Призрак замка Аруэ (СИ) [Лия Кохен] (fb2) читать онлайн

========== вместо предисловия ==========

— Je ne sais pas où cette dame est allée{?}[Я понятия не имею, куда подевалась эта женщина(франц.)].

— Mais vous-même me l’avez présentée comme une invitée du propriétaire du château{?}[Но ведь вы сами представили ее мне как гостью хозяина замка(франц.)].

Стоящий перед гвардейцем человек совершенно не выглядел растерянным. Лишь на секунду он закатил глаза, словно бы раздумывая над словами охранника, после чего встряхнул украшенной кружевом манжетой и приложил обнажившееся запястье к полноватым губам.

— Ронни, Ты уверен, что я должен оправдываться перед стражником? — прошептал он чуть слышно, но охранник все равно удивленно вскинул брови, наблюдая за странными действиями титулованной особы. — Конечно, я хочу ее снова здесь увидеть. Правила, говоришь, такие… — он прокашлялся и после мотнул головой, давая понять гвардейцу, что ничего особенного не происходит. — Понял, Рон. До связи, — шикнул он почти беззвучно, после чего вновь обратился к уже порядком озадаченному собеседнику, легко переключившись с общего языка на один из архаичных: — J’ai peur que vous ne me croyiez pas. Mais elle vient de disparaître{?}[Боюсь, вы мне не поверите. Но она просто исчезла(франц.)].

— Comte Duvergier. Ce n’est pas drôle du tout. Comment ça, elle a disparu?! {?}[Граф Дювержье. Это совсем не смешно. Как так, исчезла?(франц.)] — усатый стражник еще больше нахмурился и зачем-то проверил рукой шпагу.

— Comme ça: pfft {?}[Вот так: пфф…(франц.)], — граф в воздухе нарисовал руками облачко и широко улыбнулся, демонстрируя недоумевающему гвардейцу ряд идеальных крупных белоснежных зубов. — Comme un fantôme… {?}[Словно призрак…(франц.)]

========== -1- ==========

«Нашел ее, Сол. Я нашел. Через сорок… тридцать девять…»

Ну же… Приблизься… Каких-то три шага — и ты мой…

На редкость легко было удерживать тетиву натянутой так долго, но лишь согбенная фигура в темном плаще держала на себе безраздельное внимание стрелка. Стрелок — это я. Безусловно, я. Как-то не сильно удивился, посмотрев на себя со стороны.

Резко, но вполне ожидаемо фокус вновь сместился на предметы перед моим лицом. Неестественно мягко, словно тонкие материнские пальцы, коснулись лба и щеки бирюзовые стручки пышнокронной катальпы, на прочной ветви которой я вот уже как с полчаса поджидал свою цель — мертвеца, нагонявшего страх на малюток-пикси, что обитали неподалеку от скалистого Холма Найр.

Два шажка… Ну же… Сюда, нечистый, сюда… Почти попался, упырь. — Дыхание застыло в груди плотным горячим комом. Кожаный жилет тесно сжимал ребра, а влажные от волнения пальцы — тонкий хвостовик самовоспламеняющейся стрелы из сухой, но прочной ветви Кистосова Древа. Лишь такой можно одолеть вампира. Главное — попасть точно в грудь.

Бьется ли у них сердце? — промелькнул вопрос, но тут же стал совершенно неважен, так как вурдалак внезапно исчез.

Вот он стоял на расстоянии выстрела — бесформенный скрюченный силуэт промеж замшелых поваленных стволов. И вот его нет.

С усилием моргнув, я убедился, что зрение не сыграло со мной злую шутку.

Да куда ж он девался: ведь не бес и не леший?.. Кто же ты тогда? — вопрошал я самого себя.

Но было поздно: тот, кого я так поспешно принял за легкую добычу, уже стоял за моей спиной, и следовало бы ожидать злобного хохотка или прощального поцелуя холодной стали. Но вместо этого до моих ушей донесся, как шепот далеких колокольчиков, мелодичный, но все же бесспорно тревожный мотив, словно бы кто-то играл прощальную траурную песнь в мою честь.

«Одиннадцать.. десять.. девять…» — где-то в вышине незнакомый взволнованный голос отсчитывал числа.

Волнистое лезвие шамшира, сильно изогнутое, прошло мое тело насквозь и так же резво вышло.

Шесть метров пролетели за какую-то долю секунды — и вот я уже на покрытой рассветной росою траве. Не боль я испытал тогда, но лишь сильное удивление: Меч пустынников? Но народ Эйлори никогда не покидает своих дюн…

И тут словно что-то тяжелое опустилось мне на грудь. Я сам не разобрал, как оказался на спине. Длинные и узкие плоды и широкие сердцевидные листья могучего старого древа мелькали над моим лицом, как лопасти ветряной мельницы, разогнанные внезапно набросившимся на лесистую низину ураганом. Сквозь них — хоровод облаков: розовых, сиреневых, золотых…

Я не успел вспомнить, где мог видеть такую причудливую палитру раньше, потому что танец цвета стал набирать обороты вместе с играющей в моих ушах мелодией. Теперь она звучала скорее торжественно, как на какой-нибудь церемонии, или празднике. А затем я почувствовал всем своим обездвиженным, распластанным на земле телом, что вращалось вовсе не небо, и не листья, и не вытянутые наподобие шпаги недозрелые плоды прекрасной катальпы, а я сам. От настойчивого неугомонного звука и цвета к горлу подступила дурнота. И средь этого яркого мозаичного вихря и беспрестанных вращений, раздражающих все мои чувства без исключения, я заметил склоняющийся ко мне силуэт в темном мешковатом плаще. Не в силах пошевелиться, я попробовал зажмуриться, но у меня словно бы не было век. И я был обречен увидеть, как из-под плотного капюшона, извиваясь и покачиваясь, вылез длинный, раздвоенный, точно у аспида, блестящий голодной слюной язык, и резко выстрелил мне в лицо.

========== -2- ==========

В холодном поту я проснулся посреди ночи и первым делом суетливо ощупал непослушными пальцами свое тело. И все, на первый взгляд, с ним было в порядке: ни порезов, ни ссадин, ни даже ушибов.

Матерь леса Энида! То был всего лишь сон, — эта мысль почти мгновенно уняла мою дрожь. И хотя в затуманенном недавним беспокойным сновидением разуме все еще рисовались повторяющиеся картинки испарившегося уже сюжета, но сердце мое не спеша замедлялось, а дыхание постепенно начало выравниваться.

Как потерпевший кораблекрушение странник, ждущий своей участи на пустынной скалистой отмели, всматривался я в ночную мглу прямо перед собой. Но лишь неяркий сумеречный свет лился в высокие, неприкрытые ставнями окна. Возвращаясь к привычным ощущениям, я стал понемногу успокаиваться. Но стоило мне вновь собраться с мыслями, как я понял, что что-то не так. Вернее было бы сообщить, что не так было абсолютно все: уж очень мягкий матрас под расслабленной спиной, и ступни упираются во что-то ровное и твердое, чего в изножье моей лежанки быть не могло, и как-то слишком туго затянута шнуровка на жилете. Странно, что я лег спать, не раздевшись. И окна. Такие высокие окна могли бы украшать Святилище Старейшин или покои Матриарха в Хрустальном Дворце, но не скромную лачугу охотников.

Зильмедир! — позвал я молодого следопыта, с которым мы должны были дежурить в ту пору, накануне самой темной ночи в году, но ответа не последовало. Мне даже причудилось тогда, что я не произнес ни звука — лишь подумал, а крикнуть забыл. Словно бы у меня вовсе не было голоса.

Как детская гладкая кукла-неваляшка резким движением я сел на своем ложе. Поджатые по привычке ноги на мгновение зависли в воздухе. Опустив сначала левую, затем правую, я ощутил под ступнями опору. Не такую ровную, каким был полированный каменный пол Святилища, но гораздо тверже устланной соломой рыхлой земли болотного края, нашего с Зильмедиром временного пристанища.

Сквозь звенящее тишиной пространство смутные, как далекие раскаты грома, доносились трели незнакомого мне музыкального инструмента. Звучание его было напористым и строгим, будто бы кто-то с силой бил по тугим струнам металлическими молоточками, но делал это невероятно искусно, с большим мастерством. Да и струн, судя по диапазону, у инструмента было не меньше восьми: гораздо больше, чем у мелодичной виелы или плакучего гитерна, на каком играет странствующий менестрель, слагающий свои строки о вечной, но всегда разной любви. Скромным собирательницам трав из Изумрудного Дола он рассказывает о беспредельной нежности барда-героя Симарга к погибшей в свежей юности среброокой принцессе Мериде, за которой сладкоголосый певун отважился спуститься в царство вечной тьмы к самому Королю Ночи Анталлу и, многие летá играя на своей позолоченной лире, сумел-таки растопить холодное, как камень, сердце самогó Владыки Тьмы, после чего тот отправил юношу на свет вместе с его красавицей-невестой. На усыпанном ракушками побережье близ рыбацкой деревеньки Келифисимма он поет ловким ныряльщицам за жемчугом о славном мореплавателе Зелдуме и его тринадцатилетних скитаниях по бескрайним водным просторам в поиске той одной, единственной, что ждет беззвездными вечерами на одиноком мысе с медным фонарем в руке и непрестанными молитвами отгоняет от суженого мелодичных сирен и пленительных ундин с телами нимф, голодными чревами и зубами острыми, точно у тварей из морских глубин. В царстве воинственных энней, женщин со змеиными хвостами вместо ног, громогласно воспевает он подвиги бесстрашной их королевы, полногрудой Аломисы, которая, одержав победу в схватке с десятью храбрейшими рыцарями окрестных земель, завоевала славу самой умелой воительницы всей восточной части Айрамары.

Забыв о тягучей мелодии, я вернулся мыслями к своему неподвижному телу. Воздуха по-прежнему не хватало, словно легкие мои сдавили металлическим обручем. Совершая попытку сделать глубокий вдох, я невольно положил левую ладонь на грудь. Пальцы коснулись плоти раньше, чем, как я ожидал, это должно было произойти. Встревоженно ощупал я тонкую шуршащую материю, а после еще более боязливо, одними подушечками надавил на что-то мягкое, прикрытое легкой тканью, чего там точно быть было не должно.

Странная мысль пронеслась в голове, и я судорожно провел языком по зубам. Все они были на месте. Даже боковой резец, который я потерял в схватке с Туронским Великаном, — и тот как ни в чем не бывало дополнял собою верхний ряд. В тот день судьба была ко мне добра: я лишился лишь зуба. Остальным, кто отважился навестить пещеру злобного исполина, повезло гораздо меньше моего. Отчетливо вспомнил я хрустальные, полные молчаливой скорби глаза Хранительница Озерной Долины Эллариэль, когда она провожала сына, плывущего на восток по течению Великой Потамы бок о бок с другими телами, объятыми прощальным очистительным огнем. Безусловно, молот убитого циклопа должен был достаться ее великому роду. Ведь именно ее первенец, наш лидер храбрец Аэллин, нанес великану смертельный удар своим сверкающим копьем. Мне удалось тогда вынести героя из логова погибшего исполина. Но раны его были слишком глубоки, а целители — в нескольких часах пути от высочайшего пика Туронских Гор.

Изменения в теле никогда еще не воспринимались так отвратительно во снах. Но теперь мне явно не нравилось то, что со мной происходило. То была не охота на очередного любителя полакомиться эльфийским мясом, тем более не жестокая схватка с демонами преисподней, но я запаниковал.

Мне, конечно, и раньше снились кошмары, и даже порой сцены откровенного и омерзительного толка приходили ко мне во снах, но детализация и нюансы того полуночного видения были какими-то уж чересчур реалистичными. Я слышал едва различимые звуки, ловил носом незнакомые мне запахи, чувствовал странные непривычные ощущения внизу живота, где все казалось слишком широким и свободным.

Медленно водил я взглядом по стенам и потолку. Несмотря на глубокую ночь, я, хоть и смутно, все же мог различить узоры на сводчатых проемах и купольном потолке, оттенки синего и голубого, мерцающие волшебными огоньками в бесчисленных хрусталиках ажурной люстры, нечеткие контуры находившейся в комнате мебели. И все, что меня тогда окружало, казалось настолько непривычным тому, что я мог наблюдать в любом из храмов и святилищ, где я бывал, что мне потребовались несколько минут, чтобы понять, что и чем является.

Несмело я гадал, что обтянутые светлой фактурной кожей подушки на металлических ножках могли бы выполнять роль стульев или лавок. Кружевная подставка из неизвестного мне, но очень прочного на вид материала — что-то вроде стола или, возможно, алтарь. Поверхность, в которую упирались мои ступни, при тщательном изучении оказалась мозаикой из мелких деревянных щепок — собранные вместе они составляли на полу грандиозный узор с солнцем и звездами. И никаких дверей: шесть высоких, расположенных по кругу странной комнаты окон — лишь два открытых.

Я долго просидел так, ожидая, что же будет дальше. В обычных снах все время что-нибудь да происходит: погони и внезапные нападения, полеты и жутчайшие метаморфозы тела. Но здесь, в этих освещенных лунным сиянием покоях, не менялось ровным счетом ничего.

Это то и было самым пугающим.

========== -3- ==========

Долго и напряженно рассматривал я убранство помещения, где мне довелось очутиться, и по некотором времени приметил в дальней от себя стене узкий проем, изысканно обрамленный посеребренным наличником. Выход? Кинувшись к темному отверстию, в последнем шаге от него я остановился. Выдохнув из непривычного тела остатки воздуха, я вышел на бледный свет.

Из мутной темноты, очерченная холодными лунными контурами, на меня смотрела странного вида особа, каких я никогда не видывал в своей жизни. Кожа ее мерцала неприятной синевой, распущенные волосы густыми кудрями прикрывали всю верхнюю часть тела, а снизу необъятных размеров ширилась странного фасона, похожая на колокол, пышная юбка. Присмотревшись, я с трудом различил в ней человека. Лишь приблизившись почти вплотную я, к своему полнейшему недоумению, осознал, что то, что я по ошибке принял за проем в стене, обернулось стоящим возле нее огромным зеркалом, и смотрю я теперь на свое собственное отражение.

Скорчив брезгливую гримасу и получив в ответ недовольный оскал, я перевел взгляд на пышную грудь, вздымающуюся над кружевным корсажем; скорее случайно, чем с намерением провел руками по ниспадающим на плечи кучерявым волосам такого насыщенного цвета, каким бывает лишь пылающий магический огонь — полуденное солнце, пронзающее фиолетовые кристаллики аметиста.

Мне вдруг страстно захотелось взглянуть, что же у меня там, под всем этими нелепыми одеждами. Но еще прежде, чем начать разбираться, как стянуть с себя неудобный, туго облегающий сверху и безмерно расширяющийся книзу наряд, мой ум был потревожен знакомым любому охотнику ощущением чужого присутствия: кто-то еще был со мной в этой комнате. Резко обернувшись, я, однако, наткнулся лишь на небольшую мягкую постель — а скорее широкий трон на высоких ножках, в котором я не так давно очнулся, и на прикрытые ставни окон. Но запах чужого тела, сдобренный порцией резких духов, заставил меня продолжить свои поиски в, казалось бы, небольшом — не шире привычных мне девяти шагов — помещении.

Мой затуманенный в первые минуты взгляд постепенно начал проясняться. Картинка становилась все четче и четче, пока я блуждал пытливым беспокойным взором по голубым с золотистым орнаментом стенам, гадая, что бы все это могло означать. И тут появился он — человек, прямиком из открытого окна, точно ангел, либо же призрак. Ростом он был высок, как показалось мне тогда, сложением — крупный и ладный. Но его нелепые одежды и грубоватое лицо почти заставили меня впервые за весь сон усмехнуться. Чрезмерное количество рюш, бантов и позолоты делали его наряд похожим на облачение детской куклы. Лицо незнакомца, прямоугольно-угловатое, с широким уплощенным носом и ртом таким крупным, какие я редко встречал у представителей человеческой расы, напоминало бы морду гуманоида, если бы не обрамляющий его объемный парик с белоснежными локонами, да еще взгляд — в высшей степени выразительный и разумный взгляд, которым он одарил меня так цепко и радушно, словно бы уже давно ждал нашей встречи.

Волшебство внезапного появления уже мгновение спустя было рассеяно моей внимательностью, так как за одним из окон — либо то была скорее дверь — находился балкончик, откуда мужчина и мог попасть в комнату. Вспомнив, что сплю, я предположил, что балкон нарисовало мое собственное воображение, дополняя непонятные мне картинки странного видения привычными вещами.

Появившийся в комнате мужчина долго смотрел на меня, то сжимая губы в натужной улыбке, то умильно мотая вихрастой головой, отчего казался мне еще более гротескным. Но потом вдруг большие глаза его наполнились грустью, с какой смотрит мать на хворающее свое дитя. Пару раз он пожевал своими ровными мясистыми губами, словно пытался ко мне обратиться, но слова все не слетали с них — он глотал их, как горький настой, периодически морщась и тяжело переступая с ноги на ногу.

Наконец, пара слов-таки вырвались из груди наружу.

— Ну здравствуй, Кори! — человек начал с приветствия, и я, конечно же, не сразу понял, что он обращается ко мне — я даже за спину себе заглянул: но никого, кроме нас двоих, в комнате не было. — Если бы ты только знала, как я рад, что мы наконец-то можем поговорить, — закончив вторую свою фразу, от сделал порывистый шаг мне навстречу — с не меньшим побуждением я синхронно отступил на шаг назад. Несмотря на вполне безобидный вид стоящего напротив мужчины, меня сильно озадачило то, как звучали слетающие с его губ слова: никогда еще я не слышал от незнакомцев в свой адрес подобного неучтивого, фамильярного обращения.

Попытавшись вытереть вспотевшие ладони и угодив пальцами в бесчисленные складки, я наконец-то осмелился опустить взгляд и осмотреть свое одеяние вблизи: неведомый мне лоснящийся шуршащий материал укутывал мои ноги несколькими невесомыми слоями, переходя на пояснице в тугой жакет, какие, я слышал, носят богатые дамы в больших городах. И тут впервые я отважился молвить хоть что-то.

— Я ничего не понимаю, — прошептал мой рот, но голос был совсем не моим — взволнованный, дрожащий женский голос, не слишком высокий, но с приятными мягкими нотками. Плотно сжав губы, я вопрошающе уставился в лицо своего визитера. Он был тих.

Напряженное молчание укутало комнату. Веселый незамысловатый мотив доносившейся неведомо откуда мелодии казался теперь неуместным и даже навязчивым. Звучащий инструмент напоминал пастуший рожок. Под бодрые ритмы свистящей дудочки мы стояли друг напротив друга в лунном свете посреди таинственного круглого, как огромный расписной барабан, помещения. И настолько некомфортно я чувствовал себя лишь единожды за свои полвека жизни: когда просил руки у Бэлсирифь, дочери мага воды Исифона. Сказать, произнести, выдавить из себя те несколько пылких, отчаянных слов в ту минуту было, казалось, даже труднее, чем получать отказ. До нее я не питал подобного чувства ни к кому в целом свете и также знал, что никогда не полюблю ни одну другую девушку ни в Землях Трилистника, ни в Редкоборье — ни в одном из семи эльфийских королевств. И теперь все словно бы повторялось, но в точности наоборот. Как смотрел я тогда на ее исчезающий за высокими елями стройный воздушный стан, с такой же бесконечной печалью глядел на меня теперь этот странный представитель расы людей — в остроносых туфлях и лохматом парике, в нелепых укороченных штанах и слоях из жилеток и накидок, весь в рюшах и цветах, с крупными грубыми скулами и с пышным белым бантом под ровным, квадратной формы подбородком. И тут он вновь шагнул мне навстречу.

Я не испытывал ни страха, ни волнения — меня сковало другое, почти неведомое мне ранее чувство: я совершенно не знал, что мне делать или говорить. Хотелось скрыться в ночи, но мой наряд не был предназначен для широких шагов. Я подумал о том, чтобы оттолкнуть человека, но в крошечных ручках с тонкими пальцами, казалось, и вовсе не было никакой силы, а суровый взор на украшенном яркими кудряшками лице смотрелся бы весьма несуразно. Все, что я мог, — зажмуриться и надеяться вновь проснуться в своем сооруженном наспех шалаше под сенью векового бука, недалеко от границы с болотистыми холмистыми низинами Найр, пристанищем беззащитных пикси и фей.

А непонятная музыка все продолжала литься в мои непривычно короткие, округлые уши, по временам оседая в тяжелом, сдавленном дыхании стоящего напротив меня надушенного грузного мужчины в ослепительно-белом парике.

========== -4- ==========

— Ты спишь, — произнес ночной гость как-то неожиданно серьезно, и я осмелился вновь разжать веки и посмотреть на него.

— Знаю, — незнакомый голос вновь поверг меня в недоумение. Все же я продолжал: — Но этот сон, он какой-то странный, не совсем обычный… — я придумывал слова и открывал рот. Но говорил не я. Говорила эта странная гигантская кукла, в чье тело меня — охотника, спящего там, на тенистой лесной поляне, закинули игры ума.

— Чем же он необычен? — поинтересовался мужчина, не сводя с меня глаз.

В предрассветном полумраке цвета искажались, словно пропущенные через мутные линзы. Я точно не видел, но мне почему-то казалось, что глаза его должны быть непременно зелеными: большие и круглые, почти на выкате, как у многих людей, которых мне довелось повстречать. Что-то в нем казалось мне, однако, крайне необычным: и вовсе не наряд, и даже не лицо.

Я вновь втянул носом неплотный, словно после дождя, ночной воздух. Сам не заметил, как начал гладить ладонью кожу на запястье и предплечье и вновь замолк, прислушиваясь к тянущейся откуда-то мелодии: теперь это были струнные вместе с духовыми, и такой чудесной гармонии я не слышал даже в исполнении лучших эльфийских бардов. И запах духов, показавшийся мне сначала резким и неприятным. Нет, это был не запах — точнее аромат скрученных вместе сотен диких трав, смешанных с изумительным благоуханием зрелых, налившихся соком ягод.

— Все здесь кажется таким…

— … реальным, — закончил мой собеседник, и я лишь в изумлении кивнул головой.

Кудри, подпрыгнув, пробежались по моим обнаженным плечам и ключице. Раздраженно проведя по макушке ладонью, я попытался откинуть их назад, но безуспешно — упругие мягкие завитки тотчас же вернулись на место.

А музыка все продолжала доноситься до моих ушей. Казалось, она льется откуда-то сверху незримым звенящим потоком. Не обращая внимание на непривычные телесные ощущения, я вознамерился разрешить терзавшую меня загадку.

— Откуда доносится эта мелодия? — спросил я, оглядываясь по сторонам.

— А, это… — человек, неловко усмехнулся, а затем ударил в ладони, да так резко, что я вздрогнул от неожиданности.

Вместе с шумным звуком хлопка музыка вдруг остановилась.

— Если хочешь, верну. — Уловив мое молчаливое согласие, он хлопнул вновь, но уже дважды, и звуки невидимыми волнами потекли сквозь нас, придавая и без того странной ситуации еще большей нелепости.

Решив исследовать свойства неизвестного источника мелодии, я повторил то же, что сделал до этого мой собеседник — хлопнул. Легкая покалывающая боль от резко встретившихся ладоней не сразу позволила мне понять, что наступила гробовая тишина. Склонив голову на бок, я пытливо посмотрел на человека в ожидании объяснений.

— Ты сама что думаешь? — спросил он, не сводя с меня пристального взгляда.

Оторопев, я отвел глаза и, пятясь, принялся размахивать тонкими руками в единственном стремлении — отгородиться от этого постыдного фарса.

— Не надо, не смей… — бормотали мои губы, — не нужно ко мне обращаться, словно бы я женщина. Такое впервые, я не понимаю, почему я в таком виде… — глубоко выдохнув, я замер, ощутив бедрами спинку широкого кресла.

— Хорошо. Ты только успокойся. Дыши ровно, лады? — взволнованным голосом пролепетал человек в парике, и я не понял, при чем тут музыкальный строй; или, возможно, он хотел добиться от меня какого-то согласия?..

Последующие действия мужчины показались мне не менее странными, чем и его слова. Сперва он испуганно воздел ко мне руки, словно защищаясь, а потом вдруг резко провел пальцем по воздуху, и еще раз, и потом еще пару раз, словно пытался начертить перед собой какую-то фигуру, после посмотрел на свой рукав. Судя по всему, все эти движения подействовали успокаивающе, потому что он тоже выдохнул.

— Я очень постараюсь держать дистанцию и обращаться к тебе учтиво. Ну а ты постарайся уж простить меня, если я вдруг оступлюсь. Идет?

— Хм? — я вновь не до конца понял смысла сказанных им слов.

— Договорились? — переспросил он.

Заметив мой одобрительный кивок и убедившись, что я продолжаю ждать объяснений, он вновь поинтересовался, что я думаю по поводу мелодии, появляющейся ниоткуда по хлопку и также необъяснимо гаснущей.

— Есть у тебя какие-то предположения?

Возможность размышлять хотя бы на время вернула мне чувство цельности: мысли в голове точно были моими. На самом деле, это единственное, что теперь было моим: мысли и память.

— Сначала я решил, что это какое-то колдовство, — задумался я вслух. — Но после, — и эта вторая мысль немедленно меня утешила, — я вспомнил, что это всего лишь сон. А во сне правила и разъяснения, я полагаю, ни к чему. Ночь накануне Аннан Мор всегда считалась необычной. Да и кто его знает, как могут играться феи с путником, уснувшем на границе с их заповедным лесом. До того, как я очнулся в этой комнате, мне снилось, как я выслеживаю вампира. Именно за этим мы с Зильмедиром и были посланы сюда: чтобы истребить этих нечистых, оскверняющих священный край фей созданий темного мира. Но этот сон… — вновь оглядев себя, я вдруг широко и искренне улыбнулся. — Сказать по правде, я в полном восторге.

Мой оппонент тоже улыбнулся.

— Узнаю тебя теперь, — молвил он с таким загадочным выражением на лице, что меня вновь обуяли смутные, невнятные пока сомнения.

— Что значат эти твои слова? Не намек ли на то, что мы знакомы? — полюбопытствовал я, понимая совершенную нелепость данного предположения. — Неужто такое возможно, чтобы двое были помещены в один и тот же сон в чужих телах? А может быть, ты один из… — не осмеливаясь делать дальнейших предположений, я заявил, что непременно расспрошу об этом Провидицу, а лучше — самого Матриарха, когда проснусь. — Я ведь проснусь?

Пробежавший по спине внезапный холодок вновь заставил меня усомниться в иллюзорности происходящего. И еще больше выводили из себя непредсказуемые реакции господина в кукольных одеждах на мои слова и действия.

— Да, — прошептал он, и глаза его вдруг наполнились шелковистым блеском — роса, проступившая на утренней траве. — Ты скоро проснешься, — заверил он с грустной улыбкой на бледных мясистый губах. — Я делаю все для этого возможное, Кори. Прости… — вспомнив о недавнем обещании, он осекся.

— Почему ты зовешь меня этим чужим именем?! — изумился я, стараясь игнорировать совершенно потухший вид своего оппонента. — Ты принимаешь меня за кого-то иного. Это из-за моего странного облика?! Понимаю…

— Ни черта ты не понимаешь! — грубо прервал он мои громкие размышления. — Ты спишь! — повторил он и протянул ко мне руку — большую, плотную ладонь.

— Это определенно так, я сплю… — вновь согласился я, а глазами принялся искать, куда можно отступить, если этот тип вдруг снова осмелится сократить между нами дистанцию. — Не вздумай приближаться, — предупредил я. — Даже во сне тебе, поверь, не понравится то, что я могу с тобой сделать. — Неуверенность на миг проскользнула в бодром разуме: смогу ли я хоть что-то предпринять в этом странном зачарованном сне?..

К моему облегчению, незнакомец вновь принял отстраненное положение меж двух распахнутых окон.

— Только не бойся меня, прошу… Я ничего не сделаю тебе плохого, — пообещал он. — Но неужели ты не помнишь… Вернее, Рон мне сказал, что ты не вспомнишь. Но я все же подумал, а вдруг…

Невозможно теперь было видеть выражение его лица, так как он стоял спиной к заливающему комнату лунному свечению. Но горькую ухмылку и скованное движение плечами я все же различить сумел. Мой собеседник явно был чем-то очень огорчен: чем-то, к чему я имел самое прямое отношение… Я чувствовал, что должен предпринять хоть что-то, но от волнения додумался лишь до того, чтобы хлопнуть в ладоши — ничего не произошло.

— Нужно хлопнуть дважды, — напомнил человек.

И правда. Вновь по комнате поплыл мотив, который я слышал, когда только очнулся в этом странном видении.

— Как это происходит, я теперь понимаю. Но что это за инструмент? — Я еще сильнее напряг слух. — Похоже на звуки колесной лиры, которую я однажды слышал в поселке западных охотников. Но меня смущают диапазон и проворность перебора.

— Это просто запись, — задумавшись о чем-то своем, хмуро пробормотал человек.

— Опять какое-то волшебство? — не понял я.

— Неважно… — Мужчина махнул рукой.

— Ну уж нет. Я слышу и вижу то, чего я никогда не слышал и не видел раньше. Вот, что странного в этом сне. Я смею предположить, что мы находимся в замке людей, в одной из его башен. Все это, — обвел я вокруг себя хрупкими бледными руками, — очень похоже на их работу: убранство и узоры…

Я остановил взгляд на стене и присмотрелся: изящные пейзажи на бледно-голубых стенах, казалось, были вышиты тонкой золотой нитью. Нарисованные средь видов природы люди были еще страннее тех, что я видел раньше: в просторных бесформенных нарядах, с белыми, как снег, лицами, а волосами черными, как оперение ворона. Волосы у всех странным образом собраны на макушке, носы на лицах длинные, а глаза — что узкие сощуренные щелочки. Вокруг них танцуют прекрасные тонкоклювые птицы, которых я никогда не видел ни в небе, ни на земле. По берегам извилистых рек стоят легкие, с загнутыми крышами, жилища, наподобие домиков для молитв. И у всех фигур в руках неведомые мне музыкальные инструменты.

— Ты проницательна, как всегда. Прости, но… Ты же видела свое отражение? — темный силуэт рукой указал на узкое зеркало, которое я сначала принял за проем в стене.

— Да, — женский голос звучал раздраженно. — Этот облик смущает меня, как и тебя. Но я еще раз говорю, что не имею представления, почему я в таком виде.

— Потому что это ты, Кори!

— Чепуха! Замолчи! Предупреждаю в последний раз. — Попытавшись заглотнуть побольше воздуха, я ощутил давящую боль в груди. Зубы от досады неприятно скрежетнули. Но последние слова, долетевшие со стороны окна, повергли меня в замешательство.

— Интерьер этой башни выполнен в стиле шинуазри, — пространно произнес человек.

— Что?! — переспросил я, забыв на мгновение про неудоства.

— Шинуазри, — прошипел мой собеседник, как заклинание, но тут же продолжил: — Ты, конечно, не знаешь этого слова. Даже Кори его не знала. Так что, если бы ты даже могла вспомнить…

Резко фигура опала. Это было неожиданно. Не сразу я понял, что произошло: теперь он стоял передо мной на коленях. Было темно, но мне показалось, что он тянется к моим ногам.

Говорить было больше не о чем. Спотыкаясь в тесных туфлях, путаясь в слоях ткани, я попятился к стене. Отскочив от нее, бросился к другой. Стен в комнате казалось много, слишком много, как и окон. Я метался меж ними, ища выход, и не находил. Дышать становилось труднее — туго сдавленные корсетом легкие почти горели. Происходящее начинало походить на кошмар.

— Стой! — доносился до меня басистый голос из глубины башни. — Стой! — А теперь казалось — он в шаге от меня. — Подумай! — голос не унимался, а окна и стены с тонконогими птицами и уродливыми людьми преследовали меня попятам. — Почему я знаю то, что знаешь ты, а ты не знаешь того, что говорю тебе я?!

Не желая больше ничего слышать, я бросился на свет луны: окно было раскрыто. Может, за окном находится веранда. Так или иначе, я спрыгну и выберусь наконец из этой комнаты. Может, я полечу на лунный свет, или, падая с большой высоты, даже смогу проснуться.

— Твое имя Керкиус. Ты эльф-охотник. Тебе всегда нравились луки, эти древние палки, из которых пускали стрелы… Стой же! Твое тотемное животное — белка, любимый цвет — желтый, запах — лимонной мяты…

За окном была пустота. Стоя одной ногой над бездной, я замер.

— Откуда… — прохрипел я. — Откуда ты знаешь?

— Потому что ты спишь!

— Да. Я сплю. Но я скоро проснусь, и…

— Нет, Кори. Это не так.

Поставив ногу обратно на карниз и придерживаясь за распахнутую раму, я опасливо обернулся в сторону говорящего. Теперь он стоял у дивана, объятый тусклым светом луны, и в ее ледяном сиянии напоминал какое-то неживое изваяние. И тем страшнее было наблюдать, как двигаются его неестественно полные губы на мертвенно-синем лице, слышать низкий с хрипотцой голос, убеждающий меня в том, чего быть не может:

— Дело в том, что ты спишь уже очень давно!

========== -5- ==========

— Я сплю. Ты спишь. Только я знаю, что сплю, а ты… Только не волнуйся.

— Волнуюсь?! — Был бы я своего роста, навис бы над этим здоровяком угрожающей тенью. Но тогда лишь сурово смотрел на него снизу-вверх, как отрок на родителя, читающего поучительное наставление. — Я скоро проснусь. Эта ночь не продлится вечно.

— Ошибаешься! Тебе спать еще лет двенадцать — не меньше. А если быть уж совсем точным, — он вдруг вновь посмотрел на кисть своей левой руки и лишь после этого продолжил, словно бы прочитал что-то на запястье: — Стандартных двенадцать лет, четыре месяца и девять дней.

— Бред! Вздор! Досадная нелепица! — Я хватался за голову, щипал себя за мочки крошечных ушей, но боль лишь еще яснее давала мне понять, что проснуться в этот раз так просто не удастся. Кляня болота, и вурдалаков, и даже самих фей, что напустили на меня столь мучительное заклятие, я неуклюже семенил по комнате, как хромоногий полурослик, от стены к стене, совершенно не заботясь более о нелепости своего облика.

— Жаль, что не получилось у тебя с Бэлсирифь… — ни с того ни с сего произнес мой неподвижный собеседник, и я оторопел.

Вросши каблуками в деревянный пол, я крутанулся всем корпусом и вытаращил на него глаза, будто бы увидел вернувшихся с того света моих верных товарищей.

— Зачем ты упомянул о ней? В сердце девушки нет чувств ко мне, и я не вправе…

Словно бы проигнорировав мое волнение, он безучастно заявил:

— Она выйдет за него ровно через год. За младшего жреца Руэля.

Сердце мое сжалось до размеров высохшего плода горной соланеи, обезвоженного и побуревшего. Сон окончательно превратился в кошмар.

— Этого ты не знаешь! — вскрикнул я, сжав руки в кулаки и делая шаг навстречу лживому пророку.

— Ну хорошо, — промолвил он, невозмутимо, как и прежде. — Согласен. Девяносто восемь процентов — еще не сто. Есть малый шанс, что она так и останется старой девой до конца времен. К тебе она, в любом случае, не вернется, — подытожил он, с вызовом глядя мне прямо в глаза.

— Да как смеешь ты, безумец! — Неудержимым смерчем бросился я в сторону мерзавца, мечтая лишь о том, чтобы заставить его проглотить поспешно брошенные слова о моей прекрасной Бэлсирифь. Никакие внешние препятствия, казалось, не могли бы теперь встать у меня на пути. Мысленно я уже впивался кулаками в его широкие скулы, с неистовством вжимая лжеца в расписанные бессмысленными сюжетами стены. Вдруг все перевернулось перед глазами, и я оказался на полу, споткнувшись о лежащую посреди комнаты шкуру. Как до этого навис надо мной темный силуэт неведомого монстра, так теперь перед глазами плыло широкое лицо в белом парике. Большие глаза смотрели крайне взволнованно.

— Ты как? — обеспокоенно прошептал человек, подавая мне руку, но я с силой отмахнулся от его попыток помочь.

— Кто дал тебе право прорицать?! — прорычал я в ответ, желая немедленно получить извинения либо объяснения. — Даже Оракул видела, что у меня еще есть шанс завоевать ее сердце.

— Цифры. Голые цифры… Они мне все рассказали, по секрету, — вздохнул человек. Откинув в сторону сбившуюся шкуру, он вернулся к окну и тяжело опустился на стул.

— Что еще за цифры? — потерев растянутое сухожилие, я попытался подняться.

— Да сними ты уже эти дурацкие туфли! — посоветовал он раздраженным тоном, и я прислушался. И отчего я раньше не додумался скинуть эту неудобную обувь, больше напоминающую оковы. — Иди сюда! — подозвал он.

— Что за цифры?! — упрямо вопрошал я вновь. Ощутив легкость в ногах, я поднялся и подозрительно уставился на развалившегося в кресле человека.

— Я все скажу тебе, как есть, если ты готова меня внимательно выслушать. И не спорь сейчас. Кори, пожалуйста. Не о многом ведь прошу? И даже не думай налетать на меня с кулаками, милая, я все равно сильнее, — предостерег он, видя, что я вновь начинаю распаляться от его невнятных речей. — Мне не важно, узнаешь ты меня или нет. Но возможно, ты запомнишь сейчас хоть что-то и будешь тоже ждать… Как жду я…

— Светает… — пробормотал я, совершенно запутавшись, но все же приблизился к окну.

Далекий мрачный горизонт неспешно пробуждала яркая восходящая полоса, где малиновые и брусничные краски постепенно смешивались в одну, сопротивляясь неистовому пожару янтаря. Холодная сталь небес начала голубеть, пока вся не превратилась в нависший над миром лазоревый полог, местами украшенный белыми пористыми облачками.

— Все это выглядит настолько реальным, — вновь подивился я вслух.

Незнакомец поспешил подхватить мой восторг:

— Ну уж точно реальнее того сна, куда ты так стремишься теперь вернуться и откуда я всеми силами стараюсь тебя достать.

Видя мое нежелание спорить, он вновь попросил подойти. Я послушно приблизился к его креслу.

— Теперь повернись.

Мне не понравился его командный тон, и я так и остался устало пялиться на стенку за его спиной.

— Повернись уж — ведь еле дышишь.

Предельно настороженно, но я все же сделал полоборота. После напрягся, почувствовав, как он возится со шнурками и лентами на моей спине. Наконец тугой бант был развязан, шнуровка корсета — ослаблена.

Я вдохнул полной грудью и сделал глубокий блаженный выдох.

— Вот и хорошо. Садись, — пригласил человек, похлопав по соседнему стулу.

Схватив изящный стул, я передвинул его на несколько метров ближе к центру и сел на приличном от собеседника расстоянии, готовый слушать.

— Пусть так, — хмуро согласился мужчина, оторвав руки от колен. Он хотел уже хлопнуть, но я остановил его.

— Мне нравится эта музыка, — признался я.

— Хоть и не кельтская?

— Хм? — Очередное слово повергло меня в недоумение.

— Ты всегда любила читать старые книги. Все эти мифы и сказки о богах и героях, и о всяких чудных существах. Потому-то мы и решили лететь на Таламею, в этот далекий мир третьего порядка. Три года копили деньги. — Взяв паузу, он вздохнул. Но, видя мою абсолютную растерянность, вскоре продолжил: — Ну ты, по крайней мере, получила то, о чем всегда мечтала. Хотя смею заметить: доберись мы тогда до цели, твой Изумрудный Лес показался бы тебе примитивной симуляцией, какой он и является по сути.

Откинув голову, он уставился на далекий потолок.

— Симуляцией? — переспросил я.

— Ну это как история о реально произошедших событиях в трактовке неумелого сказителя, — не отрывая взгляда от сводчатого купола, пояснил он.

Несколько минут я размышлял над его словами и их пояснением.

— Ты говоришь, что мой мир — это сон? — изумился я наконец.

— Угу, — вяло промычал он, заложив руки за голову и прикрыв глаза.

— И здесь, в этой башне, мы тоже во сне? — продолжил я расспрос, сам поражаясь тому вздору, что слетал с моего языка.

Ответом был ленивый кивок.

Охваченный распирающей меня дрожью, я вскочил.

— Тогда что же по-твоему реально?!

Стоило эху раствориться в зыбкой мелодии, как он внезапно подался вперед и, словно голодный хищник, уставился прямо на меня своими едкими, как болотные огни, глазами.

========== -6- ==========

— Итак, — попытался я уточнить уже в третий раз — полученные сведения никак не желали укладываться у меня в голове. — Земля — это название вашего королевства?

— Нет. — Он опустил руки и вновь непринужденно развалился на стуле. — Лишь одна из его областей.

— Но ты утверждаешь, что эти области отделены друг от друга звездами?!

— Ммм.. да, — протянул он небрежно. — Они в небе, и их очень много.

Я действительно хотел все это понять, даже в окно выглянул.

— Там лишь солнце днем, а ночью — луна и звезды. И в моем мире все так же. — Я вновь недоверчиво пожал плечами.

Нервно дернувшись, мой оппонент широко расставил ноги и подался вперед всем телом, упершись в бедра локтями.

— Просто пойми, что все очень упрощено, — он вновь активно зажестикулировал огромными ладонями, а я стоял и хлопал глазами, как малое дитя. — К тому же без мощных приборов ничего этого и не видно. Место, где мы сейчас находимся, когда-то было реальным. Но потом случилась катастрофа — пффф, и этот мир — считай, что исчез.

— А люди?

— Люди нашли себе новую землю.

— И там, в твоем мире, ты говоришь, что я тоже человек?

— Да.

— И выгляжу примерно так, как сейчас?!

Он оценивающе пробежался взглядом по моему телу.

— Только волосы покороче, намного короче. Да и грудь поскромнее, — ухмылка исказила его и без того некрасивое лицо, — намного скромнее… Но раньше в моде были именно такие. НаСтарой Земле.

— Которая пуфф?

— Угу.

— Значит, и ты выглядишь примерно вот так? — я еле сдержался, чтобы не поморщиться.

— Да, если убрать дурацкий парик, ну и все это старье поменять на что-то поудобнее… — Он неряшливо обвел себя руками. — И кожа у меня другого цвета, но здесь это было бы неуместно.

Я не понял, почему он усмехнулся, поэтому уточнил:

— Зеленая, как у огра? Или синяя, как у драуга-утопленника?

— Типа того, — он залился хохотом.

— И там мы… Мы с тобой… — слова отказывались выходить из меня. Мне казалось, что я раскраснелся, как глина. Уровень абсурдности достиг своего предела.

Смех прекратился.

— Мы женаты, да, — молвил он как-то уж слишком серьезно. — Через месяц будет семнадцать лет. Правда половину супружеской жизни мы провели в криосне.

— А это? — полюбопытствовал я.

— Что-то вроде зимней спячки.

— Ты утверждаешь, что мы и теперь спим? Но ты в любой момент можешь проснуться?

— Угу.

— А я?

— А ты, милая, проснешься, когда мы долетим до цели.

— В каком смысле, долетим?!

— В самом прямом.

— И на чем же мы летим?

Казалось, он не собирался заходить в своих объяснениях так далеко, но теперь уже я не мог остановиться на полпути.

— Даже не знаю, как тебе объяснить-то, — закинув ногу на ногу он задумчиво воздел глаза к потолку. — Что у вас там есть, на чем вы летаете?

— Кому посчастливилось найти яйцо змея-вирма, могут вырастить из него крылатого ящера, — без колебаний я дал ответ. — Но это очень долгая и трудоемкая работа… Есть еще специальные кристаллы. С их помощью оракулам удается быстро доставлять послания…

— Кристаллы?! — Он даже вскочил от восторга, но тут же уселся на место. — Да они просто сперли идею из реального мира.

— Сперли?

— Да, позаимствовали, — пояснил он.

— У вас тоже есть кристаллы?

— Да, без них никак. С них-то и началась эпоха покорения космоса. Межзвездная экспансия.

— Никогда бы не подумал, что на звездах можно жить в плотных телах. Боги и духи, вероятно, могли бы, но…

Он прервал мои размышления:

— Все твои познания гораздо, в тысячи раз, примитивнее действительности. Даже здесь, в этой имитации Франции восемнадцатого века, и то можно найти астрономическую студию и узнать, во что верили люди семь веков тому назад. Несмотря на примитивность и жуткую неточность, их представления о мироздании — и те являются, как можно было бы тут сказать, ля веритé абсолю, по сравнению…

Меня отвлек негромкий, но внезапный щелчок у самого уха, и я не дослушал. Замерев от изумления, я рассматривал слова, которые парили в воздухе слева от меня. «Чистая истина» — гласила сверкающая каким-то искусственным свечением надпись. Несколько секунд спустя буквы так же внезапно испарились.

— Ты видел слова? — небрежно поинтересовался мой собеседник.

Я настороженно кивнул.

— Это просто перевод. Общий язык переводится на твой по умолчанию. А вот французский, видимо, мы подгрузить забыли. Ну ничего, эти современные симуляции обладают высокой степенью адаптивности — даже на ошибку вот сработали должным образом. Прогресс, мать его… — он широко усмехнулся, и я поразился ровности и белизне его крупных зубов.

— Я почти ничего не понял из твоих слов, — признался я. — Лишь то, что твоя последняя фраза была на другом языке и что некое волшебство показало мне ее значение.

— Ну все примерно так и есть. Ты у меня молодец… — на последней фразе он запнулся, чуть склонил голову и посмотрел как-то странно, исподлобья. Смутившись моего сурового вида, однако, он велел продолжать.

— Если ты прав, и я оттуда, из другого мира…

— Из реального мира, — поправил он.

— Мне это ни о чем не говорит, — честно признался я. — Но если я сплю, то почему я совсем ничего не помню?

— Потому что ты, Кори, все время ищешь проблем на свою задницу.

— Что это должно означать? — напрасно я ждал перевода.

— Оторва ты у меня безмозглая, вот что! — умильно глядя мне в лицо, пробасил человек, а дальше произнес тихо, словно бы сам себе: — Отец всегда предупреждал меня, чтобы я не связывался с рыжими. А я, дурак, до конца почему-то надеялся, что ты красишься…

========== -7- ==========

Голубая заря меж тем сменилась ясным, золотистым утром. Комнату залили плотные дымчатые лучи, подсветив сидящего напротив меня человек со спины. Лица теперь было почти не разобрать. Зато мои волосы, казавшиеся до того темно-лиловыми, охваченные пробивающимися сквозь оконный переплет золотистыми лучами, теперь пылали как пожар на фоне белоснежной, с мелкими веснушками, тонкой кожи. От неловкости мне хотелось прикрыть ими бесстыже выставленное напоказ декольте, но я лишь уверенным резким жестом откинул назад всю копну разом.

— А вот привычки твои совсем не изменились.

— Хм? — взволнованно промычал я, весь ссутулившись, словно бы сделал что-то дико неправильное.

— Прости. Я знаю, что ты ненавидишь все эти платья. Но времени подбирать наряд у нас просто не было. Обычно ты предпочитаешь что-то более удобное и строгое: например, костюм для верховой езды или охоты.

Я нахмурился.

— Мне не нравится, когда ты рассуждаешь так, словно бы действительно знаешь меня, — изрек я, держась отстраненно.

— Ну это же твой сон, — усмехнулся мужчина и, вальяжно закинув ногу на ногу, уставился на меня вызывающе, словно бы вопрошая, продолжать ему или нет.

Солнце неспешно доползло до нижнего уровня окна. Мы находились на возвышении. Ослепительно засияли пряжки на его вычищенных до блеска туфлях, каких-то уж чересчур изящных, поверх гладких белых чулок. Странный у него был все-таки наряд, — подумалось мне, — даже для человека.

Заиграло новыми красками внутреннее убранство башни. Воспользовавшись паузой в разговоре, я встал со скамейки и подошел вплотную к одной из стен, дотронулся пальцами до покрытой узором поверхности. Ощущения были нежными и непривычными. Стена была не покрашена, а словно бы оклеена с пола до потолка шелковистой тканью. Изящные рисунки на ней теперь приобретали четкие сюжетные мотивы: женщины, играющие на струнах диковинных арф и виол, плещущиеся под их чарующие звуки тонконогие белокрылые птицы, похожие на заколдованных странников, в искусно прописанных водоемах отражались кружевные облака, и невесомые остроконечные беседки монотонным штрихом рассыпались по их берегам.

— Просто чудо, — выдохнул я с восхищением. — Словно смотрю на страну, о которой никогда ничего и не знал в своей жизни.

Мужчина обернулся ко мне вполоборота.

— Так и есть, — небрежно согласился он. — Культура востока была почти полностью утеряна после Катастрофы Ариэль.

— А что это была за катастрофа?— Я оторвал взгляд от росписи и перевел на странного рассказчика, ожидая пояснений.

Подлинный интерес теперь руководил моими словами. Все, что меня окружало, казалось настолько живым и настоящим, что в разуме моем то и дело мелькала мысль, что я и в самом деле уже не до конца понимаю, кто я такой и где мой настоящий дом.

— На вашем небе видны падающие звезды? — услышал я вопрос и немедленно ответил.

— О да! Звезды желаний! — воскликнул я с радостью в голосе. Память вновь вернулась ко мне, и на сердце сразу как-то полегчало. Это всего лишь сон, — успокоился я и, мечтательно воздев к сводчатому куполу взор, поведал о том, как Луна-пастух присматривает за своим звездным стадом.

— Как животные дают нам шерсть и еду, так и звездные овцы дают пищу обитающим на небесах богам и душам предков. Когда падает звезда, у нас говорят, что звездная овечка убежала от хозяина, и тогда многие отправляются в ту сторону, где она исчезла. Считается, что если поймать такого необычного зверя, то сами боги пригласят счастливца разделить с ними ночную трапезу, где рекой льется нектар вечной молодости, а прислуживают души самых прекрасных девушек, когда-либо живших на свете. Но я всегда считал это детскими сказками и никогда не поддавался искушению отправиться в подобное сомнительное путешествие.

— Овцы, — подхватил гость моего сна. — Ну тогда Ариэль была очень упрямой овцой, прямо как ты. Ну просто ходячая катастрофа. Может, давно ее не стригли? — речь его сквозила иронией, но я все же постарался сконцентрироваться на сути сказанного.

— Я не совсем понял, как какая-то звездочка может разрушить целый мир, — высказал я свое удивление.

— Представь, — тон его внезапно стал очень взволнованным. — Просто представь, что эта звездочка находится очень далеко от нас. Прямо очень-очень далеко…

— И на сколько она стала больше, когда достигла земли?

— А ты поразмысли, на что способна выпущенная из лука стрела, мчащаяся на огромной скорости в небольшой, с твой изящный кулачок размером, рыхлый фрукт, находящийся на расстоянии двух сотен метров от стрелка.

Долго я не мог ничего сказать, объятый сомнением.

— Но как тогда людям удалось выжить, да еще и полететь к звездам? — спросил я с недоверием.

Но ответ на мой вопрос уже был готов.

— Скажем так: они знали о летящей в их сторону стреле заранее, и у них было немного времени, чтобы к ней подготовиться.

— Им помогли кристаллы?

По легкому кивку я понял, что угадал. Пристальный взгляд внимательных глаз в который раз смутил меня, и я, отвернувшись к стене, вновь принялся изучать рисунки, но мысли путались и не хотели составлять единую картину. В голове крутился калейдоскоп из разрозненных сцен. Спиной я чувствовал этот странный взгляд. И если бы тогда я, хоть на минутку, мог отвергнуть мысль о телах, обо всем материальном, что нас окружало, то мне, возможно, хватило бы смелости признаться, что это было очень даже волнующее ощущение: чувство чего-то действительно родного, но давно позабытого.

Взяв себя в руки, я вернулся на лежанку. Устроившись на самом краю, я церемонно сложил ладони на коленях и сухо и деловито попросил продолжать.

— Времени не так много, — заметил рассказчик. — Что именно ты хочешь узнать?

========== -8- ==========

— Ты сказал, что я проснусь, когда мы долетим. И еще, что мы собирались вместе посетить тот мир, что похож на мой.

— Да. Мы долго планировали полет на Таламею. Ты каждый день смотрела фотографии (это такие очень точные изображения пейзажей) и изнывала от предвкушения. Как же тебе это объяснить?

— Просто говори. Твои слова звучат необычно, но смею предположить, что способен уловить заложенный в них смысл.

По мере движения дневного светила по небосводу краски вокруг становились все привычнее и насыщеннее, исчезла таинственность ночи. Но вместе с тем росло и мое вовлечение в тот странный сон. Мне казалось, что прошло уже очень много времени, а мы все сидели друг напротив друга — я в чуждом мне теле и этот незнакомый мне человек в нелепом маскарадном костюме — и можем просидеть так до нового заката.

— Дело было даже не в работе. Скорее в деньгах. — Его голос теперь звучал ровно. Лишь изредка он поглядывал на стену далекого леса в распахнутое настежь окно, но сразу же вновь возвращался ко мне и взглядом, и вниманием. — Услуги Кей-портов сами по себе развлечение не из дешевых, но жизнь в этом раю… Лишь представители элитных семей могут позволить себе проживать на Таламее годами. В конце концов, как-то же надо восполнять затраты на терраформирование и установку всех этих прекрасных стилизованных под старину замков, мостов и дорог.

— Но мы теперь летим не туда? — уточнил я. — Не в этот прекрасный мир?

Скрестив руки, он осуждающе окинул меня с головы до ног. Покачал головой.

— Тогда куда?

— В единственное место в Итерии, где тебя смогут без вреда для здоровья вывести из состояния глубочайшего в мире сна. Мы летим на Кирос.

Еще одно новое слово потонуло в глубинах моего разума.

— А Итерия — это ваше королевство? — Я по лоскутку продолжил воссоздавать неведомую мне картину.

— Именно так. Огромное небесное королевство, где мы все живем.

— А эльфы есть у вас?

— Эльфов нет, — тоскливо вздохнув, он пояснил, что странных форм жизни хватает и без них.

— И когда я проснусь, то окажусь в еще одном сне? И кем я там буду?

Мой собеседник вновь тяжело вздохнул, и мне показалось, что он устал от моих пустяковых расспросов, как устал бы я, если бы меня начали допытывать о том, что такое Дюны, или Редкоборье, какие растения в них растут и какие монстры бродят по их мрачным окрестностям.

— Нет, милая, — отозвался он не сразу, в голосе его сквозила тихая грусть. — Ты просто проснешься. И сначала я буду очень на тебя злиться, — пообещал он, но как-то уж слишком мягко. Затем подался вперед. — Лишь бы все получилось.

— А может быть и по-другому?

— Это место, — внезапно он сменил тему разговора. — Тебе здесь нравится?

Едва уловимые звуки тонким потоком лились на нас со всех сторон. Ворвавшееся в комнату солнце окутало своим теплом. Оно грело так мягко и так жарко одновременно, что я даже зажмурился от блаженства, подставив ладони бело-золотистому потоку.

— Певучую свирель я узнаю, — задумчиво прошептал я, не раскрывая глаз. — Но остальные инструменты для меня — загадка.

— Но красиво же играют?

Я молча кивнул.

— Я помню, что тебе нравится старинная музыка, — обронил он вскользь. — Если что, я могу в любой момент поменять мелодию.

Я с интересом посмотрел на него. А он уже вновь рассматривал свою руку, после чего совершил очередной странный жест — указательным и средним пальцами по воздуху. Так, — бормотал он, монотонно водя перед собой глазами: Гайдн, Гендель, Глюк… отлично, по алфавиту. — Сделав заключительный уверенный жест рукой, человек довольно улыбнулся. — В архивах сохранилось более шести десятков сборников композиций тех далеких времен, — провозгласил он, словно похвастался. — На самом деле, когда приходится в спешке покидать целый мир, тот факт, что жителям Старой Земли удалось спасти хотя бы один процент своей культуры, уже заслуживает наших искренних аплодисментов, ты как считаешь?

Меж тем глубокие неспешные звуки наполнили комнату. Выразительно зазвучала спустя минуту партия какого-то низкого духового инструмента, и мне сразу представились его громадные размеры, возможные величины его трубок или струн.

— Бах. Иоганн Себастьян, — пробормотал он что-то непонятное, но тут же пояснил: — Как утверждают хроники конца двадцать второго века, когда все более-менее начало приходить в состояние спокойного освоения новых земель, это был величайший композитор не только восемнадцатого столетия, но и всей Земной эпохи вообще.

— Такое ощущение, что сам воздух участвует в этой музыке, — восхищенно заметил я вслух. — Словно одновременно сотни голосов что-то шепчут и гудят, пытаются поведать нам свой рассказ.

— Это оргáн.

— Оргáн? — переспросил я.

— Огромный красивый инструмент с сотнями, нет! — тысячами клавиш и трубок, который раньше устанавливали в храмах или церквях. Я читал, что на Старой Земле в стране под название Штаты был оргáн, в который встраивались более тридцати тысяч труб. Страшно даже представить звуки, которые издавал этот великан.

От изумления я не мог вымолвить ни слова. А человек продолжал:

— Позже удалось воссоздать этот инструмент по чертежам. Конечно, в подобных чудовищных размерах не было смысла. Но один такой на шесть тысяч труб можно послушать в историческом театре в столице Итерии, на Гие, и еще несколько оргáнов поменьше разместили в музеях на центральных планетах других звездных систем. Можем потом сгонять на Баронг, когда я… Черт, я же даже тебе не сказал…

Я настолько заслушался рассказом о неведомом мне музыкальном инструменте, что не сразу понял, что тема беседы вновь переменилась.

— Чего ты не сказал? — растерянно переспросил я, потеряв нить повествования.

— После нашего незапланированного путешествия мне дают назначение в систему Ро-Мера. Старик Уве уже подписал контракт с Академией Геологии и Почвоведения на Тиньтье, так что: добро пожаловать в состав научной экспедиции на базе Коперник! Им позарез нужны толковые астрогеологи. Терраформирование на малютке-Семаре за последние шесть десятков лет не дало особых результатов, и вот теперь…

Мой зевок подействовал на говорящего охлаждающе. Звуки оргáна, которые вначале доставляли ушам небывалое наслаждение, вдруг стали напрягать слух.

— Пусть этот Бах и величайший композитор вашего мира, но возможно ли вернуть то, что было до него? — робко попросил я.

— Да, конечно, — слегка рассеянно буркнул рассказчик, вернувшись из своих мечтаний, затем вновь поводил в воздухе пальцами. — Жан-Филипп Рамо, — уверенно провозгласил он. Перевода мурлыкающему набору звуков и на этот раз не последовало. Человек объяснил, что это опять всего лишь имя композитора.

Сделав жестами звук потише, он позволил мне насладиться уже знакомой чувственной мелодией.

Все эти его пассы руками были похожи на какое-то колдовство. Только были не плавны, а резки и весьма небрежны, в отличие от заклятий наших магов и чародеев, требующих предельной концентрации.

— И сколько нам лететь до этого Кироса? — я вновь возвратился к тому, что больше всего теперь занимало мой ум. — Святой Матриарх! Я все еще не могу представить, что мы летим где-то меж звезд в железной колеснице и спим несколько месяцев и даже лет. Что же поддерживает наши тела живыми?

— Криованны, — моментально отозвался здоровяк. — Их нечасто используют теперь, когда по всей Итерии установили Кей-порты. Те же лайнеры на движке третьего «Ориона» с легкостью могут переместить нескольких тысяч пассажиров на расстояние в пятнадцать парсеков за всего каких-нибудь десять минут.

— Пятнадцать парси…

— Парсеков.

— Это, наверное, очень далеко? — предположил я.

— Ты и представить себе не можешь! — восхищенно пробасил рассказчик, после чего пояснил так, чтобы я смог разделить его восторг: — Людям со Старой Земли потребовалось бы около семи сотен тысяч лет, чтобы преодолеть подобное расстояние на летательных аппаратах, которые были доступны в те времена. Двигатель Алькубьерре-Петú уже в начале двадцать второго века позволял проделывать тот же путь за стандартную двадцатку, но расходы на его производство и максимальная масса аппарата — в сто тридцать тонн — не позволили сделать этот вид путешествий общедоступным. Зато система порталов, основанная на действии кристаллов Морено, сделала перемещение даже по самым дальним уголкам галактики доступным практически каждому.

Я долго думал над озвученными только что нереальными для меня цифрами, после чего с подозрением покосился на собеседника и негромко спросил:

— Почему же мы теперь летим со скоростью первых летательных аппаратов к этой земле Кирос вместо того, чтобы просто переместиться через кристальные врата?

— Ха! — смешок слетел с его мясистых губ. — Все дело, милая, в той программе, которую ты загрузила в свой мозг.

В следующую кривую усмешку были вложены лишь гнев и досада.

========== -9- ==========

— Мы с тобой не совсем спим. Вернее — да, мы спим. Но обо всем по порядку.

Я откинулся в кресле, приготовившись к долгому рассказу, искренне надеясь, что успею дослушать его до конца.

Рассказчик же, наоборот, принялся неторопливо вышагивать по комнате, отмеряя каждую свою фразу гулким стуком каблуков о деревянный узорчатый пол.

— По дороге на Таламею мы решили заскочить на Джи-Ханну в системе Кеплера — тусклая звезда класса Джи с одной единственной планетой, вся покрытая водой: до сорока километров вглубь — ни единого следа твердой породы. Последняя экспедиция к этому плохо изученному миру пропала без вести ровно год тому назад, и кому-то нужно было забрать информацию с зондов и записи бортового компьютера, также неотправленные дневники ученых. Лига{?}[Лига Духовного Пути (ЛДП) – иронично именуемая также «Лига синсенотов» – организация, объединившая все религии Старой Земли с целью сохранения культурного наследия предыдущих цивилизаций.] предложила тогда приличную сумму за данные с Джи-Ханны, и я, ясное дело, не смог пройти мимо столь заманчивого призыва о помощи. Портал возле базы «Энхен» на орбите планеты открывается лишь раз в год, и чтобы не прозябать на этом гигантском водном шаре еще сто с лишним местных недель, мы решили добраться до Таламеи на своем личном челноке. Правда для межзвездного перелета нужен был более мощный источник питания, чем ЯРД{?}[ядерно-импульсный ракетный двигатель ], установленный на нашей старушке «Рассуле». На наше несчастье спонсоры у базы на Джи-Ханне всегда были преотличные, пусть и среди религиозных фанатиков. Знал бы я, что все так обернется, даже трогать бы не подумал УИ-драйв с корабля исчезнувшей команды… Прождали бы год на базе «Энхен» и сразу рванули бы через Кей-Порт на Таламею. Дернул же черт…

— УИ-драйв? — я прервал причитания.

— Ускоритель Искривления, — рассеянно пояснил человек. Однако теперь я уже не думал о нем, как о простом представителе человеческой расы — скорее как о посланнике богов, эдаком небесном легате.

— Он нужен для быстрого перемещения из одного места в другое? — высказал я свою догадку.

— Именно так, детка. С его помощью можно заколдовать пространство, чтобы оно, искривляясь, позволяло преодолевать большие расстояния за меньшее время. Не моментально, конечно, как через Кей-Порт, но все же достаточно быстро, чтобы не состариться в полете от одной планеты до другой.

Понял я из его слов, на самом деле, немного, но все же кивнул головой, побуждая моего необычного знакомого продолжать.

— Но даже на движке УИ до Таламеи лететь было почти четыре стандартных месяца. И тогда мы решили совместить приятное с полезным.

В ответ на вопрошающий вгляд говорящий продолжил:

— Сонные миры компании «Дромвальд», — и недовольно покачал головой. — Мы должны были встретиться здесь, как обычно. Тебе нравилось это место. Старинный дворец на цветущей тогда планете, в стране, которая когда-то носила название Франция. Этот дворец, Шато де Аруэ, был построен по канонам древнего мира: количество окон в нем равно количеству дней в стандарт-году — ровно триста шестьдесят пять; каминов в его комнатах и залах по числу недель в году — пятьдесят два; он также имеет двенадцать башен и башенок по числу месяцев и четыре моста через ров по числу времён года, некогда сменявших друг друга на Старой Земле, в умирающем мире системы Солария.

— Сонный мир — это как управляемый сон? — предположил я. — И мы сейчас находимся в том замке? В таком вот сне?

— Как ты могла заметить, управляемый он лишь для меня, — строго заметил мой оппонент. — Но позволь отметить, что ты схватываешь все на лету: то есть очень быстро понимаешь столь сложные вещи.

Похвала была излишней. Я едва понимал половину из того, что слышал. Ясно было лишь то, что люди каким-то образом научились управлять сновидениями и воссоздавать в них места и архитектуру, существующие в реальном мире.

— Этот замок с парком, — продолжил пояснения человек в парике, — это буферная зона, переходный сон, так сказать. Вроде вестибюля или передней в частном доме. Очень популярное место. Сюда частенько приходят те, кто тоже перемещаются меж звезд в криованнах или просто загружаются во сне — поиграть.

— Поиграть? — переспровил я, звучало все это просто невероятно.

— В этом сне есть достаточно четкие привила, — объяснения продолжались. — У тебя, например, не получится сделать то, что не свойственно для эпохи, воссозданной творцами этого сонного мира. Здесь нельзя беспредельничать, также не рекомендуется использовать антураж (одежду, оружие, устройства) из других мест или эпох.

— И тут тоже нет эльфов?

— Ни эльфов, ни гномов, ни одлиманов{?}[ящеры-гуманоиды] с планеты Омела, ни обезумевших киборгов из тройной системы Мьельме, ни даже звездных паломников-тауферов{?}[малочисленные приверженцы концепции креационизма, ложного верования обитателей Старой Земли].

— Но есть сны, где правила не столь ограничены?

— Все верно. Для этого есть программы X-класса: хардкорные, боевые, с мутантами и чудовищами. К участию в некоторых из них надо готовиться годами, и выходить приходится тоже долго, через промежуточные уровни и буферные зоны, как та, в которой находимся сейчас мы. Есть игровые миры-симуляции, воссозданные по реальной истории Старой Земли и эпохе освоения космоса. А есть те, что ограничены лишь фантазиями их создателей.

— Целая жизнь, погруженная в длительный сон… — прошептал я, и беспокойные мурашки пробежали у меня по спине. — Зачем тогда вообще просыпаться?

— Ну ты сказала! — изумился рассказчик. — Представь все свои ощущения здесь, помноженные на двадцать, тридцать, сто раз. Для жителей реального мира подобные погружения все равно являются лишь симуляцией, искусной, забавной, но напрочь лишенной истинной красоты и опасностей. К тому же, через подобное погружение можно познать лишь уже кем-то познанное. Нам, людям науки и космопроходцам, важно всегда стремиться открывать что-то новое, а также улучшать и изменять старое. Так что… — остановившись напротив и посмотрев мне в глаза, он вновь тяжело вздохнул.

— Правильно ли я понял, что чем причудливее симуляция, тем она примитивнее? — мой вопрос побудил его отвлечься от нерадостных дум.

— Не всегда, — возразил рассказчик. — Фактор спонсирования и прямоты рук разработчиков имеют здесь ключевое значение. Спонсоры и разработчики, — повторил он почти по слогам, пристально глядя на меня. — Те, кто выделяют средства и те, кто используют эти средства в создании снов.

— Разработчики — это создатели? Творцы? Как боги?

— Нет никаких богов! — раздраженно фыркнул он. — Это просто работа для таких людей, как ты и я. Только я занимаюсь исследованием почвы и атмосферы, ты — изучениями в области ботаники и селекции. А разрабы создают матрицы, то есть основы для подобных миров.

Видя мой совершенно недоумевающий вид, он заключил следующее:

— Единственное, что тебе теперь надо понять: чем дальше от действительности в воображение уходит симуляция, тем труднее дается вход и выход из нее.

— Ты хочешь сказать, что мой мир — это всего лишь такая вот иммитация? Чья-та фантазия?

— Дошло наконец, — он закатил глаза. — Ну, да. «Хроники Айрамары» — карта памяти без всяких опознавательных знаков, зато с соблазнительным приветствием при загрузке в инфоносеть капсулы: «Погрузись в открытый мир средневековых мифов и легенд на улучшенном движке Юнити 4Д и поучаствуй в битве за обширные территории королевства Айрамара. Пять основных рас и две бонусные, каждая с уникальной системой развития, разнообразными типами используемой энергии и способами ее накопления. Наличие целого ряда мирных профессий и дополнительных классов ремесел придется по душе любителям спокойного развития, а секреты и головоломки заставят попотеть даже заядлых путешественников по мирам сновидений».

Долго я не находил слов. А потом прошептал сухим ртом, так что даже глотать стало больно:

— Ты хочешь сказать, что вот сейчас в нескольких словах описал устройство целого мира? Пять рас — это эльфы, люди, полурослики, орки и люди-змеи эннеи. А две бонусные — это полубоги: феи и майи… — я был готов расплакаться от обиды за все, что когда-либо знал и считал подлинным и нерушимым.

Совершенно не замечая моего удручения, человек продолжал свои горькие речи:

— Примитивнее некуда. Твой мир — всего лишь иммитация, основанная на паре-тройке старинных баек: не сильно детализированная, с малой вариативностью и, что немаловажно… — он замолчал и продолжил лишь когда добился моего внимания, — нелегальная.

— Что это значит? Не-ле-гальная…

— Это значит, что есть список разрешенных вещей и запрещенных, — буркнул он и строго посмотрел на меня, скрестив на груди руки.

— Например, как неуважительное отношение к представителям жречества? — уточнил я.

— Ну да, — все так же хмуро согласился он. — Это как если бы ты вздумала натянуть на себя платье оракула и отправилась по свету дурить народ.

— Но я не способен на подобное злодеяние! — воскликнул я, вскакивая со своего места.

Я пристально смотрел в его глаза, вместе с тем позволяя и ему заглянуть в глубину моих помыслов, чтобы доказать, что они совершенно чисты и действия мои всегда определялись чувством долга и уважением к иерархии и заветам Древних Мастеров.

Но его едкая ухмылка поразила меня, как острие копья, в самое сердце.

— О, милая, — он не сказал это, но прорычал, — ты и не на такое способна, — после чего сделал было пару шагов мне навстречу, но я немедленно вновь опустился на мягкую скамью, не давая ему и шанса подойти вплотную.

— Получается, я нарушил какие-то правила? — теперь сухо звучал уже голос, которым говорил я.

— Страшно не это, — досадливо молвил он, передумав приближаться. Остатки негодования, казалось, покинули его, и он устало опустился в кресло. — Правила — это мелочи, решаемые при помощи связей и кредитов.

— Тогда в чем беда? — не понял я.

Он поднял на меня глаза, и в них больше не было ни гневных искр, ни ироничного блеска — потухший взгляд вконец отчаявшегося человека.

— А беда в том, Кори, — негромко произнес он, — что программа, в которую ты загрузила свое сознание, свой разум, дала сбой.

— Что это должно означать?! — Как же я хотел понять хоть что-то из того, что он говорил. — Объясни попроще, — взмолился я.

И он спокойно принялся за уточнения:

— Твой мир был отсоединен от остальных миров, — руками, плотно сжатыми в кулаки, он словно бы разорвал невидимую нить перед собой на две части. — В подобных случаях, — продолжил он, — посетителей выкидывает сразу в буферную зону, но тут-то и кроются риски непроверенных программ: не знаю, прервалась ли связь слишком внезапно либо это какая-то особенность мозга, но после перезагрузки ты осталась там, твое сознание застряло в симуляции без возможности ее покинуть.

— И нельзя меня просто разбудить?

— Неа, — он помотал головой. — У твоего мозга теперь полностью отсутствуют альфа-и бета-ритмы. Таким образом, без плавного перехода через буфер он может просто сгореть. Поэтому сейчас мы направляемся в медицинский корпус на Киросе, в центральной системе Итерии. Там тебе точно смогут помочь.

Примерно начиная понимать описываемую ситуацию, я хотел было спросить, почему мы сразу не отправились туда, на этот Кирос, используя портал. Но мой собеседник словно бы ждал этот мой вопрос и продолжил, не успел я еще и рта раскрыть.

— Как только я понял, что с тобой произошло — а понял я не сразу, то первым делом связался с Роном, своим приятелем-программистом из Проксима Ньюматик Фракчеринг. И сперва мы решили, что лучше всего будет за два месяца закончить наш полет до Таламеи и после воспользоваться регулярным Кей-Портом до Гии, а оттуда уже до Кироса рукой подать, плюсом — вызвать медицинское сопровождение. Но во время полета поступили новые сведения, которые меня порядком озадачили тогда. Что там, озадачили. Признаюсь, Кори, я был в ужасе! Я проспал в капсуле месяц, а когда очнулся, мой приемник мультилинии трещал как исполинская цикада с планеты Сахáра. И в каждом из кратких, прерывающихся шипящим свистом сообщений обеспокоенный голос молодого программиста твердил одно и то же: чтобы я не вздумал воспользоваться Кей-Портом, когда доберусь до цели. Лишь когда «Рассула» вошла в систему звезды Гельветиос и у меня появилась связь, я немедленно связался с Роном и узнал, что твоя участь постигла еще несколько человек, погруженных тогда в «Хроники Айрамары». Как и твой, разум бедолаг застрял в симуляции. Их, естественно, попытались экстренно доставить через Порталы в главный медицинский корпус Итерии, но все попытки окончились плачевно. Глубокое состояние мозга, подобное коме, не выдержало нагрузки излучения кристаллов. Их мозг просто погиб во время телепортации, Кори.

— То есть меня спасло то, что мы двигались на малой скорости?

— Малой скорости?! Родная, УИ-драйв, который я установил на «Рассулу», позволил нам двигаться со скоростью, превышающую световую в два с половиной раза. Но Рон сказал, что это тоже может пагубно сказаться на твоем возвращении. К тому же, я пробуждался и погружался в глубокий криосон больше пяти раз за тот полет. После такого люди приходят в себя годами…

— Так где же теперь находятся наши тела? На чем мы летим теперь?

Сосредоточенно посмотрев мне в лицо, словно перед боем, он проговорил четко и монотонно:

— Вот теперь я действительно готов ответить на этот вопрос, который ты задала мне два местных часа назад.

========== -10- ==========

— Единственным разумным выходом было проситься на судно к паломникам. Тауферы предпочитают жить в космосе, путешествуя от системы к системе, неся людям свое призрачное «Знание» о высших силах, управляющих мирозданием. В отличие от синсенотов, радикальных членов секты внутри Духовной Лиги, они вполне себе мирные товарищи. Сами себя они называют «крещенцами» и ждут прихода некого божества, которого они именуют Кристус. Поломников-тауферов осталось теперь не так много, и они не доставляют особых беспокойств Верховному Конгрессу, поэтому их особо не трогают, позволяя столетиями бороздить бескрайние межзвездные просторы. Серьезное препятствие к моей задумке состояло в том, что тауферы отвергают любое воздействие на разум. Учитывая твое состояние, они не желали брать нас на борт, тем более, что и мне нужна была моя капсула — чтобы элементарно не постареть до того момента, как мы попадем в Аспарию, главную систему Итерии. А иного корабля на подобном «мягком» движке мы могли прождать еще лет эдак пятьдесят, когда потребуются ремонтные работы на базе «Дану» в системе той же звезды, где находится Таламея. Нечего сказать — для отпуска ты выбрала самый дальний из освоенных миров. К счастью, у меня на руках был козырь: данные с Джи-Ханны, так нужные Лиге. Что-то сакральное, псевдорелигиозное содержащееся на той дискете, записанной членами последней исследовательской миссии в системе Кеплера, послужило нам пропуском на борт «Пасифии», огромного звездолета. Оборудованный движком «Орион-3», он имеет запасы еды и оборудования на три сотни лет, рассчитанными на почти двести людей экипажа и около полутора тысяч паломников и межзвездных скитальцев. — Длинная речь подходила к концу. Рассказчик запустил длинные загорелые пальцы в измятый парик и утомленно оперся лбом о ладони. — И все, что я могу, — проговорил он еле слышно, так как, согнувшись, смотрел теперь не на меня, а куда-то себе под ноги, — погружаться вновь и вновь в неглубокий поверхностный сон, который продлит мою молодость до нашей с тобой встречи, и молиться, чтобы полет до Кироса не продлился дольше положенных для движка «Пасифии» стандартных двадцати лет.

Словно утомленный долгой дорогой путник, он теперь сидел напротив в изящном высоком кресле, бессильно опершись руками о колени и тяжело дышал, но стоило мне только задать свой очередной вопрос, тут же встрепенулся всем телом и вновь посмотрел на меня тем же испытующим взглядом, который смущал пуще самых неискренних похвал.

— И сколько лет мы уже летим? — Я попытался представить, какого ему сейчас, человеку, который ради спасения любимой отложил свою жизнь на целых двадцать лет, и впервые за всю беседу проникся к своему необычному гостю состраданием.

Резкие движения пальцами по воздуху меня уже не удивляли.

— Восемь, — уверенно произнес он, резко сместив взор. — Восемь стандарт-лет, тринадцать недель и четыре дня. Значит, осталось почти двенадцать.

— Но как это может быть?! — я вновь усомнился в правдивости поведанной мне истории. — Ведь я уже разменял свой пятый десяток. То есть я, конечно, еще молод, но отчетливо помню каждый из прожитых лет, начиная с самого раннего детства: как мы играли с друзьями в саду черных вязов и как отец учил меня охотиться на мелких зверей и птиц, а мыть — выделывать кожу и шить из нее одежду. И все свои неудачи и победы я помню так отчетливо, словно бы они случились не более часа назад.

Ответ сквозил твердостью и невозмутимостью:

— Ты подгрузилась на своего старого персонажа. И так как застряла здесь надолго, живешь его жизнью уже более восьми лет. А до этого твой опыт в симуляциях подобного фантазийной типа едва ли составлял пару месяцев.

— Но моя память… — Вдруг я дико испугался, что могу потерять последнюю нить, связывающую меня с самим собой. Кем буду я без памяти, без прошлого?.. — Я помню, — судорожно продолжил я, с силой растирая пальцами виски, словно боясь, что уже начинаю забывать. — Помню, как мать несколько ночей просидела у моей постели, когда я подхватил трясучую лихорадку, как отпаивала меня медом и травами. Помню наши долгие, исполненные глубокого смысла и доверия беседы с отцом, свою скорбь, когда он вынужден был уйти за Дождливые Горы из-за того, что случайно подстрелил на охоте в Садах Матриарха священную лань. И радость спустя двадцать долгих с лишним лет, когда ему, поседевшему, но не сломленному долгим отшельничеством, разрешено было вернуться в Изумрудный Лес. Помню свою крепкую, почти братскую дружбу с Хранителем Родника Сумариэлем и торговцем пряностями Нейваром, свою любовь к златовласой Бэлсирифь…

Последние слова, напитанные лирикой и грустью, были полностью проигнорированы моим собеседником, словно бы не имели вообще никакого смысла.

— Не странно ли тебе, — начал он свой жестокий допрос, — что ты так хорошо все это помнишь? Дело в том, что всего этого никогда не было. Память просто раз! — он несильно ударил себя по лбу здоровенным кулаком, — и была помещена во временный отсек твоего сознания. Была подгружена, так сказать. И не кем-нибудь, а тобой. Ты сама все это загрузила в свой мозг при создании персонажа. Хорошо еще, что выбрала низкую степень неожиданностей и отклонений от сценария, иначе теперь вообще непонятно бы где была и что делала. И фиг бы Ронни тебя отыскал среди всех этих циферок и точек на экране. Так тебя хоть как-то можно отслеживать по сценарному алгоритму.

— Алго-что?

Он сорвался с места и, сурово нависнув надо мной, принялся указательным пальцем с остервенением пронзать воздух у самого моего лица, приговаривая:

— По точкам, мать твою, прохождения судьбоносных перекрестков. Но и тут есть отклонения! — в конце он перешел на ор, но вдруг сник так же резко, как и вспылил.

Миг — и он упал на колени и с мольбой посмотрел мне в глаза, после чего опустил голову мне на бедра, и обхватил руками, сильно, но мягко, и разрыдался.

— Кори, — бормотал он, и широкие плечи его подрагивали, как расшатанный земной магией кусок скалы, — ты даже не представляешь, какого мне… смотреть на тебя через стекло этой чертовой капсулы месяцами, годами… Но я должен… Мне кажется, что если я не буду просыпаться, проверять тебя… ты исчезнешь, уйдешь от меня насовсем… И вот ты здесь, почти как живая… — его низкий придушенный голос то тонул в жалобных всхлипах, то переходил на возбужденный шепот. И он все говорил и говорил, и вскоре я уже перестал понимать его бессвязную затихающую речь.

Мне хотелось вскочить, скинуть его голову с колен, но я не мог. Не оттого что у меня не хватило бы сил, но потому что мне было его действительно жаль. Все вдруг разделилось у меня в уме. Вот он стоит передо мной, разбитый и сломленный, как я сам когда-то стоял в той роще, где признавался в любви и получил в ответ лишь виноватый взгляд и бессловесный отказ. И теперь я, как никто другой, мог понять всю его скорбь и печаль. Мне было жаль и его, и несчастную девушку, лежащую где-то в летящем по небу корабле, в хрустальной ванне, наполненной усыпительной водой. Я мог видеть его, грузного и сильного, но клонящегося к ней, словно побитое ветром слабое дерево, и выражение невыносимого страдания на небритом исхудалом лице. Не по мне он теперь лил слезы, но по своей прекрасной Кори с волосами яркими и рыжими, точно бронза на клинках молчаливых обитателей знойных Дюн. Ряженый аристократ на коленях перед скромным охотником, каким-то непонятным провидением очутившимся случайно в теле его возлюбленной. Но в отличие от меня у его любви все же была надежда. Неужели у меня ее нет? Совсем?

Я дождался, когда он успокоился, и осторожно поинтересовался, могу ли я задать ему вопрос. Очнувшись от наваждения, он резко отнял руки и, отвернувшись, сел прямо на пол возле моих ног. Точно был под гипнозом, он уставился в одну точку и монотонно пробормотал:

— Спрашивай все, что пожелаешь.

========== -11- ==========

— Что точно ты видел по моей судьбе? Я имею ввиду…

— Я понял, что ты имел ввиду, — неожиданно он обратился комне, как ко мне, настоящему. — Златовласая красавица Бэлсирифь, дочь чародея, почти всегда отдает свое сердце другому. Но вот если бы ты не поспорил тогда с начальником стражи в Заброшенном Форте рядом с Восточными Дюнами, то бы мог теперь занимать должность одного из личных гардов Старшего Мастера Рун при самом Матриархе, а не прозябать на далекой границе.

— Мне нравится то, что я делаю, — с пылом возразил я. — И да! Меня интересовала лишь Бэлсирифь… Так значит, по-другому быть не могло? Ну что ж, такова судьба… — Я попытался и виду не подать, как был огорчен подобному ответу.

— И нечего на судьбу пенять, — строго и поучительно продолжал мой собеседник, выйдя из оцепенения. Оторвав-таки взгляд от окна, он мельком взглянул на меня и вновь принялся за свои наставления: — А ведь я постоянно твержу тебе, что большинство проблем себе создаешь в этой жизни ты сама. Самонадеянная, непослушная, дерзкая… Блин, но за это-то я тебя… — Вдруг он осекся и посмотрел на меня так нежно, что я вновь почувствовал смущение каждой клеточкой тела. — Если бы ты внесла в ее алгоритм хотя бы пятьдесят процентов (то есть половинный шанс) вероятности влюбиться в тебя, а не пять или шесть, как ты, наверняка, и сделала…

— К дьяволу твои алгоритмы! — Я соскользнул на пол и, усевшись рядом, уставился на него с такой беспредельной мольбой в глазах, что теперь уже он не смог выносить этот мой взгляд. — Просто скажи… — мой голос дрожал, как струна. — В этой моей жизни, в мире Айрамара, есть хоть один, путь бы и самый ничтожнейший шанс, чтобы она была со мной?

Мной овладело отчаяние сродни тому, что мог бы испытать человек, говорящий с божеством, способным ответить на все его вопросы, но в течении лишь одной минуты. Я глядел на своего собеседника, как на спустившегося ко мне с далеких небес бессмертного покровителя.

— Теоретически, да, — ох уж этот нехитрый, но такой сложный язык. — Но создала ее образ не ты, а разработчики: кто знает, какие параметры симпатий и антипатий они ей прописали. Может, она реагирует на цвет подаренных ей цветов, или на особую морщинку в уголке губ, которая появляется лишь при определенного вида ухмылке. Кто ж их разберет, этих ВСП?

— Вэ эС Пэ?

— Ну да. ВнеСюжетные Персонажи. Они являются частью лишь одного конкретного мира. У них нет глобального сознания, нет живого хозяина, если так понятнее. Они действуют по определенным правилам — алгоритмам. Грубо говоря, они просто марионетки, ожившие картинки на экране твоего внутреннего театра.

— И много таких персонажей там, откуда я пришел?

— Девяносто пять из ста.

— И лишь пять настоящие?! — Я сам поразился тому, что так легко в это поверил. — А я-то удивлялся, отчего многие из моего окружения ведут себя настолько предсказуемо, — размышлял я, — но сводил это к невнимательности или особенностям характера. Взять, к примеру, кузнеца Эйрута: всякий раз вместо приветствия несет один и тот же бред про погоду. Или сколь часто я не говорю своей тетушке Юнидифь, что не люблю варенье из шишек, она продолжает предлагать мне его при каждой нашей встрече. Но мой друг детства Нейвар — уж он-то должен быть настоящим! — уверенно заявил я. — Он всегда появляется словно бы ниоткуда и исчезает в никуда. И он столько всего знает о нашем мире, о дальних землях, об обитающих там существах, сколько и за десять жизней никому не узнать.

— Не факт, не факт… — мой странный собеседник деловито покачал головой. — Но я не могу тебе говорить, кто настоящий в твоем мире, а кто нет. Сознанием ты сейчас больше там, чем здесь. И лишняя информация может привести теперь к необратимым изменениям как на самом мультисервере, так и внутри твоих мозговых функций.

Мы сидели на полу, как старые знакомые, и размеренно обсуждали невероятные темы, фантазии и мечты.

— Я ничего не понимаю, — я чувствовал себя совершенно опустошенным, словно бы целый день провел в тяжелых трудах. — Все это так нереально и необычно, но в то же время настолько живо. Я, кажется, уже свыкся с новым телом, нет почти никакого дискомфорта, и в то же время у меня присутствует постоянное ощущение того, что я действительно сплю, и вот-вот этот сон прервется, и я вернусь домой в реальный мир. Но, с другой стороны… Предметы здесь кажутся настолько более…

— Более детализованными и проработанными, — звездный путешественник не раздумывая подхватил мою мысль. — Исторические миры ближе к реальным, они лучше прописаны, но все же относительно грубы.

— Грубы?! — изумился я и воскликнул: — Стоит мне посмотреть в окно, все кажется таким прекрасным и сияющим, словно на небеса попал, в саму обитель богов! И ощущения… Мне кажется, я чувствую каждую частичку своей кожи, и эта невероятная плавность движений, — я говорил и двигал пальцами и кистями, и мне казалось, что поверх моего тела надета еще одна кожа, только более лучистая и невесомая.

— Это все же далеко от реальности, — возразил мой собеседник. — А то место, где ты сейчас обитаешь, хм… Айрамара — достаточно сложная вселенная, поэтому необходимы упрощения в ощущениях, детализации ландшафта, погоде.

— Если все это правда… То это тоже мой ненастоящий облик? — не отрывая зачарованного взгляда от размеренных движений тонких рук, я продолжал искать ответы на свои вопросы.

— Настоящий, — повторил человек со звезд, — но более грубый, сжатый, как и мой. В исторические миры мы ходим в настоящем облике, ну или близком к нему. Это как костюмированный бал. В этом-то и сложность миров X. В них погружаешься зачастую в существо иной расы, иного пола, а порой вообще в животного или монстра, или какую-то практически абстрактную сущность, вроде летающей скалы или желеобразного пласта планеты. Чем необычнее образ, тем дольше необходимо вживаться в него и тем мягче следует выходить: одним буфером не отделаешься, нужны две-три «пересадки» как минимум.

Следующий вопрос было не так-то легко задать. Но я все же не смог удержаться, чтобы не спросить:

— Если мы в отношениях, романтичных, и ты так скучал… — произнести это было действительно трудно, — то почему не решился пойти за мной, в мой мир, в Айрамару?

— Кто сказал, что я не решился?

В который раз за этот сон мой мир перевернулся с ног на голову.

— Временами я захожу к тебе, но очень ненадолго.

— Почему ненадолго? — слова звучали, но мыслями я был далеко, беспокойно размышляя над тем, что только что узнал.

Он горько улыбнулся.

— Просто твой облик там и все, что происходит… И мысль, что мы можем застрять там вместе…

— Погоди-ка! — остановил я внутренний диалог. — Мой друг, Нейвар, — это ты?

Он настороженно прищурился, а после отрицательно мотнул головой.

— Тогда мой приятель-следопыт, Зильмедир? Мы охотимся вместе первый год, но порой у меня возникает ощущение, будто знаю его всю жизнь.

— Снова не угадал.

— Кто-то из моих учителей? Мужчина или женщина? Где ты живешь? В Изумрудном Лесу? Где-то рядом со Святилищем?

— Нет, нет и нет! Кори! Прекрати! — строго прервал он мои попытки узнать правду. — Я ничего тебе не скажу.

— Но если бы мы очутились там вместе… — Странная непонятная мне радость пронеслась сквозь тело.

— Ну уж нет, милая! — отрезал звездный гость. — Жить в программе я не соглашусь ни за что на свете.

Нахмурившись, я ждал объяснений, и он тотчас же их предоставил.

— Я счастлив там, откуда я родом, Кори. Ты и сама это знаешь, — был его ответ, и в хрипловатом голосе не было и толики сомнений. — У меня интересная работа. И очень важная. Моя формула оксидизации планет с малым радиусом и нестабильными температурами может сравниться по значению с законом Гуатье. А когда мы поселимся на Тиньтье (а ты и глазом моргнуть не успеешь, как будешь купаться в молочных озерах и изучать местную экосистему), я уверен, мы со смехом будем вспоминать эту досадную нелепость. Кори, ведь ты мечтала об этом с окончания института. Пусть там и нет всей этой волшебной чертовщины, древних легенд и старинных замков. Но вспомни же: база находится над бескрайними девственными джунглями, а дальше — неспокойная, населенная полуразумными хищниками сельва и чудесная долина трехсот водопадов. Неизведанный подземный мир, стабильная система из двух небольших звезд и целых три перспективных планеты, ждущие, когда к ним приложатся наши гениальные умы и солидные вложения из Аспарии. Они уже согласились повторить эксперимент по терраформированию наиболее прохладных районов на Семаре. До отлета с тауферами из системы Гельветиос я передал все свои наработки в Институт Коперника. Не поверишь, но они были в полном восторге и незамедлительно переслали данные на базу Крия близ Семары. Семара, Кори! Планета-загадка: по всем параметрам потенциальный мир для колонистов, а по сути — пекло, в котором не выживет ни один живой организм, ни одна бактерия. Но, судя по данным, там все же есть жизнь! Уму же непостижимо! Восемь неудачных эспериментов по изменению климата, почти двести лет изучений — и ничего! Пока мы смотаемся до Кироса и обратно, пройдет более двадцати стандарт-лет. Если проект теперь одобрит Главный Научный Корпус, то к нашему возвращению новый эксперимент, основанный на моих расчетах, как раз войдет в самую интересную фазу.

Я больше не заботился тем, что понимал лишь отдельные слова и редкие фразы. Говорил он так ярко, с таким пламенем в сердце, что я слушал и не мог отвести от него восторженного взгляда. Его грубые черты лица теперь совершенно преобразились, сгладились и, кажется, даже засияли каким-то глубинным внутренним светом существа, исполненного вдохновения и любви к своему делу, либо это солнце приблизилось к зениту, я не знаю. Но тогда я ловил себя лишь на мысли, что завороженно следую за каждым его словом, каждым пылким жестом. И тут он умолк. А когда вновь поднял на меня глаза, то искра разочарования и досады пронеслась по его только что вдохновенному возвышенными мечтами угловатому лицу. И глаза у него действительно были зеленые, как и показалось мне тогда, в сумерках, когда мы только начали этот столь нелегкий для меня, но такой интригующий разговор: но не едкие и не выпученные, которые ставили меня в недоумение своей угрожающей открытостью. Это были глаза ранимого и очень преданного существа. Каким, как я думал, был и я сам. Мне казалось, мы говорили целую вечность. Но день только-только разыгрался за окном. Тогда я подумал, что время здесь, возможно, идет не так, как в моем родном мире, и мысль эта меня по-настоящему позабавила.

— То есть ты рассчитываешь, что, когда мы прибудем в Кирос, их маги смогут меня разбудить?

— Я в этом не сомневаюсь.

— А этот сонный мир, эта программа не может просто исчезнуть?

— Теоретически, может. И — да, всех находящихся там живых персонажей просто выкинуло бы в ближайший буфер, но для тебя это был бы конец. Смерть мозга и «о ню плюр па мамон сюр мун корс жюли», — как-то невесело промурлыкал он на вполне бодрый мотив. Тут же раздался короткий щелчок, и в правом углу, прямо поверх рисунка на обоях, вновь возник в воздухе перевод: «О, не плачь, мать, над моим озябшим телом».

Словно бы не обращая внимание на мои попытки прочесть текст, он продолжил:

— Но все стабильно уже более полутора веков. Даже на нелегальных платформах существуют резервы временного прибывания — они поддержат, если что…

— А если я умру там, в своем… то есть в привычном мне пока теле?

— Ничего не случится, этот вариант уже отработан. — Его уверенность передалась и мне. — Ты просто вновь окажешься там, где создала персонажа, в теле эльфа, на охоте за расхитителями гробниц, уверенным, что идет сорок седьмой год твоей жизни.

— Гробницы Илиазы? — я тотчас же вспомнил то нелегкое испытание воли и храбрости. — Нас благословил тогда сам король Темного Клана. Но получается… — В уме я за секунду просмотрел всю свою прежнюю жизнь. — …сражения с Туронским Троллем никогда не было? И смерть Аэллина, а после торжественное прощание на реке Потаме?..

— Угу.

Сказать, что я был растерян — означало солгать. Я снова был в полном ошеломлении, но то, что было сказано дальше, вновь зажгло во мне искру надежды.

— Зато через год, на обряде новой луны, ты встретишь в Аракудской Теснине свою Бэлсирифь, и у тебя будет еще один шанс испытать себя в роли героя-любовника.

Глаза мои загорелись магическими изумрудными фонарями, сердце проснувшейся птицей затрепетало внутри стесненной корсетом грудины.

— Если ты говоришь правду, то все, что мне нужно делать, чтобы вновь завоевать руку моей возлюбленной — это просто умирать каждый раз после отказа, и тогда мне будет дана новая возможность? Еще один шанс…

— Не советую с этим злоупотреблять, однако, — прервал он мои ликования. — Дежа вю замучат.

Уже виденное — появился текст перед моими глазами.

— Ты ведь не знаешь, что это такое, дежа вю?

— Нет, — согласился я.

— Это такое ощущение, которое возникает в некоторых ситуациях, когда тебе кажется, что с тобой это уже происходило.

Я его понял и признался, что никогда не испытывал ничего подобного.

— Будешь, — сухо промолвил он, словно бы вынес приговор. — Такие состояния бывают у тех, кто многократно проходит по одному и тому же неизменному пути.

— Зачем они это делают?

— Кто-то, в основном тестеры (да и сами разработчики), таким образом ищут в программах косяки, ошибки. Иные проводят опыты с вариативностью. А кому-то просто нравится испытывать снова и снова один и тот же любимый эпизод, — сказав это, он почему-то моргнул одним глазом.

— Значит, через двенадцать лет я просто — раз, и покину свой мир?

— Я на это очень рассчитываю, — признался мой звездный гость.

Внезапно вскочив с пола, он поднес запястье к уху. «Да, Ронни, я понял, — пробормотал он, словно бы сам себе. — Угу. Можем мы сделать запись? — взволнованно спросил он незримого собеседника, мельком покосившись на меня, и облегченно добавил: — Отлично».

========== -12- ==========

— Слушай меня теперь, — обратился он ко мне, и в голосе его ощущалась спешка. — Я не знаю, получится ли еще раз переместить тебя сюда, когда твой мозг опять будет в состоянии относительной активности, или нет. Но… Кори, твоя мать чуть ли не ежедневно шлет мне свои обеспокоенные сообщения. Я заверил ее, что у меня все под контролем, но ты же ее знаешь… — о последнюю фразу он явно споткнулся. — Короче, она уже собралась сама лететь встречать нас на Кирос, пусть бы это и стоило ей всех сбережений. И не будем забывать про риски, связанные с резким изменением гравитации и погружением в криосон — в ее-то возрасте. Но она просто хочет убедиться, что с тобой все будет в порядке. Так что, я подумал… — ища подходящие слова, он был похож на большое оправдывающееся дитя. — Учитывая, что вы… Буду откровенен, Кори, но шансы того, что вы встретитесь, ничтожны. И я решил, что, возможно, ты бы хотела что-то ей передать напоследок, всего пару слов, м?

— Да, конечно, — согласился я. Смятению моему не было конца. — Но я не знаю, что должен говорить…

— Просто скажи, что с тобой все в порядке, что ты ее любишь и скоро будешь дома.

Как зачарованный Магистром Мысли аколит, я сухо повторил продиктованные мне слова.

«Я скоро буду дома, буду дома…» — повторял я снова и снова. — Мама…

Я прекрасно помнил свою мать: ее длинные пепельные и мягкие, как ковыль, волосы, нежное сияние бледно-зеленых, цвета свежей мяты, глаз, умиротворенное выражение лица с мелкими, но такими подвижными и милыми, морщинками. Длинные пальцы — как я люблю, когда она перебирает ими мои волосы. Ее нежный добрый голос, и слова, льющиеся исцеляющим потоком в самое сердце: о принятии и гармонии, о красоте и скоротечности жизни, пусть даже длиною в три сотни лет. О том, как понравилась бы ей мелодия, написанная на странной неизвестной Старой Земле каким-то Жан-Филипп Рамо…

Желание скорее вернуться домой, хоть на сутки, чтобы навестить ее и отца, пустило прочные корни в моем очнувшемся от заклятия разуме.

— Кори? Кори? — повторял он снова и снова, и даже, кажется, дотронулся до моего плеча. –Кори?!

— Это имя для меня, что пустой звук, — признался я, продолжая мысленно хвататься за материнский образ — единственный, который среди всей этой иллюзии напоминал мне, что действительно важно. Четкий лик матери в моем размытом разуме действовал подобно противоядию от укуса коварной змеи.

— Ты так ничего и не вспомнила из нашей совместной жизни?

— Ничего.

Он заглядывал мне в глаза, обходил по кругу, хмурый, словно мастер — неудавшуюся скульптуру, а я всеми силами уговаривал себя не вовлекаться больше в этот его спектакль.

Я проснусь, я скоро проснусь, — твердил я себе.

И тут он вновь завел речь о прошлом, которого я никогда не знал.

— А я помню! — отчаянно взывал он ко мне. — Помню за нас двоих, Кори! Как мы встретились впервые, в той небольшой парящей кофейне напротив главного корпуса Института. Ты не знала тогда, что попадешь ко мне на курс разумного природопользования. Да и я поначалу принял тебя за нового преподавателя, иначе ни за что не осмелился бы подойти и завести тот до неприличия глупый разговор. А потом началась гроза — да не такая, когда дается полчаса для того, чтобы добраться до жилых модулей, а самая настоящая хариклианская буря, от которой можно укрыться лишь высоко в горах, в наскальных городках, как тот, где и находится научный корпус системы Центавра. Нам долго не разрешали тогда покинуть то стеклянное, похожее на гигантское яйцо, заведение. Вокруг бушевала стихия, сверкали молнии, насыщенное электрическими разрядами и озоном небо выдавало самые невероятные краски из возможных: от ярко-золотых до темно-лиловых, с пугающими мазками индиго. Мы уже приготовились заночевать на скользком зеркальном полу, когда автоматические шторы вдруг опустились, открывая нашему взору, со всех сторон, привычное чистое голубое небо, и магнитоплану разрешено было развести нас по корпусам. А наше сумасбродное путешествие на северный полюс планеты? Когда ты захотела полюбоваться Самаумовыми Лесами и миграцией через них белокрылых китовых цапель. Вот что уж точно я мечтал бы забыть. Но я помню, Кори, родная, помню лишь для тебя. Ведь ты призналась однажды, что это был чуть ли не лучший момент в твоей жизни, когда мы сидели в том тесном спиннере, который я позаимствовал у аэрологов, и, зависнув над зеленым морем древних деревьев — на сотню километров вокруг ни единой бреши, ни одной проступающей через плотно сомкнутые кроны спасительной вершины — и любовались взмахами, у самого купола кабины, гигантских кожистых белоснежных крыльев. Полет в одну сторону занял почти шестнадцать местных часов — около пяти стандартных, и я до последнего опасался, что мне не хватит топлива на обратный путь. Тогда нам пришлось бы в срочном порядке прерывать наше свидание с исполинскими птицами и все силы бросить на то, чтобы добраться до Зубцов, где у самой границы с мелколесьем из хвощей на высоте шести сотен метров над поверхностью строился новый город для колонистов с Гиппы. А ты помнишь…

Я сам не заметил, как начал вновь погружаться в рассказ о неизвестном для меня мире, о землях, парящих меж звезд в небесной мгле, и об обитающих на них храбрых и находчивых людях, сумевших подчинить себе суровые заоблачные дали и даже укротить стихии света и тьмы.

— А наш первый совместный контракт? Я знал, что будет нелегко, но ты так стремилась покинуть родную систему, что любой вариант за пределами Центаврии казался для тебя идеальным. И стоило хитрецу Уве поманить тебя сладким пряником неизведанного, ты тут же подорвалась в систему Вирджиния, за двадцать три световых года от дома. Вот уж куда бы я ни за что не хотел вернуться вновь. Первые три из шести положенных нам лет на «близнецах» были самыми ужасными. Я-то думал, что мы на весь срок отправимся на Прозерпину, но тебя попросили посмотреть теплицы на Тривии, и я не раздумывая согласился составить компанию моей лучшей выпускнице. Три года на пустынной, безжизненной планете, где можно выходить на поверхность лишь в тесном скафандре старого образца (списанном еще, наверное, с первых миссии на Реме), и то лишь на два коротких часа за местные сутки, пока этот монстр повернут к звезде своей выжженной стороной. Тридцать градусов Цельсия в тени, восемьдесят! в лучах рассвета. А скорость вращения?! Центрифуга — не иначе, до сих пор вспоминаю с содроганием… Благо под землей почти не ощущалось. Но вы с Жанин сделали это! Сорок автономных подземных теплиц — достаточно, чтобы кормить целую бригаду исследователей и рабочих. Ты сейчас должна была поинтересоваться, нашли ли они хоть какие-то ценные ресурсы в недрах безжизненной глыбы, на которой мы провели три долгих года — три года под землей, Кори! ловя исцарапанными оболочками скафандров редкие, но смертоносные лучи обжигающей звезды Вирджинии. И на твой справедливый вопрос я бы вновь сочувственно помотал головой, но посоветовал бы тебе все же не терять веры. Пусть кристаллов там и нет, но хоть что-то же стоящее должно течь в жилах этого раскаленного куска надежд и трудов человеческих десятилетий и наших с тобой, Кори, трех мучительных лет. Трех самых отвратных и, вместе с тем, самых счастливых лет моей жизни, потому что ты тогда сказала «да», Кори… И твои полные восторга глаза, когда я достал тебе ко дню рождения целый ящик плодов с Прозерпины. Мелких и кислых, но все-таки фруктов.

Я не способен был передать словами, какое впечатление произвели на меня эти его воспоминания. То были не скупые факты из истории незнакомого мира, а излияния живого человека, страждущего вернуть свое счастье. И я просто обязан был дать ему хоть-какой-то отклик.

— Это было, наверное, сравни подвигу? — восхитился я. — Фрукты из другого мира!

— Полгода работ. Но это того стоило, поверь… — отмахнулся он.

— Нет, уверен, что не стоило. — Сглотнув сбившееся в груди дыхание, я все же признался, что очень люблю фрукты. — Я помню вкус ягод дикой аргины, что росла в овраге у восточных ворот Алой Альды, деревушки, где я появился на свет и провел все свое детство. И мамин виноградный настой — до сих пор нет для меня ничего вкуснее.

Я поймал на себе протяжный бархатистый взгляд зеленых глаз, и лицо мое вспыхнуло пожаром.

— Неужто и этого ничего не было?.. — бормотал я еле слышно.

— Кстати, о вкусах, — мой знакомый с небес вовремя оживился, чтобы хоть как-то подбадрить меня.

В очередной раз наколдовав что-то в воздухе, он обратил мое внимание на меленький металлический столик у дальней стены. Еще минуту назад он был пуст, а теперь на нем стоял круглый серебряный поднос с ажурной каймой, а на подносе лежали — я не сразу поверил глазам — фрукты.

— О! — воскликнул я, подбегая к столику и неуверенно протягивая руки к удивительных форм и цветов угощению. — Это похоже на виноград, — узнал я, — только он почему-то чересчур уж мелкий. А ведь это же яблоки — точь-в-точь как у нас!

— Программисты обоих миров, судя по всему, питали любовь к яблокам, какие выращивали на Старой Земле. Теперь их почти уж не встретишь в реальном мире.

— Можно? — взяв с подноса ровный зеленый, с легким румянцем плод и взвесив его в руке, я, как малый ребенок, уставился на стоящего рядом чародея — иначе назвать бы его не мог в ту минуту.

— Конечно, пробуй. Это все для тебя…

Поднеся яблоко к губам, я не сразу решился откусить от него. Меня поразил легкий травянистый аромат с кислыми и сладкими медовыми нотками — ничего подобного я никогда не ощущал, поедая яблоки на празднике в честь нового урожая. И кожица такая тонкая и такая шелковистая. Не спеша впившись в яблоко зубами, сначала я услышал сочный хруст, и лишь потом ощутил растекающийся во рту душистый кисловатый сок. Я настолько увлекся процессом, что даже не заметил, как в руке у меня остался лишь крошечный хвостик.

— Ну как? — довольно щурясь поинтересовался мой благодетель.

— Это что-то волшебное, — расплывчато отозвался я, так как во рту у меня уже был виноград.

Я хватал с тарелки фрукты один за другим. Какие-то напоминали мне те, что я ел у себя дома, иные — и я брал их с опаской — мне не с чем было даже сравнить. Но все они имели какой-то особый, невероятно тонкий аромат, которого я никогда не замечал раньше во время еды.

Вдоволь напробовавшись, я повернулся к наблюдавшему за моей трапезой человеку. По его лицу было понятно, что примерно такой реакции он от меня и ожидал. Натянуто улыбнувшись, я отозвался, и голос мой прозвучал виновато:

— Пусть я и поверил каждому твоему слову, но все же что-то тянет меня назад, что-то, с чем совладать я не в силах.

Он лишь понимающе кивнул.

— Твой источник подключен к тому миру, — помедлив, произнес он заумным тоном.

— Но если тебе все же удастся меня разбудить, то я окажусь сразу в реальности: то есть в той, с небесными кораблями и порталами?

— Никаких если, — возражение прозвучало категорично. — Но нет, — он продолжал: — Не сразу ты окажешься дома. Сначала мы встретим тебя в одном из переходных миров. Возможно, даже в этом. По мере активации мозга и памяти программисты, точно хирурги, станут по ниточкам подключать твое сознание, пока ты будешь постепенно адаптироваться к условиям реальной жизни. Но я буду там, с тобой. Обещаю…

Что-то его прервало, и он обеспокоенно посмотрел на белоснежную манжету, небрежно выглядывающую из-под плотного рукава сюртука. «Да, Ронни, понял».

— Ты скоро проснешься там, в своей Айрамаре. Значит, здесь у нас есть еще пара часов.

— Но ведь время у нас идет одинаково?

— Время, милая, понятие очень растяжимое и сжимаемое, — тон его вновь стал поучающим, и я вполне представил, что где-то в другом мире он бы мог стать моим учителем. — Сон во сне — вещь с трудом предсказуемая. Но твоя программа полностью синхронизирована с реальным миром, уж поверь. Так что у тебя еще есть возможность завоевать сердце своего дерзко-настроенного ВСП.

— А главное, мне теперь необязательно быть осторожным с оружием и незнакомой пищей, а также не нужно бояться смерти от клыков вампиров или яда энней.

Последнее, сказанное мной, весьма позабавило нас обоих.

Зелень далекого леса перешептывалась на мягком ветру. За окном раздавался птичий щебет, и вдруг, прислушавшись, я уловил чей-то негромкий разговор.

— Там еще люди? — изумился я.

— А как же, — мой собеседник игриво развел руками. — Мы же в резиденции самого, мать его, наместника Лотарингии: в эпицентре случайных встреч и легких разлук, интриг и сплетен, шика и беспечной расточительности.

— А можно выйти наружу? — мысль о том, что мой сон никогда не ограничивался одной единственной комнатой в башне, повергла меня в крайнее возбуждение. И потому ответ я принял с небывалым восторгом.

— Конечно, — беспечно отозвался мой спутник. — Идем, — он предложил мне руку. Но стоило мне отказаться, как он окинул меня суровым взглядом и предостерг: — Только есть одно очень сложное, почти невыполнимое условие, которое нам важно соблюсти.

Я в конец растерялся, а он широко улыбнулся и протянул ко мне обе руки.

— Раз — мне придется вновь заковать тебя в панцирь, который приличные леди ошибочно называют «корсетом», и два… — Он обреченно посмотрел на лежащие посреди комнаты туфли на изящном, но невероятно неудобном каблуке.

========== -13- ==========

— Не обращай внимания на удивленные лица — ты не считываешься их инфоподами.

— А перевод? — взмолился я.

— Ты находишься вне зоны доступа их информационно-коммуникационных портативных устройств. Они тебя видят и в то же время не могут ничего о тебе узнать. Девушка-загадка. Моя загадка.

Перед самой лестницей он вновь предложил мне руку. Секунду поколебавшись и неуверенно переступив с ноги на ногу, я все же нашел разумным принять помощь.

Ноги медленно, спотыкаясь, преодолевали ступень за ступенью, пока взгляд был прикован к раскинувшимся передо мной живописным видам.

Спустившись, мы оказались в просторном ухоженном саду. Со всех сторон доносилось пение птиц, шумели в невысокой, идеально ровной траве кузнечики. Порхали с цветка на цветок насекомые, невероятно похожие на наших бабочек. А может, это и были бабочки, но их плавные, почти воздушные движения приводили меня в такой восторг, будто бы я никогда их и не видел за всю свою долгую жизнь. Одинаковой формы деревья очерчивали несколько прогулочных аллей. По узким дорожкам, шушукаясь и хихикая, неспешно блуждали пары. Платья женщин кроем и формой напоминали то, что было на мне, а вот мужчины не могли похвастаться обилием жемчуга и позолоты, каким был украшен верхний кафтан моего провожатого.

Я еще раз окинул его внимательным взглядом. Теперь он не имел ничего общего с тем человеком, с которым я разговаривал там, в комнате, всего каких-то полчаса тому назад. С полным достоинства видом, важно приосанившись, он размеренно вышагивал по аллее — от его горячности и многословия не осталось и следа. На глубокие поклоны и широкие неестественные улыбки проходящих мимо людей он отвечал скупым горделивым кивком. Он действительно выглядел частью того окружения, в котором находился: приторно-ровного, изысканного и без малейшего изъяна.

По мере нашего размеренного блуждания по саду, среди ярких летних красок и насыщенных ароматов — теплых и сладких, терпких и пряных, прохладных с горчинкой — меня не покидала мысль, как нелепо выгляжу рядом с ним я, в несуразном василькового цвета пышном платье, семеня, точно застигнутая охотником врасплох древесная курица, боясь потерять туфлю или сказать что-то неподходящее.

Некоторые гуляющие не обращали на нас никакого внимания, другие, поравнявшись с нами, что-то говорили моему спутнику на своем языке, странно перемигиваясь. Я не успевал читать всплывающие с негромким звоном подсказки: …новая пассия… представите нас, граф… а вы сегодня в ударе… расстроится же мадам… Но были и те, кто нас сторонился, а немногие, проводив меня недоумевающими взглядами, подобно моему необычному знакомому, принимались удивленно таращиться на свои запястья. Кто-то даже нашептывал что-то себе в рукав.

— Я знал, что это произойдет, но не думал, что это случится так скоро… — за всю прогулку он впервые обратился ко мне, склонившись к самому уху, после кивком головы указал на торопящуюся к нам группу людей.

Все мужчины, они отличались от остальных одинаковой формой одежды: на каждом был укороченный синий плащ из-под которого выглядывали ярко-красные штаны. На головы поверх скромных париков были надеты странные, треугольной формы черные шляпы. У каждого на боку в ножнах болтался длинный узкий меч с весьма необычной фигурной рукоятью. Я предположил, что это, должно быть, стража, и молниеносно потянулся к кинжалу, которого, разумеется, на месте не было и быть не могло. Под моей ладонью лишь прошуршали складки, а подушечки пальцев разочарованно впились в вышитый на подоле рельефный цветочный узор.

Провожатый мой тоже насторожился.

— Охранные системы видят в тебе угрозу, — негромко выпалил он. — Данные, вероятно, уже пошли в головной центр. Теперь тебя в любую секунду могут выдворить отсюда, резко и неприятно.

— Это как? — опешил я.

— Просто убьют. И ты проснешься у себя дома в поту, как после кошмара.

— Жаль нет кинжала под рукой, — подосадовал я, — я бы сам их тогда…

Он отпустил мою руки и рассеянно улыбнулся.

— Говорят, есть миры, — поведал он, — где — стоит представить, и тут же получаешь все, что пожелаешь.

— Я бы представил свой кинжал, — без колебаний выпалил я.

На этот раз он рассмеялся от души.

— Я никогда не бывал в таких мирах, — спешно признался он, так как один из охранников уже был от нас в паре метров. — Слишком медленно соображаю. Стал бы тренировочным чучелом. Но мной приятель все же при мне. — Откинув полу своего нарядного кафтана и ловким движением расстегнув жилет, он продемонстрировал спрятанный под одеждами тонкий стилет.

— Красавец, — промолвил я, борясь с желанием дотронуться до прекрасной витой рукояти невероятно искусной работы.

— Кинжал милосердия, — усмехнулся звездный гость, но как-то уж слишком горько. — Ну вот и все, милая… Спектакль окончен.

Концентрация стражников вокруг нас стала запредельной. А двое уже стояли напротив и строго допрашивали моего защитника.

— Comte Duvergier, Pouvons-nous savoir pour votre compagnon?{?}[Граф Дюверьжье, можем ли мы осведомиться о вашей спутнице?]

Пытаясь не смотреть на всплывающие перед моим взором сверкающие строки, я внимательно наблюдал за действиями местных охранителей территории.

— Милая… — невозмутимо обратился ко мне спутник, слащаво улыбаясь. — Это гвардейцы его величества князя Марка де Бово-Краона. Messieurs, cette femme est Dame Jeanne de Joyeuse, une des hôtes de sa altesse sérénissime, le comte de Beauvau-Craon, et son honorable épouse{?}[Господа, эта женщина леди Жанна де Жуайез, одна из гостей его светлости, князя де Бово-Краона и его достопочтенной супруги].

Переведенные слова путались у меня в голове и не вызывали ни единой ценной мысли. Обстановка вокруг становилась угрожающей. Оставалось лишь уповать на то, что сон, как и всегда, закончится на самом жарком месте.

Двое из стражников переглянулись, и тот, который был повыше и с пышными темными усами, вытащил из-за пазухи какой-то свиток.

— Быстро же они прогрузили обвинение, — поднеся руку к губам, шепнул спутник не то мне, не то своему незримому помощнику. — Все, милая, — теперь он явно обращался ко мне. — Тебя вычислили и требуют привести на суд. Дело это скучное и совсем не обязательное, так что… — он посмотрел на меня как-то уж чересчур игриво. — Пора тебе назад.

— А как же ты? — взволнованно спросил я, обводя глазами наше тревожное сопровождение.

— Ну а мне предстоит допрос по случаю свидетельства мистического исчезновения прекрасной леди средь бела дня, — с задором отозвался он.

— Но ты же справишься?

— Конечно, — незаметно потянувшись к оружию, он снова мигнул глазом, — я же двоюродный племянник самого короля Людовика Пятнадцатого.

У нас было столько времени для разговора, но лишь теперь вопросы начали приходить один за другим. Стараясь выбрать самый для себя насущный, я отчего-то сам не заметил, как попросил у своего спутника назвать его имя.

— Как тебя зовут: не здесь, а на самом деле?!

— Коулман, милая. Доктор Соломон Коулман. Для тебя просто Сол.

Неожиданный поцелуй озадачил меня сильнее, чем последовавший за этим пронзающий удар жалом стилета в самое сердце.

========== -14- ==========

Проснулся я в поту, как и было обещано. Только я до конца не мог вспомнить, от кого и при каких обстоятельствах исходило это странное обещание.

—Друг! — звал меня кто-то. — Друг…

Я с трудом разлепил тяжелые веки и сразу узнал склонившегося надо мной эльфа.

— Зильмедир, — прошептал я с облегчением. — Кажется, мне вновь приснился страшный сон.

— Снова вампиры?

Солнечные лучи пробивались сквозь редкую соломенную крышу.

— Неужто я проспал так долго? — поразился я.

— Ты пару раз кричал в ночи, и когда успокоился, я не посмел нарушить твой сон. Я рассудил, что феи на Аннан Мор играются с твоими мыслями. Мне и самому приходила во сне моя покойная матушка, — он, как мог, старался меня утешить.

А я смотрел в его лицо, такое знакомое и меж тем отчего-то такое непривычное. Меня удивляла чрезмерная угловатость линий, а ведь я помнил, что Зильмедир выделялся среди иных уроженцев Редколесья чертами мягкими и утонченными. Как же раньше я не замечал столь несомненной грубости высоких скул? В его красивых глазах правильной продолговатой формы, казалось, отсутствовал былой лучистый блеск, да и ровные брови, и кожа, однородная, без единого изъяна, повергли меня в замешательство. Если бы я сам не слышал минуту назад его привычную речь, то подумал бы, что, пока я спал, моего товарища убили и воскресили темные чародеи, и теперь передо мной стоит не юный мой соратник, а восставший из мертвых драуг, занявший его место.

— Мне снился кошмар, — повторил я и, поспешив отвлечься от гнетущих мыслей, принялся за ежедневный утренний обряд: проверил стрелы, промаслил жиром древесину, надел на лук тетиву и плавно растянул пару раз для пробы, после чего покинул хижину и направился к ближайшему ручью.

Я шел, проваливаясь по щиколотки в вязкую почву, — до болот было рукой подать. Все еще не до конца пробудившись, я брел, спотыкаясь о пни и коряги, пытаясь припомнить свой сон, но все, что вертелось в моем затуманенном разуме, — обрывки ничего не значащих фраз и картинок. Отвлекшись от ночных видений, я вернулся мыслями к вещам действительно важным: до Холмов Найр оставался день пути — не более. А когда дойдем, нужно сразу же проверить ближайшую к ним рощу и основать стоянку. Ведь неизвестно, как встретит нас крошечный народец, и встретит ли вообще. Забрать из лесного лагеря придется лишь самое необходимое: оружие и чистую воду. Дальше — самое сложное: охота на упыря. А в этом деле никогда не знаешь до конца, кто жертва, а кто добыча.

Под сенью леса стояла прохлада. Внезапный шум прервал мой резвый шаг: боязливо шарахнулся в чащу одинокий молодой олень, резко вспорхнула с замшелой ивы самка черноперой сипухи: бесшумная, словно тень. Вдруг в искрах яркой, будто волшебная вспышка, передо мной возникло видение: невероятной красоты зеленое море и плавный, чарующий взмах гигантских белых кожистых крыльев у самого лица. Бабочка то была или птица — я не успел рассмотреть: картинка испарилась так же внезапно, как и явилась мне в бреду. Мотнув головой, я продолжил свой путь, но уже осторожнее.

Дойдя до ручья, поспешил умыться и набрать воды в два легких глиняных кувшина. И тут в прорехе меж куполов гигантских верб показалось солнце. Круглое и золотистое оно осветило лучами поляну, родник, журчащий ручеек, толстенные стволы старых, склонившихся к воде ив. Долго я не мог понять, что же так тревожит меня среди всей этой слепящей красоты. Но чем дольше глядел на подсвеченный солнцем пейзаж, тем сильнее меня смущало невероятно малое число оттенков, которые обнажала передо мной в тот день природа. Свежие утренние лучи разбивали траву на три или четыре цвета, которые непривычно резали глаза. Вода казалась чересчур голубой, а бегущая по ней рябь — слишком интенсивной, а вот листья на деревьях, наоборот, были лишены своей глубины, и когда они мелко подрагивали на ветру, всякие границы меж ними казались нечеткими и размытыми. Мне вдруг вспомнились радужные переходы из далекого сна, сотни тонов и полутонов играющих на зелени солнечных лучей, холодное сияние луны и насыщенный красками рассветный горизонт. Мне пришлось умываться еще раз, чтобы отбросить нелепые мысли о том, что я все еще сплю, что я так и не проснулся и блуждаю теперь в одном из своих кошмаров. Но ничего не подтверждало это мое глупое предположение.

К вечеру добрались до самой границы с болотами. Здесь наши земли заканчивались, и начиналась территория фей. Гнилые трясины, покрытые бурой ряской, и вонь, тянущаяся на многие километры. Говорят, здесь раньше была река, но темные колдуны отравили воду, и духи покинули это место. Феи же, обитавшие по ее берегам, перебрались жить к подножию близлежащих холмов, нетронутых тем гиблым заклятьем.

— Вон они, — указал я на виднеющиеся на горизонте угрожающе острые вершины, — Холмы Найр.

Издали они казались высоченным частоколом, защищающим поселение фей с Востока, опоясанные хвойными рощами по линии зыбких глинистых берегов. Уже через день нам предстояло проверить, что же представляют из себя эти возвышенности вблизи. Идти через топи под покровом ночи было опасно. Костер тоже решили не разводить. Попили воды и стали готовиться ко сну.

— Держи яблоко, — крикнул Зильмедир, стоило мне устроить себе сносную постель из стеблей камыша, листвы и веток. — Последнее, — посетовал он.

На лету поймав небольшой равномерно-зеленый плод, я благодарно кивнул товарищу и поднес было фрукт к губам, но тут странная мысль, что посетила меня утром у ручья, вновь закралась в мой разум. Сам не зная почему, я дотронулся до яблока кончиком носа и начал жадно обнюхивать его, как лис — свежие заячьи следы. После откусил, пожевал немного и откусил вновь.

Вялое яблоко — не хрустит, — подумалось мне, но нет — плод был совершенно гладкий, точно отполированный.

— Все в порядке? — Сотворив для себя сносное временное ложе, Зильмедир присел рядом со мной на корточки и внимательно, настороженно посмотрел мне в глаза.

— Конечно, — отмахнулся я, — просто… — Я так впился взглядом в его лицо, что даже забыл, что хотел сказать. Мне казалось, что я вспомнил что-то важное, но что именно — забыл. Я внимательно посмотрел на свои руки, затем вновь перевел их на следопыта.

— Следует все же попробовать раздобыть хоть что-то съестное.

Зильмедир согласно кивнул, и мы посчитались, кому идти на охоту. Идти выпало мне. Мой юный товарищ же пообещал принести еще воды из расположенного неподалеку лесного родника — до самых холмовчистых источников нам теперь не видать.

Я удалился от стоянки на приличное расстояние. И пока исследовал негостеприимный болотистый край, все думал об этом яблоке и о странностях, которые преследуют меня весь день — с того самого момента, как я пробудился. Ужин мне раздобыть так и не удалось. Зато случилось обнаружить небольшой лагерь гоблинов-мародеров. Оценив вооружение бандитов, если ржавые топоры и гнилые колья можно так назвать, я решил, что справлюсь сам. Двоих мне удалось подстрелить еще из засады. Остальные шестеро или семеро коротышек предпочли бою бегство. Вернувшись к Зильмедиру, заверил его, что, хоть и с пустым желудком, но спать теперь можно спокойно.

— Завтра пересечем топи, а за ними — и они: чернокаменные и острые, как зубы во рту старой ведьмы, таинственные Холмы Найр, — еще раз напомнил мой спутник. — И нравится же этим крохам обитать в таком неуютном месте, — подивился он.

— Здесь жили их предки, — возразил я. — Пикси ни за что не покинуть курганы своих прародителей.

— Маги продолжают отравлять болота, — в голосе следопыта звучало негодование.

— С магами пусть разбирается Гильдия. Наша задача — убрать этого проклятого вурдалака и проложить воинам надежный и безопасный путь в Долину Фей.

Без костра было неуютно, и решено было поскорее ложиться спать.

— Первый подежуришь, как всегда? — зевая, спросил молодой помощник и, не дожидаясь ответа, принялся устраиваться на помосте из веток и лапника.

Спустя минуту он уже спал под прерывистый свист неясыти, нашедшей приют на самой границе с лесом. Откуда-то издали прилетал клокочущий ответ ее товарки. Их диалог то и дело прерывался уханьем филина, доносившимся со стороны болот.

Заложив за голову руки, я смотрел на звездное небо, и в уме моем всплывали слова неведомого рассказчика о старой земле и огромной упавшей звезде, которая разрушила целый мир. Луна, полная и круглая, как головка сыра, взошла над миром. Та самая луна, что светила в окно круглой комнаты. Комнаты? И тут я вспомнил: пышное платье, и странника в парике, и наш долгий разговор о каком-то ином мире, в котором люди летают на кораблях среди звезд, и живут во снах, и исследуют разные земли, и где нет эльфов. Я сел от неожиданности и даже головой покрутил. Вздор! — произнес я еле слышно. — Это был странный, невероятно красочный, но все-такие сон. Я огляделся: болота мерцали желчью, от трупных пузырьков вся поверхность казалась вспененной и источала несильный — гораздо милосерднее дневного, но все же неприятный гнилостный запах.

Это просто безумие — так трепетать из-за какого-то сна, — сознавал я. Но мысли о нереальности происходящего просто не шли у меня из головы, хоть я и устроился удобнее и постарался отвлечь себя пересчетом звезд. Но теперь мне начали досаждать тоскливые птичьи переговоры. Сильнее всех раздража сова, что сидела на сосне в сотне метрах от берега, то умолкая, то вновь начиная свое тоскливое завывание. Невольно прислушавшись к ее жалобному пению, я вновь начал напрягаться всем телом. Пела неясыть уныло и монотонно, но уже после нескольких минут наблюдений я уловил четкий повтор каждого издаваемого птицей звука. Вот снова кончились четыре длинных дребезжащих пассажа, затем раздался громкий свист, за ним последовала приглушенная трель отозвавшейся за лесом ее подружки. Два-три-четыре раза повторился тот же фрагмент. Филин, — сосредоточенно прошептал я, и как по заказу в этот самый момент от болот вновь послышалось сердитое уханье филина. И снова все начиналось по новой. Охваченный небывалым волнением, я рванул в сторону леса и успокоился лишь тогда, когда согнал с дерева эту дьявольскую птицу.

— Святой Матриарх! Духи предков! Матерь огня Ифрида! — бормотал я, бредя обратно. Больше я не находил себе места. То вглядывался в ровный диск луны, то глядел на свои руки, щупал кожу на ладонях и запястьях. Ощущения были грубыми и, что меня больше всего поразило, едва заметными, словно бы на руках у меня были перчатки. Интересно, какая кожа на руках Бэлсирифь? Ни к одной женщине, кроме матери, до того момента я не прикасался. Но я точно помнил, что у мамы ладони были мягкими, как бархат. Я вспомнил, как ласкала она мои волосы, и эта память меня слегка успокоила. Еще шесть-восемь дней, и мы выследим упыря, и я смогу вернуться в деревню. И там я обязательно расспрошу ее обо всем. Она должна знать ответ. Кто, если не она, старшая провидица Матриарха. Она знает ответ.

— Ты совсем не выглядишь уставшим. — Зильмедир нашел меня там же, где и оставил, у самой воды, глядящего на звездное небо.

— Еще посижу, — отозвался я неуверенно.

— Не глупи. Кошмар не вернется. Спи спокойно, — заботливо молвил товарищ. — Завтра нас ждет нелегкий переход через болота.

Похлопав его по плечу, я не спеша поплелся в сторону лежанки. Тяжелыми руками скинул жилет и сапоги и откинулся на матрас из камыша. Перед тем как закрыть глаза, я еще раз посмотрел на небо и, завидев спешащую к земле малюсенькую звезду, загадал, чтобы мне приснился сон о густых джунглях посреди неизведанной земли, с восходящим на горизонте огромным рыжим солнцем, и стаю пролетающих над парящей металлической повозкой белых птиц с крыльями, похожими на рыбьи плавники.

Услышав принесенную ветром чарующую мелодию, я вздрогнул… Но, нет — то был лишь мелодичный голос Зильмедира. Следопыт пел себе под нос старинную песню тех времен, когда народы семи королевств были едины.

Заслушавшись мягким пением товарища, я сам не заметил, как заснул.

О ночь!{?}[L’Hymne à la nuit (Гимн ночи). Свободный перевод автором темы из оперы Жана-Филиппа Рамо «Ипполит и Арисия», созданной в 1733 году.] Глубокое молчание!

Остановив ума блуждания,

Ты звездным трепетным мерцанием

Покой уснувших охраняй!

Над странником, глядящим в вечность

Атласный полог расстилай!

О ночь! Пора воспоминаний!

Сосуд бессмысленных страданий

Наполни радостью сполна!

Будь милосердна к пилигримам

И кающимся, и невинным,

И сон продли их до утра!

Певцам, рожденным для мечтаний,

Даруй способность к состраданию

И ясность вольного ума

И безмятежностью безбрежной

Наполни сердце их до дна!

О Ночь! Спусти с небес на землю

Плеяд непостижимых тайны!

В спокойном их очаровании

Танцует полная луна…

Под покрывалом темноты

Нет правды слаще, чем надежда,

Нет красоты милей мечты.

========== вместо заключения ==========

Есть контакт, Сол, дружище… Через десять… девять…