Куколка (СИ) [Нюта_Диклониус] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

Йошики тихонько, почти неслышно ступая по ковру, заходит в музыкальную залу и бесшумно прикрывает за собой дверь.

Огромные, от пола до потолка, окна этой комнаты выходят во внутренний сад; белый, засыпанный снегом, с висящими на веточках, как ёлочные игрушки, блестящими сосульками, он кажется таким красивым, сказочным. Удивительно, в Калифорнии ведь снега почти никогда не бывает, но в этом году, вернее, под самый его конец, зима внезапно расщедрилась. Снаружи явно тихо и морозно. Лениво падают снежинки, каждая размером с блюдце, бьются чуть слышно в стёкла. И лунный диск тускло светится за полупрозрачными облаками. Красиво. Просто непривычно красиво…

Йошики медленно садится на скамью возле рояля, подставляя тело лунному свету. Закрыв глаза, он словно чувствует и видит, как на собственной коже вспыхивают яркие мерцающие частички. Кожа у него такая же белая и холодная, как этот лунный свет. И он просто нежится в этом сиянии.

Электронные часы на столике бодро пропикивают полночь. Наступает тридцать первое декабря. День, который Хаяши Йошики ненавидит от всей души.

Вернее, не ненавидит — просто эта дата вызывает у Йошики мрачную меланхолию. Всё более мрачную с каждым прошедшим годом. С тридцать первым декабря связано слишком уж много воспоминаний. Разных воспоминаний, как счастливых, так и весьма неприятных и болезненных. И уже который год Хаяши встречает его дома, в Лос-Анджелесе, в одиночестве, уже почти не думая о том, чтобы когда-нибудь вернуться в это время в Токио и выйти на сцену «Токио Доум» вместе со своей группой, со своей второй семьей. Она восстановлена, да. Но кое-что утеряно безвозвратно. Вернее, кое-кто. Это и печалит больше всего, настолько сильно, что перекрывает малейшие отголоски радости от ожидания наступления Нового года.

Повернувшись, Йошики поднимает крышку и кладёт пальцы на клавиши. Опускает медленно ресницы на предательски повлажневшие глаза. И отчётливо слышит аккорды «Endless Rain».

В реальности здесь всегда очень тихо. Но Хаяши никогда не остаётся в полнейшем безмолвии; тишина для него — признак надвигающейся опасности. Он постоянно слышит мелодии в своей собственной голове. Как уже знакомые, выученные за много лет наизусть, так и новые, которые срочно ищут нотный лист, чтобы отпечататься на нём. Любой услышанный звук Йошики в своём сознании превращает в мелодию. Кто-то из друзей однажды сказал, что его слух подобен точнейшему математическому прибору и что такой талант к музыке, несомненно, может быть дан только от природы. Эти же самые друзья удивляются, восхищаются, завидуют. А Йошики даже и не знает, дар ли это для него или, скорее, проклятие. Он попросту не помнит, что такое тишина.

Тонкие хрупкие пальцы ласкают белоснежные клавиши, постукивая по ним тихонько. Длинные ногти блестят в лунном свете, как стеклянные. Изящно изогнутые запястья слегка ноют от движений, у Йошики больные сухожилия, но он настолько привык к этой боли, что почти не обращает на неё внимания. Да и что уж говорить, она стала меньше с недавних пор, Хаяши даже почти не носит привычный ортез.

А приоткрытыми бескровными губами он чуть слышно напевает слова. И всё равно в голове собственный шёпот перекрывается сильным и высоким голосом Тоши. Этого не изменить. Йошики пытался много раз, пока его не было рядом, размышлял, прикидывал, сможет ли восстановить группу с новым вокалистом, как и хотел когда-то. Хаяши старался забыть, выбросить из памяти этот чёрный эпизод, слышать лишь себя. И не получилось у него ни разу. Теперь в этом нет необходимости, Тоши вернулся к нему, Йошики сегодня его увидит, будет обнимать друга детства и улыбаться ему во время их традиционных посиделок в ресторане. Но эта рана уже слишком долго ноет и гниёт внутри и вряд ли когда-нибудь зарастёт полностью.

И вдруг в собственный шёпот вклинивается другой голос: низкий, тоже безумно красивый и знакомый. Напевает слова ещё нежнее, будто убаюкивает, как колыбельной. Йошики вздрагивает и резко раскрывает глаза.

— Ох, прости, куколка. Я напугал тебя?

Ясухиро стоит рядом, заведя за спину руки. Его длинные волосы цвета красного дерева, кажущиеся в этом слабом освещении совсем тёмными, взъерошены и почти закрывают бледное лицо. Но за ними видно блеск слабо светящихся глаз.

— Нет, — Хаяши улыбается ему краем рта. Слабо и, наверное, почти неестественно. Ему для этих улыбок всё ещё приходится прикладывать немалое усилие, но он привык. — Тебе тоже не спится?

— Спалось, пока ты не ушёл. Не хочу спать один.

Йошики сдвигается чуть в сторону, освобождая место на скамье рядом с собой, и Ясухиро, прикусив губу, устраивается рядом. Медленно кладёт крепкую ладонь на его руку. И бледные кисти их обоих сливаются с белыми клавишами.

— Я не могу просто лежать, знаешь ведь. Когда мне не спится, я играю, — бездумно тянет Хаяши и запрокидывает голову ему на плечо. — И я не знал, что ты, оказывается, умеешь так красиво петь.

— Не умею. Я просто не удержался, — Сугихара улыбается ему в ответ.

— Вот как? — Йошики слегка приподнимает бровь. — Может, тогда составишь мне компанию?

Ясухиро секунду смотрит на него, поблёскивая глазами. И в конце концов, снова улыбнувшись, целует в кончик носа и встаёт.

— С удовольствием.

И он берётся за свою скрипку, бережно положенную в чехле здесь же, в этой комнате.

Хаяши вновь медленно закрывает глаза, вслушиваясь, как нежные переливы её струн накладываются на звучание рояля. Конечно, с гитарами привычней. Но так мелодия кажется куда более нежной и такой печальной… Ровно такой, какой Йошики её и задумывал почти тридцать лет тому назад.

Хотя в инструменте ли дело? Нет, вряд ли. Скорее уж, в его хозяине. В его чувствах, которые Хаяши так отчётливо улавливает в звучании скрипки.

Он чувствует на ресницах влагу, но не сдаётся, продолжает играть.

Засыпанный снегом сад за огромными окнами, снежинки, бьющиеся в стёкла. Белоснежный рояль, отражающий лунный свет и кажущийся ещё более ослепительным. И возле него двое, Йошики и Ясухиро со скрипкой. И музыка, в которую сливается звучание двух инструментов.

Песня заканчивается, и Хаяши громко выдыхает, склонив голову и упёршись в клавиши дрожащими ладонями. И его тут же обнимают за плечи.

— Не перенапрягайся. Ты всё ещё не восстановился целиком. А сил сегодня много понадобится.

Сугихара вновь садится рядом с ним, прижимает его к себе и утыкается лицом в длинные рыжие волосы.

Они молчат несколько минут. Говорить не о чем, музыка за них всё сказала. Йошики, бездумно хлопая ресницами, поворачивает голову, глядя на окно.

— Я так давно не видел снега… — Ясухиро слегка качает головой в ответ. — Здесь ведь его почти не бывает, а в Токио я давно уже на Новый год не летаю. Я просто… Даже и забыл уже, как это прекрасно.

Йошики улыбается краем рта и тянет руку к окну, чувствуя себя крошечным ребёнком, который способен радоваться даже таким простым вещам. Но это минутное чувство, ему на смену быстро приходит привычная уже взрослая печаль.

— Хочешь, оденемся и пойдём погуляем? — вдруг предлагает Ясухиро, наблюдающий за ним. Он без всякого труда считывает мысли Хаяши. Ещё бы, они связаны. — Ненадолго.

Йошики вздрагивает и, повернув голову, внимательно смотрит на своего любовника.

— Ночные прогулки под луной — это прекрасно, — мирно продолжает Сугихара. — Всё равно ложиться спать уже бесполезно. Ну-ка, вставай, — и он тянет Йошики за хрупкий локоть, бережно, чтобы не сломать, не дай бог, но настойчиво.

Хаяши вздыхает тихо и, как обычно, следует за ним.

Морозец щиплет за щёки и кончик носа, и Йошики фыркает, встряхиваясь и натягивая почти на самый нос воротник толстого серебристого свитера. Наклонив задумчиво голову, он медленно подставляет ладонь, ловит на неё снежинку. Она не тает на его коже, и он бездумно разглядывает её ажурный узор. Красивая, совсем как ёлочные игрушки в виде снежинок, только маленькая и оттого ещё более тонко вырезанная.

— Удивительно, правда? — Ясухиро замечает это и, улыбаясь, подходит к нему поближе. Перехватив руку, бережно гладит запястье пальцами. — Ты такой холодный, что даже снег на руке не тает. Зато теперь можно рассмотреть снежинки без перчаток…

— Почему же тогда я сам всё ещё чувствую холод и должен носить тёплую одежду?

Йошики поднимает на него глаза. Несколько снежинок оседают на его растрёпанных рыжих волосах, и он слегка потряхивает ими.

— Ты просто слишком нежная куколка, вот и мёрзнешь.

Йошики недовольно морщит нос. Слово «куколка» которое как-то сразу, когда у них с Ясухиро начались отношения, к нему приклеилось намертво, очень раздражает его — слишком уж странным кажется по отношению к мужчине его возраста. Да, Хаяши хрупкий, тоненький, длинноволосый и на этот самый возраст не выглядит, но всё равно такое обращение ему не нравится. «Мне пятьдесят, какая я тебе, нахрен, куколка?» — злился одно время вслух Йошики. А Сугихара лишь улыбался в ответ. Так Хаяши и не смог его переупрямить и заставить звать себя как-то иначе.

— Ты уже замёрз? — заботливо спрашивает Ясухиро, погладив его по лицу ладонью, задев кончиками пальцев холодные омертвевшие губы.

— Пока нет. А если ты меня обнимешь, то и не замёрзну.

Сугихара смеётся, обхватывает рукой за талию и тянет к себе, Йошики прячет нос в воротнике его куртки. Тепло, и вправду. Хотя он такой же холодный, как и Хаяши.

— Терпеть не могу новогодние праздники, — тянет Йошики, уцепившись чуть подрагивающей рукой за его плечо.

Ясухиро смотрит на него слегка удивлённо, искорки в его глазах будто на мгновение вспыхивают ярче.

— Почему?

— Слишком много воспоминаний навевают. Думаю об «X», о концертах в «Токио Доум», — Йошики кусает губы. Ему трудно произнести имя того, о ком он думает чаще всего. — …О Хиде.

Опустив длинные ресницы, он тянется к любовнику и прикладывается к щеке губами. И Сугизо гладит его по скуле кончиками пальцев.

— Я тоже по нему скучаю, Йошики, — голос у него спокойный, как и обычно, но Йошики уже научился отслеживать в нём далеко не спокойные нотки. — Временами просто невыносимо скучаю. Но что же делать теперь…

Хаяши вновь зарывается лицом в ворот его куртки. Он знает, что Ясухиро и Хиде были близки. Пожалуй, из всех членов «X» Хиде был ближе всех с ребятами из «Luna Sea», в которой Сугихара был тогда и остаётся сейчас лид-гитаристом. И поэтому он как никто понимает боль Йошики от этой потери. Как, впрочем, и Хаяши понимает его. Это одна из тех вещей, которая объединяла их с самого начала, ещё задолго до того, как они стали любовниками.

— Не грусти. Мне не нравится, когда ты плачешь, куколка. Я обещаю тебе, — он улыбается краем рта, — это будут особенные праздники. Потому что ты больше не один, я с тобой.

Йошики поднимает на него глаза, щурится слегка.

— Спасибо.

И улыбается краем рта. Радужки его глаз вспыхивают жёлтым огнём в темноте; а за приоткрытыми пухлыми губами посверкивают длинные белоснежные клыки.

========== 1. ==========

Месяцем ранее…

Сидя в удобном кресле на балкончике, нависающем над большим залом, Йошики меланхолично покачивает в пальцах дымящуюся сигарету, уже третью за последние десять минут, и бездумным, почти пустым взглядом смотрит в никуда.

Съёмки клипа в самом разгаре. Площадка в павильоне выстроена в стиле старинного особняка, этакого мрачного поместья из какого-нибудь пафосного голливудского фильма о вампирах — огромный бальный зал с колоннами и золотой лепниной на стенах, изогнутые лестницы, гигантская, похожая на торт хрустальная люстра, переливающаяся множеством огоньков, и множество разодетых в роскошные наряды людей вокруг. Шум, множество голосов, ослепительный свет прожекторов, музыка… Йошики очень отвык от всего этого за время своей добровольной изоляции. И всё никак не может обратно привыкнуть, хотя этот тяжёлый период его жизни уже давно закончился.

Это странно, но Хаяши не может избавиться от мысли, что ощущает себя во всём этом шуме абсолютно чужим.

В каждом его грациозном движении, в каждом томном взгляде его раскосых карих глаз, направленном в зал, в каждой затяжке горьким дымом — печаль и меланхолия, такие серые и давящие, что Йошики сам отчётливо их чувствует. Словно какая-то мрачная аура вокруг сгущается.

Причина плохого настроения? Да нет её. Йошики просто в очередной раз ищет глазами родную розовую макушку в этом людском море, шумящем внизу. Не находит. И хмуро вздыхает.

Хиде нет уже семнадцать лет как. Пора бы смириться. Как и с тем, что на его месте, рядом с Патой и со сверкающей гитарой в руках — Ясухиро Сугихара.

Йошики наблюдает за ним, слегка сощурив глаза. Хаяши помнит Ясухиро, предпочитающего на сцене называть себя Сугизо, ещё с тех давних времён, когда основал свой лейбл «Extasy» и «Х» благополучно выпустили на нём первый альбом. Для многих инди-групп после этого «Х» стали путеводной звездой. И Хиде, живо интересовавшийся всем новым и любопытным и потому быстро находивший необычных музыкантов, как-то привёл к Йошики за помощью молодую группу «Lunacy». Ребята и впрямь были интересными, но именно к Сугизо Хаяши сразу почувствовал несколько особенное расположение — Ясухиро, помимо гитары, играл ещё и на скрипке, то есть, тянулся к классической музыке, как и сам Йошики. Но тогда это был минутный интерес, не более того. Хаяши даже имени его настоящего не знал. И, естественно, подумать не мог, что спустя много лет Ясухиро Сугихара займёт в «X» место Хиде.

Впрочем, нет, неправильно. Ясухиро вовсе не старается занять место Хиде и вытеснить его. Как и остальные члены группы, наученные Йошики, он повторяет, что на самом деле в «Х» шестеро участников, а не пятеро.

— Хиде-сан абсолютно непостижим, — говорит Сугихара в интервью, — и недосягаем. Заменить его попросту невозможно, второго такого человека существовать не может. Я даже и не пытаюсь быть как он. Зачем? Это бессмысленно.

У Ясухиро совершенно другой образ, другое поведение, другая игра. Он не имеет ничего общего с Хидето Мацумото и не подделывается под него — он такой, какой есть. Сугихара, скорее, просто изо всех сил старается заполнить собой ту зияющую брешь, что образовалась в группе после гибели Хиде. И у него это вполне получается; как кажется Йошики, он замечательно вписался в коллектив. Хотя Хаяши и знает, как непросто ему пришлось на первых порах — когда Ясухиро объявили официальным участником «Х», нашлось немало недоброжелателей, которые сравнивали его с Хиде, естественно, в пользу последнего. А ведь они попросту разные. Это как сравнить цунами и торнадо — оба разрушительные и опасные, но абсолютно разные природные явления.

И хотя Ясухиро, по ощущениям, всё же до конца не прижился и ведёт себя сдержанно, всё-таки в нём прямо сквозит какая-то дьявольщина; какая-то тихая, но всё равно невероятная сексуальность. Не зря же поклонники мило зовут его «ходячей порнографией». А Йошики самому странно от этих мыслей, но отрицать он их не может.

— Наслаждаешься красивым видом, а, лидер-сан?

Шутливый голос Тошимицу слышится над ухом, и Хаяши вздрагивает. Поднимает взгляд на своего вокалиста и улыбается ему краем рта, отняв сигарету от губ.

— Напугал, Тоши. И вовсе я не наслаждаюсь, просто слежу за съёмкой, вот и всё. Некогда расслабляться.

— Ну да. И от Суги ты просто глаз не отводишь, — фыркает Тоши, садясь на соседний стул. И щурится. — Впрочем, он от тебя тоже.

Йошики растерянно смотрит на лестницу в другом конце зала. Оба гитариста стоят рядом: Пата, дёргая струны, глядит куда-то вбок, а вот Ясухиро и впрямь ловит взгляд Хаяши и, улыбнувшись, приподнимает руку. И Йошики в ответ томно шевелит пальцами, отвечая на его знак внимания.

— По-моему, взять его официально в «Х» было твоей лучшей идеей за последние годы, — весело констатирует Деяма, сцепляя перед собой пальцы. Тёмные очки скрывают его глаза, но Йошики и так знает, что они сейчас откровенно смеются.

— Не уверен. Для нас-то, может, и лучшая, но не для него самого, — Хаяши кривится и в очередной раз затягивается. — Знал бы ты, как ему от наших старых фанатов в интернете влетало… Как он это вытерпел, просто не представляю.

Йошики знает, что Тоши не особенно шерстит инстаграмные профили коллег по группе, поэтому не удивляется, когда видит, как он вскидывает брови.

— За что влетало? — в голосе звучит неприкрытое изумление.

— За то, что он не Хиде. Разве не понятно?

Йошики кривится и тушит сигарету в стеклянной пепельнице. Повернувшись к Тошимицу, Хаяши медленно запускает руку в тщательно уложенные золотисто-рыжие волосы.

— Странные претензии, — оценивает Тоши, поправив очки средним пальцем.

— Ещё какие, — Йошики фыркает. — Чёрт побери. Ну как вот этим фанатам объяснить, что я не могу поднять Хиде из могилы? Я сам бы хотел его вернуть, очень, и ни за что бы не променял его на другого гитариста. Я делаю всё, что могу, но я, блять, не маг, я не всемогущ!

— Эй! Не матерись! — Деяма легонько хлопает его по руке.

— Плевать, у меня просто слов других нет, — рявкает Хаяши и тянется за новой сигаретой. — Я рад, что у нас есть такие преданные поклонники, но они не хотят понимать, что времена меняются, обстоятельства тоже, надо привыкать к этому. Хочешь ли знать, я тоже считаю, что Суги идеальный вариант. И… Мне просто хреново от мысли о том, какой я ящик Пандоры открыл тем, что взял его к нам.

— Думаю, он всё понимает, Йошики. Иначе давно бы ушёл, — ободряюще говорит Тоши. И вдруг, спустив на кончик носа очки, щурится. — Хотя… Может, он всё ещё с нами из-за чего-то другого?

Йошики вскидывает брови.

— Ты о чём, прости?

— О тебе, — заговорщицки тянет Тоши, наклонившись к нему поближе. Йошики видит весёлый блеск в его глазах и передёргивается. — Неужели ты не замечаешь, как он на тебя смотрит?

— Нет, не замечаю, — отрезает Хаяши. — Извини, я разучился понимать твои намёки.

— А очень зря. Он и вправду с тебя глаз не сводит. Нравишься ты ему, Йошики.

— Кончай, Тоши. Я не отрицаю, что я бисексуал, — Йошики хмурится, — но меня отношения с мужчинами не особо привлекают. И Суги тоже, думается, не гей. У него жена бывшая и взрослая дочь от этого брака есть, ты забыл?

Деяма качает головой.

— Как будто это может каким-то образом помешать. И кстати, я бы на твоём месте не говорил так уверенно. Уж извини, но, по-моему, только ты сам и не хотел замечать, что между тобой и Хиде было что-то куда более нежное и трепетное, чем дружба.

Хаяши наливается синевой и хватается за его запястье; сжимает его до боли, и Тоши кривит губы.

— Не смей говорить такое про него, Тоши, — раскосые глаза злобно сверкают. — Я тебе не позволю. У нас ничего не было. Хиде мне как брат, и только. Ясно?

— Вот, даже сейчас отрицаешь. И если это неправда, то чего ты так завёлся, Йошики? — Тошимицу улыбается и, вырвав руку из его захвата, приподнимает обе ладони примирительно. — Ну всё, всё, успокойся. Я же не в плохом смысле это говорю.

Йошики медленно отстраняется, чувствуя, как горячая краска отливает от лица. А и вправду, чего это он так рассердился? Знает ведь Тоши и весь этот его юморок. Но Хаяши не хочет допускать ни малейшей вероятности того, что на обожаемого Хиде упадёт тень.

— Суги и сейчас на тебя смотрит, — фыркает Тоши, вытягивая шею и заглядывая ему за спину. — У него аж глаза светятся. Присмотрелся бы ты к нему. Кто знает, может, он бы скрасил тебе твоё одиночество.

— Тоши, заткнись. А то у меня уже руки чешутся тебя треснуть.

Йошики раздражённо тянется за очередной сигаретой. И вот что у окружающих за манера — пытаться так и этак устроить его личную жизнь? Такое ощущение, что для людей состоятельный одинокий мужчина просто как красная тряпка для быка. Йошики и одному хорошо. Тем более что он не один, его окружают друзья, родные, группа, которую он по-прежнему считает семьёй, множество нотных листов. Хаяши совершенно не готов пускать в этот свой тихий устоявшийся мир кого-то ещё только ради регулярного секса и разговоров по душам.

После окончания съёмок в зале они впятером покидают павильон. Дальше по плану необходимо отснять часть материала на крыше высотного здания, куда следует подняться на лифте. Йошики прячет руки в карманах белого пиджака и слегка ёжится.

— Нервничаешь?

Ясухиро оказывается рядом с ним и ободряюще кладёт на плечо руку. Хаяши, всё ещё раздражённый, едва не сбрасывает его ладонь и с трудом выдавливает кривую улыбку.

— Нет, что за глупости. Я просто немного высоты побаиваюсь, вот и всё. Ничего смертельного.

— Я тоже, — честно признаётся Сугихара и щурится. — Но это ведь необходимо, да?

— Иногда приходится переступать через свои страхи в угоду зрелищности. Ты ведь это понимаешь? — Йошики слегка дёргает плечом.

— Конечно.

Ясухиро беспечно улыбается, а Йошики невольно отмечает, что Тоши прав, глаза у него и впрямь светятся. Причём каким-то очень нехорошим, жутковатым сиянием, проглядывающимся под тёмными радужками. И на контрасте с почти нежной улыбкой этот свет кажется ещё более страшным.

Вдвоём они заходят в лифт, и Хаяши нажимает на кнопку, отвечающую за закрытие дверей. Слегка вздыхает и расслабляет ноющую спину. Устал. Вроде кажется, что в этих съёмках нет ничего сложного, но на деле они очень выматывают. Зеркальная кабина, тихо поскрипывая, едет вверх. Ясухиро сзади прислоняется к стене, а Йошики опирается на поручень. Они молчат. Говорить пока что попросту не о чем.

Вдруг свет лампы под потолком начинает слегка мигать, а в какой-то момент лифт резко дёргается и замирает на одном месте. Йошики от толчка не удерживается на ногах и в ту же секунду падает на что-то мягкое; крепкие руки подхватывают его и спасают от близкого знакомства с полом. Лампы вновь гаснут.

— П-прости… — сдавленно шепчет он, уцепившись за костлявые плечи и выпрямившись.

— Ничего, — слышится прямо над ухом. — Ты не ушибся?

— Всё в порядке. Спасибо, что поймал, — Йошики близоруко щурится, отстранившись от него и пытаясь увидеть что-то во мраке. — Что… Что случилось?

Полнейшая темнота. Такая, что, кажется, её вполне рукой можно потрогать, вытяни пальцы — и они упрутся во что-то пружинящее, как резина.

— Перебои с электричеством, наверное, — констатирует Сугихара. — Вон, даже кнопки на панели не светятся… Ерунда, здесь это случается. Сейчас питание восстановится.

Свет опять моргает, между вспышками проходят буквально доли секунд; и именно в этот короткий момент Хаяши вдруг чувствует зарывшиеся в его волосы холодные пальцы. По шее огнём разливается резкая боль, словно в неё воткнули что-то острое.

— Ай!

Ещё секунда, лампы ярко вспыхивают, и Йошики испуганно оборачивается. Ясухиро, всё ещё маячащий возле стены, вскидывает брови:

— Ты чего? Темноты испугался?

Йошики только ресницами хлопает. Нет, он не успел бы так быстро вернуться на своё место. Но шея болит по-настоящему, ноет.

— Меня кто-то укусил! — выпаливает он, нащупывая жгучие точки и придавливая их пальцами.

— Укусил? — растерянно спрашивает Сугихара. — Ты о чём, Йошики? Сейчас ноябрь, все жалящие насекомые давно спят…

Хаяши растерянно трёт подушечками отчаянно ноющее место между шеей и плечом, задевает ими шёлковую ленту.

— Что, правда так больно? Ну-ка, — Ясухиро подходит к нему и тянется к шее, — дай посмотрю, кто тебя там укусил. Где болит?

Йошики шарахается от него в сторону, как от больного чумой, и живо прикладывает ладонь к коже.

— Нигде! Ты прав, наверное, я просто неудачно головой двинул, вот и всё. У меня бывает такое, позвонки защемляет. Уже прошло.

Пауза. Сугихара смотрит на него своими тёмными непроницаемыми глазами, и Йошики от этого взгляда более чем не по себе.

— Йошики, — тихо тянет Ясухиро наконец, — ты меня боишься?

Хаяши растерянно хлопает ресницами.

— Нет, с чего ты взял? — голос дрожит и звучит крайне неубедительно. Да, Йошики его боится. Он всем нутром чувствует, что попал в опасную ситуацию.

— Ты не даёшь мне лишний раз даже близко к тебе подойти. Только на сцене иногда. Удивительно даже, что ты согласился сейчас вместе со мной в лифт зайти, — Ясухиро невесело хмыкает. — Что с тобой?

— Ничего. Вовсе я тебя не боюсь, — Йошики пожимает плечами, — можешь подходить ко мне, когда и как захочешь.

— Даже вот так?

Его пальцы на шее, прямо на том месте, где её пронзило болью. Скользнув чуть вглубь, к затылку, они зарываются в мягкие рыжие волосы, тянут слегка, надавливая, а другая рука тут же смыкается на талии. Не успев даже толком понять, что происходит, Хаяши оказывается прижатым к нему вплотную, утыкается носом в плечо. От него резко пахнет парфюмом, свежим и горьковатым, кружащим голову… Нервно сглотнув, Йошики поднимает глаза на его лицо.

Высокий, зараза. Смотрит сверху вниз так внимательно. Острое, точёное лицо: скулы, подбородок, губы — всё как жёстким карандашом нарисовано, резкими, даже грубыми штрихами. Бледная кожа, сияющие глаза, длинные волосы цвета красного дерева. И необычайная красота…

— Эй, отпусти, — шипит Йошики, слегка придя в себя, и упирает ладони ему в плечи. — Не так близко, я не разрешал!

Ясухиро вместо ответа наклоняется и зарывается лицом в его волосы. Касается губами виска; едва уловимыми поцелуями спускается вниз, к уху, а пальцами продолжает поглаживать ноющую шею.

— Ты такой тёплый… — тянет он чуть слышно. — И так вкусно пахнешь…

Йошики нервно сглатывает, а он тем временем кусает легонько за мочку.

— Суги, блять, не пугай меня. Что за фразы людоеда? И не трогай меня, пусти!

Хаяши пытается вырваться, но тонкая рука гитариста, украшенная длинной татуировкой, держит его мёртвой хваткой. Да ещё Йошики с ужасом понимает, что даже если он вырвется, бежать ему некуда, вокруг лишь клетка в виде лифта. Который, к слову, так ли случайно застрял?

Сугихара без всяких усилий оттягивает лидера за собой к дальней стене. Повернув, прижимает спиной к ледяному зеркалу. Пальцами быстро расстёгивает ворот белого пиджака, надетого прямо на голое тело, и утыкается носом под ухо, в плечо… Йошики чувствует, как он вдыхает через нос; Ясухиро буквально дышит им, упивается, и вправду как людоед, как хищник, который обнюхивает свою жертву, млея, прежде чем впить в неё зубы. Похолодев от ужаса, Хаяши предпринимает ещё одну попытку освободиться.

— Да ты что творишь?! — вскрикивает он. — Отпусти, пока я тебе по яйцам не дал!

Но Ясухиро ничуть не пугает его истеричный вскрик. Слегка приспустив пиджак, Сугихара обцеловывает вздрагивающие нежные плечи, ладонью гладит шею. Каждое его прикосновение — как микроскопический ожог на коже; Йошики судорожно кусает губы и жмурит глаза, отворачиваясь, пытаясь уберечься от них.

— Тише, куколка, — смешок. — Больно не будет.

— Как ты меня назвал?! — подскакивает Йошики.

Ясухиро прикладывает кончик пальца к его губам, улыбается.

— Куколка, — издевательски тянет он и округляет глаза. — А что, тебе не нравится?

— Какая я тебе куколка?! — взвывает Хаяши.

— Хрупкая и красивая. Какая и должна быть, — он усмехается и наклоняется к лицу вплотную. — Не сердись. Думаю, я знаю куда лучшее применение твоим нежным губкам.

И, не дав Йошики даже опомниться, Ясухиро жарко целует своего лидера. Тут же нагло лезет языком в рот, раздвигая упрямо сжимающиеся губы, находит его язык, поддевает его игриво своим, стараясь втянуть в эту игру. Хаяши жмурит глаза, уперев руки ему в плечи, сопротивляется, пытается оттолкнуть. Пальцы с чёрными ногтями с силой сжимаются на плечах Сугихары, сминая чёрную ткань рубашки, но тот лишь углубляет поцелуй, даже не думая отстраняться. А Йошики разрывается между двумя противоположными мыслями. Первая — о том, что его никогда так не целовали, так глубоко, так жадно, вскружив голову. А вторая — что так потрясающе целует его мужчина.

Но поцелуй и впрямь великолепный. Йошики глубоко вдыхает, когда Ясухиро наконец отстраняется и облизывает губы кончиком языка.

— Зачем ты это сделал?!

— Захотелось, — скучающе тянет Сугихара. — Я давно на твои губы засматривался. Всё хотел попробовать, какие они на вкус.

— Ну, и какие же? — язвительно спрашивает Йошики, поблёскивая глазами.

Ясухиро облизывается.

— Вкусные. Только помада всё портит… Я давно заметил, что все эти косметические штуки только пахнут хорошо, а на вкус просто омерзительные.

Йошики тут только вспоминает, что губы у него были привычно накрашены.

— Придурок, ты её всю смазал!

— Ещё бы. Тебе без неё лучше.

Возмущённо фыркнув, Хаяши прикрывает ладонями рот, чтобы он опять не вздумал впиться. А Сугихара тянет его за волосы и прижимается губами к шее, коленом раздвигает его ноги, пальцами цепляется за ремень брюк.

— Я хочу тебя, куколка, — Йошики передёргивается, даже сам не зная, от чего сильнее — от ощущения его губ на шее или от этого злосчастного «куколка». — Хочу прямо здесь, прямо сейчас…

Он ласкает шею Йошики языком, гладит ладонью его живот, ослабив нижние пуговицы на пиджаке. А Хаяши только судорожно кусает губы и жмурится. Что делать? Отпихнуть его, заорать? Не поможет, он не отстанет, пока они тут. Поддаться ему? Ещё хуже.

«Да что там эти придурки делают?! Почему лифт всё ещё стоит?!»

В ту же секунду, словно услышав его мысли, лифт, дёрнувшись, наконец приходит в движение. Понимая, что всего несколько секунд — и эту неловкую ситуацию увидят все, Йошики отчаянно вырывается из объятий своего лид-гитариста. И в конце концов, отчаявшись совсем, всё же резким движением даёт ему коленом в пах.

Сугихара отшатывается от него с громким криком.

— Ты сдурел?! А вдруг у меня детей потом не будет после такого удара? — фыркает он возмущённо, слегка отдышавшись.

— Не притворяйся, я тебя еле тронул, — тяжело дыша, цедит сквозь идеальные виниры Хаяши, судорожно застёгивая пиджак обратно. — Сам виноват. Когда я сказал, что ты можешь подходить ко мне, я не это имел в виду.

— Но тебе же понравилось, — ядовито констатирует Ясухиро. — Ты так млел, пока я тебе шею лизал…

— Вовсе нет, — рявкает Йошики. — Я не по мужикам, тебе ясно? Тем более, я предпочитаю соблюдать птичкино правило, — он ухмыляется.

Сугихара хмыкает:

— Это что ещё за правило такое?

Хаяши щурится и презрительно отвечает:

— В гнезде не срать, вот и всё правило. Попробуешь ещё раз меня так зажать — я тебя уже тресну со всей силы, тогда точно детей больше не будет!

Глаза Ясухиро разом темнеют, будто их свечение пропадает, губы сжимаются в нитку. Лифт, коротко звякнув, распахивает двери, и Йошики, гордо выгнув спину, как выходящая на поклон балерина, шагает наружу. Облизанная шея горит огнём. Хаяши торопливо прикрывает её воротом пиджака.

— Что у вас там случилось? — недоумевает уже ждущий их Тоши. Они с Патой и Хисом уехали на втором лифте, который, видимо, не застрял. Что опять навевает мысли, что это не случайно.

— Лифт застрял, — мирно отмечает Йошики. — Бывает. Пойдём, — демонстративно потянув Тоши за запястье, он замечает злой взгляд своего лид-гитариста. Так ему и надо. Будет в следующий раз знать.

…Боль в шее так и не проходит, саднит, как от укуса. Вечером, дома, раздеваясь в ванной, чтобы принять душ, Йошики замечает на воротнике своего белоснежного пиджака тёмно-красные пятна. А когда он, удивлённый, смотрит в зеркало, у него вырывается громкий вскрик.

— Хаяши-сан, что-то случилось? — в дверь тут же стучат, видимо, секретарь услышала его и прибежала.

А Йошики, приоткрыв рот, в ужасе смотрит на своё отражение. Сбоку шеи, чуть повыше плеча, ровно в том месте, от которого растекается волнами боль, отчётливо видны две гноящиеся круглые ранки.

***

Появление Йошики на следующий день в студии с забинтованной шеей производит неизгладимое впечатление.

— Ого. Кажется, кому-то ночью было очень весело, — с ухмылкой констатирует Тоши.

— Ага, весело. Всю ночь трахался с двумя сразу, — язвительно отвечает Йошики, нервно дёргая воротник, — с йодом и антисептиком. Ох хороши, засранцы. Весёлая групповушка получилась.

Пата делает вид, что не замечает пошлой шуточки, Хис, сидящий с гитарой на диване, сдавленно хрюкает в кулак, тут же маскируя смех кашлем, Тоши примирительно поднимает руки. Лишь Ясухиро стоит молча на своём месте, прищурив глаза, и его лицо не выражает толком никаких эмоций.

— Ну ладно тебе, уж и пошутить нельзя, — замечает Тошимицу.

— А я серьёзно. Я поранился, понятия только не имею, где, — фыркает Хаяши, сбрасывая серую спортивную куртку и садясь за барабаны. Поймав взгляд Тоши, хмыкает. — Не пялься, ты что, никогда меня с забинтованной шеей не видел?

Деяма, поняв, что лидер не в духе, решает дальше его не дразнить и, вздохнув, берётся за микрофон. Наблюдая, как остальные ребята стягиваются к центру комнаты, Йошики привычно пристраивает поверх бинта крепкий гипсовый корсет. Врачи всё ещё запрещают ему играть без фиксатора, состояние его шеи по-прежнему просто ужасное и ухудшается с каждой репетицией.

В студии всё спокойно, будто ничто и не напоминает о вчерашнем. Но Йошики нервничает: его беспокоит Ясухиро. Укусы эти появились в лифте, а в лифте не было никого, кроме них двоих. Вывод сам собой напрашивается, ранки — его работа. Но зачем ему было кусать Хаяши? И как, главное, он успел это сделать? Это заняло буквально секунду, а когда свет включился, он стоял на своём месте, точно так же, как в начале, прислонившись спиной к зеркалу, он не мог за такой короткий миг метнуться к Йошики, укусить его и вернуться назад. А что ещё важнее — эти ранки не похожи на следы, которые могут оставить человеческие зубы. Скорее уж они смахивают на змеиный укус — две круглые ярко-красные точки.

Произошло что-то непонятное, и это немало волнует Йошики. Да ещё он и вправду почти всю ночь заливал ранки антисептиками, но они всё равно жутко болят и гноятся. Хаяши даже подумал, что если так продолжится, ему придётся нарушить весь свой график и поехать к врачу после репетиции.

Он привычно наигрывает ритм из «I.V.», приспосабливаясь, входя в свою обычную скорость. Но с ним что-то не так. Пальцы кажутся абсолютно заледеневшими, плохо сгибаются и почти не слушаются его, запястья словно оплело колючей проволокой, а по спине и рукам ледяной волной растекается боль, как после слишком интенсивных занятий спортом. И вообще тело словно онемело, замёрзло — это само по себе странно, Йошики, как правило, наоборот, очень жарко во время скоростной игры, к концу репетиции он обычно взмыленный, как тягловая лошадь, выглядит так, будто на него сверху ведро воды опрокинули: мокрое лицо, мокрое тело, даже волосы мокрые. Сейчас же ни капельки пота с его лица не упало, и очень хочется поёжиться и надеть куртку.

Прямо над ухом вдруг громко раздаётся удар гонга. И в ту же секунду на прозрачные барабаны брызгает кровь. Хаяши смотрит на расплывающиеся по ним алые брызги, широко распахнув глаза; перед взглядом начинают медленно мелькать красные точки. Мгновение — и они сливаются перед взглядом в одно сплошное пятно, расплывшись, заслонив всё. Йошики слышит резкий щелчок, как от выключателя — и свет гаснет. А в следующее мгновение он чувствует, как чьи-то руки подхватывают его, не дав, видимо, упасть и по привычке обрушить на себя тяжёлую ударную установку.

***

В полной тишине Йошики слышит удары собственного сердца.

Непривычно медленные и глухие, они раздаются у него в голове, эхом отлетают от стен черепной коробки. Пугающие звуки, словно тикающий таймер часовой бомбы. А телу так холодно, как будто его уложили в ванну со льдом, и теперь тысячи острых ледяных осколков вонзаются разом в кожу. Он стонет и пытается шевельнуться, но от этого по мышцам прокатывается тупая боль.

— Куколка.

Мягкий низкий голос из темноты, и Йошики от него пробирает дрожь. Приложив отчаянные усилия, он всё-таки кое-как раскрывает глаза, которые болят ничуть не меньше, чем тело, будто в них полопались все кровеносные сосуды.

Он в своей спальне, и вовсе не в ванне со льдом, а на постели, заботливо укрытый одеялом. Очертания предметов размыты и кажутся такими тёмными, словно в комнате совсем нет света. Холодные липкие капельки скатываются по лицу, дрожь колотит тело. Грудь болит, дышать тяжело. Йошики приоткрывает рот, хрипло и глухо вдохнув, и тут же громко кашляет.

— Хаяши-сан!

Тонкая девичья ручка старательно промокает его лоб шёлковым платком. Йошики не видит её обладательницу, но голос слышит — это Николь, его секретарь. Он дёргается, кусает губу и, не выдержав, вскрикивает:

— Не трогай, больно!

Кожу и впрямь как огнём жжёт, словно на каждом её миллиметре пульсируют кровоподтёки. Николь испуганно отдёргивает руку, и он, кривясь, вжимается в подушку. Отчаянно щурит глаза, но всё равно почти ничего не видит, с трудом различает, как одна тень отдаляется от него, а вторая, наоборот, наклоняется поближе.

— Сугихара-сан, может, всё-таки «скорую» вызвать? Ему же плохо…

— Не надо пока. Оставь нас ненадолго, Николь.

«Нет, Николь, не уходи… Не оставляй меня с ним, мне страшно…»

Но у Йошики нет сил, чтобы высказать эту просьбу вслух. Тень растворяется, а холодные пальцы ухватывают Хаяши за подбородок. Густо сглотнув, он опять щурится и из этого мыла с трудом выхватывает бледное лицо Ясухиро.

Йошики кажется, или он… улыбается?

— Что со мной?.. — шепчет Хаяши чуть слышно. — Я заболел?

— Вроде того. Не двигайся. Дай-ка я посмотрю на твою шею.

Сугихара ловко развязывает бинты и наклоняется поближе, почти уткнувшись носом в шею. Подушечками пальцев, шершавыми от струн, надавливает на ранки, и Йошики едва в узел не завязывается от боли. Полное ощущение, что там не ранки, а нервы оголённые торчат, как провода. И искрят.

— Это ведь ты сделал… — Хаяши нервно глотает слюну. — Ты, больше некому… Но зачем?

Ясухиро молчит. Дышит в шею, обжигая гноящиеся укусы. Вновь вдыхает его, касается губами влажной кожи под ухом. А потом приподнимает взлохмаченную голову, и Йошики в тумане видит, как светятся его глаза. Сейчас это сияние кажется каким-то даже красноватым, таким же, как его волосы.

— Я просто хочу и дальше дышать тобой вот так, Йошики, — тихо говорит Сугихара, нежно коснувшись губами подбородка. Поцелуями проходится по линии челюсти. — Хочу, чтобы ты был моим.

Он осыпает поцелуями лицо, и Йошики невольно вздрагивает. Ну вот, снова. Вернулись к тому же, на чем расстались вчера в лифте.

— С того момента, как ты первый раз меня позвал в качестве саппорт-музыканта, — с жаром шепчет Сугихара, — и мы познакомились поближе, я брежу тобой. Я ни о чём не могу думать, кроме тебя. В тебе есть что-то невероятное, в твоих волосах, в твоей улыбке, в твоих глазах… Что-то, что я не понимаю, и это что-то заставляет меня хотеть тебя. Я так старался держаться все эти годы, что я в «Х»… Но прости, больше не могу.

Он вновь наклоняется к губам и приоткрывает рот. И Хаяши с ужасом видит острые, длинные клыки.

— Суги, ты… — севшим голосом шепчет он.

— Вампир. Да, — спокойно отвечает Сугихара. И утыкается носом ему в щёку. — И ты тоже скоро станешь таким, как я.

— Врёшь. Это выдумки, вампиров не бывает… — слабо сопротивляется Йошики.

— Бывают, — почти ласково отзывается Ясухиро и томно отбрасывает с лица прядки волос. — Просто они совсем не такие, как в книгах нежно любимой тобой Энн Райс и в кино. В реальности вампиры мало чем от людей отличаются, да и большинство людей мыслят именно как ты, не верят… Долго объяснять. Не бойся, я расскажу тебе всё, когда ты превратишься. Это будет долго и мучительно. Но ты же сильный, правда? Выдержишь.

Не обращая внимания на сбившееся дыхание Йошики, Ясухиро целует его, вдавив в подушки. Так же глубоко и жадно, как в лифте. Только вот сейчас Хаяши слишком слаб, чтобы сопротивляться, он чувствует себя ватным. Закатив глаза, он едва-едва приподнимает дрожащую руку, запутывает пальцы в красноватых волосах. Они такие мягкие и шелковистые, совсем не испорченные покрасками и укладками при помощи двух литров лака… Йошики не отвечает на его поцелуй, но сам слегка размыкает пересохшие губы, давая смачивать их и скользить языком по зубам.

Хаяши максимально погружается в этот поцелуй, уже стараясь не думать о том, что целуется с мужчиной. Но Сугихара вдруг открывает глаза и отлепляется от него, приподнимает голову и настороженно прислушивается, как хищник. Щурится и, чмокнув напоследок в губы, отстраняется.

— Подожди секундочку, куколка. Я запрудверь.

— Хватит называть меня куколкой… — вяло огрызается Йошики, лихорадочно облизывая губы. — Мне пятьдесят, какая я тебе куколка…

Хотя он уже чувствует, что это «куколка» теперь с ним навечно.

Ясухиро всё же встаёт, вновь превращаясь в растворяющуюся вдалеке тень. Хаяши слышит громкий щелчок запираемого замка. И от этого звука ледяной пот стекает по вискам.

— Ты что задумал? — севшим голосом еле сипит Йошики. Вопрос скорее риторический, он и так знает. И от этого осознания у него противные мурашки по всему телу.

Сугихара опять рядом, тянет его за волосы, целует подставленную нежную шею, особенное внимание уделив ранкам.

— Заняться с тобой сексом, что же ещё, — смеётся тихонько. — Идеальный момент, ты сейчас такой беспомощный.

Слабо бьющееся сердце мигом подпрыгивает к горлу.

— Не притрагивайся… — шепчет Йошики, пытаясь отодвинуться.

— А то что? — лукавая улыбка в ответ.

— Я тебя уволю! — бессильно выплёвывает Хаяши, понимая, как же жалко и смешно он сейчас выглядит в его глазах.

— Ты думаешь, это мне помешает тебя трахнуть? Ты никуда от меня больше не денешься, — Сугихара улыбается, тянет за волосы к себе и целует в губы. — Не бойся, куколка. Мы с тобой так прекрасно повеселимся, будем играть всю ночь. И поверь, ты больше никогда не захочешь отношений с женщинами.

Йошики отчаянно пытается лягнуть его, ударить локтем, но тело его не слушается, реагирует на сигналы своего хозяина слишком уж медленно. Его пижама и костюм лид-гитариста уже давно где-то на полу — Ясухиро довольно грубо вытряхнул его из одежды и быстрее рыси вывернулся из собственной. И Сугихара без всяких усилий скручивает его, заломав руки над головой и стянув их вытащенным из брюк ремнём. Обнажённый и бесцеремонно заваленный на живот, Йошики изо всех сил извивается, пытаясь сбросить с себя навалившегося на многострадальную спину Ясухиро. Но сил ему не хватает. А Ясухиро вновь тычется носом в его влажные волосы, прижимается грудью к спине, изгибается, явно стараясь не оставить между ними даже миллиметра, трётся об него. И даже сейчас он такой холодный, что Йошики невольно начинает дрожать. И он передёргивается от отвращения, чувствуя, как его стояк при каждом движении задевает ягодицы.

— Как же сладко ты пахнешь, боже… — со стоном шепчет Ясухиро, кончиком носа проведя от затылка по шее вниз, к лопаткам. — Кайф… Мне кажется, я мог бы тебя до смерти закусать.

— Не вздумай! — взвизгивает Йошики, и он тут же, хмыкнув, тянет за волосы, поворачивая голову слегка набок.

— Между прочим, — томно тянет Сугихара ему в ухо, покусывая за мочку, — питьё крови вампиром вызывает у жертвы невероятную эйфорию, покруче, чем выпивка и наркота. Тебе понравится. Хиде-сан говорил, что ты тот ещё любитель острых ощущений.

Хаяши дрожит, бессильно всхлипывает, кусая губы.

— Оставь мою шею в покое! — поздно, он, оскалив клыки, с силой впивает их под ухо, и Йошики вскрикивает, отчаянно цепляясь кончиками пальцев за подушку. Больно. Но в этой боли и вправду есть что-то острое, заставляющее хотеть большего. Тело перестаёт дрожать, расслабляется само собой, и он, обмякнув, ложится на подушку. Ясухиро самозабвенно сосёт его шею, длинные, острые клыки всё ещё глубоко в коже. Лишь спустя пару секунд он кое-как, с громким выдохом отлепляется, тут же облизывая окровавленные губы. Целует обмякшего Хаяши в макушку и вновь ложится ему на спину. Ладонями гладит бока, бёдра. Неспешно так, изучает, ощупью отыскивая особо чувствительные места, и то, что Йошики всё ещё слабо пытается извиваться, чтобы ускользнуть от его рук, его не волнует, он крепко придавил лидера собой к кровати. Вроде такой худой, особенно против Йошики, а сильный. Скользнув ледяной рукой под горячий живот, обхватывает крепко за талию, слегка поворачивает набок, чтобы Хаяши не задохнулся в подушках.

— Раздвинь ноги, куколка, — ласково, но от этого почему-то прошибает ещё хуже, чем от угроз.

— Нет… — вновь дрожащий Йошики тихо всхлипывает, чувствуя, как вытекает из свежих ранок кровь. — Не хочу…

— Хм? А твой член говорит мне другое. Так и шепчет «да, да», — смешок в ухо, пальцами он поглаживает набухшую головку. И Йошики, покраснев, зарывается лицом в подушку. Ему кажется, что он от стыда сгореть может — у него встал, пока одногруппник сосал кровь из его шеи. Может, это и есть та самая эйфория, о которой Ясухиро говорил…

Вновь уткнувшись носом в шею и вдыхая, Ясухиро наглаживает его рукой. То быстрее, то медленнее, поддевая головку большим пальцем. И одновременно слегка шевелит бёдрами, трётся собственным членом между его ягодиц. Так эротично… Но Йошики всё равно дрожит от мысли, что он может оказаться внутри. Он никогда даже не думал, что может попасть в такую щекотливую ситуацию.

Хаяши судорожно кусает губы, почувствовав, как он слегка отстраняется, зато к сжатому сфинктеру прижимается мокрый от слюны палец. Тут же, не дав опомниться, проталкивается внутрь, за ним, почти сразу, и второй. Йошики только всхлипывает, всё ещё упираясь лицом в подушку. Ему тяжело дышать, грудь рвёт болью от малейшего вдоха, а воздуха попросту не хватает.

— Ну, ну, тише, — Ясухиро свободной рукой тянет его за подбородок, целует в губы. — Расслабься, куколка.

— Не хочу… — всхлипывает Йошики, отворачивается, пока он пытается заткнуть языком рот. — Я не хочу этого, Суги… Не хочу, не хочу! За что ты так со мной?

Так тщательно сдерживаемые слёзы текут по щекам. Сугихара выпускает его, дав упасть обратно на подушку, и нежно прижимается губами к уху. Молчит, только целует. А пальцами старательно растягивает его.

Стянутые ремнём руки уже начинают болеть. Йошики каждую секунду дёргает ими, пытаясь освободиться, но Ясухиро, похоже, настоящий мастер по обездвиживанию, тонкая полоска кожи держит хрупкие запястья лидера как железные наручники. Впрочем, вспоминая, как виртуозно несколько лет назад на концертах Ясухиро обращался с плёткой, это не так уж и удивительно…

Почувствовав, как он вынимает пальцы, Хаяши облегченно вздыхает. Но Сугихара тут же вновь вжимается в ягодицы членом, головка давит на мышцы. И миллиметр за миллиметром Ясухиро начинает проталкиваться внутрь.

— Глубже-глубже-глубже… — шепчет Сугихара нежно в ухо, упиваясь его плачем.

Йошики тихо подвывает от боли, вцепившись онемевшими пальцами в край подушки. Почему-то ему кажется, что если бы Ясухиро толкнулся в него разом на всю длину, было бы куда менее больно. А так это просто пытка, чувствовать, как тело медленно растягивается, упираясь такому вторжению.

Сугихара медлит ещё какое-то время, а потом подаётся назад, вновь вперёд, уже чуть более резко, покачивая бёдрами. Заплаканный Хаяши трясётся всем телом, уткнувшись носом в подушку, выгнувшись, изо всех сил пытаясь найти в этом хоть что-то приятное. Но нет, больно до ужаса и противно.

«Хиде-чан, ну неужели тебе это нравилось?»

Хиде открыто признавался в своей бисексуальности и пару раз мельком говорил, что практикует такие отношения. Йошики тогда посмотрел на него, как на чокнутого — впрочем, будто Хиде не чокнутый, не зря же Хаяши его звал «мой сумасшедший гитарист». И сейчас это вызывает ещё большее недоумение. А ещё страшнее от мысли, что если его слова про вампиров — правда, то теперь такие мучения станут постоянными.

— Ах! — Ясухиро резко толкается в него на всю длину и легко дёргает ремень. Запястья выскальзывают из плена, и Йошики шевелит ими. И тут же вжимается в подушку. Движения сильные, резкие, все ещё невыносимо болезненные. Он выгибает спину, слегка приподнимаясь, опираясь на колени, а Сугихара, усмехаясь, целует его шею.

…Потом уже, сделав небольшой перерыв, опрокинув тяжело дышащего Йошики на спину, закинув на него руку и уткнувшись носом в шею, Ясухиро пытается привести в норму собственное дыхание и мягко гладит его волосы.

— Не волнуйся, моя куколка. Тебе не придётся переживать это одному… Я о тебе позабочусь.

========== 2. ==========

— Тебе больно, Йошики?

Ясухиро вновь шепчет ему в ухо своим низким голосом, так ласково, его слова тихим эхом отдаются в голове, стучат в ритм затихающему биению омертвевшего сердца.

Сероватый свет уже сочится в комнату; Йошики видит его, несмотря на то, что Сугихара тщательно задёрнул в спальне шторы и запер дверь. Уже за полдень, похоже, но Йошики никак не может нормально проснуться, что-то не позволяет ему. Хаяши только ворочается из стороны в сторону по широкой постели и тихо стонет от боли, расползающейся по телу.

Ясухиро предупредил его, что будет больно. Именно поэтому сейчас Йошики в его постели, а не дома, и это единственное, что он по-настоящему осознаёт. Но если бы Йошики только знал, что подразумевается под этой болью, покончил бы, наверное, с собой, пока всё это не началось. А теперь деваться уже некуда. Превращение, как сказал Ясухиро, идёт полным ходом.

Кожу словно кромсают ножом сразу в нескольких местах и на полном серьёзе пытаются вывернуть тело наизнанку. Раны на шее, так и не зажившие, полыхают огнём. И такое ощущение, что от них, как от зловредной опухоли, мелкими пульсирующими фонтанчиками растекается какая-то инфекция.

Йошики умирает. Он это чувствует всем телом, всей кожей. Это его предсмертная агония. То, о чём Хаяши так много думал в детстве, после смерти отца, да и в подростковом возрасте тоже. Но он тогда и предположить не мог, как это мучительно.

— Прошу, Суги… Мне так душно…

Над ним склоняются, тонкие холодные пальцы пробегают по щеке, касаются разомкнутых губ. Йошики нервно глотает слюну. В расплывающемся перед глазами дурмане он видит лицо своего любовника. Ясухиро гладит его ласково, убирает мокрые волосы с лица, целует во влажный горячий лоб.

— Терпи. Сопротивляйся.

Чему именно сопротивляться — Хаяши не совсем понимает, он вообще соображает с большим трудом, мысли хаотично мечутся в голове и скручиваются в сухое перекати-поле, которое колючим ежом ворочается в черепной коробке. Но он всё же понимает, что противиться в любом случае бесполезно — это нечто, медленно сжирающее его изнутри, гораздо сильнее, чем он.

Йошики почти в бреду. Он дышит через раз, хрипло втягивая воздух, как тяжелобольной, кашляет и жмурит глаза. И уже чувствует, как шершавый, словно наждак, язык царапают до крови отросшие острые клыки.

Но Сугихара, наблюдающий за ним, абсолютно не кажется нервным или беспокоящимся. Наоборот, он с каким-то садистским удовольствием наблюдает за Йошики. Видимо, всё идёт чётко по его плану. Вот только самому Хаяши от этого легче не становится.

Ясухиро улыбается, вновь наклонившись, прикоснувшись быстро к губам и надавив на нижнюю.

— Ох… Какие зубки, куколка, — с усмешкой произносит он, странно поблёскивая глазами. — Твои идеальные виниры теперь абсолютно зряшное дело, зубы и без них прекрасны.

Йошики клацает зубами, едва не укусив его за нос, и Ясухиро с весёлым смехом отшатывается.

— Заткнись, — шипит Хаяши, еле выдавливая слова. — Ты хоть представляешь, сколько стоили эти блядские виниры?!..

Попытавшись повысить голос, он тут же кашляет и кривится.

— Не представляю. Не пришлось как-то интересоваться, — мирно отвечает Сугихара, пожимая плечами. — И тебе тоже больше не придётся, не переживай.

— Не уверен, что оно того стоит…

Ясухиро смеётся, ещё раз целует его в губы, гладит по щеке. Тянет к себе в рот его язык, покусывает за него легонько. И Йошики закрывает глаза. Он отзывается, отвечает на этот поцелуй — один из многих за прошедшие несколько дней. Хаяши в его постели, далеко от дома. Скован наручниками, чтобы не навредить кому-либо, себе — в первую очередь. Ослабевший, едва живой, судорожно кашляющий, с гноящимися ранами на шее. Бежать больше некуда. У Йошики на горле теперь болтается петля, которая мгновенно затянется, стоит ему только отойти от Ясухиро. А тот обнимает его, пользуясь беспомощностью, обцеловывает и нежно посасывает кровь из пальца или шеи — Хаяши пока не вампир, поэтому он не отказывает себе в удовольствии.

Йошики и вправду чувствует себя любимой куклой, которую тискают, ласкают и не хотят отпускать. И это отвратительное ощущение, слишком унизительное для гордого Хаяши.

Где-то в глубине души Йошики всё ещё не верит в происходящее. Не верит, что Сугихара вампир, не верит, что и сам вот-вот, через эту мучительную трансформацию, превратится в подобное существо. Пытается убедить себя, что всё это лишь выдумки, вроде тех романов, что писала любимая им Энн Райс. Хаяши всегда тянулся к чему-то мистическому, неизведанному, мечтал и строил в воображении огромные воздушные замки. Но к своим пятидесяти годам он растерял всё рвение, множество пережитых трагедий и неприятностей превратили его в горького циника. И несмотря на всё это, надежды на то, что эта ситуация окажется розыгрышем, у Йошики становится всё меньше, потому что сейчас он видит, что Ясухиро и вправду не похож на человека.

У него светятся глаза. У него бледная и холодная, сияющая кожа, забитая множеством татуировок. И лицо чистое и гладкое, ни за что не поверишь, что этому мужчине сорок шесть — лишь взгляд, тяжёлый и суровый, выдаёт в нём человека пожившего и умудренного опытом. Да ещё клыки; они у Ясухиро есть, небольшие, видные лишь когда он открывает рот, но острые и способные невероятным образом удлиняться в момент возбуждения. Они так много целовались в последнее время, Хаяши уже почти привык чувствовать их. Привык щупать языком его ровные зубы и тут же до крови оцарапываться этими клыками.

К тому же, ещё кое-что беспокоит Йошики и не даёт ему поверить в нереальность этой истории. Просто зачем бы Ясухиро выдумывать подобное? Ладно бы он перед фанатами выпендривался, вот они бы это слопали с восторгом, вампиры ведь — тема модная среди молодёжи. Йошики и сам в своё время развлекался, утверждая, что у него кровь аметистового цвета, и ставя везде «X» вместо своей настоящей даты рождения. Это нормальная практика, в их кругах почти все стараются окружать себя той или иной таинственностью, это привлекает внимание. Но перед одногруппниками зачем выделываться, особенно когда они твои друзья и в каком-то смысле семья? Они ведь и так знают правду. И это, пожалуй, окончательно убеждает его в том, что происходящее — правда, в которую Хаяши просто отчаянно не хочет верить.

Сугихара отлепляется от него, причмокнув и облизнув губы напоследок, и вновь гладит лицо кончиками пальцев. Он смотрит так внимательно, что Йошики становится не по себе.

— Что?.. — сдавленно сипит он.

— Ничего. Мне просто интересно, какого цвета будут твои глаза.

Хаяши слегка опускает ресницы и едва не кривит губы. Интересно, после того, как он превратится в вампира, в его внешности останется хоть что-то родное, привычное? Хотя, Йошики и сейчас-то свою внешность с трудом может назвать родной — у него в анамнезе не одна пластическая операция, исправленные нос и челюсть. Он вовсе не переделывал лицо кардинально, Хаяши всё ещё похож на себя, но и не похож одновременно, он порой с трудом узнаёт себя на старых фотографиях.

— Суги… — тихо зовёт Хаяши, и Ясухиро опять наклоняется к нему, прижавшись к груди и вопросительно подняв брови. — А что, если я не хочу… Не хочу становиться вампиром?

Тень проскальзывает по его лицу. Сугихара равнодушно поддевает пальцами прядь его волос.

— Боюсь, что это уже неважно, Йошики. Как только тебя укусили — дороги назад нет. Ты либо станешь вампиром, либо умрёшь. Это билет только в один конец.

Йошики судорожно кусает губу. Он начисто забывает про клыки, и из неё струйкой течёт кровь, а Сугизо быстро-быстро слизывает эти капельки.

— Как ты мог со мной так поступить… Я не понимаю… Обречь меня на такое проклятие…

— Это не проклятие, глупый. Ты станешь бессмертным. Большинство людей даже и не мечтают о таком, потому что не верят.

— А я не большинство. Хочешь ли знать, я с одиннадцати лет думаю только о смерти.

Ясухиро слегка недоуменно дёргает бровью. А Хаяши монотонно и слабо бормочет:

— Я так часто представлял собственную смерть, что не хочу становиться бессмертным, совсем…

Сугихара вдруг ухмыляется краем рта.

— Какая ирония. Смерть не приходит к тем, кто мечтает о ней, зато легко забирает тех, кто о ней даже не думает. Тебе ведь об этом известно, правда?

Йошики разом холодеет.

Перед глазами у него — мёртвый Хиде в гробу, заваленном цветами. Спящий с прекрасным лицом. И огромная толпа безликих чёрных силуэтов вокруг. А Йошики просто стоит посреди этой толпы, кричит не своим голосом, но никто его не слышит.

А ведь правда. Хиде не собирался уходить рано. Он строил множество планов на свои собственные группы, которых у него было сразу две, и радостно обсуждал с Хаяши идею создания нового «X». И в итоге ушёл. Так внезапно, так непонятно и так страшно, оставив недоумевать и плакать друзей, родных и толпу поклонников, которые до сих пор скорбят по нему.

А Йошики часто думал о смерти. Слишком часто. Он был уверен, что однажды его просто заберёт из этого мира очередной приступ астмы и что случится это очень скоро. И он был готов принять это. Но так и не случилось. А теперь Хаяши и вовсе не сможет уйти.

Ясухиро не преминул ткнуть его в самое больное место. Но он прав, это ирония. Причём очень гнусная и гадкая.

Йошики кривит губы, всхлипывает тихонько и запрокидывает голову, подставляя шею поцелуям. А глаза медленно-медленно, но верно заливает кровь. Багровые капли повисают на ресницах, оседают на побелевших щеках и заволакивают всё густым красным туманом.

— Я не дам тебе умереть, куколка, — слышит он шёпот Ясухиро. — Даже если ты этого и вправду так хочешь. Вампир влюбляется лишь раз в свою вечность. И никогда не даёт своей жертве уйти.

***

За панорамным окном тонет в туманной пропасти ночной Лос-Анджелес. Йошики никогда не нравились высотные дома — не нравились в Японии, не нравятся здесь. Он боится высоты. А теперь, думает он с кривой усмешкой, будет бояться до одури ещё и лифтов.

Спальня огромная и какая-то пустая, оформленная сплошь в чёрных тонах. Чёрная мебель, чёрное белье на постели, чёрные стены и тёмно-серый паркет на полу. Она так отличается от того антуража, к которому Йошики привык дома — у него-то всё, наоборот, белое. Сидя на постели и натянув на бёдра одеяло, Хаяши лишь хлопает ресницами, оглядываясь вокруг. И старается не смотреть на окно, которое простирается прямо перед ним.

Это была идея Ясухиро. Вернее, даже не идея, а навязчивая мысль. После той безумной ночи, при воспоминании о которой Йошики передёргивался, он вообще старался больше не отходить далеко от лидера и не сводил с него глаз, первым кидался к Хаяши, если видел, что тому нехорошо. А нехорошо Йошики было всё время. Да, Хаяши встал с кровати и даже появился на репетиции, но по-прежнему постоянно мёрз и чувствовал слабость. Смертельно бледный, кашляющий, одетый в огромный серебристый свитер и всё равно ёжащийся от холода, с туго перебинтованной шеей, Йошики сидел за роялем, вяло покачиваясь и перебирая пальцами клавиши. Но Йошики Хаяши не был бы самим собой, если бы остался дома болеть. А за бинтами, на которых проступали следы крови и липкого гноя, он прятал теперь не только укус вампира, но и его засосы.

Кто же только мог знать, что разговор с Тоши о симпатии к нему Ясухиро окажется настолько пророческим…

На какое-то время полегчало. Но потом Йошики начал умирать.

Ему опять стало плохо на съёмке, Хаяши прямо во время игры на рояле ударил по клавишам и упал на них лицом вниз, задыхаясь. Раны на шее под бинтом как ножом пронзили, всё вокруг опять покрылось брызгами крови, а в голове громко звучали затихающие удары сердца. Дальше была темнота. А в какой-то момент из неё выплыла освещённая фонарями улица — Ясухиро, обняв его за талию и поддерживая, вёл за собой к машине.

— Я не поеду с тобой, — вяло огрызнулся на него Хаяши в тот момент, дёрнулся и, покачнувшись на слабых ногах, чуть не упал прямо в раскисшую снежную кашу. — Оставь меня в покое, пусть ребята вызовут «скорую».

— «Скорая» тебе не поможет.

— Плевать. Сдохну — значит, сдохну, но ты больше даже пальцем до меня не дотронешься. Хватит с тебя того, что ты меня трахнул.

Йошики зло плюнул и уткнулся носом ему в плечо. И в ту же минуту опять заёрзал, когда Ясухиро взял его под колени.

— Иди на ручки, куколка, — ласково сказал он и легко поднял лидера на руки. Донёс его до машины, несмотря на злое шипение Йошики, и уложил на заднее сидение.

В салоне резко пахло его парфюмом. Хаяши чихнул и уткнулся носом в кожаную подушку. До ушей донёсся звук работающего двигателя.

— Куда мы?..

— Ко мне, — мирно ответил Сугихара. — Знаешь, Йошики, я так подумал и решил, что тебе лучше побыть какое-то время при мне. По крайней мере, пока ты не обратишься. В конце концов, только я знаю, что с тобой происходит и как тебе помочь. Я же пообещал заботиться о тебе.

Йошики скрипнул зубами. Что называется, спаси нас Боже от такой заботы, а от козней врагов мы сами как-нибудь отобьёмся. А ещё ему в тот момент невыносимо хотелось убить Тоши, который наверняка видел, как Ясухиро утаскивал почти бессознательного Хаяши, но ничего не заподозрил и не предпринял. Хотя, чему удивляться — Йошики вовсе не был уверен, что Тоши сейчас есть до него какое-то дело. Они помирились, да. Но такими близкими, как в старые времена, их отношения не стали. Хаяши не простил предательства. И прощать не собирался.

— Кажется, тебе лучше.

Ясухиро, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем, тенью выскальзывает из ванной, подходит к нему и, сев на постель рядом, обнимает со спины за талию. Тянет к себе, носом ведёт по шее.

— Не знаю, — монотонно бормочет Йошики и густо сглатывает. Язык сам собой трогает клыки — длинные и острые, просто жуткие, ничего не скажешь.

— Осталось немного. Трансформация должна скоро закончиться, — Сугихара целует его в шею и, подхватив руку, давит большим пальцем на запястье. — Можно?

Кивок Йошики, и Ясухиро легонько впивает в запястье зубы.

— А я думал, вампиры кровь друг друга не пьют… — тянет Хаяши.

— Влюблённые пьют, — поясняет Сугихара. — Есть даже такая легенда, что если один вампир выпьет кровь другого, они влюбятся друг в друга. И ты пока ещё не вампир, я по крови чувствую.

Он легонько причмокивает и выпускает запястье. Гладит его легонько. И ранки почти сразу затягиваются. Йошики медленно поворачивается к нему и утыкается носом в плечо. И Ясухиро гладит его по волосам, наматывая золотисто-рыжие прядки на пальцы.

Странно, Йошики уже не так противны эти прикосновения. Не противно то, что Ясухиро его обнимает, не противны его поцелуи. Даже есть что-то приятное в этом. Хаяши всегда предпочитал быть тем, кто целует. И даже не задумывался, каково это, когда целуют и ласкают тебя самого, да так настойчиво.

— Сколько времени прошло? — тихо спрашивает он.

— Это неважно, — спокойно отзывается Сугихара и целует его в лоб. — Не беспокойся, тебя никто не ищет. Я сказал ребятам, что у тебя нервное переутомление и врачи велели побыть в клинике некоторое время, отдохнуть.

Йошики тихо скрипит зубами.

— Весь график к хренам собачьим… О новогоднем концерте в «Токио Доум» можно забыть.

— Твоя шея бы всё равно не позволила его провести.

Его пальцы слегка давят на шею сзади, ровно там, где ноют многострадальные, поломанные множество раз позвонки. Хаяши кривит губы.

— Я бы не отменил из-за этого выступление. Даже если бы меня опять на «скорой» уволокли после концерта.

— Ты меня поражаешь, Хаяши Йошики, — Ясухиро вдруг смеётся. — Ты такой эгоист и при этом частенько готов себя до смерти довести, только бы поклонники были довольны. Как эти две вещи вообще могут быть совместимы?

Йошики фыркает.

— Я сложный человек. Не ты первый мне это говоришь, поверь. И на этот вопрос нет ответа, я сам его не знаю.

Ясухиро вздыхает и прижимает его к себе.

— Я уже понял, что ты сложный. Но это не мешает мне влюбляться в тебя всё сильнее с каждым днём.

Йошики медленно поднимает на него взгляд.

— Я как раз хотел спросить у тебя… — он густо сглатывает и приподнимает руку, гладя по щеке, задевая острую скулу. — Если ты меня обратил… Именно ты, а не какой-то другой вампир… Получается, мы с тобой теперь почти женаты или что-то вроде того?

Ясухиро вдруг хохочет — весело и беззаботно.

— Вроде того, — повторяет он эхом и гладит за ухом. — Это круче, чем быть женатыми. Брак можно расторгнуть, а вот контракт из крови — никак. Но если ты хочешь, я готов считать тебя своей второй женой, — все ещё смеясь, он целует Йошики в лоб.

— Это что, я теперь Йошики Сугихара? — язвительно спрашивает Йошики, вызывая новый взрыв смеха с его стороны. — Или ты Ясухиро Хаяши? Тебе как больше нравится?

Сугихара, почти задыхаясь от хохота, порывисто целует его в губы.

— Ну ладно тебе, фамилию менять не обязательно, оставь себе девичью. Мне будет достаточно медового месяца.

Хаяши вздрагивает. Это странно, но Ясухиро ни разу не тронул его с тех пор, как привёз сюда. Да, он всегда спит рядом, но всё, что он себе позволял — только обнять дрожащего Йошики порой среди дня. Хотя вроде бы такая замечательная возможность была.

Уткнувшись носом в татуированную шею, Йошики слегка щурится. Он видит расходящиеся под прозрачной кожей синие ручейки вен.

— Говоришь, вампиры влюбляются, если пьют кровь друг друга… — он наклоняет голову. — Может, попробуем?

— Ты уже хочешь крови? Рановато, — Сугихара качает головой и запрокидывает её назад. — Ну, можешь укусить, если хочешь.

Хаяши мгновенно впивает страшные клыки ему в кожу, пропарывая её с первого раза. Он слышит тихий вскрик, но не выпускает. Сладковатая, хотя и с резким металлическим привкусом густая жидкость течёт ему в рот, скатывается от уголков рта. Она очень холодная. Но почему-то внутри от неё становится немножко теплее.

Ясухиро усмехается, гладя его по волосам.

— Кажется, теперь я знаю, что примерно чувствуют кормящие мамочки, — с ухмылкой говорит он. — Не беспокойся, крови у меня много. Пей, сколько нужно. Может, она поможет тебе обратиться побыстрее…

Йошики его почти не слушает, он слишком увлечён. Щурится, высасывает из ранок кровь. Лишь почувствовав, как артерия под зубами начинает отчётливо пульсировать, он медленно разжимает челюсти, отстраняется, судорожно облизывая губы, стараясь не упустить не капли.

— Она мне нравится… — неожиданно для самого себя бросает Хаяши, и Ясухиро слегка вскидывает брови в удивлении. — Она ни на что не похожа.

— Ты привыкнешь, — обещает Сугихара и вдруг хитро щурится. — А теперь моя очередь.

В ту же секунду Йошики оказывается заваленным на постель. Ясухиро мгновенно сдёргивает с него рубашку. Целует жадно в губы, которые всё ещё хранят вкус его собственной крови, и, как одержимый, вцепляется в тело. Буквально вылизывает его шершавым языком, покусывает легонько. А Йошики почти не против. Дышит только тяжело и хрипло, пытаясь совладать со своими эмоциями. Громко вскрикивает, когда Ясухиро вонзает клыки чуть пониже ноющих ранок. И только сейчас, пока он высасывает кровь из шеи, Хаяши начинает понимать, о какой эйфории он говорит.

Вместе с кровью из тела уходит и дрожь. Оно становится таким тяжёлым и мягким, почти не подчиняющимся хозяину. И таким горячим, несмотря ни на что. В месте укуса словно появляется маленький огненный шарик и несётся по телу вниз, нарастая в огромный, и замирает где-то под животом. И это место наливается такой сладкой тяжестью… Йошики даже стонет, запрокинув голову, громко и сладко.

Ясухиро отлепляется от него, окровавленными губами проведя дорожку ко рту. И собственная кровь застывает на щеке.

— Кайф, правда? — ласково тянет он. — Почувствовал наконец?

— Почти… — чуть слышно шепчет Йошики и, зажмурившись, мотает головой. — То есть, нет, ты же сам сказал, что такое у всех происходит.

— Да, — Сугихара хмыкает. — Но далеко не у всех член колом встаёт за пару секунд. А твой уже мне в живот упирается.

В ту же секунду Хаяши понимает, что это за тяжесть и давящее ощущение. Залившись огненной краской, он прячет глаза. И Сугизо, улыбнувшись, прихватывает пальцами его подбородок.

— Ну хватит уже в невинность играть. Думаешь, я не видел, как ты на меня смотришь? Ты тоже меня хочешь, куколка. Только вот признаваться в этом не хочешь. В твоём возрасте уже просто глупо так стесняться себя и своих желаний.

— Не говори мне про возраст! При чём тут это?

— При том, что тебе пора уже перестать себя вести как подросток с мыслями «о боже, у меня встал на парня, какой пиздец, меня же мама убьёт и одноклассники оборжут», — Йошики разом вспыхивает. — Ты сейчас уже в таком положении, что вполне можешь показать всем средний палец и сказать: «Да, я трахаюсь со своим гитаристом, потому что хочу, кому не нравится — валите от меня нахуй». Ни за что не поверю, что Хаяши Йошики на такое не способен.

— Ещё как способен! — взвивается Хаяши, задетый за живое. — Я полжизни только и делал, что слал всех вокруг нахуй, потому что меня окружали одни сплошные дебильные стереотипы касательно музыки, под видом которых меня пытались загнать в рамки!

— Так вот и скажи это самому себе, Йошики, — Ясухиро щурится. — Я не говорю тебе каминг-аут громкий совершать, но себе-то не ври. Ты уже и сам понял, что я тебе нравлюсь.

— Ты-то мне, может, и нравишься, а вот то, что ты меня укусил и изнасиловал потом — не особо! — рявкает Йошики. — Откуда мне знать, что ты не сделаешь этого ещё раз?

Ясухиро вздыхает тихонько. Снова целует его, кончиками пальцев пробегая по подбородку.

— Прости. Я не хотел, честное слово… Я ведь так долго держался. Но тут ситуация была уж очень заманчивая, застрявший лифт, мы с тобой вдвоём… Я просто не утерпел. И потом, ты только представь, как бы ты отреагировал, скажи я тебе с бухты-барахты, что я вампир? Да ты бы меня в психушку отправил. А так получилось наверняка.

Йошики кривит губы, но не отворачивается от него, позволяя терзать губы.

— Я больше не сделаю тебе больно, обещаю. Всё будет совсем по-другому. Просто доверься мне. И сам не заметишь, как такой секс начнёт тебе нравиться.

Поймав очередной поцелуй, Хаяши лишь тихонько вздыхает.

— Я попробую, Суги.

Эйфория ещё не прошла до конца, но дрожь вернулась, и Йошики, повторяя про себя его слова, старается максимально расслабиться, отвечая на новые жадные поцелуи. Чуть подрагивающими руками он обхватывает лицо своего любовника, смотрит слегка затуманенным взглядом в глаза. Странно, но его кожа под пальцами уже не кажется такой холодной. И вновь он целует так сильно, так жадно, буквально впивается до боли в рот, отстраняясь лишь на секунды для того, чтобы дать Йошики сделать очередной судорожный вдох и тут же снова перехватить его. И сейчас это уже не кажется таким неправильным и противоестественным. Йошики вновь думает лишь о том, что никто его так не целовал.

Прикрыв глаза, он наощупь тянет края серой футболки, и Ясухиро, уловив его желание, сам выпутывается из неё, вскидывается, поднимая руки. И Йошики разглядывает его. Худое, но жилистое, крепкое тело покрыто татуировками: обе руки забиты, на правой татуировка даже переползает на ладонь и мизинец, и часть груди. Хаяши никогда не смог бы назвать себя поклонником подобного, однако он придерживается позиции, что каждый человек может творить со своим собственным телом всё, что вздумается. И на бледной коже Ясухиро эти рисунки выглядят удивительно красиво, он и вправду как самое настоящее мистическое существо из какого-нибудь фэнтези.

— Наверное, это было так больно… — Сугихара вскидывает брови, и Йошики кусает губу. — Делать их…

— Первый раз больно. А когда делаешь уже вторую тату, третью, четвёртую… То привыкаешь. Думаешь лишь о том, что получится. И даже ловишь от этого кайф.

— У тебя странные понятия о кайфе…

Йошики нервно сглатывает и несмело гладит его плечо ладонью, вверх, к шее.

— Нет, куколка, это у тебя они очень скучные, — возражает ему Ясухиро. И ухмыляется краем рта. — Я просто обязан научить тебя всяким прелестям взрослых развлечений.

— Кончай говорить так, будто я ребёнок!

— А на деле ты кто? Ребёнок и есть. С разрешением на выпивку.

Ясухиро перехватывает его руку, поцеловав кончики пальцев, и опять наклоняется. Йошики успевает запрокинуть вверх голову, чтобы он не впился в и так уже болящие губы. Впрочем, похоже, что шея ему нравится не меньше. Придерживая Хаяши за волосы, Сугихара обцеловывает кожу, языком вновь дотрагивается до ранок. Кончики клыков слегка царапают при этом, но кусаться и пить кровь он больше не пытается, его это, похоже, и вовсе не интересует, сейчас он поглощён лишь телом своего любовника. Ведь в ту ночь он наваливался Йошики на спину, чтобы не дать ему вырваться, и мог целовать только плечи и лопатки, теперь же он полностью овладел лидером и, по ощущениям, хочет затронуть каждый миллиметр кожи.

— Суги…

Ясухиро притрагивается губами к соску, легонько прихватив его; поддевает языком, втягивает, дразнит. Ладонью поглаживает грудь, перебирает пальцами, как струны скрипки, выступающие рёбра. Ещё ниже, на живот, с нажимом гладит ими вокруг пупка. Йошики закатывает глаза, судорожно цепляясь за его волосы. Эти непривычные ощущения, как кажется, способны попросту подхватить его и унести куда-то далеко отсюда.

Хаяши отвлекается, разомлев, буквально на секунду, теряет бдительность. А Ясухиро не дремлет. Ещё парочка красноватых следов от поцелуев на животе — и языком он медленно проводит по стоящему члену, уже так давно требующему внимания.

— Ах! — вскрик, выгнувшееся тело, и Сугихара вцепляется в бёдра, чтобы не дать шевельнуться. Приподняв взлохмаченную голову, прикладывает палец к губам, улыбается.

— Какой ты чувствительный. Я же ещё не успел даже дотронуться… Тебе что, никогда минет не делали?

— Делали, — сдавленно сипит Йошики. — Но… Не так.

— Конечно, — ласково отзывается Ясухиро, водя пальцами по внутренней стороне бедра. И, прижавшись к животу щекой, кидает быстрый взгляд на прикроватный столик. — Достань смазку, пожалуйста. Она вон там, в ящике.

Йошики тянется к указанному месту, тянет ручку и хмыкает. В ящике чего только нет — плётка, вибратор, парочка тюбиков, один полный, а второй слегка помятый, и несколько ярких коробочек из-под презервативов.

— Хм-м-м… А ты тут весело проводишь время, как я погляжу.

— Ревнуешь, куколка? — смешок, Ясухиро щурит глаза. — Не волнуйся, я всё это для тебя приготовил. Побаивался, что как только ты окажешься в моей постели, я на тебя наброшусь и буду трахать, пока ты не обратишься. Но посмотрел на твоё состояние и решил подождать.

— Очень мило.

Йошики протягивает ему тюбик и плюхается обратно на подушку, запуская пальцы в мягкие красновато-каштановые волосы. Ясухиро целует косточку на бедре и возвращается к своему занятию, щекоча языком уздечку. А на пальцы выдавливает лубрикант и прижимает их к сжатым мышцам. Медленно-медленно проталкивает их внутрь, и Хаяши, ойкнув, рефлекторно сжимается, придавив к губам сжатый кулак. Больно. Конечно же, больно. Но сейчас, в отличие от прошлого раза, Ясухиро явно старается сделать всё, чтобы свести эту боль к минимуму. Так неспешно пошевеливает пальцами внутри, надавливает по чуть-чуть, разрабатывая, подготавливая… А языком обводит по контуру головку члена, поддевает её кончиком, отвлекая.

Несколько таких минут, мучительных, и Йошики откидывается на подушку, кусая губы. Пальцы наконец выскальзывают из него, и Сугихара тянется к нему, чтобы поцеловать и успокоить. И пристроиться заодно.

— Всё в порядке?

— В плохом, но порядке, — с усмешкой отвечает Йошики, обнимая его за шею и целуя в ответ. Соскучился по губам за это время. — Давай…

Ясухиро кивает и так же медленно, как пальцами, проталкивается в сжимающееся тело. Хаяши кривится, уткнувшись носом ему в щёку, но пальцы на затылке сжимает крепко, давая понять, что не позволит отстраниться. Кажется, на глазах опять слёзы выступают. И Сугихара бережно смахивает их. Делает плавный толчок, подаётся чуть назад, ещё один… Медленно. Мучительно. Но уже почти размеренно, накрыв ладонью его член и прижав его к животу. Йошики стонет на каждом движении, на каждом малейшем изменении ритма, мотает головой по чёрным подушкам, разметав по ним свои рыжие волосы, и цепляется за его спину. Он начинает привыкать, хотя боли в этом сейчас, определённо, больше, чем удовольствия.

Просто расслабиться. Просто позволить ему сделать всё самому. И Йошики выдыхает ему в губы, запрокидывая голову назад.

— Суги…

Опять перед глазами кровавый туман, Йошики слегка приоткрывает глаза, чувствуя, как Ясухиро тихонько дышит куда-то в шею, закинув руку ему на грудь. Зовёт его, и он приподнимает голову, целуя едва уловимо в скулу.

— Что, куколка?

Йошики пристально смотрит ему в лицо и вдруг беззаботно улыбается.

— …Так какого же цвета у меня глаза?

***

Глаза у Йошики жёлтые. Он видит это, когда может наконец встать с постели и самостоятельно дойти до ванной.

Жёлтые, даже не как у вампиров, а как у оборотней в кино. От зрачков расходятся тоненькие светящиеся прожилки, а вокруг радужки — красный ободок. Нечеловеческие глаза, жутковатые. И взгляд жутковатый, как у голодного зверя.

Но зубы ещё страшнее. Клыки угрожающе выступают вперёд.

Застёгивая чёрную кружевную рубашку, Йошики полуприкрытыми глазами придирчиво рассматривает отражение в большом зеркале. Если и оставались у него какие-то сомнения после того, как ему понравился вкус крови, то теперь места им не осталось, Хаяши с содроганием понимает, что вынужден поверить в эту дикую историю. Потому что его лицо и тело меняются прямо на глазах, безжалостно уничтожая весь привычный облик.

Да, так Йошики, определённо, выглядит моложе. Обращение и регулярный секс явно пошли ему на пользу в каком-то плане. Кожа белая, мелкие морщинки, выдававшие его возраст и вынуждавшие прятать глаза за огромными очками, почти разгладились. Зато щёки, без того худые, совсем запали, очертив скулы. В рыжих волосах поблёскивают мелкие искры, они так и переливаются под светом лампы. А тело, по ощущениям, ещё больше исхудало: плечи острые, руки сильно смахивают на высушенные ветки, длинные и тонкие, отросшие ногти затвердели и блестят, как стеклянные, а истончавшая кожа обтянула почти незаметные до этого кости. Рёбра, ключицы, локти, бёдра, колени — всё острое. Эти изменения словно отбросили его на много лет назад, когда некоторые знакомые со смешком спрашивали Йошики, не сдувает ли его величество ветром на улице. И ничего хорошего в этом нет, потому что тогда Хаяши выглядел хрупкой юной принцессой со своими локонами до пояса, худоба ему шла, а сейчас он за девушку даже при большом желании не сойдёт и кажется истощённым, как мумия. Да ещё с этими горящими глазами, клыками и двумя почерневшими дырками на шее.

Йошики медленно ведёт пальцами по шее, ощупывая их. Они засохли, не кровоточат и не гноятся больше, но, похоже, окончательно не исчезнут. И так и будут ему напоминать о лифте и той первой ночи, что они с Ясухиро провели вместе. Это его проклятие, которое ему теперь предстоит нести целую вечность.

Он вздыхает и затягивает на горле чёрную кружевную ленту. Вешает поверх неё цепочку с крестом и наклоняет набок голову.

— Я думал, вампиры боятся распятий.

— Мы ничего не боимся, куколка. Плюнь ты уже на эти стереотипы из готических романов, они к реальности никаким боком не относятся.

Сугихара опять, как тень, появляется у него за спиной. Прислонившись к косяку, наблюдает за ним смешливо поблёскивающими глазами. И Йошики кидает на него взгляд через плечо. Зрение у него тоже изменилось: теперь Ясухиро уже не кажется ему таким бледным и неестественным. Наоборот, он как живой, с блестящими глазами и даже чуть розоватыми щеками. Видимо, Йошики уподобился ему и перестал замечать эти жутковатые отличия от человека.

— Легко тебе говорить. Ты до сих пор ничего мне не объяснил.

Хаяши поворачивается на каблуках, подходит к нему и обвивает руки вокруг шеи. Щурится, заглядывая в красивое лицо.

— Как это ничего? — Ясухиро округляет глаза. — Ты невнимательно слушаешь.

— Разве? А по-моему, это ты просто кидаешь мне огрызки, из которых я должен сделать какие-то выводы. Извини, я с трудом соображал всё это время, — Йошики фыркает, — туман в башке только сейчас проясняться начал.

Ясухиро вздыхает, берёт его лицо в ладони и, наклонившись, чмокает в губы.

— Что ты хочешь знать?

— Всё, что ты можешь мне рассказать о вампирах. Сколько их, откудавзялись, чем отличаются от людей, кроме внешности и бессмертия, — Йошики щурится. — Потому что я по-прежнему не очень-то верю во всю эту хрень.

— Ну ты даёшь. Посмотри на себя, ты сам себе доказательство того, что всё это правда, — Сугихара только вздыхает. — Прости, куколка. Я и сам очень многого не знаю. Даже создателя своего ни разу не видел, — увидев расширенные глаза Йошики, он качает головой. — Мне не повезло так, как тебе. Этот хер на меня напал, когда я как-то поздно возвращался домой из клуба, это ещё до «Lunacy» было. Укусил. И удрапал. А я чуть благополучно не сдох, потому что рядом не было никого, кто мог бы мне объяснить, какого хрена со мной происходит. Я подозревал, но не верил, как и ты. И не хотел верить. А потом, когда лицо и тело начали меняться… Я понял, что это всё-таки правда.

Йошики нервно глотает слюну. Он невольно представляет себе, что бы с ним было, если бы Ясухиро, укусив его, просто исчез. Да Хаяши бы не пережил эти ужасы. Воспоминания об этом кровавом тумане до сих пор холодят его. И понятно теперь, почему Сугихара так скептически реагирует на его слова о недоверии — сам был точно такой же.

— Я могу сказать тебе только то, что сам путём проб и разбиваний башки выяснил, — Ясухиро сцепляет руки на его талии. — Во-первых, мы всё-таки меняемся со временем, не остаёмся такими же, как были, когда нас обратили. Просто стареем намного медленнее. Во-вторых, мы не боимся ни серебра, ни чеснока, ни солнечного света. Как ты уже заметил, я преспокойно передвигаюсь по улице днём, и даже ожогов нет, — он улыбается, — так что в гробах спать, слава богу, не надо. По-хорошему, можем вообще не спать. Хотя лично меня днём всегда тянет немного подремать, если есть время.

Йошики щурится.

— Всё это хорошо, конечно, но не может быть такого, чтобы не было никаких ограничений.

— Ну, смотря что считать ограничением. Для кого-то уже невозможность умереть — самая жуткая расплата за всё это. К тому же, не забывай про кровь, она нам нужна, как и классическим вампирам.

— Придётся стать убийцей?

Ясухиро смеётся.

— Так спокойно спрашиваешь подобное… Ты прелесть, Йошики. Успокою тебя, убивать и обращать вовсе не обязательно. Я вот уже много лет обхожусь лекарствами для повышения гемоглобина. Они, конечно, такого острого кайфа не дают, как кровь, но голод легко могут утолить на время. Ну, и нам с тобой можно об этом не думать, — он подносит к губам ладонь, — мы вполне можем пить кровь друг друга.

Йошики вскидывает брови:

— Но это…

— Ненормально, — кивает Сугихара, — да. Каннибализм в чистом виде. Но какая нам разница, если никто не будет об этом знать?

— Никакой, — бездумно подтверждает Хаяши. — Никого не касается, что мы будем делать в спальне.

Ясухиро мягко гладит его по волосам.

— То есть, тебя уже не беспокоит перспектива быть моей второй женой?

— Я уже смирился. Разве у меня есть шанс теперь куда-то от тебя деться? — Йошики вздыхает и упирается лбом в его шею. — Раньше я хоть мог тебя уволить и нахрен послать, а теперь никак. Тем более, может, это и к лучшему… Я только сейчас, пока жил тут с тобой, понял, как меня заебало одиночество. Не хочу больше быть один.

Ясухиро проводит по щекам кончиками пальцев, улыбается.

— Я не оставлю тебя одного больше, Йошики.

— Не говори этого, — Хаяши кривится и опускает глаза. — Я не верю больше этим словам. Хиде тоже обещал меня не бросать. И в итоге…

— Ты любил его? — в голосе слышно явное сочувствие и горечь.

— Любил. Но как друга. Или как брата. Ничего такого. Я парней привлекал, — Йошики хмыкает, — а они меня — нет.

И он тут же слегка распахивает глаза от пронзившей его догадки.

— Как думаешь, а Хиде мог быть вампиром? Может, кое-кто из фанатов был прав, и он просто сбежал куда-нибудь подальше?

Ясухиро отрицательно качает головой.

— Нет. Я бы почувствовал, если бы он был вампиром. Прости, он был человеком. И он и вправду умер…

Йошики вновь упирается лбом ему в шею. Надеялся ли он? Нет, если только самым тёмным уголком души. Потому что он сам видел мёртвого Хиде в гробу. Сам целовал его в лоб, ощущая губами страшный неживой холод и шепча со слезами, что не верит происходящему.

— Тогда пообещай, что не покинешь меня вот так же, — тихо проговаривает Хаяши. Обнимает сильнее, сжимает обеими руками. — Я больше не хочу никого терять.

— Я пообещал тебе это ещё в ту ночь, — он целует в лоб. — Никому не отдам свою куколку.

И Йошики впервые не чувствует злости при этом слове.

Сегодня они пройдут по красной дорожке, держась за руки. И на выступлении вдвоём сыграют «Forever Love». И никто не посмеет им помешать.

— И ещё кое-что, — Хаяши хмыкает и поднимает глаза, Ясухиро вопросительно поднимает брови. — Раз уж я тебе вместо второй жены, то с тебя обручальное кольцо.

========== 3. ==========

Этот Новый год будет особенным. В глубине души или того, что от этой души осталось после обращения, Йошики и сам это знает даже без ободрений Ясухиро, которые тот шептал ему в ухо ночью. Ведь для Хаяши это — в каком-то плане начало новой жизни, у которой первая точка есть, а вот конечной теперь нет и не будет.

После полубессонной ночи и гуляния по холодному заснеженному саду под луной его будят мягкие лучики зимнего солнца, попавшие на лицо. Смешно фыркнув, как котёнок, Йошики отворачивает в сторону голову и утыкается губами в висок безмятежно спящего на нём Ясухиро. Чуть-чуть приоткрыв свои жёлтые глаза, чтобы в них не попал свет — хоть, как Сугихара его уверял, реальные вампиры не боятся солнца, радужки очень чувствительные и болезненно на него реагируют — Хаяши из-под длинных ресниц поглядывает на партнёра. Ясухиро почти всегда спит вот так, уютно устроившись у него под боком, уткнувшись носом куда-то между шеей и плечом и забросив руку ему на грудь. Вроде не прижимает к себе, не цепляется за него всеми силами, но ненавязчиво даёт понять — не отпущу, не дам уйти. Хотя Йошики больше и не хочется, чтобы его отпускали. Хаяши уже привык, что его обнимают.

На прикроватной тумбочке — ваза с огромным букетом из белых роз, разломанная плитка тёмного шоколада и пара бокалов с остатками красного вина. Молчаливое, но такое эротичное напоминание о вчерашнем вечере.

При взгляде на них Йошики чувствует пробежавшие по коже сладкие мурашки. Он зевает, продемонстрировав устрашающие клыки, слегка шевелится, поворачиваясь на бок, и трётся щекой о худое плечо Ясухиро. Нежно, но настойчиво, будит его, не даёт спать дальше.

— М-м-м… Йошики, ты чего проснулся?.. Ещё так рано…

Сугихара сонно бормочет куда-то ему в волосы, отчаянно цепляясь за остатки сна. Йошики хитро улыбается краем рта и тянется к самому его уху.

— Ничего не рано. Просыпайся, — шепчет он капризно. — И поцелуй меня. Хочу!

На Ясухиро его шёпот обычно действует почти как возбудитель, и Хаяши это знает. Сугихара тяжело вздыхает и, приоткрыв глаза, поворачивает к нему голову. Он такой милый сейчас, сонный, растрёпанный, с тускло светящимися глазами. Хватает легонько его губы своими, и Йошики запутывает тонкие пальцы в его красноватых волосах.

— То «не притрагивайся», то «поцелуй»… — беззлобно шепчет Ясухиро ему в губы. — С тобой и вправду бывает очень трудно, куколка.

Йошики фыркает тихонько.

— Я тебя предупреждал. А ты сам виноват, — томно шепчет он. — Приручил меня — теперь изволь беречь, ласкать и чесать за ушком почаще.

— Как будто я против.

Сугихара ловко затыкает ему рот языком.

Это тоже стало в каком-то роде привычкой — начинать утро с такого поцелуя, нежного и максимально долгого. Чтобы надышаться друг другом, зарядиться на весь день. Обычно они спустя несколько минут с трудом отрываются друг от друга, потому что надо вскакивать и бежать по делам, как совместным, так и раздельным, которых у них тоже немало у каждого в отдельности. Но сегодня никуда бежать не надо. Йошики, который почти не знает такого понятия, как «выходные», великодушно отпустил одногруппников на сегодня, не стал мучить их репетициями и записями: они встретятся всей компанией только в ресторане вечером. Такое необычное явление было воспринято как нечто невероятное, Тоши даже вытаращил глаза и спросил у Йошики, не заболел ли он. А Хаяши только хмыкнул в ответ, томно отведя рукой волосы с лица. Он просто понял, что ему и самому в кои-то веки хочется хотя бы одно утро, последнее, между прочим, в этом богатом на странные события году, поваляться спокойно в кровати, никуда не торопясь и млея от поцелуев своего любовника.

Запах его прохладной кожи так манит — тонкий, едва ощутимый, как аромат сирени, ещё не перебитый резким и горьковатым парфюмом. Отлепившись от его губ, Йошики утыкается носом под ухо и, облизнувшись, впивает в давно облюбованное местечко клыки, туда, где ещё не заросли до конца раны, нанесённые им вечером. От ощущения тепловатой крови на губах и языке собственная начинает клокотать ледяными пузырями в венах. Всего месяца хватило, чтобы Хаяши стал наркоманом. Зависимым разве что не от героина, а от этой самой крови. Ясухиро был прав, витамины притупляют голод, но если принимать только их, то это не жизнь, а выживание.

Впрочем, Ясухиро, как ему кажется, это только нравится, нравится чувствовать, что лидер так крепко к нему привязан при помощи кровавой ниточки, тоненькой, почти невидимой, но крепкой, как канат. Йошики чувствует, как он улыбается, как слегка сбивается его дыхание, он явно кайфует и сам подставляет шею своей «куколке», и его длинные волосы щекочут Йошики нос. Облизнув медленно затягивающиеся ранки напоследок, Хаяши откидывается обратно на подушку, кидая на любовника хитрые взгляды. Поддразнивает его, облизывая губы кончиком языка, кончиками пальцев ведёт по своей шее, скользнув ими за воротник чёрной шёлковой рубашки. Несколько пуговок от этого движения сами собой выскальзывают из петель, открывая взгляду вздрагивающую бледную грудь и верх живота. Хаяши прекрасно знает, как такие элементы стриптиза действуют на Ясухиро, знает — сейчас тот мгновенно забудет о своей сонности и накинется на него с поцелуями.

— Хех. Похоже, у кого-то игривое настроение с утра, а?

Ясухиро улыбается краем рта, гладит его пальцами по щеке. Он жадно разглядывает окровавленные губы и горящие жёлтым огнём дивные раскосые глаза, скользит взглядом ниже… Кусает слегка губу, и Йошики видит, как удлиняются его обычно маленькие клыки. Впрочем, его собственные тоже царапают язык. Они оба сейчас наверняка похожи на голодных хищников — оскалившиеся, смотрящие друг на друга с вожделением, и каждый хочет подмять другого под себя, если не физически, то морально.

— Ну же, — мурлыкает Хаяши, как бы невзначай отводя край рубашки в сторону. — Тебе и самому хочется.

Ясухиро быстро облизывает губы. И, хмыкнув, наклоняется ко рту, целует жадно. И Йошики, отвлёкшийся на поцелуй, тихо охает от неожиданности, когда он больно дёргает за длинные волосы, отворачивая набок голову, лижет шершавым языком шею под ухом и легко прокусывает влажную кожу.

— Знаешь, я с тобой сделал ещё один вывод, — бормочет Сугизо в секундных перерывах.

— М? — томно тянет Йошики, запрокидывая голову, чтобы ему было удобнее пить кровь. — И какой же?

— Кровь других вампиров вызывает привыкание похлеще, чем человеческая.

— М-м-м. Да неужели. Я тебе об этом сказал давным-давно, — бездумно констатирует Хаяши. — Тебя это пугает?

— Наоборот. Это значит, что ты никуда от меня не денешься, даже если вздумаешь сбежать.

Сугихара усмехается краем рта, приподнявшись, и Йошики, рванувшись вверх, впивается в его окровавленные губы. Тут же оказывается вдавленным в подушки, Ясухиро перехватывает за запястья его руки, сплетая пальцы со своими.

— Успокойся уже, — шепчет ему со смехом Йошики, — я не собираюсь никуда от тебя сбегать.

— Думаешь, у нас всё серьёзно? — улыбается ему Ясухиро.

Хаяши ухмыляется, поблёскивая глазами.

— Конечно. Если я уже месяц с тобой и позволяю тебе меня трахать, то поверь, всё очень серьёзно.

— Месяц… — Ясухиро закатывает глаза. — Да это капля в море. Ты говоришь так, будто ни с кем больше двух недель не встречался.

— Обычно так и бывало… Я быстро начинаю чувствовать то, что человек мне не подходит, — Йошики дёргает плечом. — И имидж надо было поддерживать, ты же понимаешь. Заведи я с кем-то серьёзные отношения, поклонники бы живо пронюхали, и половина из них от меня бы отвернулась.

— Но у тебя же вроде была гражданская жена, — Сугихара наклоняет набок голову. — Наши шептались о девушке, которая в последнем клипе «X» снималась. И говорили, что у тебя с ней всё очень серьёзно.

— Ты о Мари? — Хаяши морщит лоб, вспоминая, о ком он. — Ах, ну да, было.

— Вы ведь долго были вместе, — спокойно произносит Ясухиро, но в глазах у него мечутся яркие искры.

— Шесть лет.

— Почему же ты на ней не женился в итоге?

Йошики слегка недовольно хмурится. Ему не нравится вспоминать об этом периоде своей жизни.

— Потому что я женат на моей музыке, Суги. И Мари это поняла. Хотя мы с ней в этом плане похожи, она тоже куда больше о своей карьере волнуется, чем об отношениях. В итоге мы решили разойтись мирно и спокойно. Но до сих пор вполне тепло общаемся, у нас нет друг к другу ненависти.

Ясухиро щурится, и Йошики кажется, что в его взгляде уже более чем явственно проскальзывает ревность. И Хаяши решает ещё немного его подразнить.

— Мари замечательная, — серьёзно продолжает он. — Она оставалась со мной в самое тяжёлое время, когда умер Хиде и я из депрессии не вылезал. Всё вытерпела, все мои заскоки, все капризы, все наезды на неё. Вся моя команда выла от того, что я вытворял. А Мари только улыбалась. Она помогала мне бороться с мыслями о самоубийстве и в каком-то смысле и вытащила меня. Но… Я не могу жениться. Не могу, понимаешь? Я и вправду весь в музыке, а жена потребует к себе внимания, ещё не дай бог ребёнок родится и будет похож на меня…

Ясухиро вдруг хмыкает и резким движением отбрасывает спутанные волосы со лба.

— Ты боишься, что этому ребёнку придётся страдать, как тебе? Или просто не хочешь, чтобы в этом мире был кто-то, похожий на тебя?

— И то, и другое, — Йошики качает головой. — Не надо этого, просто не надо. Хотя я иногда слушаю, как ты разговариваешь с Луной-чан по телефону, и мне бывает завидно. Ты так её любишь, а она тебя… Может, мне бы и хотелось, чтобы у меня был ребёнок и чтобы я мог вот так просто поговорить с ним обо всём на свете…

— Ну, не обо всём. Думаю, у нас с ней много секретов друг от друга, но меня это не особо волнует. А то, что я так её люблю… А как же я могу её не любить? — Сугихара мягко улыбается. — Она же моя девочка. И она не должна страдать из-за того, что у нас с её матерью отношения не заладились. Я всегда считал, что она придала моей жизни какой-то особый смысл.

Йошики слегка кусает губу и отводит в сторону глаза.

— Эй, — уловив его дрожь, Ясухиро мягко гладит по щеке, — не делай такое лицо, куколка. Тебя я люблю не меньше. Просто по-другому. Понимаешь?

— Конечно. Наоборот, я рад, что она у тебя есть, — Йошики тянет его к себе, целует в висок. — И даже удивляюсь, что ты не захотел встретить с ней Новый год.

— Ну нет. Я хочу встретить его с тобой, — Сугихара улыбается ему. — А в Японию слетаю во время праздников, на пару дней, успею побыть с дочкой. И, кстати, я буду рад, — он усмехается и целует легонько руку, — если моя новобрачная составит мне компанию.

— Сдурел? — Хаяши дёргается. — Как Луна-чан отнесётся к тому, что ты теперь живёшь с мужчиной, который ещё и старше тебя?

— Нормально. Она знает. Я рассказал ей о нас с тобой.

Йошики широко распахивает глаза. Вот уж чего он от своего любовника не ожидал. Ясухиро спешит успокоить его:

— Не беспокойся, она никому не расскажет. Луна уже более чем взрослая, чтобы понимать, чем это может аукнуться. К тому же, ей с детства и я, и мать внушали: о личной жизни папы никому ни слова, иначе это может навредить ему. Она к этому привыкла.

— А то, что ты вампир, она тоже знает? — слегка нервно спрашивает Йошики, запустив подрагивающие пальцы в волосы.

— Нет, — сказал как отрезал. — Это уж совсем страшный секрет. Да и не поверит она, начнёт смеяться и говорить «пап, ты чего такую чушь выдумал». Это хорошо, что никто не верит в вампиров. Мы можем жить спокойно.

Хаяши только вздыхает тихонько. Многовато секретов в жизни становится. Их и раньше было немало, они всю жизнь обязаны прятаться и озираться в поисках папарацци. Но сейчас эти секреты стали совсем уж страшными, и не сказать что ему это нравится.

— Луна мечтает с тобой познакомиться, — Ясухиро смеётся. — К слову, несколько лет тому назад она заслушивалась песнями «X». А когда узнала, что я теперь часть группы, всё у меня выспрашивала, что и как, про тебя, про ребят…

— Привёл бы ее на репетицию, — Йошики дёргает плечом, — познакомил бы со всеми. Я бы не возражал.

— Нет. Ты же терпеть не можешь, когда на репетиции посторонние, — Сугихара качает головой. — И не отнекивайся, я видел, как ты синеешь разом, если кто-то врывается во время записи или репетиции. И потом, Луна здесь редко бывает, она обычно в Токио, а мы редко ездим в Японию всем составом.

Йошики только фыркает. Ловко же выкрутился.

— Я познакомлю тебя с ней, обязательно. Но чуть позже. Вот слетаешь со мной в Токио, тогда и устрою встречу. А сейчас, — он наклоняется и утыкается носом в щёку, — не хочу об этом думать. Сегодня и завтра я хочу просто побыть только с тобой.

Ясухиро вновь прикладывается мягким поцелуем к его губам, и Хаяши обвивает руками его шею.

Вообще-то ему не очень нравится перспектива делить внимание Сугихары с кем-то ещё, даже с Луной. Как Йошики ни уговаривает сам себя, как ни твердит, что любовь к дочери и любовь к нему — разные вещи и одно другому не мешает, получается плохо. И Хаяши с горечью думает, что друзья правы и он и впрямь просто законченный эгоист — ему хочется, чтобы всё внимание доставалось только ему одному. Как избалованный ребёнок.

И Йошики старательно топит эти неприятные мысли в бесконечных поцелуях.

Ясухиро за коленку тянет его на себя, задирает рубашку, гладит ладонью обнажённое бедро. Устроившись между его раздвинутых ног, запускает руку за скользкую чёрную ткань, и Йошики сладко вздыхает, когда он с нажимом поглаживает грудь, нарочно задевая кончиками пальцев затвердевшие соски. Его руки уже совсем не кажутся Хаяши холодными, как раньше. Привык, сам заледенел точно так же. Чмокнув в последний раз любовника в губы, Ясухиро поцелуями проходится по шее, прихватывает до красноты кожу на плече. Проводит легонько языком по соску, обведя по контуру, втянув в рот, горячий и влажный. Проделывает то же самое со вторым, замирает, прислушиваясь к сердцебиению. У вампиров оно есть, только гораздо слабее и медленнее, чем у людей, и пульс больше двадцати ударов в минуту не бывает, Йошики проверял.

Ясухиро всё же отлепляется от его кожи и, хмыкнув, вдруг легко переворачивает на живот. Привычно уже ложится ему на спину, уткнувшись губами в плечо, пока его руки бездумно блуждают по всему телу. Йошики прикрывает глаза и едва видит, как он тянется к тумбочке. И вздрагивает, когда в губы утыкается кусочек горького шоколада.

— Эй, — смеётся он. — Это лишнее.

— Что? Разве он тебе не нравится? — Сугихара жмётся к его плечу, посмеивается в ответ.

— Нравится, — томно тянет Хаяши и облизывается. — Но только с твоего тела.

Он всё же ухватывает почти чёрный квадратик зубами и, проглотив его, быстро облизывает кончики его пальцев. И хмыкает тихонько, опять вспоминая вчерашний вечер: они решили немного поиграть, Йошики привязал любовника к спинке кровати тонкими шёлковыми лентами, намазал его живот тёплым растопленным шоколадом и медленно слизывал его, с удовольствием слушая низкие стоны Ясухиро и доведя его почти до обморока. Йошики не нравится шоколад, сказывается аллергия из детства и жуткий страх перед вероятностью появления угрей на коже. Но употреблять его в таком виде и изредка он, пожалуй, совсем даже не против.

Прикрыв глаза, Хаяши целует кончики пальцев любовника, пока Сугихара оглаживает его второй рукой и касается губами плеча.

— Я люблю тебя, куколка.

У Йошики сердце сжимается каждый раз, когда он это говорит. Но он не может ответить теми же словами со всей уверенностью. Пока не может. Хотя Ясухиро это и не нужно. Ещё в самом начале, когда Хаяши не отвечал ему взаимностью и шипел, он обнимал своего лидера и приговаривал, что его любви хватит им двоим с головой. А Йошики только вздрагивал при этих словах, думая, как же сильно и долго Ясухиро мучился от этих чувств, если готов придерживать его вот так возле себя даже без всякой надежды на взаимность.

Не отрывая губ от плеча, Ясухиро опять пытается дотянуться до края прикроватного столика, на котором рядом с вазой валяется распотрошенная пачка презервативов. Но длины рук ему на это не хватает, постель слишком широкая. Йошики приподнимает голову, касаясь губами его скулы, улыбается, как бы говоря «давай я», и легко выуживает из коробки целлофановый квадратик, тут же надрывая его. В благодарность — нежный поцелуй в висок и пальцы, легонько тронувшие его собственные и забравшие пакетик.

Утренний «супружеский долг» — ещё одно привычное дело, когда у них есть время. Все движения уже кажутся до боли знакомыми.

— А-а-ах… — Хаяши громко выдыхает, чувствуя, как скользкая головка просачивается через сжатые мышцы. Больно, всё ещё, даже с презервативом. Но эта боль становится всё меньше с каждым разом, она словно волной откатывается назад, быстро уступая место удовольствию. Йошики с силой цепляется за подушку, чувствуя, как к щекам приливает жар, и Ясухиро жарко обцеловывает его шею, зарывается носом в рыжие волосы, быстро наращивая темп и глубину.

— Суги… — сдавленно, чуть слышно, со слезами, и Сугихара нежно прихватывает его распухшие губы, слегка оттянув голову за волосы. У Йошики мгновенно сводит шею, но он этого уже просто не замечает.

— Йошики, — отвечает ему Ясухиро в той же манере, так ласково. И снова целует, не давая даже пикнуть ничего в знак протеста.

Он двигается резко, раскачиваясь и ударяясь бёдрами в ягодицы лидера. Всегда так, начинает нежно и осторожно, но быстро теряет над собой контроль. Хаяши опьяняет его, лишает даже малейших тормозов. А Йошики кричит почти во весь голос, всхлипывает тихонько, понимая такую странность, что он счастлив, когда Ясухиро вот так овладевает им, когда обцеловывает, когда бьётся в его тело сильными толчками. И ещё более странно, если вспомнить, что их отношения начались с практически изнасилования. Психолог бы наверняка назвал это стокгольмским синдромом. Но Хаяши так не думает. Думает, что просто привык и привязался к Ясухиро за то время, что они провели вместе, до его обращения, да и не кажется ему больше такой секс столь отвратительным. И Йошики даже нравится разбиваться в его руках, когда Ясухиро содрогается и стонет в мощном оргазме, а потом ласкает Йошики рукой, помогая кончить. Даже если это в каком-то плане саморазрушение.

Смятые простыни медленно остывают под разгорячёнными телами, холодя кожу. Йошики позволяет себе непривычную нежную улыбку, и Ясухиро целует его в кончик носа. А солнце уже вовсю подсвечивает снег за окном, делая его совсем уж ослепляющим. И почему-то совсем не грустно осознавать, что это утро — последнее в уходящем году.

***

Йошики не нравятся походы по ресторанам, даже в крупные праздники, по которым вроде как принято посещать такие заведения. Обычно, если ему хочется устроить междусобойчик с самыми близкими, которых у него совсем немного, Хаяши предпочитает собирать их у себя дома. Посидеть в спокойной обстановке, без надоедливых официантов и не особо нравящейся музыки, поболтать, выпить с каждым на брудершафт. И не беспокоиться о том, что завтра, вероятно, фотографии этого мероприятия окажутся на полосе какой-нибудь интернет-страницы. Личное — это личное.

Но в этом году Тоши просто упёрся рогом, что перед Новым годом надо обязательно сходить в ресторан всей компанией.

— Раз уж в «Токио Доум» нам не выступить в этот раз, давайте хоть так соберёмся, — слегка сердито говорил он, спустив на кончик носа очки и поблёскивая глазами.

Йошики только вздохнул и согласился — знал, что переупрямить Тошимицу очень тяжело. Остальные тоже вроде как особо возражать не стали. Тем более что речь шла о недолгих посиделках, после которых они разбегутся по своим норкам и новогоднюю ночь уже будут встречать каждый как хочет.

Вновь пафосный полутёмный зал, вновь разодетая толпа, как и тогда, в тот день, когда всё началось, на съёмках. Стараясь не нервничать от этих вьетнамских флэшбеков, Йошики мирно потягивает красное вино из бокала, изредка кокетливо стреляя накрашенными глазами в сторону сидящего рядом Ясухиро, а тот хмыкает и многозначительно сжимает ладонью его колено, неприлично обтянутое тонкими кожаными брюками.

— Ребят, мне правда жаль, что всё так получилось, — Йошики вздыхает, хотя понимает, что его голос сейчас звучит наиграно. — Я так ждал этого концерта, думал, что мы не будем нарушать традицию… И тут эта чёртова болезнь подобралась.

— Ничего, Йошики-сан. В следующем году выступим, — мягко подаёт голос Хис и встряхивает головой, растрёпывая разноцветные пряди волос. — Можно подумать, прямо последняя возможность у нас.

— Точно, — поддакивает ему Тошимицу. — Ты же поправился, это главное. Не запускай себя, а то куда ж мы без лидера.

Хаяши только смеётся.

— Как же вы меня все любите!

— Ещё чего, — фыркает Сугихара, прихлебнув шампанского, — не тебя мы любим, а «X», совершенно не хочется, чтобы группа осталась без головы.

Его ладонь вновь сжимается на коленке, и Йошики едва не облизывает губы в ответ.

Деяма явно замечает их телодвижения. Понимает, в чём дело, но не задаёт никаких вопросов, только хитро улыбается и опускает глаза. «Сваха недоделанная, — думает ехидно Хаяши. И тут же в уме беззлобно добавляет: — Спасибо».

— Как же хотелось бы, чтобы и Хиде сейчас был с нами… — тихо вздыхает обычно молчащий Пата.

При звуке его имени Йошики мгновенно как молнией простреливает. Густо сглотнув, он опускает глаза в тарелку. Ясухиро, прекрасно знающий его поведение, мигом чувствует его нервозность. И улыбается.

— А он с нами, о чём ты? — Пата вскидывает брови, и Сугихара взглядом многозначительно указывает вверх. — Смотрит на нас вон оттуда. И улыбается. Я лично верю именно в это. И вам советую.

Йошики нащупывает под столом его руку, сжимает её, чувствуя, как его пальцы нежно поглаживают ладонь в ответ. Сугихара знает, как его «куколка» реагирует на упоминания умершего Хиде, понял, что Хиде — это очень и очень больная тема. Понял это даже лучше, чем остальные ребята, с которыми Йошики общается значительно дольше.

— Конечно, — улыбается Тоши и подпирает рукой голову. — Я тоже абсолютно не чувствую отсутствия Хиде. На сцене мне до сих пор кажется, что он стоит рядом и я слышу его гитару и смех. Странное чувство, но мне от этого чуточку теплее становится.

Йошики стряхивает с себя оцепенение.

— Думаю, Хиде и вправду присматривает за нами из другого мира, я привык уже считать его своим ангелом-хранителем, — он берётся за бокал. — Он с нами, пока мы его помним. Я в этом уверен. Но… Давайте не будем о грустном. Новый год же всё-таки.

Ребята почти синхронно кивают и поднимают свои фужеры. И их весёлый звон окончательно выводит Йошики из транса. Да, Хиде нет. И Тайджи нет. Но остальные здесь, рядом с ним. И это стоит того, чтобы продолжать идти дальше. Они ещё свернут горы вместе. Так свернут, что Хиде и Тайджи, глядя на них с небес, смогут ими гордиться. Хаяши в этом твёрдо уверен.

Они сбегают из ресторана чуть раньше остальных и возвращаются домой, в белый особняк в Беверли Хиллз. Гирлянды из множества белоснежных звёздочек мягко светятся на окнах, переливается огоньками красиво наряженная ёлка в гостиной, потрескивает огонь в камине, телевизор демонстрирует трансляцию с Таймс Сквер. Так тепло и уютно. И тихо, что самое главное. Скинув с себя неприлично облипающий кожаный костюм и чёрный ошейник, прикрывавший травмированную шею, натянув уютную фланелевую пижаму и тёплый свитер сверху, Йошики жмётся к обнимающему его Ясухиро. А тот опять кажется таким очаровательным, таким мягким и уютным в кашемировом домашнем костюме, с собранными в хвостик волосами и без капли макияжа. До полуночи ещё есть немного времени. Можно просто посидеть вот так, греясь друг о друга.

Бутылка с шампанским дожидается своей очереди в ведре со льдом, а пока на столике перед ними две чашки с дымящимся какао, в который горкой навалены белые зефирки.

— Ну что, куколка? Теперь тоже скажешь, что не любишь новогодние праздники?

Ясухиро мягко смеётся, вспоминая их ночной разговор, и нежно целует в кончик носа.

— А если скажу? — сонно тянет Йошики, сдувая с носа прядку волос. — Один особенный Новый год не поменяет разом моего мнения о них. Не сразу.

— Вредина, — беззлобно констатирует Сугихара.

Йошики легонько тянет его за волосы и целует в губы.

— Но всё-таки в этот раз всё немножечко лучше, чем обычно, — Хаяши мягко улыбается ему. — Не обижайся. Я просто злюсь из-за сорванного концерта.

— Да съездим мы с тобой в Токио, не переживай. И концерт в следующем году устроим, ребята же тебе сказали. Так отожжём, что мало не покажется, — Ясухиро смеётся, — отыграемся и за этот год, и за следующий. Если захочешь, я даже своих ребят позову поучаствовать. Думаю, они не будут против.

— «Luna Sea» и «X» снова на одной сцене, да ещё на сольном концерте… — Йошики качает головой. — Звучит просто потрясающе.

— Значит, договорились. Это будет мой тебе подарок на следующий Новый год.

Хаяши задумчиво наклоняет голову, кончиками пальцев водя по его лицу.

— А что мне подарить тебе в ответ?

Ясухиро поднимает взгляд к потолку, делая вид, что увлечённо разглядывает люстру.

— Пока не знаю, куколка. Я не загадываю так далеко. Так что давай подумаем об этом позже.

— Смотри, не забудь. Ненавижу чувствовать себя в долгу.

Йошики опять прижимается к нему и прикрывает глаза.

Музыкальный центр, из колонок которого льётся нежная музыка, легонько щёлкает и переключается на следующий трек. И Хаяши невольно улыбается. Бессмертный хит «Happy New Year» в исполнении группы «ABBA». Даже трудно представить себе, какая песня лучше символизирует этот праздник.

Ясухиро вдруг аккуратно снимает его со своих колен, усадив на диван рядом, встаёт и протягивает руку, наклоняя набок голову и очаровательно улыбаясь.

— Не откажешь мне в любезности?

Йошики секунду хлопает ресницами.

— Что?

— Потанцуй со мной. Песня очень красивая. Мне хочется.

Хаяши вздрагивает и зажимается, скрещивая на груди руки.

— Издеваешься? Я совершенно не умею танцевать.

— Тебя на танцевальный конкурс вроде никто не отправляет. Ну же, иди ко мне.

Сугихара, несмотря на лёгкое сопротивление, за запястье легко поднимает его и прижимает к себе. Йошики цепляется за его плечи, утыкается лбом в остро очерченный подбородок и прикрывает глаза. Он прислушивается к ритму, старается плавно двигаться в такт, не отстраняясь при этом ни на миллиметр от возлюбленного. И наблюдает за ним, приподняв голову. Ясухиро кажется ему таким грациозным: запрокинув назад голову, он просто наслаждается мелодией и красивыми голосами исполнителей, прикрывает глаза, улыбается, и глаза у него светятся ещё ярче обычного. И у Йошики невольно в голове мелькает мысль, что всё-таки ему просто невыносимо повезло, что Ясухиро согласился стать частью «Х», что Хиде привёл их тогда, очень давно, за помощью к Йошики в лейбл. Иначе они бы никогда не познакомились поближе, и Йошики сейчас, скорей всего, в хмуром одиночестве бы распивал вино и тупо ждал рассвета, глядя на падающий за окном снег.

— Йошики, — тихо зовёт Ясухиро, поцеловав его в висок.

— М?

— Слушай, а почему ты решил пригласить в «Х» на постоянную основу именно меня? — Хаяши вздрагивает и поднимает глаза. Ясухиро смотрит на него очень внимательно: похоже, этот вопрос его мучает уже очень и очень долго. — Партии Хиде-сана на концертах играли разные музыканты, любой бы согласился стать участником, но ты выбрал меня среди них, хотя я совершенно не такой, как он. Почему?

— Какая разница? — бездумно тянет Йошики.

— Это не ответ, — Ясухиро разом стряхивает с лица улыбку и хмурится. — Просто скажи правду.

Йошики запрокидывает назад голову, обвивает руки вокруг его шеи, уже самостоятельно втягивая его в этот медленный танец.

— Правду? Я не знаю, — он качает головой, и Сугихара удивлённо вскидывает брови. — Просто я сразу, как тебя увидел, ещё тогда, в лейбле, почувствовал в тебе нечто близкое, Суги. Ты тянешься к классике, как и я, играешь на скрипке, и прекрасно играешь, не хуже, чем на гитаре. А потом, когда Хиде не стало… Я просто понаблюдал за тобой на концертах, увидел, как на тебя реагируют поклонники, вспомнил про наше сотрудничество. И решил, что лучше тебя к нам никто не впишется, даже самый талантливый гитарист на свете. К тому же, это дань Хиде. Он очень любил тебя. И, думаю, он был бы рад, если бы узнал, что его место занял именно ты.

Ясухиро порывисто целует его в висок.

— Наверное. Знаешь, он всегда очень хотел, чтобы ты был счастлив.

— Я счастлив, — Йошики бездумно улыбается. — Выходит, Хиде может нами гордиться?

Они смеются, перемежая слова поцелуями. За окном опять поднимается метель, ветер кружит в воздухе множество снежинок. Ещё одна особенность этого Нового года: впервые за много лет он необычайно снежный и белый. И Йошики понимает, что скучал по снегу безумно: когда улицы города серые, хоть и тёплые, это абсолютно убивает атмосферу и ощущение праздника.

— Happy New Year, happy New year, — заливается музыкальный центр, — May we all have our hopes, our will to try…If we donʼt we might as well lay down and die, you and I…

Необычайно красивая песня. Йошики даже в обычное время года готов прослушать её сотни раз, и ему не надоест, а уж сейчас — и подавно. И ему нравится этот медленный, слегка неуклюжий танец. Прекрасная музыка и Ясухиро, его Ясухиро, ослепительно улыбающийся и обнимающий его нежно за талию. Почему-то у Хаяши стойкое ощущение, что они смогли вернуть ему веру в этот праздник, в то, что он по-настоящему волшебный.

Каждый хочет в новогоднюю ночь быть хоть чуточку счастливее, и не всегда даже важно, каким образом. И оказывается, что для этого порой нужно совсем чуть-чуть…

Сугихара подхватывает своего лидера на руки, медленно кружит его по полутёмной комнате, прижимая к своей груди и одними губами напевая заветные слова в ушко. Его глаза светятся, и он улыбается — наверное, у Йошики в глазах, как и у него самого, написано абсолютное счастье. И на душе становится ещё теплее от ощущения, что они передают друг другу частички этой радости. В конце концов, Ясухиро всё это время так старался вызвать у Йошики хоть тень улыбки, пора бы и самому Хаяши подарить ему крупицу счастья.

…Поцелуй в самом начале Нового года, на фоне ослепительного танца снежинок в воздухе, очень многообещающий. Даже такой скромный, как едва уловимое, нежное прикосновение к щеке, а потом и более смелое, к губам. Это значит, что есть любовь. И значит, что всё ещё существует то, ради чего вампиру следует проживать свою вечность.