Возвращение (СИ) [PurpleGay_JH] (fb2) читать онлайн

========== | ==========

Перед глазами Фриск все еще стоял слепящий белый свет. Его то и дело сопровождал непонятный грохот и следующая за ним тишина — последствия разрушения Барьера. Девочка потрясла головой, пытаясь прогнать воспоминание.

— Ты в порядке, Фриск? — раздался голос позади нее, и Фриск, обернувшись, увидела Альфис. Она стояла с высокой стопкой книг в руках. Впрочем это было неудивительно — все монстры упаковывали свои старые вещи, прежде чем выйти на поверхность. Оттого пол лаборатории был заставлен картонными коробками, причем их было настолько много, что и самого пола за ними было и не видно.

— Да, просто… Вспомнила кое что, — Фриск огляделась по сторонам, но на самом деле ее взгляд был прикован к таблице непонятных элементов, висевшей на стене. Одного только взгляда на ее хватало, чтобы понять — составляла ее не Альфис. Ибо все было каким-то… Слишком аккуратным, что-ли? Надписи, сделанные тонким, убористым почерком сильно отличались от того, что обычно писала Альфис.

— Почему ты так на нее смотришь, Фриск?

Она обернулась. Санс. При виде скелета внутри девочки что-то задрожало. Нет, она не боялась, но им нужно было поговорить, и желательно, без лишних глаз. Фриск перевела взгляд на Альфис, медленно спросив:

— Эм… Альфис, Барьер ведь не может снова закрыться, да?

— Я не думаю, что это произойдет, — ученая положила стопку с книгами в очередную коробку. — сомневаюсь, что он «закроется» снова, если его не создадут заново.

— А что не так, малая? — спросил Санс. — Ты хочешь остаться здесь?

Фриск поняла, что оттягивать разговор бессмысленно, и кивнула на дверь, давая понять, что хочет поговорить без свидетелей. Скелет понял это, и, послав ей ответный кивок, вышел за дверь.

Девочка отправилась вслед за ним, попутно раздумывая, как лучше начать разговор на достаточно нелегкую тему, и, помимо всего прочего, добиться того, что-бы Санс согласился принять ее предложение. Ибо то, о чем она собирается просить, явно может его шокировать, но отступать Фриск была не намерена.

Они вышли из лаборатории, и Фриск почувствовала, как медленно, но верно тает ее решимость начать диалог. Прошла минута. За ней другая. Санс все это время стоял, терпеливо ожидая, когда Фриск начнет говорить. Но когда стало очевидно, что Фриск то ли боится, то ли не решается начать разговор, он сказал:

— Послушай, ты позвала меня сюда, но уже несколько минут стоишь и молчишь.

— Извини, — быстро ответила Фриск, сжав руки в замок, пытаясь унять в них дрожь. — извини, что молчу, но… Честно, я не знаю, как начать.

— А что ты хотела спросить?

Тут внутри Фриск что-то замерло. То, о чем (а точнее, о ком) она собиралась говорить, был максимально тесно связан с Сансом, и неизвестно, как он отреагирует на это.

— Скорее, о ком, — ответила Фриск, глядя на лаву, твердо решив, что собирается смотреть куда угодно, но не собеседника. — точнее… О предыдущем Королевском ученом.

В лице Санса что-то напряглось. Фриск, все еще смотревшая на лаву, с очень большим трудом подавила некоторое подобие улыбки. Ох, предыдущий Королевский ученый, само существование которого стало причиной того, что Барьер был разрушен на несколько дней позже.

Все дело было вот в чем — продвигаясь по Хотленду, Фриск заметила на одном из этажей серого монстра, похожего непонятно на что, но речь сейчас идет не об этом. Девочка и забыла бы о нем, если бы не его слова, которые она за последнюю неделю прокручивала не один раз: «Я понимаю, почему Азгор так долго тянул с наймом нового Королевского ученого. Предыдущий — Доктор Гастер… Его гений был не заменим. Но его жизнь… Оборвалась.» Стоило девочке снова заговорить с монстром, как он ответил: «Хватит слухов. Все-таки невежливо говорить и том, кто слушает»

И именно эти слова положили начало ее «расследованию» по делу прошлого Придворного ученого. Она обыскала чуть ли не каждый дюйм Подземелья (по большей части — Ядра), и когда, казалось бы, все ее поиски оказались напрасными, появился Санс в Последнем коридоре. После нескольких «появлений» Фриск в Зале суда, скелет отдал ей ключ от своей комнаты, но, если судить по его теперешнему выражению лица, то сейчас он сожалел об этом.

В самой же комнате Фриск нашла ключ от мастерской, а уже в самой мастерской — странную машину и чертежи, видимо, как раз от этого устройства. Но что действительно ее заинтересовало — фотоальбом с фотографиями, на которых был запечатлен Санс, Папирус, и непонятная черно-белая фигура. Которую, впрочем, ей вскоре пришлось увидеть в зеркалах Реальной лаборатории.

Повисло напряженное молчание. Ни Санс, ни Фриск не знали, что сказать. Вскоре Фриск прервала окутавшую их тишину:

— К чему я клоню, — она посмотрела на Санса. В ее глазах блеснула отчаянная решимость. — не все получили хорошую концовку. И я сейчас не о Флауи. Но, согласись, он хотя бы остался жив, в отличие от… От Гастера, который сейчас находится вообще непонятно где. И ты можешь говорить что угодно, но я этого так не оставлю.

Закончив, Фриск тяжело выдохнула, ожидая, когда Санс что-то скажет. Секунды тянулись очень медленно. Вскоре он ответил:

— Это очень благородно с твоей стороны, но… — он посмотрел на Фриск с некоторым беспокойством. — Есть одна проблема.

Впрочем, взгляд Фриск ясно говорил о том, что ей абсолютно все равно на любые проблемы, и она готова совершить все, что было у нее на уме. В данном случае — вернуть прошлого ученого.

— В чем она заключается, — Санс взглянул на девочку. — да, ты права, эта машина может вернуть его. Но для этого понадобится Решимость. Слишком много Решимости.

Возможно, скелет расчитывал на то, что возможный риск смерти отпугнет Фриск, но не тут-то было: Решимость во взгляде стала еще отчетливее, казалось, ее карие глаза приобрели красный цвет.

— И что? — спросила она железным тоном. — Я смогла победить Флауи, выстоять против Азриэля, вернуть воспоминания, и уж не знаю что еще! Почему сейчас ее не хватит?

К величайшему удивлению Фриск Санс неожиданно улыбнулся, и с его лица слетело выражение тревоги.

— Кого-то мне напоминает этот тон, — сказал он, глядя на Фриск.

— Папируса? — машинально сказала она, гадая над тем, как бы отреагировал на такую новость младший из скелетов.

— Нет, — Санс сделал шаг вперед. — того, кого мы возвращать собираемся.

Фриск облегченно вздохнула. Значит, он согласен, и пошел ей на встречу в предложении вернуть Гастера. «Либо-же, — мелькнула в ее голове мысль. — он просто не захотел спорить»

***

Оказавшись в мастерской, Санс поставил Фриск строгий наказ: будет использоваться ее Решимость, но она сама не будет мешать ему в починке машины. Девочка слушала внимательно, не упуская ни единого слова. Внутри нее все как будто сжималось и разжималось, должно быть, от сильного волнения. Она приложила руки к груди, и через секунду в них появилось маленькое, светящееся красное сердечко.

Санс вздохнул, и сдернул ткань с машины, в которую Фриск тут же закуталась. Высунув голову из ткани, она ответила на непонимающий взгляд Санса:

— Что бы у меня не возникло искушений лезть тебе под руку, пока ты работаешь.

Тот усмехнулся, и, магией взяв душу Фриск, осторожно поместил ее в специальный отсек. Сама же Фриск в этот момент выглядела несколько напуганной.

— Ты останешься цела, — пояснил Санс, похлопав девочку по плечу. — оно извлечет необходимое количество Решимости, но твоя душа останется в целости. Ты выживешь в любом случае.

Девочка с некоторой опаской кивнула, закутываясь в лиловую ткань. Если честно, ей не очень хотелось смотреть на то, как происходит процесс самого «возвращения», хоть она и осознавала, что при этом является его инициатором.

Звуки клацанья чего-то металлического долетали до нее как из густого тумана, казалось, все перед глазами странно плыло. Фриск погрузилась в странное состояние полудремы; мозг как будто спал, но тело никак не хотело отключаться. Она слышала, что происходит вокруг нее, но не придавала ни звукам, ни голосам какого-то особого значения.

***

Проснувшись (если это можно, конечно, так назвать), Фриск никак не могла понять, что ее разбудило. Это точно были не голоса, и не тихое непонятно позвякивание. Медленно, очень медленно в ее голове начали прокручиваться картинки. Она сидит на полу мастерской, закутавшись в лиловую ткань. Санс помещает ее душу в специальное отделение. И, кажется, после этого она и заснула.

Девочка медленно зашевелила руками, пытаясь стянуть с себя ткань, но никак не могла найти ее конец. Над ней раздался чей-то голос, и чьи-то руки помогли ей выпутаться. Ее уже привыкшие к темноте глаза на мгновение были ослеплены ярким светом.

Поморгав, через время она все же привыкла к свету, и увидела кое-что. Точнее, кое-кого.

Это был скелет, но не похожий ни на Санса, ни на Папируса. Высокий, в черном плаще и белом свитере, во всем его облике сквозила какая-то непонятная недостаточность, и в то же время, полная завершенность. Его худое лицо выражало непоколебимое спокойствие, которое ничего не может нарушить. Правый глаз его горел ярко-оранжевым, левый — ярко-голубым. От глаз в разные стороны шли непонятные ни то шрамы, ни то трещины. Он создавал очень странное ощущение, найти объяснение которому Фриск не могла. От скелета как будто исходило какое-то непонятное ощущение некоторой силы и ума. Это было очень странно.

Первое впечатление быстро сменилось непонятным страхом. Девочка вообще не понимала, чем это вызвано, но внутри нее появилось ощущение все больше и больше нарастающей тревоги. Возможно, скелет вызывал у нее такое чувство просто своим присутствием, но у Фриск никак не получалось найти другое объяснение. Ей мучительно хотелось что-то сделать, но тело как будто перестало ее слушать. Скелет как будто заметил это, и сказал:

— Оу. Не волнуйся, Фриск, — он говорил хриплым голосом, но Фриск больше всего удивило не это, и даже не то, что он знает ее имя. Девочку гораздо больше удивил его мягкий, чуть ли не отцовский тон, хотя от него она ожидала максимально холодного и резкого обращения. — я тебя не обижу.

Она неловко улыбнулась. Ей почему-то захотелось поверить в эти слова. Просто так, без какой-либо причины. Девочка огляделась. Все было таким-же как и несколько минут назад. Ничего не поменялось, если не считать присутствия Гастера.

Санс негромко окликнул отца. Тот обернулся. Между ними начался какой-то разговор, но Фриск не слушала. Она была рада, что у нее появился повод выйти из мастерской, оставив этих двоих. Даже не смотря на то, что страх и тревога начали сходить на нет, ей все равно не хотелось находиться в присутствии Гастера.

Девочка медленно сделала несколько шагов к лестнице, и убедившись, что никто на нее не смотрит, во мгновение ока выскользнула за дверь. Очутившись на холодном воздухе, Фриск вдруг поняла, что не знает, куда именно идет. И тут же ей в голову пришла идея. Она подошла к входной двери, и, взявшись за один из столбов, что держали навес, и медленно, но верно полезла вверх. Вскоре она очутилась на навесе, и зарывшись в снег, стала ждать.

Ей было любопытно, что именно станет делать Гастер, оказавшись на пороге дома братьев-скелетов, и как именно он поступит. Но при этом ей хотелось, что-бы никто ее не заметил.

Вскоре послышались тихие шаги. Изначально Фриск вообще показалось, что это простой шорох, который производит вспорхнувшая с дерева птица. Но через каких-то пару секунд где-то в темноте сверкнули чьи-то глаза. Она тут же поняла, что это никто иной, как Гастер. Девочка подметила, что в каждом его движении сквозит неясная гибкая грация. Скелет остановился, глядя в окно. Фриск не знала, что сейчас происходит в самом доме, но это вызвало у Гастера улыбку. Она не была какой-то безумной или холодной, как можно было бы ожидать. Она была какой-то уютной и по-отечески теплой.

Когда скелет был у входной двери, он неожиданно сказал такое, от чего Фриск чуть не свалилась с навеса:

— Кстати, мне кажется, тебе стоит слезть оттуда. Мало ли что может произойти, если ты упадешь. Разумеется, если для тебя это не слишком фрискованно.

Девочка с трудом подавила смешок. Теперь ясно, откуда у Санса такое чувство юмора. Помолчав немного, она сказала, борясь со смехом:

— Если я упала с горы, каким-то чудом не сломав себе руки и ноги, то упади я отсюда, то мне это даже царапины не оставит.

— Действительно. — в голосе ученого послышалась улыбка.

Фриск медленно слезла с навеса, но когда очутилась на снегу, Гастера на пороге уже не было. Из дома послышались голоса. Фриск не решилась заходить — пусть семья поговорит без лишних глаз. Не к чему их тревожить.

========== || ==========

Во всем доме было тихо, что, кстати, было очень необычно. Вся эта тишина дарила какое-то странное чувство — все было слишком непривычно. Ибо обычно тишина окутывала дом только в двух случаях: по ночам, и когда Гастер разнимал конфликтующих детей, и те больше не отваживались спорить, предпочитая сидеть в молчании.

Но даже постоянный шум не мешал жильцам дома чувствовать себя уютно, казалось, что для более хорошей жизни ничего и не требовалось. Все, казалось, всегда находится на своем месте, даже в том случае, если в какой-то комнате был полнейший беспорядок.

Одним словом, ничто не мешало жильцам дома находиться в абсолютной гармонии, особенно, если они все были рядом.

За окном чудесный денек. Из распахнутых окон слышно пение птиц, а редкие порывы легкого ветерка доносят с улицы приятный запах благоухающих цветов. В такие дни просто хочется лечь в траву и смотреть на облака, заодно прихватив с собой пару литров освежающего морского чая.

Санс спускался по лестнице на первый этаж. По крайней мере до того момента, пока не столкнулся с Папирусом. Судя по фартуку и приятному запаху какой-то выпечки, возвращался он из кухни.

— Одна высота, — заметил Санс, стоявший на одной из последних ступеней, так что черепа обоих братье оказались на одном уровне. Старший скелет ухмыльнулся. — последние пятнадцать лет очень хотелось сделать это.

С этими словами он протянул руку, и несколько раз погладил Папируса по голове. На это тот слегка нахмурился. Как и всегда, впрочем.

— Санс! — возмутился он, но потом слабо улыбнулся. — Я уже не маленький!

— Для меня иногда маленький. — недопускающим возражений тоном сказал Санс. — И для Гасти тоже, — добавил он, задумчиво бросив взгляд зрачков-огоньков куда-то в сторону.

— Я скажу больше, — сказал хрипловатый голос. Это был Гастер, закрывающий за собой дверь рабочего кабинета. — для «Гасти» все вы трое иногда маленькие. Так что это ненужное преуменьшение.

Санс с Папирусом переглянулись, но промолчали, поскольку оба не знали, что на это ответить. Как ни глянь, Гастер хоть и прекрасно понимал, что его сыновья уже взрослые, но ничего не мешало ему время от времени смотреть на них как на детей, которых нужно защищать или как то направить и исправить, если они что-то делают неправильно.

— Кстати, — Папирус нарушил ненадолго окутавшее их молчание. — а куда делась Фриски? Обычно в это время она уже дома.

И как будто в ответ на его слова, из прихожей послышался щелчок закрываемой двери. Он, не медля ни секунды, двинулся на звук. Санс двинулся за ним, однако Папирусу на его длинных ногах идти было все равно проще. Что до Гастера, то он только загадочно улыбнулся, и исчез в неизвестном направлении.

— Фриск! — Папирус, еще будучи в конце коридора, приветственно помахал девочке. Та повторила его жест, швыряя сумку с книгами в угол.

— Я здесь! — промолвила она, широко улыбаясь. Она очень изменилась. Голубой в лиловую полоску свитер сменила белая футболка с голубой полосой, на шее, на манер Папируса был повязан светло-фиолетовый платок. Вместо коричневых шорт на ней были черные штаны с белыми полосками по бокам. За время, проведенное на поверхности, ее кожа слегка загорела, утратив прежнюю, слегка болезненную желтизну. Но это только внешне. Внутренне она все также осталась прежней, доброй, решительной, и веселой девчушкой.

Фриск по очереди обняла сначала Папируса, а после и Санса. Причем Папирус, взяв девочку за плечо, наотрез отказался ее отпускать, и все они такой непонятной группой прошествовали в гостиную. Там уже сидел Гастер, уткнувшийся в книгу с жутко сложным научным названием. Услышав шаги, он поднял голову, и заметив детей, улыбнулся.

— Ты впорядке, Фриски? — спросил он у дочери, глядя на нее поверх прямоугольных очков, сидящих у него на переносице.

— Да, пап, — кивнула девочка, ложась на пол у камина, в котором горел светло-голубой огонь, который, вместо того, чтобы прогревать комнату, наоборот охлаждал ее, что было как никогда кстати в жаркий день уже уходящей весны. Фриск протянула руки к огню, которые окутал приятный холодок.

— Фриск. — Гастер нахмурился. — Ты можешь так не делать?

— Но он же не горячий!

— Все равно. Никакая магия не может длиться вечно.

Фриск убрала руки, закинув их за голову. Она решила не спорить, ибо с Гастером, в чем она неоднократно успела убедиться за год, проведенный на поверхности, любая попытка споров в подавляющем большинстве случаев оказывалась провальной. А главным образом из-за его ума и способностей, о которых Санс, Папирус и Азгор упоминали не единожды, предпринимать эти самые попытки почти никто не решался.

Девочка закрыла глаза. На тыльной стороне век все отпечатался то-ли-летний, то-ли-весенний пейзаж. В воздухе витал запах чего-то сладкого, и, подумав, она узнала его — те самые булочки с зефиром, которые пек Папирус в последнее время. Кстати, в отличие от спагетти, они были очень вкусными.

— Кстати, Фриск, — девочка услышала голос Санса, и открыла глаза. — я хотел этим вечером отправиться наблюдать за звездами. Хочешь со мной?

— Да.

Не смотря на то, что Санс задавал вопрос Фриск, ответили ему сразу три голоса. Девочка тихо хихикнула. Было абсолютно очевидно, что спроси он это у кого нибудь другого, ответ последовал бы точно такой-же. Все члены семьи в свободное время почти всегда держались вместе; всем было от этого спокойнее.

Гастер улыбнулся.

— Как я понимаю, в этот раз мы снова отправляется все вместе, не так ли?

— А как же, — подал голос Папирус. — ты же знаешь, мы почти всегда так делаем. А сейчас я пойду принесу булочек. Они уже должны были остыть.

— А сколько их? — спросил Санс, который, впрочем, тоже питал слабость к этим булочкам.

— Двадцать восемь.

— Папирус, — Гастер улыбнулся, и в его глазницах запрыгали веселые искорки. — ты немного… «Застрял во времени»

— То есть?

— Двадцать восемь их было пятнадцать минут назад. Сейчас их двадцать четыре.

Комната тут же разразилась заливистым смехом. Смеялись все, кроме Папируса, который после нескольких секунд ступора недовольно воскликнул:

— Гастер!

***

На небе ярко сияли звезды. Настоящие звезды. Совсем не то жалкое подобие, какое можно было увидеть в Подземелье. Но как и прежде, они ярко сияли, ничего не выражая. Точно такие же блестящие, но абсолютно пустые.

Ему посчастливилось застать именно эти звезды; и так бы продолжалось, если бы не война, разгоревшаяся между Людьми и Монстрами. Кто знает, что послужило причиной конфликта, но в любом случае, было бы лучше, если бы этого не случилось. Или все же…

Не случилось бы тогда той войны, и никто не знает, что бы тогда произошло дальше. Но если бы Монстров не заперли бы в Подземелье, возможно, сейчас рядом с ним не было бы никого из этих троих. Неясно, через сколько времени они бы встретились с Фриск. Может, этой встречи вообще никогда бы не произошло…

— Ты в порядке, пап?

Гастер вздрогнул. Фриск своим вопросом вывела его из мыслей. Но причина была не только в этом: за год он так и не привык к тому, что его (пусть и приемная) дочь называет его «папой». За время своего бессмысленного прозебания в пустоте он успел забыть это слово. Как, впрочем, и большинство других.

— Да, Фриск. — скелет вздохнул, переведя взгляд на сыновей, стоявших возле телескопа. — Я просто задумался.

— А о чем ты думаешь? — девочка села рядом, обняв колени руками.

— О вечном, — уклончиво ответил Гастер. Сказать по правде, он не собирался рассказывать Фриск о том, о чем на самом деле думает. Гастер не имел привычки рассказывать накопившиеся в его голове мысли, да и не к чему тревожить юную голову девочки вопросами философии.

В своих раздумьях он провел, как ему показалось, несколько часов. Никто из его детей не был удивлен таким поведением, ибо Гастер часто мог «зависнуть» в своих мыслях на неопределенное количество времени. И все же нет-нет, но они иногда да обратятся с вопросом, не нужна ли ему помощь, или предложат просто побыть рядом, если это нужно. Особенно в этом преуспевал Папирус, обращавшийся к нему чаще всех остальных вместе взятых. Гастер улыбнулся. За годы отсутствия его младший сын не изменился, все так же оставаясь той самой доброй, дружелюбной, и даже немного наивной косточкой.

Время близилось к полуночи. Небо с каждым часом становилось все чернее, отчего звезды на нем засветились еще ярче.

Фриск задремала, положив голову ему на колени. Гастер положил руку девочке на плечо, и некрепко ее сжал, боясь разбудить. Взгляд его зацепился за отверстие в ладони, и как будто только этого дожидаясь, в перед глазницами начинали вспыхивать картинки: прошлая жизнь на поверхности. Война. Заключение монстров в Подземелье. Падение.

Скелет закрыл глаза, стараясь об этом не думать. Раз уж это произошло раньше, то никогда не случиться снова.

Гастер поглядел сначала на сыновей, потом на девочку. Он вспомнил свое возвращение, произошедшее около года назад. Тогда он вообще не понимал, что происходит. Что твориться с ним? Очередной неясный расщеп во времени и пространстве? Но все его догадки сошли на нет, когда он снова ощутил твердую почву под ногами. И открыв глаза, увидел старшего сына, улыбающегося ему, как всегда. А следом комок лиловой ткани, закутавшийся в котором человек сейчас мирно дремлет у него на коленях.

— Вы двое в порядке? — раздался рядом с ним до боли знакомый голос.

Гастер открыл глаза. Как оказалось, он сам почти что задремал, с головой погрузившись в свои мысли. Возле него стоял Санс, за спиной у которого висел телескоп. А рядом с ним Папирус, вид у которого был восторженный, и сонный одновременно.

— Я не знаю, конечно, — Санс слегка усмехнулся. — но, мне кажется, нам пора идти домой?

— Разумеется, — подтвердил Гастер, глянув на часы. Первый час ночи.

Скелет осторожно поднялся на ноги, пытаясь не потревожить покой дочери. Та недовольно поморщилась, но продолжала спать. Девочку окутало светло-фиолетовое облако: Гастер поднял ее в воздух магией, отчего его правая глазница вспыхнула, разрезая мрак. Папирус взял «сестру» на руки, а на непонимающий взгляд отца ответил коротко:

— Мне будет легче ее нести. Отдыхай.

Скелет положил руки сыновьям на плечи. К ночному воздуху, наполненному запахом ночных цветов и чего то летнего, добавилось умиротворение и спокойствие.

Гастер взглянул на Папируса, который шел, то и дело бросая взгляды на небо. Гастер чуть сощурился, пытаясь отследить направление его взгляда. Рядом с ним раздался тихий шепот Санса:

— Мне кажется, ему все это понравилось даже больше, чем мне. Хотя я не помню, что бы ему была интересна астрономия. Особенно ему понравилась она, смотри, — скелет указал ладонью на созвездие Кассиопеи, и Гастер понял, на что именно смотрел Папирус. Он улыбнулся.

— Папирус, тебе понравилась Кассиопея, не так ли?

— Да, — Папирус кивнул. Он немного помолчал, и после спросил: — а ты можешь рассказать мне об этом больше? Но не сегодня, я вижу, что ты устал.

В его глазах промелькнул дикий интерес, и Гастер кивнул, улыбнувшись. Он вспомнил, как много лет назад сыновья обратились к нему с точно такой-же просьбой. По его костям как будто растеклось что-то теплое, и очень приятное.

***

Когда все добрались до дома, а Фриск уже лежала у себя в постели, Гастер спустился в гостиную, и, опершись о подоконник, вдохнул ночной воздух. Простояв так еще с минуту, он развернулся, и толком не успев понять, что происходит, очутился в объятиях Папируса. И, нужно заметить, не он один. А вместе с Сансом. Оба не сопротивлялись, ибо из объятий Папируса вырываться бесполезно.

Он похлопал сына по спине.

— Мы тоже тебя любим, — сказал он сразу за двоих, осторожно отстраняясь.

Папирус улыбнулся, и, взяв старшего брата на руки (который, к слову, уже успел уснуть), пожелал отцу спокойной ночи, отправившись на второй этаж. Гастер устало опустился в ближайшее кресло, глядя на ту толику неба, что была доступна взору из приоткрытого окна. Он устремил взгляд зрачков куда-то в сторону, и о чем-то задумавшись, через время ощутил, что задремывает…

***

Гастер проснулся от непонятного ощущения какой-то странной теплоты. Возле него слышались тихие, и очень осторожные шаги. Кто-то, судя по всему, укрывал его пледом. Тишина, и за ней все такое-же тихие удаляющиеся шаги.

Он устало открыл глаза, и глянув на второй этаж, слегка улыбнулся. Лунный свет, льющийся из окон, серебрил чью-то макушку. Даже не смотря на темноту, он разглядел слегка растрепанные каштановые волосы, и сиреневый платок на шее. Гастер улыбнулся.

— Спасибо, Фриски.

Не прошло и секунды, как он снова ощутил, что веки медленно смыкаются.