Апелляция кибер-аутсайдера 5 [Семён Афанасьев] (fb2) читать онлайн

Старшеклассник без клана. Апелляция кибер-аутсайдера 5

Глава 1

👇

Миру зависла, несмотря на все работающие расширения.

Раньше Рыжий так себя никогда не вёл.

— Я сейчас искренне не понимаю, как относиться к твоим словам. — Дальхис, наверняка имевшая опыт и не таких разборов между своими, практически мгновенно поймала нужный поток. — У меня нет от тебя секретов, особенно в этой части — но мне крайне не нравится твой тон.

— Я бы предложил в этой ситуации сконцентрироваться не на форме коммуникации, а на её содержании.

— Иногда неловкая форма способна нивелировать любую гениальность этого твоего содержания. Ты же оперируешь понятием этикет?

— Вы сейчас лукавите, — всё так же спокойно ответил Виктор. — Неловко в этой ситуации больше всех моей опекунше, Тике Хамасаки, а не вам. При всём уважении, Дальхис — особенно с учётом того, что я и как женщину вас очень даже воспринимаю. Вы же из какой-то солидарности в данный момент просто принимаете весь удар на себя.

Латиноамериканка вскинулась, собираясь что-то возразить, но была остановлена коротким жестом японки:

— Не будем буксовать на одном месте. Виктор, да, ты прав. Мне сейчас крайне неловко из-за того, что произошло, — мама хотя и здорово переживала, но на удивление сохраняла конструктив. — Я действительно не знаю, как перед тобой оправдываться. Любые слова будут пустыми, аргументы... — она развела руками. — У меня нет от тебя секретов, тем более насчёт дальнейших планов или случившегося. Но сперва можно один вопрос?

— Да.

— Почему именно такая реакция?

— В смысле? Что показывает ваше расширение?

— Я сейчас не о нём. Как человек говорю: ты отреагировал крайне парадоксально. Перечислить все ментальные маркеры?

— Не надо, понял. Тика, я сейчас думаю только логикой, хотя Дальхис считает, что другим местом... Всё, что может быть истолковано как угроза, в угрожаемый период автоматически считается угрозой, — Рыжий грустно вздохнул. — До тех пор, когда не будет доказано обратное.

Интересно, откуда он эту фразу взял?

— Смерть Натальи Седьковой, как по мне, демонстрирует сразу два момента, — продолжил одноклассник. — Первое: вы не так хорошо контролируете ситуацию. Второе: старая поговорка права.

— Что за поговорка? — встрепенулась Миру.

— "Хорошую работу чужими руками не сделаешь". Вот расклад моего, — он выделил интонацией местоимение, наплевав на присутствие отца, — расширения. — Блин, спалился второй раз подряд, мелькнуло у неё. — Теоретически, даже будучи недееспособной, Наталья Седькова служила противовесом: она и на наследство после отца могла претендовать, и, опять же теоретически, могла завязать с бухлом.

— И что? — мимика Дальхис не выдавала никаких эмоций.

— Да что угодно, вплоть до представления моих законных интересов. Лично у меня оставалось больше пространства для манёвра. В том числе — по вопросам вступления в наследство...

— Да ты уже по факту собственник! — здесь Мартинес-старшая не сдержалась.

— ... в разделительных сегментах. — Чётко закончил одноклассник.

Присутствующие помолчали, обдумывая услышанное с разных сторон, каждый со своей.

— Какая-то странная смесь императивов у тебя сейчас, — задумчиво сказала "брату" Миру, пытаясь сформулировать поточнее. — С одной стороны, ты очень отстранённо анализируешь: не делаешь скидок самому себе ни на эмоции, ни на неизбежное падение вычислительного ресурса из-за такого стресса. Я бы на твоём месте сейчас вообще билась в истерике и мозгами ничего не соображала бы. А ты как-то очень стройно рассуждаешь. Знаешь, какое слово просится на язык? — её внезапно осенило.

— Ну? — хмуро повернулся в её сторону Седьков.

— Бездушие, — откровенно выдохнула она, вслед за Рыжим отбрасывая собственные национальные обычаи вежливости, ставшие сейчас резко ненужными. — Причём знаешь, что интересно? Это бездушие в целом ни на кого не направлено: в адрес Натальи Седьковой ты очень аналитичен, скажу деликатно... хотя её больше нет... В адрес же Тики Хамасаки ты весьма успешно контролируешь целые тайфуны эмоций. Без нейрокоррекции причём. В сумме получается бездушно.

Мама задумчиво перевела взгляд с Виктора на неё, но ничего не сказала.

Отец демонстративно продолжил изображать статую, подхватив со стола какой-то журнал явно эротического содержания и листая его с напускным энтузиазмом.

На заднем плане занозой мелькнула мысль: интересно, это Мартинесы хранят у себя в подвале замшелую порнуху на бумаге? Сейчас, когда уже давно трёхмерное видео щелчком пальцев качать можно? Или это родитель где-то разжился антиквариатом и не выпускает из рук? А что, тоже экспонат; какие-то деньги, между прочим.

— Ты девчонка, тебе простительно биться в истерике, когда тебе плохо. — Кажется, Виктор сейчас технично промолчал о том, мамашу свою любил не особо. Не из расширения увидела — почувствовала задницей. Ух ты. — Я же мужик; кто-то же должен себя контролировать... Что ещё хотела добавить, но промолчала?

— А с другой стороны — ты и правда какой-то слишком отстранённый сейчас, что ли, — она так и не смогла подобрать нужное слово самостоятельно, а пользоваться нейрокоррекцией почему-то не хотелось. — Если сравнивать с тобой обычным. Понимаешь, эту свою загадочную русскую душу ты сохранял в таких ситуациях, когда немыслимо было. А сейчас я её не наблюдаю. Первый раз за всё время. Чем объяснить?

— Ты прикольнее всего выглядишь, когда говоришь вот так, как доктор наук по философии, — фыркнул Рыжий, не заморачиваясь приличиями, затем спохватился и вздохнул сообразно моменту.

Ух ты, второй раз на те же грабли; неужели попала в точку? Или не может быть, родная мать всё-таки?

— Да где там отстранённо анализирую, очень даже переживаю. — А вот тут он шмыгнул носом абсолютно искренне. Блин, какой его ипостаси верить. — Кроме прочего, стало страшно. До сего момента так не боялся, как в эту секунду: обделаться хочется. А вместо этого надо собраться и здраво наступать по всем направлениям одновременно.

К её несказанному удивлению, мама после таких слов своего официального подопечного закусила губу, порывисто вдохнула через нос, выдохнула через плотно сжатые губы — и явно сдержала какую-то рвущуюся наружу ремарку.

В следующий момент Тика Хамасаки махнула рукой на приличия, таки подошла к пацану вплотную и порывисто его обняла, прижимая к себе:

— Я тебе не могу всего сказать сейчас, но мне больно вместе с тобой. Пожалуйста, услышь меня. Всего лишь услышь, больше ничего не нужно.

Дальнейшие слова матери заставили Миру озадачиться по верхнему пределу:

— Виктор, я не отделяю своих интересов от твоих и предлагаю в этой связи компромисс: давай сейчас не будем делать резких движений? Давай изо всех сил останемся конструктивными?

— Что вы хотите от меня взамен? — Рыжий по счастью проникся и не стал демонстрировать дистанцию.

При этом он на автомате скользнул взглядом по сиськам мамы и на удивление не воспылал своей обычной развитой гормонально эрекцией.

Да ну, не может быть. Что-то в горах сдохло.

— Ничего не хочу, — Хамасаки-старшая продолжила обнимать подопечного. — Просто сформулируй свои условия? Что сейчас должно произойти, чтобы тебе стало комфортно, спокойно и безопасно?

Седьков второй раз машинально покосился в мамино декольте и, вовремя одумавшись, не стал лапать её за задницу (фуф, всё как обычно. А то подумала уже...):

— Тика, какое там спокойствие! Вы же понимаете, что это будет только иллюзия?! — Он снова по-детски глубоко вздохнул. — Если такие пироги заворачиваются?!

— И тем не менее.

— Ну тогда я уже сказал, ответьте на мои вопросы. Как погибла моя мать? Что вы запланировали в этой связи? Каков анализ ситуации как в ретроспекции, так и на горизонте планирования? Можно рапорта вашего персонала получить независимо от ваших же собственных выводов?

— Последнее зачем? — в их беседу аккуратно вклинилась Дальхис.

Ха, а вот на её сиськи Рыжий плотоядно щурится уже совсем с другим выражением лица. Хех, какая только чушь в голову ни лезет.

— А исполнители очень часто имеют более приземлённое видение, — рассудительно не по ситуации пояснил одноклассник. — У меня же может быть своё понимание происходящего?

— Запросто. — Эскобар-старшая не обращала внимания на растущий в крови несовершеннолетнего собеседника тестостерон.

Кажется, я теперь лучше понимаю, почему Мартинес в этом бедламе выросла такой, какой она выросла, сказала себе Миру мысленно.

— Вот моё понимание говорит, что вы контролируете в лучшем случае половину всего информационного массива. Недостающую часть, в теории, следует брать у низовых исполнителей.

Седьков выдал это на одном дыхании и не задумываясь настолько естественно, что впечатлились абсолютно все.

Даже отец на мгновение оторвался от фотографии голой европейки.

— Кто учил теории? — Дальхис с интересом наклонила голову к плечу. — Я-то согласна, но ты... удивляешь.

— Математика, — равнодушно пожал плечами одноклассник. — Вы этого раздела всё равно не знаете. Извините.

* * *

— ... Как погибла моя мать? Что вы запланировали? Можно рапорта персонала получить независимо от ваших же собственных выводов?

Дихотомия, или не знаю как ещё это состояние назвать.

С одной стороны, бурной душевной тяги в адрес Натальи Седьковой лично у меня нет и не было: чужой человек, сам я её практически не знал. А эмоциональное наследство предшественника на мою психику не действует.

С другой стороны, резко нахлынула какая-то необъяснимая тоска: на ровном месте почувствовал себя маленьким, одиноким, беззащитным — а далее ещё целый пакет херни по списку. Бр-р-р, и откуда оно только взялось, я-то не тинейджер, несмотря на тело.

Пару минут поболтали на повышенных тонах. Специально в бутылку лезть не хотел, оно как-то само так получилось.

— А ты меняешься. — Миру, кажется, после объявления мне "приятной новости" собиралась долго меня успокаивать, причём тактильно тоже.

Поскольку я в истерике биться не стал, она после моего непроизвольного демарша дисциплинированно отошла на шаг назад и сейчас разглядывает меня, словно экспонат музея или выставки.

— В каком плане меняюсь? — уточняю на всякий случай, продолжая оставаться в объятиях Тики.

Принимая во внимание полную и логичную обоснованность моей нынешней тревоги, именно опекунша в данный момент страдает как бы не больше всех остальных присутствующих, взятых вместе.

Эх-х. Но ведь не скажешь же "да чёрт с ней, с Натальей Седьковой, только не нервничайте".

В дверь импровизированного бункера вдруг раздаётся такой грохот снаружи, что я поначалу даже предположить не могу, чем можно так тарабанить: кулаком или ногой сквозь сейфовую сталь и тени звука не донесётся, а молотить тараном с такой частотой физически нереально.

Не отбойный же молоток сюда приволокли, чтобы в калитку постучать?

— Дочь явилась. — Непонятно с каких кочерыжек заключает Дальхис и решительно отворяет, не обращая ни на что внимания.

Снаружи и в самом деле обнаруживается Мартинес, правда, напару с Эрнандес.

— Я присутствовала при всей беседе. — С порога сообщает Айя, обращаясь лишь ко мне и незаметно касаясь ногтем своего концентратора.

Пронзительный взгляд матери она "не замечает" и добросовестно игнорирует:

— Рыжий, я услышала все твои вопросы старшим. Могу в этой связи попросить тебя об одолжении? Сама, от собственного имени?

— Э-э-э, да. — У неё получается меня озадачить.

В следующий момент они с Эрнандес аккуратно оттирают опекуншу и подхватывают меня под руки:

— Погнали кое-куда, наедине пошепчемся. Сюда потом вернёшься, если захочешь.

— Куда собралась? — холодно интересуется Дальхис.

— Потом расскажу, не сейчас, — отмахивается от неё Айя, явно попирая некие внутренние семейные родительские претензии.

Видимо, у меня на лице тоже отражаются определённые мысли, потому что в следующую секунду две латиноамериканки используют уже известное мне расширение на силу и банально поднимают меня в воздух.

После чего тупо несут на выход.

— Уверены? — ну не драться же ещё и с ними, в самом деле.

Тем более что я ничего не могу в таком положении, кроме как болтать ногами на весу.

— Ты хоть раз в жизни пострадал из-за того, что послушался меня? — вроде как задаёт вопрос, но на самом деле отвечает Мартинес-младшая, продолжая транспортировать меня на выход.

По поводу прожигающего сталь взгляда своей матери она даже не чешется.

— Нет.

— Ты нам доверяешь полностью или с какими-то оговорками? — в лоб рубит со своей стороны Эрнандес.

— Первое. Но это не исключает мое...

— Ну вот и погнали, пошепчемся, — перебивая меня, итожит Айя. — А маманов потом потиранишь.

— Кого?!

— Мою маман и маман Миру. — Затем она бросает через плечо в дверях, не опуская меня на пол. — Миру, ты едешь с нами. Догоняй и не отставай.

Хамасаки-младшая возмущённо задирает брови на затылок, открывает рот и явно собирается что-то ну очень эмоционально ответить.

— Пожалуйста. — Добавляет мягко Эрнандес. — Это и моя очень сильная к тебе просьба.

На удивление, необычный аргумент срабатывает.

— Только если так, — ворчит "сестра", отлепляясь от компании взрослых и выходя за нами следом.

— ВЫ КУДА? — обе родительницы, забывая о неотложном, возмущённо и решительно направляются за нами.

Судя по их лицам, явно не за тем, чтоб нас обнять или поцеловать.

— Я возьму хорошее сопровождение, не ходите следом, — Айя не уступает. — Мам, ты остаёшься здесь.

Дверь бункера бесшумно закрывается её ногой, отрезая от нас все звуки изнутри. Оказывается, под этим расширением и так можно.

— Бегом теперь! — Выдыхает Мартинес совсем другим тоном. — Мама не будет отдавать команду на КПП, надо успеть смыться с территории! Пока они с дверью сейчас воевать будут, я замок на задержку поставила.

И одноклассницы-латиноамериканки со мной на руках несутся по коридору. Следом бухает подошвами в пол Миру.

— Куда вы меня тащите? — начать что ли нервничать.

Впечатления словами не опишешь. В том числе потому, что направляемся мы явно не на второй этаж, а в самом деле на улицу.

— К машинам, — лаконично бросает Айя. — Надо кое-куда съездить, а потом продолжим дискуссию о наездах на предков и о формах их отчётности.

— Слушай, я не чемодан и не вещь. Что происходит?

— Ты находишься на грани потери конструктива, — тут вместо подруги мне отвечает Эрнандес. — Сейчас такой момент, что противоположная сторона больше всего кое в чём весьма заинтересована, — она делает неуловимую паузу. — В чём, Рыжий? Ты же далеко не дурак? Сообразишь без подсказки?

— Да тут гением быть не надо, — ворчу. — Поставьте уже меня на место, сам дальше пойду. Если теоретически, в нашу такую разношёрстную компанию недругам нужно вносить разлад. Если получится вбить клинья между нами — дальше мы сами себя сожрём. Получается, союз ослаблен и барьерные функции снижены.

— Именно. — Неожиданно сзади прорезается Миру. — Я тоже об этом подумала, но не сообразила, как тебе ненавязчиво объяснить. Пыталась там намекнуть, но ты на кое чьи буфера таращился и логику не воспринимал.

— А из твоих уст любые объяснения сейчас всё равно будут корявыми, — бросает ей через плечо баскетболистка. — Ваша сторона облажалась, причём весьма нехило. Твоей вины нет, но ты же себя от матери не отделишь.

— Я и не спорю, — спокойно соглашается японка. — Но попытаться стоило. Кстати, мне тоже интересно, не только Рыжему. Куда вы нас тащите?

Мартинес на подземной парковке уже решительно распахивает дверцу незнакомого мне лимузина:

— Прошу. Транспорт новый, защищён по первому классу, можете не трястись. Доедем в целости и сохранности, тем более что центр города.

— Ну, у нас в центре города этаж клиники вырезали, — без лишних эмоций напоминает младшая Хамасаки. — Вот только что, прямо сейчас.

— И всё-таки? — поддерживаю "сестру". — Куда едем-то?

Машина уже выруливает из поместья.

Эрнандес опускает ладонь на мой рукав:

— Я договорилась с полицией, чтобы тебя пропустили на место происшествия. Такое бессмысленно объяснять отсюда, предлагаю продолжить там. И все эти разговоры, и ответы на твои вопросы — оно нагляднее будет на месте, верь мне.

Видимо, в качестве дополнительного аргумента она придвигается вплотную, обнимая меня за рёбра под руками.

Ну и как на это реагировать?

— Расслабься, — искренне предлагает баскетболистка, как будто читает мысли. — Пока едем — расслабься, нервы тебе ещё понадобятся. Тебе здесь никто не желает зла, а ты напрягся, как гитарная струна. Только что не звенишь.

Парадоксальным образом именно её прикосновения меня и успокаивают.

— А ведь Длинная у нас как модератор сейчас стала, — задумчиво замечает Миру после того, как мы въезжаем на территорию клиники и перед тем, как выбираемся из машины. — Тихо и незаметно вынырнула из омута и всех примирила и успокоила. Если бы не она, могли бы и перегрызться между собой по дороге. Ещё в чат мамам пишет — говорит, чтоб не нервничали.

Эрнандес молча улыбается.

— Моя даже почти успокоилась, — продолжает японка. — Сейчас доказывает твоей, Мартинес, что всё под контролем. Хотя машина твоя и рулишь процессом ты. Прикольный ты человек, Эрнандес!

— Угу. Она большая, добрая и открытая по большей части, — соглашается Айя, вылезая на улицу первой. — Располагает фактурой, так сказать. А я мелкая и стервозная, типаж не тот. Её все из-за габаритов слушают, хе-х.

— Не обесценивай меня. — Ана двигает её кулаком в бок, потом поворачивается ко мне. — Рыжий, там сейчас может быть неприятно. Очень неприятно. Я могу попросить тебя выдержать, чего бы тебе это ни стоило?

— Куда я денусь.

Не сказать, что я тоскую и горюю именно по Наталье Седьковой или что мы были с ней ой как близки — потому отвечаю честно и искренне.

Отчего же тогда на душе так скверно, чёрт побери.

— Молодец. — Мартинес истолковывает мои слова по-своему и чмокает меня за ухом. Затем продолжает без перехода. — Слушай, такой деликатный вопрос. Ты готов на мне жениться? И на Эрнандес?

Ана, что интересно, сдержанно ожидает моего ответа и заявление подруги никак не комментирует.

* * *

— ... деликатный вопрос. Ты готов на мне жениться? И на Эрнандес? — у неё было несколько вариантов на выбор, как повести беседу дальше, но она не стала ходить вокруг да около.

Кроме прочего (чего уж), интересно было посмотреть и на морду Рыжего в этот момент. Должны же быть даже в такие тяжёлые жизненные моменты какие-то непроходящие вечные развлечения.

Парень не разочаровал:

— А чё, нам уже актуально?! — без разбега занервничав и моментально вспотев, одноклассник напряг извилины. — Мы залетели?! Все втроём?! — самый первый логический шаг его "аналитический аппарат", к-хм, сделал именно туда, куда предполагалось.

Приятно быть умной, чёрт возьми.

— Это она тебя терапевтирует, — хохотнула без паузы Длинная, испортив всю малину. — Ты так очаровательно распереживался, пха-ха-хааа. Она на это и рассчитывала.

— Да я не отказываюсь жениться, просто как-то неожиданно, — принялся оправдываться Седьков, ещё больше усугубляя ситуацию и её веселье (последнее, впрочем, она внешне не демонстрировала).

Рыжий напряг мозги ещё сильнее — ну как же, надо любимых подруг не обидеть. Он принялся старательно подбирать слова и предсказуемо переключился с мыслей о смерти матери на что-то менее разрушительное.

Что интересно, её расширения почему-то совсем не показали, что он вот прям сильно расстроился или ушёл в раздрай — так, обычный контролируемый эмоциональный всплеск вниз.

У девок, если что, такое даже перед месячными сплошь и рядом. Не эксклюзив.

Айя дисциплины ради подумала ещё чуток, почему так — и только тогда испугалась.

Если такой тип, как он, вообще никак не выдаёт своих эмоций — значит, что?

Сто процентов, его душа рыдает. Он хотя и не латинос, но реагирует очень часто схожим образом.

Мужики, они вообще сентиментальные — а тут ещё и родную мать потерять. Какую-никакую, но ближайшую физиологическую родственницу. С его точки зрения, причина более чем серьёзная.

Ей показалось, что на какое-то мгновение внутри всё оборвалось. Если Рыжий ТАК скрывает, что чувствует, то не собирается ли он с собой сделать что-нибудь нехорошее? В первый же момент, когда останется один?

— А с чего вдруг так резко встала тема женитьбы? — Рыжий излучал глубокую задумчивость настолько искренне, что она даже выматерилась вполголоса.

Бл*, так ошибиться. Депрессией одноклассник и не пах, такое не подделаешь. Он вообще очень искренний во всех манифестациях, ни разу не актёр.

— Потом объясню. — Мартинес не стала наступать на горло собственной песне и цинично сгустила интригу, хотя момент, возможно, был не самым подходящим. — Женишься? Одно слово, да или нет.

— Да.

Хе-хе, не задумался, не споткнулся. Кремень.

— На обеих? — уточнила она, чтоб так не косилась со своей стороны Эрнандес. — Есть юрисдикции, где нас троих распишут семьёй. Тамошние документы будут действительны и в федерации, будем семейством из двух жён и одного мужа. Как на родине Лысого, там можно с шестнадцати в брак.

— Да. — Что ни говори, новый Седьков умел быть мачо, где требовалось. — Но после клиники ты мне обязательно объяснишь, что это за срочность.

— Объясню, — серьёзно пообещала она.

А затем Длинная обратилась к полицейскому из оцепления, до которого они дотопали к этому моменту:

— Привет. Я — Эрнандес, она — Мартинес. Тип между нами — наш жених, скоро можем расписаться. Это его мамашу там внутри вместе со всеми ухлопали. Вас предупредили, что мы подойдём?

Любые легавые расширения сейчас добросовестно скажут, что звучит чистая правда — свежие маркеры в мозгах у всех.

Скользкий момент. Внутрь могли и не пустить — местами беспредел, что ни говори. Но одно дело — просто школьники рвутся толпой, родственник трупа из которых лишь в единственном числе. Остальные с точки зрения закона вообще зеваки.

Другое дело, когда пройти хотят две hermanas, а между ними тип, который согласился жениться на обеих. Что там между ними произошло, дело десятое — но горе у своих, не у чужих. К тому же наверняка у троицы проблемы, если собрались создавать такую сложную семью столь лихорадочно.

Помочь своим — святое дело. Тут уже любые сомнения трактуются в какую надо пользу.

— Хотите внутрь пройти? — сержант в оцеплении у парковки был не из восемнадцатого участка, но свой, как договаривались.

И оценивал момент без ошибок.

— Да. Тело же потом могут не выдать родственникам после всего, так пусть хоть сейчас попрощается. — Ана абсолютно естественно осенила себя знамением по католическому канону.

Мартинес так же рефлекторно повторила.

— Вам звонили?

— Да, наших предупреждали. — Парень огляделся по сторонам. — Специально меня сюда и поставили, а не гринго. Внутри скажите, что вам нужно к дознавателю — на опознание. Оно, кстати, актуально и чистая правда. Проходите быстро.

— Спасибо.

Рыжий не успел поймать пакет перевода с кастильяно от Миру, но зато увидел в их исполнении относительно понятный ему жест.

Озадачившись, он явно решил поучаствовать в сцене для убедительности и зачем-то с серьёзным видом сцепил пальцы едва ли не в кукишь, после чего тоже перекрестился.

В другую сторону. Противоположную. Тремя пальцами. Бля. Хорошо, не левой руки.

Захотелось истерично захихикать.

— Он русский, ортодокс. — Шагающая сзади Хамасаки выдала вроде как естественную по контексту ремарку хотя и с акцентом, но вполне понятным языком.

Ух ты.

Айя ракетой рванула в онлайн справочник христианских обрядов и чуть не ударила нижней челюстью в бетон.

Ух ты дважды. Не знала. Офигеть.

— А-а-а, — легавый тут же расслабился. — Понял. Да, точно... — видимо, тоже тут же сверился с кое-какими базами и убедился в том же.

Ну надо же.

— Я буду внимательно присматриваться и следить за тобой, — "зловеще" пообещала Мартинес японке. — Ибо ты тоже полна сюрпризов, сестра моя.

— Как тебе будет угодно, — равнодушно отмахнулась Миру, переходя на английский. — Чего только не сделаешь, чтобы сохранить иллюзию собственной грандиозности, да? Хи-хи.

Вроде и тон был несообразный обстановке, но Рыжий почему-то расслабился и отмер, становясь нормальным человеком.

Она и Эрнандес это чётко почувствовали через тактильный контакт.

Глава 2

— Добрый день, моя фамилия Эрнандес. — Длинная, не заморачиваясь, решительно дёрнула за рукав патрульного, стоявшего на переходе с лестницы на нужный им второй этаж.

Тип был явно не своим: слишком белый плюс молча довернул голову и вопросительно изогнул бровь.

— Погоди, дай я. — Рыжий выкрутился из их рук. — Моя фамилия Седьков. Мне сообщили, что здесь погибла моя мать и мне нужно прибыть на опознание. Куда идти?

— Да. Секунду. — Взгляд легавого из отмороженного превратился в плюс-минус человеческий.

Он явно с кем-то снёсся по мессенджеру, потому что через секунду вытянул вперёд указательный палец:

— Вон туда. Детектив Коули. — Запнувшись, полицейский продолжил. — Пацан, соберись.

Потом зачем-то выпрямился, щёлкнул каблуками и бросил руку к виску на мгновение.

Рыжий абсолютно естественно вдавил подбородок в грудь, потупил взгляд и тоже щёлкнул каблуками. Его руки при этом остались опущенными.

Занятно, надо будет потом расспросить, что это.

_______

А Коули оказался темнокожим.

— Сейчас освобожусь! — и обращался он исключительно к Седькову, латиноамериканок и японку игнорируя напрочь.

Сквозь дверной проём самой первой палаты на этаже за широкой спиной детектива виднелись пара тел.

Зрелище было не самым приятным, а где-то даже и пугающим — с учётом кое-каких деталей. При том, что уж мы-то насмотрелись в своё время, подумала она. И никак не в симуляторе.

Хорошо, у Рыжего зрение не ахти.

— Длинная, ты что-нибудь понимаешь? — Мартинес специально использовала жаргон и сокращения, которые не хавает искин-переводчик. — Чё за ботва? Они уже забыли, на кого работают?

"Заткнись, ради Иисуса 👀", — мгновенно пришло от подруги на интерфейс. — "Вот только что дядя написал: работают люди из министерства, аппарату районного комиссара вообще не подчиняются. Наши стоят только в оцеплении".

"Упс. Бля. Промашка, пардон. Слышь, у тебя такая рожа, как будто ты что-то понимаешь. Колись? 🤨".

"Не понимаю, но помню кое-что по аналогии. На подобные замесы министерство приезжает только в одном случае: когда потом нужно передавать материалы в метрополию".

"Не тяни кота за... ☠! Что это значит?!".

"Не тяну. Просто ты строчишь с такой скоростью, что я читать не успеваю! Коротко: групповое преднамеренное убийство, скорее всего группа лиц. Мне почему-то кажется..." — а дальше Эрнандес последовательно отправила две иконки, которые в текстовом режиме не считывались.

Нейроконцентратор и схематическое изображение вируса.

Миру задумчиво потёрла кончик носа.

"Х*ясе", — Мартинес мгновенно прикусила язык.

Ей только сейчас стали понятны усилия, предпринятые подругой через родню, чтобы сюда попасть.

Говоря прагматично, за подобные вольности министерские могли над местным муниципальным аппаратом надругаться прилюдно и не по одному разу. С последующими поголовными увольнениями (само собой — с волчьими билетами и без пенсий) — и это ещё не в худшем случае.

Наконец детектив закончил терзать кого-то из экспертов и вышел в коридор, плотно прикрывая за собой дверь:

— Седьков Виктор. — Он не спрашивал, а именно что утверждал.

Интересно, у Рыжего сейчас хватит соображалки понять, что этот спортсмен, облечённый полицейскими полномочиями, имеет практически неограниченные допуски ко всем базам и почти такое же быстродействие?

Опасный тип, если он противник.

— Я, — абсолютно не заморачиваясь чужой тревожностью, кивнул одноклассник.

Выглядел он сейчас чуть настороженно, но это как раз было мотивировано: где-то здесь тело родной матери, что ни говори.

Затем Седьков скользнул взглядом по фрагменту золотой подвески, висевшей на цепи под рубашкой легавого, и неожиданно весело выдал:

— Салам, бро!

Латиноамериканки молча переглянулись.

— Алейкум салам, — темнокожий кивнул, удивлённо сдвинул брови и, кажется, едва удержался от встречного вопроса.

— Откуда сам? — принялся наседать, воодушевившись с каких-то непонятных кочерыжек, Рыжий.

Затем озвучил короткую абракадабру на чёрт знает каком языке.

Коули ещё сильнее наморщил лоб, задвигая брови уже на затылок и качая головой.

— Пардон, — непосредственно вздохнул Седьков. — Думал, вы из наших, — он непосредственно указал взглядом то ли на медальон, то ли на какой-то религиозный символ.

— Врядли. — Добросовестно задумавшись на секунду, вежливо предположил детектив. — Вашу семью в НАШИХ окрестностях точно бы знали. Я бы не пропустил, однозначно — слишком уж внешность приметная. — Он даже обозначил уголком рта подобие улыбки. — Для НАШИХ мест.

Рыжий тут же заржал, хрюкнул и без затей ткнул пальцем в чужую рубаху:

— У нас бы вас тоже, а-га-га, издалека приметили. Сорри. Просто tumar как из дома. Извините. — Он шмыгнул носом и без перехода насупился.

От его веселья не осталось следа. С другой стороны — слава богу.

Выдыхаем, угрюмо подумала про себя Мартинес. Хотя, может, он где-то прав: кто первым задаёт вопросы, тот владеет ситуацией. Приём вроде нехитрый — а кое-кто с грацией носорога типа в иерархии конкретной беседы чуть ли не сравнялся.

"М-да. Так уметь надо", — подруга синхронно отписала в чате, словно читала мысли. — "И ведь практически на грани, в пределах нормы, можно сказать".

— А что у вас в него кладут? — темнокожий, по-прежнему не обращая внимания на противоположный пол, теперь уже сам коснулся собственной рубашки.

Офигеть можно, подумала она и, догадавшись только сейчас, сместилась чуть-чуть влево: на цепи, оказывается, висел не только медальон, а ещё и маленький мешочек. Явно из органика, но точнее было не разглядеть. Кожа, что ли?

— Да обычно молитвы, свитки с напутствиями старших. — Без своего обычного оптимизма отмахнулся Седьков. — Чаще всего — благословения предыдущих поколений. Извините ещё раз, просто ошибся.

— Ничего страшного... Нет, мы точно из разных мест, — Коули, судя по нюансам, уже пробил за время разговора подноготную собеседника вплоть до места рождения. — Даже миры не совпадают. С вами кто? — он наконец соизволил обратить внимание на латиноамериканок.

— Мои девушки, — ни на йоту не запнувшись, ответил одноклассник быстрее, чем окончился вопрос. — Собираемся жениться, все втроём. Рановато, но так сложились обстоятельства. А это сестра, — кивок в сторону Миру. — Сводная, получается. По опекунше.

Бля. Даже невинные приколы, несущие в себе лишь фрагменты шутки, иногда могут работать на результат, философски заключила Мартинес про себя.

"Это 5 баллов. Когда он сам верит в то, что говорит — результат налицо" — Длинная опять проявила талант в чтении чужих мыслей в рандомные моменты, прокомментировав её собственные размышления с точностью до долей секунды.

— Мы — его психологическая поддержка. На правах будущих членов семьи. — Айя решила, что настала пора если и не вмешиваться лично, то как минимум участвовать.

Всё равно после хватаний кое-чьими белыми пальчиками волосатой груди негра при исполнении на соблюдение любых нюансов этикета можно помочиться, как говорит завуч Трофимов, с разбега.

Если даже ЭТО проканало — дальше можно не париться. Хотя, возможно, слишком светлый на общем фоне Рыжий и слишком тёмный там же Коули — тупо некая своя каста, ещё не оформившаяся?

Надо, кстати, обдумать на досуге. Пока намотаем на ус.

— У него кроме матери никого не было, — аккуратно добавила подруга этим своим низким, грудным, вибрирующим голосом. — Из кровный родни. Отец погиб раньше.

— Да понятно, чего там. — Коули расфокусировал взгляд, прикусил немелких размеров нижнюю губу и задумчиво потёр ладонью затылок. — Ана Эрнандес?

— Я. — Длинная соображала не хуже.

Кроме того, сейчас наверняка в параллель лихорадочно общалась со всей своей близкой и дальней родней в погонах местного департамента.

— Баскетбол?

— Угу. Сами за Фунабаси почему не стали играть? Извините, — тут же повинилась одноклассница. — Я смотрела ваши игры, когда училась в младшей школе. Вы тогда на третьем курсе университета...

Хренасе. Мартинес не стала скрывать удивления и уже абсолютно спокойно провалилась в онлайн-справочник:

— Жалко, что мне вас не о чем спросить, детектив.

Ну а чё, в подобном гротеске естественность — лучшая тактика. Если судить по поведению этих двух долбо**ов, с которыми негр вон, даже нормально разговаривает. Несмотря на.

— А с вами с удовольствием поговорили бы мои коллеги, — серьёзно ответил ей Коули без паузы. — Не о вас, правда — о вашем семейном бизнесе. Сказать, из какого департамента?

— НЕ НАДО ГОВОРИТЬ ДЕПАРТАМЕНТ! У Рыжего ранимая психика, — она зачем-то выбила каблуками чечётку на три такта. — И я здесь не по своим семейным делам, в смысле, не по родительским.

В этом дурдоме, похоже, кашу не то что маслом, а уже вообще ничем не испортишь. Можно не напрягаться и искренне быть собой. Говоря цинично, не арестуют.

Айя вдруг отчётливо поняла: случилось что-то такое, на фоне чего даже весьма спорный семейный бизнес в глазах министерства — переход улицы на красный свет. Ну да — незаконно, но.

Есть и гораздо более серьёзные проблемы.

* * *

Детектив Коули оказывается негром. Я уже достаточно хорошо ориентируюсь в местных реалиях, чтобы понимать: конкретно в данном мире — исключение из исключений. Даже просто по статистике, по крайней мере, на уровне его должности.

Вопреки опасениям подруг, полицейского на входе и родни Эрнандес (я краем глаза поглядываю на их с Мартинес чат), он оказывается достаточно нормальным типом. Во всяком случае, первым в бутылку не лезет, должностью не бравирует, общается адекватно.

И чего они все из-за него так тряслись?

Какой-то невидимый чёрт бьёт меня под руку — и я сослепу принимаю штуку под рубашкой, на его груди, за вещицу из дому. Тут же откровенно спрашиваю.

Мартинес стоит, проглотив лом и выпучив глаза, примерно с половину минуты — пока с вопросами к негру не подключается Эрнандес.

Оказывается, Коули — ещё и великий баскетболист в прошлом, а учился в университете без отрыва от работы. Широко известная личность в некоторых кругах.

Я уже собрался было потихоньку полезть в сеть — поискать, что найду на него, когда он отрубил всю связь в радиусе нескольких метров (на самом деле, может, и больше — просто дальше я "не вижу"):

— Дамы пока здесь. Виктор, пожалуйста, за мной. Если понадобится ваша помощь, — он всё-таки обращает на них внимание ещё раз, — я тут же вам скажу.

Мартинес и Эрнандес остаются подпирать стенку, как и Миру, а я шагаю за рослым темнокожим в самый конец коридора и далее за поворот.

Кстати, надо аккуратнее болтать языком. В испанском, знаю точно от подруг, само слово ни разу не обидное. Negro, чёрный — я спрашивал. Просто название цвета, ни больше, ни меньше.

А вот в других местных ситуациях — черт его знает, как оно. Не оскорбить бы на ровном месте ненароком.

— Если не секрет, что здесь произошло? — вопрос задаю безо всякой задней мысли, абсолютно искренне и шагая в чужом кильватере.

— Могу ответить исключительно с поправкой на ваш социальный рейтинг, — бросает через плечо бывший баскетболист. — Намёки понимаете?

— Останется строго между нами. — Угадываю, что сказать. — Просто и отца недавно...

— Я помню. И принимаю это во внимание. Вначале некоторое количество неизвестных личностей использовали достаточно серьёзный переносной комплекс искусственного интеллекта, чтобы пройти внутрь клиники. Ваша мать...

— СТОП!

Бл*, когда-нибудь моя непосредственность меня доканает: Коули и в самом деле останавливается и удивлённо оборачивается.

— Простите, не то хотел сказать. Детектив, я могу спросить у вас цифру? Какое быстродействие, по вашей оценке, было у того импортированного комплекса? "Стоп" ляпнул не для того, чтоб вы тормозили в коридоре.

— Вау. — Он не спешит трогаться с места, перекатываясь с пятки на носок и глядя на меня сверху вниз. — Удивили. — Затем называет число.

— А у здешней пропускной системы сколько?

Ну а чё, как говорит Мартинес. Если будет нельзя — он и не скажет. Но главная-то цифра — первая, вторую я и у Тики запросто спрошу.

— Если бы вы не рубанули связь, — указываю взглядом на собственный концентратор, — я бы сейчас опекунше позвонил и открыто спросил.

— На две трети ниже, — полицейский сообщает ещё одно число. — А почему спрашиваете?

— Шутите?! В этом мире совсем не так много производителей, которые выдадут подобный уровень... Даже не производителей, — перебиваю сам себя, размышляя вслух. — Пользователей. Штука наверняка паленая и делали её точно не здесь.

— Соображаете. Откуда?

Хотя мы и по-прежнему стоим на месте, спрашивает он без напряжения. Предполагаю, не в последнюю очередь потому, что я — это HamQualCon, а скорость обращения к информации у этого парня запредельная.

Надеюсь, я сейчас не ошибаюсь с завышенной самооценкой.

— Когда вступал во владение пакетом, — рисую пальцем в воздухе логотип HamQualCon, — от электронного правительства приходили уведомления. Почитал кое-что по законодательной базе.

— А ведь это закрытая информация, — спокойно сообщает темнокожий. — По идее, негражданину недоступная.

— Какая? Что ломать замок нужно более мощной машиной?!

— Нет, конкретные показатели комплексов, — он слегка озадачивается. — Что именно производится здесь, а что импортируется — дальше списка цэ не разглашается.

Знать бы ещё, что у них тут за иерархия грифов — сколько пунктов и каких.

— Да проверяйте, сколько хотите, — отмахиваюсь с чистой совестью. Мне действительно нечего скрывать. — Я лишней информации ни у кого никогда не просил, по крайней мере, на тему государственной тайны, — последние слова выделяю насмешкой. — Доступ у вас наверняка есть. Уж мои-то пакеты от электронного правительства...

— Я вижу, что вы говорите правду, — перебивает он меня. — Не поделитесь соображениями? Вот вы только что выяснили, что на этом объекте работала импортная техника. Каков дальнейший ход ваших мыслей?

— Занятный у нас разговор получается, офицер. Такое ощущение, что я пишу контрольную, а вы — тот старшеклассник, который у меня её списывает.

— Вы — очень большое исключение, — чеканит он. — И я пока не определился, как строить с вами работу.

— А не хотите обменяться намерениями?! — исключительно под влиянием внезапно проснувшейся интуиции, добросовестно озвучиваю, что думаю. — Иду ва-банк. Я спросил вас для того, чтобы лично, без опекунов или близких понимать: что произошло и как с этим бороться в будущем.

— А почему вы считаете, что мишень — вы?

— Шутите снова? Кажется, вы меня прямо сейчас ведёте на опознание тела матери.

— Вы очень хорошо держитесь, просто на зависть, — он словно зондирует почву перед собой.

— Скажу словами одного писателя моей родины: голову пеплом я посыплю позже и в другом месте. Что там на тему мишени?

— У вас иллюзия собственной грандиозности. — Полицейский по-прежнему серьёзен.

Хм, а ведь девчонки тоже упоминали эту пару слов.

— Я понимаю, что взрывной рост рейтинга, вход в первый список и потеря сразу двух родителей за короткий период точности анализа вам не добавляют, — невозмутимо продолжает негр. — Но лично у меня есть очень серьёзные подозрения, что этот этаж, — он ведёт рукой вокруг себя, — может оказаться не тем, чем кажется.

— Ага. И они все на самом деле живы, — фыркаю.

Хотя, возможно, и не должен бы. Но что-то подсказывает, что лучше сейчас сохранять естественность.

— К сожалению, нет. Просто людям свойственно путать цель и инструмент — особенно когда мотивация и сам преступник остались за кадром.

— Ух ты. — А вот здесь он заставляет меня задуматься по-настоящему. — Знаете, а ведь я уже согласен.

— На что? — бывшая звезда баскетбола опять вежливо наклоняет голову к плечу.

— Вы очень аккуратно подводили меня к нужным вам выводам. Деликатно, вежливо, не перебарщивая. Вы явно собирались сделать какое-то предложение. Я пока не догадался, что это — слишком мало знаю вообще — но вижу по вашему типажу, что плохого не предложите.

— Вау снова.

— Да. Потому и сказал вам: согласен. Коули, что вы хотели предложить?

Глава 3

— Вы понимаете, что мы с вами оба — гайдзины, забравшиеся на самую горку лишь в виде исключения? И нам нужно постараться, чтобы удержаться там, где мы сейчас?

— Не в курсе насчёт вас, у нас что, сходный рейтинг? О себе, пожалуй, согласен. Хотя и не в вашей формулировке.

— Вы и не можете быть в курсе насчёт меня. "Да" на ваш последний вопрос, рейтинг рядо...

Мне просто повезло, а он как поднялся? Интересно.

— Тогда начну первым, — перебиваю его вполне осмысленно. — У меня задача очень простая. Узнать, кто убил мать и за что, раз. В зависимости от ответа на вопрос — выбрать инструмент наказания, по возможности оставаясь в рамках законодательства, два.

— А если окажется, что враги выше уровнем, чем вы рассчитывали? — сейчас он смотрит как-то испытывающе.

— Пф-ф-ф, выше первого списка? Как это возможно технически?

— Не выше, — соглашается он. — Но и сам первый список — немало. Тем более с учётом нашего с вами в нём положения.

Занятное обобщение.

— Что вы будете делать, если окажется... — продолжает дознаватель.

— Там, откуда я родом, — снова перебиваю, — мне приходилось заниматься спортом. Перечень квалификаций такой: первый разряд, мастер спорта, между ними ещё один ранг, промежуточный. Будучи в этом промежуточном ранге, мне приходилось не раз побеждать мастеров спорта.

— Хм. Командой, залистованной в низшей лиге, били команду из более высокой? — он слегка заинтересовывается. — Как?

— Это был индивидуальный вид спорта, о командах речь не шла. Но можно и так сказать.

— Что позволяло вам компенсировать разницу в классе?

Похоже на какой-то непонятный экзамен. Ладно. Выглядит он естественно и ничего, выходящего за рамки, пока не говорил.

— А кто вам сказал, что у нас была разница в классе? — копирую его движение и тоже почти касаюсь ухом плеча. — Бывает так, что уровнем ты уже давно выше. Но этот вес неудобный, а в твой родной тренер переходить не даёт — интересы клуба.Получается, в квалификации ты этим мастерам не уступаешь, просто официально ранг ещё не присвоен.

— Я вас услышал. — Коули начинает что-то активно прикидывать про себя.

— Могу спросить, почему вы искали контакта именно со мной? — а я тем временем спрошу, всё равно они тут могут говорить и думать одновременно.

Плюс Мартинес жестами делала очень прозрачные намёки, что этот парень — умный череп, просто страх.

Кое-какие детали у меня уже выстроились в мозаику. Для начала, представитель некоего министерства, которого опасается даже дядя Эрнандес (эдакий серый кардинал, заруливающий из восемнадцатого участка всем городским департаментом) — не та фигура, чтобы тратить столько времени и сил на простого пацана.

Последнее тут же говорю ему вслух. Всё, дальше можно ожидать реакции.

— А вы не простой пацан, — возражает он серьёзно. — Вы одного со мной рейтинга, тоже цветной — соответственно, не титульный. Чтобы остаться на вашем нынешнем уровне, вам, как и мне, придётся очень здорово работать локтями, и не только ими. О симбиозе слыхали?

Изо всех сил удерживаюсь, чтобы не пуститься в остроты насчёт себя-цветного. На заднем плане мелькает мысль, что Айя бы их точно оценила.

Хотя, если подумать, для записных японцев-ортодоксов мы с ним оба можем быть одного поля ягодами — уже молчу, что упражняться в остроумии в адрес темнокожего будет не самой лучшей идеей. Наверное.

— А на вашем новом уровне вам понадобятся точки опоры, — ровно продолжает полицейский. — В данном деле у вас личная заинтересованность — родная мать. Соответственно, в дополнительной мотивации вы не нуждаетесь.

— Э-э-э, в мотивации на тему чего?

— Поиска виновных, — веско кивает он. — Кем бы они ни были. С привлечением к ответственности.

— Да я уже понял, что это китайцы... Не могу только сообразить, чем им этот этаж помешал. И каким образом мои родители постоянно оказываются не в том месте, хотя по отцу всё было совсем иначе.

— Я очень рад, что вы наконец сказали это вслух сами, — детектив опускает веки. — Я, в отличие от вас, планирую очень быстро установить, какие именно цели ставились на этом этаже. Но вот потом, по мере получения результатов, встанет вопрос: расследую ли и дальше я? Или дело уйдёт государственному обвинителю, в прокуратуру, а меня оставят за бортом и поблагодарят лишь рукопожатием?

— Не до конца понимаю свою роль на этом этапе. Как и ваши в собственный адрес ожидания.

— Зато те, кто за вами стоят, поймут всё очень хорошо, — он разлепляет глаза, упирается взглядом в меня и двигает подбородком вниз. — После того, как вы им всё подробным образом перескажете. Цель моего разговора с вами — скорее, заручиться их поддержкой. Пользуясь оказией и вами, как контактом.

— Чисто чтобы избежать двойных трактовок. Кого вы сейчас имеете ввиду? С вашей точки зрения, кто стоит за мной?

— Фамилия ваших опекунов, мне не важны конкретные персоналии.

Хм. А ведь он не в курсе, что Тика разводится. Сказать или промолчать?

Какая досада, что я абсолютно ничего не понимаю в здешних раскладах.

Мои размышления темнокожий явно истолковывает по-своему:

— На этапе любых резонансных расследований, — он указывает большим пальцем себе за спину, — главным является не найти виновного. Это как поймать рыбу, вопрос техники и времени. Поверьте, ничего сложного.

— А что тогда главное?

— Удержать пойманное. Чтобы рыба не сорвалась с крючка, приходится использовать сачок или аналогичные инструменты; это если рыба большая-большая, как ожидается в нашем случае. — Он оглядывается по сторонам.

— А откуда вы знали, что я сюда приду?

— Не именно вы. Я ожидал, что появится кто-либо из верхушки HAMASAKI INCORPORATED — я же сказал, мне не важны персоналии. Поскольку вашу мать сюда размещала ваша же опекунша, в первую очередь ожидал её. Но вы — так даже лучше. С вами мне проще договариваться, не уговаривая, поскольку мы на плюс-минус одном уровне.

— Детектив, мне никогда не приходилось вести подобные разговоры, потому позвольте, я буду полностью откровенным.

— Сделайте одолжение, — он собранно кивает, ожидая продолжения.

— Наш с вами разговор сейчас похож на кривую вербовку. Во всяком случае, на основании бульварной литературы у меня складывается именно такое впечатление. Но я абсолютно искренне не понимаю, кто из нас двоих кого сейчас доминирует.

— Вы новичок в подобных раскладах, — констатирует он. — Рейтинг у вас запредельный, но недавно, вот и не успели пообтереться.

— Вроде не скрываю.

— Я бы сформулировал иначе. Наши возможные договоренности, которые могут стать результатом нашего с вами личного знакомства, должны быть выгодны обеим сторонам.

— А такое бывает? Там, откуда я родом, все сплошь и рядом бредили категориями игр с нулевой суммой.

— Вы же сами даёте этому оценку, — равнодушно пожимает плечами полицейский. — Бред. Я должен как-то прокомментировать?

— Так я это понимаю потому, что математик. И кроме игр с нулевой суммой бывают и другие — видно из определения.

— Что вас тогда смущает?

— У сожалению, у меня сложилось впечатление, что думающих на этом уровне в данном мире немного — все просто обленились с этими концентраторами.

Чёрт. Кажется, я только что против воли завуалированно обозвал его дураком.

Коули реагирует абсолютно спокойно:

— Значит, мы с вами оба понимаем, что бывают и другие союзы. Хорошо, буду откровенным и я. После того, как в течение ближайшей пары суток я доказательно установлю виновных, хочу, чтобы в метрополии за меня замолвили словечко. По взаимному согласованию и к строго в нужный момент.

— В каком плане?

— Когда цветной типа вас или меня в моей службе подсекает на крючок большую рыбу из первого списка титульных, девять раз из десяти на дело мухами тут же слетаются эти самые титульные. Что вас так веселит?

— Извиняюсь, это не в ваш адрес.

— Я мониторю вашу достоверность. Пожалуйста, будьте до конца откровенным, если вы заинтересованы в нашем разговоре. В противном случае просто пройдёмте дальше.

— Да меня просто цветным никто и никогда не называл. Там, откуда я родом, цветными считались как раз китайцы, японцы и такие, как вы. Прошу прощения, если ненароком залез в запрещённые этнические сферы — вы сами спросили.

— Ну, вы же из разделительных сегментов, — он теряет интерес к вопросу, снова погружаясь в какие-то свои размышления. — Видимо, там просто другие титульные заморочки.

— Нечем крыть.

Кажется, я понял. Когда нервничаю или стресс во время общения здесь, мой идиотский смех — просто защитная реакция психики. Доставшаяся по наследству от предшественника.

— Детектив, меня немного смущает неформальный характер нашего общения плюс некоторая аморфность потенциальных договоренностей.

— Мне вам честь отдать?!

— Просто поясните, пожалуйста, исчисляемыми категориями: чего именно вы ожидаете в ответ? Что вы очень быстро найдёте убийц моей матери, я уже понял.

— Полагаю, что я уже нашел. Дело лишь в подготовке доказательной базы. Вас-то что смущает?!

— Откровенно говоря, я думал категориями своей родины: каждый труд должен быть оплачен. Предположил, что небедный концерн, одна из компаний которого принадлежит мне, может отблагодарить...

— СТОП! Вы не на родине. Здесь деньгами измеряется далеко не всё и вам бы лучше к этому привыкнуть поскорее. — Его взгляд становится пронзительным. — К тому же, моя официальная зарплата достаточна для того, чтобы не побираться с протянутой рукой среди родственников пострадавших!

— Тогда возвращаемся к моему вопросу. Извините, если задел: в нашей с вами беседе абсолютно не ориентируюсь, при этом пытаюсь контролировать границы собственных интересов. Чувствую себя неуверенно — как следствие, ошибаюсь.

— Принято. Пожалуйста, воздержитесь от предложения мне денег впредь. Ответ: дело в том, что я очень хочу довести этот кейс до конца. — Полицейский из министерства многозначительно смотрит на меня.

— Видимо, в этом месте я должен спросить, какой именно конец вы подразумеваете.

— До самого суда, чтобы по согласованию с юстицией выступить государственным обвинителем.

— Это какая-то знаковая карьерная веха? — лихорадочно роюсь в памяти Вити Седькова.

Как назло, его очень специфические познания в юриспруденции на эту тему молчат. Ну не готовили его для полиции или прокуратуры.

— Да. Вы что, вообще не ориентируетесь?

— Сказал же. Плюс вы мониторите достоверность — зачем мне пытаться вас обмануть.

— Стать обвинителем по данному кейсу всё равно, что стать с титульными вровень в негласной иерархии министерства. На самый верх. Обвинение в исполнении дознания или полиции — очень большая редкость, особенно на этом уровне. Допускается законом, но не практикуется.

— Плюс вы не титульный?

— Да. — Он твёрдо смотрит мне в глаза. — А если на суде цветной типа вас или меня будет обвинять титульных — это способно сдвинуть сразу массу замшелых столбов, которые давно пора менять.

— Даже не знаю, что сказать.

— Вы спросили — я ответил. Это и есть мой личный интерес. Первый шаг из того списка, который я себе наметил. Для него нужна поддержка. Что вам опять не нравится?!

— Решаем вопросы космического масштаба на коленке.

— А все серьёзные вопросы решаются именно так. По крайней мере, между цветными — если судьба занесла наверх и амбиции в порядке. К сожалению, вы натурал и не можете промониторить мою достоверность, но я при случае повторю при ваших близких, которым вы доверяете. — Он как будто забивает сваи словами.

— Думаю, нет необходимости.

На самом деле я отлично понимаю, что больше всего мне сейчас не хватает Миру и девчонок: они бы как минимум пояснили, что происходит.

Но увёл от них он меня тоже неспроста. И разговор этот затеял до того, как я опознаю Наталью Седькову.

Что бы это всё значило?

Коули принимает мою попытку проанализировать происходящее по-своему. Начинает добавлять аргументы:

— Если есть один цветной, который подгрёб под себя HamQualCon, ещё и в школьном возрасте, почему бы не возникнуть и второму? Честному правоохранителю, ни разу не запятнавшему себя даже тенью подозрения?

— Что это даёт?

— Шутите?! — он прямо цитирует меня самого. — Один — случайность, пара — закономерность, а когда появится третий — уже система.

Интересно, неужели это и есть та тенденция среди нетитульных, о которой между собой говорили Тика и Дальхис.

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 4

Мой рассказ о беседе с Коули плавно переходит в обсуждение второй знаменательной новости.

— Судя по расшифровке генов, Наталья Седькова — твоя суррогатная мать, не генетическая, — Миру невозмутимо отламывает кусок пиццы и запивает это всё каким-то вонючим национальным чаем.

Ладно, не вонючим. Просто аромат такой, что хоть святых выноси. Очень на любителя.

— Занятно, хотя и до сих пор непонятно.

— Берётся яйцеклетка. Оплодотворяется, затем... — нестеснительная Мартинес при виде неуверенности на моём лице начинает объяснять деликатные физиологические подробности.

— ТОРМОЗИ! — резко дёрнувшись, проливаю томатный сок на рубашку. — Я примерно представляю, куда её дальше помещают!

Ну не за столом же, в самом деле.

— А что тебя смущает? — начинает веселиться Эрнандес.

Что из двух латиноамериканок не дура каждая, я знал. Но как именно сдержанная и немногословная Ана вычислила этот неочевидный момент — вопрос. Причём, насколько могу судить по мимике остальных, и Мартинес тоже в шоке от такой сообразительности лучшей подруги.

— Сразу несколько моментов меня смущают, — тянусь за своим куском пиццы. — Первое. Почему мы так по-разному выглядим?

— Пф-ф-ф, идиотский вопрос. — Моя японская сестра не заморачивается деликатностью. — Рыжий, в клиниках HAMASAKI INCORPORATED планирование внешности — базовая услуга, которая вместе с экстракорпоральным оплодотворением идёт вообще бесплатно, если ты не знал! Тем более на уровне таких смешных признаков, как мой азиатский глаз или твой, лупатый. Это даже не редакция гена, такое на уровне нейрокоррекции делается на этапе зачатия. У наших родителей такие возможности были, хе-хе.

— Не знал. Но ты сейчас ответила на вопрос, как. А я спросил, почему?

— Ну, тут как раз понятно, — равнодушно поднимает и опускает брови Мартинес. — Сергей Седьков и Тика Хамасаки явно планировали совместное будущее.

Миру переводит на неё взгляд и какое-то время молча, тягуче и пронзительно сверлит взглядом латиноамериканку.

— Да видно же по мотивации, — простенько поясняет Айя на невысказанный вслух вопрос. — А мотивация твоей, тьху, вашей матери видна по мимике на длинных отрезках времени. Психологическая реконструкция. Я давно про твою маман забила всё, что есть, включая инсайт — вы же всё-таки у нас сейчас живёте. Фоток её наделала, информацию о мимике накопила, забить это всё забила, а анализ не сделала. Вот только что озаботилась и прочла.

— Поняла.

— Ну а раз они вместе планировали, причём вдлинную — то и неудобные вопросы предусмотрели, — продолжает одноклассница. — Ну подумай сама. Вы в одной школе случайно оказались? Особенно с учётом того, что отец Рыжего очень долго изображал из себя средней руки клерка, лишённого всего и вынужденного окапываться с чем есть на чужбине?

— Неслучайно.

— Если бы вас обоих метисами заделали — слухи поползли бы?

— Конечно.

— Ну вот.

— Да не сильно он и изображал, — говорю. — Знаете, вот сейчас припоминаю самую яркую эмоцию за последние несколько лет. Угадаете?

— Откуда?

— Голод. Всё время жрать хотелось. Здесь, в школах федерации, есть столовые, в отличие от нас там. Кормят вполне пристойно — были бы деньги. Даже вы вон, не гнушаетесь.

Девчонки молча и синхронно кивают.

— Я до перевода к вам всегда хотел двойную котлету съесть после второго урока, а хватало только на одну.

— Занятно.

— Угу. Потом, когда стал постарше, уроков прибавилось и стали давать денег на завтрак и обед — учебный день увеличился. Но тогда стало хотеться уже три порции вместо двух, — мне эти воспоминания Вити Седькова почему-то смешны.

В отличие от собеседниц.

— А дальше? — спокойно спрашивает японка.

— А дальше познакомился с Лысым и котлеты закончились.

— Зато сейчас можешь питаться от пуза, — добродушно замечает Эрнандес, хлопая меня по плечу.

К ней тут же обращается Мартинес:

— Слушай, а как ты их вычислила?

Баскетболистка с улыбкой смотрит на подругу, выдерживая паузу.

— Это я проницательная интриганка, а не ты! — тут же начинает заводиться Эскобар-младшая. — Чё за секреты? Быстро говори!

— Да какой там секрет. Я уже неделю, когда на них рядом смотрю, думаю: а ведь они одинаковые. По конституции, лицевой угол, культура движений — не обращала внимания?

— Никогда не считала, что похоже. Наблюдала — но твой вывод не разделяю.

— Ну ты даёшь. Только и разницы, что один из них пацан да эти глаза. Различие только в расе. Смотри.

Эрнандес подвешивает над столом две фотографии в анфас, мою и Миру, после чего выравнивает их масштаб и размазывает небрежным движением две пары глаз:

— Что видишь?

Причёски размыты и вроде как остаются за кадром.

— Хм. И правда похоже, — озадаченно соглашается Айя. — Если так посмотреть. Блин. Теперь у меня будет комплекс.

— С ху*ли? — вежливо интересуется Ана, наливая себе газировки.

— Что не догадалась сама, а подсказала ты.

— Да наплюй. Я тоже не сама догадалась.

— А как? — интересуется "сестра". — Кто ещё в курсе? Пойми правильно, это сейчас очень важная информация.

— Последний час, когда я трусила родню в полиции, на время подключилась ко взрослому чату. Нашему семейному, меня туда периодически пускают при таких авралах.

— Что за чат? — возбуждается Мартинес.

— Туда дядя льёт всю аналитику, которую делает по запросу оперативных подразделений полиции вычислительный центр департамента, — легко сдаёт достаточно непростую схему Эрнандес. — Вот там, на вэцэ, сейчас всё равно как взрыв на макаронной фабрике — очень много интересной информации летит в разные стороны бестолку.

— Почему? — спрашиваю уже я.

— Федералы в вотчине, — пожимает плечами баскетболистка. — Дублирование полномочий, угроза вторжения на чужие огороды. Понимаешь, о чём я?

— Да.

— Ну вот. А в своём огороде чужаков никто не любит, особенно когда у них прав вагон, но никаких обязательств. В твой именно адрес — никаких обязательств, — уточняет она. — А делать с тобой могут что угодно. Вот некий гений с вэцэ, отрабатывая что-то своё, две ваши фотографии совместить и додумался. Вернее, его сегмент искина — не удивлюсь, если он сам не понял, что нашёл.

— Надо маме сказать, — Миру начинает запоздало тревожиться. — Можно?

— Без проблем, не секрет.

— Не подставлю вас?

— Не-а. Полагаешь, наш семейный чат — единственный подобного рода в департаменте? — смеётся баскетболистка.

— Больше?

— Думаю, что не одна сотня. Ну, десятки — точно есть. Не спалишь, не боись. Кстати, я твоей маме сама отправила, — улыбаясь, добавляет Эрнандес после того, как Миру галопом разворачивает виртуальный интерфейс и начинает в него старательно загружать что-то с концентратора.

— Когда успела? — японка так и замирает с занесённой в воздухе рукой.

— Сразу, как только вас сюда привела, — честно сообщает Ана, подвешивая над столом отчёт об отправленных сообщениях и подчёркивая нужные красным. — Вот. Ты же не думаешь, что я анализ будущего мужа буду делать за спиной его матери тайком?! Ещё и в текущей обстановке?

Её лицо становится серьёзным, где-то даже жёстким.

— СТОП! — Мартинес поднимает ладонь вверх и шипит коброй. — ЗАМЕРЛИ!

Какое-то время она всматривается в лицо подруги. Затем отмирает и возмущённо суёт кулак баскетболистке в плечо:

— Ты сейчас сыграла! Изобразила! Вот же стерва, а?! Да ты...!

— Пха-ха-ха, а ты думала , только тебе развлекаться? — лицо Эрнандес за какую-то секунду меняется.

Теперь она беззаботна и весела.

— Бл*. Нечестно. — Айя обиженно шмыгает носом, отворачиваясь в сторону. — Это было моё амплуа!

— Мне бы ваши проблемы, — напоминаю деликатно, возвращая кое-кого с небес на землю. — Дамы, какой в дальнейшем план? Или пожелания?

— Во-первых, можешь аккуратно выдыхать на самую деликатную тему. Женитьба была нужна лишь затем, чтобы пройти за оцепление. — Непохожая на себя обычную Мартинес говорит сейчас серьёзно и без дураков. — Скажем, нестись галопом никуда не нужно. Просто надо было, чтобы ты искренне верил в это в момент прохода легавых и вёл себя соответствующе.

— Если бы стали договариваться заранее — мог спалиться, — продолжает Эрнандес. — А так всё очень даже естественно получилось. Наш допуск на территорию на соплях висел.

— По Коули мне так не показалось: он сам сказал, что рассчитывал на посещение Тики.

— Это он не рассчитывал, что кто-то из муниципалов сможет остановить Хамасаки снаружи, — углом рта улыбается Миру. — Вполне логично рассчитывал, в принципе; но это не отменяет стоимости самой помощи помощи. Ана, спасибо. — Затем и её лицо меняется и перетекает в какое-то задумчиво-жалобное. — Бл*, треш какой-то: и правда, брат и сестра. Вот же херня.

— Были какие-то матримониальные планы на него? — без паузы и вроде походя интересуется Мартинес.

— Нет! — торопится откреститься Миру. — Скорее, не было планов по планированию своей жизни с учётом ещё одного очень близкого кровного родственника!

— Да ладно, я не навязчивый, — ворчу. — Сейчас бы со всем этим разобраться — и ага... Окей, информацией вроде обменялись. Дамы, перед тем, как сделаю объявление, не могу не спросить: кто-то ещё желает что-то сказать?

Эрнандес молча кладёт руку на моё бедро под столом. Мартинес с другой стороны — на второе.

— Рожай без пауз.

— Я не против, что мы с тобой родственники и в реале, — Миру становится серьёзной. — Рыжий, не в моих правилах так болтать языком, но я где-то рада, что ты есть. С чистого листа заявляю: прости, если раньше в чём была не права. Хочу, чтобы ты имел в виду: то, что мы узнали сегодня, для меня картину мира меняет. В конструктивную сторону и для тебя — в положительную. Вне зависимости от позиции мамы, с этой секунды у меня с тобой свои отношения. Всё.

— А отец? — уточняет баскетболистка зачем-то.

— Отрезанный ломоть. Когда-нибудь, если понадобится, куплю ему целое побережье со всем прилагающимся — но сейчас, в ближайшем будущем, в моём ближнем кругу его нет. Как точки опоры либо коммуникации, имею ввиду, — тут же поправляется аккуратная японка. — В этой связи вопрос к тебе, брат. — Последнее слово она чуть насмешливо выделяет информацией. — А ты свои грандиозные стратегические планы будешь распространять на меня или...? Извиняюсь, что поднимаю тему в такой атмосфере.

— Для тебя так много значит этот анализ? — в нашем интерфейсе выделяю маркером весь файл из лаборатории.

— Хренасе ты прокачался, — отмечает вполголоса Мартинес. — Прикольная скорость взаимодействия.

— Да. Этот анализ для меня значит очень много, — Миру чеканит каждое слово. — На свете, получается, есть только три человека с генетическим набором, максимально близким к моему. Ты, мама и отец. Но последний пункт мы пока считать не будем, уже сказала. Имеешь что-то против?

— Просто уточнил.

— А чё объявить-то хотел? — напоминает Мартинес, перебрасывая себе на тарелку последний кусок пиццы. — ОФИЦИАНТ, ЕЩЁ ОДНУ! Ну, когда спрашивал, желаем ли что-то ещё сказать мы?

— До сегодняшнего дня кое-кого из старших я подсознательно воспринимал как более высоких в иерархии. Перед тем, как принять какое-либо своё решение, как минимум спрашивал Тику и не только её.

— А что меняется сейчас? — Эрнандес.

— А теперь центр принятия решений и стратегического планирования перемещается сюда, — упираю указательный палец себе в висок. — Сорри за пафос, но вы должны знать.

— Почему? — Мира не напряжена, скорее собрана. — Я хотела бы понимать базу.

— К сожалению, никто в мире сейчас не готов к тому, что будет происходить в ближайшее время. Я это понял особенно чётко, когда говорил с Коули.

— Логично, чё. Такие перетряхивания и революции не могут быть регулярными по определению, — Мартинес забирает из рук официанта круглую деревянную подставку с заказом и жестом показывает ему, что больше ничего не нужно. — Потому что если такая херня регулярная, это уже луна или шахтёрский мир, а не федерация.

— Именно. А в нештатных ситуациях я предпочитаю рассчитывать только на себя. Это не отменяет того, что я знаю всю подноготную, — снова подсвечиваю в интерфейсе результаты анализа. — Принимаю, понимаю, согласен. Просто настало время жить своим умом, хотя и с опорой на семейные ресурсы, возможно.

— Да никто вроде не против, — вздыхает Эрнандес. — Мы так точно.

— С мамой, думаю, проблем тоже не будет, — дипломатично и обтекаемо намекает Миру. — Я её очень хорошо знаю. Такое решение она лишь поддержит. Ты же скажешь ей?

— Конечно. Только, с вашего разрешения, полчасика посижу здесь один. Едьте, я догоню.

— Без базара. — Мартинес начинает решительно подниматься из-за стола, прихватывая пиццу вместе с деревяшкой. — Закажешь себе ещё? Мы это сами доедим.

— Да.

— А как он домой доберётся? — Эрнандес и японка переглядываются.

— Позвонит мне и попросит машину. — Айя свободной рукой практически вытаскивает их за собой. — За четверть часа до того, как соберётся ехать. Потом посидит тут, в светлом и безопасном месте, и дождётся транспорт. Всё, бабоньки, погнали.

А ведь обычно она не проявляет подобной тактичности. Прикольно.

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 5

— А ты вообще кто? — спрашиваю, старательно оставаясь спокойным и тщательно посыпая рубашку солью в том месте, где краснеет пятно от томатного сока.

Собеседник внимательно наблюдает за моими действиями и ничего не отвечает.

— Ну вот и поговорили, — пожимаю плечами. — Предлагаю встать из-за моего стола по-хорошему.

— А не то что? — незнакомец вроде бы вежлив, хотя и на грани.

Если судить по поступкам — местами нарушение границ. Если же по мимике и интонации — возможно, есть смысл чуток пообщаться дальше. Теоретически. До первого обострения.

Как-то же он безошибочно определил целый пакет деликатных нюансов на мой счёт? Ну или думает, что определил.

Узнать намерения в любом случае не помешает — не помолчать же он за чужой стол уселся.

Точнее даже, не определил, а знал заранее. Не экспромт, явно.

— А не то любой из моих ответов тебе не понравится, — пожимаю плечами. — Причём диапазон самый широкий: от "получить по голове, не отходя от кассы" до "посидеть в тюрьме". Давно в тюрьме не сидел? Могу устроить.

Разумеется, я уже связался с Айей, хотя мой собеседник этого и не видит. Она сейчас, можно сказать, тут присутствует.

Мне даже пришлось преодолевать внутренний барьер (неохота обращаться за каждой мелочью к женщинам) — как-то так сложилось, что все мои точки опоры здесь относятся к прекрасному полу.

С другой стороны, от недооценки противника и переоценки самого себя до самых тяжёлых последствий — ровно шаг. Не будем обманываться: в ближайшем будущем во всей федерации не ориентируется вообще никто. Ничего подобного раньше не было и титульные титульных подобным образом никогда не вырезали. Да, всякое бывало — но не это.

Ну и куш в виде бессмертия на кону не стоял.

— Не можешь, — весело качает головой незнакомец. — Эмигрант без гражданства, натурал без импланта, семья без копейки денег. Ещё и батя твой преставился; кстати, мои соболезнования. Серьёзно.

— Повторяю вопрос, ты кто?

— А того, что мы на одном языке говорим, тебе недостаточно?

— Нет, конечно! — удивляюсь абсолютно искренне. — Серёжа Фомичёв вон, тоже по-русски говорил! Если по этому принципу оценивать, то мне уже давно удавиться пора.

А в следующий момент я встаю, выхожу из-за стола и под удивлённым взглядом незнакомца иду через весь зал в сторону выхода. Там сворачиваю направо и захожу в огромный санузел, имеющий, кроме прочего, десяток раковин для мытья рук.

Снимаю рубашку и минуты три старательно отстирываю пятно под напором горячей воды, в качестве отбеливающего средства используя жидкое мыло. И ведь всё получается.

Людей кроме меня в туалете нет, поэтому особо не тороплюсь. Если я верно оцениваю ситуацию, незнакомец будет здесь в самые ближайшие секунды и запыхавшийся.

Так оно и происходит. Дверь открывается и парняга ну очень быстро оказывается внутри. Увидев меня, расслабляется, как будто ничего и не было:

— Мы не закончили.

— Мне от тебя ничего не надо. Тебя насчёт себя я честно предупредил. Кто ты такой — не говоришь, что тебе нужно — понятия не имею и знать не хочу. Я с тобой закончил, удачи.

Получилось сразу два в одном: и пятно убрать, и намочить только небольшую часть одежды. Дальше высохнет на мне.

Одеваюсь и обхожу его по дуге, чтоб вернуться за свой стол.

— Я из разделительных сегментов. Имя могу и назвать, но оно тебе всё равно ничего не скажет. — Тип возвращается следом и занимает всё тот же стул.

Я уже понял, что он абсолютно не в курсе моего нынешнего статуса, как и самых последних изменений в семье Седьковых (если бы он знал новости, то вместе с Сергеем была бы упомянута и Наталья).

Получается, его интерес может быть связан только с ГЕНЕТИКСом и он явно не имеет ничего общего ни с федерацией, ни с титульными.

— Давай сэкономим время друг друга, — предлагаю. — Мне от тебя не нужно ничего, вот прям совсем. Тебе от меня — наоборот; и я это понимаю. Ты сейчас говоришь мне две вещи — своё имя и коллектив, от которого выступаешь. Если второй пункт мне нравится — продолжаем разговор. Услышал?

— А ты борзовато держишься для нолика. Не страшно?

— В каком плане? Предлагаю последний раз: назовись по-хорошему.

А ведь он действительно не ориентируется, кто перед ним. Как если бы его информация на мой счёт устарела либо у него недавно была отрезана возможность её апдейта.

— Гена. У твоего отца дома остались кое-какие активы и некоторые люди думают, что без помощи там дотянуться отсюда будет сложно. Вы же не собираетесь прозябать всю оставшуюся жизнь?

Молчу. Он продолжает:

— Пока кое-какие ключевые конторы холдинга по инерции работают относительно стабильно. Но приближается конец отчётного периода и что вы скажете тогда? Особенно с учётом, что отца твоего больше нет? Вывод простой: твоей матери самой быстро в наследство не вступить. Жрать вам тут и без того особо нечего, а с учётом судебных расходов там и вовсе ноги протянуть можно.

— Благодарю за заботу.

— Не язви. К делу. К тебе у меня вообще никаких вопросов нет — ты ноль, я уже сказал. Как мне связаться с твоей матерью? Это всё, что мне от тебя нужно.

— Ты от государства или от частных лиц?

— Вот уж вообще неважно. Тем более что это часто одно и то же, по крайней мере, на определённое время.

— Это важно.

— Так, кажется, разговор не задался, — он внимательно следит за моей мимикой через расширение. — Хорошо, давай с другой стороны. У тебя здесь есть какие-то острые потребности, в разумных пределах? Мы не звери, коркой хлеба всегда готовы поделиться без условий. Хотя стоп, если ты заседаешь в таком заведении, — он оглядывается по сторонам и усиленно соображает на ходу. — Не стыкуется. Промашка вышла. — Он с разбега задумывается.

Занятно.

— У меня есть только один вопрос. Не то чтоб прям суровая потребность, но желательно понимание именно сейчас. Завтра уже не будет актуальным, по целому ряду причин.

— Говори.

— Как ты меня нашёл? Интересует исключительно технический канал мониторинга, всё. В обмен обещаю честно рассказать, почему твоё руководство не считает тебя за человека и использует, как презерватив. Дальше с ним разбирайся сам.

— Ох*ел?! — Гена решительно тянется через стул.

И что его так зацепило? В чём я ему соврал?

Чистая правда же.

— Понятно. Государева служба, не самые большие её вершины, — вроде как сочувственно киваю самому себе. — Скорее даже совсем маленькие.

На моей рубашке сжимается чужая рука:

— Я начинал по-хорошему, но ты не понимаешь. Ты ещё не понял, что больших людей нужно слушать молча? И если они говорят — то надо прыжками и бегом исполнять, что требуется?

В качестве дополнительного аргумента его правый кулак направляется в сторону моей головы.

Интересно, на что он рассчитывает? Здесь же и видеонаблюдение, и не только оно.

"Рыжий, гаси его" — крайне вовремя приходит от Мартинес на ускорении. — "Мне диагноз ясен, можешь не церемониться".

Гена, поймавший мою рубашку и пытающийся вразумить физически, честно считает меня натуралом — потому действует с обычной скоростью. Без нейрокоррекции, полагаясь исключительно на разницу в габаритах.

Если же говорить о реальной опасности, то я её не вижу: его действия рассчитаны скорее на психологическое воздействие.

Хм, он гнёт свою линию вообще без учёта личности собеседника, занятно. Ну не может же он быть настолько дураком, как и пославшие его? Или может?

Если вспомнить прошлое в другом мире, то государевых людей то самое государство очень часто ставило в такие позы, что им и выбирать особо не приходилось. Личная система ценностей при этом не имела никакого значения — подчиняйся или одно из двух.

Ладно. Ничего личного так ничего личного.

Под чужой кулак подставляю лоб, активировав для амортизации стандартную медицину из самого универсального приложения (чёрт его знает, как у него с мониторингом: Тика говорила, во время тактильного контакта очень многое записывается и может вскрыться потом).

Контакт. Моя голова чуть дёргается назад — всё-таки импульс имеет место быть. Повреждений нет, не считая кожных покровов, потому что работает лечилка.

Захватываю его руку на своей груди обеими своими (разница в массе подростка и здорового мужика — нельзя дать ему вырваться). Под влиянием импульса заваливаюсь назад, помогая себе ногами (отталкиваюсь пятками и тяну противника на себя, а со стороны этого не видно).

Он с опозданием начинает понимать, что не всё идёт по плану — вижу по его глазам. Однако уже поздно.

Переворачивая стол, разбивая посуду и стаканы, роняя пару стульев, мы падаем на пол, дружно сцепившись.

На полу он пытается быстро высвободиться, но в мои интересы это не входит: чем больше мы в процессе сейчас наколотим, тем лучше резонанс потом.

В принципе, я уже понял, что делать конкретно с этим персонажем.

"Кто к нам с мечом придёт".

* * *

"Рыжий, гаси его..." — она сеяла доступные источники, как могла быстро — но всё равно чуть опоздала с анализом к началу замеса. Хотя и не критично.

Ч-ч-чёрт, наплевать на договорённости. Вызвать маман, на ускорении передать ей файл, за тысячную долю секунды в одном блеске её глаз прочесть всё, что она думает.

И что она сделает чуть попозже, после того, как инцидент будет исчерпан (в этом месте рефлекторно захотелось потереть жопу в память о далеком детстве).

Длинная, дай ей бог здоровья, тоже не телилась — а мгновенно связалась с дежурным по участку копом (на самом деле — со старшим из пятерки "своих" патрулей). Как бы не быстрее, чем среагировала маман.

Всё. Дежурная братва из эскадрона уже в пути, причём hermanos охватывают целый квартал полумесяцем: непонятный взрослый русский из разделительных сегментов, даже отвяжись он от Рыжего, бесконтрольно из района теперь точно никуда не денется. Если же на его стороне вдруг (! ну а вдруг...) окажутся какие-нибудь недобросовестные служители закона — на этот случай в своих чатах щедро сыплет золотым песком Эрнандес.

Есть ещё в департаменте и честные копы, хех. Которые, будучи на дежурстве, с подачи диспетчера сейчас по возможности подтянутся к границам квартала для страховки и купируют все возможные осложнения, даже федерального масштаба.

Хотя откуда ему взяться, федеральному уровню. Русский Гена явно из другой песочницы.

— Всё-таки война — это битва ресурсов, — со вздохом пробормотала себе под нос младшая Мартинес, принимая файл с указанием стоимости "подстраховки" от подруги.

Мама мамой, но Рыжий где-то прав. У каждого из взрослых — слишком специфическая пашня. Надёжная защита по этим временам должна строиться комбинированно — из законодательной поддержки Хамасаки (плюс Эрнандес) и небрезгливых и аккуратных латинос эскадрона, выполняющих специфические распоряжения бегом.

Рыжий тем временем прислал ей в интерфейсе сжатые указательный и большой пальцы, а затем поймал чужой удар лбом.

В первую секунду ей захотелось ударить челюстью в пол. Зачем?!

Она отлично видела его параметры: он вполне мог уйти либо в сторону, либо назад!

Дальше мужики, ругаясь на своём языке, покатились по полу, переворачивая стол, стулья и сея хаос на ограниченном пространстве пяти квадратных метров.

Через пару секунд она сообразила, что Седьков не даёт типу размахнуться и тупо удерживает его до вмешательства охраны.

Заведение было приличным, оттого на подобный поворот не рассчитанным. Охрана-то прибежала, но где-то через минуты полторы. По каналу Виктора Айя видела, как их разнимают, растаскивают и вежливо уточняют, звать ли полицию (намекая, что в Мексиканской Пицце можно разойтись и проще).

— Я несовершеннолетний! — уверенно выпалил Рыжий со своего места. — Сидел кушал, никого не трогал! Прошу вызвать полицию и уведомить моего дееспособного законного представителя! — Он и заговорил канцеляритом специально для того, чтобы местные не смогли отвертеться.

В принципе, логично. Он явно что-то сообразил — раз сейчас несётся на жёлтый, не дожидаясь ни зелёного, ни красного.

Айя следом за ним шмыгнула носом и решительно направилась к двери: мама только успела порадоваться, что они вернулись. Даже не стала ругаться, что Виктор остался в городе: в локации, где он был сейчас, всерьёз можно было бы опасаться только орбитальной бомбардировки.

Лучше сдаться маме сейчас, не оттягивая: выслушаешь минуту — и свободен. А так ожидание наказания будет хуже самого наказания.

Дальхис Эскобар, что ни говори, при желании могла потрепать нервы даже родной дочери — если бы подумала, что та на неё окончательно забила и совсем с родительницей не считается.

* * *

На полу возимся около минуты, если верить таймеру в интерфейсе. Затем доблестная охрана заведения наконец добирается с первого этажа к нам, растаскивая нас так, чтобы даже доплюнуть друг друга не смогли.

Видимо, братва уже посмотрела, пока неслась сюда, кто виноват:

— Вызвать полицию или предпочтёте исчерпать инцидент на месте, иначе? — вежливый громила под два метра ростом обращается ко мне.

— Я несовершеннолетний! Сидел, кушал, никого не трогал. Прошу вызвать полицию и уведомить моего дееспособного законного представителя! — выдаю на одном дыхании, после чего злорадно показываю Гене язык.

Он явно не ожидал подобного.

— Давайте договоримся! — возмущённо предлагает он местным джентльменам, дёргаясь влево-вправо и как будто пытаясь высвободиться. — Чего из-за пустяков полицию напрягать?! Уже всё в порядке!

Как и обещала в чате Мартинес, на его слова даже внимания никто не обращает.

Полиция прибывает быстрее охраны — секунд пятьдесят.

— Что случилось?

Сержанту, который в этом тандеме главный, местные без слов закачивают видео с камер наблюдения. Одновременно с этим, насколько могу судить по его интерфейсу, ему приходит и вызов на беззвук:

— ... Да. ... Да, хорошо... Понял, передадим авторизованным сотрудникам... Да, идентификаторы принял. Подтверждаю личным айди...

Совсем быстро подъезжают hermanos из эскадрона, которые, не стесняясь, организовывают прямой мост через полицейский шлюз между Тикой, патрульными и представителями администрации ресторана.

Последних откровенно жаль: счёт копеечный, а геморроя на сутки.

Пытающегося упираться Гену, не обращая внимания на его аргументацию, забирают в местный обезьянник: происшедшее кристально ясно (хз, как говорит Мартинес, каким местом он думал).

Ничего срочного, чтобы занимать хулиганской мелочёвкой дежурного судью, нет.

Мой социальный рейтинг, вкупе с верифицированным видео инцидента, занял своё место на полицейском сервере и в момент заседания автоматом перекочует в Суд Федерации (система наблюдения в зале сертифицирована департаментом полиции и автоматически является доказательством).

Я, конечно, держал в голове ещё и возможность обратиться к Коули, но звонок ему даже не потребовался: со скоростью звука рассосалось и так. А теребить детектива было бы всё равно что стрелять из гаубицы по воробьям (одного убил, остальных напугал).

До усадьбы Мартинес добираюсь без проблем, там hermanos передают меня на руки Тике.

Какое-то время занимает разговор с ней, до школы даже спать лечь не получается.

* * *

— Сергей Сергеевич, вы просили зайти. — В кабинет вначале всунулась голова Седькова, затем появился он сам.

На лбу старшеклассника виднелась свежая ссадина, а вот одежда была как бы не дороже, чем она же на всей его параллели в сумме.

— Заходи. — Завуч прислушался к себе и констатировал, что негатива от "земляка" больше не испытывает.

Захотелось подняться из кресла и пройтись вперёд-назад возле окна. Он решительно задавил в себе этот рефлекторный позыв.

Пацан уселся напротив, сплел пальцы на животе и забросил ногу на ногу, демонстрируя максимальную дистанцию из возможных. И речь шла вовсе не о физическом расстоянии.

— Когда не знаешь, с чего начать, говори правду. — Трофимов даже озвучил это вслух. — Итак, Виктор, для начала забудь всё то, что слышал от меня раньше, перед тем, как попал к Хамасаки.

— Так просто? — ученик не издевался, не ёрничал.

Просто беседовал, как взрослый со взрослым, прозрачно намекая, что лёгкого разговора не получится.

— Да. Ну или помни всё до последней запятой — но это уже только твой выбор. Открыто тебе заявляю: ты меня очень удивил за последнее время и я сейчас искренне сожалею, что не разглядел твоего потенциала на старте.

— Вы же понимаете, что смотритесь жалко?

— Конечно. — Завуч твёрдо кивнул, не отводя взгляда. — А ещё сюда можно добавить, что я сам проворонил своё счастье. Поддержи я тебя тогда, на старте — и сейчас имел бы обязанного себе в первом списке местных. Ещё и соотечественника, который рвался говорить на родном языке... Я это всё отлично понимаю. Близок локоть, да не укусишь.

— Блин. Спасибо за прямоту, с другой стороны. Кстати, если честно, я и сам хотел к вам зайти. Ваш вызов пришёлся кстати — не пришлось светиться.

— Себе наливай сам. — Трофимов всё-таки выбрался из кресла и набулькал полный бумажный стакан из кофемашины в углу.

Седьков, не чинясь, повторил за ним.

— На урок не торопишься? — нейтрально поинтересовался педагог.

— Да чё на него торопиться. Алгебра, потом геометрия, потом физика. Вы же понимаете, что я это всё сам в вашей школе преподавать могу? — самый необычный ученик за всю карьеру смачно отхлебнул из стаканчика.

Завуч покивал, соглашаясь:

— Да, теперь понимаю. А знаешь... да ебись оно всё конём. — Он решительно влил в себя весь кофе и подошёл к окну, наплевав на сдержанность. Один раз в жизни захотелось не выбирать слов и не думать, где промолчать. — Почему ты сегодня так одет? Вопрос личный, к учебному процессу не относится. Моё персональное любопытство, можно не отвечать.

— Не секрет, — спокойно покачал головой Седьков. — С этого утра принял на себя ответственность за опекуншу в большей степени, чем было раньше. Извините, подробностей не будет, это семейное — но своим эпатажем могу ронять её рейтинг. Одежда — дань моей благодарности и уважению к Тике Хамасаки.

— Херасе. Кто бы мог подумать, что на тебя можно влиять подобным образом. Манипуляция прямо.

— Сам удивился, — согласился соотечественник. — Но там есть нюансы, которые я вам сказать не могу. Поверьте, для меня эта метаморфоза — тоже новость. Честно.

— Да верю, верю. Мои соболезнования по поводу матери. Я, откровенно говоря, пробил тебе сегодня сплошной пропуск за счёт заведения. — Прозвучало, будто оправдывался. — Чёрт, и ведь не хотел тебе этого говорить.

— А как бы вы это от меня скрыли?!

— Пф-ф, ты же натурал. Я поставил фильтр в объявлениях на внутренней доске: ты не прочтёшь, а от твоих двух пассий закрыл учительским приоритетом. Другим до тебя и дела нет.

— А, да, точно. — Седьков как будто спохватился. — Сенсей, а почему вы Миру не считаете? Она же тоже может прочесть и сказать мне?

— Потому что я знаю жизнь, — вздохнул завуч. — Это не моё собачье дело, лезть вваши дела — но я примерно предполагаю, как титульная японка шестнадцати лет, ещё и первого списка, будет относиться к выскочке типа тебя. После того, как тебя к ним прибило штормом, ещё и в момент, когда между её родителями такое.

— А что вам известно о её родителях? — живо поинтересовался пацан.

— Ночью официальное уведомление через электронное правительство пришло, я утром открыл. Твоя опекунша категорически исключила возможность участия супруга в твоей жизни — что называется, под опись и протокол. Дальше — дело техники, полез почитал биржевые новости плюс кое-какие слухи в их диаспоре.

— Ничосе. Я и не предполагал, что вы так глубоко вникаете в наши дела.

— Не всегда. Но когда пацан с мусорки становится принцем за две недели, надо быть последним идиотом, чтобы не проанализировать все свои ошибки.

— Затем, чтобы так не прокалываться в будущем? — а здесь прозвучала лёгкая насмешка.

— Угу, — легко согласился Трофимов. — Почему нет. Вы приходите и уходите, а завуч остаётся. Когда-нибудь будет и на моей улице праздник. Я тебя чего звал-то... — внезапно он поймал странный блеск в глазах собеседника. — Догадался?!

— Из-за ночного деятеля, говорящего по-русски как мы с вами, из разделительных сегментов родом, от которого государевой службой пахнет, как от Лысого — их благовониями на дискотеке?

— Да.

— А в чём вопрос-то?! Сенсей, я, конечно, понимаю все ваши возможные невидимые нити на родину, но... Где этот Гена и где вы?!

— Да я без фанатизма, — легко и искренне отмахнулся завуч. — Попросили попросить тебя, извиняюсь за тавтологию. Мне ничего не стоит. Получится — хорошо, не получится — не моя забота.

— А если получится, ваши плюшки какие?

— Да я не в курсе. — Он всерьёз задумался. — Звонил лично консул, а у них ротация раз в три года. С одной стороны, я ему ничего не должен — могу и на три буквы послать. С другой стороны, мало ли что когда может понадобится?

— Получается, начальство Гены даже не напрямую вас просит? Если вы эту услугу и окажете — допустим, получилось меня уговорить — через три года, после ротации консула, всё сгорит?

— Наверное, — равнодушно пожал плечами Трофимов. — Но в мою папку консульского учёта же что-нибудь запишут? Получается, рейтинг подрастёт.

— Этот Гена при известном раскладе может весить гораздо больше, чем нам с вами говорят или демонстрируют, — задумчиво сообщил Седьков. — Если тоже совсем откровенно.

— Да то понятно, но... Кстати, а ты-то чего ко мне хотел прийти? — с опозданием спохватился педагог.

— В том числе из-за него. Сергей Сергеевич, давайте начнём с нового листа?

— Наши отношения? — Трофимов не был бы хорошим специалистом на своём месте, если бы не улавливал подобные нюансы влёт.

— Ага.

— С чего такая щедрость? — удивился завуч с некоторой опаской.

Пацан, конечно, время от времени демонстрировал несвойственную своему возрасту почти взрослую мудрость — но не настолько же.

Отказаться добровольно от мести в адрес преподавателя, которую последний полностью заслужил — для этого как минимум нужны мотивы, коих у Седькова, с его точки зрения, ни в какой перспективе не просматривалось.

— А вы идеальный приспособленец, — откровенно пояснил ученик. — Обычно наша с вами национальная литература эту черту трактует как отрицательную...

— Не только литература, — с ещё одним вздохом согласился Трофимов.

— ...Но вы, справедливости ради, практически никогда мне не лгали. Да, недоговаривали — например, о возможном гранте для меня в первом лицее.

— Какой дурак отдаст на сторону потенциальный бриллиант, — недовольно проворчал педагог в сторону.

— Да. Ещё вы могли сказать то, что является однозначным злом, не добром, с моей точки зрения — и общепринятой, но, — пацан со значением поднял в воздух указательный палец. — Я тут на досуге получил доступ к кое-каким расширениям на память для натуралов.

Понятно. Опекунша открыла безлимитный кредит отпрыску. Логично, чё; интересно только, чем он её взял.

— Порылся в истории всего нашего с вами общения, — продолжил Седьков беззаботно. — И обнаружил один гигантский плюс, который большинство моих сверстников легко пропускают мимо.

— Какой это? — вяло поинтересовался Трофимов.

Ничего перспективного в голову не шло.

— А вы мне никогда не врали. Вы мне практически никогда не врали, когда не задевались интересы других людей и когда на вас не оказывалось целенаправленного давления.

Преподаватель задумался. Потом прокомментировал:

— Это не специально. Чёрт, говорю с тобой, как со взрослым, — спохватился он, но не остановился. — Это на уровне рефлекса. Понимаешь, мы можем нравиться друг другу, не нравится, но...

— Что?

— Да по-русски так не скажешь. Agreement-worthy.

— Почему не скажешь? Договороспособная сторона, — фыркнул ученик и встал за вторым кофе.

— Да! Вылетело слово из головы. Так вот. Несмотря на всю разницу интересов, ты можешь оставаться договороспособной стороной — если выполняешь хотя бы минимум. Когда я даже с тобой, бомжом, говорил откровенно — это и был тот самый минимум, ниже которого я не должен опускаться.

— Занятно.

— С точки зрения моей собственной системы ценностей, — закончил он пояснение. — Ты ж сам говорил: даже у червяка длиною в дюйм есть душа длиной в полдюйма.

— Упс, да. Знаете, так глубоко не анализирую — но, как говорит моя близкая подруга, одним местом иногда чувствую. Сергей Сергеевич, я абсолютно серьёзно предлагаю начать наши отношения с чистого листа. В нынешние времена чужой тебе человек, избегающий и брезгующий врать по мелочам — уже достаточно серьёзная заявка как минимум на то, чтобы с ним попытаться договориться. Несмотря на все наши разногласия по поводу того, что такое хорошо и что такое плохо.

— Запросто, давай начинать с этого самого чистого листа, — беззаботно пожал плечами Трофимов. — А чего хотел-то?

— Во-первых, давайте выжмём из ситуации с Геной максимум. Вы же не против перезвонить просившему и сказать, что у меня есть мои условия?

— Да вообще без проблем. — Легко махнул рукой завуч, потому что оно так и было. — На эту тему и канал оставили, и звонить предложили в любое время.

— Из чего мы делаем вывод, что среди гениного начальства тоже могут быть разногласия, — пробормотал себе под нос старшеклассник, затем продолжил громче. — А ещё я хотел вас спросить; у вас случайно нет законодательной базы Разделительных Сегментов по опекунству? Там есть пара закрытых фрагментов, отсюда недоступных.

— Знаю, где взять, — удивился Трофимов. — Но это ж мелочь. Оно не стоит того, чтобы ты с твоим рейтингом ко мне сам шёл. Ты сейчас точно не шутишь?

— Нет. — Пацан решительно покачал головой. — И там не мелочь, если для меня. Вернее, как сказать. Рыночная стоимость равна готовности рынка платить.

Глава 6

— Ну, если ты сам так ставишь вопрос, то мне надо быть идиотом, чтобы не отжать тебя по максимуму. — Преподаватель красноречиво двигает бровями. А затем абсолютно непоследовательно продолжает. — Я же не всю жизнь работал здесь; учился тоже там. — Он тычет большим пальцем себе за спину.

— И?

— Ну есть однокурсники, одногруппники, просто друзья. По большей части, именно там.

— И-и-и? Сергей Сергеич, вы меня извините, но я сейчас просто боюсь поверить своему счастью. Пожалуйста, договорите полностью.

— База по опекунству есть в любом учебном заведении, просто it's a must, — снисходительно поясняет Трофимов. — Достать её совсем несложно.

— Насколько несложно?

— Всё равно что тебе попросить свою Эрнандес поделиться расписанием уроков на завтра: у кого-то в мессенджере под рукой всегда найдётся, не в этой группе, так в следующей.

— Здорово. Буду тоже откровенен: лёгкость никак не отменяет ценности информационного блока для меня. У меня ваших одноклассников ТАМ нет, а потребность ТУТ есть.

— Сегодня после рабочего дня получишь. С двадцати до двадцати трёх, на школьный акк. Но ты же понимаешь, что будешь должен?

— Без вопросов, если в разумных пределах.

— О неразумных никто не говорит: я пока не сошёл с ума, чтоб кому-то из Хамасаки руки выкручивать. Слушай, Седьков, попутно. А что ты с выступлениями по киберу думаешь делать? Я видел, ты даже объявление в первом лицее подвесил. Набираешь группу заниматься?

— Я это объявление утром снял по дороге сюда. Не играю я больше, даже на дисквалификацию подал, чтоб соблазна не было: аутсайдер я теперь, рейтинг вниз летит.

Завуч следующую секунду молчит, поскольку лезет в сеть проверять:

— Да. — Разочарованно выдаёт он. — Почему передумал? Я тебя как раз хотел сюда сманить оттуда.

— Времени не будет. Сами же видите — такие дела заворачиваются, что не до детских песочниц.

— Согласен, — признаёт Трофимов. — Для рейтинга уже неактуально, для денег — тоже, а для развлечений не время. Ладно... Так что ты там насчёт Гены говорил?

— Они хотят, чтобы я снял обвинение? Консул или кто там вам звонил?

— Да два раза. Если коротко, можно и так сказать. Парня крайне нежелательно привлекать к ответственности на территории федерации, ещё и с перспективой отбытия наказания. А что между вами произошло-то, в двух словах?

— Сижу, ем в Мексиканской Пицце. Один, после некоторых интересных приключений накануне.

— Я понимаю, о чём ты.

— Подсаживается этот Гена. Ни здравствуйте, ни до свидания — вынь и положь ему контакты Натальи Седьковой, которой к этому времени уже в живых нет.

— Хм. М-да. Ещё раз мои соболезнования.

— Спасибо. Ну я его и спросил, вернее, аккуратно поинтересовался: а в чём проблема-то? Он в ответ: надо наследство твоего отца делить, но ты ещё маленький и без больших дядь не справишься. Так что в твоих интересах, пацан, быстренько ответить на все мои вопросы. Ещё, спохватившись, возможную материальную помощь обозначил на скорую руку: типа, если вы там с матерью голодаете после смерти отца — скажи, на корку хлеба подбросим.

— М-да уж. Ребята просто не в курсе твоих перемен и попали под горячую руку... А чего ты это с таким выражением лица говоришь? Звучит вроде нормально, где-то даже по-человечески — вон, и помочь предложил. Более чем пристойно, особенно для тамошней государственной конторы. Поверь, уж я знаю, что говорю.

— Да ненормально оно звучало. Вернее, надо было ещё мимику его видеть. Вы, даже когда меня раньше бомжом открыто называли — и то смотрели как на равного и по-человечески.

— У меня это профессиональное, — веселится завуч. — У него тоже, но только в другую сторону, а-га-га. М-да, с тобой, конечно, прокол вышел. И не только у меня, а-га-га.

— Вы же знаете фамилию мамы Мартинес?

— Девичью?

— Да.

— Знаю.

— Об их семейном бизнесе в курсе? Та его часть, которая на аграрных планетах?

Преподаватель становится серьёзным:

— Я-то знаю; жалко только, что ты в это так глубоко нырнул. — Затем светило педагогики берёт себя в руки и расслабляется. — Ладно. Мне на тебя плевать, бизнес и только бизнес; ты сам далеко не дурак; далее по списку. Тебе жить, твои решения — твои последствия.

* * *

— Ладно. Мне на тебя плевать, бизнес и только бизнес; ты сам далеко не дурак; далее по списку. Тебе жить, твои решения — твои последствия. — Он абсолютно искренне заставил себя почувствовать то, что сейчас сказал вслух.

А то беседа какая-то странная получается.

Завуч всю жизнь предпочитал держать голову холодной, что не исключало его полной порой откровенности, как сейчас.

— Да я не так сильно туда и нырнул, как вы сейчас переживаете, — ухмыльнулся Седьков в ответ. — Без подробностей, но поверьте на слово. Наркоту и пушеров ненавижу всяко побольше вашего.

— Я бы усомнился, что ты можешь ЭТО ненавидеть больше меня. Впрочем, не будем мериться, — Трофимов решительно прервал сам себя. — От добра добра не ищут, — пробормотал он самому себе. — Рад, что и у тебя такое же отношение, хоть раз в чём-то совпали на все сто!

Пацан помолчал и более серьёзно продолжил, тоже откровенничая:

— Даже с Дальхис Эскобар пару раз цеплялся языками на эту тему, ругались.

— Ух ты, — педагог поднял и опустил бровь, принимая к сведению.

— Да. И с Мартинесом-старшим. С Айей наедине чётко проговорили, что она из этого говна будет выбираться, хотя и без резких рывков.

— Занятно. — Трофимов не стал скрывать любопытства. — А под говном ты сейчас что подразумеваешь?

— Их дистрибуцию и всё то, что из неё вытекает.

— Конкретнее. — Преподаватель сбросил маску, уже не камуфлируя своего интереса к теме. — Пожалуйста.

— А чё тут неясного? Название сельскохозяйственной культуры я вслух произносить не буду, хорошо? Кроме неё они легально выращивают целую кучу петрушки, картошки, соков — но именно та маленькая ключевая травка, находящаяся в тени других растений, является стержнем бизнеса.

— Ты на удивление быстро и много выяснил. Тем более что сама Айя первой тебе этого в жизни бы не рассказала. — Это был даже не пробный шар на откровенность, а разговор вполне на равных.

Почему-то сейчас казалось, что так правильно.

— Она и не рассказывала, — пожал плечами Седьков. — Это я про них ещё из дому знал, известная фамилия. А говно, сэнсэй, с моей субъективной точки зрения — это негласная договорённость между ESCOBAR FRUITS AND VEGETABLES с одной стороны и правительством федерации с другой.

Какое-то время они снова помолчали.

По большому счёту, пацан всегда говорит правильные вещи, признал мысленно завуч. Сейчас даже где-то жалко, что я сломался раньше него по жизни.

— Свою точку зрения никому не навязываю, Айя с ней где-то согласна. Хотя и не полностью, — продолжил ученик, игнорируя глубокую борозду размышлений на лбу преподавателя.

— А в каком месте у вас разногласия? — здесь неплохо уточнить для полноты картины.

Такой разговор дорогого стоит.

— Она считает, что наркетов плодит социальная среда. Если даже сейчас и прекратить семейный бизнес волевым решением, а нариков отправить на шахтёрские планеты — их место в обществе очень скоро займут другие. И там, и там.

— Это не она так считает, — негромко заметил Трофимов. — Это часть местного государственного курса. Хотя сам курс и не афишируется и тиражируется исключительно под штампом "для служебного пользования". Как минимум.

— Да, она рассказывала, что у них и клиники на балансе, и от зависимости они вытягивают больший процент, чем альтернативные каналы, вместе взятые. Но это же не отменяет того факта, что всё в сумме — говно?

— А как же деньги и позиция правительства? — ради чистоты эксперимента он на пробу вбросил ещё одну провокацию. — Эскобарам ведь в жизни никто не позволит тиражировать бизнес в Японии и Китае, даже на этих территориях, согласен? — преподаватель повёл рукой вокруг себя. — Не будь на то одобрения с другого уровня?

— Вот по мне, позиция этого вашего другого уровня, который одобряет и разрешает плюс лицензирует — и есть то самое говно. Не знаю, чего вы так вцепились в эту тему, но я вижу, что именно оно вам больше интересно, чем всё остальное между нами, — подросток внимательно смотрел на старшего.

Тут предсказуемо. Не знает нюансов (откуда бы ему), но на ходу выстраивает по контексту.

Ладно, если сам прозевал такого человека раньше, пока он не оперился — надо хотя бы теперь в собственных глазах реабилитироваться.

Завуч не стал спорить, впрочем, обозначая границы:

— Да, мой интерес в наличии, но о причинах говорить не будем. Если не секрет, что она тебе сказала на твои будущие табу?

— Она потенциально непротив завязать с семейным бизнесом и даже, когда дойдёт её очередь рулить, согласна прикрутить все гайки на тему агротехник и дистрибуции. Постепенно, но неизбежно.

— Прямо-таки распустит всю структуру? — иронично поднял бровь Трофимов. — Всё, что нажито непосильным трудом?

— Да. Просто она далеко не всё говорит, что думает. Умеет скрывать намерения, если захочет, и изрядно временами страдает из-за истории своего клана. Просто не транслирует этого всем подряд, понятно почему. А дома с родителями у неё регулярные тёрки, именно из-за неприятия ею, к-хм, "семейного бизнеса".

— Я очень рад твоему отношению к этому вопросу! Говорю искренне и честно, возможно, первый раз настолько открыто за всё наше с тобой знакомство! — Завуч подошёл к кофемашине. — Я даже не думал, что у нас с тобой настолько могут совпадать точки зрения, — констатировал он уже совсем другим тоном, нажимая кнопку двойной порции.

— Меня в данный момент тоже изрядно удивляет тональность нашего разговора. Где-то даже жаль, что так не говорили раньше.

— Раньше ты до такого разговора не дорос, а я не видел перспективу, пф-ф. О чём сейчас жалею.

— Сергей Сергеевич, вопрос на засыпку. А как этот Гена меня разыскал в середине города?

— С чего думаешь, что я знаю? — Трофимов покосился на пацана, старательно прижимая стаканчик к клапану, чтобы не потерять ни одной капли.

— Интуиция. Вы сейчас другой стали, двойное дно просвечивает.

— А раньше его что, не было? — ухмыльнулся преподаватель весело.

— Вы не поняли. Раньше было видно, что оно у вас есть, а сейчас сквозь это двойное видно третье — потому что оно просвечивает.

— Хм.

Завуч поставил кофе на стол и двумя ладонями изобразил летящую птицу:

— Я не могу утверждать наверняка. Однако, исходя из личных наблюдений и кое-какого опыта в прошлом, я более чем уверен, что таким образом.

— Дроны? — Седьков мгновенно озадачился и ушёл в себя.

Хорошо, что он такой сообразительный: самому этого вслух произносить было нежелательно, по целому ряду причин.

— Продолжай, — предложил преподаватель.

— К местным сетям у иностранцев доступа нет, — принялся быстро разматывать вслух клубок самый необычный ученик за всю карьеру. — Если бы и был какой-то ситуативный допуск, то им явно не с Хамасаки состязаться, на их-то территории.

— Логично.

— По опыту уже пары семей моего класса я не понаслышке знаю, что небо у нас не контролируется, — продолжил пацан. — Летает в городе что угодно, от дронов-камикадзе до ракет, одна из которых вон, даже по вам шарахнула.

Трофимов активировал нейрокоррекцию мимики и молча без эмоций кивнул.

— Получается, только импортируемый ресурс, — завершил вывод Седьков. — Это не собственная сетка камер, не допуски к местным камерам, не физическое наблюдение. Без деталей. Остаётся только то, что вы обозначили. Спасибо.

— Не за что.

Теперь можно надеяться, что следующий вывод старшеклассник сделает сам: если в воздухе летает такое, а информация потом обрабатывается — значит, есть и кто-то ещё по инженерной линии, кто всю эту функцию обеспечивает.

— Можно последний вопрос?

— Валяй, но не обещаю, что отвечу.

— Если бы вы были на моём месте, как бы вы попытались вернуть своё?

ГЕНЕТИКС вслух не прозвучало, но Трофимов и без подсказок отлично понимал контекст.

Не задумываясь, он ответил честно, попытавшись попутно сделать свою откровенность заметной:

— Три шага. Первый: через консула подать заявку на вступление в наследство.

— Я же лицо без гражданства?

— Никакой разницы, — покачал головой завуч. — Собственность в юрисдикции, консул — уполномоченный представитель, чтоб решать.

— Дальше? — пацан сейчас напрягся так, как он сам — минуту тому, когда говорили о бизнесе латиносов.

— На том конце, вне зависимости от заинтересованности консула, начнут тянуть резину и водить по кругу. У консула рычагов нет, он почтовый ящик.

— Это понятно. И?

— Два. Подать апелляцию, по-прежнему через консула и по сети: несовершеннолетний, незаконное затягивание вопроса.

— Серьёзно?

— Да. Ты спросил, что делал бы я? Я отвечаю!

— Простите. Молчу, — Седьков накрыл рот ладонями.

— Беспредел разделительных сегментов сильно преувеличен. При желании, с твоими новыми возможностями несложно найти таких, как Фомичёвы — но нанять на свою сторону. Они вполне в состоянии поднять шум в твоих интересах ТАМ.

— Уловил. И?

— Три. Пока идут бодания между инстанциями и твоими представителями там, платишь все налоги — и в ретроспективе, и авансом, скажем, на год. Параллельно осветишь это через своего юридического и медиа представителя. Подчеркнуть надо, что речь идёт о члене семьи первого списка федерации, который волей случая выходец оттуда. Для общественного мнения это будет важно, как и для чиновников: возможность сотрудничества.

— Да?..

По некоторым признакам Трофимов понял: Седьков догадался, что ему только что была слита абсолютно рабочая схема.

— Да. — Он не стал говорить, что здесь (в том числе) живёт и из-за этих возможностей. — Успешность будет зависеть исключительно от тщательности проработки звеньев цепочки, — добросовестно завершил завуч.

* * *

За некоторое время до этого

Глава 7

— Сергей Сергеевич, мне на рейтинг в принципе плевать, имею ввиду пропуск занятий из-за вызова в суд, но есть одно опасение.

— Ты это сейчас к чему?

— Я должен вам что-то оставить, чтоб лично вас не подставить?

— Да пёс с ним, — равнодушно отмахивается завуч левой рукой, отхлёбывая из стаканчика с кофе, который он держит правой. — Меня ты в любом случае не подставишь. Я тебе с самого начала говорил правду. Вспоминай?

— Э-э-э? Не понял?

— Чем выше твой индивидуальный рейтинг — тем лояльнее к тебе администрация. Что дозволено Юпитеру...

— Понял. Но всё равно звучит, к-хм, не обаятельно. В вашем исполнении — в том числе.

— А жизнь вообще крайне неромантичная и циничная штука, Седьков, — он поворачивается в мою сторону. — И я не претендую на роль симпатичной тебе личности, увы. Кстати, ты что, в свой кабинет учащегося принципиально не заходишь?

— Электронный?

— Да. Там же даже для натурала есть опция.

Молча лезу, куда сказано.

Освобождение от занятий предоставляется на время судебного заседания... процесс #... по адресу... федеральный суд... здание #...

— Ничосе, — задумчиво тру затылок. — А я и забыл, что сюда нужно заглядывать.

Не скажешь же ему вслух, что в интерфейс я теперь хожу не через "натуральный" шлюз. Просто делаю это по понятным причинам без авторизации — соответственно, вне доступа в личный кабинет.

— Спасибо.

— До конца дочитай, — предлагает светило педагогики.

... исполнитель: блок искусственного интеллекта #... государственная лицензия... акт сертификации... дата...

— Тьху ты. — Получается, освобождение не от завуча, а вообще от школьного робота.

Вылезаю из кресла, аккуратно выбрасывая за собой пустой бумажный стакан в мусорное ведро в углу:

— В любом случае, спасибо за беседу.

— Не за что, оно для обоих было познавательно. И это, Седьков, — оклик преподавателя останавливает меня уже у самой двери.

Сейчас он на удивление серьёзен и собран.

"Зрением" вижу, что все его расширения почему-то отключены, а концентратор переведён в режим торможения.

Смотрится как ночной город с высоты полёта, в котором резко отрубили всё электричество: темно и необычно. У других подобного пока не видел (хоть лечилка для зубов, да кое-что по мелочи — но пара приложений в фоновом режиме всегда работают).

— Да?

— Там наши тебя сразу в стойло ставить будут пытаться в суде.

— В каком плане? И какая мне разница? Сегменты против моей цифры рейтинга теперь не тянут. На этой территории.

— На процесс Гене обязательно дадут защиту из консульства.

— Это как?

— Это не адвоката федерации, как было бы у тебя, к примеру; а сотрудника юридического отдела посольства, — поясняет завуч. — Там автоматическая аккредитаци... Впрочем, оно тебе не надо, — вдруг спохватывается Трофимов. — Он скорее всего церемониться не станет и первым делом перейдёт на личности. — Видя мою задумчивость, великий педагог продолжает. — Если бы адвокат был гражданином федерации, на соблюдение этикета и правил приличия можно было бы рассчитывать. Однако не сейчас. Мне показалось, этот нюанс существенный — ты же вечно цепляешься к форме коммуникации? Порой даже в обход её содержания?

— Принял, спасибо. И что из этого?

— Родина не в курсе, что ты здесь так приподнялся! Первой тактикой защиты будет, — он мнётся, потом всё-таки заканчивает. — В общем, ты с твоим обострённым чувством справедливости можешь принять то, что тебе могут там сказать, за оскорбление. Сорри за тавтологию. Но это будет не оно, просто стандартный алгоритм для такой ситуации. Говорю заранее, чтобы ты имел в виду.

— Спасибо, я очень хорошо знаю, что делать в таких случаях.

— Так я тебе специально и поясняю! — Трофимов горячится на ровном месте и на удивление без нейрокоррекции. На моей памяти, первый раз за всю историю общения с ним. — Ты там не с человеком разговаривать будешь, а с аккаунтом!

— Не понял. Представитель юридического отдела посольства чё, тоже робот?! Искин?!

— Нет. — Он шумно выдыхает через нос, плотно сжимая губы. — Там человек приедет. Но говорить он будет не как бог на душу положит, а исключительно в рамках инструкции! Это будет не его личное отношение к тебе! А позиция, которую НАДО озвучивать!

— А-а-а. Ну, на этот случай у меня тоже есть домашняя заготовка: как аукнется, так и откликнется, — пожимаю плечами. — Как говорит Мартинес, "я очень хорошо знаю, где проходят границы правил вежливости, моей личности и приличий". И умею эти границы защищать.

— М-да уж. Только её архетипа там и не хватало на заседании, — недовольно ворчит завуч, оборачиваясь обратно к окну. — Нашёл, бля, с кого пример брать. В разговоре с соотечественниками. — В его интонациях как будто слышится мягкий укор.

— Сэнсэй, вы им заранее сочувствуете, что ли? А мне? Если, как вы сейчас намекнули, они об меня там со старта ноги вытирать начнут?

— Они же не по собственному порыву души это будут делать, и не для удовольствия. А исключительно с учётом твоего прошлого гражданства в разделительных сегментах, — он опять вздыхает, как будто только что потерял месячную зарплату. — Которое по факту позади, но они-то не в курсе всех нюансов.

Кофе из его стаканчика капает ему на брюки, оставаясь незамеченным.

Ух ты, а у меня зрение прорезается благодаря медицинскому расширению с концентратора.

— Знаете, если бы на вашем месте был кто-нибудь другой, я бы ответил: а хочешь, я теперь тебе о своих трудностях расскажу? — чуть подумав, добавляю. — Ну и вы как-то пессимистично настроены. А вдруг люди с той стороны подобно вам умеют договариваться? Несмотря ни на что?

— Не тот случай, — хмуро бормочет светило педагогики, не считая нужным вдаваться в детали.

— Да почему? — такое ощущение, что надо из него вытягивать побольше, пока горячо. — Говоря прагматично, их профессия обязывает: юристы, ещё и дипломаты — ну кому в этом мире правильно общаться, как не им?

— Ты просто не в теме. Там стандартный вариант сработает, в отсутствие, как все думают, у тебя полноценного гражданства здесь, в федерации. — В голосе Трофимова звучит откровенное сожаление вперемешку с тоской.

— Так у меня и нет полноценного гражданства федерации, пф-ф.

— МНЕ не свисти. У тебя даже лучше, чем полноценное гражданство: несовершеннолетний владелец пакета первого списка.

— Чем это оно лучше? — поскольку завуч сейчас без нейрокоррекции, изо всех сил изображаю интонацией равнодушие.

Всё равно не заметит.

По большому счёту, разговор гораздо более нормальный, чем мы с ним общались раньше. Но я и без расширений отлично вижу, что не договаривает он по-прежнему изрядно.

— Обязанностей у тебя никаких, а прав как у бегемота... Ладно, зря я это затеял. От тебя сочувствия явно не дождёшься. — Его нейропрофиль в моих "глазах" оживает и становится похожим на новогоднюю ёлку, когда по очереди загораются все гирлянды.

— Учебное заведение в твоём распоряжении, если понадобится, — завершает спич светило педагогики с уже активированным концентратором. — Лично мне будет жаль, если в суде на ровном месте получится дерби.

— А это ещё что такое?

— Состязание или матч между командами из одного города. В более широком смысле — когда в следующий тур выйдет только один из условно говоря своих.

— Не знал слова.

Я действительно не знал этого слова, поскольку командными видами спорта отродясь не занимался. А лезть при нём в интерфейс, как мне кажется — не самая лучшая идея (зачем-то же он глушил свой концентратор на время. Ещё и наверняка думал, что я этого не вижу).

— Вопрос в том, кто из нас кому свой. И насколько, — завершаю, уже находясь на пороге.

На какую-то долю секунды замираю: вдруг он ещё что-то скажет.

Этого не происходит и я аккуратно прикрываю за собой дверь.

_______

Защищённая от бог весть чего машина семьи Мартинес дисциплинированно стоит на школьной парковке, когда я выхожу на улицу. Что интересно, меня в ней уже ждут трое:

— Ну сколько можно копаться! — демонстративно бормочет Миру, дёргая меня за руку и затаскивая внутрь.

Эрнандес следом захлопывает дверь.

— А вы здесь откуда? — удивлённо оглядываюсь, оказавшись в салоне. — И зачем?

— Шутишь? Такое шоу — и чтобы мы пропустили? — ничего по большому счёту не объясняет Мартинес.

Хотя вроде как и отвечает на вопрос, если подходить формально.

— Ладно, — проявляет она снисходительность через секунду. — Просто решили, что такой опыт будет полезен всем. Ну и тебя не оставим одного — а то мало ли.

— Вдруг ты решишь отдать неизвестно кому все семейные активы. — С нечитаемыми эмоциями изрекает Хамасаки. — А так я быстро маме позвоню и тебя заложу: она все твои решения заблокирует.

Хоть переспрашивай, она сейчас шутит или всерьёз.

* * *

В суде, в отличие от их прошлых сюда визитов, сценарий со старта только радовал. Рыжий, возможно, и не видел разницы (со своим-то зрением), но ей было очевидно: теперь судья к нему подчёркнуто предупредителен.

— Обвиняемый ... инцидент ... запись сертифицированных источников...

С первого акта пьеса пошла предсказуемо и в нужную сторону: разумеется, федерация по умолчанию настроена защищать своё.

"Интересно, а чего этот Климентьев так по-тупому на тебя накинулся", — заметила Мартинес Виктору в их внутреннем чате.

"Д хрн ег зн'ет. Неадквт ккй-то".

По горячим следам вроде всё и было понятно, но при судебном голографическом воспроизведении инцидент заиграл новыми красками.

Этот "Гена", которого примчался защищать целый консул посольства, в записи и в реальности выглядел как два разных человека.

И что на него нашло ночью? Так-то вроде вполне в себе, без откровенных девиаций. Не мог же он не понимать, что нападать на несовершеннолетнего в центре города — верный способ поехать рубить руду на луну года на три?

Дипломатического иммунитета, в отличие от консула, у него нет — никакая защита не поможет.

Просто не смогут отмазать, если сразу три семьи встанут на сторону такого перспективного и несовершеннолетнего кандидата в граждане федерации, как Седьков. А фамилиями этими будут Мартинес, Эрнандес и Хамасаки: ни посольство, ни представительство по влиянию точно не передавит.

— ... Седьков Виктор, вам есть что добавить по существу произошедшего? — судья заруливал собранием, как опытный водитель — давно знакомой машиной.

— Нет. Достоверность записи подтверждаю, с технических средств наблюдения предоставлено верно, искажений не наблюдаю... — бодрым болванчиком выпрямил спину одноклассник.

Похоже, Рыжий считал, что чем больше канцелярита он сейчас навернёт — тем лучше будет конечный эффект.

"Расслабься", — кошка Мартинес лениво махнула хвостом в чате. — "Суд на чьей надо стороне по умолчанию, можно не напрягаться. Интересно только КАК этих опускать будут".

В реальности же ей было любопытно, на что сейчас сподобится так называемая защита, на какие шаги: для соотечественника Виктора, явно потерявшего в пиццерии весь ум на короткий отрезок времени, с точки зрения состязательности суда всё было проиграно ещё до начала заседания.

"И правда интересно, на что рассчитывает защита" — уже даже почти не удивила своими телепатическими талантами Эрнандес.

"+" — Миру, похоже, никогда не меняла своего амплуа.

— Уважаемый суд федерации, — тип, работающий чужим консулом, поднялся и коротко поклонился. — У государства, гражданином которого является обвиняемый, имеется ходатайство.

— Слушаю, — глава заседания вяло кивнул. — Пока устно.

— Просим перенести разбирательство в Разделительные Сегменты, в юрисдикцию обвиняемого лица. Об итогах разбирательства проинформируем в рамках документооборота министерств иностранных дел.

— С каких кочерыжек? — неподдельно изумился Рыжий вслух. — А в попу вам не дунуть?

Судья абсолютно рефлекторно стукнул молотком:

— Порядок в зале! — впрочем, обладатель мантии тут же спохватился и быстренько сменил тон. — Господин Седьков, вы прибыли на заседание без своего дееспособного законного представителя, являясь несовершеннолетним. Вы сами выбирали формат своего участия — вам звонили, специально чтобы узнать предварительно. Вынужденно спрашиваю ещё раз: подтверждаете...?

Резоны Рыжего лично ей были понятны. В квалификации — никаких сомнений, полиция и охрана разнимали дерущихся вдесятером, свидетелей — более чем изрядно (и живых, начиная от официантов, и искусственных — хоть тот же искин здания плюс жетоны легавых).

Поскольку товарищ теперь — большая шишка первого списка, безвестному иностранцу Гене судебная система федерации абсолютно на автомате сейчас так треснет по рукам (на самом деле, по мордасам), что "кровь наказанного забрызгает всех остальных, стоящих рядом в строю".

Дёргать Тику на абсолютно формальное мероприятие практического резона не было: любая агрессия в адрес несовершеннолетнего первого списка — и государство берёт уголовное преследование в свои руки. Причём тот случай, когда добросовестно и с энтузиазмом (ну должна же кого-то обслуживать судебная система. Не простых же граждан, в самом деле).

— Да я и не спорю, — некуртуазно перебил бонзу юстиции одноклассник, шмыгая носом. — Не сдержался просто. Что до формата моего участия, ваша честь! Любое преднамеренное применение насилия в адрес несовершеннолетнего гражданина федерации либо лица, приравненного к нему...

В принципе, товарищ и отвечать принялся в этой же струе. Интересно только, нафига он в своё время это всё учил дословно и напамять.

Айя не в первый раз ловила себя на том, что у Рыжего получается производить очень странное впечатление, на неё в том числе. Когда он рандомно демонстрирует крайне, к-хм, неортодоксальное знакомство с рандомными же фрагментами уголовного кодекса, гражданского и семейного.

Нахера дельфину зонтик? И ведь он тогда был натуралом, заучивать всё пришлось насухую, без концентратора, не путём механической загрузки в память.

Надо будет спросить, на кой так уродоваться было. Потом.

"Хотя смотрится занятно, спору нет" — Эрнандес, похоже, нашла какой-то безотказный способ нагло читать чужие мысли без разрешения и теперь вовсю издевалась при каждой удобной возможности.

"Стерва!" — Мартинес, никому ничего не объясняя, пребольно ущипнула подругу за жопу.

Та лишь тихо похихикала, даже не поворачиваясь и не почесавшись.

Миру широко раскрыла глаза и какое-то время задумчиво переводила взгляд с одной на другую. И ведь не объяснишь ей — долго строчить, да и ломы.

Эмоциональные нюансы словами не передаются, увы.

— ... соответственно, я абсолютно искренне предполагал! — одноклассник тем временем выбрался из кустарников своего background'а преамбулы на финишную прямую и теперь стремительно приближался непосредственно к заявлению. — Ваша честь, а что, подобное посягательство вы собираетесь квалифицировать как-то иначе, нежели покушение на разбой? А если нет — так он себе уже сам лапти сплёл, мой представитель в вашем приговоре ничего и не изменит.

— Давление на суд! — консул так и подскочил на своём месте. — Нашей стороной ведётся запись заседания!

Мужик из разделительных сегментов собирался разоряться и дальше, но председатель заседания красноречиво оборвал его лёгким движением кисти:

— Вы не дома, тс-с-с. В суде федерации говорите только по моей команде или будете удалены из зала. А защита подсудимому будет предоставлена от федерального правительства, если вы считаете, что наши правила не для вас.

— Иначе говоря, будет ваш Гена выгребать в суде без защиты, — сказала она вроде бы и тихо, но чётко. — Хотя да, и защита особо ни на что не повлияет, особенно в вашем исполнении.

Фраза была слышна абсолютно всем присутствующим.

Консул тут же вскинулся и, набирая воздух, гневно перевёл взгляд на неё, явно собираясь выдать что-нибудь душевное.

* * *

Вторая прода в течение часа 🙂 написал, исправляю орфографию

Глава 8

"Кажется, время использовать фамилии, хе-хе 😝😝😝", — отписалась Мартинес в чате.

Ну а чё, веселиться так веселиться.

А вслух она сказала, поймав взгляд этого напыженного индюка из посольства:

— Моя фамилия Эскобар, по маме. Хотите что-то ответить или сперва подумаете головой?

Айя вытянула вперёд левую руку и, любуясь игрой красок на ногтях, перебрала пальцами в воздухе.

Если консул не идиот (а не должен бы), сообразит: кроме юридических и всяких разных законных телодвижений в федерации есть и другие процессы.

Совсем иного плана процессы, с юриспруденцией ничего общего.

Можем ведь и тебя пощекотать — если только не запрёшься в здании посольства навечно. Нам твои иммунитеты до задницы.

Оно, конечно, маман не позволит дроны на такую чепуху расходовать (из гаубицы по воробьям) — но тип-то этого не знает. А фамилия есть фамилия, репутация нарабатывалась поколениями.

"Эх, не хуей!" — Эрнандес даже дёрнула её в реале за карман джинсов.

"Бля, ты точно мысли читаешь" — констатировала Мартинес в ответ.

Как раз только собиралась намекнуть чужому посольскому жестом на колумбийский галстук¹ или ещё что-нибудь эдакое, даже более пикантное.

Миру снова молча захлопала глазами, не понимая подстрочника. За исход заседания она, судя по всему, тоже не опасалась: будучи титульной, наверняка имела своё компетентное видение, даже более детальное.

— Г-хм-к-хм, — Рыжий деликатным покашливанием напомнил о себе. — Ваша честь, вы позволите, я кое-что поясню своим бывшим соотечественникам?

Судья неформально и молча кивнул.

Одноклассник перешёл на русский, но она загодя позаботилась о нужном переводчике и интерфейс всё перевёл со скоростью звука:

— Подождите ровно минуту — и всё поймёте. — В глазах Виктора при этом мелькнула какая-то тягучая тоска.

— Я не обязан согласовывать с вами свои решения, — судья наконец разродился ответом на последнюю тираду подростка.

— Да я без претензий! — Рыжий предупредительно вознёс вверх обе ладони. — Просто, ваша честь, рейтинг же! Любая попытка давления из-за границы на лицо, относящееся к первому списку, испокон веков встречает весьма однотипную реакцию со стороны федерации. Особенно если происходит внутри юрисдикции, а не снаружи, — многозначительно ухмыльнулся одноклассник. — Хотя и снаружи были преце...

Бам-м! — молоток судьи прервал красочное выступление Рыжего вкупе с его очень толстыми намёками. Чиновник прозрачно намекнул, что вопросы первого списка вслух лучше не обсуждать, особенно при иностранцах.

— Отказано. — Следующее обращение председателя к чужому консулу чётко продемонстрировало Седькову, что не было смысла напоминать местной фемиде её же функции.

Интересы федерации федерация защищает и без дополнительных стимулов.

— Ваша честь, я бы очень хотел напомнить о добрососедском характере взаимодействия между нашими странами. — Защитник Гены не смутился и даже не сильно утопил в пол педаль расширений, ссылаясь на какие-то внутренние нюансы, им в зале непонятные. Похоже, даже не разволновался сильно, рассчитывая на какие-то свои козыри. — Прецедентов с обеих сторон более чем достаточно и я более чем убедительно прошу вас: пожалуйста, дождитесь поступления нашей официальной позиции в адрес этой мрази, — небрежный кивок подбородком в сторону Рыжего. — Я уже инициировал нужные процедуры, это всего лишь вопрос времени. Со всей ответственностью заявляю: наш сегмент возьмётся убедить вас, власти федерации, в целесообразности всего лишь ПЕРЕНОСА заседания. — Он секунду поморгал рыбьими глазами. — Мы не отказываемся судить виновного! Но давайте это произойдёт по месту его гражданства? Как регулярно бывает в наших с вами взаимоотношениях в других случаях подобного рода.

"Кажется, сейчас будет краткий урок политологии" — задумчиво заметила японка в чате. — "Там у них не только Гена отбитый в разделительных сегментах, похоже: с судьёй-японцем так нельзя же. Даже если и есть какие-то неафишируемые отношения между государствами, защита явно не понимает, где находится".

Седьков тем временем скрипнул зубами и резко задумался, будто решая, как поступить.

— Наш гражданин был неправ, — уверенно продолжил консул. — Да, факт правонарушения не вызывает сомнения — и мы его не оспариваем! Но я очень прошу сейчас меня услышать: решение уважаемого суда Федерации по данному поводу, — вежливый поклон, — мы бы просили не выносить в отрыве от контекста наших взаимоотношений. Межгосударственных взаимоотношений, ваша честь. Благодарю заранее.

— Суд Федерации независим от законодательной и исполнительной власти, — ровно ответил судья. — Разбирательство будет происходить здесь, без переноса в другую юрисдикцию.

Бам! — и снова молотком по столу. Прикольно.

— Вы позволите, я скажу пару слов Виктору Седькову прямо сейчас? Здесь, в зале суда, но личным порядком? — похоже, смутить конусула было сложно.

— На усмотрение Седькова.

Мартинес, абсолютно не задумываясь, демонстративно и смачно плюнула себе под ноги на пол, растирая плевок подошвой и не сводя глаз с чужого посольского.

Взгляды абсолютно всех без исключения скрестились на ней.

Она выбросила вперёд средний палец правой руки и зафиксировала локоть в разогнутом положении:

— Пойди козлу...

Бам! — бля, да что же он так колотит. Глухих в зале нет.

— Порядок в суде! — видимо, председатель заседания решил, что она тупая и ей персонально есть смысл продублировать голосом.

Рыжий в это время молча сжал её колено (другим не было видно за спинками первого ряда), подержал так секунду и отпустил.

Затем поднялся и молча указал консулу взглядом на пустой разделительный проход между рядами.

* * *

М-да уж. Поведение дипломата корректным не назовёшь. Видимо, Трофимов это и имел в виду, когда намекал навозможное непарламентское расширение лексикона соотечественников.

Чёрт, уже и думать начинаю, как одноклассница.

Когда тип из консульства просит пару слов со мной наедине перед продолжением шоу, Мартинес, ни грамма не задумываясь, отвечает ему (почему-то за меня) в его же духе сперва жестом, а затем и вовсе начинает цитировать одну интересную национальную поговорку.

Судья, похоже, тоже силён в фольклоре — и не даёт ей договорить.

Выхожу в проход первым и, переместившись на полтора десятка метров вглубь зала, условно остаюсь с "соотечественником" наедине.

— Вы планируете какие-либо мероприятия по восстановлению контроля над ГЕНЕТИКСОМ? — как ни в чём ни бывало, вежливо, тихо, спокойно и ровно спрашивает без прелюдий защитник Гены.

— Херасе у вас переходы между раундами. — У меня на автомате почему-то сам с собой активируется стиль Мартинес. — А ещё вам на какие вопросы ответить?

— Воздержитесь от площадного стиля, — морщится тип, как само собой разумеющееся. — Говорите нормально!

Ну нихера себе. На короткое мгновение подвисаю: искромётных слов быстро не находится, а отвечать вручную вроде как не комильфо.

Всё-таки иногда жалко, что я не умею, как моя одноклассница. Она абсолютно естественно не лезет за словом в карман в такие моменты, это не моё косноязычие.

"Молчи! Он сейчас сам разродится!" — Мартинес, видимо, достаточно тонко меня чувствует, потому что приходит на помощь удалённо и именно в своей идеальной ипостаси (опытного в различных скандалах человека).

"Ты отсда слшшь?! 😮" — отбиваю ей, делая, как сказано.

"Да".

"И я 🙋‍♀️" — следом отмечается Эрнандес.

"🧏‍♀️" — добавляет Миру.

Не дождавшись от меня ответа, консул и в самом деле продолжает:

— Геннадий Климентьев был неправ в ваш адрес, наша оценка полностью совпадает с вашей личной. Вместе с тем, хочу воспользоваться моментом и донести: в ваших собственных интересах не делать резких телодвижений в его адрес.

— Вам не кажется, что вы выбрали не лучший тон для этого сообщения? Ещё и со мной, ещё и в этой ситуации? — взвесив кое-что, решаю быть самим собой и добавляю. — Вы понимаете, что сейчас пытаетесь говорить сверху, в то время как на самом деле находитесь внизу по иерархии? Вы бы как ответили на моём месте? От себя скажу, что очень тянет перейти в беседе с вами на разговор вручную.

— Государство бывает очень инерционным, — с невозмутимым видом выдаёт ребус тип. — Ничего личного.

Хотя какой там ребус.

— К сожалению, многие эксцессы связаны именно с этим, — продолжает консул якобы иносказательно. — Я услышал о вашей текущей принадлежности к первому списку. Это здорово меняет ситуацию с нашей стороны, просто решения принимаются в другом месте.

— А вы сейчас что делаете?! — мне даже не приходится изображать удивления.

Оно абсолютно искреннее.

— Отзовите обвинение. Уведомьте суд о том, что добровольно хотите примирения сторон. — Мужик с равнодушным видом игнорирует и мой текст, и выражение лица.

— Ну не мудила ли. — Это я говорю вслух, потом добавляю. — Мы с вами поступим иначе. Вы в своём отчёте руководству, или что там у вас, честно опишите все изменения, о которых вы были не в курсе. Получите, как вы говорите, те самые "решения, которые принимаются в другом месте". А ваш Гена пока посидит.

В глазах собеседника долю секунды сверкает что-то невнятное, но вслух он ничего не говорит.

— Когда наш разговор станет больше похож на диалог, а не на ваш монолог, возможно, моего нынешнего влияния и хватит на то, чтобы по поводу Гены мы с вами договорились заново. — Поклониться, что ли, коротко? По японскому обычаю? — С лунами и шахтёрскими планетами, на которых отбывают наказание, тоже есть сообщение. Опять же, после решения суда у вас будет целых две недели на апелляцию; как раз достаточно, чтобы снестись с руководством. — Киваю и возвращаюсь на место.

— Монстр, — тихо смеётся Эрнандес мне на ухо, чтобы не было слышно никому кроме нас.

Пожимаю плечами и ничего не говорю.

Ничего личного, этот тип в костюме сам сказал.

Пока Гену охраняют в пенитенциарном учреждении федерации, пославшие его по умолчанию дают мне фору. Я же не дурак, чтобы от неё отказываться.

Если он им так нужен — пусть лучше они будут в подчинённом положении просящего у меня, а не я у них.

Как там говорил Трофимов, "смена кабинета министров является автоматическим основанием для смены собственника бизнеса"?

И ладно бы Гена с консулом вели себя, как люди. Не говорили со мной через нижнюю губу и как с животным.

Чёрт его знает, как себя правильно вести в таких ситуациях. Слушать великодушные распоряжения, брошенные свысока незнакомыми людьми, почему-то точно желания не возникает.

_______

Минут через пять недолгих прений судья подводит итог:

— ... Восемнадцать месяцев в пенитенциарном учреждении общего режима... Решение не окончательное и может быть обжаловано в установленном законом порядке в течение четырнадцати календарных дней со дня внесения... Перемещение лица к месту отбытия наказания будет осуществлено федеральным телепортом по истечении срока апелляции...

Бам! Ну и молоток судьи.

Звонкий.

Интересно, а иностранцам с шахтёрских планет есть дорога обратно? Надо будет поинтересоваться.

Гена удивлённо поднимает брови и требовательно смотрит на консула. Тот отводит взгляд и нешироко разводит руками.

— Хорошо, что ты удержался от дискуссий со своими. — Ни с того ни с сего вдруг говорит Миру. — Судья всё сделал за нас. Теперь только как договоришься за эти две недели.

— Да то понятно, — вздыхает Мартинес, прихватывая меня под руку и прижимаясь ко мне. — Гнать на Рыжего, ещё и прилюдно, сейчас всё равно что гнать на Хамасаки. Даже странно, что этого кое-кто не понимает.

— Он же там сказал, решения принимаются не здесь, — тихо веселится Эрнандес с противоположной стороны. — А они лишь исполняют. Ну и это же пока не конец, лишь повышение ставок.

— Мне вот интересно, они на маму будут выходить? Или напрямую на Виктора? — Миру что-то целеустремлённо решает про себя. — Понятно, что своего человека так не оставят, но тогда вдвойне актуален вопрос ГЕНЕТИКСА.

— Боюсь, инициативный Гена, даже загнись он на нашей луне, не перевесит активов Рыжего там, — задумчиво намекает Мартинес. — Хотя, конечно, будет зависеть от того, что именно этот Климентьев может выболтать. Если за его спиной есть информашка, могут и пойти на уступки — лишь бы он тут у нас соловьём не заливался в тюрьме, когда пара hermanos пенис к губам поднесут. Его же собственный... понятно, короче! Рыжий, а ты что думаешь? — она резко меняет тему.

Такое ощущение, что у одноклассницы есть какие-то свои отношения на лунах, переходящие в некие конкретные планы вот прямо сейчас, не отходя от кассы.

— Без разницы, — говорю. — Ничего личного, сама же слышала. Тем более, нам чужого не надо. Исключительно своё бы вернуть, хоть часть.

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ 1

Глава 9

Консул, защищавший Гену, задумчиво проводил нас взглядом, закуривая прямо на крыльце здания. Похоже, на правила ему плевать — потому что рядом на четверть стены висит табличка, запрещающая курить.

Наша машина стоит на парковке за углом. Туда и направляемся.

— Внимание. — Неожиданно собрано командует Мартинес сразу за поворотом.

Сама при этом ещё больше вешается на моё плечо, шарит левой ладонью в районе моей спины и щипает чуть ниже, имитируя то ли игривость, то ли какое-нибудь своё стандартное амплуа.

— На какую тему внимание? — ровно уточняет Миру.

Ловлю себя на том что говорить "сестра" почему-то язык не поворачивается, а брать в кавычки, даже мысленно, не поднимается рука.

Одноклассница не отвечает. Лишь напрягается (чувствую по её мышцам), прислушиваясь или присматриваясь к трафику какого-то узкоспециализированного расширения.

— Худая что-то заметила, — переводит нам на простой язык Эрнандес, знающая подругу намного лучше. — Не на земле заметила, что-то по вертикали.

— Как...? — Хамасаки обращается к баскетболистке и своей лаконичностью, как обычно, может поспорить со сфинксом.

— Вижу в её интерфейсе.

— Да дроны там. Думаю, совсем небольшие, класс мини или как это в вашей классификации называется, — бросаю небрежно с видом всезнающего учителя.

Ана и Миру синхронно поворачиваются в мою сторону и так же одновременно поднимают брови.

— Быстро объясняй. — Абсолютно не шуточным и ни разу не игривым тоном требует Мартинес.

Смотрит она при этом не под ноги, а расфокусировано — словно сквозь землю.

— Он что, прав? — заинтересовывается японка вслух.

— Он же плохо видит? — добавляет баскетболистка. — Рыжий, а и правда, как...? Ты же слепой, как котёнок. А расширений у тебя в принципе нужных нет, потому что это уже армия. У Худой армия есть, родительская, оттуда и продукт, но ты-то?

Быстро прокрутив в голове нашу последнюю беседу с завучем, прихожу к выводу, что Трофимов не просил не говорить кому-либо.

Наоборот. Даже специально обозначил, что к сведению можно принять (в моём случае это равно поделиться с теми, кто меня опекает и у кого я живу). Он не хотел, чтоб слова прозвучали в его исполнении — это да (концентратор был включен). Но ограничений на распространение подсказки он демонстративно не поставил.

Айя истолковывает мою паузу по-своему: активирует у себя что-то такое на браслете, от чего даже у меня зубы начинают ныть. Потом она ну очень энергично дёргает меня за руку:

— Я поставила крышу от чужих ушей! Быстро объясняй, она недолго стоять будет!

— Я же перед выходом был у Трофимова: общались, то да сё.

— ЗНАЕМ!

— ... кроме прочего, коснулись некоторых интересных нюансов нашей с ним общей родины. Он, кстати, предупреждал, что консул в суде с наезда начнёт.

— Бля. Не тяни кота за... хобот. Ради Иисуса. — Непохожим на саму себя тоном просит младшая Эскобар. — Быстрее рожай. — Затем коротко касается губами моего носа.

— Я его спросил, каким образом этот Гена смог меня найти в многомиллионном городе. Настолько оперативно и точно локализовать, чтобы даже за стол мой подсесть в кабаке, откуда вы только вышли. Ни раньше, ни позже.

— Потом?

— Я подумал по кое-каким нюансам, Трофимов в курсе: звучали разные намёки. Он в ответ вот так руками помахал, — соединяю кисти и повторяю жест, как будто машут крылья. — Ещё он на потолок посмотрел и указательным пальцем туда же потыкал. А когда я сам сказал про дроны, Трофимов кивнул.

— Не хотел с активным концентратором собственным языком говорить, — мгновенно соображает Миру. — Айя, а что тебя встревожило? Нам уже пора бояться? Может, бегом?..

— Размеры меня встревожили, — ворчит в ответ Мартинес. — Бегом неактуально пока. Наши леталки этих определили вот только что; у нас на вэцэ все на ушах сейчас стоят. Да, Свин не соврал: есть какие-то маленькие хреновины в воздухе, а количеством на половину авиакрыла тянут. Наверное, именно что для наблюдения, не для иных функций. Нападать с таким — разве что глаз выбить... Рыжий, можно я эту твою инфу своим отобью прямо сейчас? А то наши ещё часа три на голове стоять будут, до самого конца смены.

— Без проблем.

— Свин на тебя не осерчает?

— Он специально так и сказал с расчётом, что я вам передам. Не осерчает. И не называй его свином, пожалуйста, при мне.

Одноклассница переходит в молчаливый ускоренный режим и начинает что-то активно кому-то наговаривать без единого звука.

— Вот и Худая исчезла из коммуникации, — ухмыляется в сторону Эрнандес. — Это надолго, минут на пять теперь. Можем погулять вокруг, если хотите.

— В машину не садимся? Ждём снаружи? — педантично уточняет дисциплинированная японка.

— Я не к тому... Так, в машину всё-таки садимся, она и по пути может договорить. — Ана явно о чём-то общается с лучшей подругой и в мессенджере.

— Стоп. — Всех останавливаю я.

Выпутываюсь из рук одноклассниц, отхожу в сторону, чтобы в кадр не попадал никто из них, и лишь после этого отвечаю на чей-то ну очень активный входящий вызов: похоже на те моменты, когда звонит Тика, только абонент сейчас из другого государства.

В принципе, я даже предполагаю, из какого.

— Добрый день. — Приветствует меня по-русски незнакомый мужик лет пятидесяти и с бородой. — Виктор, ты меня не знаешь. Пожалуйста, не разрывай первым соединение: это в твоих же интересах.

— Обычно так и начинают аферисты, — отвечаю ему без паузы. — Пожалуйста, назови мне хоть одну причину, по которой я не должен разрывать этого самого соединения, раз ты сам сказал, что мы с тобой не знакомы. Я несовершеннолетний, тебя в глаза не видел; зачем эта беседа, по-твоему, нужна мне?

Судя по выражению лица, бородатому в первое мгновение не сильно приятен мой симметричный ответ.

Ну да, русский язык — он такой. Есть во втором лице, в отличие от английского, и единственное число (надо будет спросить подруг, кстати, так ли оно в испанском).

— Меня зовут Виктор Иванович Сапрыкин. Я являюсь послом на территории федерации.

— Ого. Так это ты босс того консула, который только что в суде меня мразью назвал? — уточняю. — Я твой тёзка, Виктор Сергеевич Седьков. Приятно познакомиться.

Ну а чё. Как аукнется.

— В результате заседания, с которого ты только что вышел, наш гражданин Климентьев получил полтора года в тюрьме федерации.

— Я в курсе. Должен сожалеть или посочувствовать?

— Это крайне нежелательный вектор развития событий. Виктор, я могу каким-либо образом связаться с твоей матерью?

— С которой из? — вырывается у меня на автомате.

— Я не в курсе о каких-либо других матерях, кроме единственной. — Сапрыкин настораживается. — Наталья Николаевна Седькова же? Каким образом у человека возможна вторая мать?

Похоже, он мыслит шаблонно и крайне некреативно. Нетривиальных вариантов даже с усыновлением ему вообще в голову не приходит, не говоря уже о тех весьма интересных (как оказалось) связях, что есть между мной и Тикой Хамасаки.

— Ну, значит, другая мать невозможна, раз вы так говорите, — соглашаюсь. — Тёзка, с Натальей Седьковой связаться невозможно в принципе, без деталей. Пожалуйста, прими это как данность и передай дальше. Те. ПримиТЕ. Если кто-то из вас хочет договариваться — это нужно делать со мной напрямую, а не через мою голову с теми, с кем вам заблагорассудится.

"Рыжий, у него за спиной несколько человек" — приходит от аккуратной Хамасаки.

"???" — хорошо, что для вопросительных знаков можно не напрягаться.

"Он в таком же групповом чате, как этот, висит параллельно. Вряд ли чтобы ему оттуда про футбол тарабанили" — в реале Мартинес саркастически ухмыляется.

— Я не уверен, что твоя кандидатура подходит. М-м-м, не так. Я не уверен, что прямые переговоры с тобой возможны в принципе: ты официально недееспособен, — откровенно отвечает посол.

Ну или тот, кто этой должностью назывался.

"Я проверила. Он реально посол Сегментов, плюс аккредитован ещё от кое-каких образований поменьше по совместительству, из того же сектора" — Эрнандес как будто мысли читает.

Пока мы говорили об одном, она проверила этот момент (страницы других государств почему-то периодически грузятся намного медленнее).

— Уважаемый посол, а я не напрашиваюсь ни на какие переговоры с вами. Ты мне звонишь первым, просишь предоставить контакты третьего лица, а твой человек только что прямо оскорблял меня в суде. После чего он же общался со мной, как с животным. Вам не кажется, что у вас проблемы с причинно-следственными связями?

— У консула есть и другая линия подчинения, я не во всех вопросах его босс. — Выдаёт звонящий.

— Рад за вас. Что он подчиняется кому-то ещё, я и сам только что понял, но это ваши трудности, не мои.

— Да ну? — собеседник изображает иронию, судя по всему, в адрес моей "проницательности".

— Он уже минут пятнадцать как, если не больше, в курсе изменений моего статуса внутри федерации, — пожимаю плечами. — Насколько могу судить, информация с его гаджета из здания суда прямо лилась куда-то к вам: ну это и вообще логично, с учётом обстоятельств Климентьева. Если ты до сих пор не в курсе его информации — значит, консул отчитывался кому-то другому, не тебе. В наше время сложно скрыть правду, след оставляет даже невидимое.

"Рост интенсивности обмена. Сапрыкин отправляет и принимает информацию в рамка 2го чата. Эквивалент 10ти минут устного разговора. Определить количество абонентов с той стороны не могу — та часть канала уже не принадлежит HAMASAKI INCORPORATED" — Миру просто какие-то рекорды бьёт.

Хочется ей улыбнулся, но не время.

— Да, задержка пакета, — ненатурально изображает озадаченность посол. — Вот прошли обновления. Виктор, и всё-таки. По каким причинам я не могу связаться с твоей матерью? Повторюсь ещё раз, это в твоих же интересах.

— Виктор Иванович, я могу попросить вас записать то, что сейчас скажу? — Чем искреннее меня там будут считать натуралом, тем меньше продумают контрмеры. — А потом передайте, куда надо: сэкономим время и силы.

— Да, я веду запись. Говори.

— Господин Сапрыкин, ваш консул уже достаточно давно по меркам нынешнего мира услышал, что я вхожу в первый список федерации. — Делаю небольшую паузу, чтобы насладиться мимикой собеседника.

— Как давно?

"Тянет время. Снова интенсивный обмен 👆".

— Четверть часа, чертовски длинный промежуток для нынешней цивилизации. При этом, как вы справедливо заметили, я являюсь несовершеннолетним и натуралом. Как вы думаете, было просто оказаться на нынешнем уровне? И это случайность или результат неких спланированных действий?

"Хаос. В том канале информационный хаос, детальной классификации не поддаётся".

"???"

"Эквивалент того, как если друг на друга орут и не слушают, что говорят другие".

"Спсбо".

— Я могу спросить, как ты попал в первый список? — отмирает Сапрыкин через пару секунд. — Заранее извиняюсь, если захожу за некие грани.

— Моей официальной опекуншей является Тика Хамасаки. Принадлежность к первому списку на меня распространилась по наследству.

"Сделай паузу!" — предлагает Миру. — "Они там в шоке и по инерции пытаются проораться. Посол щас там рубится, причём непонятно, за что, хе-хе".

"Ты их обмен видишь?🤨" — живо заинтересовывается Эрнандес. — "Настолько подробно?! 🤨".

"Да нет, какое там. Только количество источников эмоций и их спектр 😑".

"Тоже немало" — кошка Мартинес оттопыривает нижнюю губу и уважительно качает головой. — "Что за приложуха?".

"Наша семейная. У мамы отмутила после того, как она у отца кое-что себе обратно взяла".

"Пардон. Поняла, не лезу 😘".

"✋".

— А каковы планы твоей семьи насчёт имущества твоего отца? — крайне обтекаемо задаёт вопрос Сапрыкин.

Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы сообразить: где-то вдалеке все кричат друг на друга, пусть и виртуально. И он сейчас изо всех сил старается не потерять конструктива тут.

А я тоже делаю кое-какие свои выводы, которые обдумаю чуть позже.

— Это и есть причина, по которой мы с вами увидимся завтра, — обещаю на полном серьёзе. — Планы моей семьи на тему имущества моего отца в Разделительных Сегментах тоже следует обсуждать со мной. Пожалуйста, примите к сведению.

Поскольку беседа и записывается, и транслируется, "не заметить" последнюю фразу будет невозможно.

Судя по красноречивой гамме чувств и скривившемуся лицу дипломата, что-то в том его канале идёт не так.

"Агрессия. Внимание".

— Виктор, к сожалению, никакая часть нашего аппарата завтра тебя принять не сможет. Ни консульский отдел, ни аппарат посла. — Сапрыкин активирует какие-то дополнительные опции нейрокоррекции и становится похожим на манекен.

Мимика такая же выразительная.

После этих слов справа-спереди стремительно выныривает Мартинес и рукой разворачивает мой браслет так, чтобы быть полностью в кадре:

— Hola cabras!

Кажется, она говорит что-то в этом духе. К сожалению, испанский в число моих либо Вити Седькова добродетелей никогда не входил.

* * *

— Привет, козлы! — она и в мыслях не держала, что бывшие соотечественники Рыжего на той стороне могут её не понять. — Посол, ты на этом языке в состоянии общаться?

— Да. — Тип, надо отдать ему должное, очень быстро сориентировался и почти мгновенно включил расширение-переводчик.

В принципе логично. Кастильяно, что ни говори, в шесть самых распространённых языков обитаемых миров пока ещё входит.

— Кто вы? — продолжил настоящий (как оказалось, спасибо Длинной) Сапрыкин, который сейчас явно озвучивал некую консолидированную точку зрения.

Или наоборот — оттягивал ответ, поскольку на той стороне по-прежнему грызлись не на шутку. Спасибо Миру, без неё бы этого не поняли.

— Вначале поставьте на паузу тех, кто вам сейчас дует в уши с другой стороны. Я скажу только один раз и вам лучше услышать всё полностью, чтобы потом не переспрашивать. — Когда нужно, она вполне умела быть убедительной, подобно маме.

Кстати, а вот интересно, как так вышло, что маму все боятся больше папы?

Чёрт, какая херня в мозги лезет, тут же оборвала старшеклассница себя. Ещё и в такой момент.

На среднем плане чата Айя увидела, как Длинная и Миру синхронно подключают Рыжему переводчик с испанского. Молодцы, потому что ей не до этого.

Секретов от Виктора она не планировала, просто времени на согласование им сейчас не дали. А говорить на родном языке нужно было для хотя бы того, чтоб и на половину волоса не выйти из имиджа — от этого будет зависеть слишком многое.

В следующую секунду Мартинес прислушалась к себе — и прекратила что-либо изображать. Становясь настоящей собой (как интересно, бля. Неужели это я и есть), она подтянула товарища к себе вплотную, по-хозяйски опуская ладонь на его ягодицу, затем продолжила:

— Меня зовут Айя, я родная и единственная дочь Паоло Мартинеса и Дальхис Эскобар. Могу пользоваться обеими фамилиями, потому говорю вам полностью. Господин посол, люди, стоящие за вами, примерно представляют стиль, в котором моя семья ведёт любые дела вот уже несколько столетий?

Не нужно ни угрожать, ни давить на старте, ни хамить — как тот консул в суде. Это удел слабых.

Если за тобой есть реальная сила, нужно просто задать короткий вопрос — по делу — и получить на него такой же короткий ответ.

Либо отсутствие ответа, да. Отсутствие ответа порой тоже ответ.

Эрнандес, с интересом наблюдающая за метаморфозами её лица, весело качнула подбородком пару раз и выбросила вперёд сразу два больших пальца. Ещё через секунду, к удивлению Мартинес, к лучшей подруге присоединилась и обычно флегматичная Хамасаки.

Занятно. Значит, выгляжу убедительно и не переигрываю, подумала про себя старшеклассница.

— Ваша фамилия достаточно известна. — Сапрыкин тоже коротко кивнул после неуловимой паузы.

Ну а чё, она специально и стала так, чтобы на той стороне могли пробить её со скоростью звука. Государственная контора, поди ресурсы позволяют.

Пробили, хе-хе. И это хорошо. Потому что в подобных беседах (она это отлично знала от старших) больше одного раза воздух не сотрясают и дважды никому ничего не говорят.

— Ваш Климентьев отправляется на луну, кроме прочего, для того, чтобы ресурсы моей семьи могли быть использованы в его адрес в полной мере. — И снова ничего кроме правды.

Хотя и не вся правда, но то уже мелочи.

Если подумать, союз Дальхис и Тики давно ни для кого не секрет. Рыжий им только что сам сказал, что он теперь местами Хамасаки.

Соответственно, и между Айей Мартинес и ним, по логике, тоже могут быть свои отношения. Да они и есть, эти отношения, так что со всех сторон чистая правда.

Посол зримо напрягся: явно всем коллективом сейчас просчитали крайне несложные последствия, которые ожидают Гену Климентьева — теперь уже неизбежно.

— Я вас внимательно слушаю. — Между бровями Сапрыкин пролегла глубокая борозда.

— Я представляю, каким образом возникает единая линия поведения в структурах типа вашей, — ровно продолжила Айя. — Масса необходимых согласований, куча начальства, у которого одни права — а у вас одни обязанности. И к общему знаменателю кроме вас наверняка никто и не собирается приходить.

Тип молча кивнул, не сводя с неё взгляда.

— Господин посол, Гену Климентьева начнут потрошить даже не на луне, а ещё на пересылке здесь, в муниципалитете. Можно, конечно, предположить некий утопический вариант. — Она коротко задумалась. — Вы напрягаете свои ресурсы, его переводят из общей тюряги куда-нибудь в изолятор Федеральной Безопасности, но только это пластырь, временное решение. Никаких проблем это не решает, для Гены.

— Продолжайте. Вас сейчас слушают и те, которые, как вы говорите, стоят за мной.

— По роду занятий моей семьи я знаю с детства, как выглядят места отбытия наказания в вашей юрисдикции. Сотрудники правоохранительных органов, государственные чиновники и так далее у вас сидят отдельно. — Айя наконец словила нужную волну и теперь не опасалась ошибиться. — В Федерации иначе: закон один для всех и тюрьмы тоже для всех одинаковые. Вы понимаете мой намёк?

— Поскольку содержание нашей с вами беседы будет передаваться дальше, я бы просил вас быть максимально развёрнутой.

— Я не представляю ни единого заведения, вы понимаете, о чём я, в котором на момент времени не нашлось хотя бы десятка-другого hermanos. Ваших, русских, наоборот: Климентьев скорее всего будет единственным за пятилетку.

— К чему вы ведёте?

— А я не знаю, — искренне ответила она. — Я понятия не имею, ПОКА. Это очень здорово зависит от того, какая информация в голове этого вашего Гены Климентьева содержится. Конкретно сейчас пару дней по инерции он ещё посидит в полицейской кутузке: пока документы прогрузятся, пока постановление от апелляционного суда.

"Хрнсе! Откда ты эт зншь?! 😨🤦‍♂️" — Рыжий и в реале разинул рот так же, как в чате.

Прикольно, хи-хи. Что интересно, против генеральной линии не возражал — значит, она всё делает правильно.

Ура. Это классно, когда женщина является идеальным продолжением своего мужчины.

Не к месту захотелось петь, а за спиной появилось ощущение крыльев.

— Господин посол, я вот прямо сейчас, в параллель нашего разговора, прошу в семейных чатах известить всех наших, — продолжила Мартинес, глядя в глаза взрослого мужика возрастом хорошо за полтинник. — Не скажу, что Гена не жилец, но в тюрьмах федерации с hermanos очень трудно состязаться абсолютно любой группировке. Любой. Даже чёрным.

Ч-чёрт, у них же negros, наверное, звучит неприлично? Ладно, пёс с ним. По-испански просто название цвета, сойдёт.

— Что вы хотите предложить? — Сапрыкин сделал очень неплохую попытку одурачить малолетку-девчонку с задворков цивилизации.

Тёмную, забитую девочку из неграмотных краёв.

— У вас почти получилось, — мягко и лишь самую малость снисходительно улыбнулась она уголком рта. — Но я не предлагаю, а обещаю. Господин посол, моя семья будет знать ВСЁ, известное Климентьеву, в первые же сутки после того, как он переступит порог абсолютно любого заведения после полицейской камеры. Мы для этого употребим всё своё влияние, а в тех местах лично нам напрягаться нужно меньше, чем высморкаться.

Она и высморкалась в сторону, затем продолжила:

— Целость организма вашего гражданина лично меня не волнует нинасколько. Соответственно, расскажет он ВСЁ. — Кажется, на той стороне дозрел не только посол, а и все те, кто за ним слушает. — Поэтому ваших предложений жду я.

Какое-то время они оба помолчали, меряясь взглядами.

— Вы хотели договорить, — мрачно предположил русский.

А глаз не отводит, молодец. За своих тоже готов стоять, респект. Только вот сил у тебя, дядя, именно в тех заведениях маловато. Ваш расчёт был исключительно на экстрадицию — в родных пенатах Гена Климентьев мгновенно бы соскочил.

Но в федерации вмешался рейтинг Хамасаки — раз. И ваш парняга будет чалиться все восемнадцать месяцев без вариантов.

Два. Тюрьмы федерации — это давняя вотчина одной испаноговорящей семьи, причём очень хорошо знакомая Семье вотчина. Кроме прочего, потребитель первой тройки одного очень интересного сельскохозяйственного наименования.

Где ещё двигаться, как не в тюрьме.

— У меня не сильно большие козыри на руках, я это понимаю. — Мартинес говорила спокойно и где-то вдохновенно. — Я всего лишь школьница, с противоположного от вас конца вселенной, могу немного. Кроме вашего Гены у меня физически нет вариантов вам досадить. Потому этот вариант я буду использовать полностью. Я не знаю и не хочу вникать, что вам нужно от Рыжего.

Здесь сжать его самого за булку, чтобы выглядело достовернее, благо, за жопу парня взяла изначально. Не в переносном смысле, хи-хи.

Бля, Виктор заполошно выпучил глаза и чуть не взвился в воздух. Кажется, на автомате переборщила с импульсом в мышцах.

— Но я очень хочу, чтобы завтра он сам попросил меня отменить уже сделанную просьбу маленькой девочки Айи Мартинес в адрес большого парня по имени Гена Климентьев, — уверенно закончила она. — Моим родственникам. Если завтра у вас получится договориться с Виктором Седьковым, — прости, Рыжий, но здесь для иллюстративности нужно сжать твою жопу ещё раз, — то я тут же уберу вопрос с повестки дня в семейном чате. Господин посол!

— Да? — хмурым взглядом Сапрыкина можно было колоть орехи.

Кажется, прониклись, хе-хе. Что интересно, и Миру молчит на тему истерик в их канале: видимо, больше не ругаются.

Не ругаются потому, что видят: она говорит правду.

Разумеется, жизнь этого Гены и гроша ломаного не стоит. Теперь пусть русские стараются умаслить Рыжего с его ГЕНЕТИКСОМ — тогда и она снимет заказ.

Как по команде, именно в эту секунду в семейном чате пришёл ответ кого-то из троюродных братьев: "... Да, но не бесплатно. Или 10 доз вирта, или эквивалент деньгами ты мне — я тогда за тебя сам туда заброшу. Но в ценах тюряги, извини. С самим клиентом проблем не будет...".

Заведение родственник уже предположил — на основании записи из суда, статьи и приговора.

Айя отлично помнила, что самое большое влияние возникает тогда, когда ты делаешь то, что говоришь, а говоришь чистую правду.

Она сперва поставила плюсик кузену в чате, подтверждая заказ, потом тут же перевела на его счёт пятнадцать штук.

— Господин Сапрыкин, я очень прошу вас попытаться договориться с Виктором Седьковым, — грустно глядя в глаза взрослого человека, попросила Мартинес. — У меня действительно нет рычагов давления на ситуацию кроме Гены Климентьева. Ничего личного, простите, только бизнес. Потому Гену Климентьева в тюрьме выдавят до конца, если первого пункта не произойдёт.

Видимо, послу сейчас пудрили мозги сразу из нескольких источников, потому что он в первую секунду даже не сообразил:

— Первый пункт? Какой первый пункт?

— Договориться с Виктором Седьковым, — вежливо повторила она. — Завтра. Так, чтобы он мне сказал "отставить". Если вдруг ваш гражданин вас ещё интересует. Если же нет, мне не повезло: останусь пару месяцев без завтраков зря, без смысла.

На самом деле, конечно, не останется, но пусть. Сказано красиво. Наверное.

В боковом зрении душу согрела нижняя челюсть Рыжего, мало не подметавшая асфальт. Сам он, не мигая, ошалело таращился на неё, пытаясь выглядеть при этом легко и непринуждённо и не подавать виду для земляка.

"Интересно, Виктору контроль мимики уже доступен в медицинском расширении?" — абсолютно искренне поинтересовалась она в их общем чате, выходя из кадра у посла Сегментов.

Седьков, блин, со своей непосредственностью как обычно "сыграл" на высоте: позабыв про соотечественника, так и развернул голову за ней, не закрывая рта и не делая ни малейших попыток продолжить беседу с Сапрыкиным.

Чёрт. Где-то переборщила или у девок переводчик кривой?

Блин, надо будет с ним испанским заняться, а то не дело — так терзаться каждый раз, всё ли ему нормально перевели или накосячили буквализмами.

* * *

Спасибо за ваш лайк 🙂

Глава 10

Сапрыкин вышел сразу из пары крайне непростых чатов, работавших в режиме конференции. Надо было сосредоточиться, успокоиться и подумать.

Концентратор был разогнан на полную производительность, оттого за следующие пять минут он успел проанализировать все массивы информации практически до земной коры.

— Банальная этика, — сказал он вслух самому себе, поскольку кроме него в этом кабинете больше никого не было.

Только дилетанты считают, что у посла в посольстве один кабинет — тот, на котором вывеска. На самом деле конечно же иначе: настоящее рабочее место для других в принципе недоступно, плюс на нём нет никаких табличек снаружи. Кому надо, все и так знают.

Пацан по фамилии Седьков подбросил достаточно сложную задачу, причём на ровном месте. Там, где никто не ждал. Всего-то и было нужно: донести до поражённого в правах бывшего гражданина расклады и, внятно описав перспективы, прийти к какому-либо компромиссу.

Поручили задачу в обход основных каналов командированным с родины, которых последние пару недель в федерации развелось едва ли не больше, чем титульных.

Виктор Сапрыкин не зря занимал свою должность, он отлично понимал: даже маленький грызун может вцепиться в горло здоровенному доберману, причём с весьма серьёзными последствиями для последнего, если оного грызуна (обычную крысу) зажать в углу без выхода.

У ГЕНЕТИКСА было что отжимать и частным структурам, и государству. Судя по местным раскладам, даже федералы хотели поучаствовать, несмотря на отсутствие номинального владельца пакета в Сегментах вот уж сколько лет и даже вопреки его смерти накануне, хотя это вообще не их собачье дело.

Ну а что, случайно, что ли, Седьков-младший таких опекунов заимел? Рассказывайте другим. Хамасаки — люди видные даже из Сегментов.

Однако загнанная в угол (как мнилось дома) несовершеннолетняя крыса оказалась, во-первых, не одна, а во-вторых — и не крыса вовсе.

— А что-то иное... "Если сделано на совесть, простоит оно века", — пробормотал-пропел посол, забрасывая ноги на стол и упираясь взглядом в носки туфель.

Чёрт возьми, какой-то то ли пат, то ли цугцванг.

Виктор Седьков, если опустить форму их недавнего общения, по содержанию оказался отбитым на голову стойким оловянным солдатиком из тупой детской сказки средневековья метрополии. Справедливости ради, пацан пребывал на территории, практически гарантирующей его безопасность, потому мог себе позволить играть в независимость.

Опять же, опекуны да латинос, последним на дипиммунинеты чихать.

Сапрыкин закусил губу. Только далёкие от системы идиоты считают, что посол — независимая величина. Или что он просто величина.

Какое там. Если хочешь жить нормально — в должности посла будешь постоянно выступать в роли пресловутого дурачка, у которого тысяча начальников: надо очень чётко лавировать между курсом и задачами действующего кабмина, корректирующими веяниями из парламента плюс (куда без этого) — абсолютно независимыми пожеланиями частного бизнеса.

Да, именно так. Посольство служит для того чтобы представлять интересы государства. А государство, в свою очередь, это не только обновляемая время от времени власть (редко — выборами, чаще — от старости, если говорить о Сегментах).

Государство — это ещё и каждый в отдельности гражданин и каждая в отдельности компания. Многие из которых, особенно крупные, вполне в состоянии поставить послу и свои задачи — есть для того отдельные каналы, особенно в свете намечающейся делёжки наследства ГЕНЕТИКСА.

Сапрыкин рывком поднялся, прошёлся до двери, выглянул в коридор. Там было пусто.

Он захлопнул оба замка, включил шумоподавитель и вызвал пацана ещё раз.

Седьков ответил ему практически сразу, не особо скрывая своё удивление:

— Ух ты. Чем обязан второй раз подряд? Вроде бы только что говорили же?

— Я сейчас один и в своём кабинете, и в канале. — Откровенно обозначить, что прошлый разговор происходил в режиме конференции. — Мы могли бы пару минут пообщаться без протокола?

— Да мы вроде и до этого не под запись трещали, — тупонул пацан.

Чёрт, и не скажешь же ему, что как раз именно под запись. Общаться вдвоём — совсем не то же самое, когда диалог одновременно транслируется сразу в несколько сторон.

— У меня сейчас отключён концентратор. — Сапрыкин добросовестно продемонстрировал снимаемый с руки гаджет. — Остаётся только канал для связи с тобой, прочее я заглушил. Ты натурал, от тебя подобного не требую. Поговорим?

Н-да, пацан соображает явно медленнее своей подруги Эскобар. Интересно, а её как он подцепил?! Где Хамасаки — и где Эскобары?!

Может, благодаря школе? Надо подробнее расспросить кое-кого из своих, работающего там (агентура никак не уровня посла, но находится в том списке, что лично обратиться можно — будет не зазорно. Должность посла, ха-ха, позволяет общаться с кем угодно, даже с уборщицей, такие вот плюсы).

С патриотизмом и мотивацией у того списка всё в порядке, хотя конкретный человек и чуть иной структуры персонаж, не контакт министерства иностранных дел.

Хотя что тут непонятного с Эскобар. На наследство типа ГЕНЕТИКСА вполне могли слететься даже латиносы с другого края цивилизации, всё как раз объяснимо. Девка же чётко продемонстрировала: языком болтает она, но действовать, если придётся, будет вся семья.

До чего хитрые черти! И ведь она несовершеннолетняя, откреститься от её слов проще пареной репы — случись что. А с другой стороны, предупреждение прозвучало; что не услышал, вид не сделаешь.

Ультиматум, поправил мысленно он себя. Профессиональным языком работы, которой он занимался вот уже сколько лет, такое предупреждение называется ультиматумом.

И Климентьев этот ещё, чёрт бы его побрал. Как же так. Как же можно было так лопухнуться. Главное, ЗАЧЕМ?!

Теперь не спросишь: консульские контакты до приговора суда ограничены. Федерация ни разу не демократия местами, нападение на титульного первого списка — особая тяжесть.

Тоже понятно, в принципе: если всякие латиносы начнут японцев да китайцев по сусалам стучать... А уж Климентьев ещё и не гражданин, а иностранец.

Куда ты думаешь, оборвал он сам себя. Какая только херня в голову не заползёт, когда она невовремя.

— Не нужно было снимать концентратор, — откровенно пожаловался он собеседнику. — Мысли сразу ушли в раздрай, не могу сосредоточиться.

— Внимательно слушаю цель этого звонка, — осторожно обозначил Седьков-младший. — Чего от меня надо-то? Я завтра по-любому буду у вас в посольстве, пофиг, если не примете.

— Да?

— А наш портал электронного правительства сейчас как раз согласовывает с вашим искином этот визит. Если бы не бюрократия, приехал бы вообще сегодня. Откажете мне в приёме официально — меня устроит. Юристы говорят, в нашу схему и ваш отказ ложится в тему.

Вот же сучонок.

— К чему такие сложности?! — изумился посол внешне. — Зачем рвать зубы через задницу?!

И тут же пожалел, что затупил сам. Действительно, не надо было отключать концентратор.

— Потому что я — лицо первого списка федерации, — вежливо напомнил пацан. — И по факту буду посещать территорию другого государства, но не с официальным визитом. Вы же не думаете, что я сунусь к вам без охраны и без гарантий, которые лично мне будут казаться убедительными?!

— Логично, хотя и абсолютно беспочвенно, — достаточно откровенно заметил дипломат.

А с другой стороны, беспочвенно только если на текущий момент. В суточной перспективе справедливо: какие круги родины могут захотеть подготовиться к этому завтрашнему визиту — большой вопрос. Могут найтись среди них и такие, которых даже он, посол, будет обслуживать с низкого старта и пробуксовкой. В направлениях, далёких от этичности.

— Жизнь учит, что страховки много не бывает, — дальновидно заметил Седьков. — Мартинес вообще говорит, что мне к вам можно входить только тогда, когда согласовано физическое сопровождение и его носимая снаряга.

Так, Мартинес — это та самая Эскобар, видимо. Она называла две фамилии. Снаряга, получается, оружие?

Они что, собрались разносить посольство изнутри, что ли?! Случись вдруг что?!

— Я себе не враг, — честно уведомил наперёд Сапрыкин, предусмотрительно дистанцируясь от возможных эскапад с родины. — Вариант, может, с твоей точки зрения и логичный — но я в посольстве тоже кое-что могу. Пока ещё. До откровенного беспредела никто не дошёл и опасаться за физическую неприкосновенность во время такого визита — рядом с оскорблением. У нас не федерация, люди по улицам спокойно ходят.

— На бога надейся, а ишака привязывай, — пожал плечами подросток. — Вот когда я буду видеть, что обстановка для меня на все сто контролируется, тогда и продолжим... Так что обсуждать-то будем? Посол, извини, я против тебя лично ничего не имею, но ты же озвучиваешь не свои идеи? А государственные вперемешку с каким-нибудь крупным бизнесом?

Ты смотри. Он всё-таки сформулировал это вслух, причём достаточно изящно и походя.

— Конечно, — дипломат кивнул. — Я всё-таки представляю интересы государства.

— Ну вот. Если бы беседа была только между нами, я бы ещё подумал, что сказать. А к любым государственным кругам, как и к крупным бизнесменам, доверия нет. Пардон за откровенность.

— Виктор, давай попробуем найти точки соприкосновения по поводу компании твоего отца на индивидуальном уровне, ты и я. Вдвоём, без свидетелей, без кого-либо третьего в канале или рядом. — Он сейчас нисколько не лукавил и именно ради этого момента отключил нейрокоррекцию. — Я не обещаю ничего, но давай попробуем хотя бы понять друг друга на уровне личностей.

Сапрыкин действительно был хорошим дипломатом, в том числе потому, что умел договариваться. Он отлично знал старый как мир трюк: если позиции сторон осложнены давлением комплексных групп за спиной говорящих, этим говорящим нужно остаться вдвоём, наедине.

Потом, когда конструктивно настроенная пара нащупает хоть какие-то точки соприкосновения, каждый из них пойдёт к своей пастве — агитировать, убеждать и просвещать.

Следующим этапом, по итогам согласований "дома", обычно возможна вторая встреча.

Седьков на мгновение задумался и выдал:

— Виктор Иванович, не договоримся мы: неравные базисы.

Такое ощущение, что общаешься с кем-то своим, ух ты.

— Почему? — спокойно потребовал дипломат, старательно контролируя эмоции. — Что ты имеешь ввиду под разными базисами?

— Background'ы для этой беседы. Смотрите. Вам от меня кое-что нужно, причём даже не вам, а...

— Понял. Да. Нашей стороне.

— А мне от вас не надо абсолютно ничего! — Пацан спокойно смотрел в глаза взрослого собеседника. — Я об этом наследстве от бати узнал со дня на день, верите?Предыдущие шестнадцать лет слыхом не слыхал и как-то обходился! Временами жрать было нечего, жизнь совсем не олигарха, буквально до позапрошлой недели. Только сейчас начало налаживаться.

Ух ты, до чего интересно. И куда только смотрят ребята из той службы, которая... так и норовит нарезать задач, в том числе в этом случае.

И другие, смежные конторы, тоже куда только смотрят. Включая частный бизнес, который просыпается только требовать, но не давать.

— Мне очень жаль, что у тебя настолько прервалась связь с родиной. — Сапрыкин был в три раза старше собеседника и сейчас на автомате включился в нужную струю даже без концентратора. — По роду занятий я отлично представляю, что тебе пришлось пережить.

— Стоп-стоп-стоп, — замахал в воздухе руками младший Седьков, перебивая. — Давайте без манипуляций.

Чёрт. Пацан снова мимоходом выровнял беседующих. А ведь заняв позицию сверху, можно было так хорошо сыграть на эмоциональном контрасте. Тем более что он этому старшекласснику действительно искренне сочувствовал.

— Виктор Иваныч, ради бога, удержитесь от своего сочувствия! Вот уж в чём я правда не нуждаюсь. Дайте договорить!

Сапрыкин молча кивнул.

— Вам от меня нужна часть ГЕНЕТИКСА. Большая ли, маленькая ли, не суть. Вы входите в эту беседу с намерением торговаться: речь лишь о том, кому из нас сколько достанется. Так?

— Не только. Ещё — на каких условиях, — честно прокомментировал дипломат. — Одно дело — зафиксировать твоё право собственности, другое — дать тебе возможность этой собственностью свободно управлять. Там очень большой люфт для торга.

Раз пошла такая беседа, вероятно, наступило время открывать некоторые козыри.

— А неважно, — пацан легкомысленно отмахнулся. — Главное — у вас есть намерения, переходящие в цели. И кроме меня вам нужное взять неоткуда, по крайней мере, быстро. А тем, кто за вами стоит, хочется не просто быстро, а очень быстро.

— Справедливо сказано. — Честность и только честность, у Сапрыкина тоже были свои правила.

— А мне от вас не надо ничего, — сообщил школьник. — Да, контора бати — соблазнительная штука, если верить окружающим, причём с обеих сторон. Но я без неё жил всю свою жизнь, понимаете?

— И что? — посол насторожился.

— Ну мы же с вами русские! — младший Седьков машинально удивился. — Этнопсихологию никто не отменял. Получится — хорошо, не получится — да и пёс с ним. Если смог отец, расшифрую цепочку и я. Ну или другие. Потом, когда-нибудь.

Вот это поворот.

— На жизнь мне теперь хватает, слава богу. Если ваша страна, — он так и продолжил, словно бы дистанцируясь, — с точки зрения права поступит по-своему — значит, так тому и быть. Ломать копья точно не буду, ибо плетью обуха не перешибёшь. Вы почему-то все без исключения, что в сегментах, что в федерации, считаете ЗА МЕНЯ, что я хочу того же, чего и вы!

А вот этого посол даже не предполагал. Чёрт, хоть бы мимика сейчас не поплыла, слишком уж неожиданно.

Что полноценный наследник может абсолютно спокойно махнуть рукой на подобный кусок и без рефлексий начать жизнь с чистого листа — такое ни одной из сторон не предусматривалось.

Более того. Сапрыкин был опытным во многих областях жизни и чудесно понимал: в отсутствие законного владельца поделить на родине ГЕНЕТИКС не получится в принципе, такой вот парадокс. Мирно поделить — не получится особенно.

Нюансы законодательства, будь они неладны.

Многочисленные стороны между собой физически не договорятся, а общего знаменателя в лице законного хозяина может просто не оказаться в наличии.

— Спасибо за этот разговор. — Дипломат решительно отключился.

Услышанное требовало молниеносной реакции, причём сразу по нескольким направлениям.

Кроме прочего, в ходе этой бессмысленной беседы возникло ощущение, что у пацана есть какие-то неупомянутые в ориентирах точки опоры на родине. Это надо выяснить срочно и устранить — Виктор Иванович Сапрыкин тоже очень хотел успеть в список живущих долго. А условия оговорены с каждой из домашних сторон, которые могли управлять им здесь.

* * *

Не успели доехать из суда обратно до школы, как Рыжему позвонил уже целый посол Сегментов. Она как раз кое-что обдумывала, так что вышло где-то даже кстати.

С послом Виктор был достаточно откровенен и его последнее замечание произвело фурор: бывшая родина одноклассника, судя по глазам отдельного чиновника, явно не была готова к тому, что кто-то может взять и наплевать на подобное наследство.

— Удивил, — сказала она, беря его под руку после того, как соотечественники закончили общаться по-русски.

— Чем? — жизнерадостно улыбаясь во все стороны, отстранённо спросил товарищ.

— Ты на полном серьёзе готов махнуть рукой на ГЕНЕТИКС?

Миру и Ана тоже с интересом прислушались, замедляя шаг и пристраиваясь с противоположной стороны. Длинная взяла парня под другую руку.

— Это самый простой тест на жадность, — небрежно отмахнулся Рыжий. — Втягивание, вербовка, эксплуатация — всё равно как отыгрываться в казино.

— Продолжай, — попросила японка. — Такое впечатление, что ты додумался до чего-то такого, куда мы все своим умом не дошли. Уж больно звучит радикально, — она с подозрением покосилась на брата.

— Этнопсихология. Легко пришло, легко ушло. Не гневи бога. Чё, правда не понимаешь? — Седьков даже заглянул ей в глаза, наклоняясь поближе, чтобы лучше видеть с его зрением.

— Мы все не понимаем, — деликатно ответила за одноклассницу Эрнандес.

— Проблема всех игроманов и алкоголиков в том, что они не могут вовремя остановиться, — заржал Рыжий. — А у меня с этой частью всё в порядке. Что изменится для нас, если вопрос отложить на год, три или десять?

— Может много чего измениться. — Хамасаки похлопала себя по животу. — По истечении некоторых сроков, моё решение могут начать тиражировать, законодательно закрепив монополию. А очень интересное твоё пролетит мимо кассы: второе место на рынке иногда как последнее.

— А мне всё равно, — явно не кривя душой, серьёзно ответил Виктор. — Я и Сапрыкину не врал. Месяц назад мне жрать было нечего, ещё и по морде довольно больно били ни за что каждый день. Ладно, не ни за что — слабым быть нельзя — но в принципе!..

— Неожиданно. — Выразила общее мнение Мартинес, заражаясь от одноклассника дурацкой привычкой и начиная перешагивать трещинки на асфальте.

С учётом синхронности их шагов, со стороны, наверное, смотрелось занятно.

— Смени масштаб, — предложил Виктор.

Чёрт, вот именно за такие мгновения он ей и нравится. Даже словами не опишешь.

* * *

Следующая глава — в течение часа. Исправляю орфографию 😑

Глава 11

— На что сменить масштаб?

— Не на что, а где. На горизонте задачи: нам всем нет даже двадцати. Прожиточный минимум нектуален ни для кого, до восьми десятков всяко дотянем без голода. Из-за чего сыр-бор?

— Можно не успеть занять очередь, чтобы жить вечно, — она коротко сформулировала суть. — Люди предсказуемы. Когда впереди в толпу кто-то бросал горсть монет сотни лет назад — многие, если не все, бросались подбирать, хотя всегда было очевидно, что на всех не хватит. Давки, драки, поломанные руки. Из столетия в столетия, с постоянством, заслуживающим лучшего применения. Ты правда не видишь параллели?

— А у меня другой подход. — Рыжий сделался необыкновенно серьёзным, она даже где-то напряглась. — Я не вижу смысла топить за такое открытие, если оно не станет достоянием всех. Не избранной группы, не элиты, не верхушки — ВСЕХ.

Эрнандес уже не удивила тем, что опять чувствовала чужие мысли без подсказки. Длинная тоже резко остановилась на месте и замерла, как по команде.

Рыжий просеменил ногами по инерции шаг-другой — но никуда не делся и повис в воздухе на их руках, поскольку расширения на силу латиноамериканки тоже врубили синхронно.

— Тпру-у-у, не разгоняйся, — попросила Ана. — У меня есть жгучее подозрение, что этот разговор лучше завершить здесь. Не в школе.

— Повтори, что сказал, — предложила Мартинес. — А то даже между ушами зачесалось. — Она дисциплинированно поскребла собственную макушку ногтями свободной руки.

— Мозги, что ли, зачесались? — молниеносно сообразил товарищ и опять весело заржал.

Похоже, собственное положение на весу его нисколько не волновало.

— Рассказывай. — К испаноговорящим присоединилась и японка. — Быстро говори, что задумал. Ещё раз.

— Я против любой избранности. Мне неинтересно ни жить вечно (уже говорил), ни навариваться на ажиотажном спросе, ограничивая одних и поднимая других. Вон, как Тераяма-дед пытается всеми силами оказаться впереди всей очереди, используя локти и не только.

— В принципе, он никогда и не скрывал, что местами является левым, — задумчиво покосилась на брата Хамасаки, говоря о нём в третьем лице. — Виктор, но подобные анонсы никогда не становятся общим достоянием сходу, я о расшифровке и редакции гена старения. Должны пройти годы или десятилетия, прежде чем...

— Плевать, — равнодушно перебил Рыжий. — Или всем — или никому. Я в первом списке, плюс лично у меня есть ресурсы и в сегментах, потенциально. Моя родная сестра — вообще первый в истории ген, который не стареет. Родная кровь УЖЕ будет жить вечно, правильно?

— Продолжай. — Миру убедительно изобразила то ли статую, то ли фрагмент скалы.

— А всё. Я всё сказал. Мне наплевать на ваши стандарты, — он выделил "ваши". — Вы видите себе задачей наесться самостоятельно либо забрать деньгами, если это блюдо вам не по вкусу, — тут он имел в виду их с Длинной, поскольку латинос на редакцию гена тоже не претендовали (хотя и по иным причинам).

— Хочешь ввести свой социальный стандарт? — японка наморщила лоб и что-то про себя просчитала. — Выступить социальным поставщиком без сортировки?

— Угу, — простенько кивнул одноклассник, продолжая висеть в воздухе между ними. — А ты что-то имеешь против? ГЕНЕТИКС, если там есть нужное нам, в отличие от HAMASAKI INCORPORATED расшифровку и редакцию гена старения сделает доступной для всех. Нет, не так. ДЛЯ ВСЕХ — вот так. Политика компании, говорю как единственный её владелец и управляющий в одном лице. Когда-нибудь, в перспективе, — он шмыгнул носом, сводя на нет весь пафос.

Они вчетвером немного помолчали.

— Впервые не знаю, что сказать, — пробормотала она, пробы ради резко расслабляя руку и отпуская Рыжего со своей стороны.

Эрнандес экспериментальным путём полностью подтвердила догадку о собственной телепатии: с противоположного бока её пальцы тоже разжались.

Одноклассник некуртуазно шлёпнулся на пятую точку и обиженно посмотрел на каждую из них:

— Вот не думал, что вы такие жлобы! — ввиду он имел, однако, вовсе не падение на землю.

— Мне не каждый день парень сообщает, что намеревается начать войну всех против всех, — честно сформулировала Мартинес. — Только не говори сейчас, что ты искренне не понимаешь последствий такого своего решения.

— Я очень хорошо понимаю, куда НАДО идти. Нам всем — обществу, цивилизации, людям в целом. — Рыжий подтянул пятки поближе и обхватил ноги руками. — Знаешь, мне иногда кажется, что меняются только цивилизации, страны, миры — а люди как были ленивыми эгоистами, не думающими даже на шаг вперёд, так ими остаются. Лично я хочу попробовать кое-что новое.

— Она непротив, — тут же сдала её Эрнандес. — Она поддержит тебя в любом решении, просто у неё сейчас шок, это пройдёт.

— А ты?

— И я.

— Я не возражаю тоже, если для тебя это имеет значение. — Хамасаки каким-то образом научилась ускорять свою думалку без импланта и за десяток секунд явно прокрутила в голове несколько часов. — Но не могу не спросить, как брата. ПОЧЕМУ?

— Зачем тебе? — подозрительно покосился на японку Седьков. — Мало ли, кому какая моча в голову. Капризы у меня могут быть свои? Тем более что речь о ГЕНЕТИКС, а не о HAMASAKI INCORPORATED.

— Это очень похоже на рубеж чего-то нового. Такого общество ещё не видело, — японка принялась размышлять вслух. — Я не могу сформулировать в деталях, да не буду и пытаться. Просто хочу понять: зачем это нужно ТЕБЕ? Можешь объяснить? Если секрет — я пойму, можешь не отвечать. — Она ухватила его за ладонь и решительно выдернула вверх, на ноги. — Но ты как будто понимаешь что-то такое, что лично от меня ускользает. Ну не каприз же, в самом деле?

— А этого не объяснишь. Витя Седьков, — теперь он похлопал себя по животу, — когда отдавал деньги Лысому, оставался без обеда. Ему очень хотелось жрать.

— Какая связь? — не утерпела Мартинес, перебивая.

— А вон там, на углу набережной и проспекта, есть бесплатная столовая.

— Она же для бомжей?! Там же одни клошары питаются?!

— Еда как еда, — вздохнул одноклассник. — Одноразовая посуда, всё горячее, иногда даже не синтетика. Вполне нормально, особенно с учётом нулевой стоимости чека. Там и нормальные люди встречаются, поверь... Ты там не была — но я хорошо знаю, потому что изнутри.

— Ты — единственный из первого списка, кто сможет похвастать, что знает изнутри подобный адрес, — без эмоций констатировала Хамасаки. — До чего занятно.

Интересно, что она чувствует в такие моменты. Спросить, что ли? Не сейчас, наверное.

— Вот у меня и появился мелкий каприз, — не обращая внимания на бурю чувств у окружающих, завершил Рыжий. — Пусть те, кто питается там, получат возможность лично увидеть, как изменится меню за сотню лет: а вдруг появится что-нибудь вкусное! Ну или за пару сотен лет, если в течение века меню будет одно и то же.

— Бля. — Других слов у неё не нашлось.

— Н-да уж. — Эрнандес задумчиво колупнула асфальт носком дорогого ботинка, не обращая внимания на появившуюся царапину.

— Я тебя услышала, — Миру взяла Виктора под руку и решительно направила к школе. — А как с этим твоим намерением согласуется твоё заявление послу? Фактический отказ воевать и сражаться за своё? "Отдадите — хорошо; не отдадите — бог с ним"? Или я что-то не так поняла?

Мартинес быстро подхватила Седькова под второй локоть, пока места не заняла Длинная:

— Я тоже внимательно жду ответа на этот вопрос.

— Так блеф же, — Рыжий удивлённо посмотрел на каждую по очереди. — Эй, вы чё?!

Она снова резко встала, врубая расширение на силу:

— Стоп. Ты хочешь сказать, что говорил своему Сапрыкину одно, а думал другое?

Хамасаки была явно не Эрнандес и мыслей читать не умела. Её вместе с братом рывком развернуло назад и едва не бросило на колени.

— Я тоже не заметила ничего подобного, — Ана догнала их и пытливо всмотрелась в глаза одноклассника. — Со стороны было как чистая монета.

— Ну, на то и расчёт, — Седьков непонимающе пожал плечами. — Если блефовать так, что все видят — какой прок? Вам вот говорю правду сейчас.

— Хренасе, дела твои, Иисусе. — Длинная пнула мелкий камень. — Тогда ладно. Буду иметь ввиду на будущее. Не ожидала.

— Ты сейчас удивил всех нас дважды, — Хамасаки умела не только формулировать, как робот, но и выглядеть аналогично.

Или это у неё национальное?

— Ой, да чё вы, в самом деле! — Рыжий посчитал тему закрытой и вернулся в своё неповторимое состояние позитивного фокстерьера. — Нам ли быть в печали! Жизнь прекрасна и удивительна, а в нашем случае ещё и вся впереди! А если доколупаем этот ген — то ещё и прикольно получится. Кроме себя и других осчастливим.

— Он изображает недоумка, когда врубает защитную реакцию психики, — без интонаций произнесла Хамасаки. — Когда не хочет критики со стороны, если вдруг близкие не согласны — но и менять позицию не собирается.

— Погнали на химию, — Мартинес решила, что нет смысла висеть и дальше в прострации.

Если решение принято, и принято мужчиной — ну и чёрт с ним. Значит, в том направлении и поплывём. Говоря цинично, если бы кто-то из присутствующих не был безбашенным, то и подобных отношений могло бы не быть.

— От добра добра не ищут, — кивнула одной ей Эрнандес, точно навострившаяся влезать в чужую голову без разрешения.

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 12

"Ну и нафига этот цирк был нужен?" — вопрос от Эрнандес пришёл в их личный чат на двоих, когда она уже и не ждала его.

Хотя кому ты врёшь, Айя, остановила старшеклассница сама себя. Себе-то не надо.

Длинная вон, даже мысли регулярно угадывает. Понятно, что кто-кто, а она за чистую монету резкую смену амплуа точно не примет. И во внезапную инфантильную придурковатость тоже не поверит.

"Думала, ты сама понимаешь", — ответила она серьёзно.

"Я-то понимаю", — в реале баскетболистка незаметно кивнула. — "Но давай, раз ты меня в свою придуманную лажу без спроса втянула, ты хотя бы вслух объяснишься?".

"Это не вслух. Это иначе называется" — из вредности упёрлась Мартинес, поскольку общались они действительно втихаря и в интерфейсе, а не голосом.

"Ща при всех по жопе дам и тебе будет очень стыдно 🤨", — пообещала лучшая подруга. — "Веришь?".

Эта может.

"Чувствую задницей, что будет какой-то серьёзный замес. Вот прямо очень серьёзный. Рыжий — чётко вижу по нему — местами не готов морально", — Айя принялась аккуратно перечислять мотивы такого странного (если на первый взгляд) своего поступка.

"Это понятно. Сам крови не видел, рос в нормальных местах", — Эрнандес и не спорила. — "Если сейчас начнётся, как дома 5 лет наз...".

"МОЛЧИ! Да. Он может неосознанно начать притормаживать 😒. Потом сам себя будет кусать за локти, за пятки — у него ж есть ещё проблемы с самооценкой", — кошка младшей Эскобар вздохнула. — "А я не хочу, чтобы наш с тобой мужик за какой-нибудь ответственный момент своей жизни грыз потом себя годами: типа, девчонки круче повели, чем он только подумать успел. Сейчас, если понадобится, он будет вначале гасить — а только потом думать".

"Считаешь, это рациональная модель поведения? Уверена, что правильно ему этот маркер поставила?", — панда Эрнандес с сомнением покачалась на ветке.

"Да. Я когда-нибудь настаиваю, если не уверена?".

"Нет", — не стала спорить одноклассница. — "Хм. Интересно, с чего у тебя такие предчувствия".

"Хз. Есть — и всё. И я им верю. Это, Длинная. Дело есть 😳 . Обещаю: ему и Миру всё сама объясню не позже чем через сутки, при тебе. Но сейчас пускай он пока ещё считает меня инфантильной малолеткой?".

"Да без проблем. Ловлю на слове, кстати. Хочешь, чтобы, если ты права, он в острый момент не рефлексировал?".

"Да. Просто чувствую: когда он будет думать, что меня и тебя надо защищать, а не считать равными, он и действовать будет по единственно правильному алгоритму".

"Мне бы твою уверенность".

"Ой, вот не кряхти! Я ещё не спросила тебя, с х*яли ты мои мысли читаешь ☝и попутно — как ты это делаешь 🙄".

"А почему именно сутки? Откуда цифра?".

"Жопой чую. Женская интуиция, как у мамы. Эти авиаторы недоделанные из сегментов кучу всего наговорили. На, прими пакет".

"Ого. Здесь полчаса разбираться".

"Я выделила красным то, за что мой глаз зацепился".

_______

Через минуту

Глава 13

— Погоди! — Юнь материализовывается откуда-то из бокового коридора, когда я неторопливой рысью бегу в направлении учебной части.

— О. А ты здесь откуда? И как меня поймала? — я и сам не знал десять минут назад, что буду в этом месте в это время.

Как вычислила?

— Поговорить хотела с самого утра. Так, чтобы никто не знал. У окна сейчас сидела — смотрю, а ты с улицы сюда понёсся. Отпросилась в туалет, перехватила тут.

— Занятно. Чего надо? — ну не та у нас история отношений, чтобы на этом этапе затевать нейтральные светские беседы.

Да и не только в данный период.

— Я хочу с тобой кое о чём договориться, точнее, предупредить. — Китаянка, в отличие от предыдущих моментов, похожа на конструктивную.

Глазами, лицом и на каком-то неуловимом энергетическом уровне.

— Честно говорю заранее: никаких обязательств с моей стороны, никаких обещаний или гарантий. — Мало ли, вдруг какая манипуляция. — Ни я, ни те, кто со мной близки, не считаем тебя даже нейтральной стороной: ты чётко по другую сторону баррикад и нам враг. Это не исключает нашего возможного разговора, — признаю в конце. — Мало ли. Неисповедимы пути господни.

— Ничего себе, как на тебя Мартинес влияет... Нет, Седьков, я вам не враг. Собственно, это и есть цель, почему я тебя отловила: чтоб это сказать.

— Да ну?! И вот так просто забудем всё, что между нами было?! — удивление получается искренним и непринуждённым.

— Жаль, что ты натурал, — бросает она. — Не могу тебе доказать.

— Сяовэнь, ты меня, конечно, извини, но я совсем не претендую, чтобы ты мне что-либо доказывала. — Начинаю раздражаться, поскольку и других забот хватает, а тут ещё это недоразумение.

Но агрессии в ней нет, факт. Зато есть некая озабоченность, лёгкая депрессия и подавленность, которые она пытается маскировать под невозмутимым лицом, с которым обычно по школе ходит Миру.

— Помнишь, в конце прошлого месяца ты очень хотел меня как женщину? Даже в декольте заглядывал в столовой, несмотря на Ченя? Он тебе ещё тогда по голове дал?

— Прикольный у тебя способ наладить контакт, — моя голова качается влево-вправо сама по себе.

Н-да уж. Витя Седьков — тот ещё интимный гангстер. Был.

Память услужливо подбрасывает: да, случай имел место.

С Ченем, кстати, я сейчас управлюсь относительно легко — но тогда этому телу было стыдно и неловко. Предшественник какое-то время действительно западал и на Юнь, даже думал, что и ради неё способен на подвиги и восстание угнетённых.

— А ты помнишь, что именно тогда я тебе ничего плохого не сказала? — продолжает цепляться к каким-то незначительным, как по мне, нюансам китаянка. — В отличие от всех остальных? Не травила тебя, не ругалась, даже не сказала "нет"?

— Ну, за тебя тогда Чень всё озвучил, — припоминаю что-то, но не так чтоб уверенно.

Эпизод, конечно, из разряда "гордиться нечем". И не скажешь ведь никому, что я — не совсем тот Витя Седьков (тем более что снаружи этого не докажешь).

— А что мы с ним потом стояли и ругались, тоже не помнишь?

Да что ж она такая настойчивая.

— Ты ушёл лицо мыть в туалет, потом вернулся обратно в столовую — а мы ещё ругались возле раздачи. Ближайший стол. — Азиатка требовательно сверлит меня взглядом.

— Да хрен его знает! Я натурал, у меня память не эйдетическая! Ты ещё как полиция спроси!

— Это как? — она поднимает бровь.

— Это "Где вы были вечером в восемнадцать двадцать три, шестого августа, два года назад"! — перевожу дух. — И "...какая при этом была погода"!

— Да ну, к чему так драматизировать, — на ровном месте задумывается она. — Там же был для тебя очень яркий эмоционально эпизод. Неужели не запомнил?

— Нет.

— Жалко. Из-за тебя тогда реально поругалась. Была единственная в столовой, пожалуй, кроме Хамасаки, кто на тебя не гнал.

— Уффф. Зато потом исправилась. Юнь, чего тебе надо?

— А почему ты сдался тогда?! Почему ПОТОМ, — она буквально припирает меня к стенке обеими руками, бешенно сверкая глазами, — ты нашёл в себе и силу, и волю?! И Лысому накостылял, и даже Ченю?! А тогда, когда я тебя буквально молила взглядом — помоги — ты утёрся и прожевал сопли?! Отдал в чужие руки девчонку, которую сам хотел, как мужчина?!

— Хуясе, — задумчиво чешу за ухом, цитируя "сестру" в моменты её эмоциональной нестабильности. — Звучит как будто предъява. Сяовэнь, у меня два взаимоисключающих ответа на твой вопрос. С какого начать?

Она отпускает меня, делает шаг назад, отряхивает ладони и с необычной досадой продолжает:

— Я и сама малодушная мразь! Но ты смог исправиться, подняться и пойти дальше, а я до сих пор пресмыкаюсь! Противная сама себе.

Азиатка делает шаг вперёд и её кулак под расширениями, кажется, выбивает каменную крошку из бетонной стены. Относительно недалеко от моей головы.

— Я мразь и предатель! Противна сама себе! Удовлетворяла как кошка мужика, которого не люблю! Цеплялась за иллюзии, понимая, что сама — лишь дерьмо, которое не заслуживает ничего хорошего!

Несмотря на текст, китаянка явно усилием воли сдерживает злые слёзы.

Хренасе. И методической помощи в нашей группе не попросишь: никто из трёх девчонок не откажет — но транслировать подобное кому-то... некомильфо.

— Какой-то словесный эксгибиционизм получается, — вздыхаю. — Ты ж понимаешь, что на меня сейчас действуют прямые физиологические механизмы с твоей стороны?

— Да... КАКИЕ?

— Самка детородного возраста, привлекательная с точки зрения процесса размножения, на вершине иерархии в этом смысле — нуждается в помощи.

— Красивая, но дешёвая шлюха с выбитыми зубами, — неприязненно цедит она. — Даю честное слово, у меня сейчас не работают никакие расширения на твоё охмурение. К сожалению, доказать натуралу не смогу.

Вообще-то, я это вижу и без её слов. Она не врёт.

— Продолжай. Что ещё хотел сказать?

— Там, откуда я родом, когда девчонка плачет — её успокаивают. Каким бы говном она ни была в прошлом.

— Социальный стандарт? Дурацкий обычай, — бросает она до того, как я успеваю ответить на вопрос. — У нас ты бы вечно вытирал сопли проигравшим, а тебя бы имели из раза в раз в извращённой форме. В переносном смысле, разумеется: с тебя сейчас есть что взять деньгами, так что слезливых и убедительных попрошаек были бы вагоны.

— Я это отлично понимаю, пообщавшись с вами, титульными, тут в федерации. — Вздыхаю ещё раз. — Но некоторые моменты оттуда, откуда я родом, делают меня самим собой. ПОГОДИ, НЕ ПЕРЕБИВАЙ! Один земляк вот совсем недавно сказал мне умную вещь, буквально час тому. "Давай забудем всех, кто за нами стоит, но не будем забывать, что мы друг другу противники. И из этой позиции попробуем сформулировать, что нам друг от друга может быть нужно".

— Тебе от меня что-то нужно?

— Нет.

— Потрахаться не хочешь? Твоим бабам не скажу, обещаю. Можно без ограничений, в любом виде — мне уже всё равно терять нечего...

— Нет.

— Врёшь. Вижу по глазам.

— Ты путаешь мою рефлекторную физиологию с сознательным решением. В данном случае ты видишь только реакцию тела, а мои мозги почему-то игнорируешь.

— Не игнорирую. Бросила пробный шар наугад... Кроме ближайших корыстных интересов, уже давно любопытно, что Мартинес и Эрнандес в тебе нашли. У Ченя, кстати, восемь сантиметров, — выдаёт она без перехода. — Можешь считать это моим залогом.

— Не понял?!

Чёрт. Понятно, что это заявка на что-то серьёзное, но личного опыта оценить полностью не хватает.

А девчонкам, как и минуту тому, с такими вопросами не напишешь. По соображениям порядочности.

Почему-то в голове машинально складывается схема: если я сейчас задам вопрос в нашем закрытом чате про эти самые восемь сантиметров, то вездесущая Мартинес буквально на следующей перемене откуда-нибудь откопает, что Юнь выходила с химии и сопоставит факт нашего разговора в коридоре.

Вот же ёлки.

— Ты заметила, что очень тонко поставила меня в неловкое положение? — наблюдаю за её нейропрофилем, хотя она этого не видит.

На удивление там нет никакой коррекции, полнейшая естественность.

— Я не специально! — огрызается китаянка. — Считай, что тебя ментально изнасиловала! Ты же стал помешанный на этикете и порядочности — меня никому не сдашь. Будешь молчать в тряпочку и держать язык за зубами, даже своим не скажешь из-за этой своей этичности!

— Хренасе. Оно у меня что, так на лбу и написано? — удивила.

До полного изумления.

— Да. Последнее время — да.

— Давай заново. Ты сейчас отключила нейрокоррекцию, раз. У тебя куча защитных реакций психики, из-за чего ты похожа на истеричку, два, — загибаю пальцы.

— Ещё предложила тебя удовлетворить или даже встречаться втихаря, с гарантией, что никто не узнает! Потому что если ты скажешь хоть кому — мне потом из-за своих не жить!

— Упс. — А вот об этом повороте я даже не подумал.

— Сказала тебе о Чене специально! — продолжает азиатка. — Это такой момент, что тебе меня даже гробить не надо, если захочешь! Достаточно бросить ему при всех, или наедине — и он меня сам прибьёт! Потом и другие тоже, как он... — она не договаривает, отворачивается и начинает всхлипывать.

— Вот манипуляция же чистейшей воды, — бормочу, чтобы сказать хоть что-то. — Ладно. Должен же из двоих истеричек хоть один кто-то думать мозгами... Назови всё-таки, пожалуйста, цель своей беседы со мной. И для чего ты выходила с химии, рискуя репутацией.

— Я ни на что не претендую в твой адрес: ты мне ничего не должен. Если хочешь — как парень и девушка можем... для твоего спокойствия, чтобы ты знал, что контролируешь меня полностью, без ограничений... — она протыкает указательным пальцем правой руки воображаемое кольцо, образованное большим и указательным левой. — Плюс для тебя разрядка и известное разнообразие. Мужики никогда не откажутся от привлекательной тёлки, которая им сама даёт без обязательств — даже если как человека её считают сукой.

— Хренасе у тебя личный опыт.

— Да! С тем же Ченем! Ещё раз повторяю, — азиатка глубоко вздыхает и продолжает уже спокойнее. — Никто никому ничего не должен, ты мне — так точно. Но мои двери для тебя открыты. Бля. Ты понял.

— Это была декларация моих интересов. Спасибо, я оценил. Говорю без иронии: понимаю, что тебя что-то очень серьёзное заставило пойти на этот шаг. Теперь слушаю, каким ты бы видела свой интерес. Обещаю, что останется строго между нами и ни одна душа, без исключений, не узнает. Если мы с тобой предварительно не договоримся о противном.

— Не врёшь, ты смотри. Скажем, веришь в то что говоришь. Седьков, ты же понимаешь, что я тебя сейчас ещё больше ненавижу?! — непоследовательно выплёвывает китаянка. — За то, что ты такой благородный?! Особенно на моём фоне?!

— Если бы сейчас рядом, в поле нашего зрения, был кто-то из моих девчонок — я бы тебя обнял и спросил, что случилось. Но не наедине, а так, чтобы они видели.

— Схуяли ты такой добрый и великодушный?

— Можешь считать, что у меня были хорошие учителя в детстве. Правильному учили, только соображать я начал с опозданием.

— Я считаю, что противоборство между нашими диаспорами скоро выплеснется абсолютно во все сферы. Даже сюда, в школу. И это будет более чем жёстко.

— Э-э-э???

— Я сейчас имею в виду хань и нихон, ты же теперь Хамасаки. Говорю об этой твоей ипостаси.

— А-а-а, понял. И чё?

— Я в самое ближайшее время найду способ разорвать всё и с Ченем, и с остальными. Мне это будет непросто и когда шла сюда, рассчитывала тобой проманипулировать; любая твоя помощь будет в кассу. А морды вы с Миру практически всем бьёте, даже нам...

— Почему откровенно об этом говоришь?

— Стало стыдно перед собой на фоне твоего говённого благородства. Ты меня даже как мужик бабу использовать не стал, хотя если бы сейчас согласился — мне б некуда было деваться. На пять минут в туалете бы заперлись — а у тебя появился бы ещё компромат на меня. Гарантия, что я не соскочу будущем.

— Экая ты коварная.

— Коварная была бы, если бы думала, как это против тебя развернуть. Но твоим латиноскам во-первых пофиг, кого ты дерёшь — целомудрие и ревность явно не по их части...

— Почему так думаешь?

— Так они же рядом с тобой Миру терпят. Или думаешь, я поверю, что Хамасаки смотрит безучастно за тем, как вы кувыркаетесь? Под одним одеялом? И ничего не делает с вами вместе?

— Спросить бы о твоих источниках информации, но не буду.

Замечание остаётся без внимания.

— Во-вторых, ты отказался чпокаться со мной или любой другой вариант на замену. С учётом того, что физически ты непротив, ещё и натурал — значит, у тебя о*уеть какая сдерживающая моральная база.

— Это называется мозги, — ворчу машинально. — И кое-какая внутренняя система ценностей. Но кое-кому, похоже, не понять.

— Я б тебе сказала сейчас, "Где раньше были твои мозги вместе с этой самой системой ценностей?". Если бы не последняя пара недель в твоём исполнении. Бл**ь, надо было от твоих девок тебя в сторону отвести. Не наедине ловить.

— Почему?

— Сам сказал: обнял бы сейчас, если бы они видели, а не за спиной и втихаря. Бля.

— Договаривай, что хотела. Во-первых, ты собираешься выломиться от Ченя и дистанцироваться от диаспоры. Дальше?

— Не только от своих. Ваши Онода и Саджо тоже в списке на расставание. От них тоже. Если будут иметь место ЛЮБЫЕ эксцессы между титульными — хочу, чтобы ты знал, что я к ним не имею никакого отношения. Тавтология, с-сука. Если бы я не разосралась с Миру из-за того, что я сама бл**ь, я бы сейчас пошла к ней!

— Для чего пошла бы к ней?

В глазах собеседницы мелькает неуверенность, переходящая в какое-то пожелание.

— Я тебе обещаю, что до Миру могу донести что угодно в формате, недоступном никому иному. — Смотрю в глаза.

Говорю чистую правду, поскольку самый близкий в мире состав крови, говоря высокопарно, даёт некоторую фору в отношениях. Как оказалось.

— Я бы открыла тебе весь свой профиль на достоверность, — Юнь активирует и гасит кубик управляющей панели концентратора. — Без ограничений. Но ты натурал. Прошу тебя это передать Миру, со мной она не будет разговаривать: я ей дам полный доступ к себе. Без условий, требований и ожиданий.

— Что взамен хочешь?

— Ничего. Её согласие принять меня под контроль — уже оплата.

— В чём подвох?

— Ты глухой? Я хочу, чтобы у меня был независимый свидетель, чья компетентность и честность не вызывает сомнения! Если начнётся то, что я думаю, хочу, чтобы ваша сторона была свидетелем: я к этому не имею никакого отношения!

— А что начнётся-то?!

— Вот это и есть вопрос на миллион. На него ответа не будет. Если хочешь — моё предложение насчёт интима в силе, с любым извращением. Можешь снимать меня на камеру в процессе — это гарантия, что не вру.

— Ничего себе, тебя припёрло. И жизнь покрутила.

— А я тебе о чём? От хорошей жизни, что ли? Не забудь первую часть: я демонстративно разорву со всеми своими и вашими и выйду в нейтралитет. В самое ближайшее время. — Она что-то взвешивает и добавляет. — Как только придумаю, как уйти только в потери здоровья, без интима.

— Не понял в этом месте.

— Что неясного? Зубы мне уже выбивали, кости ломали, включая лицевые и нос. Скорее всего, экзекуция за выход из коллектива будет чем-то аналогичным. Подумай на шаг вперёд: если я сейчас выломлюсь из раскладов диаспоры, причём демонстративно — а я это сделаю — отгадай, что СО МНОЙ тут же сделают несколько гормонально развитых мужиков? Нашего с тобой более чем активного пубертатного возраста, но без твоих высокоморальных принципов? В адрес моей половой неприкосновенности... В полицию по-любому не побегу, заявлять не буду, как тёлка им нравлюсь и возбуждаю абсолютно всех. Физически. Моральных ограничений в мой адрес уже не будет, а юридическими и так можно не заморачиваться.

— Бля. Звучит жутко. Как будто в джунглях живём, а не в одной из столиц федерации, в элитной школе первого списка. Мартинес и Эрнандес такого даже про свою развесёлую родину не рассказывали. Ты ж не сирота?! У тебя же ещё семья есть?! Молчу про остальное. Как так?!

— Есть много среди титульных такого, чего ты никогда и не узнаешь. Хотя, на первый взгляд и формально, ты и сам один из нас, конкретно — из японской части. — Она оглядывается по сторонам и добавляет. — У нас с японцами, если что, кое-какие интересные детали обычаев не совпадают. Наведи справки у тех, кому из хань доверяешь при случае: я не вру... Но сейчас ничего тебе доказывать не буду. Одна половина меня уже жалеет, что я тебе это всё рассказала. Прямо сейчас хочу тебя убить — чтобы гарантировать, что твой язык останется за зубами.

— Услышал. Миру сообщу в течение четверти часа и даю девяносто процентов, что она тебя тоже услышит и пойдёт навстречу. Это в качестве аванса, чтобы хоть чуток тебя успокоить. Услышала?

Говоря цинично, её нейропрофиль я сейчас вижу и сам. Да и "сестру", уверен, смогу убедить.

— Да. Спасибо. Ладно. Тогда привет, в смысле пока. Эй, Рыжий! — её оклик через плечо застает меня уже у поворота.

— А?

— Ты обещал меня обнять потом, когда это всё кончится. При своих девках, когда будем в их поле зрения.

— Тебе это чем-то настолько поможет?

— Как знать.

Глава 14

ИНТЕРЛЮДИЯ

Глава 15

Едва засунув голову в кабинет завуча, натыкаюсь на такой рёв с его стороны, что малодушно поддаюсь собственной интуиции и на немедленной беседе не настаиваю.

Вдобавок ко всему, говорящий с кем-то Трофимов орёт мне по-английски, что тоже о чём-то говорит (только я не понимаю пока, о чём конкретно).

Ладно. Хорошо ещё — постучал и заглянул, а не стал с порога горланить, заходя внутрь без предупреждения. Мало ли.

Вернувшись обратно, застаю свою троицу порознь: Мартинес размахивает руками, как журавль крыльями, и изображает дирижёра — только вместо музыкантов оркестра у неё активированы до десятка каналов связи (вижу "зрением"). Похоже на аврал.

Спрашиваю жестом, могу ли чем-то помочь. В ответ получаю отрицательное покачивание головой, при этом она даже не отрывается от своего занятия.

Снова ладно. Не стоит лезть под руку тому, у кого, говоря образно, сенокос.

Неожиданно хмурая Эрнандес (обычно она какая-то более снисходительная, что ли? Позитивнее точно) рисует в аналитическом редакторе какие-то схемы, закусив губу и бросая взгляды на подругу. Мне она вообще молча выбрасывает поднятый вверх указательный палец, чтоб не сбивал мысли.

Третий раз ладно. Хорошо хоть Миру похожа на себя обычную и вопросительно поднимает подбородок:

— М-м-м? Что за взгляд? Что задумал?

— Пошли отойдём, поговорим.

Подхватываю "сестру" и практически волоком тащу метров на тридцать в сторону: от девчонок у меня секретов нет, но говорить-то я собираюсь не о своих делах.

— Что тебе сказал завуч? Такого, что у тебя глаза стали, как у филина? — Хамасаки оказывает на меня неожиданно умиротворяющее действие. — И ты это вдобавок решил скрыть от остальных.

Она по-родственному берёт меня под руку и кладёт висок на плечо. Интересные ощущения.

— А приколи, ещё месяц назад ты о таком походе со мной даже мечтать не мог, — продолжает она, метким плевком сбивая летящую наперерез стрекозу. — О, у меня кое-какие функции восстанавливаются. Вау.

— Каким образом ты смогла активировать это расширение без импланта? — спрашиваю, чуть помолчав, совсем не о том, о чём хотел.

Продукт, который у неё сейчас сработал — игрушка, но для натуралов она недоступна.

— Расскажу, — обещает она. — Но сразу после тебя. Говори, что у тебя там с Трофимовым стряслось, видно же.

— С ним как раз ничего, он там с кем-то разговаривал и безальтернативно предложил зайти позже.

— В достаточно категоричной форме? — смеётся японка.

— Ага.

— Как у тебя сейчас с самооценкой? — её ладонь аккуратно гладит мой бицепс.

Сама она продолжает улыбаться.

— Зашкаливает, — ворчу. — Кабы были не кровные родственники — сейчас бы ещё веселее был.

— Угу. Я потому и добрая. Расслабься, я без задней мысли! Почему-то подумала: с отцом больше разговаривать не хочу и не буду. Маман оказалась способна на сюрпризы — тебя. Не то чтобы неприятно, на чёрт его знает, какие у неё ещё секреты от меня есть... Получается, мы с тобой — единственные люди в мире с настолько общим составом крови, у которых даже тайн друг от друга особых нет. — В интонациях японки помимо иронии звучит настойчивый оттенок вопроса.

Без затей вываливаю инцидент с её бывшей китайской подругой.

— Вот это да. — Миру разворачивает нас обратно, но шаг не ускоряет. — Так, сейчас соображу. Это как-то связано или с моим вирусом, или с этажом клиники, где твоя мама погибла... Чего молчишь?

— Думаю. Взаимоисключающие желания одолели.

— Какие?

— С одной стороны, хочется ей помочь. Просто какая-то физиология — зуд от неправильности.

— С другой?

— Неохота себя чувствовать идиотом. А почему-то кажется, что именно им и окажешься, если сейчас начать размахивать шашкой. И приняться разгонять тучи над её головой.

— Тебе и не стоит этим заниматься, — машинально замечает Хамасаки. — Если в их ровную шеренгу вломишься ты, могут реально постараться отомстить ей. Причём в такой форме и в такое время, что ты и захочешь — а ничего не сможешь сделать. А вот если поступить наоборот...

— Стой! Что задумала?!

"Сестра", не выпуская моего локтя, делает ещё один разворот на сто восемьдесят градусов:

— Да наши латиночки ещё полчаса будут тут приседать, Мартинес же сказала. Мы только под ногами путаться будем. Пошли пройдёмся по своим делам.

— Э-э-э, а куда ты сейчас меня тащишь?

— Да как раз эту проблему и решим, — абсолютно спокойно предлагает Миру. — Я же вижу, у тебя прямо триггер на эту тему: не успокоишься, пока не рассосётся.

— Она была уверена, что ты её проигнорируешь.

— Я же не ради неё, — пожимает плечами Миру. — Если бы речь шла только о ней, не знаю, как бы поступила. Честно. Но это же и тебе неприятно? А для тебя мне этот вопрос ничего не стоит решить, так почему не сделать?

— Хренасе, как между мной с тобой всё поменялось, — констатирую, когда мы уже подходим в школе. — Неужто правда как родные люди. Кстати, Юнь почему-то уверена, что мы с тобой ещё и спим вместе!

— Пха-ха-ха, ну а что она еще должна думать? — веселится азиатка. — Люди — чрезвычайно ленивые создания: если что-то кажется им очевидным, на два шага в глубину никто не думает. Уже молчу, что даже для нас с тобой новость о маминых секретных подвигах на ниве размножения стала нетривиальной. Что о других говорить?

— Сложно возразить. Нечем крыть.

— А насчёт нас с тобой — знаешь, для меня одинаковая кровь что-то значит. Надеюсь, ты со временем тоже привыкнешь. Кстати, ты заметил, что на этом жизненном этапе благодаря тебе у меня нет одиночества?

— По твоему внешнему виду никогда нельзя было сказать, что оно тебя напрягало или когда-либо имело место.

— Маска. Всего лишь роль и продукт социальной среды, местами очень далёкий от реальности, — вздыхает японка.

— Хренасе откровения. Странно слышать такое от тебя. Надеюсь, ты в итоге не захочешь меня убить потому, что я слишком много знаю — как Юнь.

— Привыкай, тебе почему-то сложнее даётся. Я подумала — и легко приняла, что мы родные. Ну или как минимум не чужие безо всяких условий. Надеюсь, когда-нибудь и ты адаптируешься. Хм.

— Что?

— Да думаю вот. Со стороны же теперь всем будет ясно, что мы всюду и всегда вместе. А объяснять или обнародовать наши пикантные подробности мы не будем. Все и правда решат, что мы вчетвером шпилимся, вернее, что ты нас трёх охаживаешь.

— Это проблема? У меня сейчас ещё выше самооценка рванула.

— Не-а, не проблема. Ради родного брата я готова терпеть и не столь мелкие неудобства, — Хамасаки на ходу веселится каким-то мыслям, озвучивает из которых далеко невсе.

Возле кабинета, в котором находится параллельный класс, она уверенно отодвигает меня в сторону и без затей говорит преподавателю, открыв дверь:

— Пожалуйста, пусть Юнь Сяовэнь соберёт вещи и пройдёт сейчас за мной?

— А что случилось?! — педагог, похоже, в недоумении от такой наглости.

— Вопросы школьного самоуправления, я всё оформлю в формуле до конца учебного дня, — спокойно отвечает "сестра". — Она нужна мне по рабочему вопросу.

— Однако, — удивляюсь из-за двери. — Кто бы мог подумать, что можно и так.

— А чего сложности плодить. Иногда самые простые решения — самые эффективные, — так же тихо разлепляет губы одноклассница.

Получив подтверждение учителя, она прикрывает дверь и опирается на меня спиной, скрестив руки на груди, до тех пор, пока из кабинета не показывается китаянка:

— Погнали во двор, пошепчемся, — командует японка бывшей подруге. — Виктор, возьми у неё чемодан, пожалуйста?

Школьный рюкзак Сяовэнь и правда весит столько, словно в него кирпичи уложили. Даже интересно, что у неё там.

* * *

Она предполагала, что у бывшей подруги не всё ладно — по некоторым деталям внутришкольного общения, которые наблюдались со стороны. Тут и упавший рейтинг, и утраченная должность, и их последний мордобой, когда она не то чтобы накостыляла им обоим с Ченем, но однозначно выступила против двоих убедительно (ещё и с поправкой на "отсутствие импланта").

В китайской же среде и по виду всё было не слишком весело, включая примкнувших к ним Оноду и Саджо. Но судя по тому трешу, который сообщил только что Рыжий, реальность оказалась ещё замысловатее.

Если подумать, было весьма похоже на правду: пока они не поссорились, доходили время от времени и от Сяовэнь кое-какие детали. Видимо, обострилось только сейчас.

Тоже логично: где тонко, там и рвётся.

Обсуждать свои подозрения при Викторе наверняка было не лучшей идеей (та же хань могла начать стесняться), потому Миру сперва направила их троицу на школьный двор, после чего перешла на жонггуо:

— Ты хотела поговорить, я тебя слушаю.

— Не думала, что ты так бегом примчишься. — Юнь косилась с опаской и явно не хотела верить в реальность происходящего.

— Я на это иду в большей степени не ради тебя, а ради Виктора. Он очень близко к сердцу воспринял твои слова, уж не знаю, что именно в деталях ты ему наговорила.

— Не орёшь. Не обвиняешь. Выглядишь уверенной и умиротворённой, — с подозрением перечислила китаянка. — Смотришь на меня, как мать на ребёнка. У тебя точно всё в порядке с головой?

— Да, — улыбаясь ещё шире, махнула волосами японка. — А что тебе не нравится?

— Хорошо трахает, поди? — Юнь, как обычно, затеяла рандомно поливать всех вокруг себя своей желчью.

В этот раз на удивление вообще ни капли не зацепило.

— Какая разница? — с интересом наклонила голову к плечу Хамасаки. — Если скажу да, ты будешь скрипеть зубами. Если скажу нет, ты будешь думать, что вру — чтоб тебя не расстраивать. Оба ответа тебя разозлят в итоге; нафига мне отвечать?

— А ты что, вот прямо собираешься меня утешать?!

— Да тьфу на тебя, — японка красноречиво подняла и опустила брови. — Плюнула бы и растерла, если б не Рыжий, говорю честно. Но он почему-то весьма загорелся желанием вытащить тебя из некоего дерьма, а мне не хочется, чтобы он грузился. Так что я тоже откровенна: если бы речь шла лишь о тебе, скорее всего, ты бы выпутывалась самостоятельно.

— А если вытащить меня будет непросто? Ты что, согласна напрягаться ради этого? Седьков не в счёт с этим его благородством и всеми тараканами, он как раз точно готов и напрягаться, и на жертвы идти.

— А с чего ты взяла, что у меня с ним есть разногласия в твой адрес? — недоумённо принялась рассуждать вслух Миру. — На то пошло, мы с ним на многие вещи смотрим одинаково. Не на все, но уж по твоему поводу особых разночтений нет. Что бы ты себе ни придумала. Особой любви я к тебе не питаю, ну есть же и какие-то общечеловеческие ценности.

— Да ну? — сарказм бывшей подруги можно было мазать на хлеб вместо бутерброда.

— Ну да, — ничуть не смутилась Хамасаки. — Я больше удивлена, что ты этого не понимаешь. Кому-то нормально, если вокруг него творится такой трэш — ну подумаешь, бывает. Лично мне наоборот, ненормально: я бы очень не хотела позволять себе даже мысленно разрешать другим беспредел там, где я хозяйка.

— Хм. — Хань слегка сдала назад, понимая намёк.

Миру не стала церемониться и пояснила до конца:

— Я снова хозяйка в школе, ты нет. Чень никто, если с этой же позиции. Когда-нибудь я буду управлять совсем другими коллективами людей. Если я оставлю это дерьмо вонять сейчас, в будущем это может вылиться в очень плохую схему: не хочу, чтобы даже моё подсознание думало, что я склонна опасаться и избегать конфликтов.

Обе титульные отлично понимали, о чём речь. Тренировки в некоторых семьях их круга не прекращались с раннего детства до седой старости, причём во всём и везде. Совершенству нет предела.

— Как ты это планируешь сделать технически? — угрюмо поинтересовалась бывшая лучшая подруга, примиряясь с ситуацией. — Это же не так просто даже технически.

— Пф-ф-ф, легче пареной морковки. Ща кончится урок — я громко объявлю, что ты под моим крылом.

— В смысле?

— Скажу при всех, что мы с тобой помирились обратно, разобрали совместные ошибки, полностью восстановили отношения и между нами всё как раньше. Достаточно для начала?

На самом деле это была очень веская защита, по максимуму. В текущих школьных раскладах автоматически означало и поддержку от латинос плюс от Седькова.

У Хамасаки имелось подозрение, что Чень и компания буквально вчера поставили себе какие-то стенобитные расширения, на которые, теоретически, может оказаться непросто найти управу. Но на этот случай у неё имелся чит брата, о котором нельзя было упомянуть вслух именно сейчас, но который мог великолепно сжигать или отключать чужой нейропродукт на чужом же носителе или в чужих каналах даже на некоторой дистанции.

Не на огромной совсем, но в условиях школьного мордобоя на вполне достаточной.

— Если в такой формулировке сказать, для всех получится, что я с тобой ровня. — Хань упрямо искала подвох там, где его не было. — Если ты просто помиришься со мной без прилюдных условий, всё вернётся, как было. У меня появится полный иммунитет. В чём тогда твоя выгода?

— Ты дура или невнимательно слушаешь? — Миру честно постаралась, чтобы улыбка была открытой. — Во-первых, я глава школьного совета, а ты теперь нет. Ты уже не выше, если мы об официальной иерархии.

— Бля. Забыла по инерции.

— Во-вторых, если я пройду мимо и злорадно оставлю тебя выпутываться самостоятельно, какой-то части меня будет приятно, не скрою.

— ...Но?!

— Но Виктор огорчится, сказала же! Будет нервничать просто потому, что он такой вот своеобразный, — Миру покосилась на одноклассника. — Твою ситуацию в силу специфического менталитета он воспринял остро. Когда-нибудь, если я сейчас поймаю молчанку, он сможет припомнить мне и отсутствие великодушия, и недостаточное благородство, и всё тому подобное. Мне кажется, его народ просто мыслит иначе, чем мы. Нахера мне такая перспектива?

— Возможно... Похоже на правду...

— Ну а дальше — чистая математика, — фыркнула Хамасаки. — Не помочь тебе и получить неизвестные риски в семье? Или помочь — но плюнуть на идею мести?

У бывшей подруги сейчас работает целый комплекс. То, что "семья" сказано без натяжек, она наверняка видит. А ведь она даже не предполагает, что именно за семья, хихикнула мысленно японка.

— Рациональнее конечно без рисков, — угрюмо проворчала Сяовэнь. — Особенно если величина и срок отсюда не измеряются. Получается бесконечный риск в перспективе.

— Ну видишь, соображаешь же. — Миру передернула плечами. — Ты же не считаешь меня дурой? Так что никакого фальшивого великодушия. Голый рационализм и исключительно моя забота обо мне, любимой. — Похоже, в некоторых случаях эффективнее объяснять не собственным языком, а понятиями собеседника.

Получается убедительнее.

— А как ты сейчас без импланта работаешь медициной? — бывшая подруга назвала приложение. — Я вижу, у тебя активно.

— Тебе все секреты на месте рассказать? — открыто улыбнулась Хамасаки. — А код своего онлайн банкинга не подарить? Я не собираюсь мстить тебе, но я и не дура. Извини. Давай пока остановимся на этом.

— Я должна тебе кое-что рассказать. Прямо сейчас, потому что потом не решусь. У нас ходят слухи, что через Йонга сюда завезли вирусы типа тех, который был у тебя.

— А откуда ты знаешь про мой вирус? — взгляд японки заледенел. — Я сейчас имею ввиду исключительно технические характеристики.

— Так от Ченя! — неподдельно озадачилась китаянка. — А он, я думала, от Оноды и Саджо. У тебя же от них не было секретов? Или...

— НЕВАЖНО.

"Ух ты, как интересно", — с невозмутимым лицом незаметно отписала Миру Рыжему в привате, прикрепляя перевод на английский. — "А ведь могли и не узнать, если бы не твои так называемые тараканы в голове. Так и начнёшь верить в бога".

"Ухтбл 😳", — Виктор тоже впечатлился. — "Кстати, звонок с урока. Плохо вижу; это не Чень, болезный, к нам бежит?".

"Он, родимый", — японка выпустила воздух сквозь плотно сжатые губы. — "Сотоварищи. Кажется, сейчас что-то будет".

"Не переживай, разберёмся".

"Да я и не парюсь. Кстати, чуть не упустила! Если будет один на один, ты не лезешь! Я должна сделать его сама!".

"А если не подюжаешь? 🤨".

Чёрт, приятно, когда беспокоятся. И ведь никакого сексуального подтекста априори, а всё равно приятно.

Миру тряхнула кистьми рук, настраиваясь на нужную волну: судя по роже китайца, этот разговор простым не будет.

Как назло, Эрнандес и Мартинес оставались погружёнными в какие-то собственные дебри и свою диаспору пока не позвали.

Глава 16

— Я тебя везде ищу. Ты мне срочно нужна. — Чень то ли демонстративно не озаботился приличиями, то ли попытался одним камнем пришибить сразу двух птичек, как в поговорке.

Решил показать и ей, не только Юнь, что с этого момента механизмы внутришкольной власти не работают? Либо работают весьма избирательно?

— И тебе здравствуй, — спокойно кивнула Миру китайцу. — Она сейчас разговаривает со мной и не сможет уделить тебе времени.

На секунду повисла неловкая пауза. Рыжий как раз за это время разобрался с протянутым ею ему каналом переводчика и выяснил содержание последней пары фраз между титульными в переводе на английский.

Прочитав перевод, брат сказал, обращаясь к Ченю:

— Брысь. — Затем выдул воздух сквозь плотно сжатые губы, создавая лёгкое дуновение ветра в полуметре от себя. — Если воспитание с трудом пробивает дорогу в твоих кругах, рискуешь нарваться: чужие люди будут прививать тебе приличия вручную, не лекциями.

Получился почти идеальный японский стиль и завуалированного оскорбления, и соблюдения правил приличия одновременно, хмыкнула про себя Хамасаки. Хотя и не на титульном языке. Кое-кто отёсывается понемногу.

"Не лезешь!", — напомнила она Виктору мгновенно. — "Я сама, если один на один!".

"Не сдержался, сорри", — Рыжий вдруг принялся писать нормальным языком, с гласными. — "Ладно. С Ченем ты если сама, я погоняю его сопровождение?".

Онода, Саджо, ещё несколько человек образовывали полукруг именно в этот момент.

"Может, пора звать hermanos?", — мягко намекнула Миру.

Практически попросила.

"Я уже. Мартинес пишет, они гребут сюда, но вмешаются при необходимости: там ещё южане вторым эшелоном. Они их сейчас в школе добивают, чтобы те сюда не высунулись. Типа грамотной тактики: разбить этих по частям. Эрнандес говорит, что прямо санкционировала властью второй главы, но во внутреннем чате диаспоры, чтобы другие не видели".

"В оценках Мартинес и Эрнандес не сомневаюсь!" — на всякий случай лучше сократить лишний обмен трафиком в такой момент.

— Я с тобой не разговариваю, — бросил Чень после паузы японке по-английски. — Стой и молчи, пока не спросили.

В радиусе до самой школы на удивление быстро подтянулся народ. Все с интересом наблюдали за развитием событий, ожидая продолжения. Кое-кто нетерпеливый уже принялся делать ставки.

Миру пожала плечами, удивлённо подняла брови и задействовала аргументацию, подсмотренную в своё время у брата (когда тот выяснял отношения с Лысым):

— Пошёл отсюда, глист. — Затем, активировав то самое игровое приложение, она снайперским плевком уложила слюну чётко в геометрический центр лица собеседника. — Умойся и жди в классе. Я тебе скажу, когда будет твоя очередь говорить.

Ну да, где-то по базарному и неблагородно. Наверное. Зато весьма эффективно, если нужно, чтобы кто-то кинулся на тебя с кулаками первым.

Чень так и сделал. На ходу вытирая рукавом лицо, на бусте сразу двух интегрированных комплексов он практически размазался в воздухе, бросаясь к ней.

Второй его комплекс, кстати, предсказуемо не поддавался анализу ни на тип нейрокоррекции, ни на её мощность. Как и думала, новьё: купил игрушку поновее и решил опериться.

"Эй, не вздумай там пересиливать!", — тут же задергался, переживая, Рыжий в их семейном канале на двоих. — "Оч.плохая х-ня! Отключаю, но на всякий случай! Бжди...".

Ха, он так смешно нервничает.

Хамасаки с абсолютно чистым сознанием перехватила в воздухе чужой кулак, выполнила шаг по идеальной дуге, выписывая практически безупречный контур хидзи-киме-осаэ — лишь с единым нюансом, отличающим аикидзюцу от аикидо.

Ноги противника мелькнули в воздухе, спина встретилась с асфальтом школьного двора даже без намёка на амортизацию. Впрочем, под таким расширением китайца можно было сбрасывать даже со второго этажа без особых для него проблем.

Миру добросовестно довернула свои кисти, технически безупречно доводя приём до конца. Законы физики оказались сильнее новейшего нейропродукта и локтевой сустав противника сломался с глухим звуком, разрывая изнутри кожу и показывая на всеобщее обозрение кости, повреждённые острыми обломками соединительные ткани, мышцы, сосуды.

Чень заревел медведем и рванулся, перекатываясь и освобождаясь: выведенная из строя рука в качестве рычага удержания уже была непригодной.

Действительно какое-то серьёзное расширение, как бы не государственного уровня, для весьма определённых организаций. Не гражданских.

Чётко выполняя целеуказание Рыжего не играться, Хамасаки не дала китайцу разорвать дистанцию даже в партере: рванув в полуприседе, всё на том же игрушечном приложении она выбросила вперёд пальцы, филигранно протыкая новым маникюром склеры и зрачки противника.

Раз пошёл такой замес, и свои домашние заготовки на пиковый случай лучше в резерве не передерживать. Мало ли.

_______

ТАМ ЖЕ, ПОЛОВИНУ МИНУТЫ СПУСТЯ

Хань катался по земле, выл от боли и на удивление не сваливался в болевой шок: Рыжий, как и обещал, отключил ему все расширения подряд, не разбираясь, где там что.

Её предсказуемо кольнуло червяком сомнения: насколько это всё сейчас было красиво с их стороны? Эх.

Просто какой-то чит. Совесть, мать её, принялась грызть крайне невовремя.

Миру не стала терзаться угрызениями в одиночку и тут же грузонула брата: "Чувствую себя неблагородной тварью!".

"Это лишь потому, что ты не видишь самого нейропродукта! 😑 Поверь, ты бы сейчас выглядела не лучше, если бы он успел. Тем более что тактильный контакт у вас был в несколько раз дольше, чем требуется для активации 🙄".

"Ты видишь даже такие нюансы?!".

"Давай не сейчас, э?! 😳 Нашла время! Делай это своё объявление, а то народ заждался. И Юнь, вон, стоит переминается и не знает, куда руки засунуть".

— Мы с Сяовэнь выяснили все наши разногласия и помирились. — Миру поднялась на ноги и подошла к китаянке, обнимая её за плечо. — На всякий случай: любой недоброжелательный выпад в её сторону будет расценен как агрессия лично в мой адрес. Со всеми вытекающими.

Седьков, предусмотрительно занявший место между ней и командой Ченя, сейчас поигрывал своим собачьим ошейником на кулаке и многозначительно сверлил взглядом Оноду и Саджо, почему-то не обращая внимания на стоявших рядом китайцев.

"Hermanos даже не понадобились", — пришло от Мартинес. — "Эти сдулись. Теперь стадо баранов: никто не рассчитывал, что с Ченем будет так быстро и жёстко".

— Я вызвала скорую сразу, когда всё закончилось, — виновато и негромко сообщила Сяовэнь вслух, обращаясь исключительно к японской подруге. — Вон, несутся от парковки. Окей?

— Без проблем. Мы за соблюдение правил, а не за беспредел, — успокоила китаянку Хамасаки, тоже вслух. — Санкции Ченю за нападение на главу совета объявлю потом!

"Как-то неожиданно быстро, просто и ужасно. В хорошем смысле этого слова", — пришло от Юнь в их давно забытый чат на двоих. — "Спасибо. В ожиданиях всё выглядело не так занимательно".

"Это не ради тебя, я же говорила. Скажи спасибо Виктору".

"Не могу: он отказался со мной спать. Чё, устно, что ли, благодарность выразить?!" — бывшая подруга, как обычно, заняла позицию маленькой девочки, которой снова все вокруг должны. — "Я даже предлагала..." — последовало описание менее традиционных видов совокупления.

Миру не стала отвечать, удаляя возможность закрытых от всех сообщений между ними двумя и подключая китаянку к групповому чату на четверых, исключительно к формальной и доступной остальным его части.

Ничего секретного или важного там по определению не было, пусть лучше пишет там. Каналы на двоих — слишком деликатная часть коммуникации, с этим человеком пока пусть постоит на паузе.

"А что это был за продукт? Как ты Ченя отключила в бою?" — нестеснительная хань приняла перемену условий безропотно и вопрос задала уже в групповой беседе.

Что случившееся — дело рук Виктора, она естественно не определила.

Хамасаки красноречиво промолчала. Рыжий тоже (его присутствие в чате китаянке не было даже заметно).

Эрнандес и Мартинес, используя аватарки кошки и панды, пантомимой показали, что на некоторые вопросы немедленных ответов не будет.

* * *

Миру разбирается с Ченем настолько стремительно и жёстко, что реакцию абсолютно всех без исключения можно описать тремя буквами: шок.

У меня в том числе.

В отличие от остальных, я подоплёку понимаю: китаец не рассчитывал остаться без расширений в самый интимный момент, раз. Плюс не ожидал, что у ставшей натуралом Миру нейропрофиль окажется полностью функционирующим, два.

Японка тут же начинает рефлексировать на тему честности и спортивности результата стычки. Свои нравственные сомнения она без затей вываливает на мою голову, чтобы и я тоже потерзался.

В отличие от неё, я никаких угрызений не испытываю по двум причинам. Первое — она просто не видит, чем он хотел ахнуть по ней. Второе — ну не считаю я нормальным некоторые нюансы здешнего социума.

Когда здоровенный буйвол на равных начинается состязаться на кулаках с небольшой девчонкой, ещё и всерьёз рассчитывая на превосходство своего нейропродукта, а её считая натуралом... плюс уповая на свою двойную фору.

Не находится у меня места для сочувствия. Прости, бог, если ты есть.

Поскольку здесь можно больше ни о чём не париться, а допинавшие в здании южан латинос уже заняли своё место между зрителей, покидаю школьный двор с чистым сердцем, поскольку с завучем таки нужно кое-что обсудить: да и он последнее время стал чертовски похож на человека.

На нормального человека, во время общения с которым у меня не болит девяносто процентов времени часть тела под названием "брезгливость".

— Сергей Сергеевич, разрешите? — аккуратно постучав и всунув голову, предварительно убеждаюсь, что не помешаю.

Трофимов приглашает внутрь откровенно размашистым движением не совсем трезвого человека:

— Загружайся! — ух ты, даже говорит по-русски.

И чё это с ним.

— Падай! — он взглядом указывает на ближайшее к себе кресло.

Затянувшись здоровенной толстой сигарой, соотечественник выпускает струю дыма в направлении открытого окна и смачно прихлёбывает из высокой бутылки то ли коньяка, то ли чего-то аналогичного:

— У меня не очень много времени. Если у тебя что-то срочное, лучше поторопись: минут двадцать — двадцать пять есть точно, а там уже будет без гарантий. Слушаю тебя.

Да он действительно нарезался! Ёмкость, если верить этикетке, литровая. Не хватает в ней почти половины.

Интересно, бутылка была нетронутой изначально?

— Тебе могу пфедловыть только сахав, — он указывает взглядом на начатую пачку рафинада, забрасывая кусочек в рот. — Угофайфя. Сорри за скомканность, но есть кое-какой форс-мажор.

На секунду задумавшись, светило педагогики вешает над столом голограмму таймера с обратным отсчётом от девятнадцати минут:

— Минутка в резерв, — поясняет он. — Мало ли, вдруг надо будет что-то срочно уточнить напоследок. Оно так обычно и бывает: сраных секунд не хватает на действительно важные вещи.

Предложить ему, что ли, ускоренный режим в чате? Если он так куда-то торопится, мелькает абсолютно идиотская идея на заднем плане.

Ещё и в таком состоянии спешит. Интересно, а что у него случилось.

Но сделать так — всё равно что вывалить о себе всё до задницы, чему не время и не место.

— Сэнсэй, я очень хотел посоветоваться. Откровенно поражён вашей степенью доверия в мой адрес, — киваю по очереди и на его бутылку в рабочее время, и на сигару в зубах. — Но испытываю смутные сомнения: а насколько вы сейчас адекватны в этом состоянии?

— Боюсь, мой юный друг, у тебя просто нет выбора, — пьяно хихикает завуч. — Если тебе действительно нужен мой комментарий, лично я бы тебе советовал не затягивать и не обращать внимания на антураж. — Он ведёт рукой от подбородка до брючного ремня. — Это мой самый серьёзный совет тебе за всё время, что мы знакомы.

— Ну, если вы так ставите вопрос. Ночью в пиццерии... — на полуслове осекаюсь и, неожиданно для себя, начинаю говорить короче и без иносказаний. — Наши с вами земляки из ночной пиццерии — государевы люди.

— Ты взял ещё четверых, обеспечение, — Трофимов делает небольшой глоток из бутылки. — И Эскобары их раскололи до самой жопы. Я в курсе. Дальше.

Хренасе.

— Вообще-то, их взяли люди Мартинес, а не я, — осторожно уточняю, раздумывая над такой его неожиданной осведомлённостью. — У меня пока не то влияние, чтобы иметь свою армию на улице.

— Да неважно! — раздражённо отмахивается педагог. — Понятно же, что твоя Айя не ради учебно-тренировочных упражнений личного состава во всё это ввязалась! В условиях реального тэвэдэ... улицы. Реальной улицы. Переходи уже к следующему этапу своего несомненно увлекательного опыта, бога ради! У нас действительно не так много времени. Я не шучу.

— Когда ехал из суда, на котором Гену посадили на полтора года, позвонил посол сегментов...

— Бородатый? Человек, назвавшийся послом, был с бородой?

— Да, лично Сапрыкин.

Под влиянием абсолютно тупого импульса, противоречащего всем возможным требованиям личной безопасности, зажигаю голограмму над столом и решительно протягиваю канал в ускоренном режиме от себя к интерфейсу Трофимова.

А в следующую долю секунды выступаю в роли изумлённого зрителя, как если не дотягивающий до второго юношеского новичок окажется в ринге против выступающего мастера спорта, а сам бой будет прямо влиять на их взаимный рейтинг внутри турнира.

В роли мешка выступаю, иначе говоря. Только неизбежным нокаутом после первого же размена становится чуть иное, не потеря сознания.

Завуч выстреливает целым каскадом телодвижений.

Во-первых, он активирует какой-то личный ускоряющий комплекс и отсекает мою физическую возможность подключиться к нему: канал с его стороны резко закрывается.

— НЕ ЛЕЗЬ КО МНЕ СЮДА! — ревёт он так, что у меня и правда почему-то отпадает желание соединять наши с ним интерфейсы.

Одновременно Трофимов каким-то необъяснимо филигранным движением дёргает своей бутылкой так, что часть алкоголя выплескивается мне в лицо.

Рефлекторно дёрнувшись, успеваю закрыть глаза. Потеряв в результате рывка равновесие, падаю вместе со стулом на бок и назад.

И что это было?

— Бля, Седьков, ну хоть напоследок не трепи мне нервы, — абсолютно трезво и устало вроде как предлагает светило педагогики. — Отползи вместе со стулом и сядь на метр дальше, Христа ради! Ну его нахуй... от греха подальше... Кстати, я оценил. И твою откровенность, и скорость обращения к информации, и новые показатели твоего интерфейса по шкале. Сюда же; имплант не определяется — классная работа! Реально здорово. Сейчас за тебя немного успокоился. — Он что-то прикидывает. — Серьёзно, рад за тебя, без дураков. Теперь даже думаю, что выпутаешься с плюсами и без потерь, — завершает он тираду очередным странным ребусом.

И что это с ним сегодня?

— У меня нет имплан...

— МОЛЧИ! Христа ради, заткнись на эту тему! Вообще ничего не говори в ту сторону! Пф-ф, ну ты и тормоз, — Трофимов глубоко вдыхает, снова отхлёбывает из бутылки и деловито разражается инструкцией. — Так, всё второстепенное сейчас забываешь. Свои достижения, блядь, результаты тренировок, средне и долгосрочные планы — всё это засовываешь в себе в жопу! И мне сейчас даже не думаешь упоминать! Задаёшь вопросы только по своей острой краткосрочной потребности! Ещё раз для тупых: только по острой краткосрочной потребности! Если я говорю, что у нас мало времени, это действительно так. Посол настоящий, — добавляет он уже другим тоном. — Дальше?

— Посол, с одной стороны, предложил торг на тему моего наследства ГЕНЕТИКСА. Я бы сбросил вам беседу, но вы запретили соваться в интерфейс.

— Увы, интерфейс недоступен. Придётся по старинке, языком. Дальше?

— С другой стороны, он производил впечатление человека, отбывающего повинность.

— Так и есть. Он добросовестный, других на таком уровне просто быть не может. Но лично его выгоды от ГЕНЕТИКСА в первом списке точно не просматривается.

— Э-э-э?

— В тамошнем первым списке, — мгновенно отвечает на незаданный вопрос педагог. — В чём твой вопрос?

— Завтра хочу подъехать по вашей схеме — задвинуть им заяву о вступлении в наследство вместе с апелляцией до кучи. Мой сегодняшний с ним разговор никак...

— НЕТ. Это ответ на то, что ты хочешь спросить. Опасности ТАМ нет. Там на тебя будут работать законодательство Сегментов и процедуры. Сопровождение небольшое возьмёшь с собой, от греха — и всё в норме будет. Ваши сегодняшние пленные, с учётом тюряги для Климентьева, такой ил со дна подняли... Там несколько линий подчинения параллельно существует, — впервые за моё с ним знакомство Трофимов вдруг становится похож на реального школьного учителя. — Линия посла исключительно официальна, хотя и не всегда открыта. Для вас и остальных. За свою безопасность ты беспокоишься абсолютно нормально — это правильно. Я даже удивлён, как ты вовремя зашарил. Но есть тонкость: грохнуть тебя приказали совсем по другой линии, — он коротко задумывается. — Я сейчас уже не успею выяснить всего, но этот приказ неконституционный. Ты должен это знать.

— А...

— МОЛЧИ! Бл***. Одна из линий прямо отказалась, — он прикрывает веки, будто перебирает в голове некий список сверху вниз. — Я сейчас не смогу точно сказать, но продублировали максимум ещё в одном канале. И то, — Трофимов открывает глаза и с энтузиазмом припадает к бутылке. — Выполнять никто не поторопится, без деталей.

Он затягивается сигарой.

— Ничего себе, откровения, — бормочу, не зная, что и сказать.

— А теперь всё можно, — легкомысленно отмахивается завуч. — Только вот вторые полчаса нельзя... А всё остальное уже можно, эх-х. Кстати, Седьков, спасибо тебе, что зашёл! Никогда не думал, что буду настолько рад тебя видеть. И ты был прав: говорить по-русски бывает чертовски приятно. Только вот не ценим мы этой возможности, пока жареный петух в темя не тюкнет.

Ещё один ребус? Или пьяный бред?

Засадил он в одно горло, конечно, изрядно. Ещё и за небольшой промежуток: когда я заходил первый раз перед разборками Миру с Ченем, намёка на нынешний антураж и его бухалово и близко не было.

Значит, всё это он употребил за последние четверть часа, плюс-минус? Под сахар и кофе?

Насколько могу судить, отрезвление из нейроинтерфейса он не использует. Стало быть, пьёт по старинке, с "эффектом полного погружения".

— Ещё чего хотел?

— Да, в принципе, насчёт завтрашнего визита к послу посоветоваться. Вы всё более чем объяснили. — Выжидательно смотрю на него, ожидая возможных уточнений.

Ну а вдруг.

— Бля, это же я старый, а не ты! Ты ж молодой! — Трофимов рывком поднимается из кресла, оставляя бутылку на столе. — Голова, два уха! Всё я помнить должен...

Насколько могу видеть "зрением", он через интерфейс посылает команду на принтер.

Кстати, быстро. Очень быстро. Такое впечатление, что по этой их скорости обращения к информации он не просто мастер спорта, а кто-то на несколько голов выше.

Занятно. Раньше я внимания на такое не обращал. Или это он не демонстрировал?

— На! — Трофимов достаёт из лотка стопку отпечатанных листов. — Послать напрямую не могу, — он указывает взглядом на концентратор. — А в обменник выкладывать не буду.

— Спасибо.

Пробегаю взглядом по бумагам: это сразу несколько законов подряд, относящихся к разделу опекунства, как я просил. Судя по шапке наверху, информация напрямую с соответствующего портала Разделительных Сегментов.

— Не за что. — Ворчит завуч в ответ.

А затем вообще без перехода вдруг резко падает лицом вперёд, как стоял.

Просматривая бумаги, я на рефлексе перебирал сверху вниз его нейроинтерфейс: не знаю, почему, но стало необъяснимо любопытно.

Возможно, дело в том, что рисунок одной совсем новой его установки привлекает внимание против воли: у неё почему-то все приоритеты высшие, а так не бывает.

Как если в школьном строю на физкультуре кто-то из учеников будет щеголять во фраке либо в смокинге вместо спортивной формы.

Оно ж сожрёт всю его физиологию?!

Последняя моя мысль явно запаздывает, поскольку у Трофимова резко останавливается сердце и таким же рывком замирают дыхательные сокращения.

Клиническая смерть, причём с невозможной скоростью.

Или в этом мире нейрокоррекции уже нет невозможного даже для помереть?

Какое-то время ошарашенно таращусь на лежащее под ногами тело: хренасе, нехватка времени.

Так он чё, именно это запланировал, что ли?!

Глава 17

Так быстро она ещё никогда не бегала. Кстати, похоже, заодно сняла подозрения у полуосведомлённой части школы на тему неспособности к нейрокоррекции: когда Рыжий вывалил на неё пакет со своей последней четвертью часа жизни и бесцеремонно в её же интерфейсе активировал максимальную скорость прокрутки, она абсолютно на автомате вдавила тапок в пол на всех подряд медицинских вкладках.

Соученики старшей школы изрядно удивились, наблюдая, как одна из глав школьного совета обрывает себя на полуслове, сносит стоящих на пути, словно кегли, и на максимально возможной для человека скорости даже местами ломает входную дверь, не вписавшись в проём.

Вдогонку прилетело от Эрнандес и Мартинес: "Эй, чё у вас там?!".

Затем и Юнь присоединилась, поставив одинокий знак вопроса.

Миру выбросила иконку "потом" и сосредоточилась на полёте по коридорам: пробежать предстояло изрядно, ещё и на второй этаж. Не прибить бы кого по дороге (хорошо, что младшая школа в другом крыле).

"Бегу! 15 секунд! Сбрось его анализы!", — она, конечно, не мама, но и принудительная остановка сердца (судя по инфе от брата) вместе с дыханием — явно не эндогенные.

А там, где процесс индуктивный, всегда можно побороться, аксиома. Она так и написала Седькову, чтобы успокоить, благо, разогнанное сознание позволяло общаться на бегу.

Виктор вылупил глаза (наверняка и в реале тоже) и подчеркнул два слова, поставив вопросы, подобно Юнь.

Бля....

Послать ему "Рука-лицо" и обогнуть пару преподавателей, затеявших трепать языками в переходе во второй корпус, ни раньше ни позже.

Дальше брат принялся ковыряться с интерфейсом медицинского блока и ей стало очевидно: она быстрее добежит, чем он разберётся, как брать анализы через приложение. Ещё и какие из них.

А по лестнице со второго этажа тем временем неспешно маршировали те самые малыши, младшая школа. Вашу маму. Не обогнёшь. И что вы потеряли в этом здании, спрашивается.

Плюнув вообще на всё, Хамасаки запрыгнула на перила, оттолкнулась, взмыла воздух и подтянулась уже на вторых перилах — перемахивая сразу на второй этаж. Случайные свидетели явно впечатлились видом снизу и на стринги, и на их содержимое.

Бог с ними, хотя перед малышами где-то неудобно.

Кажется, кто-то из мелких сказал вслед "Сэмпай, у тебя красивая попа!". Пф-ф-ф.

— Рассказывай. — Влетев в кабинет завуча, она захлопнула дверь изнутри и бухнулась на колени, скользя к лежащему возле принтера телу.

Расстояние между ней и Рыжим позволяло, потому для скорости они оба, не сговариваясь, перешли в ускорении на голосовой подрежим.

— Вот эта фигня, — Виктор подвесил голограмму какого-то очень странного расширения, — такое впечатление, заблокировала ему сердце и дыхание. Мгновенно. Что меня смутило, так это...

— СТОП. — Её невидимые руки, отлично памятуя о собственном в прошлом вирусе, уже брали анализы не только из организма, попутно озаботившись предосторожностями, чтоб не нагрести ничего лишнего себе.

Запоздало пришло понимание, где она только что затупила: если сделать скрининг крови, мозговой деятельности, нервной системы, далее по списку Рыжий ещё и был в состоянии (теоретически), то приложить к биологическим анализам трупа выемку из концентратора и импланта убитого брат не мог по определению: начать с того, что у него не было чем.

Хамасаки он стал совсем недавно и нужного пакета программ на браслете тупо не имел, не говоря уже об умении им пользоваться. Быстро пользоваться, на автомате — как сейчас требовалось. Не говоря о допусках.

— ДА КАКОЙ СТОП! — вдруг на ровном месте взвился в воздух Рыжий. — ТЫ ЧТО, НЕ ВИДИШЬ?! ЧЕЛОВЕКА УБИЛИ! НА МОИХ ГЛАЗАХ!

— Тебе отсосать? — спокойно и участливо спросила она.

Ничего другого в этот момент в голову почему-то не пришло.

Виктор подавился собственным языком из-за ускорения и захлопал глазами.

— Мы быстренько, — нарочито флегматично продолжила японка. — За девяносто секунд уже отстреляешься, обещаю. Это ещё максимум, девяносто секунд — вижу твой тестостерон в крови. Если постараюсь — там даже и быстрее будет. Заодно сбросишь напряжение и перестанешь биться в истерике?

— Ты!... Ты!... — Он без затей переместил язык, куда надо, пальцами и сейчас багровел от возмущения.

Ну хоть из истерики вышел.

— Успокойся. — По-прежнему спокойно попросила она. — Мы успеваем. Но чем дольше ты стучишь головой о паркет, тем ниже наши шансы всё исправить.

Чуть посомневавшись, Миру вывалила Седькову уже готовые результаты анализов, для сбора и интерпретации которых она только что задействовала ресурсы компании, пользуясь собственным детским резервным доступом к акку мамы.

На заднем плане мелькнула мысль: а ведь Трофимову сейчас не просто повезло (ну или везёт, в настоящем времени, поскольку процесс ещё не закончен), а прямо сказочно ворожат сразу несколько богов.

Столько совпадений.

Расчёт на загруз Виктора информацией сработал. Клин из мозгов брата был успешно выбит вереницей показателей и цифр: математическое мышление Рыжего голодным псом вцепилось в простыню данных.

Он даже разобрался на удивление быстро:

— Так, это витальные показатели... По группам органов... Нервная система... Центральная нервная система... Периферические нервы... Ух ты ни хрена себе!

Она молча улыбнулась уголком рта, продолжая делать свою работу.

— М-м-м... А здесь соответствующий график вмешательств? Инвазии... Нейрокоррекция... Так я и так тебе говорил, что спровоцировано! Это эта херня его убила! Только я сердце и лёгкие увидел, а ты сейчас ещё и мозг нашла! Бля. Бля. Бля.

— Кажется, настало время для следующего шага терапии, — подумала она вслух, имея ввиду не тело. — Херня убила, а мы сейчас оживим.

— ТОЧНО?!

Ну слава помидоркам, как говорит Мартинес.

— Да. Семьдесят три процента вероятности, читай анализ дальше, тормоз. Было бы на двадцать процентов больше, но блок для анализов понижает цифру прогноза из-за расширения, которое ты заблокировал.

— Я ж его отсёк и сжёг у него в ...?

— Но расширение не знает, что существует магия, — фыркнула японка. — И что на концентраторе возможно индуктивное прерывание нейропроцесса через вмешательство внешнего оператора.

— А-а-а. Тогда действительно... — он не договорил, выстроив какой-то график.

Хм, а с цифрами брат неплох. В любой ситуации. Пожалуй даже, лучше неё самой — будем честно смотреть правде в глаза.

Не отказывая себе в удовольствии, Миру якобы машинально заметила:

— У обычного организма реанимация после остановки сердца и дыхания — до семи минут. Так что зря от своих девяноста секунд отказался: как раз бы успели и то, и другое.

По внешнему виду степень её серьёзности не определялась.

Ну а чего. Должны же и у неё быть какие-то развлечения в этой жизни, особенно когда одни близкие люди так неожиданно из неё исчезают (отец), а другие наоборот появляются (Рыжий).

— Ты какая-то озабоченная и вредная!

— Хи-хи. Нет, просто у меня тоже стресс и я девочка. Ещё дралась только что — там тоже были нервы. Сейчас вот здесь это...

— Извини. Паника. Был не прав.

— Норм. Хорошо, что сейчас в ресурсе, — она пожала плечами.

— Ты начала о семи минутах?

— Он модификант, — Миру похлопала тело педагога по груди. — Причём среди расширений есть очень специфические; несмотря на его большой вес, они работают. У него не семь, а десять минут. Ты молодец, — добавила она совсем другим тоном. — Мне ещё возиться две минуты, ты пока набери маму отсюда.

Она создала дополнительный шлюз и буквально усилием втянула его в собственный одноразовой виртуальный кабинет.

По счастью, Седьков не стал задавать вопросов по механике звонка, почему он и отсюда:

— Что сказать? Сбросить ей скрининг?

— Всё. Вали ей всё.

— Есть, — уже почти спокойно сказал он через некоторое время.

— У меня тоже почти всё.

— Слушай, я вот сейчас следил — и ни фига не понял. А что ты сделала? — Рыжий откровенно опасался говорить словами, но себя всё же пересилил. — Он сейчас оживёт? Блин, до чего звучит по-дурацки, — одноклассник добросовестно испугался думать в положительную сторону.

— Да, — как могла твёрдо, ответила Миру.

На самом деле она переживала не меньше него. Но должен же из двух человек кто-то быть хладнокровнее, если второй некстати пикирует в истерику.

— Физика процесса такая. На сердце и лёгкие пришла команда... периферическая нервная система... секундная каскадная мощность сигнала по синапсу... — она зачем-то решила объяснить детали. — Параллельно создалась виртуальная нейросеть, вернее, импортировалась имеющаяся в посылке.

— А это нафига? Второе.

— Загрузить автономной работой его мозг. Как говорит один из hermanos в усадьбе, где мы с тобой сейчас живём, это как дублирующий заряд со страховкой на неизвлекаемость.

— По-о-о-онял, — Рыжий принялся задумчиво изучать схему, которую она ему прямо сейчас, недолго думая, изобразила в интерфейсе. — Ничего себе вдумчивый подходец...

— Имплант ты ему радостно спалил почти мгновенно. Что интересно, использовал энергетический резерв самого импланта, занятно. Кому рассказать.

— Это с перепугу... Дальше? Почему у него после этого продолжал светиться концентратор?

— Там же автономность. Вирус, — для простоты она решила назвать именно так, — по инерции продолжал транслировать нужную команду даже после остановки витальных функций: это часть его функционального кода. Но ты и здесь успешно махнул топором, хе-хе.

— Да, если нарушить резонанс, рассинхронизируется... — он вовремя осёкся, покосившись на неё.

Видимо, боковым зрением всё-таки заметил улыбку.

— Дальше?

— А дальше всё просто, — вздохнула японка, приступая к предпоследнему этапу манипуляций. — Суть этой хреновины — независимое воздействие из двух источников. Причём если снять с руки браслет, собственный имплант ровно на ту же мощность увеличит свою производительность. На угнетение. Дублированный заряд.

— Так а ты сейчас что делаешь? Почему у него дыхание и мозг не запускаются? — кажется, кое-кто снова заёрзал.

— Чё, тебя снова успокоить? — не удержалась японка, делая суперозабоченное лицо, заглядывая Рыжему в глаза и заботливо всматриваясь в его зрачки.

— Бля! — Седьков отпрыгнул, прямо стоя на коленях. — Слушай, завязывай! Это провокация!

— Ты так смешно нервничаешь. Виктор, последствия двух векторов из трёх ты удалил безвозвратно, сделав Трофимова натуралом. Теперь ни его сердцу, ни его лёгким не страшен никакой сигнал ни с какого концентратора — по крайней мере, до тех пор, пока он чуток не потренируется. Как ты раньше. — Она помолчала, давая брату сообразить.

— А что третье?

— Мозг. ЭТОТ вирус третьим вектором имеет индуктивную нейросеть в мозг. Слава богу, как всё сложное, оно достаточно легко нейтрализуется. Я сейчас просто заканчиваю удалять паразитные команды, которые закольцованы у него в голове на самих себя. — Подумав, она подобрала слабенькую аналогию. — Эпилепсия понимаешь что такое?

— Да. Это самопроизвольные разряды биологического тока внутри мозга. Вместо того, чтобы управлять телом через нервную систему, мозг начинает искрить внутри себя с различной производительностью в различных местах. — Брат повторно отвлёкся от своих нервов и выдал достаточно удобоваримое объяснение.

— Вот кроме сердца и лёгких, аналогичную хрень ему в мозги впихнули. Чтобы эсэлэр или банальный дефибриллятор ничем не помогли.

— Эсэл-что?

— Сердечно-лёгочная реанимация. В нашем с тобой случае, благодаря нашим полноценным браслетам может осуществляться путём подмены чужого нервного сигнала.

— Э-э-э? — кто-то всё ещё боялся поверить.

— Если не удалить этот блок из его мозгов, то и сердце с лёгкими запускать смысла нет. — Миру, чуть рисуясь, подгадала момент и подала сигнал именно в эту секунду.

— Ёбтвоюмать. — Трофимов вообще без перехода рывком сел на месте и озадаченно заозирался вокруг.

Рыжий, не вставая с четверенек, ещё раз подпрыгнул, на сей раз повыше.

— Я поддерживала его мозг, пока чистила вирус. — Хамасаки поясняла брату. — Плюс минимальное кровообращение, типа коматозного режима, может поддерживать импульсами и печень — если ею управлять извне. Мы управляли.

— Как удалось? —завуч хмуро посмотрел на старшеклассницу, не глядя на Рыжего.

Ну да, он, кажется, соображал быстрее брата. Тем более что её усилиями практически не пострадал, если не считать выгоревшего импланта и связанного с этим морального (и не только) ущерба в будущем.

— У HAMASAKI INCORPORATED очень неплохой блок медицины, господин Трофимов, — ровно ответила японка. — Просто повезло, что я была рядом и что после развода мамы с отцом мне добавили кое-каких допусков на корпоративный сервер. Вам шесть раз подряд очень сильно повезло, единой цепочкой событий.

Виктор, разумеется, не понял и десятой доли подстрочника, который сейчас вслух не прозвучал.

Педагог дёрнулся, откровенно сверкая мимикой натурала.

— Вас нет в сети, — сообщила она ему. — В принципе. Вы теперь натурал, на какое-то время — вообще без нейрокоррекции и без физических подключений.

— ... — завуч явно хотел сказать что-то нецензурное, но сдержался и лишь бесшумно пошевелил губами. — Спасибо. С другой стороны, грех жаловаться, от добра добра не ищут.

Трофимов был откровенно растерян, ошарашен и, такое ощущение, внутри боролся с собственным отрицанием реальности.

— Эмоциональный шок, — бесчувственно прокомментировала Миру брату в своей классической манере. — Это пройдёт.

— Да главное, что живой! — а вот эмоций Рыжего как обычно с избытком хватало на двоих.

Или даже на троих, судя по тому, что завидующий учебной частью наредкость оперативно справился с эмоциональным штормом и сейчас тоже усиленно размышлял.

— Я здорово пьян, — озадаченно констатировал Трофимов после некоторой паузы. — Не соображу, как прямо сейчас быть и что делать.

— Тот редкий случай, когда пьянство впрок. — Хамасаки легко продолжила изображать нужное амплуа. — Перекрытый доступ к... — она назвала тип клеток мозга. — Частично, но это здорово ослабило удар нейросети. Были бы трезвым — могли бы остаться в лучшем случае овощем.

— М-да уж. — Завуч хотел сказать намного больше, но прикусил язык, явно меняя тему. — Седьков, а ведь моего сложного отношения к тебе простыми словами не опишешь. Ты в курсе? И я сейчас очень старательно выбираю слова, чтоб не ляпнуть что-нибудь лишнее.

— У вас же шок, — Рыжий так и светился восторгом трахающегося фокстерьера, безуспешно пытаясь придать себе вид сдержанной и скромной решимости.

Сказать ему, что ли, что без концентратора и насухую актёрские способности — не его стезя?

Ладно, не сейчас. Сейчас вон, входящий от мамы внутри интерфейса по закрытой линии. Причём с таким комплексом сопутствующих телодвижений, что становится понятно: ещё ничего не случилось.

Всё самое "интересное" только начинается.

Брат, продолжая светиться новенькой лампочкой, таращился на Трофимова так, что Миру снова не удержалась:

— Отсосать тебе?

Завуч, явно не понимая всей сложной подоплёки, глупо захлопал глазами.

До Виктора, наконец, дошло. Он протопал коленями по полу к ней, обнял её и соизволил сказать вслух:

— Спасибо тебе огромное. Если бы не ты...

— Слава помидоркам. Ещё чуть-чуть — и ты станешь гением эмоциональных аспектов межличностных коммуникаций, — с предельно серьёзным видом выдала Миру, отвечая на его порыв и тоже хлопая его пару раз по спине. — Вот можешь же, если хочешь. — Добавила она исключительно из чувства женского противоречия.

Рыжий раскрыл рот, чтобы что-то спросить, но вовремя спохватился.

"Слушай, а это нормально, что у меня и физиологически на тебя совсем не те реакции, которые прилично? Ладно бы, только благодарность 😳. Не понимаю, как самому к этому относиться".

"Ты о кровном родстве и инцесте?", — невозмутимо уточнила она.

В этом месте он покраснел ещё и в реале.

"Да!".

"Ну, росли же порознь. В структурах...", — она назвала часть мозга, — "...ограничительные маркеры не закреплены. Этическая часть сдерживания у тебя чисто технически не работает, только физиологическая. А когда такой большой тестостерон в крови, то и нравственность плюс мозги абсолютно у всех мужиков, без исключения, отключаются вашим стояком. Ну или почти отключаются".

Дальше Хамасаки отправила ему скрининг его собственных гормонов вот прямо сейчас, расцепляясь из объятий, чтобы не нервировать завуча.

Рыжий старательно углубился в данные, похоже, не понимая девяти десятых из них.

Закрытая ею на замок дверь распахнулась, чтобы тут же захлопнуться за пятёркой крепких мужчин.

— Э-э-э...??? — нетрезвый Трофимов на удивление среагировал первым.

Глава 18

— Стоп! Свои! — Рыжий как клещ вцепился в ставшего натуралом завуча, который, не обращая внимания на своё нынешнее увечие, собирался, похоже, начинать воевать с пятёркой эскадрона.

Здесь понятно: он их просто не знал в лицо.

— Сергей Сергеевич, это свои! Охрана и сопровождение, чтобы вас до нас довезти, — добавил Седьков по-русски.

Завуч мгновенно переключил фокус внимания на ученика, словно его имплант был на месте, и успокоился:

— У вас что, есть какой-то план?

— Хотел просить об одолжении. Я так понимаю, вы ближайшие трое суток полностью свободны? Ну, раз вы планировали только на полчаса вперёд во время нашего разговора? — братец явно не страдал ни избытком такта, ни излишней вежливостью.

Занятный, кстати, у них там разговор был. Трофимов видел, что ему в имплант впихнули — и всё равно сидел на попе ровно. Никуда из кабинета не дёргался, нейтрализовать конструкт не пытался; фатализм и только.

Миру предполагала причины и поэтому теперь смотрела на преподавателя совсем другими глазами.

Кстати, если бы он начал шевелиться в направлении своего спасения, мимо компании мамы это бы точно не прошло. Судя по крайне небольшому шоку у последней (после доклада дочери отсюда), Тика Хамасаки со своей стороны тоже что-то знала.

— Если думать быстро, то ты прав, — преподаватель непринуждённо ушёл в себя.

Да как он справляется без коррекции?! Или он и в натуральном виде настолько же непрошибаемый?

— Не сочтите, что это счёт за оказанные услуги. — Виктор выпрямил спину, заискрившись каким-то незнакомым пафосом. — Но я хотел бы попросить вас, раз всё так сложилось, на некоторое время ото всех исчезнуть. В качестве убежища вам предоставят дом Мартинес, мы там все сейчас живём, даже Тика Хамасаки даже временно перенесла офис и оттуда работает.

Миру не сдержалась и фыркнула: интересно, а сама Мартинес в курсе об этом предложении? Впрочем, с одноклассницы станется махнуть рукой и найти ещё какие-нибудь площади навроде персональных апартаментов пострадавшему педагогу.

Кстати, а не ради Рыжего ли Трофимов в это всё влез? Она с подозрением впилась в лицо завуча.

Уж больно брат активно суетится. Раньше он за Свина так не топил.

Хоть "Свин" теперь не сказать — будет совсем некстати.

Hermanos явно сбросили видеоотчёт по команде наверх со своих гаджетов и сейчас деловито разбирали носилки-трансформер, которые притащили с собой в сложенном состоянии.

— Что задумал? — Трофимов хмуро посмотрел на ученика. — Я ни на что не подпишусь, пока не буду знать всё в деталях.

— Завтра пойду подавать заявление и апелля...

— ПОМНЮ!

— Я более чем уверен, что там возникнут накладки. У меня сейчас на руках два козыря: пленные и вы. По первому пункту наверняка можно будет торговаться, но если не объявлять сразу о вас — это может оказаться весьма удачным аргументом в неожиданный момент. Вдруг там что-нибудь стопорнётся? — Рыжий требовательно сверлил взглядом соотечественника. — Или у вас есть другие соображения? Вам случайно воскреснуть не нужно срочно?

Миру совсем немного подумала и неожиданно для себя подключилась к разговору без спроса:

— Сэнсэй, загрузка вам ЭТОГО продукта — явное нарушение местного законодательства. Кроме того, у компании моей мамы есть чёткий профессиональный интерес к вам и к инциденту, поскольку за фильтрацию подобных, м-м-м, сюрпризов по магистралям мы, в том числе, отвечаем.

— Я вам ничего рассказывать не буду. Со своей стороны предлагаю вызвать полицию и дать делу официальный ход. — Трофимов предсказуемо стал ещё более угрюмым.

— Так мы и это сделаем, — удивился реакции учителя Рыжий по-русски. — Помните темнокожего детектива? Полномочий как у бегемота, а рейтинг как у меня?

— Да. И?

— Я прямо сейчас с ним на связи. Он вкратце одобрил, что побеседует с вами на базе Мартинес. Сегодня, до полуночи. Только один деликатный нюанс: Сергей Сергеевич, я вас сейчас оформлю как утилизирующийся труп? Это на время, вы же понимаете.

Миру мысленно отметила, что иногда быть отбитым, как Седьков, совсем неплохо: если психологического дискомфорта в голове нет (умолчим о причинах), то и коммуникация выстраивается без ненужных расшаркиваний.

Как топором в лоб. Нахальство — второе счастье.

— На какое время? — педагог на удивление не стал спорить в принципе, прицепившись к деталям.

— По мне, на пару суток. Пока апелляция в посольстве, пока решение электронного правительства, — честно ответил старшеклассник. — Но с вами очень хочет разговаривать и Тика Хамасаки. Она не может обратиться к вам напрямую — вы сейчас без концентратора и имп...

— ПОНЯТНО!

— ... потому просит передать это вам меня.

— Почему латиносы? — завучу, кажется, неоткуда было знать о договорённостях мамы с матерью Мартинес. — Ты знаешь моё отношение к этому бизнесу и конкретно к этим людям.

Он с подозрением покосился на сопровождение, словно это был конвой.

— Тика и Дальхис заключили меморандум. Уже не первый день работают в тандеме, — походя сдал не предназначенную для публикации информацию братец.

Трофимов неожиданно сходу ухватил суть:

— Мужа нет — "рук" не осталось? — Он явно имел ввиду якудзу. — Только мозги и ноги... хм, логично. Тем более вы все тусуетесь одной компанией и вместе учитесь. А у Эскобаров наоборот: рук на среднюю армию, причём нездешнюю, а мозгов и доступа наверх... Окей, — перебил он сам себя. — Как делаем это технически? Меня что, прямо на этих носилках понесут через всю территорию? Я не обещаю, что убедительно изображу труп. Вот пиздец будет, если засыпемся.

— У нас есть чем вас накрыть, — от hermanos отделился невысокий парень. — Сверху и сбоку будет не видно, даже расширениями.

Говорил он по-английски, но было абсолютно очевидно, что русский переводчик у него тоже стоял.

Прикольно.

На короткое мгновение Миру даже врубила самой себе коррекцию мимики, потому что эмоция была сильной: пришёл целый пакет наставлений от мамы, местами нецензурно. На самом деле — полноценный скандал, истерика и крайне некуртуазные бабские вопли в обе стороны (прости, мама, за оценку). Хотя и по сети.

Хамасаки-старшая почему-то не допускала и мысли, что у её дочери может физически не получится приказать всем мужикам в этом помещении — а Трофимов, Виктор и hermanos откровенно изображали лебедя, рака и щуку из старинной сказки родного языка Рыжего.

Миру подошла к распоряжению мамы творчески. Вместо того, чтобы, подняв руку, начать заруливать мужиками (и утонуть в безуспешных попытках их синхронизировать), она дала им всем пообщаться между собой.

На выходе Сви... завуч, оборвала она себя, кое о чём догадываясь. На выходе завуч абсолютно спокойно принял предложение Седькова отправиться на базу. Минус один геморрой — этого уговаривать не нужно, справился брат.

Да, вслух не прозвучало и трети того, что наговорила по закрытому каналу дочери Хамасаки-старшая, но главное же результат.

Латинос (было непонятно, какие из них — присланные мамой или взятые Рыжим напрокат у Айи) взяли на себя техническую часть — снова минус головная боль.

Ну и пусть, решила она про себя. Трофимова нужно перевести в подконтрольное HAMASAKI INCORPORATED место с соблюдением кое-каких процедур? Дом Мартинес, без вопросов. У нас там целый этаж, и даже официально.

У Рыжего есть собственные соображения на тему секретности мероприятия? Так и мама не предлагала объявлять по школьной громкой связи, что завуча эвакуируют они и к себе. И вообще что было покушение.

У Виктора, независимо от опекунши, есть какой-то свой план? Снова не её дело, пусть решают между собой.

Вслух же она сказала:

— Если вы непротив, предлагаю поторопиться.

Седьков и Трофимов скрестили на ней вопросительные взгляды.

— Ваша реанимация автоматически активировала кое-какие протоколы. — Японка поддалась порыву и плюнула на все виды моральных ограничений, уподобляясь брату. — В таких случаях дознание и расследование ведутся несколькими автономными структурами, в том числе — соответствующим подразделением HAMASAKI INCORPORATED.

Виктор, кстати, тоже нацелился в эту сторону.

— Понятно. Если такие подарки начнут слать по вашим сетям... — моментально ухватил суть завуч.

— Есть и другие участники процесса, с аналогичной мотивацией, — кивнула старшеклассница. — Я не в курсе планов Виктора, но если вы оба согласны друг с другом — давайте поторопимся? Если пункт назначения никаких возражений не вызывает.

Латинос перебросил из-за спины рюкзак и протянул преподавателю сложенный в несколько раз квадрат странной многослойной ткани, явно ненатурального происхождения:

— Ложитесь на носилки, сверху укроем этим.

Трофимов машинально взял покрывало. Его брови стремительно рванули вверх, а сам он удивлённо уставился на представителя эскадрона:

— Однако!

— У нас очень хорошее снаряжение, — твёрдо ответил тот на непрозвучавший вопрос. — Не переживайте за доставку. Это очень лёгкая и стандартная для нас задача, которую мы регулярно решаем в самых разнообразных местах.

— В многомиллионном городе тоже? — в интонациях преподавателя прозвучал непонятный эмоциональный оттенок.

— Ни единого срыва за всё время плюс негласное сопровождение от "своих" патрулей полиции, которые сейчас на смене, — латиноамериканец понял вопрос по-своему. — Вам нечего опасаться. Мы абсолютно официально вооружены и, если кто-то полезет, вначале умрём мы. Вы — последним. Машина защищена.

— Ещё меня картель не катал, — хмуро проворчал завуч по-русски, потом уточнил по-английски. — Как ложиться?

— Никогда не ездили подобным образом?

— Не приходилось.

— Главное, устройтесь поудобнее. Да, вот так.

Через несколько секунд hermanos с носилками в руках рысью покинули кабинет и этаж, а вскорости — и здание.

Брат задумчиво посмотрел в окно:

— А ведь реально на вынос тела похоже.

— Покрывало непростое. Даже через мой сканер, — она коснулась правого века ногтем, — определяется как труп. В эскадроне тоже всё не так просто, оказывается.

— А твой сканер типа крутой?

— Абсолютно все, встретившиеся по дороге, будут думать точно как же, как мой сканер. Только если физический осмотр, но на этот случай есть заряженные патрули, как я поняла.

— Да, слышал.

* * *

Трофимов не умирает. Во всяком случае, не окончательно — Миру его вытягивает. Вопреки моему первому впечатлению, оказавшемуся излишне эмоциональным.

Когда наше общение по приятному поводу заканчивается и завуча под видом безжизненного тела мартинесовская братва утаскивает на базу, мне с опозданием становится стыдно за свою истерику. Хорошо ещё, её внешние проявления за рамки приличий не вышли, а то хоть сквозь землю проваливайся.

— Что хотел делать дальше? — одноклассница, не мигая, без видимых эмоций смотрит мне в глаза.

— Ты сейчас на инопланетянина похожа, — ворчу. — Какая-то потусторонняя и мимика мумии.

Параллельно через интерфейс набираю одного знакомого темнокожего. Без него вряд ли получится что-то путное.

— Специально, — отмахивается "сестра". — Когда напускаю на себя такой вид, абсолютно всех без исключения прибивает. С тобой — по инерции. Снять расширение, раз тебе некомфортно?

— Да не нужно, даже прикольно где-то.

Коули сбрасывает мой вызов. Я успеваю удивиться, разозлиться — и буквально через десяток секунд он перезванивает сам.

Просмотрев параметры соединения (да, именно оно, это я затупил, когда звонил ему в лоб), без лишних разговоров сбрасываю детективу запись происходившего начиная с того момента, когда Трофимов рухнул лицом в пол.

Полицейский отлично владеет лицом: ничего не отвечая, он лишь вопросительно поднимает бровь.

Следом отправляю "вырванный с мясом" конструкт, который перенёс по возможности без изменений и сохранил в виде фотографий.

— Куда повезли пострадавшего? — лицо темнокожего далеко от радушия.

— Это и есть предмет моего звонка, детектив. Я бы очень хотел кое о чём с вами договориться перед тем, как мы оба начнём действовать. В рамках закона, — тороплюсь добавить до того, как он раскроет рот.

Статус владельца HamQualCon в рамках законодательства даёт кое-какие полномочия, в том числе в процессуальном плане. Особенно если техногенная опасность имеет ярко выраженный характер и относится к сфере деятельности компании-монополиста.

— Не отключайтесь. — Коули, не выходя из кадра, примерно половину минуты осуществляет некие манипуляции. — Так, я сейчас не один, говорить по ряду причин неудобно. Иносказательно и кратко: как вы с этим справились?

— Детектив, — вздыхаю. — Вы сейчас заставляете меня жалеть о своём звонке вам. Я по-товарищески собирался согласовать действия, причём по горизонтали. А вы сейчас ставите себя сверху, как будто я обязан вам отчитываться. Ничего, что откровенно?

— Вам ссылки на законодательство отправить на почту или сказать устно? — холодно бросает он в ответ. — Ситуация имеет однозначную трактовку и я бы советовал придержать свои амбиции.

— Вы будете смеяться, но это вы сейчас противоречите собственному начальству. — Специально формулирую размыто.

Коули ожидаемо выходит из равновесия и напрягается:

— Конкретнее?

— Как только ключевой акционер HamQualCon стал свидетелем нарушения... параграф лицензии... этот акционер поступил чётко в соответствии со своим Соглашением с Федеральным Правительством. — Ну, если он так, то и я тоже. — Поскольку применение статьи носит обусловленный характер, а акционер сейчас я, у меня не было времени идти длинным путём: задействовать исполнительные органы как внутри компании, так и у вас. Поражённое тело я утилизировал по процедуре.

Каждую свою фразу подкрепляю небольшим файлом, отправляемым собеседнику.

— У меня нет доступа к этому вашему соглашению с правительством, — нехотя сообщает темнокожий.

Упс. Я почему-то думал, что есть.

— Детектив, я звонил не ругаться и не повесить на вас обезьяну.

— Это что значит?

— Э-э-э, фразеологизм из моего родного языка. Означает, подставить вас, заставляя делать мою задачу, хотя вам она и не нужна.

— Продолжайте.

— А всё, закончил почти. Первое, я звонил продублировать свою заявку вашему центральному искину: когда отправлял туда файл с конструктом, в качестве личных пожеланий указал ваш айди в качестве контактёра.

— Так вот почему мне уведомление пришло...

— Вы уже получили директиву? Тогда к чему этот концерт?! — я и правда не понимаю.

Поскольку HAMASAKI INCORPORATED и некоторые аффилированные структуры являются так называемыми "исторически сложившимися монополистами", их компетенция в некоторых моментах выше, чем у государства. В частности, в каких-то процессах, связанных с фильтрацией определённых (и ходящих по магистральным сетям к получателям) пакетов.

Если такая структура замечает угрозу, она имеет полное право реагировать по собственному усмотрению, немедленно и ни с кем ничего не согласовывая: это прямо оговорено приложением к лицензии, часть которого имеет форму закрытого соглашения компании и правительства.

Что интересно, местный суд рассматривать такой инцидент не имеет полномочий, вернее, должен получить на это разрешение компании.

Моё разрешение.

Также, если опасность носит комплексный характер либо до конца не устранена (например, если имеет место не внутренний сбой, а внешний импорт — как говорит Миру, процесс не эндогенный, а индуктивный), я могу просить содействия у любых государственных служащих и органов без ограничений. Правда, их обязанность меня обслуживать никак не оговорена формально.

Считается, что здравого смысла в случае резкого пожара в общем доме достаточно, чтоб ни одна из сторон не тянула на себя одеяло. Вначале — устранить, потом отчитываться друг другу и разбираться. Арбитражный либо иной, не дай бог, суд по итогам — только из метрополии, никак не отсюда.

Примерно это я и вываливаю в следующую минуту детективу, добавляя:

— ... я гораздо младше и не имею вашего опыта. В данных обстоятельствах счёл, что действую корректно. Хотел пригласить вас лично сюда, согласовать, что дальше. Ну, в случае, если в этой теме у нас возможен совместный интерес. Я сильно ошибся?

* * *

Следующая глава сейчас. Исправляю орфографию 😑

Глава 19

— То, как вы трактуете обстоятельства, иными кругами может быть интерпретировано радикально иным способом.

— С этими гипотетическими иными кругами буду разбираться по мере поступления проблем. Между нами, я могу рассчитывать на ваше джентльменское соглашение?

— Куда я денусь... Вы не представляете, какой объём информации я сейчас провернул за время нашего разговора. У меня на связи ваша опекунша, кстати.

— И-и-и?

— Это была посылка снаружи, моего интереса нет. Вы были правы: исключительно ваша компетенция. Ну, ещё метрополии — но это уже не интересно мне, если с профессиональной точки зрения.

Вот это засада.

А я уже с ним, говоря иносказательно, и денег вместе заработал — и прибыль поделил.

И свою часть уже даже потратил. Мысленно.

— Подождите. — Он действительно общается с кем-то в параллель (наверняка с Тикой, если верить предчувствию). — Есть подтверждение вашей опекунши. Так, еду к вам. Ждите на месте.

Его лицо вдруг меняется и он становится похож на человека, а не на робота-эгоиста.

_______

Там же, через некоторое время

Глава 20

В отличие от большей части времени входы и на этаж Тики, и во все её четыре кабинета на нём оказываются открытыми. На мою биометрию здешние сканеры настроены положительно, но сейчас электронные замки вообще деактивированы и даже доводчики на дверях отключены.

К чему бы это.

— Приветствую. — Быстро прохожу в ту часть офиса, где сквозь частично прозрачные стены вижу Хамасаки-старшую. — Поговорить бы? Срочно, — как могу красноречиво двигаю бровями и с намёком кошусь в сторону выхода.

Поскольку кроме опекунши в помещении в разных углах в креслах находятся ещё и мать Айи, и завуч.

Трофимов, кстати, выглядит наредкость благостно и даже потягивает какой-то крепкий алкоголь из высокого софита (запах чувствую отсюда).

— Вообще-то мы разговаривали, — вроде бы мягко, но на самом деле достаточно твёрдо обозначает Дальхис Эскобар в мою сторону.

Сказать ей, что ли, что тёща всегда тёща? Или лучше промолчать?

Не удерживаюсь в итоге и промолчать не получается:

— Извините, я в данный момент обращаюсь не к вам, а к своей матери. Ещё раз прошу меня извинить, — изображаю средний японский поклон, кланяясь латиноамериканке и разворачиваюсь обратно в сторону опекунши.

Сергеич с любопытством бросает взгляд на меня поверх бокала, но ничего не произносит.

— Это так срочно? — невозмутимо уточняет уже Тика, вопросительно изгибая бровь.

— Более чем. Потому что у меня в багажнике Айиной машины лежит Чень.

— Ваш...?!

— Да, лидер китайцев у нас в школе. Я взял его на горячем, когда он пытался подвесить повторную соплю на Миру. Обещал вернуть его в школу в течение часа, но сделал это ровно затем, чтобы его оттуда свободно вытащить: было много свидетелей. Айя говорит, в худшем сценарии могут вообще инкриминировать похищение.

По мере моего сообщения лицо японки постепенно вытягивается.

— Есть кое-какие нюансы, пока только внутри семьи, — продолжаю сверлить её взглядом. — Но если вы буквально настаиваете, могу рубануть и здесь, при всех.

Интересно, а на самом ли деле хорошо Тика Хамасаки понимает намёки?

По счастью, в следующий момент оказывается, что японке не надо пояснять, какая разновидность "насморка" имелась ввиду применительно к хань (в отличие от остальных присутствующих).

— Ты не ошибаешься?! — мать Миру наконец оживает и перестаёт изображать Снежную Королеву.

— Ловите. — В её интерфейс отправляю пакет, взятый из собственных записей вплоть до того момента, как я бью соученика-азиата по голове. — У меня были сомнения, но ровно до последнего эпизода. Фиксацию осуществлял с подключением сервера вашей компании. — Вообще-то, формально моей, но не суть. — Не очень разобрался, что это за искусственный интеллект в настройках записи был, понял только, что его свидетельство автоматически принимается судом без оговорок. Надеюсь, процедуры смог соблюсти правильно?

Тика несколько раз подряд прокручивает видео в своём внутреннем пространстве, не голограммой.

Дальхис, нахмурившись, раздражённо смотрит на меня, то и дело удерживая себя от того, чтобы что-нибудь сказать.

Трофимов, лучезарно улыбаясь и прикрыв глаза, делает один за одним глотки из высокого стакана.

— Птичку в настройках напротив вашего искина поставил верно? — спрашиваю для очистки совести.

"Принёс вам на проверку", — добавляю в личном чате, поскольку здешняя беседа на троих и текущая реакция японки в сумме подсказывают, что с обнародованием подробностей лучше бы не торопиться.

Хотя вроде все свои.

"Я думаю", — приходит в ответ. — "Момент".

Можно было бы написать всё в закрытый чат, но издалека у меня не вышло бы. А подойти вплотную, чтобы при двух присутствующих откровенно тихариться и говорить с опекуншей в закрытом канале — ну, не знаю, насколько это приемлемо.

Не отважился, в большей степени из-за Дальхис.

Вижу, как мышление японки ускоряется под влиянием расширения, а моя запись крутится на автоповторе ещё несколько раз.

— Ты прав, нам действительно нужно поговорить вдвоём. — Мать Миру (хм, и не только Миру, но на большее язык почему-то тормозит) решительно поднимается со своего места.

Она проходит пару шагов, на автомате касается моего лба губами, бросает ладонь мне на плечо и сообщает стальным:

— Виктор прав. Мои извинения, вынуждена прерваться. — Меня подталкивают к дверям в коридор. — Пошли.

Далеко, впрочем, не уходим: шагаем мимо пары комнат и заходим в третью, замки которой тут же срабатывают за спиной, как надо.

— Я не ожидала. — Тика проходит к подоконнику и решительно усаживается на него, после чего отворачивается в окно. — Я не лезла в твои дела, ничего тебе не указывала и даже не пыталась тобой руководить. В том числе в HamQualCon, когда ты отключил прокурора от обслуживания.

— Я оценил, спасибо большое. Большей свободы действий не видел даже от родных родителей, к-хм.

Судя по тому, как она дёргается от последних слов, я сейчас брякнул что-то не то. И дело явно не в тавтологии.

— Извините, не хотел вас обидеть. — Решительно подхожу и обнимаю её за плечи.

— У меня сейчас пару минут будут неадекват и истерика, — сообщает Хамасаки-мать глухо.

А в следующую секунду она начинает навзрыд реветь в два ручья, вздрагивая и сотрясаясь, время от времени прижимаясь ко мне спиной.

Бля. И чё с этим делать? У девчонок тоже не спросишь — не тот момент. Должны же быть какие-то понятия личного пространства, наверное.

Её реакция плюс-минус понятна и где-то даже предсказуема, но до чего же она невовремя.

Ч-ч-чёрт, что же делать, что же делать.

* * *

— Так-с. — Виктор увеличил через концентратор мощность сигнала в синапсах, усиливая таким образом себе мышцы.

Он вдруг поднял её в воздух и, слегка напрягаясь, отнёс к ближайшему стулу:

— Две минуты. Ревите, пока не успокоитесь, потом продолжим. Сто двадцать секунд я засёк.

— Ты потрясающе обходителен, — съязвила она между всхлипами.

— Можете, пока тратим время, объяснить, сейчас-то что? Всё же закончилось относительно нормально, козыри в наших руках.

— То, что ты принёс, могло убить Миру. Могло убить и тебя. У меня больше нет детей, других, пока что! — Тика опять не удержалась от язвительности. — Я, конечно, понимаю природу твоей невозмутимости, но объяснять ничего не буду: сам поймёшь, когда свои дети появятся...

— Сморкайтесь! — порыскав по сторонам, он без затей оторвал от направляющих реек хлопковую ширму, скрывавшую в этой комнате мини-бар в нише с бутылкой саке и парой маленьких глиняных рюмочек. — Ё-ё-ё, и здесь у вас бухло. Какая-то нездоровая атмосфера, э.

Безропотно высморкавшись в предложенную ей аппликацию с родины (не самую дешёвую, чтобы сказать очень мягко), она честно сообщила:

— Ощущение тоски и безнадёги. Когда всё касалось только меня, я вообще не парилась!

— А сейчас чего?

— А сейчас всё чаще и чаще начинает лететь в сторону детей. Я уже просто боюсь утром просыпаться, потому что приятных сюрпризов гораздо меньше, чем таких...!

— Дети взрослеют, — пожал плечами Виктор. — По мере этого возросления и ваши проблемы начинают нас касаться. Всё закономерно, удивляет скорее ваше детство в заднице м такие вот капризы. К-хм, сорри. Моё приложение врёт или вы сейчас себе добавили гормонов?

— Не врёт. Я уже в норме. — Тика решительно изгадила миниатюрную картину на ткани ещё раз, прочищая нос. — Ты молодец. Всё, говорим по делу.

Рыжий нахально поймал её взгляд, порассматривал что-то около секунды в зрачках, затем выдал:

— Не пойдёт. Давайте сперва власть поделим.

— Чего-о-о?! — от удивления она даже в самом деле успокоилась. — Чего ты там со мной делить собрался?!

А ведь умеет зацепить, подумала она про себя. Не отнимешь. И сразу даже не скажешь, хорошо это или плохо.

— Между нами есть нестыковки иерархии. Каждый считает, что в каких-то моментах главный он.

— Да. — Японка взглянула в окно. — Я в глубине души считаю, что таким образом поощряю твою свободу и самостоятельность, но втихаря присматриваю за тобой. Рассчитываю, что в большинстве случаев в сложный момент успею и смогу вмешаться.

— Угу, — сын Виктора покладисто кивнул. — И за Миру вы присматриваете.

Повеяло нехорошим. Тика напряглась.

— Вот как полчаса назад, с Ченем. Кстати, вот та сопля. — Он потянулся к её интерфейсу и самовольно сгрузил слепок продукта в нужный отстойник.

— Хам, — проворчала она из детского желания оставить последнее слово за собой. — Блин, жопа, — вздохнула Тика гораздо более беспомощно чуть позже. — Вот это я и называю тоской и безнадёгой. Когда такая херня летает в воздухе перед носом моих детей, а я даже ничего не могу сделать ЗАРАНЕЕ, чтобы устранить сам риск — хочется усесться на пол, обнять колени и завыть. Я понимаю и принимаю, что лично мне предстоит идти до конца. Но то, что оказались втянуты и вы...

— СТОП! Вот поэтому я и говорю — давайте власть поделим? — Рыжий флегматично подвесил в воздухе кубик с их взаимными эмоциональными тонами. — Тика, посмотрите на себя и на меня. Потом скажите себе мысленно, у вас такое редко или часто? Потом давайте вместе решим: насколько адекватно будет оставить истеричке, даже мудрой, руль в руках? Хотя она и сорокалетняя, и местами дальновидная, хладнокровная и опытная.

Хамасаки-мать возмущённо набрала воздух, чтобы ответить раз и навсегда.

Уже в конце вдоха пришло понимание, что ребёнок её осознано спровоцировал.

— Стоп-стоп-стоп! — замахал руками в воздухе старшеклассник. — Я ж сделаю, как вы скажете. Просто скажите, я не прав сейчас?

— Бл*. Не скажу! — и как ему постоянно удаётся делать её инфантильной? — Ты в курсе, что девять раз из десяти я чувствую себя малолетней дурой только с тобой?

— Это из-за вашего чувства вины, — мгновенно отбил мяч пацан. — Тика, а давайте я вам тоже кое в чём признаюсь? — здесь глаза Виктора загорелись нехорошим энтузиазмом. — Чтоб обнулить, так сказать, счётчик и начать с чистого листа?

— Может, ну его нахер? — абсолютно искренне предложила она. — Может, не надо ничего обнулять и начинать?

— Надо, надо. Этому телу вы биологическая мать, — он похлопал себя по животу. — С точки зрения нравственных императивов и вы в душе считаете меня сыном, а я не отрицаю вашей роли.

— Спасибо и на том!..

— ...Но кроме физики есть ещё психика. И вот наш с вами психологический контакт весьма далёк от родительского и, гм, детского. — Он выжидающе уставился, словно хотел что-то слышать от неё.

— Наверное. Это ещё один момент, в котором я чувствую себя виноватой перед тобой, к слову.

— А я постоянно боюсь вас задеть! Вы из себя только изображаете неприступную скалу, а на самом деле — хрупкая, почище родной дочери! — его словно прорвало. — Сейчас такие дела заворачиваются, что ваши мозги и опыт нихрена не рулят! А вот олимпийское спокойствие и хладнокровие весьма бы пригодились, блин, — Виктор резко выдохся и опустил плечи. — Знаете, в боксе побеждает далеко не всегда лучше подготовленный технически. А у вас огромный внутренний конфликт, точнее разрыв, между нынешней эмоциональной склонностью и внешними требованиями. Ещё у вас заниженная самооценка, хотя вы стараетесь этого не показывать... Фуф, наконец я это сказал.

— А кто побеждает в этом твоём боксе? — ну и чёрт с ним, с самомнением.

В конце-концов, биологически — родной сын.

— Часто — более крепкий психологический. Да, техническая подготовка очень здорово рулит, но только где-то до уровня мастера спорта или на ступеньку пониже. Потом, если офэпэ в паритете или рядом, психика бьёт технику.

— Какая-то натянутая картина, точнее, аналогия.

— А я и не тянул одеяло на себя! — на ровном месте возмутился Виктор. — Как звучала моя фраза?!

— Что за тон и ультиматумы?! — она даже удивлённо подалась назад. — Эй, с кем ты сейчас разговариваешь?!

— Я сказал, давайте поделим власть, — Виктор неуступчиво выставил вперёд лоб. — И вы не оценили, что я вообще бросился к вам в первую очередь! Вместо того, что мог сделать самостоятельно. Нам сейчас не собачиться нужно, а быстрее между собой договариваться! Ченя уже наверняка начали искать!

— Ладно. Наверное, это удел всех восточных женщин, — Тика заставила себя выдохнуть и переключить мысли в более лёгкий поток. — Говори, что придумал. Я уже поняла, что нужна тебе только как крыша для твоих решений. А на мои даже не рассчитываешь.

— Не бойтесь, я адекватный. — Сын Виктора придвинулся поближе и разом подвесил перед носом чуть ли не десяток голограмм. — Вашу голову со счетов никто не сбрасывает, просто мне кажется, что в вашем нынешнем состоянии реагировать точно и быстро нам лучше сообща.

— Моя ж ты деликатность. Рассказывай давай, ходячая интрига. — Затем она тихо добавила в сторону, — что сказать, когда нечего говорить.

— Я всё слышу! — Рыжий ещё чуток поколдовал над виртуальным дисплеем. — Это китайцы. Это сегменты. Это наши японские предатели, то есть ваши...

* * *

Домой с Ченем в багажнике я попадаю с твёрдым намерением добиться от взрослых беспрекословного послушания. Если поразмыслить, это путь наименьшего сопротивления (и самого эффективного управления процессами на ближайшие сутки).

Авантюра, но в итоге получается: на Тику логические аргументы влияют во всех ситуациях (женские слезы не в счет, мыслит она всегда точно), а последний эпизод с вирусом убеждает нас обоих окончательно, что японка ситуацию не контролирует.

Какое-то время после эмоциональной части болтаем по инерции наедине, она и дальше сморкается в оторванную занавеску. А ещё через пятнадцать минут мне приходит вызов, ради которого вся эта чехарда затевалась.

Самый обычный китаец лет пятидесяти на вид без перехода хмуро спрашивает:

— Где Байъинь?

Это Ченя так зовут, подсказывает память.

Тика с невозмутимым и надменным лицом появляется в кадре, опуская ладони мне на плечи:

— Ты сейчас говоришь с моим ребёнком. Прикрути тон.

Она обращается к звонящему по-китайски, но меня снабжает параллельным переводом.

— Где Байъинь?!

Опекунша молча выгружает в подстрочник голограммы сперва глисту, которая вскрывала допуск в концентратор Миру, затем выписку из протокола фиксации искусственного интеллекта:

— Твой парень сядет. Тебе бы сейчас спросить не где он, а на какую из лун твой Байъинь отправится на пожизненное. Веришь, что у Хамасаки хватит возможностей отстоять приговор по максимуму?

Китаец неуловимо меняется в лице и из злого становится угрюмым:

— Если бы вы дали делу официальный ход, мне бы пришло уведомление из единого реестра. Уголовное производство не регистрировалось. Чего ты хочешь?

— Твой мудак пытался три раза убить мою дочь. Наверняка это делалось не без участия вас, взрослых. Отгадай сам, чего я могу сейчас хотеть?

— Никто не собирался убивать твоего ребёнка три раза! Этот документ, — кажется, он по контексту имеет ввиду фиксацию инцидента искином, — описывает вообще только один эпизод! Первые два вы не докажете!

— Окей, — легко соглашается Тика.

Поймать китайца на психе получилось гораздо легче, чем я старательно планировал.

"22 сек. разговора", — пишу опекунше в чат. — "Можно сворачиваться".

Вопросы, по большому счёту, были по самому первому эпизоду: кто. Я в своём новом положении поставил себе сверхзадачу: быстро и квалифицированно установить виновного.

Именно понять для себя, чтобы трезво отдавать отчёт, что вообще происходит в обществе.

Тика, кстати, вопреки логике по первому разу думала на Юнь. А это совсем разные китайские кланы.

— Этот разговор не пишется; мои слова — не доказательство, — быстро ориентируется хань.

Осознав промах, звонящий приводит мимику в порядок благодаря нейрокоррекции и отмораживается, типа спасая лицо.

— Да без проблем, — Хамасаки-мать веселеет на глазах. — Значит, твой Байъинь выйдет сухим из воды целых два раза. Получит ровно на два пожизненных меньше — одно вместо трёх. Поздравляю с победой.

Некстати приходит мысль, что китайский, на котором они сейчас разговаривают, лично для меня звучит смешно и несколько комично, сорри.

Детские же разводы во время такого серьёзного разговора — и вовсе по разряду детского садика. Однако, как говорят в боксе, "удары проходят". На удивление.

— Ты же понимаешь, что тебе больше нечем меня пугать? — японка становится такой, какой она мне нравится.

Мудрой, сильной и ироничной.

Звонящий, судя по нарочито бесстрастному лицу, лихорадочно перебирает в аналитическом расширении варианты, что делать, и не находит ни одного хорошего.

— Уважаемый, — чуть подвигаю Тику, занимая большую половину кадра. — Это было вступление. Теперь основная часть.

Опекунша кладёт пальцы на моё плечо и молчаливым кивком подтверждает последнюю часть.

— Договариваться насчёт Ченя тебе придётся не с моей опекуншей, а со мной.

— Как так? — в глазах китайца впервые за всё время мелькает откровенная тревога.

Впрочем, она тут же моментально растворяется.

— У нас свои отношения внутри семьи... Твой Байъинь сейчас у МОИХ людей из эскадрона Эскобар. — Не отвожу взгляда, давая присоскам его расширениий прилипнуть через интерфейс, чтоб снять показатели (мне скрывать нечего, говорю только правду). — В отличие от Тика Хамасаки, я — варвар и чужак. Я не планирую соблюдать ваши писаные и неписаные правила, потому расклад по всем трём эпизодам у меня будет минут через десять: эскадрон умеет получать ответы.

— Так нельзя. Предлагаю не горячиться и не делать глупостей. Сформулируйте ваши условия? — Чень-старший требовательно смотрит на японку.

— Я же внятно сказала, договариваться нужно с ним, — Меня пару раз хлопают по плечу.

— Чего хочешь ты? — хань внешне бесстрастно сверлит взглядом мою переносицу.

— Справедливости, — пожимаю плечами. — Гарантий. Уверенности хотя бы на пару недель вперёд.

_______

За некоторое время до этого

Глава 21

Посольство Сегментов снаружи охраняет самый обычный патрульный Федерации в форме. Прикольно.

— Вы куда? — завидев меня, свернувшего в этот тупик с магистральной улицы, он нехотя покинул свой "стакан" и решительно загородил мне дорогу к воротам.

— К Сапрыкину. — Без лишних разговоров подвешиваю между нами код для считывания моего айди. — По записи, должно быть у вас в журнале.

Через пару секунд служитель закона утрачивает ко мне интерес и молча возвращается на своё место.

Вместо ворот щёлкает автоматический замок на калитке и дверь слегка приоткрывается.

— Идите прямо по аллее до входа, — говорит динамик по-русски.

В средних размеров двухэтажном здании, более походящем на виллу, пусто и на удивление никого. С другой стороны, что я знаю о посольствах и дипломатических представительствах; может, фильтрация посетителей осуществляется заранее, путём записи. Как раз чтобы не пересекались здесь друг с другом.

— Сюда! — звучит со второго этажа голос Сапрыкина из открытой двери одного из кабинетов.

Ещё через половину минуты занимаю место напротив него у Т-образного рабочего стола.

— Цель вашего визита? — посол активирует над столом голограмму "всевидящего ока". — В связи с полуофициальным характером, официально уведомляю вас о полной фиксации нашей встречи. Запись осуществляется искусственным интеллектом... шлюз... номер... полный файл и расшифровку вы по желанию можете затребовать и получить через трое суток на официальном сервере министерства иностранных дел.

— Нашего или вашего?

— Не понял? — дипломат неожиданно сбивается.

— На сайте министерства иностранных дел — какого? Сегментов или Федерации?

— Вы по нашим данным проходите как гражданин семнадцатого Сегмента. В отношениях с вами мы руководствуемся вашими обязанностями нашего гражданина.

— Прикольно.

В принципе, Трофимов предупреждал, что кое-какие барьеры придётся переступить, чтобы двигаться дальше.

— Согласно параграфу... статьи Конвенции о правовой взаимопомощи... ратифицированной обоими государствами... прошу провести повторную процедуру идентификации моей личности в расширенном формате. После повторного считывания моей биометрии прошу запустить сверку по интегрированным базам. — Ну, если он весь из себя такой официальный и неприступный, то и мне есть чем ответить.

— Вы официально приостановили все гражданские обязательства, — задумчиво констатирует Сапрыкин после того, как исполняет сказанное. — На основании уведомления от электронного правительства федерации в связи с...

— Виктор Иванович, извините, что перебиваю. Этот ваш глаз над столом и так фиксирует десятка три параметров, так что давайте, может быть, не будем тратить времени?

По его лицу проносится тень раздражения.

— Извините за нарушение протокола,если вдруг я что-то не то ляпнул, но я же не хуже вас знаю свой гражданский статус на сейчас, — развожу руками. — Благодарю за подтверждение. Перед тем, как мы начнём, не могу не заметить: лучше бы нам пообщаться без этой видеофиксации.

— Это невозможно и не обсуждается.

— Для вас же лучше, — пожимаю плечами. — Не для меня.

— Итак, цель вашего визита? — он игнорирует предупреждение.

— Прошу вас провести сверку со всеми нотариальными базами на предмет дела о наследстве моей биометрии. — Нажимаю большим пальцем голографический квадратик, самостоятельно отделившийся от виртуального фиксатора по моей команде. — Прошу нижесказанное считать моим официальным запросом: какие дела о МОЁМ наследстве есть в государственном производстве? При ответе на мой запрос прошу опираться на закон о полугодичном цензе.

Трофимов, давая инструкции для этого разговора, несмотря на своё откровенно нетрезвое состояние этот момент описал весьма подробно. Суть: хотя все без исключения живые чиновники надувают щёки, пытаясь придать себе значительности, именно эта дорожка шагов запрограммирована на уровне прошивки электронного государства.

Тот факт, что я являюсь несовершеннолетним, плюс уведомление от Федерации (по официальным каналам), плюс мой здешний рейтинг — всё это в сумме практически исключает субъективную трактовку или интерпретацию чиновником любого уровня, хоть этим послом, хоть самим министром иностранных дел или министром юстиции.

— А вы неплохо подготовились. — Сапрыкин, вопреки запущенному автоматическому процессу, радостью не искрится, а наоборот хмурится всё больше и больше.

— У меня был крайне компетентный и добросовестный инструктор, — вежливо киваю, ничуть не кривя душой. — Если я хоть что-то понимаю в вопросе, через две, максимум три минуты вопрос будет решен.

Судя по обилию работающих у посла приложений на буст мозгов, его на эту встречу тоже запрограммировали. Причём никак не в том направлении, которое имеет место.

— Я очень опасаюсь сбоев в технике. — С красноречивым выражением лица он тянется через одно из расширений, кажется, к ограничителю канала.

— Зря, — вздыхаю. — Если шахматными терминами, у меня есть три лишних фигуры в эндшпиле, а у вас — голый король и одинокая пешка на первой линии. Если же категориями бокса, у вас не работают обе ноги и одна из рук, а биться вы вышли с выступающим мастером спорта.

Наверное, на его работе тоже учат оценивать новые вводные моментально:

— Хромой боксёр — это лично я? Моя должность? Или что-то иное? — Сапрыкин максимально корректен и вежлив.

Его невидимый щуп замирает на половине пути.

— Точно не вы: лично к вам у меня претензий нет, поскольку в данном случае вы представляете не собственную волю. То же касается и вашей должности, наверное.

— Тогда о чём речь?

— Я имею ввиду те три параллельных разговора, через которые люди на той стороне независимо друг от друга присутствуют сейчас на этой теоретически конфиденциальной встрече.

— Каким образом вы это определяете? — его невозмутимости можно позавидовать. — Со всем уважением к концерну HAMASAKI, без сомнения солидные возможности вашей семьи здесь не котируются. Как...?

И ведь не сказал, что я ошибаюсь или неправ.

— Виктор Иванович, вы позволите, я не буду отвечать на этот вопрос?

— Хорошо, давайте откровенно. Вы отдаёте себе отчёт, что ваши теоретически законные права могут не иметь ничего общего с реальностью? — он резко меняет линию общения, наверняка под этим тройным влиянием извне. — Не потому, что вы ошиблись или что ваш отец чего-то не учёл. Просто потому, что некоторые правила существуют на бумаге исключительно для отвода глаз. В качестве вывески для общества, — добавляет он. — Но никак не для того, чтобы по ним работать, когда придёт их очередь.

— Вы говорите очень странные вещи, господин посол. Особенно с учётом фиксации нашей беседы на сервере министерства иностранных дел.

— Я буду готов ответить перед своим руководством по всей строгости закона, в любой момент... Хорошо, отбросим реверансы и поговорим на самом деле откровенно. Вы что, правда считаете, что можете вот так прийти — и получить всю собственность по щучьему велению? — внешне он собрано ожидает ответа.

— Вы не обидитесь, если я отвечу на том диалекте, который у меня родной?

— Без проблем. Я отлично говорю по-русски, это тоже мой родной язык, — посол обозначает слабую улыбку уголком рта. — Если даже я не пойму отдельного слова, у меня есть техническая возможность расшифровать практически любое лексическое значение.

— Поймёте, там вопрос не в значениях.

— А в чём?

— В стилистике. По-английски layers of vocabulary.

— Разделы языковой лексики, — машинально кивает он, пытаясь сообразить, к чему клонится.

Но выражения лица не меняет.

— Именно. Виктор Иванович, пожалуйста, не лепите горбатого к стенке и не передергивайте: за кривую раздачу в приличном обществе могут и канделябром перекрестить. Вы достаточно хорошо понимаете намёк? Не нужно изображать конфету, если у вас в руках говно.

— Так. Вы отдаёте себе отчёт где, находитесь, — он откидывается на спинку кресла, но не расслабляется, а ещё больше собирается. — Вы практически... угрожаете? Господин Седьков, а вы точно уверены в собственной адекватности?!

— Поясняю. Наш с вами текущий разговор — не договорняк между братвой, мною и вами. Он полностью субъектен действующему законодательству вашего — и бывшего моего — государства. Чтобы снять все возможные вопросы тех, кто сейчас наседает на ваши уши по всем трём каналам, официально напоминаю: я НЕ ПОЛУЧАЮ, не пришёл получать, не прошу, чтобы получить. Настоящим я УВЕДОМЛЯЮ лично вас, как посла, плюс министерство иностранных дел и — через него — все компетентные органы Сегментов.

— О чем? — а он хорошо держится.

— О том, что вступаю в управление СВОЕЙ собственностью, которая МОЯ по праву... перечислить вам все параграфы? Или достаточно сказанного?

— Вы же неглупый человек, несмотря на возраст. Должны понимать, что есть уровень законов, которые прописаны для народа, плебса — чтоб создать видимость и заткнуть рты. Но не для того, чтобы по ним работать.

— Занятная у вас получится запись на сервере министерства. Вы говорите очень странные вещи, господин посол. Прямо противоречащие конституции вашего собственного государства вещи говорите; поверьте, я её тоже неплохо знаю.

— Насколько неплохо? — фыркает он на автомате.

— Могу цитировать напамять в разделе собственных гражданских прав.

— Бывают уровни материй, на которых отписки для народа не работают, как вы их ни назовите. Каждый раз стороны должны договариваться с ноля. Это мой официальный вам ответ вне зависимости от того, что сейчас выдаст машина на ваш запрос.

— Ваш ответ, министерства или ещё дальше?

— В данном случае это абсолютно монолитный блок. Тот редкий случай, когда разнородные группы Сегментов на удивление единодушны. Кстати, если неформально, я не припоминаю на своём веку, чтоб кому-то кроме вас удалось вызвать настолько консолидированную реакцию. Всех кругов и слоёв без исключения, а их немало, поверьте. — Он со значением опускает веки.

— Спрошу ещё раз и под запись: а как же закон?

— Бумажка для толпы. В данном случае не работает, забудьте.

— Если не секрет, а что вы сейчас сделаете, когда машина выдаст...?

— Прерву выгрузку вручную и заблокирую вам выдачу. Дальше будет тоже вручную. Поверьте, это не моя прихоть, а позиция государства, что бы ни писали на вывесках, часть из которых лично вы склонны называть законодательством или конституцией.

— Вы говорите страшные вещи, господин Сапрыкин.

— Такова жизнь, господин Седьков. Не все правила игры наверху Олимпа объявляют простому народу. Даже не декларируют вслух, что те отличающиеся правила есть в природе.

— М-да. В ином месте простой народ ещё называли быдлом. Давно, раньше.

— Я понимаю это слово. Хорошо, что и вы сами понимаете всё между строк.

— В таком случае переходим ко второй части. — В принципе, Трофимов сказал дождаться, когда по всем трём каналам напряжёнка (объём трафика) вырастет втрое от изначальной, и стрелять козырями только потом.

Интересно, а откуда он знал, что во время этого разговора у посла будет именно три линии?

Кстати, моя способность видеть эти каналы (и их содержимое) его внимания вообще не привлекла: есть и есть, принял, как данность. Инструкции он дал с учётом этого инструмента, но в мои персональные детали не углубился ни на волос.

Крайне редкая в этом мире тактичность, ещё и в его нетрезвом состоянии.

— Внимательно вас слушаю, — Сапрыкин вежливо кивает и возвращает на лицо выражение доброжелательного любопытства. — Виктор, перед тем, как перейдём к конструктиву, хочу сказать: вы действительно приятны и симпатичны. Просто в вопросах бессмертия никаких законов быть не может: из своих рук никто этого не выпустит добровольно. Законы, говоря откровенно... — он обрывает фразу.

Вот и вскрыты все карты.

— Это не ваше бессмертие. Говоря формально, интеллектуальная собственность по разделам — и в сумме — принадлежит лично Сергею Седькову. Я — его родной сын. Вы не можете распоряжаться тем, что вам не принадлежит.

— А я думал, мы друг друга поняли, — разочарованно вздыхает дипломат.

— Был огород. Принадлежал моему отцу. На нём выросла картошка, я пришёл за ней. Вы сейчас начинаете рассказывать, что...

— Да никто тебе не даст зайти на этот огород! Да, формально он твой, изъять у тебя его нет никакой возможности, законно, но Виктор!..

— Что?

— Можешь считать, что весь посёлок твоих соседей дружно объединился. И сейчас несколько тысяч взрослых мужчин встречают тебя, законного собственника, — он выплёвывает это с пренебрежением, — со своими личными ожиданиями и намерениями. У входа.

— Это же называется вполне определённым словом из уголовного кодекса?

— А всем плевать, как это называется, — тихо говорит дипломат, глядя мне в глаза. — Твоя картошка просто интересна всем остальным. А также почва, которая вокруг клубней; степень влаги над твоим огородом; количество червяков на кубометры земли вокруг этой картошки и многое-многое другое. Это если говорить твоими категориями.

— М-да уж. Такой социальный интерес — а тут я припёрся.

— Да. А тут ты сейчас апеллируешь к некоему эфемерному социальному договору — традициям и обычаям — которые у твоего отца исторически с этими жителями посёлка сложились! Да никому это не интересно, картошку давай! Сюда и быстрее, пока не...! — он шумно выдыхает.

— Нервная у вас работа. Хм, а я думал, только Трофимов такой.

— Серёга? Твой завуч из школы, что ли?

— Да.

— Классный мужик был. Один из лучших в своём выпуске. Слегка на своей волне, но у них там все такие, — Сапрыкин ненаигранно крестится. — Царство небесное, искренне его жаль.

— Если не секрет, а вы откуда о нём в курсе?! Где он — и где вы?! Ещё и что он умер накануне?

— Тебе это не нужно. Я бы предложил более предметно поговорить о наших делах.

— Стоп. Виктор Иванович, я ожидал примерно такого поворота и немножко подготовился к нему. Это просили передать вам.

Получив его одобрительный кивок, связываюсь с одним из искусственных интеллектов HAMASAKI через виртуальный шлюз посольства: стандартная процедура, призванная гарантировать полную достоверность дальнейшей информации.

— Господин посол, я могу попросить вас зафиксировать все ваши каналы, чтобы они не смогли разорваться или отключиться без вашего согласия? — этот мой вопрос — тоже часть варианта протокола, не самая открытая, правда.

Как говорил Трофимов, её нужно просто знать.

— Сделано, — коротко кивает дипломат. — Фиксация активна. Говорите.

Мой самый обычный школьный завуч походя сообщил, что во времена нынешнего технического могущества обмен информацией, особенно в заведениях типа посольства, крайне зарегулирован.

Если говорить простым языком, мои внешне нейтральные просьбы не хуже топора над головой обязывают того же посла иной раз реагировать строго определённым образом — инструкции, правила, традиции и законы.

Вроде как далеко не все из них ему можно безнаказанно нарушать.

Дальше парадоксально. Если по-крупному на ГЕНЕТИКС ещё можно разинуть рот, то вот умолчать на уровне дипломата о том, что его собеседник хотел бы донести в страну — такого уже нельзя.

Такой вот парадокс, Трофимов ещё бормотал что-то о тавтологии.

Украсть миллион типа вариант, а за салфетку могут и руки оторвать.

Глава 22

— Виктор Иванович, как вы думаете, цветной обладатель рейтинга первого списка Федерации может прийти на подобную встречу неподготовленным профаном?

Посол вежливо выгибает бровь, демонстрируя молчаливый вопрос.

— Меня тут недавно просветили, что цветными, оказывается, являемся мы и темнокожие, а не как дома, — поясняю.

— А-а-а. Да. Занятный нюанс, я в курсе.

— Вот перед тем, как мы с вами сейчас окончательно упрёмся лбами, я последний раз попытаюсь воззвать. Ответьте сами себе: я могу быть наивным, неподготовленным и оторванным от реальности в нашем с вами разговоре? Как вы думаете? Или за моей позицией всё-таки тоже что-то стоит?

— Когда на горизонте маячит подобный куш, как в данном случае, люди и постарше вас, — между строк явственно звучит "поумнее", — способны на гораздо более серьёзные ошибки, — вежливо отвечает дипломат. — Точнее, это даже не ошибка, а недооценка готовности противника идти до конца. Моё персональное мнение, если угодно: вы слишком молоды и излишне идеалистичны. В силу возраста, никогда не были в ситуации, когда начинается игра без правил и любые предыдущие, м-м-м, пусть будет договорённости, утрачивают силу.

— В одностороннем порядке?

— Порой и так. Виктор, молодым людям свойственны завышенные ожидания, дескать, всё в итоге образуется так, как они хотели бы — просто потому, что это с их субъективной точки зрения ПРАВИЛЬНО.

— Вы согласны, что ГЕНЕТИКС — моя личная собственность? Не государства, не ваших эфемерных соседей по огороду? Которых, к слову, в лаборатории не было, когда исследования были крайне напряжёнными.

— Это не имеет никакого значения. — Сапрыкин с грустным видом вертит между пальцами ручку.

— Одно слово, да или нет. Моё или не моё? — Трофимов почему-то настаивал, чтоб этот нюанс обязательно зафиксировали в записи.

— Не нужно руководить мной в моём кабинете. Я сам решу, сколько слов говорить, кому и в каком случае.

Перевожу взгляд на "всевидящее око":

— Со своей стороны фиксирую однозначный отказ дать чёткий ответ на конкретный вопрос.

— Что за спектакль? — равнодушно интересуется Сапрыкин.

— Переходим ко второму акту. — Активирую голограмму. — Виктор Иванович, это Геннадий Климентьев. Ему еще около недели зависать здесь, потом он будет отправлен на луну на полтора года и не факт, что благополучно вернётся. Кстати, по причине весьма своеобразного приказа из метрополии.

— И что с того?

— Вы в курсе, что Айя Эскобар и я находимся в тесных дружеских отношениях? Можете предположить тёплый приём Климентьеву и его абсолютно официальные показания? Которые он будет ежедневно давать на луне в адрес и своего руководства, и не только.

— Досадно. — Посол серьёзно поднимает и опускает брови. — Очень досадно. Увы, судьбы отдельных людей, как ни трагичны, не всегда способны перевесить весь расклад. Иногда нам приходится иметь дело с потерями, которые уже учтены. Это прямой ответ на ваш вопрос.

— Мне говорили, что Гену уже списали, — киваю. — Сказали даже, что в каком-то секторе могут задвинуть пару человек, но серьёзно это ни на что не повлияет...

Сапрыкин с лёгкой снисходительной улыбкой делает глубокий вдох и никак не комментирует.

— А это — люди из какого-то там обеспечения, — продолжаю, меняя картинку. — Четверо. Мартинес говорят, у них была добрая половина крыла мини дронов. Абсолютно незаконная комбинация на чужой территории, взяты с поличным и будут переданы властям федерации после того, как закроются все вопросы к ним со стороны ESCOBAR FRUITS AND VEGETABLES.

— Печально. Виктор, знаете, в чём плюс системы сдержек и противовесов?

— Нет. Просветите?

— Если существует функция, её делят и частями поручают двум конкурирующим структурам. Если одна из структур облажалась и для самосохранения жертвует тем, чем не должна, временно это компенсируется тем самым конкурентом. Возвращаясь к вопросу плебса: а иногда конкурентов бывает и более двух, — он по-прежнему снисходителен. — Минус один из группы — лучше финансирование прочим, потому что его долю поделят. Хотя да, — здесь дипломат снова вздыхает. — Людские судьбы. Тоже какие-то единички.

— Прикольно, — бормочу, впечатляясь подходом.

— Вы в силу юношеского максимализма, я упоминал, считаете, что все люди одинаково ценны. Это заблуждение, несмотря на то, что вы в первом списке федерации.

— Да вы, батенька, революционер. Так интерпретировать вашу собственную конституцию.

— Не ёрничайте, — посол морщится. — Социальной иерархии никто не отменял. И да, интересы буквально нескольких сотен тех, кто наверху, вполне могут перевесить интересы миллиардов тех, которые ниже. Только об этом нигде не скажут вслух, а вы можете так и остаться молодым дураком, если жизнь вас ничему не учит. И если мои слова для вас не авторитет. Какие ЕЩЁ будут козыри? — ирония становится сильнее.

— Да в принципе всё. Мне так и говорили, что вы ответите что-то в этом духе. Ожидаемо.

— Чужая нога всегда болит меньше, — спокойно кивает дипломат. — Человек человеку может и не волк, но в рамках государственной службы друзей не бывает, особенно если речь о взаимодействии между структурами. Только личные интересы. Добро пожаловать в реальный мир.

— Жестко там у вас.

— Предлагаю завершить словоблудие и предметно обсудить вашу квоту, как собственника, в будущих проектах вашего наследства. Заодно согласовать эти задачи, поскольку рулить от вольного не получится. Надеюсь, вы это понимаете?

— Прикольно.

— Жизненно. Скажите, вы действительно не понимаете, какое великое одолжение вам сейчас делается? Моими устами — но тем не менее? Вы действительно считаете, что можете на что-то там претендовать без разрешения...? — он поднимает и опускает глаза. — Вы правда верите в тот бред, который несёте о своих "правах"? Я надеюсь, что всё же разговариваю со зрелыми взрослым человеком, — добавляет он вроде как уважительно.

— Зачётная манипуляция. Впрочем, дипломат должен уметь общаться. Господин посол, в этом месте меня просили с вашего разрешения подключить третьего человека к разговору.

— Без проблем. С учётом вашего несовершеннолетнего возраста — тоже часть процедуры, особенно по взаимному согласию. — Сапрыкин выделяет ещё один канал в посольском шлюзе. — Сюда, пожалуйста. Кстати, впечатлён, насколько ловко вы управляетесь, будучи натуралом. Что за человек? — в его последнем вопросе нет ни грамма волнения.

Ровно до того момента, пока перед его носом не возникает довольная жизнью и не совсем трезвая физиономия Сергея Сергеевича Трофимова:

— Привет! — завуч салютует дипломату уже другим бокалом. — Я слегка нетрезв, прошу прощения.

Глаза посла широко открываются.

— Что, суки, не ждали? — Трофимов неподдельно веселится. — Чтоб долго не толочь воду в ступе. Я уже отправил за своей подписью, — кажется, тут выделено интонацией и есть какой-то подтекст, — писульку в комиссию по этике. Меня это, конечно, не восстановит, но весьма определённой линии жизнь осложнит. Причём не только в официальном плане: представь, на что способна разозлённая смежная служба, которая узнаёт, что её людей убивают товарищи по оружию?

— Чего ты хочешь? — такое впечатление что человека на месте посла за тысячную долю секунды подменяют какой-то иной личностью.

— Ну нет, так не пойдёт! — капризным басом обиженного Карлсона добродушно возражает завуч. — Я бухой, поговорить не с кем, а ты сразу к делу. Витя, как ты думаешь, комиссия будет долго-долго разбираться? Или сперва шлёпнут тебя вместе с Кузьмой и ещё парой человек из вашей линии — от греха подальше — а посыпать голову пеплом начнут только потом? Кстати, — его лицо затвердевает. — Готов спорить, что и бюджетные нарушения у вас найдут, куда без этого. Пара людей из комиссии обзаведётся через месяцок неучтёнными виллами, но конкретно твоим спиногрызам на пенсию и наследство можно будет не рассчитывать. Я ничего не упускаю? — из голоса Сергеича исчезает сталь и он снова становится похож на нетрезвого завсегдатая бара.

— ЧЕГО. ТЫ. ХОЧЕШЬ? — на меня дипломат больше даже и не смотрит.

Его расширения, помимо коррекции его гормонов, сейчас ещё и лихорадочно ведут информационный обмен в одном из трёх каналов.

— Сергей Сергеевич, — машу рукой, обращая внимание педагога на себя. — Он сейчас по двум другим не отвечает, а в одном всё буквально кипит. Вы просили сказать, когда...

— Спасибо, — трезво бросает Трофимов, после чего возвращается взглядом к хозяину кабинета. — Витюш, а может, мне лично посетить метрополию? Пригласим пару человек, посидим вчетвером? Скажем, ты, я, начальник сектора и ваш, как там его...

— ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?!!

— Да ничего, — удивляется завуч. — Сверка по базам у пацана прошла?

— Да.

— Вот и не делай ничего. Сиди, как сидишь — пусть всё прогрузится. Это и есть то, чего я хочу.

— До чего вовремя ты сменил сторону.

Несмотря на откровенные намёки, Сапрыкин делает, как говорит Трофимов.

— Шутишь?! Вообще ничего не менял. Вы меня шлёпнули, я вышел на пенсию, точка. Если хочешь, можем продолжить дискуссию о нравственности дома; я даже не поленюсь прибыть.

Какое-то время все молчим.

— У меня пришло уведомление, о котором вы говорили, — сообщаю Трофимову.

— Витя, счастливо оставаться. — Завуч машет рукой и отключается.

Дипломат невидящим взглядом какое-то время смотрит в пустоту.

— Всего доброго. — Поднимаюсь, вежливо кланяюсь коротким поклоном по-японскому обычаю и топаю на выход.

Вот так всё просто.

— Вы же понимаете, что конец периода далеко не всегда означает конец матча? — голос посла настигает меня у двери. — Всё, что угодно, можно оспорить. Иногда даже просто приостановить, хотя и с нарушениями закона.

— Мне кажется, вы сейчас интересы ограниченных групп выдаёте за некую консолидированную волю. Виктор Иванович, откровенно хотите?

— Слушаю.

— Мне шестнадцать. Даже при нынешних медицине и социалке сотню лет вполне проживу, а то и больше.

— Вы — да. Но есть люди и более старшего поколения. Нам подобные сроки, к сожалению, не светят. — Он говорит спокойно и холодно.

— Отобрать у несовершеннолетнего ГЕНЕТИКС не может даже государство, без деталей.

— Но может попить кровь из собственника и здорово осложнить и замедлить работу. А то и...

— Вот что бывает, когда вместо здравого смысла начинает решать бюрократия. — Возвращаюсь и сажусь за стол. — Господин посол, вы только что попрекали меня недальновидностью, молодостью и тупостью. А как у вас с математикой?

Он рывком выныривает из неких размышлений:

— Это сейчас к чему?!

— Да так, случай один вспомнился... Объясняю на пальцах. У меня впереди сотня лет, активно из них смогу работать восемь десятков — ну такая сейчас продолжительность жизни. Согласны?

— Рад за вас.

— В HAMASAKI INCORPORATED редакция гена старения как медицинская процедура тоже отрабатывается. Она далека от повсеместного клинического применения, но и для сертификации больше пятидесяти-шестидесяти лет не потребуется. Даже несмотря на драконовские правила метрополии федерации.

— Зачем вы мне это говорите? Лично меня через полвека уже не будет.

— Блин... Виктор Иванович, а у меня через полвека будет ещё полжизни впереди! Да забудьте вы о себе, подумайте с моей стороны!

— У вас есть свой вариант. Независимый от Сегментов, личный, — стеклянно выдаёт дипломат, сообразив. — Конкретно для вас у вашего нового окружения имеется собственный лифт до самого пентхауза, в обход любых существующих барьеров. — Он поднимает на меня широко открытые глаза. — Но тогда зачем...?!

— Сидит в степи под деревом хорунжий. Жара, мухи, формы не снять. Сидит он и приговаривает, бормочет под нос: "Эх, и пить-то как хочется. Вот бы водички попить. Жара ужас, как воды хочется-то!".

— Вы это к чему? — посол справился с эмоциями и сейчас похож на статую.

Пытающуюся указать мне на неподобающее поведение.

— А рядом лежит его босс, есаул, пытается дремать. Бормотание хорунжего его достаёт, он нехотя спрашивает: "Так чего до колодца не сбегаешь? Ведро есть, вода тоже. Только принести".

— Г-хм. Вы уверены, что сейчас подходящее время для подобных экскурсов?

— "Дык это подниматься, из тени выходить, туды топать", невесело перечисляет есаул. И снова бормочет о воде. "Иван, ведро воды мне, живо!", через четверть часа резко приказывает есаул. Подчинённый бегом исполняет и докладывает: "Вот, куда поставить?".

Улыбаюсь и молча смотрю на посла какое-то время.

— И? Я конечно понимаю, что вы сейчас ситуативно на коне, но господин Седьков!..

— "Пей, дурак", ворчит есаул и переворачивается на другой бок, спиной к хорунжему.

_______

Я уже отъезжаю в машине одноклассницы от поворота на пешеходную дорожку, ведущую с бульвара к посольству, когда приходит вызов от взъерошенного Сапрыкина:

— Пошлина! Вы не оплатили ни налоговую задолженность, ни... Там миллионы! Вы что, рассчитывайте, что это кто-то другой уплатит?!

— ТЫСЯЧА ИЗВИНЕНИЙ. Сейчас вернусь! — вот тут мне становится на самом деле неудобно, впервые за всё это время. — Виктор Иванович, я не злонамеренно, по запаре затупил! Две минуты.

И ведь Тика специально создала отдельный счёт именно для этого платежа. Есть там какие-то тонкости, я не вникал.

— Жду. — Сапрыкин отключается.

Есть несколько нюансов, о которых я ему не сказал.

Во-первых, лично меня вечная жизнь как стимул к чему-либо ни разу не прельщает. Возможно, со временем это и изменится, но на сейчас именно так.

Во-вторых, ГЕНЕТИКС в роли поставщика медицинской процедуры — запасной вариант, не основной. Так мы совместно решили с Тикой, по целому ряду технологических моментов HAMASAKI INCORPORATED. Да и политических моментов тоже.

В-третьих, мой истинный мотив настолько же несерьёзен для других, насколько и смешон: не упоминаю о нём лишь чтоб не быть поднятым на смех.

Рейтинг.

После того, как прогрузятся все базы, в первом списке я стану ещё большей величиной, поскольку у искусственного интеллекта своя точка зрения на производственные мощности Сергея Седькова.

Прогноз по цифре, которая у меня появится по мере вступления в наследство, исполнен сервером электронного правительства Федерации официально и именно он является самой большой моей движущей силой. Хотя вслух о таком и не скажешь.

Манипуляции с оплатой всех налогов и пошлин в посольстве отнимают как бы не больше, чем весь предыдущий разговор.

Процедура завершена... Объекты...список...локации...передаются в собственность...Зафиксировано... # в едином реестре...

Вот так всё просто. Даже не верится где-то, хотя в достоверности сообщений этой части интерфейса можно не сомневаться.

— От нас ушло на сервер федерации. Теперь вопрос только в ваших. Всего доброго, я вас больше не задерживаю. — Сапрыкин выбирается из-за стола и первым выходит из собственного кабинета.

От Тики и всех девчонок по очереди приходят четыре поднятых вверх больших пальца.

_______

А возле транспорта Мартинес, оставленного на повороте, меня ожидают представители полиции в форме и на трёх машинах:

— Седьков Виктор, вам объявляется официальное подозрение в свершении... вы задерживаетесь для дальнейшего препровождения в орган дознания. Судебная санкция ... на процессуальные действия в ваш адрес будет вам предоставлена в течение полутора часов с момента задержания, в соответствии с требованиями действующего законодательства...

Задерживают меня, что интересно, этнические китайцы.

Hermanos ощетиниваются стволами и начинают решительно вылезать из автомобиля на улицу.

Глава 23

"Рыжий, тебя выдернуть 😳?! Братва сейчас легавых срежет, потом сразу телепортом домой, за них не бойся!" — Мартинес на изменение обстановки реагирует, г-хм, своеобразно.

В глазах hermanos не читается и тени сомнения: ясно, что они ждут только команды в канале.

Полицейские подбираются и не верят своим глазам: чужие стволы, причём никак не государственные, не дрожат, глядя в их сторону.

"Нет, съезжу пообщаюсь".

"Это незаконное действие! Давай легавых замочат, ты вернёшься домой, а потом отсюда будем разбираться?!😨".

"Айя, нет. Я поеду поговорю, а для твоего спокойствия они могут проехать следом".

"Хорошо. Но я очень волнуюсь".

Вообще-то, я тоже. Но здравый смысл говорит не размахивать топором, а как минимум повидаться с этим дознанием.

Достаточно вежливо меня усаживают на переднее сиденье средней машины и наш кортеж пилит через половину города.

— Если не секрет, что за странная процедура? — интересуюсь у сидящего за рулём офицера. — Почему без уведомления? Если вы всерьёз подозреваете меня в двух убийствах, должно же быть открыто дело на сервере? Которого нет.

С моим новым рейтингом, который почему-то повышается постепенно, а не сразу, я был бы осведомлён немедленно. Без вариантов.

— Первый список, свои нюансы. — Тип не демонстрирует недружелюбия и выглядит так, как если бы тупо исполнял команды сверху.

Вывеска на государственном здании, куда меня привозят, озадачивает: неужели я дорос до генеральной прокуратуры?

— Сидите, пожалуйста, со мной в машине пока.

Сам водитель остаётся внутри.

Первая и третья машины уезжают, а полицейские с заднего сиденья исчезают в здании.

— Вам не кажется, что если бы я убил тех двоих, то и вы сейчас здорово рисковали бы? — спрашиваю от нечего делать. — Оставаясь наедине с подобным персонажем? Уже молчу, что вас всех к ответственности призвать можно с серьёзными для вас же последствиями, согласны? Вне зависимости от моих разборок с правосудием.

— У меня есть своё понимание ситуации, — крайне обтекаемо отвечает китаец, беззаботно глядя вперёд. — Насчёт нашей ответственности, вы просто не в курсе. Мероприятия дознания в адрес лиц вашего уровня — штука индивидуальная.

— Поэтому китайцы? — начинаю понемногу соображать.

Он молча кивает.

— Я пока по своим делам пообщаюсь?

— Ваше право, только из машины не дёргайтесь. — Он коротко запинается, затем добавляет. — По мне, чем дольше вы тут со мной просидите, тем вам же и лучше. Полтора часа засечены, время идёт в вашу пользу. Только я вам этого не говорил.

— Хм. Спасибо.

Минут пятьдесят мы развлекаемся каждый своим, а затем он, видимо, получает команду и буднично отводит меня в кабинет без вывески на третьем этаже. Дорога по коридорам и этажам занимает ещё почти минут десять.

_______

— Ничего себе встреча, — задумчиво потираю затылок, усаживаясь напротив старика Тераяма. — А я о вас уже и забыл, честно говоря. Господин заместитель военного прокурора, а вы тут какими судьбами?

— Не военного, — с лёгкой ноткой самодовольства отвечает японец, — генерального. Использую административный ресурс. Перейдём сразу к делу или будем трепать друг другу нервы?

— Слушаю вас внимательно. По правде, я сейчас весьма озадачен и был бы благодарен за пояснения. У нас отменили презумпцию невиновности, а я это прозевал?

— Обстановка изменилась очень удачно для вас, — вздыхает старик. — Я отдавал распоряжение на тему одного человека, и с ним были варианты, плюс-минус половина. Но кто же мог предположить, что из посольства Сегментов выйдет совсем другой человек.

— У меня рейтинг апнулся?

Можно было бы самому посмотреть, но при нём не хочу так откровенно лезть в расширения. Мой статус натурала пока официально никто не отменял.

— Да, к великому сожалению для меня. Слушайте, а ведь я же заготовил целую речь! — жалуется старик. — А сейчас понятия не имею, что с вами делать. Старые слова не годятся, а новых я ещё не сочинил.

— Может, давайте начнём сначала? Чего ради вы затеяли весь этот фарс и чего вы хотите? Вы же понимаете, что от вашего обвинения, если я захочу, не останется камня на камне? Причём в течение минуты.

Изюминка в том, что и Чень, и Трофимов, убийство дробь похищение которых (в сговоре с эскадроном) мне предъявили на словах, живы и более чем здоровы. Просто по китайцу обмен не завершён из-за детектива Коули: он ждёт исполнителей с повинной, после чего разрешит Мартинесам отвезти Байъиня домой.

Ну да, где-то неблагодно и некрасиво, но это явно не похищение и не убийство. Чень, если что, сам попросил оставить его на время там, где он есть — потому что альтернативой является его пожизненное совсем в другом месте.

Лучше полсуток в подвале эскадрона, чем остаток жизни — понятно где, он так и сказал.

Насколько понимаю, команда его отпускать будет в течение часа. Нужные процессы почти завершены.

С Трофимовым и вовсе занятно. Тика и Дальхис какими-то проснувшимися материнскими чувствами взяли его под крыло в том плане, что сдувают с него пылинки. Сам завуч до сих пор не просох, принимает алкоголь и говорит, что ему хорошо.

"Идите все к чёрту! Понадобится — сам позову, когда протрезвею".

Насколько я видел, мать Айи даже заслала к нему на ближайшие сутки пару профессиональных массажисток, г-хм, весьма яркой внешности (для полного комфорта и радушия), но там уже бог его знает, что на самом деле.

— Вы немедленно подключаете меня к серверу обратно. Восстанавливаете мой абонентский аккаунт. Гарантируете мне процедуру возрастной коррекции, вы понимаете, о чём я. — Прокурор абсолютно спокоен и имеет проникновенный вид.

— Тераяма-сан, а как эти ваши требования согласуются с законом? Я молод и наивен, оттого не понимаю: вы же должны, по идее, стоять на страже законодательства, нет? А от этого вашего текста несёт произволом.

— Вы застали меня врасплох, — задумчиво сообщает чиновник. — Этот ваш сегодняшний каскадный взлёт рейтинга — я на него просто не рассчитывал. Это действительно ломает кое-какие мои планы, признаю. До чего докатился! Вынужден был даже контрафакт себе поставить!

Он активирует кубик какого-то непонятного расширения, содержание которого я с первого взгляда даже разобрать не могу.

— До чего вы меня довели! — продолжает старик. — Окей, я согласен, что подготовленная мной с утра позиция для этого разговора не годится. Вы чертовски ловко выкрутились этим повышением цифры, будьте вы неладны.

— Извините, что разочаровал, — ну и как здесь не ржать, словами Мартинес.

— Вот вам моё новое слово: вы верите, что я всё же смогу создать вам проблемы? Если захочу? Да, лично вы здорово выросли, но и я сменил кресло. Может, худой мир лучше доброй ссоры?

— Господин Тераяма, я слишком уважаю Тику Хамасаки, чтобы за её спиной отменять её решения в её же компании. Если хотите, могу попытаться успокоить вас лично от себя. Подождите буквально несколько суток — и, возможно, новые объявления концерна вас порадуют.

— Я не в том возрасте, чтобы ждать сутками. И не в том положении. Что до вас и вашей опекунши: задержать её подобным образом я бы не смог, не вариант. А вот когда вы в моих руках — она, как и всякая мать, задёргается. Оценили откровенность?

Он какое-то время сверлит меня взглядом, а затем без разговоров заваливается на бок вместе со стулом.

Тераяма-дед хрипит и дёргается на полу буквально секунду, совсем не так, как в своё время Трофимов.

"Он сам помер 😳" — приходит от Миру. — "Бля. Вот это номер. Обширный инсульт, сосуды были ни к чёрту".

"Ты точно видишь?".

"Да, я с акка мамы. Ты же его отключил от коррекции, а не от диагностики. Приборы не ошибаются".

Следующие четверть часа по инерции провожу в этом самом кресле, не двигаясь: подключившийся к чату юрист Мартинес потребовал высидеть все полтора часа, не знаю зачем, и уходить только потом.

Мне действительно невдомёк, зачем такие сложности: за это время я не по первому кругу перекапываю свой электронный кабинет и чётко вижу, что в здании прокуратуры меня нет в принципе. Если верить документам.

Соответственно, покинуть место могу без проблем.

Ещё через какое-то время Эрнандес пишет, что и полиция меня сегодня не задерживала: ничего не зафиксировано и о случившемся лучше забыть, по целому ряду причин.

* * *

— ... Технически такое спокойное путешествие вируса по федеральным сетям стало возможным только потому, что одна из обслуживающих компаний нарушила технические условия. Если коротко — избирательно и через систему фильтров, тут без подробностей, в нашу общую сеть были выпущены нейропродукты... А вот здесь вопрос, чьи, при каких условиях и зачем. — Рыжий оторвал взгляд от текста и посмотрел в камеру. — Я решил, что пожар надо тушить, не дожидаясь разработки плана тушения пожара.

Дальше он проиллюстрировал свои слова согласованными с Коули материалами, взятыми из кейсов Трофимова, Миру и Ченя.

Разумеется, объявляемые детали здорово отличались от реальных.

— Поскольку имела место работа разных "исполнителей", HamQualCon устанавливает единоличную регуляцию потоков в собственных сетях, во исполнении социального протокола номер 217, ... как поставщик услуг с максимальной долей рынка...

Рыжий снова оторвался от текста, посмотрел в камеру и дальше сказал по-человечески, нормальным голосом:

— Я — хозяин HamQualCon. Не рвался, но так случилось. С государством я разберусь потом, а сегодня моей власти вполне хватает на то, чтобы прикрутить любые потоки по любым магистральным сеткам до тех пор, пока один искусственный интеллект в последней модификации не закончит анализ текущих угроз. Анализ будет сделан на основании этих случаев, — кивок на иллюстративный материал, — и ещё пары, детали которых я пока не разглашаю. Извините за неудобства. Сервисы будут восстановлены до конца текущей недели.

_______

— Вот так и происходит смена поколений, — задумчиво сказала Мартинес, когда Виктор покончил с официальной частью в наскоро оборудованной в углу студии и присоединился к ним. — Ваша маман ни сном ни духом, а вы тут революции затеяли.

— Мы, — Миру резко подняла вверх указательный палец. — Пока наша маман неизвестно где, ты своей тоже ничего не сказала.

— Да чё там говорить, — равнодушно отмахнулась латиноамериканка. — Дай бог здоровья Эрнесто, имена и личности непосредственных исполнителей — не секрет, полицейский вэцэ даже документ выдал, не на словах.

— Я не думала, что тебя послушают hermanos, — призналась Эрнандес.

— Я ж не хорошего человека приказала убить, — пожала плечами Айя. — Это отец Рыжего был монстром, в хорошем смысле. А они его, как последнего алкаша... За всё в этой жизни наступает расплата. Лично я считаю, что исполнила волю бога. К тому же, наши, кто исполнял, с повышением на родине: и им хорошо, и здесь никаких следов.

— А где трупы? В канализации? — лучшая подруга предусмотрительно спросила по-испански.

Впрочем, Хамасаки тут же снабдила брата переводом, так что конфиденциальности всё равно не вышло

— Зачем?! — удивилась Мартинес-младшая по-английски, поскольку огород городить было незачем. — Честно отошли на тридцать миль от берега, гири на ноги. Дальше — купаться. Какая канализация в наше время?

Седьков озадачено проглотил собственную готовую сорваться с языка фразу и ничего не сказал.

— Слушай, Миру. Я человек прямой, не могу не спросить. — Айя глубоко вздохнула и рубанула в лоб. — Непосредственные исполнители гибели бати Рыжего кормят акул. Или уже покормили. Но я все дела всегда довожу до конца, особенно на эту тему.

— Вопрос-то какой? — спокойно уточнила японка.

— Твой родитель ещё живой. Что делать будем? Я бы тебя не спрашивала, сама всё устроила бы. Но потом же ты всю жизнь дуться будешь, если проведаешь? Вернее, можешь всю жизнь дуться. Мой тебе вопрос простой: что будем делать?

До чего иногда приятно быть самой собой без допусков и все запутанные моменты решать откровенно.

— А чё вы меня не спрашиваете? — подал голос Виктор. — Я же тоже кое-что сказать могу по теме.

— Я думала, ты не против будешь. — Честно пояснила Айя. — Так оно справедливо. Наверное.

— А я предлагаю плюнуть и забыть. Не пачкаться лишний раз. — Товарищ сумел удивить. — Что ни говори, отец сестры.

— Такое великодушие к добру не приводит, — латиноамериканка покачала головой. — Но против тебя не пойду, тем более в таком вопросе.

— Это не великодушие, а здоровый прагматизм. Мне теперь с высоты рейтинга хорошо видно, — Рыжий похлопал себя по животу. — Не в последнюю очередь потому, что Хадзимэ теперь всё равно что натурал. Его имплант недееспособен, в результате чего предсказуемо случилось понижение рейтинга. Не выход из первого списка ещё, но автоматически — никакой самостоятельности в будущем. Бог ему судья.

— Там ещё и китайские партнёры, как те же акулы, — напомнила Эрнандес. — Зреют свои разборки и лёгкими они не будут.

— У отца полная невозможность гнуть свою линию и автономно принимать решения. Нет импланта — не можешь даже общаться нормально; кто с тобой разговаривать будет? — невозмутимо согласилась Миру. — Для недавнего повелителя целой империи всё равно что падение на дно. Я бы ещё подумала, что лучше: быстро помереть или как он, медленно погружаться. Вы не титульные, Виктор новичок. Отец сейчас что-то типа ребёнка, лишённого самостоятельности, если суть и коротко. Но дети вырастают, а ему в этом виде доживать.

— Ты что-то хотела добавить. — Мартинес видела из расширения, что японка не закончила.

— Заодно лично мне будет весьма интересно, кто именно из его пассий не оставит его в этом положении. Сора Аои, по некоторым данным, уже не отвечает на его вызовы и искренне сожалеет о своей тупости. — Японка выглядела невозмутимой, но в последние словах мелькнула неуловимая толика злорадства.

Все присутствующие знали о бывшей подруге Миру, которую какое-то время назад прибрал к рукам Хадзимэ. Новость внушала.

— Какие занятные шутки у бога, если в него верить, — отстранённо пробормотала баскетболистка, ковыряясь вилкой в тарелке с паштетом. — Худыша, на этом всё. Пока никого топить не надо.

— Коули звонил, — спохватился Рыжий. — Говорит, исполнители вируса на этаже в клинике уже не выйдут — там явно пожизненное. Организаторы пока не при делах, вернее, он не может привлечь, но всех запомнил. Жизнь длинная, варианты рано или поздно появятся. Мне непонятно, правда, какого чёрта Тераяма в этом всём оказался замешан задним числом, но его теперь не спросишь.

— Оченьхотел в список, — пояснила Хамасаки. — Думал, что своих и чужих больше нет. Оперативные возможности у него, как бы ни было, шикарные. Были. Пронюхал — приложил руки. Но я теперь тоже начинаю в бога верить: так добросовестно помереть на рабочем месте, ещё и от эндогенного процесса...

— Надо уметь, — фыркнула Эрнандес.

— Слушайте, я вот что подумал. — Седьков вдруг засветился каким-то незнакомым энтузиазмом. — У меня же рейтинг подрос, я теперь жениться могу. Давайте?

Он простодушно перевёл взгляд с одной латиноамериканки на другую.

— Прямо сейчас? — невозмутимо уточнила Ана, намазывая паштет на бутерброд.

— Э-э-э, я согласна! — Мартинес показала спортсменке язык. — Пока ты телишься, зима наступит.

— Я не сказала нет! — возмутилась Ана. — Просто пыталась это всё обдумать спокойно. Больно уж новость неожиданная.

— Я за, — подала голос Хамасаки. — Жениться, конечно, вам, а не мне, но идея прикольная. Если у меня есть квота на решение, как у члена семьи, то прошу жирным отметить мой плюс.

— А чего это ты такая великодушная? — Младшая Эскобар с подозрением просеяла эмоции азиатки через два фильтра расширений.

— А что теряю лично я? — честно удивилась та. — Женитесь вы, хлопоты ваши. Геморрой тоже ваш, если что. Мне только с вами в нужную юрисдикцию слетать — потусоваться, пока вас троих регистрировать будут.

— Не до конца понимаю причины твоего энтузиазма, — мягко улыбнулась Эрнандес. — Договаривай?

— Пф-ф-ф, так мы ещё не прикалывались. Групповуха у вас была, и есть. Регулярно. Людей вы уже того... понимаете, о чём я. А вот свадьбы и детей ещё не было. Прикольно же! Что-то новенькое. — Азиатка честно похлопала глазами.

— Она не врёт. Реально хочет повеселиться за наш счёт, — хмуро объявила подруге Мартинес.

— Эй, я не понял. — Рыжий напрягся. — Ты против?!

— Да не против я! Просто думаю, как маме с папой сказать...

— Давай я скажу? — легкомысленно предложил Седьков. — Они ж всё равно знают, что мы живём втроём. По мне, они радоваться должны: хоть узаконим отношения. Эй, чего ты так смотришь?!

— Да я не о том. О желании жениться я и сама запросто, это без проблем.

— А чё тогда такая озадаченная?!

— Четвёртая неделя. Думаю, как маман воспримет, что станет бабушкой до сорока.

— Херасе. — Рыжий очаровательно икнул и выпрямил спину, словно проглотил ручку от швабры.

— Тоже. — Эрнандес невозмутимо подняла вверх правую руку. — Третья неделя. Но я своим уже сказала. Их идея свадьбы обрадует.

— Виктор, прости меня. — Обычно флегматичная Хамасаки перегнулась через стол, чтобы коснуться лбом лба брата. — Я думала тебе о них раньше сказать, но не хотела быть первой. Сейчас горжусь тобой: твоё шестое чувство уверенно провело тебя куда надо через перипетии авантюризма к правильному решению.

— Ты сейчас о чём? — Седьков выглядел весьма своеобразно и красноречиво.

— Ну они тебе сказать стеснялись. Ты молчишь и молчишь — предложение только сейчас сделал. А как свадебное платье на живот натягивать? — пояснила японка. — А каждая девчонка всегда мечтает о белом платье, это я тебе как девчонка говорю.

— Херасе. Так, когда встречаемся со всеми родителями? — Виктор словно закусил удила и сейчас выглядел старше своих лет.

— Расслабься. С родителями мы сами порешаем, — решила сбить накал напряжения Мартинес. — Главное ты сказал, горжусь тобой. Можешь расслабиться и дать любящим тебя женщинам о тебе позаботиться. Когда летим и где банкет — решим без тебя. Тебе скажем до конца сегодняшнего дня.

— Твоё предложение принято. Мы за тебя выходим, — улыбнулась Эрнандес.

— А я буду твоей ближайшей родственницей и по совместительству подругой обеих невест. — В своей обычной серьёзной манере закончила японка.

* * *

ИНТЕРЛЮДИЯ 1

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23