Необратимость вины (СИ) [Kyklenok] (fb2) читать онлайн

У меня с Марин уникальные отношения бесценного доверия.

© Жордан Барделла

В этот момент я думаю о двух женщинах, без которых я не был бы тем, кто я есть сегодня, о двух женщинах, которым я обязан всем, и которые мне особенно дороги. Я думаю о своей матери, и я думаю о Марин.

© Жордан Барделла (его речь после объявления результатов выборов)

Дверь кабинета была такой же массивной и неприступной, как и его бывшая хозяйка, и поддалась Марин не сразу. Внутри, к её великому облегчению, никого не было, ведь меньше всего на свете ей бы хотелось сейчас встретиться с Жорданом.

Он был её другом и верным соратником, готовым устлать пол под её ногами политическими победами… Но произошедшее прошлой ночью — то, что сорвало все стоп-краны, барьеры, запреты и табу между ними — должно было многое изменить.

На прошедшем месяц назад партийном съезде было официально объявлено об уходе Марин с поста президента и представлены два кандидата на эту должность, одним из которых являлся Жордан{?}[Вторым кандидатом был Луи Алио.]. Если бы их отношения необходимо было описать одним словом, для Марин это было бы “доверие” — безграничное, всепоглощающее, бесценное. И в своей агитационной речи Жордан произнёс именно эти, посвящённые Марин, слова. Его глаза блестели преданностью — только ли политической? — и надеждой. Он смотрел на неё взглядом, полным благодарности и… какого-то благоговейного трепета. А Марин искренне надеялась, что всё это ей только померещилось. Но нет… На объявлении результатов голосования и чествовании нового президента, которым стал Жордан{?}[Жордан победил с 85% голосов и стал новым президентом партии “Национальное объединение”.], он смотрел на неё точно так же.

Вечер после официальной части мероприятия протекал легко и неспешно, алкоголь мягко обволакивал и расслаблял. Сложно было понять, когда именно всё пошло не так…

Когда ночью Марин решила поехать в штаб-квартиру партии за необходимыми ей документами, и Жордан последовал за ней, она не возражала.

Когда он оказался слишком близко, когда невзначай положил руку ей на талию, когда уткнулся носом в её волосы, внутри Марин что-то перевернулось, отзываясь нежностью и желанием. И страхом, страхом, страхом.

Когда он поцеловал её — не по-дружески, нет — вовлёк в полноценный поцелуй, долгий и пьянящий, она ответила, тем самым предоставляя ему карт-бланш на любые действия.

Присев на диван, на тот самый, который прошлой ночью едва выдержал бурное проявление их страсти, Марин стала собирать необходимые ей документы.

Холодная голова, с которой она подходила к тому или иному вопросу, вчера, видимо, сильно перегрелась. Марин и представить себе не могла, что сложит с себя полномочия подобным образом — вместе с одеждой.

Её била мелкая дрожь, и она старалась убедить себя, что просто замёрзла, отчаянно боясь признаться самой себе, что дрожала от бесконтрольного желания к этому мужчине. Она целовала его шею, грудь, живот со страстью, за которую потом ей станет стыдно. Но тогда тяжесть его тела казалась ей самой правильной и естественной вещью на свете.

Жордан с каждым новым движением менял угол проникновения, рождая в ней новую волну ощущений. Звуки их соприкасающихся тел гулко разносились по кабинету, и, казалось, их было слышно не только во всей штаб-квартире партии, но и на улице.

Марин бесстыдно наслаждалась его умелыми ласками до тех пор, пока тело не содрогнулось в ярчайшей из всех судорог.

Наутро, когда вечерняя алкогольная лёгкость сменилась разрушительным осознанием произошедшего, Марин просто сбежала, не дождавшись пробуждения Жордана. Она отправилась домой и долго стояла под холодным душем, смывая с кожи следы чужих рук и губ.

Марин потёрла предплечья, силясь побороть внезапно появившийся озноб. Сейчас она чувствовала себя опустошённой — опустевшей, как самая оживлённая улица глубокой ночью. Жордан взрослел на её глазах, но для неё всегда — ровно до вчерашнего вечера — оставался мальчишкой. Ведь у неё дети почти одного с ним возраста, и он для неё был как сын. Поэтому произошедшее не укладывалось у Марин в голове, ведь так мучительно напоминало инцест. И тягучее чувство вины разлилось внутри, наполняя женщину до краёв.

Дверь натужно скрипнула, пропуская в кабинет ещё одного человека. Марин кожей — та буквально горела огнём — ощутила его прожигающий взгляд. И поэтому эту самую кожу ей хотелось содрать с себя заживо.

— Марин… — только и смог проговорить оторопевший Жордан и замолчал, не в силах обличить свои чувства в слова.

Его сердце всегда то учащённо билось, то замирало в присутствии этой женщины — лишь она одна могла одновременно разбить и склеить его.

— Добрый вечер, Жордан. — Внешне Марин выглядела абсолютно бесстрастно, но голос обнажил остриё волнения. Она не была морально готова к этой встрече.

Марин сознательно старалась не встречаться взглядом с Жорданом, пресекая любые его попытки заглянуть ей в глаза. А он просто смотрел на неё и продолжал хранить молчание, ведь одно неосторожно сказанное слово в считанные секунды способно было превратиться в километровую пропасть между ними.

Любить Марин давно стало для Жордана безответной привычкой — он просто переносил свои чувства к ней из одного дня в другой, долгие годы слепым котёнком бродя по закоулкам её души в поисках места для себя. И казалось бы, вчера он его нашёл…

Когда он, смотря на Марин, произносил свою речь — и на представлении кандидатов, и на объявлении результатов выборов — в его взгляде и словах было неприкрытое восхищение.

Когда Марин склонила голову в благодарном кивке, а потом улыбнулась ему — улыбнулась так ласково и нежно — у него перехватило дыхание. Он лишь сложил ладони вместе, словно благодаря Бога и её за то, что она появилась в его жизни.

Когда она взяла его за руку и поцеловала, поздравляя с победой, то разворошила тлеющие угли его чувств, которые он так тщательно сдерживал все эти годы, заставляя их разгореться с новой силой и превращая в пылающий костёр.

А потом на Марин, по мнению Жордана, оказалось слишком много одежды. А у него самого — слишком мало терпения.

Теряясь в калейдоскопе наслаждения, она что-то шептала ему на ухо, и среди этого бессвязного шёпота он со счастливой улыбкой смог разобрать своё имя.

Ощущать предоргазменную дрожь её бёдер было для него наивысшим наслаждением… Пока её язык не обожгло заветным для него стоном.

Если бы он только знал, что эта ночь будет возможна, он никогда бы не прикоснулся ни к одной женщине.

… Вот только, к своему сожалению, проснулся он в объятиях ласкового утра, а не Марин. Он наспех выпил кофе, давясь разочарованием, и приступил к делам. И весь день прокручивал в памяти воспоминания о каждой её закушенной губе, о каждом стоне, пытаясь убедить себя, что он не выдумал прошлую ночь и женщину в своих объятиях.

— Что ты делаешь здесь в такой поздний час? Что-то случилось? — в смятении поинтересовалась Марин, так и не взглянув на Жордана.

— Да, мы — ты и я — случились прошлой ночью. — Собственный голос показался Жордану постыдно-хриплым. — И мы должны это обсудить.

— Тот факт, что мы с тобой один раз переспали, не обязывает тебя заострять на этом внимание. — Слова Марин сквозили равнодушием, которое звучало в ушах Жордана громким колокольным перезвоном.

— А если бы мы переспали дважды, ты бы снизошла до разговора со мной? — спросил он, повысив голос, и Марин бросила на него гневный взгляд. Её глаза сейчас напоминали ему глубь таинственного озера, где водились самые страшные чудовища и исчезали плывущие по нему лодки.

Марин поднялась с дивана и молча направилась к двери, но Жордан повернул ключ в замке на два оборота, отрезая ей все пути к отступлению и вынуждая панически обводить взглядом кабинет. Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула скопившееся внутри напряжение.

— Прошлая ночь была большой ошибкой! — наигранно-холодно произнесла Марин, а сердце гулко застучало, давая понять его обладательнице, что это неправда. — Я в матери тебе гожусь.

Она старалась смотреть и говорить уверенно, чтобы не выглядеть также беззащитно, как чувствовала себя. А Жордан не мог отвести взгляд от её губ. Ещё несколько часов назад они жадно впивались в его рот и заставляли терять сознание от удовольствия. А сейчас она даже не улыбалась ему…

— Что именно ты считаешь ошибкой? Твои податливые губы, с жадностью отвечающие на каждый мой поцелуй? Твои чуткие пальцы, так нежно ласкающие моё тело? Твоё собственное тело, с готовностью откликающееся на каждую ласку? Или твои головокружительные стоны? Прошлой ночью ты относилась ко мне не как к сыну. Ты хотела меня так же сильно, как и я тебя. И не стоит говорить, что это было ошибкой! — на одном дыхании произнёс Жордан, выпуская наружу так должно сдерживаемые чувства в виде слов.

Его спокойная уверенность в абсолютной правильности происходящего обескураживала Марин. Она и так чувствовала себя неловко, а его слова ещё больше усугубили ситуацию.

Она отвела взгляд в сторону, будто при их разговоре присутствовал ещё кто-то, более достойный внимания, чем Жордан. И продолжала молчать. Молчать так оглушительно громко, что у него закладывало уши.

— Я боролся со своими чувствами к тебе как только мог, в глубине души прекрасно осознавая, что эта борьба уже изначально была проиграна…. — Марин зажала ему рот своей ладонью. Она прочитала в его глазах всё, что в глубине души так желала от него услышать, и что не могла позволить ему произнести вслух. — Я влюбился, — всё же произнёс он, выжигая своё признание на её коже, чтобы она никогда не забывала о нём.

— Жордан, прекрати! — То, что Марин собиралась произнести приказным тоном, прозвучало как мольба. Титанический сплав её самообладания и уверенности словно окислился в этаноле.

— Я сознательно ничего не сказал тебе месяц назад, чтобы у тебя даже мысли не возникло о том, что мои слова связаны с выборами. И ничего не сказал вчера, потому что употреблял алкоголь. Сегодня я президент, и я трезв. — Уголки его губ подрагивали, выдавая напряжение. — У тебя нет шансов обесценить моё признание.

Жордан предпринял попытку обнять её, но Марин выставила ладони вперёд в защитном жесте и умоляюще посмотрела на него, прося больше так не делать.

— Марин, я не прошу дать мне шанс. Я прошу дать его нам! — Он находился в одном шаге от того, чтобы начать умолять.

Внутри у него всё скрутило в тугой узел от страха услышать ответ. Ведь он знал, что её отказы никогда не имели двойного дна. Её “нет” было твёрже любого алмаза.

— Жордан… Это неправильно, — возразила Марин. Его слова бились у неё внутри, там, где всегда билось сердце. Но разум ещё пытался сопротивляться.

Едва ощутимое прикосновение его пальцев к её предплечью мгновенно переросло в страстные объятия. Он сильно, почти до боли, прижимал эту строптивую женщину к себе — до боли в её теле, до боли в своей душе.

— Любить тебя — это самое правильное, что когда-либо было в моей жизни! — уверенно изрёк Жордан, уткнувшись носом в её волосы.

— Любовь может опьянить настолько, что превратится в алкоголизм, Жордан… — прошептала Марин с горькой усмешкой, и горло отозвалась болезненным покалыванием.

А Жордан прильнул к её губам, целуя мягко и неторопливо, давая ей распробовать себя, вспомнить ощущения.

— Не надо, прошу тебя… — шептала Марин, а сама, наперекор своим же словам, отвечала на его поцелуи.

Жар его ладоней на её спине плавил железную хватку на её самообладании, и она почувствовала, как у неё подгибаются колени. Из груди вырвался хриплый стон, а щёки покрылись лёгким румянцем от звука, который она сама только что издала. И всё же Марин нашла в себе силы отстраниться. Жордан вновь попытался завладеть её губами, не выдержав долгой разлуки с ними, но она уверенно увернулась от поцелуя.

— Не здесь. Не сейчас, — пробормотала Марин, тяжело дыша, и смахнула с лица мешавшую прядь волос. — Не хочу, чтобы вся эта охочая до сенсаций журналистская братия пронюхала о наших ночных визитах сюда.

— Не сейчас? Значит, потом я могу рассчитывать на продолжение? — с надеждой в голосе осведомился Жордан. — Ведь за вчерашнюю ночь я успел полюбить вкус твоих губ.

Марин поёжилась, чувствуя дрожь. И свою, и его — общую. Поэтому она высвободилась из объятий Жордана, чтобы тепло его ладоней не мешало ей говорить.

— Жордан… Ты — мой тыл и опора. Я знаю, что во всём могу на тебя положиться, ведь ты подарил мне когда-то утраченное чувство поддержки. И я не хочу терять это. — Марин погладила ладонью его щёку и слабо улыбнулась, словно боясь уголками губ наткнуться на что-то острое. — Но я правда обещаю обдумать все сказанные тобой слова.

Жордан лишь сдержанно кивнул, а потом запечатлел поцелуй на её виске, в котором любви и нежности было больше, чем во всём, что произошло прошлой ночью.

Марин ушла, оставив после себя лишь разлившийся по телу холод. Пальцы Жордана, только что обнимавшие её, болезненно сводило от нехватки тепла. Ему оставалось только надеяться, что крохи её общения, которыми он довольствовался раньше, вовсе не сойдут на нет после её ухода с поста президента партии. О большем он уже и не мечтал.

А Марин шла по коридору штаб-квартиры так быстро, словно кто-то подгонял её электрошокером. Её тело всё ещё приятно ныло, чувствуя отголоски их страсти, и жаждало продолжения. Но где-то в глубоком колодце её сознания всё равно плескалась мысль о том, что произошедшее между ними было совершенно неправильным. И Марин многое бы отдала, чтобы вернуть время вспять, и не позволить себе совершить роковую ошибку.