Час стендапа. Сборник рассказов [Оксана Петровна Асеева] (fb2) читать онлайн

Оксана Асеева Час стендапа. Сборник рассказов

Час Stendup’а

Ночью муж говорит:

— Переверни меня.

Муж парализован. Я переворачиваю, и чуть не роняю его с кровати. Пугаемся оба. Он боится падения, травм, боли, усиления мучений, хотя, куда еще усиливать. Я боюсь того же, и полностью просыпаюсь.

Обычно это происходит «на автомате». Муж не спит, ему надо перевернуться, но он молчит, пока я не начну шевелиться во сне, чтобы изменить положение тела. Только тогда он говорит:

— Переверни меня.

Я, в полусне, переворачиваю мужа, поправляю одеяло.

— Ухо завернулось.

Поправляю ухо.

Мы оба засыпаем до следующего момента, когда мужу надо перевернуться. Он опять ждет, когда я пошевелюсь во сне, вновь просит его перевернуть, и так до утра.

В этот раз все по-другому. Я очень сильно испугалась, когда чуть не сбросила его.

— Ты бы мог покалечиться, если бы упал.

— Я тоже испугался, — отвечает муж. И засыпает. Не он же чуть не сбросил больного человека с кровати, а я. Мне и не спать.

Бессонница у невротика похожа на спрута. Только вместо щупальцев — беды, заботы, неудачи.

Здоровье мужа, ребенка, мамы, свекрови, мое. Недавний уход из жизни родных мне людей. Финансовые проблемы. Не финансовые проблемы. Обиды, которые нанесли мне. Обиды, что причинила я.

Я пытаюсь хитрить. Мысленно отрубаю щупальце-проблему, что не решить ночью. Но тут же, вырастают новые три.

— Не уснуть, — понимаю я, и мне очень тяжело. Придет день, и ему все равно, спал ты, или нет. Живи, работай, подпитывай всех.

Свекровь может разбудить меня ночью, сказав:

— Мне плохо. Какую таблетку мне выпить?

Также поступает моя мама. Что поделаешь, возраст. Порой у наших мам такое самочувствие, что сообщить о нем — их обязанность, а не прихоть.

Иногда ночью приходит кот, и будит меня, чтобы его выпустили на улицу. Он запрыгивает на кровать, ступает своими лапами по мне, подходит к лицу, обнюхивает его. Усатая морда! Я окончательно просыпаюсь.

Поднимаюсь, иду в темноте к входной двери, открываю ее, выпускаю кота на улицу, возвращаюсь к кровати, ложусь, не сплю.

Вот он, выход. Кот.

Я придумываю историю, в которой, мои родные собираются вместе, стоит только мне выйти из дома. Они договариваются друг с другом, кто и во сколько будит меня ночью. Распределяют между собой восемь часов моего сна. Главный в заговоре — кот. Он говорит моему сыну:

— Так, ты приезжаешь домой строго ночным поездом, к часу ночи.

Моей маме и свекрови отводится время с двух до четырех. Те согласно кивают хвостатому заговорщику: «Будет сделано!»

— Ну, за тебя я спокоен, — дружески кивает головой кот моему мужу, — ты справишься.

— Не подведу, — ответственно заявляет муж.

— А на себя я беру время пять — ноль-ноль, — завершает совещание кот.

Я вхожу в дом. Все по местам. Муж — у компьютера, с ним рядом сиделка. Сын — далеко, в университете. Мама — у себя дома. Свекровь и кот спят, копят энергию на ночь.

После сочинения этой истории о коте-полководце, я улыбаюсь, даже фыркаю. Ночью, в темноте, я лежу на кровати и смеюсь. Мне становится тепло и спокойно, и я засыпаю, до утра.

Конечно — же, это просто история, придуманная моим мозгом, как выход из тупиковой бессонницы. На самом деле, ситуация, когда я была нужна, срочно, сейчас же, всем своим одновременно, была однажды.

Я усаживала своего мужа в инвалидное кресло, и не могла усадить: он падал и никак не сидел. Со своей кровати мне кричала свекровь:

— Мне плохо! Плохо! Пло-о-о-хо!

В это время раздался телефонный звонок, и на экране телефона я увидела контакт: «Мама»

Я крикнула свекрови: «Сейчас!» Одной рукой я поднесла телефон к уху и прижала его плечом. Одновременно я продолжала удерживать в кресле своего мужа.

— Да, мама, — как можно спокойнее сказала я в трубку. Черт возьми, я была само хладнокровие!

— У меня давление, — с трудом ворочая языком, мама назвала цифру, при которой не живут, и отключила телефон.

— Мне плохо! — продолжала кричать с кровати свекровь.

— Это конец! — сказал мне муж. Естественно, он сказал другое слово, более подходящее для Stend up’а.

— Прекрати сейчас же! — разозлилась я, выдерживая стилистику разговора. Более всего меня рассердило, что муж первым произнес такую хорошую реплику: «Это конец!».

Неожиданно все стало складываться.

Муж, наконец-то, нашел свою точку равновесия в кресле, и я смогла его отпустить.

Отпустило и свекровь — она перестала кричать, что ей плохо.

Я взяла телефон в руки, позвонила маме и назвала ей лекарство — скорую помощь, что кладут под язык в таких случаях.

Не было звонка от сына, вот что важно. Отчаяние взрослых — плохой жизненный опыт для детей.

Сын позвонил через час. За это время мы все успокоились.

Мама сообщила, что у нее снижается давление после приема таблетки, и ей гораздо лучше. «Не приезжай, не надо по ночи ехать!» — сказала мама. Было около десяти часов вечера.

Свекровь уже не металась на кровати, и не кричала, что ей плохо.

Мой муж уже не говорил, что всему конец.

Я не злилась на мужа.

Позвонил сын, и нам удалось разговаривать с ним бодрыми голосами так, чтобы наш ребенок не догадался, в каком смятении были его взрослые всего час назад.

Мы поговорили, друг с другом несколько минут — обычный ежедневный разговор с сыном — студентом: «Привет — привет; как дела — нормально; ешь фрукты-овощи — ну, ма-а-м!», и так далее.

— И у нас все хорошо! — сказали мы, — Бабушки вот только сегодня захандрили, но уже поправились. Привет тебе передают!

— Ну, и им привет! — Сказал сын.

— Целуем! До завтра! — Сказали мы.

— Угу, — ответил сын.

Самое главное, когда тебя берут в кольцо проблемы — понимать, что это всего лишь Stend up. И времени ему — час.

Больше всего меня интересует вопрос, где в этот час был наш кот?!

Элитная линейка

К средней школе наших детей мы, родители, немного успокаиваемся. Мы уже не совершаем перед первым сентября марафоны по магазинам канцелярских принадлежностей, школьной одежды и обуви. Форма приобретена всем классом еще летом, висит в шкафу, ждет начала учебного года. Ранец сойдет и тот, что куплен в прошлом году. Канцелярией и тетрадями стол для уроков (он же компьютерный) забит под завязку. Комплект школьных учебников получен в школе тогда-же, летом, расставлен по полочкам, пахнет типографской краской склеенных страниц. Ящики стола еще в прошлом году очищены от всей детской мишуры, которая обычно сопровождает начальную школу, выросшую из детского сада.

Сын вполне справился с учебой в пятом классе, после чего последовали три месяца каникул, полных безделья. 1 сентября было отделено от меня одними сутками и выпадало в этом году на субботу. Это был такой спокойный ленивый день, пятница. Потом, собственно, сам День Знаний, затем бонусом к каникулам — воскресенье.

Я не собиралась идти на первый звонок в школу к сыну. Уже не первый, а шестой, и чего я там не видела? Но, тем не менее, как-то напомнить сыну о том, что учебный год начинается, все-же стояло.

Уходя утром на работу, я разбудила сына, оставила ему деньги, сказав противным голосом:

— Ты хоть канцелярию себе купи, которой у тебя нет! Завтра в школу, а ты даже не думаешь ни о чем!

Выслушав возмущенный ответ от сладко досыпавшего летние каникулы сына, я посчитала свою миссию родителя исполненной и ушла на работу, довольная сама собой и своими воспитательными методами.

Вечером, проводя последнюю инвентаризацию перед школой: костюм, белая рубашка, обувь, стрижка, портфель, я услышала от сына, сидевшего у компьютера:

— Мам, портфель завтра не нужен будет, мы не учимся, День знаний же, да и суббота.

— Хорошо живешь! — с сарказмом сказала я, ища, к чему бы еще придраться.

Так, букет учителю — приготовлен, стоит в прохладе.

— А канцелярия? — злорадно спросила я, надеясь, что вот теперь-то я отведу душу нотациями.

— А вон она, мам, на тумбочке, в пакете, я все купил, что мне нужно, там и сдача, — ответил мне сын, не отрываясь от экрана монитора.

На тумбочке лежал худенький пакетик-майка, из которого торчала длинная металлическая линейка, кроме нее в пакетике находились одна ручка, один карандаш, чек и сдача — почти все те деньги, что я выделила сыну утром.

Сын продолжал спокойно играть в компьютерную игру, ни на секунду от нее не отрываясь.

Я взяла в руки линейку и в недоумении на нее уставилась. «Почему металлическая? Неудобно же, по бумаге скользить будет! И длинная какая! Она хоть в рюкзак поместится?» — подумала я и примерила линейку к рюкзаку. Наискось линейка помещалась, молния с трудом, но застегивалась, указывая бугорком, где находится в данный момент угол линейки.

«Почему металлическая? В школе сказали?» — не отпускал меня вопрос, и я решила задать его сыну.

— А мам, помнишь, ты ту мою деревянную сломала, я вместо нее купил эту! — Сын продолжал увлеченно играть.

Я вспомнила, засмеялась и тут же осеклась.

Это произошло в прошлом учебном году, осенью, кажется. Придя с работы и переделав все ежевечерние дела — ужин, посуда, наконец добралась до дневника сына. Что-то мне в нем не понравилось: то ли он был недостаточно заполнен, то ли наоборот, в нем присутствовала какая-то избыточная запись учителя. Судя по тому, что я сейчас уже не помню самой сути конфликта, это была мелочь мелкая, пустяк. Тем не менее я к этому пустяку придралась, и стала кричать что-то типа «До каких пор! и т. д. В такт своему крику я стучала небольшой деревянной линейкой по раскрытому дневнику сына. Неожиданно линейка сломалась пополам, я схватила эти две половинки, открыла входную дверь, и выбросила обломки в темноту ночи. Закрыв дверь, я села у стола, на котором лежал злополучный дневник, подперев рукой голову, изображая таким образом крайнюю степень своего отчаяния. Будто-бы от этого что-то могло измениться в лучшую сторону.

Сын, постояв рядом со мной в недоумении, забрал дневник, ушел к своему столу, и углубился в компьютерную игру.

Вспомнив это все в одно мгновение, глядя на новую металлическую линейку, яжмать во мне вдруг ясно осознала, что она — непедагог. Невольную иронию своего двенадцатилетнего сына я приняла как урок, и выучила его.

Сын благополучно окончил среднюю школу, поступил в математический класс соседней школы где учился десятый и одиннадцатый класс в ритме «девять математик в неделю», хорошо сдал ЕГЭ, поступил на бюджет в университет, защитил на «отлично» диплом бакалавра и работает инженером на крупном промышленном предприятии.

Если не ошибаюсь, Уинстону Черчиллю приписывают высказывание, что для того чтобы считать человека интеллигентом, необходимо три диплома о высшем образовании: у деда, отца и сына.

В нашей семье по отцовской линии диплома о высшем образовании нет ни у кого. Работали, сражались за Родину, служили в армии, во флоте, вновь работали. Очень мало говорили, много делали. И уж точно, никогда не кричали без дела.

Они и есть наша элита. Всего лишь надо осознать это и соответствовать.

Бо тать ра

Однажды, в множестве игрушек, которыми играл мой маленький сын, дед увидел сломанного пластмассового ослика. Черный ослик вез на себе белые солонку и перечницу, и раньше, до рождения сына, стоял в серванте просто так, для красоты, потому что пользоваться солонкой и перечницей было невозможно — в маленьких столовых приборах отверстия оказались совсем крохотными, забились, не солили и не перчили.

— Это же реликвия! — обиделся свекр. Он подержал в руках детали: сломанного ослика, перечницу, солонку, положил их обратно в кучу малу игрушек, с досадой махнул рукой, и ушел к себе в комнату.

Каюсь, я не собрала пластмассовые обломки, и не попыталась их склеить. О «реликвии» рассказала мужу, и мы с ним посмеялись. Со временем раритет отправился в мусорное ведро, а оттуда — на свалку.

Теперь я знаю, что этот сувенир был дорог моему свекру как напоминание о празднике. По случаю Международного Женского дня очередного Восьмого Марта шестьдесят или семьдесят какого-то года прошлого столетия ослик был подарен моей свекрови на работе, ее начальником. Наверное, это был особый, хороший день в жизни семьи, дополнительный выходной для женщин и мужчин, для родителей и детей, с нехитрым семейным застольем, где в центре стола вез свою символичную поклажу символичный ослик.

В семьях моей и моего мужа был настоящий культ работы, труда.

Как там у тебя дела на работе? Неделю (смену) отработал. Я пошел на работу. Я пришел с работы. Мне завтра на работу. Опять работа. Иди, работай! Ну, сколько заработал? Есть работа. Нет работы. И, в итоге, какая у тебя пенсия?

Максимальная пенсия в Советском Союзе была сто двадцать рублей, именно в таком размере она была назначена моему папе, ушедшему на пенсию в 1987 году, и свекру, ставшему пенсионером в 1990 году. То есть, в годы, когда эти деньги тут же стали ничем. Привычный дефицит сменился тотальным отсутствием всего: карточки с указанными в них названиями товаров и количеством «в одни руки» стали обязательным сопровождением денежных знаков. Вскоре и денежные знаки сменились, увеличились в размерах. Многие нули требовали все больше и больше места.

А в память о тех многих десятилетиях тяжелого, с детских лет, труда, остались трудовые книжки, первые записи в которых были сделаны в военные или первые послевоенные годы, а последние записи — через сорок и сорок пять лет — в конце восьмидесятых и в девяностом году прошлого столетия.

Еще небольшие памятные подарки: самодельная медаль из латуни с нанесенной надписью «60» и двумя лавровыми ветвями, что выточил и подарил своему мастеру слесарь цеха, откуда уходил на пенсию свёкр — он всю свою жизнь проработал в промышленности: вначале рабочим, потом мастером цеха.

Чеканка, висящая многие годы на одной и той же стене, шкатулка, в которую особо нечего положить, керамика, или тот же ослик.

И, конечно же, грамоты, грамоты, грамоты.

Недавно я пересматривала архив, где собрала все награды мужчин нашей семьи, к сожалению, умерших. Одна из грамот была вручена моему свекру в ноябре 1959 года за «активное участие в изобретательской и рационализаторской работе» — он предложил новый способ резки бетона. Способ этот был внедрен в производство, что привело к значительной экономии ресурсов — удешевлению изготавливаемых бетонных плит перекрытия. За это же достижение отец моего мужа был награжден поездкой на ВДНХ, в Москву.

Социальным лифтом для моего свекра стала пятилетняя служба в Морском Флоте Советского Союза, где он служил мотористом на торпедных катерах. А дед мужа, Ветеран Великой Отечественной Войны о котором я уже писала в одном из своих рассказов, всю свою послевоенную жизнь проработал в одном и том же учреждении конюхом, за что награжден медалью «Ветеран труда». Родной брат мужа проработал сорок лет в районном предприятии связи (теперь Ростелеком). Муж имеет свыше тридцати лет стажа радиолюбительства, награжден многими дипломами.

Наш сын давно уже не играет в игрушки. Он совсем взрослый. После окончания 11 класса поступил в политехнический университет, защитил на отлично диплом бакалавра по специальности «мехатроника и робототехника».

Эти двадцать лет его взросления — детский сад с трех лет, школа, университет пролетели так стремительно, что я их не заметила, не ощутила. Не нарадовалась ими сполна.

Ведь я работала.

Наш сын мгновенно встроился в рабочую среду, как необходимая деталь в сложный механизм. Сын работает инженером в вертолетостроении. Сам нашел эту работу, прошел все этапы приема на нее, выдержал испытательный срок. Теперь выдерживает нелегкий трудовой режим — очень часто его рабочий день продолжается двенадцать часов в сутки.

Я долго не верила в свое родительское счастье: мой ребенок самостоятельный и приносит пользу обществу! Мне все время хотелось ощутить реальность, то самое «здесь и сейчас», в которой сын принял решение работать именно на этом предприятии, и у него все получилось. В то время, когда многие «ищут себя» порой всю жизнь, наша семья вдруг обрела ресурс, который невозможно купить ни за какие деньги — сын желает работать по специальности, и это у него получается!

Я радуюсь, что наш сын работает.

И, чтобы остановить эту непрекращающуюся эйфорию, пишу настоящий рассказ.

Однажды в разговоре со своей приятельницей, намного старше меня, я посетовала о том, что люди ответственные, трудолюбивые, для которых работа всегда важнее личного, редко бывают счастливы в жизни. Как правило, эти люди небогаты, не очень здоровы, и по выходу на пенсию о них зачастую забывают.

— Господь незримо вознаграждает — ответила мне приятельница.