У любви свои планы (СИ) [ОчумелаЯ Лина] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 “В темноте” ==========

Величественное здание, вековой замок, в котором хранятся секреты, тайны и история семьи, которой уже нет.

Теодор остался один, совершенно один. Тот, кто был близким, стал дальше чем звёзды, а потом сгинул в чужой мести, исчез с лица земли. Теодор помнил отца, но не понимал.

Отец любил его, несмотря на свою приверженность к Тёмному Лорду. Однажды он ему сказал: «Никогда не иди за властью, тот, кто обещает тебе весь мир, сделает своим рабом. Живи только своим умом, не поклоняйся никому. Сохрани величайший дар — свободу.»

Слова отца он помнил и ненавидел Волан-де-Морта, режим, что он создал, людей, которых он поработил.

Величественные семьи распадались из-за того, что подчинялись какому-то полукровке, с жаждой кровавой власти. Волшебники шли за ним от страха, ради власти, ради величия и собственных мелких выгод, проливали кровь и исчезали в тёмной бездне небытия.

Он знал, что всё окончится именно так. Одержимость разрывает человека на куски, он становиться слабым от собственной зависимости. Лорд сгинул и потянул в бездну своих последователей, тех, кто служил верой и правдой, и тех, кто жаждал нового уровня власти.

Теодор сидел у камина и смотрел на пламя, которое плясало, словно было высшей властью над жизнью.

— Агуаменти!

Языки огня затрещали, словно огрызаясь, злобно зашипели и исчезли. Всё погрузилось в темноту, огонь был единственным источником света в этой комнате.

За темнотой обязательно приходит холод, потому что огонь дарует свет и тепло, и он — это власть. Но Теодор был уверен, что может противостоять этому. Он волшебник, может согреться и осветить себе путь с помощью магии. И ему не нужен огонь. Ему не нужна власть…

Он уснул, вот так в кресле у потухшего камина, и во сне он слышал её голос, видел её руки и даже ощущал запах. И это была единственная власть над ним, терпкая и нежная одновременно. Власть женщины над мужчиной самая непреодолимая из всех, и он это признавал.

Он проснулся среди ночи от неудобного положения, и открыв глаза понял, что находится в густой темноте. Нужно только сфокусировать взгляд и привыкнуть, даже в темноте ты обязательно увидишь очертания силуэтов, надо только сосредоточиться.

Теодор различил силуэт стола, камина, книжного шкафа и снова погрузился в сон.

Он был удовлетворён тем, что может победить такие незначительные препятствия, совладать с собой, не растеряться и полностью доверять только самому себе. Он специально создавал себе неудобства, по возможности уходил от комфорта, чтобы потом ни в чём не разочароваться и быть готовым ко всему.

И он был готов к тому, что та, о которой он думал, та, что приходила к нему во снах, даже в них никогда не приближалась к нему, не трогала его, и исчезала как только он протягивал свою руку. Он знал, что это препятствие он не преодолеет, но не мог перестать чувствовать. Чувства — это то, что контролировать становится с каждым дней сложнее.

Когда эти чувства появились он не заметил, они подкрались незаметно, словно на цыпочках, и в один миг накрыли его невидимым покрывалом. Он слабо представлял что такое любовь, и знал её только от отца. И то, любовь от него была в виде почестей и богатства. Отец не умел любить по-другому. Он оберегал своего сына и вкладывал в него вековые знания и наследие своего рода, связи и умение выжить. Нежность и заботу Теодор не знал с детства. И когда он почувствовал что-то к ней, ему казалось что это любовь. Та самая, которая приходит однажды и остаётся на всю жизнь. Он действительно так думал, и казалось, что нужно просто подождать.

Время играет важную роль, порой оно расставляет всё по своим местам. Иногда, упустив время, больше невозможно ничего вернуть, а иногда наоборот, стоит только подождать, и со временем всё получается именно так, как ты хочешь. Теодор выбрал третий вариант, и спокойно ждал, присматривая за ситуацией.

========== Часть 2 “Я, не она” ==========

Теодор шёл по какому-то магловскому району, шаг за шагом отдаляясь в никуда. Он не знал куда идёт, и не знал к чему придёт в самом конце. И мысли эти были не об улице, и не том неизвестном пути, по которому он сейчас шёл. Ведь он точно знал, что время, с которым он играл и на которое возлагал надежды, просочилось сквозь пальцы.

Теодор знал: та любовь, которую он нарисовал в своей голове, никогда не существовала.

Гермиона не будет принадлежать ему, не будет его любить, потому что её голова, душа и сердце были заняты другим.

Ему казалось, что он должен ненавидеть Малфоя, должен что-то сделать, уничтожить, растоптать, стереть его, но ненависти он не испытывал. Потому что сделать больно Гермионе он не мог, и Малфою тоже не мог, потому что тот стал частью Гермионы и её миром, светом, сердцем.

Иногда он вспоминал тот мир, который ему показывал отец. Где правят ненависть, безразличие, эгоизм, и умение идти по головам. Но Теодор не хотел, он знал, что счастье — оно не в разрушении, и решил, что больше никогда не сделает чего-то, чего она не захочет.

Пусть будет так, как есть, а он переживёт.

Он дышал холодным воздухом, пропуская через себя, и ёжился от этого ощущения. Теодор не любил холод. Ему нравилось тепло, он любил тёплое время года, солнце и таких тёплых людей, как она.

Он продолжал идти, игнорируя холод, и не стал доставать волшебную палочку, чтобы согреться, он всё ещё тренировал себя.

Он учился не испытывать страха, чувства дискомфорта от холода, и не нуждаться ни в чём, без чего он может обойтись. Единственное, что ему было нужно — это волшебная палочка, потому что он был Волшебником, и не собирался ничего менять.

Резко появилась громко нарастающая музыка, и он знал, что такие заведения называются ночные клубы, увеселительные заведения для маглов.

«А почему бы и нет?» — сам себе задал этот вопрос Теодор, и пошёл на этот теребящий нервные клетки звук.

***

Он проснулся от какого-то странного, жужжащего звука. Открыв глаза, осмотрелся и резко вскочил с кровати. Комната, в которой он находился, была ему не знакома. А в голове что-то сжималось и странно болел глаз, какая-то пульсирующая, неприятная боль.

Картинки воспоминания пролетели в его голове так быстро, что он сначала даже не смог разобраться, что происходит.

Музыка. Теодор вспомнил ночной клуб, и алкоголь, много алкоголя. Магловские напитки были приятными, обжигающими и казалось похожими на такие, к каким он привык, но почему же так плохо? Эффект был не таким, как обычно, и это было странно. Неужели Маглы пьют это, чтобы потом умирать от боли?

Он хотел выпить пару зельев, но понял, что находится… Понятия не имел, где он находится, но оглядевшись он понимал это — магловский дом.

Этот неприятный, жужжащий шум закончился и наступила тишина. Теодор ещё раз осмотрелся и понял, что он находится в очень светлой и уютной комнате бежевых оттенков. Здесь всё было мягкое, нежное и пахло цветами.

Яркий свет, громкая музыка, какая-то стойка, маглы называют это бар. Да, всё точно также, как и у них, только нет волшебства. И кто говорил, что они совершенно другие? Такие же, точно такие же, как и волшебники, просто всё немного сложнее.

Он вспомнил как к нему подошла девушка. У неё были красивые волосы и очень мягкая улыбка.

— Доброе утро? Ты извини, я, наверное, тебя разбудила. Просто встаю очень рано, потому что нужно выгулять собаку, а потом в университет, — нежный голос прерывал его воспоминания.

Посмотрел на ту, которая вошла, он понял — это та самая девушка с красивыми волосами и мягкой, трогательной улыбкой. Она держала в руках поднос, и Теодор ощутил приятный аромат.

— Что это?

— Это кофе и тосты с сыром. Извини, я не знаю, что ты любишь, — она снова улыбнулась.

Теодор откинул покрывало и понял, что обнажён. Это было бы понятно, ведь он провёл ночь в чужом доме, с человеком противоположного пола, и совершенно не помнил той самой ночи. Но всё-таки было некомфортно, и это чувство посетило его впервые за долгое время. И он постарался не показывать ей свое удивление и странную реакцию.

— Извини, а где моя одежда?

Девушка смутилась и на минуту её улыбка исчезла, а потом она снова улыбнувшись, засмеялась.

— Всё в порядке! Ты мне ничего не должен, и если хочешь, всё останется как есть. Мы сейчас выйдем, как будто ничего и не было. Я всё понимаю, ничего страшного, — но в её голосе была какая-то тихая грусть.

— Нет, ты не поняла,— он старался сказать это мягче, — Я просто ничего не помню, и у меня очень сильно болит голова, потому что даже не знаю, что пил. Я впервые был в таком месте, и алкоголь, я впервые пробовал такой алкоголь.

— Такой? — она пожала плечами. — Обычно я тоже не люблю, — она запнулась на минуту. — Но вчера… Я рассказывала тебе, но ты наверное не помнишь. Человек, которого я любила предал меня, изменил, и я подумала, мне посоветовали, что… — она прервалась. — Пей свой кофе, и если ты не любишь сыр, то я могу тебе сделать просто тост с маслом. Приятного аппетита, Теодор.

И она как ни в чём не бывало стала заниматься своими делами. Открывала ящики, доставала одежду, открыла окно, и он слышал как где-то отдалённо журчит вода. Потом она принесла его одежду.

— Ты знаешь, вчера, увидев тебя в таком костюме, я была очень удивлена. В ночной клуб, как на бизнес встречу — это было странно и необычно.

— О, значит дело всё в костюме, буду знать, — он наконец улыбнулся и расслабился. — Послушай, я ничего не помню. Смутно и эпизодами. Но когда я проснулся, до того как ты вошла, я вспомнил тебя, твои волосы, твою улыбку. Я не помню, что было ночью, и вообще мне кажется, что моя голова сейчас разорвётся на части, но я никогда ни о чём не жалею. И спасибо тебе за то, что было.

Она улыбнулась и засмеялась, звонко, и очень нежно. Так что Теодор больше ни о чём не думал.

Он взял свою одежду и встал. Он больше не стеснялся своей наготы, потому что понимал, что с этой девушкой у них всё уже случилось и время не повернуть вспять.

Когда он привёл себя в порядок, оделся, то подошёл к ней. Девушка сидела у зеркала и расчёсывала свои красивые волосы: они были каштанового цвета с медным оттенком. Он дотронулся кончиками пальцев до них.

— У тебя очень красивые волосы!

— Ты мне говорил. Как у неё. У меня волосы, как у неё.

Эти слова словно стрелы проникли в сознание Теодора, и он всё понял.

— О, эти напитки не только стирают память, ну и развязывают язык. Нет, твои волосы красивее, их оттенок другой, и ты другая.

— Да, я другая, и я — не она, а ты — не он. И для меня это впервые, когда я привожу кого-то в свой дом, — она замолчала и улыбнулась самой себе, своему отражению. — Но всё случилось, и мне ты нравишься, просто так. Мы можем с тобой никогда больше не увидеться, но я буду вспоминать, что ты подарил мне столько тепла, которого мне хватит на целый год. Спасибо, Теодор, — она улыбнулась снова, откинув свои волосы назад так, что они коснулись его и он почувствовал этот нежный, цветочный запах.

========== Часть 3 “Веление души” ==========

Теодор отпустил Гермиону в тот момент, когда написал ей письмо. Он все объяснил, и обязательно постарается исправить. Нельзя вмешиваться во что-то, что не подвластно ему.

Ему были неподвластны чувства Гермионы и Малфоя, и он сделал несколько шагов назад.

Он уже не знал, что испытывает, но не мог игнорировать то, что чувствует она. И он сделал шаг навстречу им, что означало сделать несколько шагов назад для себя.

Он погрузился полностью в свою жизнь, выстраивание стратегий и дальнейших планов. Следующий год для него — это год обучения в высшей школе волшебства, потом снова Министерство, новый отдел и карьерная лестница, по которой он хотел подниматься и только вверх.

Вечерами он много читал, и не только книги из библиотеки мэнора Ноттов, а также те самые, обычные, магловские.

Он уже несколько раз ходил в магловский кинотеатр и смотрел фильмы. В компании с разными девушками. Каждая была прекрасно собой и своим внутренним миром. Маглы стали его досугом.

Но он так и не смог перейти ту грань, которую он перешёл тогда, в ту ночь, с той девушкой с красивыми волосами и мягкой улыбкой.

Что-то мешало ему, как невидимая тонкая цепь, что держала его на привязи.

Одним вечером он познакомился с девушкой, совершенно противоположной той, с кем он провёл ночь, и той, о ком запрещал себе думать. Её волосы были светлые, а глаза светло-голубые, она непринуждённо общалась и часто смеялась. Она пригласила его к себе, и это был абсолютно другой дом, в котором царил бардак и пахло краской. Он впервые был натурщиком и впервые видел как работает художница, и эти несколько часов были для него благодатными. Теодор запоминал её черты лица так же, как она его. У них ничего не было, и они остались добрыми знакомыми, но то, что между ними было, для него значило намного больше.

Никто из этих девушек даже не знал, что испытывают Теодор когда общается с ними, что каждый раз он ставит точки между тем миром и тем воспитанием, которое получил.

Ещё одно знакомство произошло случайно в парке, одним тёплым вечером. Эта девушка также пригласила его домой, но это был другой дом, с множеством квартир и видом с высоты. Прикасаясь к ней, он не испытал совершенно ничего, и рассказал ей о том, что чувствует. Они проговорили несколько часов, каждый из них рассказал свою историю, а потом она научила его готовить пиццу. Это было удивительно и необычно для него, она постоянно смеялась. Ей было весело смотреть, как он натирать сыр или удивлённо открывает холодильник. Ей было весело, а ему спокойно.

Так протекала жизнь Теодора Нотта, и с каждой минутой отдаляла его от Гермионы Грейнджер, и он даже не замечал, что всё налаживается.

***

Где-то в глубине души Теодор прятал желание быть с ней.

Возможно, чувство Гермионы останутся без ответа, и тогда у них непременно что-то может получиться. Не потому что он был неуверен в её чувствах, а потому что он не доверял Малфою.

Все эти годы он для него был человеком загадкой, непредсказуемым и совершенно нечитаемым. Его эмоции трудно было предугадать, а поступки были порой внезапными. Так и его чувства к Гермионе оказались неожиданными. Нотт всё ещё не был в нём уверен, и казалось, что мираж под названием Гермиона Грейнджер может оказаться реальным.

Но сегодня, когда Малфой предложил Гермионе сходить с ним в книжный магловский магазин, Теодор понял — всё потеряно навсегда, потому что для Гермионы это был шаг навстречу к ней и её миру, и десять шагов вперёд от их совместного прошлого.

Это был ход конём, который Малфой грамотно сделал. Делал это он специально, или просто хотел приблизиться к Гермионе, Теодор Нотт не знал наверняка. Только вот знал точно, что этот шаг их обязательно сблизит.

Он не почувствовал ярости внутри, или сердца, разбивающегося на куски, просто опустошение и тишину в голове.

Сразу после книжного клуба он оказался в своём родном Нотт мэноре, в этих тёмных стенах, в полумраке и с запахами прошлого. Он хотел побыть наедине, и ни один домашний эльф не посмел бы нарушить уединение Нотта.

Так он провёл несколько часов в полной тишине и бездействие. А потом вспомнил мягкую улыбку и красивые медные отливы волос, и ему непременно захотелось снова оказаться в том доме. Он решил, что веление души нужно непременно исполнить, и аппарировал.

========== Часть 4 “Близость” ==========

Теодор стоял на пороге крыльца, смотрел на дверь её дома и думал: зачем он здесь оказался?

Желание было таким неоспоримым, таким колющим, что он даже не думал сомневаться. И вот, он тут.

Может быть, её нет дома, ведь он понятия не имел чем она занимается. То, о чём она ему рассказала тогда ночью, он не помнил, но узнал из рассказа утром, что её предал возлюбленный. Это всё, что он знал о ней.

Теодор понимал, что такая боль и одиночество повлияли на её поступок. Опрометчивый, необдуманный, но именно это решение свело их, даже если на одну ночь.

И это уединение совершенно с посторонним мужчиной, за которое он её не осуждал. Теодор вообще никогда не осуждал. Каждый человек решает что ему делать, и с кем ему проводить время. И эта ночь была для неё необходимой, а для Теодора осталась тайной. Он так ничего и не вспомнил.

Он так и стоял бы на пороге её дома, в тишине приближающейся ночи. Она открыла ему сама, возможно, видев его из окна или испытав то самое предчувствие.

— Проходи, я могу накормить тебя ужином, или мы можем просто попить чаю. Я рада тебя видеть, Теодор, — всё та же мягкая улыбка.

Он вошёл, и с порога почувствовал цветочный запах и светлый уют этого дома. Теодор был рад её видеть, рад тому, что послушал своё внутреннее чувство и вот сейчас он здесь.

— Я просто захотел тебя увидеть, особо не думал.

Она улыбнулась ему и поставила чашки на стол.

— У меня есть травяной чай, правда не знаю, любишь ты… — он прервал её.

— Я люблю чай, и не люблю алкоголь, особенно… — он запнулся, чтобы не сказать магловский, и добавил — После прошлого раза не люблю вообще. Знаешь, я предпочитаю помнить все события, которые происходят в моей жизни.

Она смущённо улыбнулась и робко посмотрела на него.

Она была красивая. Её кожа с лёгким загаром была тёплой и манящей, а эти игривые веснушки на носу… Глаза такие большие и, несмотря на боль и пережитое расставание, весёлые. Робкие движения, и этот навязчивый цветочный запах, который ему очень нравился.

— Я могу остаться на ночь?

— Да, оставайся. Я живу одна, ты мне не помешаешь, даже наоборот.

Они пили чай, говорили обо всём, о том, что не касалась их двоих. Просто обо всём простом, и совершенно неважном.

Она рассказывала ему как нужно правильно заваривать чай, о том как недавно съездила в Индию. Ему нравились подобные истории, многие он не понимал, потому что не знал всех тонкостей магловского быта, но ему было интересно.

Он хотел рассказать о себе, но не знал с чего начать, ведь многого рассказать он не мог, а говорить что-то было нужно. Врать ему не хотелось, впрочем, Теодор это дело не любил и не умел, а чтобы придумывать, на это нужно было время. А время всё так же торопилось, и за ночью следовало утро. Утром всегда всё по-другому.

Теодор любовался ей, и в один миг, когда она встала и пошла что-то взять, просто встал и подошёл к ней так близко, что её запах одурманивал. Он дотронулся ладонями до её скул, провёл по ним большими пальцами, словно проверяя её реальное существования. Она прижалась к нему, словно ждала этого, и её руки проскользнули по его спине. Это движение было доверительным, он понял, что она хочет того же, чего хочет он.

Теодор взял её за талию и, приподняв, посадил на стол. Её мягкие губы, жаркое дыхание, закрытые глаза и снова этот запах, который обволакивал и будоражил его изнутри. Его мысли словно остановились, и он слышал только её дыхание: мелодичное, прерывистое.

Всё произошло очень быстро.

Он даже не помнил как сжал её бельё в своей руке и скинул на пол, а она поддавалась ему, каждое движение говорило о том, что она согласна. Это молчаливое согласие было для него бальзамом и возбуждало ещё больше.

Всё продлилось недолго, ритмичные толчки и её стон. Казалось, это не может закончиться. Но это кончилось в один момент. Он прижал её тёплое тело и окунулся в аромат её волос. Они были мягкие и, теряя равновесие, он уткнулся в них, ладонями упираясь в стол, удерживая самого себя.

— Прости, я не знаю, что должен говорить, но кажется я сделал что-то неправильное.

— Если ты про этот казус, то не переживай, я принимаю таблетки.

— Что?

Она своими тёплыми ладошками как бы отодвинула его, и мягким взглядом, всё таких же улыбающихся глаз, посмотрела на него.

— Теодор, ты не перестаёшь меня удивлять своими странными вопросами, но мне это нравится. Противозачаточные таблетки, женщины иногда их принимают, чтобы не забеременеть. Нежеланная беременность, понимаешь? — она вздохнула.

— Извини, я понял, просто…

— Не то, чтобы я не хочу ребёнка. Просто, я не хочу вот так… Ты знаешь, я всё-таки человек консервативный, хотела полюбить одного человека, прожить с ним всю свою жизнь, и чтобы он был моим единственным мужчиной. Но, к сожалению, у жизни свои правила, — она пожала плечами. — Я по привычке принимаю таблетки, и знаешь, всё-таки это хорошо. Например, твой казус… — и она мягко улыбнулась.

— Прости! — он прижал её очень сильно и погладил по голове, ему нравилось, что между его пальцами скользят волосы. — Да, я не должен был… — он сказал это тихо.

Он понимал, что забывает, что это маглы и у них всё по-другому, это не взмах волшебной палочкой и всё нейтрализуется. И ведь даже у волшебников есть такие зелья, как же он мог про это забыть.

— Я просто не очень опытен, и это странное поведение, наверное, это последствия моей неопытности, — он сказал это уверенно и спокойно.

— Я не поняла, если честно… — сказала она. — Это невозможно понять, потому как ты себя ведёшь. Ты был уверен, и сейчас, и в ту ночь.

— Мне очень жаль, что я не помню той ночи, ведь это был мой первый опыт. Хреново, что я его не помню.

Она отстранилась и посмотрела на него. И в этом её взгляде что-то было нежное и волнительное, он обхватил её голову руками и прижал к своему лицу.

— Ничего не говори, давай просто помолчим.

И они молчали столько, сколько было нужно, а потом просто пошли в её кровать и уснули.

========== Часть 5 “Неожиданно ” ==========

Теодор сидел в кафе похожем на средневековый замок. Именно поэтому оно ему и приглянулось — навеяло воспоминание о Хогвартсе. Эти имитированные свечи, картины в позолоченных рамках, тональность — всё напоминало о былых временах. И пусть вокруг были люди в современной одежде, напоминали Теодору о том, что это обычные маглы, ему это даже нравилось. Было непривычно комфортно находиться здесь, и он заказал вино, по словам официанта, самое лучшее в этом заведении. Продегустировав его, он удивился богатому и яркому оттенку, тонкому аромату, и вздрогнул, когда чья-то ладонь легла на его плечо. Он не обернулся, лишь поставил бокал на стол.

— Я знаю, что ты женщина. Твоя ладонь лёгкая, и небольшого размера, а ещё я чувствую твой парфюм: он очень резкий, пряный и похож на мужской, но в нём есть что-то определённо женское. Кто ты, незнакомка?

— Нотт, у тебя определённо есть талант прорицания, зря ты ему уделял так мало внимания в Хогвартсе.

Нотт закатил глаза — это была никто иная, как Пэнси Паркинсон. И несмотря на то, что она не вышла из-за спины, Теодор узнал её голос.

Странно то, что он не узнал её духи, ведь Пэнси была всегда рядом, все школьные годы, и он должен был их узнать. У Теодора была память на запахи, в его голове на любой аромат была моментальная ассоциация. Но запах Пэнси он не узнал, и это говорило о том, что она была ему безразлична как человек и как девушка.

Она присела рядом и положила свои руки на стол, словно показывая, что она безоружна. Теодора эта выходка насмешила.

— Что ты, смеёшься? О, магловские напитки пошли в ход, да ты деградируешь, Нотт. Это заведение… — она развела руками. — Вино, что дальше? Возлюбленная магл?

— Знаешь, Пэнси, а я уже полностью деградировал. Ведь последнее, что ты сказала, у меня уже есть.

Пэнси сдвинула брови и поджала губы. Ей явно такой ответ не понравился.

— Было бы это правдой, — она сделала небольшую паузу, и на два тона выше ответила, — Но ты всё ещё ходишь третьим у этой сладкой парочки, и как только они пошли уединиться, ты пришёл сюда и купил вино. Что-то празднуешь, Нотт?

— А ты что, шпионила в кустах? Тебе не даёт покоя то, что маглорождённая смогла завладеть самим Драко Малфоем? Пэнси, а я думал, с годами ты становишься умнее.

Она хотела что-то ответить, очень резко ответить, но в этот момент подошёл официант, и поинтересовался, желает ли она что-нибудь.

— Мне что-нибудь покрепче, не вот это красное… — и она хотела сказать что-то очень едкое, но посмотрев на Теодора поняла, что ему это не понравится. — Что-нибудь покрепче, пожалуйста, и ещё мясо с кровью.

Теодор засмеялся и Пэнси поёживалась, так как будто замёрзла.

— Я жду эту щепетильную историю о том, как ты проводила время в кустах.

— Отстань и заткнись, Теодор. Я не хочу об этом говорить.

— Правда? Ты пришла, села за мой столик, в это кафе, которое выбрал я, и говоришь мне заткнись? Тебе не кажется это странным?

— Мне всё это кажется странным, — и она развела руками. — Ты, я, и это маггловское кафе.

— Тихо, тихо, Пэнси, а то подумают, что мы какие-то сектанты. Кафе как кафе, кстати, между прочим, не дешёвое и весьма неплохое.

Пэнси лишь фыркнула и уставилась на бокал, как будто разглядывая цвет вина.

— Как думаешь, у них всё серьёзно?

— Да, — тихо сказал он и сделал глоток из своего бокала. — Более того, нравится тебе это или нет, Малфой её, кажется, любит.

— Кажется? Ты сказал кажется, а это означает, что ты не уверен. Ты не уверен в нём или в ней?

— А ты хорошо знаешь Малфоя?

Пэнси пожала плечами.

— Это странно, Пэнси Паркинсон. Ведь ты не отходила от него ни на шаг, всегда была рядом. Можно было подумать, что ты знаешь его лучше, чем себя.

— Это было давно, — она замолчала, а потом подняв на него свой взгляд, вздохнула, — Просто его отец и он, ну, они были… — снова это короткая пауза. — Для меня было важно, что обо мне говорят, а Малфой был идеальным вариантом для брака и для отношений о которых бы говорили. Но потом… Всё изменилось.

— Потом, это когда он стал пожирателем смерти?

— Нет, не поэтому. Ты же знаешь, что я не боялась этого и… — он оборвал её на полуслове.

— Да, я знаю, что твои родители, как и мой отец, фанатели от того самого Лорда, который хотел изменить мир и истребить вот это всё! — он развёл руками. — Я знаю, что на последнем курсе ты поддерживала его режим и хотела чтобы все сдали Гарри Поттера и массово встали на ту самую, тёмную сторону. Я всё знаю, Пэнси, так что же сделал Драко не так?

— Ничего! Просто не до этого стало. После войны было тихо, не было больше того, что было раньше. Мы стали изгоями, и игра в любовь с Малфоем стала бессмысленна. У нас же с ним ничего не было, Теодор. Все твои ухмылки, усмешки, они на пустом месте, — ее голос немного дрогнул. — Да, я была всегда с ним рядом, мы росли вместе, как и с тобой, и мне казалось, что он идеален, но потом… — она замолчала, взяла бокал Теодора и сделала большой глоток.

Поморщилась и, тихо поставив бокал, продолжила:

— Я благодарна Малфою, что он вовремя остановил меня и мы не зашли слишком далеко. Он пошёл своей дорогой, а я своей. Мы попали с ним в Министерство по условиям суда, и подписали договор. Тогда я поняла, что ничего не почувствовала. И наконец, я впервые посмотрела на другого мужчину. И мне не нужен Малфой, мне нужен тот, за кем я сегодня следила.

Между ними наступила тишина. Вокруг было много звуков, кто-то говорил, тихий шёпот за соседнем столиком, звон бокалов и стук приборов. Официант подошёл, поставив мясо с кровью и виски для Пэнси Паркинсон. Они смотрели друг на друга, не отрывая взгляд.

Теодор был человеком, который не переспрашивал, а если и делал это, то хотел услышать ещё раз то, что ему говорят. Он всё понял, понял, почему она пришла в этом магловское кафе.

========== Часть 6 “Нравится?” ==========

Теодор проснулся с первыми лучами солнца, и открыв глаза, увидел перед собой мирно спавшую Пэнси Паркинсон. Она расположилась на большой двуспальной кровати, места на которой ей было определённо мало. Она умудрилась занять столько места, сколько двум взрослым людям будет много, и это вызывало у Теодора улыбку.

Рассматривая её черты лица, он понял, что никак не мог вспомнить, какая она была в школе.

Она всегда была рядом. Балы, собрание, дружески посиделки отца, и везде были Паркинсоны со своей единственной, взбалмошной дочерью — Пэнси. Эта девчушка всегда держалась рядом с Драко Малфоем, следуя за ним по пятам и вторила ему, только ему.

Теодор всегда был нейтрален, держался от них в стороне. Книги, его всегда больше интересовали книги.

В школе Пэнси была агрессивной, самодовольной и острой на язык, а Теодор по-прежнему держался в стороне.

Вздохнув, он подумал, что Пэнси Паркинсон повезло, что Волан-де-Морт проиграл, а она не познала всех прелестей тёмной власти. Эта девочка не понимала, что власть — это кровавая смерть, мучение, и беспросветная тьма. Когда она в Хогвартсе хотела поддержать Волан-де-Морта-Морта и подговаривала слизеринцев пойти на этот шаг, то не понимала, о чём она говорит и на что соглашается. «Выскочка с горячим сердцем и полным отсутствием мозгов», — так о ней тогда думал Теодор.

И сейчас она мирно спала, а спящая Пэнси Паркинсон нравилась ему куда больше, чем та, которая вот-вот сейчас проснётся.

У неё была красивая, чистая кожа, пухлые губы, и определённо смешные черты лица. Её волосы стали длиннее, а сама она стройнее. Но даже у спящей Пэнси была какая-то власть и сила, было что-то в ней мужское.

Пэнси резко открыла глаза, совершенно не подавая признаки того, что просыпается. Просто распахнула их и уставилась на Теодора.

— Ты на меня пялишься? — спросила она тихо и грубо.

— Я бы хотел сказать, что любуюсь тобой, но да, я пялюсь, — он ответил и засмеялся.

Пенсия пошевелилась, её глаза округлились, и она быстро посмотрела на Теодор, а потом приподняла одеяло.

— Какого хрена я голая?

— Послушай, мужчина и женщина находятся в отеле, и это нормально, что на утро они обнажены, — почти шёпотом сказал он.

— Ты охренел? — ещё громче спросила она. — Ты что, притащил меня в отель? — она осмотрела комнату быстрым взглядом. Магловский отель? — голос стал ещё громче.

— Да, это магловский отель, и думаю, что это самое важное для тебя, судя по поставленным вопросам. А то, что ты… — и он указательным пальцем прочертил что-то непонятное в воздухе.

— Мы, что… —она резко прервала то, что хотела спросить.

Теодор ничего не ответил, а просто смотрел на неё.

— Успокойся, Паркинсон! Между нами ничего не было, если ты про физический контакт, то не было. Просто ты, которая любит крепкие напитки, мягко сказать, не подтвердила свою приспособленность к ним. Тебя вырвало, и я еле унёс тебя. Я побоялся куда-либо аппарировать, потому что ты была не в самом лучшем состоянии, и в общем мы оказались тут.

— Ты можешь это всё говорить своим магловским дурочкам, но не мне! Ты мог воспользоваться заклинанием и очистить, или высушить мою одежду, но никак не раздевать меня, — она злилась и слова были резкими.

— Я как-то об этом не подумал…

— Правда? Знаешь, есть несколько вариантов: либо ты это сделал специально, либо ты совсем охренел со своей любовью к маглам и Гермионе Грейнджер, — последние два слова она сказала так презрительно, что была похожа на фыркающую жабу.

— Я не смотрел на тебя, Пэнси. Просто раздел и уложил спать, — он продолжал сидеть и смотреть.

Пэнси резко откинула одеяло и встала, немного прикрыв руками свою грудь так, чтобы закрыть соски от его взгляда.

— Нравится?

Он ещё несколько минут сидел неподвижно и просто смотрел на неё, а потом резко встал и подошёл. И настолько близко, что Пэнси хотела сделать шаг назад, но осталась стоять, словно оловянный солдатик.

Он схватил её за кисти рук и резко потянул вниз, удерживая. Она стояла обнажённая и продолжала смотреть ему в глаза. Он спустил свой взгляд ниже и тихо ответил:

— Вот теперь — нравится, — он сказал это тихо. — Одевайся, Паркинсон, нам пора уходить, уже наспались достаточно, — и он рассмеялся.

А Пэнси выдохнула так, что отвернувшись, Теодор улыбнулся.

========== Часть 7 “Судьба” ==========

Теодор увидел Гермиону случайно, и затерялся в толпе, чтобы не столкнуться с ней. Он не смог бы пройти мимо и промолчать, но разговаривать с ней он не хотел.

До него дошли слухи, что Гермиона Грейнджер уходит с насиженного места. И для него это было странным и неожиданным. Отдел популяций был жизнью для Гермионы Грейнджер. Ведь именно с этим отделом были связаны её планы ещё с Хогвартса.

Он знал только одно: Малфою ещё служить и служить в Министерстве, до окончания условного срока и завершения договора, и это было неизменно. И чем спровоцирован был уход Гермионы из отдела популяций, для него был не ясен. Но сейчас, когда он увидел её с опущенными плечами, отрешенную и с тусклым взглядом — он понял, что с Малфоем у них пошло что-то не так.

Ему хотелось закричать, сию же секунду оказаться в отделе международных отношений, и запустить в него какой-нибудь сглаз. Он же отошёл и не мешал ему, сделал всё, всё так, как она хотела. Он открыл ему дорогу, финишную прямую, и что же нужно было сделать, чтобы женщина, которая нравилась Малфою, была в таком состоянии?

Неужели, он ошибся? Теодор не мог в это поверить, он всегда считал, что разбирается в людях и был уверен, что у них всё будет хорошо. Но ведь это был Малфой. Человек, которого он никогда не мог предугадать. Малфой оставался тёмной лошадкой, и сейчас Теодор думал, что наверное нужно что-то сделать.

Ход его мысли прервал никто иной, как Джеймс Бетелл. Он остановил его, похлопав по плечу, и Теодор повернулся, увидев его открытое лицо.

— Добрый вечер, Джеймс. Я рад вас видеть!

— Добрый вечер, Теодор, и я вас тоже рад видеть. Вы со мной?

Теодор немного смутился и растерялся, но потом вспомнил, что это тот самый четверг. День книжного клуба, в которой он уже не ходил. Вот уже… Он потерялся во времени.

— Нет, Джеймс, я больше не посещаю клуб.

— Жаль, мне нравились наши дебаты. Очень жаль, — он покачал головой и внимательно посмотрел на Теодора.

— Вас в клубе по-прежнему трое? — как бы непринуждённо спросил он.

— Нет, я и Гермиона, только мы вдвоём, и больше никого. Поэтому, увидев вас, Теодор, я подумал, что может быть вы всё-таки… — Теодор его перебил.

— Мистер Малфой не приходит, как давно?

— С того времени, как не приходите и вы.

Между ними наступила минута молчания, и первый прервал её Джеймс.

— Я, может быть, покажусь бестактным, но всё-таки бы хотел дать вам совет. Теодор, ваше от вас никуда не уйдёт, просто иногда нам может казаться, что что-то нужное и очень дорогое перед нами, только вот это — иллюзия. Желаний может возникать огромное количество, но истинное, иногда можно и не заметить. И даже любовь, она бывает призрачная, потому что человек многогранный, и порой простую теплоту может принять за что-то похожее на любовь. — он улыбнулся и добавил, — А то, что на самом деле ваше — может находиться на вытянутой руке, всегда рядом. Почему-то мы всегда не замечаем этого, — он похлопал Теодора по плечу, и всё так же тепло улыбнулся, вглядываясь в него.

Теодор несколько секунд думал и внимательно смотрел в глаза этому мужчине.

— Знаете, я думал, что вы крепко спите, а оказывается всё это время, вы видели больше, чем я, — и Теодор рассмеялся.

— Я просто очень долго живу на этом свете. Всего доброго, Теодор. Я желаю вам счастья. И думаю, что мы ещё увидимся. Потому что, только смерть меня может разлучить с этим зданием, — он засмеялся, разводя руками.

***

Теодор приходил в Нотт Мэнор только когда ему нужна была тишина и тот самый холод. Он приказал не отапливать каминный зал, и вообще не подавать жизни в этой части Мэнора.

Домовые эльфы не боялись, они уважали и почитали его, как последнего хозяина этого поместье. У них был свой этаж, и Мэнор был полностью в их распоряжении, кроме этой части, которую Теодор использовал для собственного уединения.

Здесь он разговаривал вслух, спал, и приходил в себя от суеты. Он не зажигал камин, а ещё не впускал свет, поэтому здесь было темно.

Слова Джеймса были для него отрезвляющим напитком, он действительно не заметил чего-то очень важного, и всё это время был сконцентрирован на чём-то, что его не касалось. А чувство к Гермионе — это просто желание быть согретым. Её доброта, участие, показались нужным именно ему.

Он подошёл и посмотрел на портрет своего отца. Он не был на него похож, и отец всегда ему об этом говорил. Теодор был похож на свою мать, как внешнее, так и характером. Но кое-что от отца у него было — это выдержка, несмотря ни на что, он не сломается. Гибкость и умение адаптироваться в любой ситуации были качествами от отца. Но в отличие от него, он использовал это по-другому, он не боролся против добра, а наоборот, пошёл по светлой дороге, или той, что не окрашена кровью.

Он кивнул портрету, и портрет что-то проворчал ему в ответ, также непонятно, как и отец при жизни. Он сел в своё кресло и уснул в темноте, окутанный холодом.

***

Дубовые двери распахиваются и, босиком, по тёмному мраморному полу идёт Гермиона Грейнджер. Она протягивает к нему свои руки и улыбается, тепло и неуверенно. Она медленно приближается к нему, но неожиданно переводит свой взгляд, и в её глазах вспыхивают ужас. Гермиона опускает руки и делает шаг назад, ещё один и ещё, и исчезает, а двери захлопываются так, что у него захватывает дух.

Он хочет встать из своего кресла, но не может. Теодор смотрит вниз, а его ноги связаны тёмными путами. Он хочет что-то закричать, но голоса нет. Он слышит смех, оттуда, где висит портрет, позади него, и этот скрипучий смех принадлежит его отцу.

Теодор сильно зажмурился и раскрыл глаза, а перед ним стоит она, её мягкая улыбка, её шёлковые волосы касаются его. Она целует его, и от её поцелуя ему становится холодно.

Почему так холодно? Он пытается что-то сказать, но горло как будто поражено, будто у него нет языка и он не умеет разговаривать, и словно никогда не умел.

Теодор снова зажмуривается и темнота успокаивает, убаюкивает его. И снова этот скрипучий смех.

Раскрылись двери, и чьи-то быстрые шаги. Открыв глаза он видит, как нему идёт Пэнси Паркинсон. Её волосы растрепанны, а взгляд такой открытый. Она подходит к нему и наклоняется, он снова зажмурился, но ведение в виде Паркинсона не исчезло.

Она протягивает руки и касается его щёк, волос. Пэнси тихонько перебирает их, словно пытается его щекотать, но движения мягкие и трепетные.

Он снова чувствует запах её духов: пряный, резкий, но уже знакомый.

Он открывает глаза и видит её лицо. Её глаза такие зелёные, словно он находится в хвойном лесу и понимает, что пут на нём нет, и он свободен. Встаёт, а его рука неуверенно берёт её.

— Почему ты? — он не узнаёт свой голос, но понимает, что этот вопрос задаёт именно он.

— Потому что я — твоя судьба! — тихо, тихо, отвечает она.

— Господин, мне пришлось вас потревожить, — тихий, испуганный голос. — Вы слишком долго спали, настолько долго, что мы волновались.

Теодор открыл глаза и увидел, что рядом стоят домовые эльфы, а один вышел вперёд, загораживая других собой, и поджимая испуганно уши.

— Который час?

— Хозяин, уже восемь часов вечера.

— Восемь вечера? — грозно спросил Теодор и сам вздрогнул от собственного голоса.

— Да, хозяин, только другого вечера, вы проспали больше суток, чуть больше, — дрожащим голосом ответил домовой эльф и прищурил глаза, словно боялся Теодора.

— Всё хорошо, всё хорошо, — уже тихо ответил Теодор. — Спасибо, и вы можете подавать ужин. Я покину Мэнор через час.

Домовой эльф заискрился счастьем, он что-то затараторил и с хлопком они исчезли.

— Ну и что это было? — спросил сам себя Теодор, и вздыхая, потёр лоб.

========== Часть 8 “На чай” ==========

Теодор снова стоит на том самом крыльце, и как только распахнёт двери — окажется в уютном и светлом доме, в котором всегда пахнет цветами.

Вот уже прошёл целый час ожидания, но его это совершенно не смущает. Он готов ждать до самого заката, и если ему придётся простоять всю ночь, он простоит.

Он сел на крыльцо и думал, как это удивительно, что именно Гермиона Грейнджер и её любовь к книгам, её доброта и участие, а ещё Министерство с их хитроумным планом привело его сюда — на это самое крыльцо. Ему нравилось это. Нравилось быть волшебником, нравилось общаться с маглами, нравилось, что вечерами он общается просто с девушкой, которая не знает что он волшебник. Ему нравился этот мир со всех сторон, а остальное было неважно.

— Извини, ты, наверное, долго меня ждал.

Он услышал этот долгожданный голос. Тонкий, звонкий и очень нежный. Радовался не только его слух, но и сам Теодор.

— Не знаю, я потерялся в собственных мыслях, — он пожал плечами. — Но уже становится холодно.

И только сейчас он понял, что не воспользовался магией, и мурашки на егооголённых руках говорили про то, что он болван. Теодор в душе только посмеялся, ведь он просто становится самым настоящим маглом.

— Это тебе! — он протянул ей большую корзину.

— Спасибо, что это?

—Это чай, разный. Здесь около семидесяти сортов чая.

Она посмотрела на него удивлённо и заглянула в корзину.

— Ты меня удивляешь, впрочем, как и всегда, — она пожала плечами. — Заходи.

— А где твоя собака? В прошлый раз ты сказала… — она прервала его вопрос.

— Я думала, что ты не помнишь ничего, что было в прошлый раз? Её забрал мой муж.

— Муж? Ты говорила, что… — и она снова его прервала.

— Мы были женаты почти десять лет, и у нас была только собака. Он забрал её в тот день, когда мы с тобой… — грустно сказала она.

— Десять лет… — он произнёс это как-то удивлённо и слишком тихо.

Девушка засмеялась и поставила на стол его подарок, и развернувшись, посмотрела на него. Своим милым взглядом.

— Да, Теодор, ты же меня никогда не спрашивал. Мы были женаты десять лет, и я знаю, о чём ты сейчас подумал. Мне тридцать лет, с маленьким хвостиком, и удивительно, что ты не догадался, это мне непременно льстит.

— Если честно, я об этом не подумал. Просто подумал, что десять лет — это огромный срок, кажется, что это целая вечность. Предательство после стольких лет — это очень больно, и я не могу представить, что ты чувствуешь, но послушай — всё будет хорошо.

— Всё будет хорошо, Теодор, спасибо. Я это знаю, — она немного помолчала, — Совсем недавно я познакомилась с мужчиной, с которым мы похожи. И с ним мне… — она немного смутилась и перестала говорить, как будто замерла.

— Тебе кажется, что я лишний, верно? Послушай, я могу больше никогда не приходить, и я никогда не нарушаю то, что мне не принадлежит. Всё хорошо.

Она подошла к нему и обняла. Своим теплом она согрела, и как будто дала ответ на вопрос, который таился где-то глубоко. И он почувствовал, что ему легко. Значит то, что сейчас происходило — был конец, но после него следует начало чего-то другого.

— Я думал, что люблю одну женщину, я тебе говорил. Но во сне ко мне приходит другая, она из прошлого. Мы с ней вместе учились.

—Я думала, тебе чуть больше двадцати, — она отстранилась от него и улыбнулась, ладонями взъерошив его и без того беспокойные волосы, и задорно сморщила нос.

— Так и есть, мне чуть больше двадцати, — он улыбнулся, — Мы учились с ней в школе. А так же, наши семьи дружили, мой отец всегда говорил, что это выгодная партия для меня. Но Пэнси всегда была рядом с другим, с такой же выгодной партией, но чем-то лучше меня, на её взгляд.

— Вот как, так ты из аристократов или мультимиллионеров?

Теодор засмеялся и потрогал её кончики волос.

— Половинка на серединку. Знаешь, в этом сне я видел и ту, которую, казалось мне, я полюбил. И тебя, и её.

— Послушай, Теодор. Любовь — это не всегда то, что кажется. Мы с тобой согрелись друг об друга когда нам это требовалось. Ты замечательный человек, и ты для меня не просто знакомый. Мне было очень страшно, когда мы проснулись с тобой в одной постели. Вот так, случайный мужчина, утром, но теперь я знаю — что ты не случайный! Ты просто будешь моим мужчиной, с которым я разделила часы своей жизни. Я хочу, чтобы было именно так. Ты не случайный, Теодор, но ты не мой, а я не твоя. А та, кого, ты кажется, любил, если ты сейчас говоришь, что это кажется, значит тебе просто показалось. Нам всем иногда хочется тепла и любви, а люди, открытые для этого, становятся нашей мишенью. И нам кажется, что мы влюбляемся. Мне даже показалось… — она прервалась и шёпотом сказала. — Мне показалось, что я влюбляюсь в тебя, но когда я встретила его, то поняла, что я даже мужа своего не любила. Это была просто школьная влюбленность и жизненная колея. А когда встречаешь своего человека — это происходит мгновенно, и ты просто знаешь, что он твой и всё. Всё просто, Теодор.

Он обнял её так крепко, насколько мог, и вдохнул полной грудью цветочный аромат, чтобы запомнить и закрыл глаза. Да, это была его женщина, пусть на очень короткое время, но она была.

— Давай мы выпьем чай и попрощаемся, — он отстранил её за плечи и посмотрел.

Она кивнула и пошла на кухню. Он слышал звук включающего чайника, звон чашек.

— Я хотел бы знать имя моей женщины, с которой мы провели столь тёплое время.

Он услышал её звонкий, нежный смех и рассмеялся.

— Наконец-то, Теодор. Меня зовут Гвен.

========== Часть 9 “Всему своё время” ==========

Пэнси Паркинсон стояла на углу дома и наблюдала, как Теодор Нотт выходит и прощается с девушкой. Она была красива, и вот уже второй раз Пэнси невольно отмечает этот факт. Это была стройная, высокая девушка с красивыми волосами, и её волосы, до боли в глазах, напоминали волосы Грейнджер, только были легче и, казалось, мягче, а оттенок был необычайно ярким. Но несмотря на отличительные черты, что-то в ней определённо было от Грейнджер, и подумав об этом, Пэнси до боли сжала ладони в кулаки.

Она никогда не любила Гермиону Грейнджер, и даже сейчас она её раздражала тем, что когда её не было рядом с Теодором, она была словно тенью, которая, стоило наступить темноте, вылазила из всех щелей.

Она видела как Теодор уходит, а вечер начинал сгущаться. По пятам вечера следовала ночь, и темнота стремительно наступала.

Пэнси показалось, что между ними ничего не было. Он не остался на ночь, а это давало призрачную надежду на то, что близости у них нет или больше нет. Она тешила себя надеждами о том, что после того, как он догадался о её чувствах, Теодор хотя бы попытается дать ей шанс, дать шанс им двоим на что-то большее, что было в их жизни.

Неужели он подумал, что мог полюбить Грейнджер? Почему именно её? Ведь Пэнси всегда была рядом. Она вздохнула так тоскливо и протяжно, что самой стало противно от своих мыслей и действий. Она сама во всём виновата: столько лет была рядом с Малфоем, а на Теодора просто не обращала внимания, словно была той же самой тенью, только Драко Малфоя.

Пэнси было странно, что все эти годы в школе она была занята только тем, что пыталась привлечь к себе внимание. Она настолько была влюблена в себя, что ей казалось, рядом должен быть кто-то точно такой же, равный и даже выше её на две головы.

Да, Теодор был чистокровным, богатым, а его отец был властным человеком, но не было в нём той яркости и того притяжения, которое было у Малфоя. И поэтому она выбрала его. Она выбрала тогда, а спустя несколько лет влюбилась в другого, вот так просто, без выбора. А тогда…

Тогда Теодор казался тихим, неприметным, спрятанным за грудами книг. А когда Волан-де-Морт вернулся, то и вовсе показался трусом. Теодор стал человеком, который оставался в стороне, словно не замечал чистокровных, будто не был таким же, как они.

После войны, когда всё смешалось и уже никто никого не разделял, когда они и их факультет стал тихим, а чистокровные забились по углам — она увидела Теодора. Такого ровного, спокойного человека, который не сломался и не встал на сторону тьмы потому что встали все, он не прогнулся и не сделал того, о чём бы пожалел.

Она стала приглядывать за ним и поняла, что он привлекает её больше, чем объект. Это большее было, больше чем когда-либо. Она испытывала к нему что-то другое, что-то тёплое. И не требовала ничего взамен.

Ей не хотелось кричать о своих чувствах, что-то показывать и доказывать. Просто хотелось чтобы он был рядом, даже не с ней, а просто недалеко. И когда она узнала об этом дурацком договоре, условном сроке, который ей выпал и знала, что там будет Теодор — ей было проще.

Попав в книжный клуб, для неё появился ещё один шанс быть рядом. И тогда у Кингсли в кабинете она старалась не упустить ничего. Пэнси превратила в слух, и ждала, что первым ответил Теодор. И когда он выбрал книжный клуб, не задумываясь, потому что выбора в принципе и не было, то она повторила ему в такт.

Какое-то время ей казалось, что она просто привыкла за кем-то повторять, следовать и быть к кому-то прилепленной.

Но сейчас она знала, что это не так. Ей ничего не нужно от него, и несмотря на то, что она сейчас стоит на углу дома и следит за женщиной, к которой он ходит, чтобы скоротать ночи, ей ничего от него не было нужно. Да, она ревновала, и внутри неё вспыхивал огонь, пожар разгорался, и ей хотелось выйти и раскорябать её лицо. Сделать это просто, не как волшебница, а так, как делают это маглы. Но больше всего она не хотела причинять вред ему, и если ему было так хорошо, пусть будет так. И поэтому она просто стояла и смотрела.

Привычки следить и контролировать ситуацию не покинули её ещё со школьной поры. И вот сейчас, уже в ночном небе разглядывая звёзды, такие далёкие и яркие, она поняла, что она всё та же рыба прилипала, и совсем не изменилась. А ещё стала ревнивицей, которая стоит за углом дома, и что-то высматривает. Она разозлилась на саму себя и хотела аппарировать.

— Привет, — красивый голос отвлёк её.

— Привет, — не уверенно ответила Пэнси.

Она растерялась и хотела развернуться, чтобы уйти прочь.

— Послушай, он ушёл навсегда. Мы сегодня попрощались. Ты можешь больше не беспокоиться и не стоит следить, ведь после любви идёт уважение и доверие, — её голос

был мелодичным, нежным и совершенно невраждебным.

Пэнси развернулась и посмотрела на неё: девушка улыбалась своими весёлыми глазами, в них было столько жизней, что ей расхотелось расцарапать ей лицо или накричать, но она просто разжала кулаки.

— Я больше не приду, — она вздохнула и отвернулась. — Я, наверное, пойду. Всего доброго!

— Прощай, Пэнси.

Она резко развернулась и сделала несколько шагов вперёд.

— Ты знаешь, как меня зовут? Ты знаешь, как меня зовут! Он говорил обо мне, что он говорил?

Девушка засмеялась и уверенно взяла её ладонь в свою.

— Он рассказал мне немного о себе, и в этом немногом, было и о тебе. Знаешь, просто будь рядом, всему своё время, хорошо?

Было много вопросов, и хотелось получить на них ответы прямо сейчас. Она хотела спросить у этой девушки всё, всё, что только она могла ей рассказать. Но она смотрела в эти глаза и видела, что та желает ей добра, и ей нужно просто поверить в её слова.

— Хорошо! — спокойно и тихо сказала Пэнси.

Она сжала её ладонь, и девушка отпустила руку.

— Прощай! — улыбнувшись, сказала она ей.

Пэнси смотрела как уходит эта красивая девушка, как поднимается на крыльцо собственно дома и как за ней закрывается дверь.

— Прощай, — тихо сказала Пэнси Паркинсон, и через несколько минут, зайдя за угол, аппарировала.

========== Часть 10 “Карьерная лестница” ==========

— Теодор Нотт, рад приветствовать вас, — Кингсли улыбнулся ему и указал жестом на стул.

Присев, Теодор одарил Министра доброжелательной улыбкой, и сложив руки в узел, внимательно на него посмотрел.

— Ну что ж, тогда, Теодор, я хочу сказать тебе спасибо за то, что был с нами всё это время и за то, что не оставляешь Министерство. Несмотря на то, что твой условный срок закончился и все договорённости выполнены как с твоей стороны, так и с нашей, — он снова улыбнулся. — Так вот, я очень рад, что ты после того, как окончишь обучение в высшей школе магии, вернёшься к нам. Мы будем несказанно рады таким специалистам, как ты! Но, позвал я тебя вот для чего: ты письменно просил… — Кингсли слегка постучал указательным пальцем по пергаменту, который лежал на его столе. — Ты указывал, что тебе необходимо три недели отпуска, до того, как ты сложишь свои полномочия. Для того чтобы подготовиться к учёбе. Но к сожалению, на твоё прежнее место, в твой прежний отдел, переведён человек с другого отдела, которому нужно твоё курирование.

— Но в нашем отделе работал не только я. Извините, Министр, но у меня были свои планы. К тому же, учёба в высшей школе магии требуют собранности, и мне нужно какое-то время, чтобы подготовиться, — он сдержанно улыбнулся.

— Я всё понимаю, Теодор, но нам нужны эти две недели. Специалист, который переведён, очень нас удивил своим желанием работать на твоём месте. Мы уже почти попрощались с этим человеком и не надеялись, что он останется в стенах Министерства и проявит инициативу. Помоги нам, Теодор, я уверен, что тебе хочется передать своё прежнее место в хорошие руки.

Теодор смотрел на Министра и понимал, что никакого другого ответа он не ждёт, и что решение уже принято. Ему осталось только просто кивнуть, и сказать заветное да. Всё уже давно решено. В то же время, Теодор понимал, что подготавливаться к школе магии ему абсолютно не нужно, всё, что нужно будет изучить, он может сделать на месте. А отдых ему нужен только для того, чтобы больше не приходить в Министерство и не беспокоиться о том, что он столкнётся нос к носу с Гермионой Грейнджер или с Драко Малфоем, увидев которого обязательно не сдержался бы от чего-то недоброжелательного.

— Хорошо, Министр, всё сделаем в лучшем виде! — лучезарно улыбнулся.

— Вот и хорошо, вот и замечательно. Всего доброго, Теодор.

***

Войдя в своё отделение, он окунулся снова в бешеный ритм. Кто-то куда-то спешил, кто-то откуда-то вернулся, постоянная кутерьма, шум, гоман и никакого покоя.

Теодор подумал, что будет скучать по этому бешеному ритму, и распахнув свой кабинет, увидел того самого стажёра, о котором говорил Министр.

— Какого хрена, Паркинсон?

Пэнси повернулась к нему, и приторно улыбаясь, сделала реверс, громко шлёпнув папку на рабочий стол.

— А где горячие объятия, Теодор? — она развела руками и громко фыркнула.

Теодор захлопнул дверь и засунув руки в карманы, сделал несколько шагов.

— Это что, мания преследования, или ты мне решила испортить последние недели моего пребывания здесь, перед тем как я уйду на какое-то время из Министерства? Что это за план, Пэнси?

— Я просто продвинулась по карьерной лестнице, что в этом такого?

— О, не надо, какая карьерная лестница? Ты писала со своим правозащитником миллионы писем о том, чтобы тебя оградили от работы в Министерстве по окончанию договора. Договор завершён, Пэнси, что ты тогда здесь делаешь?

— Я же сказала, карьерная лестница, и потом, ты можешь строить карьеру в Министерстве, а я что — нет?

— А не ты ли катала доносы на Гермиону Грейнджер и клялась, что у тебя только пятки сверкать будут, как только договор выйдет, из этого самого Министерства?

Паркинсон начала на него смотреть так, словно хотел проклясть прямо сейчас, на месте.

— Ты можешь говорить всё, что захочешь, но факт остаётся фактом: я буду здесь работать и ты будешь меня обучать, — она вздёрнула указательный палец кверху и усмехнулась.

— Замечательно! — сказал он и закатил глаза. — И только, пожалуйста, до полудня, потому что потом меня ждёт моя девушка.

На минуту она потеряла дар речи, и мысли собрались в кучу, но Пэнси Паркинсон взяла себя в руки и внутренне глубоко выдохнув, мгновенно собралась.

— Гвен сказала, что вы попрощались, какая девушка, Теодор?

Теодор рассмеялся.

— Гвен? Серьёзно, Паркинсон? Ты что, с ней общалась? — Теодор снова рассмеялся и не веря покачал головой. — Даже я совсем недавно только узнал, что её зовут Гвен, а ты вот так просто.

— Я посмотрела её имя на письмах. Там был адрес и… — она запнулась.

— Отлично, Пэнси, уже и почту просматриваешь, — Теодор смотрел неодобрительно. — Знаешь, у меня никогда не будет отношений с девушкой, которая за мной станет следить, потому что после любви…

— Идёт уважение и доверие, знаю, мне Гвен рассказала.

— О, Паркинсон, да мне нравится твоё общение с ней! Может быть вы в подружки запишитесь, а я слева постою.

— А не жирно тебе будет? Какая девушка, Теодор?

— Послушай, ты пришла работать, вот и работай, — Теодор достал волшебную палочку, и в несколько сантиметров от Паркинсон приземлилась толстая стопка пергаментов, а за ней ещё одна. — Вот, Пэнси, наслаждайся.

Паркинсон фыркнула, но смело взялась за дело. Теодор сначала молча за ней наблюдал и за её движениями. Её сдвинутые брови и то, как она убирала волосы за ухо нравились ему все больше с каждой минутой. Ему нравилось то, что она пришла в этот отдел, то, что она отстаивает, то, что ей хочется, она берёт не глядя. И самое главное — ему нравилось, что она находится здесь несмотря ни на что.

Резко её голос вытащил из его дум.

— Теодор, ты сказал, у тебя не будет отношений с девушкой, которая будет за тобой следить. Что это значит?

Он засмеялся и пошёл к двери.

— А ты подумай, Пэнси!

========== Часть 11 “Хватит, или последняя капля терпения” ==========

Пэнси не отрываясь смотрела на портрет, который, казалось, смотрел прямо на неё. Это возмутительно, но Теодор выбрал это место специально, чтобы смутить её, сбить с толку, дезориентировать, и у него это получилось. Она постоянно возвращала взгляд к этому портрету: седовласый мужчина в сиреневом одеянии, которое напоминало парадную мантию волшебника, обрамлённую серебристым узором, старик с юными глазами, вызывал у Пэнси болезненную ассоциацию. Его светлый, пронзительный взгляд словно смотрел сквозь неё, проникая в уголки её сознания и открывая маленькие шкатулочки, наполненные секретами Пэнси Паркинсон.

Девушка сжала под столом свои пальцы и сдвинула ноги так, что лёгкий мышечный спазм на минуту сковал её лодыжки. Мысленно она себе повторяла, что это обычное магловское кафе, совершенно никому не известное полотно с каким-то средневековым мужчиной, и это не мантия, просто одежда мужчины тех лет.

Ей не нравилось это место, эти ассоциации и этот навязчивый запах мяса. Она перевела взгляд на Теодора, который непринуждённо поедал свой стейк, медленно, с чувством и с расстановкой, наслаждаясь каждым маленьким кусочком.

Он беззвучно орудовал столовыми приборами и, медленно, с показным наслаждением принимал очередной кусочек мяса.

Пэнси с каждой минутой приходилось себя сдерживать, чтобы не встать и не хлопнуть ладошами громко по столу, не закричать ему что-то, а ещё лучше перевернуть всё, что здесь стояло. Но больше всего ей хотелось встать и перевернуть этот портрет так, чтобы не видеть мужчину на нем и его пронзительного, голубоглазого взгляда.

Пэнси не нравилось здесь абсолютно всё и, что удивительно, маглы её сейчас раздражали меньше всего, а вот то, что это помещение напоминало, даже отдаленно — Хогвартс, она выносить уже не могла.

Теодор продолжал есть, медленно и не принуждённо.

— Хватит! — она сказала это так, словно хотела закричать очень громко, и буквально в самую последний минуту одумалась и издала полу крик.

Теодор поднял на неё взгляд и слегка приподнял бровь, на минуту остановившись от своего занятия и улыбнувшись уголком рта, снова продолжил вкушать свой ужин.

Это было последней каплей Пэнси Паркинсон, самая последняя, самая маленькая капелька терпения, которая оставалась у неё на этот вечер. Она встала громко, очень громко, и всё-таки хлопнула ладошками по столу.

— Ты меня зачем сюда привёл? Чтобы я смотрела, как ты… — она скрипя зубами, словно пыталась сдержать те слова, которые хотела обрушить на него. — Тебя, что, домовики дома не кормят? Или это такой способ вывести меня из себя? — Теодор сложил приборы и выпрямившись, внимательно на неё посмотрел.

— Во-первых, сядь, — он продолжал смотреть в упор, словно мог повлиять на неё. — Сядь, Паркинсон, — как только она услышала эту фразу, её лопатки выпрямились и она попыталась сжать стол, но он был неподвластен ей. И тогда её ногти прошлись по столу так, что возник неприятный, царапающий звук.

Пэнси хотела закричать и показательно выйти отсюда, из этого магловского кафе, но сама того не понимая, присела.

— Отлично, — спокойно ответил он. — Послушай, когда мы с тобой будем находиться в таких местах — обычных, простых, — он прищурил взгляд и наклонил голову слегка набок, не переставая на неё смотреть. — Я хочу, чтобы ты не упоминала подобное. Мы же не хотим, чтобы у нас были проблемы, правда? Ты министерский работник, а у меня прописан карьерный взлёт на несколько лет вперёд, и я думаю, что нам с тобой это не нужно, верно, Пэнси? — он снизил свой голос до шёпота, и указательным пальцем показал чтобы она придвинулась к нему ближе.

Сама не понимая, что она делает и почему, любое его слово, особенно в подобном тоне, и этот взгляд, который нескромно манил её, заставляет делать то, что он просил. И Пэнси придвинулась к нему.

— У меня в доме нет домиков, и никогда не будет. Это во-вторых, Пэнси Паркинсон, — он сказал это шёпотом и снова вернулся в прежнее положение.

Пэнси так и осталась приближенная к нему. Она замерла в таком положении, так и не сдвинув свой корпус назад и не успев подумать, как это выглядело со стороны. Резко возросло раздражение, он хотел сказать ей только это, вот так непозволительно близко.

— А куда ты их дел? Съел?

— Отвратительная шутка, Паркинсон. Да, к твоему чувству юмору мне нужно будет привыкнуть, на это потребуется времени чуть больше, — он всё также внимательно на неё смотрел, не отводя взгляда.

Её мысли, как будто пчелиным роем, начали метаться из угла в угол, словно не могли найти выход. Она не могла сосредоточиться и напряжённо вжимала пальцами в твёрдую поверхность так, что напряжение проходилось до самого локтя и казалось, что одна рука уже онемела.

— Привыкнуть? — она сказала это полушёпотом-полукриком, с примесью шипения. — Ко мне не надо привыкать, Теодор, слышишь? Ты меня зачем сюда привёл? Это всё — для чего?

— Завершился твой испытательный срок, насколько ты знаешь, я ухожу из Министерства на несколько лет. Как только вернусь в обратно, то это будет другой отдел и совершенно другая должность. А тебе я желаю успешной карьеры, — он взял наполовину наполненный бокал и пригубил, сделав маленький глоток, и только потом кивнул ей, холодно улыбнувшись. — За тебя, Паркинсон. Я хочу пожелать тебе… — он сделал ещё глоток вина. — Уметь держать себя в руках, доделывать начатое до конца, расставлять приоритеты и, знаешь, что ещё? Не ссорится с такими, как Гермиона Грейнджер.

— Что? Грейнджер, опять… Да я плевать на неё хотела. На неё, на её карьеру, на то, что она… — Пэнси уже не сдерживала свои эмоции.

— Грейнджер сейчас в отпуске, но как только она выйдет… — он слегка снизил свой тон. —Она займёт приближённую должность к Министру, и это не просто слухи, Паркинсон. Я не думаю, что тебе нужны проблемы. И вообще, это просто добрый совет. Грейнджер — это министерский работник с будущим.

— Да иди ты на хрен, вместе со своей Грейнджер, со всем этим Министерством и своими дурацкими советами, — Паркинсон сказала это так, что если бы она была змеёй, то непременно плюнула бы ядом.

Она резко встала и стул шатнулся, но она мгновенно среагировав, придержала его, громко отодвинув.

— Приятного аппетита, Теодор, — и ненавидяще посмотрев на него, развернулась.

— Паркинсон, остановись. Я просто хотел, чтобы когда я вернулся, ты всё ещё работала в Министерстве, — его тон, он был другим.

Пэнси остановилась и не знала, что ей делать. Развернуться или демонстративно уйти, сделав вид, что не расслышала. Или сесть и внимательно посмотрев на него, выслушать всё, что он ей скажет. Она не понимала к чему был весь этот разговор, и почему он так долго тянул время, выводя её из себя, а сейчас говорит, что хотел чтобы она осталась в Министерстве. Зачем? Они будут работать в разных отделах. Мысли уносили её куда-то далеко, и она продолжала стоять.

— Пэнси, сядь, мы поговорим.

Её мысли как будто столкнулись друг с другом, и в голове произошла какая-то авария. Эмоции снова подскочили, и уже она не в силах была их остановить. Он снова ей приказывает: сядь, встань, помолчи… Нет, только она будет решать, что ей надо, и что ей делать, и стремительно вышла вперёд, не оборачиваясь.

========== Часть 12 “Это не просто эльф” ==========

Снова то самое кафе, только теперь здесь нет ни единого звука, а только густая тьма и тишина, да такая, что слышно только его дыхание.

Чьи-то руки легли ему на плечи, и резкая, пронзающая боль. Он хотел крикнуть и скинуть эти ладони, но будто обездвижен и не может даже шелохнуться.

Только дышать, а дыхание такое надрывистое, тяжёлое, как ломаное, а тишина такая нарастающая… И эти руки причиняют ему боль, ногтями впиваются в кожу, кажется, как будто сейчас они проникнут глубже и дойдут до самого мяса.

У самого уха он чувствует тёплое дыхание, и чьи-то губы так близко…

— Зачем ты обижаешь меня? — голос проникающий и словно разрезающий. — Зачем мучаешь? Зачем причиняешь мне эту боль?

Этот голос ему знаком, эти высокие, истеричные ноты, и этот запах, такой резкий, запоминающийся, удушающий.

Он хочет сказать, повернуться к ней — это же ведь Пэнси, он знает, это она. И он слышит её голос, чувствует её запах, но ничего сделать не может. Он обездвижен.

И снова тишина. Теодор больше не чувствует боли, её ладони исчезли с его плеч. Он смог пошевелить ими, а потом коснулся своей рукой там, где только что были её руки.

Он обернулся, и в этом кафе снова музыка, свет, и много людей. А её нет.

Теодор резко раскрыл глаза и понял, что снова спит в кресле. Холодный замок, его одиночество, и отсутствие Паркинсон на яву.

Впервые это сказал сам себе, пусть и не вслух.

Он встал с кресла и подошёл к камину. Какое-то время он стоял неподвижно и всматривался в эту тьму, он знал, где стоит и что находится напротив него.

— Инсендио.

Он смотрел на огонь, на то, как языки пламя играли друг с другом, слушал треск и грелся от того тепла, что излучал огонь.

В один момент ему перестало хотеться испытывать себя, своё тело и свои мысли. Ещё год назад он хотел научиться контролировать себя, свои эмоции, своё тело. Холод, жара, неудобства — всё должно быть нипочём. Он должен быть несгибаемым и выносливым, но сейчас он понял, что хочет просто согреться. Он больше не хочет находиться в холодном, пустом замке, наполненным воспоминаниями и прошлыми ошибками. Семейный груз, архив тайн и предрассудков должен исчезнуть.

— Каллум, — тихо, но уверенно произнес он.

Хлопок, и перед ним оказался старый, и достаточно высокий для самого себя, домовой эльф.

— Да, хозяин, — проскрипел он.

Его голос был усталым и сонным, словно полвека его никто не беспокоил, и вот сейчас его призвали для того, для чего он находился в этом поместье всё это время.

Теодор внимательно смотрел на него и вспоминал, что этот эльф был здесь всегда. Отец говорил, что Каллум был в тот момент, когда родился он сам, и уже тогда этот домовик не был молод. Самый старый из всех живых в этих стенах, он знал даже самые тайные уголки Мэнора.

Теодор всегда его избегал, он вообще избегал домовых эльфов с тех пор, как закончилась война и исчез отец. Он съехал из этого поместья, обрёл собственный уютный дом в магловском районе, и старался жить просто.

Но от прошлого не уйдёшь, и от самого себя тоже. А он — Нотт, и это поместье — его наследие.

— Каллум, я хочу, чтобы в поместье снова был свет и тепло, — он сделал небольшую паузу и всмотрелся в этого старого домовика. Теодор увидел, как во взгляде что-то изменилось, как будто появилась маленькая искорка на секунду, и потухла в этих сонных глазах. — Пусть это поместье… — он развёл руки и сделал хаотичное движение. — Пусть оно снова заживёт, задышит, и я хочу, чтобы было так, как было при жизни моей матери, Каллум, ты должен помнить то время.

Домовик не шевелился, но Теодор видел в его взгляде то, что он услышал его и понял.

— Да, сэр.

— И я хочу, чтобы сюда снова проник свежий воздух, и запах, должен быть цветочный запах. Пусть повсюду будут цветы, и приведите в порядок сад. Хочу, чтобы там всё цвело, благоухало и было так, как никогда не было.

— Но миссис Нотт, сэр, она никогда не любила цветы.

— Она любила! Отец не любил, — Теодор запустил одну руку в брюки и подошёл к окну.

Он смотрел в небольшую брешь в этих тёмных, тяжёлых шторах, в ту самую, где немного проходил свет.

— Отец мне как-то, перед тем как начаться войне, сказал, что мама очень любила цветы, а он не любил. Для него это были непонятные растения, что цветут и отцветают, лепестки хрупкие, а цвета слишком нежные. Поэтому сад у нас никогда не цвëл, а была сплошная живая изгородь вечнозелёных растений, — он помолчал продолжительное время.

Домовой эльф ждал, покорно и тихо.

— Теперь у нас повсюду будет цветы, это ясно? — он повернулся и внимательно посмотрел на домовика.

— Да, сэр. Это все пожелания, сэр?

— Каллум, а где арфа?

Домовик словно скукожился и прижал уши. Его вековой сон был стёрт с лица, и он обеспокоился.

— Где арфа, Каллум, я жду ответ? — Теодор смотрел на него пристально, а потом перевел взгляд на камин и выше, там, где висел портрет отца. — Не бойся, отца нет, и я единственный наследник всего этого, — он распахнул руки так, словно хотел кого-то обнять, а потом резко скрестил из на груди. — Я последний Нотт, и тебе нечего боятся, — Теодор хотел сказать это мягко, а получилось совсем не так, но эта фраза сработала, словно ключ.

— Там же, где и была всегда. В той комнате, — домовик замолчал и вжал голову в плечи. — Вы знаете, сэр, какая комната.

Теодор изменился в лице. Он действительно знал эту комнату, знал, что она там, и не проверил.

— Она запечатана магией?

— Да, но… — Домовик повернулся и посмотрел на портрет. — Вы единственный представитель рода, мужчина, и та магия, что запечатала вход, пропустит вас. Это родовая магия, и вы последний её наследник.

Теодор какое-то время молчал, обдумывал, а потом погрузился в воспоминания, точнее одно. Страшное и непонятное.

Ему было лет десять, и он, несмотря на свой спокойный темперамент, был таким же ребёнком как многие. Всё таинственное и запретное было не просто интересно, оно словно манило его. Однажды, со своим домовым эльфом, Тео зашёл слишком далеко, в те самые комнаты и тайные уголки, в которые было запрещено ходить. Домовой эльф, его звали Элфи, противился и пытался вернуть юного Теодора обратно, он приводил разные доводы и говорил, что отец очень сильно рассердится. Но Тео шёл вперёд, пока не нашёл одну комнату — тёмную, мрачную и пыльную, но такую притягательную. В этой комнате было маленькое окошко, в которое проскальзывал свет, и его лучи упали на какой-то предмет, полностью закрытый бархатной тканью синего цвета. Когда он одёрнул её, то увидел золотистый инструмент — это была арфа, так ему сказал Элфи. Он рассказал Тео, что его мама любила музыку, и в каждом уголке их поместья звучали прелестные звуки, которые освобождали от плохого, дарую благодать, лёгкость и заряжали положительной энергией. Он не хотел договаривать, а Тео настаивал, и Элфи продолжил, так как очень любил своего маленького хозяина, был привязан к нему и не мог ослушаться его. Всё-таки он был домовым эльфом, и перед ним был его господин, пусть ещё совсем юный. Он рассказал ему, что как только Нотт старший принял метку, то в их доме навсегда пропала музыка. Его мать выбрала эту комнату и принесла сюда все свои вещи, которые были связаны с красотой и искусством. И с тех пор она молчала, а говорила лишь изредка, обходила стороной Нотта старшего при этом по-прежнему оставалась его женой: верной, но тихой и отстранённый. Когда её не стало, Нотт запретил всем, и особенно его сыну, ходить в это крыло и в эту самую комнату. Но всё тайное становится явным, и Нотт узнал, что Тео и эльф проходили в запрещенную комнату. С тех пор Тео не нашёл своего домовика, а на вопросы отец отвечал нехотя. Позже он сказал, что Элфи отпустили за примерное поведение и преданность. И Тео верил в это, и представлял своего домовика освобожденным и счастливым, жившим так, как хочется только ему. Но время шло, и Теодор вырос. Пришли тёмные времена, и он задумался о том что отец соврал ему и его верный, добрый домовик свободен, только по-другому. Эти страшные догадки что-то разрушали в Теодоре, и он запрещал себе об этом думать.

Теодор вынырнул из своих воспоминаний и посмотрел на старого эльфа.

— Скажи, что стало с эльфом, он его… — и Теодор не смог договорить, словно эти слова застряли в горле.

Эльф смотрел на него и боялся пошатнуться, он прижал уши сильнее, чем прежде, и немного щурил глаза.

— Он был наказан, за то, что ослушался хозяина. Своего настоящего хозяина, не вас, сэр.

— Он произнес… — Теодор хотел спросить, но ему стало страшно от осознания того, что было понятно без слов.

— Да, сэр, — тихо сказал Каллум. — Он умер мгновенно.

Теодор зажмурился и сжал руки в кулаки. То, о чём он думал, оказалось правдой. Самые тёмные догадки, прятавшиеся где-то глубоко в его разуме, оказались правдой.

— Где вы его похоронили? — не своим голосом спросил он.

— Но, мы… — эльф испугался, и Теодор увидев это, прервал его.

— Я знаю, что вы его похоронили, я это знаю! Я хочу знать, где? Он любил меня… — и запнулся. — Я его тоже любил, и он был моим другом. Элфи был единственным, кто дарил мне любовь, настоящую, неподдельно искреннюю. Он многому меня научил.

— Я покажу, сэр, это красивое место, там много солнца и туда никто не ходит, — он немного помолчал, и тихо сказал: — Хозяин тоже вас любил, он дал вам право выбора, и не повел за собой. Он любил вас, как умел.

Теодор молча стоял и смотрел, не видя ничего перед со мной. Часть его детства оказалась такой же мрачной, как и вся его жизнь, но в словах Каллума была правда. Отец не вёл его по своей темной тропе, он запрещал ему и закрыл каждую дверь, тем самым даруя свободу от той тьмы, что здесь жила. Он оградил его, и Тео сделал свой выбор сам.

— Сэр, я не знаю, имею ли право говорить, но я хочу сказать, — он уже не выглядел испуганным, и как будто выпрямился. Каллум мялся с ноги на ногу, как будто хотел сделать шаг, но оставался стоять на месте. — Ваш отец хотел, чтобы вы никогда не узнал об этом. Нет, он не хотел укрыть историю матери, просто история, её история граничила с тем, на какой путь он встал и какой выбор он принял. Он не хотел, чтобы его сын что-либо узнал. Узнал о нём. Он не хотел, чтобы вы узнали, что разрушило его любовь, не хотел, чтобы у вас были какие-то воспоминания. А Элфи, это просто домовой эльф… — и он замолчал.

— Нет, Каллум, это не просто эльф. Всё это не просто, — он замолчал.

Какое-то время они молчали, и Каллум знал, что нужно оборвать нависшую тишину.

— Сэр, я могу приступить выполнять, то что вы мне поручили?

Теодор кивнул.

— Каллум, скажи всем, чтобы не прятались от меня. Каждый из вас достоин жизни, и если кто-то хочет свободы, я дам. Ты хочешь?

— Нет, сэр, я не хочу. Мой дом тут. Но я скажу, — он помолчал, как будто набирая воздуха. — Спасибо, сэр.

— Спасибо, Каллум.

Хлопок, и он растворился в пространстве.

Теодор вздохнул и обернулся в сторону портрета отца. Он смотрел в его глаза, и кроме тьмы там ничего не было, но больше Теодора это не беспокоило. Темнота или свет — выбирает каждый лично, и он выбрал, и больше он не будет сомневаться в себе.

— У тебя было всё, но тебе казалось этого недостаточно. Жаль, ты это понял слишком поздно. Я знаю, ты это понял, — Теодор вздохнул и закрыл глаза. — Спасибо за свободу, отец.

Когда Теодор открыл глаза и посмотрел на портрет, там уже никого не было. Полотно было пустое.

Теодор вздохнул и вышел из каминного зала.

========== Часть 13 “Переписка” ==========

Теодор стоял у отцовского кабинета и несколько минут колебался: входить или не входить. Спустя пару минут он всё-таки медленно положил свою руку на серебряную ручку с драгоценными, зелёными камнями, зажмурился, но все-таки сделал поворот кистью, и дверь покорно открылась.

Когда-то в тринадцать лет он попытался проникнуть в кабинет, просто ради интереса. Кабинет отца был полон интересных вещей, книг, писаний, а также юному Теодору очень нравилась обстановка: кожа, красное дерево и приглушённый свет. Тогда стоило ему только дотронуться до ручки, как она мгновенно превращалась в голову змеи и шипела, а глаза загорались зелёным огненным цветом. На руке оставался след от ожога, а отец болезненно наказал. С тех пор он не допускал ни одной попытки проникнуть в кабинет отца, и понял раз и навсегда, что любая закрытая дверь в поместье — должна оставаться закрытой. Он пользовался только общими помещениями и собственной комнатой. А если ему было что-то нужно, то он спрашивал у отца или у домовых эльфов. Скорее, он пользовался вторым способом, нежели первым.

Сейчас он знал, что все до единой двери в Мэноре подвластны лишь ему, но память о том дне была жива по сей день.

Когда отец исчез, Теодора долго опрашивали, брали воспоминания и не говорили о том, что Нотт старший погиб. Все по сей день думают что он жив, просто исчез из страны с кучкой единомышленников, но Теодор знал — отца больше нет. Знал, потому что все тайные двери отворились, заклинания пали, и Мэнор стал ему подчиняется. Это означало лишь одно — Нотт старший мёртв!

Теодор вошёл в кабинет, и запах отца ударил в нос. Он осмотрелся, всё было так же, как тогда, в детстве, или почти всё. Только много портретов стояло повсюду, накрытых холщовой тканью, это было отличительной чертой от кабинета в воспоминаниях Теодора. Когда отец исчез, он приказал домовикам снять все портреты и убрать долой с глаз, все, кроме одного. Теперь понятно, куда они их спрятали. Он не хотел вспоминать свою родословную, идеологию и ценности семьи Нотт. Он хотел покоя и любви, простые ингредиенты для счастья.

Посмотрев на стол, Теодор увидел, что там лежала книга писание священных двадцати восьми, он провёл по ней ладонью, смахнув слой пыли и вздохнул. Всё это было бессмысленно.

Резкий стук в стекло, настойчивая дробь, Теодор вздрогнул и вздохнул, всё-таки этот кабинет действует на него по-особенному.

Какая удивительно красивая сова, переливающее оперение, миниатюрность и утончённость воспитания. Впустив птицу, Теодору бросилась в глаза печать на том письме, которое сова цепко держала в лапах — Паркинсоны. Грусть, что накопилась в нём, а так же груз семейных воспоминаний и собственных переживаний резко рухнули вниз, и улыбка озарила лицо Теодора. Позабыв про птицу, он быстро распечатал конверт.

Привет Нотт Теодор Тео.

Я очень нервничаю сейчас, и это не первый лист пергамента, чтобы ты знал!

Мне тяжело даются эти шаги на встречу, но я их делаю, потому что хочу!

Я хочу, чтобы ты больше не играл со мной в эти игры, не испытывал моего терпения и не проверял меня на прочность. Тогда, в кафе, я ждала от тебя чего-то другого. Наверное, мне показалось, но прошедшие недели ты был слишком близок ко мне, вроде бы ничего и не было, но мне казалось, ты смотришь на меня по-другому.

Объяснись и скажи, что мне показалось? Я тогда больше тебя не побеспокою и будем жить, как жили, каждый по-своему.

Пэнси П.

Теодор улыбнулся, и почувствовав запах Паркинсон от пергамента, ухмыльнулся.

Он сел в кресло отца и на минуту потерял равновесие, словно пол ушёл из-под ног, но аромат Паркинсон его отрезвил. Взяв пергамент, Теодор зашелестел пером.

Пэнси, если сказать, что твоё письмо было вовремя, ты мне поверишь?

Не то, чтобы я ждал от тебя что-то подобное, но это было очень вовремя. Ты вытащила меня из ненужных раздумий.

Что это за парфюм, который даже с листа пергамента ярко ощущаешь? У тебя явно навязчивые духи. Тебе так не кажется?

Твоя сова застала меня в Мэноре, что крайне удивительно, потому что я хотел отсюда съехать раз и навсегда, но это мой дом и сейчас я это понял.

Я не хотел связывать себя с тем, что напоминает мне об отце и о том, к чему он шёл, а ты как чистокровная волшебница — это самое главное напоминание. Знаешь, я даже хотел жениться на маглорождённой, чтобы мои предки заплатили по своим счетам. Потом думал о маглах, и казалось, нашёл выход для себя, гармонию и ту самую. Тешил себя иллюзией. Сейчас понимаю, это слишком, та самая грань, которую не стоит переходить, не потому что это плохо, а потому, что я другой. Я волшебник, и мне это нравится!

В школе я не обращал на тебя внимания, потому что ты всегда была рядом с Малфоем, а всё что было рядом с ним — меня не интересовало, по принципу естественного отбора. Но не будем о Малфое, это слишком… Сейчас моё внимание сконцентрировано исключительно на тебе.

И я подумал, может ты сможешь и перестанешь относиться к маглам как к чему-то второсортному? Пойми, что от них порой рождаются талантливые волшебники: Гермиона Грейнджер, Лили Эванс, и такие полукровки как Гарри Поттер, Волан-де-Морт, Северус Снегг. Для меня это важно!

Поэтому, Пэнси Паркинсон, соизволите со мной отужинать?

P.S. Тебе не показалось, ничего не показалось, Пэнси!

Теодорпогрузился в изучение текущей документации, бумаг отца, и мысли в голове сложились в определённую линию, беспокойство исчезло.

Сова вернулась лишь к вечеру, когда Теодор хотел покинуть Мэнор и оказаться в своём уютном, светлом доме.

Ну, во-первых, я бы не хотела говорить про Грейнджер, мне не нравится даже напоминания её имени и того, что ты что-то там хотел. С Грейнджер история закрыта, и в конце концов, не думаю, что Грейнджер и Малфой говорят о нас, не так ли?

Во-вторых, про магглов проехали, считай что это шаг навстречу (прекрати ставить условия, я не смогу гарантировать смирение).

В-третьих, нет, мне не кажется, и мне нравится мой парфюм, он говорит обо мне и я уверенна, что тебе нравится мой запах.

Я согласна. Уверенна, ухмылка на твоём лице появится при прочтении этих строк. Сегодня в том самом кафе, в семь вечера.

Пэнси П.

Теодор вздохнул и откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.

Пэнси Паркинсон возникла в его мыслях неожиданно, спонтанно и нагло. Она, словно её запах парфюма, вытеснила постороннее и заняла место на передней нише. Теперь всё пахнет Паркинсон, никем другим. В его голове словно стёрлись моменты с другими девушками, он не мог вспомнить ни цвета глаз, ни запаха, всё оставалось невзрачным, блёклым и аромат исказился. Всюду была Паркинсон, и Теодор ничего уже не мог сделать.

========== Часть 14 “Опять?” ==========

Он опоздал намеренно, и пришёл на несколько минут позже. Ему хотелось, чтобы она его ждала, укрощать Пэнси было особым удовольствием для него.

Теодор сразу увидел её за самым центральным столиком, ещё бы, ведь не смотря ни на что, это была Пэнси Паркинсон. Она сидела спиной к нему, а её обнажённые лопатки выглядели необычайно притягательно, и это сбило его с толку. Он какое-то время стоял и просто смотрел ей в спину, а рой мыслей словно не мог успокоиться, найти тот самый улей, а всё эти обнаженные лопатки. Но умение Теодора быстро взять себя в руки сработало и в этот раз. Он стремительно подошёл и сев напротив неё, спокойно ей улыбнулся.

— Привет, — достаточно тихо сказал он, и перевёл взгляд на бокал, в её цепких пальцах. — Вино? — он снова перевёл свой взгляд, только теперь на неё, и заметил, что она была необычайно красива.

Теодор думал, что что-то в ней изменилось, определённо изменилось. И этому способствовал не роковой макияж или ярко-красная помада, а взгляд, именно взгляд — он был уверенный и влажный. Такой он её ещё не видел.

Паркинсон была непредсказуемой, нервной и взрывной, но сейчас она была спокойной, сексуальной и, казалось, покладистой. Это немного пугало Теодора.

— Пэнси, ты прекрасна, — он улыбнулся мягко, ему хотелось её поддержать и сказать тысячу комплиментов, но только почему-то смог сказать скудные слова.

— Привет, Тео! И я бы хотела выпить за тебя, за то, что ты отделался от наваждения и смог сделать правильный выбор, — она жадно сделала глоток вина.

Теодор перевёл взгляд на бутылку вина и понял, что там нет половины. Он знал, что Пэнси в прошлый раз его обманула, и алкоголь для неё был непривычен, не так, как она говорила об этом. Пэнси не пила крепкие напитки, и в этом он был уверен. Что касаемо вина, то оно явно вскружило ей голову, захватило её разум, и Пэнси Паркинсон просто была пьяна.

— Может, нам стоит заказать десерт и, например, зелёный чай? Думаю, что вина на сегодня достаточно.

— А я так не считаю. Ты опять диктуешь мне, что делать? Что мне пить, что мне не пить? Только я решаю, чего я хочу! — она немного прервалась, словно запнувшись об собственные слова.

— Знаешь, мне не нравится такой разговор. Когда двое вместе, они не могут разговаривать так, в отношениях нет главных. Есть двое! И самое главное — это уметь говорить. А ещё, пьяные женщины… — он не договорил, так как она резко встала, и он увидел, что Пэнси теряет равновесие.

Теодор подскочил и хотел удержать её, но она сделала неловкое движение, и ладонью уперевшись об стол, покачнулась, и пошатнувшись ещё раз, уронила бутылку. Громкий звук, красное вино растеклось по тёмному полу, и резко стихли голоса, был слышен шёпот, и Теодор услышал, что к ним приближается официант.

— Извините, у нас небольшое происшествие. И рассчитайте нас, пожалуйста, — Теодор чуть снизил тон. — Посчитайте, пожалуйста, эту бутылку вина, чаевые будут весьма неприличные, всё-таки такие неудобства, — и он мило улыбнулся, зная, что эта улыбка и последняя фраза будет достаточной точкой на сегодня в этом заведении.

Он быстро обошёл стол и перехватив Паркинсон, обнял её за талию, при этом крепко прижав к себе.

— А теперь, дорогая, думаю, что нам пора уединиться.

Паркинсон не успела ничего сказать. Она лишь попыталась развернуться, чтобы посмотреть на Теодора, но он не дал ей этого. Он почувствовал, как её ладонь скользнула по его руке, видимо, она попыталась скинуть её, но у нее и в этот раз ничего не получилось. Теодор её крепко сжимал.

Удерживая Паркинсон и не дождавшись официанта, он положил внушительную сумму на столик, и пока она делала попытки выбраться из его хватки, двинулся к выходу.

Выйдя на воздух, ему показалось, что стало слишком прохладно, а всё из-за ветра, который проникал глубоко внутрь и охлаждал, стало некомфортно. Он по-прежнему прижимал Паркинсон, и её тело словно дышало жаром, она была такой тёплой и необходимой, её аромат пьянил его разум, а нотки алкоголя заставляли думать о её губах, звуках, которые они могут издать… И ему непременно захотелось воспользоваться этой ситуацией и исчезнуть с ней куда-то, где они останутся только вдвоём.

Она из последних сил хотела вырваться, но он прижал её к себе крепче.

— Успокойся, ты в безопасности, Пэнси.

— Нотт, ты сказал, когда двое вместе… — она икнула. — Кто эти двое?

Теодор засмеялся и прижал Пэнси к себе, удерживая её затылок.

— Вот уж загадка, Пэнси.

Она издала хриплый звук и обмякла в его объятьях. Теодор продолжал стоять и вдыхать прохладный воздух, смешанный с её запахом, разбавленным винными нотами.

***— Опять?

Эти слова повторялись несколько раз, словно их приумножили заклинанием и они будут звучать постоянно.

Открыв глаза, Теодор понял, что его тело болит от некомфортной позы. Ну неужели он снова спал в кресле? В этом момент он увидел перед собой ту же самую большую кровать, и снова Паркинсон, только в этот раз она не спала, а смотрела на него гневно и возмущённо. Её чёрные волосы были растрепаны, а сама она выглядела явно не как свежая роза.

Теодор рассмеялся, и ладонями потёр своё лицо, после взъероша свои и без того непослушные волосы кончиками пальцев.

— Опять, Теодор? Это что, снова та самая магловская гостиница?

— Паркинсон, меньше надо пить, и знаешь, я думаю, что с алкоголем у тебя не всё в порядке, — он сказал это слишком серьёзно.

Паркинсон фыркнула, и подняв одеяло, взвизгнула.

— Я опять голая! Ты что, издеваешься? И что ты на этот расскажешь?

Теодор внимательно посмотрел, так как он любил, заставляя её нервничать. Она была естественна: макияж размазан, волосы после сна были сами себе хозяева. «Сонная притягательность» — так в мыслях назвал внешний вид Пэнси, Теодор. И ему нравился её видеть такой домашней, по-настоящему прекрасной и обыденной. Такой, какой должна быть каждая женщина, потому что яркая обёртка — это всего лишь начало, а потом начинается обычная жизнь, где фантик не имеет значения, так как знаешь вкус. Если женщина нравится такой изначально, то непременно всё будет хорошо.

Пока Теодор думал обо всём этом, Паркинсон откинула одеяло и резко встала с кровати, во всей своей красе.

— Я, конечно, слабо помню вчерашний вечер, и не помню как мы оказались здесь… Но я точно знаю, что вчера мне не было плохо, не настолько, чтобы ты меня раздел, Теодор. Тебе нравится смотреть на голую, пьяную женщину?

— Да, мне нравится тебя раздевать, нравится то, что я вижу! — резко встал и очень близко подошёл к ней.

Он стоял настолько близко, что чувствовал тепло её тела, ощущал её запах и слышал, как бьётся её сердце.

— Пошли в душ, — тихо сказал он.

— Ты охренел?

— Пойдём, — он взял её ладонь в свою, и её тепло ощутила его рука. Он улыбнулся и повёл её за собой.

Но Пэнси сделала рывок, попыталась вырвать свою руку. Сначала у неё это не получилось, но как только Теодор повернулся и посмотрел на неё, ещё раз улыбнувшись, отпустил её ладонь.

Она слышала как включилась вода, и продолжала стоять посреди номера, обнажённая и растерянная.

Теодор знал, что делает всё неправильно, не так, как должно быть. Он не должен был приводить её в этот номер, и тем более звать с собой в душ. Он не должен был её раздевать, ведь она была права, ей не было плохо и он мог спокойно уложить её спать в одежде. Но он знал, что она проснётся, и задаст этот вопрос, и только ради этого вопроса стоило рискнуть.

Теодора улыбнулся и погрузился под душ, ему нравился контраст то холодной, то горячей воды. Он словно играл со своим телом, заставляя его по-разному реагировать. Ему нравилось это ощущение, точно так же, как ему нравилось ощущение от неё: она могла его обжечь или окатить холодной водой, она могла сказать ему нет, и в то же время сделать шаг вперёд. Он никогда раньше об этом не задумывался, но сейчас он знал точно — только она будет заставлять его бежать и останавливаться, снова бежать и снова останавливается, только она вызывает такие эмоции.

Ему не будет просто, но разве ему это нужно?

Она такая же, как он, но определённо другая. Он был всегда таким, в она становится такой рядом с ним. Или ради него?

Теодор почувствовал, как её рука коснулась его спины. Он замер и остался под потоком воды. Пэнси оказалась рядом с ним, за его спиной. Она обняла его за талию, и её руки сомкнулись на его животе, словно спасательный круг, который ему так был необходим.

Почувствовав её голое тело позади и продолжая стоять под водой, он ощущал, как её тепло проникает под кожу глубже, глубже, глубже…

Воздух заканчивался, но он не смел развернуться и выйти из-под воды.

Пенси поцеловала его в районе лопаток, потом ещё, ещё, и её короткие, скромные поцелуи были до самой дрожи. Теодор развернулся, чтобы увидеть её. Она подняла на него взгляд, и в этом взгляде он видел всю неловкость, неуверенность, робость и незримое желание в глазах.

Теодор обнял Пэнси и прижал к себе. Провёл по её волосам, и они стали темнее от воды, а влажная кожа источала тот самый навязчивый, но до боли знакомый и уже необходимый запах.

Теодор поцеловал её, и в этот раз она отвечала ему жадно. Их поцелуй — это шаг навстречу друг другу. Они вошли под душ, и их поцелуй был таким же, как их отношения, у них кончался воздух и им нужно было вынырнуть из-под дождя воды, чтобы дышать. Им нужен воздух, необходим.

Вода-поцелуй-воздух, вода-поцелуй-воздух.

— Тео, у меня никогда не было этого. Я дев…

Он прервал её, закрыв указательным пальцем её губы, чтобы она не сказала ничего, ничего того, что он уже знал.

— Я не буду тебя торопить, пусть все будет, как ты хочешь. Только как хочешь ты, Пэнси.

Теодор поцеловал её нижнюю губу, и ладонями скользил по её влажному телу, ему хотелось прижать её к себе так, чтобы она не ускользнула от него, не превратилась в воду и осталась с ним сегодня, завтра и всегда.

Девушка отвечала ему поцелуями и прижималась к нему сильнее, ощущая его желание, жар и пульсирующую готовность. И ей это нравилось. Нравилось, что он ждёт её слово, что он повинуется ей.

Пэнси отстранилась, и проведя по грудной клетке ладонью, повела ниже, ниже, ниже и дойдя до цели, провела по нему кончиками пальцев. Она смотрела ему в глаза, и видела, как синий цвет становится темнее, как влажная поволока окутывает взгляд, и она вздохнула ему в губы.

Вода стекала по их телам, а они продолжали стоять, и пальцами изучали тела друг друга, трепетно и нежно, до тех пор, пока вода не смыла сомнения, страх, и их общее прошлое.

========== Эпилог ==========

Теодор уверенно шагал по красной ковровой дорожке. Он завернул за угол, и увидев нужный номер, приложил карточку, резко распахнув дверь.

— Паркинсон, это что, такая ролевая игра? Я ждал тебя дома, у меня завтра важные переговоры с международным отделом и… — не успел договорить Теодор, как к нему вышла обнажённая Пэнси Паркинсон с бокалом вина. С её волос капала вода, стекая вниз на пол, прямо к ногам, создавая небольшую лужицу.

— Теодор! — и он на мгновение замер. — А тебе не кажется, что нужно закрыть дверь? — он удивлённо повернулся и увидел, что входная дверь всё ещё продолжает быть распахнутой, а соседний номер смотрел прямо на них. Вздохнув и закатив глаза, быстро захлопнул дверь.

— Я думал, что дома мы сможем отдохнуть, и потом… — она снова его перебила.

— Сегодня ровно пять лет, как мы с тобой оказались здесь впервые, в этом самом номере. Ты знаешь, мне кажется, ты забыл, — она сделала к нему несколько шагов навстречу и остановилась.

— Ну конечно, ты забыл.

Теодор смотрел на влажное тело снизу вверх, и понимал, что он действительно забыл. Даты — это так важно и нелепо одновременно, разве он невнимателен и бесконечно влюблен, но спорить с Пэнси и развозить дискуссию ему не хотелось.

Его жизни стала кутерьмой из событий, а его карьера, как он и хотел, поднималась в гору, и каждый раз она была всё выше и выше. У него было всё, что он хотел, и даже больше — у него была Паркинсон. Его жизнь, как он и думал, не была ровный, а состояла из разных поворотов и неожиданных событий, благодаря её темпераметру. Ему это бесконечно нравилось.

— Знаешь, а я рада, что пять лет назад так всё случилось. И сейчас мне кажется даже романтичным то, что это случилось здесь, — она снизила голос до шепота и сделала ещё несколько шагов. Оказавшись совсем близко, она прижалась к нему всем телом и потянулась за поцелуем.

— Паркинсон, ты намочила мне мой любимый костюм.

— Блять, Тео, — она отпрянула от него.

Посмотрела так, словно хотела испепелить. И Теодор знал этот взгляд. Знал, какие мысли стремительно метаются в её голове, и он засмеялся.

— Во-первых, я уже давно не Паркинсон, а во-вторых, мне никогда не нравился этот идиотский костюм из маговского магазина.

— Опять? — чуть громче сказал он.

— Я многое делаю так, как нравится тебе, и многое делаю так, как хочешь именно ты, но есть то, что мне не нравится. И мне не нравится этот костюм, не нравится то, что ты называешь меня Паркинсон, и ещё мне не нравится… — она не успела договорить, как он оказался рядом с ней и поцеловал её.

У Пэнси исчезли все мысли, и гнев сменился желанием, смешанным с любовью к своему мужу. Она отвечала на его поцелуй рвано, страстно, а он уже снимал этот дурацкий пиджак, расстёгивал эту не менее дурацкую рубашку.

Она хотела поскорее избавиться от всего, что мешало ей насладиться его телом и спешно помогала ему, прерывая поцелуй.

Он провёл пальцами от её плеча и ниже, зная, что щекотка дарит ей острое желание. Пальцы остановились на бедре, и изменив движение на более резкое и грубое, он провёл ладонью от бедра к лобку. Его рука замерла на минуту, и углубив поцелуй, он отстранился от неё.

Пэнси распахнула глаза и посмотрев на него, прорычала сквозь зубы.

— Ну Тео…

Он рассмеялся и резко проник пальцем в неё, Пэнси издала тихий стон.

— Блять, блять, — хрипло произнесла она.

Теодор смотрит в её глаза не отрываясь, видит, как меняется оттенок — вот он становится темнее, как меняется размер зрачка, вот дрогнули её ресницы, и знакомый до дрожи прищур. Теодор чувствует, как по её телу проходит мелкая дробь, нарастает, и вот её руки коснулись его плеча, пальцы перебирают кожу и сжимают её. Он увеличивает, набирает силу движения. Ведь только он знает как ей нравится, что нужно для того, чтобы Пэнси потеряла равновесие и испытала наслаждение. Он вытащил палец и услышал её выдох, и резкий, громкий шлепок ладонью. Тео посмотрел на неё, её глаза были широко открыты. И снова шлепок, и ещё. Его ладонь касалась её горячей и влажной кожи, такой нежной, и снова шлепок.

— Тео, я сейчас… — хрипло издаёт она.

Шлепок и погружение, как последний винт двумя пальцами и она виснет на нём, издавая протяжный выдох.

***

Теодор по-прежнему остро ощущает её головокружительный запах, навязчивый парфюм, который стал первой нотой в его знакомстве с ней. С годами её кожа пахла по-разному, но сейчас он ощущал именно те самые знакомые, острые нотки: как тогда, в их первый день, когда она вошла в его жизнь по другому, положив ладонь на его плечо, в том магловском кафе.

Теодор теперь знал, что любовь приходит сама, однажды, и настигает даже тогда, когда кажется, что ты про неё всё знаешь. У неё нет правил и нет права выбора. Пэнси как-то сказала:

— Я думала, что выбираю сама. Могу любить или не любить, выбор остаётся за мной, но оказалось, у любви свои планы.

Теодор открыл глаза и посмотрел в потолок. Всем телом ощущал, что рядом лежала его любовь, а её дыхание щекотало ему предплечье. Он улыбнулся и закрыл глаза, и даже в темноте, появился её образ.

Пустые коридоры замка, который был долгие годы домом. Годы, которые не вернуть и не изменить, но которые приведи его сюда, в этот номер, тогда и сейчас.

Теодор почувствовал плечом чье-то присутствие. Обернувшись, он видит Пэнси, но она другая: волосы короче, рост ниже, и Теодор понимает — она моложе. Её взгляд, устремлённый вперёд, привлёк его внимание, и проследив за ним, он увидел себя. Он читал, и не видел за вековой колонной затаившуюся Пэнси.

Он хотел коснуться её плеча, но рука прошла сквозь, почувствовав лишь прохладу, и дуновение ветра от руки ко всему телу. Ветер, откуда тут ветер?

Пэнси посмотрела на него пронзительно, сквозь него, и исчезла. Он повернулся взглянуть на самого себя, и увидел там, где только что был юный Теодор, плетеную корзину.

Теодор подошёл и, заглянув, увидел младенца с темными волосами и большими синими глазами. Посмотрев в его глаза, он словно потерял равновесие и провалился в световой тоннель, мелькание цвета и эти глаза…

— Я люблю тебя, Теодор, — голос, её голос.

Теодор открыл глаза и увидел Пэнси, склонившуюся над ним.

— Всё хорошо?

— Да, — Теодор посмотрел в её глаза, и лёгким движением убрал прядку волос за ухо. — Пэнси, я тебя люблю, всегда любил.

Она ничего не ответила, лишь коснулась кончиком своего носа его, и нежно сделав круговое движение, улыбнулась.

Так сложилась жизнь Теодора Нотта и женщины, которую он не замечал, но ставшей самой желанной и любимой, той, которая жила в нём под самой кожей, в сердце, и том центре, который называют душа.

Конец.