, я выбрался из пещеры и, крадучись, чтобы не попасться никому на глаза, пробрался в лес. Зато в лесу я смог развить хорошую скорость, мчась домой напрямик, через холмы и препятствия. Мне надо было быстро переодеться и вернуться обратно до того, как наш класс поднимется из пещеры наверх.

Напрямую было километров десять — я их с лёгкостью преодолел. Потом вернулся в человеческий облик, оделся и помчался обратно, заметив, что, не будучи волком, тоже могу развивать приличную скорость, перепрыгивать через огромные провалы в земле, поваленные ветром ветхие стволы засохших от старости вековых пихт, поросшие мхом валуны и другие препятствия, которые встречались на моём пути.

Добравшись до места, я ещё некоторое время ждал всю группу, когда они поднимутся наверх. Увидев меня, Аня облегчённо вздохнула и выказала своё недовольство тем, что я неизвестно где пропадал.

Она страшно рассердилась на меня, игнорировала моё присутствие, но я был только рад, что она не разговаривала со мной. Что я мог ей сказать? Ведь я терпеть не мог лгать и изворачиваться. А как можно было объяснить своё поведение безо лжи? Да я и терпеть не мог всяческие объяснения. Некоторое время я не подходил к ней, чувствуя, что она в отвратительном расположении духа.

Уже после спасения Антона из пучины мутных вод под водопадом, я заговорил с ней.

Она плакала, впервые с того момента, когда мы познакомились. Этого я не ожидал. Увидев на лице девушки слёзы, я растерялся и не смог сдержать своих чувств. Любой дурак, глядя на меня, мог бы догадаться о том, как сильно я её люблю.

Я снова разозлился на себя, на свою слабость, наговорил лишнего, кажется даже, немного напугал её, но не в силах был противостоять тому притяжению, которое она на меня оказывала. Думаю, что нас одновременно потянуло друг к другу, потому что она вдруг обняла меня, а я, как будто, ждал этого — прижал тоненькое тело девушки к себе со всей нежностью, на которую только был способен. Гладил её волосы, заплетённые в тугую косу, вдыхал аромат кожи и готов был просто взлететь от счастья.

В этот момент я отчаянно желал, чтобы так было всегда, чтобы не надо было её никуда отпускать, чтобы не нужно было разжимать объятий. Все мысли и желания перестали тревожить, важным было только то, что кроме Анны мне не нужно абсолютно ничего, лишь ради неё стоило жить. В тот момент я понял, почему волки любят — чтобы иметь смысл.

— Ты злишься на меня? — спросила Аня.

— Конечно, нет, — ответил я. Как мог я злиться на то существо, которое было мне дороже всего на свете? Конечно, не мог.

— Всё равно, я должна просить у тебя прощения, — проговорила она так тихо, что слова её терялись в плеске воды.

— Не должна, — так же тихо ответил я.

Она подняла ко мне своё лицо, и я утонул в её прекрасных васильковых глазах. Отчаянно захотелось поцеловать её, но я не позволил себе этого.

— Саша, ты мне очень… дорог, — прошептали её губы.

Я не знал, что сказать, все слова разом вылетели из головы. Только и мог смотреть на неё и молчать, когда надо было сказать, что она тоже мне дорога, но момент был бесповоротно упущен. Потом мы услышали голоса, и мне пришлось девушку отпустить, разжав объятия. Приближались одноклассники, которые, видимо, искали нас.

— Наверное, надо возвращаться, — сказала она.

— Да, — согласился я.

Мы пошли навстречу ребятам, которые, в самом деле, искали нас. Увидев нас, кто — то из девчонок закричал:

— Всё в порядке! Они здесь!

Потом мы вернулись на то место, где несколькими часами раньше устраивали пикник. Наша классная Галина пришла в себя после обморока и устроила разбор полётов. Вообще-то, она была неплохим человеком, ценила свою работу, волновалась о своих учениках, поэтому иногда мне даже было жаль её, особенно в таких ситуациях, как эта.

Досталось всем без исключения, особенно Антону, а так же мне. Галина не разбиралась, кто затеял всё это развлечение, просто вставляла всем по полной программе. В итоге, все поняли, что до конца года мы больше никуда не поедем, так как очень сильно её подвели.

Потом мы собрали свои рюкзаки, и все вместе под предводительством Галины пешком отправились по дороге в посёлок.

Мы с Аней шли последними, и я не особенно вникал во все те разговоры, которые вела Галина с остальными, потому что всё моё внимание было занято девушкой и больше ничем. Держал её за руку, смотрел только на неё и ни о чём не думал. Мне было достаточно того, что она была рядом.

Вдруг, идущий впереди, Антон остановился, дождался, когда мы его догоним, и привлёк моё внимание, произнеся моё имя. Я остановился, с вызовом глядя в его глаза, и недовольно спросил:

— Чего тебе?

— Я не успел поблагодарить тебя, Саня, — сказал Антон. Надо же, он впервые называл меня по имени.

— Не стоит, — сказал я небрежно.

— Как же, ведь если бы не ты, я бы сейчас лежал на дне реки, — проговорил он.

— Плавать научись, — посоветовал я ему надменным тоном.

— Ладно, этот совет я учту. Но всё равно — спасибо.

Обогнув его, мы рука об руку пошли дальше, но он крикнул вслед:

— И ещё, я бы не хотел быть тебе врагом. Может, будем друзьями?

Я остановился и удивлённо поглядел на него. Неужели кислородное голодание в то время, пока он тонул, поставило на место его мозги? Это было бы хорошо.

— Увидим, — сказал я.

Глава 28. Новогодний праздник

Анна

Вторая четверть учебного года была очень короткой. В середине ноября снова начались дожди, кругом была слякоть, сырость, а по ночам немного подмерзало.

Приближалась зима. В горах она бывает разная: иногда дождливая, иногда снежная и морозная. Но в этом году первый снег, выпавший в конце ноября, так и не растаял, а поверх него ложились всё новые и новые порции, скрывая от людских глаз мёрзлую землю, голые чёрные деревья и дорожную грязь. В домах давно начали топить, в школе тоже было тепло.

После той поездки, которая состоялась на каникулах, наш класс удивительно сплотился, чего никогда не случалось раньше. Даже наш главный задира и хулиган Антон, как будто, сильно изменился, перестал вести себя, как первобытный человек, одетый в шкуры.

Оказалось, что у него тоже есть мозги, просто раньше он направлял их работу не в то русло. Его друзья тоже успокоились, казалось, что все разом повзрослели и набрались ума.

Наш классный руководитель не могла нарадоваться, что впервые с тех пор, когда она шесть лет назад взяла руководство над нами, в её классе было всё в порядке.

Никогда, с тех пор, как мы пришли в первый класс, мы не были так дружны, как теперь. Конечно, персоной номер один в нашем классе стал Алекс, его уважали все без исключения, особенно Антон. Думаю, что он добился этого уважения тем, что подарил Антону жизнь. Этот факт был самым главным из того, что сплотило нас всех.

Наши с Александром отношения словно застыли, как муха в янтаре, не сдвигаясь ни в какую сторону с мёртвой точки с того момента, когда мы обнялись тогда у реки. Я догадывалась, что небезразлична ему. Пусть, он не говорил мне о любви. Зачем слова? Чувства важнее. И я не торопила его, считая, что он произнесёт такие желанные мною слова, когда посчитает нужным.

С ним мы виделись не только в школе, после уроков он провожал меня домой, иногда заходил в дом, чтобы выразить своё почтение моим родителям.

Мой папа начал доверять ему, мама перестала злиться, видя, что дальше дружбы наши отношения не продвигались. Ваня всегда очень радовался, когда Алекс приходил, тогда он мог вдоволь с ним поиграть, так как тот никогда не отказывал ему в этом.

Короче, говоря, заходя в мой дом, он переставал мне принадлежать. Он принадлежал моему отцу, с которым всегда находил темы для общения, будь то обсуждение хоккейных матчей, или бокса, или прочитанных в газетах новостей.

Немного принадлежал моей маме, которая старалась всегда накормить его чем-то вкусненьким, и в основном Ване, который не давал ему прохода, уговаривая с ним поиграть.

На меня времени не оставалось, и я даже немного завидовала своим родным, потому что Александр уделял им больше внимания, чем мне.

Так что, времени, развивать отношения, у нас не было. Иногда мне даже казалось, что Алекс рад тому обстоятельству, что мы редко оставались наедине, словно боялся этого.

Мне нравилось думать, что он боится своих желаний.

Наступил декабрь. Всем классом мы приняли решение начать готовиться к новогоднему празднику, нашли интересный сценарий, выбрали себе роли.

Роль деда Мороза досталась Антону, так как среди всех он был самым крупным, а роль Снегурочки получила самая низкорослая девочка в классе Оля Зубова.

Мне же досталась роль Красной Шапочки. Когда Алекс услышал, какую роль я собиралась исполнять, то смеялся до слёз и, по его словам, чуть не умер со смеху.

Причин такого веселья я понять не смогла, а он не смог ничего толком объяснить. Ему собирались доверить роль Волка, но от неё он отказался наотрез без объяснения причин, поэтому волком стал Витёк, Алексу, же досталась маленькая роль Дровосека.

В общем, мы воодушевлённо готовились к празднику, придумывали костюмы, заучивали свои роли, собираясь устроить грандиозное представление для всей школы. Да ещё надо было подчищать хвосты по некоторым предметам, чтобы получить нормальные оценки за полугодие. Из-за всего этого на общение с парнем времени почти не оставалось.

Всё, что было у нас — это только по несколько минут на переменах, тогда Алекс брал мою руку и нежно держал согревая, но говорили мы всегда на отвлечённые темы, словно он боялся даже касаться романтики.

Приближался новый год, но наши с Алексом отношения не сдвигались с мёртвой точки, как будто застыли в состоянии дружеского общения, и я всё так же не торопила его.

Мы спешно дошивали свои костюмы, заучивали роли, сдавали зачёты по всем предметам, так как учителя, словно с цепи сорвавшись, требовали от нас столько всего, что только у кандидата наук была бы возможность со всем этим справиться.

Новогодний праздник устроили вечером двадцать восьмого декабря. Если коротко, то это была "Красная шапочка на новый лад".

Само представление заключалось в том, что злой Волк, которому помогала целая банда злых пиратов, украл прекрасную Красную Шапочку, когда она шла в гости к своей бабушке, и спрятал её в тёмном-тёмном лесу.

Бабушка обратилась за помощью к Дровосекам, а тем в свою очередь освободить Красную Шапочку из лап страшного Волка помог Дедушка Мороз со своей внучкой Снегурочкой. А так же на помощь пришли Зимушка-зима с её подружками Снежинками из младших классов, которые в свою очередь закружили Волка в снежном танце и заморозили его.

Было много весёлых стихов, песен и танцев каждого участника представления, и праздник растянулся надолго, прежде чем Красная Шапочка была спасена. Представление понравилось всем: и малышам, и старшеклассникам, и родителям.

После представления участники сняли свои сценические костюмы и облачились в свою обычную одежду. Младшие классы разошлись со своими родителями по домам, а для старшеклассников началась школьная дискотека, на которую явились не только школьники, но и много молодёжи из посёлка.

Все они не так давно закончили эту школу, и часто посещали школьные мероприятия, вспоминая годы, проведённые в её стенах. Так что на дискотеке было не протолкнуться. Все танцевали вокруг ёлки, было весело, но были и неприятные моменты, так как не вся поселковая молодёжь пришла на праздник трезвая.

Алекс не танцевал, и когда я танцевала в кругу с девчонками, он преспокойно сидел с Антоном и другими ребятами из нашего класса возле школьного диджея, который управлял музыкальным центром.

Я веселилась, но знала, что он не выпускал меня из виду. Во время медленного танца, мы с девочками продолжали танцевать в кругу.

Вдруг ко мне пристал пьяный парень, который был гораздо старше меня. Я его совершенно не знала, но он требовал, чтобы я потанцевала с ним, хватал меня за руки и пытался обнять.

— Ну, Красная Шапочка, не ломайся, потанцуй со мной! — орал он мне прямо на ухо.

От него так неприятно несло спиртным, что при всём желании я бы не подошла к нему даже за версту.

Я вежливо отказалась, отталкивая от себя его потные руки, но парень не унимался:

— Что ты, недотрога? Да знаю я всех вас! Сначала ломаетесь, потом сами вешаетесь.

Через несколько секунд Алекс оказался рядом со мной. Он оттолкнул от меня пьяного парня и гневно сказал:

— Отвали! Девушка не хочет с тобой танцевать!

— А ты кто такой? — возмущённо пробурчал пьяный и попытался наброситься на Алекса с кулаками, но в это время подошли Антон и Витёк и оттащили его от нас.

Они вывели упирающегося парня на свежий воздух, чтобы он немного протрезвел, Алекс остался рядом со мной, похоже я интересовала его гораздо больше какого-то пьяного придурка.

— Потанцуй со мной, — попросила я его, заглянув в глаза.

— Я никогда не танцевал, — растерянно и смущённо сказал он.

— Это не сложно, — улыбнулась я. — Просто слушай музыку и двигайся в такт.

— Ладно, давай попробуем, — согласился Алекс. — Только не смейся, если не получится.

Он нежно обнял меня за талию и прижал к себе. Я положила свои руки ему на плечи, и мы стали двигаться в такт музыке. Этот танец был так прекрасен, мне казалось, что я не танцую, а парю в воздухе, так легко мы двигались по залу. "Это ты никогда не танцевал? Я не верю!"

Моя голова кружилась от пьянящего аромата его кожи, по всему телу разливалось приятное тепло, а моё бедное сердечко трепетало в груди, словно было птицей, стремящейся расправить свои сильные крылья и впервые взлететь.

Широко открытыми глазами я смотрела в сияющие глаза Алекса, не смея оторвать взгляда, в надежде навечно сохранить каждое мгновение того чуда, которое совершалось в данную минуту. Мне показалось, что само время растягивалось, давая возможность насладиться неповторимостью момента.

Но вечным ничего не бывает, и медленная музыка закончилась, началась другая, ритмичная и быстрая. Алекс медленно отпустил меня, но я покачнулась, привыкнув к поддержке его сильных рук, и потеряла равновесие. Он тут же подхватил меня, чтобы я не упала, и, взглянув в мои глаза, заботливо спросил:

— Что с тобой? Устала?

— Да так, ничего, — соврала я. — Голова закружилась.

— Давай присядем, — тихо предложил он, и, нежно касаясь моей талии, подвёл к стоящим вдоль стены стульям. Садясь, я только теперь вспомнила, что нужно дышать.

— Ну что, тебе лучше? — участливо спросил парень.

— Да, всё хорошо, — сказала я, ободряюще улыбаясь. — Ты говоришь, что никогда не танцевал?

— Никогда.

— Значит у тебя талант, ведь это было прекрасно! — воскликнула я.

— Всё благодаря тебе, — проговорил он, наклонившись к моему уху.

Когда он говорил это, я обратила внимание на то, что сквозь толпу танцующих мальчишек и девчонок к нам пробираются двое взрослых ребят.

Когда они подошли, я поняла, что они не были трезвы, по тому, как сильно от них разило алкоголем. Алекс, казалось, ничего не замечал, хотя с уверенностью этого нельзя было сказать, так как вот уже который раз я так думала, но всякий раз ошибалась, наверное, у него был такой стиль, не показывать, что он всегда готов встретить опасность.

Итак, один парень обратился к Алексу, еле ворочая языком:

— Парень, надо поговорить.

— Ну, говори, — сказал он, поднявшись с места и уставившись на подошедшего парня в упор, глаза в глаза, и добавил: — Если ты в состоянии, хотя бы слово произнести.

— Тебя ждут во дворе, — еле выговорил стушевавшийся от неожиданности односельчанин.

— Кто? — прозвучал резкий голос Алекса.

— Кое-кто хочет с тобой поговорить, — сказал другой, который выглядел не таким пьяным, чем первый.

— Рад за него, но разговор кое с кем не входит в мои планы в ближайшее время! — резко ответил Алекс.

— Знаешь, парень, лучше пойти сейчас. Ты же всё равно когда-то выйдешь отсюда. А мы не гордые, мы можем подождать, — сказал второй.

— Хорошо, — проговорил Алекс спокойным голосом. Он был очень спокоен, ни один мускул на лице не дрогнул. По тону его голоса я поняла, что отговаривать его бесполезно, но отпускать его всё равно не хотела, вскочила с места и изо всех сил вцепилась в его руку.

— Анечка, — попросил он и, повернув ко мне голову и глядя мне прямо в глаза, осторожно высвободил свою руку. — Подожди меня здесь, хорошо? Потанцуй пока, ладно?

По молчаливой решимости в его глазах я поняла, что возражать было бесполезно, что он всё равно пойдёт во двор и снова подерётся, поддавшись на провокацию, но согласно кивнула в ответ на его просьбу.

Хотя, конечно, не собиралась оставаться на месте и ждать, не собиралась я и танцевать, мне обязательно надо было знать, что происходит, а для этого я должна была всё видеть.

Когда я согласилась остаться, Алекс пошёл к выходу вслед за пришедшими, через секунду я тоже двинулась следом, но от волнения забыла, что на мне нет тёплой одежды, а обута я в лёгкие открытые туфли на каблуках.

Сразу же утонув в снегу, я замёрзла, промочила ноги, поскользнулась и едва не упала лицом в сугроб. Но упорно борясь со снегом, с ветром и холодом, я медленно пробиралась по сугробам ближе к толпе парней, которые собрались во дворе школы. Некоторые вышли покурить, многие другие просто поглазеть, среди них были и наши одноклассники Антон и Олег.

— Саня, в чём дело? — спросил заинтересованно Антон, когда Алекс проходил мимо него.

— Сейчас узнаю, — ответил Алекс, кивнув в сторону тех, кто его вызвал. — Наверное, ребятам скучно. Решили порезвиться.

Во дворе ждали ещё несколько взрослых парней, многие были так пьяны, что плохо держались на ногах. Среди них был и тот парень, что приставал ко мне. Алекс подошёл к ним, Антон и Олег пошли за ним.

— Парни, проблемы? — высказался Антон с весёлым смехом. — Не советую связываться! Он вам всем накостыляет.

— В чём дело? — задал свой вопрос Алекс, обращаясь сразу ко всей толпе взрослых ребят.

— В том, что в посёлке развелось слишком много ублюдков. Вот ты кто такой? — сказал один из взрослых парней.

— Я — человек. Тебя устраивает такой ответ?

— Мне плевать, кто ты такой, понятно! Я тебя не знаю! — заорал пьяный.

— Я тебя тоже не знаю! А ты, похоже, сам себе противоречишь. Реши сначала, в чём твоя проблема!

— Санёк, они пьяные, не трогай их, — сказал Олег.

— Я не слепой, — резко ответил Алекс.

— Мне не нравится, что не местные танцуют с нашими девчонками, — подал голос парень, который приставал ко мне на дискотеке.

— Саня местный, а ты вот откуда здесь взялся? — вступился Антон. — Так что успокойся и не вякай, понял?

Но парень, который всё это затеял, не унимался. Он замахнулся и попытался ударить Алекса, но потерял равновесие и шлёпнулся на землю, покрытую снегом.

— Захочешь ещё поговорить, не напивайся, — сказал Алекс и повернулся, чтобы уйти. Только он повернулся к взрослым парням спиной, как двое других, от алкоголя едва державшихся на ногах, бросились на него сзади.

Их восприятие было замедленным, и, похоже, они только теперь заметили, что их дружок валяется в сугробе. Видимо решив, что их товарища обидели, парни решили вступиться за него.

Парень отреагировал мгновенно, будто у него на спине была ещё пара глаз. Он только вовремя отклонился, а оба парня полетели на заснеженную землю, запутавшись в собственных ногах.

Не оглядываясь назад, Александр пошёл от них прочь, и едва не столкнулся со мной. Осмотрев меня с ног до головы, он быстро проговорил:

— Я же просил не выходить, Аня! Да ты совсем замёрзла! Пойдём быстрее внутрь, а то ты заболеешь.

И обняв меня за плечи, буквально потащил в здание школы.

Я постоянно поскальзывалась на своих каблуках, и не могла быстро идти, поэтому Алекс, недолго думая, подхватил меня на руки и мигом внёс в помещение.

— Где твоя куртка? — спросил он меня.

— В раздевалке, — сказала я, стуча зубами от холода.

Он мгновенно принёс мне мою куртку и буквально укутал меня, словно свою младшую сестрёнку, затем стал отогревать мои заледенелые руки своим дыханием.

— Давай уйдём отсюда, — дрожа от холода, попросила я. — Я хочу домой.

— Конечно, — ответил парень. — Пойдём. Да ты в туфлях! Сапоги в раздевалке?

Я, молча, кивнула, и когда он пошёл за моей обувью, присела на скамейку в вестибюле. Буквально через секунду он вернулся, действуя быстро, не слушая мои протесты по поводу того, что я не маленькая девочка, и обуться уж точно смогу сама, стянул с моих ног промокшие туфли и натянул тёплые меховые сапоги.

— Вот так лучше! — сказал Алекс, удовлетворённый сделанным, и пошёл за своей курткой.

— Ты очень заботливый, — проговорила я уже начинающими меня слушаться губами, на что он ничего не ответил.

Одеваясь на ходу, он вернулся ко мне, и мы вышли из школы. Компания пьяных парней всё ещё стояла на улице, но на нас они не обратили внимания, занятые увлекательным решением "глобальных мировых проблем". Только стоящий неподалёку Антон заметил нас.

— А вы с Аней что, уже уходите? — спросил он.

— Да, — сказал Алекс.

— Ну, ладно, пока, если что, я тут разрулю, — сказал Антон.

— Хорошо. Пока.

Мы пошли обычной дорогой. Алекс обнимал меня за плечи, чтобы хоть немного согреть.

Глава 29. Ночь после праздника

Анна

Опять пошёл снег. Лёгкие пушистые хлопья, словно белые перья, медленно кружась в свете жёлтых фонарей, падали на землю и покрывали её поверх старого новым чистым и лёгким кружевным покрывалом.

Попадая мне на лицо, хлопья таяли, отчего оно стало таким мокрым, будто от слёз.

Я совершенно замёрзла, пока мы дошли до моего дома. Перед калиткой Алекс положил свои руки на мои щёки, отогревая их. Его руки были потрясающе тёплыми, даже горячими, словно никакой холод на них не действовал.

А его глаза согревали меня своим светом, хоть и было темно, они светились в темноте желтоватым огнём, словно отражая свет фонаря поодаль.

Решив, что от холода у меня начались галлюцинации, ведь у людей глаза не светятся, я отвела свой взгляд в сторону. Ужасно не хотелось расставаться! Просто невозможно было оторваться от него.

Похоже, я была по уши влюблена! И очень хотела продлить минуты рядом с ним.

— Зайдёшь? — спросила.

— Уже поздно, — ответил он.

— Совсем ещё не поздно! Видишь, свет горит, значит, родители ещё не спят. Я угощу тебя чаем. Мама испекла очень вкусный пирог, — словно маленькая девочка, стала убеждать, пока он не согласился.

Когда мы вошли, родители и Ваня сидели в зале. Алекс поздоровался.

— Что-то вы рано с дискотеки, — сказал мой отец.

— Там собрался весь посёлок, — сказала я. — Столько пьяных!

— А, понятно, моя дочь не выносит алкашей! — засмеялся отец.

— Вы вовремя, — сказала мама. — Мы как раз собирались пить чай с пирогом.

— Чай это хорошо, а то Анюта совсем замёрзла, её надо срочно отогревать, — улыбнулся Алекс.

Он говорил так, словно был моим старшим братом, и совсем не подозревал, что я испытываю к нему совершенно не сестринские чувства, словно между нами ни разу не пробегала искра, и не было того танца, во время которого я летала, расправив крылья.

Мы сели пить чай. Мама поставила на стол пирог, который испекла недавно. От горячего чая я отогрелась и перестала дрожать.

— Ну, мне пора. Спасибо за чай и пирог. Всё было очень вкусно, — поблагодарил Алекс, когда чаепитие было закончено. — Не буду злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Мам, пап, пусть Алекс у нас останется, — предложила я, глядя то на отца, то на мать. — Как он пойдёт через лес в такой темноте? Да ещё и снег повалил.

— Да, Саня, оставайся, — немного поразмыслив, сказал мой отец.

— Мы тебя положим на Ванину кровать, а Ваня пока поспит вместе с Анютой. Оставайся, — поддержала мама.

— Не стоит беспокоиться. Я как-нибудь доберусь, — сказал парень, но с моим отцом спорить было бесполезно. Если он что-то решил, то уже не мог выбросить это из своей головы.

Пришлось Алексу оставаться у нас. Своему отцу он позвонил, чтобы предупредить, что не придёт ночевать. Мама постелила ему чистую постель в Ваниной комнате, и мы все засобирались ложиться.

Я пошла в свою комнату, которая была смежной с Ваниной, закрыла двери и переоделась во фланелевую пижаму, в которой всегда спала зимой, а потом позвала Ваню. Всё это время братец прыгал по кровати, которая была временно предоставлена Алексу.

Когда я вошла, Алекс ещё не раздевался, так как Ваня не давал ему такой возможности, да и Алекс был ему под стать — словно маленький, затрагивал Ванюшу, подзадоривая его. Тот был только рад, что ему предоставлялась полная свобода, и веселился от души.

— Ваня, пора спать, — сказала я строго, но мальчик не унимался.

— Ваня, слушай сестру, — улыбнулся Алекс, — Она у тебя такая строгая, задаст нам трёпки.

— Анечка! Ну, ещё немного, — закапризничал братишка.

— Всё, я выключаю свет, — сказала я. — Будешь баловаться в темноте. Спокойной ночи.

Вернувшись в свою комнату, я расплела косу, взяла расчёску и принялась причёсывать волосы. Ваня не заставил себя долго ждать — через некоторое время примчался в мою комнату и плюхнулся в постель.

Я потушила лампу и тоже легла, обняв его маленькое тельце. Не прошло ещё и десяти минут, как братишка мерно засопел, это означало, что он уснул. А я всё лежала и лежала в постели, не смыкая глаз.

Прошёл час, а сон всё не шёл. Я смотрела в окно на пролетающий мимо фонаря снег, наблюдала, как кружатся разные по размеру и форме снежинки, даже пыталась их сосчитать, но, наверное, крепкий чай, который я выпила перед сном, не давал мне уснуть.

Или это был не чай вовсе. Может быть, меня волновала близость Александра, находящегося в соседней комнате. Скорее всего, это соседство было столь волнующим, необычным для меня, что сон совершенно не шёл.

Тихонько, чтобы не потревожить Ванечку, я поднялась с постели и на цыпочках прокралась к двери.

Слегка приоткрыв её, прислушалась, но в ночной тишине расслышала только спокойное дыхание парня.

Мне вдруг страстно захотелось взглянуть на него, подойти поближе и увидеть его лицо во время сна.

Ещё немного приоткрыв дверь, только чтобы суметь протиснуться в небольшой проём, пробралась в соседнюю комнату, осторожно ступая, чтобы ненароком не оступиться и не разбудить парня.

Остановившись у кровати, пыталась разглядеть в темноте любимое лицо.

Он спал на спине, закинув руки за голову. Его чёрные волосы в беспорядке разметались по лбу, оттеняя белизну лица, которое даже в кромешной тьме будто светилось изнутри неярким светом.

Залюбовавшись им, не в силах оторвать своих глаз от правильных черт, я была просто околдована, и не могла пошевелиться.

Когда вдруг заметила, что парень открыл глаза, то не сразу осознала, что он не спит, а с интересом смотрит на меня.

Мне показалось, что я случайно разбудила его. Чтобы как-то оправдаться, тихим шёпотом пробормотала:

— Ой, прости… Я тебя разбудила? Мне захотелось пить, и… в общем… я шла на кухню…

— Не волнуйся, я не спал… — тихо проговорил он, не сводя с меня своих чудесных отсвечивающих жёлто-зелёным сиянием глаз.

— А… ну… тогда… может, тебе чего-нибудь принести? Ну… раз я всё равно иду на кухню… — Мысленно я обозвала себя последней дурой, потому что неведомо сколько стояла у кровати парня, не в силах оторвать от него своих глаз, и томно вздыхала.

— Да, если можно, стакан воды.

— Хорошо, — прошептала я и тихонько потопала на кухню.

Вернувшись обратно со стаканом, наполненным чистой водой, я подала его Алексу.

Он поднялся и сел, спустив ноги с постели, взял стакан из моих рук, легко коснувшись моих пальцев своими и, сделав несколько глотков, поставил стакан на столик, рядом с кроватью.

Всё это время он не спускал с меня своих светящихся во тьме глаз, отчего я не могла пошевелиться, словно застыв на одном месте.

— А ты чего не спишь? — тихо спросил он меня.

— Не могу уснуть…, — пролепетала одними губами, глядя в его горящие очи, которые вобрали в себя свет ночных звёзд и луны. Это свечение казалось таким нереальным, словно это был просто сон.

— Я тоже, — тихо сказал он, вставая с кровати, и, протянув мне свою руку ладонью вверх, тихо позвал:

— Иди сюда.

Я медленно вытянула руку и вложила в его ладонь. Он нежно сжал мои пальцы, завладев ладонью полностью, и потянул меня к себе.

Заворожённая его взглядом, я приблизилась к нему настолько, что почувствовала жар, исходящий от его тела.

Алекс не отрывал от меня своих чудесных глаз, и мне отчаянно захотелось, чтоб он поцеловал меня, узнать, наконец, какие чувства испытываешь, когда губы любимого человека касаются твоих.

В ожидании поцелуя дрожала, как осиновый лист на ветру, но ничего того, чего я ждала, не происходило.

Поведение Александра было, по меньшей мере, странным. Он не делал ничего такого, чего бы я могла от него ожидать.

Всё ещё держа меня за руку одной рукой, как будто в страхе, что я могу исчезнуть, другой рукой Алекс коснулся моих волос и, захватив тонкую прядь, легко намотал на свои пальцы и медленно пропустил между ними по всей длине.

— Впервые вижу тебя с распущенными волосами, — прошептал парень. — Ты такая красивая!

Волосы легко выскользнули из его пальцев и рассыпались по моим плечам. Потом он сделал так ещё несколько раз, при этом, накручивая пряди волос на пальцы, нежно касался моей шеи за ухом.

Слегка дрожа, я не могла оторвать взгляда от его лица, не могла наглядеться в его глаза, которые, словно это было наваждением, реально светились.

В горле у меня отчего-то пересохло, дыхание сбилось, сердце билось, как сумасшедшее, кровь прилила к щекам, по телу то и дело пробегали волны жара, но, слава Богу, в темноте он этого не замечал.

Вдруг в голову пришла безумная мысль, и ещё не успев толком её обдумать, я тихо прошептала:

— Саш…

Ума не приложу, что я собиралась ему сказать, но, наверное, для признания в любви это был самый подходящий момент. Смогла бы я тогда произнести слова признания? Ведь до этого момента постоянно убеждала себя в том, что, ни в коем случае, он не должен узнать о моей тайне.

Но теперь я была очарована им, его глазами, неожиданными ласками, и внезапно забыла обо всём, но он не дал мне возможности договорить, быстро прижав указательный палец к моим губам.

Я вздрогнула от неожиданности, а он вдруг прошептал:

— Анечка, ты вся дрожишь! Замёрзла?

— Немного, — вымолвила я.

— Иди ко мне, — прошептал он, притягивая меня к себе и обнимая за плечи.

От его тела исходил такой жар, что я мигом согрелась, но дрожь в теле никак не унималась.

Вдруг он очень быстро потянул меня в свою постель, это было так неожиданно, что я не смогла даже высказать слова протеста, а подчинилась, словно так и должно было быть.

А может быть, сама этого хотела. Алекс уложил меня и укутал тёплым одеялом, потом лёг рядом очень близко, так что наши тела соприкоснулись. Он был таким тёплым, как будто только что выбрался из постели.

Я без стыда прижалась к нему, голова моя покоилась на его плече, и доверчиво обняла, положив руку на его плоский твёрдый живот. Ванина кровать была очень узкой для двоих, поэтому на ней только и можно было лежать обнявшись.

Одной рукой парень нежно обнимал меня за плечи, а другая покоилась поверх моей руки, обнимающей его, и он едва уловимо ласкал её движением пальцев.

Я уткнулась носом в ложбинку между его шеей и плечом и с жадностью вдыхала запах свежести, исходящий от его кожи и волос.

В душе появилось такое устойчивое ощущение счастья, мне было так тепло и уютно в его объятиях, так спокойно, что я почувствовала себя птицей, мне захотелось взлететь с ветром высоко-высоко в синее небо, туда за облака, и долго-долго парить, расправив крылья, под ярким солнцем.

Глава 30. Утро после праздника

Анна

Рано утром я проснулась от звона кухонной утвари. Открыв глаза, ещё не вполне осознавала тот факт, что нахожусь не в своей постели.

Перед моими глазами мерно вздымалась грудь спящего Алекса. Моя голова всё ещё покоилась на его плече, а рука лежала на талии.

Приподняв голову, я перевела свой взгляд на его лицо. Оно было спокойным и умиротворённым. Тень от длинных чёрных ресниц падала на бледные щёки, губы плотно сомкнуты, чёрные смоляные волосы в беспорядке разметались по лбу.

Я невольно залюбовалась им и боялась пошевелиться, чтобы ненароком не разбудить. Где-то в глубине моего разума зародилась здравая мысль о том, что мои родители могут всё понять неправильно, увидев нас в одной постели, но я всё никак не могла насладиться последними минутами счастья, отдаляя момент расставания.

Я снова закрыла глаза и вдохнула аромат его кожи, последние секунды наслаждаясь теплом его объятий.

Вдруг в комнате раздалось оханье матери:

— Ой, доченька! Что же это такое? Андрей, ты только погляди, что они наделали!

Я вскочила и села в кровати, Алекс открыл глаза и явно не понимал спросонок, отчего поднялся такой крик. В комнату вошёл мой отец и пробасил:

— Ну что ещё, Наташа? Зачем так кричать?

Затем он уставился на меня и Алекса, и его сонную физиономию озарило понимание переживаний матери.

— А чего это вы делаете в одной постели? — нахмурившись, спросил он.

— А ты как думаешь? — запричитала мама. — Что можно делать в одной постели?

— Мама, ничего не было! — пыталась я перекричать мать, но это было бесполезно.

— Ну и дела, Саня! А я, было, начал тебе доверять! — хмуро проговорил отец.

Пока родители кричали, Алекс сидел на кровати, не вполне понимая, отчего поднялся такой шум. Он недоумённо переводил взгляд то на отца, то на маму, пытаясь что-то сказать, но мои родители не давали ему даже раскрыть рта.

Из моей комнаты появился напуганный Ванюша, протирая сонные глазки.

— Что случилось? — пролепетал малыш.

— Сынок, ступай на кухню, закрой дверь и не выходи, пока мы тебя не позовём! — сказала строго мама, быстро отвела его на кухню и захлопнула за ним дверь.

Папа был в бешенстве, полностью осознав, что он увидел, он раскричался, что не ожидал такого ни от Алекса, ни от меня, просто представить себе не мог, что мы так поступим.

Когда он, наконец, обратился к Алексу, сказав ему, что готов его просто убить, тот проговорил с присущим ему достоинством:

— Андрей Иванович, я не понимаю, почему вы так разволновались. Я не причинил вреда вашей дочери.

— Конечно! — прогрохотал отец. — Разве нынешняя молодёжь называет это вредом? Тебе, наверное, кажется, что, воспользовавшись моей дочерью, ты сеял только добро!

— Я не понимаю, о чём вы, — проговорил Алекс.

— О том, что ты переспал с моей единственной дочерью в моём же доме! Что, мне теперь пристрелить тебя? Не думал, что ты окажешься такой сволочью!

Отец был готов броситься на Алекса с кулаками, но я подошла к нему и проговорила, заглядывая в лицо:

— Папа, всё не так! Мы просто спали. Посмотри на меня. Я же полностью одета. Ничего не было, поверь.

Но отца уже невозможно было остановить, увиденное так разгневало его, что он не хотел ничего слышать, мама тоже не внимала словам, она присела на стул и причитала, из глаз её текли слёзы.

— Значит так, — прогудел отец, обращаясь к Алексу. — Убирайся из моего дома! И если хочешь жить, не приближайся к моей дочери на расстояние выстрела, иначе я за себя не отвечаю!

— Папа, пожалуйста, не выгоняй его! — умоляла я отца. — Мы ничего не сделали!

— Какая же ты лгунья, дочь! — с укором сказал папа. — Видеть тебя не могу!

Алекс быстро оделся и направился к выходу.

Я попыталась пойти следом, но отец удержал меня, так больно схватив за руку, что я вскрикнула, а на мои глаза навернулись слёзы.

Алекс обернулся на крик, когда уже находился у двери, и посмотрел на меня с сожалением. Увидев на моих глазах слёзы, он ласково произнёс:

— Анечка, не плачь. Всё будет хорошо. Я тебе позвоню.

— Чёрта с два, ты ей позвонишь! — бесился отец. — А ну-ка, Анна, тащи сюда свой телефон! Быстро!

— Папа, не надо, — просила я.

— Я кому сказал? — прогремел отец, а потом, обращаясь к Алексу, продолжил: — А ты долго собираешься здесь стоять? Проваливай отсюда, и чтоб духу твоего здесь не было!

Я пошла в свою комнату, взяла мобильник и принесла отцу.

В это время Алекс уже вышел за дверь. Я тоже пошла к двери, чтоб попрощаться, но папа рявкнул:

— Куда это ты, красотка? Марш бегом в свою комнату, ты наказана! Никаких тебе каникул, будешь у меня за учебниками корпеть! А твой телефон я возьму себе, чтобы тебе никто не мешал.

Я со слезами на глазах вернулась в свою комнату, бросилась на кровать и зарыдала.

Но никто не пришёл утешить меня. Родители были очень сердиты, а Ваня был напуган и, наверное, боялся ко мне подойти, или отец с матерью ему не позволяли.

Выплакав все слёзы, я просто лежала, укрывшись одеялом. Когда через час в комнату вошла мама, я отвернулась к стене.

— Иди завтракать, — сказала она строгим голосом.

— Не хочу! — буркнула я.

— Я не собираюсь тебя уговаривать. Захочешь есть — придёшь!

В тот момент я подумала, что теперь вообще никогда не буду есть, пока они не вернут мне Алекса, но пролежав в постели ещё часа два, я всё же почувствовала голод и решила, что погорячилась, но завтракать так и не пошла, решив, во что бы то ни стало, добиться от родителей своего.

Нужно мне было от них только одно — чтобы они вернули мне Алекса. Надо было любым способом убедить их в том, что они были не правы, и у нас с Алексом ночью ничего не случилось.

Мне казалось, что если не получится их переубедить, то я просто умру от горя, находясь в разлуке с возлюбленным, по которому уже начала скучать.

Приближалось время обеда, но я всё не вставала с постели.

В комнату снова вошла мама.

— Ты что, весь день собралась валяться?

— А что, нельзя? — пробурчала я.

— Я тебе не позволю! Вставай, заправь постель и умойся. Если не хочешь есть, можешь не есть, но помогать ты мне будешь. Надо вымыть посуду после обеда, вымыть пол, окна. Кто это будет делать?

— Я не знаю.

— А я знаю, милая моя. Это твоя обязанность. На новый год у нас будут гости, так что дом надо привести в порядок.

— Какие ещё гости? — глухим и безжизненным голосом спросила я, поднимаясь с постели.

— Наши знакомые, приехали погостить к родителям с севера. Ну не со стариками же им встречать новый год? Давай, давай, одевайся, и бегом на кухню.

Мама просто завалила меня работой, пока отец был на дежурстве, словно в сказке о мачехе и падчерице, с разницей в том, что я была ей родной дочерью, наверное, поэтому она разве что не смешала пшено с рисом и не заставила меня всё это перебирать, а так же не послала в лес за подснежниками под новый год.

В общем, я перемыла в доме всю посуду, везде вытерла пыль, вымыла пол, постирала шторы и повесила сушить, потом надо было их погладить и повесить на окна.

Работы было много, и постоянно находилась всё новая и новая. Я выполняла всё, как безмолвная машина, словно это была не я вовсе, а бездушный робот. Мысли мои витали где-то далеко от дома и домашних забот, настроение было отвратительное, даже двигалась я, словно бездушная машина.

Хотелось только плакать, так было обидно, что мои родители обвинили меня в каком-то смертном грехе, даже не выслушав.

Алекс не покидал моей головы, и с каждой минутой мне становилось всё хуже от сильного желания увидеть его искрящиеся глаза и лучезарную улыбку.

Это желание становилось столь навязчивым, что я готова была разрыдаться в любую секунду.

Так и прошёл целый день. Вечером вернулся с дежурства отец, и мы сели ужинать.

Сильно проголодавшись за весь день, я думала, что смогу поесть, но кусок не лез мне в горло. Я так и сидела за столом и молчала, склонившись над своей тарелкой, не смея взглянуть отцу в глаза, потому что он с таким укором на меня глядел своими глазищами из — под кустистых бровей, что от страха у меня перехватывало дыхание.

Не выдержав этого тягостного и напряжённого молчания, я сказала:

— Не надо на меня так смотреть! Я ни в чём не виновата!

— А кто виноват? — осведомился отец.

— Никто. Тебе не в чем меня винить, папа. Ты всё неправильно понял.

— А как я должен был понять то, что увидел? — рявкнул он, разом обрывая меня.

— Ты должен был поверить мне в том, что ничего плохого не произошло, — пролепетала я с навернувшимися на глаза слезами.

— Меня бесит нынешняя молодёжь с её нынешними нравами. Наталья, ты только послушай её, она говорит, что ничего плохого не произошло! — грохотал отец, обращаясь к маме, хотя она тоже присутствовала при разговоре и могла сама всё слышать.

— Папа! — попыталась я остановить гневную тираду, но это было бессмысленно.

— Тебе семнадцать лет, самое время учиться, а ты занимаешься чёрт знает чем! Ты думаешь, что не успеешь? Да у тебя вся жизнь впереди! Неужели ты только о том и мечтаешь, как бы поскорее выскочить замуж, нарожать сопливых ребятишек и возиться с пелёнками? Тогда тебе нужен муж, который будет тебя содержать, а не юнец. Ты меня поняла?

— Папа, я не собираюсь замуж, — пролепетала я.

— Надо же! А я уж было испугался! — прикрикнул он. — Тогда никаких мальчиков, понятно? Зря я позволил тебе дружить с Малининым. Мне он даже понравился. А теперь я вижу, что им всем надо только одно! Вот он и соблазнил тебя!

— Папа, Алекс не соблазнял меня!

— Ты хочешь сказать, что он не способен совратить мою дочь?

— Он не способен на подлость! Я ведь сама пришла к нему, но он не воспользовался этим. Он честный и настоящий, не такой, как те другие, которым, как ты говоришь, нужно одно.

— Что? Что? Подожди-ка, всё ли я правильно понял? Ты сама заявилась к парню в постель?

— Да, сама!

— Я так и думал! Моя дочь влюбилась! — загремел голос отца. — Сама признаётся, что влезла к парню в постель. Видеть тебя не хочу, бесстыжая. Ты вообще соображаешь, что делаешь и что говоришь?!

Я вскочила из-за стола, так и не притронувшись к еде, и бросилась к выходу со слезами на глазах, но в дверном проёме остановилась на секунду и, обернувшись, сказала:

— Даже если бы Алекс и воспользовался мной, я бы сейчас об этом не жалела!

Увидев, как у родителей округлились глаза, я удовлетворённая тем впечатлением, которое произвела, прошла в свою комнату и только там позволила себе разрыдаться, свалившись в постель и зарывшись лицом в подушку.

— Аня, ты совсем дура, да? — услышала я голос матери вошедшей вслед за мной. — Ты зачем говоришь такое при отце?

— Ну, вы же мне не верите! — всхлипнула я, подняв голову от подушки. — А я ничего такого не сделала.

Мама подошла ко мне, присела на краешек кровати и обняла меня за плечи.

— Милая моя, ты ведь спала в одной постели с мальчиком. Что же мы должны были подумать? — сказала мама ласково.

— Мам, я просто не могла уснуть, решила попить, пошла на кухню и увидела, что Алекс тоже не спит. Я хотела скоротать с ним время, но неожиданно для себя уснула. То, что вы думаете об Алексе — неправда. Он очень хороший парень и никогда бы не воспользовался тем, что я была с ним. Мама, пожалуйста, поговори с отцом, убеди его, что он не прав. Пусть он простит Алекса.

— Ты любишь его, доченька, — проговорила мама утвердительно, — поэтому ты считаешь, что он идеален. Но это не так. На свете нет идеальных людей, и Александр не исключение. Я считаю, что папа принял верное решение, когда выпроводил его из нашего дома. Понимаешь, тебе ведь надо учиться, а не думать о любви. Ты умная девочка, но когда он рядом с тобой, ты превращаешься в глупышку, не можешь оторвать от него своего взгляда, двигаешься вместе с ним, словно ты его тень. Я говорила тебе однажды, что тебе нельзя любить такого красавца. Ты не будешь счастлива с ним. Тем более, у него, кроме внешности нет абсолютно ничего. Ему тоже надо чего — то достичь в жизни. Ты хочешь навсегда остаться его тенью, следуя за ним по жизни, или хочешь добиться чего — то сама? Ты подумай, милая моя, о своём будущем, каким оно будет, если ты не будешь учиться, если ты посвятишь свою жизнь только этому парню, или не ему, а какому — то другому молодому человеку. Не о том мы с папой мечтали. Конечно, со временем ты должна выйти замуж, родить нам внуков, но не надо с этим спешить. Я тебя прошу, не торопи события! У тебя будет ещё много поклонников, ты ведь у меня красавица. Я прошу тебя быть умницей, и, прежде всего, думать об учёбе.

Мама погладила меня по спине и помолчала, ожидая, что я что-то скажу. Но что я могла ей ответить?

То, что я безнадёжно влюблена, она понимала без слов.

Вроде бы, она была права во всём, но моё сердце отказывалось верить в то, что все парни одинаковы, что не надо бросаться в любовь, как в омут, с головой, и мой разум отказывался подчиниться всем её разумным доводам.

Я просто любила, и не важным было то, любит меня Алекс или нет, я просто хотела, чтобы он был рядом, пусть это называлось бы дружбой, я не собиралась что-то менять.

Подсознательно я, конечно, надеялась, что моя любовь взаимна, но понимала, что если бы это было так, то он давно сказал бы мне об этом, но Алекс молчал. А теперь меня лишили даже возможности видеть его, говорить с ним, слушать его мелодичный бархатный голос, чувствовать тепло его рук на своих руках.

Мне его не хватало, и было очень плохо.

Глава 31. Новый год

Анна

Прошло два дня.

Приближающийся праздник не радовал.

Впервые я не наряжала ёлку — это делали мама с Ванечкой.

Впервые перед новым годом меня не посетило ощущение чуда — даже когда под ёлкой оказались подарки от родителей, я не спешила их открыть.

Похоже, я стала совсем взрослой, и, как бы ни было грустно, перестала верить в чудеса.

Только Ванечка радовался за двоих, открывая свои игрушки. Он потом целый день играл с ними, носясь по всему дому, гудя, как машина, или треща новеньким пистолетиком.

Родители всегда дарили нам подарки утром тридцать первого декабря, чтобы мы, как следует, успели наиграться ими, ведь до нового года терпения ждать не хватало, и после боя курантов мы всегда быстро засыпали, не успев насладиться играми с новыми игрушками.

По мере взросления менялись и подарки, например лет в четырнадцать родители подарили мне серёжки вместо куклы, а потом дарили разную одежду.

— Анюта, открой свой подарок, — уже после обеда попросил Ваня, вдоволь наигравшись своими игрушками.

— Правда, дочь, ты чего не открываешь подарок? — спросил отец.

— Сейчас открою, — проговорила я, сняла обёртку с коробочки, которую братишка услужливо принёс из-под ёлки, и открыла её. Внутри были красивые кварцевые часики. В любое другое время я бы обрадовалась такому подарку, но не теперь — у меня в мозгу, словно что-то отключилось, и я перестала радоваться.

— Спасибо, — грустно сказала я.

— Тебе не нравится подарок? — спросила мама.

— Нравится, — произнесла я глухим безжизненным голосом. — Очень нравится.

— Тогда почему ты такая кислая? — спросил отец.

— Ты знаешь, почему…

— Ну, сколько можно! Анна, не зли меня! — рассвирепел отец.

— Отдай мне хотя бы телефон, — попросила я.

— Ты не будешь ему звонить, поняла! Слово отца — закон!

Я снова расплакалась и, оставив часы на столе, побежала в свою комнату. Я не могла понять, почему отец так наказывает меня, и главное за что.

За эти два дня отношение отца к Алексу не изменилось в лучшую сторону, оно только ухудшилось, папа даже слышать не хотел об этом человеке, готов был убить всякого, кто только произнесёт его имя.

За эти два дня и я очень изменилась. Глядя в зеркало на своё измождённое, с опухшими глазами, лицо, я себя не узнавала. Хорошо ещё, что я что-то ела, через силу заставляя себя проглотить хоть несколько ложек супа или каши.

Отца бесило моё поведение, но он надеялся, что со временем я успокоюсь и перестану хандрить. Может быть, это и так, но сейчас у меня не было сил и хотелось только плакать.

Вечером пришли гости. Это были Ивановы Виктор и Юлия с великовозрастным сыном. Когда-то Виктор жил в нашем посёлке и был хорошим другом моего отца, они даже в шутку договорились о том, что когда-нибудь поженят своих детей.

Потом его друг уехал на много лет на север с семьёй, и дружба прекратилась, так как письма никто из них писать не любил.

Но вот теперь она возобновилась с новой силой, друзья встретились и никак не могли наговориться.

Сыном дяди Вити оказался тот парень, что приставал в пьяном виде ко мне в школе.

Когда-то в детстве мы часто виделись, но, по прошествии стольких лет, я не узнала его. Звали его Игорь. Помню, что в детстве мне было с ним интересно, ведь он был на несколько лет старше и учился в школе, а я была всего лишь воспитанницей детского сада, поэтому буквально заглядывала ему в рот, внимая каждому слову.

Помню, что мне сильно льстило то, что наши отцы договорились нас поженить, когда мы вырастем, и я мечтала об этом. Потом я выросла и забыла об этом мальчишке, и никогда бы не вспомнила, наверное, если бы через столько лет эта семья не собралась нас навестить.

Если бы не было того случая в школе, я бы, наверное, восприняла Игоря по-другому, но только не теперь. По какой-то причине он был мне неприятен, хотя выглядел он прилично и был хорошо одет. К тому же сегодня он не был пьян.

Игорь недавно отслужил в армии, нигде пока не работал, но планы у него были грандиозные. Впрочем, по стопам родителя идти довольно легко, и если у тебя в кармане лежат деньги того же папочки — то в жизни вовсе не будет проблем.

Когда мы сидели за праздничным столом, то папа никак не мог наговориться со своим другом, даже немного выпил алкоголя ради такой встречи, мама была занята разговором с тётей Юлей. Игорь же считал своим долгом развлекать меня, не понимая, отчего я грущу.

— А я и не знал, Анютка, что ты вырастешь такой красавицей. Знал бы — ни за что не уехал из посёлка. А за тот инцидент в школе прости, я не хотел тебя напугать.

— Ладно, проехали, — сказала я тихо.

— Кстати, что это там у тебя за защитник?

— Мой одноклассник.

— Местный?

— Приехал полгода назад.

— А ведёт себя будто крутой, наверное, некому его на место поставить.

— Не поняла, ты о чём?

— Я говорю, что вести себя так, как он, нельзя. Когда-нибудь ему покажут, где раки зимуют.

— А что, по-твоему, девушку не надо защищать, когда к ней лезет какой-то бугай? Ты сам-то, наверное, радуешься, что онтебе не врезал? Ты же на ногах не стоял от выпитого! — съязвила я.

— Анечка, что же ты такая сердитая? Я же просто хотел с тобой потанцевать! А этот парень мне помешал, хотя его никто не просил.

— Я просила, потому что не хотела с тобой танцевать, понятно?

— Какая ты строгая! — сказал он развязным голосом и потянулся, чтобы обнять меня, но я оттолкнула его руку.

Игорь вытаращил на меня свои голубоватые глаза и обиженно проговорил:

— Вот недотрога! Но твой парнишка сегодня отсутствует, ты его не пригласила. Поэтому сегодня с тобой танцевать буду я. Пойдём!

Думаю, он просто шутил, но сегодня мне было не до шуток. Игорь этого не понял, схватил меня за руку и сильно потянул из-за стола. Мне было больно, но Игорь этого не замечал. Я ухватилась свободной рукой за крышку стола, но сил удержаться мне не хватало, пришлось подняться, и он, буквально вырвал меня из-за стола, но танцевать с ним я всё равно не хотела, хоть и музыка, звучащая из музыкального центра, была вполне подходящей.

— Игорь, послушай, я не хочу танцевать, — вежливо, стараясь быть доброй хозяйкой, чётко сказала, но его, похоже не волновали мои желания. Может быть, он думал, что я так шучу или цену себе набиваю, потому мой отказ его только завёл. Схватив меня за талию, парень поволок на свободное пространство.

Его прикосновения мне были неприятны. Оттолкнув парня, вырвалась, но он снова меня схватил.

Оглянувшись, увидела, что папа очень занят разговором со своим дорогим другом, и совершенно не видит, что меня надо спасать. Игорь же крепко ухватил меня за талию и начал двигаться в такт музыке.

— Отпусти! — попросила ещё раз.

Он не отпустил, поэтому я сильно толкнула его с гневными словами:

— Отстань от меня, придурок!

Я не хотела грубить, но Игорь просто вынудил меня, и слова вырвались сами собой. Они прозвучали настолько громко, что привлекли внимание взрослых. Все, включая и моих родителей, повернулись к нам, оторвавшись от своих увлекательных разговоров, и с интересом уставились на меня и на «бедняжку» Игоря, который еле удержался на ногах.

— Да что с тобой? — проворчал мой отец.

— Аня, так же нельзя! — воскликнула мама.

— Я всего лишь хотел развеселить тебя, Анютка! — проговорил растеряно парень.

— Простите… — пролепетала я. — Я никого не хотела обидеть.

Высказавшись, развернулась и бросилась в свою комнату. Ванюша уже спал на моей постели. Я прилегла рядом с ним, не раздеваясь, в той одежде, в которой была, и разрыдалась.

Совсем не о таком новогоднем празднике я мечтала. Я бы хотела, чтобы на нём присутствовал Алекс со своим отцом. А так — я сама всё испортила. Если бы я тогда случайно не заснула на плече Александра и не проспала с ним всю ночь, было бы всё хорошо.

Мы бы вместе встретили новый год, и, может быть, наши семьи сдружились бы больше. Но теперь такому не бывать, ведь мой отец очень злопамятный, и если он чего решил, то уже его не переубедить, не стоит даже и пытаться — от этого не будет никакой пользы, только хуже сделаешь.

Если я хотя бы могла позвонить Александру, то мне не было так тяжело, но меня лишили всего, даже телефона, и я не могла услышать его приятный бархатный голос.

Больше к гостям я не выходила, так и уснула, не раздеваясь вся в слезах. Наверное, праздник родителям я испортила, но была удовлетворена хотя бы тем, что ко мне больше никто не приставал.

Глава 32. Тяжесть разлуки

Анна

Утром следующего дня я проснулась раньше всех. Тихонько поднялась, чтобы не разбудить Ваню, и прошла на кухню, поставила чайник и заварила себе чаю в единственной чистой чашке, которая осталась не использованной на вчерашнем празднике, села за стол, согревая руки о чашку.

Посмотрев вокруг, подумала, что праздник наверняка удался, раз было столько грязной посуды, и мама не удосужилась её вымыть, хотя обычно никогда не оставляла использованную посуду на завтра.

Выпив кружку чаю, я принялась за уборку, перемыла посуду, вымыла пол на кухне, потом вышла во двор, чтобы покормить остатками вчерашнего пиршества Шарика.

На дворе сугробы увеличились, видимо снег шёл всю ночь, замело даже следы гостей, которые ушли поздно. Было морозно, да так, что я быстро замёрзла, так как не набросила на себя никакой курточки.

Внезапно я подумала, что сейчас можно было бы тихонько улизнуть из дома, пока родители спали, и увидеться с Алексом. Эта мысль подзадорила меня, но надо было вернуться внутрь, чтобы одеться. Я даже не подумала тогда о том, что даже не представляю себе, где конкретно находится его дом, и как туда добраться по глубокому снегу.

Желание увидеть парня было настолько сильным, что другие мысли отключились. Я тихонько вошла в дом, обула тёплые сапоги, натянула куртку и шапку, и, когда я уже взялась за дверную ручку, чтобы выйти за дверь, отворилась дверь родительской спальни, и показался сонный отец.

— Куда это ты собралась, дочь? — спросил он хриплым после сна голосом.

— Пойду, погуляю, — сказала спокойно, стараясь, чтобы голос звучал как можно естественней.

— Куда, если не секрет?

— Не знаю, наверное, прямо по дороге, — ответила тихо.

— Да неужели? — удивился отец. — А я, вот тут, случайно вспомнил, что ты у нас наказана. Поэтому, снимай куртку и иди лучше помоги матери на кухне.

— Пап, я уже всё сделала. Я просто хочу пройтись.

— Думаешь, что я не догадываюсь, что ты задумала. Собралась к нему идти, да? — разгневанно проговорил отец.

— С чего ты взял? — спросила возмущённо.

— Да по твоим глазам всё же видно! Вон как они блестят! Лучше не зли меня, поняла! Иначе плохо будет всем! — гневно и очень громко произнёс отец.

— Что ты меня постоянно пугаешь? — закричала я. — Я уже не маленькая девочка, я взрослый человек! И буду делать то, что захочу!

— Хватит, ты уже наделала! И кто здесь взрослый, буду решать я, а не мелкая козявка, вроде тебя. Бегом в свою комнату, и чтобы я тебя больше не видел!

— Папа, ты ещё ремень возьми, только ремня у тебя в руках не хватает! — закричала я, и на моих глазах выступили слёзы от обиды на отца и горечи из-за неосуществлённого желания.

Я сбросила куртку, шапку и сапоги, и в слезах бросилась в свою комнату. На пути мне попался перепуганный Ванюша, который проснулся от громких криков, но я не задержалась возле него, чтобы успокоить, так как успокаивать надо было меня саму, ведь слёзы неудержимо лились из глаз, и как я, ни старалась их сдержать, поток не прекращался.

Я прорыдала несколько часов подряд не в силах сдержать чувств, не могла никого видеть, ни с кем говорить. Весь день провела в комнате, не выходила даже поесть. Несколько раз в комнату заходила мама, но я не хотела с ней говорить, делала вид, что сплю. Вечером появился даже отец, но я нагрубила ему, потребовав, чтобы он оставил меня в покое.

На следующий день я уже не могла плакать, наверное, выплакала все слёзы разом. Смотреть на себя в зеркало было страшно — оттуда на меня глядели опухшие глаза, которые были чужими.

С трудом поднявшись с постели, почувствовала головокружение, перед глазами стало на мгновение темно, словно кто-то выключил свет.

В голове был сумбур, в котором невозможно было навести хотя бы видимость порядка. Когда я, с трудом одевшись, появилась на кухне, моя мама просто испугалась моего растрёпанного вида.

— Боже мой! — воскликнула она. — На кого ты похожа?

— Что-то не так? — пискнула я слабым голосом.

— Всё не так! Ты посмотри на себя: выглядишь ужасно. Хорошо, хоть отец этого не видит.

— Мам, да всё нормально, — пыталась успокоить я маму, но, думаю, и дураку было понятно, что всё плохо по одному моему виду.

— Давай умывайся, и завтракать. Тебе срочно надо что-нибудь съесть.

Я нехотя умылась, села за стол. Есть не хотелось, но я сделала над собой усилие, заставив себя проглотить омлет и чай с бутербродом. Не смотря ни на что, после завтрака я почувствовала себя немного лучше. Даже причесала растрёпанные волосы, вернувшись в комнату, и заплела их в косу.

Справившись со всеми делами, ко мне зашла мама и присела на краешек стула напротив меня, сидящей на кровати.

— Мам, ты чего хотела? — нехотя спросила я её.

— Доченька, скажи мне, что с тобой происходит?

— Зачем спрашивать? Ты, ведь, и так всё знаешь.

— Неужели всё это из-за Саши? Скажи мне всё, Анечка. У вас что-то было? Может быть, ты беременна? Мы, ведь, с отцом так доверяли ему и тебе.

— Мам, да что ты такое говоришь! — воскликнула я. — Ничего не было!

— Это правда? Ты не лжёшь мне?

— Я никогда тебе не лгала!

— Милая, но что же с тобой? Отчего ты грустишь и плачешь? Из-за него, да?

— Нет, не из-за него. Из-за вас! Это вы разлучили меня с ним, вот и всё.

— Неужели ты так любишь его? — голос матери задрожал.

— Да, люблю! Мам, очень сильно люблю! И ничего не могу с собой поделать. Мне плохо, если я не увижу его хотя бы один день. А сколько я уже его не видела?

— Дочь, но так же нельзя убиваться! Ведь это же не навсегда! — воскликнула мама.

— Только это меня и успокаивает. Я знаю, что увижу его, когда закончатся каникулы. Но ведь они такие длинные! Что я буду делать всё это время?

— Займись подготовкой к экзаменам, или просто что-нибудь почитай, посмотри телевизор. Делай хоть что-то!

— Мам, а, может быть, отец поменяет своё решение насчёт Алекса? Поговори с ним, пожалуйста! Попытайся убедить, неужели он не поймёт моих чувств, ведь вы тоже живые, тоже чувствуете, тоже любите.

— Милая моя, даже не надейся на это. Отец не поменяет своего решения. Понимаешь, этот ваш поступок — это словно плевок в душу. Ведь мы так доверяли ему, словно собственному сыну. После такого не прощают.

— Мам, но ведь я виновата! Александр ничем не подорвал вашего доверия. Я случайно уснула рядом с ним, это ведь не его вина, что он не прогнал меня со своей постели.

— Так, ведь, кто виноват, тот и наказан, тихо произнесла мама.

— Это уж верно, — скорбно согласилась я.

— Доченька, а как ты думаешь, он сам-то любит тебя?

— Не знаю, — ответила я отрешённо. — Я на это надеюсь.

— А если ты узнаешь, что он относится к тебе как к сестре, например? Как ты тогда будешь страдать? Подумай, что ты будешь чувствовать, если Александр, например, будет встречаться с другой девушкой?

— Я не знаю, — почти прошептала я. — Надеюсь, что этого никогда не случится. Но если такое произойдёт, я отпущу его. И никогда не напомню ему о себе. Главное, чтобы он был счастлив.

— А ты? Ты, ведь, тоже должна быть счастлива. Моя дочь должна быть счастливой.

— Мама, я несчастна сейчас! И меня мало волнует, что будет в будущем. Я хочу быть счастливой именно в данный момент, понимаешь! Пожалуйста, поговори с отцом, попробуй его переубедить. Ведь ничего не было, мам. Ты-то хоть веришь мне?

— Верю, верю. Ладно, милая, я поговорю с отцом.

— Спасибо, мамулечка, — впервые за прошедшие несколько дней улыбнулась я и обняла маму за шею.

Время шло. Мысли об Алексе не давали мне покоя, они заполнили всю мою голову, не оставив там места больше ни для чего.

Пытаясь отвлечься, я включила телевизор, но все идущие там передачи меня раздражали, попробовала почитать, но из прочитанного ни слова не понимала. Возвращаясь всё время к началу текста, пробовала прочесть его снова и снова, но смысл прочитанного не постигала, так как могла думать только об одном.

Тёмно-серые глаза не давали покоя, сильнейшее желание их увидеть, заглянуть, окунуться целиком. Я постоянно видела их в своём воображении, мысленно рисовала красивое лицо, жемчужную улыбку, представляла вкус губ.

В конце концов, появилось ощущение, будто бы я зациклилась на нём и постепенно сходила с ума.

Глава 33. Рождество

Анна

Прошло ещё несколько дней, но всё было по-прежнему. Мама буквально заставляла меня хотя бы немного поесть, убеждая в том, что после каникул меня никто не узнает в школе.

Отвлечься от мыслей об Алексе я так и не смогла, за учебники не бралась, по вечерам сидела у телика, уставившись в него невидящими глазами. Мысли мои были всегда далеко от дома.

И только Ванюшке удавалось слегка меня отвлечь, когда он просил прочитать ему сказку или поиграть с ним во дворе в снежки. Я выходила на дорогу, где Ваня катался на санках, и следила за ним, и если на дороге неожиданно появлялась машина, должна была быть готовой его предупредить и помочь оттащить санки с дороги, или вытаскивала его из сугроба, в котором он умудрялся всякий раз застревать.

Но отвлекалась я ненадолго, мои мысли возвращались обязательно к предмету моей страсти, как только я возвращалась в дом.

Ночами я плохо спала, снились запутанные кошмары. Я надеялась увидеть Алекса хотя бы во сне, но он не приснился мне ни разу.

Вечером перед рождеством к нам снова пришли гости, те же самые, что были на новый год.

Я сидела за столом с отсутствующим видом, не вникая в разговор. Когда кто-нибудь из родителей или гостей обращался с вопросом или просьбой ко мне, то я не сразу могла понять, чего от меня хотят, так что всем приходилось повторять свой вопрос или просьбу несколько раз.

Игорь, видимо обиженный на меня, полностью игнорировал моё присутствие, никоим образом меня не затрагивал, чему я была только рада. Через некоторое время я удалилась, сославшись на усталость, и весь вечер не выходила из комнаты.

Наутро за завтраком, не успела я присесть за стол, отец провёл со мной воспитательную беседу:

— Анна, объясни мне своё поведение.

— Какое поведение? — не поняла я, удивлённо взглянув на него. Удивительным было то, что отец, вообще, обращается ко мне (не считая вчерашнего вечера, на котором отец пытался показать гостям, что у нас в семье всё прекрасно), ведь за эту неделю я привыкла к тому, что он со мной не разговаривал.

— Не притворяйся дурочкой! Ты последнее время отвратительно себя ведёшь, и мне это не нравится.

— Что конкретно тебе не нравится, пап? — тихо спросила я.

— Не нравится? Да всё не нравится! Как ты ходишь, как ты ешь, как говоришь. Ты, как будто, заторможенная или замороженная. Веселее надо быть, энергичней! Ну, что это за выражение лица? Это даже не выражение, а кислая мина, противно смотреть! — громко высказался отец.

— А ты не смотри, — тихо ответила я.

— Перестань кукситься! Понятно тебе? Ну чего тебе не хватает?

— Ты знаешь, чего.

— Ты опять за своё? Столько времени прошло, а ты никак не можешь успокоиться. Я сказал тебе, даже не начинай мне ничего говорить о нём. Я ничего не хочу слышать.

— Ты спросил — я ответила, — с грустной усмешкой произнесла я.

— Я хочу, чтобы моя дочь была нормальной. Ты же на себя не похожа! Ты себя в зеркало видела?

— Ну, видела.

— И вот такое зрелище тебя устраивает?

— Нет, но за неимением лучшего, довольствуйся этим, папочка.

— Хватит язвить! Я требую, чтобы ты прекратила свои выкрутасы.

— Да какие выкрутасы, пап? Ты можешь толком сказать, чем я тебе на этот раз не угодила? Я, ведь, во всём тебя слушаюсь, чего тебе ещё надо?

— Да, Андрей, чего ты к ней прицепился? — вставила своё слово мама.

— Я не прицепился, я, ведь, не репей, я просто хочу выяснить у своей дочери, доколе она будет нам с тобой мозги компостировать! — рявкнул отец.

— Да ты вообще меня не видишь! Когда я успела тебе так навредить? — воскликнула я.

— Да, вот, вчера, например!

— И что же я такого натворила вчера?

— А ты, что, не помнишь? Сидела, как сонная муха, делала вид, что ничего по-русски не понимаешь. Такой парень в гости приходил — ты его не заметила.

— Так всё дело в Игоре? Знаешь, папочка, твой Игорёк мне не нужен!

— Это почему? Хороший парень, видный, из богатой семьи, выучился в институте, отслужил в армии, на работу устраивается. Чем он тебе не подходит?

— А ты, может, замуж меня собираешься отдать? — озарила меня внезапная догадка.

— А почему же не отдать? Ты же по чужим койкам прыгаешь? Учиться не хочешь! Значит, замуж тебе пора! Отдам тебя в богатую семью, чтобы муж тебя содержал.

Я испуганно уставилась на отца, потом на маму, которая тоже глядела на отца, вытаращив глаза.

— Андрей, ты чего это удумал? Анька маленькая ещё! — пошла в защиту мама.

— Ничего не маленькая. Она сама сказала, что уже взрослая. Вот скоро восемнадцать исполнится.

— Ты в своём уме? Ей восемнадцать только летом будет, — сказала мама.

— Да что ты? Вот как раз за полгода она к Игорьку-то и привыкнет, полюбит. А там и за свадебку! Свадьбы-то летом гуляют!

— Не нужен мне твой Игорёк! — нервно сказала я. — Я его не люблю! Он мне противен!

— Да какая разница? Не любишь — полюбишь!

— Пап, пожалуйста, не надо, — проговорила я дрожащим голосом, едва сдерживая слёзы. — Я люблю Сашу. Ты же знаешь это. Зачем ты мучаешь меня?

— Да они все одинаковы, дочь! Чем тебе этот плох, а тот хорош? Не хочешь Игоря — найдём другого. Раз плюнуть!

— Пап, Саша особенный, не такой, как все. За всё время нашего общения он никогда не позволял себе лишнего, а твой Игорь сразу полез обниматься, и начал хватать меня своими грязными руками. Думаешь, я ни за что толкнула его и назвала придурком? Он это заслужил. Саша бы никогда себе такого не позволил.

— Надо же, просто совершенство! И этот идеальный парень переспал с моей дочерью прямо в моём доме! — проревел гневно отец.

— Не было этого! Я всё ещё девственница, ясно? Но после всего того, что я от тебя выслушала за это время, я думаю, уж лучше бы всё то, за что ты меня ругаешь — произошло! Тогда бы мне не было бы так тяжело всё это выслушивать! — прокричала я в ответ на его рёв.

Отец с матерью в изумлении уставились на меня, словно впервые меня увидели. На кухню вошёл Ванюша, которого как всегда по утрам разбудили громкие крики.

— А мы будем пить чай? — спросил он зевая.

— Будем, будем, — сказал отец более спокойно. — Мать, наливай нам чай.

— Мы, что, закончили? — спросила я. — Можно идти?

— Нет, мы не закончили. Пей чай!

— А я не хочу! — возразила я.

— Посмотри на себя, ты стала на скелет похожа, — проговорил отец.

— Прекрасно! Значит, я не понравлюсь твоему Игорю! — съязвила я.

— Дурёха, да ты вообще никому не понравишься, даже своему Алексу, — сказал папа.

Его слова задели меня. Ведь он был прав — я боялась даже взглянуть на себя в зеркало: так ужасно выглядела. С этой минуты я решила взяться за себя: начать хорошо питаться, чтобы набрать поскорее свежий цвет лица, перестать плакать, чтобы не опухали веки, и взяться, наконец, за уроки. Тем более что момент встречи с Алексом был не за горами. Надо было хорошо подготовиться, чтобы быть на высоте.

Я начала завтракать, отец с матерью переглянулись, и отец слегка улыбнулся, радуясь, что его слова произвели на меня своё действие.

Когда все поели, я собрала со стола посуду и принялась её мыть, повернувшись к мойке.

Папа сидел за столом, а не ушёл, как обычно после завтрака по своим делам. Некоторое время он молчал, но я знала, что он остался на кухне специально, чтобы продолжить со мной разговор. И он не заставил себя долго ждать:

— Ну, что, дочь, мы решаем?

— Насчёт чего? — спросила я, не глядя на него.

— Не строй из себя дуру. Ты прекрасно всё поняла.

— Папа, я ничего из себя не строю, — сказала я чётко, обернувшись. — Я просто не понимаю, о чём ты сейчас говоришь.

— Я о парнях, о том, кто тебе нужен, кто не нужен. Или может быть, парни подождут, ещё не время, а?

— Пап, не говори о парнях во множественном числе. Ты прекрасно знаешь, кто мне нужен.

— Присядь. И поговорим серьёзно.

— Да мы и так говорим куда более серьёзно, — сказала я, присаживаясь за стол.

— Вот скажи мне, для чего я тебя растил? Думаешь, я мечтал, что после окончания школы ты сразу выскочишь замуж? — продолжил отец, глядя мне в глаза. Я не понимающим взглядом уставилась на него и проговорила:

— О том, чтобы выйти замуж, я ничего не говорила. Это, ведь, твоя идея.

— Да, конечно. Один из вариантов устроить тебе счастливую жизнь. Если хочешь замуж, выбирай себе обеспеченного молодого человека.

— Нет, пап, замуж я пока не хочу.

— А чего же ты хочешь? — спросил он, не спуская с меня глаз, отчего я чувствовала себя неуютно. — Только не надо говорить мне об этом негодяе.

— Тогда мне нечего тебе сказать, — произнесла я тихо.

— Нет, ты мне скажи, как ты думаешь, будет складываться твоя дальнейшая жизнь? Собираешься ли ты продолжить учёбу или хочешь начать работать?

— Конечно, я хочу учиться, что за вопрос!

— Значит, я думаю, ты понимаешь, что мальчики будут только мешать тебе. Все эти чувства, слёзы, люблю — не люблю, и так далее — всё это будет тебя отвлекать от поставленной в жизни цели.

— Нет, пап, ты не прав, — проговорила я, стараясь выдержать взгляд его колючих глаз, хотя меня так и подмывало опустить глаза вниз, так пронзителен был отцовский взгляд. — Мы с Александром никогда не говорили о чувствах. Просто нам хорошо вдвоём. О том, что я люблю его, он даже не подозревает. И я не собираюсь ему ничего говорить. Говорю тебе это, чтобы ты не беспокоился. Он тоже ничего подобного мне никогда не говорил, хотя мне, конечно, этого хотелось бы, не буду скрывать. Ну, что, теперь ты доволен?

— Знаешь, дочь, мы, ведь, с матерью мечтали о счастливом будущем для тебя.

— Я знаю.

— Поэтому, не спеши с любовью. Ты ещё всё успеешь в своей жизни.

— Да, пап.

— Я рад, что мы поняли друг друга, Солнышко, — сказал отец, поднимаясь из-за стола. Я тоже встала со стула.

— Пап, так мне можно общаться с Александром? — спросила я на свой страх и риск, рискуя тут же испортить, только что начинающие налаживаться отношения с отцом. Он глядел на меня, молча и пронзительно, несколько секунд, слегка прищурив взгляд, затем всё-таки ответил:

— Только в школе. И чтобы ничего лишнего, понятно? Здесь видеть его я не хочу. Пусть, вообще, не попадается мне на глаза. Ты меня поняла? — сказал он грозно.

Я кивнула и попросила:

— Верни мне, пожалуйста, телефон.

— Хорошо, но говорить будешь только в моём присутствии. Возьми, он лежит в книжном шкафу.

— Спасибо, папочка! — воскликнула я и полетела в зал, схватила мобильник и, обнаружив, что в нём разряжена батарея, бросилась в свою комнату разыскивать зарядное устройство. Подключив телефон к зарядке, включила его.

На телефон тут же пришло множество сообщений о звонках, в которых говорилось, что мне звонил один и тот же абонент. Это был номер Алекса.

Моё сердечко радостно забилось, дыхание перехватило. Значит, он тоже скучал, раз постоянно звонил мне.

Я набрала его номер и нажала кнопку вызова. Сердцебиение зашкаливало, от нахлынувшего внезапно волнения дрожали руки.

— Анечка, здравствуй! — услышала тёплый, бархатный голос, и меня бросило в жар от нахлынувших чувств. — Я ждал твоего звонка.

— Привет, — только смогла вымолвить, как в комнату вошёл отец.

— Как ты? — спросил Алекс с теплотой и участием в голосе.

— Нормально. А как твои дела? — еле шевеля губами, произнесла я.

— Да, всё в порядке. Только скучаю. Жду, когда закончатся каникулы.

— Надо же, я тоже, — проговорила я.

— А что у тебя с голосом? Ты не больна?

— Нет, всё в порядке.

— Как твои родители, больше не сердятся?

— Как тебе сказать? Сердятся, конечно, даже очень. Особенно папа. Я не знаю, как убедить его в том, что ничего не было. Он такой упрямый. — Сказала я, мимолётом взглянув на отца. Папа не выдержал и возмутился:

— Так, красавица, выбирай выражения, а то мобильник мигом исчезнет навсегда!

— Твой отец сейчас рядом? — спросил Алекс.

— Да. Как ты догадался?

— Услышал его голос. Я хочу ему кое-что сказать. Включи, пожалуйста, громкую связь.

— Ладно, уже включила.

— Андрей Иванович, пожалуйста, выслушайте. Я прошу у вас прощения за то, что злоупотребил вашим доверием. Но того, в чём вы нас подозреваете — не было. Прошу — поверьте. Я вам не лгу.

— Я даже слышать об этом ничего не хочу! — разгневанно заревел мой отец. — Знаешь, что, мерзавец, держись от моей дочери подальше! Это не просто совет. Это прямое указание! А ты, Анна, быстро верни мне телефон!

— Хорошо, сейчас верну, дай мне закончить, — сказала я. — Алекс, мне пора, извини. Пока. С Рождеством!

— Спасибо, тебя тоже. Ну, ладно, увидимся в школе, — произнёс Алекс и продолжил, обращаясь снова к моему отцу: — Андрей Иванович, не ругайте Анюту, она ни в чём не виновата.

— Ты мне будешь ещё указывать! — прогремел отец своим басом. — Я, ведь, тебя ни о чём не спрашивал, сопляк, сам как-нибудь разберусь, что мне делать, а что нет!

Он протянул руку за телефоном, сверкая глазищами. Я едва успела его выключить, когда отец буквально вырвал мобильный из моей руки.

— Папа, ну зачем ты так? Можно быть и вежливей. Алекс перед тобой извинился, хотя ничего предосудительного не совершал.

— Пусть засунет себе свои извинения, знаешь куда? А ты тоже хороша!

— Что не так на этот раз? — громко спросила я.

— Да всё не так! Меня всё это бесит, понятно?!

— Понятно, папочка злится, что его маленькая девочка выросла. Пойми, я уже никогда не буду маленькой девочкой. Я имею право любить того, кого захочу. Ты не можешь мне запретить.

— Нет, милая, ты ошибаешься. Я твой отец, и только я могу решать, взрослая ты или нет! Я несу за тебя ответственность, и, как мне кажется, этот парень тебе не подходит по многим причинам. Во-первых, я его плохо знаю.

— Но ты, ведь, знаешь его отца, — вставила я, но отец поднял руку, чтобы я замолчала.

— Не перебивай меня, его отца Святослава, я знаю. Он никогда людям ничего плохого не делал, но это такой скрытный человек, много лет жил совершенно один, ни с кем особо не общался. Ни друзей, ни женщин не заводил. Многие считают его странным: не выпивает, не курит, никогда ни в какие компании не входит. Такие люди привлекают к себе внимание других именно тем, что не тянутся к другим. Вот, кто его знает, что творится у него в голове? Никто. Очень странный мужик. Так вот, твоего Александра мы плохо знаем — это раз. Во-вторых, он слишком молод, сопливый мальчишка! О какой любви может идти речь, если у него молоко на губах не обсохло? Ну, и, в-третьих — он голодранец. Что он может тебе дать? У него, ведь, ничего нет. Он не сможет тебя обеспечить.

— Пап, ну ты опять за своё! Пусть, Алекс молодой, пусть бедный — мне от него ничего не надо! Я же сказала, что замуж не тороплюсь. Обещаю тебе, что, закончив школу, я поступлю в институт, и продолжу обучение. Общение с Алексом мне не помешает.

— Сомневаюсь я в твоих словах, ох сомневаюсь! Вся эта любовь-морковь до добра не доводит!

— Я буду благоразумной.

— Ох, с тобой можно с ума сойти, какая ты упёртая.

— Я вся в тебя, папа!

— Анна! Ты меня просто бесишь!

— Прости.

— Ладно. Значит, говоришь, ничего не было?

Я кивнула в ответ.

— Так, что же вы, чёрт подери, делали в одной постели? — спросил папа.

— Ничего, — ответила я спокойным голосом, пожимая плечами.

— Ну, Анна, смотри у меня! — воскликнул отец и вышел за дверь.

Я осталась в своей комнате одна. Наконец-то, я смогла относительно успокоиться насчёт Алекса, услышав его голос.

Мне приятно было узнать, что он тоже скучает, волнуется из-за произошедшего, и стала с нетерпением ждать окончания каникул, чтобы, наконец, утонуть, раствориться в серых глазах, почувствовать согревающее тепло лучезарной улыбки, чтобы обняв, услышать биение сердца.

Похоже, из-за разлуки моё чувство к Александру ещё более окрепло, обрело форму огромной жар-птицы, которая горела в моей груди, расправив свои горячие крылья. В некоторые моменты моей жизни она сжигала меня, но, стоило лишь услышать голос предмета своей страсти — согревала моё сердечко, трепещущее так, словно у него тоже растут крылья.

Глава 34. Жизнь в разлуке

Анна

Время шло, уже стояла зима, а борьба с самим собой не давала положительного результата.

Волк одолевал меня всё с новыми силами, пытаясь завладеть всем моим существом.

Думаю, что, чем больше я боролся с этим проклятием, тем сильнее оно овладевало мной. Иногда мне казалось, что я хоть немного могу себя контролировать, но вдруг меня одолевали такие дикие чувства, что я почти не мог ничего соображать, а контролировать и подавно.

Пытаясь удержаться на грани, за которой следовало превращение, хватался за всплывающий в голове смутный образ Анюты. Это помогало, но не всегда. Иногда я просто сходил с ума, и совсем терял контроль. Превращение происходило всякий раз против моей воли, причиняя мне сильные душевные муки.

Со временем во мне становилось всё больше звериного, чем человеческого. Осознание этого меня просто убивало. Отец убеждал меня не противиться природе, говорил, что это бесполезно, требовал, чтобы я окунулся в свою звериную сущность с головой, но я не хотел слушать его, снова и снова причиняя себе новую боль. Как бы я не желал избавления, проклятие довлело надо мной постоянно.

Моё и без того ужасное положение усугубляла разлука с любимой. Никогда раньше я не испытывал таких терзаний, как теперь.

И надо же, всё произошло по странному стечению обстоятельств, как будто что-то специально хотело нас разлучить. Её отец, относившийся ко мне хорошо, вдруг превратился в непримиримого врага, просто возненавидев меня. С моей стороны вражды не было, я не мог ненавидеть ни его, никого из этой семьи, так как они были кровными родственниками той, с которой я запечатлён.

Как теперь выходить из этого положения, я не представлял. Несколько раз у меня появлялось сильное желание увидеть её, я хотел наплевать на опасность и броситься в посёлок, сломя голову, но, когда вспоминал прежний опыт, когда её отец всадил мне пулю в бедро, здравый смысл всё-таки побеждал, и хватало ума отказаться от глупых планов.

Не знаю, что было бы со мной дальше, если уже через неделю в буквальном смысле я начал сходить с ума. Постоянно набирал её номер, но мобильный девушки был отключён. Я не видел её и не слышал её голоса около десяти дней, и сердце моё разрывалось от боли и отчаянья.

Ещё чуть, чуть, и я бы не выдержал, сотворил что-нибудь такое, о чём впоследствии пришлось бы очень сильно пожалеть, как вдруг на Рождество на моём телефоне раздался звонок.

Анюта сама позвонила. Сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда я услышал любимый голос, один бог знает, каких усилий мне стоило удержать себя в руках и говорить спокойно без всплесков эмоций, и без дрожи в голосе, но, справившись с этим, я мог собой гордиться.

После звонка всё стало на свои места, узнав, что с Анной всё хорошо, я должен был успокоиться, и самое главное, моя психика должна была стабилизироваться, но не тут-то было.

Меня постоянно терзало какое-то новое странное чувство неведомой опасности, но я не мог понять, откуда она исходила.

Вначале я связывал всё это с разлукой, ведь почти всегда, когда находился дома, меня со страшной силой одолевали дикие чувства. Не владея собой, всякий раз обращался зверем. В посёлке вообще не позволял себе появляться, так как там мог натворить несусветных глупостей, лишив себя всякой возможности жить среди людей.

Иногда мне казалось, что я сам придумывал себе все эти сложности, чтобы хоть как-то отвлечься от страданий, связанных с разлукой, ведь так давно я не видел синих глаз и не слышал ласкового голоса своей возлюбленной.

На рождество я услышал её голос, который, словно бальзам залечил мою несчастную душу, но чувство опасности не притупилось, возобновляясь всё чаще.

За время зимних каникул я стал каким-то параноиком, и не мог понять, почему. Чего я страшился так сильно? Ведь я же точно знал, что неуязвим ни для каких врагов, разве что для охотников, но только тех, кто выстрелит мне в голову или прямо в сердце.

Считая себя достаточно быстрым, во много раз быстрее любого охотника, вполне легко мог этого не допустить, используя скорость так, что никакой охотник не сумел бы даже прицелиться.

Наверняка, опасность исходила от чего-то другого, но от чего? Этот вопрос до сих пор оставался без ответа. Итак, после звонка Анны, я продолжал сходить с ума, но в какой-то момент вспомнил, что что-то подобное почувствовал на новогоднем празднике в школе, на который собралось много поселковой молодёжи.

По той причине, что Анна была постоянно рядом, я удержался от превращения, и даже не заострил на этом своего внимания, так как появилось множество других важных дел, а потом я, наверное, был даже рад тому, что Анна запросилась домой, ведь с некоторых пор мне не нравились места большого скопления людей.

Когда мы покинули школу, чувство опасности постепенно стало угасать, это значило только то, что этот кто-то или что-то, от чего исходила опасность, находилось в данный момент в школе.

Обязательно надо было вернуться и определить источник опасности, дабы убедиться, что я не параноик, но меня принудительно оставили ночевать в гостях.

А потом мои мысли были направлены в иное русло и, и, забыв об опасности, я, словно младенец, витал где-то в облаках, ведь произошло то, о чём стоило только мечтать.

Находясь в доме своей возлюбленной, так близко от неё, и в то же время не имея права даже думать о том, чтобы каким-то образом открыть ей свои чувства, имея право только на дружеские отношения, я не мог уснуть. Лежал и думал обо всём, что происходило со мной за последние месяцы (а произошло столько всего, словно я прожил уже целую жизнь), как вдруг услышал лёгкие шаги.

Моя фея стояла напротив моей кровати. Воспользовавшись тем преимуществом, что неплохо мог видеть в полной темноте, я разглядел её прекрасное лицо, обрамлённое прядями волос, изменившие из-за плохого освещения цвет в пол-лица тёмные глаза, тонкую шею и хрупкие плечи. На меня нахлынуло такое дикое первобытное желание схватить её, прижать к себе, услышать биение её сердца, прижаться своими губами к её губам, чтобы, наконец, осуществить своё тайное навязчивое желание, что я слегка потерял контроль над своими чувствами и уже был готов на всё.

Но то, что она так мне доверяла, вовремя остановило меня. Ни тени сомнения, ни слова протеста с её стороны сделали меня сильнее, чем я мог бы когда-либо стать. Огромная ответственность за родное нежное существо поборола низменные желания, и я смог остановиться, не причинив ей вреда. Думаю, что она даже не догадывалась, чего в тот момент я так страстно желал.

После всплеска эмоций я боялся даже дышать, и, когда Анюта уснула на моём плече, опасался даже пошевелиться, чтобы не потревожить её сон, любовался её прекрасным лицом, вдыхал аромат её волос и считал себя счастливейшим в мире.

Наутро разразился страшный скандал: отец Анны быстро просчитал, какие чувства я испытывал к его дочке, и что могло произойти. Повезло, что он меня просто прогнал из дому, а, ведь, мог бы и пристрелить, как собаку. Я бы не сопротивлялся — я это заслужил.

А после скандала со мной происходило чёрт знает что

Постоянная борьба со зверем в самом себе меня достала, но иначе я не мог.

Мысль о том, что мой отец смог избавиться от дара, давала мне надежду, и я не оставлял попыток, но превращения происходили без моего желания, без согласия, силой воли их невозможно было остановить, и мой разум совсем не контролировал то, что со мной происходило.

Самое смешное то, что в возвращении человеческого обличья должно было участвовать и желание, и воля, и разум. Короче, если бы в облике волка у меня каким-то образом повредился бы мозг, я бы навсегда остался зверем, и даже не подозревал бы, что могу быть кем-то другим.

В общем, только после успокоительного звонка, я стал осознавать, что всё ещё человек. И тогда ко мне вернулись мои прежние страхи, а так же то давнее чувство опасности. Надо было выяснить, от кого, или от чего оно исходило, и я решил заняться этим в ближайшее время.

После праздников, скрепя сердце, отправился вместе с отцом в посёлок, побывал у него на работе, в лесничестве, где он получал разнарядку, затем мы прошли по магазинам, закупили продукты на несколько дней, зашли на почту.

Я наблюдал за отцом, всё-таки он был когда-то оборотнем: не почувствует ли он какое-либо беспокойство, не посетит ли его, как меня, чувство опасности, но, не заметил почти ничего, причем даже у меня самого паранойя отступила. Так ничего и не выяснив, я вернулся домой.

Меня, конечно, так и подмывало сходить к дому Анюты, вдруг бы повезло её увидеть, но здравый смысл возобладал над желаниями, и я вернулся домой с отцом, успокаивая себя тем, что скоро её увижу.

Мне было чем заняться, ведь мой отец просто настаивал, чтобы я тренировался, развивал свои способности, но я принципиально продолжал бороться с даром. Из этого ничего не выходило, способности не развивались, я топтался на одном месте, и это меня нисколько не волновало, переживал только отец.

Наконец, когда закончились каникулы, в школу я летел, словно на крыльях.

У школьных ворот я остановился, поджидая Анечку. Она не заставила себя долго ждать, подошла ко мне через минуту. Одета она была в тёплую куртку с меховой опушкой, шапка была опущена до самых бровей, на руках тёплые варежки, на ногах высокие сапожки.

Увидев её васильковые глаза, я сразу растворился в них, не замечая больше никого, но когда мы вошли в тёплое здание школы, где я помог Анне снять куртку и, повесив её в раздевалке на вешалку, обернулся, то от неожиданности обомлел. Она выглядела совершенно иначе, чем до нашего расставания: под её большими синими глазами, блестевшими лихорадочным блеском, залегли огромные тёмные тени, скулы заострились, на впалых щеках горел болезненный румянец. Я даже раскрыл рот от изумления. Анна заметила это и спросила:

— Что-то не так?

— Анечка, ты что, больна? — с ужасом в голосе проговорил я.

— Нет, — в её голосе было удивление.

— Ну, тогда тебя, как минимум, держали в концлагере и каждый день пытали, — попытался я пошутить.

— Да, ладно! — преувеличенно весело сказала она, уставившись на меня, видимо не желая посвящать меня в свои проблемы, но её губы задрожали и в уголках прекрасных очей образовались две чистейшие жемчужины.

Она часто заморгала, скрывая свою слабость, а я не мог оторвать глаз от глубоких синих озёр на таком родном измученном лице. В моей груди, словно, что-то взорвалось, по телу разлилась щемящая сладкая боль, и на виду у всех я обнял Анюту за плечи, притянув её к себе крепко-крепко и коснувшись губами её волос. Она тоже обхватила меня тонкими руками за талию, и мы долго стояли так, не обращая ни на кого внимания, пока не прозвенел звонок на первый урок.

Глава 35. Признание

Анна

Началась третья четверть, учиться оставалось около полугода. Стоял снежный и морозный январь. Зима завладела окрестными горами, лесами и нашим маленьким посёлком. Всюду лежал большой слой снега, крепчал мороз. Но зима не желала останавливаться на достигнутом, то и дело, подсыпая всё новые и новые порции снега, примораживая всё с новой силой.

Посёлок, словно вымер, был тих, как никогда. Жители лишний раз не выходили из домов, топили печи — из трубы каждого дома поднимался высокий столб серого дыма, что предвещало сильный мороз.

Детвора была занята в школе, выбегая только на переменах поиграть в снежки, все дороги были занесены сугробами, через которые можно было пробраться только лишь по узким тропинкам.

Отец строго настрого приказал мне не задерживаться в школе, ни в коем случае, иначе, по его словам, всем было бы плохо. Я не стала проверять, что конкретно могло случиться, если бы я нарушила указание, так как папа был непредсказуем.

Конечно, мне совершенно не хватало времени, чтобы насладиться общением с Александром, но за неимением лучшего приходилось довольствоваться хотя бы тем, что вижу его почти каждый день.

Отношение Алекса ко мне стало ещё более подчёркнуто вежливым. Он постоянно заботился обо мне, буквально сдувая каждую пылинку, оберегал, словно я была фарфоровой куклой и могла разбиться в любой момент, встречал меня по утрам возле дома, а по окончании уроков провожал, несмотря на то, что мой папа запретил ему приближаться к нашему дому на расстояние выстрела.

Если я замерзала, парень буквально отогревал меня своим тёплым дыханием, согревал мои руки своими горячими руками. Но стоило мне ненадолго остановиться с ним возле калитки, чтобы продлить так быстро уходящие минуты счастья, как в доме открывалось окно, и раздавался громогласный голос отца, приказывающий, во что бы то ни стало, идти внутрь.

Алекс неохотно выпускал мои ладошки из своих больших горячих рук и быстро исчезал, растворяясь среди сугробов снега и тёмных стволов деревьев, растущих вдоль заборов. Хорошо, что он умел так быстро уйти, иначе бы я нарушила волю отца. Каждый раз расставаться с любимым было всё тяжелей.

Меня тянуло к нему, словно между нами протянулась незримая связь, которая с каждым днём становилась прочнее.

Александр был заботлив и ласков, только и всего.

Мне же хотелось большего. Я мечтала, чтобы Алекс хотя бы одним словом намекнул мне о своей любви, тогда бы я не выдержала и, наплевав на приказание отца, открыла свои чувства.

На его губы было невыносимо смотреть, так страстно желала узнать их вкус.

Когда он приближался, моё сердечко начинало отчаянно биться, стремясь вырваться из груди, дыхание перехватывало, тело начинало трепетать. Но, парень, казалось, ничего не замечал, мило улыбался и держал себя в строгих рамках, не переходя границу дозволенного.

Так продолжалось весь январь, и почти весь февраль.

В феврале начались оттепели, на дорогах растаял снег, превратив дороги в месиво из грязи и снежной крупы, а в лесу на прогретых склонах появились чёрные прогалины с первыми весенними цветами — цикламенами.

Они росли везде, где только пригревало солнышко, большими полянками, похожими на розово-белый ковёр, расстилающийся по земле в тех местах, с которых сошёл снег. Так и не терпелось оказаться на одной из таких полянок, чтобы вдоволь налюбоваться первыми весенними цветами, вдохнуть их аромат, и почувствовать приближение весны.

Мне же с каждым прожитым днём становилось всё тяжелее от разрывающих сердце чувств. Сил держаться больше не осталось. Я решилась открыть своё сердце.

Со временем моя решимость окрепла, но поговорить мы не могли, так как нас постоянно окружало множество людей, а остаться наедине не было никакой возможности.

Мои родители были непреклонны в своём решении — помешать мне видеться с Алексом вне школы, так и не простив его.

Неприятная ситуация давнозабылась, они даже поверили, что ничего между мной и Александром не было, но остался какой-то странный осадок. Отец по-прежнему не желал его видеть, тем более отпускать с ним куда бы то ни было свою дочь.

Когда в конце февраля начались оттепели и днём воздух прогревался до двенадцати градусов тепла, а в один из дней погода обещала быть особенно тёплой, Александр, как всегда, ждал утром у калитки моего дома. Мы пошли по дороге к школе. Тёплый ветер, ласкающий лицо своим дыханием, принёс с собой нежный цветочный аромат.

— Приближается весна. Наверное, в лесу сейчас очень красиво! — вдохнув запах цветов, я мечтательно улыбнулась.

— Да, ты права, — сказал Алекс, ведь каждый день ему приходилось ходить в школу и возвращаться домой через лес.

— Мне бы очень хотелось прямо сейчас оказаться на лесной полянке с цикламенами! — высказала наивное желание.

— Так в чём дело? Лес начинается через сто метров от дороги. Вроде в школу идём, а как будто гуляем по лесу, — голос парня был серьёзным, но глаза искрились радостью, видимо парень тоже наслаждался весной.

— А где же цикламены? — с улыбкой спросила.

— Ну, если тебе нужны цветы, придётся свернуть с дороги. Пожертвуешь школой ради цветов? — сузив глаза, спросил Алекс, и я догадалась, что парень подтрунивал надо мной.

— Ты шутишь, да? — весело спросила.

— Конечно! Уверен, что больше всего на свете ты боишься прогулять хотя бы один урок, — произнёс он, рассмеявшись.

— А вот и нет! Я не боюсь. Уже не боюсь, — сказала отважно.

— Неужели? — изумлённо уставился на меня Алекс.

— Да! Давай прямо сейчас прогуляем уроки вместе? — предложила серьёзно.

Он оторопел, даже остановился, вглядываясь в мои глаза.

— Да… конечно, я этого хочу… — проговорил он неуверенно. — Но ты, ведь, не можешь ослушаться отца.

— Кто тебе сказал? Я могу делать, что хочу! Я уже взрослая! Ну что, идём в лес?

— Послушай, Ань, мне кажется, мы не должны сейчас прогуливать, — пробормотал парень, опустив вниз свои густые ресницы, почти прикрыв ими тёмно-серые глаза.

— Испугался? — засмеялась я.

— Совсем нет! — быстро ответил он.

— Тогда в путь! Сегодня мы прогуливаем, и никто не сможет нам помешать! — весело проговорила я и быстро пошла вперёд, добавив напоследок: — Догоняй!

На последнем повороте, который вёл к школе, мы не стали поворачивать, а отправились прямо к лесу. С утра было ещё совсем холодно, но на мне была тёплая куртка, а во время подъёма по крутой лесной тропинке мне стало совсем жарко, даже пришлось её расстегнуть.

Рюкзаки с учебниками мы оставили недалеко от дороги, чтобы не тащить их в гору, прислонив к приметному камню так, чтобы не было видно с дороги, и потопали налегке.

По лесу идти было не сложно. Там не было такой грязи, как на дороге. Земля, покрытая прошлогодними бурыми листьями, на выгревах совсем подсохла, сухие листья шуршали под ногами, пока мы поднимались всё выше и выше.

Алекс шёл очень легко, ничуть не уставая, и на самых сложных участках помогал мне, таща за руку за собой. Через десять минут, когда перед нами открылось бескрайнее море первоцветов, он сказал:

— Давай здесь остановимся!

— Красиво! — улыбаясь до ушей выдохнула я. — Но мне нужно побольше солнца!

— Этот склон весь солнечный, — ответил он. — Скажи мне, что ты ищешь?

— Самую красивую полянку, где будет больше всего солнца и цветов!

— Анечка, здесь везде множество цветов, — произнёс он, словно убеждая маленькую капризную девочку.

— А помнишь то место, где мы гуляли осенью? Там так красиво! Давай пойдём туда! — предложила я.

— Но это место далеко, ты устанешь, — заботливо сказал он.

— Саш, прекрати, я же не маленькая девочка, чтобы так со мной разговаривать, — буркнула я.

— Да? А ведёшь ты себя ещё хуже, чем маленькая девочка.

— Я взрослая! — воскликнула я.

— По-моему ты не права. Тебе кажется, что ты взрослая, а на самом деле это не так.

— А ты ведёшь себя, как мой отец. Он тоже говорит, что я мелкая козявка.

— Знаешь, со стороны-то виднее, — засмеялся Алекс.

— Прекрати, — улыбнулась я в ответ. — Я хочу на ту полянку, подозреваю, что там куча цветов.

— Вот, пожалуйста, разве взрослые так себя ведут? Ты, как капризная девчонка, требуешь подать тебе понравившуюся игрушку с верхней полки, и не хочешь ничего слышать о том, что на других полках такие же игрушки и ничем от неё не отличаются.

— Ты мне не папочка, и нечего меня воспитывать, — возразила я в сердцах и обиженно надула губы.

Глядя на мою обиженную мину, Алекс расхохотался, тогда я улыбнулась ему в ответ.

— Ну, ладно, если ты так хочешь, пойдём, возьмём игрушку с верхней полки, — сказал он со вздохом, потом улыбнулся. — Только, чур, не жаловаться на усталость.

— Хорошо.

За время пути я не жаловалась на усталость, хотя она слегка ощущалась. Алекс, конечно, не торопил меня и постоянно помогал на особенно крутых подъёмах, протягивая мне свою крепкую руку. Мы шли через лес целых полчаса, пока не обнаружили ту полянку, которая была мне дорога. Отыскали мы её только благодаря Алексу. Сама бы точно не нашла, только если не направлялась бы прямо от дома по знакомой туристической тропе.

В самом деле, полянка ничем не отличалась от других, но мне казалось, что в этом месте было особенно солнечно, а цветочный ковёр был супергустым и ярким.

Я остановилась на склоне и, прислонившись к шершавому стволу толстого дуба, залюбовалась этим местом, от которого веяло тишиной и покоем.

Немного выше располагалась обзорная площадка, с которой в прошлый раз мы любовались открывающимся пейзажем, но полянка, где осенью на нас обрушивался золотой дождь из опадающих листьев, была мне дороже.

— Ну, теперь твоя душенька довольна? — спросил, улыбаясь, Алекс.

— Да, здесь замечательно! — воскликнула я. — Ведь, правда же, Саш?

— Да, здесь классно!

— Давай останемся подольше, — предложила я.

— Конечно, раз уж пришли, — согласился он, располагаясь на пригорке прямо на земле, совсем ещё не прогретой только начинающим пробовать свои силы весеннем солнышке. Закинув руки за голову, Алекс закрыл глаза, и его лицо выглядело спокойным и умиротворённым.

Я немного помолчала, любуясь играющими на розово-красном ковре из первых весенних цветов, по-весеннему яркими солнечными зайчиками, проглядывающими сквозь голые ветви грабов и осин.

Дышалось легко. Лесной воздух был наполнен тонким ароматом свежих цикламенов и едва ощутимым прелым запахом прошлогодней листвы.

Погладив ладонью шершавый ствол дуба, я ощутила исходящее от него тепло и, мысленно попросила у дерева так необходимых мне сейчас душевных сил. Чувствуя уникальность момента, собиралась признаться парню в своих чувствах.

Направилась к Александру и остановилась напротив него метрах в трёх. Он всё ещё лежал, закрыв глаза, и наслаждался весенним теплом.

— Тебе разве не холодно лежать на земле? — спросила.

— Нет, — ответил он, открывая глаза, и сфокусировал на мне свой взгляд, щурясь от солнца. — Но всё равно, спасибо за заботу.

— Знаешь, я должна сказать тебе кое-что очень важное, — проговорила я, собравшись с духом, надеясь, что мне хватит душевных сил.

Бешено колотилось сердечко в груди, дыхание спёрло так, словно мне внезапно перестало хватать воздуха.

— Очередной каприз маленькой девочки? — проговорил он шутливо.

— Нет. То, что я хочу сказать — вполне серьёзно.

— Ну, хорошо, я тебя внимательно слушаю, — тихо произнёс ничего не подозревающий Алекс. Лёжа на холодной земле, он смотрел на меня снизу вверх, наполовину прикрыв глаза, спокойный и расслабленный.

— Только ты меня пойми, я должна признаться, иначе меня разорвёт. Надо было давно это сделать, а я всё не решалась, — как бы оправдываясь, проговорила я, и глаза Александра открылись шире. Он, всё ещё ничего не понимая, уставился на меня изумлённым взглядом и рассеянно произнёс:

— Ну, говори…

— Я… люблю тебя, — произнесла я очень тихо, вглядываясь в его глаза.

— Что? — воскликнул вдруг парень, подскочив, как ошпаренный с того места, на котором только что расслаблено лежал. Глаза его расширились, словно от ужаса, и разом почернели, а лицо скривилось от боли, словно я не призналась в чувствах, а ударила его.

— Я тебя люблю! — уже уверенней повторила и шагнула к нему, чтобы быть ближе.

— Нет! Нет! Нет! — пробормотал Алекс. — Ты не должна это говорить! Ты что, сошла с ума?!

— Но почему? — в растерянности произнесла я. Уж такой реакции на своё признание я точно не ожидала.

— Ну, зачем? Зачем ты всё испортила? — похоже, что он был крайне возмущён.

— Что… испортила…? — пролепетала я поражённо.

— Теперь уже ничего не будет, как прежде… Зачем?… Зачем ты это сказала…? — продолжал он убитым, полным боли, голосом, отшатнувшись от меня, как от прокажённой, и, когда я сделала ещё шаг в его сторону, он вдруг отступил на несколько шагов, словно боялся, что если я коснусь его, то он сразу умрёт мучительной смертью.

Ожидая любой реакции на своё признание, я даже не могла предположить, что он может прореагировать именно таким образом, и была обескуражена и растеряна. Моё сердце, готовое всего несколькими мгновениями ранее выпрыгнуть из груди и улететь к небесам, сейчас почти остановилось.

Готовая разрыдаться, если бы только не высохли слёзы в ставших внезапно горячими, словно наполненными пустынным песком, глазах, я, разочарованно глядя на молодого человека, проговорила хриплым чужим голосом, так как в горле моём пересохло так, словно я несколько дней страдала от жажды:

— Алекс, что с тобой? Я призналась, что люблю тебя, только и всего, а тебя словно подменили. Твоя реакция оскорбительна.

Некоторое время он молчал, лицо его всегда такое светлое и доброе, теперь потемнело и выражало сильнейшую муку, и, когда я попыталась снова что — то сказать, Алекс, вдруг, заговорил таким глухим, безжизненным голосом, который напоминал стон раненого зверя.

Его некогда прекрасное лицо, ставшее таким пугающим, выражало невыносимую боль, которую он не мог скрыть, а слова, которые он произносил с трудом, ранили меня прямо в сердце:

— Нельзя было это говорить. Я не хотел этого знать.

— Почему? Разве я сказала что-то обидное? Ты, вообще, слышал, что я сказала? — проговорила я, едва справляясь с сухостью в горле.

— Уж, лучше бы я этого не слышал! — прозвенели нотки льда.

— Но почему? — возмутилась я.

— Меня нельзя любить…

— А кто мне запретит?

— Ты ничего не знаешь обо мне, совершенно ничего.

— Того, что я знаю, мне достаточно. Или ты хочешь сказать, что моё сердце меня обманывает?

— Я совсем не тот, кем ты меня считаешь. Меня нельзя любить! — с горечью в голосе произнёс он.

— Может, мне видней? — не унималась я.

— Сейчас ты увидишь, что я собой представляю, и тогда скажешь, кто из нас прав, — обречённо проговорил он.

— Что? Я не совсем тебя понимаю?

— Надеюсь, поймёшь… И тогда сможешь рассказать… о своих истинных чувствах ко мне, — криво усмехнулся парень.

Видимо приняв какое — то решение, он отошёл ещё на несколько шагов дальше и начал раздеваться.

Не вполне понимая, что он собирался сделать, я ошарашено уставилась на него. Видимо на моём лице отразилось большое удивление, потому что Алекс успокаивающе произнёс:

— Не бойся, я не трону тебя.

— Что ты собираешься делать? — спросила заинтересованно.

— Я хочу, чтоб ты увидела меня настоящего. Ведь то, что ты видишь каждый день — всего лишь маска. Мне жаль, но теперь ничего не будет, как прежде.

Глава 36. Страшная тайна

Анна

Я стояла на том же месте, где и последние несколько минут, и внимательно наблюдала за тем, как парень быстро снимал свою одежду. Раздетым я его уже видела, но снова, как завороженная, залюбовалась его прекрасным телосложением, налитыми силой мускулами на груди, руках и ногах, плоским животом без капли жира.

Что он собирался мне показать, неужели что-то ужасное, какое-то уродство или следы ужасной болезни, я и представить себе не могла, ведь в его прекрасном теле я не заметила изъянов.

Как оказалось, Алекс собирался раздеться донага. Этого я совсем не ожидала, поэтому, смутившись, отвела взгляд в сторону и некоторое время рассматривала окружающий пейзаж, ожидая следующих действий с его стороны. Но ничего не происходило. Со стороны Алекса не раздавалось ни звука. Я подождала ещё немного, но вокруг стояла тишина. Только птицы щебетали в вышине.

Вдруг раздался незнакомый мне звук: он был похож толи на стон, толи на вздох — я не совсем поняла. Начав прислушиваться, я наклонила голову — тихие звуки повторялись. Словно тихий гул из-под земли.

Я повернула голову, чтобы разобраться, что же я слышу.

И, о Боже! Увидела перед собой!!!

На расстоянии нескольких метров, почти там же, где до этого находился Александр, стоял огромный чёрный волк. Его сверкающие тёмные глаза смотрели прямо на меня! Из страшной оскаленной пасти были видны белоснежные смертоносные клыки! А те звуки, который я сначала не распознала, приняв их за стоны — не что иное, как глухое рычание!

От страха я застыла на месте. Не могла понять, откуда взялся этот зверь и что он сделал с Алексом, но внезапно ко мне пришла мысль, что это был тот самый волк, которого подстрелил мой отец возле нашего дома.

Как он оказался прямо на этом месте? Он преследует меня? На эти вопросы у меня не было ответов.

В моём воображении мгновенно пронеслись ужасные картины из фильмов ужасов, и я вдруг заметила, что меня буквально трясёт от ужаса. Что мне делать, я не представляла.

Вроде бы нападать волк не собирался, но я не знала, как поведёт он себя, стоило мне сдвинуться с места. Но в тот момент я почти ничего не соображала, и первое, что пришло мне на ум — бежать.

Стряхнув с себя оцепенение, я медленно отступила на шаг назад, потом ещё на один, и ещё. Вроде, волк не двигался. Это меня как-то обнадёжило, я стала пятиться быстрее, но вдруг оступилась, споткнувшись о выпирающий из земли корень, так как не смотрела под ноги, стараясь не отводить своего взгляда от огромного зверя, и, взмахнув руками, как подкошенная упала вниз головой под откос.

Последняя мысль, пронёсшаяся в моём мозгу, была о том, что это был конец — теперь меня точно съедят.

Удар о землю смягчила мягкая подстилка из прошлогодних листьев, но внезапная боль пронзила голову, а потом наступила темнота.

С огромным усилием разлепив ставшие страшно тяжёлыми веки, я различила смутные очертания перепуганного лица Алекса, склонившегося надо мной.

— Анюта, Солнышко, очнись, пожалуйста! Какой же я идиот! — надломленным голосом повторял он снова и снова.

— Что случилось? — пробормотала я. — Я жива?

— Наконец — то! — облегчённо выдохнув, произнёс он, всё еще, слишком взволнованно. — Ты несколько минут была без сознания.

Перед глазами возникли последние секунды перед тем, как отключилась, и я испуганно вздрогнула, припомнив по какой причине упала.

— А где волк? — пробормотала, озираясь по сторонам.

— Его… нет. Пошевели руками и ногами, проверь, всё ли цело? — попросил меня Алекс.

— Да, всё цело, — проговорила я, обнаружив, что лежу на склоне вниз головой, и попыталась подняться. — Только голова немного болит.

Алекс легко поднял меня на руки, словно я была пушинкой, перенёс на более ровное место, и осторожно опустил снова на землю.

— Полежи ещё немного, может боль пройдёт, — посоветовал он. — Я сейчас оденусь и помогу тебе добраться до дома.

Пока Алекс одевался, я закрыла глаза и пыталась не шевелиться, чтобы унять головную боль, которая никак не желала проходить. Так же меня терзали мысли о только что произошедшем событии.

Больше всего меня интересовало, откуда появился этот громадный зверь, и куда он так же внезапно исчез?

Где в это время пропадал Александр, собирающийся открыть мне страшную тайну, которую мне, видимо, теперь не суждено узнать?

Всё это было так подозрительно, потому что, как мне казалось, было взаимосвязано. Сначала исчезновение Александра и появление волка, а затем всё в точности наоборот. Если бы наш мир был полон чудес, я бы, не задумываясь, решила эту задачку. Но, так как жизнь это не сказка, то я со своими рассуждениями зашла в тупик.

Не открывая глаз, услышала лёгкие шаги приближающегося ко мне парня.

— Как ты себя чувствуешь? — хриплым голосом, участливо спросил он, присаживаясь рядом.

— Мне уже гораздо лучше, — соврала я, открывая глаза.

— Хорошо, — произнёс он.

— Саш, где ты был? Я так испугалась. Здесь был огромный чёрный волк, который собирался на меня напасть, — выпалила я сумбурно.

— Он бы не напал, — тихо произнёс Александр.

— Ты так думаешь?

— Я знаю, — просто сказал он, и голос его был печален.

— Вот, всё ты знаешь! Тогда скажи, откуда он взялся? — не успокаивалась я.

Алекс молчал, расфокусированным взглядом глядя в даль.

— Алекс, ты мне не ответил. И где в это время находился ты?

— Ты очень хочешь это знать, да? — не поворачиваясь, с горечью в голосе спросил он. — А что если тебе это не понравится?

— Просто скажи мне, — попросила я, не сводя своих глаз с искажённого болью лица.

— Ты уже всё поняла сама, просто ещё не хочешь верить, — хрипло, словно его что-то душило, выдавил он.

Вдруг, внезапное осознание того, что чудеса случаются не только в сказках, внезапно вспыхнуло в голове и стало реальностью, и я быстро поднялась и села.

— Этот волк? … Это был ты! — Уже, почти полностью уверенная, но, всё-таки, немного сомневающаяся, ошеломлённо прошептала я, вглядываясь в его лицо.

— Да… — хрипло вымолвил он, наконец, взглянув на меня.

— Значит ты… — по непонятной причине я не могла произнести этого слова.

— Оборотень, — сдавленным голосом сказал Александр. Суженные глаза, кривая усмешка сбивали меня с толку.

— Нет, не обманывай меня! Оборотней не бывает! — воскликнула я, закрыв лицо руками.

— Не веришь? Думаешь, я стал бы тебе лгать? — громко, но горько спросил Алекс. — Но тебе придётся поверить. Вот, посмотри на это!

Мне пришлось справиться с собой и убрать руки, закрывающие глаза. Я видела, как он поднял лежащий неподалеку от него камень размером с ладонь и внезапно очень сильно ударил им о выступающую из — под земли часть скалы. Камень рассыпался на мелкие части прямо у него в руке, словно пластмассовая игрушка Ванечки, на которую случайно кто-то наступил.

— Ничего себе, — вымолвила я, но это было ещё не всё. Наверное, камень был раздроблен им для демонстрации другой своей особенности.

Выбрав из обломков самый острый, Алекс внезапно с размаху скользящим движением ударил им по своей ладони. Это выглядело столь ужасающе, что я даже ахнула при виде этого зрелища, уставившись на его ладонь, с которой потёк маленький ручеёк алой крови.

— С ума сошёл? — дрожа всем телом от ужаса, только и могла пролепетать я.

— Я тоже не верил, пока это не произошло со мной, — грустно произнёс Алекс, стирая с ладони кровь и показывая свежий рубец от только что затянувшейся глубокой раны. — Но это реальность, жестокая, несправедливая, с которой невозможно примириться. Это довлеет надо мной постоянно, гнетёт и убивает во мне всё человеческое. Я не могу забыться, не могу расслабиться ни на секунду, схожу с ума, и мне кажется, что у меня прогрессирует шизофрения и паранойя одновременно.

— Так значит, это правда? — с грустью проговорила я. — Может, что-нибудь можно сделать?

— Если бы было можно, то я бы с радостью использовал любую возможность, — проговорил с усмешкой Александр. — Но сделать ничего нельзя.

Моя голова раскалывалась от боли, я коснулась места ушиба и почувствовала, что мои пальцы нащупали что-то мокрое. Поднеся руку к глазам, обнаружила на пальцах кровь.

— У тебя кровь! — в ужасе воскликнул побледневший парень, расширенными глазами уставившись на мою руку.

— Немного поранилась, крови совсем мало. Себя, значит, ранить не боишься! Чего сейчас испугался? — ляпнула я, чтобы разрядить сразу же накалившуюся атмосферу.

— Я не боюсь крови, — проговорил он приглушённо.

— Тогда что — тебе плохо?

— Мутит…

— Тогда не смотри, — сказала я, вытирая руку о сухую траву.

— Если ты не против — я взгляну. Хочу убедиться, что всё в порядке.

Он поднялся на колени и осторожно раздвинул волосы на моей голове в том месте, где я только что коснулась своей рукой, и где саднило больше всего.

— Ну, что? Тебя всё так же тошнит?

— Нет. Тут небольшая царапина, — сказал он. — Ты не волнуйся, кровь уже почти остановилась. Прости меня, всё это случилось по моей вине.

— Да ладно, никто тебя не винит! Скажи, почему ты стал таким? Тебя укусил оборотень? — спросила я, вглядываясь в его глаза, которые он то поднимал на меня, то снова отводил и устремлял в даль.

— На самом деле никто никого не кусал. Я проклят от рождения.

— Но почему? Есть в этом какой-то смысл?

— Оборотни созданы убивать — иного смыла я не вижу.

— Но кого?

— Может быть, если бы я знал, то в моей жизни появилась бы цель, и мне не было бы так тяжело.

— Неужели людей? — с сомнением и надеждой в голосе проговорила я. — Разве ты смог бы убить человека?

— Видела в ужастиках, как оборотни разрывают на части людей? — ответил Алекс вопросом на вопрос, и, когда я кивнула, продолжил: — Мне незачем отнимать у кого-то жизнь! Хотя, нет! Прошлой осенью бывали случаи, когда я реально мог убить.

— Но ты, ведь, этого не сделал!

— Я же не сумасшедший!

— А в этой ипостаси… ты помнишь, что ты человек?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что, если бы не помнил, тебе всё равно было бы, кого убить, — тихо проговорила я.

— И съесть! — с усмешкой на губах съязвил он. — Вообще-то, я не думаю, что мне было бы наплевать, кого есть. Я бы питался маленькими девочками, вроде тебя.

— Перестань, — попросила я, и кривая усмешка застыла на его губах. — Так что ты делаешь, когда ты такой?

— Когда я волк, в пище не нуждаюсь — меня воротит от крови и сырого мяса, поэтому мне незачем убивать. Мне вполне хватает человеческой еды. Поэтому в зверином обличье я бесцельно и бестолково провожу своё время. Сломя голову ношусь по самым дремучим дебрям, плаваю в реке, лишь бы только отвлечься и забыться хотя бы на мгновение, но ничего не помогает.

— Теперь я понимаю, почему ты иногда грустишь, — тихо проговорила я. Алекс ничего не ответил, только хмуро взглянул в мои глаза и снова отвёл взгляд.

— Ну вот, теперь ты всё знаешь, — сказал он позже. — Никому не говори об этом, иначе мне придётся убить каждого, кто узнает, а мне бы этого не хотелось. Впрочем, это будет на твоей совести.

— Я никому не собираюсь говорить! — горячо заверила его я.

— Хорошо, я доверяю тебе, — тихо проговорил он, немного помолчал, затем, видимо приняв решение поскорее покончить с нашими отношениями, произнёс сухо: — Ну что ж, думаю, нам пора возвращаться. Попробуй встать!

С этими словами Александр вскочил с земли и подал мне руку. Я вложила в неё свою ладонь, и он помог мне подняться. Тут же опустив меня, спросил:

— Сможешь идти?

— Да, всё нормально, — сказала, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

— Хорошо, — сказал он и, повернувшись вниз по склону, сделал несколько шагов вниз по тропе. — Идём.

— Подожди! — окликнула парня, не сдвинувшись с места.

— Что? — Он остановился.

— Я хочу ответить на твой вопрос, — сказала громко и, увидев, что Александр повернулся ко мне с вопросительным выражением на лице, торжественно продолжила: — Хочу рассказать о своих истинных чувствах к тебе!

— Не надо! — многозначительно предостерёг он меня, отрицательно качая головой.

— Тебя можно любить. И я люблю тебя, не смотря ни на что, — выпалила, не обращая внимания на все предостерегающие жесты.

Парень вдруг вернулся ко мне. Схватив за плечи, наклонился к самому моему уху и вкрадчиво прошептал:

— Девочка, бойся оборотня, иначе он заберёт твою душу!

Шёпот лился мне прямо в сердце. От тона, каким была сказана фраза, меня пробрала дрожь, и толпы мурашек побежали по спине, но я, смело взглянув в его тёмно-серые глаза, которым всё равно доверяла, возразила, выдохнув парню в лицо:

— Поздно. Ты давно её забрал.

Он долго смотрел в глаза с выражением боли на прекрасном лице. Постепенно хватка рук, которыми он всё ещё держал меня за плечи, ослабла, и они опустились.

— Анна… я не знаю, что мне делать… — только и смог хрипло вымолвить он, словно стон.

— Поцелуй меня, — тихо попросила я.

Боль на лице парня сменилось удивлением. Долгим пронзительным взглядом он смотрел прямо в душу, и, всё-таки, наклонился ко мне, почти мимолётно коснувшись устами моих губ. Поцелуй был слишком короток, чтобы им насладиться, даже холоден, но я успела ощутить жар, исходивший от его лица.

Алекс отстранился, но его, выражающее противоречивые чувства, лицо было так близко, и я провалилась в тёмный омут серых глаз, не имея ни сил, ни желания оторваться, и неожиданно даже для самой себя потянулась и поцеловала его сама, со всей нежностью и страстью, на которую только была способна. Подняв руки, обхватила ими его шею и запустила пальцы в длинные смоляные волосы. На мгновение он застыл, но потом ответил мне, сначала несмело, словно боясь навредить, осторожно обнял меня, но потом, поняв, что я не фарфоровая кукла, со всей страстью, на которую был способен, притянул к себе так, что трудно стало дышать. От жарких объятий по моему телу разлилось приятное тепло, в груди защекотало, и сердце сдавила сладкая боль. Ноги больше не держали меня, и я повисла в его могучих, но ласковых руках.

По телу гуляли волны пьянящего жара. Сквозь томную негу, туманом окутавшую меня, я услышала возле своего уха тихий голос Александра:

— Анечка, милая моя, нежная. Я тоже люблю тебя с самого первого дня нашей встречи. С того самого дня я принадлежу одной лишь тебе. Только потому, что на свете есть ты — я до сих пор живу. Но я не смел даже подумать об ответной любви.

На мои глаза навернулись слёзы, и я прижалась к нему ещё крепче, обнимая его за шею и плечи так, словно кто-то мог его у меня отнять. Прислушиваясь к ритму его сердца, я вдыхала запах его волос, его кожи, наслаждалась теплом его тела, его близостью.

У меня и в самом деле появилось ощущение, что моя душа уже не принадлежала мне, и я была даже счастлива отдать её оборотню. Моему любимому.

Алекс снова и снова горячо целовал меня, со всей страстью впиваясь в мои губы, и я сгорала от страсти, отдавая ему всю себя без остатка.

Тело ныло от сладкой истомы, губы горели, но я не замечала этого, словно находилась в забытьи. "Он любит меня!" — красной нитью горело в моей голове, а всё остальное было не важно.

Вконец ослабевшую от поцелуев, Александр опустил меня на розово — белый ковёр из цикламенов и прилёг рядом, глядя прямо в мои глаза.

Его лицо теперь было спокойно и безмятежно, а глаза лучились тёплым ясным светом. Словно весеннее солнышко, серые очи согревали меня своими тёплыми лучами.

Не смея оторвать взгляда от его лица, я тихо произнесла:

— Прости, что испугалась тебя в волчьем обличье. Я просто не ожидала такого. Если бы я знала, что это был ты, то повела бы себя по-другому.

— Это ты меня прости. Мне нельзя было перекидываться на твоих глазах.

— Пожалуйста, обратись волком ещё раз. Обещаю, что не буду бояться.

— Нет. Я больше не совершу такой ошибки.

— Это опасно?

— Это было глупо — пытаться показать, какой я на самом деле. Ты чуть не погибла по моей вине.

— Значит, не обратишься?

— Нет, прости. Может быть, когда-нибудь…

— Ладно. А что было бы, если бы ты укусил меня, я бы тоже стала оборотнем? — тихо спросила я.

— Слушай, я как-то об этом не подумал! Давай, проверим? — проговорил он, обнажая в улыбке свои смертоносные жемчужно-белые зубы.

Я бесстрашно протянула ему свою ладонь со словами:

— Давай.

— Ты готова на это ради меня? — улыбаясь, проговорил Алекс.

— Да! — Выдохнула я.

Он взял протянутую руку и прикоснулся к ней горячими губами, потом подвинулся ближе и, склонившись надо мной, прикоснулся губами к моей шее в том месте, где пульсировала крупная артерия.

— Милая моя, отважная девочка. Даже если бы это было возможно — я бы никогда не поступил так с тобой, — прошептал Алекс мне на ушко. — Но всё не так уж и просто — это проклятие передаётся только по наследству.

Парень снова поцеловал меня в шею, потом в губы.

Вкус его губ был солоновато-терпким, и от них нельзя было оторваться, словно я была сама не своя, словно не только моя душа, но и моё тело принадлежало ему, повиновалось только его воле, отказываясь подчиняться разуму хозяйки.

Да мне и не нужна была власть над собой. Я готова была отдать себя любимому всю целиком. Его поцелуи становились всё настойчивей, и я не мыслила противостоять им, откликаясь ему с такой же страстью, но он вдруг хрипло произнёс:

— Ань, мы должны остановиться… Я больше не могу себя контролировать… и могу причинить тебе вред…

— Саш, не надо останавливаться, — прошептала я. — Я просто не могу оторваться от тебя. Я принадлежу тебе.

Александр посмотрел на меня своими чудесными глазами, искрящимися ясным тёплым светом, и улыбнулся.

— Ты готова на всё? — спросил он тихо.

— Да… На всё.

— А ты отчаянная! Ты просто чудо, ты вся моя жизнь. Я счастлив, что у меня есть ты, Анна…

— Я тоже счастлива, что встретила тебя, — прошептала я.

Мы снова слились в жарком поцелуе, сплетя свои тела, и случайно моя ладонь оказалась на голой коже его спины, там, где задралась тонкая куртка. Она была невыносимо горячей, словно у парня был жар. Просунув руку дальше под рубашку, я провела по всей его спине. Александр шумно выдохнул и откинулся на спину, отчего моя рука оказалась на его плоском твёрдом животе.

Глаза его были закрыты, он не шевелился, и я догадывалась, что должна делать. Я тоже этого хотела, поэтому, расстегнув молнию на его куртке, я начала расстёгивать пуговицы на рубашке, наблюдая, как от тяжёлого дыхания вздымается его грудь. Когда оставалась последняя пуговица, я медленно расстегнула и её, и, раздвинув полы его рубашки, провела ладошкой по горячей твёрдой коже его мускулистых груди и живота, медленно опускаясь вниз, но Александр внезапно перехватил мою руку, сдерживая мой пыл, и, открыв глаза, проговорил хриплым голосом:

— Нам нельзя этого делать!

— Почему? — удивилась я.

— Плохая наследственность.

— Ты о чём?

— Все мои дети тоже станут оборотнями, а я бы не пожелал такого никому.

Я изумлённо уставилась на него, наконец-то до меня дошло всё то, что мучило его, вся та ответственность, которая была на него возложена, вся та боль, что он испытывал.

— Прости, что не сказал тебе о своих чувствах раньше — я боялся, что ты не примешь меня таким, а лгать, что я человек, не хотел. Теперь меня мучает другое: если ты будешь со мной — у тебя не будет будущего. Между нами огромная пропасть. Ты, ведь, человек, а я зверь. Но больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. И я всё для этого сделаю, всё, что потребуется. Ты веришь мне?

— Верю, — сказала я шёпотом, потому что на глаза снова навернулись слёзы, и я не смогла с ними справиться.

— Почему ты плачешь? — спросил он, осторожно стирая слезинки с моих щёк.

— Я не знаю, наверное, от избытка чувств, — прошептала я еле слышно.

— Не плачь, я не хочу, чтобы ты плакала, — сказал он, ласково погладив меня по голове.

— Хорошо, я не буду, — сказала я, но, как ни старалась, не смогла сдержать капающие слезинки.

Не могла я сказать ему, отчего слёзы так и лились ручьём из моих глаз: от внезапного осознания того, что я полюбила оборотня, и неопределённости будущего с ним, осознания огромной ответственности, лежащей на его плечах, страха за него, за его рассудок.

Не могла я сказать ему и того, что мне очень было его жаль, потому что именно на него свалилась эта чудовищная напасть.

— Ты, наверное, замёрзла? — спросил он. — Земля холодная, давай встанем.

Он поднялся и подал мне свою тёплую руку. Притянув к себе, он крепко обнял меня и согрел теплом своего тела.

— Нам пора возвращаться, Аня, — сказал он через некоторое время.

— Нет, Саш, ещё рано. Я хочу побыть с тобой ещё, — тихо попросила я. — До конца уроков в школе.

— Милая, уроки как раз сейчас заканчиваются, а нам ещё нужно вернуться за учебниками.

— Не может быть! Неужели так быстро пролетел день? Который же сейчас час? Я оставила свой мобильник в рюкзаке, а часы забыла дома.

— Посмотри, где сейчас находится солнце. Уже на западе. Это означает, что день движется к концу. Так что, нам пора.

Он поднял меня на руки.

— Что ты собираешься делать? — спросила я улыбнувшись.

— Ты еле стоишь на ногах, я понесу тебя, если ты, конечно, согласна.

— Нет, я не маленькая, — запротестовала я.

— Если капризничаешь, значит точно маленькая, — сказал он весело и сделал несколько шагов вниз по склону, бережно держа меня в своих сильных руках.

— Тебе не тяжело?

— Нет, конечно! Ты ничего не весишь, словно пёрышко.

Алекс держал меня так легко, словно вовсе не чувствовал веса.

Двигался он очень быстро, так, что я сначала зажмурила в страхе глаза, но он ни разу не споткнулся, не сделал ни одного резкого движения, так что страх мой быстро испарился. Я только крепче прижалась к нему, доверившись целиком и полностью, и изнемогая от разливающейся по телу неги.

Глава 37. Встреча с отцом Анны

Александр

В один из солнечных дней февраля случилось чудо — Анна призналась мне в своей любви.

А я повёл себя ужасно, как самый тупой идиот на свете.

Вместо того чтобы броситься на колени пред её ясные очи и молить о прощении за то, что я вообще существую на свете и посмел появиться в её жизни, я повёл себя как самый последний моральный урод.

Конечно, у меня не было времени подумать, и, может быть, я поступил бы иначе, как-то сгладил углы и, скорее всего, ничего бы ей не рассказал: ни того, что являюсь оборотнем, ни о своих чувствах к ней. Но вышло совсем по-другому: я до чёртиков её напугал.

Не знаю, что на меня нашло, но я обернулся волком прямо на её глазах. Чего я собирался добиться? Наверное, мне пришло в голову, что Анна навсегда откажется от меня, узнав мою тайну.

Но вышло совсем по-другому: она едва не расшиблась прямо на моих глазах, упав с пригорка и ударившись головой о сухую корягу. Это случилось по моей вине, я напугал её, но ничего не смог сделать, чтобы помешать падению.

В общем, ещё и поэтому я возненавидел себя ещё больше.

Оказалось, что я совсем плохо знал девушку, которая полюбила и приняла меня такого, каким я был, и не требовала ничего менять.

Мы пробыли вместе почти целый день, я всё рассказал ей о себе, открыл своё сердце и душу, до умопомрачения целовал её нежные губы и обнимал изящное тело.

Наши сердца бились в едином ритме, души сливались воедино. Всё было прекрасно, ведь она любила меня так же, как я её.

Но на душе было неспокойно. Такое чувство, что поступал неправильно. Знал, что нельзя наслаждаться сегодняшним днём, ведь только неопределённость ждала впереди.

Да, я горячо любил, так любил, что готов был сгореть в пламени этого чувства.

Но имел ли я на это право?

Имел ли право вообще появляться в жизни самого прекрасного существа на планете?

Имел ли право пускать её жизнь под откос?

Сердце подсказывало, что в любви все средства хороши, но разум твердил обратное.

Возвращаясь, я нёс Анюту на руках. Девушка была очень лёгкой, почти невесомой. На подходе к посёлку, я опустил её на землю, чтобы она могла идти сама, мы подобрали школьные рюкзаки и двинулись в сторону её дома.

Пролетело ещё несколько минут, как мы были на месте, возле её дома и остановились у калитки. Но я никак не мог отпустить её, оторваться хоть на миг, и, не совладав со своими чувствами, не в силах расстаться, я крепко держал её в своих объятьях и до умопомрачения целовал её прекрасные глаза, нежные щёки, коралловые губы.

О том, чтобы выпустить её из своих объятий, не могло быть и речи. Я купался в синеве её прекрасных глаз, не в силах оторвать от неё своего взгляда, ничего вокруг не слыша и не видя, словно только в ней заключалась вся моя вселенная, всё то, что имело смысл, вся моя жизнь.

Вдруг в спину упёрся холодный ствол охотничьего ружья. Я сразу догадался, что это было ружьё по специфическому запаху ружейного масла и пороха в заряде. Послышался резкий голос Андрея Ивановича:

— Так, парень, убери руки от моей дочери!

Я опустил руки, но всё ещё смотрел в синие глаза Анны, которые потемнели и раскрылись ещё шире.

— Отойди от неё! — скомандовал её отец. — Ты, видимо, забыл, о чём я тебя предупреждал?

— Нет, не забыл, — ответил я спокойно и, не делая резких движений, повернулся к Андрею Ивановичу лицом. — Вы обещали меня пристрелить.

— Папа, что ты делаешь? — взмолилась Анюта. — Оставь его в покое, пожалуйста!

— Анна, иди в дом! — заорал на неё отец.

— Нет, я никуда не пойду! Опусти ружьё немедленно! — воскликнула она, внезапно становясь между мной и охотничьим стволом, закрывая меня своим телом.

— Анна! Брысь! — прогремел грозный голос Андрея Ивановича. — Что ты сделал с моей дочерью? Отвечай!

— Ничего, — ответил я, и, нежно взяв за плечи, отодвинул Анну в сторону.

— Я тебя пристрелю, как собаку! — прогремел её отец, направляя на меня ствол нарезного ружья.

— Стреляйте! — воскликнул я, сделал шаг к нему и, схватив ствол, приставил его к своей груди там, где билось моё горячее сердце. — Давайте! Чего же вы ждёте? Только цельтесь прямо в сердце, чтобы было наверняка! Убейте сразу, чтоб не мучить!

— Да ты чокнутый! — прорычал Андрей Иванович, опуская ствол. — Мозги набекрень! Где были мои глаза? Немедленно проваливай отсюда, и чтобы я больше тебя не видел!

— Я уйду, но вы должны знать: я Анюту люблю и никогда не обижу! Я берегу её, как величайшее сокровище.

— Я не желаю этого слышать, щенок! Молоко на губах ещё не обсохло, а всё туда же. Оставь её в покое, слышишь?

— Папа, прекрати, пожалуйста! — попросила Аня. Она стояла, прижавшись к забору, и слёзы, крупными каплями стекали по её щекам.

— А ты не влезай! С тобой я ещё разберусь, где ты была весь день. Прогуляла школу, обманула родителей. Думала, что всё сойдёт с рук?

— Это ты не позволяешь нам встречаться! Если бы ты был нормальным отцом, мне не пришлось бы тебя обманывать! — закричала она, резким движением смахнув слёзы.

— Вот как? Я, значит, ненормальный отец! А ты, значит, хорошая послушная дочь?

— Андрей Иванович, позвольте нам встречаться, и увидите — всё будет хорошо, ни один волосок не упадёт с её головы, пока я рядом! — попросил я.

— Это всё твоя вина! — пробасил он. — Раньше моя дочь такой не была. Значит, ты плохо на неё влияешь!

— Как вам объяснить, как она мне дорога?

— Проваливай!

— Пока вы не поймёте, что я ей ничего не сделаю, я не уйду. А если сомневаетесь, не доверяете, лучше сразу убейте! Мне без неё никак!

Вдруг Андрей Иванович бросил оружие на землю, а потом с размаху ударил меня правой прямо в челюсть.

Этого удара я совсем не ожидал, но вполне мог бы его избежать, но делать этого не стал и получил хороший такой хук справа. Челюсть моя устояла, зубы тоже, но тонкая кожа на губах лопнула, и брызнула алая кровь. Я едва устоял на ногах, такой силы был удар.

— Ты сам напросился, — сказал мужчина и, одной рукой подняв с земли ружьё, а другой, схватив свою дочь за руку, буквально потащил её во двор, не давая подойти ко мне.

— Вам стало легче? — крикнул я вслед, но он не ответил, даже не обернулся. Последнее, что я увидел — глаза Анюты, полные слёз.

В голове моей был полнейший сумбур, мысли путались, я не знал, что делать. Прислонившись к забору дома Колесниковых, я стал ждать следующих действий отца Анны. Я надеялся, что он не выдержит и выйдет поговорить.

Тогда я мог бы попытаться убедить Андрея Ивановича, что никогда не причиню Анюте зла, потому что очень сильно люблю. Но время шло, а из дома так никто и не появился. Стемнело. Мобильник Анны не отвечал. Ждать далее смысла не было, и я отправился домой.

Дома меня ждал отец, который был не в самом лучшем расположении духа. Когда я вошёл в дом, отец спросил меня строго:

— Александр, где ты сегодня был весь день?

Лгать я не умел. Бросив школьный рюкзак на пол, и стаскивая куртку, ответил честно:

— Весь день я провёл с Анной. Мы гуляли в лесу.

— Вы просто гуляли? — недоверчиво спросил отец. — Ты ничем не обидел её, не перешёл границу дозволенного?

— Отец, ты о чём?

— Андрей Колесников каким — то образом узнал, что его дочки и тебя не было в школе, и устроил мне в лесничестве такой разнос, какого тебе и не снилось. Он высказал мне всё, что думает о тебе и о ваших с ней отношениях.

— Он и мне устроил очень тёплую встречу возле своего дома, — сказал я тихо, немного помолчал, обдумывая слова отца, и спросил: — Ну, и что же он тебе сказал?

— Он считает, что ты плохо влияешь на неё. Скажи мне, между вами уже что-то было? — резанул слух резкий голос отца.

— Ты о чём?

— Не прикидывайся. Её отец сказал мне, что вы спали вместе.

— Это ещё ничего не значит.

— Так спали или не спали?

— Спали. Но ничего такого, в чём вы все нас подозреваете — не было. Я же не идиот!

— Ладно, — сказал отец уже более спокойно. — Значит, Колесников ошибся. Знаешь, Александр, на всякий случай держись от неё подальше. Не ровен час, он и стрелять начнёт.

— Но я не в силах. Разлука равносильна пытке.

— Ничего, к этой пытке можно привыкнуть. К тому же, тебе нужно больше времени уделять тренировкам, а то ты и вовсе их забросил. Необходимо развивать инстинкты, силу и скорость. Без этого ты ни на что не годен.

— Мне это не нужно, — произнёс я резко. — Я не собираюсь подчиняться зверю!

— Ладно, я вижу, что толку с тобой спорить нет никакого. Но знай — всё это мне очень не нравится. Так не должно быть. Ты — волк. Это дано тебе на всю жизнь, независимо от того, хочешь ты этого или нет! Перерождение произошло, и оно не убило тебя. Конечно, если бы всё случилось раньше, когда тебе было лет двенадцать, у нас бы не стояла сейчас эта проблема. В семнадцать психика уже полностью сформирована, поэтому ты не принимаешь дар.

— Отец, я не считаю это даром, — резко высказался я. — Это проклятье, и оно мучает меня, разрывает мою душу,мешает мне жить так, как я хочу. А хотел бы я жить просто по-человечески и всё бы отдал, только бы не обрекать на страдания любимую девушку.

— Почему именно на страдания?

— А как ты представляешь себе жизнь прекрасной нежной девушки с оборотнем?

— Тебе только кажется, что это страшно.

— Нет, отец, Это постоянный самоконтроль, чтобы ненароком не вывихнуть или не дай бог, не сломать ей что-нибудь. Это невозможность расслабиться ни на секунду. А что дальше?

— Не такие уж они и хрупкие, эти нежные создания, — проговорил успокаивающе отец. — И как-то живут с оборотнями, рожают им детей, и бывают счастливы, потому что волк никогда не обидит и не предаст, каждая суженая волка знает, что жизнь любимой оборотню дороже своей собственной, и ценит это.

— Отец, она любит меня, даже после всего того, что я натворил, но я не представляю, как можно обрекать жизнь той, которую ценишь выше своей, на муки рядом с собой? Она готова на всё ради меня, и всё зашло слишком далеко, надо было как-то прервать эти отношения, и чтоб её как-то сдержать, сегодня я всё ей рассказал.

— Что именно?

— Открыл ей всю правду, кем являюсь на самом деле. Думал, что после этого у неё появится ко мне отвращение, и таким образом я уберегу её, но всё пошло не так. Она не отвернулась от меня.

— Значит, тебе повезло найти свою истинную. Ты доверил ей свою тайну и это ещё больше сблизит вас.

— Я доверил ей всё, своё сердце, свою душу, но, отец, она всего лишь человек! Зачем мне мучить её, отравлять жизнь своим существованием! Просто признай, мы не пара. Её отец это понимает, но чем больше он старается нас разлучить, тем становится только хуже. Если я мог хоть как-то держаться, обманывать себя, то теперь, когда она призналась мне, мне себя не сдержать.

На следующий день рано утром я был возле дома моей возлюбленной и, прислонившись к забору, ждал, когда она выйдет. Её бешено лающий пёс не отвлекал меня от моих мыслей. Я пытался просчитать, как в следующий раз может поступить её отец, и как мне реагировать на его поступки. Как снова заслужить доверие её родителей? Похоже, желаемая цель была просто недостижимой.

— Здравствуй, Саша, — послышался голос за моей спиной, и я быстро обернулся — это была мама Анны. — Как ты? Сильно тебя Андрей ударил?

— Здравствуйте, Наталья Петровна. Не переживайте, зубы целы, жить тоже буду, — ответил я, вглядываясь в её лицо. — А как ваши дела?

— Да всё было бы нормально, если бы не Аня.

— Что такое? С ней всё хорошо? — испугался я.

— Да, всё хорошо! Только выматывают её постоянные ссоры с отцом. Раньше, ведь, она была послушной маленькой девочкой. И что мы видим теперь? Разъярённая львица, не меньше. Не уступает отцу ни в чём. Я уже их не трогаю. Андрей пытается настоять на своём, а она ему не уступает.

— А где он сам-то, Андрей Иванович ваш?

— Да на дежурстве. Думаешь, дал бы он мне с тобой поговорить, если б дома был? Я хочу тебя попросить, Саша — оставь, пожалуйста, Анечку в покое. Вы же такие юные, ну, куда вам торопиться?

— Извините, я не могу. Это не в моих силах.

— Понимаешь, отец грозится отправить её к своей сестре, чёрт знает куда, только, чтоб подальше от тебя. Хочет, чтобы она там заканчивала школу.

— А она согласна?

— Да кто ж её спрашивает? Ты подумай, Саша, пожалуйста. Как же я без своей девочки, если она будет так далеко.

— Я не могу вам ничего обещать, — сказал я быстро, потому что увидел выходящую из дома Анюту, которая на ходу надевала на плечи школьный рюкзачок, и Ванечку, который спешил за ней.

— Мам, чего ты здесь? — спросила Анна и улыбнулась, поздоровавшись со мной. Глаза её засияли ровным ясным светом, когда она взглянула на меня.

— Да так, ничего, — ответила Наталья Петровна.

— Ну ладно, пока, — сказала она и добавила: — Ваня, давай выходи, пока я держу собаку.

Мальчик вышел и захлопнул калитку за собой, за ним следом выбежала Анна, в последний момент отпустив разрывающегося лаем пса. Я протянул ей свою руку, и Анюта вложила в неё свою маленькую ладонь. Потом я притянул её к себе и обнял, коснувшись губами её тёмно-русых волос, пахнущих травами и мёдом. Заметив укоризненный взгляд её матери, я опустил глаза. Мы отправились в школу, держась за руки. Ваня весело что-то болтал, я не прислушивался к его рассказу, пока он не дёрнул меня за рукав и спросил:

— Где вы были вчера?

— А тебе сестра ничего не рассказала?

— Нет, она со мной почти не разговаривает, — грустно сказал малыш.

— А почему?

— Это я сказал папе, что её не было в школе, — опустив глаза, тихо ответил мальчик, а потом добавил: — Я случайно! И тебе от него досталось, да?

— Совсем чуть-чуть, — успокоил я малыша, увидев его смущение и искренность. — Ничего страшного не произошло.

— А почему вы сбежали с уроков? — задал следующий вопрос Ванечка. — Вы что, хотите учиться на двойки?

Я засмеялся и поглядел на Аню, которая всю дорогу молча улыбалась.

— Нет, что ты! Мы хотим учиться только на пятёрки. Просто нам хотелось побыть вдвоём.

— Эх, жаль, что я так рано в школу ушёл! Я бы тоже хотел побыть с вами. Теперь папа вообще никуда не отпустит. Зачем я ему сказал?

— Вот-вот, кто тебя просил? — выпалила Анюта.

— Ну ладно тебе, Анечка, прости его, он больше не будет. Да, Ваня?

— Да, — грустно протянул мальчик.

— Ладно, только в следующий раз думай, прежде чем бежать всем всё рассказывать! — проговорила строго Анна.

— Ладно, Ванечка, беги скорее вперёд, тебя уже друзья ждут, — предложил я.

— А вы опять не уйдёте в лес без меня? — пролепетал малыш.

— Нет, конечно, без тебя больше никогда не пойдём, — серьёзно ответил я, и когда Ваня побежал вперёд к поджидающим его друзьям, спросил у Анюты: — Анечка, а ты ничего не хочешь мне сказать?

— О чём? — удивлённо спросила она.

— О чём? — переспросил я. — Кажется, твои родители злятся на меня.

— Тебе только кажется? — усмехнулась она. — Мой отец зол как никогда! Мама тоже его поддерживает. Наверное, не стоит лишний раз их раздражать. Может, не будешь утром встречать меня, а после уроков провожать?

— Ну, не настолько сильно я напуган! — с улыбкой проговорил я.

— Саш, я понимаю, тебе всё это неприятно, но это мои родители! Мне грустно, что папа каждый раз угрожает тебе и даже ударил. Но что с этим делать, я не знаю. Прости.

— За что ты просишь прощения? Ты ни в чём не виновата.

— Нет, Саш. Неприятности начались под новый год, и все по моей вине. Если бы я не пришла к тебе тогда ночью, всё было бы сейчас хорошо, — тихо проговорила Анюта, глядя на меня своими небесными глазами.

После того случая мы никогда не обсуждали его. Словно ничего не было. Может быть, Анна стыдилась того, что могло случиться, стыдилась своих потаённых желаний, так же как и я. Я тогда много думал о том, что могло произойти в ту ночь. Анна была так близко, такая прекрасная и доверчивая. Аромат её возбуждения сводил меня с ума. Наши тела соприкасались. Моя страсть пылала пожарищем, но крепко обнимая её трепетное тело, такое податливое и тёплое, и задыхаясь от желания, я гнал прочь порочные мысли, уже тогда понимая, что всё должно случиться не так, глупо и спонтанно; вначале я должен открыть всю правду о себе, а затем предоставить ей выбор. Но я не должен был раскрывать свой секрет. Так что, воспользоваться ничего не подозревающей о моей природе девушкой, было бы сродни предательству. В ту ночь это остудило мою страсть.

— Я с первого взгляда влюбился в тебя до умопомрачения, — с жаром проговорил я. — А в ту чудесную ночь я еле удержался, чтобы не поцеловать тебя и не открыть свои чувства. И ещё много чего… Чувства, эмоции, желания обрушились на меня снежной лавиной с такой страшной силой, что я едва устоял.

— Знаешь, я тоже в ту ночь собиралась признаться тебе, что люблю, — улыбаясь, сказала Анюта. — И мне тоже очень хотелось, чтобы ты поцеловал меня и ещё… чего-то большего. Сама не понимая, чего хочу, я всецело доверилась тебе, ты магнитом притягивал меня, и я не смогла противостоять, да и не хотела.

— Я знаю, девочка моя, — тихо ответил я, притянув её к себе и коснувшись губами пахнущих мёдом волос.

Глава 38. Паранойя

Александр

Время шло. В начале марта было уже совсем тепло, днём воздух прогревался до плюс двадцати по Цельсию, ночью температура опускалась почти до нуля. Природа жаждала тепла: на деревьях набухли и были готовы вот-вот лопнуть почки, птицы насвистывали свои весенние песни, но вдруг неожиданно ударили морозы до минус десяти.

Зима не желала сдаваться без боя, напоследок завалив посёлок огромными сугробами снега. Как говорили местные жители — эти прощальные гастроли зима устраивала каждый год.

Школьников совсем не радовал снег, ведь он засыпал все весенние цветы. А первоцветы к приближающемуся празднику были очень необходимы, так как в школе всегда поздравляли учительниц, мам и одноклассниц с международным женским днём. После праздника как всегда проводилась школьная дискотека.

Независимо от времени года или погоды у меня прогрессировала паранойя, преследовало ощущение пристального наблюдения или слежки, периодически накатывало ощущение опасности, но видимых причин для этого я не видел. Разумом понимал, что реальной угрозы не существовало, но подсознание говорило об обратном.

Было понятно с самого начала, что, как бы ни хотели родители Анны, в покое я её не оставлял, да и не смог бы, даже если б захотел. Привязанность к ней была выше моих желаний, и я всегда находился рядом. Прикипел к девушке всей своей душой, и моя потребность в ней росла с каждым днём.

Каждое утро встречал её у дома, и мы вместе шли в школу, а после занятий провожал девушку домой. Отец Анны, Андрей Иванович, каждый день, если не был на дежурстве в лесу, из окна своего дома наблюдал за тем, как я по утрам забираю его дочь, а после уроков возвращаю её. Стараясь не лезть на рожон, не обнимал её и не целовал у него на глазах, хотя сдерживаться было нелегко. Он же в свою очередь больше не целился в меня из своего охотничьего ружья и не угрожал. В общем, между нами действовало молчаливое перемирие, но о том, чтобы встречаться с девушкой по выходным, не могло быть и речи, хотя на дискотеку, посвящённую женскому дню, отец её всё-таки отпустил.

Большую часть праздничного вечера я просидел в зале, пока Аня танцевала в толпе старшеклассников и жителей посёлка, не сводя с неё своих глаз. Несколько раз она подбегала ко мне, приглашая на медленный танец. Тогда я обнимал её нежное тело и буквально растворялся в её искрящихся глазах, забывая обо всём, что меня мучило и тяготило, отдаваясь чувству целиком, без остатка, ничего не видя и не слыша вокруг. Даже паранойя отступала на некоторое время.

Очередной раз мы танцевали медленный танец, и, как обычно, я не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей любви, как вдруг мою спину окатило волной призрачного холода, словно произошло соприкосновение с айсбергом. Мозг словно взорвался. Дух зверя заметался, требуя выхода. Я задрожал и резко повернулся в кольце рук Анны, закрывая её собой от неведомой опасности и лихорадочно ища источник странного чувства.

Ребята вокруг продолжали веселиться, словно никто кроме меня не ощутил ничего особенного. Я мгновенно решил, что это моя личная реакция на приближающуюся опасность, и начал глазами искать источник, от которого меня пробирало до костей. Анюта, видимо, сразу почувствовала перемену в моём настроении. Она не требовала продолжения танца, не капризничала, а только прижалась к моей спине и обнимала за талию. Вцепившись не соразмеряя сил в её руки, которые внезапно стали ледяными, я вглядывался в темноту. В зале был полумрак, прорезаемый вспышками цветомузыки, которая сама по себе тоже нервировала зверя. Если в темноте я видел даже лучше, чем при свете дня, то в свете сверкающих огней практически был слеп, и взгляд мой долго метался с одного лица на другое, ища что-то непонятное, прежде чем что-либо разглядеть.

Наконец, мои глаза остановились на чужом хищном лице, кажущемся привлекательным и отталкивающим одновременно. Это была красивая девушка, по виду совсем ненамного старше меня. Её бледное лицо оттеняла искусно уложенная причёска из золотых кудрей, сверкающие чёрные глаза обрамлены густыми длинными ресницами, полные губы подчёркнуты яркой помадой, выгодно сочетающейся с её матово-бледной кожей, тонкий стан облачён в вызывающую одежду.

Она смотрела прямо на меня, и, заметив, упёршийся в неё взгляд, слегка улыбнулась, обнажая свои белоснежные зубы, отчего я вздрогнул от отвращения. В доли секунды оценив её редкую красоту, не мог избавиться от стойкого ощущения омерзения, соседствующего с тошнотой. Тело начала бить крупная дрожь. Мятежное сердце то бешено разгонялось, с шумом гоня по венам кровь, то почти останавливалось. Тяжёлое дыхание раздувало мне ноздри. Голова горела от ярости, несмотря на то, что моё тело сковывал лёд.

В любую секунду был готов совершить оборот и наброситься на эту мерзкую тварь, не видя ничего, кроме неё. Каким-то присущим мне неведомым чутьём понимал, что передо мной не человек, а хищное и опасное для окружающих создание, словно мозг сразу же выудил из своих глубин и предоставил мне информацию всегда находящуюся в подсознании. Волна патологического отвращения была настолько сильной, что я не смог бы совладать с собой, если бы меня не обнимала моя возлюбленная, обхватив меня за талию и прижавшись к спине.

Находясь в кольце рук Анюты и держа её холодные пальцы в своих ладонях, я приложил максимум усилий, чтобы удержаться от обращения. Это длилось, может, секунды, но мне показалось, что целую вечность я смотрел, словно в чёрную бездну, находящемуся от меня метрах в десяти существу в глаза, и боролся со зверем, рвущимся наружу со всей присущей ему яростью. Хищная тварь облизнула полные губы и медленно прошептала, и я не столько услышал, а сколько прочёл по её губам, так как в зале было шумно от гремевшей музыки:

— Александр. Иди ко мне, — и растянула ядовито-красные губы в ехидной усмешке, намекая, что она многое знает.

Ноги мои приросли к полу, я словно в бреду мёртвой хваткой сжимал нежные ладони Анюты, пока она не проронила тихий стон. Только он отрезвил меня, заставив разжать задеревеневшие пальцы.

— Саша, что с тобой? — прошептала Анюта. — Мне больно.

— Прости, — прохрипел сквозь зубы, и только на миг отвлекся, а когда снова взглянул в сторону непонятной твари, мои глаза натолкнулись на пустоту.

— У тебя страшный жар! — воскликнула Анна, продолжая обнимать меня. — Ты заболел!

— Не волнуйся. Я здоров, — тихо, еле ворочая от потрясения языком, проговорил.

Холод постепенно отступил, так же отступала и ярость. Я начал трезво рассуждать. Отпустив маленькие ладошки Анюты и нежно разжав её объятия, повернулся к ней и заглянул в её чистые глаза. В них был покой и умиротворение, в которые я окунулся с головой, чтобы унять свою дрожь. Продолжая обнимать её, губами касался её волос, и напряжённо думал, что мне теперь делать. Надо было срочно разыскать это нечто и разобраться. Но оставить Анну одну не мог.

— Что произошло? — спросила она тихо, словно прочувствовав моё состояние.

— Не понимаю… Я, едва, не обратился.

— Ты что-то увидел?

— Пока не могу сказать, сам толком не соображу. Чувствую какую-то угрозу, опасность

— Какую угрозу? — испуганно прошептала Анюта.

— Не бойся, ничего страшного не случилось, но на всякий случай тебе лучше отправиться домой! — сказал настойчиво.

Моя девочка не упрямилась и не протестовала, словно по моему виду понимала, что всё вполне серьёзно, опасность не шуточная. Мы быстро отправились в раздевалку, где надели куртки, Аня сменила туфельки на тёплые сапожки, затем вышли из здания школы. Мгновенно оценив обстановку и убедившись, что опасности не было, я сопроводил девушку до дома, времени на прощальный поцелуй не было, но пришлось дождаться, пока она войдёт в дом и запрёт за собой дверь. Услышав голоса её родителей и поняв, что внутри жилища всё в порядке, позволил себе уйти.

Вернувшись в школу, обошёл здание вокруг, ища чужие следы. Лучше было бы, если б совершил оборот, но это было опасно, ведь кто-нибудь из людей мог меня заметить, так как вокруг слонялось множество парней и девчонок. Поэтому решил действовать в человеческом обличии. Обойдя строение, не встретил следов пребывания здесь непонятного существа. Старался ориентироваться по запахам, но незнакомого, какого-нибудь, вызывающего отвращение, не почувствовал, поэтому решив, что существо находилось всё ещё внутри, собрался обследовать все помещения школы.

Войдя в здание, обошёл каждый его уголок, но нигде не обнаружил то, что меня интересовало. В зал, где проходила дискотека, входить не решился. Если тварь была там, я тут же мог обратиться, но мне бы не хотелось раскрывать себя. Устроившись в тёмном уголке, стал ждать в надежде, что тошнотворная тварь выйдет из зала.

После закрытия дискотеки мимо меня прошло множество людей, но такого леденящего омерзительного ощущения больше не возникло. Напоследок заглянув в зал, никого там не обнаружил. Тварь словно испарилась. Она просто исчезла, словно привиделась мне. Это было загадкой. Каким способом это существо перемещалось в пространстве, не оставляя следов? Ответов у меня не было.

Выйдя из здания школы последним, ещё несколько раз обошёл его, расширяя круг поиска, но так же ничего не обнаружил. В смятении чувств отправился домой, и нёсся так, словно за мной черти гнались. Отец ещё не ложился, и, увидев моё настроение, сразу понял — что-то произошло.

— Александр, в чём дело? На тебе лица нет! Что ты натворил? — спросил он строго.

— Я? Нет, ничего…

— Ты выглядишь потрясённым.

— Школу посетила странная тварь, но такое ощущение, что она мне привиделась, — выпалил я.

— Так, расскажи мне всё по порядку. Кого ты видел?

— Прекрасную женщину. Но её красота вызывает только тошноту. От неё веяло ледяным холодом, словно она была привидением.

— Это был вампир, — выдал свой вердикт отец, так резко и спокойно, безо всякой подготовки.

— Что? Вампир? Что ей здесь надо?

— Я не знаю… — тихо произнёс отец, пристально вглядываясь в моё лицо. — Было ли ещё что-то необычное?

— Да, отец, — проговорил я печально. — Она смотрела на меня так, словно знает, кто я. Она даже произнесла моё имя.

— Значит, она вычислила тебя. Это плохо.

— Как она могла меня вычислить? Я уже, чёрт знает сколько, не выпускаю волка.

— Для неё это не значит ровным счётом ничего. Вампиры чувствуют своего смертельного врага каким-то своим чутьём. Если ты оборотень — вампир всегда узнает об этом. Они нас нашли. Недолго удавалось держаться в тени.

— Зачем я ей? Чего она хочет? Убить?

— Ну, это вряд ли. Одной ей с тобой не справиться.

— А если она не одна? Что тогда?

— Очень жаль, что ты не тренировался, Александр. Ты мог бы развить в себе большие способности, намного превосходящие способности вампира.

— Я же сказал, что они мне не нужны — способности разрушают мою человеческую личность, делая меня чудовищем, которое создано убивать. Это не по мне. Не буду жить инстинктами! Не хочу подчиняться зверю!

— Александр, всё не так, как тебе кажется. Не ты подчинишься зверю, тренируясь, ты подчинишь его себе.

— Я не хочу в этом участвовать! Это неправильно! Почему оборотни должны обязательно кого-то убивать?

— Но ведь это упыри, у которых род людской вроде скота на бойне. Они-то уж не задумываются, убивать ли им. Они каждый день нуждаются в пище, а значит, люди будут постоянно умирать только по их прихоти. Это, по-твоему, правильно?

— Нет, не правильно. Но можно что-то придумать! Может, надо их изолировать. Заставить жить по закону.

— Они не подчиняются нашим законам. У вампиров свои правила, и они позволяют делать всё, чего они хотят. Единственный способ спасти человечество — уничтожить всех. Независимо от того, нравится тебе это или нет, но закон об уничтожении вампиров существует испокон веков. Только жизнь оборотней очень коротка, чтобы воплотить его в жизнь. А ты упрямый и глупый, если этого не понимаешь. Ты словно младенец! Думаешь только о себе, не можешь признать, что не человек, а оборотень, мучаешь себя вместо того, чтобы с благодарностью принять дар. Не видишь главного — для чего ты был рождён. Я надеялся, что со временем поймёшь, но ты зашёл в тупик, из которого не хочешь выбираться. Тебе был послан ещё один великий дар, чтобы не было так тяжело принять свою сущность — истинная любовь, но ты продолжаешь страдать. Не лучше ли принять всё с благодарностью и без сомнений?

Нахмурившись, я не отвечал.

— Да я даже не понимаю, как тебя убедить! Ты вбил себе в голову какую-то ерунду! Ты безнадёжен! — занервничал отец.

— Спасибо за добрые слова, — прошипел сквозь зубы и быстро скинул одежду, чтобы в чём мать родила, броситься вон из дома. Обратившись зверем, помчался в лес в сторону посёлка, где видел вампира. До посёлка добрался с лёгкостью за несколько минут. Сначала решил обойти кругом весь посёлок, чтобы попытаться хоть что-нибудь отыскать, что хоть отдалёно можно было привязать к вампиру, затем обследовать весь посёлок, дом за домом, пока не найду эту тварь. Что я собирался сделать с ней, когда б нашёл — я не знал. Смог бы убить? Если бы тварь кому-то угрожала, то смог бы не раздумывая.

Обходил посёлок не спеша, постоянно прислушиваясь к доносившимся отовсюду ночным звукам, принюхиваясь ко всем встреченным мною следам. Потратил на это уйму времени, но так ничего толком не обнаружил: ни следов существа, никаких хотя бы отдалённо напоминающих о ней зацепок. Пришлось войти в посёлок и прокрасться по каждой улице. На это и ушла вся ночь.

Осторожно двигаясь вдоль улиц, прислушиваясь и впитывая в себя ночные запахи, на некоторое время останавливался возле домов и других построек, застывая в виде изваяния. Ночь была тёмной. Небо было затянуто тучами, поэтому свет луны и звёзд не достигал земли, но мне, всё же, надо было быть осторожным, чтобы не потревожить местных собак. Я давно научился двигаться бесшумно, по возможности не оставляя следов, но в эту ночь был особенно осторожен, ведь не должен был раскрывать себя вампиру, чтобы она не догадалась, что я охочусь за ней.

Ночь заканчивалась. Обследовав большую часть посёлка, всё яснее осознавал, что все мои усилия оказались напрасными: я не нашёл ничего, никаких следов, абсолютно никаких доказательств тому, что видел вампира. Кровосос как будто в воду канул, словно её и не было вовсе. Приближался рассвет — пора было возвращаться. Я тихо покинул посёлок и вернулся на хутор. Приняв человеческий облик, вымылся во дворе холодной водой, вошёл в дом, вытер влагу с тела полотенцем, и стал одеваться.

— Где ты был всю ночь? — услышал я голос отца.

— Искал вампира, — ответил я, сверкнув в его сторону глазами.

— Нашёл? — поинтересовался отец.

— Нет! — бросил я.

— И не найдёшь. Они умеют скрываться.

— Где же они, по-твоему, прячутся?

— Где — то в лесу, в какой-то пещере, или ещё где-нибудь. Какая тебе разница? Ну, нашёл бы ты её. Что б ты стал с ней делать? Подружился бы?

— Ты издеваешься, да?

— Зачем искать то, что пришло за тобой? Увидишь, она сама тебя найдёт.

— И что дальше? — спросил я тихо.

— Это зависит от того, чего хотел бы ты. Что бы ты выбрал? Что важнее — жизнь кровососа или твоя?

Я не мог ничего ответить на чисто риторический вопрос, а просто смотрел на отца, в его колючие стальные глаза и думал только об одном: как он может быть настолько жесток по отношению ко мне. Он говорил так, словно я ему чужой, и ему совсем наплевать, что со мною станет! Но, всё же, в чём-то он был прав: если вампир захочет меня убить — позволю ли я это сделать? Даже такая жизнь была мне мила, и я не собирался с ней расставаться. Или закончить разом все мучения и окунуться в спасительную мглу, где уже нет ни страдания, ни любви, нет суеты и нет никаких проблем? Ощутить блаженное спокойствие, когда уже не придётся ежесекундно контролировать себя и жить вопреки велению своего сердца, разрываемого сомнениями и желаниями?

— Александр! — позвал отец громко, и я вздрогнул от неожиданности. — Ты засыпаешь на ходу. Тебе надо выспаться!

— Нет, нельзя, — ответил я. — Мне надо идти.

Как бы спать ни хотелось, я не мог не пойти в школу. Не мог оставить без защиты и поддержки мою возлюбленную. Теперь в посёлке появился вампир, а значит, я должен быть всегда рядом с той, которую люблю больше своей жизни. Наспех позавтракав, схватил рюкзак с учебниками и помчался через лес. Анна с Ванечкой уже выходили из дома, чуть было не опоздал. Тут же волной ужаса обожгла мысль, что было бы, опоздай я хоть на минуту. А если бы вампир напал на них — этого я бы себе не простил.

— Алекс, что с тобой? — спросила Аня, участливо всматриваясь в моё перекошенное от противоречивых чувств, лицо. — Ты здоров?

— Да, Анют, не волнуйся, — стараясь сдерживать дрожание в голосе, ответил я. — Просто устал.

— Всю ночь бегал? — догадалась она.

— Какая догадливая! — попытался улыбнуться, но не вышло, так как был на взводе не столько из — за бессонной ночи, сколько из-за присутствия вампира.

— Тебе надо выспаться. Мог бы пропустить занятия.

— Высплюсь после занятий.

Взял девушку за руку, мы пошли по дороге, сопровождаемые весёлой болтовнёй её братишки. Краем глаза заметил недобрый взгляд её отца, направленный в мою сторону, но не он волновал меня теперь, а нечто более опасное и непредсказуемое.

На уроках почти засыпал от усталости, и монотонность происходящего на любом уроке сильно располагала ко сну. На биологии даже немного вздремнул. День прошёл быстро и без происшествий. А после стоя у дома и глядя в синие прекрасные глаза, я думал о том, каким опасностям моя любовь подвергала самое прекрасное существо на свете. Не лучше ли было бы всё прекратить? Оборвать разом то, что могло бы мучить мою возлюбленную всю жизнь. Растворяясь в бесконечной синеве любимых глаз, вдруг осознал, что если бы можно было бы исчезнуть из её памяти навсегда, то ушёл бы без колебаний, чтоб не мучить истинную, которой не был достоин.

— Что ты делаешь? — с улыбкой спросила она, когда я расстегнул на своей шее серебряную цепочку, снял и положил в её ладонь.

— Она теперь твоя, — почти прошептал я.

— Ты мне её даришь? — переспросила Аня, рассматривая цепь и диковинной формы оберег. — Какая красивая!

— Да, я же сказал.

— Но я не могу её взять! — запротестовала она. — Она, ведь, твоя!

— Вот я и хочу, чтобы у тебя было что — то моё. Надень! — попросил. — Я хочу, чтобы ты всегда носила её! Тогда с тобой всегда будет частичка меня.

— Спасибо! А что означает этот амулет?

— Это оберег. Он будет тебя защищать, когда меня не будет рядом.

— А что будет беречь тебя? — возмутилась она.

— Меня не надо беречь, я и так достаточно сильный. Прошу — надень!

— Помоги же мне! — попросила она, и я застегнул цепочку на её шее, ощутив исходящий от металла жар.

— Какая холодная! — воскликнула Аня. Удивительно, но серебро мы чувствовали по — разному. Ей оно казалось холодным, мне же горячим, скорее всего, оборотни ощущали не так, как люди.

— Ничего, скоро нагреется, напитается твоим теплом, — успокоил я её, и она улыбнулась мне в ответ самой лучезарной улыбкой на свете. Не смея оторвать взгляда от её лучистых глаз, я тяжело вздохнул, прижал её к себе и поцеловал её нежные губы со всей страстью, на которую был способен так, что от неожиданности она задохнулась в моих объятиях. Когда я отпустил её, она спросила смеясь:

— Что это было? Неожиданный приступ страсти?

— Да, — проговорил я, стараясь, чтоб мой голос не выдавал волнения.

— И тебя не волнует, что скажет мой отец? — весело продолжила Анюта.

— Уже нет, — ответил я и криво усмехнулся, так как естественная улыбка у меня никак не выходила.

— С каких это пор? — не унималась девушка.

— С некоторых… — сказал я и снова жадно впился поцелуем в её губы, словно в последний раз, одновременно прижимая её к себе, желая раствориться в ней навсегда. Ох, если бы она знала, что было у меня на уме! В это момент я совсем не контролировал себя. Не знаю, что на меня нашло. Её длинные ресницы, всегда прикрывающие глаза при поцелуе, вдруг взлетели, а маленькие кулачки вдруг упёрлись мне в грудь, отталкивая меня. Я немедленно её отпустил и только тогда увидел, что натворил: на её губах выступила кровь.

— Что ты творишь? Мне больно! — воскликнула Анюта и, облизав губы, продолжила: — Ой, на твоих губах кровь! Я сейчас вытру.

— Прости, я не хотел причинить тебе боль… — растерянно проговорил я, одновременно останавливая её протянутую руку, которой она собиралась стереть каплю своей крови с моих губ, потом облизал губы, ощутив солоноватый вкус. Как ни странно, её кровь не вызвала у меня тошноты, напротив, вкус был таким приятным и желанным, что я испуганно отшатнулся и проговорил еле шевеля губами:

— Мне пора, — и бросился бежать прочь от любимой и от своих сумасшедших желаний.

Пронесшись через весь посёлок, спустя минуту я очутился в лесу, сбросил бесполезный рюкзак с учебниками, но не сбавил темпа, а наоборот увеличил его. Я не направлялся домой, мчался напрямик по пересечённой местности туда, куда глядели мои глаза, с треском ломая ветви попадающихся на пути деревьев, и оставляя за собой ясно видимую дорогу, чтобы та, что пришла за мной, смогла отыскать меня без труда.

Оказавшись в глубине леса, остановился подле высоченной вековой пихты, прислонясь к её шершавому стволу и обхватив его руками, прося, чтобы дерево дало мне силы что-то решить. Но вековая пихта была молчалива и холодна. Ей были безразличны желания и страсти маленького хищника, и она не могла мне дать того, что я у неё просил. Минуту спустя я это осознал и, отпустив ствол безликого и не обращающего на меня внимания дерева, обречённо рухнул навзничь под сенью широких тёмно-зелёных лап и закричал:

— Ну, где же ты? Я Александр! Я жду тебя!

Глаза мои закрывались от усталости, но последней мыслью было: когда вампир придёт — тогда и появится решение. Если волк захочет убить кровососа, то так тому и быть. В том, что тварь должна была прийти, я совсем не сомневался.

Глава 39. Смертельная опасность

Александр

Вышло всё совсем не так, как я думал. Проснувшись утром и не обнаружив подле себя и в округе ничьих следов, я подумал, что меня решили пока оставить в покое. Отправился прямиком на хутор, отец встретил меня с хмурым выражением лица, но ничего не сказал, а только недовольно покачал головой. Приведя себя и свою одежду в порядок, снова отправился в посёлок, не забыв отыскать рюкзак с учебниками и невыполненными уроками, пролежавший всю ночь под раскидистым дубом.

Всю дорогу думал, что не посмею взглянуть в глаза своей любимой после того, что вчера натворил, однако же, они магнитом притягивали мой взгляд. В её чистых васильковых глазах не было упрёка. Они лучились так же, как и прежде, вселяя уверенность и надежду. Анюта улыбнулась мне, но я заметил, что её розовые губы припухли, и на нижней появилась небольшая сухая трещинка. Мне захотелось броситься на колени пред нею и молить о прощении за то, что позволил себе потерять контроль, но она опередила меня, бросившись ко мне в объятия так решительно, что я едва успел её поймать.

— Саша, что с тобой происходит? Я так боюсь! — прошептала она горячо.

— Чего ты боишься? — удивлённо спросил я, заглянув в синие озёра милых глаз.

— Боюсь потерять тебя! — жарко вымолвила она, и в уголках её глаз задрожали сверкающие жемчужины.

— Ты не потеряешь меня, куда я денусь, — проговорил я, еле сдерживая стон от внезапно нахлынувшей щемящей боли в груди. — Я люблю тебя!

— Не пугай меня больше, пожалуйста! Я больше не выдержу такого, — дрожащим голосом проговорила Аня, и две блестящие слезинки скатились вниз по её щекам.

— Чего ты испугалась, милая? — проговорил я, ласково стирая слезинки одну за другой большим пальцем правой руки, притягивая левой её изящное тело к себе.

— У тебя вчера было такое выражение лица, словно ты прощался со мной, — прошептала Анюта. — Словно ты задумал нечто такое, что разлучит меня с тобой. И потом, ты весь вечер не отвечал на мои звонки, что напугало меня ещё больше. Если с тобой что — то случится — я умру! Я не смогу жить, слышишь?

— Маленькая моя, прости, что не отвечал. Мобильник был в рюкзаке, а его я оставил в лесу. И со мной ничего не случится — поверь!

— Поцелуй меня, — тихо попросила она.

— Твой отец смотрит, — сказал я, опасаясь, что повторится моё вчерашнее помутнение, и я снова причиню ей боль.

— Вчера это тебя не волновало, — проговорила она.

— Ладно, пусть смотрит, — бросив взгляд в сторону её дома, произнёс я и медленно наклонился к её соблазнительным губам, собираясь лишь слегка прикоснуться к ним. Но Анна не стала ждать и, обхватив меня за шею, прильнула своими влажными губами к моему рту в таком страстном поцелуе, что я не в силах был устоять и ответил ей, забыв об осторожности. Поцеловал её крепко и горячо, нежно и страстно сжимая её в своих объятиях. Её длинные ресницы, прикрывающие прекрасные глаза, дрожали, и на них поблёскивала влага от ещё не совсем высохших слёз. Когда отпустил её, то страшился того, что на её губах снова появится кровь, но на этот раз всё обошлось, и, облегчённо вздохнув, я произнёс восхищённо:

— Я без ума от тебя!

Её глаза лучились ясным светом, а на губах, наконец, появилась улыбка, ради которой стоило жить.

Дни шли один за другим. Весна вступала в свои права. Приближались весенние каникулы, и в конце четверти пришлось поднапрячься, чтобы сдать все зачёты и рефераты, так что совершенно не было времени.

Вампир всё не объявлялся, как будто растворился в воздухе, словно никогда и не было. Желания искать у меня больше не возникало. Сначала ждал, что тварь сама меня найдёт, но время шло, и всё то, что произошло восьмого марта, постепенно забывалось, отходя на задворки сознания.

Моя привязанность к Анюте только крепла. В школе мы почти не расставались. Находясь дома, подолгу разговаривали друг с другом по телефону, останавливаясь только, когда на счету уже не оставалось средств. Очень тяжело переносились выходные — тогда мы с ней не виделись по несколько дней. В такие дни, чтобы как-то отвлечься, по совету отца, я стал тренироваться.

Обращался хищником и носился по горам и лесам, развивая в себе силу и выносливость, ловкость и быстроту. Наверное, среди животных теперь мне не было равных по быстроте — я мог догнать любую косулю и напугать её до смерти клацаньем зубов у самого горла. По силе я мог бы сравниться с медведем, хотя никогда с ним не боролся, но мог, так же, как и он, вывернуть с корнем небольшое дерево.

Но я не знал, что представляет собой вампир, какова его сила, и на что он способен. Но всё же это меня почти не волновало. Я жил совсем другим. И днём и ночью всё моё существо было занято только Анной. Я жил ею одной, словно вся моя жизнь зависела только от её улыбки, василькового взора, лёгкого дыхания. Кроме неё меня не волновало абсолютно ничего, даже ощущение опасности стало таким привычным, что я и вовсе перестал его замечать. В моём сердце жило огромное жгучее чувство, захватившее целиком и тело, и разум. Усиливаясь с каждым днём, оно затмило всё то, что волновало меня прежде.

Весь остаток третьей четверти я был абсолютно счастлив, а наступившие в конце марта каникулы с первого дня ввергли меня в гнетущее настроение, словно в моей груди появилась огромная пустота. Впереди была целая неделя разлуки с любимой, а я с первого дня уже отчаянно скучал.

Наступила суббота. Анна должна была уехать со своим отцом в Краснодар, в университете, куда она собиралась поступать после окончания школы, был день открытых дверей. Конечно, я бы мог поехать с ней, но отношения с её отцом так и не сдвинулись с мёртвой точки. Аня говорила, что её отцу нужно время, чтобы он понял, что был не прав, и что лучше было бы сейчас воздержаться от встреч с ним, чтобы не усугублять и без того шаткое положение.

Я был согласен со всеми её доводами, но, сразу же, пожалел, что отпустил их одних. Чтобы заглушить боль в груди, с утра бешено носился по пересечённой местности, бросался в бурлящие воды реки, несущей по перекатам мутную воду тающих в горах снегов, но ничто не могло дать мне успокоение. Решив, что только телефонный звонок может как-то помочь успокоиться, вернулся на хутор, обратился человеком и вошёл в дом. Было около десяти часов утра, когда я набрал номер Анюты. Когда вызов был принят, и я только собрался произнести имя моей возлюбленной, как вдруг в трубке раздался чужой мелодичный звенящий голос:

— Здравствуй, милый!

— Кто это? — спросил настороженно.

— Неужели ты меня не узнал, Александр? — прозвучал чарующий голосок. — Как жаль! Я так надеялась на встречу с тобой и почти уже отчаялась ждать!

— Где Анна? — резко оборвал, устав слушать чужую речь.

— Ах, Анна? Она не может подойти, — прозвенел нежный голосок. — Она отдыхает.

— Что с ней? — воскликнул возбуждённо. — Немедленно дай ей трубку! Я не потерплю шуток.

— А никто и не шутит! Правда, Анечка? Мы с твоей девочкой ждём тебя, Александр, на одной самой очаровательной полянке, с высоты которой, как на ладони, виден весь посёлок и, даже, твой хутор. Мы связаны по рукам и ногам, и надеемся, что ты не станешь задерживаться, мой мальчик.

— Я не верю! — заорал я в трубку так громко, что мой отец вышел из своей комнаты посмотреть, что со мной происходит.

Неожиданная догадка осенила меня, затем пришло осознание обрушившейся на меня беды. Женщина-вампир, которую я видел в школе на дискотеке, вернулась. Она нашла моё самое слабое место, которым, конечно, была Анна. Неужели она захватила её и где-то держит в заложницах? Тогда получается, что её отец уже мёртв, а может быть мертва и вся семья. Эти мысли пронеслись в моей голове за один миг и разом взорвали мой мозг. Сердце бешено колотилось в груди, неся по венам кипящую кровь, душевная боль стала невыносимой. Тело била крупная дрожь, и я едва смог удерживать телефонную трубку в руке.

— Не надо паниковать, милый, — прозвенел всё тот же голосок. — Твоя девушка жива. Пока жива…

— Чего ты хочешь? — прохрипел и не узнал свой голос.

— Тебя!

— Я иду! — выдохнул я. По какой-то причине догадывался, куда следует идти. У кого, как не у Анны она могла узнать о нашей полянке, усыпанной разноцветным цветочным ковром?

— Быстрее, милый! Анна не может долго ждать! Человеческая жизнь так скоротечна!

Связь прервалась, на том конце отключили телефон. Почти в бреду я повернулся к двери, уронив на пол мобильник. Мой отец, который присутствовал при разговоре, схватил меня за плечо и, нахмурившись, спросил:

— В чём дело?

— Вампир объявился… — глухо произнёс я. — Анна у неё.

— Ты уверен?

— Нет. Или да. Какая разница? Она погибнет, если я её не спасу.

— А если она не одна? С несколькими тебе не справиться!

— Отец, я должен идти! Анна — это всё, ради чего я живу! — прохрипел, едва справляясь с нервным возбуждением.

Он отпустил моё плечо, и я бросился к выходу.

Глава 40. Неожиданная встреча

Анна

Двадцать четвёртого марта мне нужно было поехать в Краснодар. В универе, куда я собиралась подать документы после сдачи экзаменов в школе, был день открытых дверей. Мы собирались отправиться в краевой центр с отцом, но в последний момент практически перед выходом из дома у него резко разболелись зубы, видимо просквозило на работе, и отец остался дома.

Мама не хотела отпускать меня одну, но отец настоял, чтобы я привыкала к самостоятельности, сказав, что появился подходящий момент проверить, на самом ли деле я уже взрослая или это только мои амбиции. Отцовские слова меня завели, ещё бы, он постоянно твердил мне о том, что я глупая маленькая девочка, неспособная самостоятельно решить что правильно, а что нет, поэтому я собиралась ему доказать, что я всё-таки на что-то способна, и все его подковырки не возымеют на меня никакого действия.

В половине шестого утра, я вышла из дома и отправилась на автобусную остановку. Автобус довёз бы меня до районного центра, а оттуда я бы добралась до Краснодара. Но этому не суждено было случиться, так как вмешались посторонние силы. Когда я шла по пустынной тёмной улице, дорогу мне преградила молодая девушка, такая красивая, что от неё просто невозможно было отвести глаз. Она остановила меня якобы для того, чтобы спросить, где находится автобусная остановка. Не успела я вежливо ответить, что нам по пути и предложить девушке пройти со мной, вдруг кто — то набросился на меня сзади и, чтобы не успела даже пикнуть, закрыл мой рот ледяной ладонью.

Затем, по непонятной причине я отключилась, как мне показалось, всего лишь на мгновение, но когда пришла в себя, то обнаружила, что лежу в лесу на холодной земле. Поначалу не могла понять, как здесь очутилась, потому, что не помнила абсолютно ничего. Мысли лихорадочно путались в голове, но спустя минуту память стала возвращаться.

Первой здравой мыслью было — меня похитили. Но зачем? Очень испугавшись, хотела закричать, но на моих губах была наклеена липкая лента. Попыталась подняться, но из этого ничего не вышло, так как мои руки были связаны за спиной и страшно затекли, я не столько не могла на них опереться, но даже не чувствовала их, так крепко они были стянуты. Бессильно ёрзая по прошлогодней листве, вдруг увидела перед собой женские ноги, обутые в очаровательные сапожки.

Женщина изящная и на первый взгляд не обладающая силой, крепко схватила меня за ворот куртки, легко подняла и поставила на ноги. Она была красива, очень красива, какой-то леденящей душу красотой, и когда она обратилась ко мне, от её звенящего голоса по моей спине поползли мурашки:

— Будешь хорошо себя вести?

Я кивнула, и когда она развязала мне руки, чтоб я смогла отклеить липкую ленту со рта. В следующую секунду я смело посмотрела в её лицо и громко спросила:

— Кто вы? Что вам от меня нужно?

— Тебя зовут Анна? — проговорила она, как-то странно разглядывая меня.

— Ну, допустим…

— Не советую тянуть время, девочка. Мой друг не так терпелив, как я.

Я огляделась вокруг и заметила в стороне молодого человека, стоящего поодаль в лучах рассвета. Когда он подошёл ближе, я разглядела, что он был так же ангельски красив, как и его спутница: высокий, худощавый и прекрасносложенный, он двигался грациозно, как представитель семейства кошачьих. Длинные серебряные волосы красиво обрамляли бледное, худое, с тонкими чертами лицо, отчего его глаза казались огромными угольно-чёрными провалами, в глубине которых горели красные искры злого огня.

— Кто вы? — повторила я вопрос, стараясь произносить слова резко и чётко, чтобы не было заметно со стороны, как я напугана. — И что вам от меня нужно?

— От тебя — ничего, ты просто приманка, — вкрадчиво произнесла женщина, кошачьей поступью обходя вокруг меня.

— Немедленно отпустите меня! — потребовала я.

— Нет, дорогая, мы собираемся встретиться с нашим другом, но он появится только при условии, что с нами будешь ты.

— С каким ещё другом? — не сводя своих глаз с ангелоподобного существа, задала я следующий вопрос.

— Его зовут Александр, — проговорила девушка мягко и вкрадчиво, и её голос был подобен шипению змеи. — Ты гарантия того, что мы сможем спокойно с ним поговорить. Не бойся — мы тебя не обидим, если Александр будет сговорчив.

— А если не будет? — сдавленным голосом пролепетала я.

— Тогда ты умрёшь! — прорычал в ответ молодой человек.

Я испуганно уставилась на него, а женщина продолжила:

— Чтобы он был сговорчивей, давай найдём то место, где вы с ним были особенно счастливы.

— Что ещё за место? — проговорила я с недоумением на лице, решив соврать, — Я не понимаю, о чём вы. И не знаю никакого Александра.

— Не прикидывайся дурой и веди себя хорошо, иначе тебе не поздоровится, — проговорила прелестница, обнажая в улыбке свои белоснежные зубки. В целом зубы её выглядели безупречно, но моё внимание привлекли длинные острые клыки, такие же, как у людей наряжающихся вампирами на маскараде, но выглядели они так естественно, что от этого зрелища по моему телу пробежала мелкая дрожь.

— Марина, хватит с ней возиться! — обратился к ней молодой человек, говоря резко и жёстко — Всё равно от неё нет толку! Ты что в няньки нанялась? Давай убьём девчонку, а потом Александра, и наша работа выполнена!

— Ты не понимаешь, Виктор! Александр нам нужен! Но без девчонки он не станет нас слушать, — резко ответила женщина своему спутнику, а потом, повернувшись ко мне, улыбнулась и проговорила более нежным голоском: — Ты, ведь, будешь умницей? И отведёшь нас в ваше любимое место?

— Нет, — отважно отрезала я, дрожа от страха, потому что стала догадываться, кем являлись эти люди. — Такого места нет!

— Мы всё равно его рано или поздно найдём. Здесь остались ваши следы. И твой эмоциональный настрой нам подскажет. Я — тонкий психолог, девочка моя, могу прочитать твоё настроение. Вот сейчас, например, ты боишься.

— Не трудно догадаться, — буркнула я.

— Ладно. Ты подчинишься мне, когда я заставлю тебя выпить моей крови. Навсегда станешь моей рабыней. Будешь считать за счастье возможность прислуживать мне. Думаешь, это обрадует мальчика? — прозвенел капелью её чарующий голосок. — Решай быстрее, мы не можем ждать.

— Хорошо, я покажу, — растерянно проговорила я. Я, по правде сказать, совершенно не знала что делать. Догадавшись, что передо мною настоящие вампиры, я не сразу поняла, чего они хотят, но точно знала, что в любую секунду они, не задумываясь, могли меня убить. Не зная, что делать, подставлять Алекса не собиралась, но если не он, то кто, же, тогда мог меня спасти? Он, ведь, оборотень, и по силе был равен вампирам. Пока решила потянуть время, надеясь на что-то. Алекс должен догадаться, что со мной не всё в порядке, и броситься меня искать. Хотя нет — он же думал, что я уехала, и не стал бы беспокоить меня даже по телефону.

Некоторое время мне удавалось обманывать вампиров, я водила их по лесу, и они оба пребывали, как мне казалось, в полной уверенности, что я ищу своё любимое место. Но прошёл час, а полянка так и не находилась. Марина, которая доселе сдерживала жестокость своего спутника, начала терять терпение. Схватив меня за волосы, она прошипела:

— Ну и где же это место? Ты, мерзкая девчонка, вздумала поиздеваться надо мной?

— Я не могу его найти… — пролепетала я.

— Маленькая моя! — словно змея, шипела Марина. — Я же сказала, ты всё равно покажешь это место!

— Сама напросилась! — рыкнул второй вампир.

— Конечно, предпочтительнее было бы внушить тебе, но извини, никто из нас таким даром к сожалению не обладает.

Я не понимала, о чём она говорит, но когда хищница прокусила своё запястье, и из глубокой ранки потекла чёрная струйка густой крови, до меня дошло абсолютно всё. Даже не скривившись от боли, Марина поднесла кровоточащую ладонь к моим губам, заставляя разомкнуть плотно сомкнутые губы и проглотить каплю её крови. Я не собиралась сдаваться так просто, изо всех сил сжав челюсти и губы, и старалась отвернуться. Но она крепко схватила меня за волосы одной рукой, не давая даже двинуться, и густо измазала мои плотно сомкнутые губы холодной мерзкой субстанцией, которая и на кровь-то совсем не походила, заставляя проглотить хотя бы каплю.

— Да пошла ты! — закричала я и плюнула ей в лицо, но в этот момент тело охватила странная слабость, словно я теряла сознание. Повиснув в её руке, словно безвольная кукла, ожидающая распоряжений хозяйки, я не могла пошевелиться, и когда тварь отпустила меня, как подкошенная рухнула на прошлогоднюю листву. Тело больше не слушалось: я не могла двигать двигаться и чувствовала себя парализованной. Но мозг работал так же, как и прежде, не отравленный кровью вампира, глаза видели, уши слышали, разве что говорить я не могла. Порадовавшись хотя бы тому, что не чувствую никакой психологической зависимости от Марины, хотя теперь по всем правилам она считала меня своей рабыней, опрометчиво решила, что нас — людей, не так-то просто подчинить. В душе мы остаёмся всегда свободными. Так что вряд ли она смогла бы добиться от меня подчинения. Но рано радовалась!

— Встань и иди туда, где вы были вместе с Александром! — скомандовала Марина, посовещавшись со своим спутником в отдалении от меня, так что я не слышала, о чём они говорили. С удивлением я обнаружила, что моё тело повинуется приказам. Мозг кипел в немом протесте, но я встала и направилась прямиком на ту обзорную площадку, где открыла Александру свои чувства. Вот, значит, как действовала зависимость от крови вампира. Я как послушная воле хозяина кукла, которую дёргали за верёвочки для того, чтобы она двигалась, быстро привела их на полянку, которую любила больше всего.

— Ну, чего ты с ней возилась? — прошипел Виктор, когда мы пришли на место. — Подчинила бы сразу, и не пришлось бы терять драгоценное время!

— Но как отнесётся к этому Александр? — прозвенел тонкий голосок Марины, которая вышла на обзорную площадку и смотрела в сторону посёлка, потом, повернувшись ко мне, скомандовала: — Сядь и отдыхай!

Я безропотно села на холодную землю прямо там, где только что стояла. Вдруг в кармане куртки зазвонил телефон. Не сумев ничего сделать, чтобы выключить его, пока вампиры не услышали звонка, разочарованно смотрела на подлетевшую ко мне с радостным возгласом Марину:

— Вот и наш мальчик звонит! — молниеносным движением выхватила телефон из кармана моей куртки, и, нажав кнопку ответа, произнесла нежным шелестящим голоском: — Здравствуй милый! Неужели ты меня не узнал? Я жду тебя. Приходи скорее! — и ещё что-то в этом роде.

Что ответил ей Алекс, я не расслышала, но по её радостному настроению, когда она отключила телефон, поняла, что он придёт. Потекли напряжённые минуты ожидания, и никогда ещё время не тянулось так медленно. Виктор и Марина, спустившись ниже, вполголоса о чём-то говорили. Слов я не расслышала и могла строить только догадки, какую встречу Александру подготавливали вампиры.

Мысли путались, воображение рисовало картины одна страшнее другой, и в финале воображаемых мною картин всегда была смерть. Сказать, что я была напугана — ничего не сказать. Я находилась в ужасе такой степени, что и представить себе невозможно. Сердце разрывалось от отчаяния и горя, от того, от невозможности что — то изменить, чтобы как-то помешать вампирам в осуществлении их планов. Спастись тоже не могла, тело не слушалось, но в этом полбеды. Беда в том, что из-за меня мог пострадать парень, которого я любила. Эта мысль отравляла мой мозг с каждой секундой напряжённого ожидания.

Глава 41. Неравная битва

Анна

Сколько прошло времени с того момента, когда Алекс позвонил? Может минуты, а может часы, как вдруг я услышала возглас:

— Он здесь! — и увидела, как встрепенулись вампиры. Проследив траекторию их взглядов, пыталась разглядеть то, что видели они. Но человеческое зрение бессильно. Мне невозможно было разглядеть одну точку среди бескрайнего моря тёмно — серых стволов. В это же время ко мне метнулся Виктор и, схватив за ворот куртки, приподнял и поставил на ноги, крепко удерживая одной рукой. Марина же осталась метрах в пятнадцати впереди нас, преграждая Александру путь.

Пролетело ещё несколько секунд, и тогда я увидела его. Алекс мчался в гору не разбирая тропы. Движения парня были настолько легки, что казалось, его ноги во время бега почти не касались земли, словно он летел на невидимых крыльях. Остановившись недалеко от первого вампира, парень молча оценивал обстановку. Такой красивый, но нечеловеческой красотой. Его грудь бешено вздымалась, волосы были всклокочены, глаза горели яростью. Мельком взглянув на меня и держащего меня мёртвой хваткой другого вампира, он мгновенно сообразил, кто из кровососов был главным, повернулся к женщине и произнёс ледяным не терпящим возражений тоном:

— Отпусти её, мерзкая тварь!

— Не спеши, милый, — возразила Марина нежнейшим голоском. — Во-первых, ты забыл поздороваться, а во-вторых, нельзя начинать знакомство с оскорблений. Я не желаю тебе зла!

— Мне плевать на условности! — зарычал Алекс. — Немедленно прикажи её отпустить!

— Нет. Сначала договоримся, — произнесла женщина, звеня чистым, как родниковая вода, голосом.

— Я не договариваюсь с упырями! — в его голосе звучал металл. — И если хоть один волосок упал с головы моей девушки — ты жестоко поплатишься! Анна! — крикнул он, взглянув на меня. — Ты в порядке?

Я даже пискнуть не смогла в ответ, только Алекс пока не понимал этого. Не дождавшись ответа, он перевёл свои почерневшие от гнева глаза на женщину — вампира и прошипел, едва сдерживая свою ярость:

— Что с ней?

— Ничего особенного. Она с нами по собственной воле.

— Ты лжёшь! Тебе нравится управлять сознанием людей? Что ты дала ей, чтобы она подчинилась тебе? Как ты действуешь? Отключаешь волю человека, а потом выпиваешь всю его кровь?!

— А тебе разве не нравится управлять людьми? Например, как ты управляешь этой девочкой! — прошелестел мерзкий голосок Марины, словно звук от движения змеиных чешуек по камню. — Что? Разве нет? Ты её ещё не подчинил? — продолжила она разочарованно. — Но вкус её крови тебе точно знаком, его ни с чем не сравнить, не правда ли?

— Что за бред ты несёшь? — недоумённо воскликнул Алекс.

— Я читаю тебя, как раскрытую книгу. И я знаю, что твой отец не открыл тебе всего. Не сказал, кто ты. Только я могу открыть тебе тайну, которую от тебя скрывали семнадцать лет.

— Твоя информация устарела, тварь, с недавних пор знание само пришло ко мне, — бросил дерзко Алекс.

— Нет, милый, ты не знаешь главного, — произнесла интригующе Марина. — Ты — один из нас.

— Ты в своём уме? Думаешь, я поверю? — надменно крикнул Алекс, но женщина продолжала своим шелестящим голоском:

— Твоя мать — вампир. Ты не знал? Ах, как гадко с её стороны скрывать это от родного сына. Хотя, ты же её совсем не знал. Гены вампира, мой мальчик, передаются, если хотя бы один из родителей им является, а это значит, что ты такой же, как мы. Что же выходит? От тебя скрыли главное — то, что ты не просто сын оборотня, ты — полукровка. Ты несёшь в себе два смежных гена. Не потому ли твой отец так прятал тебя от своей родни? Догадываешься, почему они хотят тебя убить? Ты — главное оружие, которое может нам помочь прервать род оборотней раз и навсегда. Я предлагаю тебе владеть миром, Александр. Пойдём со мной, и ты завоюешь сердца всех сородичей — вампиров, которые будут благодарны тебе за то, что ты подаришь им свободу. Решайся! Прямо сейчас. Отбрось сомнения и стань тем, кем тебе предназначено судьбой.

— А что будет с ней? — произнёс Алекс, кивая в мою сторону.

— Какая разница? Можешь взять её с собой. Сделай её своей рабыней, она пойдёт за тобой на край света. А если ты голоден — выпей её крови, ведь она тебе так нравится! Она даст тебе такую силу, какая тебе и не снилась. Ведь даже капля её крови едва не свела тебя с ума. Подумай, как её использовать.

— Отпусти её, и я пойду с тобой! — сказал Алекс.

— Нет, это невозможно, она будет гарантией того, что ты не обманешь, — проговорила Марина, а потом обратилась к Виктору: — Оставь её. Пусть мальчик убедится, что она теперь в моей власти.

Виктор выпустил из руки ворот моей куртки, и я, словно мешок с костями, свалилась на землю. Вампир отошёл в сторону, позволяя Алексу приблизиться ко мне. Медленно подойдя, всё ещё не доверяя вампирам, он ненадолго склонился надо мной, нежно коснулся пальцами правой руки моего подбородка, и, приподняв его, вгляделся в моё лицо. Внезапно я увидела такую невыносимую боль в его глазах, что сердце моё едва не разорвалось от отчаяния.

— Что ты сделала с ней? — закричал Александр, поднявшись, но продолжая всё ещё вглядываться в моё лицо.

— Подчинила. Дала выпить своей крови. Теперь она пойдёт со мной. Вопрос в том — готов ли ты быть с нами? — проговорила вкрадчиво женщина почти вплотную подошедшая к нему сзади. Алекс медленно обернулся и настойчиво прорычал:

— Освободи её! Сделай это, пока не поздно! Возьми меня, но её отпусти!

— Невозможно, — сказала Марина, обходя его так, чтобы оказаться между ним и мной. — Я только смогу передать её тебе, когда ты примешь своё наследие и станешь одним из нас. Выпей крови прямо сейчас, мальчик! Ты не пожалеешь!

— Значит, ты хочешь заставить меня пить кровь? — прорычал Алекс, и лицо его выражало страшную ярость, потемневшие глаза метали чёрные молнии, и при одном взгляде на него можно было свихнуться. — А что, если у меня совсем другие планы? Что если я прямо сейчас убью тебя, мерзкая тварь?

Марина была быстра, она подскочила ко мне и, схватив меня за волосы правой рукой, приподняла над землёй, рванула мою куртку и одним движением сорвала её с меня, разорвав замок. Ещё мгновение, и её опасные клыки уже у моей шеи. Цепочка, подаренная Алексом, обожгла мою шею холодом.

— Тогда она умрёт! — прошипела она прямо возле моего уха, собираясь укусить, но что — то мешало ей вонзить свои клыки в мою шею. В следующую секунду раздражённо зарычала: — Вот чёрт, серебро! Жжётся!

— Сейчас ты сдохнешь! — рявкнул Александр и в следующее мгновение оборотился чёрным волком, с треском разорвав на себе одежду, бросился к ней, чтобы попытаться меня спасти.

— Виктор! — завопила Марина. — Останови его! Он твой!

Огромный чёрный зверь, оскалив пасть, набросился на злобную тварь. В последний момент она успела отшвырнуть моё безвольное тело на несколько метров от себя, чтобы оно не мешало ей обороняться. Почувствовав сильную боль от удара о землю, я не обратила на неё внимания. Все мои мысли заполняло единственное желание: "Пусть Алекс выживет!" Я упала так, что могла видеть всё происходящее, смотрела, как происходил бой с вампирами, и, как бы ни хотела, не смогла отвернуться или закрыть глаза. В полном отчаянии мне оставалось лишь горячо молиться.

Марина встретила натиск волка сильным ударом наотмашь, от которого он перевернулся в воздухе, но, приземлившись на все четыре лапы, снова бросился в атаку, не замечая, что с другой стороны на него несётся ещё один вампир. В доли секунды Виктор обхватил тело зверя и зашвырнул вниз по склону, отчего раздался ужасный грохот, то ли от ломающихся веток, то ли от обрушившихся вниз камней. Через несколько секунд волк скачками выбрался наверх, глухо рыча, и я с ужасом заметила, что он был ранен. В крови была его голова: тонкие струйки стекали со лба прямо на глаза, застилая зрение. Будто не замечая ран, волк снова бросился в атаку теперь на мужчину-вампира, клацнув зубами прямо возле его горла. Тот был немного, совсем чуть — чуть, быстрее, ускользнув от острых клыков в последний миг, а затем нанёс оборотню удар огромной силы, сбив его с ног, и в это время подоспела женщина-вампир, снова сбросив зверя вниз ловким ударом.

Из моих глаз непроизвольно потекли горячие слёзы, застилая зрение, когда я поняла, что сражение превратилось в бойню. Оба вампира обладали огромной силой. Они играли с волком, не давая даже прикоснуться к ним. Его смертоносные клыки ни разу не достигли цели, и силы растрачивались понапрасну. Понимая, что Алексу недолго оставалось, и догадываясь, что, наигравшись, вампиры быстро убьют нас, я, однако же, на что-то надеялась.

Силы волка неуклонно таяли. Когда он с трудом поднимался после очередного удара, его заметно пошатывало. Оборотень смертельно устал. Движения его были уже не так быстры. Тело было покрыто ранами и грязью, образовавшейся от смешавшейся с кровью земли и прошлогодней листвы. Сколько он мог ещё выдержать, отсрочив свою и мою смерть? Никому не дано было этого угадать.

Волк поднимался снова и снова, хотя, казалось бы, что сил уже совсем не осталось, что он вот-вот упадёт замертво от усталости. Вдруг где-то совсем близко раздался выстрел. Меткий стрелок, находящийся на возвышении, попал вампиру-мужчине прямо в шею, вызвав его оглушительный визг. Выстрелы звучали один за другим, всякий раз сбивая вампира с ног, но ему было всё нипочём, так как он каждый раз поднимался и продолжал двигаться.

Но охотник выиграл время для оборотня, который смог подобраться ко второму вампиру. Марина, понимая, что одной против оборотня ей ни за что не выстоять, сразу же стала отступать. Алекс гнался за ней, словно чёрт, будто у него открылось второе дыхание. Хитрая тварь старалась вымотать волка, не давая приблизиться, пока её боец не восстановится.

Внезапно выстрелы прекратились, видимо у стрелка закончились патроны, и Виктор бросился на помощь своей спутнице с криком:

— Хватит возиться! Пора заканчивать!

Марина остановилась, позволив оборотню приблизиться, отчего он потерял контроль, получив желаемую добычу, но не был готов встретить внезапно напавшего сзади Виктора, который схватил его мёртвой хваткой, с треском ломая кости. Зверь взвыл от боли, но его продолжали мучить, разрывая плоть острыми клыками, вспарывая кожу и мышцы. Слёзы больше не текли. Глаза высохли и горели на ветру, словно в них был насыпан раскалённый песок, но я чётко видела, что чёрного волка буквально разрывали на части. Не в силах выдерживать это страшное зрелище, зажмуриться я тоже не могла. Всеми силами души желала потерять сознание, чтобы больше не видеть этого ужаса, но должна была продолжать смотреть и смотреть. Не прекращающийся дикий вой раненого зверя не давал потерять сознание. Сердце разрывалось от боли и горя, но мозг не отключался.

Внезапно вампиры бросили Алекса на землю. Он пытался снова подняться, но кости его были переломаны, и от потери крови силы были на исходе.

— Вот что ты выбрал, мой мальчик, — сказала с улыбкой Марина. — Сейчас ты умрёшь. Ты этого хотел? Виктор, убей девчонку, чтобы волчонок видел!

"Вот и всё, это конец, — подумала я, когда Виктор приближался ко мне. — Закончится боль и страдание, и мы обретём, наконец, покой".

Стоны раненого волка не прекращались. Виктор склонился над моей шеей, но что-то явно мешало ему преодолеть последние миллиметры до сонной артерии. Шею нестерпимо обжигало ледяным холодом. Вампир рычал от ярости, но не мог продвинуться ни на миллиметр, пока вдруг что-то не сбило его с ног и оттолкнуло от меня. Я ошарашено увидела нового участника этого действия. Это был ещё один огромный волк, светлого окраса, мускулистый и крепкий, намного превосходящий Алекса по ширине груди и толщине лап. Его короткая светлая шерсть лоснилась на солнце. Набросившись на вампира-бойца, волк в одно мгновение разорвал его в клочья. Тот не успел даже ничего понять. Марина, видевшая, что приключилось с её спутником, бросилась бежать, но тоже была настигнута. Белый волк сбил её с ног ударом мощных лап и огромными челюстями с хрустом сломал шейные позвонки.

Глава 42. Боль и кровь

Анна

Вдруг пошевелившись, я обнаружила, что могу двигаться. Поднявшись на затёкшие от неудобной позы ноги, пошатываясь, побрела к Алексу. Принявший человеческий облик, парень лежал на боку, дрожа и обливаясь кровью, не стонал, а тихо рычал от боли.

— Саш!.. Пожалуйста, не умирай! Саша… — только и могла я повторять упавшим от слёз голосом, не имея понятия, что сделать, чтобы облегчить его боль. Крупная артерия на его плече была разорвана, и из неё толчками лилась ярко-алая кровь. Размазывая по лицу слёзы, пальцами пережала артерию выше рваной раны и остановила кровотечение, но догадывалась, что всё напрасно — это вряд ли его спасёт. Алекс умирал, лёжа в луже собственной крови: глаза его закрылись, кожа посинела и похолодела, тело расслабилось, прекратились стоны. Всматриваясь сквозь застилающие глаза слёзы, пыталась различить, дышит ли он.

Одной рукой всё так же пережимая его плечо, другой дотронулась до расцарапанной шеи парня в месте, где проходит сонная артерия, чтобы прощупать пульс, но ничего не почувствовав, перевернула его на спину и склонилась к груди, прислушиваясь, бьётся ли сердце. Услышав слабые, неуверенные, но явственные удары пока ещё живого сердца, я закричала:

— Саша, ты меня слышишь? Не смей умирать! Алекс! Ты мне нужен! Пожалуйста!

Осознав, что любимый уже не слышит меня, и я совершенно не знаю, что делать, чтобы ему помочь, я ударила ладонью по его груди, отчего он вдруг резко вдохнул и снова громко застонал. Его ресницы дрогнули, открылись, расфокусированный взгляд пустых глаз уставился в небо.

— Прости! — снова зарыдала я. Главное — он снова дышал! Пусть слабо, рвано, но дышал. Надо было во что бы то ни стало не дать ему умереть, если понадобится — дышать за него. Делать искусственное дыхание, массаж сердца. Только как его трогать, я не представляла, на нём не было ни одного живого места. К счастью, ничего из вышеперечисленного не понадобилось. Алекс дышал сам.

— Так, девочка, успокойся, я ему помогу. Отпусти. Всё будет хорошо, — сказал неизвестно откуда появившийся мужчина средних лет, разжимая мои посиневшие пальцы на плече парня.

— Вы кто? — уже не удивляясь, пролепетала я. — Откуда вы здесь?

— Александр — мой сын, — произнёс мужчина.

— Понятно… Значит, тот белый волк — это вы, — сказала я, всхлипывая, и добавила с надеждой в голосе: — Спасите его, пожалуйста, он умирает.

— Ну, это вряд ли, — проговорил мужчина. — Он не из тех, кто сдаётся. Сейчас надо быстрее доставить его домой.

— Хорошо, — сказала я тихо. — Что надо делать?

— Я понесу его на руках. Но вначале надо вправить его кости. Тебе не нужно это видеть.

— Я могу помочь! — воскликнула я.

— Поверь мне, девочка — это зрелище не для тебя. Но если хочешь помочь — поднимись по этой тропе, — сказал он, показывая направление вдоль скалы. — Забери моего коня — он привязан к дереву. Всё равно сейчас он не подпустит меня к себе. От меня сильно несёт волком. Приведи его сюда, но близко не подходи. И ещё — там моё ружьё, не хотелось бы, чтобы его кто-то подобрал, а в седельной сумке зажигалка. Нам надо сжечь трупы.

Холодный весенний воздух пробирал до костей, пришлось разыскать куртку, которая была разорвана в нескольких местах, но всё же немного согревала дрожащее тело. Начав подъём вверх по тропе, и отойдя на расстояние около двухсот метров, я услышала глухой крик, словно рык раненого зверя, потом ещё один, и ещё. Голос Алекса. Крик боли из последних сил. Слышать это было невыносимо, слёзы снова градом покатились по моим щекам, застилая обзор. Остановившись, прислонилась к первому попавшемуся дереву и закрыла уши руками, но всё равно продолжала слышать каждый крик и стон, ножом режущий прямо по сердцу. Понимала, что если не вправить переломы, они будут неправильно сращиваться, но не представляла, насколько больно это будет. Так уж вышло, что в жизни моего любимого постоянно присутствовала боль. Первый оборот — боль, первое сражение — боль, и вот опять… она.

Когда крики прекратились, всё ещё рыдая и тяжело дыша, я двинулась дальше по тропе и через несколько минут ходьбы нашла привязанного к дереву вороного коня. Умное животное словно ждало моего появления, заржав при приближении человека к нему. Отвязав уздечку, я повела коня за собой в поводу, возвращаясь на то место, где оставила Александра с его отцом. По пути подобрала двустволку, ствол которой ещё не остыл, а вокруг валялось множество пустых гильз, и побрела дальше.

Не дойдя до Алекса и его отца около пятидесяти метров, конь испуганно захрапел, прядая ушами, и стал вырывать удила из моих рук. Я не стала настаивать, поняв, что животное боится приближаться к волкам, привязала его покрепче и, достав из седельной сумки зажигалку, подошла к лежащему на земле парню. Его отец стаскивал части трупов в кучу. Я подала зажигалку, с помощью которой он поджёг то, что осталось от вампиров. Как ни странно, тела вспыхнули мгновенно, словно были облиты керосином, на глазах коробились и скукоживались, распространяя вокруг себя едкий дым, причём вид трупов меня не напугал, словно часть моего сознания была отключена, и всё происходящее я воспринимала через призму сюрреализма. Через несколько минут трупы вампиров исчезли в пламени костра, словно их и не было никогда.

Всё время, пока горел костёр, Алекс, распростёршись, лежал на земле и не подавал никаких признаков жизни. Кровь из его ран уже не текла, и ничто не напоминало в нём живого человека, так страшно он выглядел. Кровь и грязь смешались, превратив его тело в страшное липкое месиво. Некогда иссиня- чёрные волосы побурели от крови. Дыхание рваное, отрывистое. Тело напряжено. Вся левая сторона тела была переломана: раздроблены кости руки, ключица, рёбра и нога. Я не врач, но повреждения были настолько явными, что только дурак мог их не заметить. Его отец сделал всё, что смог, сложив переломы. Не представляла, что бы я делала, если бы не его помощь.

Я села прямо на землю возле парня, грязными руками размазывая слёзы по щекам, и пыталась понять, жив ли он, боясь притронуться, чтобы не причинить лишнюю боль. Он уже не стонал и совершенно не двигался, но его грудь, всё же, немного поднималась, оставляя надежду на то, что он всё ещё дышал. Его отец произнёс, осторожно поднимая Алекса на руки:

— Нам пора идти, дочка, и идти очень быстро. Если ты устала — садись в седло, и Ворон мигом тебя донесёт до нашего дома.

— Я никогда не сидела в седле, боюсь, что у меня не получится править лошадью, — сказала я.

— Ладно, веди его в поводу, только держись дальше, чтобы он не нервничал.

Когда я отвязала Ворона, отец Александра уже двинулся в путь. Он не шёл и даже не бежал. Он словно летел, едва касаясь ногами земли, и его ноша совсем ему не мешала. Сначала, когда темп его ходьбы был не таким уж быстрым, я старалась не отставать, но за оборотнем мне было не угнаться, поэтому через пару минут я потеряла их из виду. Шла вперёд, придерживаясь оставленных кое-где следов, и надеялась, что не потеряюсь в лесу.

В один момент мне показалось, что следы исчезли. Либо я свернула не в ту сторону и заблудилась, либо просто не могла их разглядеть, не будучи следопытом. Остановившись в раздумье, что же дальше делать, приняла непростое решение, понадеявшись, что конь уж точно найдёт свой дом. До этих пор мне никогда не приходилось ездить на лошади, но я отважилась, хотя было очень страшно. Вдруг конь не стал бы меня слушаться или и того хуже — сбросил бы со своей спины. Эти мысли посещали мой испорченный сюрреализмом мозг, но я не обратила на них внимания. Надо было спешить.

Перекинув уздечку через голову коня, поставила левую ногу в стремя и удерживая уздечку, перебросила правую ногу через его спину, садясь в седло. Это было не просто, но с горем пополам получилось. Потом ослабила поводья, и умное животное двинулось в путь, передвигаясь спокойным шагом, словно зная, что в седле сидел полный дилетант.

Как я и предполагала, конь прекрасно знал дорогу домой и быстро дошёл до Андреевского хутора, который внезапно открылся моему взору минут через десять. Подойдя к одному из домов, Ворон остановился как вкопанный, и я кое-как сползла с седла. Привязав животное к забору, погладила большую умную морду в благодарность за то, что не уронил меня на землю, и бросилась в дом.

Войдя, увидела Алекса лежащего на правом боку на огромном дубовом столе, и его отца, склонившегося над ним с иглой в руке и зашивающего рваную рану на его спине.

— Как он? — спросила я, снимая грязную разорванную куртку и бросая её в угол.

— Всё ещё без сознания. Но это лучше, боли для него на сегодня уже достаточно. Кости срастутся, осталось только промыть и зашить раны, если этого не сделать кожа может срастись неправильно, появятся рубцы и шрамы, поэтому, помоги мне, пока он не пришёл в себя, а то иначе придётся его привязать, чтоб не дёргался.

— Но я никогда этого не делала! — воскликнула я.

— Ничего. Я покажу.

— Ладно, только вымою руки, — перепугано произнесла я.

Умывшись под краном во дворе и тщательно вымыв руки с мылом, я вернулась в дом и подошла к столу, на котором лежал мой защитник. Его отец показал, как правильно промыть рану, чтобы в ней не осталось инфекции, как стянуть её рваные края и наложить шов. Мне было ужасно страшно, когда я впервые воткнула иглу в живую ткань человека, и не просто какого-то там человека, а очень мне дорогого, словно я вонзала тонкую иглу себе в сердце, вздрагивая всякий раз, когда приходилось это делать.

Пришлось абстрагироваться от всего и привыкать к такой работе, к виду крови и рваных ран, ведь я собиралась поступать на врача. Я выполняла необходимые действия словно автомат, только так могла уберечь свою психику от новых потрясений.

Когда Александр начал приходить в себя, почти всё было закончено. Раны были промыты и зашиты. Задрожали его чёрные ресницы, раздался глухой стон, и парень открыл глаза, белки которых были покрыты красной сеткой микрокровоизлияний. С трудом разлепив сухие губы, он попросил пить. Я поднесла кружку с водой к его губам, поддержала голову. Сделав несколько глотков, парень откинул голову на столешницу.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался его отец.

— Бывало и лучше, — прохрипел и снова закрыл глаза.

— Ну, ничего, жить будешь, — сказал тот. — Кости срастутся, раны заживут. Через несколько дней и не вспомнишь.

— Что с вампирами? — разлепляя веки, прошептал Алекс, с трудом повернув голову в ту сторону, где стоял его отец.

— Мертвы.

— Как ты их убил? — хрипло спросил Александр.

— Я совершил оборот, сынок.

— Хм, — усмехнулся. — Через столько лет… дух зверя проснулся.

— Отказаться от этого невозможно, сын. Мы такие, какими нам суждено быть.

— Чёрт возьми, — произнёс шёпотом Алекс и снова закрыл испещрённые красным узором тёмно-серые очи.

Немного помолчав, отец сказал:

— Тебе придётся остаться на столе. Спи. Только постарайся не шевелиться, чтобы все кости правильно срослись. Ладно, пойду, покормлю Вороного, если подпустит.

— Можно мне стереть кровь с его тела? — спросила я, когда мужчина вышел за дверь и уже собирался её закрыть.

— Конечно, — ответил он.

Я налила в таз тёплой воды из чайника, взяла полотенце и подошла к столу, на котором лежал Александр. Намочила полотенце и мягко коснулась дорогого мне лица, осторожными движениями удаляя засохшую кровь и грязь с его кожи. Затем протёрла шею и грудь, руки и ноги, стараясь лишний раз не касаться ран. Он лежал безучастный к происходящему, не открывая глаз и мерно дыша. Закончив, хотела выйти на улицу, думая, что он спит, но вдруг он позвал меня:

— Аня, — и его голос напоминал глухой стон.

Я бросилась к нему и увидела такую боль в его глазах, что в груди защемило, и к горлу подкатил плотный комок. Я закусила щёку, чтобы снова не разрыдаться, не тревожить его своими слезами, решив, что пролью их потом.

— Что, Солнышко? — произнесла ласково, стараясь не показывать своего волнения.

— Прости меня, — хрипло произнёс он.

— За что? — удивилась я, ведь он едва не погиб из-за меня.

— Я не смог тебя защитить…

— Но всё обошлось! Твой отец спас нас! Мы живы, — воскликнула я, взяв его здоровую руку в свои и сжав пальцы, — Не надо себя ни в чём винить, Алекс, любимый!

— Да, ты права, — тихо произнёс он, и глаза его снова закрылись.

Некоторое время проведя рядом с ним, держа его руку в своих руках, я поняла, что он, наконец, уснул. Грудь его мерно вздымалась. Дыхание было свободным и глубоким, тело, наконец, расслабилось. Осторожно, чтобы не разбудить, я отпустила его ладонь. Подобрав с пола куртку, вышла во двор и прикрыла за собой дверь. Уже стемнело. Отец Алекса сидел на ступени крыльца, уронив голову на сложенные в замок руки.

— Вам надо отдохнуть, вы очень устали, — посоветовала ему я.

— Как Александр? — спросил он тихо.

— Кажется, спит, — произнесла я. — Мне пора домой. Родители, наверняка, места себе не находят, не понимая куда я пропала. Мобильник сгорел в костре, так что позвонить им невозможно.

— Я провожу тебя, чтоб по дороге с тобой ничего не случилось, — сказал мужчина, поднимаясь с места.

— Нет, не оставляйте сына, вдруг ему что-то будет нужно, — проговорила я.

— Он теперь не скоро проснётся. Проспит почти сутки. Да и одну я тебя отпустить не могу, дочка. Александр не простит мне, если отпущу тебя одну.

Натягивая куртку, я только тогда обратила внимание, что она была не только разорвана, но и вся испачкана в крови.

— Боже мой! Что я родителям скажу?

— Оставь куртку здесь, скажешь, что потеряла. Я её сожгу.

Ещё раз приоткрыв осторожно дверь, я взглянула на Алекса и, убедившись в том, что он дышит, успокоенная, отправилась домой. Его отец сопроводил меня до самого посёлка, но всю дорогу мы шли молча. Выйдя из леса, он дошёл со мной до моего дома, и тогда я искренне сказала:

— Спасибо вам. Я век вам буду благодарна за всё, что вы для меня сделали. А ведь даже не знаю вашего имени.

— Святослав, — сказал отец Алекса.

— А отчество?

— Игоревич. Но лучше без него.

— А я Анна, — проговорила я.

— Я знаю, — ответил оборотень.

— Святослав, мне неприятно это признавать, но Александр пострадал по моей вине, — смущённо проговорила я.

— Только не надо себя винить, девочка! — резко ответил мужчина. — Всё произошло не из-за тебя. У этой проблемы глубокие корни, уходящие во времена ещё до твоего рождения. Скорее это моя вина…

Я внимательно выслушала запутанное объяснение, но, так ничего и не поняв, снова поблагодарила:

— Ещё раз большое вам спасибо, уважаемый Святослав, если б не Вы, я не знаю, были бы мы сейчас живы или нет. Надеюсь, скоро увидимся. Я бы хотела навестить Александра.

— Да, конечно, приходи, когда захочешь.

— До свидания, — сказала я, направившись к дому. Мужчина проводил меня взглядом, пока я не скрылась за дверью.

Дома меня ждал ужасный приём: мать вся в слезах и разъярённый отец, который, как только я появилась на пороге, набросился с вопросом:

— Где ты была? Почему выключила телефон? Мы же здесь с ума сходим!

— Я была с Алексом, — тихо проговорила, не собираясь скрывать правду. Конечно, всю правду открыть всю правду было невозможно, но её частичку я всё-таки сказала.

Как отец на меня орал, казалось, что барабанные перепонки лопнут в ушах от напора непрекращающегося обличительно-оскорбительного потока обвинений. Я сидела, зажимая уши, но слышала всё до единого слова. Когда он требовал объяснений, и я пыталась открыть рот, чтобы хоть что-то сказать в своё оправдание, он снова и снова прерывал меня и его гневные тирады становились ещё более громкими. Наконец, отец охрип, но всё ещё носился в бешенстве по комнатам, и от его беготни мало места было всем. Когда он окончательно выкричался и сел в изнеможении на диван, я сказала:

— Да, папа, мама, я виновата перед вами, но я люблю Александра, и ничего не могу с этим поделать. Только рядом с ним я по-настоящему живу, а без него просто существую.

— Это какой — то кошмар! Ты просто вбила себе в голову эту любовь, словно с ума сошла! Когда ж ты образумишься, а?

— Никогда, — прошептала, опустив глаза.

— Что это у тебя за вид? — вдруг спросил меня отец, словно только что разглядел, что моя одежда была вся в грязи и крови. — Это что, кровь? Что с тобой случилось? Где ты так испачкалась?

— Со мной всё в порядке, — проговорила я. — С Алексом случилось несчастье. Он случайно повредил артерию на руке, и мне пришлось зажимать её до тех пор, пока ему не оказали помощь.

— Боже мой! — воскликнула мама. — Как это могло случиться?

— Я не знаю, — соврала я. — Наверное, порезался обо что-то, я не видела. Увидела только, что кровь хлещет фонтаном.

— Где это случилось? — спросил отец.

— Мы гуляли в лесу. Он случайно оступился, упал. Не знаю, как это произошло.

— Как он ещё голову себе не размозжил?

— Головой он тоже ударился, — чуть не плача проговорила я.

— Надо же, хорошо, хоть ты цела, — сказал папа. — Значит, так, приведи себя в порядок и спать. С завтрашнего дня ты под домашним арестом. И давай сюда свой телефон, он тебе всё равно не нужен, раз ты его выключаешь.

— Но почему, пап?

— Мне это надоело. Телефон, быстро! — скомандовал он, протягивая руку.

— Я его потеряла, — еле вымолвила я, давясь душившими меня слезами.

— Вон с моих глаз! — заревел отец, и я бросилась в ванную, закрыла за собой дверь и, наконец-то, смогла расслабиться, разревелась, размазывая слёзы по лицу.

Неужели отцу и матери было не понять, что я чувствовала, неужели любовь для них всего лишь слово, как будто они сами никогда не чувствовали ничего подобного. Конечно, я знала, что они любят меня и Ваню, но это была другая любовь. Родители должны любить своих детей, заботиться о них, но то чувство, что я испытывала к Алексу было таким обжигающим, оно горело в моём сердце жарким пламенем, которое никому не под силу потушить. Ежесекундно я сгорала в языках этого вселенского огня, снова и снова возрождаясь, как птица феникс. То, что случилось сегодня, нисколько не отдалило меня от Александра, но ещё более сблизило с ним. Только теперь я поняла всю силу его чувства ко мне, только теперь ощутила то отчаяние от возможности его потерять, и, стоя на краю гибели, поняла, что готова была сама умереть, нежели увидеть его смерть.

Глава 43. Расставание

Анна

Через несколько дней стало и вовсе невмоготу. Мне необходимо было увидеть Алекса даже ценой своей свободы. На четвёртый день после расставания, проснувшись очень рано, лишь стало светать, тихонько поднялась с кровати, надела тёплый свитер и джинсы, так как на дворе в это время дня было ещё холодно. Не стала брать сапожки, которые стояли в коридоре, чтобы не разбудить родителей. На дорогах давно было сухо. Я обула кроссовки, которые стояли у меня в шкафу, и осторожно выбралась в окно. В запасе было несколько часов, прежде чем родители хватились бы меня. Продолжались весенние каникулы, на которых была возможность подольше поспать.

До Андреевского хутора я добралась за полчаса. Медленно подошла к дому, где жил Алекс со своим отцом, и остановилась в раздумье. Вокруг была тишина, и мне показалось, что хозяева дома ещё не проснулись. Вдруг заметив, что дверь приоткрыта, я решилась и медленно поднялась по ступенькам. Потянула за ручку, и дверь отворилась. Моему взору предстала кухня, в которой царили идеальная чистота и порядок.

На столе дымился чайник, на тарелке лежали нарезанные хлеб и сыр. Подумала, что хозяева были где-то рядом. Постояв немного на пороге, вошла и села на широкую скамью, явно сделанную своими руками. Обратив внимание, что дверь одной комнаты, была распахнута, смогла разглядеть, что она была пуста. Там стояла только добротная деревянная кровать, сделанная совсем недавно, даже теперь ещё пахло свежеструганной сосной и лаком.

Задумавшись о том, куда могли подеваться хозяева, решила хоть кого-то из них дождаться, как вдруг в оставленную мной раскрытой входную дверь вошёл Святослав.

— А, у нас гости! — обрадовался хозяин. — Анечка, дочка, рад тебя видеть!

— Здравствуйте Святослав! — поприветствовала мужчину с улыбкой. — У вас было открыто. Вы не сердитесь, что я вошла?

— Нет, конечно, Анечка! Я рад, что ты пришла. В моём доме ты всегда желанная гостья! Кстати, ты как раз успела к завтраку. Сейчас мы с тобой попьём чайку с мёдом!

— Я очень хотела увидеть Алекса, — тихо произнесла я.

— Я бы тоже хотел его увидеть, но уже третьи сутки он дома не появляется. Я смастерил ему новую кровать, а он предпочитает ночевать в лесу.

— Как же так? — расстроилась я. — Он же ранен. Почему вы его отпустили?

— Раны оборотня заживают быстро. Да он разрешения у меня и не спрашивал. Больше суток спал, а, когда проснулся, тут же сорвался с места, словно шальной.

— Жаль, — с горечью сказала я. — А как вы считаете, он полностью выздоровел?

— Конечно. Он молод. Его организм быстро восстанавливается. Так что, можешь за него не волноваться. Давай лучше чай пить. Возможно, Александр появится. У него с тобой незримая связь. Должен почувствовать, что ты здесь.

— Какая связь? — удивилась я.

— Александр тебе разве не сказал? — спросил Святослав, наливая в чашки крепкий ароматный напиток, подал мне чашку и продолжил, садясь напротив меня: — Оборотни, как и их лесные собратья волки, выбирают себе одну пару на всю жизнь. Истинную любовь. Чувство приходит свыше независимо от того, хочет ли волк этого или нет. Оно сваливается на него неизвестно откуда. Обычно, это бывает девушка, идеально подходящая физически и духовно. Происходит запечатление, и между влюблёнными появляется духовная связь, которая удерживает их вместе всю жизнь. Это и есть истинная любовь.

— У нас с Алексом произошло запечатление? — отрешённо проговорила я. Мои мысли витали где-то очень далеко.

— Разве это не удивительно?

— Но как почувствовать эту связь?

— А ты разве не чувствуешь её? Разве у тебя не бываетощущения, что он где-то рядом, даже если вы не виделись целый день?

— Бывает. Иногда бывает, что я без видимой причины начинаю волноваться, будто чувствую, что может случиться что-то плохое, а иногда наоборот, когда меня разрывают тяжёлые мысли, я вдруг успокаиваюсь, хотя ничего для этого не делала, будто кто-то другой внушает мне покой.

— Вот видишь, ты чувствуешь связь с ним.

— Не думала, что такое бывает.

Выпив чай с мёдом, поблагодарила хозяина за гостеприимство и, собираясь отправиться домой, вышла на крыльцо. Спустившись по ступеням, прошла по дощатому тротуару и направилась к тропинке, которая привела бы меня прямиком к моему дому. Вдруг внимание привлекло движение в лесу справа от меня. Напрягая зрение, едва разглядела мчащегося между серых и коричневых стволов грабов, буков и пихт огромного чёрного волка. Остолбенев, не могла отвести своих глаз — так заворожила меня красота отточенных движений зверя, скорость летящей стрелы и сила перекатывающихся мышц под лоснящейся в первых солнечных лучах длинной шерстью.

Со времени нашей последней встречи волк определённо стал больше и шире в груди. Приближаясь, он снизил скорость, переходя на лёгкий шаг. Легко перемахнув символическую ограду и, пройдя к задней стене дома, оборотень на ходу преобразился, приняв человеческое обличье. Сдёрнув с бельевой верёвки полотенце, Алекс обернул его вокруг бёдер и приблизился ко мне.

— Анна … — выдохнул он, обнимая меня за плечи и касаясь губами волос.

Прильнув к его сильному телу, я обхватила руками тонкую талию и вдохнула исходящий от него пьянящий аромат весеннего леса, снежных гор и свежего ветра. Никакая сила не смогла бы оторвать меня от него, так дорого было каждое мгновение рядом с ним. После того, как он умирал у меня на руках, я не смыслила своей жизни без него, и теперь, когда он держал меня в своих крепких объятьях, я растворилась в нём, словно мы были единым целым.

— Не надо больше сюда приходить, — сказал он через минуту, отпустив меня. Подняв голову, вгляделась в глаза цвета бури, стараясь понять смысл сказанного, но увидела в них только печаль.

— Почему? — тихо спросила.

— В лесу опасно, — так же печально ответил Алекс.

— Но ведь вампиров больше нет, они мертвы и сожжены, — сказала я, всматриваясь в его лицо.

— Мертвы только двое, — проговорил он. — Но настанет день, когда придут другие, и их будет больше. Когда это случится, ты не должна пострадать.

Он отступил от меня на шаг и, опершись на поленницу дров, опустил вниз полный боли взгляд. Я шагнула к нему и, рассматривая шрамы на его теле, с нежностью и сочувствием произнесла:

— Саш, ты как? Хорошо себя чувствуешь?

— Физически я совершенно здоров, если ты об этом, — ответил он, не поднимая глаз.

— Тогда скажи мне, что мучает тебя? Ты выглядишь грустным…

— Ты не понимаешь, да? — выпалил он, подняв глаза и уставившись на меня полным отчаяния взглядом суженных глаз. — Ты, вообще слышала, что я тебе сказал?

— Конечно, слышала, — проговорила я. — Ты сказал, что вампиры снова придут.

— Я им нужен…

— Но почему?

— Ты, ведь, слышала — они считают меня одним из них. Будут пытаться переманить меня на свою сторону, а если не удастся — убить. А ты будешь в их руках послушным инструментом, тем единственным больным местом, которое у меня есть. Я не хочу, чтоб так было. Я не смог тебя защитить. И неизвестно, справлюсь ли в следующий раз. Мне жаль.

— Ты о чём? — спросила я, хотя смутная догадка уже посетила меня.

— Я долго думал об этом, и принял единственное верное решение, которое хоть как-то может примирить меня с самим собой, — горько произнес он.

— И что ты решил? — насторожилась, не сводя с него глаз.

— Я должен уехать из этих мест куда-нибудь подальше и исчезнуть из твоей жизни навсегда.

— Ты с ума сошёл!? — воскликнула я. — Ты не должен уезжать! Я не представляю себе жизни без тебя!

— Послушай! — печально проговорил он. — Другого выхода нет!

— Тогда я отправлюсь с тобой! Мы уедем далеко, на край света, и никто, никакой вампир, не сможет нас найти.

— Аня, ты не понимаешь, они везде! И где только я ни появлюсь, любой вампир вычислит меня сразу. Они чувствуют своего непримиримого врага. Ты погибнешь, если будешь рядом. Я не могу тобой рисковать!

— Саш, не надо принимать опрометчивых решений, — проговорила я, от сильного волнения с трудом произнося слова.

— Я уеду, когда закончу школу. Но расстаться мы должны сейчас, — голос его был слишком твёрд.

— Нет! Нет! Нет! Не хочу ничего слышать! — я ещё пыталась возражать.

— Анна! Поверь, так будет лучше! Все должны увидеть, что мы расстались. Мы должны их убедить, что нас больше ничего не связывает. И чтобы ни у кого не возникло ни малейшего сомнения, мы вообще не должны общаться, понимаешь? Ни созваниваться, ни здороваться, ни сидеть за одной партой! — чётко и слишком громко настаивал он.

— Я не хочу ничего слышать! — крикнула я, до боли закусив щёку, но Алекс был неумолим, никакие возражения не принимал, но, стараясь всё терпеливо объяснить, причинял мне всё более сильную боль:

— Анечка, находясь рядом со мной, ты подвергаешься смертельной опасности. Я очень тебя люблю, и всю жизнь буду любить, но пойми — я не могу рисковать тобой. Ты едва не погибла на моих глазах, и я ничего не смог сделать, чтоб защитить тебя. Если тебя не станет — я умру.

— Но почему ты решаешь всё сам? Почему ты не прислушиваешься ко мне? Я не хочу расставаться! Я готова к тем опасностям, которыми ты меня пугаешь, даже готова к смерти.

— Хочешь умереть, да? — зарычал он.

— Разлука с тобой хуже смерти. По мне лучше уж умереть! — с вызовом в голосе сказала я.

— Легче всего так сказать! А вот сохранить себе жизнь, только потому, что я тебя об этом прошу, ты можешь? Я думал, ты повзрослеешь после того, что мы пережили вместе, но ты так и осталась капризной девчонкой! — он почти кричал, обвиняя меня в эгоизме. Я понимала, что он был прав, но отказывалась это признавать. Да, наверное, я и правда была капризной девчонкой и тяжёлые испытания, когда и я и он могли погибнуть, нисколько не изменили меня.

— Но почему ты решаешь за двоих? — ещё хваталась за последнюю соломинку.

— Потому что кто-то же должен решать! А расстаться — это единственно правильное решение.

— Значит, ты считаешь, что я смогу держаться от тебя на расстоянии? Смогу не показывать своей любви, да? — проговорила я, борясь с наступающими слезами.

— Ты возьмёшь себя в руки и скроешь свои чувства, — тихо ответил он.

— Я в этом совсем не уверена. Я этого не хочу!

— Ты должна уйти, и никогда больше не приближаться ни ко мне, ни к моему дому под страхом смерти, — не терпящим возражения тоном повторил он.

— Алекс, не надо…

— Пообещай мне это.

— Нет, я не могу…

— Ты должна! Обещай!

Меня душили рыдания, я едва справлялась с ними, но Алекс был неумолим, требуя дать ему невыполнимое обещание. Всхлипывая, я почти теряла сознание, из последних сил пытаясь переубедить его:

— Нет, это неправильно. Я не могу…

— Пожалуйста! — проговорил он, гипнотизируя меня своим взглядом. Не выдержав его настойчивости, я сдалась и кивнула, и всё-таки разревелась.

— Прости. Мне жаль, но это то, единственное, что может спасти тебе жизнь, — проговорил он сухо, но его глаза выражали только отчаяние.

— Саша, — воскликнула я, рыдая, но он, не выслушав, резко развернулся и бросился прочь от меня к лесу. — Алекс, подожди! Прошу тебя, не уходи!

Я смотрела ему вслед, вытирая горькие слёзы, застилающие глаза мокрой пеленой, но он даже не обернулся, только прибавил скорость и, оказавшись под сенью ветвей, принял волчий облик так быстро, что глаз не успел уловить изменений, и исчез, растворившись среди коричневых стволов хвойных деревьев.

Тяжело дыша, я присела на ступеньку крыльца, подавленная и ошеломлённая. Потрясение моё было настолько велико, что даже слёзы не смогли его смыть.

— Пожалуйста, вернись, — прошептала, не веря, что потеряла целый мир, с которым меня больше ничто не должно связывать. Никогда бы не смогла предположить ничего подобного. Почему так? Я не понимала, почему он решил именно так. Этого не должно было случиться! Только не так! Как теперь жить?

Я поднялась и стояла на распутье. Куда держать свой путь? Искать его в глухом лесу? Но если представить, что всё-таки найду, то, как бы ни хотелось, поговорить не удастся. Он не захочет, потому и сбежал.

Он всё решил и уверен, что решение единственно правильное. Как бы ни было тяжело, требовалось принять его, быть сильной, мудрой и взрослой, такой, какой он желал меня видеть.

Глава 44. Тяжёлый выбор

Александр

Всё в моей жизни оказалось гораздо сложнее, чем я думал. Страдая от одной проблемы, не предполагал, что всё окажется намного хуже, и то, что мучило меня прежде, теперь становилось привычным и уже не представлялось таким уж ужасным. Я уже совсем не понимал, что происходит с моей жизнью. Почему она летит под откос?

Когда Анну захватили вампиры, я не был готов, но, не задумываясь, пошёл бы с ними даже в самое пекло, только бы они навсегда оставили её в покое. Но холодная тварь допустила большую ошибку, подчинив Анну себе.

Единственный выход из создавшегося положения — уничтожить тварь. Если бы женщина-вампир была одна, я бы справился, но с ней был хорошо подготовленный боец. Во время битвы быстро понял, что проигрываю — упыри были очень быстры и сильны. Мне с ними не сравниться ни в силе, ни в скорости, но пути назад уже не было.

Попусту растеряв силы в бою, не смог причинить ни одному из кровососов видимого вреда. Меня не пугала близкая смерть, но грань между миром живых и мёртвых пришлось бы пересечь не мне одному, чего я, используя любые возможности, не должен был допустить, сражаясь даже, когда сил не оставалось вовсе.

Но все мои усилия оказались напрасными — мы с Анной находились на волосок от гибели.

Тогда в ипостаси белого полярного волка явился отец и с лёгкостью сразил обоих врагов.

Я оценил преподанный мне урок.

Был уверен, что он больше не обращается, так было много лет, вот только отказаться от своей сущности навсегда невозможно. Она может вернуться, потому как никуда и не исчезала. Как только дух волка ощутил необходимость проявиться, отец совершил оборот и буквально вытащил с того света меня и спас мою истинную.

Раны на теле стремительно затянулись, кости срослись, но раны на душе не заживали так быстро. Душевная боль была просто невыносимой, когда на моих глазах погибала моя пара. Сильнее физической во много тысяч раз. Но я был не в состоянии спасти её и теперь ненавидел себя за это.

Опасность миновала, но это не принесло облегчения.

Придя в себя после случившегося, я сбежал на долгих три дня. Далеко в горы, туда, где пасутся огромные зубры, туры и серны, туда, живут настоящие волки, и где можно забыться и почувствовать себя одним из них. Спал на морозном ветру, охотился и заставлял себя есть сырое мясо, хотя от крови всё равно мутило, но я справлялся с собой, пытаясь быть зверем. Возможность остаться навсегда волком теперь меня не пугала. Звериная сущность полностью завладевала мной, а мне только это было и надо. Всё было тщетно. Ничто не излечивало раны моей души, не помогало забыться хотя бы на мгновение, не справлялось с тяжёлыми мыслями.

Меня ждал неприятный разговор. С Анной. За три дня, что я не был дома, ко мне пришло единственное верное решение. Оно заключалось в том, что спасти жизнь пары можно только расставшись с ней. Это всё, что можно было сделать, чтоб те твари, которые придут за мной следующими, не втягивали Анну в свою игру. Представить всё необходимо так, чтобы всем было ясно — нас с Анной больше ничего не связывает. Странное на первый взгляд решение затаилось в подсознании, но применить его оказалось труднее, чем я думал, почти невозможно, и у меня едва хватило душевных сил. Дух волка рвался к паре, чувствуя её отчаянье и боль, но, не понимая причин этих эмоций, стремясь защитить и успокоить, моя душа разрываясь на части, но голос разума продолжал произносить противоестественные истинности холодные слова, и едва добившись согласия, я позорно сбежал, чтобы окончательно не свихнуться.

От всей души своей истиной паре я искренне желал свободы. От меня. Ради этого пришлось ранить. Заставить. Убедить.

Догадывался, что девочка будет страдать.

Но пройдёт время, и она успокоится.

Забудет меня.

Я верил — у меня хватит сил, чтобы отпустить её.

Убедил её. Или себя. Сбежал. Не позволил волку вырваться, догадываясь, что пару он не оставит. Позже осознал, что оставил девушку посреди леса совершенно одну, и, вернувшись другой дорогой, проследил за ней, идущей через лес. Она не плакала, что позволило мне лишний раз гордиться её стойкостью. Держась в отдалении, я так же ярко ощущал пьянящий аромат пары, который сводил волка с ума и не позволял оторваться от неё хотя бы на мгновение. Продолжал мысленно себя убеждать, что поступаю правильно, но сердце не желало верить, и в груди засела адская фантомная боль.

Отец ждал меня, словно знал, что я появлюсь. Предложив мне поесть, он поставил на стол тарелки и столовые приборы и большое дымящееся блюдо с отварным мясом и картофелем, но за несколько дней, прожитых в лесу, я отвык есть, сидя за столом, разучился пользоваться вилкой и ножом. И место, где я сидел, было то же самое, но по какой — то причине оно стало тесным для меня.

— А ты вырос, — жуя, произнёс отец.

— Это хорошо или плохо? — спросил я.

— Конечно, хорошо.

— Наконец-то, я сделал что-то, что, по-твоему, хорошо. Только извини, расту я не по собственному желанию.

— Ты считаешь, что я не одобряю твоих поступков?

— Я не знаю… Мне не нужно твоё одобрение. Я делаю, что считаю правильным.

— Я знаю, сын. Ты молод, горяч, иногда действуешь необдуманно, но, как твой отец, я точно могу гордиться тобой.

— Гордиться? Чем? Тем, что я, как слепой котёнок, мечусь без права знать кто я такой? Ты должен был сказать мне, кем я являюсь на самом деле! — почти закричал я на него.

— Ты сам знаешь, кто ты.

— Но ты скрыл от меня, что я полукровка!

— Я не мог сказать то, что ещё сильнее ранит тебя! То, что вполне может лишить тебя рассудка! Ты раз за разом отвергал свою вторую ипостась! Разве мог я ввергнуть тебя в ещё одну пучину страданий? Травмировать ещё сильнее!

— Расскажи мне всю правду о моём рождении.

— Ты и так всё уже знаешь. Ты рождён от вампира и оборотня.

— Твоей истинной был вампир?

— Нет, не истинной, но я любил её, хоть она и враг нашего рода.

— Как такое могло произойти?

— Это было давно, когда я был ещё ребёнком. Стая уничтожила несколько бродячих вампиров, но с ними был их ребёнок — маленькая девочка. Её не смогли убить, так как она была младенцем, и не представляла угрозы. Старый вожак принёс её в деревню и вырастил, как собственную дочь. Кроме волков, никто в деревне не знал, что эта девочка — вампир, самое опасное существо на земле. Никто до сих пор не может сказать, что двигало побуждениями вожака, может быть он хотел доказать всем, что с вампирами можно жить и не бояться, что в один прекрасный день они могут выпить вашу кровь, и вышло так, что девочка выросла и была воспитана в любви и ласке. Кормили её кровью животных, но она не чувствовала себя несчастной.

В ту пору я был совсем ещё мальчишкой. С самых ранних лет я наблюдал, какой красавицей она росла, и, не зная, кем на самом деле она была, я видел, что у девочки доброе сердце и нежная душа, и полюбил её ещё до того, как переродился.

В тринадцать лет проявился дар и ненависть к вампирам, но к ней я чувствовал только любовь смешанную с горечью от её происхождения. Многие годы пришлось держаться на расстоянии, но она этого не понимала, с детства перед волками у неё не было страха. Не догадываясь, что я превратился в её смертельного врага, продолжала искать со мной встреч.

Со временем я научился владеть собой, наше чувство вспыхнуло с новой силой, разгорелось, как пламя. Когда я узнал о том, что у нас будет ребёнок, то пришёл к старому вожаку просить её руки, но получил неожиданный ответ.

Решение членов стаи было страшным: уничтожить отродье прямо в утробе. Что станет с нами — их не трогало. Предполагалось, что ребёнок, рождённый от оборотня и вампира, будет обладать огромной силой обоих родов и навсегда сотрет оборотней с лица Земли. Но я не мог позволить им убить своего ребёнка, даже ценой собственной жизни, даже ценой жизни всего рода. Мы с твоей мамой сбежали. Но они постоянно находили нас.

Кажется, что главным приоритетом в жизни каждого члена моей стаи стало уничтожение ребёнка, который ещё не родился. Вместе с матерью. А ещё подключились вампиры, которым, во что бы то ни стало, надо было заполучить её. Так что мы были вдвоём против целого мира. Приходилось сражаться и с теми и с этими. Но твоя мать не умела этого, и беременность её ослабила, в одной из драк с вампиром она была ранена и с каждым днём стала слабеть. Ей нужна была человеческая кровь, чтоб восстановиться, но она наотрез отказывалась её употреблять. Когда ты появился на свет, твоя настоящая мать умерла.

— Моя настоящая мать?

— Да, сын. Тебя родила не та женщина, которую ты всегда считал матерью.

— Какая она была?

— Она была красавицей с доброй душой. Она выросла в любви и ласке, поэтому отличалась от всех вампиров.

— У тебя сохранилось фото?

— Нет, оборотни живут по-старинке, едва ли хоть у кого-то в селе был фотоаппарат. А потом, когда мы были в бегах, было не до этого.

— Что произошло потом? Почему я не остался с тобой?

— Я едва смог похоронить твою мать, по пятам шли и кровососы и оборотни. Скрываться с младенцем стало гораздо сложнее. Чтобы отразить атаки кровососов, надо было обращаться, потому что во второй ипостаси я гораздо сильнее, но каждый раз обращаясь волком, я словно сообщал членам стаи своё местоположение, поэтому они быстро могли меня обнаружить, так что с тобой я обращаться не имел права.

Но это была не жизнь! Не для ребёнка! Постоянная опасность, голод и холод, боль и кровь. Тогда я решил спрятать тебя у своей давней подруги Киры. Она согласилась притвориться, что ты её ребёнок, увезла тебя как можно дальше от моей деревни, а потом всё время меняла место проживания, так часто, как только могла.

Она стала хорошей матерью, воспитала тебя, как человека. Любила тебя, как своего. Долгое время я даже не знал, где вы скрываетесь, не видел никого из вас, не мог даже представить, что с вами, живы ли или погибли. Это было очень мучительно.

Со временем она смогла дать о себе знать, и с того момента мы могли только переписываться, и то нечасто, всё для того, чтобы сохранить жизнь ей и тебе. С максимальными предосторожностями, я постоянно проверял почту до востребования, так как жил в Омске, боясь, что твоя мать меня не найдёт. Она писала редко, и только самое основное — то, что ты растёшь, что здоров. Из её редких писем я убеждался, что мой ребёнок — не вампир. Ты рос как обычный ребёнок, как растут дети волков в нашей деревне. О крови ты и не помышлял. Тебя и теперь от неё мутит…

— Мутит… — вставил я хрипло. — Но… не от всей…

— Ты пил кровь? — чуть не поперхнулся отец.

— Нет… но однажды я проглотил одну каплю человеческой крови, и мне понравился её вкус.

— Чья это была кровь? — ошалело глядел на меня мой родитель.

— Анны… — выдавил я, когда отец уже готов был умереть на месте от инфаркта, если бы волкам, вообще, когда-либо грозили болезни сердца.

— Как такое могло произойти? Ты её укусил? — буквально прохрипел он.

— Нет, конечно! Это произошло случайно…

— После той капли ты хотел ещё? — бледный от ужаса вопросил родитель.

— Я не знаю, отец, я испугался, не понимал, что происходит, и позорно сбежал.

— Но, когда ты увидел Анну в следующий раз, ты хотел её крови?

— Кажется, нет, но мне было так плохо и стыдно, от того, что я сделал, что я не мог смотреть ей в глаза. Я не понимал, почему сделал это.

— Думаю, на тебя подействовала близость вампиров, — сказал, немного успокоившись, отец. — Скажи, ты чувствовал ненависть к ним, такую глубокую, животную злость?

— Когда впервые увидел — да. Но, когда встретился с ними в лесу, я ненавидел их уже по-другому, ненавидел потому, что они держали Анну в заложницах.

— Знаешь, а я всё думал, почему ты не сразу перекинулся волком, как у тебя хватило на это сил и терпения, ведь любой оборотень превращается, как только на горизонте появляются вампиры, и нам приходится много тренироваться, чтобы научиться сдерживать себя, но теперь понимаю, что так владеть собой тебе помогла кровь.

— Значит, я не обратился только из-за капли крови? Ты думаешь, что моя вампирская сущность может сдерживать оборотня во мне?

— Наверняка, и теперь зависит только о тебя, что ты будешь считать правильным, что ты выберешь.

— Выбор давно уже сделан. Кровососы только помогли мне его осознать.

— Каков же он?

— Я готов уничтожать этих тварей!

— Хорошо. Осталось только убедить в этом членов моей стаи, — сказал отец хмуро. — Они скоро обнаружат нас. Я предчувствую это.

— Что произойдёт потом? Они попытаются меня убить? Нам придётся снова убегать?

— Зачем им тебя убивать? Ты волк! И бежать — это не самый лучший выход, — проговорил он, затем, немного помолчав, добавил: — Но другие вампиры снова придут за тобой. И нам всё же придётся покинуть эти места.

— И чем раньше это случится — тем лучше, — поддержал я его решение. — Я должен исчезнуть навсегда, так, чтобы ни одна тварь не заподозрила Анну в связи со мной, и через неё воздействовать на меня.

— ?… — в воздухе повис незаданный вопрос.

— Я расстался с ней…

— Извини, я слышал ваш разговор, но так и не понял, почему ты принял такое решение?

— Таким образом, я собираюсь спасти ей жизнь. Находясь рядом, она подвергается огромному риску, я не могу допустить её гибели, ведь эта девушка является частью моей души.

— Но разве ты сможешь прожить без неё? — удивлённо уставился на меня отец.

— Я не знаю, но попытаться стоит. Ведь ты же как-то выжил без любимой!

— Выжил, но назвать это жизнью можно с большой натяжкой. Вначале было очень тяжело, но с годами я привык.

Это не истинность…

— А если бы она была жива?!

— Не знаю… Она бы изменилась, повзрослела, стала другой. Но я бы продолжал её любить…

Глава 45. Страдания влюблённой девушки

Анна

Весна. Пригревало лучезарное солнышко. С гор подул тёплый ветер. Снег в горах мгновенно растаял, словно его никогда и не было. Склоны заметно позеленели, хотя листья на деревьях ещё не распустились, но набухшие почки со дня на день готовы были лопнуть и выпустить на свободу свёрнутую в тугие комочки свежую зелень, почва прогревалась с каждым днём всё сильнее, и травка становилась день ото дня зеленей.

Было начало последней четверти обучения. Апрель, май, а потом экзамены и поступление в институт.

Отправляясь в первый день четверти в школу, я и представить себе не могла, как буду вести себя при встрече с Александром. До конца не веря его словам, обманывала себя глупой надеждой, что всё ещё образуется, что он не сможет отказаться от меня, ведь меня уже просветили на эту тему, и я знала, что волк ни дня не сможет прожить без истинной.

Когда увидела его впервые после расставания, не поверила своим глазам — он даже не взглянул в мою сторону, и с самого начала учёбы сел за другую свободную парту.

С первого дня я очень переживала. Не могла сосредоточиться на занятиях. Мысли путались. Глаза не слушались меня, автоматически искали Алекса везде, где только возможно было его увидеть. Тело тоже не слушалось, вздрагивая каждый раз при появлении любимого, и трепетало от одной только мысли о нём. Я не представляла, как мне всё это выдержать.

Алекс же держался отчуждённо, не удостаивая меня ни единым взглядом, ни словом. Он не высматривал меня в толпе одноклассников, да и вовсе не замечал, как будто меня никогда и не существовало.

Одноклассники были очень удивлены, ведь за последний год они привыкли видеть нас с Алексом всегда вместе. Парни восприняли изменения в наших отношениях с недоумением, а вот девчонки — со злой радостью.

— Вы что поссорились? — в первый же день спросила меня Вера Савченко.

— С чего ты взяла? — ответила я сквозь зубы. — Разве это похоже на ссору?

— Конечно! Вы не разговариваете и всё такое…

— Мы расстались, Вера, — раскрыла интригу сразу, чтобы у неё не появилось повода пофантазировать на эту тему.

— Но почему? — не унималась она, видимо мои отношения с Алексом очень её интересовали.

— Просто надоело общаться, — ну что ещё я могла ей сказать?

— Тебе, наверное, родители запретили с ним дружить? — съязвила Верочка.

— Да, и родители сыграли в этом немалую роль, — стараясь выглядеть спокойной, ответила я. — Надо учиться, экзамены на носу.

— Но, ведь, раньше это тебе не мешало, — продолжила моя "подруга" с ехидной улыбкой.

— Да, ты права, не мешало, — сказала я, поняв, что Вера не отстанет, и мне придётся врать и другим девчонкам, и я решила сказать нечто такое, что раз и навсегда оборвёт любые вопросы: — Только Алекс бросил меня.

— Бросил? Но почему? У вас, по моему, было всё хорошо, — делано посочувствовала мне она.

— Он не сказал…

— Как, не сказал? А ты спрашивала?

— Так, не сказал и всё! — я вспылила.

— Аня, как-то странно всё это. Мы все думали, что дело к свадьбе идёт…

— К какой свадьбе? Что за глупости ты себе напридумывала? Знаешь что, Вера, я не хочу больше об этом разговаривать, поняла? — резко проговорила я, прервав её.

— Хорошо, извини, — сказала Вера разочарованно, видно ей хотелось обсудить эту тему поподробнее, но я не собиралась больше ничего говорить. Догадываясь, что бывшая подруга будет обсуждать подробности с другими одноклассницами, я даже порадовалась, что мне не придётся объяснять всё каждому встречному. И, как оказалось, Вера отлично с этим справилась.

Когда-то Вера была моей хорошей подругой. В раннем детстве мы ходили друг к другу в гости, играли в куклы, гуляли. В старших классах начали постепенно отдаляться друг от друга. Верунька стала больше общаться с другими, особенно тянулась к звезде класса Элине. Со мной ей было неинтересно. По её мнению я была девушкой из девятнадцатого века, не современной, слишком скромной и романтичной. Я даже обижалась на неё.

А потом я влюбилась, и забыла обо всём, кроме предмета моей страсти.

Теперь я осталась одна.

Сама виновата.

Бывшая подруга затаила обиду. Отношение ко мне давно изменилось. Так что я не дождалась ни поддержки, ни сочувствия.

В мельчайших подробностях, даже злорадствуя, одноклассницы обсуждали моё с Алексом расставание, а тот факт, что Алекс бросил меня, Вера всем сообщила. Но в этом были свои плюсы — с расспросами ко мне, в самом деле, больше никто не приставал.

Теперь Вера дружила с Элиной, самой красивой и богатой девочкой из нашего класса, которая всегда знала себе цену. Она была высокой блондинкой с ясными голубыми невинными глазами и длинными ресницами, красиво одевалась — у неё был хороший вкус, и среди девчонок всегда выглядела королевой.

По отношению ко мне Элина всегда была холодна, а в последнее время особенно. Теперь я поняла причину. Она завидовала.

Как-то она сказала Вере так, чтобы я слышала:

— Я же говорила, что это ненадолго. Они же совершенно разные люди. Эта простушка ему совсем не подходила!

Вместе с Элиной завидовали и другие одноклассницы. Мне неприятно было узнать, что девчонки бывают не только завистливыми, но ещё и злыми, Теперь, когда мне требовалась поддержка, меня постарались добить. Элина припомнила, что когда-то давала мне совет, к которому я не прислушалась. Теперь же, по её словам, я пожинала плоды своей глупости. Мне ещё раз объяснили, что я недостойна такого парня, и то, что он бросил меня, было только делом времени.

Девчонки посчитали, что теперь к сердцу Александра открылась широкая дорога. Элина же представляла себя самой подходящей кандидатурой на роль его девушки, но милостиво позволила всем принять участие в отборе.

Как будто ему это было нужно.

В общем, началось такое… Просто война за сердце Александра. Каждая девчонка считала своим долгом завоевать его, наряжаясь в самые лучшие и модные платья и делая каждый день причёски и убийственные макияжи. Каждый день ему не давали покоя, постоянно с ним заговаривая, стараясь по любому поводу к нему подойти и даже прикоснуться.

Не буду кривить душой, говоря, что меня это не задевало, но я не имела права показывать другим свою ревность, а только потихоньку плакала ночами в свою подушку. Приходилось терпеть даже тогда, когда Александр оказывал девочкам знаки внимания, в такие моменты я отворачивалась, чтоб не видеть подробностей, которые ранили меня в самое сердце.

Неужели он не замечал, как я страдала?

Неужели не понимал, сколько боли мне причинял?

Конечно же, звезда превзошла всех, постоянно держась рядом с Алексом, как приклеенная. Заглядывала в глаза, липла, увязывалась следом. Однажды даже поцеловала его прямо у меня на глазах, специально, чтобы больнее ранить. Я опешила от этой неожиданной наглости, что даже не смогла сдвинуться с места и отвести в сторону взгляд. Когда она повернулась ко мне, то со всей страстью произнесла:

— Что смотришь? Ты, ведь, не ценила его! Теперь жалеешь?

— С чего ты взяла? — скрепя сердце, проговорила я сквозь зубы.

— Неважно. Я знаю, что ты жалеешь.

— Так ты у нас Всезнайка! — отрезала я, со злостью глядя на неё. — Считаешь, ты оценишь его по достоинству? Ну, попробуй!

"Неужели ты не догадываешься, что причиняешь мне боль?!"

Он вдруг посмотрел на меня, словно услышал мысленную фразу, и во взгляде тёмно-серых глаз промелькнуло сочувствие, словно он понимал мою боль, а затем произнёс одними губами, так что никто, кроме меня, не мог этого заметить: "Прости…"

Это был единственный раз, когда он посмотрел в мою сторону, единственный раз, когда он мог потерять контроль над собой, но тогда я этого не знала, не догадываясь, что больше он на меня не посмотрит ни при каких обстоятельствах.

Опустив взгляд, он повернулся, чтоб уйти, но в дверях столкнулся с Антоном. Вернее тот стоял там уже давно и с хмурым видом наблюдал за поцелуем Элины и Алекса и последующей перепалкой меня с Элиной. В парня будто чёрт вселился, он схватил Алекса за плечо, когда тот собирался выйти из класса, и развернул к себе лицом.

— Эй, полегче! — рыкнул Алекс. — Ты что творишь?

— Это ты что творишь, придурок? — зарычал в ответ Антон.

— Тоха, ты ничего не перепутал?

— Я-то нет! А вот ты попутал что-то! Ты вообще думаешь, что делаешь?

— Ты о чём?

— С Анькой так нельзя!

— Как?

— Ты, моральный урод, перестань её обижать!

— Тебе-то что?

Они стояли напротив друг друга, здоровенные парни, с широченным разворотом плеч, рычали друг на друга и готовы были вцепиться каждый другому в глотку. Я не ожидала, что поддержку получу именно от непризнанного лидера класса. Когда-то он был ко мне неравнодушен, но я выбрала не его, из-за этого в на Алекса начале учебного года разгорелась настоящая травля, но всё же Антон это принял, успокоился до поры. Но теперь он готов был меня поддержать. Не Вера, не одноклассницы, а парень, которому я отказала. Парни сверлили друг друга гневными взглядами.

— Ты точно урод! — заявил Антон, и они сцепились, вот только друзья не позволили им подраться, растащили в разные стороны, и Алекс ретировался.

После, успокоившись, Антон подошёл ко мне и сказал:

— Ань, не обращай на этого придурка внимания! Пусть творит, что хочет! Он просто пытается тебя задеть. Но он не достоин тебя. Ты если что, обращайся, ну, там, доставать кто — то будет или ещё чего, поняла?

— Хорошо, спасибо, Антон, — ответила я. Мне было приятно, что хоть кто-то оказал мне поддержку. Конечно, Антон не знал о нашей с Алексом договорённости, и в его интерпретации выглядело всё так, словно Алекс пытался мне досадить. К счастью, он не стал снова предлагать себя в качестве молодого человека. Всё-таки дураком он не был и понимал, что девушка должна сначала пережить разрыв предыдущих отношений.

Я должна была его пережить, но иногда мне казалось, что я просто успокаивала себя этим, убеждая в том, что всё происходящее имеет всего лишь одну цель — сохранить мою жизнь. В другие же моменты я понимала, что пережить разрыв будет непросто и, если я не буду каким-то образом отвлекаться от того, что больно ранило моё бедное сердце, то могу просто сойти с ума.

Единственным утешением в моей жизни было то, что в школе хоть иногда я видела Александра. Я уже привыкла к тому, что вижу его мельком, не позволяя себе задержать на нём свой взгляд дольше положенного времени, чтобы никто не заподозрил меня в том, что я всё ещё неравнодушна к нему. Стараясь не показывать свои истинные чувства, иногда лениво бросала редкий взгляд в его сторону, очаровываясь красотой его лица, обрамлённого чёрными, как смоль, волосами, и глазами цвета неба перед грозой.

Терзающая меня постоянная боль, становилась особенно острой, будто пронзая моё сердце раскалённой докрасна острой иглой, в груди нестерпимо жгло, и это повторялось снова и снова, когда я видела его. Но привыкнув не замечать той боли, которая сжигала моё сердце, знала, что если не взгляну, не увижу его хоть на миг, в моей груди поселится ледяная пустота, словно чёрная дыра, поглощающая все мои чувства и эмоции, пожирающая душу.

Особенно тяжело было в те дни, когда я не могла видеть его по не зависящим от меня причинам, тогда я готова была бросить всё и бежать к нему, и только разум не позволял мне сделать этого, поскольку я пообещала Александру, что не приближусь к его дому на расстояние километра. Чувствуя расширяющуюся в груди ледяную пустоту, я успокаивала себя тем, что вскоре снова увижу его и получу новую порцию жгучей боли, которая не позволит моей душе покрыться толстой коркой льда, и в то же время отвергала даже мысль о том, что буду делать, когда он покинет мой мир навсегда.

Это было так мучительно, но он принял такое решение — таким образом защитить меня от вампиров, которые постоянно будут доставать его и искать любые зацепки. Я знала, что он твёрдо решил уехать, и уехать очень далеко, таким образом, надеясь отвести от меня и моей семьи любые подозрения о связи с ним. Поэтому и вёл себя именно так, а не иначе, можно сказать запутывал тех, кто, может быть, будет распутывать его связи. Главной целью было то, чтобы вновь пришедшие даже не обратили своего внимания на меня. Разумом я всё это понимала, но сердечная боль всё не утихала, заставляя меня страдать всё сильнее день ото дня.

В тоже время мне необходимо было учиться, готовиться к неизбежным экзаменам, только благодаря которым я смогла хоть как-то отвлекаться от своей боли, загоняя её на задворки сознания, ведь полностью отключить её не получалось. Поэтому во время всего, что делала, чем занималась, будь то подготовка к экзаменам или работа по дому, занятия в школе или прогулка с Ванечкой, ни на секунду не смогла забыться, отключиться от того, что мучило меня, что не давало расслабиться даже во сне. Как бы мне ни было тяжело, нельзя было показывать этого никому, даже самым близким людям. Я старалась изо всех сил не проявлять своих чувств даже при родителях. Но моя мама очень проницательный человек. Она первой заметила, что со мной что — то не так.

— Доченька, у тебя всё хорошо? — спросила она как-то раз, когда мы убирали посуду после обеда.

— Да… — протянула я, но видимо мой ответ её не удовлетворил.

— Может, тебя кто обидел?

— Нет, мам, никто, — тихо ответила я.

— Что-то мы твоего Алекса давно не видели, — добавил отец, который после обеда читал на кухне газету. — Даже странно, ведь я уже привык к тому, что приходится постоянно тебя от него оберегать. Куда он пропал?

— Никуда он не пропал, живет как всегда на своём хуторе, — выпалила я, а потом в сердцах добавила: — И к тому же, никакой он не мой!

— Неужели, он оставил тебя в покое? — удивился отец, поднимая от газеты округлившиеся глаза. — Вот это новости! Прямо скажем поинтересней, чем пишут в первой колонке! И это как-то сразу поднимает мне настроение, неожиданная радость для меня!

— Папа, не надо злорадствовать! — буркнула я, собираясь выйти из кухни, но отец окликнул меня:

— Постой, Аня! Подойди и расскажи нам с матерью всё.

Я подошла к столу, за которым он сидел, всё ещё держа в одной руке газету, в которой были уже не такие важные новости.

— Что рассказать? — начала я, придумывая на ходу те слова, которые позволили бы мне избежать откровенности.

— Он тебя обидел? Или произошло что-то ещё похуже этого, то, чего я боялся? Ты можешь нам всё сказать сейчас, не нужно ничего скрывать, я всё пойму, ведь не такой уж я монстр, как ты себе навыдумывала.

— Да, доченька, можешь нам всё рассказать. Что тебя мучает? Если произошло что-то нехорошее, мы с отцом всегда поддержим тебя. Мы, ведь, очень любим тебя, Солнышко, — произнесла мама с такой нежностью, что на мои глаза навернулись слёзы.

Я была удивлена тем, как говорили со мной мои родители. Привыкнув к тому, что папа постоянно на меня орал, а мама вставала на его сторону, я давно решила, что в их понимании я бестолковая девчонка, которая то и дело попадает в неприятности, которую постоянно надо контролировать и направлять, чтобы она не наделала глупостей, и не дай бог не попала в беду. И вдруг на меня обрушился поток такой нежности и любви, что поначалу я даже открыла рот от изумления, соображая, что могло произойти с моими мамой и папой, ведь их как будто подменили.

— Ну, ничего такого не произошло, — начала я, стараясь не заплакать от внезапно нахлынувших на меня чувств и подбирая на ходу слова. — Просто мы очень разные, и наши отношения сошли на нет. Вот и всё. Ничего страшного, чего вы себе представили, не произошло.

— Так всё просто? И это говоришь ты, которая совсем недавно готова была кому угодно глотку перегрызть за свою любовь? — удивлённо проговорил отец.

— Пап, да всё нормально, — сказала я, отводя глаза в сторону, чтобы он не смог прочитать по ним мои истинные чувства. — Прошла любовь…

— Ладно… Это хорошо, — протянул он задумчиво. — Будем надеяться, что это надолго.

— Навсегда… — протянула я и задумалась. А ведь и в самом деле, это навсегда.

Навсегда!

Но мне не хотелось верить. Я всё ещё тешила себя тщетными надеждами, что мы когда-нибудь будем вместе, но, то слово, что я сказала отцу, сжало моё сердце ежовой рукавицей. Ведь это правда. Пройдёт немногим больше месяца, и я никогда не увижу Александра. В этот момент мне отчаянно захотелось броситься вон из дома и бежать, мчаться к нему, через глухой лес по прямой, через колючий кустарник, сырой валежник, глубокие балки с грязной водой, лишь бы только одним глазком взглянуть на того, кому принадлежало моё сердце.

Но нет. Нельзя. Это было бы глупо. Свести на нет всё то, чего мы добивались целый месяц? Чтобы всё испортить? Нет! Надо крепче держать себя в руках! Только и всего. Но это так мучительно…

Глава 46. Встреча с волками

Александр

Каждый новый день становился для меня испытанием. Проверкой моего характера, выдержки, силы воли, пыткой, которую я мог провалить в любой момент. Прожить каждый следующий день становилось всё мучительнее, чем предыдущий. Не имея права взглянуть в глаза своей любимой, прикоснуться к ней хоть на одно мгновение, я держался из последних сил, чтобы всё не испортить и не показать даже малейшего намёка, что как-то неравнодушен к ней.

Запретил себе всё: смотреть в её сторону, говорить о ней, думать о ней. Справляться с волком было невероятно тяжело, он всеми силами рвался к истинной, которая была совсем рядом, но неизмеримо далеко.

Без неё я не жил.

Играл роль.

Внешне продолжал дышать, ходить, разговаривать и улыбаться, а внутри меня сковывал лёд — только так я мог усмирить дух зверя. Только внутренняя борьба позволяла чувствовать себя всё ещё живым.

Прошёл апрель. Тянулся он мучительно долго, нудно. Ничто не давало ощущения жизни. Волчий дух затаился где-то в глубине, скуля от чувства потери и непонимания, что произошло. Он уже не рвался наружу, его больше не притягивал лес, не заводила охота. Абсолютно равнодушный ко всему, внутренний волк почти всё время спал, я же будто покрылся коркой льда.

Я ждал.

Ждал, кто же будет следующим.

Кто теперь придёт меня убивать?

Они пришли в конце апреля. И это были совсем не те, кого я ожидал.

Явились свободно, совершенно не таясь, уверенные в себе и в том, что собирались сделать.

Возвращаясь из школы, я заподозрил неладное, когда уже приближался к хутору. В окружении километра от хутора было слишком тихо, словно сама природа затаилась: не щебетали птицы, не сновали туда-сюда деловитые белки, словно все живые существа в ужасе разбежались кто куда. Но в самом хуторе всё обстояло совсем по-другому: В двух соседних дворах истошно лаяли и рвались с цепей ополоумевшие собаки. Вороной в стойле бешено храпел и таращил глазищи, куры испуганно забились в курятник — словом, животных что-то страшно напугало, что-то такое, что я чувствовал, сейчас находилось в нашем доме. Ощущалось присутствие нескольких опасных хищников. Испугавшись за отца, я мгновенно взлетел на крыльцо и распахнул дверь, остановившись на пороге.

Внутри дома находилось несколько незнакомых мне людей и мой отец, живой и невредимый. Они сидели за нашим дубовым столом, который теперь выглядел слишком маленьким в окружении таких крупных людей. При моём появлении мужчины напряглись, готовые в сию секунду броситься в атаку, острыми взглядами полоснув по мне. Их было трое: один был старше остальных, высокий, крепкий, лет пятидесяти, подтянутый и хмурый, с цепким холодным взглядом, и двое других, не на много старше меня, но такие же рослые, как и старший мужчина, с развитой мускулатурой, светловолосые и светлоглазые, отчего были похожи друг на друга и казались братьями. По-видимому, младшие подчинялись старшему, который в этой троице был главным. Хищники не проявляли агрессии, а о том, что это были именно хищники, говорило всё: их цепкие взгляды, собранность и готовность к броску, специфический звериный запах, и я немного расслабился успокоенный, что отцу ничего не угрожало, бросил на пол у входа свой рюкзак и слюбопытством уставился на гостей.

— Это он? — услышал я густой низкий голос одного из незнакомцев, старшего, с густой шевелюрой и такими же, как и у отца, серыми глазами. Он обращался к моему отцу, нависая над ним, психологически давя мощью вожака. Но тот не отвечал, опустив затравленный взгляд.

— Я спрашиваю — ты отвечаешь! — проговорил тот мужчина ещё более грозно, — Этот мальчик твой сын? Ты знаешь — юлить бесполезно!

— Зачем ты здесь, Ратмир? — с трудом подняв голову, сдавленным глухим голосом спросил отец.

— Что здесь происходит? — поинтересовался я, разглядывая незнакомцев.

На мой вопрос никто не обратил никакого внимания. Старший сверлил моего отца стальным взглядом, двое других молча расслабленно сидели, но их расслабленность, я это заметил, была просто напускной.

— Отец? — проговорил я, пытаясь встретиться с ним взглядом, но всё было тщетно, по какой-то странной причине он не мог поднять глаз, ему трудно было говорить, словно он боролся с давящей на него сверху десятитонной плитой. Поникшие плечи, потухший взгляд, заторможенность движений говорили мне, что на отца происходило какое-то воздействие, и ему невозможно было с этим справиться.

— Вы кто такие? — осведомился я, сделав шаг в их сторону, но старший перевёл на меня свой тяжёлый взор и сказал жёстко:

— Стой, где стоишь, мальчик!

Когда он переключил на меня внимание, отец смог поднять голову. Отчаяние застыло в его усталых глазах.

— Я вам не мальчик! — выплюнул я. — меня одолел гнев. Дух зверя впервые за несколько недель зашевелился под кожей, требуя выхода. Он хотел хорошей, но заведомо провальной, драки за свою территорию, за свою семью. Понимая, что в бою с сильными соперниками потерплю поражение, старался не допустить оборота на глазах у незнакомых людей и ровно глубоко дышал, успокаивая зверя. Все трое уставились на меня строгими глазами, но прямой угрозы от них я не чувствовал. Присутствовало ощущение мощи, силы характеров, но не угрозы.

— Убирайтесь вон! — прорычал я.

— Экий горячий, — проговорил главный. — Не хочешь знать, зачем мы здесь?

— Мне наплевать! Оставьте отца в покое!

— Он заслужил ещё и не такое, — спокойно ответил главарь. — Он совершил преступление, за которое карают смертью.

Я снова поглядел в глаза отцу и проговорил:

— Это правда?

— Я предал стаю… — сдавленно проговорил он. — Вожак вправе меня убить.

— Ты? — удивлённо переспросил я.

— Я не подчинился воле старейшин, отказался убить тебя в чреве твоей матери. Я выкрал её, увёз и спрятал. В стаю я больше не вернулся.

— Ты обязан был подчиниться воле большинства! — сухо проговорил вожак, — Долг важнее! Но нет, ты спас вампира и его отродье. Ты предал стаю, предал свой род! Ты наплевал на наши законы, поправ их! Поэтому ты не вернулся, ты знал, что тебя ждёт наказание.

— Для меня был важен мой сын! — громко сказал отец, расправив плечи. Вожак снова применил какие-то способы воздействия, отчего на отца снова навалилась невыносимая тяжесть.

— Значит, я отродье вампира? — глухо проговорил я, констатируя этот факт.

— А ты не знал?

— Просветили совсем недавно, — с вызовом ответил я, прямо глядя в колкие стальные глаза, догадавшись, что мужчины, пришедшие к нам ни кто иные, как волки отцовской стаи. — Давайте, делайте то, зачем явились. Я готов.

— Ты знаешь, зачем мы пришли? — удивлённо спросил вожак.

— Убить меня, полагаю.

— Ты очень догадлив, — хмыкнул он.

— Отпустите отца.

— Хорошо, — произнес вожак, вставая из-за стола, и направляясь мимо меня к выходу. — Идём со мной.

Я пошёл следом, услышав за спиной сдавленный голос отца.

— Не — е–е — ет! — только и смог произнести он. Я оглянулся на ходу и встретился с его полными боли глазами. Отец пытался подняться, но двое молодых и сильных волков удерживали его, не давая пошевелиться.

— Прости, — прошептал я и отвернулся.

— Ратмир, убей меня, но не его! — кричал вслед мой бедный отец, но его слова повисли в воздухе, не достигшие ушей того, кому предназначались.

Старый вожак и я спустились по ступеням, обогнули дом и направились в глубину леса. Шли мы, молча и недолго. Лес густел и через двести метров мы оказались под сенью спутанных ветвей вековых дубов и грабов. Вожак шёл впереди, не оборачиваясь. Я вполне мог бы атаковать, напав на него сзади, чтобы попытаться спастись. Но мне незачем было это делать. Не зачем отсрочивать неизбежное.

Меня вообще не должно было быть.

Зайдя в густую лесную тень, вожак остановился, повернулся ко мне и сразу безо всяких вступлений спросил:

— Итак, ты готов умереть, мальчик?

— К чему лишние разговоры? — удивлённо протянул я.

— Чтобы попытаться разобраться, — сказал он, внимательно глядя мне в глаза.

— Делайте свою работу, — отрывисто бросил.

— Я хочу знать, почему такое решение? Не сопротивляешься, не пытаешься переубедить. Тебе жизнь не мила?

— Этому много причин. И я не хотел бы распространяться ни об одной из них.

— Ты не боишься?

— Уже нет.

— У тебя есть последнее желание? — спросил Ратмир.

— Да. Я хотел бы, чтобы отец не пострадал. Я согласен, что он поступил неправильно. Но он защищал свою семью.

— Хорошо, с твоим отцом ничего не случится, — пообещал вожак. — Значит, ты согласен с мнением стаи?

— Да…

— Согласен с тем, что должен умереть, потому что представляешь опасность для всех нас?

— Опасность? Вряд ли! В нужный момент я не смог справиться даже с вампиром. Так что сомневаюсь, что могу кому-нибудь навредить. Но сопротивляться не стану. Это только продлит мои мучения.

— Впервые вижу такое отношение к собственной жизни. Это что ж должно было произойти?

Опустив взгляд, я пялился себе под ноги и молчал, не желая отвечать.

— Ну что ж, ладно, но вначале выполни одну мою просьбу: покажи мне, на что ты способен.

— Зачем? — скривился я в усмешке.

— Хочу убедиться, в самом ли деле ты такое чудовище, которого все боялись уже тогда, когда ты находился в утробе твоей матери. Я тогда ещё не был вожаком, но, всё же, не понимал, чем нам может угрожать не родившийся младенец. Таких детей, как ты, ещё свет не видывал. Поговаривали, что ещё в младенчестве ты сможешь голыми руками душить волков и медведей, но теперь я вижу перед собой обычного паренька, ничем не отличающегося от любого члена моей стаи. Так покажи мне, на что ты способен, обратись. Твой отец убеждал меня, что ты настоящий оборотень, что в тебе от твоей матери ничего нет, кроме тёмных волос. Я хочу убедиться, а заодно посмотреть, как ты охотишься, что умеешь, чему тебя научил твой отец.

— К сожалению, по моей вине, отец меня не учил. Умею я мало. И то, что я умею, мне не помогло сразить вампира. Я мог погибнуть тогда, если б не отец.

— Ладно, давай поглядим, что в тебе от природы.

— Хорошо, — сказал я и принялся стаскивать с себя ненужную одежду, но всё ещё не понимал, зачем ему нужно тянуть. Ратмир обратился первым, он был огромен, и поистине наводил ужас. Огромный белый зверь, клыки которого достигали десятисантиметровой длины и выглядели, как кинжалы, а мощной лапой с острыми когтями он вполне мог бы одним ударом сломать деревце толщиною в человеческую руку.

Я совершил оборот следом. В сравнении с Ратмиром я выглядел щенком, клыки мои были не так длинны, а лапы не так мощны, как у него, но шерсть моя была длиннее, чёрная, как смоль, она переливалась на солнце. Он спокойно смотрел на меня своими серыми глазами, потом наклонил голову набок и повернул морду в сторону непролазной глуши, показывая, что я должен идти вперёд.

Пройдя мимо него шагом, потом набирая скорость, бесшумно понёсся по лесу, ища добычу. Ратмир мчался следом, ни на шаг не отставая. Я перепрыгивал через валежник и глубокие балки, и он так же, не мешкая, следовал за мной. Я думал, что он стар, поэтому устанет быстро, но я ошибся — вожак был в прекрасной форме, не уставал, не задыхался, и, по-моему, он мог бы любому дать фору.

Вдруг я почуял запах дичи, замедлил бег и перешёл на медленный шаг, подкрадываясь к добыче. Через сотню метров я заметил самца косули, вполне взрослого, с острыми рожками, странно, но на косуль мне всякий раз везло. Подкравшись, насколько можно было, пока самец не услышал меня и рванул прочь, я стремительно нагнал его и прыгнул сверху, свалив его наземь. Навалившись всем телом, удерживал его, придавив одной лапой рога к земле, предоставляя вожаку право порвать горло животного своими острыми клыками. Ратмир обошёл вокруг, но даже не приблизился, а сел напротив. Мне надоело удерживать косулю, поднявшись, я освободил животное. Самец, не веря своему счастью, вскочил и, озираясь по сторонам, поскакал, шатаясь, словно пьяный.

Я подошёл к вожаку и посмотрел в его глаза, стараясь рассмотреть в них, долго ли он собирается ещё тянуть. Он вдруг вскочил и побежал в обратном направлении в сторону моего дома. Мне ничего не оставалось, как только следовать за ним. Найдя свою одежду, он и я приняли человеческий облик и молча, оделись. Потом он сказал удивлённо:

— Никогда ещё не видел, чтобы кто-то добровольно отказался от добычи. Просвети меня, почему же ты не стал убивать этого несчастного козла.

— На голодный желудок умирать легче, — не придумал я сказать ничего лучше. Ратмир расхохотался и направился к хутору, я не понимал, что его так рассмешило и почему он уходит.

— Постойте! — крикнул я. — Я не понимаю, чего вы тянете!

— Ты о чём? — обернулся он ко мне.

— Я о моей участи…

— Ты всерьёз подумал, что я смогу убить тебя? — проговорил вожак, вперив в меня свой тяжёлый взгляд.

Я кивнул, но он продолжал грозно:

— А ты подумал, что будет с твоим бедным отцом?

— Нет, — дрожащим голосом проговорил я.

— Вот в этом-то и вся проблема — ты думаешь только о себе. Зациклился на каких-то своих проблемах! — хлестал жёсткими обвинениями меня вожак. — Упёрся, не желаешь слышать, что тебе говорят. Я тебя переубеждать не стану, скажу только один раз — ты никакое не чудовище, ты волк. Тебе дано оружие против врагов — так сражайся! Что ты сопли распустил? Движения твои быстры, клыки остры — что только нужно для войны — всё есть.

— Значит, Вы не убьёте меня? — спросил я срывающимся голосом.

— Нет! — прорычал он, — Волка я никогда не убью! Я убиваю только вампиров, мальчик. На самом деле, всё не так, как думает твой отец. Никто не собирался тебя убивать, твой отец поспешил оставить стаю. Вот в чём предательство. Но он уже достаточно наказан. Мой тебе совет — возвращайтесь с отцом в стаю. Среди оборотней подобных себе ты пройдёшь путь воина и поймёшь, что жизнь дана на благие дела и поверишь, что она не так уж и плоха. А если повезёт — найдёшь истинную, и совсем перестанешь думать о всяких глупостях.

— Я уже нашёл пару.

— Нашёл? Тогда я ничего не понимаю. Ты весь состоишь из противоречий. Ты нашёл смысл жизни, но не принимаешь? Такого я никогда не встречал.

— Я не смог защитить её от вампиров…

— Она погибла?

— Нет, я решил отказаться от неё.

— Молодёжь! Чего вы только не придумаете! Отказаться. Как ты себе это представляешь?

— Уехать. Пусть забудет меня. Пусть живёт человеческую жизнь.

— А ты-то забудешь? — вопрос явно был риторическим.

Ратмир направился к дому. Я остался под сенью сплетённых ветвей, лёг наземь и вперил глаза в небо, рассматривая проплывающие в переплетении ветвей облака. Лучи солнца пробивались сквозь них, отчего облака казались сказочными островами, на которых были построены замки невиданной красоты, с водопадами и диковинными садами, с фонтанами и невиданными живыми существами: единорогами и драконами, грифонами и жар-птицами. Глаза мои стали мокрыми от слёз, и я не сдерживал горячие капли, стекающие по моим щекам, потому что здесь их никто не мог увидеть.

Я никогда не забуду.

Вдруг раздался треск, словно сквозь кустарник прорывался огромный монстр. Я уже знал, кто это. Через несколько секунд увидел отца, выглядящего словно безумец. Всклокоченные волосы, красные безумные глаза. Он бросился ко мне и очень крепко обнял.

И до меня, наконец, дошло то, что за своими проблемами я не замечал.

Отец любил меня.

Из-за меня он оставил своих родных, свою стаю, потерял всё, что было ему когда-то дорого, всё, что было его смыслом жизни.

Но я же никогда не ценил его, как он того заслуживал. Я осознал, что был эгоистом, думал только о себе, не внимал отцу, не следовал его наставлениям, делал всё наперекор. От стыда я готов был провалиться сквозь землю. Только и мог повторять срывающимся от слёз голосом:

— Прости, отец.… Прости…

Глава 47. Последняя встреча

Анна

Заканчивался учебный год. Приближались экзамены. Приходилось уделять внимание подготовке в не зависимости от того, хотела я этого или нет. Сидя за учебниками день и ночь, я всё же не могла отвлечься от мысли о том, что теряю нечто важное в своей жизни. Александр не покидал моих мыслей, ведь единственное, что мне оставалось — это грезить. Всё остальное было под запретом. Никто не должен был догадываться, что я всё ещё люблю его. Это было словно наваждение, от которого я не могла освободиться, даже если б очень этого хотела.

Моя душа давно принадлежала только ему, но он обошёлся с ней очень жестоко. Умом я ещё могла понимать, для чего это было нужно, но сердце рвалось из груди при каждом взгляде на это родное лицо, не понимало оно, трепетное, что больше не будет счастья, и что каждый взгляд на него принесёт только боль и разочарование. Но моё глупое сердечко надеялось ещё на что — то, всякий раз пытаясь выпрыгнуть из моей груди только при одном упоминании имени моего возлюбленного.

Я не хотела его терять, я не могла его потерять, но он был другого мнения об этом и решил всё за меня, не выслушав моего мнения. Как он заставил меня согласиться с этим? Не понимаю до сих пор. Как я могла согласиться? Надо было настоять на своём. Не поддаваться уговорам. Я и не предполагала, что разлучиться с ним будет так тяжело. Но это ещё не всё. Впереди меня ждало ещё более тяжкое испытание. Настанет день, когда он исчезнет навсегда…

Последняя четверть, тянувшаяся слишком долго, всё же закончилась, пора экзаменов тоже пролетела. Последним ярким воспоминанием о школе должен был стать выпускной.

На выпускной бал собрались все: родители, учителя и, конечно, выпускники. В торжественной обстановке нам вручили аттестаты, поздравили, сказали все те напутственные слова, которые принято говорить выпускникам. Все были счастливы, и слёзы радости появлялись на глазах родителей, наконец-то доучивших своих чад, и выпускниц, которым было жаль расставаться с родными стенами. Всё было так мило, оказалось, что для всех одиннадцать лет пролетели совсем незаметно, а мы из очаровательных малышей вдруг превратились во вполне себе взрослых юношей и девушек. Некоторым уже исполнилось восемнадцать, остальным исполнится вот-вот.

Внезапно я поймала себя на мысли, что сегодня последний день.

Больше я никогда не увижу Александра.

Мне и так было невыносимо тяжело, но теперь, на выпускном, я была готова разрыдаться от отчаяния.

Я должна поговорить с ним последний раз.

Летом мне исполнится восемнадцать, и я собиралась убедить его, что могу поехать с ним, считая, что родители не смогли бы меня удержать. Какой же дурой я тогда была! Думала только о себе. Эгоистка!

Но его нигде не было. Почему я не заметила, когда он ушёл?

Все мои планы разом рухнули.

Уже лёжа в своей кровати после выпускного я вспомнила, что последний раз видела его, когда он получал аттестат. После этого я отвлеклась, а Саша, видимо, пришёл только на торжественную часть, а потом сразу исчез.

Сколько моих надежд и чаяний было возложено на этот выпускной! Всё обратилось в прах…

Остаток ночи после выпускного я не сомкнула глаз. Страшась навсегда потерять свою любовь, я не могла дождаться рассвета.

Как только первые солнечные лучи озарили верхушки гор на западе, и вокруг посерело, я быстро поднялась с постели, оделась не слишком тепло, в джинсы и спортивную футболку. Крадучись, чтобы не разбудить братишку, пробралась из своей комнаты к входной двери, обула на ноги лёгкие кроссовки и, стараясь не шуметь, тихонько вышла из дома.

После вчерашнего выпускного вечера родители должны были ещё долго спать. Я не хотела тревожить их раньше времени. Но решение покинуть их созрело у меня само собой. Я собиралась отправиться с Александром хоть на край света, лишь бы быть с ним и не разлучаться никогда. Конечно, мама с папой ждали от меня совершенно другого. Сделать так, как я хочу, означало подвести их, но это меня не сильно волновало. То, что я теряю Алекса, заботило меня больше. У меня складывалось твёрдое осознание того, что если я не решусь на встречу, чтобы убедить его взять меня с собой, то буду ненавидеть себя всю жизнь. Буду вспоминать свою любовь и страдать, буду несчастна всю жизнь только потому, что вовремя не выбрала правильную дорогу.

Моё решение было твёрдым, оставалось только встретиться с ним.

Вне дома было по — утреннему свежо, но я не вернулась за верхней одеждой, а направилась прямо в лес к тропе, которая вела в хутор Андреевский. По дороге вспомнив, что забыла умыться, я ополоснула лицо холодной речной водой, спустившись к реке. Времени у меня было мало. Лишь бы только успеть. Лишь бы только он не уехал этой ночью.

В лесу было ещё совсем темно, тяжёлые ветви, покрытые свежей зеленью, отбрасывали густые тени. Было так тихо, как это обычно бывает перед рассветом, что даже становилось жутко. Дрожь пробирала до самых костей, то ли от ощущения страха, то ли от холода, но я упорно шла вперёд по еле видневшейся под ногами тропе. Стараясь идти довольно быстро, я постоянно спотыкалась о выступы скалы и торчащие там и сям толстые старые коренья. Казалось, что сама природа хочет мне помешать. Если где-то слышался хруст упавшей ветки или шелест листьев от дуновения утреннего ветерка, я вздрагивала, но только прибавляла шаг, стремясь вперёд так поспешно, как только могла.

Рассвет занимался. Послышалось щебетание лесных птиц, сначала какое — то робкое, но потом оно окрепло, превратившись в невообразимый гвалт. На душе стало легче, так как в лесу я была уже не одна. Тропинка освещалась всё ярче, и по ней стало легче идти. Уже не цепляясь за выступающие корни древних пихт и не спотыкаясь о торчащие прямо из тропы каменья, я решила, что преграды остались позади и зашагала свободней, через некоторое время вышла из лесу, оказавшись на хуторе, в котором и было то всего несколько домов.

Вот и дом Алекса. Медленно подойдя к ограде, я в нерешительности остановилась. Сначала мне показалось, что в доме никого нет — окна были тёмными, не было слышно ни единого звука. Прислушалась, стараясь уловить хотя бы шорох. Но нет… ничего…

«Неужели я всё-таки опоздала? Может быть это к лучшему? Я не нарушу договорённость».

Представила себе реакцию Александра на своё появление, если он всё-таки ещё не успел уехать, и от моей решимости не осталось и следа. «Что я делаю?! Глупая, капризная, взбалмошная!»

Так и стояла, не решаясь уйти, но и сделать последний шаг и открыть калитку тоже не могла.

Казалось, что прошло уже пять минут или десять, а может быть час. Время остановилось. Я не знала, что делать — распахнуть калитку, чтобы войти внутрь или не делать этого. Простояв так неизвестно сколько, я всё же сфокусировала свой взгляд на щеколде, протянула к ней руку и нажала. Калитка распахнулась, и я уже собралась шагнуть во двор, как со стороны входа в дом раздался сильный треск от глухого удара. Подпрыгнув от резкого звука, испуганно я уставилась на крыльцо. Оказалось, что такой шум издала входная дверь, которая распахнулась от удара огромной силы, описала развёрнутый угол и ударилась о стену. В дверном проёме стоял Алекс, и он был разгневан. Тело было напряжено, почти чёрные глаза метали молнии. «Тебе не испугать меня», — подумала я и сделала почему-то неуверенный шаг навстречу. Он стоял в дверном проёме, не двигаясь, уперев в меня свой тяжёлый взгляд. Я не могла его выдержать и, опустив глаза, медленно подошла на внезапно ставших не сгибающимися ногах прямо к крыльцу. Отчего — то ощущая нервную дрожь в коленках, едва смогла заставить себя снова взглянуть на него. Теперь я смотрела на него снизу вверх. Начав подъём по ступеням, не сводила глаз с его лица, стараясь угадать, в самом ли деле он так зол или это напускное.

Когда оказалась на последней ступеньке, мне всё так же пришлось смотреть на него снизу вверх, так как Алекс был очень высок. Когда только успел так вырасти?

— Я знаю, мне нельзя сюда приходить, — пролепетала я дрожащим от волнения голосом. — Но, раз уж я здесь может, впустишь меня в дом?

— Ты должна уйти! — сказал он хрипловатым голосом и отвёл взгляд в сторону.

Делать этого я не собиралась, поэтому сказала как можно спокойней, стараясь заглянуть ему в глаза:

— Саш, я не могу вот так просто уйти. Я хочу, чтоб ты выслушал меня.

— Зачем? — прервал он меня голосом, в котором уже не было гнева, снова взглянув на меня, — Всё уже сказано.

Увидев боль в его глазах, я почти физически ощутила страдание, растерялась и не знала, как начать. Все слова и доводы разом вылетели из моей головы.

— Я…я… не могу … вот так, — только и смогла вымолвить я.

— Как? — прозвучал тихий вопрос.

— Не бросай меня! — пролепетала я едва слышно.

Вдруг Александр схватил меня за плечи и буквально втащил в дом, прижав к стене, находящейся слева от дверного проёма. Крепко держа меня за плечи и сверкая глазами, он горячо проговорил:

— Думаешь, это так просто? Ты же знаешь, для чего всё это! Ведь знаешь?

— Но я не могу вот так тебя потерять! — почти крикнула я ему в лицо, — Я люблю тебя!

Он долго смотрел на меня, а потом произнёс, отпуская меня:

— Я тоже люблю тебя, и это ты тоже знаешь. А теперь… уходи.

— Я не могу, Саша. Это выше моих сил…Я хочу быть с тобой…не хочу терять тебя.

— Я всегда буду любить тебя, девочка, — почти прошептал он. — Как бы я хотел, чтобы всё было иначе, но ничего уже не исправишь. Прошу тебя — уходи. Живи обычной человеческой жизнью. Я бы очень хотел, чтобы ты была счастлива.

— Но я могу быть счастлива только с тобой! — со слезами на глазах произнесла я.

— Со мной ты счастливой не будешь, — сказал резко, как отрезал.

— Почему ты так уверен в этом?

— Я знаю это. Из-за меня ты могла погибнуть, и я не смог уберечь тебя. Даже ценой своей жизни я не смог бы тебя спасти, потому что не был готов.

— Но я жива! И я хочу быть с тобой! Хочу пойти за тобой, куда бы ты ни шёл! Почему ты не хочешь этого понять? — говорила я страстно, а по щекам текли горячие слёзы.

— Нет, Аня! Ты не должна! Рядом со мной опасно. А я хочу быть уверенным в том, что ты будешь жить спокойной жизнью, в которой тебе ничего не будет угрожать.

— Почему я не могу быть рядом с тобой? Ты сильный. Оборотень! Ты сможешь меня защитить!

— На то, чтобы научиться всему тому, для чего я предназначен, уйдёт уйма времени. Несколько лет, чтобы достичь хотя бы уровня своего отца. Кто в это время будет рядом с тобой, кто станет защищать тебя? Ведь всем будет известно, кто ты. Ты будешь моим больным местом, всегда будешь в опасности, всегда на острие кинжала. Думаешь, я этого для тебя хочу?

— Как же, по-твоему, должна протекать моя спокойная жизнь вне опасностей? — нервно спросила я. — Как я смогу жить, зная, что потеряла самое дорогое?

— Ты забудешь меня, — тихо ответил он.

— Что!? Нет!

— Для этого нужно время. Пройдёт год или два, у тебя будет совершенно другая новая жизнь. Со временем ты сможешь снова полюбить. Думаю, тот, кого ты выберешь, поймёт, какое сокровище ему досталось, и будет беречь тебя.

Я не верила своим ушам. Неужели он вправду это сказал?

— Я не смогу больше никого полюбить. Моя душа принадлежит только тебе.

— Всё меняется, и люди тоже, и через несколько лет ты повзрослеешь, будешь думать совершенно по-другому. А душу твою я тебе возвращаю. Забирай! — проговорил он, наклонившись так близко, что я могла почувствовать жар его дыхания на своём лице.

Я смотрела в родное лицо, искажённое гримасой боли и потянулась к горячим губам, но он вдруг резко развернулся и направился к двери в другую комнату.

— Саша… Пожалуйста… — попросила. — Не уходи.

Он остановился, низко склонив голову, я подскочила к нему и встала напротив. Он смотрел глазами полными смятения и боли и ещё раз попросил глухим срывающимся голосом:

— Пожалуйста, оставь меня…

— Я не забуду тебя, даже не надейся, — сказала я. — Сколько лет тебе нужно? Я буду ждать.

— Пять? — проговорил он неуверенно.

— Хорошо. Пять лет это не так уж много.

— Ты готова ждать пять лет? — недоверчиво протянул Александр. — Ради меня?

— Да… — выдохнула. — Неужели ты так ничего и не понял? Я готова ждать хоть всю жизнь…

На его лице отразилась и радость, и боль, и счастье и страдание одновременно, словно он не верил тому, что только что услышал. Он зажмурил глаза, словно их слепил яркий свет и внезапно с глухим стоном упал на колени передо мной.

— Я польщён… но… не надо… — только и смог произнести он хрипло, словно его что — то душило.

Я не видела его лица, ведь его голова была склонённой, но заметила дрожь его тела, испугалась за него и тоже опустилась на колени напротив него. Заглянув в его глаза, я заметила странный блеск из-под разметавшихся в беспорядке прядей. Алекс зажмурился, борясь с нахлынувшими чувствами, а я смотрела на него во все глаза, стараясь запомнить родное лицо навсегда. Две скупые слезинки скатились из уголков его глаз по бледным щекам, и я прикоснулась губами сначала к одной из них, потом к другой. Слёзы были солёными, а его лицо горячим, как пламя. А я уже и забыла, какой он тёплый.

А потом он крепко обнял меня, прижав к себе с такой страстью, что я смогла выдохнуть только его имя, и зарылся лицом в моих волосах. Видимо догадавшись, что его объятия слишком сильны, он ослабил их, чтобы я могла вдохнуть немного воздуха, и нежно коснулся горячими губами моей шеи за ухом. Я задохнулась от нахлынувших чувств и не смела пошевелиться, чтобы не спугнуть это мгновение.

Алекс покрыл поцелуями всю мою шею, потом щёки, глаза и, наконец, так страстно поцеловал меня в губы, что я едва не потеряла сознание. Крепко держа меня в нежных объятиях, он поднялся с колен и не выпускал меня, покрывая поцелуями каждую клеточку моего лица. Я вся горела в его руках, желая большего, и с радостью отдалась бы ему, но, как всегда, его помыслы были настолько чисты, что никогда никоим образом и ни в коей мере он не причинил бы мне вреда, даже если я сама хотела этого всей душой.

Как бы ни хотелось его продлить, мгновение счастья было таким коротким, почти мимолётным. Тяжело дыша, Александр выпустил меня из своих объятий, чтоб я не упала, очень медленно, и так пронзительно поглядел в мои глаза, что я не могла вымолвить ни единого слова. К чему слова, ведь и так ясно было, что я буду любить его всегда.

— Я должен расстаться с тобой.… Аня… — произнёс Алекс едва слышно, медленно отступая назад к выходу. — Это невыносимая боль…

Я видела, как он страдал, и бросилась, уже было, к нему, но его стон «Нет!» и рука, выброшенная в останавливающем жесте, дали мне понять, что его не остановить. Дверь так и оставалась распахнутой, и Алекс, пятясь, оказался на крыльце. Затем, быстро спрыгнув вниз, он исчез из поля моего зрения. «Почему же ты всегда убегаешь?» — пронеслось в моём мозгу. «На этот раз я не позволю тебе сбежать!»

Я двинулась вслед за ним, вышла на крыльцо, но не увидела Алекса возле дома. Не раздумывая, я бросилась в сторону леса, в ту сторону, куда, по-моему, он мог бы направиться. Кое-как перебравшись через старый забор, я, что было мочи, помчалась туда, куда несли меня мои ноги. Было тепло и сухо, давно не было дождей, поэтому следов разглядеть было невозможно. Я некоторое время бежала, словно сумасшедшая, но потом догадка, что может быть я бегу совершенно не в ту сторону, осенила меня, и, остановившись, я огляделась.

Красные стволы величавых сосен окружили меня со всех сторон, земля была усыпана прошлогодней сухой хвоей, и было очень тихо, как будто я распугала всех птиц. Даже дуновение ветерка не нарушало этой тишины, лес, словно заколдованный, принял меня в свой сказочный мир и старался не тревожить подсознательными страхами. «Я больше не увижу Александра, — горело у меня в голове, — За пять лет может произойти что угодно. Он может погибнуть в стычке с вампирами. А я так никогда и не узнаю об этом. А так же он ясно дал мне понять, что не желает, чтобы я его ждала».

Из моей груди от бессилия что-либо изменить, вырвался крик отчаяния. Я хотела зарыдать, чтобы хоть как-то облегчить свою боль, но мои глаза оставались сухими и горячими, словно в них уже не было слёз, способных их остудить. Проведя руками по шершавому морщинистому стволу старой толстой сосны, я ощутила его тепло, почувствовала запах смолы. Потом бессильно опустилась на прогретую лучами летнего солнца землю меж толстых корней, извивающихся, словно змеи, у моих ног, то уходящих вглубь земли, то выступающих из неё.

Вдруг краем уха я уловила сильный шум, который очень быстро приближался ко мне. Вскочила и прислушалась — треск сухих веток и тяжёлая поступь уже различалась довольно явственно. У меня возникло впечатление, будто кто-то очень большой, не разбирая дороги, мчится прямо к месту, где я находилась. «Что или кто это может быть? Дикий зверь, либо нечто более страшное, с чем мне уже приходилось сталкиваться, и о той встрече я безуспешно пыталась забыть. Если это зверь, почему он несётся прямо ко мне, ведь звери должны бояться человека, значит это, скорее всего, не лесной житель, а то существо, встреча с которым могла стоить мне жизни». Ужас охватил всё моё тело. Я не могла пошевелиться. Да и что я могла сделать? Если это то, о чём я думала, то мне уже ничего не могло помочь. Из последних сил, на совершенно не гнущихся ногах я кое-как обошла толстую сосну и спряталась за ней, как можно сильнее прижавшись спиной к её тёплому шершавому стволу, и не смотрела в ту сторону, откуда неуклонно приближался монстр, в слепой надежде, что он не заметит меня.

Через несколько секунд чудовище уже было близко. Оно, не замедляя шаг, пролетело мимо меня, и я узнала его. Мой ветер! Таких волков в нашей местности не водилось, так что спутать с кем-то другим было просто невозможно. Пробежав ещё несколько метров, оборотень круто развернулся, так, что его лапы заскользили по прошлогодней хвое, и застыл, как вкопанный, переводя свой взгляд из стороны в сторону, а потом остановив его на мне. Я наконец — то смогла выдохнуть и расслабиться, мой страх улетучился сам собой, и, сделав несколько шагов по направлению к нему, я опустилась на землю, так как из-за пережитого ужаса ноги отказывались меня держать. Я смотрела на волка, не сводя глаз. Он был прекрасен в этом образе. Мощные лапы, поджарое тело, покрытое лоснящейся на солнце угольно-чёрной шерстью, гордо посаженная голова, стоячие уши, внимательные цвета грозовых облаков глаза — я залюбовалась им. «Ты здесь!»

— Ты стал больше! — восхищённо сказала я. — Почему ты здесь?

Конечно, мне никто не ответил, только ветер шумел в вышине, но чёрный волк сделал несколько неуверенных шагов ко мне, остановившись неподалёку, наверное, не хотел пугать меня. Тут я догадалась, почему он мог быть здесь, и предположила:

— Ты услышал мой крик, прости, я кричала, не подумав, что ты можешь это неправильно понять. Мне ничего не угрожает. Это от избытка чувств.

Я медленно поднялась и сделала несколько шагов к нему и, протянув вперёд руку, коснулась длинной жёсткой шерсти на его загривке. Забыв об осторожности, слегка склонилась и обняла оборотня за шею, прислонила свою голову к его волчьей голове. Некоторое время он не двигался, потом начал медленно ложиться на землю, отчего я выпустила его. Потом присела рядом с ним, и он положил голову мне на колени. Я погладила его по голове и, сквозь туман наворачивающейся на глаза пелены глядя в его тёмно-серые волчьи глаза, попросила:

— Пообещай, что вернёшься ко мне…

Он не отвёл своего преданного волчьего взгляда и, прядая ушами, тихо вздохнул.

Оглавление

Пролог

  За 17 лет до основных событий

Глава 1. Новая школа

  17 лет спустя… Александр

Глава 2. Первое сентября

  Анна

Глава 3. Новенький

  Анна

Глава 4. Всё не так уж плохо

  Анна

Глава 5. Началось

  Анна

Глава 6. Причина и следствие

  Александр

Глава 7. Последствия

  Александр

Глава 8. Происшествие в коридоре

  Анна

Глава 9. Новые чувства

  Александр

Глава 10. Новое происшествие

  Анна

Глава 11. Разговор

  Анна

Глава 12. Испытание духа

  Александр

Глава 13. Наваждение

  Александр

Глава 14. Безумец или монстр

  Александр

Глава 15. Волк

  Александр

Глава 16. Снова человек

  Александр

Глава 17. Разряд

  Анна

Глава 18. Ненужные советы

  Анна

Глава 19. Точки над ё

  Анна

Глава 20. Знакомство с родителями

  Анна

Глава 21. Длинный день

  Александр

Глава 22. Разбор полётов

  Александр

Глава 23. Прогулка

  Анна

Глава 24. Посещение пещеры

  Анна

Глава 25. Спасение

  Анна

Глава 26. Разговор у реки

  Анна

Глава 27. Борьба с собой

  Александр

Глава 28. Новогодний праздник

  Анна

Глава 29. Ночь после праздника

  Анна

Глава 30. Утро после праздника

  Анна

Глава 31. Новый год

  Анна

Глава 32. Тяжесть разлуки

  Анна

Глава 33. Рождество

  Анна

Глава 34. Жизнь в разлуке

  Анна

Глава 35. Признание

  Анна

Глава 36. Страшная тайна

  Анна

Глава 37. Встреча с отцом Анны

  Александр

Глава 38. Паранойя

  Александр

Глава 39. Смертельная опасность

  Александр

Глава 40. Неожиданная встреча

  Анна

Глава 41. Неравная битва

  Анна

Глава 42. Боль и кровь

  Анна

Глава 43. Расставание

  Анна

Глава 44. Тяжёлый выбор

  Александр

Глава 45. Страдания влюблённой девушки

  Анна

Глава 46. Встреча с волками

  Александр

Глава 47. Последняя встреча

  Анна