Монолог [Юлия Александровна Колесникова] (fb2) читать онлайн

Юлия Колесникова Монолог

25 октября

9:32

Здравствуй. Ответишь ли мне, если скажу, что у нас общее горе? Трудно начать…

9:35

Ты здесь?

Знаю, что не захочешь со мной говорить после семи лет молчания, но я понятия не имею, продолжаешь ли пользоваться электронной почтой. Этот адрес – все, что у меня есть.

9:45

Наш сын стал добровольцем. Я ничего не могла сделать. Мы поругались, потом он пришел и поставил перед фактом. Так и сказал: «Мама, я пойду воевать», а потом напоследок добавил: «Уж лучше на войне, чем с тобой».

Такое впечатление, что он это сделал мне назло.

10:00

Пожалуйста, не вини меня. Мне и так плохо.

26 октября

8:12

Молчишь. Но не могу не писать. Кажется, я сойду с ума. Это я во всем виновата! Как теперь с этим жить?

8:30

Может этот монолог поможет высказать все, что не успела. Не знаю.

Я бы упала ему в ноги и просила прощение за все, что когда-либо говорила или делала, за все его обиды, слезы. За то, что отняла его у тебя.

Поздно. Что я наделала? Почему так? Почему для того, чтобы раскаяться и осознать свои ошибки мне пришлось платить такой ценой? Невыносимо. Как повернуть время вспять?

9:03

А вдруг я его никогда не увижу?

27 октября

8:14

Привет, друг мой безмолвный. Как дела? У меня все так же. Проснулась, заварила кофе. Остыл. Зачем я тебе это пишу? А какая разница, все равно сама с собой разговариваю.

Понимаю, у тебя, наверное, новая семья. Я теперь твой враг, как в песне. Но выслушай!

Ты был идеальным отцом, Макс любил тебя, а ты – его. Я завидовала тебе. Да, поэтому и разрушила собственными руками между вами связь. После развода я не могла себя контролировать: он тянулся к тебе, а я его ломала; ты к нему со всей душой, а я уничтожала тебя в его глазах. Да, я добилась своего. Спросишь, довольна ли я? Нет, конечно, это оказалось бессмысленным. Я только подтолкнула его в огонь.

28 октября

8:19

Ну, здравствуй. Продолжаем монолог! И вот чем я хочу поделиться.

В тот день, когда мы с Максом поругались, я сказала, что он такой же тупой мудак, как и ты. Знаешь, что он мне ответил? Что в нашей семье была только одна идиотка, которая не удержала хорошего мужика, еще и сыну умудрилась навешать кучу ярлыков и комплексов. Не скрою, мне было обидно, но не я первая предложила развестись. А то, что я сыну жизнь испортила… Что делать, вздернуться что ли?

9:27

Все-все, не будем о грустном. Я тебя, как и сына, конечно, тупым, и тем более мудаком, не считаю. Ты знаешь, он к тебе всегда рвался, когда был помладше. Меня это бесило и, кажется, я вас обоих в такие моменты ненавидела и делала все назло.

Помню, в одиннадцатый День рождения, уже после развода, Макс хотел видеть тебя рядом и рыдал весь день, потому что ты не позвонил и не приехал. Еще не понимал, что это я сожгла все мосты. А вечером сказал: «Мамочка, почему ты такая злая, что не разрешаешь с папой видеться? Почему мы так далеко уехали?»

А я не выдержала и дала подзатыльник.

9:57

Какое же я чудовище!

15:00

Статьи совсем не пишутся, а зарабатывать нужно. Ну и ладно, кофе еще есть – этого достаточно. Все равно есть не могу, пока Макс там страдает. Что он ест? Где он спит? Жив ли или в плену…

Больше всего на свете я боюсь получить (даже писать страшно) извещение о его гибели. Тут многим семьям уже похоронки прислали, морги забиты. Ладно, нужно взять себя в руки! Пойду кофе варить. Ты будешь? Нет, не будешь.

29 октября

17:05

Привет! Что-то мне плохо. В смысле, я давно не живу, а доживаю. Вчера приехала мама, отчитала меня за голодный обморок, можно подумать, зомби могут контролировать свой мозг. Я показательно хлебала «супчик», пока она не отошла поговорить по телефону. Даже суп не задержался в моем желудке.

1 ноября

8:04

Доброе утро, наверное. Вчера не писала, потому что была «не в себе». Мама взялась за меня по полной. Была у психиатра: прописал мне таблетки, название которых и выговорить не могу. Зато немного легче. Топиться не собираюсь. Так, на всякий случай, если вдруг переживаешь.

8:11

Я все о себе. А как ты?

10:06

Продолжаю с твоего позволения. Я так отвлекаюсь, так легче…

Кстати, мама заставляет исповедаться, причаститься и все такое. Сам знаешь, как я к этому отношусь, но возникает чувство, что я и на это готова, лишь бы Макса кто-то оберегал. Нужно хоть молитву матери о детях загуглить. Может подскажешь – ты же верующий. И лучше меня во всех смыслах.

10:27

А помнишь тот день, 2 июня 2014? Мы втроем беззаботно гуляли по городу, но какая-то тревога витала в воздухе. Небо было ясным, погода – летной. Какая мерзкая ирония. Ты купил нам мороженое и мы пошли в тень сквера Героев ВОВ. Сели напротив детской площадки, где Макс любил кататься с горки и пробираться через препятствия для самых смелых. Как время летит! Ему было 10, нет, еще 9 лет! Такой маленький, такой беззащитный. Помнишь, Макс налету спрыгнул с качели и до крови расцарапал ладони и колени? Он смелый – не плакал. Мы пошли домой обрабатывать раны. Через пять минут мы уже были у Детского мира, как над нашими головами пролетел самолет, и через несколько секунд по тому месту, где мы гуляли каждый день, был нанесен авиаудар. Выпущенные ракеты исполосовали небо черным. Да что тебе-то рассказывать, ведь такое не забудешь. Такой грохот раздался, будто стреляли по нам. Ты завалил нас наземь и закрыл собой. В тот момент раны появились у всех нас, только на душе. Помню слезы в твоих глазах, первый раз увидела. Ты сказал, что больше всего на свете боишься нас потерять. Что изменилось? Почему мы все это разрушили?

2 ноября

8:14

Привет. Я в норме. Просто ностальгия нахлынула, надеюсь, ты не против? Нет? Тогда продолжаем.

Я тут стала анализировать, почему я была таким монстром и всем портила жизнь.

Можно начну издалека? Спасибо! Я этого никогда не рассказывала.

Первое сентября: мне семь лет, только пошла в первый класс. Собрались родители, бабушки и дедушки, все поздравляли меня с новым этапом моей жизни (еще каким, как оказалось). Мама купила торт. Взрослые пили водку, а я Колу. Мне стало скучно, ушла к себе в комнату, забрав остатки торта и приторного напитка. Когда все ушли, родители начали ссориться, посуда и семья разбивались вдребезги. Мне было страшно выходить. Потом я услышала шорох в коридоре и выглянула из комнаты. Отец собирался уходить, я его окликнула. Лучше бы этого не делала. Он подошел ко мне, пронзил своим стеклянным злобным взглядом и сказал, что я, паскуда, как и моя мать, всю жизнь ему испортила. Я до сих пор так и не поняла, в чем моя вина. Но то, что я была нежеланным ребенком – сомнений не возникает.

Я вот думаю, может ли наш ранний брак по залету быть причиной всех разногласий и моей нетерпимости к Максу? Я была не готова быть нормальной матерью? Может, я как отец? Могу ли я теперь его понять? Наверное, да. Оправдать – нет.

3 ноября

8:40

Бонжур! У меня выработалась прекрасная привычка: в каждом дне я теперь нахожу смысл. Как видишь, в восемь утра я сажусь за компьютер и пока не отчитаюсь перед тобой – не успокоюсь, будто ты только и ждешь от меня новостей.

Пока тихо. Плохих новостей нет. Ну, их-то полно, но самой страшной для меня еще не сообщили. Для тебя тоже, конечно. Везде вставляю свое бесстыжее «я». Знаешь, оказывается, эго можно подавить, если оказаться в моей ситуации. Прости, в нашей. Могу ли я так выражаться – «нашей»?

Ты ведь хороший папа, и если бы я поверила в Бога и решила покаяться, то начала бы с самого страшного греха: просила бы прощения за то, что вас разделила так безжалостно, эгоистично. Потом буду каяться в том, что была отвратительной матерью. А может, с этого и следует начать?

4 ноября

8:26

Привет. С Днем рождения меня. Мама еще на несколько дней останется, хочет убедиться, что я не сумасшедшая. Подумаешь, человек ничего не ест и читает книги о смерти, что теперь? Можно подумать, это к суициду приводит. Нет, не для этого…

Мама настояла на смене меню (то есть замене кофе) хотя бы в праздник. Так что у нас медовик и вино. Присоединяйся. Пожелай мне, пожалуйста, того, чего бы сам хотел больше всего на свете. И я буду спокойна, зная, что ты пожелал бы возвращения сына домой.

Кусок торта – медово-сливочный вкус детства – не лезет в горло. На передовой таким не балуют. Мамин сюрприз полетел в мусорное ведро.

10:57

Почему-то вспомнилось, как мы с группой на первом курсе колледжа ходили в наркологический диспансер. Это была поучительная экскурсия-программа с целью показать «как жить не нужно». День защиты детей, 1 июня: мы зашли в небольшую аудиторию, заставленную стульями и скамейками. Нам по пятнадцать тогда было. В сопровождении врачей-наркологов в «студию» завели молодую девушку, как оказалось, семнадцати лет от роду. На вид безжизненна: кожа была бледная, но лицо показалось мне красивым. Ее вялые движения и замедленная речь с вульгарным тоном производили впечатление отталкивающее, но в целом эта особа вызывала искреннее сочувствие. Она рассказывала, как будучи подростком из обеспеченной семьи связалась с компанией, подсадившей ее на иглу. Именно таких платежеспособных подростков и подыскивают драгдилеры.

Как оказалось, девушка попадает на лечение в диспансер уже не первый раз. Однажды врачи чудом успели спасти ее от петли, еще бы минуту… Ломка невыносима. Больная показывала нам свои изрезанные предплечья, усеянные длинными поперечными шрамами. Лечение она проходила вместе со своим мужем. Говорила, что нет того, ради чего стоит жить. Меня это тогда удивило, ведь она была не одна: рядом, пусть и такой же несчастный, любимый человек. А родители? Как о них можно не думать, к тому же вся жизнь еще впереди. Но нет, безжизненный взгляд и неповоротливый язык подтверждали бессмысленность ее существования, по ее мнению. Но вдруг моя одногруппница рассказала реальную историю из жизни. Ее знакомая наркоманка была в таком же состоянии. Той посоветовали усыновить ребенка, от которого отказались родители. Таким образом, подруга избавилась от наркомании, придя к этому осознанно через материнскую ответственность. И знаешь, никогда не забуду взгляд этой зависимой, которая еще минуту назад доказывала свою безысходность. Она нежными, полными надежды глазами посмотрела на своего лечащего врача. Ее умоляющий взгляд говорил: «А может попробовать? Вдруг получится? Шанс есть!»

В тот день я вернулась домой разбитая. Казалось, что впала в депрессию и уснула. Молчала до вечера. Впервые видела живого мертвеца, теперь вижу его в зеркале.

Скажи, спасают ли дети от отчаяния или болезни, например? Всем ли нужно иметь детей и стоит ли брать на себя такую ответственность, как в случае с матерью-наркоманкой? Или рожать детей по глупости, чтобы потом говорить, мол, жизнь мне испортила, паскуда. Может, и мне нельзя было становиться родителем? Разве Макс счастлив? Разве ты был со мной счастлив?

А вино, кстати, хорошо зашло!

15:45

Я сделала аборт.

Жалею ли я? Скажем так: посчитала, что лучше жить по-старому, чем испортить жизнь себе и ни в чем не повинной безотцовщине. Мама потом сказала, что я бы так не поступила, если бы была верующей. А я считаю, что при любом раскладе сделала бы так же. Видите ли, не понимаю я, бестолочь, что это живое существо! А я не хочу, как та наркозависимая, ради своей прихоти стать матерью, наконец хорошей матерью, и попробовать с чистого листа. Нет, дети не должны страдать! А вдруг, все было бы хорошо? Нет, опыт у меня уже есть…

Знаешь, мне иногда кажется, что хожу по краю пропасти, вечно на волоске от смерти. А вот что было три года назад.

Человек, которого называть нет смысла, сразу же отказался от отцовства – решай свои проблемы сама. Я и решила. Лежу, значит, в больнице, жду. Палата была двухместная, со мной лежала девочка лет шестнадцати; мало ли кто в гинекологии лечится, воспаление может какое. Ее навещала мама, с виду моя ровесница. Мы не разговаривали. Ночью я крепко спала: нас заставляли как можно больше ходить в течение дня и пить какие-то таблетки. На рассвете я проснулась оттого, что заходит моя соседка, как сразу стало понятно, прямо из операционной: по ее ногам стекали струйки крови. И тут я поняла причину ее нахождения в этом рукотворном аду. Мне стало так жутко, что хотела было отказаться от процедуры. Нет, не от вида крови. Понимаешь, она сама еще ребенок. Впереди жизнь, перспективы, замужество в конце концов. Но что потом? Второго шанса забеременеть может и не появиться. Мне тогда было ее жалко и одновременно спокойно за то, что она не испортила жизнь потенциальному человеку. Но теперь я начинаю сомневаться. Что если бы у них все было хорошо?

В тот же день пришел и мой черед. Не буду вдаваться в подробности. После этого кошмара мне стало хуже, состояние все слабее и слабее, поднялась температура. Никто ничего не понимает. Пью антибиотики. Сказали, на повторную чистку надо. И случайно меня в коридоре встречает завотделением, смотрит с подозрением, интересуется самочувствием. На завтра, отвечаю ему, процедура назначена. «До завтра ты не доживешь! Мигом в операционную». Моя первая мысль – позвонить тебе, вдруг и правда не доживу, а ты, наконец, сына увидишь, заберешь к себе и будет у вас все хорошо. Подумала – за что боролась, на то и напоролась. Но все обошлось. По чистой случайности мне спасли жизнь. Стало лучше, выписали. А я и передумала тебе звонить. Мама говорит, что это Господь мне в наказание послал, но сжалился почему-то (так и сказала). Теперь знаю почему: чтобы я страдала оттого, что сын на фронте. Как бы божья кара не оказалась самой страшной.

Не сомневаюсь, ты бы стал отличным родителем и для второго ребенка. А я? Вопрос риторический.

18:16

В личной жизни тоже не сложилось. Пыталась отношения построить с тем несостоявшимся отцом, жил он с нами. Макс еще подростком был, а мальчики в этом возрасте особенно сложные, сам понимаешь. Да и нервный он, вспыльчивый. Смотрел на нас волком, грубил, меня посылал частенько подальше, того козла вообще выгонял – собирал манатки и выбрасывал из квартиры. Я спрашиваю у него, почему ты такой эгоист, почему мама не может быть счастливой? А он тогда сказал, что нормальные родители должны жить ради него, ребенка, а в нашем случае мать любит только себя. Обо мне, говорит, ты должна думать, о моем счастье!

Когда меня наконец бросили, я обвинила во всем Макса. А потом вспомнила своего отца: первое сентября, бой посуды, шум и «ты, паскуда, мне жизнь испортила». Почему мы повторяем ошибки своих родителей, а не учимся на плохом примере? Можно ли вообще самому стать человечным, добрым, мудрым родителем и семьянином, не видя в детстве ничего хорошего?

В день нашей последней ссоры с Максимом я, конечно, все это ему и припомнила. Он же мне отплатил ответным огнем. Когда же перемирие?

Даже если сын когда-нибудь меня и поймет, то я уже сама себе этого не прощу.

5 ноября

11:48

Хэллоу! Башка раскалывается – много выпито, как бы снова не пристраститься, как тогда… Мне и сейчас кажется, что имею право иногда забыться. Но только сейчас мне действительно больно.

Макс ни звонит, ни пишет. Наверное, возможности никакой. Две недели уже… Мне кажется, я постарела лет на десять. Боже, мне всего тридцать восемь. Как я смогу потом так долго жить, если вдруг… Нет, плохие мысли, прочь из головы. Но ведь и хорошие не лезут.

Давай День рождения Макса вспомним, тот самый, 15 сентября 2004 года.

Еще тепло, бабье лето, я звоню тебе – началось. Поехали в роддом, там осмотрели, сделали УЗИ: воды мало. Врачи с укоризной: мамочка, вы рожать-то собираетесь? Конечно, плод уже сам тарабанил во внешний мир, но все никак… Почти сутки меня таскают по кабинетам. А не лучше кесарево сделать, спрашиваешь ты у акушера. От боли я не могу выразить мысли, может, это было и к лучшему: вместо околоплодных вод из меня полилась обсценная лексика. Схватки… Выругавшись на славу, отчасти от обиды и некомпетентности выбранного акушера, я сама попросила операцию, но сказали, что нечего выдумывать – молодая, и так родишь! Но мне все хуже, Макс бьется головой, ломает мне кости. Не знаю, сколько времени мы так мучились, лишь помню, как ты залетаешь с главврачом: готовимся к операции, сказал он. Слава Богу, мать вашу… Помню ужас на лице врачей, когда достали Макса с короткой пуповиной, которая не дала бы родиться ребенку на свет естественным путем. Его положили тебе на грудь, будто ты его и рожал. Меня же в это время зашивали. А как ты на них орал потом на весь роддом. И что было бы, если бы не ты? Я всегда об этом помнила, но это не мешало ревновать к тебе сына после нашего развода.

15:45

Мы приехали домой втроем впервые. Мое заштопанное пузо не позволяло носить ребенка на руках, и он всегда был с тобой. Вы были одним целым. Воспаление после операции не дало возможности выкормить младенца, может поэтому он не привязался ко мне так, как должен был? Или не в этом дело? Ладно, постараюсь не заниматься самобичеванием.

Помнишь первое слово? "Папа". А второе? "Дать". А мать – ни дать ни взять. Шучу, я не обижаюсь, если что.

Не научили быть ласковой, нежной, говорить с родными о самом главном – чувствах. Зато критиковать, унижать и терять – да, в этом у меня семейка профессиональная. От самой себя противно. Как все вернуть?

6 ноября

8:25

Доброе! Еще не надоела? А ты умеешь слушать (сарказм). Помнишь, Максу было восемь, когда он с осложнениями после удаления аппендикса попал в больницу? Ему было все хуже и хуже. Ты нашел врача, привёз осмотреть малого и выяснилось, что у него сепсис. Доктор сказал, еще бы пару дней и все… Ты словно его Ангел Хранитель, а я разорвала вашу связь. И мне кажется, именно потому, что тебя нет рядом, с ним теперь и приключаются несчастья.

Мама завтра уезжает, говорит, таблетки помогают, а мне кажется – помогаешь ты. Абсурд, скажешь? Нет, с кем бы я так откровенно говорила, как не с тобой?

Где же Макс? Я бы сказала, что люблю его. Но боюсь, он даже слушать не захочет.

9:35

Я решила завести блокнот, в котором буду делиться мыслями, наблюдениями, даже снами. Надеюсь, что Макс когда-нибудь его прочтет. А пока, мой единственный читатель – это ты. Опять неудачно пошутила. Могу подкидывать и тебе свои записи заодно.

Ты помнишь, как начались бои под самым городом? Как Макс прибежал к нам ночью, залез под одеяло, прижался, взял нас за руки и стал вслух молиться? От себя, по-детски, как мог, но так искренне! Как он боялся, помнишь? Не меньше нас. Время до отъезда казалось вечностью, ведь каждая минута была на счету. А вдруг до завтра не доживем? Так и жили одним днем. А потом что?

Не забуду переполненный ЖД вокзал: людей немерено, никогда столько не видела; мы три часа стояли в очереди в кассу и взяли билеты на последний поезд. Как говорится, запрыгнули в последний вагон. Но шансом укрепить отношения и сохранить семью не воспользовались. После всего пережитого, взять и все испортить. Мне кажется, после авиаудара по центру города мы не сделали выводы и не заметили намеков судьбы. Плохо объясняю? А когда я мысли хорошо формулировала? Короче, нас отвело. Но зачем? Чтобы мы дальше ломали собственные судьбы? Нет, нет, не в упрек, я это себе…

17:58

Из блокнота – Максу:

«Сынок, прости, мы так мало говорили, к тому же еще и поругались перед твоим отъездом. Если бы ты знал, как мне стыдно перед тобой за то, что пыталась сделать из тебя совсем другого человека, лишь бы ты не напоминал отца, не был самим собой. Но ты все равно лучше нас, лучше меня. Прости, я мало тебя в детстве целовала и редко говорила, что люблю. Вообще это никому не говорила. Наверное, поэтому я одна. Как бы мне хотелось, чтобы ты простил меня».

19:28

Тяжело, так много хочется сказать сыну, но не выходит. Чувство вины и проснувшаяся совесть подсказывают, что мне никто не поверит. Может, я себя накручиваю?

7 ноября

11:46

Привет! Я была на службе, в смысле в храме. В церковной лавке я спросила, как молиться за сына, который на войне: подсказали читать молитву Иисусову. Только вместо «помилуй мя грешнаго» нужно читать «сохрани сына моего». Купила маленькую иконку с молитвой на обратной стороне.

Смеешься? Не веришь в это, зная меня много лет? Нет, дело тут не в притворстве, а в том, что больше спасения ждать неоткуда. Я в отчаянии, раз пошла в место, где последний раз была на крестинах нашего сына. Это вы с ним любили вербу и куличи с яйцами освящать. Я снова не вписывалась в ваш тандем. Может еще не поздно все исправить? А вот в это я уже сама не верю, если честно.

13:38

Хочу поделится сном, не знаю зачем, но решила же я писать обо всем в дневнике? Если честно, до сих пор осадок и чувство тревоги, хотя я в вещие сны не верю – это просто мои страхи, так моя нарушенная психика надо мной издевается и ночью.

Снится мне маленький Максим, лет девяти, мы с ним гуляем по полю в ясный и жаркий день. Нас окружают невиданной красоты бабочки, садятся на голову, плечи. Мы рассматриваем их необыкновенные крылышки – будто на них разлили краски всех цветов. Мы беззаботно, как и наши прекрасные спутницы, порхаем в степи. Вдруг замечаем перед собой огромные ворота, заходим внутрь. Идем по узким мрачным коридорам, в которые не проникает солнечный свет. Темно и холодно. Мы попали в лабиринт. Выхода нет. Под ногами пробегают мыши, мы следуем за ними и видим – в конце лабиринта появился свет. Оказавшись снаружи, продолжаем путь, и тут перед нами появляется ручей, через который пролегает ветхий мост. Мы спешим перейти на ту сторону, но нас кто-то останавливает: не ходите туда, вам нельзя, еще не время. Мы застыли и не можем пошевелиться. Слышим свист медленно приближающегося снаряда. Время в страшном сне всегда глумится над спящим. Звук все слышнее, чувствую его приближение, скорее, приближение конца. Я успеваю обнять Макса, последний раз прижать к себе, но сон прерывается.

Смешанное чувство, неприятное. Сон как наяву, будто мне дурных мыслей недостаточно.

Может, это отголоски прошлого? Или все сразу? Нас всю жизнь будут преследовать воспоминания?

8 ноября

8:56

Привет. Никаких новостей от Макса. Пред уходом он разбил смартфон, швырнул его в стену, пригрозив, чтобы только посмела звонить. Да и нельзя будет… Знать меня не хочет. Сжег все мосты, как и я тогда между нами. А в военкомате мне ничего не говорят. Спрашивают, приходила ли похоронка, нет, значит, иди радуйся.

Я не говорила, что мы домой вернулись? Трудно было на заработках: то квартиру оплати, то школу. Дома лучше. В институт тоже поступал дома – в медицинский. Я бы хотела, чтобы он был в тылу, но сомневаюсь: такие птенцы, как он будут оказывать первую помощь на поле боя.

А помнишь, как Макс решил стать врачом? Да, ты прав, в тот роковой день, когда случившееся показали по новостям, и он увидел изувеченные тела земляков. Если бы я был врачом, сказал он, то вернулся бы на место катастрофы и помог тем, кого еще можно было спасти. Он поклялся стать врачом!

Честно говоря, администрацию и сам сквер я обходила стороной вплоть до прошлого года. И страшно, и больно. Теперь уже могу спокойно сесть на нашу любимую лавочку и выпить капучино, помечтать о безоблачном будущем, о встрече с Максом. С тобой. Почему бы и нет?

Сегодня утром так и сделала: взяла кофе в Хлебном месте, села напротив детской площадки и наблюдала за резвыми детьми и счастливыми родителями, которыми мы сами когда-то (в прошлой жизни) были. Мое внимание привлекла одна мамаша, лет двадцати с виду, с опухшим синяком под глазом. Она отлупила маленького сына за то, что тот упал с бревна.

– Я тебе что сказала, скотина? Сколько раз я тебе говорила – не лезь, Витя, не лезь… Ты совсем страх потерял? – она орала на всю «Дураковку», шлепая ребенка по заднице после каждого второго слова.

– Ма-а-мочка-а, не бей, не бей, пожа-алуйста-а, – ребенок тщетно старался перекричать истеричку.

– Еще раз, я тебе еще раз повторяю, не лезь туда! Ты сколько будешь меня мучить? Ты глухой? Я говорила или нет?

– Я больше не бу-у-ду!

– Только попробуй мне, тебе мало что ли? Мало было? – держа сына за ворот куртки, горе-мать вытрушивала признание.

– Нет!

– Смотри мне! – так и протянула его за ворот через всю площадку к качелям, а сама вернулась на лавку к другим мамашам щелкать семечки.

Ребенок не стал кататься и играть с другими детьми. Он взял палку и пошел ковырять листву, думая, где же мое счастливое детство – может тут?

И знаешь, что самое страшное? Я будто посмотрела на себя со стороны. Только в то время, когда еще могла трепать ребенка, не получив ответного удара. Если бы мне тогда сказали, что мой сын в будущем попадет на войну, я бы попку ему целовала и пылинки сдувала, а не сбивала ремнем. Я мысленно вмазала той истеричке в свободный для удара глаз и крикнула (жаль про себя), чтобы имела, мразь, уважение к детям, а еще и взрослым: кто-то вообще детей иметь не может, а у кого-то они на войне погибают; и не смей больше руки свои мерзкие распускать, саму еще воспитывать надо.

Вот видишь, хотела душой отдохнуть, на чужое счастье посмотреть, но сделала только хуже. Пью успокоительное.

Как тебе не противно было со мной жить?

15:45

Рассказать, что сейчас читаю? Конечно, расскажу, могла и не спрашивать. «Дневник писателя» Достоевского, думала отвлекусь, а тут натыкаюсь на рассказ «Мальчик у Христа на елке». Не буду пересказывать, естественно, но эффект от чтения был неизгладимый, захотелось напиться. Разве можно так реагировать на литературный вымысел? Оказывается, да. Сам видишь, как я остро начала реагировать на несчастье детей, несправедливость, когда обижают безобидных и безответных малышей.

Где-то читала о том, жаль поздно, что детей в детстве нужно баловать и любить, ведь неизвестно, как сложится их жизнь. Вот я, например, считала, что мальчика нужно воспитывать в строгости: мужики нюни не распускают, с детства «держат удар», готовятся к самостоятельной жизни, к ответственности. Так и издевалась над сыном, а в итоге – он сидит в окопе под обстрелами. Ну за что ему такая жизнь?

16:45

Звонила мама, ее подруга получила похоронку – сын, мой ровесник. Какой ужас! Я хотела было ее проведать, но решила, что не смогу вынести скорби безутешной матери.

17:26

Когда мы еще были в Москве, Макс нарисовал рисунок, в котором мы все держались за руки, у нашего сына были слезы, размером с кулак, а на обратной стороне было письмо. Странно, но я только сейчас могу его пересказать:

«Папочка, если ты когда-нибудь прочитаешь это письмо, то знай, что мы тебя любим и ждем».

Конечно, он спрятал его от меня, видимо надолго запомнил тот подзатыльник в одиннадцать лет. И это несмотря на мои убеждения, что ты нас бросил и мы тебе не нужны. Значит, он в тебе не сомневался никогда. В письме его была доля правды.

9 ноября

8:45

Привет! Утром я встала, собралась в магазин за кофе и сигаретами (опять начала курить). По дороге увидела, как молодая женщина-инвалид собирает милостыню у водителей, застрявших на красном. А рядом на остановке встретила маму с сыном на инвалидной коляске. И подумала: я родилась нормальной (относительно), ум – есть (может немного преувеличиваю), сын – здоров, и на что мне было жаловаться? Может, жаловаться и вовсе грех? Вечно была недовольна, но чем? Не пойму. Жила бы себе спокойно и радовалась жизни.

Но вот что хотела рассказать в первую очередь: мама попросила поухаживать за одной женщиной, они когда-то вместе работали. Тетя Валя. Она намного старше, ей сейчас восемьдесят и за ней некому присмотреть. Вернее, есть: дочь просто живет в Палермо, приехать не может, вот и связалась через своего бывшего мужа с моей мамой. Ну а такая бездельница и тунеядка как я, которая не хочет браться за ум и устроиться на работу (видите ли, работа на дому не считается), хоть полезным делом займется. У этой бабушки уже развивается деменция. Координация тоже ни к черту, но еще ходит самостоятельно (в туалет, слава Богу, тоже). Раньше с ней сидела одна женщина, но уволилась, назвав дочь Вали мелочной скупердяйкой. Я согласилась помочь не из-за денег, а просто из жалости: не должен человек на старости лет быть брошенным и одиноким. Тем более я ее с детства знаю: добрая, спокойная, всегда передавала мне шоколадки по праздникам, говорила, хорошая я девочка, гладила по голове и успокаивала: тройки – это пустяки, главное – вырасти достойным человеком. Видимо, не получилось у меня оправдать ее ожидания.

Там надо быть только днем, а ночью можно возвращаться домой. Времени у меня много свободного, возьму ноутбук – там поработаю и голову лишними мыслями забивать не буду. Ладно, признаюсь, мама сказала так: пойди делом займись, а то сопьешься.

Да я понемногу. Иногда.

12:23

Сегодня доделаю всю работу, подготовлюсь, а завтра поеду к тете Вале, но предупреждаю: там может не оказаться Wi-Fi, а мобильный интернет в городе совсем отключили (как понимаю, в целях безопасности). Если долго не буду выходить на связь – не переживай.

13:47

Взяла блокнот, правда, записи новые забываю сделать. Утром сложу ноут, тапки (а то там тараканы), возьму кружку, а там посмотрим.

14:15

Я уже скучаю. Скорее бы завтрашний день пролетел.

15:48

Тишина. Мне еще страшнее оттого, что не в сети буду, да и не дома. Тоскливо как… Не пишется. Хотела бы еще что-то тебе рассказать, но пустоту никак нельзя передать, тем более словами.

16:56

Только хотела собаку завести, чтобы не так скучно было, но теперь сама себя буду выгуливать. Посмотрим, насколько меня хватит. Не думала, что буду сиделкой. Хуже всего в этом то, что доживаешь до преклонного возраста, а рядом с тобой находятся чужие люди. Если вообще кто-то есть. И я так не хочу.

17:26

Не подумай, я не про «стакан воды перед смертью»; не держу сына при себе в качестве консервы на старости лет, нет, я просто боюсь остаться одна.

10 ноября

00:45

Мне не спится. Волнуюсь, а может, по-своему переживаю. Накрутила себя. Чтение уснуть не помогает. Вспомнилось, как ты предложил повенчаться после свадьбы, а я посмеялась: да зачем это вообще нужно, давай еще в астрологию начнем верить? Дура, какая дура! Потеряла самое дорогое, что было в моей жизни.

14:41

Все в порядке, связь есть! Тетя Валя, Валентина Ивановна, уснула, есть время для себя. Она меня сразу узнала: то, что было тридцать лет назад, помнит, а недавние события иногда забывает. А так не плохо. Мы вместе завтракали, пили чай с ватрушками, которые я купила по дороге. Такая милая женщина, приняла меня как родную, спрашивала, как семья, кем стала, сколько у нас детей. А рассказать-то и нечего.

Продукты, к счастью, Валентине возит бывший зять, хотя ему особо нет дела до первой тещи. Готовить надо, но как-то руки опускаются: одинокая старая женщина, ветхий дом, который доживает свой век вместе с хозяйкой. Все это неправильно. Так не должно быть, но не мне судить.

Тетя Валя рассказывала о своем детстве в годы войны. Все еще помнит, хотя в 45-м ребенку было только три года. Ей до сих пор снится, как семья прячется от фашистов и снарядов в подвале. Отец воевал. Валя и две старшие сестры жили с мамой в этом же доме, где я сейчас нахожусь; его построил дед Валентины в 1929 году. Даже представить страшно, чего бедные дети насмотрелись в те годы. В один из бесконечных дней ада на земле, если верить моей старушке, сестры сами вышли из дому на поиски еды. Старшей было тринадцать лет, средней – восемь. Валя шла за руку со старшей – Томой. Проходя мимо яра, девочки видели, как фашисты расстреливают людей. Убегали, аж пятки сверкали, сказала старушка. Быль это или фантазия отмирающего сознания – я не знаю. После войны отец вернулся с фронта, мама тяжело заболела и вскоре умерла. Сестры выросли, вышли замуж. Валентина уже десять лет как вдова. У них с мужем появился только один ребенок – дочь, а теперь семья стала больше: три внучки и две правнучки. Правда, что толку от этого?

Зачем тебе эти подробности? Я просто удивлена, что семья уже считает ее слабоумной. Ладно, пойду готовить ужин. До связи!

20:57

Я дома. Больше морально раздавлена, чем физически. Весь день бабушка смотрит новости и политические передачи, а я не могу – сердце не выдерживает. Такое впечатление, что тетя Валя не особо понимает что́ происходит. «Ух, немцы-фашисты» – это все, что она произнесла, глядя в экран. А вечером Валентина Ивановна расстроилась, что ухожу. И ты бросаешь, сказала мне вслед, но без упрека. Завтра к вам приду, пообещала я. Ой, забыла, говорит, тебе же к семье бежать нужно. Ну да, к семье, и не стала ничего объяснять.

От нашего сына по-прежнему нет новостей.

Все, нет сил, я спать. Спокойной ночи! Кстати, я никогда не желаю тебе спокойной ночи. Это потому, что ночи у нас с тобой спокойными в принципе быть не могут.

11 ноября

10:35

Привет! Сегодня Валентина Ивановна узнала меня не сразу. Смотрела пристально, прокручивая образы в памяти, потом обрадовалась: ой, дите, это ты!

Пишу, пока бабуля уткнулась в телевизор. После завтрака тетя Валя упала на ровном месте, еле ее подняла (килограмм восемьдесят, не меньше): она обмякла, как желе, да и у меня сил маловато.

И как-то все сразу не заладилось!

– Где мое выпускное платье, – с укоризной обратилась старушка, – ты брала?

– Не брала я ничего, зачем оно мне?

– Смотри мне! Пойду дальше искать!

– Зачем оно вам?

– Как? Скоро одноклассники придут, встреча выпускников у меня назначена!

– Валентина Ивановна, не выдумывайте! Или это шутка?

– Ты не понимаешь, что ли? У меня мало времени! А надеть нечего!

В общем, через час она уже и про платье забыла, и про встречу выпускников. Тема была закрыта.

20:23

Не могу никак успокоиться. Подхожу к своей квартире, а в двери бумажка торчит. Думала, упаду на месте. Я не решалась вынуть листок, будто он был пропитан ядом. Руки до сих пор трясутся, волнение похоже на озноб. Коммуналка пришла, чтоб ее… Напугали до смерти.

Слава Богу, этот день прошел. Завтра будем с Валиной дочерью по видео-чату связываться. Пусть лучше сама приезжает и маму свою с пола поднимает, звонит она. Зла не хватает на таких. Завтра немного опоздаю, и так в храме давно не была, нужно свечку за здравие Макса поставить и помолиться.

12 ноября

12:15

Привет! Главное дело сделала. В храме было много людей и все, как мне показалось, жены и матери военнослужащих: какая-то скорбь на их лицах. Или я раньше с людьми в храмах не встречалась, и туда ходят не только те, кто смертельно болен и уже отчаялся, или скорбит о близких. Как думаешь? Можно ли прийти к Богу, когда в жизни все хорошо?

15:47

Поговорили мы с Италией. Хочу передать разговор подробнее. Выйдя с нами на связь, Валина дочь, Лена, поблагодарила меня за помощь и пообещала, что скоро мои кошмары закончатся.

Мать смотрела-смотрела на монитор, пока мы говорили, в итоге перебила тираду дочери о том, как здорово в Сицилии, какие умные ее внучки, правнучки Вали, которых та и не видела:

– Кто это? – растерянно поинтересовалась тетя Валя.

– Мам, ты че, совсем того? Дочь твоя!

– А-а, Еленка, мы же с тобой только недавно распрощались на пороге. Ты опять меня оставила.

– Мама, мы не приезжали к тебе, ты с кем-то путаешь, – удивилась Еленка. – Ну ты даешь! Кстати, мам, я решила устроить тебя в дом… для возрастных людей, – деликатно подчеркнула дочь.

– Куда? Какой дом? Там расстреливают, там фашисты! Нет, не буду в подвале больше жить, – закричала бабушка, я попыталась ее успокоить.

– Да упаси Господи, я по-твоему совсем, что ли? Пойми, так лучше для тебя!

– Сестры мои не согласятся, там убивают, никогда больше…

– Мама, что ты несешь? Какие сестры, они умерли давно. Ты все забыла!

– Одна не останусь. А Петя со мной поедет?

– Ну хватит нести чушь, папа умер десять лет назад!

– Что ты болтаешь? Где его вещи? Нет, мы не поедем никуда! – подскочила женщина, но, не устояв на ногах, завалилась обратно в кресло.

– Ты не будешь одна! За тобой присмотрят. Кормят там вкусно, персонал хороший – я узнавала.

– Давайте я помогу, присмотрю здесь за Валентиной Ивановной, мне не составит труда! – я вклинилась в разговор, когда пришла в себя и осознала, что за трагедия передо мной разыгралась.

– Нет-нет, большое вам спасибо и на том, не утруждайтесь. Поверьте, так лучше, я все решила, – немного смягчила тон Лена. – Мам! Ма-а-м, что случилось? Ты с нами?

Лицо матери застыло в отчаянии. Она уже потеряла нить разговора и продолжила по-своему:

– Сейчас подруги придут, нужно ворота пойти открыть.

– Мама, какие подруги? Сиди уже. В общем, на днях Василий Николаевич заедет, поможет собрать вещи в дорогу. Мы как-нибудь тоже к тебе приедем. Не волнуйся.

– Все, мне некогда, – разволновалась мать, явно торопясь завершить разговор.

– Что привести тебе из Италии? – наконец ласково обратилась к матери.

– Где мои очки? – Валентина старательно прятала взгляд от дочери, рассматривая стол.

– Мам, я к тебе обращаюсь.

Опустим подробности. Решили, что послезавтра бабушка переедет в «новый дом». Безапелляционно.

– Пока, мамуль!

– Пока, доченька, – а после завершения звонка добавила, – что я плохого тебе сделала?

Вот как бывает: старики живы, и внуки у них есть, даже правнуки, а навестить некому. И никто никому не нужен. Некоторым проще любить на расстоянии. Не знаю, какой Валя была матерью, но, боюсь, и меня ждет такой конец. Я это, наверное, заслужила.

17:15

Не дай Бог, если с Максимом что-то случится (сам понимаешь что́) – пойду в монастырь. А что делать? В чем смысл моей жизни, если рядом нет тех, кого я люблю. Буду писать тебе письма.

Завтра еще день проведу у тети Вали, а послезавтра ее отвезут в дом престарелых. Пойду попрощаюсь, что делать.

13 ноября

11:24

Состояние тети Вали ухудшилось: опять упала, но в этот раз поднять ее не смогла. Позвонила зятю ее первому, Василию Николаевичу, тот приехал и помог. Ходит она теперь совсем плохо, только с помощью. С памятью тоже дела плохи. Не узнала никого. Зять поехал за инвалидной коляской, чтобы всем было легче, да и в новое «жилище» ее надо как-то дотащить. Кажется, она даже не осознает, что завтра уедет из дома, в котором родилась, пережила войну, причем дважды в своей жизни, вырастила дочь и встретила неблагодарную одинокую старость. Завтра старушка попадет в новые руки. Надеюсь, отношение к ней будет достойным.

– Деточка, и ты здесь, – к счастью, память вернулась к Вале.

– Куда ж я денусь, – не нашла подходящего ответа. – Как вы себя чувствуете? – просюсюкала я, словно разговаривала с ребенком (или сумасшедшей).

– Все хорошо, а что, должно быть плохо?

– Нет, конечно, нет, – замолчала я, не зная, что сказать.

– Знаешь ли ты, – начала говорить старушка, будто в здравом уме, – что я всю жизнь посвятила дочери, не работала, чтобы больше уделять ей внимания, хотя была хорошим инженером, занималась домом и помогала учить уроки. Муж работал как проклятый, чтобы дать ребенку возможность прожить счастливую жизнь. Тянули ее, любили и баловали. А как по-другому? Вот и поступила моя девочка в институт, где познакомилась с молодым преподавателем, и, получив образование, вышла за него замуж. Но что-то не заладилось – характер у дочери не подарок – разошлись. А потом по заграницам пошло-поехало, в поисках лучшей жизни. Непутевая. А теперь, говорит, о тебе позаботятся…

Тут Валя и разрыдалась. Я не знала, как ее успокоить. Какие тут могут быть слова поддержки.

– Петя, жди меня, я скоро, – в задумчивости продолжила, – и сестры мои там будут?

– Там не будет ни… – я быстро осеклась, решив не расстраивать, – чай хотите?

Больше она не проронила ни слова. Взгляд ничего не выражал и не отрывался от пола.

20:15

Я собиралась уходить, попрощалась, но Валя меня и не слышала, витала где-то далеко. Мне было неловко оставлять ее одну в таком состоянии, да еще в последнюю ночь, так что я переночую здесь. Завтра тяжелый день. Сладких снов.

14 ноября

12:14

Здравствуй. Надеюсь, у тебя и Макса все хорошо. Я дома, но это не особо радует.

Утром приехал Василий, помог собрать самые необходимые вещи на первое время. Валентина отказалась завтракать и все утро молчала. Единственное, что она делала – это рассматривала родную обитель в последний раз, будто вспоминала историю каждого предмета, вполне осознавая, что происходит. Думаю, ее молчание не что иное, как бунт.

Василий заказал грузовое такси, чтобы перевезти вещи и инвалидную коляску. Мы вдвоем с трудом помогли ей расположиться на заднем сидении.

– С Богом, Валентина Петровна.

– Дите, – старушка словно пришла в сознание и схватила меня за руку, – береги семью, не отпускай от себя самых близких! Не совершай моих ошибок!

Поздно, подумала про себя.

– Обещаю.

Василий закрыл дверь с ее стороны и сел вперед. Через стекло Валентина с тоской посмотрела на отчий дом, осенила меня крестным знамением и отправилась в другую жизнь.

21:26

Как тут не выпить. Бедная женщина.

Бедный Макс.

Хотелось бы впасть в анабиоз до тех пор, пока Макс не вернется домой. Или уснуть и не проснуться…

Уже голова кружится, мажу по клавишам… Почему ты меня бросил? Где мой сын? Сил нет больше.

Входящие

Письмо от dmitriykorsh82:

Мама, привет, это Максим. Не поверишь, мы с папой сейчас вместе. Не переживай, все в порядке. Не смертельные ранения у обоих, лежим в московском госпитале. У меня осколочное в правую ногу, ходить буду. У папы осколок влетел в грудную клетку и вышел под лопаткой, не задев органы. Привет тебе передает, сам писать пока не может, да и слабость жуткая.

Как так получилось? Мы поддерживали общение. Отец нашел меня в соцсетях пару лет назад, а когда я сообщил, что иду в добровольческий отряд – он пошел вместе со мной.

И да. Я все-все прочитал, точнее, читал папе вслух, пока он не в форме. Я не держу не тебя зла. Теперь нет. И, конечно, прощаю. Не вини себя, я должен был через это пройти, чтобы многое осознать. И ты тоже. И папа.

Будешь нас ждать?