Домуша из Заброшенки [Людмила Георгиевна Головина] (fb2) читать онлайн

Людмила Головина Домуша из Заброшенки

1. Неожиданная недвижимость

Замок не поддавался. Ну, никак. И это не удивляло. Такие древние, прямо-таки допотопные замки я видел только в каких-то старых фильмах. Из глубин памяти почему-то выплыло название таких замков — «амбарные», так, кажется. Это было увесистое изделие на могучей дужке, едва пролезавшей в отверстия ушек. и сплошь покрытое толстым слоем ржавчины. Я бы был уверен, что замок не открывался по меньшей мере с десяток лет, если бы позавчера этот, как его… Байбукин, при мне не отомкнул этот замок легко и непринуждённо. Я приналёг. Что же, у меня меньше сил, чем у пожилого человека? Конечно, сидячая работа в офисе, и всё такое… Но не настолько же!

Мои усилия ни к чему не привели. Но должен же я, в конце концов, вступить во владение своей недвижимостью! И тут я вспомнил, что где-то в машине должно находиться чудодейственное средство под названием «жидкий ключ».

Я обильно смочил упрямый замок означенной пахучей жидкостью и отправился в машину подождать, когда выручательное зелье подействует.

Происшествие с замком подпитало червячка сомнений, который завёлся в моей душе с тех самых пор, как я так внезапно и неожиданно для самого себя стал владельцем загородного дома (так официально именовалась та древняя халупа, которая сейчас красовалась перед моими глазами). Правда, ключевым моментом для меня был не сам дом, а то, что он располагался на довольно обширном участке всего в десяти минутах езды от кольцевой дороги! И этот лакомый кусочек земли тоже принадлежал теперь мне! Сумму, в которую обошлось мне это приобретение, можно было считать почти символической. Вот это это-то и было странным и смущало. Но страх упустить выгодное предложение ослепил меня. Уж сколько твердили миру, где находится бесплатный сыр, но всё без толку. Сейчас, когда овладевший мною азарт игрока, ухватившего большой куш, несколько угас, я всё больше сомневался в своей скоропалительной покупке. Но, что сделано, то сделано. Почему обязательно всё должно быть плохо?

А вот именно потому, что я — не деловой человек! Ну нет во мне этой хватки, этого расчёта, этого напора… Я — романтик, мечтатель и фантазёр (так говорят родители и Юлька). Юлька… Именно ради неё я решился на эту сомнительную сделку. Я мечтал о том, что когда она вернётся из командировки, я, ничего не объясняя, молча посажу её в машину и привезу сюда. И покажу ей дом. Наш дом! Ведь Юлька много раз говорила, как она любит природу, и как она мечтает жить в загородном доме.

2. Влад

Прежде, чем продолжить повествование, я должен сказать несколько слов о себе, чтобы вы поняли, что я за человек. Мне 25 лет и зовут меня Влад. Не Владислав, и не Владимир, а Владлен. Да, вот такое несовременное имя. И назвали меня так не по идейным соображениям, а просто в честь дедушки. В те времена, когда дед родился, это имя было весьма почитаемым. Мне моё имя нравится, независимо от вложенного в него смысла. Я любил моего деда, и мне приятно, что моё имя хранит память о нём. Живу я пока с родителями и, хоть это и несовременно, я их люблю и уважаю. У меня было счастливое детство, и вовсе не потому, что родители, а также бабушки, дедушки, дяди и тёти (которые тоже наличествовали) осыпали меня материальными благами. Как раз с этим было скромно. Жили мы (и живём до сих пор) в двухкомнатной хрущёвке. Моя комната — проходная. Машина есть, но старенькая. Зато имеется довольно большая библиотека, в основном с классической литературой, из которой я и почерпнул в детстве и юности все свои идеалы. А идеалы, как вы сами понимаете, поменять практически невозможно, хотя они в моём случае и оказались несовременными. Так вот, самым главным было в моём детстве то, что в семье все любили друг друга. Вместе проводили выходные, вместе ездили в отпуск на море, спорили о прочитанных книгах или о новых фильмах… Родители не «воспитывали» меня окриками и принуждением, они меня просто любили и были моими лучшими друзьями. Подозреваю, что далеко не каждый человек может похвастаться этим. Впрочем, каждая ситуация всегда имеет и оборотную сторону. Об этом чуть позже… Моя мама работает научным консультантом в одном небольшом музее и весьма увлечена своей работой. Отец — инженер в конструкторском бюро. В общем, уважаемая, но не слишком хорошо оплачиваемая интеллигенция. А я надумал стать психологом. Меня интересовали закоулки человеческих душ, мотивация поступков, характеры людей. Однако, к концу учёбы я в выбранной профессии разочаровался. Мне было совершенно неинтересно выслушивать бесконечные жалобы, копаться в самых грязных глубинах сознания. Ещё меньше мне нравилось довлеть над людьми, навязывать им своё видение их проблем и, тем более, безапелляционно решать, что им хорошо, а что плохо. И ещё я понял, что мой замкнутый характер не предрасполагает к ежедневному общению с людьми. Институт я закончил два года назад. Но устроиться на работу сразу не смог. Поработал несколько месяцев помощником психолога, понял — не моё. Школьным психологом я смог продержаться вообще только около месяца. Буйные современные детишки повергали меня в такой шок, что я понял, что и мне самому вскоре может понадобиться помощь даже и не психолога, а психиатра. Пожалуй, я хотел бы стать писателем. Но для этого надо написать и издать хотя бы одну книгу. Это может занять определенное время, и ещё не факт, что у меня получится. Не могу же я сидеть на шее у родителей? Надо было трудоустраиваться.

Выручили меня, как всегда, родители. Мама обзвонила всех своих близких и не очень приятельниц и знакомых, и оказалось, что одна из бывших маминых одноклассниц руководит какой-то конторой, и у них имеется вакансия какого-то консультанта по связям. Какие имелись в виду связи, не знал никто, и вакансия пустовала, тем более, что оклад был весьма скромный. Мамина знакомая колебалась. Вопрос о моём назначении решился, когда мама прибавила, что я очень неплохо разбираюсь в компьютерах. Это было правдой. Я давно увлекаюсь цифровыми технологиями и знаю о них немного больше, чем среднестатистический «чайник».

Так я стал «консультантом по связям» в конторе, где работаю уже больше года, но до сих пор так и не понял, чем мы там занимаемся. Кажется, какой-то статистикой.

Большую часть нашего коллектива составляют дамы неопределённого возраста, которые освоили компьютеры в пределах социальных сетей, мессенджеров и простеньких игр. При появлении начальницы все шустро сворачивают страницы, на которых сидели, и делают вид, что усердно работают. А начальница делает вид, что верит. Дамы зовут меня Владечкой, а начальница официально: Владленом Сергеевичем. В понедельник меня угощают шедеврами домашней кулинарии. Унылые будни периодически украшаются и разнообразятся днями рождения сотрудниц, которые у нас принято отмечать чаепитиями в нашем дружном трудовом коллективе. Время от времени кто-нибудь зовёт меня разобраться с глюками программы или объяснить непонятный вопрос, и я помогаю. В глазах окружающих меня дам я — титан цифровых технологий. В остальное время я обрабатываю какие-то скучные документы, не вникая особо в их содержание. И урывками пишу мою книгу, на которую возлагаю большие надежды.

Здесь мне хочется сказать несколько слов о моих литературных трудах. Для дальнейшего повествования это отступление совершенно излишне, разве что помогает лучше понять, что я за человек. Но, если это неинтересно, следующий абзац читатели могут пропустить.

Итак, в мои амбициозные планы входило не просто написать книгу, которую удастся издать и получить какой-то гонорар. Я мечтал создать если не эпохальное, то хотя бы значимое произведение современной прозы. Меня не привлекало написание популярных, но переполнивших рынок книг в жанре детектива, фантастики, фэнтези, любовного романа или триллера, из числа тех, от которых невозможно оторваться, но уже через неделю сюжет и герои начисто испаряются из памяти. Нет, я задумал роман — сенсацию, роман — потрясение, который оставался бы в памяти человека на всю жизнь. Я мечтал вложить в него как собственные мысли, так и знания о непостижимых свойствах и загадках человеческой психики, которые получил при учёбе в институте. Но, надо признать честно, пока получалось не очень. И я понимал, в чём дело. У меня не было своего личного жизненного опыта. Все более или менее сильные впечатления я получил из книг. А в реальной жизни не было у меня ни сложных ситуаций, ни трагедий, ни испытаний, ни даже роковой всепоглощающей любви… Но я не падал духом, и твердил себе, что опыт — дело наживное, а жизнь только началась. Кто знает, что меня ждёт впереди… И я упорно продолжал в паузах между заданиями начальства и обращениями сотрудниц кропать свой труд.

Да, моя работа мало что давала мне как молодому специалисту и не обещала никакого карьерного роста. Что поделаешь. Но зато здесь у меня было достаточно свободного времени. А я где-то читал, что писателю необходим досуг. Если посмотреть на всех известных писателей, то найдётся очень немного таких, которые, отработав полный день и вернувшись домой уставшие и измочаленные, могут найти силы заниматься литературным трудом.

Так и тянулись серые и однообразные дни, пока не появилась Юлька.

3. Юлька

Вот теперь можно сказать пару слов и об оборотной стороне моего воспитания. Я вырос, мягко говоря, слегка несовременным. Мне не нравятся развязные девицы с физиономиями, обколотыми ботоксом, или украшенные пирсингом и татуировками. Мне не нравится их сленг и бестолковость разговоров, мне не нравится их меркантильность и узость интересов. Словом я, со своими старомодными взглядами, родился не в том веке. Надо сказать, что и я сам успехом у прекрасного пола не пользуюсь. Мало того, что я — не мачо, в качалку не хожу, рельефными мускулами не играю, обыкновенный ботан, так я ещё и с финансовой стороны не котируюсь. Зарплата у меня скромная, жилплощадь — в хрущобе с родителями, машина старая, непрестижная, загородной недвижимости нет. Одним словом, как гипотетическая партия я в глазах современных девиц был удручающе неперспективен!

Между тем, родители (главным образом, мама) постоянно вели разговоры на тему: как же им хочется полюбоваться на внуков. Поскольку я являюсь их единственным чадом, ответственность за отсутствие внуков лежит на мне.

В один не очень-то приятный день, когда с утра моросил холодный осенний дождик, и солнца за тучами не просматривалось, из-за чего в офисе весь день горели лампы, так вот, именно в этот день начальница представила нам новую сотрудницу.

— Знакомьтесь, это Юлия Николаевна, прошу на первых порах помогать ей и вводить в курс дела.

Когда начальство удалилось, а Юлия Николаевна (которая на «Николаевну» пока никак не тянула) стала устраиваться на выделенном ей месте, наши дамы обрушили на новенькую целый шквал вопросов. Я молчал, но слушал очень внимательно, потому, что пополнившая наш коллектив молодая особа меня заинтересовала. Хотя бы потому, что по возрасту она была мне гораздо ближе, чем любая из сотрудниц нашей конторы. Если бы она не сказала, что закончила в этом году институт, я решил бы, что она — школьница-старшеклассница. Худенькая и невысокая, почти без макияжа, белокурые волосы забраны в хвост… Было в ней что-то детское и трогательное. Хотелось помогать ей и защищать. Правда, от чего, я не знал. Через час наши дамы вытянули из неё почти всю биографию: Юля не замужем, живёт с родителями и со старшей сестрой. Был назван и адрес, и я отметил, что это не так далеко от того места, где жил я. На машине совсем рядом. Мне тоже хотелось подойти к новенькой. Но стол Юльки уже со всех сторон облепили наши сотрудницы. Одна тыкала пальцем в клавиатуру, две другие боролись за овладение мышкой. И все хором говорили, вводя новую сотрудницу в курс дела. Не знаю, как Юля, но я точно не смог бы понять из их объяснений ровным счётом ничего. Я понял, что мне не выдержать конкуренции с нашими энергичными дамами, поэтому остался сидеть на своём месте. Правда, когда ажиотаж несколько утих, меня всё же представили:

— Юлечка, а вот тот молодой человек — это Владя, наш компьютерный гений. Если комп зависнет, или вирус поймаешь — сразу к нему обращайся!

— Очень приятно, я — Влад, — пробормотал я.

— Юля, — тоже представилась девушка и впервые на меня взглянула. Ух, какой был это взгляд! Не хочу говорить банальности, но у меня внутри всё перевернулось! Правда, уже через секунду девушка опустила глаза и стала о чём-то негромко расспрашивать сотрудниц.

Шли дни за днями, но наши отношения никуда не продвигались. Юля усердно трудилась за своим компом. Вопросов ко мне у неё не возникало. Понадобилось совсем немного времени, чтобы я понял, что Юльку занесло в нашу убогую контору за стажем. И я даже выяснил, что среди наших дам трудилась её двоюродная тётка, которая и пристроила к нам племянницу.

И вот, в один из прекрасных дней (а он стал для меня поистине прекрасным, хоть и был по-осеннему хмурым и дождливым), ближе к вечеру, когда все уже потихоньку собирались по домам, я вдруг услышал тихий голосок:

— Владлен Сергеевич, вы не посмотрите, что у меня с программой?

Конечно, я тут же сорвался с места и подсел к Юлькиному компьютеру. От неё почти неуловимо пахло какими-то духами, и от этого аромата (или ещё от чего-то) у меня слегка кружилась голова. Может быть поэтому я никак не мог сообразить, в чём же причина неадекватной работы программы.

Между тем, рабочий день закончился. Юлька взглянула на меня умоляюще:

— Владлен Сергеевич, вам, наверное, домой пора, я вас задерживаю… Может быть, завтра с утра продолжим? Правда, я тогда не успею сделать отчёт… Так неловко получилось, простите…

Я уверил её, что я совершенно свободен, и у меня нет бо́льшей радости в жизни, чем повозиться на досуге с каким-нибудь упрямым компом. Это было почти правдой. Я был готов сидеть рядом с Юлькой сколь угодно долго, не замечая, как бежит время.

Только через пару часов (я был одурманен близостью Юльки и соображал туго) мне удалось найти причину сбоя, и ещё час ушёл на то, чтобы её устранить.

За окном уже было совсем темно, и я предложил девушке проводить её, прибавив, что нам по пути. К этому времени мы уже как-то незаметно перешли на ты и по дороге домой болтали и смеялись как старые знакомые.

С этого дня начался наш роман. Уже много позже Юлька призналась, что испортила программу сама: чтобы был предлог обратиться ко мне. Ей понравилось (представьте!), что я не нахальный и не приставучий, и она захотела поближе со мной познакомиться. Только вот я совсем не обращал на неё внимания… Пришлось проявить инициативу.

Юлька нравилась мне всё больше и больше, хотя, при ближайшем рассмотрении она вовсе не походила на тот образ тихони и скромницы, какой показалась первоначально. Она просто не перед всеми раскрывалась. Такой уж у неё был характер. Юлька была девушкой живой, энергичной, весёлой, с массой всевозможных увлечений. Рядом с ней было интересно. Мы всё свободное время проводили вместе, и скоро я понял, что жизнь без Юли бесцветна и уныла, и я такой жизни не хочу. Я честно ей в этом признался и спросил, сможет ли она в течение всей своей жизни не жалеть, что рядом с ней постоянно пребывает такой тип, как я? И Юля ответила, что я — единственный в мире человек, присутствие которого никогда не будет её тяготить. Одним словом, через несколько месяцев мы окончательно решили связать наши судьбы.

После этого, естественно, последовало знакомство с родителями обеих, нашедших взаимопонимание сторон. Старшее поколение одобрило наш выбор.

Осталось решить, где будет проживать вновь создаваемая ячейка общества? Как я уже упомянул, я обретался в проходной комнате двухкомнатной хрущобы. У Юльки тоже была двухкомнатная квартира, и даже с изолированными комнатами, но зато там имелась старшая сестра Саша… О этот роковой квартирный вопрос!

Выбирать было не из чего. Имелось только два приемлемых варианта: либо снимать жилплощадь, либо впрягаться в ипотеку. То и другое требовало немалых средств, и мы решили начать откладывать деньги, чтобы заложить хотя бы фундамент будущего семейного гнёздышка.

Хотя до того момента, когда мы могли бы стать обладателями собственных квадратных метров, было ещё весьма далеко, мы иногда предавались мечтам о них. И Юлька как-то сказала, что если бы у неё было бы немеряно денег, она купила бы не квартиру, а коттедж за городом, разумеется, не слишком далеко, чтобы можно было ездить на работу. Однако, это был самый несбыточный вариант: земля в пригороде имела совершенно неподъёмную цену. Юлька вздохнула. Она обожала всевозможные цветочки и кустики и таскала меня на все выставки по садоводству и ландшафтному дизайну. А ещё она любила всякую живность, и в этом смысле участок земли предпочтительнее тесной квартирки. Всё это важно знать, чтобы понять мотив моего авантюрного поступка.

4. Байбукин

Всё ранее сказанное является лишь преамбулой. Я ввёл вас в курс дела, а теперь приступаю к главному.

Всё началось в середине лета. Юльку послали на две недели в командировку. Я приготовился скучать и вздыхать. Что ещё мне оставалось делать, ведь изменить я ничего не мог. Так прошло восемь дней. Осталось, соответственно, шесть. Я ужасно соскучился. Хотя мы ежедневно созванивались, но это, всё же, не то. И тут случилось ещё одно событие: моим родителям предложили две горящие путёвки в сочинский дом отдыха, фантастически дешёвые. Упускать такое было никак нельзя, и скоро я остался в квартире совершенно один. Такое странное двойственное чувство: я и наслаждался внезапно обрушившейся на меня свободой, и одновременно тяготился непривычным одиночеством. Впрочем, я радостно предвкушал, что вот-вот вернётся Юлька — и вся квартира в нашем распоряжении! Хотя, я был не вполне уверен в том, что Юлька пойдет на что-то большее, чем объятья и поцелуи…. Наша свадьба была намечена на осень, но Юлька была не легкомысленной особой, а девицей строгих нравов…

На следующий день после скоропалительного отъезда родителей мне предстояло сделать одно дело.

Моя мама приобрела онлайн где-то за рубежом очередное чудо кухонной техники. Она была настоящим фанатом всевозможных приспособлений, позволяющих создавать кулинарные шедевры. Наша маленькая кухня была просто переполнена всевозможными аэрогрилями, фритюрницами, планетарными миксерами и иными изысками инженерной мысли. И мама, действительно, с их помощью кормила нас с отцом не хуже, чем в ресторане. Поэтому мы не подвергали критике мамино хобби и только иногда прикидывали, когда же все эти замечательные приборы вытеснят нас из кухни окончательно?

Так вот, получилось так, что мамин оплаченный заказ задержался, она не успевала получить его до отъезда и попросила сделать это меня.

Получать заказ надо было на почте, и я отправился туда. Взяв талон с номером очереди, я сел и приготовился к ожиданию.

Почта — это особое место, практически мистическое. Это замечали многие. Никакие ухищрения, никакой прогресс не могут заставить почтовый сервис работать быстрее. В одном фильме даже была высказана мысль, что, возможно, работники почты — это такие особые существа, ворующие у людей время и питающиеся им. Ну, впрочем, это был сказочный фильм, в реальности всё проще. Вот и в этот раз нашёлся законный предлог задержать посетителей. Через несколько минут ожидания было объявлено, что компьютеры зависли и когда вновь оживут — неизвестно. Я, было, предложил свои услуги, но сотрудники до ответа не снизошли, и только посмотрели на меня с глубокой укоризной. В самом деле, что это я? Разве они могут подпустить незнакомого человека к своей конфиденциальной информации?

Головы почтовых работниц одна за другой исчезли из своих окошечек: они удалились, чтобы пережить прискорбный факт задержки работы вдали от затравленных взглядов и нервных вопросов посетителей, куда-то вглубь помещения и (очевидно, чтобы справиться со стрессом) решили там почаёвничать. Во всяком случае, я слышал звон чашек, голоса и смех.

Я решил, что уходить нет смысла, тогда бы пришлось приходить второй раз, и ещё неизвестно, с каким результатом. Нет, эту крепость можно взять только измором. Подождать выйдет всяко быстрее. Я достал смартфон и погрузился в просматривание почты, мессенджеров, социальных сетей, чатов и новостных лент. И так увлёкся, что даже не сразу услышал, что меня о чём-то спрашивают.

— Я говорю: здесь свободно? Можно мне присесть?

Я кивнул и слегка подвинулся. Мне вообще-то не слишком нравится манера некоторых людей во что бы то ни стало сесть рядом со мной, если кругом полно свободных мест. Всё-таки, надо уважать личное пространство. Мы и так в больших городах постоянно страдаем от скученности.

Я слегка покосился на усевшегося рядом со мной человека, и невольно подивился его внешности. Это была весьма примечательная личность. Человек был немолод — об этом говорили многочисленные морщины, бороздившие лицо во всех направлениях и делавшие его похожим на сухофрукт. Но волосы были иссиня-чёрные без единого седого волоска («Красит он их, что ли?» — мелькнула у меня мысль). И эти чёрные волосы контрастировали с бледной кожей, которая летом особенно сильно бросалась в глаза. Видимо мой сосед редко бывает на солнце. Человек был высок, даже очень высок, в нём было, наверное, около двух метров, что тоже необычно для пожилого возраста: обычно с годами рост становится ниже. Каким же тогда он был в молодости? Человеку его рост, видимо, самому был в тягость: он сильно сутулился. Голос у него был густой, очень низкий, какой-то неприятно тягучий. Одет незнакомец был в чёрный старомодный костюм и белую рубашку. Горло туго обхватывал чёрный же галстук. У меня мелькнула мысль, что он оделся, как на поминки. А, возможно, у него и на самом деле были какие-то печальные обстоятельства. Но, впрочем, какое мне до этого дело?

Я снова погрузился в смартфон. Но буквально через минуту мне в ухо загудел голос соседа:

— Простите мне моё стариковское любопытство. Давно спросить хочу: что это все в коробочки эти пялятся? Что вы там высматриваете?

Я вздохнул. Воспитательный процесс, видимо, прошёл в своё время мимо этого человека. Но я-то был воспитан. И твёрдо усвоил, что старость нужно уважать. Поэтому вежливо, хоть и несколько сухо ответил соседу на интересующий его вопрос.

Я надеялся, что он по моему тону поймёт, что я не склонен к пустой болтовне, но тот, очевидно, решил, что в моём лице обрёл благожелательного собеседника, который поможет ему скрасить время ожидания.

— Да, да, — сказал он. — Куда же нам, старикам, такое постигать, наше время уж ушло…

И тут же представился:

— Байбукин. А вас как звать-величать, молодой человек?

И я, не пойму зачем, представился тоже:

— Влад.

Уже потом я подумал, что возможно он меня загипнотизировал. Взгляд его чёрных, почти немигающих и совсем нестарческих глаз пронизывал меня насквозь.

— Влад? А как же полностью, позвольте полюбопытствовать? Владислав, аль?..

— Владлен, — пояснил я.

— Да, да, всё нынче по-новому. Вот и имена, каких раньше не бывало…

Я хотел возразить, что имя Владлен, как раз раньше встречалось довольно часто. Но решил не продолжать дискуссию на эту тему. Вместо этого я спросил:

— А ваше имя-отчество как будет? Вы не назвали.

Сосед усмехнулся.

— Да уж так меня назвали родители, что и выговорить никто не мог. Так все и звали просто: Байбукин. Или по первым буквам имени-отчества: Б. А. А позвольте ещё полюбопытствовать, что же, женаты будете, или холостячествуете?

Это уже переходило все границы. Лезть в мою личную жизнь я его не приглашал. С другой стороны, есть много одиноких стариков, которым не с кем слова вымолвить. Надо быть снисходительнее.

— Я скоро женюсь, — ответил я.

— Не думай, что праздно любопытствую, — он перешёл на «ты». — Ты мне сразу глянулся. Зашёл я, и сразу приметил: какой молодец хороший. Ответь-ка, есть у тебя, где с молодой женой после свадебки жить?

— А вам что? — ответил я не совсем вежливо. Но он меня достал.

— А то, что есть у меня дом на продажу. Недорого прошу, деньги срочно нужны матери на лечение. Старая она совсем у меня, дом-то её будет. А я там и родился, и вырос. Место хорошее, тихое. Дом, правда, так себе, просто изба. Зато близко, прямо за окружной. Да несведущ я во всех делах этих. Боюсь, как бы меня не надули при продаже, сейчас жуликов полно. А ты мне сразу глянулся, — повторил он.

— У меня столько денег нет, чтобы дом в пригороде покупать, — твёрдо ответил я, решив, что пора прекращать этот странный разговор.

— Да что же ты сразу от ворот поворот даёшь? Ты ведь и цены моей не спросил. Я недорого возьму. Детей-внуков нет у меня, оставить некому. Из родни — только мамаша старенькая, уж ни она, ни я в тот дом не ездим, машины нет, добираться тяжело, мне бы только матери на лекарства денег сколько-нибудь выручить…

Мне стало жалко этого… Байбукина. И потом. Бывают же в жизни чудеса? Ну понравился я ему. Физиономия моя ему честной и правдивой показалась. Что, не бывает? И мама старенькая… Если он уже в преклонных годах, сколько же его матери может быть? Сам не молод, а ещё и за старым человеком ухаживать приходится… Мое сердце несколько смягчилось. К тому же, мне льстило его хорошее мнение обо мне и то, что я вызываю у него доверие.

А Байбукин продолжал убеждать меня:

— Давай-ка, прямо сейчас и съездим, посмотрим. Время-то у тебя есть? А машина? Сейчас у всех молодых машина. Да что ты, в самом деле! Только посмотреть съездим, здесь близко. За просмотр, как известно, денег не берут.

У меня недавно начался отпуск. И да, я приехал на машине. Ну не тащить же мамину бандуру своим ходом! И на самом деле, я ничего не теряю. На бандита этот Байбукин не похож. Я тоже на миллионера не смахиваю, вряд ли можно предположить, что смогу выложить за этот дом большую сумму. Ну, прокачусь я за город. Сто лет не был на природе.

— Ладно, — согласился я. — Только сначала посылку получу.

— А как же, а как же! — сразу же согласился мой сосед — «Делу время, потехе час!» Народная мудрость, как говорится.

Пока мы разговаривали, окошки снова начали оживать, и на табло стали загораться номера талонов, счастливых обладателей которых приглашали решить свои насущные вопросы. Скоро подоспела и моя очередь. Я без особых проблем получил свою коробку и направился к выходу. За мной плёлся Байбукин.

Я засунул посылку на заднее сидение (в багажник положить не решился, мало ли что, вдруг пострадает матушкин драгоценный прибор). Для верности укрепил коробку ремнём безопасности. Ну, вот, теперь можно и в путь.

Байбукину я предложил место рядом с собой. Он еле втиснул в салон свою долговязую фигуру.

— Ну, как называется место, куда мы едем? — вопросил я.

— Да зачем тебе это название? — отмахнулся Байбукин. — Я сам дорогу покажу.

Мне это показалось немного странным, но я решил, покуда, не уточнять. Мы выехали за город и понеслись по трассе.

— Ты, того, потише, сейчас сворачивать будем, направо.

Я перестроился в крайний правый ряд и сбросил скорость.

— Вот за тем столбом сразу сворачивай! — приказал Байбукин.

— Здесь нет поворота, — возразил я.

— Сворачивай, сказано! — заорал Байбукин и с силой, которую я от него никак не ожидал, вцепился в руль и крутанул его вправо. «Всё, крышка! — мелькнула в моей голове мысль. — Как же я не понял сразу, что он — псих?»

Глаза я крепко зажмурил в предчувствии удара от падения в кювет. Но его не последовало.

— Глаза-то раскрой. Несподручно с закрытыми рулить, — услышал я байбукинский бас.

Я слегка приоткрыл глаза. Машина ехала по просёлку.

— Ну, чего, испужался? Здесь завсегда так, Такой обман зрения. С дороги поворот и не разглядишь. Запомни: надо сразу за столбом поворачивать, как раз на нашу грунтовку и попадёшь.

Я после перенесённого стресса был не в состоянии обсуждать вопрос о невидимом съезде с трассы, спросил только:

— Далеко ещё?

— Да, почитай, уже и приехали.

И правда, вдали замаячили приземистые домики.

— Вот она, моя деревенька родная, — прочувственным голосом произнёс Байбукин. — Родился я тут и возрос. Родные места…

Он, кажется, собирался даже прослезиться, но у меня не было желания его утешать. До сих пор тряслись поджилки, и я мечтал только лишь об одном: поскорее расстаться с моим странным, а, может быть, и вовсе ненормальным знакомцем и уже больше никогда его не видеть.

— Тормози, — велел Байбукин. — приехали.

5. Заброшенка

Мы выбрались из машины. Моему взору предстала улица (причём, как я заметил, единственная в этой крохотной деревушке), вся в колдобинах, изрядно заросшая травой и с двумя шеренгами серых бревенчатых домов, выстроившихся вдоль улицы. Было очень тихо. И пустынно. Не было видно ни сельских жителей, ни собак и кошек, ни иной живности. Не было даже кур, украшающих обычно любой деревенский пейзаж.

— А где все? — поинтересовался я.

— А тебе кто нужен? — ответил вопросом на вопрос Байбукин, но, увидев, очевидно, на моей физиономии удивление, всё же пояснил: — Да тут, почитай, никто и не живёт теперь. Старые жители уж все перемёрли давно, а кто и в город переехал, а молодёжь сюда не спешит. вам ведь всем удобства подавай, а здесь этого — ну как у тебя, в той коробочке картинки чтобы показывать, этого здесь нет. И водопровода нет, и газа тоже.

Я достал телефон. Действительно, и сотовая связь, и интернет отсутствовали. Странно, совсем недалеко от того места, где мы свернули с трассы, я заметил сотовую вышку. Вроде бы мы должны были находиться в зоне покрытия. Но нет, телефон безмолвствовал.

— Электричество, правда, есть, только…

— Что: «только»?

— Только несколько лет назад кто-то провода своровал. Но если пожаловаться, куда следует, тотчас новые прицепят, да.

Мне всё это не слишком нравилось. Но раз уж мы приехали, надо взглянуть на этот дом. Покупать мне его хотелось всё меньше.

— Пошли, чего стоим? Покажу я тебе домик-то наш.

Мы открыли деревянную калитку, жалобно заскрипевшую и покачнувшую и без того накренившийся деревянный забор.

— Руки, руки ко всему приложить надо. У нас с мамашей уже силы не те, а ты молодой, вмиг всё исправишь.

Я промолчал. Какой смысл ему объяснять, что я сроду не держал в руках ни пилы, ни топора.

Байбукин, тем временем, отомкнул замок (легко отомкнул!) и мы шагнули внутрь. В полумраке передо мной предстал интерьер самой обыкновенной русской избы. Мы миновали сени, где на лавке стояли два оцинкованных ведра, очевидно, для воды, и на стенах висели на гвоздях какие-то предметы, я не стал вникать, какие.

В самом помещении справа бросалась в глаза печка, кажется русская, но не поручусь, я в них не разбираюсь. Рядом стоял самодельный стол из некрашеного дерева, покрытый вытертой клеёнкой и пара табуреток. Налево располагалась, очевидно, парадная комната («зала» — так назвал это помещение Байбукин).

Центральное место здесь занимала кровать с металлическими спинками, украшенная целой пирамидой подушек, покрытых сверху кружевной накидкой. Вообще, кружев в этой комнате было очень много, они были пришиты и к простыне, выглядывающей из-под лоскутного одеяла, и к занавескам-задергушкам, и к полотенцу, украшающему тёмноликую икону в красном углу. На тумбочке притулился допотопный кинескопный телевизор, экран которого также был занавешен кружевной салфеткой. Если есть телевизор, значит, правда, электричество здесь когда-то было… Байбукин, заметив мой интерес, пояснил:

— Всё мамаша сама вязала. Мастерица была. Сейчас уж и глаза не те, и пальцы неловкие стали. Старость — не радость, как говорится.

Надо сказать, в целом дом мне неожиданно понравился. Здесь было чисто и уютно, хотя и совершенно несовременно.

Внезапно до моего уха донёсся какой-то шорох, исходящий снизу, из-под крашенных половиц, устланных тряпичными половичками.

— Что это? — спросил я.

— Где? — откликнулся Байбукин. — А, так это мышь, а то и крыса. Куда же без них в деревне.

Этот факт мне совершенно не понравился. Моя смелая и решительная Юлька до обморока боялась мышей. До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю, какой визг она издала, когда во время одной из прогулок у нас под ногами прошмыгнула мышка. Я её тогда еле успокоил. Как она отреагирует на целую крысу, страшно подумать.

— Это ничего, — Байбукин решил, что я боюсь мышей сам. — Они из-под пола не выскочат. Им здесь делать нечего. А потом купишь отраву, вот всех и изведёшь. Пойдем, я тебе остальные комнаты покажу.

Это было сильно, назвать те крохотные закутки, заваленные всяким хламом, комнатами. Тут не было и следа уюта и чистоты, царивших в «зале». Моё впечатление, должно быть, отразилось на моём лице.

— А что ты хотел? — немного обиделся Байбукин. — Деревня, она деревня и есть. Тут больше показывать нечего, кто будет жить, свои порядки заведёт. Пойдём, я тебе лучше участок покажу.

Хоть я и не большой фанат природы, но тот участок земли, который прилагался к избе, произвёл на меня впечатление. Был он, по моим понятиям, достаточно большим, но запущенным, заросшим сорняками, за которыми всё же просматривались очертания заброшенного сада. Но главным украшением этого клочка земли была речка (а, может быть, широкий ручей). Речка это протекала по задам участка, а прямо за ней начинался лес. У меня сразу же заработала фантазия: здесь же можно небольшую запруду устроить, чтобы прудик образовался. А если ещё рядом и баньку соорудить… В моём воображении возникла картина: я, напарившись в баньке и окунувшись в прозрачную воду прудика, перемещаюсь в беседку (обязательно её построю!) и там мы с Юлей пьём чай из угольного самовара с домашним вареньем… А если ещё рядом на мангале будут скворчать и испускать невообразимые ароматы шашлыки… Древние инстинкты, поэтизирующие жизнь на природе, вдруг взыграли во мне со страшной силой. И все мои мечты смогут осуществиться, если я приобрету этот дом.

— Если ты всё посмотрел, давай, пора в обратный путь, — сказал Байбукин. Мамаша там у меня одна. Старая она, мало ли что. Я её надолго одну не оставляю.

«Может, он и неплохой человек, — думал я, заводя машину. — Ну, мало ли, что несимпатичный. О матери вот заботится, переживает».

— Как деревня-то называется? — спросил я.

— Заброшенка — задумчиво пояснил Байбукин.

— Интересно, почему название такое? Из-за того, что забросили её?

— Да нет. И когда здесь народ жил, тоже так называлась. Здесь село было большое — Брошино, там где сейчас супермаркет у трассы, ну, ты видел, мы мимо проезжали, а наша деревня аккурат за этим селом была, за Брошиным, то есть. Вот и стала Заброшенкой. А Брошино потом снесли, жители все в город перебрались, стали новый кадастровый план составлять. Брошино-то с карты убрали, а про нашу Заброшенку все позабыли. Так и вышло, что её на карте нет, жителей там постоянных сейчас тоже не имеется, так, наезжают иногда. Но ты не сомневайся, у матери все бумаги есть: и на дом, и на землю. Всё чин-чинарём. А когда прознают про нашу деревеньку, знаешь, как цены взлетят? Ну что, надумал, или как?

Он был, конечно, прав. Недвижимость в двух шагах от окружной — лакомый кусочек. Если построить (со временем) новый дом, то это будет просто фантастическое жильё! И, главное, своя речка! Юлька будет на седьмом небе!

Я, стараясь изо всех сил выглядеть не очень-то заинтересованным, спросил, какую сумму он хочет за свой дом и земельный участок.

И Байбукин назвал вполне приемлемую для меня цифру. Она была даже меньше того, что мы с Юлькой собрали на будущую квартиру. Но хорошо ли будет, если я, не посоветовавшись с ней, единолично распоряжусь нашими общими деньгами? С другой стороны, если я ей всё расскажу, тогда не получится сюрприз.

Байбукин принял моё молчание за колебания и предложил:

— Если считаешь, что дорого, я и уступить немного могу.

Это решило всё. Я назвал свою цену, и Байбукин немедленно согласился.

Мы свернули с грунтовки на трассу без всяких приключений, и я удивился, что же меня так испугал этот поворот, когда мы ехали в деревню? Видимо, и впрямь, с трассы поворот плохо видно…

Байбукин назвал мне адрес, и я подвёз его к подъезду двадцатидвухэтажного дома. Помню, у меня тогда ещё мелькнула мысль о том, как же деревенские жители, которые даже под программу расселения, как я понял, не попали, могли обзавестись таким жильём? Купили, что ли? Впрочем, это не моё дело.

— Ну как, — спросил Байбукин, — по рукам?

— Ладно, — решился я.

— Вот и славно, вот и хорошо! Выручил стариков. Деньги-то приготовь. Завтра всё и обстряпаем.

— Вам как платить, на карту или наличными?

— Бумажками, бумажками. Не понимаю я этих ваших карт. Денежки приятно в руках держать. А эти ваши карты: то ли деньги, то ли нет. Слушай, подъезжай завтра часиков в десять сюда. Все бумаги я давно приготовил. Мы с мамашей спустимся — и к нотариусу! Есть тут у меня неподалёку одна знакомая, наших дальних сродников дочка, она нам всё и оформит.

Я, видимо, имел несколько растерянный вид, потому что Байбукин снова стал меня убеждать:

— Ты не сомневайся, документы все в порядке, я сведущим людям показывал, сказали: придирок нет. Так завтра в десять, договорились, стало быть.

Мы попрощались и Байбукин скрылся за дверью подъезда.

6. Сделка

Когда я, наконец, вернулся домой, то уже начинало темнеть. В голове творилось что-то невообразимое. Я с трудом попал ключом в замочную скважину и долго не мог нащупать выключатель. Потом вдруг вспомнил, что оставил мамину посылку в машине. Пришлось спускаться за ней.

Когда я снова оказался в квартире, то какое-то время пребывал в прострации: просто сидел, тупо сжав голову руками. Из этого состояния меня вывели звонки: сначала Юльки, а потом и родителей. Юлька волновалась, что я не отвечал на её вызовы и смс. Пришлось соврать, что у меня разрядился телефон. А мама ждала моего отчёта по поводу посылки: удалось ли мне её получить. И Юльке, и маме я отвечал невпопад и, естественно, они стали беспокоиться, всё ли у меня в порядке. Я ответил, что волноваться не о чем, просто небольшие проблемы с ноутом, и все мысли об этом. Мне пожелали побыстрее наладить то, что меня выбило из колеи, и отключились.

Я, хоть целый день ничего не ел, бросился не на кухню, а к компьютеру.

На запросы: «Байбукин» и «Заброшенка» не нашлось ничего. А вот село Брошино, действительно, существовало на том месте, где я сегодня был. Нашлась и старая карта, из которой следовало, что это село простиралось от того места, где сейчас была трасса до самой речушки, что протекала на задах участка. Отсюда следовало, что Заброшенка была не самостоятельной территориальной единицей, а частью села Брошино, и по какой-то неведомой причине не была в своё время снесена. Про неё попросту забыли. На современных картах этой местности не было ни деревни, ни просёлка, к ней ведущего. Это было вполне объяснимо. Немного тревожило другое. На снимках аэрофотосъёмки Заброшенки не было тоже. На её месте просматривалась небольшая рощица. Поразмыслив, я решил, что сверху дома не заметны, а рощица — это разросшиеся и одичавшие сады. Так я себя успокоил.

После этого я начал рыться по сайтам, описывающим условия для заключения сделки по купле-продаже недвижимости. Вникал во все нюансы до тех пор, пока у меня в голове всё не смешалось и не перепуталось, а перед глазами не поплыли красные пятна. Я взглянул на часы. Была половина третьего. Пора было ложиться, если я хотел завтра (уже сегодня) хоть что-нибудь соображать. Я поставил будильник на семь часов утра.

Встал я, конечно, с больной головой. До встречи с Байбукиным и его матерью мне надо было ещё заехать в банк, чтобы снять наличку, а снять сразу такую сумму было совсем не просто. Но в конце концов, я справился.

Я подъехал к подъезду Байбукина как раз в тот момент, когда он со своей матерью выходил из подъезда. Внешность старушки резко контрастировала с внешностью ее сына.

Она была очень мала ростом, особенно в сравнении с Байбукиным. Было странно смотреть, как он, согнувшись в три погибели, ведёт мать, поддерживая её под локоток. Лицо старушки рассмотреть было сложно из-за очков в толстой роговой оправе, сильно увеличивающих глаза, и из-за низко повязанного платка. Старушка, хоть и опиралась на палку, но шла весьма бодро, чего я не ожидал, учитывая её преклонный возраст.

Сын с матерью уселись в машину, и мы тронулись. Руководил поездкой снова сам Байбукин. Он командовал свернуть то направо, то налево, то проехать ещё немного вперёд. И наконец, мы остановились перед типовым многоэтажным домом, на первом этаже которого располагалась всевозможные конторы, магазинчики и предприятия сервиса услуг. Над одной дверью, втиснувшейся между управляющей компанией и копировальными услугами, висела вывеска, оповещающая, что здесь находится нотариальная контора. Мы зашли.

Других посетителей в означенном учреждении не было, поэтому мы сразу проследовали в кабинет.

За столом сидела яркая дама средних лет. Ярким в ней было всё: и наряд, и макияж, и маникюр кроваво-красного цвета. Дама улыбнулась нам губами того же цвета, что и её ногти.

— Добрый вам денёчек Манефа Максимовна! — поприветствовал её Байбукин. — Помните, я на днях к вам заходил, советовался насчет продажи дома. Так вот, нашёл покупателя. Вы уж оформите всё в лучшем виде.

И Байбукин вручил даме папочку с документами.

— Помню, помню! — отвечала дама с редким именем Манефа. — Для того мы здесь и сидим, чтобы сделки оформлять. Присаживайтесь.

Не буду утомлять вас описанием процедуры. Скажу только, что меня удивила мать Байбукина. Звали её Прасковьей Федотовной. Когда нотариус стала задавать ей вопросы с целью выяснения её дееспособности, то молчавшая доселе старушка, чётко и ясно произнесла:

— И ум здравый, и память твёрдая, чего и всем желаю, если до моего возраста дотянете!

— Прекрасно, прекрасно! — отозвалась Манефа Максимовна и снова застучала по клавиатуре компа.

Наконец, мне была вручена папка с документами, из которых следовало, что я теперь сделался владельцем недвижимости: загородного дома и участка земли, на котором тот был возведён.

Я передал из рук в руки Байбукину толстую пачку денег, а он, не пересчитывая, засунул её в пластиковый пакет.

— Проверять не будете? — поинтересовался я.

— Верю, верю! Не такой ты человек, чтобы стариков обманывать.

— Спрятали бы понадёжнее, — посоветовал я. — Сумма большая.

— Ни к чему. Ты же нас довезёшь до дома. А в подъезде кто нас грабить будет?

Я пожал плечами. Всё таки, это было, на мой взгляд, легкомысленно.

— Ох, чуть не забыл, —хлопнул себя по лбу Байбукин. — Держи.

И он протянул мне ключ.

— Один он. А больше там и запирать нечего.

Я тоже вспомнил кое-что важное:

— Там ведь ваши вещи остались. Как сделаем? Хотите, я вам помогу их за несколько раз вывезти? Или машину наймёте, чтобы всё сразу забрать? И вот мой телефон, когда надумаете, позвоните, — я протянул Байбукину карточку.

— Да ничего не надо, владей! — отмахнулся Байбукин.

— Дайте и вы мне свой телефон, — попросил я. — Мало ли, какой вопрос возникнет.

Байбукин продиктовал номер. Это был стационарный городской телефон. Всё правильно, сотового у него нет.

Вот, наконец-то, и дом Байбукиных.

— Ну что же, желаю приятного житья-бытья в нашей Заброшенке.

Впервые Байбукин улыбнулся, и эта улыбка мне не понравилась. Как будто он насмехался надо мной. Или злорадствовал. Но, возможно, это просто была моя мнительность, усилившаяся от утомления и недосыпа.

Прасковья Федотовна Байбукина, тем временем, не попрощавшись, покинула мою машину и шустро засеменила к подъезду. Сын последовал за ней. Дверь захлопнулась.

Вот и всё. Дело сделано. Пути назад нет.

Я хотел сразу же ехать в Заброшенку, чтобы уже хозяйским глазом взглянуть на своё приобретение. Но сдержался. У меня кружилась голова, и я здраво рассудил, что в таком состоянии я могу попасть в аварию. Надо сначала выспаться, успокоиться и отдохнуть.

7. Первые неприятности

Итак, я сидел в машине и ждал, когда подействует «жидкий ключ». От нечего делать, я созерцал единственную улицу Заброшенки, всё такую же унылую и безмолвную. Я подумал, что Юльке здесь, пожалуй, будет скучно и одиноко. Но не всегда же, в самом деле, Заброшенка будет всеми забыта и покинута! Я сам об этом позабочусь! Можно даже и журналистов пригласить, чтобы сняли репортаж об утерянной деревне. Но сначала посоветуюсь с Юлькой. А то, прознав про такой лакомый кусочек земли, его у нас, чего доброго, отнимут.

Ещё рассуждал я о странном повороте на просёлок. Сегодня я проехал это место дважды: в первый раз — очень медленно, и внимательнейшим образом глядя направо. Кювет был, а вот ни съезда на просёлок, ни самого просёлка не было!

Я попятился задним ходом, миновал столб, затем рванул вперёд и повернул за столбом вправо. И оказался на грунтовой дороге. Это было непонятно. Это было необъяснимо. Но это было так. Я ничего не мог придумать, и решил оставить разгадку этого феномена на потом.

А сейчас надо было всё же войти в мой собственный дом. Наверное, средство уже подействовало.

Ключ на этот раз повернулся почти без усилий, и я снова оказался в полумраке сеней. Я бы не пожалел дать Нобелевскую премию тому, кто изобрёл это замечательное средство.

Вытерев руки, испачканные запашистой жидкостью и ржавчиной, какой-то подвернувшейся тряпкой, я зашёл на кухню. Мне очень хотелось исполнить во утверждение моего права владения домом, некий ритуал, который я сам же и придумал. Первая символическая трапеза под крышей моего собственного дома!

Я достал из сумки термос с чаем и пакет с гамбургером, сел на табуретку и торжественно приступил.

И почти в тот же самый миг под полом послышалась какая-то возня.

«Пожалуй, не стоит сейчас привозить сюда Юльку, — мелькнула у меня мысль. — Сперва надо с мышами разобраться».

Тем временем шум усиливался, я, как будто, услышал шарканье ног. И наконец, часть пола начала приподниматься. Я понял, что это — люк, который делают в деревенских домах, чтобы спускаться в подпол.

Пока эти мысли вихрем проносились у меня в голове, крышка откинулась, и из люка показалась голова старушки. В первый миг мне показалось, что это — Прасковья Федотовна Байбукина. Что она здесь делает? Забыла что-нибудь? И почему без сына?

Старушка, тем временем, шустро выбралась из подвала и уселась на табуретку (для этого ей пришлось слегка подпрыгнуть).

Нет, это была не Байбукина, хоть и очень похожа. Она была ещё меньше ростом, очки не носила. Но зато её наряд требовал особого описания, потому что то тряпьё, которое было на ней, не всякий бомж решится надеть. Выгоревшее и вылинявшее, когда-то цветастое, а теперь неопределённого бурого цвета платье, к тому же с прорехами во многих местах, было просто огромным для её тщедушного тельца. Старушка понимала это, поэтому в несколько оборотов подпоясалась какой-то бечёвкой. На голых ногах были надеты тапки, такие же грязные, дырявые и огромные. Чтобы они не сваливались с ног, старушка привязала обувку к ступням грязными бинтами. Платочек на голове соответствовал остальному наряду.

«Вот я и влип, — обречённо подумал я. — Бомжиха. И, к тому же, кажется, сестра Прасковьи. Ну и что же мне теперь делать?»

— Вы кто? — озвучил я, наконец-то, свои подозрения. — Сестра Прасковьи Федотовны?

Старушка хихикнула.

— Скажешь тоже! Взаимно поинтересуюсь: а ты кто таков будешь? Для какой нужды в мою избу заявился?

— Я новый хозяин этого дома и участка. У меня есть соответствующие документы. Вчера я приобрёл этот дом у Прасковьи Федотовны Байбукиной. И её сын мне дом показывал…

— Покажь бумагу, — потребовала старуха.

Не знаю зачем, я вынул документы и передал ей. Она схватила файл с бумагой своими тощими ручками и несколько секунд его разглядывала (я заметил, что вниз головой).

— Забери ты этот документ, — она делала ударение на «у». — Не обучена я грамоте-то. Скажу тебе только, что не документ это, а филькина грамота.

— Почему? — ошарашенно спросил я.

— Да потому, что Параскева, что здесь жила, годков тридцать уже, как померла. А наследничков-то у неё не было! Кто же тебе избу продавать станет?

— Вы знаете Прасковью Федотовну? — спросил я.

— Как не знать! Почитай, всю жизнь рядом прожила. И Федотку, отца ейного знала, и деда…

Я перебил её:

— Вы ошибаетесь. Я вчера Прасковью Федотовну видел живой и здоровой. И вы очень похожи…

Старушка так расхихикалась, что чуть не свалилась с табуретки.

— Скажешь тоже! Параскева баба дородная была! Вот, донашиваю её одёжку! — и она указала на свой балахон. — Точно, что померла она! — вот здесь и поминки справляли, как сейчас помню.

У меня всё мутилось в голове…

— И фамилие её не как ты сказал, а Собакина! И сына у неё не было никогда. Мне ли не знать!

Я подавленно молчал, переваривая масштаб катастрофы.

— Постой, постой! — вдруг взволновалась старушка. — Как, говоришь, его фамилие?

— Байбукин, — пробормотал я.

— А звать-величать как? — продолжала допытываться старушка.

— Он не сказал. Вроде бы, сложно произносить. Только инициалы назвал: Б. А.

— А обличие какое? — продолжала допрос старушка.

Я описал внешность Байбукина.

— Он, — твёрдо сказала моя визави. — Ах окаянец, ах, сквернавец! Вот уже и за мой дом взялся!

— Вы о ком? — поинтересовался я. — Он что, аферист какой-то?

— Про то, какой-такой аферист, я не знаю, а только скажи мне, неужто сам не догадываешься?

— Нет.

— Ну вот скажи мне, кем тебя в детстве пугали, когда ты капризничал, спать не хотел?

— Никем, — ещё больше удивился я. — Причём здесь мое детство?

— Что же такое деется? Ничему дитё не научили!

— Чему меня должны были научить? — старуха всё больше меня раздражала.

— Он тебе представился, а ты ничего и не понял! Б. А. Байбукин! Ну!

— Что, ну?

— Да ты что, милок? Никогда про Бабая из рода Бук не слыхал?

Да, теперь я припомнил, что приходилось слышать от людей, что детишек пугали Бабайкой: «Не будешь спать, Бабайка придет и тебя унесёт!» Но ведь это сказки! Да и вообще, в наш век триллеров Бабайка потерял свою мрачную харизму и не котируется.

— Это всё суеверные глупости! — бодро сказал я. — Сейчас никто ни в каких Бабаек не верит. Даже дети маленькие.

— Ну и зря! — ответила старушка. — Бабай — он начальник ночных кошмаров. Силу имеет великую. Мой тебе совет, родимый. От греха подальше, убирайся-ка ты из этого гиблого места, и никогда боле не возвращайся. Он, вишь, глаз на тебя положил… А ты супротив его — как былинка супротив топора. И не такие, как ты головы свои сложили…

Этот разговор меня уже даже не занимал, а утомлял. Хотелось вернуться в город, найти этого жулика Байбукина и его мамашу и призвать их к ответу.

Я встал и начал запихивать в сумку документы, термос и пакет с гамбургером, который едва надкусил. И поймал голодный взгляд старушки.

— Может быть, вы есть хотите? Вот, пожалуйста, только тут я слегка откусил. Можно отломать этот кусочек.

— Не надо! — воскликнула старушка, жадно впившись зубами в гамбургер. Зубы у неё были ровными и белыми, что не вязалось с остальным обликом. Я налил в крышку от термоса чай и придвинул к старушке. Она выпила всё одним глотком и взглянула на меня умоляюще. Я подлил ей ещё чая.

Вскоре со всем съестным было покончено. Старушка блаженно зажмурилась.

— Сколько же лет маковой росинки во рту не было… Вот уважил, так уважил! Страсть, как хочется такого-то хозяина иметь! Да ничего не сделаешь, слаб ты супротив Бабая! Не приезжай, родимый, больше сюда никогда!

«Она, наверное, хочет и дальше в этом подвале ютиться, — подумал я. — Только что это за жизнь такая, врагу не пожелаешь».

А вслух произнёс:

— Ну, мне пора. Как-нибудь ещё увидимся. Скажите мне только ваши имя, отчество и фамилию.

Я уже твёрдо решил для себя, что, независимо от того, чем кончится встреча с Байбукиным, я постараюсь что-нибудь сделать для этой старушки. Хорошо бы пристроить её в дом престарелых. Всё-таки, там кормят.

Но старушка вновь захихикала.

— Что ты, что ты! Не положено нашему племени имена иметь!

— Какому племени? — сюрпризы, похоже, сегодня ещё не закончились….

— Ай, не признал? — старушка глянула на меня лукаво. — Домовица я. Аль домовуха. Как больше нравится. Когда Федотка жив был, ну я тогда мужичком была, а как он помер, я в наследство, в придачу к дому, значит, Парашке досталась. Ну и подумала: с бабой бабе завсегда общаться проще. Хочешь, опять в мужичка перекинусь?

— Не надо, — ответил я. Мне вообще все эти разговоры были неприятны, я не сторонник смены пола у кого бы то ни было.

— И ладно. — согласилась старушка. — Мне самой так больше нравится. Привыкла я. Ну, прощай, сокол мой ясный. Помни мой совет: не суйся ты сам в пасть к этому Бабаю! Не сдюжишь ты супротив его.

— Посмотрим! — ответил я и, кивнув на прощание непонятной старушке, шагнул за порог. Поколебавшись, запер дверь на старинный замок, отметив про себя, что надо приобрести новый, и вскоре уже сворачивал с грунтовки на трассу.

8. Неприятности продолжаются

Что я влип, в этом не было никаких сомнений. Осталось понять, можно ли хоть что-то исправить, и как.

Ни в какие мифические существа я не верил. Даже в Деда Мороза перестал верить лет с пяти. Что не мешало мне любить новогодние праздники. Исходя из этой трезвой материалистической позиции, можно было сделать следующие выводы. Старушка из подпола — обыкновенная бомжиха, наверняка слегка не в себе, сочиняет всякую ерунду. Возможно она — родственница матери Байбукина, сходство налицо. Как она попала в подпол запертого дома? А что, разве я досконально исследовал этот дом? Возможно есть в фундаменте какая-то дверка или лаз. Старушка мелкая, везде пролезет. Байбукин, понятное дело, никакой не Бабай, а простой аферист. А, может быть, и не совсем простой, а с даром гипноза. Он меня надул, как последнего простака. Это ясно. И ведь как всё продумал! Даже деньги наличкой получил, чтобы картой не светить. И нотариуса своего мне подсунул. Пожилой человек, а такими вещами занимается! Да ещё и мать свою привлёк. Просто стыд и позор! Но я тоже не лыком шит! Я их выведу на чистую воду. Их ещё по телевизору показывать будут в передаче «Дежурная часть»!

Я распалялся всё больше. Вот сейчас прямо и начну свой розыск преступников! Ещё потом и книгу напишу, основываясь на документальных событиях.

К этому моменту я уже въехал в город, мобильная связь работала.

Я остановился и набрал домашний номер Байбукина. И почти не удивился, когда услышал, что данный номер не обслуживается. Конечно, странно было бы надеяться, что жулик оставит тому, кого обманул, координаты для связи.

Я немного подумал, и поехал в злополучную нотариальную контору, чтобы по душам поговорить с яркой дамой Манефой. У меня прекрасная зрительная память, и я точно запомнил месторасположение конторы. Вот этот дом. Вот она, управляющая компания, вот копировальные услуги, а между ними… парикмахерский салон. Я зашёл в звякнувшую колокольчиком дверь, и из-за стойки администратора сразу же показалась девушка.

— Что будем делать? Стрижку, бритьё, массаж?

— Нет, я просто хотел спросить: вы не в курсе, куда переехала нотариальная контора, которая здесь раньше была?

— Я, к сожалению, не знаю. Я здесь только три года работаю. А из старых сотрудников никого сейчас нет.

— Контора была здесь вчера, — сказал я упавшим голосом.

— Ой, что вы! Этого быть не может. Вы, наверное, дом перепутали.

Я вышел на улицу и начал искать в смартфоне все нотариальные конторы, находящиеся в данном районе. И не нашёл ни одной.

Эти странности стали во мне подрывать уверенность в собственной нормальности. Может быть, я брежу? Я достал документы и стал их внимательно рассматривать. Гербовая бумага. Печати. На мой неискушённый взгляд всё в полном порядке. Не может же мне всё мерещиться с такой достоверностью? Или может?

В глаза бросилась фамилия нотариуса: Лапкина. Я забил в поисковик: «Нотариус Манефа Максимовна Лапкина». Нет результатов. Попробовал с инициалами: «М. М. Лапкина». Нет результатов. Убрал слово «нотариус». Нет результатов! Это было какое-то наваждение. Не может быть, чтобы сведений о нотариусе не было в интернете. Если она только на самом деле нотариус. И на самом деле Лапкина… Выходит, я попал в руки не к аферисту-одиночке, а к целой преступной шайке.

Но я же знаю дом, где живут Байбукины! Не знаю, правда, на каком этаже… 22 этажа всё же… Но первый можно не считать, на нём квартир нет. Итого, 84 квартиры. Многовато, конечно, но осилить можно. А ещё, можно людей порасспрашивать. Наверняка Байбукина люди запомнили, внешность примечательная.

Я просочился в подъезд с каким-то жильцом, поднялся на самый верхний этаж и стал планомерно звонить в квартиры.

В большинстве случаев мне никто не отвечал, кое-кто посылал через закрытую дверь и грозился вызвать полицию. Но те, немногие, которые распахивали двери и соглашались уделить мне пару минут, уверяли, что никогда не видели человека с такими приметами и не слышали фамилии Байбукиных.

Прошло, наверное, не меньше часа, когда я достиг, наконец, второго этажа Устал я так, что, выбравшись на свежий воздух, обрушился на скамью, стоявшую около подъезда, и чуть не застонал от собственного бессилия. Через несколько минут из подъезда одна за другой стали выходить женщины пенсионного возраста. Они уселись на скамейку рядом со мной (неодобрительно косясь на меня, из-за того, что я затесался в их компанию) и стали активно обсуждать перипетии жизни каких-то незнакомых мне людей. А жизнь у тех людей была бурной и насыщенной событиями. Они женились и расходились, рожали детей и умирали, невинно попадали в тюрьму и становились жертвами преступников… Не сразу я понял, что пенсионерки обсуждают содержание очередной серии сериала, который они только что смотрели.

«Вот кто знает всё о жильцах подъезда», — подумал я.

— Извините, что отвлекаю вас от беседы, — обратился я к фанаткам сериала. — Мне очень нужна ваша помощь. Я разыскиваю одного человека. Знаю, что он живёт в этом подъезде, только не знаю, в какой квартире.

И я подробно описал внешность Байбукина и его матери.

— Нет здесь таких, — авторитетно заявила одна из пенсионерок. Остальные дружно закивали. — А вы что же, из органов?

Сказывался просмотр детективных сериалов.

— Нет, это просто мой знакомый. Мне очень нужно с ним повидаться.

— Так позвоните ему, — посоветовали дамы.

— Да я звонил, но он трубку не берёт.

— Не берёт, значит, не хочет. А вы бы, молодой человек, не вынюхивали ничего, и шли бы своей дорогой.

Мне осталось только встать и уйти.

Вернувшись домой, я стал размышлять. Можно, конечно, обратиться в полицию. У меня есть вещественные доказательства: документы на дом. И что меня спросят блюстители закона? Чем я недоволен? Дом есть? Есть. Документы на него оформлены? Оформлены. Ах, нет на карте населенного пункта, в котором дом находится? Так это не к нам, а в Земельное управление. Съезд с трассы странный? Обратитесь в Управление дорожного хозяйства. Продавец недвижимости исчез? А какие к нему претензии, почему мы должны его разыскивать? В чём, собственно, состав преступления? Если в том, что в заброшенном доме старуха бездомная поселилась, то вы и собственными силами с ней справиться можете.

Я понимал, что так, или почти так мне ответят в отделении полиции. Ещё и посмеются.

Нет. Надо ждать Юльку. Она прилетает уже послезавтра вечером. Придётся признаться ей в том, что я истратил большую часть скопленных нами средств, свозить её в Заброшенку, показать дом и его странную обитательницу.

Я почему-то был уверен, что вдвоём мы быстро распутаем все эти загадочные обстоятельства. Тем более, что моя невеста на редкость здравомыслящий человек.

9. Третья поездка в Заброшенку

Следующий день я решил посвятить приведению в относительный порядок дома в Заброшенке. Не мог же я привезти Юльку в избу, где две комнатёнки завалены немыслимым хламом. И надо было, наконец, решить, что делать с незаконной обитательницей. Ясное дело, за один день я не успею пристроить её ни в какой интернат или пансионат. Гнать старого человека на улицу не в моих правилах. Тем более, что старушка, неизвестно почему, вызывала у меня симпатию (в отличие от Байбукина). Пусть она немного не в своём уме, но, кажется, совершенно безобидна. Мне хотелось, чтобы Юлька с ней познакомилась. Интересно узнать её мнение. Значит что? Значит надо привести незаконную квартирантку в более или менее приличный вид. И я направился в ближайший торговый центр. По дороге я рассматривал всех попадавшихся мне на глаза старушек, стараясь уяснить, что они носят. Особые сомнения вызывали размеры одежды и обуви. Точных я не знал и покупал всё на глазок. В результате было приобретено синее хлопковое платье без особых модных наворотов, вязаная кофта с длинным рукавом на случай похолодания, платок на голову с синими цветочками и ромашками, две пары носков. На первое время хватит, потом можно купить ещё. Особые затруднения вызвала у меня покупка обуви: я не видел, какого размера её ступни, обутые в огромные тапки. Пришлось исходить из габаритов самой старушки. В результате в сумке оказались подростковые полукеды на шнуровке (если будут велики, можно зашнуровать потуже) и пара летних туфель на плоской подошве и без задника. Оставалось купить еще кое-что.

Я зарулил в продуктовый супермаркет и вышел оттуда с несколькими увесистыми пакетами. Мне захотелось порадовать старушку. Я вспоминал ту жадность, с которой она уплетала гамбургер, и задумал угостить её разными вкусными вещами. В пакетах были продукты, которые можно было бы употреблять без готовки: колбаса, сыр, сметана, несколько пакетов молока, упаковка яиц, сахар, пачка чая, фрукты и ещё много чего. И, конечно, я накупил сладостей: конфет, печенья, пряников, даже вафельный шоколадный торт. Термос с чаем я заготовил ещё дома. Но вот, что старушка будет пить потом? Я хотел, было, купить электрический чайник, но вспомнил, что провода кто-то украл. Надо будет спросить, можно ли растопить печку. Но вот, есть ли там дрова? Правду говорят, чем больше всего имеет человек, тем больше у него забот. Ладно, послезавтра поедем с Юлькой осматривать дом, тогда и решим проблему с чаем. А сейчас пора ехать в Заброшенку на субботник по генеральной уборке (хоть сегодня и четверг).

Я уже начал привыкать к странному съезду на грунтовку, поэтому миновал его без приключений.

Зайдя в дом я, первым делом, направился к люку, слегка по нему постучал, потом приоткрыл и позвал:

— Уважаемая! Появитесь на минутку. Мне надо вам кое-что отдать.

Старушка выскочила из подпола шустро, как ящерка.

— Ох, неслух! — сказала она, укоризненно качая головой. — Всё ведь я тебе растолковала, чего же тебе ещё надо? Ведь не своей корысти ради, а чтобы жизнь твою молодую сохранить, толкую я тебе: не являйся ты в это место опасное.

— Ладно, я понял, спасибо за заботу. Но у меня тут есть одно дело. Убраться мне надо в маленьких комнатах, а то там хлама всякого много.

— Зачем тебе там чистоту наводить? — старушка была недовольна.

— Хочу послезавтра сюда с одной девушкой приехать, невестой моей. Она беспорядка не любит.

— Ахти! — вскричала старушка, всплеснув худенькими ручками. — Своей жизни не жалко, так решил ещё и девицу погубить!

— Вы не переживайте, всё будет нормально, — постарался успокоить я её. — Лучше пока посмотрите, я вам там кое-что привёз.

И я махнул рукой в сторону пакетов, сваленных возле двери.

Любопытство оказалось сильнее возмущения, и старушка засеменила к покупкам. Через пару секунд из её груди вырвался вопль изумления. Она выхватывала из пакетов то коробку зефира, то творожный сырок в глазури, то персик.

— И это что же, всё я есть могу? — она не могла поверить свалившемуся на неё счастью.

— Ну конечно, для этого я всё и купил. Кушайте на здоровье.

Но в окончательный ступор поверг старушку пакет с одеждой. Она выхватила синее платье, прижала его к себе и с дрожью в голосе спросила:

— И это мне? А кто носил?

— Вам, вам! — ответил я. — Никто не носил. Всё новое, даже ярлычки не снял. Специально для вас покупал, только переживаю, угадал ли с размером.

Бормоча что-то невнятное, старушка сгребла одежду и юркнула в подвал.

Когда она снова появилась на поверхности, узнать её было невозможно. Как одежда меняет человека! Я даже сам не ожидал такого эффекта. Передо мной была очень симпатичная пожилая особа. Вид портили только тапки.

— Там на дне пакета обувь есть, — проинформировал я онемевшую от счастья старушку.

Полукеды, к счастью, пришлись по ноге. Я помог их зашнуровать, и теперь моя квартирантка (если можно её так назвать), стояла передо мной во всей красе. Она ринулась в «залу», где на стене висело изрядно потускневшее большое зеркало, за раму которого были засунуты, по деревенскому обычаю, выцветшие фотографии неизвестных мне лиц.

Старушка замерла перед зеркалом и, наверное, с целую минуту, созерцала своё изображение. Потом её прорвало:

— Ах, милый, ах, родной, ах, соколик! Как ты меня разуважил! Сколько лет на свете живу, никогда мне нового никто не дарил, одни обноски. И за те кланялась! Да я за тебя в огонь и в воду! Только поверь, смерть тебе здесь грозит страшная! Вот и прошу, хоть и люб ты мне, не кажи сюда больше свои очи!

— Ладно, об этом попозже поговорим, попейте сперва чаю с тем, что я привёз, — решил я отвлечь старушку от идеи фикс, которая втемяшилась ей в голову. Да, очень жалко, что у неё голова не совсем в порядке…

Скоро старушка уже пила чай, хватая то одно угощение, то другое.

Я, тем временем, выяснил, что печь в порядке, дров нет, купить их можно, конечно, а вот привезти не выйдет — машины сюда могут попасть только «помеченные» (так она выразилась). И люди тоже только «помеченные», да ещё те, которых они с собой приведут.

Что всё это значит, я не стал уточнять, сказал только, что проблему с дровами решу. Чайник на кухне я нашел, но он был в таком состоянии, что я надумал приобрести новый.

Я решил проинформировать старушку о моих вчерашних сомнениях и поисках:

— Да, Байбукина я вчера так и не нашёл, и матери его тоже. И нотариуса.

Старушка оторвалась от чая и взглянула на меня с нескрываемым сожалением.

— Где ж ты его найдёшь, милый? Он теперь уже у себя. Сидит там, как паук, тебя дожидается…

— Где, у себя?

— Ну там, куда он всех завлекает. Там у него и прислужниц полно, которые его волю во всём блюдут. Ужастеями их кличут. Вот он двоих-то и притащил. Одна мамашу его изображала (да ещё имя моей хозяйки покойной ей нарёк, чтоб ему пусто было!), а другая этого, ну, как его… тариуса.

О чем говорить с больным человеком? Я встал.

— Вы тут пока чаёвничайте, а я пойду, уборкой займусь.

— Что ты, что ты, милый! — замахала руками старушка. — Разве ж это хозяйское дело: в паутине и пыли мараться! Сама всё к завтрему уберу, не узнаешь комнаток! И раз уж ты такой упрямец, запомни: самое опасное здесь — заснуть. Днём, ладно уж, приезжай, но к вечеру, чтобы духу твоего здесь не было.

— Ладно, разберёмся, — ответил я. — Скажите вот ещё что: у вас тут мыши или крысы водятся? А то моя невеста их боится.

— Какие мыши! — кажется, немного обиделась старушка. — Я своё дело знаю. в моём доме мышей быть не может. А крыс, тем паче! И ты подумай хорошо: зачем ты девушке вред причинить хочешь? Привезёшь её сюда — и на ней метка будет. Зачем любезную свою губить?

Я решил не поддерживать разговоры на тему, которую старушка воспринимает неадекватно. Это болезнь, а я её лечить не умею.

— Все будет в порядке, — сказал я. — Не переживайте. Вам точно не нужна помощь в уборке? Если нет, я, пожалуй, поеду. У меня ещё полно дел.

— Справлюсь, не переживай, — ответила старушка. — Мне не привыкать. Скажи мне только напоследок, как зовут тебя, благодетеля моего? Хоть ты и не хозяин мне, потому что дом тебе обманом продали, а всё же я тебя люблю и почитаю пуще любого хозяина, и завсегда тебе буду служить верой и правдой!

— Меня Влад зовут, — представился я.

Старушку, как раньше и Байбукина, заинтересовало моё полное имя. И услышав, что меня зовут Владленом, пробормотала, что такого имени в святцах нет.

— Это современное имя, — пояснил я.

Старушка кивнула, но я видел, что её сомнения полностью не развеялись.

Делать мне здесь больше было нечего, поэтому я попрощался с обитательницей дома и отправился в обратный путь.

10. Тайна Заброшенки

Вечером следующего дня я встречал Юльку в аэропорту. Каждый раз, когда я с ней расстаюсь на какое-то время, а потом снова встречаюсь, я удивляюсь, какая же она милая и непреодолимо обаятельная! Нет, не красивая, хотя это безусловно, тоже есть. Именно обаятельная! Всё в ней казалось симпатичным и располагающим: и то, как она улыбалась, и как морщила свой носик, когда ей что-то не нравилось, и её манера бросать искоса быстрые, чуть лукавые взгляды.

Я вручил Юльке букет роз. Хоть знаю, что она не слишком-то уважает букеты. Как-то она сказала о букетах: «убитые цветы». И это, в принципе, верно. Цветы, отторгнутые от корней и печально завядающие в вазе, могут подарить не только радость, но и грусть… Но не мог же я встретить любимую девушку без цветов!

Мы обнялись, чмокнули друг друга в щёку и направились к моей машине. Было уже довольно поздно. Я отвёз Юльку к ней домой, мы поужинали с её родителями и сестрой (я уже несколько дней не ел домашней пищи!), а потом расстались. Все важные мероприятия я перенёс на следующий день, тем более, что это была суббота, следовательно Юлька была совершенно свободна. На прощанье я заинтриговал её тем, что обещал завтра показать ей нечто очень важное и интересное.

На следующий день мы встретились с Юлькой рано утром, и я попросил её не задавать пока никаких вопросов, потому что у меня есть потрясающие новости, и я хочу, чтобы они стали для Юльки сюрпризом.

Всё таки любопытство её снедало, и она периодически спрашивала, куда мы едем. Я таинственно улыбался (хотя на душе у меня и скребли кошки). Когда мы подъезжали к повороту, я проверил, хорошо ли пристёгнута Юлька и предупредил её, что сейчас ей может показаться, что мы попали в аварию, но бояться не надо. И резко крутанул руль вправо.

Меня оглушил Юлькин крик:

— Влад, осторожнее! Ты что, с ума сошёл?

— Я же тебя предупредил, чтобы ты не боялась.

— Такого невозможно не испугаться. Ты же, Влад, не каскадёр, чтобы такие трюки исполнять!

Мы, наверное, даже слегка поругались бы, но колёса уже подпрыгивали на колдобинах единственной улицы деревни Заброшенка.

Я помог Юльке выбраться из машины.

— Где мы? — Юлька удивлённо вертела головой.

— Эта деревня называется Заброшенка, — объяснил я, тягая из багажника увесистые сумки и перенося их поближе к крыльцу (вчера я всю первую половину дня закупался в магазинах).

— Влад, что молчишь?! Объясни, зачем мы сюда приехали? И для чего ты столько сумок притащил? Если мы приехали на пикник, то здесь (она заглянула в одну из сумок) на два десятка человек продуктов!

Вместо ответа я повёл её прямо к речке. Как я и предполагал, она привела Юльку в восторг. Мы разулись, я закатал брюки, и, держась за руки, мы перешли на другой берег. Вода в самом глубоком месте была по колено.

Мы углубились в лес, и Юлька сразу же обнаружила там грибы. Их было много, и по уверениям Юльки, все они были белыми. Юльку охватил азарт. Она забыла про всё на свете и ползала на корточках, собирая грибы. Класть их было некуда, и она приспособила для этой цели подол платья.

С трудом я оторвал свою любимую от заготовки даров природы.

— Влад, я в восторге! Как ты отыскал такое чудное местечко? Лес совсем нехоженый! Мы ещё сюда вернёмся? Почему ты мне не сказал, что надо взять корзину?

Вопросы лились нескончаемым потоком.

— Погоди, это ещё не всё. Самое главное впереди. Мы снова переправились вброд через речку и вернулись к дому. Это изумило Юльку ещё больше.

— Влад, чей это дом? Почему у тебя ключ от него? Ты что, арендовал его под дачу? Влад, отвечай! Неужели ты не понимаешь, что это безумно дорого? Тут очень мило, но мы ведь копим деньги на квартиру! Влад, я не ожидала от тебя такого легкомыслия!

Я держал паузу. Просто молчал и улыбался, перетаскивая сумки в сени.

Когда Юлька немного притихла, я взял её за плечи и ввёл в избу. В полном молчании мы обошли все помещения (они блистали чистотой, моя старушка постаралась на славу) и закончили свой маршрут на кухне. Я усадил Юльку на табуретку и сел сам. Вот он, сладкий миг!

— Ну как тебе? — вопросил я.

— Очень мило, чистенько, уютно. Настоящий сельский интерьер… — нерешительно отозвалась Юля. — Но, Влад, аренда такого дома нам всё равно сейчас не по карману. Ты должен был посоветоваться со мной.

— Не аренда, дорогая, а покупка. Этот дом — наш! Я купил его для нас с тобой! — и я выложил перед ошеломлённой Юлькой папку с документами.

Последовала немая сцена, как в «Ревизоре». Когда же Юлька, наконец, отмерла, она стала растерянно перебирать бумаги. Потом отложила их в сторону.

— Не могу поверить. Здесь что-то не так. Скажи, сколько ты заплатил?

Я озвучил цифру.

— Ты понимаешь, что это совершенно нереальная цена для такой покупки? Скажи, как получилось, что ты вышел на это предложение? Вроде бы, когда я уезжала, не было речи ни о чём подобном.

Я вынужден был рассказать Юле всю историю, приключившуюся со мной.

— Это ещё не всё, — признался я. — Сейчас сама увидишь.

Я подошёл к люку, откинул крышку и позвал:

— Уважаемая, можно вас потревожить? Я хочу познакомить вас со своей невестой.

Старушка вынырнула из подпола с такой скоростью, что Юлька даже вздрогнула.

— Кто это? — спросила она шёпотом.

— Ну, это вроде смотрительницы этого дома.

— Называй, как положено, — строго осадила меня старуха. — И, обращаясь уже к Юльке, произнесла: — Домовица я, ну, то есть домовой женского полу.

— А разве домовые бывают? — изумилась Юлька.

— А как же не бывают, ежели я перед тобой стою! Вот и он, — старушка кивнула в мою сторону, — не верит! Уж сколько раз я ему объясняла! А в прежние времена нас и вообще за нечистую силу держали! За Параскевой-то моей, когда уж помирала она, совсем плоха была, я ухаживать взялась, рядом-то никого не было. Пить ей подавала, пот обтирала, а она пришла на миг в чувство, и спрашивает: «Ты кто?» Я отвечаю: «Домовица я, твоя, Парашенька, не помирай, плохо мне без тебя будет!». А она как закричит: «Сгинь, нечистая сила!». Ну, не обидно ли… Вскоре и померла… А батька ейный, Федотка, тот завсегда пьяненький был, увидел меня однажды в запойном бреду (а я тогда ещё в мужеском обличье была) и орёт: «Черти, черти запечные на меня напали! Поделом мне пропойце окаянному!» Вот так вы, люди, к нам относитесь. А чего плохого мы вам сделали?

И старушка пригорюнилась и всхлипнула.

— Она давно здесь живёт, старенькая, одинокая, ну и… сама понимаешь…

Юлька кивнула. В самом деле, одному кажется, что он — Наполеон, другому — что домовой. Всякое бывает.

— Давайте познакомимся, — Юлька решила дипломатично сменить тему. — Меня Юля зовут. А вас?

— Юля, это что, Ульяна, что ли? Всё нонче переиначили. А меня никак не звать. Уж говорила жениху твоему, не положено нашему племени имена иметь. Чай не люди.

— Ну, без имени общаться неудобно. Вы говорите, что вы домовица? Давайте, мы вас Домушей звать будем. Правда Влад?

Я кивнул. Всё таки, Юлька молодец. Гораздо быстрее моего вникла в ситуацию и стала контакт налаживать.

— А что, Домуша — мне нравится. Домуша — это подходяще. Хорошая ты девка, Ульяна, своему жениху подходишь. Только умнее его. А он ничему веры не имеет, не понимает, что и сам влип, и тебя туда же тащит. Уезжайте-ка вы подобру-поздорову, пока целы.

— Влад мне ничего ни про какую опасность не рассказывал, — Юлька была озадачена. — Влад, что за опасность?

— Ой, Юля, это просто суеверия. Не обращай внимания.

— Никакие не суеверия, — возразила Домуша и стала излагать Юльке свою гипотезу про зловредного Бабая.

Юлька слушала внимательно, а я в это время вынимал содержимое сумок. На столе возникла целая гора продуктов, тарелки, чашки, столовые приборы, чайник, кастрюли и сковородки, небольшая упаковка дров (чего только сейчас не продают в супермаркетах!), угольный самовар, труба к нему (и пакет с углём), складной мангал, постельное бельё, полотенца, мыло и даже алюминиевый рукомойник. Окинув всё это добро хозяйским взором, я удовлетворённо вздохнул. Ну вот, на первое время хватит.

Домуша, тем временем, закончила свой рассказ. Юлька сидела молчаливая и серьёзная. Наконец, она заговорила.

— Понимаете, Домуша, мы с таким никогда не сталкивались. И нам всегда говорили, что это всё — детские сказки и суеверия. Давайте сделаем так. Мы поживём здесь немного, посмотрим, если ничего не случится, то и волноваться незачем. А вы не беспокойтесь, будете и дальше здесь жить, как раньше, мы вам ничего плохого никогда не сделаем.

— А если с вами плохое случится? Тогда уж поздно будет каяться! Не хотела я вас пугать, да, видно, без этого вы на веру мои слова не примете. Пошли!

И Домуша устремилась на улицу. А мы за ней. Домуша поднялась на крыльцо соседнего дома и распахнула дверь.

— Заходите! — позвала она.

— Неудобно без приглашения в чужой дом заходить, — засомневался я.

— А хозяин этот никогда уже никого пригласить к себе не сможет! — отрезала Домуша.

Внутри всё было очень похоже на нашу избу, только, пожалуй, побогаче.

В горнице мы замерли на пороге. На кровати лежал спящий мужчина. Не мёртвый, а именно спящий. Во сне он вздрагивал и тихо стонал, редкие волосы слиплись от пота, губы покрыты какой-то коростой, чудовищная худоба делала спящего похожим на скелет.

— Что с ним? — ужаснулась Юлька — Он болен? Ему скорую надо вызвать!

Юлька выхватила телефон. Я не успел её заранее предупредить, что в Заброшенке нет сигнала.

— Влад, надо скорее ехать за помощью, ты же видишь, человек погибает!

— Никакая помощь сюда попасть не сможет, — сурово объявила Домуша. — И разбудить его тоже никто не сможет, потому что его душа уже у Бабая, а оттуда выхода нет. Двадцать годков, как лежит тут этот Терёшка, сосед Парашеньки моей, да видно недолго ему осталось. Вон, совсем квёлый.

Мы покинули этот дом и перешли в следующий. Картина была та же, только здесь было двое: мужчина и женщина. Женщина плакала во сне, а мужчина, широко открыв рот, кажется, кричал. Только беззвучно. Зрелище было ужасным.

Мы обходили дом за домом, и везде одна и та же картина. В некоторые избы Домуша нас не пустила.

— Там уже всё закончилось. Незачем вам на это смотреть…

Подавленные и оглушённые, вернулись мы на свою кухню

— Ну, убедились? — строго вопросила Домуша.

— Ужасно! — откликнулась Юлька. — Только непонятно, что здесь случилось? Инфекция какая-то? Или излучение? Или отравились все чем-то? Нужно в разные инстанции обратиться, чтобы срочные меры приняли. Ну, и всех этих спящих в больницы забрать. Вдруг кого-то ещё спасти можно?

— И снова ничего не уразумели! — сокрушённо прошептала Домуша. — Слушайте. Всё расскажу. Аккурат вскоре после того, как Параскева померла, стали Брошино сносить. Заброшенку нашу хотели туда же. Но случилось так, что выиграл нашу деревеньку Бабай…

— Как, выиграл? — перебил я.

— Обыкновенно, в кости. Так вот. Выиграл, и решил здесь место такое устроить, чтобы страхи в души людей напускать. И души от этих страхов и ужасов таять и дымиться начинают, а он этот дым вдыхает, как, к примеру, когда люди куревом дышат. И ничего ему другого, кроме как дыма от душ, страхом отравленных, и не надо. Это ему и еда, и питьё, и всякая радость и удовольствие. Но не всегда люди боятся, не всегда дурные сны видят. Теперешние люди, почитай, вообще ничего не боятся, или думают, что не боятся. Вот и сделал Бабай из нашей деревеньки вроде как теплицу, в которой стал страхи выращивать. Люди для него — примерно, как грядки. Перво-наперво опустил он на нашу деревню невидимость. Не мог сюда никто проникнуть, кроме тех, на кого он свою меточку поставил. А поставил он её на всех жителей деревни: и на местных, и на дачников. Вот все живут и радуются: Брошино снесли, а про них вроде как забыли. Бабай-то не сразу разбойничать начал. Никто особо друг за другом не следил. Если кого из соседей не видно, ну что же, может в город человек перебрался. Некоторые, и впрямь, уехали, у кого в городе жильё было. И многие из наших, из домовых, то есть, Бабая испугались, свои дома побросали и в город за хозяевами увязались. Другие в лес сбежали, в лесовиков перекинулись. Только я одна никому не нужна оказалась. Хозяев не было, в лес я было сунулась, но быстро поняла, не смогу я там жить. Люблю я мой дом! Так и жила в подполе и потихоньку за всем наблюдала. И видела, как то один сосед перестал из дома выходить, то другой. Понимала я, что это проделки Бабая, а что я могла сделать? Ему со мной расправиться — легче, чем человеку чихнуть. И вот не осталось ни одного живого человека в Заброшенке. В каждой избе — навсегда заснувший, а то и вовсе дышать переставший. Выдышал, стало быть, Бабай его до самого донышка. Уж как я не пряталась, а не утаилась. Заявилась ко мне одна ужастея, спрашивает: «Где твои хозяева?». «Померла, — говорю, — хозяйка моя». «А наследники есть? Мы тогда им пропуск в Заброшенку выпишем». И ухмыляется. «Нет, — говорю, — наследников». «Ну нет, так будут! Не гоже твоему дому без спящего стоять! Владыке нашему, да и нам чем-то питаться надо!» И убралась. Вот тебя и нашли. А ты ещё и невесту притащил! Скажи, спрашивал тебя Бабай про невесту?

— Спрашивал, — признался я.

— Вот видишь. У него на всё расчёт есть. Сразу двух поймал. Он, вишь, как действует: засыпает человек в этом месте, а ужастеи, прислужницы Бабая то есть, в сокровенных уголках его души выискивают, чего он боится больше всего. И начинают его во сне по его страхам водить. И так закруживают, так заматывают, что человек не может из этого сна выбраться, а Бабаю только это и надо, это ему в удовольствие.

— Это безобразие! — возмутилась Юлька. — Ну, уедем мы, а с остальными, ну с теми, кто жив пока, что будет? А с вами?

— Спящие перемрут потихоньку. А меня… меня Бабай, думаю, накажет за то, что я всё вам открыла. Ужастея грозилась, меня предупреждала, — и Домуша расплакалась.

Юлька бросилась к ней.

— Ну, не плачьте, не надо! Мы обязательно что-нибудь придумаем! Правда, Влад?

Я неуверенно кивнул. Вообще-то, я слабо понимал, что тут можно поделать.

— Вы не знаете, есть хоть какой-то способ прекратить это безобразие? — Юлька горела праведным гневом.

— Есть-то есть, да не сдюжить вам…

— Это мы сами решим, сдюжим или нет. Расскажите.

— Ох, и не знаю… Я же потом себя весь век корить буду, что вас к погибели подтолкнула.

— Расскажите. — в голосе Юли было нечто такое, что Домуша принялась за рассказ.

— Бабая надо там, во сне найти и сказать, что его власть кончилась. Для этого надо прийти к нему с силой и бесстрашием, а не как другие души, которые он кошмарами одурманил. Попасть в царство Бабая можно только на третью ночь. Столько, стало быть, путь к нему длится. Почти никто уже после самой первой ночи не просыпается, а уж после второй — и вовсе никто. Но средство есть Два помощника нужны человеку на этом пути: один — наяву и один — во сне. Знаете ведь, если человеку что-то дурное снится, и он во сне плачет и кричит, то его разбудить надо, и кошмар развеется. Но здесь не так, здесь будить нельзя, иначе путь во сне прервётся. А его надо до конца пройти. Но с явью связь нельзя прерывать. Поэтому рядом со спящим должен человек сидеть и спящего за руку держать. И при этом помощнику ни на секунду заснуть нельзя, и руку отпускать нельзя. Это исполнить бы было легко, но Бабай к таким помощникам ужастей посылает. А те хорошо знают, чего помощник боится, и тем его пугают, чтобы он руку спящего выпустил, и ему свой страх передал. Тогда уж ничто не поможет. Ни спящему, ни помощнику. Вот ты чего боишься? — спросила меня Домуша.

Я пожал плечами:

— Да, вроде ничего не боюсь. Темноты не боюсь. Призраков не боюсь. Вампиров не боюсь. Зомбаков не боюсь. Чего там ещё? Всяких там ведьм, колдунов, сглаза, порчи тоже не боюсь.

— Это потому, что ты ни во что из этого не веришь. А вот смерти боишься? Да не своей, а своих любимых людей, что, не боишься?

Я молчал.

— А болезни тяжкой, неизлечимой, мучительной? А остаться бездомным и одиноким, потерянным и беззащитным перед грозной силой?

Я склонил голову.

— То-то же, — сказала Домуша. — А ты чего боишься? — обратилась Домуша к Юльке.

— Ну, смерти и тяжёлых болезней я тоже боюсь, — честно призналась Юлька. — А остального, кажется, не боюсь.

— Ой ли? А вот я слышала, мышей ты боишься.

— Да, и крыс. И ещё тараканов и пауков, — покраснела Юлька.

— И ещё много чего, о чём ты сейчас не помнишь. А ужастеи помнят. И тебе показывать будут. Вот скажи: выдержишь? Не убежишь, не закричишь?

— Я буду очень стараться, — пообещала Юлька. Но голос был неуверенным.

— Но ведь это не всё. Другой помощник во сне должен быть. И его задача — путь подсказывать. Ну, да это исполнитьникак нельзя. Ни один человек в чужой сон попасть не может.

— А вы можете? — спросил я.

— Ну, могу, — неохотно призналась Домуша. — Только боязно мне. Там-то, во сне твоём, меня легче лёгкого Бабаю поймать. Моя сила ведь в доме, а дом с собою в сон не утянешь…

— Но ведь вам хочется, чтобы всё было, как раньше? Хочется с Бабаем рассчитаться?

— Как не хотеть? Вестимо хочется…

— Знаете что, — решила Юля, — мы сейчас поедем пока, а вы подумайте. Мы вас не неволим, не принуждаем. Так будет, как вы решите. И мы должны всё обдумать, всё обсудить. Спасибо вам за то, что всё нам рассказали. Вы очень хорошая.

И Юлька поцеловала Домушу в щёку. Та остолбенела. Я не уверен, что раньше её кто-нибудь целовал.

Мы попили с Домушей чай (она так сноровисто разожгла угольный самовар и сбегала к речке за водой, что я только диву дался) и стали собираться домой. Договорились, что приедем мы дней через семь — восемь. Следующая неделя у Юльки была рабочая, а потом и у неё наступал отпуск. И нам, конечно, требовалось время для раздумий, обсуждения и принятия решения. Хотя мы оба это решение знали. Дело было за Домушей. И я почему-то догадывался, каким её решение будет. Байбукин, берегись!

11. Ссора и примирение

Наутро я проснулся в ином настроении. Моя вчерашняя бравада испарилась без следа. Я просто потерялся в этой сюрреалистической ситуации, и теперь решил на ясную голову трезво рассудить обо всех плотно обступивших меня загадочных событиях… Впрочем, о какой ясной голове я говорю? Ясной она перестала быть в тот момент, когда на почте ко мне подсел этот Байбукин, будь он неладен!

И всё же, призвав на помощь логику и здравый смысл, я попытался рассуждать трезво.

Существует две версии случившегося. Рассмотрим их по порядку.

Первая версия: рациональная (от латинского слова «рацио» — «разум»). Она же — реалистическая. Здесь я отметаю все мистические и сказочные аргументы. Что мы имеем? Мы с Юлькой попали в лапы шайки изощрённых аферистов, владеющих гипнозом (тут у меня возникли подозрения, что я эту мысль просто передрал из «Мастера и Маргариты»). Вчера был очередной акт их представления: нам показали неких «спящих», чтобы вызвать у нас жалость и возмущение. И добились такой реакции. Теперь надо понять зачем. Деньги у нас (точнее, у меня) они уже выманили. Может быть, хотят получить ещё? Хотя, обычно перед своей атакой жулики выясняют платёжеспособность будущих жертв. К чему им попусту тратить силы? Если это так, они знают, что взять с нас нечего. По этой же причине отметается версия о захвате нас в заложники с целью выкупа. Что остаётся? Настораживает, что для победы над силами зла надо, якобы, остаться нам с Юлькой на ночь в этой избе. Возможно, нас попытаются усыпить и похитить. Спрашивается, зачем? Тут есть варианты. Первый. Нас хотят продать. Меня, допустим, в рабство в какую-нибудь восточную страну. Экзотика, конечно, но ведь прецеденты были… А Юльку… даже страшно мне было думать о том, куда могут продать молодую красивую девушку… Второй вариант: нас могут продать на органы. А что? Мы молодые, здоровые… Б-р-р!.. Есть и третий вариант: это просто шайка маньяков, они ищут объекты для удовлетворения своих садистских желаний. Это, впрочем, маловероятно, маньяки, в основном, орудуют в одиночку. Может быть, в рамках рациональной версии есть и другие варианты, но мне они пока в голову не приходили. Вывод из первой (рациональной) версии: ничего хорошего ни в одном из вариантов нам не светит. Деньги я уже по собственной глупости потерял. Не надо продолжать делать идиотские поступки и рисковать здоровьем, а то и жизнью. Заброшенка должна быть забыта навсегда, как страшный сон! (Вот, опять упоминание о страшном сне!)

Вторая версия: иррациональная, то есть противоположная первой, допускающая наличие всевозможных непознанных сил, явлений и персонажей. Скажу сразу, эта версия нравится мне гораздо меньше, потому, что приходит в столкновение с моим материалистическим мировоззрением. Но справедливость требует, что надо рассмотреть и эту версию. Допустим, Байбукин — это всемогущий Бабай, питающийся человеческими страхами, которые он культивирует каким-то сказочным образом на человеческих душах в качестве субстрата. Допустим, он, чтобы заниматься этой неблаговидной деятельностью, сделал недоступной и невидимой большинству людей маленькую деревушку. Допустим, он заманивает туда легковерных простаков (таких, как я), погружает их в ночные кошмары и держит их в таком виде, пока не опустошит их души… Допустим даже, что в одном из домов этой деревни живёт домовой женского пола, который (которая) рассказывает молодой паре о том, как можно разрушить всё это наваждение и победить злокозненного волшебника. При этом, он (она) честно признаётся, что это практически невозможно. В случае неудачи и я, и Юлька становимся новой добычей и пищей для Бабая. Вряд ли эта версия чем-то лучше первой. И снова избежать плохого финала можно только одним способом: плюнуть на сворованные деньги и навсегда забыть про Заброшенку.

Правда, во второй версии надо будет забыть ещё и про спящих. И успокоить совесть тем, что они нам только померещились.

И ведь что характерно: и в первой, и во второй версии я подставил Юльку и подверг её опасности! Жила она себе, жила, горя не знала. Но, стоило ей уехать на несколько дней, как любимый жених подкинул целую кучу проблем, причём, с риском для жизни! Ну что я за человек!

Обдумав всё это, я решил, что пора ознакомить с моими умозаключениями Юльку. По телефону такие вещи не обсуждаются, и я пригласил её на свидание в парк.

Парк — очень удобное место для встреч. Тут всегда можно найти укромный уголок вдалеке от чужих глаз и ушей и без помех поговорить на любую тему. Опять же, на свежем воздухе.

Мы с Юлей уселись на скамейку. Видок у неё был тот ещё. Сразу было понятно, что она почти не спала, как, впрочем, и я. Под глазами залегли тени, лоб прорезала тонкая морщинка, которую я раньше не замечал. Думаю, я выглядел не лучше.

— Юля, Юлечка, — начал я проникновенно, сжав её ладонь в моих руках. — Я много всего передумал и вчера вечером, и ночью, и утром.

— Я тоже… — прошептала Юлька.

— Конечно, я понимаю. Знаешь, давай я сначала расскажу тебе мои мысли, а потом ты мне — свои. Ладно?

Юлька кивнула.

И я изложил ей все свои соображения, все версии, все «за» и «против», а в конце прибавил:

— Юлечка, прости меня за всё, что я натворил: за то, что отдал деньги жуликам, за то, что подверг твою жизнь возможным опасностям, что сотворил столько глупостей. Прости. Давай забудем весь этот бред и постараемся вернуть нашу жизнь и наши отношения в прежнее русло…

Я сидел, уставившись в землю (мне было стыдно смотреть Юльке в глаза), и вдруг почувствовал, что она высвобождает свою руку их моих ладоней. Когда я поднял глаза, то увидел, что она отодвигается от меня, а её щёки покрываются алыми пятнами. Но страшнее было то, что из Юлькиных глаз внезапно вырвалась такая молния, что я испугался, что буду испепелён на месте.

— Влад, а ты, оказывается, трус!

Я не понял, чего больше было в голосе Юльки: стали или льда.

— Ты трус, а в вдобавок и эгоист, каких поискать! Тебе наплевать, что люди там погибают! Тебе наплевать, что Домуша может пострадать из-за нас! Тебе наплевать, что Бабай и дальше будет свои подлости творить! Тебе главное — свою шкуру спасти! Я в тебе здорово ошиблась! Хорошо, что хоть сейчас разобралась! Не хочешь спасать людей — не надо! Я и одна справлюсь. Домуша сказала, что на мне тоже метка есть, пешком пойду и доберусь до Заброшенки! Я придумаю, как людей спасти! Мы с Домушей придумаем!

И Юлька зарыдала. Я ещё никогда не видел её плачущей, поэтому эти слёзы повергли меня в шок. Однако, я призвал себе на помощь все свои знания по психологии и решил подождать, пока бурные эмоции иссякнут.

Когда Юлька постепенно затихла, я заговорил:

— Я тоже не ожидал от тебя такого предвзятого отношения ко мне. Я ведь тебе сказал, что боюсь не за себя, а за тебя. Ты самый дорогой для меня человек на свете. Я никогда себе не прощу, если с тобой что-то случится. И потом, а о родителях наших ты подумала, героиня? Представь: исчезаем и ты, и я. И нас начинают искать: и родители, и полиция, и друзья. Сколько будет пролито слёз, сколько страданий, может быть, даже и смертей от инфаркта или инсульта! Конечно, никого так и не найдут. А нас уже, возможно, и в живых не будет, или мы будем плакать и кричать в долгом и мучительном сне в деревне, до которой никто добраться не сможет. Но зато ты будешь тешить себя какое-то время мыслями, что ты спасительница, героиня и борец с тёмными силами. Это, дорогая, тоже эгоизм. Спасу чужих, ради славы, а на своих наплевать!

Юлька всхлипывала и молчала. Уже хорошо. Раз не возражает, значит слушает и думает над моими словами.

— Послушай меня, Юлечка, — продолжал я своим самым задушевным тоном. — Я понимаю благородство твоей души, и твои порывы. Ты удивительно порядочный и добрый человек. И именно из-за этих качеств я тебя и полюбил. Но, пойми, чтобы с победой выйти из ситуации, в которую мы попали, надо не бросаться очертя голову на врага с голыми руками, а лучше всё рассчитать, обдумать и хоть чем-то повысить свои шансы на победу. Ты согласна?

Юлька кивнула. А потом уже без агрессии в голосе, но с обидой произнесла:

— Ты сказал, что шансов нет, и единственный выход — сдаться, отступиться.

— Да, я предложил забыть про Заброшенку. Возможно, я был неправ. Но посмотри на это с другой стороны: ведь я мог не ввязаться в разговоры с Байбукиным, не поехать с ним. И тогда бы ни ты, ни я ничего не узнали о Заброшенке. Не знали бы, что там творится. Поэтому то, что я предложил, просто вернуло бы нас на исходную позицию. Я, знаешь, подумал, что Домуша права. Нет у нас сил и уменья на то, чтобы выиграть эту схватку. Сама подумай. Вот будешь ты сидеть рядом со мной, и вдруг нападёт на тебя крыса. Ты уверена, что не закричишь, не выпустишь мою руку? А если это случится, тогда придет конец и тебе, и мне. Загляни к себе в душу. А я? Разве я могу твёрдо обещать, что там, во сне я благополучно пройду все испытания? Ведь во сне человек себя не контролирует. И не утяну ли я тебя за собой в мир моих кошмаров? Лучше, чем ругаться и плакать, давай за эту неделю постараемся подготовить себя к тому что нас ждёт.

Юлька ещё раз всхлипнула и снова кивнула.

— Мир? — спросил я её, притягивая к себе и целуя в висок.

— Мир, — пробурчала Юлька, вытирая слёзы.

— И ещё об одном хочу тебя попросить. Нам сейчас не ругаться и ссориться друг с другом надо, а поддерживать и помогать. Мы можем победить только вместе, а порознь, мы — ничто. Если тебе хочется выяснять отношения, давай отложим это на потом. Договорились?

— Прости меня, — сказала Юлька. — Я сама не знаю, что на меня нашло. Это, наверное, от того, что я раньше ни с чем таким не сталкивалась.

— Я тоже, — сказал я. — Но это ведь не повод срываться друг на друга. Знаешь, что я сейчас подумал? Может быть, это всё происки Байбукина. Вот почуял он, что мы собираемся на него войной пойти. Допустим, в сны наши залез — и увидел. Мы ведь не все свои сны помним. Так вот, узнал, что мы задумали — и меры принял. Мне решил пораженческие мысли внушить, тебе — такой вот ложный героизм. Да ещё и столкнуть нас, поссорить. Давай, не будем ему поддаваться, не будем ему такое удовольствие доставлять. А вместо этого, хочешь, я тебя попробую от твоей мышиной фобии избавить?

Начали мы с того, что нашли в интернете и прочитали «Сказку о глупом мышонке», картинки посмотрели. Потом я ей игрушечную мышку подарил. Всё это немного подействовало: на следующий день Юлька без особого содрогания (хоть и с брезгливостью) взирала в зоомагазине на белых мышек. Всё-таки прогресс. Себя я тоже тренировал по известным мне методикам. Наяву, вроде бы, получалось неплохо. Но вот, что будет во сне, неясно.

На следующий день Юльке надо было на работу. Следует сказать, что наши заботливые и внимательные сотрудницы сразу же заметили, что Юлька не в себе. Её бледность и погруженность в свои мысли, её напряжённое и даже скорбное выражение лица сразу бросались в глаза. Одни спрашивали, не заболела ли она, другие — всё ли дома в порядке? Нашлись даже такие, которые стали допытываться, как там Влад, не поссорились ли мы. Наш роман уже давно не был для наблюдательных и не слишком обременённых работой дам никакой тайной.

Юлька отвечала, что дома всё в порядке, что со мной она все выходные провела вместе, и у нас всё нормально (тут она слегка покривила душой). Но, соврала Юлька, в командировке она и вправду, немного приболела, простыла. На лечение там особо времени не было, перенесла болезнь на ногах и сейчас чувствует себя не очень хорошо. Все принялись дружно её жалеть, дали тысячу советов на тему, как быстрее восстановить здоровье, и с обеда начальница отпустила Юльку домой. Так было и во вторник, и в среду. Когда Юлька завершила все дела, связанные с её командировкой, начальница объявила, что в оставшиеся два дня до отпуска, Юлька может на работу не приходить, а лучше пусть посвятит эти дни лечению.

Нам всё это было на руку. Мы лихорадочно готовились к предстоящему нам испытанию: читали специальную литературу по исследованиям, связанным со сновидениями и страхами, а также философские труды, в которых прививался взгляд на терпимое отношение к жизненным невзгодам, болезням и потерям. Мудрец Соломон носил кольцо с надписью «Всё проходит». Да, проходит всё: и хорошее, и плохое. И с этим надо учиться жить. Такова житейская мудрость, таковы взгляды философов. Мы занимались также аутотренингом и выискивали у себя в душе те скрытые ростки страхов, которые, если их вовремя не искоренить, Байбукин (он же, Бабай) может использовать против нас.

Кроме того, мы решили, что против страха есть весьма действенное противоядие: весёлое и оптимистичное состояние духа. Мы смотрели комедии, читали смешные книги, старались заполнить себя положительными эмоциями. А также всячески взращивали в себе веру в нашу победу.

Всё это принесло свои результаты, и к концу недели мы стали гораздо спокойнее и увереннее.

Теперь оставалось сделать так, чтобы наши родители не волновались. Мы объяснили им, что идём в поход с небольшой группой наших друзей. Места там живописные (правда) и совершенно безопасные (а вот это — неправда, но надо же было их успокоить). Связь там не ловится (тоже правда). Вернуться мы обещали где-то через неделю. Родителям Юльки мы сказали это лично, а моим — по телефону. Выслушали целую лавину напутствий, советов и предостережений и, наконец, отбыли.

12. Яблоко

Казалось бы, приготовились мы неплохо, настрой на борьбу и победу в себе воспитали, но после поворота на Заброшенку, меня снова стал бить мандраж. Вот тебе и психолог! Юлька тоже притихла.

В полном молчании вылезли мы из машины и направились в избу. Погода была, как на заказ. Ярко светило солнце, даже припекало, но его жар сбивал лёгкий ветерок. По голубому небу плыли кудрявые облачка, а утренний воздух был напоён ароматами луговых трав. По-хорошему, самое время сейчас направиться на речку, поплескаться в прозрачной воде. Или в лес, за Юлькиными белыми грибами. Но нет. Нам предстояло трудное и опасное дело с непредсказуемым результатом. Отдых в голову не шёл.

И я вдруг понял, почему, попадая в Заброшенку, каждый раз испытываю какое-то щемящее, тревожное чувство. Дело в тишине. Здесь всегда было тихо. Но это была не та тишина, о которой мы говорим, когда исчезает постоянный городской шум, к которому мы так привыкли, что почти перестаём его слышать. Нет, это была другая тишина. Абсолютная. Необъяснимая. Не слышен был шум трассы, находящейся не так уж и далеко. Это ещё ладно. Но не слышны были и звуки природы: щебет птиц, стрекотанье кузнечиков, жужжание шмелей и пчёл, шелест листвы. И это пугало. Ладно, разберёмся. Сейчас на мелочи обращать внимания не будем, сосредоточимся на главном.

Мы прошли в избу. Здесь всё как-то неузнаваемо изменилось. Чистота стояла идеальная. На полках, приколоченных в кухне к стене дружными рядами выстроились купленные в прошлый раз самовар, кастрюли и прочая кухонная утварь. На столе, застеленном новой клеёнкой с жизнерадостным узором из цветов и бабочек (я тоже её купил в прошлый раз), на круглой кружевной салфетке лежало яблоко.

— Ой, — закричала Юлька. — Смотри, какое! Влад, ты такое когда-нибудь видел?

Да, приходилось мне видеть такое яблоко, но не натуральное, а восковое, в каком-то музее, куда меня в детстве водили родители. Помню, тогда оно приковало мой взор. Отец прочитал пояснительную табличку и сказал, что это — сорт народной селекции, и сейчас, к сожалению, уже не встречается.

Это яблоко было таким же, только наверняка настоящим, потому что он него исходил упоительный летний аромат..

Яблоко было очень крупным, с глянцевой румяной кожицей и полупрозрачной мякотью.(«Видны семечки насквозь», — как сказал поэт).

«Такое не то, что транспортировать — в руки взять страшно», — подумалось мне.

Но Юлька всё же решилась. Она протянула руку, взяла яблоко, и только хотела поднести его к носу, как плод, будто живой, вывернулся из её пальцев и шмякнулся на пол. Мы синхронно ахнули, а вслед за этим вздрогнули, потому что на месте упавшего яблока стояла Домуша и лукаво улыбалась.

— Поклон мой вам, хозяева дорогие! Что, хорошо я перекидываться умею? Не забыла пока старую науку, хоть и давно, давно не было нужды…

— Здравствуйте, Домуша, — сказал я. — Да, очень правдоподобно и натурально, только вы нас немного напугали. Вы нам скажите, что надумали? Будем тем делом заниматься или нет? Мне кажется, у вас настроение какое-то… легкомысленное. Если нам дело предстоит, о котором мы в прошлый раз говорили, то сейчас не до превращений и розыгрышей.

— А кто ж вас разыгрывает? — возразила с некоторой обидой Домуша — И не шутка это никакая, а показ, чего я могу. Как раз о нашем деле и речь. Что ж ты думаешь, во сне твоём я тебе в своём обличье покажусь? Нет, милый! Там меня ужастеи в два счёта поймают и в острог забвения посадят. Посему придётся мне там, во сне твоём, перекидываться в то, что удобнее и незаметнее будет. А твоя задача: сообразить, чем, али кем я перекинулась, и за мной идти. Вишь, как там всё устроено: за один сон надо один кусок пути преодолеть, а в следующую ночь, уж с того места продолжить. А ежели замешкаешься или заплутаешь, тут тебе и конец. Значит так: попал в сон — ни о чём не думай, ни на кого не смотри, ничему не верь, ищи меня. А как найдёшь, за мной иди. И смотри, не глазей на меня в упор: ужастеи сразу заметят, и за мной охотиться начнут…

— Хорошо, всё уяснил, но, понимаете, Домуша, человек во сне не помнит, что наяву было, ну, то есть помнит, но не всё, и не совсем так, как в жизни. Как же я, когда засну, вспомню, что у меня за цель, и вас как найду? Вот что меня тревожит.

— А то я не понимаю! Есть средство, есть! Собрала я заветных травок, отвар сделала Ты его весь день пей сегодня. И ночью малая часть души твоей не уснёт, всё помнить будет. Это тебе поможет. Во что перекидываться в твоих снах буду, не скажу. Если вслух произнесу, ужастеи услышат. Сам догадаешься. Тебе, — обратилась Домуша к Юльке, — другой отвар. Поможет тебе всю ночь глаз не сомкнуть. Тебе здесь вообще глаз смыкать нельзя. Пусть молодец твой днём тебя увозит прочь из этих мест, чтобы ты безопасно выспаться могла. А к вечеру возвращайтесь.

Домуша вздохнула и продолжила:

— Терёшка, соседушка-то наш, отдышался, отмучился денька три назад. Жалко мне его, ох, жалко! Хороший был мужик, справный, непьющий, Параскеве моей что надо по хозяйству помогал, бывало, и денег не брал! Парашенька чаем его поила. А сейчас уж ни её нет, ни его…

Домуша загрустила, но потом встрепенулась и заулыбалась.

— Что же я вас в кручину вгоняю, милые мои! Вам иное требуется сейчас. Вы, покуда, погуляйте, а я на стол соображу.

Мы взяли корзинку (нашли её в сенях) и побрели к речке. Купаться не стали, вода после ночи была холодной. Но умылись в студёных чистых струях. Это нас взбодрило. Потом мы вброд переправились на другой берег и зашли в лес. Грибов там было ещё больше, чем в первый раз, и Юлька стала меня учить, как их различать и собирать. Оказалось, это довольно увлекательное занятие, и я вошёл во вкус. Когда корзинка наполнилась доверху мы направились домой. Наша домовица, тем временем, уже накрыла на стол. Всё выглядело очень вкусно и живописно. Домуша оказалась весьма хозяйственной особой. За время нашего отсутствия она обследовала окрестные сады и огороды, и ей даже удалось найти несколько одичавших кустов малины и смородины. И теперь Домуша угощала нам вареньем, сваренным по рецепту её незабвенной Параскевушки. Вот, всё-таки, нравилась мне её беззлобность и незлопамятность. Ведь перед смертью Параскева обозвала Домушу «нечистой силой», а та, хоть и огорчилась, но не держит зла и вспоминает прежнюю хозяйку неизменно с любовью.

Грибы Домуша одобрила и пообещала, что на обед сварит грибной суп, а на второе сварганит грибовницу с картошкой и сметаной. Благо, что все продукты, потребные для этого, мы привезли с собой.

— Дом без человека, всё одно, как человек без души, — рассуждала Домуша, пока мы завтракали. — Умирает дом без человека, потому что без него — какой в доме смысл? И человеку без дома тоже плохо. Где ему поесть, попить, голову приклонить, обогреться да с любимыми своими людьми пообщаться? Вот и выходит: друг для друга они — человек и дом! А у нас в Заброшенке, что получается? Стыд и срам. В нашей избе хоть я была, как могла берегла её, сохраняла. А те избы, что совсем пустые стоят, развалятся вот-вот.

Потом она продолжила.

— Ужастея снова намедни в наш дом наведывалась, меня, стало быть, искала.

— Не нашла? — спросил я.

— Если бы нашла, не говорил бы ты сейчас со мной, милок. Но я схитрила. В жучка мелкого чёрного перекинулась, да в трубу и залезла, — и Домуша кивнула на трубу от самовара. — А там копоть, дымом воняет. Вот ужастея заглянула в трубу, черного жучка на чёрной копоти не заметила, запаха моего не учуяла, запах гари его перебил. Всюду поискала, все вещи перетрясла, да и убралась восвояси ни с чем. Я потом цельный день порядок наводила.

Домуша с гордостью посмотрела на нас.

— Домуша, вы просто чудо! Не представляю, что бы мы без вас делали! — (Юлька молодец, всегда похвалит, поблагодарит). — Мы бы просто пропали без вас!

— Вестимо, пропали бы, тут спору нет. Да и я без вас пропала бы вскоре. Нужен этот дом Бабаю, а я помеха ему.

Потом Домуша преподнесла нам кружки с нашими отварами. Не знаю, как Юлькин, а мой на вкус был отвратным. Но я выпил и не поморщился. И не стал уточнять у Домуши, из чего она его сварила.

До обеда мы немного погуляли по окрестным лугам. Ни одно насекомое нам не встретилось, но цветы цвели исправно. Юлька сплела себе венок и водрузила его на голову. Ей очень шло. Мы сделали несколько фотографий на фоне окружающих пейзажей. Это было нужно для отчёта о нашем «походе» для родственников. Ну, и на память.

Мы, наверное, выглядели вполне беспечной счастливой молодой парой. Никто не мог догадаться, как боялись мы предстоящего вечера!

По избе разносился какой-то упоительный запах. Оказывается, излишки белых грибов припасливая Домуша нарезала тонкими ломтиками, нанизала на нитки и развесила по стенам на гвоздики. Грибы подвяли и начали источать умопомрачительный аромат. Теперь я понял, почему так ценятся сушёные белые грибы. Только вот, понадобятся ли кому-нибудь эти припасы…

Обед у Домуши удался на славу, но мы почти не замечали вкуса поедаемой пищи. Кусок в горло лез с трудом. Вечер приближался неумолимо.

После обеда мы выпили наши отвары и молча отправились бродить по участку. Обнаружили старую скамейку, сели на неё и стали ожидать наступления рокового момента. Никакое дело не шло на ум.

Наконец, стало смеркаться. В небе зажглись первые звёзды.

Юлька встала и потянула меня со скамейки.

— Пошли, быстрее начнём, быстрее кончим.

Да, она была права.

Ужинать мы не стали. В последний раз заправились Домушиными зельями и стали ещё раз уточнять детали операции и сверять действия. Руководила всем Домуша.

— Значит так, родимые мои. Не знала, не гадала я, что найдутся люди, которые Бабая не побоятся, пойдут войной на него, за все его дела поганые ему отомстить захотят. А для таких людей мне и себя не жалко, ничего не побоюсь, вам верой и правдой послужу. Только надо нам всем вместе держаться, да каждому своё дело исправно выполнять. И вот какие дела это. Ты, — она кивнула мне. — заснёшь быстро, зелье моё поможет, и сразу в сон попадёшь, да не в свой, а в тот, который тебе Бабай приготовил с ужастеями своими. Смотри, не потеряй ту искорку, что в тебе бодрствовать будет. Держись за неё. Тогда будешь помнить, зачем ты в тот сон попал. Думаю, в этом сне грусть да печаль безмерная на тебя навалятся. Бабай всегда с этого начинает. Помни — неправда всё, что ты там увидишь. Встретишь близких своих, помни, не они это, а ужастеи в их образе, тебя заманивают, да завлекают. Не иди с ними, меня ищи. Помни, скрытно я к тебе явлюсь. Угадай меня, пойми. И иди за мной. Доведу я тебя до той двери, которую ты в следующую ночь откроешь. Как дотронешься до дверной ручки, так сразу и проснёшься. А вот чтобы вернулся ты из того сна, должна невеста твоя тебя в яви удерживать. Руку твою держать, ни на миг не отпускать. Спать тебе, Ульяна, не захочется — бодрят мои травки, а вот испугаться можешь. Сразу ужастеи прознают, кто жениху твоему завязнуть в его сне не даёт, Найдут в твоей душе страхи твои, да и покажут их тебе. Помни, главное: кого бы, что бы ты ни увидела, твёрдо помни — неправда это. Ни зайти, ни проползти сюда никто не может, и вреда тебе никто причинить не сможет. А вот испугаешься, руку отпустишь, всё, конец и тебе, и ему!

Меня, тем временем стало клонить в сон. Домуша уже приготовила постель, и краем сознания я отметил, что она застелила то бельё, которое я привёз в предыдущий раз. Весёленький такой узор с цыплятками и цветочками…

Я залез под одеяло, и уже в полусне почувствовал, как Юлька взяла меня за руку…

13. Первый сон

Я брёл по улице. Моя бодрствующая частица сознания, мерцавшая, как огонёк свечи в моем спящем рассудке, говорила мне, что здесь я никогда не был. Но сон твердил, что я вернулся в забытое, но известное мне место. Тоска, казалось, приобрела здесь материальное воплощение, навалилась, душила. У меня было большое горе, только я не мог вспомнить, какое. И злое, холодное, бесконечное одиночество навалилось на меня… Ни день, ни ночь — вечные сумерки. Чёрные высокие дома нависали надо мной и над ними виднелось низкое фиолетовое беззвёздное небо. Мне надо было куда-то идти, ведь зачем-то я оказался в этом месте?

И я побрёл. Ноги слушались плохо, словно что к ним привязали свинцовые гири. На душе было тяжело. Какое же несчастье постигло меня? Вспомнить бы, может стало бы легче…

На этой улице я был не один. Навстречу мне брели люди. Некоторых я узнавал, но удивлялся, почему они выглядят совсем по-другому, чем раньше. Иногда в одном человеке я узнавал сразу двух знакомых, или один через мгновение становился другим. Я никак не мог поймать, закрепить в сознании то, что знал о них. Как их зовут, кто они? Одни встречные молчали, другие тихо разговаривали друг с другом, но я не понимал, о чём.

И вдруг я узнал маму. Она шла между двумя другими женщинами и разговаривала с ними. Я позвал её, кинулся к ней, но она едва взглянула на меня и прошла мимо. Я схватил её за плечи, но она отстранила меня, равнодушно и холодно.

— Мама, ты что, не узнала меня? — закричал я.

— Узнала, ты — Влад.

В её голосе не было ни радости, ни раздражения. Просто скука. Она, не ускоряя и не замедляя шага, пошла дальше, всё также беседуя с женщинами.

Это было страшно. Равнодушие близкого — это страшно. Страшнее, чем когда кто-то кричит на тебя или даже бьёт.

Перед моими глазами мельтешила какая-то серебристая точка. Я пригляделся: бабочка, маленькая бабочка, похожая на моль. Я отмахнулся. Бабочка продолжала порхать перед глазами. Бодрствующая часть моего сознания напомнила, что мне надо искать кого-то… Только кого? Не моль же… Моль… Домовая бабочка… Домовая бабушка… Бабушка-домовая. Верно! И имя вспомнилось: Домуша! Бабочка, вроде бы, даже обрадовалась и полетела вперёд.

Я поплёлся за ней. Идти было всё так же тяжело, а тут ещё встречные стали меня отвлекать. Я встречал вроде как студенческих друзей, а потом — дам из нашей конторы. Все они напоминали, что я должен идти с ними куда-то, тащили за собой… И каждый раз я забывал про бабочку и делал несколько шагов в сторону фальшивого знакомца, чтобы следовать за ним, но бабочка подлетала прямо к моим глазам, и я вспоминал, что куда-то иду за этой бабочкой. Не буду живописать своё состояние, мне было так тяжело на душе, что я, кажется, даже плакал. Я знал, что потерял всех близких, что нет на земле ни одного человека, который бы любил меня, что жизнь была тусклой и бездарной, и что она скоро закончится. Я понимал, что мои дни истекли, что у меня тяжёлая болезнь, от которой нет спасения. Я уже не боялся конца, я боялся предстоящих страданий. Не лучше ли закончить всё прямо сейчас? Но огонёк внутри меня вдруг ярко вспыхнул, тот самый огонёк сознания. И напомнил мне, что всё — морок, сон, наваждение, что надо держаться, что будет ещё свет и счастье в моей судьбе.

Я напрягся и зашагал побыстрее. Я должен куда-то прийти, и я приду!

Кончатся ли, когда-нибудь эти блуждания? Этот путь никогда и ничем не завершится…

И вдруг передо мной появилась Юлька.

— Влад, ну ты что? Забыл? Я тебя сколько времени в кафе жду! Мы же договаривались!

И тут я вспомнил, что да, договаривались. Как же я мог забыть?!

— Прости, Юлечка! Оказывается, я сильно болен, сказали, что мне помочь уже нельзя…

— Глупости! — закричала Юлька. — Я спасу тебя! У меня есть знакомый врач. Он лечит всё! Пойдем быстрее, время терять нельзя!

И Юлька схватила меня за руку и потащила куда-то. Как приятно, когда кто-то переживает за тебя, заботится.

Но бабочка стала так бросаться мне в глаза, что пришлось зажмуриться. И вдруг я услышал у себя перед носом хлопок.

— Моль, — пояснила Юлька. — Ненавижу моль! Промазала, — сказала она с сожалением, разглядывая свои ладони. — Жалко. Ладно, пошли скорее.

На ее лице я увидел не сострадание ко мне, а гримасу жестокости. У Юльки никогда не могло быть такого выражения лица… Неужели из-за моли?

Моль, вот оно! Огонёк внутри меня вспыхнул и осветил главную мысль: я должен следовать за серебристой бабочкой!

— Погоди, Юлька, сейчас у меня важное дело, а сразу после него — к врачу. Хочешь, пойдем со мной?

— Владлен Сергеевич! Я недовольна вашей работой! Почему, уходя в отпуск, вы не выполнили моего поручения? Мне срочно нужен этот документ! Или возвращайтесь в офис и сделайте всё, как положено, или я вас увольняю!

На месте Юльки стояла начальница, но меня это почти не удивило.

— Увольняйте, — сказал я, повернулся и поплёлся за бабочкой.

Не могу объективно оценить, сколько времени я тащился по улицам мрачного города. Под ногами мелькали в полутьме какие-то мелкие тени. «Мыши, — подумал я равнодушно. — Хорошо, что Юльки здесь нет, она их боится…». Но, на самом деле, мне было всё равно.

И совершенно неожиданно я оказался перед дверью высокого тёмного дома.

«Я здесь, кажется, живу», — мелькнула у меня догадка.

На двери виднелось серебристое пятнышко. Но меня оно совсем не интересовало. Хотелось скорее зайти, остаться совсем одному и, наконец, отдохнуть от всех усилий и страданий.

Я взялся за дверную ручку и…

14. День после первого сна

…И проснулся. И первой увидел Юльку. Одной рукой она крепко держала меня за руку, а другой гладила меня по мокрому от слёз лицу.

— Ты проснулся… Получилось… — прошептала она. — Ничего, ничего, всё хорошо, это просто был дурной сон.

И действительно, мучительные сновиденья таяли в моём сознании как снег под лучами весеннего солнца.

Я уселся на постели, и мы крепко обнялись. Её слезы смешались с моими.

— Юлька, не плачь, ну что ты, всё хорошо, — гладил я её по голове.

— Да — хорошо, ты же не видел, как ты плакал и метался, как стонал и даже кричал один раз.

— Ничего, ничего, всё позади…

— Ничего не позади, две ночи ещё!

— Справимся! — сказал я уверенно (в самом деле, уверен я не был). — Юлька, отвернись, я оденусь.

Она повернулась лицом к окну, а я быстро натянул футболку и джинсы. Раздетый современный человек чувствует себя не вполне полноценным. Поэтому я, совершив процесс облачения в дневную одежду, стал гораздо увереннее. Когда-нибудь в одной из своих книг я отдельно рассмотрю феномен влияния одежды на психику человека. Почему субъект в плавках чувствует себя на пляже комфортно, а в офисе — нет? И наоборот, человек в строгом костюме и при галстуке будет на пляже чувствовать себя не в своей тарелке?.. И дело не только в удобстве. Впрочем, куда меня занесло? Сейчас надо думать совсем не об этом.

Я подошёл к Юльке и повернул её лицом к себе.

— Спасибо тебе, Юлечка, что удержала меня, смогла выдернуть из этого сна. Сама-то ты как ночь прожила?

— Вспомнил. Я думала, ты уж не спросишь, — Юлька, кажется, немного обиделась. — Представь себе, мне тоже несладко было!

— Тебя чем-то пугали?

Юлька кивнула.

— Чем?

— А сам как думаешь?

— Мышами?

— Да. И не только. Сначала мыши показались. Шмыгали по полу. Одна, две, много… Я зажмурилась. Стала вспоминать твою игрушечную мышку. Представлять, что эти тоже плюшевые, только заводные. Потом чувствую, кто-то по моей руке пробежал, смотрю, они по кровати носятся. Затем к ним крысы прибавились. Те смотрели на меня злобно, зубы скалили. Потом стали по мне тараканы бегать, а с потолка на паутинках пауки сползали, и прямо ко мне в волосы, в нос и в уши лезли! Влад, я не знаю, как я удержалась, не убежала, руку твою не отпустила! — и Юлька снова залилась слезами.

Эту драматическую сцену прервало появление Домуши. Она как ни с чём не бывало заявилась в комнату с двумя кружками. И я подозревал, что в них не утренний кофе, а травяные отвары.

— Вот, родненькие мои, пейте. Это для укрепления сил телесных и душевных! Поможет лучше таблеток любых! — Домуша вручила нам с Юлькой кружки с напитками. — Ульянка, любезная моя хозяюшка, полно плакать, осуши слёзки свои. Ещё две ночи нам предстоят, надо силы беречь! Лучше радуйся, что смогла страх победить. Да и я чуток подмогла — часть страхов твоих в его сон перетянула. Хоть и не все, а чуть полегче стало.

— Так мыши, что в конце моего сна появились — Юлькины?

— А ты как думал, твои, что ли? Ты ведь не боишься их, зачем бы ужастеям их тебе показывать? Молодец и ты, соколик мой. И обо мне догадался, что в бабочку перекинулась, и сил и времени хватило тебе до той двери дойти. А открыть её тебе нонче ночью предстоит…

— А что там за ней? — заинтересовался я.

— Не знаю, золотой мой, не ведаю. Кто же мне рассказывать будет…

Но в тот сон я тоже вместе с тобой проникну и помогу, чем сумею. Ты только найди меня.

— А на меня снова мыши нападут? — с дрожью в голосе спросила Юлька.

— Не знаю, хорошая моя. Но думается мне, что будут они другие страхи в твоей душе искать, раз с мышами не вышло…

— Я, вроде, больше ничего не боюсь…

— Ох, не зарекайся! Все мы чего-то боимся, да не все об том понимаем. Не забывай только: всё, что увидишь — неправда это. Виденья, пустые бредни, наваждение. Если это помнить будешь, справишься. А сейчас, хватит болтать. Ульянке сил надо набраться, выспаться. Накормлю я вас сейчас, отвары целебные с собой дам, и езжайте подальше от места этого А к вечеру возвращайтесь.

Я отвёз Юльку в свою пустую квартиру. Постелил ей в комнате родителей и ушёл на кухню. Через час набрался нахальства и потихоньку заглянул в комнату. Юлька тихо и безмятежно спала. Я на цыпочках удалился и тихонько закрыл за собой дверь. Несколько часов провёл я на кухне в обнимку с ноутбуком, блуждая по сайтам и форумам, где обсуждались темы сновидений и непознанных явлений. Сколько я выпил чашек чая и кофе, отчитаться я не могу, И вот, наконец, на пороге кухни появилась посвежевшая, румяная со сна и немного растрёпанная Юлька. Я поинтересовался, как ей спалось, и она ответила, что никогда не спала так глубоко и крепко. И правда, выглядела она отдохнувшей и почти спокойной. Я подумал: «Какое было бы счастье, если бы каждый день Юлька просыпалась в моём доме, рядом со мной!» Но за это надо ещё побороться. Стоит побороться!

Я усадил Юльку рядом с собой, напоил её кофе, сварил готовые пельмени (больше у меня в холодильнике ничего не было). Мы приняли наши отвары, а потом решили, что пора возвращаться в Заброшенку.

15. Второй сон

Вечером всё было так же, как и накануне. Не то, чтобы мы уже привыкли к ситуации — привыкнуть к такому нельзя, но всё-таки осознание того, что нам примерно предстоит, несколько успокаивало. По крайней мере, меня.

И вот, снова надо мной склонилось Юлино лицо, а её рука, такая нежная, но очень надёжная, сжала мою руку…

И в следующий миг я стоял перед какой-то дверью. Я не знал, что это за дверь, куда она меня приведёт. Но раз я здесь оказался, то, очевидно, должен зайти.

За дверью была комната. Большая и абсолютно пустая. Даже без окон. Я сделал несколько шагов и провалился. Похоже, пол был сделан из плотной бумаги и прорвался под моим весом.

Я летел довольно долго в полной темноте и, наконец, упал. Я был точно в такой же комнате, как первая. Встал, прошёл несколько шагов и снова провалился. Опять полёт, опять падение.

Так продолжалось несколько раз. Наконец, я упал не на пол, а на что-то мягкое. В слабом свете я увидел, что лежу на груде человеческих тел. Мне показалось, что все они мертвы. Одни были в одежде, другие почти обнажены.

Я стал вглядываться в их лица, и вдруг понял, что кое-кто из них мне знаком. Я их видел совсем недавно, только вот, при каких обстоятельствах?

Я понимал, что не знаю, как их зовут. Но сознавал, что испытываю к ним огромную жалость… Это было мучительно, вспоминать и никак не вспомнить… Моё внимание привлёк один мужчина. Немолодой, страшно худой, с редкими волосами… Мне показалось, что я вот-вот вспомню его имя. Кажется на «Т». И ещё, я вспомнил, что как-то связано моё присутствие здесь с этим человеком. И с другими, которые лежат рядом.

Картина внезапно сменилась, и я тут же позабыл про всех этих людей. Я снова брёл по какому-то зданию. И в моём представлении оно всё время менялось. Сперва это было старинное административное здание нашего института. Я даже узнавал попадавшихся на глаза студентов и преподавателей. Но вот аудиторию, куда я шёл на лекцию, я найти никак не мог. Я спускался и поднимался по широким лестницам, иногда спотыкался, но не падал, а просто съезжал вниз по ступеням до следующего лестничного пролёта и продолжал путь. Я блуждал по коридорам и заглядывал во все двери. И нисколько не удивился, что это никакой не институт, а больница. Огромные палаты, уставленные койками. Я нашёл свою и лёг. Но тут же оказался на обширной лестничной площадке перед клеткой старинного лифта. Я сел в него и поднялся на мой этаж. Вот она, моя квартира. Странно конечно, что в ней много посторонних людей. Я стал бродить по квартире и обнаружил, что кухня выходит в какой-то коридор и там даже нет двери. Квартира была проходным двором. Странным был и балкон. Он был огромный, размером с комнату, и неостеклённый. Не успел я уйти с этого балкона, он обрушился вниз, прямо на проходящих там людей. Но никого это не взволновало. Зато я внезапно понял, что ни эта, ни любая другая квартира мне уже не принадлежат. Мою душу наполнила горечь: как могло выйти, что я потерял всё? Я продолжал бродить по зданию, а оно поминутно меняло облик, и я каждый раз шёл, держа в голове новую цель: то я искал киоск, где мне надо было что-то купить, то спешил на концерт, то в столовую… Я не понимал во сне бессмысленности своих скитаний, но они тяготили меня.

И вот, я, наконец, остановился перед дверью. Старомодной дверью, обитой дерматином вишнёвого цвета. Я обрадовался, как же я раньше не помнил, что шёл к дедушке!

Я нажал кнопку звонка. Дверь распахнулась почти сразу. На пороге стоял мой дед, Владлен Семёнович. Как же я был рад! Как давно я его не видел! С того самого дня, как я навещал его в больнице… Вздор! Вот он, мой дедушка, живой и здоровый. Такой, каким я его запомнил: в неизменной ковбойке и трениках. На носу очки в тонкой золотистой оправе.

— Здравствуй, здравствуй, Владюша, — приветствовал меня дедушка, — Проходи.

Если честно, я забыл голос деда. Но мне показалось, что он сильно изменился. И меня внезапно стало что-то беспокоить. Я замешкался на пороге и вдруг взглянул в дедушкино лицо. За золотыми очками виднелись совсем не дедушкины глаза. У него глаза были серые, немного выцветшие, как бывает у стариков. И, главное, добрые. А на меня смотрели чёрные почти немигающие глаза. И в них горела злость. Тотчас слабенький огонёк затеплился в моём мозгу. И я сразу понял, что и голос принадлежал другому человеку. И я этого человека знал!

— Байбукин? — я стал пятиться от двери.

— Узнал, узнал… — человек в дверях был одет, как дед, но уже ни капли на него не походил. — Ну что же, добро пожаловать!

В панике я взглянул за спину Байбукина и разглядел позади него не интерьер дедушкиной квартиры, а клубящийся серый туман.

— Заходи, заходи, дорогим гостем будешь, — снова пригласил меня Байбукин-Бабай. — Чего тянешь? Все пути здесь ко мне ведут. Ну а потом… Помнишь комнату с упокойничками? (Я сразу вспомнил. Значит, эти люди всё-таки, были мертвы…) Ты ведь чуть было Терёшку не признал! Вот ведь зловредная твоя домовица. Всё перед тобой открыла. Ну, ничего, я и с ней разберусь. Правда, взять с неё нечего, мне только люди в смак! Но в острог забвения я её заточу. Только с тобой сперва разберусь. Голодный я. А как уж ты непригоден станешь, так я тебя в ту комнату скину, где все эаброшенцы валяются, да и иные. Люблю иногда туда зайти, помечтать, повспоминать…

Пока он произносил свой монолог, огонёк в моём рассудке разгорелся в полную силу. И я вспомнил и Юльку, и Заброшенку, и Домушу. «Что же я столько времени потерял!» — ужаснулся я, повернулся и припустил со всех ног прочь.

За моей спиной гремел хохот Байбукина, и его рокочущий бас:

— Побегай, побегай ещё, нагуляй страху! Вкуснее будешь! Всё равно ко мне явишься, другого пути у тебя нет!

Я мчался, перескакивая через несколько ступенек вниз по лестнице, пока голос Байбукина не стих где-то вдали.

Я что-то силился вспомнить… И вспомнил! Я должен найти какую-то Домушу. Она меня спасёт, она меня выведет. Только как я её отыщу?

Ябрёл по полутёмному обшарпанному коридору. Честно говоря, еле тащился, загребая ногами. Наткнулся на что-то маленькое под ногами и отфутболил его в сторону. Но странный предмет ударился о стенку и снова подкатился мне под ноги. Я решил поднять его и отшвырнуть подальше.

В моей руке было маленькое яблочко. Дичок, падалица… Коричневое и несъедобное на вид. Но я уставился на него и вдруг вспомнил, что совсем недавно видел яблоко. То было, правда, совсем другим: красивым и ароматным… Что-то такое было с ним связано…

— Домуша? — произнёс я нерешительно, и яблоко слегка вздрогнуло в моей руке.

— Домуша, помоги, выведи меня отсюда, — попросил я и положил яблоко на пол.

И оно покатилось, а я поспешил за ним.

Я старался ни на что не отвлекаться, хотя то и дело забывал, куда и зачем я иду. Тогда яблочко подкатывалось ко мне и слегка ударяло по ноге. Я вспоминал и шёл дальше.

Наконец, мы попали в какой-то коридор. Нет, не совсем коридор, а как бы крытый переход, который делают иногда между двумя зданиями. Огромные окна по обе стороны были открыты. А на противоположном конце этого перехода виднелась дверь, на которой светилась надпись: «Выход». Яблочко, а вслед за ним и я, устремились к этой двери.

Казалось, спасение уже близко. В этот миг в окно влетела какая-то крупная чёрная птица. Я таких никогда не видел. Похоже на ворона, только гораздо крупнее.

Птица спикировала на моё яблочко, но оно отскочило в сторону, тогда птица ринулась на меня. Я зажмурился, прикрыл голову руками и кинулся под непрекращающиеся клевки к двери.

Приоткрыв на секунду глаза, я ужаснулся. Птица была уже не одна. Пространство вокруг кишело хлопающими крыльями, цепкими когтями и щёлкающими клювами. Одна птица так больно клюнула меня в шею, что я закричал, но не прекратил движения. Перед тем, как снова закрыть глаза, я увидел, что одна из птиц со всего размаху вонзила клюв в моё яблочко.

У дверей я наклонился, оттолкнул птицу, схватил расклёванное яблоко, навалился на дверь, она распахнулась и…

16. День после второго сна

…И я проснулся. В первый миг я не понял где я. Увидел испуганное лицо Юльки, почувствовал её руку. Но перед глазами стояла картина: черная птица вонзает острый клюв в яблоко…

Я выскочил из постели как был, в одних трусах, и помчался на кухню. Юлька устремилась за мной. Я громко орал: «Домуша!» Юлька, наверное, решила, что я тронулся.

Домуша стояла около печки и, изогнувшись, рассматривала прореху на боку синего платья, которое я купил домовице.

— Домуша, вы ранены?

Я заглянул в прореху и увидел глубокую дыру в худеньком тельце Домуши. Но ни крови, ни костей, ни других ужасов видно не было.

— Что всполохнулся, Владюша? — старушка глянула на меня с улыбкой. — Что мне сделается? Чай, не человек я. Затянется через недельку. А вот платьице, подарочек твой, испортили ужастеи треклятые! Так порвали, не прикину, как и зашить…

— Ерунда, я вам новое куплю и не одно! Главное, что вы живы. Спасибо вам, что вывели меня из этого здания, а то я чуть в лапы Байбукина не угодил!

— Знаю, милый, знаю, — молодец ты, что распознал его, а то всем бы нам конец пришёл. А особо я тебе кланяюсь, что не забыл ты про меня, не оставил в клюве у ужастеи. А то бы попала я навеки в острог забвения.

Я потёр шею. Она болела в том месте, куда меня клюнул ворон.

— Что, он тебя на самом деле ранил? — кинулась ко мне Юлька.

— Кто он? — удивился я.

— Ворон.

— Откуда про ворона знаешь? — я удивился ещё сильнее. — Ты что, в моём сне была?

— Зачем? Он сюда приходил, тебя убить грозился…

— Кто: он? — я ничего не понимал.

— Да Ворон, ну, то есть, Гришка Воронов…

— Какой ещё Гришка? Ты мне о нём никогда ничего не рассказывала!

— Да не о чем рассказывать было! Это мой одноклассник, до седьмого класса вместе учились. А жил он в соседнем подъезде. Отпетый хулиган с замашками садиста. Мучал и убивал собак, кошек. Один раз лягушку прибил гвоздём к столу учительницы… Дрался, воровал. Я его ужасно боялась. А он мне прохода не давал, преследовал, приставал. Если замечал, что я с каким-нибудь мальчиком разговариваю, избивал его. Потом его в спецшколу перевели. Но он меня преследовать продолжал. Заявил, что он всё равно заставит меня с собой быть, а если я кого-то другого полюблю, он его убьет. Когда я второй курс заканчивала, его посадили. Убил в пьяной драке человека. Дали ему, кажется, лет пятнадцать. И я вздохнула свободно. Век бы его не видела!

И вот вчера, уснул ты, я сижу, держу тебя за руку, вдруг слышу, дверь скрипнула. Сначала успокаивала себя: померещилось. И вдруг он входит. Ворон. Рожа зверская и ножом поигрывает.

Ну и начал. Сперва орал, что все бабы — изменщицы. Я ему сказала, что никому не изменяла, поскольку никому ничего не обещала, а с ним у меня никогда никаких отношений не было. «Не было, так будет! — заорал он. — За кого меня держишь? Я тебе сто раз говорил, что не отступлюсь!» «Гриша, откуда ты взялся? — спрашиваю его. — Тебе, вроде, до освобождения ещё долго?» «Тебя проведать пришёл! Если я чего захочу, всегда исполняю! Вот добрался я до дома, стал потихоньку наблюдать, и увидел, что ты всё время с этим хахалем ходишь. Выследил вас, куда вы ездите. Место здесь тихое, уединённое, никто мне не помешает твоему дружку прописку поменять. Пошлю-ка я его на жительство в царство небесное…»

Я его прошу: «Уходи, Гриша подобру-поздорову», а он нож к твоему горлу поднёс, да и стал в разные места тыкать. Говорит: «Ладно, не буду я твоего дружка жизни лишать, если ты сейчас же со мной пойдёшь. А нет, порешу его на твоих глазах! Мне терять нечего!» Я и плакала, и умоляла, но всё без толку, он играл ножом прямо у твоего горла! А ты стонал и даже один раз кричал во сне. А Ворон хохотал. Я ни о чём не думала, только об одном: чтобы случайно, от страха, руки твоей не выпустить. А потом ты проснулся, а Ворон исчез.

Я крепко обнял Юлю.

— Юлька, прости, прости меня, что не могу я тебя оградить от всех этих кошмаров. Сам тебя втравил в эту историю…

— Ничего ты меня не втравил. Я сама хочу, чтобы конец пришёл этому Бабаю! И мы молодцы! Правда, Домуша? Две ночи уже позади, одна осталась. Да мы втроём любую силу одолеем!

— Не девка, а золото — твоя Ульянка. Держись за неё, — сказала мне Домуша. — И то верно, что две ночи мы продержались, в двух снах не заблудились. Никому ещё это не удавалось. Но думаю, третья ночь самой трудной будет. И что там уготовано — не знаю. Помогать буду, как и прежде, коль справимся, конец придёт Бабаю и ужастеям его. А коль не справимся, про то я и думать не хочу.

Пока мы возвращались в город, я высказал свои соображения о наших испытаниях Юльке.

— Знаешь, я кое-что подметил. Во-первых, интересно проанализировать содержание моих снов. Очень искусно подобраны темы. Конечно, если бы я был суеверным человеком, то мне наверняка показывали всяких драконов, орков, гоблинов и троллей. Но для меня все они — персонажи книг и фильмов. Мама рассказывала, с каким ужасом она читала в детстве «Вий» и «Страшную месть» Гоголя. А мы читаем эти же книги, попивая кофе и в паузах болтая по телефону. Порог восприятия снизился, понимаешь? Триллеры и ужастики вывели новую породу практически бесстрашного человека. И боимся мы только вполне реальных вещей: одиночества, потери близких, тяжёлых болезней. Помнишь, Домуша об этом говорила. Есть, конечно, люди, которые и над этими страхами способны смеяться. Но для этого надо совершенно очерстветь… Во-вторых, интересно менялись акценты моих сновидений. В первую ночь упор делался на чувство тоски, одиночества, бесцельных скитаний… Вроде бы, ничего особо страшного. Но это когда вспоминаешь наяву. А во сне это было очень тяжело. Во вторую ночь мне всё время предлагали какую-то цель. Я стремился к ней, что-то искал. Но тема внезапно менялась. Я забывал прежнюю и устремлялся за новой… Это отвлекало от настоящей цели и чуть не закончилось плачевно. Просчёт их состоял только в том, что они мне показали тела людей, замученных Байбукиным (ну, или Бабаем). Они хотели меня напугать, это ясно. Но я вместе со страхом испытал ещё и сострадание. И вспомнил, что я должен что-то сделать если не для этих людей, то хотя бы для других, которые могут тоже попасть в ту комнату.

Интересно, что они придумают на этот раз? Я боюсь не столько за себя, сколько за тебя. Я вижу, как они тебя измотали.

Но знаешь, какое я ещё сделал наблюдение? Мы тесно связаны с тобой на духовном уровне. Твоя явь и мои сны способны как бы перекликаться друг с другом. Смотри: в первую ночь на тебя напали мыши, и Домуша очень легко перебросила их в мой сон. А для этого должен быть канал, связывающий нас. На следующую ночь к тебе явился отморозок по кличке Ворон. А во сне на меня и Домушу напала стая воронов. Как ты думаешь, это совпадение?

— Я его боюсь… — пробормотала Юлька.

— Кого? Ворона этого? Юлечка, успокойся! Это было просто представление, которое тебе Бабай показал. Прежде всего, твой Ворон сидит, и сидеть ему ещё долго. Затем, даже если бы он сбежал с зоны, разве мог бы он попасть в Заброшенку? На нём ведь нет метки…

— И сбежать мог, и метку Бабай мог ему дать, чтобы он сюда заявился.

— Не надо, Юлька, не накручивай. Куда же по-твоему он подевался, когда я проснулся? Я его что-то не заметил.

— Спрятался, — жалобно прошептала Юля. — А как ты заснёшь, снова вылезет и прикончит нас.

— Перестань придумывать! — я стал уже немного… нет, не сердиться — нервничать. — Не накручивай! Что ты думаешь, Домуша бы не почувствовала, что в доме кто-то прячется? Нет, Юлька, я думаю, что Бабай повторяться не будет, придумает для нас что-нибудь новенькое. И что-то мне подсказывает, что минувшие испытания покажутся нам цветочками. Ведь понимает же Байбукин, что это его последний шанс. Или мы всё выиграем, или всё проиграем. Поэтому надо собраться, сосредоточиться и подготовиться. Я думаю, тут нам нужен положительный настрой и вера в победу. А тебе надо хорошо выспаться и отдохнуть. И вот что ещё. Этого твоего Ворона («Он не мой», — вставила Юлька) ты не бойся. Когда всё закончится, а мои родители с югов вернутся, я попрошу отца справки навести. У него друг детства в органах служит, шишка какая-то. Он пробьёт по своим каналам, где заключённый Григорий Воронов находится, и как у него дела.

Юлька кивнула головой и притихла. Я искоса глянул на неё. Она засыпала. Ладно, немного осталось.

Когда мы приехали, я еле растолкал её. Зайдя в квартиру, она, не раздеваясь, обрушилась на мой диван и мгновенно отключилась. Я решил её не беспокоить. Забрал ноут и потихоньку удалился на кухню.

17. Третий сон. Схватка

В Заброшенку мы сегодня приехали чуть пораньше. Хотелось провести остаток дня в тишине и уединении. Надо было максимально сосредоточиться. А ещё пообщаться с Домушей. Что-то подсказывало нам, что общение это не будит лишним. По дороге мы заехали в торговый центр и купили Домуше два новых платья. Одно — точно такое, как я купил ей в первый раз. Оно нравилось Домуше и шло ей. На покупке второго платья настояла Юлька. Оно было очень нарядным, но, на мой взгляд, не подходило пожилой женщине. Пошито это платье было из какого-то золотистого шёлка и украшено то ли вышивкой, то ли кружевами. Я не вглядывался особо, и вообще, не разбираюсь в этом.

— Вы, мужчины, ничего не понимаете. Иногда женщине хочется забыть о своём возрасте и надеть что-нибудь этакое. А у Домуши прекрасная для её возраста фигура. Ты заметил?

Если честно, я никогда не задумывался о фигуре Домуши. Ну, разве, что она мала ростом. Но сейчас представил её и согласился с Юлькой.

Ещё мы решили купить побольше продуктов. Мы внушали себе, что поражения нельзя допускать даже в мыслях. Мы обязательно победим! А после победы обычно бывает праздничный банкет, ну, или хотя бы, праздничное застолье.

Вот с таким настроем (запрятав свои сомнения в самой глубине души) мы и прибыли в Заброшенку.

Домуша встретила нас на пороге. Настроение у неё, судя по всему, было отличное.

— Ох, хозяева, какие же вы молодцы, что пораньше приехали! Надобно мне вас особо подготовить.

Платье на домовице уже было зашито. Но нашим подаркам она обрадовалась. Особенно долго она разглядывала нарядное золотистое платье. О чём-то размышляла. Но примерять не стала.

— Угадали вы, хозяева любезные. Очень мне это платье сегодня пригодится. Но чуток попозже. А пока, испейте моих отваров. Иные они сегодня. Тебе, Владюша, сокол мой, помогут мои травки ясную голову во сне иметь, как будто не спишь ты, а бодрствуешь. Всё помнить и всё соображать будешь. А тебе, Ульянка, дорогая хозяюшка моя, напиток мой не даст совсем от страха голову потерять. Верю, выдюжим, справимся. Ещё кое-чем я запаслась. Но об этом — молчок! Не должен до поры про это знать никто.

До сумерек ещё дважды поила нас Домуша своими зельями. Я глотал их через силу. Радовало только то, что каков бы ни был результат нашего противостояния с Бабаем, пить их мне больше не будет необходимости.

Течения времени не может остановить никто. И вот наступил момент, когда всё повторилось в третий раз. Я улёгся в постель, а Юлька уселась рядом и взяла меня за руку.

Скачок из яви в сон произошёл так осознанно, что я даже не ощутил его. Только я уже не лежал на кровати, а стоял на пороге какого-то дома и слышал, как за моей спиной захлопнулась дверь.

Я не стал оборачиваться, чтобы разглядеть дом, из которого вышел. Я знал, что там не было ничего хорошего. И знал, что мне надо идти вперёд.

Прямо передо мной начиналась поросшая травой деревенская улица. А по обе стороны выстроились бревенчатые избы. Я знал, где я. Но во сне имелись и кое-какие отличия от реальности. Во-первых, деревенская улица была очень длинной. Казалось, ей нет конца. Во-вторых, она всё время спускалась вниз. Как будто я шёл под гору.

Больше никаких дорог и тропинок в этом сне не было, поэтому я зашагал вперёд.

Меня совсем не удивило, когда я присмотрелся получше и понял, что строения справа и слева — это вовсе не деревенские избы, а многоэтажные здания. И даже не просто здания, а прямо-таки причудливые дворцы с колоннами, башенками и арками. Я прекрасно понимал, что все они — шедевры мировой архитектуры. Но одновременно они были и магазинами. И мне вдруг срочно приспичило что-то купить. Кажется, какую-то книгу. Я знал, что вход в книжный магазин находится с торцевой части дворца, который, как я был уверен, являлся знаменитым музеем. Итак, я распахнул дверь магазина и начал спускаться вниз по лестнице. Она показалась мне неожиданно длинной.

И вдруг что-то бросилось мне под ноги. Бросилось и завизжало.

Я наклонился и не поверил глазам. Это был щенок-подросток. И не просто щенок. Это был Джек. Живой.

Джек был моей радостью и моей болью. Мне было девять лет, когда нашёл его на улице, возвращаясь домой из школы. Маленький, грязный, голодный щенок неопределённой породы путался под ногами прохожих и время от времени жалобно поскуливал.

Я принёс щенка домой. Я уже говорил, что мои родители были мудрыми и добрыми людьми. Они разрешили мне оставить щенка, помогли отмыть его, накормили, сходили с ним к ветеринару. Единственное условие, которое поставили мне родители: я должен ухаживать за своим питомцем сам: выгуливать, вовремя кормить, следить, чтобы он не грыз мебель и не рвал книги. И, при этом, не забывать об учёбе. Я был согласен на всё.

Я назвал моего друга Джеком. Всё свободное время я проводил с ним. Мы играли, гуляли. Я учил Джека выполнять разные команды, и он всё схватывал на лету. Так прошло несколько месяцев. И тут случилась трагедия, в которой я был виноват сам.

Как-то я прогуливал Джека. К ошейнику был пристёгнут поводок, но я видел, как хочется Джеку поноситься, размять лапы. И я отстегнул его. Делал я это не в первый раз и беды не ждал. Джек помчался куда глаза глядят, обогнул дом, за которым находилась площадка для выгула, и побежал вдоль проезжей части улицы по газону. Я едва достиг угла дома, когда всё случилось. Из двора вылетел грохочущий мотоцикл. Он напугал Джека, и тот отскочил на проезжую часть прямо под колёса проезжавшей легковой машины. Мой пёс пролетел несколько метров и ударился о бордюр. Водитель немного затормозил, но когда разглядел, что сбил всего-навсего собаку, ударил по газам, и был таков. Я бросился к моему псу. Джек был жив, хотя встать не мог и только жалобно и пронзительно скулил. На боку зияла такая рана, что я не мог на неё смотреть. Я схватил Джека на руки. Тот был уже довольно тяжёлым, но я тогда этого не почувствовал. Я отнёс раненого пса домой, положил его на подстилку и не знал, что делать дальше. Джек уже не скулил, а только смотрел на меня глазами, полными страданья. Я стал звонить родителям и, захлёбываясь слезами, умолял их приехать и спасти Джека.

Папа приехал очень быстро, но Джек к тому времени уже был мёртв. Я никак не мог утешиться. Ведь если бы я не спустил Джека с поводка, то ничего бы не случилось! Родители понимали моё горе. Они ни в чём меня не упрекали. И даже предложили купить новую собаку. Но я отказался. Я понимал, что никто и никогда не заменит мне моего Джека.

И вот сейчас Джек снова стоял передо мной, живой и… я хотел сказать невредимый, но на боку пса виднелась рана. Однако, она, как видно, не причиняла ему неприятностей. Он радостно вилял хвостом и лизал мои руки, а я его гладил и ласкал.

Я хотел подхватить его на руки, но Джек вывернулся и помчался вверх по лестнице. Я последовал за ним. На улице я присел на корточки, и Джек облизал мои щёки и нос своим шершавым языком. Он был так же рад нашей встрече, как и я.

— Джек, старина, хорошая моя собака! — я гладил пса и вдруг рука задела подвешенный к ошейнику жетон. Вроде, раньше его не было…

Я всмотрелся. Жетон был очень красивым. В обрамлении витиеватых узоров читались три буквы: «ДиЗ».

Что-то мне это напоминало. Это надо было обязательно вспомнить. И я вспомнил! «Домуша из Заброшенки»! Вот кем на самом деле является мой Джек! Немного было жалко, что Джек не настоящий. Но прошлого нельзя вернуть. А Домуша избрала правильный образ. Джек был моим другом, я любил его. Поэтому я ему верил и готов был пойти туда, куда он меня поведёт. Я никогда не рассказывал Домуше про Джека. Но мало ли, какими знаниями может обладать существо, подобное ей…

А Джек уже бежал по улице, то и дело оглядываясь, словно проверяя, иду ли я за ним.

Я не спускал глаз с Джека и даже не сразу заметил, что уже никаких домов по сторонам улицы нет. А впереди, в низине, куда мы постепенно спускались, клубился густой серый туман и не давал рассмотреть, что же в нём прячется.

Нет, всё же, кое-что там было. Над дорогой возвышалась серая арка, наверху которой была надпись: «Добро пожаловать!» Вслед за Джеком я прошёл под этой аркой.

Чуть дальше располагалась вторая арка. Точно такая, как первая. Только надпись была другая: «Заждались уже».

А через равный промежуток виднелась и третья арка: «Заходи, наш вкусненький!

Не могу сказать, что пройдя под третью арку я попал в какое-то помещение. Ни стен, ни потолка я не видел. Все тонуло в сером тумане. Но мои шаги отдавались гулким эхом, что позволяло предполагать, что я нахожусь внутри огромного зала. Я огляделся. Картина моему взору предстала такая.

Первое, что бросалось в глаза — это была высокая чёрная пирамида, на вершине которой сидел или стоял человек. Вернее, не человек, конечно, а Бабай-Байбукин. Он выглядел точно таким, каким я его увидел в первый раз, на почте. Только одет был по-другому. На нём был не старомодный костюм, а длиннющая и широченная накидка, вроде тех, какие бывают в парикмахерских, только в разы длиннее и шире. Была эта накидка такой чёрной, что практически не отражала света. Она струилась вниз и сливалась с постаментом-пирамидой. И не разглядеть было, есть там, наверху пирамиды, какое-то сидение, или Байбукин стоит. Только бледное, покрытое глубокими морщинами лицо возвышалось над этой чернотой. Глаза были закрыты, похоже, он дремал. Вокруг Байбукина кишели какие-то фигуры, вроде женские, но не поручился бы. Их едва можно было разглядеть на фоне серого тумана. Большинство фигур сгрудились у основания пирамиды, но некоторые зависли в воздухе рядом с фигурой Байбукина. Эти существа были неприятны и даже страшны. Но намного хуже было другое. Насколько могли видеть мои глаза, вокруг находилось множество людей. Они стояли на коленях, низко опустив головы и безвольно свесив руки. И было видно, что именно из них вытекают струйки тумана, сбиваясь в серые тяжёлые клубы.

Ещё я заметил, что вся чёрная фигура Байбукина всасывает этот туман в себя, и тот исчезает без следа.

«Черная дыра», — подумалось мне.

А вслух я сказал:

— Рад, что наконец-то нашёл тебя. Извини, что на «ты», но говорить «вы» прохвосту и жулику не собираюсь. Я твой обман и твои гнусные дела прощать не намерен, так и знай! Хватит уже людям пакости устраивать!

Байбукин, словно нехотя приоткрыл свои черные глаза и вперил в меня неподвижный взгляд.

— Он ещё смеет мне грозиться, — прохрипел он. — Сам скоро станет мне закуской, а туда же! Долго, долго ты не поддавался! Ну да, какая в этом беда? Никакой! Это — как вино, со временем только ярче букет становится! Ладно, хватит болтать! Тащите его! Вкусненького хочется! — последние слова он адресовал существам, окружавшим пирамиду.

Два из них отделились от толпы и понеслись ко мне. Отвратительные, мерзкие создания! Но я их узнал. У одного (или одной) были ярко-красные ногти и губы, а у второго — очки с выпуклыми линзами в роговой оправе.

— Кого я вижу? — удивился я. — Манефа Максимовна! Моё почтение, госпожа Лапкина! Или как вас? Так по какому же адресу находится ваша нотариальная контора? Прасковья Федотовна, уважаемая! Когда же вы поменяли фамилию с Собакиной на Байбукину? И с какой целью? И как вам удаётся выглядеть живой и здоровой, если вы умерли тридцать лет назад?

— Он издевается? — зашипела красногубая.

— Издевается! — подтвердила очкастая.

И они кинулись на меня, как собаки, которым охотник скомандовал: «Ату!»

«Ну всё, конец! — мелькнула у меня мысль. — Не надо было их дразнить».

Но в этот миг я услышал грозный рык, и из-за моей спины выскочило чудовище. Да, это был мой Джек, но только ростом повыше меня. И он не впился зубами в ужастей (я уже понял, кто напал на меня). Нет, он изрыгнул пламя не хуже любого дракона. И в языках этого пламени ужастеи зашипели и испарились. А огненные струи устремились к пирамиде.

Ужастеи рванули в разные стороны, а Байбукин заорал:

— Эй, что творишь! Думаешь, на тебя управы нет? В острог забвения захотела? Взять её!

Ужастеи повиновались и всей толпой навалились на Домушу в образе Джека. Она жгла тварей десятками, но силы были неравны. Боеприпас у Домуши, как видно, был на исходе, пламя извергалось всё реже и, наконец, погасло. Я совсем потерял голову и, уже больше ни о чём не задумываясь, кинулся на одну из ужастей, которая наиболее яростно впилась в Домушу. Тварь обернулась, и я увидел такую ужасную физиономию, что в голове мелькнула мысль: «Если выживу, обязательно по памяти зарисую эту рожу, и подарю рисунок гримёрам фильмов ужасов. Это будет новое слово в эстетике безобразного. Босх отдыхает!»

Всё таки я удивительно склонен ко всякого рода размышлениям, даже в такой момент, когда размышлять не к месту и не ко времени. Ужастея повалила меня на пол и силилась перевернуть и поставить на колени. Я отчаянно сопротивлялся.

И вдруг в один миг всё изменилось. Ужастея перестала душить и давить меня. Она вообще куда-то делась. И другие тоже.

На месте моего пса стояла молодая женщина. Стройная, высокая и очень красивая. Она была облачена в сверкающие золотые доспехи и шлем. На груди красовался герб с вензелем «ДиЗ». Это была настоящая дева-воительница из фильмов фэнтези. В руке она сжимала копьё с наконечником, горящим, как факел.

— Ну, — грозно спросила Бабая воительница. — Что же твои прислужницы не тащат меня в острог забвения? Где они?

Наиболее смелые ужастеи решались на секунду выглянуть из-за чёрной пирамиды, но, увидев копьё, сразу прятались обратно.

Бабай-Байбукин тоже как-то скукожился на своём престоле.

— Не имеешь права этим оружием воевать, — проскрежетал он, и я подумал, что так скрежещет сломанный механизм. — Этим копьём только истинных хозяев защищать позволяется. Что, законов не знаешь?

— Я-то знаю! А вот ты запамятовал! Так вот, я без хозяйки осталась, но дом свой не бросила, все годы его берегла. Поэтому имею право сама себе новых хозяев выбрать! А, стало быть, могу мой дом им в дар поднести. И хозяевами своими наречь! И твои козни ничего с этом поделать не могут. А ещё, знаешь, что это за огонь, которым моё копьё горит? Это моя любовь к хозяевам моим: Владюше и Ульянке! Меня никто никогда не жалел, не привечал, не любил! А эти сразу мне свою любовь показали: и одели, и накормили-напоили, и уваженьем своим одарили! И в дом мой новую жизнь вдохнули, радость в его стены принесли! А тех, кого ты кошмарами своими замучил, всех заброшенцев, они спасти захотели, себя не жалея! Вот что за люди мои хозяева! И за них я тебя и всех твоих ужастей испепелю, а их в обиду не дам, так и знай!

И Домуша-воительница направила острие своего огненного копья на Бабая. Из копья вырвался луч, похожий на луч лазерной указки, только толще. Когда красный зайчик заплясал по чёрному одеянию Бабая, раздалось шипение, из образовавшейся дыры повалил вонючий чёрный дым и засочилась чёрная же слизь.

С шипением слился голос Бабая. И он уже не орал, а жалобно выл.

— Ну что ты, что ты! Не принимай близко к сердцу! Ну малость поцапались, но свои же друг другу! Ты что же, ради каких-то людишек со мной поссориться хочешь? Не дело это! Нам вместе держаться надо!

— Я рядом с тобой близко находиться не желаю, и тебя своим не считаю! Мои — вот они, рядом со мной стоят!

И Домуша махнула в мою сторону. Я немного удивился, почему Домуша говорит обо мне во множественном числе, обернулся и увидел стоящую рядом Юльку. Если точно, не саму Юльку, а как бы её голограмму. Но держала меня за руку она крепко, по-настоящему.

А Домуша, тем временем, прожгла уже несколько дырок в одеянии Бабая, и он верещал, как резаный.

— Чего хочешь? — вопил Бабайка. — Говори, всё исполню.

— Обещаешь? — сурово спросила Домуша.

— Клянусь всеми страхами и кошмарами мира!

— Да, для тебя эта клятва сильная, самым дорогим для себя ты поклялся. А требований у меня много будет. И на каждое ты должен отдельное обещание, отдельную клятву дать.

— Говори скорее! Ох! — вопил Байбукин подпалённый Домушиным копьём.

— Слушай. Уберёшься ты из наших краёв на вечные века вместе со всеми своими ужастеями!

— Обещаю, клянусь!

— Нигде, никогда и никого не будешь боле в свои кошмары затягивать! Если и приснится человеку что-то страшное, пусть с пробуждением всё развеется без следа!

— Обещаю, клянусь!

— Немедленно отпусти души всех людей, которых ты терзаешь. И не только в Заброшенке, но и повсюду.

— Обещаю, клянусь!

— И тех, кто уж не дышит по твоей вине, если возможно, к жизни возврати!

— Нелегко это, но постараюсь! Клянусь, что все силы приложу!

— С Заброшенки и других мест, где ты над людьми издевался, невидимость сними, да так, чтобы никто об этом не удивлялся!

— Сделаю, сделаю! Ой, не надо! Клянусь!

(Дело в том, что после каждого своего приказа Домуша прожигала в Бабае новую дырку, приговаривая: «На память, чтобы запомнил лучше!»

— Документ на дом хозяину моему выправи нормальный, чтобы он законно домом владел!

— Обещаю! Всё исполню! Клянусь!

— И деньги, что обманом выманил, верни!

— Да не нужны мне вовсе эти деньги! Конечно верну! Клянусь!

Я увидел, что стоявшие на коленях люди стали один за другим подниматься и распрямляться во весь рост.

— Убирайся! Чтобы духу твоего здесь больше не было! — закричала громовым голосом дева-воительница и напоследок метнула молнию в основание пирамиды, на которой восседал Бабай. Раздался оглушительный треск и грохот, который слился с воплями Бабая и ужастей…

18. Победа!

И я проснулся.

Было прекрасное летнее утро. Сквозь пестрые занавески пробивались солнечные лучи. И за окном пели птицы! Все исполнилось.

— Мы победили! — заорал я и обнял Юльку.

Она кивнула, и только тут я заметил, что она плачет.

— Юлечка, ты что? — не понял я. — Успокойся, всё уже позади!

— Влад, отвези меня, пожалуйста, домой. Пока ты спал, большое горе случилось. В метро был теракт. А Саша как раз в этом вагоне находилась. Сейчас она в реанимации, врачи ничего не обещают.

И Юлька зарыдала во весь голос, бросившись ко мне на шею.

— Да, конечно, сейчас поедем, — я растерянно гладил её по голове. И вдруг меня осенило: — Юль, а откуда ты узнала?

— Мама позвонила, — сквозь всхлипы объяснила Юлька.

— Постой, тут же связи нет, — удивился я.

Юлькин мобильник лежал рядом на табуретке. Я схватил его: связь была.

— Я телефон рядом кладу, чтобы время смотреть, — пояснила Юлька. — и вдруг, в середине ночи — вызов. Смотрю: мама звонит. Ответила, а она рыдает, просит срочно приехать, рассказала про Сашу. Я хотела сразу же тебя разбудить, я одна отсюда не выберусь. Не знаю, что меня удержало. Испугалась я за тебя, подумала, если и ты погибнешь, и Саша погибнет, мне этого не пережить! Потом хотела сама маме позвонить, а связь снова исчезла. Решила ждать, пока ты сам проснешься. Давай, поедем поскорее, одевайся!

— Погоди, Юлечка! — я зашёл в журнал вызовов на её телефоне и увидел, что ни сегодня ночью, ни в последние несколько дней Юле из дома никто не звонил. Я не стал пока ей ничего говорить.

— Погоди, — повторил я. — А вдруг это какое-то недоразумение? Или новые происки Байбукина? Давай, позвони-ка маме ещё раз. Связь сейчас есть. Только смотри, не напугай родных. Вдруг тебе всё это привиделось? Поставь на громкую связь.

Я протянул Юльке телефон. Она несколько секунд собиралась с духом и, наконец, нажала на вызов.

— Юлечка, — раздался в телефоне спокойный, даже радостный голос её мамы. — Как хорошо, что ты позвонила. Мы все соскучились. Ты откуда звонишь? Что, связь появилась?

— Да, появилась связь, — ответила Юлька. — Мама, а как у Саши дела?

— Да нормально. На работу сейчас собирается. Позвать её?

— Не надо. Привет ей передай! Скажи, чтобы берегла себя!

— Сашенька, тут Юлечка звонит, привет тебе от нее, и просит передать, чтобы ты себя берегла.

— И от меня привет взаимно! Тронута её вниманием к моей особе. Скажи, что я ей желаю хорошего отдыха. Ну всё, мам, я побежала!

Раздался стук входной двери.

— Всё слышала? — спросила мама. — Как у тебя дела? Как отдыхается? Когда возвращаться собираетесь?

— Всё нормально, отдыхаем хорошо, скоро уже вернёмся. А как вы с папой? — Юлька не удержалась и слегка всхлипнула. Это был всхлип облегчения.

— Все хорошо. Юлечка, дочка, а что с голосом у тебя? Ты плакала, что ли? Ничего не случилось?

— Нет, мама, всё в порядке, мы вчера пели у костра, немного голос охрип…

(Вот, не знал, что Юлька на лету может придумывать правдоподобные отмазки…)

— Смотри, береги себя! Как Влад?

— Рядом сидит, привет всем передаёт.

— И ему привет.

— Мам, я ещё спросить хочу. Нам тут сказали, что в Москве теракт в метро был. На самом деле?

— Теракт в метро? Первый раз слышу Нет, это фейк очередной. Юлечка, доченька, возвращайся поскорее, мы все без тебя скучаем. Целую.

— И я целую, — сказала Юлька и отключилась. — Влад, поверить не могу! Это что, всё было наваждением? Я чуть от страха и от горя не умерла! Меня до сих пор трясёт!

— Да, Юлечка, родная моя! Да, ужасное испытание. Но ты у меня молодец, выдержала. И я опять совпадение в наших страхах нахожу. Сегодня во сне я встретил собаку, которую в детстве потерял из-за несчастного случая. Я очень любил этого пса, Джека, сильно переживал, когда он погиб. И тебе сразу же подсовывают несчастный случай с тем, кого ты любишь — с сестрой. Наши души настроены на одну волну, понимаешь? И это отлично! Значит у нас — родство душ! А это встречается очень редко. Юлька, я тебе обещаю, что всё сделаю, чтобы оградить тебя от всех страхов и несчастий, насколько хватит моих сил! И ещё знаешь что я сейчас заметил? У Джека из моего сна рана на боку была. А вчера Домушу ворон в это же самое место клюнул Представляешь? А потом оказалась, что это и не Джек вовсе, а Домуша в его образе, понимаешь, как всё переплелось?

По лицу Юльки я видел, что она не понимает.

— Ладно, я тебе попозже всё расскажу. Главное — эта кошмарная история уже закончилась. Мы победили! Домуша! — закричал я. — Где вы? Я проснулся, всё в порядке! Победа!

Я уже влез в брюки и натягивал футболку, когда в комнату вошла, нет вплыла Домуша. Она была в платье из золотистого шёлка и очень в нём напоминала деву-воительницу из моего сна. Если честно, в ней сейчас невозможно было узнать старушку бомжеватого вида, какой она предстала передо мной в первый раз. Разве что улыбка осталось всё той же: лукавой и чуть-чуть хитрой.

— Доброе утро, Домуша! Как вам это платье идёт! — воскликнула Юлька.

— Утро нынче и впрямь доброе. Сегодня день такой, что только вот в таком наряде и ходить, — ответила Домуша.

— Юлька, ты ведь даже не знаешь, какая у нас Домуша героическая, — сказал я. — Это ведь она с Бабаем в схватку вступила с огненным копьем в руках. И не только победила, но и поклясться его заставила, что он исправит всё, что натворил, а после уберётся восвояси!

— Это копьё вы мне в руки дали, хозяева дорогие, — сказала Домуша. — Стало быть, все вместе мы победили. Правда, дела кой-какие остались. Ну да мы их быстро переделаем!

За завтраком мы кратко и немного сбивчиво поделились впечатлениями минувшей ночи. А после сразу вышли на улицу.

Деревня смотрелась намного веселее. Нет, её пейзаж по-прежнему был безлюден и даже безживотен. Но это — дело наживное. Главное, появилось чувство, что всё вокруг ожило: заливались птицы, стрекотали кузнечики… кусались комары. Даже это не уменьшало моей радости. Мы зашли в соседнюю избу.

Вот немного опасался я, что мы там застанем тяжёлое зрелище, которое Юльке, да ещё после её ночного испытания противопоказано. Поэтому я её слегка задвинул за свою спину.

Сказать, что мне понравилось то, что мы увидели, я не могу. Но я все же обрадовался, потому что сосед Терёшка, он же Терентий Степанович, как подсказала Домуша, был жив. И даже не спал. Но с кровати встать не мог из-за сильной слабости. И ничего не понимал. Мы позвонили в скорую помощь, и та приехала довольно быстро и без приключений. Терентия Степановича забрали в больницу.

Мы немного подумали, и вызвали полицию. Конечно, понимали, что зададим блюстителям закона неразрешимую головоломку и создадим очередной висяк. Но ходить по домам и вызывать к каждой найденной жертве Байбукина неотложку мы не хотели Это могло показаться подозрительным.

Приехавшему участковому мы объяснили, что купили недавно этот дом (вот документы). Приезжали несколько раз, и нас стало беспокоить запустение деревни. Мы решили поговорить с соседями, зашли в соседний дом и обнаружили человека, явно чем-то больного. Его увезла скорая. Вот мы и просим представителя закона проверить остальные дома. Вдруг в деревне какая-то заразная болезнь?

Молодой полицейский пробурчал что-то вроде: «Вот, делать мне больше нечего. Напьются до беспамятства, а потом проверяй их… Сроду из Заброшенки вызовов не было. Спокойная деревня…»

Однако дальше пререкаться не стал и начал обход. Уже после двух домов, где были обнаружены истощённые и чуть живые люди, не понимающие, что с ними, участковый вызвал подкрепление.

В третьем доме был обнаружен мумифицированный труп. Скажу сразу, позже выяснилось: трёх человек потеряла Заброшенка. Остальные, хоть и находились в плохом состоянии, но надежда была. Одна за другой покидали Заброшенку машины скорой помощи, развозя заброшенцев по реанимациям.

Когда все дома были проверены, блюстители правопорядка зашли в нашу избу и взялись за нас (Домуша предусмотрительно спряталась в подполе, дабы избежать ненужных осложнений).

С нас с Юлькой собрали предварительные показания, записали паспортные данные, заполнили целые страницы каких-то форм и, предупредив о том, что когда мы понадобимся следствию, нас вызовут, отбыли.

Мы проследили за удаляющейся полицейской машиной, и когда она пропала из виду, вернулись в кухню и позвали Домушу.

Выслушав наш отчет об операции по спасению заброшенцев, Домуша немного покручинилась о тех трёх, кого спасти, очевидно, было невозможно, но в целом, её порадовало, что большинство жителей деревни будет возвращено к жизни.

Потом Юлька немного поспала. Ей это было просто необходимо после бессонной ночи и таких испытаний.

Домуша отправилась колдовать на кухню. В её лице мы обрели не только хранительницу дома, но и отменную кухарку. Ассортимент блюд, которые она умела готовить был не слишком велик, но зато всё было удивительно вкусно.

А я уселся за изучение документов, выданных в самопальной нотариальной конторе госпожой Лапкиной.

И обнаружил, что в них произошли некоторые изменения.

Начну с того, что фамилия нотариуса была не Лапкина, а Лопаткина. И звали её не Манефа Максимовна, а Мария Михайловна. И адрес нотариальной конторы был иным, хоть и очень похожим.

Продавцом оказалась не Байбукина Прасковья Федотовна, а неизвестная мне Собакина Полина Фёдоровна.

Забегу вперёд. Через несколько дней я провел своё небольшое расследование. Я разыскал нотариальную контору, где были оформлены мои документы. Она располагалась на первом этаже многоэтажки, и слева от неё, действительно, была управляющая компания, а справа — копировальные услуги.

Нотариус Мария Михайловна Лопаткина была женщиной неприметной наружности в строгом деловом костюме. Ничего яркого в ней не было. Она подтвердила, что все бумаги выданы в её конторе, но меня она не помнила совсем, или помнила смутно: у неё каждый день много клиентов, всех не упомнишь…

После моих убедительных просьб она сообщила мне телефон продавца недвижимости Полины Фёдоровны Собакиной, хоть делать этого ей не полагалось. Но я убедил нотариуса, что телефон у меня был в мобильнике, но после сбоя программы номер исчез. Продиктованный нотариусом номер телефона был городским…

На два первых вызова телефон не ответил. В третий раз трубку снял мужчина. Он мне объяснил, что Полина Федоровна Собакина здесь больше не проживает, поскольку некоторое время назад продала свою квартиру и отбыла в неизвестном направлении. Единственное, что он понял, что с головой у бывшей хозяйки квартиры не всё было в порядке. Она с ног до головы была обвешана разными амулетами и оберегами и всё время твердила, что, наконец-то освободилась от материальных ценностей, которые портили ей карму, и теперь будет искать просветления (вроде бы, на Тибете).

Ну что тут скажешь? Теперь было трудно, а, наверное, даже невозможно, выяснить родственную связь между бывшей хозяйкой дома в Заброшенке Прасковьей Федотовной и продавцом избы Полиной Фёдоровной. Фамилия-то у них была одинаковая. Так я и не понял, действительно ли у Параскевы были дальние родственники, которые вступили в права наследования, но в Заброшенку так и не заявились, или это всё подстроил Байбукин, чтобы легализировать мои документы. Я всеми доступными способами проверил все бумаги, и они были признаны подлинными и не вызывающими сомнений. Так я стал законным домо- и землевладельцем. Да, свёрток с деньгами я обнаружил на следующий день на дне моей сумки. Здесь была вся сумма до единой копейки.

До самого вечера того памятного дня мы праздновали победу. Мы с Юлькой съездили в ближайший супермаркет, купили готовый шашлык (Домуша нас потом немного поругала — она заявила, что если бы мы купили мясо, то она замариновала бы его во сто раз вкуснее. Мы обещали принять это к сведению). Ещё мы приобрели торт и даже бутылку шампанского. Надо же было отпраздновать нашу победу. Сделали и ещё одно приобретение: купили складную садовую мебель. В хозяйстве всегда пригодится. Вот так, чем больше всего имеет человек, тем больше обрастает вещами. Житейское наблюдение.

Вернувшись в Заброшенку, мы предались безудержному пированию. Обновили мангал, отдали должное Домушиной стряпне, побродили среди кустов одичавшей малины, наслаждаясь вкусом сочных ароматных, налившихся на солнце ягод.

Потом Юлька запросилась домой, к благам цивилизации. Ей очень захотелось принять ванну. А ещё — увидеть своих родных, за которых она всё же чуть-чуть волновалась. Я напомнил Юльке, что пил шампанское, и мне за руль нельзя. Но снова выручила Домуша. Он бросила в чашку с кипятком щепотку каких-то травок и велела мне выпить. Я хлебнул и почувствовал, что хмель моментально улетучился из моей головы. «Ценнейшее зелье, — подумал я. — надо будет потом у Домуши рецепт спросить».

Юлька захватила с собой в качестве презента родным корзинку с белыми грибами, которые мы успели собрать сегодня.

Домуша пожелала нам хорошей дороги и попросила не забывать её, приезжать, как время найдём. Мы её уверили, что Заброшенка стала для нас вторым родным домом.

Я благополучно довёз Юльку до её дома и передал с рук на руки родным. Юлька, наскоро обняв маму и папу, бросилась на шею сестре и зарыдала, чем вызвала у неё оторопь и даже испуг.

— Сашуля, не обращай внимания, — сказала Юлька, вытирая слёзы. — Мне просто очень страшный сон про тебя приснился. И я так рада, что с тобой всё в порядке.

— А что со мной сделается? — удивилась Саша. — Я девушка осторожная и рассудительная. Не то, что некоторые…

Мне предложили поужинать, но я отказался. Мне вдруг непреодолимо захотелось оказаться в моей родной квартире, пусть маленькой, пусть не совсем удобной, но той в которой я родился и прожил всю мою жизнь. Я вспомнил пословицу: «Дома и стены помогают». И это правда. Я ждал от моего дома исцеления всех минувших печалей и освобождения от чувства страха и безнадёжности, терзавших меня в последние дни и даже до сих пор до конца меня не покинувших.

Домой я добрался без проблем, принял душ, лёг в постель и сразу отключился на много часов. Во сне я ничего не видел. А когда проснулся, почувствовал огромную радость и небывалый прилив сил. Было ли то, что произошло в минувшие дни и ночи? Я почти не верил в это. Но на столе в жёлтой полупрозрачной папке лежали документы на домовладение в Заброшенке. И была фотография Юльки в венке из полевых цветов в моём телефоне. Я загадал, чтобы дальнейшая наша жизнь была такой же ясной и сияющей, как Юлина улыбка.

19. Эпилог

В эпилоге принято кратко сообщать о том, что же произошло в последующем с героями повествования. К основной темепроизведения эпилог непосредственного отношения не имеет, но тем читателям, которые полюбили героев и хотят напоследок узнать что-то о их жизни после описанных событий, прочитать эпилог будет небезынтересно. Вот и я, как писатель (будущий) не хочу отступать от этой традиции.

На следующий день после возвращения мы с Юлькой приняли важное, и, как когда-то говаривал один деятель, судьбоносное решение — подали заявление в ЗАГС. Мы подумали, что нет большой разницы, сыграем мы нашу свадьбу осенью или в конце лета. Зачем тянуть время, если и так всё ясно: мы — единое целое. Пережитые приключения убедили нас, что вдвоём мы сможем одолеть все испытания, даже плавание в одной лодке по непредсказуемому морю семейной жизни. Затем мы пошли в ювелирный магазин, чтобы Юлька сама могла выбрать для себя кольцо в ознаменование нашей помолвки. Сейчас стало модно покупать одно кольцо на помолвку, другое — на свадьбу. А я в этом ровным счетом ничего не понимаю, пусть моя невеста сама выберет то, что ей по душе.

Потом мы отправились в Заброшенку, которая уже стала нам родной. Мы хотели, чтобы о грядущих в нашей жизни изменениях первой узнала Домуша. Всё же мы с ней вместе прошли такие испытания, что это равносильно… ну, как бы… — побратимству. Короче, она нам стала родным человеком. Ладно, пусть не человеком, существом.

Домуша так обрадовалась нашей новости, что несколько минут беспорядочно металась по избе, не зная, за что ей схватиться в первую очередь. Она то ныряла в подпол и вытаскивала оттуда продукты, явно с целью готовить угощение, то хватала тряпку, чтобы стряхнуть несуществующие пылинки, то кидалась нам на шею…

Мне даже показалось, что наша домовица помолодела лет этак на …дцаь (на сколько может помолодеть подобное ей существо, если из старушки превращается в женщину в самом расцвете сил?)

Когда Домуша успокоилась и слегка притихла, мы начали то ли праздновать нашу подачу заявления («сговор» — так назвала это событие Домуша), то ли продолжать отмечать нашу победу в тяжёлом противостоянии с повелителем кошмаров Бабаем. У меня на душе было так, как бывает после сдачи на «отлично» трудного экзамена. Кто испытывал, тот поймёт.

Целый день мы беззаботно наслаждались природой и общением: купались (купание в нашей мелкой речушке можно было приравнять к плесканию в детской ванночке, но это нас не смущало), бродили по лесу, выискивали в нашем заброшенном саду ягоды и яблоки, которые уже начали созревать. А после снова жарили шашлыки и пили чай на свежем воздухе. Незабываемый день!

К вечеру мы засобирались домой. И не потому, что боялись заночевать в Заброшенке. И даже не потому, что Юлька не явится домой ночевать. В конце концов, она взрослая девушка и без пяти минут моя жена.

Но просто мы решили, что надо оповестить родителей Юльки о принятом нами решении. Иначе это будет некрасиво, и начинать совместную жизнь с пренебрежительного отношения к родным не стоит.

Был ещё один деликатный вопрос. Конечно, Юлины родные поинтересуются, где мы собираемся жить после свадьбы. Вопрос резонный и вполне здравый. Тут я должен буду сообщить им, что случайно (совершенно случайно!) и практически даром (наши нервы не в счёт) сделался владельцем дома в пригороде (пусть это даже и деревенская изба). Представляю шок, который испытают будущие родственники от этого известия. И, конечно, сразу же будет задан миллион вопросов. Можно было бы сочинить байку про внезапно свалившееся наследство, но не хотелось врать. Во-первых, можно когда-нибудь проколоться, во-вторых, наверняка Юлины родственники захотят посетить этот дом. Что тогда делать с Домушей? Постоянно просить её спрятаться, означает обидеть её. Немыслимо, после того, что она для нас сделала.

И мы решили напрямик спросить об этом нашу домовицу. Она немного подумала, а потом сказала:

— А что? Правду открыть — всегда лучше. Твои сродники, Ульянка, не будут меня нечистой силой обзывать?

— Нет, что вы! — даже слегка возмутилась Юлька. — Мои родные хорошие, добрые. Мы им всё с Владом объясним. Вот увидите, они вас тоже полюбят!

— А и ладно тогда, — согласилась Домуша. — надоело мне уже в подполе сидеть.

Встреча с Юлиными родными прошла в точности по предугаданному сценарию. Сперва радость от того, что мы подали заявление (наша будущая свадьбы не была для них новостью, но их порадовало наше решение приблизить это замечательное событие). Потом, естественно, обсуждение перетекло в житейское русло. Полились всевозможные вопросы и рассуждения о том, какой должна быть наша свадьба.

Мы с Юлей были настроены решительно и единодушно. Нам было совершенно непонятно, для чего устраивать пышное празднество с рестораном, наёмным тамадой с его плоскими и пошлыми шутками, огромным количеством приглашённых, часть из которых неизвестна никому, с морем алкоголя и пьяной дракой в финале? Кому это может доставить радость? Нам в этом зрелище отводилась бы место статистов, старательно играющих роли в кем-то сочинённом сценарии. А потраченным на такое расточительное действо средствам можно найти другое применение. Да, гости обычно дарят конверты с деньгами. Но неизвестно, в какую сторону качнётся баланс. И, главное, дело не в меркантильных расчётах, а в том, чтобы этот день прежде всего понравился нам, молодожёнам.

Родители возражали. Они говорили, что нельзя игнорировать желание родных, друзей и сослуживцев быть рядом с сочетающимися браком в этот радостный день. И это тоже было резонно. В конце концов, мы решили отметить событие дважды: в первый раз стандартно и официально, только без наёмных весельчаков и без приглашения никому не известных лиц. И второй раз (по-настоящему!) — в узком кругу, с теми, кого мы любим.

На том и порешили.

После свадьбы начинается семейная жизнь. Поэтому логично, что следующим на повестке дня стоял вопрос о том, где мы будем жить.

И тут я огорошил всех сообщением, о приобретении загородного дома. Моё известие сочли не вполне удачной шуткой. Пришлось показывать документы. Был сперва шок, потом недоверие, потом недоумение и, наконец, радость. Естественно, начались расспросы, и я выложил всё. Мне бы не поверили, но Юлька подтверждала каждое моё слово. Убедить до конца родных Юли не удалось, и мы пообещали в ближайшие выходные свозить их в Заброшенку и познакомить с Домушей.

Моим родителям мы решили сообщить все новости, как приятные, так и невероятные когда они вернутся с юга. О таких вещах по телефону не расскажешь. Я им только намекнул, что по приезде их ждёт сюрприз, надеюсь, им понравится.

Остатки наших отпусков мы провели в Заброшенке. Но если вы подумаете, что мы там расслаблялись и развлекались, то ошибётесь.

Я, наверное, после всего пережитого решил бы, что имею законное право развалиться в шезлонге с интересной книгой или, напротив, сам бы стал сочинять нечто мудрое и глубокомысленное. Но только не с моей Юлькой. Как только она почувствовала себя настоящим землевладельцем, всевозможные идеи стали извергаться из неё не хуже, чем из действующего вулкана.

Прежде всего она заявила, что надо срочно восстановить электроснабжение Заброшенки. Я согласился. Без электричества современный человек ощущает себя обделённым. Просто невозможно поверить, что ещё во времена Пушкина, и даже позже, люди понятия не имели о том, что такое электричество, и ничего, жили.

Сначала мы провентилировали проблему в интернете. Теоретически всё было просто и понятно. Но действительность развеяла наши иллюзии. Пришлось побегать по инстанциям, собрать кучу справок, получить ответы на запросы. И, наконец, наши усилия увенчались успехом: в Заброшенку приехала машина с выдвижной вышкой, и электрики начали тянуть провода. Попутно выяснилось, что нам надо обзавестись новым счетчиком и вывесить его на столбе для беспрепятственного доступа к нему проверяльщиков.

Итак, наш дом, первым в деревне, получил доступ к этому благу цивилизации. Когда под потолком загорелась лампочка, Домуша подошла к телевизору, сняла салфетку и коснулась пальцем экрана.

— Домуша, вы хотите телевизор посмотреть? — спросила Юлька.

— Страсть, как я это любила, — призналась Домуша. — Бывало, Параскева включит его, а я пристроюсь к щёлке, оторваться не могу. И чего только там не казали! И песни пели, и разговоры говорили, а то и звери прыгали!

Я подключил телевизор и очень удивился, что он ожил. Надсадно загудев, он выдал чёрно-белую картинку. Это были почти сплошные помехи, полосы и «снег», но Домуша всё равно замерла перед древним устройством в благоговейном восторге.

— Домуша, вы пока смотрите, а нам надо ненадолго отъехать, — сказал я, увлекая Юльку к выходу.

Вернулись мы через пару часов. Когда я извлёк из коробки современный телевизор с большим плоским экраном, Домуша посмотрела на него с удивлением: телевизора она в нём не признала. К тому же, домовица сейчас переживала большое горе: за время нашего отсутствия старый телевизор приказал долго жить.

Я успокоил Домушу, сказав, что привёз кое-что получше.

Новый телевизор заработал даже от комнатной антенны.

Когда Домуша увидела чёткое цветное изображение, она какое-то время пребывала в столбняке. Потом она слегка отмерла, и я стал показывать, как надо пользоваться пультом дистанционного управления, переключать каналы, менять громкость.

— Что же, я сама смотреть могу, без вас? — с сомнением в голосе спросила Домуша.

— Ну, конечно. Я для вас его купил. Как захотите, можете включать и наслаждаться.

— Милые мои, да что же это деется! — запричитала вдруг Домуша, — Ведь не вы мне, а я вам служить должна!

— Никто никому служить не должен, — сказала Юлька. — Мы с Владом вас любим, а любимым всегда приятно доставлять радость.

— А вдруг сломаю чего? — засомневалась домовица.

— Ну, значит, новый купим. Техника, она часто ломается.

С появлением в избе «лампочки Ильича» в ней постепенно получили прописку и другие электроприборы: чайник, рукомойник «Мойдодыр» с подогревом воды, пылесос… Как пел бард Юрий Визбор (его очень уважают мои родители): «Потом пришли иные рубежи, мы обрастали разными вещами, которые украсить обещали и без того украшенную жизнь» Да, обрастать вещами свойственно людям. Не многие могут, как Диоген жить в бочке. Страшного в этом, пожалуй, ничего нет, надо только, чтобы вещи не затмевали людей.

Теперь о другом. Через несколько дней чуткая и наблюдательная Юлька приметила, что Домуша уже не такая радостная и оптимистичная, даже новый телевизор радует её меньше. Что-то её гложет.

Юлька приступила к домовице с расспросами, и та призналась.

— Заметили, в иные дома люди возвращаются?..

Здесь надо сделать отступление. Размещённые по больницам заброшенцы постепенно приходили в себя. И полиция опознала среди них тех, кто много лет назад был объявлен в розыск, но так и не был найден. Почему их не искали в Заброшенке, никто объяснить не мог. Сами люди, все как один, страдали амнезией. Они в один голос уверяли, что просто легли спать, а потом проснулись в ужасном состоянии. Прошедшие годы были полностью вычищены из их сознания. Медики разводили руками. Они не обнаруживали у своих пациентов ничего, кроме общего истощения и потери памяти. Это состояние стали называть «синдромом Заброшенки». Родным сообщали, что их близкие наконец-то найдены. И родственники, некоторые из которых никогда про Заброшенку и не слышали, устремились в нашу деревню, чтобы посмотреть на свою вновь обретённую недвижимость.

Вспомнили внезапно про Заброшенку и те, кто когда-то уехал из неё, а потом начисто забыл о её существовании.

Так вот, Домуша нам поведала, что вместе с людьми вернулись и некоторые домовые. Причём, как «свои», то есть заброшенские, так и «чужаки». Плохо живётся домовым в городах. Квартиры небольшие, без собственных чердаков и подвалов спрятаться негде. Теснота, неудобства. За всеми стенками, потолком и полом другие люди живут, а, значит, домовому не весь дом принадлежит, а крохотный кусочек. Не привыкли они так!

И вот, когда хозяева заговорили, что у них, оказывается, свой дом за городом имеется, соплеменники Домуши решили возвращаться. Смущало только одно: все хозяева говорили о том, что надо старую халупу снести, а на её месте построить какой-то неведомый «катеж». Мол, в нём и удобства все городские, и вообще, так современнее.

Домушей овладела паника. А вдруг и мы захотим этот «катеж» построить, а её любимую избу снести? Кто же такое выдержит?

Мы с Юлькой переглянулись. Да, была у нас такая мечта: построить современный загородный дом со всеми удобствами, и жить в нём, сочетая блага цивилизации с преимуществами жизни на природе… Но и с Домушей считаться надо!

— Не волнуйтесь, Домуша, — успокоила домовицу Юлька, — Я ведь вам уже обещала, что вы будете и дальше жить так, как вам нравится. И дом ваш никто сносить не собирается. Но если мы когда-нибудь захотим построить современный дом с удобствами, то не на месте вашего, а рядом. А ваш дом сохраним, как памятник архитектуры и деревенского быта. Ничего в нём не тронем, даже старый телевизор не выбросим. Когда-нибудь люди сюда будут ходить как в музей и интересоваться, как жили люди сто лет назад.

Домуша кивнула, но осталась мрачной. Видно было, что какая-то мысль её тревожит.

— И что же, в новый дом нового домового возьмете? — с обидой в голосе спросила она. — сейчас много наших без работы шастает, тотчас прицепятся…

— А вы, Домуша, разве не можете двумя домами сразу управлять? — спросил я — вам, что, не положено?

— Почему это: «не положено»? Просто отродясь не было, чтобы один домовой двумя домами ворочал. А ежели доверите, я справлюсь, не сумлевпйтесь!

И наша Домуша, отбросив сомнения и страхи снова стала прежней: весёлой, расторопной и хлопотливой.

Знакомство Юлиной родни с Заброшенкой и, главное, с Домушей прошло, выражаясь высокопарно, на высоком уровне. Дом все одобрили, а от участка и вовсе пришли в восторг. С Домушей поздоровались вежливо, но вот в то, что это не просто женщина средних лет субтильного телосложения, а домовица никто не поверил. Я это видел по глазам гостей. Побродив по участку, мы по незыблемому русскому обычаю уселись за трапезу. Обильный и аппетитный стол по случаю прекрасной погоды был накрыт под открытым небом. И мы, и наши гости отдали должное экзотике, малодоступной горожанам: чаю из угольного самовара и шашлыкам прямо с мангала. А чего и сколько наготовила Домуша, я даже перечислять не берусь.

— Хорошая, Влад, у тебя домработница, — шепнула мне мама Юльки. — В доме всё чисто, да и готовит вкусно.

Она говорила тихо, но Домуша всё же услышала.

— Благодарю на добром слове, — отвесила она поклон Юлиной маме, — Да и за то, что труды мои похвалили. Только не домработница я, а домохранительница! Много лет я этот дом от всех невзгод берегу и охраняю! И хозяев моих — Влада и Ульяну люблю и почитаю, и всё сделаю, чтобы им в этом доме хорошо жилось!

— Да, конечно, простите, я просто неправильно выразилась, — залепетала Юлина мама.

— Вижу, не верите вы мне, что я домовица. Ну что же, смотрите!

И Домуша начала перекидываться. Делала она это виртуозно. Сначала перед нами появилась фарфоровая тарелка (кажется, антикварная) с необыкновенно красивым узором, затем тарелка моментально превратилась в симпатичного ёжика, который вдруг присел на задние лапки и помахал нам передней. Ёжик так же быстро и неуловимо стал старой затрёпанной книжкой, а уж книжка стала колечком, очень похожим на то, которое украшало Юлькин пальчик. И вот, перед нами снова стояла лукаво улыбающаяся Домуша.

Юлина мама и Саша сидели с раскрытыми ртами, а папа сумел, таки, выдавить из себя:

— Ч-что это было?

— Папа, ну мы же вам рассказывали, — ответила Юлька. — Но вы всё равно не поверили, вот Домуша и решила вам продемонстрировать свои возможности. Домуша помогла нам, спасла от большой беды. Поэтому она наш самый лучший друг!

— Да, да… — еле слышно пробормотала Юлькина мама.

Ну что же. К необычному сразу не привыкнешь. По себе знаю.

Через несколько дней вернулись с юга мои родители. Загоревшие, отдохнувшие, пахнущие солнцем и морем. Мы с Юлькой встретили их в аэропорту. На обратном пути родители допытывались, что же у нас за новости? Мы таинственно молчали и только обещали, что всё расскажем дома.

И вот, наступил он, тот миг, когда мы, наконец, поведали моим родителям о наших матримониальных планах.

Как я и ожидал, после радостных охов, ахов и поздравлений всё пошло точно по тому же сценарию, что и с разговоре с родителями Юли. Обсуждение свадьбы плавно перешло к квартирному вопросу. И снова я их буквально ошарашил известием, что за недолгое время их отсутствия я заделался владельцем земли и дома в пригороде. Снова было разглядывание документов, а затем я им рассказал нашу удивительную историю. Я сразу сказал, что понимаю их неверие моим словам, поэтому просто предлагаю, когда им будет удобно съездить и посмотреть самим. И они решили ехать сразу на следующий день, поскольку послезавтра им уже надо было на работу, а неделю пребывания в таком недоумении они могли не выдержать.

И снова было всё как в прошлый раз. Осмотр моих приобретений, знакомство с Домушей, застолье, и демонстрация нашей Домушей своих уникальных возможностей.

Уф-ф, самое тяжёлое было позади. Родные в курсе, а доверие к нашим рассказам придёт позже.

А наши отпуска продолжались. У Юли дней оставалось побольше, у меня совсем мало.

Моя деловая невеста продолжала фонтанировать всё новыми задачами и целями. Она прочитала на каком-то форуме, что не редки случаи самозахвата участков. Поэтому, решила Юлька, нам срочно нужен забор. Она подошла к делу основательно: сперва пригласила геодезистов, чтобы они произвели точный обмер нашего участка и внесли данные в кадастровый план. К сожалению, оказалось, что речка в наш участок не входит. Она общая. Но граница проходит прямо по её берегу, и мы решили сделать там калитку, чтобы в любой момент можно было искупаться или сходить в лес. Юлька уговорила меня потратиться на красивый и надёжный забор, а не просто натянуть на столбики сетку-рабицу. Она аргументировала это тем, что простецкий забор не будет смотреться, если рядом с нами вырастут дворцы новых обитателей Заброшенки. Я понимал: надо соответствовать. На скважину водоснабжения денег уже хватило еле-еле. И наша деятельность иссякла естественным путём. С остальным придётся подождать. Хотя в планах были и беседка, и банька, и гараж, и многое другое. И в дальней перспективе — дом. Ладно, самое главное у нас уже есть.

Да, произошло ещё одно событие. И я не мог понять, случайное ли оно, или тут приложила старания Домуша.

В один из приездов домовица встретила нас на крыльце. После приветствий она смущённо сказала:

— Хозяева, тут вот какое дело: кутёнок к нам приблудился. Уж и в ум не возьму, что с ним делать…

И, словно в подтверждение её слов, косолапя и спотыкаясь, перевалился через порожек из сеней на крыльцо щенок. Совсем маленький и ужасно забавный и трогательный.

Юлька сгребла его в охапку:

— Влад, Влад, смотри, какой миленький, какая мордашка! Давай его себе возьмём!

А у меня в горле словно спазм произошёл, и я ничего не мог сказать. Это был вылитый Джек. Таким я принёс его домой, когда мне было девять лет. Он был в моём сердце, и я никогда и никому не говорил о том, как же мне его не хватало все эти годы.

— Джек, — я наклонился и потрепал щенка по загривку и почесал за ушами. Он зажмурился от удовольствия и завертел своим маленьким хвостиком.

Юлька помнила, как я рассказывал ей про то, что на третью ночь мне приснился мой пёс.

— Да, Влад, — сказала Юлька, — давай назовём его Джеком. И давай считать, что твой Джек вернулся к тебе снова.

Осталось рассказать совсем немногое.

Я вышел на работу, и наши любопытные сотрудницы вскоре выпытали у меня о нашей предстоящей свадьбе. Для них наш роман был своеобразным сериалом в режиме реального времени. И вот, наконец-то в сюжете наметился кардинальный перелом! Разумеется, я всех их пригласил на свадьбу, и это дало импульс их бурной деятельности. Ну а как же? Во что одеться, что подарить? Наиважнейшие вопросы.

А я снова погрузился в ежедневную рутину работы. Мне ничего особо не поручали, в делах ещё продолжался летний застой, начальница была в отпуске.

И я решил вернуться к моей литературной деятельности. Но удивительно! Ни одна из тех высокомудрых и глубоких мыслей, которыми я мечтал потрясти сердца и умы будущих читателей, просто не шла ко мне в голову! Я не мог написать ни строчки. Вместо этого в голове постоянно теснились воспоминания о встрече на почте с Байбукиным, о Домуше, выбирающейся из подпола, об исчезнувшем нотариусе Лапкиной, о трёх снах, полных морока и страха…

Я понял, что пережитые события начисто лишили меня писательского дара. Ах, если бы я писал не полное глубоких мыслей и эпохальных идей произведение, а какое-нибудь простенькое фэнтези!

Этими горькими мыслями я поделился с Юлькой.

— А в чём дело? — спросила она. — Опиши наши приключения. Я думаю, у тебя отлично получится.

— Юлька, — сказал я, — я себя мыслил серьёзным и глубоким писателем. И вдруг, то ли сказка, то ли фэнтези… Это мелко и недостойно.

— Почему же? — возразила Юлька. Я тебе много примеров могу привести, когда серьёзные писатели, классики сочиняли сказки. И не стыдились этого.

И вот, я написал эту книгу. Написал быстро, за несколько дней. Не знаю, понравится ли она читателям, но меня согревает мысль, что возможно когда-нибудь наши дети или даже внуки прочтут эти строки и скажут, что им за нас не стыдно.

На этом моё повествование закончено.

Нет, забыл. Юлька может быть спокойна насчет Ворона. Он её больше не потревожит. Мой отец навёл справки. Юлькин преследователь окончил свои дни на зоне в поножовщине с другими заключёнными. Мы вздохнули с облегчением. Но всегда бывает немного грустно услышать, что так бездарно и глупо распорядился своей судьбой молодой ещё человек. И сколько хорошего он мог бы увидеть и пережить, если бы избрал другой жизненный путь…

Вот теперь, кажется, всё.

Оглавление

1. Неожиданная недвижимость

2. Влад

3. Юлька

4. Байбукин

5. Заброшенка

6. Сделка

7. Первые неприятности

8. Неприятности продолжаются

9. Третья поездка в Заброшенку

10. Тайна Заброшенки

11. Ссора и примирение

12. Яблоко

13. Первый сон

14. День после первого сна

15. Второй сон

16. День после второго сна

17. Третий сон. Схватка

18. Победа!

19. Эпилог