Призыв ведьмы (СИ) [Эйлин Торен] (fb2) читать онлайн

Ворг втянул воздух и выдохнул жалобное, но старательно членораздельное:

— Она меня приворожила!

Если бы Хела могла уничтожать мыслями — он бы уже обратился в кучку пепла у её ног. Хорошо, что не может, божечки, как хорошо!

Она задрала голову, чтобы видеть лицо мужчины:

— Приворожила? — переспросила, как можно мягче.

— Да, — кивнул он, набираясь вот такой уверенности, когда сказал ложь и словно сам в неё поверил и теперь уже ничего не страшно.

Она оттолкнулась от него и, повернувшись спиной к ферану, который горой возвышался над всеми, стоя за своим столом и храня гробовое молчание.

— Зачем? — поинтересовалась Хэла сдерживая себя изо всех сил, чтобы не наслать все возможные и невозможные проклятия на голову этого героя-любовника.

Тот же уставился на неё отупевшим взгялдом, и внутри его черепной коробки начали шевелиться мысли о том, что всё идёт не так гладко, как он подумал изначально. Остальные воины, присутствующие здесь, хоть и застыли, но казалось повернулись к своему боевому товарищу спиной.

— Зачем что? — выдавил из себя Ворг.

— Зачем приворожила она тебя? Ты такой ценный мех, что тебя ворожить надо срочно?

— Мех?

— Ну, мужик, — улыбнулась Хэла и с триумфом экзекутора заметила на лбу своей жертвы испарину. — Ты такой ценный мужик, что очередь к тебе стоит, что тебя только ворожбой заполучить себе можно?

Он потупил взгляд, но грудь всё ещё выпирала колесом, в попытке казаться больше, придавая себе большие размеры, чем были на самом деле.

— Что в тебе такого значимого? Красавец? — она повела рукой в сторону Роара. — Да вон достопочтенный митар стоит, и уж прости меня, дорогой, намного красивее тебя будет. Да только не вижу я вокруг него баб ворожбой его к себе притягивающих, или я чего не знаю?

Хэла приподняла бровь и вопросительно глянула в сторону митара и тот, ухмыльнувшись, отвел взгляд.

— Или, может ты у нас знатный какой, богатый, а мы не в курсе? Презентабельнее тебя наверное вон, — она махнула головой в сторону ферана, — достопочтенный феран будет, не находишь? Только тоже не заметила я вокруг него стайку серых девок ворожбою наперебой занимающихся.

Ворг хотел что-то ответить на это, но встретившись, как поняла Хэла, с взглядом ферана, передумал.

— А может силы в тебе мужской немерено, что любая изголодавшаяся девица, как видит тебя так сразу ноги раздвигает?

Мужчины стушевались и отвели от неё взгляды.

— Так вот смотрю я на тебя, и как баба, у которой мужика уже больше чем полгода не было, могу сказать, что ничего у меня внутри не ёкает, ничего не поднимается и последнее, что мне бы хотелось, глядя на тебя, это раздвинуть ноги, чтобы твоё непомерное чувство собственного достоинства меня осчастливило, — она скрестила руки на груди. — Так вот вопрос — зачем? Зачем тебя, такого тщедушного, малохольного, с женой и пятью детьми на шее висящими, приворожила девчонка, которая позавчера с горшка слезла? Всем дюже интересно, а то только на тебя одного ворожат, а другие тоже хотят, что они ценности не имеют что ли?

Глаза Ворга налились кровью, он пошел пятнами, ладони его, стиснутые сейчас в кулаки побелели в костяшках.

— Мне вот интересно всегда было, что такие как ты, находят в таких как она? Что там обычно — она сама на меня кинулась, а я отбиться не смог? Или все бабы такие, им бы только мужика себе заполучить? — она прищурила глаз. — У тебя дочке старшей сколько? Десять тиров? Так это ничего, если её через пяток тиров какой-нибудь сослуживец твой попортит? Нормально будет?

— Ведьма, ты… — взревел Ворг и Хэла увидела внутри него нарастающее желание ударить её, и даже больше.

— Молчать, — прорычала она. — То есть, когда твоё трогают так это плохо, а как вон ничьё, так и ничего? Уже слышу, как ты тут оправдываешься перед всеми “она же серая” и все тебе сочувственно кивают. Конечно, что взять с них, одной меньше, одной больше, за всё уплочено — делай, что хочу?

И Хэла прошла взглядом по стоящим за спиной Ворг воинам, заставив каждого уставиться виновато в пол под ногами.

— А ничего, что у неё всё так же как у дочки твоей? Ничего, что её тоже женщина родила где-то там, в другом мире, а вы её сюда притащили, и теперь думаете, что можно, что угодно творить безнаказанно? — она оттолкнулась от стола и указала на Ворг пальцев, а хотелось врезать со всей дури. — Так вот я тебе скажу, что коли приворожила она тебя, не посереешь завтра, а коли врёшь на чистом глазу, так не только серым станешь, так и немощь на тебя мужская найдёт, и будет так по меньшей мере десять тиров.

Слова её раздались так гулко будто в комнате и не было никого. Она сама оглохла на мгновение от звона, что ударился ей в уши. Но слова были сказаны и назад их уже взять было нельзя.

Конечно она могла что-то поменять, могла изменить условия этого “договора”, но прелесть чёрного ведьмовства была в том, что она имела полное право этого не делать, даже если бы феран её попросил или приказал.

— Вот ведь мелочный мужик, а? — проговорила она, дойдя до дверей. — К жене приходит и поёт ей, что любит смерть как, а потом за дверь и липнет к каждой юбке, а потом опять к жене и “ох, любушка, нет никого тебя лучше. Сравниваю-сравниваю, и всё к тебе возвращаюсь.” Тьфу!

С этими словами Хэла развернулась и вышла вон. Она отчаянно хотела добавить что-то вроде “пропади ты такой пропадом”, но того, что она наговорила уже было с лихвой достаточно.

Там теперь стоял человек, который при любом удобном ему случае уничтожит её с яростной ненавистью, но она ни о чём не жалела.

Сейчас ей стало легко и отлегло от сердца. Хотя Хэла знала, что это ненадолго, что будет хуже еще чуть-чуть погоди. Но вот сейчас — она действительно чёрная ведьма, настоящая, такая которая радуется проклятиям и бедам насылаемым на головы несчастных.

Только в данном случае её внутренний хороший человек точно знал, что несчастным этот мужчина не был, у него было всё, что можно было желать многим, а ему было мало, ему хотелось ещё, а это не проходит бесследно.

“Жизнь за жизнь”.

Ворвавшись к сидящим в печали серым она запела во всё горло песню Мельницы про травушку [8] и закружила сначала одну, потом другую своих подруг по несчастью. Она это умела, знала как сделать так, чтобы всем стало хорошо. И ну и пусть, ну и ладно! Пофиг — пляшем!

[8] Мельница “Травушка”

Глава 6

Рэтар был не просто в гневе. Его раздирало с одной стороны желание уничтожить стоящего перед ним Ворга, с другой взять ведьму и удушить, а потом заставить Зеура её воскресить, потому что без неё он уже кажется никак не мог.

— Достопочтенный феран, — начал было воин, которого феран знал с детства. — Я не виноват, я вам клянусь. Она виновата сама, она серая, все серые такие. Вон и ведьма такая. Слышали, что она говорила? Достопочтенный феран, это же мерзость такие слова от женщины слышать. Ваш отец бы ей голову снёс, если бы такое услышал…

Рэтар глянул на Ворга и тот подавился словами. Всё что сейчас говорил воин было ещё большей мерзостью, чем вольные и бесстыжие слова Хэлы. К её манере он уже привык, она никогда не замалчивала, никогда кажется не испытывала стыда, словно это чувство было ей совершенно не знакомо. Это изводило его, но и притягивало к этой женщине, словно сам он не был себе хозяин.

Ситуация с серой по имени Томика была обычным делом для любого ферана любого ферната Кармии. Нигде не стали бы даже обсуждать то, что случилось — подумаешь какой-то мужик имел близость с серой, даже если бы взял силой. А если ребенка бы ей заделал, то ей смерть, а ему ничего. Даже взгляда осуждающего не получил бы.

И Рэтара на деле это доводило до ярости. Он был не из тех, кто считал, что серые нелюди, что они не имеют право на защиту их жизни. И при нём в Изарии никому нельзя было трогать серых. По закону выходило, что они его собственность, как дом, как вещи, как земля и всё что на ней было. И ему это не нравилось, но лучше так. Пусть все считают, что вред серым — это вред ферану, а за это можно и головы лишиться.

Его отец сказал бы ему, что он слабак, что серые всего лишь инструмент, что нечего вообще думать о них. Одна сломалась — забудь, призови другую, неужели не хватает средств? Отец всё измерял силой, властью и достатком.

И у дома Горан с достатком всё было лучше, чем у многих других, иначе не протянули бы они столько времени в условиях холода и неурожайности.

Хотя на обозы с провиантом, которые Рэтар закупал в других областях, постоянно нападали. При отправке продовольствия в дальние области, к границе, обозы грабили, охрану убивали и там, в самых отдалённых местах Изарии, люди умирали от голода, даже несмотря на то, что он разрешил в условиях лютого времени холодов охоту для пропитания.

Но зверь тоже уходил из Изарии, чтобы кормиться там, где было что есть, а тот, что оставался, был суров и жесток, как те же хараги, которые в конечно итоге с голода начнут грызть людей.

Границы постоянно были атакованы. Это были и воины армии противника, мирового соглашения с которым Кармия так и не подписала, и ошалелые банды наёмников, которые не оставляли после себя ничего живого.

И вот посреди всего этого вдруг возникала такая мелкая и казалось бы незначительная проблема — воин, который обманул или соблазнил серую девчонку, и теперь делал вид, что ничего плохого и не произошло.

Отец Рэтара, которого припомнил только что Ворг, рассмеялся бы и сказал, что его сын полнейший дурак, раз вообще слушает все эти объяснения и хочет в этой ситуации поступить по совести. Эарган Горан просто высек бы девчонку почти до смерти за то, что она раздвинула ноги перед свободным мужиком, или заклеймил бы её и отдал на забаву своим воинам, объяснив это тем, что “вот хотела мужика, а теперь у неё этого мужика хоть отбавляй да еще и на любой вкус”.

Перед глазами всплыла картина утра, когда Хэла, полная злости, вытащила несчастную девочку на мороз и облила её водой. Такую маленькую, хрупкую, невзрачную. Рэтар глянул на стоящего перед ним мужика. И стало тошно, в голове нещадно застучал молот, не давая возможности даже нормально вдохнуть.

— Не смей говорить мне про моего отца, — прорычал он. — Не смей говорить мне про заговоры, привороты и ворожбу. Мы с тобой были не в одном походе и прошли не одно сражение, и в каждом селении тебя кто-то ворожил так, что твои боевые товарищи стаскивали тебя с девок, чтобы твой отряд не ушёл без тебя. Не было такого?

Ворг опустил голову и промолчал.

— Ты, надеюсь, помнишь, что, если и нет как такого наказания за причинение вреда серым, и благо ты девку не силой взял, но есть наказание за ложь своему ферану. И потому, — Рэтар обратился к одному из воинов всё ещё стоящих рядом с Воргом, — запереть до завтрашнего утра.

— Достопочтенный феран, — попытался возразить несчастный.

— Коли не виноват — не посереешь, — отрезал феран, — а в обратном случае, понесешь наказание за то, что стоял тут и лгал мне в глаза.

Ворг видимо хотел что-то возразить, но потом передумал и спокойно ушёл за своим товарищем, которому приказали его запереть.

— Кард, собирай отряд без Ворга, — отдал приказ Рэтар.

Тот отозвался и все воины вышли оставив ферана наедине со своим митаром.

— Ты же понимаешь, что он виноват и тебе придется его наказать? — тихо спросил Роар у своего тана.

— Да, — отозвался феран.

— И ты же знаешь, что её тоже…

— Знаю! — взревел Рэтар. — Чтоб тебя, Роар, я знаю, что девчонку тоже надо наказать. Я знаю, что Ворга надо наказать. Я знаю, что даже Хэлу, по хорошему, надо наказать! Оставь меня, а?

Тан ушел и феран остался один. Мысли в его голове неустанно бились о непрекращающуюся боль, к которой он привык и жил с ней уже очень давно.

Не мог он теперь пропустить случившееся с серой девчушкой. Хотя конечно Хэла уже достаточно наказала Ворга, и именно поэтому он не стал её останавливать, хотя мог.

Но Рэтар надеялся, что мужчина повиниться, и не придется самому его тоже наказывать, но уже за весьма весомое преступление — преступление против ферана, а значит ферната.

Он не заметил, как наступило время темени и второе светило скрылось за горизонтом.

Боли в голове не щадили Рэтара Горана с тех пор как он получил это страшное ранение. Это было давно, тогда он был митаром, а фераном был Рейнар Горан, отец Роара и младший брат отца Рэтара. Но после того сражения всё изменилось — Рейнар погиб, а Рэтар стал фераном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чтоб тебе… сколько времени прошло с тех пор?

С трудом поднявшись, он отправился к Мите за кислой водой, которая частенько притупляла боли, или, если повезёт, отваром ведьмы.

Дойдя до лестницы вниз, он краем глаза заметил на балконе, ставшую такой привычной, фигуру Хэлы. На этот раз она куталась в обычный для серых плащ, не сидела на выступе стены, а стояла высоко задрав голову и смотря на россыпь звёзд на тёмном небе.

— Хэла, — позвал он, выйдя к ней.

— Она не ворожила, — с грустью сказала ведьма, — она не умеет, поверь мне.

— Я знаю, что не ворожила, — устало отозвался он и прислонился спиной к стене возле начинающегося балкона.

Ярость на неё уже ушла, как это бывало обычно. Это было мимолетным порывом и, даже когда Хэла при этом находилась рядом, он без труда сдерживал себя. Но сдерживал себя, чтобы не удушить её, а не чтобы прижать к себе, попробовать вкус её губ, ощутить её кожу под своими пальцами.

Рэтар нахмурился и вздохнул, перевёл взгляд в темноту:

— Но ты же знаешь, что мне придётся её наказать?

Хэла лишь слабо кивнула в подтверждение.

— Я понимаю, что у тебя в мире всё иначе, но у нас… — он убеждал себя, что не пытается оправдаться.

— Нет всего этого, достопочтенный феран, — Хэла так и смотрела в небо. — Она в любом мире всего лишь глупая девчонка, которую обманули и которой причинили вред. Не говори мне, что у меня в мире всё так, а здесь всё иначе. Дети везде одинаковы, даже если на их долю приходятся большие испытания. Они остаются детьми — они радуются сладостям и подаркам, они верят в то, что сами придумывают, они мечтают, они летают во сне…

Она запнулась. Будто пыталась унять себя, чтобы не расплакаться. И от осознания этого ему легче не становилось.

— И когда с ними происходит что-то подобное, что-то что заставляет их перестать летать, заставляет падать, как происходит, когда мир теряет краски и волшебство, — она покачала головой. — Она всего лишь маленькая глупая девчонка, наивностью и желанием любви, которой воспользовался взрослый мужик, которому она практически годится в дочери, который должен защищать её, а не использовать для удовлетворения своих похотливых желаний.

Хэла нахмурилась.

— Он сказал ей то, что она хотела услышать, она желала внимания, ласки, нежности, любви… — ведьма перевела взгляд в темноту темени, где уже не был различим горизонт. — Она не знает что это, а он сделал вид, что то, что он дал ей, это именно то, о чём она мечтала. Но это всё ложь, потому что она не первая и не последняя, потому что он точно знает, что и как нужно сказать. И это не любовь. Этому до любви так же далеко как отсюда до этих звёзд и обратно.

И она снова посмотрела в небо над головой, и перевела взгляд вниз:

— А главное, что внутри каждой из нас живёт такая маленькая девочка, которая верит в это светлое и прекрасное чувство, каждая из нас независимо от возраста так же глупа, как Томика. И каждая умирает внутри, сталкиваясь с предательством и обманом, — она посмотрела на него взглядом, полным печали и внутри цепануло, потому что безумно захотелось обнять её, безумно захотелось унять эту боль внутри самой женщины. Он видел, не мог объяснить, но его так тянуло к этой маленькой девочке внутри самой Хэлы.

Ведьма грустно усмехнулась и снова отвернулась от Рэтара.

— Томика не нашла в себе силы, чтобы поговорить с кем-то из нас, ей было невыносимо стыдно рассказать о том, что с ней случилось. И главное, она испугалась последствий, которые могли появиться после того, что произошло, — феран нахмурился и вздохнул. — Вот она женская доля — страшно, стыдно, одиноко. И она нашла выход. Глупый. Да. Но, как ей показалось, единственный верный. Если того требует закон накажи её, но мне кажется больше, чем она уже наказана, нельзя придумать.

Он ничего не ответил, да и были ли у него доводы против всего этого, сказанного с болью и стоящими в глазах слезами. Разве что Рэтару хотелось бы сделать эту конкретную женщину счастливой. Он тряхнул головой и потёр глаза.

— Прости меня, — тихо произнесла Хэла, подойдя к нему и встав сбоку, рядом, невыносимо близко.

— За что?

— У тебя столько проблем — нападения на посты вдоль границы и поселения недалеко от неё и в горах, проблемы в Картаре, обозы с провиантом и всё посреди этой непрекращающейся зимы… и теперь это.

— Хэла, подслушивать нехорошо, — он постарался улыбнуться, но получилось, как ему показалось не очень удачно.

— Я не подслушиваю. Я просто слышу. Не специально. Я понимаю, что это даже не все проблемы, которые валятся на твою голову. То, что случилось… — она осеклась, повела виновато плечом. — У нас бы сказали “только этого не хватало”. Прости, что заставила тебя в этом вариться, что вынудила влезть в это, хотя могла бы сделать всё сама, без твоего участия. Еще утром он был бы самым немощным из всех немощных.

— Хэла… — попытался найти слова феран.

— Я хотела, чтобы он признал ошибку. Понимаешь? — она оправдывалась, хотя Рэтар прекрасно понимал причины её поступка. — Я просто подумала, ну, а вдруг и не было ничего, вдруг она сама себе всё придумала и вот результат. А тот, кто якобы виноват и знать ничего не знает. Или знает, но ему станет стыдно и он повиниться, признает, что сглупил, что поступил плохо, понимаешь?

— Понимаю, Хэла, я понимаю. Мне жаль девочку, действительно жаль, но ты поставила меня в отношении Ворга в такое положение, — Рэтар тяжело вздохнул. — Он лгал ферану. И это очень серьёзное преступление. Оно может караться смертью, Хэла.

— Я знаю, но я правда этого не хотела, и не говори мне, что ты решишь его казнить.

— Нет, конечно. Да и ты уже наказала его достаточно, разве нет? Мужская немощь? — он приподнял бровь. — На десять тиров?

— Мало даже, — отозвалась она.

Он рассмеялся, а ведьма, боги, смущённо улыбнулась.

— Рэтар, я могу попробовать помочь с Картаром, — вдруг серьёзно произнесла Хэла.

Она впервые произнесла его имя и от этого защемило, зацепило внутри, хотя куда уж было больше?

— Хэла, — он прочистил горло.

— Зачем ты меня призвал? — она подняла на него свои огромные и такие печальные глаза. — Чтобы я нянькой у серых была? Я чёрная ведьма, попроси и я сделаю свою работу.

— Хорошо, я подумаю, — ответил он через несколько мгновений, утопая в этом её печальном взгляде.

Она кивнула и хотела уйти.

— Голова ведь прошла? — обернулась ведьма и склонила голову на бок.

К своему удивлению Рэтар понял, что головная боль и вправду ушла — Хэла его заговорила. Он кивнул как-то рассеянно и озадаченно. Она мягко улыбнулась и скрылась в коридоре. Без неё стало тоскливо и пусто… что ж такое?

Глава 7

Роар вышел во двор и увидел белую ведьму, сидящую на том месте, где обычно по утрам сидела Хэла, после того как выгуливала своих чудовищ.

Вид у девушки был расстроенный и потерянный, она смотрела на небо, откинув голову назад, волосы россыпью падали по спине и ему отчаянно захотелось запустить в них свою руку. Мягкие или нет? Он хотел пройти мимо, но, залюбовавшись ею, понял, что забыл зачем вышел в спускающуюся темень на улицу.

“Вот дурень… как мальчишка, прям!” — подумал митар.

— Ты не замёрзнешь? — спросил он, решившись всё-таки подойти и ожидая какой-нибудь отрицательной реакции — что-то вроде испуга или может отвращения.

Она подалась вперед и её повело в сторону, скорее всего оттого, что голова закружилась, потому что слишком долго смотрела наверх. Роар поймал её и помог удержаться на жердях загона.

— Спасибо, — отозвалась она, в глазах были слёзы.

Митар нахмурился. Это слово совершенно точно частенько говорила Хэла и это было слово благодарности.

— Ничего, — решил ответить он как можно более отстраненно, не будучи полностью уверенным в своих выводах. — Почему ты плачешь?

Ведьма вытерла рукавом лицо.

— Я… нет… нормально всё, — она была тиха и совсем не походила на ту, что устроила истерику и шипела на него несколько дней назад.

Он встал к жердям и прислонился к ним спиной, потом тоже задрал голову наверх.

— С крыши башни лучше видно, и в плодородный сезон они намного красивее, тогда небо совсем другое, — ему хотелось её успокоить, хоть чем-то.

— Не знаю чего я хотела, — ведьма пожала плечами, — наверное найти хотя бы одну знакомую звезду. Глупо.

— Нет, почему? Мне кажется совершенно нормальное желание, — он прикусил язык, словно почувствовал, что разговор опять идёт в сторону печали и, как следствие, слёз. — Сегодня был тяжелый день.

— Феран… достопочтенный феран должен наказать девочку? — спросила белая ведьма, не поднимая на него глаз.

Что он должен ей сказать? Зачем вообще подошёл? И вспомнил, что собирался проверить стражников на сторожевых башнях Трита.

Митар вздохнул:

— Должен, — Роар не стал ей врать.

— И каким должно быть наказание?

— На его усмотрение, — пожал он плечами. — Я не могу знать, если честно. Может он и не будет её наказывать в прямом смысле этого слова. Рэтар… феран, он такой.

— А что будет этому… эм… мужчине? — и она всё-таки посмотрела на него, встретилась взглядом.

— С ним сложнее, — вздохнул митар, отводя взгляд, потому что готов был в эти глаза смотреть не отрываясь. И в голову полезли совсем уж не подходящие мысли.

— Почему? — спросила девушка. — Потому что с серыми можно делать, что вздумается?

— А? — он нахмурился и с вопросом снова посмотрел на ведьму.

— Я слышала, что серую можно даже убить, а наказания за это не получить, а если и получить то, только потому что она собственность господина, и он понесет убытки от сломанной вещи, — кажется сейчас она снова разрыдается.

— А? Что? Нет. У нас не так, — поспешил возразить Роар. — У нас никто не трогает серых. Не обижает их. Спроси, если мне не веришь. Да и Хэла… она же наказала его уже, но помимо всего, подвела под то, что теперь он виновен не в том, что поступил плохо с серой, а в том, что солгал ферану.

— Соглать ферану страшнее чем, — кажется она подбирала нужное слово, — обесчестить девушку?

И что ему теперь делать?

— Да, страшнее, — даже думать не хочется, что всё это за собой может повлечь.

Милена нахмурилась:

— Это… это… почему?

— Потому что ложь ферану — это преступление, сродни предательству. Лгать ферану не может никто, особенно те, кто ему служит, особенно воины. А Ворг солгал, а надо было сказать правду, надо было повиниться, признаться…

— И ему ничего бы не было? Он бы вышел сухой из воды? — взгляд её глаз был пронзительным, смотрел с вызовом и негодованием.

“Красивая, чтоб меня, какая же красивая”, — забилось в его голове. Маленькая, ладная, такая растрепанная, глаза влажные, но видно, что злости в ней прям через край, словно вот ещё немного и никому не поздоровится. Интересно, а если она на него напустит чего, Хэла сможет снять?

— Сейчас это не имеет уже никакого значения, — ответил Роар. — Хэла всё равно наговорила бы на него, даже если бы он сказал ферану правду, но в любом случае не был бы виноват в очень тяжком преступлении.

— А что за ложь ферану ему будет?

— Плеть самое легкое, смерть самое тяжелое.

— Смерть за ложь? — удивилась девушка, глаза такие стали распахнутые, стала словно ребенок, которому про чудище какое рассказали.

— Да, — сдерживая улыбку ответил Роар. — Ложь ведет за собой разные последствия. Ложь ферану — это измена его дому, измена его земле, измена слову.

— И митару тоже нельзя врать? — спросила она немного помолчав и изучая землю под ногами.

— Митару? — он улыбнулся. — Митару можно, но лучше не стоит. А то потом митар станет фераном и припомнит кто там, когда ему соврал.

— Такой злопамятный митар? — и хотя волосы скрывали лицо ведьмы, Роару показалось, что она всё же улыбнулась.

— Принципиальный да, но не злопамятный. Хотя, ну смотря в каком случае. Иногда может и злопамятный.

— Даже спрашивать не буду про такие особые случаи, — отозвалась она.

— Да и не надо, — пожал плечами Роар, — не думаю, что они будут сильно отличатся от чего-то важного, например, в других мирах. Семья, дом, земля, родные. Разве может ещё что-то быть?

Она отрицательно качнула головой и он понял, что зря он всё это сейчас сказал — снова напомнил ей о больном, о доме, и чтоб ему, о семье. Вот ведь дурень.

— Прости, — решился Роар на отчаянный шаг.

— За что? — прошептала девушка.

— За то, что призвали тебя. Прости.

Повисла тяжёлая, гнетущая, почти осязаемая тишина.

— Получается, если митар соврёт ферану, то его тоже накажут? — тихо спросила она внезапно, и на этот раз удивился Роар.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Конечно, — кивнул, потому что обрадовался перемене темы. — Можешь врать хоть эйолу, хоть эла́, но ферану нельзя.

— Эла́? — переспросила Милена.

— Ну да, это наш правитель, он в столице. Ему никто не может врать, ну так считается, магический запрет, но я однажды соврал и никакой кары на меня не напало, — он вспомнил об этом случае и искренне улыбнулся.

— Почему соврал? — и белая ведьма снова посмотрела на него.

— Я был ребенком и тогдашний эла спросил, нравится ли мне новая супруга моего отца, — пояснил мужчина.

— И?

— Я ответил, что нравится, но на деле вообще не нравилась.

— А почему нельзя было сказать правду? — поинтересовалась девушка.

— Потому что супругу отцу подбирал эла и… — Роар вздохнул, — скажем, нрав у него был тяжёлый. Перечить не стоило, даже если ты ребёнок.

— Вообще как можно спросить у ребёнка нравится ли ему женщина, которая теперь будет ему вместо матери, — грустно поинтересовалась девушка скорее сама у себя, чем конкретно у Роара.

— Ну, матери я своей всё равно не знал, так что ничего такого, — пожал он плечами.

— А что случилось с твоей мамой?

— Она умерла, рожая меня.

— Прости… — пробурчала девушка, сжавшись. — Мне очень жаль.

— В смысле? — удивился Роар.

— Ну… это… — она была озадачена.

— Ты не виновата в том, что моя мать умерла, так что тебе не за что просить у меня прощения. И сожалеть уже тоже не о чем, — ответил митар.

— Просто у нас принято так, — пояснила белая ведьма. — Это соболезнование, я сочувствую твоей потере, и я приношу извинения за то, что своими словами или вопросами заставила тебя вспомнить об этом.

— Хм… у нас так не принято. Бывает, когда ты мог бы что-то сделать, но не сделал, тогда можно говорить о сожалении, но в этом случае, — Роар пожал плечами. — Я видел её только на весьма плохих по качеству портретах. Мита говорит, что я на неё похож, хотя не очень понимаю как я могу быть похож на неё, когда у меня одно лицо с моим отцом, в общем это странно.

— Дети всегда похожи на обоих родителей, — заметила Милена. — Иногда это даже необъяснимо. Ты можешь иметь едва уловимое сходство, например, в манерах, или в улыбке. У меня лицо моей матери, а улыбка моего отца и все говорят, что я похожа не него, хотя на самом деле вылитая мама.

— Никогда не думал об этом так, — хмыкнул митар. — Может ты и права. Слушай, давай-ка ты пойдешь внутрь, нельзя тебе на холоде этом сидеть — с непривычки можно заработать горячку.

— А лечить меня никто не будет, — вздохнула она.

Роар не успел даже сделать движение в её сторону, чтобы помочь ей слезть в жердин, как она уже сама с легкостью спрыгнула вниз.

— Спокойной вам ночи, достопочтенный митар, — проговорила она, как-то странно кивнула и быстрым шагом побежала в дом.

“Спокойной ночи? Что?” — Роар нахмурился и уставился ей вслед.

Руки вспомнили легкость её тела, когда он принёс её сюда. Внутри потянуло желанием и тоской. Кажется сегодня просто необходима женщина рядом, значит после башен надо идти в харн. С этой мыслью он глянул на сторожевые башни и отправился к ним, надеясь, что не слишком сильно напортил дело с белой ведьмой.

Глава 8

Милена ощущала такой спектр эмоций, что хотелось выйти вон из себя самой. Дикие истерики сменялись каким-то мёртвым жутковатым смирением. И ни о каких пяти стадиях горя, в классическом их понимании, и речи не шло.

В голове был невероятный кавардак. Совсем недавно она бы сказала, что эти пять стадий работают, к сожалению работают. Но сейчас и здесь? Может тут всё иначе и это тоже? Может это виноват мир, наполненный магией?

С другой стороны — отрицание было, гнев тоже, попытки договорится с собой, поиски компромисса? Да, наверное они были, когда она хотела понять может ли она что-то сделать с тем, что с ней случилось. А вот сейчас навалилось отчаяние. И оно было всеобъемлющим, безумным, болезненным.

А теперь этот митар. Роар? Да? Зачем он рассказал ей про мать? Специально? Чтобы подружиться? Так обычно делают — вот какой я несчастный, не злись на меня, что я тебя похитил, что сделал тебе больно. Я рос без матери и поэтому я такой.

А что там с другой женой отца? Злая мачеха? Серьёзно? И при этом он такой весь… такой… Мила даже не знала, какой. Она вообще с трудом соображала, когда смотрела на него. Словно тупела. Прям как влюбленная школьница.

“Что?” — ошарашила её мысль.

Она помотала головой. Между ног стало влажно и потянуло вниз. Это уже слишком, правда! Не может она хотеть и уж тем более влюбиться в этого жуткого варвара.

Милена поморщилась и внезапно осознала, что было не так с ней, вот сейчас. К щекам прилила кровь и внутри родилась паника.

Она как ошпаренная добежала до комнаты серых, осторожно, чтобы никого не разбудить прошла в заднюю комнату. Здесь было место для туалетов и мытья, а еще стирки и сушки личного белья серых, ну как белья, сорочек этих нижних, а еще платьев.

— Хэла? — позвала Милена женщину, которая всегда мылась или самой первой или самой последней.

— А? — сегодня последней, когда серые уже спали.

Вода, к удивлению девушки, была горячей, хотя она не понимала, как это получалось.

— У меня проблема, — отчеканила Милена и поняла, что ко всем её бедам и неприятностям добавилось ещё и то, что она замерзла.

— Да ты трясёшься вся, ты на улице что ли без плаща была? — внимательно присмотрелась к ней Хэла. — Блин, Милка, ну ты что, дружочек? Ты, когда так получается, всегда спрашивай плащ у кого-то из стражников, например. Вон, зуб на зуб не попадает.

Чёрная ведьма принялась снимать с Милены мягкие балетки и поставляя ей кадку с горячей водой.

— И не выходи на улицу без сапог, ясно?

— Сапоги? — спросила Мила, хотя да, на других серых были сапоги.

— Конечно! — фыркнула женщина. — Завтра подберем тебе. Надо было раньше мне напомнить или Грете сказать. Теплее стало?

— Стало, да, но у меня другая проблема, — уставившись на свои ноги в воде промямлила белая ведьма.

— Что такое?

К щекам Милены прилила кровь и они стала горячими.

— О, твою ж дивизию, ты чего пунцовая стала? — с нескрываемым раздражением спросила Хэла. — Что случилось? Только не говори, что ты натворила чего с кем-то, исправлять заговоры очень сложно, Милен.

— Не… у меня… э… — она нагнулась поближе к женщине и произнесла так можно тише, несмотря на то, что вокруг никого не было: — У меня эти дела начались.

— Месячные что ли? — громко спросила женщина, ухмыляясь.

— Ну, Хэла… — заныла Милена, оглядываясь.

— Да не переживай, тут нет слова “месяц” и никто “эти дни”, — Хэла улыбнулась, — месячными не называет. Тут это кровавые дни.

— Что? — девушка хотела сквозь землю провалиться. — Блин, тише, ну ты чего? Теперь уже точно все поймут, да?

— Да кто все? — она развела руками. — Нет тут никого кроме тебя и меня. Да и когда есть — вокруг тебя девки одни, думаешь у них как по-другому всё устроено, что ли?

— Не знаю, — честно призналась Милена.

— Вот именно. И я тебе больше скажу — тут это вполне нормально. Странно даже, у нас вон просветленное общество, а каких только эпитетов не придумывают для обычного и говорящего о здоровье женщины процесса, — фыркнула женщина. — А тут у мужчин не возникает падучей, если они услышат слова “кровавые дни”, не то что у наших, когда они слышат слово “месячные”.

— Хэла! — Милена не была готова к тому, что всем тут всё нормально, потому что сама она просто сгорала от стыда.

— Что? — приподняла бровь Хэла и снова развела руками.

— Я тебя очень прошу — мне стыдно. Что с этим тут делать?

— Ну как что? В Средневековье, что делали?

— Не очень в курсе, — призналась девушка и от мыслей об этом стало не по себе.

— Садились на подушечку и сидели…

— Что? — она уставилась на женщину.

— Зловоние распространяли, даже боюсь представить, как они смердели, — Хэла говорила с таким серьёзным видом, что Мила прям представила как её на все шесть, а может и семь дней сажают сидеть на подушки.

“Что-за-хрень?”

Женщина фыркнула и усмехнулась реакции девушки.

— Короче, тут есть почти привычные прокладки, но они такие экологичные, то есть многоразовые. Есть вот такие штуки, — она отошла от стоящей в кадке с горячей водой Милены и вернулась с небольшой коробочкой.

— Ой, что это? — внутри коробочки лежали небольшие штуки, похожие на тампоны, но слишком маленькие.

— Лучше тебе не знать, что это, но они много впитывают, потом их полоскаешь в воде и оставляешь сушиться и они снова становятся маленькими.

Милена взяла одну штуку и тут же вернула обратно.

— Оно живое? — в изумлении спросила она.

— Не совсем, — повела плечом Хэла. — Точнее было когда-то.

— Боже, нет, всё, не хочу знать, — даже представлять не хотелось что это такое. — Можно что-то простое и понятно мне? Прошу, и я не хочу сидеть на подушке семь дней? — Милена была готова разрываться. — Ты сказала прокладки?

— Ого, так долго? Ну что ж, можно — привычное, значит привычное.

Хэла улыбнулась и дала Милене средства, более понятные и кажется совсем ничего с живыми организмами общего не имеющими. Потом женщина помогла ей помыться, поливая из ковша, дала сменную нижнюю рубаху и как оказалось пришлось поменять платье, а это застирать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хэла, а кто такой эла́? — шепотом спросила Милена, когда они переодевались ко сну после стирки.

— Это как царь, ну или король, — пояснила чёрная ведьма. — А что? Откуда ты о нём услышала?

— От митара.

— Достопочтенного митара, — поправила её женщина и улыбнулась. — Когда это ты с ним успела помиловаться?

— Да ну тебя, не миловалась я с ним, — насупилась Мила, — просто говорили. Я спросила про то, что случилось и про то, что будет теперь, ну с Томикой и тем мужчиной.

— И? — спросила Хэла, развешивая на верёвках, похожие на простыни ткани, которыми вытирались.

— Он сказал, что не знает. А ещё сказал, что ты того мужика наказала уже.

— Ну, пока не наказала, — повела плечом чёрная ведьма. — Это завтра будет.

— А что ты сделала?

— Немощь наслала.

— Немощь? — Милена иногда с каким-то странным непониманием реагировала на слова Хэлы.

— Импотенцию, — улыбнулась та, поясняя. — Сроком на десять тиров, то есть лет.

— О, — нахмурилась девушка и внутри внезапно проснулся какой-то диковатый триумф.

— Ага.

— А так можно?

— Не только так можно, — отозвалась Хэла.

“А почему собственно Хэла?” — внезапно Милена поняла, что имя-то весьма странное, особенно для женщины такого возраста как чёрная ведьма, в смысле женщины из одного мира с Миленой.

— Хэла, а ты что правда Хэла? — решилась спросить она.

— В смысле? — на этот раз женщина обернулась.

— Ну, странное имя, не знаю, — пожала плечами девушка. — Непривычное.

— Да нормальное имя, — вздохнула Хэла и снова вернулась к своему занятию. — Мама с папой меня конечно не так назвали и имя у меня было другое, тебе привычное. Но сюда попала и…

Она замерла, нахмурилась, словно задумалась на мгновение о чём-то, потом повела плечом, такой привычный уже жест:

— Маги спрашивали, но я со злости молчала и они мне такое имя дали. А я подумала, что и ладно, что им с моего настоящего имени? — она улыбнулась. — Я вообще думала, что умерла, серьёзно. И попала в чистилище, или типа того. Ну или сразу в ад. Хотя — могу всех убить, могу воду в алкоголь превратить, может и на рай тянет, не?

И она задорно рассмеялась. Но Милене стало отчего-то грустно.

— А сколько тебе лет? — спросила девушка.

— Тридцать восемь было, когда сюда загремела, но кто знает как тут и там время течёт, — хмыкнула Хэла. — Может уже и тридцать девять есть.

— А сколько ты тут?

— По-нашему не знаю, но была осень. Красивая такая, сухая. А здесь прошло уже несколько луней, — женщина пожала плечами, словно то, что спрашивала Мила не имело на самом деле никакого значения.

— А у меня была весна, такая мерзкая. Холодный и промозглый апрель. А год какой был, Хэла?

— Эээээ, нет, стой, — она выставила руку и недовольно мотнула головой. — Не надо мне этого говорить, хорошо? А то может у нас десяток лет там прошёл, а я и не знаю, не говори. Весна и весна, апрель и апрель. У меня время на телефоне вообще не показывает как сюда попала — чёрточки вместо часов и даты, а если классические выбрать, то на них стрелок нет. А здесь я по ихнему восемь луней почти.

— Я не понимаю, как ты справляешься? У тебя наверное была семья? — Милена внезапно осознала, что этот вопрос было страшно задавать.

У девушки была мама, которая её не очень-то любила, и Мила всегда чувствовала какое-то пренебрежение и… ревность. Да, мама страшно ревновала её к папе. Не сестру, не брата, а именно её, Милену. А потом папы не стало и…

— У меня-то? Была, ну и хочу верить, что они там где-то есть ещё и всё у них хорошо, — повела плечом Хэла и накинула на плечи девушки теплое покрывало. — Муж, сыновья. Пошли спать.

Дальше белая ведьма не стала спрашивать — ей стало совсем не по себе.

— Ты можешь всех убить одним словом, почему ты этого не делаешь? — а это к Милене кажется вернулась стадия гнева.

Она остановилась в дверях, пытаясь рассмотреть силуэт Хэлы в темноте.

— И что будет тогда? — спросила женщина тихо, чтобы никого не разбудить. — Знаешь, я понимаю, что тебе сложно это принять, да и поверь мне, я хорохорюсь, только потому что мне тоже сложно, но, а что будет, если я всех завалю?

Чёрная ведьма обернулась на Милену, поставила руки в боки и склонила голову на бок.

— Вот представь? Перемрут они тут все и что мы будем делать? Домой попадём? — девушка нахмурилась, а Хэла мотнула отрицательно головой. — Нет, не попадём. Узурпаторами станем? Народ местный будем тиранить? Нет, не будем, я не смогу, да и ты не сможешь. Уже не говоря о том, что на нас наверняка тут кто посильнее найдётся.

И она снова повела плечом. Белая ведьма видела перед собой взрослую женщину, уставшую, прожившую жизнь. Было видно, что она не молода, у неё были крутые бёдра, круглый живот, при этом небольшая грудь, руки полноваты, круглые плечи. Увидев её на улице у них в мире, Милена сказала бы, что женщине этой надопохудеть, при чём хорошо похудеть, заняться собой.

Но это тогда, это там, теперь в прошлой жизни, и то была незнакомая женщина, а тут — Хэла была невероятной, мужчины вокруг смотрели на неё во все глаза и было понятно, что это не потому, что перед ними была чёрная ведьма. Хэла была такая женственная, все эти её жесты, улыбки, шуточки. Лицо было живым с яркими чертами — брови, ресницы, глаза, губы. И эта фигура — мягкая, талия такая, а как она умела ходить. Эта женщина была красивая, яркая, мягкая…

Она тяжело вздохнула:

— С возрастом учишься по-другому смотреть на вещи, детка, по-другому видеть, — и женщина эта была такой основательной. — Вот представь, что они не выдернули тебя из твоего привычного мира призывом, а пришли завоевателями. Допустим. Убили всех твоих родных на твоих глазах, а потом утащили бы тебя с собой. И унижали бы тебя, били, пытали, насиловали по очереди, а может и все разом. Изувечили бы тебя…

Милена содрогнулась, сжалась, обнимая себя руками — она всегда обладала очень живой фантазией, с самого детства, всё всегда примеряла на себя, не могла смотреть фильмы и даже мультфильмы в которых кому-то причиняли вред. Сразу становилось не по себе. Она вечно всё чрезмерно сильно пропускала через себя.

Сколько раз было такое, что пойдут они всей семьей в кино, а она расстроится на каком-то моменте и всё, всем настроение портила. Папа обычно забирал её, и они бродили вокруг кинотеатра, или по торговому центру в ожидании когда мама, брат и сестра выйдут после просмотра.

Маму это страшно раздражало, а Милене всегда было стыдно перед папой, который потом весело беседовал с Колькой и Маринкой, узнавая чем же там дело в кино кончилось.

С возрастом стало легче абстрагироваться, но не всегда и теперь Мила прям очень ясно ощутила весь этот ужас, который описала Хэла.

— Всегда бывает хуже, милая, чем есть, — покачала головой чёрная ведьма. — Тут конечно не курорт — понятно. Что стала сиротой в один момент — понятно… что злость распирает, гнев накатывает, но оглянись — никого не бьют, никого не насилуют, кормят, поят, спим на чистом, обращаются с нами, пусть и не всегда, как с равными, но по крайней мере, могло быть и в разы хуже.

— Но ты сказала, что за любого здесь меня уничтожишь, — вспомнила Милена слова женщины, когда чуть не пожелала лишнего.

— И сделаю это. Что теперь делать? Я здесь. И меня окружают хорошие люди, и они не виноваты в том, что всё так, а не как-то иначе. Конечно, и дерьмецо попадается, но а как ты хотела? Будто там у нас всё радужное и уссаться какое прекрасное. А люди так вообще мечта! — она ухмыльнулась. — Я таких встречала в своей жизни, эти прекрасны, что слов нет.

Милена сокрушённо кивнула. Что ещё можно было сказать?

“Вот и принятие приехало”, — невесело подумала девушка, лежа в кровати и смотря на высокий потолок, с балками из темного дерева.

— Хэла, а можно мне выходить за стены… ммм… замка?

— Можно, — отозвалась Хэла. — Только так, чтобы тебя видно было с башен, а то потеряться здесь на раз-два можно. Не поверишь — вроде поле, а потом раз и почти свалилась со скалы.

Утро было хмурым и грустным. На улице моросил дождь, мелкий, противный. Томика ревела с тех пор как проснулась и узнала, что феран назначил наказание Воргу — сорок ударов плетью. Потом его должны были оставить привязанным к столбам на мирту за то, что тронул серую.

Саму Томику феран отправил в Зарну, одну. И это было очень тяжёлым испытанием. Серых в Зарне не было, там вообще никого не было сейчас, кроме пары-тройки слуг, из простого люда, которые следили за домом в отсутствие всех остальных, и отряда солдат, которые находились даже не в доме, а в стрелковых башнях при замке. И значит феран ссылал Томику в основной дом для тяжёлой работы и одиночества, потому что выйти в город ей было нельзя.

Но своё наказание девушка приняла со смирением и пониманием. Вообще казалось, что она что угодно выдержит, лишь бы не наказывали этого её "возлюбленного".

Правда наказания его она не увидела — до него была отправлена в сопровождении одного из воинов в Зарну. И ещё феран возложил всю ответственность за Томику на женщину, которая, как поняла Милена, смотрела за тем другим замком.

То есть, если девушка что-то натворила бы или попыталась снова с собой что-то сделать, её действия отразились бы на вполне невинном человеке, да ещё и матери аж девяти, как сказали Миле, детей.

На порку белую ведьму не пустили, да она бы и не пошла туда ни за что, а серые делали свои дела, словно ничего и не происходило. Выйти из дома утром Милена так и не решилась и, видя её тоску, Хэла позвала девушку на кухню к Мите.

И это было весело, как ни странно. Хэла и Мита рассказывали девушке, как называются те или иные продукты, и все они были с одной стороны схожи с привычными, а с другой стороны удивительны в своей необычности. А ещё Милена узнала что тут не бывает зелёной листвы и все деревья и даже трава могут быть совершенно разного цвета, а не только привычного для неё и для Хэлы цвета. И каждый цвет имел своё уникальное название, выучить которые было явно весьма сложно.

День проходил тихо, на кухне один раз появился достопочтенный бронар, бросил на ведьм и на Миту недобрый взгляд, буркнул что-то, что кажется поняла только Мита и вышел вон.

Потом прибегали две девушки в платьях бежевого цвета и просили сначала одна у Миты кислой воды, а потом другая у Хэлы каких-то трав. Спрашивать Милена не стала, она так залюбовалась этими девушками и внутри абсолютно точно возникло понимание, что это какая-то прислуга, наверное.

Уже когда взошло второе светило, Милена никак не могла запомнить эти названия, и настало время их вместе, да что-то там такое на двоих, светить на небе, Хэла предложила-таки пройтись.

Милена была рада этому предложению и невероятному её счастью они прошли на улицу так, чтобы не наткнуться на привязанного к столбам Ворга. Хотя девушка считала его виновным и была рада тому, что он понёс наказание за свой поступок, но вид изувеченного человека радости в ней не разжигал.

— Но ты же понимаешь, что это не правильно? — поинтересовалась у неё Хэла.

— Почему?

— Потому что, если ты считаешь, что есть его преступление, то ты должна принимать и наказание.

Конечно женщина была права, но до её мудрости Милене было ещё очень далеко, а что уж говорить о принятии. Пока она наслаждалась красотами того, что она видела вокруг.

Могло ли это походить на какую-то страну её мира?

Ухоженные поля и сады, смешивались с какими-то небольшими участками чём-то напоминающими вересковые пустоши, лес невдалеке был суров и тёмен, лента реки, спокойной, не покрытой льдом, хотя на улице явно был минус, стройные селения "простого люда".

Хэла объясняла устройство мира, который теперь должен был стать её домом. И хотя внутри всё равно жило это странное ощущение, что всё это не так, всё временно, вот ещё немного и… что? Может она сделает так, чтобы тут всё зацвело и будет свободна? И всё это закончится?

На небе начали сгущаться темные, тяжёлые, жутковатые и низкие тучи.

— Это ледяной дождь, — отозвалась Хэла, когда Мила как завороженная уставилась на надвигающуюся стихию.

— А?

— Когда увидишь такое — сразу бежать, ясно? Спасения от этого нет, можно насмерть замёрзнуть, если под него попадаешь, или горячку получить, и поверь это тут всегда не просто простуда небольшая. Ну или если совсем везучая — то пришибёт льдиной, к понятной всем бабушке.

Мила хихикнула и кивнула чёрной ведьме, после чего они отправились к замку.

На следующий день Милена решилась выйти за замковые стены сама, без сопровождения. Она не собиралась уходить далеко. В нескольких десятках шагов от стен росло огромное раскидистое дерево с ветками которые росшими почти параллельно земле, находились на разном от неё уровне и на них было очень удобно сидеть. Милена уселась на него и погрузилась в свои тяжёлые мысли.

Обычно можно было бы пойти на фитнес, чтобы разогнать тяжесть навалившихся проблем и дум, но тут никакой деятельности.

Работать ей не давали — ни помогать серым, ни уж тем более Мите. Книг то ли не было, то ли они были запрещены для такой как она, да и поняла бы она то, что там написано?

Её всё ещё очень интересовал вопрос о том как так получается, что она понимает речь окружающих её людей. Это же не может быть так, что вот тут все говорят на её родном, русском? И даже, если допустить реальность этого абсурдного факта, хотя абсурд, кажется сейчас был очень даже реальным, то остальные серые были из других миров, у них были другие языки, другое понимание времени, да вообще всё другое. Тогда как?

В конечном итоге Милена решила забыть об этом факте на какое-то неопределённое время, или как-нибудь спросить у Хэлы, хотя может женщина этого тоже не знала.

В итоге оставалось заниматься разве что созерцанием. Конкретно сейчас она, копаясь в своих тяжёлых мыслях, смотрела за выгулом тоор, животных, которые, как поняла Милена, тут заменяли лошадей.

Сначала она никак не могла понять кого эти странные звери ей напоминают — быки? Спина округлая, покатая, но морды острые, как у птиц, даже что-то от грифинов, без крыльев и клюва, хотя был был костный нарост на морде, как забрало от рыцарского шлема. На этот наросте были два, а иногда и три как бы рога, растущих в форме треугольника. Хэла рассказала Милене, что эти “рога” срезали, чтобы тооры не бодались, правда был ещё один на конце этой костной пластины, и его стачивали, чтобы животные могли рыть землю в поисках корешков, которые они ели. Низ морды был, как у привычного жвачного животного.

И сейчас смотря, как они пасуться в поле, Милена поняла, что они очень напоминают динозавров, только теплокровных, покрытых шерстью… трицератопсы, кажется? Мысли спутались.

"А ну их этих тоор, ей богу!" — подумала Мила и вспомнила, что такие слова могут даром не пройти и стало интересно, а если слова сказаны не вслух, они работают?

Вчерашний ледяной дождь сделал пейзаж совсем иным, не таким как было вчера, когда они гуляли с Хэлой. Теперь где-то лежали целые глыбы льда. Стихия действительно была устрашающей. Милена представила себе сметающие всё на своём пути ураганы, но тут — с неба, такое ощущение, падал лёд с водой. По крайней мере это выглядело именно так.

Ледяная вода вперемешку с льдинками, но это был не снег или град в прямом понимании, а именно словно лёд, падал на землю, разбивался, а потом вновь срастался от очень низкой температуры в огромные ледяные глыбы. Было так странно видеть что-то подобное в поле — словно здесь была река подо льдом, но вода сошла а льдины остались лежать. И грохотало вчера так, что казалось, что замок не выдержит и развалиться. А какого обычным домам было? Ей было очень тяжело предположить.

Милена встала и пошла рассмотреть поближе лёд, может он какой другой, не такой к какому она привыкла?

Она ходила по полю то и дело оглядываясь на замок и башни, держась краем глаза за дерево. Погода была более приятной, чем накануне. Хотя одета Милена была так же как вчера, но сегодня определенно на воздухе она чувствовала себя лучше.

Но вот привыкнуть к тому, что на ней нет белья было очень тяжело. Девушке всё время казалось, что это аномально, что ли, то что она бродит тут по холоду без трусов и даже теплых колгот. Почему-то вспомнилось детство и тёплые рейтузы, которые надо было надевать в школу и которые она стягивала в соседней парадной, чтобы бабушка из окна не видела. Потому что не хотелось позориться перед модно одетыми девчонками из её класса — они рейтузы не носили.

Вот ведь глупая, зачем было задницу морозить ради пары отмороженных на голову пустых девиц, которым на неё было так же параллельно как до детей в какой-нибудь Африке?

Сейчас бы рейтузы были очень к месту. Интересно, а можно тут вязать? Милена подумала, что села бы за вязанье, ведь бабушка учила. Если напрячься, то можно вспомнить как вязать не только шарфы, шапки и носки, но и свитера и рейтузы, блин! Вот бы пряжу и спицы — хоть какое-то дело.

— Эй, белая, ты что тут делаешь?

Обратились ведь к ней? И Мила подпрыгнула от неожиданности. Голос был резкий, грубый и гулкий. Обернувшись она поняла, что в своих излучениях льда и мыслях о рейтузах зашла дальше, чем планировала, а над ней на небольшом каменном выступе стоял достопочтенный бронар.

Его волосы были влажными, рубаха расстёгнута, в одной руке он сжимал куртку, в другой сапоги. Если бы Милена не понимала, что они в одной с ним локации она бы сказала, что выглядит он, как человек, который находится где-то, где тепло, море, песок, и вообще не вот это вот всё, типа кусков льда, свалившихся с неба.

А ещё он был чертовски красив. Вот сейчас она видела его идеальные правильные черты лица с лёгкой небритостью, в отличии от бород, которые носили феран и митар. И небритость придавала ему какую-то эту невероятную сексуальную небрежность, он был таким редкого вида хищником, про которых обычно пишут в любовных романах — тот самый опасный главный герой. И при этой брутальности и опасности от него исходящей, ей показалось, что он не намного её старше. Взгляд темных глаз был каким-то озорным и, внутри завопило во всё горло самосохранение, ничего хорошего ей это озорство не обещало.

Он с лёгкостью спрыгнул с уступа и направился к ней.

На пантеру похож, всплыло у неё в голове и она поморщилась от банальности этого сравнения. До классиков ей далеко, ну а что ещё можно хотеть от поколения выросшего на диснеевских мультиках про принцесс и марвеловских фильмах о супер-героях?

А тем временем самосохранение всё вопило паническое — бежаааааать! Но ноги окопались, сердце пустилось вскачь, а голова отключилась.

— Тебе нельзя уходить, — он уже возвышался над ней как, наверное Голиаф над Давидом?

Вот что за очередное странное сравнение?

Милена задрала голову и пыталась вспомнить, как вообще обычно слова говорят.

— Я… гуляю… — и почему он приводит её в оцепенение?

— Здесь может быть опасно, — отчеканил он.

— Я аккуратно, — пропищала она.

— Знаешь, — бронар запнулся, потом немного нагнулся к ней, так, чтобы было проще говорить вероятно, и Милена отчего-то почувствовала себя невероятно униженной, — тебе надо уже что-то начать делать. Слишком много было потрачено на твой призыв, а толку пока никакого. Постарайся закончить уже истерику и начать дело делать.

— Я не могу ничего делать, я не умею колдовать, — промямлила она.

— Все женщины умеют, — ответил он. — Вы запускаете свои пальчики в наши головы, сердца, души… ведёте себя так, чтобы мысли мужчины сводились только к одному.

— Я… не… не… — Милена поняла, что все слова вылетели напрочь.

Он рассмеялся:

— Не знаю-не знаю, я бы тебя в первый же день успокоил по-своему, и поверь тебе бы понравилось, и захотелось ещё, и ты бы не бродила по опасным местам бесцельно и бездельно, по крайней мере твоё тело хоть на что-то сгодилось бы.

— Это… — захлебнулась она чем-то похожим на негодование, а к щекам прилила кровь.

— Говорят, — он наклонился ещё ниже и заговорил обжигающим шепотом, — что, чтобы белая начала колдовать, ей нужно быть счастливой, то есть чёрная — это злость, а белая — это радость. Может тебя порадовать, а, белая? Ты скажи, если станет совсем невмоготу — я всегда к твоим услугам.

Он выпрямился и пошел от неё прочь.

— Не замёрзни, смотри, — бросил он через плечо. — Хотя может отморозишь свой очаровательный зад и потепление накличешь?

Дальше она видела только его удаляющийся силуэт и слышала его смех. Злой и такой липкий.

“Вот ведь, что за…” — и она попыталась выйти из низины, в которую она забрела, но поскользнулась на куске льда, съехала чуть ниже и в попытке выбраться поняла, что нога в новом сапожке застряла между двух камней.

Чёрт!

Милена позвала на помощь, но конечно достопочтенный мистер “знаю как сделать тебя счастливой” был уже слишком далеко от неё, чтобы услышать этот зов, а больше вокруг нее никого не было и главное с этого места она не видела ни замка, ни башен ни гребанного дерева!

Глава 9

Глава 9

Хэла гладила тоору под мордой, тот довольно уркал и ворочил мордой во все стороны и подставлял разные её части, чтобы было приятнее.

Она действительно обожала всякого рода живность. И лошадей в том числе. Дома были две собаки, две кошки, рыбки и несчастный попугай со сломанным крылом. Ей казалось порой, что ей самой нет места в этом доме, муж считал всё это излишеством, но дети были рады, а сама Хэла, конечно не променяла бы весь этот бедлам на чистый и пустой дом.

В своём мире она мечтала увидеть тигров в живой природе, слонов в заповеднике, пообщаться с наглыми оленями в Наре и погладить кита. Не успела. Да и не успела бы, чего врать себе? Она вообще много чего не успела сделать из того о чём всегда очень мечтала и к чему очень стремилась. Даже совсем простого.

Некоторые мечты она всё же исполнила, но в основном всё сгинуло в водовороте быта, боли потерь, обид, тяжёлых времён и простого едкого страха. И, наконец, водоворот призыва перечеркнул всю её прежнюю жизнь и перепахал её саму.

Попав сюда и осознав свою силу, Хэла дала себе слово, что здесь она не будет ждать завтра. Здесь она не может позволить себе бояться. Чего вообще может боятся человек, который руками может делать молнию? Даже если потом надо сутки валяться и не шевелиться, потому что сил нет вообще ни на что, даже на пописать. Это она усекла ещё сидя в проклятой белой комнате.

А ещё она дала себе слово не стесняться. Ничего и никогда. Иначе снова загонишь себя в угол, снова потеряешься, снова тупик и пустота. Она там была. Она знала какого на самом дне и ей не нужно было это объяснять.

И вот была приятность — живность местная к ней так и липла. Хараги, хоть и были лютыми чудовищами, пока ходили за ней послушными псами, смотревшими ей в рот. Она не знала, потому ли это что у неё хорошо получалось их тренировать, или потому что она была ведьма и просто заговорила их, чтобы не дай бог феран не приказал ей их убить.

Ещё были фицры — эти здешние домашние кошки обожали Хэлу. Если она садилась в доме или во дворе, то на её коленях обязательно тут же оказывалась фицра. А ещё одна норовила пристроится где-то сбоку.

С тоорами или торами, как порой местные по простому их называли, была такая же история. Хэла им нравилась и ей нравились они.

Вообще когда она притащила хараг, а дело было в Зарне, места маленьким, но чудовищам, вообще не нашлось. Куда деть тварей, которых страшно боялись все вокруг?

Поначалу Хэла пристроила их небольшой ящик и они жили с ней в одной комнате. Но потом подросли и она нашла ящик побольше и хараги ютились возле загона с тоорами. Все мужики в доме были, ну мягко выражаясь, скептически настроены глядя на это действо.

Во-первых, тооры ненавидят хараг и они их будут бояться, во-вторых, потом, если глупые мелкие хараги, хиги, полезут в загон, то тооры их просто затопчут и даже не заметят, а если заметят, то могут и загон снести.

И Хэла не придумала ничего лучше, чем поговорить с тоорами. Вот такая она чокнутая.

В загонах тооры жили скорее как стадо, чем как отдельные особи, гуляющие сами по себе. Животными они были верными и на самом деле очень суровыми, как раз для этого места в самый раз, и у них в "семье" была старшая особь — с ней Хэла и договорилась. Уж сама не поняла, как так вышло, но вот этих двух конкретных хараг тооры не боялись, не трубили на них, не рыли землю, не пытались затоптать и, как оказалось даже не разбегались, когда были в поле на выгуле, а хараги бегали рядом гуляя и играя. Даже больше, некоторые тооры умудрялись играть с харагами, что несказанно удивляло всех, кто вообще имел хоть какое-то отношение к этим животным.

Так и повелось — хараги даже здесь, в Трите, находились рядом с загоном тоор, и всем было от этого комфортно и хорошо. Хэла же взяла за правило приходить вечерами к тоорам и чесать морды тем, кто хотел участия и ласки. Животинки были очаровашками. И многие были удивлены, когда Хэла не только спокойно села в седло, при переезде из Зарны в Трит, но и умудрилась ни разу не упасть в дороге и не поругаться с тором, на котором ехала. Это была большая редкость даже для тех, кто хорошо сидел в седле, чего уж говорить о первой поездке.

Последняя из тоор на очередь "почесушек" слегка ткнула Хэлу своим наростом и мягко фыркнула в руку. Хэла рассмеялась. Как же это было приятно, боже!

После исполнения своего обязательного ритуала она отправилась в комнату серых и уже на пороге поняла, что снова всё не так как надо.

— Что на этот раз? — она внимательно осмотрела девушек.

— Белой нет, — отозвалась Сола.

— В смысле? — Хэла уставилась на пустую кровать Милены. — Кто последний её видел?

— Я видела, как она по полю ходила, — отозвалась Грета. — Это было во время изатэф. А потом не видела. И судя по всему никто из нас не видел.

Хэла фыркнула. Прикрыла глаза и осмотрела дом в поисках огонька Милены. Но не нашла.

"Начинается!"

— Я видела, как достопочтенный бронар возвращался с реки в то же время, — отозвалась Оань. — Может видел её?

— Так, лучше уже.

— Но может это было уже в Тэраф, — смутилась серая, видимо бояcь ошибиться.

— Вообще красота, — чёрная ведьма крутанулась на месте и вышла из комнаты.

— И никому не говорите… ну, пока, — заглянула она обратно в комнату. — Вот, если я в темень не вернусь, тогда можете сказать.

Найти бронара было делом не сложным. В это время он предпочитал общество женщин, которые были по их виду очень рады ему.

Шера скривилась, увидев ведьму на пороге части дома отведенных наложницам.

— Чего тебе, чёрная? — с вызовом бросила она.

— Бронара достопочтенного надо, — Хэла выдержала дерзкий взгляд наложницы ферана и главной в этом “гареме” женщины.

— Вот ещё, он занят, не до тебя ему.

— Ну, тогда подождем, — ухмыльнулась Хэла, — я за фераном кликну, и попросим его бронара мне позвать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Было видно, что Шера зависла в раздумьях. Потом она фыркнула, развернулась так, что пышная юбка пошла волной, метнулась и обняла её ноги. Красивые, между прочим, ноги.

Шера вообще была красавицей, на вид Хэла дала бы ей лет двадцать восемь, такая статная, строгая, всё при ней — светлые волосы волнами лежали на спине, лицо красивое, несмотря на прямой и немного может длинноватый нос, но глаза большие, ресницы густые, длинные, кожа идеальная, матовая, светлая, губы полные, яркие, такие… спелые что ли, спина прямая, грудь пышная, ноги явно длинные, и так как вся она была такая подтянутая и упругая, то и ноги наверняка шикарные.

“Эх, ну понятно, наложница ферана не может быть страхолюдиной, — Хэла закатила глаза. — Да и хрен бы с вами!”

В дверях появился полураздетый достопочтенный бронар.

Ещё один красавец!

Иногда Хэла прям жабой себя чувствовала вот среди этих всех шикарных мужчин и девиц. Как на парад красоты попала, точнее вляпалась в него по самые уши.

У Элгора была темная, бронзовая кожа, шрама ни одного, хотя в битвах он был и ранения получал, но эти “неприятности” очень качественно залечивали маги. Этот идеальный пресс — в мире Хэлы он бы любую соц. сеть порвал. Вот прям в реальности смотришь и думаешь, что это наверняка не настоящее, обработка фото. Рост, размах плеча, руки… божечки, вот в таких руках девки от счастья пачками должны умирать!

— Чего тебе, ведьма, — прорычал бронар.

“Манеры бы ещё этому оружию массового поражения…” — подумала Хэла, но кого она обманывает? Вот именно на это падки большинство барышень — чем грубее, тем лучше!

— Где Милена? — и уж его Хэла вообще не боялась. Он для неё был мальчишкой, который больше капризничал, чем дело делал.

— Кто? — снова рыкнул он.

“Конечно, там же девки стынут, а тут ты, старая, припёрлась и спрашиваешь невесть о чём…” — и было бы действительно удивительно, если бы он знал, как зовут белую ведьму.

Элгор и её-то, Хэлы, имя наверное вспоминает с трудом.

— Белая ведьма, — пояснила она, начиная раздражаться.

— Откуда мне знать?

— Значит так, достопочтенный бронар Элгор Горан, — взвилась Хэла, ткнула в него пальцев, — если ты сейчас не включишь свою красивую голову и не скажешь мне, где последний раз видел белую ведьму, я не просто нашлю на тебя немощь половую. Но и объяснять, почему белая пропала, а ты вместо того, чтобы помочь её искать, девкам титьки мнёшь, ты будешь своему любимому тану лично, прям здесь, прям вот в таком виде!

Она шипела и знала, что сейчас была страшна, знала, что в таком состоянии, она наводила страху и видела этот страх в глазах стоящего перед ней мужчины. Нет, вид у него остался таким же раздолбайским, типа ему на всё насрать, но вот этот страх в глазах… интересно что страшнее — тан или импотенция?

— Да отвали ты от меня, знать не знаю, где там ваша белёсая бесполезная бродит. Видел её ошалелую в камнях возле Нравы, слева от спуска к реке.

Это он уже говорил в спину Хэле.

Взяв с собой Фобоса и Деймоса, она со всех ног рванула туда, где была тропка к реке. Розовый свет Тэраф уже совсем скоро сменится теменью и тогда, где там искать девчонку? Точнее она-то найдёт Милену, но потом надо же выбраться назад ещё. В общем, по-хорошему, нужно будет поднимать народ, брать огонь, идти на поиски.

Хэла поморщилась. Она уже чувствовала стену гнева ферана на себе. Он будет прав — не доглядела!

— Хээээээээла, — позвала откуда-то из низины Милена.

Она истерично радовалась тыкающейся в неё страшной морде Фобоса, по щекам текли слёзы.

— Я думала так и останусь здесь, — она протянула Хэле руки.

Было видно, что истерика накрыла её только что, когда она поняла, что за ней пришли. А до этого момента держалась молодцом.

— Ох, Милка, — Хэла поцеловала её в лоб. — Ты чего тут застряла?

— Так вот, застряла, — девушка указала на расщелину и ногу между камней. — Не могу её вытащить. А дёрнуть боюсь, вдруг сломаю или ещё чего. Вон там палка, хотела камень подковырнуть, но не могу достать.

Девушка показала рукой на склон. Уже начинало темнеть. Хэла дотянулась до палки и они попытались поддеть огромный валун, чтобы сдвинуть его в сторону или хотя бы приподнять для попытки освободить ногу Милены.

— Как ты узнала, что я здесь? Мне казалось, что я так далеко ушла, что меня уже никто не найдет. Представила как меня с утра, — камень поддался и они вытащили ногу девушки, та рухнула на землю, — твои хараги найдут обмороженную.

— Ну, думаю, что до утра ты бы насмерть не замёрзла, чай не минус тридцать, и не минус десять даже по ночам, а вот с горячкой бы слегла обязательно, — ухмыльнулась женщина. — Но не ждали бы мы столько времени — такую ценную деваху весь замок искал бы, да и народ из селения. А уж так как мне твоё местоположение достопочтимый бронар указал, так и не мечтай — даже до горячки не успела бы промерзнуть, — Хэла рассмеялась.

— Тебе сказал бронар? — изумилась девушка.

— Конечно, — чёрная ведьма дала ей руку, чтобы Милена встала. — Ты мне лучше скажи — ты так сильно впечатлилась от общения с ним, что застряла тут и даже не заметила, или твои призывы о помощи были так ему непонятны, что он мимо прошел?

— Хэла, — девушка слегка пнула женщину в руку кулачком, — ну ты чего! Я застряла уже после того, как он со мной поговорил. А когда поняла, что не смогу выбраться, то, несмотря на то, что он последний человек, которого я попросила бы о помощи, но я ему кричала. Просто он был далеко или сделал вид, что не слышит меня.

— Что это ты его так невзлюбила? — приподняла бровь чёрная ведьма.

— Да, блин, Хэла, он ужасен!

Милена немного хромала, они выбрались на ровную поверхность и аккуратно поплелись в сторону замка.

— Неужели? А по-моему охрененный мужик. Весь такой загадошный, — женщина картинно закатила глаза, — таинственный. Этот его голос, взгляд прям колючий, до костей пробирает, не?

— Хэла! — Милена недовольно повела головой.

— Что сказал-то тебе? — чёрная ведьма снова рассмеялась.

— Да чтоб… — но она вовремя очнулась, — прости, но как я зла… Он такой появился из ниоткуда, напугал меня до онемения, потом подошёл и такой "тебе пора начинать работать, женщина", — Милена смешно передразнила тон Элгора, а Хэла на это хихикнула, — или нет, не "женщина", а "ведьма". Стоит такой мокрый весь, словно тут курорт, и не лёд вокруг, мороз и вообще ветер пробирает до костей, а он босиком, в рубахе нараспашку. И глазом не ведёт. С него вода стекает. Я думала она заледенеть должна по всем правилам.

— Вода не заледенела, потому что он слишком хорячий! — ответила усмехаясь Хэла. — И может тебя не ветер до костей пробрал?

— Да перестань! Он реально ужасен. Он сказал, что может помочь мне уже начать работу выполнять… типа, что меня надо… удовлетворить и тогда всё будет! — девушка скривилась. — Боже!

— Аааа, — женщина сделала серьёзное лицо. — Ты согласилась, надеюсь?

— Х-э-л-а!

— Хотя, если бы ты согласилась, — не отреагировала на возмущение девушки чёрная ведьма, — он бы не девкам своим жопки мял, а тебе. И ты бы не тут была, а в теплой постельке.

— Да перестань, ну чего ты! Я с ним? Да ты офигела?

— Если ты скажешь мне, что он не шикарен и что от него внутри слоники не пляшут, то я тебе больше никогда не поверю. Потому что такие у него руки, ну правда, ты их видела? Эх, была бы я моложе, лет этак на десять хотя бы, навела бы тут шороху!

— Слоники пляшут? — Мила остановилась и уставилась на Хэлу.

— От таких, признаем честно, говнюков, не могут бабочки пархать. Тут животинка помощнее нужна.

Девушка прыснула со смеху.

— Хэла, да что ж такое, это просто… просто… господи, не могу!

— Он знаешь из тех, кто дрочит перед зеркалом, как думаешь?

Милена зашлась ещё большим смехом.

— Но девки конечно не зря от него вздыхают, — заметила Хэла, слегка щурясь. — Эх, был бы не знатным, перетоптал бы тут всех девок в селении, и ему мужики тёмную бы устроили.

— Хорошо, что он знатный и ему некого топтать? Поэтому он ко мне пристает? Меня можно? — всё ещё хихикая, спросила Мила.

— Не, тебя нельзя. Да и на что ты ему — у него наложниц вон маленький отряд.

— Наложниц? — белая ведьма нахмурилась.

— Ну да, девки в бежевых платьях, — пояснила Хэла. — Вчера прибегали к Мите две его как раз — одна за водой, другая за травами для настоя, помнишь?

— Я думала это прислуга, — стушевалась девушка.

— Не, как раз наложницы бронара и одна и другая, — Хэла покачала головой.

— Подожди, а откуда они? Они рабыни? И… как вообще это?

— Кто рабыни, а кто вольные, ну как вольные… вот родилась у мужика простого свободного дочка, красивая выросла, и он её, когда до возраста нужного добралась, привёл в наложницы к знатным. Если понравилась — то дадут за неё плату и оставят, а если нет… то нет. Но обычно стараются хоть как-то тогда в дом благородных пристроить, хоть помощницей кухарки.

— То есть отцы продают дочерей? — уточнила Милена.

— А что ты хочешь? — пожала плечами женщина. — У этого мужика десять ртов по лавкам сидят, он её отдаст, ему откуп дадут большой, и он сможет десять ртов на него кормить, а дочку, в его понимании, любить будет благородный, она глядишь ребенка от него родит, и тогда вообще обеспечена будет на всю жизнь. А некоторые наложницы, чем могут потом, своим семьям помогают, если местные.

И Хэла махнула рукой.

— Эка невидаль, у нас в мире такого нет что ли? Вэбкам есть, девственность продают, а тут — ой, какой кошмар? Те же яйца только в профиль.

— И много тут наложниц, — тихо спросила белая ведьма, явно погрустнев.

— Ну, хочешь, посчитай сколько у кого.

— Они у всех свои?

— Да, — ответила женщина, внимательно всматриваясь в девочку.

— То есть у ферана и митара тоже есть? — нахмурилась Мила.

— Есть, — кивнула чёрная ведьма. — Ленты на платьях темно-синие — ферана, ленты светло-синие — митара, ну, а голубые — бронара.

Некоторое время они шли молча, видимо Милена пыталась переварить информацию.

— А чего он мокрый-то был, не лето же, — пробурчала девушка, — купаться?

— Видимо опять с братьями повздорил, — вздохнула Хэла. — Он как ругается с ними, сразу на реку лезет. В воду вжух и, видимо, отпускает его. А вообще они все тут в такой водице горазды купаться. У них это в порядке вещей.

— Типа моржи? — хмыкнула девушка.

— Ага, типа, — ухмыльнулась чёрная ведьма.

— А чего он с ними ругается?

— Да говнюк же, потому и ругается, — ответила Хэла. — Не понимает на самом деле своего счастья. А то, например, была бы у ферана жена и вообще не весело ему было. Он бы, наверное, в этой реке утопился давно уже.

— Почему? — спросила Мила в недоумении.

— Ну, порядок такой, — пояснила женщина, пожав плечами. — Вот есть феран — он главный, его правая рука митар. А бронар, он как… управляющий, что ли. На нём дом, слуги, весь быт, понимаешь? А если бы у ферана была жена, то это было бы её задачей, а бронар был бы её помощником, то есть пришлось бы ему все свои чувства собственной значимости, превосходства и важности, запихнуть себе в зад, да подальше. Не представляю как бы он такой вообще бабу слушался, даже хоть и благородную.

Милена хихикнула.

Они дошли до ворот, когда темень уже стала практически густой и непроницаемой.

В комнате серые очень обрадовались, что Мила вернулась живая и здоровая, так как Хэла заговорила её ногу ещё в поле, и потому уже на подходе к вратам о хромате ничего не напоминало. Потом чёрная ведьма отвела девушку к Мите, чтобы напоить её отваром от простуды.

— Ох, детка, не делай так больше, — всплеснула руками хозяйка, когда услышала историю пропажи белой ведьмы.

— Не буду, мне так жаль, простите, больше не заставлю вас волноваться, точнее очень постараюсь, — стала оправдываться Милена.

В дверях кухни замялась та девушка, которая вчера просила у Миты кислой воды.

— Ох, сейчас. Сколько? Кувшин опять? Вы там все беременные что ли, боги мои! — поворчала Мита, а Хэла глянула на девчушку.

Она была ещё без лент, совсем молоденькая, красивая, но худенькая, даже хрупкая, и внутри у неё действительно рдел ещё один огонёк. Вот же, чёрт!

— Чья? — спросила Хэла у Миты, когда наложница убежала.

— Да Элгора, чья ж ещё, — ответила та и покачала головой, разливая по кружкам заварившийся отвар.

— Хэла, — вбежала в кухню Сола. — Там тебя и Милу феран к себе зовёт.

— Вот ведь, наябедничал кто-то, всё же, — разозлилась чёрная ведьма.

— Хэла, я скажу, что я во всём виновата, Хэла, это же я такая дурёха неуклюжая, — шептала ей Милена по дороге к ферану.

— Не надо, детка, я сама, — отозвалась она.

— Сначала ты, — ткнул в Хэлу воин, что стоял возле дверей к кабинет ферана.

Она, как всегда, небрежно повела плечом и, подмигнув Миле, зашла внутрь.

Нет, если бы в комнате был только достопочтимый феран — куда ни шло. Но тут была вся красота дома — и всклокоченный митар, явно вытащенный уже из постели, в которой может и не один был, и бронар, на этот раз одетый, причём даже больше положенного. Вот бы выцарапать глазёнки-то наглые. Феран стоял прислонившись к стене со сложенными на груди руками — ну всё, Хэла, ща наваляют тебе!

— Что случилось? — с ходу спросил у неё митар.

— Что случилось? — переспросила женщина, предпочитая сначала не говорить, а послушать, чтобы понять, что же конкретно донесли ферану о происшествии с Миленой.

— Хэла, — Роар был прям не в себе, — что случилось с белой ведьмой?

— Да ничего с ней не случилось. Загулялась немного, жива-здорова ваша драгоценная, вон за дверью стоит.

— Почему ты не сказала? — голос у ферана был холодным, сродни тем глыбам, что в поле до сих пор после “дождичка” валялись.

— Потому что не было нужды. Я её нашла, привела назад, внушение сделала, — повела плечом и головой Хэла. — Какой был смысл в трубы тревогу трубить и в ружьё народ поднимать?

Он нахмурил брови, но уточнять, что именно она только что сказала не стал — значит очень зол.

— Какое отношение к этому имеет достопочтенный бронар? — холодно спросил феран.

“Ого, то есть и про это накапали…” — не без сожаления подумала про себя женщина.

Хэла может и не испытывала особой любви к Элгору, но стучать она не любила, да и сейчас какой был в этом смысл? Не убил он её, ну напугал немного, ну сказал пару пошлостей, свалил, оставив одну в непонятной ситуации. Но в целом откуда он мог знать, что она там решит застрять между камушков?

И, скорее всего, он действительно не слышал её зов о помощи — вернулся бы, если бы слышал. Он конечно засранец, но не в такой ситуации. Да и не стал бы он упускать возможность в очередной раз покрасоваться и повыпендриваться.

— Понятия не имею, — ответила Хэла на чистом глазу.

Даже если и знают, что она врёт…

— Наказание за ложь ферану и на серых распространяется, — отчеканил Рэтар.

— От этого понятие у меня не появится, — стараясь быть совершенно пофигистичной, проговорила ведьма, не отрывая взгляда от его леденющих сейчас глаз. — Вам охота тут семейную разборку устроить — без меня, пожалуйста.

— Хэла, — прорычал феран и внутри всё бабахнуло пушкой.

Хэла стоически выдержала этот взрыв. А Элгор фыркнул.

“Что ты сейчас, мать твою, сделал?” — взвилась она.

— Хорошо. Иди, — так же холодно приказал феран.

— Ещё кое-что, — нет, стучать она не любила, но вот сейчас… сейчас… — У вас там в вашем садике цветочек оплодотворился, без году неделя девке, жирок даже не наела ещё, а скоро мамкой станет… Хотя не станет, потому как исходя из тенденции размерной сетки мужиков в этой семье, ребёнок у неё внутри будет в половину неё и уж, если такой же удалец не вылез из дородной бабы, такой как Эрона, то молитесь как бы эта малявка вообще дожила до схваток, а то глядишь в середине беременного дела коней двинет.

— Подожди, Хэла, — поток непонятных им слов прервал митар. — Ты вообще о чём говоришь?

— В наложницах недавно мелкая девчонка ходит, лент на ней ещё нет, а она уже беременная. Вот не понимаю какой прям такой интерес побыстрее девку поломать? — Хэла зло уставилась на Элгора и получила не менее злой взгляд в ответ. — Ну, правда, прям словно одна тут и других нет.

— Твою ж, Элгор! — митар еще больше растрепал свои светлые волосы.

— Ведьма, ты… — зарычал на неё бронар и прям было ощущение, что сейчас сотрёт в порошок.

— Слышь, мальчик, — и тут Хэлу понесло, — ты либо научись уже процесс регулировать, или так и говори, что тебя прёт, что бабы с твоими детьми внутри мрут, как мухи. Ясно?

— С чего ты вообще взяла, что она умрёт? — рыкнул Элгор.

— А ты на что надеешься?

— Она молода и здорова!

— И еду она впервые нормальную у тебя на столе увидела, — заметила ему Хэла.

— Она должна была пить травы, нет? — спросил он, снимая с себя ответственность. Как типично.

Чёрная ведьма повела головой, стараясь унять себя, чтобы не наговорить этому засранцу чего этакого, развернулась к ферану:

— Или могилку ей готовьте, или тащите на весь срок к магам, потому как не факт, что она сдюжит выждать весь срок, а когда время придет, нет тут ни одной повитухи и не одного лекаря, которые смогут из неё ребенка достать так, чтобы и она жива была и дитя. Ясно?

— Больше ничего нельзя поделать? — спросил митар, хмурясь.

Хэла глянула на него и немного оттаяла, потому что вид у него был не на шутку расстроенным и потерянным. Брат натворил дел, а Роар сожалел.

— Можно, но несколько дней. Решайте. Дальше ничего не буду делать, хоть убейте — сейчас могу забрать, потом не стану. И в родах спасать её не буду, пусть вот достопочтенный бронар постарается, — кивнула ведьма в сторону младшего мужчины. — Может поглядит, как душа из тела с муками уходит, и перестанет так стараться своё семя во всех подряд запихнуть.

Всего один выдох и взгляд ферана спас Хэлу от удара, реального удара, который она уже приготовилась принять со стороны Элгора. Нет, не терпел бронар такого, а от серой и подавно. И сейчас в нём клокотала такаяярость, что тьма вокруг Хэлы прям таки взвилась пламенем и стала плясать во всех углах комнаты.

— Иди, — тихо приказал ей феран и от этого приказа передёрнуло ещё больше, чем от ожидания удара Элгора.

Глава 10

Когда Роар был маленьким, появлялось бывало внутри какое-то невероятное чувство потерянности, когда на него смотрел отец. Он сталкивался с этим взглядом полным печали, сожаления и тоски, и хотелось что-то сделать. Нет, нельзя было сказать, что отец не любил Роара, но боль, которая рождалась внутри мужчины, когда сын, как говорили другие, невероятно похожий на свою умершую мать, улыбался её улыбкой, или смотрел её глазами, опустошала. И Роар искренне старался не попадаться лишний раз отцу на глаза, благо это было легко сделать, потому что Рейнар, выполняя обязанности митара, почти всё время был там, где шла война.

А потом великий эла заставил отца жениться ещё раз. И несмотря на то, что вторая супруга Рейнара Горана, как говорили люди, была крепче и сильнее, чем первая, но всё равно роды забрали и её жизнь.

Роар любил брата. Он старался защищать Элгора, как мог, всегда старался прикрыть его и частенько ему доставалось за проказы младшего брата, да и когда вина была равнозначна, Роар всё равно брал всё на себя. Правда работало это со всеми, кроме Рэтара, который никогда не поддавался. И наказывал обоих, если Роар брал вину за то, к чему не имел никакого отношения. И сейчас, несмотря на это, и на то, что они уже давно не были детьми, первым порывом в сложившейся ситуации было сделать, как привык.

Когда Хэла вышла и повисла гнетущая тишина, Роар искренне пытался найти слова, чтобы оправдать глупость и бездумность поступка своего младшего брата. Но всего одного взгляда на Рэтара хватило, чтобы перестать даже думать об этом.

И тогда Роар принял другое решение.

— Я посмотрю, что с белой ведьмой и отправлю её отдыхать, — буркнул он, слегка склонился перед фераном и бросил полный горечи взгляд на своего младшего брата.

Не дожидаясь ответа ферана, он вышел за дверь и наткнулся на обеих ведьм:

— Хэла, надо поговорить, можно? — спросил он.

Та лишь слегка повела головой в ответ, и Роар подошел к Милене.

— С тобой всё хорошо? — тихо и как-то рассеянно спросил он у девушки.

— Да, — кивнула она. — Простите меня, достопочтенный митар, я постараюсь больше не задерживаться так сильно во время прогулок, если конечно мне всё ещё можно гулять после сегодняшнего?

— Конечно можно, — нахмурился Роар. — Только до захода Изар, я прошу. И достопочтенный феран просит.

— Мне к нему зайти? — она потупила взгляд.

— Нет, можешь идти отдыхать.

Девушка поклонилась и взглянула на Хэлу.

— Иди, не жди меня, — отозвалась женщина.

— Я хотел спросить о том, что ты можешь сделать, — Роар потер шею, когда они остались наедине и вышли на открытый балкон. — Я знаю, что чёрные могут такое, но предыдущая ведьма делала подобное, только если матери сами просили её, насколько мне известно.

Внутри было так мерзко, паршиво.

— Мне не нужна её просьба, достопочтенный митар, — спокойно ответила Хэла. — Да и судя по девочке, она в достопочтенного бронара уже по уши втрескалась и травы не пила наверняка специально. Так что этого ребенка она так просто не отдаст.

— Даже если узнает, что ей грозит смерть? — нахмурился Роар.

— А влюбленность тем и опасна, солнышко, — вздохнула ведьма, назвав его очередным странным словом, которым часто его называла. Однажды он спросил что это значит, а она ответила, что это светило в её мире так ласково называют, а он светленький и ему очень подходит. — Здравомыслию с ней не по пути, обычно. У этой дурочки сейчас там в голове наверное такой концерт играет, что даже, если и был там ум, он отдыхает где-то в уголочке.

— А можно разве забрать, если она так держится за… него… — каждое слово давалось с трудом.

— Потому и сказала, чтобы вы с решением не тянули — еще немного и нельзя будет так просто забрать, — повела плечом Хэла.

— Ей будет плохо?

— Не будет, — спокойно ответила ведьма. — Плохо будет, если дальше всё пойдёт.

Она тяжело вздохнула:

— Не выживет она, Роар. Элгор очень большую глупость совершил. Я уже не говорю, что я думаю о том, что она худая, мелкая, того и гляди ветром снесёт, не готова она пока, а тут такое… я бы ему наговорила, — Хэла зло фыркнула. — Сделаю так, что просто придут кровавые дни и не узнает никто, что было с ней что-то. А если она уже кому сказала, то ответят, что задержалось всё из-за переживаний её и нового места. Такое бывает.

Митар рассеянно кивнул. Когда-то давно он спросил у Рэтара, потому что не мог больше ни у кого спросить об этом, почему отец, если так любил его мать, не позаботился о том, чтобы она не забеременела. Роару было непонятно — неужели нельзя было быть осторожнее, если предполагал, чем это может закончится? Но тан вздохнул и ответил, что долгое время Рейнар делал всё, чтобы беременности избежать — поил жену травами, сам был очень аккуратен. И в конечном итоге Эарган, бывший тогда фераном, просто вызвал своего младшего брата к себе и высказал ему всё, что об этом думал. Отец Рэтара не оставил выбора Рейнару — или делает своей обожаемой супруге ребёнка или Эарган позаботится об этом сам. И достопочтенный феран Эарган Горан сделал бы это. Поэтому отцу Роара ничего не оставалось — его супруга забеременела, но разродиться не смогла и вот Роар жив, а она мертва. И никак не получалось не испытывать за эту смерть вину.

— Тогда забери, — после непродолжительного молчания сказал он тихо, но твердо.

— Уверен? — уточнила Хэла.

— Да.

— А феран?

— Это моя просьба, Хэла, только моя, — мотнул он головой и посмотрел на ведьму. — И это будем знать только ты и я, хорошо?

— Как скажешь, но эйол может узнать, от него не скрыть заговор, если он посмотрит, то увидит… и уж поверь мне, — повела плечом женщина, — не промолчит, наговорит тану твоему.

— Не переживай, я буду держать ответ, если это обнаружится, — ответил Роар. — И Хэла… это будет мой грех, не твой, понимаешь?

— Я понимаю, — прошептала она и он утонул в печали её красивых полных мудрости глаз. — Только всё равно делать заговор буду я, солнышко. Ты хороший человек, Роар, и я понимаю, что ты чувствуешь сейчас, и знаю, как тяжело принимать это решение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хэла, я…

— Ты не можешь вечно его прикрывать, — она видела намного дальше, намного глубже. — Если он не думает головой, а думает одним местом… что ты можешь с этим поделать? Он твой брат, но ты ему не нянька, Роар.

— Я не умею по-другому, Хэла, — ухмыльнулся грустно митар. — Может стоит просто сделать так же как с Воргом?

— Он поймёт, что это я, — Хэла игриво улыбнулась, — и вам снова придётся искать чёрную ведьму. Или я от тебя, достопочтенный митар, ни на шаг не отойду после этого, чтобы ты меня от горячей головушки твоего брата защитил.

— Так и не отойдёшь? — Роар озорно улыбнулся в ответ.

— И спать с тобой буду, не обессудь, — и она повела бровью.

— Да я может и не против, Хэла! — ответил на это митар. — Ты смотри, а то соглашусь и…

— Ой, тц-тц, Роар, не играй с огнём, мальчик, — Хэла пригрозила ему пальцем, а он рассмеялся и поймав её за руку, сжал пальцы и поцеловал кончики.

Она была красивой женщиной, на вид не намного старше самого Роара. И умела играть тем, что у неё было — взгяд, вздернутая бровь, озорная улыбка, голос… как она играла голосом! Иногда совершенно невозможно было понять шутит Хэла или говорит серьёзно, а порой хватало пары фраз, чтобы влезла в душу и выпотрошила наизнанку.

Её бесцеремонность и открытость Роара откровенно обезоруживала. А ведь перед женщинами он не робел, и вниманием их не был обделен никогда. Ни здесь, ни в военных походах, ни когда жизнь забрасывала в столицу, где все, и благородные и свободные девицы, вились возле него словно вокруг других мужчин не было.

А Хэла ставила митара в тупик.

Их чёрная ведьма была словно женщиной другой породы. Иной. Сначала Роар думал, что это мир у неё такой, вот и она такая, но потом появилась Милена и оказалось, что нет, мир не при чём.

Белую ведьму призвали оттуда же, но при этом она не была похожа на Хэлу. Хотя и красивее, чем чёрная, более молодая, телом крепче, ладнее, что ли, несмотря на худобу, но Милена словно не умела всем этим пользоваться. Было чувство, что ей неудобно от себя самой. И несмотря на то, что Роар соврал бы себе, если бы сказал, что Милена не интересует его как женщина, но это было всего лишь какое-то призрачное, едва уловимое желание, нежное что ли, как сама белая ведьма, — потрогать волосы, ощутить кожу и тело под руками, поцеловать.

А вот с Хэлой всё было не так — она была притягательнее, ярче. Она была страстным огнём, способным испепелить всё вокруг, но гореть разрешалось только время от времени. А ещё было чувство, что, если она захочет, то никто из них перед ней не устоит, но Хэла сама держит себя на расстоянии, строит невидимую, но основательную преграду, которую нельзя преодолеть. Она вроде и дразнила, тянула к себе, но была эта чёткая черта, которую женщина не позволит никому из них переступить. И даже если Роар, или кто-то ещё захочет, то ничего не получится.

Но при этом с Хэлой было просто — если касалось дела, то она говорила всё открыто, иногда даже слишком, но это не оставляло никаких недомолвок, ничего о чём потом оказывается нужно было думать.

— Но я могу сделать так, чтобы его… — она задумалась видимо подбирая понятное для Роара слово, — семя не приносило… плоды. Как-то так.

Митар нахмурился.

— В общем ничего не изменится, но никто не сможет от него забеременеть, — пояснила чёрная ведьма. — Какое-то время.

Он кивнул в знак того, что понял её.

— Какое? — предложение митара заинтересовало.

— Двадцать тиров? — не моргнув глазом, абсолютно серьёзно выдавала она.

— Эй, Хэла, подожди, не много ли? — ухмыльнулся Роар.

— Не много, думаю он и через двадцать тиров ума не наберётся, — ответила ведьма спокойно.

— Может пять? — предложил митар.

— Десять, — сжалилась Хэла, приподнимая бровь.

И вот это и имелось ввиду, когда непонятно было — шутит она или серьёзно.

— Десять нормально, — кивнул он, став серьёзным и всматриваясь в её глаза.

— Хорошо, — она стала серьёзной.

Но ведь это было неплохим решением.

— И ты же сможешь его снять? — нахмурился Роар.

— В любой момент, — улыбнулась ведьма. — И иди уже! А то достопочтенный феран убьёт твоего братца и не важно будет десять тиров или один день.

Он усмехнулся, соглашаясь, а чёрная ведьма склонила голову набок и, игриво пожелав ему сладких снов, пошла в дом.

— Хэла, — окликнул её Роар, когда она уже почти скрылась из виду.

— Да, достопочтенный митар?

Были сомнения, но…

— А можно мне тоже? — спросил он, став серьёзным.

— Что? — она вернулась, застыв в проёме выхода и уставилась на него с непониманием.

— Как Элгору, — сказал митар. — Можешь и меня заговорить?

— Роар… — Хэла повела головой, стала серьёзной и нахмурилась.

— Хотя бы на пять тиров… или тоже на десять, — он попытался пошутить.

На губах Хэлы дрогнула едва уловимая и очень печальная улыбка — шутку она не оценила.

— Хорошо. Пять.

В глазах было понимание. За это понимание молчаливое и не жалостливое, а такое человеческое, он был готов для этой женщины на что угодно. Определённо. Даже больше, если бы только не эта грань, за которую было нельзя.

Глава 11

Следующим утром во дворе безутешно рыдала девчушка в платье наложниц, без лент на рукавах, подоле и вороте. Её утешали несколько наложниц, пара женщин из дома, в том числе Мита.

— Не переживай, моя хорошая, так бывает. Бывает, просто задержались твои кровавые дни, бывает…

Но девица всё не унималась и говорила, что знала, будто это не просто так, что внутри у неё была жизнь.

— Ох, ты, ну, девочка, бывает, бывает… не плачь милая, куда тебе, сама ещё вон никакая, не видать её, а уже мамкой собралась стать… силы надо набраться, а потом и! Будет всё!

Было ли Рэтару её жаль? Кажется он так часто видел такое — приводили девушку из простых в наложницы и, если её брали, то она ставила себе целью поскорее забеременеть, родить, а потом можно было отправится в Кэром и там, по их мнению, жить без забот.

Феран тяжело вздохнул. И откуда только было в них такое странное убеждение? Конечно, такое бывало, но так редко.

Эти глупые совсем не понимали, что власть того, кому они служили распространялась на них в полной мере, и никакие дети не могли остановить владельца наложницы, если он считал, что она ему нужна. Она могла родить и пять тиров жить в Кэроме или Галте, но как только ребёнок проходил обряд имянаречения и эйол возлагал на него руки, материнство уже не имело значения.

Рэтар прекрасно знал, что порой матерей-наложниц забирали прямо после обряда — отец признавал ребёнка, давал ему имя, а мать тут же забирал с собой. Иногда детям везло и их забирали с собой в отцовский дом, но чаще всего они оставались на попечение ферната, который воспитывал их до возраста десяти-тринадцати тиров.

Конечно, наложница могла забеременеть снова, тогда всё повторялось. Но могла и надоесть, стать неинтересной, и её в этом случае могли продать в другой фернат, или подарить, словно вещь, и это происходило намного чаще, чем то, что наложница оставалась с ребёнком и про неё забывали.

Рэтар прошёл через двор и поднялся к себе в рабочую комнату. Отчёты о нападениях, разрозненные отряды разбойников, вести из мест внутри Изарии, которые граничили с Юргом, Хэжени и Алнам, другими фернатами Кармии, стопками были навалены на столе.

Вчера он ничего не разобрал — голова к вечеру нещадно болела. Потом эта весть о том, что белая ведьма пропала, Элгор со своим неуёмным желанием плоти, Роар беспокойный из-за белой и расстроенный поведением брата, Хэла взвинченная и злая на всех мужиков разом — это не способствовало тому, чтобы заниматься делами.

Элгор вообще был сам не свой последнее время, но вчера он довёл Рэтара до состояния, когда хотелось по меньшей мере врезать или ввалить парню плетей.

С самого утра бронар огрызался, был нервным и всем недовольным и оттого все эти отчёты бытового плана оказались у Рэтара на столе. Вся бытовая часть лежала на плечах бронара, но последнее время Элгор вообще её не выполнял. А уж после вестей о беременности новой наложницы младшего тана, Рэтар хотел вообще убить его. Сдержался с большим трудом.

Всю ночь он провел в физически изнуряющих упражнениях, чтобы хоть как-то выпустить злость на Элгора и на ситуацию в целом. Как только, засранец, успел девку подмять так, что уже в бремени оказалась?

Рэтар начал думать, что можно наложниц запереть или отправить весь харн в Кэром, чтобы хоть как-то отреагировать на ситуацию. Только поможет ли?

— Я требую наказания за самовольный заговор против моей наложницы, — взревел Элгор вваливаясь в комнату, когда Рэтар был погружен в разбор всех этих сообщений, которым, как казалось ферану, не было конца.

— Что? — он поднял глаза на бронара и встретился со взглядом полным такой ярости, что казалось она уничтожит сейчас всё и вся.

— Я требую наказать чёрную ведьму, — младший тан с силой ударил в стол.

— Элгор… — рыкнул феран и выпрямился в стуле.

— Нет, хватит! — но если обычно этого было достаточно, то сейчас бронар кипел злостью, поэтому даже гнев Рэтара не смог его унять. — Она заговорила Клину и у той пришли кровавые дни, она сделала это без твоего разрешения. Её надо высечь и я сам это сделаю! Она не имела права забирать моё дитя, не имела права творить заговор.

— С чего ты взял, что был применён заговор? — решил пойти другим путём феран.

— Хватит, хватит Рэтар! Хватит, — парень перешел на рычание. — Если ты не решишь, это сделаю я. Я пойду к эйолу и он докажет, что на моей наложнице заговор!

— Элгор, — он устало потер переносицу, но сказать ничего не успел.

— Ты… ты… хватит уже идти у неё на поводу и делать так, как она хочет! — взвился бронар ещё сильнее. — Тебе не надоело быть камнями под её ногами? Эта баба вам всем головы перевернула! Вы вообще перестаёте соображать, когда видете её. Она всех нас может убить одним только словом, а ты позволяешь ей творить всё, что она хочет?! Она должна делать только то, что мы ей говорим! Я требую наказания, Рэтар. Я требую наказания для неё как тот, кто является свободным человеком твоего ферната. Я требую справедливости от своего достопочтенного ферана! Ясно?

И Элгор снова приложился ладонью о поверхность стола, нависая над фераном. Тот хотел встать, вобрал воздух, чтобы ответить, но тут в комнату ворвался один из стражников.

— Достопочтенный феран, там… — воин нахмурился, — мне сказали, что у белой ведьмы горячка.

Сказать, что на Элгора нашел вид победителя, это не сказать ничего, он выдавил из себя какой-то победный возглас, и Рэтар, вставая, понял, что должен быть готов к очередной порции высказываний о наказаниях, строгости и прочих радостях, которые сидели в Элгоре совершенно непонятно откуда.

— Ты видишь? Видишь? И ты ничего не знал, и никто ничего бы не сказал, пока белая не умерла. Именно этого она и добивается. Откуда ты знаешь, что нет? — шипел ему в спину бронар, пока они шли к серым. — На позорное место её и расписать спину плетью, я бы такую как она заклеймил, потому что эту силу иначе нельзя контролировать. А ты всё пресмыкаешься перед ней, разве что ноги ей не целуешь. Хочешь её поиметь — сделай уже это. Первый раз силой, а потом и сама просить будет, зато будет послушная…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сдерживать себя Рэтару становилось всё тяжелее, дорога казалась бесконечной и внутри зверем выло желание со всей силы приложить тана к стенке.

В комнате серых было тихо. Хэла сидела возле кровати Милены бледная, мокрая и казалось вообще не дышала. Последний раз он видел её такой после того, как она спасла Эрону и её сына… сына Элгора.

— Достопочтенный феран, — одна из серых поклонилась им, когда они зашли.

Рэтар никак не мог вспомнить её имени, хотя знал все, но сейчас почему-то забыл. Серых девушек здесь сейчас было всего двое.

— Почему не сообщили? — спросил он.

Другая серая, высокая, вытянутая, всегда строгая, Карлина, кажется, сидела по другую сторону от постели белой ведьмы. Она подняла на него глаза:

— Простите, достопочтенный феран, не успели.

— Что значит вы не успели? Уже скоро взойдет второе светило, — взвился Элгор.

— Простите, достопочтенный бронар, — Карлина старалась говорить спокойно. — Ей стало плохо ночью, Хэла единственная заметила, она меня разбудила и попросила помочь. Сама она сразу стала заговаривать Милу, а я обернула белую ведьму в мокрые ткани…

— Но сообщать нам вы не стали, не было нужды? Или когда вы хотели сообщить, когда ведьма умерла бы? Всех под плеть! — прошипел бронар и буквально плевался ядом.

— Простите меня, достопочтенный бронар, — Карлина встала и лицо её перестало быть спокойным, она посмотрела на Элгора с вызовом, — Хотите, можете меня забить плетью до смерти, но я не признаю своей вины и за Хэлой вины никакой нет. Мы не сказали, потому что весь дом спал, сказали бы сейчас, да видно у кого-то и без того язык длинный. И если бы сказали вам ночью, то что? Вы бы встали вот так, как сейчас здесь стоите без толку, только желчь свою распространяя и тьму преумножая.

Элгор замахнулся, чтобы ударить девушку, но Рэтар перехватил его руку. Бронар посмотрел на ферана с нескрываемой ненавистью, хотел что-то сказать, а Рэтар понял, что если услышит хоть звук от него, то сдерживать себя больше не сможет, но тут за спиной у него послышался голос Миты.

— Достопочтенный бронар, мне нужна ваша помощь, сейчас же! — спасла Элгора стряпуха, и феран отпустил руку тана.

— Простите меня, достопочтенный феран, — произнесла Карлина, когда Элгор вышел, и смиренно склонила голову. — Я приму любое наказание, если вы считаете нужным, но не наказывайте Хэлу.

— Как Милена? — спросил Рэтар, всматриваясь в белую ведьму.

— Лучше, — ответила серая. — Горячка отступает. Я слежу за её состоянием.

— А как Хэла? — всё время их перепалки она так и не пошевелилась, глаза её были закрыты, а рука крепко сжимала руку заболевшей девушки.

— За ней тоже стараюсь, пока она держится.

Он кивнул и внутри рвалось желание сделать хоть что-то, чтобы помочь. Повернувшись к серой, он тихо произнёс:

— Карлина, чтобы я мог помочь, я должен знать о том, что происходит, понимаешь? — и серая кивнула, виновато и с грустью. — Сейчас я прошу сообщать мне об ухудшении в их состоянии. В любое время, Карлина. Не важно, когда. Это понятно?

— Да, достопочтенный феран, — она поклонилась.

Рэтар вышел.

Каждый раз в такие моменты на него наваливалось это невообразимое чувство страха выползающее из каких-то самых дальних уголков его памяти и сознания. Прошлые потери вставали за его спиной и тянули к нему свои руки.

Обычно он умел справляться с этим, но сейчас всё было иначе. Точнее с Хэлой было иначе.

Не было смысла врать себе, он никогда не делал этого прежде, да и сейчас не надо было начинать — Хэла была ему небезразлична. Более того — она была важна.

И нет, дело было не в тяжести его желания обладать ею, желания попробовать эту женщину. Нет, порой он сходил с ума от её присутствия, которое душило его, и казалось спасения не будет, но Рэтар так хотел сделать жизнь Хэлы, если не счастливой, что было наверное нереально, но хотя бы спокойной, лишённой печали. И потому его сейчас грызло чувство бесполезности.

Когда она спасла Эрону в родах, это было для него потрясением — чёрная ведьма не даёт никому жизнь. Он вбивал в себя, что такого не бывает, что с Хэлой что-то не так… и это “не так” его озадачивало, ставило в тупик, а ещё завораживало.

И её сила перекликалась с её вынужденной беспомощностью. Эти глаза полные слёз, когда она просила, нет, умоляла его дать ей возможность помочь роженице, потрясли его до глубины души. Словно сама она умирала и отчаянно молила его спасти её. А после сотворённого чуда, она просто ушла прочь из замка и пропала, вся в крови, босая, после расходования такого количества силы…

Рэтар знал о магии много, знал о том, что и как нужно делать, чтобы спасти чью-то жизнь, знал цену этого. И тогда холодные цепкие пальцы страха полезли в его душу. Идя по оставленным ею следам, его разъедало чувство безумного беспокойства.

Он нашёл Хэлу достаточно быстро и, когда увидел лежащей на теле мёртвой хараги, подумал, что и ведьма мертва.

Это могло быть реальностью — у неё почти не было опыта в колдовстве, том самом, что даёт жизнь, а не отнимает её. Хэла могла взять на себя слишком непосильную ношу и смерть могла стать неизбежным исходом всего этого чуда рождения, чуда изгнания смерти.

Что именно Рэтар испытал в тот момент? Отчаяние… Ужас… Боль… Невыносимую боль. Такую, что хотелось взвыть.

И ему было странно это, потому что не так долго она была у них, чтобы привязаться к ней или даже толком разобраться, что на самом деле она из себя представляет. И ещё Рэтар избегал её, как мог, потому что чувствовал себя с ней странно, ему не нравилось, что она притягивает его к себе. И вот мгновение ужаса и боли от мысли, что Хэлы больше нет… а потом она пошевелилась и применила силу к одному из мужчин, и боль сменилась такой невообразимой радостью, облегчение словно пролилось на Рэтара ливнем, он сам не помнил, когда последний раз испытывал столько облегчения, столько искреннего счастья.

Если бы они были там одни, он бы уже тогда отправил всё, что запрещало и сдерживало Рэтара, куда подальше, и Хэла в ту же ночь стала его. Но эта ненависть на лицах свободных мужиков: ненависть к хараге и её выводку, ненависть к чёрной ведьме, которая помешала им творить их работу — требовала от Рэтара, чтобы он убрал Хэлу отсюда, как можно скорее.

Он оставил в стороне то, что было мерзко убивать харагу с выводком, несмотря на жестокость этого хищника, в крови Рэтара было уважение к достойному врагу. Не стал заявлять о своём праве ферана и вспоминать, что не давал разрешения на охоту. Он просто хотел скорее забрать Хэлу. Хрупкую, уязвимую, потерянную, слабую и беззащитную, искренне жалеющую несчастных хигов, детей хараги. Забрать и спрятать.

Рэтар вёл её до замка так осторожно, как только мог, а хотелось взять на руки, отнести к себе, раздеть, согреть и никуда больше не отпустить, оставить только себе.

И те три мирты, что она лежала без сознания и металась в бреду, были для него таким жестоким испытанием, что он давно забыл, что способен испытывать такие сильные чувства к кому-то.

Тогда он решился прийти посмотреть на Хэлу. Она была такой взмокшей, хрупкой, бледной, даже прозрачной, и совершенно неживой. О том, что в ней ещё есть жизнь говорило только тяжёлое дыхание. Её короткие темные с сединой волосы разметались по подушке, а вся яркость лица ушла, сделав её всего лишь бледным подобием настоящей живой Хэлы.

И Рэтара облепил страх, а вопросы стали мучить голову. “А если не справится? Если она уйдёт от него? Когда он вообще успел так к ней привязаться? Почему вообще внутри него откуда-то взялось это чувство? Почему ему вообще есть до неё дело? Почему ему страшно её потерять?”

Но ответов не было.

И вот снова. Это бледное безжизненное лицо, тяжёлое дыхание, тени под закрытыми глазами, и Рэтар знал, что там, в этих закрытых сейчас глазах, бездна… его личная бездна. И он снова стоит где-то на краю и снова так близок к тому, чтобы потерять эту несносную женщину.

Сейчас ему было искренне плевать на благополучие и здоровье белой ведьмы, он призовёт ещё десяток, но Хэла… Хэла… женщина, которая всё перевернула внутри. Ведьма, которую он, кажется, призвал только для себя.

— Может позвать Зеура, — Роар практически налетел на него, останавливая, когда Рэтар вышел на улицу.

Митар был сам не свой — взгляд безумца, сам мужчина был весь всклокоченный, испуганный. Таким Роара он не видел уже очень давно. Наверное, последний раз таким был, когда погибла Яза. И ферана облепило чувство стыда за мысли, которые так жестоко бились внутри.

— Зачем? — спросил Рэтар, прекрасно зная ответ.

— Чтобы спасти ведьму, — ответил Роар.

— Которую?

— В смысле? — митар смотрел растерянно и с непониманием.

— Маг сможет спасти только одну, — напомнил феран. — Которую будем спасать?

— Рэтар, — нахмурился Роар и потупил взгляд.

Феран мотнул головой и ушел из замка, направившись в сторону Нравы — кажется ледяная вода реки была сейчас единственным спасением для него, чтобы избавится от тяжелых мыслей и вернувшейся невыносимой головной боли.

— Достопочтенный феран, — через день в его рабочую комнату постучала одна из серых.

— Грета? — кивнул он, надеясь, что не перепутал имя.

— Да, — смущаясь кивнула девушка и поклонилась. — Меня прислала Карлина. Она попросила сказать… сказать, что Мила, белая ведьма… да… она… горячка ушла, ей стало легче и скорее всего уже ничего не случится. Простите… во-вот…

Она неловко поклонилась и хотела убежать, когда он кивнул на её сбивчивое сообщение.

— Подожди, Грета, — она остановилась в дверях и со страхом обернулась. — Как чёрная ведьма?

— Хэла? Она… чёрная ведьма, она пока… никак наверное… — пожала плечами Грета. — Она словно в сознании и словно нет. Я не знаю, как сказать… простите, достопочтенный феран. Карлина, наверное бы лучше объяснила… простите.

Рэтар снова кивнул и отпустил несчастную, которая, кажется готова была в обморок упасть от одного только вида ферана, не только разговора с ним.

Получалось, что Хэла заговорила белую ведьму, но сама в себя ещё не пришла, но и хуже ей не стало, раз Карлина ничего ему не сообщила. Почему-то была уверенность, что сказала бы, если бы было, что сказать.

Молот в голове так и стучал не прекращая.

Спать Рэтар не мог, работать тоже. Ночи проходили за чтением, тренировками, или просто лежа на кушетке и уставившись в потолок.

И утром следующего дня снова попытка прийти в себя после бессонной ночи — снова тренировка с Роаром, который явно стал намного бодрее после сообщения о том, что вчера к вечеру белая ведьма пришла в себя и Мите даже удалось её накормить.

После тренировки Рэтара снова спасала ледяная река. И вода сегодня была кажется даже теплее, чем обычно — может тепло и пора цветения придут в этот раз сами собой?

Идя по коридорам к себе, он краем глаза заметил фигуру на том месте, где обычно в Трите сидела Хэла.

Сердце подскочило, предательски сбилось дыхание, совершенно дурная улыбка скривила лицо. Рэтар вышел на балкон и уставился на сидящую между зубцов стены Хэлу. Глаза её были закрыты, она подставила лицо под лучи Изар, тёмные круги всё ещё лежали под глазами, на щеках не было привычного румянца и ведьма, как всегда, была в одном только платье и босая.

Феран втянул в себя морозный воздух.

— Хэла? — позвал Рэтар.

Она не отреагировала и он забрался к ней. Присев рядом, феран понял, что ведьма спала. Он глянул вниз со стены и поморщился — упасть отсюда было бы смертельным делом. Подставив руку так, чтобы в случае чего перехватить её, снова позвал. Хэла вздрогнула и открыла сонные, полные усталости глаза.

— Я уснула? — спросила она у него. — Вот чёрт…

— Ты спишь в очень опасном месте, Хэла! — Рэтар постарался сказать это как можно грознее, но злиться на неё он не мог, только не сейчас, когда видел её перед собой живую и снова тонул в бездне её глаз.

— Простите, достопочтенный феран, — она улыбнулась и привычно склонила голову набок. — Я не собиралась спать.

— Но уснула. И могла упасть.

— Ты бы расстроился? — спросила она, став прежней Хэлой, сводившей его с ума.

— Иди спать в кровать, несносная ведьма!

— У меня не получается, — ответила она, став серьёзной и даже какой-то обиженной. — Знаешь, бывает так, когда так сильно устаёшь и потом не можешь уснуть? Вот у меня так же. Спать невыносимо хочу, но не могу. Я думала, что на свежем воздухе приду в себя, но вот отключилась.

О, он знал, очень хорошо знал это состояние, а с тех пор как в его жизни появилась эта женщина, состояние это стало для него обыденным и привычным.

Рэтар кивнул.

— Прости меня, — внезапно сказала она.

— За что?

— За Милену.

— Хэла…

— Нет, — она упрямо мотнула головой и протянула руку к его мокрым волосам. И Рэтар замер. — Не доглядела. Я её хотела напоить отваром, даже сделала всё, налила, но нас к тебе позвали и я не посмотрела, что она его не выпила. А потом забыла. Прости.

И Хэла убрала руку, а Рэтар понял, что волосы стали сухими.

— Иди в дом, Хэла, — мягко приказал он, и развернулся уйти, а на деле убежать от неё. Но пальцы чёрной ведьмы поймали рукав его куртки.

— Ты что-то хотел от меня?

— Нет, — он замялся, вспомнив о посланнике Картары, но сейчас была ли она в состоянии чем-то помочь?

— Заговор? — склонила она голову набок и лукаво улыбнулась.

— Тебе надо отдохнуть, — возразил он. И кажется сделать её счастливой возможно — Хэле похоже безумно нравиться мучить его.

— Один заговор я могу, — упрямая и до одури несносная, а главное как же не хотелось от неё уходить.

— Дай мне слово, что если он окажется непростым — ты не будешь его делать, — сдался феран.

— Хорошо.

— Хэла, — и он тоже был упрямым. — Слово.

— Я даю тебе слово, что если будет не по силам — не буду делать.

Рэтар перехватил её руку, всё ещё державшей его рукав и аккуратно потянул на себя.

— Хорошо, идём.

Глава 12

Через некоторое время Рэтар, Роар и Хэла, сидевшая на кушетке невероятно смирно и тихо, слушали отчёт о нападениях в Картаре от прибывшего посланника.

В небольшом укрепленном селении в горах на границе почти начинался голод, свободные люди просили помощи, военной и продовольственной, но в этих беспорядочных нападениях Изария потеряла уже два отряда и несколько обозов.

Главная проблема была в том, что нападавшие уходили из Кармии после нападения, и нельзя было не учитывать, что это могла быть обычная провокация, чтобы спровоцировать новый военный конфликт, так как мир с соседствующей Ринтой был шатким и откровенно формальным.

И самое неприятное, что войны хотели даже не сами ринтийцы — всё было намного сложнее. Игры, в которых Рэтар Горан участвовать не хотел, особенно в нынешних условиях. Нет, война была для него понятна и проста, его люди всегда были к ней готовы, являясь опорой элата Кармии, но — изарийская Картара была идеальным местом для пустой провокации. Селение находилось как раз в том месте, где был небольшой промежуток горной сухопутной границы Ринты и Кармии, настолько ничтожный по протяженности, что если из-за него начнётся война это будет до тошноты смешно.

Посланнику было не сладко — он держал ответ за происходящее перед фераном и было видно, что просить или уж тем более требовать помощи, у него не получалось. Он был сам не свой, несмотря на то, что стоял прямо и соответственно военной выправке и правилам службы.

— А ты из портала пришёл и больше нигде не был? — спросила Хэла внезапно, когда посланник замолчал и выжидающе уставился на Рэтара.

— А? Уважаемая ведьма? — парень явно испугался её присутствию, неужели не заметил раньше?

— Да какая я тебе уважаемая, нашёл госпожу, — усмехнулась она. — Если нигде, кроме своего дома, не был, то снимай-ка сапог.

— Э… — наблюдать за общением Хэлы с теми, кто не привык к её манерам, было всегда откровенно весело, причём сейчас веселился не только Рэтар, но и стоящий возле двери Роар.

— Сапог, дружочек, сними и отдай тёте ведьме, — она встала и подошла к посланнику, протянув руку вперёд.

Тот был настоящим изарийцем — высоким, широкоплечим воином, с выправкой и твёрдостью осанки. На поясе был меч, одет в хилдскую лёгкую броню картарских отрядов. Хэла была ему чуть выше середины груди, но напор с которым она всё делала, заставлял даже такого как этот молодец бледнеть, заикаться, теряться.

— Ну, я… это… не очень… и… — это было действительно смешно.

— Ой, хорош, — небрежно махнула она рукой, — нашёл чем пугать, сапоги он два дня носит не снимая. Спроси у матушки какого с подрастающими обормотами жить — от них вонь, словно они всё время в выгребной яме проводят. Я знаешь ли тоже нанюхалась за свою жизнь, так что снимай давай, побыстрее, а то усну сейчас и сами будете заговоры делать.

Посланник глянул на ферана и на митара, потом нехотя стащил с себя сапог, после чего отдал его ведьме.

— Не, снимай второй, — сказала та, внимательно изучив подошву.

Парень снял второй.

— Во, тут лучше, — Хэла небрежно отдала ему первый сапог и вернулась со вторым на то место, где сидела до этого, оставив посланника стоять посреди рабочей комнаты ферана босым и явно готовым оказаться, где угодно, но не здесь.

Ведьма долго смотрела на подошву, а потом спросила:

— А что за серый дом у вас в селении?

— Се-серый? — парень нахмурился, потом повёл смущённо плечом. — Не знаю… может дом повитухи? Он серый, как ваше платье.

Сказав это он покраснел, ведьма глянула на него, как обычно умела, озорно и игриво, и усмехнулась, а Рэтара кольнула… ревность? Но Хэла уже переключилась на подошву сапога, она изучала её так, словно перед ней лежала книга, а не грязная обувь.

— Эта повитуха и тебе помогла родится? — уточнила ведьма.

— Да, — вопросы приводили его в совершенное замешательство.

— Хм… нет. Другой дом, — мотнула головой Хэла. — Должен быть ещё серый дом.

— Нет вроде, уваж… мая ведьма, — он виновато глянул на ферана.

— Может дом эйола? — отозвался от дверей Роар. — Постройки веры всегда серые и помимо храма, это ещё и дом эйола.

— А ты был в доме у эйола недавно? — Хэла подняла на посланника свой взгляд, теперь серьёзный, даже жёсткий.

— Был, — нехотя ответил он.

— Зачем? — заинтересовалась ведьма.

— Так… брат у меня погиб, эйол его оговаривал, перед погребением, — парень в очередной раз потупил взгляд и стал на вид совершенно потерянным и несчастным.

— А руку эйола держал? — Хэле было вообще всё равно на его чувства.

— Да, конечно. Так положено ведь, — ответил он, словно глупо было бы не знать таких вещей.

— Ну мне-то откуда знать? — повела плечом ведьма. — Я не с этого района.

Бросила она снова странное слово, а после этого ловким движением руки оторвала от подола своего платья полоску ткани, вытерла ею грязь с сапога, ещё раз внимательно посмотрела и скрутила лоскут ткани.

— А с телом брата, что сделали?

— А? — совершенно перестал понимать происходящее посланник и Рэтару стало жаль его.

— Ну, как там у вас принято? — спросила Хэла.

В Изарии было два вида погребения — земля и огонь. Но чаще всего сжигали и придавали останки земле. Хотя это зависило от многих факторов — обычаи, местонахождение. В горах, откуда был воин, чаще всего сжигали и развеивали часть праха в каком-то одном, выбранном или главой семьи или самим умершим месте, а вторую часть сыпали под порог дома — горные люди считали, что мёртвые берегут родных после смерти.

— Придали огню, — ответил посланник, явно не понимая при чём тут все эти вопросы про брата.

— Окушки, — кивнула она и оторвала ещё одну полоску ткани. После чего встала и подошла к посланнику. — Это твоё.

Хэла отдала сапог и терпеливо подождала пока тот его надел, потом протянула первую скрученную полоску серой ткани:

— Это нужно будет закопать, примерно на ладонь в землю, в месте, где пролилась кровь защитников, чем свежее, тем лучше, — стала она давать указания, — но без фанатизма, пожалста, а то нужно успеть сделать это сегодня, до наступления темени. Понятно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Э, — парень как и все пытался осмыслить незнакомые слова в речи ведьмы, он часто моргал и хмурился, — да. Я понял.

— Хорошо, — медленно кивнула она, вглядываясь в посланника. — Если не успеешь закопать, не делай уже ничего, надо будут новый заговор творить, а этот будет бесполезен. Нужно будет его утопить.

Он понимающе кивнул и взял у неё из руки скрученный лоскут и тут же издал странный звук и одернул руку.

— Ой, тётя ведьма пальчик мальчику уколола, — сочувственно произнесла Хэла и потребовала руку посланника обратно.

Когда он протянул её с недоверием, ведьма вытерла кровь вторым лоскутом, и оставила парня в недоумении смотреть на пальцы, на которых явно не осталось никаких следов от раны.

— Так, это от меня тебе бонус, — и она вложила ему в руку второй лоскут. — Когда захочешь попросить прощения у брата, только по-настоящему, а то мёртвым пустые стенания ни разу не нужны, смерть пустые слова не любит. Так вот, захочешь у брата прощения попросить, возьми этот кусок ткани, и сходи туда, где его прах развеяли, закопали, что там ещё… На том месте сожги эту ткань, а пепел тоже развей. Понял?

— А откуда… — он смотрел на второй лоскут, и теперь был вообще невероятно потерянным и озадаченным.

— Ой, только не надо вот этого, ладно? — она закатила глаза. — Откуда… оттуда! Ткань в куртке в подклад внутренний спрячь. И я тебя очень прошу, горемычный, не давай лоскуток в руки бабы этой вашей, — она запнулась, а потом фыркнула, — общей.

С этими словами Хэла развернулась и хотела уйти.

— А можно я спрошу… — посланник уставился ведьме в спину и было видно, что ему не по себе от того, что он решился вообще ещё что-то сказать и, уж тем более, спросить.

— Ну, давай, — и она снова села на кушетку, подтянув под себя ноги, склонив голову набок и уперев её в кулакруки, облокотившись в свою коленку. И стала похожа скорее на озорную девчонку, чем на взрослую женщину, или, боги, на чёрную ведьму.

Рэтар даже не стал протестовать, потому что она устала, хотела спать — сейчас смотрел на неё, любовался и не хотел прерывать её, как не хотел, чтобы уходила.

— У меня дочка… она болеет и… может… можно ей помочь? Лекари сказали, что нельзя.

— Можно, — спокойно ответила Хэла. — Где жена твоя?

И посланник нахмурился очередному странному слову.

— Супруга, — поправилась ведьма, сказав слово, привычное их слуху.

— Она умерла, — проговорил воин.

— А кто с дочкой помогает? — нахмурилась Хэла.

— Мать супруги, — ответил парень и она кивнула ему, словно от этого ответа стало всё понятно.

— И она хворает? — уточнила ведьма.

— Я… — посланник явно не знал, что ответить.

— Хворает, — убеждённо проговорила она, — просто не говорит. Вся сила матери в молчании, вечно разваливаешься на части, а никому не говоришь, а потом уже, когда отъехала, и все такие удивляются, чего молчала. А зазноба твоя частенько её выдворить хочет, бабку-то? Или как они тут у вас называются — матэ?

— Ну, — он дёрнул плечами, повёл шеей, смутившись.

— Конечно, оно ей надо? — фыркнула Хэла. — Посторонние на территории, которую она так старательно расчищала себе. Жену твою со свету сжила, брата, вот теперь мать жены на очереди, а потом и дочка.

И парень вскинул голову и на лице его отразилось столько странного неопределенного смешанного чувства страха и кажется вины, а ещё злости?

— Ну-ну, она не специально, — словно успокаивая его, ведьма повела рукой в воздухе, будто погладила. — Ты же тоже типа нечаянно ей под юбку-то залез?

Хэла цокнула и повела головой, а посланник виновато уставился в пол. Рэтар глянул на Роара, который был полностью вовлечён в происходящее и на лицо митара стало лицом мальчишки, который с восторгом слушал увлекательную историю.

— Виноват, виноват… Тяжело без жены может, конечно, но под юбку жены брата лезть, ай-яй-яй, — Хэла помотала головой. — Но… ладно, я тебя понимаю, баба действительно хороша!

И он поднял на неё глаза, правда это её заявление явно не сделало лучше.

— Она просто злая. Бывает такое. Злой человек, вроде и не специально, а вокруг него даже мужи мрут. А брата твоего она не любила никогда. И он это знал, но всё равно в жёны взял, а надо было быть умнее. Красоты захотелось. Девок там тьма, а вы все вокруг одной столпились, пфффф… — она пренебрежительно скривилась, потом вздохнула. — Ладно, я тебе не священник, проповедь читать. Ты просто реши — или баба или дочка. Простой же выбор, не? Только вот проблемка — чем дольше решаешь, тем хуже. Кстати, не думай, что, когда она вокруг тебя всех изведёт, за тебя не возьмётся. И тебя изведёт. Над прахом брата и твой развеют. Ответила на вопрос?

Парень стоял сам не свой, внутри явно было столько всего, что ведьма вытащила с такой лёгкостью, но он и сам себе в том не признавался. И конечно присутствие при всём этом достопочтенных митара и самого ферана не могли не ударить по мальчишке. Он поднял на ведьму глаза, рассеянно кивнул и повернулся к выходу, чтобы уйти. Уже когда был в дверях, Хэла ему сказала в спину:

— У повитухи внучка прелесть ведь, ты же знаешь, а главное дочку твою любит по-настоящему.

Посланник бросил на неё озадаченный взгляд, открыл рот что-то сказать, но промолчал, хотя Хэла уже этого не увидела, потому что положила голову на подлокотник кушетки и подтянула под себя ноги. Зато Рэтар видел её невообразимо прекрасное, полное озорства, выражение лица.

— Кошмар, словно я сводня, — буркнула она себе под нос недовольно, но при этом ухмыльнувшись.

— А меня ты тоже так видишь? — поинтересовался Роар, как только дверь за посланником закрылась. На лице митара было такое восторженное выражение, он вообще к Хэле относилась ласково и с теплом.

— Вот ещё, не смотрю и не вижу, — фыркнула ему Хэла.

— Почему? — удивился Роар.

— А зачем? Ты мне и вот таким вполне себе нравишься, а то погляжу, а у тебя там может похабщина одна и непотребство сплошное… вдруг расстроюсь, — она подавилась зевком, а Роар засмеялся. — Или чего глядишь на провокацию поддамся.

— Хэла, ты нечто! Богами клянусь, никогда такого не видел, — она подняла руку и помахала ему, не поднимая головы.

Рэтар улыбнулся. Роар посмеялся, потом потер переносицу и вернулся к решаемому им вопросу:

— Может отправим в Картару твой отряд? Пусть Шерга́ возвращаясь сделает круг?

— Пусть, — кивнул феран. — Уже слышу недовольное ворчание Тёрка.

— Он всегда ворчит, нет?

Рэтар ухмыльнулся, соглашаясь, и они углубились в обсуждение порядка смены отрядов и прочих важных вещей.

— А что с кострами сегодня? — уходя, спросил Роар.

— Что хочешь, — небрежно отмахнулся феран.

— Точно?

— Роар! — устало рыкнул Рэтар. И тан усмехаясь, скрылся за дверью.

Пока они с Роаром обсуждали дела, Хэлу не было слышно, и оба мужчины совершенно забыли о ней. Теперь же Рэтар посмотрел в сторону кушетки и понял, что ведьма не только не ушла, но и снова уснула. Он вздохнул и, поднявшись, подошёл к ней.

— Хэла? — тихо позвал феран. Ведьма спала, полусидя, подложив руку под голову и поджав под себя колени, под её боком пристроилась неизвестно откуда взявшаяся фицра.

Рэтар улыбнулся и, взяв свой плащ, накрыл им Хэлу. Ведьма заёрзала и ему не без сожаления, как он заметил, подумалось, что она сейчас проснется.

— Мамочка ещё пару минуточек поспит, солнышко, и встанет, хорошо? — пробормотала она укутываясь в плащ Рэтара и пряча нос в меху подкладки.

Сердце предательски защемило, он присел перед ней на корточки и провел пальцем по слегка нахмуренному лбу, потом по волосам. Женщина издала какой-то странный звук и подалась вперёд, подставляя щёку под его руку. Из под плаща показалась голова фицры и на него с интересом уставилась пара глаз цвета заката Тэраф.

— Что? — спросил Рэтар шепотом глядя на зверька.

Как же близко он сейчас был к краю. До боли, до безумия.

Феран убрал руку и встал, пройдя обратно за стол, решив не тревожить Хэлу, давая ей возможность выспаться.

И большая часть дня, до самого захода Изар, прошла за работой, он периодически поднимал глаза на спящую в его рабочей комнате ведьму, когда она что-то начинала бормотать во сне, но убедившись, что она спит, снова возвращался к своим бумагам.

И внутри него было ощущение такого невообразимого покоя, которое он не испытывал уже очень давно, а может даже никогда в своей жизни. Ему было хорошо, тепло что ли, оттого, что эта женщина просто спала рядом. Словно она всегда была в его жизни, всегда была в этой комнате, словно то, что сейчас происходило, было самым обычным в его жизни, тем, к чему он привык. Это умиротворяло, но одновременно с тем выворачивало наизнанку.

За спиной пристроилось что-то сродни смятению, испуг или может сомнение, такие необычные для Рэтара чувства. Они тянулись к нему липкими пальцами, пытались устроится внутри, разрастись.

Рэтар злился — не понимал, что происходит, не мог найти объяснения тому, что чувствовал. Для него это было неприемлемым, он ненавидел терять контроль, ненавидел быть неуверенным в происходящем или тем более в себе. Но с этой женщиной он чувствовал себя именно так — она изводила его и Рэтар чувствовал себя зверем, загнанным в угол.

В комнату слегка постучали и в двери появилась Шера. Вот кого ему сейчас вообще не хотелось видеть, да и вообще никогда не хотелось. Рэтар точно знал чего пытается добиться эта женщина, постоянно пытаясь привлечь к себе его внимание, и знание это приводило его в раздражение.

— Достопочтенный феран, — наложница поклонилась.

— Шера? — он с вопросом посмотрел в её красивое лицо.

— Я хотела просить у вас разрешения быть сегодня на кострах, — манящее движение головы, чтобы откинуть волосы назад.

— Разве вы не бываете на кострах всегда? — вздохнул он.

Сколько она будет пытаться, прежде, чем понять, что не может быть ему интересной?

— Я всегда прошу разрешения у достопочтенного митара, но сейчас не могу его найти, — проговорила она мягко.

— Мне плевать Шера, — отозвался Рэтар. — Хотите на костёр? Вам никто не запрещает. Это всё?

— А вы будете на костре, достопочтенный феран? — заигрывая, спросила она.

— Буду. Можешь идти, — отрезал он, прерывая её игру и её вторжение в его маленький уютный мир, где сейчас ему было наконец спокойно и тихо, и Рэтар с ревностью кинулся выгонять непрошеных гостей. И ещё ему, кажется, было страшно, что Шера разбудит ведьму, и та исчезнет не только из его рабочей комнаты, но из его жизни.

Наложница потупила взор, глянула с немой обидой, потом развернулась уйти и заметила Хэлу. Ферану показалось, что Шера закусила губу, но точнее не сказать — выражения лица девушки он не видел. И наложница вышла, закрывая дверь громче, чем могла.

Рэтар непроизвольно зажмурился и замер, но ведьма не проснулась. Она лишь снова что-то пробормотала, а фицра, так и лежащая с ней рядом встала, потянулась и снова улеглась, перевернувшись на другой бок.

Их маленький мир остался нетронутым и феран испытал от этого какую-то болезненную радость.

Уже когда за окном стали кричать воины, слуги и свободные, готовя костры, Хэла открыла глаза и нахмурились. Сначала она глянула в окно, потом на Рэтара.

— Я уснула, — скорее заключила она, чем спросила.

— Да, — ответил он.

— Не храпела? — сощурилась ведьма.

— Что? — удивился Рэтар. И как у неё получалось быть всегда такой непредсказуемой?

— Точно не храпела? Ты уверен? — уточнила она, словно он отвечал.

— Нет. И да, — усмехнулся он.

— Хорошо, — она ещё сильнее спрятала лицо в его плащ. — Спасибо!

Рэтар замер — это было слово благодарности из её мира. Видимо Хэла благодарила, потому что феран укрыл её. Он слегка кивнул. Почему-то не получалось говорить, казалось, что он вот-вот сорвётся, и всё будет не важно. Хотя может и не было ничего важнее.

— Что это за мех? — снова Хэла задала неожиданный вопрос.

— Сунга́, — отозвался Рэтар.

— А кто это?

— Это животное, что живёт в изарийском пригорье, забирается очень высоко по горным тропам, и потому её мех один из самых тёплых, — пояснил феран. — И самых ценных.

— С ним плащи только у тебя, у Роара и у Элгора? — заметила ведьма.

— Да.

— А на какое животное похожа сунга? Ну, из тех, что я видела здесь. Или я такое не видела?

— Хм… — феран задумался. — На телыг немного. Но всё же надо видеть.

— А сколько шкур в одном плаще? Вроде цельный.

— Одна, — подтвердил он её догадку.

И Хэла одобряющие кивнула.

— А туша?

— Что туша? — не понял Рэтар. Да он порой и не пытался её понять. Хэла завораживала и понимать её было просто не нужно.

— Ну, зверя убили, шкуру сняли, а туша? — пояснила она, глядя ему в глаза.

— Её едят, — ответил он. — Вообще на сунгу не охотятся, очень редко и с личного разрешения ферана. Более свободно можно только в голодное время, но под присмотром смотрителей пригорья. Живущим в горах обычно приходится особенно тяжело, но тем не менее сунгу трогать запрещено.

— И не нарушают? — спросила ведьма. — Или за необоснованную охоту на сунгу наказание есть?

— Нарушают бывает, и наказание есть — смерть, — и она с интересом посмотрела на него. — Сунга один из символов Изарии, этого зверя почитают и относятся с уважением. А что до охоты — тушу разделывают, мясо заготавливают, вялят. Из кости и рогов делают рукояти для оружия, — он махнул на кинжал, что был у него за спиной, — украшения, предметы быта.

— Хорошо, — улыбнулась Хэла грустно.

— Хорошо? — уточнил Рэтар, не понимая до конца этого разговора, но радуясь ему.

— Да, было бы печально, если бы зверя убивали только ради его дорогой шкуры. — Хэла погладила подклад плаща ферана и издала какой-то странный звук, похожий на писк или очень тихий визг. — Какая же мягкая, прям не могу!

Рэтар рассмеялся. Эта женщина была такой тёплой, домашней… что щемило внутри.

— Это ты виноват, что я уснула, — сказала ведьма, меняя тон, но и не отрывая лица от меха.

— Что? Я? — феран нахмурился.

— Да.

— Неужели? — ухмыльнулся он. — Я нагоняю на тебя скуку и сон?

— Твой голос меня успокаивает, — прошептала Хэла, не открывая глаз, — слушала бы и слушала, вечность…

Феран выдохнул. Всё. Вот она пропасть — падай, Рэтар! Она толкнула, нет, потянула тебя вниз. Он сглотнул, пытаясь найтись, не просто ответить, а вообще найти себя.

— Всё, мне пора, — она встала и потянулась.

Всё же было бы слишком просто, да? Хэла потянула его в бездну и отошла, чтобы дать упасть.

И он даже не успел глазом моргнуть, как она метнула рваной юбкой платья и…

— Спасибо, я даже кажется выспалась, — улыбнулась она, склонив голову на бок, и исчезла за дверью. А Рэтар так и не смог пошевелиться.

— Хэла, подожди, — шепнул он в пустоту.

"Да что ж такое, женщина!"

Глава 13

Милена сидела в кухне вместе с Митой, которая суетилась с подготовкой еды для костров.

Как рассказали белой ведьме, это была своего рода традиция Изарии — когда отряд уходил на службу, главный дом города или селения устраивал костры, и приглашал семьи воинов отряда, который должен был уйти в поход. Родные воинов приносили угощение, но основная еда и выпивка были в ведении главного дома, в данном случае правящего дома, то есть дома ферана.

И по этой причине Мита была занята с самого раннего утра.

— Прям шашлыки или барбекю, — воскликнула Мила, глядя на подготовку к мероприятию.

— А? — Мита глянула на девушку в замешательстве.

— Ну, у нас, в моём мире, так называется, когда готовишь мясо на природе и на костре, — пояснила белая ведьма.

— А, — протянула повариха и одобрительно кивнула.

Мила была ещё слаба после болезни, поэтому её не выпускали на улицу, хотя ей очень хотелось. В комнате серых быть не хотелось — сами девушки работали в доме, а белая ведьма тупо сидела в одиночестве на кровати и тырилась в стену. Сначала правда с ней была Хэла, но женщина была очень плоха после того, как заговаривала Милену, и та это видела.

Чёрная ведьма беспокойно ворочалась, пытаясь уснуть, и в итоге ушла подышать свежим воздухом, но так и не вернулась. И Мила, когда уже почти взвыла от скуки и стыда перед Хэлой, решила пойти поискать её, и забрела к Мите. Белая ведьма хотела идти искать дальше, но была усажена поварихой за стол, получила кружку с вкусным травяным отваром, в итоге так и осталась на кухне.

Вообще болезнь многое в ней изменила. Милена не понимала всего до конца, но чувствовала, что теперь всё будет стремительно меняться.

Сейчас, сидя здесь внутри этой суеты, обнимая кружку с теплым настоем трав, она чувствовала себя уютно, как никогда. И это было действительно странно.

Несколько раз забегали стражники и какие-то слуги, и все эти люди спрашивали у неё, как она себя чувствует. Спрашивали искренне и очень радовались, когда белая ведьма отвечала, что чувствует себя хорошо. А ещё были Мита, серые, или, боже, Хэла…

Милене хотелось рыдать от воспоминания, какой она увидела женщину, когда очнулась. Чёрная ведьма была совсем на себя не похожа. Она была опустошённой, изможденной, словно не живой. Жуткие круги под глазами, глаза такие тёмные и тусклые, губы стали серыми.

Хэла сидела рядом с девушкой с того момента, как она заболела. Женщина не пила и не ела, не ходила в туалет, она держала Милу за руку и заговаривала, заговаривала… а ещё иногда пела. Милена слышала, сквозь бред из-за высокой температуры, колыбельные, словно она была ребёнком.

Мама никогда не сидела с ней рядом, когда Милена болела в детстве. За ней всегда ухаживала бабушка, а мама была отстранённым зрителем, и даже не зрителем, скорее незаинтересованным наблюдателем. Она могла уехать по делам на несколько дней, могла находится дома, но даже не спрашивать о состоянием дочери. Ей было достаточно дел и других детей.

Более того Мила не помнила, чтобы мама когда-нибудь обнимала её, держала за руку. Для этого были папа и бабушка. Маме было всё равно. Мама не любила Милену, мама винила её в страшных вещах, а последний раз, перед тем, как Милена попала сюда и исчезла из жизни матери навсегда, наконец кинула в неё последнее, самое болезненное обвинение.

И вот, попав в совсем чужой мир, где всё было другим, нереальным или наоборот слишком реальным, всё было воинственным, где не было понимания что к чему, она наткнулась на людей, которые с такой теплотой к ней относились, хоть и не должны были, хоть и не знали о ней ничего.

— Что опять за мокрое дело? — в дверях стояла Хэла.

— Я тебя потеряла, — улыбнулась Милена сквозь проступившие от тяжёлых мыслей слёзы.

— И решила поплакать об этом? — фыркнула чёрная ведьма.

— Нет, — девушка качнула головой, пытаясь не расплакаться.

Хэла прошла от дверей в тот уголок кухни, где сидела Милена, и села рядом, обняв девушку, и та с радостью уткнулась в её плечо.

— Где была-то, Хэла? — спросила женщину Мита.

— Задремала в укромном местечке, — улыбнулась чёрная ведьма.

— Надеюсь не на балконе? Ты аккуратнее там, свалишься ведь, — повариха недовольно покачала головой.

— Не переживай, — успокоила женщину Хэла.

В проёме двери показался Роар, поначалу он просто заглянул в кухню и пошёл дальше, но через мгновение вернулся назад.

— Хэла, я тебя искал, — возвестил он радостно.

— Где искал? — лукаво повела бровью женщина.

— Там, где была, — усмехнулся митар. — А ты уже здесь.

— Вот такая я неуловимая, — она улыбнулась. — Что хочет достопочтенный митар от тёти ведьмы?

Он рассмеялся:

— Я сделаю для серых костёр сегодня, придёте?

Хэла стала серьёзной и даже нахмурились:

— Ты уверен, что нам будут рады? Не праздник же. Всё-таки проводы — дело семейное, а тут серые и уж тем более ведьмы.

— Пффф, — всплеснула руками Мита. — Тебя воины обожают, Хэла. Они твои песни слушали бы и слушали, а уж огненную воду твою, нашу родную цнелю пить перестали, твою хотят! Так что глупости какие. И серые что не часть этого дома? Они же в гости к нам приходят, так что вот бы им ещё тут быть против!

— Видишь, мамушка верно говорит, — улыбнулся Роар, при этом Мита так глянула на него, нарочито сердито, но с такой теплотой, что у Милены отчего-то защемило сердце.

— А феран, что сказал? — спросила Хэла, явно всё ещё сомневаясь в правильности этого решения.

— Он не против, я у него спросил.

— Уже?

— Ну я же тебя искал, — он ей подмигнул и стал похож на озорного мальчишку, который что-то натворил.

Милена никак не могла понять сколько же ему лет. Она всё пыталась представить его без бороды и усов, но это не получалось. Заросли на его лице, хоть и не густые, как она подозревала, добавляли несколько лет, может даже десяток к тому, что было.

Девушке порой казалось, что их общение с Хэлой происходит как бы на равных и они казались друзьями-однокашниками. Может поэтому ей представлялось, что митар и чёрная ведьма одного возраста?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хэла сказала, что ей тридцать восемь? Но Милене никак не виделся этот возраст — почти сорок. Тридцать, но не больше тридцати пяти… хотя какая глупость? Может это потому что самой ей в её двадцать один казалось, что тридцать это много и с каждым годом всё больше и больше, словно не год, а десяток.

Но Милена не видела, что Хэла вдвое старше неё самой, она была такая очаровательная, красивая, молодая — Милена была зачарована этой женщиной. И уж никак не получалось, что Хэла старая, а что тогда с митаром?

Она глянула на него. Мужчина был поглощён разговором с Хэлой и так на неё смотрел — стало почему-то завидно. Он был красивым, действительно красивым. Несмотря на мужественность, размеры, бороду эту, он был мягким, что ли. Таким… невероятно притягательным.

“О, боже, Миленка, ты кажется всё ещё болеешь…” — внутренне стукнула она себя.

— Ну хорошо, раз твой суровый тан не против, то мы придём, — ответила тем временем Хэла. — Только, если будем смущать народ, долго не будем сидеть, ладно?

— Хорошо, — принял он условие. — И Милену не забудь.

Девушка вскинула не него голову в удивлении и замешательстве. Встретилась с невообразимым взглядом, таким тёплым, но что-то ещё… или это и вправду она болеет ещё?

— Только укутайте её, прошу тебя, — сказал он, переводя взгляд на чёрную ведьму.

— Ох, достопочтенный митар, вот для кого старается, — Хэла игриво покачала головой. — Не переживай, солнышко моё, упакуем в лучшем виде.

Роар повёл головой, ухмыляясь, потом спросил, немного хмурясь:

— И огненную воду сделаешь? Не слишком сложно будет?

— Это вообще ерунда, — ухмыльнулась она, — Сколько хочешь, милый. Это я всегда за!

Он одобрительно кивнул, вроде ушёл, но потом снова заглянул в кухню:

— Кстати, посланник уже всё закопал.

— Молодец какой. Но я знаю, что закопал.

— Правда? — повёл бровью митар, а Хэла повела корпусом, словно поклонилась, сидя. — Поможет?

— Ну, не зря же я его сапоги нюхала, ей богу, — закатила глаза чёрная ведьма.

Роар рассмеялся и снова скрылся в коридоре, теперь уже совсем.

— Снова творила заговор? — Мита была явно недовольна. — Сведёшь себя в могилу! Вон, девочку вытащила, в себя прийти не успела, и снова за магию взялась?

— Я легонечко, — отозвалась Хэла.

— Знаю я твоё “легонечко”, — проворчала повариха.

— Не переживай, я выспалась и полегчало, — ответила на это чёрная ведьма.

— А теперь ещё им воды наделай, чтобы упиться могли?

— Ну, это и вправду просто, Мита! — возразила чёрная ведьма.

— Хэла, — Милена решилась задать вопрос, — а как мне тоже научится заговорам? Я бы хотела, но не знаю как. Может тебе нужно меня научить?

— Ох, детка, — она погладила её по голове, — если бы я сама знала, как это работает. Я провела тут в общей сложности уже наверное сколько, луней девять? Если считать с тем, который протусила у малохольных этих, у магов. Я по началу тоже как и ты не понимала, что к чему. Ругалась на них, шипела, ну и словами кидалась, вот как ты тогда.

Милена понимающе вздохнула, она с содроганием вспоминала какой яростной и страшной тогда была Хэла и это чувство невозможности говорить.

— И вот однажды я пожелала одному из магов облезть, — повела головой чёрная ведьма, — и он облез, прикинь? Вот как на солнце, когда сгораешь и потом кожа волдырится и слезает такая… — женщина скривилась, а Милена поёжилась. — Сначала он облысел, а потом с него кожа стала слезать. И мне так стыдно стало, я хотела что-то исправить, но не получилось.

— И он до сих пор такой? — Милене стало жалко мага, хотя должна была бы злиться на них.

— Не знаю, заинька, не знаю, — в задумчивости ответила Хэла. — Думаю, маги всё исправят, потому что они умеют, но это конечно дело не простое, чьи-то заговоры исправлять.

Она повела головой, посмотрела в никуда.

— Когда там молния появилась, что к чему, тоже не знаю. Знаю, что воду сразу могла превратить в алкашку и обратно, — ухмыльнулась чёрная ведьма. — Вот и фигачила, как не в себя. Ты мне может не поверишь, но я столько не пила никогда в жизни! А бывало у меня в жизни всякое. Потом я поняла, что если в себя посмотрю, то узнаю, как делать те или иные вещи. Вот просто у меня есть ответ. Но тоже не всегда. Иногда нужно посылать запросы во Вселенную, так сказать.

— Это как? — уставилась на неё Милена.

— Да, — и Хэла нахмурилась, — типа: “ок, Вселенная, это Хэла, забабахай мне уже сиськи третьего размера, да и от размера одежды сорок шесть не откажусь…”

— Что? — девушка уставилась на неё во все глаза.

— А не, не то, это другой запрос и он не работает, — Хэла говорила это так серьёзно, что понять, что это шутка было весьма сложно, Милена нахмурилась. — Да, шутка, блин!

И Хэла прыснула со смеху, белая ведьма закатила глаза и тоже засмеялась. Мита с интересом смотрела на двух ведьм. Хэла, так же посмеиваясь, встала, что-то запела и стала заваривать себе травы.

— Короче, не знаю, солнышко, как это работает, — она села назад. — Подожди, заработает, я силу в тебе вижу, только она глубоко, немного нужно подождать.

Милена благодарно кивнула:

— Спасибо.

— Не переживай, хотя мы тут задницы себе уже основательно отморозили, мы тебя ни разу не торопим, детка, — при этом Хэла начала подмигивать Миле, что та снова прыснула со смеху.

На кострах было классно. Их устраивали на площадке перед главными воротами в замок. Костров Милена насчитала около тринадцати, вокруг них стояли скамьи, чтобы удобно было сидеть. Какие-то были разведены рядом друг с другом, какие-то по одному. На кострах были в основном взрослые, хотя с самого начала, еще до того, как разожгли костры, были и маленькие дети, которые бегали между сложенных поленьев и получали от слуг замка что-то очень похожее на сладости.

Когда начало темнеть, появился феран и разжёг первый костер, от которого уже разожгли все остальные.

Их костёр, костёр серых, был самый последний в очереди. Как и они сами, пришли тихо и расселись вокруг на лавках, их костер был конечно один, ни с каким другими не соединялся.

Костры сложены были в форме круга и, когда Милена осмотрелась, то поняла, что от костра, около которого сидели феран, митар, бронар и другие видимо знатные воины, их “серый” костер отделял лишь ещё один — около него было слуги и кое-кто из примелькавшихся её глазу стражников.

Милену усадили на лавку, завернули аж в три плаща сверху и в один укутали ноги. С одной стороны от неё сидела Карлина, с другой Хэла. Сначала все мирно разговаривали, на дальних кострах были те воины, которые должны были отправится на границу вслед за тем небольшим отрядом, который ушёл совсем недавно. Как поняла Милена — это был отряд разведки, а вот следом выдвигался уже большой отряд, основной, который сменит в одной из крепостей на границе другой отряд и тот отправится домой. Ну или что-то в этом роде.

Несмотря на то, что в семье Милены по линии отца все были военные, она во всём этом ничегошеньки не понимала. Некоторые даже удивлялись её непониманию устройства армейской службы. Но папа Милена был учёным, связал себя с наукой, а не с армией, чем вызвал негодование своего отца и других родных, только бабушка Милены, мама её отца, поддерживала сына. Впрочем папа, как помнила Мила, никогда о своём выборе не жалел.

Она сидела и смотрела на этих суровых мужчин вокруг неё. Было внутри понимание, что все они воевали и значит убивали. И сами могли умереть, как братья её папы, которые погибли на двух разных войнах и остались лишь лицами на чёрно-белых фото. Молодые, красивые. На глаза навернулись слёзы.

— Будешь реветь — отправлю спать, — шепнула ей на ухо Хэла.

Милена посмотрела на неё и чёрная ведьма ей очень по-доброму подмигнула.

Присутствие серых, хоть Хэла и переживала, но никого не смутило, а кое-кто был откровенно рад. Если с одной стороны от их костра была стража и домашние слуги, то с другой — молодые воины и стражники, у которых, как поняла Милена, не было пока жён и детей. Их ничего не удерживало от откровенного флирта с серыми. Правда Милена знала, что дальше этого было нельзя, но почему бы и взаимно не построить друг другу глазки? Они флиртовали и в сторону девушек из прислуги.

И совсем не надо говорить о том, что воины все без исключения были в восторге от “огненной воды” Хэла, да и от самой чёрной ведьмы. А уж как она их строила… Это надо было видеть — было чувство, что любой ради чёрной ведьмы, готов убиться.

Сначала было всё тихо и мирно, но только до тех пор пока к каждому костру стража не поставила сделанный Хэлой алкоголь, а слуги не вынесли заготовленное мясо, и другие яства для приготовления на костре.

Всё ожило и зашевелилось.

У кого-то из воинов были музыкальные инструменты — в основном какие-то дудки и рожки, но они неплохо на них играли, а ещё пели свои песни, которые Милене были не знакомы. А потом запели серые. Оказалось, что петь умели многие из девочек. Они пели свои песни — весёлые и грустные, иногда даже на странных языках. Хэла подпевала, она знала их все, но не солировала.

В процессе пения возле Хэлы словно ниоткуда появилась девчушка — маленькая, хрупкая, симпатичная на лицо, но простоватая. Девочка всегда улыбалась и Милена знала, что чёрная ведьма называет её кукушкой, хотя девочку звали Найта и она была местной дурочкой, которую очень любила Мита.

— Хэла, спой, Хэла, — попросила девочка.

Чёрная ведьма улыбнулась и запела:

— Песен ещё не написанных сколько?

Скажи, кукушка, пропой… [1]

И конечно Милена знала эту песню с детства — Колька слушал русский рок. А Хэла его отлично пела.

Слушая её в полной тишине, Мила восторженно понимала, что женщина поёт невероятно хорошо. Понятное дело, что как Цой не спеть, но и нового видения этой песни Хэла явно не принимала. Про себя Милена повторяла все слова, но спеть вместе с Хэлой так и не осмелилась.

— Милка, споёшь? — глянула на неё чёрная ведьма, когда закончила петь. Вот прям с места в карьер.

— Что? — выдохнула девушка. — Я не умею.

— В первый день, пела как миленькая, — улыбнулась ехидно Хэла. — Так что давай, мы знаем, что ты можешь.

Милена с трудом вспомнила, что когда Хэла напоила её в первый раз, то Мила действительно пела какую-то песню Короля и Шута, но только потому что Хэла её спросила, потом сказала “пой” и девушка запела… боже!

— Хэла, ну, правда, — она покраснела от воспоминаний.

— Давай, дружок, первое, что в голову придёт, — поддела её чёрная ведьма, — пой, а я помогу.

— А вдруг ты не знаешь песню? — попыталась выкрутиться Мила.

— А ты попробуй, — ухмыльнулась та.

— Давай, — легонько подбодрила её Карлина, тронув за локоть.

Девушка вздохнула:

— Замученный дорогой, я выбился из сил

И в доме лесника я ночлега попросил… [2]

Слабо, словно на автопилоте, запела белая ведьма и чёрная ей лукаво подмигнула и потянула дальше — ведь, кто не знает этой песни? И как Хэла играла голосом. И несмотря на то, что Милену было почти не слышно, но всё же она попала в это настроение.

Может для такого случая песня, по мнению девушки, была и некстати, но она видела, что никто не был против, а серые девушки одобрительно кивали и даже подпевали, оказывается знали эту песню.

Чувство, что заполнило Милену, было потрясающее. Она пела, пела! Да она вообще никогда не пела, ей всегда говорили, что у неё нет голоса, и слушал её вопли только Колян.

— А теперь закрой рот и больше ни слова, а то будем снова тебя лечить, — проговорила Хэла, когда они допели и Мила, радостная, но смущённая уткнулась в плечо, обнимавшей её женщины.

А Донна уже затянула песню “Тебя ждала я”. Она пела с Маржи, в припеве присоединялась Хэла, а это её надрывно спетое: “расскажите все ему, когда меня не станет — зелье, что сварила я, уж точно не обманет”, — пробрало до костей.

И это было действительно красиво. Сейчас, когда Мила не была в истерике, была практически трезва, потому что ей налили горячий отвар и добавили туда чего-то с градусом, но незначительным, девушке казалось, что в этом мире это наверное самое потрясающее, что можно было бы услышать. И она понимала почему все слушали, все без исключения, потому что это завораживало — эти красивые и такие разные девушки пели песню о разлуке, о предательстве, об отчаянии, о смерти, о том, что понимал каждый. Пели, пропуская через себя, но при этом с такой отдачей…

Когда они закончили снова запела Хэла, но уже песню, которую Мила не знала.

“Где мой дом из песка недостроенный?

Он, наверное, не выдержал ветра.

Отчего так бессильны порою мы

Перед целью своей в сантиметрах?” [3]

Чёрная ведьма пела её одна и кажется все окружающие эту песню не слышали раньше. А Хэла пропускала слова через себя, пела очень красиво и, хоть Милена в этом не разбиралась, судя по всему, очень правильно.

“Помоги мне, сердце моё горит

На костре не потухшей раны,

На углях от пустых обид.

Помоги мне, слёзы мои утри,

Склей обломки моей вселенной –

Каплю веры оставь внутри”.

И от слов припева захотелось плакать. Когда она закончила, кто-то из пришедших подхватил местную песню. Запели все, а потом серые вместе с Хэлой пели:

“Травушка расскажет мне о том, что случится…” [4]

Но Хэла спела только начало, девушки подхватили песню дальше и к удивлению Милы её запели и девушки из слуг, да и кто-то из людей, которые пришли на проводы воинов. А к концу куплета мотив подхватила музыка и это было настоящее колдовство, словно один мир протянул руку другому.

— Хэла, — шепнула Мила, словно боясь разрушить эту магию, хотя музыка и песня были так сильны, что наверное ничто не могло это разрушить.

— Ась? — отозвалась женщина, отпив из своей кружки.

— А откуда ты умеешь петь?

— А я не умею, — повела Хэла плечом.

— Неправда, ты умеешь! Я уверена, что ты училась, — возразила Мила.

— Училась, — улыбнулась чёрная ведьма своей кривой улыбкой, полной горечи. — Я ещё и на скрипке могу.

— Правда? — восхитилась белая ведьма.

— Толку-то? — фыркнула женщина.

— А где ты училась? В консерватории?

— Ого! Полегче, детка, — рассмеялась женщина. — Не попала я ни в какие консерватории. Хорошие девочки часто не вовремя встречают плохих мальчиков.

И она повела головой, улыбнулась сама себе.

— Я мечтала сыграть скрипичный концерт Мендельсона [5]… ага, мечтай, детка, — прошептала Хэла будто сама себе. — Вместо этого “на тебе, мамочка, — мальчик”. Как-то так бывает.

Милена не стала ничего говорить. Песня закончилась и тут среди всего этого радостного гвалта и смеха раздался женский голос со стороны главного костра.

— Хэла, а спой нам колыбельную?

Вопрос задала красивая, невероятно притягательная блондинка, высокая, статная, в бежевом платье, и при отблесках пламени сложно было сказать ленты какого цвета были на нём, но кажется тёмные. Значит, что там — наложница ферана? Она смотрела на Хэлу с вызовом и явной неприязнью.

— Колыбельную? — оказалось, что все притихли и насмешливый голос чёрной ведьмы прозвучал в полной тишине. — Ты нас спать что ли решила уложить, Шера? Так вроде никто пока не собирается, только веселиться начали. А, если тебе лично песенку охота получить, то для тебя только что-то отпевальное могу спеть, хочешь?

Тишина длилась всего пару мгновений. Милена успела заметить нахмуренного митара и его взбешённый взгляд, которым он смотрел сейчас на эту самую Шеру. А ещё она заметила, что ферана возле костра не было. Наложница же, не выдержав вызывающего взгляда Хэлы, встала и ушла.

Кто-то одобрительно что-то проговорил, кто-то сказал какую-то шутку и возле какого-то из костров засмеялись. А Хэла запела песню Короля и шута про мужиков и мясо [6] и, к удивлению Милы, все одобрительно всколыхнулись и припев горланили почти все молодые мужчины с соседнего с серыми костра. То есть эту песню чёрная ведьма уже пела не раз и она явно нравилась местным.

— Это кто был? — спросила Милена у сидевшей рядом Карлины, пока Хэла пела вместе с Донной песню.

— Шера, наложница ферана и главная в харне, — ответила та.

“Харн вероятно типа гарем,” — успела подумать Мила и тут началось…

— Ревнует, — хихикнула сидящая возле Карлины Грета.

— А то, — подхватила сидящая с Гретой Оань, — только куда ей с Хэлой тягаться?

И Милена не успевала за их переговорами, только глазами ошарашенно хлопала, переводя взгляд с одной девушки на другую:

— Глупая, кто ж так дразнит хищника?

— Она видно себя хищником считает.

— Пффф, не светит ей ничего! Феран на неё и не смотрит даже. Только зря ему глазки строит.

— Зато как он на Хэлу смотрит! Видели?

— Ох, когда эти двое наконец друг до друга доберутся искрить будет так, что спалит тут всё!

— Стойте, — Милена сказала это громче, чем хотела, но ей срочно нужно было всё это остановить, чтобы понять что к чему. Она с опаской глянула на поющую Хэлу. — Вы о чём вообще?

— Как о чём, — Грета заговорчески улыбнулась, но ничего не смогла сказать, потому что петь перестали, но музыканты подхватили веселую мелодию жуткой песни, переиначили её и начались танцы, а чёрная ведьма села на своё место.

Конечно ни Карлина, ни Грета, ни Оань уже больше ничего не сказали ни про Шеру, ни уж тем более про ферана или Хэлу.

Милена всмотрелась в лицо чёрной ведьмы. Ей казалось странным то, что она услышала. Она не видела ничего общего между ними — феран и Хэла? Неужели? Вообще такое возможно? Голову, одурманенную всё-таки алкоголем, потянуло в размышления о красавице и чудовище, почему-то.

Рэтар Горан, в понимании Милены, был действительно устрашающим — высокий, самый высокий из всех этих великанов, коими она видела изарийцев, крупный, он не был худым, он был таким плотным, потому что взрослый, но мощным что ли. То есть он может когда-то был сухим, когда только мышцы и больше ничего лишнего, таких она часто встречала в зале во время своих тренировок, такими были как раз митар и бронар. А у ферана видимо возраст брал своё, утяжеляя тело.

Но на почти каждодневных утренних тренировках Мила видела, что этот мужчина был умелым воином, выносливым и достаточно проворным. Ни митар, ни бронар, ни другие воины, выходившие против него, справиться с ним не могли. Он не разменивался на мелочи, не рисовался, он был минималистом, что ли, — никаких лишних движений.

Широкие плечи, сильные руки, мощные торс и ноги. Суровый холодный взгляд глаз, цвет которых она не могла определить, потому что не смотрела в них напрямую. Шрам — косой через всё лицо, уходил в тёмную с сединой бороду и переходил на шею, а оттуда видимо дальше на грудь, торс?

Он редко улыбался, он был жёстким, авторитарным правителем. Милена точно могла сказать, что ей было рядом с ним неудобно, неуютно и жутко не по себе. Хотелось выйти вон, даже когда они находились просто в одном внутреннем дворе дома.

А Хэла… она была такая живая, остроумная, смешная, мягкая, добрая, открытая, красивая своей особенной красотой.

Конечно вот та его наложница, Шера? Она была красива. Милена даже сказала бы, что она шикарная, очень похожа на звезду кино или модель, такая была бы на обложках глянца. Действительно неподражаемая и вызывающая зависть.

Но Хэла! Это когда есть за что зацепиться, когда красота завораживает и идёт изнутри, когда смотришь и не видишь возраста, не пытаешься примерить на себя. Когда порой тянет, но боишься подойти, пока не посмотришь в глаза и не поймёшь, что конечно можно.

В общем Хэла была невероятно яркой и в любом случае затмевала многих, если не всех даже самых красивых, хотя красавицей в прямом понимании этого слова не была.

И она рядом с фераном? Это было совсем несуразно, что ли. Зачем Хэле этот жуткий дядька?

Милена мотнула головой, кажется совсем потерялась в этих странных мыслях, решила сходить в дом.

— Ты куда, детка? — спросила её Хэла, которая несмотря на то, что уже была достаточно пьяна, всё равно следила за всеми серыми и конечно за Милой тоже.

— Мне надо в дом, — шепнула она в ответ.

— Хорошо, — понимающе кивнула чёрная ведьма, — только не потеряйся.

Мила улыбнулась — куда тут теряться?

Туда она сходила без происшествий, но, когда возвращалась, она наткнулась на Роара и Элгора, стоящих друг напротив друга в коридоре. И Мила была уверена, что она видела, как их покинула Шера.

— Что? — хорохорился бронар.

— Ты я смотрю совсем потерялся? — голос митара был тихим и от этого каким-тоустрашающим.

— Пойди донеси, — огрызнулся младший брат на старшего.

— А ты этого добиваешься?

— Да чтоб вам всем, — Элгор пошёл на улицу, — и она вообще ему не интересна.

Роар тяжело вздохнул и тут заметил Милену.

— Прости-те, я… — начала она извиняться за то, что невольно подслушала.

— Замерзнешь, — митар качнул головой, как бы отрицая то, что она стала свидетелем чего-то такого… запрещенного, плохого, дурного?

— Я там укутанная сижу, в плащи, — отозвалась она и попыталась улыбнуться.

Роар шагнул ей навстречу и, сняв с себя плащ, накинул ей на плечи:

— Так будет теплее, чем в пяти плащах серых.

— А… вы? — прошептала она, млея от мягкости внутреннего подклада плаща. А ещё он был невыносимо жарким, нагретым телом мужчины.

Мысли окончательно спутались. Плащ был ему до голенища сапога, но Милену он укрывал полностью с головы до пят.

— А я привык и без него, — прошептал он. — А тебе нельзя снова заболеть. Я буду виноват и не прощу себе этого.

Роар был сейчас близко — горячий, красивый, чертовски красивый, сказала бы Хэла, да и Милена, чего уж там, сказала бы так же. Он тоже был нетрезв, как и сама белая ведьма.

— Почему будешь виноват? — спросила она, словно в бреду каком-то.

— Потому что я хотел порадовать тебя, показав костры. Это ты ещё не видела праздничных костров, когда все празднуют приход поры цветения или в середине поры урожая.

— За этот момент, кажется, должна отвечать я, — щёки её раскраснелись, ей было жарко, но она не могла точно сказать себе от плаща или от стоящего рядом невообразимо обалденного мужчины.

— Не переживай, ты всё сделаешь, я в тебя верю, — сказал он ей на ухо, нагнувшись, и от его обжигающего шёпота, Милена кажется готова была свалиться в обморок.

Так её ещё ни разу не разносило. Только от одной фразы сказанной на ухо. Правда? Такое возможно не только в дурацких бульварных романчиках, в жизни такое бывает?

— Спасибо, — сказала она едва слышно.

— Не надо.

И он просто обошёл её и направился к лестнице, что вела наверх. Сама же девушка кажется застыла на бесконечное количество времени, пытаясь прийти в себя. Но не получилось и она побрела обратно к костру. Потому что только бы дойти до живых людей, только бы понять, что всё ещё находится в той реальности, что и все они.

— Ого, когда это ты, детка, успела раздеть митара? — озорно подмигнула ей Хэла, когда Милена дошла до своего места у костра и села.

— Я не раздевала… он сам… — промямлила она в ответ.

— Сам разделся?

— Хэла, ну пожалуйста, — застонала она. — Он сам отдал мне плащ, когда я выходила из дома, возвращаясь сюда.

— Правильно, это самые тёплые вещи в этом доме, заботится о тебе, крошке, — женщина тепло обняла Милу и поцеловала в висок. — Не дуйся на мои шуточки, малышка!

Но Милена и не думала дуться, она так старалась сделать всё, чтобы никто не увидел, как её сейчас распирает изнутри жар, как хочется, чтобы этот шёпот был на коже всегда и не только у уха.

Боже, да что за мысли такие?

[1] Кино “Кукушка”

[2] Король и Шут “Лесник”

[3] Город 312 “Помоги мне”

[4] Мельница “Травушка”

[5] Mendelssohn: Violin Concerto In E Minor, Op.64

[6] Король и Шут “Ели мясо мужики”

Глава 14

Роар был сам не свой: дурман в голове, испепеляющая злость, нестерпимое и сжигающее желание…

Он слишком устал за сегодняшний день. Окончательный этап подготовки отправки отряда и организация костров, написание распоряжений и указаний для командиров тех застав, которые будут по пути следования отряда.

Вчерашнее сообщение, что белая ведьма пришла в себя и её состоянию ничего не угрожает, очень обрадовало. Отчего-то переживания за неё делали его несобранным и растерянным, в конечном итоге добавляли раздражения и усталости.

И вот оставалось ещё два дела — Картара и ожидание какого-то сообщения от великого эла́.

Роар искренне не понимал, что им делать с Картарой. Ему было жаль людей, но как быть, если продовольственная помощь им не приходит из-за нападений?

Терять отряды, сражаясь неизвестно с кем, было откровенно опрометчиво — опасная близость к границе недружественного элата, возможность, что нападали не шальные, сбившиеся в отряды, а сами жители, которые не хотели делить продовольствие со своими же соседями. Последнее, правда, было для Изарии редкостью, но время было сейчас тяжёлое, голодное, в такое чего только не происходило.

Можно было использовать портал, но в Картате он был нестабилен, поэтому необходимое для переброски достаточного количества продовольствия и другой помощи, могла его просто разрушить и тогда они потеряли бы хоть какие-то сообщение не только с поселением, но и целым куском границы.

Митар встретил посланника у портала и проводил его в рабочую комнату ферана и, к своему невероятному удивлению и кажется чему-то похожему на облегчение, обнаружил в рабочей комнате Хэлу.

Видимо Рэтар тоже отчаялся найти какой-либо другой выход из сложившегося положения, раз решил прибегнуть к помощи чёрной ведьмы, да ещё и когда она была в таком опустошённом состоянии — шутка ли заговаривать другую ведьму от горячки в течении пары мирт без перерыва!

Роар в магических обрядах понимал достаточно и знал, как сложно магам справляться с болезнями или ранениями простых людей, а уж тех, с хворями тех, в ком была магия, тем более. И потому искренне дивился силе Хэлы, которая по-хорошему должна была спать мертвецким сном, восполняя потраченные магические силы, а не сидеть здесь, пытаясь помочь.

А ещё было странно, что Рэтар выдернул её — тан в колдовстве, магии и заговорах понимал намного больше Роара, а значит определённо знал, насколько сейчас тяжело и плохо их чёрной ведьме.

Конечно, несмотря на то, что митар возмутился решению ферана, вида не подал. Он встал около двери и стал слушать сведения, которые им с Рэтаром и так были прекрасно известны. Ответить посланнику из Картары Горанам было нечего, поэтому когда воин закончил отчёт и выжидательно уставился на уставшего и нервного Рэтара, тот нахмурился, сцепил пальцы, и — не дав ему ничего сказать в игру вступила Хэла.

И это всегда было невероятным действием, она словно искрилась. Да. Именно.

Хэла вообще была такая. И Роар иногда думал, что видимо не зря силой её была молния. Не важно, что она делала: говорила, пела, гуляла со своими чудищами, шутила, заигрывала или творила своё ведьмовское дело — Хэла была потрясающей, красивой своей особой красотой, и при этом не боялась быть какой-то смешной, что ли.

Роар видел как посланник бледнеет, немеет, теряется и пытается найти себя, не зная куда деться всего лишь от манеры общения их чёрной ведьмы. И, несмотря на то, что дело было серьёзным, от этого заговора зависели человеческие жизни, всё равно Хэла делала это с такой забавой и лёгкостью, что становилось спокойно — в колдовстве её Роар не сомневался, знал, что она делает заговоры основательно и добротно.

А потом в оборот пошёл сам молодой воин. На вкусное, так сказать.

Роару всегда было интересно, как так у неё получается. Он уже становился свидетелем чего-то подобного. Например, Хэла заговорила супруга Миты. Он, как выяснилось, а точнее как вытащила наружу ведьма, частенько распускал руки, но Мита молчала и никогда не подавала виду.

Тогда, несколько луней назад, на шум сбежался весь дом. Йерк, супруг Миты, грозился убить Хэлу. Дело было в Зарне, и застали они их в момент, когда Хэла, сурово глядя на ставшего вдруг в несколько раз меньше достаточно внушительного обычно изарийского мужика, грозила снести ему голову огромной торхой, на которой обычно тушили мясо. А потом навела заговор, что если он ещё раз обидит Миту, то усохнет.

Роар тогда был страшно зол на себя, потому что Миту обожал. Женщина была его кормилицей, заменила ему мать, и за неё он был готов убить любого. А тут супруг её бил, а Роар не замечал. А Мита скрывала, потому что, как понимал митар, не хотела тревожить или жаловаться, а может просто было стыдно.

И дело было ведь в том, что, если бы Хэла была магом, которые умели видеть скрытое, то вопросов бы не возникало. Но она была чёрной ведьмой. Про белых Роар такого не знал, а вот с чёрными было известно, что они, если и умели “смотреть”, то только с просьбы или приказа и не дальше обозначенного.

Но с Хэлой всё было не так, как они привыкли. Она всё ставила с ног на голову — невероятная женщина и сильная необычной магией чёрная ведьма.

И Роар смотрел, как она вытаскивает из парня подробности его вины, но понимал, что Хэла и так всё знает. И посланник, словно уловил это, решился перед уходом задать вопрос для себя. И митар был уверен, что про дочку Хэла тоже всё видела, но намеренно ничего не сказала, да может даже знала, что посланник задаст вопрос сам.

Митару было интересно, что сделает посланник — выгонит супругу брата из своего дома и своей жизни, ради дочки и своего благополучия, или сдаться на волю страсти? А ещё, как Хэла видит его самого?

Это было интересно и раньше — более того, он был уверен, что чёрная ведьма их всех уже вдоль и поперёк изучила. Но Роар решился спросить и ведьма ответила, что не смотрела вовсе. И он ей верил. Это её “не хочу смотреть” озадачивало, но было искренним — эта женщина почти всегда ставила митара в тупик, заставляя задаваться ещё десятком вопросов, которые оставались без ответа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Уходя от ферана, Роар решил сделать костёр серым. Обычно это делали на большие праздники — праздник холодного Изара или праздник тёплой Тэраф.

Однако празднование блага Изара было не скоро, а на простые костры проводов отрядов серых обычно не звали. Хотя митар знал, что воины не будут против, несмотря на то, что близость с серыми была запрещена, но как говорится, когда и кого это останавливало, особенно, если воины молодые и горячие, и считают, что ничем их не взять? Да и часто всё это ограничивалось всего лишь взаимными переглядками, шутками, улыбками и, ну, может кто кого пообнимает немного.

В Изарии к серым относились не как к вещам или нелюдям. Во время правления отца Рэтара было жёстко, но когда фераном стал отец Роара стало легче, а при Рэтаре и вовсе — тан не любил призыв, в главном доме серых было совсем мало и отношение к ним было скорее, как к домашним слугам, а не как в других фернатах, к пришлым и бездушным тварям.

А когда митар увидел потерянную и грустную Милену, то убедился, что решение с костром было правильным, потому что хотелось порадовать её. Правда холодно, но серые присмотрят, да и Хэла будет рядом.

И наконец воины будут рады пьяной воде Хэлы, а про песни эти её и говорить не стоило.

Спросив разрешения у какого-то потерянного и рассеянного Рэтара, он получил невнятное согласие. И понеслось.

Как и предполагал Роар, довольных присутствием серых было больше, чем недовольных. Разгул получился знатный, а видя восторг в глазах укутанной Милены, митар радовался, что пошёл на это.

Роар сидел перед костром рядом с Рэтаром.

Хэла сделала сегодня что-то крепкое, терпкое, пахнущее деревом и костром, согревающее и быстро дурманящее.

— Посланника от великого эла так и не было, думаешь уже не стоит ждать? — спросил он у задумчивого и какого-то сегодня особенно угрюмого тана.

— Это же эла, — глухо отозвался Рэтар, — он может прислать посланника и через несколько мирт, или, например, сегодня в середину темени.

— Чего он хочет? — нахмурился Роар. — Давно не было от него вестей, вот прям так, с посланником, разве что не лично…

— Кто знает, я ничему не удивлюсь.

Разговаривать Рэтар явно не хотел. Он был серьёзнее, чем обычно, суровее, пил третью кружку выпивки и она его не брала, как видел Роар, совсем. Тан молчаливо смотрел в костёр, задумчиво и напряжённо. И может окружающие не увидели бы ничего необычного, сказали бы, что феран такой всегда, но Роар хорошо знал своего тана, и сейчас всё было не так, как всегда.

— Достопочтенный феран, — ласково пропела где-то над ухом Рэтара Шера.

Красивая, до притов красивая, девка, такая, что просто невозможно порой было отвести глаз, и у всех мужиков глядя на неё в голове появлялись только определённого вида мысли, потому что ни о чём другом невозможно было думать изучая её лицо, волосы, гибкие изгибы тела.

В харне она была давно, уже наверное с десяток тиров, но, при всей красоте, в постели ферана, которому принадлежала, была всего несколько раз. Однако не отчаивалась и всё пыталась обратить на себя внимание хозяина и пробудить в нём что-то, что такая, как она, точно пробудить не могла, несмотря на все её старания.

Сейчас феран даже взглядом её не удостоил.

— Могу я высказать мнение всего вашего харна? — проговорила она и Роар взглянул в сторону спокойно сидящих наложниц Рэтара, которым явно было очень даже хорошо и не было у них желания что-то там высказывать.

И вот вообще смешно, прям боги сейчас с небес посваливаются, харн ферана — это всего три наложницы, включая Шеру, которых он держал лишь потому что так было положено, а не потому что они были ему нужны.

Сейчас две другие девицы сидели у костра, о чём-то тихо переговаривались с несколькими наложницами Роара, которые были здесь, улыбались, хихикали, иногда подпевали песням. И были в полной благости от своего состояние и положения, и точно не хотели беспокоить ферана, но неугомонная Шера в этом с ними расходилась.

— Вы давно не были у нас, а мы ждём, — и она немного надула губки, став ещё более очаровательной, но для всех кроме того, ради кого сейчас старалась.

Надо ли было предполагать, что она получит ответ?

Роар еле сдержал усмешку, Рэтар же и бровью не повёл. Она кажется хотела сказать ещё что-то, но наложницу бесцеремонно оттеснил в сторону подошедший стражник:

— Достопочтенный феран, — воин наклонился к Рэтару, — там посланник от великого эла.

— Мы ждали его ещё вчера, — возмущённо буркнул Роар.

— Он ждёт в комнате призыва, — проговорил стражник, а феран лишь бесстрастно повёл головой, кивая, встал и отправился в дом.

Митар выругался про себя. Это было уже слишком!

И тут Шера решила, что бессмертна, и попросила Хэлу спеть колыбельную.

“Колыбельную? Рваш, — ругнулся он про себя, — ради всех богов, что?”

Роар приготовился спасать совсем потерявшую страх, или может остатки разума, наложницу, но это не понадобилось. Митар ещё ни разу не усомнился в здравомыслии их нынешней чёрной ведьмы. Что бы она не творила, она всегда чётко понимала обозначенные границы положенного.

И сейчас Шера была просто посрамлена всего парой фраз и, слава богам, обошлось без загово́ра. Наложница в яростном гневе покинула костёр и это было самым умным её решением за сегодняшний вечер, а может и за всю жизнь.

Снова запели, а взгляд его вернулся к Милене.

Укутанная в одеяла, девушка сидела среди серых и явно радовалась происходящему вокруг. На лице девушки была открытая, даже детская улыбка.

Хэла ранее даже заставила её спеть песню. Голос у белой ведьмы был слабым после горячки, но Роар был рад слышать его. И от её улыбки ему становилось тепло и легко. В голове появилась мысль, что она словно звёздочка, такая далёкая — где-то, где она, есть дом, но ему туда не попасть, однако радости, что она светит, было достаточно.

И да, мысли эти были странными, озадачивали, но митар списал это на воду Хэлы и, вздохнув, решил пойти искать никак не возвращавшегося ферана.

В доме, на лестнице, что вела вниз, в погреба, кто-то уже предавался близости, и странным это не было. Более того, Роар кажется не сомневался, что это его младший брат, который тоже пропал с костров, но вот вылетевшую ему под ноги Шеру, митар увидеть никак не ожидал.

Внутри начала расти неконтролируемая злость.

Элгор последнее время кажется делал всё, чтобы вывести из себя его или Рэтара. А теперь ещё это… лезть к наложнице ферана, без его разрешения, даже если эта девка тану не нужна, не важно — ну не безумство ли? Кажется, в этом доме у всех головы перекосило.

Роар привык к тому, что порой младший брат переступал черту дозволенного, был несдержан, поражал наглостью, но сейчас потерял всякий контроль над своим поведением и вышел за границы допустимого. Дёргал Рэтара, нервировал самого Роара, откровенно пренебрегал выполнением своих прямых обязанностей, дерзил не в меру, а теперь вот практически открыто подмял наложницу ферана, при том, что своих было более, чем достаточно.

Митар с трудом сдержал себя, чтобы не врезать брату. И эта сдержанность оказалось благом, потому что, как только Элгор вышел следом за Шерой на улицу, Роар понял, что всю эту мерзкую сцену видела Милена.

Девушка стояла в сумраке коридора, бледная, не то от болезни, не то от того, что стала свидетелем того, что не предназначалось для её глаз.

И встретившись с ней взглядами Роара переполнили опьянение, злость и желание.

Милена его притягивала — ничего не мог с собой поделать. Держался на каком-то расстоянии, но всё равно тянуло… он был рядом с ней сам не свой.

Чувствовал себя стариком, древним, как вершины гор. Она была такая маленькая, огромные глазища, вечно напуганные, потерянные. И её хотелось спрятать, сгрести в охапку и никого не подпускать, никому не показывать, защитить… от кого? Боялась-то она и его тоже. Да и виновником того, что она оказалась здесь, в равноценной степени был и сам Роар. И этого не исправить. Страх никуда не уйдёт и домой она не вернётся.

А сейчас в этом взгляде была ещё и вина, непонятный ему стыд. И так захотелось её обнять, прижать, погладить по голове, укутать, словно этим можно ей помочь. И он укрыл.

Но на деле спрятал от себя самого, потому что готов был наплевать на всё разумное и смести против её воли. Через силу, вдохнув запах её волос и кожи, опьяняющий сильнее любого дурмана, он прошептал ей то, во что хотел бы, чтобы она поверила, и просто сбежал.

Потому что можно сжечь сотни костров, но страх из её глаз не выжечь, можно укутать в тепло нежности и заботы, но горе от потери семьи и дома не исчезнет, да и не примет эта маленькая девочка его ласку сколько бы не было в ней искренности. И будет права.

Даже сейчас дрогнул перед ней, отступив — поля боя не сбегал, а от распахнутых, полных тоски, глаз крохотной девчушки, сбежал…

— И чего ты тут в темноте сидишь один, — найдя Рэтара в рабочей комнате, митар пытался переключить себя и свои мысли. — Чего хочет великий?

— Он требует отчёта о состоянии всех застав границы, — феран сидел в своём кресле и хмуро смотрел в стену.

— Рваш, — ругнулся Роар и внутри подняло-таки голову удачно подавляемое до этого момента возмущение, — с чего вдруг?

— Не знаю, но отправляться надо завтра.

Митар тяжело вздохнул.

— Хорошо, граница, так граница, — заключил он, садясь на кушетку.

— Ты не понял, Роар, — перевёл на него взгляд Рэтар. — Он хочет, чтобы на границу отправился я.

— Что? — митар поперхнулся словами. — Феран бродит вдоль границы, чтобы сделать отчёт? Что за безумие? Он сошёл с ума?

— Роар, — предостерегая от опрометчивых слов, проговорил тан.

— Нет, слушай, это не твоя работа, Рэтар, не твоя! — в голове никак не получалось уложить услышанное требование.

— Сказать ему, что я не согласен? — спросил феран.

— Да чтоб… — выругался тот.

— Это ещё не всё, — заметил Рэтар.

— Слишком просто было бы, да?

И феран ухмыльнувшись, кивнул:

— Он хочет, чтобы я отчитался ему лично.

— Ооо, — простонал Роар и потёл глаза. — То есть после всего этого… раз-вле-че-ния… ты должен ещё отправится в столицу и там ждать, когда он захочет с тобой пообщаться?

— Вообще он не в столице, — отозвался Рэтар. — Он в Кирте.

— В Кирте? — удивился митар.

— Да, он и большая часть его двора, — и феран снова уставился в стену.

— Что он там делает? — возмущение сменилось тревогой, потому что слишком близко, слишком опасно.

— Он уже больше луня беспорядочно перемещается по Кармии, сейчас двор в Кирте, но где он будет через лунь или два никто не знает.

— Надеюсь, он не решит посетить нас?

— Я тоже, — кивнул Рэтар. — Хочется верить, что он всё так же ненавидит холода, как раньше.

Роар невесело усмехнулся.

— Если такое случится, пока меня не… — проговорил феран.

— Рэтар, — он перебил его, тяжело вздыхая. И Роар невероятно надеялся, что всё это “красивое задание лично для ферана”, не было предвестником внезапного визита правителя.

— Нет, — отрезал Рэтар. — Дай слово, что ты сообщишь мне незамедлительно.

— Конечно сообщу, — успокоил его митар. — Даже слова не надо, я один это и пытаться вытянуть не собираюсь.

— Хорошо, — слегка улыбнулся тан. — Думаю, если не будет происшествий, то за один лунь можно управиться с границей. Но вот ожидание встречи с великим, может затянуться.

— Не доверяешь мне?

— Доверяю Роар, больше чем себе доверяю. Лишь бы это была очередная его причуда, а не что-то более серьёзное.

Митар кивнул и они какое-то время сидели в тишине.

— Когда я уходил, Шера что-то попросила у Хэлы, — подал голос феран.

— Эта баба в очередной раз показала, что глупа так же, как и красива, — фыркнул Роар. — Она попросила Хэлу спеть колыбельную.

Рэтар приподнял бровь:

— Она мертва? — поинтересовался он.

— Нет, — улыбаясь ответил митар, — потому что, к счастью, Хэла умна.

— Жаль, — спокойно проговорил феран.

— Жаль? — нахмурился Роар, продолжая веселиться. — Жаль, что Хэла умна? Или, что Шера жива?

Феран лишь усмехнулся.

— Зачем ты держишь при себе Шеру, если она тебе не нужна? — спросил Роар.

— И что ты предлагаешь с ней сделать?

— Отправить в Кэром, — пожал плечами митар. — Или подарить кому-нибудь.

— Элгору, например? — спокойно проговорил Рэтар. — И тогда удовлетворением этой девицы будешь заниматься ты? Потому что, как только Шера станет принадлежать Элгору, она станет ему неинтересна, и он перестанет обжимать её при любом удобном случае.

— Ты знаешь? — хотя Роар был не удивлён.

— Я не слепой и не глупый. Ну, по крайней мере, я всегда так думал.

— Полагаю, что эти игры ради определенной цели, — развёл руками митар. — Она просто хочет забеременеть ребёнком ферана или убедить себя и других, что это твой ребёнок.

— Мне плевать, — устало отозвался тан. — Игры Шеры мне неинтересны.

— А игры Хэлы? — кажется Роар зря это спросил, но как же давно его мучил этот вопрос. Но, задав, ожидал получить лишь грубость или быть просто проигнорированным.

— Хэла не играет, она выворачивает меня наизнанку, — ответил тан тихо, спустя несколько мгновений, когда ответа митар уже не ждал.

Он поднял на ферана озадаченный взгляд.

— Из-за этой женщины я не чувствую землю под ногами, — проговорил Рэтар будто сам себе.

— Тогда какого ты ждёшь? — удивился Роар.

— Я ничего не жду.

— Я не об этом, — и митар подался вперёд, потому что это было чем-то вроде открытия, которое он давно уже для себя сделал, но просто подтверждения не было. И вот получил. — Я о том, что тебе просто надо сделать её своей. Я даже спорить не стал бы, что Хэла не откажет тебе.

— Надо просто проветрить голову, — ответил на это Рэтар. — Этим и займусь, пока буду “развлекаться” на границе. Возвращайся, а то вдруг Шеру всё-таки постигнет кара Хэлы — расскажешь мне всё в подробностях.

— Ты не вернёшься? — спросил митар, разочарованно. Он понимал, что наговорил уже больше, чем достаточно.

— Нет, — ответил феран. — Для сна в седле, я уже наверное староват, поэтому попробую уснуть.

— Ты просто боишься, — всё-таки дерзнул подковырнуть тана Роар.

Но Рэтар лишь согласно кивнул и, встав, ушёл к себе.

Глава 15

Уснуть крепким сном, да и вообще хоть каким-то, Рэтару не удалось. Он слышал людей у костров, слышал смех, слышал музыку и песни, слышал Хэлу…

Ещё днём, когда она ушла, оставив его в этом выводящем из себя замешательстве, Рэтар решил для себя, что эту ночь она проведёт с ним.

Ему уже не нужно было говорить себе, что так нельзя, что это запрет, что Хэла достойна лучшего — она выворачивала, она текла ядом в крови, она звала в бездну и толкала в неё.

Но падать один он больше не желал. Рэтар утащит её с собой и будь что будет — пусть всё горит яростным огнём, пусть пожрёт всё вокруг, а ему наплевать. У него больше не было сил выносить это, ему хотелось понять, хотелось унять внутреннего зверя, которого она уже давно кормила с рук, вне зависимости от желания самого Рэтара. Одно только присутствие этой женщины выдёргивало, проворачивало, её слова сводили на нет его выдержку, с ней невозможно было держать себя в руках.

Когда Роар позвал зажечь первый костёр, Рэтар просто взял свой плащ с кушетки, на которой совсем недавно спала ведьма, и потерялся. Запах Хэлы, оставшийся в материи, эта её улыбка, когда она прятала лицо в мех, тёрлась щекой. Рэтару хотелось выть.

Он не понимал, что в этом было такого, почему его так это сводит с ума. Злился, яростно споря с собой и своими чувствами, но ничего не выходило. Он просто сел, скомкал плащ и уткнулся в него лицом. Это было до боли смешно — он вещи завидовал! А дальше только пропасть и пустота.

Весь вечер он не сводил с Хэлы взгляда, смотря поверх огня и сгорая вместе с ним. Рэтар искренне надеялся напиться до состояния немощи, чтобы просто уснуть мертвецким сном и не натворить никаких бед.

Но если он сейчас что и знал точно, так это то, что Хэла не даст ему забыться — жесты, взгляды, песни… Она не пощадит и Рэтар сгорит в этой агонии.

— Помоги мне, сердце горит огнём…

Пропела она и боги свидетели: "Хэла, да остановись же, молю, пощади меня!"

Спасение пришло в лице запоздавшего больше, чем на мирту, посланника от эла.

Рэтар знал, что посланник обязательно явиться, а ещё знал, что вести, которые он принесёт, не будут приятными. А уж приказ отправиться на границу лично ферану, был откровенной издёвкой, но как же Рэтар был рад полученной возможности убраться из Трита подальше.

Он был готов сбежать не просто на границу, а куда дальше, лишь бы не слышать, не чувствовать этой женщины и желания, которое в нём просыпалось в её присутствии.

И Роар, засранец, со своими замечаниями!

Но пусть это будет отступление, пусть будет позорным бегством — всё равно. Рэтар не дрогнул бы перед самым жутким врагом, а вот Хэла… ей он уже сдался без боя.

И он ведь никогда не сходил с ума из-за женщин. Ни разу в своей жизни с ним не было такого, что влечение, занимало голову сильнее долга, необходимости, службы. Рэтар был из тех, кто не терял разума, не любил до потери себя. Порой необходимость женщины рядом была мимолётной и вполне заменяемой, и никак не первостепенной.

И вот призвал чёрную ведьму и пропал в ней. Ни разума, ни головы на плечах — бессильный и поддавшийся на дурман, что был в ней, Рэтар сходил с ума.

В дверь проскользнула Шера. И Рэтар сам не поверил в это, впрочем, она действительно была настолько глупа, насколько красива.

— Тебе было не достаточно моего тана? — и он отпустил своё сдерживаемое в отношении неё раздражение. — Нужно ещё?

Наложница застыла, явно не ожидая ни слов ферана, ни даже может того, что он ещё не спит. Рэтар представил её мертвецки бледное испуганное лицо — смотреть на неё не хотелось.

— Достопочтенный феран… — прошептала она.

— Ещё одно слово и я накажу тебя по всей строгости своего права хозяина и ферана, — рыкнул Рэтар. Помолчал, давая ей возможность осознать происходящее. — С этого момента я не желаю тебя видеть и слышать, можешь избавить меня даже от почтительных приветствий. Я твой феран и этого достаточно. Тебе запрещено заходить в мои комнаты. И с этого момента ты перестаёшь быть главной в харне.

Феран уловил движение её головы, она глянула на него, кажется даже хотела что-то возразить, но он не дал её ничего сказать:

— Если ты не согласна, то я могу тебя отослать. Полагаю, что, рьяно защищающий самую проблемную область нашей границы, командир крепости Хар-Хаган будет рад такому подарку. Выбирай.

И пусть была дурой, но конечно предпочла первый вариант. Шера, молча поклонившись, исчезла так же тихо, как появилась, оставляя внутри него негодование.

Ситуация с Элгором и Шерой не была для него удивительной — да и в целом было наплевать. Однако верность и преданность для Рэтара в окружающих его близких были самыми ценными и важными качествами. Но, конечно, были те, от кого он этого не ждал — Элгор и Шера были среди этих людей.

Девке нужен был ребёнок, потому что она отчаянно стремилась к одной ей ведомой свободе для наложницы, которую та якобы обретала с рождением ребёнка господина. Правда Шера была не единственной девицей в харне, кто так жестоко заблуждался — ребёнок свободен, а его мать нет.

Что до Элгора… Рэтар любил парня, но особых надежд не возлагал, — главное, чтобы мальчишка был предан Роару. Сам же феран привык быть настороже, всегда ждал подвоха и был готов к мечу, воткнутому в его спину.

Рэтар тяжело вздохнул и практически заставил себя провалится в какую-то несуразную дремоту.

Утро было холодным и липким.

Пара старших командиров, которые вчера после костров остались в замке, сейчас вяло собирались в Трит, чтобы там присоединиться к скорее всего уже собранному отряду, чтобы отправиться в путь.

Тут же были форы ферана, которые должны были сопровождать его в дороге.

Лучи Изара только появились над виднеющимися далеко на горизонте силуэтами гор, когда Рэтар седлал свою тоору, а внутри мужчины зрела невыносимая тоска и необъяснимая тревога.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Выспался? — Роар вышел из дома, потянулся. Митар был сонным и помятым.

— Да не особо, — ответил феран. — Шера меня вчера решила навестить.

Тан мотнул головой:

— Боги, дайте ума этой бабе, ну правда, — он ухмыльнулся и повел плечами.

— Назначь кого-то вместо неё отвечать за харн, — попросил Рэтар.

— Ого, — среагировал митар, удивляясь. — Наказал её?

— Если бы не пришла, даже не пытался бы помнить про неё, — феран затянул последний ремень упряжи. — Но раз уж решила, то…

— Кого назначить?

— Мне всё равно, Роар, но лучше кого-то из своих, — ответил Рэтар и похлопал тоору по спине, она развернулась к выходу из загона.

— Ещё будут распоряжения? — спросил митар.

— Нет, — они уже столько раз проходили через это. Тем более, что скоро вернётся Тёрк. — Просто береги себя.

— Как обычно, — улыбнулся тан.

— Сильнее обычного, — Рэтар стал серьёзным.

— Тебя что-то беспокоит? — Роар нахмурился.

— Не знаю. Я ещё не разобрался, — и феран с митаром пожали друг другу локти, после чего глава дома пошёл следом за своей тоорой.

— Эй, Рэтар, ты же будешь в Горше, — Роар лукаво улыбнулся, когда тан обернулся на зов. — Привези Хэле ирнит.

— Зачем? — нахмурился феран.

— Боги, Рэтар, — митар обречённо покачал головой. — Женщины любят подарки и любят драгоценные камни.

— Хм, — выдохнул феран и повёл головой, — а почему ирнит?

— Потому что у неё глаза цвета ирнита, — сказал Роар, как нечто само собой разумеющиеся, развёл руками в стороны.

— А тарис привезти? — приподнял бровь Рэтар.

— Зачем? — и теперь нахмурился Роар.

— Потому что у белой ведьмы глаза цвета тариса, — поддел тана феран и развернулся на выход.

Роар фыркнул ему в след:

— А вот привези!

Феран махнул ему рукой, сел в седло, направив тоору следом за командирами отряда и сопровождающими его форами.

Уже выезжая на дорогу вместе с отрядом отправляющимся в Шер-Аштар, он увидел Хэлу, которая гуляла с харагами. Отделившись от отряда и, махнув форам, чтобы не ждали, Рэтар доехал до ведьмы.

— Покидаете нас, достопочтенный феран, — она поклонилась, потом подняла на него свой полный озорства взгляд.

Мужчина спрыгнул на землю.

— Мне придется отправится на границу, — и он в очередной раз пытался не реагировать на чувства, которые при виде этой женщины просыпались в нём, доводя до исступления.

— Это вчера так удачно посланник великого эла зашёл? — она склонила голову набок, всматриваясь ему в глаза.

И феран в очередной раз понял, что все его попытки совладать с собой, тщеты.

"Всё, Рэтар, пора сбегать, а то натворишь сейчас дел — потом не расхлебать будет", — сказал он себе, а Хэле ответил:

— Да. Я хотел тебя попросить. Роар остаётся за старшего…

— И мне надо пообещать, — не дала она ему договорить, — что буду его слушаться, вести себя примерно, не стану наговаривать всякие ужасти направо и налево?

Ведьма приподняла бровь и очень очень озорно улыбнулась.

— Именно так, — кивнул феран.

— А бородавки?

— Бородавки можно, — усмехнулся Рэтар.

— Тогда я обещаю быть хорошей девочкой, достопочтенный феран, — она небрежно поклонилась и попыталась стать серьёзной.

Как же вот сейчас ему сдержаться? Как вообще можно держать себя в руках при этой женщине?

Рэтар до безумия хотел сейчас притянуть её к себе и обнять, поцеловать эти немного припухшие губы, наплевать на все эти запреты, наплевать на мнение людей и законы, он хотел её и он знал, что больше не сможет себя контролировать…

Вот бы коснуться её щеки рукой.

— Я рад, — с трудом выдавил из себя Рэтар, а потом перевёл взгляд вниз, на юбку платья — всё то же, которое было вчера и от которого она оторвала два лоскута на заговоры. — Ты ходишь в разорванном платье?

— Ничего, — теперь она повела плечом, — на мой век и этого хватит.

— Хэла-Хэла, — он покачал головой, из под юбки показались мягкие туфли, которые слуги носили дома, а Хэла надевала на улицу, а в доме всегда была босая. — Я давно хотел спросить, почему ты ходишь босая дома и не носишь тёплую обувь на улице?

— Потому что заговорить, чтобы не было холодно ступням, проще, чем заговорить мозоли, которые у меня от сапог появляются, — и она протянула руку к морде тооры. — Ничего, у меня с обувью всегда была проблема. Хоть хорошо, что и на себя можно немножко кой-чего наговорить.

Она улыбнулась и потрепала тоора по морде, тот ткнулся в её руку и довольно заурчал.

— Береги нашего достопочтенного ферана, лапушка, — прошептала она, уткнувшись в морду зверя лбом.

Рэтар кивнул в знак благодарности:

— До встречи, Хэла.

— Лёгкой вам дороги, достопочтенный феран.

Рэтар больше не мог, ему просто невозможно было вот так стоять рядом с ней. С одной стороны он ощущал себя спокойно и, чтоб ему провалиться, счастливо, а с другой его скручивали тревога и вот это чувство, что ему нужно, просто необходимо вернуть себе самого себя, а значит надо бежать, бежать, как можно дальше, и граница была достаточно удобна для этого бегства.

Он сел в седло и уже отъехал на приличное расстояние.

— Рэтар, — позвала его Хэла и, боги свидетели, он был готов бросить сейчас всё, только бы она звала его по имени всегда.

Феран обернулся.

— Спи под плащом, — улыбнулась она своей грустной улыбкой.

— Хорошо, — ответил он и улыбнулся в ответ.

А тревога росла, заполняла его, он немного проехал дальше и ещё раз обернулся на удаляющуюся фигуру Хэлы.

Да что ж такое? Кажется это будет невыносимо тяжело.

Глава 16

Милена проснулась от того, что внутри появилась нестерпимое желание. Её прямо таки вывернуло от того, что снилось что-то невыносимо страстное и жгучее как… как… да хрен знает как что.

Милена села, пытаясь унять себя.

В комнату, уже пустую, потому что серые разбежались работать, зашла Хэла, которая вернулась с прогулки со своими монстрами.

— Что такое? — спросила она у Милы, когда увидела её лицо.

— Ничего, — выдавила из себя девушка хриплым после сна голосом и к щекам прилила краска.

— Ну, конечно, — отозвалась женщина и села рядом с ней на кровать. — Давай, что у тебя там во сне случилось или в голове? Вроде похмелья быть не должно — я тебя вчера весьма маленечко напоила.

— Всё со мной хорошо, — качнула головой Мила и увидела на спинке кровати плащ митара.

На неё вихрем налетело воспоминание о вчерашнем, и это возбуждение, которое всё ещё не прошло, заставило неуютно поёрзать.

Хэла рассмеялась.

— Мне тоже такие снятся, всем снятся, ну правда, — проговорила она.

— Что? — в недоумении уставилась на неё белая ведьма.

— Сны такие, сексуальные, — Хэла залилась смехом, — или как сказать — эротишшшные?

— Да ну тебя, — Милена слегка улыбнулась.

— Снятся конечно, детка, я ж живая, мне по-твоему мужика не надо? Или всем тут не надо? Некоторые, вон по углам умудряются пообжиматься.

Милена вспомнила вчера Шеру с Элгором и кажется ещё больше раскраснелась.

— Ты про девочек? Серых? — выдавила она из себя, обводя глазами комнату.

— Ну да, — подтвердила догадку женщина. — Чего снилось-то?

— Я бы тебе не сказала ни за что, но я не помню, — ответила Милена, а Хэла на это снова рассмеялась. — А ты бы рассказала?

— А чего нет, — повела она плечом. — Вот ещё — такое развлечение и осталось. Серым-то можно, если без последствий, и пока не застукал никто, а мне куда… да и кто тут на такую, как я, позарится?

— Шутишь? — Милена уставилась на неё в замешательстве. — Ты шикарная, Хэла! Вон и феран даже от тебя без ума.

— Феран? — чёрная ведьма залилась смехом. Потом помотала головой. — Неужели эти “кумушки с лавочки”, — она сделала характерный жест пальцами ставя сказанное в кавычки, — уже напели? Вот, ей богу, чувствую себя, как дома в старые добрые времена, когда сплетницы-бабки около подъездов попы свои на газетках насиживали и всех чехвостили по чём зря.

— Но ты же говорила, что он тебе нравится, — стушевалась девушка.

— И что? Он мне может хоть тыщу раз нравиться, я и от Брэда Питта в восторге, но где я и где он? — она покачала головой и усмехнулась. — Милка, Милка…

— Брэд Питт он там, далеко, а феран здесь, — заметила девушка.

— Расстояния между нами это не уменьшает, — ответила Хэла.

— Я не понимаю.

— Я чёрная ведьма, — и она стала горестно серьёзной, — я зло во плоти, понимаешь? Со мной близость запрещена, это хуже смерти. Меня казнят за это, уж не знаю как тут — на костре вроде не жгут, но голову определённо отрубят, или ещё чего похуже. Тут такое не прощают.

— Но кто скажет? — вдруг подумалось Милене. Ведь женщину все любили, девушка это видела. — Ты же хорошая, Хэла, ты всем нравишься…

— Нравлюсь, пока в постель к обожаемому ферану не лезу, — покачала головой чёрная ведьма.

— А если он сам захочет?

— Пфф, не захочет, — слегка улыбнулась Хэла. — Есть тут конечно наверное такие господа, кто нервишки себе так щекочут, но уж точно наш феран к этим экстремалам не относится.

Милене стало так тоскливо от этих слов, что на глаза навернулись слёзы, снова дрожью по телу пробежал шёпот Роара и заставил её отчаянно жалеть себя — что за фигня вообще с ней сегодня происходит?

— Но ты другое, — отозвалась Хэла, словно угадывая её мысли.

— Что? — нахмурилась Мила.

— Белая ведьма — это как сокровище, дар… ты не такая, как я. Так что если Роар, — Хэла кивнула на синий плащ, — перестанет ходить вокруг да около — не тушуйся и бери его уже в оборот, боже, — и чёрная ведьма театрально закатила глаза.

— Я? — Милена внезапно осознала сказанное, словно пока женщина говорила, это было про кого-то другого, но вот сейчас пришло понимание, что нет. Это она про Милену. И Роара? — Что? Хэла, ты вообще о чём?

— Да о том, — женщина улыбнулась, но улыбка эта была какой-то по-доброму мягкой, дружелюбной, что ли, не как обычно.

— Нет ничего такого… да и… я в этом вообще ничего не понимаю, — девушка сама не поняла, как решилась это сказать.

— А что тут понимать? Когда начинают мурашки по коже бегать, когда выворачивает нутро, а то бабочки-бабочки, — Хэла махнула рукой, — там не то что бабочки — там такой вой внутри начинается, ну ни с чем не спутаешь! Вот — сгребаешь мужика в охапку и вперёд.

— У тебя всё просто, — буркнула Милена, смущаясь. Вспоминая вчерашний вечер. Вчера выло же, выло. — А у меня отношения были в жизни полтора раза.

— Полтора? — удивилась чёрная ведьма. — Это как?

— Вот так, — ответила девушка. И стыдно было и смешно. — Один ботаник был, на учёбе помешанный, и я даже толком не поняла, как у меня с ним что-то случилось, а второй был вечно в компе или в тусовке. А я у него была скучная, не тусовочная, понимаешь? Он меня бросил, потому что у меня кот умер, и я расстроенная ходила — не круто оказалось.

— Ну, отвалились и хорошо, — спокойно ответила Хэла. — Надо своего человека искать, иногда это бывает сложно. Но, если прёт, то чего тормозить-то?

— Это ты такая шикарная, красивая, на тебя все смотрят во все глаза, а я…

— Только не вздумай сказать, что ты страшная или уродливая, — фыркнула женщина, — кину в тебя чем-нибудь тяжёлым.

— Я всю жизнь думала, что я не такая как надо… я белая, светлая какая-то нелепо, невнятная — бледная моль, короче, — и чего её потянуло на эти откровения, хотелось доказать, что-то. Даже странно. — И боялась, что буду толстой, поэтому в фитнес-клубе себя загоняла, чтобы быть подтянутой такой, чтобы фигура была…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И? — приподняла бровь Хэла. — Не получилось? Не быть толстой она хотела… пфф, а мне, такой вот прямо скажем не худой, говоришь, что я шикарная?

— Но ты шикарная, правда, — Милена не знала, как это работает. — Я на тебя смотрю и мне кажется, что ты невероятно красивая.

— Ага… Кажется!

— Блин. Я не вру…

— А я всю жизнь завидую таким как ты, — Хэла вздохнула и грустно улыбнулась. — Стройным, подтянутым, которые умеют себя заставить, не то что я — лентяйка. Всегда хотела быть такой миниатюрной, но даже, когда была худой, всё равно казалась себе огромной. Вот бы сейчас туда и чтобы не было всего вот этого, — она похлопала себя по животу и рассмеялась.

— Хэла, — и Милене отчаянно захотелось обнять женщину. Потому что это было искренним, она скрывала за шутками себя.

— Ты думаешь, я такая вот задорная, потому что считаю себя неотразимой что ли? — и снова чёрная ведьма словно прочитала мысли. — Да нет, просто, что мне ещё остаётся, кроме как всех тут подкалывать? Мне нечего терять, понимаешь? Вот я и отрываюсь.

Милена улыбнулась.

— Хорошо получается… хотя конечно жаль, что секс мне теперь не светит, но что уж — руки есть и ладно, — она лукаво подмигнула и встала. — А ты красотка у меня, прям драгоценность бесценная!

И Милена хотела что-то сказать, но на глаза навернулись дурацкие слёзы и слова застряли где-то, растерялись.

— Ты плащ-то митару верни, — и Хэла ушла в дальние комнаты, а Милена уставилась на висящий на спинке кровати плащ.

“Вернуть?.. Где бы найти на это силы?”

Плащ мусолил глаза ещё три дня и, когда погода стала совсем холодной, Милена всё-таки решилась вернуть его митару.

Найти его оказалось задачей не из простых. Девушка словно бегала за ним по кругу — она изучила весь замок вдоль и поперёк, натыкалась на тех, на кого натыкаться совершенно не хотелось и в конечном итоге оказалась прижатой к стенке на лестнице ведущей в какие-то верхние башни… прижатой Элгором.

Казалось, что он был вокруг неё и деваться было вообще некуда. Внутри завопила та самая истеричка, которая вопила уже однажды — рядом с Элгором находится нельзя, надо спасаться!

— Что это наша крошка белая ведьма делает там, где ей быть не положено? — проговорил он, глядя на неё тёмным, с прищуром взглядом.

— Я ищу митара… достопочтенного митара, — голос предательски пропал. Элгор был словно Каа, а Мила была бандерлогом.

— А достопочтенный бронар тебе помочь не может? — взгляд его стал таким неоднозначным, что захотелось научится просачиваться сквозь стены.

“Божечки, я сейчас умру!” — вспыхнула в голове идиотская мысль.

— Я должна отдать достопочтенному митару его плащ, — и она с надеждой показала ему сложенную и до сих пор прижатую к груди вещь, словно пытаясь выстроить барьер между ними..

Но кажется это было ошибкой. Взгляд Элгора изменился и стал каким-то жёстким, непримиримым и, если до этого она была уверена, что он только забавлялся, то сейчас она поняла, что спасения не будет.

— Забавно, — прошептал он и больно взяв её за подбородок, чтобы она никуда не делась. Наклонился и поцеловал.

“Конец”, — вспыхнуло у Милены в голове.

Внутри всё метнулось в ужасе, яростно попыталось вырваться наружу, а потом с такой же силой ударило внутрь. Дыхание будто остановилось, и такого с ней ещё никогда не происходило.

“Что… вообще… ох… какого…” — вспышками слепили её невнятные мысли.

Губы Элгора были жестокими, требовательными, полными грубости и даже злости. Внутри Милены разгоралось невероятное пламя ярости и желания. Как такое вообще может сочетаться? Она теряла нить реальности, хотелось идти дальше, наплевать на всё. Это походило на внезапно навалившееся сумасшествие.

“Нет-нет-нет, чтоб тебе! Нет!” — взвился внутренний голос, панически сдавливая внутренности.

И Милена его укусила. Во рту появился металлический привкус крови, Элгор рыкнул, дернулся, и этого ей хватило, чтобы выскользнуть из его объятий и… наверное, она никогда-никогда так быстро не бегала.

Правда понятия не имела, куда она так припустила. Очнулась Мила, уже пробежав мимо того самого раскатистого дерева, которое росло на равнине перед замком.

Сказать, что её трясло это ничего не сказать. Если бы на земле с выцветшей тёмной травой не было бы инея и местами чего-то похожего на снег, то наверное она легла бы и не шевелилась какое-то время, пытаясь отдышаться.

Милена вспомнила о реке в низине и решила, что вода может помочь прийти в себя. Ноги сами туда пошли. Белая ведьма несколько раз обернулась назад в безумной панике, что Элгор её преследует, но там никого не было — только далёкие звуки жизни в селении и в замке говорили, что там всё так же, как и раньше.

Спустившись к реке, она аккуратно присела на камне и потянулась к воде. Та была не просто ледяной — студёная, удивительно, что не во льду, обжигала руки. И Милена не ожидала, что вода будет такой холодной, потеряв равновесие, поскользнувшись на камне, она встала ногой в реку. При попытке выбраться, проявила максимальную неуклюжесть и оказалась в воде второй ногой. Те самые домашние туфли, которые она конечно же не сменила, когда выбегала в истерике из дома, моментально промокли, а холодная вода свела ноги до судороги.

Подумалось, что ей надо давать приз, как самой невезучей…

Взвизгнув от холода, Милена подняла глаза и… уставилась на Роара. Он был по грудь в воде, на середине реки, конечно, мелькнула идиотская мысль, в чём мать родила.

“Да вы издеваетесь?” — обречённо простонала про себя девушка.

Но главное было конечно не это…

— Не шевелись, — проговорил Роар.

И что она сделала? Правильно — попыталась выбраться сама и благополучно плюхнулась в воду на пятую точку.

Холодная вода проникла в такие места, о которых Милена кажется и не знала вовсе. У неё даже не хватило воздуха в легких, чтобы завопить, но зато она гордо держала над собой плащ… чёртов, твою ж, плащ!

— Иди сюда, — скомандывал Роар, а Мила уставилась на него в недоумении. Как он оказался возле неё так быстро? Но оказался и, подхватив её, как ребенка, подмышки без труда вытащил из воды. — Вот ты бедовая у нас!

Митар выхватил из её рук плащ и отложил в сторону. Милена поняла, что его вещи, аккуратно сложенные, лежат совсем недалеко от того места, где она спустилась к воде. Она захлопала глазами, пытаясь прийти в себя, но тут Роар очень быстро стал её… раздевать.

— Что? — невнятно промямлила она и уставилась на мужчину, как на инопланетянина.

— Ты только от горячки отошла, ты замерзнешь до того, как мы доберемся до дома, — он говорил это продолжая её раздевать. Говорил правда словно на другом языке.

Милена нахмурилась и тут до неё, дурёхи, дошло, что с ней случилось.

Нет, она как бы была в курсе — упала в ледяную реку, точнее попой в неё уселась, но вот только сейчас начало трясти от холода, зубы стучали, руки стали красными, да и ноги наверняка тоже. Сейчас она это узнает.

Надо ли смущаться, что её раздевает голый мужчина? Да? Нет?

Она старалась смотреть только ему в лицо. Старалась. Приз за старание в студию!

"Господи, остановите это кино, я больше не могу!" — снова простонало в ней, и наверное приз на идиотское лицо тоже за ней.

Так быстро её никто не раздевал. Да и никто её до этого момента не раздевал. Родители в детстве не в счёт. С ботаником и тусовщиком раздевалась она всегда сама… И стало так обидно, что ли.

Роар всё делал быстро и чётко. “Профессионально”, — мелькнуло у неё в голове. Она и сама бы с себя это платье с сотней шнурков не сняла бы так скоро, тем более мокрое.

Оставшись в одной нижней сорочке, она ощутила, что на улице на самом деле холодно — теперь холодно было не только ногам и заднице.

— Так, держи, — он накрыл её этим дурацким плащом, который она весь день пытается ему отдать и под ним снял с неё нижнюю сорочку, которая промокла, как и платье лишь наполовину. — Теперь это надевай, — и он протянул ей свою рубаху.

Милена послушно сделала то, что ей было велено. Вообще тон митара не предполагал никаких возражений, да и ситуация кажется не располагала к протестам, стеснению или чего там ещё можно было учудить?

— Так, теперь ноги, — пока она надевала его рубаху, он успел надеть на себя штаны и куртку прямо на голое тело, шикарное голое тело…

“О чём ты вообще думаешь, извращенка?” — ухмыльнулся в голове голос Хэлы, и Милене захотелось осмотреться, чтобы убедиться, что женщины рядом не было.

Митар усадил её к себе на колени, завернув в плащ и крепко прижав к себе, чтобы быстрее согреть… “Ведь для этого? Да? Точно?” — возникла у Милена очередная идиотская мысль.

И Роар стал растирать её заледеневшие ноги.

Это было похоже на пытку. Всё это. Может теперь она наконец-то проснётся? Может сейчас её перетащит обратно домой? Потому что это невыносимо. Ну, действительно!

По ногам разлилось тепло и Роар ноги тоже укутал в плащ.

— Согрелась? — наконец спросил он у неё.

Она лишь совершенно по-идиотски кивнула и уставилась в его глаза. Какие же у него были красивые глаза. Такие тёплые — она никогда ни у кого не видела такого цвета глаз. Будто медовые, солнечные. Захотелось прикоснуться к его щеке.

“Господи, — пронеслось в голове, — спасибо, что митар сотворил из неё гусеницу. А то ведь сейчас её ручонки потянуться к…”

И Роар наклонился к ней и поцеловал.

Это было действительно слишком для одного дня, и нет, даже не дня… а часа? Или нет… меньше, чем часа?

Но, в отличии от злого поцелуя Элгора, поцелуй Роара был такой мягкий и невероятно нежный, словно она и не человек, словно она вообще что-то… как там сказала Хэла — сокровище, дар, драгоценность?

“Боже, только не останавливайся, ну, пожалуйста!” — внутри всё бахнуло, да-да…

Осталось только хватать и тащить? Куда только тащить? Да и сдюжит ли она такого вот утащить?

Волна тепла накрыла Милену с головой, она замерла, боясь, вот сейчас реально боясь, что всё кончится. Ей хотелось этого, она очень этого хотела. Не так и не здесь, но какая разница?

Её обнимали такие сильные, но невероятно нежные руки, она была такой беспомощной, но никогда, никогда в своей жизни она не чувствовала себя такой защищенной…

Роар отстранился и Милена открыла глаза, словно просыпаясь от самого прекрасного сна в своей жизни.

— Прости… не смог удержаться, — он прижал её к себе и тяжело вздохнул.

Она мотнула головой и сказала:

— Ничего, — прошептала она, на деле не имея никакого голоса.

“Что? Дура, Милка! Что ты только что сказала? Серьёзно? “Ничего”? Твою мать!” — и это снова был голос Хэлы и Милена была с ней абсолютно согласна.

Дальше Роар просто нёс её через эту дурацкую равнину и это грёбанное поле никогда не казалось ей таким маленьким, эта дорога никогда не была такой, короткой, и ни разу ей не хотелось побыть с кем-то подольше, и не находила тоска от того, что вот сейчас будет тепло уютно и не будет его.

— Рваш, — с досадой он произнёс странное слово и остановился. — Я платье твоё там забыл.

— Вернёмся? — и кажется никогда не было в её голосе столько надежды.

— Тебя надо согреть, — возразил он. — Я же не прощу себе, если ты снова заболеешь.

— Мне не холодно и это я виновата, что туда плюхнулась, — ответила Мила.

— Виновата или нет, уберечь от горячки это не сможет, — заметил митар и продолжил путь. — Что ты вообще там делала?

— Я хотела тебе плащ отдать, — ответила девушка, а Роар снова остановился.

— Что? — нахмурился он.

Милена пожала плечами и это был очень нелепый жест, самый нелепый за всю её жизнь. Хотя сегодня она королева невезения и нелепости.

— Зато не намочила его, умница же, да? — спросила она.

— Умница? — Роар повёл головой, нахмурился на мгновение, а потом рассмеялся. — Больше не надо так делать.

— Хорошо. Не буду, — Милена покраснела, сжалась от смущения. — Тебе правда не тяжело? Я же и сама могу идти, — решила перевести тему разговора.

— Тяжело? — он глянул на неё в недоумении. — Да ты ничего не весишь. Тем более ты босиком. Туфли мы тоже оставили там, да и толку с них, ледяных. И вообще почему ты была в туфлях, а не в сапогах?

— Ну…

"Меня поцеловал твой брат и я его укусила и сбежала от него, и было как-то не до обуви…" — проговорила она у себя в голове. И перед глазами почему-то всплыла кровавая расправа одного брата над другим.

— Не знаю, — пожала она плечами, насколько это было возможно сделать в её состоянии гусеницы в руках у этого великана.

И рассмеялась.

“Сказка “Гусеница и великан””, — очередная идиотская мысль очень её развеселила.

— Что? — спросил у неё Роар. — Тебе смешно, что не знаешь как умудрилась выйти в холод на улицу без сапог?

— Нет, — Милена всё ещё смеялась и наверное это была простая истерика. — Просто я… просто я… ой…

Она правда хотела ответить, но тут икнула, чем вызвала очень неоднозначное выражение на лице у мужчины.

— Так. Милена! — а митару было не до смеха. — Уже горячка началась?

— Нет, прости, всё хорошо, — поспешила успокоить его беспокойство девушка. — Я просто гусеница, а ты великан и я не знаю почему это так смешно.

— Гусеница? — он нахмурил лоб, потом повёл бровью и явно это слово было ему неизвестно.

— Ну это… — она задумалась. С одной стороны это было так просто, но с другой оказывается ужасно сложно. — Боже, я не знаю как объяснить… это такая… такая… ну вот как я сейчас. Только ма-а-а-а-ленькая!

Теперь уже рассмеялся Роар. Такой у него был тёплый смех, как и взгляд.

Они дошли до ворот Трита и к невероятному счастью Милены там никого не было, потому что весь люд пошёл обедать.

Митар с белой ведьмой на руках совершенно никем незамеченные прошли через двор и на пороге Мила вдруг осознала, что сейчас им нужно будет встретится с Хэлой.

— Ох, и влетит нам от Хэлы, — покачал головой Роар, словно читая её мысли и стараясь говорить как можно тише.

— Стой! — он как раз сделал шаг внутрь и сбоку оказалась та самая лестница на которой совсем недавно "обжимались" Шера и Элгор.

— А? — он застыл в недоумении.

— Поставь меня, я одна пойду к Хэле. Влетит только мне, — объяснила Мила. — Ведь это я сама виновата.

— Я не боюсь Хэлу, — ответил на это митар. Кажется даже с какой-то обидой.

— Все боятся Хэлу, — улыбнулась Мила и Роар, ухмыляясь, согласно кивнул ей в ответ.

Кажется с невероятным нежеланием, а может это ей очень хотелось, чтобы с нежеланием, он поставил её на пол в сумерках лестницы.

— Может мне отдать тебе плащ здесь? — предложила девушка.

— И пойти по коридору в одной моей рубахе? — спросил митар. — Ну, уж нет.

— Тогда я потом его отдам, — прошептала она, стоя на ступеньках так, что была с ним вровень. — И рубаху.

— Так. Тоже нет, — мотнул он головой, озорно улыбаясь. — Сегодня я буду до вечера перебирать бумажки в рабочей комнате ферана, так что просто принеси туда. А то вдруг в следующий раз ты соберёшься отдать мне вещи с ещё большей опасностью для своей жизни. Я уж думаю может и не забирать у тебя их вовсе.

— Я принесу сегодня, — твёрдо произнесла она, убеждённая в его правоте.

Они какое-то время просто стояли и, господи-боже, если бы Милена была посмелее, она бы наверное поцеловала его сама, ей очень этого хотелось. Отчаянно, до боли хотелось. Но она такая трусиха, глупая-глупая трусиха.

— Увидимся, — выдавила белая ведьма из себя самую трусливую в своей жизни фразу. — Если выживу.

— Помнишь? Я в тебя верю, — прошептал Роар. И… Милена ушла.

"Ты самая тупая девица, Мил… мама была права, когда говорила, что тебе ничего не светит в этом мире. Как оказалось и в другом мире не светит…” — ругала она себя, пока шла по коридору.

Войдя в комнату серых, девушка внимательно изучила обстановку и с радостью заметила, что Хэлы нет, наверное она, как и все, была на обеде. Милена пробежала к своей кровати и сняла плащ.

— Что с тобой случилось? — голос Хэлы за спиной заставил подпрыгнуть и взвизгнуть.

Девушка развернулась и поняла какой у неё сейчас невероятно неоднозначный вид — в руках чёртов синий плащ, на ней рубаха синего цвета, и понятно, чья она, благо прикрывает голую задницу, наверняка сама Милена растрёпанная и нелепая.

— Это не то, что ты думаешь, — выпалила белая ведьма.

— Интересно, что я должна думать, — приподняла бровь Хэла. — Просветишь?

А что тут можно подумать? Но как бы Мила хотела, чтобы эти неприличные мысли были реальностью. Вот. Она это подумала.

— Ну… — девушка замялась, — я просто упала в реку и митар меня спас.

— Начало весьма многообещающее, — оценивающе повела головой женщина. — Такое я не могла бы подумать. Да. Дальше.

— И ничего дальше.

— Хм, — чёрная ведьма прищурилась, — ну как скажешь…

— Хэла, — девушке отчаянно хотелось рассказать.

Но Милена вообще никогда ни с кем ничем не делилась.

Да и с кем было делиться? Маме она была не интересна, сестра была просто вредина, у Милы и подруг-то не было совсем, разве что только бабушка. Поделилась бы она с бабушкой? А внутри было столько эмоций:

— Я… ну… — и невозможно было всё сказать из-за этого эмоционального отупения.

— Так, детка, успокойся, ладно? — перебила её Хэла, поведя руками в воздухе. — Я не настаиваю на рассказе. Где твои вещи?

— На реке остались, — теперь к глазам подступили слёзы.

— Понятно, — голос чёрной ведьмы был мягким. — Так. Я принесу другие вещи. А ты иди, там есть тёплая вода, подержи в ней ноги, чтобы согрелись. Переоденься и отнеси митару его одежду до того, как вернуться серые кумушки-голубушки, а то будешь им объяснять откуда у тебя не только его плащ, но и, вот это новость, рубаха нательная. Тут такой гвалт начнётся, что мало никому не покажется.

И Хэла вышла из комнаты, а Миле показалось, что женщина обиделась.

— Кажется, Милена Сергеевна, на сегодня ты перевыполнила план на пару недель вперёд, — грустно сказала она себе и сев на кровать зарыдала.

Глава 17

Роар стоял в комнате и сам не понимал, что такое с ним случилось, что натворил таких дел. Он знал, что должен был сдержаться, ведь это была не первая девушка в его жизни, но было в ней что-то, что заставляло его чувствовать себя мальчишкой.

Он натянул на себя чистую рубаху и с силой втянул в себя воздух, выпустил, попытался успокоится. На лестнице, пока стоял и смотрел в её глаза, почти перестал себя контролировать — был в шаге от того, чтобы натворить непоправимое.

Но вспоминая ощущение от мягкой, нежной кожи под своими пальцами всё не отпускали и Роара уносило. Ему кажется невозможно было устоять перед этими огромными распахнутыми глазищами, полными удивления, перед почти детской беззащитностью и открытостью.

Митар думал о девушке с самых костров — когда стоял и хотел попробовать на вкус. А сейчас взял в руки и потерялся. И как он так?

Губы эти, тёплые, мягкие… он повёл головой, словно пытаясь убрать эти мысли из головы, потому что снова начинало тянуть беспощадно. А было нельзя, надо было держать себя.

Прогнав наваждение, митар отправился заниматься самой по его мнению скучной частью работы ферана. По пути в рабочую комнату от встретил Элгора — тот был как всегда угрюмым, нервным, и у него была распухшей губа.

— Что с тобой случилось? — поинтересовался Роар, слегка нахмурившись.

— А с тобой что? — огрызнулся в ответ младший брат.

— Со мной всё хорошо, — на Роара рыки Элгора не действовали, поэтому он улыбнулся и повёл плечами.

— Так и со мной тоже, — буркнул бронар и ушёл из коридора прочь.

Митар фыркнув, глянул ему вслед, потом поздоровался со стражем рабочей комнаты ферана и толкнул дверь внутрь.

Эта комната не менялась никогда. Никому не было до неё дела — самая простая из хозяйских комнат в Трите. Стол, три кресла, шкаф во всю стену, заполненный книгами и бумагами, кушетка, два окна, три двери — две в коридор, одна в комнаты ферана. Ничего лишнего, даже карты на стене не было. Только с десяток светящихся слихов, появившихся при Рэтаре, потому что тан часто не спал ночами, а когда не спал работал или читал.

И комната эта разительно отличалась от личных спальных комнат ферана, открыть дверь и попадёшь словно в другой мир — две комнаты были обставлены без ограничений в средствах, со вкусом и роскошью, были достойны самого правителя элата.

Правда Рэтар почти не пользовался ими — ему было достаточно рабочей комнаты. Излишества и удобства его словно стесняли, поэтому в Трите он спал там же где работал, или, если в спальне, то не на кровати, а на одном из диванов. Хотя кровать была потрясающая, сделанная на заказ для отца Рэтара, которому правда она нужна была совсем не для сна.

Роар невесело ухмыльнулся, вспомнив своего танара.

Эарган Горан был властным, жёстким, беспощадным и властным. Его уважали и остерегались все, кто имел с ним дело: другие фераны, и великие эла, как предыдущий, так и нынешний — отец Рэтара был первым советником при обоих правителях.

В дверь постучали, вытащив Роара из задумчивости. Он отозвался и стражник, открыв дверь, указал на стоящую в коридоре Милену. Митар дал разрешение войти и девушка зашла, а если быть точным просочилась в комнату так, чтобы быть как можно дальше от стражника, которым сегодня был Хорт, здоровенный детина, страшный как кварон.

Роар вздохнул — его озадачивала эта её вечная какая-то словно извиняющаяся манера поведения, словно она всем мешала и ей было за это безумно стыдно. К себе девушка прижимала аккуратно сложенные плащ и рубаху. Лицо было немного припухшим, глаза красными — видимо она всё-таки плакала.

— Куда положить, чтобы без приключений? — тихо спросила Мила и Роар улыбнулся, испытав невероятное облегчение, от того, что она пошутила.

— Куда тебе хочется, — махнул он на кушетку и на два кресла перед столом, решив не спрашивать про слёзы.

Мила выбрала ближайшее к ней кресло.

— Здесь так, — она осмотрелась и хмыкнула.

— Как? — поинтересовался Роар, ухватившись за возможность разговора с ней.

— Не знаю, — девушка пожала плечами. — Никак? Комнаты обычно так много говорят о владельцах, а тут… Впрочем, наверное достопочтенный феран именно такой — ничего лишнего?

Роар отрицательно повёл головой.

— Лишнего ничего, да, — ответил он. — Но она не может ничего сказать о Рэтаре, разве что только то, что ему нет дела до окружающей обстановки. А комнату обставил наш данэ. И она после него не менялась.

— Данэ? — нахмурилась она слову.

— Отец моего отца, — пояснил Роар, невероятно радуясь, что она не убежала сразу как оставила вещи.

Милена продолжила хмурится, но кивнула.

— Да и я тоже её не жалую, — добавил митар.

— Почему? — спросила девушка. — Вы ведь проводите в ней столько времени, можно же изменить, если не нравится?

— На деле немного, — ответил Роар. — Больше времени мы проводим в Зарне, там всё по-другому.

— Мне говорили о Зарне, — закивала девушка. — Она далеко?

— Две мирты пути в сторону гор. Это главное поселение Изарии, — пояснил митар. — У нас говорят: “Изарию не сломить, пока Зарна стоит”.

— А Трит?

— Трит, — он развёл руками, — это что-то вроде места, в котором мы всегда проводили время тепла, сезон плодородия. А вот холода всегда были в Зарне. Там проще, особенно в холодное время. И безопаснее.

Она снова нахмурилась, не понимая, а потом обратила внимание на окно. Взгляд её преобразился, потому что из окон с этой стороны дома открывался невообразимо красивый вид — очертания гор на горизонте, бесконечные поля, перемешиваются с садами, река делала здесь изгиб и появлялась из-за небольшого полесья, уходя вдаль, разрезая дол пополам.

— Какая красота, — Мила осторожно, очень аккуратно подошла к окну. — Горы отсюда так хорошо видно.

— Трит построен в одном их самых красивых мест Изарии, — и Роар залюбовался её лицом. — В пору цветения и плодородия особенно. И мы здесь потому что хотелось, чтобы ты увидела эту красоту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Точнее, — прошептала Милена, став грустной, — сделала так, чтобы эта красота появилась.

— Не переживай, всё случится, поверь мне, — ему так хотелось утешить её. — Никто не ждёт, что завтра тут птицы запоют и всё покроется цветами.

— Мне кажется все ждут, — возразила Милена. — Я вижу это в каждом взгляде, по-моему даже Хэла смотрит на меня в ожидании, — девушка прикусила губу, а Роара снова дёрнуло воспоминанием о поцелуе. — Хотя все-все говорят мне “подожди, всё будет”, но, боже, как мне стыдно… Что я не только не могу что-то сделать, я даже понятия не имею как. И все эти люди… за мой призыв правда платили простые люди?

— Да, — ответил митар. — Но они знали на что идут, — тут же поспешил добавить он, потому что расстраивать не хотел, хотел поддержать и успокоить. — Феран их предупреждал, что с белым призывом не так всё просто, и он не видел нужды в призыве белой ведьмы. На два тира у нас хватало бы собственных запасов с лихвой, и мы ещё не тратим их — провиант поступает из других фернатов. Так что, кстати, если что, у тебя определенно есть время.

— О, как прекрасно, но только странных взглядов в мою сторону это не изменит, — покачала головой Милена. — А если я вообще не смогу ничего сделать?

— Пора цветения может прийти и сама, так что сделаешь или нет, уж простой люд точно ничего не поймёт. А нам, — он вздохнул, — просто очень жаль, что мы тебя вытащили, действительно жаль.

Она слегка склонила голову, потом потупила взор.

— Рэтар вообще не любит призыв, — решил зачем-то добавить Роар, словно ей от этого легче стать могло бы. — Он бы никого не призывал, если бы мог.

— А можно вопрос? — она слегка нахмурила лоб.

— Спрашивай о чём хочешь, — ответил митар, и ему действительно было приятно говорить с ней, смотреть на неё.

— Я не понимаю, — девушка сложила руки на подоконнике, который был на уровне её груди, говорила и смотрела в окно, — зачем вообще нужны серые? Я хотела спросить у Хэлы, но как-то так и не решилась. Они же делают обычную работу, как прислуга. Но и прислуга тоже есть. Тогда зачем?

— Я, — потёр лоб тыльной стороной ладони, пытаясь найти слова объяснения. — Знаешь, маги утверждают, что без призыва обойтись нельзя. Может они найдут способ, но пока призыв то, что держит всё на своих местах, чтобы всё не развалилось.

Милена посмотрела на него полными непонимания глазами.

— Так, — выставил он руку вперёд. — Когда-то давно в нашем мире жили боги и магической силы было в достатке, даже больше.

Девушка осторожно кивнула.

— И её использовали. Все и много, — продолжил Роар. — С помощью магии делали всё — вещи, оружие, строили дома, ухаживали за скотом, растили урожай, — он сделал паузу, вглядываясь в девушку, чтобы понять её реакцию. Она снова кивнула. — А потом боги стали уходить и вместе с ними стала пропадать магия. Магам стало сложнее делать даже самые простые вещи и их самих стало меньше.

— Ага… — и снова она кивнула, а он ухмыльнулся.

— То есть, если раньше в маги могли пойти многие, то постепенно это стало делом только избранных. С ослаблением магии стали слабеть и вещи, — продолжил Роар и почувствовал себя нелепо, словно учитель. — Некоторые дома, например, рассыпались на глазах людей — от полноценного дома до руин времени проходило всего несколько луней.

Митар прищурился.

— Я не знаю тонкостей, но так получилось, что призыв решил эту проблему. Это тебе кажется, что серые просто делают простую работу по дому, но это не так, — Роар развёл руками. — Все серые обладают магией и они своими действиями поддерживают ту, благодаря которой стоит этот дом.

Милена открыла было рот, потом снова кивнула и решила промолчать.

— Они стирают, — продолжил митар, слегка улыбаясь, — и вещи от этого дольше служат. Благодаря серым в доме тепло, когда на улице холод, и прохладно, когда на улице жара, потому что это тоже магия, а они ухаживая за домом, сохраняют её. Серым нельзя только готовить, возделывать землю и ухаживать за животными, потому что могут спровоцировать “невольный заговор”, как его называют маги. Если бы можно жить без призыва, то поверь, уж в Изарии точно бы не было серых.

Роар замолчал, ожидая реакции, но Милена снова кивнула. Он вздохнул:

— Когда только начался этот холод, все серые Зарны, а потом и Трита слегли с горячкой. Их у нас, у Горанов, раньше было около тридцати — часть была здесь, другая в Зарне. И когда все они захворали, то мы не смогли им ничем помочь. Но самое странное, что горячка забрала всех, одну за другой…

— А лечить серых запрещено, — печально проговорила белая ведьма.

— Нет, дело не в запрете, Милена, — поспешил ответить Роар. — Если бы дело было только в нём, уж поверь, Рэтар на него наплевал бы и заставил лекарей лечить серых.

— Почему тогда?..

— Просто серые все из разных миров и способы лечения, которые есть у нас в мире, им чаще всего не подходят. Делают только хуже, — ответил митар. — Помочь могут маги, но тут возникает другая проблема. Ты видела Хэлу после того, как она тебя заговаривала от горячки?

— Да, — прошептала Милена. — Это было ужасно.

— А Хэла, признаюсь, не обычная чёрная ведьма, — и он повёл головой. — Не знаю точно как у неё это получается, но маги делают так же. И им тоже нужно время на восстановление сил, понимаешь? То есть один маг, который за лечение затребует очень большую плату, сможет помочь только одному человеку, то есть одной серой. А если болеют тридцать? Это тридцать магов.

— И плата в тридцать раз выше, — заключила девушка.

— Дело не в плате, — Роару показалось, что проще в одиночку крепость захватить, чем объяснить ей что к чему. А ему очень хотелось, в надежде, что она не будет сильно ненавидеть их, хотя конечно так себе надежда. — Дело в том, что тридцать магов это почти половина всех магов Кармии. И просто так их вызвать к себе нельзя. Нужно идти к первому магу и великому эла, просить разрешения и, поверь мне, они его не дадут, даже, если бы тут война была, или мор повсеместный, а в помощь серым тем более. Потому что это будет означать, что элат лишится тридцати магов на пару-тройку мирт, в среднем.

— И они все умерли, — скорбно заключила Милена.

— Да. Мы не узнали, что это было. Последней умерла чёрная ведьма, — к своей неохоте подтвердил митар. — Если ты заметила, все серые вокруг тебя молоды и находятся здесь недавно. Мы призывали по одной, смотрели на… состояние дома прежде всего.

Роар вздохнул.

— Стало приемлемо только после призыва десятой, — сам уже был не рад этому разговору, но надо было объяснить. — Тогда маг сказал, что этого будет достаточно для поддержания магии дома и вещей в нём. Феран остановился на этом, а сюда не стали призывать вовсе. Мы тут не бываем, а сохранение дома, в условиях затянувшихся холодов, для Рэтара точно не первостепенно.

Девушка слегка повела головой.

— У наших книтов, других знатных домом Изарии, осталось какое-то количество серых, но новых мы пока призывать запретили. И сейчас у нас из всех фернатов Кармии самое малое количество серых, — она снова нахмурила лоб. — Это не оправдание, не думай, — поспешил добавить Роар. — Просто… вот, например, в граничащем с нами Юрге, который в четыре раза меньше Изарии, и там никогда не бывает таких лютых холодов, как у нас, вот о таком главном доме заботятся около тридцати серых. А в столице у великого эла в главном доме их больше сотни.

— Сотня? Боже…

Милена прошла к столу и села в кресло перед ним.

— Здесь тоже когда-то было много. Не важно как мы к этому относимся — это показатель статуса и достатка ферната, — пояснил митар. — Эарган Горан укрепил статус Изарии, как самого сильного и богатого ферната Кармии. У него был огромный харн и больше сотни серых во всей Изарии.

— Эарган Горан — это отец достопочтенного ферана? — и Роар кивнул подтверждая её слова. — Я слышала, что он был жестоким человеком.

— Не просто жестоким, — повёл головой митар. — Он был непримиримым, требовал беспрекословного подчинения, не принимал оправданий, не знал жалости. Мой танар был намного хуже, чем жестоким.

— Танар — это дядя? — спросила Милена.

— Дядя? — Роар нахмурился странному слову.

— В моём мире это называется так — дядя. Брат моего папы, — пояснила она. — У меня было двое, но я их не знала.

— Почему?

— Они погибли ещё до моего рождения. В семье папы все были военные, даже бабушка моя служила в армии, — и Роар нахмурился ещё одному странному слову. Милена улыбнулась. — Мама моего папы.

И он понимающе кивнул.

— А прабабушка, — и она повела головой, — воевала. Мой прадед, дед, его брат — были моряками. Один мой дядя был лётчиком, а второй пошёл в морскую пехоту. Оба они погибли на разных войнах.

И Роар потерялся в названиях, они все были одинаковыми на слух, но он старался не слишком сильно хмурится, давая понять, что запутался в странных словах. Вспомнил, как она ему пыталась объяснить про какую-то там, он напрочь забыл слово — но видимо если спросить будет так же. Да и в целом было не важно — она говорила, спокойно и без страха. Он был счастлив.

— А мой папа не стал военным. Его отец с ним даже не разговаривал много лет из-за этого, — она пожала плечами. — Папа был учёным и ненавидел всё, что связано с войной. И я в военном деле ничего не понимаю, для меня это как китайская грамота, в смысле очень тяжело понять, что к чему.

— У нас не особо есть выбор, — проговорил Роар. — Изарийцы и война неотделимы друг от друга. Я воюю большую часть своей жизни. И сейчас, когда вокруг хворый, невнятный мир, мне сложно понять, что я чувствую. Но для меня во время войны всё намного проще.

— А сколько тебе лет? В смысле тиров? — спросила она.

— Э, — митар пожал плечами. — Не знаю… около тридцати кажется.

— Подожди, — Милена оживилась и в недоумении уставилась на него, — как так "кажется"?

— А разве надо считать? — пожал плечами Роар. — Это важно? Если важно, Рэтар наверное знает.

— Рэтар… феран? — он прикрыл глаза, соглашаясь. И улыбнулся, утопая в её меняющемся лице, таком удивлённом, невероятно милом. — А день рождения? И разве тут нет летоисчисления, в смысле, вы не знаете какой сейчас по счёту год, в смысле тир? Ведь есть же цикл, ну, в смысле…

И Милена растерялась в попытке объяснить, зажмурилась.

— Хэла сказала, что один тир это тринадцать луней и ведь есть начало тира и его конец, нет? — и Роар кивнул. — Вы не считаете какой он по счёту? В мире… — она девушка смешно развела руками, уставилась на него в ожидании ответа.

— Какой по счёту тир? — уточнил митар и нахмурился припоминая. — Пять тысяч восемьсот двадцать шестой от сотворения Гор-Эят.

— Оу, — Милена смешно сложила губы, удивляясь услышанному, а Роар был готов встать, схватить её и притянуть к себе, такая она была очаровательная сейчас. Он рассмеялся.

— Сложно? У тебя проще?

И Милена нахмурилась:

— Да, на самом деле, у нас говорят “от рождества Христова”, — ответила она. — А Гор-Эят?

— Это остров, у его основания огромный магический слих, — начал он объяснять.

— Слих? — переспросила Милена.

— Эм, — Роар не знал, как объяснить, потом указал на магический свет, стоящий на столе, — вот такой.

— Шар, — улыбнулась она.

— Наверное, — кивнул он, тоже улыбаясь — Что-то такое. Благодаря ему можно точно определить сколько тиров нашему миру — так говорят маги. Но мы от острова далеко, правда раз в определённый срок они сообщают нам о точном времяисчислении, но сами мы считаем начало и конец тира приблизительно основываясь на положении небесных светил. Этим занимаются маги и эйолы. А день рождения… мой день рождения указан в книге, которая лежит в Зарне. Как и дни рождения всех Горанов.

— А отмечать этот день? У меня в мире каждый год мы отмечаем день рождения, — заметила она. — Это как бы праздник.

— А зачем?

— Зачем? — девушка явно была очень удивлена.

— Да. Зачем считать свои тиры?

— Ну, эээ… чтобы знать? — потерялась она.

— Это какое-то важное знание? — и ему было странно. Надо будет у Хэлы спросить про это поподробнее, если конечно Милена объяснить не сможет.

Белая ведьма нахмурилась, снова прикусила губу:

— Ммм… в моём мире нельзя, например, получить права, купить алкоголь, если тебе нет восемнадцати лет, и много чего нельзя ещё, — она попыталась рассказать. — С восемнадцати лет, например, забирают на службу в армию, а до того нельзя. В общем, у меня в мире много чего привязано к возрасту. Даже не знаю… это важно. Не может быть, чтобы у вас вот родился человек и дальше не важно сколько он на этом свете живёт… это же странно.

— Нет, не странно. Для меня странно, что вы считаете свои тиры… каждый тир отмечать? — и Роар приподнял бровь. — Вот это странно. Ведь тебе это ничего не даёт, никак тебя не меняет. Что такого в этой дате?

Милена пожала плечами.

— Но у нас есть важные даты, — добавил митар. — Когда ребенку исполняется пять тиров, он проходит обрят имянаречения. Эойл возлагает на него руки и представляет его верховному богу. Тогда ребенок обретает, не только имя, он определяется как мальчик или девочка, до того дети равны, перестаёт быть частью своей матери, может выбрать, кем хочет стать, но окончательно он принимает решение ещё через пять или бывает восемь тиров.

— Ага…

— Девочки же, после тринадцати тиров, должны пройти обряд богини плодородия, то есть стать женщиной, но есть те, кто проходит его рано, а есть те, кто намного позднее. Вот и всё, — и митар пожал плечами. — Остальное не важно. Какое кому дело, когда я пошёл воевать — есть понятие готов или не готов, и некоторые не готовы даже к старости, а кто-то воюет всю жизнь, ну или пашет, или растит скот, или охотится, рыбачит…

В дверь постучали и в рабочую комнату ввалился Хорт:

— Сообщение, достопочтенный митар, — с этими словами стражникпротянул Роару свёрнутый листок бумаги.

Митар кивнул, взял листок, после чего стражник вышел.

— Прости, — Милена заёрзала в кресле. — Я мешаю тебе своими разговорами.

— Не мешаешь, — стало досадно и он мысленно выругался и на стражника и на сообщение, которые появились так не вовремя. — Вообще меня раздражает эта часть обязанностей ферана. Бумажки не для меня. Обязанность митара исключительно охранная, военная, и мне это нравится. А вот это, — он потряс в воздухе сообщением, — меня просто выводят из себя, особенно здесь.

— В этой комнате? — уточнила она, а Роар согласно кивнул. — Почему? Потому что она никакая?

— Нет, плохие воспоминания, — митар улыбнулся. — Меня маленького в этой комнате только ругали. А однажды, я был маленький я спрятался здесь, когда мы играли в прятки. И получил за это.

Милена нахмурилась.

— В эту комнату нельзя было заходить без разрешения. Ни в эту, ни в другие комнаты ферана, — и митар указал рукой в сторону двери, за которой были покои ферана. — Танар, как я тебе уже сказал, был строг и непреклонен. Если нарушилась установленные им правила, оправдываться было бесполезно. Но я тогда конкретно сглупил. Танара не было дома и я думал, что я очень умный — спрячусь тут и меня никто не найдёт.

— Но тебя нашли?

— Танар меня нашёл, — и он сощурил глаз на мгновение, вспоминая этот случай. — За меня вступился Рэтар, но наказали в итоге и меня, и его… правда ему досталось больше.

— Сколько тебе было? — спросила Милена, потом нахмурилась. — Или, ой, ты…

— Не знаю точно? — Роар усмехнулся. — Я был достаточно маленьким, чтобы испугаться того, что меня оставили одного в башенной комнате, без света на всю ночь, и достаточно взрослым, чтобы испытать невообразимое чувство стыда за то, что физическое наказание за меня получил Рэтар.

— Какое?

— Десять плетей.

— Боже, — в глазах белой ведьмы блеснули слёзы и Роар с трудом поборол в себе желание обнять её, чтобы успокоить.

— Как я и сказал — Эарган был жёстким и непреклонным.

— Но так наказывать детей за такую мелочь…

— Рэтар уже не был ребенком, а что до меня — урок я запомнил на всю жизнь.

— Всё равно это так несправедливо, — заметила она обиженно.

Роар хотел ответить, но в двери снова появился Хорт:

— В портале посланник из Наты, достопочтенный митар.

— Ого, — Роар тяжело вздохнул и посмотрел на девушку. — Прости, на этот раз придётся всё-таки взяться за дело.

Милена улыбнулась, кивая, соскочила с кресла и попрощалась.

— И я тебя очень прошу — не лезь больше в реку, — сказал он ей в спину, она глянула на него из-за плеча и он мог поклясться, что она покраснела и пробормотав что-то невнятное скрылась в коридоре.

В Роаре же разлилось удивительное, непонятное чувство какого-то облегчения — он ничего не испортил своим поцелуем, не оттолкнул её, не напугал. Но и, боги, всё равно внутри было невыносимое понимание, что желание никуда не денется и доведёт его до греха.

Глава 18

Настроение вот уже несколько дней оставляло желать лучшего.

Сначала феран… Хэла смотрела в его спину, когда он покидал Трит, и отчего-то внутри росло ощущение, что она больше его не увидит. Это было знакомое ей чувство из той прошлой жизни, далёкой и оставшейся за чертой, проведённой призывом и её безумным поступком. Далёкое скромное и тихое “увидимся”, а дальше весть, что нет, не увидитесь, потому что вернуться больше некому.

Но сейчас, глядя в его спину, Хэла отчаянно хотела, чтобы, если есть возможность, пусть она будет той, кому не скажут “привет”.

Внутри женщины была уверенность в том, что Рэтар Горан тот, кому нельзя не возвращаться. Это понимание было непоколебимым, может даже связанным с её силой ведьмы. Таким же точным как то, что платье менять не надо, пусть останется это, потому что… и она хмурилась глядя в себя — потому что ненадолго. А что “ненадолго” понять никак не могла. Оно тревожило её, изводило. Но быть уверенной Хэла не могла, вообще в чём можно быть уверенной, когда ты сама непонятно что такое.

Плащ ферана она заговорила уже дважды — ни холод, ни вода, ни чужая злая воля… ни тяжёлые мысли, ни плохие сны, а главное головные боли не побеспокоят, обойдут стороной, лишь бы спал под плащом всю дорогу, под открытым небом или под крышей над головой.

Потом была Милена… Что было делать с девочкой в голове не укладывалось — нельзя вытащить из себя силу, будучи настолько потерянной, неуверенной в себе, зашуганной, недолюбленной и истощённой.

Не важно, что Милена была выносливой физически, потому что гробила себя в попытке стать идеальной внешне. Внутри всё было плохо. И это плохо не приносило ничего хорошего там, в их мире, и не принесёт ничего хорошего здесь, когда Милена теперь ещё и ведьма.

Но склад характера девочки был таким, что сама она не найдётся, ей нужен кто-то, кто хотя бы попробует ей доказать, что она красивая, очаровательная, хрупкая, сказочная принцесса.

Хэла смотрела на это личико, волосы, фигурку и прям только кринолина не хватает и короны на голове. Но “прынцы” были печаль печальная…

Роар понятно — шикарный, сильный мужик, умелый, не дурак, всё мог сделать, как надо, и было бы просто отлично. Но он был правильным. Это то качество, которое стопорило всё страшным делом.

Хэла так порой бесилась с него. До усрачки честный, прямой, с моральной стенкой идеальных кирпичиков в голове. Её прям подрывало порой пробить в этом брешь и навести там шороху в сознании этого светлого, чертовски красивого мужика.

И чёрная ведьма точно знала, что несмотря на то, что видела влечение, которое было у Роара к Милке, но он уже построил вокруг девочки заборчик, который не станет штурмовать, если она сама ему не проорёт, что ей очень надо. А она не проорёт, потому что… короче, замкнутый круг.

Был бы Элгор помягче, понежнее, да что там — поумнее… было бы то, что нужно.

Но нет, мальчишка был дрянным, грубым и дерзким. А последнее время он вообще был ужасен. Конечно, с Хэлой он всегда был одинаковым, хотя она и не собиралась обращать внимания на это. Плавала в подобном уже и точно знала, что обращать внимание, себе дороже. Однако сейчас он стал таким со всеми, так основательно, что она бы сказала, что у него “пмс”. Чёрная ведьма даже просмотрела его на всякие болячки, потому что может и вправду болеет и оттого такой невыносимый. Но Элгор был здоров, как бык… и Аполлон, хотя нет, это к Роару, а Элгор — демон, как в книжках пишут. Шикарный, но шандарахнуть его со всей дури по красивой роже хотелось очень даже основательно.

Что до этих приключений принцессы, то Милка, после двух поцелуев от разных братьев, тряслась, как осинка, несколько дней. И хотела признаться в том, что случилось, и не хотела одновременно.

Девочку прям распирало поговорить, и чёрной ведьме было не понятно — то ли хотела повиниться, то ли рассказать как всё от этого хорошо, а может плохо?

Элгор после этого поцелуя ходил с распухшей губой и злой, как чёрт. Роару же повезло намного больше. Но Хэлу такой расклад не удивлял. Удивило, что митар с белой ведьмой умудрились поговорить после этого. Вот была сказочка — Милка тряслась, но как села с ним лясы точить, так отпустило.

Роар тоже сам по себе страшно напрягал.

Работёнка ферана была ему не в новинку, но он был к ней сейчас словно не готов, особенно в условиях полной бесполезности Элгора, который будто всем забастовку объявил.

С Хэлой всё понятно — зыркал на неё с ненавистью из-за девицы этой своей, которая, наконец, получила ленты цвета бронара на платье и смотрела на своего божественного господина так, что готова ему пять детей родить.

Но остальные-то что Элгору сделали? Тем более, что Роар был каким-то растеряным, тугим, будто соображалка была не в голове, а в одном месте. Хэла не лезла в него, но подозрение, что это из-за Милки было весьма весомым. А главное, джентльмен хренов, нахрапом не возьмёт, а если возьмёт, будет, кажись, ещё больше страдать.

Чёрная ведьма фыркнула. Последним гвоздём было скорое возвращение отряда ферана. С одной стороны там был Тёрк, который вставит Роару мозг на место, ну или возьмёт обязанности ферана на себя, но с другой стороны… лучше бы феран всё-таки в возвращение отряда был здесь.

— Хэла, — она вздрогнула, вылезая из мыслей, и уставилась на взвинченную Милену, вбежавшую в комнату серых.

“Надо набухаться, — возникло в голове. — Срочно!”

— Что случилось? — чёрная ведьма вздохнула. — Убила кого-то или весну натворила-таки?

— Да ну тебя, — надулась Милка. — Там просто странный человек, он говорит с Роаром… точнее с достопочтенным митаром, но он спрашивал о тебе, я слышала.

— Что за человек? — приподняла бровь Хэла.

— Мужчина, на нём такие тёмные одежды, — девушка нахмурилась. — Даже не знаю, не чёрные, но около того. Мокрый асфальт.

— Как на магах? — уточнила чёрная ведьма.

— Я не знаю какие на магах, — стушевалась Милена. — Я магов не видела ни одного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А, да, — Хэла махнула рукой, вспоминая, что белую притащили сюда раньше положенного времени и без сознания. — Ладно, пошли глянем.

Во дворе возле загона с тоорами стоял Роар, как всегда невыносимо прекрасный, а рядом с ним ещё один божественный мальчик из этого изарийского каталога совершенных мужиков, от которого у Хэлы бегали мурашки по спине… не добрые мурашки.

— Угу, — кивнула Хэла. — Все маги носят одежду такого цвета. И это Зеур, типа местный маг.

— Почему типа? — шёпотом спросила Милена.

Чёрная ведьма повела плечом:

— Все маги принадлежат корте магов, в смысле гильдии, чтобы понятнее, профсоюзу, если хочешь, — она улыбнулась. — Маги Кармии служат башне Хангыри, ими управляет уважаемый первый маг.

Потом повела плечом.

— Вроде как некоторое время они служат “безвозмездно”, — Хэла произнесла это слово с интонацией Совы из советского мультфильма про Винни Пуха, — чтобы отплатить за своё обучение. А потом не очень точно знаю, но некоторые могут уйти на вольные хлеба. Когда становятся магами они отрекаются от семьи, ещё им запрещено вступать в брак, иметь детей.

Милена посмотрела с сочувствием. Хэла, закатила глаза и кивнула на Зеура.

— Этот изариец, как видишь. Он пока в корте, но его сюда приписали магом, потому что тут никто не хочет служить — сурово слишком. А последние почти три тира, так ещё и замёрзнуть можно нахрен. А Зеур ещё и всех тут знает с детства.

— Если есть маг, то ведьмы зачем? — резонно заметила девушка.

Но этот вопрос был и у Хэлы.

— Для начала они лекари ферната. Прежде всего правящей семьи. Ещё воюют на их стороне, — она пожала плечами. — Не знаю, если честно, детка. Но сила колдовская у нас с ними разного свойства, вида. И их не призывают, они тут рождаются.

Зеур, как и все изарийцы, был высоким и крепким. До Роара немного не дотягивал ростом и размахом плечей, но магам оно и было не нужно — мечами они не махали. Им нужны были другие качества, хотя в перечне Хэла не разбиралась, только чувствовала, что уровень у Зеура чуть выше среднего — не супер-силён, но и вовсе не слабак. У него был достаточно привлекателен — шатен, волосы в хвосте, правильные черты гладко выбритого лица, достаточно открытая улыбка.

— Смысл своего мага на деле только в том, что он не может отказать ферану, если тот прикажет — будет делать, даже через силу, — пояснила Хэла Милене. — Правда бывает, конечно, что свой маг помочь не может и тогда идут к свободным.

Девочка кивнула, а чёрная ведьма поморщилась, потому что рядом с Зеуром внутри неё всегда росла какая-то тревога. И вот этого она не понимала, но списывала на то, что маги и ведьмы народ несовместимый.

Зеур рассмеялся видимо шутке Роара и, повернув голову, заметил их с Миленой.

— Чёрная, — воскликнул он.

— Малохольный, — отозвалась она и постаралась улыбнуться, как можно более сладко и одновременно ядовито.

“Нет, ей определённо нужно выпить прямо сейчас”, — горестно подумала она. Несмотря на то, что обещала ферану вести себя хорошо, но всё это уже порядком её достало.

Зеур прошёл через двор, за ним прошёл и митар.

— На джедаев похожи, — хмыкнула Милена тихо.

Хэла с удивлением покосилась на девчонку, но не согласиться было сложно — крой одежды действительно внезапно напоминал воинов ордена из звёздной саги.

— Пришёл проверить не перемочила ли я тут весь народ ненароком? — обратилась Хэла к магу. — А то мало ли — мор какой напустила.

— Думаю, что хоть ты и любишь шум наводить, но ума у тебя поболе, чем у многих, — ответил Зеур. — Так что не сомневался в твоей благоразумности ни мгновения.

— А что с горячим нравом, — Хэла склонила голову набок.

Зеур склонился к ней почти вплотную — глаза у него были орехового цвета, как и большинства изарийцев.

— Про это я думал, — прошептал он мягким, таким отвратительно привлекательным для слуха голосом, — но за столько времени тебя никто пока не вывел из себя, чтобы жизнью поплатиться. Значит с самообладанием у тебя тоже всё в порядке. Меня скорее заботит самообладание окружающих.

“Вот бы придушить засранца!” — улыбаясь подумала Хэла и очень бы хотела, чтобы маг влез в её голову и мысли эти прочитал.

— Кажется с этим тоже всё неплохо, — произнесла она вслух.

Зеур улыбнулся, выпрямился и уставился на Милу.

— Вообще я надеялся поговорить с фераном, ну и ещё проверить как тут белая ведьма.

— И как? — поинтересовалась чёрная.

— Да пока, как я вижу, никак, но хотя бы жива-здорова, — он издал какой-то странный звук, напоминающий смешок. — Это даёт кое-какие гарантии на будущее.

“Всё, мне плевать — бухаем!” — внутри с невыносимым шумом плюхнулась последняя капля терпения.

— Рады вам угодить, дорогой уважаемый маг, — проговорила Хэла, почувствовав приближающуюся истерику Милены и недовольство Роара. — Достопочтенный митар, сегодня я собираюсь всех серых напоить, если хотите можете присоединиться или будьте любезны держаться подальше.

— А магам наливают? — поинтересовался Зеур, до того, как митар что-то ответил.

— Тебе, малохольный, налью так что мало не покажется, но завтра на головку не жалуйся мне, лечить похмелье себе сам будешь, — ответила ему чёрная ведьма.

Он рассмеялся, а Хэла развернулась и, не дожидаясь ответа Роара или какой реакции от него, ушла со двора, утащив за собой Милену.

— Хэла, ты правда собираешься пить? — спросила у неё белая ведьма.

— И ты собираешься, — отозвалась женщина. — И как слышала маг тоже собирается — я ему устрою опухоль мозга.

— Это коктейль такой? — блеснула знанием коктейльной карты Милена.

— А то, только в моём исполнении, — криво ухмыльнулась Хэла.

— Он такой… странный… не знаю… — девушка села на кровать в комнате серых.

— Засранец он, как все маги, — и чёрная ведьма внимательно посмотрела на белую. — Вот что я тебе скажу, детка, не доверяй магам никогда! Все они фальшивые насквозь. Мерзкий народец.

— А в честь чего мы пьём? — спросила Мила, после того, как кивнула.

— А в честь того, что я устала и вы все меня порядком достали, — ответила она.

Хэла всегда пила гладко и ровно, за всю её жизнь питьё пошло не так, как надо, всего два или три раза. Но обычно — она пьянела, потом быстро трезвела и можно было начинать по новой. И из-за этого она всегда была из тех в компании, кто всегда был в адеквате, что ли… и вот мир поменялся — Хэла нет.

Спустя столько луней пребывания здесь и общения со всеми окружающими её людьми, она уже точно знала как, что и кому можно наливать.

Хэла знала, что ферана не проберёшь даже видимо самым лютым самогоном, ну, а если и проберёшь, то видно нужно влить ведро, не меньше. Роар пил всегда аккуратно и тоже плохо пьянел, но, когда пьянел, становился совсем мягким, податливым и таким невыносимо милым мальчиком, что у неё млело сердце. Элгор становился веселым и словно отпускало тормоза,

Мита становилась сентиментальной и плаксивой.

Что до молодцов из отряда митара, то Брим оказывался душой компании, хотя обычно был нелюдим и держался особняком, Тарп и Хорт были здоровенными детинами, которые пили много и долго не пьянели, но потом их обоих выключало и они обычно засыпали уткнувшись друг в друга или в любую вертикальную поверхность, которая была рядом.

И так она могла рассказать почти про всех воинов из отрядов ферана и митара, то есть тех, кто охраняли дом.

Что до серых… Карлина переставала быть такой прямой, Грета начинала смеяться по любому поводу, Сола и Куна становились тихими и сонными, Анья, Маржи, Донна и Лорана пели, плясали и вообще на них обычно и держалось всё веселье, Оань становилась приставучей и частенько слезливой, а Йорнария обычно не хотела пить вовсе, но если и позволяла себе налить, то всё равно забивалась в уголок и ни с кем не общалась, и Хэла подозревала, что если её в этот момент разговорить, то она будет много плакать и много говорить. Милена, как выяснилось, становилась разговорчивой, но быстро хмелела и засыпала.

И Хэла обожала эту свою способность “запустить волну”.

Зеура пьяным Хэла тоже однажды уже видела — он становился этаким мальчишкой и было видно, что он не намного старше Элгора, скорее всего чуть младше Роара, и эти трое росли вместе, были когда-то очень дружны и могли много рассказать и им было, что вспомнить.

А сейчас Зеур был пьян, но задумчив и ушёл в себя, он что-то односложно отвечал ещё паре стражников один из которых был, как видела Хэла, его братом, а другой другом детства, но особо общаться маг не хотел.

Что до неё самой — легче не становилось. Внутри всё никак не могло успокоится что-то злое, что-то что было страшным и неотвратимым.

“Только панической атаки не хватало,” — недовольно подумала Хэла и, когда девочки начали петь песни, аккуратно выскользнула в коридор и вышла во внутренний двор замка.

Она вдохнула свежий воздух, улыбнулась стражнику на входе и пошла к харагам.

Фобос был очень чувствительным к переменам её настроения и оттого пристроился рядом, сунув морду под её руку, словно поддерживая, успокаивая… и как тут не скажешь, что хараги не похожи на собак? Деймос внимательно посмотрел на неё и пристроился в ногах, отчего стало тепло и уютно… только пледа не хватает и чашки какао, или кофейку бы с виски.

На плечи лёг плащ. Она обернулась и увидела стоящего над ней Роара.

— Благодарствую, достопочтенный митар, — отозвалась Хэла, улыбаясь.

— Легче не стало? — спросил он, присаживаясь с другой стороны ограды небольшого загона, в котором спали хараги.

— Неа. Как и тебе.

Роар согласно кивнул и они затихли в тишине. Хэла вздохнула и запела:

“Прилетела птица ясная — приютила я её.

Я просила солнце красное сердце не губить моё.

Не ломай ты птицам крылья — не прибавишь ни гроша.

Ты не видишь, как из тела ускользает их душа…” [1]

Она допела песню до конца и замолчала, на глаза навернулись предательские слёзы — и почему в голову влезла именно эта песня?

— Хэла, — хрипло прошептал Роар, — я…

Женщина уже хотела прервать митара, потому что почему-то внутри родился страх от того, что он сейчас хочет сказать, хотя она понятия не имела, что именно, а смотреть не хотелось.

— Достопочтенный митар, — спасительный взволнованный возглас одного из стражников при воротах спас её. — Достопочтенный митар.

Воин был здоровенным, громким и очень взволнованным, он подлетел к митару и тяжело отдышался.

— Говори, — отозвался Роар, который видно хотел, но не мог подскочить, потому как опьянение было еще достаточно сильным.

— Там на горизонте, — стражник втягивал воздух. — Там, стяги верховного эйола.

Роар и Хэла не сговариваясь переглянулись. Замешательство, как ей показалось, длилось всего секунду.

— Я пойду всё приведу в порядок в комнате серых, — отчеканила ведьма.

— Хэла… — мотнул головой митар, соображая. — Элгора спать, Зеура в портал, я распоряжусь, чтобы всё сделали, и отправлю с ним сопровождающего.

— Хорошо, — она встала и быстро отправилась в сторону двери, ведущей внутрь, потом остановилась и посмотрела на своих хараг. — Роар, а хараги?

— Хм…

— Хочешь, я могу забрать их к серым в комнату, — предложила она.

— Нет, не надо, — придумал что делать Роар. — Я скажу, что они ферана и вопросов не будет.

— А. Хорошо, — она благодарно кивнула и развернулась уйти.

— Хэла, — митар был таким рассеянным и потерянным что ли. — Я хотел попросить, точнее…

— Роар, — ведьма прошла по внутренней стене и подошла к мужчине, положив ему руку на предплечье. — Я знаю, что нам надо вести себя тихо и смирно, не переживай, ты даже не заметишь, что в доме есть серые, обещаю. Будем, как мышки.

— Мышки? — он рассеянно переспросил незнакомое слово, удивляясь, взгляд его был полон тепла и такой тоски, что Хэле отчаянно захотелось его поцеловать.

“Какой кошмар!” — она мысленно надавала себе тумаков.

— Это такие зверьки моего мира, серенькие и… в общем будем тихими и неприметными.

Он рассеянно улыбнулся.

— Я не про это, — упрямо повёл головой. — Я хотел сказать, что если бы здесь был феран, то было бы больше толку. Рэтар в праве делать то, чего я делать не могу, понимаешь? Мне придется держать ответ за дом Горан и я не могу подвести и даже зная, что Рэтар бы меня одобрил в моих решениях, но я не могу их принять. Он может, а я нет. Рваш… я запутался.

И он прикрыл глаза и да, ей безумно хотелось его поцеловать, ну или хотя бы обнять.

— Всё будет хорошо, — тихо проговорила Хэла, заговаривая его.

Митар кивнул и она отправилась разгребать то, что творилось в комнате серых.

— Хэла? — снова окликнул её Роар.

— Да, — обернулась она.

— А можно сделать так, чтобы перестал быть пьяным?

— А ты разве пьян? — она лукаво ему подмигнула и оставив его в недоумении скрылась в дверях коридора.

Дальше, конечно, началась суета: мага с братом, чтобы присмотрел, к порталу; Элгора к наложницам, чтоб побузил с девками и лёг спать; стражников каких протрезвить, а каких отправить проспаться; серых угомонить и разложить по кроватям, хотя конечно они долго ещё не могли уснуть и всё болтали, болтали, болтали, но это было не так страшно.

На деле же все девочки были счастливы, что следующий день можно не работать и поэтому поспать подольше, особенно раз у некоторых случилось похмелье.

— Почему нам нельзя выходить? — Хэла проснулась рано, умывшись и вернувшись к своей постели, заметила проснувшуюся Милену.

— Верховный эйол это как… хм… патриарх или папа Римский, — отозвалась женщина и её так утомили эти объяснения, ужас. Но без них никак. — Он обычно сидит в главном храме в Йероте и оттуда носа не кажет, но у него есть типа помощники, они могут путешествовать по миру, или в данном случае по Кармии, и нести слово высшего бога, понимаешь? — повела головой чёрная ведьма. — Их нельзя отделить друг от друга и эти помощники тоже называются верховными эйолами и обращаться с ними тоже надо с полным почтением и всё такое.

Милена повела головой, нахмурилась и осторожно кивнула.

— А серые, помнишь, это как мусор в их глазах. Типа, когда на нас тут всё держиться — это норм, но вот то, что мы существуем и вообще ничем не отличаемся от них самих, они принять не могут… им высшее божество не велит, — Хэла недовольно закатила глаза.

Её безумно это бесило. Наверное это было тем, что раздражало больше всего во всём этом мире. Нет, в Изарии такое отношение было не повсеместным, поэтому можно было легко о нём забыть, но когда в эту стройную и привычную картину врывалось что-то типа вот этого верховного эйола и это было, как колокол, оглушающий и, чего уж там, отрезвляющий. Картинка с призрачным приниманием рассыпалась и приходило мерзкое осознание, что утопия невозможна нигде и никогда.

— И пока он здесь мы отсюда не можем выходить? — спросила Мила.

— Можем, но не стоит. Надеюсь, он не пробудет здесь долго — от невозможности побегать хараги становятся нервными и агрессивными, — пробурчала женщина.

— Тебя хараги волнуют? — нахмурилась белая ведьма.

— Конечно, — отозвалась Хэла, поведя плечами. — А вдруг они от злости сожрут этого их верховного эйола?

Милена хмыкнула, зевнула и закутавшись в одеяло снова провалилась в сладкий сон.

“Везёт же! Молодость, блин”, — удручённо подумала Хэла, которая не могла уже уснуть, и устроившись поудобнее на кровати воткнула в уши наушники, чтобы хоть как-то скоротать время, которого внезапно случилось просто тьма, как много.

День прошёл тихо, кто-то из серых просто решил отоспаться, погода была холодной и ветренной, мерзкой, когда вот прям и не хочется вылезать из-под одеяла, так что особой тоски от того, что запрещено выходить, никто не испытывал.

Но к вечеру началась какая-то странная движуха и, в конечном итоге, пришёл стражник и заявил, что белую ведьму просят пройти за ним в главный зал, тот где обедали и принимал гостей хозяева дома. Девчушки настороженно переглянулись, а Милена начала дрожать, как листик на ветру, но накинув капюшон платья, пошла за стражником.

Её не было, как показалось Хэле, совсем недолго, но, когда она вернулась, на ней не было лица, глаза были на мокром месте и, обведя всех присутствующих обиженным взглядом, рухнув на кровать, она отчаянно зарыдала и так никому ничего не смогла объяснить.

“Ну, здорово! Вот ещё немного какой-то хрени специально для тебя, Хэла!” — раздражённо подумала чёрная ведьма.

Под истерикой Милены Хэла видела только невообразимую обиду, унижение и какое-то необъяснимое чувство, словно так и надо, видимо внутренний недолюбленный человек принимал боль, как само собой разумеющиеся.

Верховный эйол покинул Трит ранним утром следующего дня, что говорило о том, что серые снова должны были идти работать, а Хэла могла выгулять хараг и свой гнев.

Милена после истерики была опустошённой и тихой, она осталась сидеть в одиночестве в комнате серых.

Пока хараги радостно носились на воле, чёрная ведьма устроилась на этом непонятном дереве, растущим в поле, напротив главного входа в Трит. Наверное было бы здорово, если бы на нём были качели, благо ветки позволяли — Хэла не раз удивлялась, почему нет даже намёка на такое простое развлечение? Может опять религия не велит?..

Какой бред!

— Хэла, — Роар подошёл тихо, и наверное, если бы она не была ведьмой и несколько раз мамой, то действительно подпрыгнула от неожиданности, а то и почти умерла со страху.

— Доброго утречка, достопочтенный митар, — отозвалась она, пытаясь не гневаться на него за белую девчушку.

— Как Милена? — он намеренно стоял сзади, боялся обойти ветку, на которой она сидела, и посмотреть ей в лицо.

— Вчера была истерика, сегодня апатия, — отрапортовала женщина.

— Что? — переспросил он слово “апатия”.

— Сидит ни рыба, ни мясо, в одну точку пялиться, — пояснила Хэла.

— Рваш, — выругался Роар и она физически ощутила его сожаление и даже, было странно, словно боль.

— Что случилось? — гнев на него улетучился.

Митар тяжело вздохнул и прислонился к стволу с другой стороны.

— Я не мог предположить, что всё обернётся таким кошмаром, — тихо проговорил он. — Если бы знал, то сказал бы, что белая ведьма в Зарне, или уехала из Трита с фераном, или… да, что угодно сказал бы, только бы её не звать. Если бы узнали, что я соврал было бы плохо, но лучше бы так, чем…

— Ты нормально можешь объяснить, что случилось? А то одна в истерике, второй сейчас её закатит… — Хэла ненавидела истерики.

— Верховный эйол прибыл не один, — начал Роар, вобрав в себя воздух, чтобы успокоится. — Через портал нас посетила фернита Эйорна.

— Фернита — это жена ферана или дочь? — уточнила ведьма.

— Дочь, — ответил Роар. — Её мать немного не в себе и Нарнея Лайнар является помощницей своего отца, его представителем и на неё распределяется некоторые права ферана, её отца. В общем, она пришла через портал, с разрешения верховного эйола, она была его гостьей, понимаешь?

— Его гостьей в твоём доме? — удивилась Хэла.

— Да, — подтвердил Роар.

— Круто, — фыркнула она.

— А? — и митар снова не понял слова.

— Ничего, — успокоила его Хэла. — Она пришла и дальше?

— Понятно, что нужно было устроить ужин. И, — Роар злился. — В общем, посреди ужина они спрашивают, а правда ли, что Изария получила призванную белую ведьму? Я отвечаю — да, правда. И тут верховный эйол просит её показать, мол он видел белую ведьму ещё, когда был ребенком, а с тех пор никто белых и не призывал в Кармии. Я не мог ему отказать, точнее не увидел, дурак, в этой просьбе ничего такого, понимаешь?

Он снова выругался.

— Мы позвали Милену, она встала посреди комнаты и тут началось. Они относятся к призыву иначе, чем мы, — а тут митар начал оправдываться. Хотя Хэла и так знала, как тут кто к призыву относится. — Для них серые — вещи, инструменты, орудия… даже не рабы, а намного хуже.

И Роар вздохнул:

— Сначала эйол обсудил её внешность, даже Элгора передёрнуло, хотя он тоже горазд на такие разговорчики, но когда это делают такие мужики как мы, между собой, это одно, а когда это говорит человек говорящий от лица бога, да еще не только в присутствии женщины, которую обсуждает, но и при другой… благородной, — это слово Роар прямо выплюнул, — это по меньшей мере неприемлемо.

И Хэла подавила в себе желание фыркнуть, потому что — дружок, ещё как приемлемо и так банально, до скукоты.

— Если бы был Рэтар, — продолжил митар, — то уже в начале этого разговора верховного эйола выставили бы прочь из дома и отправили, даже несмотря на темень, прочь. Но я не феран, Хэла, я не мог его остановить, не мог ничего сделать. А потом он начал обсуждать послушание ведьм, стал говорить о клеймении и о каких-то ошейниках и браслетах, которые используют в других элатах. И тут Лайнар вообще предложила мне выкупить у нас белую ведьму, когда я отказал, она попросила её на время — они попользуются, а потом отдадут её обратно, разумеется за честную плату. Плату, Хэла! Дайте мне попользоваться вот этой ложкой, тарелкой, стулом, столом, оружием… человеком…

— Роар, — и было странно, что он так взвился, потому что жил в этом мире, привык к такому. Дело было в самой девочке.

— Я даже не знаю, как я сдержался, и, конечно, я надерзил, отправив Милену обратно, но всё равно трусливо прикрывшись фразой о том, что при серых дела не обсуждаются, — ему было отчаянно стыдно. — Мерзко от самого себя.

— Надо было меня им в аренду сдать, я бы там шороху навела легонечко.

Мужчина промолчал и шутки не оценил, даже, что такое “аренда” не уточнил.

— Слушай, Роар, перестань, — проговорила Хэла. — Есть мерзкие люди, что поделать? Ты же сам говоришь — выставить их не мог, дом опозорить не мог. А Милена поплачет немного и успокоится. Жизнь штука несправедливая и никто не говорил, что будет легко с ней справляться.

— Меня приводит в ярость моё бессилие и словно я оправдываюсь, — ответил митар. — Я вот словно вижу, как тан на меня осуждающе смотрит, что я так трусливо поступил.

— Боги, Роар, перестань себя грызть, — возмутилась Хэла.

— И я не знаю, но мне стыдно перед Миленой, стыдно и… больно, что ли… она вообще не при чём, почему она должна страдать из-за вот такой мерзости? Или из-за того, что я смог её защитить?

— Так, — Хэла спрыгнула и обошла дерево, встав перед Роаром. — От того, что ты тут стоишь и стенаешь, легче никому не становится. Повинился мне и ладушки, ясно? Не умер никто — вообще успех! Перестань, что с тобой такое?

Ей прям показалось, что она дитё малое отчитывает. Такой мужчина был расстроенный — а она злюка такая, ух, ведьма настоящая!

— Я, — он нахмурился, отвёл от неё взгляд, но продолжать не стал.

— Да, боже, перестань, а? — фыркнула Хэла. — Да загладь свою вину, раз чувствуешь себя виноватым.

— Не думаю, что она захочет…

— Роар, да что за фигня? Захочет — не захочет, — развела она руками и её понесло. — Ты сам, что ей сделал? Ничего. А она, если не дура, понимает это. А то, что она на мир обижена — уж поверь мне у нас в мире тоже есть на что обижаться. Справедливости не существует вообще-то! Просто скажи ртом, что тебе жаль и… ну, не знаю… Возьми уже выведи её погулять, правда! Задолбалась девка в четырёх стенах сидеть. Пусть пройдётся под твоим контролем, чтобы, если что, было кому попу её снова растереть, коли приключений на неё найдет.

— Хэла, — Роар нахмурился, но в него уже вернулось озорство.

— Что “Хэла”? Будто тебе нужно рассказывать, как девок обхаживать! — повела она головой недовольно. — А с ней так вообще не надо быть профи, она вообще цветочек в поле, взял в охапку и вот тебе счастье.

— Цветы помятые обычно не живут, — возразил Роар.

И как они вообще перешли на этот разговор?

— Это смотря, как к делу подойти, — ответила Хэла. — Сорвёшь — завянет, а если лопатку взять, с корнем выкопать, аккуратненько в горшочек пересадить, ухаживать — может и хорошо будет?

Он улыбнулся.

— Хочешь сказать, что мне нужно её растить в горшке? — поинтересовался митар.

— Пффф… у тебя все мысли только о ней, — закатила она глаза. — Извёлся весь. Я уже не могу тебя терпеть, и её терпеть не могу. Вы мне оба надоели. Вы вообще все мне здесь надоели.

Роар рассмеялся и сгрёб Хэлу в объятья. Тёплые такие и, что ж такое, тоскливо так стало, хоть вой.

— По Рэтару соскучилась? — просмеялся митар ей в макушку.

— Весьма, — буркнула в него ведьма. — Хоть кто-то дела делал, а не лясы точил.

— Я боюсь всё испортить, — сказал Роар.

— Да, что там испортить можно? — возмутилась женщина. — Ничего не двигается, ничего не меняется. Пойдёшь в селение — возьми её с собой.

— Хорошо, — он поцеловал Хэлу в макушку и, боже, лучше бы он этого не делал. Внутри всё заныло — как же оказывается не хватает вот этих сильных мужских рук…

Она тяжело вздохнула, замерев в моменте, зажмурившись от тепла и уюта — чтоб тебе… вот же!

[1] — Алевтина "Не ломай"

Глава 19

Милена проснулась и на неё снова накатило нервное и истеричное состояние, когда злость, обиду и уколы ненависти уже нельзя контролировать, они лезут наружу, пытаясь вывернуть наизнанку, и задеть вокруг всё и вся.

Она не могла объяснить, что именно её так расстроило в том, что произошло во время этого мерзкого обеда, или что там это такое было. Не могла. Серые её спрашивали, искренне хотели помочь, утешить, но Мила либо начинала рыдать, либо грубить, обижая тех, кто не виноват был в том, что случилось, да и был в таком же положении, что и она.

Девушка не могла объяснить, как она себя чувствовала, когда стояла перед этим полным разнообразной еды столом, за которым сидели Роар, Элгор, этот отвратительный, холёный мужчина в рыжих одеждах, и тот, которого она уже однажды видела, местный “священник” или как там они тут называются. Ещё там была женщина.

Боже, какая это была женщина… от неё веяло холодом, она выглядела надменной, равными для неё были только братья Горан, сидящие перед ней. И даже Милена не просто видела это, а чувствовала. И эти “священники” не были для неё равными, несмотря на то, что один из них был “верховным” или что-то там ещё.

Женщина не была красивой, но всё в ней было полным такого шика, что ли, что Мила, стоящая перед всеми ними в этом своём сером платье реально почувствовала себя мышью, на которую взирают все возможные хищники, желающие её сожрать.

Она стояла и её тошнило, была готова провалиться сквозь землю, готова была умереть, лишь бы не чувствовать себя вещью, куском мяса, на котором есть ценник, у которого нет жизни, чувств, души…

Когда тот священник стал говорить о том, как можно контролировать ведьм и, как поняла Мила, серых в том числе, она ощутила себя невыносимо беспомощной и наконец-то пришло осознание, что вот она её реальность теперь — на неё можно надеть цепи, ошейник… заклеймить!

А потом та женщина, которая на вид была немногим старше самой Милы, но назвать её девушкой ни за что не получилось бы, стала просить Роара продать ей белую ведьму. Продать…

Этот её шикарный голос, такой властный и такой не живой, безэмоциональный, спокойно произносящий слова о том, что её фернат не постоит за ценой или, если Горанам так сильно не хочется продавать, может они дадут её на время… на время?

В аренду? Лизинг? Попользоваться и потом вернуть?

Роар оборвал речь гостьи и отправил Милу прочь и ведьма даже не знала, как у неё получилось дойти до комнаты серых, где её наконец-то прорвало на истеричные слёзы и стенания.

А потом пришла апатия.

Наверное это был вполне логичный финал всего этого её состояния. Она грызла себя размышляя о том, а что на самом деле чувствуют к ней феран, Элгор и… Роар.

Милена вспоминала поцелуй Элгора и ей было понятно, что он, конечно, считает её такой же вещью, как и вот та женщина, или тот “главный священник”.

Феран наверное видел в ней просто бесполезное приобретение. Он ведь, если подумать, никогда на неё и не смотрел, Мила даже не могла вспомнить какого у него цвета глаза — в целом, да какая разница?

А Роар? Что он чувствовал? Он был добр к ней, он целовал её с такой нежностью, что даже просто воспоминание об этом скручивало её в узел. Неужели, когда они потом говорили, мужчина врал? Может он тоже видел всего лишь инструмент? Неработающий прибор, который можно было починить лаской и вниманием?

И подступала тошнота, слёзы жгли глаза, а в легких не хватало воздуха. Что за мерзость?

Внутри рождалось бесконечное чувство жалости к себе, как тогда, когда мама говорила, что ничего дельного из Милы не выйдет, что она слишком угловатая, слишком несуразная, такая невнятная, кто на такое позарится? Что надо быть умнее, надо работать над собой, но и голова у неё не очень соображает, а значит что на ум рассчитывать? Сплошные нюни.

Да, Милена, кажется всегда была плаксой… “такая ты неженка, что прям хочется тебя прибить, чтобы не мучилась, прости господи,” — и мама закатывала глаза и было понятно, что большего Милена может не ждать. Воспоминание было таким ярким и удушающим, что хотелось пойти и утопиться. И ведь Хэла предлагала… так может так и надо?

— Детка, хватит! — Хэла вернулась с прогулки и Милена даже не заметила, как она подошла к ней и, положив руку на спину, присела рядом на кровати.

Сил отвечать не было, а если и нашлись бы, то кажется девушка сейчас была способна лишь грубостью отвечать на любое проявление к ней добра.

— Знаешь, — вздохнула женщина. — Я иногда так злюсь на то, что тут происходит, а потом понимаю — ну, а на что я злюсь? У нас в мире разве не так? Даже, когда ты работаешь на нормальной работе, тебе платят зарплату, ты в отпуска там разные ходишь, но разве те, кто тобой руководят не относятся к тебе с тем же пренебрежением, с той же надменностью?

Милена всхлипнула.

— Смотрят на тебя, мол ты всего лишь букашка, а я… я твой господин, я могу сделать так, что тебя уже через секунду здесь не будет. И такое повсеместно. Нет, бывает, конечно, что нормально к людям относятся, но чаще всего это исключения подтверждающие правила, — покачала головой Хэла. — Или вот работала я в ресторане менеджером и думаешь во мне человека видели? Гости… официант это вообще какая-то раздражающая опция, без которой не появится на столе еда, а если он накосячил — вот оно, администратор, менеджер, давайте его или её сюда, и мы будем сотрясать воздух, кидаться яростью и тыкать пальцами, брызгать ядовитой слюной, чтобы всем вам неповадно было.

И чёрная ведьма грустно ухмыльнулась:

— Знаешь, как я их всех ненавидела порой? Потому что единицы относятся нормально, но эти единицы, как ложка мёда в бочке дёгтя, а именно вообще порой вот ничего не могут изменить, — вздохнула она. — Или в офисе — стало легче? Да хрен те плавал! Солнышко, везде так. Просто там у нас тебе можно встать и при определённых условиях выйти и громко хлопнуть дверью, посудитьсяс кем-нибудь, а тут выхода нет, ну или есть, но он удручающий. Не стоит расстраиваться из-за того, что там произошло. Это лишь момент, а момент быстротечен — был и нет его. Знаешь, как в песне поётся “всё пыль на ветру, и мы тоже”

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хэла встала и, поцеловав Милу в висок, пошла в заднюю комнату.

И девушка понимала, что чёрная ведьма права, но от понимания становилось совсем не по себе, понимание не помогало. Милена словно тонула.

— Эй, Милена? — Роар заглянул в комнату и, почесав бороду, сощурился.

— Привет, — машинально отозвалась она обыденным для неё, но таким странным для него словом.

С утра снова навалилась вся бренность бытия. Милена так радовалась, что в комнате, к тому моменту, как она просыпалась, никого уже не было, потому что наверное и не обязательно было сильно стараться привести себя в порядок и можно было также уныло смотреть в стену и ничего не делать.

Он нахмурился приветствию, но ничего не сказал про это.

— Хочешь прогуляться в селение? — спросил митар.

Милена была озадачена и смущена. Внутри было как-то невообразимо странно — для начала эта радость, похожая на цунами, потом обида за то, что случилось, дальше включалась апатия и нежелание шевелиться… но радость-то вот она!

— В общем, — он не дождался от неё ответа, — я пойду в селение и могу взять тебя с собой. Если хочешь, конечно, посмотреть. И пройтись. И… если надумаешь, то я сейчас иду в сторожевые башни, а потом уже в Трит. Как раз будет у тебя время собраться и главное оденься теплее, а то там холодно.

Он как-то странно кивнул, смущённо улыбнулся и исчез за дверью.

Наверное несколько секунд Милена пыталась понять, что же это такое было. Потом на неё навалилось осознание того, как она выглядит.

Боже… боже! Господи! Блииин, она же сейчас чудовище вообще! Сколько времени она не причесывалась? На голове птичье гнездо? Она не умывалась, была всё еще под одеялом в нижней рубахе уже вообще ни разу не свежей на вид и на запах.

Внутри всё завопило от паники.

— Да иди уже, божечки мои, — Хэла ухмыляясь стояла у двери в заднюю комнату.

— Я… я… — девушка с навалившимся на неё ужасом уставилась на женщину. — Ты слышала?

— Достопочтенный митар идёт в селение и позвал тебя с собой, — ответила Хэла. — Иди уже гулять, ты скоро своими тёмными кругами под глазами призовёшь князя тьмы, а твоя аристократическая бледность вот-вот покроется плесенью и перестанет привлекать даже Дракулу.

— Я ужасно выгляжу? — заключила Милена.

— По шкале от одного до десяти? — вздохнула чёрная ведьма. — Ужасно. Но умыть и причесать, одеть уже, наконец, и будет вполне так себе на шестёрочку.

— А восьмёрочка не светит? — промямлила девушка.

— Ого. Это была шутка? Это однозначный прогресс! — усмехнулась женщина. — Иди сюда, а то он уйдёт без тебя, глупая девчонка! Помоем тебя, я тебе косу заплету и помогу одеться.

Милена закивала и встала.

Вообще она не умела быстро собираться. Она всегда всех задерживала, всегда была копушей. Поэтому, если бы не Хэла, то думается собралась бы Мила, как раз к тому моменту, когда Роар вернулся бы из Трита обратно. Но с чёрной ведьмой такое не проходило.

Хэла сама очень быстро собиралась. Утром от момента, когда она вставала и приводила себя в порядок, до того момента, когда она уже выходила из комнаты, проходило так мало времени, что некоторые серые даже вставать с кроватей не успевали.

Сейчас Хэла приложила максимум своих усилий, чтобы Милена собралась быстро и выглядела, ну, пусть на шестёрку, но не на что-то равное нулю, которым она на самом деле себя ощущала.

Чёрная ведьма даже голову ей успела помыть, просушить, используя своё волшебство, заплести непослушные волосы Милы в две косы по бокам и соединить их между собой. И всё это она сделала действительно быстро, потому как, когда девушка вышла через главный вход замка, Роар только спустился с левой сторожевой башни, то есть он не ждал её вот ни секундочки.

Уж не понятно насколько это было хорошо, что она оказалась пунктуальной в этот раз, но было приятно увидеть на его лице действительно радостную улыбку. Правда ведь радостную? Он не может так очаровательно и открыто улыбаться притворяясь… или может?

— Это хорошо, что ты согласилась, — отозвался он, когда они шли по вымощенной камнем дороге в сторону ближайшего селения.

— Угу, — отозвалась она, стараясь успевать за ним и ругая себя за то, что раньше бы даже не почувствовала быстрого темпа ходьбы, а теперь вот её это напрягает.

— Слушай, — Роар остановился и развернулся к ней, — мне очень жаль. Я искренне расстроен тем, что произошло и… прости, меня.

Милена опешила — уж что угодно, но не это… он был таким невероятным. В ней взвились очарование и искренняя, почти детская, радость — ему правда было жаль, правда! Это чёртово сомнение, которое точило её после того жуткого вечера, никак не желало отпустить, никак не получалось поверить, что Роар не относится к ней, как все остальные.

— Я… — она была готова прыгать от восторга, стушевалась, повела головой, — ты не виноват…

— Виноват, — отрезал он. — Если бы я знал, что случится, я бы просто не стал тебя звать, несмотря на то, что я не могу сказать “нет” одному из верховных эйолов, но я мог просто что-то придумать, чтобы не подвергать тебя этому унизительному, даже не знаю, как назвать… смотру…

И он нахмурился, издал недовольный звук, словно рыкнул.

— Прости, — а это уже было сказано невероятно мягко. — Мне очень жаль.

— Хорошо, — Милена видела, что ему тоже тяжело, ну не могла она настолько плохо разбираться в людях, ведь да? — Я не виню тебя, я понимаю, просто мне нужно время, чтобы переварить, в смысле понять, что произошло и успокоиться.

Он понимающе кивнул.

— Слишком быстро иду? — спросил он внезапно.

— А? — она уставилась в его лицо в недоумении. Перемена темы была для неё молниеносной.

— Ты запыхалась, — пояснил Роар.

— Я просто, — кажется вся кровь её организма сейчас сосредоточилась где-то в районе щёк. — Давно не ходила.

— И болела, — заметил он, улыбаясь. — Хорошо, можно и медленнее.

— А ничего, что я иду с тобой в селение? — он пошёл медленнее, напряжение после его извинений немного прошло и она решилась задать вопрос.

— Нет, а что такое? В смысле, что может быть не так? — спросил он и слегка нахмурился.

— Ну, я ведь ведьма, — она стушевалась.

Роар усмехнулся:

— Для начала понятно, только то, что ты из серых, но ведьма или простой призыв не определить, — пояснил митар. — Это могут видеть только маги и эйолы, но не остальные люди. Кстати, нужно будет надеть капюшон, когда подойдем, потому что серым нельзя ходить с непокрытой головой.

— Но на кострах же было не важно?

— Это было у нас в доме, а сейчас мы вне его, и желательно соблюдать это правило, — кивнул он. — На самом деле оно не только для серых, но и для всех женщин. Даже знатные обычно придерживаются его.

— О, понятно, — ответила Милена. — Но я не против, я просто спросила.

Роар одобрительно улыбнулся.

Селение было чем-то похоже на аккуратный уездный городок. Они с Роаром прошли по мощённой камнем основной улице. Все кого они встречали улыбались им, кланялись и здоровались с достопочтенным митаром.

— Здесь в основном ремесленные мастерские, — пояснял он ей пока они шли. — А с этой стороны дома воинов, которые не имеют семей или тех, кто находится сейчас на службе, но живёт в другом месте. Дома могут разместить несколько отрядов, при необходимости. Будет тесновато, но жаловаться мы не привыкли.

Основная улица шла от замка до середины селения — огромной площади, круглой по форме. На площади было несколько достаточно примечательных зданий.

— Серый дом — это дом веры, — сказал митар, указывая на одноэтажное строение с чем-то напоминающем цокольный этаж, — Так же в нём живёт эйол. Эти здания принадлежащие кортам — в Трите есть корты земледельцев, скотоводов, кузнецов, пекарей, ткачей и дом корты служения. Туда можно прийти, если хочешь стать воином.

Все дома были разноцветными и это чем-то отдалённо напоминало какой-нибудь европейский городок. Ухоженная главная улица, несмотря на холодную погоду была чистой и опрятной, площадь была большой, посередине был каменный помост. Милена нахмурилась разглядывая его, почему-то подумала про лобное место.

— Побудь здесь, — митар указал на скамью возле дома служения, — мне нужно зайти к эйолу, а потом пройтись по каждому дому корты и собрать у них прошения, выслушать замечания и прочее, к ним тебе будет можно со мной, но к эйолу нельзя. Так что начнём с него.

Мила кивнула и осторожно присела на каменную скамью, одну из тех, которые стояли перед каждым из домов и образовывали круг.

— Не переживай. Воины знают, что серые под защитой ферана, никто не тронет тебя, а я постараюсь побыстрее, тем более, что с ним я уже виделся недавно, как ты знаешь, — и лицо Роара стало хмурым и даже злым.

Она ещё раз кивнула и попыталась улыбнуться, чтобы показать, что всё хорошо. Митар просветлел и отправился в стоящий рядом с домом служения серый дом.

На площади было достаточно людно. В основном это были дети и подростки. Они играли, бегали, смеялись — за ними было интересно наблюдать. К ней действительно никто не подошёл. Воины и вправду не обращали на неё внимания, а дети — им кажется она была интересна, но скорее только потому что она была одета в серое.

Мила уже поняла, что цвет некоторых одежд был действительно значимым. Простые свободные люди видимо не надевали на себя серое. Серый был только для призванных, а они сами были чем-то диковинным для простых людей.

Вот и сейчас несколько девочек остановилось неподалёку от неё и внимательно её изучали, шушукаясь между собой, но потом они встрепенулись, поклонились и исчезли.

Это был Роар, который действительно быстро вернулся.

— Привлекла внимание? — улыбнулся он, кивая на детей, и протянул ей руку, чтобы помочь встать.

— Серый цвет у всех ассоциируется с призванными?

— Ас… что? — нахмурился митар.

— Ой, прости… — Милена смутилась, — сейчас… ну… в смысле серый это цвет только для тех, кого призвали и когда люди видят его они сразу думают о призыве?

— А, — понял митар и согласился. — Да.

— А почему тогда дом веры серого цвета? — спросила девушка.

— Потому что, когда их строили, тут не было призыва, — объяснил Роар. — Серый цвет был символом смирения и так как люди верховного бога, то есть эйолы, являются символом смирения оттого и цвет дома веры — серый.

— А одежда? Она вообще ни разу не смиренного цвета, или это потому что серый стал цветом призванных? Типа поменять цвет дома сложно, а одежды легче? — они подошли к дому корты ткачей.

— Вообще нет, — митар улыбнулся её размышлениям. — Эйолы всегда носили одежды цвета трижны, и это не менялось уже много сотен тиров, — он повёл плечами и постучал в массивную дверь, на которой было изображено какое-то устройство. А Милена отметила для себя очередное странное — оранжевый или рыжий здесь называется цветом трижны. — Это связанно с самим богом, которого они почитают, — добавил митар.

— Они? — удивилась Мила. Она-то думала, что все тут почитают.

Но ответить Роар не успел — дверь открылась и оттуда выглянула высокая статная женщина, с покрытой головой и одетая в простое платье одного из оттенков синего.

Милене показалось, что синий был тут основным цветом. Может во всей Кармии, может только в Изарии — ведь она не видела других мест и людей. Хотя женщина, которая была с эйолом — одета была в платье глубокого жёлтого цвета, такого как одуванчик.

Но синий точно был основным для дома Горан — феран, митар, бронар носили всегда определённые оттенки этого цвета. Ещё ей вспомнились ленты на платьях наложниц и объяснения Хэлы.

Что до попадавшихся людей, то они носили тоже одежды синих цветов, но оттенки были другими.

“Как классические джинсы”, — подумалось девушке.

Мила, стоя немного сбоку за спиной Роара, изучила женщину — та была настоящей, как уже по аналогии с другими женщинами могла судить Мила, изарийкой. Рослая, статная, с приятным лицом, со светло-карими глазами, волосы были убраны под головной убор, такие Мила видела на служанках в доме, такие же могли носить и серые, но они предпочитали привычные белой ведьме платки серого цвета.

Женщина и Роар поприветствовали друг друга, он спросил есть ли у корты прошения к ферану и устные просьбы, а женщина отдала ему несколько сложенных листков, потом он пожелал корте процветания, а она пожелала дому силы и верности. На том они и разошлись.

— А что это на дверях? — спросила Милена, когда дверь закрылась.

— Это ткацкие инструменты, — ответил Роар и направился к другому дому.

Так они обошли почти все дома. В предпоследнем доме корты пекарей их угостили хлебом — свежим, ещё горячим и очень вкусным. Хлеб правда здесь был совсем другого вкуса и даже цвета, очень отличался от того, к которому привыкла Мила, белого вот вообще не видела ни разу. Правда на вкус ей действительно нравился.

— А почему ты не ходил к дому военных? — спросила она, когда они сидели на скамейке и грелись на солнышке, точнее в лучах двух светил, которые сейчас были на небе.

— А зачем? Про них мне всё известно, — улыбнулся Роар.

— А много вообще существует корт? — поинтересовалась белая ведьма.

— У нас в Изарии чуть больше десяти, — пожал плечами митар, — но всё зависит от ферната.

— Здесь красиво, я имею ввиду на площади. Дома корт так строили специально?

— Да, — кивнул он. — Трит, замок, строил мой данэ. И селение облагораживали тогда же. Данэ любил порядок во всём, а ещё не любил лишних, эм, как сказать, — митар слегда задумался. — В Зарне, например, дома корт находятся внутри второй крепостной стены, а люди живут в непосредственной близости от замка. Данэ это не нравилось, поэтому здесь замок в одном месте, а селение в другом. Недалеко, но…

И он развёл руками.

— Данэ вёл уединённый образ жизни, а после — нам, когда жили здесь, было плевать, маленькими мы бегали в селение и проводили здесь много времени, играя с местными детьми.

— А от площади расходятся дороги в разные части селения? — проговорила она скорее сама себе.

— Да, каждая часть принадлежит какой-то из корт. Раньше мы там много играли и больше всего раздражали мастеров кузнечного дела, потому что у них было опасно находится, но нам было всё равно, — Роар улыбнулся своим воспоминаниям. — Хорошее время было.

Милена залюбовалась им.

Тем временем дети на площади пришли в суетливое движение — старшие стали звать младших и спешно уходить с улицы. Митар нахмурился и, встав ногами на скамейку, посмотрел поверх крыш.

— Рваш, — выругался он, спрыгивая. — Так, давай быстро забежим к скотоводам и попробуем успеть до того как ливанёт.

Девушка с непониманием уставилась на него, но без вопросов встала и пошла к двери последнего на их пути дома корты скотоводов. Роар постучал, дверь открыл неприятного вида суровый мужчина, лицо которого немного просветлело, когда он увидел перед собой митара. Роар постарался побыстрее забрать прошения и спросил про просьбы, на что мужчина нахмурился и впал в раздумья, но митар его вернул обратно, сообщив, что ждать не намерен, так как надвигается ледяной дождь. Мужчина из корты скотоводов предложил укрыться у них в доме, но потом увидел за спиной митара девушку в сером и, видимо, пожалел о предложении. Впрочем Роар отказался.

— Ты отказался там оставаться из-за меня? Меня нельзя пускать? — спросила белая ведьма, когда они быстрым шагом отправились в сторону дома, пытаясь уйти от надвигающихся тяжелых туч.

— Не думай об этом, — отозвался Роар и обернулся на невообразимо быстро приближающуюся стихию.

Они прошли полпути от селения до дома, как стало невыносимо холодно — дорога прямо на её глазах покрылась инеем, а потом наледью, словно это было колдовством. Тело продрогло до костей, а потом стали падать капли дождя. Они были огромными, больно били и расползались по ткани огромными мокрыми пятнами.

— Милена, видишь вон то строение? — Роар указал на стоящее чуть поодаль от дороги здание, похожее на небольшой амбар. — Бежим туда, быстро.

И она поняла, что всё очень серьёзно. Бегала она вообще-то быстро, но тут эти дурацкие юбки платья мешали просто ходить, не то что бежать. Потому подобрав их к себе, Милена рванула вперед со всего своего умения, которое пока не растеряла, несмотря на то, что, находясь в этом мире, практически не занималась спортом, а лишь рефлексировала над своей участью, совершенно кажется забыв о том, что можно в целом и здесь себя держать в тонусе.

Добежав до постройки, она обернулась, но в тот же момент была подхвачена на руки Роаром и они ввалились внутрь, а всего через мгновение снаружи началось такое, что Милена даже забыла как дышать.

— А оно не развалиться? — выдавила она, посмотрев наверх и слыша страшный бой стихии о, как ей показалось, достаточно ветхое строение.

— Выдержит, — Роар отпустил её из своих рук и вернулся к двери, чтобы закрыть её.

— Оно чьё-то? — спросила он, потирая предплечья, чтобы согреться.

— Оно принадлежит фернату, как и сотни других бринт, которые построены так, чтобы путники могли укрыться в них, если ледяной дождь застанет их врасплох в дороге, — ответил митар. — В этой правда, как видишь, давно хранят часть корма для скота. Потому что укрыться можно в селении или в доме.

Мила обернулась и увидела сквозь сумерки помещения сваленные тюки сена, мешки с чем-то, может зерном?

— Замерзла? — спросил Роар, подойдя к ней и взяв её руки в свои.

По сравнению с его руками её были ледяными, она поняла, что не чувствует пальцы. Мила и вправду замерзла, вся. Тело кажется задеревенело от холода, или это от того, что Роар был так близко и жар его тела причинял физическую боль.

Он растёр ей руки и подышал на них, отчего её словно током ударило. Внутри всё застонало, завыло, ей хотелось ещё больше — чего? Да какая разница чего?

Голова кажется стала похожей на пустой котелок, в котором была только одна мысль, которая шальной мухой билась о стенки и звенела-звенела-звенела… И тут, словно услышав эту мысль, Роар стал целовать её пальцы.

Милене показалось, что умереть было бы проще.

Никогда в своей жизни ей так сильно не хотелось чего бы то ни было, никогда она не думала о себе, как о женщине, думающей только о мужчине и его… да что ж такое?

Но вот сейчас всё, всё в ней хотело только одного. Каждая клеточка её тела желала и пресечь это было бы попыткой сродни остановить мчащийся на полной скорости локомотив. От этого не спасёт ничего — разве что выйти сейчас наружу и может тебя убьёт ледяной глыбой нафиг. Но было сомнение, что и это мало поможет.

Губы Роара были тёплыми, нежными, когда он опустил её руки и прикоснулся пальцами к её щеке уже было понятно, что ничего ни он, ни она не смогут поделать с собой и друг другом, чтобы остановиться.

Его губы слегка коснулись её, и… всё — пелена от одного этого хрупкого, невесомого прикосновения, только невообразимое чувство желания обладания другим человеком, окрыляющее и пьянящее.

Роар поцеловал уголок её губ, потом щёку, потом снова губы. Её руки легли на его шею, пальцы зарылись в волосы, она приподнялась на мысочки.

Но… он зажмурился и отстранился. Взвыл, ругнулся, руки его перестали обнимать её лицо и стало невообразимо холодно и так… так… словно было темно, а потом вдруг кто-то включил свет и такой моргаешь, пытаешься понять, что происходит и привыкнуть к другой обстановке.

Руки Милены стали сиротливыми ветками, кажется она была готова заплакать от обиды… Почему, почему он так поступает? Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая потерялась и стоит одна посреди огромного ничего, а рядом никого нет и это страшно, и это обидно, и это… “Ну, пожалуйста, обними меня снова, не бросай меня, прошу тебя!”

В полумраке девушка видела его спину, такую огромную, надёжную и такую сейчас далёкую, хотя вот она — протяни руку и…

“Милка, дура, да протяни же, чёрт, свою руку”, — сознание снова заговорило внутри голосом Хэлы.

Роар тяжело дышал и, даже сквозь этот грохот, девушка слышала это его тяжелое дыхание. Он потёр шею, потом развернулся, когда рука её уже почти решилась сделать движение и дотронуться до него, чтобы не было хотя бы так отчаянно печально и страшно.

— Я не могу, понимаешь? Скажи мне… разреши, иначе я не могу, — шёпот его обжигал, клеймил раскалённым железом прямо где-то глубоко внутри. — Или запрети и… я…

— Тебе можно всё, — проговорила Милена, так слабо, что сама себя не слышала, у неё не было сил, дыхание перехватило, желание душило и сводило с ума, и она никогда прежде не испытывала ничего подобного, как завороженная, умирая от его взгляда полного отчаяния и мольбы.

Если бы нужно было больше, то она бы не смогла, не смогла бы ничего из себя вытащить. Но больше не понадобилось.

И вот именно сейчас она узнала, что бывает такое, когда тебя трясёт дрожью только от того, что тебя раздевают, целуют каждый обнажающийся кусочек кожи, что ты хватаешься за кого-то, словно тонешь, а главное это так естественно для тебя, что как ты вообще жил раньше? Как можно было вообще жить без вот этого? Без этой нежности, этой ласки, которые одновременно такие невообразимо мягкие и жёсткие, словно пытка.

И разве можно содрогаться, почти кончая, только от того, что кто-то целует твою шею и шепчет тебе слова желания, говорит тебе, какая ты невероятная… ладная… хрупкая… красивая… маленькая… сводящая с ума…

Милена впервые в своей жизни испытала что-то подобное. Что-то там про правильного человека всплыло в её голове, когда Роар вошёл в неё и это было таким диким безумием, потому что — а можно так будет всегда? Можно, чтобы он не останавливался? Можно, чтобы не кончался этот дождь, можно теперь здесь будет её реальность?

Эта невыносимая мука и одновременно сводящая с ума истома, которая заставляет терять связь с окружающим миром. Такое не бывает по-настоящему, такое только в книжках пишут, когда вот он внутри, а ты уже от одного этого где-то на грани… можно? Правда? Или она просто такая ненормальная извращенка, или она чокнутая, может ей к врачу, может она больна… а может умерла?

Роар держал её крепко, жадно прижимая к себя, она чувствовала себя самой-самой, у неё будто крылья были… какая же глупость, до слёз… боже… она рыдает?

Милена пришла в себя, когда взмокшая, словно в горячке, прижималась к Роару, будто он был сейчас всем её миром, но холод был теперь реальным, щипался и возвращал в реальность.

— Ш-ш-ш-ш, — он прижимал её к себе и гладил по голове, целовал в висок, лоб, нос, глаза, полные слёз и губы, и она чувствовала соль на них и мягкость, с которой он с ней обращался её доводила до грани истерики.

В её жизни было всего два мужчины. Роар был третьим. Что она могла бы знать о том, как что происходит на самом деле? Или может бывает по-другому, когда после тебя обнимают, успокаивают, просто… любят…

“Да ты с ума сошла? — начала она отчитывать себя. — Вы просто занялись сексом, никто никого не любит!..”

И Милена приказала себе запретить накручивать себя, запретить сходить с ума, но как можно остаться в рассудке, когда этот мужчина вот такой?

— Знаешь, — он погладил её по бедру, потом поднялся выше к талии и дальше, и по коже пробежала дрожь, — я вижу, что оно крепкое, вижу, но всё равно прикасаюсь и мне кажется, что я могу его сломать, словно оно самое хрупкое, что я в своей жизни держал в руках.

Роар потянулся и подтянув к себе свой плащ, укрыл им Милену. Стало так тепло и одновременно невыносимо тоскливо.

Всё?

— С тобой я вообще ни в чём не уверен, словно вообще всё в первый раз, — прошептал он, целуя её за ухом. — Никогда не был таким неумелым и криворуким…

“Он пошутил? — взвилось внутри. — А что бывает, когда он умелый и пряморукий? Она бы умерла от удовольствия? Смерть, которой все будут завидовать? Она сама себе будет завидовать”.

Роар поцеловал её в ухо.

— Это обычно я всё порчу, — совершенно не к месту заупрямилась Милена, — и это я неумелая, неуклюжая и криворукая. Сам же видел, как я умею умываться в реках.

Он прижал её к себе и рассмеялся. Кажется в этом мире можно было жить просто потому, что в нём был смех Роара. Милена решила, что наверное всё-таки чокнулась…

Осознание тишины навалилось неминуемо и упрямо говоря, что сказка закончилась.

— Роар, дождь прекратился? — эти слова она прошептала, но показалось, что прокричала.

— Угу, — кивнул он ей в голову. Они так и лежали вжимаясь друг в друга, боясь отпустить, потому что оба оказывается боялись всё испортить.

— Ты не хочешь уходить? — спросила она, и тут же отругала себя за очередную смороженную глупость.

— Нет, — шепнул Роар. Он полежал ещё немного, но потом со стоном сел, оставив её осознавать свершившийся факт того, что всё закончилось и вполне возможно никогда больше не повторится. — Но надо собираться, иначе, если мы не появимся через какое-то время за нами отправят отряд. Тебе помочь одеться?

— Не надо, я сама, — Милена улыбнулась. — Спасибо…

Митар как-то странно повёл головой, стал понурым, и она подумала, что может надо было согласиться на его предложение.

— А что делать, если попадёшь под этот дождь? — спросила девушка, чтобы побороть в себе эти мысли и потому что одеваться молча было невыносимо и тяга к разговору была скорее чем-то нервным. — Не спасёшься?

— Почему? Нормально, — митар натянул рубаху. — Нужно лечь на землю, руками обхватить голову, а ноги подтянуть к груди. Скорее всего отделаешься синяками и горячкой.

— Говоришь, как специалист, — и до того, как он удивился неизвестному слову, пояснила его. — То есть тот, кто знает в этом толк. Или тут всех учат, как быть, с самого детства?

— Учат обязательно, но я, когда был ребенком, действительно попал под ледяной дождь, — ухмыльнулся Роар. — С одного бока был весь в кружочках синяков от ударов льдин и дождя, а потом ещё мирты три-четыре лежал в горячке, но, как видишь, обошлось.

— Как так случилось? — девушке казалось, что ему тоже проще от простого разговора. Милену-то вообще рвала на куски мерзкая болезненная тоска.

— Риван меня подставил, — ответил митар. — Бросил одного и не пустил в бринту, думал, что я успею добежать до дома, а я не успел.

— Риван? — нахмурилась она.

— Младший брат Рэтара, — пояснил Роар.

Милена начала соображать, пытаясь понять, что с этой информацией не так, никто никогда не говорил о брате ферана, так может…

— Никто никогда не говорил, что у достопочтенного ферана есть брат, — Роар уже оделся и ей пришлось поторопиться, но шнурки на платье никак не поддавались.

— Был, — мужчина подошёл и аккуратно помог ей застегнуть платье. — Он утонул в Нраве. Давно.

Милена хотела сказать, что ей жаль, но вспомнила один из самых первых их разговоров — ей не о чем сожалеть, если она не при чём. Роар погладил её по щеке, отряхнул её плащ, на котором они лежали и сначала накинул его, а потом сверху ещё и свой.

— Там сейчас очень холодно и скользко, — пояснил он свои действия. — Пойдём не по дороге, а вдоль неё, хорошо?

— Хорошо, — согласилась Милена. — А ты разве не замёрзнешь?

— Нет, — шепнул он ей в ухо и поцеловал в шею, отчего вся кровь снова собралась на щеках, а мурашки поскакали, как ошалелые по всему телу.

До дома они дошли молча. Милена сосредоточено скакала между ледяными кусками, пытаясь не навернуться на ровном месте и не плюхнуться попой в какую-нибудь ледяную грязную лужу. Роар помогал, поддерживая или протягивая ей руку, помогая не упасть.

Около башен митар махнул стражникам, чтобы они видели, что он благополучно вернулся.

Зайдя в такой уже знакомый и кажется ставший привычным коридор, Мила ощутила пустоту внутри и тоску, но тут Роар, обняв её сзади за талию, утащил в сторону того самого пролёта лестницы, ведущей в подвалы. В прошлый раз в её голове была совершенно бессовестная мысль о том, чтобы он её туда утянул и снова поцеловал, но сейчас мысль уже не была бессовестной, а действие окрыляло и дарило тепло и возбуждение.

Он снял с неё свой плащ, перекинул себе на плечо, а потом, подхватив одной рукой так, что она в прямом смысле слова уселась на неё, поднял перед собой. Вторая рука легла на её шею. Наверное надо было что-то сказать, но она просто поцеловала его, сама, потому что внутри было ощущение, что всё это только на сейчас, что потом ничего не будет, всё уйдёт и не вернётся… она всё испортит… он всё испортит… они всё испортят… да какая разница?

Может это последний раз, когда она может его поцеловать?

— Беги, маленькая — прошептал Роар ей в губы, когда она отстранилась, и вернул обратно в коридор, оставаясь там, на лестнице. Вернул её в реальность. Страшную, одинокую и холодную.

Глава 20

Когда-то давно, когда Хэла была не здесь и вовсе не Хэлой, когда тело было идеальным, но идеальным она конечно же его не считала, когда в голове был страшный винегрет неуверенности и ничего бы не могло этого исправить, даже шоковая терапия, а если и могла помочь, то лоботомия, она верила, что любовь спасёт мир. Ещё верила в чувства на всю жизнь, и свято считала, что всё должно идти своим чередом. Но теперь…

Спустя много-много боли, слёз, отчаяния, предательств, похереных нервов, похороненных надежд и начинаний, потеряв веру в лучшее и возможность стать кем-то, кто намного выше всего того дерьма, в которое вообще может вляпаться человек, находясь в якобы здравом уме и твёрдой памяти — да нет, конечно! И вот Хэла стала, наконец, другой.

Нет, она смотрела на себя со стороны и творила всю эту дичь, потому что могла себе это позволить. Да… в той жизни она тоже была любимицей, ну как говорили её друзья, “публики” и душой компании. Без неё никуда, говорили они, но потом оказывалось, что она одна во всём этом жутко пустом и мёртвом мире, и даже музыка перестала её спасать. А когда музыка не спасает — это провал. Это конец. Нечего ловить. Не на что надеяться.

И приехало в голову вот, что пока сама в себе не найдёшь сил, никто не сможет помочь тебе, даже если очень будут стараться. И наконец — ну, конечно, не в мужиках счастье.

Но — мудрость мудростью, старческая особенно, однако…

Наверное иногда всё-таки в них тоже можно что-то такое найти. Иногда воет волком оголодавшим всё внутри и требует того, чем может поделиться с тобой другой человек.

Для Хэлы желательно было, чтобы мужик, желательно с силой и внутренним стержнем, ну и чтобы половой немощью не страдал. Ей было важно, другие как хотят и как нравятся, каждому своё — вешать ярлыки она никогда не любила, даже если и врала себе, то… да и — кому-то и с самим собой хорошо, кому-то объятий достаточно, а ей нужен был обмен жидкостями, как бы может отвратительно это не звучало.

И, если бы здесь была возможность сходить к специалисту вправляющему мозги, то она определённо посоветовала бы Милене терапию. И хотя самой Хэле, там давно, в другой жизни, это мало помогало, потому что она всегда была слишком желчной, слишком язвительной, фонтанировала иронией и доводила специалистов до белого каления, хотя умела быть хорошей девочкой (потому что ну а что люди скажут?), но то она, а Милена дело другое.

У девочки прям на лицо был целый букет всякого дерьма психологического, в котором бедняжка тонула, причём не пытаясь выплыть, а ещё больше себя погружая внутрь. И психотерапия бы помогла, вставила бы на место, вскрыла то, что надо, заштопала то, что необходимо, потому что Милка была ведомой, открытой, светлой, чёрт!

Но специалиста, понятно, не было, сама Хэла предпочитала всё же давать порой советы, да и просто — или ты друг, или психотерапевт, так что осталось пройти тот самый последний и всегда действующий волшебный трах.

Нет, Хэла ненавидела всех этих “экспертов” лавок, говорящих всем подряд “мужика тебе надо хорошего, тогда и встанет всё на свои места”! Ага, как же… встало, село, легло и нах пошло! Тьфу! Но всё же порой нельзя было игнорировать тот факт, что феерический секс с правильным человеком и в правильный момент жизни, вполне так себе мог поставить всё на свои места. Хотя, конечно, нюансы тоже были, но была ли возможность выбирать?

— Хэла, там начался ледяной дождь, — в комнату серых влетели Лорана, а за ней Карлина. Обе серые выглядили обеспокоенными.

Две эти девчушки были наверное ближе всего самой Хэле.

Карлина была хоть и молоденькой, девчонке было годикой двадцать два-двадцать три, но в своём мире была учёной, и была хладнокровной, рассудительной. С ней можно было поговорить о всяких умных вещах, чтобы мозги в кисель не превращались. Ещё Карлине не нужно было объяснять простые и естественные вещи, которые многие серые или здешние девушки не понимали и не знали, а порой и вообще не считали нужным узнавать.

Лорана была из всех серых самой взрослой, ну относительно — примерно лет на двадцать пять. Но в своём мире она была одинокой “старой девой”, которую никто не хотел брать замуж из-за того, что она была… светловолосой. Это считалось каким-то там жутким пороком или ещё какой-то диковатой условностью. В детстве родители красили её волосы в темный цвет, чтобы она не выделялась, а потом когда они умерли, ей это надоело и она перестала делать вид, что она такая же как другие, но с этим друзья и женихи испарились, как вода из кипящей кастрюли.

В конечном итоге случился в один распрекрасный день призыв и её вытащили сюда в качестве серой, и у неё, кстати, очень даже получалось делать неплохие простенькие лечебные заговоры. Как и у Карлины, которая в этом случае вообще сильно возмущалась, потому что считала себя человеком науки, а вот это вот всё, в переводе на язык Хэлы, мракобесие!

Втроём они часто сплетничали и никогда не стеснялись говорить друг с другом на горячие или неудобные темы. В общем был в Лоране и Карлине дух, который был близок и Хэле и, если бы у ведьмы спросили, кому из серых она больше всего доверяет, то она не раздумывая сказала бы, что вот этим двоим.

— И? — Хэла приподняла вопросительно бровь, зная конечно причину их волнения.

— Милены нет, — сомневаясь покачала головой Карлина. — Влетит снова.

— Она с достопочтенным митаром ушла с восходом Тэраф и с тех пор не вернулась, — Лорана и вправду выглядела озабоченной. — А там дождь сильнючий зарядил.

Хэла зевнула.

— Ты думаешь, что достопочтенный митар не знает, как поступать во время ледяного дождя? — спросила Хэла.

— Знает, конечно, — отозвалась та, — но всё равно…

— Так, ты знала, что они ушли, — догадалась Карлина. — Куда?

— Достопочтенный митар вывел нашу истеричную девочку прогуляться, — ответила женщина. — Они пошли в селение и я не думаю, что дождь их застал врасплох. Или они нашли приют в селении, или в бринте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нашли приют в селении? Да кто ж его пустит в дом, с серой-то? — Лорана частельно включала скептика и нервную мамку.

— Не думаю, что митару скажут нет. Тем более там есть казармы, — ответила чёрная ведьма. — Думаешь, тут стражники с нами в одних помещениях находятся — это нормально, а там, где они живут, когда не здесь, они типа скажут “нет, достопочтенный митар, как хочешь, но серую, и уж тем более белую ведьму внутрь не пустим, не положено”? Я уже не говорю о том, что митар их самый главный командир.

— Ты, как мне кажется, уж слишком спокойна, Хэла, — подозрительно прищурилась Карлина и села на кровать. — А что, если с ней, что плохое случится?

— Плохое? Это что? Прибьёт дождём? А если ты ещё на что намекаешь — от кого? От митара? — она приподняла бровь и ухмыльнулась. — Да тут нет сейчас надёжнее мужика.

— Хэла, у них искрит, — с сомнением шепнула Лорана.

— Вечно у вас у всех искрит, куропатки, — повела она головой. — Электрики, блин. У меня и ферана тоже, нет?

Девочки переглянулись и потупили взоры.

— А у этих уж хоть бы загорелось, ей богу, — фыркнула ведьма. — Её истерики меня до ручки уже довели. У меня в мире вообще было мнение, что бабьи истерики нужно сексом лечить, точнее не сексом, а оргазмом…

— Чем? — светловолосая девушка посмотрела с непониманием.

— Ты про “керминар” говоришь? — спросила Карлина. — У меня в мире это переводится как “предел”, женский.

— А мужской по-другому называется? Пфф… Оргазм — это маленькая смерть, — улыбнулась Хэла, вздыхая.

— Ааа, — просияла Лорана. — Я поняла про что вы. У меня в мире это называется “пиком”. Но, если честно, я никогда ничего подобного не испытывала… с мужчиной, в смысле. Сама да, — она залилась краской, — а вот от соединения с мужчиной нет.

— У меня в мире вообще это никому не интересно в процессе соития двух людей, “пределы” это всегда процесс для одного, — важно заметила Карлина.

— Скушно же, наверное? — ухмыльнулась ведьма. — Но вообще, конечно, не гарантировано, что вот прям всё этим и закончится, или в процессе случится.

— А он не может сделать ей ещё хуже?

— Карлина, я тебя умоляю! Кто? Роар? — закатила глаза Хэла. — Да, если она скажет “нет”, он её и пальцем не тронет. А если “да”, на что я бы очень хотела надеяться, то там выпулит, только потому что у них у обоих напряжение такое, что всем уже не по себе, так что наша девочка от одного понимания, что сейчас произойдёт, взорвётся и будет на седьмых небесах… Ну, по крайней мере, чёрт, это же Роар! Он божественный!

Лорана с сомнением покачала головой.

— Только не вздумай сказать, — угрожающе указала на неё пальцем женщина, — что ты отказалась, если бы он тебя вот так сгрёб в охапку и сказал “а давай, Лорана, соединимся в страстном порыве?”

Карлина прыснула со смеху, за ней Хэла, а потом и Лорана.

— Да ну тебя, Хэла!

— Я знаю, почему ты такая, — перестав смеяться, заявила Карлина.

— Ох, неужели? — повела плечом Хэла.

— Конечно — из-за ферана!

— Да-да, — подхватила Лорана. — Он уехал и ты погрустнела и вообще порой невыносимая стала. Тебе тоже не помешал бы тот самый взрыв, чтобы успокоится.

— Так! Уж кто бы говорил? — Хэла ухмыльнулась. — Небось дни сидишь считаешь, когда Гент вернётся, вот уж, где взорвётся того и гляди.

— Не правда, — вспыхнула Лорана. — Ничего у нас не будет!

— Да что такое-то? — нахмурилась ведьма. — Он же готов для тебя горы свернуть, а главное, что он в прямом смысле может это сделать. Пацан ого-го какой!

— У него невеста в Зарне есть, ты же знаешь, — возразила светловолосая девушка.

— Так она ему ни в одно место не впилась, — фыркнула ведьма. — Она вообще там девчонка с горшка только слезла, говорят. Разве у него там не сговор был родительский?

— И что? — Лорана явно была задета за живое. — Где я, кто я? А он? Даже, если и сказать ему “да”, потом что? А как я в Зарне потом его этой невесте, которая станет супругой, в глаза смотреть буду? И… и… хватит уже! Я же говорю, ты невыносимая стала.

— Так если он где, и ты где, а что про меня и ферана тогда говорить? — возразила Хэла.

— Он от тебя давно уже голову потерял, — заявила Карлина.

— Хворый стал, инвалид без головы-то? — цокнула Хэла. — Вот кто бы тут о высоких материях не говорил, голову он потерял… На месте его голова, а сейчас проветрится на границе и вообще огурец будет. Это он просто скучал, потому что движухи не было никакой, а такому как он без движухи никак.

— Уж какую ты можешь движуху устроить — ни одна война в сравнение не пойдёт, — не унималась Карлина. — Все это видят. И ты видишь. И дразнишь его.

— Я всех дразню, — ответила на это ведьма. — И Роара, и Элгора, и вот мой любимый Тёрк вернётся — ух, буду его изводить.

— Но нужен-то один, — грустно отозвалась Лорана.

— Всегда один нужен, но взять его где? — ответила Хэла. — Вот у тебя есть, а ты не берёшь, потому что то, потому что это… идите, девки, мои. Ничего с вашей Милкой не случится. А если и случится, то уж всем можно позавидовать. Я уж точно в первыхрядах завистников буду стоять.

И они недовольно переглянулись, но поняли, что говорить с Хэлой бесполезно и вышли из комнаты, направившись видимо к остальным девочкам.

— Хэла? — Милена стояла в дверях, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

Хэла внутренне ухмыльнулась: “вот как сказать этой горемычной, что на ней всё написано?”

— Что случилось? — спросила чёрная ведьма, как можно мягче и отстранённее. — Попали под дождь? Замёрзла?

— Ой, Хэла, — всхлипнула девочка и Хэла поверить не могла — без мужика рыдаем, с мужиком рыдаем. Серьёзно? Боги, помогите!

Девушка прошла к ней и села рядом. Никого пока не было, серые ещё не успели вернуться с работ.

— Милена? — и не рассмеяться было так тяжело.

— Я и Роар… мы… это ужасно? — прошептала белая ведьма, глотая слёзы, и подняла на Хэлу свои огромные зелёные злазища. — Я ужасная?

— С чего вдруг, божечки мои? — не выдержала женщина, всплеснув руками и взял холодные руки девчушки в свои. — Вы двое взрослых людей, которые могут делать что-то, что касается только их двоих и, если их двоих это устраивает, то почему нет? Он тебя силой взял?

Милена отчаянно замотала головой.

— Нет, Хэла, я сама… я словно… я не знаю, со мной никогда такого не было, — она шептала с предыханием, словно натворила чего и боялась, что её услышат.

— Детка, — чёрная ведьма положила ей руки на плечи, — всё хорошо! Понимаешь? Всё хорошо. Это не плохо. Ты не сделала ничего плохого. Он же жив?

— Да, — в ужасе уставилась на неё девушка, а Хэла ухмыльнулась.

— Ну, и отлично, — потом вздохнула. — Я только очень сильно хочу, чтобы ты поняла, что он ничего тебе не должен, слышишь? Он прямо сейчас имеет полное право пойти к своим наложницам и никто не сможет сказать ему ничего против. Я не хочу, чтобы у тебя болело, понимаешь, солнышко? Он хороший, очень хороший, но то, что произошло вполне может быть лишь мимолётной вспышкой…

— Было и нет, — отозвалась она, обречённо кивая.

— Но то, что было — это же прекрасно, правда? — улыбнулась Хэла, а Милена снова кивнула и уткнулась в колени чёрной ведьмы.

Через день Хэла стояла одном из внутренних балконов, что выходили во внутренний двор, в отличии от того, на котором она обычно сидела среди зубьев стены. Здесь были привычные перила, балконов было два — один со стороны жилой части дома, другой со стороны части, где жили наложницы. И на том сейчас собрались девки в бежевых платьях, глядя, как и Хэла, на то как пространство внутреннего двора заполняется всадниками.

— Что это? — спросила Милена, которая выглянула найти чёрную ведьму.

Уж не понятно пошло ли ей на пользу то, что случилось между ней и Роаром, но она определённо взбодрилась и перестала сидеть в четырёх стенах. Её можно было теперь найти и у Миты, и сидящей на дереве перед сторожевыми башнями, хотя дальше него она не уходила.

— Это отряд достопочтенного ферана вернулся, — ответила Хэла.

— И достопочтенный феран тоже вернулся? — нахмурилась Милена, опираясь на перила и с интересом выглядывая вниз.

— Нет, — ответила чёрная ведьма. — Он же сам по себе уехал.

— Эмм, — вид у девчушки был озадаченным.

— В общем, — вздохнула Хэла, объясняя. — Во всех фернатах есть, как я поняла, отряд ферана. В одних фернатах — это охрана ферана, а в других элитный спецназ. А вот в Изарии, на военной мощи которой держится вся Кармия, есть два отряда спецназа — один достопочтенного ферана, а другой достопочтенного митара. Обычно они занимаются охраной всего, что связано с домом, в смысле домом не зданием, а домом как фамилией, семьёй Горан, понимаешь?

— Ага.

— Но всё равно в определённый промежуток времени, они отправляются туда, где можно так сказать поразмяться, чтобы не заржавели элитные шестерёнки, и программа специализированного назначения не сбилась, — ухмыльнулась женщина. — Обычно это конечно война, но сейчас время мирное, поэтому — граница. То есть отряд ферана был на границе, в каком-то там проблемном её месте. А теперь, когда их сменил другой отряд…тот что мы на кострах провожали, эти вернулись обратно. А через какое-то время отряд митара, который всё это время нас охранял, отправится туда, на границу, сменят другой какой отряд. А вот эти красавцы-молодцы займут их место в охране наших весьма важных и незаменимых, хотя нет, конечно, задниц.

Мила рассмеялась, покачав головой.

— Но, если начнётся война, — добавила чёрная ведьма, — то они конечно встанут под стяги и командование достопочтенного ферана и будут где-то в авангарде.

— А ты их знаешь? — девушка стала изучать воинов.

— Почти всех. Когда я попала сюда, они как раз были стражниками в Зарне, а отряд митара был как раз на границе.

Во двор въехали несколько всадников и Хэла поморщилась, а Милена, заметив это, спросила:

— Кто это?

— Это? — и Хэле было так тошно от его созерцания, что хотелось вот прям мор напустить, или как минимум понос. — Хм… как бы помягче…

Мужчина спешился, снял с головы капюшон походного плаща. На нём были темно-коричневые доспехи и одежда, какие-то там знаки отличия, которые говорили о его принадлежности к командирам.

— Если ты думала, что видела здесь мерзких людей, — повела головой женщина, — то ты искренне ошиблась, потому что вот он — самый мерзкий из всех кого ты тут встречала, и вполне возможно самый мерзкий человек за всю твою жизнь…

Он развернулся к ним лицом, хорошо, хоть наверх не смотрел.

“Саранчи бы ему в задницу рой”, — зло подумала Хэла.

— Красивый, — заметила Милена.

— Да уж, — фыркнула чёрная ведьма. — Это Шерга́.

— Шерга́? — нахмурилась девушка с трудом повторяя имя.

— Да, и запомни, деточка, если тебе когда-нибудь не свезёт так, что ты окажешься с ним один на один, — и Хэла внимательно посмотрела на Милу, — беги не раздумывая, так быстро беги, как никогда в своей жизни не бегала.

— Хэла? — Милена была явно встревожена этим предупреждением. — Кто он такой?

— А никого не напоминает?

— Не знаю, — пожала она плечами и всмотрелась внимательнее.

— Он же практически вылитый феран, — невесело ухмыльнулась Хэла.

— А? — нахмурилась в непонимании Милена и снова уставилась на мужчину, будто пытаясь это сходство отыскать.

— Шерга его брат.

Глава 21

Стоя рядом с Хэлой, Мила смотрела на высокого, мощного, темноволосого мужчину, с красивым правильными чертами лица. Он был тоже небрит, как и большинство мужчин здесь, и несмотря на то, что в основном все прибывшие были всклокоченными и неухоженными, что было понятно в целом, они ведь несколько суток были в пути и привести себя в порядок у них просто не было возможности, его борода была аккуратной и вообще он сам был таким… “метросексуал”, — сказала бы Милена, если бы увидела его в своём мире.

Вот серьёзно — его можно было перенести в галерею какого-нибудь торгового центра и он бы там отлично вписался в толпу. А здесь он определённо выделялся на фоне остальных. Она даже не понимала, что в нём такого.

Хэла сказала: “вылитый феран”. Но вот с этим у Милены было не очень.

В её глазах феран был человеком со шрамом через всё лицо и привлекательности в этом лице не было. Рэтар Горан был жутким, от него у неё мурашки по спине бегали и хотелось сбежать куда-нибудь, а этот…

Мужчина потянулся — телосложением он и вправду напоминал ферана. Тоже был крепким, отлично сложенным, но воины здесь все были такие — высокие, крепкие и сильные.

Отдав приказ гулким и низким голосом, мужчина кого-то увидел и улыбнулся. Да, определенно он был красив, и если Хэла говорила то, что видела, в смысле то, что не могла сопоставить Мила, то феран наверное тоже был так же красив… когда-то.

— Роар сказал, что брата ферана звали Риван и он погиб, — наконец выдавила она из себя, чтобы понять, что вообще происходит.

Может это она туго соображает? Но вообще соображалка сломалась после того, что произошло между ней и Роаром.

Милена все эти пару дней ходила как в тумане. По облакам ходила. Уж что это была за магия такая, ну не любовь же, правда?

Вести себя как обычно не получалось, ей казалось, что у неё на лице всё время теперь есть какая-то придурковатая улыбка, ей словно можно было сесть с Найтой рядом и просто смотреть в одну точку, улыбаясь себе и своим мыслям. Были бы в поле цветы она бы наверное сошла за Офелию, вплетающую себе в волосы травы и цветочки, поющую песни и в конечном итоге наверное тоже можно было пойти и утопиться, от радости не топятся, но, блин, Милена хотела! Её распирало от эмоций.

Она закрывала глаза и чувствовала всё ещё прикосновения пальцев Роара на своей коже — как могут такие сильные и кажется грубые руки быть такими нежными и ласковыми?

Это было похоже на какой-то кажется наркотический трип, эйфорию… наверное вот так чувствуют себя люди, когда наркотик проникает в кровь. Они теряют связь с реальностью, краски мира изменяются, искажаются и этот унылый серый пейзаж начинает расцветать.

Милена словно видела как тут красиво, когда весна — вот бы смочь это сделать! Она отчаянно этого хотела, вот сейчас как никогда, потому что хотела, чтобы взгляд Роара был наполнен восхищением и радостью. Он же будет рад, если у неё получится? Может Мила хотя бы здесь будет полезна, не то, что дома.

И вот она плавала в своих мыслях, даже не расстроенная тем, что все эти дни ни разу не сталкивалась с Роаром — он был завален бумагами и, как она поняла из разговоров Миты, в кухне которой она тихо сидела в уголочке, предаваясь своим облачным думам, у него не было даже времени нормально поесть.

А потом внезапно началась суета, потому что появился отряд. Все стали бегать туда сюда, в доме появились мужчины — грязные, вонючие, уставшие, взъерошенные и похожие скорее на бандитов, чем на военный отряд.

Милена заметила, что в моменты сомнения и тревоги теперь всегда искала Хэлу, потому что в ней для девушки было какое-то сосредоточение стабильности и, защиты, что ли — женщина была её убежищем во всём этом безумном и непонятном чужом море.

Белая ведьма нашла женщину наблюдавшей за прибытием отряда, замыкающими были несколько мужчин и один из них “брат ферана”.

Что вообще происходит? Никто никогда не говорил, что у ферана есть брат, сестра или кто-то там ещё. Разве вот кроме того, погибшего, которого упомянул Роар. В Милене настолько непоколебимо жила эта вера в то, что кроме него, Элгора и самого ферана в семье Горан больше никого нет, что она была странно поражена, хотя на деле не было в том, что она сейчас услышала ничего этакого.

— Риван младший брат достопочтенного ферана, родной и единственный брат, — отозвалась Хэла. — Он погиб больше двадцати тиров назад — утонул в Нраве. Ещё у достопочтенного ферана была родная младшая сестра. И она к сожалению тоже умерла.

— А это? — Милена окончательно запуталась.

— А это сын отца достопочтенного Эаргана Горана и одной из его наложниц, — пояснила женщина. — Единокровный брат достопочтенного Рэтара Горана.

Милена заморгала от неожиданности.

— Ты думаешь, что наложницы стерильны, что ли? — засмеялась Хэла. — Детка, с наложницами занимаются сексом и они в некоторых случаях рожают детей своему господину. Это же кажется вполне очевидно. Нет?

— Я как-то не думала об этом, — она смущенно перевела взгляд обратно во двор.

“И вправду, как можно быть настолько тупой? — отругала сама себя Милена, а потом пришло неприятное осознание. — Ой… а Роар? У него есть наложницы… и у него тоже есть дети? Много?”

— Папаша ферана нашего, — продолжила объяснять Хэла. — судя по всему, был тем ещё массовиком-затейником. Несмотря на свой суровый нрав и замашки тирана-диктатора, у него была маленькая армия наложниц и конечно же некоторые из них беременели от него и рожали ему деток.

И женщина многозначительно посмотрела на Милу, которая кивнула, скорее машинально, чем действительно понимая до конца, что именно говорила Хэла.

— Основная масса выживших сынков в армии Изарии, конечно же. Вот Шерга один из них, он младше ферана, есть ещё Тёрк, — она указала на здоровенного, самого внушительного мужчину, стоящего сейчас во внутреннем дворе, — он старше, ещё есть Мирган, но его что-то тут не видно, он тоже старше, но не сильно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Милена покосилась на Хэлу в недоумении — как женщина вообще всех их помнит?

— Есть Гир. Сильно младше. Ты его должна была видеть, он командует отрядом достопочтенного и такого любимого нами митара, — Хэла очаровательно улыбнулась и Милена почувствовала, как полыхнули её щёки.

— Перестань, — смущённо попросила она.

— А, вон, с мальчиком стоит, видишь? — чёрная ведьма хихикнула и села на внутреннюю часть каменного парапета балкона. А Милена всмотрелась в молодого мужчину, что стоял рядом с юношей, который прибыл с отрядом ферана. И да, белая ведьма его определённо видела.

— А, — она не знала как спросить, да и как-то было не по себе от вопроса, — у остальных?

— Что? — спросила Хэла.

— Ну, дети, — и Мила выдохнула совсем не тот вопрос, — у Роара и Элгора тоже есть такие братья и сестры?

— Неа, — мотнула головой чёрная ведьма, — насколько мне известно у них нет. Рейнар любил только одну женщину, мать Роара, и к наложницам судя по всему, не очень любил ходить, а если и пользовался этой опцией своего положения, то видимо был очень осторожен.

И Милена была рада, что истинный и отчего-то болезненный вопрос застрял у неё в горле. Но Хэлу нельзя было провести:

— И нет, — ответила она, стараясь быть серьёзной, но даже Мила видела, что делала это с трудом. — Детей у Роара нет. У Элгора есть — одного его сына я своими руками из чрева его наложницы принимала.

И девушка поняла, что стало как-то легко на душе.

— Что до ферана, — вздохнула Хэла, — То вот мальчик, который стоит рядом с Гиром — это Брок, и он сын достопочтенного ферана и одной из его наложниц.

Милена во все глаза уставилась на паренька — на вид он был чуть старше неё, но определить точнее она не могла, потому что мужчины здесь взрослели раньше и уже лет, точнее тиров в семнадцать выглядели так будто им все двадцать пять.

Парень был очень похож на вот этого Шерга, тот же цвет волос, небольшая борода того же цвета, прямой нос, высокий лоб, открытая улыбка. Глаза… глаза даже отсюда было видно — голубые, как небо, нет, как море или океан, как на картинках. Аквамарин. Милена таких ни у кого здесь не видела.

Парень был невероятно красивым.

— Хэла! — громогласный возглас жутковатого хриплого баритона заставил Милену подпрыгнуть на месте.

Она обернулась и увидела того самого здоровенного детину, которого Хэла определила как одного из, как там это называется, единокровных братьев ферана. Самого старшего.

— Тёрк, — она расплылась в улыбке и радостно расставила руки, чтобы мужчина мог её обнять.

Милена почти квакнула от неожиданности. Это вообще как?

Она впервые такое видела. Такого никогда не происходило. Хэлу никто не трогал и хотя было видно, что уважали и даже некоторые откровенно любили, в смысле ценили, но всегда держали дистанцию. А тут…

— Как же я соскучился по тебе, ведьмочка! — бухнул в неё мужчина, не ослабляя объятий.

— Я тоже скучала, Тёрк, — отозвалась Хэла, вполне возможно, что с трудом, потому как он издалека был большим, а вблизи оказался нереально здоровенным и явно обнимал её со всей своей мощью. — Как дорога?

— Да чтоб им, — ругнулся он, отстраняясь. — Чего нас вообще отправили в эту проклятую Картару-то, раз ты её заговорила?

— Там всё хорошо? — улыбнулась женщина.

— Да там лучше, чем тут. Я ждал разрухи, голодных умирающих на улице людей, а там тишь да красота, — и он фыркнул, словно конь. — Они лучше нас выглядят, клянусь богами! Только задницы себе отбили… знаешь какие там дороги, ведьмочка? Не смейся! Я слишком стар для всего этого дерьма. Где феран-то?

— На границе, разве не встретили его? — ответила Хэла.

— Нет, — нахмурился дядька. — Чё он там забыл?

— Приказ эла, а за подробностями не ко мне, — она привычно повела плечом.

— За главного митар? — уточнил мужчина.

Хэла в подтверждение повела головой.

— Ох, как же я по тебе соскучился! — он издал какой-то странный рычащий звук, снова сгрёб Хэлу в охапку и спросил: — Слушай, ведьмочка моя, а не могла бы ты мне удружить и сделать так, чтобы задница перестала болеть, а? А то Шерга, засранец, гнал отряд от Картары сюда так, словно за ним хотры гнались.

— Тёрк? — позвал митар и Милена обернулась на такой обожаемый ею голос, которого она не слышала кажется вечность.

Их взгляды встретились на мгновение и, боже, кажется она была готова полететь от этого тепла в его глазах медового цвета.

— Роар, — мужчина оставил Хэлу, перед этим поцеловав её в макушку и повернулся к митару. — Точнее, — откашлялся, — приветствую тебя, достопочтенный митар Изарии, процветания, силы и мощи твоему фернату!

Роар засмеялся и расставил руки в приветствии, дав возможность Тёрку обнять и его.

— Приветствую тебя, тан, — проговорил митар. — Как дорога?

— Ему не понравилось, — ухмыляясь, ответила за мужчину Хэла.

Тёрк отстранился от Роара.

— Это было… — начал он кажется возмущаться, но потом замер, обернулся на чёрную ведьму. — Женщина! Ты…

Хэла вопросительно подняла на него бровь, и она сейчас была самой шикарной женщиной, которых Милена вообще видела в своей жизни.

Тёрк сделал всего один шаг и этого ему хватило, чтобы вновь оказаться возле Хэлы.

— Хранят тебя боги, Хэла!

И с этими словами его огромные ладони захватили её лицо и он её поцеловал. Милена была поражена. Роар фыркнул и потёр ладонью глаз, он смеялся. А Тёрк, отстранившись, воскликнул:

— Прям, как новый! — бухнул он, ухмыляясь.

— Всегда к твоим услугам, дорогой, — рассмеялась Хэла.

— Хэла, а может, ну его? — и Милена увидела, как это здоровяк стал таким милым и очаровательным, что глазам не поверила. — Давай я тебя отсюда заберу, а?

— Тёрк, — Роар, улыбаясь, подал голос. — Где Шерга?

— Да, где-где, — и мужчина снова изменился и стал прежним. — К девкам ринулся, небось.

— Побежал наложницам Элгора жопки мять, — как бы дополнила Хэла.

— Вот, видишь, ведьма дело говорит. Мудрая женщина, — ухмыльнулся Тёрк. — У тебя же помять нечего, — и он указал в сторону митара своей огроменной ладонью. — Да ещё, чего доброго, сам ему морду намнёшь.

— А почему именно девкам Элгора? — рассмеялся митар.

— Ну, как, — развёл руками мужчина. — Они оба девок любят помоложе, а я вот всё никак не могу от Хэлы “да” услышать.

— Иди отдыхать, Тёрк, — улыбнулась чёрная ведьма.

— Да, я для тебя и без твоих заговоров здоров, как тоора, а уж после них и еще поболе могу!

— Тёрк, — позвал Роар, спасая женщину, хотя Миле казалось, что спасение ей было не нужно, — всё, уймись. В Картаре были?

— Да были мы в вашей Картаре. Какого рваша вы нас туда отправили-то? Она же, — он указал кивком головы на Хэлу, — всё сделала, мы туда чего потащились?

— Потому что надо было проверить, — ответил митар. — Мы не были уверены, что посланник всё сделал правильно, а Хэла была очень уставшей, когда творила заговор, так что… уж прости великодушно, уважаемый старший тан!

Тёрк фыркнул.

— Ладно, пошли, расскажешь мне, что да как тут у тебя. Хэла, — он повернулся, — люблю тебя, ведьмочка, и не забывай, что для тебя я всегда готов хоть Изара с неба стащить, хоть Тэраф стянуть.

— Я помню, Тёрк, — она игриво склонила голову. — И не нужны мне ваши божественные светила, оставь их в покое.

Он на это рассмеялся и мужчины ушли, но перед этим Роар глянул на Милену, пропуская Тёрка вперёд и она могла поклясться, что в его взгляде была тоска. А может ей показалось?

Оставшись наедине с Хэлой, девушка уставилась на чёрную ведьму и, поражённая поведением этого огромного мужчины, не удержалась спросить:

— Что это вообще было?

Чёрная ведьма рассмеялась:

— Тёрк из тех, кому сам чёрт не брат, — ответила Хэла. — Я когда здесь появилась, он шутки шутил, а я отвечала, но был настороже. Не доверял. А потом, как-то… не знаю. А когда я спасла наложницу Элгора и их сына, он совсем потеплел. Не знаю, — она пожала плечами, — он вот такой. Огромный, как папа-мишка.

— От тебя поцеловал, — и это было для Милены невероятным чем-то.

— Поцеловал, — она фыркнула и ухмыльнулась. — Он мне всё время в любви объясняется. Как-то подошёл ко мне и говорит “Хэла, не могу больше, скажи мне “да”, ведьмочка, расшибусь ради тебя”, а я ему “Тёрк, не надо расшибаться, ты мне и такой вот целый вполне себе нравишься”. Ну, и смеёмся над этим с тех пор. А ещё он меня всё время в объятьях своих мнёт, — и Хэла повела плечами, зажмурилась от удовольствия. — Хоть кто-то мнёт, чёрт. Хорошо!

Почему-то Милена чувствовала, что шутки шутками, а вот если Хэла сказала бы Тёрку “да”, то он и вправду бы сделал для неё всё.

Девушка и сама не понимала, но она как-то осязаемо чувствовала это влечение, которое было в Тёрке к чёрной ведьме. Да и, к её какой-то совершенно стыдной обиде и ревности, в Роаре она тоже видела такое влечение.

— Ого, Хэла! — Милена снова вздрогнула, услышав пока незнакомый голос, а Хэла закатила глаза и словно ощетинилась.

— Ого, Шерга, — отозвалась она и в голосе её было столько яда, что можно было кажется отравиться просто от нахождения рядом.

Белую ведьму передёрнуло. Теперь, видя этого человека близко, она улавливала одинаковые черты в нём и в Роаре или Элгоре. Глаза у Шерга были тёмные и, при всей красоте его лица, злые.

Передёрнуло Милену именно от его присутствия, словно мужчина заполнил собой всё пространство и стало невозможно дышать. Также она чувствовала угрозу исходящую от Элгора, но кажется сейчас это чувство было в сто раз сильнее.

— Как поживаешь, чёрная? — ухмыльнулся он.

— Не твоими молитвами, — ответила Хэла.

— Всё кусаешься? — проговорил Шерга. — Смотри, ведьма, доберусь до тебя…

— Смотри, как бы потом целым уйти, — парировала женщина.

Мужчина усмехнулся, а потом посмотрел на Милену.

Вот бывает такое, что паника начинается ни из-за чего? Вот бывает, что самосохранение вопит от ужаса… и вот если оно вопило, когда с ней рядом был Элгор, то сейчас оно не могло вымолвить ни слова — самосохранение парализовало, парализовало после того, как оно забралось в самый дальний угол сознания.

Нет, виной тому было не то, что сказала Хэла про этого человека, виной тому была та энергия, или как это можно было назвать, аура, которая исходила от этого человека. Он был опасен. Очень-очень опасен. Словно Мила смотрела сейчас в глаза самому страшному чудовищу, которого встречала в своей жизни — это был страх во плоти.

— А это у нас, что такое? — прошептал Шерга, а показалось, что прошипел.

Хэла стала мрачной и угрожающей, вот именно такой, какой она была тогда, когда ругала Милену за её неосторожные слова. Жуткой. Угрожающей. Женщина встала между ними, девушка даже не заметила, как она спрыгнула с перил.

— Новая серая? — он видел угрозу, он напрягся, но отступать не хотел. — Неужели это та самая белая ведьма?

Его голос сейчас был полон какой-то мерзкой сладости, такой от которой тянет в тошноту, приторной и дрянной.

— Иди-ка к достопочтенному митару, Шерга, он тебя искал, — проговорила Хэла полным стали голосом.

— Заговаривать меня пытаешься?

— Нет, если бы пыталась, тебя бы тут уже не было.

Он усмехнулся, но через силу, Милена прям видела, как отчаянно он сопротивляется страху перед чёрной ведьмой.

— Будет ещё время поизучать новую крошку, — отозвался он и с этими словами, поклонившись насмешливым поклоном, полным издёвки и бравады, скрылся в коридорах.

— Хэла, — вытащила из себя Милена, вцепившись в рукав её платья.

Но чёрная ведьма мотнула головой:

— Я ещё раз повторяю тебе, детка, не оставайся с ним наедине. Никогда!

Девушка понимающе закивала и, взяв предложенную Хэлой руку в свою, пошла следом за ней в дом.

А внутри всё естество ещё долго сотрясалось от страха и леденящего ужаса.

За несколько последовавших после этого дней всё стало совершенно непонятно и неясно.

Туман дурманящий голову прошёл, суета от возвращения отряда стала сходить на нет и постепенно всё пришло в ту привычную и размеренную норму, к которой Милена привыкла.

Однако чувствовалось напряжение и внутри серых, было оно и внутри самой девушки. И кажется причиной был именно Шерга.

Некоторые серые приходили в содрогание только от упоминания его имени, а уж, когда слышали его голос, казалось их охватывала паника. Смятение несчастной добычи, которую вот-вот настигнет хищник.

Милена тоже поддавалась этому чувству. Она всё чаще старалась быть с кем-то, сидела с Митой, бродила по дому за серыми, когда те делали свою нехитрую работу, привязывалась к Хэле и ходила за ней, как утёнок за мамой уткой.

С Роаром белая ведьма сталкивалась мельком и внутри неё всё выло и стонало. Она хотела прикоснуться к нему, да хотя бы просто побыть рядом, но не получалось — столько народа было вокруг, что можно было сойти с ума.

Постепенно стражники, с привычных Милене воинов, сменились теми, что прибыли. Новые лица, хоть теперь и не походившие на охотников-неандертальцев, но были чужими, и оттого тревога только усиливалась.

Мила привыкла выходить из комнат серых и находить в коридоре перекошенное лицо Брима или Тарпа, привыкла к тому, что во дворе утром была всегда тренировка, привыкла видеть тренирующихся ферана, митара, бронара… привыкла видеть наблюдающую за ними Хэлу, сидящую на перекладинах внутреннего загона тоор.

А в последние дни всё шло кувырком в её жизни, и она начинала скучать по этому чему-то ставшим для неё привычным.

Ещё она стала замечать, что её больше не тянет домой, ей уже не хотелось оказаться утром в своей постели, дома, и чтобы за окнами шумел город. Точнее, она перестала удивляться, каждое утро открывая глаза и видя над собой огромный высокий каменный потолок с огромными деревянными балками. И Милена не понимала, как реагировать на это.

В один из достаточно погожих дней, все серые отправились на реку полоскать постиранное бельё. Кто-то из девочек забыл дома специальный хват, который здесь использовали для того, чтобы удерживать бельё, чтобы не уплыло и Милена вызвалась его принести.

Она бежала домой через поле, слыша как на реке поёт Хэла, а девочки ей подпевают, кто-то из них смеялся, а два светила так невероятно мягко дарили тепло, что хотелось, чтобы этот день не заканчивался. Вбежав радостно во двор, она влетела в коридор и вприпрыжку спустилась в подвал за палкой. Но влетев обратно на лестницу, она в прямом смысле со всего маха воткнулась в Шерга.

Подняв на него глаза, Мила поняла, что спастись не получится.

Он ухмыльнулся и это была самая жуткая ухмылка, которую она видела в жизни. Кажется она станет сейчас героиней фильма ужасов. Где-то там пели песни, где-то там было слышно бурлящую и яркую тёплую жизнь, а здесь в этой полутемном подвале ей преграждал путь этот жуткий мужчина, от которого становилось тяжело даже вздохнуть.

— Куда это ты так спешишь, белая? — прошептал он и этот голос уже не казался ей приятным, хотя был таковым, он заставлял кишечник заплестись в тугой узел.

— Пропустите меня, пожалуйста, — выдавила она из себя.

— Хм… знакомое словечко, — он ухмыльнулся и спустился на одну ступень ниже, надвигаясь на неё. — Мне показалось, что ты меня избегаешь, девочка?

Милена не могла ничего ответить, она почувствовала себя в ловушке, из которой выхода не будет, кажется всё, что она могла она уже выдавила из себя — на большее не было сил.

— Не показалось, — проговорил он, отвечая за неё и ухмыляясь.

Может, если она стукнет его палкой?.. Ведь она укусила Элгора и ничего ей за это не было. Он даже смотреть в её сторону перестал. А тут это… Но были ли у неё шансы?

Элгор был самонадеянным мальчишкой, а Шерга был уверенным хищником, даже Милена, так плохо разбирающаяся в людях, видела разницу между ними — Элгор дразнил, Шерга угрожал.

— Не бойся, сладкая, — он протянул к ней руку и она машинально опустила на неё хват для белья, который крепко держала в руках, но, как она и предположила, её ждал провал.

Мужчина легко перехватил палку и резким движением дернул её на себя, а Милена не успела палку отпустить и потому уже в следующее мгновение оказалась во власти страшных и жестоких рук.

Шерга прижал её к стене, обе руки, в одной из которых до сих пор был хват, были зафиксированы им над её головой и тоже прижаты к стене.

В голове пронеслось сотни сценариев происходящего дальше, в некоторых из них она даже умудрялась его победить и сбежать, но вот только тело предательски замерло, ужас сковал её, парализовал. Она смотрела в его страшные тёмные глаза, чувствовала, как его свободная рука легла сначала на её щёку, потом палец стал проводить линию и пошёл вниз:

— Гладкая какая, — шепнул он ей на ухо.

“Закричи!” — попросила сама себя Милена, но сил вдохнуть не было. Вот где она была несчастной мартышкой, которую сейчас сожрёт питон.

В голове ясно всплывала картина из мультфильма про Маугли, где Каа гипнотизировал бандерлогов… почему именно сейчас? Почему именно это она видит, пытаясь понять, как ей спастись или может она просто уже понимает, что спасения не будет?

А в голове всё мелькают картинки “танца Каа” и его голос шепчет “подойдите ближе” — она так боялась этой части мультфильма в детстве… так боялась.

Пальцы Шерга тем временем спустились к её груди, он нагло ощупал её и отправился дальше.

— У меня никогда не было ведьмы, — ухмыльнулся он. — Не бойся, крошка, я буду очень ласковым.

Его дыхание обжигало, в какой-то момент Милене показалось, что он сейчас попробует её поцеловать, она попыталась отвернуться, уткнуться в рукав платья — глупая попытка спрятаться… А рука уже опустилась к её бедру.

Он её изнасилует?

Мысль эта её так ударила, что показалось, что она сейчас потеряет сознание и наверное так лучше, правда. Зажмурившись, она стала молить внутри себя о спасении, о прощении, о пощаде… она уже сама не понимала кого она просит, о чём, она даже не могла заплакать!

— Шерга! — грубый голос теперь уже ставший знакомым выдернул её из транса и оцепенения.

Милена открыла глаза и глянула наверх, туда откуда слышала голос. В проёме, заслоняя его весь стоял Тёрк. Взгляд его был диким, полным ненависти и ярости. Шерга отпустил её мгновенно, ей даже показалось, что она на ногах-то не сможет устоять, когда его мерзкие руки оставили её.

— Тёрк, какого рваша тебе надо? — зашипел Шерга.

— Иди сюда, девочка, — позвал её мужчина и в голосе его она явно слышала сожаление и сочувствие.

Милена с трудом поднялась по ступеням, заставляя себя делать каждый шаг. Тёрк протянул ей свою огромную руку и помог преодолеть последние ступени.

— Беги-ка, детка, отсюда, поскорее, тебя на реке ведь ждут?

Милена задрала голову, чтобы увидеть его лицо. Здоровенный, бородатый, на вид она дала бы ему чуть меньше пятидесяти. Он был действительно огромным — насколько у неё получалось судить метра два, а то и больше, роста, он был больше, чем все здесь, самый большой. Рядом с ним она выглядела ребенком, даже не подростком, а словно пятиклассница.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Её ещё не начало трясти, она ещё не до конца поняла, что сейчас произошло и от чего её только что спас этот большой и, уже совершенно точно, невероятно добрый мужчина.

— Спасибо, — прошептала она.

Тёрк слегка нахмурился, но кивнул и пропустил её за свою спину, к спасительному выходу на улицу.

Она припустилась бежать, скорее туда, к серым, к Хэле… там было спокойно и хорошо, там могли защитить… ведь правда?

Мила слышала, как Шерга что-то шипел в сторону Тёрка, а Тёрк что-то громыхал ему в ответ. А потом они стали нереальными и далёкими.

Девушка добежала до реки, и сначала кто-то из девочек поддел её, что она очень долго ходила, но потом, видимо увидев её лицо, шутки прекратились.

Хэла встрепенулась, Милена попала в её мягкие и такие любящие, уютные объятия и разрыдалась со всей силой своего голоса, она рыдала, слёзы текли по щекам и единственное, что она смогла сказать, что с ней ничего не случилось, плохого, того, что могло бы случится, что всё хорошо, что её спас Тёрк.

Чёрная ведьма облегчённо кивнула, обняла её и запела какую-то очень печальную песню, сильную, мощную, что-то про прялку [1], чтобы Милене было легче плакать, а серым доделать своё нехитрое, но не лёгкое дело.

Вечером Милена сидела вместе с Хэлой на любимом месте последней — на балконе, что выходил на внешнюю часть дома и явно исполнял военную функцию. Зубцы стены, возможность забраться чуть выше по уступам в стене и попасть в одну из верхних частей замка, но только по внутренней части стены.

Хэла любила здесь бывать, она говорила, что здесь она не слышит суеты внутреннего двора, ну и вид открывается прекрасный. И Милена, всматриваясь в этот вид, была совершенно уверена, что именно такой она видела из окон кабинета ферана, когда была там и говорила с Роаром.

При воспоминании о митаре у неё щемило сердце, тот ужас, который она испытала сегодня, сразу же возвращался внутрь неё и снова начинало крутить и к горлу подступал ком. Ей так хотелось, чтобы он её обнял, ничего другого она не хотела — только бы почувствовать силу его рук, вдохнуть его запах, услышать его голос.

Девушка всхлипнула. Хэла погладила её по щеке.

— А давай-ка я принесу нам горячего попить, а? — улыбнулась она.

— Я с тобой, — вздрогнула Мила.

— Нет, деточка, не бойся… я быстро — туда и обратно, — успокоила её чёрная ведьма. — А его сейчас в доме нет.

Милена сделала над собой усилие, чтобы не поддаться панике, ведь надо же как-то пытаться жить, ну, правда — невозможно же всё время держаться за юбку Хэлы.

Чёрная ведьма ушла, а Милена уставилась в небо — уже потемневшее, непроницаемое, но невероятно наполненное звёздами. На глаза снова навернулись слёзы. Она такая маленькая во всей этой Вселенной, этой или какой-либо другой.

— Я говорил — отсюда видно лучше, чем со двора.

Это было таким счастьем, что наверное ничего во всём происходящем не могло бы сейчас её задеть.

— Да, — проговорила она, улыбаясь и кивая, сама не веря, что вообще действительно слышит его голос.

— Я думал, что ты с Хэлой, — сказал Роар, останавливаясь в проходе.

— Она пошла за горячим отваром, — стараясь спокойнее говорить, ответила Мила.

— Эй, ты плачешь? — нахмурился он. И всего одного мгновения ему хватило, чтобы оказаться рядом с ней.

— Нет, — она махнула головой и конечно не успела вытереть слёзы, наполнявшие её глаза.

Руки Роара обхватили её лицо и уверенно, но с невероятной лаской заставили её посмотреть на него.

— Не обманывай меня, — и она видела беспокойство в его взгляде и была такой счастливой. Действительно помешалась.

— Станешь фераном и накажешь? — спросила она, стараясь не поддаваться истерике.

— Сейчас я феран, забыла? — проговорил митар.

— Кажется мне конец, — прошептала девушка.

На его лице появилась озорная улыбка, он наклонился и легко поцеловал её.

— Почему ты плачешь? — шёпотом спросил он прямо в её дрожащие от губы.

Как Милена могла бы ему это сказать? Она представила себе, как гнев заполняет собой этот момент, которого она жаждала столько времени, как злость рушит вот это тёплое, нежное, прекрасное, что есть, действительно есть, между ними.

Она глупая, наверное, конечно глупая, но Мила ни за что сейчас ему не скажет о том, что случилось. Сейчас она просто хочет, чтобы он обнял её, чтобы поцеловал ещё раз, чтобы вот это простое и удивительное дало ей надежду на то, что произошедшее между ними несколько дней назад действительно было значимым для него… и даже, если она ошибается, пусть!

— Не обращай на меня внимания, — прошептала Милена, — я просто… просто пласка…

— Прости меня, — он поцеловал её глаза. — Навалилось столько всего, что я даже не помню спал ли я в эти дни.

— Я понимаю, правда, я…

Он отрицательно покачал головой:

— Я же сказал — ферану лгать запрещено. Действительно накажу тебя.

— Накажи, — отчего-то внутри взорвалась смелость, то ли он нестерпимого и обжигающего желания, то ли от безумия всего сегодняшнего дня.

— А вот это ты зря, маленькая, — прошептал Роар низким потяжелевшим голосом.

— Не зря, — покачала она головой и в этот же момент оказалась снятой с выступа на котором сидела.

— Я всё время думал о тебе.

Слов не хватило, такие простые слова вызвали такой бешеный приступ агонии.

Милена и не поняла, как оказалась в просторной и очень просто обставленной комнате, принадлежащей Роару, не успела осознать происходящее, как оказалась на огромной кровати, обнажённой и сходящей с ума от прикосновений и поцелуев.

Ощущения были не менее яркими, чем в первый раз. Только на этот раз она осмелилась тоже прикасаться, тоже целовать — и всё равно всё было как в тумане, покрытое дымкой невероятное неги и одновременно пробирающей до дрожи страсти. Милена никак не могла понять, что такого вот сейчас особенного происходит — ничего!

Но от наполненности она теряла возможность соображать, мысли покидали её голову и ей становилось отчаянно мало того яростного напора, которым обладал Роар, ей хотелось ещё большего, только вот ещё больше и она умрёт, правда… Она окончательно раствориться в этом мужчине и вот ни капельки в ней не останется.

Так наверное представляется “в омут с головой”.

Милена лежала рядом прижимаясь так сильно, что внутри всё сводило. Вот сейчас она боялась потерять его тепло, его силу, его уже ровное и такое надёжное дыхание…

— Ой, — сознание и навалившийся стыд словно придавили её.

— Что? — Роар напрягся, Милена прям физически ощутила напряжение всех его мышц.

И опять стало стыдно, но уже за то, что испортила момент спокойствия.

— Мы забыли про Хэлу, — виновато буркнула она.

Он рассмеялся и расслабился:

— Не переживай, — успокоил её мужчина, — думаю она всё поняла.

Но внутри начала расти тревога, а вдруг Хэла подумает, что с Миленой случилось что-то дурное, вдруг она подумает о Шерга и… ведь Роар-то не знал, для него ничего не случилось, а для них, серых и Милены, сегодня случилось что-то очень отвратительно, что могло бы повториться.

— Правда, маленькая, — он прижал её к себе одной рукой и нежно поцеловал в макушку.

Милена кивнула и попыталась успокоить себя. Одна рука её лежала поперёк тела Роара, бледная на фоне его смуглой кожи, идеальное тело, которому позавидовали бы многие, да и она сама всегда завидовала видя мужчин с такой развитой мускулатурой, с идеальными пропорциями тела. Смотрела на них и всё время находила в себе какие-то недостатки.

— А можно я спрошу? — тихо прошептала она, пытаясь хоть как-то отвлечься от совершенно некстати явившихся в её голову мыслей о том, что она не такая, как надо.

— Угу, — лениво отозвался он.

Она подняла на него взгляд — лицо его было спокойным, глаза закрыты — может он уже засыпал, а она тут решила поговорить.

— Спрашивай, — отозвался он и открыл глаза, во взгляде которых было озорство и усмешка.

— Думала, ты спишь, — она виновато повела плечом.

— Не, — вздохнул Роар, — мыслей в голове слишком много. Что ты хотела спросить?

— Я про шрамы, — она провела пальцем по рваному шраму на его ключице.

— Стрела, — бесстрастно пояснил он, — выдернул и пошёл дальше.