Апелляция кибер аутсайдера 4 [Семён Афанасьев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Старшеклассник без клана. Апелляция кибер аутсайдера 4

Глава 1

— Я хотел просто с твоим родителем поговорить. — Твёрдо выдал Седьков, висящий у стенки и пытающийся дотянуться носками до пола. — Ты же не думаешь, что… что я могу в вашем доме, с кулаками броситься на кого-то из хозяев?

— У тебя агрессивность подскочила, — предъявила Мартинес. — Как всегда, когда ты в школе кого-то пиз*ишь. Я своими глазами видела.

— Это разве агрессивность?! — Виктор в удивлении выкатил и без того немаленькие глаза. — Да бог с тобой.

Миру поняла, что настала пора вмешиваться ей:

— Это не агрессивность, он прав. Это то, что Фомичёв у него за первичную нейросеть принял: он так сосредотачивается. В любой ситуации.

— Да? — младшая Эскобар с сомнением отпустила одноклассника. — А у меня прямо чётко так засветилось совсем другое.

— Я вам объясняла, совсем недавно, — мягко напомнила японка. — Вы пользуетесь готовый шкалой приложения и не настраиваете её на каждого человека. Поэтому ты получаешь усреднённый стандартный ответ вместо точного и индивидуального. Сейчас, например — что Рыжий агрессивен, когда он всего лишь собрался.

— Немедленно отпусти! — Алекс Мартинес тоже протёр мозги, как говорит его дочь, и теперь возмущённо смотрел на баскетболистку. — Ты в моём доме! Что ты себе позволяешь, девчонка?!

Видимо, из вежливости говорят по-английски при нас, отстраненно подумала Миру. А вслух вежливо сообщила:

— Она даже завуча школы била. Причём всерьёз и до нокаута.

— А я не у вас в гостях, — твёрдо покачала головой Эрнандес, и не думая опускать руку. — Я в гостях у Айи, причём по приглашению сеньоры Дальхис. Сеньор Алекс, со всем уважением; до этого момента я считала, что я здесь не чужая. Я ошибалась?

— Нет. К чему был вопрос?

— Тогда пожалуйста, соблюдайте приличия в адрес того парня, который пришёл сюда со мной! Если двери вашего дома для меня по-прежнему открыты и вы не хотите, чтобы я думала и взвешивала — идти к вам или нет в следующий раз? Или ну его нахер, этот неизбежный скандал?

— Седьков встречается с тобой?! — Мартинес-старший удивился не хуже Рыжего.

— Я с ним сплю, очень дорожу им и мне всё нравится, — твердо отчеканила латиноамериканка, глядя собеседнику в глаза и явно давая себя читать. — Это проблема? Или это касается вас каким-то образом? С чего вдруг вас заинтересовала моя личная жизнь? Я не покажусь вам слишком грубой, если поинтересуюсь, какое ваше дело?

— Тысячу извинений! — отец Айи явно озадачился, что-то мысленно переиграл и молниеносно ушёл в себя.

"Ваше счастье, что у взрослых такая скудная и бедная сексуальная фантазия 😌🤣😝" — Миру не удержалась и не смогла не написать этого в приват. — "Он же сейчас видит, что ты говоришь правду! А подумать на два шага дальше раскрепощённости не хватает, хе-хе 🤣. Экая наивность".

"Не то слово" — Мартинес-младшая с мрачным выражением лица отряхнула руки. — "А с другой стороны, какого чёрта".

Иконка её кошки решительно махнула лапой.

"Неееет!" — панда Эрнандес истерично замахала тремя лапами из четырёх.

— Папа, раз уж ты зашёл ко мне без спроса. А что поменял бы тот факт, что, допустим, и я тоже люблю Седькова? Есть же любовные треугольники в сериалах?

Отец скользнул по дочери рассеянным взглядом, зримо успокоился и ничего не ответил. Чуть помедлив, он обратился к баскетболистке:

— Ана, мои самые настойчивые извинения. Я был категорически неправ в этой ситуации и сейчас не подозреваю, чем мог бы загладить тебе ущерб. Пожалуйста, услышь меня! Мне бы не хотелось, чтобы у тебя остался какой-либо осадок.

— Проехали. — Спортсменка коротко кивнула и сделала шаг назад. — Раз уж пошли такие загибы, сеньор Алекс, мы сегодня скорее всего все ночуем у вас. Хорошо?

— Без проблем. Сколько угодно.

"Да твой папа — само облегчение 😉" — Миру была единственной, кто сейчас продолжал пользоваться приватом с удовольствием. — "Эй, народ! Чего вы все такие занудные?! Прикольно же!".

"Иди нахер" — по-дружески предложила кошка Мартинес. — "Такт у тебя не ночевал? Мне вот ни разу не прикольно!".

"Завязывай с этим тоном. Ещё одно оскорбление — и я прямо тут проиграю твоему папе видеозапись, которую сделала в салоне твоей машины 🙂🤭😝" — японка с удивлением обнаружила, что её собственный эмоциональный тон находится гораздо выше даже сильного интереса.

Занятно.

"Это где Рыжий трогает пенту в интерфейсе?" — сделала шаг в капкан Эрнандес.

"Это где Мартинес-младшая с голыми буферами массажирует кое-кому височки 😜😜😜" — в реале Миру опустила взгляд и, улыбаясь и глядя в пол, весело помахала всем ладошкой.

Не выделяя никого конкретно и не говоря ни слова вслух.

"Ах ты…! Вот ты стерва…! 😳 Вот ты подлая стерва!!! 😯" — Айя ни в виртуале, ни в реале не оценила юмора. — "Да я тебя сейчас сама прихлопну! 😡".

"Пха-ха-ха, один-ноль 😝. Купилась 👇 🙂. Пхи-хи-хи, теперь поняла, чего стоит твоё неоткалиброванное расширение?" — Хамасаки сделала шаг, взяла младшую Эскобар за подбородок, повернула лицом к себе.

Поймала удивлённый взгляд и пристально смотрела в глаза секунды две.

Алекс Мартинес, не присутствовавший при их общении в виртуале и не понимающий, что происходит, чуть напрягся:

— Девочки, у вас точно всё в порядке?

— Я просто объясняю вашей дочери, что на качестве самоподготовки экономить нельзя, — безупречно вежливо поклонилась средним поклоном японка, развернувшись на сто восемьдесят градусов почти мгновенно. — Как бы ей ни хотелось сэкономить время, чтобы потратить его на что-либо более интересное. Мы сейчас общаемся в закрытом чате и вам просто не видно деталей, Алекс-сан.

— А-а-а. — На лице хозяина дома мелькнула ещё одна порция нешуточного облегчения.

— Кроме того. Мартинес-сан, вы, вероятно, не в курсе, но Виктор Седьков вот уже которые сутки является подопечным моей матери.

— Э-э-э, в смысле?

"А вы гврите, тлько я трмжу 🙄" — Рыжий тоже решил поучаствовать в беседе. — "Айя, твй отц — трмз пхлще мен".

— Моя мать, Тика Хамасаки, официально уведомила власти федерации о том, что берёт Виктора под свою опеку. Это было зафиксировано официально, — Миру сделала шаг в сторону и приобняла одноклассника за плечо. — Если говорить формально, то мы с ним теперь вроде как брат и сестра. Вы простите мне столь откровенные и прозрачные намёки на территории вашего дома? — она ещё раз коротко поклонилась. — Это дополнение к тому, что вам сказала Эрнандес.

— Я не знал. — Алекс молниеносно сориентировался и отзеркалил движение. — Мои извинения и тебе.

Он очень хорошо умеет брать себя в руки и на изменения обстановки реагирует практически безупречно, подумала про себя японка. После чего снова написала в чат:

"Худая, но всё ещё остаётся актуальным такой вопрос. Твоего отца мы сейчас практически объегорили — нажухали, обвели вокруг пальца. Когда-то же оно всё равно станет известно? Может, лучше сейчас всё скажешь? Пока твой родитель расслабился?".

"Не-а, лучше сделать иначе" — Эрнандес притворно закашлялась и потерла переносицу. — "Задачи дрессировки лучше решать постепенно: втягивание, вербовка, эксплуатация. Именно в таком порядке".

"???👀" — ну, от Виктора она лично ничего другого и не ожидала.

"Втягивание. Вербовка. Эксплуатация" — повторила спортсменка медленнее. — "В полиции сотрудники считают, что решать задачи третьего этапа на первом категорически неправильно 🙂. Может ничего хорошего не получиться 😉😂 если вместо втягивания ты сразу эксплуатировать начинаешь".

"Звучит логично, но я пока тоже не поняла. ???" — в реале Миру на всякий случай не спускала глаз с озадаченного отца.

"Алекс думает, что Рыжий встречается со мной. Ты дала понять, что у тебя с ним свои отношения. В этом доме он теперь может бывать без проблем, так?" — выдала Ана на одном дыхании.

"А потом папа к нему привыкнет и перестанет воспринимать, как маргинала" — в реале Мартинес вздохнула. — "Тогда и новость обо мне, если что, шока уже не вызовет. Слушай, Длинная, а ведь ты не менее хитрожопая, чем я! 🤨".

"С кем поведёшься, дорогая. С кем поведёшься 😉".

Виктор успевал читать уже практически без задержки, но отвечал ещё не совсем уверенно. Сейчас он промолчал.

— Твой лучезарный взгляд, брат, наполненный искренним удивлением — самый большой бальзам персонально для моей души сегодня, — на полном серьёзе сказала вслух Миру, продолжая обнимать одноклассника и похлопывая его по плечу.

— Виктор, чтобы между нами не осталось недосказанности. Что именно ты имел ввиду, когда упомянул этичность моего бизнеса?

"МОЛЧИ!😦🙏" — Айя не успела ровно на четверть секунды.

— Наркота до добра не доводит. — Рыжий бестрепетно выдержал взгляд взрослого. — Моя шкала добра и зла от вашей отличается.

— Занятно. А подробнее?

— Там, откуда я родом, считается, что чистым стоит быть перед богом, людьми и законом. Вы же, мне кажется, последний пункт явно предпочитаете первым двум.

Алекс Мартинес задумчиво смерил его взглядом, откровенно успокоился и расслабился. Затем он коротко поклонился напоследок и менее чем через секунду старательно закрыл дверь за собой с той стороны.

— Что это было? — Седьков растерянно смотрел на металл двери.

— Хамасаки себе могут позволить критику этичности, — на автомате пояснила Айя. — Батя принял к сведению твой идеализм и не стал вступать в бесплодные дискуссии. Тем более что между семьями на уровне женщин сейчас только что пар не идёт. Мама, похоже, ему не успела рассказать всех деталей.

— Теперь только если из суда когда выйдет, — кивнула Миру. — Народ, а вы точно не хотите сейчас заняться тем, чего не окончили в машине?

— А тебе что с того? — баскетболистка удивилась. — Хочешь к нам в компанию?

— Нет. Здесь просто стёкла, всё прозрачно — наблюдать удобно. Так что, толстый и короткий или длинный и тонкий? — она потеребила пуговицу рубахи Седькова.

— Она так острит! — парадоксально догадался одноклассник. Затем тут же засомневался, — наверное.

— Да ну, нашёл острячку, — стереотипно мыслящее латиноамериканки голосу разума не поверили.

— Калибруйте приложения как надо, — выныривая мысленно из тёплой волны, без шуток предложила японка. — Это мой вам более чем расчётливый совет. Если хотите, могу даже помочь. Бесплатно.

* * *
Интерлюдия

Глава 2

ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 3

— Мне чужого не надо.

Поскольку Рашид стоит руки по швам и не двигается, засовываю купюры ему в нагрудный карман.

Его единственный здоровый глаз удивлённо моргает:

— И больше ничего не скажешь?

Вопрос застаёт меня в тот момент, когда я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы идти к девчонкам.

— А что ты ещё от меня хочешь услышать? — приходится развернуться обратно.

Поспать сегодня ночью толком не вышло: Миру терроризировала меня на кухне практически до утра. Причём вовсе не по тому поводу, блин, который хотелось бы видеть в исполнении молодой и красивой… чуть не подумал, "тёлки".

Уже даже мыслить начинаю лексиконом Мартинес, ужас.

Латиноамериканки, в отличие от нас, позевали рядом на высоких барных стульях лишь первые полчаса. Потом, понаблюдав за моими занятиями и уничтожив вторую стеклянную сковородку еды (готовила снова японка), они решительно откланялись и пошли досыпать. Мартинес уже не ломала ваньку и стены их спальни сделала непрозрачными.

Мне же досталась целая серия "учебно-тренировочных упражнений от Хамасаки" на какое-то там слияние с новым либо экспортированным нейропрофилем. Говоря по-простому, на кухонном столе разложили четыре концентратора — а я под руководством "сестры" учился "быстро открывать двери", причём гаджеты латиноамериканок были намеренно прикрыты какими-то видами защиты.

Если мыслить по аналогии, очень похоже на отработку простых подходов под передней рукой в боксе, но это именно что по аналогии.

— Я сейчас не смогу точно рассчитывать дистанцию. — Толстый указывает пальцем на тот свой глаз, которого в данный момент нет. — Как противник не стою ничего против ударной школы, с которой и здоровым не каждый раз справлялся накануне.

— Мне тебя пожалеть или посочувствовать?

— Можно, конечно, попытаться задавить массой и заняться борьбой но тогда я с одной стороны вообще ничего не увижу. — Такое впечатление, что ему нужно озвучить какой-то определенный свод текста. Обратная связь собеседника не нужна. — Снова затык.

Интересно, что это может быть? Он сейчас похож на бота.

— Зачем ты мне всё это говоришь?

Я всегда, в том числе в силу опыта, крайне скептически относился к историям из разряда "пришёл — увидел — победил".

Это нерабочая схема ни в боксе, ни в математике. Если обобщать — ни в науке, ни в прикладной деятельности.

Ана и Айя, уходя с кухни, на мои жалкие попытки присоединиться к ним и свалить в спальню уверенно выстрелили в мою сторону парой средних пальцев:

— Твоя новая узкоглазая сестра не ошибается. Если она говорит, что тебе нужно как можно быстрее научиться — значит, так оно и есть.

— Рыжий, извини. — Выражение лица Мартинес на какое-то мгновение даже стало извиняющимся. — Ты сегодня спишь отдельно и никаких приятных развлечений во сне у тебя не будет.

— Это по просьбе Миру, — поторопилась объясниться Эрнандес. — Она нам только что пакет отправила. Тайно.

Японка в этом месте картинно вздохнула, а баскетболистка завершила пассаж:

— Она нам очень убедительно доказала, — в воздухе засветился и сам блок данных, только что проскользивший по сети мимо меня от одной одноклассницы к паре других. — Если у тебя останется надежда на потрахаться с нами сегодня ночью — ты не будешь выкладываться в процессе тренировки.

— Будешь торопиться, упражнения не выпахивать, а имитировать формально, — вздохнула следом потомок Эскобаров. — Ты не подумай, мы тебя любим! Но почпокаться мы и потом в любой момент всегда сможем, хоть даже и в переодевалке, в школе… А сейчас Миру от тебя нужен полнейший фокус на задаче! Извини. Это разово, больше не повторится.

Меня даже с сочувствием боднули двумя лбами с обеих сторон.

Не в последнюю очередь благодаря тысячам повторений за несколько часов (вместо сна), я сейчас достаточно отчётливо вижу сразу несколько процессов.

Во-первых, Лысый очень напряжённо ожидает чего-то с моей стороны и это странно.

Нафига? Я же сам собрался уходить, он меня практически вернул назад.

Во-вторых (и здесь сложно верить своим глазам), в групповом чате школы, сопровождающем наше общение, явно виден след присутствия Трофимова собственной персоной. Я как-то очень отчётливо отличаю его от других; нечто подобное было у меня на уровне ощущений, когда в опросной через мой браслет за действиями дознавателя следилаТика Хамасаки.

Вот и сейчас доказательств вроде нет, но и сомнений тоже нет.

В третьих, Толстый сейчас ведёт с кем-то закрытым очень напряжённый диалог. Это вообще отображается тремя независимыми индикаторами трёх, соответственно, расширений.

Логичен вопрос: что это всё значит в сумме?

Или ни о какой сумме речь не идёт, а процессы параллельны?

— Я удивлён скромностью твоих притязаний, — поясняет Рашид в реале. — Мне не часто приходилось сталкиваться…

А вот договаривает он уже в пустоту: застегнув свой карман с вернувшимися ко мне деньгами, поворачиваюсь к нему спиной и ухожу к латиносам (рядом с ними нынче стоит и Хамасаки, не общающаяся теперь с другими японцами).

Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы сообразить: если твой противник откинулся на заднюю ногу, правую руку жёстко прижал к корпусу, а левую согнул и не выпрямляет — атаковать примерно равного по прочим кондициям в лоб будет только идиот.

Здесь то же самое. Если Толстый, несмотря на всё, что между нами было, старательно вытягивает меня на конфликт — пусть сам его и начинает. Я инициатором не буду.

Запоздало меня догоняет ощущение эврики: Трофимов в канале; мой probation в полиции из-за промедола, обнаруженного в крови; вчерашний выход из-за печки, как говорит Айя, Хадзимэ Хамасаки в адрес супруги — это всё вполне может быть звеньями одной цепи.

Кстати, завуч вот там, лёгок на помине.

Благодаря улучшившемуся зрению у меня получается различить его, выходящего из дверей школы и быстрым шагом направляющегося к нам всем. Хотя вид он имеет, конечно, караул.

* * *
ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 4

Или это у меня в голове работают предыдущие комплексы? Следствия психических травм Вити Седькова?

— Бред на вашей должности никого до добра не доводил, — вздыхаю и, оглядевшись по сторонам, придвигаю ближайший стул к нему практически вплотную.

Затем сажусь на расстоянии метра.

Пока "отвлекаюсь" на мотивированные механические действия, на самом деле очень внимательно слежу за его интерфейсом.

"Достоверность … 90+ процентов".

Ну ещё бы, если я и сам абсолютно искренне верю в то, что говорю.

— Я не знаю, какой смысл в натурала вкладываете лично вы. — Ловлю его внимательный взгляд без эмоций и уже не отпускаю. — По мне, натурал — это человек без импланта. Я и есть он, потому ваши многозначительные намёки мне не то чтобы непонятны…

— Я уловил, — торопится перебить он, впадая в некоторую растерянность, но старательно её скрывая от меня.

— Что до патриотизма. Как это ни парадоксально, но для меня это тоже не пустые слова — именно поэтому мы с вами сейчас мирно разговариваем.

— Могло быть и иначе? — насмешливо спрашивает он.

— Поверьте, да. Ваше мнение о недееспособности моей опеки, к-хм, здорово ошибочно, — отзеркаливаю ему его собственную улыбку.

"Достоверность … 90+ процентов".

Его лицо не меняется, но мажор из эмоционального фона куда-то здорово убегает.

Тика Хамасаки и Дальхис Эскобар половину ночи бухали на этаж ниже нас не просто так. Итогом их посиделок стало не только какое-то виртуальное соглашение (дочерям деталей не довели), но и целый ряд практических процедур прямо с утра. Например, мы теперь какое-то время будем ездить исключительно под сопровождением, хотя и негласным.

Касается меня, Миру и Айи; Эрнандес идёт паровозом.

— Сергей Борисович, знаете, чем я отличаюсь от титульных? Кроме дворняги?

— Я уже не считаю тебя дворнягой, — серьёзно отвечает он. — Твой статус твоими же усилиями изменился. Надо быть идиотом, чтобы этого не понимать — а я не идиот.

— И тем не менее. Это не помешало вам, достаточно цинично попирая справедливость, сыграть вчера за совсем другую команду.

— Так чем ты от титульных, по-твоему, отличаешься?

— У них за спиной не одно поколение аристократов, это даже из их манер сквозит. А я не такой чопорный: если у меня есть возможность восстановить справедливость, как я её понимаю, этикетом заморачиваться не буду.

— Ты сейчас угрожаешь?

— Скорее, излагаю вводные перед тем, как сформулировать условия нашего с вами потенциального договора.

— А ты изменился. — Завуч прикручивает свой мониторинг вполовину и, поколебавшись, запускает аналитическое расширение.

— Так ведь и вы тоже с каждым днём раскрываетесь всё больше и больше! Причём с таких сторон, что хоть святых выноси. Сергей Борисович, а давайте попробуем договориться? На всякий случай, для вашего наверняка работающего приложения на достоверность скажу прямо, — указываю взглядом на его концентратор. — Я не желаю, никогда не желал и, надеюсь, никогда не захочу прямого зла вам лично либо кому-то третьему. Всё, что мне на данном этапе интересно — это исключительно самопрокачка.

"Достоверность … 80%+…".

Ну да, пару раз хотелось треснуть его, тем более что было за что. Даже уже и мне в этом теле.

— Эмоциональные всплески на фоне вашей регулярной необъективности — не в счёт, — продолжаю. — Я всё-таки ещё ребёнок, а детям порой очень трудно поверить в отсутствие справедливости, особенно со стороны педагогов.

— По каким направлениям прокачка? — интересуется он на первый взгляд нейтрально, повторно пропуская упрёки мимо ушей.

Если бы меня кто-то попросил сейчас изобразить индикатор его фокуса картинкой, это была бы кошка, которая готовится прыгнуть на мышь, вылезающую из норы.

— Кибер, — пожимаю плечами. — Ещё разные математические олимпиады — хочу в универ на грант. Бабки. Порядок произвольный.

Правда, только правда, чистая правда.

— А зачем тебе деньги? — его удивление неподдельно. — Ты же своего бога поймал за бороду? Даже вон, и мамашу свою на опекуншу успешно подвесил?

— Ничего себе, у вас источники. Могу поинтересоваться, откуда вы настолько в курсе?

— Вообще не секрет. Твой probation по решению суда, — ухмыляется он. — Как участник процесса со стороны образовательного учреждения, имею на весь период доступ и к твоему семейному положению. Или ты думаешь, трудно выяснить, кому принадлежит клиника, в которой сейчас выходит из запоя твоя мамаша?

— Звучит как обесценивание и далеко не в первый раз, кстати. Зачем вы сознательно делаете так, чтобы я вас ненавидел? Можем же как минимум соблюдать взаимный нейтралитет?

— А я тебе уже говорил и могу повторить, — возражает он. — Если ты хотел, чтобы я подбирал слова, так и держал бы её в том развесёлом состоянии дома! А не когда она, спотыкаясь, не вяжет лыка и рвётся в мой кабинет — пообщаться о твоей успеваемости!

— М-да уж. С логикой не поспоришь, как говорит одна моя одноклассница.

— Я не обязан быть тактичным или человеколюбивым, — пожимает плечами светило педагогики. — Скажи спасибо, что разговариваем. После всего.

— Могу повторить. Ни я, ни мои близкие не имеем отношения ко вчерашней ракете.

Всё то время, пока мы общаемся, он достаточно активно меняет у себя в интерфейсе иконки работающих приложений. Похоже на калейдоскоп.

Насколько понимаю, он ищет какие-то ответы на свои вопросы и я даже предполагаю, на какие именно.

— Конкретно, чего ты от меня хочешь?

— Сергей Борисович, меня очень удручает, что вы любой разговор со мной воспринимаете как игру с нулевой суммой. Давайте один раз в жизни, для разнообразия, попробуем договориться нормально?

— Ты даже такие слова знаешь? — задумчиво веселится завуч. — Спешу успокоить: не принимай на свой счёт. Это не только с тобой. Весь этот мир — одна сплошная игра с нулевой суммой, просто кое-кто по молодости этого ещё не понимает.

— Слушайте, как вас только учителем наняли, с таким-то мировоззрением! — возмущаюсь абсолютно искренне. — Вас же самого лечить надо! Психотерапия по вам плачет как минимум. И это если ещё не патология, а пограничное состояние.

— Не наглей. О чём ты хотел договориться?

— На какой-то ограниченный период давайте затеем совместную задачу?

— Совсем тронулся? Мне это зачем? — он даже подаётся назад в неподдельным изумлении.

— Сергей Борисович, а какая у вас мечта?

Спрашиваю абсолютно искренне, без двойного подтекста. Возможно, именно поэтому светило педагогики словно с разбегу натыкается на стену и замолкает.

— Смотрите. Вам за сорок, — начинаю загибать пальцы. — Я бы сказал, хорошо за сорок, о-очень хорошо. Жены, детей — нет, по крайней мере рядом.

— СТОП! Если ты такой умный и тоже информированный, должен знать, что предложить. Не вздумай воспринять, как автоматическую готовность! Чисто теоретически, чем бы ты был готов меня заинтересовать?

Судя по обилию приложений в его интерфейсе, разговор идёт без дураков. Это хорошо, потому что я боялся, что он меня всерьёз не воспринимает.

Видимо, ракетный удар в исполнении Хадзимэ Хамасаки неплохо меняет приоритеты.

— Включите, пожалуйста, ваше приложение на достоверность, — я и так вижу, что оно вовсю работает. — Я не считаю вас личным врагом. Плохим учителем, не очень хорошим человеком — считаю. Достаточно мутным гражданином федерации, работающим на другую страну и откровенно представляющим здесь её структу…

— СТОП! Я УЛОВИЛ КОНЦЕПЦИЮ! Что ты хочешь сказать в итоге?

— Первое. Пожалуйста, выбросьте на время из головы весь свой предыдущий негативный опыт и игры с нулевой суммой — в первую очередь. Второе. Насколько я понимаю жизнь, люди вашего типа стараются поставить на всех лошадей сразу: ну это просто инструмент выживания, ни хорошо, ни плохо. У меня конечно есть своя точка зрения на тему морали, но договариваться следует мозгами, а не психикой.

— Можешь ближе к делу.

— Мозгами я вас врагом не считаю: у вас просто нет интересов, которые бы противоречили моим.

— Не лей воду. Говори конкретнее.

— Я не прошу вас мне ни помогать, ни даже сочувствовать. Подскажите, как более старшей и однозначно более опытный.

"Достоверность… 90+%…"

Ну а что, я действительно считаю, что он далеко не дурак. Также, я не исключаю, что мы сможем прийти хоть к сколь-нибудь общему знаменателю.

Он делает нетерпеливое движение бровью.

"Эмоциональная вовлечённость собеседника близка к пику" — а это уже говорит мой концентратор.

Если верить здешней теории, решения, сделанные эмоциями, в семь раз быстрее логики. Сейчас главное не облажаться.

— Моё предложение, если соблюдать теорию учебника, должно быть для вас безопасным, интересным, выгодным и, по возможности, приятным, — ещё четыре моих пальца загибаются к ладони, образуя кулак.

— Откуда мысль?

— Шутите? Хамаса…

— Продолжай, — Трофимов уже неприкрыто сверяется с каким-то индикатором в интерфейсе.

— Давайте на мгновение заглянем, скажем, в точку через пять лет. Если у меня получится хотя бы половина того, что я сейчас задумал, вам с вашей привычкой ставить на всех лошадей лучше иметь со мной если не ровные положительные отношения, то хотя бы — этот самый пресловутый нейтралитет.

— Зачем?

— А чтобы, если вы вот так вот придёте договариваться со мной, могли мне напомнить: Седьков, а ведь мы не стали врагами когда-то, хотя и очень могли.

Завуч хмуро сверлит меня взглядом и барабанит ногтями по крышке стола.

— Сергей Борисович, я вам сейчас задам один вопрос, но вы мне на него не отвечайте.

— Не понял.

— Ответьте себе и мысленно. Вопрос, даже пара. У меня сейчас хорошие шансы, с моей точки зрения, реализовать через пятилетку всё то, что не было сказано вслух сейчас?

— Какой второй вопрос? — он больше не веселится.

Я на всякий случай деактивирую расширение на харизму.

— Если даже я ошибаюсь на девять десятых, тот десятипроцентный эфемерный шанс, который остался, стоит того, чтобы не наживать в моем лице однозначного недоброжелателя? Мне ничего не говорите! — тороплюсь успеть до того, как он откроет рот.

Внезапно приходит сообщение от Тики:

"Спроси, сколько он хочет! Наличными!".

— Кто-то сейчас присутствует с нами здесь? — излишне спокойно и наигранно безразлично интересуется Трофимов.

Похоже, у него тоже есть какая-то программа, фиксирующая чужой информационный обмен.

— Не знаю, — отвечаю абсолютно честно.

Так, как вчера, я сейчас опекуншу не ощущаю. Её появление в канале — для меня неожиданность.

— Но это абсолютно неважно, — продолжаю. — Сенсей, вы же в курсе, что я платил дань Рашиду? А многие и до сих пор платят, и не только ему?

— Дальше.

— Я очень хочу обсудить с вами сумму наличными в месяц, которую буду отдавать лично вам — за своё спокойное в школе обучение. По аналогии. Предвосхищая возможные вопросы; мне ничего от вас не нужно специально, я свои проблемы решаю сам.

— За что тогда платить?

А ведь он гораздо больше заинтересован, чем старается показать.

Если честно, на это и был расчёт. Ощущения сейчас такие, как когда долго готовился к серьёзному турниру, где больше половины соперников гораздо выше тебя уровнем. Сам турнир пролетел на автомате — а ты его выиграл. И вот сейчас стоишь на пьедестале, на самой верхней тумбочке и не можешь поверить, что это всё реальность.

Стряхнув усилием воли остаточный эмоциональный фон после беседы, отвечаю:

— За моё спокойствие.

— ??? — он не играет.

— Сергей Борисович, до этой минуты у меня всегда было стойкое ощущение, что на всех этапах моей жизни в вашей школе в вашем лице я имел недоброжелателя.

— Это абсолютно справедливое ощущение и я тебе не раз объяснял, почему. Да, ты мне никогда не нравился — но я этого от тебя никогда и не скрывал. Как и не скрывал того, что стать человеком моя нелюбовь тебе в принципе не помешает.

— Вот. А я бы хотел в вашем лице видеть не минус, а ноль. Всё. Больше никаких требований, тем более конкретных.

Удерживаюсь и не говорю "Я не Фомичёв и не его родня".

— Поясни? — он задумчиво сводит брови на переносице.

— Мартинес говорят, что в отношениях может доминировать негатив, нейтралитет или позитив. У нас с вами негатив, минус. Я хочу ноль. На всякий случай повторю: ничего специально мне не нужно. На сделки с совестью идти не прошу. Преступлений покрывать не требуется, как с Лысым, когда его от контрафакта в медсекторе вашей школы сплющило. Ну, платил же я Лысому просто чтоб спокойно учиться?

Это не совсем так, Вите Седькову дань спокойствия не добавила. Но по сути — правда.

— Интересное предложение. Самое смешное, что полностью соответствует этим твоим "безопасно и выгодно". Сам додумался? — светило педагогики с интересом изучает меня с короткой дистанции.

— Миру подсказала. Говорит, что я достаточно серьёзный источник беспокойства сам по себе. Для вас лично. Должна быть какая-то компенсация, чтобы вы…

Он не дослушивает и рисует пальцем на столешнице цифру:

— Я не обещаю, что никогда не попытаюсь тебе что-либо сделать. Но как минимум у тебя всегда будет шанс знать об этом заранее. От меня. Не торгуюсь, не обещаю — излагаю свои условия. Ты сам припёрся.

Молча лезу в карман с намерением перейти от слов к делу и сделать взнос за ближайшую неделю.

— С ума сошёл? — вытаращивается на меня завуч. — Иди отсюда с богом! На счёт частного фонда пожертвований переведёшь!

— Какого? — удивляюсь, не понимая.

Впрочем, с моим амплуа это не расходится.

— Потом узнаешь, какого. Не здесь! Сам или твои, в любое другое время, кроме учебного. Переводом.

* * *
ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 5

Почему-то сегодня мне постоянно хочется есть. Видимо, дело в меняющемся нейростатусе, хотя и неясны детали (точнее, лень вникать). Доверившись физиологии, чувство голода решаю обуздывать по старинке.

Девчонки со мной в столовую не пошли — заняты по уши новой ботвой социальных потрясений в результате выборов. Оказывается, даже несерьёзная на первый взгляда штука типа школьного совета — это ещё и целый пакет рутины.

Власть любит учёт, сказала "сестра" и потащила Эрнандес в администрацию заведения. Мартинес пошла с ними за компанию и прицепом.

— Подвинься. — На мой стол вдруг ни с того ни с сего хлопается поднос Ченя.

Подвигать мне особо нечего (взял одну большую тарелку и сложил в неё всё), потому ем, как и ел.

На агрессию с его стороны не похоже плюс по целому ряду признаков видно: он здесь исключительно поговорить и, возможно, тоже за едой.

— Ты ничего не перепутал? — примерившись, стараюсь перерезать фаршированный мясной рулет как можно аккуратнее.

Не получается. Капли масла, овощного сока и чего-то ещё жизнерадостно брызжут в разные стороны, в том числе на китайца.

— Бл*! — он вскакивает со своего места напротив меня, но тут же успокаивается и возвращается обратно. — Вот ты криворукий…!

На мою рубашку прилетело не меньше, чем на него, но если я сейчас буду демонстрировать какие-то эмоции, наверное, это будет не совсем комильфо.

Отморозившись, продолжаю есть, местами заляпанный, как ни в чём ни бывало, будто так и надо:

— Ты же сам сюда припёрся. Какие ко мне претензии?

Его визит сейчас можно трактовать двояко. С одной стороны, Миру им с Юнь навешала обоим: тренируясь со мной ночью, она типа поймала какую-то свою волну и говорит, что без импланта тоже есть жизнь.

Какие-то там приложения активируются вполне себе нормально, хотя и не на всю катушку — нужно лишь следить за фокусом и контролировать некий контур (дальше я снова не вникал).

Мозг — тренируемая система. В этом несовершенном мире никто на ниве занудной тренировки особо не заморачивается, поскольку есть концентраторы. Но если пойти древним путём, повторить подход к снаряду сколько-то тысяч раз и взять за ориентир какой-то там мой ритм (не факт, что не индуктивный и эндогенный — а этих слов я вообще не понял), то определённых результатов можно добиться даже насухую.

Плюс эффект неожиданности: Хамасаки-младшая почему-то была свято уверена, что пара ударов у неё в запасе точно будет, а вторая и не потребуется.

В общем, перед школой и после выборов китайцы ей проиграли. Не с треском, но вполне убедительно и с последствиями для своего рейтинга и тотализатора.

Это всё с одной стороны.

А с другой, у Ченя буквально на лбу сейчас написано какое-то двойное дно и даже гаджетов не надо, чтобы его заметить.

— Ты прав, никаких претензий. — Быстро ориентируется китаец. — Я сам идиот: знал, к кому сажусь. — Он даже одежду успел привести в порядок после драки и теперь косится на свою по второму разу заляпанную рубашку.

— Чё надо?

— Седьков, какой парой слов ты бы описал все свои метаморфозы за последние пару недель? Если бы я тебя попросил об этом?

— Если я тефе отвефу не с своими, а чуфими слофами, ты не обидифся? — чёртов рулет ещё и очень горячий, разговаривать сложно, а перемена маленькая. — Хотя пофиг. Чень, "ты же мне не благодетель, а злейший враг". С чего мне тебе отвечать? И к чему вообще нам с тобой разговаривать друг с другом иначе как вручную?

— С того, что я бы не преувеличивал роль эмоций в бизнесе. — Судя по тому, как он без особого желания ковыряет гарнир, голод его не донимает. Получается, китаец здесь только ради беседы? Занятно. — Если не хочешь ты, могу сказать я, мне несложно.

— Да я и чтобы ты говорил, не настаиваю, — пожимаю плечами. — Я б сказал тебе спасибо, если бы ты поскорее перешёл к делу или отвалил, а то у меня ещё второй рулет есть. Из него брызги тоже лететь будут, к сожалению. Чего припёрся?

— А сразу к делу не получится, — неожиданно собрано отвечает он. — Если я перейду к делу сразу, ты будешь думать, что это всё несерьёзно. В лоб такие предложения во время серьёзных бесед не озвучивают — сперва вступление.

— А у нас с тобой уже и серьёзная беседа нарисовалась? Бл*, я же не Юнь. К тому же, мы с тобой по разные стороны. Если тебе даже Хамасаки люлей навешала, на что ты сейчас рассчитываешь со мной?

— А это очень интересный момент, — с наигранным энтузиазмом на лице он тем не менее понижает голос. — Я даже поначалу думал, что твой выигрыш у Толстого — случайность.

— Он сам тоже так думает, причём до сих пор, — фыркаю. — И не он один. Ты заметил, что наша беседа напоминает два несвязанных монолога?

— Погоди, сейчас сформулирую. Моменты для размышления такие. Твоя победа над Рашидом и не только над ним; резкое взятие тебя под опеку Хамасаки; резкий рост твоего рейтинга, не углубляемся в детали.

— А ты чего в этой связи хотел?

— Твои авторские права. На условиях, которые со временем лично для тебя могут только ухудшиться. — Китаец даже отодвигает от себя практически нетронутую еду. — Ты понимаешь в бирже? Знаешь, что значит продать на пике цены? Ты сейчас на пике, выше уже не поднимешься. Я — покупатель.

Мне не приходится изображать изумление, а кусок сам шлёпается с вилки обратно в тарелку (снова брызги, ч-чёрт):

— Удивил. Продолжай?

— Знаешь, что почти всех подвело в отношении тебя?

— Я очень внимательно слежу за ходом твоей без сомнения интересной мысли, как говорит одна латиноамериканка.

— Была мелочь, незаслуженно упущенная. М-м-м, даже три мелочи. — Над столом загорается голограмма виртуального экрана.

Первым кадром он показывает мне лицо Фархата Али, которое сменяется взрывом его машины. Потом — второй взрыв, уже рядом с Трофимовым и Фомичёвым.

— Согласен, что почерк исполнителя один? — уточняет попутно Чень и становится похожим на учёного-исследователя.

— Это не уровень моей компетенции, — легко и искренне отмахиваюсь. — Все вопросы — к доблестной полиции федерации. Хотя, если бы я всерьёз хотел с тобой это всё обсудить, я бы тебе мягко намекнул на кое-какие другие обстоятельства.

— На какие конкретно? Теперь я очень внимательно слежу за ходом твоей мысли.

— На средства поражения. Я в этом ничего не понимаю, но мне кажется, что их следовало бы сравнить. В первом и втором случае.

— Зачем?

— Затем, что в первом случае это может оказаться банальный дрон, возможно, барражирующий или как там они называются. А во втором — что-нибудь иное, например, уже ракета. Это может очень здорово подмывать твою версию о едином почерке: совсем разные подразделения и предельно различаются навыки оператора.

Ну а что, я хотя и в курсе местами, но логика его выводов от меня пока ускользает. Что и сообщаю ему следующей фразой:

— Я понимаю твой интерес к теме, но не вижу, зачем нам это обсуждать.

— Лишь потому, что между этими двумя взрывами пока не обозначена связка, — уверенно отвечает азиат. — Знаешь байку о двух баранах в загоне с номерами один и три?

— Не в такой версии, но смысл понятен. Типа, когда барана номер два там изначально не было?

— Да. Вот эти события, — он невозмутимо кивает на голограмму, — и есть номера один и три. Только, в отличие от байки, между ними есть реальный второй номер.

— Я по-прежнему внимательно слежу за ходом твоей мысли, — мне действительно интересно.

Он меняет кадр.

"…первичная нейросеть…" — Фомичёв на видео замирает, а виртуальный экран через секунду рассеивается.

— Седьков, а ведь тебя все прозевали, — китаец вроде как искренен.

— Решил меня зацепить неподдельным интересом? Ты сейчас похож на одного полицейского дознавателя. Тот тоже делал многозначительные паузы в надежде, чтобы болтать языком вместо него буду я.

— И чем дело окончилось? — якобы лениво и безразлично уточняет хань.

— Насколько знаю, оно ещё не кончилось: судебное дело только в производстве. Мера пресечения — не домашний арест, можешь считать намёком. Содержание под стражей без права внесения залога — ибо федеральное преступление первой категории с отягчающими.

— Да я тебя и так воспринимаю всерьёз, — коротко кивает собеседник своим мыслям. — И очень сейчас жалею о том, что раньше не сообразил, что натурал — это камуфляж… Ладно, неважно. Ты же не думаешь, что на нашей стороне никто не связал три плюс два?

— На тему?

А второй рулет мне поддаётся без брызг, в отличие от первого.

— Следи за руками. Безвестный натурал вдруг становится объектом интереса сразу пары крутых системообразующих концернов. Один из этих концернов — титульный и здесь, улавливаешь намёк?

— Э-э-э. Это не то, что ты подумал. — Я ещё не заканчиваю фразы, когда самому становится смешно.

Надо будет рассказать Мартинес.

Китаец не реагирует на мой приступ веселья:

— Второй холдинг — на первый взгляд, можно не заморачиваться, потому что из разделительных сегментов. Но если знать тему, то он тоже серьёзный. Там, правда, твои интересы видны не прямо, но если знать имена, станет намного интереснее.

— Я б мог тебе сказать кое-что на эту самую тему, правда, из личных взаимоотношений. И что иногда вещи — не то, чем кажутся. Хоть та же моя опека матерью Миру, под которую ты подводишь чуть ли не политическую подоплеку.

— Бывает и такое, — не спорит он. — Бывает, что за теневым слиянием даже стратегических производственных площадок стоят абсолютно смешные и личные мотивы, а не глобальный передел. Именно потому с тобой сейчас беседую я, а не другие, — он неопределённо ведёт рукой. — И там общались бы уже не с тобой, а с тем, кто стоит за тобой. Или может стоять. Только вот какая штука, Седьков: это у японцев на твоей исторической родине возможности не очень, а у нас кое-какие источники есть. Смотри, — над столом снова загорается голограмма.

На ней одно за другим сменяют друг друга изображения Сергея Седькова в разные моменты его жизни.

Лично я ничего из объектов или фотографий раньше не видел.

— Узнаёшь?

— Отец, — по ряду субъективных факторов у меня получается не испытывать никаких эмоций абсолютно естественно, без помощи концентратора.

Как бы ни было, основателя ГЕНЕТИКСА лично я знаю исключительно по изображениям.

— Намёки понимаешь? — Чень собран, корректен, убийственно вежлив.

— Не совсем. Если ты так хорошо информирован, то должен знать и обо всех тонкостях.

Как бы ещё понять, что ему на самом деле известно.

— А тонкостей нет, — китаец серьёзно и отрицательно качает головой. — Есть fundamental, как говорят твои латиноамериканские подруги, и вот какой. В федерации две титульные коалиции. Как ты думаешь, нам очень интересно каскадное усиление японцев за счёт наследства Сергея Седькова? На которое его родной сынишка, теоретически, может более чем успешно претендовать?

— Буря в стакане воды. Иллюзия собственной грандиозности.

— Чего???

— Мы с тобой не фигуры того уровня, на котором обсуждаются эти вопросы, говорю. Это если без шуток. Уже молчу, где все были раньше. Хотели бы — ГЕНЕТИКСУ давно ноги приделали бы.

— Вот, — в его эмоциях явственно проступает удовлетворение. — Это и есть тот момент, на котором все спотыкаются. Но мы же с тобой не все, Седьков?

— Да ты уж закончи свой многозначительный посыл, пожалуйста. А то опять по-старинке свалимся в примитивное рукоприкладство.

— Я оценил твой очень изящный союз с Хамасаки. Да, кто-то может не понимать перспективы, но лично я по нашим правилам считаюсь совершеннолетним.

— Да ну?

— Ну да, — он тоже удивляется, причём искренне. — Мы ж не японцы! Это у них с двадцати одного года, а у нас частичная дееспособность с шестнадцати. Ты чё, вообще ничего не читаешь?!

— Да я как-то раньше не вникал, интереса не было… Пардон, продолжай. Ну дееспособный ты, и что дальше?

— Я практически закончил. Вернее, мы вернулись к тому, с чего начали. Как ты смотришь на то, чтобы заключить абсолютно выгодное для тебя соглашение со мной? Лично со мной?

— Э-э-э, на какую тему? И почему мы это обсуждаем в таком составе? Требую присутствия генерального консула и адвоката, а также дееспособного представителя.

— Не валяй дурака… Я понимаю, что у неожиданного значительного наследства в руках слабого наследника перспектив немного. Но моя семья также понимает, что исследовательские и производственные площадки ГЕНЕТИКСА — это единый организм. ЕГО НЕЛЬЗЯ ДРОБИТЬ, — хань твёрдо глядит на меня. — Только он лежит сразу в трёх юрисдикциях, что делает невозможным его поглощение одной стороной.

Я молчу, а Чень какое-то времяубийственно серьёзно сверлит меня взглядом:

— Я ошибся на самом старте: поверив в твою убогость, не стал копать глубже и поздно узнал, кто ты на самом деле.

— Хренасе, ты грамотный. Но лучше поздно, чем никогда.

— Я, в отличие от твоей японской подружки, в среде своих считаюсь дееспособным, — повторяет непонятный мне намёк азиат и явно чего-то ожидает в ответ.

— Ты не в курсе наших взаимоотношений, раз. Мои подруги, это к слову — Мартинес и Эрнандес, два.

— Ой, побереги дымовые завесы для кого-то другого! Для того, у кого в разделительных сегментах нет своих возможностей!

— А ты сейчас о чём? — уточняю, осторожно отправляя в рот последний кусок рулета.

— Я тоже вон, с Юнь под руку! И тоже регулярно изображаю разлад! — он с досадой машет рукой и не договаривает. — Но липовый натурал, редактура гена старения в HAMASAKI INCORPORATED и… Виктор!

— Что?

— Я абсолютно искренне считаю, что ты гораздо умнее и сильнее, чем стараешься казаться. Я абсолютно искренне считаю, что о твоём нейропрофиле не известно и одной пятой. — Он переводит дух. — И я абсолютно искренне хочу донести до тебя, что одной половине титульных вовсе ни к чему…

— Последнее я уже понял. Вам ни к чему каскадные усиления второй половины. Это единственное, что я усёк.

— Если бы ты заключил со мной добросовестное соглашение, лично от себя, то в моём лице ты бы получил добросовестную же поддержку всей моей семьи. Поверь, я очень быстро могу доказать, что это выгоднее японцев! Уже молчу, как ты изящно упускаешь сразу два момента своего пребывания у них.

— Какие?

— Внутри самих джапов уже давно нет единства. Как ты думаешь, Онода и Саджо против Хамасаки — это только у нас в школе отношения не сложились? Или какие-то более серьёзные процессы?

— Понятия не имею и знать не хочу.

— Повышаешь ставку? — понимающе кивает собеседник. — Окей. Тика и Хадзимэ Хамасаки. Даже в семье, которую ты принял в качестве опоры, такие же точно процессы. Седьков, ну ты же мужик! Как оказалось. Будь им до конца!

— Дать тебе сейчас в лоб, предварительно перевернув на тебя стол? И на весь зал заорать по-русски о твоей матери и о том, что я с ней делал, предварительно разорвав на груди рубаху? Потом разбить о свою голову стеклянную бутылку и розочкой тебе горло вскрыть?

— Нет, — Чень озадачен. — Признай самому себе, что ты неудачно выбрал точку опоры. Японцы в принципе и Хамасаки конкретно — далеко не лучший вариант.

— Вариант чего?

— Раскрытия всего потенциала ГЕНЕТИКСА, — буднично пожимает плечами китаец. — Который только поколение интегрировать в федерацию. Я так думаю. Потому что там реально лет на пятнадцать работы! Соответственно, сливки будем снимать уже мы, а не поколение родителей. А ты, по большому счёту, наследник, хотя и весьма странный.

— Занятный ход рассуждений.

— Я именно потому и подошёл к тебе сам. Своим взрослым я всё объясню, если мы договоримся. В отличие от японцев, на вторые роли тебя задвигать не буду. Слово.

— А какой тебе интерес в этой благотворительности?

— В смысле? При чём здесь благотворительность?

— Я, по твоим словам, в союзе с тобой имею больше потолок роста, так?

— Да.

— А ты? Тебе какая выгода?

— Ты что, не в курсе и китайских раскладов? — не в первый раз удивляется собеседник. — Ну ты даёшь. Уж врага б мог знать. С твоим наследством семья Чень из равных становится первой. С нашим наследством, — быстро поправляется он. — Просто у тебя есть ресурс, но нет возможностей его легализации и масштабного использования. А у меня, — он касается ногтем иероглифа собственной фамилии на своём браслете, — есть эти возможности, но нет твоей интеллектуальной собственности.

— А Хамасаки…

— Ну, схватился ты за первую соломинку, пока тонул. С кем не бывает. А сейчас тебе поступает предложение от более серьёзного плавсредства.

— Не сочти за моё согласие, — не говорить же ему, что я вообще не ориентируюсь в том, что он сейчас вещает. А информацию из подобных подкатов всегда нужно извлекать по максимуму, азбука интриги (как говорят Хамасаки и Мартинес). — Но логичен мой тебе вопрос, даже несколько.

— Задавай.

— Первое. Нафига это нужно мне? От добра добра не ищут.

— Ты по-любому в любом проекте идёшь на вторых ролях, это чтоб сказать мягко. В то время как потенциал ГЕНЕТИКСА — это джокер. Тебе знакома идиома об использованном презервативе?

— Какой ты грубый.

— При японцах, даже если Хамасаки к тебе всей душой — допустим такое! — в первых рядах человеку с твоей рожей не бывать по определению. Из тебя просто выжмут всё — а самого задвинут. Хорошо, если не как твоего отца. Это ещё в том случае, если наша сторона проглотит то самое каскадное усиление, что вряд ли.

— А китайцы меня буквально осыпят бонусами и поднимут на трон?

— А у нас в диаспоре есть примеры успешных инородцев в первом списке, — на полном серьёзе возражает китаец и выдаёт несколько фамилий, которые мне ни о чём не говорят. — Назови кого-то аналогичного у джапов?

Моё молчание он принимает за частичное согласие:

— Я, кстати, даже согласен с твоей стратегией!

— Интересно, с какой, — роняю обескураженно и искренне.

— Сидеть на заднице до последнего и не выпускать даже пара наружу. Ты набил цену по максимуму, я оценил. И не только я: твоё усыновление Тикой Хамасаки сейчас обсуждают абсолютно во всех ханьских кланах, поверь!

— Фигасе я популярный, не ожидал. Кстати, это не усыновление.

— Да-да, верю-верю. А, ты ещё такой момент учти! Что, если Хадзимэ Хамасаки в поисках независимости от супруги начал прорабатывать варианты сотрудничества с нами за её спиной? А ты, как актив и подопечный жены, решением суда после их развода будешь передан мужу?

— Занятно.

— Ты не гражданин, — простенько вздыхает Чень. — А непредсказуемые решения суда ставили с ног на голову и более серьёзных людей. А уж если учесть, что по документам ты числишься натуралом, так и вовсе — мелочь, никому не интересно.

— Это решение было бы незаконным. Его бы отменили если не на первой, то на второй апелляции.

— Пф-ф-ф, такие процессы могут длиться годы. Ты уверен, что доживёшь? — китаец ухмыляется. — Хадзимэ, в отличие от жены, человеколюбием не страдает, а твоя собственность к нему интегрируется за… за очень быстро. — Видимо, он хотел назвать более конкретные сроки, но в последний момент почему-то сдержался.

Глава 6

— Знаешь, нет. — Покончив с рулетом, тщательно вытираю губы и руки салфеткой. — Спасибо за подход к снаряду, но нет.

Рубашку, видимо, придётся сейчас идти стирать в туалет, пока не засохло. Потом какое-то время ходить в мокрой на голое тело.

— Ты сейчас делаешь ошибку, — лаконично кивает китаец, глядя в стол.

— Не-а. Это вы все помешались на собственном эгоцентризме. Тика, кстати, меньше вас, хань.

— Конкретно? В чём именно их предложение тебе кажется выгоднее нашего? Наш ресурс не меньше, по крайней мере, пока они с Хадзимэ воюют друг с другом в собственной песочнице. Ты не в курсе? У вас даже банк на время деньги заблокировал! — он выдаёт "новость" так, как будто добавляет на чашку весов маленькую-маленькую гирьку.

После размышлений и взвесив, а стоит ли.

— Эх-х, Чень, Чень. — Вздыхаю.

Получается по-стариковски.

— Я не могу гарантировать, не сходя с места и вслепую, что мы наверняка передавим их ставку, — твёрдо продолжает азиат, не отвлекаясь на мою реакцию. — Вдруг они тебе долю кого-то из своих пообещали? Но я готов под расширением твоих подруг пообещать тебе лично, что сейчас играю с тобой в открытую и в рамках определённых полномочий. Это на тот случай, если моя достоверность у тебя по каким-то причинам не определяется — не знаю твоей текущей конфигурации.

Он сосредотачивается, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя.

Интересно, ему что, кто-то подсказывает?

Китаец активирует разноцветный кубик и кладёт под ним правую ладонь:

— Прямо заявляю, что считаю правдой всё следующее. На данный момент наши ресурсы твоей нынешней "семье" не уступают. Хамасаки, в смысле. Твоя ротация в первый список у нас в перспективе возможна, специально палок в колёса ставить не будет никто. Зависит только от тебя, прецедентов более чем достаточно. Одностороннего поглощения нами твоих площадок тоже не будет: твои интересы как инвестора учитываются на старте, можешь заранее тщательно расписать с юристами. Поправка: интересы как миноритарного инвестора.

Да. Кто-то с ним сейчас на связи.

— Благодарю за предельную открытость. Чень, ещё раз: нет.

— Почему?

— Без деталей.

— Когда-нибудь, возможно, даже раньше, чем ты думаешь, твой нынешний отказ мне может значить, что к тебе придут совсем другие люди…

— Пусть приходят.

— … и скажут: "Перепиши всё на меня". Это будет уже без учёта твоих условий и пожеланий.

— Пусть приходят, — отмахиваюсь повторно.

— Ты реально такой отмороженный? Ты же сейчас только притворяешься дураком? Или не притворяешься?

— Есть проблемы, которые имеет смысл не то что решать, а даже и обсуждать лишь по мере их поступления. С моей точки зрения, ты здорово сгущаешь краски.

— Я крайне разочарован нашим разговором. Тем не менее, благодарю за откровенность. — Китаец встаёт из-за стола и коротко кланяется. — Мне очень жаль, что я не смог с тобой договориться и что старшие были правы.

— Какие старшие?

— Мои старшие.

Видимо, он сейчас ждёт, что я не удержусь и буду задавать вопросы дальше.

А я просто не вижу в этом никакого смысла.

* * *
Тика слушала чужой разговор, как школьница, затаив дыхание.

Замотавшись с ночи, поймав новость о победе дочери на выборах в школьных новостях, она подключилась к Рыжему лишь тогда, когда Виктора пришёл уговаривать китаец.

Ну, как подключилась. Чтобы не фонить и не висеть в канале явственно, пришлось задействовать крайне неудобную схему: она расширением сидела в расширении облака, которое взаимодействовало с концентратором парня.

Да, и программный продукт незаконный, и сама цепочка — но так Рыжий её хоть не чувствует.

Не то чтобы у неё были секреты от него (уже давала ему понять, что слышит его в любой момент), но… в одном месте заиграло детство?

Вероятно, оно — японка не стала обманывать саму себя.

"Когда-нибудь, возможно, даже раньше, чем ты думаешь, твой нынешний отказ мне может значить, что к тебе придут совсем другие люди и скажут: "Перепиши всё на меня". Без учёта твоих условий и пожеланий". — Чень говорил в общем-то логичные вещи.

Тем интереснее было, что ему ответит Виктор.

— Пусть приходят. — Рыжий в своей обычной манере отмахнулся и то ли изобразил беззаботного дурака, то ли реально не придал значения.

А ведь хань сейчас разоткровенничался больше, чем собирался. Даже выболтал пару нюансов.

Следующие несколько фраз особой нагрузки не несли.

— Чень! — видимо, Седьков окликнул соученика уже когда они расходились из столовой. — Знаешь, где ты ошибся?

— Где?

Судя по звуку шагов, китаец, не чинясь, вернулся обратно.

Лезть в видеоканал или в другие приложения, чтобы убедиться, было просто облом.

— Ты не спросил, а заводила ли Тика вообще речь о моём наследстве. Или оно ей нахрен не нужно, потому что у неё в приоритете совсем другие вещи.

— У Хамасаки есть какие-то свои технологические решения? — хань откровенно провалился в размышления. — Насколько искрометные, что им неинтересны активы ГЕНЕТИКСА? Седьков, ты хочешь сказать, что твои новые покровители с островов обогнали НИОКР твоего отца?

Виктор промолчал.

— Да ну, чушь. Ты сейчас врёшь, хотя приложение этого почему-то и не показывает. Ну или добросовестно заблуждаешься.

— Да тьху на тебя. Примитивный ты организм, Чень, — русский словно поморщился. — Вернее, слишком уж прагматичный.

— А ты иной?

— При чем тут я? О другом человеке разговариваем. Что, если Тика ценит больше нематериальные вещи?

— Настолько, что охладела к индивидуальному бессмертию? — китаец наверняка с вежливой улыбкой продемонстрировал сарказм.

— Вот ты опять всех со своей колокольни меряешь. Что, если к бессмертию она охладела ещё раньше? Далеко не сейчас и не со мной?

Японка заскрипела зубами. С одной стороны, Виктор говорил наредкость точные вещи: она даже не ожидала, что он понимает.

С другой стороны, пытаться общаться в такой ситуации как "с человеком" — стратегическая ошибка.

Чень сейчас являлся не более чем ситуативным ботом, который озвучивал интересы клана и семьи.

Боту чужды категории эмоций и независимых оценок, а Рыжий пока просто не понимает кое-чего.

Эх-х.

В следующую секунду Хамасаки-старшая решительно отправила подопечному срочное сообщение в интерфейс: "Эй, завязывай! Это у меня от тебя нет секретов, а не от… 😡! Ты бы меня ещё голой перед ними выставил!".

"Вы сйчс капрзнч'ете 😃" — тут же пришло в ответ. — "Я чвств'ю!".

"Рада твоему прогрессу 🙄. Виктор, не спорь с ним. Всё, что нужно, я из вашей беседы вынесла".

"Есть чт-т, о чм мне ст-т зн-ть?".

"Ничего конкретного. Одна семья из многих пытается использовать момент. У них. Один из молодых членов этой семьи тоже пытается использовать момент — с тобой. Не рядовое, но и не сногсшибательно".

Через десяток секунд от подопечного пришёл стандартный вызов голосом.

— Да? — она ответила без паузы.

— Поговорим минутку? — на видео Седьков действительно выглядел позитивным фокстерьером. — Можете?

— Давай.

— Тика, что это за нездоровое оживление вокруг меня? Я уже прямо кожей чувствую…

— БЕЗ ПОДРОБНОСТЕЙ! Ты сейчас о наследстве?

— Да.

— По аналогии. Есть соседний участок земли, на который ты давно хотел наложить руки. Ну или был бы не против — если бы представилась возможность.

— Вы о компании отца?

— Да. Номинальный владелец этого участка — пьяница, на территории вроде как запустение. Наверное.

— Видно же, что он там делает? Или забор до неба?

— Аналогия не прямая. Не видно, только догадки. А на каком-то этапе этот сосед-алкоголик вдруг начинает появляться на улице трезвым, гладко выбритым. Что он на своём участке творит, тебе не видно, повторюсь, — но явно работает и вроде как приводит всё в порядок. Рыночная стоимость объекта растёт — наверное. Сила, чтобы забрать то место под себя, повторюсь опять, у тебя есть — тоже наверное.

— Ещё же ограничения морального порядка, нет? — удивился парень.

— Не на этом уровне, — ровно ответила японка. — И не среди этой группы заинтересованых. И не в адрес этого объекта. Ты не до конца представляешь, как монстры нейрокоррекции поколениями облизываются на достижения друг друга.

— Ужас. Пауки в банке.

— Очень точная аналогия. — За беседой она почувствовала, что ночной приступ временной слабости и раздрая сгинул, как его и не бывало. — Спасибо тебе, — в следующую секунду она сказала то, что хотела.

— ??? — Рыжий удивлённо вытаращился и без того немаленькими глазами.

— За то, что ты есть. — До чего же он с каждым днём всё больше и больше похож на Сергея. — Кстати, раз уж зашла речь, не могу не спросить: каковы твои собственные планы?

Она не упомянула прямо ни ГЕНЕТИКС, ни его собственные дела, но Рыжий всё понял правильно:

— По итогам ревизии ваших людей, вернуть свою собственность. После возврата той части, которую получится восстановить, сделать ещё одну ревизию.

— На тему?

— Мне не нравится сложившаяся система. Я более чем уверен, что достижения человечества — вы понимаете, о чём речь — должны принадлежать всем людям, а не назначенным избранным.

— Похоже на претензию.

— Претензию на что?

— На ревизию сложившихся общественных отношений.

— Мне шестнадцать, — пожал плечами парень. — Вся жизнь впереди. Было бы тупо на заре такой длинной биографии мечтать о том, как бы побольше баб трахнуть или водки выпить. А у вас что, есть возражения?

— Нет. Разве ты не заметил, что я даже полузвуком не заикаюсь о том, чтобы как-то распоряжаться чем-то твоим?

— Заметил.

— Чтоб не осталось недоговорок. — Хамасаки-старшая превратилась в обычную себя. — Своим долгом и функцией я вижу обеспечение твоего жизнеобеспечения, сорри за тавтологию. Не управление тобой и, тем более, не какое-либо "экономическое" слияние своих активов и твоей собственности. Вопрос о моих возражениях снят?

— Да. Извините.

— Ничего. Бывает.

— Тика, я вижу, вы что-то ещё хотите сказать. Но почему-то удерживаетесь.

— Как твоя, м-м-м, опекунша, я крайне впечатлена амбициозностью твоих намерений.

— Ой, чья бы корова мычала! — Седьков-младший продолжил веселиться. — Знаете, если абстрагироваться от эмоциональной насыщенности реала, то я бы сказал, что вы сами затеваете смену миропорядка. Так сказать, волну подняли вы.

— А ты?

— А мы — лишь карлики на плечах вас, гигантов. Пятисотлетние буквально через пару поколений будут доминировать во всех иерархиях политики, финансов, согласны?

— Это не есть самоцель известных тебе проектов. — Она скользнула взглядом по одной из кнопок внутреннего интерфейса.

Соединение по-прежнему было защищённым и гарантировало от третьего уха в канале.

— Неважно! Главное — у человечества на любой развилке ЛЮБОГО концепта всегда есть как его противники, так и сторонники. Вы практически инициируете создание новой элиты: понятно что даже в офисной карьере у инженера с сорокалетним стажем и четырьмя сотнями лет впереди всегда будет подавляющее преимущество перед тем, кто в шесть-семь десятков лет уже на глубокой пенсии и работать по определению не может…

Следующую пару минут он с удовольствием пустился в рассуждения.

Наблюдая внимательно за развитием его мысли, Тика контролировала, чтобы в пустом коридоре школы за спиной подопечного не появился кто-то ещё.

Параллельно она добросовестно удивлялась: судя по всему, у дочери действительно завёлся ДУМАЮЩИЙ товарищ. Причём, думающий не пенисом.

Неважно, что немного наивный, точнее, неопытный. Может, Виктор и прав: возможно, ей на самом деле не хватает мужской воли при постановки целей.

— Этнопсихология, — невпопад кивнула она ему после того, как он замолчал, ожидая её ответа. — Тебе к сведению. Я не вижу смысла согласовывать какие-либо наши с тобой совместные действия в дальнейшем. Твоя жизнь, твоё тело — твоё дело. С меня — только тепло очага. Твои решения — твои последствия.

— Спасибо.

— Не за что. Просто ты прав намного глубже, чем тебе самому сейчас кажется.

— В чём именно?

— Самая дорогая ценность — это свобода. Свобода выбора, решений и так далее. Я очень хочу, чтобы у тебя, дочери, всех вас это всё было.

— Я же совсем о другом говорил! — парень, кажется, рефлекторно возмутился и обиделся. — Вы что, меня вообще не слушали?!

— Очень внимательно слушала. Да, ты говорил о другом, но это неважно.

— Э-э-э???

— Результатом твоего общения со мной является то, что я подумала, — Тика улыбнулась уголком рта и поцеловала воздух перед собой. — Я очень рада, что ты есть. Пока.

Впрочем, буквально через пару минут ей самой пришлось звонить ему ещё раз. К счастью, ответил Седьков-младший тоже практически сразу:

— Да?!

Судя по видео, он находился где-то в административном корпусе, где сейчас скорее всего заседала и дочь, переизбранная на второй срок.

— Мне очень неудобно, — японка сжала губы в узкую полоску и просяще подняла брови, изображая ребёнка. — Пока болтали, нарисовалась проблема. Сразу им не ответила, а теперь вот…

— Говорите! — Рыжий огляделся по сторонам, снизил громкость и продолжил. — Тика, когда вы вот так изображаете тинейджера, становится страшно.

— Пха-ха-ха, окей, больше не буду. Хадзимэ заблокировал всё на свете…

— Я в курсе. И Миру сказала, и не только она.

— … а терапия младшей Тераяма формально оплачивается с нашей стороны.

— Одноглазая из Первого лицея? — с похвальной скоростью припомнил старшеклассник. — Сата?

— Мхм.

— Чем могу помочь я?

— Можешь подъехать в клинику? — она продиктовала адрес. — И своей рукой разблокировать ей процедуру? Подписью.

— Да без проблем, — он слегка озадачился. — Но причём тут моя подпись?

— Электронная. Поскольку заведение под нашей крышей, в данный момент из-за блокировки мужа отпадает только дистанционка, — Тика на мгновение задумалась, пояснять ли детали.

— Давайте без подробностей! — парень абсолютно верно угадал её сомнения.

— Если приеду лично я и распоряжусь, её процедуры не прервутся. Но я сейчас немного занята…

— Миру тоже, — Рыжий наконец дошёл, куда собирался. — Вижу.

— Давать свою "руку" персоналу, откровенно говоря, не готова, — Хамасаки честно пояснила ситуацию. — Именно сегодня и именно сейчас. Можно и отложить, но тут уже просто жалко девчонку. Не настаиваю и не давлю: если ты не можешь либо откажешь — абсолютно не обижусь, всё нормально. Просто форс-мажор.

— Да ну, съезжу конечно.

— Тогда прими пакет. — Она выслала файл, попутно завершая пояснение. — Внутренняя процедура, запускается только с твоего концентратора. Если не работает оплата внутренним взаимозачётом по приказу одного из директоров, всё равно есть ещё личные распоряжения других. Но присутствовать нужно тоже лично.

— К чему такие сложности? — Виктор, беззвучно обменявшись гримасами с латиноамериканками, незаметно (как ему казалось) ущипнул каждую из них за зад и отправился на выход. — А если позвонить либо как-то иначе по сети?

— Блокировка, — напомнила она. — Зайди на страницу компании, пока будешь ехать, вот тебе логин и пароль. Почитай на досуге. В общем, пока здесь всё не рассосётся, Тераяма нужно заводить на терапию лично. Можем по очереди: ты, я Миру.

— Без проблем. — Он выпалил это слишком уж торопливо.

Было видно, что ему искренне неловко за расспросы.

— Спасибо, — она коснулась губами виртуального лба перед собой. — У тебя сейчас резервный ключ, мой. Работает только при твоей живой биометрии, он как раз на такие случаи.

— А я же не член вашего совета директоров?

— Статус ближайшего родственника, если говорить формально, это по закону. Зафиксированный в федеральном реестре статус родственника. Езжай.

* * *
ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 7

В принципе, уже можно начинать нервничать.

В коридоре обнаруживаются трое немногословных мужиков-японцев и та самая врач, запускавшая капсулу вместе со мной.

Вижу их всех не так чётко, как хотелось бы, но благодаря работающему сутки напролёт медицинскому расширению (коррекция зрения) уже и не единым размытым пятном.

Мужики, насколько могу судить, вовсю общаются через закрытые каналы интерфейса: характерная работа мимических мышц лица и ни единого звука голосом.

— … Сюда нельзя! — обладательница медицинского костюма и вполне себе нормальной внешности отчаянно пытается загородить им вход.

О чём я только думаю, ещё и в такой момент.

С другой стороны, многообещающие заявления Мартинес, сделанные почти неглиже и ночью на кухне (насчёт физкультурной переодевалки и кое-чего интересного в ней между нами) так и остались словами: с утра всё так закрутилось, что Эрнандес до сих пор принимает дела в новой должности, а Айя ассистирует ей в роли тени.

А мой тестостерон в этом возрасте никто не отменял.

— У нас здесь свои полномочия. — Один из громил наконец разлепляет губы, обращаясь к местной сотруднице. — Вам же всё было отправлено от собственника?!

Дальше японку просто отодвигают в сторону.

— Если не хочешь неприятностей — быстро исчезла отсюда! — практически шепчет ей второй мужик, маршируя мимо.

Получается достаточно зловеще — похоже на змею.

Ойкнув, сотрудница клиники повышает голос:

— Я ЗОВУ ОХРАНУ!

Ответом ей служит взрыв хохота:

— Они, в отличие от тебя, давным-давно подчиняются кому надо. Можешь звонить, только исчезни.

На краю сознания мелькает мысль: Тераяма в капсуле замерла, как мышь в норе. Даже дыхания не слышно, хотя до этого через раз сопение доносилось.

Видимо, наступил момент, когда общаться — моя очередь.

Со стула перетекаю в вертикальное положение на пути троицы:

— Господа, пожалуйста, замрите. Стойте где стоите. Нужно разобраться кое в чём.

Они переглядываются между собой.

Молчавший до сих пор третий делает шаг вперёд:

— Привет. Мы здесь по твою душу. Догадался, небось, уже?

— А вы вообще кто такие?

Врач, несмотря на явный неформат обстановки, оказывается гораздо большей героиней, чем вся здешняя охрана (судя по тому, что охранников тупо не видать):

— ВЫЙДИТЕ ИЗ ПРОЦЕДУРНОЙ!

Ага, щ-щас. Кто бы слушал.

Вошедший первым разворачивается и, якобы резко дёрнувшись, под гогот товарищей пугает её неожиданно быстрым движением, которое останавливает вплотную к ней.

На лице девчонки, рефлекторно отскочившей назад, мгновенно выступают слёзы.

— Выйди. Отсюда. Сама. Здесь. Работает. Распоряжение. Собственника. — По слогам, серьёзно и уже без дураков, цедит ей мужик. — ВОН!

В принципе, расклад понятен. Троица явно не с улицы, раз имеет допуски и полномочия. Замок процедурной не был взломан, он был открыт снаружи более высоким приоритетом.

С учётом упоминания мифического собственника, наиболее вероятен вариант: они — люди мужа Тики. Ну не будет же она сама с собой воевать?

Косвенно в пользу этой версии говорят и предшествующие события: их развод, находящийся в процессе; материальные претензии мужа к жене и очень яркая беседа Миру с отцом накануне.

"Сестра", не заморачиваясь комментариями, только что тупо сбросила мне в личку ролик, где её папаша пытается напрягать дочь в поисках ясности, совокуплялись мы с ней этой ночью или нет.

Сама же Хамасаки-младшая, недолго думая, самобытно и ярко сбрила родителя матом, причём трижды в течение четверти минуты. Попутно она припомнила ему и какую-то известную им обоим девчонку, которую-де Хадзимэ натягивает вопреки собственному родительскому долгу.

(Нихрена себе расклад. Понять бы ещё, что там к чему).

На мой вопрос, зачем мне от неё эта информация, Миру ответила в своей привычной немногословной манере: "Для информации".

А теперь вот троица мордоворотов появляется здесь во время медицинской процедуры.

Если рассуждать логически, вариантов ровно два. Либо отцу моей одноклассницы почему-то нужно во что бы то ни стало выяснить, был ли у нас с ней интим — либо дело в этом самом оттиске моей опекунши. Который оказался у меня случайно, но почему-то необычайно важен (в принципе, понятно, почему. Но ведь так охота помечтать о недоразумении).

Кстати, надо ещё разобраться, что это вообще такое. Как бы не оказалось, что это — эквивалент какой-нибудь навороченной тачки за миллион баксов, а мне дали "чисто на время порулить", чтоб сгонял в магазин за хлебом (вариант — в аптеку за зелёнкой).

Я-то не вникал; сказали, приехать разблокировать капсулу — и ладно.

— Мы не желаем тебе зла, — без разбега начинает стоящий ко мне ближе всех.

Взгляды троицы абсолютно машинально мажут по моему браслету.

Понятно. Невинность Миру ни при чём.

— Мы по поручению господина Хамасаки, — подключается второй. — К тебе попало кое-что, принадлежащее семье. Оно сейчас очень нужно собственнику. Давай порешаем без рукопашной.

— У меня нет ничего, что я бы брал у Хадзимэ Хамасаки, — коротко качаю головой.

Стоят без разноса, по помещению не рассыпались.

Скорее всего, рассчитывают на расширения и обо мне ничего не знают: если бы было иначе, дистанция была бы или больше, или наоборот вплотную (чтоб связать меня борьбой, используя преимущества в массе, возрасте и численности).

Интересно, а если мы здесь начнём воевать? Я же просто так браслета им не отдам, как и не позволю делать никаких копий либо скачиваний с него.

— СВЯЗЬ НЕ РАБОТАЕТ! — ойкает докторесса от двери.

— Мы же сказали, всё под контролем. Мы здесь не просто так, — миролюбиво бросает ей через плечо третий, после чего поворачивается ко мне.

— НО ЗДЕСЬ ИДЁТ МЕДИЦИНСКАЯ ПРОЦЕДУРА! ВЫ ЗДЕСЬ НАРУШАЕ…

— Заткнись. — Третий, теперь уже не глядя, выбрасывает правую пятку назад.

Удар попадает девчонке в верхнюю часть штанов и в середину медицинской куртки. Её уносит спиной вперёд в открытую дверь.

— Мы тебе ничего не сделаем. Дай сюда… — первый тянется к моему запястью.

Понятно. Девственность Миру точно-точно ни при чём.

Интересно, моя текущая скорость мышления — это буст под влиянием концентратора? Или я и сам соображаю с такой скоростью?

В принципе, в ринге что-то похожее. Никаких раздумий или колебаний — только готовые решения и символы, даже слов нет.

Надеяться сейчас на любую помощь снаружи — не вариант. Если подобный беспредел затеян на территории охраняемого заведения HAMASAKI INCORPORATED, значит, прозвучавшая вслух и при свидетелях санкция от мифического собственника — не байка. А сам хозяин — тоже не мифический, как и это его распоряжение.

Идём дальше. Едва ли Хадзимэ Хамасаки ориентируется в местных реалиях хуже меня. Если здесь происходит то, что происходит, то и возможности помощи мне извне наверняка надёжно им просчитаны — но не идиот же он.

Просчитаны и блокированы.

Если подумать чуть вперёд — та же полиция может ломиться в закрытые двери комплекса хоть и четверть часа. Ломать специально никто ничего не будет, потому что ответственность. А угроз жизни или безопасности никаких нет — так, внутрисемейные разборки.

Здание находится в частной собственности. Пожалуйста, предъявите решение суда на право входа. Ах, нет такого? Ну жаль, ждём вас, когда будет.

За время только этой беседы содержимое пакета Тики на браслете безвестного натурала можно скопировать и переслать не один десяток раз. Не факт, что это вообще наказуемое деяние, информация в памяти Вити Седькова отсутствует.

— Что вам нужно? — отступаю на половину шага назад, разрывая дистанцию с ближайшим типом и вытягивая их в цепочку, чтоб стали с разносом.

Бог его знает, какие у них расширения. Лучше иметь на долю секунды больше для реакции, чем угодить в ближний бой и в борьбу с тремя такими кабанами одновременно, не имея возможности ударить. Уже молчу, вдруг среди них есть гении дзюдо с чугунной головой, как тот же Лысый в самом начале наших с ним новых отношений.

На самом деле, в разговоре особого смысла уже нет. Говорю лишь для того, чтобы иметь хоть какую-нибудь фору по времени.

Новое "зрение" говорит, что троица прямо таки звенит, словно струны, от активированных расширений.

— Дай сюда руку! — уже гораздо более раздражённо выдаёт ближний.

И делает то, что мне нужно: шаг вперёд плюс попытка схватить меня за запястье.

— Вы не имеете права!!!

Главное сейчас — орать как можно громче. Во-первых, наверняка услышит кто-нибудь в коридоре; во-вторых, нужно учитывать мой probation.

"Чем больше шума сейчас — тем лучше свидетельские показания потом", как говорит одна моя очень близкая знакомая. "В мою пользу".

На моё последнее заявление тип ничего не отвечает — продолжает без слов напирать спереди, оттесняя меня вглубь помещения и лишая манёвра.

Интересно, а если я сейчас в ответ надавлю на интерфейс? Не совсем чтоб уж тапок в пол, но подниму себе гемоглобин, мощность сигнала по синапсу и ещё кое-что по мелочи?

В последний момент, поддаваясь интуиции, кроме нервной системы ничего не трогаю.

Только мощность нервного сигнала, как он там называется по-научному. Если поступить иначе — мало ли какие расшифровки интерфейса может писать тот же искусственный интеллект клиники, всё-таки медицинское учреждение. Ненужные свидетельства в суде (а до него, считай, дошло) — штука вредная, уже имел возможность убедиться. Особенно когда они против тебя самого (будь они неладны, продукты распада одного интересного вещества в крови).

Сейчас самый скользкий момент. Тактильный контакт должен возникнуть исключительно по инициативе противника — будет важно для суда. Исходить надо из того, что наверняка всё пишется, причём с перехлёстом (и клиникой, и этими типами).

Вместе с тем, отдавая инициативу на старте, мой второй удар должен быть решающим: слишком уж велики мужики, слишком серьёзные вопросы на кону. Вряд ли подобный беспредел имел бы место, если бы речь шла о записях порнухи на моём концентраторе.

Захват. Японец сжимает кисть, пытаясь достать каким-то там хитрым импульсом до моей надкостницы. Интересно, зачем?

Я уже видел этот приём в исполнении Мартинес. Она, правда, врубает расширение на силу — может стальные листы пальцами рвать (наверное).

В следующее мгновение становится больно. Очень больно.

Не стесняюсь и ору во всё горло: во-первых, боль реально отступает; во-вторых, держу в уме потенциальных свидетелей в коридоре. То, как я слышен сейчас, наверняка должно быть слышно на всём этаже, далеко за ресепшн.

Японец возле двери коротко рявкает что-то этому, моему. Языка не понимаю, но по контексту догадываюсь: видимо, звучащая на всю клинику глотка фигуранта в их планы не входила и каким-то образом их сейчас нарушает.

Это хорошо.

Азиат, взяв моё запястье в подобие тисков (по ощущениям именно так), исполняет такой популярный здесь рывок на себя.

Поддаюсь грубой силе, но не вхолостую, а с умыслом: помогая ему, отталкиваюсь чуть сильнее и лбом въезжаю в его лицо. Хорошо быть невысоким на их общем фоне.

Хватка на моей кисти слабее не становится. На долю секунды поставив мощность нервного сигнала на максимум (да здравствует местный интерфейс, для которого не нужны руки), правым кулаком бью его в голову.

Эффект превосходит все ожидания: нокаут.

Ты смотри. А ведь я поначалу очень недооценивал нейрокоррекцию.

Царапая ногтями мою кожу, тип ноябрьской листвой опадает мне под ноги. Это очень хорошо: находимся в клинике, зафиксировать повреждения документально — половина секунды. Опять же, микрочастицы моей кожи под его ногтями.

Японцы зачем-то коротко перегавкиваются вслух. Эх, понимать бы.

Ближний из них размазывается в воздухе, бросаясь ко мне. Третий наоборот — ну о-очень торопится закрыть двери помещения изнутри.

Это тоже хорошо.

С учётом опыта, в этот раз мощность сигнала на максимум не ставлю. Половина.

Удар ему в корпус, с уходом под его левую руку: маски сброшены, в цивилизацию больше никто не играет. Он сейчас откровенно бил на поражение.

Под боевой частью кулака чувствую чужие ломающиеся рёбра. Оказывается, усиливая через нервы импульс, усиливаешь и собственную нервную чувствительность.

Чёрт, и ведь знал же. Сам же этим пользовался, а сейчас словно из головы вылетело.

Японец ещё пытается выпрямиться, чтоб справиться с организмом, но не понаслышке знаю: на него уже можно не обращать внимания. Был личный опыт такого нокаута в предыдущем теле (причём не я, а меня. А здесь ещё и рёбра сломались).

Скольжу по полу, обходя его по дуге. По дороге пятку всаживаю ему сбоку под колено, на всякий случай сбивая с ног.

Третий, судя по пятерне, нырнувшей за отворот пиджака, сделал какие-то свои выводы. Его мне жаль меньше всего — девчонку-медика он ударил очень жёстко, ни за что и походя, между делом.

Если он сейчас достанет что-нибудь стреляющее (а интуиция говорит, именно к тому всё и идёт), мне бы лучше до этого момента не тянуть.

Раскалённой иглой где-то в задней части головы всплывает воспоминание. Миру и Айя, обсуждая ночью какие-то расклады каждой из семей, под глумливыми ухмылками Эрнандес упоминали якудзу, которая существует сама по себе, но практически тащит весьма конкретный функционал концернов типа HAMASAKI INCORPORATED.

Подшаг. Удар. Удар. Удар.

Пока его рука не появилась наружу из-под пиджака, снова выкручиваю мощность на максимум и превращаю переднюю часть его черепа в фарш.

_______

— Хренасе. — Японка появилась из капсулы чуть ли не быстрее звука после того, как зазвенел зуммер окончания процедуры. — Боялась даже чихнуть. Ничего себе, ты расстарался.

После окончания горячей фазы я повторно заблокировал двери изнутри и принялся лихорадочно названивать всем подряд: Тике, Айе, Миру. Истерику даже изображать не пришлось.

Пока пересказывал по четвёртому разу одно и то же каждой по очереди, время процедур Тераяма подошло к концу.

Судя по тому, что нас до сих пор никто не беспокоит, трое деятелей озаботились и тем, чтобы полиция по первому крику сюда не торопилась. А в том, что её вызвали хотя бы даже из-за докторессы, улетевшей в стенку коридора, я не сомневаюсь.

Саму троицу я обездвижил их же брючными ремнями и зафиксировал в углу — спасибо местной базе по связыванию всех подряд чем попало. Японский национальный вид спорта и местная традиция, Витя Седьков на удивление им увлекался. Даже механический навык в его мышечной памяти откуда-то нашёлся.

— У тебя всё в порядке? — Сата широко раскрывает глаза при виде своих соотечественников, но попыток им помочь не делает.

Вместо этого кошкой осторожно приближается ко мне и, выругавшись под нос, берёт меня под руку.

— Неясно. — Хмуро говорю чистую правду. — Вон тот, которого бил последним, умер. Причём, если верить моему концентратору, именно в тот момент умер, когда я его связывал.

Пока разговаривал со своими, старательно следил за тем, чтобы никто из этих не пришёл в сознание: изображал футболиста и под нейрокоррекцией тупо бил с носка им по головам. Всё равно одно неживое тело есть; трупом больше, трупом меньше — уже без разницы. А так хоть процедура одноглазой не прервалась.

— На всякий случай. Ты успел позвонить всем, кому хотел? — старшеклассница мгновенно преображается.

Из ошарашенного ребёнка за долю секунды она превращается чуть ли не во взрослую. Наклонившись по очереди над всеми, Сата не стесняется и быстро касается каждого лба голографической призмой (видимо, ещё одно расширение для диагностики).

— Да, этот — труп, — абсолютно без нервов констатирует японка с видом лаборанта, занятого привычной операцией. — Так. Тику ты предупредил, сама слышала… Мартинес с тобой тоже говорила, её голос ни с чем не перепутаешь…

— Ты из капсулы слышала?!

— А ты как хотел?! — учащаяся первого колледжа неподдельно изумляется. — Вначале мне блокируют процедуру, о которой мы с вами договорились!

— Это недора…

— Потом приносишься ты, в мыле и в пене! С личным оттиском самой Тики Хамасаки!

— А это ты как поня…

— Потом — это всё! — она возмущённо тычет пальцем в сторону трёх тел под стеной. — При этом ты вообще гайдзин!

— И чё?! Последний аргумент, он к чему?! Я что, не человек?!

— Личный оттиск Тики Хамасаки, — терпеливо наклоняет голову к плечу азиатка, вздыхая, как учитель от тупого ученика. — У гайдзина. При этом даже суслику понятно, что будь он же у её родного супруга, утреннего снижения их котировок на бирже… — она не договаривает, переключаясь на другую мысль. — Как ты его убил?

Я на какое-то время зависаю и не знаю, что ей ответить.

— Это важно! Я не против тебя! — Тераяма подступает вплотную. — Это, — ещё один кивок на троицу в углу, — второй синдикат! В твоих интересах очень быстро понять, что делаем дальше!

— Что есть второй синдикат?

— НЕ ТЯНИ ВРЕМЯ! Якудза, одна из первых трёх семей. РУССКИЙ, Я — ТЕРАЯМА! Не Хамасаки, не Онода, не Саджо! И я всё это время лежала в капсуле и тряслась от ужаса, пока вы тут воевали! Чихнуть боялась! Я оценила всё, не набивай себе цену! Быстро отвечай!

— Ну и как тут не спросить любимую Мартинес, кто такие Тераяма, — бормочу ей и лезу за своим допотопным телефоном.

Я бы мог позвонить и через интерфейс, особенно после ночного прогресса, но при малознакомой и местами мутной титульной, наверное, этого лучше не делать.

Как и не писать свои вопросы Айе в скрытом чате — я очень хорошо помню, как та же Тика весьма толсто намекала, что читает абсолютно всё вокруг себя, что захочет. Как бы не без ограничений по радиусу.

***

Рыжий позвонил повторно буквально через несколько минут, когда она в прямом смысле неслась бегом по парку на выход из комплекса.

Мама, дай ей бог здоровья, врубилась в тему с половины пинка и без разговоров отправила на внешнюю школьную парковку ближайший экипаж эскадрона. Пятёрка небрезгливых и вооруженных земляков сейчас были более чем кстати, особенно в свете эскапад папаши Миру и в адрес Рыжего, и, видимо, в адрес самой Тики-сан — ну а как ещё понимать вооружённые разборки с такими-то атрибутами?

— Да. — Айя ответила ему прямо на бегу, старательно сохраняя дыхание.

Везёт же Эрнандес — та как конь бегает. Правда, для этого подруга и тренируется по утрам как эта же лошадь.

— Тераяма — они кто?

За его спиной красноречиво маячила и сама одноглазая, пританцовая от нетерпения.

— Смотря в каком контексте. — Эх, Рыжий, Рыжий. Ну сколько раз тебе говорили учить не только эту свою математику. — О чём конкретно речь?

— Она требует ответа, чем я убил этого, — Виктор кивнул на одно из тел в углу. — Ссылается на свою фамилию. Говорит, что в данной ситуации она не против меня.

— Бля… не могу… — Мартинес остановилась и упёрла ладони в колени, сгибаясь вопросительным знаком. — Не могу я как Эрнандес носиться…

Справедливости ради, только что пришло уведомление от назначенного экипажа. Свои всё равно будут на парковке не раньше, чем через четыре минуты. В переводе на простой язык это значило, что можно не лететь галопом, а отдышаться и дойти шагом.

Японка за спиной одноклассника порывисто качнулась вперёд и потянулась за его телефоном:

— Мартинес! Я…

— Виктор. — Айя уже запустила все возможные приложения и, наверное, сейчас била даже собственные рекорды по скорости мыслительных процессов. — Ответ на твой вопрос, исходя из ситуативного контекста. — Поставить одноглазую на место лучше сразу, на всякий случай. — Тераяма — заместитель главного военного прокурора Федерации. Брат дедушки Саты, стоящей сейчас у тебя за спиной.

— Хм. А причём к нам тут военная прокуратура? — Седьков на удивление точно сориентировался и придержал новую знакомую за руку, не давая выхватить у себя телефон. — Армейцев среди нас нет, юрисдикция явно мимо.

— Контекст. Тераяма-старший — рекордсмен по возрасту и в войсках, и вообще во всех органах юстиции. Ему семьдесят девять. — Параллельно с общением Мартинес внимательно следила за малейшими нюансами мимики лицеистки. — Он — зам уже тридцать четыре года. Куча его учеников где только не служат — резюме обязывает.

— И дед никак за такой срок не переберется в первое кресло? — Рыжий без разбега переключился на своё обычное амплуа и радостно заржал. Весьма не к месту. — Если чел треть века ходит в замах, это же минус? Не плюс?

Тераяма-младшая неподдельно вспыхнула обидой и влепила раскрытой ладонью между лопаток Седькова:

— Вот ты!..

Такого не подделаешь, мысленно заметила самасебе младшая Эскобар. Похоже, у одного несовершеннолетнего русского джентльмена просто талант — наглухо отбивать абсолютно у всех собеседниц противоположного пола любую склонность к этикету.

Надо быть очень одарённым, чтобы абсолютно у всех баб вокруг регулярно возбуждать желание тебе врезать. Причём даже в те моменты, когда уместно вести речь о неоплатной благодарности.

А вслух Айя более чем спокойно сказала:

— Виктор, ты ошибаешься. Вернее, кое-чего здорово не учитываешь. Хироюки Тераяма треть века зам уже двенадцати или одинадцати главных военных прокуроров федерации. Это важный нюанс.

— То есть, его боссы приходят и уходят? А он как сидел в своём кресле, так и сидит?! — похоже, до любимого одноклассника всё-таки начало доходить.

Даже эта идиотская улыбка с лица в момент испарилась.

— В точку. Я всегда говорила, что ты гений, — с нечитаемым подтекстом кивнула Мартинес. Потом, правда, не удержалась и добавила. — Гений с охереть каким чувством такта, обстановки и безошибочным ощущением правильности момента.

— В смысле? — Рыжий впечатлился, озадачился и захлопал глазами.

— Когда, что, где и кому сказать, — невозмутимо пояснила младшая Эскобар. — Особенно со жмуром за плечом, с незнакомой практически тёлкой рядом и…

— Я — твоя фанатка! — одноглазая, примерившись, головой кобры бросила правую руку вперёд и успешно выхватила-таки аппарат из рук одноклассника. — Подписана на тебя с января! "Тушканчик"! Это чтобы быстрее познакомиться, — японка чуть стушевалась.

— Э-э-э! В каком смысле фанатка?! — Виктор, не обращая внимания на тела за своей спиной, забеспокоился совсем не по тому поводу, по которому следовало бы. — Айя, чего я о тебе не знаю?!

— Он не в курсе моих акков и достижений в сети, — хладнокровно пояснила Эскобар-младшая поклоннице. — Всё, я поняла, кто ты. Пожалуйста, отправь в личке зелёный квадрат? Есть. Да, это ты…

— Ау! Чё там?! Вы чё?! — Седьков, словив игнор по поводу своего последнего беспокойства, разволновался ещё сильнее. — Айя, чё за херня происходит?!

— Рыжий, херня — это заделанный тобой трупак. ЖМУР. Тело титульного японца из их непоследней организации, которое ты оформил собственными руками на спорной японской же территории. — Даже боги не знали, чего ей стоило нынешнее хладнокровие. — А мой единый акк и нынешнее количество подписчиков — вполне закономерный результат последней тройки лет напряженной работы.

— Эй, он что, не в курсе?! — единственный целый глаз реально преданной фанатки с ником "Тушканчик" заблестел нездоровым энтузиазмом, который обычно возникал у её текущего соседа по помещению.

— Нет. Вернее, он не интересовался — а я с рассказами не напрашивалась. Его вообще нет в сетях. — Чуть подумав, латиноамериканка на мгновение поддалась общему идиотскому настрою. — Слышь, узкоглазая. А чего, если ты такая моя почитательница, вы тогда такой приём устроили? Когда он к вам всего-то поиграть пришёл?

— Ой, я же тебя уже потом увидела, когда мы между собой обо всём договорились, — собеседнице стало неловко. — Слушай, о какой фигне мы сейчас говорим! — рационально переключила тему она.

— Аве, разум. Дошло. — Мартинес сложила ладони в благодарственном жесте и пригнулась, залезая в салон лимузина. — Так, Тушканчик. Я, в принципе, не думаю, что у нас что-то непоправимое. Тика Хамасаки, если что, тоже несётся к вам — только со своей стороны. Но давай запараллелим процессы? На всякий случай?

— Страховки много не бывает, — неожиданно удачно и к месту ввернул Седьков.

— Именно.

— Я уже сколько времени не могу от вас обоих добиться! — спохватилась одноглазая. — Как был убит этот?! Технически?! Отчего его витальные функции пресеклись?! Я, если что, всё это время в капсуле лежала! Не видела, но слышала! Я вам не враг!

— Титульные против титульных. Одни японцы против других японцев. Третья японка, из капсулы, заявляет, что к первым двум группам не имеет никакого отношения. — Рыжий неожиданно включил режим здравомыслия, которого за ним отродясь не водилось. — При этом я — натурал без гражданства, если формально. И вот та самая пресловутая третья японка, которая видит меня второй раз в жизни и которой я выбил глаз в первый раз, утверждает, что топит за меня. М-м-м?

Айя некстати подумала, что мелькнувшую рыбкой мысль есть смысл озвучить, чтобы потом не забыть:

— Сата, у него имеется один здоровенный плюс. Он действительно ни капли не опасается ни тюряги, ни шахтёрской планеты, ни луны. От слова вообще.

Хотелось по инерции добавить, что невежество рождает необычайную смелость в суждениях, но она благоразумно удержалась.

— Меня очень смущает их уверенность и наглость. — Неновая, как оказалось, знакомая под давно известным ником собрано ткнула большим пальцем себе за спину. — Это всё должно иметь под собой какую-то базу. Хадзимэ Хамасаки наверняка это затеял не с бухты-барахты — понять бы, на что он рассчитывал. Мартинес! Третий раз спрашиваю! Как технически был убит этот труп?!

Айя поморщилась: от неудобного вопроса заболели даже волосы, не то что корни зубов.

Как-как. Если человек — натурал только по документам, а по функционалу даст фору иным модификантам, то и способов может быть бесконечность плюс один, говоря языком Рыжего.

Бахнул своим кулаком, он умеет и без концентратора. Параллельно подал усиление из любого расширения первого А списка на костяшки — и вуаля.

Привет всем.

Якудза — не идиоты. Когда ехали на дело, материал на клиента сто процентов изучили и лишнюю защиту наверняка никто не включал. Вот им и прилетело кувалдой в опущенные щиты.

Только вслух ведь этого всего не скажешь, ещё и не пойми кому.

— А если пойти другим путём? — Айя понимала, что сейчас со своего невысокого уровня лишь дублирует функции Тики Хамасаки, но иначе поступить один хрен было немыслимо. — Сата. У нас есть возможность ОЧЕНЬ БЫСТРО сделать экспресс-экспертизу? Я так понимаю, легавые до вас пока не доехали? — она с надеждой впилась взглядом в новую знакомую. — Давай плясать от результатов экспертизы?!

— Нужны знакомые из патруля, — быстро сориентировалась та. — Есть у вас такие? — Японка к своей чести не колебалась ни секунды.

Младшая Эскобар стремительно просчитала вариант до конца.

Какое-то время Тераяма-младшая действительно в состоянии пудрить мозги тем полицейским, которые сейчас приедут первыми. Скорее всего это будут самые обычные патрульные, никак не титульные, и у них даже время на то, чтоб пройти к месту происшествия, в каком-то объёме уйдёт.

Хамасаки-старшая тому тоже поспособствует: врубит все возможные бюрократические препятствия, затягивая время и оставаясь строго в рамках закона.

"Свои" легавые приедут уже заряженными: никаких легитимных заключений от них не потребуется, нужно лишь портативным диагностом определить, от чего в самом деле загнулся якудза.

— А вдруг там вообще сердечный приступ?! — последнее Эскобар-младшая даже сказала вслух. — И он бы естественным путём тоже в этот момент окочурился бы?! — дальше старшеклассница принялась лихорадочно набирать Эрнесто. — Мало ли какие совпадения в жизни бывают, — забормотала она себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Я бы на это ставок не делала, — дипломатично намекнула Тераяма. — Но чем раньше Я ЭТО ПОЙМУ, тем быстрее смогу ТЕБЕ что-либо предложить.

— Приняла. Делаю.

— А ты можешь пока набрать свою опекуншу? — озадачив латиноамериканку, одноглазая повернулась к Рыжему. — Чтобы я с ней через ТВОЙ канал поговорила?

А ведь она весьма технично прибрала бразды правления к своим рукам, отметила про себя младшая Эскобар. Ладно. Всё равно особо выбирать не из чего.

Рыжий оптимист только потому, что…

— Невежество рождает необычайную смелость в суждениях, — на сей раз она уже не стала сдерживаться.

Может, сам он и не опасается луны абсолютно справедливо, но ходить дальше в школу без него… Нет, даже думать о таком не хочется.

Не говоря уже об университете после школы. И ещё непонятно о чём, поскольку годы — срок немаленький.

Самое противное, что она не могла сейчас сказать своей новой старой знакомой всю правду.

Ну пришиб Рыжий того джапа — да и хрен бы с ним. Если опираться на опыт собственной семьи, разводили и не такое, тем более что одноклассник был в своём праве. Справились бы и тут.

Проблемой могли стать те самые потенциальные результаты экспертизы. Если окажется, что нападавший окочурился от ЛЮБОГО нейропродукта, а не по эндогенным причинам, возникнет логичный вопрос, что это был за продукт у записного натурала.

Будь он задан на улице или в любой неформальной обстановке — даже там осталась бы куча вариантов для манёвра. Особенно с учётом того, что эскадрон давно приведён в особый режим готовности.

Но смерть узкоглазого будет предметом разбирательства в суде. Соответственно, вопрос тоже будет поднят в федеральном суде. Со всеми вытекающими для Рыжего информационными последствиями, если окажется, что натурал сподобился на то, на что по определению должен быть неспособен.

* * *
Спасибо за ваш лайк 🙂

Глава 8

Какое-то время Мартинес пикируется с одноглазой. В принципе, я даже догадываюсь, в чём загвоздка: обо мне всех нюансов постороннему человеку не расскажешь, а без них и отвечать на лобовые вопросы смысла нет.

Мужика со стволом под мышкой я убил наполовину случайно, но не жалею — он ударил врача.

Пережал ему какой-то сосуд через концентратор в голове.

Если объяснять с технической точки зрения, то и рассказывать особенно нечего. Есть такое упражнение для новичков: ноги работают челнок вперёд-назад, а ладонью нужно коснуться живота партнёра.

Получается, вроде как два несвязанных алгоритма действия, но это только на словах. В жизни не встречал, чтобы у кого угодно ноги заплелись или руки не туда дёрнулись.

Когда я обращаюсь к нейроинтерфейсу, ощущение примерно такое же. Руки и ноги действуют по своим программам и мозгам напрягаться не приходится. А коснуться мысленно нужной точки внутри расширения или приложения даже проще, чем сделать тот самый шаг вперёд или назад в процессе механической тренировки.

Во время приключений с этой троицей я понял, что пара кнопок методически от единственной мало отличается, по крайней мере, лично для меня.

У этого типа, который полез подмышку явно не для того, чтобы кого-то обрадовать, мой самостоятельно активировавшийся медицинский комплекс (подозреваю, исключительно под влиянием моего запредельного стресса) показал пульсирующую точку в голове. Прямо жирным таким, сочным красным маркером.

Я, кстати, предполагаю, что Мартинес и Хамасаки именно из этой программы не вылезают большую часть времени, вернее, из этого комплекса программ — уж больно много интересных функций.

А дальше как что на ухо пошептало. На такой дистанции, да при таком норадреналине чужой интерфейс в моем восприятии мало отличается от собственного: точно такой же контраст, только доступность срабатывания зависит напрямую от дистанции.

Если поразмыслить чуть дальше в рамках физики процесса, думаю, абсолютно любому человеку вообще ничего не стоит защитить себя от такого, как я. Нужно только знать, что стоящий рядом с тобой видит твой интерфейс как собственный — ну и принять меры. Допустим, если в толпе к тебе кто-то тянется ладонью, чтобы из твоего кармана вытащить мелочь, по этой руке можно просто хлопнуть, либо по голове стукнуть, далее по списку.

Впрочем, мои одноклассницы, не сговариваясь, убеждают меня, что подобное свойство характерно только для меня и второго прецедента лично им в природе не встречалось. Заподозрить соседа в том, что он ковыряется в твоём концентраторе — это для них то же самое, что банковскому хранилищу предположить натуральных гоблинов Хогвартса внутри своих сейфовых ячеек. Креативно и занимательно, но типа нереально.

Дальше мне тупо повезло или совпало, или сразу два в одном. Эту пульсирующую точку человека со стволом я тупо надавил через его же собственный концентратор, а по балде ему врезал в реале и исключительно на искренних и добросовестных эмоциях. Усиление импульса по своим нервам в момент удара прошло вообще в фоновом режиме и на автомате (похоже, Хамасаки меня ночью мариновала не зря).

Если кому-то это всё долго и занудно объяснять, то в описании получится тройка действий в едином моменте. На практике же — тот самый push-push или коснись партнёра ладонью в брюхо. Простенькое детское упражнение для малышей на заре их боксёрской карьеры в абсолютно любой секции любой точки мира.

По времени одно на удивление синхронно наложилось на другое, но это я уже потом проанализировал, когда крутил сам себе своё приключение в записи. Именно тогда я и понял, что сложное на первый взгляд на самом деле — элементарное. Особенно если иметь опыт по аналогии.

Во всяком случае, если даже такой тормоз как я отработал всё на раз-два, то о головоломной сложности приёма речь точно не идёт. Главное — видеть чужой интерфейс.

Я понятия не имею, почему для остальных не свой концентратор настолько принципиально в этом плане отличается от собственного.

Кстати, по-хорошему, эта запись происшествия — мой неубиваемый судебный аргумент, если только я объясню в суде, каким образом натурал ухитряется подобные штуки проворачивать.

— Рыжий. С твоей дамой сердца я закончила, — Тераяма буквально встряхивает меня за плечи, вырывая из размышлений и засовывая мой телефон мне же в карман. — Давай, гони сюда твою запись. Работать будем.

— Какую запись?! — возмущаюсь и удивляюсь добросовестно и неподдельно.

Как раз только что размышлял, что не вижу путей её законной легализации.

— Ты чё, ни хрена не слушал? — она изумляется в ответ. — Бл*, ну и как тут не рассвирепеть!

Одноглазая японка, если судить по её мимике, в паре шагов от неадеквата.

— Извини, отвлёкся. Шок. Да, я прослушал всё, о чём вы говорили.

— Бл***. Звони ей второй раз!!!

Послушно делаю, что говорят.

— Айя, извини, что повторно. Я по запаре пропустил мимо ушей всё, на чём вы сошлись. Какую запись отдавать Сате?

Видимо, моё лицо сейчас выглядит как-то по-особому, потому что одноклассница три раза подряд хлопает в ладоши:

— Браво. Я думала, меня уже ничем не смутить. Ты вёл запись инцидента?

В этом месте зависаю. Если сказать, что нет, отсеку какое-то направление потенциальной помощи. Тем более что запись всё равно имеет смысл только если её как-то использовать.

Если же признаю, что запись вот, под рукой — автоматически становится актуальным вопрос, а как я физически ухитрился.

Мартинес абсолютно верно истолковывает мою мимику:

— Делай. Не тормози.

И отключается.

Подумав под ускорением ещё пару секунд, откатываю дубль видео, лихорадочно убираю из него все следы собственных нейрофункций и через тактильный контакт пересылаю на браслет одноглазой.

С одной стороны, полноценная схема происшествия в динамике. С другой стороны, ну мало ли откуда она взялась.

— Да не трясись ты, — хмуро ворчит Тераяма, прогоняя запись в голографическом формате и почему-то в режиме реального времени. — Я ж не против тебя, я за… Лишних вопросов не задаю и не собираюсь. Так. — Взгляд единственного глаза упирается в меня. — По мне, всё в рамках. В концентратор твой не лезу, но видео бы отправить дедушке? А? И желательно прямо сейчас, не сходя с места. Будет больше пространства для манёвра.

— Ты так легко можешь мобилизовать главного военного прокурора на помощь безвестному натуралу? Только на родственных основаниях?

— Что-то не так? Что тебе не нравится?

— Для меня выглядит неубедительно и противоречит моему представлению о вашем национальном чувстве долга.

— Чувство долга ни при чём. Что, мозги отоспал? Пока ждала в капсуле окончания вашего мордобоя, естественно, связалась с родителями! Дедушка и так давным-давно в курсе!

Пару секунд пребываю в нерешительности. Объяснение более чем логичное (так вот почему она не издавала ни звука), но всё равно как-то стрёмно.

— Да не мнись ты! Мне эта запись нахрен не нужна! Дело исключительно в предварительный процессуальной оценке, неформальной! Ты что, не понял, что я вообще никаких вопросов тебе не задаю?!

— Это-то и пугает, — говорю то, что думаю.

— Так, спокойствие… — Она кладёт ладони на свои виски и продолжает совсем другим тоном. — Начнём сначала. Ты считаешь, МОЯ СЕМЬЯ не в курсе, что является основным проектом Хамасаки? Учитывая обязательный надзор юстиции над всеми подобными начинаниями?

— Э-э-э.

— Речь об о-о-очень долгой жизни, ну вот об ОЧЕНЬ ДОЛГОЙ. — Она смотрит на меня, не мигая. — По большому счёту, к твоей семье и так уже давно пытаются примазаться все, кто ни попадя. Лично мне, то есть нам, абсолютно случайно подвернулась возможность оказать услугу собственнице INCORPORATED. Как ты думаешь, мелочи под ногами типа тебя вообще стоит обсуждать в таком контексте?! Или мы сделаем максимум из того, что чисто теоретически можем?! Добровольно, добросовестно и полностью конфиденциально?!

— В таком разрезе даже не думал.

— Зря. Держу пари, подобных ситуаций даже у тебя, усыновлённого, с каждым днём будет возникать всё больше и больше.

— Получается, чтобы выслужиться перед собственником проекта, ты радикально сменила свою позицию? В первую нашу встречу твоя линия поведения слегка отличалась от нынешней.

— Специально нарываешься? Первый раз был ошибкой, уже объяснила твоей подруге. Ответ на твой вопрос: да. Ради даже призрачного шанса оказаться рядом с подобным, поверь, масса народу готова пойти и не на такое. В моём случае даже закон нарушать не требуется — вот и хочу в этом убедиться. Для чего нужна твоя запись, которую юристы будут анализировать исключительно на предмет состава преступления. Дошло?

— Есть один нюанс. Тика — не единственный собственник. Мы с тобой здесь и оказались в такой ситуации именно потому, что этих долбаных собственников двое.

— А без разницы, — отмахивается японка. — Ты же понимаешь, что если б эти трое грохнули тебя пять минут назад, я бы сейчас точно так же договаривалась с ними? — Сата говорит это абсолютно спокойно, буднично, без эмоций и не пытаясь мне ничего доказать.

Уведомляет, ни больше ни меньше.

— Э-э-э?

— Мартинес права, ты тормоз. Виктор, мне было бы очень жаль тебя в глубине души — ты в принципе нормальный парень! Уже молчу, что ты — нормальный парень Мартинес, — она делает ударение на последнем слове и со значением двигает бровью. — Но несмотря на всю мою жалость и симпатию, речь идёт о том, что когда-нибудь мои родители могут получить возможность жить вечно. И я вместе с ними. Дедушка тоже. Пока Тика и Хадзимэ Хамасаки делят свою фамилию и совместно нажитое имущество, я бы без зазрения использовала абсолютно любую возможность примазаться к кому угодно из них двоих.

— Хренасе.

— Что, слишком откровенно для тебя? Привыкай к взрослой жизни, малыш… Если бы победил не ты — значит, я бы в данную минуту шантажировала этих троих, — кивок за спину. — Мне уже неудобно говорить, чтобы ты набрал свою Мартинес третий раз. Повторяю перед этим персонально для тебя, можешь потом перепроверить у неё, когда ещё раз сейчас перезванивать будешь.

— Говори.

— То, что я сейчас рядом с тобой и выступлю за тебя, это случайность. На твоём месте, вернее, на месте человека Тики Хамасаки, мог бы оказаться человек Хадзимэ. Тогда я бы договаривалась с ним, не с тобой. Не делаю из этого секрета.

— Но…?

— Но лично для тебя и для твоей опекунши всё это абсолютно неважно. Важно другое: Тераяма не меняют сторону, поддержав кого-то в конфликте изначально. Никогда.

— Ух ты.

— А почему, думаешь, вот уже почти полвека главный военный прокурор не меняется?! Бл*, как же тяжело с тормозами…

— Твой дед же только зам? Главный прокурор как раз меняется, нет?

— Бля… Тебе знакомо понятие свадебного генерала?

— Да.

— Главный прокурор — это вывеска. Надувной шарик, символ, фасад. Визитная карточка. Не двигатель. — Судя по мимике, она очень старательно сдерживается, чтобы не сказать чего-нибудь ещё.

— Намекаешь, что работу делает не он?

— Не намекаю, прямо говорю! Это, кстати, вообще не секрет, залезь хоть однажды в жизни куда угодно, кроме своих сайтов с порнухой!

— Так и подмывает сейчас тебе сказать, что я на такие сайты никогда не хожу.

— Я верю-верю, — глумливо ухмыляется одноглазая. — Все пацаны в этом возрасте ходят. Ладно, неважно… В общем, политику заведения, даже политики, — она откашливается и продолжает, — и определяет, и исполняет не сменный раз в два года клоун, известный тебе под титулом главного военного прокурора.

— А кто?

— Я думала, ты это уже сообразил. Тот, с кем те самые полтора десятка клоунов последние треть века старались не ссориться, хотя и сидели формально на одну ступеньку выше.

— Хорошо. Отправляй запись куда надо.

— Да не вибрируй ты так. Дед сейчас в своём внутреннем чате подвесит это, как новый кейс, и спросит, кто может помочь. Исключительно закрытый чат министерства юстиции, только для своих. И лейтенантов с майорами там нет, можешь не париться.

— ??? — у меня даже слов не находится, лишь мимика.

— Полиция приедет только на оформление, у них полномочий даже меньше чем у тебя, если разобраться. Ты просто в юриспруденции не шаришь.

Продолжаю молчать: пусть говорит дальше.

На самом деле я уже давно и лихорадочно по четвёртому разу обращаюсь к памяти Вити Седькова, и именно на стыке корпоративного и уголовного права. Слова Тераяма-младшей на удивление ничему из базы предшественника не противоречат, хотя нюансов вагон.

— Я думаю, что тебя вообще объединят с нападением на доктора, — всё тем же спокойным голосом пожилого лектора продолжает старшеклассница первого лицея.

Её взгляд размазывается, как будто она говорит сразу с несколькими абонентами:

— Тика с моей мамой сейчас на связи… Иск сейчас подаст, из офиса дедушки советуют. Хронология тоже имеет значение… Нападение на врача на рабочем месте, во время исполнения прямых профессиональных функций… — Сата явно озвучивает что-то, идущее по каналу связи от других.

— Фигасе. Даже не знаю, что сказать. Спасибо, наверное, чё.

— Оставь себе своё спасибо. Это не вопрос помощи.

— В смысле?

— В капсуле во время нападения на доктора лежала я. Долбаные хатикю-сан вообще нюх потеряли. Всё должно иметь свои границы, эти границы сейчас будут восстанавливать. По крайней мере, попытаются.

— Мне что, повезло дважды?

— Можно и так сказать. Достаточно резонансный эпизод сам по себе; а то, что в роли пострадавшей — внучка самого старого практикующего юриста государства, чистое совпадение.

Именно последний аргумент меня полностью и убеждает.

Ничего личного, голая прагматика и совпадение. Лишь бы ПОТОМ по факту моей записи никто вопросов не задавал.

С другой стороны, особо и выбирать не приходится: от добра добра не ищут.

— Эй, Седьков.

— Да?

— Не пыхти. Не от дедушки, лично от меня: максимум на условный выйдешь. И то, самый худший, практически невозможный сценарий. Взрослые сейчас обсуждают…

— Да я вообще не парюсь. — В следующее мгновение почему-то пробивает на откровенность. — В той же школе жизнь временами такая, что шахтёрская планета вряд ли хуже.

— Ну тем более. Когда акулы делят будущее, сардинам типа тебя переживать не стоит. А сейчас делят именно его.

***

Интерлюдия

Глава 9

Полиции до сих пор нет — такое впечатление, что ничего никому не нужно. Из персонала клиники к нам тоже никто не заходит.

Тераяма развила бурную деятельность и с кем-то очень интенсивно общается сразу по нескольким каналам.

Я время от времени пинаю начинающую шевелиться пару — исключительно в качестве напоминания, что их действия контролируются.

Одноглазая, беззвучно жестикулируя, на каком-то этапе уверенно направляется к двери и, разблокировав её, оставляет меня одного.

Как по заказу, примерно в этот момент на мой допотопный телефон приходит видеовызов (да, за этот очень ограниченный период я уже успел оценить все плюсы коммуникации через интерфейс).

— Нам нужно поговорить. — Далёким от дружелюбия голосом сообщает соткавшееся в воздухе лицо родителя Миру.

— Слушаю. — Не то чтобы я очень хотел его лицезреть, но терять в результате этой беседы мне нечего, а приобрести могу.

Теоретически. Хотя бы и ту же информацию.

— Я тебя недооценил. Каким образом ты справился с тремя взрослыми противниками?

— Я даже не знаю, что сейчас ответить. В голову ничего искромётного не приходит.

— Отвечай. — Хамасаки-муж говорит таким тоном, как будто я ему успел здорово задолжать.

— Сегодня уже цитировал классика другому человеку, повторюсь и вам. "Ты же мне не благодетель, а злейший враг. С чего мне вообще тебе отвечать?".

— В принципе, логике не противоречит, — холодно кивает японец словно бы сам себе. — Если ты ухитрился разобраться с этими специалистами, то можешь думать, что какое-то количество угроз временно снял… Кстати, замечу вскользь и по ходу действия. Ты же понимаешь, что кроме меня сегодня приобрёл ещё троих очень серьёзно настроенных противников?

— В смысле? — до меня не сразу доходит значение этой фразы.

— Трое ребят из гуми, далеко не последней в этом городе. По факту они провалили задачу и не справились с молокососом, с первого раза, — на последних словах он ухмыляется со скрытым подтекстом и выделяет их интонацией. — Но рано или поздно они освободятся, тем более что любые разборки титульных с нетитульными — это однозначно возможность выхода под залог для японца. А задержки с организацией суда не будет, я тебе обещаю.

— М-да уж. Как говорится, справедливости не было, нет и не будет, — опыт показывает, что иногда мне лучше не выходить из сложившегося имиджа.

Говорю, что думаю и не думаю, что сказать.

— Точ-ч-ч-чно. Как считаешь, если суммой залога за каждого назовут даже треть миллиона, через сколько найдутся деньги, чтобы выпустить их на поруки?

Хамасаки-отец выглядит безмятежным, но его глаза отчего-то то и дело сверкают довольными искрами.

Некстати у меня возникает подсознательное подозрение, а не псих ли он.

Да ну. Не может быть.

— Понятия не имею. Я бедный парень, такие суммы для меня — чистая теория. С собой у них таких денег точно нет, я проверил их карманы, — отмахиваюсь от многозначительного предположения собеседника.

Когда я время от времени делаю попытки шутить в стиле Мартинес, окружающие говорят, что я становлюсь здорово похож на идиота.

Мелочь, похожая на детскую игру — но чем глупее меня сейчас будет считать отец одноклассницы, тем глубже и быстрее, теоретически, он раскроется. Возможно.

Ну а чё, я всё равно ничего не теряю. А так хоть какое-то развлечение, пока полиция в пути.

— Вот миллион, — Хадзимэ извлекает откуда-то из недр письменного стола пачку с деньгами и бросает её перед собой. — Вот и второй. — К первой присоединяется ещё одна. — Даже если залог будет вдвое от норматива, они выйдут уже сегодня. Если ты хоть чуть-чуть понимаешь в наших обычаях, можешь не делать ставку на то, что их организация оставит их на время в тюрьме в воспитательных целях: я лично заплачу за них. Сколько бы ни понадобилось. Дальше проштрафившиеся займутся тобой с двойным тщанием.

А ведь он не знает о мёртвом — соображаю через четверть секунды и несказанно этому удивляюсь.

Тип, который собирается платить миллион залога за троих равными долями, явно не может оценивать труп наравне с живыми, особенно с учётом того, что никаким залогом ему уже не поможешь.

— У меня сейчас целый букет чувств и эмоций, — абсолютно искренне сообщаю японцу. — Насколько ярких, что высказывать вслух будет где-то неприлично.

Он хохочет, по виду — тоже абсолютно ненаиграно.

— Хадзимэ, я не японец, это верно подмечено, — продолжаю, усаживаясь на стул возле капсулы. — В этикете не силён, да и не вижу большого смысла его соблюдать, если честно. Спрошу в лоб: какая цель этого звонка?

— HAMASAKI QUALITY CONTROL. Тебе знакомо это название?

— Слышал. — Тика рассказывала подробно, если совсем точно, но ему вслух говорить не буду. — Контора записана на моего батю, царство ему небесное. Вам какое дело?

Ну а чё. Чем более быковато я сейчас буду выглядеть, тем меньше предохранительных клапанов и предосторожности и будет работать у него в мозгу — физиология.

В боксе, если что, тоже так; даже одного смешного мастера спорта могу вспомнить, который выигрывал семь раз из десяти исключительно на своей внешней придурковатости.

Руки по колено, ноги колесом и короткие, шагал с подскоками — реально кретин. На вид — более чем убедительно. Ещё и ухмылялся невпопад (на самом деле, исключительно во время турниров — но это уже потом выяснилось).

Когда вылезал в ринг и своей обезьяньей рукой чесал подмышкой другой руки, трибуны ложились от хохота: получалось непринуждённо и действительно весьма похоже на шимпанзе.

А бил очень жёстко и держал удар как Лысый под нейрокоррекцией. Хорошо, вес не мой — я его исключительно из зала зрителем наблюдал, не из противоположного угла ринга.

— HamQualCon — это не ваша с твоим отцом фирма, — он холодно качает головой и буквально цедит слова через нижнюю губу.

Ух ты, а ведь я его задел. Занятно.

— Это — наше подразделение, как явствует даже из самого названия, — продолжает японец. — У меня к тебе в этой связи есть предложение, от которого ты вряд ли сможешь отказаться.

— Вы слишком хорошо думаете о моём воспитании. Даже ваша родная дочь считает, что его не стоит переоценивать. Она так и говорит: Седьков, манеры у тебя не ночевали.

— Это к чему сказано?

— Вы сказали, что я не смогу отказаться от предложения. Отвечаю: оставьте своё предложение при себе. Я от него уже отказался, каким бы оно ни было.

— Ты сейчас не понимаешь, что говоришь и делаешь, — собеседник неожиданно изысканно улыбается. — Но поскольку ты никуда не торопишься, я тебе поясню.

Меня, конечно, подмывает нажать на кнопку отключения (и разорвать соединение), но в последний момент почему-то удерживаюсь.

— HamQualCon попал в руки твоего отца случайно: моя жена переписала на него часть акций. Он никогда не оплачивал этот пакет и я даже в суде как акционер могу небезуспешно оспорить…

— Оспаривайте, — пожимаю плечами. — В суде. Зачем это всё мне рассказывать?

— А я даже с таким животным, как ты, пытаюсь оставаться человеком, — неожиданно искренне и оттого весьма пронзительно сообщает отец одноклассницы. — И перед тем, как перейду к другим методам, хотя бы попытаюсь договориться по-хорошему. Ну, насколько это возможно с таким, как ты.

— Не договоритесь: у меня есть официальная опекунша и без неё я ничего обсуждать не буду.

— Я очень рад, что ты настолько уважительно относишься к моей жене, — а ведь он снова не шутит. Реально псих, что ли? — Ты же сейчас серьёзно сказал?

— Не то слово. Чтоб я сдох.

— Вот тебе кусочек информации. У HamQualCon буквально послезавтра будет отозвана лицензия на технический аудит. Причина: отсутствие законного представителя эмитента, поскольку умер собственник пакета акций. Твой отец.

— У меня был товарищ, там, дома. Он в таких случаях говорил: как мне стать по такому поводу?

— Отзыв этой лицензии — всё равно что пуля в спину доброй половине наших производств. Да, мы с Тикой разводимся, будем делить имущество, но если прямо сейчас встанет часть заводов… — он не договаривает и выжидающе смотрит на меня.

— Знаете, я очень дружу с математикой. Может даже статься, что не хуже вас. Если в системе управления рисками вашего концерна стопор подобной конторы по подобным причинам вызывает паралич всего организма — уж я вас точно не спасу. Даже если в придачу к гипотетическим акциям отдам свои почки. Если ваш бизнес можно торпедировать подобной мелочью…

— Это не торпедировать бизнес, — перебивает Хадзимэ. — Это вдобавок к текущему падению уронить ещё часть котировок. Потом, когда производственные дыры будут залатаны за счёт бюджетов других предприятий, и они, в свою очередь, откатятся вниз.

— Повторю свой вопрос ещё раз. Зачем вы мне это всё рассказываете?

— Мои интересы сейчас, именно в данном узком моменте, полностью совпадают с интересами жены. Как бы мы ни поделились, обнуление активов невыгодно обоим.

— Какая трогательная забота.

— ЗАТКНИСЬ! — его наконец прорывает. — Немедленно подай заявку на вступление в наследство! Всё! Больше ничего делать не надо!

Понятно, что он сейчас и недоговаривает, и искажает. Не знаю деталей, но звучит как-то криво.

— Вы же понимаете, что этот наш с вами разговор по вашей инициативе я первым делом обстоятельно перескажу своей опекунше?

— Да пересказывай кому хочешь! Тебе надо всего лишь подать сраную заявку!

— Я несовершеннолетний, — припоминаю уместный, как мне кажется, аргумент.

— Без разницы! Это ты управлять не можешь, а на право владения никак не влияет! Даже на младенца можно записать часть акций, — он успокаивается. — Так, чтобы тебя простимулировать. Посмотри видео.

Следующие полторы минуты на второй голограмме кто-то очень похожий на него (плохое разрешение — не видно деталей), судя по контексту, насилует собственную секретаршу.

— Как ты понимаешь, для тебя это козырем не является — просто прими к сведению. Отгадай с трёх раз, если это, — кивок на замершее изображение, — была моя более чем лояльная ко мне сотрудница моего офиса, то что с твоими бабами может быть? Ты же с парой латиноамериканок встречаешься? Молчишь?

Я действительно молчу. В первую очередь потому, что этот его файл не копируется моими программами ни в каком режиме — даже в оптическом.

Странно.

Я бы ещё понял, если бы…

Не дождавшись моего ответа, Хадзимэ продолжает, развеивая изображение и прерывая мои попытки сохранить информацию:

— Так это я ещё образованный и интеллигентный человек; против этой сотрудницы ничего, по большому счёту, не имею. А что если в случае твоих тёлок за дело возьмутся якудза? С тремя классами образования и огромной изобретательностью в интимном плане?

— Вы знаете, у меня для вас есть встречный файл.

— Какой? — он заинтересованно и удивлённо поднимает правую бровь.

На следующие полторы секунды наша с ним беседа подвисает: я бью все собственные рекорды по ускоренной коммуникации в оговоренном закрытом канале.

Получив разрешение Миру, ставлю ему на воспроизведение её ролик:

— Да иди ты на*уй! — живо и непосредственно предлагает весьма красноречивое лицо его собственной дочери его же изображению.

После некоторой паузы и нашего взаимного молчания Хамасаки нажимает отбой первым.

Как по заказу, буквально через три-пять секунд раздаётся стук в дверь:

— Это я! — сообщает с той стороны голос Тераяма.

У меня где-то на заднем плане мелькает подозрение: она полностью слышала всю эту беседу.

Какие из этого можно сделать выводы — понятия не имею.

* * *
— Привет, — Айя пробкой выскочила из лимузина практически одновременно с Эрнесто.

Он подъехал на пару секунд позже. Заглушив мигалку, полицейский просто хлопнул её по подставленной ладони и, не говоря ни слова, потрусил рысью в направлении здания.

Покосившись на пару сопровождающих из эскадрона, она, недолго думая, побежала за ним.

Люди мамы, едва окинув взглядом манипуляционное помещение, тут же пошли обратно на ресепшн.

— Где? — соотечественник и сотрудник восемнадцатого участка в одном лице вопросительно поднял подбородок, впиваясь взглядом в Рыжего.

— Да вон лежат! — одноклассник без пиетета сплюнул в угол, где у стены действительно шевелилась пара тел.

А вот третье не шевелилось.

— Привет и тебе, — войдя вслед за Эрнесто, Мартинес за руку поздоровалась с Тераяма.

— Привет! — глаза Тушканчика вспыхнули неподдельным энтузиазмом и эйфорией. — Чёрт, не могу поверить. Это действительно ты.

— Давай прибережём наши восторги для более подходящей обстановки? — вздохнув, дипломатично предложила она. — Теперь уж точно друг от друга никуда не денемся.

— Выйди! — Эрнесто почему-то рявкнул только на одноглазую.

— Эй, я Тераяма! — японка явно закусила удила и за словом в карман не полезла.

— Да хоть… пожалуйста, просто выйди на половину минуты.

Надувшись, учащаяся первого лицея обиженно исчезла в коридоре.

— Дрался, есть повреждения. — Вальдес, не обращая внимания на пару сообщников, принялся водить виртуальным датчиком диагноста над трупом. — Свежие. Нелетальные. Я, конечно, не криминалист, но пару слов прямо сейчас скажу.

Рыжий зевнул и абсолютно равнодушно шмыгнул носом.

— Не тяни, — потребовала Мартинес. — А то и я щ-щас тут окочурюсь.

— Инсульт. Родной, собственный, — без пауз выдал полицейский. — Возможно, была собственная аневризма. Очень на то похоже.

— А может быть, что сосуд треснул после того, как Рыжий ему по мордасам съездил?

— Может, — спокойно кивнул Эрнесто. — Ай, не тупи. После категорически не означает вследствие.

— Фуф. Это твой официальный приговор? — выдохнув, она, естественно, на радостях тут же затупила ещё раз.

Соотечественник молча прикрыл веки, поднял брови и закатил глаза.

Затем покрутил пальцем у виска и похлопал ладонью себя по лбу:

— Можно просьбу?

— Какую?

— Следующие три минуты перед тем, как меня о чём-то спрашивать, умоляю: считай мысленно до четырёх?

— Э-э-э, окей. — Если бы она была более чувствительной, ей бы сейчас стало неловко. — Рыжий, привет! — к однокласснику она повернулась уже совсем с другими эмоциями.

Подхватив его под руку, Эскобар-младшая потянула Седькова в коридор, спрашивая через плечо Вальдеса:

— Ты дальше сам?

— Да, но вы далеко не уходите. Я на связи с дежурной группой, они уже быстрее чем через минуту подтянутся. Будут его опрашивать, — земляк указал взглядом на Виктора. — Параллельно его законный представитель потребуется.

— Тика Хамасаки едет, — уверенно заявила латиноамериканка. — У меня сейчас прямо мама на связи, а с ней — она.

Получилось запутанно, но Эрнесто понял:

— Я послежу, чтобы оформили нормально.

— С нас причитается.

— Не сомневаюсь. Всё, валите.

Они отошли буквально на несколько метров, когда Рыжий, воровато оглянувшись по сторонам, громко спросил Вальдеса:

— Эрнесто, а в туалет можем зайти?

— Сколько угодно.

В следующую секунду Айя с удивлением почувствовала, что её подняли в воздух и несут вперёд. Двери одноклассник без затей открыл ногой.

— Кажется, можем осторожно выдыхать. Я волновалась, — призналась она после того, как Виктор зачем-то закрылся изнутри на замок.

— Зря. — Седьков жадно впился в её губы.

_______

Несмотря на весьма интересную ситуацию, ей, кроме прочего, было смешно и весело.

— Мне кажется, со мной вместе сейчас вся стенка трясётся, — шёпотом бросила она через плечо в паузе между ритмичными толчками сзади. — Ненасытный ты мой.

— Она. Каменная. Тебе. Кажется. — Просопел Рыжий в четыре присеста, изо всех сил стараясь не сбиться с ритма. — Фу-у-уф. Спасибо… Чмок! А то уже думать ни о чём не мог! — Пожаловался одноклассник. — Прямо эротические грёзы наяву, — добавил он через некоторое время вполне нормальным голосом.

— Упс. Я тебя сегодня в школе продинамила, — поправляя части гардероба, дисциплинированно припомнила латиноамериканка, которая никогда ничего не забывала.

Особенно — своих обещаний.

— Не только в школе! — обиженно выпалил Седьков. — И в доме тоже!

— Ну, я рада, что у меня получилось вовремя всё исправить, — она улыбнулась и обняла его, прижимая к себе.

— Ещё не всё. Через пару минут нужно второе исправление.

— Как скажешь. А чё это на тебя накатило?

— Да Хадзимэ сразу перед вашим появлением звонил. Такая скотина, слушай! — одноклассник набрал побольше воздуха и загорелся своим неповторимым набором эмоций, как всегда, когда очень хотел поделиться чем-то сокровенным.

— Пугаешь. — Она абсолютно рефлекторно и по многолетней привычке сделала серьёзное лицо, собираясь пошутить. — Стесняюсь даже спрашивать, о чём это вы с ним ворковали, если у тебя после того разговора… — Мартинес потрогала кончиком пальца брюки Виктора.

— Да тьху на тебя! — он непосредственно возмутился и очаровательно покраснел. — Это же не то, что ты думаешь!

— И как здесь не заржать, — растянув губы в узкую полоску, она врубила нейрокоррекцию, чтобы выглядеть серьёзной.

— Бл*. У вас даже самые обычные фразы превращаются во что-то двусмысленное!

— Меня восхищает, когда ты жалуешься на меня мне же, — хохотнула она. — Расслабься, шучу.

— Да я так и подумал. В общем, этот мудак вначале об акциях компании говорил. А потом ролик прокрутил, на котором…

_______

Там же, через некоторое время.

— … второе: не парься. Мне тоже кажется, что у него просто едет крыша, — она со всей серьёзностью отнеслась к услышанному. — Чтоб тебя успокоить: именно на такой случай и существует эскадрон. Просто не ездим без сопровождения — и на этом точка.

— Да стремновато всё равно, — поёжился Седьков. — Вы же реально моё слабое место.

— Рыжий, как ты думаешь, это первый раз в моей жизни?

— В смысле? — он опять подобрался и напрягся.

Приятно.

— Ну, когда угрожают моей безопасности, стараясь повлиять на кого-то из моих близких? Сейчас — для разнообразия на тебя; а до этого — на маму, папу? Ещё кое-кого?

— Да видимо, не в первый раз, — проворчал он недовольно. — Раз ты так ставишь вопрос.

— Угу. Далеко не первый. И поверь, предыдущие в сравнении с интеллигентной якудзой были, как бы тут поделикатнее…

— Я ПОНЯЛ! НЕ ДОГОВАРИВАЙ.

— Как скажешь, — она подхватила его под руку, подталкивая к выходу. — А я по-прежнему в порядке. Поверь. Тьху, повторяюсь… В общем, это далеко не самая большая опасность лично в мой адрес — или Аны — с учётом рода занятия наших семей.

— Эй, стой, куда? — заволновался он, разворачивая её в обратную сторону. — Второй раунд! И нафига ты юбку опять натянула…

Айя без слов хлопнула себя ладонью по лбу, повернулась к нему спиной и упёрлась руками в стенку.

Примерно через пару минут в двери постучали.

— Бл*. В самой середине процесса!.. — тихонько просипел Рыжий ей на ухо, ускоряясь. — Ни раньше, ни позже!..

— Они ж не в курсе, что мы здесь кроликов изображаем, — так же шёпотом ответила она. — Может, туалет кому-то понадобился. Мы тут уже сколько торчим, ещё и вдвоём.

— Эй, молодые! — из-за двери раздался взволнованный голос Эрнесто.

Что интересно, тоже шёпотом.

— Вылезайте! — потребовал полицейский. — Тут прокурорские приехали, нужен Седьков!

— Мне начинать пугаться? — Айя почувствовала, что тон соотечественника далёк от спокойного.

— Да я пока сам не понял, — раздалось с той стороны двери.

— Бл*. Страшно. — Она покосилась через плечо назад.

Виктор, в отличие от неё, не испытывал ни малейшего неудобства и был сфокусирован на одной единственной, достаточно утилитарной, задаче.

— Мне б твои стальные канаты вместо нервов, — вздохнула латиноамериканка. — Рыжий, иногда я тобой искренне восхищаюсь. Вот как сейчас например.

— Да чё там париться… Авось да рассосётся… Ща… ЩА… У-Ф-Ф!

— Эй, вы там что, *****сь?! — судя по неподдельному возмущению, Вальдес с той стороны двери не верил ни своим ушам, ни профессиональной интуиции.

— Боже упаси, как ты мог такое подумать. Заканчиваем дискуссию о французской философии середины восемнадцатого века, — на полном серьёзе ответила Мартинес.

После чего принялась лихорадочно возвращать одежду на место по второму разу.

Седьков задумчиво дослушал её тираду до конца, просветлел взглядом и весело заржал по окончании.

— Я тобой регулярно восхищаюсь, — сообщила она однокласснику даже без тени улыбки. — В том числе, в такие моменты. Именно они заставляют меня помнить о том, что этот говённый мир на самом деле — прекрасный и удивительный. ЭРНЕСТО!

— Что?

Рыжий, соединив руки в жесте просьбы, выбросил на пальцах, что ему нужна ещё минута и заперся в ближайшей кабинке.

— А что хотят прокурорские?

— Мутят. — В интонациях соотечественника, как назло, не прозвучало ничего успокоительного.

— На тему?

— Документы оформляют хитро.

— Там же всё должно быть на мази? Одноглазая там?

— Да, но с ней вообще никто не разговаривает. Ты же понимаешь, что при людях — и не будут.

— Что они делают такого, что заставляет тебя нервничать?

— Технично корректируют формы после заполнения нашими. Я тебе быстро не объясню, но если коротко, компромат.

— То есть?

— Избегают однозначных формулировок. Оставляют лазейки для повторной экспертизы или эксгумации — хотя наши исключили.

— Что это может быть? По твоему опыту либо с твоей точки зрения?

— Я же сказал, компромат. Опуская судебные процедуры — чтобы потом при желании можно было дёргать за верёвочку. Не железобетонно утверждаю, но с высоты моего опыта именно так.

— А юристы Хамасаки подъехали?

Глава 10

— А юристы Хамасаки подъехали? — Мартинес сегодня сама на себя не похожа.

— Какая-то ты повышенно тревожная нынче.

— РУКИ ПОМОЙ! — мгновенно вспыхивает возмущением она, глядя, как я направляюсь к двери с намерением её открыть и топать дальше.

Чуть подумав, возвращаюсь к крану и делаю, что просят. Попутно рассказываю анекдот:

— Русский, латинос и японец точно так же после туалета искоса смотрят друг на друга. Русский: "Чего уставились?! На м⁹не узоров нет и цветы не растут!". Латинос: "Ты руки не помыл, а сейчас обратно за стол пойдём". Японец: "Даже салфеткой не вытер".

Одноклассница смотрит на меня задумчиво, многозначительно и со вздохом наклоняет подбородок к груди, поднимая левую бровь.

— "А у нас не принято на руки ссать" — с грустью в голосе отвечает им русский. Эй, чего вы такие занудные?!

Через четверть минуты под руку покидаем местный гостеприимный санузел.

— Да тоже верно, в принципе, — теперь самый задумчивый вид из всех нас имеет Эрнесто. — По большому счёту, формально ничего страшного не произошло. Просто я думал, по твоей информации, — он кивает моей однокласснице, — с той стороны будет лояльность. — Ввиду имеется доблестная юстиция, но вслух оно не звучит.

— А вместо лояльности? — Мартинес с хваткой бультерьера тут же вцепляется в последнее слово.

— Да избирательная какая-то лояльность! С одной стороны, как бы да, — латинос старательно говорит междометиями, намёками и неконкретными вещами. Видимо, из-за обилия людей в коридоре дальше. — А с другой стороны — постоянное подчёркивание дистанции и закладки на будущее.

— Получается, от них идёт и плюс, и минус? — суммирую для себя услышанное понятными мне категориями. — В итоге получается что-то типа ноля? Нейтралитет?

— Пожалуй. Да, можно и так сказать; я просто не сформулировал. Реально что-то типа нейтралитета, — заключает полицейский, направляя меня за плечи в холле в нужную сторону. — Не на место происшествия! Процедуры будут там.

Айя как взяла меня под руку в дверях туалета, так и держит сейчас, не ослабляя хватку. Кажется, даже это своё расширение на силу включила.

— Ну так и не парьтесь, — заключаю. — Ноль — это нейтралитет и есть. Ни вашим, ни нашим.

— Хотелось бы, конечно, чуть другой позиции, — нейтрально роняет Мартинес, тоже не говоря ничего конкретного.

Поскольку именно в этот момент к нам подходит Сата.

— Забей, — искренне отмахиваюсь второй раз. — Мне тут давеча старший Хамасаки позвонил, вот буквально только что. Кстати, даже не записывалось ничего, хотя я старался…

Младшая Эскобар только фыркает.

— Вот я из его слов четко понял. Если есть конфликт меня, приблудной дворняги, и титульной братвы в количестве трёх человек — ни о каких равных условиях в суде речь не идёт. Так что нейтралитет тех, о ком мы все думаем, — со значением коротко кланяюсь одноглазой, — это уже процессуальный прогресс. Мог бы быть и минус, теоретически.

— Да. Он прав. — Тераяма имеет напряжённый вид и неприкрыто кусает губы. — Народ, особой проблемы нет, но расклад такой. Когда взрослые, послушав меня, собираются что-то делать по-своему — я это всегда вижу.

— Логично, чё, — пожимает плечами моя одноклассница, продолжая фиксировать мой локоть обеими руками. — Сейчас тоже так?

— Да. Я и хотела вам сказать. Не знаю, что изменилось, но буквально за пару минут, и дед, и отец с матерью, и тот самый брат деда, — она многозначительно опускает веки, — чего-то отморозились и отвечают мне односложно и формально.

— Бл*. — Мартинес кто бьёт каблуком правой туфли в пол и матерится по-испански.

— Явный признак того, что они мутят что-то своё, — добивает её титульная.

— Не парься, — говорю твёрдо однокласснице и мягко глажу её пальцы. — Рассосётся. Точно, вот увидишь.

— Да ты просто не в теме! — начинает эмоционально заводиться латиноамериканка.

Что с её темпераментом — раз плюнуть. Бах — и за секунду пожар до небес.

— Тебе нужен хладнокровный партнёр, где-то даже флегматичный, — настаиваю спокойно на своём, тщательно контролируя, чтобы мои интонации успокаивали. — Дабы уравновесить, хе-хе, твои автохтонные свойства личности.

— Хренасе, ты грамотный стал. Специально словарь читаешь, чтобы удивлять умными словами?

— Даже предвзятость государственного обвинения и суда очень часто ничего не могут сделать честному человеку, который полностью прав в конкретной ситуации. По крайней мере, здесь, в федерации: система сдержек и противовесов.

— Уфф. В принципе, мозгами согласна, — порывисто вздыхает латиноамериканка. — Но эмоции — штука такая, всё равно тревожно и страшно.

— Статистика говорит, девяносто с лишним процентов за успех, — сообщаю ей с лёгкой улыбкой.

За кадром остаётся тот факт, что я сейчас ускоренно листаю открытые источники и беру информацию прямо оттуда плюс, слава яйцам, текущий момент очень хорошо освещён в памяти Вити Седькова.

Такое впечатление, что он и его отец буквально половину жизни готовились зачем-то отбиваться в судах и прочих органах юстиции именно в таких вот ситуациях. Они что, собирались косить якудзу пачками, предварительно спровоцировав нападение на себя?

Представляю эту картину — и непроизвольно становится смешно.

Порывшись в этой самой памяти по второму разу, проверив для чёткости данные первых попавшихся судов и городской прокуратуры (слава моему виртуальному импланту, которого нет в природе — но который вдруг почему-то работает), прихожу к выводу, что даже при противодействии мне государственного обвинения (того самого дедушки семидесяти девяти лет от роду) опасаться нечего.

Могут попугать, могут попытаться потрепать нервы — но в процессуальных рамках с их стороны речь может идти только о беспределе, если проблемы достанутся мне, а не нападавшим. А на беспредел я, кажется, уже без кого-либо и сам знаю, чем ответить.

Есть же твёрдая уверенность? Когда вроде бы и формальных оснований немного, но ты очень чётко знаешь: будет именно так, а не иначе?

Вот сейчас во мне полноводной рекой разливается именно она. Одна из второстепенных вкладок солидного приложения, кстати, прямо утверждает: это — следствие каких-то фоновых обработок информации тем самым медицинским расширением, которое у меня только сегодня начало стрелять.

Оказывается, и в бытии модификантом тоже есть свои плюсы.

* * *
— Статистика говорит, девяносто с лишним процентов за успех, — Седьков выдал спич с донельзя довольной рожей, с окрылённым и счастливым взглядом и непрошибаемой уверенностью первого кирпича, который положили на дно ямы, залитой бетоном под фундамент.

Или ослика, который увидел морковку в яслях для кормления.

Она, естественно, не сдержалась:

— Бл*.

— Чё? — одноклассник чуть свысока и по-прежнему жизнерадостно покосился на неё, наклоняя голову к плечу.

— Повторюсь, но лучше не скажешь. Невежество рождает необычайную смелость в суждениях, — она поёжилась. — Знаешь, я это распечатаю на наклейке и на твой рюкзак налеплю: пусть будет девиз!

— А-га-га-га-га, — неподдельная эйфория Седькова (возникшая у него, видимо, после неких их взаимных и занимательных упражнений в местном санузле) получила сложную добавку из дофамина и окситоцина, если верить собственному анализатору в интерфейсе. — Там, откуда я родом, говорили "Слабоумие и отвага". А-га-га-га-га…

— А ведь это эндогенные процессы, не нейрокоррекция, — серьёзно заметила Айя в ответ на вопросительный взгляд одноглазой.

Та тоже видимо встревожилась — наверняка из-за непоняток со старшими внутри своей семьи (тут как раз было понятно: обещала одно, а по факту иное).

— Он нормальный? — Тераяма не была склонна к юмору ни в каком приближении. — Не то чтобы я очень нервничала — мы с вами случайные люди — но такая вот его реакция НОРМАЛЬНА?

Параллельно японка незаметно указала взглядом на один из столов в углу большого холла, где, судя по виртуальной эмблеме над столешницей, расположились представители прокуратуры.

— Как тебе сказать. Норма — штука индивидуальная, — честно ответила Мартинес. — Именно в таких ситуациях раньше его не наблюдала, но как правило он адекватен. Почти всегда.

— А в каких случаях нет? — японка не стала сдерживать любопытство.

— Когда переизбыток кое-каких гормонов, — Айя покосилась на ширинку одноклассника. — Но сейчас об этом речь не идёт, заявляю абсолютно компетентно и со всей ответственностью. Так что, наверное, адекватен.

— А-га-га-га-га, — на этой фразе Рыжий поймал ещё одну смешинку. — А-га-га-га-га!.. — покраснев от нахлынувшей бурным потоком радости, он громко шмыгнул носом и вытер слёзы рукавом. — Завязывай! Сейчас серьёзное мероприятие! Мне тоже нужно быть серьёзным!

— Что с ним? — абсолютно спокойно поинтересовалась Тераяма.

— Да хер его знает. Бля, Седьков. Это у тебя посттравматический шок? — неожиданно осенило её.

Может, и правда пора начинать беспокоиться?

— Не-а, я в адеквате. — Продолжая давиться смехом, родил в два приёма Виктор. — Ну реально ситуация смешная! Вернее, не сама ситуация, конечно, а твои слова. А я ещё вспомнил… И-хи-хи-хи-хи…

— Как есть идиот. — Грустно и серьёзно заключила вслух младшая Эскобар. — Даже неудобно тебя вырывать из грёз твоих иллюзий. Если отправишься на луну — передачи слать не буду.

Она только что поняла, что товарищ, пролистав наскоро какую-то информашку (благодаря новым способностям и тренингу от Миру), на основании статистической закономерности уверился в неизбежном торжестве справедливости.

Как следствие — успокоился, расслабился плюс на него навалился откат после стресса. Её личное предчувствие твёрдо подсказывало, что этот труп за спиной Рыжего был первым в жизни.

И ведь не скажешь ему сейчас, что общая статистика конкретно к данному кейсу неприменима от слова совсем: ни при каких разборках раньше ни титульным, ни дворнягам никогда не приходилось делить бессмертие.

Как сейчас.

А когда на кону появляются такие ставки — опыт её фамилии (даже обеих) говорит, что всеми предыдущими прецедентами можно подтереться. Как и договорённостями.

С другой стороны, нафига изводиться двоим? Ну нервничает сейчас она, он радуется — да и хрен с ним.

Пусть ржёт. Не дай Иисус, нервы ещё могут понадобиться.

— Я уже успел этот момент обдумать, — не по-школьному солидно кивнул одноклассник. — Если так, на луну рванём вместе? Там же народ тоже наверняка овощи кушает. Будем развивать семейный бизнес Эскобар? Сто процентов в тех местах процент клиентов больше на тыщу населения.

Последние слова были услышаны сотрудниками юстиции и в расчёте на них говорились.

Айя расфокусировала взгляд, подняла брови, вздохнула — и ничего не сказала.

Понятно, что если надо — то она и на луну поедет. И Эрнандес тоже. Но хотелось бы обойтись без подобного.

— Присядьте сюда, пожалуйста. — Прокурорский, идентифицировав Рыжего через профильное расширение со скоростью звука, без преамбул или даже формальной вежливости перешёл к делу. — Седьков Виктор… лет… регистрация проживания по адресу… арендованная квартира, так?..

* * *
— Будьте добры, скажите, в какой роли мы сейчас общаемся? — вежливо интересуюсь сразу после того, как джентльмен под виртуальной эмблемой прокуратуры заполняет в свою форму мою идентификацию, получая моё "да" на каждый пункт.

— Момент, будет в следующем параграфе. Виктор, вы опрашиваетесь как свидетель по факту смерти… — он называет японские имя и фамилию, которые мне ничего не говорят. Видимо, тот тип из тройки. — Вы же были единственным свидетелем происшествия?

— Ещё раз тысячу извинений. Уместно ли спросить, с кем имею честь? Если мы сейчас совершаем определённое законом процессуальное действие — это одна ситуация. Как кандидат в граждане я займу одну позицию. — Боковым зрением ловлю крайне озадаченный взгляд Мартинес. — Если же данный разговор не носит никакого юридического функционала…

— Это вы меня извините. — Парняга возраста Эрнесто только что не краснеет. — Моя фамилия Сосохара, офис прокурора. Я недавно на этой службе, ещё раз прошу прощения. Все ваши ответы фиксируются, как и мои вопросы… этап предварительного дознания… получение первичной информации возможно в отсутствии законного представителя несовершеннолетнего, поскольку связано с возможным федеральным преступлением, которое будет квалифицировано…

"Рыжий! Ты меня слышишь?!" — параллельно с такой занимательной беседой во внутренний чат начинает писать Айя.

И что ей сейчас ответить? Насколько я помню предостережения Тики, именно в такой вот атмосфере мне очень настоятельно рекомендовано воздерживаться от любой исходящей нейроактивности.

Говоря по-простому — держать уши и глаза открытыми, а рот — максимально закрытым. Потому что если вдруг натурал начнёт кому-либо отвечать, а эти ребята, как и моя опекуша, вдруг в состоянии видеть абсолютно все чаты в радиусе сотни метров — может получиться очень некрасиво.

"Рыжий, гад, не молчи!" — всплывающие со скоростью пулемёта иконки своих сообщений Айя сопровождает не менее темпераментной жестикуляцией в реале.

Она методически грамотно сместилась к окну, за спину прокуратуре: теперь её видит только пара полицейских. Последние, впрочем, имеют ярко выраженную этническую компоненту во внешности и с Эрнесто Вальдесом общаются по-испански. Насколько понимаю, и в участке работают в том же — значит, условно наши.

— На ваш вопрос: нет, я был не единственным свидетелем случившегося. Кроме меня, в момент нападения бандитов на врача в этом же помещении находилась и другая старшеклассница, правда, из первого лицея. Сата Тераяма.

"+" — однокласснице отправляю максимально короткий ответ.

"Можешь общаться открыто" — тут же приходит от неё. — "Защита и от Хамасаки стоит — Тика расстаралась, и наши продублировали. Если будет кто-то в канале — появится автоматическое уведомление и нас разъединит".

"Ты счт'ешь, счс оч пдхдщий ммнт дл наш рзгвра здесь? 😃".

"Да я ненадолго. Рыжий, не ведись на всякий случай! Молодой перед тобой, возможно, маска!".

"?"

"Этого типа не знает никто из наших легавых — мне Эрнесто строчит прямо щас. По идее, младшие прокуроры и помощники прокуроров с кем-то из копов хоть как-то, да пересекаются — иначе просто невозможно. А об этом навскидку никто не слышал. Что-то мутное".

"Он гврт, ндвн на раб. Мжт, првое дел?".

"Может и так, но однозначно странновато. Эрнесто говорит, нет аргументов ни за, ни против; просто необычная ситуация. Всегда, когда что-то необычно, не стоит расслабляться".

"Ок".

— Сата Тераяма видела происходящее?

— Понятия не имею, — твёрдо качаю головой. — Она всё время находилась внутри медкапсулы, получала терапию. Я не представляю, какие коммуникации подведены внутрь и что оттуда можно наблюдать — сам там никогда не лежал.

— А как вы думаете? Предположить не возьмётесь?

— Я бы очень хотел удержаться от любых самоуверенных действий на этапе федерального расследования. Тем более что подобное предположение не имеет никакой юридической силы.

— Случившееся очень выбивается за рамки сложившейся практики. Для офиса прокурора может быть ценна любая ниточка информации. Настоятельно прошу ответить на вопрос.

— Слышать она точно всё слышала — мы с ней общались до этого. А насчёт оптического сигнала вам лучше обратиться к ней.

— А если предположить? Ну, полностью глухая капсула, у пациента ещё и нет одного глаза, пока что. Как бы он что увидел? Логично?

— Вы так хотите, чтоб я озвучивал вам ваши собственные предположения? Сата Тераяма находится в нескольких метрах от нас с вами, мне непонятна ваша настойчивость. Спросите её? — указываю взглядом на лицеистку.

Уж ей-то, ещё и с дедом-прокурором, бояться точно нечего. Да и умершего типа бил я.

— Спасибо.

— Если бы предполагать пришлось мне, я бы думал с другой стороны…

— Сделайте одолжение. — Он имеет вид неопытного ботаника, который, однако, настроен всерьёз защищать какую-то конкретную линию.

Интересное сочетание. Неродное?

— Могу только поставить себя на её место. Лежу я в капсуле, болтаю с новым товарищем противоположного пола, который мне симпатичен…

— У вас есть какие-то личные отношения с Сатой Тераяма? — Сосохара даже перебивает, не дослушав.

И что бы это всё значило?

— Я бы предпочёл не отвечать на этот вопрос. Он не имеет отношения к происшедшему.

— Пожалуйста, воздержитесь от собственных процессуальных оценок и предположений! Если вы отказываетесь от ответа, прошу вас это сделать прямо и открыто!

— Ну если вы так ставите вопрос, то я встречно прошу вас перенести эту тему на время официального судебного процесса. Я обязательно отвечу, подробно и развёрнуто — но в федеральном суде и под стенограмму заседания, которую будет вести федеральный судья. Вернее, его искин.

Глаза помощника прокурора (или младшего прокурора, чёрт его знает, кто он по должности. А может даже и не младшего) удивлённо открываются шире:

— Поясните?

— Вы сказали, ведётся досудебное дознание, — поясняю с опорой на неожиданно глубокие и весьма специфические знания из головы Вити Седькова. Настолько специфические, что впору предполагать паранойю предшественника. — Если мне не присвоен статус подозреваемого или обвиняемого, то я по инерции автоматически пользуюсь всеми иммунитетами полноценного члена гражданского общества, так?

Могу назвать ему даже статью, но это было бы слишком. Наверное. Потому просто выжидательно молчу.

Непонятно, нахрена всё это предшественнику было учить на память — но Витю Седькова уже не спросишь.

Сосохара на секунду подвисает, задумчиво соединяет брови на переносице, кивает, затем вопросительно поднимает подбородок.

— Господин прокурор, в отсутствие правовой оценки действий меня, как субъекта процесса, мы с вами — полноправные участники гражданского общества, повторюсь. Как минимум, до этой самой оценки, вы согласны? Да или нет?

— Продолжайте.

— Соответственно, мы можем иметь разные мнения, — поясняю ему подробнее содержание какой-то методички, которая буквально сама лезет из памяти на глазной нерв.

Хорошо, что мысленно.

Теоретически — здесь позиция предшественника колеблется в неуверенности — у негражданина может и не быть равноценного статуса. Но это не точно, Витя Седьков просто не помнит нюансов, потому исхожу из того, что все необходимые права у меня всё-таки есть.

— Я не спорю. — Осторожно кивает Сосохара.

— Соответственно, моя точка зрения от вашей может отличаться, — продолжаю. — А какой орган федерации уполномочен вносить ясность и мир между субъектами, если они друг с другом несогласны, а таковая ясность прямо требуется процессуально?

"Бл*, где ты этого нахватался?!😲" — темперамент Мартинес сейчас явно работает против неё.

Она то ходит вперёд-назад, то садится в кресло, то подрывается из него. В общем, похожа на запертую под стаканом пчелу.

— Федеральный суд, — на автомате роняет юрист без даже тени неуверенности и начинает смотреть на меня твёрдо.

— Ну вот вам и ответ на ваш вопрос. Вы считаете, что мои отношения со сверстницей — предмет нашего с вами разбирательства. Я считаю — категорически нет. Процессуальный статус вы мне не присвоили, соответственно, в рамках гражданского общества наши с вами права на текущий момент равны. Упирать меня без моего законного дееспособного представителя вы не можете.

Сосохара ещё чуть меняется в лице и на меня глядит теперь иначе: серьёзно и пронзительно.

— Ваше мнение против моего мнения, — подвожу итог. — Поскольку вопрос действительно может быть важным для дознания — не мне о том судить — он наверняка будет поднят вами и в суде, ведь так? Но там я на него буду отвечать уже судье, чья экспертность и непредвзятость у нас с вами обоих не вызывает сомнения.

— Вы обвиняете меня в предвзятости?

— Сейчас затык в следующем: вы сами сказали, что недавно на этой работе. Поначалу даже представиться забыли, согласны? Хотя это действие чётко регламентировано процессуальным кодексом, раз; служебной инструкцией сотрудников прокуратуры, два; могу добавить ещё.

— Вы обвиняете меня в предвзятости? Да или нет?

Сказать ему, что-ли, словами Миру? Когда она отцу на вопрос о нашем с ней интиме ночью цитировала Серёжу Шнурова? Жаль, что здешний мир Шнура не знает.

— Я считаю, что вы периодически выходите за рамки коридора, который вам в ваших действиях в мой адрес регламентирован сразу на трёх уровнях. Ваши же ведомстенные инструкции, действующее законодательство и консти…

— Я принимаю ваш ответ. — Предельно собрано отвечает парень, фокусируясь на моих глазах и не мигая при этом. — Идём дальше. Каковы были обстоятельства начала конфликта в операционной?

— Сосохара-сан, с вашего позволения, это была манипуляционная, не помещение для операций.

— Это с вашей точки зрения имеет значение?

— Не сочтите, что цепляюсь к вашим словам из вредности. Мой отец учил меня быть очень осторожным с любыми нюансами в самых незначительных на первый взгляд формулировках на этапе даже предварительного следствия. Кашу маслом не испортишь.

— Ваш отец, вернее, упомянутые нюансы вашего семейного воспитания, заставляют меня спросить следующее. — Он опять удивляется и снова не считает нужным скрывать это. — Вы изначально готовились к участию в действиях дознания и следствия? В какой роли? С отцом или самостоятельно?

— Мы — эмигранты. Как недавно оказалось, эмигранты с весьма неплохим наследством.

— И?

— Мне предстоит немало побороться на ниве юстиции, чтобы отстоять свои законные, с моей точки зрения, права.

— А причём здесь гражданский процесс вашего наследства к достаточно специфическим нюансам уголовного процесса? — вроде как абсолютно равнодушно спрашивает японец. — Я б понял, если б вы в вопросах нотариата так разбирались.

А на самом деле он очень ждёт моего ответа. Зачем-то.

— Папа говорил, сироту обидеть норовит всякий. И опасаться нам в первую очередь нужно не "объективности" арбитража или хозяйственного суда, а именно уголовных подстав от рейдеров. — За спиной собеседника ловлю выражение лица Айи, которого не видел за всё время знакомства с ней. — Если позволите, упомянутые вами тонкости уголовного процесса — жалкие три процента информации по юстиции федерации, которую мне в голову забил отец. Вы правы, нотариальное законодательство я знаю ещё лучше. Или хотите, поговорим про гражданский кодекс? Поверьте, в нём я ориентируюсь куда как веселее, чем в том, что мы сейчас с вами обсуждаем.

— Если бы не исчерпывающая ясность вашей медицинской карты, я бы всерьёз предположил в вас не натурала, а модификанта. Причём с дополнительно закачанными в расширения базами по той специальности, которая кормит меня. У вас должно было быть чертовски непростое детство — учить это всё, да в вашем возрасте. Ещё и без доступа к нейроинтерфейсу. — И снова цепкий взгляд.

За которым уже не скрывается некое двойное дно — поскольку Сосохара думает гораздо больше, чем озвучивает.

Понять бы, на какую тему и в каком направлении, эх. Ещё и Мартинес у него за спиной вон, только что кузнечиком не скачет.

Почему-то тяжеловато смотреть, когда она так переживает. А ведь обычно она таких случаях последовательно валяет дурака, весьма убедительно скрывая все и любые свои истинные эмоции. Что это с ней?

— Кстати, вы не возражаете против одного формального теста? — сотрудник прокуратуры, пощёлкав пальцами, активирует что-то типа голографического датчика.

— Да без проблем. Но только же без моего законного представителя любой тест на нейропрофиль в глазах официальной юстиции будет стоить так же дорого, как и прошлогодний снег.

Без пауз закатываю манжет рубахи и кладу ладонь на стол.

— Это не в рамках какого-либо судебного преследования. Это исключительно для понимания, с кем я сейчас разговариваю, — Сосохара безукоризненно вежлив.

"Рыжий! Это ху*ня на любой контрафакт! НЕЕЕЕТ! ОТКАЗЫВАЙСЯ!!! 😨😨😨" — со стороны Айи поднимается форменная истерика.

Представитель офиса прокурора старательно ведёт этой штуковиной от кончика моего пальца до моего локтя. По мере того, как датчик возвращается обратно, его лицо задумчиво вытягивается:

— Ух ты.

Глава 11

— Что-то не так? — равнодушно говорю то, что должен сейчас сказать по законам жанра.

К словам Мартинес я привык относиться серьёзно, она очень редко фонтанирует распоряжениями не конструктивно. Если она говорит, что чего-то стоит опасаться, как правило есть смысл прислушаться.

С другой стороны, прямой отказ сейчас от неформальной (чистая правда, если верить моему расширению на достоверность) проверки — это очень большой знак вопроса в собственный адрес со стороны мутного семейства прокурора либо его приспешников в юстиции в будущем.

— Да нет, давайте ещё раз для уверенности. — Он повторяет свои манипуляции, едва ли не погружая виртуальный датчик мне под кожу. — Хм.

Я понятия не имею, что это у него за софт. Когда-нибудь, когда я создам свою собственную базу по нейропродуктам, я тоже как Мартинес и Эрнандес смогу с половины пинка определять чужой функционал.

Сейчас же, когда возможные последствия его "исследования" загадка, самые логичное — просто разорвать сигнал между "датчиком" и его собственным контуром восприятия.

Чёрт его знает, как эта штука называется по-научному.

Если я всё сделал правильно, он сейчас не получает обратной связи. Глазами в оптическом диапазоне голограмму видит, сам нейропродукт вроде как активируется — но не приходят данные сканирования.

Вернее, не доходят лично до него, растворяясь по пути под влиянием чужого внешнего импульса.

— Всё в порядке? — интересуюсь как ни в чём ни бывало после его третьего раза.

— А? Да, да… — он сворачивает расширение и возвращается к электронному блокноту.

Мог бы и проговориться вслух, что техника засбоила.

"Виктор, это было коварно 😑" — на интерфейс приходит сообщение Тики. — "Знаешь, что он теперь будет думать?".

"Что?".

"Что это HAMASAKI INCORPORATED выборочно блокирует функционал в разных интересных локациях, например, в своей клинике".

"Вы вс врмя бли тт, со мнй?!".

"Да. Просто не могу пока понять, как лучше поступить".

"???".

"Уже четвёртуюю минуту на мой ну О-О-ОЧЕНЬ личный контакт наяривает Тераяма Хироюки. Я отморозилась и пока тупо ему не отвечаю — собираюсь с мыслями".

"Этт хрен тже с км-т рзгврвл прлльно. Вдмо, с нм".

"Ты сейчас всё нормально сделал. Пишу, чтобы сказать: пожалуйста, постарайся впредь от подобного рода тестирования держаться подальше. Потому что это сейчас сошло с рук, вернее, ты технично перевёл стрелки. Так может получиться не всегда".

"?".

"Белый шум, который сейчас поймал прокурор, может иметь разные причины: сбой его аппаратной части, сбой аппаратной части на их сервере, программный сбой там же и ещё несколько причин. Он, разумеется, будет думать, что это мы как провайдер на уровне софта сервера прописываем неприкосновенность для членов своей семьи. Скажем, это первое, что ему в голову придёт. Но я бы очень тебя просила!.. В будущем таких ситуаций должно быть поменьше".

"От мня ж сйчс не звсло 🙎‍♂️".

"Да. Это была не претензия в твой адрес, просто размышляю вслух. Кстати, знаешь, на чём всегда сыпятся разные интересные личности, которые на время подбирают ключи к чужой нейрокоррекции?".

"Отстств'е остржнсти, сндрм БОГа".

"Примерно. Их по статистике вычисляют аналитически раньше, чем они берут себя в руки. Когда в присутствии одного и того же субъекта в разных местах идут однотипные сбои, на это реагируют уже… неважно, далее по цепочке".

"Да пнл, пнл".

"Хотела сказать, что ты молодец 😘. Всё, привет, отвечу ему на звонок".

Глава 12

— Я сейчас действительно удалю вас из зала за неуважение к суду. — Невозмутимо и холодно пообещал японец. — А на тему своих гражданских прав следующую пару недель будете дискутировать из другого места, например, из муниципального пенитенциарного заведения.

Он более чем прозрачно намекнул на краткий срок заключения, до двадцати одного дня, который чисто теоретически мог попытаться оформить своей властью прямо здесь, не слезая со стула.

— Ага, щ-щас. Х*й тебе в сраку, чтоб голова не качалась, — Айя без паузы выбросила вперёд средний палец и красноречиво фыркнула. Подумала — и к правой руке тут же добавила левую. — Дважды! Напугал ежа голой жопой.

Если не идиот, сообразит: абсолютно ВСЕ кутузки в данном секторе находятся под крылом одной-единственной управляющей компании.

Не ESCOBAR FRUITS AND VEGETABLES, к сожалению, хе-хе, но очень близко. IGNACIO + HIJOS.

Может, какие-то диаспоры и не имеют доступа в подобные заведения, принадлежащие их же землякам, но это не про латинос. Уж кому-кому, а ей там условия создадут получше, чем некоторые у себя дома имеют ежедневно (не будем тыкать пальцем в одноклассника): наверняка в итоге окажется похоже на тот санаторий, в котором пришлось однажды провести пару месяцев во время одной из эпидемий на родине.

Да и три недели — подумаешь, срок.

Следующие полторы секунды в зале стояла полная тишина. Даже Рыжий, хотя и знал её лучше других, задумчиво отвесил челюсть почти до пола.

— Могу добавить, — твёрдо продолжила Мартинес-младшая, используя замешательство судьи по полной. — Из тюряги, даже если в неё попаду, я рано или поздно выйду. С учётом возраста и кое-каких индивидуальных особенностей — освобожусь скорее рано (он бы хоть идентификацию включил, что ли. Фамилию бы поглядел — при входе в зал все отмечались). Но вот по-о-осле этого… — Дальше она сделала многозначительную паузу.

Можно было и покруче обостриться, но солдат спит — служба идёт.

Эрнесто с заключением полицейской экспертизы уже в пути. Поднятого срача на четверть часа и так всяко хватит. Если не хватит — можно будет добавить градуса по необходимости.

А там — пока-а-а судья отвлечется на приведение её в чувство, пока-а-а ему базу прогрузят, да пока-а-а попытается приговор выписать.

Её посетила неожиданная идея. Подкрутив кое-что в настройках концентратора, она продолжила:

— Судья! Вы сейчас ведёте себя так, как будто занимаете эту должность по наследству! Вы ничего не попутали в этом мире? Ничё, что вы всего лишь клерк не из крупных, да на стуле, с которого вас и переизбрать можно, если что?! На тёплом месте жопу наел — и решил, что всё можно?! Совсем страх потерял?!! — заводясь по спирали, она абсолютно естественно повышала тон, сорвавшись в итоге на крик.

Ну а чё, надо же когда-то и особенности этноса оправдывать.

Шестнадцать лет, кстати, по местным японским стандартам — несовершеннолетие. Пока так болтаешь языком и сама первой драться не лезешь — чистое мелкое хулиганство. Штраф, говоря иначе. Даже на три недели надо очень здорово извратиться, чтобы залететь.

Да, была бы постарше — в других местах можно было бы нарваться на что-то весьма серьёзное, вплоть до обвинения в экстремизме и в попытках свержения законного строя, хи-хи.

— Аве Конституция Федерации! — абсолютно серьёзно выдала Эскобар-младшая.

Именно Конституция тут была ни при чём, но не будешь же славить процессуальный кодекс. Совсем не тот пафос.

В продолжение своих мыслей, не обращая внимания на изумление присутствующих, она уверенно поднялась в вертикальное положение, подняла ладонь вверх и, прикрыв глаза, добросовестно и искренне помянула благодарностью Иисуса и Деву Марию на родном языке.

Судья за своим столом резко осёкся и озадачился ещё глубже, хотя дальше вроде некуда: было очевидно, что он прямо сейчас то ли отзывает какие-то свои коммуникации (решения, Айя, решения), то ли корректирует некий выбранный в её отношении курс (видимо, озаботился наконец её идентификацией для кутузки — а там по мере чтения включились мозги. Фамилию всё же разглядел, пф-ф-ф).

Она не стала говорить вслух, это вообще было бы детством — но при мобилизованном эскадроне система сдержек и противовесов в верхах общества, г-хм, приобретала чуть иную конфигурацию. Технике абсолютно пофиг, титульный ты или нет.

Если у тебя в распоряжении есть не одна сотня дронов-камикадзе, а местное рыхлое законодательство этого прямо не запрещает, то и самый заслуженный судья до дома может просто не доехать — вопрос бюджетов. Особенно на фоне того, когда принадлежащие тебе охранные предприятия уже и до структуры плохонькой ПВО доросли (а ну как чужие дроны налетят?) — а у ближайших конкурентов даже вшивая разведка с воздуха не поставлена. Даже небоевыми машинами.

— Дикие люди, чё с вас взять. Живёте при таких возможностях и ничего не используете, — из вредности проворчала она по-испански себе под нос, поймав взгляд чиновника и не отпуская его. — Реально же вопрос только бюджета. Ну надейтесь дальше на своё государство! А у нас с бюджетами всё в порядке.

Поразмышляв под ускорением, Айя лихорадочно и быстро отправила матери запрос из трёх пунктов. Если смотреть логически — зачем-то же Дальхис Эскобар во всё это ввязалась на стороне Тики Хамасаки?

Нафига нужен такой арсенал, если хлопать только второстепенную шушеру типа Фархата Али? Судя по судейскому беспределу, самое время доставать обрезы из седельных сумок — ибо после драки кулаками не машут (а вот на упреждение — в самый раз).

* * *
Мартинес на каком-то этапе срывается с нарезки. Ну, по крайней мере, так это смотрится для остальных.

Я уже знаю её получше прочих и более чем уверен: она ломает комедию и играет какой-то свой спектакль (непонятно, правда, для чего).

— Аве Конституция Федерации! — после откровенного мата в адрес судьи (даже я подвис всерьёз и абсолютно искренне — ну реально завертелось как-то неожиданно), она поднимается и выдаёт это на полном серьёзе стоя.

Вытягиваясь по стойке смирно, вздевая над головой правую ладонь и поминая по-испански Иисуса и Марию, других слов я не понимаю.

Если видеть её в первый раз, наверняка можно подумать, что одноклассница тронулась мозгами. Но у меня её актёрские таланты при непредсказуемости мышления подобных опасений не вызывают.

Судья, судя по его направленному внутрь себя взгляду, развил бурную деятельность в нейроинтерфейсе. Оно тоже понятно: если позволить каждой школьнице гадить себе на голову подобным образом, можно и какой-нибудь негласный рейтинг среди паствы потерять.

Взятки заносить перестанут, говоря категориями моей бывшей родины, ну или платить станут во много раз меньше.

А Мартинес, отморозившись по полной, какое-то время вещает что-то по-испански, глядя на чиновника и возмущаясь. Под влиянием этого он выныривает из расширения, вроде как не завершив чего хотел — от меня до него далеко, а расстояние имеет значение, подробности не вижу.

Миру была права, заниматься надо больше.

— Удалить её из зала! — судья наконец протирает мозги и находит некое паллиативное решение.

Одноклассница демонически хохочет, демонстративно опускается обратно в кресло и забрасывает ногу на ногу.

"Тс-с-с. Не дёргайся! Тянуть время, экспертиза в пути!" — сообщению на свой внутренний интерфейс я уже даже не удивляюсь, поскольку что-то подобное и предполагал. — "Я щас с охраной зарублюсь, так ты не лезь. Мне максимум 3 нед, а тебе впаяют по совокупности подозрений".

Государственный обвинитель Сосохара, мой адвокат, судья и прочие титульные, не отрываясь, поглощены разворачивающимся спектаклем.

Охрана суда старается минуты полторы: Мартинес какое-то время остаётся на месте. Вцепившись в скамью, которая привинчена к полу, она врубила своё расширение на силу и её банально не могут оторвать.

Титульные на каком-то этапе начинают хохотать. В итоге одноклассницу выносят из зала, а судья, не скрываясь, вытирает рукавом со лба пот.

— Результаты экспертизы! — какой-то латинос в форме патрульного, не обращая ни на кого внимания, идёт по проходу и передаёт документ судье.

Похоже, Айя успешно рассчитала время по секундам.

— К чему такие хлопоты? Могли бы и по электронке отправить, — бормочет председатель заседания.

Полицейский пожимает плечами:

— Ваша честь, пожалуйста, распишитесь на моём экземпляре! — его тон не предполагает альтернативы либо отказа. — Если отправить вам по электронке, с нашей стороны невозможно проконтролировать ваше время ознакомления. А так я вас сейчас жетоном с точностью до секунды фиксирую.

— Вы решили контролировать время моего ознакомления?! — да у судьи сегодня, похоже, день удивлений.

Я не в теме, но происходящее явно отличается от привычного чиновнику сценария. Наверное.

— Департамент полиции считает, что департамент юстиции в данной ситуации грубо нарушает действующие процессуальные нормы, — как под микрофон чеканит патрульный. — Наши соответствующие уведомления были вам направлены, передаю слова … — он называет имя и фамилию. — Государственное обвинение и вы, судьи, хотя формально и принадлежите к разным подразделениям, но учитесь вместе и взаимодействуете потом по…

— БЛАГОДАРЮ! — судья ставит автограф и неприязненно возвращает бумажку. — Каким бы ни было моё решение, прав на апелляцию пока никто не отменял! Это на тот случай, если моё решение кому-то покажется спорным.

— Моё дело маленькое, — латинос демонстративно игнорирует всех, кроме председателя заседания. — И это если только защищаться, то вы правы. А если нападать?

В следующий момент парень разворачивается и, перед тем, как отправиться на выход, подмигивает мне.

— Вы сейчас что имеете ввиду? — холодно и неожиданно спокойно уточняет судья ему в спину.

— Иск против департамента юстиции, разумеется, как что! — удивляется патрульный через плечо. — Мы не за тем охраняем закон на улицах, проливая кровь, чтобы вы попирали его в кабинетах. Апелляция — это инструмент терпилы, которого вы можете засудить, не наш. У полиции есть другой инструмент: посадить вас, продажных чиновников департамента юстиции. Если вы, прикрываясь законом, на самом деле его грубо нарушаете.

— Что вы сказали? — наверняка в лицо судейскому ударила бы кровь, если бы не нейрокоррекция.

— То, что гособвинение в прокуратуре и вы идёте по разным линиям юстиции, не отменяет факта вашей заангажи…

— ОСТАНОВИТЕСЬ. Вы это всё сейчас серьёзно? — обладатель мантии как-то резко преобразился. — Чего вы всем этим добиваетесь?

В принципе, логично: для меня, не привыкшего к здешним реалиям, похоже на бардак, а не на суд. Хотя за слова полицейского я готов голосовать двумя руками и двумя ногами.

— Я сейчас высказываю консолидированное мнение подразделения полиции, в котором имел честь служить ещё мой отец, — обернувшись на половине дороги, латинос становится каким-то… пронзительным, что ли. — Мы тоже люди, а не только вы, титульные.

— Вы не опасаетесь, что я запомню лично вас? — судя по интонациям судьи, начавшаяся с меня разборка выходит на какие-то неожиданные для всех орбиты. — С очень интересными для вас сопутствующими последствиями?

— А я давал присягу защищать и служить, — серьёзно отвечает ему полицейский. — Вид опасности не уточнялся. Встречный вопрос: вы правда считаете всю полицию трусами?

В этом месте он начинает двигаться обратно по направлению к судье.

— Если я вижу нарушение закона, либо мои коллеги видят; если мы стремимся по мере сил его каким-то образом остановить…

Латинос топает по проходу, как фантастический персонаж-робот одного художественного фильма оттуда. С каждым своим шагом он словно забивает слово-гвоздь.

До чего занятное кино, прямо психическая атака.

Обладатель мантии зовёт охрану суда по инерции, но та ещё не вернулась после выноса Мартинес.

Или Айя это всё специально затеяла, доходит до меня. С копом они на связи через какой-нибудь очередной закрытый чат; судейских мордоворотов она сейчас связала каким-нибудь своим хитрым расширением в коридоре и не даёт пошевелиться: попробуй, сдвинь с места трамвай.

Додумать мысль до конца не получается: судья не дожидается, пока полицейский достигнет помоста. Совсем не благородно подорвавшись с кресла, он ну очень быстро исчезает в направлении ближайшей двери.

Сбегает, если по простому.

* * *
ИНТЕРЛЮДИЯ

class='book'> Глава 13 — Тодо, Руи. — После едва уловимой паузы отвечает японка.

— Какая ты хитрая. И не промолчала — и ничего не сказала в итоге.

— Да я из семьи второго списка, нечего особо рассказывать. Школа второго списка, университет тоже; вроде и титульная, а в реальности — всю жизнь на подхвате. Я честно сейчас вот думаю, как бы поинтереснее тебе ответить — но ничего оригинального в голову не приходит.

А ведь я ничего не слышал ни о каких вторых списках у японцев. Ух ты. Видимо, нужно будет наводить справки.

— Пошли в тот холл зайдём, посидим? — веду новую знакомую в нужном направлении, пользуясь тем, что её рука с моим локтем образует сцепку.

По дороге на этаж Мартинес под лестницей есть моё любимое помещение. С моей точки зрения — самое уютное в доме, потому что там и оранжерея, и огромный стеклянный прозрачный холодильник (после регулярных физических упражнений — то, что надо, потому что вода и напитки плюс интерьер располагает).

— Держи. — Усадив её в одно из кресел, щедро рассыпанных по комнате десять на десять, всовываю ей в руки стеклянную бутылку с газированной минералкой.

Я уже здесь освоился и в курсе, что эта вода реально вкусная и по местным раскладам считается премиумом.

— Я бы колы засадила, — задумчиво вздыхает Тодо, расфокусировано глядя на меня сквозь стекло.

Делаю, что просят. Поднимаюсь из кресла напротив, возвращаюсь с открытой колой, её минералку забираю к себе (видимо, до конца не избавился от инерции: по цене эта стекляшка как мой предыдущий рабочий день на мойке посуды, жалко открыть и не использовать):

— Рассказывай.

— В смысле? — она встряхивается и словно выныривает из каких-то своих облаков.

Её взгляд становится осмысленным, а лицо — озадаченным.

— Ну смотри сама. Никакого дела в помещении с Тикой и Дальхис у тебя не было: ты там откровенно тяготилась и атмосферой, и компанией. Что называется, изнывала от нечего делать.

— Что, так заметно?

— Мне — да. Сидела и скучала как будто из чувства долга или из вежливости. А как только появился я — у тебя сразу и настроение поднялось, и даже глаза местами заблестели.

— Хм. У тебя же плохое зрение? Врали?

— Не врали, но уже не настолько плохое, как было, — пожимаю плечами. — Не отвлекайся. Если бы меня попросили описать тебя одним словом, то до моего прихода это была бы апатичность.

— А сейчас?

— А сейчас одним словом не получится. Сейчас это сдержанный интерес, переходящий в какой-то нездоровый энтузиазм. Вот я и говорю: рассказывай. Если я хоть чуть-чуть разобрался в вашей психологии, у записной японки должны быть причины, чтобы так резко переключаться между эмоциональными тонами.

— Научи меня убивать через нейроконцентратор, как ты умеешь?

* * *
— Научи меня убивать через нейроконцентратор, как ты умеешь? — Японка, прибывшая в резиденцию к Тике в таком виде, что хоть святых выноси, ходить вокруг да около не стала.

Айя, не то чтобы внимательно слушавшая их разговор через трансляцию искина (скорее, приглядывавшая за беседой), поперхнулась собственным языком.

— Что? — Эрнандес с половины пинка просекла что-то не то.

Вместо ответа Мартинес расшарила доступ и добавила отдельный файл с записью последней фразы.

Подруга, и не думая изображать секретности, тут же добросовестно создала зонтик для Миру.

В следующий момент Рыжий не подвёл. Причём во всех своих возможных смыслах.

Он тоже подавился, правда, водой. Затем выпучил глаза, словно филин. Уже занятно.

Во-вторых, согнувшись в три погибели, он добросовестно закашлялся, пытаясь прочистить горло — и тут же обдал японку сложным содержимым своего рта с ног до головы.

— И ведь ни разу не играет, — отморожено заметила Хамасаки-младшая, наблюдая за голограммой в исполнении хозяйского искусственного интеллекта.

— Такое из-под палки и не изобразишь, — подтвердила баскетболистка. — Стопроцентный натурал. В смысле, натурализм исполнения. Чистейшей воды естественность и никакой наигранности.

Тодо Руи, в каких бы личных трагедиях до сего момента ни витала, очень живо со всеми предыдущими переживаниями рассталась, потому что сразу же возмутилась:

— Бл***! Ну и манеры!

— Терапия, — отстранённо уронила Мартинес, делая девчонкам знак, чтобы не шумели.

— Грхх-мрхх, я не специально! — отплевавшись, Рыжий, судя по его телеметрии, смахнул из угла глаза абсолютно натуральную и добросовестную слезинку. — Пардон!

— А ведь это талант нужен, такое уметь, — невозмутимо констатировала Эрнандес.

На неё тут же цыкнули с обеих сторон, чтобы не говорила громко.

— Ладно, проехали, — Руи поставила бутылку из-под колы на стол. — Я до сегодняшнего дня работала в секретариате Хадзимэ Хамасаки. Через меня, в том числе, шла информация и о тебе.

— Вау. Так ты перебежчик? — непосредственно заинтересовался Седьков. — Да с должности, на которой для моей опекунши много интересного?

— А ведь она больше не убивается, что бы с нею ни случилось в офисе твоего папаши, Миру, — продолжила анализировать Мартинес. — Сейчас искренне злится на Рыжего и желает вцепиться ему в рожу. Только не показывает.

— Почему не показывает? Очень даже заметно, — вздохнула японка. — Но Виктор молодец. Это действительно надо уметь, так вышибать клин клином.

— Самое интересное, если бы он бросился вытирать ей сопли — было бы как всегда. А так даже лучше, — констатировала Эрнандес.

Рядом находился исключительно слабый пол и разжёвывать в деталях было не нужно: женскую истерику прекратить не так просто, даже если она молчаливая. А когда кто-то переключается с жалости к себе на злость в адрес другого человека, да за мгновение — это уже, к-хм, прогресс.

Правда, не каждый на подобное способен. Рыжий сподобился.

И совсем уж не нуждался в комментариях сегодняшний приход этой девчонки на незнакомый адрес, в рваной местами одежде, в слезах и соплях. Все три старшеклассницы отлично умели читать между строк, хотя и каждая по-своему.

— Продолжай? — Виктор изобразил проглотившую деревянный кол сову. — Кого и когда я убил через нейроконцентратор?

— Перебарщиваешь с демонстрацией дебилизма, — серьёзно бросила Тодо. — Переигрываешь.

— Бля, если бы. — Тихо заметила себе под нос Мартинес, ни к кому не обращаясь. — Это, милая моя, никакая не игра. Хотя кому попало и не скажешь, гы.

— Я бы попросил тебя ответить на мой вопрос, — деликатно настоял на своём Рыжий. — Это может быть очень важно персонально для меня.

— По документам ты натурал и всегда им был. На каком-то этапе резко начал мочить модификантов, причём первых в рейтинге — а сам добросовестно и с самого начала висел на последнем месте. Как такое возможно? — фыркнула японка.

— Может, дело просто в правильном подборе мультипликатора и в смене собственной психологии? — абсолютно серьёзно предположил одноклассник. — "Разум сильнее меча, воля сильнее разума", нет? Может, мне просто надоело, что все вытирают об меня ноги? А терять было особо нечего, вот я и упёрся на каком-то этапе?

— Так и отвечай всем, кто впредь будет поднимать эту тему, — столь же серьёзно ответила Руи. — Но если опустить подробности твоей головокружительной карьеры в роли кулачного бойца, то необычайно вовремя скончавшийся от кровоизлияния в мозг якудза — это уже совсем другой навык, согласен? Хотя сходный почерк. Тем более что на суде ты лично заявил: удар с твоей стороны был нанесён как обычно, а нейроусиление тебе недоступно по определению.

— Тебя ж в суде не было! — подпрыгнул в кресле Седьков. Потом сообразил. — А-а-а, с тобой Тика поделилась.

— Да. Научишь?

— Чему?!

— Если натурал может сделать так, чтобы человек умер от естественных причин в нужный момент, то я тем более смогу. Очень нужно.

Рыжий в один момент как-то резко повзрослел внешне и задумался, уходя в себя.

Тодо приняла это как некий сигнал, требующий усилить нажим:

— Я понимаю, что мне нечего тебе предложить, особенно в свете опеки над тобой Тики-сан. Но я видела по роду работы все записи того, как ты разговаривал и дрался в школе за последние полторы недели. Если меня кто-то и способен понять — это только ты.

— А ты не считаешь, что выглядишь очень странно с подобными просьбами в адрес незнакомого человека? Давай предположим на секундочку, что ты права. Допустим, — Рыжий откинулся на спинку кресла и с сожалением поставил пустую бутылку на стол. — Если мы всерьёз продолжаем этот разговор, ты же понимаешь, чем это чревато лично для меня? Допустим ещё раз, через несколько лет обстоятельства изменились и ты перевелась на работу в другую команду.

— Срок давности — семь лет. — По-прежнему серьёзно ответила Тодо. — Это если ты меня научишь и я пойму, как — через семь лет будет неважно.

— Интересно, слушает ли это всё сейчас маман, — уронила Миру. — И какого чёрта она молчит, если да.

— Нет, ни твоя, ни моя не слушают, — покачала головой Мартинес. — Тс-с-с.

— У меня встречное предложение. Давай прямо сейчас разберёмся, как прекратить твою неконструктивную истерику? Потому что твои решения именно что истеричны.

— Я спокойна.

— Внешне, — пренебрежительно отмахнулся Седьков. — Не внутри. У тебя глаза мечут молнии, в душе злоба. Извини, но это не самое лучшее состояние, чтобы поднимать любые вопросы, особенно такие. И кстати, — он зачем-то огляделся по сторонам в абсолютно пустом помещении. — Ты уверена, что виновника такого твоего состояния в ближайшее время не накажут гораздо серьёзнее, чем можешь себе позволить ты?

— А ведь он знает откуда-то. — Эрнандес утверждала, не предполагала. — Интересно, откуда. Его не было, когда она пришла, а сейчас она переоделась и пришла в себя.

— Он далеко не дурак? — напряжённо предположила Хамасаки-младшая.

Мартинес покачала головой:

— Нет. То есть, он, разумеется, не дурак, но сейчас дело не в этом. У него был какой-то свой источник информации.

— Как поняла? — живо заинтересовалась баскетболистка.

— Вижу. Мы с ним очень неплохо чувствуем друг друга.

* * *
— Мы к вам. Разрешите? — Бывшая сотрудница секретариата Хадзимэ вернулась быстрее чем через полчаса с Виктором под руку.

В том же положении, в котором они и уходили.

— Вы что, сделали круг около дома? — сострила Тика, отвлекаясь от работы.

— Нет. Сидели в зелёной гостиной под лестницей, — Виктор как обычно шуток не воспринимал.

Дальхис тактично активировала виртуальные наушники, давая понять, что сейчас и здесь отсутствует: поскольку дальнейшую дорожку шагов обеих компаний они лихорадочно считали вместе, то и рабочее место Эскобар-старшей на ближайшие часы было за соседним столом.

— Тика… сан, — почти вовремя сообразил поправиться сын Сергея. — Мы ненадолго. Нужно согласовать кое-что.

— Очень внимательно тебя слушаю.

— Тут не слушать, читать надо. — Рыжий отправил ей таблицу через концентратор. — План мероприятий. Если бы не наши с вами отношения, я б это всё делал один и ни с кем не согласовывал. Но Тодо говорит, это неправильно, вот и решил подойти.

— Тодо может быть права, — ровно ответила японка, пробегая таблицу глазами сверху вниз. — Вот это да. Удивил. Дальхис?

— А? — Эскобар-старшая свернула наушники.

— Прочти это.

— Приняла к сведению. — Хозяйка усадьбы не выказала ни малейших эмоций. — Меня прямо не касается, правильно? Пока, во всяком случае. Будут команды или в чём потребность — скажите. Обеспечим.

Она вернула звукоизолирующее расширение на место.

— Я тоже приняла к сведению. — Тика совсем немного подумала и решила, что так, возможно, будет даже лучше.

Виктор собирался завтра через какую-то собственную знакомую в службе опеки инициировать процесс вступления себя в наследство пакетом HamQualCon.

— Вы больше ничего не скажете? — Руи напряжённо ожидала какой-то реакции соотечественницы.

— Нет. Меня всё устраивает.

Если честно, предложение сына Сергея снимало с неё целый ворох рутины.

Во-первых, саму эту девчонку — Тодо — бросать на произвол не годилось, а куда-то пристраивать сейчас — слишком большие риски.

Увы.

То, что она согласилась какое-то время поработать на Миру, Виктора и их компанию — да слава богу! Будет и при деле, и от серьёзных операций раздела имущества с мужем подальше, на всякий случай.

Доверяй, но проверяй.

На HamQualCon у неё были свои планы, разумеется, но если Виктор переоформит всё, как собирается — да тоже слава богу. Как бы ни было, несколько рабочих дней вычеркнуть из жизни пришлось бы в любом случае. Это ещё в том случае, если в судах… Она не стала додумывать до конца.

Если Седьков-младший хотя бы просто спихнёт камень с горы в этой своей неповторимой манере слона в посудной лавке — уже хорошо. Пусть. Что ни говори, но когда о своих ущемлённых правах начинает громко заявлять в суде несовершеннолетний — ну посмотрим, как это выдержит репутация супруга.

Мелочь, а приятно.

Смешно, но закон полностью на стороне Виктора. Другое дело, чтобы заставить этот самый закон работать, надо пролить немало пота — государственная машина инерционна — но тут уже в тему помощь Руи.

Банальная канцелярщина: нужны лишь железная задница, базовая подготовка и стальные нервы. Всё это у девочки на первый взгляд было.

Тодо порывалась сказать что-то ещё, но Рыжий просто уволок её под руку из кабинета, весьма мудро заметив:

— Погнали. Решим эти задачи сперва, оно может выйти не так просто, как кажется.

* * *
За некоторое время до этого

Глава 14

— Рыжий, а ты точно уверен, что оно тебе надо? — со вздохом вопрошает Мартинес, просовывая свою ладонь мне подмышку и образовывая со мной пару.

— Более чем. Я же тебе давал слушать файл. И смотреть.

— Давать-то давал, но ничего не пояснил на тему того, что удумал.

— Я лучше сделал: позвал с собой, чтобы ты своими ушами слышала и видела. Причём вас обеих позвал, Ана просто отморозилась.

— Она не морозилась, у неё реально в связи с этим председательством в школе в три раза вырос расход времени. И мы между собой поделили обязанности насчёт тебя: нафига вдвоём переться туда, где я одна справлюсь?

— Ну, потусоваться? — предполагаю. — Лет нам всё же не как этому военному прокурору, клубы вроде как актуальны?

— Дурень, — снова вздыхает Мартинес. — В клуб зачем идут?

— Смотря кто. Мужики, в смысле парни, за одним. Сама знаешь, зачем. А вы — понятия не имею. По мне, потанцевать и дома можно, если так охота. А если никого из противоположного пола срезать не собираешься — то нафига деньги тратить? М-м-м, разве что найти компанию, чтобы бухнуть не в одиночку, но это вроде тоже не про вас.

— Дурень, — заключает одноклассница. — Ладно, потом как-нибудь объясню. Что есть женская самооценка и какими инструментами она поддерживается.

— Почему не сейчас?

— Настроения нет. К тому же я уже зарекалась тебе объяснять что-либо на тему порывов души. Иногда ж и атмосферу сменить хочется — не всё на своём этаже за закрытыми дверями бухать! Но тебе этого не понять.

— Мне вот интересно, как нас сюда фейсконтроль пропустит. Мало того, что несовершеннолетние, так ещё и кое-кто не гражданин.

Силами подсуетившегося старичка по фамилии Тераяма побег судьи от полицейского-латиноса из зала заседаний увенчался весьма странным вердиктом: мне удалённо и задним числом назначили ещё один probation вплоть до уточнения чего-то там в связи со вновь открывшимися обстоятельствами дела. Плюс само дело отправили на дополнительное расследование или как там оно называется.

Технически, если верить опекунше, это нонсенс. По факту, нужно регулярно заполнять электронную форму и отправлять её вместе со своей заявленной локацией. Один раз отправленный report дважды не активируешь и не наберёшь — просто система не предусматривает.

Дальхис и Тика посоветовали не заморачиваться и забить, дескать, всё равно это лишь надводная часть айсберга. На самом деле всё будет решаться вне зависимости от подобных мелочей и совсем на других полях сражений.

— Не дёргайся. — Моя спутница с ещё одним вздохом хлопает ладонью по сканеру автоматической пропускной системы в заведение, в котором мне назначил встречу Эрнесто.

Точнее сказать, согласился меня принять и выслушать.

— Стой три секунды, — Мартинес замирает рядом, не заботясь достать ладонь из-под моего локтя. — Топай теперь.

Створки разъезжаются и мы оказываемся в шумном аду.

"Хе, ты в шоке? 😝" — тут же приходит в интерфейс, поскольку разговаривать голосом здесь однозначно не вариант.

Сама Айя, остановившись со мной на краю танцпола, оглядывается по сторонам, пританцовывая на автомате.

"Туда!" — разглядев что-то на втором ярусе, под потолком и чуть ли не в противоположном конце зала, она уверенно тащит меня к лестнице.

"Да, я в шке. Тк'е ощщн'е, чт сйчс прпнки лпнт".

"Это потому, что у тебя интерфейс не интегрируется с местным — оно так и задумано. Потерпи, дойдём — станет легче".

Деревянные полы второго яруса сделаны под старину и даже пружинят под ногами. Насколько понимаю, такое считается крутым.

Само заведение является чем-то типа клуба по интересам земляков моих одноклассниц. Принадлежит одной из дочерних структур ESCOBAR FRUITS AND VEGETABLES, хотя и не прямо (и не по официальным документам).

На моё желание поговорить лично Эрнесто, не задумываясь, позвал именно сюда, обменявшись с моими подругами парой фраз по-испански.

Второй ярус, в отличие от первого, состоит частично из открытого пространства (типа балкон внутрь), а частично — из столиков за каменными перегородками примерно по грудь, выше завершёнными из стекла.

За одним из них нас и ожидает пунктуальный Вальдес.

— Еле нашли, — жалуюсь ему, усаживаясь напротив. — Извиняюсь за задержку.

Кое-кто слишком долго собирается, но говорить такого вслух, естественно, не буду.

После пересечения условной границы "кабинки" шум заведения куда-то резко исчезает, а за столом воцаряются комфорт и тишина.

— Врёт, — припечатывает Мартинес, дискредитируя меня. — Не еле нашли. Я здесь не потеряюсь, а вот ему возле входа уши придавило.

— Чего хотели-то? — полицейский говорит без вызова, но и без особого радушия.

Вроде как показывает, что ценит время.

— Это всё он, — одноклассница упирает палец мне в грудь, занимая место рядом и касаясь под столом своей ногой моего колена. — Это он от тебя чего-то хотел. Я тут исключительно в роли спутницы и переводчика, хе-хе.

— Слушаю, — Эрнесто смотрит на меня. — И пока не начали. Почему не по обычным каналам?

Перед ним стоят чашка, стакан и ещё один стакан странной формы, но по виду алкоголя нет ни в одной из посудин.

— Несколько прикладных вопросов, — пожимаю плечами. — Я человек консервативный, удалённо таких вещей не решаю. Опять же, являясь натуралом, очень ограничен в дистанционной коммуникации, а тема серьёзная.

— Очень?

— Для меня серьёзная, — уточняю. — Тебе может и на раз плюнуть. Первое. Спасибо большое за поддержку в суде. Я понимаю, что всё было не только и не столько ради меня. Если сейчас начну совать тебе в руки свои копейки, получится смешно. Но хотел хотя бы лично проговорить благодарность: я оценил. Обещать на будущее не могу, но запомнил.

Полицейский лаконично кивает, опуская веки.

— Ещё имел место такой разговор, — соединяю наши с ним браслеты в тактильном контакте и отправляю ему файл Тики, где заместитель местного военного прокурора выступает в достаточно оригинальной роли.

С ней этот момент оговорен, она не возражала.

— Занятный разговор, — без каких-либо эмоций констатирует Вальдес, прослушав и просмотрев запись в ускоренном режиме. — Сам принцип ни для кого, по большому счёту не секрет. Как только вдалеке начинает маячить солидный куш, у титульных без исключения срывает крышу. Хотя, конечно, именно от Тераяма лично я такого не ожидал, хм.

— Никто не ожидал. Моя опекунша говорит, неслыханно и для неё тоже шок или рядом с ним.

— Она просто всю жизнь с другими людьми общается, — лениво отмахивается Эрнесто, отпивая из чашки. — С так называемыми порядочными, топы рейтингов. Когда у соседей прорезаются нравы самого простого народа, для них это почему-то всегда как снег на голову. При этом, когда подобное льётся на головы нетитульных — никому и дела нет. Как так и надо.

— Оторванные от реальности, — лаконично роняет Мартинес.

— Так… Виктор, твой файл я изучил, принял к сведению и уже удалил. Если все твои вопросы происходят из него, переходим к делу; если нет — озвучивай, пожалуйста, весь список, а потом будем двигаться по порядку. У нас есть полчаса.

— Тераяма-дед не единственный вопрос, есть и второй. Кто убил моего отца?

— Какой вопрос приоритетнее? — у Эрнесто такой вид, как будто он в электронном блокноте через расширение незаметно размечает план-схему будущих мероприятий.

— А вот на эту тему я бы очень хотел выслушать твой совет.

— Хм. — Его взгляд фокусируется, выныривая из интерфейса. — У тебя с ней серьёзно? — кивок на ошалевшую Мартинес.

— Какое это имеет отношение к делу?

— Сложите, пожалуйста, ваши браслеты сюда, — он указывает взглядом на деревянную подставку типа подноса под чашкой.

Потом первый подаёт пример.

Айя, не говоря ни слова, всё с тем же удивлённым лицом делает, что просят. Потом, впрочем, выдаёт:

— А ты чё, решил моей нравственностью озаботиться? Так ты вроде не из полиции нравов.

— Дорогая, на тебя мне вообще по большому счёту плевать, зарплату я получаю из другого источника, — добродушно отмахивается полицейский. — У тебя иллюзия собственной грандиозности. Скажем, я хотел увидеть, что в нашем обществе ещё есть люди, у которых на самом деле нет расовых предрассудков. Он же чистый белый.

Кажется, я здесь чего-то недопонимаю.

— По мне, крайне неудачный вопрос для подобного исследования, — честно говорю, что думаю. — И, вне зависимости от того, что чувствую, отвечать на него третьему человеку не буду.

— А и не надо отвечать, я уже по твоей морде все увидел. Так, блокировка работает… На самом деле два твоих вопроса — это один и тот же вопрос, — латинос забрасывает ногу за ногу.

— Пояснишь?

— Как думаешь, почему за столько времени элементарное дело по твоему отцу до сих пор не завершено? Если ты не в курсе: наезд был совершён средь бела дня, посередине многомиллионного города, где каждый квадратный метр уже давно находится под перекрестным контролем трёх или пяти камер наружного наблюдения. И система работает, поверь.

— Я думал через тебя предложить денег, чтобы дело сдвинулось с мёртвой точки. Там, откуда я родом, твои коллеги тоже не особо охотно выдавали трудились бесплатно в таких случаях. Но систему можно было заставить работать, простимулировав материально: только давать надо через кого-то из своих. Надёжнее.

— Хм. Зерно истины есть, но ты не в теме. Виктор, за это дело никто не возьмётся. Вернее, дознаватель будет тупить до последнего и в итоге повесит на себя висяк, но обвиняемых в деле не будет. Только неустановленные лица.

— Ты уже что-то узнавал?!

Он что, уже в курсе?

— Глянул материалы по сетке, — кивает Вальдес. — Потом спросил пару человек по горизонтали. Просто ты снаружи системы и тебе не ясно элементарное: если такой беспредел в центре города никто не расследует нормально, значит, проблема комплексная. Одними деньгами такие затыки не решаются, сколько ни заплати. Тем более, ты.

— А как правильно было бы действовать?

— Вначале нужно понять, что происходит, — роняет хмуро Мартинес. — Как говорит наш старший товарищ, оценить обстановку.

— Именно. Виктор, я дам тебе совет, даже больший, чем ты рассчитывал получить. При условии, — он переводит взгляд на мою спутницу. — Что ты будешь сидеть молча, прикусив язык и не лезть в разговор мужчин.

Айя картинно накрывает рот двумя ладонями и зажмуривается.

— Если бы я был на твоём месте, я бы боролся не со следствиями, — Вальдес как-то резко стареет на вид и перестаёт быть похожим на себя предыдущего. — Устранять нужно причину.

— Кто бы спорил.

— Тебе нужно как можно скорее поднять свой рейтинг до такого уровня, когда нашему департаменту и в голову не взбредёт игнорировать или не замечать.

— Хороший совет, — говорю как можно нейтральнее.

— А ты не язви. Как думаешь, почему Тераяма так буйволом попёр? Хамасаки всё же фамилия, мягко сказать, не из последних и не самая беспроблемная, чтобы с ней так бодаться.

— Не знаю. Мне кажется, нужно знать расклады титульных, чтобы понимать глубоко. По-моему, у старика просто крыша съехала — но это моё личное субъективное мнение.

— У Хамасаки пополз вниз рейтинг, причём сразу по нескольким иерархиям. Кроме того, из-за биржевого падения цен и капитализация их компании просела. А скоро и само существование компании будет под вопросом — если муж и жена при разделе имущества начнут её дробить.

— Слишком абстрактно для меня. И не прослеживается связь с моими вопросами.

— Если говорить в цифрах, они с недосягаемых небожителей за очень короткое время оказались просто высоко. Уже можно различить взглядом снизу, даже с нашего уровня. Дед скорее всего считает, что это падение продолжится — потому решил ох*еть.

— Ух ты. — Есть над чем задуматься, чего уж.

— Дай. — Мартинес отбирает у соотечественника один из стаканов и выпивает его до дна.

— Но я никогда не даю советы, которые невозможно исполнить. — Как ни в чём ни бывало продолжает латинос. — У меня в системе видно, что ты делал запрос на тему своего акционерного пакета HamQualCon. Было?

— Да, а чего так смотришь? Чего тут скрывать?

— А вот тебе непосредственно сам совет. У тебя, допустим, есть дом, он тебе достался в наследство от отца. Тебя какое-то время не было в городе и когда ты возвращаешься, ты в нём обнаруживаешь совсем других людей. Твои действия?

— Выношу на пинках, меняю замки и попытаюсь озаботиться, чтобы они в следующий раз даже близко подойти не могли.

Полицейский одобрительно кивает:

— Полностью солидарен.

— А где совет? Оно вроде и так на поверхности лежало, но может ты скажешь что-нибудь подробнее?

— А я тебе и так сказал больше, чем собирался. Давай заново, следи за губами. Самый лучший способ отбиться от деда — это поднять твой личный рейтинг до уровня титульных. Тогда ему пенис по всей бороде и искусственный интеллект суда тупо закроет все его претензии в твой адрес автоматически.

— Точно?

— Точнее не бывает. Ты меня позвал потрепаться или оперативную информацию купить?

— В…

— Вот это и есть, с моей точки зрения, для тебя главное. В отличие от других, у нас есть однозначное понимание сегодняшних работающих алгоритмов искина. Не спрашивай, у кого "у нас".

— И не собирался… Я понял. Спасибо.

— Едем дальше. Убийство твоего отца. Сведи воедино: мой намёк насчёт чужаков в твоей квартире, предыдущий пункт по поводу деда и такой маленький нюанс. Полиция "не работает" не на тебя. Она не работает вообще на нетитульных - вернее, учитывает интересы по остаточному принципу. А в твоём случае, скорее всего, где-то наверху вдобавок проскочила личная просьба от кого-то с очень толстым социальным рейтингом, попутно можешь угадать, от кого… я всё равно не знаю фамилий, хотя и хорошо понимаю схему… И эта просьба для нас, чернорабочих лошадок правоохранительной системы, прозвучала убедительно. Почему?

— Почему?

— Потому что тот же механизм, что и в случае с дедом. Хорошо, на тебе открытым текстом. Пока ущемлены интересы собаки, в обществе людей не будут сильно напрягаться, чтоб за пса вписаться. Хотя интересы собаки, по идее, законом защищены.

— А чтобы исправить ситуацию…

— Собаку должны начать ценить также, как и человека. Или даже больше.

— Ух.

— Угу. В отличие от примера, в реале это более чем возможно: институт социального рейтинга. Я тут прикинул накануне, лично у тебя более чем достаточно инструментов, чтобы достичь необходимой величины в самое ближайшее время.

— Слушай, ну сказал "а" — говори и "б"! Что за недоговорки?

— Не скажу, — перебивает Эрнесто с серьёзным видом и без тени улыбки на лице. — Я не могу прямо подталкивать тебя к этому решению.

— Почему?!!

— Ты же не думаешь, что все эти блокировки — прям панацея?

— Э-э-э???

— Отсрочка. Это отсрочка. Если кому-то очень захочется узнать, о чём мы с тобой здесь беседовали, оно будет сделано в течение… очень быстро, одним словом.

— А так?

— А так, даже если мне зажмут яйца в дверь и будут потрошить инквизитором, я абсолютно честно завизжу в ответ: сказал ему повышать социальный рейтинг и объяснил, почему сегодня его отец нахрен никому не нужен. И почему на справедливость рассчитывать не стоит. Остался чётко в рамках полномочий своего уровня, одним словом. И это будет чистейшей воды естественность и правда, которые инквизитор подтвердит.

— Ты меня сейчас весьма озадачиваешь.

— А жизнь вообще сложная штука и полной ясности в ней немного. Иногда простое является этой самой сложностью, а сложное, если разобраться — более чем простым. Я в тебя верю, ты не дурак. Разберёшься в течение половины часа после моего ухода — после того, как включишь мозги.

— Спасибо на добром слове.

— Не за что. Дать последний намёк?

— Да.

— Какое твоё самое главное качество, благодаря которому ты победил в школе?

— Хренасе ты глубоко копнул. Даже это выяснил. Воля к победе?

— Да, но это топливо, а не прицел. Для тебя не существовало границ возможного и невозможного. — Вальдес не мигая смотрит на меня. — В самом широком смысле. Ни физически, ни с точки зрения прецедента, ни юридически — поскольку ты тупо нахаркал на старте на разницу потенциалов между твоей мамашей-алкоголичкой и семьёй Али.

— Упс.

Полицейский поворачивается к Мартинес:

— Стол за ваш счёт?

— Конечно. Чего тебе отсыпать?

— Тогда мне с собой три упаковки манго, органик.

— Без вопросов. Хочешь — сейчас весь багажник завалят. Будешь? Ты на чём приехал?

— Пешком, — с явным сожалением признаётся латинос. — И на метро. Именно потому так мало беру — багажника нет.

* * *
— Что такое инквизитор? — после того, как ушёл Эрнесто, Рыжий пару минут ходил по небольшой кабинке вперёд-назад, будто тигр по клетке.

— Хер его знает, — честно призналась она. — Это какой-то их профессиональный жаргон, термином владеть надо. Переспрашивать было неудобно.

— Блин.

— НО, судя по контексту, это аналог одного расширения, которое используем и мы в деликатных ситуациях.

— Давай без пауз, а? Пожалуйста.

— Объединяет функции растормаживания мозга и индикаторы достоверности.

— Типа, сыворотка правды и детектор лжи в одном флаконе?

— М-м-м, да. Можно и так сказать. Но расширение точнее и нет побочек, как после химии внутривенно.

— Слушай, я без твоей помощи не справлюсь. — Виктор прекратил изображать бильярдный шар, летящий двенадцать раз от бортов по произвольной траектории, и сел напротив неё.

— Говори.

— Только нам нужно очень быстро оценить ситуацию и, если да, то нестись сломя голову. У тебя есть возможность поднять часть эскадрона под командой твоего браслета?

— Чисто технически?

— Да.

— Есть. Объясняй расклад: задача, цель.

— Будет чуть издалека. Помнишь этот его пример с моей квартирой, якобы захваченной не пойми кем?

— Да

— А чем акционерный пакет компании с кучей нолей хуже одинокого строения, которое стоит намного меньше?

— Не поняла.

— У меня в одной точке сошлась комбинация на удивление уникальных факторов. Следи за пальцам. — Он поднял кулак и, в отличие от других, принялся не отгибать пальцы, а загибать их. — Что мне мешает через подругу взять серьёзных людей — и заменить внешнюю охрану HamQualCon? Я, когда он говорил, обнаружил, что эту тему знаю неожиданно хорошо с точки зрения права.

Она резко задумалась, попутно ныряя в юридические гайды:

— А это не будет ли уж слишком беспределом?

— А мне это важно? После того, как одна из шишек прокуратуры откровенно объявила мне войну, не оглядываясь на законы?

— Это стало возможным только после проседания рейтинга Хамасаки, — отстранённо заметила Мартинес, формируя оценку юридических рисков и последствий. — Хм. Ух ты.

— Он чётко сказал, что на моём месте растил бы собственный рейтинг, не оглядываясь на опекунов, — припечатал Седьков. — Что не исключает, справедливости ради, моих хороших с Тикой отношений.

— Что тебе даёт замена охраны по периметру? — получив предварительное заключение от программы-адвоката, Айя решительно перешла в режим мозгового штурма.

— Физический контроль предприятия. Насколько знаю, это несколько этажей в небоскрёбе?

— Да. И-и-и?

— А дальше сделаем сортировку тамошних процессов, а-бэ-цэ анализ и наложим результаты в элементарной табличке на массовый эффект. Больше говорить вслух не буду.

— Всё равно непонятно пока. Эй, — она, не глядя, ткнула его кулаком в рёбра. — На луну всё равно летим вместе, если не дай бог. Ты чё, ещё не понял? Одного же не пущу.

— Давай представим, что на атомной электростанции сменился собственник. Новый хозяин очень быстро меняет допуски и ту самую охрану. Какие возможности открываются ему изнутри предприятия?

— Ух ты. Я даже не верю, что слышу это от тебя, — Мартинес с интересом посмотрела на Рыжего.

— А сейчас времена такие. Держать язык в жопе, как раньше, больше не прокатит. Кстати! В дополнение к подразделению эскадрона я бы предварительно договорился со знакомой полицией: от действий либо бездействия тех же патрульных, которые прибудут на возможный вызов к предприятию, может зависеть многое.

— Давай договариваться, — тряхнула в воздухе волосами она. — Жаль, что Вальдеса отпустили.

Мартинес через концентратор потянулась к интерфейсу.

К её огромному удовлетворению, Эрнесто задержали на первом этаже, на выдаче: он едва успел отойти от здания.

— Возвращайся, — не попросила, а приказала она. — Ещё не договорили. Минут пять.

* * *
"Привет! Обновление займёт мин 5, извини за неудобства!" — Тике в первую секунду захотелось даже протереть глаза.

Не могло подобное уведомление прийти ей на интерфейс.

Но пришло.

Она от удивления подпрыгнула на диване и напряглась, собираясь без пауз сваливаться в буст.

Ровно через эту самую секунду пришёл вызов от сына Сергея, причём принудительный (?!).

— Здравствуйте, — он весело помахал ей рукой, сидя в каком-то офисном кресле. — Извиняюсь, что на вас оттестировал. Работает! — никаких отрицательных эмоций парень не испытывал.

— Ты в HamQualCon. — Отключив эмоции, она мгновенно запустила логику.

Иного объяснения просто не было, плюс интерьер на заднем плане. Знакомый кабинет.

— Да. Вижу, что нужное мне пашет, — он сказал обтекаемо, но она его чудесно поняла и между строк, в той части, которая не прозвучала вслух.

— Как ты это сделал? — она не ругалась, не обозначала намёков на претензию, лишь выясняла.

— Включил мозги после беседы с одним нештатным консультантом. Если технически — сменил охрану у входа в блок на своих людей. После этого взял под контроль все помещения, интегрировав гаджеты охраны с искинами этажей.

— Перекрёстный контроль, — поняла она. — Зачем?

— Шутите?! А рейтинг?!

— Возвращаемся к предыдущему вопросу, — покладисто не стала спорить японка, пытаясь как можно скорее выяснить всю картину целиком. Для начала. — Как ты планируешь на рейтинг повлиять?

— Пф-ф-ф, снова шутите? Вы что, отмечаете уведомления, не читая? Уже повлиял. Сейчас первое решение в новой роли проведу — и цифра подрастёт, куда надо.

Не тратя времени на споры или нервы, Тика мгновенно нырнула в нужную директорию. Полистала сверху вниз и нашла нужное.

"Седьков Виктор… опекаемый… вступил в права наследования… сумма пакета…HamQualCon… 22.16. подтвердить…

— У меня стоит бот на этой папке. Да, если твоим языком, получается, подтвердила, не глядя. Хм. Погоди, не говори ничего: дай соображу, что нам это даёт.

— Не получится не говорить ничего: вы не сообразите, пока меня не спросите. Вы же не можете знать, что я решу? Или можете?

— Хм. И снова логично. Расскажешь?! — Хамасаки поймала себя на удивлении, кроме которого в данный момент ничего не испытывала.

Кое-какие мыслительные процессы в фоновом режиме концентратора у неё шли, потому ситуацию она прикинула: изменения расклада негативными не были.

Если он признан наследником официально, это по факту означает вручение ключей лично ей: имуществом несовершеннолетнего подопечного управляет опекун.

Просто вопрос собственности до сего момента по большому счёту не стоял, потому что HamQualCon работал по инерции и, де-факто, на одного-единственного клиента.

Передача пакета Сергею в своё время была скорее символом, но никак не элементом управления: он даже не появился физически там, выдав ей картбланш по умолчанию (который очень здорово ограничился после его смерти).

— Стоп! — Отменила она свою просьбу рассказывать до того, как парень успел раскрой рот. — Как ты это сделал среди ночи?! Вступил в наследство, имею в виду.

— Я же вам говорил, есть знакомая бабулька в опеке.

— Помню.

— Она нетитульная, как и я. Личные контакты у меня были, на работе она всё равно допоздна засиживается.

— И?

— Да просто позвонил и подъехал!

— И-и-и??? Чёрт, я наверное сейчас идиотски выгляжу, но ты бы не мог не тянуть кота за…?

— Тика, такая женщина как вы может себе позволить что угодно — и всё равно мужики на полтора десятка лет младше будут за вами волочиться, — компетентно заявил сын Сергея. — Идиотски, не идиотски — по-любому сексапил. Вы суперская.

Захотелось фыркнуть.

— Ты туда подъехал, — терпеливо кивнула она. — Потом?

— Да посидели с ней полчаса, чаю выпили, поболтали. Мать недееспособна, в списках источников решений по проблеме есть искусственный интеллект — ваш, который из первого списка.

— Упс.

— Ну. Она без затей отправила заявку: я — прямой биологический наследник, по гражданскому кодексу тем более. Опекунша титульная, собственность раньше принадлежала ей. Бабулька говорит — в рамках защиты моих прав почему бы не подать апелляцию.

— На что?

— На бездействие федерального правительства, разумеется: и по смерти отца никакого следствия, и по передаче несовершеннолетнему кандидату в граждане федерации его законного имущества — тоже никакого движения.

— Мне такой путь даже в голову не приходил.

— Да и мне тоже, пока люди не подсказали. В общем, она сказала, что с её должности ситуация однозначна: или крест, или трусы.

— Не поняла?

— Или должны быть какие-то результаты следствия — и на их основании заморожена передача имущества. Или — нет следствия, но тогда автоматом имущество мне. А так непорядок. Нужно тупо громко звонить во все колокола.

— Я не подумала, что искин тоже вариант.

— Бабуля так и сказала: если бы переписывали на вас, решение робота не канает. Нелегитимное — вы в первом списке. А в случае со мной, вторым сортом, самое оно: и факты очевидны, и уровня его юрисдикции хватает. Она это какими-то другими словами сформулировала, я суть передаю.

— И вы подали форму на рассмотрение?

— Угу. Забросили в некотором роде на удачу, а искин бац — и тут же подтвердил. Поскольку он, в отличие от нас, не спит и не жрёт. Решение поймали в десять вечера с четвертью.

— Оно может быть отменено любым судом, — на ходу прикинула японка, отталкиваясь ногой и проезжая в кресле на роликах через всю комнату к окну. — Вернее, в управление государственно важной компанией может быть введён субъект от государства.

— Ага. В срок от четырнадцати рабочих дней, — ухмыльнулся сын Сергея. — Вот расчёт юридического приложения, ловите. И то…

— Есть. Так, читаю. Да, это будет не мгновенно. — Хамасаки опять задумалась.

— Один вопрос закрыт. — С позитивом фокстерьера заявил Виктор.

— Погоди. Ты не понимаешь, что все три этажа, по которым ты сейчас гуляешь, в самое ближайшее время станут объектом атаки и законными, и незаконными способами?

— А давайте разберём этот момент в деталях, — быстро предложил он. — Начнём с законных способов. Да, я согласен, что въехал сюда лихо и где-то по спорной процедуре. Но я сейчас — единственный законный владелец, если верить государственному реестру. И даже если мы с вами будем ссориться, вам придётся мои решения здесь отменять или корректировать через суд — пока не отстраните принципиально. А это время. Согласны?

— Да.

— Но мы с вами ссориться не будем. По крайней мере, обещаю не делать никаких резких движений с пульта, не поставив в известность вас.

— Говори дальше.

— Какую бы чушь я ни порол с пульта, основной клиент, HAMASAKI INCORPORATED, мои неудобные решения вынужден будет оспаривать исключительно через свои апелляции…

— … а это не быстро, — подхватила мысль Тика. — Вернее, не мгновенно. Хм, нам просто не приходило в голову гарантировать дополнительно лояльность части организма — вот мы и не готовы. Хм ещё раз.

— Да. Ну и на закуску. Кто может помешать мне генерировать эти спорные решения десятками в минуту?

— Белый шум. Уловила. Что по незаконной части?

— Как вы думаете, нам было просто занять этот объект? Тихо, без эксцессов?

— Вообще в эту сторону пока не думала. Кстати, а как ты это сделал?

— Вступил в наследство в десять вечера. Взял кое-кого из эскадрона, приехал сюда. Предъявил вашему охранному агентству заверенное искусственным интеллектом решение собственника и предложил выметаться.

— Они бы так просто не ушли, — с сомнением в голосе предположила Тика.

— Пытались. Но кое-кто из эскадрона откровенно описал им перспективу: они сейчас всех тупо положат потому, что вот он законный владелец. А те мало того, что идут против закона, ещё и будут доказывать превышение полномочий уже из рая. Сами же латиносы вернутся домой с огромными премиальными и выйдут из юрисдикции федерации быстрее, чем суд только начнёт что-либо рассматривать.

— Могло сработать, — вынужденно согласилась японка.

— Сработало: жить все хотят, а переговорщик открылся для их расширений. Искренне верил в то, что говорил.

— Знаешь, когда я заявила тебе, что не против, не думала, что это всё будет так стремительно.

Рыжий красноречиво поднял и опустил брови. И ничего не сказал.

— Мне теперь даже неудобно тебе что-либо бормотать дальше, — задумалась вслух Хамасаки. — Как-то слишком молниеносно и гротескно ты уселся в это кресло, в котором сейчас сидишь.

— А жизнь вообще сложная штука и полной ясности в ней немного.

— Получается, рейтинг тебе поднят за счёт… — она потянулась в интерфейсе к нужному приложению.

— Ещё нет. Я пока лишь номинальный собственник, значениеподросло не полностью. Сейчас издам решение ключевого акционера о назначении Виктора Седькова консультантом совета менеджеров — и уже за эту должность рейтинг апнется до конца. Секунду. Вот.

* * *
ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 15

Подумав ещё немного, Тика снова вызвала сына Сергея.

— Да? — тот катался по кабинету в кресле, удерживая на коленях активно вырывающуюся дочь Дальхис.

Последняя не на шутку сражалась, пытаясь избавиться от щекотки подмышками из заведомо более проигрышного положения спиной к парню.

Кажется, понятно, каким образом ему помогла часть эскадрона. Интересно, у них что, такой бардак? Девчонка тоже может приказывать?

— Слушай, а как ты так легко убедил сотрудников самой компании тебе помогать? Они так легко согласились?

Что ни говори, даже точечное отключение конкретных гаджетов либо изменение и приостановка индивидуальных протоколов коррекции — это инженерная задача. Старшеклассник бы тупо не потянул из-за набора знаний, пусть и с полным допуском ко всем трём этажам HamQualCon.

— Так здесь же только дежурная смена, — он наконец отпустил младшую Мартинес, которая мгновенно выскочила из кадра. — Спросил, кто у них старший. Попросил убедиться в моём новом статусе по своим каналам. Показал часть вашей записи, где дед едет на красный свет и утверждает, что так и надо, я сейчас образно. После этого предложил показать мне, что делать — чтобы технически все операции произвести собственноручно, под запись.

— Чтобы вся ответственность была на тебе, — понимающе завершила японка.

— Угу. Ну а чё, это сейчас у нас лес рубят — щепки летят. А вдруг, как оно всё закончится, начнут виноватых искать? Нафига парней подставлять?

— Неожиданно.

— С чего это? — сын Сергея обиделся. — Лично мне этот ваш самый пожилой юрист федерации и так наобещал полный короб удовольствия, причём ни за что. Мне уже терять нечего. А их зачем впутывать?

— Я согласна, что ты поступил разумно и этично! — поторопилась оговориться она. — Просто удивлена подобной предусмотрительности.

— Да я вроде не идиот.

— Виктор, на всякий случай, чтобы в дальнейшем я была готова к подобным сюрпризам. Какой у тебя следующий план, после этого всего? — она неопределённо описала круг указательным пальцем.

— Стратегически — вступать в наследство в разделительных сегментах.

— А здесь? Ты же понимаешь, что тамошние твои решения и планы — не моё, как ты сам говоришь, собачье дело. Там могу только вежливо интересоваться. Но вот в федерации хотелось бы понимать, чего следует ожидать.

— А здесь, к сожалению, сейчас придётся побыть вторым номером.

— Это как?

— От защиты, ход у противоположной стороны. Если мне не изменяют мозги, очень многие сейчас зашевелятся, во всех смыслах. Не буду даже перечислять.

— Это понятно, можно без деталей.

— Ну, сам я никому специально проблем создавать не планирую — кроме тех, кто первым принялся кусать нас за пятки по беспределу.

— Поняла.

— А отвечать будем в зависимости от того, что предпримут "доброжелатели".

— Я знаю, что ты знаешь, но не могу не сказать. Ставлю твой браслет под свой круглосуточный фокус: обо всех новостях буду узнавать вместе с тобой.

— Да без проблем, — легко отмахнулся подросток. — От вас у меня секретов нет.

— Интересно. — Мягко улыбнулась она. — Даже у Миру есть.

— Миру ещё маленькая, — серьёзно выдал Виктор. — И не во всём зрелая эмоционально.

— А ты?

— А я взрослый и умею видеть главное: вы меня искренне любите.

— Кх-гхх!!!

— Ну, точнее сказать, проецируете на меня своё отношение к моему отцу. Хотя в деталях это одно и тоже.

— Не могу удержаться. Что же тогда, по-твоему, любовь?

— Дофига что. В нашем с вами контексте сейчас — искреннее, самоотверженное и бескорыстное желание, чтобы другой человек был счастлив. Плюс готовность жертвовать своими интересами ради этого.

— Бл*, — Тика даже обратилась к лексикону дочери, откидываясь на спинку кресла и забрасывая каблуки на стол. — Херасе.

— Ничосе. Чё это с вами.

— Да так. Можешь считать минутным озарением. Скажем, иногда диагноз со стороны, хотя ты с ним и согласна, выполняет роль обуха по голове. — Она чуть помолчала и повторила. — Хотя ты с ним полностью согласна и где-то в глубине души давно это всё понимала.

— Хотите откровенно?

— Конечно.

— Любовь Тики Хамасаки к Сергею Седькову — несомненно великое чувство и лично я очень завидую, что Сергеем Седьковым так увлеклась подобная женщина. — Он почему-то заговорил о ней в третьем лице. — Но Тика Хамасаки увлеклась. Расслабилась и не хочет собираться. К моему огромному сожалению, это большое и светлое чувство у неё давно вышло за допустимые рамки.

— Херасе.

— Любовь Тики Хамасаки, такая слепая, нелогичная и сметающая все барьеры — это как раз ладно. Вполне по-русски, если говорить об этнопсихологии. Проблема знаете в чём?

Она промолчала.

— Это чувство вышло за, вернее, давно покинуло рамки созидания. Сейчас это большое и светлое чувство для Тики Хамасаки является саморазрушительным. Точка.

Какое-то время они помолчали оба.

— Скажи что-нибудь ещё, — без тени эмоций предложила японка.

— А всё. Нужно просто жить дальше, а вы тупо хороните себя заживо. Можете ответить на один вопрос?

— Смотря на какой.

— Абсолютно безобидный, в рамках приличий, из разряда, какого цвета карандаш у вас в руке.

— Да. Спрашивай.

— М-м-м, технически это будет два вопроса.

— Говори.

— Тика, если бы сейчас была возможность спросить Сергея Седькова с того света, его ответ имел бы для вас значение? Точнее, личное мнение, которое касается вас?

— Да.

Пацан, несмотря на возраст, походя и неожиданно зацепил очень глубоко. Или не походя?

Захотелось сказать столько, что даже зубы заныли.

Короткое "да" на удивление вместило в себя это всё.

— Второй вопрос. — Рыжий как ни в чём ни бывало катался в кресле по комнате. — Если бы сейчас спросили Сергея Седькова, что он выбрал бы, каким бы был его ответ? Выбирать из двух опций: Тика Хамасаки после его смерти справилась с собой и смогла быть счастливой и жить дальше, это раз. Два: Тика Хамасаки не пережила его смерти и очень быстро зачахла. Через весьма непродолжительное время, по меркам нейрокоррекции, её не стало.

В голове возникло странное ощущение, что зашевелилось что-то в середине мозгов. Она изо всех сил бахнула в невидимой части интерфейса по кнопке нейрокоррекции, удерживаясь от любой мимики, и не спеша набрала воздух для ответа:

— Ес…

— А мне отвечать не надо! — сын Сергея неожиданно замахал обеими руками. — Вы себе ответьте на этот вопрос! Впрочем, если хотите, я конечно могу выступить в роли жилетки, но…

Она мгновенно вспыхнула, наливаясь возмущением (и злостью?! Да ну?!).

— Всё, мне пора! — ненатурально заторопился воспитанник, явно уловив всё по её глазам. — Продолжим завтра, у меня ещё куча дел!

Дальше Рыжий самым нахальным образом отключился.

Следующие несколько десятков минут Тика абсолютно неконструктивно вычеркнула из жизни: вначале ревела навзрыд и сморкалась в собственный рукав, потом умывалась, потом выпила литра полтора сладкого эскобаровского органика.

Почти через час Хамасаки-старшая одобрительно кивнула самой себе по поводу того, что всё это время вот уже почти четыре тысячи секунд живёт без нейрокоррекции.

— Спасибо. — Серьёзно сказала японка в пустоте собственному отключенному браслету. — Правда спасибо, — повторила она, глубоко вдыхая и широко расправляя крылья носа.

* * *
ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 16

За Рыжего Айя не переживала — не тот противник, да ещё и на кулаках. Потому продолжила говорить с матерью, правда, с ускорением и через концентратор:

— У тебя получится по нашим каналам провентилировать вопрос с его гражданством теперь?

— Думаю, можешь выдыхать. Оно и само решится, без нас с тобой.

— Да ну нафиг! Скажешь хоп как выскочишь. Мам, ты меня сейчас специально бесишь?

— У тебя истерика задним числом: мозги отключились. Правда не понимаешь?

— Ну давай, успокой меня, о мудрейшая Дальхис. Чего именно я не понимаю?

— Опуская процедурные подробности, задай самой себе вопрос: зачем титульным владелец такого актива — да иностранец? Ещё и несовершеннолетний?

— Хм. Ну мало ли.

— Упираешься исключительно из вредности. С точки зрения бизнеса, Виктор сейчас в более чем привилегированном положении — он вообще неконтролируемый. Даже по конституции, которая написана никак не в наших нетитульных интересах.

— Одни права, никаких обязанностей, что ли?

— Примерно, если оставить его и дальше иностранцем, как оно есть сейчас. Самое большое, что чисто теоретически может ему светить, начни он выделываться в новой роли — это назначение представителя государства в управление.

— Усекла. А ведь случайные кирпичи под порывами ветра падали на головы и не таким, как этот гипотетический представитель государства… А пока длится замена выбывшего управляющего по процедуре, пока то да сё — в общем, их раз в неделю можно косить, как грибы. И управлять конторой самому, — завершила мысль Айя задумчиво. — Если совсем уж припрёт.

— Точно. Есть важный нюанс, которого кроме нас никто не понимает. Даже пара нюансов, — кивнула мать.

— За Виктора по твоему примеру и другие серьёзные люди из нетитульных могут вписаться, как за себя? — сориентировалась Мартинес-младшая.

— Да. Второе: местные заплывшие жиром патриархальные расклады абсолютно отвыкли от жизни и не учитывают достижений цивилизации. — Дальхис откровенно намекнула на авиакрыло дронов-камикадзе, но вслух произносить не стала.

Дочь отлично поняла между строк:

— К тому же, среди рисков нет ни конфискаций, ни национализаций — вне зависимости от нашей, к-хм, аргументации контра.

— Точно. Ну и на закуску, персонально для тебя: если хотите (обязательно спроси его!), я прямо завтра, точнее, уже сегодня с утра, могу подать в Labor Department заявку на его рабочую визу от нас.

— На должность? — машинально и почти равнодушно поинтересовалась Айя.

— Будет советником кого-нибудь с нашего первого уровня, с соответствующим отчислением по налогам и со всеми вытекающими для рейтинга последствиями.

— Запасной вариант?

— Да. От такой рабочей визы до гражданства всего один год. Хотя я более чем уверена, что Тика и сама знает, что теперь делать — когда ключевую цифру он сам сделал.

— Поняла. Спрошу его сама.

Тем временем Рыжий, отступая назад и удерживая кулаки у живота, изображал головой и верхней частью тела маятник, периодически бросая что-то японцу.

Сопровождение отца одноклассницы от якудзы в своих машинах явно напряглось, но прямо в конфликт не лезло: высыпавшая на улицу группа латиносов многозначительно продемонстрировала часть арсенала и на пальцах показала, что тоже будут участвовать, если число дерущихся изменится.

Разговор с матерью неожиданно обернулся терапией, стимулом и толчком в одном лице. Мартинес-младшая даже в лице изменилась за мгновение.

— У тебя всё в порядке?! — мгновенно отреагировала на перемену Дальхис.

— Да. Дошло кое-что, сейчас производительности не хватает. Мам, дай на секунду свою думалку!

Эскобар-старшая без слов подвинулась в собственном интерфейсе, предоставляя дочери доступ к личному расширению, прокачанному до более высокого уровня.

Обычно подобные вольности не допускаются от слова совсем, но между очень близкими своими и в особых случаях можно. Хотя, теоретически, это всё равно что одолжить что-нибудь сверхинтимное.

С другой стороны, она по-любому должна успеть увидеть и процесс решения, и условия задачи, и результат.

В следующий момент мать удивилась: ребёнок, словно усевшись за руль чужого гоночного болида, молнией стартовал с места и исчез вдалеке в мгновение ока, если выражаться фигурально и по аналогии.

* * *
Отец Миру в итоге не удержался — полез с кулаками. Насколько могу понять, исключительно от тоски и безнадёги своего положения: HamQualCon ему ну очень нужна обратно. Причём чем быстрее, тем лучше.

Я не сильно хорошо разобрался в нём, как в человеке, но, насколько успел заметить, дешёвая манипуляция — едва ли не ключевой его инструмент. По крайней мере, со мной.

Отказал ему практически сразу, однозначно и без вариантов. И в связи с кое-какими личными подозрениями конкретно в его адрес (где-то переходящими в потенциальные претензии), и по соображениям обычной человеческой порядочности: не годится распоряжаться тем, что тебе не принадлежит.

По мне, компания — собственность Тики. Да, она подарила её Сергею Седькову, точнее, записала на него. Но когда умирает мужчина, которому делала подарок его женщина, этот подарок — чей угодно, только не её мужа. Хе-хе и к-хм, как говорит Мартинес.

По-хорошему, логичнее всего было бы поднять вопрос о передаче моего акционерного пакета Тике обратно.

Я и собирался это сделать, даже заикнулся — пока не увидел её глаза. Увидел и понял, что ничего хорошего на данном этапе в таком жесте нет.

Тонет она. Самым банальным образом погружается в трясину собственных установок. Я не психиатр и не психотерапевт, чтобы её терапевтировать — но на уровне животного инстинкта совершенно ясно: именно сейчас поднимать вопрос о возврате ей доставшихся мне по наследству акций будет неправильно.

Во время последнего разговора сообразил по её глазам: пока всё делаю верно. Даже у такой мадам может, оказывается, не хватать точек опоры в жизни. Психологически.

Кто бы мог подумать.

На каком-то этапе наших занимательных танцев с японцем Мартинес отлепляется от стены и несётся к нам, размазываясь в воздухе. Расширения, которые у неё работают сейчас, явно не из общего открытого списка или, как минимум, не бесплатные.

Попасть по мне отец Миру не может (мало каши ел), а я самым низменным образом обуреваем недостойными колебаниями.

Да, с учётом моего прогресса на нейрониве уже давно можно было бы выписать ему на орехи. Но что-то удерживает на уровне подсознания.

"Гаси его, быстро!" — молнией сверкает во внутреннем чате сообщение от одноклассницы, моментально убивая мою нерешительность. — "Тащим в корпус! Там допрос надо, срочно!".

Ну, если так ставят вопрос.

Якудза, сопровождавшие Хадзимэ, банально не успевают ничего предпринять: я аккуратно выполняю пожелание Айи. Великий бизнесмен оказывается на удивление слаб на голову: не в смысле ума, а в том плане, что хватает одного удара для того, чтобы он без затей повалился на асфальт.

Странно. Я почему-то думал, что у такого важного человека расширения должны стоять не хуже, чем у Лысого. Рашид в голову держал не в пример лучше.

Подхватив Хамасаки-старшего вместе с Мартинес под руки, разворачиваемся и тащим тело к дверям.

— Уверена? — спрашиваю с опозданием и явно ради проформы.

Насколько я успел заметить, моя подруга никогда и ничего не делает просто так. Если она вдруг решила гасить человека из таинственного первого списка на виду у города — значит, у неё есть очень серьёзная причина.

— Да. — Необычайно лаконично для себя отвечает латиноамериканка.

Из японских машин на стоянке горохом высыпают земляки пострадавшего. Размахивая руками, что-то выкрикивая, часть из них бросается к нам, а вторая половина — ко входу. Вероятно, чтобы отрезать нам дорогу.

Латинос эскадрона тут же реагируют на изменения обстановки. Первая группа сменивших охрану, покинув здание, выскакивает наружу и через мгновение между ними и якудзой только что щепки не летят.

А из окон второго этажа, изумляя лично меня решительностью, начинают стрелять их товарищи, причём в автоматическом режиме (или как там это по-военному называется).

Так вот что у них за чехлы были за спинами. Я, в принципе, так и заподозрил — но подумал, чисто попугать. Что-то ненастоящее.

Оказывается, не только попугать и вполне себе не игрушечное.

Жалко, что я не военный: интересно, сколько стволов стреляет? Три? На слух не могу определить, а разглядеть с этого ракурса не получится.

Пара японцев, бежавших к нам, спотыкается о невидимый барьер и падает, тут же пуская вокруг себя красноречивые лужи.

Ещё через мгновение стремительной птицей с неба на парковку падает что-то продолговатое (разглядеть деталей не хватает зрения, да и темнота) — и сразу две пустые машины японцев вспухают, как в своё время транспорт Фархата Али.

— Это мама. Не переживай. — Мартинес деловито сопит, помогая затаскивать Хадзимэ внутрь.

Её земляк, оставшийся у входа и не принимающий участия в общей свалке, закрывает за нами дверь и блокирует её запорами изнутри.

Надеюсь, он понимает, что делает — поскольку снаружи осталась ещё часть латиносов.

_______

— Рыжий, у него была договорённость с твоим отцом. — Мартинес изрядно удивляет меня холодным тоном и каким-то нездоровым блеском глаз.

Если я верно оцениваю такое её непривычное состояние, она сейчас в ярости. С чего бы?

Наш с ней закрытый внутренний чат молчит.

Хадзимэ, пришедший в себя только что, был без разговоров зафиксирован в отдельном кабинете (руки и ноги Айя скотчем примотала к ножкам и подлокотникам кресла).

— Что… — начинает было японец.

Мартинес подлетает к нему и без разговора въезжает справа по щеке открытой ладонью. Видимо, на расширениях — потому что голову азиата бросает в сторону, как кувалдой.

— Рыжий, он не шевелился насчёт этой компании до самого последнего момента, — продолжает одноклассница. — Я не сообразила, что это значит, пока он только что сюда не подъехал. Формально собственность этой конторы, — она пару раз хлопает по стене, — предоставляет ну о-очень много бонусов своему владельцу. Ты же оценил, когда отключал деда Тераяма от розетки?

— Да, бонусы оценил. Но пока не понимаю, к чему ты клонишь.

Японец приходит в себя после "пощечины" и ошалело смотрит на нас.

— Тормоз. Представь, что у тебя несколько концентраторов, объединённых в сеть. На них и онлайн банк подвешен, и твой кабинет в электронном правительстве, и слепки допуска в компании, и вообще всё.

— Очень хорошо представил.

— Один из концентраторов на время у тебя изъят. Лежит посередине школьной столовой на раздаче, подходи — бери, кто хочешь.

— А я…

— А ты в это время, как ни в чём ни бывало, занимаешься своими делами. Если речь о нём, — кивок на Хамасаки-старшего, — то не было попыток даже очевидное нейтрализовать. Например, отключить возможности отсюда влиять на остальной комплекс. Пусть незаконно, если с точки зрения лицензии телекоммуникации — но тем не менее.

— Всё равно пока не понимаю.

— Сейчас поймёшь, — хмуро обещает Айя.

Затем подходит к связанному японцу и сжимает пальцы на его запястье.

— Что… — начинает снова Хадзимэ.

На сей раз его не бьют. Латиноамериканка запускает одно очень интересное расширение (вижу "зрением"), по ряду примет напоминающее этого самого пресловутого инквизитора.

— Без врача, — ворчит одноклассница. — Но хрен с ним, и так сойдёт. Ты его отовсюду отрубил?

Как только мы заперлись здесь, она решительно распорядилась, чтобы я поотключал всё на свете у отца Миру, чтобы снаружи по нейро-признакам его было не отличить от трупа.

— Да. Если даже он будет куда-то тянуться, я увижу и скажу тебе. Хотя ему и нечем.

— Не надо ничего говорить, просто рви контакт. И слушай внимательно. — Затем она обращается к Хадзимэ. — Какие договорённости были у тебя с Сергеем Седьковым?

Происходящее очень похоже на гротеск и дичь в одном флаконе, но я вместо удивления дисциплинированно поддерживаю линию подруги.

Почему-то уверен, она знает, что делает.

По телу японца пробегает судорога. Этот самый инквизитор?

— Был проект слияния части ГЕНЕТИКСА с моими структурами, — замороженным голосом отвечает титульный.

— С какими именно компаниями?

— Неважно. Мне принципиально, чтобы с любым резидентом федерации. Устроило бы даже с HamQualCon.

— Логика? — Мартинес, насколько могу видеть, делает одновременно сразу несколько дел.

Во-первых, "держит" Хадзимэ приложением. Там не один десяток параметров: нагрузка и на мозги, и физическая, по-любому.

Во-вторых, из своего электронного блокнота какой-то думалкой (это в-третьих) она формирует порядок собственных логических выводов. Думает под бустом, иначе говоря.

Кроме того, автономным расширением на силу через кисть на всякий случай фиксирует собеседника (как будто он может вскочить и куда-то убежать!). Это, наверное, четвёртый пункт.

— Логика простая, — всё так же отстранённо отвечает Хамасаки-старший. — Ради суки Тики Седьков, хотя и светлая голова, был готов абсолютно на всё. Пытался договориться со мной, чтобы я развод ей дал, общению с дочерью потом не препятствовал, через суд дочь себе не пытался забрать при расставании и так далее.

— Это возможно?

— Более чем. Наши суды в этой ситуации вполне могли оставить Миру мне, прецедентов хватает.

— И что потом?

— А я бы запретил Тике видеться с дочерью — пусть повертится.

— Какой был план на тему поглощения ГЕНЕТИКСА HamQualCon'ом?

— Это не поглощение, — качает головой Хадзимэ. — Седьков-старший был готов отдать разработчика редактора цепочки, чтобы я снял свои супружеские претензии. Исключительно его инициатива, он просто кроме меня никому говорить не стал о наших переговорах.

— Что случилось потом?

— На каком-то этапе я понял, что он полностью верит в наши договорённости и ничего с моей стороны не ждёт. Плохого.

— В каком виде существовали эти договорённости?

— Только джентльменское рукопожатие. Не в реальности, разумеется — мы общались только по сети.

Понятия не имею, какое влияние на Хадзимэ могут оказать слова ещё одного человека, потому свой вопрос пишу Айе в закрытом чате.

Она кивает, не глядя на меня, и тут же озвучивает:

— Почему Сергей Седьков умер?

— Процесс передачи нужных мне прав в Разделительных сегментах запустился. Физически, его жизнь уже не была важна для результата.

В следующую секунду оказывается, что Мартинес не зря держит свою руку на чужом запястье:

— Ответ неполный и неточный. Повторяю вопрос: почему умер Сергей Седьков?

— Я разместил заказ на него у хатикю-сан. Заказ был с открытой датой, исполняется по моей команде. Им прошла команда от китайцев якобы от моего имени: очень удачная подделка сообщения.

— Как это технически возможно? Сигнал члена совета директоров HAMASAKI INCORPORATED настолько легко подменить или имитировать?

Хадзимэ слегка морщится:

— Я был здорово пьян, в онсене, сразу с тремя девушками. Формально, концентратор находился на мне и команду отдавал я. Но на самом деле был под частичным контролем и даже без оного на утро ничего не смог бы вспомнить.

— Почему? — хладнокровием Мартинес можно забивать гвозди.

— Был пьян, сказал же уже. Потом, правда, разобрался.

— Что выиграли китайцы от убийства Седькова-старшего?

— Время. Очень удачный момент: нужная мне часть ГЕНЕТИКСА находится на этапе передачи в HamQualCon. Сам HamQualCon подарен Тикой Седькову. Седьков, в свою очередь, по факту сосредоточивает все бразды в своих руках, на короткое время — но ничего не успевает сделать: откидывает копыта и отправляется на тот свет. Всё резко запуталось и осложнилось.

— Ты бы его всё равно убил потом?

— Конечно, — равнодушно отвечает Хамасаки-старший. — Но сперва вернул бы законными способами своё. HamQualCon.

— Почему ты ничего не делал на эту тему последнее время?

Как по мне, вопрос слишком общий и для подобного допроса ну совсем не годится.

Очевидно, этот инквизитор, благодаря целому комплексу контроля, позволяет опрашивать ещё и не так (и получать ответы нужной степени точности).

— Надо дождаться, пока завершатся процедуры. Вход структур ГЕНЕТИКСА в юрисдикцию субъекта федерации — не баран чихнул, — японца неожиданно тянет на метафоры. — Потом, после, можно просто убрать Тику. Я специально тянул с разводом — получу всё, как единственный наследник.

— Уже не получишь, — угрюмо бормочет Мартинес.

_______

— Каким образом ты такими нейропродуктами орудуешь? — спрашиваю одноклассницу сразу по окончании очень интересного разговора на территории моей нынешней собственности (если по документам).

Хадзимэ, лишённый концентратора и даже тени возможности выхода в сеть, решительно оставлен ею на какое-то время примотанным к креслу.

— Это не продукт, — ворчит Айя хмуро. — Только панель управления загружена. Всё остальное не у меня, а в облаке и дома. Если бы не здесь с тобой находились сейчас, ничего бы не вышло технически.

— Что сама посоветуешь мне в отношении него? — дёргаю головой назад.

За затылком находится плотно прикрытая дверь.

— Он на утро не должен помнить того, что было.

— Я имел в виду чуть другое.

— Наши сейчас отвезут его твоей опекунше: беседу я писала, сам понимаешь какой фрагмент через маман тут же передала Тике.

— Да я видел, только в деталях не понял.

— Ну вот. Правило простое: её проблема — ей и решать.

— А если… — неопределённо перебираю пальцами в воздухе. — Раз проблему всё равно решать?

— Не тебе, — Мартинес уверенно качает головой. — И не мне. Я согласна, технически тебе даже удобнее. Но это не наша с тобой юрисдикция, если по-человечески. Даже несмотря на твой рейтинг.

— Ладно. — Разворачиваюсь и, кое-что решив для себя, направляюсь обратно. — Свои грехи я потом сам перед ней отмолю. Не нужно вешать на бабу мужские проблемы. Тем более что её решение я и сам отлично знаю, без её вербальных подтверждений.

— НЕ ВЗДУМАЙ! — одноклассница срывается с места и загораживает мне вход. — У мамы, кроме прочего, договор! Ты меня подставишь!

— Не понял? — озадачен замираю на месте.

* * *
Смешно и нелепо, но какое-то время ушло на тупое бодание с Виктором. Он всерьёз разнамерился порешить Хадзимэ прямо тут после услышанного — она это отлично увидела по его лицу. Также, чудесно было понятно, что Рыжий не будет сейчас заморачиваться чепухой типа заметания следов: тупо сделает по-своему, не отходя от кассы, как он говорит — а размышлять о законности и следах будет потом.

Справедливости ради, возможно, у него был готов какой-то личный способ спровоцировать что-нибудь типа сердечного приступа через чужой концентратор — но тогда этот самый гаджет на отца Миру сперва надо было напялить.

А лично у неё душа ну вот совсем к этому не лежала.

В процессе дискуссии она наплевала на пиетет. Врубив расширение на силу, Айя тупо отволокла Седькова ближе к выходу, к импровизированной оранжерее в холле — и проветриться, и место прикольное.

Именно в этот момент к ней обратился один из hermanos:

На улице началось.

После того, как кое-кого из якудзы подстрелили свои, она добросовестно отправила доклад маме (с указанием всех обстоятельств и с видеоотчётом).

Юридическое сопровождение действий шло онлайн и в режиме реального времени, потому всерьёз Айя не переживала. Во-первых, действия охраны в своём праве; во-вторых, бывают ситуации, когда не до нюансов.

Стрелявших, если что, потом всё равно можно будет выкупить и забрать на родину. Операция не то чтоб стандартная, но и не редкость, если до подобного доходит.

Парни чудесно знали, на что идут, к тому же не бесплатно. А ради Виктора она лично была готова и не на такое.

— Что там? — Рыжий сощурился, пытаясь разглядеть сквозь темноту, что происходит снаружи.

— Какие-то дебилы с предписанием от военной прокуратуры требуют предъявить им Хадзимэ Хамасаки. Сама ничего не понимаю, — недовольно проворчала старшеклассница.

Во время замеса снаружи остались свои, часть. Благодаря понятной "помощи" со второго этажа, они благополучно переместились под козырёк перед выходом, целые и невредимые, а между группировками воцарилось некое затишье.

Японцы, кстати, тут же абсолютно логично занялись оказанием помощи своим пострадавшим, хотя медицину и не вызвали.

На тему возможных осложнений с законом Айя по ряду причин не сильно переживала и основания для такого спокойствия у неё были.

— А с каких кочерыжек на эту тему парится в военная прокуратура? — следом за ней озадачился и Рыжий. — Ну пошли с ними пообщаемся, что ли?

Снаружи разговор не задался. Виктор, решительно задвинув hermanos себе за спину, без затей потребовал у нарушителей юрисдикции какие-нибудь законные основания для подобных предъяв.

Тип в никак не полицейской форме протянул ему всё ту же бумагу, которую она уже видела по их внутренней сетке:

— … и дополнительно электронное подтверждение.

Рядом с карманом военного активировалась голограмма.

— Да и фигурку свою себе туда же засуньте, — недипломатично пожал плечами Рыжий. — Дайте сканер. — Мазнув ладонью по датчику, он выполнил процедуру идентификации по биометрии и продолжил. — На мой рейтинг посмотрите? Во-первых, вам и разговаривать со мной в такой атмосфере не по чину — давайте соблюдать закон. Только через суд! Во-вторых, военная прокуратура в данном вопросе — чистейшей воды произвол.

— У меня есть мой приказ, — ничуть не смутился японец в непривычной форме. — И я его выполню любой ценой.

— Пупок надорвётся, — спокойно пообещал Рыжий. — То, что вы творите сейчас — лютый беспредел. Я даже знаю, у кого из вашего начальства сорвало крышу из-за повышенной тревожности, но… хм… Короче, господа. На ваш беспредел буду краток: если вы не понимаете законным образом, разногласия будем решать с позиции силы. Здесь и сейчас вам ничего не светит, а уж потом, в суде, я абсолютно спокойно сошлюсь на свою сегодняшнюю цифру рейтинга и максимум заплачу штраф. Вы согласны, что в первом списке никого из вас нет? — он устало оглядел военных.

Из уцелевших машин на парковке напрягали зрение и слух неспокойные и возбуждённые происходящим хатикю-сан.

Японец в форме перебросился с кем-то парой фраз по закрытой линии, в виртуале, после чего ответил вслух и голосом:

— Я бы более чем настоятельно рекомендовал вам предъявить сейчас же живым, — он так и подчеркнул это слово интонацией, — Хадзимэ Хамасаки. Его биометрия в данный момент соответствует трупу. Я в любом случае войду в это здание, а за превышение полномочий отвечу никак не перед вами.

— Ну это уже полный бред и хаос. — Рыжий парадоксальным образом успокоился. — Бред и хаос, — повторил он зачем-то. — Буду банален: я очень хорошо знаю, что делать, когда беззаконие пытается попирать мои конституционные права.

Военный словно споткнулся на мгновение:

— Когда мы вернёмся с НАДЛЕЖАЩИМИ документами, вам же будет только хуже.

— Я согласен на "хуже", — не полез за словом в карман Виктор. — Силой вы сюда не войдёте. По крайней мере, не сейчас.

Она прочла уведомление от команды изнутри и тут же отбила ему в закрытом чате: "Можем сворачиваться здесь. Уже везут отсюда в закрытой машине в наш дом, Тика распорядилась".

Видимо, одноклассник со своими странными способностями слегка перестарался и японцы потеряли из виду даже имплант Хадзимэ, хотя последний был жив и практически здоров. А из здания его вывели просто с другой стороны.

"Интрсно, как бдт отчтвться якдза прд нчльствм" — тут же пришло от одноклассника.

А вслух он сказал, обращаясь ко всем японцам одновременно (не деля их на служителей закона и мафиози) и коротко кланяясь:

— Уважаемые соотечественники, всего хорошего.

Пропустив вперёд hermanos, они закрыли за собой двери в здание.

В полной тишине ночной улицы японцы в форме заговорили о чём-то с японцами в машинах.

Видимо, тех пулями не насмерть посекло, сообразила Мартинес. Если даже медицину не зовут и обожжённых никуда не отправляют. Похоже, расширения хорошие — и так тянут. А чего ждут? На что рассчитывают? Ещё один раунд? Да ну нафиг.

Произошедшее однозначно выходило за рамки допустимого, но она гораздо лучше других (и быстрее) адаптировалась к новому статусу Рыжего.

Что дозволено Юпитеру из первого списка, не дозволено даже титульным, если они из второго.

Обгоревшие фрагменты машин, сиротливо разбросанные тут и там, выглядели каким-то чужеродным пятном, занесённым сюда по ошибке.

Глава 17

— Рыжий, такое дело. — Мартинес берёт меня под руку, когда мы возвращаемся из HamQualCon и с парковки шагаем в их дом. — Что если маман с утра подаст твои документы на трудоустройство у нас, на советника одного из глав корпорации? Или всего Совета? Чисто для страховки, она сказала спросить у тебя.

— А какие тонкости? Я сходу не понимаю, в чём подвох.

— Ну это типа открытый альянс между нами, официальный бизнес — и вами. В смысле, с Тикой и теми структурами, что отойдут ей после развода.

— Пока звучит как вывеска. Витрина. Подвох неясен.

— Ну-у-у, ты же знаешь наши методы. — Она растягивает губы в узкую полоску и красноречиво смотрит вверх, в небо. — Подвох прост. Теоретически, если когда-нибудь нашу авиацию будут привлекать к ответственности и докажут связь с нами, тень может упасть и на твою репутацию.

— Как говорится, на данном этапе не страшно.

— Это потому, что мы оба не титульные, — непоследовательно возражает она самой себе. — Тот же Хадзимэ. Представь, что он официальный советник у якудзы? У их легальной надстройки?

— А-а-а, типа, разблагораживание честного имени?

— Ну да, в потенциале. Мы-то, если что, сменили мир и свалили на любую из своих планет, как вариант — и вуаля. А титульным из первого списка или здесь оставаться, или в метрополию — что-то одно из двух.

— Чисто теоретически, как ты говоришь, что мешает в этом случае и мне с вами? На вашу планету?

Спать охота ужасно. Мне кажется, мы болтаем исключительно как зомби, на автомате.

— Не делается так, — задумчиво отвечает одноклассница. — Автоматом перекрывает тебе пути роста в дальнейшем, в ту же политическую власть.

— Семь лет мак не родил, а голода не увидали.

— Не поняла?

— Не страшно. Если ты либо твоя мама считаете, что в этом есть смысл сегодня — мне кажется, проблемы гипотетического будущего стоит решать по мере их поступления. Не заранее. Недели три тому мне жрать было нечего — вот это было грустно. Синица в руках лучше журавля в небе.

— Да, это именно что решение краткосрочной выгоды. Что-то типа гарантии, дополнительной: рассмотрение вопроса о твоём гражданстве переносится из разряда "как все" в особый список, в "индивидуально".

— Решайте сами. Возражать не буду, но и особой потребности в ближайшей перспективе не вижу: по мне, мой текущий рейтинг без обязанностей, налагаемых гражданством — мечта поэта, — смеюсь, открывая ей двери и пропуская вперёд. — Если верить памяти, — упираю указательный палец себе в лоб, — чуть ли не единственная лазейка. Корпоративное имущество государственной важности, доставшееся несовершеннолетнему иностранцу по наследству. Даже отцу, чтобы получить право на ряд операций с компанией, как ключевому акционеру, вначале нужно было стать гражданином. У несовершеннолетнего почему-то требования менее жёсткие.

— Угу. Занятный парадокс, — отстранённо отмахивается Мартинес, тут же погрузившаяся в какие-то свои размышления. — Ладно. Сожму булки, не буду торопиться.

— ??? — её парадоксальный вывод от меня полностью ускользает.

— Да чё неясного, — вздыхает она. — Банально хочу видеть тебя вот здесь, — пальцы подруги сжимаются в кулак, который она подносит мне к носу. — В хорошем смысле этого слова. Чтобы ты гарантированно прилип тут, был намертво привязан, гарантированный гражданин и всё такое по списку. Я — человек действия, сидеть и ждать у моря погоды — не по мне. Предпочитаю контролировать ситуацию на все сто и своими руками. Вот и развила бурную деятельность, хотя оно не требуется. Особенно в свете твоего апгрейда. — Перед нами на мгновение в качестве иллюстрации от неё загорается скрин цифры моего рейтинга, сделанный Айей через интерфейс.

_______

Поднявшись на второй этаж, ложимся спать, даже не раздеваясь.

Эрнандес спит сидя в кресле, Миру — напротив неё.

Дальхис и Тику мы встретили по пути, в гостиной под лестницей: они о чём-то напряжённо разговаривали и по нам едва скользнули взглядами.

Интересно, а где же тогда Хадзимэ? Его ведь сюда привезли раньше нас. Спрошу утром.

* * *
ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 18

А ночью на нас напали. Хорошо, что мы все спали одетыми.

Если честно, лично мне было слегка не по себе: рваные возгласы снаружи на двух языках (из которых я ни одного не понимаю), причём никак не в исполнении футбольных болельщиков. Короткие очереди, вскрики, прочий сопутствующий звуковой ряд.

Миру и я вытаращились друг на друга ошалело и только захлопали глазами: никакого толкового алгоритма спросонья в голову не вступало. Потом, когда всё слегка успокоилось, я сообразил: а лично у меня и не было алгоритма на этот случай.

Эрнандес и Мартинес, в отличие от нас, за какую-то пару секунд после внепланового подъёма успели провернуть целый список дел: заблокировали дверь на наш этаж, опустили жалюзи изнутри, поверх них Айя уже вручную опустила что-то ещё.

Ана тем временем подвесила три голограммы, полторы из которых показывали в реальном времени происходящее снаружи.

— Можно выдыхать, — с интонациями морозильника разрешила Мартинес примерно через три минуты после того, как всё завертелось. — И даже пленные есть! Погнали, поглядим?!

Мы с Миру, снова не сговариваясь, одновременно и некуртуазно только что и смогли икнуть.

Вопреки оптимизму хозяйки нашего второго этажа, ни в каком движении нам поучаствовать не удалось (возможно, слава богу): на лестнице Мартинес резко развернулась и гораздо более эмоционально, чем до этого, замахала руками:

— Бегом назад! К Тике-сан! Там такое!

Я ещё подумал — ну, мало ли. Может, помощь какая нужна или концентраторы там в сеть объединить — если ранение и медицина задерживается.

То, что Айя поймала какую-то информацию по сети, было ясно.

Когда мы галопом прискакали в место квартирования моей опекунши, тамошняя картина подвесила мои эмоции надолго: обрывки бумаги везде, обгорелые по большей части. Разбитые окна, несмотря на то, что не должны бы.

Одновременно с нами из другого коридора вынырнула Дальхис, причём в таком виде, что я снова покраснел до корней волос:

— Как…?! — в её единственном слове было столько эмоций, что все выпрямились, будто ломы проглотили.

И только я, как говорится, не удержался — и жизнерадостно расхохотался на всю усадьбу. Наверное, выплёскивая с опозданием достаточно нешуточный стресс: сгоревшие бумаги оказались, когда я поднёс их к глазам, ни много ни мало эмиссией государственного казначейства.

Денежными банкнотами, если по-простому.

* * *
В принципе, Айя знала, что мама с Тикой договорились не по-детски и всерьёз. Но даже она оказалась не готова к тому, что они увидели: тип боеприпасов, влетевших в оба окна старшей Хамасаки, ей в голову сходу не пришёл (надо будет потом, когда всё уляжется, подробно опросить братву из эскадрона. Попутно: зарядили сюда явно свои, у чужих ничего огнестрельного с собой не было. Вопрос: зачем?).

Итог был налицо: небольшой и уютный склад денег, хранившихся за бронированной перегородкой, каким-то образом оказался по большей части разбросан по помещению и испорчен огнём. Безвозвратно.

— Хренасе. — Рыжий, близоруко щурясь по ночному времени, сгрёб с пола несколько бумажек и поднёс их себе под самый нос. — Это чё, деньги?!

— Нет, их имитация, — не сдержалась она (вырвалось на автомате). — Исключительно действующие макеты денег, в натуральную величину и с соблюдением всех степеней защиты.

А дальше Седьков загоготал в этой своей неповторимой манере. Если бы не подобное вокруг — стало бы неловко, а так даже не зацепило.

— Что у тебя произошло? — мама, как и подобает хозяйке, приобняла напряжённую Тику за плечи и усадила на диван. — Расскажи быстро и спокойно.

— От тебя пришла тревога, — японка вынырнула из прострации. — Я была в ванной. Расширения показали, что там лучше и оставаться — я дополнительно заблокировала двери.

Здесь понятно. Две женщины между собой образовали свой закрытый канал, сообразила Айя. Мама первым делом после начала атаки и сработки на КПП оповестила гостью — потому что со своими ночевала я и уж на своём этаже всяко сориентировалась бы. Парни из эскадрона явно справлялись, оценка ситуации пришла сразу — вот громкий шум и не начинали. И эвакуацию тоже.

Нужды не было.

— Да, это так. А каким образом… — Эскобар-старшая вопросительно подняла бровь и указала взглядом на обрывки бумажек, которые ветер шевелил по всему помещению. — Это всё… оказалось в подобном виде?

— Вытащила ещё днём из аппендикса сюда, поближе к столу, вместе со стойками. Когда ночью раздались выстрелы снаружи и ты сказала замереть на месте — осталась в ванной. После того, как ты разрешила выходить, здесь обнаружила уже сгоревшее. Думала, ты скажешь, что произошло.

— Это зажигалка была, — задумчиво пробормотала мама, одновременно запрашивая по связи стрелков, получая от них ответ, оглядываясь по сторонам и явно оценивая навскидку ущерб. — Наша зажигалка. Кое-кто из новичков на расширении, дуплетом бахнул по окнам. Хм, неловко получилось.

Было видно, что сеньоре Мартинес-старшей очень хочется спросить, какого чёрта Тика стала днём перемещать стеллажи из "сейфа" — защищённого закрытого пространства — под окна, в рабочую зону.

С другой стороны, хозяин — барин.

Хамасаки-старшая, мгновенно уловив эмоции собеседницы, тоже вопросительно изогнула бровь и наклонила голову к плечу.

К чести обеих, ни одна из женщин в истерику не свалилась.

— Инструкция, — успокаиваясь усилием воли, выдохнула Дальхис. — Старая внутренняя инструкция, парень действовал чётко по ней. Заградительный, именно на случай нападения.

— Так это мы сами? — Хамасаки-старшая лишь слегка повела плечом.

И бровью.

— Да. Считалось, что пожар здесь на время задержит тех, кто под прикрытием заварухи может ломануться в сейф. Чужой выстрел, если что, через моё стекло бы и не прошёл.

— А мебель и аксессуары частично огнеупорные, — понимающе подхватила японка. — Оттого сгорели только деньги.

Латиноамериканка молча кивнула в ответ.

И действительно от огня кроме бумажек пострадали лишь пара накидок да несколько деревяшек по мелочи.

— А я-то думала, — спокойно опустила веки азиатка.

Седьков, внимательно слушавший этот разговор и смотревший то на одну женщину, то на другую, вдруг нехорошо засверкал глазами.

У Айи в преддверии его следующего действия заныли корни волос.

Рыжий набрал побольше воздуха, предварительно выпучил глаза и заржал,как конь после случки.

Эрнандес вздрогнула, повернула к нему голову, мазнула по товарищу взглядом — и тоже засмеялась следом, непринуждённо и искренне. Впрочем, уже по иному поводу.

— А ведь на такое даже сердиться не получится, — замогильным голосом констатировала Мартинес-младшая.

Справедливости ради, ей тоже стало не по ситуации весело — пришлось врубать нейрокоррекцию, чтобы не выходить из образа.

— Мам, а на какую сумму у нас тут… денег прилипло? — Миру не стала присоединяться к общему веселью.

Вместо этого она свела брови вместе и напряглась.

— Семь нолей, — лаконично уронила Тика.

— Десятки миллионов, — зачарованно пробормотал Рыжий, мгновенно переводя математику в слова.

Блин, почему он только с цифрами так быстро думает? Где его реактивность в других мыслительных процессах?

— Фигасе. — Затем впечатлившийся Седьков развернулся к Дальхис. — А это каким-то образом восстанавливается? Ну, по номерам банкнот там? По страховке? Не может же это быть… конец всему? — подбор деликатных формулировок ему явно не давался сходу. — И всё, что нажито непосильным трудом, испарилось?

— Впрочем, ничего нового, — пробормотала Айя себе под нос, не удержавшись и поплотнее прихватывая одноклассника под руку, чтобы нажать пальцами в тот момент, когда кое-кому слишком говорливому будет нужно прикусить язык.

А тормоза собственной деликатности, как обычно, окажутся на профилактике.

— Может, — коротко отрезала мама. — Я не рассчитывала, что банкноты будут физически перемещаться из сейфа по помещению просто ради развлечения.

— Сейф — это вон та комната за бронированными плитами? — непосредственно похлопал глазками Виктор.

Дальхис коротко кивнула.

— Они своим наличием глаз грели, — уголком рта неловко улыбнулась Хамасаки-старшая. — С другой стороны, давай смотреть на вещи позитивно. Все живы — это главное.

— Сейчас будем делать инвентаризацию. Те банкноты, которые ещё подлежат чему-то, разумеется, пустим в оборот, — разразилась инструкциями старшая Эскобар. — Но их здесь меньше половины. Намного меньше, увы.

— А как вы это видите? — с грацией слона в посудной лавке наивно продолжил Виктор. — Так быстро на глаз считаете? Как это возможно? Десятки миллионов же.

Эрнандес захрюкала в кулак. Тика грустно вздохнула и отвернулась в сторону окна.

Миру с интересом посмотрела на "брата", как на некую диковину.

— У меня стоит продвинутый "кассир" — специальное расширение. Жрёт много трафика, но помогает пересчитывать наличные визуально, в том числе — в больших количествах, — безукоризненно спокойно ответила Дальхис. — Специфика бизнеса.

— Слушайте, дамы, тупой вопрос. А где Хадзимэ? — Рыжий наконец прекратил изображать дебила и стал собой нормальным.

— В подвале, — за маму ответила сама Айя. — Сейчас закончим допрос китайцев, допросная освободится — и Тика-сан будет его в ней использовать по назначению.

Она отыграла эпизод безукоризненно и с удовольствием отметила: Седьков очаровательно напрягся.

К сожалению, розыгрыш испортила Хамасаки-старшая:

— Эй, ты что удумал?! Он сейчас будет своей подписью раздел имущества заверять! И расторжение брачного контракта оформлять, пока нотариус на территории!

Блин, не могла хотя б пяток секунд ещё помолчать. Эх-х.

— А-а-а, — Рыжий выдохнул с явным облегчением.

— А что ты на самом деле подумал? — с неподдельным интересом прорезалась молчавшая до сего момента Миру.

— Да так, неважно, — Виктор покраснел, потупил взгляд и отвернулся. — Я не против расторжения контракта: он вообще на меня в клинике нападал, чтобы оттиск забрать. Гад. По заслугам и награда.

— Так. — Полуодетая Дальхис, мгновенно оценив состояние парня плюс кое-какие его интересные мысли, не стала заморачиваться тонкими материями и приобняла его за плечи, притягивая к себе, чтобы успокоить через тактильный контакт и специальное расширение. — Если ты думаешь, что ему пенис к столу гвоздями прибивать будут — это не так. Просто поговорим.

Айя вздохнула и с трудом удержалась от комментариев: сиськи мамы вполне конкурировали с её собственными по степени воздействия на одноклассника. А сейчас они выпирали практически топлес (распахнутый пеньюар на голое тело не в счёт).

Ладно. Пусть Рыжий успокоится и выбросит свою повышенную тревожность из головы, на буфера маман можно временно закрыть глаза. По правде сказать, для переживаний у одноклассника были все основания: к стрельбе и подобной уличной акробатике парень был явно непривычен.

— А как вы его тогда заставите?

— Мы заключаем союз, — Дальхис кивнула на Тику, абсолютно не обращая внимания но впечатления пацана в результате собственных к нему прикосновений (не только руками! Айя мысленно поскрипела зубами, но ради дела снова сдержалась). — Он достаточно здравый человек и понимает: если он не поступит по совести сейчас, через неделю моя структура…

— То есть, всё-таки шантаж, — неуступчиво заключил Виктор.

— Нет, — покачала головой мама.

Когда нужно, она умела быть убедительной, тактичной и настойчивой.

— А что тогда?

— Твой рейтинг, — от стены отлепилась Миру. — Возможности HamQualCon в спайке с ГЕНЕТИКС, причём в самой ближайшей перспективе. Отец не дурак — сообразит минут за пятнадцать уговоров. Это Я тебе говорю.

— А ты тоже знаешь?! — Рыжий напряжённо подпрыгнул при слове ГЕНЕТИКС.

— Не оттуда, откуда ты думаешь, — выдала слабую и крайне нетипичную для себя улыбку японка.

Тика, что интересно, смотрела на дочь такими же глазами, как и Седьков.

— Да чего вы так уставились?! Давно читаю некоторые папки отца, я же всё-таки родная дочь!

Ладно. Расспросить младшую Хамасаки можно будет и на досуге, не сейчас. Блин, мама, хватит канифолить его своими сиськами, он уже такой, как надо.

— Тогда у меня для вас новость. — Седьков с явным сожалением, но решительно оторвался от объятий Дальхис, тоскливо стрельнув взглядом в направлении распахнувшегося пеньюара. — Дамы, кое-какие бразды правления с этого момента беру в свои руки.

— Рассказывай, — предложила Эрнандес, иронично наблюдая за противоречивыми порывами одноклассника.

— Да нечего рассказывать. Мой рейтинг — это очень мощный инструмент, но я отлично понимаю, что такое халиф на час, — неожиданно здраво выдал Рыжий. — Нужно успеть использовать его по полной, пока какая-нибудь коррекция сверху не прилетела.

* * *
— Заходи. — Дальхис, уже одетая чуть иначе, чем час тому, без усилия распахивает изнутри здоровенную и толстенную дверь бункера в подвале.

Видимо, она сейчас на расширениях. Надеюсь, Айя не обратила внимания на мои ощущения, когда мы с ней общались. К-хм. А то где-то неловко.

Внутри за самым обычным овальным столом, развалившись в кресле, обнаруживпется Хадзимэ Хамасаки собственной персоной.

Тика занимает диван у стены и, не обращая внимания на супруга, работает с виртуальными монитором и клавиатурой.

Миру сидит во втором кресле напротив отца и, не мигая, глядит на него, как змея на колибри.

— Я думал, допросная выглядит иначе, — как обычно в этом теле, ляпаю языком до того, как успеваю подумать.

Хотя, возможно, нечего пенять на зеркало, если сам не в порядке.

— Иначе, — подтверждает мать Айи, захлопывая сейфовую дверь бункера.

Теперь вижу, что она точно на расширениях, там не одна тонна. Голым бицепсом не вытянешь.

— Но это и не допросная, — продолжает Дальхис. — Другое помещение.

Интересно, а где всё это время находится сеньор Мартинес? Его и здесь не видать.

— Ты хотел знать исполнителя. Твоего отца, если говорить технически, убил вот этот человек. — Абсолютно спокойная Тика подвешивает в воздухе трёхмерную голограмму японца лет тридцати пяти и пару раз оборачивает её на триста шестьдесят градусов.

— Имя? Фамилия? Адрес? — Миру по-прежнему разглядывает своего родителя с каким-то непонятным мне любопытством.

И ведь не спросишь их, что здесь происходит.

— Рыжий, не парься, — одноклассница стремительно перетекает из низкого неудобного кресла в вертикальное положение и за какую-то долю секунды оказывается рядом со мной.

Не понял, они тут что, все на расширениях?

Недолго думая, отбиваю "сестре" в чате:

"Чт у вс тт прсхдт?".

— Можешь голосом, — Миру выражением лица и глазами даёт понять, что нашу переписку сейчас читают обе матери. — Мой отец согласился, взамен на кое-какие гарантии будущего, ответить на все наши вопросы. На твои в том числе. Мы их задали, тебя позвали сказать ответы.

Запоздало припоминаю, что иного выхода на исполнителей якудзы у меня не было, а человека этого я разыскать хотел.

Хадзимэ, не говоря ни слова, пишет на листке имя, фамилию, адрес, что-то ещё. Затем отодвигает бумагу в мою сторону.

— Спасибо. — Интересно, какие гарантии они ему дали.

Но спрашивать вслух не буду, по крайней мере, здесь и сейчас.

— Виктор, у меня для тебя очень тяжёлая новость. — Дальхис завершает какие-то пассы с дверью и присоединяется к Миру.

В том плане, что тоже подхватывает меня под руку, приобнимая с другой стороны.

Блин, ну нельзя же так. Не с её внешностью и, к-хм, плотностью и упругостью отдельных деталей при тактильном контакте.

— Только не нервничай. Я знаю, ты сильный и справишься. — Латиноамериканка зачем-то касается лбом моего виска.

В следующую секунду понимаю, у неё с самого начала работает то расширение на силу, которое стоит и у Айи.

Так вот как она двери без доводчика голыми руками ворочает.

— Не нервничай, — рефреном ей повторяет "сестра", прижимаясь ко мне с другой стороны.

* * *
Фотография Дальхис Эскобар — в дополнительных материалах

Глава 19

— Может, хватит прелюдий? — аккуратно высвобождаюсь из двух пар рук.

Самое интересное, что ничего конструктивного на тему того, что бы это могло быть, в голову не приходит.

— Наталья Седькова погибла. — Тика одним щелчком сворачивает и клавиатуру, и интерфейс, поднимаясь и цокая каблуками по бетонному полу в направлении меня. — И это исключительно моя вина.

ИНТЕРЛЮДИЯ


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19