Сокровище трёх атаманов [Сергей Алексеевич Чуйков] (fb2) читать онлайн

Сергей Чуйков Сокровище трёх атаманов

Глава 1 Неожиданный друг

«Случится если так, что лунной ночью на рубеже времён осветит землю звёзд посланник, то существо, в урочный час с небес слетевши, воспримет мудрость всю, что по челу его ударит», — в пустой полутёмной комнате голос профессора звучал глухо и торжественно. Слушали его всего двое: парень и девушка, любимые ученики профессора. Только им доверил учёный раскрытую тайну. Правда, открытие, как нередко бывает в науке, порождало гораздо больше вопросов, чем ответов. Первой нарушила тяжелую тишину девушка, видимо, она не боялась показаться несведущей:

— Так это и есть пророчество волхвов древней Мещёры? А как это понять?

Молодой человек хотел выглядеть остроумнее:

— Да уж… Тысячу лет монахи хранили в подвале монастыря камень с непонятными знаками… Месяцы наших раскопок… Мы добыли первый образец старомещёрской письменности. Вы, профессор, потратили два года на расшифровку — а вот итог…

— Ну, знаете, коллеги, ещё не всё прочитано, это только первое пророчество, и если мы чего-то не понимаем… — удручённо проговорил профессор, — это не повод отчаиваться.

— Ни о жизни народа, ни о истории царей, и даже не про свои дела волшебные, а только бессмысленный набор слов! — парень будто не слышал профессора, — вот же напророчили!

Всем троим было ясно, научной сенсации не случилось. Труды почти пропали даром. Девушка снова повторила медленно, вчитываясь в каждое слово:

— «Случится если так, что лунной ночью на рубеже времён осветит землю звёзд посланник, то существо, с небес слетевши, воспримет мудрость всю, что по челу его ударит.» Ничего не понимаю.

* * *

Огромная полная луна на тёмно-синем небе сияет властно и ярко. Зимняя ночь и трескучий мороз надолго сковали пространство земли и неба. Тихо. Дым из труб домов поднимается столбом. На улицах ни души. Не лают собаки, спят люди. Маленький городок съёжился и притих, чувствуя свою ничтожность перед этой синей ночью и этой полной жёлтой луной над миром. Никто не смеет нарушать морозного безмолвия. Спите. Спите безмятежно и сладко под снегом, в укромных норах, в дуплах и расщелинах, в теплых уютных домах, в мягких постелях. Зима дарит всем покой и отдых.

Морозная синяя ночь, безраздельно завладевшая маленьким городком, окутала собою и далёкую шумную Москву. Никогда не спящая огромная столица хоть и не замерла, но всё же с тихим спокойствием смотрела ввысь миллионами огоньков, в полудрёме лениво шепча ночные звуки. Одним из огоньков был ночник в комнате общежития, где, забывши о тайнах мещёрских волхвов, мирно спали парень и девушка.

А у себя в квартире в самом центре огромного города ворочался в постели старый профессор. Вот он встал, кряхтя обул тапочки, зажёг лампу и пошлёпал на кухню. Взгляд его упал на часы, потом на висевший над ними отрывной календарь. «Без пяти двенадцать…Тринадцатое января… Однако старый новый год вот-вот наступит. Таинственное время, колдовское. Бабка моя в деревне, помню, каждый год в эту ночь гадала…» — всплыла в полусонном сознании профессора нежданная мысль: «Лунной полночью на рубеже времён…» В окно профессорской квартиры смотрела та же огромная жёлтая луна, что властвовала над маленьким городком за тысячу вёрст от Москвы.

А там, в том спящем городке, смотрел в окно на ту же самую луну мальчик. Ему не спалось. И вдруг он отчётливо увидел на огромном диске луны силуэт большой хищной птицы, мохнатой, с большой головой и мощными крыльями. Видение длилось всего миг, но мальчику показалось, что в лапах птица несла какой-то маленький комочек. Часы на стене начали бить двенадцать. Вдруг небо разрезала косая белая яркая черта. Вспышка!!! Синяя ночь на секунду озарилась ярким жёлтым светом…

— Метеорит! У нас! — мальчик был любознательным и начитанным, — И никто, кроме меня, этого не видел! Вот это удача! Расскажу в школе — не поверят! Эх, сони! И заснять не успел!

Небо после вспышки стало ярко-голубым, потом голубой круг стал сжиматься и постепенно исчез. Тёмная ледяная зимняя ночь вновь укрыла спящий городок.

И совсем-совсем никто не видел, и даже мальчик не мог догадаться, что яркая вспышка метеорита ослепила летящую сову, и та от неожиданности выпустила из лап маленький пушистый комочек, который утащила в лесу и собиралась съесть. Часы били двенадцать, комочек летел вниз… Маленький пушистый бельчонок сжался от страха, на чёрненьких глазках выступили слёзы… Всё… Вот сейчас удар — и всё… Коротенькая жизнь, уютное дупло в старой сосне на опушке леса, тёплая заботливая мама-белка, вкусные орешки… А потом страшная когтистая лапа, острая боль и кровь на рыжей шкурке, полёт в холодную черноту ночи и огромная жёлтая луна, как глаз жуткой совы. Внизу ветхая крыша со старой печной трубой, он летит прямо туда…

Полуразрушенная печка старой библиотеки, давно заброшенной и доживающей последние дни, была набита всяким ненужным людям хламом: тряпьём, коробками и бумагой. С треском и клубами пыли из печки вывалился чёрный от сажи комок, израненный и окровавленный, но живой!!! Вылетев, он со всего размаху ударился головой об валявшуюся на полу большую синюю старую книжку.

Двенадцатый удар часов в комнате мальчика возвещал начало нового дня и нового года по старому стилю. Мальчик лёг в постель, и, от впечатлений, быстро уснул тем безмятежным и волшебным сном, какой бывает только в детстве. Ему приснились бородатые волхвы в длинных белых одеждах. На туманной поляне в глухом лесу они ходили вокруг серого камня с непонятными письменами и тихо, нараспев бормотали заклинания. Казалось, что говорят они по-русски, но понять ни одного слова было невозможно.

И тот же самый сон видел в далёкой Москве старый профессор. Только он точно знал, что написано на камне, и чувствовал, что предсказанное чудо уже случилось где-то очень далеко.

— Я живой! Но что это со мной? Я думаю словами… Я знаю человеческий язык! И буквы! «С. И. ОЖЕГОВ. СЛОВАРЬ РУССКОГО ЯЗЫКА» — прочитал бельчонок надпись на большой синей книге, об которую он так больно ударился при падении головой. — Я знаю слова… Я ещё и разговаривать могу! Вот это да! Я — говорящий бельчонок со знаниями человека! Невероятно! И что мне теперь делать? А, как больно… Обидно будет спастись от совы, приобрести разом знания людей и умереть здесь от холода. Надо выбираться.

Но едва он попробовал подняться, как силы покинули его, и несчастный бельчонок так и остался лежать между книжек в холодной и пустой старой библиотеке.

* * *

— Тобик! Алёнка! Вставайте! Время уже семь, в школу, в садик опаздаем! Быстро!

Вылазить из-под тёплого одеяла совсем не хотелось. С вечера Тобик долго не мог уснуть, сидел и смотрел в окно до полуночи. Это он видел полную луну, сову и падение метеорита. Сейчас казалось, что всё это был сон. А теперь вот утро, и он, ученик шестого класса Толя Шахматов, должен вставать, умываться, завтракать и отправляться в школу. Утро не обещало ничего хорошего.

— Ну хватит уже! Вылазь! — мать стащила с него одеяло. — Тобик! Подъём!

Родные звали его Тобиком, потому что он сам так в раннем детстве себя называл, когда ещё плохо выговаривал некоторые звуки. Это домашнее прозвище до того вошло в привычку, что даже сам себя мысленно он называл Тобиком, а не Толей. Официально его звали только в школе, а школу Тобик не любил. Точнее, школа его не любила. Друзей в классе у Тобика не нашлось. Учился он хорошо, но не старательно. Учителя не любили его за рассеянность и неактивность. Обычно в классе Тобик сидел один и чего-нибудь читал. Или думал. Учителя заставали его врасплох вопросом или требованием, которых Тобик не слышал, и не знал оттого, что ответить. Так появлялись плохие отметки. А когда слышал и отвечал — неизменно хорошие. Вот только Тобик вовсе не хотел быть отличником, пятёрки и двойки он принимал с одинаковым равнодушием, а учился только из-за любознательности. В голове его обязательно что-то должно было крутиться, быть отправной точкой для мыслей и фантазий. А вот чего Тобик очень хотел — это чтобы у него были друзья: интересные, умные, надёжные, добрые и весёлые. Но в жизни таких не было.

В это хмурое зимнее утро, да еще после каникул, Тобик чувствовал себя особенно одиноким. Ночное событие взбудоражило его воображение, а поделиться было не с кем. Вдоль по улице тянул ветер и гнал по обледенелой дороге снежные змейки позёмки. Было зябко. Прямо перед Тобиком, слетевши с берёзы, села на дорогу синичка. Дёрнула хвостиком, пискнула: «Пить-пить», вспорхнула и полетела дальше. «Что она хотела мне сказать?» — подумал Тобик, — «Ведь не просто же так она пищала…» И он побрёл дальше, пытаясь разгадать птичьи слова. Однако не прошёл он и десяти шагов, синичка вернулась, села ещё ближе, чирикнула, повернула чёрную головку и опять вспорхнула. «Ну конечно, она хочет, чтобы я пошёл за ней. Может, ей нужна моя помощь?» — эта мысль так поразила Тобика, что он развернулся, и, вместо того, чтобы идти в школу, пошёл туда, куда полетела синица. О том, что он впервые прогуливает занятия, Тобик как-то не подумал. Порхая с ветки на ветку, синичка уводила Тобика всё дальше и дальше от школы.

Долго ли, коротко ли брёл Тобик по заснеженному городу, а привела его синичка к старой библиотеке, села на окно, пискнула в последний раз и улетела высоко в небо. На двери висел ржавый большой замок, стёкла в окнах были выбиты. Тобик хотел было повернуть обратно, но мальчишечье любопытство одолело, и он полез в окно. Внутри библиотеки всё было завалено битыми кирпичами, гнилыми досками, рваными старыми журналами, книжками и всяким другим мусором. Спрыгнув с окна, Тобик споткнулся и громко упал:

— Что же тут такое-то? Ай, как больно! Сколько книжек бросили… Где эта синица, чего она меня сюда притащила? Вечно, придумаю себе какую-нибудь дурь, потом неприятности. Школу теперь прогулял… Выбираться отсюда надо.

Лежащий в уголке раненый замерзающий бельчонок впервые услышал людскую речь.

— Эй, мальчик! Помоги мне! Я замерзаю! Меня сова порвала! Я с неба упал! — раздался тонкий голосок в пустой библиотеке.

Тобик вздрогнул от неожиданности:

— Кто здесь? Ты где? А? Я помочь тебе пришёл! Меня синица привела.

— Здесь я, в углу!

Тобик поднялся и пошёл на голос.

— Осторожней, не наступи на меня, я маленький! — пискнуло у него под ногами. При тусклом свете из окна видно было плохо. Тобик осторожно пошарил рукой и поднял бельчонка.

— Это я! Я с высоты упал в трубу! Помоги мне!!!

Тобик стоял молча и держал в руке бельчонка. Понять, что происходит, было невозможно. Пугаться вроде было нечего, но всё же стало страшно. Тому, кто раньше никогда не сталкивался с чудесами, очень трудно осознать, как это может быть то, чего быть не может. Тобик растерянно глядел по сторонам. Глаза уже привыкли к темноте, но увидеть в пустой библиотеке никого не удавалось.

— Эй, где вы тут? Хорош прикалываться!

— Да я это, я!!! Нет тут больше никого!

Тобик почувствовал кровь на руке. «Некогда разбираться, кто тут надо мной подшутить решил, бельчонок на самом деле сильно ранен», — подумал Тобик и решительно полез обратно, на улицу. Бережно придерживая за пазухой замёрзшую зверюшку, Тобик во весь дух побежал домой. Влетев в квартиру, он уложил бельчонка на свою кровать, а сам бросился потрошить аптечку.

— Йод надо, лапку мне забинтуй пожалуйста, и от ушибов мазь какую-нибудь, — услышал Тобик тот же голос, что и в библиотеке. «Да не, ерунда, послышалось… тут шутить точно некому…», — мысли мешались в голове. Тобик обрабатывал ранки. Бельчонок ясными умными глазками смотрел на него. Вдруг мальчик увидел, что на глазах бельчонка наворачиваются слёзки.

— Очень больно? — сам от себя не ожидая, спросил Тобик.

— Ничего… Спасибо тебе. Я без тебя пропал бы.

Сомнений быть не могло. Эти слова говорил бельчонок, и Тобик это ясно видел и слышал.

— Знаешь, такого не бывает. Животные только в сказках разговаривают.

— Да, не бывает. Меня сова утащила, съесть хотела. Потом вспышка на небе, и она меня бросила. Я упал в трубу, а потом стукнулся головой об книжку большую. Теперь вот говорю, и даже читаю. Хорошо, что ты меня спас. Я теперь самое-пресамое расчудесное чудо на свете!

— Ну… ты ещё поправься сначала.

— Здесь у тебя тепло. Я только ушибся, когда падал, и сова когтями шкурку порвала. Поправлюсь. Не бросай меня, я тебе пригожусь.

— Будешь жить у меня, под кроватью. Только не показывайся никому и не говори ни с кем, ладно?

— А можно у тебя? Тебе не попадёт из-за меня?

— Тебя никто не увидит. Только вот в школу сегодня я уже не попал…

— Ну ты ведь доброе дело сделал! Расскажи, что спас меня!

— Ага, поведаю всем, что честно шёл в школу, а потом увидел на улице синицу и поплёлся за ней в другую сторону, потом залез в какие-то развалины и нашёл там говорящую белку. А после оказывал ей медицинскую помощь, отчего и прогулял уроки. Тут меня уже самого к врачам отправят, голову проверять. Я сам ещё никак не привыкну к мысли, что такое может быть. Главное, я ведь ночью видел ту сову, и, кажется, даже тебя у неё в когтях разглядел, а потом раз…! Свет! Метеорит ночью упал, это точно!

— Ну вот, видишь, всё сходится! А ты говоришь — не бывает… А вот он я.

— А тебя как зовут-то?

— Мама-белка Рыжик звала. Смотри, какой хвост у меня рыжий и пушистый! — раненый бельчонок с гордостью повертел хвостом и в первый раз улыбнулся.

— А тебя как?

— Тобик. Так мать зовёт. Я в детстве так говорил вместо «Толик». Все привыкли.

— А кто ещё тут живёт?

— Алёнка, сестра младшая, и дядя Миша Комаров, отец её, мой отчим. Мамин муж.

— Да… твои наверно прогонят меня, если увидят.

— Наверно. Лучше, чтобы не увидели. Вот коробка из-под маминых туфлей. Ты пока под кроватью поживи, только не шуми. Поправишься, что-нибудь придумаем. Ты чем питаешься?

— Семечек бы мне… или орешков лесных. А так — я ж грызун, всё могу: и ягоды, и фрукты, и сыр.

— Лежи пока. Я сейчас в магазин схожу, куплю тебе еды. Да, тебя же помыть надо, ты в саже весь.

Через два часа помытый в тазике, сытый и перебинтованный Рыжик, свернувшись калачиком, спал в обувной коробке под кроватью Тобика.

Прошла неделя, ранки бельчонка зажили. Стали друзья думать, как им незаметно

устроить Рыжика так, чтобы он мог бегать свободно, и незаметно проникать в квартиру к Тобику. И вот до чего додумались: у выброшенной после праздников новогодней ёлки Тобик обрубил ветки, залез на крышу и ствол ёлки воткнул в вытяжную трубу. Квартира была на самом верхнем этаже, и длины хватило как раз до решётки на кухне. Из четырёх шурупов, на которых крепилась решётка, Тобик открутил три, а один оставил. Когда бельчонок хотел идти гулять, Тобик поворачивал решётку, Рыжик прыгал в трубу и по стволу ёлки лез на крышу, а оттуда — гулять где вздумается. А потом он тем же путём возвращался, тихонько звал Тобика, который впускал его обратно.

Так потекли день за днём. Рыжик набирался сил и становился всё веселее и интереснее. Обычно утром бельчонок отправлялся по трубе на прогулку, а Тобик шёл в школу. Возвращался Рыжик только вечером, когда уроки были уже сделаны, и рассказывал о своих похождениях за день. Начал он с того, что детально изучил всю окрестность. Все пути и норы, все чердаки и подвалы, окрестные гаражи, сараи, крыши и помойки — всё уже через неделю Рыжик знал в подробностях. Очень много нового узнавал по вечерам Тобик о своём городе, о своей улице и даже о родном доме. Познания Рыжика в человеческой речи и жизни вообще очень быстро вышли за пределы толкового словаря. Бельчонок на глазах становился остроумным и забавным, а самое главное — незаменимым надёжным другом, каких не было среди людей.

Тобик жалел, что бельчонка нельзя было брать с собой в школу. Очень скоро Рыжик перестал питаться угощениями, которые покупал ему мальчик. Карманных денег вполне хватало бы Рыжику на орехи, и Тобику было обидно, что друг отказывается. Все попытки уговорить его питаться дома заканчивались тем, что Рыжик с гордостью заявлял: «Я дикий зверь и добываю сам!» Тобик подозревал друга в мелких хищениях у соседей, говорил, что это не хорошо, что Рыжик позорит себя и его, Тобика, что у людей так не принято и стыдно. В конце концов Рыжик пообещал чужие продукты не красть, а изыскивать только бесхозные, природные и подаренные ему в городском парке, куда бельчонок повадился бегать как на работу. Однако разговаривать человеческим языком Рыжик ни с кем не решался. Его и так кормили.

Зима тем временем закончилась, впереди у друзей были целые весенние каникулы. В первый день Рыжик на прогулку не убежал. Товарищи сидели в спальне на кровати, Тобик учил Рыжика играть в шахматы. Игра эта для Тобика была любимой и заветной. В школе работал кружок, который Тобик неизменно посещал. Руководитель, учитель математики на пенсии, хорошо относился к Тобику и часто говорил: «Шахматы — модель жизни, а тебя хорошо играть сама фамилия обязывает». А дома Тобику играть было не с кем. Только увлеклись приятели игрой, как вдруг на подоконник уселась большая старая ворона. Внимательными злыми глазами она оглядела комнату, уставилась на играющих друзей и сидела, не шелохнувшись. Рыжик сразу заметил её:

— Вот вылупилась… В шахматах, что ли, разбирается…

От сверлящего взгляда вороны Тобику стало не по себе:

— Прогоню я её. А то ещё на подоконник нагадит.

Тобик махнул рукой прямо около стекла. Ворона и не думала улетать.

— Вот наглая! Придётся форточку открывать. Тобик слегка приоткрыл окно. Ворона злобно каркнула, сделала как раз то, чего опасался мальчик, зыркнула наглым чёрным глазом и улетела.

— У, подлая! Подоконник теперь отмывать.

— Странная она какая-то. Не боится совсем. Что-то тут не так…

Весь день эта мысль не выходила у Тобика из головы. Он был рассеян и едва не проиграл начинающему шахматисту Рыжику, который по беззаботности нрава скоро забыл про дерзкую ворону.

Однако когда на следующий день Рыжик пошёл гулять, он около помойки нос к носу столкнулся с той самой вороной. Бродячая собака откопала в мусоре засохший кусок сыра. Едва она собралась его съесть, ворона ловко подкралась сзади, стащила кусок и взлетела на старый тополь, на ту же самую ветку, где сидел Рыжик. Собака с бешеным лаем бросилась вдогонку. Ворона сидела рядом и медленно, с чувством клевала плесневый кусок, а под деревом бесновалась голодная собака. Вдруг злобная ворона предложила кусочек сыра Рыжику. Тот от неожиданности помотал головой и отодвинулся подальше. Доклевавши, ворона сделала крылом жест, который Рыжик истолковал как: «Погоди, я сейчас…». Ворона вспорхнула, залетела за баки помойки и тотчас же из-за них вышла одетая в чёрное тряпьё старуха с длинным крючковатым носом и чёрными злыми глазами. Она подошла к тополю, и, обращаясь прямо к Рыжику, сказала:

— И где справедливость? Где, я спрашиваю? — каркающий голос звучал громко и звонко, — Эта крыса поганая живёт в тёплой квартире, ходит в магазин за продуктами… А я? Я у собак на помойке плесневый сы-ыр… ворую-у… — старуха заплакала. — А чем я хуже… В нору пролезть не могу…

— К-какая крыса? — от неожиданности Рыжик оторопел.

— Крисовна, чтоб её хвост отпал, не ты же… Ты у нас вон… белка. И как этот мальчишка тебя разговаривать-то научил? Я прямо глазам своим не поверила, когда в окно вас увидала.

— А как это ты, бабушка ворона, так вот, раз… и человеком стала?

— А-а, любопытные вы твари, белки! А ты как по-людски балакать стал?

— Я с неба упал, прямо об словарь головой. Как-то так получилось. Не знаю, короче.

— А я знаю! Я всё знаю! И сильно бы тебе пригодилось то, что я знаю! Вот только не скажу я тебе ничего! Прыгай дальше, дурачок рыжий! — каркающий голос старухи аж срывался на визг. Рыжик начал понимать, что старухе-вороне что-то от него очень нужно. Любопытство так и подмывало спросить прямо, но всё же он решил проявить осторожность:

— Ну и ладно! Тоже мне, обзывается… Карга старая! Заболтался я тут с тобой, мне в парк надо.

И Рыжик спрыгнул с ветки, намереваясь убежать. Старуха бросилась вдогонку:

— Стой! Ладно! Расскажу тебе тайну, если поможешь мне в одном деле…

В этот момент у помойки мелькнула серая тень. Старуху аж передёрнуло от злобы. Она быстро достала что-то из кармана, поднесла ко рту и тотчас же превратилась обратно в ворону. Пробегавшая у помойки крыса ещё не успела шмыгнуть в нору под сараем, а ворона уже налетела на неё. Крыса ощетинилась и оскалила зубы. Ворона напала. Полетели перья и клочки шерсти, крыса с вороной клубком валялись в грязи и мусоре, стараясь укусить, уклюнуть, ударить друг друга. Рыжик, понаблюдав немного за схваткой, бросился наутёк. Ещё через мгновение крыса изловчилась, вывернулась всё-таки из цепких лап вороны и шмыгнула под сарай. Ворона победно каркнула, встряхнула грязные перья и улетела. Рыжик же отправился не в городской парк попрошайничать, а в лес грызть еловые шишки.

Конец марта. Весна опаздывала в этом году безнадёжно. На обледенелой берёзе сидел прилетевший вовремя скворец, тощий и взъерошенный. Он недоумённо косил бисерным глазом на метровые сугробы, волнами лежавшие на пустой равнине. «Ну и дела… Ни червячка, ни мухи, хоть сдохни с голодухи. Впору обратно лететь», — невесело думал скворец, озирая зимнюю картину. На восходящем утреннем солнце искрился празднично снег. Вдоль проторённой лыжни, жмурясь от яркого света и подняв пушистый хвост трубой, скакал бельчонок. Нарядное рыжее пятнышко легко скользило к лесу, и скоро исчезло в еловой чаще. «Пожалуй и я туда, — решил скворец, — залезу в какое-нибудь дупло и буду весны ждать. Всё равно ведь придёт. Не бывает иначе!»

А в городе мальчик сидел у окна в залитой солнцем комнате, смотрел на пустой двор и думал: «А где-то там бегает сейчас друг его бельчонок? Не обидела ли его вчерашняя злая ворона? Солнце уже светит по-весеннему. Скоро всё изменится, растает, забурлит и зацветёт! Как всё интересно в этом мире!»

Уважаемый мой взрослый читатель, скажи мне, как ты можешь почувствовать детство? Чем отличается оно от всей остальной жизни? Так сразу и не скажешь… А я отвечу тебе. Солнце. Он заливает детство сплошным, сладким, ярким утренним светом. Будто и не было в детстве дней хмурых и пасмурных, и даже дожди лили с неба яркого и чистого. Ты просыпаешься — оно уже светит! А день долгий-долгий, и всё в нём не утомляет, а интересует. И засыпаешь ты вместе с солнцем, потому что и ночь — яркая. Время не летит в трудах и заботах, оно плывёт, плывёт по голубому небу белым ватным облаком от зари до зари, и столько вокруг всего необыкновенного, что даже и чуду не удивился бы. Конечно, а что тут странного: бродил любопытный мальчишка по развалинам, школу прогуливал, нашёл бельчонка, а тот — говорящий. Тайна здесь, да и всё. Да ведь в том залитом солнцем мире таких тайн — полным полно! И всё просто, и всё удивительно… Да только вот у нас с вами ничего этого нет. Вот и не бывает чудес никаких, а дни наши не детским солнцем залиты, а трудами, заботами, доходами и расходами. Жаль, что не вернётся то детское солнце уже никогда, только сладкой болью в сердце отзовётся…

А вам, милые мои невзрослые ещё читатели, скажу просто: «Не смотрите вы в цифровые ваши игрушки, нет в них ни чудес, ни правды, а смотрите на этот мир, живой и настоящий, там всё для вас — и правда, и тайны, и чудеса! Бельчонка в парке видели? Шустрый такой, рыжий, глазки такие умненькие. Думаете, не может он говорить? Да отчего ж не может-то? Умейте только слышать. А если ещё и в нужное время об толковый словарь шлёпнулся… А соседская сумасшедшая старуха, точно ли вы знаете, что не грызёт она по ночам чего-нибудь, и не превращается в ворону или крысу. Всё может быть… Вот и пошло, вот и поехало… А уж дальше я вам такого понарасскажу, только читайте, да слушайте. Однако, чего ж та ворона хотела?

Про это и размышлял Рыжик, пока грыз в лесу еловые шишки. Оказалось, что он — не единственное чудо на свете. Мир вокруг полон загадок. Нужно было срочно рассказать всё Тобику!

Однако около дома бельчонка ждала уже другая старуха:

— Эй-а, рыженькай! Подь-ка сюда, милок, чего тебе скажу…

Бабка, поджидавшая Рыжика, была полной противоположностью вороне. Кругленькая, беленькая вроде серенькой, подслеповатая, в маленьких круглых очках. Хвостик слабеньких седых волос собран сзади в кудельку. Вся опрятная и приторно-добренькая. Однако этот благодушный вид портила большая ссадина на лице, заклеенная крест-накрест пластырем, и лиловый синяк под глазом. Передние зубы бабки слегка торчали, а общее выражение лица, несмотря на деланную доброту, было вполне крысиным. Конечно же, Рыжик сразу догадался, что перед ним вторая участница драки у помойки — старуха-крыса:

— Пойдём, пойдём, милок, орешками тебя угощу. Орешки вку-усные!

Первым желанием Рыжика было убежать от этакой доброты куда подальше, но любопытство взяло верх. Бельчонок поскакал за старухой. Оказалось, что живёт она на первом этаже в том же подъезде, что и Тобик. Квартира бабки оказалась до того удивительной, что Рыжик застыл от неожиданности у порога. Дело в том, что всё жилище крысы было засажено и оплетено тыквами. Стебли вились, кругом лежали и висели лопушистые резные листья и оранжевые полосатые тыквы. Они оплели всё в доме: шкафы, столы, стулья и даже потолок с люстрой. Старуха, ловко шмыгая между ветвей, пролезла к столу:

— Иди, орешки вот, угощайся!

— Спасибо, бабушка. Я только что две шишки сгрыз. А Вы что-то хотели мне сказать?

— Экий ты быстрый! Ладно. Тут вот нынче к тебе ворона приставала, гадость такая. Я тебя, милок, предостеречь хочу. Ты берегись её! Не слушай, не разговаривай, как увидишь — беги! Она злющая! Заклюёт! Только ты отвернёшься — так и кинется клевать! Берегись. Особенно не делай, если она чего попросит! Она тебя ни о чём не просила?

— Нет! Мы не разговаривали.

«А бабка-то не подозревает, что я догадался, что она тоже оборотень, — подумал Рыжик, — ладно, поиграем!»

— Ой ли, не разговаривали… — в писклявом голосе старухи-крысы слышалось ехидство. — Ты вот чего, милок, коли будешь с вороной водиться — так и знай: загрызу! — бабка взвизгнула, злобно оскалив передние зубы, — а не будешь, — снова её голос стал медовым, — угощать тебя орешками стану. Хочешь — тебе лесных, хочешь — грецких, хочешь — миндальных, а то и кедровых…

— За миндальные, конечно, спасибо, — насмешливо-вежливо ответил Рыжик, — добрая Вы, бабушка, сразу видно…

— Ну вот и хорошо, вот и договорились!

Рыжик рассматривал висящие с потолка тыквы, и вдруг, неожиданно сам для себя, ляпнул:

— Я вот семечки тыквенные люблю…

Старуха взвилась, аж подпрыгнула:

— И-и-и! И не думай! Забудь и думать про них! Только попробуешь — рога вырастут, хвост отпадёт, как звать себя забудешь, и… вообще…! — серенькая бабка неистово побелела от страха и злости. «Вот где дело-то нечисто! Пора улепётывать отсюда.» — подумал Рыжик.

— Ну, мне пора, бабушка. Спасибо, что предупредили. Уж я эту ворону теперь за версту обходить стану!

И Рыжик быстро вышмыгнул на улицу.

Целый вечер у друзей только и было разговоров, что о новых знакомых Рыжика. Тобик сначала всё не мог поверить: как это так, бабушка-соседка с первого этажа, Кристина Крисовна, с которой он всегда здоровается, возвращаясь из школы, и вдруг — оборотень-крыса! Нет, в доме, конечно знали, что бабка слегка чокнутая, что в квартире у себя тыквы выращивает, но чтоб такое… А летающая за окном наглая ворона! Оказывается, может вот так — раз, — и в старуху превратиться! А потом обратно. В голове не укладывается. Но ясно было, что Рыжик и не думал шутить. Надо было решить, что делать дальше, ведь эти старухи знали тайну говорящего бельчонка и могли быть опасны. Обе они чего-то скрывали, грозили и хитрили. Тобику было о чём подумать. А Рыжик, набравшись впечатлений и выложив всё Тобику, спокойно забрался в свою коробку, свернулся калачиком и тотчас уснул.

Догадки и сомнения разрешились очень быстро — утром на следующий день. Едва родители Тобика ушли на работу, а сестрёнку увели в садик, в окно квартиры осторожно, тихонько постучали. Тобик открыл занавеску и увидел уже знакомую ворону, мрачные мысли о которой не давали ему спать этой ночью. Однако вид её сегодня вовсе не был наглым и грозным, птица поглядывала добродушно, снизу вверх, слегка поворачивая головой и тихонько постукивая клювом по стеклу. Из-под кровати вылез Рыжик, и спросоня тоже недоумённо уставился в окно. Первым нарушил молчание Тобик:

— Что делать-то? Впускать её или нет?

— Я за то, чтобы впустить. Не такая уж она и страшная. Интересно же, чего ей надо.

— Конечно интересно, только кто её знает, чего она натворить может…

— Если она на какие-нибудь волшебные гадости способна, она их и оттуда сделает.

— Ладно, была не была, впускаю! — Тобик решительно отворил форточку.

Ворона проворно влетела в комнату, села на пол, потом извернулась и клюнула что-то, спрятанное у себя в перьях под крылом. Дальше на глазах у изумлённых друзей произошло невероятное: птица выросла в размерах, перья превратились в рваную тёмно-серую одежду, лапы в ноги, а клюв в большой крючковатый нос. И наконец в комнате развернулась во весь рост старуха со странной, но всё же вполне обыкновенной внешностью.

— Мои юные друзья! — торжественно начала она говорить, — разрешите представиться: Воронина Карина Карловна.

Рыжику уже был знаком этот низкий, отрывистый каркающий голос, но теперь он почему-то был вежливым:

— Мы с Вами недоговорили тогда, во дворе, уважаемый…

— Рыжик я… Лучше на ты…

— Так вот, Рыжик! А Вы, молодой человек, я слышала, Анатолий…

— Да, я… — от волнения и неожиданности Тобик и сказать-то ничего не мог.

— Вполне понимаю Ваше замешательство, появление моё не совсем обычно для Вас. Хотя вот и друг Ваш, тоже, некоторым образом, явление редкое. Привыкайте. Предсказываю Вам ещё много удивительного в жизни! — старуха снова обратилась к Рыжику, — так вот беседа наша неожиданно прервалась тогда…

— Как же, помню, Вы на крысу драться кинулись, а я убежал.

— Эта крыса, эта дрянь… Я страдаю из-за неё. Я прилетела просить вас о помощи!

— Ну так чего надо-то?

— Я знаю, мои честные и благородные друзья, что вы не останетесь равнодушными к страданиям несчастной пожилой женщины и восстановите справедливость! Дело в том, что меня, честную труженицу, заколдовала эта мерзкая крыса, и теперь она живёт в квартире и получает пенсию, а я, несчастная, вынуждена скитаться, — ворона всхлипнула, — питаться на помойках, воровать и просить подаяния… И только ты, благородный Рыжик, только ты сможешь мне помочь. А в благодарность я открою тебе тайну… — очень нужную для тебя тайну!

— А чего сделать-то? — любопытный Рыжик уже терял терпение.

— Эта гадкая крыса прорыла нору в паспортный стол, украла и подделала там документы для себя, и теперь живёт, как человек! А я в эту нору пролезть не могу! А ты сможешь! Расширь этот крысиный лаз, а я пролезу и сделаю себе паспорт, потом оформлю пенсию, сниму квартиру и буду жить как она, по-человечески!

— А как же это она Вас заколдовала? — поинтересовался Тобик.

— Не важно… Паспорт нужен, и всё. Экий ты недоверчивый! — старуха на время забыла изображать вежливость.

— А что за тайна? — спросил Рыжик

— Ты видел моё превращение? Ты сможешь так же!

Тобик поднялся со стула:

— Ясно, бабушка. Мы подумаем над вашим предложением, приходите… э-э… прилетайте завтра, в это же время.

— Ну что же, подумайте. Разрешите, я выйду через дверь.

И старуха-ворона чинно удалилась.

— Ну что ты думаешь, Рыжик? — задумчиво произнёс Тобик, глядя ей вслед.

— Да раскопаю я ей эту крысиную нору, делов-то…

— У нас людям нельзя документы подделывать… Как думаешь, расскажет тайну или обманет?

— Так это ж людям нельзя, а крысам, воронам и белкам всё можно! — Рыжик пробежался по кровати, скакнул на подоконник, потом на занавеску, повис на ней и начал качаться.

— Эй-эй, не всё!

— Скорее обманет! — Рыжик соскочил на пол, сделав сальто, — точно не знаю, но мне кажется, что всё дело в семечках от тех тыкв, что крыса Кристина Крисовна выращивает. Очень уж она того… окрысилась, когда я про них спросил.

— А прикольно, если бы ты мог, как они, становиться человеком, когда захочешь, — Тобик уже мечтал.

— Мне и белкой неплохо. А всё же интересно попробовать.

Все последние события немного изменили восприятие Тобиком взрослых людей. Раньше ему казалось, что все большие — умные, честные и правильные, и только у детей бывают глупость, капризы, зависть и чудачества. Вообще-то и раньше он подозревал, что и среди взрослых такое случается, но авторитет больших всё же был несомненным. Теперь же всё изменилось. Больше нельзя быть наивным. От этих взрослых тоже можно ожидать всего, чего угодно.

— А как ты думаешь, эти старухи, они злые или добрые? — серьёзно спросил он Рыжика. Тот ответил, не задумываясь:

— Хитрые они. И чокнутые.

— Однако, судя по всему, никаких колдовских злобных чудес творить они не могут. Уже хорошо. Просто ворона и крыса, знающие тайну превращения в людей. И сначала этот фокус проделывать научилась крыса — Кристина Крисовна, а потом её секрет узнала ворона — Карина Карловна. Забавные чудеса. Надо как-то так придумать это дело, чтобы ворона нас не обманула.

Раздумья Тобика о правильности того или иного поступка были для него обычным делом, и всегда он решал однозначно. Но теперь все размышления зашли в тупик. С одной стороны было вроде бы нехорошо помогать Карине Карловне обманывать государство. Но с другой — если уж эта ворона на самом деле человек, не должен же человек жить и питаться на помойке… К тому же Тобику очень хотелось увидеть друга в виде человека. Рыжик уже стал самым близким ему существом, искушение было велико.

А Рыжик между тем вообще не сомневался. На следующий день он отправился с Карловной, которая пришла утром сразу в человеческом облике, в центр города и приступил к работе по расширению крысиного лаза в подвал здания паспортного стола. На неделю Рыжик углубился в земляные работы. Тобик снабжал друга орешками. Каникулы между тем кончились, началась последняя четверть. И вот, наконец, в воскресенье труды Рыжика почти закончились. Оставалось расширить всего несколько сантиметров лаза, и ворона спокойно смогла бы проникнуть в учреждение. Друзья условились, что пойдут вместе и сначала потребуют от Карловны секрет превращения, а потом Рыжик пробьёт лаз до конца. Ворона подошла в условленное место в виде старухи:

— Ну что, готово, друг мой рыженькай?

За Рыжика ответил Тобик:

— Да, Карина Карловна, почти готово. Теперь раскройте нам обещанную тайну, а потом Рыжик закончит работу.

— Ах, не доверяете, хитрюги! Ну и чёрт с вами! Как-нибудь сама доклюю.

— Рассказывай давай, ведьма! — Рыжик бросился на старуху с кулаками.

— Ой, ой, отстань ты, грызун чёртов! Семечки, семечки тыквенные жрёшь — и превращаешься…

— Это я и без тебя уже догадался, семечки давай! — Рыжика было не удержать.

— Нету! Самой мало! У Крисовны укради! Пошел вон, дурак рыжий!

— Некультурная вы, бабушка. Зря мы вам помогали, — спокойно заключил Тобик, — Пойдём, Рыжик, пусть сама докапывает.

— Ну не злитесь, нету лишних семечек! Может, и я вам когда-нибудь пригожусь! — примирительно сказала старуха, достала из кармана семечку, сгрызла, спокойно выплюнула шелуху и тотчас обернулась вороной. Не досмотрев представление до конца, Рыжик запрыгнул за пазуху Тобику, и друзья удалились.

И снова потекли однообразные дни и недели школьной учёбы. Тобик занимался, Рыжик целыми днями бегал по окрестностям в поисках интересного. Только вечером друзья собирались вместе. Тобик рассказывал другу о том, как он учится в школе. Однако рассказы эти не радовали Рыжика. Тобика в классе обижали: он единственный носил очки, старался учиться и не участвовал в издевательствах одноклассников над учителями и друг над другом. Мальчику очень не хотелось ходить в школу, он считал дни до летних каникул. Рыжик неоднократно порывался стащить-таки у Крисовны немножко семечек, обернуться человеком и пойти в школу вместе с другом, чтобы навести там порядок. Но Тобик всегда был против воровства, даже волшебных семечек. В конце концов друзья договорились, что пойдут в школу вместе, Рыжик будет сидеть в портфеле. Так и поступили.

Внутри серого каменного здания школы было шумно. У стен стайками стояли девчонки, по коридору носились друг за другом малыши, в общем, всё было как обычно. Весеннее солнце светило в окна ярко и весело. Тобик зашёл в класс, сел на своё место и достал учебник с тетрадями. Рыжик тихонько выглядывал из открытого портфеля. Учительница вошла в класс и стала рассказывать о чём-то умном. Однако Рыжик сразу заметил, что дети совсем не интересовались уроком. Девчонки болтали и развлекались телефонами. Мальчишки затеяли перестрелку жёваной бумагой из трубочек. Тобик не участвовал, и поэтому скоро превратился в единственную мишень для всех остальных. Закрывшись руками, он лёг на парту, чтобы слюнявые бумажки не попадали ему в лицо. Учительница, конечно же, сразу сделала ему замечание. И тут терпение Рыжика закончилось. Он выскочил из портфеля и начал швырять в мальчишек всем, что попадётся под лапу. Девчонки завизжали и повскакивали с мест. Мальчишки кинулись ловить Рыжика, поднялся ужасный кавардак. Урок был сорван. В ту секунду, когда учительница нечеловеческим криком привлекла к себе общее внимание, Рыжик шмыгнул куда-то. После началось дознание. В класс пожаловала директор Мария Ивановна. Чётким полицейским голосом она спросила:

— Итак, я желаю знать, что здесь произошло. Анжелиночка, будь добра, опиши, что ты видела?

Из-за парты поднялась Анжелина Хрякина, первая в классе красавица, которая нравилась всем мальчишкам. Тобика она терпеть не могла:

— Мария Ивановна, мы сидели и внимательно слушали, как Ольга Сергеевна объясняет новую тему. Посередине урока этот дурак очкастый Шахматов выпустил из портфеля какую-то свою дурацкую крысу, рыжую такую, ну или белку облезлую, не знаю. Мы испугались, она кидать… кидаться на нас всех стала, бешеная наверно. Вот и всё.

— Понятно. Другие версии есть у кого-нибудь? Нет. Отлично. Шахматов, где животное и зачем ты это сделал?

— Убежала. Я не знал, что она у меня в портфеле… — пробормотал Тобик.

— Вот враньё в твоём положении хуже всего! Имей хотя бы смелость сознаться, ничтожество! Завтра я хочу видеть у себя в кабинете твою маму! Продолжайте занятие. Директорша хлопнула дверью и застучала каблуками по коридору. Как только прозвенел звонок на перемену, Тобика обступили толпой мальчишки. Командовал Макс Бугай, которого все боялись. Он ткнул Тобика кулаком в грудь и начал:

— Очкастый, крысана своего сюда давай! Я придумал, я биологичке перед уроком повешу его на лампочке за хвост, пусть изучает…

Остальные гаденько подхихикивали.

— Ты ей хвост лучше оторви, Максик, я из-за неё ноготь сломала. — красавица Хрякина и другие девчонки присоединились к мальчишкам.

— У меня никого нет! — твёрдо сказал Тобик.

— Чё ты врёшь, я видела, как твоя крыса рыжая в портфель к тебе обратно запрыгнула. Максик, отбери у него сумку.

Бугай стал вырывать портфель из рук Тобика. Началась драка, книжки и тетради полетели на пол. На Тобика навалились всей толпой, Бугай разбил кулаком очки, полилась кровь. Вдруг с форточки раздался звонкий голос Рыжика:

— Эй, придурки, вы меня ищете? Ну возьмите, вот он я! Тобик, беги!

Толпа кинулась ловить Рыжика. В суматохе никто даже не понял, что с ними человеческим языком говорит белка. Тобик выскочил из класса.

На соседней улице, около колонки, Тобик пытался смыть кровь и привести в порядок костюм. Ничего не выходило. Вся одежда была испачкана и порвана. Разбитые очки остались в классе. Обида тяжёлым комком подкатила к горлу. «За что они так со мной, что я им плохого сделал», — сверлила голову навязчивая мысль. Рыжик сидел, нахохлившись, в сторонке. По мордочке было видно, что он переживал и напряженно думал.

— Пошли домой, Рыжик, там сейчас нет никого, может, получится костюм зашить.

— Тобик, у тебя какие очки?

— Минус два.

— Ты иди, а я в аптеку сбегаю.

— Ты что, стащить очки мне решил? Не надо, у меня деньги есть, куплю такие же.

— Знаешь, Тобик, мне кажется, что я приношу тебе одни несчастья. Плохой из меня друг. Я лучше пойду в лес. Прости меня.

— Ты что? Ты бросаешь меня? Да они все ненавидели меня всегда, ты думаешь, это в первый раз такое? Ты — мой единственный друг, мне без тебя на свете и делать-то нечего! Не уходи, прошу тебя!

На глазах бельчонка навернулись слёзки. Он молча залез на плечо Тобика, а потом тихо сказал:

— Я с ними ещё рассчитаюсь.

— Не надо. Я решил. Я больше не пойду в школу. Буду уходить из дома с портфелем, а вместо школы мы будем гулять с тобой по городу. Сейчас не холодно. Здорово я придумал?

— Здорово. Только твои родители всё равно об этом узнают.

— Ну, потом что-нибудь ещё придумаем. Главное — вместе! Согласен?

Рыжик вместо ответа запрыгнул за пазуху разорванного костюма Тобика. Оба вдруг почувствовали, что впереди всё равно всё будет хорошо.

Прогуливать школу всё же не получилось. На следующий день Ольга Сергеевна сама пришла домой к родителям Тобика, принесла портфель с учебниками и всё рассказала. Она долго беседовала с мамой Тобика за закрытой дверью. Друзья сидели в спальне и ожидали бури. Однако её не случилось. Видимо, эти взрослые были не такими уж глупыми… Учительница ушла, мама вошла в спальню и сообщила, что будет теперь контролировать каждый шаг Тобика, а наказание ему родители придумают потом, если он не исправится. На этом и всё.

Глава 2 Спасение ослика

В школу пришлось ходить. Тобик добросовестно отбывал эту каторгу, лишь бы не огорчать маму. Его там больше не били, но никто в классе с ним не разговаривал. Единственным существом, с кем мог общаться Тобик, оставался верный друг Рыжик. Однажды Тобик спросил у него:

— А как ты можешь общаться с другими животными, они ведь языка не знают?

— Да очень просто! — ответил Рыжик, — им и не надо его знать. Их можно понять и так.

— А я не могу… жалко.

— Это тебе так кажется, потому что ты не пытался услышать, что говорят звери. Ты привык слушать ушами, а говорить языком. А ты попробуй видеть и понимать.

— Один раз у меня это получилось. Я пошёл следом за синичкой, мне показалось, что она зовёт меня куда-то, и нашёл тебя!

— Ну вот, а говоришь — не умеешь. Надо продолжать, тренироваться, илюбое живое существо станет для тебя понятным. Сможешь даже слышать слова, которые никто не произносил.

— Вот бы правда научиться! А звери — они злые или добрые?

Рыжик на секунду задумался:

— Они есть хотят.

— Всегда?

— Ага.

— А если совсем-совсем наедятся?

— Ложатся спать, а потом опять хотят.

— Это слишком просто.

— Ничего подобного. Добыть еду и есть главная сложность. При этом надо ещё стараться, чтобы тебя самого не съели. А так — они и веселятся, и грустят, и чувствуют и любят. Всё как у людей. Вот слышал я на улице, что скоро приедет к нам в город передвижной зоопарк. Уговори родителей пойти, там и потренируешься. И я с тобой. Давно не болтал с крокодилами…

Родители всё ещё сердились на Тобика из-за школы, и ему пришлось подключить к делу сестрёнку Алёнку. Тобик обещал целую неделю играть по вечерам с ней в куклы, если она поможет уговорить маму и папу пойти в выходные в зоопарк. Дело быстро сладилось. Правда, вечера с Рыжиком пропали на целую неделю, но поход обещал быть очень интересным. Тобик уже заранее придумал, о чём он будет говорить с обитателями зверинца. Он мечтал, что сразу поймёт все их разговоры и разузнает о жизни и в клетках, и в джунглях, и в саваннах.

Только утро намеченного дня началось с неприятности. Во время завтрака Рыжик как-то неудачно соскочил со ствола ёлки в вытяжной трубе, и поломанная Тобиком решётка упала прямо на дядю Мишу. Вся конструкция была раскрыта, Рыжик едва унёс ноги на крышу. В зоопарк после завтрака всё же пошли, но только из-за Аленки, на Тобика родители обиделись и обещали его наказать. Дядя Миша всю дорогу ругался на Тобика и рассказывал, какие страшные последствия могла вызвать забитая вытяжка. Тобик понимал, что отчим по-своему прав, было стыдно и обидно. Наконец, когда двадцатое по счёту: «Ну как можно не понимать, что ты мог нас всех просто уморить из-за своей дурацкой выходки…» — подходило к концу, Комаров увидел одиноко стоящего осла, привязанного к ограде зоопарка. И тут его осенило:

— Вот! — сказал он Тобику, — ты такой же тупой и упрямый, как этот осёл, и будешь стоять здесь, рядом с ним, а мы все пойдём смотреть зверей!

Мама согласилась:

— По твоему поведению на этой неделе это самая подходящая для тебя компания, оставайся здесь и не смей отходить ни на шаг! А мы пойдём есть мороженое и смотреть на животных.

Минуту спустя родители и Алёнка, с торжествующим видом и полным ртом мороженого, прошли мимо, отправились по рядам клеток и скоро смешались с толпой. У Тобика на душе висел камень. Серый, грязный, видно, очень старый осёл стоял, повернувшись задом к народу, грустно опустив голову. Тобик готов был расплакаться от досады. И тут появился Рыжик:

— Ты чего, расстроился что ли? Да ладно тебе, ничего нам эти арестанты интересного не расскажут, они всю свою жизнь сидят по клеткам, и только мечтают о вольной, настоящей жизни.

— Я тоже. Только мечтаю.

— Ну успокойся ты, давай делать то, за чем пришли!

— А с кем ты разговаривать-то собрался?

— А осёл тебе чем не зверь? Вот как раз сейчас у тебя всё получится. Сосредоточься. Забудь, что слушать надо ушами, а говорить языком. Ты должен увидеть, почувствовать его слова. Я начинаю. Меня-то ты понимать не разучился?

Рыжик вприпрыжку подбежал к голове осла и вступил в разговор:

— Любезнейший, не могли бы Вы повернуться э… лицом вон к тому мальчику, он очень хочет с вами познакомиться.

Осёл посмотрел потухшим взглядом на Рыжика, потом оглянулся на Тобика и снова молча уткнулся в ограду.

— Слушай, ну поболтай с нами, чего тебе стоит, всё равно ведь скучаешь…

Тобик внимательно смотрел и слушал, но никакого ответа уловить не мог. Рыжик не унимался:

— Ну скажи хоть, как тебя зовут?

— Отстань! — осёл никаких звуков не произносил, но понять, что он сказал именно это, было нетрудно. Обида и боль пропали, появился интерес:

— Вот это да, Рыжик, я его слышу!

— Да, только уж больно неразговорчивый зверь попался… Понимаешь, любезный, я учу этого мальчика понимать животных, а проходить дальше нам не разрешают, вся надежда на тебя!

— Кто это вам не разрешает, купите билет и идите! Вон там настоящие интересные звери, не то, что я…

Тобик был потрясён. Он слышал всё совершенно отчётливо, хотя осёл не издавал ни каких звуков. Просто понять его было совсем не сложно. Рыжик продолжал:

— Да, но видишь ли, родители этого мальчика решили, что именно ты из всего животного мира самая подходящая для него компания.

— Они его не любят? Люди считают нас, ослов, тупыми и упрямыми, а я ещё и совсем старый и грязный, я скоро умру, отстаньте от меня!

Тобик возмутился. Он не кричал, не размахивал руками, но он чувствовал свой голос и понимал, что осёл и Рыжик его услышат:

— С чего, почему, кто так решил? Ты такой же, как они все, и даже лучше их, ты будешь жить ещё долго и радовать всех своим видом!

Осёл удивлённо повернулся. Рыжик едва успел отскочить в сторону:

— Тобик, у тебя получается! Только давай не так громко, на нас уже оборачиваются.

— Ай, я-то уже и забыл, что вы… что тут полно народу, и не все меня поймут.

— Да чаво жа не понять-то, — вдруг вмешался в разговор подвыпивший старик в одежде, являвшей собою странную смесь наряда клоуна и гусарского мундира, — я вот тожа с нём всегда обо всём потолковать любил… да… были добрые денёчки! Интересуетесь?

Тобик сразу сообразил, что перед ним сотрудник зоопарка, в ведении которого и находился осёл. Мужчину в лёгкой нетрезвости явно тянуло поговорить:

— Митрич меня тут все зовут. Тридцать лет уже при зверях я, так-то вот. Всю страну, вдоль и поперёк, и не раз… Ай ты старая ослятина, друг сердешный, — старик с чувством потрепал осла по холке, тот и ухом не повёл, — Боцман, Боцман его кличут! Добрая коняка, даром что осёл… Ой, знал бы ты, малый, сколько мы ребятишек с ним перекатали… это ж за годы-то — не сосчитать! Он ведь только подрос, его в тележку и определили, говорят, чего он зря стоять будет, тоже, экспонат, осёл средиземноморский, туды яво, невидаль! Он, говорят, скотина добрая, и ты, говорят, Митрич, тоже, навроде того… Сооруди возок, упряжь ему полегче, да и катайте детишек. И аттракцион, и зоопарку прибыль. А я такую тележку смострячил, заглядение! Пошло дело, смех, восторги, ох и любили нас ребятишки… Да, чего это я…

Старик вдруг осёкся, благодушие на лице сменилось суровостью. Он задумался, помолчал. Тут на глаза ему попался Рыжик, который вместе с Тобиком и самим Боцманом тоже внимательно слушал рассказ.

— От, непорядок! — неожиданно громко заявил старик, — ты как из клетки вылез? А ну марш на место, счас начальство заметит, опять мне нагоняй!

— Это моя белка, не из зоопарка, я с ней из дома пришёл, — пояснил Тобик.

— А-а, зверюшек, значит, любишь… я вот тоже в детстве, кого только не водил, любил это дело… а щас вот… тока выпить люблю. Малый, у тебя копеечки нету, очень мне душно, горе у меня, друга жизнь отняла…

— Какого друга? — спросил Тобик, протягивая старику монетку.

— А вот, этого самого! От он, даже не глядит на меня! — Митрич обнял за шею Боцмана, тот отвернул морду, — попался я директору, говорит: «Ещё один загул, и ты уволен! И надо подумать, как бы сменить этот позорный транспорт! Мамаши стали жаловаться, что мы детей на старом вонючем осле катаем!» А позавчера к нам привезли вот её!

Митрич кивнул в сторону. Мимо катила расписная тележка. А везла её молодая пони, молочно-белого цвета красавица с карими умными глазами. В повозке сидела Алёнка, сестра Тобика. Она весело помахала брату рукой. Тобик ответил так же. А Митрич меж тем продолжал:

— А этому вот уж третий день жрать не дают. Вчера у зебры клочок сена сдёрнул, дак она его чуть не загрызла. Всё! Завтра ему каюк! Распоряжение имеется! Пойдешь на корм тигру, старая ты конина! — у Митрича потекли слёзы, — А чего, думал, задаром тя кормить кто будет? Шалишь! Такия дела нынче…

Митрич не попрощавшись и не оглядываясь поплёлся к ларьку через дорогу.

— Рыжик, как же так? Как такое может быть? — Тобик растерянно смотрел по сторонам. Ничего не изменилось. Яркий, светлый весенний день. Весёлые дети, нарядные, счастливые взрослые, смех, шум, милые зверюшки. Жизнь играет всеми цветами радуги. А у Тобика от осознания сказанного Митричем всё перевернулось в душе. Не хотелось верить, казалось, что и быть так не может, кто-то глупо разыграл, не бывает в этом сверкающем, счастливом мире такой дикой несправедливости… Но сомнений быть не могло. Грустный, голодный и грязный старый осёл по-прежнему стоял рядом, упрямо уткнувшись головой в решётку ограды, и никому до него не было никакого дела. Он стоял и просто ждал, когда придёт человек с ножом, прекратит его жизнь и отнесёт тигру мясо. Через день, или два, а может, уже сегодня. Рыжик, прикрывшись лапкой, тихонько плакал. Тобик стиснул зубы, чтобы не заплакать тоже, потом подошёл ближе к Боцману и тихо, но решительно сказал:

— Так не будет! Обещаю тебе! Ты ещё поживёшь! Мы что нибудь придумаем!

Осёл удивлённо поднял глаза. Во взгляде его были и обречённость, и надежда, и безразличие — всё сразу…

Тобика до глубины души поразил этот взгляд. «Надо что-то придумать, и притом быстро. Ах, как жалко, что я ещё маленький…» — вертелось в голове. А Рыжик между тем вскарабкался на плечо Тобику и что-то шептал на ухо:

— …Ничего, зато мы знаем и можем побольше их всех, нас просто так не возьмёшь… Ещё они у нас попляшут… Надо подумать, домой пошли…

Тут подошли нагулявшиеся по зоопарку мама, Комаров и Алёнка. Отчим поинтересовался:

— Анатолий, ну как осёл-то? Нашли общий язык?

— Даже лучше, чем ты думаешь, — угрюмо пробормотал Тобик. Рыжик проворно спрятался за пазуху. До дома шли молча. Друзья всю дорогу сосредоточенно думали. Родители, видимо, поняв, что перегнули палку с наказанием, тоже были невеселы. Даже Алёнка, переняв общее настоение, прижукла и молчала.

Вернувшись домой, Тобик закрылся в спальне, Рыжик забился под кровать. Минут через пятнадцать томительной тишины оттуда послышалось:

— Тобик, а как насчёт стать конокрадами…, ну, то есть… ослокрадами! Есть мысли, лезь ко мне под кровать!

— Да я об этом тоже думаю. Не всё так просто. Зоопарк ночью наверняка охраняют, да и потом куда Боцмана девать — непонятно. А ещё законы у людей кражи не приветствуют.

— А мы всё на месте оставим! Я им устрою фокус!

— Как это?

— Детали потом! Время нельзя терять! Сейчас быстро попроси маму сварить на ужин манной каши!

— Ничего себе поворот… Зачем кашу-то? Я её терпеть не могу!

— Иди, некогда! — Рыжик толкал Тобика из-под кровати всеми лапами. Пришлось послушаться друга без пояснений.

— Мам, свари на ужин манной каши, пожалуйста!

— Тобик, что это с тобой, ты ж её сроду не ел…

— А сейчас хочу, очень!

— Да нету у нас манки, давай завтра, сегодня уж я картошку жарить хотела. И Алёнка её хорошо кушает, и ты любил вроде.

Тобик быстро вернулся в спальню к Рыжику:

— Слышал? Не получается ничего.

— Ладно, думаем дальше. Ты готов ночью убежать из дома?

— Да хоть сейчас! Сам видишь, здесь всем без меня будет только лучше!

— Не прибедняйся, они тебя любят. Сейчас хуже всего Боцману, его завтра тигр съест, если мы не вмешаемся! Открою тебе одну звериную тайну: я далеко не единственный представитель живой природы, не известный человеческой науке!

И тут зашла Алёнка:

— Тобик, ты чего под кровать залез и бормочешь там? Вылазь, ты перед ужином играть со мной обещал!

Пришлось идти играть в глупые девчачьи игры, потом ужинать и ложиться спать. Ночью, как только все уснули, Тобик и Рыжик молча собрались и вышли на улицу. Тут Рыжик наконец-то продолжил:

— Слушай дальше. Есть на свете самый страшный и самый трусливый зверь, которого никто никогда не видел и не увидит.

— Опять чудеса? Я уже как-то их побаиваюсь…

— Никаких чудес! Ты ведь знаешь, что все животные как-то приспосабливаются к окружающей среде, чтобы защитить себя от врагов, ну или лучше охотиться. Читал я, учёные зовут это искусством камуфляжа, мимикрии и чего-то там в этом роде. Лучшим мастером этого дела люди считают хамелеона. Но они не знают, что есть на свете существо, достигшее полного совершенства в этом деле. Этот самый пугливый и довольно глупый зверь со страху принимает вид того существа, которое его напугало, и таким образом избегает нападения. Никакой хищник не станет связываться со своей копией! Называется это существо страхозябрик. Так он и бродит по лесу, меняя свой вид после каждой встречи с кем-нибудь: то он заяц, то волк, то кабан, то коршун… А может и мыши испугаться. А больше всего на свете любят страхозябрики манную кашу. Она для них — как коту валерьянка! План такой. Варим кашу. Берём мешок и идём в лес. Ты ночью в лесу не боишься?

— Конечно нет! — уверенно ответил Тобик, хотя в глубине души он был в этом совсем не уверен, — будем ловить страхозябрика?

— Точно! Ставим кастрюлю каши в лесу, сами прячемся, пугаем первое же существо, которое клюнет на кашу, ловим…, ну, в смысле, я пугаю, а ты ловишь… Кладём эту белку-страхозябрика в мешок, тащим в зоопарк, показываем ему Боцмана, оставляем, а настоящего Боцмана уводим!

— Гениально! Рыжик, ты просто чудо!

— Я знаю. Только вот кашу надо ещё где-то сварить…

— А страхозябрика вместо осла не убьют?

— Никогда. Он же превратится. Кто же свою копию тронет…

В тишине ночи ясно послышались в воздухе взмахи птичьих крыльев. Чёрная птица села где-то рядом, а через миг друзья увидели перед собой Карловну. Такое превращение в ночи выглядело ещё более зловещим, чем днём, но увлечённые планом заговорщики вовсе не испугались. Послышался знакомый каркающий голос:

— Приветствую вас, мои юные друзья. Я поселилась в вашем доме. Паспортизация прошла успешно. Я тут случайно услышала, как вы затеваете новую проделку. Похвально, но болтать на улице неосторожно! Услышать могу не только я. Однако к делу. Я уже обжилась понемногу, и кухня имеется, и манка, и молоко. Я ведь говорила, что пригожусь вам, а вы были со мной невежливы…

Тут Рыжик понял, что для пользы дела придётся извиняться:

— Ну ладно тебе, Карловна, ну извини, погорячился… Ведь я же помог тебе! Целую неделю в земле ковырялся… Ну свари кашки, будь человеком… Мы ж не для себя стараемся, помоги ослика спасти, пожалуйста!

— Нн-да, в благородстве вам не откажешь… придётся помочь. Помните мою доброту! Пошли.

Через полчаса друзья уже несли за город, в лес, большую кастрюлю манной каши. Там они выбрали освещённую луной полянку, поставили кашу на видное место, а сами спрятались за кустами и стали ждать. Ночь была прохладной и почти без ветра. Звуки ночного леса казались Тобику до жути страшными. Особенно напрягала бархатная, густая темнота сразу за бурыми стволами. Кто в ней таится? Какие страшные глаза пристально смотрят оттуда? Если бы не данное обещание спасти старого осла, Тобик ни секунды бы здесь не остался… Уверенности добавлял Рыжик. Он чувствовал себя в ночном лесу, как рыба в воде, прекрасно видел и слышал гораздо больше, чем Тобик. Спустя час томительного ожидания он шепнул: «Слышу шаги какого-то большого зверя! Приготовься! Я выскакиваю и пугаю, а ты следом набрасываешь мешок. Только не перепутай его и меня, мы же будем одинаковые!» Тобик напряжённо следил за поляной. Вдруг в лунном свете показалась чёрная щетинистая туша на коротких ногах, с длинной страшной мордой и клыками. Кабан тихо подошёл к кастрюле, ткнулся в неё, засунул морду, и, громко чавкая, начал поедать кашу. И тут на поляну из кустов с диким воплем выскочил Рыжик: «А-а-а, поррву-у, свинина дохлая, держите меня семеро-о!!!», — распушив хвост бельчонок нёсся прямо на кабана! Много чего в жизни видел старый секач, и, как всякий дикий зверь, готов был всегда к любой неожиданности, но чтоб на него напала крошечная белка, да ещё с таким наглым напором… Кабан оторвался от каши, удивлённо зыркнул маленькими злыми глазками и, ощетинив морду, с визгом бросился на Рыжика. Тот едва увернулся, и грозная пасть с клыками лязгнула в воздухе. Рыжик улепётывал со скоростью ракеты в темноту леса, в самую чащу. Кабан метнулся за ним, но частокол из стволов остановил его атаку. Он исчез в темноте леса. Минуты ожидания показались вечностью… Наконец на залитую лунным светом поляну откуда-то с верхушек деревьев соскочил Рыжик, с победным видом, взъерошенный и гордый:

— У-у, свинья! Чуть всё не испортил! Тобик, ты где? Это был настоящий кабан, а не страхозябрик.

— Да я уж догадался! Где он?

— Там, далеко… В самый бурелом забился, сидит, дрожит, боится меня! — друзья вместе рассмеялись.

— Я первый раз дикого зверя так вот, близко видел…

— А как же я! Я же тоже — дикий зверь! У-у! — Рыжик скорчил рожу злого кабана.

— А по-правде, куда он делся?

— Думает, я ещё на дереве сижу, караулит. А я по веточкам, по веточкам, пробрался от него подальше, и вот, сюда.

Тобика всегда восхищала способность друга лазить по самым тонким веткам и, цепляясь за них, перепрыгивать с одного дерева на другое. Рыжик мог проскакать по деревьям весь лес вдоль и поперёк, ни разу не спустившись на землю. «Жалко, что я так никогда не смогу!» — думал Тобик, когда видел это.

— Я бы так не смог! — сказал он вслух, — чего делать-то будем?

— Зато ты многое можешь, чего я не могу! Давай ловить дальше, кабан вряд ли вернётся.

— А если опять кто-нибудь такой…?

— Да не, здесь страшнее кабана никого нету, ставь кастрюлю на место.

И друзья продолжили ожидание. После пережитого приключения спать уже совсем не хотелось. Время тянулось долго, ничего не происходило. Наконец, когда они уже перестали пристально смотреть на поляну, к кастрюле с кашей совершенно бесшумно опустилась большая ушастая сова, опрокинула толстой когтистой лапой кашу и стала

жадно клевать. Тобик увидел первый:

— Есть! Это точно оно! Совы не свиньи, кашу не едят! Вперёд! — и тут Тобик заметил, что Рыжик смутился, отвёл глаза и дрожит от страха, — ты чего? А, ту сову вспомнил, которая… Ладно, давай я теперь пугать буду.

— Нет! — не сразу, но твёрдо ответил Рыжик, — страхи надо давить! К тому же, как я тебя в мешок сажать буду? Это моё дело. Я сейчас…

Бельчонок подобрался, вдохнул поглубже и с диким визгом рванул на поляну, прямо на сову. За ним сорвался с места Тобик, держа наготове мешок. Сова оторвалась от каши, не двинувшись туловищем повернула голову почти на полоборота, большущими глазами посмотрела на бегущего на неё Рыжика, плеснула крыльями… и вдруг превратилась в точную его копию. Настоящий Рыжик напал, они схватились и покатились по поляне, отчаянно визжа и кусаясь. Не долго думая, Тобик схватил обоих и быстро засунул в мешок.

— Эй, Тобик, выпусти меня-то! — послышалось из мешка.

— Рыжик, ты такой молодец, знаешь, я горжусь тобой…

— И чего, я так и буду в мешке сидеть поэтому…

— Тьфу, да нет же, я сейчас просуну руку в мешок, ты за неё хватайся, я тебя быстро вытяну, небось не упустим…

Так и сделали. Тобик вытянул Рыжика и быстро снова завязал мешок

— Ух… Проворный этот страхозябрик, прямо как я!

— Я всё-таки скажу! Ты сейчас преодолел свой самый страшный страх, я горжусь тобой и завидую тебе!

— Будут у нас ещё страхи, и тебе будет чего преодолеть, и мне тоже! Давай скорее в город!

Обратный путь окрылённые удачей друзья проделали почти бегом, так им хотелось побыстрее закончить свой хитроумный план. Впереди светился огнями город, где их ждал грустный, обречённый Боцман.

После испытаний в лесу предстоящее дело казалось пустяковым. Добравшись по тёмным улицам до зоопарка, друзья перелезли через ограду. Всё было тихо. Звери и сторож мирно спали. Не спал только старый ослик Боцман. Хозяева обещали, что эта прохладная, шёлковая весенняя ночь будет последней в его жизни. И всё же оставалась маленькая, наивная надежда на незнакомого мальчика и его бельчонка. Про это и думал Боцман, когда друзья появились перед ним:

— А я уже перестал верить, что вы придёте, решил, что надо смириться со своей горькой судьбой. Я просто глупый старый копытный зверь, я даже не могу отвязать верёвку, что держит меня около ограды, — ясно читалось в унылых глазах ослика.

— Сейчас, я отвяжу тебя! — Тобик не терял времени, — потом я вытащу кое-кого из этого вот мешка, а ты, Боцман, сделай страшный, свирепый вид и напугай его. Так надо.

— Только орать не надо, а то все проснутся, — вмешался Рыжик, рассматривая закрытые на замок ворота и спящего в каморке Митрича.

Тобик скомандовал тихо, но твёрдо:

— Готовы? Приготовились! Начали!

Он быстро вытащил за шкирку из мешка копию Рыжика и сразу ткнул его в морду оскалившегося, насколько это было возможно, Боцмана. Страхозябрик выскочил из рук, громко шмякнулся на землю, а поднялся уже в виде осла — точной копии Боцмана. Тобик тут же накинул ему на шею верёвку и быстро привязал к ограде.

— Получилось! Рыжик, у нас всё получилось! — от радости хотелось кричать, а приходилось говорить шёпотом.

— Тобик, смотри не напугай его, уходим тихо!

В ночной тишине зацокали копыта. Боцман подошёл к воротам и уставился на замок. Немой вопрос был очевиден:

— А уходить-то я как буду?

То же самое внезапно осознал и Тобик. Планируя спасение Боцмана, они как-то упустили из виду, что лазить через заборы ослы не умеют.

— Чего делать будем, Рыжик?

— Импровизировать.

Повисла тяжелая тишина. Друзья напряжённо думали.

— Рыжик! — Тобик хитро глянул на друга, — ключ от замка наверняка у Митрича!

Рыжик аж подскочил от радости:

— Ох, я сейчас с ним поговорю!

— Не, давай с ним Боцман поговорит, твоим голосом! Так ещё прикольней будет!

— Точно! Вылазь, жди нас на улице, а я на осле покатаюсь. Сейчас нам этот пьяница всё сам откроет!

Тобик перемахнул через ограду на улицу, а Рыжик залез на Боцмана и спрятался за гривой:

— Боцман, подойди к этому своему Митричу и ткни его копытом посильнее, я с ним поговорю, а ты в такт шлёпай губами.

Боцман так и сделал, притом вложил в пинок всю свою обиду. Митрич вскочил, как ошпаренный:

— А-а, что! Где? Кто тут? Боцман, ты!

Рыжик заговорил глухо, страшно, нараспев:

— Да, это я-я! Не ждал, старый предатель?

— Не-е, не может быть! Ослы не говорят! Ты же молчал всю жизнь…

— Молчал! А теперь вот не буду! Слушай, подлая душа! Я служил вам всю жизнь верой и правдой, а на старости лет получил за это благодарность вашу — решили вы меня зарезать, да мясом моим тигра накормить…

— Э-этто н-не я, я не хотел, это директор, он приказал, ч-чего, говорит, зря мясу пропадать, а я, я ж тебя кормил, я ухаживал, — у старика дрожал голос, брызнули слёзы.

— Да ты ж за бутылку и мать продашь, как меня продал. Небось, и нож уже наточил, чтоб завтра горло мне резать?

— Н-нет, я не буду, я всё ему скажу, вот увидишь… Я, я пить брошу…

— Эх, дать бы тебе копытом в лоб, да планы у меня другие! А ну, живо возьми ключ и открой ворота, подлый изменник, а потом иди туда, к тигру, стой там и не оглядывайся!

Дрожащими руками Митрич полез в карман, достал ключ и долго не мог попасть им в замок. Наконец он открыл ворота.

— Иди туда, стой и не оглядывайся! Через полчаса ты закроешь ворота и будешь сидеть до утра молча, тогда я, может, и прощу тебя! А нет — вернусь и растопчу, старый пьяница!

Митрич безропотно повиновался. Рыжик соскочил со спины Боцмана и пустился в пляс:

— Наш ушастый новый друг

Взял злодея на испуг!

Надо дурня обмануть,

И тогда свободен путь!

Однако Боцман угрюмо стоял на месте около калитки, уткнувшись головой в асфальт. Тобик подошёл к нему:

— Ты чего, Боцман? Всё, свобода, пошли быстрей, не время упрямствовать…

— Осёл — животное не упрямое, а принципиальное, — написано было на строгой физиономии Боцмана, — не пойду я так! Без своей тележки и упряжи никуда я не пойду! Я без всего этого — бесполезный нахлебник, ни на что не годный.

— Ты — принципиальное, а мы из-за тебя тележку воровать должны? Пойдём, Боцман, придумаем после, куда тебя запрягать, честное слово!

— Я всю жизнь с этой тележкой, — морда ослика становилась всё суровее, — и упряжь это моя! Для пони новую сделали. Если запрягать меня не хотите, я свою тележку сам, зубами утащу!

Времени спорить не было. В любой момент в зоопарке мог кто-нибудь проснуться. Тобик решительно вернулся и выкатил тележку. Старая упряжь валялась в ней. Боцман сам глазами командовал, как надо запрягать. Всё получилось быстро и тихо. Хомут, уздечка, оглобли — все эти невиданные ранее Тобиком предметы оказались очень даже простыми. И вновь побрели друзья по пустым ночным улицам, теперь уже втроём. Над городом поднималось утро: сначала робко зазеленело над крышами, потом цвет переменился на тускло-жёлтый и, наконец, румяная, яркая весенняя заря разлилась по небу и заиграла. Новый день вступал в свои права.

Однако с этим чудесным рассветом заканчивалось бесшабашное волшебство этой ночи. Для Тобика настала пора думать, что же дальше… В хитроумном плане Рыжика по похищению Боцмана был самый большой изъян: как его спасти было придумано, а вот что делать после этого — нет! И теперь, по пути неизвестно куда, Тобик мучительно осознавал, что жизнь — не детская игра, не получится собрать игрушки в коробку, когда мама позвала ужинать, и забыть про них до следующей игры… Но нельзя же было струсить и позволить убить ослика, никак нельзя! Да, он снова прогуливает школу, да, ему опять будет плохо, ну и пусть! Должен же быть какой-то выход…

Оставив позади город, друзья свернули с большой дороги на просёлочную, идущую параллельно, но за посадками. Так можно было незаметно дойти до маленькой речки в пяти километрах от города. Рыжик давно улёгся в тележку, свернулся калачиком и уснул. Сомнения и размышления его совсем не терзали. Угрюмый Боцман брёл следом за Тобиком. Он сразу предложил мальчику сесть в тележку и обиделся, когда тот отказался. Скоро завиднелась под горой извилистая серебристая лента речушки. Редкие одинокие вётлы по берегам кудрявились свежими, клейкими листочками. Трава в пойме, уже поднявшаяся и подёрнутая утренней росой, до того обрадовала Боцмана, что он припустил скорой рысью, разбудил Рыжика, далеко обогнал Тобика и совершенно забыл все свои обиды и невзгоды. Очень скоро, наевшись свежей майской травки и напившись чистой речной водицы, он совершенно помолодел и подобрел. «Спасибо вам, милые друзья мои, теперь я снова живу, теперь и умирать не страшно, а лучше ещё старику пожить да добрым людям послужить!» — написано было на добродушной его физиономии. И глядя на это, вертелось невольно в голове у Тобика: «Не зря! Всё правильно! А значит и выход найдётся…». Он присел на берегу речки и стал бросать камушки, пуская по воде круги — блинчики. Рыжик и Боцман затеяли игру в догонялки. Рыжик убегал и уворачивался очень ловко из-под копыт Боцмана, а тот смешно и неуклюже прыгал, пытаяясь поймать и при этом не зацепить копытами маленького друга. Рыжик притом ещё и дразнился:

— Зайку бросила хозяйка,

У неё есть новый зайка,

Старый зайка стал плохой,

Получил под зад ногой.

Боцман делал вид, что жутко сердится. Со стороны смотрелось это очень забавно, но тяжёлые мысли всё же одолевали Тобика:

— Я опять школу прогулял. Матери одно расстройство и двойка по поведению, — сказал он вслух. Рыжик остановился и неожиданно серьёзно ответил:

— Знаешь, по поведению будут пятёрки у Хрякиной и всех остальных, которые меня убить хотели…

— Да, ты, конечно, прав… — Тобик на минутку задумался, — не так важна та оценка, какую ставят по незнанию другие, как та, что ставит своя совесть.

— Моя рыженькая беличья совесть ставит мне на сегодня твёрдую пятёрку! — Рыжик подпрыгнул и помчался дальше. Он уже не расслышал, как Тобик тихо пробормотал:

— А моя человечья всё равно ставит мне двойку. Но вроде ещё не поздно исправить, — Тобик глянул на часы в телефоне, — да, самое время, мама только проснулась.

И всё же отважиться нажать на кнопку было очень трудно. Мама не поймёт, он опять причинил ей боль, и как объяснить, чтобы поняла, Тобик не знал. Отвратительное чувство. Он был готов на любое наказание, лишь бы мама не расстраивалась и поняла его. А звонить было нужно, время не ждёт, дома его уже могли хватиться. Тобик закусил губу, выдохнул и нажал. Мама в ту же секунду ответила:

— Тобик, сынок, ты где, ты почему не в постели?

— Со мной всё хорошо, мам, ты не волнуйся, я… мне пораньше нужно было на улицу выйти, я будить вас не стал…

— Как ты мог уйти ночью из дома? Зачем ты это сделал? — голос мамы становился стальным и резким, — где ты есть?

— Я тут, недалеко… Мы с другом договорились сделать одно дело, в общем, надо было срочно помочь ещё одному… короче… того осла в зоопарке убить хотели, я его увёл оттуда и мы сейчас на речке! — наконец выпалил Тобик.

— Какой друг, какой осёл, какая речка? Ты с ума сошёл? Сейчас же возвращайся домой и бегом в школу!

— Уже не успею. Я ещё не решил, что делать дальше… Прости меня пожалуйста, мам! Так надо было. Я доброе дело сделал, я попозже всё объясню, главное, ты не переживай, со мной всё хорошо. Я позвоню, я вернусь, скоро! Я люблю тебя, мам! Прости!

Тобик выключил телефон. Легче не стало. Мысли роились в голове и не могли выстроиться в порядок. Вдруг Тобик увидел прямо перед собой на берегу маленькую забавную птичку — трясогузку. Птичка совсем не боялась его. Лёгкими семенящими шажками подошла она вплотную, пискнула, помотала хвостиком вверх-вниз, вверх-вниз, а потом повернула головкой и явно показала на тропинку, что убегала вдоль речушки за холмы вдаль, в сторону от большой дороги.

— Ры-ыжи-ик! — громко позвал Тобик, — хорош там беситься, посмотри-ка сюда!

Рыжик подбежал, сел рядом и тоже уставился на трясогузку. Она не испугалась и не улетела, а продолжала красоваться перед друзьями. У неё беленькая грудка с широким чёрным галстучком, блестящие глазки, белые щёчки, чёрная шапочка и длинный хвостик: вверх-вниз, вверх- вниз…

— Если я правильно усвоил твою науку общения без слов с животным миром, то мне кажется, она зовёт нас куда-то.

— Точно так, — согласился Рыжик, — помниться, тебя привела ко мне на помощь птичка-синичка… Может, опять неспроста это…

— Я тоже об этом подумал. Ну что, идём?

— Я-то что… А ты не пожалел, что пошел тогда за синичкой? Кто её знает, куда ещё эта заведёт…

— Ни разочку не пожалел, дружище! Вперёд! Я свою дорогу выбрал. Ты со мной?

— Всегда и везде!

— Ну а Боцману и деваться больше некуда! Запрягаем, и в путь!

И покатила расписная тележка по тропинке малой в дальнюю даль, за птичкой трясогузкой следом. Вёрст ещё через пять Тобик глубоко осознал мудрую принципиальность старого осла и покража тележки, в которую он с удовольствием сел, уже не казалась ему таким уж тяжким преступлением.

Яркое майское утро расстилалось свежим ароматом трав, щебетало, пело, цвело и радовалось. Кучевые облака на безмятежно-голубом небе плыли свободно и спокойно. И эта дорожка, и нарядная даль впереди, и изумрудная мурава под ногами после пережитых тревог казались новыми и счастливыми. Впереди порхала путеводная птичка-трясогузка. Дорога неизвестно куда почему-то радовала. Так бывает в детстве. И в сказке…

Глава 3 В Отрадном

Погибающие наши сёла, когда-то живописные и ухоженные, имеют в наши дни тяжелый для сердца любого русского человека вид запустения и разрухи. Дома покинуты. Там, где когда-то пахло горячим хлебом, смеялись дети и от дневных трудов в поле отдыхали взрослые, теперь только дикий бурьян в человечий рост, скрывающий бугры домовищ с кучами битого кирпича от печек, да ямы от погребов. Кое-где остались ещё и стены без крыш, с покосившимися окнами, вырванными полами и обломками мебели. Любопытный путник, отважившийся зайти в такой дом, непременно увидит в красном углу полочку, где когда-то стояли иконы, а напротив, на другой стене, иногда и старые, пожелтевшие фотографии. Смотрят с них простые и добрые лица людей, здесь когда-то живших… Отчего-то не всегда забирают их потомки, переселяясь навеки в большие города, где есть и жизнь, и работа, и достаток. Бог судья… Но лучше не забредать в такие места: бурьян по весне и лету кишит клещами, а в ямах и среди битого печного кирпича очень любят лежать гадюки. Делает шаг человек, а прямо из-под ноги, извиваясь и шипя,

отползает чёрная, сально-жирная лента. Большую часть года места такие тоскливо-одноцветные: сизые, бурые, серые до того, что кажется, что и небо-то над ними голубым не бывает. И только месяц май, яркий и щедрый, на время скрывает мрачную картину, преображая всё вокруг. На деревьях, вётлах и берёзах, появляются клейкие, нарядные ярко-зелёные листочки. Под будылками мёртвого бурьяна пышно прорастает молодая крапива. Дороги застилает праздничным ковром трава-мурава. Любили наши предки обсаживать дорогие, приметные для себя места кустами сирени, и цветение её — вершина майского счастья нашей природы. Нежно-сиреневые и белые щедрые соцветия на фоне буйной, дикой зелени — вот она, истинная живая душа таких заброшенных мест. И видно становится сразу: вот здесь, в обрамлении кустов сирени на полянке стояла когда-то деревянная церквушка или часовенка, а здесь радушный хозяин посадил в палисаднике малый кустик, а он разросся и цветёт и по сей день, а там, на отшибе, сельское кладбище скрыто за цветущими кустами. Повсюду горьковато-пряный, душистый запах сиреневых цветов. Воздух напоён им, как щебетаньем птиц, как майским

солнечным цветом. Не сдаётся земля, хранит память и продолжает жить!

Почти так же выглядело село Отрадное в пятнадцати верстах от того города, где жил Тобик. Расположилось оно при впадении в Хопёр-батюшку той самой речушки, на берегу которой оставили мы на время наших друзей, идущих по тропинке малой не весть куда за птичкой-трясогузкой следом. И был в том селе один единственный жилой дом, и жила в нём всеми на свете забытая старая женщина. За домом, на базу, корова, гуси да куры, вдоль бревенчатой избы дрова, а во дворе колодец с ледяной вкуснейшей водой. Вот и всё. А когда-то было Отрадное местом благодатным, населённым и славным…

В далёкие века ордынские не было здесь постоянного народа: на весну и лето приходили на обильные пастбища кочевые татары с бессчетными отарами овец и табунами коней, а к осени и в зиму, когда кочевая орда уходила в южные низовые земли, шли сюда на промыслы ватаги мокшан, мещеряков и русских из-за больших Ценских и Сурских лесов, добывали мёд, рыбу и зверя. Так и велось, пока не подошла вплотную к вольному Хопру окрепшая Русь. При царе Алексее Михайловиче отписал себе порожние эти земли ловкий пензенский подъячий, и поселил здесь десяток мужиков, из рязанских земель беглых. Да только обустроиться мастеровитым рязанцам как следует не пришлось: раз пожгли и разорили их кубанские татары, другой раз — низовые донские казаки. Так и горевала деревушка пятью землянками, малой пашенкой «для себя» да отарой овец хозяйских, пока не замирили степь казачьи заставы и служилые люди царя Петра. При государыне Елисавете прикупил эти земли генерал, в сражениях побед не одержавший, но зато преуспевший в приобретении имений очень сильно. Как-то доехал он до новых своих владений, на коне поднялся на горку над Хопром, окинул взором просторы необъятные, да и сказал приказчикам: «Экая землица привольная, прямо душе отрада! Пригоните-ка сюда мужичков побольше, да срубите мне здесь усадебку липовую, белого тёса, на охоты сюда наезжать стану. А деревню так и назовите — Отрадная, нечего ей Подъячим хутором да Разорёнкой называться».

Ретивые управляющие господскую волю в точности исполнили: надёргали из разных генеральских имений, тамбовских и пензенских по большей части, крестьянских дворов, по одному, по два, по три, да силой согнали из родных мест в Отрадное. Горькой да тяжкой поначалу была жизнь переселенцев, без родни, на земле необжитой. Но выдюжили мужички, отстроили избы и пашню целинную подняли. А как обустроились, то и поняли, какая благодать на новой Родине: и земли чернозёмной вволю, и покосов, и пастбища, и леса, и промыслов. На каждый двор по десятку детей нарождалось, а то и поболее. Так-то к концу века восемнадцатого стало в Отрадном двести дворов. Выстроили крестьяне церковь, и стала деревенька бывшая селом именоваться. Барин, однако, в имение своё больше не приехал, а в скором времени отдал Отрадное в приданное за дочерью.

Так и менялись полвека господа, коих крестьяне и не видели, покуда не поселилась в селе новая госпожа — уж всем барыням барыня! Носила по мужу она фамилию, достославную в России, и сама была кровей самых что ни на есть знатных: умна, спесива, строга, величава, красива — всем взяла. Отстроила новую большую усадьбу, мужиков терпеть не могла и почти всех по степным выселкам расселила. Притом отрадненские, хоть барыню свою и не любили за высокомерие, во всей округе самыми богатыми и оборотистыми были, знать, строгость и ум господский не во вред пришлись. После отмены крепостного права госпожа с крестьянами своими размежевалась, отдав им все степные земли, а себе оставив те, что вдоль Хопра, у Отрадного. Так, тихо и мирно, закончился в той сторонке благословенный для России девятнадцатый век, и начался горький двадцатый.

Перед самым его началом поселился на некоторое время в усадьбе модный столичный художник, друг и обожатель дочки отрадненской барыни. Рисовал луговые мальвы, сельские домики, старую госпожу на крыльце своей усадьбы. Да много чего рисовал, говорил, что вдохновение его здесь посещает. На заре, по зябкому утреннему речному туману, любил он со всего духу проскакать на коне полями к Хопру и окунуться в чистейшую студёную воду. Уже после революции, тоскуя в Париже и в Ницце, вспоминал он как самое большое счастье бытность свою в Отрадном. В восемнадцатом году, не дожидаясь расправы от новой власти, барыня с дочкой покинули навеки родные места, чтобы в нищете и безвестности упокоиться на парижской окраине. А с крестьянами отрадненскими обошлось лихое время ещё суровее: после двух голодовок осталось в селе народу меньше половины. Не дай господь на земле никому того, что пережили наши люди в первой половине двадцатого века! Война ещё сократила народ на четверть: лучших, молодых и полных сил людей забрала смерть за право жить на этой земле оставшимся…

В первый после войны год прислали в отрадненский колхоз агрономом отца той самой женщины, что осталась последней на этой земле. Баба Нюра, так её зовут, родилась уже здесь. Отец был родом хоперский казак, со станицы Кислянской, что на триста вёрст южнее Отрадного. После фронта, весь израненный, не жалел отец сил, чтобы поднять колхоз. Через двадцать лет так и умер, на работе. А Нюрка, тогда молодая, смышлёная и красивая девушка, поехала в область, учиться на зоотехника. Там замуж вышла, и, отучившись, вернулась в родной колхоз. Родился у них с мужем сынок, назвали Василием, да только недолгим счастье у Нюры было: при строительстве плотины мужа её землёй присыпало, обвалился утёс, а когда откопали мужики, было уже поздно. Так и говорили: горой задавило… Осталась Нюра одна с ребёнком. Так и жила. Люди из села разъезжались, колхоз развалился, сынок вырос, в город уехал, новый век наступил, и фермы, и поля колхозные быльём заросли, и остался от Отрадного один бревенчатый домик, а в нём старая баба Нюра. Иссяк живой родник, догорела Богу свечка.

Взрослый сын бабы Нюры в городе женился, родился внук. Только с женою сын жить не стал, развёлся и вскоре после этого безвестно пропал. Никто его семь лет уже не видел. Совсем придавило горе бабу Нюру, старухой сделало, да не сломало. Невестка вскорости вновь замуж вышла, ещё дочку родила да так решила, что нечего старое нести, одна семья и светлое новое у неё будет. И не видела баба Нюра внука с четырёх лет… А всё ж не судьба была ей одной в старости остаться, явил Господь чудо, да не одно!

Довела наших друзей птичка до места над Хопром высокого, откуда Отрадное и вся округа как на ладони, да и улетела. Смотрел Тобик вдаль, смотрел, да вдруг понял, что места эти с раннего детства ему знакомые, и избушка под горой, и речка, и лес вдали — всё это видел он не раз, всё это ему родное. И живёт здесь по отцу родная его бабушка Нюра.

Боцман, уткнувшись в забор, остался ждать на улице. Тобик вылез из тележки и медленно, неуверенно пошёл к дому. Воспоминания раннего детства, бабушки, отца и матери вместе, этого домика и всего вокруг разом хлынули в детскую душу, бередили, хоть и были смутными… Рыжик догнал и бесцеремонно устроился на плече. Всю дорогу только жизнерадостная уверенность бельчонка помогала Тобику держаться и не падать духом. Он никогда не мечтал и не планировал убегать из дому, и вообще, больше всего на свете боялся огорчить маму. А тут всё случилось так, как будто накрыла его лавина странных событий, и несла мальчишку помимо его воли, и прибила вот к этому берегу. Отключенный телефон просто жёг ему сердце.

С такими чувствами подходил Тобик к старенькому бревенчатому дому, где жила его родная бабушка, почти ему не знакомая. Деревянная крашеная дверь закрыта была изнутри на защёлку, которую снаружи открыть было очень легко, потянув за верёвочку. Дверь со скрипом отворилась. На Тобика разом дохнуло запахом свежего домашнего печёного хлеба и парного молока. Пожилая женщина, копавшаяся возле печки, поднялась, обернулась, подняла ясные, добрые глаза на Тобика и медленно прислонилась к углу. Узловатая старческая рука поднялась было утереть лоб, или перекреститься, да так и застыла возле сердца:

— Господи, кормилец-мамушка… Тобик…

Она помнила его. И ждала. К горлу подкатил комок, на глазах навернулись слёзы:

— Дай погляжу на тебе… Взрослый… Отец вылитый… Сюды, к окошку садись. А мать-то где? Ай ты один приехал?

Тут дверь из горницы отворилась и послышался детский девичий голос:

— Баб, ты с кем это?

Вслед за этим в дверях появилась миловидная тёмно-русая девочка. Она сидела на деревянном стуле с колёсиками. Тоненькие ноги в шерстяных носочках безжизненно свисали со стула. Перебирая руками вдоль стенки, девочка подъехала к столу. Баба Нюра по-прежнему в упор смотрела на Тобика и еле сдерживала душащие её слёзы:

— Вот, Дарёнка, не зря я Богу-то молилася. Тобик. Внучок из города. Значить, братик тебе будеть…

Хоть мысленно и готовил себя Тобик к чему угодно, но всё же смутился и покраснел:

— Здравствуйте…, привет…, — Тобик вообще не знал, что сказать. Одно казалось ему нелепым, другое — холодным, — А мы вот… Я без мамы приехал, как-то так само получилось, я дажене знал толком, куда иду, а пришёл к тебе, баб Нюр,… к вам… Я не один, тут ещё вот…

Тут только все заметили, что на плече у Тобика сидит белка. Рыжик понял, что пора спасать друга, вмешаться и внести ясность. Он соскочил на стол и в избе громко зазвенел беличий голос:

— Баба Нюра, мы убежали из дома, украли в зоопарке осла и пришли к вам жить!

Дарёнка тихонько засмеялась. А Рыжик, не смущаясь, продолжал:

— Я разговариваю, потому что упал в трубу и головой об словарь стукнулся. Мы пошли в зоопарк, а Тобика родители наказали, за то, что он школу прогуливал. А прогуливал он из-за меня, потому что меня там убить хотели, а он вступился и подрался. А в наказание зверей в зоопарке ему смотреть запретили всех, кроме старого осла. А его, осла, Боцмана, убить хотели и скормить тигру. А мы его спасли и приехали к вам.

Минутную тишину прервала Дарёнка:

— То есть братишка мой спасает зверюшек, дерётся и школу прогуливает, — она лукаво улыбнулась и посмотрела на Тобика.

— Какую тебе игрушку-то интересную купили… Чего только не придумають щас… Как живая…, — баба Нюра не сводила глаз с Тобика, даже не смотря на такое невиданное диво.

А Дарёнка с интересом рассматривала Рыжика:

— Классно, Тобик! Дашь поиграть потом?

— Конечно… Вообще-то он всё правильно сказал. Я из дома убежал, получается. И осёл у калитки стоит. С тележкой.

Баба Нюра тяжело вздохнула:

— Телефон-то есть у тебе? Звони матери… Тут у нас ловить…, — чувствовалось, что слова давались ей не легко. Тобик же, услышав это, быстро и с радостью достал телефон, включил и позвонил. Мама тотчас ответила:

— Ты где? Ты меня до больницы довести решил, что ли? — в голосе чувствовалась скорее усталость и боль, чем раздражение, — «всё хорошо, всё нормально» — и отключился на три часа. Совесть у тебя есть? Ты где, спрашиваю?

— Мам, прости меня! Я у бабушки Нюры в Отрадном, — Тобик старался говорить спокойно и «по-взрослому», но волнение выдавало, — со мной всё в порядке.

Мама с полминуты помолчала в трубку, видимо, осмысляя услышанное. Потом тихо сказала:

— Сиди там и никуда больше не шатайся. Я сразу после работы за тобой приеду.

На этом разговор и закончился. Заметив, как Тобик погрустнел, баба Нюра обронила:

— Не тушуйся больно-то… Образуется. Давайте обедать, что ли.

Деревенские щи из чугунка, томлёные в печке, были вкуснейшими. А хлеба такого Тобик вообще в жизни не пробовал.

— Вкусно?

— Необыкновенно! Никогда такой вкусноты не ел!

— Оставайся, хлеб печь тебе научу. А то на городских харчах-то вон какой бледненький.

— Да я бы с радостью…

Тобика между тем больше всего интересовала Дарёнка. Ела она молча, изредка с любопытством поглядывая на него. Рыжик по своему обыкновению облазил все углы нового для себя места, и, довольный, вернулся за стол. Потом, осмотрев Дарёнку, глубокомысленно заявил:

— Да, осёл — животное необыкновенно полезное, особенно если оно принципиальное и с тележкой. А мы его ночью ругали, глупые. Дарёнка, во дворе стоит расписной рессорный экипаж, по случаю украденный нами в зоопарке. Это транспортное средство исключительно для тебя! Двигатель, у него, правда, старый, и с характером, но тебе служить, думаю, будет с радостью, и сколько-нибудь ещё прослужит! Так что примите, милая барышня, от нас подарочек!

— Круто! Вот это речь! — восхитилась Дарёнка.

— Да, об толковый словарь шарахнулся… Он ещё и стихами может! — пояснил Тобик, — а мысль очень правильная! Пойдем, принимай карету!

С этими словами Тобик решительно встал, взялся за стульчик Дарёнки и покатил во двор. Бабушка открыла им дверь:

— Ну, погуляйте, покатайтесь. Только осторожней, и не далёко, тут! — а сама присела на крыльцо, и всё глядела на ребятишек.

Тобик осторожно пересадил Дарёнку в расписную повозку из зоопарка. Боцман от удовольствия аж прядел ушами, глаза его светились радостью и прямо кричали:

— Ну я же говорил, что пригожусь ещё!!!

Дарёнка первая заметила:

— Смотрите, а ослик-то как радуется!

— Ты тоже его понимаешь? — Тобик шёл рядом с тележкой, — меня Рыжик научил понимать зверей и птиц, оказывается — совсем просто!

— Конечно! А ты что, раньше не знал?

— Не, пока не нашёл Рыжика, как-то даже не думал об этом.

— Это потому, что ты в городе жил. Здесь всё интереснее!

— Я уже заметил. Знаешь, Дарёнка, я хочу открыть тебе тайну, которую ещё никому не открывал: Рыжик — не игрушка. Он настоящий говорящий бельчонок. Только не смейся. Я его в старой библиотеке зимой нашёл. Он очень умный. Мы с ним друзья. Я знаю, что так не бывает, а вот как-то получилось…

— А я это уже поняла давно. Я чудесам не удивляюсь, я сама среди них живу… Тебе, наверно, интересно, откуда я тут взялась?

— Даже очень! — признался Тобик. В самом деле, этот вопрос не давал ему покоя с того самого момента, как он увидел Дарёнку.

— А баба Нюра нашла меня вот здесь, около дома. Семь лет тому назад это было. А откуда я взялась — не помню. Маленькая совсем была, годика два, или три. Я болела очень сильно. Баба Нюра отвезла меня в больницу. Там сказали, что болезнь моя редкая, старинная, в наше время уже побеждена и почти не встречается. Меня лечили уколами, и они помогли. Только вот злая болезнь была очень запущена, совсем вылечить не смогли, дала на ноги осложнение, и я не могу ходить. А ещё сказали, что если бы опаздали с лечением хоть на день или два — меня бы не спасли.

То, как девочка просто, спокойно и откровенно говорила о своей беде, растрогало Тобика до глубины души. Ему очень хотелось сделать что-нибудь хорошее для своей новой сестрёнки:

— Я буду помогать тебе изо всех сил! Как-нибудь одолеем, сделаем, чтобы ты стала ходить!

— Врачи пытались… ничего не помогало. Тогда баба Нюра забрала меня из больницы, и вот мы здесь так и живём. Только это — тайна! Если кто-то чужой про меня узнает, меня отберут у бабушки и закроют в интернате… Ты ведь никому не скажешь обо мне?

— Конечно нет! — Тобика прямо возмутила мысль, что он может проболтаться, — даже не сомневайся! Уж чего-чего, а тайны хранить я умею! И Рыжик тоже, проверенный товарищ.

— Почему-то я тебе сразу поверила. Как только увидела. Со мной такое бывает — чувствую людей, кто какой. Вот посмотрю — и сразу вижу. А ещё я сны вижу, и они сбываются!

— А нас с Рыжиком сегодня ночью во сне видела?

— Нет. Сегодня я какой-то кошмар видела: зверь невиданный, и он превращается, то в тигра, то в сову, то в кабана, то в человека… Ужас просто!

— Ничего себе! — вырвалось у Тобика. Когда Дарёнка сказала про свои вещие сны, он как-то не очень поверил, поэтому сильно удивился, — этого зверя страхозябрик зовут. Мы с Рыжиком его ночью поймали, на манную кашу…

— Ты тигра ловил?

— Не, он не опасный. Он очень пугливый и сразу превращается в того, кого испугался. Ну, как хамелеон цвет меняет, а этот вообще, весь свой вид.

— А как же он на самом деле выглядит?

— А вообще никак. Так всю жизнь и превращается. А распознать его можно только одним способом — он манную кашу до страсти любит.

— Как кошка валерьянку?

— Да. Вот на кашу мы его и поймали. А потом вместо Боцмана, — Тобик кивнул на гордо вышагивающего осла, — в зоопарке оставили.

— А его там не убьют?

— Исключено. Он как только увидит, что его кто-нибудь обидеть хочет, сразу в того и превратится. А это, я скажу тебе, сильное впечатление. Особенно для тех, кто чудес никогда не видел. Всё это Рыжик придумал. А люди про страхозябрика вообще не знают. Неизвестный науке вид. Теперь где-то по городу бегает, шороху наводит.

Дарёнка тихонько смеялась:

— Интересная у тебя жизнь!

— Ай!

В сторону отлетела попавшая Тобику прямо по голове шишка. Ребятишки ушли от дома уже довольно далеко и как раз проходили под деревом. Тобик поднял глаза и увидел довольнейшую мордочку Рыжика:

— Кто про друга забывает,

Сразу шишку получает!

— Я тут твою сообразительность расписываю, а ты кидаться! Как там теперь страхозябрик в городе без нас зажигает?

— Думаю, скоро узнаем. Он теперь уже в лес опять убежал, кашу доедать. Боцман, поворачивай оглобли, баба Нюра чай пить зовёт.

Рыжик спрыгнул вниз, залез на тележку и без спросу устроился на коленках у Дарёнки.

— Какой миленький! Рыженький, пушистенький! А можно я тоже твоим другом буду? — Дарёнка тихонько гладила Рыжика, — а ты ко мне прибегать будешь. Вас ведь вечером в город заберут…

И Дарёнка тяжело вздохнула.

— Вообще-то, я свободный дикий зверь! Гуляю где вздумается! Но ты мне сразу понравилась. Ты — как Тобик, настоящая и с доброй душой. Не то, что те, в школе у Тобика. Буду гулять к тебе! Только ты сама подумай: вот Тобик — как меня нашёл, сразу на его голову приключений, знаешь, сколько насыпалось! И двойка по поведению. Не боишься?

Дарёнка засмеялась:

— Да с такими друзьями — хоть куда, ничего не страшно!

Тобик вдруг почувствовал, что ему в этой компании так легко, весело и спокойно, как не было никогда и ни с кем:

— Знаешь, Дарёнка, а у меня, кроме Рыжика, и вот, тебя теперь, совсем нет друзей.

— А как же в школе?

— А, вспоминать неохота. Повезло тебе, что ты в школу не ходишь.

— Ну, это как сказать… Тут есть ещё одна тайна. Но я сейчас тебе о ней рассказать не могу. Вот приедешь к нам жить, сам всё увидишь!

— Я сейчас хочу!

— И я! И я! — Рыжику сидеть надоело и он начал скакать по всем без разбору, потом остановился верхом на Боцмане задом наперёд.

— Ничего не выйдет! Будет вам зачем вернуться.

— Вот, Рыжик, какая загадочная у нас подружка. А ты совсем-совсем не помнишь, что с тобой было раньше, ну, до того, как ты здесь оказалась?

— Почти совсем… Только не смейся! Я помню дом, а на крыше — солома. А окошки маленькие, с такими красивыми-красивыми резными наличниками. Еще помню мужика с бородой и глиняный горшок. А больше ничего. А недавно я читала сказку про Золушку, там добрая фея, она всё могла для Золушки сделать, волшебством, а сделала, чтобы та за принца замуж вышла. Вот если бы у меня такая тётя фея была, мне бы никакие принцы не нужны были, я бы только попросила, чтобы я ходить могла, и всё! Как ты думаешь, бывают чудеса на свете? Я много болтаю, да?

— Дурацкая сказка! Только девчонкам почему-то нравится! Я лично в чудеса не верю!

Тут уж Рыжик не мог не вмешаться:

— Заметь, Дарёнка, это утверждает человек, который дружит с говорящей белкой, в соседях у него старухи, которые жрут какие-то семечки и превращаются в крысу и ворону, а сам он только что ловил страхозябрика.

— Со слишком говорящей и невозможно умной белкой! Зачем пустые надежды? Ты просто удачно, нужным образом ударился головой, страхозябрик — сам говорил, обычный зверь, просто приспособился выживать, а старухи… обычные сумасшедшие!

— Ну, чавой-то, спорють, — друзья не заметили, как дошли обратно до бабы Нюры, — идите в избу, чай пить, а то уж скоро мать за тобой приедеть. Как с ней теперича и говорить-то, не знаю…

Пересадили Дарёнку и зашли в дом. Девочка перекрестилась.

— Ты, Тобик, хошь слухай мене, хошь нет, а говорить я буду. Когда в дом входишь, коли к хозявам с добром, первым делом на образа, — баба Нюра показала взглядом на угол, где на полочке стояли иконы, — перекрестись. А потом скажи: «Здорово живете?», а если ты в доме, а человек вошёл да сказал, отвечать надо: «Слава Богу!». Это не сейчас, а на будущее припомни. Не обижайся на мене, старую дуру, да в городе тебе того не скажуть и не научуть тому, чему я могу. Могёт быть, пригодится.

— Обязательно запомню, баб Нюр! — Тобику всё было в диковину и до страсти интересно.

И в самом деле, вскоре после того, как попили чаю с ватрушками, подкатило ко двору такси. Дарёнка тотчас же уехала на своём стульчике в спальню, и Рыжик следом за нею поскакал. В избу вошла мама, огляделась, сухо и казённо поздоровалась.

— Садись, Катерина, — тихо сказала Баба Нюра, — а ты, Тобик, поди в спальню, с игрушкой своёй чудной займись пока, что ль…

Тобик ушел и закрыл дверь. Дарёнка и Рыжик в углу спальни прижукли и молчали. Тобик тихонько сел рядом, Дарёнка молча взяла его за руку. За закрытой дверью говорили сначала громко, до ребят доносилось:

— Ты когда со своим новым мене выгнала, я молча ушла, и ноги моей в твоём дому не будеть… да только, видать, не сладкое у мальчишки житьё, когда он сам ко мне пришёл! …

— Да я всё для него делаю, я живу для него, и муж мой день и ночь вкалывает, чтобы нас прокормить! …

Потом голоса стали тише, спокойнее, и слышалось, что женщины уже скорее утешают друг друга, чем ссорятся. Ещё через какое-то время дверь отворилась, и мама тихо сказала:

— Поехали домой, сынок. Летом к бабушке на все каникулы приедешь.

В машине Тобик первым нарушил тяжелое молчание:

— Мам, прости меня, не расстраивайся. Всё же нормально обошлось…

— Ну да… Может, оно и к лучшему. Не могу я не расстраиваться, когда ты вот… Расстраиваешь. Ладно, забыли. Школу ты, кстати, не пропустил. Там у вас чего-то несусветное сегодня творилось. Всех учеников эвакуировали. Потом сказали, учения по действиям в чрезвычайных ситуациях. А люди говорят, тигр в школу забежал. Откуда он у нас взялся-то… Если только из зоопарка. Вот, дожили, радоваться будешь, что дитё школу прогуливает. Представляю, чего родители пережили…

— Значит, правда, к лучшему. Обещаю больше не прогуливать, — Тобик уже догадался, что стало причиной переполоха, и едва мог сдержать смех.

Однако подробнее о том, какой путь проделал страхозябрик, узнал вернувшийся в тот же день в город своим ходом Рыжик. Первое, что он заметил, в городе было довольно безлюдно, как будто на улице ураган. А погода была хорошая. Передвижной зоопарк спешно сворачивался: клетки-фургоны были наглухо закрыты, всё оборудование и ограды разобраны, кругом сновали мужики в спецовках и грузили всё в большие машины. На соседней улице, перед отделом полиции, прямо перед окнами росли густые ёлки. Рыжик забрался и спрятался на одной из них, и через открытую форточку подслушал разговор. В окно было видно, как за столом сидит толстый лысый полицейский, видимо, начальник, а перед ним стоит чрезвычайно тощий высокий парень, и докладывает:

— Основные происшествия за день в передвижном зоопарке и в школе номер пять, а ещё два заявления от пенсионерок, в целом ничего существенного.

— Несущественно. Весь город на ушах стоит, а тебе, Кащеев, всё несущественно!

— Так ведь пострадавших-то нет, товарищ майор! Чего ж зря паниковать…

— Что с пенсионерками?

— Две соседки, в одном подъезде живут. Ратт, Кристина Крисовна, пишет, что её соседка Карина Карловна Воронина незаконно оформила себе пенсию, ворует у неё продукты питания и ведёт аморальный образ жизни. В свою очередь, Воронина пишет, что Ратт превратила жилище в сарай, скандалит, и, тоже, незаконно получает пенсию. Я побеседовал с обеими: просто чокнутые старухи, жить на пенсии скучно, вот и развлекаются.

— Ясно, чёрт с ними. Что в зоопарке?

— Там происшествие не криминальное, скорее — мистическое, товарищ майор.

— Что-о? Давай по существу, без этих твоих…

— Ну, если по фактам, выяснить удалось вот что. Был у них старый осёл, совсем уже не годный. Решили они его забить на мясо для тигра. И вот когда работник зоопарка подошёл с ножом к этому ослу, осёл вдруг превратился в точную копию этого самого работника.

— Как это — превратился!? Ты чего городишь?

— Ну, мне так свидетели сказали, я не виноват, товарищ майор, такие показания…

— Дальше что?

— А дальше не лучше… Пока ошарашенный этот сотрудник соображал, как это может быть и что теперь делать, бывший осёл, а теперь сотрудник, побежал в сторону, наткнулся на клетку с тигром и сразу превратился в тигра. А потом он убежал в город…

— Та-ак! Из всей этой нелепой брехни я делаю простой вывод: эти гастролёры упустили хищника… Сказки городят… А ты уши развесил! Некриминальное! Почему сразу не доложил?! Да я тебя…!

— Я, я бдительный!! Я сразу все клетки, всю документацию у них проверил! Все животные на месте, все бумаги в порядке!

— Тигр где?

— В клетке…

— А другой, который убежал?

— По документам тигр у них был один, он в клетке. А сбежавший, ну, или нет, другой какой, спустя полчаса проник в здание школы номер пять.

— Что-о? Кащеев, ты в своём уме? Тигр в школе! Да с нас не то, что погоны, с нас шкуры снимут за такие дела!

— Да нет, товарищ майор, там всё обошлось, я же говорю — мистика! Тигр во время урока проследовал в столовую, где готовилась для учащихся младших классов манная каша. Работники столовой спешно покинули помещение, но заметили, что тигр агрессии не проявлял, а сразу начал поедать эту кашу. Педагоги проявили себя очень мужественно и организовали эвакуацию школьников, объяснив им, что это учения такие. Никто не пострадал, старшеклассники даже веселились. После в столовую отважилась зайти директор школы Мария Ивановна. Через пять минут она вышла, и, не говоря никому ни слова, убежала из школы, а потом и из города. При этом всё лицо этой, убежавшей, Марии Ивановны было испачкано манной кашей. Давно так дети не смеялись… Однако подоспевший участковый Змеев-Горынычев с нарядом, когда вошли в столовую, обнаружили Марию Ивановну без чувств, лежащей под столом.

— Когда же она вернулась?

— А она не возвращалась. Её привели в сознание и отвезли в больницу.

— Так, а тигр-то где?

— Не было его… Испарился.

— Ты вот так в отчёте напиши! Понаберут шутов-скоморохов в органы! Пойдёшь в детский сад горшками заведовать, там твои сказки оценят!

— Да я-то здесь при чём? Все твердят о каких-то превращениях, разумного добиться невозможно ни от кого, даже от директорши… Кашей не мазалась, в лес не бегала… А полгорода её видели. Мистика!

— Ладно, Кащеев! Сказочник ты наш… Раз никто не пострадал, то и писать ничего не будем… Да кто там смеётся за окном всё время?

Рыжик не мог сдержаться. Весь путь страхозябрика был как на ладони. Шалость удалась на славу. Убежавшая перемазанная кашей директорша теперь уже благополучно превратилась в какую-нибудь лесную зверюшку. Тобик уроки не пропустил. Про Боцмана и его тележку после такого ералаша все забыли. Красота!

В домашней жизни Тобика после этого безумного и интересного дня ничего не изменилось, под арест его не посадили. Впрочем, ходить оставшиеся до летних каникул дни в школу уже было наказанием. На следующий день он весь вечер играл с Алёнкой. Простодушая девчушка, чего-то от взрослых слышавшая, искренне радовалась, что братик из дома не убежал, и играть есть с кем. Тобик, конечно же, никому не сказал, что в Отрадном живёт ещё одна названная сестрёнка. Только через день он встретился во дворе с Рыжиком и с удовольствием прослушал рассказ о том, что натворил страхозябрик в городе. У друзей было ещё незаконченное дело. Взятая у Карловны кастрюля до сих пор валялась на лесной поляне. Тогда, ночью, было не до неё, а теперь пришлось опять идти в лес. Странное дело, та же самая поляна, те же деревья и кусты теперь, днём, были вообще не страшными. Даже поверить было невозможно, что где-то здесь бегают кабаны, летают совы и прочие ночные ужасы. Кастрюля нашлась быстро, притом чистая, тщательно облизанная. Рыжик с Тобиком долго смеялись, представляя доедающего кашу страхозябрика в виде директорши Марьи Ивановны.

Вернувшись в город, Тобик с Рыжиком за пазухой и кастрюлей в руках постучал в квартиру Карловны. Ворона в виде человека открыла, и сразу затащила мальчика к себе. Тобик этому сильно удивился, ещё позавчера ночью старуха друзей наших и на порог не пустила, а кашу сама вынесла во двор. Рыжик выскочил и задержался в коридоре, а Тобик прошёл в комнату. Всюду стояли горшки и ящики со свежей землёй:

— Цветочки комнатные посадила, люблю, знаете ли…

— Да, у нас тоже дома на подоконниках цветы. А у вас ничего, уютно…

— Это всё Рыжику спасибо, без него так бы и была бездомной!

— У-у! — Рыжик промычал что-то невразумительное.

— А вам за кастрюлю с кашей спасибо! Очень помогла! Вот, возвращаем в лучшем виде.

— А скажите-ка, мои юные конокрады, э-э, то есть ослокрады, страхозябрик, он как вообще, нельзя ли его, скажем, приручить… Хорошие перспективы открылись бы для умных, деловых людей, как вы и я…

— У-у-у!!!

Тобик удивлённо посмотрел на Рыжика:

— Мой маленький друг не всегда разговорчив, не привык ещё, знаете ли. Он хочет сказать, что ничего не выйдет. Существо очень тупое и примитивное этот страхозябрик, дрессировке не поддаётся совсем.

— У-а!

— Жаль, очень жаль. А то забавные дела можно было бы проворачивать. Подумайте. Ну, ступайте, некогда мне с вами!

— До свидания, Карина Карловна.

— У-у!

Как только закрылась дверь, Рыжик сразу втопил на улицу и где-то спрятался. Тобик не знал, что и думать. Уже стемнело. Он стоял у подъезда и ждал. Рыжик появился так же внезапно, как исчез.

— Ты чего, голос потерял?

— Не, в коридоре у неё тоже горшок стоял.

— Ну и что?

— Для вороны вороватой

Я три дня махал лопатой

И за это мне она

Горстку семечек должна. В горшке только три было. Теперь у нас оборотные семечки есть!

— Ты их в рот, что ли, спрятал?

— Ну а куда же ещё, у меня карманов-то нету!

— Всё равно без спросу — не хорошо!

— Так и знал, что ты это скажешь. Я их честным трудом заработал!

— Пробовать будешь, или посадим?

— Торопиться некуда, мне и белкой хорошо. В деревне их посадим. А пока я их спрятал.

— Пошли, в коробке под кроватью переночуешь, как раньше!

— Не, извини, я в лес. А завтра к Дарёнке наведаюсь, ей всё расскажу!

— А мне ещё целую неделю учиться…

Глава 4 Призрак Старого Учителя

Вот и отцвёл яркий май, началось в прихопёрской степи долгожданное лето. В начале июня входят травы степные в самую силу. Наливает их солнце теплом, питают буйные грозовые ливни водой, отдаёт вековую жизненную силу благодатная чёрная мать-земля и колышит вольный ветер. В редких, заповедных местах увидеть можно в наши дни, какой была степь, пока не распахали её люди. Найдите, посмотрите как льются под ветром на зелень лугов серебряные ковыльные волны, как волнуется это бескрайнее степное море и уходит седой ковыль в дальнюю даль, в самое белёсое летнее небо! И если есть в вас хоть капля степной буйной крови, заиграет она, закипит, разбередит душу и позовёт в эту необъятную даль, туда, в живое, чистое, родное…

«Эх, коня бы, да в галоп по этим лугам!» — думал городской мальчишка, который и на коне-то сроду не сидел, и ковыльную степь, оставленную по какой-то прихоти местных хлеборобов углом вдоль оврага и его отвершка, видел впервые. А всё ж та кровь в нём была! Потому и рвался на лето из города он сюда, в Отрадное, к бабушке Нюре и сестрице Дарёнке. Потому и поднялся ранним утром, вышел за село в поле просто так, вдохнуть свежего ветра.

А ту самую, дикую, первозданную степь видела в то же время во сне девочка. Зелёно-серебряное, безбрежное море ковыля волнуется под суровым ветром. Кое-где равнина расцвечена голубыми извилистыми ленточками рек, окаймлённых густыми дубовыми лесами. Кажется, никем не обитаемое это огромное пространство земли. Но вот вдалеке, у самого восходящего над этим волшебным миром солнца, видны три всадника. Резво, широкой рысью идут буланые кони, будто влитые сидят на них казаки, бородатые, в синих чекменях и черных шапках-трухмёнках. Изострены богатые сабли в серебре, горит золотом на солнце наборная сбруя. Едут по степи три казачьих атамана. Встаёт солнце зарёй кровавою, стучат дятлы в сосняках за туманами, плещут в небо с болотных топей стада лебедей белокрылых, кружат в синем небе чёрные коршуны, едут атаманы по земле родной. Ложится на землю ночь росой студёною, соловьи в дубровах плетут узоры напевные пересвистом, рыщут по лощинам да оврагам волки серые, на лунный свет воючи, едут казаки в дальнюю даль. Скачут они день, и два без продыха, а к утру третьего дня видят пред собою огромный дуб вековой стоит в поле неведомом. Спешились атаманы, преклонили колени, поднялися да стали речь держать:

— Вещун-птица! Мы пришли тебе поклониться! Выйди-покажись, чёрным вороном обернись! Пришли мы к тебе издалече, вещай нам правду языком человечьим! Судьбу нам предскажи, да как нам быть укажи!

Тут из расщелины, из густых ветвей дубовых вылазит, на свет белый щурясь, огромный ворон. Оглядел неспешно он атаманов, да от взгляда его кровь в жилах стынет, свет в очах меркнет. Но не дрогнули храбрые атаманы. И говорит тогда ворон человеческим голосом:

— Подняли вы, атаманы, народ лихой на дело кровавое. Хотели вы, атаманы, чтоб вольным был казачий тихий Дон да быстрый Хопёр. Крушили вы силу злую, народ русский гнетущую. Пограбили вы караваны купеческие да казну царскую-боярскую. Собрали вы, атаманы, сокровища несметные, били воевод, да бояр, да степных татар. Да только пришёл конец вашей удали. Шлёт нечестивый Ероха-царь драгун своих полчища, велит изловить вас, да предать смерти лютой. Те драгуны идут на вас с полуночи, а с полудня на вас старшина казачья поднимается, царю Ерохе верная. Не бывать вольным Хопру быстрому, а быть на земле этой Руси Великой. Не бывать вольным тихому Дону, а служить его сынам русскому царю верой и правдой. И ваша судьба горькая мне ведома. Ты, гордый атаман Кондрат, пойдёшь против старшины казачьей к Азаку-городу, окружён будешь, да в полон не сдашься, от своей сабли смерть примешь. Ты, лихой атаман Лукьян, на полночь пойдёшь с драгунами биться, да в том бою и погибнешь. А ты, мудрый атаман Игнат, уведёшь людей верных на чужбину, там и умрёшь. Но прежде закон свой людям своим дашь, и будут они чтить его триста лет, по чужим краям скитаясь. А всё ж помогу я вам, атаманы. Укажу я место заветное, куда сокровища свои вы схороните, и положу на то место заклятье страшное. И будет вечным стражем того места первый убитый в бою казак. Знаком моим будет камень, как я, чёрный, и казак тот будет чёрным, а сабля его — огненной! Будет он хранить ваше сокровище для дела правого, вашего заветного, и никто из людей того сокровища не коснётся!

Лучик утреннего летнего солнышка заглянул в окошко, и тут Дарёнка проснулась:

— Никогда ещё я такого дивного и странного сна не видела… Надо бабушке рассказать, и Тобику. Может, они растолкуют, что значит такая страшная сказка во сне…

— Нагулялся? — баба Нюра разливала по кружкам парное молоко, на столе уже лежал свежий хлеб и печёные в печной золе с вечера картошки. — Чегой-то ветерок там нынче, а ты ни свет, ни заря в поле?

— А там, за деревней, так здорово ковыль на ветру волнуется, вот бы на коне поскакать по нему…

— Дак ослика свого запрягай, да вперёд! Только где ты разгонишься-то, пашня кругом. Завтракать садись, казачок…

— А я сейчас сон видела, в нём степь такая бескрайняя, красивая, — Дарёнка выехала из спальни на своём стульчике, — сказочный сон!

— Степь, да и всё?

— Не, баб, ужас какой-то…

И Дарёнка рассказала свой волшебный сон бабе Нюре и Тобику. Бабушка тоже знала, что сны Дарёнки неспроста бывают:

— Тут, похоже, история, так сразу и не понять, к чему это всё. А пошли-ка после завтрака отведу я вас в школу, к Никитичу, может, он чего растолкует.

Тобик удивлённо оторвался от молока:

— Какую школу? Каникулы же…

— Не волнуйся, мученик науки, — Дарёнка улыбалась, глядя на Тобика, — В этой школе страдать не придётся. Помнишь, в первый день, говорила я тебе про чудо у нас тут? Пора тебе его увидеть!

— Эх, господи, — тяжко вздохнула баба Нюра, — начудила бабка, сама не знала, что так-то могёт быть, — и стала рассказывать:

— Дарёнка-то как взрослеть стала, вижу, годочков семь уж ей должно быть, прямо горе мене взяло, чего, думаю, старая, наделала! Все ребятишки в эту пору в школу идуть, а я золотце моё прячу, боюсь, в интернат её у меня отберуть, да ножки у неё нехожалые, как она там без меня, пропадёть ведь… Вот пошла я как раз на кладбище сельское наше прибрать могилки, к каким родственники не приезжають. Дошёл черёд до оградки учителя нашего сельского, Ивана Никитича. Он как с войны пришёл, так всю жизню в нашей школе и работал, до самой смерти. И мене выучил, и отца твого, Тобик, да всё село, почитай, его ученики… По всей стране теперича разъехалися, я одна тута, караулю… Рву я бурьян-то на могилке, а сама заливаюся горькими слезьми: «Эх, Иван Никитич, Иван Никитич, лежишь ты, а школа твоя вся развалилася, уж и стенков-то нету, один бугор от неё с кирпичами, да и села нашего нету, одна я, дура старая, было осталась, да вот на старости лет внучку Бог послал, ей в школу пора. Нынче грамотеи все, такая пошла жизня. Как же быть-то мне теперя, кто ж её, Дарёнушку мою, наукам разным научит, как ты нас учил…» Вот прибрала я на могилке-то, иду назад, и вижу — идёт мне навстречу от церкви нашей по дороге к школе Иван Никитич, молодой, высокий, красивый, в очках своих круглых, в гимнастёрке, в сапогах — как с фронта пришёл. Как живой идёт. Думаю, всё, умом тронулась, допричиталася… А он мне и говорит: «Не зря я тебя, Нюрка, больше всех учеников любил. Душа у тебя чистая, за это Бог тебе Дарёнку и послал. Ты не бойся меня, помогу я твоему горю. Школа моя при мне осталась, не всё то видно, что есть. И старые кирпичи наладятся, и старый учитель пригодится, коль нового ничего нет. Буду я учить твою Дарёнку, приводи её завтра в школу». Я и обомлела вся: «Как же это, Иван Никитич, как оно такое могёт быть-то?» А он и отвечает: «А как мы в войну победили, как весь народ выучили, как страну из руин подняли? Если надо — то будет! Не тушуйся, Нюра, не для того мы на свете жили, чтоб так просто умирать!» Вот и вожу я Дарёнку в школу, а сегодня и тебя, Тобик, поведу.

— Как тебе, братишка, интересно будет поучиться у призрака старого учителя?

— Даже очень!

— И мне, и меня тоже в школу возьмите! Я же самый умнейший из всех белок на свете, мне учиться надо! — Увлечённые рассказом бабы Нюры ребята не заметили, как в избу пролез Рыжик. Он тоже всё слышал.

— Конечно! Куда же мы без тебя-то!

— Ну, тогда значить втроём без мене ступайте. Мне картошку полоть надо. И вам после школы тожа! — строго заключила баба Нюра.

До развалин школы было совсем недалеко, и Тобик не стал запрягать Боцмана, а покатил Дарёнку прямо на её стульчике. Рыжик, весёлый в ожидании нового приключения, скакал рядом. Дети дошли до школьных развалин и остановились.

— Ну, а дальше что? — поинтересовался Тобик.

— Жди. Смотри туда, — Дарёнка показала на развалины старой церкви на другой стороне села, за овражком. Тобик ещё не успел их исследовать, хотя его очень тянуло посмотреть, что там. По виду издалека, церковь когда-то была очень красивой. И теперь красные кирпичные стены сохранили праздничный, затейливый вид, но свод купола уже обрушился. Тёмные стены возвышались над желтым ковром цветов сурепки, а сверху, по голубому небу, безмятежно плыли облака.

— Дарёнка, а тебе не страшно… это… ну, с призраком общаться?

— Вот ещё! На самом деле он — добрейший человек на свете, хотя иногда и строгий. С ним интересно, сам увидишь! — Дарёнка не сводила глаз с дороги. — Вот он. Смотри и ничего не бойся.

По просёлочной дороге бодрым шагом шёл молодой крепкий мужчина в выцветшей солдатской гимнастёрке и сапогах. В руке он держал старый чёрный портфель с книгами, а лицо его было словно со старой фотографии: умное, при этом простое и доброе. Ни у кого из современных людей не видел Тобик такой внешности.

— Дарёнка, какой же это призрак старого учителя, он ведь молодой совсем, и выглядит как обычный человек? — отчего-то шёпотом спросил Тобик.

— А ты чего, тень деда в простыне ждал? Чтобы с бородой, и летала, да? У-у! — Дарёнка громко засмеялась. — Теперь сюда глянь!

А рядом происходило что-то уж совсем невероятное. По мере того, как призрак старого учителя приближался к развалинам школы, стены сами собой стали постепенно восставать из руин, потом поднялась крыша, под ногами возник деревянный пол, появились старинные, сколоченные из досок, крашеные зелёные парты, а на стене коричневая доска и мел. За несколько минут ребята оказались в самом настоящем классе старой сельской школы. Даже бывалый Рыжик прижук и удивлённо осматривался. Восхищению Тобика не было предела:

— Вот это да-а! Бывают же чудеса на свете! А это всё настоящее?

Дарёнка была довольна произведённым эффектом:

— Конечно! Пока Иван Никитич здесь!

Призрак старого учителя вошёл в класс. Тобик встал из-за парты, приветствуя его.

— Здравствуйте! Садитесь пожалуйста! — сказал он звучным, приятным голосом.

— Здравствуйте, Иван Никитич! — не сговариваясь, хором ответили Дарёнка и Тобик. Рыжик предпочёл спрятаться под парту. Учитель с интересом посмотрел на Тобика:

— За последние дни много о вас наслышан, молодой человек. То, что рассказала Дарёнка, вызывает большое уважение. С удовольствием буду вашим наставником, если Вы не против.

— Я… Нет, что Вы! Я буду очень рад у Вас учиться!

— Ну вот, теперь у меня два ученика. Хотя, пожалуй, два с половиной. Зверь невиданный, вылазьте пожалуйста из-под парты! Вы ведь тоже ко мне на занятия пришли?

Рыжик вскарабкался на парту, и, насколько мог, принял серьёзный, ученический вид. Ребятишкам потребовались усилия, чтобы не засмеяться. Учитель оценил:

— Нет, ровно три ученика!

Рыжик от важности выпятил вперёд белую грудку и распушил хвост:

— Ну вот! А в обычной школе меня убить хотели.

Иван Никитич с улыбкой смотрел на бельчонка:

— Вы исключительно волшебная тайна! С точки зрения науки это всё невозможно! Берегите себя и серьёзно учитесь! У всякого волшебства на свете есть свое предназначение. Не шутя говорю вам, ребята, берегите вашего маленького друга! Я думаю, что есть особый, пока никому не известный смысл в его чудесных способностях!

Тут Дарёнка подняла руку:

— А можно я до занятия про ещё одну тайну спрошу? Очень интересно!

— Ладно, рассказывай, всё-таки лето, можно позволить вольности.

И Дарёнка пересказала свой волшебный сон. Иван Никитич внимательно выслушал, а потом ответил:

— Многое в этом сне достоверно. Восстание кзаков в начале восемнадцатого века действительно возглавляли эти три атамана. И судьба их вороном предсказана правильно. О том, где сокрыта казна восставших, есть несколько народных легенд, и все они красочны и волшебны. Клад этот до сих пор многие ищут и найти никак не могут. А вот почему такой сон приснился именно тебе, пока неясно. Смотрите и слушайте внимательно людей вокруг. Думаю, скоро сами всё поймёте. Ну, так давайте заниматься…

Первый день занятий в этой старой волшебной школе принёс Тобику только огорчение. Оказалось, что он, городской почти отличник из «настоящей» школы, отстаёт в учебе от Дарёнки, которая ни интернета, ни интерактивной доски, ни даже калькулятора в жизни не видела. Знала она больше, говорила чище, ровнее и понятнее. А быстрее всех схватывал новое и усваивал Рыжик. Особенно понравились ему русский и литература. «Видимо, последствия травмы головы», — подшутил он сам над собой. К концу уроков Тобик уже очень радовался, что хотя бы летом попал сюда, и нисколько не сожалел, что проводит каникулы за учёбой.

После школы пололи картошку. Рыжик дёргал траву лапками, а Тобик осваивал мотыгу. Оказалось, не так уж это и просто… К своему стыду, Тобик нечаянно срубил два кустика картошки, а через три часа работы набил себе на ладонях мозоли. Баба Нюра ругалась: «Крепче надо черенок-то в руках держать, чтобы он не елозил, и мотыжку в землю не долби, а срезай ей сорняки под корень!» Не сразу, но к концу работы начало получаться, и Тобик с удовольствием смотрел на чистую свою делянку. День пролетел незаметно, а за ним и другой, и третий…

Каждый вечер звонила мама, и Тобик рассказывал ей, как прошёл день. Про чудесную школу он, правда, ничего не рассказал — всё равно не поверит никто, так чего зря трепаться. Однажды мама рассказала, что в доме их происшествие: сгорели сразу две квартиры, в которых жили одинокие пенсионерки. Старух этих так и не нашли, а квартиры выгорели дотла. Тобик сразу догадался, о ком идёт речь, и сообщил новость Рыжику. Тот почесал макушку и глубокомысленно произнёс:

— Да, война крысы с вороной стала горячей.

— Прямо-таки огненной! Ты как думаешь, они вообще живые?

— Да чего с ними сделается? Они самые живучие существа на планете. В зверином облике теперь где-нибудь шныряют, вот и считают их пропавшими. Интересно другое. У них теперь все оборотные семечки погорели. А наши-то в огороде. Не взошли пока.

А наутро во двор прилетела ворона с опалёнными перьями. Вид у неё был ужасный и жалкий. Она села на лавочку возле дома и сидела, не двигаясь, взъерошенная, нахохленная и сердитая. Так и просидела она до обеда, пока дети не вернулись из школы. Рыжик заметил её ещё издалека и указал Тобику:

— Смотри, что я говорил! Тут как тут. Наверняка сразу заметила тогда, что семечек в горшке нету. Ой, ругаться сейчас будет!

— Ага, если мы ей семечку дадим… А придётся одной пожертвовать!

На ходу рассказали Дарёнке всё дело. Ей тоже ворону жалко стало:

— Рыжик, ну откопай одну семечку! Смотри, какая она несчастная!

— Ага! Просто ты с этими старыми прохиндейками не общалась пока… Ладно, будь по-вашему! Хорошо, что семечки не взошли ещё!

И Рыжик побежал на край огорода, где он уже успел посадить волшебные тыквы. Дети подъехали к дому. Ворона жалобно, заискивающе смотрела на них.

— Сейчас! Только обещайте не скандалить, и на Рыжика не ругаться! Вот если бы он тогда эту семечку не стащил, век бы вам вороной оставаться, — Тобик решил на всякий случай сказать, что семечка одна.

Карловна энергично закивала клювом. На лавку подскочил Рыжик и выплюнул семечку. Ворона тут же её склевала, и через мгновение во дворе уже сидела старуха в обгорелых лохмотьях:

— Их в том горшке три было! Ворюги! Обманщики! Разбойники! Вот я вас выведу на чистую воду! Иж, банда!

Рыжик крутил хвостом в такт воплям Карловны:

— Ну, что я говорил! Это вам «спасибо», милые жалостливые дети!

— Бабушка, ну Вы же обещали не ругаться! А семечки эти Рыжик честно заработал у Вас, разве можно такой злой быть! — Дарёнка решила вступиться за друзей. Тем временем на шум из сарая выглянул Боцман. Старуха-ворона, однако, и не думала успокаиваться:

— А кто это у нас там, заступница-то выискалась? На краденом осле, в ворованой тележке кто тут разъезжает? Я всё про вас знаю! Докажу, не отвертитесь, — Карловна, распалясь, вскочила с лавки и пошла в атаку, — а тебя, очкастый, правильно из школы исключили, а тебя, рыжий, в живом уголке в клетке держать надо! Я пристрою, я… а-а-а…

Тихонько подошедший Боцман развернулся и как следует лягнул скандальную старуху под зад. Неожиданно для себя она сделала цирковой кульбит и присела под забором. На шум из дома вышла баба Нюра:

— Это чего тут делается-то?

Принятые Боцманом меры оказались верными — Карловну как подменили:

— Добрая женщина, не найдётся ли у вас какой-нибудь одежды и куска хлеба для бедной, несчастной погорелицы! Злые люди дом родной сожгли, голодаю и скитаюсь, помогите, чем можете…

— Откуда ты тут взялась-то?

— Прилетела, — за Карловну ответил Тобик, — она иногда вороной бывает.

— Сейчас дам тебе одёжу и хлеба, и ступай отсюда, ребятишки у мене, а ты тут скандалишь.

— Я не буду, я молча, тихонько в уголку посижу, пустите меня в дом переночевать, пожалуйста, люди добрые, куда ж я пойду… — и Карловна заплакала.

Дарёнке стало жаль старуху:

— Пусти её, бабушка, ей ведь в самом деле некуда идти!

— Вообще-то у неё квартира в городе, моими стараниями! А что они с крысой пожгли друг друга, так сами виноваты! — уточнил Рыжик.

— Это Крисовна первая начала! Она не хотела, чтобы у меня тоже тыквы росли! Она меня первая подожгла! Я же ненадолго совсем! Ну пожалуйста!

— Ладно, заходи пока! — тихо сказала баба Нюра. Наконец-то все зашли в дом.

Через полчаса, наряженная в одежду бабы Нюры, Карловна вместе со всеми обедала. За обедом Дарёнка спросила:

— Карина Карловна, вы ведь немножко… ворона, а вы не знаете, случайно, что-нибудь про Вещего Ворона, сказки это, или был такой на самом деле?

— Ха, был! Чего это ему сделается, он ещё и вас всех переживёт. Он мне в двенадцатом колене троюродный дедушка! Такие, как он, по тысяче лет живут: колдуют помаленьку, да падалью питаются.

— А где же он сейчас обитает? — поинтересовался Тобик.

— Он как стареть начал, в Туманный лес улетел, там теперь и живёт! Хитрый, старый чёрт, знал где поселиться, пожива-то сама в клюв идёт!

— Как это?

— А вот так, сходи, узнаешь! — и ворона громко захохотала, а потом умолкла. Сколько ни пытались друзья её разговорить, не вышло.

До вечера сидела она спокойно, как и обещала. А как только начало темнеть, тихонько вышла из дома и направилась в огород. Рыжик, ждавший какого-нибудь подвоха, шмыгнул следом и увидел, что направилась она прямиком в дальний конец огорода и начала неистово копаться к земле. Рыжик вернулся в дом и сообщил:

— Карловна там в огороде грядки ворошит, сейчас перевернёт всё!

Вышла баба Нюра:

— Эй-а, вот, значить, как! Тебе приютили, накормили, а ты огород громить пошла! Ты зачем картошку с тыквами у мене подёргала! У тебе совесть есть? А ну, пошла отсюда, когда такое дело!

— Три! Семечки три было! Всё равно найду!

— Нету их там! — закричал Рыжик. — Я в лесу их давно перепрятал! Не порть огород! Выпускаю осла!

Услышав это Карловна удалилась в ночь. Баба Нюра вернулась в дом:

— Эх, вот ведь не хотела пускать! Так-то ребятишки, иной раз и жалость до добра не доводить… Теперь картошку подсаживать, успеет вырасти, ай нет… Прямо как в энтой сказке про мыша…

— Расскажи, бабушка! А то Тобик ещё ни одной твоей сказки не слышал! — Видно было, что Дарёнка очень любит слушать бабушкины сказки.

— Ладно, садитесь, слухайте.

Тобик, Дарёнка и Рыжик расселись вокруг стола. В окошке совсем стемнело. На землю спустилась летняя ночная прохлада и тишина. Баба Нюра разожгла немножко печку и поставила чайник. Мягкий красноватый свет чуть озарил избу. Стало уютно и спокойно. Слышно было, как потрескивают угли в печи, а в окне, с той стороны, толкается ночная бабочка.

— Жили-были в одном селе старик со старухой. Дом у них был крепкий, просторный и тёплый, и были они люди добрые, меж собой жили дружно.

Залезла как-то раз к ним в дом мышка. Сидит тихонько в уголку, корочку грызёт. Тут бабка её увидала, да и говорит: «Ой, смотри, дед, какая мышка, малюсенькая, глазки чёрненькие, как бусинки, шубка серенькая, лапки розовенькие! Давай её не тронем, пусть живет!» И дед тоже умилился: «Пущай», — говорит. Так и повадилась мышь лазить к ним в дом: прибежит, наестся, напьётся, сидит ителевизер смотрит. Распоролась, стала жирная, как свинья. А добрые старики всё умиляются. Тяжело стало мыши каждый раз взад-вперёд бегать, она и совсем у деда с бабой поселилась. Вот раз и говорит бабе: «Совести у тебя нет, старая! Ходишь в новом пальто, а я, молодая, красивая, дома сижу, вы меня не наряжаете, мне на людях показаться не в чем». И отжала у бабки пальто. А другой раз говорит деду: «Бессовестный ты старик, эгоист нахальный! Ходишь в новых валенках, а я по снегу босиком, лапки морожу! А ну отдай мне валенки, а сверх того ещё лапти мне сплети модные, розовые!» И отжала у деда валенки. Так и пошло у мыши красивое житьё: спит до обеда, потом до вечера ест, пьёт, развлекается. А вечером нарядится: пальто новое, кальсоны в обтяг, в розовых лаптях — да на поглядки-гулянки до утра! А раз пришла, да старикам заявляет: «Скоро будут у меня мышата, мне разные льготы полагаются и дом свой, безо всяких тут старых прихлебателей! Так что подите вы вон, а то люди вы наглые, бессовестные, только о себе и думаете, вам прямо не скажи, так вы сами ни за что не догадаетесь!» И пошли дед с бабой скитаться-побираться… Ну, или в магазин за мышеловкой… А мораль простая: доброта тоже в меру хороша, людям непрошеным уметь надо «Нет» говорить, да умиляться поменьше!

— Забавно, современная сказочка! — Рыжик чай не пил, поэтому первый оценил. — У бабки с дедом не было осла, чтобы вовремя мыши этой пинка дал!

— Энто я над нонешними поскрылить от себе добавила, другой раз старинную расскажу, — баба Нюра кивнула на Рыжика, обратясь к Тобику, — какой он у тебе смышлёный-то, это чего такое!

— Ну говорю же, настоящий, а ты, баб, всё — игрушка, игрушка!

— Да… Третье, волшебное дитё в избе у мене! Во, какая я богатая! Всё, спать идите! Завтра рано подыму, подсаживать будем в огороде, чего ента ваша ворона подёргать успела!

Наутро, после ранних огородных работ, отправились дети в школу, и первым делом рассказали про чокнутых старух-оборотней, их семечки, и визит Карловны в их дом. А после Дарёнка спросила Ивана Никитича, а не знает ли он чего про Туманный Лес. И вот что он ответил:

— Много есть старинных народных легенд про это место. Никто точно не знает, есть ли оно на самом деле, и как туда попасть. А говорят про Туманный лес такие страсти, что и не во всякой сказке бывают. Лес тот мёртвый, не живут в нём звери и птицы, и ход им туда закрыт. Никогда не светит там солнце, а постоянно стоит густой ядовитый туман тремя кругами: первый круг — белый, а внутри его — серый, а в середине пропасть, и над ней туман чёрный. И это гиблое место облюбовала для своего обитания всякая злая нечисть.

Рассказывали люди, что живёт в белом круге тумана дева Обида. Бродит по лесу вечно плачущая простоволосая красивая девка в чёрной одежде, а когда встретит кого, начинает разговорами-уговорами, пениями да жалениями в чащу лесную завлекать, где ничего совсем не видно. Поддастся человек Обиде, поверит, что никто его больше не любит на свете, пойдет за ней следом, да из леса уже никогда и не выберется.

А того, кто не поверил этой злой деве и в серый круг тумана прошёл, ждёт ещё страшнее нечисть — трёхголовый змей огнедышащий, а головы его зовутся: Спесь, Зависть и Алчность. Обвивает змей человека, и дышит на него огнём из каждой своей головы. И какой из пороков в душе есть, хоть самую малость, от того огня человек и сгорает.

Но если человек и этому всему не поддастся, и в самую середину Туманного леса пройдёт, туда, где туман чёрный, то попадёт он в пропасть, имя которой — Страх. Ведёт через ту пропасть тропинка узенькая, да петляет она, и не видно её в тумане. Те, кто страху поддался, падают в левую сторону, а бесстрашные смельчаки — в правую. И все на дне пропасти оказываются, где клюёт их тела огромный чёрный ворон. Вот что говорили люди про Туманный лес. Никто по доброй воле туда не ходит, потому и не знает никто, где это место. Только нечисть из Туманного леса сама иногда к людям выходит, и забирает с собой тех, кто в жизни одержим обидой, спесью, завистью, алчностью или трусостью.

Ну вот, ребятишки, что знал — рассказал. Я так думаю, что сложил народ эту страшную сказку для тех детей, которые плохие качества проявлять начинают. У вас я, слава Богу, ничего такого не замечал, так и думать про это нечего.

Тобик, Дарёнка и Рыжик молчали, ошеломлённые страшным рассказом. Каждый думал, а нет ли у него в душе того плохого, что в Туманный лес приводит. Первым очнулся от тяжёлого впечатления Рыжик:

— Да, страшилка знатная. От таких воспитательных сказок маленькие дети, наверно, сразу исправлялись, пока слушали.

— Значит, Вещий Ворон из моего сна, который Карловне родственник и всё на свете знает, вот где поселился, — задумчиво сказала Дарёнка.

— Нам-то что, мы же не завидуем, не жадные и не трусы!

— А я обижаюсь иногда. Когда меня обижают, — грустно заметил Тобик.

— Это все так! — Рыжик один не грустил. — Вот если тебе эта девка чего-то напевать станет, ты же не пойдёшь за ней от нас?

— Конечно, нет!

— Ну вот, значит, всё в порядке! А всё же интересно, этот родственник Карловны, он чего, правда всё-всё на свете знает?

— Ау-у, любители фольклора, вам тоже к этому стремиться надо! — Иван Никитич решил, что пора переходить к занятиям. — Знания и умения — вот настоящая сила, которой любую нечисть победить можно, и сказочную, и реальную. Открываем учебники…

А после занятий в этот день Тобик первый раз в жизни пёк хлеб. Как и все остальные деревенские дела, издали казавшиеся простыми, это далось не сразу. Всё здесь на деле оказывалось очень даже премудрым, и без руководства бабы Нюры никак было не обойтись. А так хотелось что-нибудь такое сделать совсем-совсем самому, а потом всех удивить! Но не в этот раз: печка не разжигалась, и как сделать тесто Тобик не знал. Оказалось, так: сначало надо было приготовить закваску и поставить в тепло, чтоб разошлась, потом ситом просеять муку, потом добавить в неё закваску, яйца, соль и воду. Отмерять всё приходилось точно, чтобы тесто получилось не жидким и не крутым, а таким, как надо. И уж под конец, прежде чем замесить, надо было добавить масла, тогда тесто к рукам не липнет, и его можно хорошо перемесить. Не раз видел Тобик, как это делала бабушка, а когда начал сам делать, всё же и тесто липло, и мука разлеталась по всему дому, и месить не получалось. В общем, беда, да и только. Рыжик порывался помогать, Дарёнка смеялась, бабушка ругалась, но в итоге через четыре часа Тобик вынул из печи первый свой каравай! Все уделанные в муке, голодные и счастливые друзья тут же, горячим, принялись его пробовать. Ох же и вкусный он оказался!

Вечером звонила мама, и когда Тобик похвалился ей, сказала:

— Вот, дома пропылесосить не заставишь, а там в печке хлеб стряпает!

— Да, и бабушка говорит, что деревня труду учит, а город лени.

— Ну, вообще-то, правда. Не зря я тебя туда отправила. Аккуратнее там только, самодеятельностью не увлекайся, а то настряпаешь чего-нибудь…

На следующий день рано утром, когда Тобик выпускал из сарая Боцмана и корову Малинку пастись, случайно в углу наткнулся он на удочку, принёс её в дом и спросил бабушку:

— А чья это?

— Отца твого, чья же ещё… Мальчишкой был, целыми днями на Хопре пропадал, любил это дело. А то даже рыбы на уху приносил. Как потом в город уехал, бросил. Вот его детская удочка до сих пор и хранится, — бабушка тяжело вздохнула, — рыбалка тута хорошая была.

— А можно я возьму, попробую? Только я совсем не умею…

— Ты Никитича порасспроси, он тебе всё и обскажеть, что к чему. Он сам-то рыбак был, каких мало!

Сказано — сделано. По причине лета занятия в волшебной школе Ивана Никитича были не ежедневными и представляли из себя простое интересное общение. Учитель добавлял своим ученикам знаний и умений, кому каких не хватало. Больше всех нагонять приходилось Рыжику, по причине его педагогической запущенности, как выразился Иван Никитич. Так что Тобик мог запросто расспросить о чём угодно. Первым делом в этот день в школе был урок рыбалки. И до того Иван Никитич красиво и с любовью рассказывал, что на рыбалку захотелось не только Тобику, но и Рыжику и даже Дарёнке. Через час ребята знали, какая рыба где держится и как её надо ловить, как привязывать крючки и делать поплавки, насаживать, подсекать и выводить. Вдобавок Тобик ещё и книжку Сабанеева получил. Уроки после вообще в голову не лезли.

Как описать вам взбаламученную сладким предвкушением детскую душу мальчишки перед первой настоящей рыбалкой? Решительно это невозможно! Вот в школу встать в половине седьмого — тяжесть и каторга, а в четыре утра на рыбалку — легко и радостно! С вечера всё уж приготовлено со всем основанием: черви накопаны, перловка распарена, привада замешана. Простые, розовые огородные черви не годятся. Нужны те, что под старой навозной кучей — серо-вишнёвые, с пряно-чесночным запахом. Они сложены в большую консервную банку и заботливо присыпаны землёй. Сварить перловку тоже дело не простое: она должна быть достаточно мягкой, чтобы легко насаживалась, и в то же время твёрдой, чтобы рыба не могла легко стащить её с крючка. Нашлось применение старой железной ручной мясорубке — через неё прокручиваются семечки на жмых. Чего ещё сиропится в приваду и сказать не берусь, тайна! Удочка проверена, и не раз: надёжно, «ступенькой» привязан крючок, а кончик лески оплавлен спичкой; плотно держится и хорошо ходит по леске поплавок из гусиного пера; намертво плоскогубцами закреплено грузило. Да, да, не удивляйтесь, взрослые, а лучше вспомните, удочка была одна, на все случаи жизни! И всю ночь в памяти –

камыши, кувшинки, поклёвки и чувство первого улова в руках: бьющееся, скользкое, маленькое счастье, которое и отпустить обратно в речку совсем не жалко! Утром подъём задолго до рассвета, и притом безо всякого будильника, разговоры вполголоса, без суеты и «по делу», утренний чай с пирожками или пресными пышками, заправка термоса, варёные вкрутую домашние яйца, ломоть чёрного хлеба, первые огурцы с огорода и кусочки солёного сала на день, с собой. Съедается весь этот «лисичкин хлеб» только если рыбалка уж совсем не задалась, а обычно возвращается домой и идёт на обед с превеликим удовольствием. А потом в сумерках просёлочная дорога: ухабы, лужи, две ленточки петляют в тёмном поле, обходя овраги и перелески. Сна как не бывало, хочется быстрее туда, к воде…

И вот наконец место. Светает. Сырой прохладный озноб пробирает до костей. Над водой клубится белёсый низкий туман. С первыми лучами солнца он рассеется и откроется вся заветная красота тихого рыбацкого места, где не может быть ничего чужого и недоброго, а только ты, родная природа и «твои», близкие по духу люди… Где-то там, ближе к другому берегу, плещется вдруг большая рыба. Круги расходятся по всей водной глади, и снова — тишина. Так где же она, заветная рыба? Поймается она сегодня, или нет? А какая разница…

После долгих сомнений и размышлений на рыбалку решили отправиться четверо: Тобик, Рыжик и Дарёнка на тележке с Боцманом. Доступный по крутизне для такой компании путь на Хопёр был только один — на старый коровий пляж. Туда и было решено поехать. Рыжик и Дарёнка обещали вести себя тихо и главному рыбаку, который с удочкой, не мешать. А Боцману пастись было вообще всё равно где.

Проснулись ещё затемно. Позавтракав наскоро хлебом с молоком, вышли во двор. Летняя прохладная ночь, тихая и застенчивая, тихонько уходила на запад, а восток и юг уже зеленели вполнеба предрассветной негой. «Пить!» — раздалось негромко вдали. Первая, самая ранняя пташка, ещё толком не проснувшись, известила мир о начале нового летнего дня и сама испугалась, а не рано ли… Тобик молча вывел и запряг Боцмана, помог Дарёнке пересесть в тележку и сложил туда же все приготовленные пожитки. Ослик мотнул головой:

— Садитесь все! Доставлю в лучшем виде! — читалось на его довольной физиономии. Тобик и Рыжик не заставили себя упрашивать, и расписная тележка покатила по пологой коровьей тропинке вниз, к реке. Звенели комары, было немножко зябко. Дарёнка молча смотрела вдаль, на тёмные кусты на фоне светлеющего неба. Тобик мечтал поймать большую рыбу. Рыжик, свернувшись между ними калачиком, задремал. Боцман одолел спуск легко и плавно, и вот он — Хопёр! Над серебристой водной гладью разлит утренний туман, свежая сырость пахнула в лицо и снесла махом все остатки сна. С бережка в воду плюхнулись пара лягушат. Рыжик соскочил, запрыгал к воде и напился прямо из реки. Потом зачерпнул лапкой и брызнул на ребят.

— Ай!

— Поздоровайтесь с речкой!

— Ты обещал не баловаться!

— На реке сидел рыбак,

И поймал большой башмак,

Стал почище водоём,

Будет больше рыбы в ём!

— Ты сейчас своей поэзией всю рыбу распугаешь!

— Вот посмотришь, как сейчас клюнет лещ на два кило! Ты меня ещё перед каждой рыбалкой будешь просить стих сочинить!

Пока устраивали Дарёнку на берегу поудобнее, зорька в небе уж зарделась и заиграла. Июньские ночи коротки. «Заря с зарёй целуются», — народ говорил. Земля просыпалась, запела птичьим разноголосьем уж не коротко и робко, а вовсю летнюю радость. Поодаль, над обрывом, закружили хоровод береговые ласточки.

Тобик размотал удочку, насадил червя и забросил на глубину. Получилось близко и слишком глубоко, перьевой поплавок лежал. Пришлось перебрасывать. Раза с пятого или шестого всё ж удалось закинуть, как надо. Поплавок замер возле лопуха кувшинки. Стали ждать. Рыжик ускакал на обычную для себя разведку местности.

— А это вот, покидай! — Дарёнка вспомнила про приваду.

— И правда, чего это я, — Тобик стал раскидывать из пакета. На облако мути набежали сразу синтяпки и мелкая плотвичка. В прозрачной воде хорошо видны были серебристые весёлые рыбки.

— Ой, как их много! Кидай туда!

— Они маленькие!

— А вдруг за ними и большая приплывёт.

Тобик уменьшил глубину, передвинув поплавок, и бросил прямо посреди стайки рыбок. Те махом принялись таскать червяка во все стороны, не осиляя проглотить. Пришлось сделать поглубже и насадить перловку. И вот — танец поплавка, подсечка, маленькая плотвичка завертелась в воздухе и плюхнулась на берег. Дарёнка завизжала от радости. Тобик бросил удочку, быстро подскочил и снял рыбку с крючка.

— Какая красивая! С пол-ладошки!

— Давай отпустим, пусть растёт!

— Давай!

За полчаса с десяток мелких плотвичек и синтяпок было поймано и отпущено. Зато Тобик научился точно забрасывать, следить за поклёвкой и выбирать момент подсечки. Приманку приходилось постоянно подбрасывать, и она почти вся кончилась.

— Вон, смотри, подальше, большие! — Дарёнка углядела, что в светло-зелёной глубине, заинтересовавшись боем мелочевки, подошли несколько крупных плотвиц. Тобик бросил туда. Поплавок дёрнулся, вынырнул, сделал круг и резко пошёл под воду. Подсечка, и рука Тобика первый раз ощутила на удочке тяжесть «настоящей» рыбы! Серебряная, краснопёрая плотвица граммов на двести зашлёпала по воде и скоро оказалась в руках! Тобик быстро насадил перловку, забросил — и ещё одна! На этом клёв стих, рыбёшка разбежалась. Тобик снова насадил червяка и бросил на глубину, под кувшинки. Последняя привада полетела в воду, заиграла вновь мелочь, но крупная рыба всё не подходила. Вернулся Рыжик, порадовался на первый улов и уселся рядом. Друзья все втроём смотрели на поплавок. Вдруг он, без дёрганий и пляски, резко наискось ушёл под воду:

— Тяни! — Хором закричали Рыжик с Дарёнкой. Тобик дёрнул за удочку, она не поддавалась, дёрнул что есть силы и из воды прямо вверх вылетела неуклюже, как палка, длинная пятнистая зеленоватая рыбина. Визг на берегу стоял такой, что в деревне слышно было. Щука, описав дугу в воздухе, слетела с крючка и шлёпнулась в траву на берегу. Тобик с Рыжиком кинулись её хватать, в итоге Тобик прижал к земле и щуку, и Рыжика. Тот вывернулся. Улов удержали.

Домой возвращались, как на параде. Целый килограмм рыбы на первой же рыбалке! Не зря говорят, новичкам везёт! После Тобик рыбачил довольно часто, но больше ни разу щука на удочку и червяка не попадалась. Наверно, есть у природы своя мудрость на этот счёт…

Баба Нюра, увидевши детский улов, аж прослезилась:

— Эт ить надо! Уж и отцовы снасти пригодилися… Господи! Как бы он с вами теперя порыбачил-то… Нынче мы с ухой на обед. Добытчики. А то пенсии-то ещё неделю ждать, а у нас ни копейки.

Уха из свежепойманной рыбы оказалась необыкновенно вкусной. А после обеда добытчики завалились спать: ранний подъём и новые яркие впечатления не прошли даром.

Проснулись ближе к вечеру. Давно уже Тобика интересовали вечерние рукоделия Дарёнки, иной раз по полдня закрывалась она в своей спаленке и чего-то там мастерила. А тут Тобик решил, что случай подходящий:

— Дарёнка, давай по-справедливости, теперь ты в свои труды секретные проведи мне экскурсию!

— Да я просто думала, тебе это совсем не интересно!

— Ещё как интересно!

— Тогда, с радостью, у меня секретов нету.

Вечер посвятили занятиям Дарёнки. Бабушка давно уж обучила её всякому рукоделию: и прясть на веретене она умела, и вязать по-всякому, и шить, и вышивать. Для девчонки, которая прикована к своему стульчику, эти занятия были главной отрадой в жизни. И получалось у неё всё изумительно. Терпению, прилежности и ловкости своей воспитанницы от души радовалась старая баба Нюра. Ходила Дарёнка в связанных своими руками кофточке, и гамашках, и носочках, и ажурном пуховом платочке. А сейчас вышивала накидку: две райские птицы с пышными хвостами и крыльями под яблоней с золотыми яблочками.

— Ух ты! Здорово! А это рисунок ты сама придумала?

— Я как-то его во сне увидела. Давно уже. А потом нарисовала по памяти. Только вот ниток нужных цветов не хватает. Пока вышиваю тем, что есть. Смотри: вот так иголочкой, и стежок ровненько кладёшь…

Тобик даже уследить не мог, как ловко она работала иголкой. Гладь ложилась ровно, ниточка к ниточке.

— Не, у меня никогда в жизни терпения на такое не хватит!

Дарёнка только улыбалась, на братца глядя…

Не знаю право, уж долгие зимы тому виною, домострой, или свойства души особые, а только ни в какой другой земле не достигло женское рукоделие такого совершенства и почитания, как в нашей. Было раньше: в одном селе кружевницы, в другом — пуховницы, в третьем — вышивальщицы, а уж ткачихи да швеи в каждой избе. И сколь ни наступает в нашем веке общество потребления, а задавить бездонной своей чёрной глоткой этого белого лебедя никак покуда не может. Не по зубам! И деревню век наш угробил, и народ перемешал, в города согнал, а всё и там привычка русская к рукоделию по углам таится, да от матери к дочке переходит, как драгоценность пуще золота!

— Попробуй! — Дарёнке на самом деле очень хотелось, чтобы Тобик принял участие, но надо было убедить его в ответственности дела, — только не торопись, стежок ровно клади.

Иголка Тобика не слушалась, так и норовила влезть не туда и продеть нитку криво. Пришлось повозиться. И всё же несколько стежков Тобик сделал:

— Вот, теперь это наша с тобой совместная работа!

— Только Рыжику не говори, а то он тоже захочет вышивать. Вот беда-то будет!

Глава 5 Враги

Поздно вечером, как стемнело, Тобик с Рыжиком сидели на лавочке возле дома, и размышляли вот о чем:

— Рыжик, а как ты думаешь, сможем мы с тобой как-нибудь заработать денег? Продуктов бы купили, и ниток разных Дарёнке на вышивание.

Рыжик слегка подумал:

— Да запросто! Я вот насчёт еды в городе вообще не парюсь. В парк бегу, там с ёлки перед мамочками с детьми соскочил, хвостом вильнул, глазками стрельнул, они мне сами орешки тащут. Даже говорить ничего не надо. Бери да лопай. А они аж визжат от радости. Давай там представление сделаем, как будто я у тебя дрессированный, ну, как в цирке. Я спляшу чего-нибудь, попрыгаю, побегаю, нам денежек в стаканчик и накидают!

— Не, так-то здорово, только… стыдно мне чего-то…

— Вот ещё! Настоящие артисты по городам разъезжают, билеты продают, чего стыдного? А мы не хуже! Давай завтра и попробуем!

— Ладно, давай! Отпрошусь у бабушки в город.

На следующий день с утра отправились друзья в город. На окраине спрятали в кусты тележку, а Боцмана оставили пастись. В центр Тобик пошёл пешком, а Рыжик, по старой привычке, сидел у него за пазухой. Очень хотелось зайти домой, но Тобик решил — сначала дело. Ему было не по себе, стеснение и робость никуда не делись. И всё же надо было заработать денег и показать себя взрослым, самостоятельным. К тому же рядом друг Рыжик, с которым вообще ничего не страшно! Пришли в парк, выбрали площадку перед скамейками, где народу гуляло побольше, и начали свой концерт:

— Начинаем представление! — громко, даже неожиданно для себя резко сказал Тобик. Рыжик выскочил, раскланялся во все стороны реверансами и пошёл плясать вприсядку.

— Смотри, смотри, белка!

— Во чего вытворяет! Во выплясывает!

— Это ж надо! — раздавалось вокруг. Где-то в стороне играла музыка, получилось очень эффектно. Народ стал собираться. Прохожие останавливались, толкали друг друга, показывали пальцем. Тобик сначала готов был сквозь землю провалиться, а потом как-то сам засмотрелся на Рыжика и перестал обращать на людей внимание. Танец окончился. Тобик стал ходить по площадке, а Рыжик вертелся под ногами, огибая каждый шаг, как собачка в цирке.

— Мальчик, у тебя белка, что, дрессированная? — громко спросила какая-то тётенька солидного вида.

— Нет, учёная!

— А в чём разница?

— За сахар не пляшет! Берёт деньгами!

— А мы думали она у тебя в школу ходит! — гаркнул толстый дядька. Все рассмеялись. «Ты даже не знаешь, мужик, насколько ты прав», — подумал Тобик. А Рыжик взял большой листочек под мышку, как портфель, и важно так зашагал на задних лапках. Смех не прекращался, народу всё прибавлялось. Тобик достал из кармана конфету, повертел ею перед носом Рыжика и кинул подальше. Рыжик подскочил к ней, взял в лапки и принёс обратно, отдал Тобику. Тот снова кинул. Однако во второй раз Рыжик конфету не отдал, а, показав Тобику, неожиданно запустил её в другую сторону изо всех сил. Пришлось бежать, поднимать конфету и нести её бельчонку. Публика взорвалась от хохота. Рыжик тем временем ухватил пластиковый стакан, подбежал к народу и поставил, а сам сел за ним и стал махать лапками, выпрашивая мелочь. В стакан полетели монетки. Народ веселился от души, накидали много. Постепенно люди стали расходиться. Тобик взял монетки и Рыжика, сел на лавочку и пересчитал. Оказалось, приятели заработали за десять минут представления триста рублей. Настроение было — лучше некуда!

Только вот счастливые наши друзья не заметили, что с дальней лавочки за кустами наблюдали за их представлением два совсем не добрых и не весёлых человека. Местные бездельники, скитавшиеся по парку в поисках добычи, сразу смекнули, что это им сегодня повезло, и к вечеру будут они сытые и пьяные. Как только вышел Тобик из парка, они отправились следом.

Что же делать? Не зря в народе говорят, чему быть, того не миновать… Никак невозможно обойтись в сказке без злодеев, никак! Примерно, как в жизни, хочешь, не хочешь, а какая-нибудь дрянь появится. Раз уж завелась она, чего ж делать вид, что нету, бесполезно и бессмысленно, придётся рассмотреть поближе. Эти двое, что плетутся сейчас за моим героем, из всего городского отребья отличались особой активностью и цинизмом. Один, высокого роста, чернявый, с непомерно отвисшей нижней губой и совершенно глупой рожей, звался Хомут. Длинные руки с огромными кулаками перемещал он при ходьбе, как маятники. Он имел непреодолимую страсть постоянно быть пьяным и просто зверел, когда трезвел. По слабоумию самостоятельным он быть не мог, и во всём слушался другого, слепо и бездумно ему повинуясь.

А вот другой был личностью куда более интересной для психиатров и опасной для людей. Звался он Штырь, и был старым, убеждённым уголовником, всю свою сознательную жизнь упражнявшимся в науке жить за счёт других. Ему всё равно было: грабить, вымогать, выпрашивать или воровать. Всеми ухватками владел он изрядно, и соображал моментально, где какую применить. Мелкий и чрезвычайно тощий, с реденькими рыжими волосёнками, старушечьим лицом и бесьими глазами, он круглые сутки ошивался в городе и окрестостях в поисках добычи. По своей телесной слабости предпочитал грабить он как раз детей, стариков и женщин. Однако в последнее время прикормил, а точнее, припоил он возле себя Хомута, чисто как инструмент для «физической работы». В городе его знали, и предпочитали обходить стороной, считая сумасшедшим. Были на то основания — Штырь имел пристрастие к нелепым и громким театральным выходкам. Бывало, останавливался он посреди улицы, вскидывал руку и орал: «Работает ОМОН, всем лежать!» или «Наши в городе, прячьте, мамы ребятишек!». А то начинал ходить по городу на корточках с заведёнными вверх-назад руками, и приставал ко всем прохожим: «Попробуй, так удобней, ну попробуй». Употреблял он не меньше Хомута, но соображения при этом не терял.

Вот эдакие-то два упыря и шли по пятам за Тобиком и Рыжиком, а те, окрылённые удачей, ничего не замечали. Ближе к окраине, недалеко от дома Тобика, пройти нужно было проулком за гаражами. Тобик услышал за спиной, совсем рядом, крупные, тяжёлые шаги, обернулся и тут же получил жуткий удар по лицу. «Как же так, разве так можно, это же я, я никому не сделал ничего плохого…» — отлетев, Тобик ударился об стенку, сознание поплыло, — «у меня мама, бабушка, сестрёнки, Рыжик, меня любят все, я добрый, как же вы так, я…» Рыжик, сидевший за пазухой, вылетел, перевернулся в воздухе, шлёпнулся на лапы, тут же что есть силы запрыгнул на обидчика и вцепился когтями ему в рожу. Хомут заорал от неожиданности и боли, оторвал Рыжика и с силой швырнул на асфальт. Длилось всё это секунду, но той секундочки хватило, чтобы Тобик пришёл в себя и понял, что происходит! Он вскочил и ударил Хомута в челюсть кулаком. Только вот подоспевший сзади Штырь вновь свалил его на землю. Новый удар, и снова поплыло всё вокруг. Хомут держал, а Штырь проворно обшаривал карманы:

— А вот и гроши! Э, щенок, очухался! Слушай сюда: я — Штырь, это — Хомут! Теперь ты на меня работаешь. Завтра, в это же время, принесёшь сюда столько же! Если нет — где тебя искать, мы знаем, и твоих знаем, порежем всех, как баранов! Понял, очкастый? Живи пока, до завтра. Пошли, Хомут.

Уроды не спеша удалились, очень собою довольные. Тобик поднял Рыжика, тот не шевелился. Ноги подкосились. Тобик сел прямо на дороге, согнулся и горько заплакал. Он не чувствовал боли разбитого лица и тела, не думал про обиду, ему не жаль было ничего на свете, только бы Рыжик очнулся! Слёзы текли сами собой, внутри было так горько, как не бывало ещё никогда в жизни. Он гладил рыженькую шёрстку, лапки, хвостик, а слёзы всё катились по щекам… Сколько прошло времени, Тобик не знал, ему казалось, что много. Рука, на которой лежал бельчонок, вдруг ясно ощутила частое биение сердечка. Сознание сработало моментально: «Бегом, в центре есть ветеринарная клиника, домой за деньгами, и туда».

Вихрем Тобик залетел в квартиру, уложил на кровати Рыжика и стал копаться в шкафу в поисках своей заначки.

— Опять тебе очки разбили? — вдруг услышал он знакомый голосок бельчонка, слабенький, но такой же задорный, как прежде.

— Вдребезги! — Тобик от радости закричал, мигом вернулась жизнь, отпустило, отлегла от души чёрная тяжесть, — как же ты… Как я за тебя испугался! Сейчас к врачу пойдём!

— А я за тебя… Больно, как тогда… Я этому гаду морду расцарапал, дальше не помню.

— Не думай сейчас! Погнали в больницу!

— Да не надо.

— Надо!

Пожилой ветеринар с удивлением осмотрел влетевшего в клинику мальчишку с разбитым в кровь лицом и обувной коробкой в руках:

— Вам, молодой человек, в травмпункт надо, а здесь зверюшек лечат.

— Вот, доктор, это Рыжик, он убился сильно! Я деньги принёс, помогите, пожалуйста!

— Да подожди деньги совать, давай своего друга, осмотрим, и тебя тоже, если уж ты такой герой.

Тобик молча положил Рыжика перед врачом. Тот медленно, основательно ощупал и осмотрел бельчонка, потом принялся обрабатывать раны:

— Переломов нет, вывих лапки я вправил, ушибы сильные. Зверёк молодой, думаю, поправится! Теперь с тобой: кровоподтёки, синяки обработать. Без разговоров.

Через час друзья уже ехали в своей тележке в Отрадное. Боцман всё понял. Вид его был свирепым и задумчивым, а вёз тележку он с особой осторожностью. Дома сразу пришлось рассказать всё бабушке и Дарёнке.

— Ай ты, господи! Не ладно-то как! Глупой ты… и заступа нету… — Баба Нюра гладила по голове внука и старалась изо всех сил не плакать, — на добыче думать головой надо, по сторонам-то глядеть, когда такое дело, это тебе не дома на лавке в шахматы играть! Энти-то не люди — шакальё! Много яво развелося, поскотинился народец, какия с гнильцом были. Энто раньше говорили — один с сошкой, семеро с ложкой, а счас их куда там семеро, семьдесят семь уж. И каждый себе царём мнить. А жизня твоя для них ничаво не стоить… Теперича деньги унюхали, дак не отстануть…

Дарёнка, не стесняясь, плакала над коробкой, где свернувшись, лежал Рыжик. Тобик сел рядом. Она уткнулась ему с плечо, тихо спросила:

— Очень больно?

— Да ничего, терпимо. Сначала вообще ничего не чувствовал, Сейчас ноет. Пройдёт.

Баба Нюра вышла, потом вернулась, поставила около печки топор и вилы.

— В дом-то вряд сунуться… А сунуться, тута мы их встренем, отобьёмся, Бог дасть… Глядеть надо. Дарёнка-то у нас нехожалая, вот беда. А там-то уж прятаться придётся тебе от них. И выпускать тебе теперя боязно, и дома через них сидеть — много чести для дряни такой. От ведь горя… — баба Нюра ещё долго вздыхала и ворчала что-то себе под нос.

Вечером по телефону маме Тобик ничего не рассказал. Решил не расстраивать. Следов того, что он заходил домой днём, когда все были на работе, не заметили. Там было всё нормально. Алёнка по нему скучала, мама и отчим работали, а денег всё равно не хватало. Одна из двух погоревших соседских старух вернулась жива и невредима, уже делала ремонт. Другой так и не было.

Пришедший в себя окончательно к вечеру Рыжик рвал и метал. На вывихнутую лапку наступать он пока не мог, прыгал на трёх. Обещался за всё рассчитаться, выследить и наказать злодеев. Баба Нюра его поддержала:

— Поглядеть за ними надо. Как лапка заживёть, займись. Да и рассчитаться можно, если только с умом… Таким укорот давать надо, больно распоясалися. Я вам старую сказку обещала, дак садитесь, расскажу на сон грядущий, можа, не так тяжко будеть. Хотите?

— Да, да!

— Ну слухайте!

Завечерело. Раны и ушибы стали ныть потише. А главное — душа у Тобика успокоилась, оттаяла. Он не один, все живы, вокруг родные люди — значит, всё хорошо. Выстоим, отобьёмся, всё заживёт, горе забудется, а добро останется…

— Жил в одном селе барин, уж до чего злющий был да жадный — ни в сказке сказать, ни пером описать, весь народ им битый да ему должный был. Мироед, а не барин. А любил он премудрости разные, да при всяком случае любил учёным себе показать. Вот раз нанялся к тому барину один бедняк батрачить, за скотиньи харчи, с утра да до ночи. В первый день велить барин печь затопить, а как батрак огонь развёл, спрашиваеть: «Что энто ты, дурак, в печи сотворил?» «Огонь, господин хороший! — отвечаеть работник. А барин хрясь яво по морде: «То не огонь, а красота!» Стерпел батрак, такая уж бедняцая доля…

На другой день опять барин с вопросом. Сидить в уголку хозяйская кошка, сметанку с блюдца лижеть, да мурлыкаить. Показываить барин на кошку, и спрашиваить: «А знаешь ли ты, дурак неотёсаный, кто это?» Батрак отвечаеть: «Кошка это, добрый господин!» А хозяин его опять по морде, да приговариваить: «То не кошка, а чистота!» Утёр кровь работник, да опять стерпел.

А на третий день велить барин натаскать воды из колодца. Несёть батрак вёдра с водой, а барин яво и спрашиваить: «Чаво у тебе, дубина сиволапая, в вёдрах?» «Вода энто там у мене, хозяин-батюшка!» — говорить батрак. А барин опять с кулаками, бьёть да приговариваить: «Энто не вода, а божья благодать!»

Утомилси барин лупить свого работника, пошёл на двор до ветру, а батрака такое горе взяло, могуты терпеть больше нету. Поймал он кошку, привязал ей к хвосту на верёвке горящую головню из печки, да пустил на чердак. Приходить хозяин, а бедняк ему и говорить: «Чистота красоту потащила на высоту, тащи-лей божью благодать, а то те хаты не видать!» Пока барин думал, чаво это значить, хоромы яво и сгорели! (1)

((1) Представленная версия этого известного народного сказочного сюжета происходит из великорусских сёл Балашовского уезда Саратовской губернии — автор.)

— Нельзя так с кошками!

— Да. И с людями тожа. Боцмана я во дворе оставила, он у нас животина боевая. С вечера я посижу, а там уж тебе, Тобик, поране встать придёться. Рыжик, как раненый, пущай спить. Они вряд знають, где дом-то, так, трепался скот энтот, страху наводил… А всё ж бережёного Бог бережёть. А завтра Рыжик околемается, проведаеть, чаво они думають.

Ночь прошла, наутро пошли ребята в школу. Посмотрев на Тобика, Иван Никитич просто сказал:

— Рассказывайте. Всё как есть. Очень подробно.

Выслушав, тяжело вздохнул:

— Н-да… Развелось отребья. И я ничего сделать не могу, потому что нет меня… А война продолжается. Разве только слова сказать нужные.

— Иван Никитич, а что бы Вы сделали на моём месте? — Тобику это на самом деле было очень интересно.

Повисла тишина. Подумав, учитель начал говорить:

— Уж не знаю, правильно ли я поступлю, или нет… «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся». Попробую обсказать всё, как думаю, без лирики. Если заденет вас чего — заранее прошу простить. Одно только в утешение могу сказать — за одного битого двух небитых дают. Опыт, он, как известно, «сын ошибок трудных», и по-другому никак. Давайте как следует подумаем, чтобы страдания ваши не прошли даром.

Первая и самая большая ваша ошибка в том, что они застали вас врасплох. Вы своей неосторожностью и невнимательностью позволили им напасть внезапно. Детская, глупая ошибка. Неужели вы не знали, что такие нелюди на свете есть, что вы привлечёте всеобщее внимание, а значит, и их тоже. Тобику, как ребёнку, ещё кое-как это простительно, но ты, Рыжик, дикий зверь, как ты мог забыть про осторожность?

Рыжик сидел, поджав лапки и опустив мордочку. Иван Никитич продолжал:

— Внезапность — это половина победы. Они сидели и планировали свои действия, и весь их план удался. Тобик, не вини себя за то, что ты после первого удара не сразу понял, что происходит. Это свойственно любому человеку. Получив неожиданный удар, невозможно моментально начать действовать в ответ, какое-то мгновение — секунда, или доля секунды — на осознание всё равно уходит. К сожалению, вот это иногда жизни стоит… Потому-то и нельзя позволять застать себя врасплох. Так что отчаянная храбрость Рыжика вчера, возможно, вас спасла.

Бельчонок поднял мордочку. На глазках видны были слёзы. Дети слушали очень внимательно.

— Дальше. Нужно было сразу кричать и звать на помощь. Чем громче, тем лучше. Вероятность того, что кто-то поможет, очень маленькая, но это немного спутало бы их планы, убавило им уверенности. Потом надо было стараться убежать. Вступать в открытый бой с таким преимуществом врага нельзя. Тобик, ты зря пытался ударить его по лицу. В тех условиях следовало что есть силы въехать этому, большому и молодому, ногой в коленку, сразу хватать Рыжика и бежать. От старого ты смог бы убежать.

Теперь ещё на будущее. Правило первое: никогда не слушай врага и не верь ни единому его слову. На все унижения, запугивания, угрозы, требования, посулы тебя помиловать, если ты чего-то сделаешь, как им надо, — на всё это не нужно вообще обращать внимания. Враг всё равно причинит вам столько зла, сколько сможет. Ваша задача — сделать так, чтобы враг ничего не смог сделать.

Второе. Никогда не показывай свой страх. Бесстрашных людей не бывает, но страх дожен быть внутри, и под контролем разума. Такие нелюди чужой страх чувствуют лучше, чем дикие звери добычу. Они должны видеть в любых обстоятельствах только спокойствие и вашу силу.

Третье. Действуйте непредсказуемо для врага. Как угодно, но только не так, как он ожидает. Прежде, чем напасть, враг строит свои планы. Их нужно спутать, заставить его нервничать и ошибаться.

Четвёртое. Нужно быстро определить у врага главного, и стараться вывести его из строя первым. Без командира вражья сила рассыпается на части и уже ни на что не годна. В вашем случае главный — тот, что говорил, старый, тощий и маленький. Большой, который напал первым, без него действовать не способен.

И самое главное ещё раз: будьте всегда начеку и думайте, просчитывайте заранее опасности и возможности. Побеждает тот, кто умнее. Ваша задумка подработать в свободное время, чтобы помочь бабушке, очень даже хорошая, отказываться от неё из-за этих двух подонков не стоит. Представлений в парке давать больше не надо, слишком внимание привлекает. Есть старый пионерский способ, трудовой и полезный — собирать металлолом. В поле, в семи верстах от села, около плотины старого пруда был пятьдесят лет тому назад колхозный полевой стан. Там же и технику чинили, а детали сломанные, как правило, бросали на месте. За это время они, конечно, дёрном заросли, но, сколько я знаю, у друга нашего Рыжика обоняние почти как у собаки. Рыжик, ты сможешь железку большую унюхать?

— Вот это идея! Как я сам не догадался! Конечно, смогу! Запрягаем Боцмана, Тобик, ты берёшь лопату, едем на место, я железки нахожу, ты их выкапываешь и в тележку складываешь, потом везём в город и сдаём!

— Классно!

— Эх, жалко я с вами не могу, только лишним грузом буду! — сокрушалась Дарёнка.

— Ничего, мы тебе ниток для вышивания купим! Будет и тебе работа!

— Так, так, загорелось! Думайте! Перед каждым шагом! То, что я сказал вам, не забывайте, осторожнее будьте! — Иван Никитич, глядя на такое рвение, уже пожалел, что идею подал.

— А я уже в порядке! — Рыжик подпрыгнул на парте, — я вечерком этих гадов выслежу, ничего они нам больше не сделают!

После обеда путник, случайно оказавшийся на просёлочной дороге, ведущей из Отрадного в город, смог бы увидеть диковинную картину: верхом на ослике скакала белка. Хорошо, что путника такого не случилось, а то разговоров бы пошло… Да и кто б ему поверил…

Рыжик бежать всё расстояние ещё поостерёгся, и его выручил Боцман. А уж в городе — с ветки на ветку, с дерева на дерево, незаметно для всех бельчонок обнаружил в парке своих врагов, слоняющихся в поисках добычи. Они побирались у прохожих по мелочи, а когда мелочи набралось, затарились самогоном и скрылись в одной из лачуг на окраине. Рыжик незаметно следовал за ними. Форточка в их доме была открыта, рядом росла старая яблоня. «Отлично! Место для наблюдения есть», — подумал наш разведчик. У злодеев началась попойка. Бельчонок сидел на яблоне и слушал. Среди пустого разговора прозвучало:

— А тот щенок очкастый с белкой денег не принёс!

— Ага! Ниче я вчера так его уделал! Н-на по роже! Очочки вдребезги! — Хомут засмеялся визгливым, гаденьким смехом.

— Ты его раньше не видел?

— Не-а!

— И я тоже. Непорядок, я ему приказал, а он не сделал. Надо наказать. Вот ты — все мои приказы выполняешь! Молодец! Хвалю пока! — Штырь потрепал по щеке Хомута и подлил ему самогона. Хомут сразу залпом выпил:

— А-а! Да я за тебя… Ты же знаешь…

— Где щенка теперь искать? Он со своей белкой реально больших денег нам поднял бы!

— Ну… я…, — Хомут уже захмелел, — ты хозяин, Штырь! Я за тебя…

Рыжик выяснил, что хотел. Перед походом он обещал не рисковать и никуда не лезть. Но так хотелось… Сомневался он недолго: соскочил с яблони и пролез через приоткрытую дверь в прихожую. Уже смеркалось, в комнате, где сидели злодеи, горел свет. Под электрощитком в прихожей висело старое пальто. Рыжик по нему взобрался и нажал на кнопку, потом спрыгнул и свалил ведро. Свет погас, раздался грохот. Оба негодяя вскочили и пошли выяснять, что случилось. Рыжик прошмыгнул в комнату, вскочил на стол, залез на литровую банку с самогоном, присел, поднял хвост трубой, и, что было беличьих сил, по-быстрому туда наделал. Справившись, он выскочил в форточку и снова занял своё место на яблоне. Злодеи включили пробки, загорелся свет.

— Че такое-то? Раньше не выбивало, — Штырь опьянел ещё не сильно, а Хомут уже еле ворочал языком:

— Да-а, че там… Наливай, Штырь!

— Че-то пойло пожелтело, на дне дрянь какая-то плавает! Ты чтоль уронил туда чё?

— Нормалёк, Штырь, не тормози! Наливай!

Пиршество продолжилось, скоро уже оба негодяя набрались до беспамятства и отвалились спать. Рыжик хотел бежать к Боцману, и домой, но тут его внимание привлекло нечто необычное. В жилище злодеев заползла гадюка, и направилась прямо на кровать Штыря. «Ну что же, приступим», — явно расслышал Рыжик. Змея обвилась вокруг шеи и начала душить. Спящий Штырь открыл рот, и гадюка залезла ему прямо туда. «Фу, жуть какая! Никогда ещё такой мерзости не видел!» — подумал Рыжик, и продолжил наблюдать. Подонка начало трясти, ломать, корёжить, но он не просыпался. Через какое-то время гадюка вылезла так же, изо рта. Змеиный глаз зыркнул в окно, Рыжику показалось, что она его заметила. Он слез потихоньку с яблони и хотел уже было бежать, как внезапно его уцепил и обвил вокруг чёрный гадючий жгут.

— Стой, белка! Что ты тут шпионишь? Говори! — прямо около мордочки Рыжика возникла змеиная пасть.

— Ну, так, бегаю, прыгаю, мы, белки, любопытные, везде лазим… Ну ты же тоже, некоторым образом, фауна, знать должна…

— Должен! Я змей! И всё знаю!

— Извини, не разобрал впотьмах! Вот теперь ясно вижу — змей! А ты тоже, я смотрю, разговариваешь… Как так?

— Работа такая! Не завидуешь ли ты кому?

— Кому — этим? Да нет, вообще никому.

— Может, алчешь ты денег, пышешь злобой, хочешь быть выше и главнее всех?

Рыжик посмотрел на змея, как на больного. Тот уныло прошипел:

— Да, согласен, глупо было надеятся. Ты не мой клиент. Пошёл вон!

Чёрная удавка отпустила Рыжика. Он прыгнул, отряхнулся:

— А-а, я понял! Ты — Змей из Туманного леса! А чё такой маленький? Болел в детстве?

— На себя посмотри, наглец рыжий! Я выхожу из Туманного леса и распадаюсь на множество таких вот, обычных змей. Одержимых пороками людей много! Видел бы ты меня, собранного воедино, там, в тумане, в лесу! Но ты же не человек, тебе туда вход закрыт.

— Значит, как здесь душить и допрашивать, так можно, а как в Лес, так хода нет?

— Кабы было мне в твоей глупой беличьей душонке за что зацепиться, я бы тебя и здесь придушил! Но увы…

— А чего ты с этим делал? —Рыжик кивнул в сторону дома, где спали злодеи, — смотрелось — жуть просто! Как это ты… бр-р, залазишь-то?

— Я — змей! Моя работа искушать людей, одержимых пороками! А у этого их — полный набор. Приходится забираться и жечь изнутри, думаешь, чего он такой? Спесь, алчность, зависть, злоба — всё искушения требует!

— И чего, каждую ночь так? Вот трудная у тебя работа, не позавидуешь.

— Я делаю всё, чтобы подогревать в людях их пороки, чтобы они поскорее оказались там, у меня, в Туманном лесу! Оттуда им нет пути назад, все мне на корм идут!

— Ужас! Ты прямо само зло!

— Обычная работа, кто-то должен её делать. Я не виноват, что душа вот этого негодяя полна пороков. Человек сам выбирает свой путь.

— А говорили, что у тебя три головы. Сказки, да?

Теперь уже змей посмотрел на Рыжика, как на дурачка:

— И как бы я с тремя головами лазить-то стал?

— Да, вообще неудобно. Ну ладно, мне пора. Как говорится, успехов тебе в твоём нелёгком труде.

Змей прошипел что-то вроде: «Пошёл к чёрту», — и уполз. Рыжик побежал к Боцману и поскакал домой, в Отрадное. Новости у него были хорошие — злодеи не знали ничего о наших друзьях.

На следующий день, как только рассвело, выдвинулись Тобик и Рыжик на тележке с Боцманом на дальний пруд, в поиски металлолома. Баба Нюра наварила с собой яиц вкрутую, отрезала краюху хлеба, заправила термос чаем и долго объясняла дорогу, чтобы Тобик не заблудился. Ехать надо было полями, потом поворачивать в нужном месте к оврагу, а потом вдоль оврага до плотины и пруда. Всё вроде было понятно, только Тобик всё равно заблудился. Часа два искали пруд, даже поспорили: Рыжик говорил, что надо ехать по дороге дальше, а Тобик — что поворачивать. В итоге Рыжик оказался прав. Солнце стояло уже высоко, когда увидели друзья наконец за прорванной плотиной старый прудик, больше похожий на болото на дне оврага. Рыжик соскочил с тележки и стал бегать по густой траве:

— Здесь! Вот тут что-то железное! Копай!

Тобик воткнул лопату, раздался скрежет по металлу. Он подковырнул и вытянул сломанный лемех от плуга:

— Есть первая железка! Отлично, наконец-то мы на месте!

Рыжик подпрыгнул от радости:

— Получается! Теперь мы настоящие пионеры. Погнал я дальше. Вот! Здесь ещё!

И точно, Тобик извлёк из дёрна вторую железку. Работа пошла. Боцмана распрягли, и он принялся жевать свежую луговую травку. Третья железка, а за ней четвёртая…

— Ай, — подскочил Рыжик, — хомяк! Напугал, гад!

Бурый толстый хомяк пробежал в траве мимо Тобика, недовольно фырча.

— Он сам тебя испугался!

— А вот тут большая! — Рыжик обнюхивал со всех сторон, — рублей на пятьдесят!

— Вот это у тебя чутьё! — Тобик побежал туда. Прямо из-под ног шумно вспорхнула стая куропаток, — Ух ты, какие красивые!

Краснохвостые птицы разлетались в разные стороны. С железкой пришлось попотеть. Большая толстая пружина никак не хотела вылазить из земли. Тобик еле вытянул её, а потом волоком тащил до тележки. Увлечённые делом друзья не заметили, как мимо, в густой траве проползла черная, блестящая гадюка. Она подняла злую плоскую голову, стрельнула раздвоенным языком и быстро скрылась в камышах у пруда.

Обед в этот раз пригодился, и ещё как! За четыре часа беготни, копания и таскания железок Тобик проголодался так, что слона бы съел! Зато в тележке уже набиралось. К обеду подул свежий ветерок, небо покрылось белыми барашками кучевых облаков. Поработали после обеда ещё часа два. Тобик давно так на уставал:

— Всё, хватит, уже руки отваливаются!

— Да, и я тоже набегался, — согласился Рыжик, — поехали домой, и так хорошо набрали! Работа началась у Боцмана — тяжелую тележку надо было тащить по травяному лугу до гладкой дороги. Друзья шли пешком, уселись в тележку только на дороге. Приехали в Отрадное, когда солнце уже клонилось к закату.

Уснул Тобик сразу после ужина, только до подушки. Не заметил даже, что опять мозоли на ладонях набил. Спалось легко, крепко и спокойно. Он не знал, что в городе, в лачуге на окраине, змей в это время шептал на ухо Штырю: «Мальчишка с белкой завтра будут металлолом сдавать, много денег получат…»

Встали, как обычно, с первыми лучами солнца. Позавтракали, и сразу отправились в город, сдавать добытый металл. Ехали долго, тележка была тяжёлая. Чтобы не перегружать старого ослика, все поъёмы шли пешком. За три часа всё же добрались до приёмки. Тобик переложил всё железо из тележки на большие весы. Приёмщик, весёлый молодой парень, полюбопытствовал:

— Какой у тебя транспорт интересный. Никогда такого раньше не видел. Откуда?

— Да, осёл, наверно, из зоопарка сбежал. Вместе с тележкой. Забрёл в нашу деревню. Теперь у нас живёт. Хорошая коняка!

— Классно! — парень взвесил и углубился в подсчёты, — итого на тысячу сто двенадцать рублей. Получите! Привозите ещё!

— Непременно!

Рыжик, между тем, сидел за воротами и смотрел в оба по сторонам. Тобик выехал.

— Всё спокойно. Вперёд!

Но не проехали они и сто метров, как заметили впереди пару своих врагов.

— У нас гости, которых не звали, — Рыжик приподнялся, хвост трубой, — соберу-ка я камушков, — и соскочил с тележки.

— Интересно, как они узнали? — Тобик почувствовал ярость. Боцман замотал головой, как бы желая освободиться от упряжи. Тобик остановился и по-быстрому распряг ослика. Злодеи подходили. Кровь закипала в жилах, но надо было показывать спокойствие. Тобик помнил слова старого учителя.

— Оп-а, — Штырь прихлопнул в ладоши, — знакомый щенок! А где очочки? Ты опять разбогател?

— Люди! Эти два подонка грабят и бьют детей! — заорал Тобик, что было сил. Штырь немного отпрянул от неожиданности. Хомут, стоя позади его, начал тревожно озираться по сторонам.

— Э, пацан, хорош орать! — снова заговорил Штырь, — чё за проблема, мы стоим, спокойно беседуем, как мужик с мужиком, да? Всё мирно, никто тебя не трогает, да?

Тобик молчал. Рыжик, спрятавшись за кустик, бросил в Штыря камушек, попал в бок. Злодей отряхнулся, и, не обратив внимания, продолжал:

— Мы с тобой договорились. Я те чё сказал — ты на меня работаешь. Я ждал, ты денег не принёс. Ладно, я добрый, не смог, понимаю. Сегодня за три дня отдашь. Ну ты взрослый уже, понимать должен, всё по закону, всё правильно…

Второй камушек прилетел в щёку.

— Да чё такое-то… Короче, должок давай, а то…

И тут выступил Рыжик. Лукавая весёлая мордочка высунулась из-за куста:

— Дяденька-а! А я вам в самогонку накакал! Позавчера, когда свет отключили, помните? Это я! А вы всё выпили! Вкусно было? Дураки-и!

— Чо-о!!! Кто там?

Третий камушек угодил Штырю прямо в глаз:

— А-а! Да я тебя…

Тобик сжал зубы. Вот сейчас! Штырь отвлёкся на Рыжика… Мальчишка резко, что было сил, въехал ногой в коленку негодяя:

— На тебе должок!!!

— У-а-а!!! — Штырь свалился набок, визжа и ругаясь:

— Хомут, бей его, чё встал?

Хомут, сжимая огромные кулаки, пошёл на Тобика. Мальчишка отбежал в сторону, на врага посыпался град камушков, но он не обращал внимания и с озверелой рожей шёл вперёд. Вдруг дорогу ему загородил Боцман, вскочил на дыбки и хлёстко зарядил Хомуту копытом прямо в лоб. Щелчок раздался такой, будто лопнул воздушный шарик. Хомут плашмя, с грохотом повалился на спину, как подкошенный. Подскочил Рыжик, глянул на него:

— Глубокий нокаут. Браво, Боцман!

Штырь продолжал валяться, держась за коленку, и орать самые гнусные гадости и угрозы:

— Мы ещё встретимся, я с тобой ещё рассчитаюсь! — можно было разобрать в его воплях. Тобик спокойно подошёл ближе:

— Да мы ещё не расстались, дяденька. Я вот он. Давайте, рассчитывайтесь.

Визг и вопли превратились в сплошной поток. Цокая копытами, гордо, как боевой конь, к Штырю подошёл Боцман, и прекратил этот поток брани тем же, проверенным способом — копытом в лоб.

— И второй. Чистая победа, — заключил Рыжик.

— Я уже два дня без очков хожу. Надо домой зайти, там ещё одни есть. Последние.

— Да, пойдем, заодно прогуляемся. Подождёшь нас, Боцман?

Ослик закивал головой.

— Может, этих сдадим в полицию?

— Лучше в металлолом. Тащить ближе.

— Ладно, не будем больше о них вспоминать…

— Да, в жизни есть и получше занятия!

Рыжик взобрался на плечо. Тобик, не торопясь, зашагал по улице к своему городскому дому. Дышалось легко и радостно. Июньское солнце щедро купало в своих лучах маленький зелёный городок. Никогда ещё Тобик не чувствовал себя таким сильным и самостоятельным.

Подходя к дому, он ещё с улицы услышал, что во дворе оглушительно громко визжат девчонки. Рыжик спрятался за пазуху. На детской площадке шла потеха. Двое соседских мальчишек гонялись с чем-то в руках за стайкой девчонок, а те в панике разбегались от них и дико визжали. Тобик остановился посмотреть, что будет дальше. Девчонки снова собрались в кружок неподалеку от него, а хулиганы-мальчишки были на другом конце площадки. Один из них раскрутил что-то за верёвочку и запустил вверх, в сторону девчонок. Те опять с визгом бросились врассыпную. Нечто, так пугающее их, пролетело, шлёпнулось рядом с Тобиком, и оказалось обыкновенной полудохлой крысой. А крутил её мальчишка за хвост. Тобик смотрел с отвращением. Крыса дёрнулась, проковыляла пару шагов и свалилась набок. Любопытный Рыжик высунулся, и тоже стал внимательно рассматривать крысу:

— Тобик, она тебе никого не напоминает?

Крыса лежала и жалобно смотрела на Тобика, но взять её в руки было противно.

— Ты думаешь, это она, соседка наша Кристина Крисовна?

— Ну сам посмотри, похожа ведь!

— Так-то да… Только они все одинаковые.

Мальчишки подбежали и подняли крысу.

— Чё, интересно? У-у! — один из них ткнул морду крысы к лицу Тобика. Он отпрянул, но в этот момент разглядел слёзы на глазах у крысы.

— Как же вы можете, она же живая! А если с вами так?

— Ты чё, дурак, это ж крыса! Их травить всех надо, они заразу разносят!

— А ты руками берёшь…

— Помою потом. Зато видел, как девчонки шугаются!

Тобик не знал. что делать. Уговорить мальчишек перестать мучить крысу явно не получалось. Непонятно было, обычная это крыса, или соседская старуха, у которой в пожаре сгорели все оборотные семечки. И всё же добрая душа победила сомнения:

— Продайте мне её!

— Тысяча рублей! — у мальчишки заблестели глаза.

— Идёт!

— Две тысячи!

— Первое слово дороже второго! Не хочешь тысячу — не надо!

— Ладно, забирай!

Пришлось преодолеть брезгливость и взять крысу в руки. Мальчишки радовались неожиданной удаче и смеялись над Тобиком:

— Вот дурачок, крысу за тысячу купил!

— Э, лопух, там за сараями ещё мышь дохлая валяется, хочешь, я тебе её подешёвке, за пятьсот отдам!

Тобик не слушал, повернулся и пошёл домой. Как обычно днём, родители были на работе, а Алёнка в садике. Сбережения давно кончились, очки были последние.

— Да, Рыжик, придётся нам завтра опять за металлоломом ехать.

— Не тужи, может, мы человека спасли.

— Не спасли ещё, чего-то она плохая совсем. Давай опять к ветеринару.

— Ну, гулять, так гулять!

Знакомый доктор даже обрадовался:

— О! Постоянный клиент! Сегодня ты получше выглядишь! Как бельчонок?

— Да вот он!

— Спасибо вам, доктор! — ляпнул неожиданно Рыжик, выскочив из-за пазухи.

Тобик дёрнул его за хвост и прошептал: «Ты чё, с ума сошёл?»

Доктор переводил взгляд с мальчика на бельчонка, и обратно:

— Шутим? Как у тебя голос-то менять ловко получается!

— Извините, глупо вышло.

— Нет, почему же, очень даже забавно. Я прямо Айболитом себя почувствовал. Так что на этот раз?

— Крыса вот. Она серая, но домашняя. Только у меня денег сто двенадцать рублей.

— Та-ак, посмотрим… Ты агентство по спасению ушибленных зверюшек открыл что ли?

— Это соседская старушка… в смысле, соседской старушки любимое домашнее животное. Она убежала, попалась к мальчишкам в руки. Помогите ей, пожалуйста!

— Ну, раз домашняя любимица старушки, грех не помочь. Посиди там пока.

Возвращались друзья в Отрадное уже ближе к вечеру, опять без денег, но совсем счастливые. Боцман гордо, не торопясь бежал по пыльной дорожке, Тобик смотрел вдаль и думал ни о чём…

Оставим на время наших друзей в эту счастливую для них минуту, любезный читатель. Я должен покаяться перед Вами. Оказалось, что в сказке моей очень мало сказочного. «Что же это всё так серенько, грубо и натурально? — законно спросите Вы, — где, к примеру, сказочный главный враг, злодей-волшебник, всемогущий, ужасный, лысый, весь в чёрном и с жуткой физиономией? Отчего не летает он над миром, не орёт на каждом шагу, какое он зло? Это вместо него два убогих негодяя? Незатейливо!». Разочарую. Злодея не будет. А вы много таких видели? Нет? А тех двух, или им подобных? Ежедневно. Вот. И герой мой весь мир целиком в конце книжки тоже не спасёт. Должна быть, конечно, в сказке, и ложь, и намёк, и урок. Но всё же стараюсь я врать, да не завираться, ровно так, чтобы кроме вымысла всё было правдой. А с фантазией наверстаем ещё! А то вот и герои мои уже от трудового сельского быта слегка утомились. Ясно вижу, выглядывает весёлая мордочка милого моего Рыжика, который, безо всякого уважения, и меня дразнит:

— Что-то сказка без затей,

И она не для детей.

Волшебства на пятачок –

Видно, автор дурачок!

— А сам-то ты чего вытворяешь? Ты — милая пушистая зверюшка, герой детской сказки! Вот как мне описать детям твоё поведение? Кто злодеям напиток испортил?

— Нет, а чего? Они Тобика избили, деньги отняли, меня чуть не убили, а я им букет ромашек в банку поставить должен? Опишешь как-нибудь. Ты меня сам такого придумал. Взялся за гуж — не говори, что не дюж! А дети не дураки, быстрее взрослых всё понимают. И правильней. Главное — чудес побольше давай, чтобы скучно не было!

— Ладно, будут тебе чудеса! Пора тебе! Иди назад в сказку…

Глава 6 Туманный лес

— …Анчутка бучильная! — баба Нюра гоняла по избе веником Рыжика. Тот расписывал Дарёнке события прошедшего дня, до того увлёкся, что скакал по всей мебели и по стенкам в избе, а сейчас висел на занавеске под самым потолком:

— И тут Боцман ка-ак даст ему копытом в лоб! А я камнями бах, бах… Он прямо в лужу со всего размаху хлобысть! А я — ура-а! Победили!

— От ведь, сказку про мыша прослухали, всё поняли… Крысу в дом припёрли! — баба Нюра только делала вид, что сердится, а на самом деле нарадоваться не могла тому, что в избе у неё твориться.

— Рыжик! Крыса очнулась! — со времени посещения ветеринара предполагаемая Крисовна спала у Тобика в коробочке, — беги за семечкой, куда ты их там спрятал! Пора узнать, ошиблись мы, или нет.

— А вот если мы дураки, то семечка даром пропадёт. Тобик, может, ну её, пусть до осени бегает, а там на новый урожай тыкв сама придёт, если это она, конечно.

— Не жадничай, ещё же одна останется! Зато если угадали правильно, она человеком жить будет.

— Да она человек-то, так себе! Миндальными орехами меня накормить пыталась, стращала… Крыса, одно слово.

Баба Нюра начала догадываться, что ей опять сумасшедшую старуху в гости притащили:

— Так, с чудесами все во двор! И Боцмана из сарая выпустить. На всякий случай.

Рыжик убежал за волшебной семечкой. Тобик вывез Дарёнку на крыльцо, а потом и Боцмана во двор вывел:

— Занимаем места, представление начинается! — Тобик открыл коробку.

Рыжик подскочил и торжественно бросил туда тыквенную семечку. Крыса тотчас схватила её лапками и принялась грызть. Тут же её стало раздувать в размерах, исчез хвост, лапы превратились в руки и ноги, шерсть — с серый засаленный домашний халат, и очень скоро перед изумлённой публикой предстала городская соседка Тобика Кристина Крисовна Ратт:

— Ой, плохо мне, ох, худо мне! Проклятые мальчишки, чуть жизни не лишили бабушку. Ох, лоботрясы, изверги, негодяи… Чему в школе только учут! Вот раньше юннаты были, природу берегли, зверюшек разных в обиду не давали, а сейчас… Черти одни, а не дети!

Рыжик, оказавшийся совсем рядом со со старухой, спрыгнул с лавки и отскочил подальше:

— Крисовна, вообще-то тебя Тобик спас! Ну и я, немножко…

— Ты! Ты, подлая рыжая мелочь, это ты во всём виноват! Кто расширил мою нору, чтобы проклятая ворона пролезла, документы себе подделала и жила в квартире? Кто украл оборотные семечки?

— Вот, Тобик! Говорил я тебе! А ты на неё — последние деньги, последнюю семечку потратил! Юннат ты, одно слово!

— Зато не дурак, и ты, кстати, тоже! Крысу-то мы правильно угадали!

— А что толку? Вот тебе опять «спасибо»! — Рыжик повернулся к старухе, — а семечки я не у тебя стащил, а у вороны.

— Я слышала, у тебя ещё есть! А ну давай сюда, мои семечки! Все мои! Это моя тайна!

— Ладно, Кристина Крисовна, «спасибо» не надо! — Тобик понял, что благодарности от крысы не дождаться, — может, расскажете хотя бы, что за тайна? Мы тут любим истории разные, знаете ли…

Дарёнка, которая всё время с крыльца с интересом наблюдала за происходящим, тоже решила полюбопытствовать:

— В самом деле, бабушка-крыса, я никогда ещё такого волшебства не видела! Это же ваши семечки, расскажите, откуда они? Вы такая интересная и таинственная!

Старуха на глазах преобразилась — гордо поднялась с лавки, вскинула голову и сверкнула подслеповатыми глазками:

— Да знаете ли вы, ничтожные людишки, кто я! Думаете, вы так себе бабку, простую крысу спасли? Нет! Я — последний потомок крыс знатнейшего европейского рода, немецких и французских сказочных городских крыс! Моих предков воспевали в своих бессмертных творениях Ганс Христиан Андерсен и Шарль Перро! Мои предки жили в каменных замках рыцарей и роскошных королевских дворцах! Волею злой судьбы занесло меня, несчастную, в эти убогие края…

— А чаво-же это, такую фифу, да в наше село? — Баба Нюра тоже вышла послушать.

— Там поморили всех. Предкам бежать пришлось. Но самое главное, они принесли и передали мне тайну! Я одна её наследница, и никто не смеет использовать оборотные семечки, только я! А проклятая ворона украла мою тайну, она тоже стала превращаться, и за это я сожгла её! Но она выжила, и война ещё не закончена! Я ещё покажу ей! Я ещё…

Тобик понял, что трёп старухи-крысы пошёл не туда:

— Ну как же, помним, Вы сожгли её, она — Вас, а мы всех спасли. И все остались без этих самых волшебных семечек.

— Жили бабки, не тужили,

Дома тыквы разводили,

Но сцепились невзначай,

И сгорел их урожай, — Рыжик, сидя у Дарёнки на коленях, мотал хвостом в такт стихам. — Если бы не я, пропала бы древняя тайна твоей знатной семейки, Крисовна. А ты ругалась.

— Да… — старуха-крыса задумалась ненадолго, — оставшаяся у тебя семечка — последняя. Отдай её мне, рыженький, а… Пожалуйста!

— Нет уж. Сам выращу тыкву. Осенью приходи. А откуда они у вас в семействе взялись-то? Может, там ещё есть?

— Нету. Я была последней хранительницей тайны. Хотите знать, как они появились? Так слушайте. Давным-давно, в старые незапамятные времена, жила в одном маленьком немецком королевстве нищая сиротка. Злая мачеха её травила, со свету сживала, а семья была бедная, ходила сиротка в лохмотьях, и трудилась с утра до ночи. Но была она красоты неописуемой, уж такая пригожая, и добрая, и скромная, каких и в сказках-то не сыскать… Проезжал мимо принц того королевства, и влюбился. И она тоже, того… этого.

— Я так чувствую, начинается любимая дарёнкина пластинка! — Тобик ожидал чего-нибудь поинтереснее, — дальше во дворце намечался бал, добрая фея прилетела, в платье девчонку хорошую нарядила…

— Нет, ну если знаешь, сам рассказывай, чего тогда просили-то? — старуха-крыса обиделась.

— Не обращайте внимания, бабушка, продолжайте, пожалуйста, — Дарёнка прижала палец к губам, а потом показала кулак Тобику, — он сказки не любит…

— Ну вот, значит, превратила добрая фея тыкву, которая в огороде росла, в карету, а предок мой как раз там, рядом пробегал. Она его в кучера… На балу принц девице той предложение сделал, всё, как полагается. А потом карета обратно в тыкву превратилась, а далёкий предок мой — назад в крысу. Но только он не дурак был, взял, да одну тыквенную семечку сгрыз. И оказалось, что такую силу волшебство имеет, что обратно в человека он тотчас оборотился. А от следующей семечки — снова в крысу. Собрал он все семечки, огородик развёл, сам человеком стал, невесту свою из крыс в девку обернул, и стали они жить-подживать, и добра много нажили, потому что крысы — существа хозяйственные и всё в дом тащут.

— И все чудеса? А легенда эта не из детской книжки происходит, случайно? — забавлялся Тобик.

— Вообще-то, не все! Зря ты ехидничаешь, глупый мальчишка! — Крисовна снова приняла таинственный вид, — Тебе вот — ничего бы я больше не сказала, хоть и спас ты меня. Но сестрёнка твоя мне нравится, и чувствую, верит она мне. Поэтому скажу. Была у принца с той сироткой свадьба, да такая, что всё королевство праздновало. Пригласили и добрую фею, как же, без неё бы и дело не сладилось. Пришла фея с подарочком, протянула она невесте одну единственную монетку золотую, да и сказала: «Вот тебе монетка, а на ней портрет мой. Коли станет тебе в жизни помощь моя нужна, положи монетку на ладонь портретом моим вверх, и скажи: «Добрая Фея, приди, помоги», я тотчас появлюсь, и желание твоё исполню». Предок-то мой как раз во дворце шнырял, в крысином обличии, всё своими ушами слышал. Только прожили эти молодожёны свою жизнь счастливо, и умерли в один день в глубокой старости. Подарок доброй феи так и не пригодился. А потому как с виду он был — обычная монетка, бросили тот волшебный золотой в сундук с королевской казной, и про чудесное свойство его забыли. Но это люди, память у них короткая, а мы, крысы, всё помним, всё знаем!

Крисовна замолчала, рассматривая своих слушателей. Тобик казался равнодушным, Рыжик — любопытным, а вот у Дарёнки аж щёки раскраснелись от внимания и интереса:

— А что же дальше, бабушка? Куда потом девалась эта волшебная золотая монетка?

— Лежала та монетка в казне долгие годы. И вот однажды решил король составить карту своего королевства. Для этого пригласил он знаменитого учёного и путешественника из славного города Аугсбурга, по имени Маркус Зейтер. Исходил тот учёный все королевство, померил, посчитал, карту нарисовал. Остался король доволен, и заплатил из казны своей пятьдесят золотых. Казначей в точности монетки отсчитал, а среди них и был тот самый золотой. Мудрость учёного путешественника по всей Европе тогда известна была. Задумал российский царь Пётр для лучшего в своей стране судоходства прорыть канал между Волгой и Доном, и пригласил немца Маркуса Зейтера к себе на службу. Дал царь ему поручение — в наши края прибыть, карту начертить, мнение своё о постройке канала прояснить. А только не выполнил учёный царского задания, попался он в плен к восставшим донским казакам, они его и ограбили. Учёный тот, правда, жив остался, и скоро в родной Аугсбург вернулся, а вот волшебный золотой попал в казну восставших казаков, и следы его на этом теряются. Так что лежит он где-нибудь в нашей землице, а волшебство-то силу не потеряло…

Серо-чёрный вихрь налетел вдруг на разговорившуюся Крисовну, повалил с ног и начал метелить, приговаривая:

— Сожгла, дрянь, опять не сдохла, опять спасли, сволочи! — увлечённые интересным разговором наши герои не заметили, как во двор прокралась старуха-ворона Карловна. Однако ж Крисовна проявила неожиданные для её состояния ловкость и проворство, вывернулась, подскочила и набросилась в ответ:

— Сама сожгла, воровка, подлюка, всё равно убью! — бабки опять сцепились в яростной схватке. Невольные зрители молча, в изумлении переглядывались. Никто не знал, что делать, как остановить эту лавину ненависти. Даже Боцман, подойдя поближе, с немым интересом наблюдал за старухами, не решаясь вмешаться. Рыжик на минутку куда-то убежал, но очень скоро вернулся, вскочил на лавку и закричал:

— Эй, сумасшедшие! Вот, у меня в лапе сейчас последняя ваша семечка! Всё, больше ни у кого, нигде на свете оборотных семечек нет, эта вообще последняя. Вы постарались.

Старухи перестали драться, расцепились, обернулись на Рыжика и слушали. А он продолжал:

— Не скрою, было у меня желание стать человеком. Для этого и семечки ваши стырил. Но как-то вот оно пропало… Извините, ребята, не будет у вас друга-человека, маленького, рыжего, шустрого, но притом вообще не интересного. Белкой родился, белкой и жить буду. Простой, учёной говорящей белкой, единственной на свете, — я так решил. А потому вот вам, милые старушки, эта самая последняя оборотная семечка. Можете из-за неё поубивать друг друга, если совсем ума у вас нет. А можете вместе, вдвоём вырастить из неё новый урожай волшебных тыкв, и тогда чудо не закончится. Только для этого помириться придётся. Решайте сами, это ваше волшебство, мне оно без надобности.

Рыжик положил семечку на край лавки, спрыгнул и убежал в избу. Старухи медленно подошли и уставились на семечку:

— Бери! Твоя она была! — сурово сказала Крисовна.

— Ты бери! Сначала они все твои были! — так же, мрачно ответила Карловна.

— Ну тогда выращиваем вместе, а первый урожай пополам делим! — у Крисовны дрожали губы.

— Да, по-другому никак… — на глазах Карловны навернулись слёзы, — этому, рыжему, если передумает, тоже дадим. Бери, пошли в город.

— Пойдём. Хватит нам уже… поврозь-то… — Крисовна осторожно, как великую ценность взяла семечку.

Старухи-оборотни молча и не оглядываясь пошлёпали по дороге в город. Шли рядом. Тобик смотрел им вслед.

— Ай да Рыжик, ай да молодец! — послышался сзади голос бельчонка.

— Ты сумел сделать невозможное. Правда не хочешь человеком быть?

— Нисколечко!

— Тобик, а ты разве не заметил, что Рыжик у нас давно уже человек? — тихонько спросила Дарёнка, — дело ведь не в том, какой вид, какие руки, ноги, голова, а в том, какой он… Мне совсем не нужен Рыжик в другом виде, я люблю этого! — девочка нежно погладила бельчонка по рыженькой шёрстке.

— Да, и я тоже… — задумчиво ответил Тобик.

— Вот и я так подумал, чего это мне в кого-то оборачиваться, когда меня и так все любят? И продуктов питания на меня меньше уходит!

— И по деревьям никто так скакать не умеет!

Баба Нюра прервала лирическую минутку:

— Ну чего, про всё поразмыслили, мудрецы? Пошли ужинать, поздно уже!

Однако же о главном в тот вечер так никто и не заговорил, хотя чувствовалось, что все об этом думали. Рассказ старухи-крысы о волшебной золотой монетке доброй феи на самом деле взволновал всех, и у каждого крутились в голове свои мысли об этом. Связать историю, рассказанную Крисовной, с тем непонятным волшебным сном Дарёнки про трёх атаманов и их сокровища было несложно, а если прибавить ещё известие Карловны о том, что Вещий Ворон живёт в Туманном лесу и знает, где спрятан тот клад, картина становилась совсем ясной. Если, конечно, всему этому верить.

Быстро уснул в этот вечер один только Рыжик. Он был несклонен к долгим размышлениям. Но и у него перед сном промелькнуло: «Чего-то я забыл рассказать ребятам, что встречался со Змеем из Туманного леса, завтра надо будет…»

Тобик, который на протяжении всего рассказа Крисовны про волшебный золотой нисколько не верил в эту сказку, теперь призадумался. Он быстро связал в уме все части снов, легенд и сказок, и теперь мучительно решал одну оставшуюся загадку — как попасть в Туманный лес. Если во всю эту ерунду поверить, то только Вещий Ворон знает, где спрятаны сокровища трёх атаманов, та самая казна восставших казаков, в которую попал волшебный золотой. «Если его добыть, Дарёнка сможет загадать желание… Она вылечится, встанет со своего стульчика, будет ходить, и даже бегать, — мысли Тобика путались в полудрёме, — вот только бы вся эта сказка оказалась правдой…»

Тяжелее всего были размышления Дарёнки. Она ни сколько не сомневалась, что всё рассказанное сегодня старухой-крысой — чистая правда. Она тоже быстро связала рассказ со своим сном и с теми легендами про Туманный лес, что поведал Иван Никитич. Картина была ясная. Зря она рассказывала Тобику о своей мечте встать на ноги, зря говорила, что верит во все эти сказки. Теперь Тобик соберётся идти в этот ужасный Туманный лес, чтобы узнать у Ворона про клад, чтобы добыть для неё эту волшебную монетку, будь она не ладна… Допустить этого никак нельзя! Не надо, чтобы Тобик рисковал из-за неё, ни в коем случае! «Если он надумает, я отговорю его! Обязательно надо отговорить… Нельзя так…» — сон путал мысли, а за окошком уже занимался скорый летний рассвет.

Хоть и мало пришлось спать в эту ночь Дарёнке, но приснилось ей такое, что поднялась утром она вся в слезах и сама не своя. Баба Нюра прямо обмерла, когда увидела:

— Господи, Дарёнушка, ты чего? С вечера вроде хорошо всё было… Болит чего?

— Нет, бабушка, ничего… Не болит, сон просто видела.

— Ну чего ж из-за плохого сна так убиваться, мало ли, чего привидется, не всему же верить-то… Бог милостив.

— Да он не плохой, баб, и не страшный… Наоборот. Прости, не могу я рассказать сейчас, — Дарёнка говорила, а сама смотрела на Тобика. Он уткнулся в тарелку с кашей, кажется, вообще никого не видел и не слышал.

Рыжик уже по улице бегал. После завтрака выкатил Тобик Дарёнку на её стульчике во двор. Тут же подскочил к ним Рыжик:

— Вы чего такие? Не выспались что ли? У меня важное сообщение. Раньше надо было рассказать, да как-то закрутились, я и забыл. В общем, я когда бегал в город за теми двумя следить, случайно наткнулся… Угадайте, на кого?

— А мы с ним знакомы? — Дарёнка рада была отвлечься.

— Вы слышали о нём.

— Опять сказочный герой, что ли? — Тобику тоже стало интересно, — это человек?

— Нет!

— Ваш страхозябрик опять где-то манную кашу лопал? — предположила Дарёнка.

— Холодно!

— Домовой, леший, водяной, земляной? Или какие там ещё? — Тобик и не надеялся угадать.

— Совсем не то! Подсказываю: он меня поймал и стал выспрашивать, не завидую ли я, нет ли у меня спеси, алчности и так далее… Когда выяснилось, что нету, отпустил.

— Да ладно! И ты молчал! Змей из Туманного леса — не сказка?

— Ужасный трёхголовый огромный змей? Ты его видел, он тебя поймал, ты с ним разговаривал, и нам ничего не сказал? Рыжик, это правда ты? Или нам другую говорящую белку подсунули, скрытную и застенчивую?

— Это я! Ни фига я не застенчивый, просто забывчивый! Змей не ужасный, обычная гадюка, и голова одна всего. Залез в рот Штырю этому, во сне, того начало колбасить, потом вылез и меня поймал. Случайно. Вообще не страшно было, я и забыл. А вчера Крисовну слушал — вспомнил. Он так по ночам лазит, которые грешные по его части — искушает, душит, жжёт…, ну, работает, в общем, с клиентами. Он так сказал.

Тобика осенило:

— Слушай, Рыжик! Ведь это ты его потихонечку выследить можешь! Посмотришь, куда он под утро уползает, там и есть вход в Туманный лес. Я схожу, спрошу Ворона, где клад, найдём золотой Доброй Феи, и Дарёнка у нас ходить ногами будет!

— Нет! — Дарёнка прямо закричала от досады, — нет! Не надо ничего этого! Я не хочу ходить, я не буду загадывать никаких желаний никаким феям! Забудь это всё, прошу тебя! Если ты мне друг, забудь!

— Ты чего? Я и думаю об этом как раз потому, что друг! Как же иначе?

— А я как? Ты полезешь туда, где смертельная опасность, а я сидеть буду? Кто я после этого? Не пойдешь ты никуда. И Рыжик следить ни за кем не будет! Просто потому, что мне никакого этого чуда не надо! Вы мне нужны! Живые и здоровые!

— Я хожу, куда хочу! И у тебя разрешения не спрашиваюсь! Рыжик, проследи, пожалуйста, куда уползает этот змей. Я просто хочу туда погулять.

Рыжик всё время этой перепалки сидел, съёжившись и поджав хвост. Теперь пришлось говорить. Он начал не сразу:

— Знаешь, извини! Я тут согласен с Дарёнкой. Змей мне прямо сказал, что войти в Туманный Лес я не смогу. Дарёнка, понятное дело, тоже. Ты остаёшься один. Мне совсем не хочется, чтобы ты пропал навсегда в этом самом лесу.

— Спасибо, друг называется! Вы все просто в меня не верите. Думаете, я струшу, сломаюсь. А я смогу. Надо будет — и без вас обойдусь.

— Да верим мы в тебя! И не сомневаемся нисколько, что ты не струсишь и сможешь. Просто это смертельная опасность. Зачем так рисковать? Ну пойми же ты меня! — у Дарёнки опять навернулись слёзы.

— Это возможность тебя вылечить и поставить на ноги. Единственная. Нет никакой опасности! Я ни на кого не обижаюсь, никому не завидую. Я не спесивый, не алчный. Ну, правда, просто подумай! Это всё не про меня! Чего бояться? Змей же Рыжика отпустил?

— Ты вот прямо сейчас идёшь от нас к Обиде!

— Это мелочи! Просто спорим! На самом деле я всегда с вами и за вас, сами знаете!

— Она наверняка мастер своего дела, за любую мелочь уцепится и вытянет из тебя душу. Нельзя так рисковать!

— Да нет же! Я в своём уме! Не позволю какой-то сказочной дряни себя облапошить. Чего она может? Просто по ушам ездить? Слушать не буду, да и всё!

— А чёрный туман? Пропасть страха, которую невозможно пройти?

— А я и не пойду туда. Всё, что мне надо, это спросить кое-чего у Вещего Ворона. А он там везде летает. Пройду белый и серый туман, пообщаюсь с этой тёткой и со змеюкой, дойду до края пропасти и спрошу Ворона! Всё! В пропасть впотьмах не полезу, обещаю!

— А он такой там прямо добренький, так всё тебе и рассказал. Мало ли, чего там ещё будет? Ты же сам понимаешь — это очень опасно!

— Нет!

— Хорошо, давай у бабушки спросим.

— Ага, хитренькая, ясно же, что она за вас будет!

— Ну тогда маму свою спроси!

— Ещё лучше. Вообще до старости под замком тогда сидеть.

— Не знаю. Давай спросим у Ивана Никитича.

Тобик задумался, ответил не сразу:

— Давай. Хотя я всё равно сделаю так, как считаю нужным.

— Да, конечно. Осёл — животное не упрямое, а принципиальное.

— А будешь обзываться — вообще прямо сейчас туда пойду!

— Куда?

— Не знаю, куда!

— И принесёшь то, не знаю что, да? Пошли в школу.

— Пошли.

Тобик покатил Дарёнку по дороге в школу. Рыжик поскакал следом. Шли молча, насупившись. Даже ясный летний день, расплескавшийся вокруг яркой зеленью и синевой, никто не замечал. Вслед им молча, задумчиво смотрел старый ослик Боцман. А потом он грустно улыбнулся. Сейчас только он один понимал, что вся ссора из-за любви друг к другу, простодушной, чистой и детской. Обиды эти растают, как лёгкое облако под вечер на голубом небосклоне.

Как обычно, появился вдали, около церкви, Иван Никитич, в солдатской гимнастёрке, сапогах и с потёртым портфелем. Стали появляться школьные стены, парты и доска. Учитель вошёл в класс и внимательно посмотрел на учеников:

— Садитесь, пожалуйста. Даренка, а чего это ты на слезах?

— Мы с Тобиком поссорились. И я сон видела.

— Вот так новости. Ну, сначала расскажите, чего вы не поделили?

— Он в Туманный лес собрался. Из-за меня.

— А прекрасные дамы — они такие. Доведут, ещё и не туда убежишь. Ну, хватит страдать. Давайте спокойненько всё разберём. Почему вдруг именно в этот самый страшный сказочный лес?

Тобик стал с жаром объяснять:

— Мы спасли старуху-крысу, оборотня. Она поведала нам про старое чудо, волшебную монетку, которая исполняет желание и спрятана в том самом кладе трёх атаманов, про который Дарёнка прошлый сон видела. Ну, помните, мы тогда Вас про этот лес спрашивали. Теперь получается, что надо пойти туда, спросить Вещего Ворона, где этот клад, найти монету, загадать желание, чтобы Дарёнка ходила, и всё! А про что она сегодня сон видела, она никому не говорит, плачет всё утро, и вредничает! Я же всё здорово придумал, а она — «Не буду желание загадывать, не пойдёшь никуда», — и обзывается!

— Ага, конечно, здорово он придумал, попрётся и пропадёт там из-за меня! А мы с Рыжиком помочь ему не можем! Не надо мне такого чуда! — Дарёнка старалась не плакать, но голос всё равно срывался, а слёзы сами по себе капали.

Иван Никитич смотрел на ребят, любуясь, по-доброму и с улыбкой:

— Спасибо, ребятишки, порадовали. Когда так-то вы ссоритесь, значит, кое-чего мы стоим: и бабушка ваша, и мама Тобика, и маленько я, грешный. Всё ж не зря я тут обретаюсь-то… А вот если бы гнала Дарёнка тебя, Тобик, в тот лес, а ты идти не хотел, то было бы всё безнадёжно плохо. И меня бы здесь не было. Вот и подумайте: и ссора ваша пустая, и правы вы все вместе. Давайте спокойно, по порядку разберём. Первое тебе скажу, Тобик, — задача состоит в том, чтобы сделать дело, а вовсе не в том, чтобы показать, доказать, и себя проявить. Будь ты в глазах окружающих хоть десять раз трусливый и слабый, а если задуманное доброе дело тобой сделано, ты всё равно победил. Рисковать и нестись сломя голову для героизма неизвестно куда совсем глупо. Надо всё сначала продумать и рассчитать. А тебе, солнышко наше Дарёнка, вот чего усвоить надо — как бы тяжко на душе не было, а близких обижать словами нельзя. Про тот лес не зря говорится, что в первом круге тумана Обида бродит. Нельзя к ней людей толкать.

Дарёнка вздохнула, утёрла слезинку на щеке:

— Прости меня пожалуйста, Тобик. Никогда больше не буду тебя обижать.

— И вы меня тоже простите, — Тобик задумался, — вы с Рыжиком мои единственные друзья!

— Слова — это хорошо, ребятишки, но ещё лучше дела. Вот и подумайте, как свои слова подкрепить, — Иван Никитич смотрел на Тобика.

— Я пойду в этот Туманный лес только с вами. Будете меня у входа ждать. Без вас ничего делать не буду, обдумывать и решать всё будем вместе. Согласны?

— Я очень даже согласен! — Рыжик, долго молчавший и грустивший, наконец-то повеселел, — попробую Змея выследить.

— А я не знаю. Думать и решать всё вместе — это согласна. А ещё я не знаю, как мне свои извинения делом подтвердить.

— Расскажи сон, который сегодня видела! — попросил Тобик. — Прошлый-то понятен стал, может, и этот чем-нибудь нам поможет.

— Поможет. Поэтому и рассказывать не хотела, — у Дарёнки опять слёзы покатились, — я родителей своих во сне видела. Опять тот же самый дом, который часто мне снится, под соломенной крышей, с резными наличниками и расписными ставнями. И вот вхожу я в этот дом. У входа сидит статный, с бородой мужчина в белой вышитой рубахе, и мастерит за столом что-то. А иду я своими ногами, и легко мне так, будто дома я. А дальше, в горнице, сидит за прялкой молодая красавица-женщина, сарафан красный, узорчатый, а волосы русые голубой лентой убраны. А на прялке её узор нарисован такой же, как я вышиваю сейчас: посреди деревце с золотыми яблочками, а с боков две птицы райские, затейливые и яркие. И говорит мужчина женщине: «Смотри, Марьюшка, как дочка наша выросла, какая красавица стала, ровно, как ты у меня!» А женщина на меня поглядела, ласково так, как мать только родная может, да и говорит мне: «Возьми, доченька, шерсти белой, вымой её, расчеши, в кудельку сложи. А потом спряди из неё пряжу на веретене бабушкином, смотай её в клубочек, да под подушку до времени спрячь. А как пойдёт братец твой названный в Лес Туманный, ты ему тот клубочек дай. Он его из беды выведет!» А я плачу, да говорю: «Где же ты, мамочка?» А она и отвечает: «Не ищи нас, доченька, и не плачь, родимая! Уж не увидеть тебе нас на земле, а только во сне…» — Дарёнка не могла больше рассказывать, закрыла лицо руками и плакала.

Тобику стало горько и стыдно за то, что он заставил Дарёнку рассказывать этот сон. Рыжик залез на плечо Дарёнке и говорил что-то, пытаясь её утешить. Подошёл Иван Никитич, погладил плачущую девочку по волосам и тихонько сказал:

— Так уж случилось, видно, Дарёнушка, что нет их на земле. Смирись, посмотри на меня — ведь и меня тоже нет. Когда-нибудь вы глубоко поймёте, точнее, почувствуете, что тот, кто любит вас, кто отдал вам всю свою жизнь без остатка, не умирает для вас и живёт, пока жива ваша память. Ведь я, и эта школа — это просто память, живая память вашей бабушки, и всех тех, кто учился здесь когда-то. Я нужен вам — и вот я здесь. И они, твои родители, всегда будут с тобой, пока жива твоя память. Не плачь, живи и помни!

Раздоры быстро забылись. После школы вместе хлеб пекли, а назавтра собрались снова на рыбалку, на то же самое место. Рыжик вечером убежал в город, чтобы попытаться Змея выследить и вход в Туманный лес найти. А только не вышло у него ничего. Змей всю ночь по городу ползал, искушал разных негодяев, подбивал их на всяческие злые дела. Оказалось, что чёрную гадюку тёмной ночью усмотреть невозможно, сколько не прыгал Рыжик, а след Змея всё равно терялся.

Рано утром Тобик с Дарёнкой и Боцманом поехали на рыбалку. Чуть стало светать, были уже на знакомом месте. В той тихой заводи, откуда в прошлый раз щуку вытащили, расцвели белые кувшинки.

— Ух ты, красота какая! — Дарёнка, сидя в тележке, с восторгом разглядывала нежно-белые, нарядные цветы, ярко сияющие на фоне тёмно-зелёных листьев.

— Хочешь, я сплаваю, сорву тебе? — предложил Тобик.

— Нет! Не надо! Пусть они там, на воде, живые будут! Такую красоту нельзя трогать.

Немного подальше, за камышами, раздался тихий плеск. Изумлённые ребятишки вдруг увидели, как совсем рядом, прямо за кувшинками, выплывает на чистую воду пара белых лебедей. По зеркальной водной глади, украшенной цветами, двигаясь ровно в такт, плыли две белоснежные птицы. Блестит жемчужным отливом оперение, горделиво изогнуты лебединые шеи, движения неспешны и полны достоинства. Посмотрели умными глазами прекрасные птицы на Дарёнку и Тобика, и вдруг махнул крылом ближний лебедь, показав на заросли тростника. А потом поднялись они, и так же, вместе, улетели высоко в синее небо. Зачарованно, долго смотрели дети им вслед. Рыбалка была забыта. Тобик подошёл к тем зарослям, на которые показал лебедь, раздвинул тростник руками, а там лежит холстинный свёрток, а в нём белая овечья шерсть.

— Дарёнка, это, похоже, тебе на рукоделие!

А Дарёнка не могла и слова вымолвить, до того поразило её прекрасное видение:

— Тобик, это правда было? — не сразу спросила она, — ты их тоже видел?

— Конечно! Вот из этого тебе надо на бабушкином веретене пряжу сделать, ясно же!

— Давай сегодня рыбу ловить не будем. Я домой хочу.

— Пойдем, бабушке всё расскажем. Интересно всё у нас складывается.

— И красиво, прямо как в сказке…

И покатил Боцман свою тележку обратно, домой. Никто не жалел, что на этот раз без рыбы. Дарёнка сразу за работу принялась, Тобик помогать ей стал. За делом про всё рассказали бабушке Нюре:

— Это ить надо… Ох ты, господи, жизня… А Иван-то Никитич правду всё сказал, лучше и не скажешь. Ничего… Мне сколь Бог жизни дасть — вся ваша. А как приберёть — дальше сами. Садись прясть, Дарёнушка, стало быть, так надо, — и не хотела баба Нюра, а слёзы всё ж пробились. Кудельку с расчёсанной белой шестью привязала бабушка к стулу, и веретено старенькое своёдала.

Долго ли, коротко ли, а две недели прошло. Тобику надо было на время возвратиться в город. В школе устраивали летнюю отработку, подошла его очередь. Мама приехала на такси и забрала Тобика домой. Рыжик остался в Отрадном, но в город обещал наведываться.

Сестра Алёнка возвращению братца очень обрадовалась. Играть она предпочитала с ним, а не с подружками. Мама чем-то всё время была расстроена, а дядя Миша выглядел ко всему безучастным. Он или спал, или сидел с пивом за телевизором. Разговаривали мало. Только на второй день Тобик узнал от мамы, что отчим остался без работы. Организация его развалилась, всех уволили и зарплату не отдали. В городе работы не находилось. Дядя Миша собирался уезжать в Москву на заработки, а мама этого не хотела. Жизненный тупик сказался на семье плохо, начались разлады. Тобик даже радовался, что из дома надо было уходить утром в школу, поливать там клумбы и подметать дорожки. А вечера занимали игры с Алёнкой. Погода испортилась. Похолодало, иногда моросил мелкий дождь. По утрам на улице стоял густой туман. В последний день своей отработки Тобик гулял во дворе дотемна. Возвращаясь домой, он заметил, что с дядей Мишей разговаривает какая-то женщина. Издали она просто поразила мальчика своей красотой: стройная, одета в красивое платье, черты лица правильные и выразительные, длинные русые волосы, — всем взяла незнакомая прелестница. Видно было, что и дяде Мише очень она нравится. Подойдя поближе, Тобик рассмотрел выражение её лица. Оно всё портило — в нём не было никакого душевного тепла. С губ не сходила улыбка, а глаза оставались пустыми и равнодушными. Медовым голосом она говорила дяде Мише:

— Утром, ещё до рассвета, ляжет густой туман. Выходи ко мне, Мишенька, я буду ждать тебя!

Тобик очень ясно расслышал это окончание разговора. Слова его удивили. Даже ребёнку известно, что свидания ранним утром как-то не приняты. Да и сам нездешний и странный вид этой красавицы казался подозрительным. Тобик никому ничего не сказал, но сам решил посмотреть, что будет утром. Догадка о том, кто на самом деле эта женщина, не давала ему покоя. В достоверность легенды про Туманный Лес он уже ни сколько не сомневался.

В четыре утра хлопнула дверь. Тобик быстро оделся, и хотел уже было выйти следом за дядей Мишей, но тут проснулась Алёнка:

— А ты куда? Я не сплю! Убегаешь из дома опять?

— Нет! Алёнка, я во двор на минуточку. Спи! — Тобик говорил шёпотом, чтобы не разбудить ещё и маму.

— Не верю! Бери меня с собой, а то мамку разбужу!

— Ладно, давай, одевайся быстрее!

— А мы в деревню убежим, как ты в прошлый раз?

— Да нет, погуляем чуть-чуть и вернёмся!

— Так не интересно!

— Давай скорее, чего ты копаешься! — Тобик кое-как надел на сестрёнку кофточку, застегнул невпопад, — пошли, некогда!

Когда наконец вышли на улицу, было едва различимо в тумане, как дядя Миша и та вчерашняя красавица куда-то уходили. Алёнка закричала во весь двор:

— Папа, ты куда?

Дядя Миша вздрогнул, как ужаленный, обернулся, его рука выскользнула из руки красавицы:

— Алёнка… Тобик… А вы чего не спите? Вам кто разрешил на улицу выходить?

— А ты куда? — так же громко и настойчиво повторила Алёнка.

— Я… Мне тут вот надо… — дядя Миша не знал, что сказать, — я вернусь скоро, домой идите!

Тобик почувствовал, что дело плохо:

— Алёнка, эта тётка очень злая и страшная, — шепнул он сестрёнке, — его надо задержать!

Детское сердечко Алёнки тоже почувствовало что-то опасное рядом с отцом:

— Папа, папочка, не уходи с ней, я тебя люблю, мы все тебя очень любим!

И тут женщина-красавица начала сладким, нежным голосом:

— Не слушай её, Мишенька! Они тебя совсем не любят. Ты им нужен, только чтобы пригосить в дом деньги. Жена твоя тебя не любит. Она любит того, отца мальчишки. Ты для своей жены как дойная рабочая скотина. А мальчишка этот тебе вообще чужой. Посмотри, он даже папой тебя ни разу в жизни не назвал. И девчонка, она только к матери привязана. Скажи, девочка, правду папе, ведь это мама тебя послала в такой ранний час за отцом следить?

— Нет, мама спит! Вот я пойду сейчас, и всё ей расскажу! Ты злая, тётенька!

— Врёт тебе она, Миша! И это ты вот ради них всю жизнь на стройке здоровье гробил? Не стоят они того! Вот ты сейчас без работы остался, и сразу для них для всех плохой стал. Пойдём, там, в тумане, не надо убиваться, вкалывать на работе с утра до ночи. Там никто не скажет тебе, что денег мало приносишь. Там, со мной, всё хорошо у тебя будет. И пива вволю. И я рядом. Дай руку, Мишенька! Один шаг ещё! Пойдём!

— Папа, папочка, не верь ей, она убьёт тебя! — у Алёнки слёзы брызнули из глаз, она кричала, хватала отца, пыталась оттолкнуть его от красавицы. Настроение маленькой любимой сестрёнки до того передалось Тобику, что он тоже закричал:

— Дядя Миша! — потом слегка осёкся, — папа! Папа, это Обида, она заманивает людей в туман, из которого нет выхода, не давай ей руку! Только не давай ей руку!

Мужчина очнулся, дико озираясь, оттолкнул Обиду, взял на руки дочку и молча, не оглядываясь, пошёл домой.

Тобик остановился в нерешительности. Раздумывал он недолго: «А, была, не была», — подумал:

— Тётенька! Вы очень красивая! И такая добрая… Я с вами хочу. Только не сегодня.

— Вот так новости… Мамочка не любит? Отчим не уважает? Я всё про тебя знаю, мальчик. Иногда ты, и правда, бываешь мне интересен. Вот только мал ты ещё…

— Возьмите меня с собой завтра. Я в деревне буду. Вы мне очень понравились!

— То-то ты так орал, отчима со мной не пускал. Чего-то не верю я тебе.

— Ну, а что вы теряете? В вашем тумане ребёнок-то быстрее заблудится, чем взрослый.

— А что же не сегодня-то? Я здесь, вот он, Туманный Лес! Давай руку, пойдём, ты ведь правда этого хочешь?

— Да я бы с радостью сейчас с Вами пошёл, но я слово дал, сделать ещё кое-чего завтра надо… Я ведь с вами навсегда уйду, неохота обманщиком здесь оставаться, чтобы плохо думали про меня…

— А какая тебе разница? Они тебя не ценили, обижали. Чего про них думать?

— Нет, не могу я так… Завтра! Я весь только Ваш!

— Ладно, уговорил. За деревней, у речки туман завтра будет. Там на рассвете меня жди.

Красавица нежно пролепетала последние слова, фальшиво улыбнулась и растаяла в тумане.

— Если меня Дарёнка раньше не убьёт… Да-а! Всё сходится! Вход в Туманный Лес нашёлся! Ай да я!

Тобик в прекрасном настроении вернулся домой. Маме решили ничего не говорить. Правда, Тобик был уверен, что Алёнка сразу всё расскажет. Но это уж забота Дяди Миши. Главное — вернуться сегодня в Отрадное, и уговорить Дарёнку и Рыжика пойти утром на свидание, в туман к этой несчастной злой красавице. Впрочем, Рыжика уговаривать точно не придётся! Как ни странно, Тобик сразу уснул, а проснулся уже к обеду.

После работы мама отвезла его снова в Отрадное. В такси спросила:

— Ты чего такой серьёзный, как будто на экзамен тебе завтра?

«Пожалуй, и в самом деле у меня экзамен будет…» — подумал Тобик. А ответил:

— Наверно, спал слишком долго. Привык в деревне рано вставать.

Когда вошли в дом, помня бабушкину науку, Тобик перекрестился. Мама с удивлением заметила:

— О, как тебя баба Нюра натаскала. А я уж и забыла правила этого дома. Принимайте внука на побывку! — вернулась в такси и уехала.

Чего это мать-то не зашла даже? — удивилась бабушка.

— А, семейные проблемы. Дядя Миша без работы остался. Думают, придётся в Москву переезжать. Там деньги платят.

— Эх, Господи, чего твориться… Тама плотють… тута гробють. Совсем свихнулися, как в энтой сказке про дурака-хозяина.

Дарёнка выехала из спальни на своём стульчике:

— Тобик! Я по тебе соскучилась! Бабуль, расскажи за ужином…

— Садитеся, и каша нынче не сладкая, и сказка тож.

Странное дело, как только вошел Тобик в избу, как будто душа у него на место встала. Тихо. Спокойно. На столе тикают часы. Пахнет горячим домашним хлебом и парным молоком. В красном углу иконы на вышитом белом рушнике. Над кроватью — фотографический портрет Сергея Есенина, на подоконнике — выцветший номер журнала «Крестьянка» за восьмидесятый год. Как будто он, Тобик, здесь и родился, и всю жизнь прожил, и всё с рождения его, а раньше и с рождения отца его также и было…

— Была у старшого-хозяина большая-пребольшая семья: сыновья-работники да дочери-мастерицы. И изба была огромная — почитай, больше полсотни комнат, да ещё с клетушечкой. Жила семья дружно: трудились сообща, все поровну, а за стол есть садились — всем старшой одной мерой отмеривал, никто в обиде не был. Уж и дивились люди, и завидовали такому достатку да разумности. Жил сам старшой в клетушечке, а с ним ещё немногие, а все-то другие — в большой избе по разным горницам да светёлкам: привольно и спокойненько. Никто никому не мешал. Но, видно, чужая воля злая одолела, ай сам старшой умом одрях, да только вздумал он тем из детей, что с ним в клетушечке жили, за обедом больше каши подкладывать, чем всем прочим. То делили котёл поровну, а теперя одним — по ложечке, а другим — по десять. И стали сыновья-работники да дочери-мастерицы думать: «Как же так-то, работаем мы все по-прежнему одинаково, а кормит отец-хозяин только тех, кто живёт с ним в клетушечке, а мы, в большой избе, всё впроголодь!» И решили они все к отцу переселиться, в его клетушечку малую, чтобы вдоволь каши есть. И переселились. Стоит изба пустая, ветер в горницах да светёлках гуляет, а народ-то весь в одной клетушечке ютится, дружка на дружке, как селёдка в бочке. Прослышали соседи, что изба-то у дурака-хозяина стоит пустая, пришли да поселились. Живут, радуются, дурака хвалят. А в клетушечке-то от тесноты да духоты начались меж братьями раздоры да драки. Когда — сами дерутся, а когда и дураку-хозяину тумаков попадает. Вздумал он назад всех детей по избе расселить, да поздно — там уж чужие живут. Так и брехали да дрались, пока совсем клетушку по брёвнышкам не разнесли, и старшого-дурака порешили. Тут и сказке конец, и царю в Москве венец.

Каша с молоком всё ж вкусная была. А Тобик всё думал, что-то завтра будет, шепнул Дарёнке:

— Я вход в Туманный Лес нашёл!

— Ну и где он оказался?

— Как обычно, всё проще, чем думали. Войти можно в любом месте, где туман. Да только надо, чтобы Змей туда завёл, или Обида за руку взяла, и привела. По-другому никак.

— Значит, мы туда никогда не попадём, нечего и думать.

— Почему? Я уже с Обидой договорился. Она сегодня с утра к Дяде Мише приходила, с собой заманивала. А мы с Алёнкой вышли, она как давай орать и плакать, дядя Миша и опомнился. Тут я: «Возьмите меня, тётенька, с собой,» — говорю, она и клюнула. Завтра на рассвете у меня с ней свидание. Она сказала, что в низине над Хопром туман будет!

— Ты совсем с ума спятил? Какое свидание? Ты же обещал… Она — зло страшное!

— Да помню я! Потому сразу и не пошёл! Все вместе пойдём! Клубочек главное дело не забыть. Я в него верю.

— Ну, если вместе, тогда пошли! Я тоже верю, что пряжа моя не простая, выведет обратно!

— Чего это вы там шепчетесь? Ай нашкодить чего собрались? — баба Нюра копалась у печки.

— С утра на рыбалку собираемся! — нашёлся Тобик. Врать, конечно, было нехорошо и стыдно, но другого выхода не было. Дарёнка с укоризной покивала головой. Тобик пожал плечами: «Ну, а как иначе-то?»

Поздно вечером прибежал Рыжик. Он всё пытался Змея выследить:

— Ух, сколько же негодяев в городе! И в лачуги он лазит, и в особняки, а потом пропадает, как сквозь землю, и всё тут! Я уж замучился его выслеживать, всех грешников наперечёт знаю…

— Конец твоим страданиям, Рыжик! Я вход в Туманный Лес нашёл, завтра на рассвете идём! Ты с нами?

— Какие могут быть сомнения? Конечно, с вами!

Ночь пролетела незаметно. Проснулись, как будто и вправду на рыбалку — без будильника, ни свет ни заря. Тобик сноровисто Боцмана запряг, умная животина понял сразу, что поход особенный и опасный. Пересела Дарёнка в тележку, Рыжик запрыгнул ей на коленки, и отчалили. День выдался пасмурный, светать всё не хотело, будто природа сама говорила ребятишкам: «Подумайте ещё хорошенько, я вас не тороплю!»

Дарёнка начала разговор первая:

— Тобик, а какая она, эта Обида?

— Очень красивая. Как на картинке. Только выглядит как-то не по-настоящему: говорит ласково, а холод пробирает, улыбается, а глаза тоскливые.

— Она же чудовище. А ты говоришь — красивая… Как будто нравится она тебе. Давай не пойдём, пожалуйста! Я боюсь очень!

— Знаешь, я почти уверен, что она тебя не возьмёт, а только меня одного. А вы с Рыжиком клубочек с волшебной пряжей держать будете здесь, на берегу.

— Так я за тебя боюсь!

— Главное, чтобы она этот клубочек раньше времени не увидела. А то поймёт, что я её обманываю, и всё пропало. Может, вы… это… спрячетесь как-нибудь, чтобы она вообще вас не видела.

— Ты меня слышишь? Давай назад повернём! Мы вместе договаривались!

— Ну, а если не получится вместе, что тогда? Отступать, что ли? Я её видел, Рыжик Змея видел, ничего страшного! Пойми, сколько я со всякой нечистью общался, всё время так: сначала страшно, а потом — ерунда. Я когда первый раз ворону эту, Карловну, увидел, всю ночь не спал, всё думал, какая она страшная, какое зло может нам с Рыжиком причинить… Потом, когда про крысу, Крисовну, узнал, то же самое. А оказалось — обычные чокнутые старухи, грызут семечки, превращаются, залезли в собес, пенсии себе поддельно оформили, живут, брешут между собой… Простые оборотни, ничего страшного. И эти, Обида со Змеем, так же: они могут по своей части зло причинить. Но ты же меня знаешь — разве я их клиент?

— Ну да, не страдаешь от пороков вроде… А всё равно злодейку красавицей называть нельзя! А главное — ещё раз пообещай мне, что в чёрный туман, в пропасть страха не полезешь! Никогда не полезешь, что бы там не случилось!

— Обещаю! Даю слово! Пообщаюсь с этой дамой, потом с рептилией, спрошу Ворона про клад — и сразу назад! Всё просто и никаких страстей! Правда, Рыжик?

— Ты слово дал! Помни! И клубочек из рук не выпускай!

— Ещё один! Всё со мной хорошо будет, вот увидите!

За разговором не заметили, как спустились в низину и оказались сразу у края густого тумана. И тут из него во всей красе появилась дева Обида:

— Ждать заставляешь, кавалер малолетний! О, да ты не один! Что же это за свита у тебя такая?

— Здравствуйте, тётенька! Вот, узнали, что я к вам иду, тоже захотели!

— Друзья?

— Нет, что Вы! У меня друзей нет! Поэтому я и хочу к Вам. Так, знакомые. По-правде, терпеть их не могу! Вечно за мной таскаются. Говорят, тоже… обижают их.

— Нет уж. Зверинца и детсада мне точно не надо! Подите вон! А с тобой, милый мой мальчик, у нас прогулка. Давай руку, золотко моё! Только я тебя пойму, только меня люби и слушай! — до того елейно, сладко всё это красавица проворковала, что Тобик аж покраснел до ушей. Опомнившись, тихонько пожал руку Дарёнке, оставил у неё начало волшебной пряжи, и, разматывая клубочек, уверенно шагнул в туман.

Красавица протянула Тобику белую, всю в золотых перстнях, нежную ладонь. Мальчишка не раздумывая, быстро ухватил её. Шаг. Ещё один. Земля ушла из-под ног, Тобик куда-то провалился и упал. Клубочек выпал из руки и покатился. В молочно-белом тумане ничего не было видно, Тобик вслепую стал лихорадочно шарить по земле. Острые камни. Песок. Причудливые корни мёртвых деревьев, опять камни… И вот — рука наткнулась на что-то мягкое и тёплое. Он, клубочек! Не пропал! Уверенность вернулась к Тобику, он быстро поднялся на ноги:

— Тётенька! Вы где?

— Ха-ха-ха! Глупый маленький щенок! — раздалось прямо над ухом, — мамка обидела? С сестрёнкой поцапался? В школе отлупили? И за такие-то мелочи жизнь разменял! Ничтожество!

Красавицу как подменили. Она торжествовала, ликовала, не стесняясь, выпустила наружу всё, что скрывала до этого. Куда девался медовый голосок, ласковый и нежный тон! Злоба вырвалась наружу. Глаза Тобика немножко привыкли к туману. Вокруг сухие уродливые деревья, колючки, острые скалы. Рядом — искажённое победившей ненавистью лицо красавицы:

— Что заткнулся? Не ожидал?

— Как раз именно так я себе всё это и представлял. Тётенька, это и есть Туманный Лес? Кстати, такой вот, настоящей, Вам быть больше идёт. Вы, как-то, живее, что ли… Не люблю, когда притворяются.

— Ты что лопочешь, мальчишка? Ты ещё не понял? Гуляй! Отсюда нет выхода! Когда умрёшь здесь от отчаяния и голода, тебя склюёт Ворон! Желаю тебе, чтобы это случилось побыстрее. Ты, всё же, чем-то мне понравился. Прощай!

— А где этот самый Ворон? Я, вообще-то, к нему! — Тобик пошёл следом за красавицей. Клубочек стал разматываться.

— Ты сумасшедший, что ли? Вот здесь люди обычно начинают метаться, каяться, звать на помощь… Давай уже, плачь, мне отдохнуть надо. Завтра другого дурака сюда тащить.

— Отведите меня к Вещему Ворону, пожалуйста!

— Вот заладил! Он потом, на падаль прилетит. Но ты его уже не увидишь! Плачь!

— Не буду! Тут дальше где-то серый туман, а в нём Змей, который разными людскими пороками заведует, к нему пойду! До свидания! — и Тобик уверенно зашагал вглубь леса. Обида заподозрила что-то неладное. Никогда ещё так просто и спокойно здесь люди себя не вели. Она стала внимательно смотреть вокруг, и, наконец, заметила, что за Тобиком тянется нитка пряжи:

— Это что ещё такое? — заорала Обида, — ты играть со мной вздумал!

Она быстро повернулась назад, ухватила нить, стала рвать её, потом кусать, топтать ногами… Красавица просто бесновалась, но порвать нить никак не могла. Тобик засмеялся. Обида завыла:

— Ах ты гадкий, проклятый мальчишка! Как ты посмел обмануть меня? Где ты взял шерсть небесных барашков? Кто держится за эту нить? Кто ты такой?

С красавицей случилась истерика. Она бросилась на Тобика с кулаками, споткнулась об камень, упала, снова вскочила, вся в грязи и колючках. Вопли и проклятия неслись сплошным потоком. Тобик спрятался за большой камень, и с интересом наблюдал за Обидой. Выплеснув последнюю злобу, она безжизненно села на пенёк и зарыдала. Прекрасное, всесильное злобное чудовище просто сидело, согнувшись, закрыв ладонями лицо, и плакало, как обычная девчонка. Длинные русые волосы спадали почти до земли, тихонько подрагивая от плача. Тобик подошёл и погладил её по этим прекрасным волосам:

— А там, люди, они так и описывают Вас в легендах, что Вы вся в чёрном, всё время плачете, и что Вы… невзрачная очень. Врут, в общем… На самом деле Вы очень красивая. Я такой красавицы ещё никогда в жизни не видел. Не плачьте! И не обижайтесь на меня!

— Я? Я — обижаться на тебя? Да ты знаешь, вообще, с кем разговариваешь? Я тысячу лет заманиваю сюда людей, я губила их и буду губить, и тебя вот, тоже… — на минутку Обида опомнилась, вернулся приторно-сладкий голосок, — милый мой мальчик, я пошутила! Я с тобой, здесь нам будет хорошо, никто тебя больше не обидит, я всегда пойму тебя, я ласковая и нежная! Давай будем вместе, брось этот клубок, отдай его мне, давай вдвоём порвём эту нитку! Здесь, у тебя будет всё, что ты захочешь…

Тобику надоело это слушать:

— Тётенька! Я, конечно, маленький и глупый, но всё же не до такой степени! Ну сами же видите, я ни на кого не в обиде. Бывало, конечно, но не так, чтобы сюда к Вам бежать. Смиритесь, я — не ваша жертва.

— Ну извини. Попробовать стоило.

— Ага, работа такая. Понимаю. Тысячу лет изо дня в день одно и то же. Как Вы тут с ума не сошли? Или всё-таки… того…

Красавица снова заплакала:

— Маленький гадёныш! Какое твоё дело? Чего тебе здесь надо? Ты кто: маг, чародей, волшебник? Чего ты ко мне пристал, чудовище?

— Я Тобик! Самый обычный мальчик. Понимаете, у меня сестрёнка, Вы её видели, там…

— Не называй меня на Вы, я ещё не старая, как видишь!

— А, ну да, какая-то тысяча лет… Ладно, раз хотите… хочешь на ты — пожалуйста! Так вот Дарёнка — она не ходит. Осталась одна надежда — на чудо! Есть на свете одно старое волшебство, мы о нём случайно узнали. Когда-то Добрая Фея подарила одной девушке на свадьбу монетку, которая может исполнить одно любое желание. Достаточно взять эту монетку в руку, и попросить. Тут же Фея желание исполнит. Но всё дело в том, что эта монетка попала в клад трёх атаманов, на который наложил заклятье Вещий Ворон. Он знает, где те сокровища, где та самая волшебная монетка. Я иду к нему, чтобы спросить. Вот и всё. Я бы никогда не стал Вас… тебя обманывать, но другого пути в Туманный Лес нет, сама знаешь. Прости меня. Шерсть принесли лебеди, а Дарёнка из неё пряжу спряла. Она и ждёт меня там, а с ней друг мой, Рыжик, и Боцман.

— Твои лучшие друзья: девочка-инвалид, белка и осёл?

— Да!

— Вот наказание! Как же с тобой трудно-то… И Змею ведь непросто будет, с таким набором… Чуяла я, что-то здесь не так! Ох! Не хотела с ребёнком связываться! Будь ты хоть на пять лет постарше, был бы мой! Никуда бы не делся! Глупое дитё, ты просто не представляешь себе, куда ты попал! Я — только начало! Иди, иди! Там ещё много чего впереди! Не достался мне — попадёшь в пасть к Змею!

— Поживём — увидим! А куда идти-то?

— Прямо! Я провожу, так и быть!

Красавица, видимо, смирилась со своей неудачей. Ругаться и наигрывать слащавую доброту она больше не стала, молча взяла Тобика за руку и повела вглубь леса. Полная тишина нагоняла тоску. Из тумана выплывали причудливо изогнутые мёртвые деревья и большие дикие камни. Шли медленно и осторожно. Тобик решил, пользуясь моментом, разузнать побольше:

— Как-то тоскливо тут у вас. Ничего живого. Как вы сами-то со скуки не умерли?

— А нас людишки развлекают. А Змея с Вороном ещё и кормят. Сам сейчас увидишь.

— А вот этот Ворон, он как, разговорчивый?

— А ты, я смотрю, всё свою линию гнёшь. Ох, и упрямый же ты мальчишка! И отчаянный. Твёрдым мужиком будешь, если доживёшь. Сказать по-правде, со скуки может и скажет он тебе чего-нибудь, но не просто так. Затеи его потерпеть придётся. Да только ты ещё сначала ползающего братца моего пройди. Он пострашнее меня будет. Сейчас гляди, не обделайся, — Обида остановилась и громко закричала: — Зме-ей! Хватит спать, пора есть! Забрёл тут один, маленький. Не по моей части. Сам по себе ничем не силён, щенок сопливый. Но стоит за него какая-то большая сила. Замучилась я с ним. Выручай, может, у тебя чего получится.

Тотчас прямо перед Тобиком туман стал из белого серым. Мальчишка шагнул вперёд, и тут же его захватил и обвил с ног до головы хвост огромной чёрной змеи:

— Ай! — толстый скользкий жгут сжимал всё сильнее, стало очень больно, — Змей! Здравствуйте! Я всё равно убегать от вас не собираюсь, отпустите, пожалуйста!

Никогда ещё вежливые слова не давались Тобику с таким трудом.

— А-а-а! — зашипел Змей где-то далеко, — вот времена настали! Добыча сама в пасть лезет! И ползать никуда не надо! Давно по мою душу сюда богатыри не захаживали! Я уж думал, перевелись они на Руси совсем. А теперь вижу — измельчали, но всё ж попадаются!

Зловещее шипение на минуту прекратилось. Ничего не видно, ничего не слышно. Тобик скован ужасным змеиным хвостом, пошевелиться невозможно. К горлу комком подступило отчаяние. Что же делать? Мальчишка стиснул зубы и не выпускал из рук клубочек. На него вся надежда! Вдруг из тумана прямо перед лицом возникла огромная чёрная змеиная морда. Пустые, бессмысленные жёлтые глаза, раскрытая красная пасть с ядовитыми клыками, длинный раздвоенный на конце язык и отвратительная вонь. Как ни сильно был сжат Тобик хвостом этой ужасной твари, его всё же передёрнуло. Пришлось крепиться изо всех сил, чтобы не вырвало. А Змей продолжал:

— Где твой меч? Готовься! Сейчас проглочу!

— Какой меч? Вы меня с кем-то путаете! Вы посмотрите повнимательнее, я не богатырь, я вообще юный натуралист, мы зверюшек защищаем, а не убиваем. Я не сражаться к Вам сюда шёл, а просто мимо проходил, а Вы хватать сразу! Вам привет от Рыжика! Помните, бельчонок, тогда, в городе! Я его друг, Тобик! А Рыжик говорил, что Вы маленький. А Вы вон какой огромный! Удивительно! Вы редкое создание! Как Вам удаётся так менять размер? А почему от Вас так… пахнет сероводородом?

Змей захлопнул пасть, стало немножко полегче дышать. Жёлтый глаз уставился на Тобика и сверлил взглядом. Видно было, что Змей что-то напряжённо соображает. Наконец он снова раскрыл пасть, но заговорил уже не злым шипением, а самым обычным человеческим голосом:

— Выползаю и распадаюсь на тысячи мелких гадюк. Очень много клиентов, приходится разрываться, чтобы везде успеть. Завидуют. Жадничают. А сейчас особенно по части спеси народу много приходится искушать: высокомерят, презирают, себя возвеличить стараются. Ужас. А у каждого его порок подогреть надо, усилить! Это же какой объём работы, и всё на мне! Ты вот ещё сюда припёрся, отдохнуть не даёшь. А воняет потому, что диета у меня такая — одними негодяями питаться приходится. Гнилые людишки.

— То есть, у Вас недостатка в еде нету? Может, отпустите меня… Мне к Ворону надо, поговорить.

— Я вспомнил! Я тебя знаю, мальчишка! Те два злодея, мои любимые клиенты, ведь это я их направил туда, где ты железки сдавал! А ты, я вижу, живой, здоровый… Чего, не справились они, что ли?

— Да как Вам сказать… В общем, они старались. А Ворон тут далеко?

— А-а! Жжёт мне хвост что-то! Что у тебя в руках?

— Обида сказала, шерсть небесных барашков. Лебеди прямо с неба принесли, а Дарёнка из неё пряжу сделала. Клубочек.

— Хитро! А на вид просто глупый щенок. Вот и верь после этого вам, людям. Ты, значит, готовился со мной увидеться?

— Люди про Вас много всякого говорят… Меня учили сначала думать, а потом делать.

— Стало быть, ты уверен, что по моей части пороков в тебе нету?

— Я так думаю.

— А я вот не верю! Ты же всё-таки не белка, а человек. Должна быть гниль в душе. Вашего брата без этого не бывает!

— Ну, не знаю. Я ещё маленький. Вы же мастер по искушению человеков, Вам виднее.

— Да, я всё про тебя знаю. Каждый шаг, каждую мысль!

— А как Вам это удаётся, если не секрет?

— Работа у меня такая. Вот ведь с тобой незадача — я клубочек этот проглотить не могу. Я от него сдохну. И отнять у тебя его тоже не в моей власти. Давай так: если нахожу я гниль в твоей дитячей душонке, ты клубочек бросишь, а если нет, провожу я тебя до Вещего Ворона. Идёт?

— Согласен. А почему этот клубочек для Вас такой опасный?

— Много будешь знать — слишком сильным станешь.

Мерзкий толстый чёрный жгут, который обвивал Тобика от шеи до ног, начал потихоньку разматываться. Тобик расправил плечи и вдохнут полной грудью:

— Спасибо, а то руки и ноги затекли совсем.

— А что же ты не беспокоишься, наглец? Думаешь, в тебе ни одного изъяна нету?

— Да полно. Только не по вашей части.

— Например?

— Ну, я, это…, боюсь…, вру иногда, для пользы дела, обижаюсь, сомневаюсь, раздражаюсь… Хватит, или ещё?

— Чего-то не видно, чтобы ты боялся.

— Меня один умный человек научил — с врагами не делать того, чего они ожидают. Вот я страх от Вас и скрываю.

— Ага! Лицемеришь, значит!

— Ну я же Вам всё сам рассказал. А потом — с врагом это военная хитрость.

— Я вижу, хитрости у тебя много. Ты ведь у нас сейчас на рыбалке. Обманул бабушку?

— Вернусь — всё расскажу! — сердито пообещал Тобик. Даже в таком странно-ужасном месте просто бесило осознавать, что кто-то знает про тебя абсолютно всё.

— Да! А ведь ты вчера лицемерил, когда отчима папой назвал!

— Тогда я вообще не думал, само получилось. Его от Обиды спасать надо было. Алёнка так кричала, плакала. Она сестрёнка мне. Маленькая совсем. Вам этого не понять.

— А ты ведь другой сестрёнке, той, которая вместе с белкой ждёт тебя перед Туманным Лесом сейчас, слово дал! Обещал клубочек не бросать! Как же, если проиграешь?

— Не надейтесь, не проиграю! Вы ведь всё знаете, давайте, удивите ещё чем-нибудь, — Тобик уже жалел, что он не богатырь и у него меча нет.

— Ты Рыжику завидовал: как легко он к жизни относится, как ловко по деревьям скачет, какой он сообразительный…

— Мелко для порока. Это же не чёрная зависть. Скорее, восхищение способностями, которых у меня нет.

— А в классе твоём мальчишка, который тебя побил, Максим Бугаев, он ведь сильнее намного, его все уважают, Хрякина Анжелочка от него без ума… Завидовал? С тобой там даже никто не разговаривает!

— Вот эти — точно Ваши будущие клиенты. Чему там завидовать? За их спесь Вы их скоро тут скушаете, если не одумаются.

— И что же, не хотелось, чтобы тебя все боялись, чтобы девчонки тобой восхищались! Подумай, классно же!

— Безразлично.

— Маленький ты ещё. Глупый. Трудно с тобой. А кто под подушкой сдачу ныкал? Жадность, алчность! Вот я на чём тебя возьму!

— Обломитесь. Я оттуда всё потратил. И не на себя. Даже за вырученные с металлолома деньги крысу выкупил. Зачёт? Нечем крыть? Или сейчас про краденого осла с тележкой будет?

— Да-а… Что же с тобой, дурачком, делать-то? Мал ещё. Будь постарше — не вывернулся бы. А пока мне взять тебя не за что. Пошёл вон!

— А где здесь Вещий Ворон, не подскажете?

Змей снова начал шипеть:

— Не радуйся, щенок очкастый! Я своё ещё возьму! Иди за мной, там тебе точно конец!

— Посмотрим. Пугать вы тут все мастера!

На самом деле Тобика уже внутри трясло от страха. Он совсем не был уверен, что получится одолеть Змея. А теперь туман с каждым шагом становился всё чернее, но надо было идти вперёд. Цель уже близко! Змей зашипел во тьму:

— Ворон! Ворон! Тут мальчишка. Сам пришёл. По твоей части. А я его одолеть не смог. Мал он ещё для моих искушений. И простодушный слишком. Уж ты не поленись, погуби его. Выручай, на тебя вся надежда, а то без ужина останемся!

Злобно прошипев последние слова, длинное чудовище развернулось, блеснув перед Тобиком чёрной змеиной кожей, и уползло обратно. Ещё один шаг, и впереди разверзлась бездна. Пути вперёд не было. Тишина и тьма. Тобик стоял над пропастью и грустно думал о том, что всё зря… Вдруг вдалеке резко раздался старческий каркающий голос:

— Герой, а дороги здесь не будет! Шагай вперёд, а потом узнаешь, попал ты на островок, или провалился. Смелее, тропиночка-то есть, только её не видно!

Тобик опустился и попытался рукой нащупать твёрдую землю над пропастью. Её нигде не было.

— Уважаемый Вещий Ворон! Я просто спросить Вас пришёл. В кладе трёх атаманов случайно оказалась волшебная…

— Да знаю я всё! Не прикидывайся дурачком, мальчишка! Пройдёшь ко мне — отвечу на три любый твоих вопроса! А нет — не обессудь, валятся тебе в пропасти, на самом дне. Вот тебе первый шаг, чтоб ты не думал, что я тебя обманываю!

И тотчас в шаге от края пропасти Тобик увидел островок твёрдой земли. Не раздумывая, мальчишка сделал этот шаг. Но островок тут же отплыл от края ещё дальше. Теперь пропасть была со всех сторон. Ворон дико захохотал:

— Ха-ха… карр… карр… Вот ты и попался! Решай! Вперед — тридцать три шага. Угадаешь их все, пройдёшь ко мне — и ты смелый человек, настоящий мужчина! Я отвечу на три твоих вопроса, и обратно перенесу. Повернёшь назад — надо угадать всего один шаг, и ты живой здоровый вернёшься домой! Как трус вернёшься, к бабушке и мамочке. Уж такая это пропасть: храбрецы вперёд падают, а трусы — назад. И все мне на корм идут. Думай, кто ты в этой жизни!

У Тобика кровь застыла в жилах. Надо же, так глупо поступить! Обещал Дарёнке не идти в пропасть… Поверил злобному волшебнику… Как же так… Что же теперь делать? Мысли путались, не хотели слушаться. Шагнуть вперёд, в пропасть, наудачу, как герой… Невероятно, чтобы повезло тридцать три раза подряд. Почти верная смерть. Нарушил данное слово и ничего не добился, а только сам пропал. Но зато проявил смелость. Повернуть назад… Расписаться в своей трусости… Один раз угадать шансов куда больше, чем тридцать три… Темнота и тишина…

— Эй, Ворон! Я решил! Я делаю шаг назад.

— Трус!

— Я слово дал не идти в твою пропасть! Не тот случай, чтобы так рисковать!

— Отговорки труса!

— Плевал я на тебя! Ты просто гадкий обманщик! Ты заманил меня в ловушку, но я постараюсь выбраться!

— И будешь жить со знанием того, что ты — ничтожный трусишка? Давай, шагай назад!

— А чего это ты так хочешь, чтобы я пошёл вперёд? Больше вероятности поужинать? Я иду назад! — Тобик решительно шагнул, но островок вдруг приблизился к краю пропасти на шаг, так же, как был раньше. В пропасть упасть не пришлось, мальчишка опять оказался на твёрдой скале у самого края.

— Ну вот, с тобой всё ясно! Гуляй домой, крути клубочек. Смелые дела не для тебя.

— Найду другой способ помочь Дарёнке, обойдусь без тебя! Зато я слово не нарушил, и глупо с жизнью не расстался! Тебя, дурака старого, не позабавил, уж извини…

Вдруг где-то совсем рядом послышались твёрдые, уверенные шаги. Через мгновение Тобик увидел рядом человека в выцветшей солдатской гимнастёрке.

— Иван Никитич! — слёзы навернулись на глазах мальчишки, — я не смог…

— Ты всё правильно сделал! А теперь позволь-ка я с этим злодеем-затейником разберусь!

Ворон, которого не было видно за пропастью, в темноте, услышал сказанное:

— Это кто там ещё мне грозить смеет?

— Рядовой Иван Берсенев. Покажись, чудовище, если ты сам не трус!

— А-а! Призрак Старого Учителя пожаловал! Приди, посмотри! Уговор с мальчишкой остаётся в силе! Только теперь я в вас ещё молнии покидаю. Заодно и меня увидите!

— Тобик, спрячься за камень, — тихо скомандовал Иван Никитич. Я в сорок третьем по минному полю прошёл, помню до сих пор каждый шаг. И тут прорвёмся. Когда пройду и возьму этого мудреца за горло, крикну тебе. Иди по моему следу.

Яркая вспышка молнии озарила пропасть и Туманный Лес. Тобик едва успел шмыгнуть за большой камень. Удар пришёлся рядом, вывернул с корнем сухое дерево. Оно загорелось. Вдали, за пропастью, на горе сидел огромный чёрный ворон. Вот он поднял вверх крылья, и новая молния ударила в скалу на краю пропасти. В бездну с грохотом посыпались камни. Тобик выглянул — Иван Никитич твёрдой поступью шагал поверх пропасти, прямо на молнии. По его следам появлялась узкая извилистая тропинка. Цепенея от ужаса, Тобик стал считать шаги Учителя. Тридцать, тридцать один… Багровый разряд, пожар за спиной… Тридцать два… Всё! Иван Никитич поднимается на гору. Последний разряд освещает всю тропинку до самой горы, Ворон пытается сопротивляться, но тщетно… Твёрдой рукой Учитель держит его за горло, крылья беспомощно хлопают в воздухе:

— Всё! Кар-р! Р-р! — хрипит Ворон, — твоя взяла, Великий Воин, отпусти меня… Я не причиню больше зла твоему ученику. Я отвечу на три его вопроса, как обещал!

— Тобик! — позвал Иван Никитич, — иди по тропинке очень осторожно, не оступись!

Под ногами во тьме проступали черты узкой каменной ленточки, которая петляла над пропастью. Высоты Тобик никогда не боялся. Почему-то на душе стало легко. Ещё ничего не кончилось, но он был не один против всех этих непонятных, жутких чудес. Совсем не думая, что под ногами бездна, мальчишка легко добрался до верхушки горы, где жил Вещий Ворон. Иван Никитич уже отпустил его и присел рядом, на камушке. Тобик подошёл близко, и, наконец-то, смог рассмотреть того, к кому так стремился. Огромный ворон, ростом с человека, сидел, злобно нахохлившись, и, склонив голову набок, сверлил едким, колючим чёрным глазом мальчишку:

— Кар-р! Никто из людей доселе не мог дойти до моей горы! Пройти через Туманный лес мог только вот такой, глупый простодушный ребёнок! Не накопил ещё обид, не завёл пороков… — резкий каркающий голос царапал слух, — диво дивное! И за маленьким большие силы порой становятся! Чтобы пройти мою пропасть одной смелости мало, падали вниз и храбрые, и расчетливые… Удача! Счастье Великого Воина, выжившего и победившего в самой страшной на свете войне… Помощь сильных, молитвы любящих, чистота помыслов, — ты всё собрал, чтобы одолеть меня, глупый мальчишка! Ну что же, будь по-твоему! У меня слово твёрдое, спрашивай!

— Правда ли, Вещий Ворон, что в кладе трёх атаманов хранится волшебный золотой Доброй Феи, который исполнит любое желание? — Тобик чеканил слова резко и твёрдо, как будто боялся, что Ворон не расслышит его.

— Точно так!

— Где спрятан этот клад?

Ворон стал вещать глухо, торжественно и нараспев:

— Пойди на полночь и закат, в семи часах отсюда есть на земле курган, что Волчиим людьми зовётся. Восходный склон его таит в себе провал песчаный, найди там чёрный камень мой, коснись его, и встанет вечный страж сокровищ. За ним пещера, в ней сокрыт предмет, тебе желанный.

От такой речи стало немножко жутко. Иван Никитич пояснил:

— В сорока километрах на северо-запад есть Волчий курган. На восточном склоне, в песчаном провале надо найти чёрный камень, клад будет за ним. Я правильно понял?

— Всё так! Да только страж убьёт любого, кто прикоснётся к тем сокровищам. Я это заповедал, и отменить заклятье я не в силах. И призракам туда заказан ход!

Тобик всё же решил пояснить свою цель, и снова стал обращаться с Вороном уважительно:

— Извините, что я Вам нагрубил, когда Вы меня погубить хотели. Видите ли, нам сокровища не нужны. Дарёнка просто подержит на ладошке золотой, загадает желание и сразу положит его на место. Из клада мы ничего с собой брать не будем.

— Меня не обмануть, я знаю всё на свете! Вы возьмёте! Опасность ждёт вас, я предупредил! Ещё один вопрос, подумай хорошенько!

Тобик задумался. Пережитое в этом Туманном Лесу очень задело за душу. За полчаса мальчишка повзрослел, как будто за год. Сейчас он почувствовал себя сильным и взрослым:

— Где мой отец?

— Он жив во времени ином и ждёт тебя. Ищи дорогу в неизвестность. На этом всё. Подите прочь, герои. Мне надо отдохнуть…

На самой верхушке горы вдруг вместо Ворона возник чёрный вихрь, закрутился, поднял сильный ветер и исчез прямо в небо.

— Ну что же, и мне пора, Тобик! Не опаздывай завтра в школу! Клубочек выведет тебя отсюда к твоим друзьям, — Иван Никитич поднялся, погладил мальчишку по голове, — я горжусь тобой! Сегодня ты многое преодолел… Только не задавайся. Впереди ещё больше.

Учитель спокойно зашагал по тропинке и скоро исчез в темноте. А Тобик пошёл следом, сматывая аккуратно клубочек. Туман уже не казался страшным. Где-то неподалёку прополз Змей, зыркнул жёлтым глазом и прошипел:

— Рано радуешься…

В белом тумане на пенёчке сидела Обида, расчёсывала свои длинные волосы и напевала что-то тоскливое. Заметив Тобика, сказала:

— Живой? Ну что же, молодец… А мы ещё увидимся! Да, ты ведь любишь думать, подумай, а не слишком ли легко ты с нечистью злобной общий язык нашёл? — и дико засмеялась вслед.

Клубочек становился всё больше, туман всё реже и прозрачнее. Завиднелась зелень и ясное голубое небо. Дарёнка, Рыжик и Боцман ждали его.

— Тобик! — Лицо Дарёнки засияло ярче летнего солнца, — Тобик! Ты! Наконец-то! — и больше ничего девочка сказать не могла, из глаз катились слёзы.

— Что за гадкое волшебство такое? Я раз десять в этот туман нырял за тобой, и ничего! Бегаю по полю как дурак, ору, тебя зову, и всё без толку… — Рыжик скакал вокруг Тобика, как мячик, — ну, как там? Рассказывай!

— Противно там, ужас один. И воняет. Вспоминать не хочу. Сколько я там был?

— Полчаса где-то.

— А мне показалось, что полжизни. Меня Иван Никитич спас. Ворон этот хитрый, подлюка. И Змей тоже… Брр… Всё! Чудес с меня хватит. Наотрез отказываюсь от них от всех, кроме ушибленной словарём белки!

Тобик подошёл к тележке, где сидела Дарёнка:

— А ещё меня твой клубочек спас. А значит, и ты! Они там его как огня боятся. Сильная вещь! Держи, пригодится нечисть пугать. Они сказали, что он из шерсти небесных барашков, волшебство необыкновенной редкости. Значит, правда, родители твои нам помогают! Я теперь уверен, что всё у нас получится, и ты будешь ходить!

Рыжик запрыгнул в тележку:

— Ты узнал про клад?

— Сокровища эти спрятаны в каком-то Волчьем кургане, отсюда сорок километров на северо-запад. На восточном его склоне песчаный провал, там чёрный камень. Под ним клад. Только его какой-то ещё страж охраняет.

— Вещий Ворон сказал? — спросила Дарёнка

— Сказал, когда его Иван Никитич за горло взял. Всё! Забыть хочу этот мрак. Я на рыбалку хочу…

— А это мы запросто! Боцман, гони в деревню за удочками! — Рыжик запрыгнул на спину ослу, — а то мы на рыбалку пошли, а удочки забыли! Солнце, воздух и вода! И никаких чудес!

— Да, и в самом деле! — Дарёнка смотрела вдаль, туда где только что был туман, — смотрите!

Тобик обернулся, и с удивлением увидел, что туман рассеивался на глазах. Открывалась обычная картина этого места — ярко-зелёный заливной луг с редкими кусточками серебристой вербы. Никаких камней, мёртвых деревьев, пропасти, горы — ничего этого на самом деле и в помине не было…

— Обалдеть! Умеет же нечисть морочить голову! Вот твари! А бабушке вечером придётся всё рассказать… Я обещал. А то врунишками тоже Змей интересуется. Кстати, это он тем двум рассказал, где мы будем. Подлая личность. Одного только я не понял — как эта нечисть из Леса про людей всё знает… Каждый шаг, каждую мысль! Ох, как же хорошо, что это всё рассеялось…

Расписная тележка, запряжённая старым осликом, катила по нарядной равнине в Отрадное. Сделано трудное дело, рядом друзья, на сегодня рыбалка, — Тобик чувствовал себя счастливым.

Глава 7 Исполнение желаний

За ужином рассказали всё бабе Нюре. Только про третий свой вопрос Вещему Ворону Тобик вообще никому не сказал. Поход в Туманный Лес бабушка, конечно, не одобрила:

— Хитрющие! Знала бы, не пустила ни в какую! В такие страсти полез, с дурей башкой! Отец вон долазилси, где теперя искать, Бог один знает! И ты, маленький, а туда жа… Порода пошатущая, несмирная! Не пущу больше никуда, дома сидеть, грядки полоть будешь. А то вон огород зарастает, а хозяин по туманам шляется, приключений себе на заднее место ищет… — ворчала баба Нюра, а самой в душе думалось: «Хорош мальчонка-то растёт… Отчаянный, твёрдый — истинный казачок!»

Тобик дома сидеть не хотел, как мог оправдывался:

— Я же за делом, баб! Мы теперь знаем, где спрятан клад! Там, среди золотых монет есть одна волшебная, Дарёнка её возьмёт, желание загадает и будет ходить! Ну стоило же полезть!

— По-правде, не верю я в энти ваши чудеса. Доктора, за большие деньги, может, и помогли бы, да чего об этом думать… А клады заговорённые ворошить людям не надо. Как есть не своё, так и зариться нечего! Трудом человек жить должен.

— А я вот верю, баб Нюр! Не может быть, чтобы такие страсти без толку напускали! Есть там что-то!

— И я тоже верю! — поддержала Тобика Дарёнка, — на этот раз мы вместе пойдём, а не один Тобик! Надо попробовать, вдруг получится! Отпусти нас на этот Волчий курган, баб! Пожалуйста!

— Эх, Господи, чаво с вами делать, ума не приложу… Думать буду. А пока сказку вам расскажу. Она хоть и чудная, и корявенькая, а зря народ не складывает. Поразмыслить есть обчём…

Тобику после пережитого в Туманном Лесу думать ни о чём вообще не хотелось, а лучше всего сидеть вот так, в уютном домике, с родными людьми, и сказки бабушкины слушать. Всё прошло, и всё хорошо, и на душе спокойно.

— …Жил в богатом селе мужичок — гулящий дурачок. Не пахал, не сеял, ни детей, ни жены, ни плетей — потому бобылём его в округе звали. Всё-то он слонялся, то тут, то там, да промышлял по-мелочи. Однако ж при том жил он сыто: хоть добром не владел, а и без хлеба не сидел. Порой и денежки у него водились. Вот и стали богатенькие мужички из того села думать: «Как же так? Бобыль не пашет, не сеет, а деньгу имеет!» И решили они допытаться у мужичка-дурачка, в чём тут загадка. Пришли вечерком к нему в избу, и давай расспрашивать. А бобыль-то на голову простоватый был, так им и говорил: «А загадка проста — знаю тайные места! Есть за лесом гора, а под той горой нора. Как приходит День Велик — пеку кулич, кладу его в рушник, несу за лес под горку, да и кидаю в норку! А неделю погодя выйдет Красна Горка, я опять за лес, да и погляну в норку — лежит в ней мой рушник, а в нём самородок не велик! Потом на Радуницу меняю злато на пшеницу. Так и живу — как в сказке наяву!»

Не поверили мужики бобылю: «Что ты, дурак, — говорят, — над нами насмехаешься, а ну говори, где золото спрятано!» Разозлились, стали бить его, допытываться, да и убили насмерть. Приехал урядник расследовать — а они ему красненькую, да водки ведро. На том дело и замяли, дескать, дурачок сам убился…

Да только взяло мужиков потом сомнение: «А ну как правду говорил бобыль…» Велели они лучшим бабам-мастерицам испечь на Пасху большой, красивый кулич, отыскали за лесом гору, а под ней нору, и кулич в самом дорогом, расшитом рушнике туда бросили. Приходят на Красную Горку на то место, думают: «Бобылю-то за его кислый хлебец да бедный рушник кто-то малый самородок клал, а уж нам-то за наше угощение, небось, пуд золота отвесит!» А только видят они: лежит их кулич у норы засохший, нетронутый, а рядом свёрнутый рушник. Развернули — а в нём козьи какашки! Обозлились мужики, камнями нору забили и песком засыпали…

Ушли и забыли, да не надолго! Случилась в тот же год в селе том засуха, обходят тучи поля мужиков стороной, и всё тут! Только раз за лето подошла чёрная туча, ждали дождичка хорошего, а с неба песок да камни посыпались, и побили весь урожай. Разорились мужички, разбрелись кто куда, а какие и вовсе с голоду померли. Жадность да злоба людей до добра не доводит! Так-то!

Тобик, Дарёнка и даже Рыжик притихли и сидели молча. Потом Тобик робко спросил:

— Ну мы же не из жадности… Мы из того клада брать ничего не будем насовсем, на время одну монетку возьмём, желание загадаем и назад положим. Так ведь можно? Мы только попробуем… Вдруг и правда Дарёнка ходить станет!

А Рыжик выступил с предложением:

— А может, я для начала один на разведку сбегаю, а? Узнаем завтра в школе у Ивана Никитича, где этот самый курган, я туда и смотаюсь… На горках в степи обычно суслики любят норки себе рыть, вдруг повезёт! Суслики — белкам родственники, договорюсь, залезу, монетку отыщу! Всего и делов-то!

— Молодец, Рыжик! Классно придумал! Только осторожнее будь, чтобы страж этот тебя не заметил! — Тобик говорил, а у самого в голове вертелось, как Ворон ему вещал: «Меня не обмануть, я знаю всё на свете! Вы возьмёте!» Про эти слова Тобик никому не сказал…

— Хорошо, кабы всё так просто! — баба Нюра, похоже, уже смирилась, что ребятишек в поход придётся отпустить, — а только даже если пролезешь ты, Рыжик, как ты впотьмах нужную монетку-то найдёшь?

Стали думать. Приладить к бельчонку фонарик никак не получалось. В итоге решили: завтра, посоветовавшись с Иваном Никитичем, отправить на разведку Рыжика, а после уж идти всем и просить стража сокровищ одолжить на время волшебную монетку. Баба Нюра всё же вынуждена была согласиться:

— Бог его знает… Ступайте, попробуйте… С бескорыстной душой да на доброе дело-то, чего ж не попробовать…

Утра ждали с нетерпением. Позавтракав, сразу отправились в школу. Иван Никитич встретил Тобика добрыми словами:

— Ну что, герой! Одолел ты вчера злую силу! Молодец! Только не гордись, а то Змей обрадуется. Эта нечисть ещё козни свои строить будет, не забывайте.

— Разве я? — отвечал Тобик, — это Вы одолели.

— Помог немножко. Только в этом мире всё от вас, живых и настоящих, зависит. Память верным помогает!

— А я когда вышел и увидел, что нет никакого леса, что туман рассеялся, а там, на его месте, чистый лужок с цветочками, уже и сомневаться стал, было ли это…

— Конечно было. И проверку на прочность ты прошёл достойно. Как дальше решили поступить?

— Расскажите нам про то место, которое Вещий Ворон указал, пожалуйста!

— Ну, слушайте! Бывают на земле такие особенные места, которые как будто сам Бог отметил. Стоит в поле над рекою огромная гора. Бойко несёт прямо под ней свои чистые, светлоструйные воды батюшка Хопёр, лентой серебристой огибая грозного великана. Назвали люди в незапамятные времена эту гору Волчьим Курганом. Когда-то давно половина его была лесом покрыта, и селились там, в песчаных ямах около вершины, злые серые волки. Лес потом пропал, а волчьи ямы открытыми остались. Первый русский учёный-краевед, сын священника из этой местности, всерьёз полагал, что Волчий Курган — это старый потухший вулкан, а провалы на нём — занесённые песком кратеры. Позднее учёные с ним не согласились — не бывало вулканов на Русской равнине. Решили, что надвинул эту гору древний ледник.

Если смотреть на землю сверху, как видят её перелётные птицы, то понятно, что над ровным, как стол, пространством на сто вёрст в округе возвышается этот исполин. Веками равнодушно взирает он на поля, овраги, реки и леса. И нет для людей удобнее места, чтобы устроить сторожевую заставу, которая всю округу ведает и наблюдает. Из века в век шли с юга кочевые орды, и станом на Волчьем Кургане становились, в него грозных повелителей своих хоронили, а вокруг на лугах заливных стада пасли. А с севера и с запада, из-за великих лесов, приходили заставы богатырские, а потом отряды служилых казаков, ставили заслон для Руси от кочевников, жгли степную траву на сотни вёрст, непроходимой вражьим коням степь делали. Много стрел с того Кургана пущено, много мечей да пик поломано, а ещё больше крови людской пролито. Так и стоит над Хопром древний гордый великан, храня безмолвно многие тайны о земле родной и её людях. В этом-то месте и заповедал Вещий Ворон сложить сокровища трём атаманам. Туда вам путь держать!

В тот же день провожали Рыжика на разведку. Дарёнка держала его на коленках и гладила по рыжей шёрстке:

— Мне так стыдно сидеть, когда вы с Тобиком из-за меня рисковать куда-то идёте! То он один в этот жуткий лес ходил, теперь ты уходишь… Ну почему всё так со мной? Ты только не рискуй, тихонько разведай, и сразу возвращайся! Обещаешь?

— Да всё со мной отлично будет! Прыг-скок, и на месте! Я зверь лесной, опасность за версту чую. Посмотрю, и назад. Не переживай!

Тобик провожал друга за околицу:

— Сказать по-правде, Рыжик, я тоже уверен, что просто стащить золотой не получится. Сильно не лезь, легко там не будет! Главное — дорогу запомни и место как следует осмотри. А уж дело делать все вместе будем. Я в тебя верю, возвращайся скорее! Удачи!

Не оглядываясь, бельчонок поскакал по дороге вдаль. Летнее солнце припекало, но Тобик всё стоял и смотрел ему вслед.

На следующий день к вечеру Рыжик вернулся. Влез в форточку и как закричит:

— Ага, не ждали! А вот он я!

— Рыжик!!! — хором закричали дети.

Баба Нюра, вздохнув, ответила:

— Да как жа не ждали-то… Энта вон весь день сидить, как в воду опущенная, не йисть ничаво! И этот из угла в угол ходить, места себе не находить.

— Ну, как ты? — Тобик снял с окна Рыжика, как будто тот сам не спрыгнул бы, — рассказывай!

— Обрадовать мне вас сильно нечем. Дорогу я нашёл легко, прискакал на место. Гора высокая, на восточном склоне несколько песчаных ям. Большие такие. В одной ещё вода стоит, как будто озеро маленькое. Другие сухие. Встретил местного суслика, он мне всё, как есть, и рассказал. Чёрный камень лежит во второй от озерца яме, я сам его видел. Что находится в пещере за этим камнем, никто не знает. А как подходит человек к тому камню, начинает на земле вихрь крутится, и появляется страж места — казак с огненной шашкой, одетый во всё чёрное. Всех, кто пытается камень тот сдвинуть, рубит казак нещадно. Много людских костей вокруг разбросано. Показал мне суслик норку, которая ближе всего к пещере подходит. Я туда пролез, но дальше никак. Своды у той пещеры каменные, толстые. Пробраться можно в неё, только камень отодвинув. Вот такие дела.

— Молодец, Рыжик! — сказала Дарёнка, — теперь мы всё точно знаем. Поеду я на тележке с Боцманом, и попрошу Чёрного казака одолжить мне на время волшебную монетку. Получится — хорошо, а нет, так нет!

— А мы? — вместе и громко возмутились Тобик и Рыжик, — мы с тобой!

— Вы уже и так много из-за меня рисковали! Можно, я на этот раз сама своё дело сделаю. Я смогу!

— Да как же ты одна за сорок вёрст поедешь? — баба Нюра тоже Дарёнку совсем не поняла, — я с тобой пойду!

— Нет! — твёрдо сказал Тобик, — мы вместе дело начали, нам его и заканчивать! Тебя, баб Нюр, и Дарёнку вместе ослик наш не осилит далеко везти. И восемьдесят километров пешком ты не сможешь. Пойдём Дарёнка, я, Рыжик и Боцман. По-другому никак.

Рыжик поддержал друга:

— Правильно Тобик говорит. Голосуем! Нас двое, мы победили!

— А нас тоже двое! — не согласилась Дарёнка.

— А Боцман за нас! — нашёлся Рыжик, — я точно знаю! Если не веришь, сходи спроси.

— Верю… — Дарёнка уткнулась взглядом в стол и замолчала.

— Мы обещаем во всём тебя слушать! — Тобик придумал, как её растормошить, — в этом походе ты — командир! Как скажешь — так и будет. Только возьми нас с собой! Обещаешь, Рыжик!

— Так точно! И Боцман обещает, я знаю!

— Ладно, согласна! — уговоры друзей подействовали, Дарёнка заулыбалась, — печем пирожки в дорогу!

— Ну, господь с вами! Только никуда не лезть! — строго приказала баба Нюра. На том и порешили.

А где-то на окраине города, в лачуге, тем же вечером Змей нашёптывал Штырю:

— Мальчишка-очкарик, который тебя обидел, с белкой и ослом, узнали, где спрятан клад! Они пойдут завтра, следите за ними! Там горы золота! Ты будешь сказочно богат…

Утро уже поднялось над степью, засияло беззаботно и чисто, зазвенели в небе витыми трелями жаворонки. По пыльной дороге бойко двигалась расписная повозка, Боцман катил её в приподнятом настроении. Сидели в ней все трое: Тобик, Дарёнка и Рыжик. До рассвета ещё поспорить успели: Тобик хотел пешком идти, чтобы старого ослика не утомлять, тогда Боцман заупрямился: «Или всех повезу, или никого!» Рыжик с Дарёнкой его поддержали, в итоге ехали все. Мысли Тобика теперь заняты были дорогой: он боялся, что Рыжик её не запомнил и они заблудятся. Но сомнения были напрасны. Память на места Рыжика, как настоящего дикого зверя, никогда не подводила. Людям далеко до животных по этой части. Дарёнка казалась рассеянной и задумчивой, всё больше молчала. Рыжик ни о чём не беспокоился и уверенно смотрел вперёд. А между тем кому-нибудь из наших друзей очень стоило бы обернуться: метрах в ста позади, на краденых велосипедах ехали Штырь и Хомут. Вот у кого настроение было превосходным, и никаких сомнений… Штырь ерзал и пританцовывал, сидя на велике, до того обрадовала его нежданная возможность сказочно разбогатеть. Хомут крутил педали, зло ссутулившись, решительно. Ясно было, что эти двое ради денег готовы на всё.

К полудню перед нашими путешественниками предстала та же великолепная картина, что видели триста лет тому назад атаманы восставших казаков, когда везли прятать свои сокровища. Ровная, как стол, степь, зелёная, расцвеченная яркими островками полевых цветов, расстилалась под суровой глыбой седого Волчьего Кургана. От ветра ковыли волновались на нём сильнее, чем внизу, и он казался живым, дышащим великаном.

— Я чувствую недоброе! — Дарёнка вдруг с жаром заговорила, — я чувствую здесь смерть! Давайте вернёмся, повернём назад и уедем отсюда, пожалуйста!

— Ну вот, приехали… — Тобик чего-то подобного ожидал, — отступать в одном шаге от победы из-за девчачьих капризов! Столько прошли, рисковали… Тебе самой-то не стыдно?

Рыжик поддержал друга:

— Ну ты чего, Дарёнка? Тут делов-то осталось… Я тут каждый шаг облазил, никаких страстей!

Дарёнке и в самом деле стало стыдно перед друзьями, она насупилась и замолчала. Начали подниматься на гору. Боцман упорно тащил тележку вверх, стиснув зубы. Тобик слез и пошёл пешком. Безотчетный страх девочки вдруг передался всем, но признаться в этом никто не хотел. Склон, где когда-то давно был дубовый лес, теперь порос терновником. Пришлось петлять между невысокими жёсткими кустами. Добрались до провала с небольшим озером. На песочке у воды грелись две гадюки. Завидев путников, они молча расползлись в разные стороны. Рыжик решил подбодрить друзей разговором:

— Мы почти на месте. Смотрите, вон там! В следующей песчаной яме! Всё тут обыкновенно, даже весело…

Ветер завывал в кустах как-то особенно зловеще. Тобик про себя думал: «Триста лет обходили стороной это место дикие звери, пролетали мимо птицы. Даже волки в этих ямах давно перестали водиться. И только чёрные змеи-гадюки здесь не боятся. Люди давно уже забыли тёмные предания о проклятом кладе. Жутко… Но до страсти интересно!» А вслух сказал:

— Да, страшновато… Но если вернёмся, значит, мы струсили. Сделаем дело — тогда и бояться будем!

— Тогда уже поздно будет! — ответила Дарёнка, — так, вежливо просим этого Чёрного казака, никто никуда не лезет! Если откажет — сразу едем домой!

Рыжик соскочил с тележки:

— Вон там! За кустами. Слева песок, над ним обрыв. Там заросший мхом чёрный камень. Это и есть вход в пещеру. Действуем, как договорились: вы вперёд, в атаку, а я к суслику в норку… Чего-то вы даже не смеётесь… Эй! Всё будет хорошо!

Колёса увязли в песке. Боцман остановился. Сердце Тобика бешено колотилось. Он твёрдо и быстро подошёл к камню, ухватился за острый край и попытался его отодвинуть. Камень стоял крепко, даже не шелохнулся. Мальчишка навалился изо всех сил, ноги заскользили по песку. Камень не дрогнул. Вдруг завыл сильный ветер, налетел вихрем, сбил Тобика с ног и отбросил от камня к тележке. Дарёнка пыталась перекричать ураган:

— Хватит! Не трогай его! Вставай, поехали назад!

Прямо перед камнем образовалась вдруг воронка чёрного вихря, кружилась, вертелась и постепенно приняла человеческий облик. Перед изумлёнными детьми появился суровый бородатый человек, одетый в чёрный казачий чекмень и мохнатую шапку-трухмёнку, тоже чёрного цвета. Сбоку висела в серебристых ножнах большая сабля, за поясом — витая нагайка. Серые волчьи глаза придавали землистому лицу свирепый вид:

— Здорова живёшь, малый, — произнёс Чёрный Казак тяжелым, равнодушным голосом.

— Слава Богу! — душа у Тобика ушла в пятки, но уроки бабы Нюры он не забыл, ответил, как полагалось.

Из-за кустов за происходящим очень внимательно следили Штырь и Хомут. Они страшно трусили, и, окажись на месте детей, давно бы бросились наутёк, но жажда добычи заставляла сидеть в кустах:

— Р-реаль-но страшный чувак! Давай валить можа, а? — у Хомута тряслись губы.

Штырь зашипел на него:

— Завянь и сиди! Нас никто не видит! Сабля-то старинная, за такую сто тыщ дадут! А прикинь, чё там, в пещере! В нужное время выскочим и возьмём, и всю жизнь в шоколаде!

Злодеи замолкли и притаились. Тобик внимательно смотрел на саблю и большие, узловатые руки Чёрного Казака. Тот смерил тяжёлым взглядом мальчишку, потом осла и сидящую в тележке девочку:

— Подьте-ка отсюдова! И дорогу забудьте, коли жизнь дорога!

— Дяденька, мы здесь не случайно, — начал Тобик, тщательно подбирая слова, — мы шли к Вам, чтобы попросить у Вас помощи. Мы знаем, что это за пещера.

— Какой нынче век?

— Двадцать первый.

— И не унялись ещё! Эк, живучая у народа память… Коли знаете, убить я вас должон! Стеречь мне эту пещеру наказано вечно, и ни один человек не коснётся сокровищ, в ней сокрытых! — гулкое эхо повторяло откуда-то сверху слова Чёрного казака, наводя ещё больше ужаса, — так велели мне три атамана!

Мощная рука коснулась эфеса сабли. В тот же миг Тобик, напряжённо следивший за каждым движением казака, отпрянул назад. Казак выхватил саблю мгновенно. Яркий слепящий свет разрезал воздух и зацепил камень. В нём образовалась небольшая трещина. Тобик сумел увернуться от удара. Дарёнка закричала:

— Нам не нужны Ваши сокровища! Мы ничего у Вас не возьмём. Мы никогда никому не скажем, что были здесь! Послушайте меня, пожалуйста! Есть очень старая история про одну девочку, которой Добрая Фея подарила на свадьбу волшебную золотую монетку. Эта монетка здесь, в вашем кладе! Волшебство ещё действует! Нам всего-то и нужно найти в Вашем кладе этот золотой, я положу его на ладонь, попрошу Фею сделать чудо, чтобы я смогла ходить, и всё! Мы вернём вашу монету обратно. Золота вашего… — тут Дарёнка заметила, что за спиной Чёрного Казака мелькнул пушистый беличий хвост, — нам не надо! А вы сразу шпагой махать, детей убиваете!

— Энто у мене сабля! Хотел бы — убил давно! Махнул так, пугануть вас… — Чёрный Казак спрятал саблю обратно в ножны, слепящий свет прекратился, — эк я камень-то свой зацепил!

Тобик, который тоже видел, что Рыжик успел шмыгнуть через разлом камня в пещеру, стал отвлекать внимание:

— Понимаете, золотой, он отличается от других, там вместо портрета короля нарисована женщина, эта самая Добрая Фея! — Тобик говорил очень громко, на самом деле он пытался напомнить Рыжику, что надо искать.

— Чего ты орёшь, малый, я не глухой!

— Извините, это молния Ваша так меня… Дарёнка просто положит на ладошку этот золотой, портретом Феи вверх, скажет заветные слова и попросит, чтобы ноги её поправились. Вам никакого убытка не будет! Мы сразу положим монетку на место! Разрешите нам войти в пещеру и поискать её там, мы ничего больше не возьмём, честное слово!

— Хитро! Разжалить мене решили… Да я народу порубал больше, чем вы годков прожили, щенки сопатые. А ну вертай осла свого, да катися под горку, пока я добрый!

— Ну атаманы же для народа своего золото копили, а эта девочка и есть народ тот самый! Мы же на доброе дело!

— Поди прочь! Ни один человек клада атаманского не коснётся! Не я так заповедал! Я — страж сокровищ, моё дело убить любого, кто на казну позарится! Молись Богу, что жив остался!

А тем временем Рыжик в тёмной пещере вовсю копался в груде монет, пытаясь отыскать нужную. Он так увлёкся, что случайно зацепил серебряный чеканный кувшин восточной работы. Раздался грохот. Чёрный Казак услышал, что в пещере кто-то есть:

— Энто кто ещё там? Ах, тати! — одной мощной рукой он смахнул камень. Изумлённому взору наших друзей открылись сокровища: золотые украшения, драгоценные камни, серебряная посуда, горы золотых и серебряных монет самой разной чеканки, — всё вперемешку было свалено в этой пещере. И во всём этом увлечённо копался маленький рыжий бельчонок.

— Тьфу ты… — Чёрный Казак не воспринял Рыжика всерьёз, — уж и залез, успел! А ну брысь!

Солнечный свет впервые за триста лет осветил сокровища. Они сияли завораживающим блеском. Штырь и Хомут из кустов увидели эту волшебную картину и забыли про всякую осторожность:

— Вот теперь вперёд! Это всё моё! — скомандовал Штырь и вылез из укрытия. Хомут, не сводя глаз с сокровищ, последовал за ним.

Но этот же свет помог Рыжику — среди монет он увидел прямо перед собой золотой с женским портретом! Недолго думая, бельчонок схватил его и бросил:

— Дарёнка, лови!

— Ах ты вона как! — Чёрный Казак выхватил саблю и воткнул её в груду монет. Брошенный Рыжиком золотой завертелся в воздухе, описал дугу и упал прямо на ладошку Дарёнки женским портретом вниз… Рыжик шмыгнул от страшной сабли за какой-то самоцветный ларец, Дарёнка закричала изо всех сил:

— Добрая Фея, приди, помоги!

В тот же миг на неё налетели Штырь и Хомут. Тележка опрокинулась, девочка упала, запряжённый Боцман пытался ей помочь, но не смог. Тобик схватился с обезумевшим от вида золота Хомутом, но Штырь вырвал монетку из рук девочки и дико заорал:

— Моё! Всё моё! В пещеру, Хомут!

Озверевшие от жадности негодяи совсем забыли об опасности и рванули в пещеру. Молнией сверкнула сабля Чёрного Казака. Свист, гортанный вопль… Голова Штыря, бессмысленно хлопая глазами, покатилась по песку, оставляя кровавый след. Туловище снопом повалилось на проклятое золото. Хомут было отскочил, но второй взмах сабли-молнии догнал и его. Обезглавленное тело дёргалось прямо перед детьми, голова улетела в кусты… Дарёнка дико завизжала. Тобик стал её поднимать, шепча:

— Не смотри туда… Не надо…

Чёрный казак спокойно вытер кровь с сабли о полу чекменя, нагнулся, взял из мёртвой руки Штыря злополучную золотую монетку и равнодушно бросил её в кучу:

— Казак дело знаить! Не балуй тута! — и устало присел на камень.

Рыжик тихонько выбрался из пещеры. Казак смотрел куда-то вдаль:

— Так-то, ребяты! Нечего вам тут! Домой ступайте… — Казак усмехнулся, — это ж надо! Белку научили! Вот анчутки малые!

Тобик поднял тележку, помог Дарёнке подняться и сесть в неё. Девочка тихо плакала:

— Как же так можно… Они же только что живые были. Разве можно живым людям головы рубить…

Рыжик запрыгнул и уселся рядом с виноватым видом:

— Прости меня, Дарёнка! Я хотел, как лучше…

Девочка, не переставая плакать, молча погладила его и усадила на коленки. Унылый взгляд Боцмана, казалось, говорил:

— Ну пойдёмте уже отсюда, хватит злоключений, всё равно без толку.

Тем временем высоко в небе появилась еле заметная тёмная точка, которая быстро приближалась. Через минуту уже было ясно видно, что на Курган, прямо к пещере, летит небольшой человек странного вида, со стрекозьими крыльями за спиной. Ужас и отчаяние настолько придавили ребятишек, что никто не обратил на него внимания. Чёрный Казак по-прежнему сидел на камне около своих проклятых сокровищ, нахмурившись и глядя перед собой в землю. Странный человечек, наконец, приземлился. Он был одет в старинного покроя сюртук, помятый и грязный, и сам имел вид крайне неопрятный с ног до головы: старые сбитые туфли, крылья пыльно-серого цвета, недельная щетина на морщинистой физиономии. Никто по-прежнему его не замечал. Тогда он встал прямо перед пещерой, театрально раскланялся и торжественно произнёс:

— Честь имею представиться: Злой Фей! Откомандирован по вашему собственноручному заявлению-с прямо из канцелярии госпожи Доброй Феи. Исполняю желания наоборот-с! А у вас тут, я наблюдаю-с, неприятности…

Наконец его все заметили и осматривали с одинаковым недоумением. Никто не отвечал.

— Решительно со мною такое впервые-с! Перед вами волшебник-с, прилетел исполнять ваше желание-с! Что же вы молчите… Не рады-с?

Тобик, запинаясь, наконец ответил:

— Тут вот… головы отрубленные лежат… Люди погибли. А вы комедию ломаете… Вы откуда взялись?

— Странное, право, дело-с! Говорю же вам: Злой Фей я, исполняю желания наоборот! Барышня волшебный золотой брали-с, слова говорили-с… Монетку требовалось портретом моей госпожи вверх ложить-с, а вы наоборот-с, некоторым образом… Чему же удивляться! Всякой предмет обратную сторону имеет-с, доподлинно известно! И волшебство тому не исключение-с! Кто бы на свете радовался необычайной доброте, блеску и великолепию госпожи Доброй Феи, кабы не было, для сравнения, моей скромной должности-с! Да только вы не извольте сомневаться, сотворяю волшебства я ничуть не хуже, а может, скорее, наоборот-с! Скажу вам по-секрету, сдавать стала старушка! Иной раз таких чудес налепит, и смех, и грех! Вот недавно, в ваших краях где-то было дело — вызвали её в ночной клуб-с. Очередной бесприданнице нужда приспичила-с: нарядиться, сынка олигарха обаять-с, замуж сходить по-быстрому-с… Ну, всё по её, Доброй Феи, части. Я, знаете ли-с, эдаким карамболем не занимаюсь. Так в полночь в тыкву превратилась не машина на стоянке-с, а сама девица! И в самый пикантный момент-с… Только этот принц соизволил, так сказать, поинтересоваться… А ему аршинный полосатый овощ! И скандал же был! Папаша-олигарх сыночка своего полгода лечил от заикания… и от поноса…

Никто не засмеялся над анекдотом странного волшебника. Мёртвые негодяи по-прежнему лежали на песке. Душевная тяжесть не отпускала. Злой Фей понял свою нелепость и решил побыстрее сделать дело:

— Ну-с, желание у вас, барышня, одно-с, в вашем состоянии здоровья оно очевидно-с! Исполняю всё наоборот-с, поскольку злой я! Думайте, коли умом вас Создатель не обидел. Формулируйте тщательно! Я весь внимания-с.

Дарёнка наконец-то поняла, в чём дело. Тобик, Рыжик, Боцман и даже Чёрный Казак — все присутствующие молча смотрели на неё и ждали. А она смотрела пристально и тяжело на тела убитых. «Чего они от меня хотят? Я не знаю ничего… Я не могу так…» — мысли всплывали и уходили. Больше всего хотелось домой, и чтобы всего этого в жизни не было. Тобик смотрел на неё, смотрел и всё понял:

— Решай сама. Про нас не думай! Хорошо, что не мне это решать — я бы с ума сошёл! Только не ошибись, когда говорить будешь: он злой и делает всё наоборот!

Дарёнка как будто очнулась ото сна:

— Да, я помню… — голос её стал твёрдым, даже резким, — я хочу, чтобы эти двое, с отрубленными головами, чтобы они… не оживали! Никогда! Прямо сейчас!

Её трясло. Плакать уже не было сил:

— Тобик, Рыжик, простите меня, мои хорошие… Я так не могу…

Злой Фей пожал плечами и скорчил гримасу недоумённого разочарования:

— Они и так, некоторым образом… неживые… Надо же было такую нелепость заказывать! Хотя, чего это я, мое дело исполнять-с. Не извольте сомневаться-с! Лучший ученик госпожи Доброй Феи-с! Разжалован на свою нынешнюю должность по недоразумению-с. Подавал большие надежды-с, отлично учился и даже писал стихи-с! Пардон, но здесь недокомлект…

Злой Фей никак не мог найти голову Хомута. Тобик показал:

— Там, в кустах посмотрите!

— А, вот, теперь порядочек! Бывал я в этих краях в последний раз в веке девятнадцатом… Красивое было времечко, доложу вам…

За болтовнёй Злой Фей небрежно привинчивал голову Хомута к телу Штыря, как будто большую лампочку в патрон:

— Славно мы кутили у одной барыни… А нынче, я смотрю, и нравы, и речь — изменились совсем! Да-с, бежит времечко…

Фей бросил одно тело и принялся за другое. Теперь он прилаживал голову Штыря к телу Хомута. Тобик попытался вмешаться:

— Извините пожалуйста! Это вот от того голова, а Вы её сюда… Надо туда! Или Вы вообще всё наоборот делаете?

— Не мешайте, молодой человек-с! Чудеса — это вам не шутки! Я, можно сказать, священнодействую-с! А Вы с советами… Нехорошо-с! Вы, барышня, во мне не сомневайтесь! Пристрастие, так сказать-с, имею, не стану отрицать! За это и разжалован в Злые… Но дело свое знаю-с! В лучшем виде-с! — с этими словами Злой Фей отпустил смачный щелбан голове Хомута. Тот ожил, затрясся и начал безумными глазами озираться вокруг. А Фей продолжал:

— Огурчики будут-с! Лучше, чем мама родила-с! — второй ядрёный щелчок пришёлся по лбу Штыря. Оживлённый негодяй передёрнулся и открыл глаза:

— А! А-а-а! Я-я! Это не я! Руки… не мои! Ноги! Ты чё сделал, стрекозёл тупой? Как я буду…

— А-а-а! — выл рядом Хомут. Страшно выпучив глаза, он побежал вниз, споткнулся, упал, вскочил и побежал ещё быстрее. Следом за ним погнался Штырь с воплями:

— Отдай моё, руки, ноги, мои!

Про сокровища оживлённые негодяи даже не вспомнили. Злой Фей напутствовал:

— Эти двое прямиком побежали в жёлтый дом! Или как там у вас нынче эти заведения называются? И надо же вам было, барышня, на такую дрянь единственное желание переводить! Н-да-с! Развязка… Использовали меня, можно сказать, по прямому назначению. А так хотелось хоть разок доброе дело сделать! Теперь чудо своё Вы, извините, про… жалели-с…

Рыжик не выдержал:

— Фей, ну хватит уже! Без тебя людям тошно!

— Людям! А мне, по-вашему, нет? Конечно, я же не человек! Волшебникам, Феям там разным чувства не полагаются? — тут только до Фея дошло, что с ним говорит белка, — А-а! Первое заклятье мещёрских волхвов вот как обернулось… Очень интересненько! Ты, рыженький дружочек, даже не представляешь себе, что ты на самом деле из себя представляешь! Лучше тебе не знать!

Но Рыжик пропустил последнее мимо ушей, у него появилась мысль:

— Не человек!!! Как я, разумный, не человек, но только с руками и карманами!

Бельчонок подбежал к Злому Фею, ухватил его за штанину и стал тащить к пещере с сокровищами.

— Э, ты чего?

— А ну, попробуй, вдруг у тебя получится! Тут только людей убивают!

— Да мне эти красоты как-то без нужды-с!

— Да перестань ты с-кать, тут уже давно так не говорят! Хотел доброе дело сделать, давай попробуем без волшебства! В наш век доктора иногда чудеса делают, но за деньги!

— Правда, что ли?

Тобик подтвердил:

— Да! Бабушка говорила, что это может быть!

— Нет! — закричала Дарёнка, — хватит уже! Он всех убивает, не надо пробовать!

— Меня? — Злой Фей захохотал, — я бессмертный волшебник, всесильный и ужасный!

Сидевший всё это время безучастно Чёрный Казак оживился:

— Ой ли? А ну, подь сюды, глянем!

— А давай! — смешной, маленький помятый человечек с нелепыми крыльями неожиданно выпрямился, стал серьёзным, твёрдым и жёстким. Прямо глядя в глаза Чёрному Казаку он уверенно пошёл в пещеру. Все замолчали в изумлении, и только Дарёнка тихо шептала:

— Не надо, дяденька, не ходите…

Чёрный Казак замахнулся, огненное лезвие сабли сверкнуло в воздухе и ударило прямо по спине странного волшебника. Крылья упали не песок. Закапала кровь. Злой Фей медленно повернул голову и сурово произнёс:

— Не замай, казачок! Мы же с тобой одинаковые. Тебя определили навечно чужое барахлишко сторожить, да рубить людишек, кои не него позарятся. А меня летать и гадости делать, желания обламывать… Тебе не надоело? Задача была тебе поставлена, чтобы ни один человек в пещерке бирюльки не трогал. Ты своё дело справно исполнил. Я — не человек! Вот и крылья у меня… были. Ну сблажила девчонка, по доброте душевной от счастья своего отказалась, чтобы ты лишний грех на душу не взял! Она пожалела, и ты пожалей! Много не убавится, я лишнего не возьму! Уж поверь, служивый! Отплачу, сколь требуется на лечение, остальное верну до копеечки! Авось поставят доктора девку на ноги! Не прохиндеям же тем золотишко, а на доброе дело! Нешто атаманы твои не одобрили бы?

Чёрный Казак отвернулся, с прищуром посмотрел вдаль. С Хопра тянуло речной свежестью. Хотелось дышать.

— Могёт быть, и одобрили… Ты за крылья-то больно не серчай…

— А ничего! Месячишко летать не смогу, потом новые отрастут. Возьму пока больничный, гадости людям не буду делать.

— Так ты, стало быть, и летаешь, всё наоборот стряпаешь, чаво ни попросють?

— Должность такая…

Казак вздохнул полной грудью, смерил взглядом сбившихся в кучку своих гостей, остановился на тоненьких ножках Дарёнки в самовязаных шерстяных носочках:

— Стои тама, подставляй карманы…

Он нагнулся над кучей сокровищ, равнодушно, полной жменей зачерпнул золотых монет и всыпал их в карман драного сюртука Злого Фея.

— Спасибо Вам большое, дяденьки… — Дарёнка опустила глаза и отчего-то покраснела, — я никогда не забуду Вашей доброты!

— Лечися, дочка! — ласковые слова Чёрного Казака звучали неожиданно и странно, — и тебе, спаси Христос… Ить надо, двоих колдовских злыдней доброте научила…

Камень легко, как пушинка, поднялся и захлопнул пещеру. Чёрный Казак постепенно растворился в воздухе, как будто ничего и не было.

На окраине большого города красовалось новое нарядное здание больницы. На стоянку то и дело подъезжали машины и автобусы, по дорожкам сновали люди. Народ смотрелся пёстро и разно: мамы с детишками в разноцветных одёжках, старушки в ситцевых халатах, мужики в камуфляже, медики в светлых костюмах и шапочках. А обрывки разговоров слышались одинаковые: анализы, направления, документы, процедуры, операции…

Рядом с больницей устроен уютный сквер с ёлками и лавочками. Чисто, ухоженно, красиво. Рыженький бельчонок сидел на верхушке одной из ёлок и напряжённо смотрел в окна больницы. Внутрь было никак не пробраться… Две медсестры, только что закончившие смену, вышли подышать воздухом и присели на лавочку. Рыжик услышал их разговор:

— Поглядеть так — кого только у нас тут нету…

— А вчера вообще цирк. Какой-то бомж, чудной такой, как из театра оперетты, привозит на тележке девчонку на коммерческую операцию. А у девчонки ни документов, ничего вообще… Из дальней деревни.

— Ужас! Как люди живут, о чём думают…

— Ну вот, его было хотели прогнать, а у него полные карманы денег и золота.

— Да ты чё?

— Да! Заплатил за срочную операцию, лучшую палату… Девчонке махом документы сделали, уже готовят… А бомж тот как-то узнал, что я её вести после операции буду, подходит и говорит: «Вы, барышня, уж постарайтесь, за племянницей моей ходите, как следует, не обижу,» — и мне в руку суёт монетку… Я — то ли смеяться, то ли прогнать его… А глянула, в руке у меня — смотри чего!

Медсестра достала из кошелька увесистую старинную золотую монету:

— Вот думаю, отдать ювелиру перстень сделать, или продать?

— Ты чё, дура? Продать конечно! Это же дукат какой-то, старинное золото, чистой пробы… За него сто тысяч дадут! Шубу себе купишь, самую шикарную! Чего же ко мне-то такой бомжик не подкатил…

— Сегодня бабушка приехала, за той девчонкой ухаживать. Всё переживает, как бы внучку после операции в интернат не отдали. Чудные такие!

— Деревня… Где же они столько денег взяли, клад, что ли, нашли?

— Ой, смотри, белка!

— Где?

— Да вон, наверху!

— Правда! Какая прикольная! Рыженькая!

— А хвост какой пушистый! Ай, красотулька!

Рыжик помахал медсёстрам лапкой и перескочил на другое дерево.

В августе мама забрала Тобика из Отрадного в город:

— Бабушка в больнице лежит, чего тебе там делать? Поедем домой. Дядя Миша на вахту в Москву уехал. Будешь с Алёнкой играть и мне по дому помогать. Знания на досуге подтянешь, чтобы в этом году троек не было!

Ну как ей было объяснить, что у Ивана Никитича он за месяц выучится лучше, чем за год в своей городской школе, что Боцман по старости захворал, что корову Малинку Злой Фей доить никак не научится… Наконец: огород, речка, рыба, грибы! Никак маме этого не объяснить… Пришлось в город уехать.

На хозяйстве в Отрадном остался один Злой Фей. Крылья всё не отрастали, и приступить к злодейской работе он по состоянию здоровья не мог. Пришлось глупому мальчишке учить великого волшебника рубить дрова, топить печь, полоть огород, и, наконец, доить корову. Повеса из века девятнадцатого из него совсем выветрился. Фей учился старательно, и постиг все премудрости сельской жизни очень быстро.

Вот уже неделю он жил один. Сменивши старый сюртук на старую фуфайку, сидел он на лужайке, пас корову и думал: «Как же хорошо без крыльев и чудес! Если бы не встретились мне эти ребятишки, так бы и пропал. Что за жизнь, когда можешь всё? Вот прямо так, без усилий… Хочешь коньяку — раз палочкой! Вот тебе коньяк. А к нему молочный поросёнок жареный. Одно, другое, третье — всё просто так! Тоска… Вспоминать неохота. Радоваться жизни совсем разучился, всё из-за этого волшебства, будь оно не ладно! А тут вот: и еда простая, и труды тяжёлые, а радостно… Не хочу назад, в сказку. По-человечески пожить хочу! Так и скажу Доброй Фее…» — думы брели неторопливо, сами собой, как корова траву жевала, — «Боцмана жалко! Ушёл в лес. Совсем ушёл. Пора его настала… Добрый был коняка, даром, что осёл! Как ребятишкам сказать, прямо не знаю… Расстроятся… Эх, жизня! Завидую ему… Прожил свою ослячью жизнь по-доброму, не всякий человек так может! Тем более Фей. Злой! Фу, как противно вспоминать свою должность! Сена на зиму должно хватить. Вернётся баба Нюра, а у неё всё справно, по-хозяйски, будто и не уезжала. А лететь на работу осенью всё же придётся. Так и буду всех клиентов теперь предупреждать, пусть башкой думают, загадывают желания правильно! Как Дарёнка. И не будет от меня разочарований и обломов… Фея старая, авось не догадается… А узнает, и чёрт с ней! Другого дурака пускай себе ищет в противоположности. Уйду совсем, коров пасти буду…» — Фей задремал, привалившись у берёзки. Первый раз в жизни на душе у него было легко и спокойно.

Двадцать третье сентября. Последной урок — русский язык. Цокая каблуками, по ряду проходит Ольга Сергеевна:

— На прошлом занятии мы писали сочинение на тему «Как я провёл лето». Сейчас давайте разберём ваши работы. Сразу скажу — большинство из вас с заданием справились хорошо. Порадовали, молодцы! Вот, например, Анжелиночка Хрякина описала, как ездила с родителями на отдых в Турцию. Очень красиво изображено море, отели, пляжи, рестораны и бассейны. Я читала, и самой туда захотелось. Заслуженная пятёрка. Витя Макаров писал про то, как летом в Москве он посетил океанариум. В сочинении он подробно и красиво рассказал про разные виды рыб и морских животных. Познавательно и ярко. Оценка — отлично. Бугаев Максим отдыхал в детском лагере в Сочи. Он описал в своём сочинении, как загорал и занимался спортом. Интересно, но многовато ошибок. Четыре. Своё посещение парка аттракционов и прохождение увлекательного квеста описал Егор Терёхин. Отлично рассказано про технические новинки, а испытание потребовало много смелости и находчивости. Просто браво. Пять.

Тобик сидел один, на первой парте у окна. Учительницу он не слушал, смотрел на улицу и размышлял: «Вот на летних каникулах, ближе к августу как-то всегда теряется счёт времени… Какой день, какое число — никто не помнит! Ещё лето — и всё тут. Ещё дни долгие и тёплые, а уже яблоки, груши, арбузы и дыни. После дождичка можно за грибами, а если жарко и сухо — купаться! Можно всё, что хочешь! Оттого и время летит незаметно… Тихо, как первый пожелтевший листок падает в лесной глуши, подкрадывается осень. Её никто не ждёт, сначала даже никто не замечает… А потом как-то вдруг: было небо ясно, а теперь серенько, дождики длиннее и скучнее, вода в речке остыла. Скоро и дни короче станут, а ночь прибавится… Всё. Бесконечное лето разогнало холодным ветерком, будто и не было его… Теперь дело! Пошли в ход книжки да тетрадки и опустели детские площадки! Я, как Рыжик, в рифму стал слагать… Где-то они теперь, друзья мои… Даренку скоро, наверно, выпишут. Хорошо Рыжику, живёт где хочет…

— … А самые скучные, неинтересные каникулы были у нас, ребята, у Толи Шахматова. Вот что он пишет: «Лето я провёл у бабушки в деревне. Я там полол грядки, ловил рыбу и слушал бабушкины сказки».

— А у его мамаши денег нету! Вот он и корячится в селе на грядках! — с места крикнул Бугаев, — Лопух очкастый!

В классе засмеялись. Учительница заступилась:

— Ну зачем же так, Максим? Может, человеку просто интересен сельский труд. Хотя, в самом деле, Толя, мог бы и как-то более увлекательно время провести! Мы живём в мире, полном чудес и новых возможностей, можем посещать далёкие моря и страны, пользоваться новинками технического прогресса! Столько всего удивительного вокруг! А Шахматов предпочитает всем этим чудесам бабушкины грядки и сказки! Скучно и стыдно!

Тобик не слушал, отвернулся и смотрел в окно. По аллее, прямо по первым опавшим жёлтым листочкам к школьному крыльцу шла Дарёнка. Шла своими ногами, легко и уверенно. Впереди весело скакал Рыжик. Они о чём-то болтали и улыбались.