Раб моего мужа (СИ) [Марья Зеленая] (fb2) читать онлайн

Раб моего мужа — Марья Зеленая

Пролог

— Масса Джеймс! Просыпайтесь, масса Джеймс!

Джеймс лениво открыл глаза. Солнце вовсю пробивалось сквозь тяжелый бархат портьер. Роза лежала рядом. Утренний свет сияющим ореолом окутывал ее гладкое шоколадное плечо.

— Какого черта ты меня будишь в такую рань? — хриплым ото сна голосом проворчал Джеймс.

— Простите, масса Джеймс, — пролепетала рабыня, — но вы сами велели вас разбудить. Сегодня же ваша свадьба.

Он пренебрежительно хмыкнул.

— И что с того? Свадьба никуда не убежит. Еще успею нацепить на шею это ярмо.

Его взгляд скользнул по лицу Розы. На миг задержался на толстых блестящих губах, затем опустился к небольшим округлым грудям, увенчанным черными сосками. Член тут же дернулся и отвердел.

«Интересно, какого цвета соски у моей будущей жены?» — промелькнуло у Джеймса в голове. Он стиснул прохладную грудь рабыни и попытался вызвать в памяти образ своей невесты.

Большие то ли серые, то ли зеленые глаза на жемчужно белом лице. Аккуратный вздернутый нос, нежные розовые губы, пшенично-русые волосы, собранные на затылке тяжелым узлом…

Милашка, но не более того. Красавицей ее не назовешь. В ней не хватает изящества и кокетства — всех этих женских штучек, которыми девицы заманивают женихов. Она слишком скромна, слишком серьезна. Наверняка в постели будет вести себя как бревно. И не нужно забывать, что она — северянка. Всем известно, что девицы-янки дурно воспитаны. Им не внушают с пеленок, что основное предназначение женщины — быть хорошей женой…

Впрочем, какая к черту разница? Будь мисс Макдауэлл хоть уродиной, хоть старухой, главное — это ткацкие мануфактуры, текстильные склады и экспортно-импортная компания ее покойного отца.

«Нужно будет поскорее заделать ей сосунка, чтобы ма, наконец, оставила меня в покое. — Джеймс покручивал пальцами затвердевший сосок рабыни. — А черные девки для утех никогда не переведутся».

— Иди сюда!

Он привлек Розу к себе и жадно вдохнул пикантный аромат ее кожи. От черномазых сучек вечно несет мускусом, но это почему-то еще сильнее распаляет его.

— Но масса Джеймс! Если ваша матушка меня тут застанет… — пробормотала рабыня.

— Не неси ерунды, девка. Приступай!

Он зарылся пальцами в жесткие курчавые волосы и притянул голову Розы к своему паху.

Глава 1

Элизабет Макдауэлл сидела в коляске и, прячась под зонтиком от безжалостного южного солнца, украдкой посматривала на своего новоиспеченного супруга.

Джеймс Фаулер выглядел солидно и элегантно. На голове у него красовался сверкающий цилиндр, вокруг шеи изящным узлом был повязан белоснежный платок. Черный фрак сидел безупречно, а переливчатый шелковый жилет придавал всему облику непринужденный шик.

Обычно в конце лета, когда на Юге начинал созревать хлопок, в Трентон к ее отцу вереницей тянулись плантаторы, чтобы договориться о цене на будущий урожай. Среди них Элизабет и заприметила Джеймса. Когда этот высокий темноволосый мужчина с холодными серыми глазами появлялся на пороге их дома, ее сердце начинало биться быстрей.

Отец не посвящал Элизабет в свои дела, и она не знала, о чем тот говорит с Джеймсом Фаулером в своем кабинета. Впрочем, ее это мало интересовало. Но, встретившись с ней в гостиной, Джеймс галантно целовал ее руку, выдавал дежурный комплимент и… переставал ее замечать.

Элизабет вовсе не была дурнушкой. Она нравилась себе в зеркале и не испытывала недостатка мужского внимания, поэтому такое равнодушие не могло ее не задеть. Впрочем, никто из деловых партнеров отца не решался в открытую ухаживать за ней. Наверняка и Джеймс просто опасался в присутствии строгого мистера Макдауэлла показывать свои чувства.

А испытывал ли Джеймс эти чувства? Элизабет верила, что да. В силу юности и наивности она полагала, что если ей нравится какой-то мужчина, то и он питает к ней ответную симпатию.

Любой мимолетный взгляд, вздох, улыбку Джеймса она трактовала в свою пользу. Во всем видела намеки на то, что и его сердце пылает страстью, которую он вынужден скрывать. В каждый из его редких приездов она надеялась, что он попросит ее руки. Правда, зная своего отца, опасалась, что тот ни за что не согласится выдать ее за «чванливого дикси», как он презрительно называл южан.

Хуже того, отец давно уже присмотрел для нее партию. Сын одного из близких друзей и партнеров по бизнесу — Альберт Маккинзи — казался ему отличным преемником, раз уж Господь обделил его сыновьями.

Будущее единственной дочери было предопределено. Эдвард Макдауэлл, как деловой человек, все предусмотрел. Богатый, хорошо образованный Альберт станет для Элизабет прекрасным мужем, и ему можно будет без опаски доверить дела.

Отец не учел лишь одного: Элизабет терпеть не могла Альберта. Рыхлый, щекастый юноша в нелепых круглых очках не нравился ей внешне. Но это еще полбеды. От Альберта исходил такой навязчивый запах чего-то кислого, что Элизабет не выдерживала пребывания с ним в одном помещении дольше пяти минут.

Когда Элизабет после обучения в женском пансионе Линден Холл вернулась домой, отец стал все чаще заговаривать о помолвке. Элизабет отшучивалась как могла, но с обреченностью приговоренного понимала, что свадьбы не избежать.

— Все это чушь, юная леди! — отмахнулся отец, когда Элизабет робко возразила против брака с неприятным ей человеком. — Альберт славный малый, из него выйдет толк. К такому делу, как создание семьи, нужно подходить с холодной головой. Ты выйдешь за него и точка! Я уже договорился с Маккинзи-старшим, и не могу взять свое слово назад.

Время шло, и отец все упорней настаивал на своем. К счастью Альберт после учебы в Принстоне укатил на год в Европу, и тема помолвки временно отошла на второй план. Элизабет вздохнула свободней. Кто знает, может он там встретит какую-нибудь парижанку и женится на ней… ну или, на худой конец, пароход, на котором он будет возвращаться назад, пойдет ко дну.

Жизнь в Трентоне текла своим чередом. После смерти супруги Эдвард Макдауэлл с головой погрузился в дела. Он и Элизабет нечасто выезжали в свет, и сами редко принимали гостей. Ее это вполне устраивало. Шумным балам и пышным приемам она предпочитала игру на рояле, чтение и верховую езду. Дни, наполненные сонатами Бетховена и шелестом страниц, проходили размеренно и спокойно. И казалось, что так будет всегда.

Но все изменилось в то злосчастное утро, когда экономка обнаружила бездыханное тело Эдварда Макдауэлла в его кабинете. Вызванный доктор сообщил рыдающей Элизабет, что ее отца сразил сердечный приступ. Обычное явление для человека его возраста и рода занятий.

Похороны, поминки — все прошло как в тумане, а потом нотариус огласил завещание. Ткацкие мануфактуры, склады и торговая компания — все досталось Элизабет, но с одним условием: она должна вступить в брак. Правда, как разъяснил адвокат, после замужества распоряжаться наследством она тоже не сможет, так как по закону имуществом жены управляет ее супруг.

До тех пор, пока Элизабет не выйдет замуж, ее опекуном был назначен дядюшка Бенджамин. Этот занудный старик настаивал, чтобы она исполнила волю покойного Эдварда, и вышла за Альберта Маккинзи, когда тот вернется из Европы.

Своим брюзжанием дядюшка так ее достал, что она чуть не выскочила за первого встречного, лишь бы избежать брака с противным вонючкой. Тем более что претенденты не заставили себя долго ждать. Еще не увяли цветы на могиле отца, как со всех сторон словно стервятники налетели проходимцы всех мастей, закидывая удочки насчет женитьбы на богатой наследнице.

В один прекрасный день на пороге ее дома появился Джеймс Фаулер. Элизабет не поверила своему счастью. И когда разговор от соболезнований по поводу кончины отца плавно перетек в предложение руки и сердца, она, пренебрегая всеми приличиями, тут же ответила «да».

Дядюшка рвал и метал.

— Ты погубишь себя! — восклицал он. — Как ты будешь жить среди этих варваров? Они же все дебоширы и пьяницы! Корчат из себя аристократов, а на деле — кроме рабов и непомерной спеси у них ничего нет.

Несколько часов кряду он пытался ее вразумить, но Элизабет была непреклонна. До возвращения Альберта из Европы оставались считанные дни, и дальше медлить было нельзя. В конце концов, дядюшка, напуганный ее угрозами выброситься из окна или уйти в монастырь, сдался и позволил объявить помолвку.

Время до свадьбы пронеслось незаметно. И вот — после утомительного путешествия из Нью-Джерси в Джорджию, ночевки в гостинице Мейкона, венчания и скромного банкета — Элизабет едет в коляске в имение своего супруга.

Вся ее прошлая жизнь словно подернулась туманом, как река Делавэр промозглым осенним днем. Здесь, на Юге, все казалось совершенно другим. От буйства зелени захватывало дух, а небо сияло такой ослепительной голубизной, что глазам было больно смотреть.

По сторонам от дороги простирались бескрайние поля, на которых гнули спину полчища негров. Элизабет с любопытством разглядывала их. Конечно, и в Трентоне ей доводилось видеть чернокожих. Некоторые из них даже трудились на фабриках ее отца. Но то были наемные рабочие, а не рабы.

Негры мотыжили грядки, которые извилистыми зелеными рядами расчерчивали бурую землю и терялись на горизонте в дымке оранжевой пыли. Крупные лапчатые листья, розовые и кремовые цветы — Элизабет никогда не видела, как растет хлопок, но, заметив кое-где коробочки с комьями белой ваты, догадалась, что это именно он.

Наряду с мужчинами, под палящим солнцем работали женщины и даже дети. Элизабет, сроду не державшей в руках ничего тяжелее книги, стало не по себе. На миг она устыдилась того, что родилась богатой и белой, и имеет все в изобилии, а у этих людей ничего нет.

Интересно, каково это, быть рабом? Принадлежать хозяину, который может тебя продать, избить и даже убить…

Элизабет вздохнула и отогнала непрошенные мысли. На все воля Божья. Кто-то раб, а кто-то господин. Не стоит забивать себе этим голову. Нужно сосредоточиться на более важных вещах. Теперь она замужняя женщина, и у нее появились обязанности. Правда, что это за обязанности, понимала Элизабет довольно смутно. Мать умерла, когда она была еще совсем крошкой, не успев посвятить ее в подробности супружеской жизни.

Зато родительница Джеймса была жива-здорова. Чопорная сухопарая дама во вдовьем наряде сидела напротив, обмахиваясь черным веером. Должно быть сейчас хозяйством занимается именно она.

Элизабет украдкой посмотрела на свекровь. Та поймала на себе ее взгляд, но ее бескровные губы даже не дрогнули в намеке на улыбку.

«Надеюсь, мы с ней поладим, — ободрила себя Элизабет, но что-то внутри подсказало: — Просто не будет».

— Это все ваши поля? — спросила она, чтобы хоть как-то разбавить затянувшееся молчание.

От звука ее голоса, Джеймс вздрогнул, словно очнувшись от сна.

— Вы что-то сказали? — переспросил он.

— Сынок, твоя жена спрашивает, наши ли это поля, — пришла на помощь свекровь и тут же сама ответила на вопрос: — Да, милочка. Все, что вы видите вокруг, принадлежит нам. Наша плантация называется «Персиковая долина».

— Какое красивое название, — улыбнулась Элизабет. — Здесь, должно быть, очень сладкая жизнь.

В ответ на этот неуклюжий комплимент миссис Фаулер изогнула бровь.

— Вовсе нет, дорогуша. Ничто не дается нам просто так. Чтобы добиться процветания, мы вынуждены трудиться, не покладая рук. Еще мой отец, царство ему небесное, выращивал здесь лучший хлопок во всей округе.

— Ваш отец?

— Да, изначально этот участок принадлежал ему. Он дал мне его в приданое, когда я вышла замуж за мистера Фаулера, упокой Господь его душу. Владения наших семей лежали по соседству, и мой супруг присоединил это поле к «Персиковой долине».

В ее тоне почудилась нотка осуждения. Не понимая его причины, Элизабет вежливо улыбнулась.

— Раньше, вступая в брак, люди думали о том, как приумножить благосостояние семьи, — продолжила миссис Фаулер. — Молодежь чтила традиции. Но сейчас, увы, уже не те времена…

Свекровь замолчала, многозначительно поджав и без того тонкие губы. На душе неприятно заскребло.

«Это просто старческое брюзжание или камень в мой огород? Упрек в том, что я северянка?» — подумала Элизабет.

В поисках поддержки она посмотрела на Джеймса. Тот равнодушно разглядывал окрестности, не слушая, или делая вид, что не слушает этот разговор.

В груди стало тесно, и Элизабет вдруг остро осознала, что оказалась вдали от дома в чужом краю. Дядюшка сразу после венчания отбыл в Трентон. Хорошо хоть Анна — ее личная горничная — согласилась последовать за хозяйкой на Юг, и сейчас сидела рядом, обмахиваясь веером так энергично, что оборки ее чепца раздувались как паруса.

Вчера в номере гостиницы Анна тактично поинтересовалась, знает ли Элизабет о том, что происходит в первую брачную ночь. Кое-что Элизабет знала. Как бы строго отец и преподавательницы женского пансиона не следили за ее воспитанием, ей доводилось тайком почитывать французские романы. Там — расплывчато и метафорично — описывались некие вещи, о которых неприлично говорить вслух. А еще она как-то нашла в кабинете отца медицинский справочник. Статьи в нем изобиловали научными терминами и латынью, но кое-что Элизабет все-таки поняла.

Неужели сегодня ночью она останется с Джеймсом наедине? При мысли об этом Элизабет заливалась краской. И пусть уже пару лет она тайком вздыхала о нем, но одно дело мечты, а другое — реальность.

Она же совершенно не знает этого мужчину! Поцелуй в церкви оставил лишь странную неловкость. Под носом царапнуло жесткими усами, и чужие холодные губы прикоснулись к ее губам. Хотя, наверное, глупо ожидать какой-то феерии, когда ты так взволнована, и все внимание окружающих сосредоточено на тебе.

Но ведь должно случиться какое-то волшебство, чтобы неловкость развеялась, и ей на смену явилась страсть, о которой с таким восторгом пишут в романах. Как часто в постели перед сном Элизабет мечтала о Джеймсе! О том, как они венчаются в церкви. Как он целует ее перед алтарем… А дальше… дальше ее фантазия не заходила.

А что если она совершила ошибку, связав судьбу с малознакомым мужчиной, уехав так далеко из родных краев!

Элизабет оглянулась по сторонам. Бескрайние, залитые солнцем поля, блистающая небесная лазурь, и Джеймс — красивый, элегантный, единственный из всех мужчин, который заставляет ее сердце трепетать. Все будет хорошо. Он тоже любит ее, иначе не тащился бы в такую даль просить ее руки. Да, он получил контроль над мануфактурами ее отца, но он и сам далеко не беден, так что вряд ли женился из-за наследства.

Коляска свернула на подъездную аллею, обсаженную могучими дубами. Узловатые ветви сплетались над головой, и свисающие с них бороды испанского мха погружали дорогу в густой и даже какой-то зловещий полумрак.

Через несколько минут впереди показались белые колонны особняка. За ними виднелись бледно-розовые стены, высокие окна с узкими зелеными ставнями и широкий балкон, опоясывающий второй этаж. Весь облик дома говорил о том, что здесь не стесняются своего достатка, а непогода обычно обходит эти края стороной.

Когда экипаж остановился на подъездной площадке, на крыльце появилось несколько чернокожих. Первым бросился в глаза черный, как смола, седовласый негр. Горделивая осанка, безупречная ливрея с начищенными пуговицами — скорей всего это дворецкий.

— Мисс Дороти! Масса Джеймс! — Отпихнув негритянок, он засеменил к коляске. — Добро пожаловать домой!

— Привет, Цезарь, — кивнул Джеймс.

Он выпрыгнул из коляски и первым делом подал руку матери. Пока миссис Фаулер, шелестя вдовьим крепом, спускалась на землю, Элизабет с любопытством разглядывала остальных слуг. У двери переминались с ноги на ногу две молодые негритянки в синих платьях, накрахмаленных фартуках и белых тюрбанах. За их спинами маячила парочка черномазых юнцов, а из-за колонны выглядывал негритенок.

— Помоги моей жене, — небрежно приказал Джеймс дворецкому, а сам под руку с матерью направился в дом.

Элизабет слегка покоробило, что муж не помог ей выйти из экипажа, но она не подала виду. Ведь слуги и существуют для того, чтобы прислуживать господам.

— Вы, должно быть, молодая миссис? — почтительно обратился к ней Цезарь, подавая обтянутую белой перчаткой ладонь. — Какая красавица! Добро пожаловать! Буду счастлив вам услужить!

— Спасибо. — Элизабет оперлась на его руку и сошла вниз.

Как приятно очутиться на земле после нескольких часов в тряской повозке! Элизабет прошлась туда сюда, разминая затекшие ноги, а Цезарь тем временем помог спуститься Анне.

— Прошу в дом, леди! — Он забежал вперед, чтобы с поклоном распахнуть перед ними дверь.

Элизабет и Анна вошли в прохладный вестибюль. Дворецкий закрыл за ними застекленные створки, и снаружи долетел его грубый окрик:

— Что встали, болваны недоделанные! Живо хватайте чемоданы и несите в комнату молодой миссис! И только попробуйте что-нибудь уронить! Я с вас мигом шкуру спущу!

Глава 2

За ужином свекровь с вежливым безразличием поинтересовалась у Элизабет, как прошло путешествие, а затем пустилась в пространный рассказ, как ее предки осваивали эти земли, прибыв сюда с волной первых поселенцев. Как изгоняли индейцев и прорубались сквозь вековые леса. Как строили дома и сеяли хлопок, закладывая основу для будущего процветания Юга.

Миссис Фаулер вещала об этом с такой гордостью, будто самолично держала в руках мачете или шла за плугом. На деле же в своей жизни она вряд ли собственноручно налила себе стакан воды — у стены, вытянувшись по струнке, застыли две негритянки, готовые по первому зову исполнить любой каприз.

Джеймс по большей части молчал, и по его скучающему лицу было видно, что подобные россказни ему порядком осточертели.

Когда ужин закончился, за высокими окнами уже разлилась непроглядная чернота. После вечерней молитвы миссис Фаулер распорядилась:

— Цезарь, проводи Элизабет в ее спальню.

«В мою спальню?» — удивилась Элизабет. Разве супругам не полагается спать вместе?

Она робко посмотрела на Джеймса. Тот поймал ее взгляд и снисходительно улыбнулся.

— Поднимайся, дорогая, — произнес он. — Я скоро к тебе присоединюсь.

Элизабет покраснела. Вроде бы Джеймс и не сказал ничего такого, но ей стало неловко перед свекровью. Конечно, та побывала замужем, и в курсе, что такое первая брачная ночь, но легче от этого не становилось.

Не решаясь поднять глаза, она вышла из-за стола.

— Сюда, мисс Элизабет, — подсказал Цезарь.

Он взял канделябр и направился к лестнице, освещая путь.

В спальне уже поджидала Анна, успевшая поужинать на кухне с прислугой. Элизабет огляделась по сторонам. Широкая кровать под балдахином занимала чуть ли не половину пространства. Туалетный столик, кресло-качалка, шифоньер — дорогая мебель поблескивала лакированным деревом на фоне светло-бежевых стен.

— Приятного отдыха, мэм. — Цезарь поклонился и ушел.

Только сейчас Элизабет ощутила, как устала за этот бесконечный день. Первым делом она сбросила тесные туфли и, раскинув руки, плюхнулась спиной на кровать.

— Мадам, аккуратнее! Вы испортите платье! — всполошилась служанка.

— Да и бог с ним, — простонала Элизабет, покачиваясь на мягкой перине. Вот бы сейчас закрыть глаза и уснуть! И не нужно ей никакой брачной ночи. Но увы…

Пышные юбки и жесткий корсет мешали подняться с кровати самостоятельно. Скорей бы избавиться от этой сбруи! И почему только женщины должны все это носить?

— Помоги мне встать.

Она протянула руки. Анна, ухватившись за них, поставила ее на ноги. Элизабет оперлась на резной столбик кровати, и служанка принялась расшнуровывать корсет.

— Волнуетесь? — поинтересовалась Анна.

— Что? — Элизабет оглянулась через плечо.

— Ну, перед брачной ночью-то?

— Нет.

На самом деле Элизабет волновалась. О, да, еще как! В романах все было легко и просто — встретились, воспылали страстью, поженились… А затем — либо «они жили долго и счастливо», либо целомудренно закрытые двери супружеской спальни и туманные намеки на райское наслаждение, испытанное на ложе любви.

Реальность пока что выглядела иначе. Джеймс почему-то не вел себя как принц на белом коне, да и сама Элизабет начала понемногу трезветь от девичьих грез.

Наконец Анна избавила ее от корсета и вороха нижних юбок.

— Идемте, мисс Элизабет, пока ванна не остыла, — сказала она.

«Миссис», — хотела поправить Элизабет, но передумала. Она пока что и сама не ощущала себя «миссис». Еще не до конца осознала, что беззаботная юность осталась позади.

Они вошли в прилегающую к спальне уборную, где поблескивала медная сидячая ванна. Раздевшись догола, Элизабет погрузилась в воду — не слишком горячую и не слишком холодную — приятно освежающую после дневной жары. Анна принялась поливать из ковша ее плечи, стараясь не намочить собранные на затылке волосы.

Как же приятно смыть с себя липкий пот и дорожную пыль! Элизабет хотелось бы посидеть так подольше, позволяя струйкам воды стекать по утомленному телу, но слова «я скоро к тебе присоединюсь» назойливо звучали в ушах.

Пора! С тяжелым вздохом Элизабет поднялась. Анна подала ей полотенце и помогла вытереться. Облачившись в пеньюар, Элизабет вышла из уборной и села за туалетный столик. Служанка вытащила шпильки из тугой прически, и когда тяжелые волосы свободно упали за спину, Элизабет блаженно закрыла глаза.

Обычно перед сном Анна расчесывала ее не меньше часа, но сегодня нужно было спешить. Элизабет велела подать ночную сорочку. Прохладный шелк приятно окутал тело, и Элизабет огладила на себе тонкую ткань. Эту сорочку, отделанную брюссельским кружевом, она берегла специально для брачной ночи.

— Да хранит вас Господь, мэм. — сказала Анна, прежде чем покинуть спальню.

Оставшись одна, Элизабет подошла к туалетному столику и взглянула в трюмо. Собственные глаза показались огромными и испуганными в призрачном отблеске свечей. Не слишком ли откровенный вырез? Она стянула кружево рукой. А волосы? Куда их? Разложить по плечам? Нет, так чересчур жарко. Лучше откинуть за спину…

— Господи, как же душно! Надо открыть окно!

Распахнув занавески, Элизабет обнаружила, что за ними скрывается балконная дверь. Она приоткрыла створку, и на нее повеяло свежим воздухом, в котором разливался цветочный нектар. Элизабет глубоко вдохнула, наслаждаясь благоуханием, но тут на лестнице раздались шаги.

Он идет! Элизабет метнулась к кровати и села на ее край. Сердце заколотилось, подмышки взмокли. Господи, еще не хватало вспотеть!

Бессознательно кусая губы, она прислушивалась к шагам. Может, это не он?.. Но тут скрипнула входная дверь. Элизабет вздрогнула и вскочила на ноги.

На пороге показался Джеймс. Элизабет набрала воздуха, намереваясь что-то сказать, но муж, не глядя на нее, направился к балконной двери.

— Зачем ты открыла балкон? — с неудовольствием бросил он, закрывая створку. — Хочешь напустить комаров?

— Простите, — пролепетала Элизабет, чувствуя, как от волнения сводит плечи.

Задернув занавески, Джеймс повернулся к ней. На нем был халат из узорчатого бордового шелка. В глубоком вырезе виднелась белая, поросшая темными волосами грудь. Элизабет смущенно отвела глаза.

— Как тебе спальня? — поинтересовался Джеймс.

— Чудесная, — ответила она, радуясь, что муж больше не сердится.

— Что-нибудь еще нужно?

— Спасибо, у меня все есть.

— Не стоит по ночам открывать окна. Здесь полно насекомых. Наутро будешь вся в волдырях.

— Я не знала… — Элизабет облизнула пересохшие губы. — Просто здесь очень жарко.

— Я пришлю к тебе негритенка. Он будет тебя обмахивать всю ночь.

— Всю ночь? Спасибо, но это лишнее. Мне бы не хотелось никого утруждать.

— Пустяки. Мне вовсе не трудно, я просто пошлю за ним слугу.

— Но… я имела в виду негритенка…

Джеймс с усмешкой покачал головой.

— Моя дорогая, — снисходительно произнес он, — сразу видно, что ты северянка, и не имеешь ни малейшего представления о рабах. Они созданы для того, чтобы нам служить. Это их предназначение.

Элизабет не нашлась что ответить. Она действительно мало что знала о неграх, поэтому ей было нечего возразить. А Джеймс, шагнув к ней, продолжил:

— Дорогая, запомни раз и навсегда: черномазые не такие как мы. Доброту они принимают за слабость, а жалость — как повод сесть хозяину на шею. Они как дети, дай им волю — будут делать все, что вздумается. Поэтому мы должны быть строги с ними. Ради их же блага

Произнося свою речь, Джеймс приближался к Элизабет. И вот он оказался так близко, что ее обдало запахом табака и спиртного у него изо рта. Она невольно отшатнулась, но тут же одернула себя. Он теперь ее муж!

— Спасибо за совет, сэр, — пролепетала Элизабет, бездумно теребя сжимающее палец кольцо. — Просто, у нас никогда не было черных слуг. Правда, на папиных фабриках работает несколько негров, но…

— Раздевайся!

— Что? — Элизабет наморщила лоб, сбитая с толку тем, что ее оборвали на полуслове.

— Снимай ночную сорочку! — металлом в голосе Джеймса резануло слух.

Вскинув голову, Элизабет взглянула в его глаза. Муж выжидающе смотрел на нее. Она сглотнула вязкую слюну и потянула за стягивающую вырез тесьму. Бантик развязался.

Элизабет застыла в растерянности, а Джеймс даже не шелохнулся, чтобы ей помочь. Тогда она сделала глубокий вдох, и, ухватившись за подол, стащила с себя рубаху. На какой-то миг задержала ее в руках, прикрывая грудь, но, повинуясь требовательному взгляду, уронила на пол.

Теперь она стояла перед Джеймсом обнаженная, и от стыда ей хотелось провалиться сквозь землю. Муж неторопливо осматривал ее головы до ног. Все тело покрылось мурашками, а Джеймс, казалось, наслаждался ее замешательством, которое с каждой секундой становилось сильней.

Она его разочаровала? С ней что-то не так? Какой-то телесный изъян или уродство, о котором она до сих пор понятия не имела… Иначе почему он просто смотрит на нее и молчит?

Что-то с грудью? Слишком маленькая? Слишком большая? С формой что-то не то?..

— Розовые, — наконец сказал Джеймс. — Я так и думал.

— Что?

— Неважно. Ложись на живот!

Элизабет стояла в прострации, и до нее не сразу дошел смысл сказанных им слов.

— Я неясно выражаюсь? Ложись поперек кровати на живот! — раздраженно повторил Джеймс.

С Элизабет еще никто не разговаривал в подобном тоне. Но, стоя голой перед одетым мужчиной, особо не повозмущаться, поэтому она просто подошла к постели и легла на нее лицом вниз.

Джеймс склонился над ней и небрежно откинул ее волосы со спины. Его ладонь скользнула вдоль позвоночника. Элизабет затаила дыхание. Муж звонко шлепнул ее по ягодицам, и она вздрогнула от неожиданности и хлесткой боли.

Он схватил ее за лодыжки и наполовину стащил с кровати так, что ей пришлось встать коленями на ковер. Сам он тоже опустился на пол позади нее. Очутившись в позе, выставляющей напоказ самые непристойные части тела, Элизабет чуть не умерла от стыда.

Она захотела встать, но ладонь Джеймса властно легла ей на поясницу, не давая подняться. Элизабет почувствовала, как его пальцы ощупывают промежность. Она попыталась отползти, но Джеймс не позволил ей этого сделать. Он навалился сзади, обхватив ее под животом, и она ощутила, что в нее тыкают какой-то палкой, грубо напирая на нежную плоть.

— Не надо! — пробормотала она, вжимаясь в край матраца.

— Тихо! — рыкнул Джеймс.

Он подался вперед, и она вскрикнула от резкой боли. Муж, не обратив на это никакого внимания, начал двигаться в ней туда-сюда. Элизабет смяла пальцами простыню и закусила губу, чтобы не застонать. Между ног резало, жгло, и каждый толчок мучительно отдавался в животе.

Тело взмокло от испарины, по щекам текли слезы, а Джеймс продолжал, все ускоряя темп. Боль, хлюпанье, безжалостный напор — все было так мерзко и унизительно, что Элизабет казалось, будто это кошмарный сон.

И когда Джеймс издал протяжный стон, сделал еще пару толчков и замер, придавив ее к кровати, Элизабет ощутила себя жестоко обманутой. И это все? Неужели это и есть та самая кульминация любви, слияние душ и тел, которое воспевают в романах? Это отвратительное животное совокупление и есть то, к чему стремятся влюбленные, преодолевая все преграды на своем пути?

Джеймс выпустил ее и поднялся с ковра. Элизабет, глотая слезы, забралась на кровать и до подбородка натянула на себя простыню.

— Спокойной ночи, дорогая, — сказал муж, и в его голосе почудилась издевка.

Едва за ним захлопнулась дверь, Элизабет вскочила с постели и кинулась в уборную. Она влезла в остывшую ванну, присела и, зачерпывая руками воду, принялась плескать ее на себя, чтобы смыть ту грязь, в которой, как ей казалось, ее изваляли с головы до пят.

Между бедер щипало, и, проведя там ладонью, Элизабет разглядела на пальцах кровь. Вроде так и должно быть в первый раз? Но почему же Джеймс столь грубо обошелся с ней? Взял ее в такой унизительной позе. Не приласкал, не поцеловал… Чем она заслужила подобное обращение?

Выбравшись из ванны, Элизабет принялась вытираться еще влажным после купания полотенцем.

«Уеду! Завтра же отсюда уеду!» — шмыгая носом, бормотала она.

Тусклым золотом блеснуло обручальное кольцо. Элизабет схватилась за него и попыталась стянуть, но пальцы слегка набухли от жары, и кольцо никак не поддавалось. Оставив тщетные усилия, Элизабет сползла на пол, закрыла руками лицо и разрыдалась.

Никуда она не уедет. Без веской причины брак не расторгнуть. А даже если и удастся — клеймо разведенки запятнает репутацию до конца ее дней.

Это ловушка! И самое ужасное — она загнала себя в нее сама.

Глава 3

Задув свечу, Элизабет легла на кровать и словно в кокон закуталась в простыню. Слава богу, у нее с мужем отдельные спальни! Сейчас ей просто жизненно необходимо побыть одной.

Джеймс Фаулер оказался не сказочным принцем, а мужланом — черствым и бесцеремонным. Но, как знать, может, это в порядке вещей? Наверняка, в романах все приукрашивают, а на деле — супружеский долг такой и есть. Постыдный, тягостный, неприятный. Удовольствие в постели — удел сильного пола, а для женщины главное — быть хорошей матерью и женой.

Элизабет тяжело вздохнула. Она не питала особой любви к младенцам, но ни за что не призналась бы в этом вслух. Да ее бы просто никто не понял. Ведь всем известно, что каждая нормальная женщина мечтает иметь детей.

«Если россказни о любви оказались выдумкой, то, может, и радости материнства сильно преувеличены?» — подумала она.

Ладно, что толку сейчас об этом рассуждать? Разве у нее есть выбор? Она вышла замуж, а значит, по умолчанию обязана рожать. Остается только смириться и как-то налаживать отношения с Джеймсом и его маман.

Элизабет повернулась на другой бок, поудобнее устроилась на подушке и попыталась уснуть, но тут кто-то несмело поскребся в дверь.

— Кто там? — Приподнявшись на локтях, Элизабет настороженно вгляделась в темноту.

— Миссис… — раздался приглушенный детский голосок. — Это Майк. Масса велел вас обмахивать, пока вы спите.

— Ничего не нужно, Майк. Иди спать. — Элизабет откинулась на подушку, но мальчик не уходил.

— Пожалуйста, миссис, — заканючил он. — Масса меня побьет.

— Господи! — Она закатила глаза. — Ну так скажи ему, что я тебя отослала.

— Ну ми-исис! — В голосе зазвенели плаксивые нотки, и Элизабет со вздохом произнесла:

— Ладно, входи.

Дверь приоткрылась, и в спальню прошмыгнул негритенок. Он нес свечу, и в ее скудном свете Элизабет смогла его разглядеть. Круглая голова с выпуклым лбом казалась на фоне тщедушного тельца слишком большой, а опахало из пальмовых листьев, которое ребенок держал в руке, было в два раза длиннее него самого.

Мальчик улыбнулся. У него не хватало молочного зуба, и от этого улыбка показалась трогательной и смешной.

— Спасибо, миссис.

Элизабет пожала плечами.

— Да не за что.

Она улеглась поудобнее, а Майк встал возле кровати и принялся что есть мочи размахивать опахалом, гоняя горячий воздух по комнате.

Стало приятнее, и Элизабет закрыла глаза. Но сон не шел. На душе скребло от того, что она эксплуатирует ребенка. На отцовских мануфактурах тоже работали дети, но то были подростки, а этому мальцу от силы лет пять.

— Сколько тебе лет? — Она вновь поглядела на Майка.

— Э-э-э… — Негритенок поднял глаза к потолку, и его губы беззвучно зашевелились.

«Он не знает ответа на такой простой вопрос?» — удивилась Элизабет.

— Семь, — без особой уверенности произнес мальчик.

— Семь? Хм… не дала бы тебе и шести.

Майк не ответил, лишь столь усердно заработал опахалом, что у Элизабет зашевелились волосы на висках.

— Твои родители тоже живут в «Персиковой долине»? — поинтересовалась она.

— Да, миссис, — закивал Майк. — Мамка работает в поле. Ее зовут Люси.

— А отец?

Мальчишка помотал курчавой головой.

— Папки у меня никогда не было, миссис.

«Странно, — подумала Элизабет. — Неужели его мать не знает, от кого родила?.. Впрочем, мне-то какое дело? Уже, наверное, за полночь… Надо попытаться уснуть».

Она хотела перевернуться на другой бок, но тут Майк смачно зевнул. Элизабет не обратила бы на это никакого внимания, но мальчик, перехватив ее взгляд, вытаращил глаза, поспешно прикрыл рот рукой и весь скукожился, словно ожидая удара.

— Спать хочешь? — поинтересовалась Элизабет.

— Нет, миссис, — заверил Майк, с удвоенной силой орудуя опахалом.

Элизабет не поверила ему ни на грош. Почему он так испугался? Он всего лишь зевнул. Неужели здесь наказывают за подобные пустяки?

— А чем ты вообще занимаешься? — полюбопытствовала она. — Только машешь веером, или у тебя есть еще какие-нибудь обязанности?

— Я делаю все, что мне велит Цезарь и тетушка Глория, миссис. — Майк горделиво вздернул нос.

— А кто такая тетушка Глория?

— Это наша кухарка, миссис.

— И что же ты для нее делаешь?

— Да много чего, миссис. — Мальчишка перестал махать и принялся загибать пальцы. — Таскаю воду и дрова. Ношу из птичника яйца, чтобы она сготовила белым господам на завтрак омлет. Мою посуду, подметаю полы…

— Погоди. То есть ты должен всю ночь меня обмахивать, а с утра пойдешь носить воду и дрова? А спишь-то ты когда?

— Я не сплю, миссис. Честно-честно!

Элизабет села на кровати и выхватила опахало у Майка из рук.

— Так! Вот что я тебе скажу, — заявила она, — сейчас я тебе постелю на кресле, и ты ляжешь спать.

— Спать? На кресле? — ужаснулся Майк. — Нет-нет, миссис, масса меня побьет…

— Он ничего не узнает, — отрезала Элизабет. — Я ему не скажу.

— Э-э-э… ну… а можно мне лечь на полу? Мне нельзя на кресло…

В огромных круглых глазах читался такой благоговейный трепет перед хозяйской мебелью, что Элизабет кивнула. Ладно, в качестве перины сойдет и ковер.

— Хорошо. Сейчас поищу, чем тебе укрыться и подложить под голову вместо подушки.

— Не волнуйтесь, миссис, я и так могу спать. Мамка говорит, что меня даже из пушки не разбудить.

— Ну, как знаешь, — ответила Элизабет и, убедившись, что Майк свернулся калачиком у стены, откинулась на подушку.

* * *

Наутро ее разбудили громкие вопли, от которых чуть ли не дребезжало оконное стекло.

— Майк! — во всю глотку орали во дворе. — Где тебя носит, ленивый черномазый гаденыш? Я с тебя шкуру спущу!

Майк мирно посапывал в углу на ковре. Вот уж действительно «даже из пушки не разбудить». Элизабет встала с кровати, накинула пеньюар и, подойдя к балконной двери, отдернула занавеску. Под домом стоял Цезарь и, поигрывая в руках хворостиной, свирепо зыркал по сторонам.

Элизабет открыла дверь и высунулась наружу.

— Ты ищешь Майка? — спросила она. — Негритенка?

Цезарь поднял голову, и его черное лицо расплылось в подобострастной улыбке.

— Доброе утро, мэм. Надеюсь, вам хорошо спалось?

— Спасибо, вполне, — кивнула Элизабет. — Так тебе нужен Майк?

— Да, мэм. Мисс Дороти потребовала кофе со сливками, а в кувшине — ни капли. Этот мелкий паршивец должен был принести их из погреба, но куда-то запропастился. Ну попадись он мне в руки, засранец эдакий, я из него вышибу дух!

— Прости, Цезарь, это моя вина. — Элизабет оглянулась на спящего мальчугана. — Майк всю ночь напролет обмахивал меня веером, поэтому не смог вовремя приступить к работе. Я сейчас же пришлю его к тебе.

Она захлопнула створку и подошла к ребенку. Тот, свернувшись калачиком, лежал лицом к стене.

— Эй! Вставай! — позвала она, но никакой реакции не последовало. — Просыпайся!

Ноль эмоций.

«Уж не помер ли он часом?» — испугалась Элизабет.

Она присела на корточки. Вроде бы дышит. Слава богу, живой! Элизабет протянула руку, чтобы его потормошить, но замерла, не решаясь прикоснуться к темной коже.

Переборов себя, она все-таки потрясла негритенка за плечо. Ничего страшного не случилось — плечо оказалось самым обычным, теплым и худеньким. Майк встрепенулся и распахнул блестящие карие глаза.

— Ой! — вскричал он и тут же вскочил на ноги. — Простите, миссис, я не хотел! Я не спал, честно-честно!

— Все в порядке, — успокоила его Элизабет. — Я сама тебе разрешила здесь поспать, забыл?

— Вы очень добрая, миссис! — Майк до ушей расплылся в щербатой улыбке. — И красивая!

— Да, да, — отмахнулась Элизабет. — А сейчас беги скорее на улицу. Цезарь тебя уже обыскался.

При этих словах Майк побледнел. Точнее, позеленел: его коричнево-желтое лицо приобрело болотный оттенок. Он опрометью кинулся к двери, и вскоре шлепки босых ног по ступеням затихли внизу.

Элизабет снова выглянула в окно. Майк как раз выскочил во двор, а Цезарь, завидев его, выхватил хворостину. Хлесткий замах, и как мальчишка ни пытался увернуться, прут со свистом прошелся по его спине.

Негритенок с визгом умчался прочь, а дворецкий вразвалочку направился к дому.

«Вот негодяй! — Элизабет проводила Цезаря сердитым взглядом. — Я же ясно сказала, что мальчик задержался из-за меня. Зачем его бить? Он же не сделал ничего дурного!»

Впрочем, скоро она выбросила Майка из головы. Воспоминания об ужасной брачной ночи камнепадом обрушились на нее, придавливая к земле. Что делать дальше? Как вести себя с Джеймсом, после того, как его романтический образ развеялся словно дым? Облить его ледяным презрением? Изобразить оскорбленную невинность? Или то, что вчера произошло в этой спальне, в порядке вещей, а у нее просто были завышенные ожидания?

Как жаль, что Анна — старая дева, и с ней на столь деликатную тему не поговорить. А больше не с кем. Не расспрашивать же, в самом деле, свекровь.

«Тем более, кажется, миссис Фаулер от меня не в восторге, — вздохнула Элизабет. — Интересно бы знать, чем я ей не угодила?»

Она взяла с тумбочки колокольчик и позвонила. Через минуту Анна постучала в дверь. Умывание, одевание, причесывание заняли часа полтора, и когда Элизабет, наконец, спустилась в гостиную, часы на каминной полке показывали четверть девятого.

Миссис Фаулер в строгом черном платье сидела на диване и пила кофе, изящно оттопырив мизинчик. Джеймс разместился в кресле напротив. Он курил сигару, расслабленно закинув ноги на журнальный столик.

Оба уставились на Элизабет. Свекровь — с надменным прищуром, а Джеймс — с легкой усмешкой.

— Доброе утро, — поздоровалась Элизабет, чувствуя, как от напряжения сводит плечи.

— Утро? — Миссис Фаулер подняла бровь и демонстративно взглянула на часы. — Какое же это утро, милочка? Давно уже день на дворе. Мы так и не дождались тебя к завтраку.

— Что поделать, ма, на Севере все валяются в кровати до обеда, — с ухмылкой бросил Джеймс, выпустив изо рта облачко дыма.

— Да уж. — Свекровь отпила кофе и, поставив чашечку на столик, продолжила. — Это мы, южане, не можем позволить себе маяться бездельем, а у них там совсем другие нравы…

— Большое имение требует больших забот, дорогая Элизабет. — Джеймс вальяжно откинулся на спинку кресла. — Поэтому я ожидаю, что с завтрашнего дня ты не будешь залеживаться в постели.

— Простите, это больше не повторится.

Элизабет с перепугу даже сделала книксен, но тут же мысленно упрекнула себя за это. Нечего лебезить перед этой семейкой. Пусть не рассказывают сказочки о заботах и хлопотах. Что-то они не выглядят особо занятыми. В доме полно слуг, так какой смысл вставать ни свет ни заря?

Но перечить она не решилась. В чужой монастырь со своим уставом не лезут.

— Присаживайся. — Свекровь милостиво указала на кресло. — Хочешь кофе?

— Спасибо, не откажусь.

Желудок сводило от голода, но раз уж проспала завтрак — сойдет и кофе. Элизабет вновь ощутила себя в ловушке. Дома она могла вставать, когда пожелает. Отец просыпался очень рано и либо работал в своем кабинете, либо уезжал в контору. По утрам Элизабет редко сидела с ним за одним столом. Обычно ей подавали завтрак в постель.

А теперь она как приживалка в чужом доме, вынужденная подчиняться его правилам. Господи, и почему ей никто раньше не объяснил, что такое семейная жизнь? Тогда бы она не вышла замуж ни за какие шиши.

В гостиную вошла негритянка в синем платье, белоснежном переднике и накрахмаленном тюрбане. Она несла поднос, на котором поблескивал серебряный кофейник и белел фарфор. Эта рабыня прислуживала вчера за ужином. Кажется, ее зовут Сара.

Негритянка подошла к Элизабет и, не поднимая глаз, спросила:

— Желаете сахар и сливки, мэм?

— И то и другое, — кивнула Элизабет и, принимая из рук Сары наполненную чашку, улыбнулась: — Спасибо.

Тут раздался скрипучий голос свекрови:

— Ты не должна ее благодарить, дорогуша. Она выполняет свои обязанности.

Элизабет вскинула голову.

— Да, но, почему бы не проявить немного вежливости?

— Вежливости? — У миссис Фаулер вытянулось лицо. — По отношению к рабам?

— А почему нет? Они ведь тоже люди.

Свекровь будто передернуло от этих слов. Тонкие губы скривились в скорбной усмешке. Она повернулась к Джеймсу, которому, казалось, навсе происходящее было глубоко наплевать.

— Сынок, ты слышал? — ехидно спросила свекровь. — «Негры тоже люди». Похоже, ты женился на аболиционистке.

— Ма, не неси ерунды, — лениво отмахнулся Джеймс. — Откуда ей знать, как следует обращаться с рабами? Нужно дать ей время привыкнуть к нашим порядкам.

«Не думаю, что когда-нибудь к ним привыкну». — Элизабет мрачно пригубила кофе.

— Ну так просвети ее, — потребовала свекровь и добавила замогильным голосом: — Когда я умру, вести хозяйство придется твоей жене. И, боюсь, тогда все в этом доме пойдет наперекосяк.

— Ма, не драматизируй! Ты проживешь еще, по меньшей мере, лет сто.

Миссис Фаулер томно откинулась на спинку дивана и театральным жестом прислонила руку ко лбу.

— Боюсь, ты сведешь меня в могилу гораздо раньше, — простонала она.

— Тогда не буду тебе больше надоедать. — Джеймс затушил сигару и встал с кресла. — Элизабет, не хочешь прогуляться? Я покажу тебе «Персиковую долину».

Не имея ни малейшего желания оставаться с противной старухой, Элизабет поднялась.

— Буду очень рада.

— Не забудь шляпку, — напомнила свекровь. — У нас такое солнце, что ты мигом почернеешь как негритянка.

— Тогда, чего доброго, Браун перепутает ее с рабыней и отправит собирать хлопок, — усмехнулся Джеймс.

«Ха-ха, как остроумно!» — Элизабет кисло улыбнулась и направилась в свою комнату, одеваться для прогулки.

Глава 4

Джеймс и Элизабет спустились на усыпанную светлым гравием подъездную площадку. В палисаднике под окнами пламенела герань, а вокруг дома раскинулась аккуратно подстриженная лужайка. Трава на ней была такой густой и сочной, что хотелось снять туфли и пробежаться по ней как по ковру.

— Сегодня чудесный день для прогулки, не так ли, дорогая? — Джеймс взял Элизабет под руку и увлек на дорожку, огибающую особняк.

— Да, пожалуй, — кивнула она.

Погода была действительно приятной. Ярко светило солнце, освежающий ветерок, гонял по небу пушистые белые облака. И воспоминания о прошлой ночи немного померкли на фоне жизнерадостной красоты.

Завернув за дом, Джеймс и Элизабет оказались в персиковом саду. Деревья шелестели глянцевой листвой, косматые ветки сгибались под тяжестью зреющих плодов. Пустой желудок вновь дал о себе знать, и Элизабет сглотнула слюну.

Персики на нижних ветвях были еще зелеными, зато наверху дразнились румяными боками спелые. Эх, слишком высоко, не дотянуться. Вот если бы Джеймс наклонил ветку, тогда можно было бы ухватить один из них. Элизабет покосилась на мужа, но тот выглядел таким высокомерным и отстраненным, что простая просьба застряла на языке.

Может он догадается сам? Но муж, не замечая ее терзаний, шагал вперед. Они прошли через розарий, где усердно трудился чернокожий садовник, и миновали беседку, стоящую на берегу заросшего кувшинками пруда. Джеймс начал что-то рассказывать о плантации, но Элизабет почти все пропускала мимо ушей. Вчера за ужином свекровь выложила всю подноготную, и слушать то же самое по второму кругу было неинтересно.

Из головы никак не шли мысли о персиках. Джеймс даже не предложил ее угостить! Разве он не понимает, как она голодна? Он ведь знает, что она со вчерашнего дня ничего не ела. Неужели не видел, каким вожделеющим взглядом она пожирала плоды?

От обиды перехватило горло, и на глаза навернулись слезы.

— Почему ты на мне женился? — вырвалось у Элизабет неожиданно для нее самой.

— Что? — Джеймс остановился и недоуменно взглянул на нее из-под широких полей своей шляпы.

Элизабет испугалась собственной дерзости. Разве можно спрашивать о таком? Вдруг он разозлится!

Но, к ее удивлению, муж ответил спокойно.

— Не буду врать, Элизабет. Я не пылаю к тебе безумной любовью, — с легкой насмешкой в голосе произнес он.

Слышать это было не очень приятно, хоть прошлой ночью Элизабет и лишилась большей части иллюзий.

— Но, тогда… зачем? — дрогнувшим голосом спросила она.

Муж равнодушно пожал плечами.

— Мне уже тридцать пять, и мать требует внуков. Рано или поздно, мне пришлось бы на ком-нибудь жениться. Так почему бы не на тебе?

Элизабет фыркнула.

— Что-то миссис Фаулер не в восторге от твоего выбора.

— Еще бы. — Джеймс криво усмехнулся. — Она-то мечтала, что я женюсь на южанке из хорошей семьи.

— Из «хорошей семьи»?

— У нас на Юге хорошей считается семья, чьи предки произошли от первых переселенцев. Ну, или, на худой конец, те, кто прожили здесь хотя бы лет пятьдесят. А если ты приехал десять-двадцать лет назад, то будь у тебя хоть три сотни рабов, ни один уважающий себя плантатор не сосватает за тебя свою дочь.

«Да уж, спеси у этих «дикси» хоть отбавляй, — подумала Элизабет. — Прав был папа насчет них. Корчат из себя голубую кровь, а на деле просто оказались здесь раньше других».

— Так почему же ты не женился на девушке из «хорошей семьи»? — едко поинтересовалась она.

— И на кой черт мне жеманная дура, за которой дадут в приданое клочок земли да горстку рабов? — презрительно бросил Джеймс. — Мне и своих-то девать некуда. А вот мануфактуры и торговая компания твоего папаши пришлись весьма кстати. Теперь я могу выгодно сбывать свой хлопок в Европу.

— Ха! — возмущенно выпалила Элизабет. — Значит, ты женился на моем наследстве?

— Ну что ты, дорогая, — нарочито ласково протянул Джеймс. — Будь ты уродливой старой девой, тогда можно было бы меня в этом упрекнуть. Но ты молода и красива. Так что, как выражаются у вас на Севере, я обстряпал весьма выгодное дельце.

«Дельце! Вот мерзавец! — Элизабет досадливо поморщилась. — И где только были мои мозги, когда я выходила за него замуж?»

— Что с лицом, дорогая? — Джеймс с напускной заботой взял ее под руку. — Тебе не понравилось то, что я сказал?

— Признаться, я не в восторге, — кисло процедила она.

— Да полно тебе. Просто не вижу смысла тебе лгать. Ты же не из тех наивных дур, что мечтают о великой любви?

Именно о великой любви Элизабет и мечтала, но теперь не призналась бы в этом даже под страхом смерти. Раз уж попалась как глупая муха в сети циничного паука, то никто, кроме нее самой, в этом не виноват.

— Нет, я не из таких, — сухо ответила она, желая прекратить малоприятный разговор.

Джеймс снисходительно кивнул.

— Рад это слышать, дорогая. И, надеюсь, что отныне ты будешь вести себя как подобает супруге уважаемого человека.

— Что ты имеешь в виду? — Элизабет насторожилась, уловив в его голосе укор.

— Разве тебя не учили, что леди не пристало высовываться из окна своей спальни в неглиже?

Элизабет наморщила лоб.

— Ты имеешь в виду сегодняшнее утро? — уточнила она.

— Именно. Хорошо, что Цезарь — преданный раб, и твое неподобающее поведение не выйдет за пределы поместья.

— Вот негодяй! — Элизабет яростно замахала на себя веером.

— Почему негодяй? Он, как честный слуга, обо всем доложил своему господину.

— А он не доложил, что просто так ударил мальчика, которому ты велел всю ночь стоять у моей постели?

— И что с того? Разве это повод забыть о приличиях?

— Я просто хотела защитить ребенка.

Джеймс со страдальческим вздохом закатил глаза.

— Дорогая, запомни раз и навсегда: негры не нуждаются в твоей защите. Наверняка этот мелкий негодник наврал с три короба, как он устал, и как тяжело ему приходится работать от зари до зари.

— Хочешь сказать, это неправда?

Джеймс прищурился, жесткая усмешка пробежала по его губам.

— Правда в том, — отчеканил он, — что черномазые — это ленивый и лживый скот. Стоит лишь дать слабину — они сядут тебе на шею и придумают тысячу причин, чтобы отлынивать от работы.

— Но… — Элизабет открыла рот, чтобы возразить, но Джеймс оборвал ее на полуслове:

— Все! Не желаю продолжать этот разговор. Я ожидаю, что в дальнейшем ты перестанешь перечить и будешь вести себя, как подобает моей жене.

— Если что-то не нравится, можешь развестись, — буркнула Элизабет себе под нос.

Джеймс вдруг схватил ее за плечи и встряхнул так резко, что зубы клацнули друг о друга и чуть было не прикусили язык.

— Не смей даже заикаться об этом! — прошипел муж. — Я скорее тебя пристрелю и закопаю на заднем дворе, чем запятнаю мою фамилию разводом. Поняла?

— Поняла, — холодея от страха, выдавила она.

— Вот и прекрасно, дорогая. Идем дальше.

Хозяйственные постройки — конюшня, мастерские, амбары и скотный двор — располагались в стороне от Большого Дома, чтобы не смущать господ неприятными запахами и шумом. Повсюду кипела работа. Двое негров с блестящими от пота спинами ремонтировали телегу. Черный как уголь старик набивал обруч на бочку. Толстуха в окровавленном переднике ощипывала битую птицу, а из-под навеса кузницы доносился звонкий металлический стук.

Посреди двора стоял коренастый белый мужчина в широкополой шляпе. Заложив пальцы за жилетные лацканы, он придирчиво наблюдал за рабами. На его поясе висела кобура и свернутый кнут.

Увидев Элизабет, мужчина приподнял шляпу, обнажив всклокоченные сальные волосы, и изобразил улыбку на мясистом бородатом лице.

— Познакомься, дорогая, это Билл Браун, наш управляющий, — представил его Джеймс. — Билл, это моя жена.

— Очень приятно, мэм. — Билл Браун отвесил неуклюжий поклон.

— Взаимно. — Элизабет улыбнулась.

— Все в порядке? — осведомился Джеймс, оглядевшись по сторонам.

Браун осклабил желтоватые зубы.

— Да, сэр, — кивнул он и, секунду поколебавшись, добавил: — Разве что…

— Что?

— Фанни так и не вставала после выкидыша, — сказал Браун и, перехватив оторопелый взгляд Элизабет, смутился. — Простите, мэм. Мне не стоило говорить это при леди.

Джеймс не обратил на последнюю реплику никакого внимания.

— Как долго она уже не встает? — спросил он.

— Четыре дня, сэр.

— Вот чертова негритянка! Уверен, она притворяется, чтобы не работать. Где она? Идем!

— Сюда, сэр.

Джеймс и Элизабет последовали за Брауном и вскоре оказались в поселке, состоявшем из нескольких десятков приземистых лачуг. Управляющий подошел к одной из них. У крохотной, сколоченной из потемневших досок хибары не было даже дымовой трубы.

Прежде, чем войти внутрь, Джеймс вытянул руку, преграждая Элизабет путь.

— Дорогая, тебе лучше подождать снаружи. Там очень грязно. Эти черномазые живут как свиньи.

— Нет, я тоже хочу посмотреть, — с неожиданным упрямством возразила она. — Я должна знать, что творится в «Персиковой долине». Это ведь теперь и мой дом.

Джеймс пожал плечами.

— Как пожелаешь.

Браун потянул на себя скрипучую дверь и, пропустив хозяина, вошел внутрь. Элизабет последовала за мужчинами. Едва она оказалась в лачуге, как в нос шибанула несусветная вонь. От тяжелого амбре протухшей крови, мочи и какой-то гнили перехватило дыхание. Полчища мух с монотонным жужжанием кружили под потолком.

Дыша ртом, Элизабет остановилась у входа, вглядываясь в полумрак. Когда глаза привыкли к темноте, она различила у стены койку, на которую была навалена куча выцветшего тряпья.

— Фанни, — позвал Джеймс, и куча зашевелилась.

— Да, масса Джеймс, — тихо просипели в ответ.

— Ты почему не на работе?

— Масса Джеймс, я не могу подняться. Кровь никак не останавливается, и меня всю трясет. И бросает то в жар, то в холод. Нездоровится мне, масса Джеймс.

— Чушь! Я дал тебе три дня. Живо поднимайся, и за работу! Нечего отлеживать здесь бока!

— Хозяин, я пыталась встать, клянусь вам, но я не могу. Ноги не держат, и кровь хлещет как из ведра.

Голос рабыни звучал так жалобно и тихо, что Элизабет не выдержала.

— Что с тобой случилось? — спросила она прежде, чем Джеймс снова открыл рот.

На черном изможденном лице блеснули испуганные глаза. На вид негритянке можно было дать лет пятьдесят. Странно, разве в таком возрасте еще рожают детей? Или тяжелая жизнь преждевременно состарила ее?

— Что молчишь, будто язык прикусила! — прикрикнул Браун. — Отвечай на вопрос госпожи.

— Простите, миссис, — пролепетала рабыня. — Я работала в поле, и у меня вдруг прихватило живот. У меня такое уже бывало, когда я носила предыдущих детей… Если бы мне прилечь, то может все и обошлось бы, но масса Билл велел продолжать работу.

Элизабет, закипая от гнева, повернулась к управляющему.

— Вы не позволили отдохнуть беременной женщине? — возмущенно спросила она.

Тот развел руками.

— Ну так, мадам, если позволить черномазым прохлаждаться, кто работать-то будет? Она была-то всего на седьмом месяце.

— На седьмом месяце? Какого черта она вообще делала в поле? — выпалила Элизабет, но тут Джеймс грубо вцепился в ее локоть и потащил за дверь.

— Что за выражения! — оказавшись на улице, рявкнул он. — Ты забываешься, дорогая! Леди так себя не ведут!

— Пусти меня! — Элизабет попыталась выдернуть руку, но ничего не вышло. — Этой женщине нужен доктор!

— Ей нужна хорошая порка! — бросил Джеймс и, заглянув в хижину, отдал приказ: — Билл, немедленно отправь ее на работу. Сегодня пусть поработает в прачечной, а с завтрашнего дня пошли ее на плантацию. Больше никаких поблажек.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Браун. — Усекла, черномазая? Давай! Поднимайся, да поживее, не то отведаешь моего кнута.

Из хижины донесся шорох тряпья, скрип досок и сдавленное оханье.

— Но это жестоко! — взмолилась Элизабет. — А если она умрет?

— Не переживай, дорогая, ниггеры живучие как собаки. Ладно, пошли домой. Похоже, тебе напекло голову.

— С чего ты взял?

— Ты как-то странно себя ведешь. — С этими словами муж потащил ее прочь.

— Что странного в том, что я заступилась за больную женщину? — спросила Элизабет, едва поспевая за ним.

Оглянувшись, она увидела, что Фанни вышла из лачуги. Сделав шаг, негритянка покачнулась и остановилась, вцепившись в дверной косяк. Следом, почесывая брюхо, показался Браун.

— Давай! Пошла! — прикрикнул он, и Фанни, держась за живот и шатаясь из стороны в сторону, побрела к хозяйственному двору.

Больше Элизабет ничего не увидела, так как хижины негров скрылись за кронами деревьев.

— Почему ты так жестоко поступил с ней? — не выдержала она.

— Я? — совершенно искренне изумился Джеймс. — Где ты увидела жестокость, дорогая? Я целых три дня кормил ее задаром, но ведь всему есть предел. У меня не благотворительная организация. Ты бы тоже не стала держать в доме прислугу, которая только ест да спит.

— Но она больна!

— И что? Я здесь причем?

— При том, что она была в положении, а ты заставил ее тяжело работать.

— Я не стою с кнутом над моими неграми, дорогая, — усмехнулся Джеймс. — Для этого у меня есть специально обученные люди.

— Какая разница, кто это сделал? Все равно, это случилось с твоей подачи.

— Брауну платят за то, чтобы работа выполнялась с наибольшей эффективностью. А методы он волен выбирать на свое усмотрение.

— То есть, тебе плевать, если он заморит рабов до смерти? Главное — прибыль, да?

Джеймс резко повернулся к Элизабет, и словно клещами стиснул пальцами ее подбородок. Она оцепенела от страха. Лицо мужа побагровело, ноздри раздулись, а глаза стали пугающе белыми, будто лишились зрачков.

— Хватит нести чушь о том, в чем ты ни черта не соображаешь! — прошипел он. — Я не намерен перед тобой отчитываться! Твоя задача — родить мне наследника. Вот на этом и сосредоточься, любимая.

Он отпустил ее, и Элизабет в панике отшатнулась. А Джеймс как ни в чем не бывало взял ее под руку.

— Идем, дорогая, мы опаздываем к обеду.

Глава 5

Элизабет вихрем взлетела по лестнице и ворвалась в свою комнату, до смерти напугав служанку.

— Что случилось, мадам? — ошарашено спросила та.

Веер и шляпка полетели на кровать, а сама Элизабет плюхнулась за туалетный столик.

— Ах, Анна, где были мои глаза, когда я выходила замуж за этого человека? — сокрушенно воскликнула она.

— Почему вы так говорите?

И Элизабет, сама того не желая, вывалила на служанку все подробности сегодняшней прогулки. Не утаила даже тот унизительный факт, что Джеймс женился на ней ради наследства. Ее всегда учили, что откровенничать с прислугой неприлично, но так хотелось излить душу, что сдержаться было невмоготу.

— Не мне, конечно, судить, мадам, — подытожила Анна, расшнуровывая ее корсаж. — Но, думаете, замужем за мистером Маккинзи было бы лучше?

Перед глазами возникло одутловатое лицо Альберта, а в ноздри словно ударил кислый запах из его рта. Лечь с ним в одну постель? Бр-р! Какой бы неприятной и унизительной ни была вчерашняя ночь с Джеймсом, хотя бы физического отвращения он не вызывал.

— Знаешь, — пробормотала Элизабет, — лучше бы я вообще не выходила замуж. Ничего хорошего в этом нет.

— Ну, тут уж, наверное, как повезет… — задумчиво протянула Анна. — Вот, к примеру, ваша маменька, царствие ей небесное, была вполне счастлива с вашим отцом.

Элизабет промолчала. Она почти не помнила свою мать.

— Жаль, что Господь так рано призвал ее к себе, — вздохнула служанка. — Поднимите-ка руки, мадам.

Элизабет исполнила просьбу, и Анна, стащив с нее прогулочное платье, облачила ее в домашнее.

— А что касается рабов, мэм, — продолжила она, расправляя муслиновые оборки, — я вам так скажу: у нас на Севере бедняки живут не слишком-то лучше.

— Да ну? — Элизабет нахмурила брови. — Они хотя бы свободны, и никто не бьет их кнутом.

— Не бьет? — усмехнулась служанка. — А вы спросите у моего братца. Он работает на литейном заводе. И недели не проходит, чтобы мастер не навешал ему тумаков. Ну да, мутузят его кулаками, а не кнутом, но, думаете, ему от этого легче?

— По крайней мере, он может уйти с этого завода и поискать себе работу получше.

— Ну вы и скажете, мадам, — хмыкнула Анна. — Куда ж он пойдет-то? Таких как он за забором пруд пруди. Пока он будет новую работу искать, его жена и дети с голоду перемрут. Вот ваш супруг — целых три дня дал той женщине отлежаться. А на заводе разговор короткий: захворал — пошел вон!

Элизабет лишь вздохнула. Хорошо, что она родилась в богатой семье, и ей не приходится в поте лица зарабатывать себе на хлеб. Она не могла представить себя в роли прислуги или, не приведи Господь, рабыни. Ей стало стыдно за свое нытье. Бог милостив к ней, поэтому не стоит гневить его своими жалобами.

Обед прошел спокойно. Муж и свекровь перемывали косточки каким-то знакомым, а Элизабет полностью сосредоточилась на еде. Она была столь голодна, что, покончив со сладким картофелем и отбивными, едва удержалась, чтобы не облизать тарелку. Лишь умяв огромный кусок орехового пирога, она удовлетворенно откинулась на спинку стула.

После трапезы семейство расположилось на террасе в креслах-качалках. Майк усердно размахивал опахалом. Девочка-негритянка подала свекрови корзину для рукоделия, и миссис Фаулер принялась вышивать. Джеймс закурил сигару и развернул газету. Элизабет открыла книгу.

Новый роман «Грозовой перевал» захватил ее с головой. История Изабеллы даже напомнила ей свою собственную. Безрассудная любовь ослепила несчастную девицу. Она сбежала с предметом своих воздыханий, но вскоре обнаружила, что связала жизнь с негодяем.

«Какие же все-таки мы, женщины, дуры! Покупаемся на романтические бредни и оказываемся замужем за мерзавцами. — Элизабет украдкой взглянула на Джеймса. — Вот так мечтаешь о мистере Рочестере, а попадется какой-нибудь Хитклифф, и мучайся с ним потом всю жизнь».

В ее размышления ворвался голос супруга:

— Наконец-то чертов Тейлор отбросил копыта, — с удовлетворением заметил он.

— Какой Тейлор? — поинтересовалась миссис Фаулер, не отрываясь от шитья.

— Как какой? Президент.

Элизабет оторопела. Президент Тейлор мертв?

— Сынок, не по-христиански так говорить о покойном. — Свекровь укоризненно покачала головой.

— Знаешь, ма, этот осел собирался наложить вето на компромисс. Если бы он это сделал, Юг сразу бы отделился. Мы уже сыты по горло тем, что янки вечно суют нам палки в колеса.

— Да уж, — со скучающим видом пробурчала свекровь.

Судя по всему, ее, как истинную леди, совершенно не волновала политика, и поддакнула она лишь для того, чтобы поддержать разговор. Элизабет тоже получала наставления, что слабому полу не к лицу интересоваться столь низменными вещами, но, тем не менее, украдкой иногда почитывала газеты.

— Надеюсь, его преемник окажется не таким твердолобым и подпишет этот чертов компромисс, — добавил Джеймс.

— Что за компромисс? — безразлично спросила свекровь.

— В основном дело касается новых территорий. Они в Конгрессе никак не могут определиться, разрешать ли рабство в Калифорнии и Техасе. Но меня больше волнует закон о беглых рабах. Если его примут, то эти вонючие аболиционисты больше не смогут прятать сбежавших ниггеров в своих городах.

— Кстати о сбежавших ниггерах… — Впервые за весь разговор в голосе миссис Фаулер прорезался интерес. — Что слышно насчет тех двоих… как их там?

— Квимбо и Моисея? Не переживай, ма, далеко им не уйти. — Джеймс, попыхивая сигарой, откинулся в кресле-качалке. — Пирсон знает свое дело. Он их найдет.

— У вас сбежали рабы? — полюбопытствовала Элизабет.

— Да. Неблагодарные твари! Но это пустяки. Увидишь, негроловы в два счета сцапают этих скотов.

— Надеюсь, что нет, — одними губами пробормотала Элизабет, снова склоняясь над книгой.

* * *

Чем ближе стрелки часов подползали к вечеру, тем тревожней становилось на душе. Джеймс вновь придет в ее спальню и будет проделывать с ней всякие мерзости. Ожидание неизбежного комом встало в желудке, и за ужином Элизабет приходилось буквально впихивать в себя каждый кусок.

— Вы вся дрожите, — заметила Анна, расчесывая ее перед сном. — Волнуетесь?

— Да, немного, — призналась Элизабет, разглядывая в зеркале свое мертвенно бледное лицо.

— Но ведь вчера вы уже…

— Да. И мне не понравилось! — неожиданно резко вырвалось у нее.

— Ну, женщинам и не должно нравиться, — заметила Анна, неспешно водя гребнем по волосам. — Вы же не распутница, чтобы получать удовольствие от всякого непотребства.

«Уж лучше была бы распутницей, тогда, может, мне не было бы так паршиво», — подумала Элизабет. Хотя, вряд ли самой последней распутнице понравилось бы то, что вчера Джеймс проделывал с ней.

— Послушай, Анна, а как это… вообще должно происходить? — запинаясь, спросила она.

Служанка вытаращила глаза.

— В каком смысле? — удивилась она. — Вы же вчера…

— Ну… в какой позе? — пролепетала Элизабет, чувствуя, как запылало лицо.

Анна пожала плечами.

— Я-то сама девица, поэтому личным опытом поделиться не могу, — сказала она. — Но, насколько я знаю, мужчина должен быть сверху, лицом к лицу. А что, разве у вас с мистером Фаулером было не так?

— Ах нет, что ты! Все было именно так, — торопливо заверила Элизабет, прижав ладони к горящим щекам.

Нет, она ни за что не признается, что ее поимели сзади. Прямо как ту рыжую псину — еще в детстве она увидела в парке, как спариваются две собаки. Гувернантка быстро закрыла ей глаза и увела прочь, но зрелище успело намертво отпечататься в мозгу.

Ни в романах, ни даже в медицинском справочнике Элизабет не встречала детальных описаний соития. Но догадывалась, что оно происходит, как и сказала Анна, лицом к лицу.

Нужно поговорить с мужем. Она — леди, а не портовая шлюха, и не намерена терпеть подобное обращение. Если уж приходится исполнять супружеский долг, то пусть все будет в рамках приличий.

«Может он сегодня не придет?» — с надеждой подумала Элизабет, садясь на расстеленную кровать.

Но он пришел. Приблизился к ней и, обдавая запахом алкоголя и табака, схватил за руку, заставляя подняться.

— Почему на тебе до сих пор это тряпье? — Джеймс дернул ворот ночной сорочки с такой силой, что затрещала ткань.

— Что ты делаешь? — Элизабет схватилась за его руку. — Прекрати!

— Тебе что-то не нравится?

— Почему ты так груб со мной?

— Груб? — Джеймс отступил на шаг, с усмешкой вглядываясь в ее лицо. — Я сама нежность, моя дорогая. Давай, раздевайся и поворачивай ко мне свой прелестный зад.

Перед глазами возникли две собаки, совокупляющиеся на идеально подстриженной траве.

— Это непристойно! — возразила Элизабет.

— Что непристойно?

— Поза, в которой ты собираешься… — Она осеклась, шумно сглотнув.

Губы Джеймса искривила презрительная усмешка.

— Любопытно, — с ленцой протянул он, — и откуда же это моей супруге известно, что пристойно, а что нет? Видимо, у тебя богатый опыт в этих делах?

Элизабет вспыхнула. Да как он смеет!

— Ты же знаешь, что нет, — ледяным тоном отчеканила она.

— Девственность еще не означает невинность, — глубокомысленно заметил Джеймс.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, насколько мне известно, у вас на Севере свободные нравы. Откуда мне знать, как далеко ты заходила со своими воздыхателями до меня?

— Никуда я с ними не заходила! — возмутилась Элизабет.

Джеймс шагнул к ней. Она отшатнулась, но уперлась в кровать. Муж схватился за подол ночной сорочки и после недолгой возни, Элизабет оказалась голой. Она прикрыла руками грудь и лобок, а Джеймс отшвырнул сорочку в угол и сел на матрас.

— Есть разные способы получить удовольствие, не испортив товар, — сказал он. — Вставай на колени!

— Что?

— Ты глухая? Вставай передо мной на колени.

— Зачем?

— Делай, что я велю! — Он стиснул ее запястье. — Ты моя жена, и обязана мне подчиняться.

— Отпусти! Мне больно! — Элизабет дернулась, но Джеймс, не размыкая цепких пальцев, настойчиво потянул ее вниз.

— На колени! Это приказ! — рявкнул он.

— Я тебе не рабыня! — в отчаянии выпалила она.

— Ошибаешься, дорогая, — вкрадчиво протянул муж. — Ты моя жена. Миссис Джеймс Фаулер… Да у тебя даже собственного имени нет! И прав у тебя не больше, чем у негритянки. Знаешь, я ведь могу избить тебя до полусмерти, и мне за это ничего не будет… Так что, живо на колени, иначе узнаешь, что у нас на Юге делают с непокорными рабынями.

Ошеломленная его угрозами, Элизабет опустилась на ворсистый ковер.

— Вот и хорошо, — довольно пробормотал Джеймс. — Умная девочка.

Он раздвинул ноги и распахнул халат, выставляя все напоказ. Элизабет, до сих пор никогда не видевшая голых мужчин, стыдливо зажмурилась.

— Открой глаза! — приказал Джеймс.

Она упрямо покачала головой. Тогда муж грубо схватил ее за волосы и притянул к своему паху. Элизабет с ужасом ощутила, как что-то скользкое мазнуло по ее губам.

— Давай! Оближи его!

Сердце стучало как бешеное, тело сотрясала дрожь. Господи нет! Это немыслимо! Он сошел с ума! Как он может заставлять ее делать такое!

Элизабет стиснула зубы так сильно, что казалось, вот-вот они раскрошатся. Рванулась назад, но Джеймс зажал пальцами ее ноздри.

— М-м-м! — замычала Элизабет, пытаясь отцепить от себя его руку.

— Не дергайся, или я сломаю тебе нос! Давай уже, открывай рот!

Он слегка крутанул ее нос, и Элизабет в страхе, что он выполнит свою угрозу, приоткрыла рот.

— Шире! — велел Джеймс, и когда она повиновалась, мужской орган протолкнулся ей между губ.

Он оказался солоноватым, не особо противным на вкус. Но когда головка скользнула по языку и ткнулась в нёбо, желудок скрутило мучительным спазмом.

Элизабет едва успела отпрянуть от Джеймса, как ее стошнило на ковер. Содрогаясь в рвотных позывах, она услышала брезгливый комментарий:

— Господи, какая гадость! Никчемная дура!

С этими словами муж вышел из спальни и громко захлопнул за собой дверь.

Глава 6

Сквозь сон Элизабет услышала, как внизу пробили часы. Шесть ударов. Жутко не хотелось вставать в такую рань, но съеденный ужин вчера оказался на полу, и пустой желудок настойчиво давал о себе знать.

Элизабет села на кровати и спустила ноги на пол. В воздухе витал кисловатый запах, на ковре темнело пятно… Она поморщилась, вспомнив, как вчера вытирала полотенцами рвоту и замывала следы. Анну она не будила: и так наболтала ей лишнего, не хватало опозориться еще сильней.

Джеймс — грязный извращенец! Как у него только хватило ума сунуть ей в рот свой… Фу, какая мерзость! Нет, не стоит об этом думать, иначе ее снова стошнит…

Когда она вошла в столовую, пробило семь. Родственнички уже сидели за накрытым столом.

— Доброе утро! — буркнула Элизабет.

Миссис Фаулер смерила ее оценивающим взглядом и надменно кивнула.

— Доброе утро.

Джеймс растянул губы в глумливой усмешке.

— Добро утро, дорогая, как спалось? — слащаво осведомился он.

Внутри все кипело от злости, но Элизабет сдержалась.

— Прекрасно.

Сара почтительно отодвинула для нее стул, и она села за стол. После короткой молитвы семейство приступило к завтраку. Вафли, бисквиты и яйца показалась на голодный желудок такими вкусными, что Элизабет стала с жадностью Гаргантюа поглощать еду, и лишь, натолкнувшись на осуждающий взгляд свекрови, поубавила пыл.

После завтрака миссис Фаулер предложила показать Элизабет дом. В сопровождении девочки негритянки, которая таскала следом огромную связку ключей, они отправились бродить по этажам, заглядывая в каждый чулан.

Везде царила идеальная чистота. Навощеные полы так блестели, что хотелось прокатиться по ним, словно по льду. Фарфоровые тарелки, чашки, салатницы и блюдца выстроились в сервантах ровными рядами, как солдаты на плацу. Бесчисленные вазочки и статуэтки на каминных полках сверкали как новенькие, а сколько миссис Фаулер ни проводила платочком по шкафам — на белоснежном батисте не оставалось ни следа.

Столь безупречный порядок и восхищал, и пугал одновременно. Сама Элизабет не могла похвастаться такой аккуратностью. Бросить книжку там, где читала, или оставить на столике чашку недопитого чая было для нее в порядке вещей. Конечно, миссис Фаулер не самолично вытирала пыль и надраивала полы, но так вышколить прислугу тоже надо уметь.

— В этом доме просто идеальная чистота! — совершенно искренне сказала Элизабет, когда они очутились в гостиной.

Свекровь издала высокомерный смешок.

— Идеальная? Ошибаешься, милочка. Разве можно добиться совершенства от этих глупых рабов?

— Но я не заметила ни соринки.

— Сейчас увидишь, — заверила ее свекровь и позвала: — Роза, Сара! Живо сюда!

За дверью раздался торопливый топот, и в гостиной показались рабыни. Роза была ниже ростом и более темнокожей, а Сара — чуть повыше и посветлей, но в целом девушки — в белых тюрбанах, синих платьях и крахмальных передниках — смотрелись как сестры-близнецы.

— Да, мисс Дороти, — пролепетала Сара, не поднимая глаз.

— Ну-ка, отодвиньте этот комод, — велела свекровь.

Она ткнула костлявым пальцем в массивную тумбу с кучей резных дверок и ящичков.

— Да, мэм.

Негритянки подошли к комоду. Элизабет подумала, что они будут его толкать, но рабыни присели, подхватили его снизу и, с огромным усилием оторвав от пола, перенесли вбок.

«Боятся поцарапать паркет, — догадалась Элизабет. — Но ведь он такой тяжеленный!»

— Погляди-ка, дорогуша. — Миссис Фаулер с торжествующим видом указала на то место, откуда убрали комод. — Полюбуйся, какая грязь!

Элизабет взглянула на прямоугольник, который блестел чуть тусклее, чем остальной паркет.

— Хм… Может и есть немного пыли, но разве это грязь?

Свекровь трагично закатила глаза.

— «Разве это грязь?» — с надрывом в голосе передразнила она. — «Разве это грязь?» Боже, дай мне терпения! Да, милочка! Это грязь! Самая настоящая грязь!

Она повернулась к рабыням и ткнула в них обличающим перстом.

— Отвечайте, мерзавки, вы почему не вымыли пол?

Негритянки молчали, виновато понурив головы.

— Говорите, ленивые дуры!

— Мы мыли, миссис Дороти, — еле слышно пролепетала Роза.

— Что? Мыли? — свекровь подлетела к ней, схватила за локоть и подтащила к пятну. — А это что? А? Я спрашиваю, что это? Откуда здесь столько грязи, если вы, как утверждаете, мыли?

Роза не отвечала, ее губы дрожали, на глазах заблестели слезы. Элизабет не выдержала:

— Миссис Фаулер, наверняка они тут мыли, ведь пыли-то почти нет.

— «Почти», — скривилась свекровь. — Да они явно целую неделю не заглядывали под комод!

— А зачем мыть под ним каждый день? Там же не видно.

Тонкие брови миссис Фаулер полезли на лоб.

— Дорогуша, у нас на Юге не принято жить как свиньи в хлеву. — Ее голос звенел от негодования. — Мы — люди высокой культуры, и ценим чистоту. Как внешнюю, так и внутреннюю. И если грязи «не видно», то это не значит, что ее нет. Какая же из тебя леди, если под шкафами у тебя пыль? Эта грязь — она не только на полу, она — на твоей совести!

Каждое слово карающим мечом обрушивалось на Элизабет. Наверное, от стыда ей следовало бы провалиться под землю, но ее разобрал смех. Сколько пафоса и драмы из-за такой ерунды! Теперь понятно, зачем миссис Фаулер так рано встает. Нужна уйма времени, чтобы заниматься такой бессмысленной чепухой.

Элизабет поджала губы и опустила глаза, чтобы не выдать приступ веселья. Вот только жалко бедных рабынь, вынужденных исполнять прихоти взбалмошной старухи.

Нужно как-то задобрить свекровь, чтобы она перестала на них орать! Элизабет изобразила на лице глубочайшее раскаяние и скорбным голосом произнесла:

— Простите, мэм, я очень глупа, и несу полный вздор. Как бы мне хотелось стать такой прекрасной хозяйкой, как вы! Но, боюсь, мне никогда этого не достичь!

Брови миссис Фаулер вернулись на место, а взгляд немного смягчился.

— Ну что ты, милочка, всему можно научиться. Было бы желание…

— …и превосходный учитель, — подхватила Элизабет, веселясь от того, как легко старуха купилась на лесть. — Вы не покажете мне цветник? Я мельком видела его вчера на прогулке, но так и не успела как следует рассмотреть.

— Хорошо, идем. — Свекровь милостиво кивнула и повернулась к застывшим в страхе рабыням. — А вы, негодницы, чтобы все вымыли к моему возвращению. Тут все должно сверкать! Загляну под каждый шкаф. Найду хоть пылинку — вам не поздоровится!

— Да, мэм, — пролепетали негритянки, за все время так и не поднявшие глаз.

Миссис Фаулер величаво выплыла из гостиной. Элизабет ничего не оставалось, как последовать за ней.

Когда они вышли из дома, к ним торопливо направился Билл Браун.

— Миссис Фаулер, — позвал он.

— Что случилось? — проворчала свекровь.

— Ну, это… — Управляющий замялся, теребя в руках потертую шляпу. — Фанни… того… померла. Прикажете ее так закопать, или разрешите ниггерам ее похоронить?

Фанни? Женщина, истекающая кровью после выкидыша, которую Джеймс погнал на работу! Элизабет застыла в ошеломлении, а миссис Фаулер недоуменно наморщила лоб.

— Фанни? Кто это? — лениво обмахиваясь веером, спросила она. — Кто-то из прислуги?

— Нет, мэм, она работала на плантации.

— Так почему вы пристаете с этим ко мне? Спросите у моего сына. Полевые рабы — это его забота.

— Но мистер Фаулер уехал. — Браун поскреб всклокоченный затылок.

— Ну так дождитесь его! — Свекровь хотела было продолжить свой путь, но спохватилась: — Кстати, у меня для вас поручение.

— Слушаю, мэм. — Надзиратель подобострастно осклабился.

— Эти две дуры — Роза и Сара — плохо вымыли пол. Разберитесь с этим.

— Будет сделано, мэм, — отчеканил Браун.

Элизабет толком не поняла, чего именно хотела от него свекровь. Она была все еще оглушена страшной вестью. «Господи, бедная женщина! Ну почему я не настояла на том, чтобы к ней позвали врача?»

— Идем, милочка. — Миссис Фаулер взяла ее под руку и увлекла за собой.

Следующие часа полтора свекровь водила ее по саду, с гордостью показывая роскошные клумбы и покрикивая на негров-садовников, неосмотрительно попадавшихся ей на пути.

Цветник действительно поражал воображение. Чайные, белые и красные розы пестрели на фоне бархатной зеленой травы. Кусты желтого жасмина как расплавленное золото сверкали на солнце. Кремовые цветы виргинской магнолии красовались в оправе из глянцевитой листвы. В воздухе витал такой дурманящий аромат, что кружилась голова.

Прогуливаясь среди этого великолепия, Элизабет притворялась, что слушает хвастливую болтовню миссис Фаулер, но перед глазами стояла грязная лачуга и измученное черное лицо. И вот в сладком нектаре стали чудиться нотки тлена. Красные розы показались пятнами крови, а гул вьющихся вокруг шмелей и пчел до боли напомнил одуряющее жужжание мух.

Чувство бессильной вины жгло изнутри. Надо было настоять, чтобы к Фанни пригласили врача! Но теперь уже ничего не изменить.

Когда Элизабет и миссис Фаулер возвращались в дом, до ушей вдруг долетел женский вскрик.

Элизабет вздрогнула и повернулась к свекрови.

— Что это? — испугано спросила она.

Та и бровью не повела.

— Не обращай внимания, дорогуша. Эти идиотки не умеют держать себя в руках.

— Какие идиотки? Что вы имеете в виду?

Вскрик повторился, и Элизабет, охваченная тревогой, устремилась вперед.

— Стой! Куда ты? Не стоит принимать все так близко к сердцу! — летело ей в спину, но Элизабет припустила еще сильней.

Возле дома ей открылась картина происходящего. На подъездной площадке стояли Роза, Сара и Билл Браун. У Розы были по локти засучены рукава, и она протягивала к управляющему руки ладонями вверх, а тот поигрывал перед ней кнутом.

— Что здесь происхо…

Кончик кнута просвистел в воздухе и ударил негритянку по рукам. Та дернулась, пронзительно взвизгнув.

— Что вы делаете! — возмущенно завопила Элизабет.

Браун повернулся к ней и оскалил кривые зубы.

— Выполняю приказ хозяйки, мэм, — ответил он.

— Что? — Элизабет оглянулась на приближающуюся свекровь. — Миссис Фаулер, неужели это вы приказали…

— Конечно я, — царственно бросила та. — Эти лентяйки провинились, и нужно было их проучить.

Элизабет посмотрела на негритянок. Роза беззвучно рыдала, все так же продолжая протягивать руки. Их расчерчивали кровавые полосы, и казалось, будто предплечья обмотаны красной тесьмой. Рядом своей очереди дожидалась Сара, и было видно, как ее трясет.

— Это жестоко! — возмутилась Элизабет. — Вы же и так велели им перемыть все полы. Разве этого недостаточно?

— Разумеется, нет. Они не выполнили свои обязанности. Мой христианский долг предписывает преподать им урок.

— Христианский долг?

— Конечно. — Свекровь вздернула острый подбородок. — Господь вверил нам этих неразумных созданий для того, чтобы мы просвещали и наставляли их. Мы несем им свет, а они взамен должны нам служить.

«Боже, избавь меня от этого бреда!» — подумала Элизабет, а вслух возразила: — Но ведь жили же они как-то в Африке и без ваших наставлений.

— Жили? В дикости, грязи и безбожии! — с пафосом отчеканила миссис Фаулер и, повернувшись к Брауну, велела: — Продолжай!

— Не надо! Хватит! Посмотрите, что вы сделали с ее руками! — Элизабет указала на предплечья Розы, блестящие от струящейся по ним крови. — Она не сможет работать!

— Сможет, мэм, — заверил ее Браун. — На черномазых все заживает, как на собаках.

— Я уже слышала эту чушь от моего мужа! Вы угробили Фанни. Хотите и их покалечить?

— Элизабет! — свекровь схватила ее за руку. — Не лезь не в свое дело! Продолжайте, мистер Браун!

Тот повернулся к Розе.

— Что стоишь, дура? Ты уже получила свое. Или хочешь добавки?

— Нет, сэр, — пролепетала рабыня.

— Тогда пошла отсюда! — Он угрожающе взмахнул кнутом, и негритянка стремглав кинулась прочь. Браун взглянул на Сару. — Твоя очередь.

Та, кусая губы, принялась закатывать рукава.

— Прекратите это! — в отчаянии выпалила Элизабет. — Смотрите, она же напугана до полусмерти! Я уверена, она все поняла и раскаялась. Правда же, Сара? Скажи!

Сара подняла взор всего лишь на миг, но Элизабет успела заметить, как много боли и страха плещется в этих черных глазах.

— Скажи, — ласково повторила она, — ты ведь все поняла и отныне будешь тщательнее мыть полы?

Негритянка разлепила полные губы и произнесла спокойным, на удивление мелодичным голосом:

— Не надо, мисс. Вы сделаете только хуже. Я виновата и должна понести наказание.

— Вот видишь, дорогуша? — Свекровь самодовольно усмехнулась. — Даже такое невежественное создание понимает, что мы поступаем по справедливости.

— Отойдите, мэм, чтобы я ненароком вас не задел, — пробасил Браун, поигрывая кнутом.

Элизабет развернулась и, глотая слезы, побрела в дом. А когда тишину прорезал свист кнута и отчаянный женский вопль, она закрыла уши руками. И при каждом новом вскрике сжимала голову так сильно, будто хотела ее раздавить.

Остаток дня она провела в своей комнате. Спускаться к обеду и сидеть за одним столом с мерзкой старухой было невмоготу, и она соврала, что от жары у нее разболелась голова.

Часам к трем Элизабет жутко проголодалась. Она попросила Анну пробраться на кухню и достать там чего-нибудь перекусить.

К ее удивлению служанка вернулась с огромным подносом, обильно заваленным всякой снедью. Сандвичи с индейкой, холодной говядиной и ветчиной, сыр, жареная кукуруза и в довершение этому — кувшин лимонада и огромный кусок персикового пирога.

— Ты что, ограбила кухню, и оставила миссис Фаулер без обеда? — поинтересовалась Элизабет. Она указала на поднос. — Угощайся, в меня одну все не влезет.

— Спасибо, мэм. — Анна взяла кусок хлеба и сыр. — Это все кухарка. Она как узнала, что это именно для вас, так навалила мне целую гору еды.

— Странно… С чего бы это?

— Так ведь она видала из окна, как вы заступались за тех бедных девчонок. А вчера кто-то из негров слыхал, как вы просили за ту негритянку, что померла… Слухи среди челяди разлетаются быстро.

Элизабет застыла, не донеся сандвич до рта.

— Так я же ничего не добилась, — пробормотала она.

Анна пожала плечами.

— И что с того? Похоже, вы первая, кто отнесся к этим бедолагам по-человечески.

Элизабет отхлебнула холодного лимонада. В носу защекотало от подкативших слез. Как бы ейхотелось помочь этим людям! Но что она может сделать? Ни Джеймс, ни его мамаша даже слушать ничего не хотят…

За окном уже начинало смеркаться, когда неожиданно распахнулась дверь, и на пороге показался Джеймс. Элизабет вздрогнула и уставилась на него.

— В чем дело? — без обиняков начал он. — Почему ты не спускаешься к ужину?

— Я не очень хорошо себя чувствую… — пробормотала она.

— Вздор! Ты выглядишь совершенно здоровой. — Его взгляд упал на поднос с остатками еды. — Для больной у тебя подозрительно хороший аппетит.

Элизабет уныло переглянулась с Анной. Она как раз собиралась доесть эти сандвичи, но теперь придется тащиться вниз и сидеть с этой семейкой за одним столом.

Джеймс приблизился, и Элизабет почуяла запах спиртного у него изо рта. Она невольно вжалась в кресло, но он схватил ее за руку и заставил встать. В голове промелькнуло воспоминание о непотребстве, к которому он ее вчера принуждал, и к горлу подкатила тошнота.

— Не трогай меня! — со злостью выпалила она.

— Живо спускайся в столовую! Ты не будешь, как крыса, есть в своей норе!

Внизу уже накрыли стол. В начищенных канделябрах горели свечи, и в их желтом мерцании поблескивало столовое серебро. Когда подали ужин, Джеймс начал вновь разглагольствовать о политике.

— Мы должны отделиться от Севера! — заявил он, дергаными движениями ножа разрезая стейк. — Какого дьявола эти вшивые янки указывают нам что делать? Пусть они в своих вонючих нью-йорках творят что хотят, а это наша земля. Мы здесь хозяева! Мы!

Он бахнул кулаком по столу с такой силой, что зазвенела посуда. Миссис Фаулер с напускным сочувствием покачала головой.

Элизабет сделала вид, что ее это не касается. Женщине не пристало интересоваться политикой. Но все-таки она тревожилась из-за того, что в стране назревает раскол. Если Юг решит отделиться, разве Север просто так позволит ему уйти?

— Что случилось, дорогой? — медовым голосом поинтересовалась миссис Фаулер. — Почему ты так взволнован?

— Эти грязные политиканы опять взвинтили тарифы на импорт! — с возмущением сказал Джеймс. — Теперь все подорожает, а янки снова набьют карманы за наш счет. Скажи, ма, почему мы должны кормить этих торгашей?

— Ох! — Свекровь сокрушенно покачала головой. — Надеюсь, Господь покарает этих мерзавцев!

Элизабет не поднимала глаз от своей тарелки, но всем нутром ощущала испепеляющие взгляды, которые Джеймс и его мамаша бросали на нее. Она будто олицетворяла для них ненавистных янки, и ей казалось, что стоит пошевелиться или что-то сказать, как они вцепятся ей в глотку, словно свора бешеных псов. Поэтому она молча ковыряла вилкой гарнир.

Роза и Сара прислуживали за столом, и когда они подходили, чтобы подлить вина или сменить тарелку, Элизабет невольно косилась на их скрытые под рукавами запястья. Она заметила, что у Розы из-под белоснежного манжета выглядывает кусочек бинта.

«Бедняжки, наверное, им очень больно», — подумала Элизабет, и у нее окончательно пропал аппетит.

Когда ужин закончился, она хотела сразу подняться наверх, но, взглянув на хмурого мужа, передумала. Ладно, для приличия она побудет с ними еще какое-то время, а потом улучит подходящий момент и уйдет.

Они вышли на террасу и уселись в кресла-качалки. В жаровнях трещал огонь, а Майк без устали работал опахалом, отгоняя комаров.

— За ужином ты не проронила ни слова, дорогая. — Элизабет вздрогнула, услышав голос мужа. — Тебе неуютно в нашем обществе?

Она повернулась к Джеймсу. Тот с легкой усмешкой смотрел на нее, поигрывая бокалом бренди в руке.

«Буду играть по их правилам», — решила Элизабет и с самой сладкой улыбкой ответила:

— Ну что ты, дорогой, я наслаждаюсь вашим обществом. Просто ты говорил о политике, а я ничего не смыслю в подобных вещах, и боялась сморозить какую-нибудь чепуху.

— Не притворяйся дурой, — глумливо бросил Джеймс. — Будь ты южанкой, я, может, и поверил бы. Но у женщин-янки всегда есть собственное мнение на любой счет. Скажи нам, что ты обо всем этом думаешь?

— С каких пор тебя стало интересовать мое мнение? — фыркнула Элизабет.

— Мне просто любопытно, как другая сторона смотрит на этот вопрос.

— Под «другой стороной» ты подразумеваешь северян?

Джеймс кивнул, и Элизабет, промочив горло вином, сказала:

— Если Юг вздумает отделиться от Севера, боюсь, начнется гражданская война.

— Война? — Джеймс пригубил бренди. — Громко сказано, дорогая. Даже если янки и сунутся к нам, мы разобьем их в два счета. Все закончится, не успев начаться.

— Почему ты так в этом уверен?

— Один джентльмен в бою стоит дюжины янки, — самодовольно пояснил муж. — Кроме того, Англия и Франция позарез нуждаются в хлопке. Они выступят на нашей стороне.

— В Европе не приветствуют рабство, так что я бы не особо рассчитывала на их поддержку, — возразила Элизабет.

— Много ты понимаешь, — неодобрительно буркнула свекровь.

— Куда они денутся? — бросил Джеймс. — Хлопок — король. С ним мы поставим на колени весь мир.

Элизабет хмыкнула. Вот уж действительно, гордыня южан не знает границ.

— Но уверен, никакой войны не будет, — добавил Джеймс. — Янки прогнутся. Они ведь тоже получают немалую прибыль от экспорта наших товаров. Честь для них — пустой звук, а вот ради выгоды эти стяжатели и торгаши пойдут на все.

— …сказал человек, который женился на янки, чтобы заграбастать фабрики ее отца, — не удержалась Элизабет.

Джеймс неожиданно для нее расхохотался, а свекровь закудахтала, словно курица, снесшая яйцо:

— Да как ты смеешь! Мы — почтенные, уважаемые люди! Да ты нам ноги должна целовать за то, что мы пустили тебя в нашу семью. А ты ведешь себя таким неподобающим образом!

Элизабет не успела ответить, как из темноты, со стороны негритянского поселка донеслась песня. Хор мужских и женских голосов торжественно и тягуче выводил:

Ступай, Моисей,

В землю Египетскую.

Вели фараону

Отпустить мой народ!

— Что это? — встрепенулась она.

Джеймс вскинул голову и прислушался.

— А, не обращай внимания. — Он небрежно махнул рукой. — Ниггеры.

— Ниггеры? — скривилась миссис Фаулер. — У них что, какой-то праздник?

— Похороны, — пояснил Джеймс. — Я разрешил им похоронить Фанни.

— Негры поют на похоронах? — удивилась Элизабет.

— Поют, и даже танцуют, — отхлебнув бренди, подтвердил Джеймс. — Что поделать, у черномазых неразвитый мозг, и они не способны на такие глубокие чувства, как скорбь.

Элизабет скептически хмыкнула, а миссис Фаулер капризно заявила:

— Зря ты им это позволил, сынок. Теперь они будут всю ночь завывать, и я не смогу заснуть.

Джеймс пожал плечами.

— Чем больше ниггеры поют, тем меньше они думают, — сказал он и, откинувшись на спинку кресла, задымил сигарой.

Покачиваясь в качалке, Элизабет прислушивалась к песне, льющейся в ночной тиши. Хор то смолкал, позволяя женскому голосу — низкому и певучему — в одиночку выводить слова, то подхватывал его, усиливая и вознося до небес.

Пусть это были и похороны, но песня не звучала уныло. Да, в ней сквозила грусть и тоска, но вместе с тем — надежда, и даже какой-то задор.

Элизабет встала и подошла к балюстраде. Она облокотилась на парапет и посмотрела на звезды, подставив лицо приятному ветерку. Негры продолжали петь, и эта песня — пронзительная и волнующая — будоражила до глубины души.

— А ты, я посмотрю, дерзкая штучка! — раздалось у нее за спиной.

Элизабет вздрогнула от неожиданности. Оглянувшись, она увидела мужа.

— Испугалась? — спросил он.

— Нет, — буркнула она. — Просто не заметила, как ты подкрался.

Джеймс прижался к ней сзади. Со стороны могло показаться, будто любящий супруг обнимает жену, но его пальцы так цепко стиснули ее плечи, что стало больно.

— Пусти меня! — прошипела она, пытаясь освободиться, но Джеймс еще крепче прижал ее к себе.

Приблизив губы к ее уху, он шепнул:

— Больше не смей мне дерзить в присутствии матери или кого бы то ни было еще.

— Но ты сам завел этот разговор. Я что, должна была выслушивать, как ты оскорбляешь северян?

— Ты — моя жена, и на людях не должна мне перечить. Свои претензии можешь высказать наедине.

— У меня нет ни малейшего желания оставаться с тобой наедине.

— Я разделяю твои чувства, дорогая жена, но твой долг — рожать мне детей. Так что придется нам с тобой друг друга терпеть.

— Вчера ты выбрал несколько странный способ зачать ребенка, — съязвила Элизабет.

Будь она трезвой, у нее никогда бы не повернулся язык на столь чудовищную вульгарность. Но выпитое вино и злость на Джеймса сделали свое дело. Когда эти слова слетели с губ, она невольно сжалась, ожидая, что муж окончательно взбеленится. Но к ее удивлению, он лишь теснее прижался к ней и вдохнул запах ее волос.

— Я просто хотел, чтобы моя жена доставила мне удовольствие, — промурлыкал он.

Элизабет не сразу нашлась, что ответить. Ни в одной книге не описывали подробностей того, что именно входит в супружеский долг. Хотя, кое-где проскальзывали намеки, что в браке будут вещи, которые женщина должна перетерпеть, чтобы угодить мужчине. Но то, чего хотел от нее Джеймс… Это чудовищно!

— За подобными «удовольствиями» обращайся не ко мне, — холодно процедила она.

— Спасибо за мудрый совет, дорогая супруга, — с издевкой промолвил Джеймс. — Я обязательно не премину им воспользоваться.

— Вот и прекрасно, — сказала Элизабет. — А теперь, если не возражаешь, я тебя покину. Очень хочется спать.

Она повела плечами, пытаясь сбросить с них руки мужа, но Джеймс отпустил ее не сразу, а чуть погодя. Явственно давая понять, что именно он решает, когда ей можно уйти.

— Спокойной ночи, дорогая жена, — бросил он ей в спину.

— Спокойной ночи.

Глава 7

Элизабет ворочалась с боку на бок в тревожном ожидании, что откроется дверь, и в спальне появится муж. Застывший, липкий словно патока воздух окутывал тело, и она то откидывала измятую, влажную от пота простыню, то вновь натягивала ее на себя.

Досадно, что на двери нет засова, и нельзя запереться изнутри. Есть, правда, замочная скважина, а значит, должен быть ключ. Надо бы как-то невзначай спросить о нем у свекрови. Так, по крайней мере, Джеймс не войдет к ней, пока она спит.

Промаявшись несколько часов, Элизабет задремала. Проснулась она ранним утром — разбитая, и с тяжелой, как пушечное ядро, головой. Радовало одно: Джеймс не пришел. Может, он решил оставить ее в покое?

Элизабет зевнула и потянулась. Вот бы еще часок-другой понежиться в постели! Но увы, надо вставать и спускаться к завтраку, чтобы не злить муженька и свекровь.

— Что за дурацкая привычка — подниматься в такую рань? — проворчала она, с неохотой выбираясь из-под простыни.

За столом Джеймс и его мамаша болтали о всякой ерунде, а Элизабет молча поглощала еду. После завтрака семейство перешло в гостиную, чтобы выпить по чашечке кофе. Но едва они расселись по креслам, как с улицы донесся скрип колес и топот копыт.

— Кого там принесло? — поинтересовалась свекровь.

Джеймс пожал плечами.

— Скоро узнаем.

Через пару минут распахнулась дверь, и в комнату ворвался взбудораженный Цезарь.

— Масса Джеймс! Масса Джеймс! — бешено вращая глазами, завопил он.

— Что еще стряслось? — буркнул тот.

— Поймали ваших ниггеров, масса Джеймс!

Муж поднялся с дивана и вместе с Цезарем вышел за дверь. Элизабет переглянулась со свекровью, и они, не сговариваясь, подхватили юбки и выбежали на крыльцо.

На подъездной площадке стояла запряженная мулом телега, а у коновязи скребла копытами пара оседланных лошадей. Рядом топтался Билл Браун и два бородатых незнакомца в потрепанной одежде. Один из них держал на привязи вислоухую гончую и двух овчарок — здоровенных, лохматых, напоминающих скорее волков, чем собак.

На козлах телеги восседал белобрысый юнец, а в кузове, возле накрытого мешковиной груза, сидел, понурившись, негр. На его руках виднелись ржавые кандалы, прикованные цепью к борту.

Элизабет вспомнила, как пару дней назад муж упоминал о сбежавших рабах. Выходит, это один из них?

Джеймс спустился с крыльца и вразвалочку подошел к телеге.

— Ну-ка, что тут у нас?

Один из незнакомцев, косматый и чернобородый, сплюнул себе под ноги табачную жвачку.

— Сцапали их на болоте, мистер Фаулер, — сообщил он. — Собаки взяли след. Одного ниггера, правда, загрызли. Но вы же писали в объявлении: «доставить живым или мертвым», так что не обессудьте. А второй, пока собачки жрали его дружка, успел залезть на дерево, и мы схватили его живым.

Он подошел к телеге и откинул мешковину. Вначале Элизабет показалось, что под ней навалено пестрое тряпье, но в следующий момент она с ужасом поняла, что эти красные, розовые и коричневые лоскуты не что иное, как истерзанное, практически разорванное на куски человеческое тело. От лица почти ничего не осталось. Окровавленный череп жутко скалился двумя рядами белых зубов, а в небо таращился чудом уцелевший, вылезший из орбиты глаз.

— О, боже! — Волна ледяного озноба прокатилась вдоль позвоночника, и Элизабет застыла с открытым ртом, от потрясения забыв, как дышать.

— Отличная работа, Пирсон, — кивнул Джеймс. — Прикрой это. Дамы смотрят.

— О, прошу прощения! — Негролов торопливо вернул покрывало на место.

Джеймс взглянул на беглеца, за все это время так и не поднявшего головы.

— Ну что ж, здравствуй, Квимбо, — нарочито приветливо сказал муж.

— Здравствуйте, масса Джеймс, — глухо пробормотал раб.

— Скажи-ка, почему ты решил от меня убежать?

Негр молчал.

— Я что, плохо с тобой обращался? — вкрадчиво продолжил Джеймс.

Беглец не проронил ни слова, лишь еще сильнее понурился. Билл Браун замахнулся на него кнутом.

— Отвечай, когда спрашивает хозяин! — рявкнул он.

— Нет, — еле слышно вымолвил негр.

— Что «нет»? — передразнил управляющий.

— Масса Джеймс хорошо со мной обращался, — выдавил Квимбо.

— Тогда какого дьявола ты решил от него сбежать, паскуда ты черномазая?

Кнут свистнул в воздухе и обрушился негру на плечи. Тот сжался в комок, прикрывая скованными руками голову. Браун вновь размахнулся, но Джеймс поднял ладонь, приказывая остановиться.

— Хватит. Запри его в ящике, потом решу, как его наказать. — Он повернулся к охотникам за рабами. — А вы, джентльмены, пройдемте в мой кабинет. Вас ждет по стаканчику виски и честно заработанная награда.

Он развернулся и направился к дому. Негролов, держащий собак, сунул их поводки белобрысому юнцу, и вместе со своим приятелем последовал за Джеймсом.

— Мистер Фаулер, а с этим что делать? — Билл Браун кивнул на прикрытый мешковиной труп.

Джеймс даже не оглянулся.

— Закопай где-нибудь или свиньям скорми. Мне плевать.

Элизабет была в таком ступоре, что даже не шелохнулась, когда негроловы, сняв шляпы, поздоровались с ней. Она так и стояла, схватившись рукой за грудь, не в силах оторвать взгляд от телеги, где лежали ошметки человеческого тела.

Когда муж и охотники за рабами скрылись в доме, Браун кликнул пару негров из кучки жмущихся на крыльце слуг и велел им стащить труп с повозки.

Белобрысый протянул Брауну ключ, и тот отпер кандалы беглеца.

— Слезай, чертово отродье! — приказал управляющий. — И смотри мне, без глупостей!

Пленник, звеня цепями, тяжело поднялся на ноги и спрыгнул на землю. Он был высоким, жилистым, немного сутулым. Жалкие лохмотья едва прикрывали черное тело, а лицо обросло густой курчавой бородой.

Едва он ступил на гравий, как управляющий с такой силой врезал ему по физиономии, что негр не устоял и свалился на спину.

— Животное! — Браун пнул его ногой. — Вставай, черножопая обезьяна! Пошел!

Квимбо с трудом поднялся, и Браун погнал его куда-то в сторону полей, щедро осыпая ругательствами и ударами кнута.

Лишь когда они скрылись из виду, а негры унесли замотанное в дерюгу тело, Элизабет вновь обрела способность соображать. Она взглянула на стоящую рядом свекровь. Та смотрела вслед рабам, и ее бескровное лицо, покрытое паутиной морщин, не выражало ни малейших эмоций. Вот это хладнокровие! Или просто ей к подобным зрелищам не привыкать.

Но что будет с Квимбо? Куда его повели? Какое наказание эти изверги придумают для него? Если за плохо вымытый пол рабыням рассекли до крови руки, то что же грозит за побег?

Нужно поговорить с Джеймсом! Если есть хоть какой-то шанс облегчить участь беглеца, то надо его использовать, иначе она себе этого не простит.

Элизабет решительно направилась в дом, и едва не столкнулась в дверях с негроловами, которые на ходу пересчитывали купюры. Не обращая внимания на их удивленные взгляды, она вихрем промчалась по вестибюлю и ворвалась в кабинет.

Муж сидел за письменным столом, просматривая какие-то бумаги. Он поднял голову и в своей привычно насмешливой манере спросил:

— Что случилось, дорогая? Пожар?

— Что ты собираешься делать с Квимбо? — без лишних предисловий осведомилась она.

Джеймс облокотился на столешницу и подпер щеку кулаком.

— Интересно, с чего это тебя так беспокоят судьбы черномазых? Ты у нас любительница ниггеров, как я погляжу.

Он смерил ее с головы до ног таким сальным взглядом, что Элизабет показалось, будто она вновь стоит перед ним голая, как в первую брачную ночь. Она передернула плечами, стряхивая липкое наваждение, и сказала:

— Я беспокоюсь о благосостоянии нашей семьи. Эти варвары, которых ты нанял, уже погубили одного из твоих рабов. Я прошу тебя проявить благоразумие в отношении второго. Он еще молод и может долго работать, поэтому было бы экономически целесообразно…

Джеймс откинулся на спинку стула и издевательски захлопал в ладоши.

— Браво, миссис Фаулер! Какая речь! Да ты у нас просто образец практичного янки. Боюсь, правда, ты не учла одного нюанса…

— Какого?

— Ниггер-смутьян это паршивая овца, которая портит все стадо. Если побег сойдет ему с рук, то остальные последуют его примеру. И тогда мои убытки возрастут во стократ.

Элизабет судорожно сглотнула

— И что же ты намереваешься с ним сделать? — спросила она.

— Я еще не решил. — Джеймс прищурился, и по его губам скользнула змеиная улыбка. — А что бы ты предложила?

— Я? — Элизабет округлила глаза.

— Ну да. Удиви меня. Прояви свою практичность.

— Ну… — Она облизала пересохшие губы. — Запри его где-нибудь… Посади на хлеб и воду на пару недель. Думаю, этого хватит, чтобы он усвоил урок. Особенно с учетом того, что ему уже пришлось пережить…

Пару секунд Джеймс молча пялился на нее, а потом вдруг запрокинул голову и громко расхохотался.

— Господи, какая наивность! — отсмеявшись, сказал он. — Да после такого наказания все мои ниггеры только и будут делать, что сбегать, чтобы потом две недели жрать задарма и не работать. О, нет, дорогая, тебе нельзя управлять плантацией. Ты разоришься в два счета… Запомни, черномазых нужно держать вот здесь. — Он вскинул сжатый кулак.

— И что теперь с ним будет? — не сдавалась Элизабет.

— Я же сказал, что еще не решил.

— А какие есть варианты?

— О, их великое множество, — протянул Джеймс. — Можно его вздернуть… но нет, это слишком просто. Сжечь на костре? Сварить в кипятке? Засечь до смерти? Затравить собаками? Выбирай, что тебе по душе.

Он перечислял способы казни так буднично, словно предлагал Элизабет выбрать обои для спальни или блюдо для воскресного меню.

— Ты сошел с ума? — в ужасе воскликнула она. — Это чудовищно! Ты не посмеешь!

— И почему же? — Джеймс с любопытством склонил голову набок.

— Это противозаконно! Тебя посадят в тюрьму!

— Ты плохо знаешь законы, дорогая. Раб — моя собственность, вроде мула или собаки. Я могу пристрелить собаку, и мне за это ничего не будет. Этот ниггер пытался сбежать. Получается, это он нарушил закон, а я, как порядочный джентльмен, обязан его покарать. Разве ты, как добрая христианка, не согласна с тем, что зло должно быть наказано?

— Зло — это ваш вонючий, прогнивший, лицемерный Юг! — вскипев от ярости, выпалила Элизабет. — Я тебя ненавижу! Провались ты пропадом со своей плантацией!

— О, как ты прекрасна, когда злишься! — Джеймс усмехнулся, и его взгляд похотливо блеснул. — Глаза горят, щеки пылают — ни дать, ни взять разгневанная валькирия.

Он поднялся из-за стола и мигом преодолел разделяющее их расстояние. Прежде чем Элизабет успела увернуться, он крепко стиснул ее запястье.

— Пусти меня!

Она рванулась, но Джеймс вывернул ей руку и потащил в угол, где стоял красный диван. Элизабет отчаянно упиралась, но муж оказался сильнее. Он швырнул ее спиной на кожаное сиденье и навалился сверху.

— Такой ты мне нравишься куда больше, сучка, чем та дохлая рыбина, которой ты притворяешься в спальне, — прошипел он ей на ухо, задирая юбки.

— Не смей! Не трогай меня! — Элизабет беспомощно барахталась, распластанная под тяжелым мужским телом. — Я буду кричать!

— Кричи!

Джеймс закинул юбки ей на голову, и его рука скользнула в разрез между штанинами панталон.

— Кричи!

Пальцы грубо вторглись в промежность, царапая ногтями нежную плоть.

— Кричи, сучка! Я хочу, чтобы ты кричала, как ниггер, которого секут до кости!

Элизабет задыхалась под ворохом юбок, наброшенных ей на лицо. Она ощутила, как Джеймс хватает ее за ноги и разводит их в стороны. Попыталась вывернуться, выскользнуть из-под него, но корсет туго впивался в ребра, стесняя движения, а юбки опутывали тело как рыбацкая сеть.

Джеймс вошел в нее и стал резко двигаться, вбивая ее в диван. Было так больно, словно он вгонял в нее деревянный кол. Сердце выпрыгивало из груди, по щекам текли слезы. Нет, она не будет кричать! Она не доставит этому подонку такого удовольствия… И за все то время, что муж насиловал ее, ни звука не слетело с ее до крови закушенных губ.

Наконец Джеймс застонал и обмяк, а затем слез с нее, позволив полноценно вдохнуть. Пока Элизабет оправляла юбки и приглаживала растрепанные волосы, муж плеснул себе бренди и снова уселся за стол.

— Знаешь, ты, пожалуй, права, — как ни в чем не бывало, заметил он.

Элизабет подняла на него заплаканные глаза.

— В чем? — глухо спросила она.

Джеймс отсалютовал ей бокалом и, пригубив бренди, продолжил:

— От дохлого ниггера мало толку. Квимбо — хороший плотник, и вряд ли я быстро найду ему замену.

— Надо же! В тебе заговорил голос разума?

— Я спустил пар и немного успокоился, — невозмутимо пояснил муж. — Конечно, я его проучу так, чтобы другим неповадно было. Но если он выдержит наказание, то пускай еще поживет.

— Ты очень великодушен, — с горькой усмешкой бросила Элизабет. — А теперь, если позволишь, я пойду.

— Иди, дорогая. — Джеймс кивнул и поднес бокал ко рту.

Глава 8

Прошло несколько дней. Жизнь текла своим чередом, и Элизабет понемногу привыкала к роли жены. Благо, муженек не особо рвался делить с ней супружескую постель. Он как-то заявился к ней в спальню, но у Элизабет как раз начались женские недомогания, о чем она, едва скрывая радость в голосе, не преминула ему сообщить.

Джеймс брезгливо скривился и покосился на ее губы, явно прикидывая, не попытаться ли получить удовольствие извращенным путем. Но видимо решил, что игра не стоит свеч, и ушел.

Как-то раз после обеда семейство собралось в гостиной. Дома Элизабет любила играть на рояле, и сейчас, истосковавшись по музыке, села за фортепьяно. Пальцы привычно забегали по клавишам, наигрывая «Лунную сонату». Некоторые аккорды резали слух. Видимо пианино давно не настраивали, и оно здесь стоит, скорее, для красоты.

Снаружи донеслось громыхание повозки и топот копыт. Элизабет перестала играть и прислушалась. Джеймс оторвался от газеты, а свекровь — от шитья.

— Кого там принесла нелегкая? — буркнул муж.

Через минуту в гостиную вошел Цезарь.

— Масса Джеймс, прибыл масса Мерфи, — с поклоном доложил он. — Говорит, у него для вас есть товар.

— И на кой черт мне сдались новые ниггеры? Своих девать некуда, — проворчал Джеймс. — Впрочем, ладно, погляжу, кого он там приволок.

Отложив газету, он встал с дивана и направился к двери. Элизабет и свекровь, снедаемые любопытством, поспешили за ним.

На подъездной площадке стоял запряженный парой мулов решетчатый фургон. В нем, набитые как сельди в бочку, сидели негритянки. Рядом маячили двое охранников на лошадях, а позади фургона выстроилась вереница негров, скованных между собой.

На козлах сидел пузатый коротышка в зеленом сюртуке. Завидев Джеймса, он спрыгнул на землю и приподнял несуразно высокий для его роста цилиндр.

— Доброго денечка, мистер Фаулер. — Обросшее рыжими бакенбардами лицо расплылось в широкой улыбке.

— Добрый день, мистер Мерфи. — Джеймс пожал ему руку. — Какими судьбами в наших краях?

— Да вот, везу новый товар. Не желаете ли взглянуть?

— Признаться, у меня и так полно ниггеров, но из уважения к вам гляну одним глазком. — Джеймс подошел к фургону и уставился на пленниц. — Девки красивые есть?

— Увы, на этот раз ничего достойного вашего внимания, — вздохнул коротышка. — Но имеется кое-что получше.

— И что же это? — недоверчиво усмехнулся Джеймс.

— Одна птичка мне напела, что вы интересовались неким ниггером ныне покойного Чарльза Бэйли.

— Неужто миссис Бэйли все-таки решилась продать рабов?

— Что поделать? Достопочтенный мистер Бэйли, как многие джентльмены, не знал счета деньгам. Когда он отдал богу душу, оказалось, что у него сплошные долги. Теперь все имение пойдет с молотка. Вдова дала мне нескольких особо ценных рабов, чтобы я отвел их в Саванну, на аукцион. А я краем уха слыхал, будто бы вы изъявляли желание купить у него ниггера по имени Самсон. Если вы все еще заинтересованы — он здесь.

Мерфи направился к веренице рабов. Элизабет с любопытством взглянула на них, и в глаза ей сразу бросился молодой негр. Высокий рост, прямая спина и добротная, хоть и запылившаяся одежда выделяли его из общей массы невольников — понурых, сгорбленных, облаченных в лохмотья из мешковины.

«Наверное, это он», — решила Элизабет и оказалась права. Работорговец остановился напротив него и приказал:

— Эй, животное, шаг вперед!

Негр с высоты своего роста смерил коротышку уничижающим взглядом и выдвинулся из шеренги, насколько позволяла цепь. Джеймс подошел к нему с таким преувеличенно-скучающим видом, что Элизабет догадалась: муж крайне заинтересован в этом рабе.

— Ну что ж, здравствуй, Самсон, — с издевкой в голосе произнес он.

— Здравствуйте, мистер Фаулер, — ответил негр, глядя ему прямо в глаза.

Элизабет не сразу поняла, что именно показалось ей странным. Лишь через пару секунд до нее дошло, что Самсон, в отличие от остальных рабов, которых ей доводилось видеть, при разговоре с белым не опустил взгляд.

Она заметила, как у Джеймса дернулась щека. Подобная дерзость пришлась ему явно не по нутру. Он повернулся к работорговцу.

— Не то, что бы мне были нужны новые рабы… — с деланым безразличием протянул он. — Но чисто из любопытства: сколько вы просите за этого наглеца?

— Самсон — весьма ценный раб, — заявил Мерфи. — Вы же сами видите — он молод и силен… Ну-ка, ниггер, раздевайся!

Тот не шелохнулся, глядя на коротышку сверху вниз.

— Ты оглох, черномазый? — Работорговец потянулся к висящему на поясе кнуту.

Негр едва заметно прищурился и стиснул зубы. Он сбросил жилет, опустил подтяжки и принялся неторопливо расстегивать пуговицы рубахи. Это происходило так издевательски медленно, что в конце концов работорговец не выдержал. Он подскочил к рабу и сорвал с него рубаху, обнажая мускулистый торс.

В глаза бросился висящий на груди талисман — изогнутый клык какого-то хищника на кожаном ремешке.

— Полюбуйтесь, мистер Фаулер, он силен, как бык. — Мясистые пальцы Мерфи вцепились Самсону в плечо. — Посмотрите, какие бицепсы! Потрогайте.

Джеймс с нарочитым безразличием подошел поближе.

— Открой рот, черномазый! — приказал работорговец, и когда Самсон нехотя подчинился, стиснул его щеки с боков: — Смотрите, все зубы на месте.

Затем он оттянул пальцами верхние и нижние веки, демонстрируя белки глаз.

— Тут тоже все в порядке. Ну-ка, подпрыгни на одной ноге!

Негр подпрыгнул, насколько позволяла цепь, сковывающая его с остальными.

— Вот видите, мистер Фаулер? Молодой, здоровый и сильный раб. Кроме того, как вы сами знаете, он — лучший объездчик лошадей во всей округе. Очень выгодная покупка. Берите, не пожалеете. Таких ниггеров — один на миллион. Я предлагаю только самый качественный товар.

Мерфи чуть не выпрыгивал из штанов, набивая цену, но Джеймс с напускным раздражением отмахнулся.

— Покупать черномазых с плантации Бэйли — все равно, что швырять деньги на ветер, — пренебрежительно бросил он. — Бьюсь об заклад, этот любитель ниггеров так их избаловал, что они уже ни на что не годны. На кой черт мне сдалась эта ленивая обезьяна?

— Вы же меня знаете, мистер Фаулер, — затараторил коротышка, теребя свои бакенбарды. — Да разве я бы предложил вам ниггера, с которым бы вы не управились? Держу пари, вы укротите любого зверя.

Джеймс только хмыкнул на эти слова. Он вальяжно расхаживал перед Самсоном, заложив руки за спину, и Элизабет каким-то чутьем понимала, что муж заинтересован в покупке гораздо больше, чем пытается показать.

Странно, почему он так хочет купить именно этого раба? Взгляд невольно скользнул по статной фигуре. Широкие плечи, сильные руки, развитые грудные мышцы темной бронзой отливали на солнце, и Элизабет вдруг ощутила, как по жилам, словно после бокала вина, растекается густое тепло. Она поняла, что краснеет, и стыдливо отвела глаза.

— Так сколько же вы хотите за этого ниггера? — равнодушно поинтересовался Джеймс.

Румяная физиономия работорговца расцвела в довольной ухмылке.

— Только для вас, сэр! За это великолепное животное я прошу смехотворную цену… Три тысячи долларов.

Джеймс замер с открытым ртом, но через секунду делано рассмеялся.

— Вы, должно быть, шутите, мистер Мерфи. За такие деньги я могу купить трех первоклассных рабов. На черта мне этот избалованный ниггер, с которым еще придется повозиться, чтобы из него вышел прок?

— Вы же сами видите, что этот ниггер стоит десятерых, — невозмутимо парировал коротышка. Он повернулся к Самсону и приказал: — Снимай штаны!

Элизабет обомлела. Неужто они разденут его догола? Понятно, что человеческое достоинство раба для них пустой звук, но ведь приличия никто не отменял.

Она растеряно посмотрела на свекровь. Неужели та не вмешается? Но миссис Фаулер, облокотившись на парапет, с таким жадным интересом таращилась на Самсона, что Элизабет с удивлением поняла: а старуха-то не прочь поглазеть на то, что скрывается у него в штанах.

Неожиданно на помощь пришел Джеймс. Он озадаченно посмотрел на мать и сказал:

— Не стоит. Здесь дамы.

Миссис Фаулер поспешно выпрямилась и чопорно поджала губы. Элизабет прикрылась веером, чтобы спрятать смешок. Какая досада! Сынуля испортил маменьке удовольствие.

Работорговец подошел к Самсону, отрешенно смотревшему вдаль, и оттянул пояс его штанов.

— И все же, взгляните, сэр, какая оглобля! Он не кастрирован, а значит, вы сможете спаривать его со своими девками. От такого производителя получится отличный приплод. Даже за сосунка дадут долларов двести. Вы просто озолотитесь!

Элизабет изумленно распахнула глаза. С ума сойти! Он говорит так, словно речь идет о породистых лошадях. И эти варвары называют себя цивилизованными людьми!

— У меня и так есть кому покрывать моих кобыл, — отмахнулся Джеймс.

Тем не менее, он подошел к Самсону и сунул руку ему в штаны. Тот безучастно глядел в небо, видимо смирившись с происходящим. Джеймс кивнул, оттопырив нижнюю губу, затем зашел негру за спину.

— Ни шрама, ни клейма, — скривился он. — Да этого ниггера, небось, ни разу и не секли. Признавайся, черномазый, бил тебя твой хозяин?

— Нет, — буркнул тот.

— Что «нет»? — взъелся Джеймс.

— Нет, сэр.

— Вот видите? — вклинился Мерфи. — Этого ниггера даже не нужно бить, чтобы он работал.

— Таких ниггеров не бывает, — отрезал Джеймс. — А с ленивого раба хоть всю шкуру сдери, толку не будет. Даю за него полторы тысячи.

— Две восемьсот, — возразил работорговец.

— Тысяча шестьсот.

— Две семьсот. Только ради вас, сэр, себе в убыток.

— Тысяча восемьсот. Это мое последнее слово.

Коротышка окинул Джеймса пытливым взглядом и, видимо прикинув, что слово далеко не последнее, заявил:

— Коль так, мистер Фаулер, то поведу-ка я этого ниггера в Саванну. Знаете, сколько плантаторов мечтает его заполучить? Зуб даю, на аукционе за него и все четыре выложат.

Он направился к козлам фургона. Пару секунд Джеймс провожал его растерянным взглядом, затем решился:

— Постойте! Даю тысячу восемьсот и… — Он огляделся по сторонам. — …Вон того сопляка в придачу.

Его палец указал на лужайку. Проследив за жестом, Элизабет увидела маленького Майка, с любопытством выглядывающего из-за куста.

— Эй, малец, поди-ка сюда! — Джеймс поманил ребенка, и тот с опаской направился к нему.

Нет! Он же не собирается отдать Майка работорговцу! Этого нельзя допустить! Ноги сами понесли Элизабет с крыльца.

— Джеймс, послушай! — воскликнула она. — Ты ведь не всерьез?

Муж, работорговец и охранники как по команде уставились на нее.

— Что? — Джеймс недоуменно поднял бровь.

— Ты же не собираешься отдавать Майка этому господину?

— Собираюсь. — Он повернулся к Мерфи. — Вы согласны?

— Ну… — Тот посмотрел на Элизабет, затем перевел взгляд на ребенка. — Похоже, ваша супруга против…

— Забирайте тогда и ее, — усмехнулся Джеймс. Он схватил Элизабет за локоть и подтолкнул к работорговцу. — Сколько дадут за такую кобылку?

— Ты с ума сошел?! — прошипела она, выдернув руку из его хватки.

Коротышка фальшиво рассмеялся, делая вид, что шутка Джеймса пришлась ему по душе.

— За такую красавицу тысяч пять, не меньше. Вы счастливчик, мистер Фаулер, — льстиво произнес он.

— Это вы ее еще голой не видели. Хотите взглянуть?

С этими словами муж дернул Элизабет за вырез платья. Несильно, просто чтобы ее припугнуть, но она, уже не зная, чего от него ожидать, судорожно схватилась за лиф.

— Ты спятил… — пробормотала она, пытаясь разжать его пальцы. — Перестань!

— Это ты перестань совать свой нос в чужие дела! — Он выпустил платье и отпихнул ее от себя. — Я сам решаю, кому и когда продавать моих рабов.

Элизабет беспомощно оглянулась по сторонам. Миссис Фаулер по-прежнему стояла на крыльце, с явным интересом наблюдая за происходящим. За стеклянной дверью виднелись черные лица лакеев, а на балконе маячили Роза и Сара с метелками в руках. Похоже, челядь тоже не прочь поглазеть на бесплатное представление.

Охранники работорговца пялились на Элизабет, не скрывая ухмылок, и только рабы в фургоне и возле него не решались поднять на нее взор.

Все, кроме одного.

Самсон смотрел на нее, не таясь. Их взгляды встретились, и она как будто уловила сочувствие в блестящих черных глазах…

Да нет, должно быть почудилось. Сочувствие от раба, которого самого осматривают как скотину перед продажей? К ней — жене господина? Что за чушь!

Хотя, по существу, она такая же собственность Джеймса, как и его рабы. Она не может покинуть его дом, не может распоряжаться своим имуществом. Ее тело должно удовлетворять его прихоти, а утроба — вынашивать его детей. Да у нее даже имени своего больше нет!

Горькие мысли вихрем пронеслись в голове и улетучились, вытесненные тревогой за Майка. Мальчик переминался с ноги на ногу и испуганно таращил глаза.

— Подойди-ка сюда, негритенок! — велел ему Мерфи, но тот остался стоять.

— Ты оглох? Живо выполняй приказ белого господина! — рявкнул Джеймс.

Майк на секунду поднял умоляющий взгляд на Элизабет, от чего у нее сжалось сердце, и подошел к работорговцу. Тот принялся вертеть его, осматривая со всех сторон.

— Мулат? — поинтересовался он.

— Да, — кивнул Джеймс. — Еще чуть подрастет, и него дадут хорошую цену.

— Я не выращиваю ниггеров на продажу, мистер Фаулер, — пробормотал коротышка, придирчиво разглядывая ребенка. — Впрочем, в Саванне есть одно заведение, где на таких щенков неплохой спрос. Велите ему раздеться!

— Какое еще заведение? — вклинилась Элизабет, не в силах больше молчать.

— Боюсь, это не для дамских ушей, — осклабился работорговец.

— Элизабет! Иди в дом! — сердито приказал Джеймс.

Она набрала воздуха в грудь, чтобы возразить, но муж грубо схватил ее за локоть и поволок за собой.

— Ты — моя жена, и обязана мне подчиняться! — прорычал он, не ослабляя хватки.

— Не смей отдавать ребенка этому скользкому типу! — процедила она.

— Это не твое собачье дело, моя дорогая! — Он втолкнул ее в дом и потащил на второй этаж. — Все на этой плантации, включая и твою прелестную задницу, принадлежит мне. Я буду делать что захочу, и никто мне не указ.

Джеймс пинком распахнул дверь ее спальни и впихнул Элизабет внутрь.

— Посиди взаперти, подумай о своем вызывающем поведении, — бросил он. — Мне осточертело, что ты вечно защищаешь черномазых. Еще раз полезешь…

— И что ты сделаешь? — огрызнулась Элизабет. — Убьешь меня?

— Захочу — убью, — спокойно ответил Джеймс. — Места здесь глухие, никто тебя не найдет…

На его губах играла улыбка, но Элизабет догадалась, что он не шутит. Мороз пробежал по коже, ноги стали ватными, и она без сил опустилась в кресло.

Джеймс вышел и закрыл за собой дверь. Когда в замке провернулся ключ, Элизабет в очередной раз ощутила себя в ловушке. Джеймс Фаулер имеет здесь безграничную власть. И негры, и она сама с потрохами принадлежат ему.

Она измучено откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. На грудь навалилась такая тяжесть, будто ее придавило могильной плитой. Бесполезно. Все бесполезно. Она ничего не сможет сделать для рабов.

«Джеймс скорее убьет меня, чем изменит свое отношение к ним, — подумала она. — Негры для него — рабочий скот. Он выжимает из них все соки, и его не терзают ни малейшие угрызения совести… если у такого человека вообще есть совесть… Как можно продать маленького ребенка этому алчному торгашу? Что это за заведение, о котором он говорил?..»

С полчаса она просидела в кресле, гоняя по кругу невеселые мысли, как вдруг за окном раздался пронзительный женский крик:

— Не-ет!

Господи! Что еще стряслось? Элизабет в смятении выбежала на балкон.

Фургон как раз выезжал на аллею. Скованные цепью рабы понуро следовали за ним. Со стороны полей наперерез этой унылой процессии неслась негритянка, размахивая руками и что-то нечленораздельно вопя.

Маленький Майк протянул ручки сквозь ржавую решетку и закричал:

— Мама!

— Сынок! — Негритянка издала истошный вопль и, подбежав к повозке, уцепилась за прутья.

— Тпру! — Работорговец осадил мулов и оглянулся на Джеймса. — Сэр, уберите свою скотину, пока ее не переехало колесом.

— Люси, черномазая идиотка! — рявкнул Джеймс. — Сейчас же вернись к работе, или я задам тебе трепку!

Негритянка обернулась, не выпуская решетку из рук.

— Масса Джеймс! Масса Джеймс! Умоляю! Не продавайте Майка! Пожалуйста, масса Джеймс! — с рыданиями и всхлипами заголосила она.

— Ты оглохла, мразь? — гаркнул подоспевший Билл Браун. — Хозяин велел тебе возвращаться в поле! Пошла прочь, или отведаешь моего кнута.

Он бросился к ней, на ходу разворачивая кнут. Несчастная мать продолжала цепляться за тянущегося к ней сына. У Элизабет от жалости стиснуло грудь. Но она ничем не могла помочь, оставалось лишь смотреть на душераздирающую сцену, до боли сжимая кулаки.

Надзиратель подскочил к Люси и полоснул ее кнутом. Она вскрикнула, а Майк зарыдал. Браун продолжал хлестать рабыню, пока ее пальцы не разжались, и она не повалилась на дорогу, закрывая голову от сыпавшихся на нее ударов.

Мерфи стегнул мулов, и фургон с дребезжанием покатился прочь. Негритянка порывалась вскочить, но Браун сек ее каждый раз, когда она пыталась встать на ноги.

Лишь когда повозка скрылась из виду, он прекратил избивать Люси. Она тяжело поднялась. Ее платье из мешковины потемнело — то ли от пыли, то ли от крови. Пошатываясь, она побрела к Джеймсу. Тот, скрестив на груди руки, стоял у ступеней и с самым невозмутимым видом смотрел на нее.

Приблизившись к нему, негритянка вскинула голову.

— Будьте вы прокляты, масса Джеймс! — с ненавистью бросила она. — Вы же обещали!

— Что я тебе обещал, рабыня? — насмешливо спросил тот.

— Обещали, что никогда не продадите Майка. Он ведь ваш сын! Плоть от плоти… Как вы могли продать собственного сына?

— Заткнись, тварь!

Джеймс с размаху ударил ее по лицу. Негритянка упала и скорчилась на светлом гравии у его ног.

Элизабет остолбенела. Колени подогнулись, и она схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Корсет так сильно сдавливал грудь, что потемнело в глазах. Она на ощупь вернулась в спальню и рухнула на кровать.

Сердце колотилось как сумасшедшее, а в голове билась мысль: «Не может быть! Джеймс продал собственного сына? Не может этого быть!»

Возможно, негритянка солгала! Но зачем? Кожа Майка гораздо светлее, чем у нее. Выходит, его отец белый. Но кто? Управляющий? Заезжий проходимец? Или действительно Джеймс?

Если это правда, то он — настоящее чудовище, способное на любую мерзость. Подонок! Исчадие ада! И как рожать от такого детей?

Надо поговорить с этой Люси. Узнать, сказала ли она правду. Дождавшись, когда в голове немного прояснилось, Элизабет встала с кровати и вышла на балкон. Но ни на подъездной площадке, ни на аллее уже никого не было. Только борозды от колес и вмятина на светлом гравии там, где Браун избивал рабыню, напоминали о том, что все случилось наяву, а не привиделось в дурном сне.

Глава 9

На следующее утро Джеймс ни свет ни заря заявился к Элизабет в спальню.

— Вставай! —потребовал он, стягивая с нее простыню.

— Что случилось? — Элизабет испуганно уставилась на него.

— Сегодня воскресенье. Божий день. Грех залеживаться в постели до обеда.

«До обеда»? Элизабет выглянула в окно. На небе только разгорался рассвет. Ее охватила злость.

— Грех — это продавать своего сына работорговцу! — вырвалось у нее прежде, чем она успела прикусить язык.

Джеймс замер, и его серые глаза превратились в ледяные колючки. Элизабет вдруг показалось, что вырез ее сорочки слишком низко открывает грудь, и она судорожно стянула его рукой.

— Ты снова лезешь не в свое дело, дорогая? — нарочито спокойно произнес муж. — Да еще и осмеливаешься меня в чем-то упрекать?

— Скажи, это правда? — не сдавалась Элизабет. — Майк твой сын?

— Да. — Ни один мускул не дрогнул на холеном лице.

— И ты продал собственного сына?

— А что тут такого? Дети наследуют статус матери. Люси — моя рабыня, ее отродье — тоже, а я не делаю поблажек никому из моих рабов.

— Но это же твой ребенок! — вскричала Элизабет, в попытке достучаться до его совести.

— Ты вздумала читать мне мораль? — На лице Джеймса заиграла циничная усмешка. — Так вот, дорогая, знай, Майк — далеко не первый щенок, зачатый от моего семени, которого я продаю. За мулатов дают хорошую цену, так что заделывать сосунков черным девкам — выгодное занятие.

— Ты чудовище! — пробормотала Элизабет, чувствуя, как, несмотря на жару, по телу пробегает озноб.

Джеймс пожал плечами.

— Я всего лишь забочусь о процветании «Персиковой долины», — невозмутимо заявил он. — Чтобы дети, которых мне родишь ты, ни в чем не нуждались.

Элизабет исподлобья глядела на него, не зная, что на это сказать, а он глумливо продолжил:

— Не волнуйся, дорогая, твоих отпрысков я не продам. Даю тебе слово.

— Вот уж спасибо, утешил, — буркнула она.

— Жду тебя к завтраку. Не опаздывай.

Когда он вышел из спальни, Элизабет села на край кровати и закрыла руками лицо. Боже, какой цинизм! Плодить детей и продавать их как поросят. Какой позор!

Она тяжело поднялась и позвонила в колокольчик, вызывая служанку. Интересно, видела ли Анна, как Джеймс продал Майка работорговцу? Скорей всего да: прислуга вчера подсматривала изо всех щелей.

И действительно, едва Элизабет уселась на пуфик, и черепаховый гребень коснулся ее волос, как Анна сокрушенно покачала головой.

— Жуть какая, мадам! — запричитала она. — У меня вчера чуть сердце не разорвалось. Ну как можно было отнять ребенка у матери?

Гадость совершил Джеймс, но стыдно стало Элизабет. Да, она старалась это предотвратить, но ничего не вышло. Может, недостаточно старалась?

— Ты права, это было ужасно, — вздохнула она.

— А вы слыхали, что эта негритянка ляпнула вашему мужу? — не унималась Анна. — Будто бы мальчишка — его сын.

— Слыхала, — сухо ответила Элизабет.

Обсуждать это со служанкой совершенно не хотелось. Элизабет почему-то казалось, что все потешаются над ней из-за того, что она имела глупость выйти замуж за такого подлеца.

Желая поскорее сменить тему, она заметила как бы невзначай:

— Я только одного не пойму. Зачем Джеймсу понадобился этот новый негр?

— Так ясно, зачем, — отозвалась Анна. — Прислуга вчера весь день об этом судачила.

— Да ну? — Элизабет пытливо взглянула на ее отражение. — И что же они говорят?

— Этот негр, Самсон, вроде как хорошо разбирается в лошадях. А конюх вашего мужа как раз недавно сбежал. Помните того бедолагу, которого загрызли собаки?

Элизабет недоверчиво хмыкнула.

— Лишь поэтому? Неужели конюх такая редкость в этих краях? Мне кажется, должно быть что-то еще. Джеймс так отчаянно торговался.

— Знаете, мэм, — служанка понизила тон. — Думаю, тут дело еще в бывшем хозяине этого негра.

— Ага… — Элизабет наморщила лоб. — И что же с ним не так?

— Говорят, ваш муж терпеть его не мог. Обзывал его «негролюбом» и этим, как его… абули… цистом. Этот мистер Бэйли вроде как выступал против рабства и собирался освободить своих рабов. Поговаривают, что на этой почве они с мистером Фаулером и повздорили. Дело дошло до дуэли, и ваш супруг его застрелил.

— Да ты что! — ахнула Элизабет. — Джеймс застрелил человека?

— Так говорят, мэм. А самое забавное, этот Самсон был секундантом своего господина.

— Как это? Разве раб может быть секундантом?

— Выходит, что да. Как я поняла, Самсон и этот мистер Бэйли вместе росли. Говорят, они были не разлей вода и держались почти на равных.

— Думаешь, мой муж купил Самсона, чтобы на нем отыграться?

— Да кто его знает. — Анна пожала плечами. — Вы бы слышали, что Цезарь вчера выдал по этому поводу.

— И что же?

Анна прочистила горло и пробасила, подражая ворчливому голосу дворецкого:

— «Уж масса Джеймс-то собьет спесь с этого ниггера. А то больно этот черномазый о себе возомнил».

* * *

После завтрака Джеймс созвал всех на воскресную проповедь. Она проходила на лужайке за Большим Домом, неподалеку от хижин рабов. Элизабет и миссис Фаулер сидели в принесенных с террасы плетеных креслах. Вокруг собрались надзиратели и домашняя челядь, а полевые негры, сегодня освобожденные от работ, выстроились на траве.

Навскидку Элизабет насчитала около сотни рабов. Они были в грубой, застиранной одежде, но выглядели довольно опрятно — явно принарядились по случаю выходного дня. Мужчины надели соломенные шляпы, а женщины повязали на манер тюрбанов цветные платки.

Джеймс в белоснежной плоеной сорочке, бежевых бриджах и светлом сюртуке расхаживал по лужайке с евангелием в руках. Раскрыв книгу, он благоговейно снял шляпу, всем своим видом выказывая благочестие и кротость.

— Соберитесь вокруг меня, овечки мои! — словно заправский пастырь произнес он, вальяжно приближаясь к рабам.

Те сгрудились теснее, не поднимая голов.

Джеймс прочистил горло, пролистнул несколько страниц и начал торжественно вещать:

— Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение.

Он выдержал эффектную паузу и обвел глазами паству. Негры стояли понурившись и исподлобья зыркали на него. Никто не проронил ни слова, и Джеймс продолжил:

— Те, которые имеют господами верных, не должны обращаться с ними небрежно, потому что они братья; но тем более должны служить им, что они верные и возлюбленные и благодетельствуют им. Учись сему и увещевай, почитать господ своих достойными всякой чести.

Он заливался соловьем, призывая рабов к послушанию, и скоро Элизабет совсем утратила нить в его запутанных речах. Святая Библия, кнут, надсмотрщики, кандалы — все средства хороши, чтобы заставить несчастных людей с утра до ночи горбатиться на господ. Одурманить, облапошить, запугать — лишь бы ни проблеска мысли о справедливости и свободе не промелькнуло в их курчавых головах.

Скользя взором по толпе, Элизабет заметила в ней Самсона. Он был единственным из всех рабов, кто посмел не опустить головы. Когда их взгляды встретились, он отвел глаза не сразу, а лишь через пару секунд. Элизабет ощутила, как к щекам приливает кровь, и усиленно замахала на себя веером.

«Уж масса Джеймс-то собьет спесь с этого ниггера», — пришло ей на ум.

Она украдкой посмотрела на мужа. Тот продолжал нараспев зачитывать строки из евангелия:

— Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо.

«Почему Бог такой кровожадный? Разве он не должен быть против несправедливости и страданий? — мелькнула крамольная мысль, но Элизабет тут же отогнала ее привычным: — Неисповедимы пути Господни».

— Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? — увещевал Джеймс. — Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его.

Все слушали его в почтительном молчании, но неожиданно в толпе рабов раздался всхлип. Джеймс осекся, и все уставились на нарушительницу спокойствия. Ею оказалась Люси — рабыня, у которой вчера отобрали ребенка. Ее щеки блестели от слез, а грудь сотрясалась от рыданий.

— В чем дело? — недовольно закудахтала свекровь. — Мистер Браун, утихомирьте эту негритянку!

— Будет сделано, мэм, — ухмыльнулся тот.

Он направился к плачущей Люси, вынимая из-за пояса кнут.

Окружавшие ее негры отшатнулись, оставив ее одну. Лишь Самсон не двинулся с места. Он стоял рядом и хмуро смотрел на приближающегося Брауна.

— Закрой пасть, черномазая тварь! — рявкнул управляющий и щелкнул кнутом в воздухе прямо у нее перед лицом.

Люси завыла еще громче, а Браун принялся неспешно раскручивать кнут над головой. Элизабет заметила, что Самсон весь подобрался, как хищник перед прыжком…

— Мистер Браун! — выпалила она. — Прекратите!

Надзиратель замер, посмотрел на нее, затем перевел взгляд на хозяина.

— Джеймс! — Элизабет повернулась к супругу. — Прошу тебя, давай хотя бы в воскресенье не будем устраивать балаган!

На лице мужа заиграла издевательская ухмылка.

— Ну что ж, раз ты просишь… — Он махнул рукой управляющему. — Оставь ее Билл. Побереги силы. Они тебе сегодня еще понадобятся.

— Ты у меня еще попляшешь, черномазая! — Надзиратель замахнулся на Люси, но не ударил ее, а принялся сворачивать кнут. — Что уставился, образина? — ощерился он на Самсона, который не спускал с него глаз.

— А чего ты хотел, Билл? — глумливо произнес Джеймс. — Ты же знаешь, кто был его прежним хозяином. У них на плантации с ниггерами цацкались, как с белыми господами.

Он вразвалочку подошел к Самсону и встал напротив него, заложив пальцы за лацканы сюртука. Негр был чуть выше Джеймса, и тому пришлось слегка задрать подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Гляди-ка, разоделся, как белый, — сострил Джеймс, разглядывая одежду Самсона — светлую рубаху, кремовый жилет и бежевые штаны из добротного сукна. — Не желаете ли сигару, «сэр»?

Самсон молчал, мрачно глядя на господина. Люси перестала всхлипывать и только шмыгала носом, а остальные негры, потупившись, стояли вокруг.

— Что ж, ниггер, ты должен кое-что уяснить, — снова заговорил Джеймс. — Здесь, в «Персиковой долине» установлены свои правила, которым все обязаны подчиняться. Правила очень просты — они записаны в Святой Библии. Усердно трудиться, почитать своих господ и не пытаться сбежать. Очень просто, не так ли?

Самсон нехотя кивнул.

— Да, сэр.

Джеймс повернулся к остальным рабам и продолжил:

— Однако среди вас есть паршивые овцы, которые идут против Слова Божьего. Таким овцам нужно преподать урок. И пускай это будет поучением для всех вас. — Он кивнул Биллу Брауну. — Приведи Квимбо.

— Слушаюсь, сэр, — ответил тот.

Он кликнул Чака и Томаса — своих белых подручных, и они направились к раскинувшемуся посреди лужайки вековому дубу.

После поимки Квимбо Элизабет ни разу не слышала, чтобы кто-то о нем упоминал, и почему-то решила, что инцидент исчерпан. Но сейчас ледяная тревога зашевелилась в груди. Что за очередную гадость задумал муженек?

Надзиратели подошли к дубу. Приподнявшись в кресле, Элизабет заметила в траве под деревом прямоугольный люк.

Чак с кряхтением выдвинул огромный засов, затем вместе с Томасом взялся за рукоятки, и они стали поднимать ржавую крышку. Тем временем к ним подошел один из негров с ведром воды.

Когда крышку откинули, Элизабет встала с кресла и заглянула в люк. Там, в тесном пространстве размером с гроб скрючился обнаженный негр. Она в ужасе зажала ладонью рот. Неужели Квимбо целую неделю провел в этом железном ящике? Днем — палящий зной, ночью — стылый холод… Страшно подумать, какие страдания пережил этот человек! Господи, а она-то, дура, поверила, что Джеймс простил ему побег.

Внутрь плеснули ведро воды, и над лужайкой разнесся отчаянный вопль. Надзиратели склонились над ящиком и вытащили оттуда орущего Квимбо, мокрая кожа которого ослепительно блестела на солнце. Он и впрямь был в чем мать родила, и Элизабет отвела глаза.

— В чем дело, дорогая? — от мужа не укрылось ее смущение. — Вид животного в первозданном облике оскорбляет твой девственный взор?

— Джеймс, ты же обещал пощадить его. — Она до хруста сжала в руках сложенный веер.

— Я сказал, что не убью его. Но он должен быть наказан за свой проступок.

— Он и так достаточно наказан. Неделя в этом гробу… Это какое-то безумие!

Она снова взглянула на Квимбо. Худой, изможденный, он не мог даже стоять на ногах. Надзиратели тащили его под руки, и его ноги беспомощно волочились по траве.

— Ошибаешься, дорогая, — сказал Джеймс. — Ниггеры способны вынести куда больше, чем ты представляешь. Эти скоты — искусные притворщики, они просто пытаются давить на жалость.

— Тебя бы посадить в этот ящик! Посмотрела бы я, как бы ты давил на жалость! — возмутилась Элизабет.

Свекровь негодующе вскинула голову, а Джеймс оглушительно расхохотался.

— Боже, на ком я женился! — воскликнул он. — Что за злобная маленькая мегера! Я, право, начинаю тебя бояться. Похоже, мне следует засунуть в этот ящик тебя.

— Давно пора, — поддакнула миссис Фаулер, обмахиваясь веером так рьяно, что черные ленты ее чепца реяли как флаги на пиратском корабле.

Тем временем Квимбо подтащили к столбу, вкопанному посреди утоптанной площадки, и сунули его руки в кандалы, свисающие с верхушки на цепях.

— Что ты собираешься с ним делать? — дрогнувшим голосом спросила Элизабет.

— То, что каждый добрый хозяин обязан делать с этими неблагодарными существами, — ответил Джеймс. — Учить их уму-разуму.

Он повернулся к неграм.

— Рабство — это божественный порядок, установленный для вашего же блага, — с пафосом произнес он. — Вам не выжить в свободном мире, потому что ваш народ туп и ленив, и вы не сможете конкурировать с разумной белой расой. Квимбо нарушил этот порядок и будет сурово наказан. И я надеюсь, вы все усвоите этот урок.

Квимбо, прикованный к столбу, едва стоял на ногах. По его жилистому темно-коричневому телу то и дело пробегала судорога.

— Для начала, — продолжил Джеймс, — паршивую овцу нужно клеймить, дабы каждый знал, что перед ним — неблагодарная тварь, посмевшая сбежать от своего господина.

Элизабет застыла от ужаса. Возле столба горела жаровня, а рядом с ней топтался Билл Браун, и только сейчас она заметила, что он держит железный прут, одним концом погрузив его в пламя.

— Ну что там? — нетерпеливо окликнул Джеймс.

— Все готово. — Надзиратель ухмыльнулся и поднял прут. На его конце светилось оранжевым раскаленное клеймо.

— Джеймс, ты же не собираешься в самом деле… — пролепетала Элизабет, чувствуя, как между лопаток стекает холодный пот.

Он подошел к ней с мерзкой ухмылочкой на лице.

— Разумеется, собираюсь, моя дорогая. Я выжгу на его обезьяньей морде букву Б — «беглец». Вот здесь.

Он протянул руку и пальцем начертил у Элизабет на щеке воображаемую букву. Она отшатнулась. Муж хмыкнул и повернулся к Биллу Брауну.

— Ну что ты там возишься? Давай скорее!

— Да, мистер Фаулер.

С раскаленным прутом в руках управляющий приблизился к рабу. Тот в ужасе покосился на пылающее клеймо и чуть слышно пробормотал:

— Не надо, масса Джеймс! Прошу вас!

— Раньше надо было думать, — безразлично бросил тот.

— Пожалуйста, пощади его! — взмолилась Элизабет. — Он больше не будет сбегать!

— Угомонись! — отмахнулся муж. — Пусть радуется, что я не приказал отрубить ему ногу.

Томас схватил Квимбо за волосы и заставил поднять голову. Билл Браун ткнул его в щеку клеймом. Шкворчание горящей плоти утонуло в пронзительном вое раба. Пошел дым, запахло жареным мясом. Элизабет зажмурилась. К горлу подкатила тошнота, и она затаила дыхание, с трудом сдерживая рвоту.

Через несколько бесконечно долгих секунд вопль затих. Осмелившись открыть глаза, Элизабет увидела, что Браун отнял клеймо от щеки. На блестящем от слез лице Квимбо дымилась багровая «Б» с обугленными краями.

— Теперь порка бичом, — сообщил Джеймс. — Пятьдесят ударов.

По толпе прокатился изумленный вздох.

— Мистер Фаулер, может, лучше плетью, а не бичом? — осторожно спросил Билл Браун. — Пятьдесят ударов бичом — это верная смерть.

— Сдохнет так сдохнет, туда ему и дорога, — равнодушно бросил Джеймс.

— Нет, пожалуйста! — Элизабет вцепилась мужу в ладонь.

Он с раздражением выдернул руку и повернулся к рабам.

— Тот, кто отведет взгляд, займет его место, — отчеканил он, и негры нехотя подняли глаза.

Элизабет посмотрела на Самсона. Его широкие ноздри раздувались от гнева, кулаки были крепко сжаты.

Джеймс кивнул Брауну.

— Приступай!

Глава 10

Билл Браун отступил на шаг, поигрывая бичом. Длинный сыромятный конец с шуршанием вился по земле словно змея.

Управляющий размахнулся. Элизабет невольно зажмурилась. Свист, хлесткий удар, пронзительный вскрик. Распахнув глаза, она увидела, что Квимбо с воем вжимается в столб, а его спину наискось пересекает кровавая борозда.

Элизабет в панике взглянула на свекровь. Неужели ее не возмущает такая жестокость? Но миссис Фаулер взирала на происходящее с напускным равнодушием, и только дерганые взмахи веера выдавали ее интерес. Нет, похоже, поддержки от старухи не будет.

Управляющий немного полюбовался результатами своего труда, затем примерился для следующего удара.

— Погоди! — Джеймс вскинул руку, приказывая остановиться.

Он вальяжно прошелся вдоль толпы рабов, пристально вглядываясь каждому в лицо. Негры понурили головы и при приближении господина сжимались как потревоженные улитки. Лишь Самсон стоял, расправив плечи и не опуская глаз.

— Эй, ты! Иди-ка сюда! — велел ему Джеймс.

Негры расступились, и Самсон вышел вперед.

— Скажи, как твой прежний хозяин наказывал сбежавших рабов? — вкрадчиво поинтересовался Джеймс.

— У нас не было сбежавших рабов, сэр, — хмуро ответил Самсон.

— Неужели? Тогда мистеру Бэйли крупно повезло, что ему не достались такие неблагодарные твари, как этот пес. — Джеймс кивком указал на Квимбо, который с окровавленной спиной корчился у столба. — Скажи, как, по-твоему, я должен его наказать?

— Не знаю, сэр.

Несколько секунд Джеймс молча разглядывал Самсона, склонив голову набок, а потом вдруг приказал:

— Высеки его!

Элизабет подумала, что ослышалась, но муж повернулся к управляющему и велел:

— Дай ему бич!

— Э-э-э… — растерялся Браун. — Вы уверены, сэр?

— Уверен. Посмотрим, насколько ревностно этот ниггер выполняет приказы.

— Что ж, как скажете.

Браун протянул бич Самсону, но тот даже не шелохнулся.

— Самсон! — Джеймс повысил тон. — Сейчас же возьми бич и высеки этого ниггера!

Элизабет так стиснула веер, что несколько перьев хрустнуло в ее руках.

Самсон заложил руки за спину и отступил назад.

— Нет, мистер Фаулер. — Он помотал головой. — Я не стану этого делать.

— «Мистер Фаулер», — перекривил его Джеймс. — Вот умора! Ниггер разговаривает как школьный учитель. Не выделывайся, черномазый, говори как все! Для тебя я «масса Джеймс», понял?

— Да, масса Джеймс.

— Хорошо. А теперь возьми бич и высеки этого раба.

— Нет, масса Джеймс.

Чуть заметный ропот пробежал по толпе рабов. Джеймс подскочил к Брауну, выхватил у него бич и яростно хлестнул им землю под ногами Самсона.

— Делай, что тебе велено, мразь, или окажешься на его месте! — рявкнул он.

— Не буду! — буркнул Самсон, исподлобья глядя на него.

— Ну хорошо, тварь, ты сам напросился! — злобно выплюнул Джеймс. — Чак, Томас, живо привяжите этого ниггера к столбу!

Надзиратели схватили Самсона под руки.

— Последний раз спрашиваю, ты или он? — процедил Джеймс.

Ответом ему было молчание. Тогда он взмахнул рукой, приказывая продолжать.

Браун освободил Квимбо из кандалов. Ноги раба подкосились, и он свалился на землю.

— Уберите его, — велел управляющий.

Два крепких негра выступили из толпы. Они подхватили Квимбо под руки и уволокли прочь, а надзиратели в это время приковывали Самсона к столбу. Элизабет смотрела на приготовления, и сердце бу́хало в груди так гулко и тяжело, словно ему стало трудно перегонять враз застывшую в жилах кровь.

Приковав Самсона к столбу, Томас разорвал на нем рубаху. Взору открылась гармонично развитая — широкая в плечах, узкая в талии — спина. Под шоколадной кожей бугрились крепкие мускулы, шелковистым блеском отливая на солнце.

Браун сделал шаг назад и помахал бичом, рассекая им воздух. Затем вопросительно посмотрел на Джеймса. Тот кивнул.

Свист, удар, вскрик. Элизабет зажмурилась и дернулась, словно это по ее хребту прошелся жесткий сыромятный хвост. Открыв глаза, она увидела, что кожа на спине лопнула, и из раны сочится кровь.

— Ну как? Нравится? — с издевкой спросил Джеймс, расхаживая вокруг. — Это только первый удар, а впереди еще сорок восемь. Но ты можешь их избежать. Просто выполни мой приказ.

— Нет!

Джеймс кивнул Брауну.

— Продолжай.

Тот размахнулся. Негры вокруг застыли в гробовом молчании. Элизабет затаила дыхание.

Вжух! Самсон содрогнулся всем телом так, что пошатнулся столб. На спине, пересекая предыдущую, вспыхнула новая багровая полоса. Не успел он перевести дух, как на него обрушился еще один удар. И еще! И еще…

Элизабет казалось, будто она спит и видит кошмар. Вот бич свистит в воздухе и хлестко вгрызается в плоть. Самсон дергается и стонет, белые зубы сверкают на искаженном от боли лице.

Вжух! Самсон рычит, стискивая закованные руки в кулаки. Вжух! Негры вздрагивают и отводят глаза. Вжух! Свекровь машет веером все сильней. Вжух! На лице Джеймса играет довольная усмешка.

Вжух! Бич впивается в спину, сдирая с нее кожу длинной полосой. Капли крови орошают утоптанную землю. Несколько из них попадает Элизабет на рукав.

Вжух! Самсон ревет как раненый зверь. По лбу Билла Брауна струится пот. Он лихо размахивает бичом, раскручивает над головой и с оттяжкой хлещет в самый неожиданный момент, чтобы причинить как можно больше страданий.

Вжух! Жесткий кончик врезается в истерзанную кожу, выбивая из нее алые брызги. Самсон судорожно хватает воздух ртом. Вжух! Вжух! Вжух! Бежевые штаны и земля под его ногами побурели от крови.

Вжух! Самсон уже не кричит, он не может даже стонать. На губах выступает кровавая пена. Клочья рассеченной кожи свисают со спины. Вжух! Колени подгибаются, тело обмякает и повисает на вывернутых руках.

— Стой! — воскликнул Джеймс. — Воды!

Чак подтащил ведро и окатил Самсона водой. Тот со стоном открыл глаза.

Джеймс подошел к нему и, схватив за волосы на макушке, заставил поднять голову.

— Что ж, ниггер, ты пережил двадцать пять ударов. Половину того, что предназначалось беглецу. Посмотрим, хватит ли тебе сил выдержать остальное.

Самсон молчал. Кровь стекала у него по спине, тяжелое дыхание со свистом рвалось из груди. Джеймс выпустил его волосы, отступил на шаг и повернулся к Брауну.

— Продолжай, — велел он.

И тут Элизабет не выдержала. Она бросилась к мужу и рухнула перед ним на колени.

— Пожалуйста! Хватит! Не надо! — взмолилась она, цепляясь за его руки.

— В чем дело, дорогая? — с наигранным удивлением спросил Джеймс. — Тебе не нравится наше маленькое представление?

— Пожалуйста, Джеймс, прошу тебя! — захлебываясь слезами, пролепетала она. — Я сделаю все, что ты захочешь, только прекрати этот кошмар!

Муж насмешливо покачал головой.

— Вот уж не думал, что северянки такие слабонервные. — Он протянул руку к ее лбу и что-то стер с него большим пальцем. — Ты испачкалась, дорогая, — пояснил он, демонстрируя окровавленную подушечку.

— Пожалуйста! — всхлипнула Элизабет.

Джеймс молча взирал на нее сверху вниз. Элизабет со страхом и мольбой глядела в холодные серые глаза, и сердце раненой птицей трепетало в ее груди.

Наконец муж повернулся к Брауну и сказал:

— Ладно, думаю, этот ниггер усвоил урок. Отвяжите его.

— Спасибо! — Она схватила Джемса за руку и прижалась к ней щекой.

Он оттянул большим пальцем ее нижнюю губу, и Элизабет ощутила на подушечке металлический привкус.

— Помни, дорогая, ты обещала сделать все, что я захочу, — вкрадчиво произнес Джеймс, и Элизабет торопливо закивала, боясь, что он передумает.

Самсону освободили руки. Он сполз, обнимая столб, и осел на забрызганную землю. Его спину бороздили глубокие раны. Между их рваных краев розовело мясо, и блестела кровь.

— По домам, черномазые! Всем разойтись! — приказал Билл Браун, вытирая тряпкой окровавленный бич. — Завтра новый рабочий день.

* * *

— Быстрее!

— Глубже!

— Убери зубы!

Джеймс в распахнутом халате развалился в кресле, а Элизабет голая стояла перед ним на коленях и делала то, о чем неприлично даже помыслить, не говоря уже о том, чтобы называть это вслух.

Она догадывалась, что муж потребует от нее именно этого, и за ужином выпила побольше вина, чтобы приглушить отвращение и не оконфузиться, как в прошлый раз. Но это не слишком помогло, и сейчас она держалась из последних сил. Джеймс, схватив ее за волосы, насаживал голову на член так глубоко, что желудок сводило судорогой, и приходилось отчаянно стискивать кулаки, чтобы унять рвотный позыв.

В носу хлюпало, по щекам текли слезы, рот переполняла слюна. Джеймс предупредил, что она должна будет проглотить его семя, иначе Самсон получит оставшиеся удары. Поначалу Элизабет содрогалась при мысли о том, что ей придется совершить, но сейчас ей было почти все равно, лишь бы эта пытка поскорее закончилась.

Муж выказывал недовольство, когда она задевала его зубами, и ей пришлось тщательно за этим следить. Элизабет прикрывала зубы губами, и резцы неприятно царапали нежную внутреннюю часть верхней губы.

Помогать себе ладонью, или хотя бы обхватить пенис у основания, чтобы он не входил так глубоко, Джеймс не позволил.

— Еще раз полезешь руками — свяжу их у тебя за спиной! — пригрозил он и в наказание притянул ее к себе так близко, что Элизабет ощутила, как головка раздвигает гортань.

Она испугалась, что он повредит ей горло. Попыталась вдохнуть, но не смогла. Ее охватила паника, она подалась назад, но Джеймс крепко удерживал ее за волосы. Когда он, наконец, отпустил ее, Элизабет резко отпрянула, но едва успела втянуть воздух в легкие, как муж снова прижал ее голову к своему паху.

Истязание продолжалось мучительно долго, а Джеймс, войдя во вкус, все ускорял темп. Элизабет чувствовала себя вещью, неодушевленным предметом, который используют для того, чтобы удовлетворить животную похоть. Она задыхалась, ее тошнило, волосы лезли в рот и противно щекотали язык.

Наконец, Джеймс замер и застонал. Элизабет ощутила, как член содрогается у нее во рту, наполняя его густой, горьковатой спермой. Она замерла, не решаясь пошевелиться. Отчаянно захотелось выплюнуть эту мерзость. Ее просто вырвет, если она попытается ее проглотить.

Джеймс высунул обмякший член у нее изо рта и, взяв ее за волосы, заставил поднять голову. Элизабет поймала на себе его затуманенный взор.

— Глотай! — приказал он, и она, зажмурившись, проглотила.

На вкус это напоминало соду, которой при простуде полощут горло, только гораздо противней. Желудок скрутило судорогой. Элизабет резко вдохнула, чтобы подавить тошноту, и поднялась с колен.

Затекшие икры покалывало, но она не обратила на это внимания. На каминной полке стоял стакан недопитого бренди, который Джеймс принес с собой. Элизабет схватила стакан и отхлебнула. Многострадальное горло обожгло, но ей было все равно, лишь бы заглушить этот омерзительный вкус!

— Ну что ж, неплохо для первого раза, — снисходительно заметил Джеймс.

Развалившись в кресле, он даже не удосужился прикрыть свой срам. Вялое мужское достоинство свисало между раскинутых бедер, а с его кончика тянулась белесая нить.

— Надеюсь, ты доволен? — холодно произнесла Элизабет, утерев губы тыльной стороной кисти.

— Вполне. Поражен твоим рвением, дорогая, — глумливо заметил Джеймс. — Ты так старалась ради этого ниггера.

Он требовательно протянул руку. Элизабет отдала ему стакан, а сама накинула пеньюар и уселась в кресло напротив.

— А я поражена, что ты едва не угробил раба, за которого отдал целое состояние и своего сына в придачу, — огрызнулась она.

Джеймс залпом допил бренди и, наконец, запахнул халат.

— Таких, как он, нужно сразу сломать, — жестко сказал он. — Ниггеры — это животные, которые понимают только силу и страх. Собака лижет палку, которая ее бьет.

— Так ты получишь только ненависть, — устало бросила Элизабет. — Нечего удивляться, что негры сбегают с твоей плантации.

— Ничего, скоро я искореню эту чуму, — самоуверенно заявил Джеймс.

— Какую чуму?

— Драпетоманию, — ответил муж и, поймав ее непонимающий взгляд, добавил: — Разве ты не слыхала о такой болезни? Впрочем, что вы, янки, можете знать о неграх? Вы якобы боретесь за их правда, а на деле даже не представляете, что вас ждет, если толпы этих обезьян хлынут ваши города.

— Так что это за «драпе…», как ты там сказал? — перебила его Элизабет.

— Драпетомания — склонность к побегу, — пояснил Джеймс. — Душевная болезнь черномазых. Лечится поркой.

— Я смотрю, у тебя все лечится поркой, — буркнула она.

— Думаешь, я шучу? Драпетомания — это научно доказанный факт. Напомни мне завтра, я покажу тебе статью, где подробно описаны психические недуги негритянской расы.

— Чушь собачья! — фыркнула Элизабет. — Представь, если бы тебя заковали в цепи, били, издевались, заставляли работать с утра до ночи. Разве ты не захотел бы сбежать?

— Причем тут я? — опешил Джеймс. — Ты что, сравниваешь меня с черномазыми?

— А чем ты лучше их? Разве Господь не создал всех людей равными?

Даже в полумраке спальни стало заметно, как сузились у Джеймса глаза.

— Значит, по-твоему, ниггеры не хуже меня? — В его голосе послышались зловещие нотки. — Выходит, для тебя нет никакой разницы между белым джентльменом и вонючим скотом? Может, ты еще и ляжешь под ниггера, раз никакой разницы нет?

— Да как ты смеешь! — взвилась Элизабет. — Ты сам плодишь от негритянок детей. Какое ты имеешь право меня в чем-либо обвинять?

— Я — мужчина, это другое, — самодовольно заявил Джеймс, на что Элизабет лишь досадливо закатила глаза.

Муж поднялся с кресла и подошел к ней.

— Спокойной ночи, дорогая. Ты была сегодня на высоте.

Он взял ее двумя пальцами за подбородок, но Элизабет своенравно дернула головой, освобождаясь из его хватки.

— Спокойной ночи, — ледяным тоном бросила она.

Когда за Джеймсом захлопнулась дверь, Элизабет кинулась в уборную, где долго и тщательно чистила зубы мятным порошком. Яростно орудуя щеткой, она с отвращением смотрела на себя в зеркало. Горло саднило, истерзанная зубами верхняя губа припухла и онемела, слезы градом катились из покрасневших глаз.

Какой позор! Джеймс заставил ее проделывать непотребство, о котором не пишут даже в самых вульгарных романах. Обошелся с ней как со шлюхой. Унизил. Растоптал.

Элизабет ощущала себя порочной, омерзительно грязной и опустошенной, как выжатый лимон. Лишь одно немного утешало ее: она спасла человеку жизнь.

Глава 11

Спустившись наутро к завтраку, Элизабет обнаружила, что ни Джеймса, ни миссис Фаулер за столом нет.

— Масса уехал в Мейкон, — бойко доложила Сара, отодвигая стул. — А мисс Дороти слегла с этой, как ее… мигренью.

Что ж, тем лучше. Элизабет не слишком жаждала лицезреть постную мину свекрови и самодовольную рожу муженька. Радуясь внезапному одиночеству, она приступила к еде.

— Кофе, мэм? — спросила Сара.

— Да, пожалуйста.

Негритянка подошла к столу и взяла кофейник.

— Спасибо вам, — наполняя чашку, вполголоса проговорила она.

— За что? — Элизабет недоуменно подняла глаза.

Рабыня с опаской оглянулась на Цезаря, который околачивался в дверях, и тихо сказала:

— За Самсона. Не вступись вы за него, его забили бы до смерти. Никто не выдержит пятьдесят ударов бичом.

Перед глазами возникла истерзанная, окровавленная спина, и к горлу подкатил ком. Элизабет отодвинула вафли.

— Как он? — спросила она.

— Плохо, мэм, — вздохнула Сара. — У нас закончилась мазь для лечения ран, а мисс Дороти сказала, что до конца месяца больше не даст.

Элизабет сердито фыркнула. Что за идиотские порядки на этой плантации!

— Идем!

Она вскочила так резко, что едва не опрокинула стул. Подхватив юбки, вылетела из столовой и, не обращая внимания на оторопевшего Цезаря, понеслась на второй этаж.

— Миссис Фаулер! — Она бесцеремонно забарабанила в спальню свекрови.

Дверь открылась. На пороге стояла перепуганная Роза с флакончиком нюхательной соли в руках. Элизабет отодвинула ее плечом и решительно шагнула внутрь.

Свекровь с мокрой тряпкой на лбу возлежала в кровати, утопая в белоснежных сугробах перин.

— В чем дело? — страдальчески вопросила она.

— Дайте мне ключ от кладовой, где хранятся лекарства, — потребовала Элизабет.

— Зачем?

— Мне нужна мазь для заживления ран.

— Для того ниггера, что ли?

— За того ниггера ваш сын, между прочим, отвалил уйму денег. Я понимаю, что вам плевать на страдания раба, но подумайте, какие убытки понесет ваше имение, если он умрет.

— Но я уже выдавала банку мази на этот месяц! — возмутилась свекровь.

— Она закончилась. Наверное, вы слишком часто порете ваших рабов.

— Они должны лучше работать, чтобы нам не приходилось их пороть.

Элизабет уперла руки в бока.

— Все, хватит! Некогда мне с вами пререкаться. Где ключ?

Опешив от такого напора, миссис Фаулер скорбно поджала губы и трагично закатила глаза. Элизабет неотрывно сверлила ее выжидающим взглядом. Поняв, что от нее не отстанут, свекровь указала костлявым пальцем на секретер.

— В левом верхнем ящике, — надменно бросила она и с видом мученицы откинулась на подушки. — Возьми и оставь меня в покое!

Элизабет подошла к секретеру и извлекла из него увесистую связку ключей. Когда она задвигала ящик, взгляд зацепился за стоящий на полке пузырек с надписью «Лауданум».

Несколько лет назад она упала с лошади и сломала руку, и это средство — настойка опия — было единственным, что унимало боль. Правда к нему легко пристраститься — несколько недель после отмены у Элизабет ломило суставы, и побаливала голова. Но это ерунда по сравнению с муками, которые, должно быть, испытывает Самсон.

Оглянувшись на свекровь, Элизабет украдкой сунула пузырек в карман и вышла за дверь.

К достоинствам миссис Фаулер относилось скрупулезное ведение хозяйства, поэтому каждая коробочка, скляночка и флакончик имели аккуратную подпись. В глаза бросилась оранжевая стеклянная банка с широким горлышком и этикеткой «Мазь для заживления ран». Элизабет сняла ее с полки и, открутив крышку, понюхала. Пахло душистыми травами и бараньим жиром.

— Да, это она, — кивнула Сара, взглянув на банку.

— Возьми, и отнеси ее Самсону.

Элизабет протянула ей мазь, но негритянка вскинула руки.

— Простите мэм, но мне нельзя отлучаться из дому до конца рабочего дня. Цезарь тут же помчится докладывать мисс Дороти, и меня высекут.

— О, господи! — простонала Элизабет. — Ладно, я сама отнесу. Где мне его найти?

— Сами? — Сара ошалело уставилась на нее.

— Ну… Анну с собой возьму. А что такого?

— Ничего, мэм… Просто…

— Что?

— Мисс Дороти ни разу в жизни не заглядывала в негритянский поселок.

— Я — не мисс Дороти. Так где мне искать Самсона?

Сара суетливо поправила сбившийся тюрбан и оглянулась по сторонам. Убедившись, что вездесущий Цезарь их не подслушивает, произнесла:

— Масса Джеймс приказал Люси забрать его к себе. Вы как за конюшню завернете, то сразу увидите — первая хижина с краю, возле колодца.

— Хорошо, — кивнула Элизабет. — И знаешь что? Пойдем на кухню, захвачу чего-нибудь перекусить.

— Да, мэм.

На кухне безраздельно властвовала тетушка Глория — дородная негритянка с необъятной грудью и круглыми, лоснящимися от печного жара щеками. Увидев Элизабет, она расплылась в ослепительной улыбке.

— Ах, мисс Элизабет, радость-то какая! Заходите скорее, садитесь. Чем старая Глория может вам услужить?

Элизабет слегка опешила от такого радушия. Она пояснила, что хочет отнести Самсону еды, и кухарка тут же схватила с полки корзинку для пикника и принялась наполнять ее всякой снедью.

Когда корзинка ломилась от свертков с хлебом, сыром и ветчиной, Элизабет позвала Анну, и вместе с ней отправилась в негритянский поселок.

Стояла адская жара и, пересекая сад, Элизабет жалела, что не взяла с собой ни веера, ни зонта. Горячий ветер доносил с полей пение негров и грубые окрики надзирателей. Бедные рабы, вынужденные горбатиться под палящим солнцем! Целый день — от рассвета до заката — они возделывают хлопок, который поступает на текстильные мануфактуры Новой Англии или на бостонские склады, а оттуда — в Ливерпуль. Так «белое золото» превращается в настоящее и течет в карманы богачей, которые нежатся в роскоши, паразитируя на рабском труде.

«Южане ни за что не согласятся освободить рабов, — с горечью подумала Элизабет. — Они даже готовы выйти из Союза, хоть это и грозит войной. А Север не отпустит Юг, потому что… чего уж тут скрывать… мы тоже наживаемся на хлопке. Взять хотя бы фабрики моего отца…»

Размышляя о несправедливости жизни, Элизабет добралась до хозяйственного двора. Большинство негров трудилось в поле, и здесь было безлюдно. Лишь кузнец размеренно стучал молотом по заготовке, да две старухи кипятили в чанах белье. Они проводили Элизабет и Анну удивленными взглядами и снова принялись за работу.

За конюшней лежал негритянский поселок. Дощатые лачуги жались друг к другу как куры на насесте, а на протянутых между ними веревках сохло выцветшее тряпье. Повсюду веяло такой убогостью и нищетой, что Элизабет стало не по себе.

Посреди вытоптанной площадки торчал колодец, а неподалеку, как и говорила Сара, стояла хижина, сколоченная из серых досок. Элизабет огляделась по сторонам, чтобы спросить, здесь ли живет Люси, но вокруг не было ни души.

Во рту пересохло, язык стал шершавым словно наждак. Элизабет попросила Анну достать из колодца воды, а сама подошла к хижине и потянула на себя дверь. Створка с жалобным скрипом поддалась. Повеяло подгоревшей кукурузной кашей вперемешку с тяжелым духом запекшейся крови.

Очаг, грубый стол и койка под лоскутным одеялом составляли скудную обстановку лачуги. В полутьме Элизабет не сразу разглядела брошенный в угол тюфяк и человека, ничком лежащего на нем.

— Самсон? — окликнула она, нерешительно переступая порог.

Лежащий со стоном пошевелился и повернул голову. По подолу платья он, видимо, понял, что перед ним госпожа, и попытался встать.

— Лежи-лежи, — торопливо сказала Элизабет.

Глаза окончательно привыкли к полумраку, и она разглядела его спину. Там не было живого места. Вся исполосованная, расчерченная глубокими бороздами, она представляла собой месиво из лохмотьев рассеченной кожи и запекшейся крови. У Элизабет перехватило дыхание, и она с трудом проглотила застрявший в горле ком.

— Мисс… Элизабет? — еле слышно пробормотал Самсон.

— Да, это я… Ты хочешь пить?

— Да… пожалуйста…

В хижину как раз вошла Анна с ведром. Взяв со стола тыквенную бутылку, Элизабет наполнила ее водой и, достав из кармана пузырек «Лауданума», накапала несколько капель.

Самсон начал медленно подниматься, опираясь на руки. Как бы он ни старался не тревожить раны, было видно, что каждое движение причиняет ему сильную боль. Наконец он, тяжело дыша, встал на колени, и Элизабет протянула ему воду.

— Возьми. Я добавила туда лекарство. Тебе станет легче.

— Спасибо, мэм, вы очень добры, — хрипло сказал Самсон, принимая бутылку из ее рук.

Он пил так жадно, что его кадык с шумом двигался верх и вниз. Когда бутылка опустела, Самсон вернул ее Элизабет.

— Спасибо.

— Хочешь есть? — спросила она, доставая из корзины сверток.

— Благодарю, мэм, не хочется, — ответил он и добавил: — А вы бы не могли оставить это для Люси?

— Конечно, оставлю, — кивнула Элизабет. — Но ты должен есть, чтобы набраться сил.

— Я поем, мисс Элизабет, обещаю.

— Хорошо. Я принесла мазь для твоей спины.

Элизабет достала из корзины оранжевую банку. И что теперь? Самсон не сможет сам намазать свою спину, а Люси вернется с поля только после заката. Может, Анна?.. Элизабет оглянулась на служанку, но та привалилась к косяку и выглядела такой бледной, словно собиралась вот-вот хлопнуться в обморок… Что ж. Придется сделать это самой.

Она стянула митенки с рук.

— Ты можешь встать? — спросила она Самсона. — Нужно очистить тебе раны.

— Да, мэм. — Он с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, встал посреди лачуги.

Элизабет принялась поливать водой носовой платок и осторожно промокать спину, смывая сукровицу и запекшуюся кровь. Самсон не шевелился, но всякий раз, когда влажная ткань касалась истерзанной плоти, было видно, как напрягаются его мышцы.

Промыв раны, Элизабет откупорила банку. Зачерпнув немного мази, она поднесла руку к ране, пересекающей спину выше лопаток. Ее пальцы дрожали, и когда она, как можно нежнее, прикоснулась к разорванной коже, Самсон выгнулся и со свистом втянул воздух ртом.

Она тут же отдернула руку.

— Больно?

— Пустяки, мэм… Немного щиплет.

— Наверное, так и должно быть. Тебя раньше не секли?

— Никогда, мэм.

«Мой муж — сволочь», — подумала Элизабет, но не стала высказывать это вслух. Как бы она ни презирала Джеймса, жена не должна на людях дурно отзываться о супруге.

— А кто был твоим прежним хозяином? — спросила она, набирая еще мази из банки.

— Мистер Чарльз Бэйли, — ответил Самсон и снова вздрогнул, когда она коснулась его спины.

— Он былхорошим человеком?

— Да, мэм, очень. Мы выросли вместе. Бок о бок прошли Мексиканскую войну. Я был его конюхом и личным слугой, но он относился ко мне скорее… как к товарищу, а не к рабу… Простите, что смею так говорить.

— Тебе не нужно просить прощения, — сказала Элизабет, продолжая легкими мазками наносить снадобье. — Но ты должен понять, что мой муж, к сожалению, не такой.

С губ Самсона сорвался горький смешок.

— Я уже это понял, мэм. Ощутил, так сказать, на собственной шкуре. Люси сказала, если бы не вы, он бы запорол меня до смерти.

Элизабет не ответила, но при воспоминании о вбивающемся в глотку члене, и вязкой сперме, противно заполняющей рот, желудок скрутило тошнотой. Поступила бы она так же снова, знай, чего именно потребует от нее Джеймс?

Взгляд упал на серебрящуюся от мази спину, перепаханную рваными черными бороздами. Да. Она бы сделала это. Не смогла бы допустить, чтобы человек погиб такой мучительной смертью у нее на глазах.

— Пожалуйста, не перечь ему больше, — попросила она, зачерпывая пальцами мазь. — Он очень вспыльчив, и я не уверена, что в следующий раз смогу тебя защитить.

Самсон немного помолчал, задумавшись, затем сказал:

— Постараюсь, мэм. Но если мистер Фаулер снова прикажет мне кого-нибудь выпороть… то вы не вступайтесь за меня. Пусть он засечет меня до смерти, но бить для него негров я не стану.

Элизабет вздохнула, чувствуя, что горло перехватило от подступивших слез. Какая несправедливость, что над хорошими людьми властвуют такие ничтожества, как ее муж! Неужели это Бог установил такой порядок? И чем же он тогда, скажите на милость, лучше дьявола?

Испугавшись столь еретических мыслей, Элизабет невольно обернулась на Анну. Та стояла на страже, выглядывая наружу через приоткрытую дверь. Да, лучше бы не попадаться никому на глаза. Судя по всему, на этой плантации не принято, чтобы госпожа навещала своих рабов. Вряд ли Джеймс и свекровь одобрят этот поступок. Справиться о здоровье слуги, принести ему лекарство — это одно. Но собственноручно намазывать спину полуголому мужчине…

Взгляд невольно скользнул по телу Самсона. Могучая шея, широкие мускулистые плечи, затылок, покрытый бархатистой россыпью крохотных завитков… Элизабет вдруг бросило в жар.

— Ладно, Самсон, поправляйся, — пробормотала она. — Я оставлю мазь. Скажи Люси, чтобы завтра она снова намазала тебе спину.

— Спасибо, мэм, — тихо отозвался Самсон. — Да благословит вас Господь!

Закрутив банку, Элизабет принялась оттирать с рук жирную мазь.

— Поторопитесь, мадам! Кто-то идет! — встревожено сообщила служанка, выглядывая за дверь.

Элизабет вздрогнула. Если это Джеймс, то ей несдобровать! Она перехватила растерянный взгляд Самсона.

— Скорее, ложись! — велела она ему.

Если муженек застукает ее здесь, она соврет, что всего лишь приносила лекарство.

Самсон улегся на свой тюфяк, а Элизабет и Анна вышли наружу. К счастью, к колодцу подъехал не Джеймс, а Билл Браун. Судя по всему, он собирался напоить свою лошадь. Элизабет сдержанно кивнула ему и, не снизойдя до каких-либо объяснений, направилась к Большому Дому.

— Какая вы храбрая, мадам! — восхитилась Анна, когда они, оставив управляющего недоуменно таращиться им вслед, шагали через персиковый сад.

Ее пухлые щеки раскраснелись, и служанка больше не выглядела бледной тенью, готовой в любой момент лишиться чувств.

— С чего ты взяла? — с улыбкой поинтересовалась Элизабет.

— Я бы в жизни не отважилась дотронуться до чернокожего. Они такие…

— Какие?

— Ну… не такие, как мы.

Элизабет вспомнила свое первое утро в «Персиковой долине». Как сама не решалась прикоснуться к плечу Майка, чтобы его разбудить, а потом, когда все-таки осмелилась, то не умерла и не превратилась в лягушку.

— Нет, Анна. Они такие же, как мы, — твердо заявила она. — Они так же думают, чувствуют, страдают… Просто рабовладельцам удобнее считать их говорящими животными. Наверное, так им спокойнее спится по ночам.

* * *

Когда Джеймс вернулся домой, свекровь не преминула пожаловаться ему на Элизабет. Масла в огонь подлил и Билл Браун, поведавший господину, что застукал его жену выходящей из негритянской хижины.

После ужина Элизабет собралась подняться к себе, но Джеймс схватил ее за руку и поволок в свой кабинет.

— Потрудись объяснить свое поведение, дорогая супруга, — потребовал он, швырнув ее на диван.

Элизабет дерзко вскинула подбородок.

— Мне нечего тебе объяснять.

— Разве? — Муж угрожающе навис над ней, уперев руки в бока. — А кто ворвался к маме в спальню и потревожил ее покой?

— Я всего лишь попросила ключ от чулана с лекарствами.

— Зачем? — Джеймс окинул ее презрительным взглядом. — Ты больна?

— Ты прекрасно знаешь, что это не для меня, — огрызнулась Элизабет. — Просто я забочусь о твоем имуществе.

— Надо же! — Муж прошелся до каминной полки и наполнил из графина бокал. — Значит, ниггеры все-таки «имущество», а не люди? Быстро же ты меняешь свои взгляды, дорогая!

— И чем ты недоволен. Разве не этого ты хотел?

— Так я тебе и поверил! — Серые глаза прожигали холодом до самых костей. — Как-то уж слишком самоотверженно ты заступалась за это… «имущество».

По его губам пробежала сальная улыбка. Он отхлебнул бренди, поставил бокал на полку и подошел дивану. Элизабет отшатнулась, но Джеймс схватил ее за волосы и притянул к своему паху. В щеку уперся бугор, оттопыривающий сукно его брюк.

— Не трогай меня! — Элизабет попыталась оттолкнуть мужа, но ей это не удалось.

— Не дергайся, дорогая, — процедил Джеймс, расстегивая ширинку. — Иначе тот ниггер получит свои оставшиеся двадцать пять ударов.

Перед глазами возникла спина Самсона, вздувшаяся решеткой кровавых рубцов, и Элизабет, перестав сопротивляться, обмякла.

— Ты же этого не хочешь, любимая? — Муж достал член и провел влажной головкой по ее губам — Значит, придется тебе снова как следует поработать ртом.

Глава 12

Прошло несколько дней. Все это время Джеймс неотлучно торчал в поместье, и у Элизабет не было возможности навестить Самсона. Но Сара как-то, улучив минутку, шепнула, что мазь помогла, и он идет на поправку.

«Слава богу! — обрадовалась Элизабет. — Значит, все это было не зря».

Пару раз Джеймс приходил к ней в спальню и, не церемонясь, принуждал выполнять супружеский долг. К счастью, без извращений. Он уже упоминал, что хочет наследника и, видимо, решил заняться этим всерьез. Но после того как он продал Майка, Элизабет не имела ни малейшего желания рожать ему детей.

— Ну что вы, мадам, вашего ребенка он точно не продаст! — попыталась успокоить ее служанка, когда она обмолвилась о своих опасениях.

— Я знаю, — вздохнула Элизабет, глядя в зеркало на свое осунувшееся лицо. — Белых, слава богу, пока еще не продают. Но меня убивает его отношение. Это же его сын! Его плоть и кровь! Как можно было отдать мальчика этому мерзкому работорговцу?

Служанка пожала плечами и вновь принялась расчесывать ее волосы.

— Видать, мужчины не так привязываются к детям, как женщины, — предположила она. — Не им же вынашивать и рожать.

— Я не хочу от него рожать, — упрямо заявила Элизабет.

— Вы его жена, мэм. Никуда не деться.

Элизабет повернулась к Анне и порывисто схватила ее за руку.

— Знаешь что? — Она понизила голос. — Расспроси негритянок, нет ли какого-нибудь снадобья, чтобы не понести.

Служанка вытаращилась на нее, застыв с гребнем в руках.

— Но… мадам… Вы что же, собираетесь остаться бездетной? — ошарашено спросила она.

— Уж лучше остаться бездетной, чем рожать от этого подлеца. Кстати, бездетность — это же повод для развода?

— А кто его знает, мэм. Мне как-то ни к чему было этим интересоваться, — сказала Анна, и после недолгой паузы спросила: — Вам волосы как укладывать?

Элизабет задумалась. По нынешней моде волосы расчесывали на пробор и укладывали по бокам головы. Они образовывали вокруг лица пышный круг, как бы уравновешивая собой широченные юбки с кучей оборок. Но Элизабет терпеть не могла такую прическу. Она предпочитала заплетать волосы на висках и собирать их в пучок на затылке.

Однако сегодня ей впервые предстояло выйти в свет: один из соседей пригласил их на барбекю. Не хотелось бы ударить в грязь лицом перед снобами-южанами, а в особенности — перед их женами. Но что-то подсказывало: как ни причешись — пересудов и кривотолков не избежать.

— Делай как обычно, — наконец решила она. — Все равно все будут таращиться на меня как на белую ворону. Так пусть лучше зубоскалят из-за немодной прически, чем выискивают другие недостатки.

— Как скажете, мадам. — Анна кивнула и принялась за дело. Золотистые локоны заструились в ее ловких руках. — И знаете что, мэм?.. Я постараюсь разузнать насчет того снадобья…

— Спасибо!

* * *

Пикник в имении Максвеллов был в самом разгаре. На берегу озера под сенью раскидистых дубов собралось множество нарядных гостей. Одни сидели в беседках, другие — на пуфиках и подушках, щедро разбросанных по лужайке, а третьи прогуливались по дорожкам, наслаждаясь приятным летним деньком.

Над пылающими ямами на заднем дворе подрумянивались бараньи и свиные туши на вертелах, и легкий ветерок доносил оттуда сногсшибательный аромат. Вышколенные чернокожие официанты обносили гостей лимонадом, шампанским и канапе, а рабы-музыканты услаждали слух чарующими звуками скрипки. Джентльмены щеголяли в элегантных костюмах, а леди — в воздушных платьях с пышными кринолинами, напоминая собой экзотические цветы.

Элизабет так давно не выходила в свет, что от пестрой публики у нее зарябило в глазах. Ее представили по всем правилам этикета. Мужчины целовали ей ручку, дамы чмокали в щеку и расточали комплименты ее наряду, но каким-то чутьем Элизабет понимала: они никогда не допустят ее в свой круг.

Сейчас она сидела в увитой розами беседке в окружении других замужних дам. Поначалу они с подчеркнутой вежливостью и медовой слащавостью расспрашивали ее о жизни на Севере, но вскоре утратили к ней интерес и принялись увлеченно обсуждать роды, выкидыши, детские болезни и прочие животрепещущие темы, волнующие матерей семейств.

Конечно же, не обошлось и без сплетен. С особым удовольствием матроны перемывали косточки незамужним девицам, с которыми буквально час назад расцеловывались у парадного входа, восхищаясь красотой их нарядов. Теперь эти же наряды превратились в безвкусные тряпки, вышедшие из моды еще при короле Георге, а сами девицы из прелестных нимф — в уродин и непроходимых дур.

— Ах! Бедняжка Пэтти! — елейно прощебетала одна из дам. — Такая милая девочка, но лучше бы ей пореже улыбаться. Право, с ее-то деснами она просто вылитый кролик!

— А Кэтти! — вторила ей другая. — И почему ей никто не подсказал, что с таким цветом лица не стоит надевать розовое? В этом платье она похожа на молочного поросенка.

— А Сьюзан! — не отставала третья. — Вам не кажется, что с такими жидкими волосами следовало бы носить шиньон?

Элизабет понимала, что эти милые леди за глаза будут поливать грязью и ее. Даже сейчас она видела, с каким затаенным неодобрением они поглядывают на нее. Но таково светское общество с его неписанными правилами игры.

Еще два-три поколения назад южане жили в бревенчатых избах и ходили за плугом, распахивая целину. Теперь же, сказочно разбогатев за счет хлопка и рабского труда, они возомнили себя аристократией голубых кровей. Элизабет ощущала себя среди них парией, простолюдинкой, случайно затесавшейся на королевский прием.

Миссис Фаулер восседала в соседней беседке в кругу таких же старух. В своих черных одеяниях они напоминали стаю жирных ворон. «Руку даю на отсечение, эти ведьмы обсуждают меня», — думала Элизабет, видя, как негодующе трясутся чепцы пожилых дам.

Ароматы жареного мяса и благоухание подливок щекотали ноздри, заставляя рот наполняться слюной. Когда хозяин дома пригласил всех к столу, Элизабет едва сдержалась, чтобы не наброситься на еду как голодный зверь. Но, дабы не опростоволоситься, сперва посмотрела, как ведут себя остальные.

Мужчины приступили к делу без особого стеснения, а вот женщины… За исключением древних старух, которым давно уже стало плевать на мнение окружающих, дамы притворялись, что их совершенно не интересуют такие низменные материи, как еда. Особенно в этом усердствовали юные девицы, которые либо вообще не притрагивались к угощению, либо вяло ковыряли гарнир.

«Ну вас к черту! Умираю от голода! — Элизабет отрезала поджаристый ломтик свинины и, не обращая внимания на косые взгляды, отправила его в рот. Мясо таяло на языке, корочка хрустела на зубах, и, проглотив кусок, она потянулась за вторым. — Ну и пусть! Про меня в любом случае будут судачить, а так я хотя бы вкусно поем!»

— Мистер Фаулер, — обратился к ее мужу верзила с лошадиным, обросшим рыжими бакенбардами лицом. — Я слыхал, что от вас сбежали рабы?

Элизабет насторожилась, а Джеймс небрежно взмахнул вилкой, с нанизанным на зубцы куском мяса.

— Их уже поймали, дорогой Легри, — ответил он. — Одного, правда, загрызли собаки, но что поделать? Зато будет назидание остальным.

— Что ж, будем надеяться, черномазые усвоят урок.

— А я вот не пойму, почему этих ниггеров так тянет сбежать? — вклинился мистер Максвелл — хозяин усадьбы. Он щелкнул пальцами, подзывая темнокожего официанта. — Эй, Парис, пойди-ка сюда!

Негр торопливо подошел к господину.

— Слушаю, масса Максвелл, сэр.

— Скажи Парис, ты бы хотел получить свободу? — поинтересовался хозяин, подкручивая пышные седые усы.

Парис испуганно вытаращил глаза.

— Что вы, масса Максвелл, сэр! Мне и так хорошо. Зачем мне свобода?

— Врешь, собака, — добродушно сказал Максвелл. — У вас, черномазых, одно на уме: как бы пуститься в бега.

Официант затрясся так, что тарелки зазвенели у него на подносе. Казалось, еще чуть-чуть, и он кинется целовать хозяину ноги.

— Чтоб мне лопнуть, масса Максвелл, сэр, никогда и в мыслях такого не было! — чуть не плача, затараторил он. — Зачем мне сбегать? Вы даете мне пищу и кров, а что я буду делать на воле? На кой она мне нужна?

Элизабет не поверила ни единому слову. Этот чернокожий далеко не дурак, и понимает: скажи он, что думает на самом деле — ему конец.

Но мистера Максвелла вполне устроил такой ответ.

— Ладно, иди. — Он милостиво взмахнул рукой, и когда раб суетливо удалился, с торжествующим видом взглянул на своих собеседников. — Вот видите, господа? Ниггерам не нужна свобода. Они — всего лишь взрослые дети, и им требуется кто-то, кто ими бы управлял.

— Хорошо, когда ниггеры это понимают, — отозвался мистер Легри, ероша свои рыжие бакенбарды. — Главное, чтобы никто не забивал их тупые головы дурацкими идеями… Только представьте, джентльмены, три дня назад я поймал у себя на поле какого-то паяца в черном тряпье. Он приставал к моим черномазым с россказнями о свободе. Назвался преподобным то ли Перкинсом, то ли Дженкинсом, черт его разберет…

— Надеюсь, вы его вздернули? — поинтересовался Джеймс.

— Хотел, но передумал. Все-таки этот идиот — белый, а неприятности с законом мне ни к чему. Но мы с ребятами здорово намяли ему бока, а потом обваляли в смоле и перьях и вышвырнули вон.

— И все же надо было вздернуть, чтобы другим любителям ниггеров неповадно было. — В разговор вмешался еще один господин, чья лысая как яйцо голова ослепительно блестела на солнце. — У меня еще в марте сбежало пять рабов. Так ни одного и не нашли.

— Моих тоже не нашли, — сообщил сидящий слева от Элизабет рыхлый толстяк. — Боюсь, уж не появилась ли в наших краях станция «подземки»?

Соседка Максвелла — пышнотелая брюнетка — прекратила обмахиваться веером и глупо захлопала ресницами.

— «Подземки?» — недоуменно переспросила она.

— Да, дорогая миссис Джонсон. Разве вы не слыхали о так называемой «подземной железной дороге»? — Толстяк промокнул лысину и, сунув платочек в жилетный карман, продолжил: — Но, разумеется, это не настоящая дорога. Так называет себя кучка мерзавцев: квакеры, баптисты, аболиционисты и прочий сброд, который помогает ниггерам сбегать на Север.

— На Север? Боже! Неужели эти гадкие янки воруют наших рабов? — истерически воскликнула дама.

Что за чушь! Элизабет фыркнула, не сдержавшись, и все за столом дружно уставились на нее.

— А вы, миссис Фаулер, как северянка, что думаете по этому поводу? — поинтересовался мистер Максвелл.

Под перекрестными взглядами Элизабет ощутила себя белкой, которую загнала на дерево свора собак. Но выпитое шампанское развязало язык:

— Боюсь, скажи я правду, меня тоже обваляют в смоле и перьях, — промолвила она. — Поэтому предпочитаю держать свое мнение при себе.

Мистер Максвелл сконфуженно улыбнулся, а окружающие дамы, вскинув брови, обменялись многозначительными взглядами.

— Ваша супруга очаровательно остроумна. — Хозяин дома подмигнул Джеймсу. — Вы просто везунчик, старина.

— Да уж. Сам не могу поверить своему счастью, — буркнул тот.

— И все же, мэм? — не отставал мистер Максвелл. — Говорите, не бойтесь. Уверяю вас, южане не столь кровожадны, как вы о нас думаете.

— О, да, — усмехнулась Элизабет. — Вы ни капельки не кровожадны. Всего лишь травите людей собаками, клеймите раскаленным железом и сечете до смерти… Подумаешь, какая малость!

Дамы ахнули, кто-то поперхнулся, и за столом воцарилось неловкая тишина. Мистер Максвелл скривился, точно съел лимон.

— Людей? — переспросил он, растерянно взглянув на Джеймса.

— Она имеет в виду негров, — презрительно процедил тот.

— Ах, вот оно что. — Максвелл делано рассмеялся, притворяясь, что оценил «шутку» Элизабет.

Больше ее не трогали, видимо опасаясь, что она сморозит какую-нибудь глупость, способную испортить настроение прекрасного летнего дня. Беседы за столом понемногу стихали — гости дошли до той стадии сытой ленцы, когда желудок полон, тело расслаблено, и ни на еду, ни на разговоры больше не остается сил.

Наконец, хозяин дома встал со скамьи и произнес:

— Милые леди, для вас в гостиной подадут кофе и прохладительные напитки, а в спальнях наверху вы сможете немного отдохнуть перед балом. А вас, джентльмены, приглашаю в курительную комнату, отведать бренди, коньяка и гаванских сигар. А еще наш уважаемый мистер Криппс, — он похлопал по плечу сидящего рядом сухонького старичка, — приготовил нам небольшое развлеченьице.

Гости начали выходить из-за столов. Элизабет тоже поднялась. Больше всего на свете ей хотелось поехать домой и запереться в спальне, чтобы не видеть этих напыщенных рож и не слышать пустопорожнюю болтовню. Но одну ее никто не отпустит, поэтому придется ждать, пока муж и свекровь тоже соблаговолят уйти.

Вслед за женщинами Элизабет направилась было в дом, но тут Джеймс схватил ее за локоть.

— Куда собралась, дорогая? — поинтересовался он.

Она недоуменно посмотрела на мужа.

— В гостиную, выпить кофе. Разве ты не слышал, что дамам предложили отдохнуть?

— Дамам, но не тебе.

— В каком смысле?

— Раз уж ты не умеешь вести себя, как подобает леди, — с ядом в голосе начал Джеймс, — то, наверное, тебе больше подойдет компания мужчин.

Элизабет похолодела. Что муженек задумал на этот раз? Она дернула рукой, пытаясь освободиться, но он ее не отпустил.

— Я не пойму, чего ты хочешь, — пробормотала она.

— Ты пойдешь со мной.

Джеймс еще крепче стиснул ее локоть и поволок за собой. Войдя в сверкающий мрамором вестибюль, он свернул налево, куда направлялись джентльмены.

Следуя за ними, Джеймс и Элизабет оказались в просторном помещении с высокими потолками. Вдоль стен, отделанных дубовыми панелями, стояли диваны и кресла, обтянутые лоснящейся коричневой кожей. Сидящие на них гости удивленно уставились на Элизабет. Ее присутствие явно нарушало гармонию их уютного мужского мирка.

— Позвольте проводить вас в гостиную, мэм. — Хозяин дома шагнул ей навстречу, но Джеймс взмахом руки его остановил.

— Не беспокойтесь, дружище. Дело в том, что женщины-янки воображают, будто они равны мужчинам. Поэтому… считайте, что перед вами еще один мужчина. В юбке.

Со всех сторон раздались смешки. Что за дурацкий спектакль? Элизабет в растерянности оглянулась вокруг. Джентльмены таращились на нее с презрением и нескрываемой неприязнью.

— Но… Джеймс, старина… — Максвелл замялся. — Вы же в курсе, что мы затеваем? Вы уверены, что вашей супруге следует на это смотреть?

— Разумеется, — кивнул Джеймс. — Для нее это будет крайне полезно.

— Что вы имеете в виду? — Элизабет с тревогой взглянула на Максвелла, но прежде, чем тот ответил, вмешался Джеймс:

— Увидишь, дорогая. Уверен, тебе понравится.

— Хм… Знаешь, я, пожалуй, пойду.

Она дернула плечом, пытаясь вырваться, но Джеймс лишь сильнее сжал ее локоть.

— Нет, дорогая, ты никуда не пойдешь. Я твой муж, и это мне решать, уйдешь ты или нет.

Следующие часа полтора Элизабет провела, вжавшись в кресло, задыхаясь от сигарного дыма и слушая напыщенные разглагольствования мужчин. Поначалу они еще помнили о ее присутствии, и сдерживались в выражениях. Но коньяк и бренди из запасов мистера Максвелла сделали свое дело. Джентльмены разгорячились и стали напоминать взъерошенных петухов.

«Виги, демократы, права Юга…» — самый захудалый плантатор мнил себя великим политиком, тактиком и стратегом, и был готов хоть сейчас самолично разгромить жалких янки, если те продолжат совать нос в их дела.

— Одно сражение — и им конец!

— Эти трусы не осмелятся выступить против нас!

— Пусть только попробуют! Уж мы зададим-то им перцу!

Элизабет коробило от такого бахвальства. С чего эти напыщенные индюки вообразили, будто «один южный джентльмен стоит дюжины янки»? Чем они лучше северян? Разве что, раздутая спесь каким-то волшебным образом придаст им неуязвимости в бою.

Хвастуны распалялись, подогретые алкоголем, и только несколько человек хмуро отмалчивались по углам. Но, когда какой-то напомаженный юнец, у которого едва-едва начали пробиваться усы, взахлеб вещал, как будет расправляться с «трусами-янки», его речь прервал негромкий спокойный голос:

— Самое опасное в любой войне — это недооценивать своего врага.

Все уставились на говорящего. Им оказался человек лет тридцати пяти со светлыми, зачесанными назад волосами и открытым широкоскулым лицом, обрамленным клиновидной бородкой.

— Что вы имеете в виду, сэр? — подбоченился сопляк.

Незнакомец поставил свой бокал на столик и поднялся с дивана.

— Я прошел Мексиканскую кампанию, молодой человек, — сообщил он. — Вам кажется, будто война — это скакать на ретивом коне и лихо рубить головы янки?

Мальчишка набычился и покраснел. Судя по всему, он думал именно так.

— О нет, мой юный друг, — продолжил его собеседник. — Война — это когда вы сидите в окопе по уши в грязи; над вами свистят ядра так, что не поднять головы; а штаны ваши, извините за выражение, в дерьме. Но не потому, что вы обгадились от страха, а потому что у вас дизентерия, которая уже унесла половину вашего отряда на тот свет.

Неужто голос разума прорезался в этом мороке бравады и похвальбы? Интересно, кто этот джентльмен? Элизабет даже привстала в кресле, чтобы получше его разглядеть, но тут остальные мужчины вскочили со своих мест и, окружив незнакомца, загалдели как оглашенные, наперебой доказывая, что он не прав.

Однако несколько человек, видимо, побывавших на настоящей войне, поддержали его позицию. Обстановка накалялась, грозя перерасти в массовые вызовы на дуэль.

К счастью, хозяин дома взял дело в свои руки.

— Джентльмены! Джентльмены! — Он постучал ложечкой по бокалу.

Забияки немного притихли и уставились на него.

— Господа, — миролюбиво продолжил мистер Максвелл, — я уверен, что каждый из собравшихся — пламенный патриот нашего Юга. Мы все здесь герои и храбрецы, и разногласия нам ни к чему. Давайте лучше направим наш воинственный пыл в другое русло. Думаю, пришло время представить вам наш сюрприз.

Глава 13

— Следуйте за мной, господа.

Мистер Максвелл направился к выходу из курительной комнаты. Мужчины со смешками и прибаутками потянулись за ним.

Джеймс схватил Элизабет под руку и потащил за собой. Ее потряхивало от волнения. Что это за сюрприз, на который дамам не следует смотреть? Какую еще мерзость выдумали эти пресыщенные богачи?

Гости миновали вестибюль и спустились в винный погреб. Повеяло прохладой, плечи Элизабет покрылись гусиной кожей. По сторонам от прохода громоздились бочки, и терпкий дубовый аромат смешивался с едва уловимым плесневелым душком.

Хозяин отворил неприметную дверь в дальнем углу. За ней скрывалось просторное помещение. На голых каменных стенах висели почерневшие канделябры, и горящие в них свечи, погружали все вокруг в тусклую желтизну.

В центре зала торчали четыре столбика. Натянутые между ними канаты ограничивали квадратную площадку, застеленную зеленым ковром. Элизабет случалось посещать праздничные гуляния, на которых состязались в боксе или борьбе, и она догадалась, что это ринг.

Остальным явно пришла в голову та же мысль, и со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Джеймс подвел Элизабет вплотную к рингу и встал в первом ряду. Она не удержалась, протянула руку и потрогала толстый шершавый канат.

Когда гости сгрудились вокруг арены, хозяин дома выступил вперед.

— Джентльмены! — произнес он. — Прошу приветствовать моего хорошего друга — мистера Криппса.

Из толпы вышел благообразный старикашка, которого Элизабет уже видела за столом. Он вежливо поклонился присутствующим, а мистер Максвелл продолжил:

— Как вы знаете, господа, я увлекаюсь негритянскими боями. Мистер Криппс разделяет мой интерес, и недавно он заполучил бойца, который, по его словам, побьет любого ниггера в этом штате.

Мистер Криппс самодовольно кивнул, а Максвелл произнес:

— Конечно же, я позволил себе в этом усомниться, и мы заключили пари. Его ниггер против моего.

— Считайте, что вы уже проиграли, дружище, — усмехнулся старикан. — Мой Малыш Джонни непобедим.

— Он просто еще не встречался с моим лучшим бойцом, — парировал Максвелл. — Эй, Рувим, поди-ка сюда!

Толпа расступилась, и из нее показался рослый негр. Он поднырнул под канат и пружинисто прошелся по рингу, демонстрируя крепкие мускулы. Публика одобрительно загудела.

Негр подошел к своему господину, и тот похлопал его по плечу.

— Готов к поединку? — поинтересовался он.

— Готов, масса Максвелл, сэр.

— Молодец. Покажи всем, кто здесь чемпион!

Седые усики старикашки Криппса вздернулись в ехидной усмешке.

— А теперь взгляните на моего ниггера, джентльмены. И вы сразу поймете, кто тут чемпион. — Он обернулся и позвал: — Малыш Джонни!

Толпа всколыхнулась и отступила как море, выбрасывая из своих глубин огромное черное нечто. В Рувиме было не меньше шести футов роста, но Малыш Джонни превосходил его на целую голову. Бритый череп, бычья шея, гора бугрящихся мышц — публика ахнула при виде такого чудовища.

Ни проблеска мысли не читалось на тупом обезьяньем лице. Налитые кровью глаза свирепо глядели из-под мощных надбровных дуг. Громила осклабился, крупные белые зубы сверкнули во всклокоченной бороде. Он вскинул толстенные как бревна ручищи, и по залу пробежал восхищенный гул.

Рувиму явно стало не по себе. Он сник, догадавшись, что этот бой для него проигран. С робкой надеждой взглянул на хозяина, но тот лишь сжал губы и скрестил руки на груди.

— Что ж… Не будем затягивать. — Максвелл пытался изобразить хорошую мину при плохой игре. Прочистив горло, он во всеуслышание объявил: — Это битва до победного конца, без правил и ограничений. Да начнется бой!

Элизабет насторожилась при этих словах. Как это «без правил и ограничений?» И что значит «до победного конца?»

Она не успела развить эту мысль, так как ее внимание целиком поглотило происходящее на арене. Едва мистер Максвелл дал отмашку, как Малыш Джонни бросился на Рувима. Тот отскочил, но гигант продолжал его теснить, размахивая кулаками-кувалдами.

Рувим завертелся, как уж на сковороде, уклоняясь от ударов и пытаясь улучить момент для ответной атаки. Он сделал выпад, но Малыш Джонни с неожиданной для такой туши прытью увернулся.

Элизабет напряженно наблюдала за поединком. Она понимала, что у Рувима мало шансов, и невольно болела за него. Но чуда не происходило. Как Рувим ни старался подловить Малыша Джонни, тот пока еще не пропустил ни одного удара. Одной рукой громила прикрывал торс, а вторую выбрасывал вперед словно поршень, прощупывая оборону скачущего вокруг врага.

— Давай! Дерись! Выбей из него все дерьмо! — вопила взбудораженная публика.

Раздался хлесткий удар: огромный кулак все-таки достал подбородок Рувима. Тот пошатнулся и упал спиной на канат, но зрители тотчас вытолкнули его обратно.

Малыш Джонни тут же налетел на него и ударил его еще и еще, вызывая восторженный рев толпы. Элизабет отчаянно захотелось выбраться из обезумевшей массы людей, но сзади напирали, а муж крепко держал ее под локоть, не давая уйти.

С галантных джентльменов слетела шелуха воспитания, и они, позабыв о приличиях, орали во всю глотку, возбужденно размахивая руками. Один лишь мистер Криппс усмехался, самодовольно поглаживая козлиную бородку.

— Давай Рувим! — истошно завопил Максвелл. — Врежь ему по башке!

Но раб ничего не мог поделать. Гигантские кулаки Малыша Джонни мельтешили в воздухе и молотили его как мешок с песком, выбивая всплески крови из его носа и рта.

Элизабет стало дурно. Корсет так сильно давил на грудь, что было трудно дышать. От едкого табачного дыма и мускусного запаха пота слезились глаза, и казалось, что потолок вот-вот рухнет и погребет ее под собой.

Очередная зуботычина отбросила Рувима к краю арены. Он рухнул навзничь. Максвелл подскочил к нему и с досадой пнул его ногой под ребра.

— Вставай, черное отродье! Бейся, черт тебя раздери!

Раб с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к противнику, но лишь затем, чтобы получить новый удар.

— Он же убьет его! Нужно это прекратить! — пробормотала Элизабет, но ее слова потонули в возбужденном гуле толпы.

Поединок превратился в избиение младенца. Гигант швырял Рувима по всей площадке, а тот был не в состоянии ничего предпринять. Вот он в очередной раз отлетел спиной на канаты, и прежде, чем руки толпящихся позади господ вновь выпихнули его на ринг, Малыш Джонни вразвалочку подошел к своей жертве.

— Давай! Дерись! — издевательски выкрикнул он, а затем со всей дури врезал Рувиму ногой в пах.

Мужчины в один голос сдавленно охнули, а Рувим согнулся пополам и рухнул на пол. Малыш Джонни склонился над ним, поднял его вверх тормашками и взвалил к себе на плечо. Толпа взревела от восхищения. Гигант, играя на публику, немного повертелся с добычей вокруг своей оси, а затем с размаху швырнул Рувима на пол.

Несчастный с трудом приподнялся, но тут же получил ногой в челюсть. Удар вышел таким сильным, что Элизабет услышала хруст кости. Рувим упал лицом вниз, а Малыш Джонни сел на него верхом.

Он обхватил его за лоб и подбородок и приподнял его голову над полом. Рувим лихорадочно хватался за толстые пальцы, тщетно пытаясь отцепить их от себя.

Малыш Джонни вопросительно посмотрел на своего господина. В зале повисла напряженная тишина.

Элизабет будто парализовало. Тело налилось свинцовой тяжестью, удары сердца грохотом отдавались в ушах.

Криппс с гадкой улыбочкой обратился к Максвеллу.

— Желаете сохранить вашу собственность? — любезно поинтересовался он.

Тот скривился и досадливо махнул рукой. Тогда Криппс выбросил вперед кулак с оттопыренным большим пальцем и театральным жестом, словно император в Колизее, повернул его вниз.

Зловещая ухмылка пробежала по мясистым губам Малыша Джонни. Рывок, треск ломающихся позвонков, и Рувим обмяк.

Элизабет пронзительно завизжала, но ее вопль потонул в оглушительном свисте и улюлюкании мужчин.

Рувим несколько раз конвульсивно дернулся и застыл, безжизненно вытянувшись на ковре. Руки плетьми упали на пол, выпученные глаза остекленели, а из распахнутого рта потекла кровь.

Элизабет кинулась прочь, расталкивая всех на своем пути. Задыхаясь от рыданий, она выбежала в сад. Хруст позвонков все еще звучал в ее ушах. Как можно было убить человека просто так, у всех на глазах? Мерзавцы! Нелюди! Самодовольные скоты!

Добравшись до беседки, Элизабет рухнула на каменную скамью. Уронив лицо на руки, она дала волю слезам. Надо было вмешаться! Остановить поединок! Кинуться в ноги хозяину! Выбежать на ринг и вклиниться между бойцами! Сделать хоть что-нибудь! Хоть попытаться…

В грудную клетку словно забралась разъяренная кошка, острыми когтями дерущая ее изнутри. От собственного бессилия хотелось завыть. Она не может спасти всех негров. Не может отменить рабство. Ей нечего противопоставить жгучей несправедливости, царящей вокруг. И что теперь делать? Закрыть глаза и притвориться, будто ничего не происходит? Признать негров говорящими животными и спокойно с этим жить?

Элизабет не знала, как долго просидела на скамье. Немного успокоившись, она поднялась, облокотилась на мраморный парапет и бездумно уставилась на озеро, где золотистой рябью искрилось заходящее солнце.

От воды потянуло прохладой. Элизабет поежилась и обхватила руками себя за плечи. Она оглянулась на особняк. Из раскрытых окон доносилось мелодичное чириканье скрипки. Похоже, начинается бал.

Даже дома, на Севере, она не особо любила балы, хотя, как всякая хорошо воспитанная леди, умела неплохо танцевать. Но вся эта теснота, суматоха, кружащие пары, так и норовящие в тебя врезаться… Все это ей было не по душе.

Но больше всего раздражали взгляды окружающих — пытливые, пристальные, цепляющиеся за каждую деталь. Девиц на выданье изучали как яблоки на прилавке. Осматривали со всех сторон, придирчиво выискивая гнильцу. Прическа, манеры, наряд — все подвергалось скрупулезной оценке. И не дай бог надеть прошлогоднее платье, икнуть или не заметить кусочек зелени, застрявший в зубах — судачить об этом будут до скончания веков.

Элизабет вновь повернулась к озеру, вслушиваясь в размеренный плеск воды. Даже там, в Нью-Джерси, на людях она ощущала себя не в своей тарелке. Здесь же, среди спесивых южан, она и вовсе изгой. Они никогда не примут ее в свой круг, а она — не смирится с рабством.

Бежать отсюда? Но куда? Склады, мануфактуры и особняк в Трентоне номинально принадлежат ей, но по закону капиталами жены распоряжается муж. Без его согласия она не сможет даже снять деньги с банковского счета, а наличных-то у нее почти нет. И как добраться до Мейкона, чтобы сесть на поезд? Соврать, что поехала в церковь? Но тогда муж или его мамаша увяжутся с ней.

«Нужно добиться, чтобы Джеймс отпускал меня на верховую прогулку», — осенило ее.

Элизабет любила кататься на лошади и неплохо держалась в седле. Поездки верхом стали бы для нее глотком свободы. Ей уже так надоело все время сидеть взаперти! А если она вдруг решится бежать, то можно будет улизнуть из дома под предлогом прогулки.

На дорожке зашуршал гравий. Элизабет вздрогнула. Джеймс? Сейчас опять схватит ее за локоть и потащит в особняк? Она обернулась и к своему облегчению увидела, что к беседке приближается не постылый супруг, а чета.

В мужчине Элизабет узнала светловолосого джентльмена, чьи резкие высказывания о войне едва не привели к массовой драке. Его спутницу — яркую брюнетку — она вроде бы тоже видела среди гостей, но не могла припомнить, как ее зовут.

Незнакомцы приветливо улыбнулись ей, и Элизабет ответила тем же.

— Приятный вечер, не так ли? — заговорила женщина.

— Согласна, чудесная погода, — вежливо отозвалась Элизабет.

— Кажется, нас не успели друг другу представить. Вы не возражаете, если мы исправим эту оплошность?

— Нет, что вы, буду счастлива познакомиться с вами.

— Я — миссис Паркер. А это мой муж — мистер Паркер.

Мужчина галантно поцеловал руку Элизабет.

— Очень приятно, — улыбнулась она. — А я — миссис… — Она хотела сказать «Фаулер», но ненавистное имя застряло на языке. — Элизабет. Зовите меня Элизабет.

— Тогда и вы зовите меня Мэйбл, — в тон ей ответила миссис Паркер, и они обе невольно рассмеялись.

Элизабет ощутила симпатию к этим людям. То ли дело было в их приятных открытых лицах, то ли в их речи, не столь манерно тягучей, как у прочих гостей.

Мэйбл подобрала юбки вишневого платья и уселась на скамью. Ее супруг встал у входа, прислонившись к колонне.

— Алекс рассказал мне, что вы присутствовали на… — Мэйбл замялась, подбирая слова, — …представлении в подвале.

В ее карих глазах светилось сочувствие, и Элизабет со вздохом ответила:

— Увы да… Мой муж почему-то решил, что мне будет… — она горько хмыкнула, — …полезно на это взглянуть.

— Очень странно с его стороны, — заметил Алекс Паркер, — учитывая то, что даже мне, мужчине, стало не по себе.

— Сочувствую вам, дорогая, — ласково произнесла Мэйбл. — Алекс мне рассказал в двух словах, что там произошло, и то я пришла в ужас. Не могу представить, что пережили вы.

— Мои переживания ничто, по сравнению с тем, что вытерпел тот несчастный раб, — ответила Элизабет. — Но южанам плевать на страдания негров. Они не считают их за людей.

Она тут же устыдилась собственной резкости. Нельзя так огульно отзываться обо всех подряд. Вдруг ее несдержанность отпугнет эту милую чету!

Но, как ни странно, Алекс кивнул.

— К сожалению, вы правы, — вздохнул он и пояснил в ответ на ее удивленный взгляд: — Мы с Мэйбл не совсем южане. Мы приехали из Кентукки год назад, когда я унаследовал плантацию дальнего родственника.

Так вот почему в их речи нет этого противного растягивания гласных. Выходит, Паркеры тоже здесь чужаки.

— И чем вы занимаетесь на вашей плантации? — поинтересовалась Элизабет. — Выращиваете хлопок?

Мэйбл покачала головой.

— Нет. Мой Алекс — адвокат. Он вечно пропадает в Мейконе или Саванне. У нас, конечно, есть огород для собственных нужд, но хлопок мы не сажаем. — Она всплеснула руками. — Ах, да что я вам рассказываю! Приезжайте к нам в гости, и сами все увидите! Как насчет следующего воскресенья? Приглашаем вас к себе на обед!

— О! — Элизабет растерялась. Она была бы рада навестить эту милую пару, но что скажет Джеймс? — Я должна спросить у мужа…

— Спросить что? — раздался в сумерках колючий голос.

Вспомни черта, он и появится! Повернувшись ко входу, Элизабет увидела мужа. Тот стоял, вальяжно опершись на колонну, и переводил вопросительный взгляд с Паркеров на нее.

— Мистер Фаулер, если не ошибаюсь? — Алекс с легким поклоном протянул Джеймсу руку.

Тот после секундного замешательства ее пожал.

— Да сэр. А вы…

— Позвольте представиться. Алекс Паркер — адвокат, а это моя супруга, миссис Паркер.

При слове «адвокат» Джеймс заинтересованно вскинул голову.

— Я слыхал о вас, мистер Паркер. Говорят, вы не проиграли ни одного дела.

— Ну что вы, сэр. Эти слухи слегка преувеличены, — улыбнулся Алекс.

Следующие полчаса прошли в болтовне о громких делах, слушавшихся в окружном суде, о погоде, видах на урожай и Мексиканской войне, на которой побывал Алекс. В конце концов, супруги пригласили Джеймса и Элизабет в следующее воскресенье к себе на обед.

Когда стемнело, они вернулись в особняк. Бал был в самом разгаре. Духи, одеколоны, взопревшие тела и расставленные повсюду букеты источали такое тяжелое, приторное амбре, что Элизабет ощутила дурноту. После увиденного в подвале она была совершенно разбита и не имела ни малейшего желания танцевать. Сославшись на головную боль, она уселась на банкетку в темном углу.

Пары кружили в вальсе как мотыльки, вьющиеся вокруг огня. Красивые, веселые, беззаботные. Элизабет смотрела на них, а перед глазами всплывали совсем другие картины.

Спина Самсона, исполосованная кровавыми бороздами. Рувим, с остекленевшим взглядом распростершийся на полу. Накрытые мешковиной человеческие останки. Квимбо с дымящейся буквой «Б» на щеке.

Элизабет постаралась отогнать неприглядные воспоминания и сосредоточиться на музыке, мерцании свечей, и мелькающих вокруг прелестных платьях и веерах.

Но в задорном пиликанье скрипки ей чудилось лязганье цепей, а под атласными туфельками вальсирующих девиц мерещились груды костей, залитые кровью и слезами сотен тысяч рабов.

Глава 14

После пикника миновала неделя. Дни проходили однообразно и скучно, но Элизабет была даже этому рада. Уж лучше так, чем показательная порка, гладиаторские бои или еще какая-нибудь зверская выходка муженька.

В отношениях с Джеймсом наступило затишье. Наверное потому, что Элизабет теперь держала свое мнение при себе. Все разговоры сводились к погоде и безобидным пустякам, а стоило мужу заикнуться о политике или неграх, она по принципу «не трожь дерьмо, вонять не будет» отмалчивалась.

Все бы ничего, но Элизабет слишком уж тяготил супружеский долг. За это время Джеймс навестил ее всего дважды, но этого хватило, чтобы укрепить в ней отвращение к интимной стороне бытия. В первый раз муж, прежде чем на нее залезть, приспустил портки и заставил возбуждать его ртом. А во второй — просто плюнул себе на руку, смочил слюной член, молча сделал свое дело и ушел.

Единственным утешением было то, что Анне удалось раздобыть снадобье, которое, по уверениям негритянок, не даст мужскому семени закрепиться в утробе.

— Надеюсь, ты не проболталась, что это для меня? — поинтересовалась Элизабет, откупорив тыквенную бутылку и с подозрением нюхая ее содержимое.

— Разумеется, нет, мэм. Я ж не совсем дура, и скумекала, что если дойдет до вашего мужа, то нам обеим не сдобровать.

— Молодец! А что ты им сказала?

— Напрямую ничего, но намекнула, что это средство для меня… — Пухлые щеки Анны порозовели. — Дала им понять, что у меня шашни с одним из надзирателей.

— О! Спасибо тебе!

Элизабетпонимала, сколько мужества потребовалось этой закостенелой старой деве, чтобы приписать себе подобное распутство. Такая самоотверженность должна быть вознаграждена! Выудив из шкатулки серебряные сережки с топазами, она протянула их служанке.

— Вот, возьми за труды.

Та всплеснула руками.

— Ах, ну что вы, мадам, не стоит!

— Возьми! — Элизабет втиснула серьги в ее ладонь.

* * *

В воскресенье после завтрака Элизабет обратилась к мужу:

— Джеймс, можно с тобой поговорить?

Тот нехотя оторвался от газеты.

— Чего тебе нужно?

— Мы сегодня поедем к Паркерам? Помнишь, они приглашали нас на обед?

Сидящая в кресле-качалке миссис Фаулер вздернула брови.

— Паркеры? Сынок, что у тебя с общего с этими паршивыми янки? — Она многозначительно зыркнула на Элизабет, явно подразумевая: «Разве не достаточно того, что ты женился на одной из них?»

— Они из Кентукки, ма, — отмахнулся Джеймс. — А будь они даже янки, дружба с адвокатом никому не повредит. — Он перевел взгляд на Элизабет и кивнул. — Хорошо, дорогая, мы их навестим.

— А давай поедем верхом! — Элизабет стиснула кофейную чашку. — Знаешь, в Трентоне я любила кататься на лошади, и мне хотелось бы и здесь иногда выезжать на прогулку.

— Пф! — фыркнула свекровь. — Вот пойдут дети, милочка, и у тебя не будет времени на всякую ерунду.

— Но у меня еще нет детей, — огрызнулась Элизабет, — так почему я должна сидеть в четырех стенах?

Миссис Фаулер откинулась на спинку кресла и бросила на сына страдальческий взгляд. Джеймс притворился, что ничего не заметил.

— Ладно. — Он поскреб щетинистый подбородок. — Велю оседлать тебе кобылу посмирней.

— Спасибо, — выдохнула Элизабет. Хоть она пока и не планировала бежать, но радовало уже то, что она вырвется из опостылевшего дома, где даже стены и потолки давят на плечи, не давая дышать.

Когда пришло время собираться в гости, Элизабет надела жемчужно-серую амазонку и украшенный серебристой вуалью цилиндр. Она спустилась на первый этаж, Джеймс подхватил ее под руку, и они вышли из дома.

У коновязи перебирали копытами две лошади — белая и вороная, а рядом стоял рослый негр. Его глаза скрывала тень от соломенной шляпы, а подбородок успел обрасти короткой черной бородой, но когда он поднял голову, Элизабет узнала Самсона. Выходит, он уже встал на ноги? Приятно видеть, что ее усилия были не напрасны.

— Все готово? — поинтересовался Джеймс.

— Да, сэр. Для мисс Элизабет я оседлал Снежинку. — Самсон погладил по шее белую кобылу.

— Хорошо. Помоги моей жене взобраться на лошадь.

— Как скажете, сэр.

Самсон поднял взгляд на Элизабет, и когда глаза их встретились, в памяти возникла истерзанная спина и ее пальцы, наносящие серебристую мазь. В этом не было ничего предосудительного, но щеки почему-то погорячели.

Она подошла к Снежинке. Самсон подал ей руку, и Элизабет невольно уставилась на нее. Желтовато-розовая ладонь резко отличалась от темно-коричневой тыльной стороны кисти. Это было так необычно! Роза и Сара прислуживали за столом в белых перчатках, поэтому до сих пор Элизабет не замечала двухцветности негритянских рук.

Поймав себя на том, что непозволительно долго таращится на протянутую ладонь, Элизабет оперлась на нее. Даже сквозь перчатку она уловила тепло сильных пальцев, и сердце забилось быстрей.

Она поставила ногу в стремя, а Самсон обхватил ее за талию и поднял, чтобы подсадить в дамское седло. Элизабет на миг очутилась в его объятиях, и ее будто захлестнуло жаркой волной. Что за чертовщина! Сколько раз слуги помогали ей взбираться на лошадь, но она никогда не испытывала подобных чувств.

Самсон снял поводья с коновязи и протянул ей. Элизабет приняла их, не поднимая головы из боязни, что муж заметит, как она покраснела.

— Спасибо, — пробормотала она.

— Постарайтесь не дергать поводья, мэм, — попросил Самсон. — У Снежинки очень нежный рот.

Тут Джеймс, который уже успел вскочить на своего жеребца, стегнул Самсона хлыстом.

— Поговори мне тут, черномазый! — сердито бросил он. — Тебе слова никто не давал.

— Простите, сэр. — Самсон покорно склонил голову, но Элизабет успела заметить, какой ненавистью сверкнули его глаза.

— Поехали! — Джеймс пришпорил коня, и они двинулись в путь…

Лошади скакали по проселку, вздымая копытами красную пыль. Вокруг простирались залитые солнцем хлопковые поля, а вдали, в мареве нагретого воздуха, зеленели холмы. В ослепительно-голубом небе не проплывало ни единого облачка, и дующий в лицо горячий ветер не приносил облегчения. Вдоль обочин росли деревья, но от палящего зноя не спасала даже тень от их раскидистых крон.

Элизабет почти пожалела, что поехала верхом. В коляске можно было бы поднять верх и обмахиваться веером, да и сидеть в ней куда удобнее, чем напряженно балансировать в дамском седле.

Она с завистью покосилась на мужа, прямо и расслаблено восседающего на коне. Ну почему она должна страдать из-за дурацких приличий! Рисковать сломать себе шею потому что леди, видите ли, не подобает раздвигать ноги. Да какая разница, раздвинуты ноги или нет, если под юбкой все равно ничего не видно!

Эти женские штучки — тесные корсеты, громоздкие кринолины, неудобные дамские седла — дико усложняют жизнь. Ни пустить лошадь вскачь, ни пробежаться во весь опор. Да что там говорить, даже полной грудью — и то не вздохнуть.

И тут ее осенило. А ведь все эти приспособления до боли напоминают цепи и кандалы на ногах рабов. Под видом женственности навязывается зависимость и покорность. Женщина или негр — ты слабое никчемное существо, годное лишь на то, чтобы подчиняться господину. Твое имущество, твое тело, дети, которых ты родишь, принадлежат не тебе, а хозяину… или мужу.

«Что ж, такова судьба, — вздохнула Элизабет. — Меня хотя бы не порют кнутом и не заставляют работать, так что мне еще грех жаловаться».

Между тем хлопковые поля сменились кукурузными, и при каждом дуновении ветра листья шелестели словно морской прибой. Когда Джеймс и Элизабет взобрались на пологий холм, перед ними открылась равнина, похожая на одеяло, сшитое из зеленых, желтых и красно-коричневых лоскутов.

— Это все принадлежит тебе? — поинтересовалась Элизабет.

— Нет, мы уже на землях Легри, — ответил муж. — А за рекой начинаются владения твоих разлюбезных Паркеров.

— Почему это «моих»? — хмыкнула Элизабет.

— Потому что они такие же бирюки, как и ты. Живут здесь уже год и почти ни с кем общаются. Муж обычно в разъездах, иногда я встречал его в Мейконе на заседании суда. А жена — затворница, очень редко выбирается в люди. Удивительно, что именно тебя они пригласили к себе домой.

— Ничего удивительного. Они не местные, как и я. Наверняка чувствуют себя здесь чужаками.

— Возможно. Почуяли в тебе родственный дух.

— Тебя это злит?

— Ничуть, если это поможет мне завести дружбу с адвокатом.

Впереди густым частоколом возвышался сосновый бор, и Элизабет была рада наконец оказаться в тени пушистых крон. Но лес скоро кончился, и подковы гулко зацокали по деревянному мосту.

Мутная река с тихим плеском текла среди заросших старыми ивами берегов. За ней простирался пустырь. Трава на нем выгорела, лишь кипарисы и кизиловые деревья сочной зеленью разбавляли ржаво-коричневые цвета.

— Вот недотепы! Как же они запустили поместье! — с нескрываемым презрением заметил Джеймс. — Ума не приложу, почему они не продадут плантацию кому-то, кто лучше разбирается в деле.

— Кому-то вроде тебя? — едко поинтересовалась Элизабет.

— Почему бы и нет? Уж я бы нашел этим землям достойное применение.

Хоть поля и выглядели заброшенными, но обрамленная кедрами подъездная аллея, особняк с белыми колоннами и ухоженная лужайка производили вполне достойное впечатление. Пусть Паркеры и отказались от хлопка, но, судя по всему, деньжата у них все же водились.

Джеймс и Элизабет подъехали к дому и спешились. После «Персиковой долины» показалось непривычным, что на шум не сбежалась толпа чернокожих.

По ступеням сошел пожилой дворецкий. Как ни странно — белый.

— Мистер и миссис Фаулер? — чопорно осведомился он.

— Они самые, — кивнул Джеймс.

— Питер! — кликнул старик, и когда на подъездной площадке появился молодой негр, приказал: — Будь любезен, займись лошадьми.

— Слушаюсь, масса Белл, — ответил Питер.

— «Мистер Белл», — поправил дворецкий и услужливо распахнул дверь. — Прошу в дом.

Паркеры любезно приняли Элизабет и Джеймса и после ритуальной светской болтовни пригласили к столу. За обедом прислуживал мистер Белл, и этот факт несколько удивил Джеймса.

— У вас нет домашних рабов? — поинтересовался он, озираясь по сторонам.

— Нет, мы предпочитаем наемных слуг, — ответил Алекс. — А из негров у нас конюх, садовник и несколько человек для полевых работ.

При слове «человек» по губам Джеймса скользнула ухмылка, но он не стал акцентировать на этом внимание.

— Вы не сажаете хлопок? — осведомился он.

— О нет, слишком много возни, — подала голос Мэйбл и с обворожительной улыбкой пояснила: — Мой дорогой Алекс неплохо зарабатывает адвокатской практикой. Нам вполне хватает на жизнь.

— У нас есть небольшое поле и огород, где мы растим овощи, пшеницу и кукурузу для собственных нужд, — добавил ее супруг.

— И все же немного странно, что адвокат живет в такой глуши, — не унимался Джеймс. — Разве не удобнее было бы поселиться в городе?

— Отнюдь, — улыбнулся Алекс. — Мы пожили в городе достаточно для того, чтобы понять: в деревне нам нравится больше.

— Здесь такой чистый воздух! — подхватила миссис Паркер. — И так спокойно!

— Но вам приходится постоянно быть в разъездах, — заметил Джеймс.

— Да, это не слишком удобно, — согласился Алекс. — Но я привык.

— В последнее время на дорогах стало небезопасно, — добавил Джеймс. — По лесам рыщут беглые ниггеры и прочий сброд.

— Не проблема, я могу за себя постоять.

В комнате повисло молчание, и лишь звяканье столовых приборов нарушало тишину. Жареные цыплята удались на славу, и Элизабет, хрустя поджаристой корочкой, сосредоточилась на еде.

Она невольно поглядывала на Мэйбл: ее яркое канареечно-желтое платье так и притягивало взор. Сама Элизабет ни за что бы не отважилась надеть столь кричащий оттенок, но миссис Паркер с ее гладкой оливковой кожей этот цвет был на удивление к лицу.

Полные губы, карие с поволокой глаза, темные волосы, упругими локонами обрамляющие лицо — Элизабет нашла Мэйбл весьма привлекательной особой, но, как ни странно, не ощутила обычного в таких случаях укола зависти. Хозяйка дома держалась так просто и дружелюбно, что ее очарование не позволяло питать к ней недобрых чувств.

Глядя, с какой теплотой Алекс Паркер смотрит на жену, Элизабет вдруг поняла: «А ведь существуют и счастливые семьи! Это просто мне так не повезло».

В ее раздумья вторгся голос супруга.

— Кстати, вы слыхали о деле Филлипса? — промокнув губы салфеткой, спросил он.

— Конечно, — кивнул Алекс, — кто же о нем не слыхал?

— Поговаривают, вы отказались его вести?

— Да… — Алекс небрежно махнул рукой. — Меня приглашали, как единственного адвоката во всей округе, но я не смог выкроить время. Понимаете ли, куча других неотложных дел.

— Ну и зря, — хмыкнул Джеймс. — Вам бы и морочиться особо не пришлось. Дело-то было совершенно беспроигрышным.

— А что за дело? — поинтересовалась миссис Паркер.

— Дорогая, это не для женских ушей, — ответил Алекс, чем совершил роковую ошибку.

Мэйбл ретиво набросилась на него.

— Ну же! Расскажи, не будь букой! — потребовала она.

— Но, дорогая… — попытался образумить ее супруг.

— Если ты не расскажешь, я обижусь. — Мэйбл надула красивые губки. — Будешь спать в гостиной.

— Позвольте мне спасти ваш брак, — вклинился Джеймс. — Я расскажу. Дело простое: мистер Филлипс — плантатор и весьма уважаемый джентльмен, обнаружил, что его супруга была ему неверна.

Карие глаза Мэйбл зажглись любопытством.

— Да что вы говорите! — заворожено протянула она.

— Погодите, мадам, это еще не самое интересное. Вся мякотка в том, что миссис Филипс, ко всеобщему изумлению, произвела на свет цветного младенца.

— Да вы что?! — Мэйбл застыла с открытым ртом.

— Уж простите за такие подробности, — скривился Джеймс. — Представить не могу… Белая женщина и грязная черная обезьяна. Брр!..

Элизабет едва удержалась, чтобы не фыркнуть. И это говорит человек, который приживал от негритянок детей!

— И что же миссис Филлипс сказала в свое оправдание? — поинтересовалась Мэйбл.

— Сказала, что ее изнасиловал один из домашних рабов. Мистер Филлипс велел привести того раба, начал его допрашивать. И, угадайте, что наплел этот дрянной черномазый!

— Что?

— Вы умрете от смеха! Он божился, будто хозяйка сама его домогалась. Якобы она ему пригрозила, что если он с ней не ляжет, то она обвинит его в изнасиловании.

— С ума сойти! — пробормотала Мэйбл. — И что, ему поверили?

Джеймс насмешливо покачал головой.

— Мадам, ну а вы-то сами как думаете? Разве белая леди ляжет с ниггером добровольно?

— Разумеется, нет! — поспешно заверила Мэйбл.

— Ну вот, вы сами ответили на свой вопрос.

— И чем же все закончилось?

— Мистер Филлипс поступил как истинный джентльмен, — ответил Джеймс и замолчал, отпивая вино.

— Развелся? — полюбопытствовала Элизабет, на что муж одарил ее таким презрительным взглядом, что у нее кусок застрял в горле.

— Настоящий джентльмен, дорогая, никогда не запятнает свое имя разводом, — надменно произнес Джеймс. — Жену он пристрелил, младенцу размозжил голову о стену, а ниггера, простите за детали, кастрировал и подвесил на мясницкий крюк истекать кровью.

За столом воцарилась гробовая тишина. Элизабет замерла с отвисшей челюстью, а Мэйбл так и не донесла вилку до рта.

— К сожалению, дамы, все так и было, — вздохнул Алекс. — На Севере этого Филлипса вздернули бы за тройное убийство, а тут ему все сошло с рук.

— Здесь, к счастью, не Север, и каждый джентльмен имеет право защищать свою честь, — горделиво заявил Джеймс. — Присяжные единогласно вынесли оправдательный вердикт.

— Но за что он убил жену и ребенка? — взвилась Элизабет. — Она же не виновата, что ее изнасиловали!

— И что с того? — Джеймс поднял бровь. — Такой позор можно смыть только кровью. Уфф! Как представлю белую с черномазым… Мурашки по коже!

Мужчины… Получается, они могут спать с негритянками, а от самой только мысли о белой в объятиях негра, у них, видите ли, мурашки! Лицемерные снобы! Элизабет кипела от возмущения, но сочла за благо промолчать. Что поделать, таков мир, в котором она живет.

После обеда мужья удалились в кабинет выпить бренди и выкурить по сигаре, а Мэйбл и Элизабет перешли в гостиную, где им подали кофе с апельсиновым пирогом.

— Жуткая история, вы не находите, дорогая? — Мэйбл нервно передернула плечами.

— У меня до сих пор мороз по коже, — кивнула Элизабет. — Адюльтер это, конечно ужасно, но убить жену и младенца, и сотворить такое с негром… Уму непостижимо!

— Мне кусок в горло не лезет. — Мэйбл со вздохом отставила блюдце. — Знаете, Алекс как-то рассказывал, что если муж застанет жену с любовником и сразу их пристрелит, то его оправдают, потому что он пребывал в… — щелкнув пальцами, она подняла глаза к потолку, — …состоянии душевного волнения, и не ведал, что творит. Но этот Филлипс сперва допросил жену и негра, а потом их убил. То есть, он осознавал, что делает.

— Выходит, что так. — Элизабет отпила кофе. — Видимо, южанам закон не писан. Эти напыщенные болваны носятся со своей драгоценной честью словно куры с яйцом.

Мэйбл хихикнула, задорно сверкнув глазами.

— Я в восторге от вашего остроумия, дорогая, — сказала она. — Вы так ловко поддели тех зазнаек на пикнике.

Элизабет припомнила свое высказывание насчет кровожадности южан и немного смутилась.

— Спасибо. Знаете, я здесь меньше месяца, а уже всякого насмотрелась…

— Понимаю. — Мэйбл помрачнела. — У меня волосы дыбом встают, когда я слышу, что негры рассказывают о своих хозяе…

Она вдруг осеклась. Элизабет с удивлением взглянула на нее, но ничего не сказала.

— Ну… слухи ходят всякие, — сдавлено пробормотала Мэйбл и торопливо отхлебнула из чашки.

— Это ужасно, — вздохнула Элизабет. — Никто не заслуживает жестокого обращения, независимо от цвета кожи.

Мэйбл внимательно посмотрела на нее и медленно кивнула.

— Согласна. Некоторые хозяева к своим собакам относятся лучше, чем к рабам, — сказала она.

— Это точно… Но что меня убивает больше всего — это собственное бессилие. Мысль, что я могла бы что-то сделать, чем-то помочь… Но что я могу? Всем на мое мнение наплевать.

Мэйбл подсела ближе и взяла Элизабет за руку.

— Знаете, то, что вам не все равно — уже достойно похвалы. А вообще мы можем сделать куда больше, чем нам кажется…

В этот миг в гостиную вошли мужья, и Мэйбл не закончила свою мысль.

— Ну что, леди, насекретничались? — поинтересовался Алекс.

Он присел на подлокотник дивана и обнял супругу за плечи.

— Нет. — Мэйбл капризно надула пухлые губы. — Мы только начали перемывать вам косточки, а вы уже и вернулись.

— К сожалению, мы вынуждены откланяться, мэм, — сообщил Джеймс, прислонившись к дверному косяку. — Обед был восхитителен, но нас ждет неблизкий путь. — Секунду поколебавшись, он добавил: — Надеюсь, вы почтите нас ответным визитом? Скажем, через неделю?

— Мне жаль, мистер Фаулер, но завтра я надолго уезжаю в Саванну, — вздохнул Алекс. — Дела не ждут, понимаете ли.

— Ну вот, дорогой, опять ты уезжаешь. Мне будет так тоскливо без тебя! — прощебетала Мэйбл. Она схватила Элизабет за руку. — Дорогая, я была бы счастлива, если бы вы снова навестили меня. Мне здесь так одиноко!

Мэйбл понравилась Элизабет, и было бы здорово хоть иногда встречаться с ней за чашечкой кофе. Но что скажет на это Джеймс? Элизабет взглянула на мужа и по его постному лицу догадалась, что он не в восторге от этой затеи. Ладно, придется как-то его переубедить.

— Я постараюсь, — ответила она и заметила, как у Джеймса дернулась щека. — Но и вы могли бы приехать к нам в гости.

— Увы, нет, — вздохнула Мэйбл. — Алекс забирает нашу коляску, а я, к своему стыду, совершенно не умею ездить верхом. Так что я заточена здесь, как принцесса в башне.

— Ну что ж, тогда я навещу вас, — пообещала Элизабет, игнорируя кривляния Джеймса.

Они распрощались с Паркерами и поехали домой.

Глава 15

Элизабет стегнула Снежинку и нагнала мужа.

— Джеймс, ты ведь позволишь мне время от времени навещать миссис Паркер? — спросила она.

— Что за чушь взбрела тебе в голову? — скривился тот, придерживая коня.

— Мне так скучно в четырех стенах! Я не могу весь день сидеть взаперти. Мне нужно хотя бы изредка выезжать на прогулку.

— Дорогая, если тебе скучно, займись чем-нибудь полезным, — назидательно произнес Джеймс. — У меня и так дел невпроворот, а с твоими мануфактурами только прибавилось головной боли. Некогда мне раскатывать по гостям.

— Но тебе вовсе не обязательно меня сопровождать. Я могла бы ездить одна.

На лице Джеймса промелькнула снисходительная ухмылка.

— Черта с два! Чтобы потом тебя нашли в канаве, изнасилованную беглыми ниггерами? Хотя, кто знает, может именно на это ты и рассчитываешь…

— Что?! Ах ты мерзавец! — Элизабет замахнулась, чтобы ударить его хлыстом, но потеряла равновесие и чуть не вывалилась из седла.

— Вот видишь? Ты едва держишься на лошади, — со смешком заметил Джеймс. — Куда тебе ездить одной?

— Ну… Я могла бы взять с собой… — «Анну» чуть было не сказала Элизабет, но прикусила язык. А умеет ли служанка вообще ездить верхом? Скорей всего нет.

— Забудь об этом! — отрезал Джеймс. Он хлестнул жеребца и поскакал вперед, обдав ее облаком красной пыли.

Вернувшись в поместье, Элизабет первым делом позвала к себе Анну.

— Скажи, — без обиняков начала она, — ты умеешь ездить верхом?

Служанка выпучила глаза:

— Что вы, мэм! Да я лошадей боюсь как огня. Моего папашу мерин так по лбу копытом огрел, что он и дух испустил. Ну уж нет, я к этим тварям и на пушечный выстрел не подойду!

— Что ж, досадно, — пробормотала Элизабет себе под нос.

Прошло несколько дней, а желание заполучить хоть толику свободы никуда не делось. Все интересные книги были прочитаны, игра на фортепиано наскучила, а рукоделием Элизабет никогда особо не увлекалась. Сидеть в доме под неусыпным надзором свекрови до чертиков надоело. Оставались лишь прогулки по саду, но они тоже нагоняли тоску.

Кроме того, Мэйбл показалась Элизабет хорошей собеседницей. Наверняка, у них нашлось бы много общих тем. Конечно, можно поговорить и с Анной, но у той весьма ограниченный кругозор, а Мэйбл, как никак, образованная дама. Встречи с ней могли бы стать той отдушиной, в которой Элизабет нуждалась позарез…

Как-то ночью она ворочалась в постели, тщетно пытаясь уснуть. Влажный горячий воздух жарким саваном окутывал тело, на коже проступил липкий пот, но о том, чтобы открыть окно, не могло быть и речи: тут же налетели бы москиты и комары.

Мучаясь без сна, Элизабет придумывала аргументы, которые убедили бы Джеймса позволить ей навещать Мэйбл. С той поездки она никак не могла поговорить с ним наедине. Рано утром он уезжал по делам, а вечером сразу после ужина уходил к себе. В ее спальню он не наведывался, и, с одной стороны, она была этому рада, но с другой — надеялась, что после соития он подобреет, и тогда можно будет снова заикнуться о поездке.

А что, если самой к нему пойти? В конце концов, он ее муж, а значит, она имеет право требовать исполнения супружеского долга. Ну, конечно, не требовать, а подольститься к нему, сделать вид, что соскучилась по его ласкам…

Элизабет передернуло. Какие к черту ласки? Последний раз он целовал ее перед алтарем. Но неважно… Перетерпеть, сделать то, что ему по душе, а когда он, удовлетворенный, размякнет, поинтересоваться насчет прогулок.

Не откладывая в долгий ящик, Элизабет встала с постели и пошла в уборную. Умылась, покусала губы, чтобы к ним прилила кровь, изящно разложила волосы по плечам. Довольная своим отражением, она накинула кружевной пеньюар и вышла из спальни.

Комната Джеймса располагалась с другой стороны от лестницы. Из-под двери выбивался желтый свет, тускло отражаясь в натертом полу.

Элизабет уже занесла было руку, чтобы постучать, как вдруг из спальни донесся скрип кровати и женский стон. Она обомлела. Это еще что такое?! Может, показалось? Но стон повторился.

В голове помутилось, и Элизабет, плохо соображая, что делает, распахнула дверь.

В дрожащем блеске свечей глазам открылась картина, от которой она застыла как соляной столб. Джеймс лежал на кровати… точнее она увидела лишь его бледные ноги, ибо на нем верхом скакала обнаженная негритянка. Ее черные, гладкие как сливы ягодицы ритмично подпрыгивали над бедрами Джеймса, голова была запрокинута и на мокрую спину ниспадала копна курчавых волос.

Вдобавок ко всему, рядом лежала еще одна голая негритянка. Опираясь на локоть, она обмахивала «жеребца» и «наездницу» опахалом из пальмового листа.

В следующий миг троица заметила Элизабет. Негритянки с пронзительными визгами слетели с кровати и забились по углам, прикрывая руками наготу, а Джеймс схватил простыню и набросил ее на торчащее мужское достоинство.

— Какого… Что здесь происходит? — обретя, наконец, дар речи выдавила Элизабет.

— Простите, мэм, простите! Мы не виноваты! Мы не хотели! — наперебой заверещали негритянки, и она узнала в них Розу и Сару.

— Пошли прочь! — рявкнула Элизабет.

Рабыни мигом подобрали с пола смятые платья и словно мыши прошмыгнули за дверь.

Элизабет повернулась к мужу. Тот уже явно оправился от потрясения. Развалившись на кровати, он заложил руки за голову, выставляя напоказ заросшие подмышки.

— Потрудись объясниться, дорогой! — холодно потребовала Элизабет, брезгливо глядя на его белое волосатое тело, прикрытое лишь на причинном месте уголком простыни

— Я ничего не должен тебе объяснять, — с самодовольной усмешкой сказал Джеймс.

— Разве? Позволь напомнить, что ты мой супруг.

— Ах вот оно что! Ты пришла за супружеским долгом? Признаться, я польщен. — Он похлопал рукой по кровати возле себя. — Что ж, снимай тряпки и ложись. Помогу, чем смогу. Только позови одну из девок, чтобы обмахивала нас веером, иначе в такую жару можно запросто схлопотать удар.

— Ну ты и наглец! — возмущенно выдохнула Элизабет. — Да как ты смеешь!

— Смею что? — Джеймс лениво поднял бровь.

— Изменять мне! — выпалила она.

Муж откинул голову на подушку и расхохотался.

— А ты думала, я буду хранить тебе верность? — глумливо спросил он. — Дорогая, я не дятел, и долбить бревно мне не по душе. А ты — самое настоящее бревно. Думаешь, мне приятно смотреть на твою кислую мину? Да ты черномазым девкам и в подметки не годишься. Вот уж кто способен удовлетворить мужчину. С ними можно прокувыркаться всю ночь, они измотают тебя до полусмерти и будут просить еще. А ты… ты нужна лишь для того, чтобы родить мне наследника.

Элизабет слушала его, задыхаясь от обиды и злости. Губы дрожали, к глазам подступали слезы, а руки сами собой сжимались в кулаки. Но когда Джеймс произнес слово «наследник», ее осенило.

— Интересно, — протянула она, — что скажет твоя матушка, когда узнает, что вместо того, чтобы трудиться над зачатием наследника, ты развлекаешься с чернокожими девицами. Да еще и сразу с двумя.

Ухмылка тут же сползла у Джеймса с лица.

— Ты ничего не расскажешь матери, — сквозь зубы процедил он.

— Почему же? — осклабилась Элизабет. — Расскажу! Вот прямо сейчас пойду и расскажу.

Она распахнула дверь и хотела было выскочить наружу, но Джеймс одним прыжком настиг ее и схватил за плечо.

— Ты не посмеешь! — прорычал он, рывком разворачивая ее к себе. — Я изобью тебя до полусмерти!

— Пусти меня! — прошипела она. — Я буду кричать!

Соленая ладонь тут же закрыла ей рот. Джеймс притиснул ее к стене и сказал:

— Только пикни, дрянь, и я сверну тебе шею! Поняла?

Она торопливо закивала, испугавшись, что он и в самом деле может ее убить.

— Смотри у меня. — Он убрал руку.

— Я никому ничего не скажу, — пробормотала Элизабет, — и буду закрывать глаза на твои развлечения, но…

— «Но»? — Джеймс прищурился.

— Ты позволишь мне кататься на лошади и навещать миссис Паркер, — протараторила она и сжалась в комок, ожидая его реакции.

Несколько секунд Джеймс пристально смотрел ей в глаза, затем ухмыльнулся.

— Хитрая маленькая стерва. Ладно, черт с тобой, делай, что хочешь. Но сначала…

Его обнаженное тело все еще прижимало ее к стене, и Элизабет вдруг осознала, что в живот ей упирается отвердевший член. Не успела она и глазом моргнуть, как муж швырнул ее на кровать и навалился сверху.

* * *

На следующее утро Элизабет проснулась в отвратительном настроении. Мало того, что Джеймс мерзавец и негодяй, так еще он и изменяет ей с негритянками! А она-то, дура, воображала, будто его развлечения с рабынями остались в прошлом. Теперь же последние иллюзии о собственном браке развеялись словно дым.

Пора уяснить, что мужчины устроены иначе, чем женщины. Они просто помешаны на этом деле. Ей бы радоваться, что Джеймс удовлетворяет свою похоть с негритянками, а не пристает к ней каждую ночь. Но, черт возьми, почему так обидно? Как он посмел назвать ее бревном! Сволочь! Будь он с ней хоть чуточку нежнее, возможно она и не была бы таким бревном. А негритянки… кто их знает, может они и впрямь более страстные, чем белые женщины, а может лишь притворяются, чтобы угодить господину.

Во всей этой истории радовало одно: Джеймс разрешил ей выезжать верхом. И она не преминет этим воспользоваться. Правда, ехать к Паркерам одной немного боязно, путь все же неблизкий… Но она все равно поедет, и ничто не сможет ей помешать!

Войдя в столовую, Элизабет заметила, как вздрогнули Роза и Сара, переминающиеся у стены. Наверняка страшатся ее гнева… Но она вовсе не сердилась на них. Разве у бедняжек есть выбор? Во всем виноват только этот похотливый козел.

Она хотела бы как-то ободрить рабынь. Взглядом или улыбкой показать, что не злится. Но негритянки стояли, понурив головы, и не подняли глаз, когда она прошла мимо них. Ладно, как-нибудь в другой раз.

За завтраком Элизабет заявила Джеймсу, что хочет сегодня же отправиться в гости к миссис Паркер. Муж нехотя оторвался от яичницы с ветчиной, а свекровь противно, как умеет только она, приподняла бровь.

— Ты еще не выбросила из головы эту блажь? — недовольно спросил супруг.

— Нет. — Элизабет с вызовом посмотрела в его глаза.

Джеймс вздохнул, покосился на мать и сказал:

— Ладно. Велю оседлать Снежинку.

— Что? — взвилась миссис Фаулер. — Ты позволишь ей разъезжать одной? Где это видано! Что скажут соседи?

Элизабет продолжала буравить Джеймса пристальным взглядом, мысленно внушая ему, чтобы он не вздумал менять своего решения.

— Ма, успокойся! — отмахнулся муж. — Пошлю с ней кого-нибудь.

— Кого? — не унималась свекровь.

— Кого-нибудь из черномазых… кто там из них умеет ездить верхом? Цезаря, например.

Миссис Фаулер возмущенно фыркнула.

— Цезарь нужен мне здесь, — стальным тоном отчеканила она. — Кто-то должен приглядывать за этими черномазыми дурами, чтобы они не отлынивали от дел.

— Ну тогда Самсона, — сказал Джеймс.

Элизабет вздрогнула и оторопело уставилась на него.

— Я бы на твоем месте не стала доверять этому наглому ниггеру, — возразила свекровь. — Ты его только купил, а он уже схлопотал порку.

— Ма, этот черномазый много лет был личным слугой Чарльза Бэйли. Уж за моей-то шальной женушкой он как-нибудь приглядит.

Миссис Фаулер махнула рукой.

— Делай, как знаешь, — буркнула она и вновь принялась за бисквит.

После завтрака Джеймс велел Элизабет пойти с ним в конюшню. Уже на подходе она заметила Самсона. В фартуке из мешковины и соломенной шляпе он чистил загон для выгула лошадей.

— Эй, ниггер! — окликнул его Джеймс, — поди-ка сюда!

Самсон выпрямился, воткнул вилы в кучу навоза и, на ходу развязывая тесемки передника, направился к ограде.

— Слушаю, масса Джеймс.

— Ну как, ты уже покрыл Люси? — поинтересовался муж, и Элизабет недоуменно покосилась на него.

«Покрыл Люси?» Что он имеет в виду?..

Тут до нее дошло, о чем речь, и щеки стали горячими от стыда. Украдкой взглянув на Самсона, она обнаружила, что он смущен не меньше ее.

— Что молчишь, будто в рот воды набрал? — нетерпеливо спросил муж.

— Да, сэр, — глухо промолвил Самсон.

— А чего она тогда ходит с такой кислой рожей? Видать плохо стараешься, — осклабился Джеймс. — Ты должен поскорее надуть ее брюхо — мне нужны новые рабы.

Элизабет передернуло от омерзения, а Самсон сдавленно пробормотал:

— Как скажете, масса Джеймс.

— Смотри, не будет проку — отдам ее другому ниггеру. Она уже рожала, так что если не понесет, то дело не в ней. Обрабатывай ее как следует, — цинично добавил Джеймс. — Впрочем, я здесь за другим. У меня к тебе поручение.

— Слушаю, сэр.

Самсон наконец справился с завязками и, сняв замызганный передник, повесил его на ограду. Элизабет невольно скользнула взглядом по его широкоплечей фигуре. Закатанные рукава туго обтягивали мощные бицепсы, а под расстегнутой рубахой виднелся клык-талисман, белеющий на фоне темной, влажной от пота груди.

Элизабет ощутила, что краснеет, и отвела глаза.

— Отныне ты — личный конюх моей жены, — сообщил Джеймс. — Будешь сопровождать ее на прогулках.

— Почту за честь, сэр. — Самсон склонил голову.

— И где ты только нахватался этих манер? — скривился Джеймс. — А я-то думал, что уже выбил из тебя эту дурь. Ты ведь усвоил урок, или хочешь добавки?

— Усвоил, масса Джеймс.

— Ладно, черт с тобой. Но смотри у меня, если хоть волос упадет с ее головы, тебе несдобровать. Понял, ниггер?

— Да, сэр.

— Хорошо. Она хочет сегодня навестить подругу. Оседлай для нее Снежинку, а себе возьми Брута. Да, и оденься поприличней. Что это на тебе за тряпье, черномазая ты свинья!

«А в чем он должен убирать навоз?» — мысленно возразила Элизабет, но промолчала, боясь, что Джеймс передумает.

— Ну как? — Муж повернулся к ней. — Довольна?

— Более чем, — кивнула она.

— Вот и славно!

Глава 16

Элизабет возвращалась в дом, чтобы переодеться, и сердце колотилось в такт быстрым шагам. Джеймс позволил ей выезжать на прогулку! Да еще и с Самсоном…

Она все пыталась понять, радует или пугает ее этот факт. Не то чтобы она боялась остаться с Самсоном наедине… Он отлично вышколен, обучен манерам и, думается, не причинит ей никакого вреда. Но с другой стороны… Пусть Джеймс и не считает его человеком, но Самсон — это мужчина. Молодой, здоровый мужчина, от которого веет чем-то диким и первозданным. Чем-то, заставляющим вскипать в жилах кровь…

Ах, нет, что за глупости! Элизабет встряхнула головой, словно пытаясь выбросить из нее неуместные мысли. Она, конечно, не такая снобка, как эти спесивые южанки, но заглядываться на негра — это все-таки перебор.

Вернувшись в дом, она кликнула Анну и с ее помощью облачилась в костюм для верховой езды. Минут через сорок она спустилась во двор. Самсон уже ждал на подъездной площадке, держа лошадей под уздцы. Он тоже переоделся, и Элизабет невольно отметила, как хорошо на нем сидят белая рубаха, кремовый жилет и облегающие бежевые штаны.

Самсон помог ей взобраться на лошадь, и Элизабет почуяла, что от него пахнет мылом. Когда это он успел искупаться? Впрочем, какая разница? Не следует обращать столько внимания на слугу.

Устроившись поудобнее, если это понятие применимо к дамскому седлу, Элизабет цокнула языком, и Снежинка пустилась вскачь. День был ветреный, и солнце то пряталось за растрепанными облаками, то появлялось вновь. Слава богу, сегодня нет такой удушливой жары, а значит, прогулка обещает быть приятнее, чем в прошлый раз.

Элизабет выехала на подъездную аллею. Листья могучих дубов шелестели над головой, а позади раздавался топот копыт. Она оглянулась. Самсон верхом на рыжем жеребце ехал за ней. Кто он? Телохранитель или соглядатай? И как он поступит, если она действительно решится сбежать?

С полчаса они проскакали в молчании. Элизабет смотрела на бескрайние поля, где трудились полчища негров, и думала о том, что ей повезло родиться в богатой белой семье. Сложись судьба иначе, пришлось бы и ей горбатиться на плантации и жить в беспросветной нищете.

Интересно, каково это, быть рабом? Как вообще один человек может владеть другим? Кто дал ему такое право? Бог? Но ведь все люди созданы по его образу и подобию, а значит, равны.

Она никогда не была особо набожной, а сейчас ее вера и вовсе зашаталась как молочный зуб. А что, если религию придумали сильные мира сего, чтобы угнетенные массы боялись поднимать бунт? «Вся власть от Бога» говорится в Евангелии. Но как всемилостивый Господь мог поставить над рабами такого подлеца и тирана как Джеймс?

Размышляя о несправедливости мироустройства, Элизабет перестала подгонять Снежинку. Та перешла на шаг, и Самсон на Бруте почти поравнялся с ней. Заметив свою оплошность, он осадил жеребца, чтобы, как полагается слуге, следовать позади. Но Элизабет, устав от молчания, решила завязать разговор:

— Как твоя спина, Самсон? — поинтересовалась она.

— Все хорошо, мисс Элизабет, — ответил он и тихо добавил: — спасибо.

В памяти всплыла убогая хижина, пылинки, танцующие в солнечном луче, и прикосновения ее ладоней к испоротой спине…

— Ты уже был здесь? — Элизабет указала на раскинувшиеся вдоль дороги поля.

— Нет, мэм, не доводилось.

— А плантация твоего бывшего господина далеко?

— Далеко, мэм. Работорговец гнал нас оттуда целый день.

— Ох, бедняги! — вздохнула Элизабет. — Мне жаль, что все так обернулось. Моего мужа не назовешь добрым хозяином.

— Зато вы, мэм, самая добрая белая леди, которую я только встречал, — ответил Самсон. — Когда вы пришли ко мне и дали напиться, мне показалось, будто ангел спустился с небес. Никогда не забуду, как вы мазали мне спину своими маленькими белыми ручками.

Элизабет зарделась от смущения.

— Ну что ты, я вовсе не ангел, — сказала она. — Любая добрая христианка так поступила бы на моем месте.

— Нет, мэм, не любая, — возразил Самсон. — Белым леди обычно нет дела до ниггеров вроде меня. Взять хотя бы мисс Шарлотту — жену мистера Чарльза. Она только нос воротила, когда я попадался ей на глаза.

— Она плохо к тебе относилась?

— Да нет, не то, чтобы плохо. Просто, смотрела на меня как на пустое место. Но вы не подумайте, что я жалуюсь, мэм. Мне и так повезло с мистером Чарльзом. Он был очень добрым. Я даже не припомню, чтобы у нас кого-нибудь секли. Если какой раб провинится, то мистер Чарльз мог так на него посмотреть, что самому отпетому разгильдяю становилось стыдно.

— Жаль, что такого славного человека больше нет, — совершенно искренне произнесла Элизабет. — Сочувствую твоей утрате.

— Спасибо, мэм.

Дальше они поскакали молча. Бедный Самсон! Вот в чем проблема рабства: твоя судьба все время висит на волоске. Хороший, милосердный хозяин может умереть, и тогда неизвестно, в чьих руках ты окажешься по воле злого рока.

Сосны расступились, и впереди блеснула река, за которой лежали владения Паркеров. Выехав из лесу, Элизабет заметила негритянку в красном платке. Она торопливо шагала по мосту, ведя за руку чернокожего ребенка лет пяти.

Женщина обернулась на топот копыт и замерла.

— Рэйчел? — Элизабет услышала изумленный голос Самсона у себя за спиной.

Но негритянка, вместо того, чтобы ответить, опрометью бросилась через мост и юркнула в камыши.

Элизабет недоуменно оглянулась на своего спутника.

— Ты ее знаешь? — спросила она.

— Знаю, мэм… — растерянно выдавил Самсон. — Это Рэйчел — служанка мисс Шарлоты.

— Жены мистера Чарльза? А ребенок?

— Его зовут Тоби. Он сын Рэйчел.

— Но что они делают здесь?

Самсон смущенно отвел глаза.

— Понятия не имею, мэм, — пробормотал он.

— Может, Паркеры купили ее? — предположила Элизабет, вспомнив, что имущество покойного Чарльза Бэйли ушло с молотка.

— Может быть, мэм, — без особой уверенности ответил Самсон.

Элизабет еще раз взглянула на берег. Камыши с шорохом трепетали на ветру, а негритянки с ребенком и след простыл.

— Хм, странно… — Пожав плечами, Элизабет поехала дальше.

Вскоре впереди показалась подъездная аллея, и за темными кедрами забелели колонны особняка. Миссис Паркер несказанно обрадовалась визиту. Она пригласила Элизабет на террасу, где им подали кофе с сандвичами и ореховым пирогом, а Самсону предложили пойти на кухню и тоже чего-нибудь перекусить.

— Ты сегодня без мужа? — спросила Мэйбл, помешивая серебряной ложечкой кофе.

— Да, — кивнула Элизабет. — Джеймс все время занят. Он или осматривает поля, или ездит по делам в Мейкон.

Она понятия не имела, какие у мужа в Мейконе дела, но подозревала, что их главная цель заключается в том, чтобы наклюкаться в салуне. Когда он возвращался домой, от него частенько разило спиртным.

— Скучаешь по нему? — Мэйбл лукаво склонила голову набок.

— Нет. — Элизабет откусила кусочек божественно вкусного пирога.

Мэйбл рассмеялась, демонстрируя жемчужный ряд безупречных зубов.

— И правильно, моя дорогая. Ах, я бы тоже хотела не скучать по Алексу, ведь его никогда не бывает дома! Но увы, каждый раз тоскую, как Пенелопа по Одиссею.

— Это здорово! Значит у вас счастливый брак, — заметила Элизабет.

Мэйбл грустно вздохнула.

— Только деток нам Господь не дает.

Элизабет пробормотала что-то невнятное, пользуясь тем, что рот занят пирогом. Уж чего-чего, а детей от Джеймса она точно не хотела, поэтому каждое утро принимала раздобытый Анной настой. Пойло было мерзким и горьким, но это неважно, лишь бы работало.

К счастью Мэйбл не стала развивать тему бездетности, и разговор свернул в более приятное русло. Элизабет поведала о своем прошлом. Об учебе в пансионе Линден Холл и о жизни в Трентоне в доме отца.

Мэйбл больше слушала, чем говорила. Из ее лаконичного рассказа Элизабет поняла, что новая подруга — дочь небогатого плантатора из Кентукки. Всю юность она провела в родительском доме, пока не вышла замуж за Алекса.

Разговор протекал легко и непринужденно. Хоть Мэйбл и не училась в престижных пансионах, она была начитана и умна, и держалась с очаровательным изяществом, но без капли жеманства. Элизабет радовалась, что нашла столь приятную собеседницу.

Когда речь зашла о рабах, она вдруг вспомнила странную встречу на берегу.

— Скажи, дорогая Мэйбл, — поинтересовалась она, — а нет ли среди твоих слуг негритянки с ребенком лет пяти? Она, должно быть, появилась недавно.

Мэйбл недоуменно наморщила лоб.

— Нет… — Она покачала головой. — У меня нет такой служанки. А почему ты спрашиваешь?

— У реки мы встретили женщину с ребенком, и мой слуга Самсон их узнал. Это оказалась негритянка с плантации, на которой он раньше жил.

— Так может, она и забрела с той плантации? — Мэйбл торопливо отпила кофе.

— Вряд ли. Та плантация далеко.

— Тогда не понимаю, — пробормотала Мэйбл, отводя взгляд.

— Может она беглая? — предположила Элизабет.

— Может быть. — Мэйбл пожала плечами.

Поняв, что собеседница не настроена развивать эту тему, Элизабет решила не настаивать. Они еще немного поболтали о разных пустяках, пока не пришла пора откланяться.

Попрощавшись с новой подругой, Элизабет вместе с Самсоном тронулась в обратный путь. Подъезжая к мосту, она невольно высматривала странную негритянку, но той нигде не было видно.

За рекой раскинулся сосновый бор. Тропинка вилась среди зарослей папоротника, и опавшие иглы шуршали под копытами лошадей. В нагретом воздухе виталсухой смолистый аромат. Солнце, проникая сквозь ажурные кроны, причудливо играло бликами и тенями на сочной траве.

Любуясь природой, Элизабет пустила Снежинку шагом и погрузилась в раздумья. Вдруг затрещали кусты, послышался собачий лай. Она вздрогнула и натянула поводья. На дорожке показались три всадника. В голову тотчас пришли слова мужа о беглых рабах, но когда незнакомцы приблизились, Элизабет увидела, что они белые.

Потертая одежда, косматые бороды и притороченные к седлам ружья придавали им лихой вид. Под копытами лошадей путалась гончая и две овчарки, похожие на волков. Они злобно залаяли на Самсона, но мужчины прикрикнули на них, и собаки умолкли.

Один из всадников преградил тропу, а двое других встало по сторонам. Сердце ушло в пятки. Неужели это бандиты?

Спиной Элизабет ощутила, что Самсон подъехал поближе и остановился чуть позади. Это придало ей немного уверенности, хотя, что он, безоружный, может противопоставить вооруженным головорезам?

— Приветствую, мэм. — Мужчина, перегородивший дорогу, приподнял шляпу. — Заблудились?

Его голос показался знакомым, и в следующий момент Элизабет узнала охотника за рабами, который тогда привез Квимбо в «Персиковую долину». Пирсон… кажется. От сердца слегка отлегло. Что ж, по крайней мере, это не грабители.

— Добрый день, джентльмены, — сказала она, мысленно чертыхнувшись от того, как жалко и испуганно прозвучал ее голос. — Я — миссис Фаулер. Мы с вами виделись, когда вы доставляли моему супругу беглых рабов… где-то с месяц назад.

Пирсон переглянулся со своими напарниками.

— Да, что-то такое припоминаю. — Он сплюнул на землю табачную жвачку и окинул Элизабет странным, неприятно липким взглядом. — И что же, мэм, вы здесь совсем одна?

Это прозвучало как-то зловеще. В горле пересохло, и Элизабет с трудом сглотнула слюну. Краем глаза она заметила, что Самсон подъехал еще ближе и встал сбоку, как бы прикрывая ее собой.

— Со мной мой конюх, — сказала она и, увидев, что негроловы снова переглянулись, торопливо добавила: — Мистер Фаулер и мистер Браун тоже где-то поблизости. Они погнались за оленем. Ума не приложу, почему их так долго нет. Вы случайно не видели их в лесу?

— Нет, мэм, не видели. — Пирсон прищурился, явно не слишком поверив ее словам. Пару секунд он переводил взгляд с нее на Самсона, затем протянул: — Зря вы позволяете ниггеру ездить на лошади. Ой зря!..

«А ваше-то какое собачье дело?» — подумала Элизабет, но вслух произнесла:

— Позвольте проехать, джентльмены, я тороплюсь.

Тронув поводья, она направила Снежинку прямо на лошадь Пирсона, стоящую поперек тропы. В последний момент тот нехотя, но все же посторонился. Когда неприятные личности остались позади, Элизабет уже было выдохнула с облегчением, но тут услышала в спину.

— Постойте, мэм!

Что еще? От досады она чуть не заскрежетала зубами, но когда повернула голову, на ее лице уже играла обворожительная улыбка.

— Вы бы поосторожнее, мэм, тут повсюду рыщут беглые ниггеры. Кстати, вы часом не видали черномазую бабу с сопляком лет пяти?

Элизабет вспомнила встречу на берегу, и мысли лихорадочно заметались в голове.

— Видела, — сказала она и боковым зрением уловила, как вздрогнул Самсон.

Пирсон осклабился, обнажая гнилые зубы.

— И где же, если не секрет?

— Там, где наша плантация граничит с землями Легри. Они бежали по кукурузному полю к апельсиновой роще. У женщины на голове был красный платок. Мой муж и мистер Браун хотели их догнать, но эти черномазые спрятались в кукурузе. К сожалению, с нами не было собак, поэтому мы их упустили.

Охотники за рабами переглянулись.

— Что ж, миссис Фаулер, спасибо, — пробормотал Пирсон. — Когда, вы говорите, это произошло?

— Часа три назад.

— Хм. Надеюсь, эта сучка не успела далеко уйти. Вперед, ребята, догоним их! Бывайте, мэм.

Они развернулись и с гиканьем поскакали в сторону, противоположную той, где Элизабет встретила негритянку.

Лишь когда собачий лай затих вдалеке, Элизабет позволила себе выдохнуть. Гипотетические беглые ниггеры пугали ее куда меньше, чем эти «джентльмены». Неизвестно, что взбрело бы им в головы, не соври она, будто Джеймс и Билл Браун где-то рядом.

— Здорово вы их надули, мисс Элизабет, — подал голос Самсон. — Спасибо, что не выдали Рэйчел.

— Выходит, она все-таки удрала от твоей бывшей госпожи?

Самсон помедлил, явно обдумывая, стоит ли откровенничать с хозяйкой, но все же решился:

— Да, мэм. Она как услыхала, что нас распродадут на аукционе, то перепугалась, что ее разлучат с Тоби. С тех пор только и разговоров у нее было, что про побег.

Элизабет невольно стиснула поводья в руках.

— Хоть бы у нее все получилось! — сказала она. — Проделать такой путь, да еще и с ребенком на руках… Бедная женщина! Кстати, помнишь, когда Джеймс купил тебя, он отдал работорговцу Майка — сына Люси? Как же она за ним убивалась! Бежала за этим фургоном… бедняжка.

— Она до сих пор ревет каждую ночь, — сообщил Самсон, и тут Элизабет вспомнила, как Джеймс сегодняшним утром беспардонно приказывал ему «как следует обрабатывать» Люси.

Думать об этом было стыдно и неприятно, но все же любопытство взяло вверх. Она осторожно поинтересовалась:

— Ты так и живешь в ее хижине?

Самсон смущенно поскреб курчавый затылок.

— Да, мэм… Вот только…

— Что?

Он колебался, явно подбирая слова. Элизабет выжидающе смотрела на него и, в конце концов, не выдержала затянувшегося молчания.

— Говори уже, как есть! — велела она, придержав Снежинку.

— Только пообещайте, что не расскажете мистеру Джеймсу.

— Обещаю.

— В общем, Люси меня к себе не подпускает. Говорит, что скорей вырвет себе утробу, чем родит еще одно дитя, которое у нее отберут.

Как это было ни глупо, но Элизабет почему-то обрадовалась тому, что Самсон не спит с Люси.

— Что ж, ее можно понять, — протянула она. — Какая мать захочет обречь своего ребенка на рабство? Бедного Майка не спасло даже то, что его отец…

Она осеклась и глянула на Самсона. Тот кивнул.

— Я знаю, кто его отец, мэм. Уж если такого ребенка продали, то что говорить о щенке от простого ниггера вроде меня? Лучше уж вовсе не иметь детей, чем вот так…

Он замолчал и уставился на дорогу. Элизабет невольно задержала взгляд на его профиле. Самсон имел типично негритянские черты, но не настолько гипертрофированные, как у некоторых его сородичей. Широкий, но не приплюснутый нос; полные, но не раздутые губы; подбородок не скошенный, как у многих негров, а хорошо развитый, выступающий вперед.

— А у тебя есть дети? — поинтересовалась Элизабет.

Самсон повернулся к ней и с грустной улыбкой вздохнул.

— Была у меня жена… Ну, как жена… ниггерам-то нельзя жениться по настоящему. Мы с ней перепрыгнули через метлу.

— Как это?

— Очень просто, мэм. У белых — церковь и священник, а у ниггеров — метла. Ее кладут на землю, пара берется за руки, перепрыгивает ее, и после этого считается мужем и женой.

— Интересный обычай. И где же твоя жена?

— Померла при родах, — вздохнул Самсон. — Младенец ножками пошел да застрял. Мистер Чарльз даже белого доктора к ней вызывал, но тот ничего не смог сделать. И ребенка спасти не удалось.

— Ох! Соболезную.

— Спасибо, мэм.

Элизабет не нашлась что добавить, и воцарилось молчание. Дорога красной лентой вилась под копытами лошадей. Ветер шумел в деревьях, в воздухе разносилось жужжание насекомых и пение рабов, гнущих спины на раскинувшихся вокруг полях.

Когда впереди показались колонны «Персиковой долины», Элизабет стало жаль, что поездка подошла к концу. Приятно проведенное время омрачала лишь встреча с негроловами в сосновом бору.

Подъезжая к Большому дому, Элизабет заметила, что на террасе качается в кресле свекровь. При виде фигуры, затянутой в неизменно черное платье, настроение испортилось. Даже не присматриваясь, Элизабет могла бы поклясться, что старая ведьма буравит ее пристальным взглядом. Ну и ладно! Плевать на нее! Пусть лучше следит за своим распутным сынком.

Самсон спешился и, накинув поводья Брута на коновязь, подошел к Элизабет, чтобы помочь ей слезть с лошади. Она положила руку ему на плечо и, когда он, обхватив ее за талию, снял с седла, их взгляды встретились. Ее прожгло насквозь обсидианом черных глаз. По телу пробежала дрожь, ноги ослабли, и не поддержи ее Самсон, Элизабет шлепнулась бы на землю.

Он поспешно выпустил ее из объятий и, поклонившись, занялся Снежинкой и Брутом. Наваждение спало, но сердце продолжало учащенно стучать. Элизабет даже украдкой взглянула на свекровь: не заметила ли та ничего подозрительного. К счастью миссис Фаулер как раз распекала Сару за какую-то провинность.

Элизабет выдохнула, сама не понимая, что на нее нашло. Провожая взглядом Самсона, уводящего лошадей, она твердила про себя, что все это чушь. Бесспорно, он — приятный, симпатичный мужчина, но, черт побери, он — негр! А она, между прочим, замужняя дама! Даже если они разоткровенничались в пути, между ними нет и не может быть ничего общего, кроме отношений госпожи и слуги.

Глава 17

Две недели стояла адская жара, и все вокруг плавилось в раскаленном зное. С той прогулки Элизабет ни разу не выезжала верхом, так как единственное, на что она была способна в такую духоту — это сидеть в комнате с опущенными жалюзи, поминутно обтираясь водой.

Как-то ночью, когда Элизабет уже легла в кровать и задула свечу, дверь открылась, и на пороге показался Джеймс. Он держал фонарь, и в его тусклом свете Элизабет разглядела, что волосы мужа растрепаны, глаза лихорадочно блестят, а рубаха наполовину вылезла из штанов.

— Ты пьян! — возмутилась Элизабет, по подбородок натягивая на себя простыню. — Что тебе надо? Я уже сплю!

Джеймс, пошатываясь, направился к ней.

— Др-рогая, — заплетающимся языком пробормотал он, — пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

— Никуда я не пойду! Ты знаешь, который час? Оставь меня в покое, я хочу спать!

— А я гр-рю, пойдешь! — Он сдернул с Элизабет простыню и схватил ее за плечо. — Вставай!

Несмотря на подпитие, сил у Джеймса было предостаточно, и пришлось подчиниться. Элизабет села на кровати и спустила босые ноги на пол.

— Идем! — Муж потянул ее за руку.

— Дай мне хотя бы одеться!

Джеймс оглянулся по сторонам, подошел к креслу и взял висящий на спинке пеньюар.

— Надевай! — Кружевная вещица полетела Элизабет в лицо.

Поняв, что с пьяным спорить бесполезно, она накинула пеньюар поверх ночной сорочки и сунула ноги в домашние туфли.

Джеймс схватил ее под локоть и рывком притянул к себе. В бок уперлось что-то твердое и, опустив глаза, Элизабет увидела на поясе мужа свернутый кнут и револьвер в кобуре.

— Что ты задумал? — испуганно спросила она.

— Сюрприз, дорогая. Все, хватит вопросов. Ступай!

Они спустились по лестнице и вышли во двор. В черном небе сияла луна, из кустов доносились звонкие трели цикад. Несмотря на жару, Элизабет пробирала дрожь, и она зябко закуталась в пеньюар. Что еще за дичь взбрела в хмельную голову муженька?

Джеймс повел ее через сад, освещая путь фонарем. Свет желтым пятном ложился на дорожку, а все остальное утопало в глубокой тени. Вдруг что-то резко зашуршало в кустах. Элизабет вздрогнула, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Скорей всего это опоссум или еще какой-то мелкий зверек, но ее нервы и без того были натянуты как струна.

Хозяйственный двор скрывался во мраке, лишь тускло светился красным кузнечный горн. Джеймс с пьяным сопением тащил Элизабет за собой, и она не решалась задавать вопросы, боясь его разозлить. От него и трезвого не знаешь чего ждать, а уж когда он навеселе — и подавно.

Впереди показались негритянские хижины. В окнах ни проблеска — все уже спали, измученные тяжелым трудом. Фонарь выхватил из темноты колодец, и Элизабет вспомнила, как навещала Самсона.

К ее изумлению Джеймс двинулся прямиком к той самой хижине и пинком распахнул дверь.

— Подъем, черномазые! — во всю глотку заорал он, вломившись внутрь.

Он втащил за собой Элизабет. В тусклом свете фонаря она увидела, как с койки вскочила перепуганная Люси, а с тюфяка у противоположной стены поднялся Самсон.

— Масса Джеймс? — пролепетала Люси, судорожно стягивая на груди ветхую ночную сорочку.

Муж поставил фонарь на стол и выдвинул два табурета. На один усадил Элизабет, на второй опустился сам.

— Джеймс, что все это значит? — Элизабет пыталась говорить твердо, но голос предательски дрожал.

— Дорогая, ты когда-нибудь видела, как черный жеребец покрывает кобылу? — мерзко ухмыльнулся муж.

— Что?

— Сейчас увидишь. — Он повернулся к Самсону, который в светлых подштанниках стоял у стены. — Эй, черномазый, ну-ка оприходуй девку! — Он кивнул на Люси.

Самсон изумленно вытаращил глаза.

— Но, масса Джеймс… — пробормотал он.

— Ты что-то тявкнул, ниггер? — Джеймс достал из-за пояса кнут. — Живо исполняй приказ!

— Что за бред! — возмущено выпалила Элизабет. — Я ухожу!

Она вскочила на ноги и кинулась к двери, но муж поймал ее за руку и рывком усадил назад.

— Сядь! — рявкнул он. — Вы все будете делать, что я велю. — Он повернулся к забившейся в угол Люси. — Скидывай тряпье, черномазая дрянь!

Негритянка упрямо покачала головой и с неожиданной дерзостью заявила:

— Черта с два, масса Джеймс! Я скорей сдохну, чем рожу вам еще одного раба!

— Ах ты тварь! — вскочив на ноги, заорал Джеймс. — Я забью тебя до смерти, паршивая девка!

Он размахнулся кнутом. Элизабет зажмурилась, услышала резкий свист… но удара не последовало. Открыв глаза, она увидела, что Самсон перехватил кончик кнута, намотал его на кулак и вырвал кнут у Джеймса из рук.

— Нет, сэр! Не бейте ее! — твердо сказал он.

Джеймс побагровел. Он выхватил из кобуры револьвер и нацелил его Самсону в лоб.

— Отдай кнут, черный выродок! — потребовал он.

Самсон не шелохнулся. Тогда Джеймс перевел оружие на дрожащую от страха Люси.

— Живо, или я прострелю этой дуре колено!

— Джеймс, прекрати! — воскликнула Элизабет, в ужасе наблюдая за происходящим.

— Заткнись! — рявкнул муж, не опуская револьвер. — Ну же! Считаю до трех. Раз!..

Самсон швырнул кнут ему под ноги.

— Хорошо, — протянул Джеймс. Он вновь уселся на табурет. — Теперь раздевайтесь.

Негры переглянулись.

— Давай, Люси! Раньше ты не была такой стыдливой, — ухмыльнулся Джеймс. — Вспомни, как ты визжала от удовольствия подо мной.

Люси бросила на Элизабет испуганный взгляд. Ее полные губы отчетливо дрожали.

— Не бойся, моя жена все знает, — небрежно сообщил Джеймс. — Ну же! Снимай тряпье!

Рабыня колебалась. Тогда Джеймс наставил револьвер на Самсона.

— Если ты сию секунду не разденешься, я отстрелю ему яйца. — Он щелкнул курком.

— Будьте вы прокляты, масса Джеймс! — сквозь зубы процедила Люси и стащила через голову ночную сорочку.

Элизабет, кусая губы, опустила взгляд. Ее всю трясло. Джеймс свихнулся! Неужели он и вправду заставит негров заниматься этим у нее на глазах?

— Теперь ты, — велел муж Самсону. — Снимай портки!

Послышался шорох одежды.

— Ну вот, так-то лучше, — заметил Джеймс. — Что же ты не смотришь, любимая? Это представление специально для тебя.

Он схватил Элизабет за волосы и заставил поднять голову.

— Полюбуйся, дорогая. Ручаюсь, ты еще никогда не видела голых африканских самцов.

Она невольно взглянула на обнаженные тела, лоснящиеся в призрачном свете фонаря.

Люси — коренастая, с крутыми бедрами, крепкими ногами и тяжелой грудью, увенчанной большими ареолами черных сосков — смотрела на хозяина исподлобья, ощетинившись как загнанный зверь.

Самсон же стоял спокойно, с гордо поднятой головой. И ему впрямь было чем гордиться. Могучие плечи, развитые грудные мышцы, узкая талия, рельефный живот — его тело напоминало бронзовую статую греческого атлета. С той лишь разницей, что мужское оснащение греческих статуй обычно куда скромнее того, что угадывалось в полумраке между мускулистыми бедрами Самсона.

Вспыхнув от жгучего стыда, Элизабет отвела взор.

Джеймс взмахнул револьвером в сторону негритянки.

— Давай, Люси, сделай так, чтобы у него колом стоял, — приказал он. — Ты же это умеешь.

Негритянка, злобно сверкнув глазами, подошла к Самсону и обхватила рукой его член. Несколько ритмичных движений, и орудие пришло в полную боевую готовность, приняв поистине внушительный размер.

— Смотри, дорогая, и учись, как нужно возбуждать мужчину. — Джеймс держал Элизабет за волосы, не позволяя ей отвернуться.

Впрочем, отворачиваться и не хотелось. Пусть она и сгорала со стыда, но какое-то болезненное любопытство не давало отвести взгляд от блестящей розовой головки, которая то обнажалась, то скрывалась под черной крайней плотью, когда Люси скользила рукой по стволу вверх и вниз.

— Возьми ее сзади, — хрипло приказал Джеймс.

Как ни странно, Люси без возражений и даже как будто с охотой забралась на койку и встала на четвереньки, оттопырив зад. Самсон подошел к ней, положил ей руку между лопаток и медленно провел ладонью вдоль позвоночника.

Люси как кошка выгибалась под его рукой, разве что не урчала, и Элизабет была готова поклясться, что негритянка изнывает от нетерпения. И куда только подевалось ее нежелание рожать Джеймсу рабов?

Самсон неспешно огладил пышные ягодицы, а затем обхватил Люси за бока и вошел в нее. Та сладко всхлипнула, а Элизабет вдруг к своему ужасу ощутила, как горячо и скользко стало у нее между ног.

Такое с ней бывало и раньше, когда она читала пикантные сценки во французских романах и давала волю фантазии… Но сейчас… В грязной негритянской хижине, наблюдая за таким непотребством… Да приличная леди скорее бы выколола себе глаза, чем смотрела бы на подобный разврат!

Вначале Самсон двигался медленно, но постепенно он наращивал темп, и в конце концов стал словно поршень вбиваться в Люси. Его широкую спину испещряли полузажившие шрамы, но взгляд будто магнитом тянуло к упругому, круглому как яблоко заду, ходящему ходуном в такт мощным толчкам.

Стоны, влажные шлепки, острый мускусный запах — все казалось каким-то безумным сном. Реальность будто подернулась маревом — горячим, липким, густым, и закружилась пестрым калейдоскопом, увлекая в бездонную круговерть.

В горле пересохло, на лбу проступила испарина — Элизабет, тяжело дыша, неотрывно смотрела на совокупляющихся рабов. Вот Люси испустила гортанный стон, и по ее телу пробежала заметная судорога. Самсон на секунду замер, а затем снова ускорил ритм.

Джеймс схватил Элизабет за руку.

— Пошли! — хрипло выдохнул он.

— Куда?

Вместо ответа, он заставил ее встать с табуретки и поволок за дверь. В лунном свете виднелся колодец, и Джеймс подтащил Элизабет к нему. Он толкнул ее грудью на сруб и задрал на ней ночную сорочку.

Совершенно неожиданно для самой себя Элизабет податливо выгнула спину. Она услышала, как муж привычно поплевал в ладонь, а затем ощутила, как головка напирает на вход.

— Да ты вся мокрая! — с удивлением пробормотал Джеймс.

Он вошел в нее, и это проникновение сладким трепетом отозвалось внизу живота. Впервые в жизни ей было приятно ощущать в себе мужской член. Перед глазами возник Самсон — голый и распаленный — и Элизабет со стоном подалась назад.

— Боже милостивый! Не узнаю свою жену! — выдохнул муж.

Он начал двигаться в ней резкими толчками, а Элизабет с готовностью подчинилась его напору, представляя, что ее берет не Джеймс, а Самсон. Мысль о том, что она, пусть и понарошку, изменяет мужу, дико завела ее.

Краем глаза она заметила, что в нескольких хижинах засветились окна. Но ей было на это плевать. Она бесстыдно стонала и так ненасытно двигала задом, что шлепалась о бедра Джеймса, на всю длину вбирая в себя его член.

С каждым толчком внутри нарастала горячая волна. Вздымалась, ширилась, набирала мощь. Напряжение стало невыносимым… Святые угодники! Еще немного… Еще чуть-чуть…

Протяжный стон за спиной оповестил о том, что муж достиг апогея. Элизабет отчаянно сжала мышцы, не желая выпускать его из себя… Еще!.. Пожалуйста… Еще!

Но обмякший член уже выскользнул из нее, липкой влагой мазнув по бедру.

Тяжело дыша, Элизабет лежала грудью на срубе колодца. От разочарования и досады хотелось рыдать. Она ощущала себя как страждущий в пустыне, которого поманили стаканом воды, а напиться не дали. Ну что ему стоило еще хоть на пару секунд задержаться в ней!

В голове постепенно прояснялось, и Элизабет вдруг осознала, что своими стонами перебудила половину поселка, а ее оголенный зад в лунном свете, должно быть, сияет как начищенный четвертак.

Она поспешно выпрямилась, одергивая ночную рубаху, и повернулась к мужу. Тот с прищуром посмотрел в ее глаза… и наотмашь залепил ей пощечину.

— Ты спятил? — взвизгнула Элизабет, хватаясь за горящую щеку.

— Сука! — сквозь зубы процедил Джеймс. — Кого ты представляла вместо меня? Этого ниггера?

— Не мели ерунды, пьяный дурак! — огрызнулась она.

— Пошли домой! — Он грубо схватил ее за локоть и поволок в темноту…

Полночи Элизабет проворочалась в постели, терзаемая мыслью: «Что это было?» Неужели она столь порочна, что зрелище, отвратительное любому нормальному человеку, пробудило в ней животную похоть? Как можно так низко пасть, чтобы на месте законного мужа представлять другого мужчину, да к тому же еще и негра?

Но… тем не менее, это было приятно… Если бы она каждый раз испытывала подобные ощущения, то супружеский долг ее так бы не тяготил. Пожалуй, она бы даже не отказалась заниматься этим почаще…

Но не устраивать же каждый раз спектакль в негритянской хижине… Элизабет снова представила лоснящиеся темно-коричневые тела… А этот гладкий подтянутый зад… М-м-м!.. Вот бы пощупать!..

«О, Господи, прости мне эти грешные мысли! — ужаснулась она. — А вдруг у меня истерия? Или это… как его… бешенство матки?»

Как-то раз она видела в английском журнале картинку: доктор стоит на коленях перед сидящей в кресле дамой и, сунув ей под юбку руки, делает так называемый «тазовый массаж». Как утверждала реклама, это позволяло пациентке достичь «истерического пароксизма» и таким образом улучшить ее состояние.

«Мне бы тоже не помешал такой массаж, — подумала Элизабет, все еще чувствуя тягучее напряжение внизу живота. — И не обязательно руками… можно и… О, Господи! Не введи во искушение, избавь от лукавого…»

Она молилась, ворочалась и терзалась еще какое-то время, потом уснула.

Наутро ей было стыдно и противно смотреть мужу в глаза, а он вел себя как ни в чем не бывало. После завтрака, сославшись на жару и недомогание, Элизабет ушла к себе и почти весь день просидела в кресле, читая книжку. Правда, сюжет ускользал от ее разума, потому что мысли все время уносились в темную хижину, а перед глазами неотрывно стоял великолепный в своей наготе Самсон.

Вечером Джеймс явился к ней в спальню, но соитие, как обычно, вышло сухим и безрадостным.

— Вчера ты была как-то поживее, — проворчал Джеймс, завязывая пояс халата.

— А ты вел себя как свинья, — отрезала Элизабет.

Муж сально ухмыльнулся.

— Но признайся, тебе ведь понравилось представление.

— Ни капельки, — фыркнула она.

— Лживая сучка!

— Иди к черту!

Глава 18

Жара не спадала, и как Элизабет ни соскучилась по Мэйбл, все никак не могла выбраться ее навестить. Правда, дело было не только в удушающем зное. После той приснопамятной ночи Элизабет не знала, как смотреть Самсону в глаза.

Похоть, безумие, грешные помыслы, охватившие ее тогда — она была в ужасе от самой себя. Да и Джеймс, кажется, приревновал. Хотя сам же и затеял этот балаган, идиот! Но в любом случае, при нем лучше Самсона лишний раз не упоминать. Элизабет не забыла ту оплеуху, от которой потом еще долго болела щека.

Между тем на полях созрел хлопок, и для рабов наступила горячая пора. Каждое утро с восходом солнца их выгоняли на работу, и лишь к ночи они возвращались назад.

Как-то, поужинав, семейство сидело на террасе, наслаждаясь вечерней прохладой. Элизабет бездумно качалась в кресле, любуясь на догорающий закат, как вдруг тишину прорезал свист кнута и болезненный вскрик.

Сердце учащенно забилось.

— Что это? — спросила Элизабет.

Свекровь даже не удостоила ее взглядом, а Джеймс лениво выпустил изо рта сигарный дым.

— Хлопок взвешивают, — сказал он.

За первым ударом последовал второй, третий, заставляя Элизабет содрогаться так, будто секли ее.

— Взвешивают хлопок?

— Каждый ниггер должен собрать за день двести фунтов, — снисходительно пояснил Джеймс. — За каждый недостающий фунт — одна плеть.

Элизабет набрала воздуха в грудь, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но прикусила язык. Какой смысл что-то говорить, ведь это все равно ничего не изменит? Наоборот, Джеймс может разозлиться и выкинуть какой-нибудь фортель. Она сдержанно хмыкнула и снова уставилась на багряные облака. От чувства собственной никчемности хотелось рыдать.

Следующий день принес долгожданную прохладу, и Элизабет твердо решила, что сегодня непременно навестит Мэйбл. Джеймсу она не будет ничего говорить. Дождется, пока он уедет осматривать поля, и сама велит Самсону седлать лошадей.

«Самсон… — Она со вздохом закрыла глаза. — Что ж, с этим я как-нибудь разберусь. Сделаю вид, будто ничего не произошло. Я же не виновата, что мой муж такой дурак. А мои… хм… фантазии просто буду держать при себе».

После завтрака, как она и наделась, Джеймс решил воспользоваться тем, что палящее солнце скрылось за облаками.

— Съезжу в Мейкон. — Он чмокнул мамашу и направился к двери.

— Езжай, дорогой, — проворковала свекровь. — А я прилягу, что-то разболелась голова.

Превосходно! Все складывается как нельзя лучше! Выждав для верности полчаса, Элизабет подозвала Розу, протирающую каминные безделушки.

— Сбегай в конюшню и передай Самсону, чтобы седлал лошадей, — велела она. — Я поеду к миссис Паркер.

Рабыня ушла, а Элизабет кликнула Анну, чтобы та помогла ей одеться для верховой езды. Не прошло и часа, как она, перебросив через руку шлейф амазонки, спустилась во двор.

Самсон уже поджидал ее с лошадьми. При виде его статной фигуры Элизабет покраснела. Скрывая смущение, она подошла к Снежинке и погладила ее по бархатистому носу.

Лошадь всхрапнула и, раздувая ноздри, принюхалась к ее руке. Самсон подошел поближе. Элизабет не видела этого, но ощущала спиной. Ее словно окутало чем-то теплым, обволакивающим, приятным. Чем-то, от чего подгибались колени, и хотелось растечься лужицей по земле.

Она стояла, в растерянности поглаживая кобылу, и все не отваживалась посмотреть назад. Самсон молчал: рабам нельзя первыми заговаривать с хозяевами, но она слышала его размеренное дыхание. Неловкость нарастала.

«Возьми уже, наконец, себя в руки!» — приказала себе Элизабет. Она оглянулась и с натужной улыбкой спросила:

— Ну что, ты готов?

— Да, мэм. Все готово, можно выезжать. Помочь вам взобраться на лошадь?

Элизабет смогла лишь кивнуть, чувствуя, как запылало лицо. Наверняка, стало пунцовым как помидор. Везет же чернокожим, они не краснеют. А если и краснеют, то этого не заметно.

Большие сильные руки обхватили ее за талию. Сердце затрепетало, а косточки корсета так впились в грудь, что стало трудно дышать. Оказавшись в седле, Элизабет судорожно схватилась за переднюю луку, ощущая, как под перчатками вспотели ладони.

Глубокий вдох. Медленный выдох. «Успокойся! Он — раб, ты — госпожа. Хватит вести себя как идиотка!»

— Вперед! — велела она, и стегнула Снежинку хлыстом…

Поездка прошла в напряженном молчании. Разговор не клеился. Самсон скакал позади, как подобает слуге, и Элизабет с грустью вспоминала, как открыто и непринужденно они беседовали в прошлый раз. Конечно, госпоже не следует откровенничать с рабом, но в «Персиковой долине» кроме Анны больше не с кем поговорить. Да и то в последнее время служанка помрачнела и замкнулась в себе. Похоже, ей надоело на Юге. Как бы она не запросилась домой!

Пару раз Элизабет заговаривала о погоде, но Самсон ограничивался лишь вежливым поддакиванием и замолкал.

«А ведь ему стыдно не меньше, чем мне! — вдруг осознала она, и все в голове встало на свои места. — Его заставили это делать. Меня заставили на это смотреть… Наверняка он думает, что я питаю к нему отвращение… Ах, если бы он знал, что это не так!..»

Они подъехали к дому Паркеров и спешились у крыльца.

— Дорогая, как я рада тебя видеть! — сбегая по ступеням, воскликнула Мэйбл.

Она расцеловала Элизабет в обе щеки.

— Идем в дом, дорогая, на террасе сегодня слишком ветрено, — защебетала она. — Долли как раз испекла свой коронный пирог с орехом пекан. Надеюсь, тебе он понравился в прошлый раз?

Элизабет вспомнила рассыпчатую выпечку с шоколадно-ванильным привкусом, и у нее потекли слюнки.

— О да, это было божественно! — совершенно искренне подтвердила она.

— Рада слышать. — Мэйбл взяла ее под руку и повела к двери. — А твой слуга может пойти на кухню. Там для него найдется какое-нибудь угощение.

Она провела Элизабет в изящно обставленную гостиную. Когда им подали кофе, она велела служанке достать из серванта бутылку коньяка и добавить по две ложечки в чашки.

— Для настроения, — подмигнула Мэйбл.

Элизабет не возражала. Она так устала от самобичевания, упреков свекрови и постоянного ожидания гадостей от муженька! Так что, немного горячительного не повредит.

Отхлебнув крепленый кофе, она откинулась на мягкую спинку дивана и, прикрыв глаза, почувствовала, как по жилам заструилось тепло…

Они болтали о разных пустяках, и Элизабет отдыхала душой. Она могла говорить то что думает, не опасаясь нарваться на поджатые губы или насмешливо поднятую бровь. Могла рассказывать о жизни на Севере, не рискуя услышать в ответ: «Ох уж эти янки!»

Мэйбл поведала ей о своей жизни с мужем в Кентукки, о путешествиях и разъездах. Но когда речь заходила о детстве и юности, она охотно слушала истории Элизабет, но своими делиться не спешила.

— Скучная жизнь на скучной плантации, ничего особенного, моя дорогая, — отмахнулась она. — Мне нечего тебе рассказать.

Элизабет задумалась о своих буднях в «Персиковой долине». Часы отупляющего безделья, разбавленные отвратительными выходками Джеймса… Да уж, совсем скучным ее существование не назовешь. Но вываливать подробности своей семейной жизни она, конечно же, не стала. В таком позоре она не призналась бы никому.

— Кстати, — сказала она, проглотив очередной кусок восхитительного пирога, — помнишь, в прошлый раз я говорила, что встретила негритянку с ребенком по дороге сюда?

Мэйбл замерла, не донеся чашку до рта.

— Да, что-то такое припоминаю, — без особого энтузиазма протянула она.

— Так вот, — Элизабет понизила голос, — они действительно сбежали от своих хозяев.

— Хм, с чего ты взяла? — равнодушно поинтересовалась Мэйбл.

— По дороге назад мы встретили трех малоприятных господ — охотников за беглыми рабами. Они спросили, не видела ли я негритянку с ребенком. И знаешь, что я ответила?

— Что?

— Соврала, будто видела ее возле нашей плантации. А это совсем в другой стороне. И эти дураки мне поверили! Надеюсь, той бедной женщине удалось улизнуть.

Пару секунд Мэйбл молча смотрела на нее блестящими карими глазами, а затем отставила чашку и пожала Элизабет руку.

— Ты большая молодец! — с неожиданным жаром произнесла она. — Спасибо!

— Да будет тебе, я вроде ничего такого не сделала, — пробормотала Элизабет. — На моем месте так поступил бы любой нормальный человек.

— Только не в Джорджии. — Подруга грустно покачала головой. — Большинство тех, кого я знаю, предпочли бы видеть негра мертвым, чем на свободе.

— Это уж точно. — В памяти всплыли ошметки растерзанного собаками тела, и Элизабет передернула плечами.

Воцарилось молчание, в котором было слышно, как на улице подвывает ветер. В гостиной как-то резко потемнело, и Элизабет с тревогой взглянула на занавешенное полупрозрачной гардиной окно.

— Думаю, мне пора. — Она встала с дивана.

Мэйбл тоже поднялась и, подойдя к окну, отдернула занавеску.

— Там такие тучи… боюсь, скоро польет как из ведра, — с тревогой заметила она. — Может, останешься и переждешь?

Элизабет подошла поближе и выглянула в окно. На небе грозно клубились серые тучи, но капель на стекле пока не было. Ехать или переждать? А что если непогода затянется до ночи? Джеймс вернется из Мейкона и, не застав ее дома, устроит скандал…

— Спасибо, но я лучше поеду.

* * *

Самсон и Элизабет скакали по проселочной дороге, прохладный влажный ветер дул им в лицо. Тучи зловеще нависали над головой, а горизонт окутала сизая пелена дождя.

С неба уже срывались первые капли, оставляя темные крапинки на сером бархате рукавов. Снежинка фыркала и раздувала ноздри, чуя ненастье. Элизабет подстегнула ее, но уже понимала, что не успеет добраться до дома сухой.

Вокруг потемнело, трава заходила волнами, деревья тревожно зашуршали листвой. И вот хлынул дождь. Полился сразу сплошной стеной, взрывая землю фонтанчиками бурых брызг. Запахло мокрой пылью. Тяжелые частые капли хлестали по лицу, не давая открыть глаз.

— Сюда, мэм! — голос Самсона прорезался сквозь шорох дождя.

Кое-как разлепив ресницы, Элизабет увидела, что он машет рукой в сторону раскидистого дерева, смутно проглядывающего сквозь водяную завесу. Повернув Снежинку, она поскакала вслед за Самсоном по мокрой траве.

Посреди луга рос могучий дуб, и они юркнули под него. Густая крона не пропускала капель, и земля, усыпанная опавшими листьями и желудями, была практически сухой.

Самсон спешился, снял Элизабет с седла и привязал лошадей к низко растущим ветвям.

— Ох, ну и ливень, мэм, скажу я вам, — утирая мокрый лоб, пробормотал он. — Давненько такого не припомню.

— Да уж. — Элизабет перекинула через локоть отяжелевший шлейф амазонки. — Надеюсь, он скоро кончится.

Самсон выглянул в просвет между ветвей.

— Дождь косой, — сообщил он. — Скоро пройдет.

Элизабет не ответила: она как раз наклонилась, чтобы прикрепить шлейф к застежке над коленом. Черт бы побрал все эти неудобные детали женского гардероба! Насколько же проще быть мужчиной и носить штаны!

Тут сквозь шорох дождя она как будто услышала что-то еще. Странное негромкое стрекотание… Испуганно заржали лошади…

В траве промелькнула рыжая лента, и ногу над ботинком пронзила жгучая боль.

— Ай! — взвизгнула Элизабет, невольно отпрыгнув назад.

Она заметила, как в зарослях исчезает тонкий извивающийся хвост, и похолодела от ужаса.

— Что случилось? — всполошился Самсон.

— Змея! Меня укусила змея! — в панике вскричала Элизабет.

— Что?! Куда?

Приподняв юбку, она ткнула пальцем на ногу, которая горела так, будто ее жгли огнем.

— О, господи! Я умру!

— Спокойно, мисс Элизабет! Вам нужно сесть!

Самсон схватил ее за руку и усадил на землю, прислонив к дубу спиной. Сам он опустился на колени возле нее.

— Сюда? — переспросил он, указывая на лодыжку.

Элизабет кивнула. Ногу невыносимо жгло, будто под кожу насыпали горячий песок. По щекам потекли слезы.

— Тихо, потерпи, моя хорошая, — пробормотал Самсон, стаскивая с нее ботинок.

Он рванул по шву штанину ее панталон и, оторвав длинный лоскут, туго перетянул укушенную ногу под коленом. Затем зажал пальцами кожу вокруг раны, чуть помассировал ее, а потом склонился над голенью и принялся отсасывать яд.

Сердце колотилось как бешеное, кружилась голова. Бессильно привалившись к стволу, Элизабет смотрела, как Самсон то припадает губами к ее ноге, то отворачивается, чтобы сплюнуть кровь. Рана горела, кожа вокруг пульсировала и покалывала, а вскоре начала неметь.

— Я умру? — спросила Элизабет, подивившись тому, как слабо прозвучал ее голос.

— Нет, мэм. Я не дам вам умереть! — заверил ее Самсон, выплюнув очередную порцию яда.

Он развязал жгут и встал перед Элизабет на колено.

— Ну-ка, хватайтесь за меня! — велел он.

Она с трудом вскинула тяжелые, будто налитые свинцом руки и обняла его за шею. Он подхватил ее, легко поднял с земли, и Элизабет обессилено склонила голову к нему на плечо.

Самсон отнес ее к Снежинке, усадил боком в дамское седло, а сам вскочил на круп позади нее.

— Держитесь, мэм! — он щелкнул языком, и кобыла поскакала по траве.

Дождь ослаб, и холодные капли приятно остужали пылающее лицо. Нога окончательно онемела и, кажется, начала распухать. Элизабет чувствовала близость Самсона, видела его руки, держащие поводья, и на смену страху пришло умиротворение. Самсон сделал все что мог, и если ей суждено умереть, значит, на то воля Божья.

Голова кружилась, мысли путались, все вокруг подернулось мерцающей пеленой. Элизабет оглянулась. Самсон был так близко… Она невольно потянулась к нему как в полусне. Взгляд больших, миндалевидных глаз скользнул по ее лицу… а потом Самсон вдруг наклонился к ней, и его губы — мягкие, прохладные, влажные от дождя — коснулись ее рта.

Дыхание перехватило, по телу словно пробежал грозовой разряд. Но Самсон отстранился. Он пришпорил кобылу, и они поехали дальше, не проронив ни слова. Как будто ничего не произошло.

А может, и впрямь ничего не произошло? Может, ей померещилось? Перед глазами все расплывалось, в голове клубился туман… Да, так и есть. Не мог же раб просто взять и поцеловать свою госпожу… Не мог… Но почему же губы так полыхают, несмотря на холодный дождь?

Когда они добрались до Большого Дома, Самсон спрыгнул на землю, подхватил Элизабет на руки и бросился в вестибюль.

— Эй! Кто-нибудь! На помощь! — закричал он.

Тут же поднялся шум — захлопали двери, послышались торопливые шаги.

— Что случилось? — раздался надменный голос свекрови. — Кто пустил черномазого в дом?

Приподняв отяжелевшие веки, Элизабет различила наверху лестницы черный силуэт.

— Мисс Элизабет ужалила змея! — воскликнул Самсон.

— Боже милостивый! Как такое могло произойти! Ладно, неси ее наверх. Да поаккуратнее, не топчись своими грязными башмаками по ковру! Роза! Сара! Живо вымойте пол!

— Да, мэм! — Негритянки бросились вниз по лестнице, едва не сшибив Самсона, который поднимался с Элизабет на руках.

— Цезарь! Цезарь! Почисти ковер! — продолжала распоряжаться свекровь. — Сию же минуту почисти ковер! Видеть не могу эти жуткие пятна.

— Слушаюсь, мэм!

Внизу закипела бурная деятельность, а Самсон поднялся на второй этаж.

— Сюда. — Анна распахнула дверь спальни.

Бережно уложив Элизабет на кровать, Самсон обратился к служанке.

— Мисс…

— Анна, — подсказала та.

— Мисс Анна, скорее дайте мисс Элизабет побольше питья! И нужно позвать доктора. Я бы сам за ним съездил, да не знаю, где он живет.

— Я тоже не знаю. Надо спросить у миссис Фаулер.

Элизабет лежала, не открывая глаз. Ногу распирало и жгло, во рту пересохло, к горлу подкатывала тошнота.

— Пить! — с трудом разлепив губы, простонала она.

— Конечно, мадам, сейчас я чего-нибудь принесу!

Анна выбежала за дверь, а вслед за этим Элизабет ощутила, как большие теплые руки обхватили ее ладонь.

— Держитесь, мисс Элизабет! Все будет хорошо! — взволнованно пробормотал Самсон.

Приоткрыв веки, она увидела, что он склонился над ней. Его глаза лихорадочно сверкали на темном лице. Элизабет слабо улыбнулась.

— Спасибо, — одними губами прошептала она.

Тут хлопнула дверь, и Самсон поспешно выпустил ее руку.

— Ты еще здесь, грязный ниггер? — скрипучий голос свекрови резанул слух. — Убирайся!

— Простите, мэм, я уже ухожу. Пожалуйста, пошлите за доктором!

— Что? Ты указываешь мне, что делать, черномазый?

— Нет, мэм. Но мисс Элизабет нужен доктор, иначе она может умереть.

— Цезарь занят, он чистит ковер. Вот закончит, и съездит…

— Он знает, где живет врач?

— Конечно знает… А тебе какое дело? Эй, я с тобой разговариваю!

Ответом ей послужило хлопанье двери и торопливый топот по лестнице.

— Что за нахальный ниггер! — проворчала свекровь. — Надо будет сказать Джеймсу, чтобы он его выпорол.

— Не вздумайте! — у Элизабет неожиданно прорезался голос. — Он спас мне жизнь!

Миссис Фаулер презрительно фыркнула.

— Я удивляюсь, дорогуша, как ты вообще оказалась в такой ситуации. Взгляни на свое платье — оно промокло до нитки. Такое впечатление, будто ты извалялась в грязи.

— Вы видели, какой там ливень?

— Почему ты вообще уехала, никого не спросив?

— Я не обязана перед вами отчитываться, — из последних сил пробормотала Элизабет.

Желудок скрутило болезненной судорогой. Она едва успела свеситься с кровати, как ее стошнило на пол.

— Боже, какой кошмар! — воскликнула миссис Фаулер. — Я больше ни секунды не могу здесь находиться!

С этими словами она выскочила за дверь.

Когда рвотные позывы отпустили, Элизабет без сил откинулась на подушку. Вот же старая карга! Яду в ней больше, чем в любой змее. Хорошо, что она убралась отсюда, не хватало этих дурацких расспросов… А что скажет муженек?

При мысли о Джеймсе Элизабет застонала. Старуха не преминет ему доложить, что его супружница уехала из дому, никого не спросив. Боже, хоть бы он ничего не сделал Самсону!

Она вдруг вспомнила тот «недопоцелуй» на лошади. Так все-таки, померещилось ей, или нет? Впрочем, какая разница? Если ей суждено умереть, то сладкое послевкусие прохладных губ скрасит последние часы ее жизни.

Глава 19

Элизабет знобило и клонило в сон, но вокруг нее кружила непрестанная суета. Сначала Анна принесла травяной чай и заставила ее выпить огромную чашку. Затем пришли Роза и Сара. Они помогли стащить с Элизабет мокрую амазонку и принялись замывать испачканный рвотой ковер.

Потом явился доктор. Элизабет почти не различала его лица, только чувствовала, как ее ощупывают сухие жилистые пальцы, а к груди прикладывают холодный стетоскоп.

— Что здесьпроисходит? — вдруг послышался голос Джеймса.

Элизабет вздрогнула и открыла глаза. На пороге в зыбком мареве расплывался силуэт мужа.

— Ваша супруга подверглась укусу ядовитой змеи, мистер Фаулер, — пояснил доктор, укладывая инструменты в саквояж.

— Мне уже сообщили. Она будет жить?

— Это станет ясно в ближайшие несколько дней, однако прогноз скорее благоприятный. Ваш раб Самсон действовал грамотно, чем в значительной мере облегчил состояние пациентки.

— Самсон? — недоуменно переспросил муж. — А этот черномазый-то здесь при чем?

В его тоне прозвучало недовольство, и Элизабет испугалась, что он накажет Самсона.

— Джеймс, я все объясню! — Собравшись с силами, она протянула к мужу руку, но доктор ее осадил.

— Нет-нет, мадам, вам противопоказана физическая активность! — Он повернулся к Джеймсу. — Мы можем поговорить в другом месте? Вашей супруге предписан полный покой.

— Да, конечно, — кивнул тот. — Пройдемте в мой кабинет.

Муж и доктор ушли, а Элизабет откинулась на подушку и закрыла глаза. Наконец-то ее оставили в покое! Но едва она успела задремать, как дверь опять распахнулась, и на пороге появился Джеймс.

— Пойди прочь! — гаркнул он на служанку, и когда Анна ретировалась, подошел к постели.

Господи! Ну что опять? Элизабет попыталась сфокусировать взгляд на его расплывающемся лице. В глазах двоилось, и ей почудилось, будто над ней нависает целых два Джеймса. Боже милостивый, это уже перебор!

— Потрудись объяснить, как это произошло! — приказали Джеймсы.

— Я ездила к миссис Паркер, — пробормотала Элизабет, едва ворочая языком.

— А кто тебе разрешил туда ехать?

— Я что, должна каждый раз спрашивать разрешения?

Джеймс схватил ее за плечи и оторвал от подушки.

— А ты еще этого не поняла? — процедил он. — Жена должна подчиняться мужу. Мне что, вбивать это в тебя кулаками?

Он крепко встряхнул ее, но Элизабет не отреагировала, лишь обмякла как тряпичная кукла. Джеймс отшвырнул ее на постель.

— Ты уехала без спросу — и смотри, к чему это привело, — назидательно произнес он. — Мать говорит, что твое платье было таким грязным, словно ты валялась с этим ниггером под кустом.

— Бред! Мы попали под дождь.

— Отныне я запрещаю тебе без моего ведома выезжать из поместья, — заявил Джеймс. — А этому черномазому я преподам урок…

У Элизабет резко прояснилось в голове. Ощутив неожиданный прилив сил, она вцепилась мужу в запястье.

— Не вздумай наказывать Самсона! — прошипела она. — Он ни в чем не виноват. Он просто исполнял мой приказ.

— А мне плевать! — Муж выдернул руку из ее хватки. — Он моя собственность, и я могу делать с ним все, что захочу.

— Только тронь его, и твоя мать узнает о твоих непотребствах. Я ей все расскажу! Про твои развлечения с Розой и Сарой, и про то, как ты заставлял меня смотреть… — Элизабет осеклась.

— Любопытно, с чего это ты так защищаешь этого черномазого? — прищурился Джеймс.

— Разве ты не слышал, что сказал доктор? Самсон спас мне жизнь. И ты должен быть ему за это благодарен, разве не так?

— Благодарить ниггера? Вот еще! — фыркнул Джеймс. — Ладно, черт с ним, не буду его наказывать. Но если ты еще раз без спросу улизнешь из дома, я с него шкуру спущу. Поняла?

— Поняла, — буркнула Элизабет, чувствуя, что ее снова начинает знобить.

— Вот и умница!

Джеймс сел на стул у кровати и погладил Элизабет по щеке. Она вяло увернулась от этой «ласки».

— Надеюсь, ты будешь паинькой, когда я уеду, — добавил муж.

— Ты уезжаешь? — удивилась она.

— Да, на Север. Пора заняться твоим наследством, подготовить склады под будущий урожай. Твой дядюшка ни черта не смыслит в делах. Надо найти нового управляющего, пока этот старый дуралей не пустил все по ветру.

Элизабет не слишком жаловала дядюшку Бенджамина, но представить не могла, что этот дотошный старик, скрупулезно подсчитывающий каждый цент, может пустить все по ветру.

— Мне тут прислали отчеты, — продолжил муж. — Половину рабочих надо просто вышвырнуть вон. Ни к чему держать столько дармоедов — это лишние траты.

— А кто же тогда будет работать?

— Те, кто останется, — пожал плечами Джеймс. — Нужно только приставить к ним грамотного человека, который знает, как расшевелить этих лентяев.

— Например, Билла Брауна с кнутом? — съязвила Элизабет.

Муж с усмешкой посмотрел на нее.

— Насколько жизнь была бы проще, не отмени идиоты-янки у себя рабство. Но не беда. Есть много способов заставить белую рвань вкалывать не хуже ниггеров на плантации.

— Не сомневаюсь, — буркнула Элизабет.

Мысль о том, что десятки рабочих выбросят на улицу, а на оставшихся навалят вдвое больше работы, ей не понравилась, но спорить с мужем не было сил. Хорошо уже то, что он не накажет Самсона.

— И когда же ты уезжаешь? — спросила она.

— Завтра.

— Так скоро?

— А что? Тебя это печалит?

Элизабет не стала говорить о том, что не слишком-то прилично уезжать, когда супруга чуть ли не на смертном одре. Наоборот, пускай едет, скатертью дорога! Но с другой стороны, она и сама была бы не прочь вернуться на родину, войти в отчий дом, прогуляться по берегу, любуясь спокойными водами реки Делавэр.

— Я бы тоже хотела съездить домой, — пробормотала она.

— Твой дом здесь, дорогая, — напомнил Джеймс.

— Да, но… в особняке у меня остались кое-какие вещи. Я бы хотела забрать их сюда…

— Что ж ты раньше-то не сказала? Твоего особняка больше нет.

— Нет? — Элизабет удивленно уставилась на него. — Что ты имеешь в виду?

— Я его продал две недели назад.

— Как продал?

— Молча. Зачем мне имущество, которое не приносит доход?

— А как же мебель, книги…

Джеймс равнодушно пожал плечами.

— Понятия не имею. Может, новые владельцы что-то оставили, а, может, выбросили все на помойку.

Элизабет потрясенно молчала. Перед глазами возникли высокие окна, отбрасывающие золотистые солнечные квадратики на вощеный паркет. Неужели она больше никогда этого не увидит?

Не войдет в отцовский кабинет, где царит полумрак, пахнет старыми книгами и сургучом, а с портрета над столом ласково смотрит мама в сиреневом платье.

Не откроет дребезжащую створку стеклянного шкафа, не пробежит взглядом по стройным рядам томов в кожаных переплетах, выбирая, что почитать.

Не сядет за рояль, где ей знакома каждая царапинка на полированной крышке; а си-бемоль безбожно фальшивит, как бы не старался настройщик ее обуздать.

Внутри будто что-то оборвалось. Словно лопнула последняя ниточка, связывающая ее с прошлой жизнью. Теперь ей больше некуда возвращаться. Некуда бежать.

— Как ты мог! Это был мой дом! — прошептала Элизабет, чувствуя, как слезы катятся по щекам.

— Твой дом теперь здесь, и точка! — отрезал Джеймс, поднимаясь со стула. — Спокойной ночи, дорогая!

— Чтоб ты провалился! — бросила она ему в спину, прежде чем за ним захлопнулась дверь.

* * *

Наутро нога распухла от пятки до паха и превратилась в тяжеленное горячее бревно, а стоило пошевелиться — начинала сильно болеть. Голова кружилась, тело окутала ватная слабость. Элизабет бросало то в жар, то в холод, и она лишь с огромным трудом могла встать с кровати, чтобы воспользоваться ночным горшком. В придачу ко всему начались женские недомогания, и к ее страданиям добавилась ноющая боль в животе.

День прошел как в тумане, и под конец Анна совсем сбилась с ног. Мало того, что она всю ночь просидела у кровати Элизабет, обтирая ее влажной тряпкой, так еще ей постоянно приходилось бегать на кухню то за компрессом, то за питьем.

Миссис Фаулер лишь под вечер соблаговолила проведать невестку. Элизабет попросила ее прислать Анне в подмогу Розу или Сару, чтобы служанка могла отдохнуть, но свекровь отказала. Негритянки заняты крайне важным делом — моют полы, и если хоть на минутку их оторвать, весь дом тут же утонет в грязи.

— Позови кого-нибудь из полевых рабов, если ты и впрямь не можешь обойтись одной парой рук, — милостиво бросила свекровь, покидая спальню.

— Вот же старая злыдня! — проворчала Элизабет ей вслед. — Наверное, спит и видит, как бы я поскорее отдала богу душу.

— Не переживайте, мадам, я сама справлюсь, — нарочито бодро заверила Анна, поправляя подушку. — Вам чего-нибудь принести?

— Спасибо, ничего не нужно. Мне уже лучше. Можешь пойти к себе и вздремнуть.

Анна помотала головой.

— Нет, мэм, я вас одну не оставлю. Я прикорну здесь в кресле полчасика. Мне этого хватит.

— Как знаешь.

Служанка задула все свечи, кроме той, что горела на тумбочке у кровати, и плюхнулась в кресло. Она откинула голову, закрыла глаза, и через минуту по комнате прокатился оглушительный храп.

Элизабет зажала уши руками. Боже, это какая-то иерихонская труба! Если так и дальше пойдет, то сегодня ночью ей не уснуть. Может разбудить Анну и велеть ей отправляться к себе? Но она так сладко спит! Ладно, пусть подремлет, авось, перестанет храпеть.

Немного поворочавшись в постели, Элизабет начала проваливаться в сон, как вдруг в окно постучали. Она вздрогнула и открыла глаза. Померещилось? Но стук повторился.

— Анна! — позвала она.

Служанка встрепенулась.

— Мадам? — спросила она, протирая глаза.

— Кто-то стучит в балконную дверь.

— Что?

Снова раздался стук — тихий и осторожный.

— Хм, и правда, стучат.

Анна встала с кресла, подошла к балконной двери и отодвинула занавеску.

— Кто там? — опасливо спросила она.

Снаружи ответили, но Элизабет не расслышала голос. Служанка повернулась к ней.

— Это ваш негр… Самсон, — растерянно пробормотала она.

Элизабет удивленно заморгала.

— Самсон? — Она неосознанно пригладила волосы. — Что он тут делает? Впусти его!

— Впустить? — Анна вытаращила глаза. — В спальню? Посреди ночи? Но это же неприлично!

— Но ты же рядом, и не допустишь ничего неприличного. Не так ли?

— Да, но…

— Подай мне пеньюар и открой!

Служанка возмущенно фыркнула, но выполнила приказ. Когда она отворила балконную дверь, на пороге действительно показался Самсон.

— Мисс Элизабет, я… — несмело начал он, утирая лоб.

— Скорее, входи! Анна, закрой за ним! Не хватало, чтобы кто-то его увидел.

Бессознательно комкая кружева на вырезе пеньюара, Элизабет смотрела, как Самсон приближается к ней. Сердце отчаянно колотилось. Она испугалась собственного безрассудства. А вдруг его и вправду кто-то увидит?

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, когда он, переминаясь с ноги на ногу, встал возле кровати. — И как ты сюда попал?

— Залез по колонне, мэм. Простите мою дерзость, но я места себе не находил. Уж больно хотелось узнать, как вы себя чувствуете, и… — Он оглянулся на Анну.

Элизабет тоже посмотрела на служанку. Анна стояла у окна. Ее чепец сбился набок, из-под оборки выбивались рыжеватые волосы, а на круглом румяном лице застыла гримаса крайнего неодобрения.

— Анна, встань у двери, и следи, не идет ли кто, — велела Элизабет.

Та закатила глаза, поджала губы, но подчинилась.

«Она считает, что я веду себя непристойно… Да и черт с ней! Кто она такая, чтобы меня осуждать?» — Элизабет отмахнулась от неприятной мысли как от назойливого комара и повернулась к Самсону.

— Присядь, — она указала на стул у кровати.

Самсон покосился на сиденье, но остался стоять.

— Спасибо, мэм, но я всего лишь на минутку, — произнес он. — Как вы себя чувствуете?

— Пока живая. — Элизабет вымучено улыбнулась. — Только нога распухла и сильно болит.

— Так это обычное дело, — заметил Самсон и, поймав ее вопросительный взгляд, пояснил. — Плантация мистера Чарльза стояла на краю болота, и там водилась целая прорва змей. Они вечно кого-то кусали… Помните Рэйчел и Тоби? Мы видели их у реки.

— Ну да, — кивнула Элизабет. — А что?

— Мать Рэйчел была отличной знахаркой. Всех ставила на ноги. Моего приятеля как-то цапнула мокасиновая змея, и я помогал его лечить. Так вот, чтобы рана от укуса не загноилась, нужно прикладывать к ней змеиный корень.

Он сунул руку в карман и вытащил завернутое в тряпицу короткое толстое корневище с кучей отростков. Самсон обмахнул его от налипшей земли и протянул служанке.

— Вот. Хорошенько вымойте, разотрите в кашицу и прибинтуйте к ноге мисс Элизабет. А я потом принесу вам еще.

Анна с опаской приблизилась и взяла корень из его рук.

— Спасибо, — пробормотала она.

— Обязательно сделайте, как я говорю, иначе мисс Элизабет может потерять ногу.

— О, господи! — Элизабет в ужасе прикрыла рот рукой.

Самсон вновь повернулся к ней.

— Укус — дело серьезное, мэм, но змеиный корень поможет. Все будет хорошо!

— Спасибо. — Она с трудом сглотнула вязкую слюну.

— Ладно, тогда я пойду, пока меня тут не застукали.

Он направился к балкону, а у Элизабет вдруг слезы навернулись на глаза. Новоиспеченной родне — мужу и свекрови — на нее наплевать, а этот раб, рискуя жизнью, пробрался сюда, чтобы позаботиться о ней.

— Постой! — вырвалось у нее, когда он взялся за ручку двери.

Самсон оглянулся.

— Спасибо за все, что ты для меня сделал, — сказала она. — Я хочу тебя как-нибудь отблагодарить.

Он покачал головой.

— Ничего не нужно, мэм. Главное, чтобы вы поправились.

— Нет-нет, я тебе что-нибудь подарю.

Ее глаза лихорадочно забегали по комнате. Что же ему дать? Деньги? Украшения? Но все это как-то мелочно по сравнению с его искренней заботой.

Так ничего и не придумав, она посмотрела на Самсона, и вдруг заметила, как его взгляд скользнул по книге «Путешествия Гулливера», лежащей на тумбочке у кровати.

Элизабет всегда любила этот роман. В детстве ей нравились приключения и описания удивительных стран, а с возрастом она оценила едкую политическую сатиру. С каждым прочтением она замечала все новые намеки, цитаты и отсылки, и ей доставляло истинное удовольствие находить их как пасхальные яйца.

— Хочешь книгу? — спросила она.

Взяв томик, она протянула его Самсону. Но тот почему-то отшатнулся, и на его лице промелькнул непонятный страх.

— Ты не умеешь читать? — осенило ее.

Он отвел взгляд, и его полные губы дрогнули, будто он подбирал слова.

— Умею, мэм, — наконец сказал он и вновь посмотрел ей в глаза. — Мистер Чарльз научил меня.

— Тогда в чем же дело?

— Разве вы не знаете?

— Не знаю чего?

— Черномазым запрещено учиться читать, — с горечью произнес он. — За это нам могут отрубить руку или выколоть глаз.

— Серьезно? — опешила Элизабет.

— Да, мэм. Белые боятся, что ниггеры станут слишком умными и начнут бунтовать. Мистер Чарльз велел никому не говорить, что я умею читать.

— Чертовы южане! — в сердцах бросила Элизабет. — Прости, я не знала.

Она хотела положить «Гулливера» на место, но Самсон протянул руку:

— И все-таки, я бы взял книгу, мэм, — сказал он. — Хочется иногда маленько отвлечься, чтобы совсем уж не отупеть.

— Конечно, бери! Только смотри, чтобы тебя с ней никто не застал.

— Да, мэм, я буду осторожен. Спасибо.

Вручая Самсону книгу, Элизабет невольно взглянула на его двухцветную ладонь и заметила, что она исцарапана в кровь.

— Что у тебя с рукой? — спросила она.

— Хлопок, мэм, — ответил Самсон. — Коробочки уж больно колючие. Но не беда, я приловчусь.

— Погоди! Тебя что, послали собирать хлопок?

— Да, мэм, с сегодняшнего дня. Урожай созрел, и нынче каждый работник на счету.

— А кто же будет смотреть за лошадьми?

— Мистер Джеймс уезжает, и не нужно будет каждый день седлать ему коня и чистить его после поездки. Бобби — мальчишка-конюший — и сам справится, а я буду утром и вечером проверять, все ли в порядке.

— Нет, так не годится, — пробормотала Элизабет.

Что-то ей подсказывало: Самсон не бросит своих лошадей. И теперь ему придется целый день горбатиться под палящим солнцем, а до и после работы вместо отдыха заниматься конюшней.

Она вдруг осознала, что они оба все еще держатся за книгу с разных сторон. Элизабет подняла голову и обмерла. Черные, блестящие как спелые вишни глаза смотрели на нее в упор… Кровь бросилась ей в лицо, сердце заколотилось. Элизабет невольно глянула на большой сочный рот и вспомнила, как вчера в полубреду ей показалось, будто Самсон ее поцеловал…

…или не показалось?

— Кхе-кхе! — тактично кашлянула служанка.

Элизабет вздрогнула и отпрянула от Самсона. Точно так же отшатнулся и он, часто моргая, словно очнувшись от наваждения.

— Тебе нужно идти, — пробормотала Элизабет, стыдливо стягивая на груди пеньюар.

— Да, мэм. Спасибо за книгу.

Он сунул «Гулливера» за пазуху и, поклонившись, скрылся за балконной дверью. А Элизабет осталась лежать в груде подушек и смотреть, как колышутся занавески.

Глава 20

Прошла неделя. Элизабет сидела на балконе, покачиваясь в кресле-качалке. Опухоль от укуса понемногу спадала, однако нога плохо слушалась, превратившись в сплошной синяк.

Сегодня стояла жара. В знойном воздухе, напоенном нектаром цветов, лениво жужжали шмели. Обмахиваясь веером, Элизабет читала «Приключения Оливера Твиста», но сюжет пролетал мимо сознания, не задерживаясь в мозгу.

«Как он мог без спроса продать мой особняк!» — крутилось в ее голове. Джеймс одним махом обрубил ее корни. Уничтожил то, что было ей дорого. Детство и юность. Память о матери и отце.

Со дня свадьбы ее не покидало ощущение, что она в ловушке. А сейчас это чувство усилилось во стократ. С больной ногой она не могла даже спуститься на первый этаж. Жизненное пространство сузилось до балкона и спальни, и от этого хотелось кричать.

Солнце ползло к зениту, и даже в тени начало заметно припекать, но возвращаться в душную комнату не хотелось. Выпить бы холодного лимонаду, но Анна куда-то запропастилась. Скорей всего, прикорнула где-то в уголке.

Внизу послышался топот копыт. Сквозь балконные перила Элизабет увидела Билла Брауна. Он спешился и, накинув поводья на коновязь, зачерпнул воду из лошадиного корыта и плеснул себе в лицо.

— Эй, Цезарь, живо принеси мне чего-нибудь холодненького попить! — выпрямившись, заорал он.

Элизабет услышала, как старый негр проворчал откуда-то с крыльца:

— Сходите на кухню сами, масса Билл. Я — дворецкий, а не мальчик на побегушках.

— Что? Ты обалдел, черножопая обезьяна? — гаркнул Браун, потянувшись к висящему на поясе кнуту. — Да я с тебя сейчас шкуру спущу!

— Не имеете права, — огрызнулся Цезарь. — Я вам не полевой ниггер. Хоть пальцем меня коснетесь — нажалуюсь мисс Дороти.

— Ну ты у меня еще попляшешь, черномазый наглец! — Браун погрозил кулаком, но кнут доставать не стал.

Он направился в дом, а Элизабет, посмеиваясь, откинулась на спинку качалки. Она не слишком жаловала Цезаря за его заносчивость перед неграми и раболепство перед господами, но Браун нравился ей еще меньше. Приятно видеть, что хоть кто-то дал ему отпор. Жаль, только, что полевые рабы должны терпеть самодурство этого грубияна.

И тут она вспомнила, как Самсон обмолвился, что его отправили собирать хлопок. Значит, он тоже там? Работает под палящим солнцем, колет руки в кровь, и, кто знает, есть ли у него возможность хотя бы утолить жажду.

Грудь стеснило от жалости. Самсон спас ей жизнь, он не заслуживает такого обращения. И вдруг ее осенило, как одним махом убить двух зайцев — помочь и ему, и себе.

— Мистер Браун! — позвала Элизабет, когда управляющий снова вышел из дома.

Тот осклабился и приподнял шляпу.

— Добрый день, мадам.

— Скажите, негр по имени Самсон работает в поле?

— Конечно, мэм. Пашет как проклятый. Куда ж он денется от моего кнута? Уж будьте покойны, мэм, я черномазым продыха не даю.

— Немедленно пришлите его ко мне! — велела Элизабет.

— Что? — Браун недоуменно вскинул брови.

— Пришлите его ко мне, — повторила она, — и отныне он больше не будет работать в поле.

— Но… — Управляющий поскреб всклокоченный затылок. — Мистер Фаулер приказал…

— Мистера Фаулера здесь нет, и распоряжения отдаю я.

Браун изумленно разинул рот, и Элизабет сочла нужным объясниться:

— Вы же знаете, что я не могу ходить. Мне нужен сильный раб, который бы помогал мне передвигаться. Самсон отлично для этого подойдет.

— Ну, этот черномазый, конечно, здоровый как бык… — пробормотал управляющий, утирая лоб. — Но как же хлопок и…

— Выполняйте приказ, мистер Браун. Я желаю немедленно видеть Самсона. Позовите его!

— Как скажете, мэм.

Управляющий взобрался на лошадь и ускакал, а Элизабет откинулась в кресле, лихорадочно обмахиваясь веером. Лицо пылало, спина взмокла от пота. Она не привыкла так властно говорить с людьми, и ей было неловко. Но это неважно. Главное — она добилась своего!

Джеймс, конечно, придет в ярость… Да и пошел он к черту, этот Джеймс! Пока он транжирит ее наследство на Севере, она будет делать все что пожелает на Юге.

Прикрыв глаза, она раскачивалась в кресле-качалке до тех пор, пока внизу не зашуршал гравий от чьих-то шагов.

— Мисс Элизабет? — раздался голос Самсона. — Вы меня звали?

Элизабет посмотрела вниз, и у нее перехватило дыхание. Самсон стоял под балконом, комкая в руках соломенную шляпу. Он был без рубахи, в светлых холщовых штанах. Пот обильно струился по шоколадной груди, и литые мускулы зеркально блестели на солнце.

Она облизала пересохшие губы.

— Звала. Ты не мог бы подняться наверх?

— В таком виде? — Он мельком глянул на себя и снова поднял глаза. — Мэм, если не возражаете, я бы сперва помылся и надел что-нибудь поприличней.

— Да, иди, — кивнула она.

Самсон направился к негритянскому поселку, а Элизабет закачалась в кресле, яростно обмахиваясь веером. В глубине души она была бы совершенно не против, если бы он поднялся к ней, в чем есть… И эта мысль вызывала у нее жгучий стыд.

Она встала с качалки, на одной ноге допрыгала до балконной двери и вошла в спальню. Анна, запрокинув голову, развалилась в кресле, и из ее рта вырывался могучий храп. Элизабет не стала ее будить, а доковыляла до туалетного столика и села на пуфик. Взглянув на себя в зеркало, она прижала к пылающим щекам ладони. Сердце учащенно стучало, и от собственного безрассудства захватывало дух.

Минут через двадцать с улицы долетел скрипучий голос Цезаря:

— Эй, черномазый, ты хорошо вымылся? Мисс Дороти терпеть не может, когда в доме воняет ниггерами.

— Себя-то ты давно нюхал, старый пес? — добродушно ответил Самсон.

— Ты оборзел, черномазый? Думаешь, раз записался в любимчики молодой миссис, тебе все сойдет с рук? Давай, скорей беги лизать ее сапоги. Будешь хорошо стараться, может, еще что-нибудь даст полизать…

У Элизабет загорелись уши. Цезарь, старая мартышка! Укоротить бы его длинный язык!

В дверь постучали. Анна подскочила на кресле, осоловело вытаращив глаза.

— Простите, мадам, кажется, я задремала…

— Открой, — приказала Элизабет, пытаясь совладать с дрожью в голосе.

Служанка отворила дверь.

— Опять ты? — сердито буркнула она. — Чего тебе нужно?

— Это я его позвала, — вмешалась Элизабет. — Впусти его.

Анна с неодобрительным фырканьем посторонилась, пропуская Самсона. Он действительно переоделся в свой единственный приличный наряд — белую рубаху, жилет и бежевые штаны.

— Вы велели прийти, мэм? — спросил он, нерешительно переминаясь на пороге.

— Да, — сказала Элизабет и набрала побольше воздуха в грудь. — Скажи, ты бы мог носить меня на руках?

Служанка изумленно выпучила глаза, а Самсон, не задумываясь, кивнул.

— Конечно, мэм. Вы же легкая как перышко.

— Вот и славно. — Элизабет с облегчением выдохнула, радуясь, что он не стал ломаться или задавать дурацких вопросов. — Ты можешь отнести меня вниз?

— Да, мэм. Прямо сейчас?

— Почему бы и нет.

Самсон подошел к туалетному столику и склонился над Элизабет. Она обняла его за шею, а он подхватил ее под колени и поясницу и без особых усилий поднял.

Он был так близко!.. Так непозволительно близко! От него пахло мылом, выстиранной одеждой, но в то же время, едва уловимо, чем-то еще. От остальных чернокожих — дворецкого и служанок — иногда пованивало как от скотины, но Самсон пах по-другому. Элизабет вдохнула этот запах — теплый, мягкий, с привкусом сладковатого дыма — и у нее, как от вина, закружилась голова.

В памяти промелькнули воспоминания. Негритянская хижина. Лоснящиеся тела. Крепкие ягодицы, ходящие рывками взад и вперед…

Самсон нес ее по ступеням, а Элизабет не замечая ничего вокруг, судорожно цеплялась взмокшими пальцами за его плечи.

— Что здесь происходит? — резкий окрик свекрови будто окатил ее ледяной водой.

Самсон с Элизабет на руках остановился у основания лестницы. В вестибюле стояла миссис Фаулер, во вдовьем платье похожая на гигантскую ворону. Она распростерла черные «крылья» и закаркала:

— Господь милосердный! Элизабет! Это еще что за непотребство! Куда этот черномазый тебя несет?

— А что вам не нравится? — огрызнулась Элизабет. — Я не могу ходить, и мне что, теперь сидеть наверху до скончания века? Вы же сами разрешили позвать кого-нибудь из полевых рабов.

— Но я имела в виду женщину! — возмутилась свекровь.

— Уж простите, надо было яснее выражать свои пожелания, — фыркнула Элизабет.

Миссис Фаулер разинула рот, как рыба, выброшенная из воды, но прежде чем она успела что-то сказать, Элизабет обратилась к Самсону:

— Идем на улицу. Здесь слишком душно.

— Да, мэм. — Он белозубо улыбнулся и понес ее к двери.

Они вышли наружу. В лицо дохнуло раскаленным воздухом, но лучше уж плавиться на жаре, чем сидеть взаперти.

Самсон остановился в тени колонны и спросил:

— Куда вас отнести?

— Ты не устал?

— Ничуть. Не волнуйтесь, мэм, я вас не уроню.

— Тогда может к пруду? Посидим в беседке.

Он кивнул, а Анна, которая тоже вышла на улицу, укоризненно покачала головой.

— Сбегай, пожалуйста, на кухню, захвати сандвичей и лимонада, — попросила ее Элизабет. — Возьми побольше, чтобы хватило на троих.

— Как скажете, мэм, — сухо ответила служанка и вернулась в дом.

Элизабет не понравился ее тон, но она понимала, что Анна печется о ее добродетели. Служанка ведь не знает, каким чудовищем оказался Джеймс. Элизабет хоть и жаловалась на него, но рассказывала далеко не все.

Хотя, даже узнай Анна о гнусных деяниях Джеймса, вряд ли бы это оправдало «непристойное» поведение хозяйки в ее глазах. Леди должна вести себя безупречно вне зависимости от того, какие выходки позволяет себе ее муж.

«А я ничего такого не делаю, — сказала себе Элизабет, убаюканная мерными шагами Самсона. — Я не могу ходить, и мне нужна помощь. С таким же успехом я бы могла позвать любого другого негра…»

— Хотите персик? — вторгся в ее размышления Самсон.

— Персик? — Она непонимающе моргнула.

— Ага. Гляньте какой. — Он указал подбородком на румяный плод, выглядывающий из блестящей зеленой листвы. — Ну-ка, держитесь крепче!

Элизабет уцепилась за его плечи, а он на миг высвободил из-под нее руку, сорвал персик и протянул ей.

— Спасибо, — пробормотала она, поглаживая фрукт по бархатистым бокам.

От персика так одуряющее пахло, что Элизабет не выдержала и откусила кусок. Сладкий ароматный сок оросил ее пересохший рот.

— М-м, вкуснотища!

Она облизнулась, и вдруг заметила, что Самсон покосился на ее губы. Сердце екнуло, по телу пробежала дрожь. Элизабет ощутила, как румянец заливает лицо.

К счастью, Самсон отвел глаза и стал смотреть на дорогу. Она выдохнула, и вновь принялась за персик. Когда от него осталась половинка, она, неожиданно для себя самой, спросила:

— Хочешь?

Самсон удивленно посмотрел на фрукт, потом на нее, и медленно кивнул.

— Хочу.

Элизабет снова смутилась. Это «хочу» прозвучало так, словно относилось вовсе не к персику… Ах, нет! Что за чушь! Черт бы побрал ее бурную фантазию!

У Самсона были заняты руки, и Элизабет поднесла персик к его рту. Он впился в плод крепкими белыми зубами, и через несколько секунд от персика осталась лишь обгрызенная косточка.

Самсон нес Элизабет через сад, а она украдкой посматривала на его рот. Верхняя губа была коричнево-бронзовой, как и лицо, а нижняя — посветлее, с розоватым оттенком. На ней золотилась капелька сока. Элизабет никак не могла оторвать от нее взгляд, до тех пор, пока Самсон ее не слизнул.

Наконец впереди показалась беседка, стоящая на берегу пруда. Потревоженные лягушки с плеском попрыгали в воду. Самсон, пригнув голову, внес Элизабет сквозь шуршащий виноградными листьями вход и осторожно усадил на скамью.

Она предложила ему сесть напротив, и он, чуть поколебавшись, сел.

— Позвольте спросить, мэм, как ваша нога? — осведомился он.

Элизабет стыдливо прикрыла юбками босые ступни. Из-за отека на ней не было ни туфель, ни чулок, ни панталон. Обсуждать с посторонними свои конечности — жутко неприлично, но она все же ответила:

— Болит уже меньше, но наступать я на нее не могу.

— Вы прикладываете змеиный корень?

— Да, Анна приматывает бинтом. И, кажется, от него становится лучше.

— Я принесу вам еще один.

— Спасибо.

Он замолчал, и Элизабет тоже не нашлась, что сказать. Она обернулась к пруду и стала глядеть на нежные звездочки кувшинок, белеющие среди глянцевитых листьев на темной воде.

Вот поплыла лягушка, лениво толкаясь задними лапками. Добравшись до округлого листа, она забралась на него и замерла, поблескивая зеленой спинкой. Элизабет даже стало завидно. Вот бы и самой нырнуть в прохладную глубину! Она развернула веер и принялась им обмахиваться.

— Вы позволите, мэм? — подал голос Самсон.

Элизабет протянула веер ему, и он энергично замахал им, разгоняя воздух.

— Можно еще кое-что спросить? — поинтересовался он.

— Спрашивай.

— Каким концом вы разбиваете яйца? Острым или тупым?

— Что? — Она недоуменно улыбнулась.

— Ну, в той книжке, которую вы мне дали, две страны устроили войну из-за того, каким концом нужно разбивать яйцо. Признаться, я бы никогда не подумал, что это настолько важно, чтобы из-за этого воевать.

— А это и не важно, — усмехнулась Элизабет. — Это просто аллегория на борьбу католиков и протестантов.

Судя по обескураженному лицу Самсона, он понятия не имел, кто такие католики, протестанты, что значит «аллегория», и какое отношение все это имеет к яйцам.

— Ладно, забудь. — Элизабет махнула рукой. — «Гулливер» это выдумка. Сказка. Ты что, никогда не читал сказок?

— Нет, мэм.

— А что же ты читал?

Самсон поднял глаза к потолку.

— Библию читал… Еще мистер Чарльз давал мне книжки про лошадей. А еще — такие толстые тетради, где написано, сколько хлопка собрали и сколько денег за него получили.

— Учетные книги?

— Ну да. Я неплохо складываю цифры в уме, и мистер Чарльз поручал мне проверять, все ли сходится… Знаете, мэм, он говорил, что нет такого управляющего, который бы не пытался облапошить хозяина.

— И как? Он оказался прав?

— Еще бы! Двоих управляющих он уволил, а третий тоже воровал, но поменьше, и мистер Чарльз, в конце концов, махнул на это рукой.

— Хм… — Элизабет потерла подбородок. — Интересно, Билл Браун тоже обкрадывает Джеймса?

— Не знаю, мэм. Мне бы взглянуть на записи…

— Да ладно, это не моя забота.

Они замолчали, и Элизабет вновь повернулась к пруду. Если мистер Чарльз и впрямь давал Самсону проверять гроссбухи, значит негр, несмотря на свою неотесанность, далеко не глуп. Нужно будет дать ему еще книжек, чтобы расширить его кругозор.

— Можно еще кое-что спросить, мэм? — промолвил Самсон.

— Конечно.

— Насчет «Гулливера». Выходит, это все выдумки?

— Конечно выдумки. Никаких лилипутов не существует.

— Тьфу ты! Я так и думал. Это просто Люси меня с толку сбила. Я ей говорю — что это все враки, а она мне, мол, только ниггеры рассказывают небылицы, а в книжках белых все — чистая правда.

— Люси? — удивилась Элизабет. — Она что, видела, как ты читал «Гулливера»?

— Так уж вышло, мэм. Я хотел ночью втихаря почитать, но, когда через нее перелезал, она проснулась. Пришлось читать ей вслух. Но вы не волнуйтесь, она меня не выдаст.

«Когда через нее перелезал, она проснулась», — отголоском прозвучало в ее голове. Разве они спят не на разных кроватях?

— Люси все так же не подпускает тебя к себе? — нарочито небрежным тоном поинтересовалась Элизабет.

Самсон потупился и тихо сказал:

— Подпускает, мэм… — Он шумно сглотнул. — После того случая, когда ваш муж… вы… были у нас…

Элизабет вспыхнула от стыда.

— Черной женщине трудно без мужской ласки, — виновато, как будто оправдываясь, добавил Самсон.

Сжав губы, Элизабет уставилась в одну точку. Глупая, неуместная ревность жгла изнутри. Даже увидев своими глазами, как Самсон «покрывает» Люси, она почему-то думала, что этого больше не повторится…

Но это же полный абсурд! Какое ей дело до того, с кем спит раб ее мужа? Он вовсе не обязан блюсти целибат…

— Но ведь она говорила, что больше не хочет рожать рабов, — пробормотала Элизабет.

— Она пьет какое-то зелье, чтобы не понести, — вполголоса ответил Самсон. — Да и я ушами не хлопаю…

Элизабет не поняла смысл последней фразы, но переспрашивать не стала.

— Только, пожалуйста, не говорите мистеру Джеймсу, — добавил Самсон.

— Не бойся, не скажу.

На дорожке показалась Анна с корзиной в руках. Элизабет облегченно вздохнула от того, что больше не придется испытывать мучительную неловкость, находясь с Самсоном наедине.

Пора признаться самой себе, что она заигралась. Что чувства, которые он пробуждает в ней, выходят за рамки отношений хозяйки и слуги. И пускай Джеймс чудовище и скотина — приличная замужняя леди не имеет права на фривольные помыслы о другом мужчине, а уж тем более о чернокожем рабе.

Анна окинула Самсона неодобрительным взглядом и, войдя в беседку, поставила корзинку на скамью.

— Вот, мадам, как вы и просили. — Она сняла полотенце. — Пирог, сандвичи, лимонад.

— Спасибо. — Элизабет взяла два сандвича и протянула их Самсону и Анне. — Угощайтесь.

Пока она со служанкой неспешно жевала хлеб с ветчиной, запивая холодным лимонадом, Самсон управился со своей порцией буквально за пару секунд. Проглотив сандвич, он принялся смачно облизывать пальцы, на что Анна с укоризной покачала головой.

— Ты голоден? — спросила Элизабет. — Хочешь еще?

Она протянула ему второй бутерброд.

— Спасибо, мэм, — ответил Самсон и виновато добавил: — Извините, просто я сегодня еще ничего не ел.

Анна фыркнула и отвернулась, а Элизабет, не обращая внимания на ее недовольство, спросила:

— То есть как это «ничего не ел»? А завтрак?

— Я сам виноват, мэм. Вчера пришел с поля голодный, как волк. Намолол кукурузной муки, Люси напекла лепешек, а я сдуру возьми, да и сожри все подчистую. Даже на утро себе ничего не оставил. Люси хотела со мной поделиться своей долей, но я отказался. Нечего ей из-за моего обжорства страдать.

Элизабет протянула ему кусок апельсинового пирога.

— Возьми.

— Спасибо, мэм.

— А что вообще едят негры? — поинтересовалась она.

— Кукурузные лепешки, — с набитым ртом ответил он.

— И все?

— Да, мэм. Иногда, правда, удается поймать енота или опоссума, или наудить рыбы. Тогда у нас, почитай, пир.

— То есть, ни мяса, ни овощей вам не дают?

— Нет, мэм. Вот на плантации мистера Чарльза негров кормили хорошо. Пирожные, конечно, давали только на Рождество, но бекона, овощей и требухи круглый год было вдосталь. А здесь — все по-другому.

— И что же, получается, ты вышел в поле голодным?

— Да, пустяки! До вечера бы как-нибудь протянул. — Самсон наспех прожевал кусок и добавил. — Правда на пустой желудок я вряд ли бы собрал свою норму хлопка. Вчера кое-как наскреб двести два фунта, а сегодня мистер Браун велел мне собрать двести пять.

— Вот мерзавец! — Элизабет с досадой хлопнула ладошкой по скамье. — Но ничего, тебе больше не придется работать в поле. Ты будешь сопровождать меня, пока я вновь не смогу ходить.

Анна недовольно поджала губы, а Самсон улыбнулся, но в его улыбке проскользнула грусть.

— Спасибо, мисс Элизабет. Только вот…

— Что?

— Мою норму раскидают на остальных. Это немного, но люди и так валятся с ног. Тех, кто приносит слишком мало — потчуют плетьми, а тем, кто собирает больше — повышают норму.

— Но это неправильно! — возмутилась Элизабет. — Кто это придумал? Браун?

— Не знаю, мэм. У него есть книга, куда он записывает, кто сколько должен собрать, вот он в нее и смотрит.

— Знаешь что? Сегодня вечером, когда будут взвешивать хлопок, мы пойдем в амбар. Я хочу поглядеть, как это происходит.

— Как скажете, мэм, — ответил Самсон, и вновь принялся за пирог.

Глава 21

Элизабет еще немного посидела в беседке, а потом попросила Самсона отнести ее в дом. Приближаясь к террасе, она увидела, что миссис Фаулер мирно дремлет в качалке, а Пэтси — девчонка-негритянка с торчащими косичками, обмахивает ее опахалом.

— Посади-ка меня вон туда. — Элизабет указала на соседнее кресло.

Когда Самсон стал подниматься по ступеням, Пэтси, заметив их, ошалело вытаращила глаза. Не обращая на нее внимания, он осторожно усадил Элизабет в качалку. Скрипнувшее кресло разбудило свекровь.

— Чего тебе? — нелюбезно буркнула она.

Элизабет сразу взяла быка за рога.

— Миссис Фаулер, почему вы кормите негров одной кукурузой? — спросила она.

— Что?

— Вы не даете им ни мяса, ни овощей.

— Вздор! — отрезала свекровь. — Они едят вдоволь. Так ведь, Пэтси?

— Да, мисс Дороти, — пропищала девчонка. — Мы доедаем то, что не съели белые господа. Нам хватает.

— Я сейчас не о домашней прислуге, — уточнила Элизабет. — Полевым рабочим дают одну кукурузу, да и той слишком мало. Они тяжело трудятся, и если не кормить их как следует, они заболеют и умрут.

Свекровь безразлично пожала плечами.

— Полевые рабы — не моя забота, милочка. Но, к твоему сведению, мой сын печется об их пропитании. Мы каждый месяц забиваем свиней и коптим бекон исключительно для черномазых. Не понимаю, с чего ты взяла, будто их морят голодом?

Элизабет недоуменно глянула на Самсона. Тот чуть заметно пожал плечами. Сбитая с толку, она вновь повернулась к свекрови.

— Вы уверены? — спросила она.

— Конечно уверена, — фыркнула та. — Я еще не окончательно выжила из ума. Джеймс каждый месяц выдает управляющему продукты для негров. Можешь сама посмотреть его записи.

Элизабет стиснула подлокотники кресла.

— Да, пожалуй, я не прочь на них взглянуть. Где я могу их найти?

— В его кабинете, разумеется. Пэтси, живо дай мне ключ от кабинета Джеймса.

— Секундочку, мисс Дороти! — пискнула девчонка и принялась торопливо перебирать звенящую связку ключей у себя на поясе. — Вот.

Пэтси вручила ключ хозяйке, а та небрежно протянула его Элизабет.

— Возьми и убедись сама, — надменно бросила свекровь и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Сжимая ключ в кулаке, Элизабет кивнула Самсону. Тот поднял ее с кресла и понес в дом.

— Я вам не соврал, мисс Элизабет, — взволнованно проговорил он, шагая через вестибюль. — Клянусь, с тех пор как я здесь, мистер Браун выдавал нам одну кукурузу.

— Тебе-то я верю. — Она невольно погладила его по плечу. — Но в этой истории что-то нечисто, и я должна выяснить что.

Они вошли в кабинет, и в глаза тотчас бросился кожаный диван, алеющий на фоне темной отделки стен. Элизабет вдруг вспомнила, как Джеймс изнасиловал ее на этом диване, когда она просила пощадить беглого Квимбо. Ее передернуло, и она мотнула головой, отгоняя неприятные мысли.

Самсон усадил ее за стол, и Элизабет, утопая в массивном мужнином кресле, осмотрелась. Заметив фолиант в потертом переплете, она открыла его и, увидев столбики цифр, догадалась, что нашла то что ищет.

Отец не слишком стремился посвящать ее в дела, но в детстве Элизабет бывало забиралась к нему на колени, когда он работал в кабинете. Она водила пальчиком по аккуратным строчкам гроссбуха, а отец терпеливо объяснял ей, как ведется учет.

Элизабет без труда отыскала рубрику «Расходы». И действительно, там стояло, что для пропитания рабов Билл Браун ежемесячно получал от Джеймса не только кукурузу, но также рис, бобы и копченый бекон.

Что ж, хоть Джеймс и бессердечный подонок, но «рабочий скот» он кормит досыта. По крайней мере, так указано в записях… Элизабет посмотрела на Самсона, который заглядывал в книгу ей через плечо.

— Если здесь написана правда, выходит, что Билл Браун ворует вашу еду, — заключила она.

Он кивнул.

— Похоже на то, мэм. Один из управляющих мистера Чарльза тоже продавал на сторону копченое мясо. Правда, не все. Неграм кое-что оставалось. Никто бы и не заметил, если бы он вдобавок не мухлевал с хлопком.

— А что с хлопком? — поинтересовалась Элизабет.

— Когда его взвешивали, то этот жулик записывал в книгу меньший вес. А потом таскал со склада «лишние» тюки и продавал их на сторону.

— И как же его вывели на чистую воду?

— Я попросил негров запомнить, какой вес получается на весах. А потом мистер Чарльз сравнил это с цифрами, которые управляющий записывал в книгу. Так он и узнал, что его водят за нос.

— Интересно… — Элизабет задумалась, машинально перелистывая страницы. — Думаешь, Браун ворует и хлопок?

— Не удивлюсь, мэм.

— Ты ведь помнишь, сколько вчера собрал?

— Конечно помню. Я — двести два фунта, а Люси — двести семь. Я внимательно смотрел на весы.

— Отлично. Сегодня вечером потребуем у Брауна тетрадь и проверим, какие цифры он туда записал.

Листая гроссбух, Элизабет нашла и другие статьи расходов, на которых нечистый на руку управляющий мог бы нажиться — одежда, обувь, рабочий инструмент. Но доказать это будет трудно, поэтому стоит сосредоточиться на хлопке.

Слабость после укуса змеи все еще давала о себе знать. Голова немного кружилась, разболелась нога, и Элизабет решила отдохнуть. Самсон отнес ее в спальню, и онаотпустила его. Сообразив, что нести ее на руках в хлопковый амбар будет слишком далеко, она велела привести вечером Снежинку, чтобы поехать на ней.

Не раздеваясь, она легла на кровать и задремала.

Разбудило ее пение негров, идущих с полей. Элизабет встала и выглянула в окно — закат уже раскрасил небо золотистым багрянцем. Едва она успела плеснуть себе в лицо холодной водой и пригладить растрепавшуюся прическу, как в дверь постучали.

— Негры возвращаются, мэм, — сообщил Самсон, когда Анна впустила его. — Вы готовы?

— Да.

Привычным движением он подхватил ее на руки и вынес из комнаты. Спускаясь по лестнице, они услышали где-то наверху приглушенное ворчание Цезаря:

— Ты погляди! Молодая миссис опять оседлала своего вьючного мула.

Какая-то девица, то ли Роза, то ли Сара, прыснула в ответ.

— Я б и сама не прочь такого оседлать, — хихикнула она.

Элизабет вспыхнула, но сделала вид, что ничего не услышала. Не пристало показывать, что воркотня слуг играет для нее какую-то роль. Самсон тоже промолчал, но она заметила, как на его скулах дернулись желваки.

Во дворе стояла Снежинка. Самсон осторожно усадил Элизабет в седло и, взяв лошадь под уздцы, повел ее к хозяйственному двору.

Перед амбаром выстроилась вереница рабов, и возле каждого стояла огромная, наполненная хлопком корзина. С поля как раз подъехала длинная подвода, запряженная парой волов. В ней сидели негры, и когда подвода остановилась, они стали спрыгивать на землю, стаскивать корзины и, с трудом волоча их за собой, вставать в очередь.

Элизабет покосилась на столб для наказаний, до блеска отполированный множеством негритянских тел. В ушах будто засвистел кнут, перед глазами мелькнула окровавленная спина. Она вздрогнула и отвернулась.

Когда Самсон взял ее на руки, негры удивленно воззрились на них, и по толпе пробежал шепоток. Элизабет почему-то подумала про Люси. В прорве черных лиц, сверкающих белками глаз, было совершенно невозможно ее узнать. И все же, наверняка она где-то здесь. Смотрит на то, как ее… муж?.. сожитель?.. несет на руках избалованную белую госпожу…

«Ай, да ну ее к черту!» — мысленно отмахнулась Элизабет и велела Самсону внести ее в амбар.

Внутри собралось несколько человек. Пахло пылью и застарелым потом немытых тел. В свете мутного фонаря Элизабет разглядела большие весы, закрепленные на потолочной балке.

Два негра подвесили корзину на короткое плечо коромысла. Весы задребезжали и накренились. На длинном плече были закреплены крючки. Билл Браун придержал коромысло и прицепил на один из крючков гирю так, чтобы уравновесить груз.

— Сто девяносто четыре фунта, — объявил он. — Шесть плетей.

Пожилая негритянка понурила голову и поплелась в угол, где уже переминалось с ноги на ногу несколько бедолаг.

Элизабет увидела, как сидящий на табуретке Томас, что-то записал в толстую тетрадь.

— Позвольте взглянуть! — потребовала она.

Билл Браун обернулся и удивленно вытаращил глаза.

— Миссис Фаулер? — ошалело пробормотал он.

— Я бы хотела посмотреть записи о собранном урожае, — пояснила она.

— Но, мадам! — Управляющий осклабился в нарочито любезной улыбке. — Зачем вам забивать вашу прелестную головку скучными цифрами?

Элизабет всегда бесили фразы, подразумевающие, что ее голова годится лишь на то, чтобы носить красивые шляпки.

— Мистер Браун, кажется, я четко выразилась: пока мой муж в отъезде — делами здесь заправляю я. — Она пыталась говорить властно, но вышло не слишком убедительно, так как Самсон по-прежнему держал ее на руках. — Будьте любезны, покажите мне записи. Или вам есть что скрывать?

— Мне совершенно нечего скрывать, мадам, — с видом оскорбленной невинности заявил Браун. Он повернулся к Томасу. — Что расселся, дубина! Уступи даме стул!

Подручный торопливо подхватился на ноги, а Самсон поднес Элизабет к табурету и посадил на него.

— Книгу, пожалуйста! — Она протянула к Томасу руку.

Браун кивнул помощнику, и тот вручил ей толстую тетрадь в засаленном переплете. Пролистнув исписанные страницы до вчерашнего дня, Элизабет принялась разбирать неряшливые каракули.

«Самсон — 202

…

Люси — 207».

Кажется, Самсон называл именно такие числа? Элизабет взглянула на него, и тот кивнул. Она перевернула страницу и посмотрела на последнюю запись.

«Руфь — 194».

Вроде бы все правильно. Цифры совпадали с тем, что показывали весы. Выходит, в отношении хлопка Браун чист?

— Возьмите. — Элизабет отдала книгу помощнику.

— Ну как? Все правильно, мадам? — насмешливо спросил Билл Браун.

— Да. — Досадливо поджав губы, Элизабет повернулась к Самсону. — Идем отсюда.

Тот подхватил ее с табурета и вынес во двор. Под одним из сараев лежало служившее скамейкой бревно, и Элизабет попросила Самсона отнести ее туда.

Самсон посадил ее на бревно, а сам уселся прямо на землю у ее ног.

— В книге вроде бы все правильно, — задумчиво пробормотала Элизабет. — Жаль.

— Жаль? — удивился Самсон.

— Если бы Браун воровал хлопок, мы бы легко это доказали, повторно взвесив корзину. Но как доказать, что он ворует вашу еду? Я не хочу, чтобы вы голодали из-за этого негодяя… Вот что! Ты должен пойти к миссис Фаулер и рассказать ей, что вам не дают мяса.

— Да кто ж мне поверит, мэм? — горько усмехнулся Самсон. — Слово ниггера против слова белого человека…

— Пусть остальные рабы подтвердят твои слова.

— Даже если нам и поверят, думаете, в разгар уборки урожая кто-то уволит управляющего из-за такой ерунды?

Элизабет озадаченно пригладила волосы.

— Пожалуй, ты прав. Старуха ничего не будет предпринимать, пока не вернется Джеймс.

— А представьте, что мистер Браун сделает с неграми, которые посмели на него жаловаться, — тихо добавил Самсон.

— Да, об этом я как-то не подумала… — протянула Элизабет. — Но что же нам тогда делать? Как вывести этого проходимца на чистую воду?

Самсон не ответил. Сдвинув густые брови, он смотрел на стоящих у амбара негров с корзинами хлопка. Навстречу им выходили рабы, чей дневной сбор уже взвесили. Молодежь смеялась и перебрасывалась шуточками, а люди постарше брели понуро, едва волоча ноги. Несколько человек в унынии топтались у столба, ожидая наказания.

Да уж, выбор невелик. Либо порка, либо работа до седьмого пота, чтобы выполнить норму, которую тебе потом еще и повысят. Незавидная судьба.

— Знаете, что кажется мне странным, мисс Элизабет? — подал голос Самсон.

— Что?

— На плантации мистера Чарльза негры работали куда меньше, и у них был обеденный перерыв…

— Увы, — вздохнула Элизабет, — не все хозяева такие хорошие, как твой мистер Чарльз.

— Я вот что хочу сказать, мэм: работали-то они меньше, но за день спокойно собирали те же двести фунтов, что и здесь.

Элизабет пожала плечами.

— Видимо они не так уставали, лучше питались… Может, хотели услужить доброму господину и трудились усерднее…

— Или весы в амбаре показывают неправильный вес…

— Что? — Элизабет недоуменно уставилась на Самсона. — Думаешь, Браун что-то сделал с весами?

— Возможно, — ответил он. — Знаете что? В сарае для тюкования хлопка есть еще одни весы. Давайте взвесим на них один тюк, а потом перевесим его на весах в амбаре.

— Хм… А это мысль!

Самсон поднялся на ноги и обратился к рабам, кучкой стоящим неподалеку.

— Эй, Квимбо, Ной, Дядюшка Сэм, подойдите сюда!

Трое рослых негров отделились от группы. Самсон объяснил им что делать, и они направились в большой дощатый сарай. Подхватив Элизабет на руки, он последовал за ними.

Внутри от пола до потолка высились нагроможденные друг на друга тюки. Негры взяли один из них и, подтащив к весам, подвесили его на крюк. Квимбо уравновесил его гирей, а Самсон, взглянув на коромысло, огласил:

— Ровно пятьсот фунтов. Думаю, эти весы правильные, потому что тюки идут на продажу, и недовес быстро бы вскрылся. — Он повернулся к неграм. — А теперь, парни, тащите его туда, где взвешивают хлопок.

Рабы схватили тюк и поволокли наружу.

Когда Самсон вынес Элизабет во двор, она увидела, что там собралась небольшая толпа. Негритянка, которой назначили шесть плетей, стояла у столба. Томас засовывал ее руки в свисающие кандалы, а Билл Браун вальяжно разворачивал кнут.

— Остановитесь! — воскликнула Элизабет.

Управляющий повернулся к ней. На бородатом лице мелькнула злоба, но он тотчас взял себя в руки.

— Миссис Фаулер, — начал он тоном, каким говорят с несмышлеными детьми, — я выполняю свою работу. Эти лодыри собрали слишком мало хлопка и должны быть наказаны.

— А вот это мы сейчас и проверим. — Она махнула неграм, волочащим тюк. — Несите в амбар.

— Что вы собираетесь делать? — Браун очумело вытаращил глаза.

— Узнаете.

Самсон внес ее в амбар, и едва успел посадить на табурет, как в проеме ворот возник управляющий.

— Что вы делаете? Убирайтесь отсюда! — Он кинулся к весам, на которых негры закрепляли тюк.

Самсон шагнул ему наперерез и, скрестив на груди руки, встал несокрушимой скалой у него на пути.

— Что вы так нервничаете, мистер Браун? — поинтересовалась Элизабет. — Вам есть что скрывать?

— Мне нечего скрывать, — пробормотал тот, утирая взмокший лоб. — Просто… не люблю, когда мне мешают работать…

— Четыреста двадцать три фунта, — объявил Самсон, взглянув на весы.

— «Работать»? Или обкрадывать моего мужа? — съехидничала Элизабет. — Разве тюк не должен весить ровно пятьсот фунтов?

На Брауна было жалко смотреть. Побагровевшее лицо блестело от испарины, рябые щеки тряслись, маленькие глазки лихорадочно бегали по сторонам.

— Это какая-то ошибка, — пробормотал он. — Наверное, вам попался какой-то неправильный тюк. Я не знаю, как так получилось…

— Зато я знаю, — подал голос Самсон.

Он подошел к Элизабет и протянул ей гирю, снятую с весов.

— Потрогайте снизу, мэм.

Проведя пальцем по донышку, Элизабет нащупала отчетливую шероховатость.

— Похоже, ее высверлили изнутри и залили свинцом, чтобы утяжелить, — пояснил Самсон. — Если такой гирей уравновесить груз, то он покажется легче, чем на самом деле.

Элизабет посмотрела на управляющего, чье лицо по цвету напоминало свеклу.

— Как вы это объясните, мистер Браун? — спросила она.

— Я ничего не знаю, — дрожащим голосом пролепетал тот. — Понятия не имею, кто подделал гирю. Это не я.

— А кто? — Элизабет с прищуром уставилась на него.

— Кто-то из этих проклятых ниггеров.

Элизабет рассмеялась в голос от столь нелепой и наглой лжи.

— И зачем им, скажите на милость, занижать вес хлопка? Чтобы получить побольше плетей?

— Почем я знаю, что у этих тупиц в голове? — злобно пробормотал Браун и рявкнул на негров: — Чего зубоскалите, обезьяны? Ух я вас!

— Довольно! — оборвала его Элизабет. — Вы занижаете вес собранного хлопка, а «лишний» крадете. Лучше признайтесь, кому вы продаете наш товар.

Управляющий молчал, глядя в пол и судорожно комкая шляпу в руках.

— Слушайте внимательно, мистер Браун, второй раз я повторять не буду. — Элизабет удивилась стальной твердости своего голоса. — Отныне вы будете делать то, что я скажу, или мой муж узнает о ваших махинациях и упечет вас за решетку.

— И что же вам от меня нужно, мадам? — сквозь зубы процедил Браун.

— Для начала, вы перестанете воровать у негров еду, — сказала она и, прежде чем он успел раскрыть рот, добавила: — Не тратьте время на отговорки, мне все известно. Так вот, с завтрашнего дня вы будете давать им не только кукурузу, но и копченый бекон.

— И где я его возьму? — проворчал Браун.

Элизабет пожала плечами.

— Это ваши проблемы. Джеймс выписал вам четыре бочонка копченой свинины на сентябрь. Если вы уже успели его продать, значит купите за свой счет.

Негры оживлено переглянулись, а Браун скривился так, будто сожрал лимон.

— Второе, — продолжила Элизабет, — рабочий день теперь будет начинаться на час позже. А в самый солнцепек, с двенадцати до двух — обеденный перерыв.

— Что? — вызверился управляющий. — Да эти ленивые выродки не соберут ни шиша!

— Соберут, — отмахнулась Элизабет, — ведь взвешивать хлопок вы теперь будете как положено, с нормальными гирями. Да, и еще, дневная норма отныне будет постоянной — двести фунтов для мужчин, сто девяносто для женщин. Никаких повышений. Вам ясно?

— Ясно, — буркнул Браун себе в бороду и сплюнул на пол. — Все? Я могу идти?

— Нет, я еще не закончила. Дети, старики и беременные женщины работать в поле не будут. И самое главное: больше никакой порки за недовес.

— Никакой порки? — усмехнулся Браун. — Тогда ниггеры вообще ни черта не соберут, и ваш проклятый хлопок сгниет на полях.

Элизабет призадумалась. Как заставить рабов выполнять норму? Ведь если никакого наказания не последует, то им незачем будет утруждаться.

— Тот, кто не выполнит норму, пусть на следующий день работает без обеденного перерыва, — подсказал Самсон.

— Точно! Так и поступим. Вы меня поняли, мистер Браун?

Тот презрительно хмыкнул.

— Ох уж эти бабы… Ни черта не смыслят в делах, — пробормотал он себе под нос.

— Вы что-то сказали? Я не расслышала.

— Ничего, — огрызнулся он.

— Славно, что мы поняли друг друга. И не пытайтесь меня надуть. Самсон будет за вами приглядывать.

— Что? — Управляющий вытаращил мутные глаза. — Этот ниггер?

— Именно, — кивнула Элизабет. — Отныне он — мой помощник, и попрошу относиться к нему с должным уважением.

Вместо ответа Браун пренебрежительно цвиркнул сквозь дырку в зубах и вышел во двор. Квимбо и остальные негры тоже потянулись к выходу. Проходя мимо Самсона, они хлопали его по плечу.

Когда амбар опустел, Элизабет наконец позволила себе выдохнуть. Воздух был жарким и душным, и она замахала на себя ладонями.

— Ох и наворотили же мы с тобой дел, Самсон! — пробормотала она. — Джеймс меня прибьет.

— Не прибьет, мэм. Он оценит, как ловко вы прижучили этого ворюгу! — улыбнулся Самсон.

— А все благодаря тебе. Кстати, спрячь где-нибудь эту гирю, чтобы у нас были доказательства против Брауна.

— Сделаю, мисс Элизабет.

— Скажи, во сколько у вас начинается рабочий день?

Самсон наморщил лоб.

— У меня были часы — подарок мистера Чарльза, да работорговец их отобрал. Так что не могу точно сказать. Встаем еще до зари, как вторые петухи прокричат, а работаем до захода солнца.

— Я раздобуду тебе часы, а ты проследи, чтобы Браун в точности выполнял мои требования.

— Все сделаю, мэм.

Самсон опустился перед ней на корточки и проникновенно посмотрел ей в глаза. Свет от фонаря падал на его лицо, золотистыми бликами отражаясь в черных зрачках.

Элизабет ощутила, как сердце часто-часто забилось в груди.

— Спасибо, что помогаете нам, — тихо сказал Самсон.

До боли захотелось протянуть руку и взъерошить курчавые волосы, плотной шапкой покрывающие его голову, но Элизабет лишь смущенно отвела взгляд.

— Отвези меня, пожалуйста, домой, я жутко устала, — попросила она.

Глава 22

Самсон несет Элизабет на руках через вестибюль. По сторонам от лестницы выстроились рабы, надсмотрщики, муж и свекровь. Все они смотрят на Элизабет, и она вдруг осознает, что на ней нет одежды. Она стыдливо прячет лицо на груди у Самсона и понимает, что он тоже в чем мать родила.

«Это же неприлично! — думает Элизабет. — Надо одеться».

Тут Самсон целует ее, и она, забыв обо всем на свете, стонет и задыхается, жадно ловя губами его рот. Вот они уже в спальне. Самсон укладывает ее на постель, Элизабет обвивает руками его за шею, притягивает к себе и… просыпается.

Она лежала в кровати и не хотела размыкать веки, все еще пытаясь удержать приятный флер этого сна. Но настырное солнце и звонкое чириканье птиц заставили открыть глаза.

Анна подала кофе и яичницу с ветчиной. Из-за недомогания Элизабет завтракала в постели. Хорошо, что не надо подстраиваться под свекровь и подниматься ни свет ни заря, а можно подольше понежиться среди мягких перин.

Но сегодня она хотела поехать на поле, посмотреть, как собирают хлопок. Слепящее небо за окном предвещало знойный день, а значит нужно поторопиться, пока не стало слишком жарко.

Наскоро перекусив, Элизабет оделась и села ждать Самсона. Они договорились, что он явится к девяти. Вечером она, как и обещала, дала ему карманные часы с треснутым стеклом, стащив их из кабинета мужа.

Когда служанка открыла дверь, и на пороге появился он — высокий, плечистый, с ослепительной улыбкой на лице — сердце ухнуло куда-то вниз. Элизабет вспомнила свой сон и покраснела. Сейчас Самсон возьмет ее на руки, прижмет к своей могучей груди… От этой мысли почему-то свело низ живота.

— Доброе утро! — сказала она, едва отважившись поднять на него глаза.

— Доброе утро, мэм.

— Ну что там? Браун взялся за ум? — Пытаясь побороть смущение, Элизабет решила перейти на деловой тон.

— Вроде бы так. — Самсон улыбнулся еще шире. — По крайней мере, на работу всех выгнал на час позже обычного.

— Проследи, чтобы сегодня вечером он выдал свинину. Если он этого не сделает — я вправлю ему мозги.

— Обязательно, мэм. Знаете, весь поселок гудит, о том, как… — Он на секунду замялся. — Простите… «Как ловко маленькая миссис утерла нос этому кровопийце».

С губ Элизабет сорвался смешок.

— Ладно, идем, — сказала она.

Самсон подошел поближе и склонился над креслом. Протянув руки, Элизабет обняла его за шею. Он привлек ее к себе, чтобы поднять, и когда она прижалась к его телу, ее бросило в жар. Самсон понес ее по лестнице, а Элизабет, опасаясь, что он заметит, как покраснело ее лицо, отвернулась, делая вид, что смотрит вперед.

Выйдя на улицу, он усадил ее на Снежинку и, взяв лошадь под уздцы, повел в сторону полей.

«Да что ж со мной такое! — с досадой думала Элизабет, покачиваясь в седле. — Почему я прихожу в такое смятение, стоит ему дотронуться до меня? Да еще и этот дурацкий сон…»

И пусть своими выходками Джеймс убил в ней все добрые чувства, это не значит, что она имеет право ему изменять. Даже невинное кокетство с другим мужчиной способно напрочь погубить репутацию замужней леди. Максимум, что ей дозволено — тайно вздыхать по вымышленному герою дамского романа, да и то так, чтобы никто не догадался.

Подъездная аллея закончилась, и теперь, докуда хватало глаз, белели хлопковые поля. Негры шеренгой шли по рядам, как гребень по волосам, оставляя за собой голые коричневые кусты. Дружный хор гортанных голосов выводил: «Кати свои воды, Иордан».

Самсон подвел Снежинку к краю поля, и Элизабет увидела Брауна. Тот, сидя на лошади, угрюмо наблюдал за работой, а его подручные бесцельно шатались вокруг. Никто не орал на негров, не понукал их, не размахивал над головами кнутом. Тем не менее, рабы слажено и споро продвигались вперед.

— Добрый день, — поздоровалась Элизабет.

Управляющий мрачно посмотрел на нее и буркнул что-то невразумительное в ответ.

— Как идут дела? — спросила она.

Билл Браун презрительно сплюнул под копыта Снежинки табачную жвачку.

— Это вы называете делами? — проворчал он. — Бьюсь об заклад — эти ленивые скоты не соберут и половины нормы.

— Разве? — Придержав шляпку, Элизабет окинула взглядом поля. — А мне кажется, без вашей брани им работается куда веселей.

— Ниггеры здесь не для того, чтобы веселиться. Они должны пахать на износ.

— Это — ниггеры моего мужа, и пока его нет — я решаю, как они будут пахать.

— Вот пускай мистер Фаулер и наводит порядок, — с недовольной миной процедил управляющий. — А мне за споры с полоумной бабой не платят.

«С полоумной бабой? Да как он смеет, грубиян!» — Но прежде, чем Элизабет успела раскрыть рот, вклинился Самсон.

— Мистер Браун, кажется вы забыли, что разговариваете с леди.

Он стоял перед лошадью Брауна, сжав кулаки. Управляющий вытаращил на него мутноватые глаза.

— Ты что-то вякнул, черножопый? Как ты смеешь влезать в разговор белых господ! Ну держись, я тебя сейчас проучу!

Он схватился за кнут. Самсон не шелохнулся, но весь напрягся как сжатая пружина.

— Мистер Браун, немедленно прекратите! — вмешалась Элизабет. — Вы переходите все границы. Если я услышу еще хоть одно оскорбление, или если вы ударите хоть одного негра, я тотчас же расскажу миссис Фаулер о ваших грешках, и напишу мужу. Вы что, хотите в тюрьму?

Браун замер, судорожно сжимая кнутовище в руке. Его рябая щека нервно дернулась, а губы искривил презрительный оскал. Самсон стоял, не двигаясь и не отступая назад, а управляющий буравил пристальным взглядом его лицо. Элизабет с бьющимся сердцем наблюдала за этим безмолвным противостоянием. Наконец, Браун перевел глаза на нее.

— Ладно, мэм, воля ваша, — процедил он, сворачивая кнут. — Пусть ваши ниггеры творят все, что им вздумается. Только потом не жалуйтесь, когда этот черномазый вас…

— Браун! — рявкнула Элизабет.

Управляющий вскинул руки.

— Молчу-молчу. Делайте, что хотите, мне плевать.

— Рада, что вы, наконец, это уяснили, — холодно произнесла она. — И не забудьте, сегодня вечером вы должны выдать неграм копченое мясо.

— Я помню, — злобно буркнул он.

— Хорошо. Я проверю. — Элизабет повернулась к Самсону. — Давай подойдем поближе, хочу посмотреть, как собирают хлопок.

Тот кивнул, взял Снежинку под уздцы и повел ее по борозде. Они приблизились к неграм. Элизабет увидела, как те выдергивают из хлопковых коробочек комки белой ваты и складывают их в огромные мешки-фартуки у себя на груди.

Заметив Элизабет, рабы с радостными возгласами столпились вокруг нее. Мужчины сняли шляпы, женщины поклонились. Лишь одна негритянка продолжала усердно собирать хлопок, делая вид, что не замечает ничего вокруг.

Это была Люси. Она хмурилась, а ее и без того толстые губы надулись еще сильней. Каким-то женским чутьем Элизабет догадалась, что рабыня обижена. На нее — за то, что «украла» ее мужчину, и на Самсона — за то, что прохлаждается с хозяйкой, пока Люси гнет спину от зари до зари.

«Она ревнует его ко мне, — подумала Элизабет, и ее охватило странное чувство неловкости и вины. — Что за чушь! Я же не собираюсь с ним…»

Взгляд упал на Самсона, который о чем-то беседовал с кучкой рабов. Солнце искрилось на его выпирающих скулах, белозубая улыбка то и дело озаряла лицо. Элизабет снова вспомнила сон и покраснела. Конечно же она не собирается делать с Самсоном ничего непристойного… Нет, это совершенно исключено! Но глупо отрицать, что он весьма недурен собой, хоть и негр.

— Сними меня с лошади, — попросила она, когда Самсон перехватил ее взгляд.

Он подошел к ней и взял ее на руки. Люси искоса зыркнула на них и продолжила дергать пух. Остальные многозначительно переглянулись.

— Куда вас отнести, мэм? — осведомился Самсон, не обращая внимания на реакцию своих собратьев.

— Вон туда. — Элизабет указала на границу между обобранными и нетронутыми растениями. — Хочу посмотреть поближе.

Он отнес ее на нужное место и поставил на землю. Опираясь на его руку, Элизабет наклонилась к хлопковому кусту. Из лопнувших коробочек выпирали комки пушистого белого волокна. Она потянулась к ним.

— Осторожней! — предупредил Самсон.

Но было уже слишком поздно: не прикрытые митенками пальцы оцарапались о сухую колючку.

— Ай! — Элизабет отдернула руку.

Взглянув на пальцы, она увидела, что поранилась до крови.

— Больно? — встревожено спросил Самсон.

— Ничего, — поморщилась она и растерянно оглянулась по сторонам, ища, чем бы вытереть кровь.

Самсон сорвал клочок хлопка и протянул ей.

— Держите.

— Спасибо. — Элизабет стиснула в ладони пушистый комок.

Рабы смотрели на нее со снисходительными усмешками. Разжав кулак, Элизабет взглянула на кровь, алеющую на белоснежном волокне.

— Как вы вообще умудряетесь собирать хлопок? — спросила она. — Он ведь жутко колючий.

— Приноровились, мэм, да и шкура загрубела, — пояснил один из рабов.

Он продемонстрировал ей заскорузлые ладони, покрытые болячками и коростой.

— Вам нужны перчатки, — решительно сказала Элизабет.

Негры лишь недоуменно переглянулись и вновь принялись за работу.

Немного понаблюдав, Элизабет заметила, что рабы дергают хлопок хоть и проворно, но с опаской. Придерживают колючие стебли одной рукой, чтобы не поранить вторую. Пожалуй, с перчатками дело бы явно продвигалось быстрей.

— Куда теперь, мэм? — поинтересовался Самсон, вновь посадив Элизабет в седло.

Она взглянула на небо. Солнце еще не достигло зенита, судя по всему сейчас около десяти утра. Возвращаться домой не хотелось: там скучно, и нечем заняться кроме чтения книг.

— Не знаю, — задумчиво протянула она. — Может, посидеть в беседке…

— А хотите к реке?

— Тут есть река?

— Да. А вы не знали? Мы там купаемся и стираем одежду, — сообщил Самсон и, уловив ее замешательство, заверил: — Не волнуйтесь, в это время там никого нет.

— Что ж, пойдем, — сказала она.

Самсон повел Снежинку к негритянскому поселку. Там он ненадолго заглянул в свою хижину, а когда вернулся, Элизабет увидела в его руках удочку.

— Вы же не против? — поинтересовался он в ответ на ее вопросительный взгляд.

Она покачала головой. Неизвестно, разрешает ли Джеймс ловить рыбу, но ей на это плевать. Негры и так голодают из-за ворюги Брауна, так что разнообразие в рационе им не повредит.

Миновав поселок и тенистую ореховую рощу, Элизабет и Самсон оказались на обрывистом берегу. Вековые деревья раскинули узловатые ветки, и с них до самой воды свисала седая бахрома испанского мха.

Самсон привязал Снежинку и подхватил Элизабет на руки. Ведущая к реке тропинка упиралась в мостки. Он ступил на деревянный настил, и с воды, крякая и шумно хлопая крыльями, взлетела парочка уток. Усадив Элизабет на грубо сколоченный стульчик, Самсон сел прямо на мостки и свесил ноги к воде.

Он достал из кармана завернутый в тряпицу вареный кукурузный початок и, отщипнув несколько зерен, бросил их в воду. Еще одно зернышко он нанизал на крючок. Элизабет с любопытством наблюдала за его действиями. Она частенько видела рыбаков на берегах Делавэра, но ей не приходилось рыбачить самой.

— Хотите попробовать? — спросил Самсон, перехватив ее заинтересованный взгляд.

— Хм… Почему бы и нет? Что надо делать?

Он поднялся на ноги и вручил ей удилище.

— Посильнее размахнитесь и забрасывайте на глубину. Вон туда, видите, где круги на воде?

Элизабет взмахнула удочкой, но крючок плюхнулся недалеко от мостков.

— Попробуйте еще раз. Позвольте?

Он перехватил удилище, завел удочку ей за голову и размахнулся. Кончик описал в воздухе широкую дугу, и крючок бултыхнулся в реку как раз там, где по воде расходились круги.

— Теперь смотрите на поплавок. — Самсон указал на торчащий из воды кусочек пера. — Как занырнет — подсекайте.

— Как это?

Большая теплая ладонь легла на ее руку.

— Вот так. — Самсон резко дернул удочку в сторону. — Чтобы рыба поглубже заглотнула крючок.

Сердце учащенно забилось, к лицу прилила кровь. Самсон был так близко, что Элизабет ощущала жар его тела. Она сидела на низком стуле, а он стоял боком к ней, и его бедра, обтянутые тонким бежевым сукном, находились на уровне ее глаз. Элизабет невольно покосилась на внушительную выпуклость у него между ног, и тут же стыдливо отвела взгляд.

Надо бы отодвинуться, не позволять Самсону стоять вплотную к ней… но ее непреодолимо тянуло к нему. Хотелось прижаться щекой к его бедру. Одной рукой стиснуть крепкие ягодицы, а вторую положить ему на…

— Клюет! — воскликнул Самсон.

Элизабет вздрогнула и уставилась на поплавок, который то уходил под воду, то выныривал на поверхность. Удилище повело вбок. Оно вырвалось бы из ее рук, не успей Самсон его перехватить. Он дернул удочкой, подсекая добычу, а затем указал на катушку, сделанную из старой жестянки.

— Медленно подкручивайте леску, — посоветовал он.

Элизабет принялась осторожно крутить рукоятку, подтаскивая рыбу к берегу, и вскоре заметила темную спинку в мутной воде. Рыба тянула так сильно, что кончик удочки изгибался дугой.

— Аккуратней. — Самсон снова схватился за удилище. — Давайте я вытащу!

Он дернул удочку вверх. Сверкнули брызги, рыбина мелькнула в воздухе и забилась на мостках, играя на солнце серебряной чешуей. Элизабет взвизгнула от восторга. Охотничий азарт ударил в голову, пьяня как молодое вино.

Самсон поднял рыбу и взвесил ее в руках. Она была почти с его предплечье длиной.

— Отличный улов, мэм!

Он ловко извлек крючок из рыбьего рта, но тут добыча вывернулась у него из рук и шлепнулась на мостки у самой воды.

— Держи ее! — воскликнула Элизабет.

Она оттолкнула от себя стул и, упав на колени, попыталась схватить рыбу. Самсон кинулся ей на подмогу.

Со смехом и нечленораздельными возгласами они ловили добычу, но рыбина так и выскальзывала из ладоней, и вместо нее Элизабет и Самсон хватали за руки друг друга.

— Стой!

— Хватай ее!

— Поймал!

Самсону почти удалось схватить рыбину, но тут она совершила отчаянный скачок, плюхнулась в воду и, вильнув на прощание хвостом, скрылась в зеленоватой глубине.

— Черт!

Разочарованно проводив добычу глазами, Элизабет посмотрела на Самсона. Их взгляды встретились, и сердце забилось сильней. Они сидели на мостках напротив друг друга, так близко, что она уловила его дыхание у себя на лице. Она увидела, как его взор опустился к ее рту, а затем ощутила, как он проводит шершавым пальцем по ее нижней губе.

— Чешуйка прилипла, — хрипло пояснил он.

Элизабет и сама не поняла, как это произошло. Какая-то неведомая сила толкнула ее вперед. Миг — и она, позабыв обо всем на свете, целует Самсона, жадно вбирая его большие мягкие губы в рот. Он не остается в долгу. Языки сталкиваются и сплетаются в жаркой пляске, пробуждая сладкие спазмы внизу живота.

Никто ее еще так не целовал. Ни Джеймс, ни поклонники до него. Она даже не подозревала, что это может быть так возбуждающе и приятно. И как во сне, она стонала и задыхалась, с упоением отвечая на поцелуй.

Не помня себя от страсти, она еще сильнее подалась вперед. Самсон сгреб ее в охапку и завалился на спину, увлекая ее за собой. Его ноги накрыло ворохом ее юбок, а Элизабет, лежа на нем, продолжала ненасытно его целовать.

Лишь ощутив под собой большой твердый бугор, она, наконец, пришла в себя.

— О, господи! — Элизабет в ужасе отпрянула, села на мостки и принялась панически озираться по сторонам.

К счастью, вокруг никого не было, но она испытала такой жгучий стыд, что казалось, будто от ее щек вот-вот пойдет дым.

Самсон вскочил на ноги и принялся торопливо оправлять на себе одежду. Его ширинка топорщилась от мощной эрекции, и, заметив это, Элизабет в смятении закрыла руками лицо. Боже, что она натворила! Что теперь Самсон о ней подумает? Потеряла голову как течная кошка. Поцеловала его, повалила на доски, чуть не запрыгнула к нему на…

— Простите, мэм, — послышался его сдавленный голос.

Убрав ладони, Элизабет увидела, что Самсон сидит перед ней на корточках.

Бархатный взгляд, притяжение красивых губ — и у нее опять сладко заныло между ног. Она невольно протянула руку и погладила его по щеке. Самсон накрыл ее ладонь своей и потерся об нее словно кот, щекоча пальцы короткой курчавой бородой.

И поцелуй, и эта невинная ласка обещали так много, а Элизабет так истосковалась по нежности и любви, что она больше не могла этому противостоять.

— Приходи ко мне сегодня ночью, — вырвалось у нее прежде, чем она успела прикусить язык.

Увидев, как изумленно расширились его глаза, Элизабет замерла.

«Боже! Какая я дура! Что я несу!» — промелькнуло у нее в голове. Она глубоко вдохнула и уже открыла рот, чтобы отшутиться, но тут Самсон тихо сказал:

— Я мечтал об этом с той самой минуты, как увидел вас.

Дыхание перехватило, по телу пробежала дрожь. Мир стремительно катился куда-то в пропасть, и Элизабет уже никак не могла это предотвратить. Омут черных глаз затягивал на глубину, лишая воли и разбивая вдребезги здравый смысл. Все, чему ее учили, к чему призывала религия и мораль, сдуло словно осенние листья, и остался лишь древний как мир плотский зов.

Самсон помог ей подняться с мостков и, подхватив на руки, понес к лошади. Он ступал твердо, уверенно, нес Элизабет будто свою добычу, крепко прижимая к себе. А она льнула к его груди, лаская пальцами шею там, где гладкая кожа переходила в затылок, поросший крохотными жесткими завитками.

Усадив ее в седло, Самсон взял Снежинку под уздцы. Копыта мягко ступали по красной земле, а Элизабет бездумно глядела по сторонам. Ей не верилось, что это происходит наяву. И поцелуй, и ее приглашение казались продолжением того сна. Ведь не могла же она и в самом деле целоваться с рабом своего мужа, а потом еще и позвать его ночью в свою постель. Может, ей все померещилось? Напекло солнцем голову?

Она взглянула на измятые юбки, потрогала языком прикушенную во время поцелуя губу. Нет. Не померещилось. Она и вправду собирается сегодня ночью изменить Джеймсу с рабом.

Впереди забелели колонны Большого Дома. Еще не поздно передумать. Не поздно сказать Самсону, чтобы он к ней не приходил. Ведь это безумие! Она не может так поступить!

Глаза скользнули по ладной широкоплечей фигуре. Самсон, словно ощутив ее взгляд, обернулся, и ласковая улыбка пробежала по его красивым губам.

«К черту Джеймса! — Элизабет до боли вцепилась в луку седла. — Он-то себе ни в чем не отказывает… Вот пускай теперь и сам примерит рога!»

Глава 23

Остаток дня Элизабет не находила себе места. Раз за разом она прокручивала в голове произошедшее и не могла сосредоточиться ни на чем ином. Она то вспоминала, как сладок был поцелуй, и томно вздыхала, прижимая к груди маленькую подушку, то приходила в ужас от глубины собственного падения и начинала молить Всевышнего о пощаде.

Да, Джеймс — мерзавец и негодяй, но разве это повод ему изменять? Разве не клялась она перед алтарем быть верной и в горе и в радости, пока смерть не разлучит их?

Но, с другой стороны, жизнь так быстротечна и коротка! Обидно профукать ее в браке с ненавистным человеком, так и не вкусив радостей плотской любви. А поцелуй Самсона обещал так много… Именно то, что воспевают в романах — эйфорию, желание, страсть. Как можно добровольно себя этого лишить?

«А что, если никакого рая и ада не существует? — подумала Элизабет, рывками покачиваясь в кресле-качалке. — И те, кто страдают в надежде на загробную жизнь, просто круглые дураки».

Но она тут же втянула голову в плечи и с опаской глянула в потолок, устрашившись, что за подобное богохульство Господь безотлагательно поразит ее громом. А даже если ее и не настигнет Божья кара, вдруг кто-нибудь заметит, как Самсон залезает к ней на балкон?

На ум пришла история, услышанная у Паркеров в гостях — о женщине, родившей цветного младенца. Все закончилось ужасной смертью трех человек. А, судя по тому, что Джеймс был полностью солидарен с обманутым мужем, пощады от него ждать не придется.

Нет, мимолетное удовольствие не стоит такого риска… Разве что, если все обставить с умом… Пить настой от беременности… После отъезда мужа Элизабет бросила его принимать, но на донышке еще немного оставалось…

«Боже, я что всерьез обдумываю, как буду спать с рабом? — одернула себя Элизабет. — Ну уж нет! Я сейчас же пошлю к нему Анну. Пусть передаст, чтобы он не приходил».

Она уже занесла руку над колокольчиком, но замерла.

«И что я ей скажу? Не признаваться же, что позвала Самсона в спальню… Хм… Пусть скажет ему, что я передумала… допустим… идти вечером на прогулку. Надеюсь, он поймет, что я имела в виду… А если нет? Вдруг он подумает, что Анна в курсе, и сболтнет ей лишнего? Господи, как же все сложно!

Что же делать? Написать ему записку? Нет, это еще хуже. Кто знает, в чьи руки она попадет… Да и Самсону достанется на орехи, если кто-то пронюхает, что он умеет читать. Нет, это тоже не выход».

Элизабет еще долго качалась в кресле, обдумывая всевозможные варианты, и в конце концов в голову не пришло ничего лучше, чем дождаться Самсона и самой с ним поговорить.

«Он же не набросится на меня с порога как дикий зверь. Я объясню ему, что это был мимолетный порыв. Временное помутнение рассудка. Извинюсь перед ним. Должен же он понимать, что между нами ничего быть не может».

— Вы сегодня какая-то взбудораженная, мадам, — заметила Анна, когда Элизабет за ужином в очередной раз уронила вилку. — Что-то случилось на прогулке?

— А? — Элизабет рассеяно подняла глаза.

— У вас из рук все валится. Вас что-то беспокоит?

— Ах нет, все хорошо. — Натужно улыбнувшись, Элизабет отрезала себе кусок отбивной.

Служанка чересчур любопытна. Надо отослать ее пораньше, чтобы к тому времени, как явится Самсон, она уже крепко спала.

Так Элизабет и поступила. Сразу после ужина она объявила, что собирается лечь спать. Анна помогла ей раздеться и совершить вечерний туалет, а затем ушла к себе.

Едва служанка ступила за порог, Элизабет встала с кровати и, доковыляв до двери, замкнула ее на ключ. Его она еще днем потребовала у свекрови, сославшись на то, что без мужчины в доме ей страшно спать с незапертой дверью.

На ней была лишь ночная сорочка. Надо бы что-то надеть. Элизабет сняла со спинки кресла пеньюар и, набросив на плечи это легкомысленное облако шелка и кружев, взглянула на себя в зеркало. Не слишком ли откровенно? Ведь давать Самсону от ворот поворот куда уместнее в строгом, застегнутом на все пуговицы платье… Но потом пришлось бы звать Анну, чтобы та помогла его снять.

В шкафу висел зимний капот. Может накинуть его? Но Элизабет тут же отмела эту мысль: в такую жару ее мигом хватит тепловой удар.

В качестве компромисса она повязала поверх пеньюара кружевную шаль и плюхнулась в кресло. Взяв со столика книгу, она попыталась читать, но буквы плясали и расплывались перед глазами, а мысли витали далеко от туманного Лондона и злоключений юного сироты.

Солнце село и для чтения стало слишком темно. Элизабет зажгла свечу и, подперев кулаком подбородок, уставилась на пляшущий огонек. Из приоткрытой балконной двери веяло теплым, как парное молоко, ветерком, доносившим пение негров, идущих с полей. С террасы слышался бубнеж свекрови, распекающей Розу и Сару за плохо выбитые ковры, а с хозяйственного двора обрывочно долетали стук молота по наковальне и мычание пригнанных с пастбища коров.

Постепенно все затихло, и плантация начала погружаться в сон. Элизабет уговорилась с Самсоном на полночь и постоянно прислушивалась, не пробьют ли внизу часы. Ожидание сводило ее с ума. Хотелось уже поскорее со всем покончить. Объяснить Самсону, что между ними ничего быть не может, и со спокойной душой лечь спать.

«Я мечтал об этом с той самой минуты, как увидел вас».

Неужели он и вправду на что-то рассчитывает? Очень глупо с его стороны. Элизабет, усиленно замахала на себя веером. Хотя, это ведь она пригласила его к себе. А разве раб посмеет отказаться от приглашения госпожи? У него просто нет выбора. Даже если бы его позвала не Элизабет, а свекровь…

Воображение тут же нарисовало картину: миссис Фаулер тянет к Самсону крючковатые пальцы, и похотливая усмешка змеится по ее тонким губам… Брр! Нет ничего отвратительней хозяина, который пользуется бесправностью раба, чтобы утолить свою низменную страсть. И она сама едва не стала такой хозяйкой. Даже если она не столь безобразна и стара, как свекровь, это не дает ей права заставлять Самсона с риском для жизни пробираться к ней в спальню.

«Нет. Когда он явится, я скажу ему, что передумала, и на этом все», — окончательно решила она и, захлопнув веер, швырнула его на стол.

В комнате было жарко, лицо вспотело, и Элизабет собралась доковылять до уборной, чтобы умыться. Но едва она приподнялась в кресле, как колыхнулась занавеска на балконной двери. Элизабет схватилась рукой за грудь и замерла.

Створка приоткрылась, и в спальню проскользнул Самсон. В полумраке просияла белозубая улыбка.

— Я здесь, мэм, — произнес он, переминаясь у окна.

— Я вижу. — С нервной усмешкой Элизабет указала на стул напротив. — Пожалуйста, присядь.

Он притворил балконную дверь и, подойдя к стулу, сел на краешек сиденья. Элизабет заметила, что Самсон гладко выбрит.

— Понимаешь ли… — Ее бросило в жар, и она, схватив со стола веер, усердно замахала им на себя. — Я… Мне… Понятия не имею, что на меня сегодня нашло, но… в общем…

Она замялась, не зная, как продолжать. Заготовленная речь начисто вылетела из головы. В тусклом отблеске свечи она увидела, как улыбка сползла у Самсона с лица.

— Понимаю, — сказал он, опуская взор. — Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Простите, если я вас чем обидел…

— Нет-нет, это ты меня извини. Просто, какое-то странное умопомрачение… Давай все забудем. Сделаем вид, будто ничего не произошло…

Тоскливый взгляд черных глаз пронзил ее насквозь. Самсон покачал головой.

— Нет, мисс Элизабет, я не забуду… — Он поднялся со стула. — Но вам не о чем волноваться. Клянусь, ни одна живая душа не узнает… А сейчас я лучше пойду.

Горло сдавило, в носу защекотало от слез. Не в силах произнести ни слова, Элизабет кивнула.

Самсон направился к балкону. Элизабет встала, чтобы закрыть за ним дверь, но наступила на больную ногу, и ее — от щиколотки до бедра — пронзила тысяча раскаленных игл.

— Ай! — Колено подогнулось, и Элизабет схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть.

Самсон тотчас же оглянулся.

— Что случилось? — встревожено спросил он.

— Нога! — пробормотала она, боясь вдохнуть, чтобы не усилить боль. Голень кололо так, будто под кожу насыпали толченого стекла.

— Болит?

— Да.

— Разрешите, я посмотрю.

Она кивнула. Самсон подошел к ней.

— Ложитесь на кровать. Так вам будет удобнее.

Элизабет снова кивнула. Пожар в ноге начал понемногу стихать, но стоило ею пошевелить, как пламя разгоралось вновь.

Самсон помог ей добраться до постели. Уложив ее среди груды подушек, онпридвинул стул и сел на него.

— Я посмотрю? — еще раз уточнил он, взявшись за подол ее ночной сорочки.

Заголять ноги перед мужчиной — верх неприличия, тем более Элизабет не надела панталон… Но сейчас ей было вовсе не до приличий. Ведь до сих пор нога почти не беспокоила ее. Опухоль спала, боли практически ушли. Почему же теперь так болит? А вдруг это гангрена, или что-то вроде того?

— Посмотри, — прошептала она.

Самсон приподнял подол — деликатно, не обнажая ничего лишнего, и подвинул ближе стоящую на тумбочке свечу. Он внимательно осмотрел ногу, легонько ощупывая ее.

— Ну, что там? — с беспокойством спросила Элизабет, приподнявшись на локтях.

— Мне кажется, повязка слишком тугая. — Он потрогал перетягивающие голень бинты. — Вы разве не замечаете?

— Хм… может быть. Знаешь, после укуса нога будто онемела. Я чувствую ее не так хорошо, как вторую.

— Давайте я размотаю бинт. Вам должно полегчать.

— Ладно, — кивнула Элизабет.

Она откинулась на подушку, а Самсон развязал узелок и осторожно согнул ногу в колене. Виток за витком он разматывал бинт, затем бросил его на пол и стал легкими поглаживаниями растирать голень.

В ногу будто вонзилась сотня колючек, но Элизабет не издала не звука. Комкая пальцами простыню, она глядела на сосредоточенное лицо Самсона. Его лоб блестел от пота, белки глаз ярко выделялись в темноте. Чуткие движения пальцев разгоняли по венам кровь, и покалывания постепенно слабели.

— Мне кажется, повязка вам больше не нужна, мэм. — Самсон посмотрел ей в глаза. — Синяк на ноге большой, но омертвение вам не грозит. Думаю, через пару недель вы сможете нормально ходить.

— Откуда ты знаешь? — спросила Элизабет.

Он пожал плечами.

— Я видел, как это было у других, мэм. Если опухоль спала, и лихорадки нет, значит все в порядке. Какое-то время нога еще будет плохо слушаться, но через две-три недели все пройдет. Думаю, вас укусила медноголовая змея. Ее яд не такой опасный, как у гремучей. К тому же я высосал какую-то часть.

Элизабет выдохнула с облегчением. Слава богу, никакой гангрены нет.

— Спасибо. Если бы не ты…

Не до конца осознавая, что делает, она протянула руку и погладила Самсона по гладко выбритой щеке. Он шумно вздохнул, а потом взял ее запястье и поцеловал туда, где бился пульс.

Элизабет ахнула, чувствуя, как по коже пробежали мурашки. Теплые влажные губы прошлись по внутренней стороне предплечья, и она в смятении замерла. Следовало бы отдернуть руку и все это прекратить, но невесомые прикосновения отзывались в теле такой сладкой негой, что Элизабет поплыла.

Как в полусне она обхватила Самсона за шею и притянула к себе. Их губы встретились в неистовом поцелуе. Горячий язык напористо и пылко проник в ее рот, и Элизабет позабыла обо всем на свете, исступленно зарываясь пальцами в курчавые волосы на затылке.

Поцелуи спустились ниже — к шее, ключицам. Затем Самсон оттянул вырез ночной рубахи и накрыл губами сосок. Элизабет со всхлипом выгнулась ему навстречу, а он стал поочередно то дразнить соски языком, то вбирать их в рот и, чуть оттягивая, выпускать. Наслаждение — острое и мучительное — растеклось по всему телу, вырывая тихие стоны из груди.

Элизабет ощутила, как его рука нырнула ей под ночную сорочку и заскользила вверх по внутренней стороне бедра. Она невольно раздвинула ноги и судорожно вздохнула, когда пальцы нежно коснулись чувствительного местечка, где уже было так мокро и горячо.

Палец запорхал как бабочка вокруг цветка, лаская набухшие лепестки и невесомо касаясь изнемогающей, сочащейся нектаром сердцевинки. Элизабет, поскуливая от удовольствия, извивалась и вращала бедрами, подставляясь под умелые ласки. Палец то и дело нырял внутрь на одну фалангу, подразнивая и распаляя похоть еще сильней.

Желание стало невыносимым. Ей захотелось большего. Захотелось ощутить Самсона в себе. Принадлежать ему без остатка, чтобы он наполнил ее собой и утолил, наконец, ее страсть.

— Возьми меня! — шепнула она ему на ухо.

Самсон поднялся со стула, расстегнул на себе рубаху и снял ее, обнажая великолепный торс. Элизабет глядела на него во все глаза. Дикая, первобытная красота завораживала, не давая отвести взор. Литые мускулы мягко сияли в золотистом свете свечи, а висящий на груди клык придавал Самсону сходство с африканским вождем.

Он расстегнул ширинку, и штаны упали на пол. Привстав на локте, Элизабет бесстыдно уставилась на мужское достоинство. А посмотреть там было на что. Перед глазами гордо вздымалось орудие внушительного калибра. Могучий, увитый венами ствол венчала лиловая головка, влажно поблескивающая в мерцании свечи.

Элизабет облизнула пересохшие губы. Как непристойно, и в то же время… красиво! Желание пощупать все это богатство боролось в ней со смущением, и Самсон, заметив ее нерешительность, взял ее руку и положил на член.

Он был теплым, упругим и таким толстым, что ее пальцы едва сомкнулись на нем. Элизабет неуверенно провела рукой вверх-вниз. В ответ на это член дернулся и стал еще тверже.

Пенис Джеймса имел куда более скромные размеры, и то причинял ей боль, но сейчас Элизабет ничего не боялась. Сгорая от возбуждения, она жаждала во что бы то ни стало ощутить Самсона в себе, пусть даже он проткнет ее насквозь.

— Иди ко мне! — Она откинулась на спину, увлекая его за собой.

Он забрался на матрас и навис над ней, опираясь на руки. Элизабет лежала под ним с раздвинутыми ногами, а сердце неистово колотилось в груди. Самсон склонился над ней и пробормотал ей на ухо:

— Вы такая малышка… Как бы я вам чего не повредил.

— Все будет хорошо.

Она обхватила Самсона за бархатистый затылок и притянула к себе. Их губы слились в опьяняющем поцелуе. Элизабет ощутила, как головка напирает на вход, и расслабила мышцы, позволяя проникнуть внутрь. Член плотно вошел во влагалище, заполняя, распирая его изнутри.

Пригвожденная к кровати, распластанная под мужским телом, Элизабет почувствовала себя абсолютно беспомощной. Сейчас Самсон был господином, а она — рабой. Но, как ни странно, ей это нравилось и заводило еще сильней.

Самсон начал двигаться — медленно и осторожно, не проникая на всю глубину. Он входил туго, и это было приятно. Элизабет подавалась навстречу, желая ощутить его в себе целиком.

Но вскоре Самсон замер, опираясь на руки. Он склонился над ее ухом и прошептал, тяжело дыша:

— Вы такая тесная. Боюсь, я долго не продержусь.

Вместо ответа Элизабет обняла его и погладила по спине. Нащупав грубые шрамы, она спросила:

— Больно?

— Нет, мэм.

— Ради бога, не называй меня «мэм»!

Ее руки скользнули ниже и стиснули круглые, гладкие как шелк ягодицы. Элизабет рывком прижала Самсона к себе так, что член вошел целиком. Она охнула и затрепетала от восторга. Теперь он весь ее, без остатка!

Самсон глухо застонал и начал снова двигаться в ней. Сперва осторожно, потом все быстрее, и вот его бедра заплясали в бешеном ритме, вбивая Элизабет в матрас.

Она крепко обхватила ногами его бока, покоряясь неистовому напору. С каждым толчком по телу расходились жаркие волны. Не будь в доме полно людей, Элизабет стонала бы в голос, а так ей приходилось прижимать руку к губам, чтобы не закричать.

Огонь разгорался, и в полузабытьи Элизабет ощутила, что приближается к точке невозврата. Она затаила дыхание, мышцы напряглись… Несколько ритмичных движений — и она сорвалась в бездну. Сладкие, невыразимо приятные судороги сотрясали тело одна за другой, а лоно обхватило член пульсирующим кольцом, превратившись в средоточие неземного блаженства.

Краем сознания Элизабет уловила свой собственный надсадный всхлип, а затем почувствовала, как рука Самсона закрывает ей рот. Она мотнула головой. Плевать, если она перебудит весь дом! Никогда в жизни ей еще не было так хорошо!

Наконец она без сил откинулась на подушку, слыша, как сердце гулко бьется в груди. Казалось, будто из тела выкачали все соки, и оно стало податливым и безвольным, как тряпичная кукла.

Когда в голове немного прояснилось, она открыла глаза и увидела над собой Самсона. Он по-прежнему был в ней и, опираясь на руки, ждал, пока она придет в себя. Поймав ее взгляд, он сверкнул в темноте белоснежной улыбкой. Она улыбнулась в ответ, слишком изнеможенная, чтобы что-то сказать.

— Теперь моя очередь, — произнес он и сделал плавный толчок.

Элизабет обняла его за плечи. Он быстро и напористо задвигал бедрами, но уже через несколько секунд со стоном вышел из нее, садясь на колени между ее раздвинутых ног. Член пружинисто вздрогнул, и мощная серебристая струя выстрелила в потолок, описывая в воздухе дугу.

Горячие капли попали Элизабет на живот, но она не обратила на это внимания, как завороженная глядя на искаженное экстазом темно-бронзовое лицо. Оно казалось самым прекрасным, что ей когда-либо доводилось видеть, и в груди так защемило от нежности, что слезы навернулись на глаза.

Наконец Самсон расслабленно вытянулся рядом с ней на кровати. Задранная ночная рубаха болталась где-то под горлом. Элизабет хотела ее одернуть, но он ей не дал.

— Пожалуйста, — попросил он, — позвольте мне полюбоваться на вас.

— Ладно, — с легким удивлением кивнула она.

Самсон помог ей избавиться от сорочки и пеньюара. Теперь она лежала голая, а он, привстав на локте, ласково поглаживал ее грудь и живот. Элизабет невольно вспомнила, как разделась перед Джеймсом в первую брачную ночь. Как он пренебрежительно говорил с ней, как равнодушно на нее смотрел. А сейчас она просто таяла в обожании и восторге, что плескались через край в устремленных на нее черных глазах.

Одного этого взгляда хватило, чтобы у нее опять приятно заныло между ног. Опустив взор, она заметила, что у Самсона после соития практически не опал член. Странно… Джеймса хватало на один раз, после чего он прикрывал халатом свой обмякший отросток и уходил.

Она коснулась члена, затем обхватила его. Он был чуть мягким, но уже через секунду она ощутила, как он буквально каменеет в ее руке.

— Осторожнее, мэм, иначе мне придется снова на вас залезть, — с улыбкой сказал Самсон, поглаживая ее по щеке.

— Давай ты хотя бы в постели не будешь называть меня «мэм». — Элизабет еще сильнее стиснула пальцы вокруг подрагивающего ствола.

— Как вам будет угодно, мэм.

— Да ты издеваешься! — Она со смехом притянула Самсона к себе.

Он снова овладел ею, и второй раз оказался еще лучше первого. Потом Элизабет, удовлетворенная и уставшая, лежала в объятиях Самсона. Несмотря на жару, она прижималась к его влажному от испарины телу, и ей было хорошо как в раю.

И нет, совесть ее совершенно не мучила. Напротив, Элизабет содрогалась при мысли о том, что могла бы прогнать Самсона и тогда не познала бы такого блаженства.

Глава 24

Элизабет проснулась только к полудню. В полудреме она потянулась и обнаружила, что у нее ноют мышцы бедер и живота. Ей не приснилось — она действительно изменила мужу с рабом! Самсон провел с ней всю ночь и ушел лишь когда забрезжил рассвет. Сладостное упоение его объятий было лучшим, что случалось с Элизабет до сих пор.

Эйфория расцветила все вокруг яркими красками и наполнила грудь искристым теплом. Элизабет лежала, прижимая к себе подушку, и мысленно смаковала каждый миг, проведенный с Самсоном наедине. Как страстно и трепетно он ее ублажал! Как благодарно ее тело отзывалось на его ласки!

Чуткие прикосновения и поцелуи разожгли в ней такое пламя, о котором она даже не подозревала. После неудачного опыта с Джеймсом она и не думала, что с мужчиной может быть так хорошо.

Джеймс… Ненавистное имя ввинтилось в мозг ржавым сверлом. Хоть бы он пробыл на Севере как можно дольше! Пока его нет — она сможет тайно встречаться с Самсоном и наслаждаться близостью с ним. Но когда муж вернется… Нет, не стоит сейчас об этом думать. У них еще много дней впереди.

В ее мысли ворвался стук в дверь и обеспокоенный голос служанки:

— Мадам?

— Анна? — Элизабет привстала на кровати.

— С вами все в порядке? Уже обеденный час, а вы все не звоните.

— Что-то я заспалась. — Элизабет нарочито громко зевнула. — Входи.

Дверная ручка повернулась, но дверь не поддалась.

— Закрыто, — растерянно пробормотала служанка.

— Ах да! — Элизабет заметила торчащий в замочной скважине ключ. — Одну минуту.

Она поднялась с постели и, дохромав до туалетного столика, взглянула на себя в зеркало. Лихорадочный румянец, растрепанные волосы, воспаленные пунцовые губы — отражение предательски выдавало, что его хозяйка провела бурную ночь.

— Черт… — выдохнула Элизабет и вдруг увидела на шее огромный лиловый засос. — Черт!

Она подобрала валявшуюся на ковре шаль и закуталась в нее по подбородок, прикрывая столь явное доказательство греха. Кое-как пригладив лохмы на голове, она наконец, отперла дверь.

— Доброе утро, мадам. — Анна переступила порог. — Точнее сказать, добрый день.

Она вдруг остановилась и завертела головой по сторонам, шумно принюхиваясь.

— Чем это у вас тут пахнет? — недоуменно спросила она.

Элизабет покраснела. Сама она никаких посторонних запахов не чуяла, скорее всего, ее нос к ним привык. Но в наглухо закупоренной спальне, где всю ночь два разгоряченных тела сплетались на ложе любви, запашок, должно быть, еще тот.

— Да вроде ничем, — пробормотала она.

Взгляд упал на кровать, и по спине прокатился холодный пот. На измятой простыне отчетливо темнели подозрительные пятна, и Элизабет прекрасно знала, откуда они взялись. Она молнией метнулась к постели и уселась на нее, прикрывая улики собой.

Анна как-то странно покосилась на нее и направилась к шкафу.

— Какое платье вы хотите надеть? — распахнув створки, спросила она.

— Э-э-э… белое в голубой цветочек. — Элизабет вспомнила, что давно не надевала этот наряд, а значит, он должен висеть где-то в глубине.

Пользуясь тем, что Анна зарылась в шкаф с головой, она мигом набросала на пятна кучу подушек. Окинув комнату быстрым взглядом и больше ничего предосудительного не обнаружив, она допрыгала на одной ноге до балконной двери и распахнула ее, чтобы впустить свежий воздух.

— Душно очень, — зачем-то пояснила она служанке.

— Так снимите шаль, — подсказала та, на что Элизабет лишь поежилась.

— Да… что-то мне вчера шею продуло, — пробормотала она, — когда я ездила на поля.

Анна вынырнула из шкафа, держа в охапке ворох белого в цветочек муслина.

— Поберечься бы вам, мадам, — сказала она. — Вы еще не совсем оправились от укуса змеи, а уже носитесь повсюду как угорелая. Да еще и этот Самсон…

Элизабет напряглась, а служанка положила платье на кровать и продолжила:

— Что люди о вас подумают? Здоровенный черный негр таскает вас на руках, а вы к нему льнете как кошка.

— Ни к кому я не льну! — возмутилась Элизабет, чувствуя, что покраснела до корней волос. — Если я не могу ходить, мне что теперь, и с кровати не вставать? И вообще, это не твое дело. Подавай одеваться!

Обиженно поджав губы, Анна достала из шкафа исподнее и корсет. Элизабет прикрыла волосами засос и сняла шаль, а, одевшись, тут же закуталась в нее обратно.

— Будете обедать в комнате? — поинтересовалась служанка, причесывая ее.

— Да, — кивнула Элизабет.

Она потянулась за туалетной водой, но когда взялась за флакончик, у нее засаднил палец, который она вчера поранила о хлопчатник. Взглянув на царапину, Элизабет вспомнила, что обещала раздобыть для негров перчатки. Но где же их взять? Придется поговорить со свекровью.

— Знаешь, я передумала. — Она взглянула на Анну в зеркало. — Пообедаю внизу с миссис Фаулер.

— Оно и правильно, мэм. С родней надо поддерживать хорошие отношения.

Господи, опять эти нравоучения! Элизабет закатила глаза, но перечить не стала. От служанки ей было нужно кое-что еще…

— Анна, — она сделала глубокий вдох, — у меня закончилось снадобье…

— Какое снадобье?

— Ну… то, что ты приносила мне. Помнишь?

— От беременности, что ли?

— Ну да.

Служанка вытаращила на нее пронзительно-голубые глаза.

— А зачем оно вам? Мистер Фаулер же в отъезде, — справедливо заметила она.

Черт! Это провал. Элизабет вчера допила последние капли. Но она не собирается отказываться от свиданий с Самсоном, поэтому снадобье ей нужно позарез! Хоть его семя и оказалось на простыне, а не у нее внутри, дополнительная предосторожность не повредит.

— Ну… просто… на всякий случай, — начала она и, поняв, как двусмысленно это прозвучало, торопливо поправилась: — Я имею в виду, вдруг Джеймс неожиданно вернется из поездки? Пусть лучше снадобье будет у меня под рукой.

— Это конечно не мое дело, мадам, — сухо заметила Анна, убирая пучок на затылке Элизабет под сеточку для волос, — но почему вы не хотите родить мистеру Фаулеру малыша? Глядишь, и отношения бы наладились. Ребеночек бы укрепил ваш брак.

«Ага. Особенно чернокожий», — подумала Элизабет, а вслух сказала: — Я просто еще не готова стать матерью. Мне нужно время.

— А времени-то у вас и не густо, мэм. Вам уж двадцать годков-то стукнуло. У моей мамаши в этом возрасте уже двое нас было.

— А что ж ты сама еще никого не родила? — съязвила Элизабет, но тут же устыдилась своих слов. Вместо того, чтобы с достоинством осадить служанку, перешла на личности а-ля «сам дурак».

— Так я — девица, мадам, а вы — мужняя жена, — спокойно ответила Анна. — Если вы не хотите рожать детей, зачем же тогда выходили замуж?

— Не поверишь, я и сама постоянно задаю себе этот вопрос. — Элизабет тяжело вздохнула. — Анна, ну пожалуйста, будь добра, достань мне еще одну бутылочку! Я подарю тебе браслет. Хочешь тот, с зелеными камушками?

— Ладно, мадам, но это будет в последний раз. Понимаете… — Анна замялась. — Теперь ведь жалование мне платит мистер Фаулер, и если он узнает, что я помогала вам его обмануть…

— Он не узнает! — Элизабет схватила ее за руку. — Клянусь!

Анна ничего не сказала, лишь кивнула без особого энтузиазма.

— Вы собирались спуститься, — напомнила она. — Мне позвать этого вашего Самсона?

— Да. Скорей всего он в конюшне.

— Хорошо, мэм.

Служанка вышла за дверь, а Элизабет осталась сидеть перед зеркалом, переваривая услышанные слова. Она привыкла считать Анну союзницей, чуть ли не подругой, и как-то упустила из виду, что теперь жалование ей платит Джеймс.

«Но ведь это мои деньги! — с возмущением подумала Элизабет. — Какое он имеет право ими распоряжаться? Ах, если б я только знала, что брак — это рабская кабала, то ни за что на свете не вышла бы замуж».

Она достала из ящичка голубой газовый платок и, приспустив шаль, обернула его вокруг шеи. Пальцы ловко завязывали над засосом красивый бант, а в голове лихорадочно роились мысли.

Может попытаться добиться развода? Но как? С чего начать? Должны же быть какие-то законы на этот счет. Спросить бы у кого-то, кто во всем этом разбирается… У какого-нибудь адвоката… Но где его найдешь в этой глуши?

«Алекс Паркер! — осенило ее. — Он ведь адвокат! Поеду к Мэйбл и попробую разузнать, сможет ли он чем-нибудь мне помочь».

Нехорошо, конечно, выносить сор из избы, и рассказывать посторонним о том, что она хочет развестись, прожив всего несколько месяцев в браке. Но разве есть другой выход? Мэйбл — хорошая женщина, быть может, она или ее муж подскажут решение.

Нужно ехать! Ах, если бы только не эта чертова нога! Элизабет приподняла юбки, задрала штанину панталон и посмотрела на голень. Вокруг укуса все еще расплывался огромный синяк, и мышца болела, если на нее надавить, но в целом стало гораздо лучше.

Элизабет поправила шаль и поднялась. Убедившись, что может стоять на двух ногах, она сделала пару шагов. Вышло неуклюже: икра заныла, плохо сгибался сустав, но с поддержкой она сумеет проковылять несколько ярдов. Верхом, конечно, ей не добраться, но можно взять экипаж.

В дверь постучали. Элизабет сказала: «Войдите!», и на пороге показался Самсон. Рослая плечистая фигура заполонила собой весь проем, и у нее перехватило дыхание. Картины минувшей ночи промелькнули в ее мозгу, и Элизабет застыла, судорожно схватившись за спинку стула.

— Доброе утро, мэм.

Самсон шагнул в комнату, и лишь сейчас Элизабет увидела Анну, маячившую у него за спиной.

— Скорее уж «добрый день». — Элизабет нервно усмехнулась. — Что-то я сегодня совсем разоспалась.

Он пристально взглянул ей в глаза, и его губы дрогнули в понимающей улыбке. Но в ту же секунду он опустил голову, вновь превращаясь из любовника в раба.

— Вы меня звали, мэм?

— Да. Помоги мне спуститься в столовую.

Он подошел к ней и наклонился. Обхватывая его за шею, Элизабет поймала осуждающий взгляд служанки, но ей уже было на это плевать. Когда Самсон подхватил ее на руки, она прильнула к его крепкой груди, уловила биение его сердца, и весь мир перестал для нее существовать.

Самсон понес ее по лестнице на первый этаж. Элизабет вспомнила, как эти сильные руки сжимали ее в объятиях прошлой ночью, и ощутила, как от желания намокло между ног.

— Я хочу тебя! — шепнул Самсон ей на ухо. — У меня сейчас ширинка лопнет.

Лицо полыхнуло, и Элизабет в смятении глянула вниз. Ее юбки, свисая чуть ли не до самого пола, прикрывали бедра Самсона от посторонних глаз. Пока он ее несет — никто ничего не увидит. Но что будет, когда он поставит ее на пол?

Как назло в столовой было полно народу. Миссис Фаулер, прямая как жердь, сидела за накрытым столом. Роза и Сара вытянулись по струнке у нее за спиной. Пэтси вальяжно размахивала опахалом, а у двери стоял Цезарь и, подобострастно согнувшись, о чем-то докладывал госпоже.

Когда Самсон с Элизабет на руках переступил порог, все дружно уставились на них. Брови миссис Фаулер поползли вверх, собирая лоб горизонтальными складкми.

— Элизабет? — удивилась она. — Какими судьбами?

— Вот, решила составить вам компанию за обедом. — Элизабет растянула губы в слащавой улыбке.

— Что ж… — Свекровь кисло скривилась. — Очень мило с твоей стороны. Садись.

Цезарь выдвинул стул, и Самсон усадил Элизабет на сиденье. Мельком оглянувшись, она заметила, что он встал так, чтобы спинка стула по пояс закрывала его.

Свекровь бросила на него недовольный взгляд.

— Нечего этому ниггеру здесь торчать, — проскрежетала она. — В доме и так от черномазых не продохнуть. — Она пренебрежительно помахала рукой. — Давай, убирайся отсюда!

— Д-да, мэм, — промямлил Самсон и не двинулся с места.

Черт! Видимо, его возбуждение еще не прошло, и если он отойдет от стула, то все увидят, как топорщатся его штаны.

— Что встал как баран? Исчезни! — нетерпеливо буркнула миссис Фаулер.

— Постой! — воскликнула Элизабет. Она сорвала с себя шаль и сунула Самсону в руки. — Жарко здесь. Отнеси, пожалуйста, наверх.

— Сделаю, мэм, — с явным облегчением выдохнул он.

Скомкав шаль так, чтобы свисающие края прикрывали пах, он двинулся к выходу.

— Да, и заложи экипаж, — добавила Элизабет прежде, чем он ушел, — После обеда отвезешь меня к миссис Паркер.

— Как скажете, мэм.

Когда Самсон скрылся за дверью, Элизабет посмотрела на свекровь. Та сидела, прищурившись, а ее губы превратились в узкую щель. В руках она сжимала вилку и нож, наставив их на Элизабет так, словно собиралась ее заколоть.

— Что с вами? — с наигранным беспокойством осведомилась Элизабет. — Вы проглотили кость?

— С чего ты решила, будто можешь брать коляску, когда тебе вздумается? — проворчала старуха. — И что это еще за новые правила для рабов?

— Так вам уже все известно?

— Само собой. От меня в этом доме ничего не укроется, дорогуша.

«Кроме того, что твоя невестка всю ночь прокувыркалась с рабом, — со злорадством подумала Элизабет. — Но кто ей донес о новых правилах? Браун? Вряд ли. Не припоминаю, чтобы он перед ней отчитывался…»

Взгляд упал на Цезаря, который, надувшись как индюк, стоял у двери. У старого пройдохи везде глаза и уши. Наверняка он пронюхал, что у негров был обеденный перерыв, и побежал докладывать госпоже.

— Я в этом доме хозяйка, если ты еще до сих пор этого не поняла, — сердито добавила свекровь.

Элизабет пожала плечами.

— В доме — может быть, а плантациями заправляет мой муж. А пока его нет — приказы отдаю я.

— Ты же ни черта не смыслишь в делах! — возмутилась миссис Фаулер. — Как ты можешь управлять плантацией? Ты нас разоришь!

— Не нужно разбираться в делах, чтобы понять: если загнать рабов до смерти, то они ничего не соберут, — возразила Элизабет.

— Мы уже сто лет выращиваем хлопок на этой земле, — зашипела старуха, — и не какой-то пришлой янки учить нас, как обращаться с рабами. Как ты смеешь здесь командовать? Джеймс поручил дела Биллу Брауну, а не тебе.

— Ах, Биллу Бра-ауну, — насмешливо протянула Элизабет. — Отлично, тогда позовите его, и мы расставим все точки над i.

Миссис Фаулер передернула костлявыми плечами.

— Ну что ж… — Она повернулась к дворецкому. — Цезарь, пригласи-ка сюда мистера Брауна. Хочу еще раз ему напомнить, чьи именно приказы он обязан исполнять.

Негр недовольно отклячил нижнюю губу: ему явно не хотелось по жаре тащиться в поля, но делать ничего не оставалось. Когда он скрылся за дверью, миссис Фаулер демонстративно швырнула столовые приборы в тарелку и поднялась.

— Что-то пропал аппетит, — сообщила она и вышла вон.

А Элизабет, напротив, умирала от голода. После бурной ночи и пропущенного завтрака, желудок выводил заунывные трели на все лады. Схватив нож и вилку, она с жадностью набросилась на сочную, хоть и остывшую отбивную.

Когда она управилась с мясом и взялась за вафли, политые растопленным маслом, в столовой появился запыхавшийся Цезарь.

— Мисс Дороти просит пройти вас в гостиную, мэм.

— Угу, — буркнула Элизабет с набитым ртом.

Откусив еще кусок нежной выпечки и хлебнув апельсинового сока, Элизабет нехотя вышла из-за стола и, опершись на руку дворецкого, поковыляла в гостиную.

Миссис Фаулер гордо выпрямилась на диване. Свою необъятную черную юбку она расправила на сиденье, не оставив на нем свободного места. Перед ней, комкая в руках шляпу, переминался с ноги на ногу Билл Браун.

Он исподлобья зыркнул на Элизабет и проворчал:

— Добрый день.

— Добрый день. — Она кивнула и села в кресло.

В гостиной воцарилась гнетущая тишина, лишь часы громко тикали на каминной полке. Одутловатое лицо надзирателя блестело от пота, жидкие пряди волос прилипли ко лбу. Он опасливо переводил взгляд с Элизабет на миссис Фаулер, явно гадая, известно ли последней о его грешках.

— Мистер Браун, — наконец заговорила старуха, — отдавал ли мой сын перед отъездом распоряжение насчет того, что в его отсутствие вы должны подчиняться его жене?

Управляющий посмотрел на Элизабет. Она склонила голову набок и с вызовом подняла бровь.

— Э-э-э… — замялся он. — Понимаете ли…

— Что «понимаете ли»? — рявкнула свекровь. — Отвечайте: да или нет!

— Погодите. — Элизабет поспешила ему на помощь. — Давайте зайдем с другой стороны. Мистер Браун, сколько хлопка собрали за вчерашний день?

Управляющий поскреб взлохмаченную макушку.

— Сорок тюков, мэм.

— А до этого сколько собирали в среднем?

— Тридцать девять — сорок.

— Вот видите? — Элизабет торжествующе повернулась к свекрови. — Вчера негры работали на три часа меньше, а собрали столько же. Выходит, я оказалась права.

Миссис Фаулер недоверчиво хмыкнула и с подозрением уставилась на управляющего.

— Не может быть, — проворчала она. — Как вы это объясните, мистер Браун?

— Э-э-э… — Он утер лоб рукавом. — Наверное, ниггеры лучше старались, чтобы им оставили новый режим.

Элизабет с улыбкой кивнула. Говорить, что настоящая причина — поддельные гири, она не стала.

— То есть, до этого они не старались? — взвилась миссис Фаулер. — А за что же тогда, скажите на милость, мы платим вам жалование?

Управляющий весь скукожился, явно мечтая провалиться сквозь землю. Он беспомощно посмотрел на Элизабет.

— Видимо, мистер Браун не знал, что пряник эффективнее кнута, — предположила она. — Отныне он будет работать как следует. Не так ли, мистер Браун?

— Да, мэм. — Он усердно закивал головой.

— Вздор какой-то, — проворчала миссис Фаулер. — Как можно работать меньше, а собрать столько же? Ничего не пойму.

— А вам и не нужно ничего понимать. — Элизабет обворожительно улыбнулась. — Предоставьте это мне. Я ведь янки, а значит, деловая хватка у меня в крови.

Свекровь презрительно фыркнула. Она подобрала юбки, намереваясь подняться с дивана, но Элизабет заявила:

— Еще кое-что. Мне нужны перчатки.

— Какие перчатки? — Миссис Фаулер недоуменно уставилась на нее.

— Для рабов.

— Это еще что за блажь? — встрепенулась свекровь. — Ты в своем уме?

— Хлопчатник очень колючий. Взгляните, как я оцарапалась об него. — Элизабет продемонстрировала пострадавший палец. — Негры придерживают куст одной рукой, чтобы не пораниться. Если мы дадим им перчатки, они смогут собирать хлопок двумя руками, и дело пойдет быстрее.

Свекровь вопросительно взглянула на Брауна, а тот лишь растеряно пожал плечами.

— Чушь какая-то! — буркнула она. — Наша семья сто лет растит хлопок на этой земле, и я ни разу не слыхала, чтобы ниггерам давали перчатки. Да нас все засмеют!

— И что с того? Зато вы раньше всех соберете урожай и успеете его продать, прежде, чем упадут цены. Увидите, через год все соседи возьмут с вас пример.

Миссис Фаулер задумалась, теребя оборки своего платья. Видимо, алчность боролась в ней с упрямством.

— Ты точно знаешь, что это сработает? — наконец осведомилась она.

— Давайте проверим. Дадим нескольким рабам перчатки и посмотрим, как много хлопка они соберут.

— Что ж, будь по-твоему, — процедила свекровь. Она перевела взгляд на дворецкого, который стоял у двери и старательно делал вид, что не прислушивается к разговору. — Цезарь!

— Да, мэм.

— Снимай перчатки!

Негр изумленно выкатил глаза и взглянул на свои кисти, обтянутые белыми нитяными перчатками.

— Мэм? — недоуменно переспросил он.

— Оглох, что ли? — Миссис Фаулер требовательно протянула руку. — Снимай и давай их сюда. И неси остальные пары, что у тебя есть.

Цезарь так выпятил нижнюю губу, что она почти достала до подбородка.

— Отдать мои перчатки грязным полевым ниггерам?! — голосом, звенящим от праведного негодования, воскликнул он. — Но, мисс Дороти!..

— Живо! — рявкнула свекровь.

Дворецкий, насупившись словно бык и возмущенно сопя, принялся медленно, по одному пальцу, стягивать с рук перчатки. Толстые губы беззвучно шевелились, но высказаться вслух Цезарь не рискнул. Наконец он снял перчатки и с самым скорбным видом протянул их свекрови.

Она небрежно кивнула на управляющего.

— Отдай их мистеру Брауну. Остальные пары — тоже, и не вздумай ничего утаить.

— Но мисс Дороти, — чуть не плача, взмолился Цезарь, — как же я без перчаток-то?

— Переживешь. Ты все равно целыми днями бездельничаешь. Давай, неси их сюда!

Дворецкий сгорбился и побрел к выходу, едва волоча ноги. Элизабет не без злорадства смотрела ему вслед. Похоже, перчатки давали этому зазнайке повод задирать нос перед другими рабами, а теперь его авторитету нанесен сокрушительный урон.

В дверях Цезарь едва не столкнулся с Самсоном. Тот проводил опечаленного дворецкого недоуменным взглядом и повернулся к Элизабет.

— Коляска подана, мэм, — сообщил он.

Элизабет кивнула свекрови и, не обращая внимания на недовольство, написанное у той на лице, произнесла:

— К сожалению, вынуждена вас покинуть, мадам. — Она повернулась к Биллу Брауну и приказала: — Завтра дадите рабам перчатки. Самсон скажет, кому из них.

Бородатая физиономия управляющего досадливо скривилась, но свое мнение он придержал при себе.

Самсон подхватил Элизабет на руки и вынес из дома. На подъездной площадке стояла коляска, запряженная парой гнедых. Усадив Элизабет на бархатное сиденье, Самсон забрался на козлы.

— К Паркерам? — поинтересовался он, оглянувшись через плечо.

— Да, — кивнула она.

Он щелкнул вожжами, и ландо с шорохом покатилось по гравию.

Глава 25

Коляска ехала по тенистой аллее. Дубовые ветки ажурным сводом сплетались над головой. Обмахиваясь веером, Элизабет буравила взглядом широкую спину Самсона, умело управляющего лошадьми, и предавалась воспоминаниям о прошлой ночи.

Глядя на могучие плечи, обтянутые белой сорочкой, Элизабет ощущала, что плывет. До боли захотелось его обнять. Запустить под рубаху ладони, прижаться щекой к ложбинке между лопатками и закрыть глаза, вдыхая будоражащий запах тела.

Аллея закончилась, и вдоль дороги потянулись бескрайние хлопковые поля. Элизабет решилась прервать затянувшееся молчание:

— Что говорят о новом режиме работы? — спросила она.

Самсон обернулся через плечо.

— Народ доволен, — сказал он, — но никто не верит, что это надолго. Говорят, когда вернется ваш муж, все станет как раньше.

Джеймс… Горло будто сдавила невидимая рука. За его недолгое отсутствие Элизабет успела вкусить сладость свободы. Но он приедет, и все вернется на круги своя…

— Я постараюсь его убедить, что загонять рабов до полусмерти невыгодно, — пробормотала она.

— Надеюсь, он вас послушает, — ответил Самсон, но в его голосе не было особой уверенности.

Элизабет и сама понимала, что обвести мужа вокруг пальца будет не так просто, как его мать. Он не поверит, что, работая на три часа меньше, негры ухитряются собрать столько же лишь потому, что они хорошо отдохнули. Придется рассказать ему о махинациях управляющего. Но скорей всего, Джеймс попросту вернет прежние порядки, а «лишний» хлопок, который воровал Браун, будет оставлять себе.

Ладно, сейчас нет смысла об этом гадать. Еще неизвестно, когда он вернется. Может, к тому времени весь урожай уже соберут.

Они ехали дальше, и хлопковые поля сменились шелестящей кукурузой. Навстречу то и дело попадались телеги, запряженные волами и мулами, и красная дорога была сплошь в рытвинах и колеях.

— Мэм? — подал голос Самсон.

Элизабет покоробило такое обращение, после того, как они провели вместе ночь, но поправлять его она не стала.

— Да?

— А вы не задумывались, куда мистер Браун девал краденый хлопок?

— Наверное, кому-нибудь продавал, — предположила она. — А что?

— Он воровал пятнадцать тюков из ста, мэм. Даже если он спихивал их по дешевке, у него должна скопиться целая прорва денег.

Элизабет нахмурила брови. А ведь и правда. Наверняка Браун ворует уже несколько лет. Живет он на всем готовом и, судя по его лохмотьям, не слишком тратится на одежду. Куда же он девал все эти деньги?

— Знаете, что я думаю? — продолжил Самсон.

— Говори.

— Деньги закопаны у него на заднем дворе.

— С чего ты решил?

Он хотел ответить, но тут ландо подскочило на ухабе, и он тотчас схватился за вожжи, осаживая лошадей. Они поехали дальше, но прежде чем Самсон смог продолжить свой рассказ, из-за поворота вынырнула тяжело груженая телега. Чтобы с ней разъехаться, пришлось свернуть на обочину.

Когда колымага проехала, Самсон стегнул вожжами гнедых, и коляска снова тронулась в путь. Ее трясло, колеса грохотали, из-под копыт поднималась красная пыль. Разговаривать в таких условиях было не с руки, поэтому, завидев впереди тропинку, ведущую в сосновый бор, Элизабет попросила:

— Сверни-ка здесь. Остановимся, поговорим.

Самсон повернул, и коляска с шорохом покатилась по опавшей хвое. Заехав в глубокую чащу, он натянул вожжи.

— Тпру-у!

Ландо остановилось, и Самсон повернулся к Элизабет.

— В позапрошлую ночь к нам приходила Кэнди… — начал он и, уловив ее вопросительный взгляд, пояснил: — Кэнди работает в прачечной. И чтобы Браун не погнал ее в поле, ей приходится ходить к нему… сами понимаете зачем…

Элизабет кивнула без особого удивления. Чего еще ожидать от этого негодяя? Похоже, в «Персиковой долине» спят с чернокожими все, кому не лень. Джеймс, Билл Браун… да и она сама недалеко от них ушла…

Самсон явно заметил, как зарумянились ее щеки, и у него как-то по-особому заблестели глаза. Но он, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Так вот, в тот вечер, когда вы разоблачили Брауна, он велел Кэнди прийти к нему ночью. Она говорит, что он всегда был грубияном и скотом, но в ту ночь она испугалась, что и вовсе не уйдет от него живой. Говорит, он был пьяный в хламину. Душил ее, бил о спинку кровати, а как сделал дело — вытолкал голой за порог.

— Господи, бедная девушка! — выдохнула Элизабет. — Почему она не рассказала об этом мне?

Самсон пожал плечами.

— Люди боятся, мэм. Если честно, никто не верит всерьез, что вы сможете что-либо изменить.

Элизабет вздохнула. Она и сама не слишком-то в это верила. Даже если ей и удалось прижать Брауна к ногтю, когда вернется Джеймс, наверняка все станет как раньше.

— Ну так вот, — продолжил Самсон, — выгнал он Кэнди на улицу. А у нее ноги от страха так тряслись, что она и шагу сделать не могла. Села она, значит, под забором перевести дух и подумать, как бы забрать свое платье, чтобы не тащиться через поселок в чем мать родила. И тут видит: открывается дверь, и выходит Браун с лопатой.

— С лопатой?

— Ага. Кэнди чуть со страху не померла. Подумала, что он хочет ее убить и закопать. Но он ее даже не заметил. У него там куча хлама навалена в углу двора — ящики, доски… Так он их отодвинул, и начал копать.

— Прятал деньги? — догадалась Элизабет.

— Скорей, хотел перепрятать, да передумал, — уточнил Самсон. — Кэнди говорит, что он откопал какую-то посудину, вроде как чайник. Смотрел на него, смотрел, а потом взял и закопал назад. Так вот, мэм, я думаю, в том чайнике — деньги.

— Хм, похоже на то. — Элизабет резко захлопнула веер и нервно стиснула рукоять. — Кто-нибудь еще об этом знает?

— Люси знает, — ответил Самсон. — Когда Браун ушел, Кэнди побежала к нам — они дружат, и наш дом ближе всех. Она попросила у Люси платье и рассказала о том, что видела. Я сперва не придал этому значения. Ну чайник и чайник, мало ли что пьяному в голову взбредет… А потом поразмыслил и скумекал…

Элизабет помрачнела. Как можно было забыть, что Самсон по-прежнему живет с Люси? Ревность холодной змеей заползла в грудь, вонзая в сердце ядовитые зубы. Чтобы не выдать своих чувств, Элизабет развернула веер и принялась им обмахиваться, прикрывая лицо. Совладав с собой, она спросила:

— Как бы нам заполучить этот чайник?

— Я постараюсь его откопать, — ответил Самсон.

— Спасибо, только будь осторожен.

Он кивнул, и воцарилась тишина, которую прерывала лишь барабанная дробь дятла где-то вдали. Самсон сидел на козлах вполоборота, и Элизабет видела, как напряженно он ждет ее следующего приказа.

— Иди ко мне! — тихо сказала она.

Его не надо было просить дважды. Он мигом крутнулся на козлах, запрыгнул в коляску и плюхнулся на сиденье рядом с ней. Она с блаженным выдохом прижалась к его плечу.

Их губы встретились. Элизабет упоенно отвечала на поцелуй, трясущимися пальцами расстегивая пуговицы на его рубахе. Справившись с застежкой, рука нетерпеливо нырнула в вырез и заскользила по голой груди. Упругие, влажные от испарины мышцы, маленькие твердые соски — Элизабет застонала, чувствуя, как от возбуждения свело между ног.

Самсон сунул руку под ее юбки и, развязав тесемку на панталонах, потянул их вниз. Элизабет приподняла таз, чтобы ему было легче их снять, и в предвкушении раздвинула ноги. Когда пальцы влажно скользнули по жаждущей плоти, Элизабет всхлипнула и, запрокинув голову, заерзала на сиденье, подставляя под ласки самые чувствительные места.

Пальцы — толстые, заскорузлые, но вместе с тем на удивление нежные — играли с ней, все сильнее разжигая пыл. Урча от удовольствия, Элизабет пыталась поглубже насадиться на них, но Самсон не давал ей этого сделать, подразнивая прикосновениями, невесомыми как дуновение ветерка.

Пытка стала невыносимой. Мало! Ей было мало! Хотелось еще и еще! Не в силах больше терпеть, Элизабет вскочила, схватила Самсона за плечи и впечатала его в спинку сиденья. Он откинул голову и с вызывающей улыбкой посмотрел ей в глаза.

— Наглец!

Она накрыла ладонью его лицо и медленно скользнула по нему пальцами. Очертила твердые скулы, шершавый подбородок, большой теплый рот… Самсон потерся щекой о ее руку. Элизабет оперлась на сиденье коленом и, склонившись над Самсоном, прильнула к его губам.

Он подхватил ее под бедра и усадил на себя. Она сдернула рубаху с его шоколадных плеч, а он оттянул вырез ее лифа, выпуская на свободу грудь. Элизабет подалась вперед, и он зарылся носом в ложбинку. Она обхватила его затылок, ныряя пальцами в мелкие жесткие завитки, а Самсон стал поочередно облизывать ее соски.

Элизабет не сдерживала стонов, и ей было все равно, что кто-нибудь может их услыхать. Сидя верхом на Самсоне, она ощутила, что он до предела возбужден. Она расстегнула пуговицу на штанах, и в ладони оказался толстый, твердый как камень член. Пальцы стиснули бархатистый ствол, и между ног все сладко сжалось в ответ.

Самсон судорожно вздохнул. Он сунул руки под ворох юбок и обхватил ее ягодицы. Она привстала, а он взял ее под бедра и медленно опустил на себя. Член плавно и туго вошел в нее, и Элизабет затрепетала от удовольствия. Совершенно забыв о больной ноге, она заскакала на Самсоне как на необузданном жеребце, с каждым толчком ускоряя темп.

Он тискал ее задницу и подмахивал бедрами, высоко подбрасывая ее на себе. Ее грудь подпрыгивала у него перед лицом, и Самсон то и дело мягко ловил губами соски. Рессоры скрипели, лошади всхрапывали и нервно пряли ушами, но Элизабет ничего не замечала вокруг себя. Вцепившись пальцами в спинку сиденья, она исступленно прыгала на Самсоне, и все ее существо отдалось на волю диких страстей.

Она была как закипающий чайник, когда в воде появляются первые колкие пузырьки. С каждой секундой напряжение нарастало, пламя разгоралось сильней. Миг — и вода забурлила, из носика повалил буйный пар. Элизабет всхлипнула и выгнулась всем телом, чувствуя, какгорячее острое наслаждение разливается у нее внутри.

Когда все утихло, она обвила руками шею Самсона и обессилено повисла на нем. Он еще несколько раз подбросил ее на себе, а потом резко снял с себя и поставил на дно коляски.

Тяжело дыша, Элизабет склонилась над ним, коснувшись головой его лба. Стиснув член, она ощутила, как он пульсирует в ее руке, и еще крепче сжала кулак. Самсон хрипло застонал и горячим фонтаном излился на ее пальцы…

Потом они сидели в обнимку и смотрели, как по синему небу плывут белоснежные облака. Сосновые кроны перешептывались над головами, смолистый ветерок приятно остужал пылающие тела. Вот бы этот миг никогда не кончался! Чтобы не нужно было возвращаться домой, корчить из себя благопристойную леди и повиноваться человеку, которого она ненавидела всей душой.

Уютно пригревшись на широкой груди, Элизабет старательно отгоняла мысли о будущем, но они как назойливые мухи все равно лезли ей в мозг. Что дальше? Тайно встречаться с Самсоном, рискуя быть пойманной с поличным? Или прекратить все это и жить как прежде?

Да, разумнее всего было бы оборвать интрижку, пока она не переросла в нечто большее. Но, только… кажется, уже поздно. Птичка попалась в силки. С самого начала, когда Самсон появился в «Персиковой долине», Элизабет ощущала: с ним рядом сердце бьется быстрей. Конечно, быть может, она просто наивная дура, и принимает похоть за высокие чувства, но что-то подсказывало — это не так.

— Ладно, пора ехать. — Она со вздохом отстранилась от крепкого плеча и взглянула Самсону в глаза. — Как я выгляжу?

Он нежно обхватил ладонями ее лицо и поцеловал. Сладко и тягуче, влажно засасывая ее губы своими.

— Как самая красивая белая леди, которую я когда-либо видел, — ответил он, наконец оторвавшись от ее рта.

Она фыркнула и с улыбкой потрепала его за волосы, курчавой шапкой покрывающие макушку.

— Я имею в виду, нет ли каких следов… м-м… преступления, — пояснила она.

Он заправил ей за ухо выбившуюся прядь и заявил:

— Все в порядке, мэм. Комар носа не подточит.

— А одежда? Черт, где мои панталоны?

Самсон наклонился и, пошарив руками на дне повозки, протянул ей скомканное белье.

— Отвернись! — велела она, собираясь их надевать.

— И не подумаю, — нагло развалившись на сиденье, заявил он.

Элизабет хмыкнула и принялась натягивать панталоны, путаясь в ворохе юбок. А Самсон пожирал взглядом ее ноги, смущая неприкрытым вожделением, горящим в его глазах.

Наконец, она встала в полный рост, оправила на себе платье и оглянулась по сторонам. Только сейчас до нее дошло, как опрометчиво они поступили. Ведь именно в этом лесу им встретились охотники на беглых рабов. К счастью, никого вокруг видно не было, и Элизабет с облегчением выдохнула.

— Поехали, — опустившись на сиденье, сказала она. — Остановишься у реки, нужно умыться.

— Да, мэм, — кивнул Самсон, вновь принимая серьезный вид.

Он перелез на козлы, стегнул вожжами гнедых, и коляска, скрипнув рессорами, тронулась в путь.

* * *

— Ах, дорогая Элизабет! — воскликнула Мэйбл Паркер, когда ландо остановилось на площадке перед особняком. — Как я рада тебя видеть! А мы как раз подумывали тебя навестить.

— «Мы»? — переспросила Элизабет.

— Мой дорогой Алекс намедни вернулся домой, и мы собирались нанести тебе ответный визит. Но как славно, что ты сама приехала к нам! Я соскучилась.

— Я тоже, — улыбнулась Элизабет.

Так значит, Алекс уже вернулся. Прекрасно! Может, получится поговорить с ним о разводе?

Самсон спрыгнул на землю и подошел к Элизабет, чтобы помочь ей сойти. Когда она, опираясь на его руку, захромала к ступеням, Мэйбл удивленно округлила глаза.

— Что с тобой, дорогая? — встревожено спросила она.

Элизабет махнула рукой.

— Пустяки! Когда я в тот раз возвращалась от тебя домой, меня укусила змея.

— Боже милостивый! — Мэйбл в ужасе прикрыла ладонью рот.

— Уже все в порядке, Самсон не дал мне умереть. — Элизабет едва удержалась, чтобы не погладить его по руке. — Немного хромаю, но, думаю, скоро все пройдет.

— Идем же в дом, дорогая, тебе нужно присесть.

Мэйбл суетливо подхватила Элизабет под локоть и повела ее внутрь. Алекс Паркер сидел в гостиной и просматривал рассыпанные по дивану бумаги. Когда он увидел Элизабет, его открытое лицо озарилось приветливой улыбкой. Он вскочил на ноги и направился к ней.

— О, миссис Фаулер! Какая радость, что вы почтили нас своим визитом, — поцеловав ей руку, сказал он. — Мы с Мэйбл как раз вспоминали о вас. Хотели на днях навестить.

— Я уже говорила об этом Элизабет, дорогой, — сообщила его жена. — Ты представляешь, ее укусила змея!

— О, господи! — опешил Алекс. — Надеюсь, ничего серьезного?

— По крайней мере, я жива, здорова и могу худо-бедно передвигаться, — усмехнулась Элизабет.

Ее усадили в мягкое кресло, служанка подала кофе, и следующие полчаса Элизабет в красках расписывала, как Самсон спас ей жизнь.

— Смышленый малый этот Самсон, — заметил Алекс, когда она закончила свой рассказ. — Это ведь тот кучер, что привез вас сюда?

— Ну да, — кивнула Элизабет, прожевав рассыпчатый кусок пирога. — На плантации, где он раньше жил, водилось много змей, поэтому он знает, что делать в таких случаях.

— Ваш супруг, наверняка перепугался за вас? — Алекс отхлебнул кофе. — Как же это он снова отпустил вас одну?

Элизабет с грустным вздохом потупилась.

— Он уехал, — сказала она и, словно оправдываясь, добавила: — Срочные дела на Севере.

Мистер и миссис Паркер переглянулись.

— И как же ты справляешься одна? — поинтересовалась Мэйбл.

— Очень даже неплохо…

Элизабет приосанилась, и не без гордости поведала, как ей удалось вывести управляющего на чистую воду.

— …теперь негры работают на три часа меньше и получают вдоволь еды, — закончила она свой рассказ.

— Браво, моя дорогая! — Мэйбл даже захлопала в ладоши, а ее супруг одобрительно кивнул. — Очень похвально, что ты заботишься об этих несчастных.

Элизабет скромно опустила глаза.

— Это мой христианский долг, и я постараюсь сделать все, чтобы облегчить их участь, — сказала она.

— Но они так и останутся рабами, — негромко заметил Алекс, и Элизабет обескуражено уставилась на него.

— Да, но что я могу с этим поделать?

— Это, по-вашему, справедливо? — не унимался он.

— Конечно, нет. — Она не понимала, к чему он клонит. — Разве я утверждала иное?

Ища поддержки, она посмотрела на Мэйбл, но та сидела напряженная как натянутая струна, устремив на мужа тревожный взор своих ланьих глаз.

— Как вы думаете, должен ли каждый порядочный человек, добрый христианин, бороться с этой гнусной несправедливостью, с этим позорным проклятием нашего общества? — взволнованно спросил Алекс.

— Само собой, — пробормотала Элизабет, опешив от такого напора. — Но я не понимаю…

Несколько секунд Алекс буравил ее пристальным взглядом, словно взвешивая все «за» и «против». Наконец он решился:

— Вы слышали о «подземке»? — понизив голос, спросил он.

Глава 26

«Подземка?» Элизабет задумчиво подняла глаза к потолку. Кажется, она что-то такое слыхала. Вот только где и когда?.. Пикник… разговоры о беглых рабах…

— Да, пожалуй, припоминаю, — неуверенно пробормотала она.

— Это тайная организация, которая помогает рабам сбежать от хозяев, — пояснил Алекс. — Существуют «станции» — дома, где негры могут укрыться и получить помощь, и «кондуктора» — люди, помогающие добраться до северных штатов. Уже сотни рабов так вырвались на свободу.

Элизабет, затаив дыхание, слушала его слова. Когда он закончил, она спросила, нервно сглотнув:

— Но это, должно быть, очень опасно?

— Очень, — кивнул Алекс. — Аболиционисты рискуют не меньше, чем сами рабы. Если плантаторы обнаружат «станцию», то дом могут сжечь, а хозяев убить. И так называемое правосудие закроет на это глаза.

Он замолчал, и в гостиной повисла напряженная тишина. Элизабет переводила взгляд с Алекса на его жену, и в мозгу созревала догадка.

— Ваш дом — «станция подземки»? — наконец промолвила она.

Алекс переглянулся с Мэйбл и кивнул.

— Да. Мы прячем беглецов в подвале и переправляем их дальше на Север.

Элизабет порывисто прижала руку к груди.

— Можете быть спокойны, я вас не выдам, — заверила она.

— Мы знаем, дорогая, — ласково произнесла Мэйбл. — Иначе Алекс бы не стал тебе об этом говорить.

— И не волнуйтесь, мы не собираемся втягивать вас в наши дела, — подхватил ее супруг. — Но если вам станет известно, что кто-то из рабов вашего мужа решился на побег — дайте им знать, что есть место, где им помогут.

— Да… хорошо, — взволнованно пробормотала Элизабет. — Но могу ли я еще как-то помочь? Может, вам нужны деньги?

— Деньги у нас есть, — ответил Алекс. — Но если вы сочтете нужным пожертвовать некую сумму, отказываться не станем. Дело в том, что со дня на день Конгресс может принять закон о беглых рабах, и тогда тем, кто укрывается на Севере, придется бежать в Канаду. А значит — понадобятся деньги на дорогу.

— А что это за закон? — полюбопытствовала Элизабет. — В последнее время я совсем не читаю газет.

Горькая усмешка скользнула у Алекса по губам.

— О, это очень «человеколюбивый» закон. Вполне в духе нашего свободного и справедливого общества, — едко пояснил он. — Если его примут, то все граждане свободных штатов будут обязаны выдавать беглых рабов их владельцам. Тех же, кто укрывает негров, ждут огромные штрафы или тюрьма.

— Хм… это плохо, — нахмурилась Элизабет.

— Это очень плохо! — с чувством подтвердил Алекс. — Кроме того, зная глубокую «порядочность» заинтересованных лиц, боюсь, что и для свободных негров настанут тяжелые времена.

— Что вы имеете в виду?

— Любому белому будет достаточно заявить под присягой, что чернокожий является его рабом, и суд это признает. Причем сам подозреваемый раб не сможет ни просить суда присяжных, ни давать показания от своего имени.

— Но почему?

— С точки зрения закона, раб — это не человек, а имущество. Домашний скот. Не может же корова нанять адвоката или выступать в суде. Поэтому, боюсь, ничто не помешает всяким подонкам похищать свободных негров и угонять их в рабство.

— Какой кошмар! Девятнадцатый век на дворе! Неужели в наше время еще возможна подобная дикость?

— Увы. — Алекс развел руками. — Вы недооцениваете человеческую алчность. Слово черного ничто против слова любого белого оборванца. Мало того — негру даже не дадут его сказать.

— Но это несправедливо! — возмутилась Элизабет. — Негры — такие же люди, как и мы.

— Я рада, что ты так думаешь, моя дорогая, — промолвила Мэйбл. — Но увы, по закону даже капля негритянской крови приравнивает нас к животным и лишает всяких прав.

Что-то в ее словах резануло слух.

— «Нас»? — растеряно пробормотала Элизабет.

Она невольно присмотрелась к подруге. Смуглая кожа, вьющиеся черные волосы, темные глаза…

Элизабет осенило.

— Ты квартеронка? — ошарашено спросила она.

Мэйбл покачала головой.

— Не совсем. Чернокожей была моя прабабка, так что в моих жилах течет всего лишь одна восьмая негритянской крови.

— И, тем не менее, Мэйбл считается цветной, — пояснил Алекс. — Она была рабыней в Кентукки. Хозяин начал до нее домогаться, и она сбежала. А я тогда держал «станцию подземки» в тех краях, и Мэйбл удалось добраться до нее. Она пряталась у меня какое-то время, собиралась отправиться дальше на Север, но…

— Мы полюбили друг друга, и я осталась, — с улыбкой закончила Мэйбл.

Элизабет ошалело переводила взгляд с одного на другую.

— Но разве тебе не опасно жить в Джорджии? — наконец, спросила она.

Алекс покачал головой.

— Нет, если соблюдать осторожность. Я выправил ей новые документы. Мы говорим, будто у нее испанские корни, если кто-то интересуется цветом ее лица. Да и вряд ли кому придет в голову, что у беглой рабыни достанет наглости скрываться в рабовладельческом штате.

— Живя здесь, я могу помогать моему народу, — улыбнулась Мэйбл, прижимаясь к супругу.

— Потрясающая история! — пробормотала Элизабет, глядя в ее сияющие глаза.

Сердце наполнилось радостью за подругу, но вместе с тем она испытала легкую зависть. Мэйбл, беглая рабыня, так счастлива с мужем, а она, Элизабет, рожденная богатой и свободной — принадлежит человеку, которого ненавидит всей душой. Она моргнула, отгоняя непрошенные мысли, и тут ей вспомнилось кое-что еще.

— Скажи-ка, — спросила она у Мэйбл, — та негритянка с ребенком, которую я повстречала у реки…

— Рэйчел, — уточнила подруга и, повернувшись к мужу, пояснила: — Элизабет видела, как она шла сюда.

— Самсон узнал ее, — добавила Элизабет. — Они раньше жили на одной плантации.

— С ней все в порядке, — заверила Мэйбл. — Они с Тоби прятались у нас пару дней, а потом я посадила их на баржу, якобы перевозящую лес. Недавно мы получили весточку от наших друзей из Огайо, что «груз» благополучно прибыл на место.

— Приятно слышать, — улыбнулась Элизабет. — Скажу Самсону, пусть тоже порадуется.

Но стоит ли рассказывать ему про «подземку»? Вдруг он проболтается кому-то еще? Той же Люси, например… При мысли о его сожительнице в груди неприятно заскребло, но Элизабет поскорее отогнала это чувство. Как унизительно, ревновать раба к негритянке!

— Говорите, он тоже служил у Чарльза Бэйли? — поинтересовался Алекс.

Элизабет удивленно посмотрела на него.

— Да. Вы его знаете?

— Рэйчел рассказывала Мэйбл о своем прошлом хозяине. Да и я кое-что о нем слыхал. Говорят, славный был малый. Вроде как собирался освободить своих негров. Жаль, только, не успел.

— Мой муж застрелил его на дуэли, — с горечью сообщила Элизабет, крепко стиснув кофейную чашку.

— Да, я в курсе. А миссис Бэйли, похоже, взглядов супруга не разделяла. Взяла, и продала этих несчастных с молотка.

— Бедняжка Рэйчел так боялась, что у нее отберут малыша, что отважилась на побег, — добавила Мэйбл. — Домашняя рабыня, которая никогда в жизни не покидала поместье… Ты представляешь, в каком отчаянии она была?

— И как же ей удалось добраться до вас? — Элизабет вспомнила патруль с собаками, прочесывающий сосновый бор.

— Один человек подсказал ей, что она сможет получить помощь у нас. И научил, чем смазывать обувь, чтобы сбить со следа собак. Они с Тоби шли сюда несколько дней, — пояснил Алекс.

— Надеюсь, с ними все будет хорошо. — Мэйбл молитвенно сложила руки на груди.

— Храни их Господь! — добавила Элизабет.

Они еще немного поговорили о «подземке». Паркеры рассказали, на какие ухищрения приходится идти, чтобы помочь невольникам вырваться на свободу. Элизабет слушала с замиранием сердца, и до нее все явственней доходило, какому риску подвергают себя ее друзья.

Рабовладельцы ненавидят аболиционистов даже сильнее, чем беглых рабов. Если они пронюхают, что Паркеры помогают неграм, то сожгут здесь все дотла. А их самих не просто убьют, а еще будут пытать, чтобы выведать местоположение следующей «станции».

Элизабет заверила, что будет хранить все в строжайшем секрете, и пообещала раздобыть для «подземки» немного средств. Наконец, когда потрясение от услышанного прошло, она вспомнила о цели своего визита и обратилась к Алексу:

— Я бы хотела спросить у вас кое-что еще.

— Да? — Он внимательно посмотрел на нее.

— Это насчет… — Она замялась, комкая в руках салфетку. — В общем, я хочу развестись.

— Развестись? — Глаза Мэйбл расширились от изумления.

— Да… Кажется, я совершила ошибку, выйдя замуж за Джеймса.

Супруги Паркер переглянулись.

— Элизабет, — мягко заговорил Алекс, — боюсь, это практически невозможно.

— Почему?

— Даже если отбросить то, что это крайне дорогое удовольствие, у вас должны быть очень веские основания, чтобы подать на развод.

— И какие же?

— Единственная причина, по которой вас могут развести — это прелюбодеяние.

Элизабет встрепенулась, вспомнив, как застала Джеймса в постели с Розой и Сарой. Но прежде, чем она успела что-то сказать, Алекс предостерегающе поднял руку.

— Если ваш муженек развлекается с рабынями, как девять из десяти местных плантаторов, то должен вас разочаровать. Закон несправедлив: муж может потребовать развода на основании лишь одного факта прелюбодеяния жены, а вот для женщины все гораздо сложнее. Одну минуту…

Он встал с дивана и направился в соседнюю комнату. Через открытую дверь блеснуло стекло книжного шкафа, и Элизабет догадалась, что это кабинет. Вскоре Алекс вернулся, на ходу листая увесистый том.

— Вот! — Усевшись на диван, он принялся зачитывать строки: — Жене предоставляется право требовать развода в случае прелюбодеяния её мужа при отягчающих обстоятельствах или «квалифицированного прелюбодеяния», то есть соединённого с другими проступками: кровосмешением, двоежёнством, изнасилованием, похищением, противоестественными пороками, жестокостью (например, покушением на жизнь) или оставлением жены без разумных причин на два года.

Джеймс, конечно, был тем еще скотом, но ничего из перечисленного не подходило. И вряд ли он проторчит на Севере больше двух лет.

Алекс явно заметил разочарование, отразившееся у нее на лице.

— Мой вам совет, Элизабет: забудьте о разводе. Даже если мистер Фаулер вдруг и совершит один из этих проступков, вам будет крайне сложно обратиться в суд. Во-первых, для подачи иска жене нужно разрешение мужа. А во-вторых, вам понадобятся свидетели. Белые свидетели. Показания чернокожих не принимаются в расчет. И, само собой, не забывайте о судебных издержках, которые придется оплатить. Даст ли вам муж на это деньги? Сомневаюсь.

Элизабет упала духом. Джеймс никогда не отпустит ее. А если узнает о ее связи с Самсоном, то скорее убьет их обоих, чем подаст на развод.

— И что, нет совсем никакой возможности? — севшим голосом спросила она.

Алекс пожал плечами.

— Увы, остается только ждать, пока поменяются законы.

— Они никогда не поменяются, — горько бросила Элизабет.

— Ну, тут вы ошибаетесь. Общество движется в этом направлении. К примеру, в Нью-Йорке и Пенсильвании уже приняли закон, позволяющий замужним женщинам владеть и распоряжаться имуществом. Быть может, скоро прогресс докатится и до нас.

— В Нью-Йорке и Пенсильвании? — с надеждой переспросила Элизабет. — А что насчет Нью-Джерси? Это же совсем рядом. Там находятся мануфактуры моего отца.

— Увы, нет. — Алекс покачал головой. — В Нью-Джерси по прежнему действует общее право, по которому имуществом жены распоряжается муж. А о таком захолустье, как Джорджия, и вовсе нечего говорить.

Элизабет тяжело вздохнула. Не то, чтобы она всерьез надеялась получить развод… Но это бесправие, несправедливость, неспособность распоряжаться своей судьбой… Даже ей, «свободной» белой женщине хотелось рыдать… а что же тогда ощущают рабы?

Еще немного поговорив, она тепло попрощалась с хозяевами и, опираясь на руку Самсона, добралась до коляски. Он усадил ее на сиденье, взобрался на козлы и стегнул лошадей. Ландо со скрипом тронулось. Элизабет помахала стоящим на крыльце Алексу и Мэйбл, а когда особняк скрылся из виду, откинулась на спинку и устало закрыла глаза.

Сегодня на нее обрушилась целая лавина информации, и сейчас ей нужно было все это как-то переварить. Тяжким грузом легла на плечи тайна ее друзей. Какие они храбрые и самоотверженные! Особенно Мэйбл. Будучи беглой рабыней, она сильно рискует, живя здесь и выдавая себя за белую леди. А что, если кто-нибудь заподозрит неладное? Мир богачей тесен. Вдруг на одном из приемов окажется ее бывший хозяин и узнает ее?

«Уж я-то на ее месте забилась бы в какую-нибудь дыру и тряслась бы от страха до конца своих дней, — подумала Элизабет. — Вот бы мне такую смелость, как у нее!»

У нее самой духу не хватит даже на то, чтобы уехать от Джеймса в никуда. Алекс лишь подтвердил то, о чем она догадывалась сама: развод невозможен. Измена мужа, видите ли, недостаточное основание. Что за несправедливость! Выходит, Джеймс может оприходовать хоть всех негритянок в округе, и это сойдет ему с рук. Но зато если ее застигнут с Самсоном… При этой мысли по спине пробежал озноб.

Тем временем коляска вкатилась в сосновый бор. Проезжая мимо ведущей в дебри тропинки, на которую они сворачивали по дороге сюда, Элизабет услышала собачий лай.

Из зарослей показались всадники, и она узнала Пирсона и его подручных. Негроловы приподняли шляпы, а она приветствовала их кивком головы. Пирсон окинул ее и Самсона таким цепким взглядом, что тут же захотелось провалиться под землю. Но, видимо в коляске с чернокожим кучером на козлах не было ничего необычного, поэтому дурацких вопросов задавать он не стал.

Охотники за рабами поскакали дальше, и лишь когда топот копыт затих вдалеке, Элизабет с облегчением выдохнула. Самсон утер лоб рукавом и, обернувшись через плечо, бросил на нее быстрый взгляд. Он ничего не сказал, но все было понятно без слов. Остановись они в чаще, чтобы заняться любовью или просто поговорить, собаки бы почуяли их и вывели бы на них патруль.

Нет, нельзя так рисковать. Нужно поскорее все это прекратить! Сегодня же!.. Взгляд скользнул по широким плечам, по крепким мускулам, бугрящимся под белой рубахой… М-м-м… Ладно… завтра. Завтра она скажет Самсону, что между ними все кончено, а сегодня ночью…

Решено! Она насладится им в последний раз, а с завтрашнего дня снова станет благочестивой замужней леди.

Глава 27

Остаток дня Элизабет провела на балконе, раскачиваясь в кресле-качалке. Она даже не пыталась читать, зная, что все равно не сможет сосредоточиться на книге. Слишком уж много всего за последнее время произошло. «Подземка», разоблачение Билла Брауна, секрет Мэйбл Паркер… Но все это меркло на фоне ее собственной связи с рабом.

Она и не подозревала, что способна на такое безумство. Адюльтер, да еще и с чернокожим… Чудовищный проступок в глазах церкви и общества. Падение на самое дно… Но почему же вместо того, чтобы каяться и посыпать голову пеплом, она чувствует себя такой счастливой, словно у нее крылья выросли за спиной?

Допустим, она с ним порвет. Что дальше? Гнить заживо с ненавистным мужем без малейших проблесков радости и любви? Быть может, раньше Элизабет и смирилась бы с такой участью, но уже слишком поздно.

Она уже попробовала глоточек счастья, вкусила сладкий запретный плод, и теперь знает, КАК может быть. Как должно быть. А еще она знает, что с Джеймсом так не будет никогда.

Элизабет тяжело вздохнула, отгоняя мысли, зудящие в голове. Она не будет думать об этом сейчас. У них с Самсоном впереди еще целая ночь, а там — как пойдет.

Она подняла глаза на вечереющее, но все еще голубое небо, расписанное мазками перламутровых облаков. Солнце уже зашло, и мир словно затаил дыхание, погрузившись в задумчивую, умиротворяющую тишину. Лишь в негритянском поселке глухо побрехивала собака, да лягушки лениво перекликались в пруду.

Когда на небе показались первые звезды, Элизабет поднялась с качалки и вернулась к себе. Вызвав служанку, она велела принести сандвичи и лимонад.

— Сделай побольше, — попросила она. — Представляешь, ночью мне дико захотелось есть, и я проворочалась чуть ли не до утра.

— Как скажете, мэм, — ответила Анна, бросив на нее удивленный взгляд.

Прошлой ночью после бурных постельных утех Элизабет действительно жутко проголодалась, а еще ей хотелось угостить Самсона, ведь кроме окорока и кукурузных лепешек рабам больше ничего не дают.

Анна принесла поднос и оставила его на тумбочке у кровати. Пока она помогала Элизабет раздеваться, Роза и Сара натаскали в ванну горячей воды.

Забравшись в лохань, Элизабет блаженно смежила веки, а служанка принялась водить мокрой губкой по ее плечам.

— Что это у вас тут, мадам? — вдруг спросила она.

Открыв глаза, Элизабет увидела, что Анна уставилась на ее шею.

Проклятье! Засос!

— Э-э-э… — Она прикрыла волосами предательское пятно. — Не знаю… Наверное, что-то укусило.

— Наверное, — согласилась служанка. — Столько комарья, прямо спасу нет!

— Точно… Ладно, хватит, я уже чистая.

Анна помогла ей выйти из ванны, вытереться и надеть ночную сорочку. Когда служанка ушла, Элизабет, накинув пеньюар, села в качалку и стала ждать.

Время тянулось бесконечно долго в жаркой ночной тишине. Вначале Элизабет просто качалась в кресле, затем взяла книгу, и попыталась ее читать, потом съела сандвич… Уже давно перевалило за полночь, все звуки в доме и снаружи утихли, а Самсон все не приходил.

Где же он? Что-то его задержало? Не смог улизнуть от надзирателя? А может, от Люси?

Чертова Люси! Элизабет чуть не заскрежетала зубами от злости. Надо найти Самсону другое жилье. Нечего ему ночевать с этой черномазой!

— Еще не хватало, чтобы он после меня ложился в ее постель! — комкая кружево пеньюара, пробормотала она. — Он мой! Только мой!

И тут же горько рассмеялась. Что за бред! Какое ей дело до того, с кем спит Самсон? Она же сама собирается с ним порвать. Завтра или послезавтра… В крайнем случае, когда вернется Джеймс.

К чему эта глупая ревность? Люси — простая рабыня. Негритянка, да к тому же и не особо красивая… Но тут Элизабет вспомнила, как Джеймс говорил, что лишь черная женщина способна доставить мужчине настоящее удовольствие.

На ум пришли обидные слова: «Я не дятел, и мне не нравится долбить бревно», но Элизабет сердито стиснула кулаки. Сам он бревно! Ни ласки от него не дождешься, ни приятных слов. А Самсону стоит лишь до нее дотронуться, как она уже вся горит. Так какое же она, скажите на милость, бревно?

Тихий стук в окно заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Элизабет поднялась с кресла и, доковыляв до балконной двери, отворила ее. Самсон неслышно проскользнул внутрь, и она очутилась в кольце его рук. Он прижал ее к себе, и она затрепетала в его объятиях.

— Почему ты так дол… — успела пролепетать она, прежде чем он заткнул ей рот поцелуем.

Задыхаясь от нетерпения, они принялись срывать друг с друга одежду. Перед глазами все закружилось, мир вокруг смазался и качнулся куда-то вбок. Элизабет рухнула на кровать и ощутила на себе долгожданную тяжесть мужского тела. Она жадно обвила Самсона руками и ногами и отдалась на волю страсти, захлестнувшей ее с головой…

Насытившись друг другом, они лежали в обнимку на влажных от пота простынях. Самсон, мурлыкая себе под нос какой-то мотив, легонько поглаживал Элизабет вдоль позвоночника, и от каждого прикосновения мурашки пробегали по спине.

— Почему ты так долго? — пробормотала она, уткнувшись в его прохладную грудь. — Я уже подумала, ты не придешь.

— Я бы пришел к тебе, даже если бы небо упало на землю. — Он чмокнул ее в макушку. — Погоди-ка, у меня для тебя кое-что есть.

Самсон перекатился к краю кровати и принялся шарить рукой по полу, где валялась наспех сброшенная одежда. Элизабет, воспользовавшись тем, что он лег на живот, звонко шлепнула его по гладким выпуклым ягодицам. Ей дико хотелось сделать это еще с тех пор, когда она увидела его голым в хижине у Люси.

— Ай! Не бейте меня, хозяйка, я буду хорошим ниггером! — шутливо воскликнул Самсон.

Элизабет прыснула и навалилась на него сверху, прижавшись голой грудью к исполосованной рубцами спине. Поцеловала шею под линией роста волос, прильнула губами к выступающему позвонку, лизнув солоноватую кожу.

— Милая, придержи коней, а то я забуду, о чем хотел тебе рассказать! — простонал Самсон.

Он высвободился из-под нее и повернулся на бок. Элизабет обнаружила, что его член торчит как копье. Она хотела дотронуться до него, но Самсон перехватил ее руку.

— Погоди! Смотри, что у меня есть.

С этими словами он показал ей блестящий желтый кругляш.

— Что это? — удивилась она.

— Золото. — Он сунул монету в ее ладонь.

Элизабет села на кровати и поднесла монету поближе к свече. На одной стороне был отчеканен женский профиль, а на другой — орел с распростертыми крыльями. По кругу шла надпись «Соединенные Штаты Америки», а внизу стояло «Пять Д».

— Пять долларов золотом, — пробормотала Элизабет и повернулась к Самсону. — Где ты это нашел?

— Выкопал у Брауна на заднем дворе.

И только сейчас она вспомнила, о чем он рассказывал ей по дороге к Паркерам.

— Господи, а я совсем об этом забыла!

— А я не забыл. — В полумраке сверкнула белоснежная улыбка. — Потому и задержался так долго. Сначала ждал, пока Браун заснет, потом выкапывал чайник, потом перепрятывал. Я не стал тащить его сюда. Зарыл под беседкой, завтра покажу тебе место.

— И много там золота? — поинтересовалась Элизабет, ошалев от таких новостей.

— Полный чайник.

— А Браун не хватится?

Самсон пожал плечами.

— Может и хватится. Я, конечно, присыпал то место хламом, как и было, но кто его знает… Вдруг он каждый день выкапывает свое сокровище и любуется на него.

— Все равно, эти деньги ему не принадлежат, — заявила Элизабет. — Он украл их у моего мужа.

— И что ты будешь с ними делать? Отдашь массе Джеймсу? — ехидно осведомился Самсон.

Элизабет с усмешкой взглянула на него.

— Я что, похожа на дуру?

— Да вроде бы нет…

— Тогда заткнись и иди сюда!

С этими словами она опрокинула его на спину и забралась сверху…

…Они ели сандвичи, пили лимонад и занимались любовью, и никогда еще Элизабет не была так счастлива в своей жизни. Конечно же, она не сказала Самсону, что собирается с ним порвать. Потом. Все потом, а сейчас она будет просто наслаждаться моментом.

И когда они, потные и разгоряченные после соития, забрались в остывшую ванну, Элизабет обняла Самсона сзади, прижалась щекой к прохладной мокрой спине, блаженно закрыла глаза и поняла: ради таких мгновений не жалко и умереть.

* * *

— Лиз! — тихий голос вырвал ее из объятий сна.

Элизабет распахнула глаза и обнаружила, что лежит на кровати рядом с Самсоном, а в окно уже вовсю лупит яркий свет.

— Сколько время? — осоловело пробормотала она.

— Часов шесть. Мне уже давно пора быть в конюшне.

Самсон поднялся и начал торопливо одеваться, собирая с пола разбросанную одежду. Элизабет осталась лежать, любуясь его большим красивым телом. Когда он застегнул рубаху, она встала с кровати и, завернувшись в простыню, подошла к нему.

Он обхватил ее за талию и притянул к себе, а она обвила руками его шею. Поцелуй — короткий и жаркий, и Элизабет ощутила, как в живот ей уперся восставший член.

Но Самсон отстранился.

— Мне надо идти, — тяжело дыша, сказал он.

— Иди. — Элизабет склонила голову набок и лукаво закусила губу.

— Не могу, когда ты так на меня смотришь.

Ей и самой жуть как не хотелось его отпускать, но оставаться дольше было бы слишком опасно. Элизабет взяла его за руку, и их пальцы переплелись.

— И все же тебе надо уходить, — сказала она. — Зайди за мной часам к десяти, хочу поехать на поле. Браун должен был раздать неграм перчатки.

— Хорошо.

Отодвинув занавеску, Самсон осторожно выглянул во двор. Затем, бросив на Элизабет прощальный взгляд, отворил балконную дверь и скрылся за ней.

Элизабет снова легла в кровать, но сон к ней не шел. Тело охватила вязкая, тягучая как патока истома, а память подбрасывала самые сладкие моменты ушедшей ночи. Нет, сегодня она точно не будет рвать с Самсоном. Завтра… Послезавтра… Потом…

Как они и договаривались, Самсон явился за ней к десяти. Он усадил Элизабет на Снежинку и повел кобылу к полям.

Работа была в самом разгаре. Негры двигались вдоль рядов и проворно обирали распустившиеся коробочки хлопка. Браун и его подручные следовали за невольниками верхом, охаживая кнутом тех, кто работал без должного рвения.

— Мистер Браун, немедленно прекратите! — крикнула Элизабет, издалека завидев, как кнут мелькает над спиной одного из рабов. — Я не разрешала вам никого стегать!

Управляющий повернулся к ней, и одутловатое лицо исказила неприкрытая злоба.

— Добрый день, миссис Фаулер, — приподняв шляпу, сквозь зубы процедил он.

Самсон подвел Снежинку к краю поля, и снял Элизабет с седла.

— Если вы не перестанете избивать рабов, я попрошу мужа вас уволить, — ковыляя между рядами, заявила она.

— Дело ваше, — буркнул Билл Браун, сворачивая кнут. — Если эти дрянные ниггеры ни черта не соберут, и ваша проклятая плантация разорится, то я здесь ни при чем.

— Вы выдали неграм перчатки, как я велела? — поинтересовалась Элизабет, не обращая внимания на его бубнеж.

— Выдал, — ответил он и глумливо добавил: — Какие еще будут указания, мадам? Велите на мулов фраки надеть? Свиньям задницы напудрить?

— Не паясничайте! — осадила его Элизабет. — Кому вы дали перчатки?

Вместо ответа Браун махнул рукой куда-то вдаль.

— Я попросил выдать перчатки Ною, Квимбо и Большому Чарли, — подал голос Самсон. — Идемте, мэм, разыщем их

Опираясь на его руку, Элизабет двинулась между рядами хлопчатника вглубь поля. Негры приветственными возгласами встречали ее.

— Доброго денечка, мэм!

— Как поживаете, мэм?

— Храни вас Господь, мэм!

Она улыбалась и кивала каждому, но в глубине души ощущала неловкость. Ни дать, ни взять, королева среди верноподданных. На плечи тяжким грузом навалилась ответственность за судьбы рабов. Но как ни пытайся облегчить им жизнь, они так и останутся в неволе. Разве сравнятся ее жалкие потуги с тем, что делают Алекс и Мэйбл?

— Вот они. — Самсон указал на троицу негров, обрывающих с кустов белое волокно.

Приглядевшись, Элизабет оторопела: перчаток ни на ком из них не было. Что, черт возьми, происходит?

— Добрый день, — поздоровалась она.

Рабы вытянулись по струнке.

— Мэм? — Квимбо, растерянно потер выжженную на щеке букву «Б».

— Разве мистер Браун не выдал вам перчатки? — недоуменно поинтересовалась Элизабет.

Негры как по команде смущенно почесали затылки.

— Отвечайте, когда вас спрашивают! — вмешался Самсон. Он повернулся к долговязому юнцу в драной соломенной шляпе. — Ной, где твои перчатки?

— Э-э, вот. — Ной вытащил перчатки из-за веревки, которой были подпоясаны его штаны.

— Почему они не на твоих руках? — нахмурился Самсон.

— Так это… — Ной переглянулся с товарищами. — Неудобно в них.

— Что значит «неудобно»?

— Ну… — Негр поскреб макушку. — Они мешают…

— За колючки цепляются… — подал голос пожилой раб.

— И в них ничего не чувствуешь, — добавил Квимбо.

Элизабет вздохнула. Обидно, что план не сработал. Но Самсон, поймав ее обескураженный взгляд, покачал головой и заявил:

— Сейчас проверим.

Он взял у Ноя перчатки и надел их, после чего подошел к растению, усыпанному комьями хлопка. Наклонился, и его руки резво замелькали в переплетении веточек. Секунда, другая, и на кусте остались лишь нераскрывшиеся коробочки, а весь собранный пух лежал на земле.

Самсон выпрямился и повернулся к рабам.

— Жалкие врунишки, — укоризненно бросил он. — Даже я, не умея собирать хлопок, и то в два счета ободрал эти кусты. В перчатках это делать намного удобнее, чем без.

Негры испуганно переглянулись, а Элизабет в полном недоумении спросила:

— И как это понимать?

— Очень просто, — пояснил Самсон. — Они боятся, что если соберут не двести фунтов, а, скажем, двести двадцать, то вы заставите их все время собирать по двести двадцать. — Он повернулся к рабам. — Я угадал, болваны?

— Ну… да… — пролепетал Ной.

— А потом вернется масса Джеймс, — добавил Квимбо, — перчатки у нас отберут, а норму оставят. И будем мы колоть пальцы сильнее, чем раньше.

Элизабет смотрела на негров, молча переваривая услышанное. Их тревоги были вполне обоснованными. Билл Браун и раньше повышал норму для тех, кто приносил хлопка на несколько фунтов больше.

— Пожалуйста, не наказывайте нас, мэм! — взмолился Ной. — Мы не хотели вас обмануть.

— Мы будем собирать столько хлопка, сколько велите, — заверил Квимбо.

Элизабет озадаченно потерла переносицу. Нет, просто раздать всем перчатки — плохая идея. Негры будут ныть, жаловаться и работать вполсилы, чтобы ни в коем случае не показать, что способны на большее. Тут надо действовать по-другому. Быстро прикинув в уме, она заговорила:

— Ладно, тогда сделаем так. Норма по-прежнему останется двести фунтов, но за каждый фунт сверху вы будете получать один цент.

Рабы недоверчиво переглянулись, но одобрительный кивок Самсона подсказал Элизабет, что она на верном пути.

— А теперь надевайте перчатки и покажите мисс Элизабет, как вы умеете работать, — скомандовал он.

Рабы подчинились. Немного понаблюдав, как они ловко обирают хлопок с кустов, Элизабет повернулась к Самсону.

— Что ж, думаю, эксперимент удался. Мы раздадим перчатки всем.

Она вернулась к Биллу Брауну и строго настрого запретила ему бить рабов. Говорить о плате за собранный сверх нормы урожай, она не стала. Этот идиот поднимет ее на смех. Мол, где это видано, чтобы рабам платили за труд! Да и все равно, деньги ведь пойдут не из его кармана. О них придется договариваться со свекровью.

По дороге домой, Самсон предложил показать место, где зарыл чайник. Очутившись у пруда, он оглянулся по сторонам, затем подошел к беседке и присел у ее каменного основания.

— Смотри, Лиз, вот эти кирпичи вынимаются. Я спрятал чайник за ними. — Он пошатал несколько камней.

— Как ты думаешь, сколько там монет? — поинтересовалась она.

— Много. Под самую крышку. Хочешь, вытащу чайник, и ты сможешь пересчитать?

Элизабет опасливо оглянулась. Густые кроны персиковых деревьев надежно укрывали беседку от посторонних глаз, но доставать золото при свете дня все же не стоит.

— Пока не нужно, — сказала она. — Пусть останется здесь.

Самсон кивнул и, подхватив Снежинку под уздцы, направился к дому. Покачиваясь в седле, Элизабет задумчиво смотрела на его спину. Он знает о спрятанных деньгах, но ему можно доверять. Прошлой ночью, она хотела вернуть ему монету, которую он принес, но он отказался:

— Лиз, ты представляешь, что будет, если у меня ее найдут?

Он прав. Хотя, если бы он вдруг захотел вырваться на свободу, деньги бы ему пригодились. Элизабет вспомнила о «подземке».

— Скажи, только честно, — понизив голос, заговорила она, — ты никогда не думал сбежать?

Самсон вздрогнул и, замедлив шаг, удивленно посмотрел на нее.

— Не бойся, — подбодрила она. — Уж мне-то ты можешь довериться.

Он шумно сглотнул.

— От мистера Чарльза — нет. Мне неплохо жилось в его доме, да и он вроде как подумывал меня освободить.

— А от моего мужа?

Какое-то время Самсон молча вел Снежинку по тропе, явно собираясь с мыслями.

— Знаешь, Лиз, — наконец заговорил он, — когда я валялся на грязном тюфяке и не мог пошевелиться, потому что спина была измочалена в хлам, то я мечтал поскорее сдохнуть, чтобы хоть так обрести свободу… Но потом пришла ты… И когда твои нежные ручки коснулись моей спины, я понял, что выдержу любое дерьмо, если хоть иногда буду слышать твой голос и видеть тебя даже издалека…

Элизабет наклонилась и погладила его по плечу. Самсон поймал ее руку, прижал к своей теплой щеке и поцеловал. По телу пробежали мурашки. Но впереди уже белели колонны Большого Дома, и Элизабет поспешно отстранилась.

«Мы оба сошли с ума! — подумала она. — Если кто-то узнает — нам конец! Но я не могу отказаться от него сейчас. Это выше моих сил!»

Привязав Снежинку у входа, Самсон подхватил Элизабет на руки. Собственно, она уже могла бы, опираясь на его руку, взобраться по ступеням и сама… Но ей так нравилось обнимать его за шею, прижиматься к широкой груди! И она не стала возражать.

Взойдя на второй этаж, Самсон отворил дверь спальни и внес Элизабет внутрь. Она хотела его поцеловать, но замерла, увидев, что они в комнате не одни. Над кроватью склонилась Роза, разглаживая на ней свежую простыню.

Рабыня повернулась к ним. Она тотчас опустила взгляд, но Элизабет успела уловить странный блеск в ее глазах. От стыда захотелось провалиться под землю. Как все это должно быть скандально смотрится со стороны! Самсон на руках вносит ее в спальню, словно невесту на брачное ложе.

Самсон тотчас же поставил ее на ноги. Он был явно смущен не меньше нее. Роза стояла, потупившись, но ее губы кривились так, будто она с трудом сдерживает ухмылку.

«Она все знает!» — обрушилось на Элизабет ушатом ледяной воды. Взгляд упал на измятые простыни, лежащие на ковре. Запах, пятна… не нужно быть гением, чтобы обо всем догадаться.

Сердце колотилось, ладони взмокли от пота. Неловкая пауза затянулась. Элизабет понимала, что должна что-то сделать, что-то сказать, но от паники потеряла способность соображать.

— Я пойду, мэм? — голос Самсона донесся до нее как сквозь толщу воды.

— Да, — выдавила она из себя. — Иди. Я пошлю за тобой, если ты мне понадобишься.

Когда за ним захлопнулась дверь, Элизабет, кое-как совладав с собой, обратилась к Розе:

— Долго тебе еще?

— Нет, мэм, я почти закончила.

— Хорошо. Заканчивай.

Доковыляв до кресла-качалки, Элизабет рухнула на сиденье. Негритянка снова склонилась над кроватью, а Элизабет уставилась на груду белья. Может, Роза ничего не заметила? Зачем ей присматриваться и принюхиваться к простыням? У нее и так полно хлопот.

Но ее взгляд… Ухмылка… Нет, она точно о чем то догадывается! Черт? Когда же меняли постельное в последний раз? Было это до или после отъезда Джеймса? Но как Элизабет ни напрягала память, вспомнить ей это не удалось.

«И что теперь? Роза спит с Джеймсом. Посмеет ли она доложить ему обо мне? Может дать ей денег или побрякушек, чтобы она молчала? — Взгляд метнулся к шкатулке с украшениями на туалетном столике. — Нет, так она поймет, что у меня действительно рыльце в пушку».

Она так ничего и не придумала. Оставалось только качаться в кресле и смотреть, как Роза застилает постель. Когда негритянка подошла к куче грязного белья и наклонилась, чтобы его подобрать, Элизабет вся напряглась. Рабыня сгребла простыни в охапку, и на миг показалось, будто усмешка промелькнула на черном лице. Но в следующий моментРоза вышла из спальни и закрыла за собой дверь.

Глава 28

Остаток дня Элизабет провела в душевных терзаниях. Неужели Роза обо всем догадалась? Да еще и Анна вчера вечером видела засос. Но Анна хотя бы будет держать язык за зубами, а вот насчет Розы такой уверенности нет. Прислуга любит перемывать косточки господам. Кто знает, о чем судачат негры на кухне?

«Какая же я дура! — укоряла себя Элизабет. — О нас с Самсоном и так наверняка ходят сплетни, а я еще больше подливаю масла в огонь. И почему я не додумалась подстелить полотенце, чтобы не было этих дурацких пятен на простыне!»

Винить Самсона она не могла. Он по мере сил заботился, чтобы она не забеременела, и, надо отдать ему должное, еще ни разу не сплоховал. И это было очень кстати, потому что Анна до сих пор не достала снадобье, а поторопить ее Элизабет не решалась.

Случай с простыней так напугал и обескуражил ее, что этой ночью она не стала звать Самсона к себе. Но сейчас, лежа в пустой и чересчур просторной постели, Элизабет сходила с ума от одиночества и тоски. Время утекало сквозь пальцы словно песок. Как знать, сколько еще у них осталось ночей? Драгоценных жарких ночей, пока не вернулся Джеймс…

Промаявшись несколько часов, она забылась тяжелым сном, а наутро проснулась разбитая и с больной головой. Сидя перед зеркалом, пока Анна причесывала ее, Элизабет угрюмо смотрела на свое бледное лицо и раздумывала над тем, что делать дальше. Считать ли вчерашний эпизод с простыней знаком свыше о том, что надо немедленно все прекратить? Или послать все к черту и броситься в омут с головой? Ведь о ней с Самсоном в любом случае будут чесать языки, независимо от того, продолжит она с ним встречаться или нет.

Хорошо бы еще спросить у Анны про снадобье. Элизабет украдкой взглянула на служанку, сосредоточенно втыкающую шпильки в ее прическу. Нет, сейчас это будет слишком подозрительно. Ничего не поделаешь, придется полагаться на самообладание Самсона… Если, конечно, прямо сейчас с ним не порвать. Но как это сделать? Ведь душа так и рвется к нему, словно мотылек на огонь.

В ее раздумья ворвался стук копыт за окном. Элизабет напрягла слух. Кто бы это мог быть? Внизу хлопнула дверь, по ступеням затопали чьи-то ноги, возмущенно завопил Цезарь:

— Эй! Куда намылился, черномазый?

Ему не ответили, а в следующий момент отчаянно забарабанили в дверь. Элизабет встрепенулась, сердце учащенно забилось.

— Мисс Элизабет! Мисс Элизабет! — донесся взволнованный голос Самсона.

— Анна, открой! — велела она.

Служанка выполнила приказ. На пороге показался Самсон.

— Что стряслось? — спросила Элизабет.

— Мэм, вы должны как можно скорее поехать в негритянский поселок! — запыхавшись, протараторил он. — Браун взбесился!

— В каком смысле?

— В прямом. Он обнаружил, что его чайник про… — Самсон зыркнул на Анну и поправился: — В общем, его якобы обокрали, и он подумал на Кэнди… Но умоляю же, идемте скорее, я все расскажу по пути.

— Ладно. — Элизабет поднялась с пуфика. — Идем.

Самсон подхватил ее на руки и ринулся по лестнице вниз. Оказавшись на улице, он посадил Элизабет на Снежинку, а сам вскочил на круп и пришпорил кобылу.

— Объясни толком, что случилось! — потребовала Элизабет, подпрыгивая в седле.

— Браун хотел откопать свой чайник и, конечно же, его не нашел, — сбивчиво заговорил Самсон. — Он вспомнил, что Кэнди была у него в ту ночь, и решил, будто это она его стащила. Сегодня с утра вломился к ней в хижину и давай ее колотить. А Квимбо вступился за нее и…

— Квимбо? — удивилась Элизабет. — А он-то здесь причем?

— Они с Кэнди водят шашни, и он как раз у нее ночевал, — пояснил Самсон. — В общем, Квимбо врезал Брауну, и за это его собираются повесить.

— Как повесить? — ахнула Элизабет.

— За шею, — невесело хмыкнул Самсон. — Если ниггер поднял руку на белого, ему одно наказание — смерть.

— О, господи! Я этого не допущу!

— Тогда нам нужно поторопиться! Н-но! Пошла!

Лужайку возле поселка запрудило множество негров. Сегодня было воскресенье, и они не работали на полях. Самсон осадил Снежинку, спрыгнул на землю и снял Элизабет с седла. Схватив ее под руку, он стал пробиваться сквозь толпу, расталкивая рабов.

Когда им удалось протиснуться на середину лужайки, одного взгляда хватило, чтобы все понять. Под раскидистым деревом стоял мул. На нем сидел Квимбо со связанными за спиной руками. Его шею охватывала петля, а другой конец веревки был закреплен на суку.

Не успела Элизабет раскрыть рта, как Томас стегнул мула хворостиной. Животное кинулось прочь, а Квимбо повис на веревке, извиваясь и судорожно дергая ногами.

Толпа ахнула. Элизабет оцепенела от ужаса. В ушах зашумело, к горлу подкатила тошнота. Какая-то женщина пронзительно закричала.

— Твою мать! — ругнулся Самсон.

Одним прыжком он очутился около Квимбо. Обхватил его за ноги и приподнял, ослабляя удавку.

— Назад, черномазый ублюдок! — заорал Билл Браун, выхватывая из-за пояса кнут.

Кончик просвистел в воздухе и хлестнул Самсона по плечам. Тот вздрогнул, но не выпустил Квимбо из рук.

— Хватит! — завизжала Элизабет. — Остановитесь!

Управляющий резко повернулся к ней. Его борода была всклокочена, под глазом расплывался лиловый синяк.

— Как вы смеете! — Элизабет перешла в наступление. — Что здесь творится?

— Этот ниггер поднял руку на белого! — заявил Браун. — Его надо уничтожить, как бешеную собаку!

— Это не ваш ниггер! — прошипела Элизабет. — Вы не имеете права!

— Ваш муж поступил бы точно так же!

— Моего мужа здесь нет! Не смейте трогать его рабов! — Она суматошно оглянулась по сторонам. — Кто-нибудь, перережьте эту проклятую веревку!

Негры испуганно таращились на нее, но никто не решался пошевелиться.

— Вы что, оглохли?! — Она сорвалась на крик. Выцепив взглядом крепкого парня в красной рубашке, она ткнула в него пальцем: — Эй ты! Живо хватай топор, лезь на дерево и руби веревку! Бегом!

Раб кинулся к рубочной колоде, выдернул из нее топор и полез на дуб. Браун проводил его свирепым взглядом и повернулся к Элизабет.

— По закону этот ниггер должен быть повешен, мадам, — злобно выплюнул он. — Если вы мне не верите — я позову шерифа.

Тут негру удалось перерубить веревку, и Самсон осторожно опустил Квимбо на землю. Тот закашлялся и захрипел, хватаясь руками за горло. Из толпы выбежала молодая негритянка и, рухнув рядом с ним на колени, принялась с плачем стягивать с его шеи петлю.

Силы разом покинули Элизабет. Огромная тяжесть навалилась на плечи, а ноги ослабли и стали дрожать.

— Зовите кого угодно, — устало бросила она, — но я не позволю устраивать самосуд.

— В сарай его! — приказал Браун своим подручным. — Заковать в колодки! А я поеду за шерифом, раз некоторым любительницам ниггеров так хочется устроить балаган.

Элизабет сообразила, что приезд шерифа лишь усугубит ситуацию. Это Юг, и закон по отношению к неграм неумолим. Надо что-то придумать! Выиграть время.

— Постойте! — воскликнула она. — Кто начал драку?

— Какая разница? Ниггер поднял руку на белого человека. Да шериф только взглянет на рожу этого поганца, и сразу поймет, что его шея просит петли. — Браун провел рукой по своей щеке, намекая на выжженое на лице у Квимбо клеймо.

— Но я слышала, что это вы избивали девушку, а Квимбо вступился за нее, — не унималась Элизабет.

— Да, кстати, этой шлюхе надо отрубить руку. — Браун злобно покосился на Кэнди, стоящую на коленях возле Квимбо. — Она меня обворовала, тварь!

— Я ничего не брала, масса Билл! — в слезах выпалила та.

— И что же она у вас украла? — Элизабет уперла руки в бока.

— Э-э-э… — Управляющий стушевался. — Чайник.

— Чайник? Весь сыр-бор из-за какого-то чайника? — с нарочитой насмешкой протянула Элизабет. — Давайте, я подарю вам новый, и мы замнем это дело.

— Черта с два, мадам! — вызверился Браун. Он повернулся к помощникам. — Чак, Томас, обоих черномазых — в сарай! А я еду в Мейкон за шерифом.

Элизабет лихорадочно соображала, как ему помешать. Она переглянулась с Самсоном, сидящим возле Квимбо на траве, но и тот казался растерянным.

— Сегодня воскресенье, мистер Браун, — внезапно нашлась она. — Шериф несомненно обрадуется, что в божий день вы беспокоите его по такому «важному» делу, как чайник и подбитый глаз.

Управляющий хмыкнул и презрительно цвиркнул сквозь зубы.

— Ну что ж, мадам, — после недолгой паузы сказал он, — значит, этого ниггера вздернут не сегодня, а завтра. Проживет на день дольше. Как раз подумает о своем поведении.

Тем временем Томас и Чак пинками заставили Квимбо и Кэнди подняться с земли.

— В сарай их! — приказал Браун, и когда пленников увели, он с недобрым прищуром оглядел собравшуюся толпу. — По домам! Разойтись! Пошли вон, черножопые обезьяны!

Выхватив из-за пояса кнут, он стал, щелкая в воздухе, угрожающе размахивать им над головой. Негры в страхе попятились, и вскоре под дубом остался только Самсон.

— Тебе нужно особое приглашение, черномазый? — ощерился Браун.

— Оставьте его в покое! — рявкнула Элизабет. — И вообще, пойдите прочь! Я сыта по горло вашими выходками.

— Всего вам доброго, мадам. — Браун глумливо поклонился. — Завтра я приведу шерифа, и мы продолжим наш увлекательный разговор.

Она не удостоила его ответом, и он направился к своей лошади, что-то злобно бормоча себе под нос.

Элизабет подошла к Самсону.

— Пойдем в беседку, нужно поговорить, — вполголоса сказала она.

Он помог ей взобраться на Снежинку и на этот раз не стал садиться на круп, а взял кобылу под уздцы. Элизабет лихорадочно размышляла, покачиваясь в седле. Перед глазами стоял Квимбо, конвульсивно дергающийся в петле, и от этого воспоминания до сих пор пробирала нервная дрожь. Нельзя допустить, чтобы Браун расправился с ним!

Добравшись до беседки, Самсон снял Элизабет с лошади и посадил на скамью, а сам остался стоять, подпирая вход.

— Что будем делать? — спросила она.

— Не знаю, Лиз. — Он тяжело вздохнул. — Боюсь, шериф скажет то же самое. Негра, поднявшего руку на белого, ждет только смерть.

— Это все из-за нас… Если бы мы не украли этот дурацкий чайник!.. Может, вернуть Брауну деньги в обмен на то, чтобы он оставил Квимбо в покое?

Самсон скорчил презрительную гримасу.

— Слишком жирно для этого борова, — бросил он. — Да и вряд ли это сильно поможет Квимбо. Даже если Браун и согласится не вызывать шерифа, он найдет другой способ поквитаться с ним.

— Ты думаешь?

— Уверен. Браун — мстительный ублюдок, а Квимбо врезал ему при свидетелях. Он этого так не оставит. Он может запросто пристрелить Квимбо и сказать хозяевам, что тот пытался сбежать.

Самсон прав. Квимбо уже зарекомендовал себя смутьяном, о чем говорила буква «Б», выжженная у него на лице. Даже если Браун сведет с ним счеты на глазах у сотни рабов, все равно поверят ему, а не им.

Нужно придумать что-то другое…

— Кэнди и Квимбо должны бежать! — прошептала Элизабет, воровато озирнувшись по сторонам.

— Как? Он уже пытался, — вполголоса ответил Самсон.

— Я знаю, кто им поможет! Паркеры.

Самсон недоверчиво уставился на нее.

— Паркеры?

— Ты помнишь Рэйчел и Тоби с твоей плантации? — спросила Элизабет, и когда он кивнул, продолжила: — Паркеры прятали их у себя, а потом помогли перебраться на Север. Не знаю, слыхал ли ты о «подземке»? Они помогают неграм сбежать.

— Но с чего белые стали бы помогать черномазым? — нахмурился Самсон.

— Ты же сам знаешь, что не все белые одинаково плохие. Взять хотя бы твоего мистера Чарльза…

— …или тебя, — закончил он. — Ты — настоящий ангел, Лиз, и если твои друзья хотя бы наполовину такие же добрые, как ты…

— Я просто пытаюсь делать то, что считаю правильным, — смутилась Элизабет. — Но хватит об этом. Нам нужен план.

* * *

Элизабет еще раз перечитала собственноручно написанные слова:

«Рабу Самсону велено отвезти шесть тюков хлопка на плантацию мистера Паркера и вернуться к утру понедельника.

Элизабет Фаулер»

Когда чернила просохли, она сложила записку вчетверо, заметив при этом, как дрожат ее руки. Вся эта затея — настоящая авантюра, и если что-то пойдет не так, то жизнью поплатятся все. Жаль, что она не может поехать с Самсоном: белая леди в телеге посреди ночи вызовет куда больше подозрений, чем раб.

Спрятать Квимбо и Кэнди в хлопковых тюках придумал Самсон, когда они обсуждали план побега. Он и Люси проберутся в амбар и подготовят тюки — выберут из них столько ваты, чтобы внутрь мог уместиться человек. Для отвода глаз в телегу погрузят шесть тюков, и Самсон отвезет беглецов к Паркерам.

Если по дороге встретится патруль, он скажет, что его хозяйка продала тюки соседям и велела их отвезти. Выписанный ею пропуск подтвердит его слова. Вряд ли кого-то удивит груженая хлопком телега в этих краях. А то, что он едет ночью — так это, чтобы не терять времени зря и завтра с утра приступить к своим обычным обязанностям.

Но сначала Квимбо и Кэнди нужно как-то освободить. Слава богу, что сегодня воскресенье! Этот день Браун, Томас и Чак обычно проводят в домике управляющего, где играют в карты и нажираются виски. Остается лишь надеяться, что они не изменят своей привычке, и к вечеру будут мертвецки пьяны.

Самсон разведал, что пленники заперты в сарае возле хлопкового амбара. Их заковали в колодки, но кузнецу Абраму не составит большого труда подобрать ключ. Ночью негров выведут из сарая, Самсон подгонит телегу, и они спрячутся в пустотелых тюках. Он отвезет их к Паркерам, а Элизабет будет молиться, чтобы в пути с ними ничего не произошло.

Под вечер Элизабет послала за Самсоном, чтобы он отнес ее вниз. Она могла бы уже и сама спуститься по лестнице, но тогда у нее больше не будет предлога, чтобы держать его при себе.

Они снова направились в беседку, поговорить без посторонних глаз.

— Тюки готовы, — сообщил Самсон, когда они сели на лавку. — Я сам попробовал забраться внутрь. Пришлось скрутиться в три погибели, но зато мягко.

— Это ты здорово придумал, — улыбнулась Элизабет.

Она погладила его по предплечью. Большая коричневая рука с розовыми ногтями накрыла ее ладонь.

— Люси нарвала душистого табака, — добавил Самсон. — Кэнди и Квимбо натрутся им, чтобы собаки не учуяли «начинку».

— Хорошо. — Элизабет протянула ему два холщовых мешочка, в которых позвякивали монеты из сокровища Билла Брауна. — Вот. Это им на дорогу до Канады, а это — отдашь мистеру или миссис Паркер в качестве пожертвования на общее дело.

Самсон кивнул, пряча мешочки в карман.

— А это пропуск, если нарвешься на патруль. — Элизабет вручила ему записку. — Скажешь, что я послала тебя отвезти Паркерам хлопок. А если спросят, почему ночью…

— Скажу, что злая хозяйка заставляет меня ездить по ночам, чтобы я мог горбатиться на плантации целый день.

Элизабет хмыкнула. Она не нашлась, что добавить, и повисло молчание, нарушаемое лишь робким поквакиванием лягушки. Заходящее солнце окрасило лицо Самсона в золотисто-бронзовый цвет. Они смотрели друг другу в глаза, и не нужно было никаких слов, чтобы передать волнение и трепет, охватившие их сердца.

— Что-нибудь еще? — наконец поинтересовался Самсон.

— Да.

Она порывисто придвинулась к нему и, обхватив ладонями его лицо, погладила большими пальцами скулы.

— Будь осторожен! — взмолилась Элизабет и прильнула поцелуем к манящим сочным губам.

Когда они разомкнули объятия, Самсон бережно отодвинул локон, падающий ей на глаза.

— Не волнуйся, милая. Все будет хорошо, — сказал он.

Глава 29

Весь вечер Элизабет провела как на иголках, постоянно прислушиваясь к происходящему за окном. Какая досада, что ее балкон выходит не в сторону невольничьего поселка! Пусть за деревьями ничего и не видно, но, может, до нее долетел бы какой-нибудь звук? Как же невыносимо неведенье! Сидеть и ждать, не имея возможности помочь — худшей пытки и не придумаешь.

— Вы нервничаете, мадам? — спросила Анна, когда Элизабет бездумно взяла с туалетного столика флакончик и тотчас уронила его на пол.

— Да… — пробормотала Элизабет, — вся эта история с Квимбо… Самсон едва успел вытащить его из петли.

— Жуть какая! — согласилась служанка. — Но на кухне говорят, что беднягу все равно вздернут. Негр не может ударить белого и остаться в живых.

— Это мы еще посмотрим.

Анна с подозрением зыркнула на нее.

— Вы что-то задумали, мадам?

— Кто? Я? — спохватилась Элизабет. — Нет, но… Они не имеют права казнить раба в отсутствие господина.

— Да, но мистер Фаулер вряд ли его пощадит, — вздохнула Анна. — Это ведь тот раб, который пытался сбежать?

— Угу.

— Ну, тогда он не жилец. Знаете, что Цезарь сказанул? — Анна подбоченилась и, подражая голосу дворецкого, проворчала: — Надо было массе Джеймсу еще тогда засечь этого черномазого до смерти. Все равно, от него толку не будет.

Элизабет хмыкнула. Цезарь… Заносчивый раболепный осел. Неужто он надеется, что если будет принижать своих собратьев, то станет для белых в доску своим?

Анна расчесала ей волосы и заплела их в косу. Элизабет улеглась в кровать. Когда за служанкой захлопнулась дверь, все волнения и тревоги с новой силой обрушились на нее. Вряд ли сегодня у нее получится сомкнуть глаз.

План побега хорош, но все всегда идет по не плану. Что, если кузнецу не удастся отпереть кандалы? Что, если надсмотрщики не напьются? Что, если по дороге попадется чересчур дотошный патруль?

Десятки «что, если…» роем проносились в голове, не давая уснуть. Элизабет ворочалась с боку на бок и время от времени вскакивала и подходила к балконной двери, чтобы вслушаться в душную темноту.

Один раз до нее вроде бы долетел скрип колес, но она не могла сказать наверняка, взаправду это или показалось. Она знала, что Самсон не поедет по дубовой аллее, а выкатит на дорогу проселочной тропой. Возможно, это был он?

— Боже, помоги ему! — взмолилась Элизабет, прижав руки к груди.

Ночь тянулась мучительно долго, и лишь под утро она забылась тревожным сном. Но уже очень скоро ее разбудили голоса. Элизабет с трудом разлепила веки и встала с кровати. Тело болело и ныло, словно она всю ночь напролет работала в поле. Накинув пеньюар, она поковыляла на балкон.

Внизу вытянулись по струнке Цезарь, Роза, Сара и другие домашние слуги, а перед ними вальяжно прохаживался Чак.

— Еще раз спрашиваю, черномазые, — поигрывая кнутом, заговорил он, — что вы знаете о побеге?

— Ничего, масса Чак, — подобострастно пробормотал Цезарь. — Да ежели бы мы что знали, разве не рассказали бы вам?

— Не заливай мне тут, мартышка! — Чак угрожающе щелкнул кнутом. — Ниггеру соврать, что глазом моргнуть.

— Бог с вами, масса Чак! — пролебезил дворецкий. — Да чтоб мне лопнуть, если я вру!

— Что происходит? — поинтересовалась Элизабет, облокотившись на парапет.

Все задрали головы и посмотрели на нее. Только сейчас она осознала, что стоит в неглиже, и невольно стянула вырез пеньюара.

— Ниггеры сбежали, мадам, — сально ухмыльнувшись, доложил Чак.

— Какие ниггеры?

— Кэнди и Квимбо. Вы случайно ничего об этом не знаете?

— Я? — притворно удивилась Элизабет. — Вы смеете меня в чем-то подозревать?

Чак смущенно взъерошил соломенную шевелюру.

— Нет, мэм, но… Кто-то же им помог. Они не могли сами выбраться из сарая.

— И кто же, по-вашему, мог это сделать?

— Мы как раз пытаемся разобраться. Я допрашиваю этих бездельников, — он пренебрежительно кивнул на слуг, — а Билл и Томас — остальных.

Элизабет ощутила, как у нее взмокла спина. Несколько негров помогали готовить побег. Люси, кузнец Абрам, возможно, кто-то еще. Если они проболтаются… Надо срочно вмешаться!

— Они в невольничьем поселке? — спросила она, и когда Чак кивнул, приказала: — Через четверть часа поднимайся ко мне. Отвезешь меня туда.

Никогда еще Элизабет не одевалась так быстро. В наспех зашнурованном домашнем платье, с растрепанной косой, она уже через пятнадцать минут сидела на лошади Чака, которую тот вел под уздцы. В висках колотилось: «Вернулся ли Самсон?», но, разумеется, Элизабет не стала задавать этот вопрос. Скоро она и сама все узнает.

На лужайке, как и вчера, собралась куча людей. Негры, понурившись, выстроились полукругом, а перед ними расхаживал Билл Браун, помахивая кнутом.

Взгляд сразу выхватил из толпы высокую фигуру Самсона, и от сердца отлегло. Слава богу, с ним все в порядке! Он поднял глаза, мельком взглянул на Элизабет и снова потупился. Но за этот краткий миг она успела понять, что все прошло хорошо.

Возле Самсона стояла Люси, и Элизабет заметила, что негритянка тоже зыркнула на нее. В груди неприятно заныло. Неужели Самсон делит с ней постель?

Грубый голос Билла Брауна прервал ее мысли:

— В последний раз спрашиваю, вонючие обезьяны, кто помог этим чертовым ниггерам сбежать?

Он замахнулся кнутом на девочку-подростка, и бедняжка испуганно сжалась в комок.

— Если я не услышу ответа, то каждый из вас получит по пятьдесят плетей. С вас будут спускать шкуру до тех пор, пока вы не признаетесь!

Чак помог Элизабет сойти на землю. Она набрала побольше воздуха в грудь и, уперев руки в бока, зычно вопросила:

— Мистер Браун, что за цирк вы устроили? Почему все эти негры не в поле?

Управляющий повернулся к ней, и его маленькие глазки злобно сверкнули из-под косматых бровей.

— Ваши проклятые ниггеры сбежали, мадам, — едко заявил он.

— Какие ниггеры? — Элизабет притворно наморщила лоб.

— Которых я вчера посадил под замок.

— Кэнди и Квимбо?

— Именно. И кто-то из этих вшивых ублюдков, — Браун кивнул на толпу, — явно приложил к этому руку.

Элизабет посмотрела на рабов. Женщины в застиранных платьях, мужчины в латаных рубахах и грубых штанах. Они переминались с ноги на ногу, покорно опустив головы. Жалкие, забитые существа… Но Элизабет знала, сколь обманчиво это впечатление, ведь, как минимум, трое из них, рискуя жизнями, помогли своим товарищам бежать.

Она повернулась к Биллу Брауну и голосом, гремящим от праведного негодования, изрекла:

— Это вы во всем виноваты!

— Я? — Управляющий вытаращил глаза.

— Именно! Вы, и ваш дурацкий чайник! Почему вы не пришли ко мне и не попросили новый? Зачем вы полезли избивать Кэнди? Вот видите, к чему это привело?

— Но… — Браун растерянно заморгал. — Этот ниггер меня ударил…

— И правильно сделал! — отрезала Элизабет. — А теперь по вашей милости мы лишились двух рабов. Что я скажу своему мужу?

— Э-э-э… Мы их поймаем, мадам, — засуетился Браун. — Я позову охотников за рабами, мы прочешем окрестности. Уверен, эти паршивцы не успели далеко уйти.

Элизабет презрительно усмехнулась.

— Мистер Браун, я видела, как действуют эти ваши охотники за рабами. Что мне толку от негров, которых насмерть загрызли псы?

— Ну… Я попрошу их быть поаккуратнее, не спускать собак… Мы заплатим им больше денег за то, чтобы ниггеров поймали живьем…

— Но, если я не ошибаюсь, вы все равно хотели повесить Квимбо и отрубить Кэнди руку, разве не так? — прищурилась Элизабет.

— Да, но ведь он ударил меня… — пробормотал управляющий, вытирая вспотевший лоб.

— По вашей же вине, — оборвала его Элизабет. — Знаете что, мистер Браун? Оставьте Кэнди и Квимбо в покое. Займитесь лучше своими прямыми обязанностями. Солнце уже высоко, а вы еще не собрали ни фунта хлопка.

— Так что же, этим дрянным черномазым все сойдет с рук? — опешил Браун.

— Я займусь ими. А вы — занимайтесь своей работой.

Браун недовольно закатил глаза, но ничего не сказал.

— И еще. — Элизабет обвела взглядом рабов. — Так как по вине мистера Брауна мы потеряли два часа времени, сегодняшняя норма снижается на двадцать фунтов. — Она повернулась к управляющему. — Пошевеливайтесь, мистер Браун, или я вычту эти потери из вашего жалования.

— Слушаюсь, мэм, — буркнул тот и, завопил, обращаясь к рабам: — Живо, чертовы отродья! На работу! Да поскорее, не то отведаете моего кнута!

Толпа всколыхнулась и начала разбредаться. Одни рабы поплелись в сарай за инвентарем, другие направились к стойлам, запрягать в телеги мулов и быков. Браун бестолково подгонял и тех и других, изрыгая проклятия и суетливо размахивая руками.

Вскоре на лужайке остались лишь Элизабет и Самсон. Ей не терпелось расспросить о побеге. Убедившись, что все ушли, она шагнула к нему. Самсон увидел, что она хромает, и мигом очутился возле нее.

— Осторожнее, мэм. — Он взял ее под руку. — Давайте я вам помогу.

— Помоги. — Она с легкой улыбкой взглянула в его глаза. Припухшие веки, красноватые белки — Самсон явно всю ночь не спал. Понизив голос, Элизабет спросила: — Как все прошло?

— Как по маслу, — тихо ответил он. — Браун и его прихвостни налакались вусмерть, и мы смогли пробраться в сарай.

Он подвел ее к приземистому каменному строению и распахнул дверь. Элизабет заглянула внутрь. В нос ударил запах прелой соломы и нечистот, а в глаза бросились цепи, свисающие с плесневелых стен.

— Здесь их держали? — поинтересовалась она.

— Ага, — кивнул Самсон. — Абрам прихватил связку ключей, и один из них подошел, так что даже не пришлось разбивать колодки.

Колодки… На полу валялись массивные доски с полукруглыми выемками для рук и ног. Элизабет поежилась. Страшно представить, что чувствует человек, на долгие часы обездвиженный в этом пыточном приспособлении.

— Труднее всего было запихнуть Квимбо в хлопковый тюк, — продолжил Самсон. — Пришлось его чуть ли не втрое сложить.

— А по пути неприятностей не было? — поинтересовалась Элизабет.

— Нет, — отмахнулся Самсон. — Разве что возле речки я заметил на дороге огни и съехал под мост, чтобы переждать.

— И кто это был? Патруль?

— Наверное. Я не стал проверять.

— Ну и правильно. И что было дальше? Как Паркеры восприняли ваш приезд?

— Паркеры — ребята что надо! — Самсон вскинул большой палец вверх. — Миссис меня сразу узнала, и без лишних вопросов впустила в дом. Я вкратце обрисовал им что к чему и отдал твой мешочек. Они сказали, что ты большая молодец, и они счастливы нам помочь.

— Ну и слава богу! — выдохнула Элизабет. — Надеюсь, у Квимбо и Кэнди все будет хорошо.

Самсон приблизился к ней вплотную и встал так, чтобы раскрытая дверь сарая прикрывала его самого и Элизабет от посторонних глаз. Большие теплые руки обхватили ее лицо.

— Они станут свободными… — задумчиво произнес он и поцеловал Элизабет в лоб. — Благодаря тебе, Лиз. Ты подарила им то, о чем такие как я не могут даже мечтать.

Элизабет просунула руки ему под мышки и прижалась щекой к широкой груди. Она услышала, как учащенно стучит его сердце. Свобода… Вот цель всех помыслов и устремлений того, кто ее лишен!

Вдруг ее поразила одна мысль.

— Но ты вернулся… — пробормотала она. — А мог бы тоже бежать вместе с ними. Денег хватило бы на троих…

— Мое место здесь. — Самсон погладил ее по волосам. — Рядом с тобой.

Горло перехватило от подступивших рыданий, и Элизабет еще теснее прижалась к его груди. Она понимала, что их связь обречена, но ничего не могла с собой поделать. Влюбилась… как бы ни страшно было признаваться в этом самой себе. Влюбилась окончательно и бесповоротно в того, о ком ни при каких обстоятельствах нельзя было даже помыслить как о мужчине.

Она глубоко вдохнула, отгоняя непрошенные слезы. Нет смысла посыпать голову пеплом. Страдания в земной жизни ради призрачной награды в загробной — не для нее. А что, если Бога нет? Или он есть, но до людей ему столько же дела, сколько самой Элизабет до муравьев? Надо наслаждаться, пока есть возможность, а потом — будь что будет.

— Придешь ко мне сегодня ночью? — спросила она.

— Конечно! — жарко выдохнул он.

Они еще немного постояли, наслаждаясь объятиями, затем Элизабет отстранилась.

— Поехали на поле, — сказала она. — Хочу посмотреть, как работается в перчатках.

— Квимбо, Ной и Большой Чарли позавчера собрали по двести сорок фунтов, — с гордостью доложил Самсон. — Ты оказалась права.

Они пошли к конюшне. Самсон вывел Снежинку из стойла, помог Элизабет взобраться в седло и, взяв лошадь под уздцы, повел ее по проселку к полям.

Ореховые деревья расступились, и равнина так ослепительно забелела под солнцем, словно ее припорошил первый снег. Самсон повел Снежинку по борозде, туда, где в хлопковом море темнели, будто утесы, рабы.

Дело спорилась. Ной и Большой Чарли, быстро двигались вдоль своих рядов, ловко обирая хлопок двумя руками. Судя по их рвению, они явно предвкушали, как будут тратить деньги за собранный сверх нормы урожай. Другим неграм, глядя на эту парочку, оставалось лишь завистливо вздыхать.

Элизабет обрадовано хлопнула Самсона по плечу.

— Видишь, моя идея сработала! Нужно раздать перчатки всем, — заявила она и тут же нахмурилась. — Но где их столько взять?

— Велите пошить, — подсказал Самсон.

Она задумалась. В пансионе ее учили шитью, и, несмотря на неприязнь к этому занятию, она была готова взять в руки иглу. Но ведь нужно как минимум сто пар! Одна, и даже вдвоем с Анной они провозятся до Рождества.

Нужны помощницы. Но кто из рабынь умеет шить? Она видела, как Роза и Сара подрубали наволочки, но вряд ли старуха согласится отдать своих служанок для такого дела.

Она растерянно посмотрела на Самсона.

— Люси раньше работала в доме, — сообщил он, — до того, как забеременела, и миссис Фаулер ее прогнала. Она умеет шить, в том числе и перчатки.

Элизабет сдвинула брови.

— Ты уверен?

— Да. Мы с ней говорили об этом.

Чертова Люси! Самсон живет с ней, говорит с ней… спит с ней!.. Но не показывать же свою ревность к рабыне!

— Что ж, — натужно улыбнулась она, — велю Брауну освободить ее от полевых работ.

* * *

На следующий день Элизабет с утра пораньше спустилась на первый этаж и вошла в прилегающую к гостиной комнатушку, где хранились принадлежности для шитья. Там, на столе уже лежал большой отрез ткани, которую Элизабет накануне со скандалом вытребовала у миссис Фаулер. Старуха фыркала, закатывала глаза и называла затею с перчатками нелепой блажью, даже несмотря на то, что сборщики хлопка показали в них такой хороший результат.

Но Элизабет не сдавалась, и в конце концов свекрови пришлось уступить. Она выделила из закромов рулон тонкой, но плотной ткани и несколько катушек ниток. Неизвестно, хватит ли этого на сотню пар, но нужно с чего-то начинать.

Вчера Элизабет поручила Самсону прикинуть, сколько перчаток большого, маленького и среднего размера нужно будет пошить. Она дала ему бумагу, ножницы и карандаш — чтобы Люси сделала выкройки.

Пока Анна раскладывала на столике принадлежности для шитья, Элизабет сидела на стуле и теребила на пальце наперсток. Скоро должна была явиться Люси, и под ложечкой сосало от беспокойства.

Она не знала, как ей относиться к Люси. Эта женщина живет с ее Самсоном в одной хижине и, возможно делит с ним постель. Как Элизабет ни старалась гнать эти мысли из головы, они настырно лезли вновь. Ее душила ревность, а от того, что она ревнует к рабыне, становилось еще поганей на душе.

То, что она белая госпожа, не давало никаких преимуществ. Наоборот, чернокожая рабыня Люси имеет больше прав на Самсона, как на мужчину, чем она.

В гостиной раздался скрип половиц. Сердце замерло, тело напряглось в ожидании. Дверь распахнулась, и на пороге показалась Люси. Как полагается рабыне, она стояла с опущенной головой, но Элизабет чуяла, что эта покорность обманчива.

— Входи, — нарочито приветливо сказала она.

Негритянка вошла, не поднимая взгляда. В руках она держала выкройки. Элизабет указала ей на стул.

— Садись.

Люси опустилась на край сиденья и, посмотрев Элизабет в глаза, произнесла:

— Я сделала выкройки, мэм, как вы велели. Вот, Самсон написал, сколько пар нужно каждого размера.

Она протянула клочок бумаги, и Элизабет мельком взглянула на него.

— Хорошо, тогда давайте приступать, — сказала она.

Следующая пара часов прошла в напряженном труде. Элизабет прикалывала бумажные выкройки к сложенным вдвое кускам ткани и аккуратно обводила их мелом. Анна и Люси сшивали половинки между собой, после чего Элизабет ножницами вырезала перчатки из лоскута. В чулане царило молчание, в котором было слышно лишь сосредоточенное сопение Анны.

Элизабет украдкой поглядывала на Люси, ощущая повисшую между ними тягучую, почти осязаемую неловкость. Негритянка проворно орудовала иглой, не поднимая глаз от шитья. Видимо, в ее жилах текла и индейская кровь: резкие черты красновато-коричневого лица казались высеченными из камня.

На каждую пару перчаток уходило минут по двадцать, и вскоре Элизабет поняла, что им не управиться ни за день, ни за два. Руки делали свою работу, а в голове крутился один простой вопрос: спит ли Самсон с Люси? По непроницаемому лицу рабыни ничего понять было нельзя, а спросить напрямую Элизабет бы никогда не решилась. И оставалось лишь строить догадки, чувствуя себя при этом полной дурой.

Время ползло к полудню, жара за окном давала о себе знать, и в горле пересохло от жажды.

— Анна, будь добра, сходи на кухню, принеси лимонад, — попросила Элизабет, почему-то постеснявшись обратиться за этим к Люси.

Служанка кивнула и поднялась, отложив шитье. Подхватив юбки, она вышла за дверь, и Элизабет осталась с Люси наедине. Напряжение в комнате сгустилось, как вечерний туман, но негритянка, казалось, не замечала этого, продолжая старательно шить.

«Успокойся! — велела себе Элизабет. — Она всего лишь рабыня».

Она решила сосредоточиться на труде, и как раз вырезала из лоскута перчатку, высунув от усердия кончик языка, как вдруг послышался низкий голос Люси:

— Можете меня наказать, мисс Элизабет, но я скажу.

Элизабет вздрогнула и уставилась на рабыню. Сердце учащенно забилось, а уши загорелись: она тотчас догадалась, о чем, вернее о ком, пойдет речь.

Люси сверлила ее пронзительным взглядом черных глаз, и прежде, чем Элизабет раскрыла рот, рабыня продолжила:

— Уж вы бы, постыдились, мадам. Зачем вам все это нужно?

Дыхание перехватило, ладони взмокли от пота.

— Не понимаю о чем ты? — Элизабет хотела произнести эту фразу холодно и надменно, но голос предательски дрогнул.

— Все вы понимаете, — безжалостно сказала Люси. — Вам это так, поразвлечься. А его убьют.

Элизабет бросило в жар. Она застыла, невидящим взором уставившись на недоделанную перчатку в своих руках.

«Я тоже рискую жизнью!» — хотела вскричать она, но слова так и повисли на языке. Что толку оправдываться? Все равно в глазах Люси она — избалованная белая финтифлюшка, которой мало свободных мужчин, и она посягает на рабов.

Элизабет не решалась посмотреть на Люси, но ощущала, что та пытливым взглядом как будто прожигает в ней дыру. Она попыталась продолжить работу, но пальцы так дрожали, что ножницы сорвались и испортили перчатку.

В комнату вошла Анна с подносом в руках. Элизабет резко выдохнула, уставившись на служанку, как на спасительницу.

— Лимонад, мадам. — Анна протянула напиток.

Элизабет схватила стакан и залпом опустошила его, расплескав чуть ли не половину себе на лиф. Украдкой взглянув на Люси, она увидела, что та накладывает стежки на перчатку с таким отрешенным видом, как будто и не заводила этот разговор.

Глава 30

Слова Люси целый день не выходили у Элизабет из головы.

«Неужели каждая собака на плантации уже знает о нашей связи? — терзалась она. — Ну почему я такая дура и мямля? Почему не осадила эту нахалку? Надо было поставить ее на место».

И как теперь быть с Самсоном? Порвать с ним, пока не поздно?.. Нет, это выше ее сил. Расставшись с ним даже ненадолго, она тут же начинает безумно скучать. Каждый день, каждый час с ним — на вес золота, и она хочет сполна насладиться тем временем, что осталось у них, пока не вернулся Джеймс.

Когда стемнело, Самсон снова пробрался к ней в спальню. Обняв Элизабет за плечи, он внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты так напряжена, Лиз. Что-то случилось?

— Случилось, — выдохнула она. Пришло время поговорить с ним начистоту. — Скажи, ты кому-нибудь рассказывал о нас?

Он нахмурил брови.

— Нет. Конечно, нет.

— А Люси?

— И ей не говорил. Почему ты спрашиваешь?

Элизабет набрала в грудь побольше воздуха.

— Ты спишь с ней? — выпалила она.

Самсон отступил на полшага и взял ее руки в свои.

— Нет, — он покачал головой. — С тех пор, как мы с тобой… Я говорю ей, что ночую в конюшне. Будто бы лошадь хозяина заболела, и ей нужно давать лекарство по часам. Я и правда сплю там, на сеновале, когда ухожу от тебя.

У Элизабет словно камень свалился с души.

— Честно? — шмыгнув носом, спросила она.

— Конечно, Лиз. — Самсон стиснул ее ладони. — Я не хочу с ней… после тебя… Это было бы неправильно.

Элизабет слабо улыбнулась. Конечно, Самсон мог и солгать, но что-то подсказывало: он говорит правду. Она прижалась к его груди и замерла, согреваясь в уютных объятиях.

— Но к чему все эти вопросы? — поинтересовался он. — Ты мне не доверяешь?

— Доверяю, но, похоже, Люси обо всем догадалась. Она говорила со мной… о нас. Сказала, что мне должно быть стыдно, и что тебя могут убить.

— Хм… Люси далеко не дура, — промолвил Самсон, поглаживая ее по волосам. — Я не ночую дома, меня освободили от работы в поле, я много времени провожу с тобой… Конечно, она что-то подозревает. Но у нее нет доказательств. Да и вряд ли она побежит докладывать твоему муженьку.

— Надеюсь, — вздохнула Элизабет. — Я не хочу, чтобы он… что-нибудь сделал с тобой.

Самсон обхватил ладонями ее лицо. Белки устремленных на нее миндалевидных глаз ярко выделялись в темноте.

— Мы будем осторожны, Лиз, — сказал он и поцеловал ее в губы.

Элизабет растаяла как кусочек масла на сковороде. Ноги подкосились, и страсть нахлынула могучей волной, смывая все переживания и тревоги на своем пути…

Потом они лежали утомленные и счастливые, бездумно уставившись в потолок. Элизабет разлеглась поперек кровати. Ее голова как на подушке покоилась на груди у Самсона, а тело растеклось лужицей по матрасу, охваченное приятной ленцой.

— Лиз, — подал голос Самсон.

— М-м? — протянула она.

— Я хочу кое-что тебе подарить.

— Да? И что же?

Самсон зашевелился под ней, выпростал из-под нее руку и что-то положил ей на грудь. Скосив глаза, Элизабет увидела между своих торчащих сосков талисман — клык в серебряной оправе.

— Это зуб льва, — пояснил Самсон, — Мой дед сам добыл его на охоте и подарил моей бабушке, а она привезла его с собой из Африки.

Элизабет погладила пальцем полированную кость.

— Но эта вещь, должно быть, очень дорога для тебя, — сказала она. — Я не могу ее принять.

— Пожалуйста, возьми. Мне будет приятно.

Человек, которому не принадлежит даже собственное тело, отдает ей последнее, что у него есть…

К горлу подкатил ком. Элизабет приподняла голову, и Самсон надел амулет ей на шею. Его пальцы скользнули вдоль кожаного шнурка, теплые ладони накрыли обнаженную грудь. Элизабет со стоном потянулась к нему, и он приник жарким поцелуем к ее губам.

* * *

Прошло три недели. Элизабет выбросила из головы слова Люси и вплотную занялась делами плантации. Когда настало время платить рабам за собранный сверх нормы хлопок, свекровь уперлась рогом и заявила, что никаких денег не даст.

— Где это слыхано, чтобы ниггерам платили за работу? — возмутилась она.

— Эти деньги вернутся сторицей, — возразила Элизабет и привела свои доводы.

Во-первых, хлопок в начале сезона стоит дороже, чем в конце, когда все склады в Новой Англии набиты им под завязку. Поэтому один цент за лишний собранный фунт с лихвой покроется прибылью за счет более выгодной цены.

А во-вторых… Рабам, по сути, было негде тратить заработанные деньги, кроме как в самой «Персиковой долине». Бродячие торговцы заглядывали сюда нечасто, а в Мейкон негры не ездили.

Чердаки и кладовки Большого Дома переполняла рухлядь: обветшалая мебель, поношенная одежда, разрозненные сервизы и прочее барахло. Для господ — бесполезный хлам, зато невиданная роскошь для рабов.

— Мы будем продавать эту утварь рабам, — предложила Элизабет.

Свекровь по своему обыкновению позакатывала глаза, но, в конце концов согласилась.

Есть из тарелки, а не из выдолбленной тыквы; носить платье из ситца, а не из мешковины; сидеть на стуле, а не на обрубке бревна — негры с радостью отдавали свои скудные сбережения за ненужное в Большом Доме старье. Теперь у них появился стимул усердно работать и возможность хоть как-то улучшить свой быт.

Все больше и больше негров получали перчатки, и добыча хлопка неуклонно росла. Запряженные волами подводы непрестанно вывозили из «Персиковой долины» груды тюков, а торговый агент Джеймса еженедельно слал из Мейкона восторженные отчеты, расписывая баснословные барыши.

Целыми днями Элизабет пропадала в поле, наблюдая за сбором урожая и раздумывая, как еще можно облегчить труд рабов. Вот бы прогнать Брауна и нанять более толкового управляющего! Только где такого найти?

Хотя, был у нее на примете один кандидат. Честный, сообразительный, пользующийся уважением среди рабов… Самсон. Уж он-то справился бы с делами не хуже, чем этот жулик и грубиян.

Элизабет слыхала, что на некоторых плантациях управляющими служили рабы. Но согласится ли на это Джеймс? Может его соблазнит то, что Самсону не нужно будет платить жалование?

Хотя нет, вряд ли муж на такое пойдет. Он не считает негров людьми. Да и Самсон не горит желанием взять бразды правления в свои руки. Ладно, будет видно… Элизабет иногда прокручивала в голове воображаемый разговор с Джеймсом, но лишний раз вызывать его образ в памяти не хотелось.

Она была счастлива с Самсоном. Каждую ночь он пробирался к ней в спальню и оставался почти до самого утра. Сперва они утоляли страсть, а потом разговаривали. Как ни удивительно, у нее, белой уроженки Нью-Джерси, нашлось много общих тем с чернокожим рабом.

Конечно, Самсона нельзя назвать обычным рабом. Его прошлый хозяин, мистер Чарльз, много путешествовал и даже побывал на войне. Он повсюду брал Самсона с собой, и поэтому тот некое представление об окружающем мире имел. По части житейской смекалки он даже превосходил Элизабет, а недостаток культурных навыков восполнял, общаясь с ней.

Она рассказывала ему о прочитанных книгах, об истории и политике, а он жадно слушал и мотал на ус. Элизабет это льстило, ведь прежде мужчины видели в ней лишь хорошенькую мордашку и не воспринимали всерьез, а пансионские подруги предпочитали болтать о «женских» пустяках.

Несколько раз Элизабет навещала Паркеров, и в один из ее приездов Алекс принес из кабинета письмо.

«Сэр,

Настоящим извещаем вас, что два тюка хлопка получены в полной сохранности благодаря заботам нашего агентства и отправлены в Канаду по известному вам адресу.

Искренне ваш Леви Коффин».

— Это то, что я думаю? — Элизабет вопросительно посмотрела на друзей.

— Да, моя дорогая, — улыбнулась Мэйбл. — Кэнди и Квимбо благополучно добрались до Огайо и отправились в Канаду.

Слезы радости выступили у Элизабет на глазах. Какое счастье, что хоть кому-то удалось сбросить оковы рабства! Значит, все старания были не зря.

* * *

Той ночью Самсон как обычно забрался к ней на балкон. Он шагнул в комнату и нетерпеливо притянул Элизабет к себе. Она прильнула к нему, вдохнула его запах — и по телу разлилось приятное тепло. От сладкого предвкушения все сжалось внутри. Элизабет слегка отстранилась и, не отрывая взгляда от любимого лица, запрокинула голову, выпячивая губы для поцелуя.

Самсон склонился над ней, но прежде, чем его губы коснулись ее рта, с улицы донесся стук копыт и грохот колес. Элизабет вздрогнула и прислушалась.

— Кто это? — прошептала она.

По потолку пробежал желтый отсвет фонаря. Самсон выпустил ее из объятий, подошел к балконной двери и осторожно выглянул из-за опущенной занавески.

Судя по звукам, перед домом остановился экипаж. Самсон посторонился, давая Элизабет посмотреть вниз. На подъездной площадке стояла карета, запряженная парой лошадей. Над козлами висел фонарь, и в его свете Элизабет увидела, как открывается дверца, и из экипажа выходит мужчина в цилиндре и дорожной накидке.

Когда он решительно, по-хозяйски направился к дому, Элизабет бросило в жар.

— Джеймс!

Сердце бешено заколотилось, по телу пробежала дрожь. Элизабет в ужасе посмотрела на Самсона. Он схватил ее за плечи и легонько встряхнул, не позволяя окончательно поддаться панике.

— Спокойно! — шепнул он. — Я уйду через балкон.

Он чмокнул ее в застывшие губы, и тихонько отворив стеклянную дверь, выскользнул наружу.

Элизабет осталась стоять как истукан, комкая кружево на вырезе пеньюара и чувствуя, как холод ледяными щупальцами прибирается под тонкую ткань. Джеймс вернулся! А она уже и думать о нем забыла. Ей почему-то стало казаться, что он уехал навсегда, и теперь она полновластная хозяйка «Персиковой долины». Но суровая реальность жестоко разбила ее мечты. И что дальше? Что скажет муж, когда узнает, какую кашу она заварила? А если он пронюхает об измене?

Эти мысли, омрачающие безоблачное счастье, Элизабет всегда откладывала на потом. И вот, это «потом» наступило, а она совершенно к нему не готова. И что теперь?

«Так! Соберись!» — приказала она себе и суетливо оглянулась по сторонам. Нужно убедиться, что в спальне не осталось улик. Пятен на простыне быть не должно: после того случая Элизабет держала под рукой полотенце.

Не обнаружив ничего подозрительного, она сбросила пеньюар, легла в постель и по уши закуталась в одеяло. Судя по доносившимся причитаниям, Джеймс разбудил Цезаря, и тот, надсадно кряхтя, стаскивал с крыши кареты чемодан.

Через несколько минут на лестнице раздались шаги, а потом вдруг кто-то попытался открыть дверь спальни. Сердце зашлось в бешеном ритме. Элизабет подскочила на кровати и замерла, вглядываясь в темноту.

В дверь глухо ударили, словно пытаясь выбить ее плечом.

— Кто там? — дрожащим голосом пролепетала Элизабет.

— Твой супруг, дорогая женушка, — ехидно ответили снаружи. — Будь любезна, открой дверь.

— Одну минуту, — пробормотала она.

Не найдя впотьмах домашних туфель, Элизабет побрела к двери босиком. Она шла как на Голгофу. Плечи словно придавило неподъемным крестом, и каждый шаг давался с таким усилием, будто ноги увязали в болоте.

Наконец она добралась до двери и негнущимися пальцами повернула в замочной скважине ключ.

— Смотрю, ты меня совсем не ждала. — Джеймс с усмешкой переступил порог. — Почему ты заперлась?

— Я… ну… тебя не было, и…

— Давай сюда ключ. — Муж требовательно протянул руку. — Я вернулся, и тебе больше незачем запирать дверь.

Элизабет с трудом сглотнула загустевшую слюну и отдала Джеймсу ключ. Тот сунул его в карман и вальяжно прошелся до середины комнаты. Он даже не переоделся с дороги, только снял накидку и шляпу.

Развернувшись на каблуках, Джеймс с легким прищуром посмотрел на Элизабет. Она, в свою очередь, уставилась на обросшее щетиной лицо, которое за прошедшие недели успела слегка подзабыть.

— Как прошла поездка? — с вымученной улыбкой спросила она.

Муж самодовольно приподнял бровь.

— Весьма плодотворно, — сообщил он. — Я вышвырнул половину бездельников во главе с твоим бестолковым дядюшкой и нанял нового управляющего. Хваткий малый, знает, как выколачивать прибыль.

«Такой же хваткий, как Браун?» — завертелось на языке, но Элизабет промолчала. Она еще не решила, выдавать ли Брауна мужу. Она собиралась подумать об этом «потом».

— Впрочем, — продолжил Джеймс, — я пришел не для того, чтобы говорить о делах.

Элизабет заметила масленый блеск в его глазах, и ее прошиб холодный пот.

— Я соскучился по моей маленькой славной женушке.

Джеймс шагнул к ней, и Элизабет невольно попятилась. Она бросила взгляд на окно, и ей показалось, будто за неплотно задернутой шторой шевельнулась тень. Господи! Самсон еще там, на балконе! Он не может спуститься, пока не уедет карета. А, судя по голосам и скрипу половиц, слуги все еще переносят багаж.

Муж неумолимо напирал на нее, подталкивая к постели. Элизабет отступила еще на шаг. Она уперлась в край кровати, и ей пришлось сесть на матрас.

— Я скучал по твоему умелому ротику, — похотливо осклабился Джеймс.

Шероховатый большой палец бесцеремонно обвел ее рот, оттягивая нижнюю губу. Подушечка была соленой: Джеймс даже не удосужился вымыть руки. Элизабет, мотнув головой, отвернулась.

— А ты скучала по мне, дорогая жена? — Джеймс погрузил руку в ее волосы. — Скучала?

Он притянул ее голову к себе, свободной рукой расстегивая штаны. Слабо, но отчетливо повеяло мочой и прокисшим запахом немытого тела. Элизабет сморщила нос. Она хотела отвернуться, но Джеймс не позволил ей этого сделать.

— Пусти меня! — Она попыталась оттолкнуть его от себя. — От тебя пахнет!

— И что с того? — глумливо поинтересовался Джеймс. — Жена обязана принимать мужа любым.

Он вывалил из ширинки полувялый член. Смрад усилился.

— Меня сейчас стошнит! — пробормотала Элизабет, всеми силами отодвигаясь от вонючего отростка, словно гигантская личинка белеющего в темноте.

Муж притянул ее к себе и мазнул влажной головкой по плотно сжатым губам.

Элизабет зажмурилась, скривилась, и ее всю передернуло от рвотного позыва. Лишь огромным усилием воли она сдержалась, чтобы не выплеснуть содержимое желудка на пол.

К счастью, Джеймс заметил это и отпустил ее.

— Ох уж эти изнеженные белые леди! — презрительно процедил он. — Стоит мужчине немного вспотеть, как они уже воротят нос.

Он схватил ее за плечи, развернул к себе задом и толкнул на постель. Лежа ничком, Элизабет ощутила, как на ней задирают подол. Она попыталась отползти, но муж стиснул ее бедра и приподнял их, притягивая к себе. Затем навалился сзади и грубо, насухую, вошел в нее, причиняя боль…

Джеймс с пыхтением утолял свою похоть, а Элизабет, кусая губы, судорожно комкала простыню. Слезы катились по щекам, пропитывая подушку. Хотелось умереть. Сдохнуть прямо сейчас, лишь бы не чувствовать себя бесправной вещью, игрушкой в его руках.

Вот и все! Вот и кончилась ее мнимая свобода. Муж вбивался в нее размашистыми рывками, утверждая свою власть над ее плотью, показывая, кто здесь истинный господин.

А она — никто. Пыль под его ногами. Такая же рабыня, как распоследняя негритянка на этой плантации, и он может делать с ней все, что ему в голову взбредет.

Ловушка захлопнулась. И выхода из нее нет.

Глава 31

— Твоя жена вела себя неподобающим образом! — сообщила за завтраком свекровь.

Элизабет подняла на нее воспаленные глаза. Полночи она не спала, терзаясь мыслями о том, что Джеймс вернулся и будет снова портить ей жизнь, а когда, наконец, задремала — пришло время вставать.

— И в чем же она провинилась? — насмешливо поинтересовался Джеймс, отрезая себе кусок отбивной.

Миссис Фаулер презрительно фыркнула.

— Позволяла этому здоровенному черномазому… Самсон, или как его там… облапывать себя у всех на глазах.

Вилка и нож замерли у Джеймса в руках. Он вопросительно посмотрел на Элизабет, затем перевел взгляд на мать.

— Что ты имеешь в виду? — осведомился он.

Прежде чем старуха раскрыла рот, Элизабет затараторила:

— От укуса змеи у меня распухла нога, и я не могла ходить. Самсон всего лишь помогал мне спускаться по лестнице. Я что, должна была целый месяц сидеть взаперти?

Джеймс внимательно смотрел на нее, поглаживая щетинистый подбородок.

Свекровь в своей противной манере приподняла бровь.

— Он носил ее на руках, сынок. Твой отец меня так не носил, как этот черномазый твою жену. Вот так вот схватит ее, — она взмахнула руками, — все юбки задерутся, панталоны наружу, и несет. А она прижимается к нему как, прости господи, падшая женщина, и хохочет. Бесстыжая!

— Не было такого! — Элизабет бахнула чашкой о стол так, что звякнула вся посуда. — Ни к кому я не прижималась и не хохотала! Что за бред!

— Спокойно, дорогая, — снисходительно произнес Джеймс. — Что ты так разволновалась? Я уверен, ма немного преувеличивает. Правда, ма?

— Ничего я не преувеличиваю, — буркнула свекровь.

«Я не ослышалась? Он меня защищает?» — удивилась Элизабет, но тут муж продолжил, не спуская с нее колючего взгляда серых глаз:

— Вот только одного не пойму… — Его губы искривились в презрительной усмешке. — Почему я постоянно слышу об этом ниггере? Почему этот Самсон все время фигурирует в историях, где замешана ты?

Элизабет выпрямилась, изображая оскорбленную добродетель.

— Не понимаю, о чем ты, — отчаянно скрывая дрожь в голосе, сказала она.

— У меня нет желания все перечислять, — ответил Джеймс, лениво растягивая слова. — Но с этим черномазым я еще разберусь.

Он вытер губы салфеткой, смял ее в руке и швырнул на тарелку. Элизабет невольно уставилась на скомканный клочок. Сердце учащенно билось в груди, корсет впивался в ребра, не давая дышать. Неужели муж что-то заподозрил?.. Нет, не может быть! У него нет доказательств.

— Поеду на плантацию, — сообщил Джеймс, поднимаясь из-за стола. — Проверю, как тут без меня шли дела.

Он скрылся за дверью, а Элизабет продолжала смотреть на скомканную салфетку, и тиканье часов болезненными ударами отдавалось в висках.

Не так она представляла себе возвращение мужа. Точнее, она вообще старалась об этом не думать, но все же ей казалось, что она сможет сесть и спокойно с ним поговорить. Рассказать о новшествах, благодаря которым негры стали собирать больше хлопка. Сообщить о том, что Билл Браун — мошенник и вор, и надо его заменить. Убедить, что не обязательно бить негров кнутом, чтобы они работали на совесть, а нужно всего лишь создать им условия и заинтересовать в результате труда.

Но вчера ночью Джеймс обошелся с ней как с куском мяса, а сегодня обескуражил своими догадками о Самсоне.

«Я разберусь с этим черномазым», — вновь прозвучало в голове, и Элизабет содрогнулась. А вдруг муж все узнает! Вдруг кто-нибудь ему донесет! Роза видела запачканные простыни. Люси знает, что Самсон не ночевал дома. Даже Анна, и та о чем-то догадывается… Если Джеймс заподозрит измену…

«Нет! Анна ничего не скажет. А если проболтается Роза или Люси, то буду все отрицать. Я белая, они черные — им никто не поверит…».

Правда, это не слишком обнадеживало, ведь Элизабет понимала: для Джеймса ее слово значит не больше, чем лай собаки или лепет раба.

Она подняла глаза и вздрогнула, столкнувшись с пытливым взглядом свекрови. Старая карга смотрела так, словно пыталась просверлить ей черепную коробку, чтобы разнюхать, какие мысли роятся в ее мозгу.

Хватит! Отодвинувшись от стола, Элизабет поднялась. Она тоже поедет на поле. Не станет ждать, пока Браун наплетет Джеймсу всякой ерунды. Надо взять все в свои руки прежде, чем муж испоганит все, чего она добилась с таким трудом.

Не обращая внимания на недоуменный взгляд свекрови, Элизабет вышла в вестибюль. Там она увидела Розу, которая, напевая себе под нос, обмахивала метелкой позолоченную картинную раму.

— Роза, — позвала Элизабет, и рабыня оглянулась.

— Да, мэм?

В ее голосе Элизабет уловила насмешку. Или ей померещилось? Лицо Розы, в целом миловидное, казалось дерзким — то ли из-за надутых губ, то ли из-за высоких, круто изогнутых бровей.

— Принеси, пожалуйста, мои перчатки и шляпку, — попросила Элизабет.

Негритянка кивнула и, плавно покачивая бедрами, двинулась к лестнице. Элизабет буравила взглядом ее спину и гадала, не растрепала ли Роза о запятнанной простыне.

Когда рабыня вернулась, Элизабет надела шляпку, натянула перчатки и вышла на улицу. В первый миг она прищурилась: гравий подъездной площадки так ярко белел на солнце, что слепил глаза. Сойдя по ступенькам, Элизабет в растерянности остановилась. Идти в поле пешком? Но это слишком далеко. Ее атласные туфельки не самая подходящая обувь для подобной прогулки, да и от долгой ходьбы может разболеться нога.

Надо послать кого-то за лошадью. Элизабет оглянулась по сторонам, но никого не увидела. Даже Цезарь, обычно околачивающийся у входа, куда-то запропастился. Что ж, придется идти в конюшню самой.

«Наверняка, там будет Самсон», — подумала она, и от этой мысли сердце встрепенулось в груди.

Миновав розарий и фруктовый сад, Элизабет добралась до хозяйственного двора. Там было тихо и безлюдно: все негры собирали хлопок.

Обогнув коптильню, она сразу заметила у конюшни Самсона. Тот чистил привязанную к ограде лошадь. Рубахи на нем не было, и мускулистые плечи, сливаясь по цвету с гнедым лошадиным боком, лоснились как шелк. Элизабет невольно залюбовалась этой картиной, правда грубые шрамы, вкривь и вкось пересекающие спину, несколько портили вид.

Услышав шаги, Самсон обернулся и тотчас прервал свое занятие. Положив скребницу на столбик ограды, он подошел к калитке. Элизабет увидела, как тяжело вздымается и опускается шоколадная, блестящая от испарины грудь.

— Мне нужна Снежинка, — проглотив ком в горле, сказала она. — Хочу съездить в поле.

— Да, конечно… мэм, — каким-то странным, надтреснутым голосом ответил он. — Она в стойле. Я собирался подстричь ей гриву.

Повисла неловкая тишина. Понурив голову, Самсон глядел в землю. Его ноздри раздувались, губы были плотно сжаты, на скулах играли желваки. Элизабет поняла: он знает все. Неизвестно, как долго он простоял вчера на балконе, но он явно слышал, или даже видел, как Джеймс насиловал ее.

Слышал, видел — и ничего не сделал. Но что бы он мог? Ворваться в спальню и вышвырнуть Джеймса? Конечно же нет. Это сгубило бы их обоих. Но что теперь? Она стала ему противна? Он даже не хочет на нее смотреть.

Ее потряхивало, пальцы судорожно теребили перчатку. Обрывки мыслей хаотично мельтешили в голове. «Я должна что-то сказать! Что-то сделать… Решить, как нам быть дальше…»

Молчание затягивалось, но тут Самсон принял решение за них двоих. Он распахнул калитку загона и вопросительно посмотрел на Элизабет, как бы приглашая войти.

Она взглянула в его большие, с продолговатым разрезом глаза. Солнце било ему в лицо, и зрачки светились изнутри как вишневый янтарь. Сколько горечи, сколько боли плескалось в этих глазах! И злости… Черной, бурлящей злости. На нее? На Джеймса? Или на самого себя?

Элизабет осмотрелась по сторонам и, никого не заметив, шагнула вперед. Самсон посторонился, пропуская ее за ограду, и запер за ней калитку на крючок. Затем приоткрыл ворота конюшни, а когда Элизабет проскользнула внутрь, вошел следом.

Солнце заливало конюшню сквозь небольшие окна под потолком. Вдоль прохода тянулись денники, над дверцами которых торчали любопытные морды лошадей. На стенах висели уздечки, вожжи и хомуты, а на перегородках между стойлами были нахлобучены седла.

В воздухе пахло сеном, кожаной амуницией и лошадьми. Это показалось знакомым и даже родным: такой же запах чуть уловимо исходил от одежды Самсона.

— Здесь так чисто. — Элизабет кивнула на тщательно подметенный пол.

— Я же не работаю в поле, у меня полно времени, чтобы наводить здесь порядок, — ответил Самсон.

Элизабет прошлась вдоль денников, любуясь лоснящимися мордами лошадей. Снежинка, узнав хозяйку, потянулась к ней, и Элизабет почесала под челкой ее лоб. Она гладила белую бархатистую шерстку и чувствовала, что Самсон смотрит ей в спину: на ее собственном загривке встали дыбом мелкие волоски.

И как ей теперь себя с ним вести? Разумнее всего сделать вид, что между ними ничего не было. Разыграть перед всеми и друг перед другом спектакль под названием «раб и госпожа»… Но как быть с тем, что когда он рядом, она счастлива и свободна, как птица, парящая в небесах? Как отмахнуться от того, что только с ним она ощущает себя живой?

Можно ли от этого отказаться? И ради чего?

Самсон словно прочитал ее мысли. Он подошел сзади, обхватил ее за плечи и прижался к ее спине.

— Я боялся, что ты не придешь! — выдохнул он.

Ноги ослабли, сладко замерло в животе.

— Разве я могла не прийти? — прошептала Элизабет.

Она в неге запрокинула голову, а Самсон бережно отодвинул ее волосы и втянул мочку уха в рот. Элизабет застонала, ощутив, как по телу пробежали мурашки.

Влажный язык скользил по завиткам ушной раковины, а пальцы тем временем нащупывали пуговки на лифе. Вот Самсон расстегнул одну, вторую, третью, и его ладони накрыли обнаженную грудь.

Он сжал соски, оттянул их, покручивая, и у Элизабет вырвалось: «Ох!». Между ног все намокло, и она, млея от удовольствия, стала извиваться и тереться задом о твердую выпуклость в его паху.

Без лишних слов Самсон увлек ее в закуток, где хранилось сено. Элизабет облокотилась на душистый тюк и призывно прогнулась. Задрав на ней многочисленные юбки, Самсон стянул с нее панталоны.

Теплая шершавая рука медленно огладила талию, спустилась на ягодицы и вдруг шлепнула по ним как по крупу кобылы. Элизабет всхлипнула и сгорая от желания, бесстыдно выпятила зад.

Самсон приспустил штаны и, подразнивая, потерся гладкой головкой о вход. Ох, как это было приятно! Элизабет со стоном подалась назад, и он вошел в нее, позволяя, наконец, почувствовать его сполна.

Он двигался в ней резко, с какой-то отчаянной яростью, словно пытаясь вытряхнуть Джеймса из ее тела и души. И Элизабет исступленно отвечала на его напор. Ей хотелось ощутить Самсона всего. Принадлежать только ему, раствориться в нем без остатка. Она рывками подавалась назад, заставляя его еще сильнее ускорить темп. Он вбивался в нее все глубже и глубже, мощными толчками приближая финал.

— О, боже! — простонала Элизабет, и мир вокруг завертелся в пестром калейдоскопе огней.

Вздох, другой — и тугие, горячие волны разошлись как круги по воде, наполняя тело наслаждением и восторгом. В полузабытьи Элизабет услышала за спиной гортанный рык. Самсон резко вышел из нее, прижался к ней, содрогаясь всем телом, и она ощутила, как на поясницу брызнула теплая сперма.

На какое-то время они замерли, тяжело дыша. Наконец, Самсон отстранился и застегнул штаны. Элизабет принялась оправлять юбки, вытряхивая из многочисленных оборок травинки. Увидев, что ее панталоны втоптаны в солому, устилавшую пол, она не стала их подбирать, а затолкала мыском туфли под тюк.

Она повернулась к Самсону. Он приподнял ее, усадил на кипу сена и, подойдя вплотную, молча прислонился головой к ее лбу. Элизабет просунула руки у него под мышками и прижалась к его груди. Все было ясно без слов. Джеймс вернулся, и счастью пришел конец. Они больше не смогут встречаться как прежде. Не будет больше жарких ночей, неспешных прогулок, задушевных разговоров до утра. Останется лишь вот так, урывками… Да и то, вряд ли: слишком опасно.

Самсон со вздохом отстранился и направился к сбруе, развешанной на стене. Сняв с крючка узду, он подошел к Снежинке и почесал ее под гривой. Кобыла шумно выпустила воздух из ноздрей и, склонив голову, позволила себя взнуздать. Затем Самсон взял с перекладины потник и накрыл им лошадиную спину, а следом нахлобучил седло.

— Отвезти тебя на поле? — поинтересовался он, затягивая подпругу.

Элизабет покачала головой.

— Не стоит, я доеду сама. Тебе лучше не показываться Джеймсу на глаза… Свекровь наплела ему всякой чуши, и боюсь, он начал что-то подозревать.

Закончив снаряжать лошадь, Самсон вывел ее из конюшни и помог Элизабет взобраться в седло.

— Спасибо, — улыбнулась она.

Он молча вручил ей поводья, и его пальцы при этом будто невзначай коснулись ее руки. Даже сквозь перчатку Элизабет почувствовала, как они дрожат.

Опустив глаза, она заметила, что его костяшки стесаны до крови, и внутри все сжалось в болезненный ком. Дико захотелось броситься к Самсону на шею и разрыдаться, покрывая его лицо поцелуями, но вместо этого Элизабет стегнула Снежинку и поскакала прочь.

В воздухе уже веяло осенней прохладой, но в безоблачном небе сияло яркое солнце. Голову пекло даже под шляпкой, но Элизабет не обращала на это внимания. Вокруг простирались хлопковые поля, наполовину белые, наполовину коричневые, и над пушистым морем плыли как паруса соломенные шляпы негров и цветастые платки рабынь.

Джеймс с Биллом Брауном стояли под сенью старого дуба на меже хлопкового и кукурузного полей. Элизабет подъехала ближе. Услышав топот копыт, мужчины обернулись и уставились на нее.

Билл Браун приподнял шляпу и насмешливо поклонился.

«Видать, уже успел наплести Джеймсу всякой ерунды», — подумала Элизабет.

Муж, зацепившись большими пальцами за жилетные карманы, мрачно ждал, пока она подъедет. Сжатые губы и нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего.

Когда Снежинка приблизилась, он подошел к ней и снял Элизабет с седла. Оказавшись в объятиях мужа, она заметила, как дернулись его ноздри. У нее тут же взмокли подмышки. А вдруг он уловит запах другого мужчины?

Но, к счастью, Джеймс вроде бы ничего не заметил. Он поставил Элизабет на траву, и цепко стиснул ее плечо.

— Раз уж ты тут, дорогая, — ядовитым голосом начал он, — то потрудись объяснить, что за чертов балаган ты здесь устроила!

— Балаган? — Элизабет захлопала ресницами. — Какой балаган?

Муж встряхнул ее как тряпичную куклу и принялся загибать пальцы.

— Идиотские перчатки на неграх — раз, поблажки для бездельников — два, трата денег на то, что рабы должны делать бесплатно — три…

Элизабет запальчиво вскинула подбородок.

— …И мы собираем больше хлопка, чем раньше — четыре! — закончила она.

Джеймс скептически хмыкнул.

— В этом мы еще разберемся, — сказал он. — Быть такого не может, что ниггеры работают меньше, а собирают больше. Что-то здесь не так.

— Почему же? Они успевают отдохнуть, восстановить силы…

— Чушь собачья! — отмахнулся Джеймс. — Черномазые должны работать до изнеможения, иначе какой прок их кормить?

— Людям нужен просвет, — с жаром заявила Элизабет. — Какая-то надежда. Цель. Они должны знать, что если хорошо потрудятся, то их усилия будут вознаграждены.

— Все это вздор! Не забывай, дорогая, что речь идет не о белых оборванцах с мануфактур твоего папаши, а о ниггерах. О животных. Нельзя судить о них по меркам людей. Они не способны смотреть в будущее, строить планы. Им нужен хозяин, который наставит их на путь истинный…

— Чепуха! — перебила Элизабет. — Это ты и тебе подобные низвели негров до уровня скота. Я же отнеслась к ним по-людски, и вот результат.

— Кто вообще дал тебе право распоряжаться моим имуществом? — прищурился Джеймс. — Как ты посмела раздавать черномазым нашу мебель?

— Не мебель, а хлам, который пылился на чердаке, — возразила Элизабет. — Твоя матушка мне разрешила. Рабы живут в скотских условиях. У многих даже нет ножа или котелка. Почему бы не позволить им честным трудом заработать себе эти вещи?

— Похоже, мы с тобой никогда не придем к согласию в этом вопросе, — с усталым вздохом произнес Джеймс. — Я понимаю, что ты янки, но все же постарайся напрячь свои крохотные мозги и понять, что речь идет о рабах. О скоте. Разве лошадь или корова может выбирать, в каком стойле стоять и какой корм есть? Так же и с ниггерами. За них все решает хозяин.

— И кто же дал право одному человеку решать за других? — окрысилась Элизабет, взбешенная напыщенным самодовольством мужа.

Джеймс воздел к небу указующий перст.

— Господь Бог и закон, — с пафосом промолвил он.

Элизабет лишь вздохнула. Переубеждать этого твердолобого осла не было ни сил, ни желания. Такие как он найдут оправдание любому варварству, если оно им выгодно.

Полезно ли рабство для экономики Соединенных Штатов? Элизабет не была настолько подкована, чтобы об этом судить. Наверняка, хлопок могли бы собирать и наемные батраки, но ублюдкам вроде Джеймса нужны не только рабочие руки. Им нужна власть. Полная и абсолютная власть над человеческим существом.

Право казнить и миловать, насиловать и убивать. Самоутверждаться, ощущая себя местным божком… Кто же добровольно откажется от такого? И не нужно быть гением, чтобы понять: из этой ситуации мирного выхода нет. Если в Конгрессе заикнутся об отмене рабства, плантаторы будут отстаивать свои «права» с оружием в руках.

В ее мысли неожиданно вторгся голос мужа:

— Кстати, а где твой любимчик Самсон? Кажется, перед отъездом я велел ему собирать хлопок.

Элизабет вздрогнула и, натолкнувшись на насмешливый взгляд Билла Брауна, пролепетала:

— Я освободила его от полевых работ. Ты же знаешь, что он помогал мне передвигаться, а еще кому-то нужно было присматривать за лошадьми.

— И ты решила, будто можешь вот так запросто отменить мой приказ? — нарочито вкрадчивым голосом спросил Джеймс.

— Ну да. Я ведь твоя жена. Пока тебе нет, я имею право…

Одним махом Джеймс оказался возле нее. Он больно вывернул ей запястье и прорычал:

— Никаких прав у тебя нет, женщина! Ты — моя жена и обязана мне подчиняться. Здесь тебе не Север! Я тебя научу, как должна себя вести настоящая леди!

Он отшвырнул ее от себя так, что Элизабет налетела на дуб. Она выставила перед собой руки, но тонкие перчатки не спасли от грубой коры, и она больно ушибла пальцы.

Она оглянулась. Джеймс не смотрел на нее, повернувшись к полям, зато на физиономии Билла Брауна играла глумливая усмешка. Элизабет стиснула зубы. Мерзавец! Рассказать, что ли, Джеймсу о его махинациях, чтобы сбить спесь с этой наглой рожи?

Хотя нет, не стоит. Это выбьет козырь у нее из рук. Джеймс поймет, что добыча хлопка возросла не только из-за усердия рабов, но и потому, что раньше Браун занижал вес собранного урожая. И тогда муж снова увеличит неграм рабочий день и уберет все поблажки.

Пока лучше придержать это в секрете. Билл Браун, конечно, негодяй, но все же главная заноза в заднице — это Джеймс.

Хотя есть один способ насолить Брауну…

— Кстати, ты в курсе, что с плантации сбежало двое рабов? — поинтересовалась Элизабет.

Джеймс медленно повернулся к ней.

— Что? — прищурился он.

— Кэнди и Квимбо сбежали по вине нашего дорогого мистера Брауна.

— В каком смысле? — Джеймс посмотрел на управляющего. — Что она несет?

Браун потупился.

— Я как раз собирался вам об этом доложить, мистер Фаулер… — Он стянул шляпу и почесал затылок, ероша потные, слипшиеся патлы. — Эти дрянные ниггеры действительно смылись…

— А виноваты во всем вы! — безапелляционно заявила Элизабет и, повернувшись к мужу, пояснила: — У мистера Брауна потерялся чайник. Может, он его пропил или где-то забыл…

— Что? — вскричал управляющий. — Это ложь! Я…

— Погоди, — Джеймс жестом остановил его. — Дай ей сказать.

— Так вот, вместо того чтобы обратиться ко мне или к твоей матери, — продолжила Элизабет, — наш дорогой мистер Браун вообразил себя хозяином этой плантации и решил во всем разобраться сам.

— И каким же образом? — Джеймс скрестил руки на груди.

— Он втемяшил себе в голову, будто чайник украли негры. Заявился к Кэнди, начал ее избивать…

— К Кэнди? — муж недоуменно нахмурился.

— Да, — кивнула Элизабет. — Как я поняла, мистер Браун крутил с ней интрижку. В ту ночь, когда пропал чайник, она была у него…

Управляющий побледнел, а Джеймс гневно вытаращил глаза.

— Что?! Это правда? Ты пользуешь моих рабынь у меня за спиной? — яростно загремел он.

— Н-нет, мистер Фаулер, я понятия не имею, о чем она говорит… — залепетал управляющий, суетливо вытирая со лба пот.

Элизабет пожала плечами.

— Спроси у любого негра, — невозмутимо бросила она.

— Они все сговорились! Не было у меня ничего с этой Кэнди! Это все наглая ложь! — верещал Браун.

У Джеймса чуть ли не пар пошел из ноздрей.

— Не ври мне, сукин ты сын! — заорал он. — Я что, нанял тебя для того, чтобы ты сношал моих рабынь?!

Смотреть, как Браун вертится словно уж на сковородке, было безмерно приятно. Элизабет даже не ожидала подобной реакции от муженька. Видимо он, как петух в курятнике, не потерпит даже малейшего посягательства на свой гарем.

— В общем, мистер Браун стал избивать Кэнди, — продолжила она. — А Квимбо заступился за нее и подбил нашему доблестному управляющему глаз.

— Этот треклятый ниггер поднял на меня руку! — завопил Браун. — За это полагается смерть! Так ведь, мистер Фаулер? Так?

— Так то оно так… — протянул Джеймс. — Но…

— Решать это должен ты, — вклинилась Элизабет. — А мистер Браун собирался повесить Квимбо в тот же день без суда и следствия. Я с трудом уговорила его позвать шерифа.

— Почему ты не дождался меня? — рявкнул на Брауна Джеймс. — Кто дал тебе право распоряжаться моими рабами?

— Но ниггер поднял руку на белого… — пробормотал тот.

— И что с того? Это твой ниггер? Кажется, ты возомнил себя хозяином этой плантации. Пользуешь моих негритянок, вешаешь моих рабов… Ты что, пропил последние мозги?

— Но сэр… Я…

— Заткнись!

— Но эти проклятые ниггеры сбежали из-за вашей жены, — пробормотал Браун. — Она велела мне дождаться шерифа, и мы заперли их в сарае. А наутро их и след простыл…

Элизабет уперла руки в бока.

— Так надо было их охранять, а не напиваться вдрызг, — насмешливо заявила она. — Конечно, они не хотели умирать, вот и сбежали.

Джеймс повернулся к Брауну.

— Ты звал негроловов? Пускали по следу собак?

— Я хотел, но ваша супруга мне запретила. Сказала, что займется этим сама.

— Идиот! Нашел кому верить. Янки-аболиционистке. — Он смерил Элизабет презрительным взглядом. — Ты же так и не снарядила погоню, я прав?

— Да, не снарядила, — дерзко ответила она. — Пускай уж они лучше сбегут, чем их повесят или загрызут собаки.

— Когда это было?

— Три недели назад.

Джеймс досадливо махнул рукой.

— Ну, тогда это уже бесполезно. Они или на Севере, или сгинули где-то в болоте. — Он повернулся к Брауну. — Я вычту их стоимость из твоего жалованья.

— Что?! Но почему? — вскричал тот.

— Потому что ты — безмозглый кретин, а за глупость нужно платить.

Браун понурился, что-то плаксиво бормоча под нос, а Элизабет мысленно поздравила себя с маленькой победой.

Глава 32

Миновала неделя, и жизнь на плантации вошла в свою колею. Джеймс поднял дневную норму добычи хлопка и сократил на час обеденный перерыв, но к счастью не тронул остальные новшества — перчатки и плату за переработку.

Элизабет радовалась и этому, потому что с возвращением мужа других радостей у нее поубавилось. После свидания в конюшне увидеться с Самсоном ей больше не удалось. Принимать его у себя она, разумеется, не могла; тайком бегать в конюшню было слишком опасно; а когда Элизабет попросилась в гости к Паркерам, Джеймс увязался за ней.

Тоска по Самсону разрывала душу, а тело жаждало его ласк. Элизабет даже стала носить под одеждой подаренный им талисман. В минуты безысходной печали она сворачивалась калачиком в кресле и, поглаживая пальцами полированный клык, предавалась воспоминаниям.

Джеймс приходил к ней по ночам, и от этого становилось только хуже. Когда он пыхтел на ней, она представляла на его месте Самсона, но разве можно себя обмануть? Это было не то. Совсем не то. Чужое тело, чужие руки, чужой запах… все не то. Правда Джеймс не утруждал себя ласками и поцелуями, но Элизабет этого от него и не ждала. Лучше бы он просто оставил ее в покое.

Хорошо, хоть Анна после долгих напоминаний все-таки раздобыла настой от беременности. Элизабет не имела ни малейшего желания рожать Джеймсу детей. Она не знала, как долго сможет обманывать его, но решила тянуть до последнего. Она и так здесь как птица в клетке, а ребенок и вовсе навесит на нее неподъемные кандалы.

Как-то в середине октября семейство в полном сборе сидело в гостиной. Погода стояла еще теплая, но по ночам уже было прохладно, и в камине зажигали огонь, чтобы не выстудить дом.

Джеймс листал газету, дымя сигарой, свекровь вышивала, а Элизабет в третий раз перечитывала «Оливера Твиста». Она уже прочла все книги, которые привезла с собой, а на ее просьбы, купить в Мейконе новые, Джеймс отвечал отговорками.

Миссис Фаулер выражалась яснее:

— Книжонки — это глупости для праздных пустоголовых девиц, — презрительно говорила она. — А ты, дорогуша — замужняя дама, и тебя должны волновать более серьезные дела.

Элизабет понятия не имела, о каких «более серьезных делах» идет речь. Плантацией занимался Джеймс, домашними слугами руководила свекровь, и передавать бразды правления снохе старуха не торопилась.

Разве что, перчатки быстро изнашивались, и рабам постоянно требовались новые, но с пошивом вполне справлялись Анна и Люси. От скуки Элизабет тоже иногда присоединялась к ним, но когда пальцы уставали от иглы и наперстка, хотелось занять чем-нибудь увлекательным и мозги.

Впрочем, чтение не доставляло такого удовольствия как раньше. Особенно любовные романы. Страсти и переживания героев напоминали Элизабет ее собственные, и она начинала тосковать по Самсону еще сильней…

В гостиной было тихо, лишь в камине потрескивали дрова. Вдруг распахнулась дверь, и на пороге возник всклокоченный Браун.

— Сэр, — взбудоражено заговорил он, — вы бы не могли выйти на улицу?

Джеймс нехотя оторвался от газеты.

— Что случилось?

— Полюбуйтесь, что я нашел в хижине одного из черномазых.

С этими словами Браун протянул Джеймсу какой-то предмет. Элизабет прищурилась, чтобы получше его разглядеть. Отблески камина слепили глаза, и она не сразу поняла, что это такое.

Коричневое… прямоугольное… Книга!

По спине прокатился холодный пот. Элизабет узнала «Путешествия Гулливера», которые она подарила Самсону после укуса змеи.

— Книга? — Джеймс отложил газету и раздавил в пепельнице кончик сигары. — У ниггера?

— Да, сэр. У этого выскочки Самсона.

— Черт побери! — процедил Джеймс, поднимаясь с кресла. — Откуда она у него? Он что, умеет читать?

— Не исключено, сэр, — осклабился Браун. — Но вы же запретили мне принимать самостоятельные решения насчет черномазых, так что извольте сами его допросить. Он перед домом.

Элизабет сидела ни живая ни мертвая, слушая этот разговор. Ей вспомнились слова Самсона о страшных карах, падающих на голову негра, уличенного в том, что он умеет читать.

О, господи, нужно что-то делать! Нужно спасать Самсона!

Когда Джеймс и Браун покинули гостиную, Элизабет вскочила с кресла и, подхватив юбки, устремилась за ними.

Выбежав на крыльцо, она увидела на подъездной площадке троих. Чак и Томас стояли по бокам от Самсона, и Элизабет с ужасом заметила цепи на его руках и ногах.

Самсон вскинул на нее удивленный взгляд, но тут Томас пнул его в голень, заставляя упасть на колени.

Джеймс неторопливо спустился по лестнице с книгой в руках. Самсон поднял голову, и Элизабет увидела, что по его лбу струится пот.

— Интересная книга? — издевательски поинтересовался Джеймс. — Откуда она у тебя?

Самсон бросил быстрый взгляд на Элизабет и промолчал.

— Ты оглох, черный выродок? — вызверился Билл Браун. — Хозяин задал тебе вопрос.

Самсон молчал.

Джеймс подошел поближе и наотмашь ударил его книгой по затылку. Курчавая голова дернулась, но ни звука не вырвалось из плотно стиснутых губ.

— Говори, мразь! Ты украл ее? — прорычал Джеймс.

— Хватит! — вскричала Элизабет, сбегая вниз по ступеням. — Эту книгу дала ему я!

Джеймс театрально повернулся на каблуках.

— Ты? — Его брови взметнулись на лоб.

— Да, я, — дрожащим голосом подтвердила она. — Может, ты забыл, но Самсон спас мне жизнь, когда меня укусила змея. Я хотела его как-то отблагодарить.

— И ты дала ему книгу? — муж скривился так, будто она совершила самый омерзительный грех, какой только можно представить.

— Да. А что тут такого?

— То есть, ты хочешь сказать, что этот ниггер умеет читать?

Элизабет растерялась. Вроде бы очевидно, что человек, которому дарят книгу, должен уметь читать. Но если Самсон признается в своей грамотности… что с ним сделает Джеймс?

Ну уж нет! Она набрала в грудь побольше воздуха и недоуменно захлопала ресницами.

— Откуда мне знать? Я просто дала ему первое, что под руку подвернулось. Самсон, ты ведь умеешь читать?

— Нет, мэм. Ниггерам читать не положено, — без запинки ответил тот.

Джеймс и Билл Браун переглянулись.

— А зачем же ты тогда взял книгу, идиот? — недоверчиво переспросил управляющий.

Самсон вытаращил глаза, что придало ему глуповатый вид.

— Ну, так, это… раз дают — надо брать, — ответил он. — Не огорчать же мисс Элизабет. А книжка красивая, я думал выменять ее на самогон у Кривого Джо, да что-то он давненько не захаживал в наши края.

— Выменять на самогон? — «возмутилась» Элизабет. — Ах ты подлец!

— Пьянь подзаборная. — Браун презрительно сплюнул.

Элизабет скрестила руки на груди и обвела взглядом собравшихся мужчин.

— Ладно, неважно. Книгу Самсону подарила я, а уж что он собирался с ней сделать — его проблемы. Надеюсь, джентльмены, инцидент на этом исчерпан?

Джеймс пренебрежительно усмехнулся, а управляющий в растерянности поскреб затылок.

— Что скажете, мистер Фаулер? — поинтересовался он.

— Книгу забрать, а ниггеру — десять плетей, — надменно бросил тот.

— Десять плетей?! — вскричала Элизабет. — Но почему?

— Потому что я так решил.

— Но он ни в чем не виноват!

Джеймс, не удостоив ее ответом, повернулся к надсмотрщикам.

— К столбу его! — приказал он.

Чак и Томас схватили Самсона под руки и заставили подняться с колен.

— Вперед, черномазый! — Томас толкнул его в спину.

В сопровождении надзирателей Самсон, громыхая цепями, побрел по тропе. Элизабет подбежала к мужу и вцепилась в его предплечье.

— Джеймс, это несправедливо! За что ты наказываешь его?

Тот рывком высвободил руку из ее пальцев.

— Мне так захотелось, — глумливо бросил он и вальяжной походкой направился к хозяйственному двору.

Элизабет, путаясь в юбках, засеменила следом. Добравшись до места наказания, надсмотрщики сорвали с Самсона рубаху и приковали его к столбу.

— Джеймс, пожалуйста, не делай этого! — взмолилась Элизабет.

Губы мужа искривились в гнусной усмешке.

— А я и не буду, — сказал он. — Ты все сделаешь сама.

— Что?

— Раз ты считаешь, будто способна самостоятельно управлять плантацией, так докажи это. Возьми плетку и высеки его.

Элизабет ошарашено уставилась на мужа. Это шутка? Или он говорит серьезно? Она растерянно взглянула на надсмотрщиков, но те с мерзкими ухмылками выжидающе таращились на нее.

— Я не буду этого делать! — возмутилась она.

Джеймс пожал плечами.

— Тогда это сделает мистер Браун. Только не десять, а двадцать ударов, и не плеткой, а бичом. От него кожа лопается как перезрелый помидор. Помнишь, как это было в прошлый раз?

Элизабет взглянула на искромсанную вдоль и поперек спину Самсона и содрогнулась.

— Но он ни в чем не виноват! — воскликнула она. — Это я подарила ему книгу! Тогда уже накажи и меня!

— Отличная идея! — осклабился Джеймс. — Браун, привяжи миссис Фаулер к столбу.

— Что?! Ты спятил?

— Ты ведь считаешь себя ровней черномазым? — насмешливо поинтересовался Джеймс. — Значит и наказание должно быть одинаковым. Браун, чего ты ждешь? Привяжи ее к столбу.

Управляющий растерянно взглянул на Элизабет, затем повернулся к Джеймсу.

— Вы уверены, сэр?

— Уверен. Делай, что я велю!

Браун шагнул к Элизабет, расставив руки, словно загоняя курицу на убой. Она отшатнулась и заверещала:

— Не трогайте меня! Джеймс! Ты не посмеешь!

— И кто же мне запретит? — глумливо поинтересовался тот.

— Я буду жаловаться! Я позову шерифа!

Муж рассмеялся ей в лицо.

— Да хоть самого маршала, дорогая. Нет такого закона, который бы запрещал мужу воспитывать свою жену. Браун, что ты тянешь кота за хвост? Долго мне еще ждать?

— Не надо, мистер Фаулер, — вдруг подал голос Самсон. — Не трогайте мисс Элизабет. Это я во всем виноват.

— Заткнись, черномазый выродок! — рявкнул Джеймс, затем повернулся к Элизабет. — Ну так что? В последнийраз спрашиваю, высечешь его или сама встанешь к столбу?

Он выхватил у Брауна плеть и хлестнул ею у Элизабет перед лицом. Она в ужасе отшатнулась.

— Мисс Элизабет, сделайте это, — тихо сказал Самсон.

— Бери! — Джеймс швырнул плетку к ее ногам.

Колени ослабли, Элизабет осела на землю и разрыдалась.

— Я не могу! — всхлипнула она.

Джеймс подхватил ее под мышки и поставил на ноги.

— Я сказал, бери!

— Сделайте это, мэм, — повторил Самсон.

Муж всучил ей в руки плеть и толкнул к столбу.

— Давай! Бей! Начинай!

Тело колотила дрожь, слезы безудержно катились из глаз… Элизабет, зажмурившись, размахнулась. Утяжеленные хвостики со свистом хлестнули Самсона по спине. Тот вскрикнул и дернулся.

— Не прикидывайся, черномазый! — насмешливо воскликнул Джеймс. — Этот удар не считается. Старайся лучше, дорогая! Давай!

Сотрясаясь от рыданий, Элизабет размахнулась сильней. Удар, и на любимой спине, в которую она еще недавно впивалась ногтями, вздулись темные полосы.

— Слабо. Не считается. Бей сильней!

— Будь ты проклят!

Элизабет размахнулась изо всех сил. Выдох в голос, свист, удар. Самсон дернулся, и еще несколько полос, будто царапины от когтистой лапы, наискось перечеркнули старые рубцы.

— Сильнее! — прорычал Джеймс, надвигаясь на нее.

Элизабет повернулась к нему, оскалившись и тяжело дыша. Пальцы судорожно стиснули рукоять. Ненависть вскипела в жилах, застилая глаза.

— Пошел ты к черту! — завизжала она и замахнулась на мужа.

Но тот перехватил кончик и, намотав его себе на кулак, вырвал плетку у нее из руки.

— Тварь! — Он отвесил ей крепкую оплеуху.

Элизабет не удержалась на ногах и шлепнулась в красную пыль. Самсон глухо зарычал.

— Смотри, как это делается, идиотка! — процедил Джеймс.

Он подскочил к Самсону и начал исступленно его стегать. Свист, хлесткие удары, вскрики — реальность разлеталась на части, и Элизабет казалось, будто она попала в ночной кошмар. Тело Самсона раскачивалось из стороны в сторону, ноги беспомощно сучили по земле, а на спине вспыхивали все новые и новые следы.

Элизабет рыдала в голос, размазывая слезы и грязь по щекам.

— Дьявол! — сквозь судорожные всхлипы выкрикнула она. — Господь покарает тебя за твой грех!

Но Джеймс продолжал самозабвенно истязать свою жертву. Свист. Удар. Свист. Удар. Хоть плеть и не рассекала кожу так сильно, как бич, но спина Самсона уже блестела от крови, и алые струйки стекали по пояснице, пропитывая штаны.

Казалось, прошла целая вечность, прежде, чем Джеймс остановился, тяжело дыша.

— Грех? — переспросил он, утирая взмокший лоб. — Нет никакого греха. Хозяин поступает с собственностью как хочет.

К своему омерзению и ужасу Элизабет увидела, что его ширинка топорщится от возбуждения.

— Этот ниггер получил по заслугам, — самодовольно продолжил Джеймс. — Ночь он проведет у столба. А с тобой, дорогая, у нас будет отдельный разговор.

Он отшвырнул плетку, схватил Элизабет за руку и поволок в хлопковый амбар. Она отчаянно упиралась ногами в землю и от собственных визгов звенело в ушах.

Джеймс не обращал на это никакого внимания. Затащив ее в амбар, он с силой толкнул ее в грудь. Элизабет упала спиной на хлопковый тюк, вздымая в воздух облако серой пыли. Не дав ей опомниться, муж навалился сверху.

— Пусти! Я тебя ненавижу! — заверещала Элизабет.

Она попыталась вырваться, но Джеймс схватил ее руки и прижал их к дерюге над ее головой.

— Мерзавец! — Элизабет плюнула ему в лицо и тут же получила пощечину.

Муж схватил ее за горло, а другой рукой принялся задирать юбки.

— Люблю, когда сучки сопротивляются, — выдохнул он ей в губы.

Элизабет дернулась, но его пальцы так сильно стиснули шею, что она испугалась, как бы он не раздавил ей гортань. Вместо вдоха у нее получился лишь сиплый хрип, и перед глазами все поплыло.

Джеймс рывком раздвинул ей бедра, грубо впихнул в нее член, и Элизабет разом обмякла, потеряв всю волю к борьбе. Что она может противопоставить ему? На его стороне и Бог, сотворивший мужчину сильнее женщины, и закон, давший ему над ней власть…

Когда Джеймс утолил свою похоть и ушел, оставив ее одну, Элизабет еще долго лежала на тюке, даже не одернув задранные юбки. Слезы ручьями катились из глаз, лицо горело от оплеух. Вытекающее семя мерзкой струйкой щекотало внутреннюю поверхность бедра, неумолимо напоминая о том, что Джеймс снова одержал верх.

Наконец она с трудом поднялась и побрела к слепящему проему ворот. Ноги подкашивались, и она хваталась за стены и тюки, чтобы не упасть. Оказавшись на улице, Элизабет первым делом посмотрела на Самсона. Тот стоял, понурившись, его руки были прикованы к верхушке столба. Словно почувствовав ее взгляд, он поднял голову. Их глаза встретились, и в груди все сжалось так, что стало трудно дышать.

Сердце заныло от сострадания. Элизабет чуть было не кинулась к Самсону, но увидела, что под навесом кузни стоят Томас, Чак и Билл Браун.

Они гоготали, жуя табак, а, завидев Элизабет, бесцеремонно уставились на нее.

«Они всё знают! Знают, что Джеймс делал со мной в амбаре». — Она суетливо пригладила волосы, вспыхнув от мучительного стыда.

Но в следующий момент Элизабет собрала остатки гордости и расправила плечи. В конце концов, она не виновата, что ее муж такая свинья. Подхватив юбки, она с достоинством направилась к Большому Дому, а внутри все разрывалось от боли за Самсона, прикованного к столбу.

Глава 33

Ночное небо заволокли мрачные тучи, и луна проглядывала сквозь них туманным желтым пятном. Элизабет шла через сад с корзиной в руках, наглухо закутавшись в плащ. Тусклый свет фонаря, которым она освещала себе дорогу, выхватывал из темноты кудрявую листву персиковых деревьев, шелестящую на прохладном ветру.

Сад утопал в глубокой тьме, и каждый шорох заставлял Элизабет вздрогнуть. Ох и натерпелась же она страху, пока выбиралась из Большого Дома! Кто бы мог подумать, что там такие скрипучие половицы! А ведь еще ей пришлось проникнуть на кухню, чтобы взять еду и питье.

Благо, Джеймс под вечер так налакался виски, что Цезарь был вынужден чуть ли ни волоком тащить его наверх. До утра муж проспит беспробудным сном и не заявится к Элизабет посреди ночи, а значит, у нее есть возможность навестить Самсона у столба.

От воспоминаний об экзекуции все внутри сжалось в болезненный ком. Джеймс — просто изверг! Рано или поздно он убьет Самсона или ее. Что же делать? Как вырваться на свободу? Может, бежать?

Но как? И куда? На Север, в Трентон? Отцовского особняка больше нет, но если попроситься к дядюшке Бенджамину?..

Нет, к дядюшке нельзя. Джеймс мигом ее там разыщет и заставит вернуться домой. Да и Самсон… Конечно же, если бежать, то только с ним. Она не бросит его в лапах этого подлеца.

Но Алекс вроде что-то говорил про закон, по которому беглых рабов должны выдавать их владельцам… Значит, в Штатах оставаться нельзя. Нужно ехать в Канаду. Но до замужества Элизабет ни разу не выезжала за пределы Новой Англии, и ей до колик страшно подаваться в чужую страну. Да и деньги… Конечно, в чайнике Брауна еще оставалась некая сумма. Ее хватило бы на первое время, но что потом?

Элизабет привыкла жить в достатке, и понятия не имела, как зарабатывать на хлеб. Допустим, она могла бы шить или давать уроки музыки. Самсон бы тоже что-нибудь подыскал. Но как посмотрит общество на молодую женщину, живущую с чернокожим мужчиной? Будь она богатой, Самсона можно было бы выдавать за слугу и прятаться от людских пересудов за толстыми стенами роскошного особняка. Но Джеймс отнял у нее наследство, и все, на что она может рассчитывать — пригоршня монет, зарытых в чайнике под беседкой.

«Надо посоветоваться с Паркерами, — решила Элизабет. — Может, они подскажут, как поступить».

В просвете между деревьями забрезжили тлеющие угли кузнечного горна. Элизабет прикрыла фонарь плащом и с замиранием сердца прислушалась: нет ли охраны. Но, кроме стрекотания сверчков, ничто больше не нарушало ночной покой.

Она двинулась дальше. И вот, в свете фонаря показался столб и темная фигура, прикованная к нему.

— Самсон? — тихо позвала Элизабет.

— Лиз? — хрипло спросил он.

— Да, это я.

Откинув капюшон, она подошла поближе. Острый запах пота и крови ударил в нос. Ноги уже не держали Самсона, и он, ухватившись за цепи, практически висел на вытянутых руках. Прерывистое дыхание со свистом вырывалось у него из груди.

— Господи, боже мой! — слетело у Элизабет с губ. — Как ты?

— Ты пришла, и мне уже хорошо, — сверкнув белыми зубами, ответил Самсон.

— Тебе больно?

Она поднесла фонарь к его спине. Под корочкой запекшейся крови было трудно отличить старые шрамы от свежих ран.

— Если не шевелиться, то спина почти не болит. А вот руки…

Он дернул предплечьями. Лязгнули цепи. Подняв фонарь, Элизабет увидела, что на распухших запястьях из-под ржавых кандалов сочится кровь.

— Господи! Бедный! — Слезы навернулись на глаза. Элизабет погладила Самсона по курчавым волосам. — Надо тебя как-то освободить! Может Абрам сумеет…

Самсон покачал головой.

— Не стоит. Не нужно рисковать ни Абраму, ни тебе. Я уж как-нибудь продержусь.

Элизабет решила пока не говорить ему о побеге. Сперва нужно все хорошенько обмозговать.

— Тогда хотя бы попей, — предложила она.

— Не откажусь.

Поставив фонарь на землю, Элизабет достала из корзины воду и, выдернув пробку, поднесла бутылку к его губам. Самсон стал жадно пить. Капли стекали по подбородку, кадык дергался при каждом шумном глотке.

— Спасибо, Лиз, ты просто ангел, — сказал он, когда бутылка опустела.

— Я принесла немного поесть. Будешь?

— Давай.

Она поднесла к его рту сандвич с ветчиной, и он впился в него зубами. У Элизабет щемило сердце, когда она смотрела, как жадно он ест.

Проглотив последний кусочек, Самсон поцеловал ее руку. Элизабет больше не могла сдержать слез. Она прильнула к нему и прижалась лбом к его щеке.

— Прости меня! — шмыгнув носом, пробормотала она.

— За что?

— За эту дурацкую книжку. Если бы я знала, что все так обернется… Как этот чертов Браун вообще ее нашел?

— Чайник свой, наверное, искал. Пока мы были на работе, он в поселке все вверх дном перевернул.

— Вот ублюдок!

— Но я не сдамся, Лиз, — прошептал Самсон, опаляя горячим дыханием ее висок. — Белые хотят, чтобы мы жили в невежестве, как скоты. Но читать я не брошу! Уж лучше пусть мне выколют глаза!

— Не говори так! — ужаснулась Элизабет. — Мой муж — чудовище. Я уже не знаю, чего от него ожидать.

Самсон со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы.

— Знаешь, когда он тебя ударил… — срывающимся шепотом заговорил он, — Бог свидетель, как же я хотел его убить! Пусть с меня только снимут эти чертовы кандалы… — Он погремел цепями. — Клянусь, голыми руками задушу этого подлеца!

Только этого не хватало! Если Самсон нападет на ее мужа, его сразу убьют!

— Не вздумай! — прошипела Элизабет. — Пообещай, что ничего не сделаешь Джеймсу!

— Не знал, что тебе так дорога его жизнь, — горько усмехнулся он.

— Мне дорога твоя жизнь, дурень! — сердито выпалила она. — Я люблю тебя, или до тебя это еще не дошло?

Самсон резко выдохнул, будто его ударили под дых, а затем его лицо расплылось в довольной гримасе.

— Вот уж в жизни не слыхал ничего приятнее, — сказал он. — А уж я-то тебя как люблю, Лиз! С первой же секунды, как увидал. Но я и надеяться не мог, что ты будешь моей.

В груди потеплело, а губы невольно растянулись в улыбке. Но в следующий момент Элизабет вновь придала себе серьезный вид.

— Если ты меня любишь, — деловито сказала она, — то пообещай, что не тронешь ни Джеймса, ни другого белого. Я не хочу постоянно трястись за твою жизнь. Я этого не вынесу.

Самсон пристально посмотрел на нее, сверкая в темноте яркими белками глаз.

— Но что мне делать, Лиз? — его голос дрогнул. — Не могу я спокойно смотреть, как он издевается над тобой.

— Я что-нибудь придумаю, — заверила она. — Но пока пообещай, что не будешь нарываться на неприятности.

— Обещаю, — после долгой паузы сказал он.

Элизабет привстала на цыпочки и потянулась к его губам. Они были обветренными и сухими, но это не помешало Самсону пылко ответить на поцелуй. Столб, цепи, ржавые кандалы — все отодвинулось на второй план. Закружилось вихрем как осенние листья и унеслось, оставляя лишь чистый восторг. С каждым ударом сердца Элизабет все теснее прижималась к Самсону и постанывала, наслаждаясь его губами и языком.

Вдруг Самсон резко отпрянул от нее.

— Кто-то идет! — шепнул он. — Потуши фонарь!

Элизабет быстро подхватила фонарь с земли, задула свечу и прислушалась. Вначале было тихо, но потом раздался шорох шагов, и во мраке показался огонек.

Сердце учащенно забилось, подмышки взмокли. Элизабет в панике схватила корзинку, фонарь и кинулась прочь. Пробежав в кромешной тьме несколько ярдов, она наткнулась на стену сарая и остановилась.

«Тихо! Замри!» — приказала она себе и застыла, прижимаясь к шершавым доскам. В темноте ее не заметят, нужно только унять дыхание, с шумом рвущееся из груди.

Взглянув на столб, она увидела возле него огонек свечи.

— Люси? Что ты тут делаешь? — долетел до ее ушей голос Самсона.

Элизабет обомлела. Люси? А она какого черта сюда явилась? Нет, конечно, пусть лучше это будет Люси, чем Джеймс или Билл Браун, но все же…

— Вот видишь, Самсон, к чему привели твои шашни с хозяйкой? — с горечью заговорила Люси. — А я ведь предупреждала…

— Нет у меня с ней никаких шашней. С чего ты взяла?

— Уж мне-то сказочки не рассказывай, я не вчера на свет родилась. Она белая, Самсон, а ты — черномазый. Мы для них игрушки. Посмотри, что ее муженек сделал со мной. Пока я была ему мила, то жила в Большом Доме, спала на мягкой кровати, он дарил мне платья и побрякушки. А как надоела — выгнал в поле и… — Люси на миг осеклась, — … продал Майка, хоть и обещал, что никогда его не продаст.

— Мне очень жаль, но зачем ты мне это рассказываешь? У меня с мисс Элизабет ничего нет.

— Отпирайся, не отпирайся, меня не проведешь. Но тут такое дело, Самсон: когда черная девка ложится под белого, это одно. А вот когда ниггер посягает на белую госпожу… Ты слыхал о черномазом с плантации Филлипсов?

Эта фамилия показалась Элизабет знакомой…

— Нет, — буркнул Самсон.

— Ну так слушай. Говорят, хозяйка положила на него глаз. Он, ясен пень, отпирался как мог: кому охота рисковать своей шкурой? А она ему пригрозила, мол, не ляжешь со мной — скажу своему мужу, что ты меня снасильничать пытался. Ну ниггер и поддался, а что было делать? Только ничего путного из этого не вышло.

Тут Элизабет вспомнила эту историю и догадалась, чем все закончится.

— Доигралась хозяйка, — продолжала Люси, — цветного младенца родила. Муж взбеленился, ее саму и ребенка на месте пришиб, а ниггера кастрировал. По кусочку, говорят, отрезал… Смотри, Самсон, как бы и тебе не лишиться самого дорогого.

Ответом ей послужило невнятное фырканье.

— А потом он взял, и подвесил негра за ребро на мясницкий крюк, почитай, что свиную тушу. Говорят, бедолага еще два дня на нем корчился, прежде чем испустить дух.

Люси говорила спокойным голосом, а у Элизабет вставали дыбом волоски на руках. Если Джеймс пришел в такую ярость из-за какой-то книжки, то что бы он сделал, узнав, что раб соблазнил его жену?

— Ты зачем пришла, Люси? — невозмутимо поинтересовался Самсон.

— Хороший ты парень, Самсон, хоть и дурак. Жалко мне тебя. Вот, каши тебе принесла поесть.

— Спасибо, негритянка, но я не голоден.

— Вот как? Кто-то уже успел тебя покормить?

— Нет. С чего ты взяла?

— Вон, у тебя крошки застряли в бороде. Неужто наша белая госпожа приходила утешить страдальца? Или ты водишь шашни с кем-то еще?

— Нет, Люси. Лучше иди, пока тебя никто не застукал.

— Ну что ж, как знаешь.

Элизабет увидела, как огонек свечи удаляется от столба. После подслушанного разговора ей стало не по себе. Нужно быть крайне осторожной, чтобы Джеймс не укрепился в своих подозрениях. Какое-то время лучше не видеться с Самсоном, иначе это плохо кончится для них двоих.

Зябко кутаясь в плащ, Элизабет дождалась, пока огонек окончательно скроется из виду, и вновь подошла к столбу.

— Я все слышала, — сходу сказала она. — И мне страшно.

— Да ладно, будет тебе, — нарочито беззаботно ответил Самсон. — Вечно эта негритянка несет всякую чушь.

— Но нам все равно нужно быть осторожными. Лучше пока не встречаться.

Самсон молчал, и лишь его напряженное сопение доносилось из темноты.

— Знаешь, Лиз, — наконец заговорил он, — у мистера Чарльза я жил почти как свободный человек. Он обращался со мной как с равным, брал в поездки, позволял читать. А здесь ко мне относятся как к скоту. Работай, работай, работай, пока не сдохнешь. Повезет еще, если тебя не забьют до смерти, потому что левой пятке хозяина так захотелось.

Элизабет слушала, не перебивая. Похоже, Самсон долго держал это в себе, а сейчас его прорвало словно плотину.

— Чинил я недавно ограду загона, — продолжал он. — Так этот сукин сын Браун встал над душой и давай нудить: «Не туда доску прибиваешь, ниггер криворукий, выше бери!» Я ему говорю: «Мистер Браун, доска там, где надо, просто с того места, где вы стоите, кажется, что она слишком низко».

— А он что?

— Взбесился, начал орать. Рожа красная, глаза навыкате, слюни летят. И знаешь, Лиз, так мне захотелось взять молоток и долбануть его по башке, чтобы мозги в разные стороны… Но я сдержался. «Нет, — сказал я себе, — если я проломлю череп этому куску дерьма, то меня вздернут, и я больше не увижу мою маленькую белую мисс». Сцепил, в общем, зубы и приколотил эту треклятую доску, как хотел Браун.

— И как? — хмыкнула Элизабет. — Он остался доволен?

— Какой там. Сказал, что теперь слишком высоко, и велел переделывать.

— Вот болван!

— Он же белый, ему видней, — проворчал Самсон. — Ты права, Лиз, нам нужно быть осторожными. Только…

Он осекся, и Элизабет услышала, как он тяжело сглотнул.

— Что? — спросила она.

— Не бросай меня. Я не прошу приходить ко мне в конюшню или куда-то еще. Но… я должен знать, что нужен тебе.

Она погладила его по щеке.

— Ты нужен мне, Самсон, — тихо сказала она.

Он поцеловал ее ладонь.

— А теперь беги. Тебя могут здесь увидать.

— Сейчас. — Элизабет принялась рыться в корзине. — Я принесла тебе немного виски.

— Виски? Это хорошо. Я тут замерз как собака.

Элизабет достала тыквенную бутылку, выдернула пробку, и в воздухе расплылся резкий запах спиртного.

— Вот.

Она поднесла бутылку Самсону к губам. Тот сделал глоток и крякнул.

— Ух! Крепкий! — выдохнул он.

— Еще?

— Давай еще пару глотков. Прямо чувствую, как согреваюсь.

Элизабет позволила ему еще немного выпить. А потом зачем-то поднесла горлышко к носу и понюхала. От резкого запаха заслезились глаза.

— Фу! — скривилась она, а затем зажмурилась, задержала дыхание и допила остатки.

Виски опалил глотку и пищевод и сгустком огня опустился в желудок. У Элизабет перехватило дух.

— Какая гадость! — простонала она.

— Ты выпила, что ли? — удивился Самсон.

— А что? Приличные леди не пьют виски?

— А мне почем знать? Я всего лишь ниггер, — со смешком ответил он.

Жжение во рту прекратилось, зато по жилам начало растекаться благодатное тепло. Неплохо, совсем неплохо! Плечи больше не зябнут, да и пальцы перестали дрожать.

Элизабет поцеловала Самсона на прощание и ушла.

* * *

Наутро за завтраком муж вел себя как ни в чем не бывало. Шутил, смеялся, травил какие-то байки. Ни дать ни взять, благодушный глава семейства в кругу домочадцев. Словно это не он вчера истязал Самсона и насиловал Элизабет. Хотя, судя по его приподнятому настроению, эти гнусные деяния насытили его как вампира, влив в его прогнившие жилы свежую кровь.

Элизабет отмалчивалась, прикрывая локонами следы от пощечин. Муж был настолько ей отвратителен, что она не могла на него даже смотреть. А он, казалось, этого не замечал. Точнее, не обращал внимания.

В голове неустанно вертелась мысль о Самсоне. Что с ним? Отвязали ли его от столба? Но задавать вопросы Элизабет не решалась. При муже лучше вообще о нем не упоминать. Джеймс обмолвился, что сегодня собирается в Мейкон. Вот уедет, тогда она и пошлет на хозяйственный двор Анну или сходит сама.

После завтрака поднявшись к себе, Элизабет уселась с книгой в кресло-качалку. Но она даже толком не пыталась читать, а лишь прислушивалась, ожидая, когда за окном зацокают копыта мужниного коня.

Но вместо этого кто-то постучал в дверь.

— Войдите!

В комнату заглянула Сара.

— Мисс Элизабет, масса Джеймс просит, чтобы вы спустились в гостиную, — сообщила она.

— Джеймс? — Элизабет наморщила лоб. — Он не сказал, что ему нужно?

— Нет, мэм. Но масса Билл тоже там.

Билл Браун? Черт! Что еще задумал этот негодяй? Ладно, нет смысла гадать. Придется пойти вниз и самой все узнать.

Элизабет подобрала юбки и встала с кресла. Слегка закружилась голова, но после пары глубоких вдохов все прошло.

Войдя в гостиную, она обнаружила там Джеймса, Билла Брауна и свекровь.

— Ты хотел меня видеть? — поинтересовалась Элизабет.

Муж, потирая подбородок, бросил на нее исподлобья хмурый взгляд.

— Присядь. — Он указал на диван.

По спине почему-то пробежал холодок. Элизабет беспомощно посмотрела на свекровь, но та с непроницаемым видом вышивала.

Ничего не оставалось делать, как подчиниться. Элизабет расправляла на сиденье юбку, а сердце тяжело отстукивало удары в груди. Что понадобилось от нее мужу? И каким боком здесь управляющий?

— Дорогая, — поднявшись с кресла, вкрадчиво начал Джеймс, — я пригласил тебя, чтобы ты помогла нам найти ответ на одну загадку.

— На какую загадку?

Муж заложил руки в жилетные карманы и прошелся по гостиной, чеканно отмеряя шаги. Дойдя до камина, он развернулся на каблуках и заговорил:

— Дело в том, что мистер Браун нашел одну вещицу, и мы полагаем, что она принадлежит тебе.

— Какую вещицу?

— Браун, покажи!

Управляющий, до этого безмолвно переминавшийся с ноги на ногу, поднял руку с зажатой в ней белой тряпкой. Когда он ее развернул, Элизабет словно ударили под дых. Это были панталоны — батистовые, отделанные кружевными рюшами… Те самые, что она запихнула под тюк сена после страстного соития с Самсоном в конюшне.

— Узнаешь? — поинтересовался Джеймс.

Элизабет ощутила, как запылали щеки, и поняла, что они выдают ее с головой. Но ничего не оставалось, как попытаться увильнуть.

— Белье? — Она с нарочитым недоумением заморгала. — Зачем ты мне его показываешь?

— Оно твое?

— Откуда я знаю? Может мое, а может…

Она замолчала, покосившись на миссис Фаулер. В этом доме больше некому носить кружевные панталоны, кроме них двоих.

Старуха поймала ее взгляд, и ее брови медленно поползли на лоб, но прежде, чем она раскрыла рот, заговорил Джеймс:

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что это мама потеряла свои панталоны в конюшне?

— Конечно, нет, — пролепетала Элизабет, — но я не понимаю…

— Я тоже не понимаю! — рявкнул Джеймс. Он выхватил панталоны из рук Брауна и стал угрожающе надвигаться на нее. — Как твоя тряпка оказалось в конюшне? Отвечай!

Элизабет молчала, невольно сжавшись в комок. Сердце грозило выскочить из груди, ногти до боли впивались в липкие от пота ладони. Горло перехватило, и даже попытайся она что-то сказать, не выдавила бы ни слова.

— Что молчишь? — не унимался Джеймс, тыча панталонами ей в лицо. — Память отшибло? Кто же еще может пролить свет на этот секрет? — Он с деланой растерянностью оглянулся по сторонам. — Кто у нас постоянно торчит на конюшне? Ах да… Самсон! Точно! Какое совпадение: этот ниггер всегда оказывается там же, где и ты. Уж он-то наверняка должен знать, как ты лишилась своих панталон.

Во время этой тирады свекровь сидела с каменными лицом, Билл Браун ухмылялся в клочковатую бороду, а Элизабет молчала, забившись в угол дивана.

«Дура безмозглая! — стучало в ее висках. — Как можно было так проколоться? Теперь нам точно конец!»

Она отчаянно придумывала оправдание, но в голову не приходила ни одна толковая мысль.

— Что ж ты молчишь, будто в рот воды набрала? — распинался Джеймс. — Должно же быть какое-то объяснение. Говори! Или мне допросить этого ниггера? Уж поверь, я сумею развязать ему язык.

Элизабет облизала пересохшие губы и набрала воздуха в грудь. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь невнятный всхлип.

«Все пропало! Он убьет нас обоих!» — промелькнуло у нее в голове.

— Простите, это моя вина, — вдруг раздалось откуда-то со стороны.

Повернувшись на голос, Элизабет увидела Люси. Та стояла у двери чулана и комкала недошитую перчатку в руках.

— В чем дело, негритянка? — недовольно спросил Джеймс.

— Извините, я случайно услышала ваш разговор…

— Ты подслушивала, мерзавка? — впервые подала голос свекровь.

— Тише, ма, — отмахнулся Джеймс. — Дай ей сказать.

— Дело в том… — глядя в пол, пробормотала Люси, — что это я взяла панталоны мисс Элизабет, а потом потеряла их в конюшне.

Элизабет обомлела и, не веря своим ушам, уставилась на Люси.

— Ты «взяла» панталоны моей жены? То есть, ты их украла? — взъелся Джеймс.

— Да, сэр. Простите. — Рабыня понурилась еще сильней.

Джеймс растерянно переглянулся с матерью и управляющим.

— Ты говоришь правду? — переспросил он. — Как это произошло?

Люси, переводя затравленный взгляд с него на Элизабет, затараторила:

— Понимаете, масса Джеймс, в тот день я, мисс Элизабет и мисс Анна сидели в той комнате и шили перчатки. — Она кивнула на дверь в чулан. — А мисс Элизабет забыла взять из своей спальни наперсток. Вы ведь помните, мэм?

Ничего подобного Элизабет не помнила, но поспешно кивнула.

— И вы послали меня его принести, — продолжала Люси. — Я поднялась в вашу комнату, и черт меня дернул открыть ваш шкаф. Не знаю, что на меня нашло, но уж больно захотелось взглянуть на платья. А они такие красивые, и я подумала: «Вот бы мне хоть самую завалящую из этих вещиц!» И так получилось, что я взяла ваши панталоны, мэм.

— Дрянь! — тявкнула миссис Фаулер. — Голову тебе оторвать!

А Элизабет потрясенно молчала. Люси своей ложью фактически спасает ей жизнь!

— И как же эти панталоны перекочевали в конюшню? — насмешливо поинтересовался муж.

— Ну, масса Джеймс… — Люси смущенно шаркнула по полу ногой. — Вы же сами велели мне и Самсону поскорее наделать вам новых рабов. Вот я и пошла к нему на конюшню, чтобы, ну… выполнить ваш приказ…

— Ах ты, черномазая потаскушка! — беззлобно ругнулся Джеймс. Он повернулся к Элизабет. — И что прикажешь с ней сделать за воровство?

— Высечь мерзавку! — вклинилась свекровь.

— Нет-нет! — Элизабет, наконец, обрела дар речи. — Люси, ты поступила дурно, но ты призналась в своем проступке, поэтому я тебя прощаю. Если тебе не хватает одежды, скажи мне, и я что-нибудь тебе подарю.

— Спасибо, мэм, но мне ничего не нужно, — с достоинством ответила Люси.

— Милочка, ты сдурела? — проворчала свекровь. — Награждать ниггеров за воровство. Эдак они весь дом растащат.

— Не за воровство, а за честность, — парировала Элизабет. — Что ж… Рада, что мы прояснили этот казус. Джеймс, пообещай мне, что не накажешь Люси.

— Ну, раз ты ее прощаешь, дорогая… — муж расплылся в медовой улыбке, — то, думаю, пяти плетей с нее хватит.

— Но, Джеймс! Прошу тебя!

— Все в порядке, мэм. Я заслужила, — пробормотала Люси.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — прищурился Джеймс. — А теперь, ступай! Браун, накажешь ее чуть позже. Сейчас мне нужно с тобой кое-что обсудить.

Люси понуро побрела к выходу.

— Если не возражаете, я тоже пойду к себе, — сказала Элизабет, проводив ее долгим взглядом. — Голова что-то разболелась.

Выйдя из гостиной, она увидела, что Люси направляется к двери, и поспешила за ней.

— Спасибо! — поравнявшись с рабыней, шепнула она.

Та обернулась и смерила ее хмурым взглядом с головы до ног.

— Я сделала это не ради вас, мэм, — сухо сказала она.

Глава 34

Остаток дня Элизабет провела в своей комнате, стараясь не попадаться мужу или свекрови на глаза. Интересно, поверил ли Джеймс рассказу Люси? Господи, кто бы мог подумать, что эта женщина, которую Элизабет почти ненавидела, спасет ей и Самсону жизнь! Нужно обязательно ее как-нибудь отблагодарить!

К обеду Джеймс все же уехал в Мейкон, и Элизабет попросила Анну разузнать насчет Самсона. Та выяснила, что его отвязали от столба и, даже не дав отлежаться, погнали собирать хлопок.

Бедный! Перед глазами возникла истерзанная спина и окровавленные запястья, но оспорить решение мужа Элизабет побоялась. От ее заступничества станет только хуже. Они с Самсоном и без того уже так наследили, что удивительно, как это Джеймс еще ни о чем не догадался.

На следующее утро Элизабет проснулась совершенно разбитой. Спускаться к завтраку, видеть мерзкую рожу Джеймса и вздернутые брови его мамаши отчаянно не хотелось. Да и чувствовала она себя неважно. По телу разлилась какая-то слабость, и на то, чтобы подняться с постели, едва хватило сил.

Но ничего не поделаешь, муж вернулся, и беззаботные деньки остались позади. Больше не понежиться до полудня на мягких перинах, а надо вставать в несусветную рань и снова разыгрывать осточертевший спектакль под названием «семейная жизнь».

Когда Элизабет спускалась по лестнице, у нее закружилась голова.

«Еще не хватало навернуться со ступенек, — вцепившись в перила, подумала она. — Анна, что ли, слишком туго затянула корсет?»

Кое-как ей удалось сойти вниз, и Цезарь распахнул перед ней двери столовой. Джеймс и его мамаша уже восседали за накрытым столом.

— Доброе утро, милочка, — бросила свекровь, бесцеремонно разглядывая ее лицо.

Элизабет смутилась. От пощечин на щеках все еще проступали красные пятна, и под острым взглядом миссис Фаулер она ощутила приступ удушливого стыда.

Она села за стол. Роза сняла с подноса крышку, и в воздухе повеяло яичницей с ветчиной. Обычно Элизабет нравился этот запах, но сегодня он показался каким-то резким и неприятным.

«Яйца, что ли, несвежие?» — подумала она.

Желудок вдруг скрутило приступом тошноты. Элизабет глубоко вдохнула, но от этого стало лишь хуже. К горлу подкатила рвота. Черт! Зажав рот рукой, Элизабет, вскочила из-за стола и кинулась прочь.

Она хотела выбежать на улицу, но не успела. Едкая кислая жижа уже наполнила глотку. Элизабет ухватилась за стену, и ее стошнило прямо на сверкающий пол.

— Господи боже, мисс Элизабет! Ну как же это вас угораздило? — квохтал за спиной Цезарь, пока желудок исторгал свое содержимое на паркет. — Что скажет мисс Дороти! Мы же только вчера натерли воском полы!

— Ну уж прости, — пробормотала Элизабет, когда мучительные судороги, наконец, отступили.

Выпрямившись, она увидела, что Джеймс и миссис Фаулер стоят в дверях столовой и таращатся на нее.

— Извините, — Элизабет поспешно вытерла рот.

— Ты больна? — брезгливо поинтересовался Джеймс. — Давно это с тобой?

— Нет, только сейчас. Наверное, вчера съела что-то не то.

— А может, Господь, наконец, услышал мои молитвы? — с непонятным торжеством в голосе произнесла миссис Фаулер.

«Какие молитвы? Чтобы я поскорей умерла?» — Элизабет недоуменно уставилась на свекровь.

— Ма, что ты мелешь? — с раздражением спросил Джеймс.

— Кто знает, — довольно ухмыльнулась старуха, — может, и от твоей жены-янки, наконец, будет прок.

— Какой еще прок?

— Ребенок.

Ребенок?! Элизабет будто обухом ударили по голове. Сердце упало, по телу пробежал холодок. Какой ребенок? Нет, не может этого быть!

— Ребенок? — потирая подбородок, переспросил Джеймс. — С чего ты взяла?

— Это не мужское дело, сынок, — отмахнулась миссис Фаулер. Она повернулась к Элизабет и расплылась в медовой улыбке. — Как ты себя чувствуешь, милочка? Ты такая бледная. Тебе нужно прилечь.

Потрясенная Элизабет сумела только кивнуть. Свекровь подошла к ней и схватила под локоть.

— Джеймс, не стой столбом, помоги супруге подняться наверх!

Зажатая с двух сторон между свекровью и мужем, Элизабет тяжело поднималась по ступеням. Ноги будто налились свинцом, а в висках колотилось:

«Нет! Не может быть! Это какой-то бред! Должна быть другая причина. Меня ведь и раньше тошнило. Когда укусила змея, и когда Джеймс пытался запихнуть мне в рот свой стручок… — При этой мысли ее чуть не вывернуло опять. — Наверное, я за ужином съела что-то несвежее или перебрала вина…»

Вот и объяснение. Элизабет слегка успокоилась.

— Мне уже лучше. — Она почти грубо высвободилась из рук родни и чуть бодрее зашагала наверх.

Войдя в комнату, Элизабет не стала ложиться в кровать.

— Я немного посижу, и все пройдет, — заявила она, опускаясь в кресло-качалку.

Джеймс лишь равнодушно пожал плечами, зато его мать проявила несвойственную предупредительность.

— Я велю принести тебе воду с лимоном, дорогуша. Это поможет унять тошноту. И прикажу кухарке испечь апельсиновый пирог. Когда я носила Джеймса, то мне ничего в горло не лезло, кроме апельсинового пирога.

— Спасибо, но в этом нет нужды.

— Не спорь! Мне лучше знать.

— Как скажете, — пробормотала Элизабет, не имея настроения пререкаться.

Джеймс вышел из комнаты. Элизабет вопросительно посмотрела на свекровь, ожидая, что она последует за сыном, но та, шелестя юбками, села на кровать.

— Какой у тебя срок? — без лишних предисловий осведомилась она.

— Срок? — Элизабет наморщила лоб.

— Ну да. Когда в последний раз были женские дела?

Элизабет покраснела. Столь неприличную тему она не обсуждала даже с подругами, а миссис Фаулер уж никак нельзя было причислить к таковым.

— Я… не помню, — пробормотала она.

Миссис Фаулер назидательно подняла указательный палец.

— Такие вещи, милочка, женщина обязана знать, — изрекла она. — Как давно тебя тошнит по утрам?

— Да меня, в общем-то, не тошнит, — пожала плечами Элизабет. — По крайней мере, до сегодняшнего утра. С чего вы вообще решили, что у меня будет ребенок?

— Ну а как же, — усмехнулась свекровь, — ты ведь замужем, дорогуша, уж пора бы. Так, погоди… Джеймс уезжал в начале сентября. Ты, должно быть, понесла до его отъезда…

— Но после его возвращения мы тоже… — промямлила Элизабет и осеклась.

Свекровь отмахнулась.

— Милочка, мой сын вернулся неделю назад. Тебя бы не начало тошнить так скоро. Выходит, ты в положении, по меньшей мере, месяца полтора.

— ЕСЛИ я в положении, — поправила Элизабет.

Свекровь с прищуром посмотрела на нее. Колючие серые глаза, так похожие на глаза Джеймса, буравили пытливым взглядом. Элизабет невольно поежилась.

— Я же не слепая, дорогуша, — самодовольно проскрежетала старуха. — Вон, как у тебя округлилось лицо. Меня не проведешь.

Элизабет не знала, что на это сказать, и в спальне повисла тягучая тишина. Конечно, все это бред. Свекровь ошиблась, никакой беременности нет. Ну подумаешь, стошнило разок! А месячные… Когда же в последний раз были месячные?..

— Что ж, милочка, отдыхай. — Миссис Фаулер встала с кровати. — Роза принесет тебе лимонной воды.

— Спасибо, — улыбнулась Элизабет, радуясь, что старая мегера уходит.

Когда за свекровью захлопнулась дверь, Элизабет откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, пытаясь собрать мысли в кучу. Никакой беременности нет. С Джеймсом она все время принимала настой, а с Самсоном… Надо признать, ослепленная страстью, она вела себя чересчур безрассудно. Хорошо, хоть он не терял головы, и всегда успевал вовремя выйти. А насколько Элизабет помнила из медицинского пособия, которое тайком почитывала в кабинете отца, чтобы произошло зачатие, мужское семя непременно должно попасть в матку.

Выходит, единственная возможность забеременеть была в ту ночь, когда Джеймс только вернулся из поездки. Но миссис Фаулер утверждает, что тошнота не проявилась бы так скоро. Значит, утреннее недомогание вызвано другими причинами, и не стоит больше забивать себе этим голову.

В дверь постучали, и на пороге появилась Роза с подносом в руках.

— Я принесла вам апельсин и лимонной воды, — сообщила она. — Мисс Дороти сказала, что вас тошнит.

— Спасибо, оставь на столике, — кивнула Элизабет.

Рабыня вошла, бросив на нее насмешливый взгляд.

Насмешливый? Или просто так показалось? У этой Розы довольно своеобразное лицо…

Негритянка поставила поднос на столик и развернулась. Она многозначительно посмотрела на кровать, потом на Элизабет, и ее толстые губы дрогнули в легкой ухмылке. Элизабет вспомнила, как застукала Розу за сменой испачканной простыни, и ей стало не по себе.

— Можешь идти, — сухо сказала она.

— Да, мэм. — Та сделала книксен, в котором Элизабет почудилась издевка, и ушла.

«Я схожу с ума, — подумала Элизабет, вытирая взопревший лоб. — Эти подозрения сведут меня в могилу».

Мысль о возможной беременности с новой силой обрушилась на нее. Элизабет невольно пощупала живот, но ощутила лишь жесткий корсет. Как бы узнать наверняка?

Тут она хлопнула себя по лбу. Ну конечно же! Месячные! Она соврала свекрови о том, что не знает, когда они были в последний раз. Назубок даты она, разумеется, не помнила, но скрупулезно отмечала их в карманном календаре. Нужно всего лишь заглянуть в него, и все сразу встанет на свои места.

Элизабет принялась суетливо выдвигать ящики туалетного столика и копаться в груде безделушек. Где же календарик? Щипчики, флакончики, шпильки, маникюрный набор… Наконец из-под пудреницы показался уголок глянцевого картона.

Мельком взглянув на аляповатую рекламу чудо-средства от всех болезней, Элизабет перевернула календарик.

Последний крестик стоял на 11 августа, а сегодня было уже 16 октября. Так, и что это значит? Элизабет тупо всматривалась в колонки мелких цифр, и никак не могла сосредоточиться.

«Спокойно! Нужно взять себя в руки! — Она сделала глубокий вдох и принялась рассуждать: — Два месяца задержки. Джеймс уехал… когда же это было? Кажется в начале сентября… Хорошо. Допустим, я беременна. Теоретически отцом может быть как Джеймс, так и Самсон… Но это, конечно же, не Самсон. С ним ни разу не случалось осечки… Выходит, Джеймс?»

Элизабет досадливо швырнула календарик в ящик стола. Чертов настой не подействовал, и через несколько месяцев ее раздует как воздушный шар. Потом роды — она вспомнила жуткие картинки из медицинского справочника — и, если она их переживет — младенец, который навсегда привяжет ее к ненавистному мужу.

А как же побег? Канада? С ребенком на руках об этом не стоит даже мечтать. Может, есть какой-то способ избавиться от него? Но, едва подумав об этом, Элизабет ужаснулась. Это тяжкий грех, и Господь покарает за такое деяние. Да и как это сделать? Анна откажется искать средство, а расспрашивать негритянок самой не повернется язык.

Элизабет энергично раскачивалась в кресле, все еще не до конца поверив в происходящее. Нет, это все чушь! Дурнота прошла, и больше ее не тошнит. А задержка… Что ж, они и раньше случались. Правда, максимум на неделю… Элизабет пощупала грудь. Болит. Да и живот ноет, прямо как перед месячными. Наверняка, не сегодня-завтра они придут.

В ее мысли ворвался шум подъезжающего экипажа за окном. Элизабет вскинула голову. Кого еще принесло?

Вставать и выходить на балкон, чтобы посмотреть, не было сил. Элизабет качалась в кресле, прислушиваясь к происходящему, пока через пару минут в комнату не постучала Сара.

— Прибыли мистер и миссис Паркер, — сообщила она.

Сердце радостно встрепенулось, и Элизабет подхватилась с кресла. Когда она спустилась в гостиную, Алекс и Мэйбл уже были там.

— Дорогая! — воскликнула Мэйбл, раскрывая объятия.

— Как я рада вас видеть! — Элизабет бросилась к подруге.

Джеймс стоял у камина, и на его лице играла то ли снисходительная, то ли презрительная усмешка.

Кофе, обмен любезностями, бессмысленные разговоры о погоде — Элизабет видела, как Паркеры ерзают в креслах, явно желая сообщить нечто важное. Она и сама хотела бы обсудить с ними возможный побег, но пока Джеймс торчит в гостиной — не выйдет.

Наконец, в светской болтовне выдалась пауза, и Алекс, поглаживая золотистую бородку, заговорил:

— Мистер Фаулер, мы, собственно, прибыли по одному деликатному делу.

— Я весь внимание. — Джеймс, опершись на подлокотники, подался вперед.

— Пару дней назад я побывал в нотариальной конторе, — сообщил Алекс. — Искал кое-какие материалы для одного дела. Так вот, там я наткнулся на один любопытный документ, который имеет некое отношение к вам.

— Да ну? И что же это за документ? — осведомился Джеймс.

— Полагаю, вы слыхали о некоем мистере Чарльзе Бэйли?

— Слыхал, — буркнул Джеймс, откидываясь на спинку кресла.

Чарльз Бэйли? Прошлый хозяин Самсона? Элизабет обратилась в слух.

— Так вот, — продолжил Алекс. — Я нашел его завещание. Подписанное за день до той злополучной дуэли, которую мистер Бэйли имел несчастье проиграть.

Джеймс не ответил, лишь недобрый огонек загорелся в серых глазах.

— И что же в том завещании? — с замиранием сердца спросила Элизабет.

Алекс прочистил горло и сообщил:

— Мистер Бэйли завещал все своей жене. Движимое и недвижимое имущество. Все, кроме одной, как выражаются здесь на Юге, «одушевленной вещи».

— «Одушевленной вещи»? — потирая подбородок, переспросил Джеймс.

— Именно так. Один из пунктов завещания гласит, что, в случае кончины мистера Бэйли, его раб по имени Самсон… — Алекс обвел всех испытующим взглядом, — …получает свободу.

Глава 35

— Свободу? — ошалело пробормотала Элизабет, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди.

— Да, — кивнул Алекс. — К завещанию приложена вольная грамота. Она вступила в силу после смерти мистера Бэйли.

— Погодите, ничего не пойму, — нахмурилась Элизабет. — Выходит, Самсон — свободный человек? Но почему же его тогда продали нам? Миссис Бэйли не знала о завещании?

Алекс мельком переглянулся с женой.

— Увы, — вздохнул он. — Миссис Бэйли не могла о нем не знать, ведь завещание всегда оглашают в присутствии наследников. Не хочу делать поспешных выводов, но, сдается мне, она смекнула, что за Самсона можно выручить хорошие деньги. Потому и скрыла тот факт, что он был освобожден.

— Какая подлость! Она не имела права его продавать! — Элизабет повернулась к мужу и умоляюще сцепила пальцы в замок. — Джеймс, мы должны немедленно его освободить!

Муж посмотрел на нее как на умалишенную, недоуменно вскинув бровь.

— Что? — спросил он таким тоном, что Элизабет ощутила себя полной дурой.

— Ваша супруга права, мистер Фаулер, — пришел на помощь Алекс. — По закону Самсон свободен, и вы обязаны его отпустить.

Джеймс вскочил с кресла и нервно прошелся по комнате.

— Чушь собачья! — развернувшись, выпалил он. — Я отдал за этого треклятого раба целое состояние и не собираюсь его отпускать!

Алекс, тоже поднявшись, миролюбиво вскинул ладони.

— Понимаю ваше возмущение, мистер Фаулер, но закон есть закон. Вдова совершила мошенничество, продав то, что ей не принадлежит. Я рекомендую вам подать против нее иск и потребовать вернуть ваши деньги. В знак дружбы готов бесплатно представлять ваши интересы в суде.

— Черта с два! — рявкнул Джеймс. — Этот ниггер принадлежит мне!

Он подошел к каминной полке, плеснул себе из графина виски и залпом опустошил стакан.

— Сожалею, но вы не имеете права удерживать его, — спокойно произнес Алекс. — Самсон не раб, а свободный человек.

— Ниггер — человек? — презрительно усмехнулся Джеймс. — Я устал слышать этот бред. Вы что, заодно с теми горлопанами-янки, которые сеют смуту среди рабов?

— Я на стороне закона, мистер Фаулер, — невозмутимо парировал Алекс. — А закон требует, чтобы вы отпустили этого негра.

— Я за него заплатил! Это моя собственность!

— Подайте иск против миссис Бэйли, и вам вернут ваши деньги. Но Самсон должен быть немедленно освобожден.

— Как же мне осточертел этот ниггер! — злобно пробормотал Джеймс. — Самсон то, Самсон это… Почему я постоянно слышу это проклятое имя?

— Ну так отпустите его, и он больше не будет вам досаждать.

Джеймс налил себе еще виски и принялся его цедить, лихорадочно зыркая по сторонам. В гостиной повисло молчание. Элизабет суматошно теребила манжеты, не решаясь поднять на мужа глаза.

— Нет! — наконец сказал Джеймс. — Я не собираюсь никого отпускать.

— Что? — нахмурился Алекс. — Но почему?

— Я заплатил за этого раба, мистер Паркер, и он мой. — Джеймс грохнул стакан о каминную полку с такой силой, что едва его не разбил. — Разговор окончен, и боюсь, я вынужден просить вас покинуть мой дом.

Стоя лицом к лицу, Джеймс и Алекс вперили друг в друга тяжелые взгляды. Повисла зловещая тишина, лишь равнодушное тиканье часов назойливо отдавалось в ушах. Элизабет и Мэйбл, затаив дыхание, наблюдали за безмолвной дуэлью.

Наконец, Алекс отвел глаза.

— Я этого так не оставлю, мистер Фаулер, — досадливо бросил он. — Я вернусь с судебными исполнителями. Всего вам доброго.

— Прощайте.

Алекс и Мэйбл покинули гостную. Элизабет — растерянная, оглушенная — тоже поднялась с кресла, но ее тотчас настиг грозный рык:

— А ты куда собралась? Сядь!

Ноги подкосились, и она вцепилась в спинку кресла, чтобы не упасть. Муж неторопливо приблизился к ней и, схватив за волосы, вынудил поднять голову.

— Это твоих рук дело? — буравя ее пристальным взглядом, спросил он.

— Что?

— Какого черта этот любитель черномазых является сюда и плетет всякую чушь? Что ему за дело до этого проклятого ниггера? Откуда он вообще знает, что его хозяином был тот слюнтяй?

Элизабет лихорадочно соображала. Они с Паркерами как-то действительно говорили о Чарльзе Бэйли. А еще о нем вроде бы упоминала Рэйчел — негритянка с ребенком, которой они помогали бежать.

Но Джеймсу знать об этом, разумеется, нельзя, и Элизабет лишь хлопала глазами, придумывая, как бы половчее соврать.

— Уверяю, я здесь ни при чем, — наконец выдавила она.

— Да ну? — презрительно ухмыльнулся Джеймс. — Даже странно… Обычно во всех неприятностях с этим черномазым замешана ты.

— На сей раз это не так.

— Кто знает… — загадочно протянул Джеймс и все-таки отпустил ее.

Самое время уйти, но Элизабет не удержалась от любопытства:

— И все же? Что ты намереваешься делать? Если мистер Паркер не ошибся, то Самсон действительно свобод…

— Самсон! Самсон! Самсон! — заорал Джеймс, бешено вытаращив глаза. — Не желаю больше слышать это чертово имя! Пошла прочь, пока я не выбил эту дурь из твоей куриной башки!

Похолодев от страха, Элизабет опрометью выскочила за дверь.

Полночи она не могла заснуть. Рассказ Алекса не укладывался в голове. Неужели Самсон свободен? А как же деньги, которые за него заплатил Джеймс? Вдова Чарльза Бэйли не имела права его продавать, но это не основание для того, чтобы держать Самсона в неволе.

Боже, как он обрадуется, когда узнает, что прошлый хозяин его освободил! Нужно ему рассказать!

Элизабет почти решилась выбраться из дома, чтобы сообщить Самсону эту весть, но когда уже взялась за ручку двери, ее парализовал страх. Что если он, узнав о вольной грамоте, взбунтуется? Кинется к Джеймсу, потребует свободы. А тот… Страшно представить, что может выкинуть муж. Нет, Самсону лучше пока ничего не говорить. Алекс пообещал, что разберется в этом деле, значит нужно затаиться и ждать.

«Но… если все получится, то Самсон станет свободным и покинет плантацию? И я его больше никогда не увижу?» — мелькнула горькая мысль, но Элизабет поспешила ее отогнать. Все равно, житья ему здесь не дадут, так что пусть из них двоих хотя бы он будет счастлив. Даже если придется расстаться с ним навсегда…

* * *

Прошла неделя. По утрам Элизабет просыпалась и сладко потягивалась в постели, в блаженные несколько секунд все еще пребывая в мире грез. Но потом реальность обрушивалась на нее леденящей волной. Лежа в кровати, Элизабет прислушивалась к своим ощущениям. У нее часто тянуло живот, и она с замиранием сердца шла в уборную, в надежде увидеть на белье кровь. Но крови, к ее разочарованию, не было. Неужели через несколько месяцев она станет неповоротливой тушей, а потом появится младенец, который свяжет ее по рукам и ногам?

Однако были в нынешнем положении и приятные стороны. Во-первых, сославшись на дурноту, можно было не спускаться к завтраку, а подольше понежиться в кровати. А во-вторых, Джеймс перестал приходить к ней по ночам. То ли решил, что выполнил свою миссию, то ли опасался навредить нерожденному младенцу.

Увидеться с Самсоном не удавалось. Элизабет даже не решалась спросить о нем у слуг: так сильно запугал ее муж. А стоило заикнуться о верховой прогулке, как миссис Фаулер всполошилась и строго настрого запретила даже думать об этом «в твоем положении».

Алекс Паркер пока не давал о себе знать, но Элизабет надеялась, что он этого так не оставит. О побеге она больше не думала. Если Самсона освободят, она не станет обременять его собой и младенцем. Он сможет начать новую жизнь. Найти работу, жениться… При этой мысли сердце болезненно сжималось в груди… Но так будет лучше для всех. А она… что ж, видимо, придется тащить этот крест до конца своих дней.

В то утро Элизабет проснулась с тяжелой головой. Стоял туман, и за окном клубилась серая мгла. Такая же мрачная и беспросветная, как та, что в последнее время сгустилась у нее на душе.

— Я не буду сильно затягивать, мэм, — сказала Анна, зашнуровывая корсет. — В вашем положении это вредно.

— В моем положении? — Элизабет нахмурилась. — Откуда ты знаешь?

— Ну так вся прислуга об этом судачит. Вам ведь на днях стало плохо за завтраком? Да и миссис Фаулер вроде как толковала об этом с хозяином, а кто-то из горничных услыхал.

Элизабет досадливо поморщилась. Как же быстро в этом доме разносятся сплетни! А что будет, когда они дойдут до Самсона? Ей почему-то стало не по себе: она словно предала его, забеременев от другого мужчины… как бы глупо это ни звучало в их ситуации.

— Знаешь, если мне разочек стало дурно, то это еще не повод думать, что я в положении, — с раздражением сказала она. — Ты ведь сама приносила мне настой.

— Приносить-то приносила, да только он не всегда помогает. Негритянки, вон, тоже его пьют, а все равно нет-нет да и затяжелеет кто-нибудь. На все воля Божья. — Служанка благоговейно закатила глаза.

— Ну не знаю. — Элизабет огладила прикрытый корсетом живот. — Пока я никакого ребенка не ощущаю.

Анна пожала плечами.

— Ну, в этих делах я вам не советчица, мадам. У меня-то детей нет.

Одевшись, Элизабет уселась за туалетный столик. Но едва Анна коснулась гребнем ее волос, как стукнула дверь. Элизабет вздрогнула и оглянулась. На пороге стоял Джеймс.

— Что тебе угодно? — холодно спросила она.

— Выйди вон! — велел он служанке, и когда та убралась, приблизился.

Элизабет невольно сжалась в комок.

— Как ты себя чувствуешь, — поинтересовался муж.

— Нормально.

— Ты точно беременна, или мать выдает желаемое за действительное?

— А мне почем знать? — Элизабет пожала плечами. — У меня хрустального шара нет.

— Но разве женщина не должна это чувствовать?

— Возможно, но не на таком маленьком сроке.

— Ладно, неважно. — Джеймс подошел вплотную и сунул руку в карман. — Мать хочет, чтобы я подарил тебе эту побрякушку. Блажь, но она мне уже все уши прожужжала.

Он извлек из кармана нитку бирюзы.

— Вот. Дурость, конечно, но она твердит, что бирюза, мол, помогает доносить ребенка до срока. Говорит, она носила эти бусы, когда была беременна мной.

— Хм… спасибо, — удивленно ответила Элизабет. Надо же, какая забота!

— Давай, надену.

Элизабет не горела желанием надевать ожерелье, побывавшее на шее миссис Фаулер, но противиться не стала. Она повернулась к зеркалу и расправила плечи. Джеймс подошел сзади.

— Расстегни воротник, — велел он. — Камни нужно носить у самого тела.

Она бездумно повиновалась. Пальцы расстегнули пуговку на горловине платья. Еще одну… И лишь нащупав на груди подарок Самсона — львиный зуб в серебряной оправе — Элизабет поняла, какую страшную ошибку совершила.

Она попыталась запахнуть воротник, но было уже слишком поздно.

— Что это? — поинтересовался Джеймс.

— Э-э-э, ничего, — пролепетала она, зажав клык в кулаке. — Так, безделушка…

— Ну-ка, дай посмотреть!

Муж накрыл ее руку своей и стиснул так, что талисман больно впился в ладонь. Пришлось разжать пальцы.

Джеймс приподнял клык и внимательно осмотрел его со всех сторон.

— Где-то я уже видел эту вещицу… — задумчиво пробормотал он. — Откуда она у тебя?

— Ах, не помню! — небрежно отмахнулась Элизабет, но голос предательски дрогнул. — Купила в Трентоне, в какой-то лавчонке. Приносит удачу или отгоняет злых духов… что-то вроде того…

— Любопытно… Ты веришь в злых духов?

— Разумеется, нет! Просто купила и все. Какая тебе разница?

Джеймс молчал, продолжая разглядывать амулет. Элизабет увидела в зеркале, что покраснела как вареный рак, а сердце колотилось так, что она испугалась, как бы муж не услышал его суматошный стук.

— Ну что ты прицепился к этой побрякушке? — собрав всю волю в кулак, спросила она. — Обычный грошовый сувенир, ничего особенного… Давай, я его сниму.

Губы мужа искривились в какой-то странной усмешке, но он, ничего не говоря, все же выпустил из пальцев талисман. Элизабет сняла его так торопливо, что едва не порвала шнурок. Она быстро выдвинула ящичек, швырнула туда украшение и задвинула от греха подальше.

Джеймс наблюдал за ней с холодным спокойствием, и когда злополучный талисман скрылся с глаз долой, в обычной для себя насмешливой манере спросил:

— Нервничаешь?

— Вовсе нет, с чего ты взял? — Элизабет передернула плечами.

— У тебя дрожат пальцы.

— Просто… здесь холодно.

— Разве? — Он покосился на зажженный камин. — Ладно, неважно. Сядь спокойно. Надену на тебя это чертово ожерелье.

Она выпрямилась и замерла. Джеймс неспешно расстегнул еще несколько пуговиц, а потому вдруг рванул платье вниз, обнажая торс. Элизабет попыталась прикрыться, но муж схватил ее за запястья и развел их в разные стороны. Она невольно уставилась в зеркало на свою торчащую из корсета грудь — белую, налитую, с аккуратными розовыми сосками.

Муж обвил ее шею бирюзовым ожерельем. Но вместо того, чтобы просто его застегнуть, он затянул его словно удавку, так, что блестящие голубые камешки впились ей в горло.

Элизабет охнула, беспомощно хватаясь за ожерелье, а Джеймс наклонился ближе, оцарапав щетиной щеку.

— Ты прекрасна, моя дорогая, — вкрадчиво произнес он ей на ухо. — Тебе так идет голубой!

— Ты меня задушишь! — прохрипела Элизабет, глядя в зеркало на свое побагровевшее лицо.

— Ну что ты, любимая, — ухмыльнулся муж. — Это было бы слишком легко.

Она оцепенела от ужаса, но тут Джеймс ослабил удавку. Он захотел поправить ожерелье, и когда его холодные пальцы коснулись кожи, Элизабет закусила губу, чтобы не завизжать.

Муж склонился над ней, вздымая тяжелым дыханием волосы на виске. Его ладони скользнули ниже и смяли обнаженную грудь. В последнее время она стала такой чувствительной, и грубое тисканье отозвалось в ней тысячей раскаленных игл. Но Элизабет, стиснув зубы, терпела. Она страшилась даже пошевелиться, не зная, что еще выкинет муж.

Джеймс покрутил между пальцами соски и оттянул их, сжав так сильно, что Элизабет невольно вскрикнула.

— Мне больно! — со слезами на глазах пролепетала она.

— Больно? — переспросил муж. — О, ты еще не знаешь, что такое настоящая боль.

Он поцеловал ее в висок и отстранился.

— Отдыхай, дорогая, — сказал он и вышел за дверь.

Элизабет трясущимися руками застегнула платье. Ее знобило, ожерелье давило на шею как железная цепь. Господи, какая же она дура! Надо же было так глупо подставиться с амулетом! Муж несколько дней не притрагивался к ней, и она вообразила себя в безопасности, идиотка! И что теперь?

Все тело била крупная дрожь. Элизабет потерла руками плечи и поднялась. Как же холодно! Нужно достать шерстяную шаль.

Подойдя к шкафу, она распахнула створки и принялась двигать вешалки с одеждой. На глаза ей попался гигиенический фартук. Во время месячных она надевала его под юбку, располагая сзади так, чтобы кровь не протекала когда она лежит или сидит.

Элизабет невольно пощупала гладкую водонепроницаемую ткань и вдруг вспомнила, как лежала в постели после укуса змеи. Голова кружилась, распухшая нога пульсировала от боли, а бедра и ягодицы прели от соприкосновения с этим фартуком и жутко чесались.

Брр! Она передернула плечами и отодвинула фартук, чтобы продолжить поиски шали. Но тут же застыла на месте, будто ее поразил гром.

Месячные! Она вдруг отчетливо вспомнила боль в животе и назойливый запашок застоявшейся крови. У нее — теперь она знала точно — были месячные сразу после укуса змеи!

С дико бьющимся сердцем Элизабет кинулась к столу, где лежал календарик. Трясущимися руками схватила его. Последний крестик стоял на 11 августа.

Но ведь змея укусила ее в начале сентября! Просто ей было так плохо, что она забыла поставить отметку в календаре. И… что это значит? Подспудный страх бурлящей темной волной поднялся из глубины души.

Тихо! Надо успокоиться и восстановить ход событий! Элизабет ухватилась за столбик кровати и сделала глубокий вдох. Итак, ее укусила змея. На следующий день начались месячные и уехал муж. Потом… Она с трудом сглотнула загустевшую слюну… Потом она спала с Самсоном… И после этого месячные не пришли.

Неужели…

Нет! Не может быть!

Элизабет истерически рассмеялась, а затем ноги перестали ее держать, и она повалилась на постель, сминая календарик в руке. Ее так сильно затрясло, что застучали зубы. Нет! Это какой-то бред! Она не могла забеременеть от Самсона!

Она отчаянно вертела в голове факты и так и эдак, пытаясь найти хоть какое-то объяснение, кроме самого очевидного… Но все было тщетно. Безжалостная реальность могильной плитой навалилась на грудь.

Отец ее ребенка — Самсон.

Глава 36

Элизабет лежала на кровати, свернувшись в напряженный комок. Мысли шарахались в голове как перепуганные птицы, и никак не удавалось ухватить их за хвост.

«Может, еще не все потеряно? Может, я не беременна?» — Она пыталась цепляться хоть за соломинку, но темная пучина неумолимо затягивала на дно. Все признаки налицо. И что теперь? Что будет, когда она произведет на свет темнокожего младенца?

«Джеймс убьет меня, — безжалостно сказала она себе. — Меня, Самсона, ребенка… Убьет, а перед этим… Господи, кто знает, какие чудовищные фантазии родятся в его мозгу?»

Что же делать? Может… покончить с собой? Взять и одним махом разрешить все проблемы…

И все-таки умирать ей решительно не хотелось. Она еще так молода, только начала жить, влюбилась… Да, влюбилась не в того, в кого следовало бы, но ведь сердцу не прикажешь. Должен быть другой выход!

Попытаться избавиться от ребенка? Но как? В романах женщины иногда падали с лестницы, и у них случался выкидыш, но вряд ли это надежный способ. Если просто лечь на ступени и скатиться вниз, то, скорей всего, ничего не произойдет. А если спрыгнуть в пролет, то так и шею сломать недолго.

Может, есть какое-нибудь снадобье? Но где его раздобыть? Поговорить с Анной? Нет, та чересчур набожна, и на такое не пойдет. А если рассказать ей, что ребенок — цветной? Элизабет представила, как губы служанки осуждающе складываются в куриную гузку… Нет, это на самый крайний случай.

Остается лишь один выход.

Бежать!

Надо убираться отсюда. Поговорить с Самсоном, рассказать ему о вольной грамоте и о ребенке. Прихватить золото Брауна, украсть лошадь, повозку и бежать. Сперва нужно поехать к Паркерам, забрать документы Самсона и попросить совета, как быть дальше. Возвращаться в Трентон нет никакого смысла: Джеймс там ее быстро найдет. Может, Паркеры подскажут, где лучше укрыться?

Элизабет встала с кровати. Решено! Ночью она проберется в конюшню и поговорит с Самсоном. А может, они сегодня же и сбегут? Нужно собрать вещи и драгоценности. Элизабет заметалась по спальне, выдвигая ящики и открывая шкафы.

Все валилось из рук, и она никак не могла сообразить, что взять с собой. Она то доставала платья и швыряла их на кровать, то вешала их назад. Вытащила из чулана огромный чемодан, с которым приехала сюда, и, ужаснувшись от его габаритов, затолкала обратно.

Нет, бессмысленно тащить с собой кучу барахла. Лучше взять драгоценности и золото из чайника Брауна. Все необходимое можно купить. Главное — поскорее отсюда убраться.

Весь день Элизабет провела как на иголках. Ни Джеймс, ни свекровь не нарушали ее покой, и она целиком сосредоточилась на побеге. Впрочем, сбежать из «Персиковой долины» еще полбеды. Что делать дальше?

Она вспомнила, как Алекс рассказывал про новый закон о беглых рабах. Как хорошо, что у Самсона есть вольная! По крайней мере, не придется бежать в Канаду.

Но жить в открытую с негром и ребенком-мулатом, конечно же, невозможно. Ни в Канаде, ни где-либо еще. Придется скрываться. Но, как ни прячься, люди все равно будут что-то подозревать и распускать слухи. Надо искать место, где народ достаточно терпимый и не заявится к ней с вилами и факелами посреди ночи.

«Филадельфия — город квакеров, город аболиционистов», — вдруг мелькнуло у нее в голове. Элизабет уже и забыла, в какой газетенке ей попадался на глаза этот заголовок, но сейчас он как нельзя кстати пришел на ум.

Да! Она поедет в Филадельфию. Это идеальный вариант. Большой город, где ее никто не знает. В нем живут квакеры, исповедующие свободу личности, равенство и пацифизм. Отец всегда восхищался их прогрессивными взглядами, хоть сам к ним и не принадлежал.

А еще — от Филадельфии до Трентона всего тридцать миль. Совсем недалеко от родных краев. И если когда-нибудь удастся вернуть контроль над отцовскими мануфактурами, то из Филадельфии ими будет куда проще управлять, чем из Канады или откуда-либо еще.

Элизабет приняла решение, и у нее будто гора свалилась с плеч. Страх ушел, а мысли обрели былую ясность. Она собрала драгоценности и уложила в саквояж сменную рубаху, панталоны и несессер. Теперь осталось дождаться ночи.

Время тянулось бесконечно. Элизабет вся извелась в ожидании темноты. Раз за разом она прокручивала в голове план побега. Найти Самсона. Прихватить деньги из чайника. Украсть телегу и лошадь, и покинуть «Персиковую долину» навсегда.

Наконец, за окном стемнело, и на небо выкатилась полная луна. С одной стороны это хорошо, можно не брать фонарь, но с другой — на дороге их будет видно как на ладони.

За ужином кусок не лез в горло, но Элизабет заставляла себя глотать, ведь для побега ей понадобятся силы. Джеймс и свекровь обсуждали какую-то ерунду, а до нее даже не доходил смысл их пустой болтовни. После сегодняшнего происшествия с талисманом она боялась поднять на мужа глаза. Утешало одно: если все получится, то она больше никогда не увидит это ненавистную рожу.

Сославшись на усталость, Элизабет поднялась к себе. Она подтащила к двери кресло-качалку и стала качаться, прислушиваясь к каждому шороху.

Наконец на лестнице зашаркали ноги и зашелестели юбки. Свекровь. Минут через двадцать раздались твердые, уверенные шаги. Джеймс.

Выждав для верности еще полчаса, Элизабет переоделась в дорожный костюм — сделать это без помощи Анны оказалось непросто — и, прихватив саквояж, выскользнула за дверь.

Луна заглядывала в вестибюль сквозь стеклянные двери, серебряными квадратами отражаясь в натертом полу. Света вполне хватало, чтобы не навернуться со ступенек впотьмах, и Элизабет благополучно спустилась на первый этаж.

Оглянувшись по сторонам, она направилась к входной двери, но тут ей почудилось, будто за спиной скрипнула половица. Сердце заколотилось, и Элизабет замерла, напряженно вглядываясь в темноту. Но все было спокойно, и она, сделав глубокий вдох, двинулась дальше.

К счастью, дверь изнутри открывалась без ключа, и Элизабет беспрепятственно вышла наружу. Было сыро и зябко, над землей стелился белесый туман. Свисающие с дубов гирлянды испанского мха серебрились в свете луны, придавая аллее необычный, почти мистический вид.

Элизабет ступила на дорожку, огибающую дом. Первым делом нужно поговорить с Самсоном. Без него она не сможет оседлать лошадь или запрячь ее в повозку.

Листья персиковых деревьев влажно поблескивали в темноте. В воздухе висела мелкая морось, холодной влагой оседая на лице. Элизабет сжала озябшие пальцы в кулак и поежилась.

Наконец, впереди показался хозяйственный двор. Элизабет сделала еще несколько шагов и застыла в нерешительности. На земле возле сарая, где когда-то запирали Квимбо и Кэнди, стоял фонарь, и в круге желтого света чернел силуэт человека, сидящего на бревне.

Проклятье, там кто-то есть! Это все усложняет. Конюшня, правда, стоит поодаль, и пробраться в нее не составит большого труда, но если оттуда выедет лошадь или повозка, то этот человек ее заметит и поднимет тревогу.

Элизабет стояла с бьющимся сердцем, судорожно сжимая ручку саквояжа. Что же делать? Возвращаться в дом? Нет, нужно хотя бы поговорить с Самсоном, раз уж она сюда добралась. Может он что-нибудь придумает? В крайнем случае, они уйдут отсюда пешком.

Ржавый засов на двери конюшни никак не открывался. Элизабет, стиснув зубы, тянула и дергала его на себя. Наконец железка со скрежетом поддалась. Элизабет замерла. Вдруг кто-то услышал? Но вокруг стояла тишина, и она решилась войти.

Она юркнула в конюшню и прикрыла за собой дверь. И тут ее осенило: если Самсон внутри, как он мог снаружи задвинуть засов? Выходит, его здесь нет? Чтобы удостовериться в этом, она прошлась между стойлами, и действительно, кроме сонно посапывающих лошадей, больше никого не нашла.

Но где же Самсон? Неужели?.. Элизабет сглотнула. Ну конечно! Она «вернулась» к Джеймсу, а Самсон, наверняка, вернулся к Люси…

В груди болезненно закололо, но Элизабет отогнала обиду. Она не может его осуждать? Что ему еще было делать?

Но как теперь быть? Отказаться от своей затеи? Ну уж нет. Все равно надо поговорить с Самсоном. Рассказать ему про вольную грамоту, а там уж пускай он сам решает, оставаться или бежать.

Тяжелый саквояж оттягивал руку. Элизабет засунула его за тюк сена и вышла из конюшни. Держась в тени, она направился в невольничий поселок. Вскоре в лунном полумраке показался колодец, а рядом — приземистая хибара Люси. Подслеповатое окно было темным — равно как и окна остальных негритянских хлуп. Элизабет подошла к двери и занесла руку, чтобы постучать, но замерла. Что подумает Люси, когда увидит ее посреди ночи? Стыд и позор — белая госпожа тайком пробирается сюда, чтобы увести у негритянки мужчину.

Да и плевать! Сейчас не время печься о своей репутации. Пусть Люси думает, что хочет, но Самсон должен знать, что он свободный человек.

Элизабет постучалась в дверь.

— Кто там? — ответил изнутри заспанный женский голос.

— Это Элизабет. Мне нужно срочно поговорить с Самсоном.

— Мэм? — удивилась Люси. — Входите, не заперто.

С усилием толкнув кособокую дверь, Элизабет вошла в лачугу. Люси достала из очага тлеющий уголек и подожгла опущенный в плошку с жиром фитиль.

Хижину осветил тусклый пляшущий огонек. Оглядевшись по сторонам, Элизабет обнаружила, что Самсона здесь нет.

— Его тут нет, — подтвердила Люси.

— А где он?

— А разве вы ничего не знаете?

— Не знаю чего? — Элизабет с тревогой вгляделась в блестящие черные глаза.

— Так масса Джеймс велел его в сарае запереть. Где-то с неделю назад.

— О, господи! — Элизабет обессилено опустилась на шаткий табурет. — Но за что?

Люси села за стол напротив нее.

— Ума не приложу, мэм. Только Абраму, нашему кузнецу, велели его на цепь посадить. А еще там теперь Чак или Томас постоянно ошиваются. Стерегут.

Так вот, кем был тот человек возле сарая! Но почему же Джеймс приказал запереть Самсона?

— Он чем-то провинился? — с волнением спросила Элизабет.

— Да вроде бы нет, мэм, — задумчиво ответила Люси. — Ну, кроме… вы понимаете, что имею в виду…

Она подняла глаза, и ее острый, проницательный взгляд заставил Элизабет покраснеть.

— Но вы не волнуйтесь. Вряд ли ваш муж о чем-то пронюхал, — продолжила Люси. — Иначе с Самсона бы уже давно содрали шкуру живьем.

— Боже! — ахнула Элизабет.

— Не бойтесь, мэм, с ним все в порядке. Я каждый день ношу ему еду. Он сам не поймет, за что его туда посадили.

— А я, кажется, понимаю… — пробормотала Элизабет.

Это все из-за вольной грамоты! Видимо, Джеймс догадался, что Элизабет расскажет о ней Самсону, и тот попытается сбежать. Но какой во всем этом смысл? Нельзя же всю жизнь держать Самсона взаперти! Рано или поздно Алекс Паркер вернется с представителями закона, и мужу придется его отпустить.

Элизабет подняла взор. Люси сверлила ее пытливым взглядом. Нет, не стоит ее посвящать. Вдруг она проболтается Самсону, а ему, наверное, лучше пока ничего не знать.

— Ладно. — Элизабет поднялась. — Я, пожалуй, пойду, пока меня никто здесь не видел.

— Да, мэм, лучше идите, — кивнула Люси.

Взявшись за дверную ручку, Элизабет оглянулась. Негритянка, так и сидела за колченогим столом, подперев рукой подбородок. Зыбкий огонек освещал ее печальное, коричнево-бронзовое лицо.

— Спасибо, что заботишься о нем, — тихо сказала Элизабет и вышла за дверь.

Оказавшись на улице, она спряталась между лачугами и прислонилась к стене, чтобы перевести дух. Грудь стеснило от плохого предчувствия. Что задумал Джеймс? Зачем он держит Самсона взаперти? И что теперь делать ей?

Когда сердцебиение унялось, она вышла из своего укрытия. На хозяйственном дворе по-прежнему горел огонек. Прячась за постройками, Элизабет подобралась поближе и выглянула из-за угла.

Двери сарая были заперты на огромный навесной замок, а у стены на бревне сидел человек. Возле него стоял фонарь и лежало ружье. Тень от шляпы закрывала лицо, но, заметив черные усы, Элизабет догадалась — это Томас.

«Нужно его подкупить!» — пришла вдруг в голову спасительная мысль.

Точно! В чайнике куча золота. Она даст Томасу пятьсот долларов… Тысячу… Да хоть все отдаст, только бы он помог Самсону бежать. И сделать это надо прямо сейчас, пока Томас один.

Чуть ли не бегом она припустила к беседке. Туфли хлюпали от росы, ступни и лодыжки заледенели, и Элизабет кляла себя на чем свет стоит за то, что не надела ботинки.

От прудика тянуло тиной, над водой поднимался белесый туман. Самсон как-то показывал место, где спрятал чайник. Элизабет подошла к беседке и опустилась на колени. Юбка намокла, от сырой земли повеяло холодом, но Элизабет не обратила на это внимания. Дрожащими руками она принялась ощупывать фундамент. Сейчас бы не помешал фонарь, но его не было, и приходилось действовать наугад.

Наконец, она нащупала неровность. Один кирпич зашатался. Элизабет осторожно потянула его на себя, и он поддался. Отложив его в сторону, она подвигала следующий, и он тоже оказался свободным.

Вынув из кладки еще несколько кирпичей, Элизабет сунула руку в образовавшуюся дыру. Пальцы наткнулись на холодный металлический бок.

Есть!

За спиной вдруг послышался шорох шагов. Сердце на миг замерло, затем неистово заколотилось. Элизабет оцепенела от страха.

— Так-так, что тут у нас? — раздался ехидный голос, и ее бросило в жар.

Она в панике оглянулась. Позади стоял Джеймс, направив на нее слепящий свет фонаря. За ним во мраке маячило еще несколько человек, но Элизабет не разглядела их лиц. Объятая ужасом, она вперила в мужа ошеломленный взгляд.

— В чем дело, дорогая? — он вразвалочку направился к ней. — Ты что-то ищешь?

Она открыла рот, но из груди вырвался лишь сдавленный писк. Элизабет попыталась заслонить собой раскуроченный фундамент, но Джеймс уже был возле нее.

Он схватил ее за плечо и вынудил подняться на ноги.

— Браун! — приказал он, оттеснив Элизабет от дыры. — Глянь, что там!

— Слушаюсь, сэр.

Управляющий подошел поближе, сел на корточки и сунул руку в отверстие. Когда в свете фонаря блеснул медный бок, у Брауна вытянулось лицо. Он попытался запихнуть чайник обратно, но Джеймс требовательно протянул руку.

— Что там? Давай сюда.

На Билла Брауна было жалко смотреть. Брови сложились домиком, уголки рта сползли вниз, а на глазах заблестели слезы. Все, что было нажито «непосильным трудом», окончательно и бесповоротно уплывало из его рук.

Медленно, с явной неохотой он протянул чайник хозяину.

— Что это? Чайник? Тот, что у тебя пропал? — поинтересовался Джеймс.

— Н-нет, сэр, — выдавил Браун. — У меня был другой.

— Хм. Что-то слишком много чайников пропадает в последнее время. Прямо какая-то напасть! — усмехнулся Джеймс. Он открыл крышку и присвистнул: — Ничего себе!

Элизабет стояла ни живая ни мертвая, чувствуя, как по спине струится ледяной пот. Джеймс повернулся к ней.

— Дорогая, как ты можешь все это объяснить? — спросил он.

— Я… нашла это в саду, — пролепетала она. — Спрятала под беседкой, а сегодня решила перенести в дом.

— Надо же. — Джеймс глумливо покачал головой. — Да у меня тут не плантация, а остров сокровищ. Чайники, зарытые клады… Не хватает только пирата с попугаем на плече.

Элизабет понуро опустила глаза. Ей казалось, что это дурной сон. Все пошло прахом! Оглушенная, она не ничего чувствовала, как солдат, которому снарядом оторвало ногу, поначалу не ощущает боль.

— Роза, Билл, идите спать! — приказал Джеймс.

«Роза»?

Приглядевшись, Элизабет различила во мраке яркие белки глаз. Негритянка была в темном платье и без светлого тюрбана на голове, поэтому Элизабет заметила ее только сейчас.

Рабыня развернулась и растворилась во тьме. Управляющий же остался стоять, пожирая глазами чайник.

— В чем дело, Браун? — осведомился Джеймс, и его рука потянулась к висящей на поясе кобуре.

Тот вздрогнул, будто очнувшись от наваждения.

— Э-э… Ничего, сэр, — покосившись на оружие, промямлил он. — Если позволите, я пойду. Спокойной ночи.

— Иди, — кивнул Джеймс, и когда тот уныло побрел прочь, подхватил Элизабет под руку. — Пойдем, дорогая. Нам с тобой есть о чем поговорить.

Бесконечная усталость навалилась на Элизабет, наливая свинцовой тяжестью ноги. Ей вдруг стало на все наплевать. Все кончено. Деньги уплыли. Самсон под замком. Надежды больше нет.

— Как ты меня нашел? — бесстрастно спросила она.

— Любимая, я же твой муж. Я читаю тебя как открытую книгу, — самодовольно заявил Джеймс.

— И что же ты «прочитал»?

— После бредней, что наплел здесь тот адвокатишка, я подозревал, что ты помчишься к своему ненаглядному ниггеру, сообщить ему радостную весть. Поэтому и велел Розе приглядывать за тобой.

«Роза! Значит, мне не показалось, — подумала Элизабет, вспомнив, как в доме скрипнула половица. — Вот гадина! Хотя, с другой стороны, она просто выполняла приказ».

— Но чайник, золото… Признаться, я удивлен, — продолжал Джеймс. — Впрочем, догадываюсь, откуда оно взялось. Не зря же Браун поднял из-за паршивого чайника такой переполох. Я прав?

— Да, — кивнула Элизабет. Все равно, ей уже нечего терять. — Он обкрадывал тебя много лет.

— И ты вывела его на чистую воду. — Джеймс в притворном восхищении поцокал языком. — Ай да умница! Ай да жена! Вот только, мне почему-то забыла об этом сказать.

— Я как раз собиралась, — буркнула Элизабет без особой надежды, что муж в это поверит.

Они вошли в дом. Джеймс поставил чайник на комод, а затем вдруг схватил Элизабет за плечи и припечатал к стене.

— Знаешь, любимая, что я ненавижу больше всего на свете? — прорычал он, вплотную приблизившись к ее лицу.

Элизабет обдало ядреной смесью перегара и табака. Она безразлично отвернула голову.

— Больше всего на свете я ненавижу, когда меня пытаются выставить дураком, — не дождавшись ответа, закончил Джеймс.

Он схватил ее за руку и поволок по лестнице вверх. Элизабет не сопротивлялась, с равнодушным смирением передвигая ноги. Джеймс грубо втолкнул ее в спальню, с грохотом захлопнул дверь и запер снаружи на ключ.

Глава 37

Джеймс ушел, не сказав ни слова, и это страшило больше всего. Если бы он ругался или набросился на Элизабет с кулаками, она хотя бы знала, чего от него ожидать. А теперь лишь остается томиться в неведении. Гадать, понял ли муж, что она пыталась сбежать, или все же подумал, что она хотела с Самсоном всего лишь поговорить?

«Саквояж! — встрепенулась Элизабет. — В конюшне за тюком сена! Рано или поздно его найдут, и у Джеймса возникнут вопросы… А впрочем, какая к черту разница? Просто очередное звено в цепи моих неудач».

Но что теперь делать? Смириться и ждать расплаты или попытаться сбежать? Превозмогая бесконечную усталость, Элизабет подошла к балконной двери, но обнаружила, что у щеколды отломан рычажок, и теперь невозможно отодвинуть засов. Проклятье! Джеймс позаботился о том, чтобы птичка не упорхнула из клетки.

Выбить стекло? Но как это сделать, не переполошив весь дом? Да к тому же придется каким-то образом выламывать решетчатую раму. А выглядит она довольно прочной.

Нет, из комнаты не сбежать. Элизабет обессилено рухнула на постель. Бороться с Джеймсом все равно, что плевать против ветра. Что бы она ни делала, все оборачивается против нее.

Несколько часов кряду Элизабет металась на кровати, терзаемая страхом и чувством вины. Какая же она легкомысленная, беспечная идиотка! Знала, ведь, чем все может закончиться, и все равно полезла на рожон! Любви и ласки ей, видите ли, захотелось! А теперь и ее, и Самсона могут убить!

Почти всю ночь она не могла уснуть, и лишь под утро усталость взяла свое. Но блаженное забытье продлилось недолго. Элизабет проснулась от того, что в спальню кто-то вошел. Открыв глаза, она увидела Розу.

— Завтрак, мэм, — перехватив ее взгляд, сообщила та.

— А где Анна? — сонно пробормотала Элизабет.

Негритянка лишь пожала плечами и принялась выставлять тарелки с подноса на стол.

— Мне нужна Анна! — Элизабет села на кровати и свесила босые ноги на пол.

— Куда вы, мэм? — всполошилась Роза, увидев, что она собирается встать.

— Позови Анну!

— Не велено, мисс.

— Тогда я сама ее позову!

Поднявшись с кровати, Элизабет хотела подойти к креслу, где висел пеньюар, но Роза встала у нее на пути.

— Мисс Элизабет, масса Джеймс приказал не выпускать вас из комнаты! — заявила она.

— Уйди прочь!

Элизабет попыталась отпихнуть негритянку, но та оказалась на удивление сильной.

— Мне велено вас не выпускать! — упрямо твердила она, оттесняя Элизабет к постели.

Вот гадина! Надо ее перехитрить. Элизабет притворилась, что поддается, а когда рабыня ослабила хватку, резко оттолкнула ее и кинулась к двери. Но, распахнув ее, она наткнулась на Цезаря. Тот расставил руки, загораживая проход.

— Куда это вы собрались, голубушка? — нарочито слащаво поинтересовался он. — Масса Джеймс полагает, что вам лучше бы оставаться у себя.

— Пропусти меня! Позови Анну! — срывающимся голосом приказала Элизабет, на что дворецкий сдвинул седые брови и покачал головой.

— Не велено.

— Да черт бы вас всех побрал! — Элизабет досадливо топнула ногой.

Подоспевшая Роза схватила ее за запястье.

— Мэм, лучше вернитесь к себе! — сказала она.

Элизабет рывком высвободила руку, кинулась в спальню и в слезах повалилась на кровать.

Роза ушла, заперев за собой дверь. Завтрак остался на столе, но Элизабет так и не притронулась к нему, зная, что ее вырвет, попытайся она проглотить хоть кусок. И дело даже не в беременности, а в липком, тошнотворном страхе, который словно тягучая паутина оплел ее изнутри.

«Что Джеймс собирается делать со мной? — колотилось в ее мозгу. А еще больший ужас вызывал вопрос: — Что он собирается делать с Самсоном?»

День прошел как в дурном сне, сливаясь в бесконечную серую муть, а под вечер в спальню заявился Джеймс.

— Дорогая, оденься понарядней. Сегодня у нас будут гости, — как ни в чем не бывало, сообщил он.

Элизабет уставилась на него, словно увидела призрака. Она ожидала чего угодно: скандала, избиения, изнасилования…

— Гости? — не веря своим ушам, переспросила она.

Муж кивнул.

— Мне стало скучно, и я решил позвать друзей. Устроить небольшой прием в честь… — Он на миг поднял глаза к потолку. — В честь моей дражайшей супруги и будущего наследника.

Наследника? Элизабет подумала, что ослышалась. Неужели, Джеймс еще не понял, что ребенок, которого она носит, не от него? Впрочем, как бы он мог это понять? Наверное, именно потому она до сих пор и жива.

— Так что, дорогая, сегодня тебе предстоит показать себя хозяйкой дома, — продолжил муж. — Говорят, что женщины-янки совершенно не умеют принимать гостей. Докажи, что это не так!

В ответ Элизабет выдавила кривую усмешку. Жизнь катится в пропасть, над головой нависла смертельная угроза, а Джеймс приглашает гостей. Что за бред? Это его очередная дьявольская затея, или… Или она просто себя накрутила, а на деле он не собирается ее убивать?

Возможно, все не так уж и плохо, и он ни о чем не подозревает? Значит, у нее в запасе есть еще время, пока ребенок не появится на свет. За оставшиеся месяцы она найдет выход. Возможно, удастся бежать… Что ж, придется подыграть мужу.

— Я постараюсь, — промолвила она.

Отец нечасто устраивал приемы, поэтому богатым опытом гостеприимства Элизабет похвастаться не могла. Но уж улыбнуться, подставить ручку для поцелуя и поболтать о погоде она как-нибудь сумеет.

— Одевайся поживее, гости скоро приедут, — сказал Джеймс.

— А где Анна? — отважилась спросить Элизабет.

— Я ее уволил, — небрежно бросил муж. — Роза поможет тебе.

Уволил? Элизабет вскипела от возмущения, но высказаться вслух не посмела.

Джеймс ушел, а следом в комнате появилась Роза.

— Какое платье вы хотите надеть, мэм? — спросила она.

Боже, да какая разница? Сейчас Элизабет меньше всего на свете волновало платье. Тем не менее, она молча встала с кровати и подошла к шкафу.

«Этот мерзавец уволил Анну! — перебирая вешалки, думала она. — Теперь у меня совсем не осталось союзников. Кругом лишь соглядатаи и враги!»

Что же надеть? Муж толком не уточнил, какого рода будет прием, впрочем, она быстро нашла подходящий наряд. Платье из жемчужно-серого шелка с кружевной отделкой прекрасно подойдет и для званого ужина, и для бала.

Служанкой Роза оказалась никудышней. Ее руки больше привыкли к тряпке и метле, а не к шпилькам и крючкам, и если корсет и платье ей удалось худо-бедно застегнуть, то с прической дело обстояло печальней. С Анной туалет занял бы час, а сейчас прошло уже два, а Роза все никак не могла управиться с непослушными локонами хозяйки.

— Ты еще не собралась? — заглянув в спальню, недовольно спросил Джеймс. — Давай живее, не то пропустишь всю потеху.

— Какую еще потеху? — нахмурилась Элизабет.

— Увидишь…

Спустившись по лестнице, она обнаружила, что в вестибюле накрыты столики с выпивкой и закуской, но никого нет. Зато с улицы доносились оживленные голоса.

Выйдя из дома, Элизабет оказалась в гуще гостей. Повсюду горели факела, и их пляшущий свет заливал подъездную площадку. Смолистый дым, смешиваясь с табачным, затянул все вокруг сизой пеленой. Элизабет с удивлением поняла, что видит лишь джентльменов — от контраста темных фраков и белоснежных сорочек рябило в глазах. Где же дамы? Почему Джеймс пригласил только мужчин?

Элизабет поискала взглядом супруга, но не нашла. Зато она узнала некоторых гостей: их она уже встречала на пикнике. Рядом с седовласым Максвеллом — хозяином поместья, где проходил пикник, стоял рыжий верзила с лохматыми бакенбардами… Вроде бы, его звали Легри.

Они посмотрели на Элизабет судивлением, которое тотчас сменилось учтивыми улыбками.

— Ты уже здесь, дорогая? — раздался над ухом голос Джеймса.

— Да… — вздрогнув, пробормотала Элизабет. — Вижу, гости уже собрались. А где миссис Фаулер?

— Мама? — со странным недоумением переспросил муж. — Она приняла «Лауданум» и легла спать. Подобные развлечения не для нее.

— «Подобные развлечения»? Что ты имеешь в виду?

— Скоро узнаешь. — Муж взял ее под руку и повел на террасу. — Вот, дорогая, отсюда открывается прекрасный обзор.

— Какой обзор? На что?

Джеймс не ответил, лишь выпустил изо рта удушливый сигарный дым. Элизабет сморщила нос и помахала рукой перед лицом. Облокотившись на парапет, она посмотрела во двор. На подъездной площадке огородили канатами нечто вроде сцены или боксерского ринга. От тревоги засосало под ложечкой. Элизабет повернулась к мужу.

— Что ты затеял? — спросила она.

— Терпение, моя дорогая. Скоро сама все увидишь.

Выбросив окурок сигары, Джеймс ступил на лестницу и поднял руки, чтобы привлечь к себе внимание толпы.

— Дорогие гости! — торжественно провозгласил он. — Я безмерно счастлив, что вы почтили визитом мою скромную обитель, и подготовил для вас сюрприз.

Мужчины затихли и с любопытством уставились на него. Элизабет, терзаемая дурным предчувствием, закусила губу.

— Многие из вас присутствовали на замечательном пикнике в имении мистера Максвелла, — продолжил Джеймс, — и наверняка, вам запомнился захватывающий гладиаторский поединок.

Толпа одобрительно загудела, а Элизабет невольно стиснула кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

— Так вот, я тоже решил порадовать вас увлекательным зрелищем. Наш друг, мистер Криппс весьма кстати оказался в здешних краях, и я пригласил его сюда.

На середину площадки вышел благообразный старичок и, улыбаясь в седые усы, поклонился. Элизабет вспомнила, что с такой же мерзкой ухмылкой Криппс глядел на то, как один негр убивает другого, и у нее помутилось в голове. Радостные возгласы гостей превратились в оглушительную какофонию, от которой захотелось закрыть руками уши и завизжать.

— Как поживает Малыш Джонни? — поинтересовался Джеймс. — Готов развлечь наших гостей?

— Взгляните сами, мистер Фаулер, — усмехнулся Криппс.

Он хлопнул в ладоши. Толпа расступилась, выпуская на арену Малыша Джонни. Гора лоснящихся мускулов, свирепый взгляд — Элизабет уже и забыла, насколько огромен и страшен этот негр.

Громила обвел гостей маленькими блестящими глазками, вскинул мощные ручищи и осклабился. Публика приветствовала его криками, свистом и улюлюканьем, а Элизабет ощутила, как к горлу подступает тошнота.

«Я не буду на это смотреть! — решила она. — И Джеймс меня не заставит. Пусть катится ко всем чертям!»

Она уже развернулась, чтобы уйти, но тут до ее ушей долетели слова мужа:

— Что ж, мистер Криппс, должен признать, ваш ниггер выглядит весьма впечатляюще. Но и мой тоже не промах! Приведите Самсона!

Самсона?! Элизабет застыла на месте, чувствуя, как по телу прокатилась ледяная волна. Боже, нет! Только не это!

Медленно, как во сне, она повернулась к площадке. Увидела, как Чак и Томас ведут Самсона через толпу. Услышала, как грохочут кандалы на его ногах.

«Нет! Не может этого быть!» — застучало в висках, а перед глазами вспыхнуло жуткое видение: неестественно вывернутая голова, остекленелый взгляд и струйка крови, стекающая из приоткрытого рта. Господи помилуй! Это чудовище сделает с Самсоном то же самое, что и с тем несчастным! Он просто убьет его на потеху толпе!

Тут Самсон поднял голову, и их взгляды встретились. Непонимание и отчаяние читалось в его черных глазах. У Элизабет сжалось сердце.

— Джеймс! — воскликнула она, но горло сдавило спазмом, и вместо крика получился мышиный писк. — Ты не можешь!..

Муж мигом оказался возле нее. Он приобнял ее и жестом любящего супруга притянул к себе.

— В чем дело, дорогая? — вкрадчиво поинтересовался он. — Тебе что-то не нравится?

— Ты же не собираешься заставлять Самсона драться с этим громилой?

— Собираюсь.

— Но ведь он его просто убьет!

— И что с того? Это мое имущество, и я могу делать с ним все, что захочу.

— Нет! Это не твое имущество! Он свободен! — У Элизабет вдруг прорезался голос, и несколько человек удивленно посмотрели в их сторону.

— Заткнись! — прошипел Джеймс, прижимая ее себе. — Это все пустой треп. Твой дружок-негролюб не предоставил никаких доказательств. Это мой раб, и я сделаю с ним все, что захочу.

— Джеймс! Пожалуйста! — Слезы градом покатились из глаз. — Отмени бой!

— Ну же нет, дорогая. Я обещал моим друзьям развлечение, и этот бой состоится.

— Прошу тебя! — Элизабет попыталась опуститься на колени, но Джеймс дернул ее вверх.

— Не позорься, дура! — тихо процедил он. — Я уже понял, что ты неравнодушна к этому черномазому, но не нужно показывать этого перед гостями. Еще одна выходка — и ты пожалеешь, что на свет родилась! Заткнись и смотри!

Он крепко схватил ее под руку и подвел к балюстраде. Элизабет уставилась на арену, до боли стиснув пальцами парапет.

Малыш Джонни вовсю красовался перед публикой. Он пружинисто подпрыгивал, вскидывая руки-кувалды, и широкая самодовольная улыбка сверкала на его угольно-черном лице.

Самсон стоял в противоположном углу, потерянный, ошеломленный, еще не до конца осознавший, что ему предстоит. Но, похоже, все вокруг уже понимали, что он обречен.

— Эй, Самсон, а где твой амулет? — выкрикнул Джеймс, и Элизабет обмерла.

Муж все знает! Господи, какая же она дура! Джеймс задумал этот бой по меньшей мере несколько дней назад. Устроил прием, позвал Криппса с его дуболомом, разослал приглашения… Все это явно произошло не вчера.

Самсон поднял на хозяина непонимающий взгляд.

— Кажется, ты носил на груди звериный клык? — ехидно заметил Джеймс. — Моя жена говорит, такие талисманы приносят удачу.

— Я его потерял, масса Джеймс, — соврал Самсон.

— Ай-яй-яй! Как некстати. — Муж покачал головой. — Это дурной знак, Самсон. Удача бы тебе сейчас ой как понадобилась.

— Я… потерял его в поле.

— Надо же? А мне показалось, будто я видел его где-то еще. Хм, где бы это могло быть? Ах, ладно, запамятовал.

«Он играет с нами! — с горечью осознала Элизабет. — Как хищник с добычей. Он все понял уже давно, а я была просто слепой идиоткой, думая, что смогу его обмануть!»

Джеймс повернулся к гостям, и когда те притихли и уставились на него, огласил:

— Что ж, господа, не будем терять времени. Да начнется бой!

Все взоры обратились на арену. Малыш Джонни приблизился к Самсону и, страшно вращая глазами, прорычал:

— Прощайся с жизнью, черномазый! Тебе конец!

Самсон не ответил. Оба приняли боевую стойку. Малыш Джонни стал прыгать вокруг, угрожающе помахивая кулаками, а Самсон стоял на месте, прикрывая предплечьями торс.

Элизабет смотрела на них помертвевшая, до боли заламывая руки. Приходилось ли Самсону когда-нибудь драться? Но, если и так, у Малыша Джонни опыта в этом куда больше. И он настолько громадный, что даже рослый Самсон кажется на его фоне юнцом.

— Врежь ему! Ну же! — выкрикнул кто-то из толпы.

Жесткий выпад, удар, и Самсон отпрянул, держась за ушибленную скулу. Публика разразилась одобрительными воплями.

— Давай еще! Бей!

В воздухе мелькнул огромный кулак, и Самсон свалился на ринг. Элизабет ахнула, но он тотчас поднялся на ноги. Однако соперник не дал ему опомниться и тут же с размаху приложил его в челюсть.

К счастью, удар пришелся вскользь, и Самсон лишь отшатнулся. Казалось, он не понимает, что происходит. Он мельком, словно с недоумением ощупал подбородок и продолжил просто уклоняться, прикрываясь руками. Ему явно не хотелось вступать в этот бой.

— Ты будешь сегодня драться, слабак? — заорал Джеймс.

Малыш Джонни осклабился и с такой силой ударил Самсона в лицо, что тот не устоял на ногах и отлетел в угол ринга.

На него тут же накинулись зрители.

— Вставай!

— Поднимайся!

— Дерись!

Пока гости тормошили Самсона, Малыш Джонни скакал по арене, барабаня гигантскими кулачищами по могучей волосатой груди.

— Вставай, кусок дерьма! — приказал Джеймс. — Бейся!

Элизабет кусала губы, глядя, как Самсон поднимается на ноги. Он шатался, и тонкая струйка крови бежала у него из ноздри.

— Пошел!

Его с силой толкнули на Малыша Джонни. Самсон врезался головой в его живот и, прежде чем великан успел отреагировать, обхватил его поперек торса, поднял и швырнул на арену.

Толпа радостно взревела, а Самсон навалился на Малыша Джонни и стал заламывать ему руку. Завязалась жестокая борьба. Элизабет, бездумно грызя костяшки пальцев, напряженно следила за тем, как соперники катаются по арене, сцепившись в рычащий ком.

Кряхтение, сопение, гортанные стоны. Два тела — черные, потные, лоснящиеся в свете факелов — возились на белом гравии, размазывая по нему кровь.

— Используй захват!

— Бей по башке!

— Дави его! Дави! — кричали из толпы.

Все орали, махали руками, подскакивали от возбуждения, лишь Джеймс наблюдал за поединком молча, жадно затягиваясь сигарой.

Малыш Джонни отшвырнул от себя Самсона, и пока тот пытался встать на колени, схватил его за волосы на макушке и несколько раз ударил о землю головой.

Самсон распластался на гравии и затих, и Элизабет показалось, что он мертв. Она закричала, но из горла, как в страшном сне, вырвался лишь свистящий хрип.

Малыш Джонни отвесил своей жертве пинок под ребра, а затем отступил на пару шагов, позволяя публике полюбоваться на результаты его труда. Элизабет рванулась, но Джеймс крепко удержал ее за плечо.

Сквозь пелену слез, она увидела, как Самсон шевельнулся, а затем тяжело поднялся. Кровь часто капала из его разбитого носа и рта.

Едва оказавшись на ногах, он кинулся на Малыша Джонни. Но тот встретил его ударом под дых, снова отправляя на землю.

— Самсон, негритянская тряпка! — заорал Джеймс. — Дерись! Если ты победишь, клянусь, я освобожу тебя!

— Ты и так свободен, Самсон! — неожиданно для себя выпалила Элизабет. — Мистер Чарльз перед смертью подписал тебе вольную грамоту!

Ее слова потонули в гуле голосов, но Самсон, кажется, их услыхал. Он поднял голову, и Элизабет увидела, как бешено сверкнули его глаза. Шатаясь, он встал на ноги. Малыш Джонни презрительно ухмыльнулся и поманил его к себе.

Как и в прошлый раз, Самсон с разбега впечатался головой в живот великана, но сейчас тот почему-то издал нечеловеческий вой. Толпа охнула и затаила дыхание. Приглядевшись, Элизабет увидела, что Самсон вцепился зубами громиле в бок.

Малыш Джонни с воплями завертелся и стал молотить Самсона по спине, пытаясь оторвать его от себя. Когда ему это удалось, глазам открылась страшная зияющая рана у него на боку. С нее свисал кусок окровавленной плоти, держась лишь на одном лоскуте. Элизабет ощутила, как к горлу подкатила тошнота.

Великан зажал рану, а свободной рукой отвесил Самсону такую затрещину, от которой тот повалился на землю.

Громила уже собирался добить Самсона ногами, но тут его перекосило от боли. Он наклонился, опершись руками на колени, чтобы перевести дух. Кровь хлестала из раны на ребрах, изо рта свисала белесая нитка слюны. Самсон воспользовался этой заминкой. Собравшись с силами, он вскочил, подлетел к сопернику и нанес ему сокрушительную зуботычину, опрокидывая навзничь.

Малыш Джонни сразу же попытался встать, но Самсон ударил его ногой по голове, припечатывая к земле, а затем навалился сзади, обхватил его локтем за шею и начал душить.

Громила выл и рычал, скрюченными пальцами скребя по предплечью Самсона. Сизые вены вздулись на блестящем от испарины лбу. Глаза вылезли из орбит, из горла вырвался надсадный хрип.

— Добей его! Сверни ему шею! — вопила обезумевшая толпа.

— Задуши его! — приказал Джеймс.

Зрители, все как один, в предвкушении подались вперед.

— Нет! — отрезал Самсон.

Он разжал хватку, и Малыш Джонни, сипя и задыхаясь, скорчился на земле.

Повисло безмолвие, в котором было слышно, как мерно потрескивают факела. Элизабет в ошеломлении смотрела на арену, и суматошные удары сердца гулко отдавались в ушах.

— Убей его! Это приказ! — повторил муж.

— Я не буду убивать для вас ниггеров, масса Джеймс, — твердо заявил Самсон.

— Ах ты черномазый ублю… — сквозь зубы процедил Джеймс, но тут толпа взорвалась улюлюканьем и восторженным свистом, заглушая его слова.

— Победитель! У нас есть победитель! Малыш Джонни побежден!

— Приветствуйте победителя!

— Ура!

Самсон, пошатываясь, поднялся на ноги. Он тяжело дышал, тело блестело от пота, нос и рот заливала кровь. Он посмотрел на Элизабет, и она улыбнулась ему, чувствуя неимоверное облегчение от того, что он остался в живых.

— Мистер Фаулер! Мистер Фаулер! — Сквозь бушующую толпу к Джеймсу пробрался Криппс. — Я хочу купить у вас этого ниггера! Назовите любую цену!

— Купить? — В голосе мужа почудился интерес. — Хм… Я отдал за него три тысячи…

— Даю вам четыре! — перебил его Криппс.

— Четыре тысячи…

Джеймс задумчиво поглаживал подбородок, и Элизабет показалось, что он вот-вот согласится. Сбыть с рук раба, которого не сегодня-завтра придется освободить, да еще и хорошенько подзаработать? Вряд ли муженек упустит такую сделку.

А что, если это выход? Криппс заберет Самсона у Джеймса, и тот больше не сможет его истязать… Но какая судьба ждет Самсона? Драться с другими неграми на потеху толпе? И как долго он проживет? Сегодня ему повезло, но рано или поздно он проиграет, а поражение означает смерть.

А еще, если этот мерзкий старикашка увезет Самсона бог весть куда, то Алекс Паркер его не найдет, и не видать Самсону свободы как своих ушей. Нет, нельзя этого допустить. Но как? Попытаться надавить на пресловутую южную честь?

— Джеймс! — заявила Элизабет как можно громче, чтобы услышали окружающие. — Ты ведь пообещал, что если Самсон победит, ты его освободишь!

Муж окинул ее презрительным взглядом.

— О чем ты, дорогая? — нарочито снисходительным тоном поинтересовался он.

— О твоем обещании.

— Ах, мадам, — с гнусной улыбочкой вмешался Криппс, — знали бы вы, сколько раз я обещал Малышу Джонни, что подпишу ему вольную… Да, почитай, чуть ли не перед каждым боем.

— Выходит, сэр, ваше слово ничего не стоит? — Элизабет сдвинула брови.

— Это же ниггеры, мэм. Слово джентльмена на них не распространяется. Эти тупые животные не видят дальше своего носа. Стаканчик виски, сочная черномазая бабенка — и Малышу Джонни больше не нужна никакая свобода… Ну так что, мистер Фаулер? Назовите цену.

Проклятье! Лживый старый козел! Что ж, видимо, придется выложить все карты на стол.

— Вы не можете купить Самсона, потому что он свободный человек! — заявила Элизабет.

— Что вы имеете в виду, мадам? — Улыбка Криппса превратилась в крысиный оскал.

Элизабет мельком взглянула на мужа. Его покрасневшее лицо перекосило от злобы, а кулаки сжались, словно он вот-вот ударит ее.

Ноги задрожали, но Элизабет решила идти до конца. Она набрала воздуха в грудь и затараторила:

— Дело в том, что его прежний хозяин перед смертью оставил завещание, по которому Самсон должен быть освобожден. Мы узнали об этом совсем недавно. Если вы купите этого негра, то его в любой момент могут у вас отобрать.

Мистер Криппс досадливо поморщился.

— Вы уверены в том, что говорите, мадам?

— Абсолютно.

— Мистер Фаулер? — Старикашка повернулся к Джеймсу. — Наверняка у вас найдется разумное объяснение словам вашей жены?

— Неужели вы будете слушать выдумки пустоголовой бабы? — насмешливо спросил Джеймс. — Лично я не видел никакого завещания.

— Но оно существует?

— Да, я в этом уверена, — вклинилась Элизабет. — Спросите у Алекса Паркера, это он его нашел.

— Паркер — вшивый негролюб, которого давно пора извалять в смоле и перьях и вышвырнуть из нашего штата, — глумливо заметил Джеймс. — Надеюсь, бредни этого аболициониста не помешают двум джентльменам заключить выгодную сделку?

Мистер Криппс задумчиво поглаживал козлиную бородку, а Элизабет, затаив дыхание, наблюдала за ним. Что он решит?

— И все же, — почмокав губами, заговорил старик, — я хотел бы сперва потолковать с мистером Паркером. Думаю, ваша супруга что-то не так поняла, и никакого завещания не существует, но мне хотелось бы подстраховаться. А когда это маленькое недоразумение будет улажено, мы вернемся к нашему разговору.

— Как знаете, — процедил багровый от гнева Джеймс.

Старик поклонился и двинулся в гущу гостей, часть из которых столпилась вокруг Самсона, а часть направилась в дом, где их ожидала выпивка и еда.

Пальцы мужа стиснули запястье Элизабет с такой силой, что на глаза навернулись слезы.

— Мне больно! — пролепетала она.

Стоящие неподалеку Максвелл и Легри удивленно глянули на нее, а Джеймс подхватил ее под руку и поволок в дом.

— Сейчас тебе будет еще больнее, тварь! — прошипел он ей на ухо, не переставая при этом любезно улыбаться гостям.

Глава 38

Заметив в толпе Билла Брауна, Джеймс кивком подманил его к себе.

— Отведи черномазого в сарай! — приказал он.

— Слушаюсь, сэр! — отчеканил Браун.

Он стал пробираться сквозь окружавшую Самсона толпу, на ходу вытаскивая из кобуры револьвер. Элизабет невольно проследила за ним, и вздрогнула, столкнувшись с пронзительным взглядом Самсона. Тот смотрел на нее с таким отчаянием, что на миг показалось, будто он вот-вот бросится к ней, расшвыривая в стороны зевак. Но в следующий момент Джеймс уже затащил ее в вестибюль.

— Пусти меня! — Она попыталась вырваться, но муж поволок ее по лестнице наверх.

— Что ты себе позволяешь, безмозглая сука? — цедил он, заставляя ее подниматься по ступеням. — Как ты смеешь влезать в мужские дела? Это мой раб, и только мне решать, как с ним поступить… Точно так же, как и с тобой, дорогая.

От зловещих ноток в его голосе по спине пополз холодок.

— Куда ты меня тащишь? — пролепетала Элизабет.

— Хочу преподать тебе урок.

Он распахнул дверь своей спальни и втолкнул Элизабет внутрь. За все время их брака это был второй раз, когда она переступила ее порог.

— Кажется, ты забыла простую истину, дорогая, — сказал Джеймс, прикрывая за собой дверь.

— Какую истину? — дрожащим голосом пробормотала Элизабет.

— «Жена да убоится мужа своего».

С этими словами он поволок в угол, где она увидела торчащее из стены железное кольцо. С него свисала веревочная петля. Не успела Элизабет и глазом моргнуть, как Джеймс задрал ее руки и засунул их в эту петлю.

— Обязанность добродетельного мужа — учить жену кротости и смирению, — пробубнил муж, затягивая узлы.

Элизабет оказалась привязанной за руки лицом к стене, словно у позорного столба. И тут ей стало по-настоящему страшно.

— Ты с ума сошел? — Она дернулась, но веревки только сильнее врезались в кожу. — Отпусти меня! Я закричу! Я разбужу твою мать!

— О, не переживай, дорогая, под «Лауданумом» ее из пушки не разбудить, — ухмыльнулся Джеймс.

Он отошел, и Элизабет услышала, как за спиной скрипнул ящик секретера. Она повернула голову и скосила глаза, пытаясь понять, что делает Джеймс, но запястья были туго притянуты к стене, и увидеть ничего не удалось.

— Развяжи меня! — пролепетала она. — Я буду кричать!

— Не будешь.

Джеймс приблизился, и что-то мягко скользнуло у нее по лицу. Его пальцы сдавили ей челюсти по бокам, вынуждая разомкнуть зубы, а вслед за этим Элизабет ощутила скомканную тряпку у себя во рту. Она попыталась вытолкнуть ее языком, но Джеймс крепко связал концы лоскута у нее на затылке.

Теперь Элизабет могла только мычать и протестующе мотать головой. Ее потряхивало, на лбу выступил пот. Что задумал Джеймс? Похоже, он сошел с ума!

Снизу донесся взрыв хохота, разбавляющий оживленный гомон толпы. Никто не услышит, даже если муж будет ее убивать! Никто не придет ей на помощь!

Джеймс снова приблизился к ней. Что-то уперлось в поясницу и поползло вверх вдоль позвоночника. Элизабет напряглась. Давление на ребра стало слабеть, и она поняла, что муж разрезает на ней платье и шнуровку корсета.

— Не дергайся, дорогая, а то лезвие может нечаянно соскользнуть, — шепнул он ей на ухо, и у нее встали дыбом волосы на загривке. Господи, он точно свихнулся!

Разрезав корсет, Джеймс рывком стянул с Элизабет всю одежду вместе с бельем, оставляя ее совершенно голой. Обнаженная грудь и живот коснулись холодной стены, и по коже пробежали мурашки.

Джеймс провел рукой по спине, огладил ягодицы. Его ладонь была теплой, но Элизабет задрожала еще сильней. Она всхлипнула и замотала головой, чувствуя себя совершенно беспомощной. Муж навалился сзади, прижимая ее к стене.

— Тише, дорогая! — его дыхание опалило висок. — Запомни, во всем, что сейчас произойдет, виновата только ты сама.

Он отступил на шаг. В горле пересохло, сердце гулко и тяжело стучало в груди, и не верилось, что все это происходит наяву.

Что-то свистнуло в воздухе, и спину обожгло нестерпимой болью. Элизабет взвыла и вжалась в стену так сильно, будто пыталась протиснуться сквозь нее. Она судорожно вздохнула, и на нее тут же обрушился новый удар.

Элизабет конвульсивно дернулась и вцепилась зубами в кляп. Спина горела огнем, нервы скрутились в тугой комок. Неужели то же самое испытывают рабы, когда их истязают кнутом?

Следующий удар вновь припечатал ее к стене и выбил все мысли из головы, не оставляя ничего, кроме испепеляющей боли.

Элизабет вся сжалась, ожидая продолжения пытки, но Джеймс медлил. Он подошел поближе, и она вздрогнула, ощутив, как он коснулся ее спины.

— Надо же, как четко на белой коже отпечатываются следы, — глумливо заметил муж. — А ведь это всего лишь плетка. Даже не кнут.

Он медленно провел пальцем по полосе от удара, и Элизабет показалось, будто по коже тянется пылающий след. Она выгнулась, вцепившись в веревку, чтобы отодвинуться от мужа, но тот прижался к ней, и она ощутила, что он возбужден.

— Какая же ты дура! — промурлыкал Джеймс ей на ухо. — Неужели ты и впрямь подумала, что я бы продал этого черномазого старику? О, нет, дорогая, ни за какие сокровища мира. У меня на этого ниггера грандиозные планы. Зря он не дал Малышу Джонни себя убить. Теперь ему придется умирать долгой, мучительной смертью. И ты, любимая, будешь на это смотреть.

Элизабет оцепенела от ужаса, а рука Джеймса скользнула по ягодицам и нырнула ей между ног. Она задергалась, пытаясь освободиться.

— Успокойся, тварь! — рявкнул муж.

Прильнув к ней сзади, он провел рукой по ее лобку. Неспешно, почти ласково огладил живот, а потом вдруг сжал пятерню с такой силой, как будто пытался вырвать из чрева плод.

Элизабет замычала от боли. Джеймс отстранился.

Вновь просвистела плеть, и ягодицы обожгло как огнем. Элизабет взвизгнула и дернулась, прижимаясь к стене. Джеймс размахнулся и хлестнул ее между лопаток. Спину пронзила жгучая боль, а по коже поползла щекочущая струйка крови.

— Шлюха!

— Проститутка!

— Блудливая тварь!

Плетка свистела в воздухе и вгрызалась в спину режущими осколками боли. Перед глазами надувались и лопались пылающие круги. Элизабет извивалась на веревках, мыча и вздрагивая при каждом ударе, а Джеймс, войдя в раж, размахивал плетью с бешеной быстротой.

Элизабет уже ничего не соображала от боли, лишь только скулила и подвывала как раненый зверь. Весь мир исчез, и все вокруг поглотили адские языки всепожирающего огня.

Вдруг сквозь звон в ушах ей почудилось, будто скрипнула дверь. Послышался чей-то взбудораженный голос, но Элизабет не разобрала слов. Все было как в тумане, и она просто висела на веревке как безвольная марионетка, мучительно ожидая новый удар.

— Какого черта! — заорал Джеймс. — Я же велел Брауну посадить тебя на цепь!

— Что вы творите, масса Джеймс! Немедленно отпустите ее!

Самсон? Элизабет не поверила своим ушам. Не может быть! Как он сюда попал?

— Убери от меня свои лапы, черномазый урод! — рявкнул муж. — Назад, или я буду стрелять!

Повернув голову, Элизабет краем глаза увидела, что Джеймс наставил на Самсона револьвер.

— Отпустите ее, масса Джеймс! Женщин бить нельзя!

— Почему же? — голос мужа вновь обрел привычный насмешливый тон. — Бить женщин очень легко и даже приятно. У них такая нежная кожа. Хочешь попробовать? Помнишь, как она стегала тебя, Самсон? Пришло время ей отплатить.

— За что вы с ней так, масса Джеймс?

— А ты не догадываешься? Она наставила мне рога!

— Нет! Это неправда!

— Я же не слепой, Самсон, и не дурак. Но я тебя не виню. Ты раб, и делал то, что тебе велели. Во всем виновата она, эта лживая сука. А лживых сук надо наказывать, не так ли?

— Мисс Элизабет ни в чем не виновата!

— А знаешь что? Накажи ее, и я тебя отпущу. Ты сражался достойно и заслужил свободу в честном бою. Осталось лишь маленькое препятствие. Высеки эту потаскуху, и я подпишу тебе вольную.

Элизабет замычала, пытаясь пошевелиться. «Не верь ему, Самсон! Он не отпустит тебя! Он собирается тебя убить!»

— Гляди, как задергалась тварь! — презрительно бросил Джеймс. — Чувствует заслуженную расплату. Она обманула нас, Самсон. Притворялась ангелом, а на деле — она исчадие ада. Знала ведь, чем ты рискуешь, но все равно заставила тебя лечь с ней в постель. Это ведь она вынудила тебя? Не так ли?

Самсон молчал. Элизабет не видела его лица. Не видела, кивнул ли он или покачал головой… Но даже кивни он, она бы его поняла.

— Свобода, Самсон. Ты станешь свободным, — вкрадчиво увещевал муж. — Сможешь делать все, что пожелаешь. Женишься, построишь дом, заведешь кучу детишек… А будешь противиться — продам тебя Криппсу, и он увезет тебя туда, откуда пути назад уже нет. Заставит драться с другими ниггерами. Убивать их ради забавы. Ты же этого не хочешь? Неужели ты упустишь свой шанс?

«Нет, Самсон, не верь ему! Он убьет тебя!» — кричала Элизабет, но получалось лишь: — М-м-м!

Краем глаза она заметила, как Джеймс протягивает Самсону плетку. Тот колебался.

— Ну же, Самсон! Свобода! Она ждет тебя.

Самсон взял плеть. Элизабет съежилась и замерла. Неужели он сделает это?

— Хорошо, молодец. Я всегда знал, что ты толковый малый. Давай. Всего десять плетей — и я тебя отпущу.

Самсон отошел на шаг. Размахнулся. Элизабет зажмурилась, прижимаясь к стене.

Вжух!

— Сукин сын! — заорал Джеймс, и что-то со стуком шлепнулось на ковер.

Скосив глаза, Элизабет увидела у своих ног револьвер: ударом плети Самсон выбил его у Джеймса из руки.

— Ублюдок! — проревел муж и, рухнув на четвереньки, потянулся к оружию.

В следующий миг он скрылся из поля зрения: видимо Самсон оттащил его назад. За спиной послышались звуки возни. Револьвер соблазнительно поблескивал на полу. К нему потянулась рука — черная, с розовыми ногтями. Но она тут же исчезла, и на ее месте возникла белая.

Элизабет с ненавистью покосилась на эту руку. Еще секунда — и будет поздно!

Стиснув зубы, она извернулась так сильно, что веревка намертво впилась в запястья, и отшвырнула ногой револьвер в дальний угол.

— Сука! — прорычал Джеймс.

По телу пробежала судорога боли, и Элизабет обмякла. Сзади слышалась брань и возня: Джеймс и Самсон катались по полу, натыкаясь на мебель. Перед глазами сгустился туман, и Элизабет поняла, что вот-вот лишится чувств.

Вдруг что-то хрустнуло, и шум прекратился. В повисшем молчании было слышно, как внизу галдят подвыпившие гости.

Через несколько секунд, Элизабет ощутила, как кто-то приблизился сзади, и вжала голову в плечи.

— Потерпи, моя хорошая! Сейчас я тебя отвяжу. — Она узнала голос Самсона и разрыдалась.

Самсон торопливо освободил ее запястья, и Элизабет без сил упала в его объятия. Он сорвал с кровати покрывало и набросил на ее плечи.

Содрогаясь всем телом, она плакала и прижималась к теплой груди. Самсон поглаживал ее по волосам, что-то ласково нашептывая на ухо.

Элизабет понемногу приходила в себя, морок развеивался.

— Что с ним? — прошептала она.

Она подняла голову и оглянулась. В серебристом квадрате лунного света на полу темнел силуэт. Муж лежал ничком, раскинув руки и ноги, а его голова была неестественно вывернута вбок.

— Он м-мертв? — застывшими губами выдавила Элизабет.

Выпустив ее из объятий, Самсон присел на корточки возле Джеймса. Потрогал его за плечо, пощупал на шее пульс. Элизабет с колотящимся сердцем наблюдала за ним.

Самсон обернулся. В полумраке его глаза ярко сверкали на черном лице.

— Похоже на то. — Он поднялся и подошел к Элизабет. — Я не хотел, Лиз, поверь. Не рассчитал силы.

С ее губ слетел истеричный смешок. Не верилось, что жестокий и беспощадный Джеймс Фаулер распростерся бездыханным у ее ног.

— И что теперь? — сдавлено пробормотала она.

Самсон молчал, опустив глаза. Его лицо распухло от побоев, вокруг носа и рта запеклась черная кровь.

— Ты иди к себе, — наконец вымолвил он, — а я скажу всем, будто убил хозяина, потому что он хотел меня продать. Ты не должна быть замешана в этом деле.

Элизабет молча посмотрела на тело мужа. Перевела взгляд на плетку, выпавшую у него из руки. Израненная спина отозвалась мучительной болью.

Самсон признается в убийстве, и его повесят. А она останется здесь совсем одна…

— Нет! Я им тебя не отдам! — твердо сказала Элизабет. — Слушай внимательно, сделаем, как я скажу….

* * *

Через полчаса Элизабет величественно и грациозно спускалась по лестнице, придерживая пышные юбки. На ней было другое платье. Вместо жемчужного, которое разрезал Джеймс, она надела кроваво-красное, кричащее, с глубоким, почти непристойным декольте.

Гудение голосов утихло, и все взоры обратились к ней. Изувеченная спина болела так сильно, что хотелось визжать, но Элизабет улыбнулась. Улыбнулась всем и каждому из собравшихся в вестибюле мужчин. Она должна их отвлечь. Должна захватить их внимание, чтобы никому не пришло в голову поглядеть, что творится на черной лестнице и заднем дворе.

Сойдя со ступеней, Элизабет села на диван. Она сделала это очень осторожно, но все равно, жестким корсетом разбередило раны, и по спине поползла кровь. Пришлось выпрямиться, чтобы не испачкать светлую обивку. Хорошо, что она надела красное платье, и пятна на нем не видны.

В пересохшем горле драло, и Элизабет залпом опустошила бокал шампанского.

— Спасибо, что посетили нас, — проворковала она мистеру Максвеллу, потягивающему в кресле коньяк. — Боюсь лишь, что эта вечеринка не идет ни в какое сравнение с тем великолепным пикником, что устроили вы.

— Ах, ну что вы, миссис Фаулер! — Максвелл кокетливо подкрутил усы. — Ваш прием тоже хорош. А бой был просто великолепен. Признаться, я даже испытал некое удовлетворение от того, что непобедимый ниггер нашего мистера Криппса потерпел неудачу.

Сидящий рядом Криппс досадливо фыркнул, и Элизабет тотчас поспешила утешить его:

— Ваш Малыш Джонни держался на высоте, любезный мистер Криппс, — сладко пропела она. — Ему просто не повезло.

— Благодарствую, мэм, — кивнул тот. — И все же, мне хотелось бы заполучить вашего ниггера. Ручаюсь, из него выйдет отличный боец. Надеюсь, упомянутое вами недоразумение быстро разрешится, и я смогу его купить.

— О да, я в этом уверена.

— Кстати, а где ваш супруг? — поинтересовался Максвелл. — Я бы хотел перекинуться с ним парой слов.

— Супруг? — Элизабет энергично замахала на себя веером. — Понимаете, мы с ним слегка повздорили… Временами я бываю немного несдержанна… — Она глупо хихикнула.

— Ах, ну что вы, мадам! Вы само очарование! — заверил ее мистер Максвелл.

— У нас иногда бывают разногласия… Мы оба такие упрямцы! — прощебетала Элизабет. — В таких случаях Джеймс обычно уезжает верхом чтобы, как он говорит, «проветрить мозги».

— Вы хотите сказать, что мистер Фаулер ускакал? Ночью? — переспросил мистер Криппс.

— Ну да. Он все время так делает… То есть… «время от времени», я хотела сказать.

Она приосанилась так, чтобы казалось, будто грудь вот-вот вырвется из декольте. Рассеченную спину словно обдало кипятком, но Элизабет до хруста стиснула веер и изобразила самую обворожительную улыбку.

— Что за глупец! — Глаза мистера Максвелла сально блеснули. — Будь у меня такая прелестная супруга, я бы от нее ни на шаг.

— Я тоже, — поддакнул Криппс.

Элизабет жеманно хихикнула и завязала с почтенными джентльменами светскую болтовню, а ее взгляд тем временем рыскал по затянутому сигарным дымом вестибюлю.

Почти сразу ей удалось найти Томаса и Чака. Они сидели в темном углу под лестницей и надирались дармовым виски.

Билла Брауна нигде не было видно. И Элизабет знала почему. Самсон успел ей впопыхах рассказать, как ему удалось сбежать.

После боя управляющий повел его в сарай. Чак вызвался помочь шефу, но, к удивлению Самсона, Браун отмахнулся.

— Сам справлюсь, — буркнул он.

На Самсона не надели цепей, и, бредя по дорожке, он подумывал о том, чтобы попытаться сбежать. Правда, уткнувшееся между лопаток дуло револьвера не позволяло особо рассчитывать на успех.

Когда они оказались в темном уголке сада, Билл Браун велел остановиться.

— А теперь, черномазый, вали отсюда, чтобы духу твоего здесь не было! — приказал он.

Самсон в изумлении уставился на него, а Браун добавил:

— Дуй туда, куда отвозил хлопковые тюки… Только не спрашивай меня, что это, мать его, означает!..

— Я сперва ничего не понял, а потом до меня дошло! — поведал Самсон. — Это же плантация мистера Паркера! Ну я и припустил как ужаленный. Боялся, правда, что Браун сейчас пальнет мне в спину, а всем расскажет, будто я пытался сбежать… но пронесло.

Как ни была Элизабет шокирована происходящим, она догадалась: Брауна подкупил Алекс Паркер. Почему же он не пошел законным путем? Наверное, это было бы слишком долго или сложно… Но, черт побери, как же вовремя!

И кто бы мог подумать, что Браун предаст хозяина! Хотя, по большому счету, чему удивляться? Чайник уплыл из его рук, а, кроме того, Джеймс собирался вычесть из его жалования стоимость Квимбо и Кэнди. Брауну пришлось бы пару лет горбатиться на плантации бесплатно, вот он и предпочел взять денежки Алекса и испариться.

— Но как же ты очутился здесь? — поинтересовалась Элизабет.

— Да разве мог я оставить тебя в лапах этого подлеца? — вспылил Самсон. — Я переждал в кустах, пока Браун уйдет, и вернулся…

Итак, управляющий больше не опасен, его подручные на виду, а домашние негры во главе с Цезарем бегают с подносами среди гостей. Значит, никто из них не помешает Самсону осуществить задуманное.

Гости пили, курили сигары, разводили политические дебаты и время от времени подходили к Элизабет, выразить свое восхищение и поинтересоваться, куда подевался Джеймс. Она говорила всем одно и то же: у них с супругом вышла небольшая размолвка, и он решил проехаться по окрестностям, чтобы «освежить мозги».

Время перевалило за полночь, а Джеймс все не возвращался. Впрочем, джентльменам было на него наплевать. Их больше занимала новость месячной давности, о том, что в Конгрессе все-таки продавили закон, содержащий кучу уступок рабовладельческим штатам.

Чесать языками о том, как «здорово мы утерли нос этим янки!» было гораздо увлекательней, чем выяснять, куда подевался хозяин дома. Мужчины хмелели, их шуточки становились все непристойней, а взгляды, которыми они пожирали Элизабет — все откровенней. Но она продолжала самоотверженно играть роль пустоголовой кокетки, умирая от страха в глубине души.

В разгар всеобщего веселья отворилась входная дверь, и на пороге показался Самсон. Бдительный Цезарь помчался к нему, словно завидевший соперника петух.

— Эй, черномазый! Пошел прочь из дома! — заголосил он, но Самсон, не обращая на него внимания, кинулся к Элизабет.

— Мисс Элизабет! Мисс Элизабет! — затараторил он, бешено вращая глазами. — Можно вас на два слова?

— В чем дело, Самсон? — с деланым неудовольствием поинтересовалась она.

Он мигом оказался у дивана, где она восседала в окружении кавалеров. Элизабет с показной неохотой отставила бокал.

— Ну, что еще стряслось? Говори быстрее! Видишь, я занята?

Самсон опасливо обвел взглядом окружающих ее мужчин. Как хорошо он играет свою роль! Ни дать ни взять, туповатый раб, не способный ни шагу ступить без указки хозяев.

— Э-э-э… Мисс Элизабет, дело в том, что масса Джеймс велел оседлать для него Уголька.

— И что? Ты оседлал?

— Ну да, мисс Элизабет. Масса Джеймс злой был, жуть! Так стеганул Уголька, что тот аж на дыбы встал. Перемахнул через изгородь — а она, между прочим, с меня высотой — и был таков.

Самсон говорил не слишком громко, но Элизабет с удовлетворением отметила, что все в зале затихли и прислушиваются к его словам.

— И что дальше? — нетерпеливо спросила она. — Джеймс уже вернулся?

— Нет, мэм… Дело в том, что Уголек вернулся один.

— Один?

— Уголек прискакал обратно, а массы Джеймса на нем нет.

Элизабет в показном ужасе открыла рот. Растерянно хлопая ресницами, она взглянула на мистера Максвелла.

— Не беспокойтесь, дорогая, — утешил ее тот. — Думаю, с вашим супругом все в порядке. В худшем случае, он сломал себе ногу. Я сам столько раз падал с лошади, и как видите, до сих пор жив.

— Давайте все вместе пойдем его искать, — предложил мистер Легри. — Возьмем факелы, прочешем окрестности. Не волнуйтесь, мадам, мы в два счета его найдем.

На том и порешили. Мужчины, те, кто был еще не слишком пьян, вооружились факелами и отправились на поиски Джеймса, а Элизабет осталась в компании перепуганных рабынь и парочки прикорнувших на диванах перебравших гостей.

Не прошло и получаса, как за стеклянной дверью замельтешили огни и послышались взбудораженные голоса. Створки распахнулись, и в холл вошли Максвелл, Легри, Томас и Чак. Они несли на плаще тело Джеймса.

Потом была истерика безутешной вдовы со слезами, причитаниями и заламыванием рук. Заходясь в рыданиях, Элизабет поглядывала на восковое лицо мужа, на его заострившийся нос, на стеклянные остановившиеся глаза, и душа ее ликовала.

— Свободна!

Эпилог

Филадельфия, штат Пенсильвания

Год спустя

— Вы написали, чтобы я приехала, мэм. — Люси стояла на пороге, кутаясь в поношенное пальто.

Самсон посторонился, пропуская ее в гостиную. Сидящая в кресле Элизабет улыбнулась.

— Здравствуй, дорогая Люси. Как я рада, что ты здесь! Я бы и сама навестила вас в «Персиковой долине», но ты же видишь…

Она кивнула на крохотный сверток, который прижимала к груди. Малютке Эмили исполнилось всего пять месяцев, и было бы немыслимо пускаться в путешествие с младенцем на руках.

— Ах, это ваш ребеночек? — оживилась Люси. — Позвольте взглянуть?

— Конечно.

Люси подошла поближе и с умилением уставилась на личико цвета кофе с молоком, выглядывающее из пены бело-розовых кружев. Резкие черты негритянки смягчились, будто осветившись изнутри.

— Какая хорошенькая! — пробормотала она.

Элизабет заметила грусть в ее черных глазах. Наверное, тоскует по ребенку, которого отняли у нее.

— Спасибо, — улыбнулась Элизабет. — Ты, верно, устала с дороги? Садись же скорее, Анна принесет чай.

Самсон подвинул кресло к камину. Люси нерешительно взглянула на бархатное сиденье. Видимо, ей было неловко садиться на хозяйскую мебель, и Элизабет подбодрила ее кивком.

— Как ты доехала? — спросила она, когда негритянка уселась и с явным наслаждением вытянула к огню ноги в стоптанных башмаках.

— Неплохо, мэм, — ответила Люси. — Правда, страху натерпелась — жуть! Я ж никогда раньше не видела этих, как их… пара… пыра…

— Паровозов? — подсказал Самсон.

— Их самых, — кивнула Люси. — Стою я, значит, на станции, жду, и вдруг вижу — вдали все почернело от дыма. Я уж подумала — что-то горит. А потом оно подъехало — огромное, страшное и ревет как стадо быков… Не схвати меня масса Алекс за руку, я бы деру дала.

— Вот уж не думал, что ты такая трусиха, — усмехнулся Самсон.

— Ой, да ну тебя! — бойко огрызнулась Люси. — Откуда мне было знать, что эта громадина меня не сожрет?

— Запомни, негритянка, паровоз жрет уголь, а не черномазых, — пояснил Самсон с таким важным видом, что Элизабет расхохоталась

— Да я уж это поняла, — буркнула Люси. — Масса Алекс все-таки заставил меня забраться в вагон.

— Наверное, тебе пришлось ехать в товарном вагоне? — поинтересовалась Элизабет.

— Конечно, мэм, кто ж пустит черномазую к белым господам? Да я бы и сама к ним не пошла. Больно надо!

— Бедняжка. Это было очень утомительно?

— Да нет, мэм, я всю дорогу, считай, проспала. Знаете, как сладко спится под стук колес? Так вот, потом я приехала в большой город… как же его… Чарльстон. Там приятель массы Алекса должен был посадить меня на большую лодку.

— Пароход, Люси, — с усмешкой заметил Самсон. — Большая лодка называется «пароход».

— Ай, не умничай, черномазый! — отмахнулась Люси. — Ох, и замучилась же я искать дом того господина! Шагу не могла ступить, чтобы ко мне не докопались.

— Кто? — удивилась Элизабет.

— Да всякая белая рвань. «Эй, черномазая, покажи пропуск! Ты, небось, беглая. Признавайся!» — кривляясь, произнесла Люси. — А я им: «Пожалуйста, белый масса, вот моя вольная грамота, сэр». Тьфу на них! Но знаете, что меня удивило больше всего?

— Что?

— Прилично одетым господам не было до меня никакого дела, а вот всякий сброд в лохмотьях так и норовил прицепиться.

Элизабет переглянулась с Самсоном.

— Наверное, они надеялись заработать на поимке беглой рабыни, — предположила она.

— Или просто хотели показать свою власть, — добавил он.

— Да кто их разберет, — вздохнула Люси. — Но когда я добралась до Севера, стало проще. Здесь на меня хотя бы уже не смотрят, как на товар.

— Да, тут с этим полегче, — кивнул Самсон.

— Особенно в Филадельфии, — уточнила Элизабет. — Здесь живет много квакеров, а они выступают за отмену рабства и равенство всех людей перед Богом.

— Да ну? — недоверчиво хмыкнула Люси. — Равенство белых и черных? Ну вы и скажете мэм.

— Поверь, рано или поздно так будет везде! — заявила Элизабет.

— Так что же, — Люси кивнула на Самсона, — вы с этим черномазым живете в открытую как муж и жена?

Элизабет издала невеселый смешок.

— Увы, нет. Даже здешнее общество еще не доросло до того, чтобы принять наш союз. Мы тайно обвенчались, как только истек год со дня смерти Джеймса, но для всех Самсон — мой слуга, а я — безутешная вдова, которая до конца жизни будет оплакивать почившего супруга.

— А как же ваша малышка? — Люси взглянула на Эмили, мирно спящую у Элизабет на руках. — Каждый, кто ее увидит, сразу скумекает, что к чему.

— О ней знает очень мало народу. — Элизабет понизила голос. — По-сути, лишь Анна, парочка слуг и доктор, который принимал роды. У меня как стало видно живот, я заперлась дома и не показывалась на людях. Нас здесь мало кто знает, поэтому пересудов удалось избежать.

— Это хорошо, но дальше-то что? Не можете же вы прятать ее всю жизнь.

— Вот об этом я как раз и хотела с тобой поговорить…

В гостиную вошла Анна с подносом, не дав Элизабет закончить свою мысль. Служанка приветливо улыбнулась Люси и подала чай. Та с трепетом взяла чашку и блюдце. Белый в цветочек фарфор смотрелся странно и чужеродно в ее коричневых заскорузлых руках.

— Расскажи, как дела на плантации, — попросила Элизабет, пригубив чай.

— Да вроде бы неплохо, — пожала плечами Люси. — Вы же, наверное, знаете, что старуха… мисс Дороти, померла еще той зимой.

— Ну да, — кивнула Элизабет. — Кажется, несчастный случай?

— Это уж как поглядеть. Вы как уехали после смерти массы Джеймса, так старуха словно с цепи сорвалась. Совсем свихнулась на почве уборки. Заставляла Цезаря каждый день ковры выбивать, а Роза и Сара без продыху натирали полы.

— Ох, не позавидуешь беднягам, — поежилась Элизабет.

— Вот на этих-то полах мисс Дороти и поскользнулась, — продолжила Люси. — Навернулась с лестницы, да и сломала себе шею. Доктор сказал, сразу померла, не мучилась.

— Да уж, грустная история. — Элизабет отхлебнула чай.

— А знаете, что в ней самое интересное? — Люси понизила тон.

— Что?

— Поговаривают, будто это Цезарь масла на ступеньки налил. Достала его старуха до самых печенок. Вот и свернула себе шею, прямо как ее сынок, не к ночи будь помянут. Уж простит меня Господь за такие слова, но так им обоим и надо!

Элизабет не ответила, одной рукой покачивая ребенка, а другой поднося чашку ко рту. Она не держала зла на свекровь и не желала ей смерти, но этот несчастный случай сделал ее единоличной владелицей «Персиковой долины» и остального имущества.

А Джеймс… Что ж, за прошедший год убиенный муж ни разу не явился ей во сне. И совесть ее совершенно не мучила. Он заслужил свою участь. Не сверни Самсон ему шею, этот изверг убил бы их двоих.

— А как поживают негры? — спросила она. — Мэйбл и Алекс пишут мне письма, но хотелось бы узнать из первых рук. Судя по количеству хлопка, который поступает на мои мануфактуры, дела на плантации идут хорошо?

— Можно и так сказать, мэм. — Люси шумно отхлебнула чай. — Вы как вольные грамоты нашим ниггерам прислали, так многие на радостях разбежались кто куда. Но потом почти все приползли назад как побитые собаки. Поняли, что лучшей жизни им не сыскать.

— Вот видишь, милый, — Элизабет с лукавой усмешкой повернулась к Самсону, — а ты говорил, что негры разбегутся, только дай им свободу.

— Я такое говорил? — наигранно удивился тот.

— Ну а кто? Что же ты первый не убежал?

— Куда ж я от тебя денусь, моя белая госпожа?

Люси с улыбкой наблюдала за их шутливой перепалкой.

— Знаете, мэм, когда за спиной не маячит этот шелудивый пес Браун, и денежки платят, то и работается веселей, — сказала она. — А новый управляющий — славный малый. Строгий, но справедливый. Да и масса Алекс приглядывает за делами. Раньше почти каждый день приезжал, а сейчас — когда мисс Мэйбл на сносях — чуть пореже. Так что на плантации все хорошо, можете не волноваться.

— Приятно слышать, — улыбнулась Элизабет.

— А мне приятно видеть, что вы счастливы, мэм. — Люси повернулась к Самсону. — А про тебя, черномазый, и вовсе молчу. Я боялась, что масса Джеймс оттяпает тебе самое дорогое, а оно вон как все вышло.

— Твоими молитвами, — со смехом ответил тот.

— И все же… — Люси откинулась на спинку кресла. — Мне, конечно, жуть как приятно с вами повидаться, мэм, но я никак в толк не возьму, зачем вы меня пригласили.

Элизабет тут же стала серьезней.

— У меня к тебе предложение, — начала она. — Я хочу, чтобы ты осталась с нами.

— С вами? Здесь?

Люси окинула изумленным взглядом гостиную. Обстановка не была вычурной или кричащей, но резная мебель и картины в золоченых рамах явно казались бывшей рабыне немыслимой роскошью.

— Но зачем я вам здесь? — пробормотала она.

— Понимаешь… — Элизабет тяжело вздохнула. — Я не могу открыто признать, что Эмили моя дочь. Разумеется, она получит все самое лучшее, что мы с мужем будем в состоянии ей дать, но… единственный способ оставить ее возле себя — выдать за твою дочь.

— Что? — У Люси отвисла челюсть. — Выдать за мою дочь?

— Да. — Элизабет кивнула и, прежде чем Люси успела что-то сказать, протянула к ней руку. — Погоди. Перед тем, как ты дашь ответ, я хочу, чтобы ты кое с кем повидалась.

Самсон с загадочной улыбкой поднялся с кресла и вышел из комнаты. Люси проводила его недоуменным взглядом, затем посмотрела на Элизабет, которая принялась баюкать младенца.

В повисшей тишине было слышно, как за окнами завывает ветер, а в камине уютно потрескивают дрова. Но вот снова отворилась дверь, и на пороге показался Самсон. За руку он вел ребенка. Цветного мальчика лет семи.

Люси взглянула на него, да так и замерла с открытым ртом. Чашка выпала у нее из руки, и покатилась по ковру, орошая его каплями чая.

Ребенок поднял на нее большие, обрамленные пушистыми ресницами, глаза.

— Мама? — неуверенно пролепетал он.

— Майк! — пронзительно вскричала Люси и опрометью бросилась к сыну.

Элизабет утирала слезы, глядя на мать, с плачем обнимающую свое дитя. Анна хлюпала носом, стоя в дверях гостиной. Самсон улыбался, но и его глаза подозрительно блестели.

Какое счастье, что Алексу удалось разыскать Майка! Слава богу, мальчик попал в семью, а не в одно из тех заведений, на которые намекал работорговец. Майка купила одна леди для компании своему сынишке, и тот уже успел привязаться к маленькому мулату. Сперва хозяйка не хотела его продавать, но поверенный Алекса предложил такую сумму, от которой та не смогла отказаться.

Люси кинулась в ноги Элизабет и с рыданиями обхватила ее колени.

— Спасибо, мэм! Спасибо! Да хранит вас Господь! Я вовек вам этого не забуду! В огонь и воду за вас пойду! Сделаю все, что пожелаете! Простите меня за то, что я наговорила вам тогда!

— Ну что ты, Люси. — Элизабет ласково дотронулась до ее плеча. — Встань!

Самсон помог ей подняться и усадил ее в кресло. Люси все никак не могла успокоиться. Она плакала, благословляла Элизабет за доброту и так крепко прижимала Майка к себе, что чуть не задушила в объятиях.

Только выпив еще одну чашку мятного чая, она, наконец, была в состоянии слушать и говорить.

— Итак, — промолвила Элизабет, — что ты скажешь о моем предложении? Ты станешь моей компаньонкой. Майк и Эмили будут воспитываться как брат и сестра. Они получат все самое лучшее — книги, игрушки, учителей…

— Конечно же я приму ваше предложение, мэм! — воскликнула Люси. — Как я могу вам отказать, после того, как вы вернули мне сына!

Она погладила Майка по курчавой голове, и тот еще крепче прижался к ней.

— Спасибо, дорогая Люси. А если у нас будут еще дети… — Элизабет пожала руку Самсона, примостившегося на подлокотнике кресла, — то мы тоже выдадим их за твоих.

— Конечно, мэм. Я не против. Вот только, что если ваши соседи спросят, с чего это белая леди так возится с детьми черномазой прислуги? Вдруг они что-нибудь заподозрят?

— Конечно, заподозрят, — вздохнула Элизабет. — Люди всегда найдут повод для сплетен. Но мы должны соблюсти приличия.

— Вот уж не понимаю я этих белых, — проворчала Люси. — Но если вы так говорите, мэм, значит, так тому и быть.

— Спасибо, Люси. А теперь, идемте ужинать.

КОНЕЦ

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Эпилог