Третий знак киберкалипсиса [Андрей Александрович Матвеев] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (42) »
Андрей Матвеев
Третий знак киберкалипсиса
1. Я боюсь луны. У нее всегда холодный свет, какого бы цвета она ни была - желтого, красного, белого. Когда луны нет, то я сплю спокойно и вижу сны. Даже когда она уже есть, но еще не такая огромная, как в полнолуние, то сны приходят ко мне, и тогда по утрам я обязан рассказывать Старшей Матери, что мне приснилось. Это одна из моих работ. Вторая - ходить, как и все мужчины, на охоту. Но я еще не мужчина, поэтому матери не стесняются меня и говорят при мне обо всем, даже о том времени, когда все было иначе и еще был искусственный свет. Я не знаю, что такое искусственный свет. Хотя знаю, как светит луна и как это делает солнце. А еще знаю тот огонь, что горит в больших старых бочках. Раз в три дня одну из бочек заливают водой, чтобы остыла. Потом ее снова наполняют вонючей жижей и поджигают. Сегодня с утра Старшая опять говорила о бочках, а потом увидела меня и зашипела. Я испугался - у меня в голове не было ни одного сна, чтобы рассказать ей, ведь луна этой ночью была огромной, почти в половину неба. Все мужчины уже ушли на охоту, а Старшая Мать смотрела на меня и все шипела, как большая летняя змея, которую случайно потревожили, когда она лежала и грелась на солнышке. Самая младшая из матерей, Монка, сжалилась и велела мне идти за рыбой. - Тимус, - сказала она, - не кукожься и сходи к ручью. Может, тебе повезет, и у нас будет рыба! Ей на плечи вспрыгнул котоголов и внимательно посмотрел на меня. Котоголовов я боюсь почти так же, как луны. Хотя иногда думаю, что даже больше. - Он покажет тебе место! - сказала Монка и вдруг улыбнулась. Котоголов осклабился и показал зубы. Внешне они действительно похожи на кошек, только вот головы у них какие-то странные, иногда кажется, что на кошачью морду надели маску обиженного ребенка. И они не умеют мяукать, а кричат. Высокими, пронзительными голосами. Иногда - жалобными, но чаще - резкими и требовательными. Порою - угрожающими. Совсем редко - довольными. Этот котоголов мрачно повертел башкой. Посмотрел на Монку, потом на меня, затем опять на Монку и вдруг принялся что-то шептать ей на ухо. Ну, будто шептать. Но она стояла довольная и чуть не жмурилась, а потом подняла руку и почесала ему за ухом. - Иди, - сказала она непонятно кому, - а то поздно будет! Звереныш спрыгнул на землю и приблизился ко мне. Посмотрел своим сморщенным личиком и вдруг подмигнул. И побежал по тропинке, ведущей в лес. Я потащился за ним, хотя больше всего мне хотелось лечь сейчас где-нибудь на солнышке, свернуться в клубочек и задремать. Чтобы внезапно бабочкой прилетел сон, а я смог бы его поймать. Охота и рыбалка - это удел всех мужчин, а сны в нашем поселке вижу только я. Почему так - никто не знает, просто когда-то давно, зим так пять-шесть назад, я внезапно проснулся оттого, что мне стало очень больно, что-то давило на голову и глаза, и я заплакал. Одна из матерей, дежурившая в ту ночь по жилищу, подошла ко мне и стала допытываться, в чем дело. И я вдруг вспомнил, что во сне я заблудился где-то далеко-далеко, где не было деревьев. Одни дома, огромные и серые, с пустыми, черными окнами. Больше в том первом сне, который я помню, ничего не было. Разве что ветер. Он подул внезапно и принес целую кучу всякого мусора. Да и проснулся я, оттого что какой-то дрянью залепило лицо, стало давить на голову и глаза. - Ерунда! - сказала Мать, когда я рассказал ей, почему плачу. И добавила, что все это выдумки и нет таких мест на свете, где стояли бы такие высокие серые дома да еще дул бы такой ветер. Вот только к обеду ветер поднялся, и нам всем пришлось забраться в жилище. В тот день дуло настолько сильно, что несколько бочек перевернуло, и лес начал полыхать от высвободившегося огня. Мне пришлось подносить воду, как и остальным пацанам. Мужчины заливали огонь, мы таскали воду. Женщины сторожили жилище, матери командовали: что, кому и как делать. Когда пожар затушили, Старшая Мать подозвала меня и попросила еще раз пересказать сон. И с тех пор каждое утро я должен рассказывать ей свои сны, а она слушает и кивает головой. Я боюсь Старшей Матери. Она никогда не улыбается и смотрит так, будто я всего лишь шишка на лесной тропинке. Шишку можно поднять, можно пнуть ногой, на нее можно наступить, а можно и просто не заметить. А еще шишки надо собирать и скармливать огню. Не тому, который в бочках, а другому - маленьким костеркам, возле которых так хорошо сидеть и греться, смотря на языки пламени. От шишек начинает валить густой дым, зато пропадает вся мошкара. Хотя сейчас ее уже и так нет, лето закончилось, стоит осень. Еще не поздняя, холодная и с инистыми утренниками, а ранняя и желтая. Как-то раз Монка назвала ее «желтое лето». Иногда мне хочется, чтобы именно Монка была моей настоящей матерью, хотя она слишком молода для этого. Говорят, когда-то у каждого были свои мать и отец. Я иду по тропинке за котоголовом и думаю: это очень странно, знать, что вот эта женщина - твоя мать, а вот этот
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (42) »
Последние комментарии
1 день 20 часов назад
2 дней 37 минут назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 5 часов назад