Предел. Часть 1 [Аво Будежок] (fb2) читать онлайн

Аво Будежок Предел. Часть 1

Не претендуя на авторство философских направлений, если кто таковые углядит. Потому что все уже есть и ничего нет вообще.

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Начинай с того самого дня, когда я впервые увидела тебя уходящим». Значит, она все-таки помнила меня. Не могу сопротивляться ее старушечьему голосу. И я начал:

«Сегодня я умирать не собирался. Я вообще еще не планировал, как и когда я буду умирать. Многие считают, что этим делом занимаются другие, но только не они сами. И их самих смерть, конечно, когда-то настигнет, но уж точно не сегодня, а потом… потом… «Смерть» — что это? Это явление широко и повсеместно распространено, но никто о нем ничего не знает. Почему этот феномен до сих пор не изучен? Мы равнодушны к мельканию бесчисленных прохожих, но содрогаемся при виде трупа даже незнакомого. Не из сострадания, а из-за страха перед смертью, пусть и чужой. Мы боимся соприкоснуться с ней в каком бы то ни было виде, мы волей-неволей примеряем ее на себя, а это для живого человека неприемлемо. Но одновременно она, смерть, притягательна. Почему людей манит к себе место совершения несчастного случая или убийства, почему собираются зеваки поглазеть на погибшего человека? Люди смотрят на смерть, слушают о смерти, но зачастую избегают сами говорить о ней. Наверное, потому что сложно обсуждать то, чего не знаешь, трудно высказываться о неизвестном. Или боятся накликать, как сказала бы моя маменька. Да, ладно, чего это меня такие мысли сегодня посетили?

Так вот, живя насыщенной студенческой жизнью экономико-правового факультета университета экономики и сервиса, я был молод, энергичен, с далеко идущими планами. Я непременно должен стать известнейшим юристом, типа Кони, не менее. Мои девушки Света и Аня в этом уверены также твердо, как и я.

Глава 1

Противно пищал электронный будильник. Значит, уже семь пятнадцать. Пора вставать. Как я ненавижу этот писк. Черт! Да заткнись же ты, железяка! Хотя нет, это пластик. Не вставая с кровати, я с закрытыми глазами нащупал раздражающий меня пищащий предмет, нажал на кнопку отбоя. Повалялся в постели еще минут десять. По натуре я «сова». Мне гораздо проще лечь спать только в шесть часов утра, чем проснуться и встать в эти же самые шесть часов. Сегодня у меня зачет по естествознанию. Но кто и зачем придумал для юристов этот предмет? Воспринял бы еще как должное, если б вела его какая-нибудь смазливенькая аспиранточка. Так нет! Ведет его достопочтенный товарищ Звонов. Никак не оправдывающий свою «звонкую» фамилию. Ему больше подошла бы Хрипов или Рыков. Голосок у него еще тот, только фильмы ужасов озвучивать без использования спецаппаратуры.

Встав без особого настроения, я пару раз отжался, выглянул в окно. Утро обещало прекрасный солнечный день. Начало весны будоражило и заводило. Я наскоро побрился, принял душ, оделся, вышел в не особо чистый подъезд и, уже проворачивая ключ в дверях гостинки, услышал мелодичный телефонный звонок. Секунду поразмышляв, все-таки зашел обратно, вдруг это Светка или Аня, или Димон наконец-то нашелся.

— Алло!

— Сынок, это я. Почему не звонишь? Как ты? — конечно, это маман, я должен был сразу догадаться.

— Мам, спешу. Извини. Вечером перезвоню.

— Ты позавтракал? — не унималась она.

— Мам, ну опять ты начинаешь. Я не ем по утрам! Так как поспать люблю. Все, пока. Мне и так пришлось уже с подъезда вернуться к телефону.

— Ой, к плохому! — вскрикнула маменька. — В зеркало посмотрись молча, ой, ой…

— Зачем? — вспылил я и положил трубку.

В приметы я не верю, но, поддавшись многолетнему маменькиному влиянию, наскоро подскочил к тумбочке, пригнулся, глянул в настольное зеркальце в деревянной подставке. Спешно разворачиваясь, задел его рукой, оно упало и разбилось. Как то самое яичко, в сказке про Курочку Рябу. Маменьку хватил бы удар! Как же, примета плохая: семь лет несчастий! Забегая вперед, скажу, несчастья мои семь лет не длились. Все! Бегом! Потом осколки соберу. Уж если я опоздаю на зачет к Звонову, то несчастья будут обеспечены, и никакие знания не помогут мне сдать этот предмет раньше, чем с седьмого раза. И что маменьку приспичило с утра звонить? Вчера разговаривали, она уже соскучилась. И звонит, главное, всегда исключительно на домашний телефон, безоговорочно игнорируя сотовый.

Я вот уже второй год дышу более — менее свободно, как переехал от маменьки в отдельную гостинку — маленькое холостяцкое логово с немудреной мебелью, полкой юридической литературы, компом и горой дисков. Маменька у меня женщина славная, но с ней долго вместе находиться невозможно, иначе с ума сойдешь и других сведешь, и пошло-поехало. В общем, простой эпидемией не отделаешься, только глобальным катаклизмом. Во всем она видит какие-то суеверия, приметы, причем, как правило, плохие. Везде у нее обереги, чтоб не плюнуть через плечо и шагу не сделает. Все чего-то гадает, по колдунам ходит. Жуть, да и только. Недавно сдружилась с какой-то старухой с такими же наклонностями, после встречи с которой я понял, что моя маменька еще не самый запущенный в этом смысле вариант. А я-то думал, девчонки звонят.

Эти девочки занимают добрую часть моего досужего времени. Они подружки — не разлей вода. И я, видимо, для них тоже некто вроде подружки. Еще с нами по жизни Димон тусовался, но вот уже около месяца о нем ни слуху — ни духу. Теперь наше трио вызывает недвусмысленные взгляды и толки. Но близкие нам знакомые знают, что дальше дружбы и показного флирта дело не заходит. Остальных же даже интересно разыгрывать и приводить в шок нашим вызывающим поведением.

Света и Аня очень разные. Светка — жгучая брюнетка от природы, с коротенькой стрижкой, курносая, зеленоглазая, тоненькая, изящная. Она старшая в нашей компании, ей двадцать четыре, но на вид она подросток. У Светки бешеный темперамент, она заводила и организатор всего нашего досуга. Аня же тихая, спокойная девочка. Ее рыженькие локоны спадают на плечи и придают и без того мечтательному взгляду совершенно сказочный вид. Она невысокого роста, идеально сложена, у нее тихий приятный голос. Одним словом — Фея.

Такая наша дружба продолжается уже почти три месяца, и каждый из нас в тайне ждет достойной развязки сложившихся отношений, и каждый боится этой развязки. Когда был Димон было проще. А теперь — третий всегда лишний. Я понимаю, что от меня, как от мужчины, мои девочки ждут инициативы, предоставляя право выбора. Но я не могу выбрать. Они мне обе очень дороги. Наверное, я каждую из них люблю одинаково сильно. Или наоборот, не достаточно сильно люблю, чтобы выбрать. Да, пожалуй, не справившись с такой дилеммой, третьим лишним стану я. Нет, я этого не переживу.

Оказалось, что пережить этого мне и не было суждено. Все на свете потеряло смысл в долю мгновения. Единственное, что существовало — это безумно громкий резкий автомобильный сигнал, казалось, что он разорвался взрывом в моей голове! Визг тормозов! И удар! Все. И тишина. Сначала просто тишина. Потом звенящая тишина. Потом шипящая, жужжащая, гудящая… Я парю, я парю не в потоках теплого воздуха, а в отражениях звуков, которые постепенно разделяются на голоса, я начинаю различать отдельные слова и предложения:

— Ни … себе! Вот черт! — выругался мужской голос.

— А кого сбили? Он дышит? — это явно девушка.

— Ты что о…ла?! У него мозги на полдороги, — опять мужик.

— Ой, мамочки! А «Скорую» вызвали? — женщина в истерике.

— На фига «Скорая»? Менты нужны, — мужик.

— Я не виноват… Он сам выскочил… Тут же движение… Он сам… Я не смог… Он сам… Это не я, — этот мужской голос был тише всех, это были не слова, а всхлипывания, он говорил их не для кого-то, а себе, для себя.

Мне хотелось успокоить этого человека и сказать, что мне даже не больно, но у меня не получалось. Я почувствовал во рту сладковатый привкус, пахло чем-то приторным, мне стало тошно и холодно, этот холод шел изнутри и разливался во мне и вокруг меня.

Вой сирены. Я увидел подъезжающую «Скорую», тут же — «Милицию». Толпа расступилась. На дороге лежал… я. Вернее, то, что от меня осталось. Мое первоначальное изумление сменилось паникой. Я вижу себя сверху. Это мистика! Неправда! Этого быть не может! Это и есть смерть? Я умер? Спасите меня, спасите, сделайте что-нибудь!!! Спокойно. Спокойно. Я абсолютно растерян, и в прямом и в переносном смысле. Так, если я смотрю сверху, я, получается, душа. Надо возвратиться в свое тело. О, Боже! Это я, не верящий во всякого рода сказки, об этом думаю? Спокойно, спокойно… Надо взять себя в руки. Так, в руки… А есть ли у меня теперь руки? Возвратиться в тело. «Тело», слово-то какое страшное. Но само тело еще страшней: то, что некогда было головой, теперь больше походило на разбитое сырое яйцо (опять Курочка Ряба), конечности неестественно вывернуты, а крови не много… Да, если такой труп оживет, то все окружающие живые станут трупами от ужаса. Я попытался приблизиться к своим останкам. Но ближе, чем на метр у меня этого не получилось. Тело словно находилось в мыльном пузыре. Он прогибался и пружинил, но не лопался, не давал мне приблизиться к цели. Все мои попытки были напрасны.

Никто не обращал на меня внимания, словно меня и нет. А есть ли я? Я не ощущал себя участником этих событий, только наблюдателем. Мне было любопытно, я видел и слышал все, что хотел. Положенные люди фотографировали место происшествия, что-то измеряли, опрашивали свидетелей и разгоняли зевак, возились с телом. Никто не смотрел в мою сторону, кроме одной пожилой дамы, даже, можно сказать, старушки. Просто божий одуванчик. Она, приподняв к небу некогда темные, но ныне выцветшие глаза, смотрела прямо на меня, улыбалась и что-то истово шептала. Кто она? И что она знает неведомое остальным? Картинка расплылась, все потемнело.

Глава 2

Меня несет по тесному тоннелю. Мне так страшно! Его размер как раз по мне. Зигзаги, повороты, темно. Я двигаюсь в какой-то густой субстанции. На что это похоже? Жижа — нет, вата — нет, мелкие шарики или какая-то крупа — нет, нет, нет. Необъяснимо. Я кружусь вокруг своей оси, кувыркаюсь, как в замедленной съемке, словно при повышенном сопротивлении, но одновременно знаю, что очень быстро. Такое чувство, что я «Тетрис», вправо, влево, сверху вниз, опять в бок, в другую плоскость… Меня будто складывает в несколько раз, как школьную записку. Два, четыре, восемь… Постепенно затягивает какая-то гигантская воронка. Я не могу противиться ее притяжению.

Я слышал, что некоторые возвращаются даже отсюда. Но мне уже этого не хочется. Я знаю, что в конце тоннеля будет свет. Яркий, зовущий, любящий. Я стремлюсь достигнуть его. Какие-то непонятные, необыкновенно приятные звуки миллионы раз отражаются эхом и тают, тают, тают. Мной движет нечто. Меня давит страх, любопытство, ожидание света. Мне больно. Мне одиноко. Там, где свет, мне будет хорошо. Я знаю это, я чувствую, я стремлюсь туда. А что там? Там Бог? Я слышал, что люди говорят о Боге в этом свете. Я никогда не был верующим, абсолютно закоренелый атеист. Я скорей в инопланетян поверю. Хотя поверю ли уже? Надо все-таки покаяться. О, у меня много грехов! Убивать я никого не убивал, но вот остальной набор присутствует в полном объеме. А нет, убивал. Лягушек надувал, мышь утопил, мух там разных… Интересно, это считается? И спросить-то не у кого. Существует ли ад и рай? Уж мамочка-то моя в этом уверена. Мне дорога только в ад. Ну в этом тоже своя прелесть имеется, говорят, там компания интересней.

Сейчас меня будут судить. А может все-таки это все выдумки о Боге? У разных народов разные религии, разные Боги, это настораживает. Но в то же время не может же такое огромное количество живущих людей на протяжении столь длительного периода времени заблуждаться! Хотя, нет. Думали же раньше все люди, что Земля плоская, тоже ошибочка вышла. На всякий случай, О, Боже, прости меня грешного. Это все, что я знаю из молитв.

А может, вообще никакой жизни после смерти не существует? А я тогда кто или что? Может, я не умер вовсе, а лежу в коме или в бреду. У меня просто глюк, над которым вся наша компания завтра будет смеяться. А может это дурной сон накануне зачета? Попробую ущипнуть себя. Нет, не могу пошевелиться, я не управляю собой. Меня просто несет неведомая сила по тесному тоннелю, теплому, вязкому, темному.

Что-то меняется. Не могу понять что. А, толчки. Вот. Толчки, толчки. Это что-то новенькое. Толчок. Еще толчок. Скоро свет, я это чувствую, я хочу этого, я боюсь этого. Толчок, скоро свет. Толчок, толчок… Свет!!! Свет!!! Слепящий, пьянящий свет. Сейчас я увижу Бога в этом сиянии? Звуки, гул. Умиротворение. Хочется вздохнуть полной грудью и кричать от счастья! О да! Это как тысячи оргазмов одновременно. Я хочу дышать и кричать! Я дышу и кричу! А-а-а-а!!! Мне так нравится кричать. Я слышу, как я кричу. Я лечу, меня снова что-то несет. Я вижу ангелов. Они в свете, в светлых одеяниях, они улыбаются мне, они любят меня, они мне рады. Какая-то живительная сила стала разливаться во мне. Я прилагаю все усилия, чтобы наполниться этой силой. Мне хорошо. Вокруг булькающие, переливающиеся звуки. Как дельфины, как птицы… Мне не объяснить, сравнений я не нахожу. Наступает состояние дремоты, слабости. Я устал, я так устал. Блаженство. Я все-таки попал в рай?

Глава 3

Очнулся я мгновенно, резко. Все переменилось. Дурной сон? Нет. Все нереальнее даже, чем до этого, потому что приближено к реальным формам, но невидимо присутствует факт того, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Как описать физическими терминами то, что не имеет физических форм. Человеческая лексика приспособлена под наш трехмерный мир, а здесь все иное. Я пытаюсь подобрать не просто слова, а мысли, которыми можно об этом думать. Я нахожусь в небольшом сферическом помещении, наполненном прозрачно-сиреневым туманом. Определить в каком я положении не могу: сижу ли, лежу ли или еще что. Прямо поэзия какая-то. Свет ниоткуда, он просто есть, он чуть колышется, еле заметно, как море в штиль. Я здесь совершенно один. Тихо. Только мысли грохочут, обжигают, я их физически чувствую.

Оставьте меня в покое. Если я умер, так где же обещанный покой? Если я живой, тогда, черт возьми, что происходит? Где мой чарующий свет, ангелы? Мне там нравилось больше. Не много ли перемен за последнее время? Видимо, я сошел с ума, вот и все объяснение. Я все прекрасно помню. Но уже не нахожу грани между явью и безумием.

Вспомнилось, как я маленьким заблудился в лесу, когда мы с мамой собирали грибы. Сначала я был уверен, что выберусь сам. Потом уверенность постепенно сменилась растерянностью, я звал маму. Потом наступило отчаяние, я сидел и плакал. Но все это время я надеялся, верил, я знал, что она меня найдет, что она не уйдет, пока не отыщет меня. И она нашла. Она тоже плакала, прижимала меня к себе, целовала мое лицо, ласкала и ругала меня. Я всегда с нежностью вспоминаю этот момент. Сейчас я чувствую себя вновь тем заблудившимся мальчиком. Состояние безысходности переполняет меня. Я не понимаю ситуации, не могу ее оценить я не нахожу ей объяснения. …Я сам не выберусь! Мне нужен кто-то, кто сильнее и осведомленнее меня. Мне нужен выход. Куда и во что, я не знаю. Где я нахожусь? И я заплакал, как тогда в детстве. Когда я плакал в последний раз? Пять, десять лет назад? Сейчас я плакал и плакал в полный голос, от всей души, навзрыд. Я оплакивал свою утраченную жизнь, невозможность снова увидеть мать, друзей, девчонок, мне было безумно жаль себя.

Выплакавшись, я почувствовал себя легче. Обстановка не изменилась. Здесь было тепло, но свежо, дышалось легко. Чем я дышу? О, я дышу! Да, я это ощущаю. Я дышу, вот странно, значит, я не бестелесная субстанция? Дышать должен организм. Я себя не вижу и не управляю собой. У меня есть память. За память, вроде бы, отвечает какая-то часть мозга, соответственно и мозг у меня наличествует. Почему-то эти выводы обрадовали и обнадежили. Наверное, я улыбнулся. И тут меня сковал ужас! Я почувствовал Его. Не увидел, не услышал, я Его почувствовал.

Вот! Свершилось! Я не один, но рад ли я этому? Не решаясь даже внутренне содрогнуться, я замер.

— Говори, — Его голос был ровным и успокаивающим.

Нет это был не голос, то есть я воспринимал его не слухом, а духом, я тоже его чувствовал, но он был за гранью физических ощущений. Он не говорил на каком-то определенном языке, он просто доносил до меня свою мысль. Страх немного отпустил.

— Ты кто? — спросил я вслух, не узнавая свой голос и вообще удивляясь его наличию.

— Один и тот же вопрос. Неужели ответ на него тебе более интересен, нежели ответ на вопрос кто ты или где ты, или что с тобой? — Он ухмылялся, я этого не видел, но знал. Я ощущал себя переводчиком для самого себя, я трансформировал Его мысли в слова, чтобы построить свой словесный ответ.

— Ты меня совсем запутал. Можешь попроще изъясняться? — я достаточно осмелел и уже не чувствовал никакой угрозы от этого неизвестного. — Кто я, я знаю. Но вот что со мной? Я умер? Где я вообще? И все-таки, кто ты? Как хоть к тебе обращаться?

— Ха — ха, — Он смеялся. — Давай по порядку. Сначала разберемся кто ты. Слушай и отвечай. Ты утверждаешь, что ты знаешь кто ты. Но вот я спрошу тебя о самом главном о тебе и ты не сможешь ответить. Как твое имя?

Действительно, имени своего я не знал. Не просто не помнил, а, именно, не знал. Я перебрал кучу мужских и даже на всякий случай женских имен, но так и не понял, может ли какое-либо из них принадлежать мне. Память беспрепятственно предоставляла доступ ко всем известным мне событиям жизни. Но мое имя?!.

— Затрудняешься, — констатировал Он, — а я скажу. У тебя его уже нет. У тебя его еще нет.

— Да короче, стоп, хватит! — я перебил Его, я совершенно не боялся. В конце концов, если я умер, то мне уже ничего не страшно, и Он не сможет меня еще раз убить, а если я живой, то все это, вообще, бред. — Объясни, что, черт возьми, происходит. Что я должен делать?! — я перешел на крик. — Где мое имя? И когда все это кончится?!

— Тише! Тише. Тысячи тысяч раз ты бываешь здесь. Каждый раз ты бываешь здесь без имени, каждый раз ты жаждешь, чтоб все это кончилось. А ведь только здесь и есть истинная реальность. Тысячи тысяч раз. Но я терпелив. Ты спрашиваешь: «Когда все это кончится?» И скоро, и никогда. Смотря, чем мерить. Вообще-то, это начало начал. Это Предел. Предел между Смертью, Рождением и Жизнью. Сейчас ты на Пределе. Да, ты умер. Да, ты родился. Ты помнишь, как ты умер?

— Да, я понял, что меня сбила машина.

— Ты помнишь, как ты родился?

— Маленький был, не помню, — пошутил я, — а разве может кто-то это помнить?

— На Пределе об этом помнит каждый вновь рожденный. Рождение — это не часть Жизни, это совершенно самостоятельная стадия Великого Цикла, так же как и Смерть.

— Так я рождался? Я не умирал, я рождался?! Я рождался, о, ё-моё! Тоннель, толчки, свет… А как же ангелы? Мне привиделось?

— Это живые люди, принимающие тебя на свет. Жизнь — это свет, источник света. Предел — это тьма, источник темноты.

— Я рождался. Не может быть! Так люди, умирая, рождаются? — моему изумлению не было предела. Опять «Предела».

— Не всегда. Есть Великий Цикл: Предел, Жизнь, Смерть, Рождение, Предел… Предел — это вершина Великого Цикла. Только на Пределе есть память о Жизни, Смерти, Рождении. У каждой стадии свои таинства. Все взаимосвязано, все взаимозависимо. Самое страшное происходит, когда стадии путаются. Ты все узнаешь. Но еще пока рано, не сейчас.

Понимая, что я больше не смогу надлежаще воспринять хоть одного слова подобной информации, я перешел к другому волнующему меня вопросу.

— Как мне звать тебя?

— О, вновь Пришедшие на Предел по-разному называют меня: Бог, Свет, Голос, Ангел, Разум … Я Принимающий. Я отношусь ко многим Существующим на Пределе. Ты узнаешь их позже.

— А я тоже Существующий на Пределе?

— Нет, ты Пришедший. Я принимаю Пришедших на Предел, — судя по голосу, его обладателю лет пятьдесят, а не вечность.

— А почему я один? Ведь люди умирают пачками, а рождается их еще больше. Где они эти Пришедшие?

— Ты их встретишь, не сейчас.

— Значит, я тебя видел много раз. Но я тебя не помню.

— Каждый раз, рождаясь, ты попадаешь сюда ко мне. И сейчас, и в прошлый раз, и многие тысячи раз раньше и после… Всегда. Вечно.

— Хорошо, Принимающий, я ничего не понял, — признался я честно. — Ты сказал, я умер и родился. Но если я родился, то есть живу, то по всем моим понятиям, я должен сейчас лежать и пачкать пеленки, а не болтать с тобой.

— Ха-ха! Ты прав, тебе пора мочить пеленки. Пока. Еще увидимся.

Все исчезло.

— Эй, Принимающий, ты куда? Что со мной? — но членораздельно я этого так и не смог произнести, получилось как-то булькающе-визгливо, надрывно.

Я начал себя чувствовать. Как-то неуклюже, скованно. О, Боже, я — младенец. Шутка ли? К тому же, я мокрый младенец. Переоденьте меня. Я сознавал себя. Я не контролировал свое тело, хотя чувствовал его, но контролировал свое сознание. Я хохотал громко, с плачем, скорбя о недожитой жизни. Что-то теплое подхватило меня. Сейчас я понимал, что это кто-то несет меня на руках. Интересно, это моя новая мать? Моему телу стало комфортнее, я успокоился. Я снова ощущал наполняющую меня силу. Видимо, это я получал питание. Интересно, я сосу грудь или бутылку? Да какая мне сейчас разница? В крайнем случае, спрошу об этом у моих родителей, когда подрасту. Если не забуду. Конечно, забуду. Ведь раньше забывал.

Я слышал, что со мной разговаривают, но смысла звуков не понимал, просто нежная, ласковая интонация обволакивала меня. Я по-прежнему видел ангелов, всех одинаковых, словно в обрывках света. Какой же ангел из них мой? Что они мне говорят? Или поют? Я ощущаю, что они рады мне. Это так приятно. Мне здесь так хорошо. Совсем не хочется к Принимающему. Тут лучше, спокойнее.

Глава 4

— Ну вот мы и встретились, — голос Принимающего был по-прежнему спокоен, видимо, он всегда такой. — Отдохнул от меня?

Обстановка та же, что и в прошлый раз. Хотя какая это обстановка? Туман, сиреневый туман. Песня вспомнилась. Принимающий разнообразием не отличался.

— Ой, ну откуда ты только берешься? — раздраженно, вопросом на вопрос ответил я.

— Я не откуда не берусь, я здесь существую.

— Но когда-то же ты появился впервые, — уверенный в правоте своего утверждения я произнес это снисходительным тоном, словно разговаривал с ребенком, не понимающим очевидного.

— Я был, есть и буду всегда.

— Ага, а еще люди говорят: «Я был есть и буду есть».

Принимающий не ответил.

— Эй, ты что, обиделся? Это шутка такая, — попробовал я исправить положение. Но ответа так и не последовало. — Принимающий ты здесь? — этот вопрос был лишним, я и так почувствовал, что его рядом нет.

Меня угнетало его общество, но без него стало совсем не по себе. Только я успел это понять, Принимающий был уже снова со мной.

— Ты где был? Ты оставил меня одного. А ты не боишься, что я убегу с твоего хваленого Предела?

— Ты напомнил мне покормить мое животное. Когда-нибудь я его тебе представлю. Кстати, оно единственный экземпляр на Пределе. А с Предела ты не уйдешь, как не уйдешь от Жизни, от Смерти, от Рождения.

— Из жизни люди уходят, — попытался я поспорить.

— Они не уходят, их забирают. А если кто уходит самостоятельно, то жестоко за это расплачивается. Ты позже узнаешь. Но вернемся к нашему разговору. Ты спрашивал, откуда я взялся. Оттуда же, откуда и ты. Из вечности. Да, я знаю, что это не укладывается в твоем понимании. Прими это, как есть. Прими это, как принимаешь бесконечность и вечность вселенной.

— Объясни мне, Принимающий, если я родился, значит, я уже живу, но почему я здесь с тобой? Ты говорил, что Жизнь и Предел — это разное.

— Да. А что есть Жизнь, Пришедший? Это только наша память. Вся жизнь — память. Твоя Жизнь — твоя память, Жизнь другого Пришедшего — его память. Попрошу я тебя рассказать мне о твоей жизни, ты расскажешь мне только то, о чем помнишь. И не сможешь сказать, о чем не помнишь. Потому что для тебя этого нет. Пролежит человек без сознания, будут за ним ухаживать другие. И для них это будет случай из их Жизни, а для него будет существовать Жизнь только до этого периода и после него. Расскажут ему люди, что с ним было, он выслушает и запомнит их рассказ. И все равно не будет в памяти того периода жизни, а будет рассказ людей после того периода. Для человека же потерявшего память после трезво проведенного времени, в течение которого он созидал и разрушал, Жизнь его будет так же только рассказом людей и созерцанием своих творений, если скажут ему, что это его рук дело и он поверит. Если же все люди разом забудут хотя бы час жизни, никто не расскажет им об этом, и только внешние изменения окружающего приведут их в удивление, которым придумают люди объяснения, и это будет Жизнь каждого из них. При уходе с Предела память полностью очищается. Ты не вспомнишь своего младенчества, значит ты сам не живешь им. Твоим младенчеством живут окружающие тебя люди, они запомнят его. Это их Жизнь. Сейчас для них ты спишь. Мы встречаемся в твоем сне. Дальше твоя действительность все более будет походить на сон, а потом станет твоей Жизнью. Так тебе понятнее?

— Нет! Так мне не понятнее, — меня бесила и угнетала чушь, которой он пытался меня нашпиговать. Но как оказалось потом, это была необходимая для меня информация. — Сны не имеют системы, в них нет логики, я их почти всегда забываю. А ты здесь опять, на том же месте, и я тоже. Логики, конечно, нет, но система на лицо! Я не понимаю, не понимаю! И, вообще, человек во сне должен отдыхать, а ты пристал… — мой мозг сопротивлялся, не желая воспринимать больше ни одного слова. Если б я мог встать и уйти, хлопнув дверью, то сделал бы это гораздо раньше настоящего момента. От беспомощности я начал всхлипывать. Часто я стал плакать за последнее время, наверное, младенчество сказывается.

— Успокойся, успокойся, — Принимающий говорил со мной как с ребенком. Вообще-то, почему «как»? — Все, что ты привык воспринимать как сон, здесь на Пределе, считай реальностью. А твоя действительность будет протекать как во сне, пока ты не выйдешь с Предела совсем. После этого у тебя постепенно начнет появляться твоя новая память. Все будет хорошо, вот увидишь. Потерпи, смирись, жди. Первые дни адаптации трудны для всех: для тебя, для меня, даже для окружающих тебя живущих людей.

— Хорошо, хорошо. Извини. Я спокоен, спокоен, — я пытался убедить в этом сам себя, иначе совсем крыша съедет. Хотя, куда уж дальше? — Принимающий, ты же не один на Пределе. Познакомь меня с кем-нибудь. Тут девушки есть?

— Есть тут и девушки, и дедушки. Не спеши. Я знаю, что тебе со мной скучно, но… Ты с ними встретишься. Ты многое узнаешь. Ты многих узнаешь: и Пришедших, и Существующих, и Гостей. Но это все позже, — после недолгого молчания он добавил: — Мы будем встречаться с тобой один на один тридцать один день. Мы будем просто говорить с тобой, как сейчас. Это адаптационный период. Это карантин. Ты слаб еще. Я берегу тебя. Я берегу таинство Предела.

— От чего? От кого? — по крайней мере я обрадовался, что сложившееся положение дел не бесконечно.

— Ты все узнаешь. Пожалуй, скажу только, что на Свете, где ты жил, где ты будешь жить, есть люди, возомнившие себя теми, кто вправе управлять Пределом, его Гостями и Пришедшими, и даже Существующими.

— Но как же они узнали о Пределе?

— Вопросы потом. А теперь тебе пора менять подгузники, Ха-ха. Мне аж сюда дурно пахнет, ха-ха-ха.

Глава 5

И долго и часто встречались мы с Принимающим в том же помещении. В перерывах между встречами меня развлекали люди-ангелы. Для меня они по-прежнему были все одинаковы. Меня купали, кормили, почему-то причиняли боль. В общем, делали все, что необходимо младенцу. Меня радовали и огорчали свидания с Принимающим, я устал от него и привык к нему. Я не способен был должным образом воспринимать течение времени. Казалось, что все встречи наши одинаковые и просто копируют друг друга. Мы говорили не об одном и том же каждый раз, но все разговоры были узнаваемы, как картинки калейдоскопа всегда новые, но сложенные из одних и тех же составляющих. Я привык к его манере изъясняться, мне казалось, что я слышу голос Принимающего, нормальный, человеческий.

— Почему, именно, тридцать один день, Принимающий? — спросил я как-то.

— Время между Смертью и Рождением преображается, это таинство складок времени. Девять дней между Смертью и Рождением. Но не для тебя, не для самого Умершего и Рожденного, а для вне. Живущие люди поминают Умершего на девятый день, и он рождается и попадает на Предел. Женщина же носит свое дитя до Рождения девять месяцев. А для самого Умершего этот период не имеет времени. Ты никогда не определишь этот срок, он и вечность и мгновение. На сорок дней после Смерти поминают Живущие Умершего. Тридцать один день до этого времени на Пределе Пришедший очень слаб, так как он еще связан с Жизнью, Смертью и Рождением, — голос Принимающего доносился до меня то с одной стороны, то с другой. Значит, он может передвигаться. — Я берегу тебя от этих связей, они угрожают Пределу. После этого ты станешь свободным Пришедшим. На Переделе ты проведешь около двух лет, пока не станешь готовым к Жизни.

— Ты говорил, что Живущие не помнят о Пределе. Почему же в Жизни они поминают Умерших именно в такие периоды?

— Иногда Предел просачивается в Жизнь, Смерть или Рождение, случается парадокс. Так было когда-то, таинство складок времени попало в Жизнь, и Живущие приняли его, но не смогли понять и объяснили по-своему. Существующие на Пределе Хранители заботятся о предупреждении и пресечении парадоксов.

— О, даже такая совершеннейшая система дает сбои? — удивился я, тайно злорадствуя, что узнал о недостатках опутавшего меня спрута.

— Скоро ты доверишься Пределу и примешь его, как он принимает тебя. В тебе еще говорить негатив Жизни. Он пройдет. На Пределе ему нет места. Скоро ты не будешь считать себя арестантом. Ты полюбишь Предел. Ты почти окреп, почти разрушены твои связи с прошлым. Завтра истекает тридцать один день и мы станем относительно свободны друг от друга.

— Ой, да неужели?! Спасибо, Пришедший, это самая лучшая новость, которую я от тебя услышал! — вау, как я был рад!

— Кроме этого, Пришедший, у меня для тебя еще одно радостное сообщение: я к тебе до завтра не приду, ты у меня не один такой. Отправляйся к своим мамкам-нянькам, а когда уснешь, побудешь здесь один без меня. Ха-ха, ты ведь уже большой! Не скучай.

Мы расстались. Я снова очутился на Свете. Мысли о переменах радовали, мне просто петь хотелось. И я пел. Правда, получалось не ахти как хорошо, но, по-моему, всем нравилось, я ведь старался. В этот день я долго не усыпал, наверное, от волнения. Ангелы носили меня на руках, мурлыкали со мной. Я пытался им отвечать. Я был в предвкушении, в предвкушении еще сам не зная чего. Главное, в перспективе были перемены. Но в конце концов сон одолел меня.

Оказавшись в знакомой сиреневой сфере, я все-таки чувствовал себя не так как прежде. Сказывалось отсутствие Принимающего. Я так давно не был с собой наедине, что сейчас даже растерялся. Неужели все проходят через то же самое? Видя эту сферу, этот сиреневый туман бесконечно много раз, я только сейчас задумался о его составе, происхождении. Интересно, весь Предел такой? Откуда приходит Принимающий? Как он вообще выглядит? Как я сам выгляжу сейчас? Я всегда без движений общался с Принимающим. Сначала я просто не мог этого делать, а потом и не пытался. А сейчас у меня получилось. Я двигаюсь! Иду! Шаг, еще шаг, руки вперед. Я видел в Жизни, что так передвигаются слепые, если у них отсутствует специальная тросточка. Сейчас я искренне проникся к этим несчастным людям одновременно жалостью и уважением. Тяжело. Дальше от центра сферы туман сгущается, но свет исходит не от стен, как я предполагал. Он равномерно присутствует во всем. Я попытался нащупать твердь стены, но только погружался все больше в глубь тумана, который становился все плотнее и плотнее, я начал задыхаться. Трудно дышать! Нечем! Я закашлялся. Черт! Назад, назад… Я развернулся. Споткнулся обо что-то, потом наткнулся на что-то плотное, невидимое. Что это? Дышать совсем нечем. Нет, не туда! Куда? Куда? Кругом вязкий сиреневый светящийся туман, какие-то невидимые уплотнения в нем, и я задыхаюсь. Задыхаюсь! Не могу же я умереть, не начав жить? Но, кажется, это конец.

— Принимающий!!! — захрипел я изо всех сил, сжимая свое горло руками, словно пытаясь оградить его от тумана. — Принимающий!..

— Где? Где ты, Пришедший? — услышал я его встревоженный крик. — Держись, держись, я иду!

— Я… Я… — я уже не мог ничего сказать. У меня туман поплыл перед глазами, хотя он здесь все время плавал.

Я увидел глубокое пятно темноты, движущееся в тумане. Оно то появлялось, то таяло. Что это? Смерть моя?

— Иди, иди на тьму, — голос Принимающего был очень озабочен. — Ты слышишь меня, Пришедший?

Я слышал, но ответить не мог. Я, шатаясь, шел к этому темному мельканию. Пятно становилось все более постоянным, выхватывало из тумана какие-то образы, очертания. Я упал на колени, и, уже не дыша, пополз к нему. Пятно опустилось на меня, ослепив своей темнотой.

— Вот он! — услышал я над собой незнакомый мужской голос. — Я нашел его, Принимающий!

— Тащи! — это был голос Принимающего!

И меня потащили за руки. Через несколько мгновений я вздохнул, настолько глубоко, насколько был способен. Я глотал и глотал воздух, захлебываясь им.

— Кричи! Кричи! — долетел до меня приказ Принимающего как сквозь вату. — Кричи, говорю тебе, мать твою!

— Кричи! — орал на меня незнакомец.

И я закричал:

— А-А-А-А!!!

Мой собственный крик оглушил меня. Надо мной склонялись ангелы, озабоченные, удивленные, а я все орал. Мне делали больно, кололи. Все внутри меня болело. Болело. Я что заболел?

Глава 6

В сиреневой сфере кроме меня были двое: Принимающий и тот незнакомец, который спас меня. Не обращая внимания на мое присутствие, они разговаривали между собой.

— Принимающий, ты не имел права оставлять его наедине с Пределом раньше установленного срока. Ты нарушаешь таинство складок времени, — голос незнакомца был укоряющим.

— Хранитель, но это был уже последний тридцать первый день, — Принимающий виновато оправдывался. Хотя было понятно, что обвиняющий его тип младше.

— Да, именно, тридцать первый день, который входит в срок карантина! Ты не должен был. Связи еще не были разрушены полностью. Предел чуть не просочился в Смерть, он вытянул бы его Смерть в Жизнь других людей. В их Жизни был бы небольшой парадокс: умер бы совершенно здоровый младенец, Это мы бы уладили. Но Пришедший чуть не умер до своей Жизни! Ты понимаешь, что это такое? — тревога пронизывала всю его речь.

— Понимаю. Но ведь этого не случилось.

— Да, но это может отразиться на его дальнейшем пребывании на Пределе и, соответственно, на всех нас. А сейчас не случилось, только благодаря мне. Я нашел его в последние мгновения.

— Спасибо, — грустно сказал Принимающий.

— Ну вот, хоть «спасибо» вытянул, — усмехнулся мой спаситель. — Ладно, дружище. Не плошай больше. Встретимся. Разбирайся со своим нарушителем, — Хранитель сказал это ласково, дружелюбно.

Значит, они друзья? Мы остались с Принимающим вдвоем, как всегда раньше. Никто не решался заговорить первым. Наконец я сказал:

— Извини, Принимающий. Я подвел тебя. Но ведь ты не предупредил меня…

— Я сам виноват, — перебил меня он. — Я подверг опасности тебя, Предел, Жизнь и Смерть.

— Тебя накажут?

— Нет, если ты никому не скажешь.

— А Хранитель?

— Он не скажет. Он хороший свой парень. Он помог мне, я помогаю ему. Ты сильно испугался? — спросил он с заботой.

— Признаться, да. А что это было?

— Для тебя еще не открыты были коридоры Предела. Смерть затянула бы тебя, ты сам не выбрался бы. Только Существующим на Пределе это под силу.

Я решил перевести разговор на другую, более приятную тему:

— Принимающий, ты же видишь меня. Расскажи, как я сейчас выгляжу, какой я теперь?

— Ты и сам знаешь, какой ты. На Пределе каждый именно такой, каким он себя представляет, каким он себя чувствует. Как правило, все Пришедшие такие же, какими были при Жизни. Но я тебя еще не видел. Сейчас уже можно посмотреть.

Мне в глаза ударил пучок темноты, я зажмурился.

— Принимающий, это ты такой темный? — спросил я, не открывая глаз.

— Ха! Ну насмешил, — он действительно рассмеялся.

Его смех был здоровым, заразительным. Так можно смеяться только после перенесенного стресса, чудом избежав смертельной опасности. Я подхватил его хохот и тоже смеялся от души, беспричинно. Когда, наконец, приступ и у него, и у меня прошел, Принимающий продолжил:

— Я темню, чтоб увидеть тебя. Ты прямо-таки красавец!

— Как это «темню»? — я открыл глаза, он убрал темноту.

— Ты слушал меня не внимательно все эти дни, я готовил тебя к пребыванию на Пределе, а ты не слушал. Я объяснял тебе, что Предел — это тьма. Не в смысле «плохо», а в смысле «темно». Жизнь — это свет. Говорят: «Появился на свете», то есть появился в Жизни. Жизнь изначально темна, в ней существуют источники света, только при свете можно видеть. Жизнь не возможна без света. Свет — основа Жизни. Свет — это Жизнь, а Жизнь — это свет. Все наоборот на Пределе. Предел изначально светел. Здесь не возможно видеть при свете, только при темноте. У нас существуют источники тьмы. При тьме все видно, вот я тебя и отемнил.

— Не может быть! Не может быть источника тьмы по всем законам физики.

— Для Жизни оставь законы физики. Здесь законы Предела. А если ты такой любитель физики, то скажу, что в жизни основной источник света — Солнце, а здесь — черные дыры. Ха-ха!

Немного поразмышляв об услышанном, я попросил:

— Принимающий, дай я на тебя потемню.

Наощупь приняв фонарик, я долго не включал его, меня пугало то, что я мог увидеть. Вдруг он имеет не человеческий облик? Каким он может быть? Кто такие эти Существующие на Пределе?

— Давай же, Пришедший, решайся. Нам пора уходить отсюда, срок истек.

Я зажмурился и нажал кнопку. Пучок тьмы лег мне на ноги. Мои прежние ноги, босые, голые.

— Я раздет, — констатировал я.

— Нет, ты не раздет, ты еще не одет, — пошутил Принимающий. — Я мог предположить, что такое случится, почему-то это свойственно только особям мужского пола. На, одевайся. Свое одалживаю. Потом подберешь себе, что-нибудь получше.

Я поймал брошенный мне сверток. В нем был огромный спортивный костюм, благо, что брюки на шнурке; дурацкие кеды минимум на полтора размера велики. Но это лучше, чем ничего. Я наощупь оделся, подвернув брюки и рукава. Мне, конечно, нравится носить широкие брюки, но не до такой же степени.

— Ты и девушкам свои вещи предлагаешь?

— Нет. Это ты у меня исключение. А девушки обычно представляют себя одетыми. У них всегда одежда входит в их образ, в их представление о себе. Но здесь все предусмотрено, тебе будет предоставлена любая одежда.

Я направил тьму по сторонам. Рассеяв светлый туман, тень легла на непривычные предметы. Видимо, это намек на скудную мебель. Одно подобие кресла было пустым, на втором сидел человек. Принимающий. Я отемнил его снизу, поднимая тьму все выше. Ботинки. Отглаженные брюки. Рубашка с вязаной жилеткой. Это был очень крупный пожилой мужчина, с седой аккуратной бородой и почти поседевшими волосами. Эдакий престарелый джентльмен. А меня одел как последнего бомжа. Хороший психологический прием! Я старался разглядеть его лицо. Он прикрыл глаза тыльной стороной ладони:

— Но, но, в глаза не темни. Я тут с тобой совсем от темноты отвык. Выйдем на тьму, тогда и насмотришься, — вставая, он взял у меня фонарик. — Пора. Пойдем я покажу тебе твою комнату и кое с кем познакомлю.

— Только не знакомь меня ни с кем в таком виде, — взмолился я.

— Это невозможно.

Я обреченно вздохнул и последовал за ним.

Глава 7

Лучик темноты выхватил из тумана низкий проход в сфере. Он был арочного вида с неровными, словно проломленными, краями. Пригнувшись, миновав его, мы очутились в полутемном длинном коридоре. Если бы я не был уверен, что я на Пределе, то решил бы, что нахожусь в какой-то тюрьме или больнице. Коричневый кафельный пол эхом отражал звук наших шагов: уверенных и твердых Принимающего и шаркающих в больших кедах моих. Мне оставалось только руки за спину заложить, и обстановочка подходящая. Шершавые высокие стены до половины выкрашены темным, не поддающимся описанию, цветом. На сером, каком-то закопченном, потолке покачивалось подобие лампочек, которые тускло темнили, без люстр или плафонов.

— В любом месте из сферы есть такой коридор. Но выйти в него может только свободный Пришедший, или несвободный Пришедший в сопровождении Существующего, — оживленно рассказывал мне Принимающий. — На Пределе много подобных сфер, но они только для карантина, я не советую возвращаться туда.

— Да я и не горю желанием снова там оказаться, — меня аж передернуло.

Мы подошли к единственной высокой двери в конце коридора. Она была очень массивной, из тяжелого ржавого металла, без единой ручки и замочной скважины. Неужели весь Предел такой мрачный? Принимающий ловко сделал какой-то немыслимый финт рукой, и дверь с жутким скрежетом и скрипом отворилась, подняв клубы желтого то ли пара, то ли газа. Потом, позволив нам пройти, захлопнулась за нашими спинами с оглушительным стуком, окатив эхом, казалось, все в диаметре не менее километра от нас. Немного оправившись от звукового потрясения, я обернулся и с изумлением заметил, что место, где только что за нами закрылось это дизайнерское уродство, является частью цивильной стены. Я зажмурился и потряс головой. Бесполезно. Когда же я глянул вперед по направлению нашего движения, то испытал не меньшее удивление и остановился как вкопанный. Мы оказались в огромном шикарном холле полном народу. Большинство было пожилыми людьми. Все были красиво одеты, тихо беседовали друг с другом по кучкам, играла легкая музыка, кое-кто непринужденно танцевал, кто-то жевал подносимую еду. Так, с корабля на бал! Да в таком виде! Никто словно ничего не слышал, ни один человек не удивился нашему приходу, хотя я-то явно не вписывался в это общество.

— А, новенький Пришедший? — к нам подошла миловидная девушка с рыженькими локонами, кого-то странно мне напоминающая. — Привет.

— Привет, — в один голос ответили мы с Принимающим.

— Принимающий, кому ты его сдаешь? — продолжала она беседу, по-прежнему приветливо улыбаясь.

— Не тебе, крошка. Он слишком упрямый, ты с ним не сладишь, я не повешу на тебя такую обузу, — он потрепал ее по голове.

— Как тебе на Пределе? — обратилась она ко мне.

— Еще не знаю, я только освободился.

— Пришедший еще не был у Прощающего? — деланно удивилась девушка.

— Мы идем к нему, ты же знаешь, это не долго, — подмигнул ей мой конвоир.

— Хорошо. Я буду ждать.

— Даже не думай, — пригрозил ей Принимаающий.

Отойдя подальше от этого прелестного создания, я отметил:

— Какая она миленькая.

— Лучше думай о предстоящей встрече с Прощающим, Пришедший, — строгим тоном изрек сопровождающий меня Принимающий.

— Сейчас я буду каяться?

— Да, Пришедший, не трусь, — в его голосе снова появились теплые нотки. — Главное, не нагруби Прощающему, иначе опять пойдешь на карантин.

— О, нет. Только не это. Ты же говорил, что я стал свободным! — возмутился я.

— Не горячись, шучу я, шучу. Думаешь, я не хочу избавиться от твоего общества также как и ты от моего? Ты у меня уже в печенках сидишь.

Проходя через холл, Принимающий постоянно перекидывался любезными фразами с попадающимися на пути людьми. Я чувствовал себя здесь не просто белой вороной, а вообще каким-то страусом. Наконец, мы вышли на высоченное крыльцо, спустились на тротуар. Улица. Удивительная, необыкновенная. Воздух насыщенный, плотный, как вода, но дышится легко. Движения стали медленными. Я видел такое в документальных фильмах о людях, высадившихся на Луну. Вот здорово! Причудлива игра свето-теней, темнота падает на предмет, и он отбрасывает свет. Чудеса! Звуки тоже растянуты, словно русские народные напевы. Плавный ветерок покачивает им в такт молодые деревца. Мы сделали буквально десятка два шагов по аккуратной аллейке, Принимающий резко остановился, я по инерции наскочил на него.

— Тише ты. Пришли.

Он встал на крышку широкого серого люка и дернул меня к себе, крышка быстро начала опускаться. Ну и скоростной лифт! Эта скорость совсем не гармонировала с окружающей плавностью.

— Глубоко же забрался ваш Прощающий, — переведя дух, заметил я.

— Он не наш, а ваш Прощающий, — нехотя ответил задумавшийся Принимающий. — Предупреждаю, ты его не увидишь, Пришедший. Его никто не видит и никогда не видел. Он единственный на Пределе смотрит при свете, — Принимающий говорил тихо и грустно. — Он прощает быстро.

— Ты пойдешь со мной?

— Нет, конечно.

Наш лифт замер так же резко, как начал опускаться. Я еле смог удержать равновесие.

— Иди, Пришедший, — Принимающий коротко обнял меня, и мне передалась его тревога.

— Ты что? Ты о чем-то мне не договариваешь? Это будет больно? Страшно? — я заглянул ему в глаза. — Да что там? Ты меня пугаешь. Говори же, Принимающий. Не молчи, — я начал нервничать. Неизвестность пугала.

— Возвращаются от Прощающего не все, Пришедший, — тихо сказал мой сопровождающий. — Я не должен был тебе этого говорить. Некоторые становятся Пленниками Предела, надолго. Это случается очень редко, но все-таки случается. Иди, иди, Пришедший, и возвратись, пожалуйста.

— Обещаю, — улыбнулся я, — должен же я вернуть тебе твой супер-наряд.

Я отвернулся и, не оглядываясь, пошел, молча, по шаткому переходу над беззвучной бездной, наполненной ярким-ярким слепящим светом цвета молнии. Сверху на меня спускалась давящая мгла. Каждый мой шаг издавал звук электрического разряда, разбрасывая яркие искры вверх и темные искры вниз. Я шел на ощупь, переход подо мной колебался и не было видно ему конца и края.

— Стой… — раздался хриплый шепот прямо мне в ухо.

Меня прошиб озноб от внезапности. Я замер. Голос Прощающего походил на голос моего бывшего преподавателя Звонова. Вот уж уродство звучания.

— Нравится ли тебе самому, как прожил ты свою Жизнь? Как ты сам оцениваешь ее? Выполнил ли ты свое светлое предназначение в Жизни? Считаешь ли ты себя достойным жить заново? Готов ли ты снова стать живым? — он засыпал меня вопросами, не давая возможности на низ ответить.

Потом появились картинки моей прожитой Жизни. Нет они не мелькали слайдами. Они просто были все сразу. Вся моя Жизнь появилась передо мной в одно мгновение. Я видел себя со стороны в трехмерном измерении и перенес заново все пережитые когда-то эмоции, чувства. Я знал, что и Прощающий видит все это и чувствует то, что чувствую я. Сейчас он был мной. Я видел свои промахи и плохие дела и мне становилось стыдно, я искренне раскаивался в содеянном, и мне было неловко, что кто-то это видит кроме меня. Но скрыть, утаить что-либо я не мог. Я видел свои достижения и хорошие дела и был горд этим. Я радовался своим прежним радостям, оплакивал свои прежние горести. Вот мы с Димкой сбежали с уроков и идем в детский парк, вот мой первый поцелуй, потом я избегаю встреч с этой девочкой, а это я почти забыл, но сейчас все отчетливо вспоминается, а вот я болею бронхитом и мне ужасно плохо… Я видел не только самые яркие моменты своей Жизни, я видел ее всю до мелочей: как я держу ложку, надеваю шапку, чищу зубы… Я прожил всю свою Жизнь заново в одно мгновение с того самого времени, когда начал осознавать себя, до последнего дня. И за это же мгновение я ответил для себя на все заданные Прощающим вопросы. И он понял мои ответы без слов. Мне было не жаль оставлять свою Жизнь, но я и не жалел, что прожил именно ее.

— Я знаю, — сказал Прощающий, — не можешь ты быть пленен, так как тебя оплакивали живые после Смерти твоей. Если мысленно оплакивающих твой уход из Жизни больше, чем радующихся ему, то ты чист, не зря Жизнь прожил, значит. Возвращайся, ты свободен.

— То есть, как свободен? А суд? А покаяние? — опешил я. — Ты и убийц так прощаешь?

— Правильно, задавай вопросы здесь и сейчас. Не неси их наверх. Не мучайся ими, ибо нерешенные они не дадут тебе должного покоя и будут возвращать тебя к прожитой Жизни, а она позади, не оборачивайся на нее, — прохрипел Прощающий. — За преступления в Жизни судит Жизнь посредством людей и их правил, а за причиняемое умышленно зло в Жизни отвечает Судьба на Пределе. Ты с ней, наверняка, встретишься. Я вправе простить тебя только за твои ошибки, а их в принципе не существует.

— Как не существует? Все ошибаются, — я старался придать своему голосу твердость, но он предательски срывался, как у подростка в переходном возрасте.

— Слушай меня. Каждый человек всегда прав. Каждый человек в каждый период времени прав. В любой ситуации он выбирает единственное, по его мнению, правильное решение, то есть, он прав на данный период времени. Человек всегда прав перед собой. В дальнейшем он может понять, что надо было бы поступить по-другому, и тоже будет прав на данный период времени. И так бесконечно. Человек бесконечно прав. Человек всегда прав.

— Я был не прав, когда не разобравшись набил морду соседу по комнате, — не сдавался я.

— Да, сейчас ты прав. Но ведь и когда ты бил его, ты считал себя правым.

— Считал, но не был таковым. Ведь сосед тогда осознавал, что я не прав. Ведь другие люди осознают мою неправоту, значит, она имеет место.

— Верно. У каждого своя правда. Каждый прав по-своему. Повторяю: человек прав всегда, и когда совершает поступок, и когда признает его ошибкой, и когда не признает его ошибкой, и когда признает ошибкой поступок другого или не признает. Иди, Пришедший, если у тебя нет вопросов.

Вопросы были. Они роились, и я не мог сформулировать их, определить. Правда может быть только одна. Не может быть правды твоей, противной правде моей, по логике вещей какая-то из этих правд таковой не является.

— Возможно, это и истина. Но она твоя истина, не моя. Я, понимаю ее, но не принимаю, — честно признался я.

Мне хотелось поскорее покинуть это место. Зачем я спорил с ним? Сказываются мои юридические наклонности. Простил и простил. Надо сваливать отсюда. Я совсем пришел в себя. Страх исчез.

— Прощай, …Прощающий.

— Только этим и занимаюсь. До свидания. До следующего свидания после твоего следующего пришествия на Предел. Буду прощать тебе твою следующую Жизнь, — прохрипел он.

— Да, работенка у тебя не пыльная.

— Это не работенка, это мое существование.

— Пока.

Я отправился обратно. Путь назад оказался короче.

— Ты вернулся! Вернулся, — как ребенок радовался Принимающий. — Я счастлив снова видеть тебя, Пришедший.

— А как же твои печенки, в которых я сижу? — по-доброму ухмыльнулся я. — Ладно тебе, все в порядке. Пойдем, ты все-таки познакомишь меня с той милашкой.

— Тебя уже не беспокоит твоя внешность?

— Она уже все равно меня видела в таком виде.

— Имей в виду, это моя внучка, — сказал Принимающий серьезно.

— О! На пределе могут рождаться дети? — удивился я.

— Пусть кто-нибудь другой теперь расскажет об этом, я достаточно тебе поведал! — заорал Принимающий, но тут же взял себя в руки. — Извини, сынок. Она мне очень дорога, не причини ей зла, а то ведь я не всегда такой спокойный добрый старичок, — он похлопал меня по плечу, и мы стали подниматься вверх.

На улице было прекрасно. Как она мне нравилась! Зелено, свежо, чисто, загадочно. Я вертел головой по сторонам. Вот уж, действительно, рай. Справа рядком стояли маленькие белые домики, прямо игрушечные, наверное, в одну комнатку. Возле каждого из них лежала зеленая аккуратная полянка и располагалось несколько деревьев. Возле самых крылечек были небольшие клумбы с ухоженными цветами. Принимающий подвел меня ко второму от начала домику:

— Это твоя комната, располагайся, Пришедший.

— Спасибо. А как же вечеринка?

— Переоденься, отдохни. Успеешь, она там постоянно. Это Место Встреч, там всегда людно. Нет здесь вечеринок, потому что вечеров вообще нет. Нет дней и ночей. На Пределе просто отсчитывают дни по времени и все, и то только в отношении Пришедших, — он махнул мне рукой и пошел. Через несколько шагов обернулся и сказал: — Когда будешь готов, подойди на Место Встреч, я прикреплю к тебе гида. А пока поспи, тебе надо к Живым, они, наверное, уже ждут твоего пробуждения.

— Ладно, давай.

Я вошел в домик. Красота! Полусвет создавал интимную спокойную атмосферу. Безо всяких прихожих и коридоров я сразу попал в большую комнату. Она оказалась намного просторнее, чем представлялась снаружи. В дальнем правом углу находилась деревянная узкая дверь. Пол был мягким и теплым. Я огляделся. Все необходимое присутствует. Огромный синий диван, два подобных ему кресла. Отличный стильный стол, письменные принадлежности на нем, рядом какой-то приборчик, типа телевизионного дистанционного пульта управления, но самого телевизора, как ни странно, не наблюдается. На тумбочке милый настольный торшер, у стены шкаф-купе с зеркальными дверьми. Я глянул в зеркало. Да, видок у меня жутковатый. Мало того, что костюм далеко не от Юдашкина, так еще сам уставший и помятый. А борода отросла! Лет десять мне добавила. Я улыбнулся своему отражению. Таким я себя никогда еще не видел. Вообще-то такого со мной и не случалось раньше. Хотя нет, случалось же, просто не помнится. Я погладил свой подбородок. Срочно побриться надо. Но сначала вздремну, сил нет. Я прилег на диван. Боже, как удобно. Истома мгновенно закрыла мне глаза, и я сразу же попал к живущим людям.

Глава 8

Впервые на Пределе я проснулся в нормальной комнате, а не в той дурацкой стереометрической фигуре сиреневого цвета. Давно бы так. Отсюда мне точно не хотелось сбегать. Потянувшись и позевав, я сам позавидовал своему нынешнему положению. Никуда спешить не надо, ни с кем говорить не надо, ничего не надо. Просто мечта! Живи в свое удовольствие, то есть не живи, а пребывай на Пределе. Вот он, долгожданный покой! Он все-таки есть. Еще немного повалявшись, я встал, походил по своему новому жилищу, состоящему из одной комнаты, отжался от мягкого пола десяток раз, подошел к деревянной двери, открыл. Да, я увидел за ней именно то, что мне было нужно — ванная комната. Вау! В темно-фиолетовом тоне! Когда-то я мечтал именно о такой. Полы с подогревом. Душевая кабинка-купе — просто супер! Что ни говори: шик, блеск, красота! Все необходимое для бритья и мытья было тут же на полочке. Здорово! Первым делом я побрился. Как давно я не принимал душ. Струйки воды упругие и колючие ласкали меня, я стоял, закрыв глаза. Может, все-таки, меня просто накачали наркотиками или что-нибудь типа того? Может, никакого Предела и в помине нет? Ого!!! Внезапно я упал лицом вниз, сильно ударился и в голос взвыл от боли. Я не просто упал, не поскользнулся, а именно рухнул так, будто меня кто-то швырнул с неимоверной силой. Я встал, потер ударенный только что тщательно выбритый подбородок и огляделся. Никого. Не понял, где я сейчас-то нахожусь? Грязный вонючий сырой маленький чуланчик, а я такой чистый и мокрый! Поскорее выйти из него! Я не вышел, я выскочил, захлопнув за собой деревянную дверь, и снова оказался в своей комнате. Что за чертовщина? Но я уже устал удивляться. В тумбочке я обнаружил огромное мягкое махровое полотенце черного цвета, закутался в него полностью. Хорошо. В шкафу на выбор висели костюмы, рубашки, домашняя одежда. На нижней полке аккуратно стояла обувь — спортивная, деловая, домашняя… В другом отделение стопочками сложено нижнее белье, носки, футболки и халат. Да меня тут балуют. Так, идем на Место Встреч, значит, одеваемся по парадному. Я выбрал не слишком вычурный, но довольно представительный костюм. Подобрал туфли. Готово. Красавец-мужчина да и только. Глянув в зеркало, я остался доволен своим внешним видом, за исключением подбородка. На нем предательски разливался внушительного вида синяк цвета ванной комнаты, в которой я только что имел честь побывать. Вот черт! Ну и ладно, шрамы украшают мужчин. А за неимением шрама сойдет и синяк. Подойдя к входной двери, я обернулся и, не сдержав любопытства, решил еще разок заглянуть за деревянную дверку. Что там, все-таки, классная душевая комната или поганый чулан? Я дернул ручку и остолбенел. Это был …холодильник с множеством полочек и единственной маленькой баночкой апельсинового сока. Я схватил баночку, с силой захлопнул холодильник и отпрыгнул от него. Да, пожалуй, холодный апельсиновый сок это то, что мне сейчас крайне необходимо. Выпив его залпом до дна, я всердцах бросил пустую баночку в деревянную дверь и выскочил на улицу.

Улица, как всегда, была прекрасна. Я пошел в знакомом мне направлении по чистенькой аллейке. Как здесь красиво! После месячного заточения в той сиреневой сфере я стал замечать обыкновенную природную красоту, хотя она здесь, конечно, не вполне обыкновенная. Наверное, так упиваются свободой, выпущенные на волю заключенные. Вот оно и высоченное крыльцо. Да, действительно, это было Место Встреч, я не ошибся. Сколько здесь народу! Интересно, это кто: Существующие, Пришедшие или кто там еще? Как они все различают друг друга, или они все знакомы? И где же среди этой массы народа мне искать Принимающего с его красавицей внучкой?

— Отдохнул? — Принимающий сам нашел меня.

— Да, спасибо. Все было великолепно и на высшем уровне, — ответил я деловым тоном.

— Я смотрю, ты усомнился в реальности Предела, — шепнул он мне на ухо, усмехаясь.

— Это что у меня на морде написано? — смутился я.

— Можно и так сказать. А конкретно: на нижней ее части.

Я потер ушибленный подбородок. Ах вот, значит, что это было.

— Теперь каждый будет меня в этом уличать? — поинтересовался я, совсем не радуясь такой перспективе.

— Пойдем, Пришедший, — потянул меня за руку Принимающий.

Он провел меня почти через весь холл и, наконец, подвел к пожилой приятной женщине, сидящей в кресле в дальнем углу. Было видно по глазам, что она слепая.

— Здравствуйте, Целительница. Я привел Вам недавно освободившегося Пришедшего, — очень трепетно сказал Принимающий, опускаясь перед женщиной на колено и целуя ей протянутую руку.

— Я говорила тебе, Принимающий, не обращаться ко мне с такими мелочами, — сказала она надменно. — Ты не ценишь моей целебной силы. Почти все Пришедшие проходят через сомнения. И если я всех буду целить после этого, то у меня не останется силы творить истинное целительство.

Принимающий наклонился и что-то шепнул ей на ухо, глядя на меня. Целительница улыбнулась:

— Подойди ко мне, Пришедший.

Ее глаза не имели взгляда, но, наверное, она все-таки видела, только по-иному. Безошибочно Целительница приложила свою горячую обжигающую ладонь к моему подбородку. Меня пронзила ужасная яркая боль! Чтобы не закричать, я так сжал челюсти, что, кажется, услышал хруст своих крошащихся зубов. Через мгновение женщина убрала руку, и я не в силах устоять упал перед ней на колени.

— Спасибо, дорогая, — поблагодарил за меня Целительницу Принимающий, хитро улыбаясь и заглядывая ей в глаза. Затем протянул мне маленькое зеркальце и сказал: — Смотри, Пришедший. Ты снова как новенький. Она просто чудесница.

Я глянул. Физиономия, конечно, у меня была перекошена только что перенесенным приступом боли, одним словом — кривовата, но синяка все же не было. В знак благодарности я неуклюже кивнул Целительнице головой.

— На здоровье, на здоровье, Пришедший, — сказала она мягко и чуть строже добавила: — Смотри не обижай мою внучку.

— Так вы?..

Принимающий и Целительница рассмеялись.

— Пойдем, Пришедший, я обещал тебе подыскать гида.

Принимающий двинулся в гущу народа, я поспешил за ним. Вдруг у него что-то противно запищало, Принимающий резко остановился, и я опять налетел на него.

— Может, хватит использовать меня в качестве тормоза! — вспылил он, вытаскивая из кармана трубку и уже проговорил в нее: — Да это я не тебе. Да, иду. Какой номер сферы?

Он положил трубку обратно. Она была точь-в-точь такая же черная и обтекаемая как тот пультик у меня в комнате. Я не удержался от вопроса:

— У вас тут что сотовые есть?

— Сотовые, рация ли, мобильники. Называй как хочешь, Пришедший. Трубка, да трубка.

Мы поравнялись с кучкой парней, бурно обсуждающих какие-то проблемы.

— Эй, Пришедшие, возьмите новенького, — обратился к ним Принимающий, подталкивая меня в спину, — да подыщите ему гида. Я очень спешу, еще Пришедший поступил.

— О’кей, Принимающий, — махнул рукой высокий молодой человек в темных очках уже удаляющемуся от нас Принимающему. Потом обратился ко мне: — Иди сюда, парень.

— Привет, — сказал я, оказываясь пятым в их компании.

— Привет. Знакомься, — взял на себя ответственную роль тот же парень. — Это Пришедший Паша, — он указал на кудрявого высокого парня с правильными чертами лица, и мы пожали друг другу руки. — Это Пришедший Вадим, — мне протянул руку симпатичный человек с черными волосами, собранными в «хвост», — Пришедший Эдуард, можно просто Эдик, — указал он на толстячка в круглых очечках, — А я Пришедший Александр, проще — Санек.

Закончив с рукопожатиями и кивками, я спросил:

— К сожалению, своего имени назвать не могу. А кто вам дал имена? Где узнать, как меня зовут.

— Тебе надо к Судьбе, — сказал Эдик многозначительно, подняв указательный палец, и поправил очки.

— Ох и вредная она тетка, — добавил Паша. — Ты с ней хорошенько торгуйся.

— Сделай свою Судьбу сам! — смеясь изрек Вадим, делая ударение на слове «сделай».

Мы все рассмеялись.

— Так, тебе надо гида подобрать, чтоб сводил. Принимающий тебе еще никого не обещал? — просил Санек.

— Он говорил мне что-то о своей внучке, — схитрил я.

— Она же Гостья. Обычно гидами назначают Существующих, — удивился толстячок и пожал плечами.

— Да нет, была она гидом пару раз. Правда, у девушек, — возразил Паша.

— Гостья Ясная — девочка что надо! Пришедший, а ты не придумал ли эту сказочку сам? — тихо спросил Вадим.

— Раскусили, — рассмеялся я.

— А идейка-то — ничего. Не каждому Пришедшему доверяют гида подобрать, — вступился за меня Паша. — А давайте, пусть это будет внучка Пришедшего.

— Вот все удивятся, — обрадовался Эдик.

А Вадим добавил:

— Ты только, парень, смотри. Она как сестра нам всем. Не обидь ее.

— Да что вы все заладили: «не обидь, не обидь». И дед ее, и бабка, и ты, Вадим… Я что похож на гангстера, обижающего невинных девочек?

— Так ты уже и с Целительницей знаком? — спросил Паша и пожал мне руку. — Поздравляю. Наверное, в Пределе усомнился? Мы все через это прошли.

— Я так даже два раза, — ухмыльнулся Санек, — Я ведь от передозировки погиб. Вот никак въехать и не мог, что я уже не под кайфом. Хорошо, тут ломки нет.

— Тут и наркоты нет, слава богу, — поддержал Вадим. — Ну что, решено, гидом Пришедшего будет Ясная?

— Единогласно! — сказали все хором, в том числе и я. Потом рассмеялись.

На нас обернулись, потому что получилось довольно громко. Мы замолчали и с умными лицами пошли искать Ясную.

Она в красивом красном вечернем платье с бокалом в руке вела беседу с неотразимым кавалером. Он насыщался своей неотразимостью, не особо прислушиваясь к ее словам. Я так решил, потому что он мне был глубоко не симпатичен. Я ревновал ее к нему. Хотя какое право я-то на это имею?

— Она беседует с Красавцем, — шепнул мне Паша. — Ты ему не конкурент. У них особые отношения.

— Он, может, и красив, но на фоне ее красоты, он ничто, — ответил я также шепотом.

— Да ты когда успел влюбиться в нее? — пихнул меня Паша в плечо.

— Ты считаешь, что для этого обязательно необходимо какое-то время? — немного удивился я.

— Да, нет, — смутился Паша, — Да, это не сложно. Она, бесспорно, красавица.

— Чего вы там шепчетесь? — спросил Эдик.

— Обсуждаем план захвата Предела, — громко пошутил Паша, приложив руку к виску, словно отдавая честь.

— Тьфу ты, — разочаровался толстячок.

Вадим достал свою трубку, набрал слово «Ясная». Запиликавшая трубка Ясной оборвала их разговор с Красавцем. Она, извинившись, отошла от него (мы оказались у нее за спиной) и ответила в трубку:

— Я слушаю Вас.

— Это Пришедший Вадим. Нам нужно с Вами поговорить.

— На предмет чего?

— Этот предмет, вообще-то очень даже, ничего, — пошутил Вадим. — Он стоит за Вашей спиной.

Она обернулась, увидела нас, улыбнулась и убрала трубку.

— Чем обязана?

— Ясная, Ваш дедушка назначил Вас гидом этого Пришедшего, — Вадим указал на меня.

Он хороший актер, ни тоном, ни видом не выдал своей игры. На вопросительный взгляд Ясной я только пожал плечами

— Дело в том, что у меня очень не большая практика в этом. Тем более я ни разу не была гидом мужчины, — растерялась она.

— Но Ваш дедушка настаивал, — не отступал Вадим.

— Я боюсь, что не справлюсь, — все еще робела Ясная.

— Мы все поможем. Мы бы и сами могли все сделать, но Пришедшим не разрешено, Вы же знаете. Можете на нас положиться. Мы всегда будем рядом, — наперебой уговаривали ее мои новые друзья.

— Хорошо, я согласна, — неожиданно сдалась девушка. — Но почему же дедушка сам не сказал мне об этом.

— У него новый Пришедший, и он занят им, — поспешил успокоить ее Александр, пока она не передумала. — Все, Ясная, ставьте свой Знак, Пришедшему пора к Судьбе.

Какой еще знак мне поставят? Только я об этом успел подумать, Ясная взяла мою левую ладонь в свою маленькую, тоже левую, прохладную ладошку. Меня парализовало, дыхание прекратилось, сердце остановилось, работал только мозг. Я почувствовал как какая-то необычная энергия из нее перетекает в мою руку. Длилось это не больше минуты, но я отдал бы полжизни, чтоб продлить это хоть на мгновение. Она сделала шаг назад. Мое сердце снова забилось, я вздохнул полной грудью или даже животом. Радость и ликование переполняли меня. Теперь я ощущал неразрывную связь с этой девушкой, наверное, именно такая существует между близнецами. Я взглянул на свою левую ладонь. Она осталась такой же как и раньше, на ней ничего не было.

— А где знак? — спросил я, недоумевая. — Что, не получилось? Давай еще попробуем.

— Ишь ты, шустрый какой. Хватит, — посмеялся надо мною Саша. — Знак виден только под сканером.

Господи, сколько здесь замутов.

Глава 9

Ясная тактично попрощалась со своим прежним собеседником Красавцем. И вся наша компания теперь уже с Ясной отправилась к Существующей Судьбе.

Она оказалась маленькой крепенькой женщиной, возраст которой я определить не берусь. Парни остались ждать меня в маленькой тесноватой приемной, это не возбранялось. Они надавали мне кучу советов, учитывая свой опыт побывавших здесь раньше меня. Существующая Судьба приняла меня молчаливым, но добрым приветствием, взглядом приглашая войти и располагаться поудобнее. Хотя располагаться мне было особо негде. Сама она сидела в удобном крутящемся кресле зеленого цвета боком к окну, расположенному напротив входа в кабинет. Больше сидячих мест здесь предусмотрено не было. Перед Судьбой было огромное зеркало в виде монитора, она успевала смотреть и в него и на меня, вертя не только головой, но и крутясь всем корпусом на своем кресле. Какая она шустрая, подвижная! Ее темные глазки то жгли меня как угольки, то сверлили буравчиками, то метали стрелы. Как хорошо, что мы не остались с ней наедине, как я изначально полагал. Ясная была со мной перед моей Судьбой. Я решил, что это добрый знак. Я ничего не говорил, ожидая первые слова услышать от Судьбы. Когда начались вопросы, я почувствовал себя снова студентом.

— Как ты считаешь, слово «Судьба» что обозначает? — спрашивала меня строгая Судьба очень быстро, глотая окончания, перебирая ряды клавиатуры и периодически щелкая подобием компьютерной мышки.

Ясная держала мою ладонь, это придавало уверенности.

— Что-то, вроде, суда. Да? — я был неуверен и чувствовал, что говорю ерунду.

— Пусть так, — согласилась экзаменаторша. — Опиши мне стопроцентно счастливую судьбу, которую ты пожелал бы себе.

— Ну, я не знаю… — протянул я.

— Не скромничай, только не скромничай, проси больше, — обратилась ко мне Ясная. — Давай: длина Жизни, тяжесть Смерти, условия существования, любовь, семья, социальное положение, профессия… Давай же.

— Давай же, — эхом повторила Судьба. — У тебя на это сорок секунд. Отчет пошел, — она громко щелкнула по самой большой клавише на клавиатуре, компьютер издал стартовый писк.

— Я хочу прожить сто лет, умереть легкой быстрой смертью, наконец-то стать известным юристом, иметь вокруг себя любящих и любимых людей, яркого секса, жить в теплой стране с прекрасной природой в собственном особняке, иметь крутые тачки, яхту, компанию, слетать в космос, иметь достаточно денег для того, чтобы ни в чем себе и своим близким не отказывать, хочу быть здоровым и иметь здоровых близких, хочу иметь настоящих друзей, хочу иметь детей, а потом и внуков, и много правнуков, хочу, чтоб не было войны… — все это я выпалил на одном дыхании, закашлялся, а прокашлявшись, посмотрел на своего гида и добавил: — А еще хочу жениться на такой девушке, как Ясная. Все!

— Успел? — шепнула Ясная и опустила глаза.

— Успел, — сказала Судьба, глядя в зеркало-монитор, и передразнила меня: «яркого секса и чтобы не было войны». — А теперь проанализируем соотношение твоих возможностей и твоих запросов. Я не стану перечислять зла, которого ты совершил за свою последнюю прожитую Жизнь, это напрасная трата времени и сил. Каждый и так знает свое зло. Скажу лишь, что оно составило двенадцать целых восемьдесят четыре сотые процента от всей твоей Жизни, — протараторила она почти что так же быстро как и я.

— Это много?

— Достаточно, учитывая условия, которые были предоставлены тебе для той Жизни, — она пробежалась пальцами по клавиатуре и добавила: — Но позапрошлую ты прожил гораздо хуже. Уже исправляешься. Прошлый раз ты тоже просил себе быструю легкую Смерть и долгие годы Жизни, годы Жизни я у тебя отторговала, а быструю Смерть ты не отдал. Ты многое тогда не отдал, годами расплатился, и прожил хорошую жизнь, хоть и короткую. Посмотрим, что ты мне отдашь на этот раз. Так, так… — она все мучила клавиатуру. Что может она видеть в этом зеркале, кроме своего отражения? Но она видела. — Из твоего идеала нужно убрать двенадцать целых восемьдесят четыре сотые процента положительной энергии и вставить столько же отрицательной. Итак, с чего начнем? — ехидно улыбнулась Судьба, в очередной раз повернувшись ко мне.

— Давайте с возраста, зачем мне, в конце концов, столько?

— Ха! В прошлый раз ты мне много его отдал, — она оторвала руки от клавиш и с воодушевлением потерла взмокшие ладони.

— По много не отдавай, — ненавязчиво подсказывала Ясная, не выпуская моей руки, — учитывай, что Судьба не просто отбирает, но и дает столько же негатива взамен. Отдашь два года, два еще автоматически отнимаются.

— Спасибо, Ясная, — я не стал торопиться и все очень тщательно взвешивал и высчитывал. — Я отдаю четырнадцать лет. Всего получается двадцать восемь. Семьдесят два года, я думаю, мне хватит. Жил и поменьше.

— Дальше, — произнесла Судьба.

— Здоровья моего можешь процентов на десять убрать.

— Минус двадцать процентов здоровья, — бубнила маленькая женщина, скоро занося в компьютер новые данные.

— Ладно, в космос не полечу. Страна пусть будет не такая уж теплая, со всеми вычетами подойдет Россия, мне там нравится. Тачку в общей сложности можно одну оставить, только путевую.

— Может секс не такой уж яркий и повоюешь чуть-чуть? — издевалась Судьба.

— Но это уж нет. Может, хватит? Или еще надо?

— Надо — надо, — не отступала она.

Мы очень долго корректировали мою будущую судьбу. Торговались, менялись моими благами и убытками. Наконец получилось нечто более-менее приличное и меня и Судьбу устраивающее. Не полная чаша, конечно, но все же. Ясная очень помогла мне советами.

— Значит, в самой Жизни от человека ничего не зависит, все уже предрешено Судьбой? — разочаровано спросил я.

— Что ты, что ты, — запричитала Судьба, не отрываясь от компьютера, — это только каркас, скелет. У человека в Жизни всегда есть выбор. Ты достигнешь всего, что назначено тебе Судьбой, но как ты это сделаешь, решать только тебе. Деньги можно заработать, можно украсть. Быстро умереть можно и от сердечного приступа, и от пули в лоб. Выбор есть всегда.

Я поблагодарил Судьбу и собрался было уходить, но вспомнил основную цель своего визита:

— А имя? Я забыл выбрать себе имя.

— Ха, выбрать! Имя тебе уже выбрали твои нынешние родители. Ты Вольдемар! — очень торжественно произнесла судьба!

— Кто-кто? Вольдемар? — я просто остолбенел. — Не нравится мне такое имя! Вольдемар — Дуремар! И как звать меня: Волька, Марик, Дурик? Нет, не хочу, — завертел я головой.

— А вот об этом тебя никто не спрашивает! — рассвирепела Судьба. — Если ты не изменишь своего мнения относительно имени до момента совершеннолетия, вот тогда и возьмешь себе другое! Ха, не нравится ему, видите ли!

— А по-моему, замечательное мужское имя, — сказала давно молчавшая Ясная. — Вольдемар. Звучит.

Она произнесла мое имя очень приятно, в ее устах оно действительно звучало просто здорово. Я никогда не откажусь от него. Никогда. Мы еще раз попрощались с Судьбой.

Четверо ребят, о чем-то беседовавших в ожидании нас, вопросительно замолчали. Ясная, указывая на меня, торжественно произнесла:

— Позвольте представить вам Пришедшего Вольдемара.

— О, классное имя! — одобрил Павел.

— Ну, ты крут, — хлопнул меня по спине Санек.

— Пойдем на Место Встреч, это надо отметить, — засуетился Эдик.

— Пошли!

Глава 10

На Месте Встреч как всегда было многолюдно. Вадим сделал подзывающий жест официантке:

— Девушка, шампанского, пожалуйста, нашей компании.

— Минуточку.

Меня поздравляли, жали руки. К нам присоединилось еще несколько парней и девушек. Говорили, что у меня прикольное имя. Толпа пила шампанское, чокаясь, разливая.

— Ясная, вы прекрасно справляетесь с обязанностью гида, — Павел долил ей в бокал шампанского.

— Спасибо, я стараюсь, тем более у меня хорошая поддержка в лице вас всех.

— А, вот вы где? — раздался голос подошедшего к нам Принимающего, при появлении которого вся наша компания разом смолкла. — А я вас ищу. Что отмечаем?

— Пришедшему имя дали, Принимающий, — сказала Ясная.

Мы все напряглись, ожидая развязки.

— Какое же? — улыбнулся ее дедушка и протянул мне руку для пожатия.

— Вольдемар, — представился я, подавая ему руку.

— Приято вновь познакомится с тобой, Вольдемар. Кстати… — он оглянулся по сторонам, видимо, в поисках моего гида.

И его это «Кстати», было совершенно не кстати.

— Кстати, — продолжил Принимающий, — я не вижу среди вас ни одного Существующего. Твой гид оставил тебя без присмотра в первый же день, Пришедший Вольдемар? Какая безответственность, а вдруг тебе понадобится помощь Целительницы или еще что-то. Без гида это невозможно. Я накажу его. Кстати, кто он?

— Я, дедушка, — изумилась Ясная. И догадавшись о заговоре, окинула нас вопросительным взглядом.

— Что?! Кто позволил? — вознегодовал Принимающий. Большая часть присутствующих в холле замолчали и повернулись в нашу сторону. — Этому не быть! — с досады он даже топнул ногой.

— Но, Принимающий, уже поставлен Знак, — уверенно сказал Вадим.

— Я же говорил тебе, — Принимающий обратился к Ясной, — ты слаба для этой миссии, у тебя недостаточно энергии, а она ему понадобится.

— Но, дедушка, я же уже несколько раз бывала гидом…

— Да! У девчонок, — перебил ее Принимающий, — у маленьких, слабых девчонок. Зачем я вообще разрешал тебе? — и, повернувшись ко мне, он сказал: — А ты? Я же и тебя предупредил, Пришедший. Ты еще не знаешь, на что ты можешь ее обречь. Ты можешь погубить ее, мою девочку, — он сглотнул подкативший к горлу ком, нежно провел ладонью по щеке Ясной и, снова надев маску строгости, твердо сказал: — Но Знак обратной силы не имеет. Все. Свершилось. Ты, Ясная, гид Пришедшего Вольдемара. Быть тому, — он развернулся и пошел от нас быстрым шагом, опустив голову.

Веселье не удалось.

— Вы обманули меня, — тихо произнесла Ясная, окидывая нашу компанию грустным взглядом.

— Пожалуйста, ты справишься, — неумело пытался успокоить ее Эдик.

— Между гидом и Пришедшим должно быть взаимодоверие. На Пределе это самые близкие существа. Как мне теперь доверять тебе, если ты с самого начала строишь наши отношения на лжи? — она смотрела на меня почти со слезами.

Конечно, ей было обидно. Но исправлять что-либо было уже поздно, невозможно.

— Ясная, прости меня, — я сам понимал, что в своих извинениях я крайне неловок. — Я уверен, ты будешь самым лучшим гидом на Пределе. Я постараюсь все для этого сделать.

— Ты уже начал делать, Пришедший Вольдемар. Все, я устала. Я ухожу. Я оставляю своего Пришедшего в первый же день. Я безответственный гид, как сказал мой дед. Если очень понадоблюсь, то вызови по трубке, у тебя она в комнате должна быть. Но прошу не беспокоить по пустякам, — и она ушла. Красиво, изящно…

Мы пятеро молчали. Люди вокруг нас занялись своими прежними делами. Из затянувшегося ступора нас вывела подошедшая молоденькая женщина.

— Привет, ребята, — сказала она. — О, у вас новенький? Я Пришедшая Дина, — она подала мне руку, я аккуратно ее пожал:

— Пришедший Вольдемар.

— Редкое имя на Пределе. Ну что, Вадим, мы пойдем? — она заглянула ему в глаза таким взглядом, который не оставлял сомнений по поводу их взаимоотношений.

— Извините, пока, я Дине обещал прогуляться, — Вадим приобнял ее за талию и они отошли.

— Это девушка Вадима, — пояснил Санек.

— Да я понял. Красивая они пара.

— Они вместе погибли, в машине задохнулись, угарели. Вот, еще с Жизни у них любовь. Кстати, имена у них тоже из Жизни. Они-то помнили имена друг друга после Смерти и Рождения. В следующей Жизни у них будут другие имена, не знаю какие, здесь они ими не пользуются. В новой Жизни они родились близнецами, повезло. Ну, ладно, ребята, я отсекаюсь, — Санек махнул рукой и слился с толпой.

Мы с Пашей переглянулись.

— Он всегда такой, привыкнешь.

— А где Эдик? — я повернул голову.

— Действительно.

Оглядевшись, мы заметили Эдика, лежащего возле диванчика в безлюдном конце холла.

— Что с ним? — удивился я, и мы направились к Эдику.

— Да, такое бывает, — объяснял Паша. — Редко, конечно. Но когда младенца насильно будят, здесь на Пределе плохо чувствуется пробуждение, вот он и не успел улечься нормально.

Мы подняли довольно грузного Эдика и уложили на диван, сами сели рядом в кресла.

— С ним это уже не в первый раз. Он стесняется этого, бедняга, — рассказывал мне Паша. — Видно, в такой семье родился. Значит, в прошлой Жизни много напакостил, раз Судьба ему такую участь определила. Эдик, Эдик, — Паша внимательно посмотрел на спящего приятеля, — еще на Пределе мучиться начал. Но здесь мало кто говорит о Жизни, в основном о Смерти. Вот ты как умер, Вольдемар?

— Быстро. Меня машина сбила, я даже почувствовать не успел.

— Счастливчик. А меня убили. Застрелили. Нечаянно. Вернее, смертельно ранили сначала, а потом я умер. Помучаться пришлось, правда недолго, часа полтора. Я два раза из тоннеля возвращался в Жизнь, но так и не вернулся окончательно.

— Значит ты умер несколько раз подряд, не успев родиться и попасть на Предел?

— Да, я заставил поволноваться кое-кого и в Жизни, и в Рождении. А вообще, такой парадокс случается, когда делают аборт, беременность прерывают. Тебе, наверное, Принимающий рассказывал, что после Смерти идет период Рождения, он длится девять месяцев. Так вот я два раза его не завершил. Жутко было. Такое часто случается, и многие остаются после этого в Жизни. Кто подольше там был, тот помнит тоннель всю оставшуюся Жизнь. А кто мало времени — тот просто темноту помнит, вроде сознание потерял и все. Такую Смерть даже фиксировать в Жизни не умеют. Хорошо еще, что я в свое тело возвращался. А-то ведь случается и в чужом оказываются, правда, редко очень. И тогда Живые называют это «раздвоение личности» или «бес вселился», — он помолчал. — Давай вызовем гида Эдика, совсем за парнем не следит. Да, Эдику даже с гидом не повезло.

Мы взяли из кармана Эдика его трубку, набрали «гид».

— Слушаю, — раздался из трубки сонный мужской голос, чего тебе, Пришедший?

— Существующий, определи своего Пришедшего Эдуарда в его комнату, он опять на Месте Встреч уснул, — буркнул в трубку Паша.

— Пусть спит, — гид отключился.

— Вот, урод, — выругался Паша. — Придется нам самим тащить.

— А мы утащим? Он ведь далеко не стройный кипарис, — засомневался я.

— Мне не впервой. Я уже этим и один занимался, — вставая, сказал Паша. — А вдвоем уж и подавно справимся.

Мы взяли Эдика под руки и, пыхтя, потащили. Никто на Месте Встреч не удивлялся увиденной картине. Да, не легкая это была работенка, пришлось изрядно попотеть. Домик его оказался через один от моего. Уложив толстячка на такой же как у меня диван, мы завернули ко мне. Я был рад, что Паша зашел, так как деревянная дверь меня очень волновала, но я боялся в этом признаться.

— Давай поплаваем, — предложил мой новый друг, а то все мышцы свело после такой нагрузки, надо расслабиться.

— Я пас. Поплавал бы с удовольствием, но нет сил больше никуда идти.

— Так, вот же, — не понял Паша и указал на деревянную дверь. Но, видя мой беспомощный взгляд, догадался: — Ты не знаешь? Там ведь всегда то, что тебе нужно.

— Это многое объясняет, — вздохнул я с облегчением.

— Но в твоей комнате за этой дверью только то, что нужно именно тебе. Поэтому, ты сам должен захотеть поплавать, и, прошу тебя, в хорошем цивильном бассейне с подсветкой и гидромассажем, — у него был такой умоляющий взгляд

Я даже рассмеялся:

— А пару раскрепощенных русалочек тебе туда ни запустить?

— Жаль, конечно, но это невозможно. Здесь разрешено хотеть только неодушевленные предметы, — он усмехнулся.

Я открыл деревянную дверь, мы оба были удовлетворены увиденным.

— У тебя вкус — что надо! — крикнул Паша и столкнул меня в чистую колышущуюся воду.

Мы некоторое время поплавали, я понырял с трамплина. Здорово, когда кто-то есть рядом. Мне Паша нравился. Прикольный парень. Я рад был иметь такого друга.

— Ладно, Вольдемар, мне пора.

Мы обтерлись, обсушились.

— Да и я, пожалуй, посплю, — я начал чувствовать ужасную сонливость. — Встретимся потом на месте Встреч как обычно.

— Бывай!

Я закрыл за ним дверь. Все, спать.

Глава 11

Первой, кого я повстречал на Месте Встреч, была Ясная.

— Привет, гид, — подошел я к ней, очень опасаясь ее следующей реакции.

— Привет, Пришедший Вольдемар, — улыбнулась она.

— Извини еще раз за вчерашнее.

— У меня нет вчерашнего или завтрашнего, — она еще была обижена.

— Ну тогда, извини меня за мое вчерашнее, — смутился я.

— Как отдохнул? Тебя в Жизни не обижают?

— Нет, мне там очень хорошо. Чем ты меня сегодня займешь на Пределе? — я поинтересовался, беря гида за руку. — У меня самый чудесный гид.

— Спасибо. Комплементы излишни, — она отняла свою руку. — Мне не ловко, что ты сам меня выбрал, это наводит на определенные домыслы.

— Ясная, ты действительно мне очень нравишься, но неужели здесь на Пределе это отделяет, а не сближает людей? Я тебя ни к чему не принуждаю. Если тебя тяготит и не устраивает моя компания, то я не держу тебя, иди.

— Я не могу. Я поставила тебе свой Знак. Если с тобой что-то случится, я буду нести ответственность. Я и так источник горя в Жизни, а могу принести еще больший вред, — у нее начиналась истерика.

— Да о чем ты говоришь? — я обнял ее за плечи. — Пойдем, пойдем, тебе надо успокоиться.

Хоть она и была моим гидом, мне самому хотелось о ней заботиться. Я подвел ее к ближайшему диванчику.

— Садись, я принесу тебе сока. Какой ты предпочитаешь?

— Просто минеральной воды, пожалуйста, — сдалась она.

Я пошел за минералкой и по пути встретил Эдика. Вид у него был далеко непрезентабельный.

— Привет, Эдик. Не выспался?

— Привет. Это вы гида вызывали?

— Нет, мы сами с Пашей помогли тебе добраться. Кстати, ты его не видел?

— Нет, я только подошел. Но Санек сказал, что Павел еще не встал.

— Ну и засоня. А где тут можно минеральной воды взять?

— Вон, налево, — Эдик махнул рукой в сторону небольшого столика.

Я поблагодарил, взял воды и пошел к своему гиду.

— Спасибо, Пришедший Вольдемар, — Ясная протянула мне пустой стаканчик.

Мы немного посидели молча.

— Ясная, а почему ты Гостья? Как это? Я понял, кто такие Пришедшие и Существующие. Ты Пленник Предела?

— Нет. Пленник — это совсем другое. Пленник — это наказание за настолько пусто и плохо прожитую Жизнь, что большинство из Живых о его Смерти не сожалеет, только радуются. О Пленниках ты узнаешь после, наверное. Гость на Пределе это… — она замолчала. Потом собравшись с силами продолжила: — Это парадокс.

— Если тебе тяжело говорить об этом, то не надо,Ясная.

— Нет. Мне надо тебе это объяснить. Я твой гид и обязана ответить на любой интересующий тебя вопрос. Я хочу тебе об этом рассказать. Только не перебивай, все вопросы потом, — после паузы она рассказала: — Гость на Пределе — это своего рода откуп за парадокс, расплата за него. На Пределе это Гость, одновременно в Жизни это безумец. Я, например, ребенок Пришедшей и Существующего. Гостей на Пределе меньше по сравнению с Пришедшими или Существующими. Это редко случается. Это порождает парадокс: Предел просачивается в Жизнь, Рождение, Смерть… Существующие Хранители Предела оберегают его от парадоксов, но не всегда получается. Девятнадцать лет назад на Пределе появилась Пришедшая Анна. Ее гид, Существующая Польза, видимо, часто оставляла ее одну. Знаю только, что эта Пришедшая была очень одинока на Пределе, она была нерешительна и необщительна. Поэтому, когда Существующий Красавец составил ей компанию, она потянулась к нему и доверилась. Красавец очень обворожительный Существующий, женщинам трудно устоять перед его красотой и обаянием, и Пришедшая Анна не устояла. Потом родилась я. До этого я жила, потом умерла и вот родилась. Это был парадокс: не мог родиться ребенок у неживущей. Предел просочился в Рождение и в Жизнь. Это было страшное Рождение. Я одновременно родилась дважды, прошла два тоннеля. Я родилась на Пределе у Пришедшей Анны, я родилась в Жизни одной женщины и принесла ей горе. Это была ее Судьба, и я стала ее наказанием. В ее Жизни появилось лишь мое тело, без разума, без эмоций, без памяти. Сейчас оно только пребывает в ее Жизни, ест, пьет и тому подобное. Я даже не могу бывать там во снах и посмотреть. Но Существующий Бывающий сказал, что та мать не отказалась от меня, и та я на меня эту не похожа. На Пределе же Советом Существующих по инициативе Хранителей было решено стереть мне память о предыдущей Жизни и Смерти. Я не была Пришедшей на Предел, я стала Гостьей, одним из редких младенцев. Я помню себя с Рождения. Я помню Пришедшую Анну, мою мать на Пределе. Она недолго была со мной, год, может быть. Потом ей стерли память и отправили в Жизнь. Я очень скучаю по ней, она любила меня безмерно. В Жизни у нее не может быть теперь детей. По Жизненному времени мы с ней почти ровесницы. После ее ухода с Предела обо мне взяли заботу Целительница и Принимающий, назвавшись моими бабкой и дедом. Красавец сразу отказался от меня как от дочери. Мы с ним редко общаемся. Мало кто из Пришедших знает, что он мой отец на Пределе, и надеюсь, что ты не будешь распространятся о нашей с ним родственной связи. Когда Смерть придет к Анне или моему телу, пребывающему в Жизни, вновь наступит парадокс. Предел просочится в Смерть и вытянет ее на Предел, чтоб через Предел Смерть забрала меня. Мы умрем все трое: я, Анна, и …та я в Жизни. Тогда круг замкнется: я снова буду рождаться и приду на Предел как Пришедшая. Вот, пожалуй, и все. Теперь, если хочешь, спрашивай, — она закончила, и я понял насколько тяжело было для нее это повествование.

— У меня пока нет вопросов, но есть одна просьба: не уходи с Предела раньше меня.

— Я не смогла бы этого сделать, даже если бы очень захотела. Ведь у тебя мой Знак. Я должна выпустить тебя в Жизнь, я же твой гид. Хотя Смерть этим вряд ли поинтересуется, — Ясная игриво потрепала меня по голове.

— Будем надеяться, что и та вторая ты, и Анна будет жить еще долго и счастливо, — я внимательно посмотрел на Ясную, и что-то внутри меня кольнуло. — Знаешь, гид, а я при Жизни знал одну Анну. Она моя ровесница, чуть старше тебя. У вас с ней есть что-то общее, — вот кого напомнила мне Ясная при первой нашей встрече, мою Анечку. Но этого быть не должно, ведь с Предела люди уходят совсем другими. На Пределе они такие, какими были в прошлой Жизни, а не будут в будущей.

— Твое предположение практически невозможно, — напряглась Ясная, — мы с ней совсем не были похожи на Пределе. Пойдем потанцуем, Пришедший.

Глава 12

Позже к нам присоединились Вадим и Дина.

— Хорошо проводите время?

— Вполне. Вас долго не было, — заметила Ясная, раскрасневшаяся после танцев.

— Мы были на пикнике, пойдем, расскажу, — шепнула ей Дина интригующе. — Я похищаю твоего гида, Вольдемар, — она увлекла Ясную в глубь холла.

Мы с Вадимом немного побеседовали. Он был в восторге от своей подруги, и все его слова были пронизаны чувством гордости за нее, любви к ней, переживания о ней… Я позавидовал такой самодостаточности их связи. Казалось, что они и не заметили бы, если бы весь окружающий их мир пропал навсегда, главное, что они остаются друг с другом. Подошел Паша. Следом за ним Санек со своим гидом, которого звали Существующий Дар.

— Где Пришедший Эдуард? — спросил последний. — Его разыскивает его гид.

— Мы с Диной его сегодня не встречали, — ответил Вадим, пожав плечами. — Пойду, поищу ее, — и он пошел в ту сторону, куда ушли девушки.

— Я только встал, — быстро и деланно безразлично отчеканил Паша, выдавив наигранный зевок.

— Я видел его мельком, но достаточно давно, — сказал я. — А что это его гид про него вдруг вспомнил? Вроде бы он не балует своего Пришедшего вниманием.

— Эдику пора жить, — многозначительно произнес Санек. — Его гид Сон вызывал его по трубке, но Эдик не отвечал. Потом его трубку обнаружили на крыльце. Теперь вот ищут этого пропавшего Пришедшего.

— Может, он опять где-нибудь уснул, — предположил я.

— Ладно, мы пошли. Если встретим Эдуарда, то передадим ему, что его ищут, — Паша увлек меня за руку на крыльцо.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил я у Паши.

— Пойдем ко мне, — сказал он шепотом, оглядываясь по сторонам. — Там кое-что узнаешь.

Я молча подчинился. Мне хотелось доверять этому парню и я ему доверял. Комната Паши была в том же ряду, что и моя и Эдика. И была абсолютно такой же. Когда мы оба оказались внутри, Паша заговорил:

— Эдик у меня. Он за деревянной дверью. Обещай, что не выдашь, — он смотрел мне прямо в глаза.

— Я с тобой. Но зачем все это?

Мы зашли за деревянную дверь. Пройдя какие-то немыслимые лабиринты, мы подошли к тому месту, где на ковре сидел Эдик.

— Привет, — Эдик нервно поздоровался со мной, вставая, и обратился к Павлу: — Зачем он здесь?

— Не волнуйся ты так. Вольдемар наш человек. Мне одному не справится. Сядь, Эдик, — Паша надавил ему на плечи. — Я доверяю ему и ты доверься.

Эдик, подчинившись, снова сел.

— Да объясните вы оба, черт вас возьми, что происходит, — не выдержал я.

— Эдик не хочет жить.

— Мне бы хоть чуть еще побыть на Пределе среди Вас. У меня дурацкая Судьба. Мне в Жизни плохо, уже сейчас плохо, — Эдик начал плакал как маленький ребенок. — Меня там не любят, я ненужный, ненужный. Я туда не хочу, — он вытирал рукавами глаза и нос, положив очки на ковер рядом с собой.

— Тише. Не квасься ты как кисейная барышня! — прикрикнул на него Паша. — Развел тут сопли, весь ковер мне запачкаешь.

— Придумаем что-нибудь, — добавил я, хотя, что тут придумаешь.

Мы с Пашей вернулись в комнату, оставив Эдика наедине со слезами.

— Совсем расклеился парень, — сказал я. — А что ты планируешь предпринять?

— Есть у меня одна задумка, но это только протянет время, а дальше может быть что-то изменится. Мне нужна твоя помощь. Во-первых, надо внушить Эдику, чтоб он ощущал себя другим.

— Как это, — не понял я.

— Ты еще не вжился в Предел, Вольдемар, — сказал Паша серьезно. — Ты же в курсе, что на Пределе выглядишь так, как сам себя ощущаешь. Первым делом надо изменить его внешность. Это на некоторое время отвлечет Существующих. На это способен только сам Эдуард, — Паша говорил это очень вдохновенно. — Но дней через пять начнут искать серьезно. Поднимут Хранителей, погонят всех Пришедших на сканер, проверят Знаки.

— Но ведь Знаки стираются только вместе с памятью, — я не понимал его замысла.

— Наша задача сделать так, чтоб Эдика не повели на сканер.

— Но как?!

— Ты знаешь, Вольдемар, как они отличают Пришедших от Существующих и Гостей? По глазам. Существующий отражается во взгляде Существующего и Гостя, но только не у Пришедшего, — Паша был взволнован, речь его была эмоциональна, он почти кричал. — Связь между гидом и порученным ему Пришедшим очень сильна. Дня через три, когда его гид Сон поймет, что Эдик от него скрывается умышленно, он начнет призывать Пришедшего Знаком, он выследит его, если Эдик будет постоянно находиться на одном и том же месте. Надо будет менять его местоположение до тех пор пока в дело не вступят Существующие Хранители. Они не знают всех на Пределе. Здесь столько всех, почти как живых в Жизни. Они будут отбирать Пришедших по глазам. Эдику нужны элементарные зеркальные линзы, — Паша сказал все это залпом, запинаясь, торопясь. Потом спокойно добавил: — Это пока все. Протянем время, потом будет видно. Я пробивал эту тему. Для себя. Так, на всякий случай, если вдруг что-то важное будет удерживать меня на Пределе. Я даже научился вживаться в свой новый образ. Смотри, — он медленно, очень плавно преобразился в лысого «братка» с завидно развитой мускулатурой, одетого в потертые драные джинсы и красную майку.

Я только рот раскрыл. Выйдя из оцепенения, неуверенно спросил:

— Паш, это действительно ты?

— А то? — хрипловатым голосом изрек «браток» и медленно возвратился Паша.

— Это просто немыслимо, — только и смог сказать я.

— Вольдемар, это очень сложно. Сложно придумать образ и вжиться в него, мы должны помочь Эдику. Пошли.

Эдик сидел на прежнем месте в той же позе, но уже не ревел. Мне было жаль этого парня. В тайне я не верил в успех нашего дела, но хотел попытаться помочь. Чем черт не шутит? Вдруг выйдет.

— Слушай, Эдик, — начал Паша, — ты должен стать другим…

— Я не могу, — перебил его толстячок.

— Оставь свои «не могу»! — взорвался я. — Ты хочешь идти в Жизнь, так иди. А нет, тогда ты все можешь, все умеешь, все хочешь, что бы тебе ни сказал Павел! Понял?!

— Понял! — вскочил на ноги Эдик. — Что я должен делать?

— Представь себя другим человеком, — спокойно говорил Паша.

У Эдика не получалось. Менялась прическа, выражение лица, рост, но общий облик оставался прежний. Сколько часов мы провели за этим занятием, не знаю. Взгляд Паши стал отсутствующим, с поволокой.

— Ребята, я уже давно чувствую пробуждение, меня ждут в Жизни. Мне пора спать. Вольдемар, Эдик на тебе. Эдик, слушай его. Я не могу пока, — Паша с моей помощью еле успел дойти до дивана в своей комнате и мгновенно уснул.

— Давай же, Эдик, — уговаривал я.

Несмотря на все наши попытки, результат не сдвигался с мертвой точки.

— Постой. Ты определи себе образ, а потом попытайся стать им.

— Легко тебе говорить. Сам вот попробуй. Я так и делаю, — злился Эдик.

— Ничего я сам пробовать не стану. А ты не сдавайся! В конце концов, кому это нужно, мне или тебе? Расскажи мне, каким ты хочешь стать.

— Ну, высоким, красивым, накаченным… — заскромничал Эдик.

— Эдик, не обижайся, но ты дурак. Глупости все это, понимаешь? Поэтому у тебя ничего не выходит. Тоже мне Том Круз! У тебя был в Жизни друг, с которым ты часто общался, которого часто видел, на которого ты хотел бы быть похож?

— Нет. Друга не было, — поникшим голосом поведал Эдик. — У меня брат был старший двоюродный. Его я видел чаще, чем мне хотелось бы. Он всегда доставал меня. Мне хотелось в один прекрасный день проснутся в его теле, а он, чтоб проснулся в моем. Вот тогда бы я показал ему! — жаловался Эдик.

— Вот, Эдик! Вот! — возликовал я. — У тебя отличная возможность воплотить эту мечту в реальность, правда частично. Стань своим братом.

И после непродолжительных попыток Эдик стал. Он стал другим! Передо мной стоял сутулый долговязый пацан, смотрящий исподлобья. Смуглый и темноволосый. Полная противоположность настоящему Пришедшему Эдику.

— Здорово, Эдик! Молодец! У тебя получилось! — радовался я. — Так держать, парень!

На самом деле мне стало жутковато с ним общаться. Это был кто-то чужой, хотя и только снаружи. Эдик постепенно стал прежним Эдиком.

— Я буду стараться, — он, улыбаясь, почесал левую ладонь. — Что-то Знак в последнее время печет и чешется, — сказал он между делом, — и спать тоже захотел.

— Что? Что ты сказал? — насторожился я.

— Спать, говорю, хочу.

— Нет, про Знак. А ну иди сюда, — я схватил Эдика за левую руку, осмотрел ладонь.

Так и есть! Место на ладони покраснело и припухло. Какие несколько дней? О чем Паша говорил? Все началось гораздо раньше! Что делать? Я оторвал кусок своей футболки, перевязал ему кисть. Я сам уже чувствовал сонливость, но крепился. Сейчас нельзя спать. Нельзя! Надо сменить место нахождения Эдика, пока его гид не выследил нас. Я могу его отвести только к себе.

— Пойдем-ка, дружочек. А ну-ка стань своим долбаным братом, — я потряс Эдика за плечи и потащил за руку к выходу.

У Эдика не очень получалось снова преобразиться. Я выпихнул его на улицу. Только бы не засекли. И зачем я во все это ввязался? Но, как говорится, сказал «А», говори и «Б». Всю дорогу Эдик перетекал из одного образа в другой, засыпая по пути. Он безусловно очень старался. Сложно было держать за руку то толстяка, то долговязого парня. Я пытался вести его светлыми местами, чтоб не быть на виду. Подойдя к своему домику, я заметил, что у домика Эдика сидит человек. Дежурят, ждут. Я втолкнул долговязого в свою комнату и облегченно вздохнул. Все, пришли. С меня семь потов сошло. За деревянную дверь я уже впихивал спящего толстяка Эдика, безмерно радуясь наличию за ней так необходимой мне большой кровати. Сам я лег на свой диван. Надеюсь, спящего меня никто не потревожит.

Глава 13

Открыв глаза, я увидел склоненную надо мной кудрявую голову Павла и смотрящего на меня исподлобья долговязого пацана. Спросонья я не понял, кто этот последний. Но мгновение спустя, все пришло в норму.

— Не могу поверить, что у вас получилось, — восхищался Пашка. — Я уж думал, что все зря.

— Я что дольше всех спал? — спросил я, поднимаясь с дивана.

— Да ты и лег последним. Как ты меня допер? — баском спросил долговязый. У него то и дело проявлялись черты Эдика, но уже гораздо менее заметно.

— Все нормально, Эдик… — я запнулся, — или как там тебя теперь? А что с линзами? — спросил я. — Где их взять на Пределе?

— Там же, где и очки. Их надо включить в свой образ. Смотри, — Эдик странно повращал глазами, поморгал и двумя пальцами вытащил контактную линзу, зеркальную.

— Опаньки! Классно? — с гордостью изрек Паша. — Но сейчас их надо снять, а надеть только перед осмотром, иначе всех распугаешь. А теперь, Эдик, надо менять место расположения, — произнес он весело. — Кстати, действительно, надо определиться с твоим именем, ты же теперь Существующий, а не какой-то там Пришедший Эдуард.

— Я буду Существующий Идеал, — очень серьезно и гордо произнес бывший скромняга Эдик.

— Не годится, — засмеялся я. — Как звали твоего двоюродного брата?

— Костя, — смутился мигом наш друг.

— Константин обозначает Постоянный. Нарекаю тебя, Существующий, именем Постоянный, — шутливо окрестил я его.

— Так вот, Существующий Постоянный, мы идем на Место Встреч. У тебя экзамен. Твое новое имя обязывает тебя не меняться, — мы вышли из комнаты.

Несмотря на все предупреждения, чем ближе мы подходили к Месту Встреч, тем больше проявлял волнение Эдик и мы вместе с ним.

Мы с Пашей успокаивали его, отвлекая разговорами. На Месте Встреч Эдик был представлен любопытствующим знакомым как Существующий Постоянный, назначенный гидом какого-то нового Пришедшего, имени у которого еще нет и Знак которому еще не поставлен, который потерялся, и которого нам поручено помочь ему найти. Знакомые удивлялись, что сегодня все кого-то теряют и ищут. Многие интересовались, не встречали ли мы Эдика, его гид ищет, уже собираются Хранители, весь Предел гудит. Эдик более-менее хорошо справлялся с ролью Существующего Постоянного. Его левую руку мы обернули тряпками и надели рукавицу, типа там протез. Как только Знак Эдику начинало печь, мы меняли место, передвигаясь из одного конца холла в другой. Его не узнали даже свои: Санек, Дина, Вадим, Ясная. Так второй раз я обманул ее. Но это был не только мой секрет, я не имел права сказать ей об этом. Неожиданно наш Существующий Постоянный рванулся.

— Что ты? — удержал я его.

— Сон идет, — шепнул он, отворачиваясь, Паша в это время отвлекал народ от нашего разговора.

— Не понял, ты спать хочешь? — вцепился я в его руку.

— Да, нет. Гид мой, — у нашего Постоянного начали проступать черты Эдика.

— Тихо, тихо, спокойно, — жал я его руку. — Тебя даже твои близкие друзья не узнали, — говорил я шепотом. — Твой гид видел-то тебя всего ничего, он тебя и при нормальном-то виде не узнает.

Мои слова возымели положительное действие, Постоянный успокоился. К нам настойчиво приближался Существующий Сон.

— Привет, ребята. Может, вы видели Пришедшего Эдуарда? — спросил он сонным голосом.

— Нет, — завертели мы оба головами.

— Странно. Судя по отзыву Знака он должен быть здесь. Или совсем недавно был здесь, Вот достался же мне Пришедший, столько с ним мороки, — покачал головой Сон, зевая, и отошел от нас к рядом стоящим бабулькам.

— Он мной еще и недоволен, — тихо фыркнул обиженный Эдик.

Все дальнейшее случилось с бешеной скоростью.

— Всем Пришедшим прикрепиться к своим гидам! — раздался сверху голос одного из Существующих Хранителей, усиленный громкоговорителем.

Место Встреч ожило и заволновалось. Началась толкотня. Пищанье трубок наполнило холл.

— Началось! — подскочил к нам Паша. — Линзы не забудь, — шепнул он в самое ухо нашему Постоянному.

Эдик кое-как их вставил дрожащими пальцами. У меня запек Знак. Значит, Ясная ищет меня, я опять забыл взять свою трубку. Паша давал последние указания:

— Они вычислили, что ты здесь. В зале Существующих больше, чем Пришедших. Это ничего, что ты без своего Пришедшего, типа ты еще не гид. Не волнуйся. Смотри в глаза уверенно. Все получится. Тебя не поведут на сканер.

Мы пожали Эдику руку, пожелав удачи. Что-то предательски подсказывало мне, что это наше последнее рукопожатие. Подошел один из Существующих Хранителей гид Паши, они отошли в сторону. Пора искать Ясную, она, наверное, волнуется, бедная девочка. Зачем я выбрал ее в гиды, пребывала бы себе спокойно на Пределе. Вот и она. Первые пары Пришедших и гидов стали выпускать. Пары вне подозрений, у них совпадают Знаки. Мы с Ясной стояли уже четвертыми к выходу за Пашей с его гидом, когда случилось это. Мы обернулись на звук усилившихся голосов. Что еще происходит? Спящего Эдика двое Хранителей несли к дивану. Один тапочек у него спал, пестрая байковая рубашка задралась, обнажив белую спину. Он уснул, в Жизни опять насильно разбудили его! И как не вовремя! Конечно, Эдик еще не научился контролировать себя во сне, он становился прежним Эдиком, неуклюжим толстячком. Первым порывом было броситься ему на помощь, но разум совладал с чувствами. Я заметил, что Паша тоже борется со своими эмоциями. Ясная заметила мое напряжение. Она внимательно посмотрела мне в глаза долгим испытывающим взглядом, потом, отведя глаза, тихо спросила:

— На что вы надеялись, Пришедшие? — вопрос был риторическим и ответа не требовал.

Больше Эдика мы не видели, его отправили в Жизнь.

Через несколько дней об этой истории перестали говорить. На Пределе все поутихло. Мы сидели втроем: я, Ясная и Паша.

— Вся ваша задумка изначально была обречена на провал. Такого в принципе не могло произойти, чтобы Пришедший скрылся на Пределе от Жизни, это было бы необъяснимо. Парадокс, понимаете? — говорила Ясная, уже поостыв от прежнего гнева. — Пришедший Эдик провел на Пределе три с лишним года. Этого вполне достаточно. Он даже отстал в развитии от своих сверстников в Жизни. Сейчас он уже не вспоминает о Пределе, о вас. Он вообще об этом не знает. Он живет. Он живет так, как он себе уготовил. Невозможно было что-либо изменить, — она помолчала, потом задумчиво, словно только для себя, добавила: — Невозможно было и то, что я родилась на Пределе.

Глава 14

Время на Пределе текло размерено, приходили новые Пришедшие, уходили давнишние Пришедшие, начинались и заканчивались чьи-то Жизни, замыкались чьи-то циклы. Мы с Пашей крепко сдружились. Ходили то ко мне за деревянную дверь, то к нему. Мы играли в снежки, парились в бане, занимались боксом. Частенько с нами ходили Санек и Вадим, который иногда брал Дину. Но все это было предсказуемо и от того не захватывающе. С Ясной у нас наладились ровные дружеские отношения. Я старался сдерживать свои чувства и не причинять ей беспокойств.

— Мой гид согласился взять меня к Пленникам! — ворвался однажды Паша с торжествующим криком. Почти как индеец.

— Разве это возможно? — подскочил я.

— Он же у меня Хранитель! Существующий Хранитель! Пошли, Вольдемар! — Паша от волнения теребил свои кудри.

— А Ясная? — я засомневался.

— Да потом объяснишь ей. Короче, ты со мной или нет? Да, трубку не бери, — Паша пошел к выходу.

Отбросив последние сомнения, я последовал за ним. Конечно, я не мог не воспользоваться такой необыкновенной возможностью! Гид Павла крепкий здоровый мужик был неразговорчив, но по выражению его лица я понял, что моей компании он не очень-то и рад. Наверное, не особо ему хочется брать на себя ответственность за чужого Пришедшего. И как Пашка только уговорил его взять меня? Ничего, переживем и это. Проходя Место Встреч, я беспокоился, что меня увидит Ясная, и тогда все пропало. Ни к каким Пленникам она меня, однозначно, не отпустит. Я то и дело оглядывался и старался не выходить из-за Пашкиной спины. Он посмеивался надо мной. Мои опасения оказались напрасными. Слава богу! С меня семь потов сошло от волнения. Благополучно миновав Место Встреч, мы оказались в длинном светлом коридоре. Видно было плохо, шли на ощупь за Хранителем, вернее за звуком его шагов. По разным сторонам коридора выплывали из света проемы ответвлений, которые в свою очередь еще неоднократно разветвлялись. Мы петляли по каким-то лабиринтам, зигзагам, спиралям, поворачивая то направо, то налево под разными углами и наклонами, спускались и поднимались по лестницам и желобам. Запахи сменяли один другой: приятные и противные, тонкие и резкие. Было то очень темно, то снова слепил свет. В полной темноте смотреть было так же сложно, как в Жизни при слишком ярком свете. Звуки наших шагов то отражались громким эхом от невероятно высоких сводов, то глушились и таяли под тяжестью нависших над нами низких потолков, которые Паша умудрялся задевать, то и дело ударяясь головой.

— Хорошо, что у тебя шевелюра такая, а то бы уже все макушку себе стесал, — подшучивал я над ним.

Кроме наших шагов тишину коридоров и тоннелей нарушали еще какие-то странные шумы, похожие то на вой, то на плеск прибоя, то на свист…

— Не отставать, Пришедшие, — буркнул гид, обернувшись.

— Хранитель, Вы знаете все эти ходы без карты? — поинтересовался Паша, он был со своим гидом предельно вежлив и почтителен.

— Я хожу здесь всегда, — шел и говорил Хранитель, словно рассуждая вслух. — Не год, не два, не десять лет, а всегда. Для меня эти коридоры как путь от кровати до горшка для тебя в первые дни твоей настоящей Жизни.

А он не так уж не разговорчив, этот Хранитель, как мне сначала показалось. Паша очень уважал его, значит он того стоит. С каждым обращаются именно так, как он позволяет с собой обращаться. Соответственно, Пашкин гид знает себе цену и никому не позволяет занижать ее.

Несколько часов мы затратили на этот переход. Наконец очутились на внезапно показавшейся за очередным поворотом небольшой квадратной площадке.

— Стоп, Пришедшие, — скомандовал гид, чему мы были несказанно рады и уселись с Пашей на прохладный пол.

Гид пошарил ладонью по каменной шершавой стене. Открылась замысловатая ниша, из нее повалил едкий пар. Мы с Пашей закрыли лица руками, закашлялись, глаза мигом заслезились.

— Блин! Что это, Хранитель? — задыхаясь, спросил Паша.

— Вот, — Хранитель бросил в нас какой-то одеждой, — наденьте это, вытрите сопли и за мной.

Мы почти на ощупь влезли в какие-то прорезиненные длинные черные плащи на «молнии» с капюшонами. Дискомфорт мигом пропал. Странно, лица оставались полуоткрыты, но пар на нас больше не действовал. Плащ отталкивал его. В руке гида показался предмет, напоминающий кнут для цирковой лошади: небольшая стальная рукоятка, а сама плеть светилась неоновым светом. Путаясь в своих новых одеждах, мы прошли в нишу за гидом, стена за нами снова шумно закрылась. Мне показалось, что мы попали в маленький предбанник. Пар был везде, противный, холодный, липкий какой-то. Сделав несколько шагов вслед за Хранителем, мы протиснулись через что-то твердое и невероятно тяжелое, словно прошли сквозь невидимую кирпичную стену. Резкий порыв ветра не дал больше сделать ни шагу. Зрелище, открывшееся нам, было удивительным. Если бы не ветер, то само увиденное парализовало бы нас. В темно-фиолетовом тумане двигались сгустки то ли энергии, то ли света. Они путались между собой, соединяясь и разделяясь, словно капельки ртути, мерцая, погасая и вспыхивая снова. Бешеный ветер трепал и швырял их, не боясь вспыхнуть и загореться от их жара. Ветер словно мерялся с ними силами, и, если быть честным, то порядочно им уступал. Сгустки справлялись с его порывами, снова цепляясь друг за друга. Не знаю почему, но для себя я сразу определил, что они живые и наделены разумом. Что-то в их движении было логичным и закономерным. Это какая-то борьба за существование.

— Это и есть Пленники Предела, — перекрикивая ветер объяснял нам гид. — Ничего нет тяжелее этих мучений. Стойте здесь, Пришедшие. Не пытайтесь двигаться, все равно ничего не выйдет, — с этими словами Хранитель, преодолевая порывы ветра, отправился вперед и вскоре скрылся из вида.

Любопытство перебивало все остальные чувства. Как мог он оставить нас здесь без каких-либо объяснений? Ясная непременно ответила бы на все интересующие меня вопросы, а потом бы только ушла. А он даже не удосужился их выслушать, не то что ответить на них. Хотя нет, надо признаться, что Ясная ни за что не привела бы меня сюда вообще. Я попытался пошевелиться, но ветер окончательно и бесповоротно парализовал меня. Паша стоял рядом в поле моего зрения. Я видел под капюшоном его изумленное лицо и думал, что у меня, наверное, такое же. Внезапно ветер скинул капюшон Паши, его лицо перекосило ужасом, до моего слуха долетел его крик, и Паша медленно начал оседать на пол. Я изо всех сил дернулся в его сторону, но получилось лишь легкое шевеление кончиками пальцев. Вот, черт!!!

— Пашка! Пашка! — звал я его, сначала не осознавая, что это мало что может изменить в сложившейся ситуации.

На моего друга невозможно было смотреть. Что, скажите мне, нужно увидеть, чтоб глаза наполнились таким неподдельным ужасом?

— Гид! Хранитель! — что было сил закричал я. — Хранитель! — пошевелиться сам я так и не мог.

В нашу сторону направилось сразу несколько сгустков. Когда до нас оставалось метров пять, ветром до меня донесло издаваемые ими жуткие чавкающе-булькающие звуки.

— Они! Они! — закричал наконец Паша. — Я их вижу! — голос его был охрипшим и чужим.

— Хранитель! — орал я.

Первый сгусток начал склоняться над Пашей, издавая все то же бульканье. И он пришел! Сначала я увидел только его плетку. Со стоном свистнул рассеченный ее ветер, и оставленный неоновый след отгородил Пашу от сгустков и тут же растаял. Хранитель закричал над Пашей какие-то непонятные мне слова. Светящиеся отдалились. Я взглянул на Пашу, он лежал без эмоций, с открытыми глазами и тяжело дышал. А гид все кричал над ним какое-то заклинание из не имеющих для меня смысла звуков, то громко, то шепотом. Я вздохнул с облегчением, но тут же напрягся. В отдалении сгустки соединились в один огромный, и он снова двинулся в нашу сторону. В этот раз Хранитель хлестнул плеткой прямо по нему. Раздался душераздирающий вопль, и в стороны разлетелись много маленьких сгустков света, осыпав нас дождем искр, стекающих как вода. Хотелось смахнуть их с лица, но руки по-прежнему не слушались. Быстрым движением Хранитель закинул Пашу себе на плечо, тут же я оказался на втором его плече. Ну и здоровяк! Протиснувшись с нами через невидимую стену, Хранитель отпустил меня на пол «предбанника». Пройдя снова через открывшуюся нишу, мы оказались на прежней площадке. Хранитель осторожно положил Пашу на пол. Наконец я вытер руками свое мокрое лицо. Взглянув на свои красные ладони, я поморщился и, понюхав их, вопросительно посмотрел на Существующего Хранителя, такого же окровавленного теми же «искрами».

— Да, Пришедший Вольдемар, это именно кровь. Кровь Пленников Предела.

Я брезгливо поморщился и сплюнул, потом помог снять с лежащего Пашки окровавленный плащ и скинул свой. Они мгновенно истлели. Хранитель обтер лицо Пашки тряпкой и протянул ее мне:

— На, вот, оботрись, — потом обратился к своему Пришедшему: — Как ты, мальчик? — он произнес это очень заботливо, опускаясь возле Паши на колени.

Пашка попытался что-то ответить, но не смог и только, облизнув губы, выдавил кривую улыбку.

— Ну и молодец, — пожал гид ему руку. — Вроде, откупил я тебя, мой Пришедший. Предел, жди парадокса, — буркнул Хранитель себе под нос, и обратился ко мне: — Пришедший Вольдемар, он сейчас уснет. Ты остаешься с ним. Без меня — никуда. Я пошел. Мне надо закончить свою миссию, — не дожидаясь моего ответа, Хранитель поднялся и скрылся в нише.

Я присел возле Паши. Он спал. Это хорошо. В Жизни говорят, что сон идет на пользу. Я, сидя, тоже задремал. Когда я проснулся, гида еще не было, но Паша уже не спал. Он сидел, упершись подбородком в колени.

— Как ты? — спросил я.

— Вольдемар, я видел их, — ответил Паша тихо, не смотря на меня. — Ужаснее нет ничего. Этих людей разрывает по частям, медленно и мучительно, они остаются в сознании. Потом сращиваются со своими и не со своими частями. Их раны постоянно открыты, они истекают кровью и гноем. Из них торчат обломанные кости и висят порванные жилы. Они дерут друг друга, отбирая себе органы и части тела. Они уродливы неимоверно, такого уродства и представить невозможно. Они воют от боли и досады. Они хотели разорвать и меня. Пока я был в плаще, они не видели меня, а потом…Я не хочу больше такого увидеть и перенести никогда. И никогда не смогу забыть этого.

— Сможешь, Паша, сможешь, — сказал я. — Тебе сотрут память и все забудется и это тоже.

— Это ужасно, — он никак не мог прийти в себя.

Вскоре возвратился Хранитель. Он был не один, а в компании убогой, страшной старухи. Она была настолько стара, что, казалось, может рассыпаться в прах от ветхости.

— Пришедший Павел, тебе придется потерпеть свою немощь до встречи с Целительницей, нам пора. Пойдемте, Пришедшие, — гид снова взгрузил Пашу себе на плечо. — Нам надо сдать Выводящему с Предела освобожденную Пленную. Она отбыла ровно сто лет наказания и ей пора умирать.

Я молча встал и последовал за гидом и старушкой. Какая она безобразная. Мало того, что старость сама по себе никого не красит, но эта бабка была особенно уродлива. Вся в рваных шрамах от еще не совсем заживших ран, она распространяла вокруг себя тошнотворный запах. Но лицо ее излучало какой-то смиренный благотворный свет, и несмотря на неимоверную усталость, сияло счастьем искупления вины. Что такого ужасного она могла натворить в своей Жизни, чтоб люди радовались ее кончине, а не оплакивали ее?

Обратный путь показался короче, хотя в одном из коридоров нам пришлось подождать, пока Хранитель сдаст бабку Существующему Выводящему с Предела.

— Хранитель, как объяснить пленение? Как оно отражается на Жизнь? Что с ними там? Они ведь родились, раз они были Пришедшими на Предел перед пленением, перед тем как попасть к Существующему Прощающему? — спросил я, еле успевая за гидом, тащившим обессиленного Пашу на плече.

— Одновременно с пленением они умирают в Жизни других людей и рождаются символически, то есть мертворожденными, затем проводят на Пределе в пленении сто лет.

— Спасибо, гид. Вы спасли меня, — поблагодарил Паша Хранителя невпопад.

Гид резко остановился, поставил Пашу, взял его за плечи и сказал, глядя в глаза:

— Я сожалею, что поддался на твои уговоры взять тебя с собой к Пленникам. Я подверг тебя неоправданному риску, — голос этого сильного Существующего от волнения срывался как у подростка. — Хорошо, что услышал зов твоего друга Пришедшего Вольдемара. Я чуть не потерял тебя, мой Пришедший Павел, — он на мгновение прижал Пашу к своей груди. — Я хочу, чтоб вся эта история осталась между нами троими, — он вопросительно посмотрел на Пашу, потом на меня.

— Да, конечно, Хранитель, — ответил я твердо, и Паша согласно кивнул.

Глава 15

Оказавшись вновь на Месте Встреч, мы все трое поняли, что в наше отсутствие здесь произошли кое-какие события. Еще в коридорах мой Знак начал печь. Сейчас он просто жег мне левую ладонь. Конечно, меня разыскивала Ясная. Где же она? Переполох и суматоха царили на Месте Встреч.

— Стой здесь, Пришедший Павел, — скомандовал его гид. — Я узнаю, что здесь произошло. А ты Пришедший Вольдемар, немедленно разыщи своего гида, — он пожал мне руку и слился с толпой.

— Что, опять кого-то ищут? — спросил Паша у первого, попавшегося под руку Пришедшего старичка, но тот молча проскочил мимо.

— Ладно, я пошел искать Ясную. Иначе у меня ладонь от Знака сгорит, — сказал я, развернулся и наткнулся на своего гида.

Она, как всегда, была умопомрачительно мила. Локоны волос стелились по плечам, щеки украшал легкий румянец, под нежно-голубым платьем от частого дыхания вздымалась грудь, глаза блестели. Я невольно залюбовался этой девушкой.

— Ты где был? — налетела она на меня, гневно стукнув кулаком мне по лбу.

Я растерялся от такого приветствия. Во, блин, и ничего ведь не ответишь…

— Вас, Пришедшие, вообще нельзя вдвоем оставлять, — зло глянула она на Пашу.

— Что тут происходит, Ясная? — спросил Павел, не сдерживая улыбки. — Нас что ли ищут?

— Да кому вы, Пришедшие, нужны, кроме своих гидов? — сменила Ясная гнев на милость и схватила меня за руку. Наши Знаки соединились. — Я нашла тебя, наконец, — ее напряжение спало, и она заплакала: — Предел просочился в Смерть. Она затянула уже двоих. Гость покончил собой. Вскрыл вены на левой руке. Это парадокс, это невозможно, на Пределе нет места Смерти! Знак его Пришедшей Ольги сразу ослаб и потерял энергию. Бедная, бедная, — всхлипывала Ясная, — она не успела пожить, она так мечтала. Она умерла во сне. Не проснулась на Пределе и все! Все! Существующий Бывающий в Жизни сказал, что она утонула в ванночке, оставшись без присмотра. Ее тело уже передали в Смерть, — плечики Ясной подрагивали от всхлипываний. — Ты не отзывался, Вольдемар, я боялась, что я тоже потеряла тебя, — она обняла меня и прижалась щекой к моему плечу.

Я напряженно вздохнул, не ожидая от нее такого проявления чувств. Какая она все-таки маленькая и беззащитная. Я осторожно, нерешительно занес руку, чтобы погладить ее по рыженьким локонам, на секунду задержал ее в воздухе, опасаясь реакции моего непредсказуемого гида. Я посмотрел на Пашку, он подмигнул мне. Теперь я решительно опустил ладонь на ее мягкие волосы. Она вздрогнула, но не сопротивлялась. Я гладил и гладил ее по голове, успокаивая, словно маленького ребенка. Как мне хотелось, чтоб эта девушка просто так нуждалась во мне, а не потому, что несет за меня ответственность как гид, повинуясь Знаку. Я снова взглянул на Пашку и резко отстранил ее от себя.

— Паша, что с тобой?! — я бросился к другу.

Он шатаясь шел к дивану, бледный, в поту, с затуманенным взглядом.

— Плохо… — еле пошевелил он губами.

Мы с Ясной схватили его под руки. Усадив Пашу на диванчик, я отдал его на поруки Ясной. Сам огляделся по сторонам в поисках его гида, но его не было нигде видно. Столько народу! Хаос, суета. Я вытащил из кармана у Паши его трубку, набрал «гид».

— Сейчас, Пришедший Павел, иду, — отозвалась трубка голосом Существующего Хранителя.

— Хранитель, это я, Пришедший Вольдемар. Пашке плохо!

— Я веду Целительницу. Держитесь, — связь оборвалась.

Ясная поила Пашу водой. Через минуту появился Хранитель, гид Паши. Один, без Целительницы. Он подскочил, взял своего Пришедшего за руку, соединив Знаки. Паше сразу же стало значительно легче.

— Сейчас должны привести Целительницу, она пока очень занята. Держись, мой мальчик, — говорил он Паше.

— Всем гидам соединить Знаки со своими Пришедшими! — сказал монотонно громкоговоритель, заставив всех замолчать и внимательно вслушаться в слова говорящего. — Всем Пришедшим и Гостям закрыть глаза, опустить головы. Гидам спящих Пришедших накрыть им лица. Молчание. Никаких движений. Волна Смерти идет по Пределу! Волна Смерти! Повторяю… — и громкоговоритель повторил это еще дважды.

Ясная держала меня за руку. Все встали и сели парами, взявшись за левые руки. Тишина стояла на Месте Встреч и на всем Пределе. Только Существующие не гиды ходили, перекидывались друг с другом редкими фразами.

«Вроде, откупил я тебя. Предел, жди парадокса» — промелькнула в памяти сказанная гидом Паши фраза. А потом прокатилась Смерть. Закрыв глаза, опустив голову, не отпуская руки Ясной, я чувствовал знакомый сладковатый привкус Смерти, ее приторный вязкий запах, ее могильное ледяное прикосновение, обволакивающее, затягивающее. Это длилось неимоверно долго. Потом постепенно, словно тая, прошло.

— Закончено, — прозвучало из громкоговорителя, показавшееся оглушительно громким в установившейся тишине, — гидам посетить Целительницу.

Я ощутил дрожь и слабость Ясной. У нее подкашивались колени, она совсем не могла стоять и говорить. Я отпустил ее левую ладонь и подхватил на руки. Оглядевшись по сторонам, я понял, что все гиды крайне обессилены.

— Через Знак мы отдали вам свою энергию, чтобы защитить от Смерти, — пояснил мне Пашин гид, покачиваясь, он принял с моих рук Ясную: — Я помогу ей добраться до Целительницы, тебе лучше туда не ходить. Как только Целительница освободится, я приведу ее к своему Пришедшему. Она очень нужна ему, но сначала надо обеспечить энергией всех гидов. Пришедший Вольдемар, отведи моего Пришедшего в его комнату и побудь с ним, он очень слаб еще. Вам видеть всего этого совсем не обязательно.

Я согласно кивнул. Помог встать Паше. От Смерти уцелели не все. Я видел, что Существующие, накрыв лицо, вынесли тело недавно Пришедшего Бориса. Мы с ним разок перекидывались парой фраз. Хороший человек. Был. Какую-то незнакомую пожилую женщину вынесли. Я довел Пашу до его комнаты, он молчал всю дорогу. Только, улегшись на диван, сказал:

— Как страшно все это. Я лучше побуду в Жизни, там меня последние разы лечат, наверное, я заболел. Спокойной ночи, Вольдемар. И спасибо, — Паша задремал.

Вопреки просьбе Существующего Хранителя я оставил его и пошел на Место Встреч. Ясная уже возвратилась от Целительницы.

— Гид, ты в порядке? — подошел я к ней.

— Да, мне оказали первую помощь, теперь только остается ждать, когда энергия достигнет необходимого уровня. Надеюсь, до этого момента больше ничего не случится, — улыбнулась Ясная. — Я, признаться, и не ожидала, что у меня хватит энергии.

— А если бы не хватило?

— Тогда бы мы вместе с тобой погибли. Только Существующие могут противостоять Смерти. Они бессмертны, даже если у них нет энергии. Они просто становятся слабыми.

— Значит, ты рисковала своим пребыванием на Пределе ради меня?

— Я же твой гид, — она была небезосновательна горда собой.

— И только поэтому?

Она немного смутилась и предпочла не отвечать на мой последний вопрос. Хранитель, гид Паши, вышел последним вместе с Целительницей. Он повел ее к своему Пришедшему.

Как оказалось, волна Смерти унесла четверых Пришедших, кроме тех первых, о которых рассказала Ясная. То ли энергии их гидов не хватило, то ли нарушили они даваемые указания. Интересно, как в Жизни умерли эти Рожденные. Скорее всего, все четверо спящими.

— А как же их Судьба? Мне Борис хвастался, что у него должна быть прекрасная Судьба, — недоумевал я.

— Судьба начинает осуществляться только при условии, что ты начал жить, — объяснила Ясная.

— Гид, но ведь это же парадокс: нежившие умерли.

— Хранители откупятся от него. Скорее всего эти несчастные вернутся сюда Гостями, и придут в Жизнь безумцами на горе их близким. Как бы то ни было связь чувствуется и от того чувствуется вина.

Перед сном я лежал и думал: оставался вопрос, на который никто не даст мне ответа, потому что я не имею морального права его кому-либо задать. Интересно, Существующий Хранитель, гид Паши, настолько дорожит своим Пришедшим, что променял его Смерть на Смерть шестерых других или он берег свою репутацию гида? Хотя, нет, репутацию свою, как Хранитель, он и так подпортил, позволив просочится Пределу в Смерть. Все-таки он дорожит Пашкой! Мне хотелось так думать. И я так думал.

Глава 16

Меня разбудило нечто. Но перво-наперво я задумался не над природой этого «нечто», а над тем, что разбудило-то оно меня на Пределе. На Пределе! Разве это возможно? Ведь на Пределе нельзя разбудить спящего Пришедшего. Но после событий, случившихся накануне, возможным казалось все, что угодно. Что именно меня разбудило? Зов. Голос. Голос моей маменьки! Это она зовет меня! Значит, она тоже на Пределе! Я подскочил. Она умерла, родилась и попала на Предел? От чего она могла умереть? Да какая к черту разница? Она зовет меня: «Приди ко мне, сын мой. Твоя мама зовет тебя. Ты нужен мне. Приди ко мне, сын мой». Я нужен ей! Странная она какая-то. Да вообще-то она и при Жизни такая была, никогда не отличалась нормальностью. Я встал и пошел. Куда? Где она? Я пошел по привычке на Место Встреч, но на полпути понял, что голос не оттуда. Я развернулся. «Приди ко мне, сын, сынок…». Голос маменьки был наполнен тоской и любовью. Таким я помню его из детства, так разговаривала она со мной, когда я был совсем маленьким мальчиком. Я любил этот голос. Когда-то он был самым родным и близким для меня. Я шел на этот голос, все более удаляясь от Места Встреч. Я пытался бежать по улице, всегда приятно удивлявшей меня. Но сейчас она раздражала невозможностью двигаться быстро, своей неуместной плавностью. «Сынок!». Моя маменька нуждается в моей помощи! Мне надо к ней. Я боялся, что не успею, что она замолчит, и я не смогу дальше идти, не слыша ее голоса. И это случилось. Она больше не звала меня. Я растерялся, оглянулся. Где я? Здесь я еще не бывал. Все в красных тонах: земля,небо, воздух, я… Все мерцает и переливается, отражаясь само в себе бесчисленное количество раз. Кроме эха моих шагов, биения моего сердца и моего прерывистого дыхания, звуков нет. Прохладно. Озноб пробирает до самого сердца. Что я здесь делаю? Ах, Да! Я, оборачиваясь, пошел дальше. Что-то пугало, преследовало чувство опасности и неизвестно почему вины. Где? Где же она? Почему замолчала? Я снова остановился.

— Мама! Где ты? — мой голос прокатился, так же отражаясь от всего эхом, еще больше напугав меня.

— Он слышит меня! — воскликнула маменька совсем рядом. — Сыночек! Иди ко мне, сюда, сюда.

И я сделал еще один шаг к ее голосу. Почва под ногами сделалась мягкой. Я попытался шагнуть назад, но и там земля уходила из-под ног. Она становилась все мягче и мягче, как плавящийся сыр, липла к ногам и затягивала. «Сынок! Сынок!» — я слышал маменькин зов и повиновался ему. Тверди под ногами больше не было, она стала совсем жидкой, как кисель. Я начал погружаться в нее. По колено. По пояс. Страха больше не было, он исчез так же внезапно как и появился. Мамин голос затягивал меня воронкой в эту жидкость все сильнее, быстрее. «Приди! Приди! Приди! Приди!» Мне нечем было дышать, а меня все тянуло и тянуло вниз. Все мелькало перед глазами, словно я попал в смерч. Я зажмурился и затаил дыхание. Все, в следующее мгновение я потеряю сознание. Но в следующее мгновение я понял, что стою на чем-то твердом и дышу полной грудью. Я боялся открыть глаза, но открыл.

Так Предел просочился в Жизнь.

Это я понял мгновенно. Я видел свою мать. Она сидела за столом в слабо, но все-таки освещенной маленькой комнате, упершись взглядом в светящуюся синим светом небольшую пирамидку, стоящую тут же на столе. Горели свечи. В темноте мне бы было комфортнее. Я встал напротив маменьки. Она продолжала звать меня, но на меня не смотрела. Она не видит меня. Мама, моя маменька. Думал ли я, что снова смогу увидеть ее? Так же прибраны волосы, та же пуховая серая кофта. Вечно она мерзнет. Толька глаза… Нет больше в ее взгляде той бесинки, того задора. И морщинок как будто прибавилось. А ведь с момента нашей с ней последней встречи прошло не так много времени. Месяца четыре, может.

— Мам, я здесь, — сказал я тихо, чтоб не напугать ее, но эффект получился с точностью до наоборот.

У бедной женщины выпучились глаза, рот открылся в немом крике, но она не закричала, закрыв его руками. Она не отрывала взгляда от пирамиды.

— Сынок, сыночек, ты правда здесь?

— Да.

— Я тебя не вижу, — заплакала она.

— Наверное, так положено, мам. А я тебя вижу, — сказал я тихо, я был спокоен как никогда. — Ты почти такая же как и раньше.

— Ты же умер, — вдруг вспомнила мама.

— Да. Ты должна отпустить меня.

— Нет! Ты нужен мне. Мне без тебя плохо, сын. Не должны дети уходить раньше родителей. Это неправильно. Я не могу жить без тебя, сынок.

— Не плачь. Не плачь, пожалуйста, — я хотел было погладить ее по голове, но моя рука наткнулась на тот же невидимый упругий мыльный пузырь, который не позволял мне вернуться в свое искореженное тело. Мне запекло Знак. — Мам, мне пора. Отпусти меня.

Я не знал, как мне теперь вернуться на Предел, но точно знал, что не смогу этого сделать против ее воли.

— Что? Что это светится? — она указала в направлении Знака, наконец, оторвав взгляд от пирамиды.

— Это говорит о том, что меня зовут обратно. Они беспокоятся, мам. Отпусти меня.

— Как там? Расскажи мне, — просила мама.

— Там хорошо. Но не лучше, чем здесь. Не стремись туда. Успеешь. И не делай зла. Там это все-таки засчитывается, — неимоверная боль пронзила мне левую ладонь, я схватился за нее, еле сдержав стон.

Маменька тяжело вздохнула, случайно задув свечи и погрузив нас в полную темноту. После этого резко вскрикнула, увидев что-то страшное в моей стороне, и выбежала из комнаты. Мгновение спустя возле меня возник Существующий Бывающий в Жизни. Он, молча, шлепнул мне на Знак какую-то вонючую холодную липкую гадость зеленого цвета, которая тут же впиталась со специфическим звуком всасывания. Я и не думал сопротивляться, но он скрутил мне руки за спину и сделал инъекцию в шею. Черт, больно же! Я зажмурился от яркой вспышки света, мне показалось, что мое тело распалось на атомы, и вот теперь они, облетев с бешеной скоростью всю вселенную, снова соединяются в меня, цепляясь друг за друга маленькими острыми крючочками. Когда болевые судороги прекратились, я открыл глаза. Надо мной склонившись, сидела Целительница.

— Вот и все, теперь можете забирать своего беглеца, — устало сказала она Принимающему и паре Хранителей Предела, — больше от меня ничего не зависит. Ему нужна энергия его гида и отдых, — она встала и добавила: — Он исключительно силен для обыкновенного Пришедшего. Я думаю, что на это надо обратить должное внимание.

Боже мой, как я вспотел. Я облизнул пересохшие губы и с трудом повернув голову, огляделся. Встревоженная Ясная была рядом. Это самое главное, а остальное вытерплю как-нибудь.

Глава 17

Хранители на носилках отнесли меня к порогу моей комнаты, поставили носилки и ушли. Принимающий и Ясная вдвоем внесли меня в домик. Первый раз меня носит на руках девушка, не считая моего младенческого возраста. Стыдно, но самостоятельно передвигаться нет никаких сил. Они вдвоем уложили меня на диван. Я чувствовал себя очень слабым и разбитым. Я не мог говорить и лежал с закрытыми глазами.

— Дедушка, ведь он поправится? — слышал я словно вдали голос Ясной.

— Конечно, милая. Конечно. Многое зависит от тебя, как от гида. Вообще-то он сильный, если смог перенести возвращение. Но ты должна быть готова и к худшему. Ведь его вызывал не профессионал, а так — любитель. Переход не был подготовлен должным образом, а это чревато. Просто чудо, что он вернулся. Знак мог сжечь его, — он молча походил по комнате. — Не лучшие времена настают для Предела, — растягивая слова, добавил он.

— О чем ты, дедушка?

— Да так…

— Нет уж, будь добор, договаривай, — настаивала Ясная.

Наступила довольно продолжительная пауза. Видимо, Принимающий сомневался в необходимости посвящать свою внучку в тревожащие его мысли. Она, будучи человеком чутким и проницательным, просто, молча, ожидала его решения, не давя на него.

— Хранители таинств складок времени, — наконец, нарушил тишину голос Принимающего, — они… в общем, твой Пришедший своим походом нарушил их. Обнаружено некоторое количество уплотнений времени. Сейчас они преобразуют его в одно.

Я лежал, пытаясь сообразить, что бы это значило. Время никогда не представлялось мне чем-то незыблемым и однородным. То оно неумолимо спешит, и я не успеваю в него укладывать свои действия. А порой невозможно долго тянется, делая ожидание почти бесконечным. Скорость течения времени, да, постоянна, в принципе, и одновременно индивидуально разная для каждого отдельного события и человека. Однако, «уплотнение времени», такое определение я слышал впервые. Между тем, Принимающий продолжал говорить, то ли разъясняя мои мысли, то ли еще больше запутывая их:

— Ты понимаешь, Ясная, о чем я тебе говорю? Если есть уплотнения, то есть и растяжки, а они грозят…

— …лопнуть, — шепотом закончила за него Ясная. — И что? Что будет с ним? И с нами? — ее голос был полон отчаяния.

Принимающий снова заходил по комнате, шаги его были тяжелы, дыхание казалось ровным и глубоким. Нам всем было понятно, что это просто способ успокоиться, процесс оттягивания неприятных слов. У каждого из нас в душе царил хаос и бессилие: у Ясной и Принимающего от знания чего-то, у меня, наоборот, от незнания. Через какое-то время шаги Принимающего прекратились и, решившись на нелегкий разговор, он начал:

— Ясная, девочка, ты прекрасно понимаешь, что именно я хочу тебе сказать. Но знать и принять это — разные вещи. Поэтому я прошу, прими. Не сопротивляйся неизбежному. Знак обязывает тебя оберегать твоего Пришедшего. Но ты не должна уподобиться матери, которая ради жизни своего дитя пренебрегает жизнью всего мира. Сейчас ты должна руководствоваться разумом, а не сердцем. Не мешай Хранителям исполнять свой долг. Они готовят более-менее плавный переход твоего Пришедшего. Только в случае его благополучного прохода через свое предполагаемое будущее в уплотнении времени и возвращения снова сюда возможна нормализация складок времени.

— А что, если нет? — перебила она.

— Разрывы времени! Узлы времени! Ты все это прекрасно знаешь! — заорал Принимающий. — Все это отразится и здесь, и в Жизни, и в Смерти! Везде.

— Дедушка, но если Пришедший попадет в уплотнения, он может кануть во времени… — робко попыталась возразить Ясная.

— Да всего один, заметь — один, Пришедший. А иначе люди начнут умирать прежде, чем родиться, жить прежде, чем умереть… Это лучше? Ты на себе испытала негатив парадокса! Как ты можешь сомневаться?

— Принимающий, но ведь этот Пришедший может не вернуться, и тогда все равно будет все напрасно.

— Внучка, — голос Существующего стал мягче, — пока есть хоть один шанс что-то исправить, мы должны его использовать. И что-то сомневаюсь я, что твой Пришедший не вернется. А ты, ты должна быть уверена, что он вернется обязательно и непременно. Если не ты, то кто же? Ты и не заметишь. Для всех на Пределе он просто, как обычно, уснет, а потом так же просто, как обычно, проснется и даже сам не вспомнит, что с ним что-то произошло. Потому что его будущее еще будет. Для него это может продлиться дни, месяцы, годы… Если же он не проснется, то прошлое, настоящее и будущее перепутаются… Так, все, о плохом мы думать не имеем права.

— Подожди, но ведь в уплотнения могут попасть и другие Пришедшие.

— Хранители позаботятся об этом, не беспокойся. Твой Пришедший сначала будет изолирован. Чтоб попасть с ним в уплотнения времени нужна необыкновенная преданность. Теперь твоя забота не допустить повторного его явления в Жизнь. А звать его будут. Веревка, как правило, всегда рвется в самом тонком месте.

— Как хорошо, что Бывающий успел вовремя. Мой Пришедший ведь уже начал говорить о Пределе. Мне страшно подумать, чем это все могло закончиться, дедушка, — голосок ее был звонким и встревоженным.

— А ты и не думай, что это закончилось, деточка. Это только начало. Он открыл Предел Жизни. Если профессионалы в Жизни, профи, это поймут, то жди беды. Сейчас Предел защищен менее, чем когда-либо. Своей прогулкой в Жизнь твой Пришедший активизировал проход. На Пределе уже приняты меры, введено чрезвычайное положение. Начата стадия предподготовки к охране Таинств Предела. Да, натворил он дел. Главное, что все знают о его великой роли, но никому не ясна сама ее суть. И не понятно: его ли надо беречь или от него беречься, — покачав головой, Принимающий направился к выходу. — Ладно, Ясная, мне пора кормить свое животное, заболтался я с тобой. Загружаю твою милую головку такими сложными вещами, ведь ты совсем девочка.

— Нет! Я сейчас не девочка. Я сейчас гид Пришедшего. Сложного Пришедшего. Пришедшего мужчины. И обещай держать меня в курсе всех событий, Принимающий, — сказала Ясная твердо.

— Хорошо, Ясная. Не забудь при его пробуждении дать ему энергии, но не переусердствуй, она тебе тоже нужна. Еще не известно, что впереди и когда это все начнется. Береги себя, крошка, — он встал и вышел быстрым шагом.

Глава 18

Я по-прежнему лежал без сна. О чем они говорили? Я понял только пару вещей из их разговора: я очень важен для чего-то, я натворил что-то плохое, что должен исправить, пожертвовав собой и мне скоро надо куда-то отправляться, откуда мне необходимо обязательно вернуться. Я слышал как приходил Паша со своим гидом, не надолго. Через прикрытые ресницы я любовался своей Ясной. Бледная и обеспокоенная сидела она в кресле, то и дело поглядывая на меня. Украдкой вытирала изредка накатывающиеся слезы. Поправляла прическу. Вставала, ходила, снова садилась. Теребила выбившийся локон, наматывала его на палец. Склонялась надо мной, поправляя покрывало. Я ловил каждое ее движение, боясь пропустить, не заметить и не запомнить навсегда любой поворот головы, вздох, взгляд. Потом я открыл глаза. Увидев, что я не сплю, она взяла мою левую руку. Я почувствовал значительное облегчение. Отняв руку, я сел и сказал:

— Спасибо, достаточно. Прости меня.

В ответ я получил звонкую пощечину. Да еще такой силы, что снова оказался в горизонтальном положении.

— Идиот! Ненормальный! — она лупила меня кулачками по груди. — Как ты мог?! Ты не должен был оставлять меня! Ты даже не знаешь, что наделал! — как прекрасна она была в гневе. Волосы растрепались, глаза блестели, щеки разрумянились.

— Успокойся! Ничего себе, зарядила энергией! — я подскочил, схватил ее за руки. Не удержавшись коснулся губами ее губ. Это было быстрое, легкое, еле заметное касание. Ее губы были прохладными и пахли спелой малиной.

Оба, смутившись, мы опустили глаза.

— Прости, — только и смог сказать я.

— Не делай так больше, пожалуйста, — шепнула она и вышла.

Нет. Я никогда не дам такого обещания. Никогда!

Приняв душ, я отправился на Место Встреч. Все, вроде бы, было как обычно, но в воздухе витало невидимое напряжение. Существующих Хранителей было больше. При моем приближении прекращались разговоры, до тех пор, пока я не удалялся на определенное расстояние. Меня встречали и провожали напряженными взглядами. Черт! Что, я теперь здесь лишний? Где же теперь мое место? В Жизни меня уже нет, на Пределе меня больше не принимают. В Смерть отправляться? Мне было неловко. Я хотел бежать отсюда. Нет, я не должен этого делать. Я увидел своих ребят. Как они мне нужны сейчас! Получу ли я от них так необходимую мне сейчас поддержку? Или они тоже встретят меня холодом? Я собрал все силы, сделал непринужденный вид, нацепил дежурную улыбку.

— Привет, Санек, Вадим, — я пожал ребятам руки, с ними стояла обильно обвешанная украшениями престарелая леди в красной широкополой шляпе, с ярким макияжем и в безумно вычурном вечернем красном же платье. — Пришедший Вольдемар, — представился я и поцеловал поданную мне руку, на которой количество перстней гораздо превышало количество пальцев.

— Наслышана-наслышана… Существующая Старость, — назвала свое имя дама скрипящим старушечьим голосом, склонив голову набок.

— Не может быть! Кто посмел дать Вам имя, столь неподходящее такой прекрасной особе? Вы чей-то гид, — поддержал я ее светский тон.

Дама расплылась в улыбке:

— Ой, льстец… — она потрепала меня за щеку. — Да я имею свою Пришедшую. Или она имеет меня. Уж не знаю, кто кого из нас имеет, — она мне подмигнула, дабы я оценил ее шутку. — Моя Пришедшая — девушка. Вы же понимаете, молодой человек, такой пожилой женщине, как я, не доверят такого красавца и бунтаря, как Вы, — она кокетливо улыбнулась, всей своей сущностью выпрашивая следующий комплимент. — Мою Пришедшую зовут Лидия. Но она тоже имеет бунтарский дух, и представляется Пришедшей Диной. С подачи этого хулигана, — с этими словами она хорошенько потрепала Вадима за ухо, — и добавила: — Прошу прощения, вынуждена покинуть ваше приятное общество, Пришедшие.

— Что, бабушек развлекаете? — ухмыльнулся я, когда бабуля удалилась на безопасное расстояние.

— Тише. Если она услышит, что ты назвал ее бабушкой, то ты, внучек, станешь ее заклятым врагом. А с ней лучше дружить, — предупредил меня шепотом Вадим, потирая раскрасневшееся ухо. — У, хуже всякой тещи, — бросил он в сторону Существующей Старости.

— Вольдемар, а ты нам ничего не хочешь по-дружески рассказать? — подмигнул Санек.

Ну вот, началось. И они туда же.

— Да, кстати, — на подходе услышав последнюю фразу, поддержал его Паша.

— Пойдемте к Дине. Она сегодня нас ждет. Обещала чай с домашним пирогом. Сама там стряпает чего-то, — предложил Вадим.

Мы не раз уже собирались у Дины за чаем. И для себя давно единогласно решили, что вкуснее Дининой выпечки еще никогда ничего не ели. Вот и сейчас никто из нас не решился бы отказаться отведать кусочек ее пирога. Дина встретила нас радушно. За ее деревянной дверью я, Паша, Вадим, Санек и, конечно, сама хозяйка комнаты сели за круглым столом. Сначала мы беседовали на отвлеченные темы, не касаясь перемен на Пределе, произошедших не без моего участия. Но тема назревала, я это чувствовал. Наконец, после очередной выпитой кружки чая, Паша сказал:

— На сегодняшний день ты герой Предела, Вольдемар. Все только о тебе и говорят.

— Даже? — сделал я удивленный вид. — И чем же я обязан такому вниманию к своей скромной персоне?

— Это мы и хотим от тебя услышать, — поддержала Пашу Дина, приняв удобную позу в объятиях Вадима.

— Так это, такое домашнее, чаепитие можно считать устроенным в мою честь, господа? — играл я.

Ребята, смеясь, навалились на меня:

— Говори.

— Рассказывай, давай.

— Как там Жизнь?

И я начал повествование истории, которая не имела ничего, кроме начала:

— Я был в Жизни, — сказал я таинственно и замолчал.

— И что? — не выдержала Дина.

— А ничего, — я стал серьезным. — Я там ничего не видел, кроме своей матери, которую угораздило позвать меня и у нее это получилось. Она всю Жизнь занимается каким-то оккультизмом или спиритизмом, который я никогда не принимал всерьез. И вот, пожалуйста. Она доставала меня им все мое детство, всю Жизнь, пусть и короткую, и теперь достает после Смерти! Мне было страшно и больно, если вы хотите это слышать! — я вскочил и перешел на крик. — Я не понимаю, почему на Пределе меня возвели в ранг его врага! Я не управлял собой! Я не мог этому противостоять! — я с яростью стукнул по столу кулаком, заставив со звоном подскочить чашечки и снова опуститься. Я сел. — Все! Вот и вся история. Концерт окончен, — я отхлебнул чаю.

После довольно долгого молчания первой заговорила Дина:

— Вольдемар, ты не должен так все это воспринимать. Это могло случиться с каждым из нас.

— Могло, но не случилось, — буркнул я себе под нос, не смотря на Дину, а она продолжала:

— Значит, ты особенный. Существующие говорят, что вернуться на Предел из Жизни Пришедшему, которого вызвал непрофессионал, практически невозможно. Один шанс из миллиона.

— Ты просто везунчик! — вставил вечно неунывающий Санек.

— Да уж. Повезло так повезло, — прокомментировал я. — Диночка, солнышко, можно еще чашечку чаю. А лучше граненый стакан водовки.

— Алкоголь на Пределе отсутствует, сэр Вольдемар, если только Вы ни желаете шампанского. А вот чаю я Вам организую, — она начала хлопотать.

— А где эта Жизнь, интересно? — спросил Вадим. — Нет, даже лучше спросить, где Предел. Вот Жизнь, там все ясно: планета Земля, вода, Солнце, воздух, небо, суша. А тут что? И где мы вообще?

— Ага, — предостерег я, — еще спроси, существует ли Предел, и обречешь нас всех пить чай в вонючем чулане с разбитыми физиономиями.

Все рассмеялись. Напряжение немного спало.

— Мой гид говорит, что Предел просто параллелен Жизни, — продолжил тему Санек.

— Как это «просто параллелен»? — все не унимался Вадим.

— Ну, значит, существует точно там же, где и Жизнь, но пересечься не может с нею. Если тебе понятней, то в другом измерении.

— И что? Почему мы ходим и не сталкиваемся лбами с Живыми?

— Да потому же, почему мы не врезаемся в радиоволны, почему мы не можем попробовать вкус света или тьмы, почему не можем взять в руку сон. Потому что это другое.

— Да, более исчерпывающего ответа я и предположить не смог бы, — пожал Вадим плечами.

— Да ну тебя, — обиделся Санек.

Меня потянуло в сон.

— Толпа, у меня скоро пробуждение, я домой. Дина, спасибо за чай, все было, как всегда, великолепно, ты просто чудо, — я встал, чмокнул ее в щеку и направился к выходу.

— Я с тобой, — подскочил Паша. — А то опять забредешь куда-нибудь в Жизнь. Тем более Санек утверждает, что она тут где-то неподалеку.

Мы попрощавшись, вышли. На улице было свежо, хорошо. Легкий ветерок играл волосами.

— Там в Жизни как сейчас?

— Люди живут, значит, нормально. Я же говорю, я ничего не видел.

— Я тоже хотел бы там побывать сейчас.

— Побываешь, когда придет срок. А сейчас не рекомендую. Смотри, — я протянул ему свою левую ладонь, покрытую красными ожоговыми волдырями.

— Ох, ни фига себе! — присвистнул Паша. — Мне уже меньше туда хочется. Тебя там что, пытали?

— Знак начал жечь, когда я заговорил о Пределе. Это я так, к слову говорю. Надеюсь тебе эти предостережения никогда не пригодятся.

Зря я так думал. Они ему пригодились, все-таки пригодились. Но об этом потом.

— А как твой гид отреагировал на твое путешествие?

— И не спрашивай. Уж и не знаю, что было легче: перенести само возвращение на Предел или ее критику. Хотя в чем меня можно винить, Паш? Я шел не из любопытства, без какого-либо злого умысла. Меня мать звала. Понимаешь, Паша, мать? А мой гид, видимо, решил, что я просто уйти хотел, не попрощавшись с ней и со всем Пределом. Эдакий я не вежливый!

— Это потому, что она девушка. Вот и все объяснение. Ты ей, наверное, нравишься.

— Девушка. В этом и проблема. Я не могу достойно мужика ответить ей на ее выпады. Знаешь, я ее сегодня почти поцеловал, — признался я.

Паша остановился:

— Что? Ты поцеловал своего гида?

— Паш, не ори ты на весь Предел. Я тебе как другу доверился.

— Ты в нее действительно влюблен?

Мы пошли дальше.

— Я не уверен. Мне, кажется, да.

— Ну ты, брат, времени зря не теряешь. Даже на Пределе умудрился влюбиться. Что же тогда с тобой в Жизни было?

— А в Жизни ничего и не было. Правда, с последними своими двумя связями я так и не успел разобраться.

— Ничего не было! С двумя связями! — передразнил Пашка зло. — А ты вернись, Вольдемар, разберись!

— Да что ты на меня взъелся-то?

— Прости, прости. Не знаю, — успокаивал Павел сам себя. — Мне, наверное, просто завидно. Я при Жизни не успел испытать особых чувств. Были девочки, секс, развлекуха. Но, чтобы любовь… нет. Не ус-пел, — произнес Паша по слогам.

Мы уже несколько минут стояли у дверей моего домика. У меня слипались глаза.

— Пошел я, а то тут вырублюсь.

— Давай, Вольдемар. Сообщи своему гиду, что ты ложишься спать, тебе выставят охрану. Ты ведь у нас теперь парень ненадежный, — посоветовал Паша, улыбнувшись, и пошел.

Войдя в комнату, я последовал его совету. Ясная незамедлительно прислала одного из Хранителей, он стал у двери.

Глава 19

Я проснулся, открыл глаза. Я не у себя! Место мне совершенно незнакомое. Где я? Я что, опять куда-то прогуливался во сне?

— Нет! — услышал я негодующий срывающийся шепот Ясной. — Он еще без сознания. Нет, я уверена, что он выкарабкается, он сильный.

Она ходила быстрым шагом по комнате с трубкой у уха и старалась говорить как можно тише. По-видимому, чтоб не разбудить меня. Я чувствовал себя абсолютно разбитым и не способным к какому-либо виду существования. Тяжесть одеял давила. Как давно я в таком состоянии? Мгновение спустя, я провалившись, в темноту снова уснул…

Я проснулся, открыл глаза. Я не у себя! Место мне совершенно незнакомое. Где я? Я что, опять куда-то прогуливался во сне?

— Нет! — услышал я негодующий срывающийся шепот Ясной. — Он еще без сознания. Нет, я уверена, что он выкарабкается, он сильный.

Она ходила быстрым шагом по комнате с трубкой у уха и старалась говорить как можно тише. По-видимому, чтоб не разбудить меня. Я чувствовал себя абсолютно разбитым и не способным к какому-либо виду существования. Тяжесть одеял давила. Как давно я в таком состоянии? Перед тем как уснуть, я понял, что это со мной уже случалось. Мгновение спустя, я, провалившись в темноту, снова уснул…

Я проснулся, открыл глаза. Я не у себя! Черт возьми! Опять! Место мне совершенно незнакомое. Где я? Я что, опять куда-то прогуливался во сне?!

— Нет! — услышал я негодующий срывающийся шепот Ясной. — Он еще без сознания. Нет, я уверена, что он выкарабкается, он сильный.

Она ходила быстрым шагом по комнате с трубкой у уха и старалась говорить как можно тише. По-видимому, чтоб не разбудить меня. Я чувствовал себя абсолютно разбитым и не способным к какому-либо виду существования. Тяжесть одеял давила. Как давно я в таком состоянии? Что происходит? Я что, застрял во времени? Во времени… Значит, началось. Я в уплотнении времени. Нет, теперь я не позволю себе уснуть. И я не позволил. Я боролся со своим организмом, как мог. Мысли в голове более всего походили на кипящее гороховое пюре, которое я терпеть не могу. Фу, аж тошно. Больше слов своего гида я не слышал, так как шум в голове заглушал любые звуки извне. Я через прикрытые ресницы смотрел на нее. Я боюсь ее обидеть. Ясная мерила нервными шагами небольшую комнату. Это не мое жилище. Платье Ясной струилось темно-синими волнами, словно море, убаюкивающее само себя после шторма. Мой плавающий взгляд не успевал за ней, постоянно отставая. Слабость. Я закрыл глаза. Темно. Я постарался восстановить в хронологическом порядке недавно прошедшие события. Нет! Я не усну! Я резко сел, скинув с себя кучу одеял. Ясная немедленно подскочила ко мне:

— Вольдемар. О, Вольдемар! — она больше ничего и сказать-то не могла, пытаясь снова уложить меня. — Тебе не надо вставать, ты очень слаб.

«слаб, слаб, слаб» — эхом отдались в голове ее слова. Четр, я действительно все последнее время чувствую себя абсолютной развалиной. Мне очень неловко представать в таком виде перед Ясной.

— Ясная, я уже вернулся или еще не уходил? — я даже сам с трудом понял, что именно я сказал, настолько мой голос был хриплым и тихим.

— Да о чем ты, Вольдемар? — явно забеспокоилась она.

— Я все слышал об уплотнениях времени…

Я ожидал ее гневной реакции, но она словно в противоречие с моими мыслями, спокойно присела на край постели, поправила мне волосы, как-то по-матерински взяла в ладони мое лицо и, глядя прямо в глаза, тихо сказала:

— Хорошо. Ну? Все хорошо, только будь спокоен.

Я знал, что скажет она дальше, и боялся этого. Она скажет, что все еще впереди. Я чувствовал опасность. И где-то глубоко-глубоко в душе таилась бессмысленная пустая надежда на то, что скажет она что-нибудь совершенно другое, что позволит мне быть прежним. Но Ясная сказала именно то, что должна была сказать:

— Да, ты поставил под угрозу Предел. Ты практически уничтожил его. Ты должен сделать то, что должен.

Все внутри меня оборвалось… Я обессилено опустился на свои подушки. Говорить больше ничего не хотелось. Не знаю, сколько я пролежал так, глядя в потолок, чувствуя только тепло рук Ясной, держащей мою ладонь. Мне все навязывали идею о моей неординарности, теперь я и сам этому поверил. Я опасен для Предела. Согласитесь, далеко не каждый Пришедший может этим похвастать? Неожиданный писк трубки прервал мои невеселые мысли.

— Да? — подскочила Ясная, схватив трубку. — Конечно, Павел, ты можешь зайти. Он уже не спит.

— Я никого не желаю видеть, — буркнул я, отворачиваясь и накрывая голову подушкой.

Ясная отключила трубку, резко сдернула с меня одеяло:

— А ну вставай, Царевна-Несмеяна! Развел тут сопли!

— Ясная, я не одет, — возмутился я, отбирая у нее одеяло и роняя подушку.

— Ты лучше штаны натяни, — она швырнула мне мои широкие брюки.

Я последовал ее совету.

— Где я могу принять душ?

Она кивнула на дверь справа:

— Только не долго. Пришедший Павел сейчас придет. И вообще, тебя многие хотели бы увидеть.

Пашка пришел, как всегда, в ярком стильном костюме. Как удачно может этот парень одеждой подчеркивать свою индивидуальность! Он никогда не бывает вульгарным или смешным. Этот обаятельный гламурный молодой человек сражает своим шармом девушек наповал, но сам никак не может полюбить. Вопреки своим ожиданиям, я был очень рад видеть Пашку.

— Привет — привет, Вольдемар! — он, как и раньше, похлопал меня по плечу. — А ты, мужик, здоров. Ты ему уже сказала об аресте? — обернулся он к Ясной.

Она отрицательно покачала головой и опустила глаза. Да что, черт возьми, происходит? Я никак не мог въехать в ситуацию.

— Кого арестовали? — поинтересовался я вслух.

— Понятно. Значит, отвела мне эту роль, — продолжал Пашка разговор с Ясной, не обращая внимания на мой вопрос. — Что ж, кто-то должен сказать это твоему Пришедшему. Пусть это будем мы, а не кто-то посторонний…

Я пощелкал пальцами, перебивая Пашу:

— Эй, эй! Ребят, ничего, что я с вами тут сижу? — спросил я, переводя настойчивый взгляд с Ясной на Паху и обратно.

— Вольдемар, не кипятись. Ясная, позволь я закурю.

Она кивнула, поставила перед ним на столик хрустальную пепельницу в виде льва и вышла. Я, молча, терпеливо ждал, когда Пашка закончит медленно с наслаждением потягивать сигаретный горьковатый дым, пуская его вверх колечками. Раньше я не замечал, чтоб он курил. Наконец он затушил недокуренную сигарету.

— Многое, Вольдемар, изменилось на Пределе, — философски заметил Паша.

— Даже наши с тобой отношения? — его манера вести себя начала порядочно меня раздражать.

— Да брось ты! — он окинул комнату скорым нервным взглядом и подмигнул мне.

Так, значит, что-то не так. Значит, не для меня он нацепил маску эдакого золотого мальчика.

— Договаривай об аресте. Это меня касается? — сам того не замечая, я перешел на шепот.

— Вольдемар, Совет Существующих признал тебя опасным для Предела. Ты не можешь быть теперь обычным Пришедшим. Тебя решено изолировать.

Я встал, сложил руки за спиной и начал медленно похаживать по комнате.

— И куда же, позволь узнать меня оформят? В сферу для вновь прибывших Пришедших? Куда? Может, в Жизнь, в Смерть, в Рождение? Куда мне теперь? Тоже мне, нашли врага народа! Или к Пленникам меня теперь отправите?

При упоминании о Пленниках Пашка передернулся. Он ничего не отвечал, только постукивал по колену руками, сложенными в «замок». Я наклонился к его лицу:

— Паша, ты же знаешь, я не хотел этого. Ты же знаешь.

— Да, знаю. Ясная знает, Вольдемар. Но им здесь видно этого не было. Им все равно, что и как ты делал, у них есть только итоги, результаты. Предел просочился в Жизнь, активизирован проход из Предела в Жизнь и обратно, в складках времени уплотнения и растяжки… Вот, Вольдемар, далеко не полный список того, о чем знает Предел. И во всем этом замешан именно ты.

— Но ведь… — я сел в кресло напротив Пашки.

— Добрыми делами вымощена дорога в ад. Знаешь такое изречение? Сейчас оно более всего подходит к твоей ситуации, — Паша говорил медленно, растягивая слова, словно смакуя каждый звук.

— Лучше бы я не перенес переход из Жизни на Предел. Зачем меня вернули? — отчаяние охватывало меня.

— Ты здесь. Значит, ты должен нести ответ за свои поступки.

— Поступки? Поступки, ты говоришь? Поступки можно совершить только по своему волеизъявлению. Кто спрашивал меня, хочу ли я покидать Предел и идти в Жизнь, чтоб увидеться с матерью?! Меня взяли силой! Поимели меня! Опустили! — я с яростью стукнул по столу кулаком.

Пепельница, вздрогнув, подпрыгнула и выплюнула из себя часть пепла.

— Ты и этого не хотел сделать? — спросил Пашка спокойно и, взяв щепотку рассыпавшегося пепла, растер его пальцами.

— Издеваешься?

— Чуть-чуть, — улыбнулся он.

Я его сейчас убью. Я сжал кулаки и медленно поднялся. Кровь прилила к лицу. Паша, видя мое состояние, тоже встал, отряхнул руки и сунул их в карманы.

— Тихо, тихо, Вольдемар, — зашептал он, — спокойно. Я уже ухожу.

Он протянул мне руку для прощания. У меня совершенно не было желания пожимать ее. Я был невыносимо зол на него. На чью поддержку мне рассчитывать, если даже он отвернулся от меня? Пашка силком принял в рукопожатие мою кисть, пристально глядя в глаза. Я почувствовал, что Пашкину ладонь и мою отделяет свернутая бумажка. От сердца мгновенно отлегло. Значит, он просто не мог иначе. Я тайком сунул полученную записку в карман.

— До скорого, Вольдемар, — пытаясь не менять тона, попрощался Паха. — И помни, Предел с тобой сейчас везде и всегда, — он окинул взглядом комнату. — Ты в туалете-то сегодня был?

Я понял, что он имеет в виду далеко не поддержку Предела, а констатирует неотрывное внимание его ко мне. Значит, туалет самое неконтролируемое место? Если, конечно, я правильно истолковал его слова.

— Бывай, — бросил я.

Пашка исчез за дверью.

Так! Значит, Предел объявил мне войну? Что ж, повоюем!

Глава 20

Я внимательно оглядел комнату. Все чужое: узкая кровать, два кожаных кресла у стеклянного столика, ковер на полу, серые жалюзи на огромном окне. Все скромно и без вкуса. Никакого дизайнерского мотива. Скрытых камер я не заметил. Их тут, собственно, прятать особо некуда. Возможно, на Пределе они выглядят иначе, чем я мог бы предположить. На то они и скрытые, чтоб такие, как я, их не видели. Сделав несколько шагов, я дернул ручку входной двери. Заперто. Этого и следовало ожидать. Я враг. Я арестант. Так, пройдем-ка в туалет. Шикарный черный унитаз. Он мог бы претендовать на звание произведения искусства, если бы не был настолько вычурным и нелепым в этом помещении. Зачем на Пределе унитаз? Здесь совершенно нет в нем необходимости, обычная имитация Жизни. Хотя мне вот пригодился же. Я уселся поудобнее и развернул небольшой голубоватый листок бумаги. «Вольдемар, мы с тобой. Все прослушивается и просматривается. Будь готов на триста двадцатый шаг по выходу. Ясная в курсе. Павел». Что ж, емко, кратко, лаконично. А самое главное, ничего не понятно. Я встал, мелкие кусочки записки бросил в унитаз и обильно смыл. «Вот и ты пригодился, парень», — захлопнул я унитазную крышку.

В комнате я нос к носу столкнулся со своим гидом.

— Может, ты соизволишь мне объяснить, где я нахожусь, — я явно переигрывал.

— Это одна из комнат Целительницы. Здесь особая полезная для Пришедших атмосфера, — смущенно ответила Ясная, накручивая на палец выбившийся локон.

— Что атмосфера здесь особая, я уже понял. Посиди со мной, Ясная.

Мы присели в кресла.

— За тобой скоро придут. Надеюсь, Пришедший Павел объяснил тебе твой нынешний статус на Пределе.

— Очень расплывчато. Пояснения не помешали бы.

Я взял ее руку. Прохладная, с аккуратными ровными розовыми ноготками, длинными пальчиками. Я поднес ее ладошку к губам. Пахнет мандарином.

— Не надо, Вольдемар, — произнесла она очень тихо, почти шепотом, и отняла руку. — Тебя решено определить в одну из комнат коридора Предела. Там будет все, что ты пожелаешь, кроме дверей. Ты ни с кем не сможешь общаться, чтоб не навредить. И уж, конечно, не сможешь выйти.

— С ума сойти. Меня еще и в одиночку сажают. Просто зашибись! Не проще ли было бы стереть мне память и отправить в Жизнь?

— Не проще, Вольдемар. Не проще! Никто не знает зачем, но все уверены, что ты еще необходим Пределу.

— Для чего? Чтоб уж добить его до самого конца? Разве кому-то не достаточно уже сыгранной мною роли? Может, хватит надо мной издеваться?

Больше всего мне в этой истории не нравилась перспектива скорой разлуки с Ясной. Но ведь мне должна быть предоставлена возможность реабилитироваться. Я же должен пройти через складки времени. Почему об этом все молчат? Или я уже вернулся, не оправдав надежд Предела? Хотя, нет, если вернулся, значит, оправдал. Соответственно, я там еще не был.

— Вольдемар, Предел рассматривает это не вполне как твой арест, а как проявление заботы о твоей же безопасности.

— Ха! — я аж подпрыгнул. — От кого же? Тоже мне ценность нашли. Ясная, уж от тебя-то я этого не ожидал. Не надо прикрываться высокими идеями!

Она отвернулась. Больше никто из нас не проронил ни слова вплоть до прихода Существующего Охранника по мою душу.

— Ты готов, Пришедший? — бросил он в мою сторону.

— Нет, чемоданы еще не собрал, — ухмыльнулся я и протянул ему свои руки: — Вяжите, господин палач.

Существующий вопросительно посмотрел на Ясную.

— Пришедший шутит, — поспешила пояснить она и взяла меня за руку: — Мы готовы.

И только сейчас я до конца осознал, что, скорее всего, вижу ее в последний раз, в последний раз чувствую прохладу ее ладони, смотрю в ее глаза. Захотелось впитать в себя ее образ, надышаться ею… Предоставит ли в Жизни память мне возможность пусть не помнить, но хотя бы изредка видеть ее во сне? Моя Ясная… Все! Не выпуская ее руки, я сделал решительный шаг к выходу. Входная дверь за нашими спинами громко захлопнулась, определив абстрактную точку отсчета. Шаг, два, три… Сначала неосознанно, потом на основе выводов, сделанных из Пашкиной записки, я считал шаги. …Девятнадцать, двадцать, двадцать один… Я тупо смотрел себе под ноги, не замечая шершавых стен недлинного сумрачного коридора, нескольких метров холла Места Встреч, упрекающих и восхищенных взглядов обитателей Предела, сменившихся пейзажем так нравившейся мне раньше улицы. … Сто семьдесят шесть, сто семьдесят семь, сто семьдесят восемь… Существующий Охранник шел впереди, мы с Ясной за ним. Что задумал Пашка? Скоро узнаю. Снова под ногами потянулись квадратные плитки пола. Значит, мы опять в помещении. Никогда еще так долго не тянулось время. Шаги. Шаги. Шаги. Двести сорок два, двести сорок три… Двести девяносто восемь, двести девяносто девять, триста… Триста тринадцать… Ясная сильно сжала мне руку, потом выпустила ее. Я поднял глаза. Мы стояли перед небольшой деревянной дверью. Она странно напоминала мне такую же, как в моей бывшей комнате. А как же триста двадцатый шаг по выходу? Что-то не то. Не мог же Паша ошибиться. Или ошибся я? Охранник толкнул дверь. Она, легко поддавшись, открылась. Я сделал последний шаг и оказался в маленькой круглой комнате.

— Триста четырнадцать, — посчитал я вслух этот шаг.

— Рано считаешь, Вольдемар, — послышался за моей спиной голос Ясной.

Я резко развернулся. Что она имеет в виду? Ясную с Охранником и меня разделял дверной проем. «Через порог не прощаются» — вспомнил я не единожды повторяемую моей маменькой фразу. И, словно воспротивившись ей, произнес, открыв руки для объятий:

— Прощай, Ясная.

— До свидания, Пришедший Вольдемар. До свидания, — она обняла меня через порог. — Ни на что не надейся, не верь. Но знай, — добавила она шепотом.

— Пора, — прервал нас Существующий.

Глава 21

Дверь закрылась и моментально слилась со стеной. Не осталось даже и намека на то, что еще мгновение назад она здесь присутствовала. Я был готов к этому и не испытал никакого удивления. Я остался один. Один! Одиночество? Нет, я, как ни странно, пока его не ощущал. Круглая, абсолютно пустая комнатка, без окон и дверей. Цилиндр. Хоть бы какое-нибудь кресло поставили мне, не на полу же сидеть. Моментально рядом со мной возникло желаемое мягкое синее кресло, точно такое же, как было у меня в комнате. Появилось оно так плавно и ненавязчиво просто, словно всегда здесь и стояло. Что ж, забавно. Я пожелал стол, пива, хорошую закуску. Да, кстати, в Жизни всегда хотел попробовать олений язык маринованный. Название оказалось эффектнее вкуса. Немного попил и пожевал. Но одному как-то не пилось и не елось. Я встал. Походил. Эдак, и голова может закружиться, по кругу-то ходить. Нет ни одного угла. Чем заняться? Как уголовники в одиночках сидят? Вообще-то к ним изредка надзиратели заглядывают и адвокаты всякие. А у меня тут… В общем, гроб да и только. Шикарный, комфортабельный гроб. Я всердцах пнул ногой стол со всем его содержимым. Раздался звон и хруст.

— Да пошло оно все!

И оно ушло, словно его и не было тут. Я улегся на пол. Рядом встала кровать.

— Обойдусь, — сказал я неизвестно кому, ощущая себя героем сказки «Аленький цветочек».

Кровати не стало. Я рассмеялся во весь голос. С ума схожу, что ли? Не знаю, сколько прошло времени. Но надеяться мне было особенно не на что и рассчитывать я мог только на себя. Полный какой-то животной решимости я встал, поотжимался от пола до полного изнеможения и принялся обследовать стены. Я ощупал и простучал каждый миллиметр. Стук везде был до приторности однообразным. И уже после прекращения простукивания он все еще продолжал звучать у меня в ушах. Что делать? Пашка и Ясная намекнули мне, что отсюда реально выбраться. Но как?! Остается пол и потолок. С обследованием пола я справился довольно быстро. Результат оказался отрицательным. Для осмотра потолка мне понадобилась лестница-стремянка. Все было под рукой, кроме двери. А ее я сейчас желал больше всего. Стремянка была неустойчивой и шаткой, как и я сам в данное время. Я очень устал и опасался, что могу упасть. Колени дрожали, руки тряслись. Кулаки уже разбил в кровь. А зачем я стучу непосредственно кулаком? Я словно боялся, что предложенный мне инструмент обманет, соврет и издаст не тот звук, который мне хочется услышать. Позже я пожалел, что не воспользовался каким-либо орудием сразу, потратив столько времени напрасно. А помогли мне мои элементарные сомнения.

Я на последнем дыхании, уже ни на что не надеясь, передвинул стремянку, взобрался на нее и собрался простукивать последний участок потолка. Просто невероятно, что эта лестница таки выдержала меня! А ведь такая на вид ветхая вещь. Закравшееся сомнение возымело свое действие, стремянка скрипнула и начала разъезжаться. Я сконцентрировался на прыжке, но сказалась усталость, и я, неловко взмахнув руками, будто хотел взлететь, пребольно ударившись о стену, растянулся рядом с развалившейся стремянкой. Черт возьми! Это капкан! Склеп! Гроб! Да в гробу хотя бы крышка есть, а тут… Но я не намерен был сдаваться. Я взглянул на обломки лестницы. Увиденное немало удивило меня. Я моментально вскочил на ноги. Зажмурился, открыл глаза, потер их кулаками. Гоню. Наверное, устал сильно. Отвернулся, походил, снова глянул на лежащую стремянку. Нет, это не галлюцинация. Часть лестницы, лежащая у стены, не вызывала никаких вопросов. А вот вторая часть… Она отсутствовала, словно была отрезана стеной в том самом месте, где касалась ее по полукругу. А где же обломившаяся часть? Я взялся за остатки стремянки и потащил к себе. Этот кусок оказался тяжелее, чем можно было бы предположить по его виду. Дальнейшее мною увиденное совсем вывело из равновесия. На середину комнаты я вытащил абсолютно целую лестницу, словно вытянув ее из стены. Я подошел к тому месту, где только что лежали обломки стремянки, оглядел и ощупал стену. Все как и прежде. Не единой трещины или вмятины. Твердь. Абсолютная твердь! Я, разогнавшись, с силой пнул стену. Резкая боль в ушибленной ноге заставила меня взвыть и опуститься на пол. Неужели пальцы сломал? Продолжая морщиться, я снял кроссовок. Так и есть, средний палец сломан. Этого еще не хватало. Со злости я швырнул кроссовок в стену. Я даже пригнулся, ожидая, что он сейчас отрекошетит в меня. Каково же было мое удивление, когда в положенный момент я не услышал удара кроссовка о стену. Яподнял голову, кроссовка нигде не было. Ну вот, они у меня еще и обувь сперли. Я посмотрел на свою вторую ногу. Зачем мне теперь один башмак? Я снял и его и запустил туда же. Кроссовок благополучно долетел до стены, беззвучно вошел в нее, и теперь я отчетливо услышал звук его падения где-то за стеной. Я оглянулся по сторонам, что бы еще кинуть? Ничего подходящего не обнаружив, я не придумал ничего более уместного и пожелал получить молоток. Бросать я его не стал, а подковылял с ним к стене. Попробовал стукнуть. Так и есть! Молоток отлично проходил в стену, словно ее и не было, а моя рука задерживалась, упираясь в ее твердь. Значит, стена существует только для меня. Я размахнулся и все-таки бросил молоток так сильно, насколько мне позволило мое нынешнее состояние. Мне отлично было слышно, как он упал, судя по звуку, метрах в тридцати. Отлично! Теперь вопрос в том, как мне преодолеть эту стену.

Я занялся аутотренингом, пытаясь внушить себе, что стены нет, что она только в моем воображении. Я мог кого угодно убедить в этом, и вроде бы даже сам уверовал, но… Ох уж это «но»! «Надежда умирает последней» — говорил я себе несколько часов спустя, после бесконечного числа попыток просунуть в стену хотя бы палец. «Надежда», «надеяться» — что-то подобное упоминала Ясная, прощаясь со мной. Что именно говорила она? Я сжал виски руками и закрыл глаза. Через несколько минут память благосклонно смилостивилась надо мной. «Ни на что не надейся, не верь. Но знай». Вот ее слова. Никакая надежда и вера мне не помогут. Я не должен надеяться или верить, что я смогу пройти через эту стену, я должен знать это наверняка. И убеждение в этом знании должно быть настолько велико, чтобы я смог пройти без попыток, с первого раза, ибо возникшее при неудаче сомнение исключит в дальнейшем возможность выхода отсюда вообще. И это знание пришло само собой. Я просто почувствовал, что я твердо и безоговорочно знаю, что именно сейчас в этом самом месте я пройду. Я вплотную подошел к стене, уверенно сделал шаг. Раз! Второй шаг я уже сделал в темном коридоре. Через носки чувствовался холод пола. Все внутри меня ликовало! Я вышел. Вышел! Вдыхая прохладный воздух, я пошел, сильно хромая, считая шаги. Было темно. Очень-очень темно. И от того ничего не было видно, как в Жизни при ярком-ярком свете. Я не думал о том, что будет дальше, я не думал о том, куда я иду. Существовало только «сейчас», а сейчас я был свободен.

Глава 22

На седьмой шаг я наткнулся на свой кроссовок. Отлично! Теперь надо до второго добраться. А то пол такой ледяной, ноги сводит. Через двенадцать шагов я обулся. Казалось, что сломанный палец в обувь не помещается, но боли не чувствовалось. Холод сыграл роль своеобразной анестезии. Зуб на зуб не попадал. Изо рта шел пар. Как холодно. Только хруста снега под ногами не хватает. На сорок четвертом шаге и молоток нашелся, но брать я его не стал. Шаги, шаги, шаги… Мне казалось, что я давно уже сбился, но мой шепот настойчиво, будто отдельно от меня, продолжал счет: триста, триста один… Триста восемнадцать, триста девятнадцать… Я замер. Огляделся. Прислушался. Тихо, темно, никого. Разочарование ледяной рукой сжало сердце. И уже ни на что не надеясь, я сделал последний триста двадцатый шаг. В этот момент меня окружили неведомо откуда взявшиеся чужие голоса, чья-то сильная рука зажала мне рот. Я, сопротивляясь, дернулся. Незнакомый голос тихо, но твердо скомандовал:

— Молчи и расслабься.

Я последовал этим указаниям. Несколько рук подняло меня и понесло. Тащившие меня бежали молча, только тяжело дышали. Почему они меня несут, я ходить пока и сам в состоянии? Наверное, им этого не казалось. Но мне так удобнее, я уставший, замерзший, обессиленный и не хочу шевелиться. Через несколько минут послышались встречающие нас голоса:

— Давай! Давай, ребята!

— Быстрее!

— Успеваем?

— Кто хочет вернуться, то уходите сейчас. Никто вас не осудит. Для большинства из нас это путь в одну сторону.

Никто не отреагировал на эту фразу. Ого, сколько их тут? И кто это вообще? Голоса все незнакомые: и женские, и мужские. Меня, наконец, поставили на ноги. Что-либо рассмотреть возможности не было, нас окружала абсолютная тьма. Где-то рядом капала вода, этот звук раздражал и зачаровывал одновременно. Как не замерзает она в таком жутком холоде?

— Как он? — услышал я голос Пашки.

Слава богу, он здесь! Я облегченно вздохнул.

— Все в порядке, — гордо произнес человек, поддерживающий меня справа.

— А я вам что говорил?! Вольдемар, дружище, я знал, что ты сможешь, — он хлопнул меня по плечу.

— Паша, ты объяснишь…

— Позже, все позже, — перебил он меня.

Стало резко теплеть, словно кто-то щелкнул рубильник огромной духовки, в которой мы были заперты. Сначала меня это неимоверно обрадовало. Но уже через пару минут обстановка в прямом смысле накалилась.

— Вот и началось, — шепнул Пашка мне в самое ухо. И громко обратился ко всем остальным: — Путь открывается. Приготовьтесь. Главное, знать, ребята!

Температура росла неумолимо. Рубашка вымокла от пота. Волосы слиплись. Горячий воздух обжигал легкие. Пол под ногами стал таять. Он действительно был изо льда. От него с противным шипением пошел пар. Паники не было. Все, как по команде, молча прижались к раскаленным стенам. Страшный грохочущий звук заставил зажмуриться. Когда через пару секунд я открыл глаза, то замер от необыкновенно чарующей картины, открывшейся мне. Под ногами разверзлась бездна. Глубокая, безграничная… Я смотрел на вселенную, постланную мне под ноги. Я возвышался над ней как Бог. Как красиво! Как прекрасен свет звезд. Свет! Это не может быть Пределом. Это свет. Пора. Я первый. Именно я должен открыть этот путь. Я знал. Непонятно откуда, но я просто это знал. И, оттолкнувшись от стены, я прыгнул. Мне было легко и спокойно. Вау! Я знал, что остальные прыгнули за мной. Радость переполняла все мое существо. Я летел? Мне хотелось кричать от счастья, и я кричал. И не только я кричал. Вопль восторга разнесся по вселенной. И, уже почти растворившись, вздрогнул и разлетелся мелкими разрозненными звуками какофонии. Одновременно с ним вздрогнула вся картинка, словно отражение в потревоженной воде. Все оборвала внезапная ослепительная вспышка, заставившая крепко зажмуриться. Мгновение спустя, раздался оглушающий грохот, и почувствовалась мощь взрывной волны, давящей и неумолимой. Теперь я падал с невероятной скоростью. Ничего не видно и не слышно, зрение и слух пропали, сказывалась контузия. Я морально приготовился к неминуемому удару, мысленно распрощавшись с целостностью своих костей. Но не через пять секунд, ни через десять, ни даже через минуту ничего не изменилось. Я все падал и падал. В никуда.

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22