In Umbra: Демонология как семиотическая система. Выпуск 5 (pdf) читать постранично, страница - 3

имеем дело с ситуацией мены тел, относится ли она
к «зримой» или «мечной» реальности, происходит «наяву»,
«в видении» или «в тонком сне» — нарратив, как правило, выстраивается по одним моделям независимо от рефлексии автора
над природой такого явления.
Более сложный вопрос — имеет ли смысл относить однократную/необратимую мену личин к гипертеме оборотничества.
2

См. подробнее: Антонов Д.И., Майзульс М.Р. «Мечтания» и «illusions»: Дьявольские наваждения между книжностью и иконографией
(Часть 1, 2) // Россия XXI. № 4, 5. М., 2012.
9

Д. И. Антонов

Примеров тому множество: это Актеон, превращенный в оленя
и убитый богиней Дианой, или Дафна, ставшая лавровым деревом, это участники свадьбы, обращенные колдуном в волков,
или персонажи, после смерти превратившиеся в камень, скалу
и т. п. Как ни странно, тема одержимости, в которой физические трансформации персонажей часто вовсе не выражены или
описаны минимально, оказывается гораздо ближе к оборотничеству, чем зримое, но однократное превращение. Необратимая
трансформация лишает персонажа способности к дальнейшей
мене личин и попросту переводит в другое состояние / качество. Вполне понятно, почему исследователи часто исключают
такие случаи из круга мотивов, связанных с оборотничеством.
Всем этим и многим другим вопросам была посвящена
конференция «Оборотни и оборотничество», прошедшая
в РАНХиГС в конце 2015 г.3 Многие статьи, вошедшие в пятый
выпуск альманаха, стали результатом этого форума.

3

См. сборник материалов конференции: Оборотни и оборотничество:
стратегии описания и интерпретации…
10

Оборотни и оборотничество

IN

mbra
С. Ю. Неклюдов

демонология
как
семиотическая
система
№

Оборотничество:
«природа вещей»,
объем понятия,
региональные версии1

5

1.
боротничество в широком смысле
слова — это магическое изменение каким-либо существом своего внешнего вида. Подобными
способностями обладают многие персонажи «низшей» мифологии, прибегающие к различным превращениям, хотя подчас и имеющие излюбленные личины (например, коня, козла,
барана, овцы, свиньи, зайца и др. у черта в славянских традициях [СД 3: 467–469 (Виноградова Л.Н. «Оборотничество»)],
либо — в специфической ситуации бегства от грозы — котенка,
черного ягненка и пр. [Померанцева 1975: 137]).
Особый случай — леший, домовой, бес, которые принимают
образ родственника или знакомого, выступая, кроме того, в качестве ложного брачного партнера, выдающего себя за умершего /
отсутствующего жениха (~ невесту, мужа, жену) [Неклюдов 1996:
4–7]. Наконец, настоящими демонами-оборотнями являются
подменыши, дети инкубов и суккубов, подбрасываемые на место
похищенных новорожденных [Махов 2007: 204].
Мотив оборотничества базируется на комплексе архаических
представлений о двойной, зооантропоморфной, природе мифо-

О

1

Статья представляет собой переработанную и дополненную версию публикации в сборнике материалов конференции «Оборотни
и оборотничество: стратегии описания и интерпретации» (Москва,
РАНХиГС, 11–12 декабря 2015) [Неклюдов 2015: 7–13].
13

С. Ю. Неклюдов

логических персонажей — тотемных первопредков и культурных
героев (причем грань между ипостасями человека и животного подчас трудноуловима), а также представлений о возможности воплощения души человека в животном (растении, предмете); известную
роль могла сыграть и практика охотничьей (~ игровой) маскировки. Следует, наконец, обратить внимание на разнообразные манифестации духов, у которых вообще отсутствует «изначальный»
облик2, и на воплощение «внешней души» мифологического персонажа в каком-либо животном, растении и даже человеке.
Не исключено, что мотив оборотничества связан с переходными обрядами, санкционирующими перемену состояния
человека, которая интерпретируется как смерть в одном статусе и рождение в другом, что сопровождается пересечением
пространственно-временны́х рубежей между областями мифологического космоса. Вспомним чудесные трансфигурации сказочно-эпических персонажей (включая их околдовывание), метаморфозы фольклорного героя при его перемещениях по шкале
«высокое — низкое» и т. п. Прибыв в царство невесты («чужое»,
запредельное, иногда хтоническое), богатырь архаического эпоса и сказки подчас принимает облик беспомощного, социально
отверженного существа — ребенка (сироты) или, реже, старика,
приближаясь тем самым к рубежу ‘смерть / рождение’, и сохраняет «обращенный» облик вплоть до своего полного утверждения
в новом статусе — статусе мужа. То же происходит в сюжетах о зооморфном брачном партнере [AaTh 401 и др.], который сбрасывает
звериную (птичью, рептильную и др.) личину ночью (временной
рубеж) и совсем отторгает ее при окончательном утверждении
в новом статусе (обычно — после путешествия героя / героини
2

Так, при попытке изобразить дему папуас чертит «три зигзагообразные линии, означающие