Я тебя спас. Ты не против? (СИ) [Северный Орех] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1. Какой чудесный день! ==========

— Какой чудесный день!

Какой чудесный пень!

Какой чудесный я,

И песенка моя-я!* — подпевал я пищавшему из магнитолы зайчонку и внимательно всматривался в заснеженную дорогу. Впрочем, может, знаменитую песенку пел не зайчонок, а мышонок? Или лисёнок? Не помню, я сто лет не видел этот мультик.

Да и некогда мне мультики смотреть. Ведь я взрослый, самодостаточный мужчина. В свои двадцать четыре года я окончил институт, устроился на работу и даже оформил в кредит Ладу Весту, ëлки-иголки! Мечта, а не машина! Особенно для вчерашнего студента. Осталось создать ячейку общества, ещё пару мероприятий, вроде дома и дерева, и можно считать, что жизнь удалась.

— Хорошо живёт на свете Винни-Пух!

Оттого поёт он эти песни вслух!* — с готовностью подхватил я следующий хит восьмидесятых, постукивая пальцем по рулю. Подпевать Евгению Леонову оказалось даже приятней, чем зайчику из предыдущей композиции.

Вообще, эта заячья тема преследует меня давно, всерьëз и надолго. Ещё в детстве мама постоянно щебетала «Ванечка, зайчик!», ласково поглаживая меня по голове. Хорошо, что рядом был папа, который напоминал, что я «Косой», «Серый», а иногда и «Безбилетник». Но это он не со зла, а потому что балагур по жизни. Вечно у папы всё с шутками-прибаутками.

Правда, когда он сердился, я сразу становился «Иваном». А как-то раз летом на даче, когда мы с деревенскими пацанами угнали соседский Иж-Юпитер с коляской, чтобы погонять местных кур и гусей, я неожиданно стал «Иваном Ивановичем». С надранными ушами и отпечатками ремня на мягком месте.

В садике, школе, а затем и в институте меня тоже почему-то называли «Ванечка-зайчик». Правда, в основном девчонки. Пацаны ограничивались нейтральным «Ванëк», а это означало, что шанс избавиться от образа длинноухого ещё существовал.

Возможно, моя внешность тоже располагала ко всем этим пушистым ассоциациям. Скажем, если бы я имел грузинскую внешность, включая нос с горбинкой, восточные глаза, густую бороду и красные мокасины, то вряд ли кому-то в голову пришла бы идея назвать меня зайчиком. Но я выгляжу младше своих двадцати четырёх лет, и стройное, даже худощавое телосложение это только подчёркивает. Как и светло-русые волосы, гладкий подбородок и открытая улыбка. А мама говорит, что я смотрю на этот мир «своими наивно распахнутыми голубыми глазищами».

Ну а если уж совсем откровенно, то в пользу «зайчика» играет и моя страсть к свежим хрустящим салатам, где преобладает пекинская капустка. Макс, мой сосед по комнате в съёмной квартире, каждый раз ржёт по этому поводу, наворачивая свои бесконечные котлеты и голубцы. Он говорит, что даже Весту в цвете «лайм» я выбрал специально. Мол, это для меня оттенок не лайма, а очередного капустного листика. Шутник, ëлки-иголки! Хотя, что-то в этом есть…

В общем, я и сам не понимаю, почему у меня такая «ушастая» участь. Разве что ещё совсем немного влияет фамилия. Если брать пример со знаменитого агента 007 и представляться в его стиле, то это будет звучать примерно так:

— Зайчиков. Ваня Зайчиков.

Курам на смех. Тем самым, что разбегались от деревенского Иж-Юпитера с коляской.

Хотя, наверное, зря я зацикливаюсь на всём пушистом и ушастом. Не все видят во мне мальчика-зайчика. Вот, например, Вацлав, к которому я сейчас еду.

Мы списались на каком-то левом сайте знакомств всего месяц назад, но у меня ощущение, что я знаю его всю жизнь. И это странно, учитывая, что в основном о себе рассказывал я, а не он. Но и того, о чëм упоминал он, было достаточно, чтобы сделать выводы. Вацлав очень м-м-м… Современный, что ли? И очень уверенный в себе, что тоже подкупает. Причëм, говоря «современный», я не имею в виду, что он тащится от Моргенштерна или участвует в парадах. Нет.

Вацлав работает кем-то в администрации одного из районов Московской области. Я не особо вдавался в детали, да и сам он не слишком много рассказывал, но, как я понял, работает с документами. Эдакий расторопный служащий в приталенном пиджачке и с узким галстуком.

При этом он разбирается в музыке и искусстве, в курсе последних политических событий, имеет своё чётко выраженное мнение, состоит в каком-то благотворительном фонде, регулярно ходит в спортзал, изредка на ипподром, всё везде успевает, всё обо всех знает и, самое главное, — ему нравлюсь я.

А ещё Вацлав умеет видеть прекрасное. Так, во мне он увидел не «зайчика Ванечку», Ивана, а Э́вана. Да, именно так, на западный манер, он произносит моё имя. Мне, конечно, непривычно, а иногда даже капельку дискомфортно слышать такую интерпретацию, но я привыкну. Ведь Э́ван звучит гораздо лучше Вани, ëлки-иголки!

Вот такой вот мой Вацлав. По крайней мере, все эти выводы я сделал после пары недель нашей переписки на том плюгавеньком сайте, где я и сам непонятно как оказался.

В общем, когда через месяц виртуального общения Вацлав пригласил меня на выходные на свою дачу в экостиле, я без раздумий согласился. Постоянных отношений у меня нет, дома делать нечего, а главное — секса хочется просто до трясучки.

Вацлав же предлагал полное уединение и расслабон: камин, пушистый ковёр, мягкий плед, глинтвейн и поджаренный на открытом огне маршмеллоу. Бонусом был треск поленьев, тишина леса и плавно падающие снежинки. Романтика!

Несмотря на стереотипы про недалёких зайцев, я парень, надеюсь, неглупый, и про жаркий секс на том самом ковре перед камином додумал сам. Как и о бонусе в виде собственного тела, которое наконец-то успокоится от недотраха. Своеобразная, но тоже романтика.

Заранее готовясь к поездке, я одолжил у приятеля верхнюю одежду. Его брат приехал в отпуск с Крайнего Севера и прикупил в Москве для северных холодов куртку «Арктик Эксплорер» и какие-то нереально тëплые штаны. Ради интереса я погуглил стоимость одной, самой обычной на вид синей курточки и выпал в осадок. Почти 80 косарей за парку! Смотреть цену штанов я отказался, опасаясь складывать суммы вместе. Из чего должны делать шмотки, чтобы они столько стоили? Пух волшебных гусей? Мех магических куниц?

Вместе с верхней одеждой мне ещё дали шапку-ушанку из соболя. Тут-то я выдохнул, ведь это просто шапка, без какого-то крутого бренда. Оказалось, показалось. Хозяин шмоток как нечто само собой разумеющееся сообщил, сколько стоят подобные головные уборы, и я понял, что работаю не там, где нужно. Надо было идти шапки шить.

В общей сложности приятель с братом одели меня на сто с лишним косарей! Если дополнить комплект ботинками, шарфиком и варежками, то я бы точно потерял дар речи. Неужели есть такие морозы, что нужно покупать такие неоправданно дорогие шмотки? Конечно, я буду очень аккуратен, но всё же меня эта ситуация с одеждой напрягала.

В принципе, мне эта ультра-тëплая одежда даром не нужна. Ну какой мороз в середине ноября в центральной России? Скорее уж дождь пойдёт! Настоящих зимних дней — максимум месяц. Но мне очень не хотелось ударить в грязь лицом перед Вацлавом. Он-то весь такой современный, при хорошей работе, с загородной дачей с камином и наверняка панорамными окнами, а я вчерашний студент, ныне мелкий помощник младшего юриста, приехавший в гости на купленной в кредит капустной, то есть, лаймовой Весте.

Мне очень хотелось произвести впечатление равного. И дорогая, а главное, качественная одежда должна была мне помочь. Типа, отдыхать за городом для меня вообще норма, каждые выходные так делаю. Особенно это должно сработать во время обещанной прогулки по лесу и поездки на снегоходе. Говорят, подобные шмотки сразу бросаются в глаза знающим людям. А в том, что Вацлав с ходу может оценить внешний вид, я не сомневался.

В этом моëм маленьком обмане для повышения собственной самооценки был только один изъян. Шарфы я ненавижу с детства, варежки мне тоже вряд ли потребуются, а вот про обувь я совсем забыл. Пришлось ехать в том, что есть — в демисезонных ботинках на подошве из клеëнки. Ну, честно, зачем в Москве что-то теплее? Каждый ноябрь грибной дождик моросит и почки распускаются! В общем, я решил забить на эту маленькую оплошность в своём полноценном образе.

Утром, едва дождавшись, пока Макс свалит из квартиры к своей девчонке, я с самыми серьезными намерениями оккупировал санузел, напевая себе под нос. Через пару часов, намывшись-набрившись, я выпорхнул из подъезда и, пиликнув сигнализацией, сорвался в Подмосковье, предвкушая ночь страсти и разврата!

Я чувствовал себя почти уверенно. Почти — потому что собираться на первое свидание, подразумевающее секс, с посторонним — дело довольно нервное. А вдруг Вацлав мне не понравится? Или у него пахнет изо рта? Или у него маленький? И было в нём иногда что-то такое, отчего мне становилось неприятно и даже страшно. Но сформулировать я это не мог, поэтому предпочитал особо не задумываться. Мало ли какие изъяны могут быть в виртуальном общении! А на деле он наверняка душка!

Тем более, в любой момент я смогу уехать. Машина-то есть. Но вообще, мне хочется избежать всех конфликтов и просто вдоволь потрахаться. А там, возможно, секс перерастёт во что-то большее.

***

Странно, я был в пути всего около четырёх часов, учитывая пробки, а ощущение, что я уже где-то в Сибири. В городе снега почти нет, только иногда белые островки встречаются на помëрзших газонах. А тут красиво, как в сказке!

По бокам от не слишком тщательно расчищенной дороги раскинулись девственно-чистые сугробы. Почерневшие ветки деревьев украшают снежные шапочки, которые периодически обваливаются. Солнце постепенно заходит, но последними лучами так красиво отблёскивает от миллиардов снежинок, что кажется, будто всё вокруг усеяно бриллиантовой крошкой.

Кажется, такой славный, морозный и солнечный день я помню из своего детства. В то время в Пермской области зимы были настоящими, и снег не таял, смешиваясь с грязью, как в Москве, а искрил и переливался, как сейчас. Ну, просто волшебный лес! Настоящая сказка!

— Голубой вагон бежит, качается,

Скорый поезд набирает ход.

Ах, зачем же этот день кончается,

Пусть бы он тянулся целый год!* — ровно выводили динамики магнитолы, а я усмехнулся.

Лес-то сказочный, только вот связь тут не ловит, а из радио только канал для детей. Разве дети, вообще, слушают радио? Не удивлюсь, если я сейчас единственный слушатель Бэби FM. Надо бы вставить флешку, но я забрал её, чтобы закинуть с компа новых песен, и оставил дома. Иногда моя рассеянность подкладывает мне и не таких свинюшек, так что расстраиваться из-за детских песенок бессмысленно.

Судя по навигатору, ехать осталось ещё около часа. Блин, четыре часа в одну сторону — это мощно. Особо к Вацлаву на дачу не наездишься… Ладно. Сейчас рано об этом думать. Вот завтра, после совместной ночи, будет видно. А сейчас нужно сосредоточиться на дороге, потому что в сумерках у меня появляется «куриная слепота».

В трио песенки «Три кота» бодро вступило урчанье моего желудка, превращая происходящее в квартет. Я как-то не догадался взять что-то с собой перекусить, а надеяться на то, что в этом лесу будет хоть какой-то ларёк, просто глупо. Я вообще не уверен, что тут ступала нога человека.

Но не всё так плохо! Я же говорил, что я взрослый, реализовавший себя мужчина, у которого всё под контролем? Так вот, в бардачке у меня лежит пакет с сушеными яблочными дольками, который мама прислала из Перми. Да, каждое лето мамуля собирает урожай и специально для меня заготавливает нехитрое лакомство, приговаривая «будет, что погрызть холодной зимой моему зайчику». Так что я с запасами. Негусто, но хоть что-то закинуть в урчащий желудок!

Не отрывая взгляд от дороги, я склонился влево и залез в бардачок, на ощупь перебирая какое-то барахло. Заветный пакетик словно провалился, и мои пальцы натыкались то на очечник, то на какие-то провода, то на упаковку влажных салфеток. В нетерпении я склонился ещё больше и машинально проследил взглядом за своей рукой. Ага, вот же, тоненькие слайсы просвечивают сквозь полиэтилен! Как я их не нащупал? Сейчас я…

Какой-то несчастной секунды хватило, чтобы нос машины зарыскал по заснеженной дороге. Руль прокрутился в сторону, я в панике рванул его обратно, толчок, и в следующий миг почти на всю длину кузова въехал в сугроб на обочине.

Ëлки-иголки!

Я бы не сказал, что попал в полноценную аварию. Скорее, экстренно и не очень удачно запарковался. Всё-таки скорость была небольшой, и именно это меня и спасло.

«Водитель капустной Весты так спешил потрахаться с нашим односельчанином, что не справился с управлением. Подробности о побочках недотраха на странице №4» – представил я заголовки местных газет, если таковые имеются, и нервно хихикнул. Ничего смешного в ситуации не было, но нелепая мысль про новость в прессе помогла мне немного успокоиться. Бешеное сердцебиение стало приходить в норму. Душа отряхнулась и стала карабкаться из пяток, повыше.

Так. Главное, что на дороге никого не было, а я жив и не зажат покорёженным металлом. И вообще, машина, кажется, в порядке.

Я с трудом открыл дверь, пропахав ей сугроб и выбрался наружу. Ноги сразу утонули в снегу выше колен. Мда, дело дрянь. Веста полностью села на пузо. Но глупо даже не попытаться выбраться самостоятельно.

Ещё раз убедившись, что связи нет, и выставив на дорогу знак аварийной остановки, я приступил к спасению самого себя.

Следующие пару часов стали кошмаром. Пытаясь выехать из сугроба, я мучал автомобиль до тех пор, пока не понял, что только зарываюсь глубже. Я пытался разгрести снег голыми руками, пытался подложить под колеса какие-то камушки с обочины и ветки, обломанные с ближайшего куста, но всё было напрасно.

Пока я торчал в сугробе у капота, от отчаяния пытаясь своим весом сдвинуть с места полуторатонную железку, в поле зрения появился старый УАЗик. Я бросился на дорогу, увязая по пояс в снегу, и замахал руками, как ветряная мельница. УАЗик легко выдернет Весту! Старый-добрый советский автопром и не на такое способен!

Но ржавая колымага, не сбавляя скорости, просто проехала мимо, едва не сбив выставленный мною знак.

Я замер, совсем немного не добравшись до дороги, и со всей злостью ударил ладонью по багажнику. От обиды злые слёзы навернулись на глаза. Да как так-то, ёлки-иголки?! Водители должны помогать друг другу! Я бы обязательно остановился! Даже просто узнать — вдруг есть пострадавшие?

Зашибись, съездил отдохнуть! Даже если я сейчас каким-то чудом окажусь у Вацлава, зрелище будет ещё то! Потный, почему-то грязный, взъерошенный, с покрасневшим текущим носом и просто невероятно злющий!

Слегка трясущимися пальцами я достал из кармана куртки мобильник. Делать нечего, пора звонить спасателям. Но старенький хонор, словно издеваясь, отреагировал зависшим экраном, прощально мигнул подсветкой и просто погас. Эта зараза села от холода, оставив меня в полном одиночестве.

Ситуация — хуже не придумаешь! Целую секунду я расстраивался, а потом услышал адский для всех водителей звук «цык-цык-цык» и мотор моего капустного листика замолк. Холод сыграл злую шутку и с аккумулятором.

Вот тут мне стало по-настоящему страшно. На улице стемнело. До деревни Вацлава ещё далеко. Есть ли населённые пункты рядом — не знаю, но в мобильном навигаторе, кажется, я ничего не видел. Проедет ли тут сегодня ещё хоть одна машина — неизвестно. Злосчастный УАЗик был вторым авто, который я видел на этой трассе за последние часы. Оставаться в машине — не вариант, ведь через несколько минут в ней станет так же холодно, как на улице, только без ветра и без шанса что-то изменить минимум до утра.

Я сел в машину и облокотился на руль. Блин, чë делать то?! Надо было с самого начала, пока телефон был жив, посмотреть, в какой стороне ближайшая деревня! А не нырять в сугроб, надеясь вытолкнуть машину самостоятельно! По пути сюда, я, конечно, проезжал какие-то деревушки, но это было достаточно давно, и я не уверен, что осилю расстояние, которое не помню даже примерно.

Ëлки-иголки! Хреновый из меня водитель, если я весь умудохался и совсем забыл про ЭРУ-Глонасс! Я даже рассмеялся от облегчения и воспрянувшей надежды! Но, видимо, удача окончательно отвернулась от меня. Сколько бы я ни жал на заветную кнопку, до оператора я так и не дозвонился. Эта хрень, вообще, работает, или только для понтов?!

Сырые ноги даже не думали отогреваться, а в горле противно защекотало.

Но ведь УАЗик-то откуда-то ехал! Может, тут рядом деревня, если пройти дальше? Вдруг увижу огоньки? Вернуться к Весте я всегда успею.

Решившись, я сунул в карман роковы́е яблочные дольки, кошелёк, ключи и севший телефон, застегнул все молнии и клëпки на дорогущей куртке, завязал на подбородке отвороты шапки-ушанки и вышел в темноту. Ну давай, «Арктик Эксплорер», оправдывай ожидания!

***

Куртка действительно была хороша. И куртка, и штаны, и шапка. Беда пришла откуда не ждали. Мои осенние ботинки знатно набрали снега, пока я пытался вытолкнуть машину. После этот снег растаял, насквозь промочив мне носки и даже штаны почти до колен.

Бредя сам не зная куда по расчищенной трактором дороге, я запнулся о выбоину в умятом снегу. Хлипкий клей, соединяющий подошву с кожей молодого дерматина, разошëлся, и правый ботинок запросил каши. Отлично. Осталось добить обувку и шлëпать босиком по снегу.

Один плюс: разницы между целым и худым ботинком я не заметил. Я вообще ступней уже не чувствовал. Только понимал, что холод огибает тëплый барьер профессиональной одежды и проникает в меня снизу, с ног. Как троянский конь. Наверное, если бы на мне сейчас была нормальная обувь, то все происходящее походило бы на затянувшуюся прогулку.

Но я едва переставлял одеревеневшие ноги и понимал, что речь идёт уже о моëм здоровье, сохранении конечностей, а может быть, и жизни.

На тëмно-синем небосводе ярко горели миллионы звёзд. Мертвенно-бледный отсвет заливал белоснежные сугробы. Так красиво, никакой компьютерной графики не надо… Только нереальное звëздное небо, абсолютная тишина, хруст снега и я. В Москве такой красоты никогда не увидишь из-за яркого городского освещения.

Я не знаю, сколько времени шёл вперëд. Мне показалось, вечность, но могло пройти и двадцать минут. Ни впереди, ни позади не было видно ничего, кроме отрезка снежной дороги и бескрайнего неба, в котором купались и кружились в танце искры звёзд. Я даже не видел свою машину на горизонте и не знал, хватит ли мне сил вернуться обратно. Постепенно холод начал отступать, но пришла тяжесть и тупая боль в мышцах, как сразу после ударной спортивной тренировки после большого перерыва.

Я так устал сегодня! Мне нужно отдохнуть… Веки отяжелели и налились свинцом. Я моргнул, а в следующий миг обнаружил, что сижу на обочине дороги, а моë одеревеневшее тело не может разогнуться. Казалось, замëрзли даже мысли, и теперь они лениво перетекали из одного бреда в другой.

Когда-то я читал сказку Андерсона «Спички». Про бедную босую девочку, которая в канун нового года не продала за весь день ни одного коробка спичек и боялась из-за этого идти домой, ведь еë накажут. Малютка съëжилась возле чьего-то дома и стала жечь спички, пытаясь согреться. С каждой зажжëным огоньком она видела то печку, то новогодний богатый стол с жареными гусями, то покойную бабушку. А утром девочку нашли мëртвой.

Вот и я сидел, не чувствуя своего тела и мечтал хотя бы об одной спичке. Но я не курю, и с собой нет даже зажигалки. Ëлки-иголки… Всё-таки надо было остаться в машине…

О, а слëзы-то ещë горячие! Почти обжигают щëки и замерзают только на подбородке.

Вдалеке послышался жуткий вой и скулëж. Да, наверное, в этой глуши водятся волки. Сказочный лес, которым я восхищался днём, остался сказочным, только вот у этой сказки явно не было хэппи энда.

Хотя мне уже всё равно — хоть холод, хоть волки.

Жаль только, я не успел заняться любовью, потому что не с кем. Даже банально потрахаться — и то не обломилось.

Горько улыбнувшись этой мысли онемевшими губами, я закрыл глаза и провалился вверх, в звëздное небо.

Комментарий к Часть 1. Какой чудесный день!

* тексты детских песенок

========== Часть 2. Дивный сон ==========

Оказывается, тепло — это не всегда приятно. Я замерз и онемел настолько, что чьи-то широкие ладони обжигали сквозь одежду. Воздух натопленного дома раскаленным вихрем ввинчивался в лëгкие.

Я не понимал, где я, что со мной, и что вообще происходит. Ощущение, будто я сплю и не могу проснуться. Вроде всё слышу, но не понимаю сути. Вижу расплывающиеся пятна, но не могу осознать картинку. Наверное, так себя чувствуют укурки и наркоши. И что они в этом нашли? Ни фига не приятно!

Где-то зашумела вода.

Заскулила собака.

Кто-то зарычал, но без угрозы. Скорее, благодушно. Интересно, кто может благодушно рычать?

Меня вздëрнуло вверх, и атмосфера начала меняться. Каким-то чудом я понял, что с меня сняли оттаявшую и ставшую сырой одежду, а потом очень осторожно ощупали онемевшие ноги. Это могло бы быть даже приятно, если бы я что-то чувствовал. Но невидимый спаситель продолжал разминать мои пальцы, и постепенно чувствительность стала возвращаться.

Меня снова подняли, куда-то понесли. Шум льющейся воды зазвучал громче. А в следующий момент мир взорвался наслаждением и болью. Как секс, только не внутри, а снаружи. Из моей груди вырвался болезненный стон.

— Неужто горячо? Я и так воду налил едва тёплую. Чуть горячее комнатной температуры. Потерпи минуту, сейчас все пройдёт, — прогудел низким голосом кто-то совсем рядом.

Странное ощущение. Я слышу, что речь человеческая, но не понимаю ни слова. Просто не могу осознать смысл звуков. Как будто говоривший был финном, или, например, греком. Зато по интонации я понял, что человек настроен дружелюбно. И то, что он аккуратно убрал с моего лба волосы, только утвердило моë предположение.

Боль начала утихать, а удовольствие от тепла осталось. Я нежился в воде, пытаясь вынырнуть из оцепенения, и чутко вслушивался в тяжëлые шаги. Периодически к этим звукам примешивались собачье поскуливание и рокочущий бас самого спасителя.

— Эй, ты как? Извини, я пошарил по твоим карманам и нашëл права, — прозвучал низкий голос совсем рядом.

Интересно, что он сказал? Слова по отдельности знакомые, а общий смысл ускользает. Но грубоватый голос похож на рычанье зверя, это точно.

Меня снова подняли, наверное, вытерли и куда-то понесли. Удивительно, но я знал, что меня не уронят. Человек, который нёс меня с таким спокойствием, явно обладал незаурядной силой. И ростом. И телосложением.

— Полежи пока. Я скоро вернусь. Нужно найти твою машину и посмотреть, что случилось. Может, кто-то остался в салоне. Ты слышишь меня?

Я по-прежнему плавал в своём мареве, безрезультатно пытаясь выбраться, так что оставил вопрос без ответа.

***

Весь мир был пустым. Нет изображений, звуков и запахов. Только я лежу и просто существую. Больше никого.

Странно. Очень странно. Может, я уже с катушек съехал? А что, есть же выражение «мозги отморозить»? Вдруг уже были случаи, а я подтверждаю чью-то теорию?

Но даже плавать в пустом сознании приятнее, чем медленно умирать от холода на обочине дороги из-за собственной глупости! Просто лежать, дышать и жить — это такое счастье!

Мой мир начал наполняться. До слуха донеслись звуки хлопнувших вдалеке и чуть ближе дверей и тяжëлых приближающихся шагов.

— Эй, парень! Ты как, отогрелся? Я нашёл твою машину и принёс аккумулятор. За ночь зарядится, а утром дëрнем из кювета, не переживай, — пророкотал мужчина и аккуратно дотронулся до моего лба. — Слышишь меня? Нет? Ох-хо-хо… Может, ты больной, а? Или это всё ещё шок? Может, всё-таки врача? — спросил сам у себя мой спаситель, ведь я ответить до сих пор не мог. — А ну, уйди! — надеюсь, последнее относилось не ко мне. А к кому?

Зато получилось застонать и повернуть голову. И даже, кажется, открыть глаза, потому что в моих размороженных мозгах замелькали тëмно-оранжевые пятна.

— Очухиваешься? Молодец… Сейчас! Есть у меня средство одно. Быстро на ноги встанешь! — пообещал голос, и всё снова утонуло в звуках. Только теперь я расслышал треск горящих поленьев и попытался проморгаться.

Я оживал в какой-то тёмной комнате, где единственным источником света был то ли камин, то ли очаг. Мне показалось, что стены сделаны из брëвен, но сейчас зрение запросто могло меня подвести. Может, это обои такие необычные? Экостиль, всё такое. По противоположной стене угадывались пятна шкафа и комода, но это не точно. Да и не важно.

Гораздо больше моё внимание привлёк мужчина, приближающийся ко мне. Единственное, что я рассмотрел в его силуэте — он был огромный и бородатый. То ли деревенский богатырь, как в мультиках, то ли силач с косой саженью в плечах, то ли медведь в человеческом обличии. Скорее, последнее. Было в нём что-то такое, звериное.

Интересно, где он покупает одежду с таким размахом плеч? Наверное, на заказ шьëт. Забавно. А с обувью как? Пустые мысли медленно ворочались в постепенно светлеющей голове.

— Вот. Выпей. Имбирь и мёд творят чудеса! Сам увидишь, как сразу получшает. Давай, тихонечко, вот так, — медведь в человеческом обличии приподнял меня, аккуратно придержав за поясницу, и залил в рот жидкость из небольшой стопки. Что-то сладкое, терпкое, ароматное. Вкусно, но почему-то перехватывает горло. — Хорошо? — улыбнулся великан и поднес ещё одну порцию жидкого лакомства. Уже чувствуя, как оно стекает по пищеводу, я понял, что там был алкоголь.

«Мне пить нельзя. Ни капли», — хотел сказать я, но не успел и отключился.

***

Видимо, вырубился я ненадолго, потому что, открыв глаза, я увидел по-прежнему сидящего рядом «медведя». Он растирал что-то между ладоней и успокаивающе гудел о какой-то мази, которую нужно нанести на обмороженные участки.

— В принципе, ты ничего не отморозил. Даже пальцы на ногах, а ведь они обычно травмируются первыми. Эта мазь специально для таких случаев. И несмотря на то, что тебе очень повезло, и мы тебя быстро нашли, лучше подстраховаться и нанести средство. Так что потерпи, надеюсь, ты не боишься щекотки.

Я почувствовал, как хмель кружит голову. Блин, да даже чайной ложки достаточно, чтобы я опьянел! А я выпил, наверное, полноценную стопку! Обычному человеку ни о чём, а для меня это ударная доза! Я не знаю, что со мной не так, но алкоголь просто валит меня с ног. Всегда так было, ещë с юношеских лет, когда двух глотков пива хватало, чтобы в невменяемом состоянии поболтаться на деревенской дискотеке, а после знатно проблеваться за обшарпанным клубом.

Поэтому я не пью. Ни с кем и никогда. Даже с безалкогольным пивом не рискую.

Кажется, это была последняя связная мысль в этом бесконечном дне. В голове начал клубиться туман, расслабляя тело и не пришедший в себя разум.

А в следующий миг, уже совсем не соображая, я дëрнулся от неожиданного прикосновения к лодыжкам. Мой спаситель своими огромными ручищами разминал мои ноги, а я чувствовал, что это полный провал.

Тело, отравленное алкоголем, отзывалось на чужие прикосновения так явно, что моментально образовавшийся стояк уверенно приподнял простынь, которой я был прикрыт. Великан, не посмотрев, стянул еë для удобства, чтобы мазью не пачкать, и уставился на подрагивающий член. Его широкие ладони замерли на моих коленях.

Ëлки-иголки! Если этот «медведь» поймёт всё неправильно, точнее, очень даже правильно, и разъярится, то я от одного его удара улечу к праотцам. Но массажист отвёл глаза в сторону, сделав вид, что ничего не заметил, и продолжил разминать мои голени, плавно переходя на бëдра.

Это было роковой ошибкой, потому что моё тело слетело с тормозов, забив на мнение своего хозяина и мнение приютившего меня богатыря. Если бы я не хлебнул ту целебную настойку, то ещё поборолся бы за свои честь и достоинство. Но зелёный змий сделал своё чёрное дело, и сопротивляться жгучему желанию я уже не мог.

Мои бёдра вскинулись вверх, навстречу горячим ладоням, но «медведь» мгновением раньше отдëрнул их, как будто испугался. Кто-то разочарованно застонал. Моим голосом.

Я прикрыл глаза и, нашарив его мясистую ладонь, — будь что будет! — переплëл пальцы. Моя ладошка, наверное, казалась игрушечной рядом с его испещрëнной линиями ладонью. Это выглядело бы забавно, но я не мог видеть, только чувствовать.

— Эй, парень, ты чего? — голос спасителя охрип и стал ещё больше похож на звериное рычанье.

Но я проигнорировал его вопрос. В голове наблюдался только алкогольный туман с отдельно плавающими обрывками мыслей и единственное желание. Большим пальцем я погладил его по тыльной стороне ладони и подтолкнул к своему ноющему члену, а сам скользнул выше по массивному запястью, перебирая густые волоски.

— Слышишь меня? — пробормотал он, несмело положив руку на впалый живот, не касаясь самого главного. Честное слово, лучше бы ударил, чем так мучить! Мой член целился куда-то в потолок, а гладкий пах и выбритые яички просто упрашивали их погладить. Полмира за ласку!

Я прикоснулся к его широким каменным плечам, скользнул по мускулистой груди и с усилием провëл по стальному животу. Под выцветшей растянутой футболкой угадывалось очень мощное тело. Не такое, как у позирующих на камеру качков-бройлеров, обмазанных маслом, а как у профессиональных борцов. Таких, которые по-настоящему сильны, даже если их тело не рельефно.

Моя рука скользнула к массивной пряжке ремня. Послышалось металлическое звяканье, звук разъехавшейся молнии, и я нырнул внутрь. Под подушечками пальцев ощущалась горячая, напряжённая плоть. Перед моими глазами полыхнуло пламенем из очага.

Ткань плотных штанов мешала мне достать его абсолютно точно возбужденный член, и пришлось ограничиться настойчивым поглаживанием доступного мне участка.

— Парень, стой. Остановись, слышишь. Пока не поздно, — прорычал «медведь», тяжело дыша. Он сжал свою ладонь, которая лежала на моём животе, в пудовый кулак, слегка царапнув нежную кожу возле пупка ногтями.

Но моё одурманенное алкоголем тело отказывалось останавливаться.

Оно хотело отдаться.

Сейчас же.

Ему.

Почувствовать, как этот великан наполняет меня, а потом вертит, как хочет.

Я обхватил ладонями его сжатый на моём животе кулак и машинально отметил, что едва могу свести пальцы — настолько мощная у него лапа. Отведя этот молот в сторону, я услышал его облегчëнно-разочарованный выдох и, не обращая на это внимания, приподнялся на постели. Отогревшиеся мышцы обожгло болью.

Несмотря на это, я довольно ловко развернулся к «медведю» спиной, встал на широко разведенные колени и прогнулся в пояснице, упираясь локтем и лбом в стену. Надо же, а она и правда из брëвен. И стыки затыканы коричневым мхом. Вот он, экостиль… Но сейчас пофиг, вообще…

Выпустив достаточно слюны на пальцы, я завёл руку назад и начал надавливать на туго сжатое кольцо мышц.

— Да откуда ты такой взялся? — прохрипел «медведь» сзади, наверняка не отводя глаз от того, как я растягиваю себя, добавляя второй палец. — Малец, хватит, прошу тебя! Не доводи до греха, — с мольбой в голосе попросил он, но я только больше прогнулся, открываясь полностью.

«Медведь» рыкнул и резко поднялся на ноги. Судя по звуку, табуретка, на которой он сидел, на секунду задумалась, но всё же с громким стуком упала на деревянный пол. Снова заскулила собака. В очаге особо громко треснула головешка. Зашуршала ткань падающих штанов, и о пол тихо клацнула пряжка ремня.

Я убрал руку, ожидая, что мне немедленно присунут, но ощутил только влагу новой порции слюны и большие горячие пальцы.

— Нужно ещë. Порву, — выдохнул он мне в ухо, и я застонал от этой вибрации и ощущения огромного тела сзади. «Медведь» нависал надо мной, и чувствовать себя под ним таким слабым и беззащитным оказалось очень даже приятно.

Один его палец по объёму равнялся, наверное, двум моим. От двух таких пальцев я уже хныкал, а на третьем начал жалобно всхлипывать, но всё равно поводил бëдрами навстречу.

— Ты уверен? — с усилием хрипнул богатырь, и в ответ я развёл ягодицы в стороны обеими руками, демонстрируя поблëскивающий от слюны вход.

«Медведь» рыкнул и начал протискиваться внутрь, шаря по моей спине горячими ручищами.

Очень скоро настал момент, когда я подумал, что просто не смогу принять его. Колени заходили ходуном от напряжения, а всё тело задрожало и покрылось испариной. Каждый вздох давался с болью, которая прошивала меня от поясницы до затылка. Я запрокинул голову и замер, чувствуя, как до онемения напряглись мышцы шеи. Горячие слёзы потекли по щекам. Кажется, я даже начал трезветь от боли, что было совсем нереально.

— Потерпи, потерпи, маленький. Сейчас станет легче! Считай до двадцати. Давай вместе, зáюшка? — я слышал в его голосе искреннее извинение и беспокойство обо мне.

— Р-раз… — я всхлипнул, не веря, что что-то получится. Язык едва шевелился в пересохшем рту.

— Два… Ты умница… Просто молодец! Три…

— Че-четыре… — боль начала притупляться, нижняя часть тела казалась замороженной новокаином. — Пять…

— Шесть… Семь… Маленький, с ума меня сводишь…

— Восемь, — я мотнул головой, вытирая щекочущие слëзы. — Девять. Десять.

— Одиннадцать… Легче?

Я кивнул и чуть подался навстречу. Всë ещë больно, но хотя бы терпимо. «Медведь» будто почувствовал это и слегка качнулся назад, а потом вперёд. Потом ещё и ещё.

Через пару минут он насаживал меня на свой член, как на шампур, лишь придерживая за бёдра, чтобы задать направление.

Ему не то, что не приходилось искать простату, скорее, у простаты не было ни единого шанса увернуться от этой дубины внутри меня, и с каждым толчком он интенсивно натирал чувствительный бугорок.

Я, или алкоголь внутри меня, беспрестанно стонал и пошло просил не останавливаться. И это несмотря на то, что «медведь» буквально вбивал меня в бревенчатую стену и мне приходилось упираться обеими руками, цепляясь за высохший мох, чтобы не набить синяков.

Меня натягивали так чувственно, так сладко, что в сознание чудом закрались странные мысли. Может, я всё-таки замёрз и попал в такой вот медвежий рай? Было бы неплохо… А что? Медведь — хозяин леса. Я откинул лапы на дороге возле леса и попал к нему в угодья. Ладная версия.

Или, может, в попытках согреться, я набрëл на настоящую берлогу, и теперь соответствую тем анекдотам про зайчика, которого имеет косолапый? Мда… нельзя мне пить, ох, нельзя!

Кажется, я ещё что-то стонал между просьбами не останавливаться, но ничего связного не запомнил.

В бешеном ритме я водил по себе рукой, как будто старался развести огонь на кончике члена, и мои труды были вознаграждены брызнувшей на пальцы спермой. Зверь сзади зарычал и, дëрнув меня за бëдра, рванул на себя, натягивая до упора. Тугие горячие струи брызнули, казалось, до самого желудка, и это было прекрасно.

— Какой ты… Хороший мой… Открытый… нежный… Зайчик маленький… Зáюшка, — хрипло выдохнул «медведь», не торопясь выходить из моего обмякшего тела.

«Опять ушастые!» — успел подумать я, прежде чем провалиться в небытие.

***

Люблю просыпаться вот так — когда никуда не надо. Когда можно поваляться и лениво предвкушать предстоящий день.

Я ухмыльнулся и сладко причмокнул губами. Надо же, какой дикий, но чудесный сон приснился — авария на дороге, жуткий холод и секс с богатырëм, похожим на дикого зверя. Сон был настолько реалистичным, что моё тело до сих пор чувствует отголоски ночного наслаждения.

Жаль, что всего лишь сон. И, как любой сон, я помню всё происходящее в нëм очень условно. Как в фильме: «Тут помню, тут не помню». Ну ничего, может, сон вещий? Сегодня меня ожидает поездка к Вацлаву. Вдруг у него такие же габариты, как у моего «медведя» из сна? Хотя вряд ли. Я же видел фото Вацлава. Жаль…

Так, ладно! Надеюсь, Макс уже свалил к своей девчонке, и я смогу взять весь санузел в своё распоряжение, чтобы подготовиться.

А вставать так не хочется! В постели хорошо, и даже подушка сегодня необычно мягкая. Я почмокал губами и, ощутив сырость, мотнул головой. Есть у меня дурацкая привычка иногда слюни на подушку пускать. Совсем немного, но всё же…

Улыбнувшись своим милым недостаткам, я протяжно зевнул и, щурясь, открыл глаза.

Ëлки-иголки! Это что?!

========== Часть 3. Раймонд, Джаспер или Харрис? ==========

Улыбнувшись своим милым недостаткам, я протяжно зевнул и, щурясь, открыл глаза.

Передо мной расплывалась какая-то светлая полоса, плавно переходящая в большое пятно, отдалённо похожее на силуэт человека.

Я проморгался. В сумерках я всегда плохо вижу. А сейчас комната, где я лежу, освещена и правда скудно. Мрак рассеивают только отблески пламени, похоже из печки, и столп света проникает из соседнего помещения через дверной проём.

Разобравшись с источниками освещения, я сфокусировал взгляд на предметах поближе. Светлая полоса перед глазами превратилась в мускулистую волосатую руку, а пятно — в бородатого мужчину, который сидел возле моей кровати. «Я спал на его раскрытой ладони» — флегматично отметил мой мозг, и я перевёл взгляд выше.

Передо мной сидел брутальный шатен лет сорока. Только не как те напомаженные и подкрашенные бруталы с модной укладкой, которых показывают в передачах про барбершопы, а настоящий. Как суровый деревенский мужик. Тот, который «мужик сказал — мужик сделал».

Несмотря на густую бороду, которая должна прибавлять возраста и визуально старить, его карие глаза с задором поблёскивали из-под кустистых бровей. Лицо открытое и доброе. Располагающее. А вот на правой щеке, точнее, на челюсти, небольшой и старый, но заметный шрам. В этом месте щетина не росла, и полоска голой кожи привлекала внимание к «надрубленной» бороде. Странно, но этот светлый росчерк не отталкивал, а наоборот, придавал выражению лица некой суровости.

Эта суровость идеально гармонировала с его телосложением. Он даже смахивал на «медведя» из моего сна. Широченные мускулистые плечи и накачанную грудную клетку укрывала растянутая футболка, я даже не знаю, какого размера. Под застиранной серой тканью было видно, что мужик здоров, как гризли. Нет, правда, он реально похож на медведя среднего возраста.

Мой взгляд скользнул ниже, апатично отмечая грубую пряжку кожаного ремня и крепкие бëдра в штанах «военной» расцветки с накладными карманами. На коленях здоровяк расположил планшет на подставке и что-то в нём печатал, неуклюже тыкая в экран одним пальцем. Увидев, что я проснулся и рассматриваю его, он отложил планшет и уставился на меня, пристально всматриваясь в моё лицо.

Я ещё сонно хлопал глазами и никак не мог понять, что же не так. Мозг отказывался обрабатывать данные, заставляя меня подвисать, как старую операционку. Пауза затягивалась.

Неожиданно раздалось злобное рычанье, и откуда-то снизу выпрыгнул самый настоящий серый волк с горящими глазами и оскалил свою клыкастую пасть прямо перед лицом.

Я заверещал, как испуганный заяц, и инстинктивно рванулся назад, почти сразу больно стукнувшись спиной и затылком о стену. Пытаясь отбиться от внезапной атаки хищника, я засучил руками-ногами и попал пяткой по прикроватной тумбочке. Стоящий на ней небольшой телевизор покачнулся и упал, глухо чем-то пыхнув на прощанье.

Не переставая орать дурниной, я дрыгнул пяткой в сторону волка, но вспомнив об острых, как лезвия, клыках, поджал ноги под себя. Руки машинально схватили одеяло и натянули до самого подбородка, чтобы укрыться от хищника. Так себе защита, если честно. Но лучше, чем ничего.

— Не бойся! Он не укусит! — крикнул мужчина в мою сторону, вскакивая с табурета. — Фу! Фу, я сказал! Иди отсюда! Давай-давай! Потом пообщаетесь! — он схватил волка за шкирку и подтолкнул в сторону выхода, а после развернулся ко мне.

Сердце билось где-то в горле, отдавая эхом в уши. Во рту пересохло, а перед глазами бегали черные мушки. Поняв, что я уже не ору, но определëнно издаю какие-то испуганные звуки, я захлопнул рот, продолжая тяжело дышать, как загнанный заяц.

— Тише, Ваня, тише! Всё хорошо! Он не укусит. Это животное абсолютно безобидно, как месячный котёнок. Глупый и дружелюбный, — успокаивающе пророкотал медведь в человечьем обличии. Он протянул свою ручищу, словно хотел ободряюще коснуться моего плеча, но увидев, как я дëрнулся и заскулил, ещё сильнее вжимаясь в стену, убрал свою конечность и плавно вернулся на табурет.

Хитрый волк под шумок происходящего вернулся обратно, поднырнул снизу и умильно положил голову мне на постель. Я уставился на морду широко улыбающегося хаски. Кажется, пушистый засранец был дико рад, что напугал меня до потери пульса.

Расцветка пса и правда походила на волчью. Серебрившаяся шерсть всех оттенков серого красиво сменялась градиентами, а глаза почему-то были разного цвета: один светло-голубой, почти белый, а другой янтарный.

— Он мне на постель слюни пускает, — только и смог просипеть я,медленно отходя от шока.

— Да, в этом вы с ним похожи, — негромко рассмеялся «медведь» и машинально, но без всякой брезгливости, вытер ладонь о штаны.

В моей голове раздалось характерное «Дзынь!» и зажглась зелëная лампочка. Система отвисла, будто её кто-то перезагрузил.

Я неизвестно где, и неизвестно с кем. А ещё я спал на ладони этого громилы, счастливо пуская слюни. Совсем как этот меховой радостный мешок, у которого хвост как метëлка. А ещё, кажется, мой дивный сон не был сном!

Ëлки-иголки! Ëлки-вашу-мать-иголки!!!

— Ты кто? — просипел я, стараясь не поддаваться истерике.

— Миша, — невозмутимо представился «медведь».

— К-какой, нахрен, Миша?

— Из леса, — он что, прикалывается надо мной?! Театр абсурда!

— К-какого леса?

— Кажется, ещë подмосковного, — с небольшим сомнением в голосе отозвался мужик. — Но можно свериться с картой, если это важно.

— Миша? — сам не зная зачем, переспросил я.

— Угу.

— Из леса?

— Верно.

— Миша — как медведь? В смысле Михайло Потапыч? — тупо допытывался я, пытаясь разложить по полочкам реальную информацию и собственные ассоциации.

Мужик басовито рассмеялся.

— Ну, не Потапыч, конечно. Павлович. Михаил Павлович Разумовский. Человек, не медведь, — открыто улыбнулся он и протянул ладонь для рукопожатия.

Я уставился на неё, снова подвиснув. Один его палец по объёму равнялся, наверное, двум моим. Где-то я это уже встречал… То есть эти пальцы… сегодня ночью…

Миша, не дождавшись от меня реакции, нахмурился и убрал повисшую в воздухе ладонь.

— Ты помнишь вчерашний день? Ты съехал в кювет. Аккумулятор сел. Ты пошел, видимо, искать местных, и чуть не замёрз по дороге. Вань, у тебя тëплая одежда, но такие тонкие ботиночки совсем не подходят для долгих прогулок, — с каждым его словом в моей голове расцветали события вчерашнего дня. — Тебя Тузик нашёл. Почувствовал неладное и начал скулить, дверь царапать. Я сначала подумал, что он гулять хочет, а он к дороге побежал. Ну, и я за ним. Успели в последний момент. Хотя ты даже пальцы не отморозил, что, вообще-то, странно, — Миша спокойно и обстоятельно рассказывал о том, как спас меня, вычленяя самое главное. Его голос убаюкивал меня и усыплял бдительность.

Нет уж, ëлки-иголки! Кое-что я и сам вспомнил!

— Ты меня изнасиловал! — выкрикнул я ломким голосом и закашлялся. Миша растерянно замолк и с недоверием уставился на меня, явно находясь в замешательстве. — Поверить не могу! Ты меня действительно изнасиловал!

— Ты же сам ко мне полез. Первый, — нахмурился «медведь», стирая с лица свою мягкую улыбку.

— Ты напоил меня!

— Вань, я дал тебе четыре глотка жидкого мëда. С имбирëм и перцем, — попытался оправдаться Миша.

— Хочешь сказать, там нет спирта? — прищурился я. От злости у меня пропало всё стеснение.

— Ну, имбирь настоян на водке — это верно. Только там дозировка один к пяти. Получается, всего около столовой ложки. Ты же не ребёнок…

— Мне и этого достаточно, — мрачно отозвался я. — Не переношу алкоголь в любом количестве. Я, наверное, даже от запаха окосею.

Миша только крякнул и растеряно запустил руку в короткий ëжик волос.

— Прости. Я же не знал! Просто ты сам начал. Я пытался тебя остановить, но ты как с цепи сорвался. Я увидел, как ты к себе прикасаешься, и не устоял. Как наваждение какое-то. И я думал, тебе понравилось. Ты так стонал, — его голос слегка охрип, но он продолжил. — И всë про каких-то зайцев с медведями лепетал — я думал фетиш. А уже под утро, пока я тут сидел, мою ладонь нашарил и вместо подушки приспособил. Даже обслюнявил, — мягко улыбнулся он.

Я закрыл пылающее лицо ладонями. Ëлки-иголки, позорище! Когда уже великие умы нашего времени изобретут мгновенную телепортацию? Чтобы р-раз! — и оказаться дома. А не в лесу, со случайно трахнувшим меня «медведем»!

— Всё равно. Изнасиловал! — упрямо буркнул я сквозь пальцы, желая оставить последнее слово за собой.

Уловив перед собой движение, я хотел убрать ладони, но не успел. Миша сжал своими ручищами мои запястья и развёл руки в сторону. Его лицо оказалось совсем близко.

— Я не насильник, — твёрдо произнёс он. — Если бы ты не захотел, я бы никогда тебя не взял. Понял?

Я вздрогнул от его интонации. Вроде и не накричал, а как-то мне не по себе. И это выражение «взял тебя» — как будто хищник о своей жертве.

Хммм… Надо признать, что я и правда полез первый. Хоть и одурманенный алкоголем. Я откровенно его спровоцировал и, что немаловажно, получил такую порцию удовольствия, что моё тело до сих пор чувствует эти медвежьи прикосновения.

Ëлки-иголки! Я и правда демонстративно растягивал себя перед его взором, или это мой отмороженный мозг уже придумывает?

Ладно. Это всё лирика, но не стоит забывать о главном. Я же ехал к Вацлаву! А оказался тут. Это фиаско! Нет, хуже!

— Много ты понимаешь! Я к любимому ехал! На свидание! А тут ты со своей настойкой! Может, ты мне всю жизнь загубил! — всхлипнул я, жалея себя, бедненького.

— Я тебя спас! Ты против? — вскинулся Миша.

— Ты меня трахнул! Ты против? — прошипел я, прищурив глаза. Я хотел в его же стиле ответить колкостью на колкость, и язык ляпнул быстрее, чем я успел обдумать фразу со всех сторон.

— Нет, не против. Мне понравилось, — расплылся Миша в совершенно счастливой улыбке, которая взбесила меня окончательно. — И я хочу ещё! — его голос охрип, а карие глаза стали почти чëрными. Он надвинулся на меня, и я, совершенно неожиданно для себя, понял, что хочу, чтобы он прикоснулся. Обхватил затылок своей ладонью, приподнял мой подбородок и…

— Р-руки убрал! Даже не думай об этом! — шикнул я, из принципа не поддаваясь сиюминутному желанию. Я старался не думать о том, что сижу перед «медведем» абсолютно голый, укутавшись лишь в одеяло.

Миша усмехнулся и отстранился, подняв ладони в защитном жесте. Его блестящие глаза всматривались в меня, будто запоминая каждую деталь.

Я закусил губу и судорожно думал, что делать. Как назло, ничего умного в голову не приходило.

Итак, до Вацлава я не доехал. Машина сломана. Если дело и правда только в аккумуляторе, как сказал этот зверюга, то я могу продолжить путь. Только вот надо ли? Будем откровенны, я ехал к незнакомому Вацлаву, чтобы потрахаться. А приехал к незнакомому Мише, и он меня… м-м-м… ладно. Тут всё понятно. В общем, к Вацлаву мне уже без надобности.

И всё бы хорошо, если бы обстановка была другая. А я в какой-то всеми забытой деревне в компании бирюка. Пф-ф! Миша. Даже имя дурацкое. Без изыска.

Я фыркнул и наткнулся на вопрошающий взгляд карих глаз.

— Хаски не идёт имя Тузик, — пояснил я то, о чём подумал. Ну, почти.

— Почему?

— Ну, потому что это хаски. Не дворняжка какая-нибудь, а породистый пёс. И имя у него должно быть такое… породистое, — несмотря на заминку, уверенно закончил я.

— Например? — мне показалось, что этот Миша изрядно забавляется, наблюдая за мной.

— Ну-у не знаю. Например, Раймонд. Или Джаспер. На худой конец, Харрис, — подпустил я в свой голос снисходительности. Ну кто его научит, дубину необразованную, если не я? Сидит в своём лесу, наверное, цивилизацию вообще не видит!

— А зачем эта американщина? Тузик — отличное имя. А главное, владельцу нравится, — Миша потрепал пса по голове, отчего мягонькие ушки забавно замотались из стороны в сторону.

— Ты просто не пробовал, — мои глаза закатились от этой непрошибаемости. — Вдруг твой пëс мечтает о звучной кличке?

— Да легко, — «медведь» стремительно поднялся и отойдя к другой стене, присел на корточки. — Эй, Раймонд, иди сюда! Раймонд? Раймонд! — хаски и ухом не повёл, преданно заглядывая мне в глаза и продолжая слюнявить мою простынь. — Что там ещë? Харрис? Харрис, иди сюда! Ко мне! Харрис! Харрис! Вот видишь, эта модная кличка ему тоже не по нутру, — улыбнулся Миша.

— Попробуй Джаспер, — буркнул я, не желая сомневаться в своей уверенности. Вот когда Вацлав начал называть меня не Ванечкой, как все остальные, а Э́ваном, мне было приятно. Ну, почти. И не сразу. Но Э́ван по-любому звучит лучше простонародного Ивана.

— Хорошо. Джаспер! Джаспер, ко мне, малыш! Иди сюда, Джаспер! — Миша даже похлопал себя по коленям, подзывая пса. Хаски скосил глаза назад, но на зов не откликнулся. Я попытался спихнуть мохнатую морду с постели, стараясь направить его в сторону хозяина, но глупый пёс совсем не понимал прелести красивого имени. Как и его хозяин. — Тузик! Иди сюда! — негромко позвал Миша, и хаски мгновенно сорвался с места, закидывая передние лапы ему на грудь. «Медведь» рассмеялся, потрепал питомца по ушам и вернулся к моей кровати.

Меня не покидало ощущение, что они меня развели. Может, была какая-то скрытая команда?

— Тузик — от имени Туз. Вроде неплохое имя, а? Его паспорт и родословная валяются где-то в документах, — пожал он плечами и улыбнулся. — Не расстраивайся, что он привык к имени без изысков. Как с детства называли, так и привык. Назвали бы Джаспером — откликался бы на Джаспера. Главное, любить питомца и заботиться о нём, а не наводить мишуру из понтов и моды. Вань, понимаешь, о чём я?

Странно, но он не смеялся надо мной. А даже как будто жалел. И глаза у него красивые. Добрые.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — осипшим голосом спросил я, теряясь в смутных эмоциях от присутствия этого человека.

— Залез в твои карманы и нашёл права. Извини, но нужно было понять, откуда ты появился. Я нашёл права и доехал до машины, чтобы посмотреть, нет ли там кого ещё. Всякое могло быть, — Миша пожал богатырскими плечами. — Кстати, ты сказал, что на свидание ехал. Почему тебя никто не встретил? Зимой тут дороги опасные.

— Потому, что мы не виделись. Я должен был впервые приехать сам. Про встречу как-то не договорились. А вообще, это не твоё дело, — буркнул я, опуская взгляд. Ëлки-иголки, я совсем не понимаю, как мне себя с ним вести. Он насильник или спаситель?

— Ты ехал в Никольское? — неожиданно спросил Миша ледяным тоном.

— Э-э… Ну да. А что?

— Нет. Ничего. Так, тебе нужно позавтракать. Одежда на стуле. Ванная прямо по коридору. Кухня дальше. Сам найдешь? — и он стремительно вышел из полумрака комнаты.

Я натянул свою одежду и побрел в сторону указанной ванны, где с превеликим удовольствием умылся и почистил зубы новой щёткой, припасённой Мишей. Прохладная вода разбудила меня окончательно, и я с любопытством осмотрелся.

Однако.

Я думал, Миша живёт в лубяной избушке. Но передо мной раскинулся современный санузел с кафельной плиткой, белоснежной сантехникой, полотенцесушителями и навороченной душевой кабинкой с тонированными чёрными дверцами.

Особенно меня поразил подвесной унитаз и встроенная в стену кнопка слива. От деревенского дома я больше ожидал покосившейся сараюшки в огороде с вырезанным сердечком в двери или люкс-вариант — сортир в холодных сенях. Именно такие удобства были у всех жителей деревни, где мы жили с родителями летом. А тут — нá тебе! — подвесной унитаз.

Хотя, возможно, такая конструкция сделана для удобства уборки собачьей шерсти?

Я вышел в коридор и направился в сторону кухни, откуда слышалось нетерпеливое поскуливание Тузика и грузные шаги хозяина. Насколько я понял, весь дом был обшит деревом. Или сделан из дерева — я не знаю, как правильно. В общем, все стены были из уже знакомых мне гладких брëвен светлого оттенка, протыканных светлым мхом.

Пол тоже деревянный. Наверное, именно поэтому я так хорошо слышал шаги хозяина.

Вообще, из-за того, что в доме было много предметов из натуральной древесины, в воздухе витал теплый и очень приятный аромат. Пахло чем-то знакомым, можно сказать родным.

Если я увидел всё, то дом состоял из трёх комнат. И в каждую я засунул самый кончик носа. Любопытно же, как устроен деревенский быт.

Первая комната оказалась самой большой и светлой, с огромным бежевым диваном, круглым столом и большим теликом на стене. Видимо, гостиная.

Вторая — вроде кабинета, учитывая письменный стол и стеллажи с книгами. Я задержался на корешках взглядом. Кажется, Миша увлекается какой-то определëнной серией книг. Почти два узких стеллажа забиты одинаковыми обложками — на чëрном фоне серебристый значок морды волка и такое же серебристое название жирным шрифтом. Собственно, из-за отблеска значков и надписей я и заметил эти книги — во мраке кабинета они отражали сияние лампы в коридоре, как светоотражающие элементы на одежде.

Третья комната была мне знакома. Именно в ней я проснулся сегодняшним утром, а после, приняв Тузика за волка, разбил телевизор. Кстати, нужно извиниться за это. Напротив кровати тлел камин за огнеупорной дверцей, а не печка, как я сначала подумал, плавая в забытьи.

Словом, «деревенский мужик» Миша жил в разы лучше, чем мы с Максом в столице. Вообще, за прошедшие сутки многое оказывалось не тем, что показалось вначале.

— Ну подожди. Тузик! Ну что ты как маленький, в самом деле? Будто тебя неделю не кормили, — услышал я густое ворчанье Миши, подходя к кухне.

Заглянув внутрь, я увидел, как он крепит на специальную стойку миску с кормом с надписью «TuZZZ», выполненной брутальным шрифтом. Рядом уже висела такая же миска с надписью «TTTuZ» с водой.

— Ну вот! Ты говорил, что американщина ни к чему, а сам такие плошки приобрёл, — ехидно протянул я, почему-то желая смутить своего спасителя.

— Не перегибай, — он спокойно и светло улыбнулся, словно не заметив моей шпильки. Его вообще можно вывести из себя? — Я говорил про имена и их возможные замены, а не про квасной патриотизм. Я же, в целом, не против чужого опыта и наработок. В этом путь к развитию. Например, телевизор у меня японский. Холодильник немецкий. А вот машина отечественная. Ну, а конкретно эти миски подарили друзья.

— Друзья? Я думал, тут никого нет. Или ты имеешь в виду всяких ëжиков и лисичек? — ëлки-иголки, какую чушь я несу!

— Ну, если иногда ко мне заглядывают такие вот зáюшки, то почему бы мне не дружить с ëжиками и лисичками? — он хитро блеснул в мою сторону глазами и улыбнулся в бороду.

Почему-то меня царапнула эта фраза, про заглядывающих к нему «зáюшек». Я что, не один такой? Каждые выходные в этом лесу кто-то ломается и его отпаивают жидким мёдом?

— Ты чего замер? Проходи, не стесняйся! — Миша отодвинулся с прохода, и я протиснулся мимо, стараясь не прикоснуться к нему даже случайно.

Просторная кухня, как и все помещения в этом доме, была обшита светлым деревом. Самый настоящий экостиль, хоть и без понтовых панорамных окон. В гарнитур букового цвета встроена современная кухонная техника, включая вытяжку, варочную панель и посудомойку.

Я присел на уютный кухонный уголок и, отодвинув белоснежный тюль, выглянул на заснеженную улицу. Солнце так ярко блистало на сугробах, что мои заслезившиеся глаза резануло болью. Повернув голову в сторону показавшейся тëмной кухни, я попытался проморгаться, ловя боковым зрением разноцветные круги.

— Чай или кофе? Есть бутерброды, яичница, ватрушки и блины с мёдом или сметаной. Если хочешь чего-то посущественней, то есть плов и закуски, вроде солёных грибов и квашеной капусты с клюквой.

Услышав про квашеную капусту, я заинтересованно моргнул, но постеснялся попросить.

— А ты что будешь?

— Блины с мёдом, — предсказуемо отозвался Миша, ловко сервируя стол.

— Тогда и я тоже. И чай, — я засмотрелся на «медведя». Несмотря на свои богатырские габариты, он двигался грациозно и уверенно. Его могучие руки почти порхали, расставляя на столе чашки, сахарницу, тарелку с блинами и стеклянную пиалу с прозрачным мëдом. Миша заметил мой взгляд и открыто улыбнулся, изрядно меня смутив. — А ты прям кулинар? Блины-ватрушки всякие… — мне захотелось сказать хоть что-то, что отвлечёт и его, и меня от появившегося румянца.

— Нет. Я больше по мясному, вроде плова или котлет. А выпечку и соленья мне баба Вера поставляет. У нас с ней общий «бизнЕсь», — подмигнул мне Миша, намеренно коверкая современное слово. — Я ей продукты и всё остальное из города привожу, а она меня подкармливает. Готовить любит — страсть! А кормить некого — дед умер, а дети разъехались и забыли; да и не на что — пенсия — слëзы. А мне в радость еë забота. Да и сладкое я люблю очень, — добродушно прогудел Миша, подчерпнул чайную ложечку золотистого мёда, слизнул лакомство и зажмурился от удовольствия, как настоящий медведь.

— Да, я заметил, — буркнул я, запихивая взявшуюся из ниоткуда нежность куда подальше.

— В смысле?

— Сам сладенькое любишь. А других лишаешь, — вот зачем я это сказал? Кто-нибудь знает?

— Не понял, — Миша нахмурился и отложил ложечку.

— Я про своё несостоявшееся свидание. По твоей милости, между прочим! Может, ты разрушил великую любовь всей моей жизни, зверюга? — продолжил я нести бред. Мне почему-то очень сильно хотелось уязвить его и задеть. Вывести из себя. Захотелось настолько, что я забыл, что оказался тут из-за собственной глупости. И хорошо, что тут, а не остался на обочине дороги околевшей тушкой с сосулькой на носу. — Так что если я навсегда останусь одиноким, то это будет твоя вина! — я обвиняюще ткнул в него указательным пальцем.

Лицо Миши исказила откровенная злоба и он громыхнул кулаками по столу. Массивная дубовая столешница подпрыгнула вместе со звякнувшей посудой. Мы с Тузиком подпрыгнули тоже. Пёс жалобно заскулил, и я уже хотел его поддержать, но вовремя взял себя в руки.

— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — прорычал Миша, пригвоздив меня к месту тяжелым взглядом. — Знаю я, куда ты ехал. Знаю про это Никольское. А вот ты, кажется, нет.

— В каком смысле? — у меня появилось очень нехорошее предчувствие.

— Ты хоть в курсе, что там?

— Да-дача. В экостиле, — заикнулся я, во все глаза рассматривая сердитого Мишу.

— Верно. Дача. В экостиле. Где отдыхает кое-кто из администрации и кое-кто из крутых. Собираются компанией и культурно отдыхают. Сауна, виски, девочки — все дела. Но иногда это надоедает и им привозят «дичь». В основном, девчонок, но и мальчиками, по слухам, не брезгуют.

— В смысле «дичь»? — спросил я онемевшими губами.

— В прямом. Все желающие набрасываются толпой и всë. Человека пускают по кругу, издеваются, а потом то, что от него осталось, накачивают наркотой, от которой крыша съезжает. Хотя иногда, говорят, просто откупаются и запугивают, но я не очень в это верю. Вань, там такие элементы, для которых человек — грязь под ногтями! Им легче прихлопнуть кого-то, чем пытаться с ним договориться… А вы всё равно летите туда, как глупые мотыльки! Словно вам там мëдом намазано! — Миша говорил так уверенно, словно точно знал, чтó происходит в том Никольском.

Мне стало страшно. Очень страшно.

— Откуда ты это всё знаешь? Ты с ними… тоже? — я был готов сигануть в окно, но не мог пошевелить и пальцем. «Медведь» внезапно показался мне мрачным типом. Настоящий маньяк. С окровавленными звериными клыками.

— Ты дурак? — оскорбился Миша и моё наваждение спало. Вот правду говорят, что у страха глаза велики!

— А откуда тогда знаешь такие подробности?

Миша нахмурился и печально опустил плечи. Кажется, он даже стал ниже, словно его придавило чем-то сверху.

— Последствия видел, — глухо произнёс он и опустил глаза. — Три года назад. Я только переехал сюда. Баба Вера пошла за грибами и нашла едва живую, абсолютно голую девчонку в перелеске у дороги. На ней живого места не было. Она говорила, что сбежала, а подружка её там осталась. Не знаю, правда ли это, потому что была обдолбанная и уже почти не соображала. И не понятно, как девчонка в таком виде преодолела такое расстояние. Мы с бабой Верой даже не успели её до больницы довезти. Сознание потеряла и умерла. Меня потом в полицию затаскали, еле доказал свою непричастность.

Я молчал, не зная, что и сказать. Да ну, бред какой-то… Олигархи, изнасилование…

— А эти? — выдавил я через силу.

— А этим ничего. Экспертизы проводили, но ничего не нашли. Списали всё на маргиналов. Я уверен, что эти Буратино просто откупились от кого нужно, и системная машина заглохла, не успев завестись. Вань, там такие люди показания давали и лицемерно желали помочь следствию! Алексей Жирков, Сергей Помещиков, Вацлав Горохов, Илья Сергеев… У таких подвязы есть везде.

Знакомое имя врезалось в уши, как нож в мягкое масло. Нет… Не может быть… Может, совпадение?

— Не знаю, — отозвался Миша. Кажется, последний вопрос я произнёс в слух. — Но проверять я бы не советовал, хотя решать тебе. Я бы не хотел, чтобы с тобой что-то случилось, — он помолчал и глотнул остывший чай, разом ополовинив кружку. — Звери, Вань, разные бывают.

Мои мысли вернулись к погибшей девчонке, и я невольно представил себя на её месте. Может, с ней так же, как и со мной, на сайте знакомств списались?

Вот я подъезжаю к большому коттеджу. Вацлав встречает меня и нежно приобнимает, похлопывая по плечу. Заводит на огороженную забором территорию, и ворота закрываются, отрезая свободу, но я об этом ещё не знаю. В большом зале с «царской» мебелью сидят разморенные, пьяные мужики и ощупывают меня масляными взглядами. Кто-то толкает в спину, я падаю на колени, а дальше всё смешивается в клубок боли и унижений. Группа, двойное проникновение, тройное, глубокая глотка, посторонние предметы, золотой дождь, съëмка на камеру, порванный зад… И ни на минуту не прекращающийся издевательский хохот деньги и власть имущих.

Меня затошнило. В голове часто-часто застучали молоточки.

— Как ты тут живёшь после такого? — прошептал я.

— Как обычно, — отрубил Миша. — Вначале, конечно, было тяжело. Особенно, когда повестки на допросы ежедневно приходили. Мы тогда с бабой Верой и сдружились — в город вместе постоянно катались. Только она свидетелем была, а я подозреваемым. Пойми, я ничего не мог с ними сделать. Не тот уровень. Меня просто прихлопнули бы, и всë. Доказательств никаких нет. Только бред обколотой мёртвой девахи, который слышали только старая бабка да мужик-отшельник. А на их стороне всё влияние, подмазанная крыша всех уровней и возможности криминального мира. А главное, что Никольское почти в восьмидесяти километрах отсюда. И если их разгонят с одного места, они просто соберутся в другом. А у меня тут дом. Быт налажен, работа. Тузик вот появился, — «медведь» погладил умную морду пса, голова которого лежала у него на коленях.

Я молчал, пытаясь понять, как поступил бы я. Идти в полицию — но ведь тогда и правда не факт, что долго проживëшь. Обвешаться гранатами и взорвать нахрен всё Никольское? Спасибо, я не смертник. Отслеживать ублюдков поодиночке, сделав это смыслом своей жизни? Так себе идея… Других дельных мыслей не поступало.

— Вчера, когда Тузик заскулил и ломанулся в сторону дороги, я испугался, что история повторяется. Даже обрадовался, что ты просто чуть не околел, — я гневно фыркнул, не соглашаясь с таким мнением. — Да не фырчи. Уж лучше околеть человеком, чем умереть сломанной куклой, потешив напоследок богатеньких мерзавцев.

Я молчал, не зная, что сказать. Аппетит пропал начисто. Мрачная атмосфера жуткого рассказа постепенно рассеивалась, и ко мне вновь вернулись сомнения.

Во-первых, Миша мог врать с самого первого слова. Неизвестно, насколько у него самого съехала крыша в этой глуши. Или ему могло быть просто скучно.

Во-вторых, это могло быть совпадение. Да мало ли в Подмосковье Вацлавов?! Хотя, так себе довод — согласен. Ну, тогда это могло быть не то Никольское, а совсем другое! Или… или я не знаю что!

Неожиданно я вспомнил наше знакомство с Вацлавом на том полузаброшенном сайте. И то, как он ненавязчиво уточнял, где мои родственники, с кем я живу, с кем дружу. А я честно рассказывал, что родня в Перми, а живу я на съёмной квартире, с другом. И даже прописка в Москве у меня временная и по другому адресу.

Тогда я подсознательно чувствовал его радость от того, что я, в общем-то, одинок. Но мне казалось, что он просто такой же, как и я, поэтому радуется родственной душе. Возможно, всё было не так и меня уже тогда «прощупывали»?

— В общем, внимательно относись ко всем новым знакомствам, — назидательно произнёс Миша, выдëргивая меня из размышлений. — Я не в счёт. Я-то тебя не обижу, — он улыбнулся в ответ на мой красноречивый взгляд. — Но кто-то другой может. Ты ведь ещё совсем мальчишка. Глупый, слабый и неспособный за себя постоять. С машиной — и то так глупо подставился. Настоящий зáюшка, — закончил он с явной нежностью, но эти слова так больно ударили меня по самолюбию, что я моментально забыл про всё остальное. Дыхание перехватило от обиды.

Я выбрался из-за стола, так и не попробовав ни одного блина и, гордо вскинув подбородок, направился прочь. За мной радостно поскакал Тузик, явно рассчитывая на прогулку. А через пару секунд послышались грузные шаги Миши.

— Ты куда?

— Домой, — процедил я сквозь зубы. — Если поможешь выдернуть машину из кювета, то заяц-идиот будет тебе благодарен. Если нет, то и ладно. Сам справлюсь. Только скажи, где мой аккумулятор? — я натянул расклеившиеся ботинки, взял шапку-ушанку и повернулся к зеркалу, чтобы ровно еë надеть.

— Вань, ты не так понял! Я имел в виду, что…

— Да верно ты всё сказал! Я придурок. Сначала на интернет-романтику повëлся, потом в аварию попал по глупости, затем чуть не околел и в итоге зад незнакомому мужику подставил, — мой голос зазвенел от смеси злости, обиды и стыда.

— Не говори так, — Миша вплотную подошёл сзади и обнял за плечи, прижимая бëдрами к тумбе, на которой стояла корзинка с мелочами, вроде связок ключей и каких-то гаек. — Извини, но ты неправильно меня понял. Вань? Может, останешься? Хотя бы ненадолго? — он сжал меня в медвежьих объятиях и уткнулся носом в сгиб шеи у правого плеча, вдыхая мой запах. Слегка колющаяся борода послала мурашки от уха до рëбер, и я почувствовал, как под футболкой напряглись соски. — Баньку истопим, с Тузиком в лесу погуляем. Слышишь? Оставайся, зáюшка, — прогудел он и мне захотелось всё бросить и правда остаться. Обернуться и утонуть в добрых карих глазах. — Я тебя и пальцем не трону, маленький. Если сам не захочешь, — жарко выдохнул он мне в самое ухо, посылая вторую волну мурашей.

Ну уж нет! Я и так начудил за эти сутки достаточно. Самое время послушать разум, а не сердце. А он говорит ехать домой и напоминает, что этот верзила просто воспользовался моим состоянием и от души присунул полувменяемому парню. И пусть мне понравилось до звездочек в глазах, самого поступка это не отменяет.

Тузик, сидевший возле нас, жалобно заскулил. Видимо, он не понимал, зачем мы топчемся в прихожей. То ли идём гулять, то ли нет. Волна нежности охватила меня и, вывернувшись из медвежьей хватки, я присел перед хаски.

— Спасибо, что спас меня, приятель, — серьёзно сказал я, смотря в разноцветные глаза, и обнял его за шею. В глазах подозрительно защипало, но глупый пёс только лизал мне руки, не оценив драматичный момент.

— Вообще-то, тебя спас я. Тузик всего лишь почуял, а потом только под ногами мешался, — ревниво проворчал Миша, возвышаясь над нами, как скала.

— Ты мной просто воспользовался. Напоил и трахнул, не обращая внимания на моё состояние. А Тузик хороший! — я потрепал довольного пса по загривку и звонко чмокнул в нос.

— А я, стало быть, плохой? — пророкотал Миша, но я не стал отвечать на этот вопрос.

— Так ты поможешь выдернуть машину? И что с аккумулятором? Да, кстати, вот деньги за разбитый телевизор, — я вытащил пятитысячную купюру и сунул в корзинку с ключами. — Этого хватит? Он ведь был не новый.

Миша неверяще посмотрел на меня и прищурил глаза.

— Иди к машине. Сейчас возьму аккумулятор и приду, — буркнул он, нажав на брелок дистанционного зажигания, и ушёл в сторону кухни.

Я вышел на морозную улицу и вдохнул полной грудью. Как всё-таки тут красиво! Радостно прыгающий по сугробам Тузик явно был со мной согласен. Мохнатое безумие с головой нырнуло в сугроб, смешно дрыгнув ногами, и вынырнуло, что-то пережёвывая. Надеюсь, это снег, а не замëрзшая тушка какой-нибудь полëвки.

— Может, хоть позвонить кому? Чтобы тебя встретили? — хмуро спросил Миша, появляясь с аккумулятором и пакетом в руках.

— Так связи нет.

— У меня усилок стоит. И вай фай, естественно. Но ловит только в радиусе участка. Потому и спрашиваю, пока не уехали, — буркнул он, открывая УАЗ Патриот. Да уж, наверное, для такого бурелома — самый подходящий автомобиль.

— Некому звонить. Сам доберусь, — под стать Мише буркнул я и нагло уселся на переднее сиденье. Радостный Тузик бодро вспрыгнул назад, явно привыкнув передвигаться на машине.

Покачиваясь на ухабах, которые протянулись до сельской дороги, я исподтишка косился на угрюмого Мишу.

Надо же, у него тоже куртка от «Арктик Эксплорер». Недешёвая шмотка. Интересно, кем он работает? Жаль, я так и не узнаю его ближе. Может, надо было всё-таки остаться? Или нет? Нет, нельзя уступать сиюминутным желаниям! Это всё пройдет.

Ëлки-иголки, до чего ж не по себе!

Веста завелась почти моментально, довольно урча мотором. А через три минуты после того, как хорошо прогрелась, она уже стояла на обочине дороги перед Патриотом. Мой капустный листик был готов везти меня домой.

— Может, проводить тебя хотя бы до пригорода? Поедем на двух машинах. Мы с Тузиком потом домой вернёмся, — неуверенно предложил Миша, но я лишь помотал головой. — Не хочешь? Понимаю… Ну, тогда вот и всë. Ты можешь ехать, — грустно произнёс он и стряхнул с моего плеча снежинку. — Вань… ты так и не поел. Я там собрал блинов в дорогу. И мëда в контейнер налил. Остановишься, перекусишь.

У меня снова защипало в носу, а к глазам стали подступать непонятно откуда взявшиеся слёзы. Я решил, что если он ещё раз пригласит остаться, то я забью на всё и вернусь.

— Позвони мне, как доедешь. Или напиши, что всё нормально, — попросил он и достал из-за пазухи книгу. Одну из тех, что стояли в кабинете — с чёрной обложкой и серебристым значком головы волка. — Телефон я записал на форзаце, — пояснил он.

Я машинально взял книгу, даже не прочитав название. Издание было ещë тёплым и, казалось, хранило тепло «медведя». Тут же забыв про это, я посмотрел в печальные карие глаза и сглотнул ком в горле.

Позови меня ещё раз! Позови ещё раз! Позови… Я останусь!

— До свидания, зáюшка, — грустно произнёс Миша и огладил моё лицо прощальным взглядом. Широкая ладонь снова повисла в воздухе в ожидании рукопожатия.

Не позвал. Не захотел. Ëлки-иголки, как обидно, даже больно! Я-то подумал, что…

— Д-да. Пока, — на секунду замявшись, я решился. Остывшая книга легла на капот Патриота. Я развернулся, сел в свою машину и плавно тронулся с места, стараясь не оглядываться. На душе скребли кошки. Казалось, что какая-то часть меня осталась там.

В боковом зеркале что-то замелькало. Тузик во весь опор мчался за Вестой и заливался отчаянным лаем. То ли ругал меня за то, что я не принял подарок и второй раз не пожал руку его хозяину, то ли изо всех своих собачьих сил звал меня обратно.

Я сглотнул очередной ком в горле, отвёл взгляд от серого силуэта пса и сильнее нажал на педаль газа.

========== Часть 4. Две шапки и одни трусы ==========

Обратный путь обошëлся без происшествий, и я даже потратил на час меньше, чем в ту сторону. Дорогу я почти запомнил, а перед сложными перекрёстками внимательно изучал указатели. Хватит с меня приключений!

Мысли о прошедших сутках и моих похождениях в волшебном лесу не покидали меня на протяжении всего пути. Я и сам не заметил, как на половине дороги остановился на обочине. Очнулся, когда уже второй блин чаем из термоса запивал. Надо же, Миша позаботился о моём завтраке и даже горячий чай приготовил. Когда только успел? Неужели пока я на улице наблюдал за резвящимся в сугробе Тузиком? В любом случае, перекус пришёлся весьма кстати, ведь я почти сутки ничего не ел. Я ухитрился не обкапаться мëдом, блины зашли на «ура», и в целом жизнь стала чуточку лучше.

Жизнь мегаполиса ворвалась в меня слякотью, вечным шумом, истерично моргающими светофорами и большой пробкой на МКАДе. Через пару километров стало понятно, что застой вызван аварией. Когда я проезжал мимо, рабочие как раз смывали водой из шланга кровь с асфальта. Грустное и неприятное зрелище.

— Хэй, чувак, как выходные? — Макс выполз в прихожую встречать меня, смачно откусывая от котлеты, насаженной на вилку.

— Нормально, — я стащил расклеившиеся ботинки. Рассказывать о произошедшем совсем не хотелось. — А ты чë? Всë точишь?

— Ага! Такие котлетóсики забабахал — пальчики оближешь! Давай, двигай к столу!

Я слабо улыбнулся, впервые с тех пор, как уехал от «медведя». Хорошо, когда есть друзья!

Перекусив и выслушав от Макса последние новости, я поплëлся к себе в комнату. Глаза слипались и хотелось просто завалиться спать. Но добравшись до кровати, я вспомнил о разряженном мобильном. Надо же! Раньше я его из рук не выпускал, а сейчас сутки не заглядывал — и ничего.

Как только появилась сеть, подключенный к розетке смартфон начал бешено пиликать. Уведомление о звонке от мамы, сообщение о супер-выигрыше в сто миллионов, рекламный спам…

«Ты выехал?» — моё сердце пропустило удар, когда я увидел сообщение от Вацлава со вчерашней датой. Съеденная котлета неприятно зашевелилась в желудке.

«Детка, ты едешь?»

«Эван?»

«Ты где?»

Этот абонент звонил Вам 8 раз

«Детка? Тебя встретить? Не могу дозвониться!»

«Чëрт, Эван, если ты передумал, так и скажи!»

Этот абонент звонил Вам 21 раз

«Эван?»

«Ау?»

У вас новое голосовое сообщение

У вас четыре новых голосовых сообщения

Трясущимися пальцами я нажал на короткий номер. После равнодушного голоса автомата послышались взволнованные вопросы от Вацлава, который интересовался моим местоположением. Казалось, в них не было ничего особенного, кроме двух моментов.

В первый раз Вацлав случайно произнёс «мы тебя уже ждём», хотя он сразу поправился и пояснил, что имел в виду себя, камин и поджаренные маршмеллоу.

А во второй раз, когда голос Вацлава звучал уже довольно раздражённо, я услышал фон из звуков вечеринки и компанейский мужской смех. Конечно, это могло быть совпадением или вообще звуками телевизора, но у страха, как я говорил, глаза велики. Нафиг эти интернет-знакомства!

Я быстро заблокировал номер Вацлава, пока он не начал названивать, а после, подумав, вытащил симку. Пофиг, куплю новую! А маме пока перезвоню с номера Макса.

Решив покончить со всем одним разом, я включил ноут и удалил свой профиль с сайта, где познакомился с Вацлавом, безжалостно стерев нашу переписку.

После минутной заминки я всё-таки погуглил про мёртвую девушку из Никольского, но ничего не нашёл. Точнее, была заметка трёхлетней давности о найденной в лесу и скончавшейся позже женщине, в которой было упоминание нужной мне деревни, но в тексте не было ни слова о том, что она — жертва зверского изнасилования, или что в деле были замешаны олигархи. Это могло быть простым совпадением.

Зато статей о жертвах в Подмосковье за разные годы было выше крыши, с комментариями и фотографиями. Когда я через пять минут захлопнул крышку ноута, моё сердце билось как бешеное. Ëлки-иголки! Никаких ужастиков не нужно, если просто посмотреть на сухую статистику!

Я решил не копаться во всём этом и не ворошить осиное гнездо. Преступность была, есть и будет. Просто нужно держаться от неё подальше и не верить незнакомцам в интернете. Вот и всё.

И вообще, жизнь продолжается. Завтра понедельник, а значит, «привет, любимая работа!».

***

— Порву, — выдохнул Миша мне в ухо, и я застонал от этой вибрации и ощущения огромного тела сзади. — Считай со мной. Раз… Ты такой умница… Просто молодец! Два… Хороший мой… Открытый… нежный… Три… Зайчик маленький… Зáюшка, — хрипло пророкотал он сзади, и я задохнулся от удовольствия.

Чувствовать тяжесть «медвежьего» тела оказалось приятно. Это нереальный контраст габаритов, от которого я действительно ощущал себя маленьким и нежным.

Вот только с каждым мгновением Миша становился всë тяжелей, уже серьëзно вдавливая меня в постель, и мне реально стало не хватать воздуха в вязкой темноте. Как же страшно просто взять и задохнуться!

Я заорал, забился и упал, больно ударившись коленями. Впереди мелькнул спасительный луч, и я рванулся туда, как мотылёк на свет. А в следующий миг меня что-то больно ударило по макушке с глухим стуком, да так, что клацнули зубы. Из глаз посыпались искры, и я со стоном рухнул обратно.

— Ванëк, ты чë тут? — послышался сиплый после сна голос Макса. Видимо, сосед заглянул ко мне, разбуженный моим криком.

Я закряхтел, подавая признаки жизни, и понадеялся на дружескую помощь, но услышал только дружеский ржач.

— Ванëк, придурок, ты с кровати что ли свалился? А потом башкой письменный стол боднул? За что ты его? — мда… так угорать над твоим плачевным состоянием могут только самые близкие друзья.

— Хорош ржать, — буркнул я, выпутываясь из одеяльного кокона и потирая ушибленную голову. — Лучше скажи, ты кроме котлет и голубцов умеешь ещё что-то готовить?

— Смотря что, например?

— Например, пахлаву с мëдом.

***

— Хорошо живёт на свете Винни-Пух!

Оттого поёт он эти песни вслух! — бодро подпевал я Леонову, не отводя взгляда от знакомой заснеженной дороги.

В этот раз я подготовился лучше. Телефон заряжен до упора. На заднем сиденье болтаются два термоса — один мой, второй Миши, который нужно вернуть. Рядом сумка со сменной одеждой на всякий случай. ЭРА-Глонасс в рабочем состоянии после сервисного ремонта. На ногах новые зимние ботинки. Сушëные яблочки в кармане куртки, а не в бардачке. Я красавчик!

Даже флешку с любимыми песнями прихватил, но всё равно почему-то включил единственное работающее тут Бэби FM и теперь подпевал героям детских мультиков.

Только вот верхняя одежда на мне уже своя. Одолженную я отдал обратно со словами горячей благодарности и бутылкой хорошего коньяка в придачу. Неизвестно, насколько быстрее я бы замёрз на обочине дороги в своей курточке из рыбьего меха и чем бы вообще всё это кончилось.

К счастью, после всех моих приключений двухнедельной давности дорогие шмотки ничуть не пострадали, и я вернул их владельцу в первозданном состоянии.

За прошедшее время я старался отвлечься от воспоминаний и сосредоточиться на своей работе младшего помощника последнего юриста — это я утрирую, но получалось скверно. Что бы я ни делал, мысленно я всё равно возвращался в сказочный лес и к его хозяину.

Залипая вечерами в интернете, я даже прочитал кучу информации о хаски и изучил карту местности, где примерно улетел в кювет. По моим подсчетам, деревня Миши называлась или Опушково, или Сергеево. И мне почему-то казалось, что я знаю правильный вариант.

Мысли о деревенском богатыре стали навязчивы, проникая даже в мои сны. Я решил, что виной этому то, как я поступил с Мишей — руку дважды не пожал, и ведь даже «спасибо» за своё спасение не сказал! Тузику сказал, а Мише нет. И даже книгу с номером телефона не взял, дурак! А вдруг это была его любимая книга? Я бы прочитал, даже если это книга рецептов или Ницше. Интересно узнать, что ему нравится.

В общем, я боролся со своей совестью почти две недели и, не выдержав, снова сорвался в сторону Подмосковья.

Я просто извинюсь перед ним, поблагодарю, и всё. Ну, чаю с пахлавой попьëм. Ведь я помогал Максу еë готовить! В общем, всё будет хорошо! Миша будет рад меня видеть — я понял это по его глазам, когда он меня провожал. И надо, надо было остаться!

Приближаясь к месту, я внимательно всматривался в пейзаж, пытаясь увидеть знакомый поворот. Стрелка навигатора медленно ползла по зеленой линии, а я начал немного нервничать.

Вот оно! Сугроб с правой стороны разворочен следами Весты и моими попытками её откопать. Конечно, всё немного припорошено выпавшим снегом, но незначительно. Предвкушая горячие «медвежьи» объятия, я свернул с дороги и аккуратно пополз по ухабистой колее, цепляясь пузом капустного листочка. Каждый шварк по днищу царапал мне уши, сердце и кошелёк.

Мимо проплыли две заброшенных и почти развалившихся избушки с зияющими провалами выбитых окон. На повороте высился старый, но ещё крепкий домик с синими резными ставнями. Из трубы весело клубился дымок, рассеиваясь на морозном воздухе. Наверное, тут и живёт та самая баба Вера, которая подкармливает Мишу блинами и ватрушками.

Я улыбнулся от прилива нежности и покрепче обхватил руль вспотевшими пальцами. Вот и нужный мне дом. Из светлых жëлтых брëвен и с бордовой черепицей на крыше. В прошлый раз я не заметил, но сегодня рассмотрел ибаню, стоявшую за домом. Она как уменьшенная копия основного здания — светлый сруб и бордовая крыша.

Я вышел из машины, негромко хлопнув дверью, и достал сумку с гостинцами.

Навстречу, виляя хвостом-метëлкой, как лопастью вентилятора, выскочил Тузик и начал подпрыгивать, закидывая мне на плечи лапы и норовя лизнуть в нос.

— Тузик, прекрати! Тузик! — пытаясь увернуться от влажного языка, я рассмеялся, сам не зная почему. Может, из-за отличного настроения? Сейчас я увижу Мишу и было бы неплохо, если бы он так же облизал меня, как и его питомец. Я почувствовал, как щёки заливает румянец. — Пошли! Показывай, где твой хозяин!

Я открыл калитку и зашёл внутрь, стараясь не навернуться на очищенной от снега, но всё равно скользкой дорожке. У моих новых зимних ботинок оказалась очень скользкая подошва.

Сердце пропустило удар, когда я увидел богатырскую фигуру через открытые двери двора. Миша стоял ко мне спиной в каком-то жутком ватном бушлате и копошился в пластиковом ящике. Меня просто затопила волна нежности к этому громиле. Как же я рад, что вернулся!

— Эй! Хозяин? — я негромко окликнул «медведя» и расправил плечи, чтобы предстать перед ним с идеальной осанкой, но он даже ухом не повёл. Оглох что ли? — Привет? — и снова ноль внимания. У меня появилось плохое предчувствие. — Миш? Это я. В-ваня, — запнулся я, робко подходя к нему со спины. — Ты меня что, не помнишь? Я тут в аварию попал две недели назад, — начал я и прикоснулся к его плечу, отчего Миша дëрнулся, как от разряда тока.

Он грузно развернулся ко мне и смерил уничижительным взором с головы до ног. Несмотря на этот неприязненный взгляд, я затрепетал. В этом своём бушлате Миша казался ещё больше обычного, и мне это нравилось.

— Я тебя помню. Снова машина сломалась?

— Что? Нет! Наоборот, я до самого твоего дома…

— Отлично. Тогда уезжай, — равнодушно произнёс он и, оставив ящик с инструментами в покое, поднялся по трём ступенькам, скрывшись в доме.

Я остался стоять во дворе, не зная, что делать. Тузик жалобно заскулил, бодая меня головой, как кот, и попытался засунуть нос в пакет.

Блин, может, «медведь» меня всё-таки не узнал? Да ну, бред… Просто он сердит, и, если честно, я его понимаю. Но не ехать же мне, в самом деле, домой? А как же пахлава…? Решительно сдвинув брови, я пошёл за хозяином дома в компании неунывающего Тузика. Вот уж у кого нет никаких проблем!

Скинув ботинки и повесив куртку в шкаф, я бросил мимолётный взгляд в зеркало, чтобы пальцами расчесать взлохмаченные Тузиком волосы. В глаза бросилась корзинка с гайками и ключами. В ней по-прежнему торчала пятитысячная купюра, которую я оставил в качестве платы за разбитый телевизор. Деньги лежали в том же положении, что я их оставил.

— Ты ещё здесь? Я же ясно сказал — уезжай! — Миша показался из кухни, с мрачным видом вытирая руки полотенцем.

— Но я…

— Мне не интересно. Уезжай.

Я злобно прищурил глаза. Да, я виноват, признаю! Но ведь я хочу извиниться! А он выставляет меня за порог, не дав даже слова сказать. Вот уж дудки!

— Индейская народная изба! — выпалил я, поджав губы.

— В смысле? Не понял, — протянул Миша.

— Фигвам называется! Ты что, «Простоквашино» не смотрел? И вообще, я, может, не к тебе приехал! А к Тузику. Да, точно, к Тузику! Эй, приятель! Иди сюда! Хор-роший пëсик! Хор-роший мальчик! Смотри, что замечательный, добрый и вообще, самый лучший в мире Ваня тебе привез? Жильные косточки! М-м… вкусняшка, да? — избегая тяжёлого взгляда хозяина дома я достал из пакета собачье лакомство, присел и протянул его хаски. Косточка исчезла, будто её и не было. Тузик утащил добычу в угол и начал грызть, для удобства стараясь прижать её лапой к полу.

Я остался сидеть на коврике у двери в глупом одиночестве.

— И как, рад тебе Тузик?

— Рад, конечно! Мы с ним это… закадычные друзья, — буркнул я, продолжая ломать комедию. — Сейчас гостинец догрызëт, и начнём обмениваться новостями.

— Ну-ну, — хмыкнул Миша и скрылся на кухне.

— Кажется, получилось! — с облегчением выдохнул я в сторону хаски. — Слышь, Тузик, ты давай, подключайся! Отрабатывай кости! Я ж не могу всё один вывозить! Видишь, какая публика нынче тяжëлая, — пробормотал я и, подхватив пакет, шмыгнул на кухню.

Миша стоял у стола, задумчиво посматривая в окно. Его фигура почти полностью заслонила оконный проём, отчего на кухне стало сумрачно. Вот же здоровяк!

— Миш, я это… гостинцы привёз. К чаю, — робко сказал я и поставил пакет на край стола.

— Ты голодный?

— Нет, спасибо. Я думал просто чаю…

— Тузик чай не пьёт, — отрубил Миша и залез в кухонные шкафчики, зачем-то насыпая разных круп в жестяную банку.

Я растерянно замолчал, не зная, что сказать. Момент для извинений был явно не подходящий. «Медведь» может просто вспылить и прогнать меня.

Чтобы занять чем-то руки, я вытащил из пакета контейнеры с пахлавой, и открыл дверцу под мойкой, чтобы выкинуть порванный пластиковый мешок. Рядом с мусорным контейнером стояла батарея пустых водочных бутылок и несколько пузырьков из-под виски и коньяка. Чуть в стороне — пустая трëхлитровая банка, в которой, судя по наклейке и веточках укропа на дне, когда-то были маринованные огурцы.

Ëлки-иголки! Он что, пил эти дни, а потом отпаивался рассолом?!

— Твой закадычный друг Тузик сказал тебе, что он сейчас идёт на прогулку? — Миша достал из холодильника пачку сливочного масла, снял фольгу, проткнул кусок посередине большой цыганской иглой, в которую вдета верëвочка, и аккуратную завязал петельку. Я во все глаза смотрел за происходящим, а Миша таким же образом подвесил второй кусок масла.

— Н-нет. Не говорил, — заикнулся я. Интересно, после такого количества алкоголя бредовые идеи на тему порчи продуктов могут прийти в голову?

— Наверное, не успел. Ну так вот, он идёт в лес. С ним пойдёшь? — грубовато спросил хозяин дома, а я расплылся в широкой улыбке, понимая, куда он клонит. Странные манипуляции с маслом отошли на второй план.

— Конечно!

Я быстренько оделся, пока «медведь» не передумал, и замер послушным зайчиком у входа.

Погода действительно стояла чу́дная! Абсолютную тишину леса только изредка разрезали далёкие вскрики каких-то птиц. Сквозь замëрзшие чёрные ветви деревьев солнечные лучи почти не пробивались, поэтому мои глаза не слезились от алмазной россыпи снега. По бокам утоптанной тропинки, по которой мы шли, раскинулись ровные шапки сугробов.

Впереди бежал Тузик, показывая дорогу и по-деловому обнюхивая все стóящие того объекты. За ним шёл я, пытаясь скрыть лёгкую отдышку и стараясь как можно грациознее увязать в рыхлом снегу. Замыкал процессию Миша, буквально дышащий мне в спину и громко хрустевший снегом.

Я не знаю, может во мне проснулись инстинкты, всё-таки фамилию «Зайчиков» просто так не дадут, но периодически у меня возникало желание дать стрекача в чащу. А всё потому, что мрачное сопение кого-то большого и опасного за моей спиной в безлюдном незнакомом лесу немножечко напрягало.

— Так… куда мы идём? — спросил я, чуть обернувшись.

— Гулять, — последовал сзади лаконичный ответ.

— А куда мы идём гулять?

— В лес.

— Угу. Ясно. А мы идём с целью, или как? — мне, определённо, хотелось конкретики!

— Это лучше спросить у твоего закадычного друга, — хмыкнул Миша, и помолчав, добавил: — а вообще, идём к кормушкам. Нужно подсыпать нового корма птицам.

— А-а! Так масло — для птичек-синичек, что ли? Вместо сала? — с облегчением отозвался я и оглянулся назад, при этом чуть не упав.

— Ну да. А ты думал, зачем я подвешиваю его на верёвки? — удивился «медведь», но я закашлялся и оставил его вопрос без ответа.

Тузик подзабил на нашу славную компанию и убежал немного вперёд, занимаясь своими собачьими делами.

— А как мой друг Тузик тут оказался? Ну, и ты с ним, конечно? — этот вопрос мучал меня две недели. Самое время задать его, заодно разрушив лесную тишину.

— Твой друг Тузик появился тут два года назад, в качестве подарка на мой день рождения, — хмыкнул Миша. — А я появился тут тремя годами ранее. Купил через риелтора участок, нанял строителей и построил дом так, как всегда хотел. Поэтому возвращаться в город я больше не планирую. Специально искал заброшенную деревню, — дополнил он с оттенками ностальгии в голосе. — Забавно получилось: я искал участок, чтобы без недовольных и любопытных соседей. Опушково очень подходило — не слишком далеко, не слишком близко, и очень красиво, особенно на речке. А из соседей одна бабулька-божий одуванчик.

— Баба Вера?

— Она самая. Кто ж знал, что она фору даст целому посёлку? — фыркнул Миша в бороду.

— В смысле?

— Строителей с ума сводила. Прораба чихвостила, как нашкодившего котёнка. Уровень шума техники замеряла, гражданским кодексом трясла, с рулеткой землю по сантиметру вымеряла… В общем, развлекалась, как могла, после нескольких лет вынужденного одиночества, — улыбнулся воспоминаниям «медведь».

— А я думал, вы с ней дружите? — в моей голове что-то не складывалось. Вроде, у них «бизнЕсь».

— Это мы потом подружились. А сначала пришлось ей усилок для мобильной связи поставить. Правда, она до последнего подозревала, что это инопланетный облучатель, — я недоуменно оглянулся назад. — Она Рен-ТВ смотреть любит, — пояснил Миша, и у меня всё встало на свои места.

— И ты живёшь тут совсем один?

— Друзья иногда приезжают.

— А как же… ну… личная жизнь? — я не хотел палиться, но не спросить не мог. Ну не может же взрослый мужик жить вообще без секса?

— Всё можно купить.

— Э-э? — я не сразу догнал, о чём он.

— Эскорт, — рубанул Миша правду-матку.

— Ты вызываешь сюда проституток? — кажется, брезгливость всё же просочилась в мой голос. Слишком уж неприятной и неожиданной оказалась информация.

— Не проституток. Есть несколько подходящих человек, которые очень следят за своими связями и здоровьем. Хотя, резинки всё равно никто не отменял. Я брезгливый. И, конечно, я не привожу их сюда. В Подмосковье у меня однушка, где я жил раньше. Там вполне удобно, — спокойно прогудел он сзади.

Внутри меня разъедало что-то горько-кислое, подозрительно похожее на ревность. Как же, брезгливый он! А как полузамороженного парня трахнуть — так это и без резинки можно! И вообще…

Хотя, конечно, я никаких прав на своё возмущение не имел. Я вообще приехал только извиниться и поблагодарить за спасение. Зачем вообще спросил про личную жизнь?

— Понятно всё с тобой. А кем ты работаешь? — лучше уж перевести разговор в более мягкое русло. Тем более, это я тоже хотел узнать.

Миша не успел ответить, потому что впереди, за пределами моего взгляда, резко завизжал Тузик. В его голосе было столько нечитаемых эмоций, что из моей головы вылетело всё, кроме бедного пса, попавшего в неприятности. Не успев подумать, я ломанулся вперёд, перескакивая через снежные шапки и чëрные ветки, которые валялись на земле, как дикий заяц.

— Стой! Ты куда? Вань, погоди! Ваня! — «медведь» что-то кричал мне вслед, но я не слышал. Я, как Чип и Дейл, спешил на помощь Тузику, снося всё на своём пути.

За несколько секунд этого дикого бега с препятствиями я успел подумать и про капканы, и про дебилов-охотников, что приняли Тузика за волка (покажите мне идиота, который может перепутать хаски с волком?!), и про настоящего бурого медведя, и даже про яму-ловушку с острыми кольями на дне, как в фильмах.

Истеричный визг не прекращался, и я скакал навстречу, готовый защищать бедного пса от пуль и волков ценой собственной тушки.

Внезапно увидев хаски целым и невредимым возле какого-то высокого дерева, с задранной вверх мордой, я начал притормаживать, но набранная скорость и скользкая подошва новых ботинок сделали своё чёрное дело. Коротко и громко вскрикнув, я растянулся, нелепо подвернув ногу. Острая боль прострелила лодыжку.

Пёс, видимо удивленный тем, что его перебили, неожиданно замолчал.

Земля мелко затряслась и передо мной на колени бухнулся Миша, быстро, но осторожно ощупывая мою ногу.

— Вань, ты как? Ваня? — добрые карие глаза с тревогой всматривались в моё искажённое от боли лицо, но это сейчас было неважно! Я просто ушибся, а вот бедный пёс визжал так, словно и правда попал в капкан, переломав лапы.

— Тузичка!!! Тузичка, любимый! Скорее посмотри, что с ним! Крови, вроде, нигде нет, но мало ли! Может, его подстрелили? — меня перетряхивало от одышки и волнения за покалеченного хаски.

Неожиданно Миша расхохотался, закинув голову вверх. От его гулкого смеха, кажется, качнулись кроны деревьев, а птицы сорвались с насиженных мест.

— Т-ты чего? — Я озадаченно моргнул. Он с ума, что ли, сошёл? Ох, беда-беда… а ведь такой молодой…

— Вань, это белки, — выдавил Миша, утирая выступившие слёзы.

— Чë?

— Твой «Тузичка любимый» так визжит, когда видит белок на деревьях. Они ему нравятся.

Я посмотрел на довольно улыбающегося пса.

— Тузик! С-сука! — выдохнул я поражëнно. Без злости, просто от полноты эмоций. А Миша расхохотался ещё сильнее, и от этих глубоких радостных звуков, казалось, весь лес гудит, как пустая бочка от соприкосновения с железным прутом.

— Ты бы себя видел! Рванул, как беговой скакун! Я даже сначала не понял, куда ты. А потом думаю, неужели ты тоже так от белок тащишься? — хохотал он, сбросив всю свою холодность и живо поблëскивая глазами.

Я и сам не понял, как звонко рассмеялся вместе с ним. Мне стало так легко и хорошо, будто камень с души свалился!

— Ох… Вань, как твоя нога? — отсмеявшись, спросил Миша и ещё раз аккуратно огладил мои суставы.

«Всё нормально, просто лёгкий ушиб», хотел ответить я, но прикусил язык.

— Болит, ну просто невозможно! Перед глазами всё так и плывёт от боли, — всхлипнул я и прикрыл веки, не в силах терпеть подобные «мучения». — Лодыжка прямо опухает! Похоже на перелом. Может, даже, двойной, — жалобно добавил я и приоткрыл один глаз, посмотреть — поверил ли?

— Перелом? Двойной? — с сомнением протянул Миша, нахмурив брови и ещё раз помял мои суставы.

— Ну, может и одинарный, — легко согласился я, — Или даже просто вывих. Но, в любом случае, очень больно! — я хотел пустить слезу, но как-то не зашло. Пришлось ещё пару раз всхлипнуть.

— Тогда пошли домой. Я тебя донесу. А там посмотрим, что случилось, — «медведь» с лёгкостью поднял меня на руки и понёс в сторону дома. Про корм для птиц мы забыли.

Я разве что не мурчал от удовольствия, понимая, что Миша несёт меня на руках через свои угодья и, кажется, больше не злится. Довольный жизнью Тузик скакал впереди. Наверное, высматривал новых белок, зараза мохнатая.

По дороге обратно я сделал довольно любопытный вывод. Стоило мне ахнуть от «боли», закусить губу или сказать «ой-ой-ой», как Миша замедлял шаг, делая движения совсем плавными, и ещё крепче прижимал меня к своей груди.

Я попытался отточить приобретённый навык до совершенства — мало ли когда в жизни пригодится? — но после сдвоенного приёма «жалобный всхлип» и «ой-ой-ой» я услышал тихое «Переигрываешь», которое с улыбкой произнес Миша мне в ухо.

***

Когда мы вернулись в дом, день уже клонился к закату. Зимой вообще яркое солнце светит всего лишь несколько часов.

Внеся меня внутрь, Миша аккуратно снял ботинок и внимательно осмотрел мою здоровую ногу. На мои слова о том, что «наверное, по пути всё зажило» и честные-пречестные глаза, он только скептично хмыкнул.

Как раз к этому времени «подоспела» баня, которую они с Тузиком, оказывается, начали топить ещё утром.

Миша позвал меня с собой, но я отказался. Сначала нужно поговорить и извиниться, а потом уж и всё остальное. Наверное, время после бани как раз будет располагать, ведь люди после парилки обычно выходят довольные и счастливые. Вот я и решил поговорить с Мишей именно в такой замечательный момент. А если что пойдёт не так, то я смогу уехать в любой момент.

Пока Миша мылся, я самовольно воспользовался санузлом и сполоснулся, а после побродил по дому, но это показалось мне скучным. Без хозяина не было той уютной атмосферы.

Тузик, видимо, тоже ждал Мишу. Он сел напротив двери и поскуливал, ожидая, пока она откроется.

— Эй, приятель! Пойдём! Подышим воздухом! — я впрыгнул в ботинки, накинул куртку с капюшоном и вышел в зимний морозец.

Тузик незамедлительно начал обнюхивать сугробы, будто не проверял их час назад, а я присел на расчищенную от снега деревянную лавочку. Я просто наслаждался вакуумом тишины и пытался вспомнить, когда в последний раз сидел зимой на лавочке. На эту мысль меня натолкнуло давно забытое ощущение холода, пробирающегося сквозь джинсы, который отдавала промëрзшая лавка.

Из бани слышались удары веника, довольное уханье и плеск воды. Скрипнула дверь, и в клубах пара показался Миша, завëрнутый по пояс в белую простыню. Не замечая меня в густых сумерках, он облокотился на перила и глубоко вдохнул морозный воздух.

Я не выдержал искушения и, стараясь остаться незаметным, слепил небольшой снежок. Холодное орудие полетело в сторону бани и ударило точно в цель — в распаренный волосатый живот.

Миша охнул от неожиданности и, собрав немного снега с перил, запустил им в меня, но промахнулся. Я, не теряя времени, слепил ещё один снежок и снова зарядил, на этот раз попав в плечо. Радуясь второму удачному выстрелу, я победно захохотал, запрокинув голову, а в следующий момент меня чуть не снесло с лавки целым сугробом, который запустил в меня этот зверюга. Я подавился снегом вперемешку со смехом и начал мстить.

Мы перекинулись ещё десятком комков, с переменным успехом, пока его боеприпасы в виде снежных шапочек на перилах не закончились. Обстрел прекратился, но я чуял, что война не кончилась.

— Вань, иди-ка сюда! Скажу кое-что, — позвал он меня елейным голосом, исходя паром в тусклом свете уличного светильника.

— Не-а! Мне и тут хорошо, — отозвался я с лавочки, ухмыльнулся и показал ему язык, уверенный, что он не увидит.

Увидел.

— Ах, так? — рыкнул «медведь», а потом, прямо в резиновых шлëпках, побежал на меня.

На миг мне показалось, что на меня несётся локомотив в простыне. Я взвизгнул и сиганул прочь, как заяц, петляя на пятачке перед баней. Прискакавший Тузик активно мешался под ногами.

Долго бегать не получилось, и «медведь» в лучших хищных традициях ударил меня, то есть зацепил лапой, подминая под себя. Если бы это случилось на асфальте, то он бы меня, наверное, раздавил. Но мы, задыхаясь от хохота, рухнули в снег, а потому никакого дискомфорта не было.

Я лежал на спине в сугробе, куда меня вдавил своим телом Миша, и пытался успокоить дыхание. Добрые карие глаза оказались совсем рядом и с нежностью скользили взглядом по моему лицу. Момент был до сводящих скул романтичный, и я решил его не упускать.

— Миша, прости меня, я дебил. И спасибо, что спас, — выдал я речитативом, боясь отложить самое главное в очередной раз.

— Хорошо, — я начал чувствовать жар его раскалëнного тела через куртку. Зато голову и шею, которые больше не защищал слетевший с меня капюшон, обжигало холодом снега.

— Тогда мир? — я призвал всю свою гуттаперчевость и всё-таки смог вытащить руку, чтобы неловко расположить еë для рукопожатия чуть ниже наших лиц.

Миша посмотрел на мою нелепо скрюченную ладонь, а потом снова в глаза. Неужели не пожмëт? Отомстит? Сердце неприятно ëкнуло от этой мысли. В носу стало щекотно.

— Мир, — он сжал мою ледяную ладонь, согревая своим теплом.

Я совершенно потерялся в его карих глазах и прервал рукопожатие, превратив его в сплетение пальцев.

— Зáюшка, — пробормотал Миша и наклонился ниже, скользнув взглядом к моим губам.

Я так хотел этого поцелуя! Нуждался в нем, как в новом вздохе. Но щекотка в носу стала невыносимой.

— А-апчхи!!!

Я бы хотел сказать, что нас обоих подкинуло от моего чиха, но, скорее, Миша остался на месте, а я ещё глубже впечатался в сугроб.

Ëлки-иголки, стыдобá! Надеюсь, обошлось хотя бы без слюней!

— Будь здоров! Вань, ты же совсем замерз! Выскочил без шапки! И руки голые! Так и заболеть недолго, — отреагировал человек, который почти голышом лежал в сугробе. — Пошли в баню, отхожу тебя берëзовым веничком! — прогудел он и, поднявшись на ноги, выдернул меня из сугроба, как морковку.

Я хотел отказаться, но новый чих сотряс меня с головы до ног, заглушив протесты.

— Тузик, домой! — властно скомандовал Миша, и я на инстинктах тоже чуть не дал дëру. — Заходи, Вань. Одежду вешай сюда. Полотенца там. Если пить захочешь, вода и сок на столе. Раздевайся и заходи, — он взялся за ручку, выструганную из цельного куска дерева, и замялся, избегая смотреть мне в глаза. — Только, Вань… трусы оставь.

— Почему? Вроде в банях все обнажëнные?

— Оставь, — тихо попросил он и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Я разделся до нижнего белья, зашёл в горячую пустую баню и удивлëнно моргнул. Стены из светлого дерева, какие-то лавочки, тазики и полка с мыльно-рыльными были, а Миши нет.

— Я тут, — послышался приглушённый голос, и я открыл боковую дверь, которую сразу не заметил.

Наверное, примерно такая же волна жара приветствует грешника, попавшего в ад. На миг мне показалось, что от сухого пекла у меня свернутся брови и ресницы, а может даже обуглится нос. Но нет.

— Иди сюда. Ложись на кутник, — Миша похлопал по высокой двухступенчатой лавке, укрытой простыней.

Пока я неловко карабкался к вершинам, он подчерпнул из тазика с замоченным веником воды, капнул пару капель из тëмного стеклянного пузырька и, приоткрыв дверцу печки, плеснул туда отвар.

Раскалëнные камни рассерженно зашипели, испаряя воду и вываливая из печи клубы пара. Стало ещё жарче и одуряюще запахло хвоей.

— Ух, хорошо! Пробирает до костей!

Я согласно угукнул и растекся по кутнику довольной лужицей, уткнувшись носом в простынь. А ведь и правда хорошо!

— Вань, тебя как? Посильнее, или помягче?

— А как надо? Я никогда не был в бане. Точнее был, но в городской, и очень давно. А там всё по-другому.

— Тогда сначала помягче. Будет больно или жарко — сразу говори, не молчи. И вот, на шапку, а то голову напечëт, — и он надел на меня колючий головной убор с петелькой на вершине.

Я прикрыл глаза, пряча улыбку. Иногда бывает приятно, когда тебя считают слабым, а оттого заботятся ещё больше. Неужели «медведь» думает, что я жаркой баньки и веничка испугаюсь? Три ха-ха, ëлки-иголки!

Миша тем временем смочил берëзовые прутья и широко огладил ими моё тело, едва прикасаясь к коже. Мышцы с благодарностью откликнулись на это, расслабляясь от ласкающего жáра, а я застонал от удовольствия. Веник замер.

— Продолжай, Миш. Просто кайфово, — пробормотал я и приоткрыл глаза. Прямо перед моим взором предстала нижняя часть банщика, обмотанная белой простыней. Нет, лучше не смотреть. Не сейчас. Стояк на жёстком деревянном ложе вряд ли вещь приятная.

Сосредоточившись, я прикрыл глаза и вздрогнул от первого удара веником. За вторым пришёл третий, а после всё слилось в блаженную экзекуцию. Незабываемые, восхитительные ощущения!

Поддавшись наслаждению, я довольно ухал и постанывал, содрогаясь от хлëстких ударов. Тело буквально оживало от влажных шлепков, и я понял, что баня — удовольствие, совсем немного уступающее сексу. Возможно, такая банька даже может соперничать с занятием любовью, но я не пробовал, поэтому могу сказать только про секс.

Я захотел поделиться этой ценной мыслью с Мишей, чтобы похвалить его баню и навыки банщика, и открыл глаза. Язык присох к нëбу, и мне стало не до разговоров.

Обёрнутая вокруг мускулистых волосатых бëдер простыня почти размоталась и держалась на честном слове. На честном слове и большом, гордо торчащем члене «медведя». Будто повинуясь моему желанию, ткань распустилась окончательно и скользнула вниз, навсегда исчезнув из поля моего зрения.

Я уставился на покачивающуюся перед моим лицом дубину над увесистым мешочком и гулко сглотнул. Ëлки-иголки, неужели вот это всё поместилось во мне?! Да я полон сюрпризов и скрытых талантов!

Крупная атласная головка укоризненно качалась, словно на что-то намекая или напрашиваясь ко мне в рот. Не в силах просто лежать, я порывисто поднялся с кутника и встал перед медведем, храбро посмотрев ему в глаза из-под войлочной шапочки в форме колокольчика.

В этот момент во мне что-то изменилось. Я не понимал, что, но чувствовал, что меня ведëт. Ведëт от жара, от желания, от близости этого бородатого зверюги, от отхлëстанной веником задницы… Будто кровь в венах и артериях развернулась и потекла в другую сторону. Мне стало и очень хорошо, и мой привставший член тому доказательство, и как-то дурно, что доказывали мушки перед глазами.

Миша, не отрывая взгляд, сунул веник куда-то в сторону и подался вперёд. Так мы и стояли, смотря друг на друга, в двух одинаковых шапочках и одних трусах на двоих.

С каждой секундой меня охватывало всё большее волнение и жар. Лицо «медведя» было всё ближе и даже немного расплывалось и двоилось. Я дотронулся ладонью до его огромного плеча, усыпанного светлыми мелкими родинками, и прерывисто вздохнул, прикрывая глаза.

— У меня голова кружится, — пробормотал я и облизал пересохшие губы. — Кажется, я сейчас умру.

— Зáюшка, — умилëнно пробормотал Миша и наклонился ближе, случайно прикасаясь своей дубинкой к моему бедру, но я упëр ему ладонь в грудь.

— И тошнит, — выдохнул я прежде, чем сорваться прочь, зажимая рот рукой.

Не обращая внимания на стояк, оттягивающий влажные трусы, я проскочил предбанник и почти вырвался на спасительную прохладу. Затем в голове резко потемнело и, судя по звукам, кто-то упал.

Ëлки-иголки, неужели я?!

========== Часть 5. Из глубины души ==========

Давно мне не было так хорошо!

Тихо, тепло, спокойно…

Я лежал на чём-то мягком, под чем-то тëплым и возле кого-то большого и надëжного.

Расслабленное чувство безопасности и тягучей неги морской волной протекало по телу.

Как же хорошо…

Раздался тихий блаженный стон. Да-а, это я… Кайфую…

Послышался скулëж и радостный стук хвоста о пол. Хм-м… Это тоже я? Мне, конечно, хорошо, но всё-таки не до такой степени.

— Тузик, отвали! – я услышал, как Миша шикнул на своего питомца, и улыбнулся. Интересно, пёс послушается?

Постель заходила ходуном, и рядом со мной шустро прополз кто-то меховой и хвостатый. Наглый хаски напрочь проигнорировал хозяина и залез на кровать.

Минуточку. Кровать?

Я распахнул глаза и понял, что меня прижали к бревенчатой стенке с сухим колючим мохом в стыках. На краю кровати, едва помещаясь, лежит Миша, а между нами втëрся счастливый Тузик.

Не заметив, что я проснулся, Миша попытался тихо и незаметно спихнуть хаски на пол тем же путём, что он приполз, но Тузик так же бесшумно сопротивлялся и пытался втиснуться между нами ещё плотнее.

Я прочистил горло, привлекая внимание, и на меня уставились четыре глаза трёх разных цветов: светло-карие Миши и голубой с янтарным Тузика.

Человек и пëс синхронно моргнули.

– Привет, – я осмотрел «медведя», лежащего совсем рядом, и залюбовался его добрыми чертами лица. Поддавшись порыву, я протянул руку и провёл по старому шраму, «разрубающему» каштановую бороду.

— Доброе утро, Вань, – он мотнул головой и мазнул по моей ладони поцелуем. Волна утреннего наслаждения прокатилась по моему телу ещё разок. Может, мой утренний кайф был вызван присутствием Миши?

Тузик, увидев, что тут раздают тактильные плюшки, решил поучаствовать в процессе и восторженно полез к нам лизаться, за что и был немедленно спущен на пол.

Я лениво наблюдал за наводящим порядок Мишей и слабо улыбался. Сегодня он надел домашний мягкий костюм серого цвета. Вроде ничего особенного, просто свободные штаны и толстовка, но он стал выглядеть помолодевшим лет на пять. И несмотря на первые лучи солнца за окном, а значит, сейчас около девяти утра, он уже бодр, свеж и пахнет зубной пастой.

— Я вернулся, — отрапортовал он, снова поворачиваясь ко мне и стараясь игнорировать Тузика, который бодал его в спину. — Как ты себя чувствуешь? Голова не болит?

Воспоминания о вчерашнем дне стукнули по макушке. Тузик со своим фетишем на белок, спонтанная игра в снежки, адский жар бани, влажные шлепки веника, тошнота и… и всë. Ëлки-иголки!

— Только не говори, что я заблевал тебе весь участок, – попросил я, прикрывая глаза от стыда. И даже под закрытыми веками я видел позорную картину: вот я, зажимая рот рукой и бешено вращая глазами, вырываюсь из парилки. Красный, распаренный, с прилипшими берëзовыми листочками в самых неожиданных местах. Вставший член норовит сделать дырку в трусах. Добежать до выхода я не успеваю и растягиваюсь в предбаннике на плетëных ковриках.

Это полный, не ругаться бы, конфуз!

— Нет, конечно, нет. Не думай об этом, — слишком уж поспешно отозвался хозяин дома. — Просто ты перегрелся. Такое бывает даже с опытными людьми. Сосуды — дело такое. Не надо было так резко вставать с кутника… Как ты сейчас? Голова не болит?

— Нет, – ëлки-иголки, если я ещё хоть раз пойду в баню, то буду сползать с этого кутника со скоростью улитки! Мне-то показалось, что во мне что-то изменилось, и даже кровь развернула своë русло, а оказывается, это сосуды взбунтовались. — А потом?

— А потом я принёс тебя в дом и всё. Ты пришёл в себя, попил воды и даже почистил зубы. А потом почти сразу заснул. Не помнишь?

— Смутно.

Я молчал, не зная, как спросить. Наверное, «Миш, а мы, случаем, не потрахались? А то люблю я, оказывается, в бессознательном состоянии ноги раздвинуть» прозвучит грубовато?

— Я спал на диване. Сюда пришёл десять минут назад, — будто прочитал мои мысли Миша и я перевёл дух. «Медведь» скользил по моему лицу нечитаемым взглядом, и я кожей чувствовал исходящую от него нежность.

– Что?

— Ничего.

— А чего так смотришь?

— Любуюсь… – я смущëнно опустил веки. Приятно, ёлки-иголки! — … и очень хочу тебя наконец-то поцеловать, — его зрачки потемнели, а жадный взгляд остановился на губах.

— Так поцелуй, – мой голос охрип от мгновенно вспыхнувшего желания и тяги.

Конечно, хорошо Мише говорить о поцелуях после того, как он умылся и почистил зубы. А я вот хочу в туалет, попить и, конечно, тоже воспользоваться зубной щеткой! Но целоваться хотелось ещё сильнее. Что в этом громиле такого, отчего я таю перед ним, как мороженое в жаркий день?

— Я жду, — пробормотал он, обнимая меня своей лапищей за поясницу и придвигая ближе.

— Ч-чего?

— Чего-нибудь. Того, что в очередной раз не позволит мне прикоснуться к твоим губам, – он наклонился ещë чуть ближе. — Ты то чихаешь, то сознание теряешь, то ещё что-нибудь происходит, — пояснил он хрипло и замер в опасной близости, почти касаясь меня кончиком носа.

А ведь и правда! Мы вьëмся вокруг друг друга и даже уже потрахались, но так и не поцеловались. Обычно всё наоборот. Вот всë с этим зверюгой не как у людей!

Время замерло. В тишине раздавалось только наше потяжелевшее дыхание.

— Вроде тихо, – пробормотал я, снова запуская пальцы в его бороду и перебирая жëсткие волоски.

— Кажется, да… Тогда могу я уже…? — спросил он и прижал меня ещё крепче. А я просто поплыл, чувствуя его бугор ниже живота даже через разделявшее нас одеяло.

— Д-да…, — выдохнул я в предвкушении и прикрыл глаза. Надеюсь, что прикрыл, а не закатил.

Тузик, умный пëсик, чтобы не мешать нам, сорвался с места и куда-то ускакал, цокая когтями о пол, но это малозначительное событие промелькнуло где-то на периферии моего сознания.

Я почувствовал желанные губы Миши совсем рядом, почувствовал его жар, но он медлил. Передумал?! Неужели всё-таки дело в моем дыхании? Я распахнул глаза, пытаясь определить причину заминки.

— Баба Вера, — выдохнул мне в губы «медведь» и обречëнно закрыл глаза.

— Ваня, — поправил его я и нахмурился. Томно сказанное перед поцелуем имя соседки может иметь разные причины, но я не знаю ни одну приятную.

— Да нет, я имел в виду… – начал Миша, но я уже и сам услышал хруст снега с улицы.

— Ей, хозяева! Есть тута кто? — раздались старческий, но бодрый голос и стук в дверь.

— Давай не будем открывать? – попросил я, всё ещё мечтая о поцелуе, но чувствуя, как внутренний пожар утихает. — Подумает, что никого нет, и уйдет.

— Никаво нету, што ли? — раздался задумчивый голос и снова хруст снега. Я подмигнул «медведю», намекая на то, что я гениален. — А-а, Тузичка! Привет-привет, псина блохастая! Значится, дома Миша-то… А я ужо чуть было домой не почапала… Тузичка, веди в дом, я тебе косточек сахарных принесла!

— Надо встретить. А то нехорошо. И кости куриные она вечно приносит, а собакам нельзя трубчатые, – пояснил Миша и извиняюще посмотрел на меня. – Прости. Мы всё наверстаем, – он легко прикоснулся губами к моему лбу и поднялся с жалобно скрипнувшей кровати. Ну… это был не уносящий на небеса поцелуй, конечно, но тоже приятно, ëлки-иголки!

— Тогда я пока в душ, – пробормотал я, закутался в одеяло, и схватил свои вещи со стула. Я вихрем пронëсся до санузла, шлëпая голыми пятками и наверняка напоминая привидение.

Приведя себя в порядок и дважды почистив зубы, я вышел, желая продолжить начатое, но из кухни всё ещё доносились голоса. Я тяжко выдохнул и поплëлся туда.

За столом сидела сухонькая старушка, одетая в цветастый фланелевый халат. Из-под белого ситцевого платочка, аккуратно повязанного на голове, виднелись почти седые волосы, разделëнные на прямой пробор. На столе перед ней стояло большое блюдо, прикрытое белым вафельным полотенцем.

— Здравствуйте! — я постарался максимально мило улыбнуться, не думая о том, что из-за этой гостьи обломался наш с Мишей поцелуй, и тоже сел за стол. Мы с гостьей уставились друг на друга изучающим взглядом, словно оценивая.

Вблизи я рассмотрел еë испещрённую морщинами кожу, похожую на печëное яблочко, почти полное отсутствие ресниц и бровей и васильковые, неожиданно яркого оттенка глаза. Почти как у меня.

— Драссти!

— Вот, знакомься, баб Вер, это Ваня, мой…

— Родственник, – перебил я Мишу не подумав. Ну, не хотелось мне быть просто «другом», «приятелем», или «коллегой». Хотелось быть более близким человеком, хотя бы на словах. Кузеном, племянником, сводным братом внука его троюродного дедушки — неважно.

На меня недоуменно уставились три пары одинаково моргнувших глаз, если считать Тузика. Хаски сидел на полу, преданно положив голову на колени соседке.

— Мишаня, так я не дочухáла, родственник али зазноба? — с подозрением протянула бабка и уставилась на хозяина дома. Я вспыхнул. Мог бы и предупредить, что бабулька свободных взглядов!

«Медведь» расплылся в совершенно идиотской, на мой взгляд, широкой улыбке.

— Кхм… пока зазноба. А там, может, и породнимся, – продолжал лыбиться Миша и посмотрел на меня с какой-то сумасшедшей нежностью, которая меня приятно смутила. Ну, чего он, в самом деле…

— Оно и правильно, – смешно окая вклинилась баба Вера. — Это раньше, при советах, статья была. А сейчас свободная любовь! — сухонький кулачок бабульки с революционной решимостью стукнул о дубовую столешницу. — В России-матушке, канешна, пока такова нету, ну да ничего. Съездите куды-нибудь в Халландию и все дела! Я, Мишаня, рада, что в твою берлогу, наконец, хоть кто-то забрëл! — я вспомнил, как «забрëл», а потом насаживался на огромный член Миши, прося не останавливаться, и, покраснев, закашлялся. Судя по улыбке «медведя», которая стала ещё шире, он вспомнил примерно о том же. — Парень-то вона какой видный! И имя хорошее, нáшенское! — продолжала гнуть свою линию бабка. — И миленький, как зайчишко!

— Это верно, — раскатисто расхохотался Миша, радостно блестя глазами-бусинами.

Ну хватит! Говорят, как будто меня тут нет! Спелись, блин, соседушки…

— Чай в этом доме наливают? – спросил я гордым и независимым тоном, вскинув подбородок.

— Наливают, – тепло улыбнулся Миша и загремел заварником, наполняя три огромных кружки крепкого чая. Понятно, светский приём затягивается.

— Чай – это хорошо! Я как раз калитки с картошечкой принесла, да булок с маком, — оживилась баба Вера и жестом фокусника сорвала с блюда полотенце. — Только мне кипяток холодненькой разбавь!

Я сглотнул набежавшую слюну и уставился на выпечку. Золотистые открытые штуки, похожие на ватрушки, только с толчëной картошкой, приковывали взгляд, вызывая самые жаркие гастрономические фантазии. В центре блюда высилась горка атласно блестевших булочек с маком и изюмом. И мне показалось, что сухофруктов в них больше, чем теста.

Миша поставил на стол кружки и подвинул блюдо с выпечкой в центр. Мой желудок громко заурчал, напоминая, что я не ел последние сутки. Вообще, я второй раз в Опушково, и второй раз ничего тут так и не попробовал!

Инстинктивно я схватил калитку с картошкой и разом отмахнул добрую половину. Откуда-то изнутри вырвался блаженный стон.

Секс, баня и калитки с картохой. Вот три кита удовольствия в жизни!

— Мишаня, ты Ванюшку совсем што ли не кормишь? — всплеснула тоненькими ручками баба Вера и подвинула ко мне блюдо с выпечкой почти вплотную. Хм… а она ничего! — Заездишь мальчонку, если голодом морить будешь, ирод!

Я бы сказал, что-нибудь в ответ, но мой рот всерьез и надолго оказался занят выпечкой, лишая права голоса. Или выплюнуть драгоценную калиточку и высказаться, или промолчать и поесть. Да ладно, чего уж… В конце концов, бабулька дело говорит!

— Ну, баб Вер, – прогудел Миша, укоризненно посмотрев на соседку.

— А што? Не дело говорю, што ли? Ты мне, давай, Ванюшку не обижай! Я тебе за Ванюшку уши надеру, понял? Корми его побольше, да почаще! А то одни глазишши!

— Приму к сведению, — улыбнулся хозяин, бросив на меня ещё один нежный взгляд. — А у нас сегодня тоже выпечка есть. Ваня привёз. Пахлава с мëдом, — горделиво произнес Миша и выставил на стол контейнер, который я притащил из Москвы. Интересно, он гордится тем, что ему есть чем крыть ход калитками от бабы Веры, или тем, что я позаботился о гостинцах, тем более, с добавлением любимого Мишей мёда?

— Давай сюды! Продехустирую, – кивнула бабка и залпом выпила треть своего чая. «Медведь» поставил перед ней контейнер, но старушка не приступила к трапезе, сверля Мишу чрезвычайно многозначительным взглядом.

— Баб Вер, ещё ведь даже обед не наступил, — хмыкнул Миша и достал из шкафчика бутылку коньяка.

— Это у вас не наступил. А я с пяти утра на ногах, поэтому самое время. Больше лей, Мишаня, не жалей, давай-давай! И вообще, мне девятый десяток пошëл! Жить, может, две пятницы осталось, поэтому мне уже всё можно! – бодро отозвалась бабулька и присосалась к кружке, которую минимум на треть заполнил коньяк. – И што, сам готовил, али на базаре купил? – полюбопытствовала она у меня, кивнув на кривоватые ромбики пахлавы.

— Друг готовил. Я только помогал, – честно ответил я, умолчав, что моя помощь свелась к чистке грецких орехов и покупке продуктов. А, ну и противень с готовой сдобой из духовки вытащил, когда Макс подал сигнал.

Я дожевал вторую калитку, отряхнул возможные крошки и запил волшебный завтрак чаем. Выпечка уютно расположилась в желудке – сытно, но не тяжело.

Миша, услышав про Макса, нахмурился и задумчиво сделал глоток чая.

— М-м… А што? Очень даже вкусно! – прошамкала баба Вера, запивая турецкую сладость грузинским коньяком. — Только орехи лишние.

— Почему это? — оскорбился я. Ведь орехи — мой единственный дельный вклад, а она сразу «лишние».

— Вот доживëшь до моих лет, встретишь девятый десяток с тремя зубами, тогда и поймёшь, — хмыкнула она, отодвигая половинки грецкого в сторону. — В общем, вкусный энтот ваш пахан с мёдом! Особенно с чаем. Мне нравится! Вот что, Ванюшка, бери рецепт, я вам такой же готовить буду! Пахан с мёдом в русской печи, и никаких орехов! — она залпом допила чай, задержала дыхание, а после смачно занюхала калиткой. Еë щëчки порозовели, а на тонких губах заиграла загадочная улыбка. — Ладно, пойду я. Не буду мешаться. Эх… молодо-зелено…

Баба Вера поднялась из-за стола, потрепала притихшего Тузика по голове и посеменила к выходу. Я тоже из вежливости поднялся на ноги и обошёл стол, наблюдая, как Миша провожает соседку до двери.

— Ну, тогда покедова! Ванюшка, ешшо свидимся! — я поднял ладонь, прощаясь. — А! Мишаня, я чаво спросить-тохотела, да всë забываю, голова-дырявая! Когда новеньким-то побалуешь? Я ж всю голову сломала, как тот мент выживет, если его шмара и ствол, и наркоту барыге слила? И ксиву его запалили… Может, думаю, о прослушке знал и намутил чего? Или тот кореш, из тюряги который, разложил ему всё по понятиям, и он схрон заготовил? Или што? — выдала совершенно безумный текст бабулька-божий одуванчик в ситцевом платочке и пытливо уставилась на «медведя», буквально заглядывая ему в рот.

— Всё узнаешь, баб Вер. Самая первая, как всегда. Только позже, – рассмеялся Миша и махнул разочарованно вздохнувшей старушке на прощанье. Со двора послышалась возня, хруст удаляющихся шагов и хлопок калитки.

— Э-э… а про что это она сейчас говорила? – я даже заикнулся от удивления. Шмары какие то, ксивы, наркота… Может, треть коньяка в большой кружке — это всё-таки перебор для девятого десятка? Или Альцгеймер? Вот бедолага… Ну, хоть пожить успела…

— Потом. Всё потом, – отозвался Миша, не сводя с меня пристального взгляда.

Казалось, он видит меня насквозь и смотрит в самую душу. Не отрывая глаз, он с грацией большого сытого кота пошёл на меня, тяжело смотря исподлобья. Если бы я увидел такого здоровяка в тëмной подворотне, я бы не задумываясь дал дëру, петляя дворами.

«Медведь» видел цель, «медведь» пëр к цели.

Заскучавший Тузик подскочил к хозяину и начал крутиться под ногами, но Миша его проигнорировал, продолжая медленно наступать на меня.

А я замер, как испуганный кролик, и не мог сдвинуться с места. Твёрдый взгляд стремительно темнеющих глаз просто пригвоздил меня к дубовой столешнице, на которую я опирался.

Раззадоренный игнором Тузик звонко тявкнул и припал на передние лапы, готовясь в прыжке закинуть конечности на грудь любимого хозяина, но не успел.

— МЕСТО! – рыкнул Миша так, что вздрогнули стены, а кружки на столе звякнули. Тузик заскулил, прижал уши к голове и, поджав хвост-метëлку, на полусогнутых лапах выскользнул из кухни.

Мне почему-то тоже захотелось убежать от неотвратимо надвигающейся опасности. Наверное, сработали древние инстинкты, и я даже дëрнулся в сторону, но, как и Тузик, не успел.

— СТОЯТЬ! – прорычал «медведь», приблизившись почти вплотную.

Он аккуратно ухватил меня за затылок своей лапищей, а другой подцепил за поясницу, дëргая на себя так, что я нелепо взмахнул руками, как крыльями.

— Зáюшка… Не могу больше, – пробормотал он, наклонился и поцеловал.

***

Целовался Миша, в принципе, неплохо. По крайней мере, в начале, и в конце. Про середину ничего сказать не могу, потому что не запомнил.

Вот Миша накрыл мои губы своими, заставляя со стоном выдохнуть через нос…

И вот мы уже на кровати, а он, нависая надо мной, властно трахает мой рот языком, отчего я медленно схожу с ума.

И это всё не разрывая того, самого первого поцелуя. Хорошо быть сильным: можно запросто перенести кого-то с кухни в спальню на руках. Именно это он и сделал, с лëгкостью переместив мою тушку.

Через очень короткое время я остался полностью без одежды и, борясь с несправедливостью, потянул Мишину серую толстовку вверх.

Я уже видел его полностью обнажённым, но сейчас, когда он предстал передо мной во всей своей богатырской красе, у меня перехватило дыхание, словно впервые.

Большой, сильный, мощный, здоровый, огромный, могучий — это всё про него, причём не в полном объëме. Я чувствовал себя рядом с ним таким, как он жарко шептал мне в ухо: тонким, хрупким и нежным — полной противоположностью.

Я переплетал наши пальцы — мои, худощавые, и его, крупные и сильные, и улыбался. Прижимался своим обычным худощавым телом к его могучему торсу и замирал от эмоций. Казалось, я осмелился договориться с дикой, бешеной стихией. Вот только стихия не планировала бороться.

Миша обнимал меня так, что я стал одной большой мурашкой с ушами. Целовал так, что всё плыло перед глазами без единой капли алкоголя. Своими медвежьими ласками он нашёл на мне такие чувствительные места, о наличии которых я и не догадывался.

Словом, целовался он неплохо.

В отличие от меня. Потому что мне похвастать совсем нечем. Я бы хотел ласкать и нежить Мишу так, как это он делал со мной, но не мог. У меня не получалось справиться с собственным наслаждением, чтобы попытаться сделать что-то для него. Единственное, что я мог — искренне реагировать на его действия, как оголëнный нерв.

Я понял, что поцелуи закончились, когда в шорохах спальни чëтко открылся пузырёк со смазкой.

За этим предсказуемо последовала растяжка, и я выгибался навстречу распирающей боли, подставляя беззащитное горло колючим поцелуям. Я знал, что лучше пусть будет больно сейчас, пока я ещё местами соображаю.

Когда мы смогли дойти до трёх пальцев, я уже выглядел, будто меня жëстко имели последние пару часов: потный, красный, с искусанными опухшими губами и нездорово блестящими глазами.

Миша смотрел на меня так, будто я был самым красивым и желанным в его жизни. И, ёлки-иголки, я хотел им быть! Хотел стать главным для него.

Главным…

Эти наполеоновские мысли затуманили мне голову, и я перевернул Мишу на спину. Точнее, я безрезультатно пытался подтолкнуть его в нужную мне сторону, и когда он понял, чего я от него хочу, то расслабленно откинулся на подушки.

Идя к своей цели стать главным, я храбро перекинул через его бëдра ногу и уселся сверху, плавно покачивая телом. Я был на вершине мира. Я был на Мише.

А он смотрел на меня, как ребëнок на дополнительный новогодний подарок – с восторженным недоверием и любопытным блеском в глазах, и гладил – руками и взглядом.

Мои планы про упор на колени рухнули, и пришлось встать на ступни, полностью согнув ноги в коленях. Только в такой «лягушачьей» позе я смог пристроить его дубинку к себе и потихоньку насаживаться, прикусив губу от боли и волнения.

Ëлки-иголки! А вдруг я уменьшился с прошлого раза? Мало ли… Просто тогда всё получилось, а в этот раз Мишин член едва заходит в меня. Приходится сражаться за каждый миллиметр!

Несмотря на боль и дрожь в коленях, я продолжал опускать себя вниз. Потому, что хотел этого. И потому, что видел выражение лица «медведя». Я не знаю, о чём он думал, но в чëрных глазах плескалось целое море эмоций.

— Ты такой красивый, зáюшка, — рыкнул он, когда я осилил больше половины. Несмотря на напряжëнную ситуацию, я с сомнением хмыкнул. Представляю красоту — красный, потный, раскорячился и с сопением пытаюсь затолкать в себя эту дубинку. — Не фырчи. Я правду говорю, — мягко улыбнулся он и положил свои лапы на мои бëдра. Давление увеличилось, и я плавно опустился целиком, соприкоснувшись с ним промежностью. Я ожидал боли, но чувствовал только максимальную наполненность. — Двигайся, зáюшка, иначе я от одного вида кончу, — прохрипел «медведь» через минуту, и я на пробу слегка приподнялся, чтобы сесть обратно. «Медведь» подо мной глухо застонал.

Вот оно! Вот моё орудие ласк и пыток!

Как можно медленнее я привставал, почти полностью выпуская член из себя, и так же медленно опускался вниз. Я наблюдал за тяжело вздыхающим Мишей, который трогательно покраснел, и чувствовал свою власть над этим здоровяком.

— Вань, быстрее, — прорычал «медведь», пытаясь вскинуть бëдра, но я только издевательски улыбнулся, поднимаясь вместе с ним и лишая его «бунт» всякого смысла. — Ваня… Мальчик мой, прошу тебя…

Я растянул губы в ухмылке. Нет, мой дорогой косолапый. Я буду двигаться с той скоростью, с какой отныне буду сползать с кутника, то есть максимально медленно. И пусть я сам до дрожи хочу резких толчков, я готов помучиться сам, чтобы помучить тебя, такого большого и могучего, ведь это в моей власти!

— Ваня! — прохрипел «медведь», но я по-прежнему игнорировал, преступно медленно поднимаясь на самую вершину.

Когда всё пошло не так в моём идеальном плане по временному захвату секс-власти? Наверное, в этот самый момент.

Миша вскинул свои руки-брëвна на мои бëдра, крепко их сжал и резко опустил меня вниз, надевая на себя, как носок.

Я застонал от наслаждения и запрокинул голову, улетая куда-то вверх, а Миша снова легко поднял меня и с размаху опустил.

— Ещë! Ещë сильнее! — я смог найти в себе силы попросить добавки, а в следующий момент мир завертелся перед глазами.

Наверное, именно это и имеют в виду, когда говорят «на хую вертел» — только что меня насаживали на осëдланного Мишу, и вот я уже стою на коленях, а он вбивается в меня сзади.

Вихрь удовольствия снёс бы меня с ослабевших ног, если бы «медведь» не держал меня за бëдра своими широкими лапами. В принципе, я мог вообще ничего не делать, просто повиснув, как тряпичная кукла — Миша всё равно имел бы меня так, как хотел. Слишком уж разные у нас весовые категории, чтобы от положения моих, например, коленей что-то изменилось.

Нет, он просто яростно трахал меня, беспрестанно натирая офигевшую от привалившего счастья простату, и выбивал сдавленные стоны.

Моя душа требовала раскрыться полностью, но остатки разума шикали на неё, говоря, что приличные парни, когда их имеют, лишь томно постанывают. Остальное не комильфо.

— Не сдерживайся, – кажется, я начал понимать медвежий язык, потому что прозвучавшее рычанье точно не могло принадлежать человеку. — Не сдерживайся, зáюшка! В этом лесу тебя никто не услышит!

Если бы я услыхал эти слова от такого громилы при других обстоятельствах, я бы, наверное, кричал что-то вроде «Помогите! Убивают!».

Сейчас же, зная, что меня со всей дури натягивает на свою дубинку Миша — мой Миша, самый лучший и добрый — я отпустил себя, показав фак лицемерным остаткам разума, и закричал. Хрипло, по-животному, из глубины души…

========== Часть 6. Огненная запятая ==========

Я бы хотел сказать, что после этого умопомрачительного и осознанного секса мы нежились в объятиях друг друга, целовались и говорили до утра, но не могу.

Во-первых, время было максимум обеденное. А во-вторых, мы просто заснули на развороченной постели.

Проснулся я уже в одиночестве, когда за окнами начало темнеть. Вышел на улицу, глянул на село, увидáл Мишаню, и стало веселó.

Хмыкнув на этот спонтанно посетивший меня деревенский фольклор, я примостился на крылечке, рассматривая занятого делом хозяина.

Снова облачившись в свой ватный бушлат, Миша колол дрова. Аккуратно пристраивал полешки на деревянную чурку и, от души размахнувшись, опускал топор на вершину. В воздухе с треском разносилось сухое «Крак!», и на притоптанный снег сваливались ровные брусочки.

Я хотел остаться незамеченным, чтобы подольше полюбоваться тем, как древесный массив в лапах Миши превращается в щепки, но меня спалил Тузик, когда, радостно повизгивая, кинулся обниматься.

Миша воткнул топор в чурку и двинулся на меня, хитро поблёскивая глазами.

— А полной поленницы тебе мало? — постарался спросить я максимально ехидно и кивнул на стройные ряды дров, уложенных вдоль стены бани.

— Мало. Мне всего мало. И тебя. Тебя тоже мало, — проурчал «медведь» и, не спрашивая разрешения, втянул меня в глубокий поцелуй, от которого сладко сжалось сердце, и заурчал желудок. Миша рассмеялся и утащил меня в дом ужинать жареной картошкой, пообещав маленький сюрприз позже.

Вот уж чего-чего, а ужина при свечах я от него не ожидал. Точнее, не ужина, а чаепития, и не при скромных свечах, а поглобальнее — при костре. Однако, рассматривая плоды его трудов на другой стороне участка, я понял, что совсем мало знаю об этом человеке.

Промëрзшую скамейку круглой беседки он укрыл старым ватным одеялом. Я такие не видел с самого детства — тяжёлое, атласное, полинявше-розового цвета. Интересно, на сколько десятков лет это одеялко старше дома, и вообще, откуда оно? Наверное, баба Вера дала.

В центре беседки, в специально оборудованной каменной чаше, Миша развëл костëр. Огненная запятая окружила нас уютным теплом, полностью скрыв мраком всё, что было за пределами беседки.

Но главное — облепиховый чай. После некоторых Мишиных манипуляций у нас появился целый термос ароматного напитка. Я не помню, когда ел облепиху последний раз, и то, скорее всего, это было в виде каких-нибудь леденцов, но сейчас яркий солнечно-летний вкус влюбил меня в себя с первого глотка.

Сидеть в освещённой огнëм беседке в лесной глуши в кольце огромных рук оказалось настолько приятно, что я разомлел.

— Вкусный чай. Мне нравится. Облепиху, наверное, сам вырастил? Или как?

— Сам? Нет, конечно. Купил перетёртую с сахаром ягоду в магазине.

— А почему так вкусно?

— Потому что моих рук дело, — хмыкнул Миша и прижал меня к своему боку покрепче. — Облепиховое пюре, мята, корица, гвоздика и апельсин. Вот и все премудрости. Хочешь, я каждый день буду делать тебе такой?

Я хотел. Очень хотел. Но что-то в этом предложении меня царапнуло.

— А вообще, расскажи о себе? Знаешь, я когда тебя увидел…

— Влюбился с первого взгляда?

— Конечно, нет! Я подумал, что ты медведь. Хотя я всё ещё не сделал окончательных выводов.

Миша рассмеялся и клюнул губами в висок — чуть ниже нелепой вязаной шапки, что он на меня натянул.

— Да нечего рассказывать. Я детдомовский. Вспоминать те времена не люблю, ничего весëлого там нет. Мне повезло лишь два раза. В первый, когда воспитатели не уследили, и мы до кровавых соплей подрались с одногруппником. Нам хоть и было по шесть лет, но носы друг другу поразбивали. Я всегда крупный был, да и тот не мелкий. Зато наглый, — я слышал, что Миша слегка улыбается, предаваясь ностальгии.

— А в чём везение?

— А мы с тех пор не разлей вода. Серый — мой лучший друг. И я считаю, что нам обоим повезло. Мы друг друга назваными братьями считаем, раз уж других родственников нет.

— А почему Серый? Серый волк зубами щëлк — лучший друг медведя? Серьëзно? — захихикал я, тыкая Мишу локтем.

— Серый — потому что Серов. А зовут Виталиком. Я вас познакомлю, он частенько приезжает. Кстати, женится скоро.

— Только не говори, что на лисичке! — волшебный лес Подмосковья, «медведь» Миша, его друг Серый — всё это настраивало меня на сказочную атмосферу.

— Нет. Невесту Лизой зовут. Но она такая… своеобразная.

— Почему?

— Ну… Например, она когда в гости приезжает, то тащит с собой тонкий матрац в скрутке, подушки и одеяло.

— Зачем?

— А не знаю. Она и сама не знает. Просто хочет на своём спать и всё. А ещё у неё постоянные йоги, дзены, шавáсаны и фенечки из бисера. Так что ты, Ваня Зайчиков, ещё не побил все рекорды странностей, — я буквально растаял от зашкаливающего количества нежности в Мишином голосе.

— А второй раз твоего везения?

— Когда квартиру дали, как сироте. Было туго, не скрою. В жизни никогда о еде-воде не заботился, а восемнадцать исполнилось — и всë. Сам себе хозяин со всеми вытекающими последствиями. Приходилось и вагоны разгружать, и автостоянки охранять вечерами после учëбы. Но ничего, всё прошло. Ещё на старших курсах начал подрабатывать по профилю — статьи всякие писал, заметки, версткой занимался. А потом нашёл свою нишу и сейчас пишу криминальные детективы. В серии почти тридцать романов.

— Это про них баба Вера спрашивала?

— Ага. Я всегда ей привожу экземпляр с автографом. Мне не сложно, а ей радость — у неë полная коллекция.

Я молчал, залипая на языки пламени. А ведь сначала я подумал, что Миша отшельник. А он писатель… Надо же…

— Я бы почитал твои книги.

— У тебя была такая возможность. Но ты оставил мой последний роман на капоте Патриота. Помнишь?

— О! Так чёрная книга с серебристой иконкой волчьей головы — это твой детектив? — блин, вот я дурак! Надо было взять!

— Ну да. Только это голова не волка, а Тузика. Случайно получилось. Его за прототип взяли, силуэт отрисовали и «серебром» залили.

Лежащий рядом Тузик настороженно смотрел на огонь, положив голову на лапы. К славе и тиражу он остался равнодушен.

— А ты? Студент?

— Закончил. Работаю… — я замолк на полуслове и недоуменно посмотрел на Мишу.

— Что?

— Какой сегодня день? — мой голос зазвучал напряженно, а мозг начал лихорадочно шелестеть листами календаря. Я приехал в пятницу? Значит, сегодня суббота. Или же я приехал в субботу, и сегодня…

— Воскресенье. Завтра понедельник. Кстати, утром мне нужно будет поработать несколько часов. Сроки ещё не поджимают, но я не люблю торопиться в последний момент… Вань, всё хорошо?

— Мне же на работу завтра! — осознание, что я провёл тут больше времени, чем думал, ударило по затылку. Инстинктивно я вскочил на ноги, чтобы прямо из беседки стартануть в Москву, взяв курс на восток, но Миша удержал меня на месте.

— Стой! Куда? Ты время видел? Куда ты в ночь поедешь? Вдруг чего…

— Но моя работа…

— Если ты не врач, у которого на утро запланированы жизненно важные операции, то она подождёт, — сурово отрубил Миша. — Поедешь завтра днём спокойно. Доберëшься, выспишься нормально. И во вторник огурцом приступишь, — я растерянно хлопал глазами, не зная, что делать. Участившийся пульс начал успокаиваться. — А если уж совсем невтерпёж, то давай я тебя отвезу. Или на двух машинах. Но одного ночью я тебя не отпущу. Вань, а ведь я думал, ты студент, который может прогулять лекции, — Миша с нежностью посмотрел на меня светло-карими глазами, в которых мелькали отблески костра.

— А мы вообще друг о друге ничего не знаем, — мой голос осип. В голову начали закрадываться мысли по этому поводу.

— Это поправимо. Так кем ты работаешь?

Я машинально начал рассказывать о своей работе помощника юриста, привычно сетуя, что принимают только людей со стажем, а где его взять вчерашнему студенту? — а сам раздумывал совсем о других вещах.

Как так получилось, что двое суток объединились в одни? Почему я думал, что рабочие будни наступят не так скоро? Ëлки-иголки, да я совсем об этом не думал! Как приехал в Опушково — жизнь в Москве словно стëрлась, запорошилась временем и событиями. Деревня стала реальна, а город как призрак.

Может, в сказках, когда главный герой гостит у сказочных существ, а по возвращении домой узнаёт, что прошло несколько лет, что-то есть от правды? Как «Карлик Нос»? Приеду завтра домой и узнаю, что прошла пара лет. С работы меня уволили за прогулы. А с квартиры давно выперли за неуплату. И после волшебных «посиделок» у меня вырос ну, может, и не горб, но длинные уши точно.

Что за атмосфера у этого места? Почему, сосредоточившись на Мише и его небольшом, но уютном мирке, я потерял на это время себя со своим миром? Или это нормально — увлечься кем-то так, что забыть себя?

Нет. Это неправильно. Мне не место в этой деревне. Я тут лишний элемент.

Мы ещё долго говорили, сидя у огня. Мишу интересовало всё о моей жизни. Не знаю как, но я рассказал и о детских обидах, и о школьных победах, и о своей семье, которая осталась в Перми, и о первом разе с девушкой на какой-то левой вписке, когда от нервов и переживаний у меня просто не встал. «Медведю» было любопытно всë: начиная от того, почему я не люблю манную кашу, даже если с вареньем, заканчивая моим выбором цвета «Лайм» для Весты. Я болтал без умолку, стараясь не думать об «эффекте попутчика», то есть когда выкладываешь случайному человеку всë, потому что знаешь, что больше вы никогда не встретитесь.

Пламя костра грело наши ноги и лица, но бесконечный мрак сзади холодил спину. Так и Миша грел меня своим присутствием, но я чувствовал, что подбирается что-то тëмное и холодное.

***

Я уже вышел из душа и уже с полчаса зависал в телефоне, когда дверь в комнату приоткрылась и заглянул Миша. Я смутно видел его силуэт из-за тусклого освещения одного настенного светильника. Казалось, он горит, но не светит.

— Не спишь? — «медведь» присел на край кровати и положил ладонь на мою ногу, укрытую одеялом. До меня донëсся исходивший от него запах хвойного геля для душа.

— Нет. Но уже лежу. Будильник вот завёл. А то снова потеряюсь во времени, — я попытался улыбнуться, но, наверное, это выглядело жалко. Не дорос я в свои двадцать четыре до склероза.

— Всё хорошо?

— Да. Конечно.

— Вань… я хочу сегодня спать с тобой. Думал улечься на диване, но понял, что хочу быть рядом. Пустишь?

— А если нет?

— Тогда лягу на пол, рядом с твоей кроватью, — грустно улыбнулся «медведь». — Возможно, Тузик составит мне компанию.

— Миш, я сегодня больше не смогу. Кхм… понимаешь… ты такой… большой. К этому нужна привычка, — определённо, говорить о некоторых вещах неловко.

— Я не намекал на секс. Мне не двадцать лет, в конце концов, — хмыкнул он и серьезно посмотрел мне в глаза. — Я просто хочу заснуть и проснуться с тобой.

Говоря это, он откинул угол одеяла и подхватив мои ступни, уложил их себе на бëдра. Наверное, он даже не заметил моего согласного кивка.

Сильные пальцы уверенно сжали мои лодыжки и принялись разминать чувствительную подошву. Каждый палец, каждый естественный натоптыш получал свою долю ласки и внимания.

Я тихонько застонал. Запрещëнный приём! Неужели, сидя в беседке, я выболтал и о своей слабости к массажу ног? Вроде, не говорил…

— Ты фетишист? — слабо улыбнулся я, с каждым его движением расслабляясь всё больше. — Я же уже согласился. Зачем ты…

— Потому что хочу, зáюшка. Мне нравится видеть, как тебе хорошо. Что бы ни приносило тебе удовольствие, мне нравится наблюдать за тобой.

Он разминал мои ноги до тех пор, пока я не перестал чувствовать его прикосновения. Должно быть, прошло не меньше часа, в течение которого я просто смотрел на него, стараясь запомнить. Крупное, мощное тело, короткий ëжик волос, добрые блестящие глаза и расчерченная шрамом борода. Я запомню его именно таким.

Миша лёг на скрипнувший пружинами матрас и обнял меня, с нежностью смотря в глаза. Я плохо видел в темноте, скорее чувствовал это. Подняв руку, я очертил его лицо кончиками пальцев, запоминая не только визуально, но и тактильно. Какой он, мой «медведь»…

— Вань? Что не так?

— Всё хорошо.

— Ну я же чувствую, — звериным чутьём он, что ли, чувствует?

Не отвечая, я закинул ему руки на затылок, и сокращая расстояние, поцеловал. Нежно, медленно, тягуче… А потом ещё и ещё. Я целовал его лицо, шею и грудь. Зарывался пальцами в густую поросль волос на груди и обводил пальцами пупок. Я хотел его запомнить целиком. В бедро упëрлось что-то твёрдое.

— А говорил, что тебе не двадцать лет, — попытался пошутить я, но почему-то не получилось.

— С тобой, кажется, двадцать, — смущëнно хмыкнул Миша. — Но это ерунда. Сейчас отпустит. Вань, что случилось?

— Не надо, чтобы отпускало, — я проигнорировал его вопрос и скользнул вниз, по пути обводя ладонями и целуя горячую кожу.

Вблизи его член казался ещё больше. Горячий, сильный… Ассоциации про дубинку, видимо, пришли не просто так.

Я потëрся щекой об атласную головку и, услышав вздох сверху, лизнул уздечку вздрогнувшего члена.

— Вань…

Я не понял, что хотел вложить Миша в звучание моего имени, но внутри меня всё задрожало. Я взял в рот, надеясь, что от слишком раскрытого положения челюсть не заклинит, и попытался пропустить максимально глубоко.

К сожалению, моих способностей хватило всего на четверть, а суставы челюсти всё-таки заныли. К такому нужна привычка. Пришлось ограничиться в основном облизыванием, посасыванием и помощью руками — совсем не как в порнофильмах, где заглатывают по самые яйца. Посмотрел бы я на них, если бы перед ними оказались Мишины габариты.

Я увлекся процессом, полностью сосредоточившись на отклике. Почему-то страсть не туманила мне голову, а собственный едва возбужденный член не доставлял дискомфорта. Мне хотелось доставить удовольствие Мише. Все остальное ушло на второй план. Я хотел запомнить его не только визуально и тактильно, но и на вкус.

— Зáюшка… Маленький мой мальчик… — он бессвязно бормотал что-то сверху, ласково поглаживая меня по голове. Я знал, что он наверняка хочет сжать в своей лапе мои волосы и начать вбиваться до упора, но понимает, что я не готов.

Волна абсолютной нежности затопила меня с головой, и я постарался сделать свои движения более интенсивными и агрессивными — как он любит. Глупые слова о чувстве, которое не могло быть правдой, рвались изнутри, но я старательно их игнорировал, лишь ускоряя темп.

Миша застонал и отдëрнул мою голову, выплëскивая густую сперму на свой живот. Мышцы бëдер и пресса ритмично сокращались, как сердцебиение.

— Зáюшка… Ванечка, хороший мой… Самый лучший, — бормотал он благодарно, а у меня встал ком в горле. Я узнал своего «медведя» и постараюсь не забыть. В глазах стало горячо.

Оказывается, полные нежности поцелуи могут горчить предстоящим прощанием.

***

— Вань, может, всё-таки объяснишь, что случилось? Я тебя чем-то обидел? Что-то сказал? Или сделал? Или, наоборот, надо было, а я не сделал? Что случилось? Просто скажи мне! — Миша стоял напротив, исподлобья смотря то на меня, то на прогретую, готовую тронуться в путь Весту. Его хмурым видом было впору детишек пугать.

— Всё хорошо. Мне просто нужно немного подумать. Пожалуйста, не обижайся, — я потянулся и мягко прикоснулся губами к его щеке. — Тузик! Тузенька, иди сюда, бандит, — я присел и зарылся руками в густую шерсть. Умные разноцветные глаза встревоженно смотрели на меня.

— Я позвоню тебе, — хмуро произнёс Миша, привлекая внимание и будто не желая делить эти последние минуты с псом. — И сам буду ждать звонка. Хотя бы напиши, что добрался.

— Ладно. Пока. Спасибо за всё, ещё раз! — я чмокнул его в нос, сел за руль и плавно тронулся с места.

Грудь сдавило так, что дышать оказалось проблемой. И насморк откуда-то появился. Не было же… Но я упрямо полз по колдобинам, стараясь не шаркнуться днищем о покрытую снегом землю.

— Стой! Стой!!! — я вздрогнул от этого рыка и ударил по тормозам, уставившись в зеркало заднего вида. Грузный силуэт Миши махнул пару раз рукой и начал стремительно приближаться. Рядом бежал Тузик.

«Медведь» подбежал к машине, рывком открыл водительскую дверь и выдернул меня, как морковку из грядки.

— Вань! Хороший мой! Мальчик маленький и глупый! Ну что ты там себе напридумывал, зáюшка? — он обхватил моё лицо ладонями и жарко шептал мне почти в губы. — Скажи мне, что тебя так расстроило? Мы попробуем всë решить. Только не уезжай так, будто обижен на меня. Вообще не уезжай, зáюшка! Слышишь?

Я не слышал. Я всхлипывал, уткнувшись в Мишино плечо, а он гладил меня по спине, бормоча какие-то глупости.

Я не понимал, что происходит. Я очень хотел остаться, но боялся. Боялся зависимости и привязанности. Боялся влюбиться так, что будет больно. Боялся одичать и раствориться в этом лесу. Ещё пару недель назад мои мечты сводились к банальному потрахаться, а сейчас мне захотелось большего, и это пугало.

— Тише, тише, родной мой… Всё пройдёт! Я буду ждать тебя, слышишь? И Тузик тоже. И звонить будем. Если только ты номер верный оставил, хитрюга.

Я улыбнулся сквозь слёзы и кивнул. Истерика отступила.

— Я буду ждать ваших звонков. Честно.

— Может, поедешь чуть позже? Успокоишься пока… Ну как тебя в таком виде отпускать? — Миша покрывал лёгкими поцелуями моё лицо и прижимал к себе.

Но я помотал головой. Если я задержусь, то второй раз с силами не соберусь. Я и первый то едва осилил!

Грустно кивнув каким-то своим мыслям, Миша погладил меня большими пальцами по щекам и поцеловал. Всего один поцелуй, но в нём было столько нежности и щемящей боли, что моя душа завыла.

— Счастливой дороги, зáюшка. Я буду ждать тебя.

========== Часть 7. Алые пятна ==========

Добравшись до дома, я написал короткую смс и выключил телефон. Не знаю, зачем. Испугался, что Миша перезвонит и я, вопреки логике, вернусь обратно.

Всю дорогу меня не покидало ощущение, что я совершаю ошибку, обижаю Мишу и рою яму самому себе, но я только крепче обхватывал руль ледяными пальцами.

Потянулись обычные будни. Следующий день после моего приезда отличился выговором от начальства за прогул. Со всей душевной нервотрепкой понедельника я как-то не озаботился больничным, справкой или хотя бы банальным предупреждением работодателя.

Под злобное шипение начальника я отстранëнно думал, что я вообще тут делаю. Никогда не любил пыльные документы, сухие и строгие формулировки и крючкотворство. Наверное, на мой выбор повлияли родители, которые считали, что юрист — профессия широкого профиля, и у меня не будет проблем.

— Так вот, Зайчиков, у вас обязательно будут проблемы, если такие прогулы станут нормой! — подвёл черту директор и кивком головы выслал меня из своего кабинета.

***

Миша первое время звонил каждый день, иногда даже по скайпу. Я смотрел на его доброе лицо с рассечëной шрамом бородой, смотрел на бестолково суетящегося Тузика и понимал, что скучаю по ним.

Но также я понимал, что срываться в деревню не выход. Отношения на расстоянии — ну уж нет, увольте. Переезжать в деревню — так мне никто не предлагал. А даже если бы и предложили, то что я там буду делать? Перенимать у бабы Веры основы оканья? Отпущу бороду лопатой и стану лесником? Буду ежедневно кормить птиц? Вставать с первыми лучами солнца и засыпать в шесть вечера? Буду смотреть на успешно реализовавшего себя Мишу и понимать, что сам я никто? Первый (и единственный) парень на деревне? Эмоции пройдут, а что буду делать я? Без работы, стажа, квартиры?

Вопросов много, ответов мало. А те, что есть, меня не устраивали и я продолжал гонять ситуацию по кругу. Единственный вывод, который мой разум сделал точно — что мне эти отношения не нужны. Ничего хорошего они не принесут. И нужно постараться, чтобы принять это.

Видя мою прохладную реакцию, Миша стал звонить реже. В первый раз, когда он не позвонил, я весь вечер просидел с телефоном в руках, постоянно проверяя уровень сигнала и, на всякий случай, баланс. Я прождал дольше, чем нужно, но он так и не позвонил.

А в следующий раз, когда я принял звонок от «медведя», он словно ждал от меня какой-то реакции. Но я ничем не показал, что заметил тот пробел. Как всегда вежливо отрапортовал, что у меня всё хорошо, погода нормальная, приехать не смогу, потому что дела. Под делами я, наверное, подразумевал бездумное пролистывание соцсетей, ведь именно этим были наполнены мои выходные.

Словом, я испугался. И мучал своими страхами и себя, и Мишу, и возможно, косвенно, Тузика.

***

— Привет.

— Привет.

— Как ты?

— Хорошо. А ты как?

— И я хорошо.

Пауза.

— Вань… Я на этих выходных буду в Москве. Давай встретимся? Ужин, кино, прогулка по достопримечательностям, музей пыток, каток — пойдем куда хочешь. Я хочу тебя увидеть.

У меня защемило что-то внутри. Музей пыток — это про меня и то, что я устроил.

— Извини, я буду занят. У Макса день рождения. Нельзя отказаться, — надеюсь, сосед не узнает, что я прикрылся его праздником, который отмечаем в августе. — А что ты будешь делать в Москве?

— Буду подписывать книги в одном из книжных магазинов. Так называемая встреча автора с читателями в честь нового детектива. Я не очень люблю такие мероприятия, но по договору с издательством обязан принимать участие. Может, тоже придёшь? Я скину адрес.

— Вряд ли получится. Извини. Миш, мне нужно идти. Пока! — я заблокировал телефон и положил его в карман джинсов. Я буду сильным, наступлю на горло своим желаниям и, естественно, никуда не пойду.

***

Книжный зал, где проходила встреча читателей с автором криминальных детективов Михаилом Разумовским, оказался просторным и ярко освещëнным. Перед стендом с логотипом магазина и напечатанной обложкой новой книги стоял стол, за который и планировали усадить почетного гостя.

Небольшая толпа людей средних лет негромко переговаривалась и бродила по магазину в ожидании автора.

Я купил первую попавшуюся книгу, на которой значилось М. Разумовский и, улыбнувшись, провёл пальцем по серебристой иконке «волчьей» головы. Интересно, а эти читатели знают, что на рисунке не санитар леса, а Тузик — дружелюбный хаски с глазами разного цвета? Или это информация закрытого доступа, только для своих? Мне было бы приятно, если так.

Из ниоткуда выскочила женщина, судя по бейджу, директор магазина, и сделала небольшое объявление, представляя сегодняшнего гостя.

Народ загомонил и, толкаясь, начал выстраиваться в очередь. Течением людского потока меня занесло куда-то в середину. Странно, народа не так уж и много, но собравшись в толпу, люди стали почти неуправляемы, пихаясь, наступая друг другу на ноги и шикая на соседей. Очередь черепашьим шагом начала двигаться вперед.

Вцепившись вспотевшими пальцами в глянцевую обложку, я исподтишка рассматривал Мишу. Чёрный свитер крупной вязки с высоким горлом очень ему шëл, подчёркивая в моих глазах его крупное телосложение и оттеняя светло-карий цвет добрых глаз. Русая борода от контраста чëрного цвета начала отливать рыжиной. И только шрам на щеке, «разрубающий» бороду, остался неизменным.

Очередь ровно двигала меня вперёд, как конвейер. Ещё четыре человека. Ещё два. Я следующий — прятаться больше не за кем.

— П-привет.

— Привет, — ëлки-иголки! Нельзя с такой всеобъемлющей нежностью смотреть на кого-то! Однако у автора детективов это получалось. — Я рад, что ты нашёл время прийти.

— Я это… книгу подписать, — каркнул я пересохшим горлом.

— Давай. Для кого?

— Для меня, — я протянул книгу, которая в огромных Мишиных руках стала выглядеть блокнотом, и продолжил рассматривать ставшее родным лицо. Да когда оно успело стать родным?! За те двое суток? Ну бред же!

— Пожалуйста, — он протянул мне книгу, задев мою ладонь кончиками пальцев. — Вань, ты дождешься меня? Сходим куда-нибудь, — негромко предложил он, а я молчал, не зная, что сказать, и только залип на его добрые, искрящиеся нежностью глаза.

Толпа сзади напирала, и какой-то хмурый мужик оттеснил меня с пути, буркнув что-то про тормозную жидкость.

Я вывалился на заснеженную улицу и побрëл к своему капустному листочку. Веста встретила привычным запахом пластика и хвойным ароматизатором воздуха.

Я открыл форзац и улыбнулся. Принимая во внимание всю «медвежесть» Миши, я думал, его почерк окажется корявым и кряжистым. Но сейчас я смотрел на ровные строки, выполненные лёгким летящим почерком, отдалëнно похожим на эльфийскую вязь.

«Моему самому ценному читателю, который — я уверен, не прочитал ни одной моей книги.

Зáюшка, возвращайся!

С надеждой, твой «медведь» из леса».

Я сглотнул ком в горле, улыбнулся и завёл мотор, разворачивая машину в сторону дома.

Я вообще перестал понимать себя и свои поступки. Что мне нужно? Хоть кто-нибудь знает?

***

Ослабшим пальцем я смахнул входящий вызов в право и приложил телефон к уху.

— Привет.

— Привет.

— Как ты?

— Хорошо, а ты?

— И я хорошо.

Пауза. И лëгкое головокружение. Завтра будет болеть голова, да и пофиг. Сегодня я могу позволить себе напиться в хлам пятью, а то и целым десятком глотков пива.

— Вань… ты подумал, над чем хотел?

— Не совсем. А что?

— Я соскучился. Я ужасно соскучился, зáюшка! Я не понимаю, чем ты так расстроен и почему не хочешь приехать ко мне или хотя бы встретиться в Москве. Что я сделал не так, а? — впервые он говорил по телефону об этом. И прозвучало в его голосе что-то такое, отчего у меня встал ком в горле. — Знаешь, я иногда жалею, что ты вообще поехал в эту сторону. Я жил спокойно, работал, изредка ездил в Москву трахать готовых на всë мальчиков и был счастлив. А появился ты и перевернул нахрен всё, чем я себя окружил.

— Миш… ты пьяный? — внезапная догадка объясняла этот поток откровений.

— Нет. Немного. Баба Вера заходила на чай, — ну, это всё объясняет. Наверное, снова в кружке коньяка оказалось больше, чем чая. — Но не думай плохого. Я постоянно эти мысли гоняю, просто не говорил раньше. Вань…

— М-м? — Миша молчал, и я продолжил: — Знаешь, а ведь я тоже сегодня пьяный. Почти в зюзю. Четыре глотка нефильтрованного — это не шутки.

— Надеюсь, ты один дома? — в низком голосе явно послышалась ревность. Наверное, помнит мои побочки от алкоголя.

— Да, один. Макс у своей девчонки с ночëвкой. А я вот… в запое.

— Пьяный ребёнок — горе в семье, — глубокомысленно изрëк Миша, улыбаясь. — Вань… возвращайся? Я тебя везде вижу, куда ни пойду. Вспоминаю и не верю, что почти три недели уже прошло. Зáюшка…

— Назови меня так ещë, — попросил я, крепко зажмуривая глаза и сжимая наливающийся член через шорты. Его рычащий голос с самого начала оказывал на меня какое-то странное действие. А я почти три недели даже не думал о сексе.

— Зáюшка… Нежный мальчик… Маленький… добрый и храбрый! Я вспоминаю, как ты в лесу Тузика побежал спасать, не задумываясь об опасности, которая могла тебя ждать, и не могу не улыбаться. Самый смелый… Самый открытый… Я не понимаю, что в тебе есть такого, что заставляет меня думать только о тебе. Хотеть тебя, — он замолчал, напряженно вслушиваясь в моё сбившееся дыхание. — Только не говори, что ты сейчас делаешь то, о чём я подумал! Ты… ты гладишь себя?

— Д-да, — ну, а правда, почему бы и не подрочить, слушая хриплый низкий голос, от которого у меня мурашки бегут. — Ты против?

— Да. Нет. Не знаю. Я бы сейчас год жизни отдал, чтобы приласкать тебя самому! Что же ты делаешь, паршивец? — его голос стал ещё ниже, и кажется, я догадывался, чем он тоже теперь занят. Дурной пример заразителен.

— Скажи ещё! Хочу слышать тебя, — выдохнул я, стараясь, чтобы язык не заплетался. Я всё это время старательно сдерживал себя, но сейчас-то я пьян. Почему бы не позволить крохотную слабость?

И он говорил. Называл меня так, что внутри всё сжималось в сладкой истоме. Я слушал этот рокот в самое ухо, и его голос смешивался с воспоминаниями, создавая гремучую смесь. Бархатные звуки окружили меня негой, укрыли, как пуховым одеялом и обволокли, как шоколадное фондю.

Он наверняка слышал, с каким болезненным стоном я кончил, пачкая шорты. А вот спустил ли он, я так и не понял. Возможно, ему не хватило личного присутствия и прикосновений. Ведь у Миши выдержка намного лучше моей.

— Зáюшка… Хочешь, я приеду прямо сейчас?

— Ты на часы смотрел? И ты выпил, — не передать словами, как я хотел, чтобы он приехал! Но я соскреб всю силу воли, чтобы дать правильный ответ.

— Плевать на время. А коньяка была всего стопка. И прошло уже часа три. Я аккуратно поеду. Тузик проконтролирует. Хочешь? Приеду и заберу тебя с собой.

— Утащишь в свою берлогу? — грустно усмехнулся я, удивляясь, как «медведь» сходу попал по самому больному. — Нет, Миш, не надо. Оставайся дома. А я, пожалуй, спать лягу.

— Хорошо, — я слышал отголосок разочарования в его голосе, но не мог ничего сделать. — Вань, в следующую субботу Виталик с Лизкой женятся. Мы в качестве гостей. Свадьба обещает быть интересной, что-то в стиле бохо — правда, я не особо вникал, что это. Вроде как экология, природа — всë, как Лизка любит. Конечно, там будут посторонние и мы не сможем вести себя открыто, но мы могли бы просто…

— Я не смогу.

— Почему?

— У девчонки Макса день рождения. Я гость. Они арендовали какой-то комплекс. И я не смогу отказаться, — и ведь на этот раз я даже не соврал.

Миша молчал.

— Ясно. Я понял. Попытаться стоило… Если надумаешь, позвони. И если… если захочешь вернуться — тоже позвони. Обязательно, слышишь? — я согласно угукнул. — Тогда спокойной ночи, Вань, — и Миша отключился, не дождавшись ответа.

А я присосался к почти целой стекляшке пива и закрыл глаза, рассчитывая умереть от переизбытка алкоголя.

***

Я весело улыбался, радостно поддерживая разговор с приятелями и старался не пустить на своё лицо снисходительное и брюзгливое выражение. Нас, гостей именинницы, почти два часа трясли в автобусе, чтобы привезти на какую-то экологически-чистую базу отдыха. Лоно природы за пределами загазованной Москвы и всё такое. Вообще, это сейчас модное направление. Глобальное потепление, Грета Тунберг, амурские тигры…

Зачем тратить кучу денег и ехать в такую даль на чистейшую природу, чтобы набухаться, как свиньи, так и осталось для меня загадкой. Но слово именинницы — закон.

На первый взгляд всё выглядело неплохо. Действительно, сугробы, деревья, светлые срубы палат — так тут называли домики. Но стоило присмотреться, как становилосьпонятно, что это всё искусственное. Под рафинированный европейский стандарт. Палаты не из брëвен, а обшиты деревянными панелями из прессованных опилок, которые имитировали стволы. Пол не из досок, а укрыт каменной плиткой. И даже в бане стояла не печь, а электрический нагреватель, на который запрещено лить воду. Из настоящего тут были только сугробы.

Конечно, городскому жителю, который нормальную природу видит только по телевизору, такая усадьба покажется настоящей самобытной деревней.

Но я, после того как побывал у Миши в гостях, попарился в его бане и послушал деревенский говор бабы Веры, везде видел фальшь. Эта дорогущая усадьба со своими палатами и рядом не стояла с домом в Опушкове!

Мне было грустно. Несмотря на весëлую музыку деньрожденного направления, горы еды, море алкоголя с открытым баром, сауну и бассейн, мне было грустно. Хотелось в нормальную баню. На кутник. И чтобы потом облепиховый чай попить. С картофельной калиткой. Или медовой пахлавой без орехов.

— Скучаешь? — бармен давно посматривал на меня. У него и вариантов не было — я единственный из всех гостей сидел за стойкой и топил свою печаль в морковном соке. Хоть что-то мне в этой усадьбе понравилось! Остальные гости подбегали, чтобы опрокинуть по рюмашке, и уносились обратно, в сауну и бассейн.

— Есть немного, — отозвался я, рассматривая бармена. Симпатичный молодой мужчина, лет тридцати. Хорошее телосложение и ухоженный вид. Хотя, конечно, подпоясанная хлопковая рубаха на старорусский манер плохо сочеталась с золотым колечком в ухе и уложенными гелем волосами.

— Нам запрещено навязываться клиентам, но мне нравится, что ты сидишь за стойкой, — он улыбнулся и подлил ещё сока, вскользь проведя по моей руке. Очень прозрачный намёк. — Жаль, что я тут на работе. Могли бы познакомиться поближе, — мурлыкнул он, ощупывая меня глазами.

Это было не особо приятно, но почему бы нет? Не всегда на меня будут смотреть светло-карие глаза с сумасшедшей медвежьей нежностью. Будут и такие — серые, холодные, расчётливые. Которые словно прикидывают, получится мне сегодня же присунуть или не стоит терять на недотрогу время?

— Да, могли бы, — мило улыбнулся я, решаясь пуститься во все тяжкие. Может, клин клином выбьет? Возможно, после секса с другим мужчиной у меня отсохнет странная привязанность к одному зверюге из леса?

— Серж, — представился бармен и протянул руку. Я кинул взгляд на бейдж с надписью «Сергей» и хмыкнул. Что за американщина? Своë же имя хорошее. Хотя, для одноразового секса мне без разницы, как его зовут. Главное, про резинки не забыть.

— Иван, — я ответил на рукопожатие и задержал его руку в своей чуть больше положенного. Ничего. Никаких особых ощущений, кроме сухой тёплой руки. Хорошо, что я пасс. А то случился бы конфуз, как с той девчонкой на вписке.

— Иван. Ваня. Ванечка, — Серж задумчиво пробовал моё имя на вкус, перекатывая его из стороны в сторону.

К нему подошла официантка что-то спросить и отвлекла на минуту, а я смотрел на своего будущего любовника и хотел домой. Может, зря я это всё?

— И́тан, моя смена заканчивается через двадцать минут. Подождëшь? Думаю, мне есть, что тебе показать, — непривычная замена имени неприятно резанула слух. Был Эван, теперь вот стал И́тан… А Мише моё родное имя очень нравилось!

— Меня зовут Иван. Ваня.

— Я слышал. Просто подумал, что И́тан звучит красивее простонародного Ивана. Как считаешь?

— Слушай, извини, мне пора. Что-то нехорошо себя чувствую. Наверное, морковка для сока попалась незрелая. Пока! — что-то объяснять и доказывать Сержу не хотелось. Если он хочет променять своё имя на европейскую замену, то пожалуйста, мешать не стану. А я не буду.

Меня зовут Иван. Иван Зайчиков, ëлки-иголки!

***

Всё воскресенье я провалялся на диване, лениво перещёлкивая каналы и выползая только до туалета и холодильника. Макс куда-то свинтил, и вся квартира поступила в моё распоряжение.

После просмотра пары фильмов и вагона рекламы я наткнулся на целый цикл передач про Аляску по Дискавери. Местные жители существовали почти в полной изоляции, правда, имея под рукой ружья, технику и строительные материалы. И несмотря на все сложности, они жили, занимались делами, болели, принимали роды у своих собак и выглядели вполне довольными жизнью.

Ну неужели так бывает? В конце концов, Опушково — не край земли. До Москвы, на минуточку, столицы России — всего несколько часов на машине. Причём, машина своя, без расписания и условий.

То, что страшно принять свои чувства — ну ведь когда-то же придется, верно? Не буду же я вечно в одиночестве сидеть, радуясь случайным перепихам?

А от потери чувств никто не застрахован, так какой смысл бояться?

Вот с работой сложнее. Хотя и это решаемо. Свою профессию я не люблю и искренне мучаюсь, считая рабочие часы с понедельника по пятницу. Зато в Опушково я всегда могу работать на удалëнке. От оператора колл-центра или веб-дизайнера (спасибо родителям за пройденные курсы — единственная уступка моему хобби) до чувака, который помогает студентам оформлять дипломы и рефераты. У Миши же есть вай-фай и усилок!

Съемную квартиру тоже всегда можно новую найти. Тем более Макс, что-то мне подсказывает, скоро переедет к своей девчонке. Или она к нему, если я съеду.

Тем более, никто не приглашает меня переезжать прямо сейчас! И Миша не будет держать меня силой. Захочу — уеду! А позовёт — останусь.

Я встал и нервно заходил по комнате. Может, зря я загоняюсь? Сдалась мне эта Москва, в которой я тухну в четырёх стенах и все равно никуда особо не выбираюсь?

Ну деревня. Ну Опушково. Зато Миша рядом. И Тузик. И баба Вера. И природа, и речка, и баня, и… и вообще!

Мне со страшной силой захотелось туда, чтобы как те, с Аляски — жить, работать и принимать роды у собак. Правда, на последнее единственная деревенская собака по имени Тузик вряд ли согласится, ну да что-нибудь придумаем!

Пошло оно всё! Я сам решаю, что мне делать со своей жизнью! Если уж я смог принять, что мне нравятся мужчины, то неужели я спасую перед возможным переездом и отношениями?

Я рассмеялся от накатившего облегчения и начал закидывать в сумку вещи на ближайшую неделю для начала. Потом написал в ватсапе маме Макса — она терапевт, и попросил помочь с покупкой больничного листа.

Собравшись, я посмотрел на часы. Пять утра. Самое время, чтобы развернуть свою жизнь!

***

Дорогу до Опушково я уже выучил и добрался без проблем. Солнце как раз взошло и слепило отблесками от сугробов. Всё выглядело точно так же, как и полтора месяца назад.

Съехав с дороги, я очень осторожно пополз по ямам. Нужно будет с ними что-то делать. Это Патриот без проблем проскачет и не заметит, а мой капустный листик к такому не готов.

Конечно, нужно было позвонить Мише, как он просил. Но мне очень уж хотелось сделать ему сюрприз! Я всю дорогу предвкушал, как полезу к нему, только проснувшемуся, обниматься и греть холодные пальцы под толстовкой. Как он будет смеяться и обнимать меня, называя зáюшкой. А потом мы будем пить чай. Возможно, даже облепиховый.

Возле дома бабы Веры стоял незнакомый Рено и Мишин Патриот. Странно. К бабульке дети, что ли, приехали наконец-то? Она была бы рада объявившимся родственникам и закормила бы их своей выпечкой. Интересно, а почему Миша припарковался тут? Может, снега намело?

В принципе, я не хотел заморачиваться над этим вопросом и спокойно проехал дальше. Выйдя из машины, я окинул взглядом знакомые просторы и улыбнулся. Хорошо-то как! А сейчас станет ещё лучше!

Я тихонько открыл калитку, прошёл внутрь и зашёл во двор, стараясь двигаться бесшумно. Будет идеально, если Миша спит. А тут я! Шмыгну к нему под одеяло не раздумывая. Всё-таки я ночь не спал, ломая свои убеждения, собирая вещи и внимательно всматриваясь в заснеженную дорогу.

С улицы прискакал Тузик и полез обниматься, но я его проигнорировал, уставившись на алые пятна, украшавшие выструганный дощатый пол. Я протер глаза, но картинка не изменилась. На досках по-прежнему лежали рассыпанные и уже подвядшие лепестки роз.

Под ложечкой засосало. Я понятия не имею, что это за ложечка и где она находится, но сразу понял, что дело именно в ней. А ещё в спазме, перехватившем горло и задрожавших пальцах.

Решив не делать поспешных выводов, я тихо прошёл в дом. Может, Миша ждал меня и устроил абсолютный китч, изуродовав цветы?

Но мои надежды не оправдались, а происходящее стало напоминать дурной роман. И как бы много я отдал, чтобы это всё действительно оказалось чьей-то фантазией!

Зайдя в прихожую и тупо уставившись на Мишины ботинки размера, должно быть, сорок восьмого, я услышал звуки страстного секса, которые ни с чем перепутать невозможно. Миша глухо стонал и ему вторил тонкий хриплый голосок, признаваясь в любви так открыто, как не смог я. И каким-то седьмым чувством я понял, что тот парнишка говорит искренне. Судя по нежному для парня голосу, он такой же субтильный, как и я.

На глаза навернулись злые слёзы. Захотелось забежать внутрь и разгромить всё к чертям, начав со сладкой парочки и закончив всем Опушково. Сравнять с землёй это гиблое место!

Но я сдержался. Какой смысл от такой отвратительной сцены? Она ничего не изменит, только выставит меня ревнивым истериком. А если Миша ещё и посмеется над этим и скажет что-то про то, что я слишком долго думал — я просто сгорю со стыда! А главное, если я увижу, как он кого-то втрахивает в матрас, как меня совсем недавно, то я просто умру от боли.

Тузик жалобно заскулил, бодая меня лбом, и я машинально его почесал за ухом.

Может, это неправда? Может быть… может… Но мозг отказывался находить объяснения, опираясь на голые факты.

Патриот Миши тут. В деревне два жилых дома и в одном из них я сейчас. И тут страстно трахаются, выстанывая признания в вечной любви. Огромные ботинки в прихожей. И главное, Тузик тут. Значит, и Миша тут.

Я тихо вышел на улицу и попытался вздохнуть свежий воздух. Получилось скверно. Рëбра сдавило. Внутри заворочалось что-то колючее, завязывая мои внутренности в узел.

Тузик поскакал в сторону дома бабы Веры, оглядываясь на меня, словно спрашивая, почему я не иду. И я двинулся было за ним, но передумал. Не хватало мне бабулькиной жалости или нравоучений. Нет. Не сейчас.

Я спокойно сел в Весту и тихо уехал, словно меня тут никогда и не было.

Чтобы никто не узнал, как через несколько десятков километров я припаркуюсь на обочине и буду выть от боли, срывая голос, задыхаясь, икая и жалко размазывая слëзы по лицу.

========== Часть 8. «И так будет с каждым!» ==========

Хорошо, что по дороге домой я в таком состоянии не попал в аварию. Не хватало ещё из-за этой сволочи покалечиться или повредить Весту!

Вспышка душевной боли довольно быстро сменилась злостью на Мишу. Как он мог? Зачем так говорил, так смотрел и так целовал? Я же поверил! Как последний простофиля взял и поверил! А он — так… Пока меня нет — какого-то парня привёл! Где он их только берёт в лесной глуши?!

Может, на том отрезке дороги, где я попал в аварию, какая-то ловушка, вроде залитого водой полотна? Чтобы водители специально попадали в аварию. Вот улетает паренëк в кювет, и тут Миша – спаситель, мать его, со своим жидким мёдом и елдой наперевес! Операция «Капкан» выполнена.

Да ну, бред, конечно! Хотя я в этот самый капкан как миленький попал — одни уши торчат.

Скорее всего он просто вызвал одного из тех, как он сказал, «сладких мальчиков». Возможно, накинул немного к тарифу, чтобы тот успевал в любви признаваться. И не удивлюсь, что парень даже мог оказаться постоянным специалистом, и правда что-то чувствовать к Мише, оттого и искренность в голосе. Ведь этот «медведь» такой заботливый, нежный, добрый… и лживый насквозь, подонок!

«Я сюда никого не вызываю. Я брезгливый», — ага, щаз! Как же! Кто же тогда стонал так сладко? Кроме бабы Веры и Тузика в Опушково больше никого нет! Тузик был со мной, а в бабе Вере я сомневаюсь, хоть она и за «свободную любовь», ëлки-иголки! Ну и голоса были мужские, но это уже мелочи.

В любом случае измену я не прощу. Моя пушистая душа слишком ранима для принятия предательства. Или всë, или ничего!

В общем, злился я и на Мишу, и на себя. Ведь я сам поверил и сам захотел. Ну вот, получил… А чего я ждал? Чем случайное знакомство отличается от интернет-знакомства? Тот же кот в мешке, только в реале.

И кстати, эта сволочь с добренькими глазами ничего мне не обещала. Назад звал, просил не уезжать, предлагал встретиться — это было. А вот «будем жить-поживать да добра наживать» и «любить, пока смерть не разлучит нас» не говорил.

Так что сам я виноват. Выдумал себе сказочку и сам же в неё поверил.

Жаль, что мама Макса уже запустила процесс с больничным. Я, погруженный в свои эмоции, не предупредил её, и теперь оказался свободен от работы на целую неделю. А жаль. Я бы с удовольствием зарылся сейчас в какое-нибудь судебное дело из десяти томов и не вылезал оттуда, пока не забуду, как меня зовут.

Приехав домой в понедельник уже после обеда, я первым делом удалил свой профиль в скайпе и выкинул симку, чтобы Миша больше никогда мне не звонил и не писал.

А вот книгу с его автографом я выкинуть не смог. Во-первых, за неё деньги заплачены. Во-вторых, там настоящий автограф. Вдруг М. Разумовский когда-нибудь станет бешено популярным? Продам его автограф и наварюсь! Отольются мишке заячьи слëзки! А в-третьих, первые две причины чушь, а книгу я оставил себе как напоминание, что никому верить нельзя. Даже мудрым и добрым «медведям».

На следующий день я немного отошёл от шока, и моя освобожденная от работы тушка потребовала действий. Я понял, что чего-то хочу, а чего именно — не понятно. Решил начать с уборки и вылизал всю квартиру до блеска. Обидно, но оказалось, что уборка — совсем не то, что мне нужно. Зато вокруг стало чисто.

По-хорошему, хозяйке квартиры со своей проверкой надо приходить именно в такие моменты, а не как в тот раз, когда мы с Максом всю ночь играли в приставку и ели чипсы с попкорном, иногда в пылу битвы случайно роняя еду на пол.

Когда уборка не помогла, я решил залезть на сайт знакомств. Почему-то хотелось с кем-то познакомиться, пофлиртовать. И даже, возможно, заняться виртом, ëлки-иголки! Я, правда, не пробовал, но ведь всё бывает в первый раз! Ну а что? Не только всякому зверью по деревням трахаться! Я тоже хочу. Хотя бы онлайн.

Решив получить новый опыт с виртом, я создал профиль на специальном сайте, указав полностью левые данные, включая фото, и начал пролистывать чужие анкеты. Почти сразу мне прилетело сообщение от пользователя с симпатичным блондином на аватарке. Понадеявшись, что это судьба, я открыл переписку.

«Здрастуйт мальчик! Я хотет ебат твой зоп и зуп! Смотреть на меня». И фотография смуглого, кривого и короткого писюна, до самой головки заросшего чёрными волосами. Кажется, фотография симпатичного блондина была скачана из интернета, как и у меня.

Я скривился и удалился с сайта. Снова наступаю на одни и те же грабли! Ведь сам говорил про кота в мешке!

Нет, надо действовать глобальнее! Зачем мне интернет-знакомства и вирт? Мне надо по-настоящему! Решено! На выходных созвонюсь с приятелями и завалимся в клуб.

Есть у нас пара мест свободных взглядов, вот там и подцеплю свою любовь. Или просто вот понравится кто-то хоть немного — и сразу выпрыгну перед ним из штанов! Кажется, это называется «с первым встречным»? Ну и пофиг! Зато докажу, что я тоже трахаюсь, а не мучаюсь по этому лесному придурку! Я ещё ого-го! Да я… я…

И тут я неожиданно понял, что утираю злые слёзы рукавом толстовки, а они продолжают катиться из глаз.

Несмотря на эту слабость, от гениальнейшей в высшей степени идеи пойти в клуб, чтобы кого-нибудь снять и забыть эту зверину, я не отказался! «Назло кондуктору пойду пешком», вот только дождусь пятницы-развратницы! И пусть друзья только попробуют отказаться! Да я их за шкирку вытащу! Нечего дома сидеть!

Правда, когда эти самые приятели позвонили в среду днём и, спонтанно собравшись, позвали меня в тот самый клуб, на который я делал ставку, я почему-то сам слился. Не знаю, почему.

Может, потому что среда — не пятница? А месть — это блюдо, которое подают холодным? Чего торопиться? В среду — это не месть, а мстя какая-то. Нет. Я так не хочу. Я хочу, чтобы ух! Чтобы все знали, что я ого-го! Но в пятницу.

Так я провалялся всю неделю дома. Подъедал у Макса его тефтели, лупился в телевизор и изо всех сил старался не думать о сказочном лесе, его хозяине и вообще о времени, которое я провёл в той деревне.

А в пятницу я снова отказался от клуба. В голову начали закрадываться мысли, что всё это глупо. Ну кому и что я докажу? Миша об этом не узнает, а мне потом от самого себя противно станет. Плюс риск нарваться на извращенцев или заразу какую. Нафиг! В крайнем случае мои планы можно будет осуществить в следующую пятницу. Или через неделю. Или когда-нибудь потом.

В субботу днём Макс вернулся от своей девчонки, чтобы взять какие-то вещи и снова уйти к ней, только уже на все выходные. Кажется, я был прав, и они правда скоро съедутся. Вон какой довольный, и лыба до ушей. Наверное, только из кровати вылезли.

Я вздохнул. Зависть ни к чему хорошему не приведёт. Если у них всё складывается — то и очень хорошо! А я найду себе другого соседа. С Максом будем дружить, как и раньше.

— Ванëк, чего тухлый такой? У тебя куча выходных! Займись делом. Проветрись! Сидишь дома, как задрот. Ну или это… в душ хотя бы сходи, уж извини за откровенность. Ты вроде в этой толстовке с понедельника шаришься? — я хмыкнул. Вот для чего нужны друзья. Они скажут то, что постесняются другие. А я что-то и правда себя запустил. — Я сейчас сваливаю, вернусь в воскресенье вечером. Лады?

— Лады.

— Тогда гуд бай! Сходи, проветрись, правда. Там у подъезда, кстати, такой классный хаски! Умный — кабзда! Только имя дурацкое.

— Какое? — хаски в мой чёрный список не попадал, в отличие от всяких там косолапых. А имя и правда узнать интересно. Что может быть нелепей какой-нибудь понтовой Брунгильды?

— Бобик вроде. Прикинь, хаски — настоящий, с хвостом-метëлкой, как у лисы, и «Бобик», — кажется, Макс не догонял, как можно породистого пса назвать простым именем.

— Ну вдруг он по паспорту какой-нибудь Бортоломео? Или Бернардол? А сокращённо Бобик, — с моим «закадычным другом» так и было. По паспорту Туз — имя короткое, но звучное, а по-простому Тузик. В груди защемило. Интересно, хаски сейчас так же обнимается и лезет в кровать к Мишиному новому увлечению? Ведь ему не объяснить, что хозяин его — сволочь последняя и предатель.

— Да ну, всё равно стрëм. Ладно, неважно. В общем, не кисни, на радуге зависни, — Макс хитро подмигнул и наконец-то свалил, хлопнув дверью.

А я решил последовать дружескому совету и пошёл в душ. Поставил на стиральную машинку переносную колонку и включил музыку, выбрав трек погрустнее.

Петь я не умею. Вообще. Это сейчас мне «медведь» в душу плюнул. А его родственник, ещё в моем детстве, что-то сделал с ухом. Так что взаимоотношения с косолапыми у меня всегда были напряжённые.

И так как в ноты я не попадаю, то пою только в своей машине или когда дома никого нет. И только в душе — чтобы шум воды хоть немного заглушал издаваемые звуки.

Заунывная песня переключилась.

Обычно терпения моих соседей хватает минут на двадцать, а потом они начинают стучать по трубам. Так и в этот раз, с точностью повторяя за Плавалагуной её виртуозно высокие ноты, близкие к ультразвуку, я услышал металлический стук.

Вот как так? Почему мне кажется, что я пою так же, а может даже чуть лучше той синей инопланетной тëтки из «Пятого элемента», а мои соседи этого не замечают? Принижение таланта налицо!

Я выключил музыку и, завернувшись в банный пушистый халат, в клубах пара вывалился из ванной. Не русская баня, конечно, но тоже неплохо!

В дверь настойчиво позвонили. И кажется, уже не в первый раз. Блин, наверное, соседи не вынесли оперную арию в моём исполнении и пришли об этом сказать. Ëлки-иголки, неудобно-то как!

Натянув самую милую улыбку, чтобы искренне заверить разъярённых жильцов в том, что исполнитель жутких визгов живёт не в этой квартире, я открыл дверь.

Почти весь дверной проём своей могучей фигурой заслонял Миша.

— Привет. Вань, нам нужно поговорить!

Вот так просто. Вот так просто он заявляется тогда, когда я более-менее начал отходить, и говорит, что нам надо поговорить!

— Вали отсюда!

— Вань…

— Проваливай, я сказал! — заорал я и попытался закрыть дверь, но Миша просто дëрнул за ручку, и дверь распахнулась, унося меня за собой по инерции. А этот урод просто впихнул меня обратно в прихожую и зашёл сам, аккуратно прикрыв дверь и щëлкнув замком. — Ты чего творишь?! Выметайся из моего дома! Это нарушение частной собственности! — более-менее нормальное настроение испарилось без следа. Да как он смеет заваливаться без приглашения и так смотреть на меня? Словно он скучал! Сволочь!

— Вань! Давай поговорим! Ты всё не так понял!

И вот тут меня перекрыло. Это сколько же наглости нужно иметь, чтобы такое заявлять?! Меня затрясло от злобы. Адреналин взорвался в крови, и мою тушку подкинуло на месте.

Издав боевой клич команчей, я бросился на предателя.

Первым ударом я сломал ему нос. Алая кровь забрызгала стены и мой светло-серый халат. Да и похрен!

Со второго удара посыпались зубы. Штук пять, не меньше!

Хук справа — и Миша с болезненным стоном падает на колени. Кажется, я сломал ему рëбра.

Вертушка по русоволосому затылку — и мой враг повержен окончательно.

Осталось плюнуть на лежащее тело и брезгливо вытереть кулак от звериной крови. И надо бы сказать какую-нибудь короткую, но ëмкую фразу, вроде «И так будет с каждым». Эх, жаль, заранее не придумал, а эта по смыслу не подходит!

Мои волосы в идеальном порядке, халат не распахнулся, а на лице брутальное спокойствие. Как завещал Брюс Ли* — я порхал, как бабочка, и жалил, как пчела.

Вот она, моя сладкая месть!

— Вань! Просто выслушай меня! Пять минут, просто дай мне пять минут! — чуть сдавленно, но спокойно попросил Миша и меня вынесло из собственных фантазий, показав реальность: я со всей дури молочу Мишу по корпусу, но он только напряг пресс и отводит голову, чтобы я не попал по лицу. А все мои удары для него как шлепки — не более.

Но главное — по моему лицу текут злые, очень злые слёзы, рождённые болью и обидой.

— Урод! Проваливай отсюда! Мудак деревенский! Ненавижу тебя! Ненавижу! — шипел я, щедро выплëскивая всю свою горечь, которую маскировал все эти дни. Сказать правду в звериную морду — бесценно! С каждым моим ругательством Миша темнел лицом и хмурился всё больше. Ага, правда глаза колет? Ну вот и слушай! — Предатель! Извращенец! Проваливай в свой лес, ебись со своими мальчиками сладкими, медведь придурочный! Хотя, какой ты медведь?! Ты козëл! Самый настоящий козлище! Зоофил, блядь! — и тут Миша неожиданно улыбнулся. — Чë ты лыбишься? Чë ты лыбишься, я тебя спрашиваю?! Ненавижу тебя! Бесишь!

— Вижу, что тебе не всё равно, зáюшка. Это самое главное. А от ненависти до любви один шаг, – улыбнулся он и, ловко развернув меня за шкирку халата, прижал мои руки к бокам и просто понёс в комнату, прижав к своему телу, чтобы меньше брыкался.

Я продолжал ругаться, вырываться и пинаться, не гнушаясь метить пяткой Мише в пах, но всё никак не мог нормально прицелиться. Жаль, что он нёс меня лицом вперёд — возможность плеваться автоматически исчезла. Дëргаясь, как рыба на крючке, я мотал головой, желая разбить ему нос, укусить или оцарапать — неважно; но всё безрезультатно.

Миша спокойно занëс меня в комнату, сел на широкую часть нашего углового дивана и посадил меня себе на колени. Мои руки он скрестил на груди, прижав их левой лапой, а ноги зафиксировал своими коленями, не давая мне дëргаться, максимум — вибрировать.

— Выслушай меня. А потом, если захочешь, я уеду и больше никогда не появлюсь. Согласен? — выдохнул он мне в ухо, задев мочку уха губами.

— Как ты вообще узнал мой адрес, сволочь?

— Зная номер машины, это не сложно, — усмехнулся Миша, а меня накрыла новая волна злости, и я задëргался, будто по мне пустили ток. Усмехается он ещё! Козëл косолапый!

— ТИХО! — громыхнул Миша и чуть встряхнул меня. — Просто пять минут, Вань! Идёт? — я кивнул, постаравшись вложить в этот кивок всё своё презрение. Когда такой бугай держит тебя и помощи ждать неоткуда, альтернативы, кроме как слушать нет. — Я просил тебя позвонить, если надумаешь приехать! Надо было сообщить, и никакого недопонимания бы не было.

— Конечно, трахнул бы того парня в другой день, да?! Сегодня Ваня, завтра Даня. Какая, нахрен, разница?

— Нет. Я ни с кем не был всё это время, не придумывай. Просто я шесть дней жил на квартире, а не дома. Ещё в пятницу уехал из Опушково. А в мой дом сразу после свадьбы приехали Серый с Лизой. Брачная ночь, медовый месяц, точнее, несколько дней.

— Что за бред?

— Ну, вот так вот. Серый позвонил заранее, попросил. Я не могу единственному брату отказать, Вань. Пустил их.

— Нафига им вообще к тебе ехать?!

— Потому что природа, спокойствие. Лизка, она такая, за экологию. Кстати, я узнал, что такое стиль бохо. Это, если вкратце, естественность и единство с природой. Вроде хиппи, только без травки.

— Да мне похрен!

— Ну, в целом, мне тоже. Так вот… Лиза не захотела ехать на базу отдыха. Говорит, что там всë искусственное. А у меня им гостить очень нравится. Они же с Виталиком пару раз в месяц приезжают, баню топим, шашлыки жарим.

— Ехали бы на отдых! На дикий пляж!

— Вань, они свадьбу сыграли. Не у всех есть средства на свадебное путешествие. Подкопят — поедут… Я не знаю, что ты видел, но меня ты видеть не мог. Потому что меня там не было.

— Думаешь, я поверю? Ха! Бред сумасшедшего! Я твой голос слышал и парня какого-то, а не девчонку!

— Так. Я понял. Секунду, — он привстал, не отпуская меня, достал из кармана джинсов телефон и, потыкав в экран, вытянул руку. Фронтальная камера бесстрастно отразила Мишу и меня, почти лежащего на нём, с горящими глазами и торчащими во все стороны волосами.

— Здорóво, Мих! — на экране появился мужик, видимо, тот самый Серый. Несмотря на впалые щëки, отдающие синевой из-за пробивающейся чёрной щетины, было видно, что мужик он крупный. Грубые черты лица, массивная челюсть и широкие зубы открыто на это намекали.

— Привет. Серый, а Лиза рядом?

— Ща. Лизок, подойди сюда, пожалуйста! — за кадром раздались шорохи. — А вы уже разговариваете, да? Ванëк, привет, я Виталик. Мне Миха уже рассказал немного, в чём дело. Слушай, ну мы не думали, что ты приедешь. Мишка добро дал, мы и завалились, три дня из койки не вылезали, сам понимаешь, — забубнил он, весьма смущённо посматривая в камеру.

— Уже звонят? Ну-ка, дай-ка мне! — произнёс голос рядом, и я уставился на экран смартфона. Рядом с Серым появилась миниатюрная блондинка с короткой стрижкой. Росточком она доставала Виталику по грудь. Но у Дюймовочки был такой густой контральто, звучанием которого не всё мужики обладают. Почему-то сразу стало понятно, что она не из робкого десятка. — Привет! Ребята, хорош страдать ерундой! Спасибо, конечно, за хлеб-соль, но теперь мы к вам только в вашем присутствии! Ну вас нафиг! Мы-то хотели на краю мира вдвоем побыть, а сами на юного вуайериста напоролись! Надеюсь, парень, ты не сильно там залип?

— Н-нет. Я вообще ничего не видел. Сразу вышел.

— Ну тогда заканчивай делать всем мозг — и нам в первую очередь, — Лиза подмигнула, а я только хлопал глазами.

— Н-но обувь? — заткнулся я, пытаясь припомнить всё улики доказанного преступления.

— А что обувь?

— Ботинки большие стояли. Мишины, — я даже растерялся. Они всё были так уверены в том, что говорили! А на меня смотрели как на глупого ребёнка.

— Виталик! — скомандовала Дюймовочка не хуже генерала, и Серый исчез из поля зрения, чтобы через секунду показаться снова и продемонстрировать свои ботинки. Обычные ботинки, размера, должно быть, сорок восьмого. Где, блин, они их покупают?

— А ваша обувь, Лиза? Если вы были на свадьбе, то, где ваши туфли? Или сапожки там… ? Невесты же нарядные… — нет, я их всё-таки прищучу! Выведу всю шайку преступников на чистую воду!

— Ох, парень, вот ты прикопался, а? — восхитилась она и звякнула десятком браслетов на тонком запястье. — У нас свадьба. Первая. Белое платье, фата, все дела. И брачная ночь первая. Чуешь, куда я клоню?

— Э-э…

— Трахались мы, — рубанул Серый, обнажив свои широкие зубы в плотоядном оскале. — В фате, чулках и туфлях. Нам по приколу, ясно? Не все в брачную ночь подаренные деньги считают! Кое-кто использует её по назначению. И другие ночи тоже.

Я молчал, не зная, что сказать.

— Вопросы есть? — Лиза цепко просканировала меня острым взглядом.

— Н-нет.

— Ну и ладушки. Миритесь и ждите в гости к следующим выходным. Намасте! — неожиданно мягко улыбнувшись, она сложила ладони в характерном жесте и отключилась, ещё раз звякнув браслетами.

Я молчал. Неужели и правда, там был не Миша? Я же не видел его… Нет, что-то не сходилось.

— Я видел твою машину. И Тузика. Зачем врёшь, что на квартире жил, если я видел своими глазами? Или сейчас расскажешь про пришельцев, которые угнали Патриот с собакой? Кстати, где Тузик?

— У подъезда с малышнëй остался. Его там тискают и фотографируют. Минута славы, он кайфует. Не беспокойся, не убежит, – отмахнулся Миша и перехватил меня поудобнее. — Я и правда приезжал в тот день в Опушково. У бабы Веры в подвале трубу прорвало. Маленький свищ, но моментом всё затопило и пришлось котёл выключать. Представляешь деревенский дом зимой без отопления? Вымерзает всë моментально! Она позвонила мне, потому что больше некому, а я нашел мастеров и приехал к ней. Вместе с Тузиком. Мы весь день последствия устраняли и банки с соленьями-вареньями из воды вылавливали.

— Так та машина, что стояла рядом с твоей…

— Рено? Да, это машина мастеров. Хочешь, покажу их номер на сайте объявлений, вызовем сюда со всем оборудованием, и ты сам всё увидишь?

— А Тузик?

— А что Тузик? Не захотел лапы и хвост мочить и свалил из дома гулять. Тебя увидел и здороваться побежал, видимо, — я молчал, припоминая, что хаски и правда пришёл от бабы Веры, а потом ушёл в том же направлении.

— Но почему ты приехал только сейчас? Неделя прошла!

— Так я только сегодня утром узнал, что ты приезжал! Серый с Лизкой тебя не заметили. Тузик тоже промолчал, зараза. А вот баба Вера усмотрела, пока мы в подвале трубы меняли. А мне не сказала, забыла. Я же тебе после звонил, но ты телефон выключил, а скайп недоступен! Уж извини, но после того, как ты месяц увиливал от любой встречи, я подумал, что ты больше не хочешь меня видеть. И я принял твоё решение. Даже… кхм… неважно. А сегодня баба Вера пришла с ватрушками и про тебя спросила. И обмолвилась, что ты приезжал. Вань, я думал из неё всю душу вытрясу, пока подробности узнаю! И сразу сюда рванул. Ватрушки те так на столе и остались. Ну а адрес я ещё давно узнал. На всякий случай.

Я молчал, боясь поверить. Неужели я так тотально ошибся? Ëлки-иголки!

— Не веришь? Вот, смотри! — Миша понял моё молчанье по-своему и снова потыкал в смартфон, отдавая его мне в руки.

На экране появилась картинка: на Мишиной кухне за столом сидит баба Вера в своём ситцевом платочке и цветастом халате и напряжённо всматривается куда-то в сторону объектива.

— Мишаня, а куды смотреть-то? — озадаченно спросила она.

— Вот сюда, — голос Миши, который снимал видео, прозвучал громче бабы Веры, а по камере пару раз стукнул палец, закрывая изображение.

— Агась, поняла, — баба Вера сосредоточенно уставилась в объектив, не отводя пристальный взгляд голубых глаз. Она так старалась смотреть в кружок камеры, что её зрачки самую малость собрались «в кучку».

— Уже можно, говори. Запись идёт, — разрешил со вздохом Миша, и бабулька встрепенулась.

— Я, Игнатьева Вера Васильевна, одна тысяча тридцать восьмого года рождения, проживающая по адресу…

— Баб Вер, Ваня тебя и так узнает, — хмыкнул Миша. — Давай по делу.

— Агась. Поняла. Так вот… Я обещаю говорить правду, только правду, и ничего кроме правды! — торжественно начала она, сев по стойке «смирно». За кадром послышался горестный вздох Миши. — Со всей ответственностью заявляю, что видáла Ванюшкину машину в понедельник, примерно около десяти часов утра. Данное автотранспортное средство с госномером З499ЯЦ 77 направлялся в сторону проезжей части.

— Баб Вер, не бывает таких номеров, — простонал Миша и я мысленно увидел, как он делает характерный жест «рука-лицо».

— А я видела! Вот будет тебе девятый десяток, тогда и поговорим, чаво ты увидишь с соседнего участка! — огрызнулась бабулька и продолжила: — Доложить об энтом факте посещения своему соседу и другу, Михаилу Разумовскому, я забыла по причине преклонного возраста. И из-за труб этих проклятущих, будь они неладны, — на мгновение баба Вера выпала из образа идеального свидетеля. — Кхе-кхе… Таким образом, признаю: факт наличия гостей в лице Ванюшки был! Мишаня о приезде зазнобы знать не знал до сегодняшнего утра. Пока меня склероз не отпустил. Клянуся! — и она дважды ударила себя сухоньким кулачком по тщедушной груди, подняв затем ладонь. Кажется, этот жест я видел у Шелдона Купера в сериале «Теория большого взрыва». Прикол. Баба Вера что, смотрела «ТБВ»? Может, она ещё и на клингонском шпарит?

— Вот. А теперь время записи посмотри, — тихо попросил Миша и снова будто случайно задел моё ухо. Я потыкал пальцем в экран. Четыре часа назад. Сразу до того, как выехать в Москву.

— Но я думал… и лепестки роз на полу… — растерянно пробормотал я, понимая, что все мои доказательства рассыпались в пыль. Значит, я ошибался. А это значит, что… Ëлки-иголки!

— Вань, ну где лепестки роз на полу, и где я? — улыбнулся Миша и прижал меня крепче, зарываясь носом в мои ещё чуть влажные волосы. — А теперь самый главный вопрос. Зáюшка… Ты приезжал, чтобы остаться? — его руки расслабились и скользнули по моим плечам, оглаживая их под толстой махровой тканью.

— Д-да… Я хотел.

— А сейчас? — хрипло спросил он и обвел губами хрящик ушной раковины, заставив меня поëжиться от нежной ласки.

— А сейчас посмотрим на твоё поведение. Кстати, что ты имел в виду под тем «даже»? Ну, когда говорил, что «принял моё решение не общаться и даже…» – что «даже»? — Миша молчал. — Эй? Расскажешь?

— Хорошо. Через два дня после свадьбы Серого и Лизы, когда я ещё был на квартире, я понял, что общаться ты вообще не хочешь, а потому сменил номер и удалился из скайпа. Я разозлился и позвонил в то заведение, где оказывают интимные услуги. Попросил прислать стройного молодого человека, светло-русого, с голубыми глазами. И попросил, чтобы он представился Иваном.

— Ты заказал проститутку, похожего на меня? — меня словно по голове ударили, и я уже не знал, плакать или смеяться.

— Ну да, заказал. Но посидел, представил, что вот сейчас кто-то незнакомый придёт, а я буду сам себя обманывать, окунаясь в воспоминания, и отказался от этой идеи. Вань, я отменил заказ минут через пять после оформления. Тот парень даже выехать не успел. Доказать нечем, кроме детализации звонков, но я прошу просто поверить мне.

Я закрыл глаза. Конечно, мне обидно, что пока я сидел дома, Миша пытался кого-то заказать. С другой стороны, ведь он ждал меня месяц, а я не давал ни единого намёка, только отмазывался. Более того, я и сам хотел заняться сексом с Сержем, барменом из бара. Чем такой случайный секс лучше вызова проститутки? Ничем.

А ещё я зарегистрировался на сайте знакомств, желая словить вирт и хотел пойти в клуб, чтобы кого-нибудь снять. Ëлки-иголки, а вот про это Мише, наверное, лучше не знать. Счёт 1:3, я веду.

— Вань, ты мне веришь?

— Верю. Но номера того заведения сотри.

— Конечно. Вань…Мальчик мой… Зáюшка, ты поедешь с нами? Мы с Тузиком специально приехали за тобой. Не всë будет просто, но давай попробуем? Что скажешь?

Миша развернул меня к себе лицом и, не отрывая взгляд от моих глаз, пробрался горячими ладонями под халат, чтобы жадно шарить по телу. Намеренно задевая чувствительные соски, он заставил меня выгнуться навстречу, открыв шею и ключицы.

Оказывается, в халатах, если их носить на голое тело, есть куча преимуществ. Всего через минуту на мне из одежды остался только махровый кушак, на котором повисла остальная ткань.

Миша настойчиво оглаживал мои плечи, пробегался пальцами по груди и сжимал бëдра, задавая направление и заставляя елозить ягодицами по его бугрящейся ширинке. Моя кожа пылала от его прикосновений, а в голове билось только одно желание — чтобы он продолжал.

Грубоватая ладонь обхватила мой член одновременно с поцелуем, отчего где-то внутри меня взорвалась небольшая вселенная. Перед прикрытыми веками всё поплыло.

Поймав ритм, я уже сам двигал бëдрами, одновременно потираясь о ширинку и толкаясь в Мишин кулак. Свои руки я закинул ему на шею для дополнительной опоры и утонул в ощущениях. Все внутренности скручивались в пружину, собирая напряжение всего тела в одном месте.

— Ванечка… мальчик мой нежный, — выдохнул Миша, целуя меня в шею, когда я откинул голову назад. — Ты же хороший мальчик?

— Д-да…

— Тебе нравится, когда я делаю так?

— Д-да…

— А так?

— Д-да…

— А хочешь ещë, маленький?

— Д-да…

— А поедешь со мной?

— Да…

— И мы будем заниматься любовью?

— Да!

— Обещаешь?

— Да! Скажи, как это будет! Скажи мне…

— Нежный мой, ласковый, любимый… Бархатный и такой чувственный! У меня перед глазами темнеет, насколько я тебя хочу, зáюшка! Хочу подготовить тебя для себя, растянуть. Хочу, чтобы ты стоял на коленях и раздвигал ягодицы руками, как тогда, в первый раз. Хочу жëстко трахать тебя, чтобы ты кричал подо мной, цепляясь пальцами за простынь! Зáюшка мой славный… — Миша жарко нашёптывал мне непристойности, и меня вело от этих стыдных, но искренних желаний! В голове проносились яркие картинки, и я понимал, что да, я хочу всё именно так, как рычит мой «медведь». — Хочу натянуть твой рот, из которого недавно вылетали оскорбления в мой адрес, на свой член, и трахать тебя, держа за волосы. Хочешь?

— Да!

— Хочу, чтобы твой острый язычок порхал по уздечке, а потом толкнуться в тебя до самого горла, на секунду перекрывая кислород, — хрипло шептал он в ухо и наверняка чувствуя, как меня колотит.

— Да!

— Хочу накачать тебя своей спермой, чтобы она вытекала из растраханной дырочки и струилась по бëдрам. Или на губы. Безумно хочу кончить на твои губы, чтобы сперма стекала с подбородка. Ты позволишь мне это, зáюшка?

— Да! — я уже мог только хрипеть, чувствуя приближение конца.

— Тогда кончи для меня! — рыкнул он, ускорил движение ладонью, и моë тело свело судрогой. На живот Миши брызнула горячая сперма. — Хороший мальчик… Самый лучший… Зайчик пушистенький, — бессвязно бормотал он, покрывая мои плечи колючими поцелуями.

Я расслабленно развалился на «медведе», как мешок с картошкой. Напряжение было сброшено, и блаженная нега растащила меня, как амëбу. Единственное, что я мог — глупо улыбаться и держать свои слюни при себе.

— Какой ты красивый, мальчик мой! — Миша укачивал меня, как маленького ребёнка, и мягкими движениями пальцами водил по спине. Кажется, я даже начал засыпать…

Внезапно в подъезде что-то оглушающе громко завыло. Я подскочил на Мише и прикусил язык от неожиданности. Ëлки-иголки! Неужели в Москве появились оборотни? Душераздирающий вой повторился, отражаясь от стен и увеличиваясь из-за эха многократно.

— Твою мать! Вань, я совсем забыл про Тузика! — Миша чмокнул меня во вспотевший от испуга нос и быстрым шагом направился к двери. — Тузик! Ко мне! — из подъезда послышался приближающийся цокот когтей. — Что, еле вырвался от детишек и ретировался в подъезд? Иди, поздоровайся с Ваней! — прогудел Миша, пропуская пса в квартиру.

Ëлки-иголки! Таким красивым я Тузика ещё не видел. Шею обхватывал красивый кожаный ошейник с биркой, где указано имя хаски и контакты хозяина, а вот на серой шерсти в самых разных местах висели яркие заколки-крабики, которые обычно вплетают маленьким девочкам в причёски. Несколько прядок шерсти были собраны в хвостики и торчали в разные стороны.

— Это вы для Москвы так прибарахлились? Чтобы быть в тренде? — я со смехом потрепал хаски по загривку. Пëс встряхнулся и заколки посыпались на пол.

— Нет. Там детишки во дворе спонтанно решили поиграть в парикмахерскую. Тузик, видимо, пал жертвойкрасоты и стиля, — гулко рассмеялся Миша. — Ну что, собирай вещи? Поехали?

— Я ещё не принял окончательное решение, — задумчиво протянул я, судорожно вспоминая, что именно нужно взять и куда я зашвырнул спортивную сумку.

— Принял.

— Когда это?

— За минуту до того, как кончить у меня в руках, зáюшка! — «медведь» подошёл и не спрашивая поцеловал. — Я спросил, а ты согласился. Припоминаешь?

— Д-да… Кажется, — внутри всё затрепетало. Неужели я сейчас уеду? С ним? В Опушково? Поверить не могу… Блин. А сумку-то Макс забрал, когда одежду собирал!

— Славно. Тогда давай собирать вещи. У меня большие планы на эту ночь. Кроме своего согласия на поездку, ты мне ещё кое-что пообещал. Помнишь? А обещания всегда нужно сдерживать, — хитро поблëскивая глазами произнёс он и поцеловал меня ещё раз.

Ëлки-иголки, да ну и пофиг на эту сумку!

В пакетах всё довезём!