Вампир Его Высочества (СИ) [Ефимия Летова] (fb2) читать онлайн

Вампир Его Высочества

Шаг первый

Чья-то тяжёлая рука опускается на моё плечо. Густой и горький запах дешёвого табака, от которого у его любителей мгновенно и навсегда желтеют зубы и кончики пальцев, окутывает меня. Мсье Хайгон весь такой: даже грязно-серые волосы приобрели оттенок пряной куркумы, пожелтели и склеры маленьких, всегда недовольных глаз.

Ну что ему от меня надо?! Я сделала всё, что велели, правда, времени потребовалось немало: сняла чехлы с кресел и стульев, перестелила бельё на постели Его Высочества, отскребла давно присохший воск с резных подсвечников, протёрла чугунную решётку... муторные заботы, на которые жаль тратить время и силы слугам постарше. Впрочем, грех жаловаться: из-за того, что Алисия так не вовремя подхватила лёгочную хворь, я и оказалась в покоях Его Высочества. Раньше я почти никогда не поднималась выше второго этажа, убирая комнаты слуг и низкостатусной аристократии, в изобилии мельтешившей в королевском замке.

Если Алисия не поправится в ближайшее время, а я хорошо покажу себя… Ох, нет, стыдно так думать, нельзя. На чужой беде счастья не сваришь — так меня мать учила.

— Мсье Хайгон, я уже всё... — заныла было я, и в этот момент почувствовала, как тоненькая струйка крови предательски побежала из носа — моё обычное недомогание. Рот тут же наполнился неприятным ржавым привкусом. Как же некстати!

Впрочем, Хайгона можно было не опасаться. Я торопливо вытащила платок из кармашка на платье, подставив ладонь, чтобы не испачкать корсажа.

— Умыться бы тебе, — недовольно буркнул старший. — А не то…

Я собиралась ответить, что непременно сделаю это, вот только уже у себя, как вдруг пронзительно, гулко, тревожно забубнили колокола.

— Мсье Хайгон...

Не говоря ни слова, старик сгрёб меня в охапку и потащил за собой. Я не сопротивлялась: на моей памяти это было второе Прибытие, со времени последнего прошло десять лет, я тогда ещё ребёнком совсем была. Так же тревожно зазвенели колокола, мать схватила меня за шиворот, затолкала в погреб и захлопнула крышку. А я, пока она волокла меня за собой, таращила глаза, пытаясь высмотреть хоть кусочек неба в окне, но ни одного Золотого так и не увидела.

Десять лет — достаточно большой срок, чтобы поверить: Золотые больше не побеспокоят нас никогда. Однако сейчас приходилось признать, что для "никогда" требуется срок куда больший.

— Что происходит? — осмелилась окликнуть старшего я. — Куда мы...

— В укрытие, — второй рукой Хайгон прихватил пробегавшую мимо раскрасневшуюся повариху Катину и изменил направление ее хаотичного бегства на противоположное. — Поторопись, Кнопка. Сама слышишь. Прибытие!

«Кнопка» — это моё прозвище от «конопатой», сократили для удобства. Вообще-то зовут меня Клэри, но с самого рождения всё моё лицо покрывают маленькие золотистые и серые пятнышки, словно кто-то небрежно набрызгал краски. Сколько слёз из-за своего рябого лица пролила я, как только стала понимать, что к чему! Но слёзы ничего не стирают, привыкла. И на "Кнопку" не обижаюсь. Так меня все здесь зовут, даже Хайгон.

Какая-то часть меня отчаянно хочет наружу. Увидеть громадных парящих в небе мистических существ, роняющих снопы чистого смертоносного пламени. Никто не знает, в чем причина пробуждения древних исполинов — кому придет в голову вести переговоры с источающими огонь монстрами! Кто-то видел в них крылатых ящеров, кто-то птиц, но правда состоит в том, что рассмотреть огненных невозможно, как стремительно приблизившееся солнце: глаза слепит.

Чем дальше, тем больше паникующих мы встречаем. Тяжелый гул колоколов звучит позади перепуганных всхлипываний и выкриков. Все бегут, но дай боги, хотя бы четверть понимает, куда.

На первом этаже королевского замка — столпотворение. Слуги вперемешку с господами мечутся, точно обезумевшие мыши в крысоловке. Кто-то догадался задёрнуть тяжёлые портьеры на высоких, в три моих роста, окнах — на всех, кроме одного. И через это самое окно видны редкие ослепительные вспышки. Крошечные.

Золотые ещё далеко.

Что останется в моём родном Ахлее, столице высокошпильной Льерии, после того, как они насытят свою жажду убийств и разрушений?

Увидев Хайгона, другие слуги чуть ли не бросаются на него, удивляюсь, как он на ногах-то смог удержаться. Но уже в следующий момент стенания, всхлипывания и бормотания стихают, как по волшебству, и, оборачиваясь вслед за остальными, я уже знаю, кого увижу.

Принц Алтерей оглядывает паникующую толпу, презрительно сощурив светлые глаза. Я, как и прочие, опускаю взгляд, склоняю голову. Я тружусь в замке всего год, устроиться удалось каким-то чудом, и за всё это время видела Его Высочество Алтерея бессчётное множество раз, каждый раз — о боги! — поражаясь тому, насколько прекрасным может быть телесная оболочка смертного создания.

Принц Алтерей, безусловно, ошеломительно прекрасен. Но это не мешает мне каждый раз, оказываясь вблизи него, замирать от невольного липкого и холодного страха, проползающего змеёй под одежду.

Сейчас он рассматривает своих разношёрстных подданных с привычной гримасой легкой брезгливости на лице. Но сквозь эту столь полюбившуюся ему маску проступает что-то ещё.

Почему он здесь, почему не прячется?

— Ваше Высочество! — склоняется Хайгон в низком поклоне, который ему уже давно не по годам. На месте принца, фактически правящего Льерией вместо своего хворого отца, отошедшего от мирских дел, но по закону всё ещё занимающего трон, я бы освободила верного слугу от необходимости лишний раз гнуть спину, демонстрируя верность и покорность.

Годы службы говорят громче гротескных жестов.

— Всем в укрытие! — величаво командует принц, как будто без него и до него эта мысль никому не пришла в голову. Но Хайгон, разумеется, не спорит, снова кланяется и открывает было рот — самом Алтерею не пристало отдавать приказы всем подряд, но принц внезапно делает шаг по направлению к нам и снисходительно цедит сквозь зубы:

— Кто это?

Его тонкий длинный палец с отполированным до блеска ногтем указывает на меня, но я до последнего не верю, что Его Высочество по какой-то причине обратило на меня внимание. И именно в этот момент очередная кровавая струйка устремляется к губам из моего многострадального носа, и я непочтительно зажимаю ладонью лицо.

— Кно… Клэри Пэйс, Ваше Высочество. Младшая горничная.

— Возраст?

— Восемнадцать лет.

— Семья?

— Сирота.

— Хорошо, — равнодушно кивает принц. — Девчонка пойдёт со мной.

Хайгону на мгновение изменяет его обычная величавая невозмутимость, дёргается кончик острого носа, но он не спрашивает, не возражает, не говорит ничего. Рука, всё ещё сжимающая моё плечо, сперва беспомощно опускается вдоль туловища, а потом старик слегка подталкивает меня в сторону принца.

— Иди.

И я иду, тоже ничего не говоря. Я не рабыня, рабство давно запрещено в Льерии, но будем смотреть на жизнь открытыми глазами: принц вправе сделать с бедной сиротой, не имеющей могущественных покровителей, всё, что угодно. Уложить в постель или задрать подол, не тратя времени на путь до спальни, вышвырнуть из замка пинком просто по причине дурного настроения, и ладно, если через дверь, а не в окно, обвинить в заговоре, не заботясь о доказательствах, и отправить прямиком к палачу…

Я стараюсь удерживать его высокую сильную фигуру в поле зрения и в то же время не смотреть слишком явно, что может быть сочтено дерзостью. Вокруг нас всё ещё паника и перепуганный люд, колокол не утихает, но перед принцем и, соответственно, мной, все расступаются. Мы выходим из дворца, и я на мгновение замираю, глядя на далёкие золотые вспышки в небе, будто огромные звёзды несутся к нам из космоса, становясь всё ближе и ближе.

Мы садимся в экипаж, запряжённый восьмёркой лошадей — я слышу тревожное фырканье и ржание, голоса встревоженных слуг: кучера, гайдуков, лакеев и прочих… невольно сжимаюсь в комок. Вблизи принц не кажется менее пугающим. Он абсолютно всамделишный: светлые пряди волос спускаются ниже плеч, серые пустые глаза, пухлые губы, тёмные ровные брови. Одна моя знакомая портниха говорила: таких боги рисовали пуховой кисточкой.

Принц тоже соизволяет бросить на меня взгляд.

— С кожей что? — брезгливо цедит вдруг он. — Не больная?

— Н-нет, — сглатываю я. — С рождения такое… такая.

Дальше Его Высочество отворачивается, а я беспомощно разглядываю свои колени. Нет, вряд ли в постель — нашёл бы себе нормальную, красивую, а не рябую-конопатую…

Едем мы недолго, я не успеваю извести себя тревожными выматывающими мыслями. Зато звуки колоколов уже не слышны. Мы остановились на пустыре, у какого-то двухэтажного тёмного поместья без ограды, парка или сада, приземистого и угрюмого — в отличие от большинства зданий Льерии, неспроста прозванной «высокошпильной», на этот дом кто-то будто наступил тяжёлым сапогом, придавив к земле. Поблизости никакого другого жилья. На бурых каменных стенах странные тёмные разводы, словно их старательно пытались выпачкать в саже. Окна, к моему изумлению, оказались заколочены снаружи, а на чёрной двери белой краской было довольно-таки криво, но старательно выведено:

«Да убоится прах и тлен Царствия Небесного!»

Наверное, что-то из Святуша, древнейшего молитвенника, коего я была не знаток.

Его Высочество недовольно оглянулся на меня, споткнувшуюся на неровной дорожке.

— Не отставай.

… и вдруг я поняла, куда мы приехали. К кому. И зачем. Остановилась, попятилась, снова споткнулась — и упала, больно ударившись копчиком и подвернув лодыжку. Попыталась приподняться — но Его Высочество вдруг обернулся, наклонился, ухватил меня за плечо и поволок за собой. Вырваться я даже не пыталась — несмотря на внешность шаловливого лесного духа, хватка у него оказалась стальная.

Лучше бы Золотые сожгли меня заживо прямо сейчас, прямо здесь, пока чёрная дверь, ведущая в дом с заколоченными окнами, не открылась передо мной! Но она открылась, и принц втолкнул меня в темноту, застыв на пороге и отрезая путь к бегству, а я вжалась спиной в холодную каменную стену.

— Латероль! — позвал принц, горделивого достоинства, сдобренного презрением, в нём было больше, чем требовалось.

«Не ответит, — подумала я. — Нежить, кровопиец, смрад могильный, не ответит, сейчас, днём, когда небеса источают свет, надлежит ему лежать прахом… Да убоится прах и тлен Царствия Небесного!»

Но я ошиблась.

Точнее, ошиблись авторы Святуша.

Не убоялся.

* * *

В моей Льерии, как и в других государствах твёрдого мира, стиснутого неподвластной человечеству своевольной морской стихией, когда-то, говорят, жили могучие маги. Одни из них подчиняли себе стихии, другие варили чудодейственные зелья, третьи обладали опасной властью над миром животных, деревьев, грибов и трав, четвёртые заглядывали в человеческие души и видели там прошлое или будущее так же отчётливо, как своё отражение в зеркалах… Маги черпали силу в божественном покровительстве, но всё закончилось печально, стоило одному из благословлённых прогневать бога. Светлая магия навсегда была утрачена для человечества, дар по наследству вроде бы не передавался, ослабевших магов быстро перебили многочисленные недруги и завистники. Правда, потом одумались — как жить без целебных снадобий, зависеть от непредсказуемой погоды и капризных штормов, растить урожай зимой и тушить лесные пожары?..

Многое из того, что было доступно нашим предкам, ныне кажется нам сказками. Впрочем, спустя примерно полвека после того, как исчез с лица твёрдого мира последний светлый маг, оказалось, что мир сверхъестественного всё же не утерян для смертных навсегда.

Просто платить за него нужно больше.

— Алтерей, — недовольно и как-то скучающе отозвался застывший в темноте на лестнице мужчина. От столь непочтительного обращения к принцу я съёжилась ещё сильнее, однако хозяин дома был, кажется, совершенно невозмутим и ничего не боялся. Это его боялись. — Что за манера не стучаться, а распахивать дверь с ноги? Кого ты притащил?

Несмотря на то, что снаружи был день, свет не проникал внутрь дома.

— Ты просил женщину. Забирай, — сказал принц с нарочитым ехидством. — Вот тебе женщина.

…мне казалось, что тёмная фигура находится где-то на верхних ступенях винтовой лестницы, ведущей на второй этаж, но свеча внезапно вспыхнула прямо у моего лица, едва не загорелись выбившиеся из косы пепельным облаком волосы. Я жалко вскрикнула, увидев склонившееся надо мной бледное лицо с густой сетью испещривших белки глаз красных прожилок, лицо плохо выбритого мужчины лет сорока, с длинными тёмными с обильной проседью волосами, выбивающимися из-под старинного цилиндра. Эта мода ушла ещё до моего рождения, но я видела подобные на портретах в замке. Лицо могло бы быть даже приятным, если бы не склеры с лопнувшими сосудами, хищный нос и не менее хищный, какой-то животный взгляд. Мужчина ухватил меня за подбородок, разглядывая в свете пламени свечи, а мне захотелось оскалить зубы — может, он возомнил, что лошадь себе выбирает?!

— Я просил ту, что разгонит тоску и скрасит тьму моих скучных будней, а не бледную немощь, тощую конопатую уродину, — проворчал Латероль, личный маг и вампир его Высочества.

Конечно, вампир.

После того, как боги отказали людям в доступе к светлой силе, люди погоревали всего полвека — и некоторые из них, самые отчаянные, обратились к силе тёмной. Боги даровали людям жизнь, а люди привнесли в неё смерть, так говорят легенды. Смерть была актом человеческого неповиновения и сопротивления мудрым наставлениям высших сил, которой боги не смогли ничего противопоставить, и некоторые люди, обладавшие мудростью, дерзостью и опасными знаниями, стали черпать магическую силу в смерти и крови. Убивая. Поглощая силу и жизненную энергию других людей.

То, что каким-то образом один из вампиров свёл то ли дружбу, то ли службу с королевским двором и Его Высочеством Алтереем I, было известно, но без подробностей, слухи ходили, но слухам верили не все. Впрочем, слуги о таком болтали нечасто — боялись. Однако всё же болтали, особенно на праздники, после пряных ягодных наливок. Кто-то из молодых и бесстрашных утверждал, что для королевского вампира есть своя отдельная кухня, на которую поступают то ли невинные младенцы, убиенные ещё в материнских чревах, то ли трепетные девственницы в самом соку, кто-то авторитетно уверял, что, дескать, вампиры умеют становиться невидимыми и при этом боятся дневного света, а убить их можно исключительно в полнолуние, нанеся дюжину сечений непременно освящённой в храме серебряной секирой под чтение тринадцати молитв…

— Выйди на крышу, полюбуйся, золотые разгонят тьму и скуку, — нервно и раздражённо сказал принц. — Потом у тебя будет десяток баб, любых, сегодня сожри эту, делай, что хочешь, но делай, тьма тебя раздери! Золотые должны убраться из Ахлея.

— Ты знаешь, чего я хочу, — тихо сказал вампир.

— Прибытие случилось раньше срока! — повысил голос принц. — Будь они прокляты. Действуй! Если девчонка тебе не нужна, я её заберу, если…

— Оставь, — небрежно махнул канделябром тот, кого назвали Латеролем. — Раз уж она смогла зайти в дом… Сгодится и ещё на что-нибудь.

— Золотые…

— Золотые — моя проблема. Как и всё остальное.

— После какую хочешь девку достану.

— И этой пятнистой более чем. Отбила аппетит, знаешь ли.

Наступила пауза, в почти полной темноте я не видела лица вампира, и, стоя спиной к свету и свободе — лица Его Высочества. Света от одной маленькой свечи было слишком мало. Внезапно меня что-то с силой толкнуло меня в спину, от неожиданности я снова тихонько вскрикнула и больно ткнулась носом в вампирий бок. Мужчина был выше на целую голову, даже без этого своего цилиндра.

— До завтра, Латероль. Приятного аппетита, — но дверь не закрывалась, принц не уходил.

— Поспеши, — равнодушно отозвался вампир. — Золотые близко, я буду занят.

— Ты же не слышал колокола, — ехидно и как-то зло произнёс мой венценосный спутник. — Откуда тебе знать о них?

— Чувствую, — ответил Латероль, всё та же странная сила потащила меня в сторону лестницы, высокий стройный силуэт принца высветился на пороге.

— До завтра, — с нажимом повторил он, дверь закрылась, свеча погасла, а меня запоздало затрясло, зубы стукнулись о нижнюю губу.

— Ступай уже, плод греха леопарда и мухомора, — голос мужчины стал чуть мягче, глуше. Сопротивляться, пытаться убежать не было смысла, и я пошла за ним, передвигая ноги, словно шла по речному льду в оттепель: медленно-медленно, почти не отрывая ступни от пола.

* * *

На втором этаже дома стало чуть светлей — оказалось, стёкла заколоченных снаружи окон изнутри были выкрашены чёрной краской, местами облупившейся — и сквозь проплешины по-воровски, тихонько прокрадывался тусклый рассеянный дневной свет. Да и глаза привыкли.

Умирать не хотелось, умирать от рук, точнее, клыков бездушного чудовища, скрывавшегося за столь безобидной человеческой оболочкой, было настолько жутко, нелепо, что в голове не укладывалось. Мне всего восемнадцать, я почти не видела мир, Льерию, за исключением Алхея, я не знала мужчины и не надевала брачного савана, не пробовала вина, не научилась плавать, не находила в лесу цветущий папоротник, не видела Золотых вблизи… Я жить хотела!

Четыре чёрные тени выросли перед вампиром и мной, и я сунула кулак в рот, чтобы снова не заорать. Но это были всего лишь люди, все, как один, одетые в чёрное: две женщины, одна низкорослая и бесформенная, с тёмном балахоне, закрывающем её с головой, вторая, напротив, худая и на редкость высокая, с горделиво задранным острым подбородком. Двое мужчин: юнец с зализанными чёрными волосами и маленькими усиками и беловолосый старик, всё ещё крепкий, с цепкими глазами. Четвёрка замерла, и только юнец почтительно пропищал:

— Мсье Латероль, всё готово!

А низкорослая женщина добавила неожиданно низким, урчащим басом:

— Надо бы поспешить!

Я вжалась в стену, но мужчина бросил, полуобернувшись:

— Эй, жаба гавианская, за мной!

Неожиданно сковывающий тело ужас пропал от невольного раздражения. Я не обижалась на подначки — с детства привыкла, да и глупо злиться на правду, на которую, к тому же, не можешь ответить. Проще не реагировать, хотя любой юной девушке хочется быть красивой, а так и тянет огрызнуться. Впрочем, какая разница, если тебя собирается сожрать красноглазое чудовище?

Оказалось, разница есть.

Очередная лестница, узкая и скрипучая, привела нашу небольшую процессию на чердак.

Здесь было пусто, пыльно и просторно, окна, разумеется, закрашены чёрным — я подумала, что слова о непереносимости вампирами дневного света имели под собой основания. Хаотично расставленные деревянные опоры-колонны упирались в высокую, метра четыре в высоту, пятискатную крышу.

В центре стоял странный невысокий, но вытянутый на сажень в длину каменный столик, точнее, вытянутый в длину прямоугольный постамент, на котором покоилось белое блюдо, на блюде — нож, узкий, компактный. На полу, образуя круг, хороводились невысокие свечи с обугленными кривыми фитильками.

Жуть какая, мамочки…

Радовало одно: про меня, кажется, все забыли. Пятерка разошлась по углам мансарды, вспыхнули, словно сами собой, свечи, а я прижалась боком к деревянной опоре. Дерево казалось живым, тёплым.

Никто не произносил ни звука, стало так тихо, что были отчётливо слышны треск свечей и приглушенные шаги высокой худощавой женщины: она обходила деревянные колонны с черной шёлковой лентой, оплетая ею четырёхугольное пространство, точно паучиха паутиной. Стоило ей приблизиться к моей балке, как я резко присела на корточки, молясь, как мать учила, Всеблагому создателю. Женщина на меня и не взглянула. Всеблагой не откликнулся.

В отсветах пламени на стенах мелькали и другие тени, вампира и его остальных приспешников, словно отделившиеся от грузных тел своих создателей. Я зажмурилась и какое-то время сидела так, размазывая горячую влагу по пыльным щекам. Но слепая темнота была ещё страшнее, и глаза я всё-таки открыла, поморгала слипшимися от слёз ресницами.

А зря.

Отчётливо запахло жжёным салом и мокрой псиной. Блюдо перекочевало на пол, нож — в руки хозяина. Над постаментом прямо в крыше оказалась прямоугольная дыра, будто кто-то аккуратно выдавил в черепице ровнёхонькую прореху. А на каменном столике, вытянувшись струной, неподвижно лежала абсолютно голая женщина.

Я вытянула шею и снова заморгала, от усердия подёргивая шеей, как голубь: может, привиделось со страху? Но нет. Женщина или девушка — худощавая, темноволосая, может быть, не старше меня… Длинные тёмные пряди рассыпались до пола, едва не касаясь тусклых пляшущих огненных капель, заострившиеся соски на неожиданно полной, изредка вздымавшейся груди казались почти чёрными, от треугольника тёмных волос внизу живота я стыдливо отвела взгляд. Её лица не было видно, но, возможно, она потеряла сознание от ужаса, околдована… или спит.

Четвёрка слуг разошлась каждый к своей колонне, упершись в неё спинами. Рядом со мной оказалась невысокая и полная дама в бесформенном балахоне. Я перестала видеть столик и брюнетку на нём, и любопытство победило осторожность: на четвереньках я выползла вбок. Покосилась на бабу — слуги пугали гораздо меньше их хозяина, они-то были обычными людьми… людьми ли?!

Женщина с низким голосом сбросила балахон, и я чуть не метнулась куда-то, может быть — в очерченный чёрной лентой квадрат или выделенный свечами круг. Потому что мощные плечи, мясистая спина, ягодицы и бёдра дамы оказались неравномерно покрыты густой бурой шерстью, а слева от меня, чуть ли не до пола, свешивался толстый, толщиной в руку, напоминающий змею хвост — подрагивающий, живой! Я крепко закусила ладонь, бросила взгляд на неподвижное тело в центре мансарды — и увидела склоняющегося над ней мсье Латероля.

Уже без цилиндра. Тёмные с проседью волосы оказались забраны в хвост. А в правой руке нож.

Он водил над девушкой — сейчас я почему-то была уверена, что ей нет и девятнадцати — сложенной щепотью левой рукой, посыпая чем-то черным, разлетающимся мгновенно тающей дымкой. А потом мягко взял в руки её тонкую руку — никаких развитых мускулов, вряд ли девушка поднимала в своей жизни что-то тяжелее цветочного букета. Мужские губы аккуратно коснулись запястья и — я не могла этого услышать, поэтому дело, вероятно, было в разыгравшемся воображении — но я услышала влажный хруст прокусываемой кожи.

Мсье Латероль пил-целовал её запястья, тонкую шею, губы — и я, уже привыкнув к полумраку, увидела тонюсенькую тёмную струйку, тянущуюся из уголка её губ до линии скул. Он пробежался губами по груди, животу — дальше я зажмурилась, но тут же открыла глаза, чувствуя какую-то смешанную с тошнотой тягучую дрожь по всему телу, скручивающуюся узлами в горле, ладонях, в моём собственном животе. Последним вампир прикусил бедро, облизнулся, вытянул руку над девушкой, побелевшей, как мрамор. Вытянул нож с чёрной рукоятью и резанул крест-накрест собственную ладонь. Капля его крови упала на женское тело — и оно вспыхнуло чёрным пламенем.

Вампир отскочил, словно боясь обжечься. Тело горело, клубы дыма скручивались шарами — но я не чувствовала ни удушья, ни запаха гари. Дым поднимался вверх. Он шёл и шел, словно под мёртвой — без сомнения! — жертвой была огромная печная труба из самой преисподней или вулкан. Хотя чада и не было, у меня заслезились глаза, зачесалось в носу, черная лента, обвивающая колонны, захлопала, как полотнище на ветру.

Тело сгорало без остатка, и уже не казалось мне человеческим. Может быть, кукла?.. Я заметила, что кожа чернеет, рассыпается пеплом, мельчайшие частицы поднимаются в воздух, увлекаемые дымовым потоком. Пять минут, пять часов — время текло так странно, ноги затекли, и я переменила позу, села, поджав их под себя, наблюдая, как на почерневшем, закоптившемся каменном постаменте осталась только горстка чёрного праха, а через прямоугольную прореху в крыше медленно, с опаской, начинает проникать серебристый солнечный свет, слабый и тусклый, неестественно застывая над потолком.

Покрытая шерстью оборотница — или кем там она была — медленно отпустила балку, подняла с пола и натянула своё покрывало и, переваливаясь с ноги на ногу, побрела в сторону лестницы. За ней потянулись и остальные, оставляя прах и погасшие, оплывшие свечи, порванную, бессильно обвисшую чёрную ленту.

И мсье Латероля — он, оказывается, никуда не ушёл и уйти не мог. Лежал на полу неподвижно, скрючив пальцы, как будто окоченев, устремив к потолку неподвижный взгляд широко открытых красных глаз. Нож валялся рядом.

Я попятилась к выходу, но вспомнила о хвостатом чудище и остановилась. Преодолевая отвращение и страх, подошла к вампиру. Солнечный свет не касался его тела, но… Вряд ли он умер.

А лежал — как мёртвый, вроде даже и не дышал. Как… ненастоящий.

Шаг. Шаг. Шаг.

Постамент манил меня, как магнитный сланец железную иголку. Узоры на его боках казались теперь выпуклыми, живыми, извивающимися, будто черви. Захотелось развеять дурное наваждение — мало мне того, что происходит в реальности! Голова кружилась, как это часто у меня бывает и без подобных бессонных ночей, и снова потекла кровь из носа.

Я заметила это слишком поздно: алая капля упала на каменную поверхность.

На мгновение я снова почувствовала себя неловкой младшей горничной во дворце на испытательном сроке, торопливо задрала подол платья и попыталась стереть пятно, мысленно костеря себя на все лады — глупее было бы только раздеться догола и самой сюда улечься! Надо попробовать сбежать отсюда, вот что. Может быть, вампиру я не нужна — сам же говорил, что я страшная, что не понравилась. Хоть какая-то польза есть от моей рябой физиономии… А если золотые всё ещё там, снаружи? А вдруг моя высокошпильная Льерия сгорела дотла?

Хвать!

Вампирова ладонь крепко вцепилась в щиколотку, я замерла, дрожа, точно заяц.

— Наклонись, — хриплым голосом произнёс мсье Латероль. Когда он успел подползти ко мне так близко?! Медленно-медленно, не смея ослушаться, я опустилась на колени, его рука переместилась на ворот моего платья, притягивая меня ближе, и я увидела, что его красные радужки стали цвета поеденного ржавью железа. Он ткнул острым пальцем куда-то мне в щёку.

— Мне… в детстве… бабка говорила, мол, золотые метят так своих детишек, перед тем, как подбросить их, точно кукушат, в человечьи гнёзда. Золотая кровь… — теперь он почти касался кончиком носа моих губ. — Пахнешь… страхом. Испугалась? Не… бойся. Так… надо было.

Ладонь легла на мой затылок, и я ощущала мозолистые крепкие пальцы и острые длинные ногти… Или когти?

Он вытянул подбородок, теперь мы стукнулись носами, а его губы говорили в мои, и я чувствовала его слова и запах крови сгоревшей девушки так же отчётливо, как жжёную жидкую карамель. — Так было надо. Я сам сожалею, но что я мог поделать?

Я тоже шевельнула губами, возвращая ему ответ:

— Не убивать?

— Не могу.

— Вы же сильный… вы столько всего можете.

«А служите принцу. Почему?!»

Его губы накрыли мои, уверенным и властным жестом опытного любовника, язык скользнул в рот, стыдно и горячо касаясь моего, а я обречённо зажмурилась.

Для чего ещё я здесь?

Почему я пожалела Алисию и пошла в королевские покои вместо неё? Захотела на её место? Каждому своё место суждено.

— Совсем не умеешь? — вампир вдруг оттолкнул меня, приподнялся на локте. Согнул ногу в колене — словно и не валялся на голом грязном полу, а лежал на пуховой перине как барон какой или герцог. — Ну, да, девчонка ещё совсем. Как тебя там, гибрид оцелота и божьей коровки?

— Кнопка, — сам собой сказал мой язык. — То есть…

— Кнопка так Кнопка. Целоваться научу, не переживай, убивать не буду… пока. Вопросами не донимай, а? Терпеть не могу болтунов. Иди отсюда. Найди себе еды какой-нибудь, что ли…

— А золотые? — помедлив, спросила я. Поднялась на ноги, отряхнулась.

— Нет их.

— Их… дым убил?

Мсье Латероль хмыкнул.

— Не убил. Но отогнал. Надолго ли, не знаю.

— Правда? — глупо спросила я. Золотые казались огромными, жуткими. А вампир, хоть и пугал, выглядел всё же человеком, несравнимо более слабым, уязвимым.

— Сама подумай, мне-то для чего такие спектакли устраивать? Для тебя, что ли?

— Спектакли? Так это всё же кукла была? — недоверчиво уточнила я. Украдкой коснулась чуть припухших губ — и запоздало вспыхнула.

Вампир посерьезнел. Миг — и поднялся, рывком и меня поднял на ноги. Ещё миг — и оказался за моей спиной, так, что я ахнуть не успела. Подтолкнул в спину.

— Нет. Не кукла. Золотые говорят на языке магии, а моя магия основана на живой крови. Что поделать? Льерия оказалась бы разрушена, погибло бы множество людей. Я и сам не рад, но…

— Почему они прилетают? — жалобно сказала я. — Зачем им убивать наш мир?

— А ты думаешь, они этого хотят? Уничтожить мир, вот так, просто?

— Не знаю, — растерялась я. — Я ничего о них не знаю, кроме того, что они сеют смерть и разрушение.

— Каким образом?

— Роняя всюду снопы жидкого огня, — заученно произнесла я.

— Ты знаешь, что раньше на земле были светлые маги?

— Да… Это все знают, господин, — испуганно ответила я, не понимая, к чему он ведёт. Мсье Латероль нависал надо мной, ускользнуть не было возможности, и я опустилась на жуткий каменный постамент, надеясь, что не задену пепел бедром или рукой. — Но они же все умерли…

— Не все.

— Но…

— Так вам говорят, но это не так.

— Ой!

Вампир моргнул. Посмотрел на свою руку, так сильно впившуюся в мою, что заострённые, как наконечники стрел, ногти едва не прокололи кожу. Золотисто-рыжие радужки глаз снова налились краснотой.

— Уходи.

— Что?

— Уходи отсюда. Вон из этого дома.

— Но…

— Вали, пока я не передумал.

Лестница заскрипела под нашими ногами, вампир почти сбежал по ступенькам — двигался он легко, бесшумно, стремительно.

Распахнул дверь, серый пасмурный день топтался на пороге, не решаясь зайти. Как же странно идёт здесь время! Кажется, я только пару часов назад сюда пришла, а возможно, чуть ли не сутки миновали.

На пороге я замешкалась — подумала, куда же я теперь пойду, без денег, без работы, без малейшего представления о том, где нахожусь. Но если мсье Латероль сам меня отпустил… Можно вернуться во дворец и жить, как раньше.

— Не стой столбом!

Его ладонь толкнула меня вперёд, но… я не вышла. Будто на моём пути выросла невидимая преграда, будто дом накрыло стеклянным куполом. Раскалённым стеклянным куполом: я снова ойкнула, резко отдёрнула палец и сунула его в рот.

— Быть того не может!

Мсье развернул меня лицом к себе, оглядел с головы до ног. И выражение его лица мне не понравилось.

— Что…

— Пожалуй, придётся тебе задержаться.

— Но…

— Видишь ли… Этот дом не самый обыкновенный дом.

— Но…

— Ты вообще живая? — спросил господин, а я поперхнулась.

— Послушайте, хватит…

— Выйти не получится, — он подвинул меня и хлопнул дверью. — Во всяком случае, пока. Иди… Поешь чего-нибудь, что ли. Или… в общем, я подумаю, что с этим можно сделать. Но не прямо сейчас, позже. Поговорим дня через два или три. Мне надо отдохнуть.

— Да что вы несёте-то? — возмутилась я в голос. — Зачем мне тут быть, почему я не могу уйти?! Зачем я вам? Я не хочу, я… — на глаза навернулись слёзы.

— Попробуешь выйти — сгоришь заживо, учти. И глазами-то не зыркай, дом не отпускает, не я. В окна тоже не лезь, не поможет. Меня не беспокоить, в остальном делай, что хочешь. Я и так потратил на тебя, конопатая, кучу времени, и хоть бы что перепало мне, кроме трех минут занудного слюнообмена. Целоваться учись!

— На ваших слугах, мсье?! — обида, злость и страх всё ещё клокотали во мне, но пробовать выйти резко расхотелось. И злить вампира сверх меры тоже было страшно. И натянуть ему его цилиндр до самых плеч. А как хотелось.

— На свёкле тренируйся, Кнопка, должна сыскаться в кладовой. Или на коленках. Алтерей будет мне ещё должен за такой подарочек!

Он повернулся и практически растворился в темноте, к которой уже начали привыкать мои глаза. Свобода была так близко… Дверь оказалась не заперта и открылась без проблем, но сделать шаг я не решилась — на обожженном пальце уже вскочил волдырь. Почувствовала, как урчит в животе и поняла, что и в самом деле пора чего-нибудь съесть. То ли я оказалась совершенно бесчувственной деревяшкой, то ли малость повредилась в уме, но ночная жуть и последующий разговор и всё прочее не лишили меня чувства голода.

Шаг второй

В доме мсье Латероля на первый взгляд не оказалось ничего особо пугающего или из ряда вон выходящего. За исключением выкрашенных чёрной краской заколоченных окон, угрожающей надписи на двери, не выпускающей случайных гостей, и алтаря для жертвоприношений на чердаке, это был самый обычный дом.

Только очень тёмный и мрачный.

Половицы угрожающе скрипели, из-за мерцания коптящих свечей казалось порой, что дрожащие тени на стенах живут собственной жизнью, но, наверное, ничего страшнее того, что этой ночью произошло на чердаке, уже случиться попросту не могло.

Поэтому я сперва бесстрашно отправилась исследовать дом, утешая себя тем, что убивать, а тем более съедать заживо меня, кажется, никто не собирается. Судя по несчастной сгоревшей девушке, недостатка в жертвах у вампира не было. Ещё бы! Если на кону избавление от нашествия смертоносных Золотых, Его Высочество беспрекословно отыщет хоть десяток девиц на любой вкус — сам же говорил. Но кому от этого легче?

Я вдруг представила, как та самая несчастная, от которой осталась лишь горка пепла, ещё вчера так же бродила по этому дому, косилась на отбрасываемые свечами тени. А если Золотые внезапно вернутся прямо сейчас, может, для очередного ритуала Латеролю и я сгожусь?

Латероль…

Невольно вспомнился поцелуй, обучить которым так небрежно пообещал мне клыкастый. Впрочем, клыков-то я как раз и не почувствовала. А то, что почувствовала — мягкий влажный язык, контрастно сухие упругие губы — было совершенно человеческим. Горячим, живым, никаких тебе мыслей о нежити в процессе не возникло. Не противно, даже приятно… немножко. Среди всех лиц женского пола, трудящихся в замке, я одна была нецелованная, никто за восемнадцать лет не позарился, кроме вампирюги. Да и ему не понравилось: и лицо моё всё в конопушках, и носами мы столкнулись раза три. Зачем вообще полез? Приласкать перед тем, как в магический расход пустить? И с дверью явно спектакль разыграл. Вроде как не я такой плохой, всё дом виноват?

С какой-то неявной досадой я поднялась по лестнице и обошла второй этаж — пять запертых дверей, потёртое тёмное дерево, старые выцветшие коврики на полу. Комнаты слуг и хозяина? Я развернулась в узком пустом коридоре, разглядывая стену в попытке отследить соответствие теней и собственных движений — и едва не завизжала, столкнувшись с какой-то женщиной, в которой пару мгновений спустя узнала высокую служанку, обматывавшую опоры мансарды чёрной лентой. В руках у неё был поднос с большой миской, закрытой выпуклой металлической крышкой, узкий стеклянный кувшин и стакан. К тому моменту дама уже сделала шаг на одну ступеньку вверх по направлению к мансарде, но от моего перепуганного писка дёрнулась. На белой салфетке, заботливо подложенной под миску, расплылось большое красное пятно.

— А-а-а… — заблеяла я, отступая к стене. — Э-э-э…

— Вот ведь дура! — за неимением возможности всплеснуть руками, дама притопнула ногой. — Ходют и ходют, кто попало, где попало, под ноги суваются, житья нету… Чё орёшь, ну чё ты орёшь, а?!

Вместо ответа я ткнула пальцем в багровое пятно.

— Ох, ты ж, всеблагой создатель! Не кровь это, дубина стаеросовая, а свекольник, ну, не веришь — нюхни! Хозяин такой любит! А вообще, чего тут вынюхиваешь, а?!

— А где мне быть?! — пискнула я, снова обретя голос. Пахло и правда свёклой.

— Вниз иди, там Мармэкс накрыл уже на всех в столовой. На запах иди, не ошибёшься, и где вас только подбирают, болезных таких да хилых, в чём только душа держится!

У меня упало сердце. Точно, "вас". Сначала подбирает, а потом моргнуть не успеешь, как окажешься на каменном ложе…

Однако кухню я всё же нашла. Не стоило пренебрегать возможностью напоследок подкрепиться… Там было несколько светлее, чем в остальных помещениях — на стенах висели масляные лампы.

За прямоугольным добротным столом уже сидели двое: бесформенное нечто в капюшоне, надвинутом на глаза — я задумалась, удобно ли сидеть по-человечески в случае наличия хвоста, и где именно сейчас её хвост, может быть, в сидении стула прорезана дырка? Седовласый старец с бородой степенно кивнул мне и торжественно принялся перемешивать суп. Я снова задумалась, насколько тяжело ухаживать за такой бородой и не испачкать её, поедая суп из свёклы? Молодой человек, серьёзный и сосредоточенный, в каком-то тёмном военном мундире, кажется, не льерского покроя, держал в руках большой половник, так же важно, как иной солдат алебарду.

На меня не обратили никакого внимания. Мармэкс, усатый военный — так я его для себя определила — молча поставил передо мной глубокую миску и щедро плеснул туда ароматного горячего супа. Чуть подумал и шмякнул в центр островок белой жирной сметаны, а сверху угнездил веточку ажурной петрушки. Сунул прямо в руку ломоть тёплого пушистого хлеба.

Я невольно сглотнула и сказала:

— Спасибо. Э-э-э-… Кнопка.

— Где?

— Я. Кнопка — это я. То есть, Клэри. Лучше Клэри, но можно Кнопка. А вы Мармэкс?

Мужчина немного помолчал, а потом буркнул:

— Ешь давай.

Я не без содрогания проглотила первую ложку, дальше дело пошло веселее — это действительно оказался обычный свекольный суп, причём очень и очень вкусный. Женщина-кошка вертела в руках жирную жареную рыбу, периодически шумно принюхиваясь. Лицо её было почти полностью скрыто капюшоном, а вот масляную ладонь с чёрными заострёнными ногтями, как у хозяина, я видела хорошо. После горячего последовали запечённые с картофелем в мундире свиные рёбрышки. Старцу и себе Мармэкс налил пенного тёмного пива, а мне и кошке воды.

Поднося к лицу кружку, женщина откинула с головы капюшон, и я, не видевшая её верхнюю часть отчётливо во время ночного ритуала, снова едва не закричала в голос: это лицо могло бы быть вполне человеческим, если бы не покрывавшие его тёмные пятна. На черной коже отчётливо виднелись длинные волоски.

Старец неожиданно захихикал, тоненько и задорно.

— Добро пожаловать, Кнопка! Хозяин давно говорил, что Пятый нам нужен, да всё ленился, остолоп.

Кошка неожиданно зашипела:

— Не смей так о хозяине!

— Да я ж любя, — старец небрежным жестом отбросил за спину бороду, а я вскочила, стул упал. На визг уже сил не хватило, потому что из груди старикана, прямо под бородой, торчала рукоятка воткнутого в грудь ножа.

— Ой, да не блажи, — кажется, это вернулась высокая дама. — А вот говорила я хозяину: живых-то лучше не брать, не приживутся они тут у нас…

— Будет хозяин тебя слушать! — снова прошипела кошка. Голос у неё был странный — отчётливый, но какой-то утробно-булькающий. Она зацепила когтем кусок лежащего на блюде нарезанного тонкими ломтиками сала и покачала им перед лицом. То есть, наверное, пастью. — Хозяин живых любит, сам почти живой.

— Ходит тут, орёт, шугается, — проворчала тётка. — Дурная, молодая, беспокойная… Меня Лусией зовут. Звали, пока жива была.

— А вы тоже…. Умерли? — я не узнала свой голос. — А…

— Да уж лет пять как, — небрежно ответила женщина. — Угорела я. Спустилась в сарай, там пожар начался, тело-то не пострадало почти, успели вынести, руки вот только… Дымом надышалась. А Мармэкса ревнивый муж его полюбовницы вилами заколол, то-то! Сам виноват.

— Помолчала бы, помело болтливое, — угрюмо отозвался усатый. Потеребил шарф на шее, и я представила, как под этим шарфом зияют бордовые дыры от вил. — Твоё какое дело?!

— Лестерда вон тоже закололи, — пожала плечами Лусия. — И ничего, не стесняется!

— Банкир-с был, — с достоинством сказал старец. — Многим не угоден-с. Зависть и жадность суть старейшие пороки-с человечества-с!

— Да ну тебя, небось проценты гнал запредельные, сукин кот, — фыркнула кошка. — Я Килька.

— Её собаки разорвали, — кивнула женщина, то ли самая главная, то ли просто самая разговорчивая, — да видать несколько кусков сожрали без остатка. Ну, у хозяина какая-то мертвечина завалялась как раз недоеденная, ни себе ни людям, он их и сшил. Хорошо вышло, скажи?! Как так и было. Только вот я бы на его месте язык бы ей отрезала под корень! Когда говорит, так ещё куда не шло, но стоит ей на хвост наступить, орёт, что болотная выпь!

— Себе отрежь, — муркнула женщина-кошка.

— А… вы… почему тут? — только и сказала я. — Это хозяин вас всех смог..?

— Хозяин нас подлатал, это верно, — охотно отозвалась женщина. — Чтоб, значит, глаз радовали. Мёртвые — они завсегда сговорчивей живых, хоть и по живым он скучает, да… Но ещё это дом помог.

— Молчи, Лу, — усатый со звоном опустил свою пивную кружку, насколько я могла судить — нетронутую. Встал, принялся сгребать на блюдо имбирное фигурное печенье со старого противня. — И правда, попрошу-ка я хозяина зашить твой болтливый рот!

Все замолчали и принялись разбирать печенье.

— Но вы же… ну… говорите, ходите, едите! — почему-то последнее никак не укладывалось в голове.

— Не едим, — с сожалением сказала Лусия. — Но запахи чувствуем, это да. И в руках подержать приятно. Так что готовлю я и на хозяина, и на всех, продуктов больше, чем надо привозят, нравится нам за одним столом собираться. А так мы совсем, как ты. Даже песни поём.

— Глаза вон чешутся с утра, как у живого, — поддакнул старикан. — А к вечеру будто газы мучают, аж хоть взлетай!

— Но это пока мы тут, — мяукнула кошка и ткнулась носом в кружку. — Дом нас бережёт. Тут и время бежит иначе.

— А… я?

— А это как хозяин пожелает, — мирно ответила Лусия. — Хозяин наш — важный королевский маг. Магичить сложно, да принц этот, чтоб ему пусто было, никак не угомонится, то одно ему надо, то другое. Хозяину помощь иногда требуется. Нас ему из мертвецкой доставили, ну а он пожалел. Пока мыздесь, пока мы с ним, мы как бы и живые. Да я уже обратно в жизнь не хочу. Дети были, муж... если при пожаре выбрался, сластолюбец тот ещё, ох и гулял по бабам! А дети что? Шумные, всё им не так! Мёртвым быть проще даже, спокойнее как-то, знаешь ли. Душа не болит.

— А хозяин? Он… тоже мёртвый?

— Хозяин не умирал, — коротко отозвался Мармэкс. — Значит, живой.

— Нет, — замотала головой Килька. — Разве целиком живому всё это под стать?!

— Да!

— Нет!

Мне надоели их препирательства.

— Он убьёт меня? Как ту девушку?

— Тебя вроде дом признал, — покачал головой Мэрмакс. — Хозяин за стол с нами пустил… Нет, не убьёт. Но и живым без магической силы долго тут не протянуть. Но ты не жалей!

— Проклятый дом-то, — вздохнул старик. — Давно ещё, до хозяина, слухи доходили… Такой вот пердимонокль-с.

Что-то мягкое ткнулось мне в голень, я снова дёрнулась и непременно свалилась бы со стула, если бы не ухватившая меня крепкая рука Лусии.

Мёртвой Лусии. Кожа была мягкой, тёплой.

— Да он безобидный, ты не бойся, — сказала она невозмутимо. Я приподняла край скатерти и увидела чьи-то жёлтые глаза на уровне середины собственной голени.

— Мёртвый? — обречённо спросила я, не обращаясь ни к кому конкретно.

— А то ж. Дети нашли в лесу рысят, одного в речке шутки ради утопили, а этого вот к дверям хозяина кинжалом прибили. Нет-нет, да раз в год ревнителей чистоты сюда да заносит. Мёртвых зверей на порог кидают, надписи эти вот все, камни в окна, аж заколотить их пришлось. А она чего, ничего, зашили, да и бегает себе по дому. Не гадит, жрать не просит, это люди без привычек своих как пустая шкура, — Лусия наклонилась ко мне, и я уже не понимала, то ли чувствую её тёплое дыхание на щеке, то ли мне только это кажется. — Можно и не готовить, и за столом не сидеть. Но так ведь куда веселее, верно?

* * *

В первую ночь в доме вампира я никак не могла уснуть, сон сморил меня только к рассвету — от усталости стало безразлично, что там может со мной случится. В комнате, пыльной, заросшей по углам паутиной, не было никакой щеколды изнутри, а сил подвинуть к двери исполинскую дубовую кровать у меня не нашлось.

Однако никто не пришёл. Ни мёртвые слуги, ни их жалостливый хозяин. Только уже на рассвете едва слышно скрипнула дверь, раздалось шлёпанье маленьких лапок, а потом увесистое тельце свернулось клубком у меня в ногах. Кричать и возмущаться я не стала, натянула пыльное, но тёплое одеяло на плечи и продолжила спать.

Пару дней было тихо, хозяин, судя по таскающейся туда-сюда с подносом Лусии, отлёживался на чердаке, а я ходила по первому и второму этажу, разглядывала, от нечего делать, многочисленные старые книги в кожаных переплётах, написанные вроде бы на льерском, но такими причудливыми буквами с завихрениями и завитушками, что разобрать написанное было практически невозможно. Гоняла сонную моль и жирных обнаглевших пауков, не без помощи Рыси. Рыся оказалась самым душевным существом в доме — если не обращать внимания на грубые швы, из которых торчали кое-где холщовые нитки, поверить в то, что передо мной мёртвое животное было практически невозможно. От неё пахло лесом, не тленом.

Почти целый вечер на третьи сутки Лусия и Мармэкс пытались наладить для меня ванну, сдавленно ругаясь и причитая на все лады. Сами они не мылись, у хозяина личная купальня была, разумеется, и вода поступала безукоризненно, но не в хозяйской же мне было мыться, немыслимое надругательство над основами мироздания! Что касается кухонных и прочих нужд, то во дворе имелся колодец, и раз в несколько дней приходил специально нанятый, вероятно, Его Высочеством человек и таскал вёдрами воду, оставляя её на пороге с таким умыслом, чтобы можно было набрать их, не покидая дома. Покидать дом было нельзя. Ни при каких обстоятельствах, никому, кроме самого мсье Латероля, но исключительно по нуждам Короны. Продукты и прочее необходимое также доставляли в дом регулярно, оставляя на пороге так, чтобы можно было, не пересекая пороговой линии, затянуть тюки в дом.

Немного воды оставалось в доме, но её требовалось приберечь для нужника. Однако во дворце я привыкла к чистоте. Что касается одежды, то Лусия притащила мне целый ворох женских нарядов, старомодных, тоже пыльных, но целых. Главное было постараться не думать о женщинах, когда-то их носивших.

Наконец, было решено обратиться к хозяину, и тот пришёл, поминая то ли каких чёрных демонов, то ли светлых ангелов, но последних — в самом непристойном контексте. Выглядел он уже лучше, бледное лицо перестало быть таким серым и заострившимся, ввалившиеся глаза прояснились и заблестели. Выслушав просителей, он гнусно ухмыльнулся и перевёл взгляд на меня.

— Ну, пойдём, Кукушонок.

— Хватит мне всякие прозвища придумывать, — проворчала я себе под нос, но он услышал.

— А что, ты мне запрещаешь? Да я только начал!

Кажется, после двухдневного отдыха мсье Латероль пребывал в неплохом расположении духа.

Его личная ванная располагалась тоже на втором этаже, в самой глубине коридора, и я уже сто раз пожалела, что не умею облизываться, как кошка. Во дворце у нас была большая общая купальня, дома, где мы жили с матерью, — старая отдельно стоящая баня, но никогда ещё я не видела такой удобной конструкции — большой фаянсовой миски с нависшей сверху трубой, забитой каким-то мешочком, то ли с песком, то ли с дроблёным камнем… И из этой трубы в огромную миску лилась вода.

Чистая! Но, кажется, совсем холодная. Что там — ледяная!

И в этой миске я должна плавать, как фрикаделька в супе?! В окружении пылающих свечей? Ужас какой!

— Чего глаза таращишь, ванны никогда не видела? Дикое существо, одно слово — Кнопка!

Вампир по-деловому что-то бормотал себе под нос. Не сразу, но я обратила внимание на множество разноцветных скляночек и баночек, толпящихся на деревянных полочках. Хозяин выбрал ярко-фиолетовую, зелёную и прозрачную, словно бы светящуюся изнутри.

— Любишь погорячее?

Я не сразу поняла, что это он о воде. А когда поняла — только плечами пожала. Под миской-то огонь не разожжешь! Однако у мсье были свои методы. Он бодро откупорил фиолетовый бутылёк и вылил в воду примерно треть. От миски-ванной пошёл густой пар. Я осторожно вытянула руку, коснулась воды и сдержала восхищённого выдоха:

— Горячая!

Вампир вылил остальные бутыльки в воду, и в воздухе разлился пряный запах смолы и хвои, а по поверхности воды поползла зелёная густая пена.

— Раздевайся и залезай, маленькое неряшливое недоразумение. Сегодня отдыхаем, а завтра начнём работать.

Я кивнула, решив не задумываться раньше времени о том, что подразумевается под «работать». Подошла к посудине для мытья поближе, и стала ждать, когда Латероль уйдёт.

Ждала.

Ждала…

Обернулась, подумав, что, может быть, он улизнул бесшумно, не исключено, что превратившись в дым или обернувшись нетопырём — кто знает эти их магические штучки?!

Но нет.

Вампир совершенно спокойно опустился в стоящее в углу плетёное кресло, уложив щиколотку одной ноги на бедро другой, скинув на пол мягкие домашние туфли. Пока я смотрела на дивную пушистую пену и вдыхала аромат летнего леса, давно забытый и такой неуместный здесь…

— Идите, — сказала я.

— Куда?

— К себе…

— Я уже у себя, это же мой дом. А вот ты тянешь моё время, — одна из свечек вдруг поднялась в воздух и мягко, по дуге, скользнула к вампиру, и он принялся, демонстративно цокая языком, её разглядывать. — Свечи вон тратишь. Парафин нынче подорожал, ты строишь из себя невинность и слишком дорого мне обходишься для такой неумехи. Лусия сказала, даже свёкла стухла от твоих попыток с ней поцеловаться.

Против воли я ощутила, как лицо наливается жаром.

— Обменяйте! Его Высочество вам ещё десяток предоставит, сам же обещал!

— Ах, Его Высочество… Стесняется носить очки, представляешь? И к лекарю не идёт… В таком юном возрасте не может отличить пышногрудую красотку, которую я просил, от тощей моли в крапинку. Или нормальные женщины повывелись из дворца? Сколько тебе лет, доходяга?

— Восемнадцать, — процедила я, чувствуя, что вот-вот сорвусь и совершу что-нибудь непоправимое, например, плесну Латеролю в лицо горячей пенной водой.

— Напоминай почаще, может, заглушу ноющую совесть…

— Зря. Староваты вы для меня, дедушка.

— Не язви. Мне пятьдесят один, но душа молода и тело крепко. Когда я перешёл за порог, то будто заново родился.

— Легко быть крепким, если пьёшь чужие жизни.

Что-то толкнуло меня в грудь, как тогда, в самый первый раз, в спину, я не удержала равновесие и не удержалась на бортике ванны. Шмякнулась в воду прямо в одежде, брызги окатили стены, а мыльная и пенная вода попала в лицо, мигом защипало глаза и дёсны.

— Мало того, что морда рябая, так ещё и острит, как маринованный хрен с редькой!

Глаза немилосердно слезились, я зажмурилась, ожидая, пока слёзы их не прочистят.

И вдруг почувствовала прикосновение чего-то острого, словно иголка… нет, скорее, наточенный деревянный кол или наконечник стрелы — к виску. Ниже, по скуле к подбородку, шее…

— Обычно для питания Алтерей доставляет мне свежих покойников или приводит смертников, — негромко сказал вампир. Острие оказалось его когтем — я всё же приоткрыла глаза. — Для питания или для таких вот ритуалов, требующих большого вложения сил… Обычно они умирают в бессознательном состоянии, погруженные в глубокий сон. Давно я не пробовал никого настолько… невинного и полного молодой кипучей жизни. Даже как-то неудобно. Словно котёнку отрывать хвост. А я люблю котят.

Палец возвращается на щёку, то царапая, то поглаживая мягкой подушечкой, впивается чуть глубже, я ойкаю, а слёзы катятся по и без того мокрым мыльным щекам. Латероль наклоняется ещё ниже и собирает губами кровь со щеки. Его небритая щека колется.

В дверь стучат…

…В дверь стучат уже, наверное, давным-давно, а я осознаю это вместе с множеством других вещей.

Я в ванне.

Платье бесстыдно облепило плечи, грудь, живот…

Вода почти остыла.

Несколько свечей погасло и стало совсем темно.

Порез на щеке почти совсем уже не болит, кровь больше не течёт, а хозяин сидит рядом, положив щёку на моё плечо.

Тук-тук.

Мсье Латероль неторопливо поднимается, вытирая руки о домашние брюки, и открывает дверь, начисто игнорируя факт наличия меня. Конечно, я в воде, одетая и здесь темно… Но что обо мне подумают? Запоздалый стыд сдавливает горло, хотя какое мне дело до дум живых мертвецов? А меж тем Лусия докладывает:

— К вам Его Высочество, хозяин.

— Вот как? — весело, нисколько не смущённо и не томно переспрашивает Латероль. — И с ним десяток знойных прелестниц?

Лусию вопрос не удивляет, во всяком случае, интонации её голоса остаются предельно чёткими и услужливыми.

— Нет, мсье. Он один. Просил поторопиться. Сказал, разговор важный. И… — она немного спотыкается, съедая половину гласных, — кнфднцльный!

Стоит двери ванной захлопнуться, как я стягиваю мокрую одежду, выскакиваю из ванной, хватаю первую попавшуюся тряпку, свисающую со стены, вытираюсь, всовываю влажные ступни в огромные тапочки хозяина и, крадучись, выбираюсь в коридор, стараясь, как могу, ступать бесшумно. Лестница скрипит, туфли шлёпают по полу, но я надеюсь, что голоса говорящих заглушают этот звук.

Шаг третий

— Одевайся, — неожиданно нервно, растеряв всю свою былую вальяжность, говорил принц Алтерей. — Не стой столбом, поехали!

— Да что случилось-то?

— По дороге расскажу.

— Алт, у меня всего два часа как не болит голова, и я не собираюсь жертвовать этим блаженным временем ради твоих капризов. Я набрал пенную горячую ванну, я засунул туда рябую и чахлую, но невинную и сладкую девку, я почти разделся и залез туда сам, отстань, заклинаю Всеблагим создателем. У нас есть в запасе ещё пара дней, я должен отдохнуть, расслабиться, я должен…

— У нас нет в запасе пары дней! Я приказываю! Хочешь — едь так, хочешь — бери девку и ванну в придачу, но ты нужен мне прямо сейчас! Ладно, четверть часа на сборы у тебя есть, но не дольше. Я подожду в экипаже. Приказываю собраться и выйти!

— Как скажешь. Кнопка, — он не оборачивается, но, очевидно, видит меня. — Собирайся, поехали.

Я застываю на лестнице, вцепившись рукой в перила.

* * *

Уже одетая, но со всё ещё влажными волосами, я спускаюсь вниз и неловко стою на пороге. Спектакль окончен?

— Из этого дома очень сложно выйти, — словно подслушав мои мысли, тихо говорит мне на ухо Латероль, а я невольно вздрагиваю, вспоминая, как он слизывал кровь с моей щеки и целовал меня там, на чердаке. — Я сам когда-то совершил такую ошибку. Здесь хорошо мёртвым, здесь время отступает, и даже старость не заглядывает в окна, но простому человеку вроде тебя тут не место.

— Как будто я сама сюда пришла! Но со мной… всё в порядке. Да? Я же... не умерла?!

— Тебе так только кажется, что в порядке. Дом радуется своей добыче, притихает, заманив очередную жертву, а потом высасывает жизнь ещё быстрее и безжалостные, чем я кровь. Раньше я не знал об этом, но теперь...

— Но почему?

— Этот дом стоял на отшибе задолго до того, как здесь поселился я, у него долгая история. Когда-то я страстно мечтал стать хозяином его ключей, в этих стенах нужно куда меньше крови и гораздо легче творить магию. Меня запер здесь двадцать лет назад ещё король Варл, отец Алтерея, тогда совсем мальчишки, он хотел, чтобы я вылечил его возлюбленную. Мы заключили сделку, но я потерпел поражение.

— Королева умерла всего два года назад!

— Я говорю о возлюбленной, а не о жене! Дурында, часто это совсем не одно и то же. Я не смог, а был так самонадеян... и поплатился сполна. Тогда ещё я не знал все тайны этого дома, но теперь... Ладно, принц ждёт. А ты пойдёшь со мной, иначе он совсем замучает меня своими тупыми разговорами.

— Вы с ума сошли?

— Разумеется, я форменный безумец, — его глаза снова сверкнули красным. — Ладно, слушай, но постарайся воздержаться от ненужных вопросов. Я не мертвый, но уже не совсем живой, таких, как мы, называют пороговыми. Дом не может навредить мне, однако покидать его я могу лишь с разрешения Алта. Да, так вышло! Я был глуп, я дал клятву его отцу, но та девушка... Неважно, уже неважно. Теперь я прикован той клятвой служить надутому индюку Алтерею, чтоб ему шею свернули в придорожной канаве. Неважно! Знаешь, как становятся вампирами?

Я помогала головой. Но молчание затянулось, и я сказала то, о чём иногда болтали слуги, чувствуя себя нерадивой ученицей перед неумолимо-строгим учителем:

— Нужно пойти в полночь в склеп, найти свежего мертвеца, напоить его своей кровью и отдаться ему. В безлунную ночь.

— Хочешь сказать, что я тоже..? Мертвецу отдавался?! — Латероль оглушительно расхохотался, а я залилась краской.

— Эмм, нет, это только для девушек. Прекратите смеяться, прекратите немедленно!

— А ещё версии есть?!

— Вам зачем, они же всё равно неправильные и глупые!

— Так, просто. Мне скучно. С мёртвыми скучно, хотя они и довольно милые. Правда, есть ещё те, кого... Но с ними лучше не говорить. Слова привязывают больше поцелуев. Слова — настоящие цепи.

— Со мной вы разговариваете.

— Всё из-за этого, — его палец принялся мягко нажимать на крапинки на моём лице. — Расслабился, дурак, поплыл... Была одна девушка, чем-то немного похожая на тебя. Давно. Очень, очень давно. Мы тоже разговаривали с ней... Обо всем на свете. Я тоже доверял ей больше, чем нужно.

— Еще до того, как вы стали вампиром?

— Что? А, да... Ещё до того.

— Так как становятся... Такими, как вы?

— По-разному. Есть тёмные ритуалы, замешанные на крови, болезненные и сложные. Ты получишь силу, но потеряешь свободу, ты всегда будешь нуждаться в энергии крови и подыхать без неё, корчится в муках, пене и выцарапывать когтями собственную ненасытную требуху… Но есть ещё один путь. Кровь Золотых.

— Кровь Золотых?

— Латероль! — раздался несколько визгливый выкрик принца. — Латероль, приказываю тебе выходить. Немедленно!

Хозяин сжал мою руку так, что кажется, кости хрустнули.

— Если ты выйдешь со мной, дом тебя выпустит. Почему он вообще стал считать тебя своей? — не сводя с меня острого взгляда, Латероль прикусил палец, поднёс к моему лицу:

— На!

— Не хочу!

— Да уж, не пастила с мармеладами, но если я уйду, а ты останешься, боюсь, будет ещё хуже.

— В каком смысле?

— В смысле не хочу, чтобы гвоздь однажды воткнулся тебе в пятку, а ты бы этого не заметила. Насмотрелся уже со своей верной свитой.

— Зачем вы вообще меня забрали?!

— Да нужна ты мне была! Я попросил у Алта девку, это да, но я же… ну, просто девку попросил, не стал уточнять, что с чистой мордой. Думал, на вечер-другой — и отпущу, я ж не зверь какой. А ты не смогла уйти, дочь пятнистого оленя. Я же говорю, это всё дом!

— Латер-р-р-роль! — принц явно терял терпение.

— Ну?!

Я коснулась губами проступившей на пальце капельки крови, почти не почувствовав вкуса. Прислушалась к себе — никаких изменений.

— Я что, вампир теперь?

— Нет, убогая, я просто пошутил! Да не злись ты, просто больше шансов, что дом будет смотреть на тебя, как на моего человека.

— Вы однозначно безумны.

Мне отчаянно захотелось сплюнуть, а лучше треснуть нахала по голове чем-нибудь, например, стоящей в уголке метёлкой, но он схватил меня за руку и вытащил наружу. Это было… странно, словно я шла сквозь густую паутину, липко цеплявшуюся за лицо, ладони, любые оголённые участки кожи. Но заживо сгореть — не сгорела.

— Что ты так долго! — принц приказал трогаться, и экипаж помчался вполне себе резво. — Зачем девку прихватил?

— Ты же сам сказал, что можно. Ванну тоже хотел, но она застряла на лестнице.

— Шутки у тебя дурацкие. Зачем девка?

— Она меня веселит.

— Нам не до веселья!

— Что произошло-то? Золотые вернулись?

— Нет… пока нет. Но... — Алтерей недовольно на меня покосился.

— Можешь при ней говорить свободно.

— Да что ты?!

— Я сделаю её своей Пятой. Мне как раз была нужна ещё одна прислужница. Четверых явно не хватало, приходилось самому вставать в пентаграмму. Ну, страхолюдная, так с лица воду не пить, а сил у неё немеряно, молодая, необъезженная. Так что у тебя?

Если бы не присутствие принца, я бы уже давно пищала от возмущения, но пришлось сцепить руки и закусить губу. В пентаграмму вставать мы точно не договаривались!

— Мы взяли Золотую, — тихо сказал принц, глядя куда-то под ноги. — На севере Ахлея одна, видимо, отбилась от остальных, опустилась ниже других, врезалась в купол тамошней храмовой башни, не знаю, как так вышло… Скорее всего, надышалась твоим дымом. Служители выскочили на шум, стали колоть её по старинке калёным железом, но, вроде бы, не убили, связали, в общем, кинули клич…

— И что ты хочешь от меня?

— Поговори с ней.

— Хочешь новую диковину в свою коллекцию уродов? Меня уже недостаточно?

— Я…

— Алтерей, останови свою колымагу, я не поеду.

— Ты что, не понимаешь, как нам повезло? — выкрикнул принц. — Вся Льерия живёт в ужасе, ожидая очередное смертоносное прибытие! Мы должны понять, чего они хотят, что мы можем сделать… Может быть, обменять её на собственную безопасность?! В мире полно других государств, пусть сжигают их! Если это существо разумно и способно к диалогу… А если нет — убей её! Пока она слаба и ранена, но что с ней делать дальше? Мы не умеем их убивать!

— Оно во дворце? — равнодушно спросил Латероль.

— Разумеется, нет! Лавердум.

— О, ты отыскал ключи?

— Я никогда их не терял!

Вампир повернулся ко мне, по-свойски похлопал по колену, а я вздрогнула.

— Лавердум, моя дорогая, это тюрьма для провинившихся светлых магов. За неимением собственно магов заброшена уже много лет как, но там толстые стены и глухая ограда…

— Поговори с Золотой, а не с этой вот, — вызывающе осклабился Алтерей.

— А ты уверен, что пленница — женщина?

— Я сам её в глаза не видел! Мне плевать, кто она… что она… или оно! Так сказали служители…

— Ты просто хочешь её использовать.

— А что я должен хотеть с нею делать?! Убей её!

В голосе принца звучали панические нотки. Он был… Он был на грани ужаса и эйфории и уже не мог этого скрывать, несмотря на всё желание держаться с королевской помпой.

Мы ехали молча довольно долго, у меня ноги затекли. Всего несколько дней назад я жила тихой обычной жизнью. А вот теперь… Для Его Высочества моя жизнь ничего не стоит, мсье Латеролю верить нельзя. Может быть, всё это только розыгрыш? Килька нацепила на себя куски кошачьей шкуры, вампир намагичил огненный барьер, а сожженная женщина была всего лишь куклой из какой-то особой глины.

Кисловатый привкус попробованной крови вампира стал отчётливее.

Кому я нужна, чтобы так разыгрывать меня? Я никто.

А вот если всё это правда…

* * *

Лавердум оказался миниатюрной крепостью на севере Алхея. Совсем миниатюрной — он был больше дома мсье Латероля максимум раза в два. И слухов о нём, несмотря на всю секретность, за год дворцовой службы я тоже нахваталась немало. Как же: особенная элитная тюрьма, для самых особенных и ценных заключённых. Говорили, что тамошние камеры можно сравнивать с королевскими покоями: роскошь и комфорт, что поваров в Лавердум отбирали не менее тщательно, чем для королевской кухни. Говорили, что палачи там искуснее ювелиров, и под пытками в Лавердуме развязывались языки у немых и открывались глаза у слепых. Потому что в палачи там брали магов. Тёмных магов, естественно.

И пусть сейчас я входила туда не в качестве жертвы, мне стало жутко. То, что я слышала о тёмной магии раньше, казалось сказками, но в доме мсье Латероля я убедилась, что сказки порой уступают реальности. При том, что убежище вампира само по себе не пугало, а жить среди мёртвых оказалось… не так уж страшно, как это легко признавали и они сами. Всё то же самое. Только душа не болит…

В отличие от проклятого дома Латероля, Лавердум вполне соответствовал общему архитектурному стилю Льерии и напоминал скорее храм, нежели тюрьму. Однако в отличие от храма в этом здании с двумя высокими шпилями и множеством внешних расширяющихся кверху и книзу колонн, издалека напоминавших кости, окон не было вовсе. Не знаю, как была налажена система вентиляции, впрочем, уверена, заключённым и их надзирателям и мучителям не грозила смерть от удушья.

Внутри действительно оказалось свежо и прохладно. И светло. Свет был рассеянный, тусклый, но заливал всё центральное помещение. Я задрала голову и увидела спутанный сгусток переплетённых сверкающих трубок где-то высоко в основании шпиля, но задавать неуместные вопросы побоялась.

Я не зря подумала о сходстве с храмом: здесь и был маленький, устремлённый к небесам храм. Алтарь, молильные скамьи, иконы с изображениями простых богов и Всеблагого создателя с выжженными глазницами: в противном случае, как втихаря судачили злые языки, коих было немало, мог ли он быть Всеблагим, если видел наяву тех, кто поклоняется ему, их пороки и горевания?

Кто здесь молился? Обречённые на смерть или вечное заключение, выпрашивая милость создателя, или их палачи, уговаривая о прощении?

Стражники склонились на одно колено перед Его Высочеством, но тут же упруго поднялись, трое проследовало с нами, услужливо открывая бесчисленные двери: задняя часть Лавердума оказалась настоящим лабиринтом. Мы шли и шли, и я уже не понимала, углубляемся мы вниз, уходим дальше или кружим на относительно небольшом пространстве, раз за разом проходя совершенно одинаковым проходы мимо совершенно одинаковых дверей.

А если меня принесут в жертву пойманной Золотой? Возможно, её надо будет как-то задобрить, чем-то кормить… кем-то.

А если она устроит пожар, успеем ли мы выбраться и найти выход?

Наконец-то наша маленькая процессия остановилась, когда я почти уже запыхалась. Латероль выглядел невозмутимым и сумрачным, Алтерей скорее пыжился, делая вид, что полностью контролирует ситуацию. Но так ли это было на самом деле?

— Что ты от меня хочешь? — наконец спросил Латероль. — Формулируй конкретнее.

— Сколько их. Чего они хотят. Как их уничтожить, — как-то неуверенно пробормотал принц. Тряхнул светлыми прядями. — Приказываю тебе выяснить способ уничтожения Золотых, цели их нападения, численность и место обитания.

— А если она не знает?

— Выяснить всё, что знает. А потом уничтожить.

— Всё-таки уничтожить?

Принц сглотнул. Лабиринт Лавердума тоже освещался не свечами, а странными сияющими трубками, проложенными вдоль земляных полов и потолков. Мне и хотелось коснуться их, и было страшно обжечься, хотя свет казался совсем холодным.

— Уничтожь. Не думаю, что с монстрами возможны какие-либо сделки.

— Монстрами? — почти насмешливо переспросил Латероль. — Ты, кажется, говорил о женщине.

— Одно другому не мешает. Ты понял приказ?

— Чего тут не понять.

— Иди. Выполняй.

— А ты не боишься, что можешь потерять меня? Так во мне уверен? — хмыкнул вампир, снял свой цилиндр, повертел в руках и снова водрузил на голову.

— Больше, чем в себе.

Принц развернулся и резко пошёл прочь, сопровождаемый одним из стражников. Лица двоих оставшихся слегка дрогнули, но они безропотно открыли перед нами дверь, за которой обнаружилась… ещё одна дверь.

— Тебе интересно, как здесь устроен свет?

Еще одна дверь открылась и закрылась за нами.

— Мне интересно, зачем я здесь.

Еще одна дверь.

— Чтобы разговорить Золотую своей человеческой кровью, — громким шёпотом ответил Латероль. — Но теперь, когда у нас есть ещё два тела, это вовсе необязательно.

— Это обнадёживает, — кивнула я и посмотрела на стражников. Один из них прикусил губу, другой отвернулся. За пятую дверь они не пошли, её закрыли за нами.

— Трусы, к тому же совершенно без чувства юмора, — резюмировал мсье Латероль. — А ты молодец, Кнопка. Тебе бы сейчас сопли на кулак наматывать, а ты идёшь, как ни в чём не бывало, храбрый маленький оленёнок.

Шаг четвёртый

За пятой дверью оказалось тёмное пространство, довольно просторный зал с каменным полом и стенами, сразу же наведший на мысли о каменном мешке, запертые в коем узники обречены на мучительную смерть от нехватки воздуха и удушья. Никаких окон, разумеется: мы находились под землёй. Мелькнула страшная мысль, не решил ли Его Высочество Алтерей подобным образом избавиться от своего опасного и строптивого в душе прислужника, и сразу сдавило грудную клетку, голова закружилась и стало нечем дышать.

А есть ли у вампира душа?..

— Не дрейфь, Крапинка, — спокойный голос Латероля вывел меня из неуместной паники, я вдохнула и поняла, что здесь дышится так же легко, как и наверху, даже чувствуется какой-то лёгкий цеточный аромат. А вот стены и неожиданно высокий потолок давили. Единственный источник света — маленькая свеча в чугунном подсвечнике, заляпанном воском, стоящая на полу у стены в паре метров от нас. Непроизвольно мне захотелось заняться привычным и нормальным делом: отскрести воск. Не мне же заниматься допросом жуткого монстра! Почему бы и нет? Лишь бы с ума не сойти от мыслей о сближающихся, смыкающихся стенах и опускающемся под воздействием массы земли и здания потолка. И я нагнулась, взяла свечу и, за неимением чего-то лучшего, принялась пальцем ковырять присохшие восковые капли.

— А ну-ка, дай сюда. Тоже мне, чистоплюйка нашлась, — пробурчал вампир, отобрал у меня подсвечник и медленно двинулся вперёд. Я постояла у стены, пытаясь разглядеть, есть в комнате что-то или кто-то кроме нас, и вдруг испугалась до одури: а ну как дверь сейчас откроется и стражники втолкнут к нам яростного смертоносного Золотого, прямо на застывшую около двери меня! Так что пришлось шустрой рысью проследовать за Латеролем, как бабочке, на свет его свечи.

— Подержи-ка, — так же бесцеремонно он опять сунул мне свечу, опустился на колени перед какой-то грудой тёмного тряпья. А я вдруг увидела, что у стены стоят рядком ещё с пяток подсвечников. Устремилась к ним, выковыряла утонувшие в воске фительки и принялась зажигать , то и дело обжигаясь расплавленным воском, до ужаса боясь того, что мой неверный выдох может погасить единственный источник света.

— Мне нужен свет! — раздражённо сказал вампир. — Не дрейфь, кому сказал, она безопасна… «Мы не умеем их убивать!» — зло передразнил от принца. — Зато многое другое умеют запросто…

Из того, что я приняла сперва за кучу тёмных тряпок, служивших узникам Лавердума постелью, торчали тонкие босые женские ступни.

* * *

Мсье принялся осторожно распелёнывать, разворачивать тёмную груду, а я настолько засмотрелась, не веря собственным глазам, что едва не подпалила свечой платье. То, что я приняла за тряпки, оказалось крыльями, огромными тяжёлыми крыльями. Латероль пыхтел, расправляя и стаскивая неестественно изогнутую птичью конечность с тела. Птичью ли? Во всяком случае, в полумраке мне показалось, что они покрыты чёрными перьями. Заляпанные воском фитили горели плохо, да и воск был дешёвый, скверный, отчего свечи трещали и чадили… Я решилась и подошла ближе, наклонилась, пытаясь разглядеть лицо поверженного создания. Кажется, крылья, заменявшие её руки, были переломаны, я увидела окровавленную обломанную белую кость, торчащую из перьевого покрывала. Наверное, увидь я что-то подобное днём, в нормальном человеческом месте, в нормальном человеческом теле, закричала бы, убежала, но здесь существо казалось нелепой сломанной игрушкой, не больше.

— А-а! — коротко взвизгнула я, разглядев среди перьев бледное, вполне человеческое лицо с закрытыми глазами, подсвечник выпал из рук, ударился о пол, свеча погасла.

— Не ори, — отмахнулся Латероль, он даже не вздрогнул, хотя грохот упавшего на камень металлического подсвечника был невообразимым. — Лучше пробегись, посмотри, нет ли ещё свечей.

Я вцепилась для опоры в сырую на ощупь каменную стену. Собственно, лицо было как лицо, никакого птичьего клюва или иных непотребных Всеблагому создателю уродств. Вот только начисто спалены брови, на лбу крестообразный багровый шрам, а тонкогубый бескровный рот грубо зашит толстой суровой нитью.

— Оно же мёртвое! — вырвалось у меня, обыскивать залу не хотелось. То место, которое у существа я определила, как грудь, кажется, не вздымалось, впрочем, зрение могло сыграть со мной дурную шутку. — Вы хотите оживить его, как… своих слуг?

— Слуг не я оживлял, это всё проклятый дом, — отмахнулся вампир. — Она жива, просто очень ослабла, потеряла много силы. Калёное в храмах Всеблагого создателя железо пакостно скверно действует на таких созданий. Эти храмовники хоть по верхам, но своё дело знают.

Его деловой, спокойный и даже немного печальный голос, словно в аудитории научного лицериума, привёл меня в чувство.

— Оно порождение бездны?!

Вампир тихонько засмеялся.

— Если пресловутая бездна и порождает нечто живое, дышащее и движущееся, то что ему делать в нашем убогом мире? Нет, это плоть от плоти высокошпильной Льерии, человек, обретший небывалую силу, потребовавшую соответствующей трансформации тела, не без применения тёмной магии, разумеется. Такой сильной магии не вместиться в обычном человеческом смертном сосуде. Она жива. Она восстановилась бы и так, без дополнительного вмешательства, у этих существ очень развита регенерация, но от нас с тобой ждут совсем другого…

Я поняла от силы треть сказанного, но на всякий случай кивнула несколько раз.

Из кармана мсье Латероль извлёк кинжал, и я невольно попятилась, представив, как он сейчас будет вырезать дево-птице сердце или что-нибудь в этом духе. Однако он всего лишь разрезал стягивающие рот нитки, завозился, вытаскивая их, а у меня будто бы желудок толкнулся в горло.

— Как у тебя, крепкие нервишки, курочка? — хмыкнул Латероль. — Или только под ногами путаться годишься?

— Почему «курочка»? — разозлилась я, зато тошнота вдруг прошла и в голове прояснилось.

— Потому что пеструшка. Слушай… У нас мало времени. Двуногие твари довольно проницательно сломали ей крылья, без них она мало что может. Я могу её подлечить. Но понадобиться твоя помощь.

— Подлечить?! Вы же должны её убить?!

— Думал спросить тебя об этом.

— Очень смешно!

— А я не шучу. Что мне с ней сделать, Кнопка?

Не знаю, чему я удивилась больше: тому, что он так серьёзно спрашивает меня о подобном или тому, что он наконец-то вспомнил моё настоящее прозвище.

Шаг пятый

— Ну… — осторожно сказала я. — Допросить или… убить? Вы же, насколько я понимаю, служите Его Высочеству Алтерею и выполняете его приказы, верно? А он сказал, узнать все сведения и уничтожить, так ведь?

— Служу… — с непонятной интонацией отозвался Латероль. Наклонился и принялся вытаскивать остатки нитей из изуродованного рта. Я отвернулась. — Служу и должен выполнять приказы, верно. Кроме того, убить это подлое создание было бы с любой точки зрения правильным поступком. В какой морально-нравственной системе не оценивай — правильным.

Про систему я не поняла, однако вампир, очевидно, ждал какой-то моей реплики — не потому, что моё мнение его интересовало, а потому, что он колебался, и эта его неуверенность была мне непонятна. Ему требовалась поддержка — и это было так странно.

— Вы не хотите убивать? — предположила я. — Не хотите лишать жизни живое разумное существо, каким бы опасным оно не было бы?

Вампир засмеялся — глухо, безрадостно.

— Я много раз лишал жизни живые разумные существа. Людей, чья смерть давала мне силы для определённых ритуалов… и не только. Много, много раз. Не считал, сколько. Государственных преступников и ни в чём не виноватых людей. Та девушка, магна которой помогла отогнать Золотых от Ахлея… Это была хорошая девушка. Чья-то дочь. Чья-то любимая.

— Магна?

— Сила, основанная на эманациях насильственной смерти. Тёмные маги оперируют магной, светлые — этэей. Этэйя находится в самом маге, плоть от плоти его… Вот золотые — светлые маги. Огонь, который сжигает города — материализованная этэйя.

От неожиданности я открыла рот.

— Но как же…

— То, что все они вымерли? Ложь, я же говорил. Не все.

— Но они же…

— Хорошие и добрые, творящие добро направо и налево? Тоже ложь, основанная на стереотипах. Тьма — зло, свет — добро… Золотые несут свет, разве нет? — он снова засмеялся, точно заухала в ночном болотистом лесу неясыть. — Несут…

— Вы не хотите убивать Золотую, потому что она… тоже маг? Как и вы?

Я переборола себя и посмотрела в лицо крылорукой твари. Чёрные прорехи от иглы вокруг бескровных губ остались, но в остальном лицо было… обычным. Тонкие черты. Светлые волосы, спутанные, мокрые и грязные. Человеческие ноги. Два крыла, оканчивающиеся каким-то подобием кистей рук с нечеловеческими когтями, длиной каждый в мой палец.

— Я не хочу убивать именно эту Золотую, — вдруг сказал Латероль, нехотя, и в то же время искоса поглядывая на меня, ожидая реакции.

И реакция последовала, разумеется.

— Вы её знаете?!

Латероль сел прямо на пол, скрестив ноги, засунул руку в карман, извлёк свёрнутый трубочкой бумажный лист. Засунул руку в другой карман, достал горстку бордового порошка, высыпал на лист, ловко закрутил самокрутку, которая тут же начала тлеть сама собой с одного конца, источая тонкий ненавязчивый и почему-то древесный аромат.

Я подумала, постелила плащ и опустилась на пол тоже.

— Знал. Её зовут Зои. Впрочем, не уверен, что она сохранила прежнее имя. Её звали Зои, когда она была человеком.

— Человек может стать… вот этим вот?! — с ужасом спросила я.

— А ты думала, почему кругом столько лжи? Чтобы очередь не выстраивалась. Но я неправильно выразился. Она выдавала себя за человека.

Я ещё раз посмотрела в обескровленное лицо, отмечая новые детали. На висках темнели отнюдь не волосы — крошечные чёрные пёрышки. Единственное заметное ухо заострялось кверху…

— Очередь? Чтобы стать таким жутким монстром?

— Этэйя неконтролируемо выплёскивается всего лишь примерно раз в десять лет. Всё остальное время они живут вполне полноценно. Никаких болезней, долгая жизнь, могущество…

— А где они живут?

— Обособленно, — обтекаемо ответил Латероль. — Замкнутая тайная община. Если бы их месторасположение было бы известно, во мне сейчас не было бы необходимости.

— И что даёт им это могущество?

Вампир приподнял брови.

— Что ты имеешь в виду?

— Богатство, доступ к королевскому двору, доступных женщин или юношей, титулы… Всего этого в тайной общине нет.

— Дурында, зачем им это всё?! Сама подумай. Маленький отряд Золотых может запросто сжечь всю высокошпильную Льерию вместо с королём и всем его двором.

— Тогда… зачем?

Латероль посверлил меня глазами. Хмыкнул.

— Ну, да, необразованной поломойке не объяснить. Могущество, Клэри, оно пьянит и окрыляет — не только в прямом, но и в переносном смысле. Доступ к знаниям…

Было обидно, но на правду обижаться не стоило. И я бы не обиделась, скажи эту правду… ну, например, Его Высочество Алтерей. А вот из уст вампира слышать эту правду было отчего-то неприятно.

— Разве не естественно тратить имеющуюся силу, а не копить? На удовольствия или, может быть, на помощь дру…

Чёрное крыло вдруг шевельнулось, а я почувствовала, что у меня все волоски на теле дыбом встали. Отшатнулась.

— Со сломанными крыльями она не опасна, — устало сказал Латероль. — Не трясись.

— Но если вы… если вы вылечите её…

— Риск есть. Мы расстались не очень-то хорошо. Сказать по правде, она та ещё сука.

— Но…

— Я знаю, как её убить, — Латероль встал на колени и по-кошачьи вытянулся, едва ли не принюхиваясь… Знаю. Более того, если я не сделаю этого, то вроде как нарушу приказ… А если сделаю, Алтерей может отдать мне ключ.

— Ключ?

— Ключ от дома, Кнопка. У любого дома есть ключ, даже у проклятого.

— Как вышло так, что вы… что вы вообще выполняете его приказы? — неуверенно спросила я. — Вы же маг! Почему у тёмных магов нет, ну… тоже своей замкнутой обособленной общины или чего-то такого?

— А с чего ты взяла, что нет? Просто мне туда путь закрыт. Я заперт.

— Где?!

— В доме, — Латероль вдруг дёрнул меня на себя, я не удержалась — силищи в нём было немеряно. Лопатки коснулись пола, а мужчина навис надо мной, вроде и не касаясь, но и не давая возможности вырваться, ускользнуть

— Пустите! — против воли я покосилась на крылорукую, скосив глаза до боли. А ну как откроет глаза и решит, что я мешаю их счастью?!

Рука вампира легла мне на щёку, острые ногти довольно чувствительно касались кожи.

— Я был дурак. Молодой дурак… почти двадцать лет прошло, уж не знаю, поумнел ли. Зои было девятнадцать лет на вид… она была прекрасна, юна и очень амбициозна. Любовница Его Величества Варла III.

Я перестала дёргаться и коситься, ошеломлённо уставившись в глаза вампира, забыв о своей неудобной двусмысленной позе.

— Ты самая возлюбленная..? Не-жена, о которой вы говорили?!

— Верно.

— Которую вы не смогли вылечить? Разве она не умерла?

— Я хотел получить тот дом, — тихо сказал Латероль. Лицо его было странным. Свечи горели, тени метались по стенам, глаза вампира то и дело вспыхивали красным. Мне показалось, или он смотрел на лежащую на полу меня как-то слишком уж пристально — и снова ощутила холодок по всему телу, почти такой же, как при виде шевельнувшейся твари. — Хотел получить тот дом. Хотел больше силы. Ключ был у Варла, моего… тогда ещё не хозяина. Скажем так, приятеля и работодателя.

— Ничего не понимаю, — призналась я.

— Варл влюбился в Зои как мальчишка. Она была гувернанткой его двенадцатилетнего сына, слишком юная, конечно, но Алтерей уже тогда был той ещё занозой в за… занозой, пожилые почтенные дамы, его учительницы и гувернантки, то и дело хватались за сердечные капли. Королева решила сменить тактику и наняла сыночку юную красотку, недалеко ушедшую от него по возрасту, рассчитывая, что охламон подружится с ней, раз уж возраст, знания и опыт не внушали ему почтения. Так оно и вышло… Королева просчиталась только в одном: с красавицей подружился ещё и дорогой супруг.

— Как же Его Высочество не узнал её сейчас?

— Её бы мать родная сейчас не узнала, — хохотнул Латероль. — Как же она была тогда хороша…

Ладонь вампира скользнула по моей щеке, палец прошёлся по скуле, подбородку, коснулся шеи. Глаза вспыхнули красным.

— Эй, — сказала я. — Руки уберите!

Латероль моргнул.

— Какие?

— Свои! Уберите свои руки от меня!

— От тебя?! — он посмотрел на свою руку с таким видом, словно та отчего-то решила действовать самостоятельно, не спросив хозяина о правомочности своих действий.

— От меня, необразованной поломойки, гибрида звёздного неба и заплесневелого сухаря, — отчеканила я, чувствуя себя в точности как тогда, когда в качестве наказания за разбитый кофейник Хайгон заставил нас с Алисией мыть окна на третьем этаже. Страшно, и в то же время высота манит шагнуть вперёд.

— Колючая, храбрая, хоть и дурёха малолетняя, — вампир фыркнул. — Звездное небо, ну-ну. А ну как укушу?

— Куда?

— Куда-нибудь… Сюда, — он погладил чуть тикающую на шее жилку.

— Фонтан кровищи будет, — шёпотом ответила я. — Очень сильный напор. Неприятно пить, наверное…

Латероль снова фыркнул.

— Глупая, но забавная. Всё равно ведь укушу.

— Почему?

— Потому что, — он отсел от меня, позволяя подняться и отползти. — Чтобы восстановить Золотой крылья и при этом удержать её в узде хотя бы четверть часа мне потребуется слишком много силы, малышка Клэри.

— Вы так и не закончили свой рассказ… — бежать было некуда, а тени в углах и так и не пришедшая в себя Золотая всё равно пугали больше.

— Что именно тебя интересует?

— Если Зои была… гм… возлюбленной короля, то как с ней познакомились Вы? И как она стала Золотой?

— Что ж… да, пожалуй, — Латероль вытер рот тыльной стороной ладони. — Буду предельно краток, и так заболтались... Мы с Варлом приятельствовали, иногда я выполнял его просьбы, если они приходились мне по нраву. Иногда, да. И девчонку эту видел, она с Алтереем чуть ли не за ручку везде бегала, худенькая, смешливая… Мне-то ещё ребёнком сущим казалась, как и её воспитанник. Алтвечно вокруг крутился, очень уж ему хотелось магии выучиться: фокусы, чудеса… Объяснял же, чем за это платить приходится: духом и плотью, а чаще — чужими жизнями. Не верил, не понимал. Обижался ещё, когда я его подальше отправлял. В тот день Варл пригласил меня прийти, а сам задержался, дело обычное, как-никак король, не лавочник. Я ждал его в жемчужной гостиной, и тут — девчонка эта. Вся красная, в слезах, глаза опухшие, но странное дело, всё равно смотришь — и глаз радуется. Платье на пару пуговок ниже расстёгнуто, грудь натянула ткань. И не смотрит на меня, не видит, думаю. Подбежала к окну, занавеси в сторону, створки дёргает, и уже ножку ставит на карниз, а ножка стройная-стройная, чулок белый, кружевной, и полоска кожи над ним…

— Хомяк, — зло процедила я.

— Что? Это почему?

— Потому что похотливая скотина и мозга, как у всякой скотины, с гулькин нос. Обещали коротко, а сами?

— И рад бы возразить, да нечего, — Латероль скорчил какую-то гримасу. — М-да… Я, естественно, перехватил деву в полёте, груди в ладонях смял, запах волос вдохнул полной грудью… Ладно, — внезапно отставил он глумливый тон. — Твоя правда. Повело меня тогда. Женщины меня боялись, а силой… не хотелось мне так, понимаешь? Не было у меня женщины давно… Да, куда тебе понять, видно же — недотрога и неженка. Она была… как ветер в поле. В пшеничном поле, полном васильков, вот какая. Ладно, не умею я красиво.

— Она изменяла королю… с вами?!

— Откуда такой скепсис и такой цинизм, лялька? Зои жаловалась, что король её принудил, а она не смогла отказать. Первый раз — не смогла, не отбилась просто, а дальше… У неё родители пожилые и брат на военной службе, да и куда порченой податься? Король таки, кому пожалуйся — тебе ж пальцем у виска покрутят. В общем, поверил ей от и до. Ну а как не поверить, когда глаза эти голубые слезами наполняются, а сквозь ткань платья восхитительно просвечивают…

— Болтаете, как баба базарная, даром что вампир!

— Мы стали любовниками. Она лепетала, что никогда и ни с кем так, как со мной, и ни в какой сравнение, сама понимаешь. Просила защитить… Ей не к кому было обратиться и всё такое. Ну, женатый, ну, старше вдвое, так ведь король. А я был очарован, как никогда прежде.

— Давайте ближе к делу!

— Ближе… я ревновал, злился, сочувствовал, но просто придушить старика не мог. Не потому, что друг, а потому, что уже тогда находился здесь не просто так. Был связан с Варлом одним давним ритуалом, согласно которому не мог причинить ему прямой вред. Сам по себе он был слаб, как и любой человек, зато в руках у него было множество полезных артефактов. Я согласен был потерпеть его нелепые приказы и наступить на горло собственной гордости, потому что в те времена мечтал о силе, настоящей силе. И надо сказать, Зои была со мной согласна. Не стоит торопиться, говорила она. Надо всё продумать, надо сделать всё по уму. Мне бы прислушаться к тому, как вкрадчиво она лепечет, присмотреться, как быстро высыхали её слёзы, когда я начинал рваться в бой, как жадно блестели глаза, когда я рассказывал ей об артефактах, но… влюблённые тупы и слепы, моя дорогая Кнопка. Никогда не влюбляйся, слышишь?

— Зачем Зои были нужны артефакты? Ведь их могут использовать только маги?

— Зои и была магом, — грустно улыбнулся Латероль. — Мне бы проверить всё от и до… А я… Родители, о которых она болтала, были всего лишь её опекунами. Она происходила из рода Золотых, потомственных, высшей касты, чей род шёл напрямую от богов. Ну, да я и вправду тебя утомил. Мы разработали план, тогда мне казалось, что он гениален. Он и был гениален в некотором роде, вот только я не знал, что являюсь не исполнителем, а всего лишь незначительной деталью. Думал, сорвать двойной куш… Не беги за двумя лисами, Кнопка.

— А что за план?

— Больна она не была. Я дал ей одно хитрое снадобье… между нами говоря, редкость страшная, не имеет антидота… Ну, это средство такое, позволяющее действие яда отменить. Откуда ж мне тогда было знать, что ей такой яд что слону дробинка…

— И такая… такое сильное существо не могло избавиться от короля?

— Разумеется, могла. Ей вовсе не было девятнадцать, на самом деле, около восьмидесяти, они же не стареют. Опытная хитрая стерва. Но проклятие, заставлявшее её нестареющее прекрасное тело корчиться в муках насильственной неконтролируемой трансформации и выплеска этэйи каждые десять лет… Они искали спасения. Искали старые книги, закрытые общины, тайные храмы, древние артефакты… У Варла Льерского были неплохие тайники, я уже говорил. На многих из них лежали такие охранные заклятия, что даже Золотые обломали бы зубы. В общем, я собирался освободить Зои… Но не только. Увы, если ты уже представила меня с разжиженными от страсти мозгами, утекшими в штаны… Что ж, ты в чём-то права, но лишь отчасти. За спасение королевской любовницы я хотел получить ключ от дома, Клэри. Проклятого пепельного дома, который я мог бы покидать, когда мне вздумается — а это под силу лишь хозяину ключа. И поскольку был уверен в успехе…

— Вы опрометчиво дали клятву подчинения?

— Я опрометчиво зашёл в дом, не имея ключа. Был уверен в успехе… якобы варил лечебное зелье. Пять человеческих жертв, Клэри. Все смертники, но… А она якобы умерла. Девка обманула нас обоих. Я стащил для неё пару артефактов, ещё до того, как вошёл в дом. Она не собиралась убивать Варла, и моя жизнь тоже была ей безразлична. Варл пришёл ко мне, я до сих пор помню, как дрожал кончик его длинного носа. «Сатанинские потроха тебе, а не ключ», — выкрикнул он. Вместо потрохов было кое-что другое, Клэри, не для твоих невинных ушек. О нашей связи он узнал — сукин сын Алтерей нас выследил и донёс папаше. Варл поклялся, что я буду пленником дома вечно — ключ он передаст сыну, и так многие долгие века. Кто бы знал, что я встречу Зои здесь… вот так. Кто бы знал, Клэри. Даже смешно, что Алт позволил мне выйти ради… из-за неё.

— Но… если так… Не надо её спасать? — осторожно предположила я. Ни голос, ни выражение лица мсье Латероля мне не нравились. — Она же предала вас. Подставила.

— Так-то оно так, Кнопка…

Он оказался за спиной так быстро, что я не успеха вдохнуть. А потом почувствовала острый, но совсем не болезненный укол где-то под правым ухом.

Шаг шестой

Ничего особенного со мной не произошло. Я не билась в мучительных судорогах, боль так и не пришла. Накатила головокружительная слабость, а ещё от прикосновения горячих губ, которое ощущалось более явно, нежели сам укус, тепло прилило к низу живота, сладко скручивалось спиралями в запястьях. Руки вампира мягко легки на грудь, пальцы выписывали спирали, и от этого совсем неуместно захотелось зажмуриться, бесстыдно откинуть голову назад, открывая доступ к телу.

А потом вспомнились слова вампира «груди в ладонях смял, запах волос вдохнул…» — и стало безумно противно и от собственной слабости, и от жаркого желания, пусть и наведённого магическим путём.

— Кому говорю, руки уберите, — просипела я.

Он повиновался, а я почему-то не почувствовала облегчения. Преодолевая головокружение встала, опираясь спиной о стену, посмотрела на вампира — тот склонился над поверженной Золотой. Поднял её крыло — огромное, когтистой культяпкой едва ли не до потолка достающее. Я услышала мерзкий костяной хруст — вампир ломал неправильно сросшиеся кости, выдёргивал и отбрасывал прочь обугленные чёрные перья. Аккуратно, вытягивая, выпрямляя, точно собирая детскую головоломку, уложил на полу заново изломанное крыло, принялся за другое. Тут я увидела, что тело девушки, мягко говоря, полностью лишено одежды, и разозлилась ещё больше. Ну, зачем её лечить?! Блудня какая-то, мало того, что тварь.

Время шло, но если за разговорами с Латеролем оно бежало незаметно, то сейчас ползло, спотыкаясь на каждом шагу, падая и разбиваясь. Я сползла по стене, потёрла шею, ожидая нащупать место укуса — но ничего не было, кожа была гладкая, чистая.

Тогда я подтянула колени к груди и снова стала наблюдать за Латеролем и Золотой.

Как в прошлый раз, на ритуале, отгонявшем соплеменников Зои, он надрезал ногтем собственную кожу, подушечку пальца, поднёс к губам Золотой, а потом ещё раз надрезал, ладонь, крест накрест. Но кровь не полилась, не закапала — задымилась густым серо-фиолетовым дымом.

Захотелось пить, горло пересохло, а скоро и другие человеческие потребности дадут о себе знать…

По чёрным перьям крылорукой пробежала огненная искра. Я моргнула, но нет, не показалось… Ещё одна и ещё… я едва успела на корточках отползти подальше: крылья взметнулись вверх, искры разлетелись, а перья то алели, то золотились, точно тлеющие угли, на которые подул ветер. Я смотрела, ожидая чего-то страшного, чего-то жуткого, но всё закончилось куда быстрее. Неожиданно перья стали бледнеть и словно втягиваться внутрь костей с неприятным чмокающим звуком, будто кто-то жадно всасывал воду. Я вытянула шею и смотрела, как самым невозможным образом от крыльев скоро остались только уродливые тёмные кости с неким подобием пальцев на концах, похожие на пучки корней. Вскоре и они посветлели, выровнялись…

Голая девушка, свернувшаяся клубком на полу темницы Лавердума, казалась совершенно обычной. Хрупкая, тонкие запястья и щиколотки, трогательно выступающие позвонки.

Латероль смотрел на неё, как и я. А потом отвёл глаза, поднял с пола мой плащ и накинул, скрывая наготу Золотой Зои.

* * *

Даже в человеческом обличии, таком безобидном и почти трепетном, она пугала меня. Мы подождали ещё немного — вампир скрутил вторую самокрутку, сунул её в рот. Горьковатый аромат трав только усиливал слабость.

— А дальше что? — спросила я. — Допьёте меня? Что-то ваша любовница всё ещё валяется мокрой занавеской.

— Не стони, Кнопка, — он только отмахнулся. — Я и взял-то чуток… с тебя не убудет. Молодая… голова покружится немного, да и всё. Вкусная ты.

Из-за расфокусированного зрения сперва я не поняла, что девушка под плащом пошевелилась. Волосы высохли и оттого стали казаться светлее. Отсутствие бровей и ресниц, пожалуй, портило несомненную природную привлекательность её лица, как и затянувшиеся ранки от проколов иглой, прикрытые бордовыми коростами.

А ещё у неё были очаровательные золотистые веснушки. Аккуратная россыпь вокруг точёного носика — не моя ряботня, конечно, но всё же.

— Ты? — сказала она, голос был почти такой же хриплый и слабый, как у меня. — Всеблагой создатель, ничего не помню…

— Могу напомнить, — преувеличенно любезно сказал Латероль. — ещё день назад ты, как обезумевшая фурия или феникс с ложкой деревенского хрена прямо в заднице, носилась над шпилями Ахлея, расшвыривая сгустки огненной этэйи направо и налево.

— Прибытие… — пробормотала она. Села, натягивая плащ на голые плечи. — Точно.

— Но ты умудрилась даже тут накосячить, милая. Врезалась в храмовый купол, попала в жадные лапы местных храмовников, только и мечтающих нацепить твои аппетитные округлости на шампуры…

— Это Лавердум? — девушка не обратила внимания на болтовню, выражение на её лице было скорее сосредоточенным, чем испуганным или злым.

— Точно. Твой новый дом, милая.

— Мне нужно выбираться отсюда.

— Да что ты?!

Девушка поднялась, покачнулась.

— Ты здесь что делаешь?

— Надо же, заметила! Мы девятнадцать лет не виделись, дорогая. Я рассчитывал на более тёплый приём. Кстати, если бы не я, ты до сих пор валялась бы дохлой кучей перьев.

— Я рассчитывала, что шавка Льерских королешек до сих пор сидит в своей будке, — Зои вдруг оскалилась, и хотя зубы у неё были самые обычные, без клыков, улыбкой назвать этот оскал было никак нельзя. — Отпустили погулять за примерное поведение?

Ой, ду-у-ура. Мне захотелось съёжиться ещё больше — в темнице стало ощутимо жарче.

— Отпустили убить тебя, милая. Радует, что ты нисколько не изменилась. Это необыкновенно мотивирует.

— А вот ты ой как постарел, Лат. По глазам видно. Хотел бы убить — убил бы. Что тебе нужно?

— Узнать пару моментов. Хотел посмотреть, во что ты превратилась за эти годы, Зо. Точнее, во что тебя превратили.

Девушка раздражённо передёрнула плечиками. Обвела взглядом просторную камеру. Она держалась спокойно, словно совершенно не боялась Латероля с его утомительно претендующей на сарказм болтовнёй. На её месте я попыталась бы вести себя поспокойней, не провоцировать, может быть, подавить на жалость, разобраться сперва, что произошло...

— Я отвечу на твои вопросы, какие сочту нужным, а потом уйду.

На мой взгляд, восстанавливалась она опасно быстро. Бледность уходила с лица, а поза стала устойчивой. В этом тонком теле чувствовалась сила. Я вспомнила, как стремительно втягивались под кожу перья: где они, интересно, сейчас? Внутри?!

— Как ты уйдёшь? — Латероль скрестил руки на груди. — Ты одна. Потеряла много сил. Здесь стены толстые…

— Не твоя печаль. Что ты хотел знать? — пальцы её обвели вокруг рта. — Твоя работа?

— Служителей храма. Крылья поломали, рот зашили, калёным железом проткнули, всё, как положено. Даже жалко было портить чужую работу.

— Спасибо, благодетель, — передёрнула она плечами. — Спрашивай. А потом, когда я буду уходить, постарайся выжить.

Мне вдруг подумалось, что всё может закончиться не самым худшим образом. Без драмы и сражений. Латероль выяснит места обитания Золотых и их численность, как приказывал ему принц, а потом девица исчезнет. Раствориться в воздухе или пройдёт сквозь стены, кажется, она совершенно уверена в том, что не останется здесь надолго. Его Высочество, конечно же, будет в бешенстве, полютует, но что поделаешь? Не убьёт же он вампира, с такой лёгкостью отогнавшего Золотых…

А потом… что потом? Латероль вернётся в свой проклятый дом. Ему не отдадут ключ за сбежавшую Золотую. Но какое мне-то должно быть до этого дело? Жалеть вампира совершенно не за что, нужно подумать, что будет со мной. Меня — освободят? А если нет?

Отчего-то эта мысль не вызвала естественного отторжения, страха. Обеды в компании мёртвых слуг, только приготавливающих еду, проглотить которую они не могут… Я так многого ещё не знаю о них! И маленький рысёнок, приходящий спать в моих ногах. А ещё магия. И поцелуи… Конечно, это всё мне совершенно не нужно. Вернусь в свою прежнюю, простую и свободную жизнь, буду мыть полы и чистить подсвечники в замке…

— Варл пришёл, брызгая слюной, с криком, что ты умерла, — неожиданно сказал Латероль. — Говорил про похороны. Как ты всё это провернула?

— Я провернула?! — резко развернулась Зои. — Это всё ты! У нас был уговор. Уговор, который нарушил именно ты! Зачем ты изменил состав и дозировку?!

— Я ничего не менял!

— Да что ты?! Речь шла о сонливости, слабости, понижении температуры тела, сыпи и прочем, а я чётко соблюдала договорённости. Но то, как меня скрутило тогда… Если бы я не была Золотой, я бы действительно сдохла. А я тебе верила! И Варл верил… он вливал в меня твоё пойло даже тогда, когда я уже говорить не могла! Боль и паралич, как тебе это нравится? Я не могла двигаться, а изнутри словно выжигало… А потом я пришла в себя в гробу. Под землёй! Варл меня похоронил! И закопал глубоко…

Они стояли друг напротив друга, буравили взглядами, а я боялась вдохнуть лишний раз.

— Врёшь. И всегда врала, — очень спокойно произнёс Латероль.

— В чём? В том, что принадлежу к Золотым? А ты бы трепался о таком налево и направо?

— Мне ты могла сказать.

— Тебе? Связанному клятвой с Варлом? Ты сдал бы меня ему, трусливая мразь. Думаешь, я не знала о том, что ты не можешь причинить ему вред и открываешь рот только по его указке? Сказала бы, если бы могла доверять. И счастье, что не стала.

— Ты в душу влезала без мыла! Сплошная ложь. Ах, бедная-несчастная, братик голодает, мамочка больна, папочка инвалид войны, лишившийся государственной пенсии…

— Да что бы ты понимал! Мои родители и были такими. Меня воспитали люди, Золотые подбросили им меня. У них тогда был передел власти… А я любила своих человеческих родителей! И не тебе меня судить! Даже сейчас я всё ещё приблудыш.

— Да мне плевать! Я не менял тогда зелье, слышишь?

— Ты меня подставил. Почему?

— Не подставлял! Это ты сбежала, оставив меня один на один с разъярённым Варлом. Варл не отдал мне ключ! Ты спёрла Чашу этэйи и двадцать лет летала в своих горах, а я сидел взаперти! — Латероль яростно пнул лежавшую на полу самокрутку, ароматное облачко взвилось в воздух, я не сдержалась и чихнула.

Вампир и Золотая разом прекратили препираться и оба уставились на меня.

Шаг седьмой

— Это ещё что такое? — брезгливо спросила Зои, глядя на меня, а Латероль махнул головой.

— Не обращай внимания. Привести тебя в порядок было непросто, мне же нужно было чем-то перекусить.

— Твои вкусы остаются неизменными, — фыркнула девушка… если правомерно было так называть столетнюю магичку. — Молоденькое юное создание, смотрящее на тебя с обожанием и ловящее каждое твоё слово… Да, я не рассказала тебе всю правду о себе и да, я собиралась использовать тебя, чтобы подобраться ближе к Чаше этэйи, но быть похороненной заживо и хоронить при этом тебя в мои планы не входило. Надо же. Все эти девятнадцать лет я думала, что ты меня перехитрил, а на самом деле… — она полностью потеряла ко мне интерес и отвернулась. — Ладно, пора выбираться отсюда.

— Зои, мы ещё не всё прояснили.

— На «всё» я и не договаривалась, — она высокомерно повела подбородком. Вытянула голую руку — плащ, скрывающий обнажённое тело, соскользнул на пол, а проклятущий вампир среагировал самым ожидаемым образом: слегонца уронил челюсть, уставившись на неё так, будто голой женщины ни разу не видел! Но Золотая вовсе не собиралась его соблазнять. Вокруг неё воронками закрутились сгустки живого пламени, а из кожи полезли рыже-золотые перья.

Воздух стал ещё жарче. Я прикрыла глаза — девушка будто горела заживо. Возможно, сейчас вспыхнем и мы с Латеролем, и каменный пол, и стены… Но прошла минута, другая — ничего не происходило, и я открыла глаза.

Кажется, что-то явно пошло не по плану.

Недоумённое выражение на искажённом неполной трансформацией лице было почти забавным. Крошечные пёрышки проступили на висках, скулах, шее, уши и даже нос заострились, перья проступили почти по всему телу за исключением пышной груди и впалого живота без пупка.

— Не получается? — учтиво сказал Латероль, не меняя своей небрежной позы. — Какая жалость! А теперь давай всё-таки договорим.

— Ты…

— Я всего лишь заблокировал на время твою трансформацию. Я же знал, с кем имею дело.

— Латероль, — теперь её голос зазвучал мягко-мягко, приглушённо, чарующе. — Помоги мне. Мне нужно выбраться. Я не хочу умирать!

— Да что ты?!

— Мне нужно выбраться отсюда!

— Выберешься. А может быть, и нет. Знаешь, Кнопка, — он вдруг повернулся ко мне, — это беда всех светлых, оперирующих исключительно внутренней этэйей. Им кажется, что если магия в них самих, то и бояться им нечего. Как же, они всегда всё контролируют, никогда не зависят от внешних обстоятельств… Вот только их же тело их и подводит. Говори, Зо.

— Я всё тебе рассказала!

— Расскажи ещё раз.

Девушка прикусила губу.

— Соблазнить Варла оказалось нетрудно. За Чашей этэйи меня отправили наши… несмотря на мой возраст и мои навыки, из-за моего происхождения ко мне всегда относились с недоверием. Я очень хотела выполнить задание хорошо. Мы не собирались идти на прямой конфликт с людьми, особенно сразу после прибытия… Что бы о нас не думали — мы не монстры. Мы никого не хотели убивать специально! Мы искали решение проблемы, когда мы массово теряем над собой контроль… Чаша этэйи позволила бы аккумулировать силу, избавляться от неё, дабы никому не навредить....

— Скажи уж честно — позволила бы подпитаться позже, когда вы массово теряете силу, и требуется время, чтобы её восстановить.

— Можно сказать и так, — кивнула Золотая. — Я должна была добыть чашу у Варла. Мирно, спокойно, без драм… Требовалось всего лишь добавить немного огня его чувствам моей недокончиной! Правда, мальчишка Алтерей всё время крутился рядом, как приклеенный… Алтерей! — она подошла к вампиру, двигаясь гибко, точно оживший ивовый прут. Положила ладони ему на плечи — я заметила, что пальцы у неё тоже неестественно вытянулись. — Это он, да! Он подменил твоё зелье, больше некому!

— Двенадцатилетний мальчишка? — скептически уточнил Латероль. Но не отодвинулся. — Зачем?

— Откуда мне знать?! Не Варл же…

— Не Варл, — эхом отозвался Латероль.

— Помоги мне, — прошептала Золотая едва слышно.

— Ты меня бросила, — сказал он. — Знала про дом, знала про клятву. Оставила подыхать в этом клятом доме, в этой птичьей клетке. И не вспомнила бы, не пришла бы…

Всё так. Даже я, притихшая, сжавшаяся в комок, это понимала отчётливо.

— Я не знала, где ты… Не у Алта же мне было спрашивать! Варл и вовсе стал терять рассудок... Помоги мне, Латероль! Я не ты, я не выдержу клетки… И пытки калёным железом — тоже. Ты не сможешь меня убить. Я не предавала тебя… специально. Это всё Алтерей! Он, наверное, застал меня с отцом… он мать любил, вот и всё. А я выкопалась из могилы и вернулась к своим. Сначала так злилась на тебя…

Вампир молчал, а девушка прижималась к нему — губами, тонкими руками, голой грудью. Наконец, он чуть отстранился от неё, поднял палец и провёл заострённым ногтем по шее.

— Только немного.

Кровь из проколотой яремной вены заструилась вниз, и девушка тут же прижалась губами к шее. Не то целовала, не то слизывала... Кажется, потом зубами впилась.

Это было… отвратительно, и я хотела отвернуться, хотя бы просто зажмуриться — и отчего-то не могла. Смотрела во все глаза.

Перья, лишь на полпальца до этого вылезшие из кожи, затрепетали, словно живая и жадная молодая листва, норовясь вытолкнуться из кожи. Золотые, налитые тугим ярким светом, роняющие яркие горячие искры. Руки удлинились, отцепились от Латероля, взвились вверх крыльями, а девушка — или уже не совсем девушка — толкнула вампира в грудь, разрывая когтями белоснежную рубашку. Он упал на спину, не шевелясь, точно мешок с дохлыми котятами, и глаза у него были закрыты… Дверь вдруг открылась, стражник на пороге застыл, потом резко подался назад, но со скоростью напившейся крови Золотой тягаться от не мог. Она швырнула в бедолагу невесть откуда возникшим пылающим шаром, напоминавшим загоревшуюся шаровую молнию, я такую видела пару раз, в детстве. Стражник заорал, жутко, но коротко, а шар прошёл сквозь его тело, прожигая одежду и плоть, оставляя черный выжженый след на груди и отвратительный палёный запах. Золотая бросилась прочь, за дверью раздавались крики и грохот, а я, преодолев мучительное онемение в теле, тоже бросилась — но к вампиру.

— Вот дурак, — сказала вслух, чтобы не было так страшно.

Шаг восьмой

Ну, точно дурак. Два раза на одни и те же грабли… Нет уж, не нужна вовсе никакая магия. Одна такая, с магией, недавно валялась изуродованной кучкой перьев, другой вон лежит без сил, может быть, вообще мёртвый, а я, слабый и смертный человек, просидела, как ни в чём не бывало, только ноги вон затекли, а так ничего... Я осторожно взяла Латероля за руку — холодная-прехолодная. И ногти острые… интересно, почему так. Так вампирам положено или он просто за ними не ухаживает? Я засмеялась сквозь слёзы. А чего тебе плакать, Клэри? Всё хорошо. Страшная Золотая не сожгла тебя заживо, страшный вампир не выпил тебя досуха…

Дышит или не дышит? Не могу понять. И пульс на шее не нащупывается... А ранки от зубов и от прокола уже затянулись.

Дверь снова открылась, и в темницу вошёл принц Алтерей. Золотые волосы были взъерошены, на щеке алел грубый порез, а глаза сверкали. За его спиной маячила стража.

— Что здесь, мать его трёклятую за ногу, произошло?! — он подошёл ко мне, без особых усилий ухватил за шиворот, тряхнул. — Грёбаные закрайние твари, сколько можно… Что здесь произошло? Отвечай, ну!

— З-зо… З-золотая напала на мсье Латероля и сбежала.

— Сбежала… Сбежала! Сбежала, оторвав головы десятку стражникам и улетела, а этот… — он вдруг с размаху пнул неподвижно лежащего вампира. — Как ты мог её упустить! Это же была она! Она! Я видел... Совершенно не изменилась.

— Не бейте его! — неожиданно для себя взвизгнула я, готовая, в случае необходимости вцепиться в ногу Его Величества. — Он не виноват!

Не то что бы не виноват… Но тут я, кажется, уже не контролировала ситуацию.

Принц посмотрел на меня так, словно забыл о моём существовании.

— Ваше Высочество, мсье Латероль не виноват! Он пытался задержать Золотую, а она ему в шею вцепилась и бежать!

— Ты-то дура, не знаешь, — неожиданно спокойно отозвался принц. — Никто не может пить кровь вампира без его добровольного согласия. Думаешь, он просто так сидит запертым в тот доме? Не-ет. Он уже давно знал эту мерзкую тварь. Он ещё двадцать лет назад пытался помочь ей сбежать, этой похотливой алчной гадине. Если бы я узнал подстилку в том жалком комке перьев… Ей бы мало показалось того, что с ней сделали.

— Дом! — озарило меня. — Ему надо в дом, обратно… Он же говорил, что ему надо в дом, Ваше Высочество… Давайте его отвезём! Мсье Латероля! Ему нужно внутрь, ему нужен ключ, ну, пожалуйста, Ваше Высочество…

Он меня не слушал. Или не слышал.

— Подстилка трахалась с моим отцом под носом у матери. А потом сдохла, я так думал. У матери были такие капли... Я знал, где она их прячет. Она всё мне рассказывала, думала, ребенок, думала, я ничего не понимаю! Моя мать была прекрасным нежным существом, таким ранимым и трепетным... Отца она любила. И держала капли, на тот случай, если уж совсем прижмёт. Быстрый и безболезненный уход за край. Я их стащил. И подлил в лекарство этой... А потом пришёл на её могилу — а там пусто. Яма и земля вокруг. И перья на дне. Острые, чёрные, жуткие...

— Мне очень жаль вас, Ваше Высочество... Но мсье Латероль ни в чём не виноват, его-то за что наказывать?! Ваш отец наказал его за смерть... леди, но вы-то за что?

— За что? Они были с ней заодно. Я и об этом знал, подслушал... Они оба свели мою мать в могилу! Ключ, говоришь? — Алтерей посмотрел на меня. Улыбнулся, засунул руку в за борт камзола и действительно извлёк на свет благой ключ — очень длинный, чуть ли не в локоть, металлический, цвета чернёного серебра. — Знаешь, девка… Золотые боятся калёного железа, а эти вот, кровопийцы, серебро не любят. Не просто не любят. Очень не любят. Дохнут от него, так говорят. Самое время проверить.

И вдруг — я ничего не успела сделать, не было у меня ни скорости золотой, ни её силы или реакции — он размахнулся и всадил серебряный ключ Латеролю в грудь, как лезвие.

— Будь они все прокляты.

Поднялся, обернулся к страже:

— Девка прирезала вампира, который упустил Золотую, пусть сидят здесь оба пока. Позже решим, что с ними делать. Двери не открывать, что бы ни случилось.

Хлопнула дверь, лязнул замок.

Мы остались.

* * *

Меня трясло, зуб на зуб не попадал. Я тихонько толкнула вампира в бок.

— Эй…

Лежит, не шевелится. Как есть дурак. А ты бы шевелилась с серебряным ключом в груди, Кнопка?

А если вытащить ключ? Умрёт от кровотечения или заражения? Всеблагой создатель, я ничего об этом не знаю. Он же вампир, как он вообще может умереть так просто?! Особенно от кровопотери… Нет, это даже смешно.

Серебро ему вредит… Серебро. Надо вытащить. Если бы это был гладкий кинжал, а не ключ с бороздками на конце! А если он проткнул сердце?.. Артерию, вену, что там находится-то. А если…

Я разорвала рубашку на груди вампира и увидела, что кожа вокруг ключа почернела, как обожжённая. Стараясь не особо задумываться, что делаю, ухватилась двумя руками за ключ и с силой потянула на себя, стараясь тянуть вертикально вверх.

Ключ вышел, я сунула его в карман платья. В кармане же обнаружился платок, которым я зажала тёмную рану, тонкая ткань почти моментально намокла. Что дальше? Ждать?

Он умрёт, вот сейчас точно умрёт. А меня казнят, как только у Его Высочества дойдут до меня руки…

Платок уже промок насквозь, но заменить его мне было нечем. Разорвать влажными руками платье не получалось.

Не отрывая руки с платком от раны, я наклонилась над лицом вампира.

— Дурак! Очнись, ну!

Лоб у него был холодный и гладкий, как камень. И веки холодные. И щёки. И губы.

Совершенно некстати я почувствовала характерный привкус во рту, капля крови из носа шлёпнулась вампиру на щёку... Кровь. Я подняла его руку — безвольную, тяжёлую, поднесла палец ко рту, вдавила острый ноготь в нижнюю губу поближе к зубам. Подождала, пока рот наполнится наполнится кисло-ржавой на вкус слюной, снова склонилась над его лицом и поцеловала, раздвигая окровавленными губами его губы.

Не умею я целоваться, как же! Чего тут уметь-то… главное — желание, мсье Латероль.

* * *

Я приподняла голову, услышав какой-то тихий, но настойчивый шум. Свечи погасли, темница погрузилась в полную темноту. Стало холодно, очень холодно, но брать плащ, которым укрывалась Золотая, я не стала. Не знаю, сколько времени я пролежала рядом с Латеролем, бессмысленно зажимая рукой — грязной, непродезинфецированной! — рукой его рану.

Снова пришёл принц? Вряд ли. Скорее, стража… А я-то уж подумала, что нас тут запрут навсегда, во всяком случае, лет на десять.

Но шум раздавался отнюдь не со стороны двери, а, если уши мне не изменяют, со стороны, прямо противоположной.

Из-за стены!

Каменная кладка казалась донельзя крепкой, тогда, при свете. Сейчас разглядеть что-то было трудно, мне показалось, что темнота содрогается, но, возможно, это шалило уставшее от темноты зрение. Однако шорохи определенно были… а что, если это крысы?

Я взвизгнула, почувствовав прикосновение к руке.

— Не ори.

Обернулась на звук и чуть не разрыдалась от радости, увидев знакомое алое мерцание в темноте.

— Вы живы?

— Умер давным-давно, но… больно, Кнопка. Почему так больно? Вот тут… — он накрыл другую мою руку, которую я так и не отнимала от его раны. Кажется, кровь больше не вытекала.

— Вас ранили серебром, — я засмеялась, а потом оборвала собственный истерический смех. — Зои… она сбежала. А потом пришёл принц и проткнул вас… вот этим.

Я, путаясь в складках юбки, достала их кармана ключ и попыталась вложить его в руку вампиру. А потом ойкнула.

— Он же серебряный, держать его вам, наверное, тоже вредно? Мсье Латероль! Это же тот самый ключ, верно? Он ваш!

Вампир завозился, приподнимаясь.

— Ключ… Действительно, ключ. Действительно, тот… Нет, держать могу. Алтерей, как всегда, стал жертвой стереотипов…

Я не поняла, о чём он, но это было неважно.

— Теперь вы свободны? В смысле, мы-то тут с вами заперты, но вы… Вы — свободны? От дома?

— Надо бы проверить, Кнопка.

Я не могла видеть его лица и подумала, что надо бы притащить свечку. Поползла по полу прямо на четвереньках, но Латероль дёрнул меня за руку.

— А ну-ка погоди.

— Что? — шёпотом спросила я.

— Кровь мне свою давала? Сама?

— Ага…

— «Ага»! — передразнил он. — Эх, ты… Кнопка, одно слово. Ну и что с тобой делать?

Он неожиданно прижался колючей щекой к моему лбу, обнимая меня за плечи одной рукой.

— У тебя конопушки в темноте мерцают. Как звёздочки.

Шорох повторился, стал более явственным, и пальцы Латероля сжались на моём плече.

Что-то глухо загрохотало, а я всё так же слепо вглядывалась в темноту и ничего толком не могла разглядеть. А если на нас обрушится потолок? Но с Латеролем, обнимающим меня такой уверенной, хотя и очевидно ослабевшей рукой, страшно почему-то не было. Не боялась я ни принца, ни тонн камней и земли. Лишь бы он рядом был... и говорил со мной.

Свет уже пробивался сквозь пробоины в стене, и я заморгала, зажмурилась. Слишком уж он колючий, острый.

— Уже вернулась, дорогая? — любезно проговорил Латероль. — Что случилось? Что-то забыла?

— Вставай, — Зои опять вернула себе человеческий облик, а ещё — она была одета, кажется, в брючный костюм. Волосы уложены на затылке. Свет исходил от её ладоней. — Мы уходим.

— Быстро же ты… А что с землёй? Ты её ела?

— Заткнись. Идём.

— Нет, серьезно. Прокопать сюда проход, даже тебе… Помоги встать, Кнопка. Что-то мне всё ещё паршиво, — отчего-то даже в этом своём состоянии ни униженным, ни беспомощным он не казался.

— Что с тобой?

— Алтерей решил забить гвоздь в гробовую крышку прошлого не фигурально, а в самом прямом смысле.

— Он проткнул тебя серебром?! Сукин сын. Надо было и ему оторвать голову. Ты что, серьёзно хочешь тащить с собой человеческую девку?

— Выбирай выражения, Зои. Эта девочка…

— Ползти сможешь?

— Наверное… Нет, правда, где земля? А…

Земля от подкопа — честное слово, в нём было никак не меньше сотни шагов! — никуда не делась. Я выбралась за Латеролем и Золотой на свежий воздух и увидела внушительного вида земляные валы в каком-то пролеске. Здание Лавердума было совсем близко — я видела за деревьями его чёрные шпили.

Скорость Зои в землекопании поражала.

— У меня есть две лошади, — нервно сказала Золотая. — На девку я не рассчитывала.

— Девочка весит как котёнок.

— Поедешь со мной?

— К твоим?

— К моим! Латероль, я ещё не настолько в форме, чтобы унести тебя на крыльях. А ты выглядишь так, словно вот-вот начнёшь разлагаться. Поторопись.

— Мне нужно заехать в дом.

— Зачем?!

Латероль помахал ключом.

— Ключ у меня, но нужно запереть дверь. Точнее, я хотел бы отдать ключ… своим.

— Алтерей идиот!

— Согласен.

— Зачем вам возвращаться? — пискнула я. Прерывать разговор магов было страшно, но и возвращаться не хотелось. Не знаю, почему. У меня даже внутри всё сжималось от предчувствия.

Мне не ответили.

Лошади действительно были, две, каурой, "шоколадной" масти. Одна из них презрительно фыркнула, едва ли мне не в лицо — и я отшатнулась. Ни разу в жизни не каталась на лошади. Только в экипаже. Но Латероль решил вопрос просто: взобрался в седло сам, нагнулся так низко, что я испугалась, будто он вот-вот свалится, подхватил меня за талию и легко поднял. Усадил перед собой.

— Не свалишься, Кнопка?

— Не зна-а-а-ю! — спина коня показалось жутко неудобным, а главное — ненадежным насестом. Если бы не юбка, я села бы, как Зои, по-мужски, по-нормальному, но выбора у меня не было, и даже руки вампира по обе стороны от моего тела не особенно-то успокаивали.

Завтра всё будет болеть, как будто меня выпороли… уже всё болит! А кроме того, сидеть на лошади оказалось неожиданно высоко.

— Боишься?

— Ага.

— Глупая. Меня не боишься, королевской погони не боишься, а на лошади…

— Вас не боюсь, — сказала я, но тихо. Говорить было неудобно. А ещё почему-то захотелось плакать.

— Деньги у меня есть. В доме. Преследовать тебя никто не будет… Уедешь из Ахлея, тут без вариантов, лучше всего — в Даксбург. В тамошнем банке у меня есть старый счёт. Тебе достаточно будет сказать, что получаешь за Латероля Асвера, никаких документов не потребуется, таков уговор, — из-за ветра слова вампира я понимала с трудом. Какой Даксбург? Какой счёт? Зачем это всё?

— А ты не думаешь, что около дома будет засада? — прокричала Зои.

— Думаю, вряд ли. Во всяком случае, не сразу. Ты стёрла следы?

— Естественно!

К дому мы подъехали до рассвета, когда было уже светло и серо, но встающее солнце ещё не кровавило небо.

Я увидела знакомую белую надпись про «убоится» на чёрной двери и невольно вжалась в грудь Латероля.

— Давай, быстро! — прикрикнула Зои. — Делай, что тебе там нужно, и поедем, ну!

— Сейчас… Кнопка, идём со мной.

— Зачем?

— Надо.

Я повиновалась, чувствуя спиной взгляд Зои. Всегда думала, что это выражение в переносном смысле, но только не в случае Золотой: её взгляд воистину колол, как стрела с металлическим наконечником.

Латероль взял меня за руку, а второй рукой открыл дверь.

Мы вошли. Остановились у самой двери.

— Ты отпустишь меня, Кнопка. Так надо. А потом выйдешь сама и закроешь за собой дверь на ключ. Слышишь? Это очень важно. Я говорил тебе, что дом частично сделал тебя своей… Ни к чему тебе это. Тянуть будет обратно.

— Наверное… — я откашлялась и повторила. — Наверное, это из-за того, что в самом начале у меня носом кровь пошла. Прямо на тот алтарь капнуло.

— Эх, ты… Невезучая Клэри.

— Это точно. А остальные?

Слуги уже столпились на лестнице. Рысёнок ткнулся мне в ноги, радостно заскакал вокруг.

— Я ухожу, — Латероль посмотрел на каждого по очереди. — И Клэри уходит тоже. Насовсем. А вы…

— Мы останемся, — вдруг сказала Лусия. — Я бы осталась. Грустно будет без вас, хозяин, но…

— И я останусь, — кивнул Мармэкс. — Мы будем вас вспоминать.

Килька, женщина-кошка, тихонько мяукнула. Старик крякнул.

— Там, — Латероль неопределённо кивнул на дверь. — Вас будет ждать покой… Настоящий покой, а не так, как здесь. Здесь… только иллюзия.

— Ну и пусть, — Килька дёрнула хвостом. — Зато неодиночество.

Она так и сказала это, как единое цельное слово. «Неодиночество».

— Спасибо, хозяин, — пробормотал Мармэкс. — За всё… Жаль, что вас не будет. Но ваше-то место там.

— А наше — здесь, — твёрдо закончил старик Лестерд.

— Ну… — Латероль обернулся ко мне. — Прощай, что ли… Кнопка. Дочь звёздного неба и земной нежности.

Он достал мешочек с золотыми монетами откуда-то из-под половицы. Сунул мне в руки.

Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в щёку. Куда дотянулась. Слёзы копились в уголках глаз, Латероль стёр их пальцем.

— Глупая девочка…

— Ага, — согласилась я. Он вложил в мои руки ключ.

— Надо что-то сказать?

— Нет… ничего. Просто открой дверь. И сама не задерживайся. Иди в деревню, она в получасе ходьбы на север, бери экипаж, едь до Клифенда. А потом до Даксбурга. Запомнила?!

— Идите уже. Только не оборачивайтесь, пожалуйста.

«Пожалуйста»

— Ты замечательно целуешься, Кнопка. Я соврал тогда... Лучше всех.

— Замолчите.

Ну, я и открыла дверь. Посмотрела, как медленно, неуверенно он шагает.

Зои по-прежнему сидела на своём коне. Конь Латероля перебирал ногами рядом.

— Ты долго! — крикнула она. — Едем!

Конь вампира поскакал прочь первым.

Я повернулась к ним спиной. Попыталась вставить ключ в замочную скважину — руки тряслись, и такое простое действо никак мне не давалось.

Надо было спросила, что делать с ключом потом...

А потом что-то кольнуло меня в спину между лопаток, такое же острое, как взгляд Зои, но куда более материальное. Может быть, всё-таки стрела… Или огненное перо Золотой.

Я опустила взгляд и увидела тонкий кончик черенка пера, торчащего на добрую ладонь из груди. Он истаивал, истлевал прямо на глазах. Я не то что бы упала, точнее, не помню, как падала — просто перестала чувствовать ноги. В руке всё ещё был зажат ключ, только за эти ощущения я и могла цепляться.

Тени слуг — сейчас, находясь снаружи, я действительно воспринимала их бестелесными тенями — мерцали в дверном проёме.

— Клэри! Сюда…

— Быстрее!

— В дом! Возвращайся в дом!

— Ты должна доползти, Клэри!

— Сюда!

— Мряу! Мя-у-у-у!

Эти голоса… Звучали ли они снаружи — или внутри меня? Ползти? У меня не было сил, но ключ холодил ладонь, и я подтянулась на этой ладони. Ещё и ещё. До порога... Через порог.

Мёртвые голоса, такие… сочувственные и родные, звали меня. На них я и двигалась, чувствуя, как толчками выплёскивается из меня кровь и жизнь.

Ползла и ползла.

Не знаю, зачем.

Целую вечность.

…Дверь дома захлопнулась за мной, и шум в уших и слабость исчезли — как по волшебству. Не было больше ни слабости, ни усталости, ни боли, не печалей, ни сожалений. Не хотелось пить, есть, спать, в туалет… Даже целовать Латероля больше уже не хотелось.

— Это очень жаль, что вы умерли, — тихо сказал мне Мармэкс, помогая подняться. — Но так бывает.

— Это ещё не конец, милая, — пробасил сочувственно Лестерд. — Да-с, это я вам точно говорю! Уж нам-то лучше знать, хозяюшка!

Я прислонилась к стене. Скосила глаза: пера не было. Но я ощущала оставшуюся от него дырочку, которая уже не затянется никогда.

— Это ничего, — мурлыкнула Килька. — Ничего...

А Лусия поклонилась и сказала:

— Добро пожаловать домой, хозяйка!

Оглавление

Шаг первый

Шаг второй

Шаг третий

Шаг четвёртый

Шаг пятый

Шаг шестой

Шаг седьмой

Шаг восьмой