Сегодня и ежедневно [Виктор Юзефович Драгунский] (pdf) читать онлайн
Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Виктор Драгунский
-$СЕГОЬ..НЯ
0
~-*'Еднt.~~
ПОВЕСТИ
И РАССКАЗЫ
..
jj•
c:a.iZ
--ъ
МОСКВА
1977
Р2
Д72
~~
~
Драгунский В. Ю.
Д72
Сегодня и Ежедневно. Повести
«Совре.менник»,
239
1977.
и рассказы~
с. с илл.
В зтот сборник включены свэрослые:о
проиэведепнп
писатели!
повести сОи упал на траву», рассказывающая о начале
войны, об
ополчении, и сСегодня и Ежедневно» о цирковом артисте, клоуне,
а также рассказы, наиболее разносторонне
представляющие удиви•
1rельное по доl'iроте и любви к человеку творчество писатели.
70302-016
- 77 92 - 77
ДМ106(03)
Р2
riiJIItlcrn~P.t'' r 3 . •q.
б н r.мот ." .• .,
Ц В. f. 5CJ
j
r.
.:.,.IJ
Сl!ерд,.о .. с~
~ ИЗДАТЕЛЬСТВО cCVI:I.t'~... ~...
К•,
1977 r,
ПОВЕСТИ
ОН УПАЛ НА ТРАВУ
1
Очень темная была ночь, когда я, нагруженный раз
лыми свертками, усталый как черт и голодный, подошел
.к своему переулку. Здесь, у аптеки, я должеR был по
дождать ее. На улице уже было тихо и глухо. Москва
отдыхала
после
тревожною
дня
перед тревожной
~ючью. Все мы, москвичи, знали, что через нескоJiько
минут обязательно прозвучит сигна.11 воздушной тревоги,
фриц опять начнет рваться к нашему городу, и мы уве
дем женщин, детей и стариков в бомбоубежище, а сами
побежим на свои места - в лестничные клетки, в подъ
езды и на крыши, будем слушать надсадный вой чужо
го мотора и с надеждой смотреть на кинжально пере
Iзя на свете. Я вспомниЛ
строки и сказал вслух:
Изловчился оп,
Приготовился ...
И ударил!!!
Своего ненаnнстника!
Прямо в левый висок!
Со всегоl!!
Плеча!!!
Это было у Смоленского. А на Арбате мимо меня
проскакал конный. Лошадь
стлалась
по центральной
улице Москвы, всадник свистел плетью и жег коня, он
гнал его как безумный, стоя в стременах и качая по
водьями, чтобы еще ускорить этот дикий бег. Бледные
искры взлетали из-под Iюнских копыт.
Да, наверняка
дело серьезное.
В нашем дворе никого не было, никто не видел, что я
nришел домой, бородатый, с костылем, и я долго стоял у
4
В. Драгувсхвl
97
своего почтоЕого ящика
не в силах побороть волненье.
Потом я наконец решился и пошарил в нем рукой.
Он
был пуст, в нем не было ни одного письма, и ключа от
моей комнаты тоже не было. Я нашарил в по.;Iутьме
сnою дверь и толкнул ее. Она была открыта.
Вот он, гвоздик на стене, где висел плащ девочки
Лины.
Я шагнул в комнату. За столом, на стульях и па кро·
вати .:идели женщины. Много женщин. Старые и моло
дые, разные. Они повернули ко мне головы. Все молча·
ли. Первой заговорила стриженая курчавая женщина,
стоявшая у стены. Она сказала требовательно и сухо:
- Вам кого, товарищ?
-Никого.
- Не понимаю вас, - сказала она и прищурилась.
-.Я пришел домой, сказал я. Я здесь живу.
Женщина еще не понимала.
- Черт знает что! - воскликнула она. - Райсовет
предоставил нам это помещение для занятий медсестер.
- И прекрасно, - сказал я, - молодец райсовет.
- Но нас уверили, что помещение совершенно свободно!
- Я не помешаю вам, - сказал я.- Занимайтесь,
сестрички, меня действительно не было, но я пришел. Я
из ополчения, - добавил я. - Я спать хочу. Занимай
тесь, сестрички.
Те из них, кто сидел на кровати, вскочили. Я прошел
к кровати и снял сапоги. В комнате сразу запахло пор·
тянками. Я лег в чем был и повернулся к стене.
- Занимайтесь, - сказал ~. - Занимайтссь, сест
рички.
23
Было совсем темно. Я вскочил и начал лихорадочно
одеваться, мне показалось, что это побудка и нужно рас
толкать Лешку, но рядом никого не было, рука
моя
ткнулась в подушку, соломы не было, воздух был чист,
не слышно было храпа. Я вспомнил, что дома. Мед.'lсн
но, ощупью пробрался и проверил затемнение. Оно бы
ло в полном порядке, можно зажигать свет. Я щелкнvл
выключателем. в комнате все было чисто прибрано, все
было как всегда, только ца стенах не бы.1о Валиных фо-
98
тографнй
-
на стенах висели прибитые большими гвоз
дями шнtкаты, объясняющие, как лучше переносить ра
неных, как накладывать повязки,
делать
уколы и так
далее. На столе лежало нес1юлько кусков хлеба, куски
эти имели разные оттенки и даже разные цвета, еще там
лежал
небольшой кусок колбасы,
конфетка «прозрач
ная» и Iкая кровать, в ней спал Вовка. И это
его тепло овевало меня.
Тая стояла у окна.
Что-то все не так,
-
закинула
-
задумчиво nротянула она и
руки за затылок и постояла так, медленно по·
качиваясь. Коля, - вдруг спросила
зачем пришел?
Я сказал:
. - Визит вежливости.
она живо,
-
ты
- А-а, - протянула Тая, - вот оно что... То-то, я
вижу, ты сидншь, как в театре ... Ты, может быть, просто
так лосидеть пришел? Ну? Говори! -- Она требователь·
но
это
так
сказала, даже
голос
повысила.
Но я сказал ей строго:
- Тише. Разбудишь мальчика.
- Ах ты какой заботливый, - сказала Тая, - раз·
бужу! Не бойся, не разбужу! Ему главное уснуть, а
там хоть из пушек пали, спит до утра на одном боку.
- Ему теперь сколько? - спросил я.
- Уже пятый, - откликпулась Тая.
Мы опять замолчали. Между нами стоял стол. Я си·
дел неподвижно. На столе очень rро~ко тикал малень·
кий будильник. Тая все-таки подошла ко мне снова.
- А я знаю, - сказала она шутливо, - я все про
1ебя знаю. Ты пьяный.
Я не ответил. Она засмеялась, мирно, по-хорошему, "
креnко и тесно прижалась ко мне, и вцелилась в волосы,
и помотала моей головой, словно таску мне дала.
- Ну, ничего, - сказала она, - бывает! В жизни
всякое бывает, и не такое случается.
Что она имела в виду? Наверно, сама себя проща·
ла
-
всякое в жизни бывает ...
!50
- Раздевайся, что же ты, - сказала она просто, ведь не к чужой пришел. Ложись, отоспись ... Иди сю
да. И она отошла от меня, и я услышал, как она от
кинула одеяло, легла и укрылась. Я еще не мог к ней
подойти. Она подождала
еще несколько. Не выла
мывайся, в голосе ее была какая-то словно бы угро
за. Коля, не выстраивай номеров, не надо, здесь не
цирк
...
Я сказал:
- Посижу и уйду.
Она приподнялась
на локте
и долго
смотрела
на
t.J('IIЯ.
- Обидеть пришел, Коля? - сказала она горячим и
сухим шепотом. Затосковал, да? В Ташкент потяну
Она говорила быстро, словно торо
ло) К своей, да? пясь освободиться от какого-то груза, который жег ее
немилосердно, она говорила быстро и зло, я знал се в
этн минуты, и так жалко, что в слабом этом свете не ви
дел ее красивогс лица. В наездницу влюбился, она
чс~t же тебя. интересно
т~ \1 не лрирезал.
завлек.r1а~ И как тебя
Адимов
rебя на кускr надо резать, ах, жа.r1ко,
A.'IIIMOR тебя пощадил. Или, может быть, он про вас нн
чсго знает? Так я напишу, я ему быстро глаза открою,
дураку! Ишь, сидит как я не я! ПриехаJl, видите ли,
nоиграть со мной. как кошка с 'VIЫшкой, голос ее за·
дрожал, в нем послышались
года,
rc
-
сле~ы
-
Два
года! Два
она словно обращалс1tь к каким-то окружавшим
нсвидимим
свидетелям,
-
я
его
жду,
вот увиделись,
а е.rюво ласковое, хоть одно, где?
Ах, как хотела она, бедная, защитить, спасти наше
с
ней
самое дорогое.
самое драгоценное
да, виДно,
не
у:-.tсла, не с той ноты взяла И мне мучительно было слы
шать в темноте ее резкий голос, такой непохожий на ее
д:-, шу, злой голос, произносивший в темноте колючие и
мt•лкие слова, она не умелl,е не похожи были на ее душу, ее душа лучше была и
выше этих слов. Они свистели в душном воздухе и не
rюnадали в мишень, они
пролетали мимо, как говорится,
за
острая
молоком,
и
жа.'lость,
и
саднящая
жалость
к
себе и к ней nодняла меня с места и толкнула вперед, к
Т а е. Я встал, и быстро подошел к ней, и обнял ее, и по
!Н'ловал, и сказал, что никого у меня в Ташкенте не бы
ло, и это была правда. И она, когда услышала это от
151
меня, то
вдруг ухватилась
за
меня
цепко
и отчаянно,
как будто защиты просила, и долго не отпускала ме
ня, а я и не рвался от нее, и только когда стало рассве
тать, я услышал снова, как громко тикает будильник на
столе
...
На дворе уже кончалась ночь, пора было приходить
рассвету, и в плотно зашторенные окна Таиной комнаты
втекал какой-то ослабленный серый свет. Стали видны
стол и зеркало, и блестел уголок Вовкиной кровати.
Тая снова закинула руки за голову, она лежала молча,
у нее были нежные трогательные виски, и она смотрела
куда-то вверх, и брови были сдвинуты решительно и
сурово.
- Нет, - вдруг сказала она, - нет, нет. Хорошо с
тобой, слов нет, хорошо, прекрасно, волшебно, а не скле
ится у нас, не сладится, все равно
-
нет.
«Правда, - подумал я, все понимает».
Она соскочила с кровати и, босая, в рубашке, пошла
и оправила что-то на Вовке. Да, права она, ничего не
выйдет, пора кончать.
- Голова болит, - сказал я, - на воздух надо.
Она несколько раз кивнула головой:
- Беги, беги. Я вижу, опять потянуло куда-то. Онять
бежать хочешь. А куда? Куда, от чего ты все бежишь?
Что ищешь? Кого? Не ищи, все равно не найдешь. Ска
жи правду, соврал про Ташкент? Ведь было же? Было?
Говори! Ведь я тебя два года ждала, все ждалочки из
грызла .. Ждала, ждала ..•
Я сказал:
Кинь мне рубашку. - Она подала мне одежду. Ждала, говоришь? Верно. Но ведь ты же не одна
-
ждала?
Что? - сказала Тая.
Я сказал:
- Ты в компании меня ждала, Тая. Поэтому тебе lt
хочется, чтобы у меня в Ташкенте кто-тJ был. А я тебе
верно сказал, ты знаешь, если бы у меня кто был, я бы
-
сразу сказал. А ты обмануть меня хочешь, а чувствуешь,
что это не дело, не для нас с тобой поступки, вот и про
рочишь, что, мол, у нас не сладится. Это совесть твоя За
тебя говорит. И на том спасибо.
Она отступила от меня подальше.
Ты что? Не протрезвел?
152
Я сказал:
Выходи, Тая, за майора. Я тебе советую. За Лы·
-
барзина не надо
-
скользкий, ты дай ему атанде, а за
майора иди.
Она заплакала. Плохо дело. Я когда это говорил, я
думал,
что
она
мне
по
морде даст
или
на
колени
вста
нет, скажет, что неправда, что это все не так, не было и
быть не могло. Во мне надежда жила целый день, что
она
мне в глаза плюнет, что я
потом, когда встречу это
го Славку из винеровской труппы, я все уши ему оборву,
чтоб не трепался, не повторял черт знает какую чепуху.
А теперь, когда Тая заплакала, закрыла лицо руками и
слезы побежали уже сквозь пальцы, их было видно мно
го, быстрых и мелких слез, только теперь я понял,
что все это правда. Может быть, следовало мне промол
чать, не признаваться, что мне все известно, не затевать
истории, а то ведь как черство с моей стороны получает
ся, ведь и ей небось горько сейчас. И когда я про себя
пожалел ее, я понял еще и то, что она живет в моей ду
ше и долго будет еще жить, что она, может быть, часть
меня
самого
и
не
скоро
я
сумею
отделиться
от
нее,
от
этой части, и посмотреть на нее чужими глазами, и что
теперь началась в моей жизни новая дорога, которая,
может быть, будет потрудней всех других, по которым я
ходил в этой жизни. Но так уж случи:юсь, так выпало,
так стасовалось, и теперь все. Ты ступил на эту дорогу.
..
Иди же!
Я встал и подошел к Вовкиной кроватке. Оттуда по
прежнему
тянуло
теплом
жал, отвернувшись
детского
к стенке,
тела,
мальчишка
круглая, складная
ле
его
го
ловка темнела черной перчинкой на белой подушке.
Я нагнулся и понюхал его волосы. Они пахли свежим
июльским сенцом. Я прикрыл открывшееся Вовкино пле
чо, прикрыл его всего плотно, по шею. Когда я наги
бался, услышал, как что-то
брякнуло в кармане, и
вспомнил, вынул пластмассовую собачку, купленную в
ресторане и положил к Вовке на одеяло.
Таинственный это был ребенок, что-то вроде Желез
ной Маски. Хотелось бы мне с ним познакомиться. По
думать
только,
я
всегда
видел
его
только
спящим,
ведь
я приходил сюда по ночам и уходил на рассвете н всегда
видел только круглую точеную детскую головку на· бе
лой подушке, слышал
чистое
!53
дыхание, ощущал
тепло
его тс.1а, а глаз не видел, голоса его не слышал, как хо
дил он, не знал, и жалко мне было. И сейчас я поло
Ж!1.1 свою руку в Вовкину ладонь, чтобы проститься с
ню1, и пожал эту незнакомую ладонь. Он не проснулся,
пошевелился, положил щеку поудобнее, и
пет, только
все-таки
я
ощутил
почти
н~уловимое,
ответное
пожа
тие - он спал и пожал мне руку во сне. Что ему енилось
сеi1час? Кто ему снился?
Тая сказала от окна:
-
Тебе кто
все
это
расплел?
Кому
я
спасибо-то
должна сказать?
Я сказал:
Я пойду сейчас.
Она nодошла 1ю мне, и странная у нее была походка.
Баялась она 'llеня, что ли? Очень униженно она шла.
Я обнял ее Ja rrдечи. Она подняла ко мне лицо. Глаза
-
се были прикрыты.
-
Что ты хочешь, скажи,
-
сказала Тая.
-
Я все
сделаю.
- Славная ты, Таюха, - сказал я, - а я, брат, тя
желый человек. Характер очень у меня тяжелый, не го
дится
никуда.
Глаза у нее все еще были зажмурены, и веки дрожа
ли. словно она все-таки думала, что я приб!>Ю ее, и все У.
нас будет, как у людей.
Будильник все еще тикал на столе.
Я сказал:
Проводи.
Она встрепенулась и снова взяла меня за руку.
Я сжал ее горячие пальцы и пошел за ней. В квартире
-
nо-прежнему
было
тихо.
Никто
еще
не
просыпался.
У дверей Тая слегка замешкалась и тихо, не звякнув, от
nерла замок. Она медлила отворять,
-
види'v!О, считала,
что не все еще сказано. Я молчал. Потому что сказано
было все. Тогда она nриnала ко мне, ненадолго, насnех.
и спроси.1а:
-
Совсем?
Я не ответил ей, толкнул дверь и вышел на волю.
10
Звезда все еще стояла на большом, уже начинающем
светлеть небе. Она только немного персместилась вниз и
154
направо, но была такая же колючая и льдистая, в MCJI·
ких нестерпимо сверкающих лучиках
-
ощетинившийся
небесный еж. Тихо было в переулке, он был как закол
дованный в этом звездном свете, спящий, зачарованный,
оцепленный кривыми ветками деревьев, протянувшими
свои темные руки над маленькими крышами. Гулко сту
чали мои каблуки по асфальту. Когда я преодолел перс
уJJочный горбик и кривая резко пошла вниз, мне при
ШJJось прибавить шаг, и сторожкая тишина взрываJJась
моими шагами, как пистолетными выстрелами. Я шед по
улице, измотанный до предела, и душе моей было жест
ко,
смутно,
безрадостно.
На
пустынном,
безлюдirо~t
бульваре ветер шумел в листьях и ворошил, взметал на
дорожках скрипящую едкую пыль. У остановки трол
лейбуса стояла небольшая группа парней в коротких
плащах, сигареты тлели в их мальчишечьих ртах. 01111
негромко разговаривали о каких-то шлакоблоках, и ко
гда я проходил мимо, замолчали, как по команде. По
их лицам видно было, что я выгляжу вроде как чокну
тый. Впереди, у далекого светофора, уже сбегались пер
вые стайки автомобилей, дорога была похожа на хлеб
ный ломоть, и задние фонарики автомобилей покрыва
ли этот ломоть красными икринками. Постепенно я
согрелся, шел быстро и минут через
десять
пришел к
цирку.
В проходной было
тепло,
попахивало
керосино:\1
11
какой-то едой, и
когда с~рипнула отворенпая мной
дверь, тотчас же в вахтерской комнатушке растворилось
оконце и в неrо выглянуло сморщенное и подкрашенное
личико Норы, цирковой артистки, состарившейся на ма
неже, старинной моей приятельницы, деятельной, разр!
ноit и веселой женщины, когда-то принадлежавшей к са
мой что ни на есть цирковой верхушке. Благодаря этоit
принадлежности к высшим сферам Нора была очень
требовательна к людям, и далеко не всякого она одари
вала своим расположением. Я же был сыном ее любн
мой подруги, и со мной Нора вела себя «На равных».
Сейчас 01, а посмотрела на меня своими пронзительнышt
буравчиками п сказала тревожно:
-
В чем де"10?
Здравствуй,
с прнсздом.
Что
с
то
бой?
-
Я разбудил вас? Ни в чем не дело. В:е нормаль-
но.
155
-
Иди ко мне,
-
сказала она,
журствах. Вообще мне
кажется,
я не сплю на де
что
ю.когда
не
сплю. Читаю сижу. Иди сюда, посиди немного. Где
я
ты
шлялся?
Я сказал:
-
Гулял.
!
Ну и ну, - она покачала головкой, - где так гуляют? Сломишь голову, смотри, у тебя такой вид, словно
тебя живого пилой пилили.
- Обойдется.
И я вошел в ее маленький чулан. Мне с ней было
просто и спокойно, как-то по себе. И вахтерка эта, коту
шок,
и
покрытая
ватным
лоскутnым
одеялом
скамья,
и
сама тетя Нора все это было кусочком цирка, ну а
цирк был мне дом родной. Здесь в этот поздний или, мо
жет быть, ранний час (старые ходики висели на гвозде
е подвязанной к гире ложкой; они показывали сорок ми
нут пятого) было тепло и тихо, рядом со мной сидела
добрая, чудная старуха, мой верный товарищ, артистка
с лереломанным крестцом, и я повалился на бок~ на
одеяло,
и
вытянул
ноги,
и
она
тотчас
подставила
мне
под них табурет. Я прикрыл глаза.
- Грина вот сижу читаю, - сказала Нора негром
ко. Я так: я дочитаю его книжку, закрою, переверну,
снова открою и опять читаю. Не надоедает.
- Дай чаю, - сказал я, - если есть. Да, Грин не
может надоесть.
Нора колошилась у покрытого газетой стола. Она
сняла крышку с большого синего чайника.
- Я недавно смотрела кинокартину «Алые пару
са», сказала Нора. Может, тебе крепкого зава
рить?
- Не засну тогда, -сказал я, ·- а надо поспать. Ну,
ходила ты, значит, на «Алые паруса» ...
- Да, - продолжала она,- ведь это ужас. Знала
бы - ни за что не пошла. Все, что я внутри себя видела,
когда читала, все это
просто осыпалось
Я не могла все это видеть, хотелось
как-то, оползло.
защитить
то, свое.
Я стала глаза закрывать, чтоб не видеть, а потом и вов
се сбежала. Нет, так нельзя. Не теми руками делали, добавила она убежденно. Потом еще добавила:- Да я
и вообще против этого ...
~Против ч~го?.
156
'-- Да против того, чтобы самые лучшие книги в ки
но ставили. Вот Чехова «дом с мезонином» и «даму с
rобачкой». Ведь жалко, понимаешь, жалко! Ведь я себе
все не так представляю! И обстановку, и природу, и ли
ца, и глаза, и голоса, и даже движения. Ведь это так у
всех. И всем, по-моему, должно быть жалко, что все это
в кино обязательно перекорежится ... Или вот: артистка
играет. Она, конечно, молодая, и красивая, и в моду во
шла, но ты пойми она вчера Каренину сыграла, а
сегодня она Дездемона, а завтра Кроткая из Достоев
ского, а в «Кинонеделе» уже пишут, что теперь она сни
мается в кинокомедии «Заведующая
булочной». Куда
это годится? .. Тебе с сахаром?
- Ох, строга, тетя Нора, - сказал я.
Она сняла кружку с плитки.
- Погорячей, да?
- Нет, - сказал я, - это еще что за новости! Я не
люблю. Теперь пусть стынет. Опять надо ждать.
Я снова закрыл глаза, а она, немного озадаченная,
засмеялась ласково и хрипло.
- Капризы ... - сказала Нора, - ему еще не нравит
ся. Ох, забаловали тебя, Коля, бабы.
- Ты в уме?- сказал я.- Не стыдно тебе, стару
ха? Что это ты несешь? Когда это меня баловали бабы?
И вообще, где они, эти бабы? Что-то не видно!
-И хорошо, что не видно,- горячо подхватила Но
ра. ты,
Я сама баба, а баб не )iюблю. Ты, Коля мужик, и
конечно, вправе, ты можешь крутить
романы, но
я
тебе скажу: тебе друга надо
одного-единственного, ты
большой артист, самый человечный клоун, и тебя все
эти романы будут держать, иссушат душу, растреплют
тебя всего, как мочалку изжуют, тебе,
говорю, друга,
.11.руга надо, женщину-друга.
- Ты мой друг, - сказал я, - и все! Вполне хватит,
по горло сыт. Дай-ка мне, друг мой, женщина, чего-ни
будь пожевать. И не заводи спасительных разговоров со
мной больше никогда. Понял - нет?
- Понял - да! - сказала Нора. - Съешь с сыром?
- Ни в коем! - сказал я.
- Вот есть полбублика, - сказала она, - возьми ..•
Я взял, а она села у стола, облокотилась и подперла
маленьким
кулаком
свое
сморщенное
денные ее глазки прикрылись какой-то
157
личико,
и
подве
тонкой пленкой,
как у старых птиц, она
смотрела прямо перед собой,
и
я не знал, спит она или нет, тетя Нора,
и я nил ее чай,
и жевал се черствый бублик, и всnоминал далекое вре
мя, когда я был маленьким и мы жили в Полтаве, были
живы отец и мама, и тетя Нора nриходила к нам в гар
деробную в розовом трико, туго натянутом на точенt..1е
ее ножки, и вся она была осыпана цирковыми драгоцен
ностями из стекла и фольги, блестки сверкали на ее гру
ди, тогда она была совсем еще молодая куколка, и о1ш
с моей мамой смеялись, и болтали, и грызли орехи,
и
орехи щелкали на их зубах, это были звонкис выстрелы,
как из пистолета, и вырастали
горки ореховой скорлу
пы. И я всегда просилея сам убирать эти скорлуnки и
говорил стихи: «А орешки не простые, все скорлупки зо
лотые»,
и
приходил отец с
манежа
ред зеркалом, и все косился
и
размазьшалея
nе
на молодую куколку своим
цыганским злым глазом; вот кто любил женщин и кого
они тоже любили.- это батя мой Иван Николаевич, и
когда мама замечала эти его взгляды на Нору, она на
чинала
смеяться еще громче, и мне слышалась в раска
тистом этом смехе пекоторая принужденность. И nотом
nомню, как к нам зачастил бесстрашный капитан Санти
но, он был смелый и дерзкий человек и работал с панте
рами, а когда он видел Нору, он сразу становился шел
ковый, и большие его прекрасные
глаза, обведенные
какими-то тонкими тенями, становились грустt1ыми,
и да
же победный его нос повисал как-то очень жалостно, и
я знал, что он просит тетю Нору поехать с ним в его род
ную Италию, но тетя Нора сказала ему, что она еще
очень молодая и не поедет в Италию, а через некоторое
время вышла замуж за рослого Сашку Пермитина, ассн
етента этого самого
бесстрашного каnитана Сантино.
И капитан был на их свадьбе и плакал, и Сашка nлакал,
и тетя Нора тоже, а потом они с Сашкой стали реnети
ровать, они целый год репетировали, и они стали назы
ваться
1'.1 и,
мировыми снайnерами- сверхметкими стрелкаобъехали всю Россию и пользавались большим ус
nехом. А капитан уехал в свою родную Италию, и там
его все-таки растерзали эти подлые пантеры. И его асси
стент дядя Саша бросил тетю Нору, и никто не знает до
сих пор, что у них там вышло, просто тетя Нора снова
стала работать одна и работала всю свою длинную, дол
rую жизнь, работала безупречно, всегда
nользовалась
158
усnехом, но говорили, что ей очень nолюбилось красное
сладкое вино и это nомешало ее работе, nотому что она
nила его слишком много. А в войну тетя
Нора всегда
стояла на крыше, дежурила, учила ребят тушить зажи
галки
и
всегда
nалила
вверх
из
своего
ружьеца,
все хо
тела сбить вражеский самолет. И когда нас отослали из
nионrрлагеря в эвакуацию, на Магнитку, та:\f было го
лодно, и Нора била голубей, всех, наверно, в городе
nеребила голубей, и раздавала их артистам, на nодкорм
ку ... А сейчас я уже давным-давно взрослый и скоро буду
nросто пожилой, и вот я сижу у нее в вахтерке, и я раз
бит сейчас душой, и Нора дремлет, и обута она в муж
ские ботинки, и какие-то кривые чулки сползают с ее
высохших ног.
-Еще налить, выnьешь?
Она· была готова кормить и nоить меня, лишь бы· я
не уходил.
-
Все, сказал я, сnасибо тrбе, наnои.1а.
Ты не думай, - сказала она, словно решившись,не так страшно - синее лицо, а так, в общем, все равно
симnатичный.· Я думала - гораэдо хуже.
Ах ты, тетя моя Нора.
Я сказал:
- Я привык, что ты. Пустяки. Ты прости меня, что
я раньше к тебе не nришел. Завертелся. Там у меня nла
ток для тебя, в общем, он ничего, он большой и мягкий
и с этим ... как его ... с начесомi...Я не успел распаковаться
как следует, так что я тебе завтра отдам, ты извини.
Мне было неловко видеть, как она nокраснела и отвернулась, стараясь скрыть удовольствие.
-
Зачем тратишься? - сказала она.
Я nогладил ее морщинистую лапку.
- Ну, пошел, досnлю.
-Иди,- сказала она.- Разбудить?
-Я сам.
- Часа два тому назад раскатевекий
был,
-сказала. Нора,
-
десять ящиков
багаж приогромных, за
втра подвеска, послезавтра репетиция.
- Вот и славно, - сказал я. - Конец второго отдс·
ления на месте. Они где остановились?
- В цирке. В большой гардеробной. Им кровати по
ставили, все честь честью.
-
Ну, ну,
-
сказал я.
1ЫJ
И я вышел от Норы и прошел двором,
и когда шел,
чувствовал себя таким старым, еле ноги волочил. А что,
молодой, что ли, скоро сорок, старый, он и есть старый.
И я вошел в цирк и, шаркая подошвами, побрел на ко
нюшню. В огромном здании цирка было непроглядно
темно, я пошел чуть ли не ощупью. Вскоре немножко за
брезжило, одинокая «экономная» лампочка почти не ос
вещала конюшню. Но я знал, где выключатель, наша
рил его, прибавил свету и пошел
к Ляльке. Я прошел
мимо аккуратно составленной пирамиды
ящиков,
веньких и еще не грязных, на них было написано -
но
на
каждом: «Раскатов!» Меня насмешил этот восклицатеm,
ный знак, я обогнул ящики, там, в конце конюшни, спа
ла больная слониха, я шел к ней.
Видно, суждено мне сегодня было и радость пере
жить. По закону справедливости. А то что ж на человека
так наваливаться, брать за горло и бить под вздох? На
до
дать
человеку
передышку,
воздуху
надо
дать
ему
глотнуть. И этот воздух дала мне Лялька. Ведь я вооб
ражал, что эта
несчастная
спит
под своим сеном, щю
жит и зябнет, и тяжелые хрипы в ее груди делают свое
страшное дело. Ничуть не бывало! Слониха встретила
меня, стоя на ногах, с весело и задорно приподнятым хо
ботом, она покачивалась взад и вперед, словно разминаи
уставшие
мышцы
и
перегоняя
застоявшиеся
ведра
кро
ви по всему могучему и здоровому своему телу. Увидев
меня и сразу признав, Лялька торжествующе трубанула,
и, наверно, в эту минуту многие в ужасе заткнули уши
-
и животные и люди. Я подошел к ней, и слониха обняла
меня хоботом за шею и притянула к себе, от нее пахло
сеном и цирком, и я обнял ее, широко
раскинув руки,
чтобы побольше захватить необъятного ее лица. Мы так
постояли немного, обнявшись, nотом Лялька повернула
меня к себе спиной и несильна толкнула вперед.
Я вспомнил про булочки и поглядел на пол, куда поло
жил их вечером. Булочек не было. Ни одной. Я оглянул
ся и сказал:
- Ай, браво! Все съела?
Ля.гrька не обратила на этот вопрос никакого внима
ния и снова хоботом толкнула меня. В чем дело? Я не
понимал ее и поглядел в ту сторону, куда двигала меня
Лялька. Оттуда шел какой-то запах. Я сделал несколь
ко. шагов и ув~л ларь. Вот оно что! Я сразу все понял
160
и открыл ларь. Он был доверху набит свеклой и мор·
ковью. Эта чертиха хотела есть! Она была здорова и хо·
тела есть! Как я сразу не догадался! Я набрал корма и
стал таскать его и складывать у Лялькиных ног. Она
занялась едой. Все было в порядке.
Я пошел к себе.
11
Моя гардеробная была без окон.
шенно темно, но я
В ней· было
не стал зажигать свет, я
совер·
и так отлич·
нейшим образом нашел
свою постель. Цирк еще
спал,
тишина
и только изредка
сюда
владела цирком,
доносилось легкое весеннее
ко мне
погромыхивание, словно не·
вдалеке собиралась освежающая первая гроза и для на·
чала рассыпала по небу, раскатывала над полями первые
громовые шары. Но это было не так, сейчас стояла осень,
осенью гроз не бывает, и я отлично
знал, откуда эти
мощные звуки, долетающие
сюда,
под
крышу,
я
знал,
что это Цезарь, царь зверей, старый, с пломбированны
ми зубами лев плохо спит, мучимый ревматизмом, и что
сейчас бедняга, наверное,
уснул и ему снится
ростов
ский цирк - там было тепло и там у него осталась одна
знакомая, больная
астмой
сторожиха.
Он
тосковал
по ней.
Я положил руки под голову, и уставился в темноту,
и приготовился не спать, потому что, как ни верти, а
годня произошел наш с
легкое дело.
радости
я,
Она была дорога мне,
как дурак,
се
ТаеЙ" разрыв, и это, видно, не
вел
иначе
совершенно
с какой бы
чистую
жизнь
около двух лет? Может быть, я ее выдумал, всю ее, с го·
ловы до ног, и любовь свою к ней выдумал, и уж навер·
няка я выдумал ее, Таину, любовь ко мне. Ведь она-то,
оказывается, жила нечисто, и не ждала меня, и майоры
возили ее на своих машинах, да-да, майоры, ведь не обо
всем же на свете может знать пчтнадцатилетний маль·
чишка, у одного майора «Волга», и он его знает, а дру·
гой, может быть, берет такси, а четвертый пешочком, а
Лыбарзин норовит в кабачок, послушать,
как оркестр
«дует стиляжку». А я-то себя настраивал, и перестраи·
вал, и мучил, чтобы
быть
доLтойным ее, а сейчас вот
пробыл у нее, а потом ушел просто так, переставляя но
ги, самым обыкновенным образом, и не умер, и не было
инфаркта и каких-то невыносимых сожалений.
И если
../J 6
В. Драгунский
161
бы я хотел честно посмотреть в самого себя, то я бы, мо
жет быть, многое увидел, но я не хотел честно смотреть,
я уклонялся, и все потому, что боялся там, в себе, уви
деть, что ничего не исnытываю, кроме обиды, -обману•
ли такого хорошего
парня,
и уже если совсем честно, тог
да так: я чувствовал, что мне после всего, что случилось,
после того, как я ушел от Таи и побыл один, уже зная,
что нашей с ней жизни конец,- после всего этого у меня
{:ловно полегче стало на
душе, словно
расковали
меня,
vтвязалн от дерева, ошейник снs::ли. Это было новое чув·
ство, такого не было до сих пор, и оно доставляло на·
слаждение, странное и острое, какое бывает, 1
Последние комментарии
2 часов 8 минут назад
2 часов 9 минут назад
7 часов 27 минут назад
11 часов 9 минут назад
11 часов 30 минут назад
12 часов 24 минут назад