Мой палач [Дана Блэк] (fb2) читать онлайн

Мой палач

Глава 1

ОНА

- Аня, сбавь скорость. 

Подпеваю и делаю громче музыку, и вид делаю, что я этого приказа не слышала. 

Бросаю взгляд на приборную панель и дёргаю плечом, не так уж быстро я еду, даже не нарушаю ничего.

- Аня, - боковым зрением вижу, как мужской палец скручивает громкость. - Сбавь скорость я сказал. 

- Нам сегодня было харашоу, - подпеваю и добавляю звук. 

Держу руль одной рукой, второй в открытом окне ловлю теплый встречный ветер, улыбаюсь водителям, качу по городу.

- Аня.

Игнорирую.

- Так, всё, тормози, наездилась, - музыка снова становится тише. 

- Ну почему я просто не пошел домой, - упорно добавляю громкость и поворачиваюсь, смотрю на хмурого мужчину на пассажирском сиденье. Подмигиваю. - Зачем сказал ей, что сегодня холостой, - отбрасываю волосы с лица. 

Мужчина бросает взгляд на свое обручальное кольцо. 

Еду, выкручиваю руль на кольцевой, в такт песни барабаню ладонью. 

- Зацепила меня, - сворачиваю на знакомую улицу, мимо деревьев, высоток, ярких вывесок домой. - До порога довела, а любви не дала, заце...

Его мощный кулак с размаху прилетает в магнитолу и раздается треск, звук смолкает, теперь уже насовсем. 

Послушно сбрасываю скорость. 

Едем и молчим, слышу его тяжёлое дыхание и кусаю губы, сдерживаю смех. 

- Что за дурь ты поешь, - говорит, наконец, он ровным, спокойным голосом, словно минуту назад не раскрошил мою магнитолу. - Я русским языком тебя просил, Аня, сбавь скорость. Я перед твоим отцом головой за тебя отвечаю. 

- Я же не гнала, - заезжаю во двор, выискиваю свободное местечко на парковке. Поворачиваюсь к папиному водителю. - Ну, Гош. Скажешь, что ты был за рулём, какая разница? У меня стаж - год, - напоминаю и выключаю зажигание. - Необязательно со мной нянькаться. Я бы и одна спокойно доехала. 

- Я делаю, что сказали, Аня, - отрезает Гоша. Косится на разбитую магнитолу. 

А я кошусь на его руку с красными косточками и вздыхаю. 

- Ты же знаешь, - оправдываюсь, - папа ненавидит маму, - вижу, что он открывает рот, уже готов оборвать меня, не желает обсуждать своего начальника, и я торопливо заканчиваю. - Он меня ведь только на каникулы к ней отпускает, живу под надзором днём и ночью, шага ступить не дают. А мне так хочется. Чуточку веселья. Ты не обиделся? 

- Нет. 

Хороший он. И жене верен, его просто популярная песенка про вруна-холостуна возмущает, а папу вот семья в которой двое детей не остановила.

- Ты такси вызовешь? - хлопаю дверью. Кладу ладони на крышу авто.  

- Я разберусь, Аня, иди давай, - Гоша поправляет костюм и ждёт. 

И я иду. Открываю домофон, захожу в подъезд, поднимаюсь на лифте. Щёлкаю замками, распахиваю дверь. 

В прихожей царит операционная чистота, минимализм, и ещё почему-то неприбранные мужские туфли. Кожаные, начищенные, но стоят прямо на дороге. 

Сбрасываю кеды и обхожу их, слышу в отдалении столовой голоса, иду на них. 

Сначала ноздри забивает запах свежесваренного кофе. Сглатываю, дома у папы ничего такого нельзя, там и Кока-Колы не допросишься, "это вредно" - заявляет он, а сам пьет, и газировки, и эспрессо.

Но мама не столь консервативна, у нее можно все, главное следить за порядком, иначе ее новый муж взбесится, квартира его.

Захожу в столовую. И застываю.

На стуле спиной ко мне сидит мужчина. Смотрю на знакомый аккуратный затылок, белоснежный летний джемпер, и меня слепит, одежду подобного цвета могут позволить себе лишь аккуратисты, которые из авто по подземной парковке в офис, где пол, как зеркало, у которых время по минутам расписано и испачкаться просто негде, ведь они не ходят с девушкой в кино, не гуляют с ней, взявшись за руки, по улице, не покупают в парке сладости, не валяются на диване, и даже когда обедают - за каждым своим движением следят. 

Он любит белое. 

А я думала, что люблю его. 

- Аня! - подскакивает мама, завидев меня. - Приехала. 

Она выбирается из-за стола, но я уже не замечаю, пять моих чувств врезаются в фигуру за столом. 

Слышу, как звякает чашка о блюдце, вижу, как его руки двигают стул, ловлю тонкий аромат его одеколона, что производит старейшее парфюмерное предприятие в мире, ощущаю, как потеют ладони и привкус горькой лимонной корки и острого розмарина во рту - память о том единственном позорном разе, когда я решилась этого мужчину поцеловать, а он подставил щеку. 

- Ну как ты доехала? - мама чмокает меня в щеку. Трет пальцем кожу, стирает помаду. - Вовремя как раз, смотри кто у нас в гостях, - и словно сомневаясь в моем зрении добавляет. - Марк. 

И Марк, на исходе моего терпения, оборачивается.  

Мы, с ним, вдвоем, идём в коридор и обуваемся.

Потому, что он предложил, если я не против, немного прокатиться.

А я не против. 

Мама шагает позади. Даёт Марку какие-то странные напутствия, желает почему-то счастливого пути.

Я хмурюсь, мы же не в другой город собираемся, а просто прокатиться. 

И вот мы выходим за дверь, подъезжает лифт. И пока кабина везёт нас, я смотрю на него. 

Тонкие очки в золотистой оправе, в ушах поблескивают сережки-гвоздики, его улыбка белоснежна, как и его джемпер, и я улыбаюсь в ответ. 

- Я не знал, что ты сегодня возвращаешься, Анюта, - говорит Марк мимоходом, когда мы после темноты подъезда оказываемся под палящим июльским солнцем. 

Слушаю его голос, скупой на эмоции, словно даже их он взвешивает и отмеряет, как свое рабочее время планирует, он сам весь ходячий тайм-менеджмент, снаружи и изнутри. 

Но вместо того, чтобы закатить скандал, напомнить, что виделись мы последний раз год назад, когда он по делам свалил из России я говорю:

- Я тоже не знала. 

- Обоюдный приятный сюрприз, - Марк открывает дверь белой Ауди без верха.

Потерянно сажусь в кресло, как же я его машину не заметила во дворе. 

Он садится рядом. Сдает назад, рулит по расплавленному на жаре асфальту и смотрит на меня. 

- Почему мама нам счастливого пути пожелала? - нервно поправляю волосы. В уме со скоростью света прокручиваю варианты, куда он меня везет и представляю, что это...не знаю. В Турцию, в бухту "Долину Бабочек". На маяк в Шотландию. В заброшенный город в Мачу-Пикчу. На водопад в Бразилию. 

Я кажется разум теряю в его присутствии до сих пор. 

Идиотка.

- Это не нам, мне счастливого пути, - поправляет Марк. Выруливает на проспект, не отрывая взгляда от дороги поясняет. - Ты же знаешь, второе образование я получаю в институте твоей мамы. Германская культура, - озвучивает он мне и без того известные факты его биографии. Молчит. И я понимаю уже, что весь этот бред про романтичные места планеты, что в моих мыслях крутился - сейчас на голову мне обрушивается, убивает меня. - Так вот, - продолжает Марк. - Меня пригласили в Мюнхен. 

Он берет футляр с черными очками, убирает туда свои золотистые, и даже теперь, когда его взгляд скрыт, непроницаем, он все равно смотрит на дорогу. 

- Надолго? - сама не слышу своего голоса, такой тихий он.

- Пока не знаю, - Марк запрокидывает голову, подставляет лицо ветру. - Неизвестно ещё, как наше сотрудничество пойдет, но если все получится...

- Высади меня, - сбрасываю ремень безопасности. 

- Аня.

- Ты сам как думаешь, это нормально? - не сдерживаюсь, поворачиваюсь к нему, сдергиваю с его лица черные очки. - Год назад меня выпустили из этого дурацкого пансиона, и год я тебя жду!

- Тон сбавь, - он бросает быстрый взгляд на меня.

- Да пошел ты. 

- Аня, - он хватает меня за руку, когда я тянусь к ручке. - Ты выйти хочешь? На ходу? Ты сама как думаешь, это нормально? - передразнивает он и больно сжимает мою ладонь, отрезвить пытаясь. - Что за капризы? Это работа. Почему я, вообще, отчитываться перед тобой должен? 

- Потому, что твоя мама все уши мне прожужжала Аня, Анечка, вот встанет Марк на ноги, и такая семья у вас будет, ой-ой-ой, ни у кого не будет такой, - выдираю руку и смеюсь, - А Марк-то у нас не на ногах, да? В инвалидном кресле катается, океаны рассекает, чего ждать, когда ты как Бог по воде ходить начнёшь? Всё, отвали и выпусти меня. 

- Ты дура, Аня, - цедит он сквозь зубы. И разворачивает машину, так резко, на все правила наплевав, что снаружи гудки сливаются в хор, а я заваливаюсь на него.

Сажусь ровно. Отворачиваюсь. Дорога к дому размыта, дома и деревья, даже солнце пустое, блеклое, как лимон, из которого выжали сок. 

Вытираю щеку. 

Конечно, это я дура. У нас с ним нет отношений, есть лишь дружба мам и отцы, что на пару трудятся на благо государства, для которых Министерство обороны стало домом, а семья превратилась в работу. 

А раз ничего у нас нет, зачем я это все выслушиваю, зачем его жду? 

- Я же не отказываюсь, - говорит Марк. Заезжает во двор. - Просто будь мудрее, Аня. В конечном счёте, человек любит свои желания, а не желаемое. 

Громко хмыкаю и распахиваю дверь. 

Он меня немецкими цитатами решил загрузить, серьезно? Тогда ему действительно нечего делать в России, пусть валит в Мюнхен и работает, работает, работает. 

- Тот, кто не имеет две трети своего времени для себя, тот - раб, - выплевываю ответную цитату его обожаемого Ницше и от души хлопаю дверью. - Так что это ты будь мудрее, Марк. 

Мамы дома уже нет, заскочила на обед, чтобы выпить кофе со своим самым лучшим студентом, с сыном своей самой лучшей подруги, сказать, какая гордость ее берет за то, что того пригласили в Германию. 

К черту.

Не разуваясь несусь по квартире в свою комнату, сдираю на ходу платье. Сейчас ледяной водой смою с себя эту липкую жару, бессмысленную встречу, накрашусь так ярко, так ярко, самый ядерный макияж на свете, за который меня в пансионе заставили бы умыться хозяйственным мылом и у станка стоять всю ночь до посинения.

А потом надену что-то сногсшибательное, а потом...

Влетаю в комнату. Волосы путаются в горловине, стаскиваю платье и комком швыряю на пол, как мяч, пинаю в сторону.

Распахиваю шкаф. 

Стою в кедах и белье, шарю по полкам, ищу полотенце. 

Тишина.

А я вдруг чувствую, что-то не так, словно за спиной кто-то есть, кожу в районе лопаток покалывает, печет почти. 

Ладонью накрываю полотенце на полке. Осторожно оборачиваюсь. Замечаю тень у кровати.

Вскрикиваю, запрыгиваю в шкаф-купе и выглядываю из-за двери.

Темный силуэт стоит не двигается, в спину ему бьёт солнце, но я уже вижу кто это. 

Средний рост, широкие плечи, расставленные ноги в серых брюках, мощные руки, сложенные на груди. 

- Кирилл? - спрашиваю, вместо приветствия. С маминым мужем мы видимся нечасто, оба желанием не горим. Я не люблю врачей, а психиатры и вовсе для меня на инквизиторов похожи. А ему просто не нравится, что у его жены есть взрослая дочь, которая на все каникулы приезжает и живёт в его драгоценной квартире.

Смотрим друг на друга, он молчит, а мне неуютно под его взлядом, как маленькая девочка прячусь в шкафу от чудовища. 

- Что ты...- начинаю и замечаю, что на кровати стоит моя спортивная сумка, открытая. И, кажется, он в ней рылся. - Это как понимать? - забывшись, выхожу из шкафа, как была, в кедах и белье. 

Он морщится, отворачивается, наклоняется, из сумки вытряхивает первую попавшуюся тряпку и швыряет в меня:

- В ванной тебя жду. 

Широкий шаг, походка уверенного в себе человека, знающего что такое власть, того, кто вошёл во вкус и уже начал злоупотреблять. 

Он заведующий отделением. Врачи, медсестры, санитары, пациенты, он привык и даже дома этой маски социопата не снимает, либо на самом деле превратился в тирана. 

И почему он ждет в ванной?

Кутаюсь в брошенный мне тонкий вязаный кардиган, завязываю поясок. Подумав, быстро сбрасываю кеды.

Босиком выхожу из комнаты. 

Останавливаюсь в коридоре возле открытой ванной, там включен свет, шумит вода. В голове мелькает глупая картинка, что он для меня душ включил, холодный, как я и мечтала, мысли мои прочитал, и сейчас выйдет и скажет:

- С приездом, Аня, добро пожаловать.

И он выходит. С ведром. И мягкой шваброй. И говорит:

- Средство никакое не добавляй, паркет испортишь. Просто когда закончишь - смени воду, и ещё на раз пройдись. Поняла? 

Смотрю на ведро, которое он ставит у моих ног. 

- Кирилл, - туже затягиваю пояс кардигана, нервно топчусь на месте. - Кеды чистые на самом деле, я из машины до подъезда, и все. Завтра приберусь, если надо, ладно? Я с дороги, устала, хотела сходить в душ, а потом...

- Аня, - перебивает он. Смотрит на меня ледяным, прозрачным, замороженным взглядом. - Сотни тысяч бактерий на квадратный сантиметр подошвы. И число их увеличивается с каждым шагом. 

- Мы теперь шаги мои будем считать? - от его слов хочется засмеяться.

- Пол мой я сказал. На два раза. 

Его лицо невозмутимо, ни один мускул не дергается, в фильмах так киллеры смотрят на жертву, безразлично на пустоту, и я со вздохом хватаюсь за швабру. 

Садист. Темная триада. Мудачье.

Его же не было дома, когда мы с Марком уходили, откуда он взялся?

Вожу по полу мягкой шваброй, выжимаю в специальном отсеке в ведре, от входной двери до моей комнаты три метра по коридору я под уровнем ада, он идёт за мной и следит, это же ненормально. 

- Всё, - выпрямляюсь. Толкаю швабру в ведро. 

- Переоденься. 

- Что? - вскидываю глаза, это так тихо сказано, словно просьба прозвучала. Кошусь на кардиган. Он короткий, а я наклонялась, а он шел за мной - эти выводы в голове вихрем проносятся и я вспыхиваю. - Схожу в душ и переоденусь. 

- Аня, как у тебя с математикой, - его голосу возвращается прежнее безразличное выражение. Он сдвигается в сторону, не даёт мне пройти. 

- Кирилл, все чисто, - голой ногой веду по паркету, задираю и показываю ему пятку. - Видишь бактерии, ты мне скажи. 

Он быстро, едва заметно переводит глаза на мою пятку, и сразу обратно на меня. Застывший, как статуя, а я подозреваю, что случись сейчас землетрясение, разверзнись земля, он не провалится, устоит. 

- На два раза, Аня.

Держусь, терплю, себя успокаиваю. Взрываюсь.

- Наср*ть мне на твой пол и твои закидоны, не нравится - мой сам, - грублю, но я видеть его не могу больше, шагаю в другую сторону к входной двери, подхватываю рюкзак, босиком выхожу из квартиры.

Хлопаю дверью. 

Глава 2

 ОН 

На столе бокалы-тюльпаны, французский коньяк десятилетней выдержки, чашка кофе и паштет. 

Я это все не люблю, но так положено по этикету, по имиджу, по работе. 

В ресторане оркестр, музыка негромкая льется. Напротив меня бывшая коллега мелкими глотками цедит коньяк. 

- Я думала ты согласишься, - она откидывается на стуле, накручивает на палец кудрявую рыжую прядку. - Сколько мы не виделись? 

- Не считал, - тоже пью, половину бокала, и отставляю его в сторону. - Ты сказала, что по работе звонишь. Проконсультироваться. 

- Ну, знаешь, - длинным ногтем она ведёт по ободку стакана. - Всё верно. Доставить тебе удовольствие - не работа разве? Мои вопросы - не консультация? Что ты любишь. Как ты хочешь. Где и в какой позе меня. 

Усмехаюсь. Так изощрённо меня ещё не соблазняли. 

Когда-то давно у нас было по-другому, институт, вечеринка у одногруппника, вино и виски, а потом комната на втором этаже, я и она.

Тогда она просто легла на спину, разрешила. 

И в последующие разы тоже. 

А сейчас. 

- Креативно, ты растешь, - киваю, вытираю руки салфеткой. - Но я занят сегодня. 

- Даже для меня не освободишься? 

- Почему даже? Ты - что-то особенное?

- Я - что-то уникальное, - она ложится грудью на стол, тянет руку и сплетает наши пальцы. - Этой ночью будет всё, никаких запретов. 

По ее взгляду вижу, верю. Тысяча и одна ночь, восточная сказка, не обещание а песнь, и это привлекает кого-то, действует, наверное.

Но мне приятнее самому брать, что хочу, а не соглашаться на навязчивую рекламу. 

- Тебе одиноко? 

- Нет, с чего ты взял, - она встряхивает волосами. - Вокруг меня тучи мужиков вьются. 

- Так вылови кого-нибудь из этой тучи, - расцепляю наши пальцы. Встаю. - Про ночь без запретов мотив напой, и все такое. 

Кладу на стол несколько купюр, сверху ставлю бокал. 

Разворачиваюсь.

Это всегда напряжно, вот так отшивать красивых женщин, но почему они не понимают, что в проявлении инициативы тоже границы есть?

Шагаю к выходу, смотрю на часы, я сегодня потерял уже...так, девяносто минут. 

В трубу вылетели. 

Выхожу на улицу. 

И настроение, полярно температуре воздуха, скачет по отметке ниже нуля. 

Стою под козырьком. Напоминаю себе - всё, что не убивает - делает нас сильнее. Если я на этой аномальной жаре до ночи не изжарюсь - завтра стану Шварценеггером, минимум. 

Иду к авто.

И оглядываюсь, когда мимо на всех парах пролетает знакомая черная машина и лихо тормозит у дверей какого-то невнятного бара с неуместным названием "Пурга".

С пассажирского сиденья выбирается шатенка в короткой кожаной юбке. 

Открывается водительская дверь. 

И оттуда выходит на улицу эта... малолетняя дура. 

Босиком по асфальту шлёпает к бару, помахивает рюкзаком. 

Снова смотрю на вывеску. 

Может, это не о погоде, не про метель, а о том, что в башке у посетителей пурга вместо извилин, и тогда все встаёт на свои места. 

Девушки скрываются внутри. 

Мне надо ехать, но я так и стою у машины. Смотрю на часы. 

Две минуты. И ее оттуда в таком виде вышвырнут пинком под задницу. 

Жду. Идут секунды, стрелка два круга делает, двери бара будто заколотили, не открываются. 

Как-то неверно я рассчитал. 

Ещё две минуты.

- Передумал все таки? - звучит за спиной томный голос бывшей коллеги. - Я в гостинице остановилась, отсюда пешком можно прогуляться, пять минут ходу. 

- Пять? - смотрю на ее рыжие волосы, что искрятся на солнце и киваю. - Ладно, подожду пять. 

- Чего подождёшь? 

- Наташа, - вкладываю в ее имя мысленный посыл на три буквы. - Мне некогда. 

Она стучит каблуком по асфальту. Нормальная женщина, по улице  в обуви ходит, но этого недостаточно, чтобы идти за ней, даже странно.

- Ладно, я до завтра здесь. Номер, - она роется в сумке. Берет меня за руку, на ладони черкает цифры. - Скажешь на ресепшен, что ко мне, и я спущусь.

Она виляет бедрами в сторону гостиницы.

Кошусь на светофор, на бар на той стороне.

Вообще, это не мое дело. Но прошло уже...четыре минуты, почему ее не выгнали?

У меня забот выше головы - напоминаю себе.

Но не сажусь в машину.

Иду к пешеходному переходу. 

К бару "Пурга".

ОНА

- Я же говорила, надо переодеться, - шепчет Кристина, когда мы усаживаемся за барную стойку.

На нас все смотрят.

Тоже оглядываю себя. Зря так психанула, но до чего же бесят, сначала Марк, за ним Кирилл, зачем я приехала?

Осталась бы с папой, все каникулы просидела дома, в компании его домоправительницы, которую я тайком зову Фрекен Бок, как в мультике.

И это было бы лучше. 

- Что для вас? - по ту сторону стойки вырастает парень с колечком в ухе и татуировкой, заползающей на висок.

Представляю Марка, его элегантные гвоздики в ушах, это совсем не мужское украшение, но ему почему-то идёт, может, потому, что в мужественности Марка не возникает сомнений? 

- Что будешь пить, Аня? - толкает меня локтем Кристина. 

Смотрю на батарею разнокалиберных бутылок на полках, знаю лишь, как выглядит папин бурбон, но здесь его нет, цены гораздо доступнее тех, к которым привык отец.

- Что-то покрепче, - заказываю обтекаемо. - Чтобы сразу в нокаут. 

- Водку? - бармен окидывает меня изучающим взглядом. Хмыкает. 

И я знаю, что не похожа на завсегдатая подобных заведений, меня скорее в театре можно встретить или на премьере нашумевшего фильма, ибо это престижно, как заверяет папа. 

Но вздергиваю подбородок и киваю:

- Да, водку. 

- Аня, ты рехнулась, - Кристина по-детски крутит пальцем у виска. - Давайте нам два мартини со спрайтом. 

- Нет, водку, - стою на своем. 

И для убедительности хлопаю ладонью по стойке.

Кристина жмёт плечом. 

Бармен гремит бокалами, бутылками, я смотрю на свои ногти и на украшающий безымянный палец массивный перстень с гравировкой от пансиона в подарок. 

Мне девятнадцать, и я сегодня впервые попробую алкоголь. И никто мне слова не скажет. 

Решительным взглядом упираюсь в подругу, только она может возмутиться. Испортить и без того убитое настроение, но Кристина молчит, лишь смотрит на меня так, словно видит впервые. 

- Что случилось? - спрашивает она в тот момент, когда бармен ставит перед нами заказ. - Марк твой всегда таким был. А на Кирилла нет смысла внимание обращать, сама знаешь.

- Я хочу хоть раз в жизни повеселиться так, как мои одногруппники веселятся каждые выходные, что в этом такого, это что, преступление? - отрезаю общие фразы подруги, которыми она пыталась меня вразумить.

Мне сейчас это не нужно. 

- Чем немцы закусывают водку? - наклоняюсь к бармену. 

- Они пьют шнапс, - парень улыбается. 

Морщусь.

Нет уж, пусть Марк в своей Германии хлещет шнапс, а я в России и беру стопку со стойки. Лихо, залпом, расправляюсь с содержимым.

И горло жжет, морщусь и кашляю, держусь за шею. Я огнедышащий дракон, Змеей-Горыныч с тремя головами, перед глазами плывет все, предметы множатся. 

- Такими темпами веселье кончится уже через час, Аня, - хихикает рядом Кристина и зовёт бармена. - Дайте скорее какой-нибудь сок. 

- Нет, давайте ещё, - справляюсь с собой. - Только что-нибудь другое. 

- Аня! 

- Что? - поворачиваюсь к ней. - Я ненавижу обывательщину гораздо больше, чем порок, - цитирую таким тоном, словно эта мудрость возводится в ранг закона. 

И неожиданно для самой себя оглядываюсь.

В баре темно, лиц посетителей не различить, но чувствую пристальный взгляд. Завожу руку назад, чешу спину.

- Коньяк, - бармен брякает пузатым бокалом. - Не знаю, как немцы, но французы закусывают шоколадкой, - он хмыкает. Ставит рядом блюдце с кубиками шоколада. 

Подношу бокал ко рту. 

Снова морщусь, но по телу быстро разливается приятное тепло, а в голове рассеивается туман. Его место занимает лёгкость. 

Ем шоколадку. 

- Ну смотри, - Кристина мелкими глоточками цедит мартини. - Ты позвонила и сказала, что подъехала, стоишь у моего дома. Я все дела бросила, конечно, ведь мы видимся два раза в год. Я думала в клуб сходить попозже, потанцевать, поболтать. С парнем хорошим тебя познакомить хочу.

Выслушав, киваю и делаю как в фильмах - щёлкаю пальцами.

Догадливый бармен ставит передо мной третью порцию.

- Виски, - оповещает. Возле стакана появляется блюдечко с какими-то копчёными палочками. Он подмигивает. - Немцы закусывают виски мясными колбасками.

Смеюсь. 

Вот это да, как он так все понимает, смотрю на Кристину и такое бескрайнее море уверенности в моей крови плещется, чувство, что горы способна свернуть.

- А что за парень? - заинтересованно прикидываю рядом с собой молодого человека, и злость моя отступает, рассеивается.

Мысли о Марке выстраиваются в новую картинку. Какой он молодец, Германия это здорово. 

И Кирилл отличный мужчина, такой чистоплотный, кому понравится, когда по дому в уличной обуви ходят? 

Мне бы не понравилось. 

Слушаю Кристину, ее претензацию про хорошего парня, и мне нетерпится, беззаботной компанией пойти в клуб, где я запросто хоть всю ночь до утра могу нижним брейк-дансом крутиться на исцарапанном танцевальном полу ночного клуба. 

На голове стоять могу.

Кристина по телефону договаривается о встрече, и мы собираемся.

- Так, а напоследок, - кошусь на треугольные бокалы Кристины. - Тоже мартини. 

- Градус понижать не советую, - спорит со мной бармен. Ставит последний шот. - "Егермайстер", традиционный немецкий, - рядом он пристраивает блюдце с апельсиновыми дольками.

- Ох, - вздыхает Кристина, пока я расправляюсь с немецкими традициями. - Ты только при парнях о других не говори, про Марка, Кирилла, а то обидятся.

- Еще нехватало, - громко хмыкаю, много чести.

Выходим из бара, держусь за Кристину, босиком по асфальту, надо где-то достать обувь. 

Кристина достает сигареты. Опирается на мою машину, закуривает. 

- Клуб ты говорила в двух шагах? - смотрю по сторонам, выискиваю обувной магазин. Вечер, скоро стемнеет, но вокруг оживленно, не так жарко, как днём, запрокидываю голову к небу, так хорошо на свободе, без правил, без рамок, просто с друзьями встречаться, гулять, танцевать, я сегодня возьму от жизни все сполна.

Но тут вдруг кто-то обрывает высокий полет моей мысли, хватает меня за плечи и с силой встряхивает.

Глава 3

ОН

В самой сладкой женщине есть ещё горькое. 

Это правда. Ведь когда я не рассчитав силу наклоняюсь и встряхиваю ее за плечи, она резко подаётся вперёд и губами впечатывается в мои. 

А я уже открыл рот, чтобы спросить эту идиотку о чем она думает, голая почти, босая, хмельна, но вместо вопроса языком по ее губам скольжу, горечь спиртного слизываю.

Она отшатывается, и я тоже. 

Ее взгляд плывет по моему лицу, и мой в расфокусе, но с неловкостью я справляюсь первым.

- Аня, - вытираю рот. - На досуге выдели время и посмотри в зеркало. 

- В плане? - она заторможенно повторяет мое движение, трогает губы. 

- В плане ты на ведьму похожа, - даю больше информации, но смягчаю, на языке совсем другое слово вертится, без цензуры.

- А ты что, следишь за мной? - она ведёт руками по растрепанным волосам в попытках пригладить. - Тебя не спрашивали, на кого я похожа. Я же тебе не говорю, что ты...что-то я...- туго соображает, оглядывается по сторонам с таким видом, словно с парашютом прыгнула и в другом городе приземлилась, местности не узнает. 

И ведь я видел, как она порцию за порцией ассортимент бара изучала. Сидел там, за столиком у стены. На нее смотрел. 

Надо было забить и уйти. Так и хотел. Пока не услышал о грандиозных планах про парней и ночной клуб.

- Ладно, - делаю шаг навстречу, сжимаю ее локоть. - Поехали. 

Разворачиваюсь. Натыкаюсь на ее подругу.

Она затягивается сигаретой, ловит мой взгляд и давится дымом. 

- Моя машина там, - глазами показываю через дорогу. Сухо поясняю. - Отвезу вас домой. 

- Мы домой не поедем, - Аня вырывается. Хлопает ладонью по черной глянцевой крыше. - И я сама на машине.

- Поведешь тоже сама?

- Нет, поведут парни.

- Какие еще парни, Аня, - подхожу вплотную, из ее пальцев вырываю ключи. - Ты босиком и непонятно во что одета. Не знаешь, что в клубах происходит с такими, как ты, а я знаю. Слушай, что я тебе говорю. И иди в мою машину.

Она морщит лоб.

Ещё и думает. 

Вредная, просто бесит, у меня зубы скрипят, когда смотрю на нее.

Пушистые ресницы, чуть вздернутый нос, капризные губы и светлые волосы лёгкими волнами, едва достают до плеч. Маленькая девочка, глупая, комнатное растение, с настоящей жизнью не сталкивалась еще.

- В машину идите, - повторяю ее подруге. Закрываю авто, подталкиваю их в спину. - Девочки.

Шагаю следом, смотрю вниз на ее ноги, узкие стопы, пальчики. И ногти, намазанные розовым лаком. 

- Где обувь, Анна? 

Переходим дорогу. Она не отвечает. Отзывается ее подруга.

- Я ей предлагала переодеться, и кроссовки хотела дать, она не захотела. Ань, слушай, - останавливаемся у моей машины, ее подруга опасливо косится на меня. - Тебя отвезут домой, а я тогда поеду, я же договорилась, неудобно получится...ладно? - она тараторит, делает паузы, пятится. 

Аня с изумлением на нее смотрит, как на Иуду, как на преступницу, нарушающую миропорядок.

А я открываю авто и кошусь на Аню. Ветром доносит запах, от нее сейчас как от меня пахнет после корпоратива.

В таком виде домой - наверное, будет скандал. 

Тру лицо, замечаю цифры, нацарапанные на моей ладони синей пастой и принимаю решение, даже не осмыслив, не взвесив, уже говорю, это вылетает само:

- Давай садись, здесь пять минут ходу. 

Аня неожиданно послушно рассаживается на пассажирском. 

Хлопаю дверью.

И перемещаюсь за руль. 

Она уже вовсю хозяйничает, включила магнитолу, переключает радиостанции. 

- А у меня в машине сломалась, - сообщает, когда я сворачиваю во дворы. - Папин водитель сломал. Я слушала песню. Ему не нравилась. А, вот она. 

- Нам сегодня было харашоу, - играет в колонках. 

Усмехаюсь.

Харашоу ей было, конечно.

Я бы показал, как это, когда хорошо.

Боковым зрением слежу за ней, она вертится кресле. Забирается с ногами. Утыкается подбородком в коленки. И я вижу, светлую кожу и красное, припухлое пятно, как у детей, когда они падают, с велика или качели, набивают шишки.

Ещё и ударилась где-то, будет синяк.

- Ну почему я просто не пошел домой, - подпевает она. Качает головой. - Зачем сказал ей, что сегодня холостой. 

Музыкально. И голос трезвый, может, кривляется, как обычно?

- Зацепила меня, - поют радио и она. 

А я опять смотрю на нее, неотрывно. Что происходит - не знаю, впервые ее вижу такой, себя не контролирует, не язвит и не морщится, похожа на обычную девчонку, и я оторваться не могу.

- Ослепила меня, - Аня поворачивается.

И, с длинной заминкой, отворачиваюсь я.

Дьявол, отец мой, помыслы мои чернее ночи.

- До порога довела, а любви не дала.

На этой грустной ноте я торможу возле гостиницы. 

Аня вглядывается в сине-белое здание, вопросительно кивает мне. Киваю в ответ, подтверждаю.

- Приехали, - выключаю музыку. - Пойдем. Нам сюда.

ОНА

Гостиница. 

В голове туман, но не настолько, знаю, как вилку держать, как ходить, разговаривать, и чем занимаются в номерах мужчина и женщина - знаю тоже. 

- Отвези меня домой, - прошу. Сгребаю волосы назад с горячего лица, когда он открывает для меня дверь. 

Он стоит на улице. Темнеет. И снаружи все смазано слегка, как обычно бывает в сумерках, но его фигуру я вижу четко. 

- Если бы я знала, что ты такой, - ерзаю по сиденью, тело ватное, - то я бы вообще с тобой никуда не поехала. 

- Ты и так со мной ехать никуда не хотела.

Его лицо приближается, он нагнулся. Встречает мой взгляд, улыбается. Или мне мерещится в темноте эта улыбка, странная, запускающая дрожь, будто он на кнопку нажал какую-то. На его рот смотрю и теряюсь, как мы тут оказались, мы собирались в клуб...но отпечаток его губ на моих в подкорку врезался, я ещё ни разу не целовалась.

Ни с кем, никогда.

Слышу тело свое или меня просто пошатывает, но я заваливаюсь вперёд. 

И чувствую это снова. 

Его губы и мои, вплотную.

Секунду или две, или три на отрезке вечности, его рот сжат, и это не поцелуй, но он не отстраняется, мы словно зависли.

- Аня, - выдыхает он. Плеч касаются его руки, отодвигают меня. Спускаются ниже до локтей, ещё ниже, обхватывают талию, он тянет меня наружу. - Маленькая, ты напилась. А ещё без обуви, грязная. 

Он подхватывает меня, ногой закрывает дверь. 

- Я сниму номер, ты примешь душ и выспишься. Машину твою тоже сюда пригоню. Утром встанешь и подумаешь о своем поведении.

Меня никогда раньше на руках не носили, только в детстве. 

А он несёт, к дверям гостиницы. 

Носом тычусь в его шею. Он чем-то вкусным пахнет, не разберу никак, рецепторы забиты, может, он прав, я нетрезвая, но его кожа, горячая и пряная, этот запах кружит меня сильнее всего того хоровода, той карусели, что спиртным вызвана.

И что не так с моим поведением?

Все это делают, встречаются с мальчиками, целуются, радуются и как порхают бабочки в животе знают, переживают и плачут, они полной жизнью живут, им весь спектр эмоций доступен.

Всем, кроме меня.

Самое страшное мое переживание - опоздать на трапезу с отцом, а потом полчаса выслушивать, что дисциплина - залог успеха.

Крепче обхватываю мужскую шею.

- Кристина обещала, что познакомит меня с хорошим парнем.

Он запрокидывает голову, бросает взгляд, глаза в глаза.

Я будто в море открытом, заплыла далеко, одна, меня качает на волнах.

Он перехватывает меня одной рукой, открывает дверь. И отвечает:

- Но душа мужчины глубока, ее бурный поток шумит в подземных пещерах. Маленькая. Нельзя доверять первым встречным, - он разжимает руки и я плюхаюсь на кожаный диван. - Посиди пока. 

Смотрю, как он идёт по светлому холлу к стойке регистрации, как ему улыбается девушка администратор, как он подписывает что-то и сонно моргаю. 

Кристина не первая встречная.

Он разворачивается.

Идёт ко мне, за мной, и каждый шаг в его тяжелую ауру погружает, магнитом вытягивает из меня мысли, я лишь его вижу, красивого, взрослого мужчину, этот момент ощущаю, а всё, что секунду назад - стёрто, черный лист. 

- Мы куда? - спрашиваю, когда он наклоняется и подхватывает меня на руки.

- Мы идём в душ и спать, - он усмехается.

- Я не хочу спать.

- Надо.

Он держит меня крепко, ощущаю, как его руки подрагивают, словно ему тяжело и верчусь, хочу на пол слезть. 

Он ставит меня, придерживает одной рукой, в другой ключ-карта, одно движение - и открывается дверь. 

Щелкает выключатель. Освещение слабое, какое-то фиолетовое, вижу большую кровать, тумбочки, темные шторы - это похоже на спальню, где каждую ночь за закрытой дверью двое не могут друг другом насытиться, гладят и касаются, царапают и кричат, целуют и обнимают, нежно, ласково, долго вжимаются в друг друга после.

- Нам сюда, - его руки мягко, но настойчиво обвивают бедра, оттесняют меня к другой двери, и свет там загорается ярко, слепит, а я этим новым, незнакомым, приятным ощущениям мужских рук на моем теле отдаюсь. 

- Сделаю прохладный душ, - он отстраняется. Поддергивает рукава.

Каждое его движение ловлю, они небрежные и слаженные, он так прост, спокоен, так неотразим, принадлежит самому себе...

А хотелось бы мне.

Мои вялые мысли вдруг пускаются вскачь.

Зачем я подчиняюсь? Он же никому не подчиняется.

А я хочу как он, самостоятельной быть.

Выхожу из ванной, пересекаю номер, растерянность и острая нехватка внимания мне ускорения придает, распахиваю дверь и выхожу в коридор.

- Аня, - звучит позади приглушенно-раздраженное, и меня хватают за кардиган. Рывком залетаю обратно в номер, вокруг оси верчусь, едва не падаю. Он вжимает меня спиной в дверь, нависает сверху и цедит. - Ты сейчас примешь холодный душ, выпьешь чай и ляжешь спать.

- Тебе надо - ты и ложись, - взглядом скольжу по его лицу в полумраке, тяжело дышу и, кажется, в себя прихожу. Понимаю, кто сейчас передо мной стоит и не верю. Что мы вдвоем в гостинице, почти вплотную прижаты, пустой номер, и больше никого, я и он, а за окном ночь, и тишина, лишь в ванной шумит вода.

Как так вышло.

И почему мне так остро, сильно, невыносимо волнительно от его близости, ведь я же...

- Не зайдешь в душ сама, - его пальцы касаются моего подбородка, поднимают лицо. - Я тебя туда затащу. 

- Затащи, - предлагаю.

И дергаюсь из его рук, уворачиваюсь, но его пальцы сжимаются сильнее, ощущаю давление мужского тела, навалившегося на меня.

Ловлю грозовой взгляд.

Успеваю глотнуть воздуха.

А потом горячий язык настойчиво проталкивается мне в губы.

Глава 4

ОН

Зацепила меня - крутится в голове припев той идиотской песни, пока я, весь разум растеряв, в рабстве инстинктов нахожусь, втягиваю в рот мягкие податливые губы, толкаюсь языком глубже, ее лицо сжимаю в ладонях и вдавливаю в дверь ее тело с такой силой, что переломать могу, и даже это не останавливает меня.

Она кусается, жадно ловит мой язык, словно торопится, в секунды хочет годы уложить, как можно больше получить, и я понимаю - целоваться она не умеет совсем, может, это первый раз.

Со мной.

И она пьяна.

Эта мысль хуже всего, пробивает виски, молотками по черепу, крошит, крошит. Ладонью упираюсь в дверь, с трудом отрываюсь от алчного рта, а ее магнитом следом за мной тянет, впечатывает. Она прикусывает мою нижнюю губу, не отпускает, и я этой горячности противиться не могу.

- Маленькая.

Толкаю ее обратно к двери, наваливаюсь сверху. В пальцах пропускаю ее волосы, запах вдыхаю, шоколад и яблоки. Она сама не знает, что делает со мной, когда виснет на мне, когда так цепко хватается за плечи, ногтями-крючками под кожу мне лезет, давно заснувшие чувства вспарывает до мяса.

Ощущаю давление в брюках, я так долго не протяну, я взрослый мужчина, мне мало игривых поцелуев, если не остановлюсь - возьму все, прямо здесь у двери, разверну ее и пробью, до дна безумия в нее вколачиваться буду.

Сдерживаю волны ярости, челюсть стискиваю и грубо отрываю ее от себя.

- Все, Аня, - встряхиваю за плечи. - Все, соображай. Надо принять душ и лечь спать.

- Зачем? - по глазам вижу - не соображает. - Я не хочу.

Ее ладонь на моей груди, губы даже в темноте красные, истерзанные, глаза горят желанием, больным огнем. Беззащитна передо мной, наивна, отзывчива, и подчиняется, скажу, чтобы на колени встала - встанет.

Эта картинка кратко вспыхивает перед глазами - где я в расстегнутых брюках, и она на коленях. Случайная мысль крепнет, разрастается и сознание мое захватывает, с такой силой стихия города рушит, эта же сила сейчас владеет мной, я контроль теряю, надавливаю на ее плечи и шепчу:

- Спустись ниже, Аня.

Она держится за мои руки, за рубашку, за бедра и брюки, и спускается. На светлой макушке фиолетовые отблески, спиной она опирается на дверь. Чуть поднимает голову, ладонями касается лица, прерывисто дышит.

Она моя.

Краткий вжик молнии, я сдергиваю брюки. Не отрываю от нее взгляда, от нетерпения руки ходуном ходят, когда стягиваю трусы и обхватываю член, его болезненно ломит. Я морщусь.

- Открой рот, Анюта, - сгребаю ее волосы, влажной головкой толкаюсь в распухшие губы. - Только попробуем.

Чувствую жар ее дыхания.

Она послушно распахивает губы.

И я скольжу к ней в рот, и дергаюсь, ладонью бьюсь в дверь, и тормоза отказывают, вперед несет, до упора толкаюсь в нее, одним рывком ей в горло.

И тут же взрываюсь, словно эта энергия до встречи с ней копилась, и сразу вырвалась, матерюсь и изливаюсь в ее рот, тяну ее за волосы, еще несколькими глубокими толчками выплескиваю в нее свое ожидание, желание, нетерпение.

ОНА

Бегу в ванную и склоняюсь над раковиной, плююсь и фыркаю, во рту тепло и вязко, солоновато, я не поняла, что произошло.

Жадно глотаю воду из-под крана, захлебываюсь и пью, ладонью рот вытираю и смотрю в зеркало.

Там отражается кто-то другой, это не я. Кто-то новый, незнакомый мне, меня пугает эта девушка растрепанная, с блестящими голубыми глазами, они почти синие, такие яркие.

И губы не мои, огромные, пухлые, красные.

Слышу, как хлопает дверь и вздрагиваю.

Он ушел.

Здесь, при свете, то, что там в полумраке случилось сном кажется, нереальностью, в этом мире, где живу я, такого случиться не могло, не так, ничего не было, это мой отравленный в баре мозг подсовывает мне галлюцинации.

Выключаю воду.

Покачиваясь, выхожу в комнату, смотрю на дверь.

Там, возле нее, я на коленях сидела пять минут назад, перед ним.

А он...

Он же не хотел, он бы такого себе не позволил. И еще и сбежал.

Трогаю губы и поверх покрывала валюсь на кровать, в потолке фиолетовые точки светильника, смазанными пятнами, как мои мысли.

С трудом переворачиваюсь на бок и двигаю по тумбочке часы.

Полночь.

Раньше я в это время уже спала. Дергаю покрывало из-под себя, пытаюсь натянуть на озябшие ноги, голова раскалывается напополам, и я даже слышу хлопок.

И спустя секунду, по легкому сквозняку понимаю, что это не во мне что-то лопнуло, это открылась и закрылась дверь.

Поднимаю глаза и вижу его.

В руках поблескивает стекло бутылки, звякает стакан.

Затаив дыхание слежу, как спокойно он приближается, ставит все на тумбочку. Спускается на корточки перед кроватью и смотрит мне в лицо.

Тикают часы, он сидит.

- Зачем вернулся? - хрипло спрашиваю. В груди сердце заходится, я на эту кровать легла и не ждала его, глаза на мокром месте, разбить на стоп-кадры это время что мы вместе провели и каждый рассмотреть хотела, прочувствовать.

Такими вещами не занимаются спонтанно у двери, в отеле, сразу после первого настоящего поцелуя. Мной азарт владел, я в беспамятстве была, мне голову вскружило, но ведь он...должен был все понимать, это у него не впервые.

- Я не должен был этого делать, - его голос тоже хриплый, его рука касается моих волос, он между пальцев пропускает прядку. - Ты же еще такая маленькая.

Завороженно смотрю на него.

А перед глазами снова и снова, его спущенные вместе с трусами брюки, гладкий и твердый налитый орган, большой и толстый, его рука, обхватившая член у основания.

"Только попробуем" - сказал он.

И я сама открыла рот, я хотела, жар кожи, горьковатый привкус геля, смешанного с его парфюмом, и как он заполняет меня, перекрывая дыхание, по-настоящему, не в моих фантазиях о взрослых отношениях и сексе, а в реальности.

Как он содрогался, как он рычал и хватал меня за волосы, я всё кожей впитала, у меня всё внутри выжжено в пепел, и есть место для нового, для него.

- Больше не маленькая, - отзываюсь.

- И нетрезвая, - продолжает он, будто не слышит меня, так же зачарованно мои волосы перебирает. - Я не собирался твоим состоянием пользоваться. Не знаю, как это вышло. Надо было принять душ и лечь спать. А я бы уехал.

- А сейчас останешься?

Вопрос оседает в воздухе. Останется ли он в гостинице со мной - это просто не слишком умело замаскированная фраза "будет ли продолжение".

Ведь если мы оба будем здесь, надеяться, что он не дотронется до меня, а я до него - то же самое, что на пороховой бочке засыпать.

Губы до сих пор щипит. И пальцы покалывает, я ощущаю его близость, смотрю на его сильные руки, сложенные на кровати в сантиметре от меня, надо лишь двинуться, ему или мне, и ударит током, мы оба под напряжением.

Я на краю держусь.

Не распробовала еще то, что люди называют страстью, каплю ее получила, и она, как яд, я отравлена, мне нужна еще доза.

- Что принес? - не дождавшись ответа, глазами показываю на тумбочку.

- Бурбон.

- Папа его пьет. А я ни разу. Даже сегодня в баре.

- И не надо.

- Надо.

Он тихо усмехается, в темноте его улыбка непривычно интимная, и я прижимаю руку к сердцу, у простой улыбки - и столько граней, оттенков, она отражает то, что случилось между нами, не дает думать, что это был сон.

Он поднимается. Крутит крышку, звякает стакан, в него булькает порция успокоительного, которую он залпом опрокидывает в себя.

Лежу не шевелюсь, запоминаю его образ в этой темноте, возле кровати по центру гостиничного номера.

- Ты пойдешь в душ? - он поддергивает рукава, выше обнажая загорелую кожу, контрастную белой ткани рубашки. - А я закажу чай.

- Я не хочу чай.

Не хочу, чтобы меня из этого тягучего состояния что-то выдернуло, кажусь себе трезвой впервые в жизни, ведь минус на минус дает плюс, его пьянящие объятия уже давно привели меня в чувство.

- Аня, - он снова плещет из бутылки бурбон. Его голос чужой, с новыми нотами, он пьет, трет руками лицо.

И я вижу, он жалеет, что коснулся меня, поцеловал, сказал на колени встать, не сдержался, он боится, что для меня это не проходная ночь, что ядо смерти влюблена.

И он прав.

Глава 5

ОН

Выхожу из номера и прикрываю дверь.

Бурбон не помогает, не расслабляет, я последняя скотина, в одном помещении с ней находиться не могу.

У нее до сих пор взгляд плавает, она утром хоть что-то будет помнить? И как на меня посмотрит, когда в себя придет?

Я лишь забрать ее хотел, чтобы не вляпалась никуда. Подруга, ночной клуб и парни, сценарий банален и стар, как мир.

Я спас ее. И бедствием для нее стал сам.

В ресторане заказываю крепкий чай. Барабаню пальцами по стойке, смотрю на часы. Она выпьет чай, уснет, я уеду и...

Что дальше.

Чертово слово "завтра" сверлит мозг. Бросаю взгляд за окно, там темно, еще несколько часов до рассвета.

И если провести это время с ней, не уезжать. Несколько часов -  у меня же целая вечность в запасе, гораздо больше, чем было, душная синяя ночь, и в воздухе что-то вязкое, плетется, путает, тянет туда, к ней. Ведь так говорится, кто сильно страдает, тому завидует дьявол, и выдворяет его - на небо.

Пальцами давлю переносицу.

Я не хочу уезжать. Разобьюсь по дороге, точно, я знаю, я думать ни о чем, кроме нее не могу, я заболел.

И это смертельно.

Забираю чашку с чаем, разворачиваюсь.

- Вау, как неожиданно. Ты пришел, - на пути вырастает Наташа, как елочная гирлянда светится. Ловит меня за руку, смотрит на ладонь с полустертой надписью, в какой номер я должен был зарулить.

Ведь была же подсказка.

Бывшая коллега, нормальная женщина, взрослая, о которой забыл бы сразу, как кончил.

Но я выбрал другую. Босую, с синяком на коленке, подпевающую радио.

Во времени отматываю, и серая усталось наваливается, черная скука, взворваться готов, смотрю на Наташу и хочу сделать ей больно, за волосы в туалет, заткнуть рот и отыметь, как шлюху, она же напрашивается, а мне нужно лекарство.

Чтобы не возвращаться туда.

Высвобождаю руку и шагаю между столиками.

- Интересно, - ее каблуки стучат рядом. - Я думала, мы вина выпьем, зачем чай?

- Это не тебе, - выхожу из ресторана, двигаю челюстью. - Я не один здесь.

- А с кем? 

- Наташа, - останавливаюсь, носом медленно втягиваю воздух. - Потеряйся.

Ее брови в изумлении поднимаются, она открывает рот.

Считаю секунды, равняю дыхание, эта дура что, не видит, не замечает, ей надо пропеллер в задницу и уматывать от меня нахрен, я не в себе, с ума схожу, у меня горячка.

В таком состоянии люди с катушек слетают. Прыгают с крыши, уходят жить в пустыни, познают вкус убийства.

Наташа истерит под ухом.

Не слушаю. Наблюдаю, как Аня за перила держится, по лестнице спускается. Не пошла она в душ, как я ей сказал, она сбегает, двенадцать, золушка, все такое.

Стряхиваю руку, удерживающую мой локоть, шагаю по ступенькам, с чаем наверх, навстречу к ней.

- Аня, разворачивайся, - преграждаю ей дорогу. - Вот чай.

- Я не хочу.

- Куда ты пошла?

- К Кристине поеду.

- Я подвезу.

- Я сама.

- Одна не поедешь.

- Чего ты ко мне пристал! В няньку играешь! Делаешь вид, что не было ничего, со своим сраным чаем таскаешься! - со слезами выкрикивает она и бьет меня по руке.

Кружка опрокидывается, меня шпарит кипятком.

Швыряю чашку в сторону, она брякает по лестнице, раскалывается. За голову притягиваю Аню к себе, носом втягиваю воздух возле губ, на ней столько запахов смешано, но бурбон мой не пила, кажется, во мне надежда живет, что она протрезвела, понимает, что между нами происходит.

Она не двигается.

Я тоже замираю и смотрю.

Приоткрытый пухлый рот, рваное дыхание, краешки белых резцов, которыми она кусала меня, как наяву ощущаю и сразу все вокруг черным закрашивается, лишь губы красным горят, и я шаг делаю на ступеньку выше, впечатываюсь в нее.

Она отвечает, с той же горячностью целует в ответ, руками обвивает мою шею и жар, ноющая боль с ошпаренной кисти по нервным центрам расходится, сжимаю узкую талию и медленно, вслепую, тяну свою добычу обратно на второй этаж.

ОНА

Он долго тычет картой в ручку, не попадает, а я не отпускаю, не даю посмотреть, наваливаемся на дверь и целуемся, прямо в коридоре, нет сил оторваться. Я ошиблась.

Одной дозы мне мало, надо еще и еще.

- Аня, - он уворачивается, улыбается. Совсем рядом раздаются шаги, и я разжимаю руки.

Он поправляет брюки, с невозмутимым видом открывает дверь. Успеваю заметить в коридоре двух постоялиц, и он затягивает меня в номер.

Хлопает дверью.

- Иди сюда, - тут же подхватывает на руки, пересекает комнату и заходит в ванную. 

Включает воду.

Мутным разочарованным взглядом окидываю небольшую квадратную ванну, мне даже на пять минут прерываться опасно, все во мне требует и я цепляюсь за его воротничок, когда он пытается поставить меня.

- Перестань, - его губы скользят по шее, всасывают кожу. - Это же быстро.

Я не слушаю. И вздрагиваю, сама спрыгиваю с его рук, когда он направляет в меня прохладный душ.

Он чуть слышно усмехается.

- Раздевайся, - быстро рвет одноразовую упаковку с гелем, а я стою и мокну в вязаном кардигане, неотрывно смотрю на него и медленно поворачиваю душ в его сторону.

Упругие струи воды врезаются в его рубашку.

- Сам раздевайся.

Он поднимает глаза, встречается с моими. На секунду в них мелькает то прежнее, знакомое мне темное выражение, от которого я пячусь в угол ванны и спиной упираюсь в зеркальную стену.

Сердце пропускает удар.

А он улыбается, неприкрыто, нагло, по-хищному, и подходит вплотную.

Задирает кардиган, мокрыми руками сжимает мои голые бедра, и я всхлипываю ему в рот, его хватка так откровенна, здесь он не трогал еще. Его пальцы смещаются на ягодицы, проникают под мокрые трусики, он с глухим выдохом впивается зубами в мое плечо, стягивает мокрый воротник, целует ключицу.

- Еще - выгибаюсь ему навстречу.

Он развязывает поясок, распахивает кардиган, сдергивает его с плеч и ладонью накрывает чашечку белого бюстгальтера, сжимает, и грудь выпрыгивает. Он смотрит, долго, пристально, и наклоняется.

Губами ловит набухший сосок.

Я все сильнее дрожу, а вода все льется, не студит меня, спиной бьюсь в зеркало, и в его руках бьюсь, под его губами, его языку подчиняюсь, он мое наслаждение, моя мука, мое начало и гибель моя.

- Только попробуем, - звучит из его рта привычное. Он резко разворачивает меня спиной к себе, впечатывает в зеркало.

Его руки сдирают трусики, скатывают их у колен. Он наваливается на меня, и я наши отражения вижу, как он смотрит вниз и расстегивает брюки, а они, мокрые, не подчиняются, задерживают его.

Низ живота тянет, на моих губах дурная улыбка, между ног нервно пульсирует, и эмоции через край хлещут, как вода из душа, голова кружится, меня швыряет в нескончаемый дурман.

Ощущаю его пальцы, касания, вместо них гладкую горячую головку, ее легкий толчок, снова пальцы, подушечки растирают влажность на складках.

Не размыкая губ мычу и стоять не могу, смотрю в зеркало и лишь обрывками вижу себя, фрагментами, а рядом его, такого красивого, в облепившей тело рубашке, он носом зарывается в мои мокрые волосы, жадно целует шею.

Ловит мой взгляд, одна секунда, вторая, третья - отрезок в вечности, и свет мигает, меня точно накрыло, запретным чем-то, я вынести не могу, ладонями в зеркало бьюсь, выбраться через него хочу, чтобы это остановилось.

Слышу его голос и слов не разбираю, сама двигаюсь вплотную к нему, умолять готова, почему он медлит, в его глазах, его взгляде брожу, как по лесу.

Глава 6

ОН

Я сам себя калечу, отдаю в рабство. Самому себе вру, потому, что правда муторна, паршива.

Пью бурбон, на кровати рядом с ней сижу, смотрю. У нее глаза слипаются, мутно-голубые, она моргает, потягивается на постели.

- Почему ты никогда не слушаешь? Я же сказал. Надо выпить чаю и лечь спать.

Сказал. И сам помешал.

- Я не хочу чай, - привычно повторяет она. Трогает мокрые спутанные волосы. - Я хочу тебя. А ты меня. Чай тут третий лишний.

Всматриваюсь в ее лицо. И подозреваю, что она меня не может узнать. Кого-то другого на моем месте представляет. Хотя бы того хорошего парня, с которым ее подруга познакомить обещала.

Она ведь по имени меня ни разу не назвала.

Что у нее сейчас в голове происходит, я бы влез, если бы мог.

- Спи, Аня, - выше натягиваю покрывало. 

- Ложись со мной.

У меня дергается щека.

Там, в ванной, у нее был такой взгляд. Потемневший, затянутый страстью, но безумный, одержимый.

И я безумец. Она девочка совсем, домашняя, неискушенная. Не соображает, что делает, а я завез ее в гостиницу под надуманным предлогом.

Не чтобы позаботиться, не дать в клубе найти приключений, о которых она пожалеет на утро - нет.

Разглядываю очертания голого тела под покрывалом и уверяюсь - да, подсознательно я этого и хотел, когда ехал сюда с ней, сексом заняться.

Лучше со мной, чем с каким-то левым засранцем.

За нее решил.

И вот моя кара.

- Как меня зовут, Аня? - наклоняюсь к ее лицу.

- Странный вопрос.

- Скажи.

Она улыбается, тонкими руками обвивает мою шею, тянет к себе.

- Это не игра, - выворачиваюсь.

- Я знаю, - она не отстает, пальцами скользит по моей руке, вдоль вен.

Сажусь вполоборота. И отбрасываю в сторону покрывало.

Она лежит возле меня, голая. Жадно смотрю на небольшую, аккуратную грудь с темными сосками, плоский живот, узкие бедра и стройные ноги, на гладкий лобок и светлый пушок волос в промежности.

Рычать хочется, ладонью втискиваюсь между ее ног, накрываю складки. К ней наклоняюсь и втягиваю в рот измученные мной губы. Она отвечает стоном, шире разводит ноги. Пальцами цепляется в мои плечи, пытается опрокинуть меня на себя, а я малодушно поддаюсь, накрываю своим телом.

Член твердый, как кол, упирается в нее, по смазке скользит, мне мозг раздирает на части.

- Еще хочу, - говорит она шепотом и поднимает бедра. - Скорее.

- А что было в ванной ты помнишь? - обхватываю член у основания, прижимаю к складкам. В ушах шумит, так хочу внутрь, но медлю, ответа жду.

Она не слышала вопроса, самозабвенно целует мое плечо, шею, сжимает меня ногами, торопит, дрожит подо мной, требует...

- Аня, как меня зовут?

Долгая пауза. И я стряхиваю с себя ее руки. Отжимаюсь, падаю рядом. Смотрю в потолок на размытые фиолетовые пятна светильника. Так и бывает, внезапно, кто-то свыше берет и пускает титры.

Так и со мной. Я встрял, влип, увяз по уши, у нас есть лишь часы до рассвета, а дальше как, она решит утром, что я ее трахнуть хотел, и будет права.

Только я так и не трахнул.

И не смогу.

Усмехаюсь такой подставе от собственного сердца, которое, я думал, кровь качает, живым меня делает, всё, я никогда не влюблялся, уверен.

Никогда до неё.

ОНА

Просыпаюсь от солнца, что прямо в лицо бьет, верчусь в постели и с головой накрываюсь одеялом. 

У соседей ремонт, аж в висках трещит, лезу под подушку, чтобы уши прикрыть, сглатываю, и чувствую, что умру, если воды не выпью, в горле будто наждачка.

Опираюсь на руки, зеваю и щурюсь. Покачиваясь, сажусь в кровати и медленно моргаю.

Тру ресницы.

Оглядываюсь.

Кровать огромная и комната чужая, как супружеская спальня, но нежилая, только на тумбочке стоит стакан воды и лежит упаковка таблеток.

Радостно тянусь туда, большими глотками расправляюсь с водой. И морщусь от резкой музыки звонка, телефон орет, разрывается в рюкзаке. Подхватываю его, вижу номер мамы на экране и машинально кручу перстень, в волнении принимаю вызов.

- Да? - неуверенно отзываюсь.

- Где ты, - не здороваясь, сухо бросает мама. Не давая ответить продолжает. - Отец водителя за тобой прислал, Гоша ждет у подъезда. Поторопиться советую. 

- А что случилось? - сползаю с кровати, ерошу спутанные волосы. Смотрю на часы на тумбочке и ахаю - полдень. - Подожди, - прошу в трубку, заметив рядом со стаканом магнитный ключ.

Я в гостинице?

- Некогда ждать, Аня, - рявкает мама. - Ты бы слышала, как он орал на меня!

- Кто? - глупо переспрашиваю. Останавливаюсь перед зеркалом. 

Я голая.

- Папаша твой, кто еще! - бросает она. - Что я за тобой не уследила, стоило на один день тебя отпустить - и ты уже по клубам шляешься, позоришь честь пансиона, семьи, да все, - она словно рукой машет. - В общем, забирает тебя обратно. Я с ним разговаривать не могу, ты знаешь, сразу начинаю сердечное пить.

- С чего он взял? - в недоумении изгибаю брови и натягиваю белье. - Что я по клубам шляюсь и...

Осекаюсь и оглядываюсь, я ведь в гостинице, голая, морщу лоб и вспоминаю, как сюда попала.

- Подруга твоя позвонила, нажаловалась, - неодобрительно хмыкает мама.

- Кристина? - поражаюсь.

- А что у тебя десять подруг? - в ее голосе столько яда, она просто в бешенстве. - Аня, чтобы через полчаса была здесь.

Она бросает трубку.

Влезаю в кардиган и приглаживаю волосы. Выскакиваю из номера и на ходу набираю Кристине. Слушаю механический голос про недоступного абонента, и изумлению моему нет предела.

С чего вдруг Кристине про меня такое говорить? Еще и папе? Да мы с детства дружим, и даже когда меня в пансион запихнули дружить не перестали, я ей как себе доверяю, она бы не стала.

В холле мнусь, смотрю на свои босые ноги. Подхожу к стойке и прошу администратора вызвать такси. Неловко присаживаюсь на краешек дивана и напрягаю мозг.

Что, черт его подери, случилось.

Я приехала, поругалась с Марком, потом с Кириллом, босиком ушла из дома и заехала за Кристиной.

Мы были в баре...

Администратор показывает на выход, намекая, что такси подъехала. Перемещаюсь в салон авто и снова мучаю память.

Бар. Бар. Бар. А дальше обрывки какие-то, музыка по радио, мужская улыбка, гостиница.

Душ, чай, кровать...

Опять набираю Кристину. Повторно слушаю, что абонент недоступен. Выхожу во дворе и плетусь к черной Гошиной иномарке.

Папин водитель выходит навстречу. Красноречивым взглядом окидывает мой внешний вид. Молча открывает для меня дверь.

Лезу на сиденье и ежусь, представить боюсь, какую взбучку мне дома устроят.

Зачем Кристина позвонила папе и такое сказала? Нажаловалась?

Она не могла.

- Заедем в магазин одежды по дороге, - Гоша садится за руль. - И купим тебе что-нибудь. Чтобы не в таком виде.

Благодарно киваю.

Гоша включает радио. 

Мы слушаем песню:

- Зацепила меня, ослепила меня...

ОН

Год спустя

На столе бокалы-тюльпаны, французский коньяк десятилетней выдержки, чашка кофе и паштет. Я это все не люблю, но так положено по этикету, по имиджу, по работе. 

Вообще, на часах восемь утра.

Да и встреча сорвалась, а я все равно сижу, ковыряю паштет, пью коньяк.

Взглядом гипнтотизирую телефон, он лежит на столе. Если я потеряю трубку - будет нехорошо, там много контактов важных людей.

Но хуже другое - самый важный номер огненными цифрами горит в воспаленном мозгу и не стереть его оттуда никак, не вышвырнуть к дьяволу память.

Мы не виделись год.

А сегодня встретимся, случайно узнал. Что она приезжает.

Пью коньяк, по столу катаю телефон.

Прошло двенадцать месяцев. 

А во мне не поменялось ничего, не утихло, можно сгорать ежедневно, и так и не сгореть, тлеть, в любой момент полыхнуть с новой силой. До точки себя довести, гадая, помнит она или нет, простит или отвернется, я просто свихнусь, или ее сведу с ума, ей нельзя приезжать.

Нам двоим будет плохо.

Залпом допиваю коньяк и беру телефон. Ввожу ее номер. Печатаю сообщение:

"Не приезжай, если не хочешь, чтобы мы снова оказались в одной постели".

Отправляю. И кидаю на стол телефон.

Левая симкарта, она не догадается. Или догадается, если помнит. В прошлый раз я сдержался, а теперь не смогу, за год накрутил себя до предела, на краю стою.

Стучу подошвой по полу, смотрю на экран, официанта прошу повторить коньяк. Не знаю, что хуже, встретиться снова или не увидеть ее никогда.

Принятым сообщением пиликает телефон.

Подрываюсь за ним, на пол уронив и паштет, и приборы, читаю, перечитываю сообщение от нее:

"А если хочу?" 

А если хочу.

Откидываюсь на стуле. И печатаю сообщение.

Помнит? Да или нет - однох*йственно, я сам себя приговорил, к казни и виселице, но еще дышу почему-то. Последний год - худший в жизни, это сплошная слежка, ее соцсети, фотографии, короткие посты, гадать, изучать, не спать ночами, любовь похожа на одержимость, я испил это чувство сполна.

И мне все еще мало.

Познавший самого себя - собственный палач - говорит Ницще.

Я познал ее. Так нам с ней суждено, лишь я один имею право.

Ее палачом быть.

Глава 7

"В любви всегда есть немного безумия, маленькая" - светится на экране. 

Бросаю быстрый взгляд на сообщение, а потом бам - руль в руках дёргается, машина подскакивает на кочке, вырубается магнитола, а снизу раздается скрежет металла. 

Мотор урчит, фыркает ещё пару раз, и глохнет. 

И так постоянно, стоит чуть отвлечься, наехать на ямку или кочку. 

Корю себя. 

И снова отвлекаюсь на сообщение:

"Но и в безумии всегда есть немного разума".

Цокаю. 

Мы с этим мужчиной даже не виделись, а он говорит мне о любви, ее безумии, цитирует немецкого философа.  

Так необычно, так чувственно. 

Пытаюсь себя убедить, что его сообщения лишь разновидность банального "может, вечером приедешь ко мне?", пытаюсь и не могу, и переписываюсь с человеком, присвоившим титул Виконт все утро. 

Виконт. 

Снаружи сигналят, и я вздрагиваю. 

Так, машина. 

Гашу экран и выбираюсь на улицу. Открываю капот и смотрю внутрь. 

Двигатель давно не мыла. 

А другой проблемы не вижу, но все обычно открывают капот, попробовать стоило. 

Оглядываюсь по сторонам. 

Кольцевая дорога, мост, мимо плавно катят авто, и до меня на обочине дела никому нет. 

Пару раз взмахиваю рукой в надежде словить помощника. 

И бросаю эту затею. 

"С чего ты взял, что я маленькая? Может, мне тридцать, сорок, пятьдесят? " - отправляю незнакомцу и набираю номер мамы. 

Прохаживаюсь вдоль машины и глупо улыбаюсь, это его "маленькая" так приятно, никто меня так ещё не называл, может, только в детстве. 

А с Виконтом вышла случайность. Он ошибся номером, а я ответила. 

И меня затянуло. 

И я рада. 

- Алло, дорогая, я пропустил свой поворот, - говорю, когда мама снимает трубку. 

Маме шутка не нравится. Там на фоне гул голосов, рабочий день в разгаре, у некоторых еще сессия не кончилась. 

Зачёты, зачёты, зачёты, а она строгий профессор, шугает студентов. 

- Аня, мне некогда, говори в двух словах, - рявкает она, словно я прогульщица и клянчу оценку.  

- Я встала, - в двух словах, так в двух словах. 

- Что? - раздражается трубка. 

- На кольце сломалась, - добавляю ещё три слова. - заглохла, - ещё слово. - Что делать? - еще два. 

- Как невовремя, - оценивает она мою беду. - А там никто не может помочь? Вот почему я этим должна заниматься? - она почти причитает. - Ты едешь от отца, он что не мог машину проверить? 

Смешно. 

- У папы появилась дама сердца. Кудрявая блондинка, старше меня на четыре года, так что нет, он не мог, - докладываю. - Рассказать, чем они занимаются?

- Скинь мне адрес, где ты, - сворачивает мои сплетни мама. - Придумаю что нибудь. 

Она отключается, я закрываю капот и усаживаюсь сверху. Дышу выхлопными газами, лопаю пузыри жевательной резинки. 

Принятым сообщением пиликает телефон:

"По твоему общению несложно догадаться, что ты ещё очень юная. Неопытная. Чиста душой. И совсем не разбираешься в людях".

Хмурюсь на такую оценку, а потом хихикаю, прикинув, что нарвалась на Люцифера и следующим его сообщением будет предложение продать ему душу. 

Но это льстит, когда тобой интересуются. И любопытсво побеждает. 

"А ещё что можешь обо мне сказать? Так, навскидку" - печатаю и морщу лоб. В моей душе такие глухие потёмки, что черт сломит ногу, и темень эта очень давно, так что Виконт зря начал рассуждать.

Сейчас напишет, мол, ещё ты красивая, я представляю, как целую твои розовые мягкие губы и возбуждаюсь, дымлюсь, у меня колом стоит, приезжай.

И я его заблокирую. 

Жду его ответа, подошвой постукиваю по кузову, собеседник молчит. 

Июнь теплый, небо синее, лёгкий ветер теребит свободное платье и развевает волосы, они лезут в глаза.

Прокручиваю на пальце позолоченный перстень - памятный подарок от пансиона, где я училась. Сняла бы давно сувенир, с содроганием тот кошмар вспоминаю, но отец запретил, считает, что это как отличительный признак для знающий людей.

Проверяю телефон. 

И в ту же секунду экран вспыхивает принятым сообщением:

"А ещё тебя давно держат под контролем, не дают свободы, каждый твой шаг отслеживают. Но жёсткие рамки вредны. Ограничения спровоцируют, и не сегодня-завтра тебе сорвёт крышу. Бросишься во все тяжкие".

Нога замирает в воздухе, перечитываю сообщение и с трудом сглатываю. 

О чем это он? 

Что за шутки?

По спине пробирается пот. 

Ведь все так и есть, сначала интернат для девушек, а теперь два года под надзором домоправительницы отца. 

Я только на каникулы и вырываюсь. А завтра у брата выпускной, и я рассчитываю на праздник, но если Виконт предложит увидеться...

Выберу его, да. 

Поеду, хотя бы посмотреть на него, такого умного. 

Но правоту его не признаю, печатаю:

"Ты психолог? Или экстрасенс? Если да - то я никогда не бросаюсь в крайности, а тебе зря платят зарплату, мистер Нострадамус".

Запрокидываю голову, смотрю на проносящиеся машины. Ерзаю на капоте, в нетерпении проверяю сообщения, и уже хочу опять набрать маму, оторвать ее от суперважных дел, но тут на дисплее высвечивается конвертик от Виконта.

"Я никогда не ошибаюсь, маленькая. Кстати, у меня есть предложение".

Предложение. 

Это не про руку и сердце, какая глупость, но понимаю, что он хочет назначить встречу, и дух захватывает, то в холод, то в жар бросает, трепещу. 

И не успеваю повторно пробежать глазами послание, как рядом тормозит серебристая ауди-кабриолет. 

Смотрю сначала на телефон, затем перевожу взгляд на водителя. 

Тот поднимает на макушку солнечные очки и растягивает губы в голливудской улыбке. 

И у меня где-то внутри противно екает, отголосок памяти, которую я из себя вытравливала.

Какого черта. Он приперся.  

- Марк, - сдерживаю недовольство и спрыгиваю с капота. - Тебя мама послала? 

- Попросила, - поправляет Марк. - И тебе привет, Анюта, - мое имя с его губ звучит не ласково, а покровительственно, снисходительно. Он выходит из машины, приближается ко мне. - Что у тебя случилось? 

- Все равно не починишь, - в моем голосе прорывается ответная язвительность. 

Но я не представляю его, такого холеного, в этой своей белоснежной рубашке, ковыряющегося в запчастях и вытирающего масляные руки ветошью.

- Зачем чинить, я позвоню в сервис, - жмёт он плечом, и даже в этом небрежном жесте самодовольство сквозит, он собой любуется, беспрестанно, без устали, отдыха не зная, и это против воли притягивает, его самоуверенность, чувство силы, походка, посадка головы, словно в его власти изменить мир. Он по хозяйски открывает мою машину и с заднего сиденья подхватывает большую спортивную сумку. - Это все вещи? 

- Сам не видишь, - хмуро киваю и иду за ним, к его Ауди. 

- Как отец? - заводит он светскую беседу, словно не было между нами ничего, и обсудить тоже нечего. 

- Рванул в горы, кататься на лыжах и пить какао. Взял с собой собаку, и эту свою домоправительницу, похожую на Фрекен Бок, знаешь? 

Марк сводит брови, представляя описанную мной картинку и утверждает:

- А ты всё шутишь. 

- А я все вру. 

Он усмехается. Тихо, лишь губы дрогнули. Кидает назад мою сумку, садится за руль. 

В его ушах поблескивают маленькие сережки-гвоздики, он роется в бардачке и перебирает футляры, убирает солнечные очки и надевает другие в тонкой золотистой оправе. 

Рассматриваю его, наощупь закрываю свою машину, и сажусь к нему. Наблюдаю за его приготовлениями. 

Наши мамы дружат вечность и ещё чуточку, и раньше шутили, что мы с ним поженимся, когда вырастем. 

А потом...

Меня запихнули в пансион для девушек, а он уехал учиться за рубеж, и вернулся таким - манерным, элегантным, прямолинейным напыщенным царем мира. 

- На выпускной к брату приехала? - Марк плавно выруливает на дорогу, набирает скорость. 

- А ты как думаешь? 

- Тебе обязательно так себя вести? - он бросает взгляд в мою сторону. 

Ветер бросает в лицо волосы. 

Молчу. Накручиваю на палец кудрявую прядку и хлопаю ресницами. 

На дурочку похожа, из тех, которыми забита его инстаграмная лента. Я время от времени листаю, отделаться от этой привычки не могу.

- Ты когда-нибудь повзрослеешь, Аня? - поморщившись, Марк отворачивается к дороге. - Твои приколы давно не в моде, к слову. 

- А что в моде? 

- Театр, например. Можем новые постановки обсудить. Литературу. Кино. Я тут застрял на Шри-Ланке, вчера только прилетел, - заводит он мотив под названием "Марк, классный Марк". - Там такой воздух. Природа. Люди. Вернулся в наш город, и все ещё не верю. У переходов нищие сидят, в магазинах просрочкой торгуют, на улицах мусор, прямо под ногами бычки. 

Сколько ему за один день пришлось пережить. 

Отворачиваюсь к окну и рассматриваю деревья, что мимо несутся, высотки и бульвары, прохожих, мне нравится наш город, а Марк пусть катит обратно в Шри-Ланку, если чем-то недоволен.

К дяволу пусть идёт.  

- Ты долго ещё дуться будешь? - спрашивает он, помолчав. 

- Мне было пятнадцать, и я была в тебя влюблена, и ты видел, - не сдерживаюсь. 

- А мне было двадцать один, и что? - он добавляет скорость. - Как ты себе это представляла? Ждать твоего совершеннолетия, возле интерната тебя караулить?

- Мое совершеннолетие ничего не изменило. 

- Да. Потому, что я работал, Аня. Не в России. Зато теперь я здесь, и свободен. 

- Зато теперь занята я, - передразниваю, и мы замолкаем. 

Он устал, похоже. Больше ни слова не говорит, и мы едем, и я просто подхватываю сумку, едва Марк паркуется во дворе. 

Нет, я не успокоюсь. 

Наслышана про его свободу, беспринципную и бессовестную. 

- Спасибо, - спускаю ноги на асфальт. - Маме привет. 

- Сама передашь. Машину пригоню, когда починят. А ты, - он резко хватает меня сзади за платье и тянет, разворачивает к себе. - Аня. 

Смотрим друг на друга, в его глазах пляшут зелёные огоньки, ещё два года назад душу бы продала за вот такой его взгляд, да и сейчас не забыла, знакомая дрожь-предательница атакует тело.  

- Марк, - шепчу. - Не сиди, за машиной моей едь.

Ещё пара длиннющих, как его ресницы, секунд, и он выпускает мое платье. Отталкивает меня.

- Я понял, Аня. Просто ты ещё маленькая. Взрослей давай, пока не вляпалась.

Не успеваю спросить, во что я обязана вляпаться, Марк резво газует с места.  

Провожаю его взглядом.

Обиделся. Разозлился. Раздражен. Ух, три в одном, я молодец, так ему и надо. 

Шагаю к подъезду, в кармане пиликает телефон. 

Читаю сообщение:

"Такую, как ты, легко соблазнить, маленькая. Будь осторожна".

Что за черт. 

Невольно оглядываюсь на сворачивающий за угол кабриолет Марка. 

Перевожу взгляд на экран телефона. 

В тексте строчки скачут, прыгают, перестраиваются в слова Марка "Взрослей, пока не вляпалась".

Трясу волосами и сама себе улыбаюсь. 

Это Виконт, конечно, а он не может быть Марком, я жила с отцом два года, а Марк даже не приехал, хоть и был "свободен".

С чего вдруг ему притворяться моим незнакомцем. Он слишком самовлюблён для этого. 

Прокручиваю на пальце кольцо. 

И печатаю ответ. 

Глава 8

"Пункт первый - соблазнить меня сложно, пункт второй- я не маленькая. Возраст у тебя больная тема? Тебе самому, наверное, двадцать шесть? И до сих пор подрабатываешь экстрасенсом. " - отправляю Виконту возраст Марка и захожу в лифт. 

И через минуту читаю ответ:

"Президент Трамп в двадцать шесть лет руководил компанией, занимающейся недвижимостью. Стив Джобс уже стал миллионером. Джоан Роулинг писала свою первую книгу о "Гарри Поттере". Не будь так категорична. Маленькая."

Качаю головой. 

Какой умный Виконт. 

Я тоже когда-нибудь стану знаменитым человеком, как надеется папа, а если провалюсь, то он купит мне диплом, чтобы было, чем хвастаться перед сослуживцами. 

Набираю маму. 

- Твой муж на работе? - спрашиваю, когда она снимает трубку. Топчусь под дверью, сжимаю в кулаке ключи и не решаюсь войти. 

- Да, Аня, и я на работе, в чем дело? - торопит она. 

- Уже ни в чем, - выдыхаю свободнее, отчима дома нет - это прекрасная новость. Решительно тычу ключом в замок. - Я приехала. Обязательно надо было посылать за мной Марка? 

- Ты ещё и недовольна? - она поражается. - Доченька, запросы свои сбавь, Марк отличный молодой человек, прекрасная партия. 

- Никто не выходит замуж в двадцать лет, - отпираю замки и вваливаюсь в прихожую, сбрасываю с плеча сумку. - Тем более, это сватовство уже несколько устарело, нет?

- Вспомни, во сколько я тебя родила, - спорит она. - И чем плохо иметь надёжное плечо? Смотри, Аня, время упустишь. 

- То есть на тебя надо равняться? Поэтому вы с папой...

- Надо прекращать капризы. И учится самостоятельности. 

Ага, я и учусь. С Виконтом вот. Ставлю на громкую связь и параллельно маминому голосу печатаю ему сообщение:

"Ты уверен, что меня легко соблазнить. Это твоя цель?"

Оступаюсь и налетаю на стену, что-то падает с подзеркальника. 

 - Ты пришла? - оживляется на том конце мама. - Аня, не в службу, а в дружбу, пока не разделась - съезди до брата. Он на работе, боюсь, что голодный. 

- Антон не маленький уже, - хмыкаю и поднимаю флакончик духов, ставлю на полочку. Поправляю перед зеркалом растрепавшуюся прическу.

Светлые волосы, некрупные локоны, стрижка каре, точь в точь, как у утонченной Виктории Бекхэм - жены знаменитого футболиста. 

Я и похожа на нее, будь я брюнеткой, вот только немного рост подкачал, зато даже на каблуках миниатюрна. 

- Аня, ты слышала? - врезается в мысли мамин голос. - Съезди к брату на работу.  

- Так у меня машина сломалась. 

- Есть очень удобная альтернатива, называется - общественный транспорт, - отрезает она и бросает трубку, уверенная, что я не ослушаюсь. 

А я, вообще-то, сама не против поесть, только приехала. 

Швыряю телефон на тумбочку. Смотрю в зеркало. 

Нельзя разводить сырость, у меня тушь потечёт. 

Осторожно промокаю глаза.

Я тоже мечтала учиться в школе, как брат, и в семнадцать лет работать на автомойке, но пансионат для девушек кадетского типа, куда они меня запихнули после развода мечту мою обломал. 

Увольнение раз в месяц с девяти утра до шести вечера, регулярные экскурсии в музеи и театры, стойкий патриотизм, светские манеры и материнские навыки, что они прививали в своей казарме - это ад, это мрак. 

А половое воспитание и встречи на несколько часов с парнями из кадетского училища под надзором воспитателей - ненавижу, ненавижу, не могу, Виконт прав, это психическая травма. 

Кошусь на ненавистный перстень, который мне вручили вместе с дипломом.

Все хорошо, два года прошло. Рядом нет папы и его жуткой домоправительницы, я в гостях у мамы, у меня каникулы, могу ходить куда хочу. 

И когда хочу. 

Пиликает телефон. 

Подхватываю рюкзак и выхожу обратно. Читаю сообщение Виконта:

"Мне ты можешь доверять. У меня нет дурных намерений и недостатка в женщинах тоже".

Хлопаю дверью. Ощущаю нечто сродни гневу, пальцы летают по клавиатуре:

"А чего ты тогда от меня хочешь? Мы о женщинах твоих будем разговаривать или о нас?" 

Спускаюсь вниз и верчу перстень. 

Меня бы за такое сообщение из интерната выгнали. 

Но я это сделала. 

Обозначила, что других женщин не надо. И намекнула что соглашусь на свидание. Хотя бы посмотреть на этого мужчину, ведь он может оказаться кем угодно. Начитанным пенсионером, или как мой отец - в разводе, с взрослыми детьми, и выяснится потом, что дочь моего Виконта старше меня. 

Или это какой-нибудь закомплексованный ботаник-школьник. 

Жду ответа. И ловлю маршрутку. 

"Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасностей и игры, - приходит от него цитата, когда я выхожу из маршрутки на остановке. 

Интересно.

Иду и морщу лоб над ответом. 

По пути заруливаю в шашлычную и набиваю пакет контейнерами с салатами и мясом. 

Опасность и игра. Хочется попробовать и то, и другое, и настоящего мужчину тоже. 

Перехожу дорогу и полыхаю от этой мысли, нет, конечно, не сразу попробовать мужчину, не сегодня, но в перспективе...

Мне уже двадцать. У меня каникулы. Я свободна. 

А Виконт мне нравится, очень. 

Шагаю к яркой вывеске автомойки в тени деревьев. Ворота открыты, и я прохожу внутрь. 

Машин нет, Антона тоже не видно. 

Ему скоро стукнет восемнадцать. Завтра прощается со школой. Родители его любят, ведь он младший, а ещё самостоятельный, сам зарабатывает на жизнь.  

Но я не ревную, я и сама его люблю, хоть мы и не близки, он живёт с мамой, а я с отцом, я к нему на праздник и приехала. 

Иду по мокрому цеху, в сливы стекает грязная вода. Сыро, освещение яркое, заваленный тряпками кран кап-кап на пол. 

Трогаю телефон в кармане, от мыслей о Виконте избавиться не могу. 

"Ты хочешь играть?" - спрашиваю. 

Быстрей бы уже написал, я ведь жду. 

Сую пакет подмышку и плечом наваливаюсь на обшарпанную дверь комнаты отдыха.  

Оглядываюсь в помещении. И замираю на пороге. 

Я невольный свидетель. 

Комната небольшая, есть стол и стулья, холодильник, на полу стоят канистры с химией для машин, и в углу разобранный диван, накрытый коричневым пледом - мойщики прямо здесь и ночуют. 

А моего вихрастого, вечно лохматого брата нет. 

Или есть. 

Потому, что кто-то в синем рабочем комбинезоне стоит возле окна, ладонями опирается на подоконник. 

Обзор на парня закрывает женщина. Или девушка. Или все таки женщина - черные волосы тщательно уложены в пучок, черная юбка до колен, и белая блузка. 

Ее ладони лежат на плечах парня, и мне видно, как поблескивают кольца на пальцах с красным маникюром. 

Зажатый у меня подмышкой пакет падает, и парочка обрывает поцелуй, вздрагивает. 

Женщина оборачивается - я угадала, ей на вид лет тридцать, цепкий взгляд, идельный макияж, только сочная красная помада чуть смазана.

- Браво, - за представление благодарю и перевожу взгляд на парня. 

Это не брат. Хоть и похож - слегка лохматый, улыбчивый красавчик, лучший друг Антона и его одноклассник. 

Встречаемся глазами, и улыбаться он перестает.

А я вовсю его разглядываю, он головой скоро в потолок упрется, когда он так вырос, да ему лампочки можно вкручивать без стремянки в комнатах с трёхметровыми потолками. 

- Вы что-то хотели? Помыться? - женщина трогает волосок к волоску укладку, и идёт на меня. 

- Брата ищу, - очнувшись, поднимаю с пола пакет. - Антона. 

- Ах, Антон, - она выдыхает, разом расслабившись. - Антон ушел на обед. Влад, - оборачивается она к парню. - Я поехала, через пару часов вернусь. Понадоблюсь - звоните на сотовый. 

Влад отталкивается от окна. Берет со стола стакан Кока-Колы и выжидательно смотрит на меня. 

Мнусь на месте. Откашливаюсь. 

- Это что было? - оборачиваюсь вслед женщине и прикрываю за ней дверь. - Влад, я поехала, - передразниваю. - Ей сколько лет? Ты в школе учишься, ты...

- Завтра выпускной, - обрывает Влад. Его пухлые губы лениво обхватывают трубочку, он медленно втягивает газировку. - В мае отпраздновал совершеннолетие, не волнуйся ты так за меня. Анна. 

Не волнуйся. Анна, а не Анька, как он меня в детстве называл. 

- Ясно, - теряюсь с ответом, избегаю его взгляда. Кладу пакет с едой на стол. 

Кошусь на парня. 

Так часто бывает - влюбленность в сестру друга, я знала об этом, но внимания не обращала, а сейчас смотрю на стол, где валяется открытая коробка с пиццей. 

- Угостишься? - он ставит рядом с пиццей стакан Кока-Колы, подошёл совсем близко. 

И нет в ним ничего от того задиры, который, как все мальчики не скажет, но за косичку дернет. Теперь от него пахнет химией вперемешку с туалетной водой - такой чисто мужской запах силы, в комплекте с голосом, который из когда-то звонкого скатился в баритон и вовсе дико, у меня странное чувство, что теперь он старше меня, мудрее, опытнее. 

- Так...не знаешь где Антон? - поворачиваюсь к Владу.

- Я же ему не нянька. 

- Ясно, - повторяюсь. Держусь за спинку стула. - Как бизнес идёт? 

- А что, Анна? - он смотрит насмешливо, сверху вниз, ерошит лохматые волосы и нагло добавляет. - Ты невовремя. Явилась и сорвала мне встречу с девушкой. 

- Это вот девушка? - невольно киваю на дверь, снова смотрю на Влада, и ведь я все своими глазами видела. 

Загорелые руки, которыми он опирался на подоконник. Спущенный, завязанный на бедрах рабочий комбинезон и белую, обтягивающую широкий торс майку. 

Сейчас ещё вижу золотую цепочку на шее, и очертания крестика угадываются под тонкой тканью майки.

- Эта вот девушка, - подтверждает Влад и усмехается, застукав мой взгляд на своей груди. - Антона нет. Тебе тоже пора. 

- Вон там еда, - хлопаю по пакету, все ещё пытаюсь вернуть себе контроль и статус взрослой. - Поешь. 

- Я это не хочу, - он двигает пакет по столу ко мне. - Хотя я голодный, - кивком указывает на разобранный диван. 

Глупо моргаю, недоверчиво щурюсь, в пальцах мну сумку-мешок.

Влад улыбается. 

Он ничего особенного не сказал, он просто кивнул на диван. Но этот его взгляд, которым он меня с ног до головы изучает - всяких слов красноречивее, по телу дрожь запускает, в тишине слышно мое дыхание, кажется, словно я на чай пришла, вечером, в гости к нему, и всем известно, что произойдет дальше.  

- Отличная идея, ты ляг проспись, - беру себя в руки и в ответ киваю на диван. Сгребаю пакет с едой. - Я старше, ты как со мной разговариваешь? То, что ты влюблен - не даёт тебе права...

- Старше - два года имеешь ввиду? - уголки его губ поднимаются, словно он вот-вот засмеётся. - Очнись, Аня. Влюблен - когда это было? Когда мы играли вместе? И как я с тобой разговариваю? Я предлагал тебе что-то? Поиграть в жениха и невесту, - напоминает он.

Как было раньше.

- Ты смотрел, - вслух этот аргумент звучит глупо, чувствую себя полной дурой. Шлепаю пакетом по столу и разворачиваюсь к выходу, выпадаю в цех и хлопаю дверью, от души. 

Что за наглость. 

Я же видела, я не слепая. Он сказал, что голодный, показал на диван, и посмотрел на меня. 

Он же с Антоном дружит, ему не стыдно? 

В кармане пиликает сотовый. Дёргаю телефон к себе и глазами пробегаю сообщение:

"Так что на счёт моего предложения, маленькая? Сыграем в игру?"

В жениха и невесту. 

На миг в глазах мутнеет. 

Представляю этого парня, завтрашнего выпускника в роли моего Виконта. 

И с ожесточением дёргаю на себя дверь. 

Влад стоит у стола, там же. Смотрит в окно. И пьет Кока-колу. Поднимает глаза, встречает мой взгляд. 

На его лице нет веселья, он серьезен, и я отбрасываю глупую мысль.

Телефона рядом не видно. И он бы не стал. 

Мне все показалось, просто я впервые переписываюсь с мужчиной, и я взбудоражена. 

Снова хлопаю дверью и печатаю сообщение. 

Глава 9

"Я никогда не был влюблен, я никогда не дарил цветы, я никогда не прощу лжи" - перечитываю печатные строчки на экране и поднимаюсь по лестнице. 

Игра в "я никогда не" и сам Виконт мне все больше нравятся. 

Заношу палец над экраном и кусаю губы, думаю над ответом. 

Я тоже никогда не была влюблена, не считая детской привязанности к Марку. 

А ещё я никогда не пробовала бурбон, который вечерами и не только, стаканами глушит папа. 

А ещё...

Нашариваю ключи и тихонько отпираю дверь. Вхожу и осторожно щёлкаю выключателем. 

В прихожей вся обувь расставлена по линеечке, словно ее замеряли специально, аккуратно, это напоминает детство и швы в плитке, на которые нельзя наступать.

Мамин муж в своем репертуаре. 

Прикидываю третий пункт "никогда не".

Не выйду замуж. Не была в зоопарке. 

Печатаю и вздрагиваю от обманчиво-спокойного тона над головой:

- Ну и где ты была?

От этого вкрадчивого голоса, которым с пациентами разговаривают меня потряхивает.

Поднимаю глаза на Кирилла. 

Он так бесшумно подкрался, руками опирается на идиотскую дизайнерскую скульптуру из каких-то сплошных то ли перил, то ли брусьев, и смотрит на меня. 

Дергаю плечом. 

Какое ему дело, где я была. 

Уехала с автомойки и гуляла, и переписывалась с Виконтом, конечно. 

Но маминому мужу совать нос в мою личную жизнь необязательно. 

Бросаю взгляд на экран, на открытое сообщение. 

- Я была на гей-параде, на площади шествие развернулось, аж перекрыли дороги, тебя не приглашали? - скидываю кроссовки, не заботясь о идеальном порядке и пытаюсь прошмыгнуть мимо Кирилла. 

Дерзко это было. Намекнуть, какого я о нем мнения. 

Но он не обращает внимания, гнет свое. 

- Время двенадцать, - Кирилл сдвигается в сторону, не даёт мне пройти. Смотрит на пол, на мои раскиданные кроссовки, и поднимает взгляд на меня. - Кривляться прекращай. Ты же знаешь правила этого дома, Аня.

Я знаю. 

Смотрю на него в ответ и злюсь, но сделать ничего не могу, ведь это его дом. 

Семь комнат, три ванные, пол с подогревом и отделка под белый кирпич. 

Раздражает эта квартира, как и сам мамин муж, но я приехала к брату, да и идти мне некуда, отец мягко намекнул, что у них с его новой дамой на уик-энд планируется что-то типа медового месяца. 

- Мне двадцать лет, и даже отец не указывает возращаться домой раньше полуночи, - вру и задираю подбородок. - Я тебе не золушка. 

Кирилл усмехается. 

Он выше сантиметров на десять, хотя и я не баскетболистка, макушкой в небо не стремлюсь. 

Просто он такой - не долговязый дядя Степа, он обычный, коренастый, с темной растительностью на руках и черной порослью на лице, опасение внушает одним взглядом - бледно-голубой, прозрачный прищур, в его глазах отражаешься, словно в зеркале, даже глубже, как под рентгеном, он будто видит нечто внутри, вытягивает. 

Так смотрят лишь психиатры.

И мне безумно жаль его пациентов. 

- Дай пройти, - бормочу и протискиваюсь мимо. - Где мама? 

- Сначала прибери, Аня, - он не двигается, кивает мне за спину, на мою обувь. 

- Вот нравится тебе докапываться, да? - и шагу не сделаю, буду стоять на своем. 

- Да, - он вдруг выдирает у меня телефон, которым я размахивала. 

Не успеваю возразить, как Кирилл пробегает глазами мое неотправленное сообщение для Виконта, как-то неуловимо, меняется в лице, словно тень пробегает.

Он гасит экран. 

- Ты...не много себе позволяешь? - мой голос садится от злости.

- А ты? - он смотрит на мою протянутую руку, но телефон не отдает. - Обувь, Аня. 

Играем в гляделки, и он побеждает, мне воли не хватает справиться с этим нечитаемым ледянымвзглядом, будто ему безразлично, и он хоть до утра готов стоять здесь в коридоре, воспитывать меня. 

- Мудак, - говорю шепотом и наклоняюсь, дергаю дверь тумбы и утрамбовываю туда кроссовки. Выпрямляюсь. - Всё, надзиратель, я свободна? 

- Ремнем тебя давно не пороли, - сухо отвечает Кирилл и сует мне телефон. Разворачивается, двигается вглубь коридора. 

Пораженно хмыкаю ему в спину. 

Мне двадцать, а маме тридцать восемь, а самому Кириллу года тридцать три, что за бесячие замашки воспитателя?

Пусть идёт к черту.

А эта его ненормальная озабоченность чистотой и порядком - какой из него врач, ему самому лечиться надо. 

На него посмотришь - и жить не хочется, его даже внешность не спасает. 

Мою руки и захожу в комнату, щёлкаю выключателем. 

Осматриваюсь. 

Приезжаю сюда лишь на каникулы, но здесь ничего не меняют, большая кровать, шкаф, телевизор и шведская стенка, раньше комната принадлежала брату, но он переехал в соседнюю, там есть балкон. 

Замечаю свою сумку на полу и сажусь рядом, вытряхиваю вещи на ковер. 

Ворошу их и вздыхаю, разбирать не хочется. Лезу в телефон и замечаю новое принятое сообщение.

В нетерпении открываю переписку:

"Давай угадаю. Ты никогда не видела морских котиков".

Взгляд с экрана врезается в закрытую дверь. Вглядываюсь, словно просветить ее могу до коридора. 

Кручу перстень. 

Морских котиков я не видела, в зоопарке ведь не была, это и хотела написать Виконту. 

А Кирилл мое неотправленное сообщение видел, когда телефон отобрал?

От этой мысли громко смеюсь.

Сухарь Кирилл и обаятельный Виконт - небо и земля. 

Я просто устала, мне нужно поспать. Завтра важный день, выпускной Антона, не хочется выглядеть вареной селёдкой.  

Сгребаю с пола одежду и забрасываю в шкаф. 

И гашу свет.

- И про первую любовь школьный парк напомнит вновь, - орет радио, и дальше тараторит заводной голос ди-джея. - Сегодня во всех школах страны выпускные. Оставайтесь с нами, будем вместе прощаться со школой, и мой вам совет выпускники...

Нашариваю, наконец, пульт и вырубаю радиобудильник, отбрасываю одеяло и широко зеваю в ладонь, привстаю на кровати. 

- Аня! - дверь распахивается и в комнату влетает мама. 

Сонно моргаю. Вижу, что она уже при полном параде, темные кудри в идеальной укладке, строгая юбка до колен в пастельных тонах, такой же пиджак и яркая, цвета моря, блузка.

- Ты на праздник к брату приехала или спать? - туфлями она топчет ковер.

- Тут уже кто-то музыку включил, - бормочу и сжимаю в руках пульт. 

Наверняка, Антон, решил подшутить. Почти восемнадцать лет, а все как ребенок.

Мама подлетает к окну и распахивает ставни - деревянные с тонкими рейками, они хорошо пропускают воздух и создают правильное, негородское настроение и атмосферу. 

Ее Кирилл не дизайнер, зато помешанный, слово в слово помню его рассуждения по поводу интерьера. 

- Антон уже встал, сначала пойдут с классом гулять на набережную, а потом, ближе к вечеру, соберёмся у него в школе, - щебечет мама.  

Ещё рано, но уже так светло, щурюсь от света и кошусь на ее замшевые туфли малинового оттенка. 

- Мам, - поражаюсь. - Он тебе разрешает ходить по ковру в обуви? - сползаю с кровати. - Кирилл?

- Это новые, - она отмахивается. - И, Аня, - останавливается напротив. - Ты уже взрослая у меня. Там в школе будет много родителей. Раз уж с нами пойдешь - зови меня Лиза, не мама. Я ещё не старая, я замужем за молодым человеком. Ну, ты всё понимаешь, да? - щебечет она. - Накрываю завтрак, через пять минут будь готова. 

Тем же ветром, которым ее сюда занесло, эту женщину сдувает обратно. 

Запускаю пальцы в волосы, чешу макушку. Глаза слезятся, но это спросонья, знаю. 

Сбрасываю в угол мятое платье, уснула прямо в нем, и натягиваю другое, чёрное, простое и свободное, ткань не мнется, отличное решение, учитывая, что вещи я в сумку покидала как попало, так торопилась уехать от папы и его новой любви. 

Старше меня на четыре года. 

Это просто нелепо.

Может, когда я вернусь, попросит называть его Сенечка, не папа? 

А то вот сегодня в моей жизни появилась Лиза, не мама. 

В ванной чищу зубы, споласкиваю лицо. Возвращаюсь в комнату за телефоном и проверяю сообщения. 

Конвертик мигает, есть, и я сама, будто лампочка, загораюсь, в предвкушении открываю послание:

"Мне понравилось с тобой играть, маленькая. Перейдем на новый уровень?"

Улыбаюсь.

А мы перейдем, да. 

Я за ним дальше пойду, куда скажет, послушаюсь, я хочу, вчерашнее "никогда не" - это лишь начало, чувствую, это первые ходы в какой-то сложной партии под названием "Виконт плюс Аня равно знак вопроса".

"Доброе утро, Виконт. Жду инструкций" - печатаю и тороплюсь в столовую. 

Стол накрыт празднично, любимые блинчики Антона с мясной начинкой, и отдельное блюдо с блинами, к которым в розетках красуется клубничное варенье, сметана, мед и абрикосовый джем. 

А ещё два заварочных чайника, кружки на блюдцах, приборы, салфетки и по центру стола высокая ваза из синего стекла с тремя бордовыми розами. 

Как обычно манерно. Но пахнет вкусно, ароматно, сладко. 

Иду к стулу, отвлекаюсь на телефон, и налетаю на Кирилла. 

Он смотрит на меня, на мои пальцы, сжимающие сотовый, высвобождает руку с планшетом, которую я зажала животом и вкрадчивым голосом приказывает:

- Аня, утром за столом люди завтракают, убери телефон. 

- А твой планшет кто уберет? - кошусь на его гаджет. 

- Не путай работу и развлечения.  

- Лиза, - оглядываюсь на маму, та чинно цедит чай. - Дом стремительно превращается в казарму, ты не видишь? 

Она уже открывает рот, чтобы наверняка расхвалить своего Кирилла, прикрикнуть на меня, что я очень много болтаю и вконец распоясалась, но тут из кухни выруливает Антон. Он в белой рубашке, с небрежно расстегнутыми верхними пуговицами, жизнерадостный, довольный, счастливый, и накатившая волна раздражения бьётся вдребезги, столкнувшись с безоружной улыбкой брата. 

- Как спалось? - с довольным видом он плюхается на стул. 

- Как младенцу, - подхватываю его тон и сажусь напротив. - Нарядный, как жених. 

- Никогда, - брат смеётся. 

У меня пиликает телефон. 

"Будь сегодня в торговом центре рядом с набережной в обед. И получишь инструкции" - высвечивается на экране сообщение Виконта. 

Чувствую пристальный взгляд и поднимаю голову, глазами натыкаюсь на Кирилла, с планшетом усаживающегося за стол и откладываю в сторону телефон. 

- Все, видишь, - показываю ему пустые ладошки.

Кирилл неопределенно хмыкает. 

Хмыкаю в ответ и двигаю к себе тарелку с блинчиками. 

Завтракаем, мама Лиза брякает чашкой о блюдце и, извинившись, встаёт, прижимает к уху телефон и выходит на кухню. 

Тут же подскакивает брат. 

- Очень вкусно, спасибо, я погнал, - он несётся мимо меня и вдруг наклоняется, быстро чмокает в щеку. 

Улыбаюсь и провожаю его взглядом. Поворачиваюсь на Кирилла и улыбка гаснет, ну нельзя сидеть за столом с такой угрюмой мордой, он как старый дед.

У меня тренькает телефон. 

- С кем переписываешься? - Кирилл косится на сотовый. 

- Я отчитываться должна? 

- Ты у меня дома живёшь, Аня. 

Думает, что одна эта фраза должна поставить меня на место, сродни приказу, мой повелитель восседает напротив, такой идеальный, в костюме с галстуком, на пиджаке ни соринки, стрелки на брюках, в туфли, как в зеркало, можно смотреться. 

Он пьет кофе и смотрит на меня. 

Отвожу взгляд. 

- Какая беда, у ребят фотограф слетел, - стучит каблуками мама и останавливается возле стола. Постукивает по спинке моего стула. 

- И? - непонимающе веду плечом. 

 - Аня, поезжай с ребятами на набережную, - предлагает она. - У тебя же профессиональный фотоаппарат, ты и курсы в пансионе окончила.

- Вообще-то, у меня дела, - залпом допиваю чай. 

- Какие у тебя могут быть дела, - она отмахивается. - Ань, - телефоном, как аргументом, она вертит у меня перед носом. - Где мы сейчас другого фотографа найдем, за час?

- Ясно, - хмуро киваю и встаю. Мысленно прикидываю, что выпускники намылились на набережную, а там рядом торговый центр, где Виконт назначил мне свидание в полдень. Решаюсь. - Ладно. Но только до обеда. 

Глава 10

Забираюсь на парапет, оглядываюсь назад, как бы не свалиться, не бултыхнуться в реку. 

И прижимаю к себе фотоаппарат, жмурюсь на один глаз и захватываю изображение. 

Девушки в строгой чёрно-белой одежде, парни в костюмах, у всех красные ленточки с золотистыми подписями, мол, выпускники. 

Делаю несколько кадров и опускаю фотоаппарат, сползаю на парапет и сажусь. 

Стучу подошвой, проверяю телефон. 

Сообщений нет, и я морщусь, так быстро привыкла, почему же он молчит. 

"Что делаешь?" - не выдерживаю и отправляю сама. 

Гмпнотизирую экран. 

Виконт не отвечает. И я всерьез паникую, может, он несвободен, в этом причина? 

Занят с женщиной. Они обедают жареной картошкой и курицей, едят салат, друг другу улыбаются, а рядом дети, семейная идиллия.

- Ты потом с нами поедешь? - рядом вырастает Антон, хватает фотоаппарат. - Мы на площадь, гулять, на фонтан и в кафе. 

От разрязаженных, столпившихся стайками одиннадцатиклассников во все стороны разлетаются взрывы смеха, и я качаю головой, мне с ними немного грустно, и теперь больше с Виконтом хочется встретиться, чем к брату в школу идти. 

- С мамой договорились только на набережную, - проверяю время и нервно кручу перстень, уже двадцать минут двенадцатого, о чем думает Виконт, где его инструкции? 

Взглядом выискиваю Влада. 

Парня сложно не заметить, он меньше всего похож на выпускника - белая шелковая рубашка, черный костюм, блестящие туфли. Высокий, улыбчивый, в окружении девушек и друзей, душа компании и привык к вниманию, лениво поддерживает разговоры, знает, что красавчик, такой самоуверенный, что я невольно щурюсь и прикидываю - мне назначили встречу в торговом центре у набережной, где гуляют выпускники. 

Это совпадение или это потому, что так было удобнее?

- Фотоаппарат профессиональный, ты фотограф? - он появляется рядом, и я вздрагиваю, у него платок в нагрудном кармашке, и ромашка. Ромашку он выхватывает жестом фокусника, протягивает мне.

Машинально тяну руку за цветком, и он отодвигается. 

- Это смешно по-твоему? - хмурюсь и спрыгиваю на асфальт. 

- Да я просто пошутил, Анна, - Влад смеётся. Кладет ромашку на фотоаппарат. - Держи, она твоя.

- Не надо мне, - стряхиваю цветок в воду. 

- К букетам привыкла? - он щурится на солнце. 

В голове вертится строчка из сообщения "я никогда не дарил цветы". 

С ромашкой это тоже не считается, наверное, сорвал с клумбы. 

- Девочкам своим предложи, - разворачиваюсь, хочу отступить. - Зачем подошёл?

- Потому, что ты смотрела, - его рука касается моего запястья, удерживает. - А девочки у меня нет, если тебя это волнует. Я люблю женщин, а они любят меня. 

И тут же, словно в насмешку, сбоку на его плечо вешается длинногая девица.

- Владик, куда пропал, - тянет она низким, грудным голосом. 

Окидываю их взглядом. 

Они хорошо вместе смотрятся, оба высокие, но меня раздражает, она изучает меня сверху вниз, настороженно, словно соперницу, а я вижу, как его рука привычно скользит на ее талию, так же привычно, как пару секунд назад мое запястье держала, а до меня очень редко дотрагиваются, касаются, и кожу зудит. 

- Владику скучно стало, - с потрохами его сдаю и беру фотоаппарат. - Щёлкнуть вас на память? 

- Влад. 

Ему кто-то сует пластиковый белый стаканчик с шипучкой, хлопает его по плечу и гогочет над ухом, что этот выпускной они никогда не забудут. 

Отхожу в сторону, свешиваюсь вниз и смотрю на воду. Пахнет водорослями, ветер развевает волосы, за спиной уже вовсю веселятся, а у меня настроение испортилось, Виконт не отвечает, и я, не справившись с обидой, печатаю сама:

"Инструкции ты так и не прислал, играй теперь сам с собой". 

Открываю рюкзак и бросаю туда телефон. 

И экран тут же пиликает, загорается. 

Быстро достаю сотовый и читаю:

"Что за нетерпение, маленькая? В полдень, на втором этаже, возле чайной лавки". 

Чайной лавки - повторяю про себя и пишу:

"Почему не отвечал?"

От него приходит:

"Занят был. Ты всегда такая капризная?"

Чем, интересно, он был занят, случайно не той долговязей девицей с красной ленточкой выпускницы на платье? 

- Антон, я пошла, - поздываю брата. - К четырем часам приеду в школу. Развлекайтесь, - говорю и заставляю себя не смотреть по сторонам, у меня ведь нет причин подозревать Влада, Виконт кажется взрослым и мудрым, никак не вчерашним школьником. 

Чайная лавка. 

Он будет там, сейчас? И мы увидимся? 

Перехожу дорогу, пересекаю парковку, вплываю в двери торгового центра. 

Встаю на эскалатор, проверяю время.

Успеваю. 

Но вокруг полно народа, как я его узнаю?

Выхожу на втором этаже. 

И налетаю на Марка. 

- Прекрасная сегодня погода, - светски здоровается Марк, тонкая золотая оправа очков поблескивает, как всегда в улыбке сверкают белоснежные зубы. - Гуляешь, Анюта? - он держит перед собой розовый кокетливый мешочек, явно с подарком. 

Молча смотрю на него. 

И задыхаюсь от возмущения. 

Все таки он.

Не говоря ни слова выхватываю пакет у него из рук, перегибаюсь через перила и швыряю подарочек на первый этаж. 

- Спасибо.

- В смысле. Успокойся, - он удерживает меня за руку, косится на прогуливающегося неподалеку охранника. - Ты что устраиваешь? - спрашивает строго, и смотрит на меня так, словно ему стыдно за меня. 

В горле ворочается ком обиды, пытаюсь сглотнуть, и не получается, в мыслях его сообщения прокручиваю, и мне...жаль, кажется, что он разочарован, ведь мы общались, как взрослые, а сейчас опять я выгляжу капризным ребенком. 

Но он если он Виконт...

- Забирай свои подарки и катись, - меня снова берет злость. 

- Это не тебе подарок, - Марк морщится и смотрит вниз, на глянцевый пол, на бумажный розовый пакет. - Аня. У моей сестры выпускной, если ты забыла, - напоминает он, и резко отпускает меня. 

Пошатываюсь, вглядываюсь в его лицо. 

Так и есть, у меня брат, а у него сестра, учатся в параллельных классах. А ещё наши мамы лучшие подруги, наши отцы работают на Миноборону, мы с ним зеркальное отражение почти, мы с ним чудесная пара, сочетаемся идеально. 

Если бы он тогда в детстве все не испортил. 

- Так, ладно, - Марк поправляет в ухе черную гарнитуру. - Пообедаем? - вертит головой по сторонам. - Хотя, тут одни забегаловки, ничего приличного, - на его пальце болтается брелок с ключами от машины, - поехали, здесь недалеко. 

- Ты меня пообедать позвал? - от носков туфлей до темноволосой макушки оглядываю его, извечно элегантного, стоит в простых брюках и обтягивающей светлой футболке, посреди оживленного торгового центра, а будто на сцене, из рук ведущего принимает почетный орден, как лучшему представителю человечества. 

- Сейчас зову, - Марк кивает. 

- А чайная лавка?

У него звонит телефон. 

- Секунду, Анют, - он зажимает кнопку в гарнитуре и отходит к перилам, принимает вызов. 

Топчусь неподалеку, кошусь на него и сомневаюсь. 

В переписке всё не так. 

Или так?

Но пообедать мы можем, наверное, да. Я не против, если он таким образом, притворяясь незнакомцем, старался наши отношения наладить - это второй шанс, точно, ведь там всего лишь детская обида была, а теперь я выросла...

- Ань, - Марк равняется со мной, на лице глубокая озабоченность. - Мне по делам надо отъехать, давай на час перенесем, ты не голодная?

- Отмени дела, - складываю руки на груди. - Я же отменила. 

- Это немножко не одно и то же, - Марк улыбается, и в этой улыбке так ясно читается его снисходительное отношение к той ерунде, которую я называю делами, что я мигом жалею о своей слабости. 

- Поезжай, конечно, - поправляю рюкзак на плече, продолжаю сварливым тоном, - а я поем в одной из этих забегаловок, - киваю по сторонам. - Антисанитария, посетители, заражённые стафилококком и жирные гамгуберы-рассадники кишечной палочки, ням. 

- Аня, - раздражённо повторяет он мое имя, его идеальный рот кривится. - Сколько можно. Да, говорю честно - пока ты в пансионе училась - я не ждал. Но последние два года. Мне долго ещё за тобой бегать, выходки твои терпеть? 

- Ты и не бегал, - отступаю. 

- Подойди сюда, - приказывает он и сам не ждёт, идёт на меня.

Спиной налетаю на кого-то, разворачиваюсь и ускоряю шаг, побежать тоже смогу, в отличие от него. В основе спортивных занятий в пансионе лежит система укрепления здоровья космонавтов, так что меня хоть сейчас на ракету и на Марс. 

В кармане пиликает телефон. 

Этот звук злит, останавливаюсь за колонной и высматриваю Марка. 

Ну вот, он не пошел за мной, он спускается на первый этаж, он выбрал дела. 

Выравниваю дыхание и дрожащим пальцем тычу в конвертик от Виконта.

Читаю цитату:

"Идёшь к женщине - бери плётку. Ты считаешь себя женщиной, маленькая?" 

Плётку.

Свожу брови и перечитываю сообщение. 

Это что, вообще, значит? 

Плётку. 

Бросаю взгляд на время и верчу на пальце перстень. 

Пятнадцать минут мы торчали с Марком у эскалатора, а если Виконт здесь был, не дождался, ушел, если это не Марк?

Хмыкаю.

Ну, конечно, это не Марк. Он же такой деловой, пообедать некогда. 

Прислоняюсь к колонне и торопливо набираю сообщение:

"Встретила подругу и заболтались, и я немного опоздала". 

Сразу приходит ответ:

"Подругу, не мужчину? Не врешь, маленькая?"

Всматриваюсь в его вопрос и тихо вздыхаю. От черных букв сквозь экран угрозу какую-то чувствую, смутную, и сообщение его помню, что лжи он не прощает. Но это же совсем ерунда, не объяснять же. И набираю:

"Я никогда не вру. Разговаривала с подругой. А что на счёт плётки? "

Отправляю и кошусь по сторонам. 

Как-то странно, тревожно, что за намеки, он меня выпороть хочет?

Засекаю в уме четырнадцать секунд и полагаюсь на судьбу. 

Если не успеет ответить и не объяснится - то встречаться с ним и вовсе не надо, это может быть опасно. 

Глава 11. Разве жизнь не слишком коротка, чтобы скучать?

Если верить Ницше, то женщина - вторая ошибка Бога. 

А если эта женщина маленькая врунья к тому же - ее нужно исправить. 

Вот это я бы сказал со сцены на улице в тени деревьев в школьном парке. 

Но моя вступительная речь по отношению к Ане не то, что сейчас нужно выпускникам, поэтому вместо меня там у микрофона стоит директриса и соловьём разливается, мол, вы уже все стали взрослыми, птички, сегодня улетаете в настоящую жизнь.

Все птички и гости пропускают мимо ушей эту напыщенную чушь и держат ладони наготове, чтобы быстрее похлопать, торжественная часть - смертная скука. 

Высматриваю Аню. 

Сидит на складном стуле в седьмом ряду и единственная, наверное, внимательно слушает.

Ей тоже хотелось два года назад почетную ленточку выпускницы, но она получила перстень, который постоянно крутит на пальце, словно хочет снять и не решается. По-своему бунтует против правил и язвит, доказывает, что взрослая, а сама наивная, доверчивая, в человека с именем Виконт влюбилась уже. 

Достаю телефон и набираю сообщение:

"Был занят, маленькая".

Слежу за ней. Как она вздрагивает, достает из кармана телефон, за ухо убирает кудрявую светлую прядку и читает. 

Сжимает телефон и смотрит на сцену. 

Не отвечает. 

Обиделась. 

А я ведь, правда, собирался в торговом центре ей всё объяснить. 

Сам на нервах, и это ново, что у чувства нет дна, и кажется, мир рухнет, если дальше без нее, над нами одно небо - и это повод. 

Быть вместе. 

Ведь, как говорится: то, что делается ради любви - происходит вне сферы добра и зла. 

Тогда зачем сдерживаться, это изнутри разъедает давно. 

Играет музыка. 

Ещё чуть-чуть, и вручение дипломов ради которого все терпят посиделки в школьном парке, а директриса никак не смолкнет, со сцены вещает про счастливых птичек.

Набираю сообщение:

"Ты с мужчиной, маленькая? Как я и думал, крышу сорвало?"

Она смотрит на экран. И на провокацию ведётся, быстро печатает.

Читаю ответ:

"Нет, я не с мужчиной. Зато, похоже, ты с женщиной, раз так надолго пропадаешь. Телефон от нее прячешь?"

Улыбаюсь. Точно, влюбилась, сидит и ревнует. 

Печатаю:

"Где ты?"

"Дома" - отвечает она, и я смотрю на нее, расселась на стуле, на ветру приглаживает растрёпанные волосы, смотрит на сцену и врёт мне, а ведь я же сказал, что так нельзя. 

Играет музыка, называют фамилии, хвалят, вручают дипломы, в конце мы все поднимаемся с мест и толпа медленным потоком тянется в сторону школы, в актовый зал на банкет. 

Ничего особенного, скоро в полном составе выдвигаемся на базу отдыха, поэтому шведский стол, закуски и фрукты, шампанское и соки, из колонок играет FM-радио. 

Антон принимает поздравления. Его на месте подбрасывает, он пританцовывает в такт музыке, болтает растрёпанной головой. 

Аня топчется возле него и проверяет телефон. Меня ждёт, рассчитывает, пока не уехали получить приглашение встретиться и нервно крутит перстень, не знает, что я рядом стою, и смотрю на нее. 

- Развлекаешься? - беру со стола бутылку шампанского и раскручиваю железку на крышке. 

- Да. Сейчас залезу на стол и буду танцевать, - цедит она не поворачиваясь. Злится. 

Улыбаюсь. 

Достаю телефон. В двух шагах от нее стою и набираю сообщение. Она даже внимания не обращает, гипнотизирует экран, и я ей ещё шанс даю, правду сказать. Отправляю:

"Чем дома занята?"

Пиликает ее телефон. Тонкие пальцы быстро летают по клавиатуре, и мне приходит новое вранье: 

"С подругой сижу".

Сверлю ее взглядом и убираю сотовый в карман.

Мало ей было намека про плётку? 

- Антоша, поздравляю, - у стола вырастает директриса, нахваливает его красный диплом и выясняет, куда он собирается поступать. 

- Ко мне в институт, - Лиза манерно поправляет волосы. 

Аня громко хмыкает. Ее в институт к матери никто не звал, отец сам выбрал, куда она после пансиона отправится. 

- А это...- директор переводит глаза на Аню. 

- Я подруга Лизы, - говорит она почему-то и нагло хлопает мать по плечу. - Учились вместе. Теперь вот работаем. 

Разница в возрасте между ними очевидна, и директриса вежливо кивает, отступает, по пути ловит повара, а Лиза с перекошенным лицом хватает со стола бокал шампанского, едва я успеваю разлить шипучую жидкость и смотрит на Аню. 

- Что? - та встряхивает волосами. - Сама просила называть тебя Лиза. У меня спросили кто я, отмалчиваться было невежливо, нет? 

- Дома поговорим, Аня. 

- Тогда это случится завтра, - она проверяет телефон и с ожесточением толкает его в карман рюкзака. Рваные движения, поджатые губы, расстроилась. - Мы же на базу едем? Когда? Здесь скучно. 

- Разве жизнь не слишком коротка, чтобы скучать? - говорю, и она оборачивается, резко, лёгким ветром приподнимаются волосы и падают обратно на шею. 

Протягиваю ей бокал. Она машинально берет. Смотрим друг на друга, она хлопает длинными ресницами. 

Она ведь понимает, что это значит. 

Я больше суток сыплю изречения Ницше в наших переписках.

И сейчас тоже прозвучала его цитата. 

Свежий воздух, природа, комары и красота.

Трёхэтажные бревенчатые домики, русская баня с омолаживающей купелью под открытым небом, беседка с мангалом, пруд. 

Или речка, я не видела. 

В воздухе висит запах шашлыка, жарятся первые порции. Вдыхаю аромат специй и сижу на лавке.

Беседка крытая, крыша треугольником, красно-белая, как шапочка у мухомора. 

- А мы тут все поместимся? - суетятся родители, таскают тарелки на стол, приборы, расставляют салаты.

Хмыкаю в стакан с соком. 

Беседка огромная, столы длинные, да тут свадьбу можно закатить. 

При желании.

Отстраненно наблюдаю за суетой. Выпускники ушли купаться, родители готовят им пир на весь мир, а вот я ни туда, ни сюда, держу телефон под столом и листаю переписку с Виконтом, с самого начала, со вчерашнего утра. 

Первое сообщение с незнакомого номера я прочитала, когда только проснулась, открыла глаза:

"Не приезжай, если не хочешь, чтобы мы снова оказались в одной постели"

А я как раз собиралась к маме. 

И была возмущена. 

Это шутка? Намек? Кто-то номером ошибся?

Пока умывалась, пока одевалась, пока шла на завтрак держалась, и любопытство в дежавю переросло, когда ложкой зачерпнула кашу казалось, что это сообщение именно для меня.

И я ответила:

"А если хочу?"

В одну постель неизвестно с кем - это дурость, даже кашу доесть не смогла, так было смешно. 

И волнительно, ведь я ждала ответа. И ответ пришел:

"Счастье мужчины - я хочу. Счастье женщины - он хочет". 

И это была первая цитата. А следом за ней сообщение:

"Неправильно набрал номер".

И я поверила, что неправильно, но все равно на телефон смотрела, ждала ещё.

И злилась. На его наглость, самонадеянность. И когда садилась в машину, написала сама:

"Неправильно ты не номер набрал. А ориентир жизненный выбрал. Счастье женщины не в твоих хотелках".

И он ответил. И мы переписывались всю дорогу.

И мне очень понравилось.

Но вот теперь...

- Антон! - слышу пораженный голос мамы и поднимаю глаза от телефона. 

На улице уже шумят вернувшиеся с озера выпускники. А в беседку, минуя родителей завалились Антон с Владом. Оба в один шортах, волосы мокрые, на лицах бескрайняя безмятежность, именно так выглядят люди, что находятся в равновесии с собой, предвкушающие завтрашний день, именно на эти открытые улыбки все и тянутся. 

И я тоже, смотрю и слушаю, как мама нудным голосом педагога отчитывает их:

- Вы купаться ходили или чем заниматься? Чем от вас пахнет? 

- Ничем, мам, - отмахивается Антон и стягивает из тарелки с нарезкой кусочек ветчины. 

- А что за запах вы чувствуете, Лиза? - Влад плюхается на лавку рядом со мной. 

Задевает меня бедром, и я вздрагиваю, у него мокрые шорты, или купался в них, или надел на мокрые трусы. 

Невольно скашиваю глаза вниз и слегка двигаюсь в сторону, смотрю на чёрную резинку, обхватывающую загорелые крепкие бедра, кожа то ли в мурашках, то ли в капельках воды, и мне от этого зрелища становится жарко. 

- Купальник взяла, Анна? - он поворачивается на меня. 

- А тем и пахнет, Влад, - вклинивается мама и наклоняется над столом, чтобы никто не слышал, как она отчитывает этих двоих. - Антону ещё нет восемнадцати, ты взрослее, и должен понимать, что оказываешь дурное влияние. 

- Мам, да все нормально, - Антон увлеченно поглощает нарезку. - Выпускной же. 

- Это не повод вести себя, как...

Отключаюсь от ее голоса, смотрю в экран телефона. 

Виконт больше не написал, последний раз в школе. 

И я тоже не пишу, вчитываюсь в наше прошлое и сомневаюсь, ведь все началось с сообщения "не приезжай, если не хочешь, чтобы мы снова оказались в одной постели".

Значит, либо у него есть женщина, и он писал это ей. Либо...

- Твоя отличная успеваемость не оправдывает твои выговоры за поведение, Влад, - несёт маму, она повышает голос. - Меняйся, если хочешь дружить с Антоном. 

- Изгоняя своего демона, не избавься от лучшего в себе, Лиза, - Влад встаёт с лавки. 

- Ты как со мной разговариваешь? - она моргает. 

- Это ведь не я, это Ницше. 

Бросаю быстрый взгляд на него. 

И смотрю по сторонам. 

Вон там у мангала жарит мясо Кирилл. А вон там на плетёной качельке сидит Марк, разговаривает по телефону. Неподалеку пристроилась стайка хихикающих девушек, не знают, с какого бока к нему пристроиться. 

Смотрю на переписку с Виконтом. 

И кручу перстень. 

Мама профессор в институте Германской культуры, но они не проходят Ницще, ведь он не занимался развитием законов, только лирикой, зато его обожает мама.

И учение его знают все, кто с ней знаком, даже я. 

Смотрю на переписку, на Влада, на Кирилла, на Марка. И делаю большой глоток сока. 

Или у меня опять паранойя.

Или Виконт где-то здесь, на базе. 

Глава 12

"Мы знакомы?" - в лоб задаю волнующий меня вопрос.

Жду ответа и гуляю по базе, в соседних домиках семьи с детьми, и на нас уже косятся недобро, неудачный уик-энд они для отдыха выбрали, соседство с выпускниками, которые визжат, смеются и поют всех раздражает.

Но шуметь, вроде как, до одиннадцати можно, и замечаний никто не делает.

"А ты как думаешь?" - приходит сообщение от Виконта. - "Ты бы запомнила, по буквам, по вопросам, узнала меня?"

Морщу лоб и разворачиваюсь, шагаю в обратном направлении. 

Что значит - запомнила бы?

Я и не знакомлюсь ни с кем, мне негде. Институт-дом, иногда выбраться в ресторан или театр с папой - вот и вся моя жизнь.

А в последнее время, когда папа встретил якобы любовь - я обнаружила, что превратилась в пустое место.

"Отвечай правду или я с тобой переписываться не буду"  - отправляю Виконту угрозу и вытираю вспотевшие ладони о платье.

Что я творю.

Буду, все равно, я так заинтригована, что думать ни о ком другом не могу, представляю, какой он, переживаю.

Он для меня сейчас самый близкий человек, как бы ни было это смешно и грустно.

И почему-то хочется, чтобы он был красивый.

Хотя, не может быть непривлекательным внешне мужчина, который так умело, искусно одними лишь сообщениями привязывает к себе.

"А ты сама со мной честна, маленькая?"- пиликает сообщение от него.

Кручу перстень. Я ему за нашу переписку наврала, и не раз, но это же ерунда. А Виконт, если врет, то по-крупному, ведь он может находиться здесь, на базе.

Иду мимо наших домиков и оглядываюсь по сторонам.

Кирилл все еще готовит мясо, последние порции. Влад с Антоном потерялись в шумной толпе выпускников, рассевшихся в траве, они там играют во что-то, в "фанты", кажется, у всех на лоб наклеены бумажки.

А Марк...

Замечаю его в той же качельке. Широкая сидушка, удобная спинка, он откинулся на нее, светлыми туфлями отталкивается от земли, покачивается.

А рядом с ним пристроилась русоволосая девица. Было бы классно, будь она страшной, но нет. Натуральный цвет, простая укладка, на лице минимум косметики, платье черное, почти до колен.

Такие девушки как раз во вкусе Марка. Естественные, без лишнего тюнинга. Милые, но строгие. Недотроги, с выражением легкого выскомерия на лице.

Ясно с ним все.

Достаю телефон и печатаю сообщение.

"Сегодня увидимся? И плетку можешь захватить, если думаешь, что я врунья " - отправляю и наблюдаю за Марком.

Он мило беседует с девушкой, в карман за сотовым не лезет, а ведь мое предложение доставлено.

Хмурюсь.

Может, я просто выдумываю - любить Ницше не только мамины знакомые могут, это, вообще, так себе улика.

Иду мимо их качельки, и у Марка внезапно обостряется зрение, заметил меня, встает и зовет:

- Анюта, подожди.

Анюта.

Знает же, как бесит, и продолжает меня этим именем дурацким называть.

- Ты куда рванула? - он нагоняет меня, ловит за руку. - Там еще ничего не готово, - кивает на столы, которые стремительно заполняют тарелками родители. - Пойдем в тенечке посидим, есть разговор.

- С той девицей не наболтался? - кисло улыбаюсь, когда она, сообразив, что Марк не вернется, поджимает губы и встает с качели.

- А, там, - Марк смотрит на нее и небрежно жмет плечом. - Сестры моей одноклассница. Советовалась, куда лучше поступить.

- Прям таки про учебу разговаривали, - шагаю с ним рядом и поражаюсь, откуда эта странная ревность взялась, я ведь еще год назад решила, что Марк остается в прошлом.

Марк - вредная привычка, когда с дества вдалбливают, что вы созданы друг для друга, очень сложно отвыкнуть.

- Про учебу, Аня, что за недоверие? - Марк подходит к плетеной лавочке под дубом и кивает. - Присаживайся.

- Постою.

- Тебе лишь бы поперек сделать, да, Ань? - он улыбается. Садится сам. 

- Что хотел? - стою напротив, сверху вниз изучаю его. 

Он даже время в своем плотном графике нашел на базу выбраться. Белая футболка, светлые брюки, солнечные очки-капельки на макушке, знакомый, родной запах.

Я так увлечена мыслями, что вздрагиваю, когда он вдруг хватает меня за бедра и тянет к себе, заставляя сесть на него верхом.

- Марк, - растерянно держусь за его плечи, смотрю ему в глаза и как в омут прыгаю, он же не любит на людях чувства проявлять, это неприлично, Аня, говорил он всегда, когда я за руку его хотела взять и вместе идти.

- Я не к сестре на выпускной приехал, я из-за тебя здесь, - говорит он и сжимает мою талию. - И на счёт подарка, - он удерживает меня одной рукой, другой лезет в карман брюк.

Не дышу, слежу за его действиями, жду, что он достанет, но посмотреть не успеваю. За спиной звучит голос маминого мужа, в суховато-приказном тоне он выговаривает:

- Иди за стол, Аня, всё готово. 

Поспешно встаю, поправляю платье. В такой позе меня застукали, щеки горят, чувствую, что он смотрит. 

А Кирилл смотрит. И выговаривает:

- И не сиди больше так, ты не на шесте. Здесь дети кругом.

Его ладонь касается моей спины. И он подталкивает меня к беседке.

Ем два кусочка шашлыка, салат, запиваю это дело зеленым пивом, прямо из баночки. Это и не пиво даже, а ирландский эль.

И очень красивая баночка. С изображением старухи с косой, а на обратной стороне краткая легенда про Святого Патрика, мол, он сотворил так много чудес, что человеческий разум просто не способен запомнить количество добра, которое он совершил на земле.

Играет музыка. И вечер перетекает в сумерки, вокруг не смолкают разговоры, смех, веселье, выпускники пьют шампаснкое, а родители, своим отдельным столом, что-то крепкое.

Напротив сидит Марк, он не ест почти, остраненно наблюдает за праздником, ему тут скучно.

Вожу вилкой по тарелке  и гадаю, что он мне хотел подарить, какой подарок поместится в карман?

Какой-нибудь маленький.

Смотрю на экран телефона, от Виконта больше ничего не приходит. Встретиться он не хочет, и даже с плеткой, и я разочарована.

Может быть, та женщина, которой он писал, когда номером ошибся - объявилась.

И наша история на этом закончится.

Встаю из-за стола, из беседки пробираюь на улицу.

Нужно помыть руки и зубы почистить, а потом самой подойти к Марку и уточнить на счет подарка.

За такие мысли злюсь на себя, я ведь уже все решила, он бы давно, если бы хотел, добивался меня, но он этого не делал.

Выхожу из беседки и оступаюсь на камешке, нога подворачивается, и я взмахиваю руками.

Но не падаю, кто-то больно цапает меня за локоть, удерживая на ногах. И позади звучит тихий голос, почти возле моего уха шепот, словно мне рассказывают какой-то важный секрет:

- Женский алкоголизм неизлечим, Аня. 

- Я всего одну банку...- начинаю оправдываться и оглядываюсь, натыкаюсь на внимательный взгляд Кирилла и выдираю руку. - А ну точно. Врача включил, - мой тон меняется на агрессивный, этот тип уже достал сегодня караулить меня и указывать на мои промахи. - Открой глаза, - развожу ладони. - Все празднуют.

- Подобный аргумент никуда не годится. Еще подумай, - он обходит меня, перед собой держит открытый планшет, идет в сторону дома, работать.

Хмыкаю.

И иду следом.

Марк прав, пора взрослеть, приезжать в гости к маме, чтобы чаю с тортом выпить, а не на все каникулы, ведь мне уже двадцать, и в квартире Кирилла чувствую себя приживалкой.

В комнате перебираю вещи, натыкаюсь на купальник. Белый, раздельный, довольно открытый, купила тайком от папы.

На улице душно-жарко, и еще не поздно сходить на озеро, пока не стемнело, поплавать, голову в порядок привести, перестать думать про Виконта, ведь я сейчас не сдержусь, сама ему напишу.

В ванной умываюсь и переодеваюсь в купальник, влезаю в платье.

Домики хорошие, с ремонтом, а вот задвижки на дверях по старинке, массивные. Изо всех сил тяну дверь на себя и пытаюсь открыть, ногой упираюсь в стену, двигаю большой шпингалет.

И когда он с грохотом поддается и дверь распахивается - меня по инерции тащит вперед, в коридор. На скорости влетаю в чье-то твердое тело, об эту преграду бьюсь и останавливаюсь.

Сдуваю волосы со лба.

- Все же взяла купальник, Анна? - мужские руки держат меня за плечи, а сам Влад смотрит вниз. - Очень сексуально.

Тоже смотрю на свое бледно-желтое нижнее белье, которое только что сняла и краснею, пытаюсь смять ткань в кулаке и дергаю плечами, высвобождаясь.

- Ты себя не по возрасту нагло ведешь, красавчик, - вскидываю голову.

Мои слова у него улыбку вызывают, ведь я смотрю на него, такого огромного, снизу вверх.

- Чем тебя не устраивает мой возраст? - он сует руки в карманы шортов, тех самых, в которых купался, он в белой обтягивающей майке, на пляжного спасателя похож, как в фильмах показывают, он вместе с Антоном поступает в мамин институт и ругаться с ней не боится, и он, правда, красавчик из тех, кто нарочито небрежен, улыбается так, словно мыслям своим каким-то, а не мне, задумчиво, чуть иронично. - У нас пуританская страна, но мы же не в прошлом веке живем, Анна. Тебе просто нужно расслабиться.

- А тебе понять - что бабники давно не в моде. Вот так по пятам ходить и...

- Я в туалет шел. И если ты с дороги отодвинешься - завершу маршрут.

Машинально отступаю в сторону. 

Он заходит в ванную и хлопает дверью.

Качаю головой и поднимаюсь в комнату, убираю белье в сумку, подхватываю полотенце, телефон.

Глупо получается, и это все Виконт виноват, он меня своими сообщениями из колеи выбил, заставил на окружащих мужчин смотреть, общаться с ними, я после пансиона и их чудовищного полового воспитания еще год отойти не могла, сильный пол воспринимала, как проклятье рода человеческого.

Выхожу на улицу и вижу Марка. Он сидит на ступеньках, под зад положил какую-то картонку, брюки боится испачкать.

Усмехаюсь и сбегаю вниз, плюхаюсь рядом.

- Мы же на природе, - напоминаю, когда он поворачивается ко мне. - Даже если замараешься - ничего страшного.

- Я дитя города, - он улыбается и убирает в карман телефон. - Каменные джунгли, и только так.

- Пойдешь на озеро? - показываю ему полотенце. - Или здесь речка, я не знаю. Поплавать, по берегу погулять, - украдкой смотрю на небо - скоро появятся первые звезды, и будет очень романтично.

- Там комарья полно, - морщится Марк. - И купаться нельзя, грязная лужа.

- Все там нормально, - спорю, хотя и не видела.

- Аня, проще выделить выходные и слетать на приличный курорт.

- Нет, Марк. Проще не ждать твоих мифических выходных, а прямо сейчас пройти несколько метров до воды.

- Да ну, - на его лицо наползает скучное выражение, означающее, что его, твердолобого, никакие аргументы не возьмут, и разговор ему неинтересен. Он тянет к себе мое полотенце.

- А я пойду, - сама швыряю полотенце ему на колени. - Голая буду купаться. 

Вскакиваю на ноги, слышу его возражения мне вслед раздраженным тоном, что уже темнеет, что там лес, чтобы прекратила капризы, но меня уже не остановить.

Я решила, и я пойду на речку.

Глава 13. В любви всегда есть немного безумия

Никогда больше не пойду в лес одна. 

Спотыкаюсь на кочке и чуть не падаю, хватаюсь за дерево. 

Небо освещается яркой вспышкой, и совсем рядом грохочет гром. 

Задираю голову, всматриваюсь в тучи и смеюсь.

Ливень - это просто отлично, вокруг сосны и ёлки, кривые тропки, а база отдыха где-то в двух шагах, мне даже музыка слышна, клубная, заводная - одиннадцатиклассники празднуют выпускной. 

"Любовь - это не утешение. Это свет" - вместе с блямканьем телефона высвечивается принятое сообщение. 

Громко хмыкаю. Опять он забалтывает цитатами, вместо того, чтобы признаться. 

"Мог бы сказать сразу, что у тебя есть женщина" - с ожесточением выплевываю печатную строчку. 

По кустам пробираюсь к свету, кажется, вон там огни базы, либо это снова молния слепит, не разберёшь. 

"Про женщину ты сама придумала, маленькая. Ты ревнуешь?" - приходит сообщение от него. 

Отмахиваюсь от комара. 

Да, ревную. И это странно, ведь мы даже не виделись, чуть больше суток общаемся по смс, а я уже голову теряю. 

Ничего не отвечаю, по лесу иду на огни. 

"Какого цвета на тебе белье?" - высвечивается на экране.

Недоверчиво кошусь на вопрос. 

Да ладно, белье. 

Быть не может, чтобы он так написал. Но наглая строчка висит перед глазами, мешает думать, а я даже не знаю, что на такое можно ответить, я вспоминаю. 

Какого цвета белье. 

И покрываюсь мурашками. 

"Никакого, я сейчас голая" - злюсь на себя, что ведусь на такой примитив, печатаю и подтягиваю платье. 

Подсвечиваю себе телефоном, бросаю взгляд на экран и открытую переписку и вздыхаю. 

Какой же он все таки гад.

Называет себя Виконт, как в старом французском романе про опасные связи, что влекут, в этом нечто запретное скрыто, когда ты лица его не видишь, это так волнует. 

Он ненавязчив, осторожен, галантен, умен - был.

Посколько вот уже начались сомнительные вопросы. 

Какое на тебе нижнее белье, чего бы тебе хотелось от секса, скинь фотку - такое могут написать лишь скучные мужчины, ленивые, а мой Виконт казался другим. 

Небанальным и интригующим. 

Но либо у него кончилась фантазия, либо ему уже на мозг давит похоть.

Вскидываю голову. 

И ладно. 

Мне не до расстройств, ведь я в лесу, заблудилась, и вот-вот пойдет дождь. 

Зачем я психанула и одна поперлась на озеро по темноте?

Платьем цепляюсь за ветки, петляю узкими тропинками. Где-то рядом костер, куча народу, а я как слепой странник, устала, уже час пытаюсь добраться обратно и от бессилия пробивает на слезы.

- Эй! - кричу во все горло. - Помогите!

От эха собственного голоса, что разлетается по лесу, становится чуть жутко. Снова грохочет гром, прямо над самым ухом, и я вжимаю голову в плечи. 

Помню все эти истории про удар молнии в дерево, и как оно загорается. 

Ещё нехватало. 

Пробираюсь сквозь кустарники и в очередной раз набираю номер брата. 

Слушаю гудки. 

Конечно. Он там танцует и моих звонков не видит, и что же мне тогда делать? 

- Ау! - кричу снова. 

Телефон пиликает принятым сообщением:

"Ты обычно громко кричишь? В постели".

Вчитываюсь в печатные буквы. Ударяет гром, а я вздрагиваю, то ли от грохота, то ли от сообщения незнакомца. 

Такой быстрый переход на тему секса. Ещё и в тот самый момент, когда я правда кричала, звала на помощь. 

Но он не мог слышать, ведь его здесь нет. 

Или есть?

Оглядываюсь по сторонам. Вокруг темными стенами возвышается лес. Тихо, даже кузнечики стрекотать перестали, над ухом не жужат осы - а это к дождю, если верить учебнику биологии. 

Бр-р.

Топчусь на месте. 

Меня больше часа нет, почему меня никто не ищет? Где я, не пойму, свечу телефоном, и он вдруг тренькает в руке. 

"Маленькая, да ты потерялась".

На это сообщение от незнакомца смотрю снарастающей паникой, даже торможу на секунду посреди кустов и деревьев, дыхание сбивается, идти не могу.

Прижимаю ладонь к груди. 

Все нормально. 

Это просто переписка. Которая меня раньше забавляла, а теперь перестала. 

Виконт ни имени моего не знает, и тем более, что я сейчас нахожусь на выпускном у брата. 

И потерялась в лесу.  

Пробираюсь по кустам. 

Пиликает телефон. 

"Ты наврала, что без белья, Аня. А ты знаешь - лжи я не прощаю. Тебя надо наказать".

Аня?

Три буквы моего имени барабанят по мозгам. 

Нет, неправда, он не может знать, откуда он...

Я ведь влюбилась почти. Или не почти. 

Что происходит, у меня уже мозг отключается. 

Аня? 

Он меня по имени назвал.

Сверкает молния. В последний раз ударяет гром, а потом дождь, он с неба обрушивается сплошной стальной стеной, резко и безжалостно, отрезая все посторонние звуки. 

Ловлю капли на ладонь и не двигаюсь, не понимаю, что теперь делать. 

Он не прощает лжи, а сам меня обманул, получается? Сказал, что ошибся номером, но наша переписка не случайность, не случайность - стучит в висках. 

Кто это, черт его возьми?

Даже музыки больше не слышу, на деревянных ногах упорно пру среди деревьев, ежусь. От ливня спасают густые кроны, но платье быстро мокнет, ткань неприятно липнет к телу. 

Обхватываю себя за плечи.

Пиликает телефон. 

Держу его возле самого уха, потому и слышу, и этот звук входящего сообщения кажется громким, будто воет сирена, сигнал тревоги, мне нужно бежать. 

Не хочу читать, кажется, там написано нечто такое, что мою жизнь с ног на голову перевернет. 

В одну секунду. 

Лишь только я открою конвертик на дисплее. 

Не хочу. Но против воли разворачиваю к себе светящийся экран, он в каплях дождя. Давлю пальцем, и черная строчка перед глазами плывет, с трудом вчитываюсь:

"Я у тебя за спиной, маленькая, оглянись".

ОН

Дождь шумит, ветер качает ветки, она стоит в паре шагов от меня, на ее спину смотрю.

Небо затянуто черным, темно, вижу ее фрагментами, когда молния вспыхивает. У нее в руках вспыхивает телефон.

Она медлит, не читает, окаменела, стоит.

Сдвигаюсь ближе к ней.

И она ведет пальцем по экрану в каплях дождя. Там горит мое сообщение:

"Я у тебя за спиной, маленькая, оглянись".

Нас один шаг отделяет.

Телефон из ее рук падает.

Она не поняла. Или не прочитала, буквы ведь расплывались, она не оглядывается, при яркой вспышке молнии дергается и куда-то ломится через кусты.

- Аня, - мой голос сливается с раскатом грома, в пальцах сжимаю подол ее платья, дергаю на себя.

Спиной она врезается мне в грудь, и кратким разрядом, с искрами, меня с ног до головы пробивает, перед глазами белая вспышка, сердце гремит в ушах.

В воздухе запах озона, сырой земли и листвы, и ее кожи, шоколад и яблоки, ее аромат раскрывается под дождем.

Я так долго думал об этом. Что теперь разума во мне нет ни грамма, наваливаюсь на нее, под тяжестью моего тела ее шатает, толкает вперед, она хватается за дерево.

Держу ее талию, бедра, задираю платье, ладонями по влажной коже скольжу, сжимаю и не даю шевелиться, наклоняюсь к шее и прикусываю, сквозь мокрые волосы, языком веду до уха, по линии челюсти к лицу.

Она моя. И это не изменится.

- Ты все таки был здесь, на базе, - ее голос дрожит, как и тело, под моими руками она мелко трясется, с очередной вспышкой молнии вижу ее тонкие пальцы, вцепившиеся в кору, массивный перстень, в этих кратках искрах бушующей стихии она мраморно-белая, свет посреди леса. - Сам требовал. Не врать.

- А я не врал.

Вжимаю ее в себя, плотно, упираюсь в нее. Она замирает, с неба льется холодный поток, а я как в горячке, до сорока градусов нагрет, и жар свой ей передаю, пальцами подцепляю резинку купальника, ладонью ныряю под ткань.

- Помнишь это? - мой голос сломан, грозой и проснувшейся злостью, понимал, что так будет, она забудет, но надеялся все равно. - Как меня зовут, Аня?

- Виконт, - она отвечает шепотом, не хочет или не может подумать. - Ошибся номером, так ты сказал, строчил сообщения...

- Что было в прошлые каникулы, когда ты приезжала?

Пальцами пробираюсь в промежность, и она вздрагивает, молчит, а я распаляюсь, сдавливаю ее другой рукой, от всего закрываю. Ртом в шею впиваюсь и освежаю память. Я стерся из мыслей, но меня вспомнит тело, по импульсам, что прошивают его. Она едва стоит, на мою грудь откинулась, ладонью накрывает мои пальцы, раздвигающие влажные складки, всхлипывает.

- Аня, как меня зовут? - повторяю и коленом вламываюсь между ее ног, расставляю их шире.

- Виконт, - твердит она и ногтями цепляется в мою руку, выдернуть ее пытается. Хочет отодвинуться, но я держу крепко, и она прекращает возню. - Отпусти меня.

Льет дождь. 

Черное небо и черный лес, и внутри меня тьма, черное чувство, которому взаимность нужна, оно росло и крепло, как болезнь, отравляло меня, и теперь ищет выхода.

Одним движением сдергиваю с нее трусики. Обхватываю ее плечи, вжимаю в себя.

- Не дергайся, Аня. Сейчас ты все вспомнишь.

Глава 14

Купальники трусики скатываются по мокрым ногам, мужская рука тянет их вниз, до колен. Я или под холодным дождем трясусь, или под его руками, или от его слов.

Как меня зовут, прошлые каникулы, вспоминай - его глухой, разбитый громом голос набатом сучит в ушах.

В прошлые летние каникулы мы поругались с лучшей подругой, мы не общаемся до сих пор. Я лишь день провела в городе, была в баре, а утром проснулась в гостинице голая.

И я помню, музыку по радио, мужскую улыбку, душ, такой же холодный, как этот дождь и чай, кажется.

И вот Виконт...

Завожу руки назад, пытаюсь оттолкнуть от себя горячее тело, у меня кровь в венах бурлит, поток ее к сердцу несется, и серый провал в памяти окрашивается вдруг яркими красками, квадратная ванна в отеле, горит свет, я грудью вжимаюсь в зеркало, так же, как сейчас в дерево, и на отражения смотрю, мое и мужское...

Он рывком отрывает меня от дерева, разворачивает и толкает.

Падаю, ощущаю его руки, придерживающие мою спину, его тяжесть, когда он наваливается сверху, лежу на мокрой траве, его ладонь скользит под платьем, надавливает, заставляет шире раздвинуть ноги и бедрами его обнять.

Вспыхивает молния. Успеваю заметить подбородок, касающийся моих губ, он пахнет остро, веду по нему зубами, и снова темнота, а потом влажные губы на моих.

- Ты за этот год ни с кем не целовалась, - он не спрашивает, он знает, его язык проталкивается мне в рот.

Задыхаюсь от накативших чувств, руками обвиваю его шею, мокрая одежда, машинально тяну ткань, хочу от нее избавиться, и в поцелуй проваливаюсь, глубокий и нетерпеливый, жадный. Его пальцы сдавливают челюсть, и я шире рот открываю, вокруг беснуется дождь, и лес сплошь, нет просвета, и в мыслях мои черная жажда, этого мужчину хочу в себе.

Я даже не помню, было ли между нами что-то.

Как кружит голову.

- Что...было? - глотаю воздух, когда он отрывается от меня, сбрасывает мои руки ниже, и я ощущаю, как ткань натягивается под ладонями, ползет вверх, оголяет его поясницу и трогаю голую кожу, подушечками чувствую мурашки.

- Ничего не было, Аня. Почти, - его одежда мокрой тряпкой падает куда-то мне на ногу, веду ладонью по широкой обнаженной спине и захожусь от страха и восторга, поверить не могу, что это происходит со мной. Его губы касаются моих. - Сейчас будет.

Его рука ныряет между нами, в шелесте листвы и дождя не слышу что он делает, пальцами  спускаюсь на его бедра, ниже, и понимаю, что он приспускает брюки.

А я продолжаю обнимать его ногами, не выпускаю, в висках колотится мысль, что я этого и хотела, с мужчиной по переписке, я на это настраивалась, но...

Ощущаю, что в промежность тычется горячая плоть и вздрагиваю всем телом.

- Не сейчас, - мой голос садится, извиваюсь под ним, не давая меня касаться, я не вижу его, лишь дыхание слышу, тяжелое и отрывистое, я потеряна. Гостиница, он был там со мной, обрывки пытаюсь в картинку сложить, и не получается.

- Нет, сейчас, - между ног его пальцы, раздвигают складки. Он потирает бугорок, а тот так пульсирует, что во всем теле отдается, эта волна желания словно эпидемия разносится в каждую клеточку. 

В пояснице выгибаюсь и глухо стону, навстречу его пальцам двигаюсь, это что-то необычное, чужое и странное, но такое приятное, я как пьяная, в голове шумит. Ладонью шарю между нами и натыкаюсь на него.

Тяжелый, большой, гладкий, обхватываю и сжимаю руку у основания, всхлипываю, представив, как он вспарывает меня, гасит этот пожар, его пальцами вызванный, изнемогаю, по траве растекаюсь и сливаюсь с дождем, не соображаю ничего, выдавливаю из себя шепот:

- Давай.

Да.

Это случится сейчас.

По лицу барабанят капли, слизываю дождь с губ и не могу напиться, не верю его словам, что ничего не было, я ведь не помню, кажется, что все уже случилось.

Но ощущаю давление внизу, горячую плоть, медленно проникающую в меня, и понимаю, он не наврал, у мея внутри все натянуто, а он что-то огромное пытается протолкнуть, ногтями цепляюсь в его голые плечи и слышу его тяжелое дыхание.

- Уйди, - пошевелиться боюсь, и что он дальше толкнется, завизжать готова на весь лес, перекричать гром. - Уйдти, отпусти, не надо, - у меня кажется слезы, я так напугана, ладонями бью его по плечам.

Он замирает на мне, в темноте не вижу его, только чувствую, как напряглись мыщцы, между ног тянет и сводит, у меня тело с разумом не в ладах, чего хочу больше не знаю, чтобы он послушался, отпустил, или рот мне заткнул, продолжал.

- Аня, - мое имя звучит, как проклятье, адской музыкой, словно он среди этого грохота дьявола призывает.

Он отталкивается, и между ног сразу холодно, меня дождь колотит, сдвигаю бедра, но его руки настойчиво разводят их шире. 

Вверху черные ветки, и листья, и небо, а внизу по животу его поцелуи, заставляют сгребать пальцами траву и ждать. 

- Чего ты испугалась? - я даже не слышу, а угадываю слова, ощущаю его язык, влажную горячую дорожку по мокрой коже к лобку.

Эта нежность усспокивает, замедляет пульс, ласка усыппляет бдительность, и я шире развожу ноги.

Тяну руку вниз и ловлю его запястье, нащупываю пальцы и сжимаю, где-то на грани сознания помню, что совсем рядом выпускной, что ливень загнал всех в домики, а мы в лесу, вдвоем, и нет больше никого, будто мы во всем мире одни.

С его волос капает дождь, его язык спускается ниже, целует складки. Крепко держу мужскую руку, в этом единении задыхаюсь, от касаний дрожь мучает тело, мне нестерпимо, недопустимо, невозможно хочется еще.

Сама подаюсь бедрами навстречу его языку. Сжимаю его руку и всхлипываю, он целует, языком проникает в меня, гладит, сквозь гром его глухой голос звучит:

- Долг возвращаю, Аня.

Мысли разбегаются, не понимаю о чем он. Загребаю траву пальцами, и удар его языка по бугорку, как разряд тока, перед глазами стоит расплывчатая, смазанная картинка, там номер гостиницы, дверь, и я на коленях, гладкая влажная головка тычется мне в губы, а я открываю рот.

От этого воспоминания содрогаюсь, между ног пульсирует, язык широкими мазками гладит, горячий рот накрывает складки, заставляет выгибаться, изнемогать, метаться в траве.

Сама не замечаю, что мой крик с громом сливается, меня скрутило, судорогой свело пальцы, разжать не могу.

Поцелуи поднимаются выше, на живот, по мокрому насквозь платью до груди, на шею и к лицу.

- Если со мной будешь, - губ касается его шепот. - Все отдам тебе.

Звучит напевно, на вранье похоже, но мне именно эти слова нужны.

- Поклянись, - требую и хватаюсь за его плечи, страшно становится, что мне все мерещится, моя память так ненадежна, и я не смогу, спокойно жить дальше, зная про лес, про дождь, про нас.

- Клянусь, - следует от него без пауз, без сомнений, он накрывает ртом мои губы, и я ощущаю свой вкус, терпкий, солоноватый, головокружительный, кусаю его язык и обвиваю ногами бедра, знаю, мы из леса выйдем, держась за руки, и так будет до конца.

Глава 15

Сквозь грохот грома слышу, что кто-то меня по имени зовет, и вместе со вспышками молний темноту разрезают полосы света, будто бы от фонариков.

Как привет из реальности, в мой черный мир, и я сразу ощущаю холод дождя, и промокшее платье, и запах сырости от травы и земли.

И мужское тело, подмявшее меня под себя, отдаляется.

- Боже, - привстаю на локтях, я будто на качелях крутилась солнышком, внутри все с ног на голову перевернуто.

 - Вставай, Аня, - чувствую горячие губы на щеке, - Пойдем отсюда.

Ладонью веду по мокрому лицу, смахиваю капли, держусь за его руку, встаю. Лес снова разрезает крик, совсем близко, и я вздрагиваю, выпускаю теплые пальцы.

Это за мной, поисковый отряд, а кричали бы они на полчаса позже - и я стала бы женщиной, узнала, каково это, заниматься сексом. 

Размахиваю руками в темноте, ничего не вижу, не знаю, он еще здесь или нет, потерять друг друга вот так, это глупо, зачем нам помешали.

Боюсь подать голос, позвать его, что меня заметят боюсь, и ползком пробираюсь по земле. Ладонями шарю по траве, где-то у дерева остался мой телефон, если только его дождем не утопило.

Свет фонарика все ближе, и крики громче, либо это просто гром стихает, ветер разгоняет тучи.

Он же хотел уйти вдвоем.

Значит, он где-то здесь, тоже ищет меня.

Нащупываю ветки кустов и пробираюсь туда, я дождусь, губы щипет, меня потряхивает, не может все вот так закончиться, я даже спросить ничего не успела.

Я подожду.

И когда я уже почти успеваю спрятаться в кустах, в спину мне бьет свет, и раздается выкрик:

- Аня! Черт тебя возьми.

Оборачиваюсь и жмурюсь с непривычки, слабо различаю две фигуры, они стоят надо мной и смотрят.

А я сижу мокрая, грязная, в траве, и мое платье - оно порвано.

- Ты как? - ко мне наклоняется брат. - Это твой телефон? - замечает он брошенный у дерева смартфон и поднимает его. - Потерялась?

- Не свети в лицо, - отвожу его руку и, держась за дерево, встаю на ноги. - Я целый час по лесу бродила, пока ливень не начался, и никто меня не потерял.

- А потому что нечего одной шастать по незнакомым местам, - позади брата разносится громкий визгливый, почти неузнаваемый голос мамы. - Почему мы должны среди ночи, по дождю, бегать тебя искать? Мы отдыхать приехали, праздновать, или что делать? За руку тебя водить?

- Я не просила бегать за мной! - огрызаюсь и морщусь, - уберите фонарики!

- Давай шагай, - она тянет меня за руку, на тропинку. - Антон переполошился, всех на уши поставил. Мы думали, ты с Марком уехала.

- Марк уехал? - держу себя за плечи и дрожу, стучу зубами, ногами вяло переступаю по траве.

- Уехал, по работе.

По работе. Или в лес пошел?

За мной на речку.

Нас чуть не застукали, и есть в этом что-то от животных, прямо на траве, под дождем, любовью мы бы не занялись, кажется, это самая настоящая похоть была.

- А мой телефон работает? - оглядываюсь на шагающего позади брата.

- Дававй до базы дойдем, - Антон улыбается, понижает голос. - Ты одна здесь была?

- А что?

- В зеркало посмотри, как придешь.

- Туфли испорчены, - впереди ахает мама. - Я даже обувь другую не взяла, не думала, что придется по лесу бегать, пропажу искать.

Выходим к светящимся трехэтажным домикам, я, оказывается, совсем рядом была, дошла почти, но меня остановили. И дождь, и мужские руки, поцелуи, а еще где-то там остались купальные трусики, иду без белья.

И он до сих пор в лесу, наверное.

- Я еще кое-что потеряла, - разворачиваюсь и врезаюсь в грудь брата. - Сейчас вернусь, а вы пока идите в домик.

- Еще нехватало, - мамина рука цепко хватает меня за локоть. - Чтобы опять по кустам за тобой лазить? Марш в комнату.

Иду и оглядываюсь на черный лес, дождь стихает, вокруг огни, все, что там случилось, мне словно привиделось, как мираж, и сам Виконт фантом, но тело ноет, как наяву ощущаю мужскую тяжесть, и губы распухли, хочется еще поцелуев.

- Заходи, - меня подталкивают в дом.

Из гостиной доносятся хохот и выкрики, никто и не думал спать ложиться, все просто перебались в тепло.

Делаю шаг туда.

- На, - Антон сует мне телефон. - И в зеркало все таки посмотри.

Смотрю на маму, она поднимается на второй этаж, и похожа на мокрую курицу, а это она еще в траве не лежала.

Давлю кнопки телефона и тороплюсь в ванную, хватаю полотенце с крючка и вытираю гаджет, ему нельзя ломаться, мне нужна связь с ним, хотя бы по сообщениям.

Поднимаю взгляд к зеркалу.

И коротко охаю, наклоняюсь ближе к стеклу и ощупываю шею. Вся в красных пятнах засосов, он ведь так кусался, так жадно целовал, а я выгибалась, и в волосах застрял всякий мусор.

Антон даже в темноте разглядел. Поэтому и ухмылялся, у Ани появилась, наконец, личная жизнь, смешно ему.

Отодвигаю вазу и сажусь на тумбочку, тру телефон полотенцем, он обязательно сейчас заработает.

Я напишу Виконту.

И мы сначала поговорим.

А потом продолжим.

 Выхожу из душа, несу перед собой скомканное платье.

В комнате переодеваюсь в футболку и шорты, полотенцем сушу волосы, расчесываюсь и верчусь перед зеркалом на стене.

Эти красные пятна на шее, их только слепой не увидит. Трогаю кожу, и под подушечками пальцев оживают поцелуи, воспоминания гонят по телу приятную дрожь.

Но так ходить все же нельзя.

Из косметички достаю тюбик с тональным кремом и радуюсь, что не выложила, летом кожа должна отдыхать, и косметикой не пользуюсь почти, но вот сейчас очень кстати.

Замазываю шею и вижу, что получается паршиво, я словно заболела желтухой, кожа в неровных пятнах.

Но лучше так, чем всей параллели выпускников показывать, чем я ночью занималась.

Выхожу из комнаты и проверяю телефон, и вздыхаю, не просох и не включается, если сломался - это ужасно, я теперь без связи, как без воздуха.

На первом этаже оживление, дождь кончился, и все собираются обратно в беседку.

- Где Влад? - кричит та длинноногая девица, которая вешалась на него на набережной. - Кто-нибудь видел Влада? Куда он пропал?

Спускаюсь и хмурюсь, кошусь на зажатый в руке телефон.

- Зачем вам на улицу, там сейчас мокро, ливень всю беседку залил, - сварливо отговаривает мама, идет за Антоном. - Сидите в доме, никто вам не мешает, мы все наверх поднялись, - она прикладывает сотовый к уху и сводит брови. - Аня, Кирилла не видела? Найти его не могу.

Качаю головой.

В мыслях зреют подозрения, они мне все меньше и меньше нравятся.

Вслед за остальными шмыгаю на улицу. Воздух чистый, после дождя свежий, ночь, а блестит все, и везде мокро. 

Шумная компания таскает тарелки в беседку, гремит шампанское, я отхожу к качелькам, на которых вечером сидел Марк.

Плюхаюсь, сидушка вся в каплях, но на улице тепло, и я уже искупалась под дождем, в мокрой одежде ходить мне не привыкать.

Качаюсь и мучаю телефон, мне срочно надо, чтобы он заработал, может, Виконт уже звонил и писал, оглядываюсь на лес и гоню глупое желание еще раз там прогуляться, врядли мы опять встретимся, его там нет.

С завистью смотрю в беседку, там крики и смех, негромко играет музыка, а я тут одна. Но мне не о чем с ними разговаривать, у девушек в голове только соцсети, красивые фотки, бюджетная косметика, диеты и шмотки, а парни...

Тоже еще маленькие.

Рассвет наступает рано, небо озаряется розовым, чистое, ни облачка, и вокруг тихо, даже выпускники не кричат больше, затаились, негромко переговариваются, делятся секретиками.

Вскакиваю с качелей.

Сижу, как дура, жду неизвестно чего, он бы уже подошел, будь он здесь, рядом, захотел со мной поговорить.

Или он специально тогда, в лесу, потерял меня, чтобы сбежать, решил, что не надо ему этого? Что я нерешительная, со мной слишком много возни, меня надо уговаривать, а ему нетерпелось по-быстренькому?

Трясу волосами и шагаю к дому, думать так о нем неприятно, но ведь его нет.

Повоарчиваю голову на шум двигателя, замечаю белый кабриолет Марка, как он тихо крадется мимо линейки домов к нашему, и останавливаюсь.

Прикладываю ладонь к груди, пытаюсь унять сердце, оно так колотится, мешает дышать.

Марк паркуется в  ряду других машин, выходит на улицу, он в белой футболке и светлых брюках, сухой, чистый, как всегда аккуратный.

- Где ты был? - спрашиваю, когда он подходит ближе.

- Бегал, - повторяет он фразу из старой рекламы и устало смеется. - По работе надо было в город отъехать, - он смотрит по сторонам. - У вас дождь прошел? У нас только погремело слегка.

Недоверчиво качаю головой. 

Не мог он быть в городе, он был со мной в лесу.

- Зачем ты врешь? - преграждаю ему дорогу, не даю шагнуть на ступеньку.

- В плане? - он в удивлении изгибает бровь. - Не было дождя, я бы сказал.

- Я не про дождь. Ты не уезжал никуда. Ты врешь, Марк.

Он молчит. Смотрит на меня долгим, немигающим взглядом, а я чувствую разочарование, мужчина не должен открещиваться после того, как сам меня втянул в эти переписки, игры, объятия в лесу.

А еще год назад, отель, и...

- Анюта, - Марк подходит ближе, берет меня за плечи. - Я с утра до вечера работаю, у меня один выходной в неделю, меня вызвали в город, и я бы проще заночевал дома у себя, а не вовзращался на базу. Но я поперся сюда, к тебе. Зачем? Претензии выслушивать.

Он сдвигает меня в сторону и взбегает на крыльцо.

- Куда ты? - иду за ним.

- Спать, Аня, - бросает он, не оборачиваясь.

Хлопает дверь.

Топчусь на крыльце, растерянно оглядываюсь по сторонам.

И вздрагиваю, когда пиликает сообщением оживший телефон.

Глава 16

"Как настроение, маленькая?"

Читаю сообщение, привычными буквами чернеет его имя - Виконт, это словно разные реальности, ведь в лесу под дождем он был со мной, а еще он клялся, что будем вместе, а потом потерялся, и у меня снова есть одни лишь буквы.

Сжаусь на ступеньки и сжимаю телефон, не буду я ничего отвечать, это надо заканчивать.

Пусть он выйдет, он же где-то здесь.

Оглядываюсь на двери, за которыми скрылся Марк и верчу перстень на пальце.

Это он.

Ногтями царапаю шею, раздираю засосы. Не удержавшись, печатаю:

"Ты сбежал, бросил меня там в лесу одну, "

Он молчит. Пялюсь в телефон и нагреваюсь, как чайник, закипаю, одергиваю платье и поднимаюсь, распахиваю дверь.

Представляю, как он лежит там в комнате, в уютной кровати и пялится в телефон, печатает мне свои писульки и решительно пересекаю коридор, взбегаю на второй этаж.

Его комната рядом, видела, как с сумкой туда заходил, толкаю дверь и заваливаюсь к нему.

И застываю на пороге. Шторы закрыты, но сквозь них пробивается утренний свет, а Марк стоит возле кровати, рядом на стуле аккуратно сложена одежда. 

Успеваю полюбоваться его широкой спиной, такие красивые лопатки...а голые крепкие ягодицы еще лучше.

Он оборачивается и слегка сводит брови. В руке держит телефон.

- Что ты тут делаешь, Аня? - Марк улыбается, и уже всем корпусом разворачивается ко мне.

Взгляд невольно скользит вниз, между ног ему, мысленно ужасаюсь увиденному, я даже в интернете нечасто половые органы разглядывала, а этот я еще и трогала, от стыда сгораю, смотрю в окно.

- Ты же не спишь, переписываешься вон, - обвиняю его и вздыхаю, снова бросаю взгляд вниз, на мужское хозяйство.

- Как раз ложусь, - он кидает телефон на постель, делает пару шагов ко мне. - Ты мне компанию хочешь составить?

- И не стыдно тебе, - изучаю его грудь, рельефный пресс, дорожку волос, сбегающую вниз, - хоть бы прикрылся.

- Это ведь ты ко мне в комнату ворвалась, Аня, - Марк подходит еще ближе. - Что хотела?

Я телефон сломаю, так крепко сжимаю его, голый Марк вблизи просто огромным кажется, вокруг светло, нет грома и леса, и весь мой запал исчезает куда-то, краснею и пячусь, все было бы по-другому, если бы ночь не оборвалась.

- Чем занимаетесь? - звучит за моей спиной насмешливый голос, а потом через мое плечо кто-то заглядывает в комнату и присвистывает.

Уши просто полыхают, хватаюсь за ручку и с силой хлопаю дверью, отрезая Марка. Поворачиваюсь на Влада.

Дурга брата оглядывает меня с дерзкой ухмылочкой, ладонью опирается на стену.

- Ты времени даром не теряешь, Анна.

- Какое тебе дело? - огрызаюсь и протискиваюсь мимо него к своей комнате.

- Он для тебя слишком взрослый, - заявляет Влад, идет рядом. - Сколько ему лет, тридцать скоро? Общих интересов ноль, поговорить не о чем, импотенция опять же, на горизонте маячит. Подумай, Анна. Что он там тебе обещает, вечную любовь? Врет.

- Это почему же? - хмуро кошусь на Влада, за ручку держусь и топчусь у своей комнаты.

- Чувства невольны, Анна, - говорит он и широко улыбается. - Обещать можно лишь действия. До старости остаться с тобой рядом - это одно. Навеки хотеть тебя - это утопия.

- Ну-ка хватит, - слышу в его словах рассуждения Ницше и бью его по руке. - Не вздумай больше при мне цитировать эту дурь, ясно тебе Влад?

Его взгляд из-под длинных ресниц серьезный, взрослый, мое лицо сканирует, словно у меня на лбу все мысли мои записаны, спускается к губам, задерживается на секунду, и ниже, на шею в желтых пятнах тонального крема.

- Спокойной ночи, - не могу терпеть большего пристального внимания и юркаю к себе в комнату.

- Уже утро, - доносится из-за двери смешок.

Снимаю блокировку с телефона, сажусь на кровать, ищу номер Виконта, я сейчас просто ему позвоню.

Да.

Но не успеваю вбить в журнал цифры, как от него приходит конвертик.

Кусаю губы и открываю.

"Как меня зовут, Аня?"

Встаю с кровати и тру лоб, шагами меряю комнату, скалдываю обрывки ночи в отеле в картинку, и не помню, не могу, в уме засел низкий вибрирующий голос, его просьба на колени перед ним спуститься, мягкий фиолетовый свет, его теплые ладони.

"Увидимся сейчас?" - ухожу от вопроса. - "Я в комнате".

Жду ответа, кручу перстень, везу в сторону шторку и выглядываю в окно, смотрю на беседку и неспящую компанию. Зеваю в кулак, торопливо открываю новый конвертик на экране и читаю:

"Ты вспомнила?"

Нет! Тихо рычу и и кидаю телефон на кровать, почему нельзя просто увидеться, я же прямым текстом предложила.

Снова хватаю смартфон.

И отключаю.

Все. Хватит с меня переписок, я так с ума сойду. Если хочет продолжения - пусть сам скажет.

Лично.

На соседнем участке в надувном бассейне купаются дети, визжат и смеются. И две женщины пристроились рядом на лежаках, следят.

Смотрю туда и вилкой тычу в тарелку, со вчера осталось много вкусностей. Дома у папы на завтрак можно только кашу и чай без сахара, зато сейчас отрываюсь, положила сразу несколько салатов, и с куриной грудкой, и с черносливом, и с яблоком.

- Давайте, быстрее доедайте, - торопит чья-то родительница. - И все вместе пойдем на речку.

Вижу, как выпускники морщат носы и зеваю в тарелку. Всех подняли в девять утра, когда мы легли только в семь, но мы сюда не спать приехали, так сказали родители, и вот мы сидим.

Завтракаем.

- Я думала они не будут за нами все время таскаться, - русоволосая девушка наклоняется к моему брату и с его тарелки крадет оливку. - Антон, придумай что-нибудь. Мы же на речку хотели еще шампанского взять.

На речку.

Жую салат, присматриваю себе еще канапе, оглядываюсь на лес.

Когда солнце светит и жарит, не кажется, что там сплошная черная стена, и заблудиться там невозможно, угораздило же меня.

Все вокруг правы, я несамостоятельная, и к жизни не приспособлена, мои навыки из пансиона пригодились бы в девятнадцатом веке, я была бы завидной невестой, но ведь время на месте не стоит, а я теперь в таком отрыве от реальности, не знаю молодежных шуток и не весь сленг понимаю, я постарела в молодости, вот так.

Но зато салат вкусный.

Ем.

И вскидываю глаза, когда на лаву напротив усаживается Кирилл. Он кладет телефон на салфетку, поднимает чашку с кофе, ближе двигает тарелку с круассанами.

- Сейчас соседи звонили, - говорит он, кивает на свой телефон. - Не понял, что у них случилось, сотовый отключился. А зарядку я не взял. 

- И? - перестаю жевать.

- Телефон мне дай. Позвонить.

- У меня тоже разрядился, - пристально изучаю его, с подозрением оглядываю блестящие от геля волосы, гладковыбритое лицо, выглаженную рубашку с закатанными рукавами. В ушах эхом отдается его голос, он мнится знакомым, по-особенному, прикидываю к его сухому тону разные интонации, представляю, как он звучит, когда от поцелуев тяжело дышит, когда в шепот скатывается, и меня по-новой мучают подозрения. - Где ты вчера ночью был? - щурюсь. - Тебя искали.

- А ты где была? - его льдисто-синие глаза сужаются в ответ. - И что у тебя на шее.

Невольно касаюсь кои, замазанных тональным кремом красных пятен. В его голосе насмешка чудится, но лицо остается серьезным, и я сомневаюсь, встряхиваю волосами.

В каждом мужчине видеть Виконта - это ненормально.

Но я же знаю - он где-то здесь.

За соседним столом раскатисто смеются.

Отправляю в рот салат и смотрю туда, на родителей, там несколько мужчин. Не все отцы поехать на базу смогли или не захотели следить за порядком, с нами в основном, женщины. Но Виконтом и кто-то из этих мужчин запросто может быть.

Кто-то из тех сорока и пятидесятилетних пузатых Аполлонов.

Передергиваю плечами. Это настолько странно, его выискивать в чужих лицах, порыву поддаюсь и тяну руку через стол.

Хватаю круассан, который уже взял Кирилл, наши пальцы сталкиваются, а внутри у меня вспышки молнии, я без телефона, без его сообщений уже готова кидаться на всех, хочется за воротничок рубашки его встряхнуть, и чтобы он сказал.

- Ты выглядишь нездоровой, Аня, - говорит он невозмутимо, и руки не убирает, - тебя какая-то мысль отравляет, хочешь об этом поговорить?

КУсаю губы.

Он же знает, я терпеть не могу психиатров, мне по горло хватило психологов в пансионе. В раздражении шлепаю его по руке, выбиваю из пальцев круассан.

У него даже мускул не дрогнул, он сидит напротив, и просто смотрит, как на неуравновешненную истеричку, и мне уже кажется, что лишь он один может так изощренно поступать, писать сообщения, называть маленькой, а потом встречать в прихожей и требовать убрать обвувь в шкаф.

- Это ты был? - цепляюсь в его запястье и наклоняюсь над столом.

Он бросает взгляд на мои пальцы, возвращается к лицу. Смотрю на его приоткрытые губы.

Он бы не повез меня в отель год назад, он ведь женат и...

- Аня, - над ухом тихо, как-то задушенно возмущаются. - Ты что делаешь?

- Ничего...Лиза, - поднимаю голову, натыкаюсь на недовольный мамин взгляд. Разжимаю пальцы и поднимаю со стола круассан. 

- Не поделили завтрак, - говорит ей Кирилл после паузы, во время которой она его недовольно рассматривала. - Аня забыла, что не дома находится, что люди вокруг.

Он пьет кофе.

Встаю с лавки, выбираюсь из-за стола и оглядываюсь, но мне ведь не кажется "Аня забыла" - это упрек, и говорит он про то, что год назад случилось, а не сейчас за завтраком.

Мнусь у выхода из беседки, жду когда он повернется, и взглядом мои подозрения подтвердит.

Но у стола собираются родители, спинами его загораживают, и я перестаю его видеть.

Глава 17. Решил действовать - закрой двери для сомнений

 На пляж идем через лес, как вчера, солнце за несколько часов все высушило, и деревья, и траву, и землю, и можно даже решить, что мне этой ночью все привиделось, но нет.

Аня шагает впереди и оглядывается по сторонам.

Что-то высматривает с сосредоточенным видом, и я тоже, вглядом пробегаюсь по полянке, на которой вчера ее поймал.

И замечаю.

Белый, в пятнах от травы и земли комок под деревом.

Ее купальник.

Я ведь сам эти трусики снял, а она не нашла.

Смотрю ей в спину.

Она идет и сжимает телефон, но сотовый отключен, знаю, мои сообщения до нее не доходят. Ей надо, чтобы я подошел, а мне надо, чтобы она вспомнила.

Очень надо.

Ночью не устоял, темень и вокруг никого, и она, с прежней жадностью отвечающая на поцелуи. Не стоило, но я опять себе вру, чем эта поездка на базу закончится я понимал сразу.

Выходим на пляж.

- Ты взял шампанское? - громким шепотом спрашивают девушки у Антона, шагающего впереди меня.

- Нет, мама смотрела, - отзывается он раздраженно, идет и бесится, ему до совершеннолетия осталась какая-то неделя, и сейчас он теряет авторитет. - Но я со вчера кое-что припрятал вон там, в воде, - Антон машет рукой в сторону зарослей камышей и бросает быстрый взгляд на Лизу, та шагает под ручку с одной из родительниц и увлеченно треплется про свой институт и Ницще, и что это кощунство - не включить такого умного мужика в учебную программу.

- Лежаков на всех не хватит, - говорит Лиза, оглядывает забитый народом пляж. - Тогда дети, берите покрывала. А я хочу с комфортом позагорать.

Долго ищем место, потом все суетятся, под зонтики ставят корзинки с едой, раздеваются.

Я тоже стягиваю рубашку и брюки, ногой загребаю раскаленный песок. Смотрю на голубую гладь озера, возле берега брызгается и визжит малышня, дальше на надувных матрасах и лодках плавают отдыхающие.

Спускаю на глаза солнечные очки.

- А эта не раздевается, - слышу голоса совсем рядом и тихий смех, тонкий палец с синим лаком упирается в Аню.

Аня топчется возле Лизы, сжимает перекинутую через плечо пляжную сумку и, кажется такой потеряной, что мне хочется подойти и спросить в чем дело.

- Может, у нее зона бикини волосатая, - хихикают над ухом. - Знаешь же, она в каком-то закрытом пансионе училась. От Минобороны, типа элита. У маминой знакомой дочка там учится. И у них даже тумбочки проверяют, бритвы и эпиляторы, ничего такое нельзя. Она точно волосатая.

Смотрю на Аню и мне еще жарче становится, я-то помню, гладкий лобок и мягкий пушок в промежности, и запах, с ума сводил, я как первобытный человек, утративший весь опыт, что люди веками копили, чуял лишь самку, лишь нестерпимую потребность владеть.

- А еще она парней шугается, - продолжают эти сплетницы мыть кости моей маленькой. - Сейчас живет у отца, и у нее там какая-то нянька, постоянно с ней, даже уроки у нее проверяет.

Поворачиваюсь на девушек.

Обе плюхнулись на расстеленное на песке покрывало, сверкают попами в черных стрингах и заливисто смеются. Этим доморощенным стервам невдомек, что полураздетые тела наблюдать скучно, это убивает фантазию, и остается банальное желание засадить по самые гланды. Мужчинам нравится скромность, и это не миф, впервые раздеть ее в спальне, уложить в кровать и смотреть на то, что под одеждой было скрыто, трогать - это почти секс.

- Даш, позови к нам сестру Антона, - просят эти язвы подошедшую одноклассницу. - Поржем хоть.

Вся троица смотрит на Аню. Та рассеянно топчется в сторонке, не знает, куда присесть. Мнет платье, не снимает.

Она же трусики в лесу потеряла, нет у нее купальника.

Даша, виляя бедрами, идет к ней. Что-то говорит, смеется. Аня доверчиво улыбается. Неуверенно  шагает в нашу сторону.

Мне не надо вмешиваться, это все девичьи глупости, но я хмурюсь. Аня старше на пару лет, умнее этих куриц в десятки раз, но не приспособлена совершенно, к обществу, к людям, она домашний цветок, такую обижать тоже самое, что ребенка.

Они подходят ближе. И я вижу. Как Даша, с хитрым выражением лица, словно случайно, выставляет ногу вперед.

Аня запинается, выбросив вперед руки летит на песок.

Два широких шага, и я оказываюсь рядом, подхватываю ее сзади, прижимаю к себе.

Она не видит, кто ее поймал, но утыкается носом мне в грудь, подножку почувствовала, и теперь жмется ко мне, как к защитнику.

Перевожу взгляд на девушек.

Начавшийся было хохот резко обрывается, они переглядываются. Наигранно весело решают, что пора идти и купаться и, через секунду, их ветром сдувает.

- Все нормально? - пальцами касаюсь светловолосой макушки.

- Просто я неуклюжая, - Аня отталкивает меня, быстро вытирает глаза. Слабости своей стесняется, торопливо отходит. - И купальник забыла дома. Зачем, вообще, на пляж поперлась.

- Чем выше мы взлетаем - тем меньше мы видим тех, кто не может летать, - цитирую ей. - Они не могут летать. Вот и...

- Не надо меня успокаивать, - она огрызается, наклоняется и вытряхивает песок из босоножки. - Я же не маленькая, обижаться на шутки.

Она смотрит на озеро. Крутит перстень на пальце.

А потом решительно стягивает платье.

Завороженный, взглядом скольжу по белому бюстгальтеру в цветочек, плоскому животу, сиреневым трусикам. Она громко хмыкает и разворачивается ко мне спиной. Отшвыривает платье и сумку. Шагает к воде.

Словно на цепь посадила, за ней иду.

Сейчас отличный момент. Все сказать.

Если она сама вспоминть не может.

Задерживаю дыхание и с головой окунаюсь в воду. Считаю секунды, на седьмой выныриваю и убираю налипшие на лицо волосы.

Мокрую кожу обдувает ветерок, и я с удовольствием запрокидываю лицо к синему небу.

Классно.

И не так жарко.

Медленно плыву вдоль берега, воду я обожаю, в пансионе у нас был бассейн и тренировки три раза в неделю, из всех занятий спортом это самое приятное, мое любимое, чувствую, как вода обволакивает тело и кажется, что кожа в те же секунды более упругой становится, и все подтягивается.

Неподалеку плещутся парни, брат с друзьями. Рядом вьются их одноклассницы, они барахаются в воде с громким визгом, обнимаются, вешаются на шею парням.

Хмуро смотрю на них.

Такое ощущение, что я с другой планеты прилетела, когда вокруг полно людей тоже можно быть одинокой, не понимаю, откуда в них столько злости, поставить подножку, чтобы я на глазах всего пляжа носом вспахала песок - это было очень обидно, подло, зло даже.

И все лишь потому, что я в обычной школе не училась, как они, будто бы я не человек теперь, и надо мной можно издеваться.

- Грустишь, Анюта? - спрашивают за спиной, и я разворачиваюсь в воде.

Марк жмурится на солнце, по лицу стекают капли, он безолубо улыбается, в воде задевает меня ногой.

- И как ты решился зайти в грязную лужу? - отплываю, срываю на нем испорченное настроение, - не дотерпел до следующих выходных, чтобы смотаться на приличный курорт.

- Здесь тоже неплохо, - скупо хвалит Марк искрящееся озеро, - вода теплая, кайф.

Невольно улыбаюсь в ответ, он так редко бывает таким - полностью расслабленным, беззаботным, без выражения глубокой задумчивости на лице, словно ежесекундно решает, как спасти мир. Взглядом скольжу по его широким плечам, золотистой коже в россыпи капелек, от него за метр веет каким-то магическим жаром, словно вода его не студит, и он горяч, как солнце.

- У тебя  бретелька сползла, - говорит Марк.

Смотрю на белую лямочку бюстика, упавшую с плеча и даже не краснею, впервые мужчина видит меня в нижнем белье, хоть я и скрыта по грудь водой, но я то знаю, что голая почти, так бесстыдно по самому центру пляжа стянула с себя платье и вошла в озеро без купальника.

И мне эта смелость очень понравилась.

Поднимаю глаза, он смотрит неотрывно, куда-то в область моей шеи, тональный крем наверняка смазался, и он видит красные пятна.

И не может не знать, что это такое и откуда засосы.

Едва шевелюсь, лишь слабо пускаю руками круги, под водой перебираю ногами, мне вдруг становится трудно дышать. Взгляд Марка медленно поднимается к моему лицу, потемневший и глубокий, он никогдв в жизни не смотрел на меня так.

Как на женщину.

- Слушай, Ань, - его голос хриплый, будто простуженный, он подплывает ближе.

И я, не сдержавшись, сама подаюсь навстречу, рывком, с размаху впечатываюсь в его губы, забываю, что он не любит на людях чувства проявлять, мне на это плевать, ведь я в них нуждаюсь, в этих его чувствах, они мне необходимы сейчас, больше воздуха.

Он отвечает после долгой заминки, когда мне уже кажется, что возьмет и отодвинет меня, он прижимает меня теснее, наши полуголые тела почти слиты воедино, и у меня дух захватывает, когда его язык скользит в рот, глубоко и влажно, это настоящая пытка, я дрожу и в пропасть лечу, цепляюсь в его шею, обвиваю ее.

Его руки тянут, путают мокрые волосы, ладони давят спину, мы плывем будто бы, все дальше от берега, или мне мерещится, в моих закрытых глазах танцуют черти, и это такая дикая пляска, на ритуал похожа, это танец похоти и разврата, греха и порока, жадности и жажды, просто нервотрепка для моего измученного за последние сутки мозга.

Где-то далеко на фоне по-прежнему раздаются визг и смех, эти звуки приглушены, незримой стеной отгорожены, невнятные и неважные. Я слышу другое - оглушающе-громкий щелчок, с которым пальцы Марка расстегивают бюстгальтер, и кожа горит, когда мокрые чашечки сползают все ниже и ниже, оголяя меня, лишь в трусиках остаюсь, вжимаюсь в него грудью, соски трутся о мужское тело, я голову теряю от того, насколько может быть хорошо.

И вздрагиваю каждой клеточкой, когда из другого мира словно, звучит негромкий, как ушат воды ледяной голос:

- Ты потеряла бюстгальтер, Аня.

Глава 18

- У меня складывается такое ощущение, Аня, выговаривает мама и расхаживает возле стойки мини-кафешки под навесным полосатым тентом, - что чем старше ты становишься - тем глупее.

- Спасибо, - кисло улыбаюсь и кошусь на Марка.

Мокрый, взъерошенный, недовольный, нас застукали в озере, и мы с ним оба совершеннолетние, а будто бы она поймала нас на родительской кровати, так осуждающе она смотрит и качает головой.

- А ты, Марк, - поворачивается к нему мама. - Взрослый ведь человек, что творишь? Полный пляж отдыхающих, там дети в нескольких шагах купались, а вы что устроили?

- Хватит меня отчитывать, Лиза, - Марк поправляет сползающее белое полотенце, замотанное вокруг бедер.

Глаз не могу оторвать от его фигуры, широкой загорелой груди, дорожки волос от пупка вниз, такие холеные с ного до головы идеальные мужчины не ходят по обычным пляжам средней полосы страны, их можно встретить лишь на заграничных курортах.

Небрежным жестом он трогает грудь, что-то стряхивает, или ему кожу стянуло от этой грязной воды.

А я представляю, что он только из душа вышел, и на кухню зашел, где я готовила ему завтрак.

- А если ты сам не понимаешь, Марк, - мама забирает со стойки коктейль, - раздевать мою дочь на глазах у всего пляжа...

- Да ладно, - он бросает взгляд на меня. Быстро обизывает губу. - На пляже все полуголые. А мы были в воде.

- Эти полуголые, милый мой, - она поправляет лямку синего купальника, - не устраивают эротическое шоу, люди отдыхать пришли, загорать, купаться, а не смотреть на ваш слюнообмен. Постыдились бы!

- Никто на нас не смотрел, Лиза.

- Ты вместе того, чтобы спорить - голову включай, - губами она ловит трубочку. - И не позорьте меня, я...

- Я не собираюсь перед тобой оправдываться, - обрывает Марк. - К чему сейчас твоя мораль? Сама знаешь. За нравственностью прячется злоба. Ты злишься, Лиза, и решила почему-то сорваться на мне.

- Марк, попридержи язык, - ледяным тоном советует мама.

- Это я уж сам как-нибудь решу, - он забирает у бармена высркий стакан с апельсиновым соком. - Идешь? - говорит мне.

Сползаю с табурета.

- Сиди, Аня, -мамина рука властно опускается на мое плечо. - Марку надо остыть и подумать, во всем ли он прав.

- Ты не включай только училку опять, - он морщится. 

- Я заслуженный педагог, Марк, - ее голос еще на несколько тонов скатывается в абсолютный минус. - Я тебе образование дала. Благодаря мне тебя в Германию пригласили. Ты моими связями пользуешься, - перечисляет она и сжимает мое плечо так, словно это я ей надерзила, свое тихое бешенство срывает на мне. - Иди, остудись. Сок свой пей.

Он что-то невнятно ей отвечает и разворачивается, выходит на песок.

Молча смотрю ему в спину.

Хочется за ним пойти, но есть чувство, что он сейчас не за нас заступался, а просто они с мамой друг другу доказывали, кто из них умнее.

Он ведь за всю перепалку всего раз на меня посмотрел, мельком. И это после того, что было в озере, после тех поцелув и объятий.

- Когда я тебе говорила, что Марк хороший вариант, - поворачивается ко мне мама и раздувает ноздри. - Я имела ввиду, что тебе пора кольцо на палец просить. А не обжиматься с ним у всех на виду. Скажи мне, в кого ты такая глупая? - она со вздохом прикладывается к трубочке.

- А ты умная - верчу перстень. - Рассчитывать, в каком году выйти замуж, в каком родить первого ребенка, успеть защитить диссертацию до рождения второго, отправить дочь в казарму, чтобы увеличить шансы на повторное замужество, все это классно, Лиза.

Она выпускает трубочку изо рта, смотрит на меня и недоверчиво хлопает ресницами, словно не верит, что я такое сказала.

Но я тоже, устала делать вид, о том, что она не женщина, а робот вечно твердит папа, а про пансион - моя личная обида, глубокая и непреходящая.

- Нда, - она отставляет коктейль на стойку. Небрежным жестом взбивает волосы. - Не думала, что дочь меня начнет попрекать образованием в лучшем учебном заведении страны. - Хорошо, Аня, живи сама, раз больше меня знаешь. Сама покупай себе еду и одежду, сними квартиру, оплачивай институт, Сколько денег в месяц уходит на бензин, чтобы ты на машине ездила, знаешь? - и не дожидаясь ответа она разворачивается, выходит из кафе.

Пальцем вожу по стойке, размазываю капли ее коктейля.

Она еще добавить забыла, что вон Антон только школу закончил, а уже работает, а мне двадцать, и я все еще сижу на их с папой шее.

Но ведь они сами. 

Никуда не пускают.

А потом упрекают в несамостоятельности.

Трогаю полотенце, обмотанное вокруг груди.

Каких-то полчаса назад мне казалось, что жизнь прекрасна, и что Марк...

Оглядываюсь на пляж, щурюсь и выискиваю его фигуру. Он просто психанул и ушел, и забыл про меня.

Зато теперь я кое-что вспомнила.

Этой ночью в лесу. Виконт целовался совсем по-другому. С тем же жаром, но требовательнее, так, словно я давно ему принадлежу, целиком в его власти, в его руках нахожусь.  И либо это влияние момента.

Либо это не Марк.

мм

С расстеленного на песке полотенца подхватываю рюкзак, достаю телефон и включаю его.

Оглядываюсь по сторонам, на выпускников, тайком переливающих шампанское в пустые коробки из-под сока, на брата и Влада - они стоят в сторонке, в этой детской забаве участия не принимают, оба нахмуренные, разговаривают.

Вижу маму на лежаке, она с ожесточением мажет руки маслом против загара и что-то предъявляет стоящему рядом Кириллу.

Марка нигде нет.

И меня все они бесят.

Он просто взял и ушел с пляжа, психанул. 

А мне что делать?

Выжидающе смотрю на экран телефона. Открываю переписку с Виконтом. И, закусив губу, сама печатаю сообщение:

"Если со мной будешь - все отдам тебе".

Я ведь запомнила, так он сказал мне в лесу, Я просила, чтобы он поклялся, и он это сделал, и вот его нет, уже двенадцать часов прошло, а я не могу его увидеть, но он же где-то совсем рядом, на базе находится, черт его возьми.

Эти мысли вихрем закручивают разум, смотрю на экран, ответа жду и, не выдержав, печатаю ему инструкции:

"Зайди сейчас в озеро. Отплыви к красной горке. И оттуда крикни мне. Чтобы все слышали".

Отправляю и решаю, что если сейчас он не ответит, откажется - значит, это точно все, хватит, мне его игры надоели, если он не может ко мне подойти - значит, просто не хочет.

Стою на солнцепеке, макушка нагрелась, как уголь раскаленный, на меня косятся одноклассницы Антона и шушукаются, даже не скрываются.

Наверняка видели нас с Марком в озере, как мы целовались, и недоумевают, что он во мне, выпускнице пансиона благородных девиц, нашел.

Они ведь не знают всей нашей истории, и что мне с детства пророчили его в мужья, думают, что Марк легко соблазнится на их длинные ноги и открытые купальники, и я зло хмыкаю над их надеждами.

Смотрю на воду.

Возле горки много народу, с нее, с ветерком летят и бултыхаются в воду отдыхающие. Пристально разглядываю всех собравшихся там мужчин.

И боковым зрением невольно замечаю оживление сбоку.

Оборачиваюсь на компанию Антона, и брови взлетают вверх.

Выпускники с коробками сока в рках стоят группой, у всех пасмурные лица, перед ними остановились два мужчины в форме охранников, наглухо застегнутой, они чужеродными элементами кажутся на этом пляже, где все раздетые, на них даже смотреть жарко.

Свожу брови.

Не замечала, чтобы пляж патрулировали, и одноклассники Антона, похоже, не видели, когда шампанское в сок переливали, а вот охранники заметили, и теперь им будет выговор, или что там еще.

Меланхолично отворачиваюсь, снимаю блокировку с потухшего экрана.

 - Что случилось? - мамин голос звенит волнением, она несется мимо меня к выпускникам, брата моего защищать, задевает меня плечом, и дальше бежит, словно я пустое место.

Смотрю на них.

Мама подлетает к Антону, собой его загораживает, складывает руки на груди в бирюзовом купальнике и строгим взглядом профессора упирается в охранников.

С такой поддержкой ничего не страшно. Завистливо вздыхаю, меня она никогда так не отстаивала, ни перед кем, наоборот, внушала, что со своми проблемами я должна справляться сама, но вышло все почему-то, наоборот. Антон благодаря ее любви вырос самостоятельным, а я под вечным контролем папы беспомощной.

Наблюдаю за мужчинами в воде возле горки, большинство с девушками или детьми, и никто оттуда не кричит мое имя.

Зато крики усиливаются с другой стороны - из той части пляжа, где песок перемежается травкой, а вход в озеро перекрыт разросшимися камышами. Там в том же составе стоят охранники, выпускники, мама, к ним подтягиваются родители, и я свожу брови.

Неужели это все из-за шампанского, перелитого в сок?

Поправляю полотенце и шагаю на возбужденные голоса.

-...и вы не имеете права допрашивать детей, у вас нет таких полномочий, - долетает до меня обрывочная фраза одной из женщин, она взбивает мокрые волосы, развевающиеся на ветру и цедит, - вызывайте полицию, раз такое дело.

- Что такое? - приближаюсь к Даше. Той самой, что подножку мне поставила полчаса назад, посмеяться надо мной хотела.

- Да жесть, - шепчет она, тоже позабыв о своей выходке. Косится на охранников и шепотом продолжает. - У нас одноклассница, кажется, пропала. Родители ей дозвониться не смогли, и начали названивать в администрацию. На уши всех поставили. Вот, - она кивает на мужчин в форме, - щас выяснилось, что никто ее со вчера не видел. Вечером она сказала, что на озеро пойдет. А потом же гроза была, дождь, и...

- А что за одноклассница? - у меня пересыхает во рту. Я ведь и сама вчера одна поперлась по лесу на озеро, заблудилась, а потом...

- Наша заучка Рита, - с каким-то то ли ужасом, то ли радостным возбуждением сплетничает Даша. - В черном длинном платье она была.

Невольно киваю. Я только одну девушку в длинном строгом платье помню - русоволосую, без косметики, которая на качелях с Марком сидела и про поступление советовалась.

- Она пропала? - переспрашиваю, и меня на этой жаре вдруг бросает в холодный пот. - Ночью, в лесу, во время грозы?

- Вроде как, - подтверждает Даша. - Родители ее сюда едут уже. Капец, отдохнули.

Сжимаю телефон, вслушиваюсь в возмущенные возгласы родителей, собственной мамы, смотрю на внушительные фигуры охранников, и меня потряхивает.

Мы с Виконтом были в лесу ночью, мы почти занялись любовью.

И одноклассница Антона там была, а потом за мной пришли мама и брат, расшумелись, и Виконт исчез.

И до сих пор мне не отвечает.

И Риты этой нет.

И тут же, в ответ на мои мысли, в пальцы отдается вибрация принятого сообщения.

Глава 19

В кабинете администратора прохладно, работает кондиционер. Гудит техника, какие-то документы выплевывает принтер.

За столом сидит женщина с волосами, стянутыми в шишку на затылке, зализанная, почти без косметики, лишь яркая темно-вишневая помада на губах, она на отъявленную стерву похожа, из тех, какими в фильмах изображают хватких и самодостаточных.

Боже.

О чем я только думаю, у меня руки под столом пляшут танец паники.

- Вы же все понимаете, - на ее бейджике черными буквами стоит имя "Лариса", ее голос вкрадчивый, доброжелательный. Она обводит взглядом всех присутствующих - меня, маму, Антона и продолжает. - Нам не нужна шумиха, и чтобы сплетни дальше пошли, сами знаете, какими подробностями такие слухи часто обрастают. - Никто не пропал, ведь так? Девушка могла познакомиться с каким-нибудь парнем из отдыхающих, и уехать с ним с базы. Она молодая, красивая, наверняка, выпившая была.

Мама нервно болтает ногой в воздухе. Она не переоделась, на платье налип песок.

Сжимаю телефон под столом, как мне быть - не знаю, повторяю про себя сообщение Виконта, которое мне пришло на пляже:

"Про лес лучше ничего не говори, маленькая".

И сейчас мне уже кажется, что это не просьба, а угроза, что он с одноклассницей Антона что-то сделал.

- Ты же ничего не видела, Аня? - вплетается в мои мысли голос Антона. - Никто не кричал, ничего?

Разве я помню, я сама кричала, в мужских руках выгибалась, от поцелуев плавилась.

- Никто, - сотовый вот-вот раскрошится в руках. Смотрю на маму, на Антона, на администратора Ларису с цепким взглядом, и меня тошнит от волнения, представляю, что сначала ей, а потом полицицейским расскажу о переписке с незнакомцем, о ночи в лесу, и что мы почти сексом занялись, прямо на земле под дождем, и тогда уже, конечно, я этим  же вечером буду знать, кто такой Виконт, но...

Как ужасно, незнакомым людям вываливать все эти подробности, я со стыда сгорю, я слова из себя выдавить не смогу.

- Аня, - мама зовет меня резко, щурится. 

- Я никого не видела, - сжимаю телефон. - Там же темно очень было, а я выронила фонарик.

Лариса что-то говорит про полицию, я ни слова не понимаю, хочется сорваться с неудобного, будто для допросов, стула, пулей вылететь из этого кабинета, а потом и с базы, сменить номер, переехать, я так напугана, кажется, что Виконт там снаружи, под дверью меня караулит.

Думаю об этом.

И против воли ощущаю  растущее внутри возбуждение, мне его увидеть хочется, я точно спятила, человек пропал, а я...

- Можно я пойду? - не выдержав, вскакиваю на ноги. - Мне нехорошо. Как представлю, что по лесу вчера бродил маньяк...

- Какой маньяк, - шикает Лариса и машет на меня руками. - Не вздумай свои домысли полиции ляпнуть. Я ведь вам уже все сказала. Девушка встретила симпатичного парня....

Не дожидаясь продолжения пересекаю кабинет и распахиваю дверь, вываливаюсь в холл и тут же бьюсь носом в чью-то твердую грудь. Я так накрутила себя, что взвизгиваю, отшатываюсь.

- Что такое? - раздается над ухом невозмутимый голос Кирилла, он ловит меня за руку. - Что ты шарахаешься? С тобой ведь все в порядке, Аня, никто тебя вчера не тронул, да? - его тон, как у врача, мягкий, в гипноз ввести способен.

Смотрю ему в глаза, сине-холодные, и внутри все подозрения на его счет разрастаются, Кирилл ведь давно мне безумцем казался, с этой его тягой к порядку, чистоте, с желанием командовать.

Но Виконт - совсем другой, соблазнительный мужчина из переписок, который ночью меня в лесу целовал, а потом...

Закопал там кого-то?

- Дай пройти! - рявкаю и отталкиваю его, взглядом мечусь по холлу и притихшим выпускникам, забившимся на диваны, на лице Кирилла улыбка, она мне оскалом кажется, его пальцы резко разжимаются, и я заваливаюсь назад.

- Опа, - меня успевают подхватить, теплые мужские руки обвиваются вокруг талии. До носа долетает запах фруктов, поднимаю голову и вижу лицо Марка. В зубах он держит яблоко, словно шел и ел, а потом меня поймал.

- Как ты, Анюта? - с сочувствием спрашивает Марк, убирая яблоко, - не зря я не хотел в эту дыру ехать, - он косится на Кирилла. Усмехается.  - Что с лицом, Кирилл?

Поправляю волосы и отступаю, впервые смотрю на этих двоих не как на знакомых, отчима и сына маминой подруги, а как на мужчин, способных что-то нехорошее сделать, ведь Марк тоже вчера пропал, вернулся на рассвете и сказал, что ездил в город.

- Марк, ну где ты ходишь, - из кабинета выплывает мама, нервно взбивает волосы. - Дурдом какой-то. Администратор за место свое трясется, девчонка пропала, нам весь отдых сорвали.

Смотрю на телефон, зажатый в руке и пячусь, и кусаю губы, страшно не хочется, чтобы нас с Виконтом допрашивали, сидеть лицом к лицу с человеком, который меня между ног целовал и перед которым я год назад в гостинице на коленях стояла, это так дико, сидеть и рассказывать.

В окно наблюдаю за полицейской машиной, что паркуется напротив корпуса.

Сотовый вибрирует в руке. Трясущимся пальцем открываю конвертик от него и читаю:

"Ты мне доверяешь, маленькая? Если ничего не скажешь - всех отпустят домой. Поэтому, лучше молчи, Аня".

Солнце пробивается сквозь узкие деревянные рейки, заливает комнату, заставляет жмуриться.

Открываю глаза и сажусь в кровати. Подушечками пальцев постукиваю по лицу, как нас в пансионе учили, мол, красоту нужно с молоду беречь, ухаживать за собой, предназначение женщины - домашний очаг, дети и соблазнение мужа.

Каждый день, из года в год.

Сползаю с кровати, крадусь в ванную и прислушиваюсь - понедельник, все уже проснулись, в квартире раздаются негромкие голоса, на кухне звякает посуда.

В ванной беру зубную щетку и смотрюсь в зеркало.

Я вчера ничего не сказала, не призналась, что в лесу была не одна, и теперь меня мучает совесть, приехали и полиция, и родители этой потеряшки Риты, собирались искать ее по лесу. 

И нам тоже надо было остаться, ведь она не чужая, она одноклассница Антона, но у всех работа, свои дела, и удерживать нас не было причин, ведь никто ничего не видел.

И я тоже не видела.

Но, может, про Виконта надо было сказать.

Сплевываю пасту, полощу рот и выключаю воду. Запускаю пальцы в волосы, вместо расчески, приглаживаю пряди.

Это страшно, что у него такое влияние на меня, язык вчера казался тяжелой гирей, неповоротливым, словно мне заморозку вкололи, я просто не смогла.

Выхожу в коридор, в комнате переодеваюсь в платье, оглаживаю тонкую ткань, снова смотрю в зеркало.

Я будто пришибленная после всего, что за эти выходные случилось, это не я, куда-то все мое нахальство исчезло, за которым я так удачно пряталась.

И Виконт больше ничего не писал, словно главного от меня добился - я о нем промолчала, и он успокоился. А у меня тоже сил не было, вернулись с базы лишь ночью, я прямо в машине уснула, и потом кое-как добралась до кровати.

Встряхиваю волосами и шагаю на завтрак, мой настрой воинственный, если кто-то виноват - он будет наказан.

За столом мама листает новости на планшете, брат зевает в тарелку с тостами, и...вижу растрепанный затылок сидящего ко мне спиной парня, торчащий хохолок волос на макушке, он словно проснулся и в зеркало не смотрел. Широкие плечи, вздрогнув, распрямляются, и Влад, словно взгляд мой почувствовав, оборачивается.

Примятая подушкой щека, от точно только пару минут назад ресницы разлепил, и даже в таком виде, невыспавшийся, с этим торчащим хохолком, почему-то неотразим, у некоторых в крови это, выглядеть на все сто в любом состоянии.

- Доброе утро, Анна, - он отпивает кофе. - Как спалось?

- Квартира похожа на детский сад, - говорю под его наглым взглядом, оущпывающим меня с ног до головы и сажусь рядом с братом. - Это так принято у вас, ночевать друг у друга? А Кирилл где? Почему он допустил, чтобы в его драгоценном доме...

- Аня, - мама с раздражением отрывается от планшета. - Не начинай, и так тошно.

- Ничего страшного, Лиза, все на нервах, - Влад брякает ложкой в чашке. - У нас одноклассница пропала. И до сих пор новостей никаких нет.

Наливаю сок и кошусь на него.

Нет, конечно, никто не бьется в истерике, никто даже толком не испугался, что-то плохое чаще случается в новостях, а не со знакомыми людьми, и лишь мне одной мерещится маньяк в лесу, он называет себя Виконт, он цитирует Ницше, считает меня маленькой, он поднимает во мне нетерпение, страх, и...желание, порочное, отдающееся тяжестью в животе, которое теперь чем-то темным кажется, неправильным.

- А где ты вчера был, Влад? - спрашиваю вдруг. В горле пересохло, отпиваю теплый апельсиновый сок. Вспоминаю, что его на рассвете найти не могли, дождь кончился, и все на улицу собирались, а Влада не было.

- На базе я был, Анна, - Влад запрокидывает голову. В его голосе чудится насмешка, и весь его вид слишком уж...самоуверенный. не по годам взрослый красавчик, за чье внимание девушки, как за трофей бороться готовы, никому в голову не приедт подозревать ее в чем-то, а ведь зря.

- Ты идешь, Антон, - Влад встает, потягивается, и белая футболка облегает натренированное тело. - На работу опоздаем, - он ловит мой взгляд и подмигивает.

Отвожу глаза.

Антон торопливо толкает в рот недоеденный тост, невнятно прощается.

Пью сок и смотрю на телефон, нельзя все оставлять вот так, я же себе места не найду, гадая. Открываю переписку с Виконтом, и печатаю, спрашиваю напрямую:

"Ты вчера в лесу ту девушку встретил?"

- Аня, - мама отодвигает тарелку с остатками каши, поднимается и поправляет строгий пиджак. - Приберись тут, я поехала в институт. Что сегодня делать будешь?

Жму плечами.

На каникулах я обычно отдыхала, валялась, читала, телевизор смотрела, вечерами встречалась с подругой. Но с Кристиной мы уже год не общаемся, зато есть Виконт.

- Ужин готовить не надо, - из коридора дает наставления мама. - Все равно Кирилл твою стряпню есть не будет. Даже странно, Аня, у вас же были в пансионе кулинарные курсы. Тебя учили готовить. Кстати, Марку звонила? - кричит она.

Не отвечаю, сгребаю со стола тарелки и несу на кухню.

Хлопает дверь, она ушла.

Я сбрасываю посуду в раковину и включаю воду. 

Марк вчера громче всех возмущался, что у него дела зависли из-за этой ерунды с базой, первым сорвался в город, ни слова мне не сказал, и до сих пор не звонил.

Поглядываю на молчащий телефон, жду сообщения, ставлю тарелки в сушку. Вытираю руки полотенцем.

И тут в прихожей хлопает дверь.

А следом на экране загорается конвертик от Виконта.

Глава 20

"Я сейчас приду" - высвечивается фраза на телефоне, а в прихожей кто-то разувается.

Сжимаю телефон, и сердце пляшет в груди, не понимаю, чего больше испугалась, что увижу, наконец, мужчину, с которым ночь в лесу провела или того, что он окажется маньяком, в том же лесу закапывающим девушек.

Сжимаю в руке телефон, оглядываюсь на магнитный лист на стене с разномастными ножами, и гоню прочь панику, крадусь по коридору.

Не тронет ведь он меня здесь, в квартире, я в его сообщения влюбилась, не может он такой умный быть плохим человеком

Выглядываю из-за угла.

И тихо цокаю.

Марк стоит у зеркала, поправляет воротничок белой рубашки-поло. Оглядывается на меня. В глазах мелькает какая-то тень, а потом губы расятгиваются в белоснежной улыбке.

- Доброе утро, Анюта. Вот, перед работой решил заехать. Узнать, как ты. Ты одна дома?

Кошусь на связку ключей на подзеркальнике. Про себя повторяю его вопрос, заданный вкрадчивым голосом, мне что-то странное мерещится, угрожающее.

- Откуда у тебя ключи от квартиры?

- А, - он тоже бросает взгляд на красивый стальной брелок. - Лиза дала. Давно. Когда еще приходил заниматься, - Марк отходит от зеркала, идет на меня.

Высокий, в безупречно-белой одежде, идеально красивый, такой, каким был годами, тот самый Марк, которого я с детства боготоворила, тот, кто раньше играл со мной, когда мы с мамой в гости приходили, а потом перестал, торопился на улицу к друзьям, а я в окно наблюдала, как они компанией сидят в беседке во дворе, смеются, а рядом вьются такие же взрослые и красивые девчонки, до которых мне, малявке, словно до звезд, никогда, казалось, не дотянуться.

- Новости какие-то были на счет той девушки? - он словно не замечает, что я пячусь от него, ведет рукой по волосам. - Мать с сестрой вчера чуть с ума не сошли, перепугались. А ты как? Тоже переволновалась?

- Марк, не подходи, - спиной налетаю на дверь, и проваливаюсь в комнату. Представляю, как он обнимает меня на мокрой траве под дождем, целует, и сосредоточиться на тех ощущениях не могу, меня накрывает страх.

- Ань? - он в удивлении изгибает бровь. Улыбается еще шире, в два шага догоняет меня и толкает, заваливает на кровать. Нависает сверху, осторожно убирает прядку волос со щеки. - Правда что ли, так испугалась за ту выпускницу? Найдется она, не думай о ней, - говорит он спокойно.

Лежу под тяжестью его тела и не дышу, он такой горячий, пахнет так знакомо, его губы напротив моих, манят, влекут, неудержимо, как тогда, в озере.

- Ты никогда не влюблялся, никогда не дарил цветы, никогда не простишь лжи,  - шепотом цитирую его сообщение.

- Что? - он тоже шепчет в ответ, его ладонь скользит по моему бедру, задирает платье. 

Мурашки атакуют, сгребаю его рубашку и зажимаю, его рука все выше ползет, касается трусиков, тянет резинку вниз. Он смотрит мне в глаза, не отрываясь, медленно везет трусики по бедрам.

- Мы с тобой взрослые люди, давно, - губами Марк касается моих, - я уже десять лет назад знал, что женюсь только на тебе. Давай заканчивать. С детскими обидами.

Он накрывает мой рот своим, пропускаю его язык и обнимаю крепче, страх рассеивается, в пыль превращается, и на смену ему кожу колет иголками удовольствия, он прав, мы оба с детства знали, что поженимся, мы идеально друг другу подходим, это же мой Марк, с самого начала моим был.

-  Ты знал, что виноват, поэтому прикинулся, что номером ошибся. И через переписку хотел помириться. Да?

- Да, - он сжимает мои бедра.

Поднимаю ноги, помогаю ему с меня белье снять, стянуть платье, развожу колени, позволяя ему вломиться между ними, с жаром отвечаю на поцелуй и прижимаюсь к нему, голая к одетому. Жмурюсь, даже сквозь закрытые веки слепит заливающее комнату солнце, это утро так не похоже на те грозовые объятия в лесу, меня отвлекает бряканье пряжки ремня, вжик молнии, эти звуки кажутся такими приземленными, они меня к кровати придавливают, в ушах у меня стучат, заставляя сомневаться.

Не так я думала, все будет.

Вздыхаю ему в шею.

А потом вдруг слышу звонкий, ни на что не похожий шлепок, и распахиваю ресницы.

Не сразу понимаю, что случилось, между ног больше не горячо, мутным взглядом замечаю, что Марк резко отстраняется, его словно оттаскивают от меня, вижу нависшую над ним тень и взвигиваю, свожу ноги.

- Какого черта, - звучит севший от ярости голос Кирилла. - Ты мою квартиру с гостиницей перепутал?

На нем рубашка, рукава по локоть закатаны, он держит Марка за шкирку, как пацана малолетнего, а не мужчину, смотрит на его расстегнутые брюки, на белые боксеры, и сам весь белеет, швыряет Марка в коридор.

В ступоре лежу на кровати, не задумываюсь даже, что надо прикрыться, лишь когда Кирилл переводит горящий взгляд на меня - соображаю, что я голая, и глаз не могу от его лица отвести, оно словно маска застывшее, как под гипнозом, шарю ладонью по постели и, наткнувшись на платье, набрасываю его сверху.

- Здесь сиди, - он отворачивается. Выходит в коридор.

До меня долетают приглушенные голоса, они там ругаются, быстро взлезаю в платье и поправляю волосы, прикладываю ладони к горящим щекам.

Появись он на пять минут позже, и просто снял бы Марка с меня во время моего первого секса.

Какой стыд.

Подхватываю скатанные в комок трусики и задираю платье, натягиваю белье. Слышу, как что-то брякает в коридоре, с грохотом бьется, глухую ругань. Поверить не могу, что из-за меня может быть драка, и несусь по комнате к двери.

В прихожей тихо матерится Кирилл, хлопает дверь.

Иду по коридору и складываю руки на груди, словно смогу запереть сердце, и оно не будет так колотиться, не выпрыгнет.

Слышу быстрые шаги за углом и замедляюсь, и вовремя, Кирилл едва с ног меня не сбивает, когда грозный, как черт, появляется из-за поворота.

- Я сказал тебе в комнате сидеть, - его раздрадение звучит невнятно, ладонью он закрывает губу.

Догадываюсь, что от Марка досталось и шмыгаю в сторону.

Кирилл танком прет в ванную, с грохотом закрывает дверь за собой.

Выглядываю в прихожую.

На пол опрокинута та уродская скульптура из стальных реек, и с подзеркальника упали фалкончики с духами, один разбился, и в воздухе завис стойкий раздирающий запах парфюма, будто спирт разлили, чихаю и отступаю.

Хожу по квартире и распахиваю окна, попутно выглядываю в каждое, и из кухни вижу Марка. Он идет к машине, белая рубашка испачкана чем-то серым, и красным, он останавливается возле белого кабриолета.

И на виду всего двора раздевается, через голову стягивает поло.

Тихо ахаю.

Утро, только мамы с колясками гуляют, и в доме напротив играет громкая музыка, там одно из помещений под спортзал арендовано, в открытое окно доносится голос тренера, там шейпинг, кажется, танцы.

Мамы с колясками и я смотрим на идеальную загорелую спину Марка. Он комкает рубашку и швыряет ее на заднее сиденье, берет целофанновый пакет и рвет его, достает новую белую футблолку.

Животом лежу на подоконнике и качаю головой.

Вот в этом весь Марк, он скорее мне позвонить забудет, чем взять с собой белые шмотки на случай форс-мажора, он на встречу со мной опоздает, но съест свой важный обед из трех блюд, он...

- Аня, - звучит позади негромкий голос Кирилла, и я вздрагиваю, хватаюсь за раму. Пугливо оглядываюсь.

Он тоже переоделся,  выглядит спокойным, невозмутимым, как всегда, лишь ссадина на губе напоминает, что десять минут назад он Марка, как котенка, за шкирку вышвырнул.

- Я все уберу, - торопливо заверяю и шире распахиваю окно. - И пол помою. На два раза.

Кирилл не отвечает, будто не слышит, пристально смотрит, и мне на ум тут же лезет эта картинка, где я голая на кровати, он же все видел, в деталях рассмотрел, я и теперь словно без одежды перед ним стою, такой блестящий у него взгляд.

- Сколько раз у меня сегодня спросят, что с губой, - он поднимает глаза к моему лицу. - На столько раз и помоешь пол.

Сглатываю.

Он не улыбается, это не похоже на шутку, Кирилл, вообще, шутить не умеет, но я быстро киваю, куда от неловкости деться не знаю, я не хочу с ним разговаривать, мне стыдно.

Мимо него проскальзываю в прихожую.

Нервно кручу перстень на пальце и убеждаюсь что мне пора другое кольцо крутить, обручальное, не зря мама настаивает, что я должна быстрее выйти замуж, жили бы мы с Марком у него - ничего бы такого не случилось.

Наклоняюсь и собираю осколки флакончика, в нос пробивается резкий запах разлитого парфюма, он как концентрированный яд в воздухе, и я морщусь, шмыгаю носом.

Если мы с Марком будем жить вместе, друг к другу привыкнем - он перестанет про меня забывать, все таки жена - это не дочь маминой подруги, это нечто другое, и...

- Твою ж мать, - выплевываю ругательство и вытягиваю осколок, впившийся в палец, тяну палец ко рту.

- Ну что ты делаешь, - звучит над ухом насмешливое, мою руку перехватывают. - Это инстинкт, да? Зализывать раны. Вплетен в нашу ДНК, - говорит Кирилл, и я вскидываю глаза, изучаю его лицо, такое органичное, даже когда он зануду включает и умничает, и с изумлением понимаю, что это ему шарма придает, слушаю его голос. - На каждый миллитр слюны насчитывается сто миллионов микробов, Аня. Нужно промыть и обработать.

Большим пальцем он надавливает на ладонь.

Его касания странные, непривычные, кожу жгут, и я вырываю руку.

- Знаю я, - грубовато отвечаю и поднимаюсь с пола. Подставляю ладонь под капающую кровь, иду в ванную, и меня преследует глупое чувство, сначала он там кровь смывал, теперь я, а все из-за того, что Марку приспичило заняться утренним сексом в чужой квартире.

Я ему дала понять, что не против, там, на базе.

Но все же это первый раз, и я рассчитывала на романтическую обстановку, а не вот так, второпях.

В раковину стекают розовые струйки, другой рукой шарюсь в шкафчике, достаю бутылек с перекисью. Поливаю палец, смотрю на пузырьки.

Пол помыть столько раз, сколько у него про губу спросят. Не может быть, чтобы он это всерьез.

Выглядываю в коридор и вижу Кирилла с совком и осколками, пристраиваюсь к его шагу, вместе заходим на кухню.

- Мне надо пластырь, где аптечка? - спрашиваю, пока он вытряхивает совок в мусорку.

Кирилл молча открывает шкаф, достает белый чемоданчик, кивает мне на диван и ставит аптечку на стол.

- Часто ты, пока никого нет дома, приглашаешь сюда мужчин? - он роется в лекарствах. Мельком смотрит на меня.

- Я никого не приглашала, - бормочу и краснею, его льдисто-синий взгляд меня замораживает, кажется, если задержу контакт, то вот прямо сейчас в криогенной камере окажусь, и засну на сто лет. - Марк больше не придет. Скоро я перееду к нему, и...

- Давай, - Кирилл берет мою ладонь, хлопвет ей по столу. Пластырем обхватывает мой указательный палец, его руки теплые, как у врача опытные, надежные. - Знаешь, - говорит он куда-то в сторону, словно и не мне вовсе, тщательно разглаживает пластырь. - Ехал сейчас домой, мимо остановки. А там цветочный ларек. И я тормознул почему-то. Купил. Там не совсем букет. На диване стоит. Глупо вышло. Не видела?

Он отпускает мою руку.

Щелкает аптечкой, отходит. Тянется к шкафчику, и мышцы на широкой спине под рубашкой перекатываются.

Смотрю на свой палец. Вспоминаю, что видела вроде, на диване в коридоре плетеная корзиночка стоит, а в ней Анютины глазки.

Быстро моргаю, жду, когда он повернется.

А он моет руки.

- Никогда не дарил цветы, - говорит Кирилл сквозь шум воды. Упирается руками в столешницу. - И не надо было начинать. Ты же такая дура, Аня. Что вот ты творишь, скажи? - заканчивает он.

И оборачивается.

Глава 21

Вылетаю из квартиры и хлопаю дверью. Босыми пятками шлепаю вниз по ступенькам, зажатые в кулаке ключи от машины врезаются в ладонь.

Я просто сплю, наверное.

Выскакиваю на улицу и несусь к авто, кажется, за спиной мужское дыхание раздается, и меня догоняют, лишь у машины перевожу дух и оглядываюсь.

Тихо и спокойно, все так же, мирно гуляют мамы с колясками, на детской площадке возятся малышня.

И никто за мной не гонится.

Сажусь за руль, и руки трясутся, выезжаю со двора и представляю корзинку с синими цветами, брошенную в прихожей, в мыслях бегущей строкой тянутся сообщения Виконта, я качаю головой.

Не может такого быть.

Марк же сам сказал, что это он. А Кирилл залез в мой телефон и прочитал переписку, он врач, еще и психиатр, он вечно какие-то свои тесты проводит, я для него - объект исследования.

Он изверг, он издевается.

Открываю окно и жадно вдыхаю ветер, босой ногой постукиваю по коврику, у меня дежавю.

Год назад я так же сбежала от него, без обуви, в одном кардигане, поехала к Кристине, и мы пошли в бар...

Яркими отрывками, красочными кусочками та ночь перед глазами проносится, я ведь не раз думала, как попала в гостиницу, вспоминала мужские объятия, низкий голос, шепот и поцелуи, и жар скапливался внизу живота.

Но Кристина тогда сказала, что меня тошнило, и я уделала все диваны в такси, и нас высадили прямо на дороге, а гостиница была рядом.

И я верила, а она перестала брать трубку, разговаривать со мной.

Значит, наврала?

Хмуро смотрю на дорогу. Мысленно прикидываю маршрут и на светофоре сворачиваю к ее дому.

Она знает, кто такой Виконт, и я сейчас узнаю тоже.

Добавляю радио, слушаю болтовню ди-джея, не могу от чувства избавиться, что за мной наблюдают, кожа впитала этот взгляд льдисто-синий, когда Кирилл сказал про цветы и обернулся - я до смерти не забуду, как он смотрел, меня к дивану придавило, пошевелиться не могла, как кукла послушная, казалось, он что угодно мог со мной сделать в тот момент, и я бы не сопротивлялась.

И не хотела сопротивляться.

Словно со стороны себя видела - взрослую девушку, женщину даже, так только на женщин смотрят, желанных.

Трясу волосами, выгоняя из головы глупости. Торможу у дома подруги, к которому каждые каникулы приезжала, выбираюсь на асфальт и шлепаю к подъезду.

Кирилл просто манипулятор, и ему что-то нужно.

Набираю квартиру Кристины, слушаю гудки и топчусь на месте, разглядываю розовый педикюр.

Считается, такой больше всего блондинкам подходит, нежный, и я уже два года не изменяю этому цвету лака. Солнце припекает, ладонью накрываю макушку и нервно дергаю дверь.

- Да, - звучит в динамике голос подруги. - Кто там?

- Кристина, это я, - снова дергаю ручку. - Впусти меня или выйди, есть разговор.

Длинная пауза, словно вызов оборвался, но я слышу ее дыхание, и закипаю:

- Если не откроешь - позвоню соседям, и все равно поднимусь.

- Щас, - бросает она недовольное и сбрасывает.

Переминаюсь с ноги на ногу. По привычке проверяю телефон, но Виконт молчит, а у меня внутри нервная пляска, хаотичный танец подозрений. Кирилл мог что-то сделать с одноклассницей Антона - это я допустить могу, а то, что год назад мы вместе в гостинице были, и в лесу на выходных, и засосы на шее от его рта  - такое даже в другой галактике невозможно.

Тихо пищит магнитный замок. На крыльцо неохотно выходит Кристина, вместо лица гримасса, руки сложены на груди.

- Что? - сухо спрашивает она, пока я ее разглядываю. - Только быстро, мне некогда.

Недоверчиво качаю головой.

Мы ведь с детства дружили, и потом, каждые каникулы, я у нее дома проводила, мы вместе красились, одеждой менялись, друг другу прически делали.

- Ты меня во всех соцсетях заблокировала, номер мой в черный список отправила, - перечисляю и ладонью опираюсь на дверь, отрезая ей дорогу. - Друзья так не делают.

- А ты опять босиком, - пропускает она мои упреки мимо ушей, смотрит вниз, - скоро станет традицией.

- Слушай...

- Нет, Ань, - она поднимает голову, я еще спросить не успела, и она уже заявляет. - Я ничего не знаю. Если ты опять про гостиницу.

Морщу лоб и вглядываюсь в ее лицо, она точно такой же осталась, русые волосы, шоколадные глаза, пухлые губы, это моя лучшая подруга, а ведет себя, как предательница.

- Мы же обе понимаем, что ты врешь, - начинаю и спотыкаюсь на внезапной мысли, что вспышкой проносится в мозгу, и резко подаюсь вперед, на нее. - Он тебе сказал что-то? Запугал? Что он тебе сделал? Ты же его видела, ты его знаешь.

Кристина кусает губы.

Дверь пищит, под моей ладонью распахивается, заставляя меня отойти и пропустить парня с собакой на поводке.

- Ничего я не знаю, - Кристина делает шаг в подъезд. - Просто у меня давно другие друзья. И интересы. Я думала, это ясно. Раз я тебя заблокировала - значит, общаться с тобой не хочу. Так бывает. Мы выросли, и все. Не таскайся сюда больше. Пока.

От неожиданности роняю телефон, он отскакивает от крыльца и летит вниз по ступенькам, спускаюсь за ним и оглядываюсь на закрывшийся подъезд.

Не могла она мне такое сказать, но ее слова в ушах звенят, и от обиды полыхают щеки. Потерянно сажусь на лавку, пальцем веду по царапине на экране.

Это точно он виноват. Запугал ее, и сейчас, притворился незнакомцем.

И в лесу пропала выпускница.

А он. Совсем рядом. Может, прямо у меня дома. Сегодня принес корзинку с Анютиными глазками. Он носит фамилию Вьюжный. И зовут его Кирилл.

Год назад

На столе бокалы-тюльпаны, французский коньяк десятилетней выдержки, чашка кофе и паштет. Играет музыка, я пью.

Встреча закончилась, а уходить не хочется, идти и некуда.

Лениво оглядываю зал.

По нему, лавируя между столиками, пробирается девушка на высоких каблуках, черное платье, длинные русые волосы зеркально-гладкие, блетсящие, она зажимает подмышкой сумочку, равняется со мной.

Поднимает голову.

Откидываюсь на стуле.

Знакомое кукольное лицо с пухлыми розовыми губами, это Анина подружка, с которой они в баре накидались на прошлой неделе. И лучше бы они тогда в клуб пошли, как и собирались, и я не тащил эту босую девчонку в гостиницу, ведь теперь она уехала, и я тоже словно не здесь больше.

- Я присяду? - спрашивает ее подружка и отбрасывает волосы, те густой волной, колыхнувшись, опадают на спину. - Я Кристина.

- Я помню, - смотрю на нее. Она грациозно усаживается напротив, закидывает одну длинную ногу на другую, облизывает губы и косится на стол.

Молча двигаю ей один стакан.

Наблюдаю, как она, понюхав коньяк, делает пару глотков, фирменным жестом всех фильмов покачивает его в ладони, и янтарная жидкость плещется по стеклу, переливается, светится словно.

- Это я позвонила Аниному отцу и все рассказала, - говорит Кристина и смотрит прямо, в лицо мне. - Чтобы он ее забрал. 

Она замолкает. Я пью коньяк.

- К Ане всегда высокие требования были, - продолжает она, не дождавшись ответа. - Ее отец работает на Миноборону, - делится она информацией, которую я и без нее знаю. - И ей нельзя шляться по барам и клубам.

- А тебе можно, - подвожу итог ее речи.

- А мне да.

Рассматриваем друг друга, я еще с первых слов допер, к чему она клонит, все эти невербальные сигналы тела считываются с нее, как из открытой книги.

- Аня еще маленькая, - рассуждает Кристина, наклонившись вперед, тяжелой грудью касается стола. - Не лучше ли по сторонам взглянуть повнимательнее. Может, поймешь, что рядом есть более подходящие...варианты.

- Я уже понял, - усмехаюсь на такое открытое предложение себя, задерживаю взгляд на ее приоткрытых губах. - В гостиницу поедешь?

- Вот так сразу? - она смотрит исподлобья, на палец накручивает русую прядку волос.

Смахиваю падающую на лоб челку.

Аня ничего не помнит, ни меня, ни чем мы с ней занимались, иначе уже позвонила бы, наверняка, накричала, что я ее состоянием воспользовался, что я урод, и как только таких земля носит.

А я рад был бы.

Пусть бы вспомнила и позвонила, впервые такое со мной - я понятия не имею, что делать. Оставить все, как есть - лучший выход, самому забыть, стереть ластиком ночь из жизни.

Вот только не получается пока.

- Можем для начала покататься по городу, пообщаться, - нарушает паузу Кристина. - А вечером уже в гостинцу, - она отодвигается, поправляет платье, привлекая внимание к груди. - Я не против. Ты мне давно нравишься. Не знала, как сказать. Но ты же в тот день с Аней был до утра. Я ей домой звонила, она не ночевала. Так я больше предложить могу. Это очевидно, - она вскидывает острый подбородок, еще так юна, а взгляд уже как у проженной стервы, имеющей цену. - Ну что думаешь? Не молчи.

- Думаю, что ты хреновая подруга, Кристина, - допиваю коньяк.

- Я тебя умоляю, - она хмыкает, морщит вздернутый нос, глаза из-под густо накрашенных ресниц блестят, в них застыла смешинка, а на меня наваливается глухое раздражение.

Я сам себя раздразнил неделю назад, сам себе вынес приговор, и имя этому Аня, тут ничего не исправить уже, когда понимаешь, что тебе на самом деле нужно - заменители не сработают, лишь разозлят сильнее, приблизят момент, когда башню сорвет.

- Слушай сюда, - подаюсь вперед, хватаю ее запястье. Кристина вздрагивает от неожиданности, разжимает пальцы, и бокал падает, катится, разливая по столу янтарный хмель. Смотрю ей в глаза, она дрожит, но не отворачивается, знаю, что не может, еще никто не мог, это взгляд-угроза, действует он не хуже приставленного к горлу ножа. Понижаю голос. - Иди сейчас в туалет. И смой всю эту детскую раскраску с лица. И больше на глаза ни мне, ни Ане не попадайся. Или напросишься. Получишь, что хотела. Так тебя выдеру во все отверстия. Что потом ходить не сможешь. Да?

Кристина вырывает руку, с грохотом отлетает стул, когда она подскакивает и, бросив сумочку, на каблуках ковыляет от моего столика.

На меня оглядываются посетители.

Достаю деньги из бумажника, вкладываю в черную папку счета. Со спинки забираю пиджак, шагаю к выходу.

И с каждым шагом убеждаюсь, что это только начало, назад не повернуть, то странное, тягучее, чуть сладкое, что любовью зовется - уже пустило корни внутри.

Глава 22

Ключом давлю домофон и шагаю в подъезд.

На улице уже темно, до вечера каталась по городу, слушала музыку, глазела на витрины магазинов с манекенами, люстрами, всякой ерундой.

И так и не придумала, что делать.

В подъезде тоже темно. Босыми ногами шлепаю к лифту, и вокруг разлетается гулкое, неприятное эхо, ежусь и вызываю кабину.

Сжимаю телефон в руке и надо его включить, наверное, сколько можно прятаться, я сейчас в его квартиру поднимусь, он там.

Двери разъезжаются.

Ступаю в лифт, и запоздало слышу негромкие, неторопливые шаги из темноты за моей спиной. От неожиданности вскрикиваю, но обернуться не успеваю, мусжкие руки сжимают плечи и толкают меня к стене.

- Тихо, - звучит ледяной голос Кирилла.

Послушно затыкаюсь. Пугливо оглядываюсь, вижу как двери отрезают нас от коридора, Кирилл нажимает кнопку, и лифт, громыхнув, замирает.

- Я все равно буду кричать, - предупреждаю и взглядом мечусь по его фигуре в серых брюках и заправленной под ремень белой рубашке. Рукава закатаны, черные волоски густой порослью покрывают загорелые руки, он по-животному плотный, литой весь, пышет опасностью и силой.

- Хорошо, Аня, - он идет на меня. Смотрит вниз, на мои босые ноги. Вжимаюсь в стену, он подходит ближе. В ноги мне швыряет свой серо-стальной пиджак. Острым ключом давит мой подбородок, заставляя поднять лицо. И заглядывает в глаза. - Ну. Давай. Кричи.

С трудом сглатываю резь в горле. Облизываю пересохшие губы. Он не двигается, но от него словно густые тягучие волны расходятся, как круги по воде, задевают меня, поражают, я в радиусе действия этого излучения нахожусь, и деревенею.

- Отпусти меня, - сиплю.

- Я тебя не держу.

Он и, правда, не держит, не трогает меня, просто стоит так близко, очень близко, я шевельнусь - и коснусь его, и, кажется, что мир вокруг сразу взорвется, лучше бы я его хватку чувствовала, чем вот эту мнимую свободу, пустоту под смертельным напряжением.

- Ты лжи не прощаешь, а сам врешь? - смотрю в его глаза, прозрачно-синие, в них отражается тусклая лампочка, словно огонь разгорелся посреди ледника.

- И сам не вру, спрашивай. Что ты хочешь?

- Ничего не хочу.

Под ногами пол холодный, холод пробирается по щиколоткам, выше до бедер, все телозахватывает, гонит дрожь. Потоптавшись на месте сдвигаюсь чуть в бок, встаю на его брошенный мне под ноги пиджак.

Невольно касаюсь его грудью.

И соски будто стягивает узелками, они каменеют, ломаная боль отдается в потяжелевшей груди.

Это он, точно он, так же было в лесу той ночью - внутренний голос разрывается сигналами бедствия.

Снаружи кто-то громко брякает рукой по железной двери.

Мы так и стоим, друг напротив друга, словно в игру продолжаем играть, правил которой я, как оказалось, не знаю.

 - Не ходи больше по городу в таком виде, Аня, - помолчав, говорит Кирилл и отступает. - Напорешься на стекло. Не будешь?

- Нет.

- Ты боишься меня?

Лифт гремит, кабина поднимается, а я смотрю на пол, и перед глазами цветные мушки прыгают, я боюсь, да, и ничего не спросила прямо в лоб, не хватило духу, но это же он.

Как мне с ним разговаривать.

Он выходит на этаже, отпирает дверь.

Иду следом и оглядываюсь на дорогой пиджак, валяющийся на полу, и давлю кнопку на телефоне, включая.

- Купил? - на шум в прихожей в коридор выглядывает мама.

- Нет, - сухо отвечает Кирилл.

Он скрывается за поворотом.

Стою на месте и кручу перстень.

- Ужин готов, - недовольно сообщает мама и приближается к зеркалу, взбивает крупные локоны. - Скоро Марк с Мариной приедут, пригласила их к нам. А Кирилл не купил торт, - поджимает она губы.

- А он знает, что Марк приедет? - заторможенно спрашиваю, и в памяти оживает утро, где я голая на кровати, и Кирилл за шкирку стаскивает с меня Марка.

- Так, Аня, сбегай до магазина, - она отрывается от зеркала, придирчиво одергивает зеленое платье. - А мне переодеться надо, не нравится мне, как оно сидит, я за выходные пару килограмм набрала. Купи торт, творожный, на фруктах. И пару бутылок розового вина. Я красную рыбу приготовила. Антон! - кричит она вглубь квартиры не дожидаясь моего ответа.

Смотрю ей в спину и молча обуваюсь, подхватываю кошелек. Выхожу в подъезд и ноги подгибаются, лопатками прислоняюсь к двери.

Мне нельзя жить в этом доме, если Виконт тоже живет здесь.

Но представляю его объятия и не верю, что это может быть Кирилл, кто угодно, только не он, не этот замороженный кусок скепсиса, раздражения и вечных придирок, озабоченный чистотой безумец, психиатр и муж моей мамы, который смотрит так, что сердце уходит в пятки.

Расставляю тарелки на столе, и руки дрожат, из прихожей слышны голоса маминой подруги Марины и Марка.

Они уже пришли.

- Боже мой, Марк, что с лицом? - долетают до  меня аханья мамы, и я шмыгаю на кухню за салатами.

Помню, что Марку в лицо прилетело кулаком, и там, похоже, фингал теперь, а он вот так спокойно пришел в квартиру Кирилла, как ни в чем ни бывало.

Шаги прибилижаются, шуршат пакеты, и Марк вырастает в проеме кухни.

Толкаю большую пластмассовую ложку в миску с салатом и смотрю на него.

На скуле красное пятно и царапина, она припухла, и почему-то ни капли не портит его, наоборот, впервые вижу Марка с ссадинами, он ведь даже подростком ни с кем не дрался, никто и не лез. Сначала он всем про отца и его службу рассказывал, а потом и вовсе уехал учиться в другую страну.

- Почему телефон выключила, Анюта? - спрашивает он и пересекает кухню, ставит пакеты на стол. - Дозвониться тебе не мог.

Рассматриваю его светлые брюки, белый джемпер, волосы в модной стрижке, как у канадских хокеистов, от него веет привычной уверенностью в собственной неотразимости, и я опускаю глаза.

- Больно? - киваю на его скулу и подхватываю миску.

- До свадьбы заживет, - Марк наклоняется над столом, ловит мой взгляд и белоснежно улыбается. - Конечно, не надо было в твоей комнате этим заниматься. Но я не сдержался. Ты же знаешь. Я и год назад этого хотел. Трусики с тебя содрать.

- И твое хотение не мешало тебе выкладывать в соцсети фотографии с чужими девками, - волнуюсь, не знаю куда деться, ставлю салат обратно и сую нос в принесенные им пакеты.

- Ты мне долго эти фотки с немками будешь напоминать? - он выгружает на стол конфеты, - Что мне надо было делать? Круглосуточно в квартире сидеть, не выходить никуда? Так не бывает, Аня. Человку нужна соицализация. Необходима. И вообще, я думал, мы закрыли вопрос, нет?

- Да, - вываливаю фрукты в раковину и пускаю воду. 

- После ужина поедем ко мне? - Марк подходит сзади, спиной его чувствую, кажется, что сейчас обнимет, но он сдвигается чуть вбок, и локтями опирается на стол. Наблюдает, как я мою яблоки. - Ты еще ни разу у меня не была. Завтра с утра мне на работу, - он сверяется со временем на наручных часах. - Поваляешься, поешь, в холодильнике всего полно. Телик посмотришь.  А вечером я вернусь.

- Ты писал мне сообщения? - выключаю воду и требовательно смотрю ему в лицо. 

Он изучает меня в ответ, молча, долго, взглядом скользит по губам, и их пощипывать начинает, иголочки впиваются. Если бы Кирилл сегодня не помешал, то я уже была бы женщиной.

- Ань, - он наклоняется ближе, губами почти касается моих.

- Добрый вечер, Марк, - раздается от двери, и мы на это сухое, колкое приветствие оборачиваемся. Кирилл стоит в проеме, он переоделся в черную рубашку, застегивает запонку на рукаве, - как здоровье? 

- Мой врач сказал: ничего серьезного, - Марк выпрямляется, - но, вообще...поразился он. Циливизованное общество, а некоторые индивиды до сих пор размахивают кулаками, как дикари. Словно русского языка не знают.

- Отличная позиция, - Кирилл усмехается, шаг за шагом сокращает расстояние. - Действуй словом, Марк. Дураки люди, так и скажи отцу. Мол, зачем с инженерами-проектировщиками сотрудничаете, не нужно нашей стране оружия, есть же слова. Только порепетируй для начала. На отморозке в темной подворотне. Или с маньяком в лесу.

Вздрагиваю и роняю яблоко.

Маньяк в лесу - он же про базу сейчас говорит, про одноклассницу Антона?

- Ты намекаешь на что-то, Кирилл? - Марк меняется в лице. Встряхнув руками разворачивается всем корпусом, и я оказываюсь между ними, незаметной, какой-то хлипкой преградой, они смотрят друг на друга поверх моей головы.

- Я говорю прямо, Марк.

- Марк, - цепляюсь в его руку. - Помоги с салатами.

- Помогу, конечно, детка, - спокойно соглашается Марк, не отрывая взгляда от Кирилла. - Как ты только живешь здесь, маленькая моя. Некоторые люди до сих пор симпатизируют естественному отбору, и это очень грустно. 

Он отходит первым, разворачивается к столу и подхватывает миску с "Цезарем".

- После ужина собирай вещи, - приказывает. - Мы уезжаем.

Смотрю ему в спину, перевожу взгляд на Кирилла. Он наклоняется, поднимает мое яблоко. Перебрасывает его в руках, стоит рядом.

- Какой у него любимый художник? - кивает он в сторону столовой, где скрылся Марк.

От его вопроса теряюсь. Жму плечами.

- А у тебя Ван Гог, - Кирилл бросает яблоко в раковину. - Ты если за столько лет человека не узнала, Аня. То и не захочешь узнать. Вызубришь распорядок дня. И меню. И будет вся твоя жизнь однообразной. Как миссионерская позиция в сексе. Тебе это нужно?

Слабо понимаю о чем, лишь взглядом его пожираю, кажется, врать себе дальше бессмысленно, это перед ним я на коленях в гостинице стояла, а он толкался мне в рот, от него веет этим, искусством порока, дьявольским искушением, он с ног до головы им пропитан, оно вместо крови по венам к сердцу.

- Аня! - голос Марка разрезает тяжелый воздух. - Все уже за столом.

Кирилл не двигается. Ждет ответа на свой вопрос, и я тоже не тороплюсь никуда, неуверенно качаю головой.

- Нет, мне не нужно однообразную миссионерскую позицию.

И, выдохнув, добавляю:

 - Я телефон включила. 

Пульс оглушающе стучит в висках.

Кирилл смотрит на меня, и ни один мускул в лице не дергается, а меня потряхивает, уверена уже.

Сейчас, едва сяду за стол - от Виконта придет сообщение.

Глава 23

- Что творится с миром, я просто не понимаю, - жалуется мама и накладывает в тарелку салат. - Девушку не нашли до сих пор?

- Вроде нет, - отвечает ей мама Марка, тетя Марина и разглядывает блюдо с красной рыбой. - Марк, положи мне немножко. У меня у дочки сегодня поезд ведь, с друзьями поехали на юг. Так я отпускать ее не хотела, просто вот не могла, вот здесь неспокойно, - рассказывает Марина и прижимает руку к груди. - Но уже и гостиницу забронировали, билеты оплатили, она на отдых столько всего накупила, в общем, чуть истерика с ней не случилась. Марк настоял, мол, пусть едет. Не можем же мы теперь дома запереться и сидеть.

- Конечно, - подтверждает Марк. - Найдется девушка, загуляла где-то. Молодежь нынче свободных нравов, моральных принципов никаких, - веско рассуждает он и накладывает в тарелку рыбу. Поворачивается к моей маме. - Лиза?

- Давай мне тоже, - она кивает. Продолжает смаковать тему. - Вот Анькин папа, например. Тоже ведь. В институт с водителем ее отправляет, после пар ее ждут. Дома экономка, или как ее. Командирша. Так до чего доходит, знаешь? - мама наклоняется над столом. - Тетка эта уроки у Аньки проверяет. Двадцать лет дочери, а они...

- Мам, я тоже здесь, - в раздражении отодвигаю тарелку, апеттита нет. - Не надо обо мне в третьем лице разговаривать.

- Посмотрите на нее, деловая стала, - она хмыкает. Треплет Антона по волосам, оглядывает собравщихся и хмурится. - Кирилл, вообще, собирается ужинать? Кирилл, - негромко зовет она, повернувшись к проходу.

Опускаю голову и беру вилку.

Под столом на коленях лежит телефон, я жду сообщения. И это дико, странно, я знаю, кто такой Виконт - и все равно жду, кажется, у меня и выбора-то не было, ни год назад, ни сейчас, когда я привыкла к нему и не хочу, чтобы все обрывалось.

Исподлобья смотрю на Марка.

Он наклонив голову, ест салат.

Аккуратно причесанная макушка, словно он не на дружеском ужине, а на конференции, и лицо такое же, хозяина положения.

А я понимаю, что сблизилась с ним снова лишь из-за сообщений, я думала это он пишет, и потому оттаяла.

Но если это не он...

- Извините, по работе звонок был, - звучит низкий, бесстрастный голос Кирилла, и за ним звук отъезжающего по полу стула. - Марина, привет.

- Привет, Кир, - мама Марка расплывается в улыбке. - Ну, как там твои психи? - она заливисто смеется. - Не свели еще тебя с ума?

- Пока держусь, - отвечает он без улыбки. 

Он сидит напротив.

Нас разделяет стол.

На меня не смотрит, и я в волнении ем салат.

Это плохо, это неправильно.

Я как на иголках.

В потеющей ладони сжимаю телефон. Открываю переписку, и там ничего нет. Не пишет.

Не выдержав, сама печатаю сообщение, и стираю, набираю заново, за столом бездумно болтают о всякой ерунде, а я не понимаю, что мне теперь делать.

И тут сотовый вибрирует.

И на экране высвечиваются бувы:

"Волнуешься, маленькая?"

Вскидываю голову.

Кирилл пьет вино, поверх бокала смотрит на меня. Обе его руки на виду.

Встряхиваю волосами.

И торопливо печатаю:

"Ты ведь тогда, год назад, понимал, что происходит. И в лесу. Тоже".

Отправляю сообщение и смотрю на него.

Он ставит бокал. Спокойный, непринужденный, он с непроницаемым лицом бросает взгляд вниз, под стол.

У меня вспыхивают щеки.

Это точно он, никаких сомнений, он читает мое сообщение.

Едва заметно его рука напрягается. Он печатает.

У меня вибрирует телефон. Кирилл поднимает голову.

Все звуки вокруг растворяются, звон приборов и разговоры, все смазывается, есть лишь серые глаза напротив, тяжелый металл, как свинец в алхимии, животная, необработанная душа человека. Только его лицо вижу, слабую улыбку краешком губ, хищную какую-то, темную.

Усилием отвожу взгляд, смотрю под стол на экран телефона.

"Я бы не стал. Но ты не сильно сопротивлялась, Аня" - чернеют буквы.

Я дышать не могу, перечитываю его ответ и набираю:

"Ты меня врасплох застал".

Отправляю и дрожащей рукой беру стакан с соком. В горле пересохло, поверить не могу, что это по-настоящему, он мой отчим, мы ужинаем, в его квартире, и тайком, пока никто не видит, обмениваемся смсками.

Смотрю на него. А она на меня, и мне жарко, меня в пот бросает, меня еще никогда так откровенно не разглядывали, с вызовом, с голодом, как женщину.

Прикрываю ресницы, по тарелке гоняю красную дольку помидорки.

Телефон вибрирует. На экране высвечиваются буквы:

"Ты даже сейчас, всё знаешь и ждешь сообщений, маленькая. Ты только не бойся меня".

С трудом сглатываю. И всем телом вздрагиваю, когда Марина легко толкает меня в плечо.

- Аня?

Поворачиваюсь на нее. Быстро моргаю. За столом тишина, и все смотрят на меня, понимаю - что-то случилось, но я все прослушала, выпала из реальности.

- Так вот, - недовольным тоном продолжает Марк и закатывает рукава джемпера. - Всё, ты освободилась? - уточняет, и после моего рассеянного кивка говорит. - У нас с Анютой новости, - он смотрит на мою маму и улыбается.

Рукой ныряет под стол.

Во все глаза слежу за ним, кажется, он телефон достанет, с нашей перепиской, а я ошиблась, уже черте что надумала про Кирилла.

И Марк выкладывает.

Но не телефон, а небольшую коробочку, красную, бархатную, он ставит ее на стол.

Улыбается еще шире. И громко, с пафосом сообщает:

- Мои дорогие. Мы с Аней будем рады. Всех вас видеть на нашей свадьбе.

Марина обходит стол и прижимает голову Марка к груди, целует сына в макушку и повторяет:

- Как же я рада, как рада, наконец-то, Марк, какие вы молодцы, давно пора!

Поворачиваюсь на маму. Она пьет вино и одобрительно мне кивает. Рядом Антон показывает большой палец, и, словно ничего не случилось, дальше поедает рыбу.

Кирилл тоже, сидит и ест, спокойно. Мельком смотрит на меня, на коробочку на столе возле Марка, и ничего не говорит.

Растерянно сжимаю телефон. Все еще жду какой-то поддержки, предложение от Марка я в восемнадцать лет должна была получить, уверена была, что так и будет

Но он на два года запозднился.

И уже не надо.

- Аня, платье уже выбрала? - щебечет Марина. Усаживается на стул рядом со мной и потирает руки. - Дождались, Лиза. В ЗАГСе вы уже были?

- Завтра пойдем, - Марк улыбается. Мне. Снисходительно как-то.

И телефон молчит.

Меня бросили одну с этим разбираться.

Шумно втягиваю носом воздух.

И бью ладонью по столу.

- У нас еще одна новость есть, - беру вилку и тычу в салат. Набиваю щеки зеленью и сыром. С набитым ртом припечатываю. - Я беременна.

Все молчат. Долго, растерянно, и мне уже кажется, что никто не разобрал, не услышал мое заявление.

Но тут Марина ахает.

- Да ладно! Быть не может! - она косится под стол на мой живот, словно могла его сразу не заметить и качает головой. - Лиза...нет слов...ох и шустрые у нас дети!

Марина верит, а вот мама не очень, пристально смотрит на меня, на Марка, скептично приподнимает выщипанную бровь.

Тоже смотрю на жениха.

Он продолжает улыбаться, но уже не так самодовольно, четко очерченные губы подрагивают. Он тихо усмехается:

- Спокойно. Аня шутит.

- Вовсе нет, - спорю. - Я на втором месяце.

- Ты же только в пятницу от отца приехала, - напоминает мама. Болтает в бокале вино.

- Сама удвилена. Сегодня была у врача, и вот.

- Хватит, - со льдом в голосе приказывает Марк.

- Не понимаю, почему, - жму плечами. - Ты не рад что ли? Отцом ведь станешь.

- Прекрати эту дурь, - он морщится и отодвигает недоеденный ужчин. - Аня не беременна.

Бросаю взгляд на Кирилла. 

Он облизывает губы. Быстро, кратко, словно кот после молока, и откидывается на стуле. В разговоре, как и мой брат не участвует, и меня это задевает, если бы я согласилась - он бы тоже сидел и молчал?

- Аня, так я не поняла, - Марина трогает меня за рукав платья, и я отрываюсь от этой статуи пофигизму.

- Все верно, - повторяю. - Я беременна. Можно начинать поздравлять будущую семью.

Марк угрожающе щурится на меня, взглядом призывая заткнуться.

- Тебе справку показать? - щурюсь в ответ, и вижу, как у него красные пятна выступают на шее и на лице. Тянусь через стол к коробке с кольцом, щелкаю крышечкой. Ахаю на кольцо. - Как раз такое я и хотела, Марк, - примеряю золотой обруч с крупным камешком на палец.

Марк поднимается на ноги, одергивает джемпер.

- Выйди, - цедит мне.

- Здесь все свои.

Он молчит. Ерошит волосы. Хмыкает. Обходит стол и за руку сдергивает меня с сиденья.

- Марк, в чем дело? - требовательным тоном останавливает его мама.

-  Все нормально, Лиза, - бросает он ей, и больно ухватив за локоть тащит меня из столовой. - Ужинайте.

Он выталкивает меня в коридор, толкает к стене.

- Ну чего? - бюсь плечом и потираю руку. В полумраке белеет его джемпер, глаза кажутся черными, он подходит ближе и наклоняется, долго смотрит мне в лицо.

Смотрю в ответ, и злость мне сил придает, не отворачиваюсь, готова на своем стоять до последнего.

- К чему этот спектакль, Анюта? - спрашивает он шепотом. Большим пальцем касается моей щеки, поглаживает. - Я тебя замуж позвал. А ты что устроила? Не стыдно?

- За что мне стыдиться? - отталкиваю его руку. - Стать матерью - это главная задача женщины, - повторяю истины, что нам вдалбливали в пансионе, - вести дом, воспитывать детей и...

Его ладонь с громким шлепком врезается в стену рядом с моей головой, и я вздрагиваю. 

- Какого черта? - тихо, с раздражением и скукой спрашивает Марк, берет меня за плечо и встряхивает. - Ты мстишь мне так или что? Я думал, ты повзрослела, наконец.

- А я и повзрослела, - вырываюсь, он держит крепко, и я затихаю. - У тебя были другие девушки. А у меня другие мужчины. Это справедливо.

- Какие еще мужчины, Аня, - Марк ослабляет хватку и улыбается. - Врушка маленькая.

- Разные мужчины, - твержу и чувствую, что разреветься готова, так сложно представить меня в постели с кем-то - это очень обидно. - Ладно, - выдыхаю. - Только один мужчина был. И мы занимались сексом. Разным. В разные места. Во все места. Трахал он меня. Мочалил, как хотел!

- Ань, - устало зовет меня Марк. Трет лицо. - Но ведь ты врешь.

- Нет. Я влюблена. 

- И кто он?

- С папиной работы.

Марк теребит рукав джемпера. Все еще не верит, но уже сомневается, подозрительно смотрит на меня.

- Правда? - спрашивает после паузы.

- Да.

- Я серьезно, Аня.

- Я тоже.

- Я отцу твоему позвоню.

Кусаю губу. Представляю, что мне папа устроит, если ему такое сказать, он ведь всю душу из меня вытрясет, и даже не то, что к маме больше не отпустит, он меня дома запрет, переведт на онлайн-обучение.

- Папа меня убьет, - вскидываю голову. - Тебе это зачем? Ты меня столько лет не замечал, вот и теперь не лезь. Просто не будет свадьбы, и все. Другую жену выбери.

- Ты понимаешь, что несешь вообще? - он взрывается.

- Все, Марк. Отвали от меня, - отталкиваю его, сдергиваю кольцо с пальца и швыряю в него. - Всё. Конец.

Глава 24

Губкой тру масляный лист, в котором картошка запекалась. Мама сидит за столом и в спину мне выговаривает:

- Нельзя такие вещи говорить при всех, на ужине, и выставлять меня идиоткой. Что обо мне Марина подумала? Моя дочь беременна, а я не знала, хорошая же из меня мать.

- Что плохого могла подумать Марина, - жму плечом, - она же твоя подруга.

- Какая разница, Аня, - с раздражением спорит она. - Ты должна была мне сказать. А не вот так. 

Молчу.

- А Марк почему с ужина сбежал? - продолжает она допытываться. - Куда он поехал?

- Работать.

- В десять вечера?

- Значит, гулять.

Позади громко брякает кружка.

Оглядываюсь.

На столе лужица, мама отодвигает от себя чай. Нервно качает ногой в воздухе.

- Я не поняла. Вы женитесь или нет? Кольцо где?

Смотрю на свои руки в мыльной пене. Какая она глазастая. 

- Кольцо я сняла и кинула в Марка, оно валяется где-то в прихожей, - отвечаю, продолжаю намывать лист. - Сходи и поищи, если надо. И сама за него замуж выходи, если хочется. А я не буду.

- Анна, - ледяным тоном зовет она. - Ты с матерью разговариваешь или с подружкой? Которых у тебя нет, к слову.

Смолкаю.

Я себе лишнего позволяю, знаю. Обнаглела.

Но Марк вздумал, что я так просто соглашусь после всего, а Виконт...промолчал.

И правильно сделал.

Ведь он...муж женщины, которая сейчас сидит у меня за спиной. И нельзя мне на что-то надеяться, ведь это все...плохо.

- Я...- мыльной рукой стираю набежавшие слезы и от пены глаза щиплет лишь сильнее. - К отцу, наверное, вернусь.

- У него же невеста там? - мама хмыкает.

- Не знаю, - шмыгаю носом. Откладываю чистый лист на стол и выключаю воду. - С Марком все равно у нас не получится.

И с Виконтом тоже.

Он ведь женат, боже мой.

- Аня, вот ты или дура, или прикидываешься, - мама встает и взбивает волосы. Она до сих пор не переоделась, разгуливает по дому в платье и новых туфлях. - Марк для тебя - идеальный вариант. Вот упустишь его сейчас. И останешься старой девой.

- Мне двадцать, - напоминаю.

- И часики тикают, - она кивает. - Такие, как Марк, - она подходит ко мне, ставит ноги крестом и локтем опирается на столешницу. - Такие мужчины всегда будут в центре внимания. Красивый, успешный, одинокий, ты представляешь, сколько желающих? Там очередь.

- Как за бесплатным сыром, - поддакиваю.

Она изгибает бровь.

- Ну это же ненормально, - разворачиваюсь к ней. - Если за мужчиной выстраивается очередь. Он что - золотой витязь? Звездные врата? Нет же. Тогда остается вариант, что такой мужчина - просто дешевый ширпотреб. Всем доступно. Вот все и слетаются.

Она усмехается. И качает головой.

- Поговорку слышала, Аня? Промолчи - и сойдешь за умную. Не надо тебе рассуждать. Не твое это.

Поджимаю губы.

Вот так всегда.

Им всем можно высказываться.

А я только глупости говорю.

- И нечего на меня обижаться, - она протягивает руку, убирает прядку волос мне за ухо. - Я твоя мать. И желаю тебе добра. Кто тебе подскажет, если не я? Поэтому нос морщить перестань. И перед Марком за свою шутку извинись.

- Я не шутила.

- Ты ведь у меня уже взрослая, да? Откуда дети берутся знаешь, - она пересекает кухню, стучит каблуками. Через плечо бросает. - Вот займешься с мужем сексом. А потом уже забеременеешь, не наоборот.

Сверлю взглядом ее спину и от обиды в горле першит.

То есть она даже такой вариант, что у нас с Марком все уже было - не рассматривает. И Марк не верил, что у меня мог быть секс.

Я страшная настолько, что не привлекаю никого, убогая, неинтересная, скучная?

Отталкиваюсь от раковины и встряхиваю волосами.

В голове зреет простая мысль - мне лишь нужно пойти сейчас в комнату.

Ярко накраситься.

Надеть короткое платье.

Завалиться в клуб.

Выбрать любого парня и развлечься, от души наплевав, как все нормальные люди, да даже Антон, наверное, знает уже, что это такое - отдыхать по-человечески.

Только я как из прошлого века вылезла.

Комнатное растение.

Кручу перстень на пальце и шагаю по коридору. Вздрагиваю, когда дверь ванной открывается, и навстречу выходит Кирилл.

Он встряхивает мокрыми руками.

Полумрак интимный, настраивает на откровенность. Его взгляд неотрывный, скользит по моему лицу.

И я не хотела, ведь так нельзя, но меня толкает что-то, душит, зачем он так со мной сделал, отвез в отель в ту ночь и остался, а потом незнакомцем прикидывался, называл маленькой, и в лесу меня караулил, зачем, делаю решительный шаг к нему против воли вываливаю претензии:

- Не молчать, хоть что-то сказать, когда при тебе кого-то замуж зовут - это много?

- Кого зовут замуж? - уточняет он, и тоже расстояние гасит, мне навстречу делает шаг.

- Меня зовут замуж.

- А ты хочешь?

- А ты как думаешь?

- Аня, - он наклоняется.

И меня в дрожь бросает от этой близости, он пахнет странно, не как я привыкла, а я знаю их запахи, и модный парфюм бизнесменов, и джентельменский виски, и дорогое кубанское курево для настоящих мужчин, я все эти понты знаю, что пропитывают насквозь их, но не его, я чувствую другое - первобытное, порочное и темное, животное, это хищник, это самец на охоте.

Его глаза в темноте сверкают, как у волка.

- Я понимаю, чего ты от меня ждешь, - говорит он. Наступает. И я пячусь. Кирилл усмехается. Вкрадчиво спрашивает. - А ты ждешь, Аня, правда?

Он словно втягивает меня во что-то опасное, и ему только мое согласие нужно, карт-бланш.

А я не понимаю, чего от него жду. На что можно рассчитывать. Хочу, чтобы он сам сказал. Или сделал.

Но он не целует, а я бесстыдно надеюсь, прямо сейчас.

- Я спать, спокойной ночи, - не выдержав, шмыгаю в сторону, плечом бьюсь в косяк и проваливаюсь в комнату.

Хлопаю дверью.

Прижимаюсь к ней спиной и прислушиваюсь к звукам его шагов в коридоре.

Это аморально. Хотеть его.

Этого сатрапа, заставляющего пол мыть на два раза, вещи, как в операционной раскладывать, он лечит души, а сам смотрит так, что сердце начинает биться в горле.

Я с ума сошла, от него бежать надо.

Подхожу к шкафу и распахиваю створки.

Решено.

Я иду в клуб.

- Я тебя тут раньше не видел, - звучит мужской голос сбоку от меня, и кто-то усаживается на барный стул по левую сторону. - А я сюда каждые выходные тусить прихожу.

Поворачиваюсь на кудрявого парня. 

Типичный студент, может, даже младше меня, в носу пирсинг и в ухе тоже, как и у Марка, поблескивает сережка-гвоздик.

Он широко улыбается, в такт басящей музыке качает головой.

- Что пьешь? - продолжает расспросы он и наклоняется, нагло хватает губами полосатую трубочку, торчащую из моего коктейля. Делает глоток и морщится. - Фу, как ты это пьешь. Сладко. Погнали к нам за столик. У нас там нормальный алкоголь. И приятная компания.

Отодвигаю коктейль дальше по стойке. 

Не очень вкусно, он прав, и в клубе я, вообще, впервые в жизни, в прошлому году мы с Кристиной так до него и не дошли. А в баре все было по-другому.

Музыка не такая громкая, и потная толпа народа не дергалась, словно на электрическом стуле, это не танцпол, а адская сковорода, им горячо, вот они и прыгают так.

- Как тебя зовут? - лицо парня, раскрашенное полосами светомузыки, приближается к моему.

- Ее зовут Анна, - отвечают вместо меня. И чьи-то руки ложатся на табурет, касаются моих бедер - И она занята.

Вздрагиваю и оглядываюсь.

- Влад, вот любишь ты обламывать, - говорит кудпявый и барабанит ладонями по стойке. - Как свежее мясо - так сразу твое.

Он легко спрыгивает со стула.

- В толчке жду, - говорит.

- В толчке, - повторяю и смотрю на Влада. Вот по нему точно не скажешь, что едва стукнуло восемнадцать, высокий, модно-взъерошенный, белая майка облепляет рельефный торс. На бугристых руках вздуваются вены, он опирается на табурет, пальцами касается моего короткого платья, самой кромки, задевает голую кожу.

- Как тебя отпустили в этот вертеп, Анна? - спрашивает он насмешливо, взглядом скользит по моему лицу. - Сюда только взрослым можно.

- Тогда тебе в постель пора, - съезжаю по стулу ближе к стойке.

- Я уже собираюсь, - он кивает, отходит на шаг и плюхается на соседний табурет. - Компанию как раз ищу. Ночь, клуб - время и место подходящее.

У него глаза блестят, и весь вид какой-то возбужденный, он заведен, алкоголем или полуголыми телами вокруг, оглядывает зал, и взглядом снова возвращается ко мне.

- Поедешь со мной?

- Куда? - машинально спрашиваю и тоже оглядываюсь. Вижу, как девушки в танце виляют бедрами, как к ним сзади парни жмутся, как пары целуются прямо у всех на виду, здесь жарко, но кожа покрывается мурашками.

Я же с конкретной целью сюда пришла - познакомиться.

И не только.

Повеселиться.

Но мне не весело, а тревожно.

- Пойдем, - Влад ловит мою руку и дергает по стулу ближе к себе.

- Слушай, ты много на себя берешь, - лицом врезаюсь в его твердую грудь и отшатываюсь, замечаю отпечаток моей темной помады на его майке. Накрасилась сегодня, как в последний бой. - Вообще-то. Я старшая сестра твоего друга.

- И как нам это мешает? - он удерживает меня. Жестом обводит зал. Наклоняется ближе. И выдыхает. - Ты сейчас на моей территории. Когда в клуб шла - не думала, что к тебе приставать начнут? Ты же не дура, Анна.

Смотрю на его влажные от коктейля, приоткрытые губы и сглатываю.

Я надеялась, что ко мне начнут приставать. Сама ни с кем познакомиться не решилась бы. 

Но казалось, что это будет не так в лоб, он почти прямым текстом сказал, чего от меня хочет.

И словно в ответ на мои мысли, Влад продолжает.

- Давно тебя хочу. Представляю, как всю ночь буду тебя драть. И как ты орешь. И с полоборота завожусь. Аж яйца звенят. Просто жесть.

Щеки кипятком шпарит, так невозможно мне жарко. Сижу и слушаю эти пошлости, и, раздумываю, похоже.

Он такое всем говорит. Точно. У него их много было. 

Может, каждый день новая.

А мне...совсем другое надо. Льдисто-синие глаза, и низкий, холодный голос. Слова о том, что никогда не влюблялся, и...

За подбородок Влад тянет к себе, губами впивается в шею.

Хватаюсь за его плечи и дрожу. Горячий язык ласкает кожу, в поцелуе втягивает в рот, он засос ставит, поверх тех, уже пожелтевших, после ночи в лесу. Поцелуи, которые я продолжаю замазывать. И тогда все было иначе, с тем мужчиной, там не было контроля, никого и ничего, он хотел всю меня, везде, он наслаждался.

А сейчас меня соблазняют, умело возбуждают.

Понимаю это.

Но оттолкнуть его не успеваю. Сквозь басы музыки слышу железный лязг табурета, словно по нему пнули со всей дури, и покачиваюсь под весом Влада, цепляюсь в стойку.

Он тоже хватается за что-то, ищет опору, и не удержавшись, вместе со стулом опрокидывается на пол.

Отбрасываю волосы с лица.

Ловлю ледяной взгляд синих глаз.

И будто выстрелом в грудь из стратового пистолета, и сердце сразу пускается вскачь, он здесь, пришел, стоит рядом.

Пинает в растерянного Влада брошенный стул и смотрит на меня.

- Ты сказала, что ложишься спать, Аня. А я думал доступно объяснил. Что врать мне не надо.

Глава 25

Играет музыка. И вокруг шумно, весело.

Кирилл стоит напротив. Протягивает руки к моему табурету, за бедра тянет к себе.

И я с готовностью переползаю к нему, ногами его обхватываю.

Он шагает по залу. Обнимаю его за шею и смотрю ему за спину. Как Влад встает, поднимает стул. Как, прищуривщись, провожает нас взглядом.

Он Кирилла узнал, наверняка.

Что теперь будет.

Вздыхаю и сильнее жмусь к твердому телу.

- Ты же не ребенок уже, Аня, - говорит он негромко, дыханием опаляет ухо. - Одна поперлась в клуб. Пьешь сидишь. Соображать надо, хоть немного.

Он толкает дверь. Выходит на улицу.

Прохладный ветер ласкает горячую кожу. Воздух свежий, носом шумно втягиваю его.

- Почему нельзя, - крепче обнимаю ногами мужские бедра. - Все так делают. Мне двадцать лет. И я хочу...

Он запрокидывает голову, и я замолкаю. Встречаю его взгляд, синий, блестящий. И чувствую, как его руки одним кратким движением приподнимают платье. И сдавливают ягодицы.

- Ой, - носом упираюсь в его плечо, смотреть на него не могу, когда такое происходит.

- Стесняешься, Аня? - он тихо усмехается. - А ты не для этого сюда сбежала?

- Я не сбежала.

- Наврала, что спать ложишься. Слезай.

Он сжимает мою талию. Ставит меня на ноги. 

Топчусь возле него, пока он открывает машину.

Исподлобья изучаю его крепкую фигуру, черную рубашку с закатанными рукавами, темные брюки. 

На улице полночь, лето, горят огни. И мы с ним здесь вместе, со стороны кажемся парой, и словно сейчас поедем...

К нам домой. К нему и ко мне.

Кирилл кивает в салон.

Без разговоров лезу на переднее сиденье и мрачно кошусь в окно.

Нечего себя обманывать, дом у нас общий есть, только никакая мы с ним не пара.

Шмыгаю.

- Аня, - он садится за руль. Длинными пальцами ведет по кожаной оплетке, поворачивается ко мне. - Посмотри на меня.

Упорно отвожу взгляд вперед.

Хочется за руку его взять, и вообще. Целоваться. И еще много другого. Я думать нормально не могу.

- Куда мы сейчас поедем? - спрашиваю и разглядываю стайку молодежи у входа. Они смеются, в воздух выпускают кольца дыма.

- Домой, - говорит Кирилл.

- Я туда не поеду, - мой голос звенит, капризной себя чувствую, но так нельзя. - Чего ты сюда приперся? - отбрасываю волосы с лица и поворачиваюсь. - Ты таксист или кто ты? Охранник мой? Увел, вечер мне сломал. С какой стати? Может, я бы познакомилась сейчас...

Он хватает меня за платье и притягивает ближе к себе.

Враз теряю весь свой запал и желание ругаться, я этого тяжелого взгляда боюсь до сих пор, и все еще сложно поверить, что это с ним мы переписывались, все выходные, и сегодня, за ужином, тайно.

- Почему в клубе скандал не устроила, если уходить со мной не собиралась? - медленно спрашивает он. - Почему обнимала? В машину мою села? Потому, что, Аня, - его лицо приближается, голос становится ниже. - Ты сама хотела. 

Отвожу глаза.

Он прав, и это очень неприятно, я сдерживаться не могу, а он может. Он меня соблазнил, и теперь у него все под контролем.

А у меня нет.

- Хватит, - ладонью упираюсь в его плечо, оттаклкивая.

Длинные пальцы крепче сжимаются на моем платье, дергаюсь, перехватываю его запястье. Одним движением он сам толкает меня назад, и я влетаю спиной в кресло.

Не успеваю глотнуть воздуха, как он наваливается следом.

Обхватывает ладонью за шею и накрывает ртом мои губы. Всхлипнув, впускаю настойчивый язык, что бьется в меня.

И проваливаюсь в поцелуй, тягучий и горячий, нетерпеливый и жадный.

Вот этого я хотела.

Этого знакомого огня, что по венам несется, не дает соображать, стирает сомнения, с головой накрывает, и требует полностью отдаться ему.

Ощущаю его руки, задирающие платье, и в ответ с силой обнимаю напряженную спину, ногтями царапаю рубашку, вытягивая ее из-за пояса.

Подушечками пальцев веду по теплой гладкой коже и чувствую, как она мурашками покрывается, послушно приподнимаю бедра, когда он тянет вниз трусики.

Его пальцы касаются влажных складок. 

Задыхаюсь и уворачиваюсь от его губ, ловлю воздух. Дрожу и ерзаю по сиденью, сжимаю ноги и его руку в промежности.

- Мне продолжать? - шепчет он и нависает лицом к лицу ко мне. Губы покраснели от моих поцелуев, взгляд в полумраке горит. - Аня.

Пальцами он размазывает влагу по складкам, там так морко и скользко, так горячо.

Он последний шанс мне дает отказаться.

Но я соглашаюсь.

- Да, - шепчу и вздрагиваю, сразу за моим кратким выдохом он раздвигает складки, и медленно погружает палец.

Дергаюсь ему навстречу, от волнения и удовольствия тяжело дышу. Я не смогу отказаться, я уже почти с ума сошла.

- Это...еще. Сильнее.

- Ладно, - он усмехается. - Но членом больнее будет, маленькая, - говорит на ухо, втягивает в рот мочку. 

Он не ждет разрешения, он предудпреждает.

Заводит руку вниз, и мое кресло резко откидывается назад. Кирилл приподнимается и щелкает ремнем на брюках.

Ногтями впиваюсь в его широкую спину и замираю, кажется, еще не поздно передумать. Вот сейчас. Он же не будет настаивать, если я закричу.

Как же мне страшно.

Наблюдать за ним.

Вижу, как он приспускает брюки. Ниже стягивает боксеры.

Мельком различаю выпрыгнувший толстый член. Один краткий миг смотрю, но успеваю заметить, и какой он большой, и как напряжен, и представить успеваю, как он ворвется в меня, и я стану женщиной.

Взглядом быстро поднимаюсь к лицу Кирилла.

Оно сосредочено, черты по-волему твердые, губы приоткрыты. Потемневший взгляд сверлит меня.

Жмурюсь.

- Нет, Аня, - слышу его глухой, требовательный голос. - Смотри на меня.

И между ног мне упирается гладкая головка.

Смотрю ему в глаза.

Чувствую легкий и упругий толчок, который раскрывает меня и вздрагиваю. Пока не больно совсем, или я не замечаю боли, я от волнения вся мокрая, а его взгляд не дает расслабиться, он смотрит на меня так, словно случился конец света, и вот мы одни на планете, друг для друга созданы.

- Как ты? - он спрашивает.

Шума улицы больше не слышу, и забываю, что совсем рядом клуб, а мы на парковке, в тени деревьев, сюда почти не долеют огни.

- Не больно, ты наврал, - говорю шепотом. Ощущаю, как он медленно проникает глубже, и крепче сжимаю его плечи. Кажусь самой себе другой, чужой, незнакомой, внутри нарастает жар. Ладонью шлепаю его, - Кирилл.

Сама пугаюсь, когда вслух произношу его имя.

В этот момент понимаю, что это, правда мы, вдвоем, и я его обнимаю, а он, своей толстой дубиной протакливается в меня.

Он неотрывно смотрит мне в лицо, ладонью ныряет под поясницу.

Отклоняется назад. 

И резко, рывком, врезается в меня.

Тело словно иглой проткнули, из глаз искры сыпятся, взвизгиваю и подаюсь на него, лицом утыкаюсь в его плечо.

- Все, маленькая, - шепчет он и придерживает меня, ладонью давит на поясницу. 

Он замер, и я тоже, внутри у меня просто пожар, меня как бабочку на булавку насадили, на толстую, большую булавку, кажется, ноги никогда теперь свести не смогу, так горячо, и так страшно.

Слабо двинувшись, он шумно выдыхает и запрокидывает голову.

А у меня ток под кожей несется от этого движения, чувствую, как плотно обхватываю его, как туго он во мне, это единение, абсолютное и полное, он взял мое тело, меня.

- Аня, - хрипло зовет он, и снова толкается, сильнее вдавливает меня в себя. - Черт. Ты жива?

Щеки горят, сквозь полуопущенные ресницы смотрю на него, и не понимаю, как раньше не замечала, насколько это лицо красиво, рядом со мной вились парни, а тут мужчина, взрослый, серьезный, знающий, что он делает.

И такой возбуждающий.

Он смотрит внимательно, и у него щека дергается, и член во мне тоже дергается от нетерпения, он едва сдерживается.

- Испугалась?

- Нет, - неуверенно обхватываю его ногами. От этого проникновения внизу все тянет, болезненно и приятно. На бедрах испарина, интуитивно скольжу чуть назад, и осторожно обратно, по гладкому стволу, ощущения, как алкоголь, сразу в кровь в бьют, несутся к сердцу. - Надо продолжать, - своего желания смущаюсь, и жду.

- Сейчас. Сними, - он задирает выше платье, скатывает его, тянет вверх. - Хочу тебя голую.

Вытягиваю руки, выпутываюсь из стесняющей ткани. Он расстегивает бюстгальтер, стаскивает его с меня, и я валюсь на сиденье.

Под его жадным взгядом прикрыться хочу, он уже все тут видел, а рассматривает, как помешанный, словно от меня одни щепки останутся, стоит ему двинуться.

- Красавица, - широкой ладонью он накрывает грудь. Длинные пальцы сжимают твердый сосок.

Громко охаю.

Он подается назад, а я за ним выгибаюсь, и вскрикиваю, когда он на всю длину, с размаху, вколачивается, и падаю.

Крепче обхватываю его шею, зубами вгрызаюсь в его плечо, меня качает, а он больше не останавливается, с глухими стонами вбивается в меня, путает волосы и мнет тело.

- Как давно. Я хотел.

Быстро-быстро, он скользит и растягивает меня, до упора в меня, во мне помещается, это так дико, так ново, так кружит голову, я на карусели лечу, и срываюсь в пропасть.

- Еще-еще, - прошу сквозь тягучую боль, режусь острыми толчками и словно не здесь нахожусь, царапаю широкую спину в намокшей рубашке, отвечаю на поцелуи-укусы, притягиваю его ближе к себе, и мне мало, недостаточно близко, глохну от влажных шлепков, с которыми он сталкивается со мной, фргаментами вижу его лицо.

- Ты кончаешь, Аня, - выдыхает он рвано, ладонью скользит между нами и пальцами сдавливает клитор.

 С каждым нажатием ноги слабеют, изо всех сил сжимаю его бедра и рвусь навстречу, неразброчиво прошу, чтобы не замедлялся, и он таранит меня, глубоко и размашисто, трет набухшую точку в промежности, втягивает в рот мои губы, и ловит стоны.

И я взрываюсь.

На сотни, тысячи звезд, по галактике рассыпаюсь, собой освещаю землю, как солнце.

Под тяжестью мужского тела бьюсь и содрогаюсь, сжимаю его в себе, чувствую, как он тянет меня за волосы, с тихими рыками без остановки врезается в меня, Аня, Аня, Аня - твердит, и вколачивает меня в кресло.

И я знаю, это теперь навсегда.

Глава 26

За окном огни и ночь. Широкий проспект, машины, и музыка играет.

Круглосуточный цветочный ларек на остановке.

И мы паркуемся.

- Я сейчас, - спокойно говорит он.

И выходит.

Не останавливаю его, опускаю стекло и наблюдаю, как он скрывается за дверью ларька.

Откидываюсь на сиденье и тереблю платье.

Щеки горят, подставляю лицо ветерку.

В клубе выпила всего несколько глотков коктейля, а словно пьяная, в голове туман и перед глазами плывет все.

Что мне теперь делать.

Один на один с мыслями осталась, и меня это пугает.

Стучу подошвой по коврику. В большом светящемся окне вижу его расслабленную фигуру, он стоит, облокотившись на прилавок и разговаривает с продавцом.

Последнее, что мне нужно - букет, только что непоправимое случилось, но что-то такое очень приятное.

Ощущения в теле новые, незнакомые, я словно просто сплю.

И может ли это ошибкой быть, если мне было очень хорошо?

И хочется еще.

Тихонько открываю дверь, выхожу на улицу.

Оглядываюсь по сторонам, на шумную компанию на лавочке под козырьком. Транспорт не ходит уже, а они что-то празднуют, звякают бутылками и выпускают кольца дыма в воздух.

Смеются.

Ночь теплая, синяя, комариная, я зябко веду плечами.

Отхожу за остановку и верчу перстень на пальце.

Пусть он сейчас выйдет, увидит, что я ушла. И поедет.

Зато не придется ничего объяснять.

Ведь все это так неловко, искать оправдания и слова, что он мне скажет?

Было классно, маленькая, но...ты извини. Скоро утро, и нам с тобой нет права на существование.

Шмыгаю носом.

Я и в глаза ему посмотреть не смогу, ведь я уже смотрела. В тот самый момент, когда он сверху был, а я обнимала. И столько всего намешано было в том взгляде.

После такого либо вместе навсегда, либо никогда больше не встречаться.

С тихим стуком хлопает дверь, и я дышать перестаю, осторожно выглядываю из-за угла.

Смотрю ему в спину, как он шагает в машине, помахивая большим букетом. Не корзиночка с Анютиными глазками, а розы, багровые, темные, плотно обернуты шуршащей синей бумагой.

Цветы обычно до секса дарят, и ухаживают тоже, у нас все уже услучилось, зачем он.

Кирилл открывает машину. Стоит несколько секунд возле пассажирского сиденья, кладет букет, оглядывается.

Ныряю обратно за угол.

Кусаю кончики пальцев и чувствую, что стоять не могу, такая тяжелая усталость наваливается. Дурацкий ужин, а потом клуб. А потом его машина, и я...поддалась.

Губы пощипывает от поцелуев, все это так неправильно.

Натягиваю лямку рюкзака на плече и вслушиваюсь в шум улицы, жду звук мотора, и шуршание шин по асфальту, представляю, что он, правда, уедет, вспользуется случаем, раз я сама ушла, бросит меня здесь.

И снова по-глупому шмыгаю носом.

И вздрагиваю, когда он огибает остановку и вырастает рядом.

Молча и пристально разглядывает меня, и я смотрю в ответ. Он неловко держит букет, тихо усмехается.

- Что ты там себе надумала?

- Что домой с тобой не поеду, - перевожу взгляд на обшарпанную зеленую стену ларька, словно этот кусок интереснее. От волнения еще сильнее краснею. - И цветы забирай, мне не надо. Есть кому подарить, - сглатываюгорький ком в горле, лишь сейчас осознаю, что случилось.

- Поедем не домой, - он подходит ближе. - Я тоже хотел. Чтобы по-другому все было, маленькая.

Поднимаю глаза.

- Это не твоя проблема, моя, - говорит он. - В ближашие дни все решу. 

- Как решишь?

- По пунктам расписать?

- Да.

Он улыбается.

- Ничего плохого не случилось, не думай так. Тебя я не отпущу. И бегать не надо никуда, ладно?

Его голос тихий, спокойный, и я делаю шаг навстречу. 

- И...куда тогда поедем? -боюсь думать, что это всерьез происходит, и еще ничего не кончилось.

- Ты мне доверяешь? - за подбородок он поднимает лицо, смотрит в глаза.

Хочется отвернуться, я от стыда сгораю, но он держит крепко, и взгляд твердый, уверенный, к нему что-то новое теперь примешалось, такое откровенное, он смотрит, как на свое. - Аня.

И мне довериться хочется, он старше, и мудрее, и он знает, что делать.

- Да. Поехали, - решительно хватаю его за руку.

- Это тебе, - он шагает рядом, протягивает букет.

Забираю цветы, обхватываю одной рукой. Подходим к машине, он открывает дверь.

Не дает сесть, притягивает к себе.

Я не готова была, и вздрагиваю, когда его язык по-хозяйски проталкивается в рот. Машинально обнимаю, осторожно отвечаю на поцелуй.

Никогда за один вечер не целовалась столько, что со счету сбилась, и не чувствовала, что меня хотят так, что сжимают до хруста.

Со мной рядом мужчина, взрослый, нетерпеливый, такой голодный. 

Торопливо выворачиваюсь.

- Ладно, - смущенно зарываюсь носом в розы. Ощущаю себя пчелой, дышу ярким ароматом.

И чуть не падаю, когда мимо медленно проезжает белый кабриолет Марка. 

И сам Марк, вывернув шею, смотрит на нас.

Утыкаюсь носом в цветы и мысленно уговариваю себя не трястись так, машина плавно катит по ночной улице, и снаружи все очень спокойно, а у меня в груди сердце пляшет, как безумное.

- Аня, - низкий, мягкий голос Кирилла заставляет поднять голову. - Молчание еще хуже. Все замолчанные истины...

- Становятся ядовитыми, - в раздражении заканчиваю цитату и стреляю взглядом. - Хватит. К чему ты мне это говоришь?

- Ты сама знаешь, - он усмехается. - Все к лучшему. Даже если Марк расскажет Лизе. Что видел нас.

- Хватит! - повышаю голос и морщусь, мне так страшно вдруг становится от того, что я сделала.

Он ведь женат. 

И на ком.

Я неблагодарная. И бессовестная.

На мое воспитание в пансионе потратили столько денег, от меня ждали, что я стану приличной женой, той самой, которая украшает супруга на презентациях, с ним и его деловыми партнерами ходит в театр, смотрит "Лебединое озеро" в десятый раз и восхищается.

Знает, какая вилка к какому блюду предназначена.

Умеет сидеть с закрытым ртом и открывать его в подходящий момент.

Я такой женщиной должна была стать.

А я вот что натворила.

- Высади меня! - выкрикиваю и отшвыриваю от себя букет.

Кирилл бросает взгляд на меня.

И кратко приказывает:

- Ну-ка тихо.

- Высади, - требую, мимо ушей его слова пропускаю. Перед глазами вытянутое лицо Марка, и как он чуть в столб не врезался, пока шею сворачивал в нашу сторону.

А я позорно в машину сбежала, так струсила.

Кирилл тормозит.

Хватаюсь за ручку, распахиваю дверь.

Чувствую его руки на платье, рывком он дергает меня обратно к себе. Разворачивает и смотрит требовательно, без улыбки, его глаза совсем светлые, прозрачные почти.

- Чужая душа потемки, Аня, - говорит он негромко, вкрадчиво, своим любимым тоном, от которого мурашки по коже ползут. - Люди по разным причинам вступают в брак. И речь нечасто о большой любви идет.

- Год, Кирилл, - напоминаю, и во всем теле чувствую слабость, это так странно - о подобных вещах разговаривать с ним. - Ты не развелся.

- А ты не вспомнила.

Тереблю перстень.

Он прав, я не помню почти ничего. Так, обрывками ночь и мужчину рядом, и тягучие ощущения, накрывшие меня с головой.

Сейчас он рядом сидит.

И мне бы даже во сне не приснилось, чем мы полчаса назад занимались в его машине.

- Это не повод, - не даю себя с толку сбить его взгляду, что под кожу мне пробирается. Слегка сдвигаюсь от него по сиденью, качаю головой. 

- А что тогда повод, Аня? - он расстояние между нами сокращает, придвигается сам. Спиной на улицу отклоняюсь в открытую дверь, как от опасности от него. - Я лишнего себе позволил тогда. Состоянием твоим воспользовался. Это слабость, с которой мужчина обязан справляться.

- То есть ты...- сжимаю ручку, на языке вертятся всякие глупости, я сглотнуть их не могу, говорю, - постоянно так поддаешься? Всем? В простонародье это называется кобелизм. А ты...

Он таким тяжелым взглядом на меня смотрит, что я быстро смолкаю, меня к креслу придавливает, раскатывает по нему.

Он протягивает руку, и я вздрагиваю, отшатываюсь, когда его пальцы касаются волос.

- Ты меня боишься что ли, маленькая? - он улыбается, за шею притягивает к себе. - Давай, заканчивай мысль. Что ты хотела. Я слушаю.

Пульс в висках стучит, его улыбка обманчиво мягкой кажется. Моя досада все тише становится.

- Если у тебя много женщин - это тебя не красит, - все таки вываливаю претензии. - Соблазнять всех подряд - в этом нет никакой заслуги.

- У меня немного женщин.

- Я двух знаю. Себя в том числе.

- Ты поговорить об этом хочешь?

- Нет.

Отвожу глаза к лобовому стеклу и смотрю в окно, на освещенную фонарями улицу. 

Тут вряд ли много можно сказать.

И бесполезно.

Он обманет меня.

Будет уверенным тихим голосом в уши мне лить сказки, а я буду верить, он меня уже на крючок поймал, когда начал свои неправильные сообщения строчить, развел вокруг себя тайну, он испорченный, и меня этим заразил, желанием узнать больше, одиночество мое раскрасил собой.

Я же прямо в машине ему отдалась, хоть и знала, кто он.

Просто разделить в своей голове Виконта и Кирилла не смогла уже.

- Выходи из машины, Аня, - говорит он.

Поворачиваюсь на него. 

Он глушит двигатель.

Верчусь в кресле, выглядываю через открытую дверь.

Впереди та самая гостиница. В которой я год назад проснулась одна.

Сижу.

Куда он меня привез.

Я туда не пойду, еще нехватало. Он утром опять уедет, а я что буду делать? Уехать он должен, прямо сейчас, и я тоже, утром отправлюсь к папе.

- Зайдем в бар или закажем поесть в номер, - говорит он, равняясь с дверью, протягивает мне ладонь. - Голодная?

Молчу.

Я не пойду с ним ни за что, я не должна.

- На улице будем сидеть? - он наклоняется, сильные руки обхватывают талию и тянут меня из машины. - Молчать, обижаться, - перечисляет он. - Накручивать себя. Я знаю что делаю, Аня, - он слегка подбарсывает меня на руках, перехватывает удобнее. Ногой толкает дверцу и пикает брелоком сигнализции. - Просто доверься мне. Все будет хорошо.

Глава 27

Гуляю по номеру, выглядываю в окно, в ночь. Привычно сжимаю телефон в руке и кошусь на экран.

Сотовый молчит, никто мне не звонит.

Ни глазастый Марк, ни...

Никто.

А если позвонят - я не знаю, что говорить.

И как оправдываться.

В ванной шумит вода. Долго, мерно, он там.

Распахиваю окно и выглядываю на улицу.

Сейчас можно было бы спокойно уйти, и он бы даже не услышал, вернулся из душа, а меня нет.

Мне надо выйти из гостиницы, свернуть вон туда, в парк. 

Оттуда доносятся чьи-то нетрезвые вопли.

Вздыхаю.

Нет, я останусь. Самой себе признаваться сложно. Но мне не хочется никуда, я жду, когда он вернется из ванной.

Потому, что согласна довериться. Ему виднее. Он знает, как лучше. И если он так поступил, значит, есть причины.

Отлипаю от окна и забираюсь на кровать. Сминая покрывало ползу за пультом. Щелкаю кнопкой, и на стене вспыхивает экран, полумрак разбавляет.

И брякает защелка ванной.

Хмурюсь.

Он даже запирался там от меня, словно опасался, что забегу к нему в душ и наброшусь с поцелуями.

Или с чем еще.

Любоваться буду. Им обнаженным. И поражаться, неужели мы с ним...

Но он взял и отгородился дверью.

Он выходит в номер. Босиком и по пояс голый, на бедрах серые брюки. По рельефной груди стекают капельки воды. Наброшенным на плечи белыим полотенцем он ерошит мокрые волосы.

- Точно не пойдешь, маленкая? - кивает он на двери. - Купаться.

Хмурюсь сильнее. Он даже разговаривает со мной, как с ребенком.

- Это детей купают, - отзываюсь. - А взрослые моются.

- Ладно. Взрослая моя, - он бросает полотенце на кровать и наклоняется, нависает надо мной, так близко.

Могу разглядеть капельки воды на бровях и мокрые ресницы, и влажные, приоткрытые губы.

Меня тянет навстречу.

Поцеловать, испытать это снова, власть мужчины над женщиной, порок и похоть.

Но я держусь.

- Почему ничего не заказала? - спрашивает Кирилл негромко, глазами показывает на пристроившийся на тумбочке белый телефон. - В бар спустимся?

- А ты почему не побоялся, что я уйду, пока ты там намываешься? - в моем тоне обида, но мне надо все выяснить. - И почему дверь запер?

- А ты ко мне хотела? 

- Отвечай.

- Аня, да ты ревнивая, - он улыбается, за талию подтягивает меня по кровати ниже. - Чего бояться? - спрашивает, расстегивая пуговку на платье. - Ушла бы ты. Я бы пошел за тобой. Эта проблема решается легко. А почему закрылся, - она расстегивает вторую пуговку, - не знаю. Привык.

Он поднимает взгляд.

Лежу, и руки и ноги тяжелые, меня с места не сдвинуть, все тело расслабленно, и в приятных мурашках. Он смотрит в глаза и расстегивает третью пуговицу, пальцами касается голой кожи, и я трепещу, как листочки, которые теплый ветер ласкает.

Он привык запираться.

- Почему в брюках вышел? - продолжаю расспросы, вот так по чуть-чуть надеюсь собрать картинку.

- А как надо было? - Кирилл оставляет мое платье. Ладонями упирается в кровать. - Что с едой делаем?

- Пока не хочу, - краснею. Это на намек похоже, ведь если мы есть не будем - один вариант остается, чем мы сейчас займемся.

И от мысли об этом варианте между ног сразу же сладко потягивает. Мне нехватило, я не распробовала, а перед глазами его бугристые плечи и спадающие на лоб влажные волосы, хочется, чтобы он навалился сверху, прямо сейчас.

- А я думаю надо поесть, - он выпрямляется.

Его слова перевариваю, и кажется, что хуже меня еще не оскорбляли, я ведь почти прямо предложила, но он...

- Кирилл, - вся истома из тела пропадает, как не было. Привстаю на постели. - Я не хочу есть.

- Хочешь, - он берет телефон и меню, щелкает ночником.

- А, ну конечно, ты лучше меня знаешь.

- Я не знаю, Аня. Я делаю выводы, - он садится на кровать ко мне в ноги. Открывает папку и кладет ко мне на колени. - В прошлый раз ты все забыла. Сегодня ты тоже была в клубе. Надо поесть.

- Я ничего в том клубе сделать не успела, ты пришел, - отбрасываю папку. - И вообще-то. В машине, - намекаю.

Ведь все уже было.

И я помню.

Рассматриваю кубики пресса на его животе, и хочется ногтем царапнуть слегка, и поглядеть, побегут ли по коже мурашки.

- В машине я не удержался, - Кирилл наклоняется ближе. Широкой ладонью ведет по щеке на шею, тянет меня навстречу ему. - Ты торопишься куда-то, маленькая?

Он улыбается.

Так возмутительно неотразимо, так алчно, что я сразу поплывшей дурой себя чувствую. Он сам все возьмет, когда хочет и как, ему не надо напоминать, в его глазах огонь горит, я словно раздета догола и распята перед ним, так жадно он смотрит.

Дергаюсь из его рук и хватаю меню.

- Я буду мясо, - заказываю и не вижу расплывающихся перед глазами строчек. - С соусом. Гарнир не хочу. Еще салат. И еще мартини. Со спрайтом.

Не глядя бросаю ему меню и отворачиваюсь к телевизору.

Щеки полыхают под его взглядом, и мне нисколько не легче, сознавать, что эта пытка тянуться будет, пока на кухне блюда готовят, пока нам их принесут, пока мы будем есть, я помнить буду, чем мы займемся потом.

Ведь он точно собирается повторить.

И меня не спросит.

А я отсрочки не выдержу, мне кусок в горло не полезет.

- Так, а...- Кирилл переводит взгляд на страницы меню.

И я, наплевав на все, как в омут с головой, рывком подаюсь к нему.

- Нет, - отпинываю на пол меню.

Перебрасываю ногу через его бедра и залезаю сверху.

В свете ночника на его лице тени, взгляд из-под бровей темный.

Сижу сверху и ладонями опираюсь на его плечи, трогаю и сжимаю. Между ног упирается твердый бугор, я знаю, что это такое и тихо сглатываю, сама поверить не могу в собственную смелость.

Он молча смотрит на меня. 

Неотрывно, как под гипнозом, и медленно, словно раздумывая, одной рукой обнимает за бедра.

- Аня, - его голос еле слышный, но такую власть надо мной имеет, что я дрожу и крепче сжимаю его ногами. Он подается вперед, в губы мне говорит. - Не надо так играть.

- Почему не надо? - запрокидываю голову. С трудом выдерживаю этот блестящий взгляд, крепче сжимаю его голые плечи. Он такой взрослый, такой серьезный, такой мужественный, что у меня захватывает дух. - Двух вещей хочет настоящий мужчина - опасностей и игры, - цитирую ему то, что он мне в сообщениях отправлял. - Вот, Виконт.

- Как скажешь, Аня.

Он бросает краткий взгляд на трубку телефона.

И снова смотрит на меня, и я понимаю - я напросилась, что-то неуловимое мелькает в его глазах, и ладонь оказывается на моем горле. Рывком притягивает к себе, я даже воздуха глотнуть не успеваю, языком он затыкает мне рот.

Ерзаю и двигаюсь ближе, вплотную к горячей голой груди, вжимаюсь в него и и трепещу, меня словно облаком окутывает запахом, мужской косметики и его собственным, тяжелым, густым, это запах желания и разврата.

Он уверенно отодвигает меня, не отрываясь от губ, пальцами путает волосы и проталкивает ладонь между нами. Слышу, как вжикает ширинка. Покачиваюсь, когда он привстает вместе со мной, и шуршит ткань.

В волнении сплетаю наши языки, я жду, но все равно вздрагиваю, когда в трусики упирается член. Сквозь кружево остро его чувствую, между ног мокро все.

Кирилл снова плюхается на кровать. Пальцами накрывает промежность, по белью размазывает мое возбуждение. Отодвигает край трусиков в сторону.

Крепко держит меня. 

Что-то неразброчивое выдыхает.

И в складки упирается набухшая головка.

- Ох, - всхлипываю и царапаю его плечи. В голове все плывет, и я сама плыву будто бы, как на волнах качаюсь, пока он медленно опускает меня, ниже и ниже.

По сантиметру протакливается внутрь, собой растягивает. Словно толстый горячий прут в меня погружается, настойчиво и уверенно.

Вот-вот посыпятся искры из глаз. Отрываюсь от его губ и со стоном дышать пытаюсь, в ощущениях теряюсь, это очень хорошо, очень приятно, чувствовать, как он подчиняет себе, владеет, безраздельно и жадно.

Он сильнее сдавливает мои бедра. И до упора насаживает на себя.

Вскрикиваю.

Он замирает во мне, смотрит в глаза.

Сижу сверху, на нем, он внутри, ближе некуда. Дрожу от этой мысли, трясусь как от холода, но мне жарко, и страшно, и весело, и на лбу испарина.

В тишине слышу его дыхание, и как часы на тумбочке тикают, слабый шум в коридоре за дверью, и отголоски смеха из открытого окна.

А мы здесь, вдвоем, во вселенной одни.

Мягкий свет ночника черты его лица смазывает, меняет, плавно очерчивает губы, вырезает неровные скулы, подсвечивает небрежно спадающую на лоб челку, и кажется, что вот сейчас, такой, он настоящий, а днем лишь маска.

Он молча изучает меня в ответ.

И когда я уже на грани терпения нахожусь - начинает двигаться. За бедра приподнимает меня, и я скольжу по нему выше, туго, тесно, плотно, так медленно поднимаюсь, его рукам подчиняюсь, и стекаю обратно вниз.

- Одежда, - одними губами требует Кирилл и скатывает ткань.

Торопливо высвобождаю руки, волосы лезут в лицо и путаются, через голову стягиваю платье и дрожащими пальцами царапаю спину, с трудом справляюсь с застежкой бюстгальтера.

Бретельки падают с плеч, и белье летит на пол, к платью.

Сижу в трусиках, сдвинутых в сторону и покрываюсь мурашками. Завожу руки назад и упираюсь ладонями в его ноги. Выгибаюсь в спине.

И шумно дышу, с каждым глубоким толчком во мне, с каждым движением члена все ближе к краю оказываюсь, никак не могу распробовать, что это такое, почему меня так потряхивает, и жаром обдает лицо.

В груди тянет что-то томительное.

Громко вскрикиваю, когда он губами обхватывает сосок и втягивает в рот. Прикусывает его, по коже запуская волны удовольствия, нежусь в них, теряюсь и тону, и не сразу замечаю, что тиски на бедрах становятся жестче.

Он словно фиксирует меня на месте, и двигается, быстрее и быстрее внутри моего тела, проталкивается в меня и выходит, и с силой врезается снова.

Удержаться не могу и со стонами наваливаюсь на него, подскакиваю и падаю, со звонкими шелпками с ним сталкиваюсь и просто изнемогаю, и не понимаю ничего.

Это уже второй раз.

А я в изумлении сжимаюсь от яркой вспышки внутри, с которой лопается во мне что-то, и сотни иголочек врезаеются в кожу.

Глава 28

Отжимаю волосы в полотенце.

Стою перед зеркалом и оглядываю себя со всех сторон.

Платье за день пропахло пылью, а потом и ароматами клуба, натягивать его на чистую кожу не хочется.

Белье тоже.

На трусиках несколько мазков крови - доказательство, что я до двадцати лет как спящая красавица не жила, а где-то в башне была заперта.

Под краном быстро застирываю ткань. То и дело бросаю взгляды на свое отражение.

Мокрые волосы разбросаны по голым плечам. На груди аллеют свежие засосы. Живот впалый, урчит, я все таки очень голодная, особенно после того, что чем мы занимались с Кириллом.

И уже два раза.

Стою и краснею. Мыльными пальцами трогаю лоб.

Температуры нет. А мне так жарко, словно я у плиты с самого утра кручусь в толстом свитере.

Не могу просто.

Развешиваю трусики на сушилке для полотенец и переступаю на месте босыми ногами.

Закусываю губу.

И ощупываю целлофановую упаковку с белым махровым халатом.

Он мягкий, теплый и наверняка безразмерный, я утону в нем.

Кошусь на крючок, на котором болтается рубашка Кирилла.

И решительно сдергиваю ее.

Перед зеркалом надеваю.

Она тоже несвежая, слегка пахнет машиной, бензином, и его парфюмом. Кедр и сандал, немного трав.

С удовольствием вдыхаю этот запах и застегиваю пуговки.

Со всех сторон смотрю на себя.

Края рубашки доходят до середины бедра, а если руки поднять, то задираются...очень неприлично. Чувствую себя, как в фильмах, после бурной ночи, возле сковородки с ароматными блинчиками ему на завтрак.

Не знаю даже, любит ли он блинчики.

Я их и готовить не умею, у папы дома на кухню заходить можно только за фруктами для перекуса, в остальное время там повар хозяйничает.

Да и вообще. Сейчас не утро.

Еще не кончилась ночь.

Тихонько приоткрываю дверь и выглядываю в комнату.

Он уже вернулся. Сидит на кровати. На сервировочном столике расставляет тарелки.

Горят свечи в розовых подсвечниках.

И это не похоже на романтику, кажется, он просто свет включать не хочет, свет все испортит.

Он поднимает голову.

Смотрит на меня долго, пристально, с ног до головы изучает мою фигуру в своей рубашке.

И неясно по нему, нравится ли, то что он видит. Может, он злится.

Он же такой брезгливый.

А тут я выперлась в его рубашке.

Он рывком поднимается.

И подходит, шире распахивает дверь, приглашая меня в номер. Наклоняется, заглядывает в лицо.

- Как ты, маленькая? - в его голосе звучат нежные нотки. - В первый раз нельзя увлекаться. Ничего не болит?

- Нет, - вру и отвожу взгляд. Семеню к кровати. Не болит, но что-то такое тянет между ног, и началось это, когда кровь на трусиках увидела, до этого и подумать некогда было, что со мной произошло.

А сейчас прохладный душ чуть остудил мысли.

И между ног появился дискомфорт.

Там два раза орудовало нечто большое и чужеродное.

И тело теперь не дает мне об этом забыть.

- И мартини заказал? - замечаю бутылку на тумбочке. Заползаю в кровать, под одеяло.

- Один бокал полезно. Чтобы спалось крепче.

Хмурюсь.

Снова подозревать его начинаю, что когда я спать лягу он уйдет сразу.

- Но сначала поешь, - он садится на кровать, взглядом окидывает тарелки. - У них на кухне с плитой что-то. Заказы пока не принимают. Взял то, что было. Ну, вареники с вишней ты любишь, - он кладет передо мной вилку. - Сметана вот.

Завороженно киваю.

- Ты не спрашиваешь, ты уверен, что люблю, - беру предложенную вилку.

- Конечно.

- А еще что знаешь?

- Все знаю, Аня, - он скручивает крышку на бутылке с зеленоватой жидкостью.

Тычу вилкой в вареники. 

Хочется допрос устроить. Но страшно, что он, такой уверенный и спокойный, не угадает. И если угадает - тоже страшно, ведь когда тебя так снизу доверху знают - это...очень странно.

Я понятия не имею, какой любимый художник у Марка. Но все эти годы мне казалось, что я влюблена.

Неужели в этом все дело, в мелочах, которые тебе о другом человеке известны?

- Что теперь будет? - не притронувшись к еде, отодвигаю столик. Требовательно смотрю на него.

Кирилл наполняет треугольные бокалы мартини. Мой разбавляет Спрайтом, как я и просила. Не отвечает, подносит бокал ко рту и отпивает.

- Кирилл, - вилкой брякаю по тарелке.

- Что, Аня? - он поворачивается. Придвигается ближе. - Ты очень капризная девочка. 

- Нет.

- Да.

- Меня бесит, когда со мной так разговаривают.

- Как? - он улыбается уголком рта. Пьет. Поверх бокала смотрит на меня.

А я опять...распаляюсь.

Никак привыкнуть не могу к этим откровенным, говорящим взглядам, зато уже привыкла к нему. Хочется, чтобы навалился, подмял под себя, и начал ласкать.

Обниматься хочется, и чтобы так же сладко было, как оба раза до этого.

В тишине тренькает мой телефон.

Мелодия громче становится, по нарастающей, заполняет воздух, провисает в нем натянутой струной. Мне звонят, настойчиво, отсчитывая гудки.

Боюсь думать, кто там.

Кирилл поднимается.

Смотрит на тумбочку, на светящийся экран телефона.

Пальцем давит сенсор и прикладывает трубку к уху.

- Слушаю тебя.

По спине ползут противные мурашки.

Он так просто снял трубку. Но нельзя, это же мой телефон.

Кручу перстень на пальце и взгляда не отвожу от его лица.

Оно бесстрастно. Из динамика долетает неразборчивое бормотание, не понимаю даже, кто на том конце, мужчина или женщина.

Кирилл отпивает мартини, осторожно ставит стакан на тубмочку. Кивает, словно его видят:

- Да. Все так. И не звони сюда больше.

Он отключается.

- Кто это был? - тут же спрашиваю.

- Марк.

- Что ты ему сказал? - в волнении мну одеяло.

- Ты же слышала, - он усмехается, садится на кровать. - Вообще, - ловит на вилку помидорку-черри, подносит к моему рту. - Марк губу раскатал, - улыбается, когда я зубами подхватываю помидорку. - Не сразу понял он, что я тебя никому не отдам. Но я объясню. Если до него не дойдет. 

Сажусь в машину и кошусь на окна гостиницы.

Аня еще спит, еще очень рано. 

Будить ее было жаль. Да и ехать некуда пока, не домой же ее вести, где ждет скандал.

Лиза телефон оборвала, до утра названивала. И Марк ночью, когда звонил, сказал. Что торопится к Лизе с новостями. И что понял теперь от кого Аня беременна.

Ерунда какая-то, как можно было поверить в это. Что она, домашняя такая, постоянно в рамках, вечно под надзором - и ребенка ждет.

Нет пока.

Выруливаю с парковки. 

Солнце заливает улицу, время только восемь, а уже ясно - будет жара.

Из бардачка достаю солнечные очки. Бросаю взгляд на мигающий экран телефона. И включаю громкую связь.

- Еду, - говорю кратко, вместо приветствия.

- Едешь? - на том конце возмущается Лиза. - Все, что ты сказать можешь? Я всю ночь звонила!

- Зачем? - резонно интересуюсь.

- То есть как это? - переспрашивает она. На фоне шумит вода, брякают чашки. - Я с Марком виделась, - заходит она издалека. - И очень надеюсь, что это просто несмешная шутка.

Смотрю на дорогу, молчу.

Давно нужно было это прекращать. Но сначала я сам ошибку допустил. 

А потом уже привык, к тому, что женат.

- Я еду, - перебиваю поток ее претензий. - Дождись, - сбрасываю вызов.

И кошусь на новый конвертик сообщения. Еще не открывая знаю, кто проснулся.

И одним глазом проверяю послание.

"Открыла глаза - и никого нет".

Представляю тонкую фигурку в огромной кровати, среди подушек и одеял. Хочется обратно повернуть, к ней, у меня год в голове каждое утро ее тело появлялось, теплое после сна, и как я ее, голую, к себе прижимаю, и долго желаю доброго утра.

И словами, и языком.

Может, уже с завтрашнего дня так будет.

На светофоре торможу и набираю сообщение:

"Записку прочитала?"

Там, на тумбочке, я просьбу оставил. Чтобы поесть заказала, и к обеду меня дождалась.

Я успею вещи ее взять. И на работе взять отгул.

Зеваю, не спал почти.

Рулю по проспекту, проверяю телефон.

Сообщений нет.

Она себе что-то надумала.

"Маленькая, дождись меня. Это важно".

Отправляю и заезжаю во двор.

Поднимаю глаза к окнам.

Балкон открыт, там торчит Лиза.

С самого утра с прической, в голубой блузке. Видит меня, и задирает подбородок, дергает шторку, и скрывается в квартире.

Хлопаю дверью, шагаю к подъезду.

Я не обязан ей ничего объяснять. 

И стыдить меня не за что.

Только истерику бы ее сейчас пережить.

Игнорирую лифт, по ступенькам взбегаю наверх.

Дверь нараспашку, она топчется в проходе.

- В туфлях по квартире ходила? - киваю вниз, на обувь, и за локоть сдвигаю Лизу в сторону.

- Это единственное, что тебя заботит? - каблуки цокают за мной. - Ничего больше мне не скажешь? Например, когда ты глаз на мою дочь положил? Как давно? Когда мы с тобой познакомились, сразу ее захотел? 

- Лиза, думай, что несешь, - отвечаю со скукой. Захожу в комнату Ани и распахиваю шкаф. - Слушать противно.

- Противно тебе? А мне противно, что ты у меня под носом к дочери моей полез! 

Вытягиваю спортивную сумку. Ворошу плечики, снимаю платья.

Она постоянно носит платья.

Раньше, пока в пансионе училась, там ее под мальчика стригли, и она встрепанная приезжала, как воробей, хмурая, и меня напрягала.

Взрослая дочь у жены - никому такого подарка не хочется. Чужой человек в моей квартире, когда здесь и так постоянно живет Антон.

Но он парень хотя бы, а не противная девица.

Но потом, когда ее из той казармы отпустили, наконец, она на зимние каникулы явилась.

Полтора года назад. Слегка отрастила волосы, начала бросать на столике в прихожей помады, надувать пузыри из жвачки, когда с ней разговаривают, и постоянно огрызаться.

Строила из себя взрослую, знающую жизнь. А на самом деле, трусиха, тайком названивала придурку Марку из ванной, и мямлила в трубку, что соскучилась.

И в гости его ждет.

А год назад...

- Отвечай, Кирилл, я не собираюсь это так оставлять, - Лиза пинает сумку, в которую я укладывал платья. - Где моя дочь? Что ты с ней сделал? Может, ее по лесу уже искать пора, как ту выпускницу?

- Ты давно вспомнила, что у тебя дочь есть? - кидаю плечики в шкаф и поворачиваюсь к ней. - Слушай. Без скандалов разойдемся. Я сейчас уеду. Документы на развод...

Она замахивается, и с громким шлепком отвешивает мне пощечину.

Ждет моей реакции.

Но у меня нет настроения отношения выяснять, я все сказал.

Отворачиваюсь.

- Сукин сын! - топнув каблуком, Лиза вылетает из комнаты.

Щека горит.

Собираю вещи.

Проверяю, есть ли новые сообщения, но телефон молчит.

Капризная девочка, обиделась, что я уехал.

Складываю в сумку ноутбук, пару книг, что валяется на столе. И забрасываю ремень на плечо.

Самое сложное позади.

Пусть молчит .Все равно теперь никуда не денется.

Глава 29. То, что мешает нам любить полностью, ненавидим мы больше всего

три года назад

На столе бокалы-тюльпаны, французский коньяк десятилетней выдержки, чашка кофе и паштет.

Встреча деловая. Но с женщиной, и она опаздывает, словно на свидание.

Листаю телефон. Хочется не ресторан, а бар, и не цедить коньяк, а напиться в хлам, чтобы утром проснуться. И понять, что это не я такой идиот, а лишь сон, глупый, все не по-настоящему.

Замечаю в дверях высокую фигуру. Заколотые назад светлые волосы. Строгую юбку ниже колена, и каблуки, как на подиуим.

Откидываюсь на стуле.

Она идет сюда, и это не снится мне.

- Привет, - она наклоняется. Чмокает меня в щеку, и удерживает за воротничок рубашки. Пальцами стирает отпечаток помады. - Измазала тебя, - хихикает. - Как ты меня в понедельник. Помнишь?

Кисло улыбаюсь.

Еще бы.

В понедельник мне по первое число вставил начальник. Просто отчитал, словно я медстестра безголовая, швырнул в меня папкой и сказал, что заведующим отделением мне никогда не стать.

Что на меня жалуются. 

Что мне надо подыскивать другую клинику, ведь он позабоится, что на этой работе я не задержусь.

Потом был вечер. И подарочные пять звезд. Кабинет. И я собирал со стен дурацкие грамоты.

А потом пришла Лиза.

Как всегда на вечерний сеанс. Она каждый понедельник приходила, весь месяц. Лечила нервный срыв, до которого ее довели студенты.

Говорила, что Ницше призывает нас любить дальнего, а не ближнего, и что студентам она все чаще мечтает открутить головы. Просила внеочередной рецепт на таблетки. 

Накручивала волосы на палец, хлопала длинными ресницами.

А мне всегда нравились женщины постарше.

И вот...

- Я думала, ты так и не возьмешь трубку, - говорит Лиза и обходит стол. Садится напротив. - И мне придется к твоему начальству идти. Так, - она берет меню. - Ты мне ничего не заказывал?

- Нет, - качаю головой.

С сожалением отмечаю, что в тот вечер она казалась эффектнее. Немножко пьяная, чуть-чуть грустная, сбросившая туфли на пол и выпустившая заколку из волос.

Тогда я был не в себе.

- Лиза, - придвигаюсь к столу. - У меня на работе проблемы.

- Я знаю, дорогой, - она кивает, не отрывает взгляда от меню. - И проблем станет еще больше, когда я пойду в независимую ассоциацию с жалобой на тебя.

Усмехаюсь.

По ней видно, она это сделает. Длинными коготками вцепится в горло, и держать будет, пока не выцарапает свое.

- Ты угрожать мне пришла? - отпиваю коньяк. - Или хочешь чего?

- Хочу, - она поднимает глаза. - Хочу салат, суп и суши. Я голодная.

Подзываю официанта. Делаю заказ и кошусь на нее.

Губы ярко накрашены. Пиджак она сняла, а на блузке глубокий вырез. Она ждет и ведет пальцем по шее, очерчивая цепочку, спускается к груди.

Я все ее невербальные сигналы считываю - она за продолжением пришла.

Только у меня желания никакого нет повторять.

- Лиза, - когда официант отходит, наклоняюсь над столом. Обрубаю сразу. - Я сейчас рассчитаюсь, и пойду. А ты ешь. Продолжения не будет.

- Разве? - она изгибает бровь. - Тебе понравилось. Мне тоже. Я красивая женщина. Умная, - нахваливает она себя, - сексуальная. Свободная. И навязываться мужчине не привыкла, как-то это оскорбительно, нет?

- Тогда не навязывайся, - улыбаюсь. - Мне жаль. Что так вышло. И я не сдержался. Но я был пьян.

- Это не лучшая характеристика для психиатра, Кирилл, - улыбается она в ответ. - Пить на работе. А потом переспать с пациенткой. У меня неустойчивое психическое здоровье. Я тебе доверилась, ты же врач. А ты моей слабостью воспользовался.

Морщусь и тру лицо.

Ничем я не пользовался.

Я мужчина, и вижу, когда меня соблазняют.

И весь месяц таскалась она ко мне на приемы с четкой целью, я это знал.

Но это смешно, по-детски объяснять кому-то, мол, она сама. Это не допустимо, я так оправдываться не могу. 

И не должен.

- Чего ты хочешь, Лиза? - повторяю вопрос.

- Я уже сказала, - длинным бордовым ногтем она постукивает по папке с меню. - Салат, суп и суши. Это на вечер. Страсти, секса и стонов. Это на ночь. Свадьба - это через месяц.

- Ты рехнулась, - спокойно подвожу итог.

- Разве? - она кусает губы, смазывая помаду. - Я думаю, это ты скоро рехнешься. Когда я тебя по судам затаскаю. Когда тебя погонят с работы. Лишат лицензии. Нравится такое будущее?

- Не нравится, - соглашаюсь.

- Я так и думала, - она протягивает руку через стол, накрывает мою. - Тебя никто не заставлял спать с пациенткой, Кирилл, это твой выбор. И ты знал, чем это тебе грозит. Но ты еще молод, у тебя впереди карьера. Я не хочу тебе жизнь ломать. Поэтому, - она убирает руки, когда официант возвращается к нам с подносом. - М-м, как вкусно пахнет, - втягивает носом дымок, поднимающийся из супа. - Сначала поужинаем. А дальше все по плану. Да, дорогой?

Закрываю шкаф.

Поднимаю на плечо сумку.

Выхожу из комнаты, по коридору шагаю к себе. 

Мне тоже вещи нужны, хотя бы пара чистых рубашек, пока в гостинице живем, остальное все купим.

Толкаю дверь в спальню.

Лиза туда-сюда расхаживает возле окна. Прижимает к уху телефон и морщит лоб. Видит меня и убирает сотовый в карман пиджака.

Догадываюсь, кому названивала.

- Яд сцедила? - киваю.

Знаю, что нет, в квартире все это время тишина стояла, а Лиза бы разоралась, сними Аня трубку.

- Вещички пакуешь? - язвительно спрашивает она, когда я везу зеркальную дверь в сторону. - Ты на тринадцать лет ее старше, тебя это не смущает?

Морщусь.

Предпочел бы не выслушивать истерики в собственном доме. А был бы умнее - заехал в обед, когда она на работе. 

Расставаться по телефону нормально, даже после трех лет брака, ведь мы оба понимали, что это не священный союз. Просто меня в определенный момент начало все устраивать.

Но год назад...

Аня забыла и уехала, и казалось, что так правильно, любой другой мужчина мог ее соблазнять.

А я нет, я женат. На Лизе.

В кармане принятым сообщением тренькает телефон.

Аня ответила.

Лезу за сотовым. 

Внутри тепло. И привычное предвкушение.

Не успеваю открыть конвертик на экране, как меня чем-то острым ударяют по руке, и телефон летит на ковер.

На запястье остается белая вмятина.

- Ты вкрай рехнулась, Лиза? - оборачиваюсь. 

И понимаю - рехнулась, да. 

Она стоит рядом, сжимает туфлю. Острым каблуком целится в грудь, им и по руке меня долбанула.

- Лиза, - смотрю на высокую черную шпильку, на металлическую набойку. - Раз уж зашел разговор о возрасте, - перевожу взгляд на ее лицо. - Так себя девочки ведут маленькие. А не взрослые женщины.

- О-о, а ты много знаешь о маленьких девочках, - на ее щеках выступили красные пятна. Глаза сужены, на лоб падает выбившаяся из прически кудряшка. - Я уважаемый профессор, Кирилл, - цедит она. - Моих учеников приглашают на работу в Германию. У меня молодой привлекательный муж, он заведует психиатрией. Моя дочь училась в лучшем пансионе страны. Мой сын выпускник с красным дипломом. И я костьми лягу, дорогой, - она сдвигается в бок. Прихрамывает в одной туфле. - Но все останется по-прежнему.

Она поднимает ногу. И с размаху впечатывает каблук в мой телефон.

И еще раз.

На ковер летят мелкие осколки, а у меня дергается щека.

И в ушах шумит.

Это просто женщина, она злится, это нормально.

- Все! - она ковыляет из комнаты.

Бросаю в сумку рубашку, кошусь на осколки, они поблескивают в длинном пушистом ворсе.

Отхожу к двери и скатываю ковер.

Я его выброшу.

И всю мебель поменяю.

Перепланировку сделаю.

Все решаемо.

Помню конвертик сообщения на экране. Я не отвечаю, а маленькая волнуется, ждет. 

В прихожей хлопает дверь. Шагаю по коридору, потираю руку. Острые каблуки, такими и кожу проткнуть можно, если замахнуться сильнее. Холодное дамское оружие, не меньше.

Обуваюсь, толкаю ключ в замок.

Тот никак не хочет поворачиваться.

До конца не проходит.

Хмурюсь.

И слышу тихий смех по ту сторону двери.

- Что? Выйти не можешь?

- Не могу, - соглашаюсь и давлю кнопку видеофона. На экране появляется вытянутая лестничная клетка, и ее фигура.

Усмехаюсь этой картинке. Уважаемый профессор. Растрепанная, стоит в подъезде с перекошенным лицом. И выдает речь, как студентам на лекции.

- Я ключ в замке сломала, Кирилл. Посиди дома. И подумай, правильно ли ты сейчас поступаешь. Ведь брак делает несчастным не недостаток любви, - цитирует она, - но недостаток дружбы. А врага в моем лице. Я тебе заводить не советую, дорогой. 

Глава 30

С неохотой натягиваю платье.

Оно пахнет клубом, немного духами, оно пахнет Кириллом, он так крепко обнимал, что впитался.

Встаю перед зеркалом.

Пальцами расчесываю спутанные волосы. Делаю вид, что очень занята внешностью, а внутри натянута, как струна.

Уши на макушке. 

Жду, когда телефон затренькает, я сразу услышу и побегу.

В сообщении написала, что жду не до двенадцати, а до десяти.

Потому, что не надо комнадовать.

Мне хватило уже этих порядков, когда меня перед фактом ставят. Я тоже имею право решения принимать.

И вот.

Когда в ванную заходила - часы показывали без десяти десять.

Я торчу здесь минут пять.

Он не пишет. Не звонит. Дверь номера не распахивается, и нет его на пороге.

Оставляю в покое волосы.

И возвращаюсь в номер.

На всякий случай проверяю телефон. Поднимаю сумку с пола. Кошусь на карту-ключ на тумбочке, и на клочок бумаги с запиской.

Я ее уже измочалила всю, пока перечитывала и почерк его рассматривала. Размашистый, как и у всех врачей.

Но понятный.

Снова смотрю на часы.

И всю следущую минуту торчу возле окна, за парковкой слежу.

Знакомая машина не показывается.

Выхожу из номера.

Помахиваю сумкой, спускаюсь по лестнице, глазею по сторонам, все автоматически.

Не знаю, где он сейчас. И куда идти мне теперь.

Ведь Марк вчера чуть шею не сломал, когда на нас пялился.

Если все всё уже знают - мне останется только к отцу вернуться. А если и ему расскажут...

Кручу перстень. Который он у меня отберет, ибо я не заслуживаю зваться выпускницей этого его пансиона благородных девиц.

Шмыгаю носом.

Черт с ним, с перстнем, но меня и так вечно шпыняют, Кирилл единственный, кто с ерундой докапывался, за порядком следить, микробы не разбрасывать.

Он ни разу не говорил, как мне жить нужно и что чувствовать.

Дал попробовать самой.

И зря.

Я оказалась прилипалой навязчивой, мечтательницей в розовых облаках, все, что с Виконтом связано трепетно по полочкам в памяти разложила.

И как мне дальше.

Правы были все они. Что я к жизни неприспособлена, они заботились обо мне, спасали меня, от этого сосущего чувства где-то под ложечкой, мне от него бежать хочется на край света, оно такое колючее, липкое, по кусочку отщипывает от меня.

Выскакиваю из отеля и быстро моргаю на ветру, пытаюсь высушить ресницы, а они мокнут.

Стою одна, возле широких дверей, и с надеждой оглядываю парковку, готова назад повернуть, и все таки ждать до двенадцати, мало ли что, сообщение мое не прочитал и не знает, что я ему счетчик включила.

Убираю растрепавшиеся волосы за уши.

И спускаюсь.

Нет, нельзя своим решениям изменять. Он, вообще, уезжать не должен был. Вот так вот, тихо, не разбудив меня.

Записку нацарапал.

Он должен в лицо сказать, что и как.

Прижимаю к себе сумочку.

И поднимаю руку, ловлю такси.

Почти сразу рядом останавливается старенькая инормарка, и я называю домашний адрес.

Переоденусь. Машину заберу.

И поеду...куда-нибудь.

Держу телефон, смотрю в окно, на экран, и по кругу. Когда дисплей вспыхивает - у меня сердце екает.

Но на экране имя Марка, и я глушу звук.

Я сегодня так уже обманулась пару раз.

Вот чего он названивает? 

Взглядом гипнотизирую четыре буквы его имени. И поверить не могу, что кучу лет думала о нем, как о будущем муже, считала, что влюблена.

Теперь знаю, влюблена - это иначе.

Это когда он молчит, а от тебя по кусочку отщипывают.

Машина сворачивает во двор, и я выпрямляю спину, расправляю плечи. 

И прижимаюсь носом к стеклу, когда замечаю машину Кирилла, запаркованную напротив подъезда.

И...маму, которая прохаживается рядом и разговаривает по телефону.

Такси останавливается.

Я с напряжением вглядываюсь в его авто. Там пусто, нет никого. Кошусь на фигуру мамы в голубом костюме.

И кусаю губы.

- Приехали, девушка, - напоминает водитель. - Выходите?

- Нет, - трусливо вжимаю голову в плечи и поворачиваюсь на подъезд.

Куда я пойду.

А если он сейчас выйдет, к ней подойдет.

А если они возьмут и поцелуются - я тут просто умру от вины и стыда.

- Как нет? - удивляется мужчина за рулем и с подозрением разглядывает меня в зеркало. - Вы сюда просили? Я работу выполнил. Выходите давайте. Я обратно не поеду.

Машинально киваю.

И медленно перевариваю мысль.

Чтобы ни случилось - назад не повернуть, не исправить прошлого.

Решил действовать - закрой двери для сомнений - процитировал бы мне сейчас Виконт.

Мне нужно переодеться. И машину забрать.

Да.

Щелкаю ручкой. 

И выбираюсь на улицу. 

- Аня! - зовут меня, едва успеваю шагнуть на асфальт.

Вздрагиваю. 

Хочется прыгнуть обратно в машину. И ппопросить водителя гнать отсюда на всей скорости. 

- Спасибо, - сдержанно говорю такстисту. Хлопаю дверью.

И оборачиваюсь.

Мама убирает телефон в сумку, идет мне навстречу.

Потоптавшись на месте, переступаю бордюр.

- Ну привет, - она останавливается. Окидывает меня взглядом с ног до головы. Длинными ногтями постукивает по кожаной сумке. - Где ночевала? 

Отвожу глаза.

Наблюдаю за голубями, они расхаживают неподалеку возле мусорных баков. На солнце блестят автомобили.

Смотрю на машину Кирилла.

Так хочется, чтобы он сам все объяснил, он же говорил, что это не моя проблема.

А сейчас его нет. Зато она стоит напротив.

И ждет ответа.

- Ну что молчишь? - спрашивает с насмешкой.

- В гостинице ночевала, - перевожу на нее взгляд.

Она будто бы не удивляется. В лице не меняется. Лишь спустя секунду, переварив словно, изгибает бровь.

- Вот как? В гостинице? И что, это теперь норма у нас в семье? В гостиницах ночевать. Еще и с мужчиной, наверное? - давит она тоном, как камнями забрасывает.

Держусь, не отворачиваюсь. Понять не могу, она уже все знает и издевается надо мной.

Или не знает, а просто недовольна, что я такая распущенная.

- Что, интересно, отец тебе на это скажет, - она продолжает, нервно постукивает ногтями по сумке, а словно по мозгам мне. - Не говорила ему еще, как время на каникулах проводишь?

- Какое тебе дело? - срываюсь, от ее нападок закрываюсь и складываю руки на груди. - Тебя это раньше не волновало. Что теперь случилось?

- Все меняется, Аня. Бывает так, живешь, живешь, а потом назад оборачиваешься - и понимаешь. Где-то не дотянула. Где-то перегнула, наоборот, - рассуждает она отстраненно и тоже смотрит на машину Кирилла. - Чем заниматься собираешься сегодня?

В удивлении моргаю.

- Ничем. Переодеться хотела.

- А переезжать когда думаешь?

- Куда?

- К Марку, - она крутит ремешок наручных часов. - Договорились ведь уже. Марк предложение сделал. Ждет тебя, не дождется. Одно дело - мужчинумариновать, когда он не готов. Там нужно даже. А когда он на крючке уже - хватать надо скорее. Пока не сорвался, - делится она житейской мудростью. - А ты что делаешь? Носом крутишь и с мужиками по гостиницам шляешься. В общем, так. Ключи сюда давай, - неожиданно заканчивает она.

- Какие? - теряюсь.

- От квартиры, - она протягивает ладонь. - Нечего тебе тут больше делать. К жениху поезжай.

Молча смотрю на нее. Из прически кудряшки выбились, на легком ветерке они стоят дыбом. Макияж слегка смазался.

И даже костюм сидит как-то не так, она на себя не похожа, вся дерганная, и голос странный, глухой.

А требование ее - вообще, с безумием граничит.

- Я же тебе вчера все сказала, - крепче цепляюсь в лямку рюкзака, словно боюсь, что она набросится  и отбирать его начнет. - У нас с Марком все кончено. У нас ничего и не было. И замуж за него я не собираюсь. И переезжать к нему тем более.

Едва успеваю закончить - справа хлопает дверь.

Скашиваю глаза - на парковке пристроился кабриолет Марка. И сам он, белое, слепящее на солнце пятно - равняется с нами.

- Доброе утро, дамы, - вежливо здоровается. Широко, во все зубы, улыбается. - Уезжаете куда-то? 

- Привет, дорогой, - мама тоже ему улыбается. - Да, уезжаем. Я в институт. А Аня вот тебя ждет. Я ей сказала, что вещи и потом можно собрать, я сама соберу. На такси вам отправлю. Вы главное обживайтесь вдвоем, притирайтесь. А вещи - их и купить можно, Марк, деньги же есть.

- Полностью с тобой согласен, Лиза, - поддакивает Марк.

Стою рядом.

А кажется, что за сотню километров.

Слов не найду.

Перевожу взгляд с него на нее.

Сговорились.

У них улыбки одинаковые. И тон. Лишь сейчас замечаю, насколько эти двое похожи, преподаватель и бывший студент, и дело не в общем увлечении Германской культурой, нет, они мыслят одинаково.

Говорят одинаково.

Одинаковую фигню.

- Вы оба...- начинаю.

- Ладно, дети, - перебивает мама и беззаботно чмокает Марка в щеку. Щебечет. - И так уже везде на свете опоздала. Марк, ты уж за ней присмотри, - кивает на меня. - Аня перенервничала вчера из-за помолвки. Пройдет. Съездите куда-нибудь развеяться, пообедать. Я на телефоне, - она поворачивается спиной и цокает каблуками к своей машине.

Марк сдвигается в сторону, вырастает передо мной, загораживая ее. 

Он больше не улыбается, закончил комедию ломать. Его взгляд потемнел, между бровей залегла морщинка.

Невольно отшагиваю.

- Ну что, Анюта? - ласковое обращение с его ледяным тоном не вяжется, от этого контраста по спине мурашки ползут. - Куда собралась, - видит, что я пячусь и ловит меня за руку. - В машину сядь, - командует. - Поговорить надо.

Глава 31

Я была влюблена в него с детства, и с детства же знала, что когда вырасту выйду за него замуж.

Он не стал хуже или лучше, это я повзрослела. А Марк...он может быть самовлюбленным, эгоистичным, циничным, но это все равно Марк, и я его не боюсь.

Послушно сажусь к нему в машину.

Смотрю на маму. Она за рулем, но ехать никуда не торопится, словно контролирует сидит, не выкину ли я чего.

- Анюта, - Марк устраивается на сиденье рядом. - Тс-ш, - шикает, когда я открываю рот. И уверенно, с расстановкой, рассуждает. - Ты на меня обижалась долго, что я вечно занят, много работаю, с другими девушками провожу время и за тобой не бегаю, так?

- Какая теперь разница? - поворачиваюсь. Смотрю в его красивое лицо. Модные очки в дорогой оправе. В ухе поблескивает сережка-гвоздик. - Ты же все сам видел ночью, - голос меня подводит, я сиплю.

Это очень волнительно, разговаривать с ним о другом мужчине. Тем более, этого мужчину он знает, этот мужчина его за шкирку, как кота, из квартиры вышвырнул, когда Марк чуть было не открыл мне мир взрослых, взрослого секса и отношений полов.

- Я видел, - подтверждает Марк. - И ничего не сказал Лизе.

- Почему? - задерживаю дыхание. Сердце колотится в груди, сбивается с ритма.

- А зачем ей об этом знать? - Марк жмет плечами. - Ты ошиблась, Анюта, и ты сожалеешь, - вкрадчивым голосом внушает он мне. - Тебя соблазнили, заставили, ты этого не хотела.

- Не так все было.

- Было именно так, - он поднимает с подлокотника мою руку, сплетает наши пальцы. - Ты юна и неопытна. А он взрослый мужик. Еще и несвободный. Воспользовался твоей глупостью. 

И отымел меня - мысленно заканчиваю.

Смотрю на Марка, и верить в такое не хочу. 

Не стал бы Кирилл.

Пусть я наивная, но ведь не дура, в конце концов. Я видела и чувствовала, что это серьезно.

- Понимаешь, Анюта, - Марк поворачивает ключ в зажигании. Кратко пожимает мою руку и отпускает, перемещает ладони на руль. - В жизни всякое случается. И нужно учиться прощать близких людей, их же так мало, а мир огромный. Я тебя прощаю. И хочу, чтобы ты знала - мои чувства к тебе не изменились. Я по-прежнему настроен жениться. Ведь признайся, - он выезжает со двора и слегка поворачивается - ты же не беременна?

Подавленно качаю головой.

- Это главное, - с удовлетворением кивает Марк. - Торопиться некуда. Будет у нас ребенок, и не один.

- Не будет, - смотрю на улицу, на деревья и магазины, что проносятся мимо. - Я тебе все сказала вчера.

- Ты была неубедительна.

- То, что я кольцом в тебя швырнула недостаточно убедительно?

- Аня.

- Что, Марк? - ладонью бью по двери. - Иди ты со своими сказками, - запальчиво выговариваю. - Не хочу я. Куда ты меня везешь?

- Пообедаем, - сухо отзывается он.

- Не хочу есть.

- Хватит капризничать.

- Выпусти меня из машины, - все сильнее распаляюсь, не сказал он мне ничего нового, ерунду он городит, да разве может мужчина, который любит, вот так спокойно, холодно обсуждать, что его любимая провела ночь с другим? - Марк!

- Тихо сиди! - рявкает он.

Глотаю возмущение, что на языке вертится.

Такого я от него еще не слышала.

Недоверчиво разглядываю его напряженный профиль и понимаю, что шутки кончились, Марку надоело сюсюкать со мной, он сам на пределе, едва держится.

- Куда ты меня везешь? - негромко повторяю вопрос.

- Обедать.

Едем молча.

Бросаю осторожный взгляд на экран телефона.

Сообщений нет, и непредвидится, похоже, Марк подтверждает мои мысли голосом, в который вернулась мягкость.

- Ему незачем разводиться, Аня. Зачем ему это? Кто ты такая? Студентка. Живешь на деньги родителей. Зависишь от них во всем. Его жена - профессор. Шикарная женщина. Плюс ко всему - твоя мать. Тебе самой-то не стыдно?

В горле встает ком.

От ветра глаза слезятся. Или от его слов. Или от собственных чувств, которые наружу рвутся, черной паутиной, они вяжут меня по рукам.

Ведь Марк прав, мне должно быть стыдно за свой поступок. Одно дело - влюбиться в Виконта.

Другое - в Кирилла.

- Все люди совершают ошибки, милая, - успокаивает меня Марк. С проспекта сворачивает во дворы, дорога знакомая, он катит к своему дому. - Вот увидишь, Анюта, пройдет время, - вещает он. - И ты будешь вспоминать этот урок. Как полезный. Как жизненно-важный.

Он паркуется напротив длинной девятиэтажки. 

Отстегивает ремень безопасности.

Поворачивается на меня и улыбается.

- Вчера ночью грустил. По городу катался. Еды набрал в ресторане, полный холодильник. Пообедаем дома. Идешь? - он подмигивает и выбирается на улицу.

Дома.

Заторможенно отстегиваю ремень.

Выхожу из машины.

Идти мне некуда все равно.

Плетусь за Марком.

Вместе заходим в подъезд, в лифте поднимаемся на последний этаж. Марк отпирает квартиру, пропускает меня вперед. 

- А! - ладонью бьет себя по лбу. - Телефон в машине оставил.

Он хлопает дверью.

И в замке ворочается ключ, запирая меня.

Отбрасываю дрель и беру с дивана молоток. Стучу по личинке.

Заглядываю.

Еще раз стучу.

Отверткой проворачиваю сердцевину.

И толкаю дверь.

Стою на пороге и отряхиваю руки.

В подъезде лампа горит, гудит лифт.

Забрасываю на плечо сумки и шагаю на площадку, прикрываю дверь. По ступенькам сбегаю вниз и смотрю на часы.

Я обещал приехать к обеду, и я опоздал, чертовы Лиза и дверь.

Телефон не реанимировать, она от души по нему потопталась.

Маленькая что-то писала, и теперь, похоже, сходит с ума.

Подхожу к машине, открываю дверь. Бросаю взгляд вниз.

Не верю глазам.

И наклоняюсь.

Усмехаюсь.

Обхожу авто, смотрю на колеса.

Два колеса. Она проколола.

Чокнутая.

Матерюсь и швыряю сумку на капот.

На площадке играют дети. Наблюдаю, как возится в песочнице малышня, и на качелях хихикают подружки. В теньке на лавочке бабульки сидят, сплетничают. С коляской прогуливается девушка.

Тихо и мирно, обычный будний день.

Я только что понял, что женился на сумасшедшей.

Закрываю машину. Забираю сумки, шагаю к выезду со двора. На проспекте иду вдоль дорогие, ловлю машину.

Солнце жарит, не щадит, я еще пока замок вскрывал, вспотел.

Торможу усатого мужика на синем седане и кидаю сумки в салон, сажусь.

- В гостиницу, - называю адрес, сразу протягиваю деньги. - И телефон позвонить. Вот, - добавляю лишнюю купюру.

Мужик протягивает мне поцарапанный смартфон. 

Не успеваю номер набрать. Машина едва трогается. И тут же наперерез, визжа тормозами, вылетает знакомая компактная иномарка.

- Вот бл*ть, - матерится водитель. Судорожно сжимает руль и орет в лобое стекло. - Совсем дура?! Куда прешь! - он догадывается открыть окно, высунуть голову.

И орет уже на улицу, кроет матами умственные способности женщины за рулем.

Смотрю на нее. Сидит бледная, лишь губы аллеют. Прическа окончательно растрепалась, волнистые волосы рассыпаны по плечам.

- Подожди, щас вернусь, - говорю водителю. Выбираюсь на улицу и шагаю к ее машине. 

Наклоняюсь к открытому окну.

Она закусывает губу и поворачивается на меня. Зрачки расширены, под глазами темные круги от косметики.

- Лиза, - облокачиваюсь на окно. - Ты не в себе. Сама видишь, наверное, да? Давай вызовем скорую.

- Я не понимаю, - невидящим взглядом она смотрит на меня. - Чего тебе надо? Почему не живется спокойно? Неужели так сложно было. Просто дождаться меня. И вечером, спокойно, все обсудить.

- А что обсуждать? Что ты мой телефон разбила? В собственной квартире меня заперла. Колеса на тачке проколола. У дома сидела караулила, - перечисляю. - Я тебя в дурдом закрою, - обещаю и выпрямляюсь.

- Я твою Аню в дурдом сдам, - цедит она в ответ и щурится. - Понял меня? Не будешь жить со мной. Но и с ней тоже не будешь.

- Занятно, - бросаю ей и шагаю к такси.

- Я не шучу, Кирилл, - кричит она в окно. - Я в дурдоме ее запру, ее неедеспособной признают, не будешь ты с ней жить, не будешь!

Сажусь в машину и хлопаю дверью.

- Поехали.

- Ты меня плохо знаешь, Кирилл! - летит крик с улицы. ее несет. - Я вызываю неотложку! - она высовывает руку в окно и вертит в воздухе телефоном. - Все! Все! Нет твоей Ани!

На солнце поблескивает темный лак.

- А у дамочки-то не все дома, - присвистывает водитель. В зеркало смотрит на меня. - Жена твоя?

- Бывшая, - по памяти набираю на экране цифры.

Прижимаю телефон к уху и слушаю гудки.

- У меня тоже такая была, - делится печалью водитель и объезжает Лизу. - Терпел, терпел, дети...жить негде...а потом...

- Да, - звучит в динамике голос Ани.

- Ты где? - выпрямляюсь на сиденье.

- А что? - тон ледяной, из него рвется обида. - Приехал? Час дня, Кирилл. Ты даже не позвонил. Не ответил мне. Ты просто пропал. Бросил меня одну. Ты где? 

- Я еду.

- Я не в гостинице.

Она молчит.

Эта пауза мне не нравится. Дышать отчего-то труднее.

- Говори адрес, скоро буду.

- Я у Марка, - помявшись, выдает она. 

Внутри у меня паршиво скребет.

У Марка она.

Мало я ему в прошлый раз навалял.

- Выходи, - кратко требую, разибраться буду потом. - Я тебя заберу.

- Не могу, - говорит она тихо, ее голос скатывается в шепот. - Он меня запер.

Перевариваю информацию. Перед глазами перекошенное лицо Лизы, а в ушах ее крик, про дурдом и Аню.

Сейчас уже не сомневаюсь - ей крышу сорвало капитально.

Ни черта она не шутит.

- Адрес мне отправь, Аня, - вжимаю трубку в ухо, словно так ближе к ней окажусь. - Побыстрее. Я уже еду.

Глава 32

Хожу из угла в угол, смотрю на телефон.

Открываю холодильник. Марк не наврал, еды у него полно, все заставлено контейнерами.

Достаю морковку. С хрустом откусываю и проверяю время.

Распахиваю дверь и выхожу на балкон.

Зачем я сюда с ним поехала.

Разглядываю машины внизу и ем.

Я же не знала, что он меня запрет. Это дикость какая-то. 

Вовзращаюсь на кухню. Слышу, как в коридоре ключ ворочается в замке, и бегу туда, кажется, что это Кирилл пришел.

На пороге Марк. Выбегаю из-за угла и замедляюсь. Он хмуро кивает на морковку.

- Обедаешь? Пошли.

- Куда? - неуверенно подхожу ближе. 

- В одно место съездим, - он крутит на пальце брелок с ключами. - Обувайся.

- Зачем ты меня запер? - кладу морковку на подзеркальник и натягиваю обувь. 

Послушно выхожу в подъезд. Как только ответа дождусь сразу уйду, за мной приедут сейчас, с меня хватит.

- Чтобы не сбежала запер, - Марк закрывает дверь. - Ты не в себе. Могла глупостей натворить.

- А кто решает, в себе я или нет, - давлю на кнопку, и двери лифта с гудением распахиваются. - Не в себе те, кто людей запирает.

- Анют, ладно тебе, - говорит он с примирением в голосе и заходит за мной в лифт. - Сейчас поедем отдохнем.

- Я с тобой не поеду, - качаю головой.

В зеркало смотрю на наши отражения. Мне казалось, мы подходим друг дуруг, и по возрасту, и внешне, но в очередной раз сравниваю его с Кириллом, и невольно улыбаюсь.

- Что ты? - Марк тоже улыбается.

- Мне не стыдно, - выговариваю ему, выхожу на первом этаже. - У него точно причины были так себя вести. Он приедет за мной. Так и передай. Лизе, - это имя вырывается само.

Она уже просила меня по имени ее называть, когда у Антона выпускной был.

А теперь я сама буду. Если мы продолжим общаться.

Все это так нехорошо, но сделанного не воротишь.

- Анюта, я тебе уже говорил, что ты дура, - Марк выходит за мной на крыльцо и спускает на глаза солнечные очки. - Ты ведь жалеть будешь. Ты меня кучу лет любишь, - он вдруг ловит меня за руку и резко разворачивает к себе.

Наклоняется.

Пальцами зарывается в волосы, на затылок давит, притискивая себе.

Касается губ языком.

Вздрагиваю и, очнувшись, вырываюсь.

- Ты что делаешь?

- Тебе не понятно? - он убирает прядку волос мне за ухо, так и стоит, согнувшись, поднимает очки и пристально смотрит на меня. - Я если бы знал, что на тебя глаз положили - раньше бы кольцо купил.

- Просто из-под носа уводят, - киваю. - Ладно, Марк, поезжай.

Отступаю от него. Он снова хватает меня за руку.

И чуть ли не волоком тащит к машине.

- Ты спятил что ли? - поражаюсь, пытаюсь вырвать руку. - Марк! Отпусти!

- Да не отпущу я тебя, - он давит брелок сигнализации, распахивает дверь.

И грубо толкает меня в салон.

Ударяюсь локтем и с шипением потираю его, вижу, как Марк обходит машину и спускаю ноги на асфальт.

Совсем рехнулся.

Это похищение.

Вылезти обратно не успеваю, он садится за руль и дергает меня обратно.

- Я кричать буду, - уже всерьез пугаюсь, когда он хлопком закрывает дверь, одним щелчком пристегивает меня ремнем и молча, не говоря ни слова, трогается с места.

- За мной Кирилл приедет, - напоминаю ему. - Куда ты меня везешь?

- Я же сказал. Отдыхать.

- Я не устала.

- Устала, Аня, - он прячет глаза за солнечными очками. - Замуж не хочешь выходить. Дерешься.

- Это ты меня толкнул, - боль в локте иголочками колет. - Что за зверство?

- Зверства пока не было. Но все от тебя зависит. Не зли меня сейчас. И про Кирилла этого заткнись уже, слушать тошно.

- Марк...

- Все, Аня, - он добавляет скорость. - Сиди молча. И вот, - он роется в кармане, достает золотой ободок с блестящим камушком. - Другое купил, - кладет его на панель. - Примерь.

Сижу в кабинете. Напротив мужчина в белом халате. Он сцепил руки замком на столе и пристально смотрит на меня.

- Я, вообще, ничего не понимаю, - подаюсь ближе к нему. - У меня нет никаких проблем. Кроме той, - показываю глазами на дверь.

Она приоткрыта, и видно, как в коридоре расхаживает Марк.

А еще там два охранника, в черной форме, на вид, как злые собаки.

- Он у меня телефон отобрал, - киваю на Марка. - Это разве законно? Мне двадцать лет, я давно совершеннолетняя.

Мужчина берет ручку со стола. Постукивает ей по открытым документам.

- Вы скандал устроили, Анна, - напоминает он мне. - Из машины хотели на ходу выпрыгнуть. С полицейскими ругались, оскорбляли их.

Молча смотрю на свои руки со сломанными ногтями.

Да, я скандалила. Потому, что Марк телефон отобрал. И здесь тоже буду кричать. Если меня не выпустят.

- Мне надо позвонить, - поднимаю глаза.

- Ваша мать уже едет.

- Не ей, - морщусь. - Отцу. Он не разрешит меня здесь держать.

- Здесь вам помочь хотят.

- Мне помощь не нужна.

Он черкается в документах.

Тихо злюсь.

Ночь была такой чудесной. И машина, и гостиница. А дальше со мной черте что творится.

От людей зло, от которых я в последнюю очередь такое ждала.

- На самом деле - это он не в себе, Марк, - снова облокачиваюсь на стол. - И это личное. 

Слышу, как в холле лязгает засов и с надеждой привстаю со стула. Может, Кирилл узнал, ему позвонили, я пока не отчаиваюсь.

Шагаю к двери и распахиваю ее шире.

И кончики пальцев холодеют, когда вижу маму, довольную, она врывается в холл и показывает документы.

Ее пропускают.

Марк ей навстречу встает с дивана.

- Я хочу уехать, - тоже выхожу в холл. Стараюсь не смотреть на охранников. Складываю руки на груди - Зачем меня сюда притащили?

- Потому что ты мне в лицо кольцо швырнула, Аня, - Марк трогает лоб, словно я камнем кинула, и у него в черепе вмятина осталась. - А потом ты из машины на ходу выйти хотела. Мы чуть в аварию не попали. А полиция...

- Надо было просто остановиться и дверь открыть, - перебираю.

Смотрю на маму.

Она слушает и кивает.

Оглядывается на кабинет, где сидит врач. И поправляет сумочку на плече.

- Пойду узнаю, в чем дело, Аня. Не нервничай.

Кошусь на проход в коридор, где еще одна комната и люди в зеленых халатах. И на маму, как она скрывается внутри кабинета и закрывает дверь за собой.

Может, она меня тут не бросит. Ведь я...

Представляю Кирилла и быстро моргаю, чтобы не разводить сырость, вину свою чувствую.

- Правда, Анюта, не нервничай, - Марк протягивает руку и подталкивает меня к черному дивану. - Сядь, посиди.

Плюхаюсь на скрипучую кожу и вскидываю голову.

Марк стоит напротив, сунув руки в карманы. Сверху вниз изучает меня снисходительно. Весь белоснежный, аккуратный, такой чистенький, что уже смотреть не можешь.

- Вот для чего надо было спорить? - он понижает голос. - Нельзя было просто согласиться? Я разочарован, Анюта.

- Телефон верни.

- Куда звонить будешь? - он кивает. - Этому? Тебе никто не даст глупостей наделать.

Откидываюсь на диване. Руки невольно сжимаются, хочется на него с кулаками наброситься.

Но позади охранники стоят.

А я тут оставаться не могу.

- Повзони папе, - встаю и на шаг приближаюсь к Марку. - Пусть он приедет. Или пусть дверь откроют, -  киваю на пугающую железную дверь с засовом. 

- Лиза вряд ли согласится. А мы с ней дружим давно и тесно, - Марк трогает мои волосы, пропускает их через пальцы. - Когда она развелась - у нее была депрессия. А я был рядом. Двадцать один или двадцать два - сколько мне там было. Студент еще.

Стою и слушаю, и вспоминаю, как я не хотела в пансион уезжать, но отцу было некогда. И с мамой тоже остаться не дали.

А я боялась, что с Марком совсем перестанем видеться, и так и вышло.

- Что значит тесно дружите? - мне почему-то неприятно становится, эта фраза бьется в висках.

- Ну вот так. Как взрослые мужчина и женщина дружат? - он продолжает накручивать на палец мои волосы. Разговаривает ласково, мягко. - Все понимали, что я на тебе женюсь, когда ты подрастешь, Анюта. У нас семьи такие, сама знаешь. Мы с тобой друг другу подходим. И по возрасту. И по статусу. Скандалы никому не нужны.

- Ты про что говоришь? - отбрасываю от себя его руки и сдвигаюсь в сторону. - Слышать ничего больше не хочу, - в груди покалывает, представлять не могу, чем он занимался, пока я в него влюблена была.

- Аня, успокойся, - он подходит. - Будь мудрее. Все так живут. В некоторых семьях и не такие скелеты прячутся.

- Уйди отсюда! - выкрикиваю и замечаю черную тень отделившегося от стены охранника. - Ты это специально? - смотрю на Марка и трясусь, - из себя меня выводишь?

- Я ничего такого не сказал, маленькая, - он улыбается.

От этого обращения вздрагиваю, оглядываюсь на дверь и, кажется, проломить ее могу, так рвусь туда, на улицу, в солнце, к нему, к Виконту, что мне Ницше в сообщениях цитировал.

Открывается кабинет, и мама стучит каблуками в холл.

Смотрит на меня с сочувствием. И говорит:

- Аня, все украшения надо будет снять. Одежду я не привезла, но здесь выдадут, ночнушку, халат...не волнуйся. Пару дней полежишь, отдохнешь...А Марк пока к свадьбе готовиться начнет.

Глава 33. Когда есть ради чего жить можно вынести любое "как"

Размешиваю сахар в кофе.

В коридоре хлопает дверь.

Делаю глоток.

И слушаю возбужденный голос Лизы:

- Марк, я тебе говорила, что тянуть некуда. Аня еще в прошлом году, когда приезжала, остыла к тебе. Обижалась. Поэтому. Надо было помолвку что ли какую организовать. Еще год она бы тебя дождалась.

- Твоего точно нет дома? - Марк тоже на взводе, говорит отрывисто. - Он меня в прошлый раз по лестнице спустил.

- Не дома он, видишь обуви нет, - она раздражается. - Ты не слушаешь. Мы живем не ради будущего, Марк, - цитирует она. - Мы живем, чтобы хранить свое прошлое.

- Вся жизнь - спор о вкусах и взглядах, дорогая, - цитирует он в ответ. - Но это твои интриги, Лиза, не мои. Мне надоело. В больнице девчонку закрыть - это перебор.

Пью кофе.

- А как еще ее от моего мужа отвадить? - их шаги приближаются. - У меня репутация, родной, и я такого позора не допущу. Моя дочь, выпускница элитного пансиона, увела у меня мужа. Я профессор, Марк. Ладно. Кофе будешь?

Они заходят на кухню.

Оба резко тормозят, когда видят меня за столом.

Лиза кидает взгляд вниз.

Выставляю вперед туфлю.

Сижу в собственной квартире в обуви.

Сотни тысяч бактерий на квадратный сантиметр подошвы. И число их увеличивается с каждым шагом.

А мне плевать.

- Ты почему дома? - она спрашивает у меня, но косится на Марка. Взбивает волосы.

- Аня в какой больнице? - отставляю чашку и встаю из-за стола.

- Ты слышал? - Лиза поджимает губы. Дергает Марка, который уже пятится в коридор. - Стой ты.

Так крепко она в него вцепилась. Как в меня когда-то.

- Ее оттуда не выпустят, Кирилл, - с каждым моим шагом она повышает голос. - Ничего ты не сделаешь. Отказ я не напишу. Включай голову. И, - она смотрит на мои туфли. - Будем прибираться. Бактерии же, Кирилл, - напоминает мне.

Усмехаюсь и подхожу ближе.

Моя мания чистоты, страх инфекций, одержимость порядком с тех пор и появились, когда эта змея ко мне переехала.

Теперь, когда у меня есть маленькая - я на мир по-прежнему смотрю, как несколько лет назад, до Лизы.

- Бактерия, выметайся, - толкаю любовника Лизы в коридор. 

- Кирилл, - она цепляется в мою руку, зовет, - Марк, останься, видишь, он не в себе.

Стряхиваю ее хватку и снова толкаю его. Он отступает, выставляет ладони перед собой. Хмыкает:

- Да ухожу, я все. Черт подери тебя, Лиза.

- Кирилл, успокойся, - Лиза семенит рядом, пока я провожаю Марка до двери. - Что на тебя нашло? 

Закрываю за ним и поворачиваюсь.

- Я с тобой выяснять ничего не буду, - дергаю на себя ее сумку. Открываю, проверяю, на месте ли телефон.

- Я тебя просто не узнаю, - она складывает руки на груди. - Больница хорошая. Кормят хорошо. В наше безумное время никому не повредит отдых. И, вообще, почему я перед тобой оправдываюсь? Ты кто такой? Это моя дочь, я ее родила. И я решаю, когда ей нужна помощь. Ты ее соблазнил, задурил мозг...что ты делаешь?

Она заглядывает в экран телефона.

Смотрит на черные печатные буквы черного сообщения:

"Аня в больнице, приезжай срочно"

Нажимаю отправить. 

Конвертик улетает ее бывшему мужу.

- Ну и зачем? - Лиза смотрит в экран и кусает губы. - Кирилл. Это просто несерьезно. Чего ты этим добьешься? Ну вытащит он ее из больницы, - она топчется рядом, пока я отпираю дверь. - И что дальше? Ты знаешь, кто ее отец? Знаешь, что он на Минооборону работает? Думаешь, он обрадуется что мой муж его дочь совратил?

- Больница какая? - выхожу на площадку.

Она молчит несколько секунд, краснеет.

И хлопает дверью у меня перед носом.

Кошусь на экран ее телефона, жду ответа. По ступенькам сбегаю вниз.

На улице жарит солнце, асфальт плавится.

Марк еще не уехал, сидит напротив подъезда в белом кабриолете и с кем-то трещит по телефону.

Равняюсь с ним.

Он смотрит на мою тень на траве и поднимает голову.

- Перезвоню, - бросает в трубку и отключается. - Чего? - лениво откидывается в кресле.

По глазам вижу напряжение, эта поза обман, он нервничает.

- Адрес дай мне. Анин.

Он барабанит пальцами по двери.

- Я жениться собираюсь, - говорит. - Мы дружим семьями. Ты очень некрасиво влез, Кирилл.

- Я видел, как вы дружите с Лизой, - киваю.

- Все немного не так. 

Смотрю на него, на поблескивающие очки и гвоздик в ухе, и я знаю причину, почему у Лизы муж и любовник один другого моложе.

Она сама молодится.

Ей это важно, как воздух необходимо, ее женская привлекательность, ее страшит старость.

- Марк, - наклоняюсь. Пальцем постукиваю по стеклу его очков. - Я тебе их сейчас в твою смазливую морду впечатаю. Если будешь молчать.

- Беспредел какой-то, - он отшвыривает мою руку. Сдергивает очки и на солнце смотрит в стекло. - Аня в центре, - он морщится. - Психоневрологическое отделение. Всё? Отвалишься от моей тачки? Мне ехать надо.

Глава 34

Калачиком сворачиваюсь на постели.

От слез уже глаза опухли.

Трогаю синий халат с желтыми стрекозами. В таких все здесь ходят. Я словно снова в пансионе, всё одинаковое.

А еще...

Меня кто-то грубо встряхивает за плечо, вырывая из мыслей.

Поворачиваюсь на полную санитарку в зеленой пижаме.

- Давай, вставай, - она снова трясет меня. - Пошли.

Я уже была у врача.

Видела туалеты. 

Столовую.

Скоро ужин, а меня тошнит.

Вечером сказали будут давать таблетки.

Но я ведь здорова.

Где же Кирилл. Если и он меня здесь бросит...

Вяло сползаю с кровати. Плетусь за санитаркой. Затылком чувствую взгляды соседок по палате, их здесь так много.

А еще лето.

Жара.

Дышать совсем нечем.

Выходим в коридор. Она манит меня мимо поста, дальше, мимо столовой, туалетов, ванной. Сворачивает в другой коридор. И толкает дверь какой-то комнаты.

За ее широкой спиной не вижу ничего.

- Заходи, - она отступает. - Десять минут.

С опаской шагаю внутрь.

Стол, два стула, кушетка. На стуле мужчина. Он оборачивается.

Меня на месте подбрасывает от радости.

- Кирилл! - кидаюсь к нему.

Он едва подняться успевает, я влетаю в его грудь.

Чувствую его руки, крепко обнимающие меня, и цепляюсь в его рубашку, он так вкусно пахнет, что голова кружится, так знакомо, по-родному, так надежно, так...

- Я хочу домой, - выдыхаю ему в грудь. Поднимаю голову и требую. - Забери меня отсюда.

- Скоро поедем, - обещает он своим низким, уверенным голосом. Смотрит ласково.

Я настолько ужасно выгляжу.

Растрепанная, в этом страшном казенном халате.

В его серых глазах жалость.

- Садись, маленькая, - он сам садится на драный стул. Тянет меня на колени, прижимает к себе. - Не обижали тебя?

Качаю головой. И тут же, взахлеб, рассказываю:

- Я ту девчонку видела. Которая в лесу на базе пропала. На выпускном Антона. Которая с сестрой Марка училась.

- Здесь видела? - он убирает с моего лица налипшие волосы.

- Ходит как, овощ, как тень, - киваю, - я не сразу ее узнала. Мне тоже сказали. Что вечером таблетку дадут. Для хорошего настроения.

- Не дадут, - его губы сжимаются в нитку. Глаза полыхают. - До вечера уедем. Девушку точно здесь видела?

- Ага, - обнимаю его за шею, мне так спокойно становится, словно я где-то на море, на волнах покачиваюсь, под синим небом, я верю ему, что он меня заберет. - Она тут вроде недавно, - рассказываю. - Почему?

- Марк с ней общался? - он усаживает меня удобнее, обнимает крепче.

- Говорил, что нет, - жмусь к нему.

- Ну ладно, - он целует мои волосы. Тянет руку и шуршит пакетом на столе. - Сок тут тебе привез. Фрукты. Шоколад.

- Зачем? - смотрю на зеленый пакет и напрягаюсь. - Ты же...

- Часа три надо будет здесь побыть, Аня, - перебивает он. - Я с врачом говорил. Но родственники нужны, я пока не подхожу. Отец твой звонил, едет.

- Папа? - вздрагиваю. Вжимаюсь в его грудь. - Он меня убьет.

- А тебя-то за что, маленькая? - он усмехается, губами касается скулы, ведет вдоль нее к виску. - Ты ни в чем не виновата. Так и скажи ему. И не бойся. Я с тобой.

 - А почему ты пока не подходишь?

- Одну фамилию мы с тобой месяца через три будем носить, - говорит он с нажимом. - Поэтому пока не подхожу.

Он так крепко обнимает меня, его голос убаюкивает, обволакивает, все сомнения топит на дне морском.

Одна фамилия. С ним, одна на двоих. Невероятно.

- Я сейчас поеду на счет квартиры договорюсь, - помолчав, продолжает Кирилл. - Временной. Пока у нас ремонт делаем. И все такое. 

Он не говорит про маму, но я понимаю, что она вещи будет собирать и передергиваюсь.

Это как-то неправильно, что она жила там с ним, а теперь...буду я.

- Что? - он словно мысли мои чувствует, за подбородок поднимает мое лицо. Смотрит внимательно, каждую черточку изучает. - Понял. Туда не поедем больше. Другую поищем. Вместе. Да?

- Да.

Дверь без стука распахивается.

На пороге маячит прежняя полная санитарка.

Хватаюсь за Кирилла. Не могу, не хочу туда идти, снова.

- Маленькая, - шепчет он на ухо, губами по волосам ведет. - Несколько часов потерпи. Фрукты пока поешь. Скоро отец приедет. И я. Вечером уже будем дома. Я тебя люблю.

Слушаю его.

И глубоко дышу.

С трудом разжимаю руки.

Он встает, осторожно ставит меня на пол.

Шмыгаю носом.

- Точно? - поднимаю голову.

- Точно приеду?

- Точно любишь?

- Да.

Вздыхаю. 

Эти слова все внутри переворачивают, сил придают, улыбаюсь невольно и туже запахиваю дурацкий халат.

- Я тебя жду, - напоминаю и шагаю в коридор.

За рулем Гоша, папин водитель. Рядом папа.

Машина разворачивается у больницы, движется к воротам.

Оглядываюсь. Серое пятиэтажное здание тонет в сумерках, в окнах уже горит свет.

С облегчением вздыхаю и прижимаюсь к Кириллу.

Сижу, как была, в халате со стрекозами и больничных шлепках, мама даже одежду мою с собой забрала, когда меня тут оставила.

До сих пор не верится, что меня из этого ужаса забрали.

И что она так со мной поступила.

Папа разговаривает по телефону. Негромко играет радио. Я притихла, стараюсь не отсвечивать.

Кирилл на своей машине приехал. Но папа сказал, что меня с ним не отпустит. И Кирилл не стал спорить, выяснять отношения, ответил легкое "ладно", и просто сел рядом со мной.

Улыбаюсь в ладошку.

Не ожидала такого, ведь он не Марк, чтобы покладисто соглашаться с папой, Кирилл взрослый мужчина. 

Но я оказалась важнее. И меня эта мысль греет.

Только теперь неясно одно - куда мы едем.

Папа бросает телефон на панель. И поворачивает зеркало, смотрит на меня.

Теснее прижимаюсь к Кириллу. 

Я себе подобного не позволяла никогда, мы даже с Марком динстанцию держали в его присутствии, хотя Марка все мне в мужья пророчили.

А тут...

Кирилл не просто мужчина. По документам он остается женат. А я сижу, сцепив наши руки, и смотрю на папу в ответ.

- Куда поедете, Аня? - спрашивает он у меня.

Молчу. 

- Я снял на время квартиру, - спокойно отзывается Кирилл. - Пока продаю свою.

- Я у дочери спрашивал.

- Но квартиру-то я снял.

Папа внимательно изучает его в зеркале.

Сильнее сжимаю пальцы Кирилла. Я бы скандал закатить осмелилась, высказать, что я давно не маленькая, а Кирилл тем более, и что не надо этих допросов, мы сами все решим.

Но я уверена, помощь моему Виконту не нужна. Он настоящий мужчина, он меня не отдаст.

- Адрес говори, - отрывисто требует папа.

Кирилл слегка подается вперед.

И диктует Гоше дорогу.

Едем.

Троутары усыпаны тополиным пухом, город шумит, как улей, глазею в окно на высотки и гадаю, какой будет наш временный дом.

На двоих.

- У Анны институт, - помолчав, говорит папа. - В другом городе.

- Здесь есть филиал, - отвечает Кирилл.

- У Анны там друзья.

- Нет у нее друзей.

Папа бросает изумленный взгляд в зеркало.

Чувствую, как Кирилл напряжен, хоть и разговаривает уверенно, и кусаю губы.

Все равно он прав. Нет у меня там никого. С папиным режимом дом-институт, я даже не выбиралась никуда, лишь на каникулы к маме. А студенческая жизнь без вылазок не такая полная, одногрупники и за пределами универа время вместе проводили, гуляли, по клубам ходили и в кафешки, в кино, везде.

Лишь я как белая ворона, выпускница элитного пансиона.

Смотрю на свои пальцы.

Мама и украшения мои с собой забрала, и перстень с гравировкой - подарок на выпуск.

Я избавилась от этого знакового отличия, которое, как папа считал, открывает все двери для меня.

Избавилась.

И понимаю, что двери открываются лишь сейчас.

- Ладно, - папа не спорит. На панели тренькает его телефон. Он просматривает сообщение. И снова откладывает трубку в сторону. - А дальше что, Кирилл? Когда квартиру продашь.

- Другую с Аней купим, - терпеливо отвечает на папины расспросы Кирилл. - Поженимся. Отдохнуть слетаем куда-нибудь.

Гоша сворачивает во дворы.

Останавливается.

Ждет, когда из черных ворот выползет синий джип. И заезжает.

Длинная угловая девятиэтажка окружена черным забором. Цветочные клубмы, детская площадка, по периметру забора деревья и кусты.

На площадке дети играют, подростки сидят на лавочках.

Вокруг зелено, тихо, мирно.

Гоша рулит к третьему подъезду. 

- Ну...- выдыхаю и кошусь на папу. - Спасибо, папа. Что приехал. Привет передавай. Невесте. 

- Я еще в городе задержусь, - он опять проверяет мигающий экран телефона. - Позвоню тебе, Анна, - прощается.

Торопливо открываю дверь. Не терпится по-настоящему обняться с Кириллом, квартиру посмотреть. Сесть вдвоем поужинать.

Уже ступаю на улицу. И слышу папино властное:

- Кирилл, задержись.

В волнении поворачиваюсь на Кирилла.

Он роется в кармане брюк. Протягивает мне связку с ключами. Не понижая голоса говорит:

- Четвертый этаж, маленькая. Квартира двадцать четыре. Заходи пока. Я сейчас.

Глава 35

месяц спустя

Четыре комнаты, большая кухня, два санузла. 

Парковая зона, охраняемая территория, из окон открывается вид на бор.

Это уже третья по счету квартира, которую мы смотрим.

И вот она мне очень нравится.

Я, как любая женщина, тороплюсь заглянуть в будущее, и представляю, что детям здесь будет хорошо. Свежий воздух, природа, лес, и пляж неподалеку.

А в садик и в школу мы их будем возить на машинах, автомобили есть и у меня, и у Кирилла.

- Можно с вами на вечер договориться на просмотр? Ещё раз, - отлипаю от окна и поворачиваюсь к риэлтору. - Мы вместе с женихом подъедем. Как он с работы вернётся. 

- Без проблем, - женщина жмет плечами, что-то себе черкает в черной планшетке. - Но вариант хороший, - нахваливает она. - Особенно, если автомобили есть. Да тут и остановка не так далеко, в общем-то. Магазины тоже, в шаговой доступности.

Киваю.

Она может не стараться, мне и так очень нравится.

Уже прикидываю, как можно квартиру обставить, что купить. Старую Кирилл продает вместе с мебелью, и покупатель хороший есть - большая семья с детьми и животными.

Я тоже хочу собаку или кошку.

Вместе с риэтором выходим на улицу. 

Начало августа, а жара все никак не уйдет.

Спускаю на нос солнечные очки, и шагаю к машине. Роюсь в рюкзаке в поисках ключей.

 - Привет.

Замираю в нескольких шагах от авто.

Поднимаю голову.

Марк привстает с бордюра, рядом с которым я припарковалась. Сидел на нем в своих белоснежных брюках, и не побоялся испачкаться, надо же.

Он делает шаг навстречу.

- Следишь за мной? - хмурюсь. Чуть отступаю назад.

- Не слежу, Анюта, - он крутит на пальце брелок с ключами. - Переезжаю вот, квартиру присматриваю.

- Даже не вздумай, - угрожаю и невольно оглядываюсь на дом, который мне так понравился. - Мы здесь покупаем квартиру. 

- Мы? - он насмешливо изгибает бровь. - Ты и твой психиатр?

- Чего тебе надо? - в раздражении подхожу ближе.

- Да просто интересно, Аня, - он облокачивается на капот моей машины. - Как ты с ним жизнь планируешь. Если он даже еще не развелся. С матерью твоей.

- Он в процессе, - сдержанно отвечаю. - И это не твое дело. А ты лучше...со своей матерью разбирайся.

Он сжимает челюсть.

Неприятно ему.

Еще бы.

Когда его мама узнала про их шашни с ее лучшей подругой - ему точно не сладко пришлось. Она полностью на моей стороне была, искренне хотела видеть меня невесткой.

А тут такой сюрприз.

- Не надо нам жизнь портить, Марк, - прошу примирительно и убираю очки на волосы. - Ты и так. Вы и так. В больнице меня тогда, - передергиваю плечами.

- Аня, - говорит он мягко, я такой мягкости в его голосе за все годы, что знаю его, не слышала. - Я не знал, что у Лизы с головой беда. И как она с соперницами расправляется тоже не знал.

Верю.

Раз он здесь, а не в больнице, как мама.

Она пока лишь в частной клинике, прячется там. Подняла все свои связи, доказывает, что не сумасшедшая. Но по выпускному Антона до сих пор дело не закрыли, разбираются, и так ей и надо.

- Ты не знал, что у Лизы с головой беда, - повторяю и уверенно подхожу к машине, оттесняю его. Открываю дверь. - Но то, что ты бабник - ты ведь знал? Что у тебя с той девчонкой было? Одноклассницей твоей сестры?

- Ничего, Аня, - морщится Марк и в очередной раз клянётся. - Мы с ней едва знакомы. 

- Это ты полиции рассказывай, - киваю и сажусь за руль. 

- Анюта, - он не даёт закрыть дверь, наклоняется в салон. Пристально смотрит на меня. 

- Если не отойдешь, - выставляю перед его лицом телефон. - Я позвоню своему психиатру. 

Это странно со стороны звучит. Но мой мужчина врач, и я им горжусь. 

И очень его люблю. 

А он меня. 

- Отойди, - повторяю. - И больше не надо, ладно? Было и было. Давай. Пока. 

Он ещё несколько долгих секунд смотрит мне в глаза. 

И медленно, нехотя, отлипает от машины. 

Хлопаю дверью. 

Выезжаю со двора и в окно наблюдаю за ним. Впервые Марк таким потерянным выглядит, словно резко прозрел, проснулся спустя несколько лет. 

А мир уже другой давно.

Два месяца спустя 

- Может, сегодня соберёмся девочками, посидим? - спрашивает Кристина, когда мы выходим из института. - Чисто нашей компанией. Пиццу поедим. Или в парке погуляем, пока ещё тепло. 

Вчетвером спускаемся с крыльца. 

Октябрь, но сегодня теплынь, на мне распахнутое пальто, и в сапогах жарко. 

Одногрупницы рядом щебечут, обсуждают, куда можно сходить вечерком. 

Я улыбаюсь.

В прошлом институте у меня подруг не было. 

А здесь появилось сразу три. Веселые девчонки, с которыми мы на парах сидим вместе, на обед ходим вместе, обсуждаем парней и по вечерам переписываемся в интернете.

Я и не знала, что бывает вот так, легко. 

И мне до сих пор не верится, что вот это вот все - моя новая жизнь. 

- Аня, ты пойдешь? 

Меня пихают в плечо. 

- Не знаю, у меня...- лезу в карман за телефоном. - Отец с братом приезжают сегодня. 

- На новоселье? - девочки хихикают. 

Снова улыбаюсь. 

Новая квартира полностью готова, обставлена, Кирилл даже кабинет оборудовал.

Не только для себя, мне там тоже можно готовиться к парам. 

У нас все теперь на двоих. 

- На следующих выходных приходите, - приглашаю девочек и смотрю на часы. - Покажу хату, - шучу. 

- Ты же не на машине сегодня, да? - Кристина первой выходит в ворота и оглядывается. - С нами на остановку? 

- Кирилла жду, - показываю телефон. 

На нем горит сообщение от Виконта, что он уже подъезжает. 

- В сети тогда будь, если что. Покидаем фотки из кафе. Посмотришь, что упускаешь. Может, там будут симпатичные парни...- одногрупницы заливаются хохотом.

Весело им.

Машу им рукой. 

Оглядываюсь по сторонам. 

Машина Кирилла выруливает из-за поворота. 

Медленно шагаю навстречу, наслаждаюсь теплом, осенью, небо синее-синее. 

Он тормозит рядом. Перегибается через сиденье и распахивает дверь для меня. 

- Как дела у моей студентки? - спрашивает, когда я передаю ему рюкзак и сажусь в машину. 

- У студентки лучше всех, - заверяю и усаживаюсь вполоборота к нему. - А у Виконта? 

- Виконт волнуется. Сегодня приедут родственники его жены. Проверять, как он устроил их дочь и сестру. 

- А ты плохо устроил? - придвигаюсь ближе. 

- Вот твой отец и скажет, - за шею он притягивает меня к себе. - Привет, маленькая. 

- Привет.

Долго, приятно, сладко целуемся. Обнимаю его, надышаться им не могу. 

Его силой, его лаской, его заботой. 

Вот это вот все - моя новая жизнь. Он - моя жизнь. 

Мой Виконт.

Мой муж.

- Поехали, любимая? - Кирилл отрывается от меня. Кратко чмокает в уголок губ. 

Включает радио. 

- Зацепила меня, соблазнила меня, - играет старая песня. 

Облизываюсь и откидываюсь в кресле. Пристегиваю ремень. 

- Да. Погнали.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11. Разве жизнь не слишком коротка, чтобы скучать?

Глава 12

Глава 13. В любви всегда есть немного безумия

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17. Решил действовать - закрой двери для сомнений

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29. То, что мешает нам любить полностью, ненавидим мы больше всего

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33. Когда есть ради чего жить можно вынести любое "как"

Глава 34

Глава 35