Алмаз Турина (СИ) [Елена Романова] (fb2) читать онлайн

Red. Август 2018 г

Он изменился.

Андреа смотрит на знаменитого нападающего Николаса Перальту, Алмаз, звезду «Ювентуса», и не может поверить, что когда-то гоняла с ним по улицам одного из самых неблагополучных районов Лагуна Ларго, а он мечтал, что окажется в основе кордобского «Сентраль Кордова».

— Давай, попробуй забить! — Андреа хохочет, стоя в старых воротах в одном из дворов. Николас подкидывает мяч на ступне, ухмыляется, и сквозь его детские черты проглядывает юноша, которым он однажды станет.

Он щурит зелёные, прозрачные глаза.

— Сама напросилась, — подбрасывает мяч особенно высоко, принимает на грудь, прокатывая по телу; Андреа думает, что такие финты на поле стоили бы ему этого мяча; и отправляет прицельным ударом в ворота.

Но не рассчитывает силу. Воробьи с железной рамы вспархивают в плавящееся от жары небо, а мяч влетает прямо в стекло одного из домов. Оттуда раздается ругань.

— Черт! — Нико хватает Андреа за руку, тянет за собой. — Бежим!

Они пробегают несколько кварталов, останавливаются у магазина, торгующего охотничьими приблудами, хохочут. Капля пота сползает у Нико по виску, и Андреа думает, каким он будет красивым, когда вырастет. Что-то болезненно и сладко щемит в груди.

Она была права.

Он стал потрясающе красивым мужчиной. Нет, Андреа и до этого видела его фотографии в прессе, она знает, что Николас Перальта стал топовым игроком, ярким, как звездопад в ясную ночь, но всё равно он ошеломляет её, даже не подозревая об этом. Быть может, даже не узнавая.

Подавшись вперед, он сидит, сложив руки на груди, и хмурится, отчего две поперечные морщинки застывают между тёмных бровей. Облизывает губы — у Андреа пронзительно ноет в районе сердца.

Она отворачивается, с усилием возвращая внимание на матч между U-18 «Ювентуса» и U-18 «Интера». Времени остается пара минут до свистка; миланцы минимально ведут. По крайней мере, пока номер 10, чем-то неуловимо напоминающий юного Нико — зачем она опять срывается на мысли о нем? — не вырывается вперед, обводит одного и другого защитника, уворачивается от несущегося ему наперерез, и выходит с вратарем один на один.

Вратарь бы мог потянуть этот удар. Он бросается влево, едва касается кончиками пальцев мяча, но тот предательски летит в верхний левый угол по диагональной траектории.

Андреа не столько видит, сколько чувствует кожей, как вскакивает Нико.

Надо же, он волнуется за юниоров?..

Ноль на табло счета со стороны U-18 «Ювентуса» сменяется на единицу, и судья наконец-то дает финальный свисток.

Андреа трет лицо ладонями. Это предсезонка, трансферное окно закроется в следующем месяце, и она приехала в Турин вовсе не для того, чтобы вспоминать прошлое — оно отболело давно, ещё в восемнадцать. У неё другая жизнь, и если она не предоставит «Бока Хуниорс» отчет, эта жизнь может и трещину дать.

Направившись к тренеру, уже собравшемуся уходить в сторону раздевалок, Андреа окликает его.

Тренер оборачивается.

— Да?

— Андреа Родригес, «Бока Хуниорс». Могу я поговорить с вами о десятом номере?

Он скрещивает руки на груди.

— Его не продадут.

— Это не нам с вами решать, — Андреа пожимает плечами. — Пока я должна отправить скаутский отчет. Расскажите о нём.

Тренер вздыхает, чешет переносицу. Воздух в Турине жаркий, прилипает к коже. Андреа косится вбок и видит, как молодежь окружает Нико; он смеется, с кем-то фотографируется, кому-то расписывается на потной после игры футболке. Остается надеяться, что маркер водостойкий.

— Эмоциональный. Наглый. Талантливый, врать не буду. Он нам здесь и самим нужен. Извините, мне пора.

Поле стремительно пустеет; за тренером в раздевалку, галдя, уматывают и подростки.

— Не узнаешь старых друзей, Андреа?

Она вздрагивает и оборачивается. Узнал. Всё-таки узнал, чертов придурок Перальта.

— Николас?

Актриса из Андреа хреновая, и, когда он обнимает её, прижимая к себе, сердце предательски бьется о грудную клетку. Его удары отдаются в груди у Нико. Ладонями он скользит по её спине, задевая лопатки. Горячий воздух обжигает рот и горло.

— Ты не изменилась.

«Зато ты изменился, La Diamante» *

Его губы касаются её, и мир прекращает вращаться под ногами так резко, что Андреа хватается за плечи Николаса. Никогда прежде она не целовалась, и теперь не знает, что делать. Нико зарывается ладонью в её волосы, легко-легко проводит кончиком языка по её губам, и Андреа сдается.

Они были детьми, а теперь они взрослые.

Нико стал ещё красивее. Когда-то давно, когда им было по четырнадцать, Андреа представляла, каким он станет, но её смелые мечты и в подметки не годились реальности. Она смотрит на тонкие, чуть влажные губы; тонет в оливково-зелёных, прозрачных глазах. Ей хочется губами коснуться угольно-чёрных ресниц, пальцами проследить резкие морщинки на переносице.

La Diamante.

Ей хочется встряхнуть себя, как провинившуюся кошку. Между ними давно ничего нет, они и не виделись уже лет шесть, даже не переписывались. Это чувство своё отжило, осталось там, на пыльных и жарких летних улицах Лагуна Ларго; в полутемных подсобках молодежного стадиона, куда Нико затаскивал её целоваться.

Этому чувству не место в Турине.

Не изменилась, значит?..

— Ты тоже.

— Врешь, — Нико смеется, и всё его лицо освещается изнутри. — Хочешь выпить?

Андреа знает, что должна отказаться. Она чувствует, чем это закончится, и ощущение надвигается с неотвратимостью цунами. Она захлебывается в нём, как в бурной воде, и её тянет на дно.

Нико тащит её в какую-то прошуттерию, заказывает пиццу с горгонзолой и грушей, дает несколько автографов. Местные мальчишки смотрят на него, как на героя, он только шутливо отмахивается:

— Звезда — это Месси.

— С которым ты играешь в одной сборной, — заканчивает за него Андреа.

Он смешно морщит нос, и она падает, падает, падает в него снова, задыхается, давится этим чувством и молит Бога, чтобы он дал ей сил выстоять, выдержать.

Где-то на фоне играет старая песня Тейлор Свифт, и Андреа думает, что вся их история похожа на песню Свифт и вполне достойна какой-нибудь грустной попсовой лирики.

Touching him was like realizing all you ever wanted was right there in front of you,

Memorizing him was as easy as knowing all the words to your old favorite song…

Вино на языке терпкое, отдает сладостью сухофруктов. Вкуса пиццы Андреа не замечает, как не запоминает и разговоров — отвечает на вопросы, шутит, вспоминает прошлое, но всё проходит мимо, не задерживаясь в памяти. Она смотрит, как двигаются его губы; какими зелёными, словно бутылочное стекло, кажутся его глаза, и напоминает себе: вдох. Выдох. И снова. И ещё.

«Он не твой, Андреа. Больше не твой; с тех пор, как посвятил гол Агустине, а потом забрал её с собой в Мессину. Да и был ли он когда-нибудь твоим?»

Разве что в те моменты, когда пробирался к ней по ночам, там, в Лагуна Ларго, и кидал камешки в окно, чтобы она, как Джульетта, пустила его в комнату.

А у неё… у неё есть Себастьян. Дома, в Буэнос-Айресе, и он не футболист мирового уровня. Впрочем, он даже ей не парень; они просто иногда ходят выпить кофе и поболтать, и, может, из этого могло бы что-нибудь получиться, могло бы стать чем-то большим, чем…

Выдержка трескается, как стекло, когда Андреа узнает, что Агустина от Николаса ушла.

Для неё это ничего не должно значить, но почему-то значит, и лицо Себастьяна расплывается, отходя на второй, третий, сто десятый план. Она полагает, что не любит Нико больше, не любит так, как любила когда-то давно, когда её сердце, казалось, могло вместить весь мир. Но она знает, что хочет его так же, как в юности.

Может, ещё сильнее.

'Cause loving him was red.

На вкус его губы — как вино, которое они пили в прошуттерии. Нико вжимает её в дверь квартиры, которую Андреа сняла в Турине, целует жарко, мокро и долго, абсолютно не заботясь, что их могут увидеть соседи или ещё кто-нибудь. Андреа ногтями впивается в его плечи, ощущая, как перекатываются под гладкой смуглой кожей крепкие мышцы; трется об него, ловя поцелуем низкий стон.

Она не думает, что творит какие-то глупости.

Она думает, что сойдет с ума, если не получит его.

Прямо сейчас.

У Андреа руки дрожат, когда она поворачивает ключ в замке. Нико обнимает её со спины, осыпает поцелуями шею, мягко фырчит в распущенные тёмные волосы, носом зарывается куда-то за ухом, и трогает, трогает, трогает её, будто вспоминает.

Впрочем, разумеется, он успел забыть.

В квартире темно, хоть глаз выколи. Андреа тут же спотыкается о коврик. Нико смеется, подхватывает её и разворачивает, как тряпичную куклу. Она такой себя и чувствует: от его прикосновений ноги трясутся, как желе, а тело плохо слушается её, плохо двигается.

Лопатки впечатываются в стену.

Нико жмется приоткрытым ртом к её шее, целует влажно и жадно, прикусывает кожу. Ладонями забирается под её футболку, скользя по ребрам, накрывая грудь. Андреа захлебывается стоном, скулит и тянется к пряжке его ремня. Всё не так, как раньше, всё иначе, и от этого в животе вспыхивает жаром.

— Андреа… — выдыхает Николас. — Блядь, Андреа, пожалуйста, я не могу…

«Я тоже», — хочется ей ответить.

Андреа забирается ладонью в его джинсы, обхватывает член, двигает пальцами — вверх, вниз, снова вверх. Нико стонет, хрипит что-то вроде «пожалуйста…», и она тянет его за футболку ближе.

— La Diamante… — срывается с её губ.

Он мотает головой.

— Меня… не так зовут.

— Николас… — Андреа продолжает ласкать его, пока он, всё ещё такой же невероятно чувствительный, как и раньше, дрожит в её власти, льнет губами к виску, к щекам, снова целует, мучительно-жадно, будто припадает к источнику. — Нико… — его имя скользит у неё во рту, как мятная конфета. — Нико…

Он ругается сквозь зубы. Андреа смеется, услышав знакомое до боли «mierda», но смех прерывается, когда Николас кончает ей в ладонь.

Такой… такой…

Ей снова хочется смеяться и плакать. Смешок застревает в горле, когда Нико опускается перед ней на колени.

— Моя очередь, cariño…

Его глаза блестят.

Андреа знает, что в одну реку нельзя войти дважды. Но ей очень хочется хотя бы нырнуть. И будь, что будет.

…Утром она просыпается раньше, чем звенит её будильник, и тупо смотрит в чужую обнаженную спину. Николас что-то бормочет во сне и поворачивается, тёмные волосы прилипают ко лбу. На шее у него темнеет пятнышко засоса.

Андреа трет лицо ладонью.

Твою мать. Какого черта она натворила?..

Она собирается очень тихо, чтобы не разбудить Нико, хотя помнит по их юности, что его невозможно и пушкой разбудить, если он сам себе не поставил целью в определенное время проснуться. Принимает душ и одевается, отказываясь от утреннего кофе. Оставляет ему на столе записку.

У этой квартиры достаточно захлопнуть дверь, чтобы замок защелкнулся сам. Пусть не забудет.

Что-то внутри болезненно и тупо ноет.

Теплый итальянский воздух льнет к коже. Андреа перехватывает кофе в одной из кафешек и ловит такси до «Ювентус Центр» в Виново. Она должна «добить» тренера молодёжки.

По радио снова звучит та самая старая песня Тейлор Свифт, и Андреа раздраженно цыкает.

But moving on from him is impossible

When I still see it all in my head

In burning red…

— Не могли бы вы переключить радиостанцию? — просит она по-английски.

Водитель, может быть, и не знает английского, но по её жесту понимает, что ей не нравится музыка, и нажимает кнопку. Из динамиков звучит что-то уже совсем другое.

Андреа расслабляется, позволяя себе эту минутную паузу. Её ждет долгий и трудный день.

А Николас…

Он мальчик взрослый. Дверь за собой прикроет сам.

Teardrops on my guitar. Август 2018 г., 2003–2007 гг. (в воспоминаниях)

Андреа расслабляется только в самолете, прикрывает глаза, вслушиваясь в гул двигателей и разговоры попутчиков, превращающиеся в монотонный бубнёж.

Она улетает из Италии. Домой, в Аргентину. Только отъезд этот больше похож на побег.

Она… бежит? От себя, от своего прошлого, от собственных чувств, неумолимо ворочающихся разбуженным зверем где-то под рёбрами. От Николаса Перальты, с его зелёными, как бутылочное стекло, глазами; с его обжигающим взглядом. От их общих воспоминаний, запрятанных ею так глубоко, а теперь вдруг пробудившихся.

Капельки наушников давят на ушную раковину. Андреа включает плейлист Спотифая, погружаясь в песню за песней, а душу щемит, разбережённую эмоциями, и противная, ноющая боль тянется и тянется, волоча за собой память и прошлое.

…Мяч отскакивает от земли, начинает опускаться. Андреа пытается поймать его левой ногой и перебросить к правой, но ничегошеньки не получается, и ей хочется заплакать. У неё должно, должно, должно получиться, и тогда папа отведёт её на просмотр в футбольную школу «Спортиво»! Даже ей придется играть с мальчишками!

Она снова ударяет по мячу, но не рассчитывает силу, и он летит к стене.

Андреа почти рыдает. Если она не способна на простейший трюк, то как она будет играть с мальчиками? Они её засмеют!

— Пытаешься сделать переброску?

Андреа прижимает мяч к боку, поворачивается. На неё смотрит мальчишка — темноволосый, тощий и невысокий, в свободных шортах и футболке с эмблемой «Спортиво».

— Да, — она задирает нос. Ещё не хватало показывать, что она переживает! — И что?

— Так ты девчонка, — он присвистывает. — Помощь нужна? Я, кстати, Нико.

Нужна ли ей помощь от мальчишки, который потом всем растрезвонит, что она не может и простейших трюков сделать? Или который принял её за другого мальчишку? Это даже обидно, вообще-то. Андреа вспоминает: это Николас Перальта, он учится в её школе, у него по математике двойки и единицы, а в тетрадях вечно всё перечеркнуто.

— Сама справлюсь, — гордость берёт верх. Даже если не справится, по крайней мере, он не сможет похваляться, что научил её перебрасывать мяч.

Нико подходит ближе, сунув руки в карманы. Щурит глаза. Он чуть ниже, чем Андреа, зато глаза у него зеленющие, как трава, и утопают в густых ресницах. Сам он девчонка!

— Ты много думаешь перед тем, как сбросить мяч с левой на правую, — заявляет он. — А ты не думай. Ты делай.

Андреа закатывает глаза, совсем как мама, когда папа приходит домой, поставив часть зарплаты в La Favorita на гол их любимых «Бока Хуниорс». Нико смеется.

— Давай, покажу, — и тянет мяч у неё из рук.

С удивлением она смотрит, с какой легкостью Нико сбрасывает внутренней стороной стопы мяч на правую ногу и также играючи перебрасывает обратно. Раз десять подряд. Потом смахивает со лба волосы и повторяет, но уже поясняя:

— Ты слишком стараешься бить, а здесь нужна легкость. Знаешь, тренер Баррионуэво говорил, что думать нужно о тактике, а бить — без промедления.

Он задается, и Андреа хочется стукнуть его по лбу, чтоб нос не задирал, но она забирает мяч и снова пытается. И пытается. И пытается. Нико не сваливает — садится рядом, на одну из шин, окружающих школьную спортивную площадку, и смотрит.

— Хочешь, приходи завтра на поле? — спрашивает он. — Тренер будет рад.

— Ты же в школе «Спортиво», — Андреа морщит нос на выглянувшее из-за угла солнце.

— И что? — он снова смеется. — Уличный футбол тоже прикольно!

Андреа вздрагивает, когда самолет встряхивает в воздухе. Воспоминания оседают на языке горьким привкусом. Ей казалось, что заставить Нико закрыть за собой дверь будет просто. Ей казалось, они смогут поставить красивую «точку» в их истории, финал которой шесть лет назад и без того заставил её выплакать много слёз.

Она ошиблась.

Madre de Dios, как же она ошиблась!..

Для её сердца это оказалось даже не многоточием.

Её соседка дремлет, откинув голову на спинку кресла, и в перерыве между песнями, продолжающими фоново играть в наушниках, Андреа слышит, как она похрапывает.

Голос Тейлор Свифт в следующей песне, ещё по-девчачьи мягкий, заполняет уши.

Drew looks at me, I fake a smile so he won't see

That I want and I'm needing everything that we should be…

Андреа улыбается, но сердце болезненно поднывает.

Она хорошо помнит, как поняла, что влюбилась в Нико. Им было по четырнадцать, он осенью собирался в Кордобу, жить в пансионе «Сентраль Кордова», это была его цель, ещё один шаг к его мечте стать знаменитым футболистом — жизни без футбола Нико не видел. Андреа бегала в женской команде «Спортиво», но знала, что это — её потолок, а потом придётся выбирать, чем заниматься дальше.

В четырнадцать об этом думать не хотелось.

В четырнадцать Андреа думала о Николасе Перальта. О его губах и о том, каково было бы поцеловать его, как это делали в кино и сериалах, которые так любила мама. О его глазах, оливково-зелёных, прозрачных, как вода у берега океана. Пусть Андреа никогда и не была у океана, всё равно думала, что именно так воды у берегов и выглядят. О родинке на его подбородке, которую хотелось коснуться губами.

О том, что Нико никогда не посмотрит на неё как-то иначе, кроме как на подругу.

Они гоняли в футбол вместе. Били чужие окна мячом вместе, хоть и случайно. Лазили по деревьям вместе. Смотрели киношки вместе. Нико таскал ей фрукты, когда она заболела гриппом. Андреа поддерживала его, когда он сломал руку, а на гипсе был её автограф.

Разве он мог смотреть на неё как-то иначе?

Николас был низковат ростом, но это не мешало девчонкам обожать его. Он был звездой кордобского «Сентраль», забивал в детской и в юношеской команде хет-трик за хет-триком, и его называли «новым Серхио Агуэро», но так — вполголоса, чтобы не развить у него «звездную болезнь»…

Любой, кто знал Нико, понимал бы, что это невозможно. Нико никогда бы не смог задрать нос из-за своих успехов. Он просто мечтал.

Свифт безжалостна. Она вгрызается в разум, не давая забыть и забыться, уснуть и проспать до самого Буэнос-Айреса. Она жестоко напоминает о прошлом.

Drew talks to me, I laugh 'cause it's just so funny,

But I can't even see anyone when he's with me…

И Андреа не видела. Никого и ничего, когда Нико был рядом с ней. Её сердце замирало так глупо, будто в романтических книжках, и саднило, саднило, саднило. Особенно — если он улыбался другим девчонкам. Особенно — если они улыбались в ответ.

— Охренеть, Анди, ты не представляешь, — Нико сидит на её кровати, скрестив ноги, и улыбается, как идиот. — Я впервые целовался с девчонкой! Не как в тринадцать, всякие чмоки, а реально целовался с девчонкой, с языком! Это было круто!

С ней Нико не нужно притворяться. Не нужно делать вид, будто симпатии девчонок ему не в новинку. Он всегда был так занят футболом, что вообще не обращал на это внимание, но какая-то из них явно поимела смелость и взяла быка за рога.

У Андреа кровоточит душа, но она мужественно улыбается.

— Что за девчонка, я её знаю?

А сердце болит.

Оно и сейчас болит.

Так, что ей хочется впервые за долгое-долгое время взять в руки гитару и что-нибудь сыграть. Вскрыть этот нарыв и выпустить гной.

He says he's so in love, he's finally got it right

I wonder if he knows he's all I think about at night…

Когда-то Андреа даже неплохо играла на акустической гитаре — отец научил. Ей нравилось иногда подбирать популярные мелодии и напевать, а её немногочисленным близким друзьям нравилось её слушать.

Нико нравилось её слушать.

Обычно Нико заваливался на её кровать, закладывая руки за голову, и смотрел в потолок, пока она подбирала какую-нибудь песню Наталии Орейро или набиравшей популярность Тейлор Свифт. Андреа никогда не стеснялась играть для него, порой втайне надеясь, что он поймет… догадается, как сильно нравится ей.

Она даже не поняла, как это произошло, настолько её чувства расцвели естественно и медленно. Андреа не знала, что с ними делать, не верила, что хоть когда-нибудь Нико посмотрит на неё, как на девушку, да и кто бы посмотрел? Сравнивая себя с одноклассницами, она хотела разбить зеркало мячом.

Её короткая стрижка против их длинных волос, за которыми многие из них ухаживали, как за цветами.

Её смуглая, загорелая во время тренировок и игр кожа против их ухоженной и мягкой.

Её джинсы или шорты против миленьких платьев. Андреа терпеть не могла платья, чувствуя себя в них голой.

Что с того, если Нико нравились именно они? Всё нормально.

Всё пра-виль-но.

— Чего ревешь? — Глория, её старшая сестра, может быть ужасно приставучей, когда хочет. Ей недавно исполнилось семнадцать, она готовилась поступать в университет в Кордове и уже пару лет как встречалась с мальчиками.

Андреа мотает головой: ей не хочется признаваться, что плачет она из-за лучшего друга.

— Тест по алгебре провалила, — врет она.

Глория стягивает с её лица подушку.

— Ты гений в математике, — и фыркает, потому что не верит ни одному её слову. И правильно не верит. — Ты решаешь все тесты за своего друга-красавчика, который дважды два не сложит без калькулятора. Так что не ври.

— А тут провалила, — Андреа тянется за подушкой, потому что ей не хочется, чтобы кто-то видел её заплаканной. — У меня был матч, и я плохо готовилась.

Глория закатывает глаза.

— Ты можешь написать тест, даже не открывая учебник. Что случилось?

Что тут скажешь? Что Андреа видела, как с Нико флиртует одна из их одноклассниц? Что его улыбка взрезала ей сердце, как серпом? Она думает: не с Викторией ли он целовался, не о ней ли рассказывал с таким восторгом? Ревность на вкус напоминает жгучий перец или инъекцию яда прямиком в вены.

Глория будет смеяться, если ей рассказать.

Андреа снова мотает головой.

— Алгебра.

Глория смотрит на неё внимательно, как на экономическую задачку, которую ей предстоит решить.

— Да ты в него влюбилась!

Желудок у Андреа ухает куда-то вниз, и она чувствует, что ладони у неё потеют и холодеют.

— В кого?

Снова фыркнув, Глория ухмыляется.

— В Нико, в кого ещё? Нет, ну может, у вас в этом вашем уличном футболе ещё какие красивые парни есть, но я съем свое белье, если это не Перальта!

— Ничего подобного! — предательская краска заливает уши. Андреа понимает, что её физиономия очень расходится с её же словами, но признаться насмешливой сестре, что позорно втрескалась в лучшего друга, она не может.

Не сейчас.

Никогда.

Глория хмурится.

— Он тебя обидел?

— Нет! Он бы никогда… — Андреа давится словами.

Он бы никогда не обидел её.

И никогда бы не полюбил.

Она отворачивается, утыкается носом в плед.

— Убирайся.

Андреа просыпается над Атлантикой. В самолете погашены лапмы, и большинство пассажиров спят. Плеер продолжает крутить и крутить песню Тейлор, будто в насмешку.

Однажды Глория заставила её надеть платье на вечеринку в честь победы женской команды «Спортиво» над «Ньюэллс» в принципиальном дерби. Почти силком втиснула в одно из своих, заявив, что если Андреа ничего не сделает, то Нико и не увидит, что на самом деле она — девушка, а не «своя в доску пацанка», какой-нибудь «карлитос».

В платье было неудобно. Андреа чувствовала себя голой, постоянно тянула подол на ссаженные на тренировках коленки, которые почему-то, выглядывая из-под атласной юбки, казались не просто голыми, а обнажёнными. Вырез, к счастью, был неглубоким, но даже его хватало, чтобы ей чудилось, будто все парни из «Спортиво» пытались в него заглянуть.

Нико улыбался. Он специально приехал из Кордовы на выходные, чтобы сходить с ней на эту вечеринку — его семья была давними поклонниками «Спортиво», пусть его в основу после нескольких лет в их школе так и не взяли. Он улыбался; Андреа пихала его острым локтем под ребра и бубнила, что чувствует себя охренеть как некомфортно.

И, разумеется, он не разглядел в ней девушку.

С чего бы? Чудес не бывает.

Вернувшись после вечеринки, она швырнула платье на стул и зарылась в подушку.

Это всё было бес-по-лез-но.

So, I drive home alone

As I turn out the light

I'll put his picture down

And maybe get some sleep tonight.

Нико никогда не увидит в ней девушку.

Она тогда так думала.

You belong with me. Август 2018 г., 2007 г. (в воспоминаниях)

Аргентина и аэропорт Министра Пистарини встречает прохладным ветром и дождем.

Андреа запахивает кожаную куртку, застегивает до самого горла. Дождя не намечается, но ветер не дремлет, забирается под футболку, щекочет холодными пальцами. Она проходит сквозь шумную толпу встречающих, ищет взглядом стойку Taxi Ezeiza Oficial, находит её; молодой человек в элегантных очках называет сумму и выдает квитанцию.

Водитель о чем-то болтает; голова у Андреа гудит после долгих перелетов и сотней тысяч передуманных мыслей, и хочется зарыться носом в подушку и уснуть на сотню долгих лет. Проснуться — и не помнить ни своё имя, ни своё прошлое, так некстати вломившееся в налаженное существование.

Наушники бесполезно болтаются на шее. Андреа вылезает из такси под монотонный бубнёж, забирает чемодан. В квартире пусто и тихо, так тихо, что хочется завыть, хотя район Кабаллито за окном не так уж и тих. То и дело проезжают машины, кто-то из соседей довольно громко слушает музыку.

Андреа вообще с самого отлета из Италии хочется выть. Она думает: если я не люблю Нико больше, то почему так хреново? Почему душа надсадно ноет за ребрами, напоминая только об одном имени.

Нико, Нико, Нико.

Свернувшись калачиком, Андреа подтягивает колени к груди. Её штормит.

… — Косметика? Ещё чего! — упирается она каждый раз, когда Глория вытаскивает косметичку. — Меня можно хоть десять раз красить, толку не будет!

Глория ухмыляется и потрясает в воздухе флакончиком туши. Андреа терпеть не может тушь для ресниц, постоянно забывает о ней, чешет глаза, и мелкие частички залетают под веки. Она готова даже на полный боевой раскрас, если он не будет включать прокрашивание ресниц, и сестра это знает.

Нико смотрит на Андреа ровно так же, как и всегда. Улыбается, наблюдая, как она шипит, одергивая подол платья, или нервно заправляет за ухо прядь волос. Но он всегда улыбается, он вообще улыбчивый и спокойный, вдумчивый и честный. Андреа кажется, что она готова думать о нём всё время, и эти мысли отдаются сладкой болью где-то в солнечном сплетении.

В Кордобе жара липнет к коже тонкой пленкой. Андреа лучше бы на стадион пришла в шортах и футболке, но с Глорией порой бывало трудно спорить. Только сестра и продолжает верить, что Нико относится к Андреа теплее, чем к просто лучшей подруге, а ей самой в это как раз не верится.

Последние несколько месяцев он вроде как встречается с Викторией — по крайней мере, она именно так об этом всем в школе рассказывает, а Андреа старательно этого разговора с Нико избегает. Благо, это теперь проще, потому что он живёт в общежитии «Сентраль Кордовы», а домой заявляется на выходные, да и то не на каждые.

Виктория — та ещё идиотка, и её мало что интересует, кроме отношений да поцелуев, а в футболе она не поймёт отличий нападающего от защитника. Андреа горько усмехается, думая, что Нико с Вики наверняка и разговаривать-то не о чем, она не отличит «ложную девятку» от позиции «десятки», на которой играет Нико, а вся игра для неё — это забивание мячиков в ворота.

And she'll never know your story like I do…

Впрочем, кого это волнует?

— Надеюсь, ты поставила у ребят на входе, что мы сегодня забьем, — во весь рот улыбается Нико, щуря глаза, такие невозможно-зелёные в тени густых ресниц.

— На твой хет-трик, — фыркает она. — Если забьешь три, я выиграю сорок песо и куплю футболку «Ривер Плейт».

— Тогда я сегодня вообще к штрафной не приближусь, — хохочет он в ответ. — Никаких «полосников», только «Бока Хуниорс»!

— Перальта! — окликает его тренер младших «альбирохас». — Марш в подтрибунку, хватит девчонок окучивать! Окучиватель, тоже мне…

Нико трусцой бежит в подтрибунные помещения, оборачивается у самого входа и шлёт Андреа воздушный поцелуй. Ничего особенного, он такой всегда — яркий, открытый, эмоциональный, — но у неё подкашиваются коленки, и ей кажется, что все вокруг это видят, будь проклято это дурацкое платье!

Она плюхается на сиденье.

Солнце кажется ослепляющим, трава бьет в глаза яркой зеленью, и в голове шумит, а сквозь стук крови в висках пробивается дурацкая песня вездесущей Свифт.

— Я одна могу рассмешить тебя, когда ты чуть не плачешь, — пересохшие губы Андреа шепчут следом за мелодией, и ей хочется почувствовать в руках теплое дерево гитарного корпуса, коснуться жёстких струн. — …ты рассказываешь мне о своих мечтах, и я думаю, что я знаю…

…кто тебе подходит.

И это не Виктория.

«Я думаю, что мое место — рядом с тобой».

— Привет, — мимо неё, чуть не наступая на ноги, протискивается опоздавшая Вики, и сердце Андреа падает куда-то в пятки.

Она может думать всё, что угодно, только это не значит, что Нико думает так же.

Сумерки медленно просачиваются сквозь жалюзи. В Буэнос-Айресе зима, тогда как в Турине царило жаркое лето, и дни намного короче, пусть и погода не так уж холодна.

Андреа понимает, что уснула, даже не переодевшись и не разобрав вещи. Джет-лаг накрыл стремительно, вырубив её на несколько часов. Черт.

Желудок аж к позвоночнику прилип.

Она берет телефон, чтобы заказать себе что-нибудь поесть, и с полминуты тупо смотрит на сообщение от Себастьяна, маячащее на экране.

«Видел в твоем Инстаграме, что ты вернулась. Не хочешь пообедать?»

Сообщение было отправлено пару часов назад. Андреа прикрывает глаза. Голова тихо, но противно гудит. Возможно, Себас обиделся на отсутствие ответа, но они не пара — пока что, — и она не обязана бежать и отвечать на все его СМСки. Но ей жгуче стыдно за эти мысли, на самом деле. Хотя бы из банальной вежливости, но что-то написать.

«Я уснула. Спишемся позже, ладно? Джет-лаг»

Она не должна думать, сможет ли смотреть ему в глаза после того, как провела ночь с Нико. Это Себаса не касается. Ответное сообщение она уже не читает.

…Андреа не может сосредоточиться на совещании. Свой отчет она уже защитила, и теперь его распечатанная копия лежит на столе у главы скаутского отдела. Тот мальчишка, Лоренцо Бруно, которого она присмотрела на молодежных матчах «Ювентуса», недоступен для продажи и аренды — «бьянконери» заблокировали любые его трансферы на ближайший год и готовят его в основу, — но ей удалось найти ещё несколько «бриллиантов» на итальянском футбольном рынке. Она привела в отчете статистику, приправила её характеристиками от тренеров и собственными наблюдениями и считает, что сделала всё, что могла.

Теперь её коллега, Мария Гарсия, рассказывает о своих успехах в поисках «сокровищ» молодёжной бундеслиги. Она нервничает, сжимает в ладонях распечатанные тезисы своей речи. Андреа откидывается на спинку кресла.

Турин продолжает жить в её голове.

Андреа не хочет думать, как ей было хорошо с Нико в ту ночь. Неправильно и хорошо, так, что не хотелось вылезать из постели. Хотелось остаться с ним, прижимаясь к его теплому и сильному боку, и хотя бы на какое-то время поверить, что им удалось всё вернуть.

Сжав губы, она больно щиплет себя за запястье.

«В одну и ту же реку нельзя войти дважды, а фарш невозможно провернуть назад, Андреа Родригес. И ты это понимаешь. Займись лучше работой»

Мария уже закончила. Эмиллиано Галло, шеф-скаут для молодёжки, вздыхает.

— С вашими отчетами мне всё понятно. За сегодня я изучу их более подробно и вызову каждого на отдельный разговор. Обсудим ваши оценки игроков, поищем видео с игр. Всем спасибо, свободны. Андреа, задержись.

Вот Дьявол.

Мария и Хорхе смотрят на неё с сочувствием. Галло — начальник строгий и справедливый, и Андреа почти готова к тому, что её будут чихвостить за невнимательность во время совещания. Черт бы подрал Перальту! Всё из-за него.

— Твой отчет я посмотрел сразу. Думаешь, нет никаких шансов уговорить «Ювентус» на аренду Бруно?

Она качает головой. Информация о блокировке трансферов инсайдерская, от Нико во время разговора за тем ужином, и она не может выдать свой источник, но уверена, что он говорил правду.

— Лучше присмотреться к Андреа Моретти, — Андреа помнит, что расписала характеристики своего почти-тёзки и его успехи в играх молодёжки «Интера». — «Нерадзурри» вряд ли продадут его в этом году, но открыты для аренды, если это поможет ему раскрепоститься и научиться играть вне схем. Иногда навыки «свободных художников» могут очень пригодиться.

Галло задумчиво кивает. Он знает, что лучшего места в Аргентине, чем «Бока Хуниорс», для не обделенных талантом и умеющих создать голевое действие из ничего игроков, просто не найти.

— Моретти, значит… Хорошо, спасибо. Я составлю список игроков, которых мы попытаемся приобрести или арендовать в Европе. Совещание по этому поводу будет в конце недели.

Андреа выдыхает.

Ей очень хочется, чтобы Галло уже отпустил её, но, когда она уже берется за ручку двери, ей вслед летит вопрос:

— Кто тебе сказал про Бруно? Информация о блокировке трансферов не просачивается настолько быстро.

Андреа благодарит Бога и Деву Марию, что стоит к Эмиллиано спиной, и он не видит её выражения лица. Он сразу бы угадал, что она лжёт.

— Один друг. Я за него ручаюсь.

В конце концов, это почти не было ложью.

Нико действительно был её другом.

Он был другом, когда утешал её, расстроенную, после проваленного теста по английскому языку. В свои четырнадцать с половиной Андреа тогда ещё понятия не имела, кем станет, но понимала, что без английского ей не обойтись. Нико же языки давались легко, в отличие от математики.

Он был её другом, когда помогал отрабатывать тактические приемы — он отлично видел поле, пусть в основном и играл на позиции «десятки».

И он оставался её другом, даже когда стал её парнем.

«Сентраль Кордова» в Молодёжной Лиге Аргентины в тот день не феерит. Тренер мечется по бровке, что-то кричит, размахивает руками. Андреа подается вперед, чтобы лучше видеть поле. Нико только что вышел на замену, и она видит, как он лавирует, обходит игроков соперника, пробрасывает мяч между ног защитника и вновь подхватывает его, перепрыгивая через другого защитника, скользящего в штрафной в подкате.

До ворот остаются считанные метры. Два или три. Андреа сжимает руки в кулаки на коленях, чувствуя, как скользит по спине капля пота. Она нервничает, постукивает ногой, стискивает пальцы, и всё это происходит за долю секунды, замедлившейся для неё, как в слоу-мо в голливудском фильме, а потом…

Нико бьет.

С левой.

Вратарь кидается вбок и пропахивает телом поле ворот.

Мяч описывает дугу и попадает точно в девятку.

Андреа взлетает с сидения, подскакивает к ограждениям, отделяющим бровку футбольного поля от трибун, вцепляется в неё вспотевшими ладонями. Она видит, как мальчишки из «Сентраль» наваливаются на Нико, скачут, счастливые, по газону, а её сердце колотится дикой, загнанной птицей.

Сбросив с себя сокомандников, Нико подскакивает к боковой трибуне, на которой торчит Андреа, на его лице играет широченная улыбка, глаза сияют.

Ей хочется сжать его в объятиях. Край ограждения впивается в живот.

А потом Нико вдруг целует её.

Пол трибун уходит у Андреа из-под ног, а мир прекращает вращаться. Она издает какой-то совершенно несексуальный звук прямо в поцелуй; воздух спирает в груди. Нико загребает её за затылок, улыбается ей в губы, а потом отстраняется, делает шаг назад.

И убегает к своим.

В тот момент Андреа чувствовала, как к черту отправляется всё, что она себе успела надумать о нём, о них, о себе. И точно такое же ощущение настигло её в Турине. Нико выжег всё, что она установила для себя незыблемым, снова вломился в её жизнь, и ей чудилось — стал её воздухом.

Опять.

Она сжимает в пальцах край раковины. Паника накатывает внезапно и стремительно, и только шум воды сдерживает её мощь.

Однажды Николас уже обманул её. Она не может поверить ему вновь.

Нико взял её прямо в коридорчике небольшой квартиры в Турине, усадив на туалетный столик; они даже раздеться толком не успели. Андреа возблагодарила себя и своего гинеколога, что пила противозачаточные, потому что презерватив вытащить из кармана джинсов Нико тоже не успел. Он уткнулся лицом в её шею, обжигая кожу стонами, позволяя ногтями разрисовывать его плечи и спину.

Андреа было так хорошо, что почти больно, физически и морально.

Его имя горело у неё на языке, срывалось с губ, полыхало в мозгу. Нико, Нико, Нико.

Она сжимает зубы, так, что они скрипят.

Телефон в кармане вибрирует сообщением, и Андреа подскакивает. В груди что-то сжимается, противно и ноюще.

Себас.

«Сегодня поужинаем вместе?»

Можно было бы согласиться. Это легко. Написать всего пару слов. «Окей, где?»

Но что-то внутри сопротивляется. Андреа разрывает от эмоций. Она слишком много думает о Нико, и она не готова после этого флиртовать с кем-то ещё и делать вид, что всё в порядке. Не сейчас.

Себас хороший. Только футбол не любит. Водит её в кафе или в ресторан на ужин, но на стадион с ней никогда не пойдет. Он разве что за сборную может поболеть, но последние несколько лет матчей «альбиселесте» Андреа избегает. Под любым предлогом.

Себас хороший.

Но и говорить с ним тяжело. Её работа для Себастьяна — тёмный лес, его не интересуют матчи между «Бока Хуниорс» и «Ривер Плейт», и поспорить с ним о том, кто лучше отыграл, «генуэзцы» или «миллионеры», ну никак не получается.

Андреа смотрит в зеркало, на свое побледневшее лицо, и эту бледность не скрывает даже её смугловатый цвет кожи.

«Не сегодня, ладно? Тяжелый день», — пишет она.

Замирает над кнопкой отправки.

Сообщение доставлено.

Вообще-то, Себас даже слишком понимающий, и Андреа почти не удивляется, когда приходит ответ.

«Конечно, отдыхай, поужинаем завтра или послезавтра»

И ей хочется взвыть.

Она чувствует себя первосортной сукой, хотя ничего Себастьяну не обещала.

…Бар в соседнем доме только начал запускать посетителей. Андреа проходит мимо и в перерывах между песнями, звучащими в наушниках, ловит уже знакомый до тошноты, преследующий её голос Тейлор Свифт.

В горле что-то сжимается.

All this time how could you not know, baby?..

Она ускоряет шаг. Нужно было доехать прямо до дома, но она решила, что прогуляется пару кварталов и вышла из такси, привезшей её в Кабаллито из Каса Амарильо, тренировочной базы и офисов «Бока Хуниорс», чуть пораньше.

Зря.

Новая песня, что-то из репертуара Леди Гаги, заглушает ей голос вездесущей и приставучей американки, а потом телефон в кармане вибрирует, оповещая о новом сообщении.

Андреа смотрит на экран в полной уверенности, что ей вновь пишет Себас, но значок инстаграма издевательски подмигивает ей именем Николаса Перальты.

Stupid Boy. Нико. Август 2018 г., 2008–2012 гг. (в воспоминаниях)

Николас Перальта смотрит на закрытый Инстаграм-профиль Андреа и испытывает что-то, близкое к отчаянию.

Андреа не оставляет ему своих контактов. Просто исчезает после совместной ночи, будто для неё их встреча ничего не значила, будто их общее прошлое тоже ничего не значит. Может, оно и не значит больше для неё ничего, только Нико помнит, как она стонала в его объятиях, впиваясь ногтями в его спину; помнит её взгляд и её поцелуи; помнит их общие воспоминания — и не верит, что она забыла.

Не могла.

Зато смогла оставить ему записку с просьбой захлопнуть за собой дверь.

«Замок защелкивается сам. Не забудь»

Забудешь тут. Николасу кажется, Андреа разбередила что-то в его сердце, настолько давно забытое, что он и сам понятия не имел, что оно сохранилось. Они были друзьями, они любили друг друга, он собирался сделать ей предложение… пока в его жизни не появилась Агустина и не перевернула всё с ног на голову.

Точнее, пока он не перевернул всё сам.

Всего было слишком много.

Разочарованный взгляд Андреа, когда он впервые за несколько лет посвятил гол не ей.

Красивая девчонка на пару лет старше на тусовке с футболистами «Бока Хуниорс», куда его позвали после матча «Сентраль Кордова», в котором он звездил. Алкоголь в стакане позволял забыть, что права на него только что продали… что его самого только что продали, как мягкую игрушку, как вещь какую-то, даже не спросив.

Музыка, которая ему даже не нравилась.

Агустина в его постели.

Заплаканные глаза его любимой девушки, его Анди.

Он всё это забыл. Спрятал где-то в себе, чтобы не вспоминать и не думать, как подвёл её, как предал её.

Андреа не была виновата, что с ним поступили, как с кем-то, у кого не было собственного мнения; «Сентраль», которым он отдал семь лет жизни, лишь старались продать его подороже и никак не могли решить, кому. «Интер»? «Мессина»?

Андреа не была виновата, что он чувствовал себя вещью и всеми силами старался доказать себе: он жив. После смерти отца в ДТП, после стольких месяцев без футбола, после тяжелого возвращения в академию, после продажи экономических прав на него Факундо Росси, после ареста этого Росси и постоянной трясучки из-за трансферов, после всего, через что он прошел, он всё ещё жив.

Её вины не былони в чём. Наоборот. Анди всегда была рядом.

Поддерживала.

Любила.

Ничего не требовала.

А он её предал.

Нико смотрит на с трудом добытый с помощью брата профиль в Инстаграме и ненавидит себя.

Кольцо жжет ему карман шорт.

Нико знает, что должен его выбросить. Он не заслуживает Андреа. Не после того, как переспал с той легкой на подъем девчонкой на вечеринке «генуэзцев». Не после того, как посвятил ей гол.

Он садится на бортик фонтана. Солнце нещадно палит макушку. В Кордобу пришла очередная весна.

Маленький бриллиант пускает солнечного зайчика ему в глаза. Нико жмурится: это у него слёзы на глазах от злости на себя или от разочарования?

Он разочаровал Анди. Он разочаровал сам себя. Горло сдавливает спазмом. Нахрена он купил кольцо, если в гребаном итоге первая попавшаяся юбка задурила ему голову?

Андреа с ним больше не разговаривает. Совсем. Как дурак, он приезжает по выходным в Лагуну Ларго и крадётся к её окну, но не решается, как раньше, кинуть камешек в стекло — всё равно не откроет. И он рискует быть обнаруженным сеньором Родригесом — ох, отец Андреа и задаст ему трепку тогда, если, конечно, догонит, — и слушает.

Её голос.

Её игру на гитаре.

Её слёзы.

То, как Глория на чём свет стоит костерит его, потому что так больно её сестре не может делать никто.

Один раз Нико попытался выдернуть Андреа на разговор, но вышла Глория и наорала на него.

— Если ты ещё хоть раз приблизишься к моей сестрёнке, придурок, клянусь, я яйца тебе отрежу и скажу, что так и было!

И это было бы чертовски справедливо.

Он и сам знает, что где-то яйца потерял. Как и свои мозги.

Нико «считает ворон» на тренировках и забивает меньше, не только из-за чехарды с экономическими правами и непонятными трансферами, но и потому, что Анди больше нет рядом. За последние десять лет он слишком привык, что она есть. Слишком приучил себя к ней.

Мама не осуждает его, братья не осуждают его, но он чувствует, что они разочарованы, и от этого только больнее. Все в нём разочарованы. Даже папа, смотрящий на него с небес, наверняка разочарован: сын поступил, как скотина.

Как распоследний мудак он поступил.

Очередной спазм давит горло.

Нико вытаскивает кольцо из коробочки и швыряет прямо в фонтан. Прозрачная гладь колыхается от всплеска.

Ему чудится, что он не украшение в воду швырнул, а кусок собственного сердца.

— Черт, — цедит Нико. — Черт, черт, черт!

Мобильный в кармане звякает сообщением.

Другое имя на «А».

Агустина.

Не Анди.

«Как дела у чемпиона?)»

Хреново. Паршиво. Хуже некуда.

Нико вытирает нос ладонью. Он никогда не стыдился своих эмоций. Плакал, если хотелось плакать. Смеялся. Любил. А сейчас ему хочется избить себя, самому себе расквасить нос, потому что сделанного — не воротишь, а фарш невозможно провернуть назад.

Он не хочет отвечать Агустине. Но она не виновата, что Нико натворил херни.

«У фонтана сижу»

Это даже правда.

Стина пишет что-то, наверное, но Нико не смотрит на экран. Сбросив кеды, он забирается в воду.

Кольцо поблескивает на дне.

Он тянется за ним и, поскользнувшись, едва не падает, обманутый насмешливым блеском, но удерживает равновесие — не зря столько лет отдал спорту, — и прячет добытый трофей в карман.

Сам не зная, зачем.

…Уже изрядно потертая, коробочка привычно ложится в ладонь. Нико раскрывает её, щурит глаза на маленький бриллиант в тонкой золотой оправе. Сейчас он купил бы, конечно, совсем другое кольцо. Дороже. Соответствующее статусу. Но его сердце всё равно греет именно это.

Неподаренное.

Настоящее.

Телефон звенит какой-то милой песенкой.

— Мам? — Нико прижимает смартфон ухом к плечу. — Когда тебя из книжного клуба забрать?

Марисоль Перальта умудрилась в Турине найти себе занятие по интересам. Она всегда обожала читать, обожала покупать новые книги, пусть они раньше и не могли себе позволить обширную библиотеку. Сейчас, заработав достаточное количество денег, чтобы радовать мать любыми подарками, Нико предпочитает дарить ей книги. Его сердце поёт, когда Марисоль, разворачивая шуршащую обертку, счастливо улыбается, дотрагивается кончиками пальцев до обложки, обводя название и имя автора, а от её глаз в стороны разбегаются лучики-морщинки.

Хоть кого-то он радует.

Агустина бросила его, и он испытал в тот момент охренительное облегчение.

Их отношения выросли на его измене и чувстве стыда, на её желании заполучить себе хорошенького и подающего надежды футболиста, и продержались на этом фундаменте почти шесть лет — знаете, чертовски долгий срок для людей, у которых под финальный аккорд мало что оказалось общего, кроме любви к животным.

Когда-то давно, окончательно осознав, что Андреа не захочет к нему вернуться и не сможет простить, Нико решил двигаться дальше. Его купила «Мессина», он готовился жить на Сицилии, и новая жизнь пугала так же, как и манила шансом начать всё сначала, так почему не с Агустиной?.. Он действительно верил, что сможет её полюбить.

А потом — верил, что полюбил.

И верил.

И верил.

Посмотрите на его счастливые посты в Инстаграме, если думаете, что он врёт.

Только вера в любовь к человеку, которого на самом деле не любишь, — это не вера в Бога, она не будет жить, подпитываясь молитвами и собственными мыслями. Нико запретил себе думать об Анди, травил эти воспоминания и напрочь вытравливал, изматывая себя тренировками и ни на минуту не отпуская от себя Агустину, и ему удавалось притворяться, что всё получилось, похвальное количество времени, даже после их с Стиной расставания.

Ровно до того, как увидел Андреа на матче молодёжки «Ювентуса» в Турине.

Там, где повстречать и не думал.

Он правда не хотел снова делать ей больно. Оба они должны были двигаться дальше, но…

Но.

— Ты написал ей? — мама проницательно смотрит на Нико, и в машине от её взгляда деваться ровным счетом некуда.

Черт.

— Мам, — вздыхает он, — я не уверен, что через столько лет Андреа вообще захочет со мной говорить или прошлое вспоминать.

Он осознанно умалчивает об их встрече в Турине. Молчит, какой охренительный, потрясающий у них был секс. Рот на замок закрыл, чтобы не ляпнуть лишнего.

Марисоль приподнимает бровь. Его аргументы не убеждают её.

— За столько лет всё переварилось и утряслось, я уверена, — она качает головой. — Зря я, что ли, поднимала на уши твоего брата? Он-то с Родригесами всё ещё общается. Напиши ей, Нико. Всё давно уже перемололось.

Николас так не чувствует.

Спасибо, Бенха, за адрес Инстаграма Андреа, но имеет ли он право ей писать?

Ему кажется — он разбередил в сердце Анди рану, которую она собственноручно зашила и постаралась не трогать. Ему кажется — она ясно дала понять, что больше его видеть не хочет, даже если целовала, как раньше. Обнимала, как раньше.

И умоляла взять её. Снова и снова.

Он закусывает губу.

— Я подумаю, мам.

Включает в машине радио, и оно разрезает тишину голосом Тейлор Свифт.

But I was just a toy, which you destroyed

Stupid boy…

Нико хочется вырубить аудиосистему тут же, переключить радио, сделать что угодно, лишь бы голос американской кантри-певички не вгрызался в его и без того пухнущую от мыслей голову. Но если он выключит музыку, мама что-то заподозрит. Она ведь прекрасно его знает.

И он слушает, слушает, а голос Тейлор кажется ему ядом, от которого нет ни спасения, ни противоядия.

What happens when you wake up, to see that you've lost?

Он был идиотом, когда променял Андреа на Агустину. И, судя по всему, идиотом и остался, раз ничего не сделал теперь. Не поехал за Андреа в «Ювентус Центр», зная, что она отправится туда — она всегда была слишком упряма, чтобы останавливаться на полпути, даже если он сказал ей, что Бруно не продается и в аренду не отправляется.

Не догнал её. Не дождался её.

Николас мог сколько угодно убеждать себя, что уважил её желания, но в глубине души он знал, что он — трус.

Он испугался, что на самом деле он ей не нужен.

Что ему всё показалось.

Мелодия Свифт наконец-то сменяется на какую-то итальянскую попсу.

…Часы показывают одиннадцать вечера. Утром у Нико тренировка, и ему бы спать, чтобы не явиться перед глазами тренера Аллегри невыспавшимся, но он продолжает таращиться на закрытый профиль Инстаграма Анди и так и не решается нажать кнопку.

Когда он понял, что влюбился в неё? Он усмехается. Как сейчас он помнит ту вечеринку, на которую Глория нарядила Андреа «в девочку», но втрескался он в Анди не поэтому. Плевать он хотел на платья или на косметику, но что-то в ней было до колик в животе восхитительное в тот вечер.

Быть может, её смущение от непривычного наряда.

Или её упорное нежелание замечать, как другие парни на неё пялятся.

Таращатся. Зато Нико тогда заметил и впервые испытал жгучий укол ревности в самое сердце. Тогда ему тоже удавалось открещиваться от собственных чувств достаточно похвальное количество времени, пока желание посвящать голы ей, стало откровенно невыносимым, и он не сдался.

Он запомнил ошарашенный взгляд Андреа, когда поцеловал её на трибунах, и это был самый лучший поцелуй в его жизни на тот момент. Он и до сих пор так думал.

Они встречаются на старой футбольной площадке. Анди сидит на шине, ковыряет носком кеда асфальт. У Нико сжимается сердце.

Он был чертовски тупым, если не замечал, что влюблен. И ему хочется подхватить Анди, зацеловать, уткнуться носом в её темные, пахнущие песком и солнцем волосы, но он мысленно встряхивает себя, как глупого кролика.

С ней так нельзя.

— Привет, — он плюхается рядом.

Анди вздрагивает.

— Привет, — она явно не знает, как вести себя с ним после того поцелуя. Нервно облизывает губы. Он залипает на этот жест, как и последние полгода. — Я думала, ты сегодня на тренировку едешь.

— Завтра, — Нико щурится на ярко-синее небо Лагуны Ларго. Ему кажется, что его сердце поёт. — В понедельник. Погоняешь мяч со мной? Хочу потренировать пенальти.

— Да, конечно.

Одергивает шорты и футболку, а у Нико в горле пересыхает от каждого её движения. Он тяжело сглатывает, понимая, что больше не может врать ни себе, ни ей. Подбрасывает мяч, ловит, чеканит его, скидывает Анди. С мячом в ногах проще.

Всегда было. Им обоим.

— Только у меня условие.

Анди замирает.

— Ты о чем?

Нико улыбается. Эта идея пришла к нему внезапно, когда он обдумывал, как бы половчее предложить Анди встречаться и не спугнуть её.

— Пенальти. По пять штук каждый. Если ты победишь — я буду твоим парнем. А если я выиграю — ты будешь моей девушкой.

Ему до сих пор смешно и ноюще больно от воспоминаний. Андреа тогда добрые полминуты хлопала глазами, что твоя сова, прежде, чем выдавить что-то вроде «Ты с ума сошел?».

Он, кстати, тогда дал ей выиграть. А потом они целовались, прячась за углом своей бывшей начальной школы, и Нико казалось, что весь мир лежит у его ног.

В Буэнос-Айресе — половина восьмого вечера.

Он проверял.

В непрочитанных висит сообщение от Гресии Эспозито — аргентинской модели и певицы. Она хорошенькая, чем-то похожа на Анди, но совсем не Андреа, и Нико чувствует, будто отвечать ей было бы чем-то совершенно лишним.

Хотя если бы он не встретил Анди в Турине, то, наверное, написал бы Гресии. Он думает, что вполне может представить себе их общее будущее. Перелёты между Аргентиной и Италией. Совместное приготовление суши.

Потом они завели бы собаку. Или двух.

Николас проводит пальцем по потухшему экрану, будя заснувший Apple, и, не давая себе передумать, жмет на кнопку «запросить доступ к профилю Andrea_boco_j».

(Not a) last kiss. Ноябрь 2018 г

Запрос на допуск в профиль висит неодобренным уже два с половиной месяца.

Андреа смотрит на имя Николаса, пролистывает опубликованные фотографии, но что-то внутри стопорит её, не позволяет нажать кнопочку «принять». Её латанное-перелатанное сердце протестует каждый раз, когда она просматривает страницу и едва сдерживает себя, чтобы не нажать сердечко под каким-нибудь постом.

Слишком страшно.

Слишком больно.

Слишком.

Воспоминания о Турине не стираются из памяти, остаются выжженными в ней, как гравюра по дереву.

Потемневшие от возбуждения глаза Николаса.

Его татуировки, рассыпанные по телу — на ребрах, на ногах, на бицепсе; Андреа водила пальцами по красно-черному орнаменту на его предплечье, касалась губами имени его матери, выписанного иероглифами на боку.

Его поцелуи, нисколько не напоминающие те, из их общего подросткового прошлого.

Нико, вылизывающий её шею.

Её пальцы, судорожно стаскивающие его свитшот, ласкающие его плечи, грудь, живот. Крепкие мышцы перекатываются под кожей.

Нико задирает подол её платья, смеется.

«Как же ты меня хочешь, Анди…»

«Заткнись…»

Нет, Андреа не жалела. Ни сейчас, ни тогда, в Италии. Не в моменты, когда Перальта замирал между её ног, скользя лукавым взглядом по её телу, выше, к лицу, и мучительно-медленно и легко касался губами её живота, будто вопрошая «точно ли ты хочешь этого, Анди?». Не в моменты, когда он вылизывал её, заставляя метаться среди простыней, стонать и всхлипывать, зарываясь пальцами в его волосы. Не когда он выглядел так охренительно горячо, закинув её ноги себе на плечи.

Андреа с трудом возвращает себя в реальность.

Хватит.

Она сворачивает страницу Нико и отпивает глоток кофе.

— Привет, извини, я долго, — Себастьян появляется откуда-то сбоку, быстро целует её в щеку. — Шеф неожиданно задержал.

— Ты же предупредил, — Андреа пожимает плечами, улыбается. — Я заказала тебе американо, как ты любишь.

Они встречаются чуть больше двух месяцев, хотя не афишируют свой статус в социальных сетях, потому что на самом деле это никого не волнует, а им самим — просто не нужно. Ходят в кино и в театр, обедают вместе, занимаются сексом, и со стороны всё выглядит почти идеально.

Абсолютно нормальный парень с совершенно обычной девушкой. Андреа не обольщается, думая, что она — какая-то особенная, ведь таких скаутов, как она, в «Бока Хуниорс» достаточно, и чаще всего они остаются в тени. Себас и вовсе работает в банке кредитным специалистом.

Ради него Андреа не хочется брать в руки гитару, но это ведь не так уж и страшно, правда?

Себас хороший. И секс с ним хороший.

«Но не великолепный, да? Не до вскриков и ногтей в самые плечи, не до вспышек под зажмуренными веками и пересохших, искусанных губ?»

Это ведь не важно, правда?..

Сморгнув наваждение, Андреа встряхивает головой. Себас уже несколько минут что-то рассказывает про своего босса, но она не слушала, а теперь уже и начинать поздно, поэтому она кивает, пьет свой капучино и считает минуты до окончания обеденного перерыва Себастьяна. Сегодня она почти свободна, потому что в Каса Амарильо не нужна, а вечером «Ривер Плейт» играют с «Ньюэллс Олд Бойз», и Галло отправил её посмотреть на нового игрока молодёжки «полосников», арендованного из французской Лиги 1 — быть может, удастся его переманить в январское трансферное окно, если в договоре нет преимущественного права покупки.

Футболисты — что вещи или рабы, продаются и покупаются теми, кто может заплатить больше или предложить трофеи и стабильность.

Глория бы сказала, что её должно насторожить, с какой легкостью она отключается от разговоров Себаса. Ей легко говорить, они с мужем вместе с колледжа и любят друг друга. Андреа только отмахивается — она же не собирается за Себаса замуж, ей просто нужен кто-то…

Кто-то…

«Кто-то, кто поможет тебе выкинуть из головы Нико», — ехидно замечает её внутренний голос, удивительно похожий на старшую сестрёнку.

— Кстати, — Себас касается её руки, — раз уж ты идешь сегодня на «Ривер Плейт», не найдется ли у тебя лишнего билета?

— Это же молодёжка, — удивленно вскидывает брови Андреа. Вопрос оказывается таким неожиданным, что она не сразу находит ответ. — Зачем тебе?

— А, молодёжка, — он разочарованно вздыхает. — Я просто хотел взглянуть на то, что ты так любишь.

На душе у неё теплеет.

Всё же Себас — хороший. Он старается.

— Я постараюсь тебе добыть билет на «альбиселесте» на эти выходные в Кордобе, — подмигивает ему Андреа во внезапном приступе нежности и веселья. Себастьян, может, и не Николас Перальта, но он же пытается быть для неё хорошим, она должна поддержать и помочь. — Посмотришь на Месси.

Матчи «бело-голубых» смотрят все. Даже те, кого футбол не интересует.

Они расстаются, и Андреа садится в такси. Весна в Буэнос-Айресе цветет терпким ароматом сиреневых цветов жамарканды, разлитым в воздухе, и щекочущим ноздри запахом жарящегося во дворах барбекю. Водитель выкручивает радио на полную; настроение Андреа падает ниже плинтуса — её личную весеннюю радость разгоняет очередной песней преследующей её Свифт.

So I'll watch your life in pictures like I used to watch you sleep

And I feel you forget me like I used to feel you breathe…

Ей некуда деваться от этой удушающей правды. Андреа знает, что побила рекорд по просмотрам страницы Нико за последние пару месяцев, хотя он уже наверняка перестал ждать одобрения запроса… да и вообще, как, черт возьми, он её нашел?!

Андреа точно помнит, что не оставляла ему контактов. Ни телефона, ни социальных сетей, а найти её ник без фамилии — та ещё задачка. Если только ему не подсказал Бенхамин, его старший брат, который до сих пор забегал к маме на обед по выходным.

Иногда.

Захотелось врезать ему с ноги при следующей встрече. Бенха знал, из-за чего они с Нико расстались, знал, что Андреа тяжело переживала расставание, а теперь…

Черт.

Гитарные струны режут пальцы, но эта боль Андреа необходима. Она шмыгает носом, зажимает аккорд и напевает, поражаясь собственному хриплому голосу.

Сегодня это не Свифт. Английский не может, не в состоянии выразить её чувства — боль, скребущую кошкой за ребрами; нежность, которую предстоит вытравить из себя; обиду на предательство и злость.

— Me muero por tenerte conmigo, que todo es tan desierto y vacío… — Андреа умирает вместе с Наталией, с выписанными кровью на её сердце строчками о любви, пустоте в сердце и желании быть рядом с Нико, несмотря ни на что. Слёзы смачивают ресницы, скользят по щекам, и она почти не видит струн, зло смаргивает солёную влагу. — Para borrar el dolor en mi corazón, sin ti la vida es un castigo…

Нико любил слушать, как она поет, даже без гитары. Клал голову ей на колени или на живот и слушал, прикрыв глаза, и плевать он хотел, что голоса у неё не было.

Она предпочла бы никогда не знать, что Нико ей изменил. Пусть это оставалось бы тайной. Пусть он оставался бы рядом.

А теперь его не было. Его самолет наверняка сейчас летит над Атлантикой, унося его в новую жизнь — на далёкой Сицилии, о которой Андреа знала только, что там была «коза ностра». В Аргентине жило много итальянских переселенцев, искавших новую жизнь на просторах чуждой им страны с таким похожим и таким чужим для них языком, но не в Лагуна Ларго.

— Эй, — Глория заглядывает к ней в спальню. Она со своим парнем приехала на выходные, и теперь Хулиано жарил на заднем дворе мясо. На запах наверняка сбегутся все соседи. — Ужинать пойдешь?

Андреа быстро вытирает ладонью слёзы. Сестра не спрашивает, как она, и за это ей — большое спасибо.

— Иду, — она слабо улыбается. — А соус барбекю будет?

Глория треплет её по макушке.

— Конечно.

Теперь-то Андреа понимает, что Глория всегда и всё о ней и о её чувствах знала, просто отмалчивалась, чтобы не задевать, и это было не похоже на неё, а поэтому — ещё дороже.

Never imagined we'd end like this,

Your name, forever the name on my lips…

Николас. Три слога. Семь букв.

Иногда — часто — она думает, смогла бы простить его, если бы он попросил прощения? Ответ, звучащий в её сердце, сильно расходится с любым разумным.

Андреа злится, щиплет себя за локоть.

Такси высаживает её у тренировочной базы «Ривер Плейт», недалеко от входа, и уезжает.

Вдохнув сладкий весенний воздух, Андреа шагает к охране.

Пресса ловит Нико где-то в кафе с Гресией Эспозито. Новость об этом попадает на первые полосы аргентинских газет.

Сердце Андреа разбивается в очередной раз. Это так глупо, ведь ей вообще не стоит переживать об этом, что вообще у них было в загашнике за годы, прошедшие после расставания? Одна ночь любви? Его запрос в Инстаграме? Смешно. Ни первое, ни второе ничего не значит. Просто воспоминания, ностальгия и помутнение рассудка.

Ничего особенного.

Нико волен как угодно распоряжаться своей личной жизнью. Так же, как и она.

Однако газета оказывается у неё на столе. Андреа жадно всматривается в слегка смазанные фотографии, пытаясь разглядеть на них что-то, опровергающее или подтверждающее гипотезу журналистов-«желтушников», и не находит. Нико и Гресия просто пьют мате и о чем-то болтают, даже не сидя очень уж рядом друг с другом, но Андреа проще и безопаснее думать, что они встречаются.

В конце концов, у неё тоже есть отношения.

Но глупое-глупое сердце ноет, болит и рвётся на части в очередной раз. Вновь.

— О, это же Перальта, — Мария заглядывает Андреа через плечо. — Дай почитать! — и выхватывает газету прямо из-под носа.

Хорошо, что никто из них не знает об их отношениях в прошлом. Андреа трет ладонью внезапно защипавшие глаза. У неё всё ещё есть Себас. Она достала ему билет на матч «альбиселесте» с Мексикой. Сама, правда, идти не собирается. По определенным причинам.

Лучше она съездит к родителям. Уже три недели не навещала.

— И почему футболисты никогда не смотрят на таких, как я… — вздыхает Мария где-то на фоне. — Мне кажется, я бы от одного его прикосновения кончила…

— Смотри, как бы это не услышал Галло! — хохочет Хорхе. — Он тебя тогда к парням из молодёжек на пушечный выстрел не подпустит!

— А я не трахаюсь с малолетками! Перальте двадцать пять, вообще-то!

Вчера исполнилось.

Дата его рождения въелась Андреа на подкорку мозга, горит там огнём. Она весь день сдерживалась, чтобы не написать ему поздравление, потому что это ни к чему, ни к чему, ни к чему. Лишнее, лишнее, лишнее. Они не поздравляли друг друга с праздниками долгие шесть лет, к чему это сейчас?

Она думала: вдруг Нико хочет извиниться?

Вдруг хочет поговорить?

Что-то внутри неё тянется к этой мысли, греет жадным теплом, но Андреа знает, что воли надеждам лучше не давать. У надежды зелёный цвет — как вода у берега; как весенняя трава, пробивающаяся сквозь трещины в асфальте; как глаза Нико. Надежда может греть, но точно так же — может и больно ударить. С такой силой, что больше не оправишься.

У неё есть Себас. У Николаса — видимо, Гресия Эспозито, дочь знаменитой в Аргентине актрисы и режиссёра.

Вполне подходит ему по статусу.

Пусть так и остается.

* * *

— Мам, я пройдусь, — Андреа чмокает мать в щеку, и та отмахивается, помешивая в кастрюле фасолевый суп, который обожает Хулиано. Они с Глорией и их сыном Нандо снова заехали на выходные, и из-за того, как часто сестра навещает родителей, Андреа чувствует себя хреновой дочерью.

В Лагуне Ларго всё по-прежнему. Почти.

Какие-то магазины закрылись, да и букмекерской конторы La Favorita, которую держал когда-то отец Нико, больше нет. Многие «коробки» для уличного футбола исчезли, заросли зеленью, всегда находящей себе дорогу, а где-то построили детские площадки, но школьная футбольная площадка до сих пор сохранилась.

Её немного облагородили, поставив более приличные ворота; убрали шины, на которых они с Николасом когда-то любили сидеть. Расчертили на зоны. Андреа ставит рюкзак к стене и достает свой старый, видавший виды мяч, который она забрала из школы «Спортиво», когда уезжала в Буэнос-Айрес.

Подкидывает его носком спортивного кеда, радуясь, что ноги помнят, как играть.

В школьных окнах ещё горит свет, хотя пятничные уроки давно закончились. Она думает: завтра весь город прильнет к экранам телевизоров, наблюдая за матчем между Аргентиной и Мексикой и за финтами великого Месси. Она думает, что даже дома не избежит этого матча, зато снова может прийти сюда и немного потренироваться.

Просто для себя.

Когда-то они с Нико познакомились здесь, и воспоминания горьким лесным мёдом касаются языка. Сглотнув их, Андреа зло отправляет мяч сильным ударом в ворота, но с непривычки и отсутствия практики бьет выше, и мяч улетает за пределы поля.

— Черт, — шипит Андреа.

Придётся искать.

Мяч обнаруживается в кустах. Подбрасывая его в руках, она возвращается на поле и замирает.

Ей хочется с размаху ударить себя этим мячом в лицо, потому что, кажется, у неё начались галлюцинации. По-другому объяснить появление Нико на школьном футбольном поле в Лагуна Ларго, когда на следующий день у него матч с Мексикой в составе сборной, она не может.

Совсем.

Нико стоит, запрятав руки в карманы спортивных мягких штанов, и смотрит.

Нет, не так.

Он смотрит. Душу вынимает этим взглядом, до тошноты, до жаркого узла, заворачивающегося в низу живота, до всколыхнувшегося в грудной клетке сердца.

Он смотрит, и Андреа хочется то ли целовать его до одурения, то ли сбежать, потому что ему, вообще-то, нечего здесь делать, и непонятно, зачем он приехал вообще?

«Тебя искал, — фыркает в её голове Глория. — Разве непонятно, глупышка?»

У него Гресия. У неё — Себас. Она в очередной раз напоминает это себе и шагает вперед.

— Привет, — губы вовсе не слушаются. — Ты перепутал города, где будет проходить матч?

— Привет, — он смеется. Так, что шутить больше не хочется. — Я знаю, что матч в Кордобе, на «Марио Кемпес». У меня незаконченное дело тут, знаешь ли.

Андреа некуда деваться от его взгляда. Она вновь сухо сглатывает.

— А твоя девушка тоже здесь?

Николас непонимающе хмурится, между бровей залегает такая знакомая резкая морщинка.

— Ты о ком?

— О Гресии, — чужое имя на языке застревает, будто наждачная бумага. — О ком ещё?

Моргнув, Нико с мгновение соображает, о чем она вообще говорит, а потом фыркает:

— Мы не встречаемся. Но мне приятно, что тебя это беспокоит, — его лицо разглаживается, и в мягком вечернем свете фонарей он кажется почти подростком. Впрочем, Нико всегда выглядел, как мальчишка. — Ты не одобрила запрос.

Андреа чувствует, как от его взгляда у неё слабеют коленки, как будто ей опять четырнадцать. Её словно обволакивает патокой, густой и теплой; в животе сладко сжимается от предвкушения. Она одергивает себя: даже если он не встречается с Гресией, это ничего не значит для неё. Для них обоих.

— Я не… — она издает кашляющий звук. — Я не знаю, зачем ты вообще его отправил. Ты за этим приехал?

Нико в три шага пересекает расстояние между ними. Её мозг отчаянно мигает неоном: «Опасность! Опасность! Опасность!», потому что он слишком близко, слишком рядом. Слишком. Андреа знает, что должна отступить, но её дурацкие ноги будто приросли к земле.

Почему всё, что происходит в их с Нико жизни важного, происходит именно здесь, на этом футбольном поле около школы?!

От Николаса одуряюще пахнет каким-то ненавязчивым холодным парфюмом, его собственным телом и терпким аргентинским воздухом. Голова кружится от его близости.

— Потому, что ты сбежала? Потому, что я всё ещё жалею о том, что повёлся тогда на флирт Стины? Потому, что ты нужна мне?

Каждое слово, сказанное им, вышибает у Андреа из-под ног землю так, что она не знает, сможет ли восстановить равновесие. Она пытается думать о Себастьяне, но его лицо расплывается, забывается и исчезает из памяти, потому что Нико прямо сейчас очень много — его взгляда, его запаха, его голоса, мягкого и вдумчивого. И это чувствуется иначе, не так, как в Турине — сейчас это не желание обладать, немедленно и прямо здесь; не ослепляющая страсть и не ностальгия; сейчас это что-то глубже и сильнее.

Такое же, как в их пятнадцать. С поправкой на десять лет жизненного опыта.

Но разумом Андреа понимает, что не должна поддаваться этому. Тот, кто однажды изменил, изменит снова. Она мотает головой.

— Я не хочу снова оказаться обманутой.

Она хорошо помнит, как плакала, узнав о его измене. Как не хотела выходить из комнаты, но и в ней находиться было невыносимо — слишком многое напоминало там о Нико. Его мелкие подарки, совместные фотографии, его запах, пропитавший подушку. Андреа тогда собрала всё, что напоминало о нём, в большой пакет и оттащила на помойку.

Правда, мать потом забрала его из мусорного бака и спрятала в кладовку. Это Андреа узнала уже позже, когда заглянула туда в поисках чего-то, она не помнит даже, чего именно.

Спазм сжимает горло. Андреа моргает.

— Я не знаю, как тебе верить, — она почти кричит. Швыряет мяч на землю, и он отскакивает от газона. Андреа бьет по нему носком, и он, описав дугу, летит в сторону ворот.

Она это сказала.

Она сказала, что не верит ему.

Призналась, что ей страшно поверить. Этот страх сидит глубоко внутри, просто за все эти шесть лет у него не было шанса по-настоящему выйти на сцену.

Нико отступает, плотно сжимает губы. В его темных зрачках она ловит отражение той боли, что испытала когда-то сама, но удовлетворения от этого нет.

— Мне жаль, Анди, — произносит он тихо. — Я пытался тогда поговорить с тобой, но Глория сказала мне, что оторвет мне яйца, если я ещё раз к тебе приближусь, — он наконец-то опускает взгляд на носки своих дорогущих спортивных кед. Наверняка они были белые, когда он выбрался из машины, но теперь белый цвет покрыт слоем пыли. — Я подыхал от угрызений совести, но решил, что, раз так, то тебе будет лучше без меня.

Он врёт.

Андреа очень хочется себя в этом убедить.

Он врёт; она видела его фотографии с Агустиной. Они выглядели счастливыми. Путешествовали. Она была рядом, когда «Ювентус» получал «скудетто». Она была его. С ним.

Он врёт.

Но её сердце чуяло, что Нико говорит правду.

— Мне жаль, — повторяет он снова. — Я не должен был этого делать, я был идиотом, Анди, прости меня. И я люблю тебя.

Бу-у-ум.

Вот так, просто.

Как воды попить, казалось бы. Но Андреа этими словами, этим его тихим «Анди» по голове огревает, будто обухом, и воздух выбивает из легких. Она задыхается, задыхается, словно нырнула на большую глубину, а внутри что-то с тихим щёлканьем встает на место.

«Я тоже люблю тебя»

Она произносит эти слова у себя в голове, но не может сказать вслух. Они застревают на языке песком, царапают нёбо. Страх всё ещё силён. Страх всё ещё воюет за свою территорию.

Она всегда его любила. Вот так, просто, да.

Эти чувства бьют наотмашь слишком сильно. Колени у неё подламываются, и Андреа едва ли не валится на газон. Нико подхватывает её, прижимает к себе и шепчет на ухо что-то, ей трудно разобрать его слова сквозь шум в голове, сквозь стук крови в венах. Она цепляется за его свитшот в жалкой попытке удержаться на ногах.

Нико прижимается лбом к её лбу.

— Дай мне шанс, Анди, mi amor… пожалуйста.

Андреа кажется, что её мир рассыпается на части. Мир без Нико, который она так долго и старательно строила своей работой в «Бока Хуниорс», своими попытками в отношения с другими мужчинами, своей самостоятельностью. Этот мир дал трещину ещё в Турине, а теперь развалился с концами.

Она шла по дороге из жёлтого кирпича к своим мечтам, но старательно игнорировала все эти годы одно обстоятельство — когда-то они с Нико хотели достигать их вместе. Пока он не совершил ошибку, которая стоила их отношений. Стоила всего.

И ей до сих пор страшно. До трясучки. До колик.

Но, быть может… он вырос? Так же, как и она сама.

— Я не знаю.

Ей бы очень хотелось дать ему этот шанс. Дать шанс себе. Им обоим. Вновь почувствовать, что значит быть им любимой. Она ощущает это, вопреки разуму, кричащему, что изменник однажды — изменник всегда, и вопреки любой логике о том, что в одну реку войти дважды нельзя. И, наверное, он ловит отголоски сомнения в её словах, потому что едва заметно улыбается. Совсем по-мальчишески.

— Сыграем? Если я выиграю, ты дашь мне шанс. А если ты выиграешь, то… — он отводит взгляд. — То я сделаю так, как ты захочешь.

Фраза «даже уйду» непроизнесённо звенит в воздухе.

Однажды они уже играли. Андреа выиграла тогда, хоть и подозревала, что Нико ей позволил победить. Он хорошо умел бить пенальти.

Она качает головой.

— Я не хочу играть.

Он чуть хмурится непонимающе, но ничего не говорит. Ждёт, как приговора, что она скажет ещё.

Жизнь — это не игра.

Андреа не хочет оставлять такое важное решение на волю случая. Она не хочет вспоминать о Себасе, которого в её жизни, кажется, больше не будет, не хочет думать об Гресии Эспозито, которая подошла бы Нико куда как лучше.

Она хочет Нико — до тянущей боли не только в низу живота, но и в сердце. Она хочет верить ему, любить его, обнимать его. Она хочет…

Хочет попробовать.

Это безрассудно. И глупо.

И нужно. Им обоим. Она чувствует это. Видит в его взгляде, пусть он и шутит. Ощущает глубоко в своей душе.

Коснувшись кончиком носа его щеки, Андреа прикрывает глаза. Мокрые от слёз ресницы задевают щеки.

— Я чертовски люблю тебя, Перальта.

Бонус-глава. Paper Rings. Декабрь 2022 г., Чемпионат Мира в Катаре

В Катаре этой ночью удушающе-жарко.

Андреа впивается пальцами в ткань своих джинсов, порезанных на коленках, и стискивает зубы.

На поле творится что-то невообразимое — под конец дополнительных таймов Мбаппе сравнивает счет, лишая Аргентину возможности закончить финал, не переходя в серию пенальти; французы ликуют, аргентинцы возмущенно поливают его отборными ругательствами, некоторыми — на расовой основе.

Под крики восьмидесяти тысяч болельщиков Скалони выпускает на последние минуты Нико на поле, и Андреа подается вперед, напряженно вглядываясь в его невысокую, но юркую фигуру с двадцать третьим номером на футболке. Сердце замирает в груди, когда Мбаппе в дрибблинге уходит от Кути Ромеро и Лео Паредеса, обходит Энцо Фернандеса — кажется, гол неизбежен, позиция идеальна, но Нико выбивает мяч у Киллиана из-под ног в аут под восторженный вопль трибун, увидевших его финт.

Андреа сползает по сиденью вниз. Она знает: Нико всегда был хорош в таких действиях, кажущихся незаметными на фоне красивых голов и пенальти, но от этого — не менее важных.

Мечта о Кубке Мира могла бы разбиться, если бы не он, и её взволнованно колотящееся сердце наполняется щемящей гордостью.

До свистка судьи, возвещающего об окончании дополнительного времени, остается всего ничего. Где-то на супер-ВИП-местах молится о победе жена великого Месси, Антонелла. Ожидание уже неизбежной серии пенальти тикает в висках.

— Они должны победить, — у Марисоль, мамы Нико, дрожит голос, и Андреа безотчетно берёт её за руку, чтобы успокоить. Её бы саму кто успокоил!

От напряжения сводит даже кончики пальцев.

Свисток.

Скалони собирает вокруг себя команду; список пенальтистов у него давно готов. Андреа молится, молится Иисусу и Деве Марии за Нико, за сборную, за всех, кто приехал в Катар за славой и мечтой, потому что футбол однажды должен победить.

В желудке что-то скручивается, когда Нико идёт к мячу. Да, Мартинес отбил пенальти Кингсли Команы, да только этого мало; Уго Льорис тоже собаку съел на кубковых матчах за сборную.

Он разбегается.

Дыхание у Андреа замирает где-то в горле. Она подскакивает на сиденье.

Нико бьет с левой, низом и по центру.

Льорис почему-то кидается вбок, а мяч легко влетает в сетку почти по прямой.

Андреа не видит лица Николаса, её Николаса, но его радость чувствует, как свою. Чувствует, как эмоции сливаются с общим восторгом стадиона; в ушах закладывает от воплей. Выскочить бы на поле, да пока нельзя.

Тчуамени промахивается.

Леандро забивает в нижний левый от себя угол. На соседнем ряду выдыхает Ками, его жена.

Напряжение разгоняет по стадиону электричеством; гудением, как в высоковольтных проводах, и взрывается финальным единым восторгом, когда Монтьель ставит точку в этом противостоянии, утирая нос и Мбаппе, и Дидье Дешаму, и Эммануэлю Макрону, и всем-всем-всем, кто собирался «остановить Месси».

Андреа плачет.

Она не сразу осознает это, но она плачет, на самом деле ревет, и глаза застилает пеленой. Она почти не видит, что происходит на поле; Марисоль обнимает её, и у неё глаза тоже на мокром месте. Имя Нико срывается с губ Андреа прежде, чем она успевает зажать рот ладонью.

Её сметает счастьем, как потоком.

Победили. Они — победили. Пройдя весь этот адский путь от позорного проигрыша Саудовской Аравии, от шуток на тему «кто круче на турнире, Месси, Роналду или Мбаппе», до победы через пот, невероятный труд и уверенность в собственных силах.

Он победил.

Несмотря на травму в «Лацио», несмотря на долгое форсированное лечение, несмотря на отсутствие игровой практики на полях Катара, он победил. Он уделал Мбаппе.

Андреа плохо помнит, что было дальше. Они с Марисоль прорываются на поле незадолго до начала церемонии награждения, и там уже полно народу. Нико сжимает её в объятиях, от него пахнет потом, газоном, горячим катарским воздухом и чистой радостью; он шепчет «победили, mi amor, мы победили», и она кивает, зарываясь носом куда-то ему в шею.

По-бе-ди-ли.

Награждение проходит как в тумане.

Его медаль блестит в искусственном освещении стадиона. Нико смеется, стаскивает её и вешает Андреа на шею.

— Mi amor… — он прижимается лбом к её лбу. — Родная…

Она знает: этот миг стоил всего. Их дружбы с семи лет; её переживаний в четырнадцать, которые теперь кажутся такими глупыми; их расставания и встречи в Турине; её сомнений и второго шанса, о котором Нико просил на школьном футбольном поле за сутки до матча «альбиселесте» и Мексики.

Андреа шмыгает носом.

— Te quiero con todo mi alma, — шепчет она.

Нико расплывается в улыбке до ушей.

— Soy feliz de compartir cada instante de mi vida a tu lado, — отзывается, притягивая её ближе, хотя куда ещё-то?

— Эй, Нико, пошли с Кубком фоткаться, — Паредес пихает его в бок. — Анди ты каждый день видишь, а вот Кубок выигрывается только раз в жизни!

Андреа закатывает глаза и улыбается.

Нико фыркает.

— Умеешь ты романтику испортить, Лео!

…Следующие дни оказываются совершенно безумными. Празднование в Катаре затягивается до утра и на сон вовсе не остается времени; Андреа едва успевает собрать вещи, чтобы вылететь в Аргентину, где сборную собираются чествовать, как героев. Судя по социальным сетям, на улицах Буэнос-Айреса творится настоящее сумасшествие.

Глория пишет: «Поздравь своего придурка, хотя я все ещё на него злюсь»

Мама пишет: «Передавай Нико привет, мы все болели за него и обнимаем!»

Гресия, с которой Нико и Андреа поддерживают теплые отношения, просто поздравляет и присылает голубое и белое сердечки.

Квартира в столице встречает тишиной и жарким, пропитанным летом воздухом. «Альбиселесте» везут на огромном двухэтажном автобусе прямо в центр, и в городе, говорят, вообще не пробиться никуда, а четыре миллиона восторженных аргентинцев вывалились на улицы, чтобы как следует отпраздновать триумф. Андреа валится на постель и листает поздравления в Инстаграме.

Сообщение от Нико перекрывает экран.

«Как ты там, mi amor?»

Она улыбается.

«В отличие от тебя, могу включить кондиционер»

В мессенджер прилетает фотография. Нико сделал селфи на крайне неудачном фоне нижних конечностей своих сокомандников; футболка с него уже куда-то пропала, на шее висит медаль, а волосы взъерошены. Он щурится в камеру, довольный, как кот.

Очень невыспавшийся кот.

Андреа улыбается.

Порой ей кажется, что её сердце не способно выдержать напора той любви, которую она испытывает, но каждый раз оно всё равно выдерживает.

«Может, мне тоже выйти на улицу?»

«Обстановка накаляется, родная, лучше не надо», — она чувствует его беспокойство даже через строчки на экране.

«Задавят они меня, что ли?;)»

На самом деле, Андреа просто шутит. Её и силком не вытащить сейчас в эту беснующуюся толпу.

Мессенджер молчит где-то с минуту-другую. Разумеется, Андреа не гипнотизирует экран — она продолжает листать Инстаграм, ловя поздравления даже от одноклассников, с которыми не общалась годами. Она знает, что у Нико полно дел — не будет же он сидеть, уткнувшись в телефон, когда его приветствуют целым городом?

Потом Нико снова объявляется, и превью сообщения заставляет Андреа уронить смартфон себе на лицо.

«Выйдешь за меня?»

Она, что, уснула?

Потирая ушибленный лоб, Андреа открывает уведомление.

Нет.

Не приснилось, не почудилось. Сообщение продолжает, как ни в чем ни бывало, висеть в чате, будто так и надо.

Андреа кажется, что у неё начинает что-то ныть в груди. Она смотрит, смотрит на экран, пока глаза не начинают болеть и слезиться, а, может быть, они слезятся потому, что ощущение счастья вдруг накатывает, как цунами, и деться от него некуда, как некуда деваться от волны, если стоишь на берегу и смотришь, как она летит прямо на город?..

В горле что-то сжимается.

Она вытирает мокрые щеки ладонью.

«Mi amor, ты там жива?:)»

«Ты… серьезно? — печатает она, едва попадая по клавиатуре. — Ты делаешь мне предложение в Whatsapp, пока едешь на автобусе сборной по городу?»

Он что-то печатает. И печатает.

Сердце колотится, как сумасшедшее, потому что если он сейчас возьмет свои словаобратно, Андреа убьет его, честное слово, убьет!.. Она уже знает свой ответ, она просто хочет убедиться, что он не шутит, что он…

«По-моему, очень романтично, разве нет?:)»

Господь Иисус и Дева Мария, какой придурок!

Андреа шмыгает носом. Её ответ не изменился за годы. Нисколько.

«Конечно, я выйду. Дурак ты!»

Дурак задавать такие вопросы.

Дурак, если думает, что она откажется.

Просто… дурак. Сумасшедший. Её.

В ответ он присылает ей ссылку на Youtube, и, зайдя в приложение, Андреа смеется, прикрыв глаза рукой, потому что Тейлор гребаная Свифт, кажется, преследует их с самого начала их отношений. Может, им позвать её спеть на свадьбе?

Darling, you're the one I want

In paper rings, in picture frames, in dirty dreams…

Она знает, что вышла бы за Нико замуж, даже если бы он никогда не выиграл Кубка Мира, никогда не уделал бы лучшего молодого игрока Чемпионата и не был бы Алмазом.

«Ты же забрала мою сумку домой, mi amor, как я просил?»

Андреа хмурится непонимающе, ставя песню на паузу, но, видя сообщение «печатает», ничего не отвечает. Нико попросил её прихватить домой его рюкзак с вещами, и она согласилась, потому что всё равно добиралась из аэропорта на такси, лицезрея в окно длиннющую вереницу автомобилей тех, кто опоздал на рейс из-за возвращения сборной из Катара.

«Залезь в правый боковой карман на молнии. Там есть кое-что для тебя»

Потертая бархатная коробочка легко ложится в руку; а в коробочке — кольцо, тонкое, с маленьким сияющим камнем. Андреа сглатывает, чувствуя, что вот-вот начнет плакать снова. Или умрет от этого удушающего, вновь резко накатившего счастья.

Заслуживает ли она этого счастья?..

Телефон брякает голосовым сообщением.

— Я купил его в восемнадцать — голос Нико с трудом различим на фоне шума, и он практически орет в микрофон. — Хотел дождаться подходящего момента, но… нет подходящих моментов, mi amor. Есть только мы. Me haces feliz.

Кольцо плотно садится на безымянный палец левой руки.

Андреа смазывает кончиком языка слезу, скатившуюся на губы, и улыбается.

Возможно, в свои семнадцать, когда она робко мечтала о замужестве за Николасом, она представляла себе всё иначе. Но это уже не важно.

«Я жду тебя дома, mi cielo, возвращайся скорее», — отвечает Андреа.

Как и всегда.

*Алмаз (исп.)

Оглавление

Red. Август 2018 г

Teardrops on my guitar. Август 2018 г., 2003–2007 гг. (в воспоминаниях)

You belong with me. Август 2018 г., 2007 г. (в воспоминаниях)

Stupid Boy. Нико. Август 2018 г., 2008–2012 гг. (в воспоминаниях)

(Not a) last kiss. Ноябрь 2018 г

Бонус-глава. Paper Rings. Декабрь 2022 г., Чемпионат Мира в Катаре